«Пепелище славы»

Пепелище славы (fb2) - Пепелище славы 1512K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ярослав Денисенко

Ярослав Денисенко Пепелище славы

ПРОЛОГ

23 число 6 месяц 7685 год от Начала Времен.

Элемдар, столица Дивных эльфов.

День обещал быть ясным. В такую погоду из высоких стрельчатых окон королевского дворца открывался особенно захватывающий вид на цветущие долины и заснеженные пики Пограничных гор. Восходящее солнце уже тронуло своими лучами вершину величественного Эрмедина, перекрашивая седоголового исполина в дерзкий рыже-алый оттенок.

Что может быть естественнее для эльфа, чем вдумчивое созерцание прекрасного? Глядя на эту умиротворенную картину невозможно было поверить, что совсем недалеко, всего лишь по другую сторону горного хребта, проливаются реки крови, пылают города и деревни, и стонет земля под железной поступью демонических армий повелителя Тьмы.

Трое в просторном светлом зале и не думали обращать внимание на чарующее зрелище. Война была для них единственной из граней окружающей действительности, заслуживающей на данный момент внимания. Ландаир, король Дивных эльфов, и двое его военачальников обсуждали последние новости, более чем тревожные.

— Мой король, простите столь резкие слова, — проговорил один из командиров, типичный представитель Дивной ветви эльфийского народа: худощавый, темноволосый, со светлой до прозрачности кожей. — Я всегда уважал вас как правителя и полководца, но… То, о чем вы говорите — безумие. Выступать, не дождавшись союзников, через какие-то сомнительные порталы человеческих магов… Даже все наше войско целиком покажется малой искоркой Света среди темных полчищ Врага. Но вы еще хотите отделить от него почти что треть и бросить на защиту неприступной крепости, способной продержаться в осаде не один месяц. Если вы считаете целесообразным отбить Тилинэталь сейчас, мы располагаем временем, чтобы ударить всеми силами, а затем присоединиться к союзникам и совместно выдвинуться на Врага.

Второй командир, высокий эльф с необычным для Дивных серебристым оттенком волос, был не столь категоричен в своем мнении.

— Вы всегда отличались благоразумием, мой король, а этот план выглядит настоящей авантюрой. Возможно, имеются какие-то особые причины, вынуждающие вас так поступать?

Печальная улыбка легла на тонкие черты короля.

— Ты прав, старый друг, — с грустью вздохнул правитель. — Причины есть, и очень серьезные. К сожалению, я не могу их открыть даже вам. Все, что я могу сказать — мне действительно необходимо оказаться у цитадели Врага первым. Раньше, чем союзные армии придут к месту сбора.

— Тогда, — встрепенулся темноволосый, — тем более не имеет смысла прорываться в Тилинэталь. Город выдержит и не такую осаду. А вам, мой король, понадобятся в помощь все возможные силы.

— Нет, — покачал головой правитель. — Очень скоро вы поймете сами, насколько важно сейчас освободить Тилинэталь. Пока же поверьте мне на слово, друзья. И поспешите, времени осталось совсем немного.

Двое эльфийских командиров, потомки многих поколений славных воинов, не нуждались в дальнейших указаниях.

— Мой король, мы отправимся к Тилинэталю и уничтожим осадившие город войска, — ответил за обоих серебряноволосый.

С коротким поклоном воины вышли. Некоторое время правитель задумчиво глядел им вслед, затем обратил, наконец, внимание на чудесный вид за окном. Рыжее стало розовым, потом золотым — тени, краски, очертания менялись почти на глазах. Ландаир внимал каждой черточке, каждому мгновению этого рассвета. Не только эльфийская созерцательность была тому причиной. Совершенно непроизвольно король нащупал под одеждой плотный мешочек с небольшим камнем внутри. Простой осколок гранита со склонов Эрмедина. Маленький камушек… Способный повлечь за собой лавину. Ландаир знал: из похода, в который он выступает сегодня, не вернется никто. Эльфийский король наблюдал игру света на снегах Эрмедина последний раз в жизни.

Мелодика заклинания отличалась от всего, что эльфы видели до сих пор: а они по праву считались самой волшебной из рас, населяющих Виэллу. Высокий седовласый старик в белой мантии воздел руки широким жестом, и на фоне зеленых холмов начали прорисовываться туманной аркой очертания будущего портала.

Уже вторую армию за день провожала эльфийская столица. В полдень ушел отряд из четырех тысяч отборных воинов под предводительством двух лучших полководцев. Горстка храбрецов, поклявшихся защитить от превосходящих сил Врага Тилинэталь, прекрасный город в северных отрогах Пограничного хребта. К вечеру была готова к выходу основная часть войска.

За свою долгую жизнь эльфы в совершенстве обучались владению разными видами оружия и могли выступать в качестве любых войск, за исключением, разве что, тяжелых латников и рыцарской конницы, требующих от воинов сложения куда массивнее эльфийского. В альянсах с людьми они традиционно предпочитали роль лучников, но сейчас, в отсутствие союзников, Ландаир принял решение перевооружить большую часть армии под легкую пехоту.

Стройные остроухие воины в сверкающих чешуйчатых латах замерли в ожидании, наблюдая за работой человеческого мага.

Чародейский туман сгущался, сквозь него уже с трудом просматривались очертания долины. Арка поднималась, смыкаясь в приплюснутый овал, напоминающий гигантское зеркало. Синеватые сполохи плясали по краям этого «зеркала», посередине же клубилась и дрожала белая дымка, словно закипающая в котле вода. Внезапно поверхность подернулась рябью, и туман рассеялся, открывая потрясенным зрителям тягостную картину. Местность по ту сторону волшебного окна была такой же холмистой, как и окрестности эльфийского города — и на этом любое сходство между двумя пейзажами заканчивалось. Пожухлая коричневая трава покрывала редкими пучками растрескавшуюся почву. Приземистые деревья тянули голые изломанные ветви к зловеще-багровым небесам. До заката в Черных землях оставалось еще немало времени, но ни единого солнечного луча не пробивалось сквозь плотную завесу Тьмы. Над мертвой равниной в сердце вражеских земель царила вечная ночь.

— Что за прОклятое место! — с содроганием произнес старший из сыновей короля, статный эльф, напоминающий лицом отца.

— Что ж, зато нам не придется долго ходить, чтобы пожаловать к Врагу в гости! — попытался подбодрить его младший брат, но сквозь напускное веселье в голосе прорывались нотки истерики.

Ландаир стиснул в руке мешочек с камнем. Острые грани больно врезались в ладонь, несмотря на толстый слой покрывающей их материи.

— Пора выступать, — решительно заявил король.

И тут из-за вершины ближайшего холма галопом вылетел отряд всадников. Длинногривые эльфийские кони летели во весь опор, но тяжесть движения выдавала крайнюю усталость животных.

— Финралиан, — горестно вздохнул Ландаир. — Он все-таки догадался. И успел.

Первый из вновь прибывших резко осадил коня прямо перед королем. Совсем молодой, не старше тридцати, эльф с выцветшими на солнце волосами и золотистой от загара кожей.

Финралиан, правитель Морской ветви Светлого народа, был крайне зол.

— Значит, это правда! — вскричал он, яростно сверкая глазами пронзительно-бирюзового цвета. — Вы решили отправиться в поход одни, не предупредив даже нас!

Порыв сухого пыльного ветра из зева портала словно принес с собой все отчаяние и боль умирающей земли. Конь Морского короля испуганно прянул в сторону, и наезднику пришлось проявить все умение, чтобы удержаться в седле и успокоить разнервничавшееся животное. Это обстоятельство заставило эльфа, наконец, обернуться, чтобы как следует разглядеть результат человеческой волшбы, на который он в запале почти не обратил внимания.

— Во имя Творца! — воскликнул Финралиан, меняясь в лице. — Что… Как такое удалось проделать?

— Люди всегда были свободнее нас — в мыслях, в поступках… В магии, — ответил Ландаир.

— И ты хотел воспользоваться их находкой один? И забрать себе всю славу? — вновь принялся кипятиться его молодой коллега.

— Нет, Финралиан. Не о славе я думал. И не о том, как подвести союзников. Портал — лишь первая часть большого плана. Сейчас уже не имеет смысла держать его в тайне. Люди не только придумали, как пробраться в самое логово Врага. Они нашли способ покончить с ним навсегда. Есть лишь одна сложность. Обряд нужно произвести в непосредственной близости от цели. Либо направить. На артефакт, там находящийся.

Морской эльф задумчиво нахмурился.

— Я правильно понимаю, что задача этого похода — донести артефакт до вражеской цитадели?

— Верно. Девять сильнейших магов, эльфов и людей, проведут обряд. Мы же должны всего лишь указать место удара. И отвлечь внимание Врага.

— Ты тем более должен был позвать нас с собой! — возмутился правитель Морской ветви. — Так или иначе, я и тысяча моих лучших бойцов здесь, и мы направляемся с вами в эти проклятые земли.

— Одумайся, Финралиан! Из этого похода не вернется никто. Враг не должен заподозрить наших истинных планов, потому я должен быть там, вместе с большей частью армии. Но МОИ лучшие бойцы сейчас двигаются в сторону Тилинэталя, не зная ничего о готовящемся обряде. Мой средний сын с семьей также находится в этом городе. Мой народ будет, кому возглавить и защитить. А что оставляешь ты своему? У тебя даже наследников нет!

Молодой король лишь упрямо мотнул головой.

— Во всех прошлых войнах Морским эльфам доставались самые незначительные роли. Даже люди сделали больше в борьбе с Врагом. Пришла пора исправить это. Имя моего народа будет стоять одним из первых в истории самой важной из битв.

— Мне некогда тебя переубеждать, — пожал плечами Ландаир и отвернулся к горнисту. — Сигналь выступление.

25 число 6 месяц 7685 год от Начала Времен

Темная Твердыня.

Чем дальше в глубь цитадели, тем меньше становилось заржавленных цепей и решеток, прикованных скелетов, гигантских паучьих сетей поперек коридора и прочих жутких символов. Тому, кто занимал эти покои, не требовалась лишняя атрибутика для того, чтобы внушать леденящий ужас. Он сам являлся его воплощением.

Чего нельзя было сказать о существе, медленно бредущем по коридору: темном рыцаре одного из низших рангов. Ближайшие соратники Темного Властелина зачастую имели вид обычных людей, и лишь окружающая их властная аура черного могущества выдавала страшнейших демонов, одним своим именем вселяющих страх в сердца смертных. Низшему адепту для достижения подобного эффекта приходилось стараться изо всех сил. Вороненые латы, которые рыцарь носил целыми днями, покрывали шипы, отнюдь не улучшающие боевых качеств доспеха, но придающие ему особо зловещий вид. Шлем венчался закрученными рогами, а его маска изображала собой скалящийся череп. Впрочем, скрывающееся под ней лицо отличалось немногим. Тьма вытягивала из своих последователей жизненные силы, делая их похожими на ходячие мумии. Среди низших адептов бытовал к тому же обычай уродовать собственные тела: неспособные вызвать ужас, рабочую энергию любого темного чародея, прямым воздействием, они добивались этого при помощи отталкивающей внешности. Щеки рыцаря покрывала грубая сеть шрамов, вместо носа зияли два неровных провала, а сожженная верхняя губа не скрывала кривых желтых зубов.

Сейчас, однако же, рыцарь боялся сам. Ему было поручено донести до Владыки недобрую весть. Если он сочтет новости достаточно плохими, вестник мог и не пережить этого события. Потому тысячник свалил эту неблагодарную задачу на сотника, сотник на десятника… А тот уже не мог никого вместо себя послать, поскольку явление с докладом рядового гвардейца Владыка посчитал бы уже явным оскорблением.

Тронный зал напоминал собой огромную мрачную пещеру, границы которой терялись во Тьме, клубящимся дымом исходящей от жуткой черной тени над высоким троном. По слухам, высшие адепты могли видеть за этой тенью истинный облик Владыки, но выяснить это доподлинно, задав прямой вопрос, ни один из низших пока не осмелился.

В трех десятках шагов от трона черный рыцарь униженно рухнул на колени.

— С чем ты явился, ничтожный слуга? — пророкотала Тьма.

— Повелитель, только что получено сообщение… Эльфийская армия численностью около десяти тысяч обнаружена в трехдневном переходе от Темной Твердыни. Они словно возникли из ниоткуда… И движутся в нашем направлении. Самое позднее, к завтрашнему вечеру, они будут у стен цитадели.

Как выяснилось, волновался адепт совершенно зря: новости нисколько не огорчили Темного Властелина, даже наоборот. В его низком голосе, зловещим эхом разносящемся по залу, звучало удовлетворение.

— Я вижу, мои усилия принесли плоды. Этот жалкий Светлый союз был обречен с самого начала. Каждый из них жаждет прославиться. Стать тем самым героем, что повергнет меня в прах. Стоило лишь подогреть эти чувства — и вот он, результат. Они даже воспользовались подкинутой мной идеей портала… Какая трогательная благодарность моим трудам! Удивительно лишь то, что первыми поддались эльфы, а не люди. Впрочем, они всегда были заносчивыми гордецами. Так даже лучше. Раздавим их для начала, а потом примемся за союзников.

Рыцарь слушал, не смея даже вдохнуть. Ему с трудом верилось в собственную удачу. Он настолько оцепенел, что едва не пропустил момент, когда Владыка прервал свои пространные размышления и обратился непосредственно к нему.

— Подойди ближе, слуга. Твое имя и звание?

— Аршат, Повелитель. Командир четвертого десятка шестой сотни второй тысячи Черной Гвардии.

— Слишком мало для столь усердного слуги.

От клубка Тьмы на троне отделилась тонкая ниточка и потянулась к адепту извивающимся щупальцем, в считанные мгновения оплетая его плотным коконом. С жутким воплем черный рыцарь рухнул на пол и забился в конвульсиях, не переставая кричать. Не в человеческих силах было пережить охватившую его боль, но адепт Тьмы давно не являлся человеком, да и живым его можно было считать с большой натяжкой. Когда последние судороги стихли, рыцарь осторожно поднял голову. Из глазниц маски исходило теперь зловещее алое свечение.

— Поднимайся же, Аршат, командир второй тысячи Черной гвардии. И передай мой приказ войскам готовиться к бою.

— Благодарю вас, Повелитель! — хрипло прокаркал новоиспеченный тысячник.

Путь обратно Аршат проделал едва не бегом. Его не только не покарали, но еще и повысили! Впрочем, особенных иллюзий черный рыцарь не питал. В армии Тьмы можно было рухнуть столь же стремительно, как и продвинуться по службе. А потому нужно использовать нежданно свалившееся счастье в полной мере, пока оно не закончилось так же внезапно, как началось. Аршата совершенно не занимала текущая война и скорое сражение с эльфами. У него было полно других забот. Для начала доспех. Сейчас же отнесет его кузнецам и лично пронаблюдает, как плющится под молотом это шипастое убожище. Подаренных Владыкой сил вполне достаточно, чтобы более не нуждаться в этом тяжеленном железном гробе. Кроме того, надо заняться лицом. С проклятущей дырой в губе даже поесть как следует не получается! Пусть приведут ему девственницу… Или лучше двух. Нет, трех. Чтобы вернуть адепту Тьмы нормальную внешность, хватит жизненных сил и одной девицы, но процесс их получения так приятен!

А перво-наперво он посадит на кол своего бывшего сотника. Нет, никаких личных счетов. Для офицера Темной армии тот был вполне достойным и милосердным командиром. Просто так. Надо же новому тысячнику чем-то отпраздновать повышение!

26 число 6 месяц 7685 год от Начала Времен

На подступах к Темной Твердыне.

Приближение противника эльфы почувствовали заблаговременно. Пребывание на Черных землях причиняло детям Светлого Народа почти физические страдания. Присутствие вражеского войска усиливало эти ощущения в несколько раз. Страх, отчаяние, ненависть, боль, смерть — вот что несли с собой тысячи существ, подвластных Тьме.

Шеренга за шеренгой, размеренной четкой поступью выползали они из-за дальних холмов, а за спиной их прорисовывался в густой черной дымке на горизонте увенчанный острыми башнями силуэт огромной цитадели.

Было что-то механическое, чуждое всему живому в этом неспешном уверенном движении. По центру маршировали ровными бронированными рядами воины Черной гвардии. Три тысячи людей, закованных в тяжелые латы и печально известная четвертая тысяча — воины урук-хай, представители новой, производной от орков Темной расы. Свирепые, не боящиеся солнечного света, превосходящие своих предшественников ростом и силой. Издалека их можно было вполне перепутать с людьми, но никакой человек не способен нести с такой легкостью огромные двуручные топоры и устрашающих размеров изогнутые мечи.

Обычные орки тоже присутствовали, и количество их способно было навести сомнение на последних оставшихся оптимистов в рядах эльфийской армии. Их неряшливая толпа сосредоточилась по правому флангу. Примерно треть орков была верхом на варгах — животных, напоминающих огромных волков.

На левом фланге наступали опять люди — воины какого-то из Темных народов, поддавшихся соблазнительным речам Врага.

И, хотя количеством противник превосходил эльфов раз в пять, это была всего лишь малая доля от общих сил Темной стороны.

— Думал, их будет больше, — заметил Финралиан, сквозь прищуренные от пыли веки разглядывая приближающееся войско. Весь отряд Морского короля остался пешим: вблизи портала лошади впадали в панику, и эльфам, всегда находящим общий язык с животными, на этот раз не удалось с ними справиться. Но эта неудача ничуть не сломила решимости молодого правителя отличиться в грядущей битве.

— Не стоит особенно радоваться, — ответил Ландаир. — Те, кого мы не видим здесь, сейчас несут войну и разорение на мирные земли соседних королевств. Возможно, они даже уцелеют, если окажутся достаточно далеко отсюда, и доставят немало хлопот оставшимся.

Тем временем волчьи всадники на правом крыле вырвались вперед, растягивая строй в широкое полукольцо. Гигантские звери скакали тяжелым косолапым галопом, свесив между чудовищных клыков алые языки. Лязг металлической брони, прикрывающей туловище и голову варгов, мешался с охотничьим кличем стаи — и наездники подтягивали эту кровожадную песню наравне с волками. На левом крыле в наступление перешла человеческая конница.

— Пытаются обойти с флангов, — сказал старший из Дивных принцев.

— Чтобы сомкнуть кольцо, им придется дожидаться пехоты, — покачал головой его отец. — Даже если им удалось приучить лошадей к этому кошмарному месту, к варгам ни одна из них не подойдет и близко.

— А значит, у нас есть достаточно времени, чтобы потрепать их по-отдельности! — заявил Финралиан, возбужденно сверкая глазами.

— Что ж, пора приниматься за дело, — согласно кивнул Ландаир.

Эльфийские военачальники разошлись к своим отрядам, и над рядами Светлого войска пронеслись первые команды. «Лучникам, приготовиться!» — доносилось с левого крыла. «Сомкнуть строй!» — звучало справа.

Навстречу оркам на черных волках взметнулась туча стрел. Десятка два варгов из передних рядов завалились наземь. В первую очередь эльфы целились по волкам, едва ли не более опасным противникам, нежели их наездники. Второй залп — и новые тела громоздятся на пути, мешая следующим позади. Кто-то из варгов не успел вовремя уйти в прыжок, преодолевая неожиданно возникшие препятствия в виде мертвых и умирающих товарищей, завязалась свалка. И все же черная лавина неумолимо неслась вперед, туда, где ее уже поджидали, тесно сдвинув щиты, воины Дивного королевства.

Начиналась битва, которая будет затем названа Последней. Ее описания появятся в хрониках многих народов, зачастую в корне противоречащие друг другу. Хроники будут лгать, все до последней. Ведь ни одного очевидца, способного поведать о ходе тех событий, не останется в живых.

Пограничные горы

Длинной цепочкой растянулся по горной тропе передовой отряд эльфийской армии, отправленной в помощь осажденному городу Тилинэталю. Презирая все возможные опасности, во главе ехал серебряноволосый командир. Раэналар, потомок Тальгиора, Клинка Творца, воин в тридцать шестом поколении, один стоил нескольких десятков бойцов.

Лишь последний перевал отделял отряд от цели, когда нечто странное заставило эльфов насторожиться.

Первыми необычное почувствовали обладатели магической силы. Некоторое время они беспокойно вертелись по сторонам, не веря собственным ощущениям, потом к этому встревоженному ерзанью начали присоединяться остальные. Наконец, кто-то решился озвучить сомнения вслух.

— У меня такое впечатление, что…

Договорить воин не успел, так и застыв с раскрытым ртом: происходило нечто настолько нереальное, что в списке невероятных событий предшествовало ему лишь одно — явление Темного Лорда с повинной за тысячелетия злодеяний. Раэналар Тальгиоринг, их железный командир, которому, казалось, неведомы даже те мелкие слабости, что могут себе позволить дети Светлого народа, без всяких видимых причин покачнулся в седле и начал медленно сползать на землю.

Эльфы были настолько ошарашены таким поворотом дел, что не сразу сообразили прийти на помощь. А когда ближайшие воины опомнились и бросились к своему командиру, тот лежал навзничь, устремив в небо невидящий взгляд серых глаз с неестественно расширенными зрачками, и лишь редкое дыхание свидетельствовало о том, что он жив. Никакие попытки привести Раэналара в чувство успехов не возымели.

— Похоже на глубокий транс, — заметил один из магов.

— Но как?! — воскликнул другой. — Его род никогда не отличался способностью к магии. Проще найти магический талант у человека, чем у одного из Клинков Творца!

Но прав был предыдущий из собеседников, командир действительно пребывал в трансе, первом и единственном в своей жизни. Он видел продуваемую ветрами площадку среди высоких скал и девять фигур в развевающихся белых мантиях, расположившихся кругом возле большого неровного камня. От обычного куска гранита, каких было вокруг предостаточно, камень отличало лишь исходящее от него яркое свечение. Из собравшейся на площадке девятки некоторые были неизвестны воину, о личности других он мог догадываться, и лишь две фигуры Раэналар узнал бы в самой огромной толпе и под десятком бесформенных балахонов.

Уже больше двухсот лет воин не мог до конца поверить в свое счастье. Он отлично знал, что нашел в одной из прекраснейших женщин Дивного королевства он сам. Раэналар не мог понять лишь того, что его спутница забыла рядом с Клинком Творца, чьи потомственные черты позволяют превратится в идеальное оружие на службе силам Света, но перечеркивают все шансы к нормальному существованию в мирное время. Но ей действительно было все равно. И то, что первой страстью того, с кем связала она свою судьбу, останется война, и лишь после этого — все остальное. И то, что редко кто из Тальгиорингов преодолевал трехсотлетний рубеж. И то, что большинство детей не получат от нее ни внешности, ни характера, ни редкого магического таланта.

При наличии вокруг огромного числа других претендентов, не требующих от своей спутницы таких жертв, она предпочла его, мужчину из рода Клинков Творца. Казалось, сама судьба благоволила смелости этого выбора, подарив им дочь вместо обычного для Тальгиорингов мальчика с серебряными волосами и врожденной склонностью к воинским занятиям. Красавица и умница, она покорила сердце Аланданора, наследного принца Лесных эльфов, ныне вступившего на трон.

Но сейчас молодая королева стояла в магическом круге рядом с матерью, и это наполняло душу Раэналара двойной тревогой.

Воин не понимал ничего из творящегося волшебства. Единственное, на что хватало его знаний в этой области — в круге происходило нечто, выходящее из ряда настолько, что помнить и говорить об этом будут поколения спустя.

Битва у Темной Твердыни

Командир второй тысячи Черной гвардии Аршат лежал, приткнувшись к земле щекой, гладкости и свежести которой могла позавидовать не одна красавица. Поглощенная жизненная энергия превратила темного адепта в крайне привлекательного молодого мужчину. Интересуйся Аршат чем-то кроме насилия и грубого истязания беспомощных жертв, он мог бы с легкостью устроить личную жизнь, не прибегая даже к магическим ухищрениям… Если бы не одно досадное обстоятельство. Уже две минуты как командир второй тысячи был окончательно мертв, а новую внешность лицо сохранило лишь с правой стороны. Левая же отсутствовала как таковая: первый удар эльфийского меча снес с головы тысячника шлем, второй срубил полчерепа и скользнул дальше по костям, сдирая кожу и мясо. Смерть постаралась от души, возвращая Аршату подобие истинного облика, и обнаженные зубы как и прежде щерились сквозь окровавленную плоть.

Его убийца стоял рядом, злой ветер Черных земель нещадно трепал выгоревшие каштановые волосы Морского короля. Непокрытая голова объяснялась вовсе не уважением к павшему противнику: ругаясь, насколько позволяло эльфийское воспитание, Финралиан пытался выправить погнутую личину шлема. Он мог себе позволить эту небольшую передышку. Гибель командира подломила боевой дух черных гвардейцев. Они бежали в беспорядке, бросая оружие, и Финралиан отдал своим утомленным воинам приказ оставить преследование.

Обманчиво тонкие эльфийские руки сгибали сталь, словно тягучую медь, но придать изуродованной личине приемлемую форму оказалось не так-то просто. Кончилось тем, что эльф сорвал клепку и досадливо отбросил в сторону свою неудавшуюся работу.

— Мой король, — окликнул его один из воинов, поспешно расстегивая ремешок на подбородке, но Финралиан только отмахнулся.

— Оставь себе. Какой смысл, мы все здесь погибнем, раньше или позже. Я уже совершил в этой битве столько, чтобы не стыдится встречи с Творцом. Жаль только, баллад об этом не сложат. — Король печально вздохнул. — Ладно, отдохнули и хватит. Пора помочь Ландаиру.

Поредевший до неполной сотни отряд вновь устремился в гущу кипящего сражения.

Раэналар Тальгиоринг

Свечение вокруг камня усиливалось с каждой минутой. Оно захватило уже весь круг и перекидывалось на стоящих магов. Раэналар был уверен: на его глазах происходит нечто ужасное, непоправимое, но единственным доступным действием оставалось молчаливое наблюдение.

Теперь уже вся площадка источала ослепительный свет. Только сейчас воин обратил внимание на небольшой свежий скол на боку камня. Раэналару показалось, что из этого участка исходят особенно яркие лучи, тонкими ниточками устремляясь куда-то вдаль, но эльфу было совершенно не до того. Все его внимание занимали два самых дорогих в этом мире существа. На место вставали последние фрагменты в головоломке, не дававшей ему покоя всю дорогу от столицы. И непонятная радость, промелькнувшая в глазах любимой, когда он сообщил ей о походе на Тилинэталь, и странная клятва, которую она потребовала на прощание: «Только обещай мне, что будешь жить. Пожалуйста!» Лишь сейчас понял Раэналар, что речь шла вовсе не о риске, преследующем каждого воина, уходящего в поход. Она просила его жить… Без нее. Такого эльфу не могло привидеться в худшем из кошмаров. Он, Клинок Творца, воин, в любой момент готовый к смерти, останется жив, а две драгоценные его сердцу женщины — нет.

И в этот момент его заметили. Хрупкая рука поднялась до боли знакомым изящным жестом и взмахнула в сторону Раэналара. Невидимая сила вытолкнула воина из круга, увлекая с непреодолимой мощью прочь — туда, где осталось лежать его бесчувственное тело. Последнее, что успел он разглядеть, были сияющие фигуры, распадающиеся на потоки чистого Света, уходящего в камень. Нити на сколе сделались яркими, похожими на сияющие натянутые струны…

Следующим ощущением эльфа оказалась неожиданная боль в спине и боку — как будто его основательно приложили ими о камни. Он и правда лежал на земле, а вокруг толпились воины, встревоженные и озадаченные, переводя взгляд то на командира, то на странное белое зарево, занимающееся далеко на юго-западе, в направлении покинутой столицы.

Битва у Темной Твердыни

Еще до того, как им удалось пробиться к остаткам армии Дивных, Финралиан понял, что дело плохо. От четкого порядка, отличавшего начало сражения, не осталось и следа. Была только тающая горстка отчаянно сражающихся эльфийских храбрецов, занимающих круговую оборону, и лезущая на них перемешанная толпа из людей и орков.

Ландаира Морской король обнаружил среди раненых, в середине этого сжимающегося круга. Правитель Дивных доживал последние минуты: обломок копья, вошедшего снизу под ребра перекрывал рану, не давая Ландаиру тотчас истечь кровью, но силы быстро оставляли короля.

— Что же твои маги? — спросил Финралиан, перекрикивая звон оружия. — Когда они начнут? Мы не продержимся долго! Если артефакт попадет в руки Темного Лорда раньше времени, все окажется напрасным!

Слабая улыбка озарила лицо умирающего. Он медленно разжал ладонь, и морской эльф увидел маленький осколок гранита, на глазах разгорающийся ярким белым светом. Финралиану пришлось наклониться к самому лицу раненого, чтобы услышать ответ.

— Они уже начали, разве ты не чувствуешь?

И тут Морской король понял, что странное ощущение, которое он принял было за упоение боем, вовсе не являлось таковым.

— Возьми, — продолжил Ландаир, протягивая ему артефакт. — Ты ведь хотел сыграть решающую роль. Отнеси его к черному логову Врага и покончи с ним навсегда.

Шум битвы стихал так же быстро, как наливался светом камень. Финралиан просто кивнул, принимая бесценную ношу из слабеющей руки Дивного короля, и выпрямился во весь рост, подняв сияющий артефакт высоко над головой.

Все порождения Тьмы, не успевшие разбежаться в поисках спасения от убийственного свечения, повалились наземь, воя от охватившего их нестерпимого жжения. Часть людей — те, чьи души не до конца поддались Тьме — еще могли сражаться, но при виде происходящего их охватил такой ужас, что они предпочли оставить всякое сопротивление.

Никто не посмел встать на пути высокой фигуры с развевающимися волосами, в ореоле ослепительного Света. В тишине, нарушаемой лишь свистящими порывами ветра, Финралиан двинулся вперед, к маячащей на горизонте черной громаде.

Мир Виэлла, северный континент.

Охватившее полнеба сияние, по яркости затмевающее даже солнечный свет, видели в тот день все жители материка.

Те же, кому не посчастливилось оказаться в непосредственной близости от явления, могли наблюдать, как стена ослепительного света режет землю будто бы гигантским лемехом, вспахивая континент до самой основы. Сияние угасло, и в небе возникла огромная черная воронка, окруженная все тем же белым светом, а затем резко, словно схлопнувшись, исчезла.

Оставшаяся на теле континента рана была слишком обширной и глубокой, чтобы ее появление прошло без дополнительных последствий. Трещина продолжала расширяться сама по себе, поглощая все на своем пути, пока не достигла края материка. Океанские воды хлынули в провал, заполняя его, и замыкающий отряд эльфийской армии, спешащей на выручку Тилинэталю, с удивлением обнаружил, что на месте зеленой долины, которую они покинули несколько часов назад, простирается море.

Отчаянная авантюра короля Дивных эльфов в союзе с человеческими магами увенчалась успехом в полной мере. Зловещий повелитель Тьмы был развоплощен и полностью изгнан за пределы мира, но цена, которую пришлось заплатить, оказалась ужасной. Около трети континента ушло под воду, образуя штормливое и неприветливое Новое море. Пострадали не только земли, подвластные Тьме. Перестало существовать все Дивное королевство, за исключением единственного города далеко в горах. Затопило и большую часть Морских поселений. Лесные эльфы, на которых две другие ветви всегда поглядывали с высокомерным снисхождением, разом сделались самым многочисленным и влиятельным из эльфийских народов. Лицо Виэллы изменилось резко и навсегда. А главное, что еще предстояло обнаружить выжившим, мир покинула не только Тьма…

Первыми изменения почувствовали маги обеих сторон, разом утратив большую часть своих способностей. Лишенный поддержки Светлых чародеев, Тилинэталь пал, не дождавшись подмоги. Войска под началом Раэналара Тальгиоринга и Эльтаниара Норанэльдэ опоздали всего на несколько часов. Ко времени их прибытия лишь небольшая группа жителей еще оборонялась в центральной крепости. Не дав воинам и малой передышки после долгого утомительного перехода по горам, командиры бросили отряд на расслабившегося за грабежами и бесчинствами врага. Неожиданность позволила им занять на недолгое время часть города и дать последним его выжившим защитникам возможность вырваться из западни, но очень скоро враг опомнился. Большая часть Дивных воинов пала, прикрывая отход мирных жителей.

Неделю спустя Аланданор, Лесной король, подошел к Тилинэталю с большим войском, состоящим из Лесных и Морских эльфов, и одержал решительную победу над армией Темных, но от города к тому времени остались только оскверненные черной магией руины.

Из королевского рода Дивных эльфов выжила лишь пятнадцатилетняя принцесса, а число ее подданных более не превышало полутора тысяч. Растерянная девочка, не верящая в собственные силы и напуганная неожиданной ответственностью, сложила с себя власть, передавая жалкие остатки своего народа под руку Лесного короля.

Полная зачистка окружающих территорий от уцелевших мелких отрядов врага заняла не один месяц.

3 число 7 месяц 7685 год от Начала Времен, он же 1 год Новой эпохи.

Где-то на севере от Лесного королевства

Сотник из клана Клыков Тьмы, волчий всадник Гхатш с удивлением наблюдал, как невысокий человечек в черных доспехах истерически орет, брызгая слюной.

— Эльфийское отродье! Трусливая падаль! Неблагодарные твари! Я вам покажу такое «отступать»! Как это вообще пришло в ваши пустые головы!

Длинный кнут в руках человечка извивался змеей, и каждый его щелчок заставлял Гхатша нервно вздрогнуть. На его смуглой коже чистокровного орка выделялся белой полосой не один след этого ненавистного орудия. Из всех наказаний, принятых в Темной армии, черный рыцарь Дантар, их командир, предпочитал порку, собственноручно приводя в исполнение все приговоры. При умелом применении кнута, им можно убить с нескольких ударов, но Дантару того показалось мало, и он наполнил свой любимый инструмент магией, причиняющей боль и затрудняющей заживление ран. «А возможно, — мелькнула у орка крамольная мысль, — он просто не умел его применять».

Вообще-то невысокий человечек и был черным рыцарем Дантаром, но вот как раз его Гхатш почему-то не боялся. «Да это же просто какой-то слабак и недомерок!» — с удивлением думал орк, недоумевая, куда девалась зловещая властность, заставляющая дрожать в страхе от одной мысли о неповиновении.

Визгливый голос болезненно ранил чуткий орочий слух. «Он меня раздражает», — понял Гхатш, и тренированное тело бойца само подсказало необходимый ход действий.

Задумайся Гхатш хоть на мгновение, и внушаемые с младенчества убеждения о всемогуществе черных адептов наверняка взяли бы верх. Но волчий всадник не привык думать. Инстинкт хищника, увидевшего перед собой доступную слабую жертву, завладел им полностью. Быстрым движением орк шагнул к охрипшему от крика командиру, перехватывая кнут за конец рукояти, и дернул. Вместо обычной нестерпимой боли он почувствовал лишь легкое покалывание. Не ожидавший нападения черный рыцарь потерял равновесие, заваливаясь вперед. Он не успел даже потянуться к оружию. Когтистая лапа Гхатша сгребла его за волосы, а в следующий момент лицо Дантара повстречалось со стальным наколенником орка. Когда, несколько секунд спустя, рыцарь пришел в себя, он уже лежал на земле, прижатый тяжелой, свитой из сплошных мускулов, орочьей тушей. Проворные смуглые пальцы сноровисто избавили его от меча, кинжала, шипастого кистеня и потайного ножа. Дантар удовлетворенно усмехнулся про себя. Второго орк не нашел — а значит у него еще остался шанс.

— Лежать! — прикрикнул Гхатш, почувствовав, что его жертва шевельнулась. — Куда клешни тянешь, тварь полуденная!

Грозным предупреждением дело не ограничилось. Взметнулся орочий боевой нож, весом превосходящий иной топор, одним движением отделяя упомянутую «клешню» от запястья. Больше удерживать — уже явно бывшего — командира волчий всадник нужным не счел.

Словно во сне наблюдал Дантар, как Гхатш подбирает предмет, только что бывший его правой кистью, со смаком слизывая капающую кровь длинным темным языком, затем издает подвывающий звук, и огромный варг, будто собачонка, ловит на лету зловещую подачку. В этот самый момент рыцарь вдруг поверил, что сейчас умрет, и никакой запрятанный нож не поможет ему.

Дантар даже не сопротивлялся, когда Гхатш подхватил его за волосы и поволок по пыли, как худосочную человечью девку, вдоль угрюмо притихших товарищей.

— Вот, — прорычал он. — Видите, кто хотел отправить нас на верную смерть? Полюбуйтесь, как трясутся у него поджилки!

— Он рыцарь Тьмы! — неуверенно возразил кто-то.

— Он обычный трус и слабак, — сплюнул Гхатш, перерезая ножом ремни черного панциря, и пролаял что-то варгу, как раз покончившему с первым гостинцем. — Добыча, — перевел он для тех, кто не понимал волчьего языка.

Вот тут-то Дантар и вспомнил о своем потайном оружии, но против черного монстра размером с хорошего пони, маленький ножик в левой руке окровавленного, дрожащего от боли и страха человека, был совершенно бесполезен. Ненадолго остановил чудовищного волка и толстый кожаный поддоспешник. Как и все крупные хищники, варг предпочитал начинать еду с живота.

— Дантар мертв, — констатировал один из сотников, когда вопли рыцаря сменились усердным чавканьем и хрустом. — Что теперь делать нам?

Брезгливо подобрав валяющийся на земле кнут, Гхатш переломил его о колено.

— Желтоволосых ушастиков слишком много, — уверенно заявил волчий всадник. — Если мы останемся здесь, нас выследят и затравят. На востоке море. На западе и юге враги. На севере — дикие земли. Мы уйдем туда, так далеко, как только сможем. Пусть все забудут о нашем существовании. И тогда мы вернемся, чтобы отомстить.

Некоторое время орки для приличия поспорили, но к закату, когда пришла пора выступать, идея Гхатша была принята с редким единодушием.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

306 год Новой эпохи.

Если бы какой-нибудь человек вышел в тот день на узкую звериную тропку в неделе пути от границы эльфийских земель, он остался бы в полной уверенности, что повстречал юного лесного бога. Стройный всадник с прекрасным лицом и длинными, до самого пояса, золотистыми волосами. Безоружный, босой и по пояс обнаженный, на длинногривом рыжем коне без седла и узды, он словно источал вокруг себя мягкий теплый свет.

На самом деле всадник не был богом, он был всего лишь эльфом. И юным смотрелся исключительно на человеческий взгляд. Сородичи могли бы отметить излишнюю сухощавость тела, тусклый оттенок волос и глаз, свидетельствующие о пяти-шести прожитых столетиях. А светлая дымка и вовсе говорила о том, что эльфу остались считанные дни до момента, когда его путь окончательно покинет пределы этого мира.

Он был действительно стар. Не телом, душой. На своем веку эльфу довелось перепробовать много занятий: мага, воина, поэта, ученого. И сейчас он подошел как нельзя ближе к разрешению серьезного философского вопроса: что происходит с эльфами, уходящими за грань, если путь в чертоги Светлого Творца теперь закрыт. Почувствовав приближение срока, он привел в порядок все дела, распорядился о судьбе имущества — в основном это касалось огромнейшей библиотеки — и отправился на поиски места, наилучшим образом подходящего для отбытия в иные сферы.

Долгий подъем привел на каменистую кручу, с которой открывался захватывающий вид. Далеко внизу чуть рябила на ветру светло-голубая, под стать небу, морская гладь. К ней спускались широкие ступени скал, поросших золотистым лишайником. Кое-где за щели цеплялись мхи и небольшие кустарники. Приближающаяся осень расцветила их листву в пестрые оттенки — от привычных зеленых до ярко-бордовых, розовых, желтых и фиолетовых. Даже броское изобилие южных земель не могло поспорить разнообразием красок с догорающим северным летом.

Спешившись, эльф подошел к самому обрыву и остановился, прислушиваясь к резким чаячьим голосам. С наслаждением потянул ноздрями влажный морской воздух. Ему здесь нравилось.

Он вернулся к коню и ласково похлопал по шее.

— Возвращайся-ка домой, дружок.

Эльфы, а в особенности Лесные, всегда ладили с животными, но никогда ранее он не погружался так глубоко в мысли другого существа. Вместо обычного смутного образа он умудрился передать коню четкую картинку. Печально ткнувшись мордой в хозяйскую руку, конь затрусил по осыпи вниз. Но чувство единения с другим сознанием не исчезало. Все новые и новые «голоса» вливались в этот поток ощущений, и эльф понял: началось.

Он был одновременно эльфом на обрывистом берегу и чайкой, выслеживающей добычу в зеленоватой толще воды. Большим надтреснутым валуном и пригревшейся на нем змейкой. Приземистой сосной с искрученным, перевитым в постоянной борьбе с ветрами стволом и медузой, чей студенисто колыхающийся купол тихим призраком парил в глубине над морским дном.

Чем-то это походило на состояние, в которое маги погружались за работой, но сейчас картина была особенно яркой, глубокой, целой и гармоничной. Грусть, преследовавшая эльфа при мысли о расставании со всем земным, сменилась радостью, светлой и легкой. Он двигался вперед, к новым уровням познания, и печаль тут была неуместна…

Вдруг в расширяющиеся с каждой минутой границы восприятия попали три черных пятна. «Опасность!» — вскричали рефлексы воина Света, рывком возвращая наполовину отделившееся сознание обратно в тело. «Не может быть! — подумал эльф. — Всех Темных тварей уничтожили еще три столетия назад!»

Осторожно, чтобы не ускорить начавшийся процесс ухода, он принялся изучать неприятный сюрприз. Пятна казались тусклыми и размытыми по сравнению со знакомой антрацитовой чернотой, отличающей порождения Врага. И все же, ошибка исключалась. Неподалеку отсюда находились три существа Темной природы. «Людские полукровки?» — пришло на ум возможное объяснение. Довольно-таки логичное — существа активно передвигались, невзирая на дневное солнце, губительное для исконных тварей Тьмы. Эльф сосредоточил внимание на одном из пятен, и чуть было не потерял концентрацию, позволяющую ему удерживаться в теле: так неприятна оказалась смесь лютой ярости, кровожадного азарта и смертельной ненависти ко всему окружающему. Воин Света успел подзабыть, насколько отвратительно прикосновение к Темному сознанию. Куда осторожнее он потянулся ко второму пятну — и тут его поджидало новое потрясение. Ничего похожего он до сих пор не встречал. Определенно, существо являлось Темным. Но вместо запредельной черной злобы эльф нашел в нем… радость. Больше всего это напоминало охотничий задор молодого зверя: дурашливого игривого детеныша, изо всех сил изображающего из себя серьезного взрослого хищника. И ни единого признака болезненного излома, характерного для Темной души. Третье существо напоминало второе, но помимо незамысловатого звериного счастья, присутствовало там нечто другое, больше и глубже.

Внимательнее эльф рассмотреть не успел. Неустойчивое равновесие внутри сместилось, и приостановленный было переход захватил его с новой силой. Некоторое время эльф пытался сопротивляться: столь важные новости просто необходимо донести до остальных. Но распад телесной оболочки уже перешел критическую черту. Единственное, что уходящий еще мог сделать — попытаться уничтожить угрожающую находку. Пусть странные и необычные, существа были Темными, и в условиях острой нехватки времени на поиски лучших решений, это служило определяющим аргументом.

Эльф понимал, что его нынешние умения — жалкая тень былых возможностей, но долг призывал совершить все для защиты Светлого дела. С трудом собирая остатки расплывающегося, ускользающего сознания, он ударил всей имеющейся у него силой — и навсегда покинул этот мир.

Чем-то происходящее напоминало игру в «охотника и добычу» — любимейшее развлечение детворы Северных Кланов, после «воителей Тьмы». Правила этой игры не определяли четко ролей. По ходу забавы они менялись неоднократно, и «добычей» становился в итоге тот, кто первым допустит оплошность.

Сходство было настолько сильным, что Орогу в который раз приходилось напоминать себе о том, что сейчас мерилом проигрыша служит смерть.

Почти две недели прошло с тех пор, как они с братом наткнулись на лишенного имени. С того самого момента и продолжалось это затянувшееся преследование. Законов у Кланов было немного, но имеющиеся полагалось исполнять неукоснительно. И один из них гласил: если изгнанник умудрился пережить в одиночестве зиму, то это уже не наказанный преступник, а злой дух в его теле, единственной целью которого является причинение вреда живым. Встретив такого, следует истребить его любой ценой. В духов Орог не верил, а изгой уж точно не побежал бы доносить вождям на двух подростков из клана Когти Ужаса, отказавшихся открыть на него охоту, но у названного брата Шенгара как всегда дело бежало далеко впереди мысли (если последняя редкая гостья вообще посещала его шальную голову). Лишенный имени узнал об их существовании, и вопрос его смерти сделался вопросом их собственной жизни.

Вся проблема заключалась в том, что даже Орога нельзя было назвать совсем уж взрослым — а что говорить о Шенгаре, лишь весной получившем на плечи символы клана! Двое мальчишек, семнадцати и четырнадцати лет, против взрослого орка, хитрого и сильного настолько, чтобы прожить несколько лет в тайге, в полном одиночестве.

Несмотря на молодость, и Орог и Шенгар считались среди Когтей Ужаса далеко не последними охотниками. Но вот уже две недели, как лишенный имени не давал им расслабиться ни на мгновение. Речь шла даже не о том, чтобы им, двоим, загнать его одного. Несколько раз братья сами чудом избежали расставленных изгоем ловушек.

День за днем они отходили все дальше и дальше на юг, к местам, упоминаемым лишь в рассказах старейшин, и далеко не лучшими словами. Из этих рассказов выходило, что южные леса кишмя кишели желтоволосыми эльфами, которых героические предки, разумеется, убивали сотнями и тысячами — однако ж почему-то все равно без огляду драпанули на север, аж до самых Пустошей за Ледяным проливом.

Ни одного эльфа они до сих пор не встретили, но незнакомая для всех троих участников местность ставила новые правила «игры». Теперь, помимо расчета, значительную роль играл случай, и на этот раз удача решила улыбнуться молодым Когтям Ужаса.

Изгой угодил в длинный сужающийся овраг, и ему ничего не оставалось делать, как двигаться по нему вперед — по всей видимости, к развязке. Сейчас он был «добычей», а «охотники» шли поверху, с обеих сторон.

Но даже при таком повороте событий Орогу было неспокойно. За результат прямого столкновения, даже двое на одного, он бы совсем не поручился: несколько раз ему удалось мельком рассмотреть соперника. Ничуть не напоминающий затравленного беглеца медведище с поразительной для столь тяжелой фигуры легкостью движений.

Лишь бы только брат не выкинул с дурной головы очередное «геройство»!

А еще Орога не оставляло неприятнейшее чувство чужого взгляда в спину.

Вопреки опасениям брата, геройствовать Шенгар вовсе не собирался, даже наоборот, проявлял редкую для своей натуры рассудительность. На своей стороне оврага он нашел толстую сосну с разветвившимся стволом, отличную позицию для стрельбы. Лучником он был отменным, точностью попадания с лихвой компенсируя недостаток сил, необходимых для натяжения полноценного взрослого лука. Сейчас все, правда, шло к тому, что стрелять придется почти наугад, но Шенгар готов был рискнуть. Как раз в тот момент, когда Орог молил всех известных ему духов и богов хоть ненадолго наградить брата благоразумием, тот осторожно заползал на сосну, держась стороны, противоположной оврагу.

Прижимаясь к шершавой коре, Шенгар влез на развилку и распластался по широкой ветке, положив под руку лук и пару стрел. Теперь оставалось ждать. Стоит изгою хоть малейшим движением листочка выдать свое местонахождение, как с ним будет покончено.

И тут Шенгара посетило отчетливое ощущение того, будто кто-то уставился ему прямо в затылок. Юный охотник нахмурился и озадаченно потянул носом воздух. Направление ветра не позволяло как следует учуять изгоя, но он был внизу, в овраге, вне всяких сомнений!

Холодком под меховым воротом безрукавки отозвались страшные рассказы о призраках и духах, подстерегающих одиноких путников за границами клановых земель. Из головы юноши напрочь вылетело то обстоятельство, что автором доброй половины историй, от которых трясется сейчас, повизгивая от ужаса, вся клановая малышня, а также девушки и женщины независимо от возраста, является он сам. «А вдруг он и впрямь злой дух в орочьем обличии?» — думал Шенгар, чувствуя, как крупные мурашки разбегаются по рукам.

Дальнейшие события заставили его разом отбросить все нелепые сомнения. В узком прогале между кустов промелькнул темный мех чужой одежды. Мгновения не прошло, как Шенгар оказался на ветке верхом, с натянутым луком, и…

Волна обжигающей боли прокатилась по телу, заставляя забыть обо всем. Стрела, вывалившись из ослабевших рук, упала по одну сторону сосны, лук по другую, а вслед за ними на землю обмякшим кулем рухнул неудавшийся стрелок и покатился вниз по склону прямо под ноги своему врагу.

Спасло Шенгара лишь одно: неведомое явление зацепило лишенного имени ничуть не меньше его самого. Когда юноша опомнился, изгой стоял на коленях, со страдальческим выражением обхватив голову руками. А стоило их ему отвести, как острый костяной ножик полоснул его наискось по брови. Из длинной, мгновенно разошедшейся раны, хлынула кровь, заливая глаза и мешая видеть.

Тяжелая когтистая лапа пронеслась в волоске от шенгарова уха. Уходя из-под удара, юноша ухватил за собой хлесткую гибкую ветку. Наполовину ослепленный, противник не успел вовремя отстраниться, за что чувствительно схлопотал по лицу. Заминка позволила Шенгару высвободить более серьезное оружие, нежели хрупкое костяное лезвие. Обычный для Северных Кланов топор представлял из себя грубо сколотый камень, примотанный жилами к деревянному топорищу. Изгой подслеповато размахнулся ножом из настоящей стали, но было уже понятно, что первый успешный удар решил в этом поединке все. Не успевая отслеживать юркого мальчишку, лишенный имени пропустил еще один удар, в висок, на чем и закончилась всякая для него возможность перехватить инициативу. Опомниться Шенгар ему не дал. Когда брат подоспел на помощь, таковая уже не требовалась. Юный Коготь Ужаса остервенело крушил топором лицо и голову противника. Даже у подростка-орка сил достаточно, чтобы просадить чужой череп. Какой-то из ударов оказался для изгоя роковым.

Тело лишенного имени рухнуло на землю, а напротив бессильно осел на колени его победитель. Смуглое лицо Шенгара приобрело бледно-серый оттенок, клыки клацали в дробной пляске.

Орог вздохнул с облегчением… И досадливо скривился. Мелкий шебутной братец умудрился раньше него записать на счет первого убитого врага.

— Это еще что за Творцовы причуды? — заявил неугомонный Шенгар, указывая трясущимся пальцем куда-то за спину брата. Тот обернулся и увидел поднимающийся из-за сосен широкий луч света.

Вот уже несколько минут братья ползали на карачках по скале, в тщетных попытках восстановить по запаху ход событий.

— Ничего не понимаю, — признался Шенгар, поднимая нос от теплого, прогретого солнцем камня. — Думаешь, это был длинноухий?

— Нет, злой дух из ледяной пустыни, — съязвил Орог. — Кому бы это еще быть, как не эльфу! Только вот я тоже ничего не понимаю. Такое впечатление, будто он прилетел на крыльях, погулял туда-сюда, снял штаны и улетел обратно.

Старший брат потряс их единственной находкой: светло-серыми штанами из тонкой плотной шерсти, в которые сам он едва мог просунуть руки, не говоря уж об использовании по прямому назначению, и протянул трофей Шенгару.

— Держи, подаришь этой… Как там зовут твою девчонку.

Тот не глядя упихал добычу в сумку.

— Не забывай про след животного, — сказал он. — Предлагаю пойти по нему, пока свежий.

Орог кивнул, задумчиво щуря желтые, с коричневым ободком глаза.

Через несколько часов преследования орки нагнали совершенно невероятного, на их взгляд, зверя. Похожий на безрогого оленя, с волосами на хвосте и непомерно длинной шее, он неспешно пощипывал траву на поляне.

— Ты что! — вскричал Орог, хватая брата за руку, тянущуюся к колчану.

— А что с ним еще делать? — удивился Шенгар. — Нутром чую, из этой зверюги выйдет великолепная колбаса!

— Колбаса, — фыркнул его брат. — Да ты и просто на костре ее приготовить не сможешь! Либо недожаришь, либо спалишь.

— Сам-то как будто умеешь, — обиженно насупился младший из орков. — Далась тебе эта волосатая тварь!

— Это же одно из тех животных, про которых говорили старейшины! Которое одно свезет груза больше, чем хорошая собачья упряжка! Давай его поймаем!

— Слава Ленивого Берни покоя не дает? — не остался в долгу за насмешку Шенгар.

Известным эпизодом в похождениях Ленивого Берни, комического персонажа сказок Северных Кланов, была история о том, как он решил привести оленье стадо к своему шатру и охранять, чтобы не разбежалось, поскольку Берни не хотелось далеко ходить на охоту. Лично Орог не видел в подобном решении ничего смешного и тем более глупого, но предпочитал благоразумно об этом помалкивать.

— Убить и съесть мы его всегда успеем, — резонно заявил он. — Хотя бы покажем остальным. Заодно будет, кому колбасу приготовить.

Однако, у «волосатой твари» имелись совершенно иные планы на ближайшее будущее. Заслышав хриплые орочьи голоса, она подняла голову, настороженно поводя ушами, и потом рванула прочь с такой скоростью, что молодые Клыки Ужаса только и видели мелькнувший среди деревьев рыжий хвост.

Четкие отпечатки круглых копыт на влажной подушке мха выглядели нарочитым издевательством над неудачливыми охотниками. С лишенным имени соревнование шло на хитрость и выдержку, в этой же новой погоне упор делался исключительно на выносливость. Соперничать с шустрым созданием в скорости орки не могли, но и оно было неспособно выдерживать долго подобный темп, переходя с галопа на шаг, а то и вовсе останавливаясь подкрепиться. Но стоило лишь Когтям Ужаса замаячить в опасной близости от ее гладкого лоснящегося крупа, тварь мигом чуяла, что к чему, и, отдохнувшая, резво пускалась прочь.

— Шенгар, а тебе не кажется, что это животное убегает не просто так, а придерживается одного направления? — спросил Орог, разглядывая следы.

Младший брат обреченно вздохнул:

— Так и знал, что рано или поздно ты это заметишь! Готов поставить свой новый нож против сломанного костяного шила, глупая скотина шлепает к себе домой, в мерзкий светлый лес с кучей желтоволосых ушастиков. Мы ведь не пойдем туда за ней, а, братишка?

— Как это не пойдем? — возмутился старший. — Да такой шанс выпадает раз в жизни!

— Почему я был уверен, что именно это ты и скажешь?

— А почему нет? Шенгар, ты никогда не задумывался — Гхатша славят как величайшего из героев, спасшего наш народ, но ведь он не просто увел Кланы на север! Он говорил, что оркам надо набраться сил и вернуться! Но Гхатш погиб, а другие только и знают, что с восхищением повторять его слова. Только ничего не делают для претворения их в жизнь.

— А при чем тут ушастые с их лесом?

— Вспомни рассказы старейшин о войне и сравни с тем, что видишь вокруг. Даже ржавый ножик теперь невиданное сокровище, а ведь наши предки явились на Пустоши, закованные в железо с головы до пят. Я верю, есть способ вернуть нашему народу былую славу, и я собираюсь его найти. Но сидя за Ледяным проливом этого точно не сделать.

— Конечно, длинноухие этот способ знают и радостно им с тобой поделятся, — проворчал Шенгар, но брат его уже шагал вперед по уходящей вдаль отчетливой цепочке следов.

К городу орки вышли на закате. Открывшаяся их глазам картина завораживала. Туманные, неясные повествования старейшин (порой неясные настолько, что многие полагали их бредом выживших из ума стариков), вдруг обретали краски и плоть. Не сразу догадались юные охотники, что странные отвесные и плоские скалы, сложенные из огромных валунов — это и есть те самые крепостные стены, которые брали штурмом их героические предки. А в окружении этих стен, разделенные четкими проходами, возвышались не менее странные сооружения. «Дома», — припомнил Орог.

Шенгар возбужденно тряс его когтистой рукой за плечо:

— Братишка, это ведь Элемдар, точно!

— Какой Элемдар, дурья башка! — резонно возразил Орог. — Элемдар утонул триста лет назад. Ты что — старейшин плохо слушал?

— Слушать-то я их слушал, а все равно не могу понять. Город ведь — это как большая стоянка, только шатры в нем из дерева и камня. Ну… Как вот этот. Верно?

— Верно.

— Тогда как он мог утонуть?

— В воде, тупица!

— Нет, ты послушай, — не унимался Шенгар. — Вот шатер можно свернуть и погрузить на лодку, а лодка может утонуть. Это я понимаю. Но каменные шатры нельзя погрузить на лодку!

— Они же каменные! Камень тонет.

— А деревянные? Тогда бы утонули только каменные шатры, а деревянные остались. И вода откуда взялась? Может, врут старейшины?

— Ну… — Орог задумался. — Если разбить шатер слишком близко к морю, а потом начнется сильный прилив, шатер утонет без всякой лодки. Наверное, там тоже было что-то вроде этого.

— Но после прилива бывает отлив! А город утонул навсегда.

— Слушай, брат, ты что — длинноухих не знаешь? Думаешь, прилив без отлива устроить не могут?

— Эти на все способны, — с глубоким вздохом согласился Шенгар. — Но если это не Элемдар — тогда что это такое?

— А я почем знаю? Наверное, другой город.

Стояла глухая темень, когда две фигуры в меховых одеждах неслышно проскользнули мимо ворот Кальданора — небольшой эльфийской крепости у восточных границ королевства.

— И зачем было таскать все эти камни, если в стене есть такая огромная дыра! — не удержался от комментария Шенгар.

— Если бы они ждали тебя в гости, — огрызнулся Орог, — дыру бы закрыли. Еще и решетку опустили бы. Дурак.

— Сам дурак.

Некоторое время они крались тихо, стараясь держаться деревьев, в изобилии встречающихся в эльфийском поселении, однако, через некоторое время совершенно осмелели. На двух чужаков, бродящих по улицам, решительно никто не желал обращать внимания.

— Подсади, брат! — попросил Шенгар, тщетно тянувший шею в попытках разглядеть, что творится за одиноким освещенным окошком. — Все равно не заметят!

Орог с сомнением покачал головой, увенчанной густым хвостом смолянисто-черных волос, но сдался перед искренним умоляющим взглядом младшего товарища.

— Ну что там? — поинтересовался он, когда Шенгар, насмотревшись, бесшумно соскользнул с его плеч на заросшую травой мостовую.

— Я бы там и мгновения не задержался… Бррр! Только подумать, что весь этот камень, который над головой, так в любой момент и обвалится!

— Они веками стоят и не обваливаются.

— А ты почем знаешь! — проворчал Шенгар. — Сам ведь тоже в первый раз видишь.

На следующей улице они обнаружили дом, отличающийся от других. У дома располагалась низкая пристройка с длинной трубой на крыше. Вход в пристройку был открыт. Названные братья переглянулись — и без слов нырнули в темный проем.

— Знаешь, что это такое? — воскликнул Орог, как следует оглядевшись по сторонам.

— Понятия не имею.

— Ну вспомни как следует! Что Одноглазый все время рассказывает?

Шенгар насмешливо фыркнул:

— Он рассказывает, что при Темном Владыке таких слабаков и неумех давно скормили бы волкам. А слабаки и неумехи у него все, кроме него самого. От старейшин до только что родившихся младенцев.

— А еще что он рассказывает? Когда в хорошем настроении?

— Что из земли можно добывать железо и делать из него оружие.

— Вот здесь его и делают!

— Правда? — усомнился Шенгар, подбирая что-то, напоминающее два склепанных острыми сторонами друг к другу ножа, с кольцами вместо рукоятей. — Вот это что ли? Только длинноухому в голову могло такое прийти.

— Не знаю, что это такое, — сердито отозвался Орог, — но все остальное сходится. Смотри — вот здесь разводят огонь. Этой штукой его раздувают…

— Братишка, не умничай слишком — голова лопнет! Давай лучше поищем, может здесь действительно есть какое оружие.

Они извлекли на свет еще немало диковинных предметов прежде, чем нашли что-то для себя полезное: несколько вполне пристойных ножей и топоров. Эльфийский кузнец задумывал эти инструменты как рабочие, но во всех Северных Кланах такие невозможно было сыскать и у самых уважаемых вождей.

Вслед за топорами в мешок Орога перекочевали молот и клещи. Подумав, юноша сгреб также меха и железную заготовку, лежавшую у наковальни.

— Может, Одноглазый хоть что-то полезное покажет.

Они прошли еще несколько кварталов, и следующая диковина привлекла их внимание.

— Орог, смотри какой дом высокий и круглый! Это башня?

— Наверное… Давай поглядим!

— Рехнулся, брат? — Шенгар выразительно постучал себя кулаком по голове. — В башнях ведь маги живут! Вот как превратит тебя во что-нибудь, будешь знать!

— Хватит нести чушь — во что он меня еще превратит?

— Да во что угодно… В тюленя! С ластами!

— Ага. А тебя в оленя. С рогами. Нечто боишься?

— Орки не боятся, — Шенгар горделиво приосанился. — Это нас все должны бояться!

На цыпочках, едва дыша, они поднялись по каменным ступенькам и оказались на площадке. В стенах виднелись две дырки для прохода. Шенгар сунул нос в одну из них и отпрянул назад так быстро, словно на него накинулась целая орда магов. Орог глянул следом.

На деревянной подставке, укрытой мягкими белыми тканями, крепко спал эльф.

— Сейчас будет превращать! — сдавленно пискнул Шенгар, втягивая голову в плечи. Орог отвесил названному брату подзатыльник, приводя его в чувство.

Они спешно рванули вверх по ступенькам. Вторая лестница привела их в обширное помещение, занимающее все внутреннее пространство башни. Ступеньки шли дальше, поднимаясь спиралью вдоль стен. А в центре помещения тянулись ряды деревянных сооружений, на которых стояли…

— Книги! — завороженно прошептал Орог. — Это книги, брат!

— Ну и что?

— Как что! В этих штуках люди и длинноухие прячут все, что они знают! Все свои секреты! Все свое могущество! Если эти секреты оттуда вытащить…

— Совсем умом тронулся! Для этого надо быть длинноухим или человеком! А тебе эти… книги полруки откусят, только притронешься!

— Не выдумывай! — Орог решительно шагнул к ближайшей полке. — Заткнись и смотри, как я стану сейчас умнее всех длинноухих и людей вместе взятых.

Шенгар зажмурился в ожидании молнии и грома, которыми должно было сопровождаться столь ужасное событие, но ничего не происходило. Подождав, для верности, еще немного, он осторожно приоткрыл один глаз и увидел, как названный брат озадаченно пялится в раскрытую книгу.

— Проклятые эльфы, — пробормотал Орог и, отбросив книгу в сторону, потянулся за другой. Но и эта его не устроила. Он взял третью…

Удостоверившись, что ничего страшного не происходит, Шенгар опасливо заглянул ему через плечо, и лицо его перекосилось в ехидной ухмылке.

— Ну что? — поинтересовался он. — Стал умнее?

— Я сказал, заткнись! Длинноухие все заколдовали! Здесь нет ничего, кроме этих закорючек.

— А кто будет в них долго пялиться, превратится в тюленя без всякого мага, — поддакнул Шенгар, но названный брат уже его не слушал.

— Может быть, надо просмотреть ее до конца, чтобы все понять?

— Братишка, скоро рассвет! — взмолился Шенгар. — Возьми какую-нибудь другую, может, она не заколдована! Иначе мы здесь застрянем!

Орог недовольно поморщился, однако совету последовал и перешел к следующей полке. Тотчас же его желтые глаза возбужденно разгорелись:

— Ага, братишка, гляди — здесь не только закорючки! Смотри — люди нарисованы!

— Иногда ты становишься хуже длинноухих! — огрызнулся Шенгар.

— Успокойся, брат! — подбодрил его Орог. — В этой башне можно хоть целый клан спрятать! Переждем до ночи, а там пойдем.

— Тебя отсюда все равно теперь сетью не вытащишь, — буркнул Шенгар, устраиваясь на полу за дальними полками. — Смотри свои книги, а я пока отдохну. Когда ничего не выйдет, разбудишь.

К полудню Орог отыскал еще несколько книг с картинками и внимательно просмотрел, перелистав их сначала в одну, потом в другую сторону. Он переворачивал их разными сторонами и даже пытался заглянуть под переплет, но так и не преуспел в своих занятиях.

Проснувшись, Шенгар не проронил ни одного из ехидных комментариев, на которые обычно был горазд.

— Спи, я пока покараулю, — только и сказал он.

Орог свернулся на холодном полу, в качестве последней надежды подложив под голову книгу с картинками, показавшимися ему самыми многообещающими. Заснул он почти мгновенно.

ГЛАВА 2

— Брат, проснись!

Первое, что уловило чуткое заостренное ухо Орога, был звук шагов на лестнице. Сон улетучился мгновенно. Подхватив рассыпанные по полу книги, братья кинулись в разные стороны и залегли за полками, не упуская друг друга из виду.

Эльф поднялся в помещение, двинулся было к рядам книг, далеким от их укрытия, как вдруг остановился и пошел обратно.

Орог стиснул зубы — только сейчас ему пришло на ум, что книги, которые он смотрел первыми, так и валяются на полу, где он их с досадой бросил. Слух говорил ему, что эльф поднимает книги и расставляет их по местам.

Разобравшись с книгами, противник более ни одним звуком не выдавал своего присутствия. Только по запаху можно было понять, что он еще здесь. Но запах не может подсказать, куда движется его обладатель. Если длинноухий поднимет шум, они пропали.

Шенгар провел пальцем по горлу и вопросительно уставился на брата. Наверное, это и впрямь единственный выход. Если действовать быстро… Если никто не хватится этого проклятого эльфа до ночи… Если… Орог стиснул кулаки. Внезапная идея посетила его совсем некстати и оказалась столь заманчива, что проблема сохранения собственной шкуры вдруг стала далекой и незначительной. Конечно длинноухий знает, что делать с закорючками, чтобы они стали понятны! Не зря же он торчит в этой башне! И невероятная удача привела его прямо к ним в руки! Одного! А убить его можно и после того, как он расколдует книги…

Додумать эту здравую мысль Орогу не дали. Устав ожидать реакции брата, Шенгар принялся действовать. Одним движением взлетев на верхнюю полку ближайшего стеллажа, он завертел головой в поисках противника. История с изгоем поселила в его легкомысленной душе чувство полной непобедимости. В ближайших проходах эльфа видно не было. Не мешкая, Шенгар перепрыгнул на полки соседнего ряда… Вот он! Юный охотник упал на противника сверху, как сова на зайца, но ушастый — высокое хрупкое существо с длинными серебристыми волосами — оказался не так-то прост. Демонстрируя мгновенную реакцию, он ушел в сторону, едва уловив краем глаза метнувшуюся тень, и тотчас же, не раздумывая, атаковал. Казалось бы, узкое пространство между стеллажами должно было создавать долговязому эльфу больше неудобств, чем Шенгару, на голову ниже его ростом. Тем не менее, эльф перемещался в тесноте уверенно и ловко, будто бы обтекая препятствия, а его юный противник чувствовал себя запертым в западне. Не успел он взмахнуть топором, как оружие было выбито из руки, а его обладатель очутился в крайне неприятном захвате…

А вот подкравшегося сзади Орога эльф обнаружил слишком поздно. Обернувшись на замеченное движение, он добился лишь того, что увесистый том в богатом инкрустированном переплете вместо затылка, куда он опускался, врезался прямо в лоб. Результат остался неизменен. Эльф обмяк, повисая на недобитом своем противнике, а затем тихо сполз на пол.

Орог тотчас же склонился над ним, с облегчением убеждаясь, что существо, способное расколдовать бесценные книги, живо и всего лишь потеряло сознание.

Лишь когда эльф, скрученный по рукам и ногам, с кляпом во рту, был утащен в самую глубь рядов с книгами, братья вздохнули спокойно.

Пленник приходил в себя. Длинные, с серебристым отливом, ресницы дрогнули, и эльф открыл глаза, с изумлением уставившись на своих пленителей.

— Одно лишнее движение — и ты труп, — пригрозил Шенгар, поигрывая трофейным ножом.

— Нам надо с тобой кое о чем потолковать, — заявил Орог. — Но только попытайся крикнуть, и я тебе глотку перережу! Усек?

Эльф согласно кивнул. «Это неправильный эльф! — в замешательстве подумал Орог, наблюдая за реакцией длинноухого. — Он должен был испугаться!»

В зеленых глазах эльфа читалось искреннее любопытство, но никаким образом не страх.

— Орки! — восторженно воскликнул он, едва освобожденный от кляпа. — Настоящие! Значит, это правда, что орки стали встречаться на северных землях!

— Надо же — разговаривает! — удивился Шенгар. — Я думал, они только щебечут, как воробьи.

— Восхитительно! — не унимался эльф. — Я и не надеялся, что мне доведется увидеть живого орка! — Тут его взгляд упал на нож в руке Шенгара. — А, так это вы ограбили ночью кузницу!

— А тебе что с того, ушастый? — подозрительно осведомился Орог. — Это ж не твоя кузница!

— Да, собственно, ничего… Просто любопытно, зачем вам понадобились молот и меха.

Братья растерянно переглянулись. Они готовы были ожидать от длинноухого чего угодно, кроме неприкрытого восторга.

— Ну хватит болтать! — взял себя в руки Орог. — Здесь мы главные. Это твоя башня?

— По правде говоря, не совсем.

— Это еще как — не совсем?

— Магу, которому она принадлежала, пришел срок покинуть этот мир. Перед уходом он попросил меня позаботиться об оставшихся вещах, — объяснил эльф.

— Значит, сам ты не маг? — Шенгар заметно повеселел. Орог же наоборот нахмурился.

— Но ты знаешь, как обращаться с этими штуками? — он указал на книги.

— Конечно, знаю. Я и приехал по большей части ради них.

— Ты сможешь их расколдовать?

— Расколдовать?! — брови эльфа, и без того расходящиеся вверх четкими стрелами, поползли еще выше.

— Ну да. Мы открыли несколько, а там какие-то черточки и закорючки.

— А… Что вы, собственно, ожидали?

— Может быть вы, длинноухие, и считаете нас тупыми невеждами, — самоуверенно заявил Орог, — но мы отлично знаем, что такое книги! Вы прячете в них все, что знаете и умеете! И если думаете, что одни достойны владеть…

Конец его речи потерялся в звонком хохоте эльфа. То, что хохот был веселым, а не злорадным, окончательно сбило юных орков с толку.

— И вы полагали, — всхлипнул эльф, когда, отсмеявшись, смог говорить, — что стоит раскрыть книгу, и знания сами посыплются вам в голову?

— Может, тебе и смешно, — разозлился Орог, — что наши братья и сестры живут на северных пустошах, голодают и мерзнут, потеряв всякую надежду вернуться к лучшей жизни… Но остались еще те, кто готов им эту надежду вернуть! Давай, расколдовывай, а то я за себя не ручаюсь!

Лицо эльфа стало серьезным:

— Поверь, я вовсе не собираюсь над этим смеяться! У тебя хорошая, благородная цель, и я буду рад тебе помочь. Но книги вовсе не заколдованы! Они все состоят из… черточек и закорючек!

— Брат, он морочит нам голову! — не выдержал Шенгар. — С чего бы ушастому нам помогать?

— Если так удобнее, можете звать меня Роэтуром, — невозмутимо заявил эльф. — Что же до мотивов моей помощи… В день Последней битвы мир изменился навсегда. Пока существовали Свет и Тьма, наши народы не имели возможности выбора. Мы не могли перейти на сторону врага или отказаться от участия в войне. Лишь люди были созданы существами со свободной волей и не принадлежали изначально ни одной из сторон. Но все изменилось. Назовите хотя бы одну причину, по которой нам стоит воевать.

— По мне так достаточно того, что ты — длинноухий эльф, — проворчал Шенгар, не осиливший и половины сказанного.

— Для большинства моих сородичей, — вздохнул Роэтур, — тоже будет достаточно того, что ты — красноглазый орк. Когда они узнают о том, что вы выжили и возвращаетесь, разразится новая война. Бессмысленная. И это будет конец. Никто из наших даже слушать о этом не желает. Но если мне удастся убедить вас, что войны следует избежать… Может быть, у обеих наших рас появится шанс выжить в изменившемся мире. Вы можете мне не верить, но я все равно хочу помочь. Если вы развяжете мне руки, я научу вас обращаться с книгами.

Орог открыл было рот, чтобы что-то произнести, но Шенгар решительно сгреб брата за локоть и поволок к самому выходу.

— Ты ведь действительно не собираешься делать этого, а? — поинтересовался он.

— Собираюсь, брат. Он мог бы позвать на помощь уже не один раз. Не знаю, зачем это ему, но он действительно нам поможет.

— Да он ненормальный! Ты хоть что-нибудь понял из того, что он несет?!

— Понял. Не все, конечно.

— По-моему, он все-таки маг! — в сердцах бросил Шенгар. — Только превращает не в тюленей, а в дураков! Тебя уже заколдовал!

Орог уже набрал воздуха в легкие, чтобы рассказать брату все, что думает о тупицах, только и способных, что резать глотки, но осекся на полуслове.

— Как подтверждение добрых намерений, — Роэтур вышел из-за книжных полок, растирая затекшие от веревок запястья. — Хоть я избрал делом своей жизни мирный путь философа, я происхожу из древнего воинского рода. И воспитывали меня соответственно.

— Ты мог освободиться в любой момент! — только и смог выдохнуть Орог.

Эльф без лишней скромности развел руками.

— Мне в жизни этого не понять! — простонал Орог, бессильно падая на подставку для сидения, которую Роэтур называл «креслом».

— Ну нет уж, братишка, — холодно отозвался Шенгар. — Я теперь с места не двинусь. Ты ведь этого хотел, да? Вот и разбирайся теперь со своими «словами» и «буквами»!

Погасшие было глаза Орога зажглись свирепыми желтыми огоньками:

— Может быть, скажешь еще, что это бесполезно?

— Ничего я не скажу, — огрызнулся Шенгар, — запуская в рот очередной кусок эльфийской лепешки. — Вот эта штука, например, очень не бесполезна. Она легче мяса и не портится летом… А ты давай… Читай!

— Заткнись. Просто все оказалось несколько сложнее, чем я рассчитывал.

«Погоди, братишка, мы еще поговорим попозже! Когда я стану верховным вождем!» — подумал Орог и злобно уткнулся в лист, испещренный загогулинами, названными Роэтуром «буквами», в тщетных попытках осознать, какое отношение эти «буквы» могут иметь к бесценным знаниям.

— Я не понимаю! — бесился он несколькими часами позже. — Если бы я хотел обозначить собаку, то сделал бы так!

Уместить острое птичье перо в когтистых пальцах оказалось не такой простой задачей. Пролив немало пота, посадив с десяток клякс и измазавшись чернилами по самые уши, Орог, наконец, изобразил нечто, напоминающее помесь колбасы с пилой, на четырех тонких палочках разной длины.

— Если это собака, брат, то я — верховный вождь длинноухих! — встрял Шенгар.

— Закрой пасть, дурак! — рявкнул Орог. — У длинноухих не вождь, а король.

— Ну а если бы тебе надо было изобразить десять собак? — предположил Роэтур. — А рядом — их хозяина?

Орог озадаченно скривился:

— Я бы лучше сдох, — неохотно признался он.

— Как бы ты изобразил ветер? Ночь? Усталость?

— Ну ладно, — Орог ухватился за следующую идею. — Пусть вот эта закорючка обозначает собаку, эта — хозяина, а эти — ночь, усталость и все остальное. А у тебя выходит, нарисуешь палочку — будет орк, а приделаешь к ней загогулину, и он станет эльфом!

— Но тогда пришлось бы придумывать по «закорючке» на каждое слово! — возразил Роэтур. — Их получится так много, что даже мы, живущие веками, будем тратить на обучение грамоте большую часть жизни!

— Так что же по-твоему выходит? Запомнить по несколько закорючек на слово проще, чем по одной?

— Но их не надо запоминать! Запомнить надо только звуки, которые они обозначают!

— Это какие еще звуки? — нахмурился Орог. — Я просмотрел уже много книг, и не слышал никаких звуков!

Шенгар, заскучавший было у окна, встрепенулся:

— Ага! — не сдержал он злорадства. — Я же говорил! Нечего тебе к ним было и близко подходить!

Эльф устало прикрыл глаза. Он исчерпал уже все возможные запасы объяснений. Было что-то основное, неясное его неожиданному ученику — но что именно?

— Давай попробуем по-другому, — пришла ему новая мысль. — Вот в этот столбик я пишу: «соль», «снег», «сон», «сила». А здесь — «вода», «ветер», «воздух», «волк». Можешь найти, что общего между этими словами и надписями?

— Что может быть общего между снегом и силой? — фыркнул орк.

— Соль, снег, сон, сила. Вода, ветер, воздух волк. Повтори и подумай. Если найдешь общее, поймешь секрет чтения.

— Соль, снег, сон, сила, — бормотал Орог, все глубже проваливаясь в дрему. Листок с секретом чтения выпал у него из рук, приземлившись в опасной близости от камина, но непокорные закорючки успели отпечататься в голове так прочно, что надобности в нем уже не было. Ленивое оцепенение охватывало уставшие тело и разум.

— Вода, ветер, воздух, волк… — подумал он уже про себя, готовый уснуть окончательно — и тут желтые глаза его широко раскрылись.

Орог лихорадочно огляделся в поисках улетевшего листка, не веря собственному озарению.

— Соль, сон… Волк, вода… С… О… В… О… — он тыкал пальцем в «закорючки» на листке, пока не прорвал его насквозь острым когтем. — Брат… Брат! Да просыпайся ты!

— А, что? — Шенгар подскочил на месте, мгновенно оказавшись на ногах. — Кто нападает?

— Я понял, брат, понял!

Он сгреб его за плечи и принялся энергично трясти.

— Ты мне руки сейчас переломаешь! — только и смог прохрипеть тот.

— Где Роэтур?!

— Дрыхнет давно!

Орог отпустил названного брата (тот отлетел на несколько шагов), и опрометью бросился вниз по лестнице.

— Я понял, понял!

Эльф хлопал глазами, стряхивая сон.

— Эти слова начинаются одинаково! — счастливо доложил Орог. — И первые закорючки в них тоже одинаковые! А у соли, сна, воздуха и воды одинаковые вторые закорючки! Значит, эта обозначает «с», эта «в», а эта «о»! Вода, сила — это «а»! Это «н»! Скорее, напиши мне еще какие-нибудь слова!

Наутро начинающего грамотея поджидало новое разочарование.

— Ты что — показал мне не все закорючки?! — свирепо поинтересовался он, тыча когтем в раскрытую книгу. Я разобрал все твои надписи, а здесь по-прежнему не понимаю ни слова!

— К сожалению, — вздохнул Роэтур, — большая часть этих книг вам пока ничем не поможет. Они написаны на эльфийском языке, а выучить чужую речь гораздо сложнее, чем научиться читать.

— Языке? — Орог выпучил глаза. — Том, который во рту?

Эльф рассмеялся:

— Некоторые народы, и наш в том числе, имеют другие слова для обозначения предметов и действий. Когда мы говорим между собой, то употребляем именно эти слова. Тот, кто наших слов не знает, не сможет понять, о чем мы говорим. Это и называется язык.

— А, понял. Хитро придумано.

— Это не придумано, — улыбнулся Роэтур. — Вы, орки, говорите на одной из разновидностей человеческого языка. А вот у гномов, например, тоже был свой. Если бы гномы еще существовали, то не поняли бы как раз ваших слов. Я тоже их когда-то не понимал. Мне пришлось их специально учить, чтобы разговаривать с людьми. Но прошли годы, прежде чем я перестал ошибаться в словах и звуках.

— Годы?! — Орог повесил нос.

— Я был бы рад научить тебя, — грустно сказал Роэтур. — Но, боюсь, у нас нет на это времени! Вам слишком опасно здесь оставаться. На меня и так уже начали поглядывать странно.

— Мы и не можем остаться, — вздохнул Орог. — Летом охотники переправляются на этот берег пролива, потому что он богаче дичью. Если они уплывут без нас, нам придется зимовать здесь одним, без всяких запасов.

— Не расстраивайся. Для начала хватит и книг, написанных людьми. Тебя ведь интересовало железо, верно?

— Да. Без железа и вещей, которые делают из него, нашему народу не вернуться к лучшей жизни. У нас остался один старик, умевший обращаться с железом… Мы взяли те штуки из кузницы как раз для него. Но, если честно, он уже настолько выжил из ума, что я не слишком на него надеюсь.

— Здесь есть несколько человеческих книг о рудах и минералах. Как их добывают, ищут, обрабатывают. Думаю, это то, что тебе нужно.

— Рудах? Минералах? — Орог повторил незнакомые слова.

— Руда — это то, из чего добываются металлы. Железо добывается из железной руды, — объяснил эльф.

— Я думал, железо добывают из земли!

— К сожалению, не все так просто. Не всякая земля годится для этого — а только то место, где есть руда. Оно называется месторождением. Я думаю, вам стоит искать в горах. Лесистые горы полны самых разных руд. Где-то ближе к северу находятся заброшенные пещеры гномов. Постарайтесь их найти — и у вас будут готовые рудники с инструментами и всем, что нужно для дальнейшей обработки железа. Вы получите не только железо, но и другие металлы, и драгоценные камни. Вы сможете торговать с людьми, обменивая камни на вещи, которых не производите сами.

Орог недоверчиво перелистал книги, предложенные Роэтуром — и убедился, что узнает почти половину букв, и некоторые из них даже складываются в знакомые слова.

— У меня и правду получается, — удивленно проговорил он. — Я понимаю эти закорючки!

Роэтур улыбнулся:

— У тебя ясный ум и чистое сердце. Я был уверен, что ты разберешься. Знаешь, Орог, ты чем-то напоминаешь мне моего старшего сына. Может быть, поэтому мне так хотелось тебе помочь!

В дверях возник Шенгар. В руках у него громоздились стопками не меньше десятка лепешек.

— Ты что, — возмутился он, — намекаешь, что брат похож на длинноухого?!

Эльф рассмеялся.

— Не внешне, конечно! Поведением, характером. Похоже, между нашими расами сохранилось больше общего, чем принято думать!

Происхождение лепешек озаботило Орога куда больше оскорбительного сравнения.

— Это ты откуда столько взял? — строго спросил он.

— А твое какое дело? Я не виноват, если длинноухие такие ротозе… Ай! Ухо-то при чем?!

— При том, что башка пустая! Хочешь, чтобы они догадались, что в городе чужаки?

— Я могу обратно отнести, — невинно предложил Шенгар.

— Вот дубина прожорливая! Лопай уж, коли приволок. Мы уходим сегодня вечером, — заявил Орог и принялся бережно собирать книги в мешок. Ноша получалась увесистой даже для крепких плеч молодого орка, но он не расстался бы с ней, даже если пришлось тащить мешок волоком по горам и болотам всю дорогу до охотничьей стоянки. Он был уверен, что в этом грузе — спасение орочьего народа и его личная дорога в великие вожди.

— Да? — с набитым ртом удивился его брат. — А я думал, ты здесь навсегда поселишься!

— Дурак!

В дверях появился Роэтур с резной деревянной коробочкой в руках.

— Чуть не забыл! — сказал эльф, выкладывая ношу на стол. — Я нашел это среди вещей мага.

Под крышкой обнаружилась качающаяся металлическая стрелка на тонкой ножке.

— Эта стрелка показывает все время на север, — объяснил Роэтур и повернул коробочку вокруг оси. Стрелка дрогнула и поползла к прежнему положению. — Такие используются на кораблях, чтобы они не потерялись в открытом море. Только железо может заставить ее отклониться в сторону. Идите по горам, и если заметите, что стрелка не указывает на север, значит где-то рядом руда.

Роэтур взглянул в окно.

— Луна заходит. Скоро станет совсем темно.

— Тогда нам пора, — сказал Орог. — Спасибо тебе за все! Я прочитаю книги, найду железо и стану великим вождем. И я не забуду, что среди эльфов есть такие, как ты, Роэтур!

Эльф проводил своих странных гостей кратчайшим путем до городских ворот. Две неясные тени давно растаяли в темноте, а он все смотрел им вслед, размышляя. Каковы окажутся последствия его поступка? Послужит ли появление орков, свободных от воли Темного Властелина, уроком эльфийскому народу, или просто ускорит его вялую агонию? «Время покажет, — подумал он. — Это единственное, что я мог сделать».

Вопреки сложившейся привычке, большую часть пути молодые орки проделали молча. Скорость передвижения и тяжесть поклажи вообще не располагали к длительным беседам. Однако, братья не решались и на минуту сбросить темп — малейшее промедление грозило опозданием. Если лодки уйдут без них, зимовка в одиночестве, без шатров, припасов и теплой одежды может оказаться непомерным испытанием даже для орков, чувствительных к голоду и холоду гораздо меньше людей.

Молчание давало Орогу достаточно времени на грустные раздумья. Он и раньше не слишком верил в благополучный исход прямого столкновения с эльфами для малочисленных, едва ли сохранивших и малую часть многовекового военного опыта орочьих кланов. Беседы же с Роэтуром зародили глубокие сомнения в самой целесообразности таких столкновений. Эльф как нарочно попадал прямиком в самые неприятные моменты его собственных рассуждений. Прежде он гнал эти мысли прочь, как лишние и неподобающие для будущего верховного вождя. Но теперь, после долгих бессонных ночей в башне, ему не удавалось более прятаться от гнетущих выводов.

Неужели все его мечты о том, как он, с мечом в руке, поведет свой народ к новой бессмертной славе, не имеют к реальности никакого отношения? Похоже, что каждый шаг, который он совершает по пути их осуществления, все больше отдаляет его от красивой картинки, будоражившей воображение под мерцание костра и мерный рассказ старейшин о подвигах прошлых дней.

Может ли быть такое, что ему придется стать верховным мирным вождем для того, чтобы орки получили шанс на будущее? Пожертвовав всем, к чему он стремился, отбросив саму суть орочьей натуры? И как, в таком случае, вообще стать вождем, если его не поддержит ни один из сородичей?

Орог вдруг ощутил одновременно жгучую зависть и дикое сочувствие к покойному Темному Властелину. Тому было достаточно просто отдать приказ…

Пять больших лодок стояли полностью загруженные и готовые к отбытию. Несколько охотников спускали на воду последнюю, шестую.

— Успели! — выдохнул Шенгар и замахал руками. — Эй! Подождите нас!

Братья пустились вприпрыжку по склону.

Большой вытоптанный участок с черными проплешинами кострищ указывал место бывшего лагеря. Гарт, молодой вождь их клана, махнул рукой в ответ, показывая братьям, что они замечены.

— Орог! Шенгар! — воскликнул он, радостно улыбаясь. — Наконец-то! Другие кланы снялись еще неделю назад, но мне удалось уговорить ребят подождать. Кое-кто уже не верил, что вы живы, но я-то знаю — вас так просто не возьмешь!

— Спасибо тебе, Гарт, — искренне поблагодарил Орог.

«Гарт тоже окажется на моем пути к главенству над кланами», — холодея подумал он. Ему хотелось упасть на землю и кататься по ней, крича и раздирая лицо когтями. Как только его мечта начала обретать реальные очертания… Почему, почему все оказалось так сложно? Гарт прекрасный товарищ и хороший вождь. Даже в других кланах к нему относятся с симпатией. Если когда-нибудь встанет речь об избрании верховного вождя, Гарта вспомнят все. Более того — он умеет заглядывать на шаг дальше вопроса, чем клан будет набивать завтра брюхо. Когда Орог поднял вопрос о разведке земель по ту сторону пролива, Гарт поддержал его первым. Если бы только он мог глядеть не на один, а на несколько шагов…

Южный берег давно скрылся за кормой, и впереди черной полосой уже рисовались негостеприимные Северные Пустоши, когда Орог, поборов мрачный настрой, обратился к вождю:

— Знаешь, Гарт, а мы ведь не сказали самого главного. Мы видели эльфов. Целый город.

От такого известия вождь едва не выронил весло из рук.

— А ну рассказывайте, — потребовал он.

И Орог рассказал. Причем слушали его, разинув рты, не только старшие товарищи, но и младший брат, которому он настрого приказал помалкивать об увиденном. Повествование отличалось от реальности не меньше, чем собственные охотничьи истории Шенгара, о которых он уже и сам не помнил, как оно происходило в действительности. Но Орог! Он говорил такое, отчего волосы дыбом вставали на голове. Эльфовский город, конечно, был пренеприятным местом, но…

А еще Орог дважды «ошибся», пересказывая дорогу. Когда он закончил рассказ, лицо Гарта сделалось совсем хмурым.

— Придется собирать Совет раньше времени, — заключил вождь.

ГЛАВА 3

Большой костер ярко пылал, освещая скалы, сходящиеся естественным амфитеатром к центру ровной площадки. Ближе к огню сидели пять старейшин — последних свидетелей эпохи Темного Властелина. Но уже никакое тепло не могло отогреть их прозябших за много столетий костей. Самым неприятным в этих стариках были глаза. Злые, горящие ярче любого пламени — казалось, они вобрали в себя всю ненависть и безумие древних времен. Выше, на скалах, расположились вожди одиннадцати орочьих кланов, обитающих на Пустошах. И уже совсем далеко, за пределами освещенного круга, мог наблюдать за собравшимися любой желающий.

— До сих пор не могу поверить, что нас сюда пригласили, — прошептал Шенгар на ухо названному брату.

Обсуждение, тем временем, приобретало все больший накал.

— Эльфы — наши древние враги! — кричал и брызгал слюной Шууги — старейшина клана Ночные Тени. — Мы должны тотчас же собираться в поход! Сражаться, пока они все не передохнут!

— Передохнут, да?! — ехидно шипел вождь клана, его родной внук. — И который из добрых духов соизволит преподнести нам такое чудо?!

— Трус! — рявкнул Шууги, срываясь на визг. — Худосочный приплод человечьей полукровки!

— Сушеный мешок костей!

— Угомонитесь! — старейшина Тарш стукнул о землю клюкой, габаритами способной поспорить с людской палицей. — Мы здесь не историю вашего рода обсуждаем! И не то, что нынешнему поколению Владыка бы и чистку отхожих мест не доверил! Это без всякого Совета очевидно!

Из груды меха напротив Тарша высунулась дрожащая костлявая рука. Вслед за рукой показалась голова с жидкими белыми волосами. Голова принадлежала Берку, по сравнению с которым остальные старейшины могли сойти за крепких мужей среднего возраста.

— А как же так, — засомневался старик. — Война без воли Владыки? Как же оно можно?

Тут уж не выдержал Шууги:

— Может, еще подождать, пока длинноухие сами придут?

Гарт простер над собранием руку, и его звучный голос разом накрыл площадку.

— Без Владыки как-нибудь справимся, — сказал вождь Когтей Ужаса. — А вот без оружия чтоб воевать, я такого не слыхивал.

— Твои прадеды, щенок, рвали длинноухих голыми… — завел Шууги привычную песню — и ворчливо затух под властным взглядом молодого вождя.

— Рерки! — окликнул Гарт.

С места поднялся старейшина Рерки по прозвищу Одноглазый и вытащил в освещенную часть круга большой сверток. Глухим бряцаньем из свертка посыпалась куча железа, видавшего лучшие времена. Иззубренные, тупые мечи, едва годные в перековку; изъеденные ржавчиной наконечники стрел. Треснувшее копье на истлевшем древке. Несколько разрозненных частей доспехов. И даже самострел с лопнувшей дугой и пришедшим в негодность механизмом.

— Я говорю от имени Когтей Ужаса, клана, который доверил мне право представлять его на Совете, — продолжил Гарт. — Здесь все, что мы способны выставить против эльфов. Найдется ли вождь, который принесет больше? Если найдется, я буду первым, кто пойдет за ним воевать!

Собравшиеся притихли. Когти Ужаса издавна полагались самым продвинутым в области оружия кланом. Ведь Одноглазый Рерки в свое время — шутка ли! — лично работал в одной из кузниц Темного Владыки, к которой простым оркам и приблизиться не позволялось. Когда-то Рерки даже изготовил несколько ножей из обломков старого оружия — для родившихся на Пустошах эти ножи казались чем-то из области чуда.

Угрюмую тишину нарушил голос Урта, предводителя Клыков Тьмы. Клан волчьих всадников не отличался многочисленностью, но влиянием способен был сравниться с Когтями Ужаса. Невысокий, кривоногий и приземистый, Урт выглядел пришельцем из прошлого, живым напоминанием того, как выглядели орки времен Темного Владыки.

— У нас нет хорошего оружия, это верно, — хрипло пролаял он. — Но что если Шууги прав, и длинноухие сами явятся к нам? Нам что — сидеть и ждать? Не проще ли напасть сейчас, пока они не успели подготовиться?

«Пора», — подумал Орог и решительно поднялся с места.

— Я был там и видел все своими глазами. Даже неподготовленные эльфы смогут собрать больше вооруженных бойцов, чем все кланы, вместе взятые. Их стены выше и крепче любой скалы, а вход закрыт бревнами и железными решетками. А посреди города стоит башня, в которой живет особый маг под названием философ!

От последнего аргумента даже Шууги, готовый изречь очередную фразу про никудышную молодежь, прикусил язык.

— И… Что это за философ такой? — осторожно поинтересовался Урт.

— Длинноухий, которого мы захватили в горах, — искренне поведал Орог, — после того, как мы подвесили его на дереве вниз головой, рассказал, что это такое. Философ владеет единственным заклинанием. Потому что все остальные ему просто не нужны. Всякий, кто слышит это заклинание, становится преданным рабом колдуна и верно служит ему до конца дней. Даже самые могущественные чародеи не в силах ему противостоять.

— И ты поверил длинноухому? — поморщился Тарш.

Орог незаметно ткнул Шенгара в бок.

— Но мы видели, башня и впрямь есть! — жалобно подтвердил тот.

— А маг в башне есть, вы проверили? — сварливо каркнул Шууги.

— Сам проверяй, коли охота.

Шууги затравленно отшатнулся. Предложение явно не вызвало в нем энтузиазма. По рядам вождей пронесся смешок.

— Ушастый рассказал нам еще кое-что, — сказал Орог. — Он рассказал, что пошел в горы, потому что там есть железо. Если мы сами найдем это железо и сделаем из него новое оружие, мы будем готовы к любой битве.

Клыки Урта блеснули в широкой улыбке. Старейшины, наоборот, тревожно закопошились.

— Это невозможно! — прошелестел из недр своих многочисленных одеяний старый Берк. — Только Темному Владыке под силу достать железо из земли! Это он давал нам оружие! Без Владыки мы никто!

Урт сощурил алые глаза. Похоже, мысль о новом оружии зачаровала кровожадную душу предводителя Клыков Тьмы не хуже магов-философов.

— Люди умели делать железо, а у них не было никакого Владыки, — заметил Гарт.

Волчий всадник радостно ухватился за предложенную мысль.

— И гномы, — поддержал он. — И даже длинноухие! Не хочешь ли ты сказать, Берк, что нам не под силу то, что умеют длинноухие?

— Это магия! — не сдавался старейшина.

— Глядите! — вскричал Орог и распахнул коробочку, которую дал ему Роэтур. — Вот что мы с братом вытрясли из длинноухого перед тем, как отправить к его Светлому Творцу. Он рассказал все, что знает о том, как разыскивать железо в земле и добывать его оттуда. Это эльфовская магия, при помощи которой они работают с железом. Но в моих руках она работает ничуть не хуже. Смотрите!

Орог схватил ржавый меч из кучи, сваленной перед костром и поднес его к «магической» стрелке. Та послушно отклонилась в сторону.

— Святотатство! — шипели старейшины, но их замечания потонули в возбужденном гуле голосов молодых вождей.

Совет продлился до глубокой ночи. Каждый желал поглядеть на эльфовскую диковину поближе, а самые храбрые даже осмеливались взять в руки и убедиться, что стрелка указывает на север, как ни крути коробку. Только старейшины уселись в кружок с горделивым презрением. Время от времени в их шушуканье можно было различить слова «молодежь», «докатились», «Владыка» и тому подобные.

Белые сполохи полярного сияния прорезали черноту осеннего неба, когда участники совета расходились по своим кланам. Порешили эльфов оставить до времени в покое, а Орога и его названного брата освободить от участия в добыче пропитания и позволить им бродить по горам в поисках железа.

— Ну ты, брат, даешь, — проворчал Шенгар, качая головой. — Я уже вообще ничего не понимаю. Мне ты говорил, что нельзя идти на эльфов, им ты говоришь, что на эльфов нужно идти, но с другим оружием… Чего ты вообще добиваешься?

— Ровно того, чего и добился. Отсрочки. Передышки. За это время мы не только должны найти железо, но и обрести достаточно влияния, чтобы убедить кланы не воевать с эльфами.

Шенгар вздохнул. Глубоко и тяжко.

— Честно сказать, брат? — поинтересовался он.

— Ну уж скажи.

— Рехнулся ты, вот оно что.

309 год Новой эпохи

Толстые наглые чайки кружили над берегом, не столько высматривая рыбу, сколько ожидая, пока у большого костра не выкинут отходов от готовки.

Шенгар перетянул шнурком многочисленные черные косы, чтобы не мешались за работой, и со вздохом присел на камень в ожидании брата. За два с лишком года он вытянулся ростом, раздался в плечах и смотрелся, по собственному мнению, весьма представительно. Его тело покрывали теперь сложные орнаменты, автором которых являлся склонный к художествам приятель из клана Черные Клинки. Орог отзывался с открытым презрением о подобном увлечении внешним видом. В ответ Шенгар, дразня, похвалялся количеством девушек, павших жертвой его неотразимости, и брат умолкал: его собственные редкие успехи в этом направлении проходили по разряду счастливой случайности.

Впрочем, Орогу хватало других занятий. Позапрошлым летом он, рискуя шкурой, снова проник в библиотеку и обзавелся еще десятком увесистых томов. Закорючки он уже разбирал быстро, не бормотал под нос и не водил пальцем по строкам. Шенгар, впрочем, полагал в глубине души, что никакого «чтения» все-таки не существует, просто брат окончательно сдвинулся умом, а раскрытая книга заставляет его безумие показаться в истинном обличии.

С холодком в душе Шенгар подумал о том, что будет, если орки узнают, что брат не только торчит целыми днями с книгами, порожденными эльфовским колдовством, но и уходит далеко в пустоши, и там произносит длинные речи перед низкорослыми полярными соснами и березами.

«Я не допущу, чтобы они это узнали», — мрачно решил он. И почему он сам продолжает следовать за братом, несмотря на то, что это явное сумасбродство? Шенгар не в первый раз задавался этим вопросом, но так и не нашел ответа.

Тем временем Орог прощался с книжными богатствами. В этом году братья обзавелись собственной лодкой и могли позволить роскошь вроде запасной одежды и оружия. Разложив свою небольшую библиотеку, Орог раздумывал, не захватить ли ее всю, коли выдалась такая возможность, но здравый смысл взял вверх. Все равно в горы поклажу придется тащить на своей спине, а оставленные в укрытии вместе с лодкой и прочими припасами, книги не принесут много толку. А вот пропасть могут запросто. С превеликим сожалением Орог выбрал единственный том, посвященный железу и технологиям его обработки, затолкал в мешок и уверенно вышел из шатра.

За два года он тоже сильно изменился, и юношеская легкость уступила в нем место свирепой силе — хотя по орочьим меркам Орог оставался довольно стройным.

Вдвоем братья подняли лодку и понесли к морю. Впереди было тяжелое, полное опасностей путешествие по Лесистым горам.

Свежий ветерок подхватил проворное легкое суденышко и погнал прочь от плоских каменных берегов.

— Итак, — подытожил Шенгар, — мы больше не зависим от охотников и сроков их возвращения. Если ничего не найдем и на этот раз, оправдываться будет нечем.

— Покажем самородки меди, на которые наткнулись в том году.

— Почему нельзя просто говорить правду? Это наши родичи, наш клан. Какие тайны могут быть от друзей?

Орог глубоко вздохнул.

— Иногда друг, считающий, что действует во благо, может принести больше вреда, чем сотня врагов.

— Не ты ли и будешь тем другом, который хуже сотни врагов? Один-единственный братец Орог прав, а десять тысяч других орков ошибаются!

— Потому и ошибаются, что ни разу не задумывались над тем, что говорят. Просто повторяют то, чему их учили отцы, деды, старейшины. А те повторяют слова своих отцов и дедов, которые вообще ничего не делали без оглядки на Темного Владыку!

— Можешь кривился сколько угодно. Но Темный Владыка создал наш народ и заботился о нем много сотен лет! Заботился, брат, не корчи такую морду. Иначе ему стало бы некого использовать! А ты пытаешься объявить все правила и законы, установленные им, вредными.

— Шенгар, представь себе, что в где-то в горах завелся бешеный волк, и детям запретили ходить в эти горы, но не объяснили почему именно. Только сказали, что они умрут там страшной смертью.

— Ну, представил — и что?

— А то, что они выросли, у них появились свои дети, и родители тоже запретили им ходить в горы. Они уже не знали, что причиной был бешеный волк, просто не хотели, чтобы их дети умерли страшной смертью. Те тоже выросли, рассказали своим детям… Волк давно издох, а в горы с тех пор никто так и не ходил.

Шенгар зачерпнул пригоршню воды и вдумчиво наблюдал, как она просачивается сквозь пальцы.

Стояли белые ночи, предшествующие на Пустошах наступлению полярного дня. Впрочем, и обычная ночь для орков не являлась помехой: в темноте они видели ничуть не хуже. Терялись цвета, мир приобретал оттенки серого, но оставался таким же четким, а теплые предметы (и многие живые существа — в их числе), выделялись на этом фоне ярким свечением.

Шенгар старался выглядеть безмятежным, ловко управляясь с парусом, но Орог знал брата слишком хорошо, чтобы понять: на душе у того скверно.

— Послушай, брат, — проговорил Орог. — С тем, что железо принесет пользу нашему народу, ты же согласен? Так в чем дело? Я не понимаю!

— Я сам не понимаю, брат. Ты всегда был храбрым, честным, сильным. Я тобой гордился и даже чуть-чуть завидовал. А теперь ты возводишь одну ложь на другую. Вот я и думаю, не лжешь ли ты мне так же, как остальным!

Орог уставился на горизонт, где сходились в прозрачной дымке небо и море.

— Я не лгу тебе, брат, — печально проговорил он. — Что до всех остальных… По-твоему, что такое правда?

— Как что? Правда — это то, что есть на самом деле. А ложь — это то, чего на самом деле нет.

— Значит, правда — это факты?

— Ты меня эльфовскими словечками не путай!

— Факт — значит единственная неоспоримая истина. Кроме же фактов, есть следующие из них возможности. Вот например, мозговая кость — это факт. А мозг внутри нее — следствие. Но для того, чтобы это следствие заполучить, надо догадаться сломать кость.

— Не понимаю, при чем тут кости.

— Кость и мозг — простой пример. На самом деле между фактом и следствием может быть очень много шагов. Просто и очевидно эту связь не покажешь. Вот смотри. Возле стоянки растет большое дерево. Я предлагаю срубить его и бросить в костер, а ты видишь, что из дерева получится хорошая лодка, если дать ему немного подрасти. Как бы ты поступил?

— Объяснил бы, почему дерево не надо рубить.

— А я бы не стал слушать? Сказал бы, что лодки не выйдет, и дерево только на костер и годится?

— Дал бы в морду.

— А если бы на моей стороне был бы весь клан?

— Да чего ты ко мне пристал! Если, если… Остался бы без лодки и в синяках! Я ж не виноват, что остальные вели себя как дураки!

— А если бы ты заранее знал, что они так себя поведут?

— Вот замудрил так замудрил, — фыркнул Шенгар, разглядывая показавшийся вдалеке берег. — А, Чертоги Творца! Сплошные скалы, что за невезение!

И он принялся разворачивать парус, чтобы пройти вдоль берега в поисках более удачного места для причаливания. Но Орог на этот раз твердо решил довести беседу до конца, не оставляя неразрешенных вопросов.

— Подумай же, это очевидно! Я пытаюсь подвести тебя к ответу, а ты не хочешь и шагу отступить от известного пути! Смотри, что происходит в ситуации с деревом. Я не разбираюсь в лодках, и остальные из клана тоже. В них разбираешься только ты, и поэтому в споре с нами скорее всего обречен на провал. Мы будем сомневаться в любых твоих словах. То, что тебе очевидно, придется долго объяснять и доказывать. К тому времени нам надоест слушать, дерево давно сгорит, и клан останется без лодки.

— И что?

— А то, что можно придумать другую причину, почему дерево нельзя рубить. Более очевидную, понятную и не требующую доказательств. Например, объявить заколдованным. Все, конечно, будут возмущаться… Но посмотрел бы я на того, кто осмелится взять в руки топор!

— По-моему, лучше оставить товарищей без лодки, чем в дураках!

— А если речи идет не о лодке, а об их жизни?

Шенгар покачал головой:

— Извини, брат, но вот это каждый волен решать за себя. Порой мне начинает казаться, что ты прочишь себя в преемники к Темному Владыке.

Орог невольно вздрогнул. Иногда названный брат удивлял его точностью выводов, которых никак нельзя было ожидать. Каким-то образом Шенгар умудрялся выхватить глубинную суть ситуации, в деталях, причинах и следствиях которой не понимал ровно ничего.

За крутым каменистым обрывом показался относительно пологий участок берега, пригодный для стоянки.

— Знаешь, — сказал Орог, — я ведь не думал, что так оно все обернется. Когда все только начиналось… Я считал, что смогу передать нашему народу новые знания и умения. А все оказалось не так. Я обрел эти знания сам, но совершенно не представляю, как донести их другим. Ты прав, каждый волен решать, как распорядиться своей жизнью. Но только в том случае, если он четко представляет, между чем идет выбор. А если не представляет? Если товарищ считает, что движется к бессмертной славе, а я вижу, что на самом деле он идет к гибели? Товарища следует остановить. Любым путем. Я очень надеюсь, что смогу убедить их потом. Хотя бы нескольких. А они помогут убедить остальных. Я… Не хочу становиться новым Владыкой. Но похоже, без его методов на первых порах не обойтись.

Лодка тихо ткнулась килем о дно. Шенгар стащил с ног сапоги с широкими мохнатыми отворотами и подтянул повыше кожаные штанины.

— Хотел бы надеяться, брат, ты представляешь, что делаешь, — заявил он, прыгая в холодную воду.

Недели похода по горам вернули все на свои места, и в душе Шенгара воцарилось, наконец, спокойствие. Рядом с ним был прежний Орог, надежный друг, которому без колебаний можно доверить собственную жизнь. И приходилось доверять не раз: Лесистые горы не прощали ошибок.

Ни в одну из прошлых экспедиций они не забирались так далеко. Орогу не удалось обнаружить карт, эльфийских или человеческих, способных помочь с выбором пути, так что идти приходилось наугад. Одноглазый Рерки соорудил, при помощи украденных у эльфов инструментов, пару вполне приличных ледорубов, пластинки с железными шипами на подошвы, крючья, костыли и прочие приспособления, сильно облегчившие лазанье по горам. Но на этот раз они угодили в такую местность, что прошлогодние маршруты казались по сравнению с ней легкой прогулкой по предгорьям. Бурные реки и опасные осыпи, расселины и трещины — порой братьям приходилось закладывать крюк в несколько дней хода лишь для того, чтобы оказаться по другую сторону препятствия, непреодолимого даже для орков.

Время от времени мысль повернуть назад казалась не столь плохой… Если бы не другая, прямо из нее вытекающая: в таком случае, им не только придется повторить утомительный путь, двигаясь в обратном направлении, но и признать, что они зря промучились и без толку потеряли почти два месяца. В итоге, братья шли вперед, и чем дальше они продвигались, тем еще обиднее становилось возвращаться.

После долгого и неприятного участка пути, они вышли к озеру. Высоченные пики, окружающие его со всех сторон, повергали в прах все надежды: легче дорога не станет. Самое время устроить привал перед очередным тяжелым переходом. Развалившись на камнях, разогретых жгучим горным солнцем, орки лениво наблюдали, как отражаются в прозрачной воде плывущие по небу облака. В южной части озеро оканчивалось каскадом порогов, а затем низвергалось в ущелье шумным водопадом.

Внезапно Орог встрепенулся и прищурился, вглядываясь куда-то.

— Шенгар! — вскричал он. — Гляди!

Тот пожал плечами, не понимая, чем восторгается названный брат.

— Да вон же, там, у водопада!

Шенгар послушно уставился в указанном направлении, и его алые глаза радостно сверкнули.

— Вода у порогов! Она красная!

— Там есть железо, брат! Мы близко!

Забыв об усталости, они бросились вперед. Братья сами не заметили, как спустились к озеру. На ходу Орог вытащил из мешка коробку с магнитной стрелкой.

— Отклонилась! Шенгар, смотри, отклонилась! Оно где-то здесь!

Побросав вещи на берегу озера, братья прямо в одежде плюхнулись в бурую воду. В нескольких десятках шагов ревел, устремлялась в глубокую пропасть, могучий поток водопада. Но там, где копилась железная вода, озеро образовало естественную заводь, в которой можно было плескаться, не опасаясь угодить во власть стихии.

Потеряв голову от радости, братья резвились, как маленькие, хохоча и обливая друг друга пригоршнями ржавой воды. Грохот водопада почти заглушал слова. В других обстоятельствах орки сочли бы такие звуки издевательством для своих чувствительных ушей, но сейчас он казался торжественной барабанной дробью, встречающей героев.

— Это кровь самих гор! — крикнул Шенгар, слизывая с клыков капли с характерным металлическим привкусом. — Ха! Вот так же мы будем купаться в крови наших врагов!

— Смотри! — проорал в ответ Орог, совершенно промокший и абсолютно счастливый, указывая на брызги, светлым ореолом кипящие над водопадом. — Радуга!

— Добрый знак, брат!

Понадобилось немало времени для того, чтобы к братьям вернулась способность здраво соображать. Разложив на солнышке вымокшие одежки, они растянулись на мягкой траве в тени скалы — там, где шум водопада переставал быть раздражающим и лишь создавал приятный расслабляющий фон.

— Похоже, идет откуда-то из-под земли, — сказал Орог, не переставая блаженно улыбаться.

— Агрхм! — согласно промычал Шенгар, для пущего удовольствия вцепившийся зубами в кусок сушеного мяса.

— Конечно, подземная река могла проделать долгий путь… Но стрелка говорит, что месторождение где-то рядом!

Чавкающий звук, изданный Шенгаром должен был изобразить одобрение.

— Вряд ли гномы могли оставить без внимания такое место! Надо искать поблизости вход в их пещеры. Тогда у нас будет готовая шахта с инструментами, печами и прочим хозяйством. К тому же… Все гномьи подземелья сообщаются между собой. По ним мы сможем выйти к другим шахтам и месторождениям. Металлы, минералы, драгоценные камни — все будет в наших руках!

Шенгар закашлялся, подавившись мясом. Мысль о том, что придется лезть в гномьи пещеры, поразила его до самой глубины суеверной души. Брат поспешил похлопать его по спине.

Отметая мысли о привидениях, чудовищах и колдовстве, как гарантированный повод быть поднятым на смех, Шенгар выплюнул злополучный кусок, разом сделавшийся неаппетитным и безвкусным, и высказал самый разумный довод из тех, что устремились ему в голову таким паническим роем, словно желали там укрыться от неведомых ужасов, поджидающих во тьме древних лабиринтов.

— А ты уверен, что гномы действительно исчезли?

— Разве в этом могут быть сомнения? Уже триста лет, как гномов не видел никто.

— Орков, допустим, тоже никто особо не видел. И это вовсе не значит, что мы исчезли.

— Гномы брали еду на поверхности. Меняли у людей и эльфов на свои металлы и изделия. Они бы не смогли выжить одни в подземельи.

— Интересно, что же их истребило, — поежился Шенгар.

Орог пронзил его уничижительным взглядом:

— Есть сведения о том, что незадолго до разрушения Темной Твердыни, Владыка отправил в пещеры большой карательный отряд.

— Отряд, надо полагать, тоже триста лет как не видели, — пробормотал Шенгар, словно бы невзначай. — Ладно. Пусть привидениями пугают девчонок у зимнего костра. Но вот заблудиться в этих проклятых лабиринтах я бы точно не хотел.

— Попробуем для начала разведать железный рудник. А там поглядим. Если действовать осторожно, мало-помалу мы разберемся в лабиринте.

— Ну тогда пошли! — Шенгар решительно закинул в рот остатки мяса. Теперь, уверовав в существование железного месторождения, он относился к их предприятию с куда меньшим скепсисом. — За нашим новым оружием!

С конца весны до середины лета, ночь и день на севере — понятия условные. На Пустошах, где Орог и Шенгар родились и выросли, солнце не заходило вообще. Этому странному дню продолжительностью в несколько недель (впрочем, странным он казался только старейшинам, для более молодых орков таков был естественный ход вещей) предшествовала пора, где восход и закат сменяли друг друга, но считать промежуток между ними ночью было бы нелепо. По сути, никакого промежутка и не было. Солнце скрывалось за горизонтом и скоро поднималось обратно. Непродолжительные сумерки разделяли эти два момента.

Именно такое время и наблюдалось сейчас в Лесистых горах. С той небольшой разницей, что горные вершины поднимали линию горизонта, растягивая сумерки белой ночи и давая дополнительную тень.

Так или иначе, для орков с их превосходным ночным зрением, разницы в видимости не было никакой. В своем походе они не делали разницы между временем суток, останавливаясь на длительные привалы и сон, когда подступала усталость, не обращая внимания на положение светила.

Была примерно середина сумерек между рассветом и закатом, когда Орог вдруг резко остановился и посмотрел назад.

— За нами кто-то следит.

— Эх, брат, — вздохнул Шенгар. — А я-то надеялся, это шалит мое воображение.

— Я заметил что-то вчера, — признался Орог. — Думал, показалось.

— Длинноухие? — предположил Шенгар.

— В сумерках? Едва ли. С длинноухими мы бы познакомились еще на прошлом привале. Похоже, этот кто-то избегает солнечного света.

— Ты меня пугаешь, брат. А ну-ка придумай что-то простое и правдоподобное, пока я не начал вспоминать про древних чудовищ.

— Придурок, кончай нести чушь! Мы сами и есть древние чудовища!

— Сам урод! Ладно. Хм, а этот любитель темноты там, кажется, не один…

Орог кивнул и еле слышно прошептал:

— Когда скажу, бежим к той стене.

Братья ускорили шаг, и движение в темноте стало более явным.

— Четыре… Шесть! — насчитал Шенгар.

— Держатся против ветра. Прячут запах!

— Неужели знают?

— Похоже на то… Пытаются обойти слева по скалам. Бежим!

Братья рванули вперед, что было сил. Никогда еще отвесная каменная стена не казалась таким подарком судьбы. Железные клювы ледорубов вонзались в щели и уступы спасительной скалы, вырывая комки мха и мелкие камушки.

У самой вершины скала образовывала некоторое подобие навеса.

— Если я свалюсь, ты сложишь курган над моей могилой? — поинтересовался Шенгар, сверкая зубами.

— Если ты свалишься, я приволоку на твою могилу парочку длинноухих и заставлю ее осквернить!

Шенгар осклабился, готовый сказать очередную колкость, но тут у самого его уха о скалу ударилась стрела.

— Ого! — удивился он и принялся карабкаться наверх с удвоенной скоростью.

Наконец, они вползли под защиту скального гребня.

— Скоро восход, — сказал Орог.

— Думаешь, уйдут?

— Будем надеяться.

В кустах внизу можно было различить шесть темных фигур. Преследователи что-то обсуждали, отчаянно жестикулируя, и явно не могли прийти к общему мнению.

«Что это мне напоминает?» — подумал Шенгар. Орог потянул воздух ноздрями, и лицо его просветлело. Янтарные глаза весело сверкнули в предрассветных сумерках.

— Брат, отгадай загадку! — предложил он. — Стреляет из лука, но не эльф. Боится солнца, но не тролль. А еще тупое, как каменный топор, а потому сидит в пещерах триста лет и ждет дальнейших приказов!

— Чего?!

— А то, что это остатки того самого отряда, что Темный Владыка послал уничтожить гномов!

ГЛАВА 4

Почти до самого восхода орки внизу спорили над планом дальнейших действий, выявляя поразительное сходство с Советом Вождей, обсуждающим вопрос, на который каждый из одиннадцати глав кланов имеет собственное мнение. Так что, когда небо окрасилось в нежные рассветные тона, а низины заволокло густым утренним туманом, им уже ничего не оставалось делать, как побыстрее убраться восвояси, скрываясь от враждебного светила.

— Похоже, — заявил Шенгар, глядя им вслед, — пора брать ноги в руки и убираться как можно дальше, пока светло.

— А самое скверное, — вздохнул Орог, — что эти орки стоят между нами и нашим рудником. Если бы мы принесли железо, на следующий год мы смогли бы привести достаточно добровольцев, чтобы загнать этот подарок из прошлого обратно в могилу. Но пока они бродят по пещерам, железа нам не видать.

— Интересно, сколько их!

— Вряд ли они могли обзавестись здесь женами и детьми. Так что считай выживших после битвы с гномами, потом прошедшие триста лет… — прикинул Орог. — В любом случае, достаточно, чтобы создать нам кучу проблем.

— А они должны быть такими же древними развалинами, как наши старейшины!

— Знаешь, брат, я бы на это не слишком рассчитывал. Берк, может, и развалина, а вот с Одноглазым или Таршем я бы связываться поостерегся.

— Может, все-таки удастся уговорить кого-нибудь из наших помочь?

— Разве что Урту новый меч обещать, — кисло поморщился Орог. — Он мигом своих головорезов притащит. Только вряд ли рудник после этого останется нам с тобой.

— Тоже верно, — пригорюнился Шенгар. — И что ты теперь предлагаешь?

— То же, что и ты. Брать ноги в руки и бежать. Думать можно и на ходу.

Настроение у братьев несколько улучшилось к полудню, когда Шенгару удалось подстрелить козу. Разводить костер в ночных сумерках было явно не лучшей идеей, а потому они решили устроить привал немедленно.

— По-моему, — довольно заявил удачливый охотник, вдыхая дурманящий аромат жарящегося мяса, — на этот дивный запах не только стариканы из подземелий — наши с берега прибегут!

— У меня тут появилась мысль, — сказал Орог. — А что если заявить им, что мы посланники Темного Владыки? Что все это время он оставался в тени, собирая силы для нового удара, и теперь созывает войска, готовясь к новому завоеванию мира? А мы прибыли с распоряжением обосноваться в гномьих подземельях и начать производство железа.

— Замечательная мысль, брат, — скривился Шенгар. — Особенно учитывая то, что стариканы его видели, а ты нет. Все будет просто великолепно. До тех пор, пока они не спросят, как он выглядел, например. Ну, или еще чего-нибудь в этом духе.

— Эх, Шенгар! Почему у тебя воображение работает только насчет колдовства и собственных подвигов! Подумай, сколько могло измениться за триста лет!

— А почему прислали именно нас? На больших вождей мы не слишком похожи.

— Зато похожи на кого-то получше! — Орог гордо мотнул головой. — На урук-хаев! Между прочим, это почти правда. Они были сильнее и крупнее обычных орков, не боялись солнечного света. И созданы смешением орков с людьми.

— Это ты откуда узнал?

— В книге прочитал. Там была еще и картинка — прямо вылитые мы.

— Успокоил тоже, называется… — фыркнул Шенгар. — Молчал бы уж про книги!

Коза как раз успела приготовиться в наилучшем виде — сочное, нежное мясо, покрытое зажаристой корочкой, сдобренное диким чесноком и пряными травами. На запах и впрямь могли сбежаться все окрестные хищники. По крайней мере, Орог успел заметить в кустах любопытную лисью морду. Изголодавшиеся за время ночной погони и не менее интенсивного дальнейшего бегства, братья с аппетитом принялись за еду.

— Кстати, — с набитым ртом поинтересовался Шенгар. — С длинноухими там никого не смешивали? А то завелся тут один шибко умный. Вот думаю, с чего бы это в нем проявилось?

— Ты что ль? — Орог перехватил аппетитный кусок мгновением раньше брата и смачно впился в мясо клыками. — Ну, если на то пошло, от эльфов мы вообще произошли. Темный Властелин лишь бахвалился, что сильнее Светлого Творца. На самом деле создать живое существо, а тем более разумное, ему было не под силу. У него вообще всегда выходило лучше не творить, а разрушать. Он захватывал в плен эльфов и добавлял им черты различных зверей.

Шенгар молчаливо уставился на брата — то ли искал эльфийские признаки, то ли думал, как отреагировать на столь вопиющее безобразие.

— У меня что — уши отросли? — не выдержал тот.

— Скоро начнут, — мрачно ответил Шенгар.

— Теперь ты понимаешь, почему нельзя всегда говорить правду? Представь, что я рассказываю то же самое Берку или Шууги. Да хоть тому же Урту!

— И они сдирают с тебя живого шкуру… Но почему ты так уверен, что книги говорят правду?! Вдруг длинноухие все сами придумали? Чтобы потом говорить, что они самые первые?

— Почему тебе так хочется, чтобы книги врали?

— Потому что чем больше ты их читаешь, тем более отвратительные вещи говоришь!

— По-твоему, правда не может быть отвратительной?

— Но не настолько же!

— А насколько, брат? Насколько неприглядным должно быть событие, чтобы заменить его красивой картинкой? А ведь именно ты все время убеждаешь меня, что правда лучше даже той лжи, что устраивает всех!

— Это… Неправильно… — упрямо мотнул головой Шенгар. — А правда должна быть… Правильной.

— Ладно, правильный, — усмехнулся Орог. — Давай-ка двигаться, и поскорее. Чем дальше уйдем, тем целее будем.

Наскоро спрятав следы стоянки, братья спихнули остатки туши в кусты на радость давешней лисе и отправились в путь.

— Переделанные эльфы… — бормотал Шенгар под нос. — Когда-нибудь я, может быть, поверю в это…

Два дня обошлись без происшествий. Признаков погони не наблюдалось, и братья окончательно расслабились — как оказалось, рано.

Первым непонятный звук, напоминающий тихий стон, услышал Шенгар. Насторожившись, молодые орки двинулись вперед. Скоро стало ясно, что звук идет из глубокой расщелины.

Обвязавшись длинной веревкой, Орог спустился на дно пропасти. Несколько мгновений спустя оттуда донесся условленный сигнал. Шенгар разочарованно вздохнул — он надеялся, в кои-то веки, спихнуть тяжелую работу на брата. Ворча и придумывая самые обидные ругательства, он взялся за веревку и полез вниз. Однако, стоило ему оказаться рядом с братом, как заготовленная речь разом вылетела из головы.

— Длинноухий! — удивленно воскликнул он.

Орог едва удостоил его ответным кивком. Гораздо больше распластанного на камнях тела его интересовала кожаная сумка, при этом теле обнаруженная. Младший брат глубоко вздохнул и принялся осматривать раненого.

Закончили они почти одновременно.

— Сдохнет, — вынес свой вердикт Шенгар. — У него все ребра переломаны — вон как кровь идет изо рта. И хребет, похоже, тоже. Чудо, как жив еще!

Эльф застонал и приоткрыл полные муки серые глаза. Звуки, клокотавшие в горле, мало напоминали мелодичную эльфийскую речь.

— Ты понимаешь, что он бормочет? — спросил Шенгар.

— Откуда?!

— Ну, я подумал, вдруг ты от своих книг научился понимать длинноухих!

— Дурья башка! Книги на человеческом языке написаны! А бормочет он на своем.

— Так и знал — никакого от них толку!

Раненый пошевелился, и тотчас же лицо его исказилось от сильной боли.

— Кто вы? — прохрипел он уже по-человечески. — Я ничего не вижу…

— Ух ты! — подивился Шенгар. — Роэтур говорит совсем как мы. А этот, вроде бы, по-нашему, а все равно чирикает!

— Роэтур? — оживился эльф. — Вы знаете Роэтура?

— Мы его друзья, — уверенно отозвался Орог, предусмотрительно затыкая ладонью открывшийся рот Шенгара.

— Люди… — прошептал раненый. — О, Матерь Звезд… Я боялся, те чудовища… Ничего не вижу… Ударился головой…

— Как ты здесь оказался? — спросил Орог.

— Свалился со скалы…

— Это ясно! Что привело тебя сюда?

— Я… Мы искали новые месторождения руд… Разошлись от лагеря…

— Только эльф мог средь бела дня свалиться в дыру шире Ледяного пролива! — презрительно фыркнул Шенгар.

— Не днем… Ночью… В тени горы… Не заметил… Мы бежали от них… Моего товарища схватили…

— Бежали от кого?

— Найдите наш лагерь… Передайте… Древнее зло вернулось… Орки…

— Когда все произошло?

— Ночью… Мы сидели у костра… Эльвидара схватили… Я успел убежать… Недалеко…

Братья угрюмо переглянулись. Оба прекрасно понимали, что это означало. Поблизости находится выход из катакомб, и орки воспользовались им неспроста. Если бы по дороге они не наткнулись на эльфов, этой ночью у них могли быть совсем другие жертвы.

— Где находится ваш лагерь? — спросил Орог.

— Карта у меня в сумке… Отмечено крестом… Это на юго-востоке… Переправитесь через реку… Там будет большая долина…

— Понятно. Сколько их было?

— Не знаю… Кажется, около десяти…

— А ваших сколько?

— Двенадцать… Теперь… Бросайте меня и идите… Я умираю… Не чувствую ног… Мне не выбраться, а вас я только задержу… Постарайтесь уйти подальше до заката… Эти твари выходят по ночам…

— Мы поспешим прямо сейчас, — искренне заверил Орог.

— Хвала Светлому Творцу…

Глаза эльфа закрылись вновь.

— Готов? — предположил Шенгар.

Орог опустился на колени рядом с раненым и прижался ухом к груди.

— Без сознания, — ответил он, стаскивая с себя меховую безрукавку, на которую можно было уложить двух таких эльфов.

— Ты что — собираешься тащить его с собой?! — Шенгар не мог поверить глазам.

— Точно. А ты мне поможешь.

— Совсем спятил. У него хребет переломан! Если его сейчас поднять, он тем более сдохнет!

— А плевать. Коль не сдохнет, пригодится. А сдохнет — тоже неплохо. Есть одна мысль на этот счет.

Некоторое время Шенгар сопротивлялся для приличия, потом обреченно плюнул и полез наверх, где по дороге приметил две молодые березки. Тяжелый нож работы Одноглазого быстро управился с тонкими деревцами. Шенгар обрубил ветки и сбросил свою работу брату. Из первой березки, при помощи безрукавки и веревок вышло довольно сносное подобие носилок. Вторая пошла на шины для переломанных костей эльфа. Пока Орог занимался носилками, раненый очнулся и вновь принялся отчаянно убеждать оставить его ради спасения остальных, но скоро снова потерял сознание.

— Надо же — эльф, а готов пожертвовать собой ради товарищей! — покачал головой Шенгар. — Я тебе, брат, шею сверну!

— За что?

— Сначала Роэтур, теперь этот… Из-за тебя я скоро начну уважать длинноухих!

— Я тебя еще и читать научу, — ответил Орог.

— Ага, научишь. А еще есть вилкой и спать на подставке!

«Ладно, брат, лет через сто мы с тобой об этом еще поговорим», — решил Орог и уткнулся в карту, чтобы определить дорогу к эльфийскому лагерю. Шенгар это занятие презрел, куда больше доверяя врожденному чувству направления, чем «еще одним закорючкам». Только сообщение о том, что на карте отмечен брод через большую реку, в которой он чуть не утонул в прошлом году, захваченный стремниной, заставило Шенгара изменить мнение.

Братья двинулись вперед быстрым шагом. Дополнительный груз в виде раненого не представлял для молодых орков особенных помех.

Солнце уже приближалось к горизонту огромным оранжевым шаром, когда вдали послышался шум воды, бегущей по шершавому каменистому ложу, и за очередным подъемом показались белые гривы бурунов.

Эльф приоткрыл глаза:

— Я слышу реку…

— Все верно, — ответил Шенгар. — Мы почти дошли.

— Отдохнем до заката на том берегу, — предложил Орог. — Они выйдут, когда зайдет солнце. Если нет выходов ближе, пройдет достаточно времени, пока они доберутся сюда.

— Выходов? — спросил эльф. — Откуда?

— Орки прячутся в старых гномьих пещерах, — объяснил Орог. — Три дня назад они преследовали нас у озера на севере. Они не могли продолжать погоню под солнцем, но видимо, определили направление и шли подземными лабиринтами.

— Гномьи пещеры… Мне так и не довелось их повидать… Говорят, гномы умели делать из камня такие прекрасные вещи, что завидовал сам Творец… Кто-то считает, что они потеряны навек, а я не верю… Прекрасные вещи не должны теряться… Я был уверен, что однажды найду их… А вместо этого стал первым вестником новой войны… Глупо…

— Войны еще можно избежать, — уверенно сказал Орог.

— Я художник, мои любимые орудия — кисть и резец… Я бы отдал все за то, чтобы войны прекратились навсегда… Я даже стрелять как следует не умею… Эльф, который с сотни шагов мажет мимо мишени…

Шенгар сморщился так, словно ему подсунули что-то кислое и горькое одновременно. В отличие от эльфов, орки не слыли меткими стрелками. Но однажды на спор он одной стрелой выбил рыбешку из клюва чайки с расстояния втрое больше указанного.

— Смешно, верно?… — горько вздохнул эльф. — Но мы — воины Света… И когда силы Тьмы возвращаются из небытия, наш долг — противостоять, желаем мы того, или нет…

— А если удастся просто убедить орков не нападать?

— Ах, человек… — грустно прошептал эльф. — Век ваш короток… Для вас прошло не одно поколение, а мой отец застал войну против Тьмы… С орками бесполезно вести любые переговоры…

— Не бесполезно, — фыркнул Шенгар под нос. — Просто очень долго!

Орог пригрозил ему кулаком. К счастью, вода, шумящая о камни, заглушала звуки, и эльф не разобрал ехидного замечания.

— Это тупые и безжалостные монстры… Убийство и разрушение — все, на что они способны…

— Такими их делал Темный Властелин, — возразил Орог. — Но прошло триста лет с тех пор, как он погиб! Орки больше не служат никому!

— Они напали на нас без предупреждения… Все так же, как в прежние времена… Хотел бы я разделить твои надежды, человек… Но я не могу…

Наскоро перекусив остатками козлятины и эльфийских лепешек, братья взвалили на плечи носилки и отправились в путь.

К полуночи раненому стало хуже. Он ворочался, стонал и бормотал по-эльфийски что-то настолько невнятное, что вряд ли бы его слова разобрал и тот, кому этот язык был родным.

— Так мы далеко не уйдем, — решительно заявил Шенгар. — Братишка, давай искать укрытие, где мы можем отбиться в случае чего. А то ушастый окочурится.

— С каких это пор тебя стала заботить его жизнь? — искренне удивился Орог.

— Я предлагал бросить его там, где нашли! ТАМ это было бы правильно и честно. Ты меня не послушал. И кем мы будем, если бросим его ТЕПЕРЬ?

— Брат, я тебя знаю слишком хорошо. Для тебя это был бы повод, если бы речь шла о своих. Что у тебя на уме?

— Орог, он обозвал нас тупыми монстрами! Не знаю, что это такое, но чувствую — очень нехорошее. Я хочу, чтобы он подавился этими словами! Если он сдохнет, как я затолкаю их ему в глотку?

Орог только удивленно покачал головой и добавил уязвленную гордость в мысленный арсенал эффективных средств убеждения.

— Ты его карауль, а я на разведку, — заявил Шенгар и исчез за грудой валунов прежде, чем Орог успел поинтересоваться, с каких пор всем заправляет младший брат.

«Братишка Шенгар открыл, что орков считают бешеными зверьми, и побежал доказывать всему миру, что это не так, — с усмешкой подумал он. — Ха!»

Шенгар вернулся скоро.

— Нашел, — сообщил он. — Отличная пещера. Узкий вход, а перед ним такая круча, что там и двадцать орков можно перестрелять, пока влезут! Если повезет с сухими дровами, костра они не увидят и не учуют. Одну коряжку по пути я уже присмотрел.

— Костра? Ты чего задумал?

— Увидишь, брат, — хитро усмехнулся Шенгар.

Пещера и впрямь оказалась хорошим укрытием. Захватили и коряжку — очень скоро стены их каменного убежища окрасились мягкими красноватыми бликами костра.

От входа открывался хороший вид на долину, реку и брод через нее.

— Ага! — торжествующе воскликнул Шенгар. — Они идут с той стороны!

На фоне воды отчетливо рисовался десяток темных фигур.

— Посмотрим, куда пойдут, — сказал Орог. — Если сюда, значит есть выходы здесь. А если нет, им придется скоро поворачивать назад, чтобы вернуться к рассвету… В любом случае, время у нас есть. Так что признавайся, что задумал!

— Ладно, пошли покажу.

Они вернулись в пещеру к уютно потрескивающему костру, и Шенгар достал из своего мешка какой-то сверток. Внутри оказалась горстка сушеных грибов, мох и связки трав. Грибы Орог опознал немедленно.

— Ты что?! — воскликнул он. — Собрался тут сиреневых куропаток ловить?

— Нет, братишка. Меня еще маленьким бабушка научила… Помнишь, отца моего медведь порвал? Все говорили — не выживет. А она вспомнила, как ей мать ее рассказывала. Если напоить больного отваром дурманных грибов и трав и держать несколько дней в таком состоянии, то даже умирающий может вернуться к жизни.

— Ну ладно, колдуй, — сомнительно покачал головой Орог, покосившись на дрожащего в лихорадке эльфа. — Все равно другого, похоже, не осталось. А я посмотрю, что делается у наших подземных друзей.

Усевшись за большим камнем, прикрывающим вход в пещеру, Орог наложил одну стрелу на тетиву и еще несколько разложил перед собой, чтобы быстро схватить в случае необходимости. Он не был таким отменным стрелком как Шенгар, но открытая площадка на подступах к их укрытию словно специально предназначалась для того, чтобы хватило и неважного лучника ее защищать.

Врагов было больше, они были обучены воевать и хорошо вооружены. На стороне братьев выступали их молодость и сила; горы, подарившие столь удачное убежище и предки, от которых пришла способность переносить солнечные лучи.

Тем временем голова будущего вождя не переставала работать. Первоначальный план заключался в том, чтобы стравить «стариканов» с эльфами, используя для этой цели их неожиданного попутчика. По правде, он был почти уверен, что к концу дороги они получат труп, который можно будет подкинуть в эльфийский лагерь — а потом отправляться за второй стороной будущего конфликта. Наличие старинного врага сильно повышало их шансы удачно выдать себя за посланцев Владыки. Вряд ли эльфы в городе сильно переполошатся — пропажа разведчиков в горах не такое редкое событие. А если эльфы укокошат вдобавок половину «стариканов», тем легче будет договариваться по окончании военных действий… Как ни поворачивай, лезть в драку самим — худший вариант. Но все идет именно к тому.

Появление Шенгара оторвало его от раздумий.

— У тебя тут как? — спросил брат.

— Тихо пока.

— Поможешь с ушастым?

От костра остались теплые мерцающие угли, но для орочьих глаз света хватало. Шенгар перемешал варево в чашке.

— Подержи ему голову. А я волью эту дрянь.

Орог бережно приподнял раненого.

— Плохи его дела, — заметил он. — Весь горит.

— Зубы ему разожми, — велел Шенгар. — Отцу моему уже дрова для костра собрали. А он еще десять лет прожил, пока под лед не провалился.

Медленно и осторожно, братья напоили эльфа отваром. Возились они довольно долго, опасаясь, как бы раненый не захлебнулся. Несколько раз Шенгар прерывал процесс и выходил наружу взглянуть, не появились ли поблизости незваные гости.

Дурман начинал действовать. Лицо эльфа сделалось спокойным, а дыхание — ровным. Помочь ему более было нечем, только оставить до момента, когда потребуется очередная порция грибного зелья.

Орки покинули пещеру как раз вовремя, чтобы увидеть, как враги переправляются через реку, уходя туда, откуда явились.

— Здесь нет других выходов! — радостно заключил Шенгар.

— Вот что, брат, — сказал Орог. — Ты останешься здесь и присмотришь за эльфом. А я прослежу, куда они пошли, пока след свежий.

— Сдурел? Мы едва ноги унесли, а ты сам собираешься к ним идти?

— Это единственный шанс попасть в пещеры. До заката у меня будет полно времени!

— Мы толком не отдыхали уже несколько дней! — не отступался Шенгар.

— Другой возможности не будет, — упрямо сказал Орог.

— Я пойду с тобой!

— Нет, брат. Ты останешься здесь и будешь поить эльфа своими грибами. Пока он принимает нас за людей… Это все равно, что пробраться шпионами в лагерь врага и узнать все, что о нас думают и говорят! Столько удачи разом!

— Сглазить хочешь?

— Да ладно тебе! Это нам за то, что два года без толку бродили, не сдались и не отступили.

— Ладно, братишка, как знаешь. Но если тебя там прибьют, так и знай — сам голову оторву!

Густой предрассветный туман поднимался от реки. Рассеянная в воздухе влага меняла запахи и звуки причудливым образом. Не было нужды наклоняться, чтобы почувствовать след. Запах витал в воздухе — Орог жадно вдыхал каждую каплю, полную такой нужной ему информации. По некоторому размышлению он выделил восемь отдельных следов. Влага делала запахи четче — сейчас Орог мог сказать гораздо больше о каждом из его обладателей. Мелкие, едва уловимые нюансы подсказывали ему примерный возраст в триста-четыреста лет. Годы для орка не самые молодые, но со званием «стариканов» Шенгар все же переборщил. Скорее, поздняя зрелость, сохранившая достаточно силы, чтобы успешно применять на практике опыт прожитых лет. Только вот был ли у его противников шанс получить этот опыт? При Темном Властелине все они были юнцами — и, учитывая представления Владыки о том, каким должно быть идеальному воину, более чем неразумными. Их ровесники, ушедшие на север, набирались ума в постоянном жестоком бою с суровой природой Пустошей, с местными племенами, не обрадованными появлению новых соседей. Под смертоносными для существ, порожденных черной магией, лучами солнца, они вели войну. За земли, пригодные для стоянок, за дичь, за женщин, за само право существовать на этом свете. Владыка побеждал количеством, не считая жизней, необходимых для достижения победы. Вряд ли его можно было считать талантливым полководцем — но орки, приученные только подчиняться, не имели и той малости военных умений. Не понимая премудростей боевых построений, очень скоро воины Кланов отказались от наследия Темного Властелина и принялись учиться войне по-своему. Индивидуалисты по природе, орки быстро превратились в умелых и опасных бойцов — каждый по отдельности. Только Ночные Тени, Клыки Тьмы и еще два мелких клана предпочитали нападать кучей, как в прежние времена. Семь остальных превратили войну в некоторую разновидность охоты, где выживает самый хладнокровный, тренированный и хитрый.

Когти Ужаса — клан, к которому принадлежали Орог и Шенгар, издавна славился отменными охотниками. И, хотя последняя война на Пустошах окончилась полвека назад истреблением эвора — самого упрямого и непокорного из человеческих племен, населявших некогда северный континент — молодые охотники клана были достойными сыновьями своих отцов.

Приклонив нос к земле, Орог вынырнул из туманной полосы и быстрой мягкой походкой двинулся за своими преследователями.

ГЛАВА 5

Два факела тускло коптили на дальней стене пещеры. Когда-то, столетия назад, привередливые гномы сочли этот зал слишком маленьким и неприглядным, чтобы использовать его даже под хранилище. К тому же, в зале было довольно сыро: за неровными колоннами сталагнатов в северной части, пол уходил резким обрывом к подземной реке.

Для воителей из клана Черное Солнце пещера показалась просто созданной быть местом собраний. В реку они кидали сначала гномов, потом — пленников, захваченных в межклановых разборках, последовавших сразу, едва повывелись гномы. Когда и эти закончились, с обрыва стали просто сгребать остатки орочьих трапез: разбросанные кости мешали ходить по залу.

Между факелами на стене красовались главные реликвии Черного Солнца: потрепанный стяг темно-красного цвета, столь любимого Темным Владыкой, шест с засушенными головами самых почетных врагов, сраженных воинами клана за его многовековую историю, и кривой меч в богато украшенных ножнах, врученный лично Владыкой первому вождю. Под стягом громоздился скособоченный трон гномьей работы. Трон орки захватили, унося ноги из нижних пещер, где на двоих убитых гномами приходился один, сгинувший в лабиринте. По дороге его дважды роняли, в результате чего камень раскололся на три куска, а собрать его обратно в виде близком к первоначальному у орочьих «умельцев» не хватило таланту.

Впрочем, Барги, нынешний предводитель Черного Солнца, полагал кривой трон сидением, достойным величайших вождей, и в глубине души очень боялся, что Темный Владыка, вернувшись, тотчас отберет у него сей роскошный предмет. Думать дальше в этом направлении Барги не хватало духа, ибо выводы получались и вовсе крамольные. Шутка ли сказать — порой ему начинало казаться, что лучше бы Владыке не возвращаться совсем, а такие мысли уже никуда не годились!

Пятьдесят лет, что сидел Барги на этом троне, заняв его после гибели предшественника, опасных дум удавалось успешно избегать. Тем более, что проблем более насущных хватало в достатке. Например то, что к тремстам семидесяти годам тело начинало заметно терять гибкость и скорость, а значит близился тот день, когда на место вождя позарится кто-то сильнее и моложе.

И вот, вдобавок к этой напасти, одно за другим посыпались события, грозящие воплотить в реальность его самые сокровенные кошмары!

Барги нащупал ржавую цепь, прикрученную к целому подлокотнику трона, и с ненавистью дернул. Когда-то эта цепь была деталью подъемника в гномьей шахте — но орки, не понимавшие назначения ни шахты, ни тем более подъемника, нашли ей иное, как им казалось, более подходящее, применение.

Пленный эльф на другом конце цепи жалобно застонал — рывок проволок его несколько метров по каменному полу, прямо к ногам орочьего вождя. Барги хорошенько пнул ушастого ногой, обутой в грубый ботинок из плохо выделанной кожи. В душу предводителя Черного Солнца неожиданно нахлынули воспоминания о прекрасных сапогах с железными подковами, в которых он явился в эти пещеры триста лет назад. Подковы с тех пор истерлись, сапоги порвались, а сделать новые такие же никто из клана не умел. Воспоминания окончательно расстроили Барги. Он слез с трона и бил эльфа ногами до тех пор, пока тот не обмяк, лишившись сознания.

Лишь стоило затихнуть эльфовым всхлипываниям, Барги услышал вдали грохотание грубых подошв о каменный пол. Возвращались разведчики, отправленные на поиски двоих возмутителей спокойствия, что были даже опаснее длинноухих. Вождь поспешил занять подобающее ему место на троне. Принимать суровый вид ему даже не понадобилось — брови сами грозно сдвинулись к переносице при виде отряда, вернувшегося ни с чем.

Орки, мгновенно уловившие настроение вождя, переглянулись и решительно вытолкали вперед Ригги, младшего. Вообще-то, Ригги исполнилось триста четырнадцать, и, доживи он до таких лет при Владыке, быть ему сотником или тысячником и сбивать сапоги о бока молодежи. Однако, судьба решила посмеяться над Ригги жестоким образом: молодежи было взяться неоткуда, и вот уже триста лет на бедолагу сваливались самые трудные и неблагодарные задания.

— Вождь, мы их опять упустили, — обреченно заявил он.

Добротный удар с правой послужил ответом, однако Ригги был крепче эльфа, и даже устоял на ногах. Официальная часть выслушивания плохих новостей тем самым была соблюдена, и героические вояки Черного Солнца слегка осмелели.

— Они не боятся солнечного света, — продолжил другой орк. — Мы думаем, что они… — На скользком месте он все же предпочел умолкнуть и пихнуть в бок Ригги.

— Нам показалось, что они похожи на урук-хаев, — продолжил несчастный.

На этот раз по зубам он получил с левой.

— На урук-хаев? — задумчиво переспросил Барги. Как хотелось ему услышать другие предположения!

— Они могут передвигаться днем, — ответил один из воинов. — И запах — одновременно орка и человека!

— Может, полукровки? — схватился Барги за спасительную идею.

— Я разглядел знаки клана на руках, — вмешался другой воин. — Кланы не принимают полукровок!

Вождь нахмурился. Все успокоительные доводы на глазах развеивались в прах.

— Какого клана?

— Вроде, Когти Ужаса!

— Когти Ужаса, — презрительно поморщился Барги. — Эти приняли бы и длинноухих, чтоб казаться менее жалкими!

Но в глубине души вождь прекрасно знал, что он не прав. Дважды. Во-первых, вражеский клан, пусть молодой и не успевший покрыть себя славой, не был таким ущербным, как выходило по его словам. А, во-вторых, даже самый слабый клан не пал бы так низко, чтобы признать своим полукровку.

«Но разве Когти Ужаса — урук-хаи?» — закрался в голову очередной аргумент, и Барги окончательно загрустил. Ситуация становилась слишком запутанной, а решение головоломок сроду не входило в число его умений. Единственным известным путем преодоления неприятностей для него было выпускание кишок тем, кто их доставил… Кто же эти двое — сопляки из враждебного клана или посланники Темного Владыки? Неправильный ответ на этот вопрос мог обойтись слишком дорого. Проклятые урук-хаи всегда ходили у Владыки в любимчиках. Напасть на таких — лишиться не только трона, но и не менее драгоценной головы. А если все-таки полукровки? Тогда он станет всеобщим посмешищем. Даже дохлые гномы в нижних пещерах будут ржать так, что горы затрясутся. Над Барги из клана Черное Солнце, принявшего ублюдков-самозванцев за урук-хаев Владыки.

Вокруг толпились воины — не менее растерянные, однако, избавленные от необходимости принимать решение.

— Что будем делать, вождь?

Что делать! О, Владыка!

Впервые за пятьдесят лет Барги отчаянно жалел, что над ним нет начальника, готового сказать наверняка.

Орог осторожно перенес ногу, отыскивая новую площадку для опоры. Это оказалось нелегко. Здесь, под толщей горной породы, не было ветра, столетие за столетием выдувающего песчинки из упрямых скал. Основным подземным строителем была вода, а она предпочитала гладкие формы.

Полочка над быстрым темным потоком, начинавшаяся как небольшая тропка, быстро сужалась до катастрофически неприятных размеров. Молодой орк обнаружил этот сомнительный подарок судьбы, когда ход, по которому он осторожно двигался в каких-то ста шагах за спинами подземных обитателей, начал расширяться, а стена справа вдруг окончилась резким провалом и осыпью.

«К хорошему привыкаешь быстро», — не самое оригинальное утверждение, но именно оно приходило в голову Орогу при мысли о железных костылях и мотке прочной веревки, ожидающих лучших времен в мешке.

Он не мог позволить себе лишнего шума.

Правая нога окончательно потеряла полочку. Кажется, дальше она сливалась со стеной. Орог тихо выругался. Стоило так рисковать, чтобы услышать то же самое, что мог бы разобрать, спрятавшись за большим валуном при входе!

Так, спокойно…

Он попытался прикинуть расстояние, которое прополз, распластанный по стене. В глубине зала он успел разглядеть заросли каменных сосулек, торчащих из пола и потолка, и способных послужить хорошим укрытием. Судя по направлению голосов, сосульки должны уже начинаться.

Орог осторожно вытянул руку повыше и положил ладонь на край обрыва. Орки наверху продолжали беседу как ни в чем не бывало. Сердце отчаянно трепыхалось. Ни за что на свете, никому, даже Шенгару, будущий вождь не рассказал бы о том, как страшно было ему в этот момент. Интересно, что хуже — сдохнуть от руки ходячей древности или сорваться с обрыва? Спазм тошноты подкатился к самому горлу.

«Хуже, — ответил кто-то рассудительный и спокойный из самой глубины его паникующего существа, — если тебя от страха прихватит животом посреди этой жердочки».

Воображение живо нарисовало соответствующую картинку — и Орогу вдруг стало смешно. Почему-то в героических легендах не упоминалось, как великие вожди ползают по скалам, скрываясь от десятка воинствующих дедов трехсотлетней выдержки, все в холодном поту от страха! В основном они размахивали мечами, сражая по сотне врагов одним ударом. Любопытно, а Темный Властелин часто попадал в такие переплеты, что был готов наделать в штаны?

«Вряд ли, — вздохнул Орог. — Владыка предпочитал не марать руки сам». Впрочем, это не помешало ему представить Темного Властелина, висящего на скале с расстройством желудка — и получить от того немало удовольствия. Страх уступал место какому-то бесшабашному веселью. Орог вытер о широкий меховой воротник вспотевшие ладони и, ухватившись за край обрыва, осторожно подтянулся на руках.

Ряд каменных сосулек полностью закрывал его от врагов. Не раздумывая более, Орог сполз обратно на полочку, перехватился поудобнее и одним мощным рывком послал тело вверх.

В отличие от грубо сработанной обувки «стариканов», мягкие подошвы северных сапог не производили шума. Уже не опасаясь быть замеченным, Орог отыскал себе хорошую точку обзора и удобно разлегся напротив широкой щели между сросшихся в колонны сосулек. Теперь он мог рассмотреть нежданных сородичей во всей красе.

«И эти существа держали в страхе половину обитаемого мира?» — пронеслась в голове удивленная мысль.

Кривоногие, невысокие фигуры выглядели тем более непропорциональными, что большинство «стариканов» порядком сутулились — словно желали казаться еще ниже. Сначала Орог подумал, что кожа чистокровных орков гораздо темнее, чем у их смешавшихся с людьми северных потомков, но скоро сообразил, что слово «умываться» было неведомо почтенным предкам.

Плохо обработанные звериные шкуры служили материалом для одежды. Кривые куски жесткой кожи, стянутые на стыках засохшими ремешками, символизировали собой штаны, шкуры с дыркой для головы посередине — поддоспешник.

Странно и дико смотрелись на фоне этого убожества образцового вида доспехи и оружие. Впрочем, порядок резко заканчивался там, где начинались тронутые временем кожа и ткань. Новые ремни, прилаженные гордыми вояками на место истлевших, сидели криво, а на попытки произвести более серьезный ремонт и вовсе нельзя было смотреть без слез.

Жесткие длинные волосы «стариканов» висели запутанными космами, не знавшими гребня (охотники Кланов обычно собирали их высоким хвостом на затылке или заплетали в косы, а любители покрасоваться, вроде братца Шенгара, конструировали тоскливыми зимними ночами замысловатые прически).

От эльфов орки унаследовали характерную форму бровей, уходящих вверх резким разлетом. Как с такими чертами «стариканы» умудрялись глядеть исподлобья, оставалось загадкой, но у них это получалось.

Если бы Орог не знал наверняка, то в жизни бы не поверил, что от этих существ его и других северных охотников отделяет всего несколько поколений. Он припомнил недобрым словом некоторых умников из числа своих ровесников, всерьез считающих большой потерей для орочьего народа гибель Темного Властелина. «Показать бы им этих образин, интересно, что бы они ответили?» — подумал Орог злорадно.

На фоне общей жалкой картины в лучшую сторону выделялся вождь, восседающий на разломанном каменном троне. Не иначе — собрал последние приличные вещи, сохранившиеся с былых времен. Он щеголял вытертыми шерстяными штанами и почти целой стеганкой, в прорехи которой вылезали пучки волоса. Внушительный панцирь из металлических пластин не особо пострадал от ремонта, поскольку большинство его деталей скреплялись между собой кольчужной сеткой, а не кожаными шнурами.

Впрочем, позавидовать вождю было нельзя. На первый взгляд можно было предположить, что вождь страдает коликами. Он кривился, морщился, хмурился с выражением такой искренней муки в глазах, что самый отпетый орконенавистник мог заплакать от жалости к несчастному. И все же Орог рискнул выдвинуть иное объяснение происходящему: вождь думал. А это прискорбное занятие случалось с ним нечасто.

От страха не осталось и следа. Более того, Орогу стоило больших усилий удерживать в голове то обстоятельство, что, несмотря на внешнюю смехотворность, «стариканы» остаются свирепыми кровожадными существами, воинами с трехсотлетним опытом, их девять против одного, и вообще они могут в любой момент найти и открутить голову.

С трудом Орог заставил себя отнестись к противнику серьезнее.

Неприятно поражало выражение, с которым глядели орки на своего предводителя. У Северных Кланов авторитет вождя был непререкаем в одном-единственном случае: в ходе активных действий, будь то охота, война или другое мероприятие, требующее быстрого принятия однозначных решений. В любое другое время вождь ничем не отличался от своих соплеменников. Кто угодно мог высказать ему в глаза самые нелицеприятные вещи. А у такого известного баламута как Шенгар, дело как-то дошло до драки с Гартом. Злые языки утверждали, что повинна в том была некоторая девица, перед которой каждый был не прочь покрасоваться, а вовсе не спор, послуживший формальной причиной. Так или иначе, «украшены» оба оказались капитально — ссадинами, шишками и синяками. Гарт потом долго не мог управляться с правой рукой, а у Шенгара совершенно заплыл подбитый глаз, и в узкой щелке между распухшими веками проглядывало что-то зловеще-алое, раза в два ярче естественного для орка красного цвета. Старые знахарки из первых смешанных поколений еще долго потчевали обоих целебными отварами и травами, секреты которых принесли от человеческих матерей.

«Стариканы» же глядели на вождя, готовые ловить каждое его слово, а с лиц не сходило выражение крайней почтительности. Выдавали глаза. В них читалась такая злая и жгучая зависть, которую не скрывала и самая искусная маска преданности. Сомнений нет: здесь каждый мечтал оказаться в шерстяных штанах в каменном кресле.

Орог прищурил желтые глаза, как довольная кошка, наевшаяся мышей. Вот и первая подсказка к решению проблемы «стариканов»! Осталось только продумать, как использовать ее правильно.

В свое время он бессовестно проспал (на редкость нудные и путаные) наставления старейшин по орочьей «геральдике», о чем теперь ужасно жалел. Даже Рерки своим единственным подслеповатым глазом разглядел бы сейчас больше. Татуировки на плечах могли сказать о воине Темного Владыки многое: к какому клану он принадлежит, в скольких войнах участвовал, каков его ранг и возраст, сколько врагов он сразил и многое другое.

На севере от этого сложного языка остались только клановые знаки — все остальное утратило смысл с гибелью Владыки. К тому же, в холодную половину года даже орки, переносящие мороз лучше людей, предпочитали меховые куртки с рукавами. Роль символов переходила к украшениям на одежде — наследию поглощенных человеческих племен, отличавшихся неравнодушием к узорам, вышивкам, цветным камушкам, бусинам и прочим безделицам. С ремеслами по обработке кожи, кости и дерева, северным оркам передалась привычка разукрашивать свои изделия, и часть таких украшений стала новыми знаками. Узоры на коже, напротив, превращались в украшения.

Конечно, Орог мог без труда отличить Ночных Теней от Леденящей Смерти, а Черных Клинков от Темного Пламени, однако, его познания ограничивались одиннадцатью кланами, обосновавшимися на северных Пустошах. Кто мог предположить, что умение различать знаки доброй сотни других, сгинувших три века назад, окажется вопросом жизненной необходимости!

Что ж, придется положиться на собственную наблюдательность, вызнавая подробности о каждом из своих врагов.

Первый вывод Орог счел не самым удачным: единственный орк, на плечах которого (как и у него самого) был лишь символ клана, служил здесь чем-то вроде чучела для отработки ударов. «Надо было все-таки захватить братишку Шенгара, — подумал Орог. — У него вся шкура так разрисована, что стариканы с ума бы посходили!»

Восемь лучей, расходящихся из одной точки — кому мог принадлежать такой знак? Клановая символика приблизительно отражала название — на его собственных руках, например, было изображение пяти стилизованных когтей. Но только вот названия всех ста с лишком кланов Орог выучить тоже не удосужился.

Солнце? Слуги Владыки не слишком жаловали дневное светило. Послать кого-то загорать до сих пор считается не менее оскорбительным, чем поминать Светлого Творца. Вряд ли какой-то клан возьмет название, связанное с ним… Стоп!

Воспоминание пришло разом, готовой картинкой. Полярная ночь, небо в сполохах разноцветного сияния. Потрескивает костер, и старейшина Берк шамкает беззубым ртом очередное повествование о собственных подвигах. Каждый из подростков, в обязанности которым вменялось слушать эту муть, находил свой способ скоротать время. Они с Шенгаром придумали увлекательное занятие: соревновались, кто первым схватит воткнутый в снег нож. Кроме того, что Шенгара он все же победил, из этой ночи врезалось в память одно — название клана, что расслышал он краем уха. Привлекло именно своей необычностью: Черное Солнце.

Точно. Вряд ли найдутся другие кланы на солнечную тематику. И если это действительно Черное Солнце… Орог неприязненно поморщился. Кажется, запас везения начинал подходить к концу.

Хотя старой традицией орков было поносить на чем свет стоит все кланы, кроме собственного, старейшина Берк отзывался о Черном Солнце с ОЧЕНЬ большим уважением. Один из старейших кланов, существующий с первой войны между Светом и Тьмой… А это значит, что амбиций у «стариканов» хватит на двух Темных Властелинов — и еще на десяток эльфийских королей останется. Даже у того бедолаги, которого все пинают ногами.

«Охохохонюшки, — невесело подумал Орог. — Может, пора послушать братишку и убираться, покуда цел?»

Ну уж нет. Чем сложнее задача, тем больше чести тому, кто с ней справился. Пусть общение с Черным Солнцем будет последней тренировкой перед выходом на Совет Кланов… «А ведь это мысль!» — Орог замер, пораженный пришедшей идеей. Кажется, он только что нашел способ обойти Гарта в борьбе за место верховного вождя. Такой простой, очевидный — как только раньше не пришел в голову! Не нужно бороться с Гартом за главенство над Когтями Ужаса, если можно создать собственный клан! Стоит освоить изготовление железного оружия, и от желающих туда вступить не будет отбоя. Тогда он войдет в Совет равным среди равных…

Что за странная вещь разум! Подкидывает нежданные мысли, когда они совсем не требуются, и не желает подсказывать ответов, необходимых прямо сейчас!

С сожалением Орог оставил грядущие планы и вернулся к изучению «стариканов».

«Ну и хорошую я нашел пещерку!» — в который раз самодовольно подумал Шенгар.

В первый день он потрудился на славу, устроив на тропе несколько обвалов, чрезвычайно затруднивших путь. При том, что преодолевать его предстояло в прямой видимости от входа в пещеру.

Свое умение пользоваться луком Шенгар продемонстрировал в ту же ночь.

— Эй ты, слева, с котлом на башке! — проорал он, лишь только на осыпи внизу показалось пять приземистых фигур. — Ты чего это расхромался?

Единственный обладатель шлема на весь орочий отряд остановился, переваривая услышанное.

— Я выпущу тебе кишки! — нашелся он, наконец.

— А ножка не болит? — продолжал Шенгар, натягивая лук.

— Я с тебя кожу живьем сдеру!

— Да ты сначала стрелу из ноги вытащи! — не унимался лучший охотник Когтей Ужаса.

— Какую еще стрелу? — не понял орк в шлеме.

— Вот эту!

Задребезжала спущенная тетива, и неприятель с воплем повалился на землю: обещанная стрела пробила грубую штанину и засела точно в бедре.

Помогать раненому товарищу орки не спешили, резво попрятавшись за ближайшие скалы. Один рискнул было высунуть голову, но быстро убрал ее обратно, стоило второй стреле царапнуть по уху.

Снизу слышались уже два потока ругательств.

— Так лучше! — заверил пострадавшего Шенгар. — С длинноухими не спутают!

Больше голов не высовывалось. Через некоторое время Шенгару стало скучно, и он продолжил беседу.

— Эй, вам домой не пора? А то не успеете — шкурку поджарит!

Ответом послужил набор нецензурных высказываний в адрес Шенгара и всего его рода. Несмотря на то, что молодой охотник был совершенно прав, и скоро оркам пришлось убираться, несолоно хлебавши.

Так началось еженощное общение со «стариканами».

Наученные горьким опытом, на следующий раз орки привели своего лучника.

— Целься выше, дружок! — прокомментировал Шенгар первую попытку вражеского стрелка. — Ты же в меня хочешь попасть, а не в камень!

Вторая стрела просвистела рядом с ухом и шваркнула о темный свод пещеры.

— А теперь левее! Это ты вчера в норку до рассвета не успел, солнышко голову напекло? Или всегда был мазилой?

Третья стрела грозила действительно угодить в цель, если бы Шенгар не успел благоразумно пригнуться.

— Тебя кто стрелять учил — одноглазый криворукий человек?

— Сам ты у длинноухих учил… А! — огрызнулся лучник, но завершить фразу не успел: ответная стрела аккуратно вошла в правое плечо.

— Ты подольше целься, я еще две успею послать! — фыркнул Шенгар. — Ну — кто тут у нас еще хромой-безрукий-одноухий?

Желающих подставиться под выстрел не нашлось.

Третья ночь чуть было не обернулась крупными неприятностями. Когда Шенгар, сладко потягиваясь, выполз к закату на площадку перед выходом, то увидел «стариканов», перебирающихся через последний завал.

Два поспешных выстрела навскидку заставили их отказаться от этой затеи. Один орк, уползая за скалы, хватался за правое ухо, другой — за левое.

— Что — не ждал? — поинтересовался седоволосый, коренастый «старикан», которого Шенгар определил как главного. Говорить орк осмелился, лишь убедившись, что его укрытие за большим камнем достаточно надежно.

— Ух ты! — удивился Шенгар. — Загорали днем на бережку?

— Нашли укрытие неподалеку! — довольно усмехнулся главарь. — Теперь-то мы до тебя доберемся!

— Спасибо за подсказку, — искренне поблагодарил Шенгар. — Обязательно приду к полудню, засыплю вход.

Озвученная угроза возымела действие. К исходу сумерек «стариканы» топали восвояси через брод, направляясь к гномьим пещерам.

Следующей ночью орки попытались зайти сверху по скалам — тут уж было не до шуток. Шенгару пришлось привлечь все искусство охотника, чтобы не допустить противника к входу в пещеру и не попасться самому. Постоянно меняя укрытия, стрелял наверняка, на малейшее движение, на тишайший звук, на любой подозрительный предмет. Кажется, ему удалось зацепить одного или двух — насколько серьезно, оставалось только гадать.

Наконец, «стариканы» сдались и отправились домой, утаскивая с собой раненых.

Похоже, подобный расклад им не особо понравился. Повторно пробраться с этой стороны они не пробовали.

Попытка форсировать реку напротив скалы с пещерой потерпела крах без всякого участия Шенгара. Пока унесенных бурным потоком вояк вылавливали ниже по течению, седому вожаку ничего не оставалось, как перекидываться с осажденным «любезностями» по разные стороны непреодолимого рубежа.

— Эй, Коготь Ужаса! Ты хороший лучник и нарочно не бьешь насмерть. Почему?

— А ты поближе подойди — тогда начну, — лениво отозвался Шенгар, с любопытством наблюдавший за процессом спасения утопающих.

— Сначала мы думали, ты трусишь. Но вчера ты доказал, что готов убивать!

Шенгар развел руками:

— Боюсь увлечься! Меня брат просил нескольких ему оставить, а вот как всех вас перестреляю — что я ему скажу?

Мокрые и мрачные, орки возвращались обратно к месту неудавшейся переправы.

— Коготь Ужаса, ты еще там?

— Чего надо?

— Ты кто вообще такой? Мы с ребятами уже голову сломали!

«Ах, брат Орог, чтоб тебя эльфы на завтрак сварили!» — подумал Шенгар. Старое орочье ругательство соответствовало исторической истине со знаком наоборот, хоть и появилось еще до первой войны Света с Тьмой. «Не мог точно объяснить, как именно врать стариканам!»

Но Шенгар не был бы собой, не нашедшись, что ответить.

— Я? — переспросил он с неприкрытым презрением в голосе. — Я — самый первый орк, созданный Владыкой! Он как глянул, какой я вышел складный, так и прогнал прочь в горы. Испугался, что лучше его самого окажусь! И стал вас, недоделанных, строгать!

Орки на берегу дружно загоготали.

— Ладно, Коготь Ужаса, — усмехнулся седовласый. — Надеюсь, завтра удастся попробовать, каково на вкус твое сердце!

— Подойдешь ближе, чем сейчас, я тебе стрелу прямо промеж глаз засажу, — пообещал Шенгар.

На том и расстались. «Стариканы» побрели к своим пещерам, Шенгар пошел проведать, как дела у его пациента.

Длинноухий лежал в дальнем краю пещеры на ложе из веток и травы, которое соорудил для него Шенгар. Дыхание его было глубоким и размеренным, а с губ не сходила счастливая улыбка. Жар спадал, и Шенгар счел это хорошим признаком.

— Ты уж давай, выкарабкивайся, — сказал он эльфу, мешая варево из грибов и целебных трав. — А то у меня скоро стрел отбиваться от этих придурков не хватит. Придется и впрямь их перестрелять. И будем мы с братишкой Орогом вдвоем ворочать камни в шахте. Точнее, это я их буду ворочать, а он — указания давать. Куда такое годится!

Эльф, разумеется, ничего не ответил. Привычным жестом Шенгар разжал ему зубы и влил приготовленный отвар.

Из осторожности, Шенгар дождался рассвета на площадке у входа, а затем вернулся в пещеру и уснул, зарывшись в теплый мех безрукавки. Ему снились лепешки длинноухих, боевой топор из сияющей стали и девчонка из клана Песня Войны. Лицо его в тот момент было таким счастливым и безмятежным, словно он сам хлебнул грибного отвара.

ГЛАВА 6

В тронном зале, как называл Орог про себя большую пещеру, намечалось что-то интересное. Он подполз ближе к щели, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.

За прошедшие ночи, когда большинство орков отправлялись наружу, он успел хорошо исследовать окрестные ходы и обнаружить массу интересных вещей. Например, то, что у тронного зала имеется второй потолок, а в потолке — большая трещина, через которую очень удобно наблюдать за тем, что творится внизу. А еще то, что дальше по течению река обрывается водопадом в огромный зал, и в нижней части этого водопада просматриваются лопасти водяного колеса, а также площадки и лестницы для обслуживания механизма. Под шум воды он, не опасаясь быть раскрытым, заколотил в стену несколько костылей и спустился по веревке до верхней площадки. Пока он этим занимался, огромный зал наполнился мягким розовым светом — по всей вероятности, он поступал с поверхности, где как раз должен был заниматься рассвет, через систему линз и зеркал. Однако, раздумывать о тонкостях освещения, Орогу было некогда: в конструкциях внизу он с радостью узнал некоторые из приспособлений, описанных в книге по металлургии, которую перечитал так много раз, что мог пересказать близко к тексту.

Водяное колесо было предназначено для раздува огромных мехов, нагнетающих воздух в исполинскую печь для выплавки металла. Было ясно, что гномы сильно превзошли в технической мысли людей, писавших книгу, но в общих чертах Орог быстро догадался о предназначении тех или иных механизмов. «Темный Владыка, до чего же тут все здоровое!» — пронеслось у него в голове. Если до сих пор у молодого орка сохранялись какие-то иллюзии относительно того, что вдвоем с братом они разберутся с гномьим хозяйством, теперь они развеялись окончательно. Столько руды и угля, сколько сжирает эта печь за один присест, им рубить и жечь добрый месяц. И еще не факт, что с первого раза все получится правильно. Стариканы так же необходимы для претворения в жизнь мечты о железном оружии, как сама рудная залежь.

Смешанные чувства раздирали душу Орога, когда он возвращался тайными коридорами обратно к любимому убежищу над тронным залом. Его не покидало ощущение того, что, делая один шаг на пути к осуществлению своих планов, он отдаляется от них на два…

Тем временем, в тронном зале бедолаге Ригги снова приходилось отдуваться за всех.

— Вождь, мы… Мы опять не смогли до него добраться! — докладывал, пытаясь держаться с максимальным достоинством, трехсотлетний страдалец.

На половину лица и шеи у Ригги запеклась темная корка размазанной крови. Свежие потеки струйками стекали с правого уха, навсегда утратившего былую остроконечность. За этими признакам безошибочно определялось чувство юмора братишки Шенгара. Из чего Орог с радостью заключил, что брат в порядке и развлекается, как может.

— Что?!! — вождь толкнул ногой сжавшегося в комок эльфа и сгреб Ригги за край панциря. Ветхие ремни лопнули, и в руках у вождя остались два ряда ржавых пластин. Вождь с отвращением отбросил рухлядь в сторону и врезал Ригги по здоровому уху.

— Он ранил Граша, — обреченно вздохнул Ригги. — Граш еще долго не сможет стрелять.

Пострадавший лучник, замотанный полосами грязной грубой ткани, поспешил спрятаться за спины воинов.

— Дурбаг и Марги хромают, а Буртак совсем плох.

Выражение лица вождя не предвещало для Ригги ничего хорошего. Горемыка сжался в предчувствии удара, но, вопреки ожиданиям, вождь опустился обратно на трон.

— Ришнар! — угрюмо каркнул он.

Из горстки воинов вышел хмурый, плотно сбитый орк. Спутанные патлы были наполовину седыми. Глаза пылали из-под косматых бровей злыми алыми угольками. Длинный шрам пересекал темную физиономию старого воина от лба до нижней челюсти.

— Барги, — хрипло проговорил седой. — Он стреляет из лука как десяток длинноухих. Ты хочешь угробить в этих скалах остатки клана?

— А ты хочешь, — зло сощурился Барги, — поединка за место вождя?

— О, — усмехнулся Ришнар. — Мне надо было заботиться об этом пятьдесят лет назад. В четыреста с лишком сложно переигрывать прошлые ошибки. Но мне все еще хочется просто пожить! Я не собираюсь лезть под стрелу.

Барги шумно дышал, потеряв от такой наглости дар речи.

— Ты будешь доживать свою жалкую жизнь в каменном мешке! — выдохнул он, наконец. — Вместе с предателем Уршнаком!

Шрам делал ухмылку Ришнара кривой и на редкость скверной.

— Буртак при смерти. Плохая рана, очень плохая, — проговорил он. — НАС остается слишком мало.

Вождь вздрогнул, словно его пронзили невидимым клинком, но быстро взял себя в руки.

— Мы все здесь старые товарищи, — произнес он наконец. — КАЖДОГО связывает с ним много воспоминаний.

Орог готов был поклясться, что между этими двумя происходит что-то гораздо большее, чем простой разговор о боевых товарищах. Нечто, известное вождю, старому воину — и, вероятно, тому раненому, Буртаку.

— Я просто хочу сказать, — примирительным тоном сказал Ришнар, — мы не знаем, кто эти двое, и зачем они явились. Они могли принести вести от Владыки.

— Поздновато он о нас вспомнил, не находишь? — фыркнул Барги. — И кого он прислал? Двоих сопляков, едва оторвавшихся от сиськи! Хороша честь для старейшего клана!

Вождь настолько увлекся, что почти забыл о воинах, с интересом следящих за развитием разговора.

— А вы чего уставились?! — рявкнул он. — А ну пошли прочь, дайте поговорить!

— Это и нас тоже касается! — зароптали орки. — Ришнар говорит за всех!

Седой вояка развернулся лицом к воинам и успокаивающе вскинул вверх обе руки.

— Успокойтесь, братья! — сказал он. — Не стоит ссориться с вождем в такой момент! Я смогу договориться о наших интересах!

Некоторое время орки громко шушукались, ворчали, но пришли к согласию на удивление быстро.

— Мы тебе верим, Ришнар! — заявили они и двинулись к выходу из зала.

«А зря», — подумал Орог, но его мнения, разумеется, никто не спросил.

Некоторое время вождь и старый воин молча глядели друг на друга. Первым тишину нарушил Ришнар:

— Ну что, Барги, ты еще сомневаешься, НАСКОЛЬКО я тебе нужен?

— Не испытывай мое терпение, старик, — гневно воскликнул тот. — Ты оскорблял меня перед всем кланом!

— Если Буртак умрет, останется двое свидетелей — ты и я, — ответил Ришнар, как ни в чем не бывало. — Интересное положение, да? Поединок останется за тобой, но слово, Барги! Чьему слову больше поверят?

— Если Буртак умрет, — нахмурился вождь, — я могу спокойно прикончить и тебя, об этом ты не думал?

— Думал, много раз. Но ты этого не сделаешь.

— И почему же?

— Пятьдесят лет назад я отказался от места вождя, потому что знал, что не смогу его долго удержать. А сейчас… Ты ведь тоже начинаешь чувствовать, что такое старость, а, Барги?

Вождь угрюмо промолчал, из чего Орог сделал вывод, что все сказанное — правда.

— Суставы теряют гибкость, а глаза — точность, — продолжал Ришнар мягкой интонацией старого интригана. — В руках нет уже прежней силы, а в ударе — скорости. Тебе это знакомо, так ведь?

— Замолчи! — огрызнулся Барги.

— Я старше на шестьдесят два года. Ты скрываешь свою слабость от остальных, но меня тебе не обмануть. Дальше будет только хуже. И тогда кто-нибудь более молодой решит занять твое место.

— И ты считаешь, что сможешь удержать их от этого?

Седой орк развел руками:

— Я не Владыка, чтобы управлять чужой волей. Но некоторое время — да, смогу.

— Ты хорошо провел меня пятьдесят лет назад, Ришнар! — прорычал Барги. — Я понял только сейчас, ты устроился гораздо лучше меня! У тебя нет власти, за которую можно бороться, но тебя любят и уважают как мудрейшего из равных! Ты ведь знал это, да?

— Каждый борется за жизнь, насколько умеет. Тебе хотелось быть вождем, и ты им стал. Не за что меня упрекать.

— Если бы я только знал тогда! Удавил бы своими руками, там, в ущелье над водопадом!

— Поздно жалеть, — жестко оборвал Ришнар его стенания. — Теперь нам остается только держаться друг друга, чтобы все шло как прежде.

Орог придвинулся ближе к щели, боясь упустить и слово из этого интереснейшего разговора. Если Барги с большей частью его воинства производили впечатление существ недалеких, а то и откровенно тупых; Ришнар порядком реабилитировал предков в его глазах. Покрытая шрамами шкура старого вояки прятала под собой изворотливый ум прирожденного политика. Если бы не воля случая, ограничившая масштаб его действий тесным подземельем с несколькими тысячами соплеменников, Ришнар мог бы пойти очень далеко… А может, и наоборот, не прожить и первой сотни лет, судя по тому, как быстро Владыка избавлялся от наиболее одаренных соратников. Интересно, не Ришнару ли Черное Солнце обязано победой над всеми остальными кланами, очутившимися в гномьих пещерах?

Так или иначе, сейчас старый хитрец находится в крайне затруднительной ситуации: ведь главным врагом стало его собственное стареющее тело. В окружении орков, считающих грубую силу единственным мерилом достоинства. Он будет искать любую возможность упрочить свое положение. Пока рука способна сжимать меч, его авторитет среди воинов будет перевешивать издержки старости. Но Ришнар способен глядеть вперед на несколько десятков лет, и отлично понимает, что наступит тот день, когда он окажется бессилен против оков неумолимого возраста. И Орог был готов предложить ему выход — независимо от того, назовется ли посланцем Владыки (и сможет отдавать от лица последнего любые приказы), или откроет правду о Северных Кланах с их почтительным отношением к старейшинам.

Проблема одна — тайна, которой вождь и Ришнар попеременно шантажируют друг друга. Похоже, именно она служила до сих пор гарантией сохранности головы на плечах. Пятьдесят лет назад в ущелье у водопада — дата звучала в разговоре неоднократно. Барги стал вождем в то же время. Когда у клана появляется новый вождь? Правильно. После смерти старого.

Ответ напрашивался сам собой. Пятьдесят лет назад именно эта троица — Ришнар, Барги, Буртак — и помогла прошлому вождю отправиться в вечное скитание по Тропам Тьмы. А водопад скрыл следы преступления. Каждый получил свою долю выгоды. Повязанные кровью, они полвека хранили тайну. Теперь же, когда Буртак вот-вот скончается от раны, хрупкое равновесие готово нарушиться. В отсутствие третьего свидетеля, каждый может выдвигать свою версию событий. Слово против слова. И это способно свести на нет все усилия Орога по привлечению Ришнара на свою сторону. Против вождя старый воин не пойдет. Потому, что тот сразу обвинит его в убийстве пятидесятилетней давности.

«Ах, брат, — подумал Орог с укоризной, — не мог подстрелить кого-нибудь другого!»

Единственный выход — найти доводы и для вождя тоже.

От таких мыслей Орог слегка приуныл. Барги глуп и недальновиден, как он успел убедиться. Более того, он тщеславен, а это еще хуже. Почетным местом старейшины его не привлечешь. А появление в подземельях персоны значительнее его самого, Барги однозначно воспримет как посягательство на свою безраздельную власть.

Дальнейшие размышления относительно вождя приводили в тупик, а потому Орог оставил их до поры, и попытался добавить к общей картине еще одну странную зацепку, привлекшую его внимание. «В каменном мешке вместе с предателем Уршнаком», — сказал Барги в запале. Насколько Орог знал, с предателями орки не церемонились — что во времена Владыки, что поныне. Не проходило и нескольких минут после их выявления, как волки с аппетитом рвали на части еще теплые тела. Что должен был сотворить этот Уршнак, чтобы его оставили в живых?

Орог так отвлекся на собственные мысли, что едва не потерял нить разговора «стариканов».

— Даже если их прислал Владыка, — убеждал с напором Барги. — Горы полны опасностей, кто узнает, что это мы их прикончили!

— Владыка узнает что угодно, если пожелает, — мрачно отозвался Ришнар. — К тому же, десять не три. Кто-то да проболтается! Для Владыки мы уже бесполезные старики, пощады не будет.

— Вот потому я и предлагаю прикончить сразу. Ты сам говорил, что хочешь сохранить все по-старому! Принять их, кем бы они ни были — это ли не первый шаг к переменам!

— Владыка пришлет новых! — возразил Ришнар. — По правде, я не могу понять, зачем ему вспоминать о нас через триста лет, когда с нас уже мало толку!

— Остальные моложе, — хмуро заметил Барги. — Они еще могут воевать! Клан Черное Солнце — славный и древний! Наверняка Владыка жаждет его возродить!

«Вот так идея! — подумал Орог. — Мне бы ни за что в голову не пришло!»

Судя по непроницаемо-скептическому выражению Ришнара, седой вояка тоже испытывал глубокие сомнения относительно бесценности для Темного Властелина одного-единственного орочьего клана.

— Я бы скорее предположил, что ему не хватает воинов, — сказал он. — Что триста лет назад случилось что-то очень плохое. И сейчас Владыка собирает все, что можно спасти…

«Так, так, — радовался Орог, — давай же, придумай мне хорошую историю!» Но радость его была недолгой.

— …но эти двое — урук-хаи, сильные и молодые, — заключил Ришнар. — Они крупнее нас и не боятся солнечного света. И размножаются так же быстро, как все орки. Будь ты на месте Темного Владыки, кого бы ты предпочел в качестве воинов?

— Никакие урук-хаи не сравнятся с великим славным кланом Черное… — напыщенно начал Барги, но Ришнар его перебил:

— Забудь ты про свой великий клан! Плевал Владыка на всех древних, славных и прочих! Разуй, наконец, свои слепые зенки, старый дурак!

— Ты думаешь, — с нескрываемым ужасом воскликнул вождь, — что Владыке зачем-то понадобились именно мы?!

В голове его вихрем пронеслись мысли о драгоценном троне. Наверняка, Владыка прознал про это сокровище! Других объяснений просто нет!

— Что нам делать, Ришнар? — несчастным голосом проговорил он.

— Ты вождь, ты и решай! — с внезапной злобой отозвался тот. — И не забудь учесть, что Уршнаку, в отличие от нас с тобой, всего триста семнадцать!

Кажется, это был удар ниже пояса. Барги рухнул на трон, схватившись за подлокотники с такой силой, словно злобные посланники Темного Владыки уже выдергивали из-под него любимое сиденье.

— Ты был прав, Ришнар, — с ненавистью простонал он. — Ты всегда прав, слопай тебя эльфы! А я уже было поверил, что нас оставили в покое! Урук-хаи, чтоб им солнце глаза повыжигало! Может, все-таки придумаешь, как тихонько избавиться от них, а?

Старый воин согласно кивнул.

— Предоставь действовать мне, я попробую что-нибудь придумать, — сказал он, пряча торжествующий огонек в глазах.

— И Уршнак! — поспешно напомнил вождь. — Нужно сегодня же удавить его!

— Его нужно было удавить десять лет назад! Если сделать это сейчас, воины подумают, что ты испугался.

Барги задумчиво прикусил коготь:

— Верно. Лучше отравить. Тогда никто не заподозрит. Подумают, сам сдох после десяти лет в подземельи!

— Я все устрою как надо, — заверил Ришнар.

Седой орк удалился, оставив вождя в самых тяжких раздумьях, злого от собственной открыто проявленной слабости и от того, что позволил Ришнару так с собой разговаривать. И все же, после этой беседы Барги почувствовал себя легче. «Будет, на кого свалить в случае неудачи», — решил он, удобно откидываясь на спинку трона.

Широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на него эльф, которого орки давно перестали воспринимать живым разумным существом…

— Ну вот, почти как дома будет, — заявил довольно Шенгар, разглаживая рукой густой барсовый мех. — Скалить на меня клыки — ха! Что только эта котяра о себе возомнила! Глянь, ушастый — красота какая! А, впрочем, чего ты там увидишь, все равно башкой стукнутый…

Двое суток прошли относительно спокойно, и это настораживало молодого орка куда больше регулярных попыток штурма. Кроме того, внутреннее чутье подсказывало ему, что тишина обманчива, стариканы никуда не делись и пристально следят за ним, попрятавшись по норам и щелям, каких в горах огромное множество.

— Жалко, не смогу хорошо выделать шкуру, — вздохнул Шенгар, обращаясь к тому же безмолвному собеседнику.

На самом деле, этой пустой болтовней он защищался от тревоги, растущей внутри. Пока стариканы открыто являлись по ночам и кидались пустыми угрозами, Шенгар был совершенно уверен: брат жив и не угодил в лапы орков. О таком повороте событий противник, крайне искренний в своих незатейливых порывах уничтожить врага душой и телом, не преминул бы доложить.

Теперь Шенгар терзался полной неизвестностью и, как мог, развлекал сам себя разными занятиями. Игрушка в виде эльфа наскучила ему довольно быстро: длинноухий валялся, одурманенный травами и грибами, и почти не причинял хлопот. Во всяком случае, Шенгар знавал куда более буйных и требовательных раненых. Например, себя позапрошлой зимой. Обледеневшая скала, коварно припорошенная снегом, стоила ему сломанной ноги. Изнывая от вынужденного бездействия, он умудрился достать добрую половину клана. Наверное, быстрым выздоровлением он был обязан мольбам, что возносили соплеменники всем известным высшим силам, начиная от покойного Владыки и полузабытых божков истребленных человеческих племен, и заканчивая Светлым Творцом, что для орков, в общем, не характерно — с просьбой скорейшего избавления от бушующего калеки.

Его живая натура и сейчас страдала от недостатка действий. В итоге, Шенгар занялся обустройством жилища. С одной стороны, это позволяло хоть что-то делать, с другой, должно было сильно сбить с толку наблюдающих за ним стариканов.

Для начала он устроил себе роскошную постель из мха и елового стланика, а затем соорудил такую же для эльфа.

— Учись, ушастый, — прокомментировал он это событие. — А то навыдумывали не пойми чего… Брат мой, шибко умный, кроватью эту штуку зовет, а я как есть — дурацкой подставкой!

Потом Шенгар натаскал камней и обложил кольцом кострище.

Перед входом он соорудил деревянную треногу и увенчал ее козьим черепом с рогами. Бывшую обладательницу черепа он подстрелил неподалеку от пещеры и отнес голову на муравейник, найденный в лесу за бродом.

Затем последовала достопамятная встреча с барсом, в результате которой зверь лишился роскошной серой шкуры, а Шенгар обзавелся ковром.

Надвигались сумерки. Растянув новое приобретение сушиться рядом с двумя козьими шкурами, молодой орк демонстративно устроился на валуне у входа, свесив одну ногу и болтая ей в воздухе. На самом деле, Шенгар был готов в любой момент схватить лежащие рядом лук и стрелы, но по его расслабленному виду сказать этого было нельзя.

Орог наверняка бы выговорил ему за неоправданный риск. Наверное, был бы даже прав, хоть Шенгар и знал грань между щекотанием нервов и откровенной дуростью. Каким плохим стрелком ни был единственный лучник врага, молодой охотник не решился бы так открыто дразнить стариканов, находись тот в полном здравии. Но лучник залечивал раны, брат пропадал одному Творцу известно где. А Шенгар наслаждался прирожденной склонностью к показной игре.

Впрочем, зрители объявляться не спешили, болтать ногой надоело, так что скоро охотник плюнул на это занятие. Так он и просидел всю ночь на скале в одной позе, впялившись в сумрак. Объявись сейчас посреди Лесистых гор какой-нибудь художник — и мускулистая фигура молодого орка, застывшего на фоне утренней зари с природной грацией хищника, наверняка вдохновила бы его на создание монументальной картины под названием «Задумчивое божество войны». Темнота скрывала клыкастое орочье лицо с широкой нижней челюстью и жутковатым красным оттенком глаз, а десятка два разнокалиберных кос, стянутых узлом на затылке, казались замысловатым украшением боевого шлема.

Но ближайший художник на недели пути во всех направлениях лежал в пещере за спиной Шенгара, и вряд ли ему суждено было когда-то снова взяться за кисть. Так что великая картина так и осталась не написанной.

Мягкой тенью Орог отделился от ряда колонн, разделяющих широкую галерею на несколько маленьких залов.

От галереи расходились в стороны шесть ходов. В их рискованном исследовании, проведенном ранее, Орог руководствовался большей или меньшей отчетливостью следов. Учитывая, что схватить его могли в любой момент, он ограничился тремя наиболее посещаемыми, оказавшимися путями к жилым и хозяйственным помещениям клана. Два хода, к тому же, соединялись кольцом, являясь, по сути, одним и тем же коридором.

Теперь ему предстояло куда более неприятное занятие: проверить узкую щель в дальнем конце галереи, где свежий запах чужака будет так же заметен, как костер ночью среди голой тундры.

Подготовка была очень спешной: Ришнар мог исполнить задуманное в любой момент, навсегда лишив Орога возможности внести свой вклад в развитие древней интриги. В прошлый раз он предусмотрительно стянул в одном из жилых залов меховое одеяло, основательно впитавшее запах своего владельца. Тогда это казалось большим риском, но теперь Орог был безумно рад, что решился на него.

Из своей одежды он оставил лишь штаны: бродить по пещерам без данного элемента гардероба хотелось не слишком. Меховую безрукавку и сапоги он свернул аккуратным тюком и затолкал в щель, где еще раньше нашел пристанище мешок с вещами и запасами вяленого мяса (изрядно подтаявшими за время его пребывания в пещерах).

От добытого одеяла он отрезал два квадратных куска и, проковыряв дырки по углам, стянул веревками на щиколотках. Получилось что-то вроде примитивных башмаков. Предварительно он щедро обмазал ступни жидким илом со дна подземной реки и дал грязи подсохнуть. Образовавшаяся корка должна была на некоторое время удержать его собственный запах. Тем же илом Орог вымазал лицо, волосы, обнаженный торс и — с глубоким вздохом сожаления — штаны (впрочем, уже порядком пострадавшие от воды и грязи). Оставшиеся от одеяла куски он прошнуровал веревкой и накинул поверх грязевой маскировки.

Обычно он покидал убежище через залитый водой коридор, отходящий от основного русла реки сотней шагов ниже тронного зала. Воины Черного Солнца не разведали этот коридор, поскольку он вел на дно ущелья, куда проникал дневной свет. Обратно в пещеру — и в зал над тронным — можно было попасть через узкую трещину между камнями, лежащую выше по скалам и незаметную даже при взгляде в упор. Сам Орог наткнулся на нее совершенно случайно: лез проверить, насколько удобно ущелье в качестве запасного выхода, как вдруг почуял слабый запах гари. Поскольку единственным ее источником могли быть только костры и факелы, что жгли орки внутри пещеры, Орог не поленился осмотреть каждый камушек в районе, где чувствовалась гарь, и был вознагражден за свое усердие.

На этот раз пришлось отправиться другой дорогой: вода свела бы на нет все усилия по сокрытию запаха. Этот малоприятный путь лежал через серию узких и тесных тоннелей и заканчивался недалеко от выхода на поверхность, которым обыкновенно пользовались орки. Начинаясь широким коридором в вернем зале, ход становился вскоре таким низким, что передвигаться по нему можно было только ползком. В первый раз Орог вообще решил, что ход оканчивается тупиком, но движение воздуха отклоняло пламя горящего факела, а значит проход был сквозным. Тогда он продолжил изыскания и уже добрался до опасного предела, за которым можно было застрять пробкой в узком тоннеле (без надежды на то, что кто-нибудь придет и вытащит его оттуда), когда почувствовал, что над головой пусто. Следующую попытку проползти Орог предпринял, перевернувшись на спину. Протиснувшись по пояс, он сел и обнаружил, что тоннель заканчивается колодцем, напоминающим по форме сосуды из лаборатории эльфийского мага: широкий в нижней части, он стремительно сужался на уровне плеч, что превращало его преодоление в нетривиальную задачу. Орог решил ее, натаскав из зала камней и сложив из них подобие ступенек.

Дальше становилось легче. По следующему коридору уже можно было двигаться на четвереньках и вскоре, через трещину в полу, спуститься в знакомый проход, ведущий в глубь горы к основному лабиринту. Возвращаться той же дорогой было невозможно, ибо последний этап представлял собой прыжок с трехметровой высоты из положения враскорячку. Повторить то же самое в обратном направлении было под силу разве что летающим по воздуху чародеям из рассказов старейшин.

Сейчас, когда путь был известен, он уже не казался таким тяжелым и опасным. Сложнее всего оказалось не содрать о каменные своды защитную корку грязи. И вот, все трудности позади. Оглядевшись, Орог осторожно двинулся в сторону галереи по освещенному факелами пути. Некоторое время ему пришлось подождать — из жилого коридора вышли два орка и долго спорили на тему, откуда взялись урук-хаи. Первый полагал, что Темный Владыка творил их своим волшебством из воздуха, глины и тел павших героев. Второй утверждал, что урук-хаи есть плод тайной страсти Владыки к орочьим женщинам.

Орогу пришлось выслушивать эту увлекательную дискуссию, укрывшись за рядом натечных колонн. Случись на его месте какой-нибудь ученый муж, он бы наверняка с восторгом записал обе теории, чтобы затем внести в толстый трактат и сделать достоянием широкой общественности под видом собственных умозаключений. Однако, Орог, несмотря на пристрастие к книгам, был далек от научных кругов, и потому счел обе версии редкостным бредом, противоречащим здравому смыслу.

Подслушанный ненароком разговор принес значимую пользу: у Орога начинал складываться отчетливый образ самонадеянного лизоблюда и подхалима с гипертрофированным чувством собственной значимости, в который предстояло ему войти для того, чтобы успешно выдать себя за посланца Темного Властелина.

Наконец, спорщики, так и не пришедшие к определенному заключению, единодушно сошлись в одном: больших мерзавцев и сволочей, чем эти бродящие под солнцем ублюдки, земля не носила со дня сотворения. Подытожив таким образом результаты спора, орки разбрелись по своим делам.

Путь был свободен. Орог мог гордиться маскировкой: ни один из воинов Черного Солнца не почуял его присутствия, хотя он и стоял в нескольких шагах. Быстрыми перебежками, пока на горизонте не возникли очередные любители поспорить, он преодолел опасную галерею и нырнул в примеченный лаз.

Через сотню-другую шагов ход свернул вправо и расширился. Орог, до сих пор двигавшийся ощупью в темноте, рискнул запалить факел. Особенности орочьего зрения позволяли ему различать разницу температур, но в подземельи это не приносило особой пользы: здесь все было одинаково каменным и холодным.

Факел оказался как нельзя кстати: еще немного, и молодой охотник имел бы все шансы загреметь в широкий колодец, пересекающий проход. Ноздри орка отчетливо ощущали близкое присутствие сородича. Орог уже научился различать характерные черты запахов, присущие Черному Солнцу, чтобы сказать с уверенностью: это один из них.

Следующий момент поставил его в тупик: казалось, что запах принадлежит древнему старику. Озадаченный, Орог осторожно подполз к краю обрыва, тщательно принюхиваясь, и тут понял свою ошибку. Слабость, нездоровье — вот, показалось ему признаками старости.

— Уршнак? — негромко позвал он.

На дне колодца проглядывался неясный контур, окруженный светящимся ореолом живого тепла. Но ответа не последовало.

— Эй! — еще раз окликнул Орог. — Мне нужно с тобой поговорить!

— Кто это? — послышался глухой низкий голос.

Засохшая грязь, жесткой маской стянувшая кожу, помешала Орогу довольно улыбнуться.

— Можешь считать меня другом, — заявил он.

Последовала долгая пауза.

— Ты не из нашего клана, — это прозвучало скорее утверждением, чем вопросом.

Орог поспешил увести разговор со скользкой темы.

— Ришнар собирается отравить тебя, — сказал он. — Если хочешь остаться в живых, не бери еды и воды в ближайшие несколько дней.

Хриплый смех Уршнака быстро перешел в кашель:

— Тогда мне тем более не выжить, чужак. Барги, чтоб длинноухие подавились его костями, приказывает кормить меня только когда вспоминает. А случается это все реже и реже. Я протяну ноги с голоду, вот и вся разница.

— Скажи мне, Уршнак, за что ты оказался в этом колодце?

Орог физически ощутил волну злобы, пришедшую из глубины черного провала.

— Барги, — прохрипел Уршнак. — Подлый убийца, называющий себя вождем! Вот из-за кого я здесь!

— Убийца? — Орог надеялся, что удивление в голосе прозвучало достаточно искренне. — Разве убивать врагов считается у Черного Солнца зазорным?

Может быть, в других обстоятельствах старинный недруг Барги и заподозрил бы неладное. Но черная ненависть копилась в его душе много долгих лет — и вот, у него появилась возможность ее излить. Не бывшим товарищам из клана, среди которых не осталось ни единого союзника, а невесть откуда пришедшему чужаку.

— Врагов! — прокаркал Уршнак. — Как бы не так! Все, на что способна эта смердящая шкура — нанести подлый удар в спину собственному вождю!

Орог решил повременить с ответом — будто бы не знал, как реагировать на столь серьезное обвинение. Уршнак тем временем распалялся все больше и больше. Несколько минут Орог молчаливо выслушивал его излияния по поводу моральных и физических качеств нынешнего вождя, пока, наконец, не нашел повод вмешаться.

— Этот предатель позорит клан! — бушевал узник. — Позорит всех нас! Позорит самого Владыку!

— Не будь слишком волен с именем Владыки! — сурово заметил новоиспеченный «урук-хай». — Твои обвинения очень серьезны. Есть ли у тебя доказательства своим словам?

— Доказательства! — Уршнак снова расхохотался — так дико, что у Орога возникли сомнения относительно здравости его рассудка. — Барги хорошенько о них позаботился.

Внезапно, хохот оборвался, и в голосе опального воина послышались совсем другие интонации:

— А ты, чужак, кто такой, чтобы этим интересоваться?

Высокомерная личина урук-хая оказалась не столь уж тяжелой, при соответствующем настрое. Орог, хорошо сжившийся с новой ролью, презрительно фыркнул:

— Лично мне нет никакого дела до тебя и твоего жалкого клана! Но тому, кто послал меня сюда, очень любопытно, достойно ли вели себя его воины за триста лет отсутствия! В твоих же интересах поведать мне как можно больше.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что послан самим Владыкой?

— Именно это я и хочу сказать.

— Такое заявление тоже требует доказательств, — заметил воин Черного Солнца.

— За кого ты меня принимаешь, старик? — скривился Орог. — Или ты думаешь, что я так рад торчать в забытых всеми горах, когда другие уже собираются в набеги? Пора доложить Владыке, что все достойные и верные полегли в бою, и от Черного Солнца осталась лишь горстка предателей, грызущихся за власть так, будто она им принадлежит!

— Это неправда! — вскричал Уршнак так поспешно, что у Орога отпали последние сомнения в его несомненной причастности к упомянутой грызне. — Ришнар замутил головы всему клану, но виноваты только он и Барги! Возомнили себя главнее самого Владыки! Я желал лишь справедливости!

— Вот как? — заинтересованно протянул «урук-хай».

— Если Ришнар меня убьет, никто больше не откроет правду!

— Намекаешь на то, чтобы я помог тебе бежать?

— Да! Вытащи меня отсюда, и я помогу разоблачить этих предателей!

«Что за щедрое предложение! — подумал Орог. — Скромно и от всей души». Целостная картинка начинала мало-помалу складываться. Холодный расчет Ришнара проглядывался за ней. Старому интригану был необходим болван во главе клана, и он его получил. Несомненно, Уршнак умнее Барги. Ему без надобности хитрый советчик, обожаемый воинами.

— Но ты сказал, что доказательств нет.

Уршнак замялся. Краткое мгновение продлилась пауза, из которой становилось ясно: он обдумывает, что говорить.

— Не совсем. Я видел своими глазами, как Барги убил вождя.

«Врет, — отметил Орог. — В тронном зале Ришнар четко сказал, что после смерти Буртака останется слово против слова. Если бы Уршнак действительно был свидетелем, Ришнар не желал бы его смерти».

— Трое присутствовали там: Ришнар, Буртак и я. Ришнар молчит, потому что ему выгодно. Буртак потому что боится. А я молчать не стал и оказался в этой яме.

— Я готов поверить тебе… Но Барги стал вождем пятьдесят лет назад, а ты сидишь здесь от силы десять. Почему ты молчал все это время? Уж не был ли ты с ними заодно?

— Нет! Это все Ришнар. Он и меня сначала обманул. Убедил нас, что у Барги было право, что вождь его оскорбил… Что клан слишком малочисленный, и лишние раздоры ему ни к чему. Только потом я понял, что не было причин, кроме жажды заполучить власть! На моей стороне была почти половина клана. Но остальные поверили в гнусную ложь Барги и Ришнара! Многих славных воинов потерял Владыка в тот день.

— Виновные получат по заслугам, — с холодной надменностью пообещал «посланник». — И ты поможешь в свершении правосудия.

ГЛАВА 7

Костер как раз прогорел до углей, когда Шенгар принес от реки две промытые и выпотрошенные кроличьи тушки. Во время прошлого похода он обнаружил норы и расставил несколько затяжных петель. Добыча не заставила себя ждать.

Напевая незамысловатую песенку про храброго воина, мстящего за убитых братьев, Шенгар принялся разделывать кроликов, щедро натирая каждый кусок смесью пряных трав.

С давних времен орки не отличались разборчивостью в еде. Сжиралось все, что звериные клыки и когти могли разорвать, а мощные челюсти — раздробить. Представление о том, что перед едой пищу неплохо бы приготовить, пришло к Северным Кланам с человеческими женщинами. От матери к дочери передавались тайны рыбного супа и сочного куска мяса с хрустящей корочкой, ароматных подлив, пряных колбас, бодрящих хмельных напитков и прочего волшебства, творящегося у костров больших стоянок. Не то, чтобы женщины желали оставить поваренное искусство своим страшным секретом… Не то, чтобы мужчин не устраивал вкус приготовленной пищи — вернувшись из дальних походов, они с подозрительной жадностью набрасывались на еду, одним заходом сметая недельный запас продовольствия. И все же, оставшись наедине с собственным голодным желудком, большинство охотников предпочитали не тратить время на ненужные формальности.

Большинство — но только не Шенгар. Не раз он становился объектом ехидных нападок со стороны брата, называвшего его обжорой при каждом удобном случае. Доля истины в этом, несомненно, была. Однако, при всем своем пристрастии к еде, Шенгар считал невкусную пищу бесполезным переводом времени и добра. И делал все, от него зависящее, чтобы не допустить столь ужасных растрат. В первый год совместных странствий он заработал немало затрещин от брата за обуглившиеся, пересоленные, горчащие, жесткие и прочими способами загубленные образчики кулинарии. Горький опыт пошел впрок. Всю зиму Шенгар старательно околачивался неподалеку от лагерных костров. Обаянием он с детства пользовался в совершенстве, а посему проник в самые сокровенные тайны приготовления пищи. Уже следующим летом Орог ворчал по традиции, но сдавался на удивление быстро, уступая брату право распоряжаться трапезой.

Скоро Шенгар пришел к выводу, что готовка еды — вовсе не последовательность обязательных процедур с известным результатом, а процесс не менее увлекательный и творческий, чем погоня за этой едой по горам, лесам и болотам. Не прошло двух лет, и его авторитет в кулинарии сделался столь же непререкаемым, как слава меткого стрелка и способности к определению погоды.

Шенгар как раз закончил с кроликами, когда песенка подошла к заключительным строкам.

«Он голой рукой вырвал сердце врага И бросил его на съеденье волкам!» —

фальшиво протянул молодой охотник, нимало не стесняясь совершеннейшему отсутствию музыкального слуха при громком и сильном голосе.

— Я точно жив, — слабо простонал эльф в углу. — В чертогах Светлого Творца не может быть таких ужасных звуков!

— Еще бы ты посмел сдохнуть, — проворчал Шенгар, обиженный подобным отзывом о своей любимой песне, — после того, как я извел на тебя все запасы целебных трав!

— Но если это не Светлые Чертоги — где я нахожусь?

Радость от предвкушения момента, когда он вопьется зубами в нежный, равномерно прожаренный кусок крольчатины, разом померкла от столь явных признаков жизненной несправедливости.

— Ушастый доходяга ничего не помнит, — горестно вздохнул несостоявшийся герой. — Вот и таскай таких на собственном горбу под тучей стрел от трех десятков врагов!

— Орки! — вскричал эльф и дернулся было сесть — не дали прочные жерди шин и вовремя подоспевший Шенгар, силой уложивший взбунтовавшегося пациента обратно.

— Попрыгай еще, потом пятьсот лет будешь как ящерица ползать, или сколько вы там живете! — цыкнул он сурово.

Эльф охнул от запоздалой боли, безжалостными когтями рванувшей израненную грудь.

— Я вспомнил, — тихо проговорил он. — Ты — один из тех юношей, что вытащили меня из пропасти. Вы так и не бросили меня! Но… Что случилось потом? Вы смогли предупредить наших в лагере?

— До лагеря мы так и не добрались. Эта пещера — хорошее убежище. Легче поднять со дна Темную Твердыню, чем этим деся… тридцати оркам добраться до нее.

— А что с твоим братом? Неужели…

Шенгар презрительно фыркнул:

— Ха! Еще чего! Брат ушел разведать их логово. С такими, как он, не бывает всяких «неужели»!

Раненый прикрыл незрячие глаза.

— Орки — опасные противники. Вы двое действительно очень храбры. Мне жаль, что раньше я считал вас слабым племенем.

— Ну… Я вон когда мальчишкой был, вообще в вас не верил. Думал, что эльфов выдумали старейшины, чтобы красивее о своих подвигах рассказывать!

Боль помешала эльфу засмеяться.

— Наверное, это был мой бред… Мне показалось… Или вы действительно говорили, что знакомы с Роэтуром?

— Знакомы, — кивнул Шенгар, раскладывая нанизанных на прутья кроликов над горячими углями. — Несколько лет назад забрели далеко на юг. Там и повстречались. У меня брат тоже головой малость того. Книги, буквы… В общем, быстро столковались.

— Я не знал, что на севере есть люди, знакомые с грамотой! Расскажи мне подробнее о вашем народе.

— Ну, если честно, брат тут один такой. И вообще на севере мы пришлые. Земли, откуда мы родом, поглотило море. Но у нас сохранились рассказы и легенды о том, каким великим народом мы были когда-то. Брат верит, что все эти книги помогут вернуть нам былую славу.

— Странно. Раньше Роэтур то и дело притаскивал каких-то людей, пытался всем о них рассказывать… А о вас и словом не обмолвился.

Шенгар судорожно сглотнул, чувствуя, как разговор перетекает в совершенно нежелательное русло. Мысли понеслись вдвое быстрее обычного. Не впервой любителю преувеличений было на ходу выдумывать объяснения несостыковкам в рассказе. И все же, одно дело слегка приукрасить реальную историю и совсем другое — говорить явную неправду. И первое и второе Шенгар умел делать, не моргнув глазом. Различалась моральная сторона вопроса. Он мог бы с легкостью соврать врагу или чужаку — но кем считать этого эльфа? Врагом, потому что он длинноухий? Другом, потому что у них общий противник в лице стариканов? Пленным? Случайным товарищем? С каждым днем ситуация все больше выходила за пределы привычной с детства простой логики: «свой-чужой», «плохой-хороший». И это сильно раздражало Шенгара.

«Буду говорить половину правды», — решил он, окончательно потеряв надежду определить статус собеседника, и прислушался к голосу совести. Та молчаливо согласилась с таким выходом — видимо, смекнув, что лучшего ей все равно не предложат. Итак, какой кусок истины можно открыть длинноухому, чтобы не разочаровать в лучших чувствах? Шенгару припомнились рассказы старейшин и долгие нудные рассуждения братишки Орога о причинах и смысле вражды между Светом и Тьмой. «Ушастики вечно возились с людьми. Даже с теми, что служили Владыке. Скажу-ка я ему все как есть, просто не буду уточнить, кто мы такие».

Шенгар скорчил скорбную мину. Слепой ее, разумеется, не мог разглядеть, но молодой охотник давно заметил, что слова воспринимаются тем более искренними и правдивыми, чем больше ты входишь в исполняемый образ. «Я говорю постыдные и ужасные вещи, — внушал он сам себе. — Такие, что лучше умереть на месте, чем произнести вслух. Хуже, чем рассказать перед всем кланом ту историю с медведицей, от которой я спасался на дереве без штанов».

— Когда-то давно… Я… Наш народ… В общем, мы воевали против эльфов на стороне Темного Владыки.

— Вот как, — задумчиво проговорил эльф. — Значит, вы из тех несчастных, кого Черный Враг некогда обманул своими тлетворными речами!

— У нас до сих пор есть сказки про то, как эльфы едят маленьких детей, — доверительно сообщил Шенгар.

— Но вы с братом все равно меня спасли. Рискуя собственными жизнями!

— Ну, положим, нас и без тебя пытались пристукнуть… Бывшие союзники.

— Нельзя верить порождениям Тьмы. Орки — такие же зловредные и черные существа, как их проклятый создатель.

Шенгар повидал слишком мало эльфов, чтобы делать какие-то выводы относительно возраста. Более того, на его взгляд, все они были раздражающе одинаковыми по виду и запаху. И все же, бедолага художник не выглядел испытавшим многое на своем веку. «Ты хоть одно черное создание до прошлой недели встречал, умник ушастый?» — подумал Шенгар, но тотчас же поспешил принять наивно-восторженное выражение, чтобы продолжить разговор:

— Я вижу, ты ненавидишь орков, но не держишь зла на людей.

— Люди шли за Темным Лордом, потому что были обмануты им. Орки — другое дело. Тьма лежит в основе их существа. Они жестоки и подлы по природе.

Чем дольше раненый говорил, тем более дурацкими становились его высказывания. Шенгар почувствовал, что уже не может серьезно воспринимать эту беседу. Чем более страхолюдные картинки рисовались эльфом, тем больше удовольствия получал он от образа зверского врага, который тот описывал.

— Неужели у них вообще нет никакого понятия о чести, справедливости, дружбе? — спрашивал молодой охотник.

— Увы, даже своих соплеменников они готовы предать в любой момент!

Готовый вырваться смех Шенгар успешно замаскировал под кашель. Он втянул ноздрями дурманящий нежный аромат жарящихся кроликов для восстановления душевного равновесия и, успокоившись, заявил:

— Надо было увидеть много орков, чтобы так хорошо знать о них! Ты, наверное, участвовал в той войне?

— Нет, — улыбнулся эльф. — По нашим меркам я еще очень молод. Но отец моего отца погиб в бою с темными силами триста лет назад.

«Так я и знал, — фыркнул про себя Шенгар. — А рассуждает так, словно лично затопил Темную Твердыню!»

Он окончательно расслабился, почувствовав себя в родной стихии. Издеваться над этим беднягой, да так, что тот до сих пор не заподозрил, оказалось так же легко, как швырять камнями в надоедливого мальчишку Ирша. Это не с Орогом колкостями обмениваться, ожидая подвоха на каждом слове!

Шенгару не терпелось узнать побольше подробностей из жизни жутких орков, которыми словоохотливый художник спешил поделиться.

— Ты говорил, они рвут пленников зубами на куски, — заметил он невзначай. — Откуда вы тогда знаете, как орки относятся друг к другу?

— А… — эльф запнулся на полуслове. — Я… Как-то об этом не задумывался. Ну… Мне мать отца рассказывала, и сам отец тоже. Он, правда, был тогда еще слишком юн, чтобы воевать. Наверное… Ну, орков ведь тоже брали в плен. Мы же пленников не убиваем и не мучаем, в отличии от этих чудовищ!

— Значит, эти орки до сих пор находятся у вас в заточении?

— Нет, — удивился эльф. — С чего ты взял? Они, наверное, давно умерли. Прошло ведь триста лет!

— Я слышал, орки тоже живут долго, как и вы, потому и спросил.

— Орки живут долго? — знаток черных созданий задумчиво нахмурился. — Вряд ли. То есть, они же действительно должны были тогда дожить до наших дней. Но я точно знаю, что никаких орков у нас нет. Значит, они живут как люди.

«А я точно знаю, что они живут много дольше людей», — подумал Шенгар, но не стал разочаровать собеседника, предлагая свои версии случившегося с пленными. К тому же, у него как раз созрел очередной каверзный вопрос:

— Слушай, а это… Как они это… Ну… Женщины у них есть?

Эльф задумался совсем глубоко. Шенгар чуть было не ляпнул в качестве наводящего аргумента, что у них в племени есть смешанные потомки орков и людей, но вовремя прикусил язык. Это могло оказаться перебором для его длинноухого товарища.

— Нельзя сказать наверняка, — заявил эльф после долгих мучительных размышлений. — До сих пор никто их не видел. Учитывая, как выглядят мужские экземпляры… Наверное, более кошмарных созданий сложно себе представить.

Незнакомое словечко неприятно резануло слух. Шенгар мысленно добавил «экземпляры» к столь огорчившим его «монстрам» и перевернул кроликов на другую сторону, но удовольствия эта процедура ему не вернула. «Был бы здоровым, — решил он мрачно, — все бы зубы тебе пересчитал! Сам ты этот экза… экзу… как его там!»

И все же разозлиться по-настоящему на несчастного художника он почему-то уже не мог. Эльф вызывал к себе странную смесь сочувствия и зависти. У Шенгара не укладывалось в голове, как столь наивное и незамутненное существо умудряется жить на свете — даже среди длинноухих.

«Видать, нам с братом везет на сумасшедших эльфов, — подумал он. — Но все-таки… Неужели можно действительно верить в эти нелепицы, которые он про нас рассказывает?! Как может существовать на свете народ из сплошных мерзавцев и негодяев? Те же эвора… Мы воевали с ними за еду и землю, а вовсе не потому, что они все сволочи. Но ушастый так уверен в том, что говорит!»

— Расскажи-ка мне лучше про эльфов, — вздохнул Шенгар. — Про них ты явно больше знаешь!

Художник оживился.

— Вам с братом обязательно надо побывать в Кальданоре! В открытую, как гости! — воскликнул он.

— Боюсь, не в этот раз, — Шенгар не сдержал кривой ухмылки. Эльф истолковал прозвучавшую иронию по-своему.

— Конечно, война с Темными силами вот-вот захлестнет этот чудесный край, красоту которого мне суждено отныне лишь вспоминать, — горько вздохнул он. — Но даже в самые тяжкие времена наш народ не отказывал в гостеприимстве!

— Какая еще война с темными силами? — не понял Шенгар. — Ты об этих, что ли, недоразумениях из пещер? Брось, их там от силы несколько десятков.

— Увы. Все прошлые войны начинались с небольших набегов. А потом являлась огромная беспощадная орда, истребляя все на своем пути… Но если не наше печальное положение, то что заставляет тебя отказаться от приглашения?

На взгляд Шенгара, кролики получились в самый раз — в меру сочные, в меру прожаренные.

— Прости, дружок, — прочавкал он, вгрызаясь в кроличью ножку, — я все-таки не верю в радушный прием для бывших врагов. А наши народы действительно воевали. Может быть, для тебя не имеет значения, что мои предки убивали таких, как ты. Но как отнесутся к этому другие эльфы?

Художник печально вздохнул:

— Я не знаю, как мне тебя убедить. Мне так обидно слышать слова недоверия в устах того, кто спас мне жизнь! Только потому, что мы эльфы, а не люди…

«А как мне-то обидно, — фыркнул про себя Шенгар. — Только потому, что ты не видишь моих когтей и клыков…»

— …но я все же попробую. Может, если ты узнаешь больше о нашем народе, твое мнение об эльфах переменится к лучшему! Если хочешь, я даже могу обучить тебя нашему языку!

Прошло около двух недель с момента заключения сделки: спасение в обмен на помощь.

Когда Уршнак окреп достаточно, чтобы выбраться из колодца, они подкинули взамен тушу козла. Идущий от нее запах разложения убедил даже подозрительного Ришнара в том, что план с ядом удался. Обманутые запахом, орки не удосужились спуститься и проверить, что за труп гниет на дне.

Они обосновались в заброшенном убежище клана Черная Смерть. Это хоть и мешало следить за Барги и Ришнаром, но было значительно безопаснее, чем прятаться в пещере над тронным залом. Здоровье бывшего узника поправлялось быстро — соразмерно поглощаемой им пище. Уршнак уже не походил на сгорбленный скелет в лохматых шкурах, каким он покинул свою темницу. Он еще был довольно тощ, но под смуглой кожей уже начинали наливаться силой тугие мышцы.

Собеседником он оказался не самым приятным. Большинство его рассказов сводилось к тому, какие подлости он и Барги строили друг другу все триста с лишком лет их знакомства.

Вражда между нынешним вождем клана Черное Солнце и его главным соперником началась еще до войны и гномьих подземелий, когда сварливый десятник с первого взгляда невзлюбил способного молодого воина. Когда боевые заслуги свели на нет разницу в положении, связанную с возрастом, Уршнак получил возможность ответить недоброжелателю взаимностью. За свою трехвековую историю неприязнь выросла до размеров лютой ненависти, которую Уршнак смаковал с превеликой радостью при любом удобном случае. Даже рассказывая о войне, он неизменно скатывался к поливанию грязью старого врага.

Орог с огорчением понял, что большого количества нужных сведений таким образом не добыть. С трудом выхватывал он из дебрей бесконечных повествований о том, что за редкий мерзавец эта сволочь Барги, крупицы драгоценной информации о войне с гномами, о порядках в армии Владыки, о клане Черное Солнце и других столь необходимых ему вещах.

Некоторая польза от Уршнака, впрочем, была. Он провел Орога известными ему ходами и пещерами, показал бывшие убежища других кланов, уцелевших в бою с гномами, но не переживших дальнейших межусобиц. В одном из таких убежищ Уршнак разжился слегка заржавленным мечом, пропущенным предыдущими мародерами. Орог ничего брать не стал, чтобы не выдать ненароком свое неумение обращаться с мечом — чуждым для лишенного металлов севера оружием.

В завершение этой небольшой экспедиции Уршнак показал путь, которым они отступали из принадлежащих гномам подземных дворцов. Уходящий вглубь коридор оканчивался высеченными в камне ступенями и разбитыми воротами. За воротами в стенах виднелись крепления светильников, грубо выломанных орками. Дальнейшую дорогу Уршнак помнил плохо. К тому же, зверский аппетит выздоравливающего кандидата в вожди не позволял удаляться от выходов на поверхность: каждую ночь они отправлялись на охоту, чтобы удовлетворить потребности его ненасытной утробы.

Сразу же после находки меча, Уршнак начал уделять тренировкам все свободное время. Поначалу это выглядело не слишком эффектно. Но сложность выполняемых движений и комбинаций возрастала день ото дня, увеличивалась и скорость. Уршнак и впрямь был редким бойцом. И, в отличие от Барги, еще не начал стареть, что давало ему хорошие шансы в поединке за место вождя. Орог наблюдал за ним краем глаза, стараясь подметить каждый молниеносный разворот, каждый удар — но так, чтобы его внимание не выдавало заинтересованности. Лениво-презрительная маска урук-хая позволяла ему самому избежать участия в тренировках. С ножом, дубиной, топором или копьем, Орог имел бы шансы не пасть в грязь лицом. Нож и топор при нем даже имелись — стальные, спасибо Одноглазому Рерки! Но, упражняясь с ними, он потерял бы уникальную возможность наблюдать за тренировками с незнакомым оружием. Заодно он прикидывал, что мог бы противопоставить таким атакам.

Куда менее приятную картину Уршнак представлял из себя за едой. С аппетитом изголодавшегося зверя он рвал сырое кровящее мясо своими мощными клыками и глотал большими кусками, почти не жуя.

«Хорошо, Шенгар не видит, — подумал Орог, наблюдая за очередной жутковатой трапезой. — Он бы такого не пережил!»

— Значит, ублюдок Барги дряхлеет, — заметил Уршнак, когда треть туши улеглась к его ногам кучей обглоданных костей.

Орог слышал эту фразу раз в пятидесятый. Похоже, будущий претендент на место вождя готов был смаковать ее бесконечно. Но сейчас она приобрела особый смысл.

— Тогда я готов, — продолжил воин. — Я достаточно окреп, чтобы справиться со стариком.

Орог удостоил его ленивым взглядом искоса:

— Учти, попытка всего одна.

— Я уверен. Не могу дождаться момента, когда вот так же сожру его сердце.

Уршнак выпрямился — насколько позволяла сутулая спина. Сравнение в памяти с вождями северных племен шло явно не в его пользу. Даже кривоногий коротышка Урт, предводитель волчьих всадников, не красавец и по орочьим меркам, смотрелся куда более представительно за счет гордой осанки и независимого взгляда.

Что-то уродливое, неправильное было в этой согнувшейся фигуре, в глазах, умеющих выражать лишь зависть и злобу, в длинных руках, испещренных кривыми неровными знаками. «Это движения и взгляд раба, — понял Орог с содроганием. — Владыка давно мертв, а клан Черное Солнце так и не стал свободным». Неужели они могли сделаться такими же, не уйди их предки на бесплодные пустоши северного материка? От подобных мыслей мороз продирал по коже. Лишь на фоне Барги с его «стариканами», каждый из которых нес на себе это внутреннее клеймо, Уршнак имел шансы сойти за вождя.

Совсем некстати в памяти нарисовался образ Шенгара. «Порой мне начинает казаться, что ты прочишь себя в преемники к Темному Властелину», — сказал брат, печально качая головой.

Нет, я не к такому стремился!

С трудом Орогу удалось заставить встревоженные мысли течь в нужном направлении.

— Если то, что ты говорил мне, правда, завтра ты станешь вождем, — заявил он высокомерно. — Но если ты солгал хоть словом…

«Урук-хай» наградил Уршнака одним из тех взглядов, что неоднократно отрабатывал в одиночестве перед воображаемыми подчиненными. Тот вздрогнул и сгорбился еще сильнее. Алые угольки ненависти полыхнули в его глазах, и тотчас угасли.

— Барги правда убил вождя, — пробурчал он сквозь зубы. — Но меня при этом не было.

— Вот как? — Орог поднялся на ноги, распрямившись во весь свой немалый рост. Хвост волос на затылке коснулся низкого свода пещеры. Уршнак отступил на несколько шагов — он едва доходил макушкой до плеча «урук-хая».

— Видели действительно трое, — поспешил продолжить он. — Ришнар, Буртак и… Дарвик.

Он замолк, ожидая ответной реакции.

— Продолжай, — холодно откликнулся Орог.

— Ришнару выгодно молчать — Барги и в носу не поковыряет без его совета! Буртак молчит, потому что боится. А Дарвик убит. Как и все, кто поддержал меня десять лет назад.

Орог глубоко вдохнул и прикрыл глаза. Последняя недостающая часть заняла свое место в головоломке. Сложившаяся картинка оказалась настолько четкой, что сомнений в правдивости слов Уршнака не возникало. Потому и пришлось ему ждать сорок лет. Все это время он потратил, убеждая одного из настоящих свидетелей выступить на его стороне. Без Дарвика Уршнак не мог обвинить вождя. А без поддержки хотя бы половины клана такое обвинение было сродни самоубийству…

Однако, у Ришнара нашлось достаточно весомых доводов для второй половины (в том, что выкрутиться самостоятельно Барги из такой ситуации не способен, Орог был совершенно уверен). Бунт провалился, и его участники были умерщвлены. Все, кроме Уршнака. И благодарить за это он был должен никого иного, как своего заклятого недруга. Вождю доставляло радость видеть старого врага униженным и беспомощным — и он стремился как можно дольше продлить это удовольствие.

Хотя Орог был совершенно уверен, что теперь Уршнак говорит честно, он нахмурился и спросил:

— Где еще ты собираешься мне солгать?

— Клянусь, это правда! Я решил… Если не скажу, что видел убийство, незачем будет вытаскивать меня из колодца!

Орог презрительно фыркнул:

— Черному Солнцу нужен новый вождь. До сих пор я думал, что нашел подходящего. Но он, оказывается, считает себя вправе решать за посланника Владыки! За кого он примется думать в следующий раз? За самого Повелителя Тьмы? Ты считаешь себя умнее нашего господина?

— Клянусь, я не думал ни о чем подобном! Такое больше не повторится!

— Не думал? — усмехнулся Орог. — А стоило бы. Например о том, в какое дурацкое положение мог меня поставить. Ришнар и Барги будут все отрицать, как ты понимаешь.

— Есть еще Буртак! — виновато напомнил Уршнак.

— Буртака больше нет, — отрезал Орог. — Умер от ран две недели назад. Скажи спасибо, что я знал об убийстве еще до разговора с тобой! А не то счел бы тебя лжецом, оговорившим собственного вождя.

Если бы Орог на мгновение отвлекся от наслаждения первыми успехами на поприще командования, он бы заметил, как зло сверкнули у Уршнака глаза.

ГЛАВА 8

Легкой пружинистой походкой Шенгар поднимался знакомой тропинкой к броду. Он только что выиграл очередной тяжкий спор с самим собой на тему стоит ли отправляться на поиски брата или ждать, как тот велел, в пещере. Пока здравый смысл пересиливал волнение. В который раз Шенгар убедил себя, что сроки бить тревогу еще не подошли, и в душе его на время воцарился мир.

Останавливали молодого охотника и те соображения, что длинноухий (которого звали, как выяснилось, Алангор) определенно не выживет один. Его кости срастались так же быстро, как у орков — внешняя хрупкость и схожесть эльфийского тела с человеческим оказалась обманчивой. Ушастый начинал чувствовать ноги — верный признак того, что с переломанной спиной все обошлось благополучно, и эльф сможет самостоятельно ходить. Но зрение к Алангору возвращаться не спешило, что радовало и огорчало Шенгара одновременно. Радовало, поскольку позволяло оставить эльфа при его заблуждении относительно расы своих спасителей. А огорчало потому, что за это время Шенгар успел проникнуться к незадачливому художнику достаточной симпатией и сочувствием.

Предложение относительно эльфийского языка Шенгар принял, как только Алангору удалось убедить его, что это не бесцельное щебетание, а вполне осмысленный набор слов и фраз. Красочные образы, рисуемые художником, оказались для него гораздо понятнее заумных разъяснений Роэтура. Когда Шенгар ухватил суть дела, то сразу решил, что понимать, о чем толкуют между собой противники — крайне полезное умение.

Первые дни он, впрочем, подозревал, что это специальная военная хитрость, вроде передачи команд голосами птиц и зверей. Лишь когда количество знакомых слов перевалило за сотню, и из них начали складываться фразы, молодой орк поверил, что эльфы способны выразить при помощи этого «чириканья» все, что они хотят.

Чтобы не позволить тревожным мыслям вернуться, Шенгар принялся повторять про себя эльфийские слова и даже пытался строить из них простые предложения.

Надо сказать, это занятие увлекало его до такой степени, что Шенгар порой начинал злиться на самого себя: испытывать удовольствие от чего-то, связанного с длинноухими, он считал ниже достоинства уважающего себя орка. Он чувствовал, как новые знания меняют его изнутри. Словно новые имена помогали увидеть привычные вещи с неизвестной до сих пор стороны. «У меня скоро уши отрастут!» — кипел от негодования Шенгар — и понимал, что не в силах остановить или обратить вспять происходящие с ним перемены. Впрочем, начались они еще до общения с эльфами. Кое-кто другой сломал привычный уютный мир, где все так знакомо и понятно. «Ах брат, чтоб тебе под лед провалиться с твоими металлами и рудниками!» — нашел виноватого Шенгар. И тут же поймал себя на мысли, что думает, как будет по-эльфийски «провалиться».

Это позабавило его настолько, что Шенгар решил выкинуть из головы нервирующие знаки и вести себя так, словно заблудился в незнакомом месте: коли уж не удалось выбраться обратно, двигаться вперед и смотреть, куда выведет неизвестная дорога.

Так он принялся вновь твердить разученные слова, не думая о возможных последствиях.

…Не сразу Шенгар сообразил, что высокие мелодичные голоса не являются результатом чрезмерного усердия в упражнениях и звучат отнюдь не в его голове, перегруженной чужими словами и оборотами.

За прошедшие недели он уже начал воспринимать пещеру и ее окрестности чем-то вроде своих клановых земель или охотничьей территории. Пусть клан и не имел представления в Совете и вообще состоял из него одного. (Понятия о частной собственности Шенгар, как и прочие орки, не имел, а потому ассоциации с личным землевладением у него не возникло). Короче, он расслабился, чего делать не следовало. Если про стариканов он еще помнил и краешком сознания продолжал отслеживать признаки их возможного появления, присутствие в горах еще одной недружественной компании напрочь вылетело у него из головы.

Потеря бдительности обошлась дорого молодому охотнику. Он оказался так же изумлен встрече, как трое эльфов, с раскрытыми ртами уставившихся на него с вершины холма.

К чести обеих сторон, изумление оказалось недолгим. Без особых раздумий, и не сговариваясь, троица ощетинилась мечами и ринулась на Шенгара.

Незавидность своего положения тот осознал сразу. В отсутствие щита, топор являлся слабым отпором для трех мечей. Сколь бы крепким ни было его деревянное древко, держать удары заточенной стали оно было не в состоянии. Нож тоже не входил в число лучших вариантов. Лук он уже не успевал выдернуть из-за плеча… Единственное, что Шенгар мог противопоставить мечам, была его собственная ловкость и верткость. Идея не самая приятная: устрашающей силы и массивности взрослого орка он еще не приобрел, но преимущество в скорости было уже не в его пользу. И лишь мрачная решимость бороться до последнего однозначно стояла на его стороне.

Эльфы налетели гурьбой.

Первый удар Шенгар принял на топорище, двумя руками выставив перед собой свое единственное оружие. Дерево противно заскрипело, но устояло. Шенгар позволил лезвию скользнуть дальше — и со звоном упереться в обух топора. Поскольку эльф был слабее, высвободить заклиненное оружие оказалось непростой задачей, и Шенгар от души пнул его коленом в живот. Обратным движением он успел садануть по ноге противнику, заходящему справа (эльф охнул и рухнул на одно колено), а потом отпустил левую руку с топора и хорошенько засветил первому нападающему в глаз.

Третий эльф, так и не успевший принять участие в сражении, ошеломленно хлопал ресницами, не веря в то, что оба его товарища оказались выведены из боя в первые же его мгновения. Шенгар не стал ждать, пока тот придет в себя, и пустился наутек.

Обогнать легконогих эльфов на ровной местности не стоило даже мечтать. Но горы с их ограниченной видимостью давали ему шанс. Длинноухие не могли преследовать по запаху, а значит, было достаточно скрыться от их глаз — а уж прятаться и путать следы Шенгар умел в совершенстве.

Чего явно не хватало его неожиданным противникам, так это опыта хорошей драки «все против всех», без которой не обходилось ни одно мероприятие, где собиралось больше полусотни орков. Шенгар с нежностью припомнил бесчисленные свалки, в которых принимал активное участие.

Он как раз подумал о том, что легко отделался, когда мощный удар в бедро буквально рванул ногу вперед. Шенгар пошатнулся, но не упал, удержавшись руками. Краем глаза он заметил в ноге что-то странное, но рассматривать не было времени.

Он обернулся, чтобы встретиться с противником лицом к лицу…

Вторая стрела должна была поразить его прямо в сердце. Вместо этого она пробила толстую дубленую шкуру и мех безрукавки и вонзилась между ребер справа.

Четвертый эльф стоял на пригорке, с которого спустилась и предыдущая троица, с большим луком в руках. Видимо, две стрелы он сразу держал наготове, а теперь тянулся к колчану за третьей. Это краткое мгновение дало небольшую передышку.

Шенгар тихо выругался и тяжелым мешком рухнул в ближайшую расщелину. Только сейчас он почувствовал стрелу, засевшую в ноге: она зацепилась оперением о камень, и дала о себе знать — нет, не болью, а ощущением досадной помехи.

Стрела прошла насквозь. «Хотя бы не застрянет внутри наконечник», — подумал Шенгар и, взявшись за древко со стороны оперения, обломал его так коротко, как сумел.

Хуже дела обстояли с той, что торчала в груди. Но позаботиться о втором мешающем «украшении» ему не дали подоспевшие мечники.

Боли он не чувствовал до сих пор. В голове все как-то странно плыло. Чувства обострились до предела, движения же наоборот потеряли точность. Ребра словно охватывали невидимые оковы — с каждым вдохом все сильнее и сильнее.

Первого эльфа он угостил ножом, метнув с расстояния в несколько метров. Стрела мешала нормально прицелиться: рана, полученная эльфом не была смертельной и даже опасной. И все же, нож, воткнувшийся в руку, сильно охладил его боевой пыл.

Его двое товарищей устремились вперед. С трудом Шенгар осознавал, что делает. Тело двигалось отдельно от разума. Сознание как будто не принимало участия в схватке — только механически отмечало происходящее. Вот топор вгрызается в плоть врага, сокрушая мясо и кости — а краткое мгновение спустя уже летит сверкающей дугой, срубленный с топорища точным ударом эльфийского клинка. Вот он швыряет в лицо противнику остатки древка и хватается за древнейшее оружие всех народов: камень. Но и это спасает ненадолго. Вот холодное стальное жало в очередной раз пронзает его израненное тело…

Черные круги перед глазами рассыпались алыми искрами, как разворошенный костер, мешали видеть. «Не дождетесь», — упрямо решил Шенгар, проваливаясь во тьму.

— Это ложь! — визгливо кричал Барги, размахивая руками. — Гнусная клевета предателя!

На вождя было страшно смотреть. Орки до старости отличались отменным здоровьем, и большинство недугов, подстерегающих пожилого человека, им было неведомо. И все же, глядя на побагровевшее лицо предводителя клана, можно было подумать, что его сейчас хватит удар.

Но в глазах Барги — Орог отчетливо это видел — затаился ужас. Примерно так же смотрел много лет назад суеверный братец Шенгар, когда, еще детьми, они отправились разведать грот, в котором, по слухам, водились привидения. Стоило им только войти, из темных глубин пещеры рванулась навстречу залетевшая туда птица. Кто из них троих перепугался больше, было трудно сказать. Себя Орог видеть не мог, но навсегда запомнил выражение, отпечатавшееся на лице брата.

Тот же отвратительный страх, затмевающий все остальные чувства, владел сейчас Барги. В конце концов, он тоже увидел привидение: перед ним во плоти стоял старый враг, отравленный по его приказу почти три недели назад.

Орог наградил паникующего вождя презрительным взглядом. За время общения с Уршнаком повелительные манеры и голос сделались настолько привычными, что ему уже не приходилось делать постоянные внутренние напоминания.

— Как раз это нам и предстоит выяснить, — спокойно произнес он. — Твой соплеменник утверждает, что ты совершил убийство пятьдесят лет назад. Что ты можешь сказать на это обвинение?

— Есть свидетели, — желчно возразил Барги. — Трое видели, вождь сам свалился в водопад.

— Один из свидетелей отказался от своих слов десять лет назад, — заметил Орог. — И был казнен по твоему приказу.

— Он лгал! Поддался на уговоры этого предателя!

— Буртак, второй свидетель, тоже мертв.

— Тут я совсем не при чем! — поспешил напомнить Барги.

Уршнак хищно сверкнул глазами.

— Братья! — воскликнул он, обращаясь к воинам Черного Солнца, толпящимся у стены зала. — Вспомните, что Буртак говорил по поводу того дня?

Лица орков сделались еще более угрюмыми.

— Ну же! Вспомните хоть одно слово! Ригги!

Младший воин вздрогнул от звука своего имени и чуть слышно пробормотал:

— Он всегда молчал, когда его спрашивали… Все думали, это означает согласие…

Тут Ригги сообразил, насколько подвела его трехсотлетняя привычка подчиняться всем приказам старших, и сжался в комок, затравленно глядя на Барги. Кажется, он ждал, что вождь сейчас прибьет его на месте. И он был почти прав в своих ожиданиях — только не перепуганный насмерть Барги жаждал свернуть ему шею за вылетевшие слова. Стоило посмотреть на перекосившегося от злобы Ришнара, чтобы понять, как страстно тот желает вырвать дураку язык. Впрочем, седой воин быстро взял себя в руки.

— Ришнар! — Барги умоляюще уставился на своего верного советчика. — Ты остался единственным свидетелем! Скажи, как все было!

— В том и состоит сложность, что единственным, — невозмутимо отозвался тот. — Мои слова, не подтвержденные словами других, не имеют прежней цены. К тому же, обвиняющие подозревают, что я преследую собственные выгоды, верно?

«Выкручивается как может, — отметил Орог. — Умудрился вообще ничего не ответить на прямой вопрос!» Его отношение к старому интригану переросло все возможные грани уважения и уже порядком напоминало восхищение.

— Скажи, Ришнар, — спросил он, — при прежнем вожде ты ведь занимал менее значительное положение?

Седой орк смиренно кивнул:

— Это так. Прежний вождь сильно недолюбливал меня, хотя я и действовал во благо клана всю мою жизнь… Это следует воспринимать как обвинение?

Воины у стен напряглись. Орог чувствовал, что ступил на скользкую дорожку. Неосторожный выпад против всеобщего любимца — и они порвут его на куски, и высокомерная маска урук-хая, посланного Владыкой, до сих пор защищавшая лучше самого прочного доспеха, уже не поможет.

— Ни в коем случае, — заверил он. — Но наш Повелитель может счесть небрежностью с моей стороны доверие к такому свидетелю.

Барги ткнул когтем в сторону Уршнака.

— Слова этого предателя тоже ничем не подтверждены, — напомнил вождь.

Орог нахмурился.

— Дарвик пытался подтвердить и заплатил за это жизнью десять лет назад, — возразил он. — Как знать, не боялись ли того же другие свидетели?

Ришнар стоял по левую сторону трона, скрестив руки на груди. Со стороны он казался воплощением спокойствия, но Орог был уверен: старый хитрец отлично заметил все брошенные в его сторону наживки, и теперь просчитывает возможные варианты.

— Владыка не потерпит запятнанного подозрением вождя, — сказал он, вложив во фразу всю надменность своей новой личины.

— Если невозможно восстановить истину, — сказал, наконец, Ришнар, — существует старый способ решения. Поединок.

— Да будет так, — согласился Орог. — Вождем будет оставшийся в живых.

Уршнак кровожадно улыбнулся.

— Барги, я вырву твое сердце и сожру у тебя на глазах!

Медленно, осторожно сходились два смертельных врага внутри очерченного круга. Больше трехсот лет стремились они к этой развязке, и вот момент настал.

До сих пор Орогу не приходилось видеть Барги в деле. Хищная мягкость движений подсказывала, что вождь, несмотря на возраст, остается бойцом не из последних. Исчезла, улетучилась уродливая скрюченность осанки. Длиннорукие фигуры чистокровных орков больше не казались непропорциональными, и даже обрели своеобразную гармонию.

Первая схватка произошла стремительно. Уршнак бросился на врага быстрее змеи, нападающей на жертву, но Барги отреагировал вовремя. Четыре раза зазвенели мечи, прежде чем противники разошлись.

Мгновение спустя Барги предпринял новую атаку. На этот раз они сражались ожесточеннее и дольше. В полумраке зала были хорошо видны искры, высекаемые клинками при столкновении.

Некоторое время бой продолжался без видимых перерывов.

Когда претенденты на звание вождя вновь разошлись к границам круга, у Барги оказалась распорота правая рука от кисти до локтя, а у Уршнака на боку наливалось кровавое пятно.

С каждой атакой движения поединщиков становились все медленнее, но сдаваться ни один из них не собирался.

— Что, предатель, — прохрипел Барги. — Видишь, я еще не настолько стар… И еще полюбуюсь сегодня на твои кишки…

— Извини… — выдохнул в ответ Уршнак. — Не до конца набрался сил… А то убил бы тебя раньше…

Перехватив удобнее меч в мокрой от пота ладони, он обрушил его на противника. Барги устало подставил под удар собственный клинок, который держал теперь двумя руками. Казалось, не будь напротив соперника, пытающегося оттеснить вражеский меч, поединщики просто свалились бы от усталости.

Лишь тяжелое дыхание бойцов нарушало тишину древней пещеры. Зрители замерли в напряжении, ожидая исхода боя.

И вдруг, в этой напряженной тишине раздался высокий дрожащий голос.

— Погодите! Я слышал, я могу подтвердить!

Десять пар светящихся в темноте глаз уставились в сторону голоса.

Пленный эльф, которого давно привыкли считать предметом обстановки, поднялся, придерживая цепь.

— Они разговаривали между собой, — продолжил эльф увереннее. — Они забыли, что я слушаю и могу все рассказать! Они обсуждали убийство… И еще много чего.

Длинный тонкий палец обвиняюще уставился на Барги.

— Пятьдесят лет назад он убил вождя, чтобы занять его место. И он, — палец переместился в сторону Ришнара, — помог ему скрыть истину не потому, что боялся, а потому, что был с ним заодно.

Орки переглядывались в полном замешательстве. Слегка переварив тот факт, что длинноухий говорит, они начали обращать внимание на смысл его слов. И это окончательно загнало их в тупик.

А эльф, тем временем, вошел в раж:

— Вы верите ему как старшему товарищу! А он просто использует ваше доверие в качестве орудия для достижения власти! Я слышал, как он обсуждал это с вождем, и от их речей у меня волосы дыбом вставали!

— Лжешь, длинноухая тварь! — нож Ришнара сверкнул в волоске от эльфова горла, но Уршнак оказался быстрее. Оттолкнув в сторону зазевавшегося Барги, он в два прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от старого воина, и успел ухватить того за запястье.

— Продолжай, ушастый, — усмехнулся он. — Ты рассказываешь интересные вещи.

— Они собирались тебя отравить и выдать это за естественную смерть, — сказал эльф. — Потому что боялись, что ты выдашь их преступление чужакам.

— И почти преуспели в этом, — согласился Уршнак. — Отравленная вода до сих пор стоит на дне колодца. Если бы я притронулся к ней, то давно гнил бы там.

Ришнар прекратил бесполезные попытки добраться до эльфа и ловким движением вывернулся из захвата. Уршнак встал между ним и пленником, но старый воин больше не собирался ничего предпринимать и просто стоял, угрюмо уставившись на бывшего узника. Орог тем временем оттеснил в сторону Барги, все еще не отдышавшегося после тяжелого боя.

Рядовые члены клана беспомощно толпились, не представляя, что предпринять в сложившейся ситуации. Обычно направление действий подсказывали вожаки, но сейчас вопрос и заключался в том, кто из четверых, претендующих на это звание, прав, а кто нет.

Желтоглазый урук-хай принадлежал к расе более высокой в иерархии Темных армий, но он был пришлым, чужаком — и, к тому же, из другого клана.

Уршнак относился когда-то к числу старших воинов клана, но последние десять лет провел в темнице за измену… Хотя и выходит, что он вроде как невиновен.

Барги был вождем, но серьезность подтвердившихся обвинений заставляла усомниться в его статусе.

И, наконец, Ришнар, оказавшийся соучастником убийства и покушения.

— Ты еще будешь оправдываться, Барги? — поинтересовался Уршнак и коротко приказал: — Взять! Обоих!

Как и в случае с Ригги, командный тон сыграл свое. Орки отбросили колебания. В течении нескольких мгновений недавний вождь оказался обезоружен и скручен своими бывшими подчиненными, в раз припомнившими оскорбления и издевательства, которые им пришлось терпеть от этого жестокого самодура.

Сложнее оказалось с Ришнаром. Несколько орков ринулись было исполнять приказ, но на полпути задумались: слишком велик был авторитет старого воина, чтобы быть так просто, в один момент, разрушенным.

Этой короткой заминки Ришнару хватило, чтобы, отпихнув двоих самых ретивых исполнителей, метнуться к обрыву на краю зала. С громким всплеском подземная река приняла беглеца в свои объятия.

Уршнак с досадой сплюнул.

— Там все равно некуда бежать, — зло прошипел он и шагнул внутрь круга, очерченного для поединка, где двое орков держали за выкрученные руки бывшего главу Черного Солнца.

— Барги, — сказал он громко. — Ты виновен в убийстве вождя и приведении в упадок нашего славного клана. И наказание за это — смерть.

С этими словами новый вождь ухватил Барги за немытые спутанные космы, задирая ему подбородок, и быстрым точным движением перерезал горло своему заклятому врагу. Когда тело перестало биться в конвульсиях, и воины бросили его на пол, Уршнак с наслаждением пнул труп ногой.

— Снимите с него доспехи, а потом разрубите эту дохлятину на куски и бросьте в реку, — распорядился он.

С улыбкой глубокого удовлетворения новый глава Черного Солнца плюхнулся на каменное сидение скособоченного трона.

Тут его взгляд упал на цепь у подлокотника, а затем на эльфа, прикованного к этой цепи. Уршнак задумчиво поскреб затылок:

— Эй вы! — окликнул он двух ближайших воинов. — Отковать — и в яму!

Рот эльфа широко открылся от удивления:

— К… Как в яму? Я же помог тебе! Если бы не мои слова…

— Вот именно, — согласился Уршнак. — Не хочу повторять чужих ошибок.

— Погоди! — вскричал эльф отчаянно. — Я знаю еще кое-что важное! Отпусти меня, и я расскажу тебе.

Уршнак нахмурился:

— Важное? Давай, ушастый, рассказывай.

— Но ты обещаешь меня освободить?

— Говори! — рявкнул вождь так грозно, что сжались в комок даже орки, возящиеся с цепью.

— Эт… Эт… — Эльфу стоило больших трудов унять дрожь в голосе. Наконец он собрался с силами и выпалил: — Этот посланник Темного Лорда — самозванец! Потому что Темный Лорд был уничтожен триста лет тому назад, вместе со своей цитаделью и всеми окрестными землями!

Прочная веревка надежно стягивала запястья, и высвободить их не представлялось никакой возможности. Разве что голова не кружилась бы так, словно в ней вращался с десяток каменных жерновов… А руки и ноги подчинялись тому, чего добивался от них Шенгар, а не болтались без сил. И лежал бы он на земле, а не свисал вниз лицом поперек чего-то теплого, качающегося и отвратительно вонючего.

Искрящая темнота вновь захватила сознание, и молодой охотник так и не успел определить, что с ним происходит.

Когда Шенгар пришел в себя в следующий раз, то вспомнил запах: животные с волосатой шеей и хвостом, которых они с братом видели у эльфов. Тогда их спор относительно полезности странных зверей окончился ничем. Что ж, похоже, они все-таки нужны для дела, а не для развлечения. Но до чего же мерзкие существа!

Каждый вдох давался через силу, словно кто-то давил снаружи. Воздуха не хватало.

Лучше всего Шенгар слышал частый стук в собственных висках. Звуки со стороны доносились далекими и расплывчатыми. Говорили по-эльфийски, он даже различал знакомые слова, но общий смысл разговора никак не давался… Впрочем, ускользал не только разговор на еле знакомом языке. Весь окружающий мир казался таким же шатким и ненадежным, как трясучая поступь волосатого зверя. Шенгар не мог сосредоточиться даже на собственных мыслях.

Он уже не помнил, сколько раз терял сознание и возвращался в него снова. Был привал, с него сняли путы, но растирать затекшие конечности никто не спешил. Кажется, эльфы долго рассуждали, что это следует сделать, но добровольцев так и не нашлось.

По окончанию отдыха его поспешили связать обратно. Судя по тому, как держался эльф, которому поручили это занятие, прикоснуться лишний раз к своему пленнику ушастые полагали чем-то постыдным и отвратительным.

— Вяжи выше, придурок, — простонал Шенгар, вовремя заметив, как длинноухий, выпучив глаза, лихорадочно наматывает веревку точно по красным врезавшимся в кожу следам старых пут. — Коль уж так меня боитесь.

Эльф отпрыгнул в сторону с таким ужасом в глазах, словно перед ним внезапно восстал во плоти сам Темный Владыка.

— А лучше б повязки сменили, — проворчал пленник, косясь на стекающие из-под промокших бинтов алые ручейки. От этих слов он закашлялся, чем добавил кровавых пятен на траве. Плохо, очень плохо.

С такими невеселыми наблюдениями Шенгар снова потерял сознание и очнулся уже на спине противного животного. Совету эльф не внял, однако, в страхе и спешке, плохо затянул узлы. Сил едва хватило на то, чтобы слегка ослабить путы и спасти запястья от неминуемого омертвения.

— Что за идиоты! Почему мне с каждым разом попадаются все более глупые эльфы! — пробормотал Шенгар, ожидая знакомые алые искры, вихрем уносящие прочь от выматывающего пути, мерзкого зверя и мучительной боли.

Наконец, он очнулся на относительно ровной, и — что самое главное — не качающейся в такт жесткой походке волосатого животного поверхности.

Руки и ноги были свободны, а раны заново перевязаны. Небрежно, конечно, да и промыть их никто не удосужился, судя по засохшей корке грязи и крови — но все лучше, чем дальше истекать кровью.

Его трясло от холода, во рту пересохло, но голова кружилась меньше, и Шенгар счел это обнадеживающим знаком. К тому же, на этот раз приход в сознание обошелся без пятен, искр и прочих неприятностей, напоминая обычное пробуждение. Шенгар понял, что здоровье молодого орка начало брать свое, и очередное беспамятство перешло в обычный сон.

Он попытался приподняться на локте и тотчас же пожалел об этом: земля словно вывернулась из-под рук, и он упал обратно, стукнувшись, ко всему прочему, головой.

Кровавая пена из пробитого легкого поднялась к горлу, и Шенгар отчаянно закашлялся, выплевывая алую жидкость вместе с темными сгустками. Несколько кошмарных мгновений ему казалось, что он захлебнется собственной кровью и не сможет больше вдохнуть, но тут горло прочистилось, и воздух с хрипом устремился в раздираемую болью грудь.

Подниматься еще раз Шенгар не рискнул и принялся разглядывать окружающее пространство лежа. Увидеть много не удалось, но все же он решил, что находится в углублении под навесом скалы, и вход в это углубление закрыт приваленным камнями щитом из свежих прутьев.

Осторожно, чтобы не потревожить раны в груди, он подполз к самой решетке, и ему открылся замечательный вид на эльфийский лагерь.

В центре располагались полукругом два больших шатра, три шатра поменьше и расшитая узорами палатка. Перед шатрами, защищенный навесом от дождя, горел костер, а неподалеку стоял стол, окруженный лавками. Боль отбирала все желания и устремления, но Шенгар нашел в себе силы насмешливо фыркнуть. Длинноухие не изменяют себе даже в походе! Он бы не слишком удивился, если подставки для сна они тоже с собой прихватили.

За шатрами щипали траву знакомые животные: шесть крепких, приземистых, рыжего и коричневого цвета, и одно высокое, длинноногое, изящное, как эльф. Шенгар готов был поклясться, что именно его мерзких белых волос он успел наглотаться во время дороги.

Хозяев лагеря не было видно, но Шенгар слышал их голоса, доносящиеся со стороны шатров.

Похоже, самое время поразмыслить о сложившемся положении, и главное, как из него выходить.

Эльфы не соизволили расщедриться даже на драную тряпку в качестве подстилки для пленника. Безрукавки тоже не было — видимо, сняли, когда перевязывали раны. Хорошо хоть штаны остались, и на том спасибо! Как мог, Шенгар свернулся калачиком на полу импровизированной тюрьмы. Несмотря на то, что день выдался солнечным, у него зуб на зуб не попадал, а камни под боком казались холоднее ледяных глыб.

«Жар», — мрачно понял молодой охотник.

Итак, надо заставить длинноухих считаться с собой. Шенгар припомнил все нелестные характеристики, которыми награждал орков бедолага Алангор, и решил, что чудом будет, если кто-то здесь вообще станет его слушать.

Впрочем… Ха! Шенгар даже удивился своей тугодумности. Наверное, это из-за боли и слабости. У него есть для ушастиков отличный довод, причем безотлагательный. Если они и его отбросят, то зря он в последнее время начал менять представление об эльфах в лучшую сторону. Алангор и есть этот довод.

Молодой орк понятия не имел, сколько времени провалялся в забытьи и искренне надеялся, что беспомощному художнику не слишком долго пришлось страдать от голода и жажды. Запас воды в пещере был, лишь бы эльф догадался его отыскать…

Вода! Одно звучание этого слова доставляло неслыханные мучения, не говоря уж о том, чтобы представить ее, чистую, свежую, прохладную, текущую по камням прозрачным горным ручьем… Шенгар облизнул сухим языком спекшиеся губы и строго приказал воображению заткнуться.

Все равно до появления эльфов все эти планы — не более чем пустые выдумки. Через некоторое время ему удалось пересилить боль и холод и снова задремать.

ГЛАВА 9

Шенгара разбудила эльфийская речь, звенящая совсем рядом с решеткой. Судя по раздраженности интонаций, длинноухие спорили.

— Это всего лишь орк! — разобрал Шенгар знакомые слова. Длинная фраза, проследовавшая далее, по всей видимости, была посвящена тому, что злопакостные порождения Тьмы недостойны траты на них драгоценного эльфийского времени.

«Чтоб на вас ледник обрушился, — зло подумал охотник. — Дайте хоть поспать нормально!»

Однако, голос, ответивший первому, в момент выдернул его из дремы. Он уже слышал его однажды во время пути, но счел порождением горячечных грез. Мелодичный, глубокий, этот голос завораживал одним своим звуком. Сейчас в нем слышались холодные нотки гнева, но это ничуть не уменьшало его магической притягательности. Ничего подобного Шенгар в жизни не встречал.

Он приоткрыл глаза, стараясь не выдать неосторожным движением, что находится в сознании. Ушастика, стоящего возле решетки, он узнал сразу: и лицо, и темно-лиловый фингал, приятно оттеняющий правильные эльфийские черты.

— Слишком опасно! — настаивал давешний противник. — Орки — как дикие звери!

Его спутница отозвалась рассерженно. Кажется, говорила что-то про зверей, которые тоже нуждаются в заботе. Орк понял лишь последнюю фразу:

— Он тяжело ранен и может умереть!

Начисто забыв об осмотрительности, Шенгар уставился на эльфийку широко распахнутыми глазами и, кажется, даже открыл рот.

Образ девицы из клана Песня Войны, с которым он засыпал и просыпался уже как два месяца их похода (для Шенгара это был долгий срок, и объяснялась подобная верность банальным отсутствием других предметов воздыхания), поблек и исчез, словно легкое облачко, накрытое великолепной грозовой тучей. У северных женщин причудливая смесь орочьей и человеческой крови давала порой диковатую яркую красоту; но все они вместе взятые, от косоглазых дурнушек до самых роскошных ворожниц, разом потеряли для молодого охотника очарование. Так исчезают на небе звезды, затмеваемые восходящей луной.

Все черты, что в мужчинах-эльфах служили поводом для раздражения и насмешек, обрели в женском воплощении свой настоящий смысл. Тягучая плавность движений, нежные изящные кисти рук… Штаны и куртка простого покроя оставили лишь чарующие намеки от элегантной стати ее стройной фигуры, но Шенгару и того хватило, чтобы почти наяву ощутить на своих ладонях бархатистую нежность кожи, спрятанной под прочной тканью. Волосы цвета полуденного солнца ниспадали мягкими волнами до колен, окружая эльфийку сияющим золотистым ореолом.

А в руках это сказочное создание сжимало большой кувшин, до краев наполненный водой!

Шенгар панически вжался в пол. «Такого не бывает. Это злое колдовство длинноухих, собравшее воедино все мои желания, специально чтобы пытать и мучить!»

— Нириэль, я прошу тебя, не надо! — продолжал обладатель фингала свою бесконечную песню.

Прекрасная эльфийка сдвинула тонкие брови и произнесла своим чарующим голосом то, что как раз вертелось у Шенгара в голове:

— Закрой свой рот, наконец!

Ее дальнейших слов молодой орк не понял, но разобрал среди них имя «Алангор», и у него слегка отлегло от сердца. Кажется, волшебное создание привлекла сюда не забота о нем, а тревога за потерявшегося товарища, о судьбе которого он мог поведать. Обретя, таким образом, свой корыстный интерес в оказании помощи раненому пленнику, эльфийка получила шанс перейти из категории колдовских наваждений в разряд живых существ.

Шенгар чувствовал, как начинает тихо завидовать Алангору. Хотя бы в том, что о нем вспоминает такое восхитительное создание.

— Открывай! — велела эльфийка, и ее разукрашенный спутник принялся обреченно отваливать от решетки тяжелые камни.

Разумом Шенгар отлично понимал, что думать ему следует исключительно о собственном спасении, только вот разум был последним, что сейчас управляло им. С трудом охотник убедил себя в том, что пора закрыть глаза и прикинуться бессознательным полутрупом. (Последнее, правда, не требовало особого притворства, поскольку вполне соответствовало истине).

Какой-то уголок сознания, оставшийся свободным от чар эльфийки, ошеломленно наблюдал за происходящим со стороны. «Придурок идиотский! — злобно шипел этот независимый уголок. — Ты же сам всегда первый потешался над всякими там безнадежно влюбленными! Кончай эти глупости, болван!» Последовавшие эпитеты и вовсе оказались непристойными. Но внимать последнему оплоту здравого смысла было некому, ибо оставшаяся часть рассудка блаженно твердила: «Нириэль! Ее зовут Нириэль…»

Чуткие ноздри орка ловили каждую частицу ее близкого аромата.

Эльфийка остановилась и поставила на пол кувшин. Похоже, она окончательно разозлилась на своего болтливого сопровождающего и теперь общалась с ним только короткими словами-приказами.

— Помоги!

Гордый владелец фингала тяжело вздохнул и присел рядом. Каждое его прикосновение источало такую брезгливость, словно его попросили перекидать голыми руками содержимое выгребной ямы.

Когда смоченный водой мягкий кусок ткани коснулся растрескавшихся губ, Шенгар обнаружил, что пытается бормотать «Нириэль» вслух. К счастью, дыхание его было настолько шумным, что эти едва слышные звуки затерялись среди свиста и хрипа.

Влажная ткань прошлась по лицу, отмывая корку грязи и крови. Тут Шенгар решился на первый эксперимент и медленно приоткрыл веки, с благодарностью взглянув на свою избавительницу.

Фиалковые глаза эльфийки на мгновение испуганно расширились, но она очень быстро совладала с собой, чем поднялась в представлении Шенгара еще на одну ступеньку.

«О, Владыка, да упокой волны твой дух, о, Небесный Олень-прародитель, воинственный Эвора и вся ваша компания, уберите ее от меня ради всего святого, или я больше не выдержу!» — отчаянно взмолился молодой охотник.

Припомнили злопамятные северные боги, как беззастенчиво вплетал он в хвастливые охотничьи истории откровенное вранье о священных знаках и символах, якобы встреченных на пути, или то было простым совпадением, но раненое легкое вновь напомнило о себе приступом кровавого кашля.

Ушастый с фингалом резво вскочил на ноги и, схватив Нириэль за плечи, решительно вышвырнул ее из-под скального навеса.

В лицо орку уставилось острие меча.

— Только дотронься до нее своими грязными лапами, — пообещал эльф.

Шенгар был готов высказать все, что думает о чьих-то других лапах и об их обладателе в целом, если бы не клокочущая в горле вязкая жидкость.

С большим трудом удалось ему приподняться на локтях. Вздрогнув, эльф отступил на шаг, и Шенгару сделалось смешно. Смачно сплюнув откашлянную кровь, молодой орк одарил ушастого самой очаровательной клыкастой улыбкой, на какую был способен.

— Гав! — рявкнул он, глядя эльфу в глаза, и клацнул зубами.

Прыжком, оказавшему бы честь горному козлу, удирающему от барса, длинноухий отлетел метра на два, едва не сбив с ног Нириэль, наградившую его таким выразительным взглядом, от которого стоило закопаться в землю.

Хохот Шенгара потонул в затяжном приступе кашля.

Ни частицы света не попадало на темное осклизлое дно колодца. Таким образом, на стороне Орога было то неоспоримое преимущество, что он различал смутными тенями собственные ноги и руки — а также сжавшуюся у противоположной стены фигурку эльфа. Давно уже Орог не употреблял, даже мысленно, словечек навроде «длинноухий», но сейчас он чувствовал, как весь ругательный лексикон, относящийся к эльфам, оживает в его голове. Назвать иначе как «ушастый» трясущееся создание напротив не поворачивался язык.

Орог слышал в темноте, как клацают у того зубы. Наконец, ему надоела эта немая сцена.

— Ну как, свидетель ты наш ценный, добился чего хотел? — поинтересовался он свирепо.

— Ты… Ты… Ты убьешь меня за это? — спросил эльф, еще сильнее вжимаясь в камень.

— Стоит подумать, — буркнул Орог в ответ. — Есть дальнейшие умные идеи?

— Значит, не убьешь?

— Ну если ты так настаиваешь…

Молниеносным броском Орог сомкнул когти на шее эльфа и легко, одной рукой, оторвал его от пола. Длинноухий отчаянно захрипел и задергался. Орог хорошенько встряхнул его для усиления эффекта и отпустил хватку:

— Живи пока.

Некоторое время сидели молча. Убедившись, что карать за содеянное прямо сейчас его никто не собирается, эльф немного осмелел и спросил:

— А правда… Кто ты такой на самом деле?

— Посланник Темного Властелина, — отозвался Орог невозмутимо.

— Но ведь он погиб!

— Ты нырял на дно океана, чтобы лично осмотреть труп?

— Но…

— Но? Вижу, мой ушастый друг, ты еще и дурачок в придачу. Прежде чем кого-то подставить, не мешает узнать, каких врагов обретешь впоследствии.

Очередная пауза повисла в смрадной тишине колодца.

— Если ты такой могущественный, — сказал эльф тихо, — почему сидишь здесь, а Уршнак — на троне?

— Он не продержится там и месяца, — презрительно фыркнул Орог. — Что до всего остального… Попробуй поднять меня за горло, ушастик, и тогда, быть может, я отвечу на твои вопросы.

От предложения померяться силами эльф благоразумно отказался. Орог удовлетворенно кивнул:

— Я рад, что мы разобрались, кто главный. А теперь ответь мне… Эльвидар, я правильно запомнил?

Эльф изумленно заморгал глазами:

— Тебе известно мое имя?

— Мне вообще много чего известно. Так вот. Я знаю, ты и твои товарищи явились в горы на поиски минералов и руд. И некоторые из вас неплохо в них разбираются.

— Это так, — согласился Эльвидар. — Я сам отлично разбираюсь в металлах, их породах и свойствах.

Когда разговор повернулся неожиданно к теме, где эльф полагал себя непревзойденным знатоком, голос его стал гораздо увереннее. К нему даже вернулась отчасти спесивость повадок, изрядно поутраченная за время плена.

— Я также владею искусством превращения элементов, называемым людьми алхимией. Не знаю, как объяснить это столь примитив… Агхххх… — эльф захрипел, почувствовав на горле сжимающиеся орочьи пальцы.

— Что не мешает тебе оставаться самонадеянным болваном, — заключил Орог. — Однако, у меня есть к тебе одно предложение. И если ты согласишься, я прощу тебе сегодняшнее маленькое недоразумение.

В полной темноте даже орки видели плохо, различая лишь расплывчатые контуры нагретых предметов и теплокровных живых существ. Но этого хватило Орогу, чтобы разглядеть, как поморщился Эльвидар.

— Нечего кривить свою милую мордочку, как будто брезгуешь иметь с нами дело, — усмехнулся орк. — С Уршнаком ты уже торговался за свободу. Я предлагаю другой товар — жизнь.

— Может быть, я сам лучше умею делать мечи, чем махать ими, — с пафосом изрек эльф, — Но мой старший брат Элгиласт — воин и маг! Он и его товарищи придут мстить за меня!

— Начинаю трястись от страха, — фыркнул Орог, отпуская жертву. При этом он «ненароком» задел когтями нежную эльфийскую кожу. — Но советую остаться в живых хотя бы для того, чтобы сообщить ему, кому именно мстить.

Эльвидар испуганно схватился за шею, размазывая ручейки крови, бегущие из четырех глубоких царапин.

— Что тебе нужно? — спросил он.

— Всего лишь знания о металлах, которыми ты так бахвалился. В этих пещерах осталась от гномов куча полезных вещей. Твоя задача — помочь мне разобраться с ними.

— Ты говоришь так, словно десяток кровожадных убийц не заточил нас в такое глубокое подземелье, что не всякий гном…

— У тебя точно есть старший брат-воин? — перебил Орог.

— Ты в этом сомневаешься?

— Будь мой младший брат таким трусом, я бы его в детстве задушил. Исключительно из братских чувств — чтоб не боялся больше. Вообще-то, это верхние пещеры. Гномьи лабиринты начинаются дальше и залегают ниже.

Окончательно пристыженный и напуганный, эльф замолчал.

Орог вспомнил, как во время последней вылазки в библиотеку наткнулся случайно на сборник эпических поэм и даже прочитал одну, интереса ради. Поэма показалась ему точной копией самых дурацких рассказов старейшин, только нелепого восторга больше раза в два. В одном из эпизодов нескончаемых подвигов, герой поэмы оказался брошен в темницу лютыми врагами. Автор смачно вырисовывал коптящие факелы, лязг цепей и вопли из камеры пыток в тщательных потугах описать мрачную тоску, охватившую душу пленника. Орог подумал, что поэта ни разу не совали в каменный мешок посреди Лесистых гор, иначе он бы счел времяпровождение героя в той темнице веселым и полным событий. Вокруг была только тишина, пустота и темнота.

Внезапно Эльвидар подскочил, словно укушенный.

— Если вам нужны металлы, значит вы готовитесь к войне! — заявил он едва ли не радостно.

— Знаешь, что сказал бы сейчас мой брат? — отозвался Орог, уже порядочно уставший от непрошеного товарища. — Что у каждого длинноухого есть дурацкий предмет под названием вилка, а у некоторых даже две. И у него сердце кровью обливается, когда он видит, сколько бесценного металла уходит на такие ненужные вещи.

Мысли о Шенгаре отозвались в душе тревогой. Орог не догадался наведаться в пещеру до освобождения Уршнака, а потом было уже слишком рискованно. Не первый год имел он дело с шебутным характером братца, чтобы с уверенностью сказать: на месте Шенгар не усидит. И не пойдет к Гарту за подмогой. Хотя… Никто еще не брался предсказать, что способна выдумать эта уплетенная косами башка. Раньше авторитет старшего (особенно такого, что способен хорошенько врезать промеж глаз) имел для брата хоть какое-то значение. Неуправляемость Шенгара росла пропорционально его силе и способности дать отпор.

Орог знал точно: терпение брата сейчас на пределе, и очень скоро тот начнет действовать. Оставалось надеяться, хотя бы не наделает глупостей.

Солнце заползало под гребень медленно и неохотно, словно хотело сделать это тайком от длинноухих, решительно настроенных отказать раненому пленнику в любых удобствах.

Шенгар тяжело перевалился на освещенный теплыми лучами участок пола. Слабость и головокружение сделались привычными спутниками его существования. Молодой орк научился отчасти превозмогать это тягостное состояние, но собственное тело, словно подлый предатель, выжидающий удобного случая, готово было подвести в любой момент.

Дважды появлялась Нириэль, на этот раз без сопровождающих. Оглядываясь на каждом шагу, она быстро поднималась по тропинке к его «камере», просовывала за решетку хлеб, воду и быстро убегала, пока никто из соплеменников не заметил ее. И оба раза Шенгар глазел, словно тринадцатилетний идиот, впервые ощутивший магическую тягу к противоположному полу, не в силах вымолвить ни слова.

Кроме всего прочего, молодому орку совершенно не хотелось начинать с нее свой шантаж. Только выхода, похоже, не оставалось.

Пригревшись, Шенгар задремал, и разбудили его уже знакомые и такие долгожданные легкие шаги. Кажется, другие эльфы совершенно не одобряли забот Нириэль о пленном чудовище: девушка явно не желала быть застигнутой за этим занятием.

С превеликим трудом Шенгар заставил непокорное тело подняться до сидячего положения. «Тебе надо с ней поговорить, болван. Не имеет значения, кто перед тобой — она или старая уродливая карга. Или тот, с фингалом».

На этот раз эльфийка тоже уставилась на него с каким-то странным выражением. Не сразу догадался Шенгар, в чем дело. Он стер с рук и туловища грязь, и на коже ярко проступили замысловатые северные орнаменты, прибывающие в числе с каждой зимой.

На некоторое время Нириэль уступило ее эльфийское самообладание, и она с любопытством принялась разглядывать невиданный рисунок. По ее лицу Шенгар не смог понять, нравится ей это или нет, и искренне понадеялся на первое. (На самом деле, когда эльфийка хорошенько рассмотрела татуировки и разобралась, что это такое, они сочла подобный обычай верхом дикости и уродливого издевательства над природой. По счастью, клыкастому воздыхателю этого не пришлось узнать).

На мгновение их глаза встретились. Эльфийка вздрогнула и быстро придвинула к решетке свою ношу.

— Подожди! — поспешно окликнул Шенгар, видя, что она собирается уходить.

Нириэль, уже сделавшая несколько шагов по дорожке, замерла и обернулась.

— Ты сказал «подожди»? — переспросила она. На человеческом языке она говорила с тем же птичьим акцентом, что и большинство ее соплеменников. Но в ее устах он не казался охотнику смешным.

— Да, постой немного.

Эльфийка сердито сдвинула брови.

— Знай, я прихожу сюда вопреки решению моих товарищей. Не тебе требовать от меня большего, порождение Тьмы!

— А, — Шенгар бесстрастно откинулся на каменное «ложе». — Значит, один ушастый художник по имени Алангор скоро умрет.

От равнодушия эльфийки не осталось и следа.

— Алангор? — вскричала она взволнованно и, бросившись к решетке, схватилась за прутья. — Ты знаешь, что с ним? Расскажи!

— Я бы с радостью, — ответил Шенгар. — Но только есть одна неувязочка. Я, знаешь ли, в плен на днях угодил. И мне там жутко не понравилось. Вот если бы удалось с этим что-нибудь уладить…

— Алангору грозит опасность?

— Он серьезно ранен, и не может о себе позаботиться. Освободите меня, и я покажу место, где он находится.

— Я немедленно скажу остальным!

Нириэль убежала прочь, вдвое быстрее обычного.

Шенгар тяжело вздохнул. Его слова причинили боль эльфийке, это видно. Впервые в жизни он чувствовал себя законченным негодяем. Если бы он только мог, то притащил бы Алангора на плечах и бросил к ее ногам, лишь для того, чтобы увидеть счастливую улыбку на этом прекрасном лице. Что только нашла она в этом хлипком неудачнике? Он бы понял, если речь шла о ком-то, сравнимым доблестью хотя бы с Роэтуром. Но это ходячее недоразумение с восторженно-наивным отношением к миру, которое не смогло изменить даже тяжелое ранение и известие о возвращении орков…

«Он может быть ее братом», — подбросил вариант робкий голосок надежды. Но что-то внутри подсказывало, что нет.

«Я даже не могу набить морду калеке», — мрачно подумал молодой орк.

Чувство времени, ни разу не изменявшее Орогу на поверхности, оказалось бессильно перед лишенной всяческих событий пустотой подземелья. Он не мог точно сказать, прошел час или целые сутки. Неизвестность раздражала. За отсутствием новых тем для размышления, раз за разом возвращались старые, и среди них особо упорствовала невеселая мысль о том, что он совершил ошибку, которая, возможно, будет стоить ему жизни. А вместе с ним погибнут планы, идеи и надежды на лучшее будущее для всей орочьей расы. Да еще вдобавок братец Шенгар может выкинуть что-нибудь необдуманное и столкнуться в одиночку с опасным врагом, который окажется ему не по зубам. За это Орог ощущал себя виноватым вдвойне: в его возможностях было вовремя навестить брата и поделиться с ним новостями о пещере и ее обитателях. И сейчас, быть может, Шенгар уже спешил бы на выручку — не в полном неведении, а имея под рукой все знания о клане Черное Солнце, которые ему удалось раздобыть.

«Это всего лишь урок на будущее, а вовсе не повод предаваться безнадеге», — убеждал он себя. Получалось неважно: сама обстановка способствовала погружению в мрачную трясину растущего отчаяния.

«Уршнак просидел здесь десять лет, и не спятил… Он что, выходит, крепче меня?»

Такие соображения подействовали на Орога, словно засыпанная под рубаху пригоршня снега (таким способом «добрый» братец нередко заменял более мирные варианты побудки). Он прекратил бесполезные самобичевания и сам не заметил, как быстро вернулся к хладнокровной логике, подаренной новой личиной; маской, снимать которую с каждым днем было все труднее и труднее.

Первым встрепенулся эльф. Приподняв голову, он начал вслушиваться во что-то. Скоро и Орог различил далекий грохот грубых орочьих сапог.

Отблески факела резанули ослепляющим сиянием по привыкшим к темноте глазам. Орог болезненно зажмурился, а когда, наконец, смог без труда поднять веки, то увидел физиономию «старикана», свесившуюся над колодцем.

Он не успел выучить всех по именам, но этого узнал сразу. Ригги, младший воин трехсот с лишком лет от роду. Извечный посыльный и кукла для отработки ударов.

— Здравствуй, Ригги, — сказал Орог самым мягким голосом, на который был способен посланник всемогущего Темного Владыки. — Ты и твои товарищи поддерживают предателя, отвернувшегося от милости нашего Повелителя.

— Но… Он сказал… Я не знаю…

— Значит, ты способен допустить мысль, что жалкие маги длинноухих своим глупым колдовством могли уничтожить Владыку?

— От Владыки не было вестей триста лет… Мы думали…

— Задача воина сражаться, а не думать! Стоило Повелителю отвлечься на какие-то триста лет, а уши у вас уже доросли до размеров эльфийских! И в них пролезают все сплетни, выдуманные врагами, чтобы сеять раздор в ряды наших армий!

Ригги виновато вжал голову в плечи. На этот раз никто не мог дотянуться до младшего, чтобы отвесить тумака, но он настолько привык к колотушкам, неизменно сопровождающим гневные речи, что принятие защитной позы получалось само собой.

— Но мы не знаем, кого слушать! — несчастно признался он. — Сначала один вождь, потом другой…

— И это служит вам некоторым оправданием, — смягчился Орог. — Но ты не ответил на вопрос. Могли, по-твоему, ушастые маги оказаться могущественнее Темного Владыки?

От более прямой формулировки младший воин испуганно задрожал.

— Владыка — самый могущественный… — пролепетал он заученную с малолетства истину.

— А теперь скажи мне, Ригги. Мог ли вождь клана не знать таких очевидных вещей?

— Это все знают, — с ужасом отозвался тот.

Примерный воин Черного Солнца был достаточно туп, чтобы порадовать своим интеллектом любого из высших чинов темной армии. И все же, после серии последовательных упорных намеков, он сообразил, куда клонит урук-хай с глазами цвета янтаря, пылающими из темноты колодца.

— Теперь ты понимаешь, как опрометчиво было слушать приказы Уршнака? — вкрадчиво поинтересовался Орог.

— Он… предатель!

— Совершенно верно, Ригги. И сейчас тебе выпал шанс послужить нашему Повелителю. В твоих руках — честь клана Черное Солнце, что будет запятнана на вечные времена, если никто из воинов не остановит предателя.

Выслушав этот вдохновенный бред, Ригги преобразился на глазах. Плечи его распрямились, а на лице появилось выражение такой непередаваемой гордости, что Орогу даже стало немного совестно за совершенный обман. Впрочем, радовался младший воин недолго. Очень скоро его гордость сменилась крайней озадаченностью.

— Но что я могу сделать? — спросил он. — Все только и знают, что пинать меня и давать самую тяжелую работу… Никто даже слушать меня не будет!

«Да, инициативы от него ожидать явно не стоит. Может, оно и к лучшему», — решил Орог и поспешил успокоить своего нового подчиненного:

— Тебе не надо никого убеждать. Все, что от тебя требуется, это помочь мне выбраться из колодца и сообщить Уршнаку, что пришел и не застал здесь никого. И ни слова из того, о чем мы здесь говорили. Понятно?

Ригги усердно закивал. По коридору послышался его поспешный топот. Не пошло и нескольких минут, как он вернулся обратно, и на дно колодца упала прочная узловатая веревка.

Очень скоро «урук-хай» был уже наверху.

— Уршнак меня убьет, — вздохнул младший воин обреченно.

— Ему будет не до того, — отрезал Орог и обернулся к колодцу, где смутно виднелась у дальней стены сжавшаяся фигурка Эльвидара. — Эй, ушастый! Ты хорошо обдумал мое предложение?

Эльф шевельнулся, но ничего не сказал.

— Если согласен, лезь сюда! У тебя остался последний шанс исправить свою ошибку!

Еще некоторое время Эльвидар медлил с решением, а потом вдруг резво вскочил и, не колебаясь, схватился за веревку. Орог готов был поспорить, что поторопила эльфа с действиями следующая неожиданная мысль: «Они же убьют меня как ненужного свидетеля!»

Очень тихо двое беглецов и один новоиспеченный герой проскользнули по коридору, ведущему к реке. Бесшумная походка была естественной для всей эльфийской расы. Меховые сапоги Орога присвоил кто-то из воинов Черного Солнца, но охотник и без них умел ступать тихо, приходилось лишь следить, чтобы не царапали о камень когти. И даже Ригги старался меньше громыхать своими грубыми подошвами, хотя как раз ему прятаться было необязательно.

— Значит, Ришнара так и не поймали? — проговорил Орог, наполовину вопросительным, наполовину утверждающим тоном.

— Не поймали, — отозвался Ригги, и тотчас же выпучил глаза: — А откуда ты… вы… знаете?

— Я знаю многое, Ригги, — сказал «урук-хай».

Обращение по имени заставило младшего воина расползтись в блаженной улыбке.

— Ришнар ушел по реке, — сообщил он охотно. — Там два пути, в ущелье и в пещеру с большими печами. И везде солнечный свет. Вам-то он не страшен, а вот как Ришнар прошел… Некоторые думают, он в водопад свалился, но я не верю.

— Я тоже, — кивнул Орог, довольный, что его предположение оказалось правдой, и у нового вождя есть дополнительный повод для головной боли.

— Лучше идти через ущелье, — посоветовал Ригги и описал путь, и без того хорошо известный Орогу: вниз по течению, подняться по притоку, и наверх по скалам.

— Погоди, — сказал Орог, вытаскивая из потайного кармана под швом свернутую в четыре раза карту. Обычно в этом кармане у него лежал припасенный для врага костяной ножик, острый, как шило. Ножик отобрали во время обыска, но мысли о том, что бумажка может оказаться куда более ценной находкой, чем тайное оружие, оркам в голову не пришло.

— Это карта ушастых, — узнал Ригги. — У нас была такая, когда мы искали ворота гномов.

— Отдашь Уршнаку, скажешь нашел. У реки, куда отправился по нашим следам. Это объяснит присутствие твоего запаха рядом с нашими. — Орог ткнул когтем в точку на карте. — Видишь этот крест? Длинноухие стоят там лагерем. Выдашь это за свою догадку, если Уршнак сам не поймет.

— Ясно, — кивнул младший воин, забирая карту.

— И помни, Ригги, ты не должен подавать вида, что тебе известно о предательстве. Сделай это, и я расскажу нашему Повелителю о твоей доблести.

Сгорбленная фигура орка скрылась за поворотом. Орог затушил факел — стало совершенно темно. Эльвидар судорожно вцепился в его руку:

— Я ничего не вижу! — воскликнул он.

— И в этом большая разница между нами, — усмехнулся Орог, хотя на самом деле едва ли находился в выигрышном положении. Малейший лучик света надолго сбивал ночное зрение, не говоря уж о факеле, и видел он сейчас не больше эльфа.

— Держи веревку, обвяжись, — приказал он Эльвидару. Тот повиновался на удивление проворно. — Когда проплывем мимо зала, держись правой стороны. Берег там плоский, на него легко выбраться. Там передохнем. В случае чего я тебя вытащу.

Вода в подземной реке была обжигающе холодной, солнечное тепло никогда не касались ее лишенной волн поверхности. Но Орогу было не привыкать к бодрящему купанию: Ледяной пролив, омывающий пустынные берега его родных земель, не радовал теплом даже в самые жаркие летние месяцы. Эльвидар замешкался было на берегу, но резко натянувшаяся веревка рванула его в холодную бездну. Противостоять совместным усилиям Орога и течения тщедушный эльф не мог и плюхнулся в воду с головой.

Благополучно миновав тронный зал, они выбрались на плоскую каменную плиту, о которой говорил Орог. Опасения насчет того, что эльф выбьется из сил, и его придется волочь на веревке, не оправдались: Эльвидар даже не слишком запыхался по пути.

На берегу эльф первым делом принялся отжимать воду из длинных шелковистых волос.

— Этот приток уже недалеко? — поинтересовался он.

— Шагов двести, не больше, — ответил Орог, — но только мы туда не пойдем.

— Разве мы не собираемся убраться как можно дальше от проклятого Черного Солнца?

— Надеюсь, ты не забыл наш уговор по поводу гномов и их пещер? Эти «большие печи» — брошенные гномьи домницы. К ним можно спуститься у водопада. Наверняка там есть сообщение с другими подземельями.

— Мы идем туда прямо сейчас?! — ужаснулся Эльвидар.

— Не стоит терять время. Я знаю, что вы, ушастые, тоже умеете долго обходиться без пищи и сна.

— Но…

— В твоих же интересах ничего от меня не скрывать. Сделай, как мы уговорились, и я лично позабочусь о твоей безопасности.

Эльф выловил из тайных глубин своей изодранной одежды половинку изящного гребня и начал расчесывать волосы. Воины Черного Солнца побрезговали этой «слишком эльфовской» вещицей, только сломали на две части, которые Эльвидар бережно сохранил.

— Значит, я должен поверить, что ты позволишь мне уйти после того, как с моей помощью наладишь здесь выплавку металла? — спросил он. — Я вижу, ты не менее хитроумен, чем этот подлец Ришнар. Разве ты отпустишь кого-то, способного выдать врагу местоположение рудника?

Орог счел подобное сравнение комплиментом.

— Уйти — не позволю, — честно признался он. — Но могу обеспечить существование куда приятнее жизни в яме… или на цепи. Даю тебе слово. К тому же, тайны со временем становятся всеобщим достоянием. Эльфийская жизнь длинна, и ты наверняка доживешь до момента, когда сокрытие рудника потеряет смысл. Тогда у меня не будет причин удерживать тебя.

— Другого выбора все равно нет, — покорно вздохнул эльф, убирая гребень.

«Любой из наших воинов рассмеялся бы и плюнул в лицо на такое предложение», — подумал Орог, но вслух ничего не сказал. Эльвидар оказался третьим эльфом, с которым ему пришлось общаться. И, в отличие от первых двух, он совершенно не вызывал к себе симпатий.

Шум водопада, многократно усиленный эхом пещеры, начал заглушать звуки задолго до того, как смутное пятно розоватого света показалось впереди. Орог, для которого этот грохот был мучительно громким, бросил взгляд на эльфа и увидел, чтот тот просто корчится от боли, зажав уши руками.

Наконец, они выбрались на узкую площадку над залом. Тоннель перестал усиливать звук, и переносить шум стало легче.

Орог уже видел раньше величественную картину гномьей архитектуры, но она все так же поражала его своим масштабом. Эльф замер в полном восхищении, забыв на некоторое время о том, как и для чего оказался в этом зале.

— Алангор был прав, что так хотел сюда попасть, — прошептал он. — Какая бесподобная красота!

Грандиозное зрелище оказалось стимулом, до самого дна всколыхнувшим его истерзанную страхом душу. Как в тот момент, когда невиданный порыв заставил его выдать тайну Ришнара и Барги, что-то внутри сжалось и сказало «сейчас».

Огромный урук-хай, порождение ночного кошмара, великан с могучими мышцами и хвостом черных волос на затылке, жестами показывал, что надо спускаться вниз. Его желтые глаза светились зловещим огнем, а безобразные клыки сверкали в кровожадной усмешке.

Что значит обещание, данное орку?

Впервые в жизни Эльвидар почувствовал признательность учителю фехтования, которого, до встречи с орками, считал страшнейшим извергом, какого могла послать судьба. Но только благодаря настойчивости и жесткости учителя, сейчас он не задумывался, что и как делать. Обычно Эльвидару не хватало смелости, чтобы как следует применить на практике полученные уроки. Но сейчас невиданный душевный порыв смел все барьеры. Тренированное тело привычно расслабилось и устремилось вперед упругой лозой, способной поспорить силой удара с копытами рыцарского коня.

Мгновением раньше эльф скинул с пояса веревку, узлы на которой ослабил еще во время отдыха. А глупый орк, наверное, вовсю потешался над «длинноухим», не способным прожить и дня без заботы о внешности.

Урук-хай понял все. Только увернуться он уже не успевал. Даже отклонить корпус, чтобы принять удар по касательной.

В грохоте и шуме водопада нельзя было услышать плеск, с которым тяжелая туша шлепнулась в реку.

Эльвидар приземлился на бок у самой кромки воды и быстро откатился в сторону.

Несколько мгновений орк пытался удержаться, схватившись за острый камень на краю пропасти, но течение оказалось сильнее. Страшные когти отчаянно царапнули по мокрой скале и исчезли в облаке водяной пены.

Эльф успел взглянуть вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как лопасти потрепанного водяного колеса выносят упавшее тело. Бурлящий поток создавал иллюзию того, что орк еще шевелится — а может, это и правда было так. Но когда темное пятно снова показалось ниже по течению, враг уже выглядел совершенно безжизненным.

ГЛАВА 10

Шенгар был искренне польщен масштабом явившейся делегации. Не считая Нириэль, целых пять эльфов выстроились напротив решетки. При том, что разговаривать из всей компании собирался только один, остальных можно было считать охраной.

Он послал лучезарную улыбку давнему знакомому с фингалом. Эльф поспешил отвернуться, но острые края ушей — Шенгар видел это совершенно точно — приобрели ярко-малиновый оттенок.

Еще один ушастый показался ему знакомым. По мечу, висящему на поясе справа можно было решить, что длинноухий — левша. Но охотник знал настоящую причину: брошенный им нож пропорол эльфу правое плечо, и тот оказался вынужден пользоваться другой рукой.

За главного был среднего роста худощавый эльф с волнистыми каштановыми волосами и жестким взглядом очень темных глаз. Шенгар видел его впервые.

Длинноухие никогда не имели склонности к полноте, но этот отличался особенной тощестью. Ввалившиеся щеки и острые черты худого лица играли на опасной грани между эльфийской красотой и несомненным уродством. Шенгару показалось, что по возрасту он старше остальных.

— Это правда, что тебе известно о судьбе нашего товарища? — спросил тощий.

Его голос оказался под стать внешности, такой же острый и колючий. На человеческом языке он говорил чисто, без всякого акцента. Из всех известных Шенгару эльфов только Роэтур мог похвастаться столь совершенным владением чужого языка: Алангор чирикал за целую стаю воробьев, и даже Нириэль говорила так, словно в речь ее вплеталось пение птиц и журчание горного ручья.

— Художник, который мечтал найти гномьи подземелья? — усмехнулся Шенгар, с первых слов называя признаки, отметающие любые сомнения.

— Где он, и каким образом тебе стало это известно?

Вода и сушеные фрукты, принесенные Нириэль, вернули немного сил, чтобы не упасть в грязь лицом (в самом прямом смысле) перед всей этой кучей длинноухих. Шенгар знал точно: хоть в бреду, хоть полуобмороке, он нашел бы в себе запас прочности не показать врагу беспомощности своего состояния. И все же он был сильно благодарен эльфийке за заботу, позволившую ему не думать сейчас о том, как бы не завалиться на бок от слабости.

— Где? В пещере, — сообщил охотник столь же честную, сколь бесполезную информацию. Пещер в Лесистых горах хватало с лишком. — А известно мне потому, что сам его туда приволок.

— Что ты сделал с ним, отродье?! — вскричал один из незнакомых эльфов, но тут же замолк под суровым взглядом каштановолосого. Шенгар решил, что это хороший повод испортить тощему стройную картинку единоличного допроса. Он широко улыбнулся:

— Вы думаете, это ходячее несчастье не в силах навредить себе само?

Тут уже не выдержала Нириэль.

— Ради всего святого, скажи хотя бы что с ним! — в прекрасных глазах эльфийки дрожали слезы.

— Упал со скалы. Сейчас он ничего не видит и не может передвигаться самостоятельно. Не думаю, что он долго протянет в одиночестве без пищи и воды.

— Откуда ты явился, урук-хай? — продолжал свою жесткую линию эльф с каштановыми волосами.

— Тебе с самого начала? — любезно поинтересовался Шенгар. Любой, кто общался с охотником больше пяти минут, заподозрил бы неладное, особенно приметив огонек, вспыхнувший в глубине алых орочьих глаз. Тощий огонька не увидел. «Наверное, забыл с голодухи, что не все бывает так серьезно, как кажется на первый взгляд», — сочувственно решил Шенгар и вдохнул, чтобы начать свой долгий рассказ.

Увы, молодой орк переоценил собственные возможности. Приступ тяжелого кашля скрутил его. Эльфам оставалось лишь нетерпеливо злиться в ожидании пока к Шенгару не вернулась способность разговаривать.

— Сначала было небо, — вдохновенно поведал он и обвел пространство широким жестом, характеризующим впечатляющие масштабы северной космогонии. — Одно только небо, без начала и конца. И не было на нем ни солнца, ни луны, ни звезд, ни облаков, ни ветра, что поднимает волны. А под небом было море, бездонное и бескрайнее. Ни рыб, ни водорослей, ни морских гадов не водилось в этих бесконечных…

— Хватит! — рявкнул худой эльф, сообразив, что над ним попросту издеваются. — Я хочу знать, что забыли орки в этих горах!

— Забыли? Я, вроде все помню, что надо. Если у тебя проблемы с памятью, могу посоветовать одну травку… С нее, правда, порой такое вспоминают, чего и в жизни не бывает, и в страшном сне не привидится, но в остальном помогает замечательно.

— Заткнись! — длинноухий, явно не привыкший к подобному обращению, уже порядком растерял былое хладнокровие.

Шенгар скорчил обиженную физиономию:

— Так мне заткнуться или отвечать? Кстати, мы здесь долго болтать можем. А вот художнику вашему ждать не приходится.

Последняя фраза достигла своего адресата. На этот раз Нириэль побледнела уже не от горя, а от ярости.

— Белондар! — воскликнула она резко. — Дорога каждая минута, ты разве не понимаешь! Ты задаешь свои вопросы, а Алангор может лишиться жизни!

— Если я не получу на них ответа, жизни можем лишиться мы все, — безжалостно отрезал худой эльф, названный Белондаром. — И не только мы.

— Ты так уверен, что я собираюсь на них отвечать? — вмешался Шенгар, отбросив образ дурачка, как кот отшвыривает когтистой лапой надоевшую игрушку.

— Не в твоем положении выбирать, урук-хай!

— Это еще почему? Я в любом положении тебе скажу, чтобы катился к своему Светлому Творцу и дорогу за собой подмел, чтоб эльфятиной не воняло!

Нириэль в отчаянии заломила руки:

— Прекратите ругаться, немедленно! Белондар, он был готов показать дорогу к Алангору, если бы не ты со своими дурацкими…

— В обмен на свободу?! — окончательно рассвирепел Белондар. — Ты что, не понимаешь?! Это предательство — отпускать такого пленника!

— Предательство — бросать в беде товарища! — вскричала эльфийка. — И отвечать на вопросы вроде тех, которые ты задаешь этому орку, тоже предательство! Во все времена и все войны не считалось зазорным менять жизнь на жизнь!

Шенгар демонстративно растянулся на полу «тюрьмы» и подгреб вместо подушки большой камень.

— Буду нужен — разбудите, — заявил он.

Белондар издавал время от времени звуки, обозначающие желание что-то сказать, но Нириэль так распалилась, что не давала ему вымолвить и слова.

— Я бы поглядела, что был бы за пленник, если бы не мои стрелы! И я уже начинаю жалеть, что пустила их! Похоже, враг мог лучше позаботиться о нашем раненом товарище, чем начитавшиеся о подвигах предков глупцы вроде…

— Нириэль! — попытался вмешаться эльф с подбитым глазом, за что поплатился немедленно.

— А ты вообще молчи! — рявкнула светловолосая лучница. — Трое на одного, и без моей помощи справиться не могли!

— Один из этих троих умер от ран, нанесенных тем орком, которого ты так жаждешь отпустить! — сумел встрять Белондар. — Он тоже был твоим товарищем, таким же, как Алангор.

— Его не вернуть! А Алангора еще можно спасти! Белондар, я имею на этого пленника не меньше прав, чем ты!

— Но экспедицию возглавляю я, — напомнил каштановолосый.

— Еще бы ты ее не возглавлял! — неожиданно зло отозвалась Нириэль.

Тут уже не выдержали все четверо сопровождающих. Разговор сам собой перешел на эльфийский, но знание языка было совершенно необязательно, чтобы понять: в четыре голоса эльфы пытались урезонить рассвирепевшую воительницу.

Поднялся такой галдеж, что голова у Шенгара начала кружиться вдвое сильнее. «Ушастые меня без всяких мечей в могилу сведут», — мрачно подумал он. И все же у него в мыслях не укладывалось, как возможно хотя бы голос повысить на столь прекрасное и совершенное существо как Нириэль.

Известие о том, что она была стрелком, причинившим ему столько неприятностей, подняло эльфийку на такую высоту, что, заглянув с нее на бренную землю, лишь с превеликим трудом можно было различить муравья по имени Шенгар. Одно утешение — мусор вроде Белондара и его компании оттуда и вовсе не должен быть виден.

Тем временем эльфы немного утихли.

— Я сказал нет. Разговор окончен, — смог перевести Шенгар.

Нириэль вдруг живо напомнила ему давешнего барса — за несколько мгновений до смерти, когда зверь понял, что встретил противника не по зубам.

«Ах ты селедка пересушенная! — зло подумал он. — Ты заплатишь мне глотком крови за каждую ее слезинку!»

Шенгар глядел на солнце, неторопливо подползающее к цепи гор, и ему представлялось сияние шелковистых волос эльфийской лучницы.

Солнце скрылось, и наступили сумерки — а Нириэль все так и не пришла. На мгновение у охотника сложилась в голове красивая картинка: Алангор загибается от голода и жажды, он сам каким-то невероятным образом прорывается на свободу, вершит праведный суд над виновными в гибели художника, а Нириэль, пораженная этим героическим поступком, дарит ему свою любовь и верность.

Шенгар поспешил отогнать прочь этот заманчивый призрак. При всей внешней благообразности, идея явно отдавала гнильцой.

«К тому же, она эльф, — напомнил себе охотник. — Это наши девчонки сочли бы такой поступок геройским, а что скажет на это Нириэль…»

Внутреннее чутье подсказывало: ничего хорошего.

Сумерки сменились темнотой. Больше половины лета осталось позади, и ночь понемногу вступала в права. В бархатистом небе мерцали звезды. Скоро их загадочное перемигивание будет нарушено первыми росчерками сияния. Робкие белые сполохи, что обратятся к зиме завораживающим цветным заревом.

Шенгар стиснул зубы. Любым возможным способом он должен выбраться из западни.

Стоило ему это подумать, как на тропинке показалась знакомая фигура в облаке роскошных волос. Нириэль шла медленно, осторожно: сказывалось, что эльфы видят в темноте гораздо хуже орков. Наконец, лучница добралась до решетки.

— Презренные трусы! — прошипела она, оглядываясь в сторону лагеря. — Заставили меня сидеть в шатре и даже охрану выставили! Чтобы я, видите ли, не наделала глупостей!

— Так вот в чем дело… — проговорил Шенгар.

От звука его голоса эльфийка поспешно отступила на шаг назад. Охотник невесело усмехнулся. Нириэль нахмурилась.

— Может быть, тебе смешно… — начала она свирепо.

— Еще бы, — фыркнул Шенгар. — Вы все так меня боитесь. Раненого и безоружного.

— Это неправда!

— Конечно, неправда. Там, кстати, елка сзади. Будешь пятиться дальше, прямо в нее угодишь.

Эльфийка обернулась и едва не уткнулась носом в густые иголки. Ее лицо сделалось немного ярче — так в ночном зрении выглядела кровь, прихлынувшая к щекам.

Бывшие подруги нередко обижались на Шенгара за язвительные замечания вроде этой елки. Как правило, их обида только усиливала желание отпускать колкости… «Придержи язык, дурачина!» — подумал охотник и поспешил замять тему.

— Я думал, ты больше не придешь, — признался он. — Мне жаль, что этот Белондар оказался бесчувственным скотом.

Нириэль удивленно взглянула на орка, словно заметила что-то новое и странное, и вдруг — впервые за их недолгое знакомство — улыбнулась.

— Знаешь, — сказала она, — это первые искренние слова, которые я услышала за вечер. Я знаю, многие подумали то же самое. Но никто не решился сказать вслух… Жаль он не слышал!

— Обязательно повторю при случае, — радостно заверил Шенгар.

— Скажи… — помедлила эльфийка, прежде чем задать гнетущий вопрос. — Алангор действительно так плох?

— Увы. Он ничего не видит, и почти не чувствует ног. Хорошо, если он отыскал мех с водой. Если же нет…

Слезы навернулись эльфийке на глаза. Она в достаточной мере владела собой, чтобы не расплакаться в присутствии чужака, но горе забрало у нее слишком много сил, и полностью спрятать чувства лучница не могла.

— Я почти потеряла надежду на то, что он жив, — прошептала она. — И вот, когда я это знаю наверняка…

Шенгар почувствовал, как руки сами сжимаются в кулаки. Когти болезненно впились в ладони. Наконец, тяжкое решение было принято.

— Нириэль, — окликнул он мягко, как только мог, и обнаружил, что в хриплой орочьей глотке это прекрасное имя звучит оскорбительно грубо. — Скажи, что для тебя значит Алангор?

— Больше, чем собственная жизнь.

— Тогда… Я расскажу тебе, как добраться до пещеры, но ты должна мне кое-что обещать.

Глаза эльфийки расширились. В них промелькнуло изумление, недоверие, радость… Потом она, видимо, представила, каких ужасных клятв может потребовать орк, и лицо ее вновь сделалось печальным. Несколько мгновений она колебалась, а затем сказала тихо:

— Если обещания касаются лично меня… Я согласна на все.

Шенгар коротко кивнул. На языке у него вертелся совершенно иной список, и только врожденное чувство чести не позволяло так поступить. И все же, ему мучительно хотелось озвучить его, хотя бы в качестве шутки. С трудом Шенгар переборол искушение.

— Во-первых, обещай, что не пойдешь одна. Скажи, есть здесь кто-то, на кого ты можешь положиться?

Нириэль глубоко задумалась.

— Может быть, Ривендор… Тот, с кем я приходила в первый раз.

— А, этот. Красавец с подбитым глазом! — Шенгар неодобрительно поморщился. — Что-то не производит он впечатления надежного.

— Когда он один, с ним можно иметь дело, — вздохнула лучница. — Но стоит появиться другим, и Ривендор сразу начинает на них оглядываться.

— Ясно. Ну, если других вариантов нет, сойдет и он. Второе условие — вы отправляетесь прямо сейчас, чтобы быть у пещеры при дневном свете. Только при дневном, понятно?

— Да, — проговорила Нириэль, слегка озадаченно.

— В-третьих, не заходи в пещеру первой. Ни в коем случае. Пусть это сделает… как его там… Короче, твой спутник, и подаст сигнал, что внутри безопасно. Если сигнала не будет, или он не вернется, или ты почувствуешь что-нибудь подозрительное, немедленно отправляйся назад. Так быстро, как только можешь.

— Но…

— Без всяких «но». Если это произойдет, Алангору ты уже не поможешь, и этому с фингалом тоже. Поверь мне на слово.

— Я… Даже не знаю, что сказать, — призналась эльфийка. — Все это слишком странно. По правде, я ждала чего-то другого.

— Есть еще одно условие. С Алангором или без… Не возвращайся в лагерь. Просто убирайся из этих гор, как можно скорее. И не рассказывай никому о том, что здесь произошло.

— Но как… Как я объясню это другим?

— Придумывай что угодно, но чтобы завтра вечером ты уже была на пути к дому. Потому что я не скажу, где Алангор, пока ты не дашь клятвы выполнить все условия.

Нириэль опустила глаза.

— Хорошо, — сказала она после недолгой паузы. — Если это единственный шанс… Я сделаю все, как ты сказал. Клянусь именем Светлого Творца.

Шенгар постарался ничем не выдать радости по поводу ее согласия. Вспоминая как можно больше деталей, охотник рассказал дорогу к пещере от места, где наткнулся на эльфов, и заставил Нириэль повторить во всех подробностях. По правде, некоторые мелочи вполне можно было пропустить, но Шенгару хотелось подольше побыть рядом с эльфийкой — хотя бы на те мгновения, которые давало удлинение рассказа.

И все же, как ни старался охотник отдалить время расставания, этот момент настал. Легкой тенью эльфийка исчезла в темноте, и даже зоркие орочьи глаза не могли разглядеть ее стройную фигуру.

С глубоким вздохом Шенгар растянулся на неудобном каменном ложе. «Расскажу кому, что отморозил такое, точно не поверят, — подумал он. — А, и ладно. Не буду рассказывать».

В конце концов, сделанного не исправишь. Единственное, что остается ему сейчас — заботиться о собственном скорейшем выздоровлении. Несмотря на заметные сдвиги, самочувствие оставляло желать лучшего. С этими мыслями он закрыл глаза и мгновенно провалился в глубокий сон.

Разбудило его чье-то натужное сопение. Сколько времени прошло с момента, как он уснул?

У Шенгара было чувство, что не очень много. Неприятные ощущения в раненом легком, растревоженном долгим разговором, еще не утихли. Вдобавок, его колотил изрядный озноб, какой редко приключался с утра. Теперь уже вряд ли получится быстро уснуть…

Рассерженный, Шенгар приоткрыл глаза.

Первое, что он увидел, оказалась Нириэль, воюющая с огромным валуном из тех, что подпирали решетку. С охотника мигом слетели остатки сна.

— Ты с ума сошла! — вскричал он. — Ты должна была сразу скакать к пещере!

Зловредная рана тотчас отреагировала на резкое движение и угостила его очередной порцией кровавой пены. Пока Шенгар кашлял и плевался, эльфийке удалось справиться с камнем и откатить его в сторону.

— Жизнь не меняют на дурацкие обещания, — пропыхтела лучница, налегая на соседний валун. Он оказался тяжелее и больше. В конце концов, эльфийке пришлось упереться спиной в соседнюю скалу и отпихнуть упрямый булыжник ногами.

«Похоже, ее не остановить», — мрачно подумал Шенгар, молча наблюдая, как тает груда камней, отделяющая его от свободы.

Скоро эльфийка сияла в его ночном зрении, как яркий факел. Ее дыхание сделалось не менее тяжелым и шумным, чем у раненого орка, а одежда потемнела от пота.

Шенгар прикинул на глаз оставшиеся глыбы и поднялся на ноги. Это оказалось более трудным, чем он себе представлял. Ему даже пришлось ухватиться за прутья, чтобы не упасть.

Наконец, голова немного перестала кружиться.

— Отойди, — велел он Нириэль и навалился на решетку. Несмотря на упадок сил, вес молодого северного орка оставался немалым, и преграда начала помаленьку поддаваться.

Нириэль отдышалась и вновь принялась за работу, невзирая на все протесты Шенгара. Ему пришлось прекратить собственные усилия, чтобы не придавить падающей решеткой упрямую эльфийку.

Наконец, путь к свободе был открыт. Шатаясь и спотыкаясь, Шенгар выбрался из ненавистной тюрьмы. Нириэль, забыв о всех предрассудках, связанных с орками, крепко вцепилась ему в плечо, не давая упасть.

— У нас нет времени, — заявила она.

Оказавшись бок о бок со своей сказочной любовью, Шенгар обнаружил, что ниже эльфийки на целую ладонь. Впрочем, на огорчение по этому поводу не хватало сил: все они уходили на борьбу с каменистой дорогой и собственными заплетающимися ногам.

Обойдя лагерь стороной, они благополучно добрались до перелеска на склоне невысокого холма.

Под укрытием деревьев ждал Ривендор, с двумя волосатыми зверьми в поводу. Один из зверей был уже знакомый белый, второй — рыжий, с темной гривой и хвостом, такой же высокий и тонконогий.

Ривендор сказал что-то по-эльфийски (Шенгар не понял), да так и застыл с раскрытым ртом.

— Если бы я знал, что за дело ты имела в виду… — пробормотал он и живо схватился за меч.

— Прекрати глупости! — осадила его Нириэль. — Если Белондар решил забыть о том, что такое честь и благородство, это не значит, что остальные должны поступать так же! Тебе не стыдно размахивать своим ножиком перед раненым?

От ее гневной речи Ривендор разом стушевался.

— Хорошо, хорошо, — согласно закивал он. — Только умоляю тебя, не садись на одну лошадь с этим животным!

— Что он, по-твоему… — начала Нириэль и вдруг остановилась, осененная какой-то мыслью. — Хотя это действительно разумно. Он тяжелее нас двоих вместе взятых.

Шенгар поспешно отвалился от ее плеча, чтобы опереться на дерево, проклиная собственную недогадливость и подкашивающиеся ноги.

— Ты ездил верхом на лошади? — спросила эльфийка.

Молодой орк нашел силы на вымученную улыбку:

— Только на собаке! — И пояснил, когда эльфы вытаращили на него изумленные глаза: — Мне было шесть лет, я воображал себя волчьим всадником.

— И… Как собака? — фыркнула Нириэль, развеселенная этой историей.

— Укусила за ногу, — признался Шенгар.

Лучница вновь сделалась серьезной.

— Садись на моего, он смирный и послушный, — сказала она, подводя к нему белого коня. — Гнедой принадлежит Белондару, мы его… одолжили.

— А как же другие волоса… то есть лошади?

— Они только и годятся на то, чтобы возить поклажу. Этих двух им не догнать.

Запах орка не слишком вдохновил белого коня. Раздув тонкие ноздри, лошадь мотнула головой и нервно переступила копытами.

— Ты мне тоже не нравишься, — вздохнул Шенгар, принимая поводья.

Приспособление для сидения на спине лошади оказалось снабжено удобными выступами и железными подставками для ног. Если бы не они, охотнику в его состоянии ни за что не удалось бы вскарабкаться на спину животного. Впрочем, он был слишком горд для того, чтобы позволить себе завалиться мешком в присутствии Ривендора, и чувство собственного достоинства с лихвой заменяло недостающие силы.

«Висеть на ней и то было приятнее», — решил Шенгар, обнаружив, что спина лошади ходит под ним ходуном, стоит ей сделать шаг. Он попытался представить, что это борт лодки в штормящем море. Стало немного легче.

— В путь! — скомандовала Нириэль, подбирая поводья и резко ударила пятками в бока гнедого.

Конь с места пустился резвым галопом. Без всякой команды белый рванул за ним. «Послушный, как же», — подумал Шенгар, судорожно вцепившись в выступ в передней части сидения. И плевать, как это выглядит, тут бы в кусты не улететь!

Он лихорадочно пытался приспособиться к ритмичным провалам и взлетам конской спины. Цель «не свалиться» захватила его настолько, что на далекий переливчатый свист, раздающийся сзади, он отреагировал главным образом потому, что гнедой, резко остановившись, остался где-то позади.

Свист повторился — на этот раз он звучал несколько иначе.

Прошипев сквозь зубы грязное ругательство, Шенгар попытался обернуться, не загремев при этом на камни, и увидел, что гнедой танцует на задних ногах, стараясь избавиться от всадников на спине.

— Остановись ты, скотина волосатая! — рявкнул охотник и попытался пнуть лошадь ногами. Она только ускорила свой бег. Шенгар уже совсем решил, что проще будет спрыгнуть на ходу с этой дурной зверюги, когда от злости грубо потянул за повод.

Белый конь резко встал — орку стоило больших усилий удержаться на его спине. Во время этой неуправляемой скачки они порядочно удалились от Нириэль и предательского гнедого. За гребнем холма не было видно, что происходит с ней.

— А теперь поворачивай, дубина белобрысая! И учти, я просто мечтаю попробовать, какова на вкус лошадиная колбаса!

После серии непродолжительных экспериментов ему удалось заставить лошадь развернуться и двинуться в обратную сторону.

Явно в отместку, поганая тварь шла отвратительной тряской рысью, от которой Шенгар почувствовал не только раненые, но и здоровые внутренности, протестующе взывающие о помощи. К горлу поднималась знакомая пена. Он уже достаточно приспособился сжимать коленями лошадиные бока, чтобы наклониться к длинной шее животного и схватиться руками за гриву.

По белой шерсти растеклись алые пятна.

— Врешь, тварь длинноухая, я упрямее, — прохрипел Шенгар. — Ты просто не имел дела с орками!

Белондар нежно похлопал гнедого по шелковистой шее, а затем наклонился к уху коня и долго шептал ему что-то ласковое, не обращая внимания на беглецов, напряженно сжавшихся у того на спине. Наконец, он оторвался от общения с лошадью и соизволил уделить внимание Ривендору и Нириэль.

Худое лицо эльфа, только что выражавшее тепло и доброту, мгновенно превратилось в жесткую бесстрастную маску.

— Я знал, что ты на многое способна, — холодно сказал он. — Но то, что ты натворила, переходит всякие границы.

Нириэль вызывающе мотнула головой:

— Этого бы не произошло, не будь ты таким упрямым!

Ривендор за ее спиной старательно делал вид, что его тут и вовсе нет.

— Упрямым? — переспросил Белондар. — Пока я вижу только одну упрямицу, что ставит свои собственные цели выше интересов эльфийского народа!

— А я вижу выжившего из ума принца, которому интересы эльфийского народа мерещатся под каждым кустом! И он совсем забыл, что народ состоит из отдельных эльфов, без которых самые высокие интересы просто пустой звук!

— Ты все сказала, что хотела? — поинтересовался Белондар. — Тогда слезай с моей лошади. Я вижу, простого шатра для пресечения твоих глупых выходок недостаточно. Оттуда ты можешь легко запудрить мозги всяким дуракам, — он окинул ледяным взглядом съежившегося в комок Ривендора. — Ну да твоими стараниями освободилось более подходящее помещение. До конца экспедиции ты пробудешь там. А по возвращении я буду хлопотать перед дядей, чтобы тебе предоставили время поразмыслить в какой-нибудь башне. Лет так двадцать-тридцать.

Медленно, неохотно Нириэль перекинула ногу через холку коня и спрыгнула с седла. Осознание полного поражения пришло к ней ровно в тот момент, когда ступни коснулись земли. Тридцать лет в башне… Да, Белондар вполне способен это обеспечить. Может быть, для эльфа постарше это не срок. Но она столько и на свете еще не прожила!

«Я не хочу в башню! — в ужасе подумала Нириэль. — Тем более сейчас, когда Алангор…» Тут ей пришло в голову, что урук-хай остался на свободе и, возможно, не даст ее любимому погибнуть от голода и жажды. Хоть орочий плен не лучшая перспектива, эльфийским воителям случалось вырываться из лап самого Темного Лорда… «Но я все равно туда не хочу!»

И тут сзади послышался робкий, но с каждым словом набирающий уверенность голос Ривендора.

— Белондар! Не смей так обращаться с моей двоюродной сестрой!

Принц с удивлением взглянул на юного эльфа, к которому всегда относился с чувством легкой брезгливости.

— Возьми свои слова обратно! — продолжал Ривендор. — Или тебе придется сразиться со мной!

Белондар покачал головой.

— Характер у тебя прорезался совсем не вовремя, — заявил он. — Оставим людям неподобающий обычай поединков…

Выхваченный меч остановился в волоске от его носа.

— Ты лучше защищайся! — вскричал Ривендор, воинственно сверкая своим фингалом. — Алангор и мой друг тоже! Ты не имел права обрекать его на смерть! Мне стыдно, что я до сих пор молчал! И потому следующий удар я сдерживать не буду!

Он был готов выполнить обещание, но принц отступил на шаг быстрым движением. Полоса заточенной стали пронеслась мимо и зазвенела о другую сталь.

Несколько первых ударов оказались довольно ленивыми. Ривендор еще не до конца поверил, что способен на такое, а Белондар ожидал возвращения прежнего тихони. Но с каждой атакой агрессивность возрастала.

Страх Ривендора и спесивая надменность Белондара уступили место холодному расчету бойцов, напряженно ждущих чужой ошибки, чтобы воспользоваться ей в основной задаче воина: уничтожить врага и выжить самому.

Белондар был старше и опытнее, но и Ривендор перестал быть мягкосердечным простачком, не способным на собственное мнение. Четыре дня назад он пережил свой первый бой с противником, готовым убивать, и это отложило на него нестираемый отпечаток. Внешние отличия проявились не сразу. Четыре прошедших дня он жил по привычке, и лишь сейчас осознал, что стал совершенно другой личностью.

Ярость пылала в глазах этого нового Ривендора, и когда Белондар разглядел ее в полной мере, то перестал сдерживать клинок.

«Светлый Творец, они бьются насмерть!» — поняла Нириэль.

Мечи сталкивались и разлетались в своей убийственной пляске с таким бешеным темпом, что даже опытному бойцу было бы сложно разглядеть что-то в этой сверкающей кутерьме.

Вдруг меч в руке Белондара устремился вперед коротким выпадом, и Ривендор со стоном упал на колени, удивленно глядя на темное пятно, быстро расплывающееся у него на груди.

Белондар не дал ему передышки. Клинок поднялся для нового удара. Опомнившись, Ривендор вновь схватился за меч, но было уже слишком поздно…

…Если бы не возникший из темноты белый конь. Он шел прямо на Белондара, но в самый последний момент отвернул в сторону: не обучавшийся в качестве боевого, он не привык топтать копытами живых людей и не людей.

Но, хоть конь и не оправдал возложенных надежд, реакция всадника оказалась отменной. Острые когти метнулись из темноты, с размаху полоснув Белондара по горлу. Из разорванной артерии фонтаном хлынула кровь. А мгновение спустя клинок Ривендора вошел принцу точно в сердце.

ГЛАВА 11

— О, Матерь Звезд! — прошептала Нириэль, прикрывая рукой рот. — Что мы натворили!

Ривендор, все еще не поднявшийся с колен, зажимал ладонями кровоточащую рану на груди. Азарт боя начинал потихоньку оставлять его, сменяясь осознанием произошедшего.

Эльфы беспомощно переглянулись.

— Что нам теперь делать? — тихо спросила Нириэль.

— Светлый Творец, я его убил… — выдохнул Ривендор, бледный, как показавшаяся из-за туч луна.

— Не бери на себя много чести, ушастый, — прокашлял Шенгар, единственный сохранивший хладнокровие в сложившейся ситуации. — Но держался ты неплохо. А сейчас, если не хотите, чтобы на шум сбежался весь ваш лагерь, кидайте мне эту тушу и залезайте на лошадь!

Ривендор взглянул на него глазами лунатика, но с места не двинулся. Нириэль крепко схватилась за повод осиротевшего гнедого, но идея притронуться к окровавленному трупу явно не вызвала у нее энтузиазма.

— А, чтоб вас… — выругался Шенгар, сползая с коня. Вообще-то он хотел продолжить «…эльфы на завтрак съели», но вовремя сообразил, что эти хлопающие глазами недотепы и есть эльфы, а потому фраза осталась незаконченной.

К счастью, тело Белондара оказалось достаточно легким, чтобы Шенгару удалось поднять его и закинуть поперек холки белого. Он также подобрал меч, выпавший из руки мертвеца и засунул обратно в ножны.

Затем решительно двинулся к Нириэль.

— На лошадь! — рявкнул он.

Эльфийка вздрогнула и полезла в седло, все с тем же отсутствующим выражением на лице. С Ривендором охотник церемонился еще меньше: ухватил за шиворот и поставил на ноги. К чести молодого эльфа, он, наконец, пришел в себя, и дальнейших указаний ему не потребовалось.

Не без труда Шенгар забрался обратно на белого коня. Теперь у него болели решительно все раны, включая уже поджившие царапины. Заныл даже след старого перелома, про который охотник и думать забыл.

Сложнее всего оказалось прижать к лошадиному боку колено простреленной ноги. Запах крови показался орку сильнее обычного. Он присмотрелся и увидел на повязке свежее пятно.

— Ох, Нириэль, — пробормотал он себе под нос, — лучше бы ты промазала…

Долгое время они скакали молча, подгоняя коней. Каждый думал о своем. Эльфы с ужасом понимали, к чему приведет гибель племянника короля. Ривендора, к тому же, начинала беспокоить полученная рана. Шенгар достаточно приспособился к поездке верхом, но боялся свалиться уже по другому поводу: в глазах плясали знакомые темные пятна, и жутко кружилась голова.

Когда нарядная некогда шкура лошади сделалась темной от пота, грязи и пятен крови, бока животного начали тяжело вздыматься, а губы покрылись пеной, Шенгар почувствовал себя отомщенным в полной мере и отдал команду перейти на шаг.

Если раньше в их маленьком отряде верховодить по мере сил пытался каждый, теперь положение вещей изменилось радикально. Притихшие эльфы приняли его руководство как что-то разумеющееся, и Шенгар не мог сказать, что это не доставило ему удовольствия.

Заодно у него появился повод задуматься о своих отношениях с братом. В принципе, Шенгар быстро становился своим в любой компании. Его знали и любили не только Когти Ужаса, но и все остальные кланы. Девушки начинали срочно прихорашиваться, едва завидев обаятельного стрелка. Кому-нибудь еще пришлось бы расплачиваться за такую популярность тихой ненавистью со стороны других охотников, но только не Шенгару. Расположение к нему было настолько велико, что ему не только прощали повышенное внимание женского пола, но и приглашали на каждую мало-мальскую гулянку. Всем, что он знал и умел, Шенгар охотно делился, и за это его ценили не меньше. (Хотя, справедливости ради, стоило заметить, что сравняться мастерством с Шенгаром везде, где тот был силен, редко кому удавалось). Сейчас, глядя на это со стороны, он понял вдруг, что ему ничего не стоило заделаться заводилой в любой из компаний.

Но когда речь заходила о каком-то серьезном деле, он всегда оказывался на пару с братом. И так уж сложилось, что среди них двоих он, Шенгар, был младшим. Изначально — по возрасту, и, как следствие, по положению. До некоторых пор это всех устраивало. И лишь теперь, получив под ответственность сначала одного ушастого, а теперь целых двух, Шенгар вдруг осознал, что так сильно тяготило его в последнее время. Он просто вырос за рамки послушного младшего брата. И, если им с Орогом не хочется перессориться в самое ближайшее время, настала пора пересмотреть сложившийся порядок.

«Не бывать двум вожакам в одной стае» — излюбленная присказка волчьих всадников. Похоже, ему стоит скорее найти собственную стаю, если он желает сохранить добрые отношения с Орогом, не наступая на горло собственной повзрослевшей натуре…

Почти перед самым рассветом Шенгар объявил привал. Уставшие лошади и всадники просто валились с ног, но долгого отдыха беглецы позволить себе не могли.

По соседству с местом стоянки протекал ручей. Вода там была холодной, как ледник, где ручей брал начало, но это не остановило Шенгара. Забравшись в ручей целиком, он долго плескался в прозрачной воде, смывая с себя грязь болезни и плена.

Несмотря на заметное потепление отношений, эльфы держались поодаль и подошли напиться лишь после того, как орк, мокрый и довольный, выполз на берег, стряхивая воду с многочисленных косичек.

Пока Нириэль и Ривендор приводили в порядок себя и лошадей, Шенгар принялся изучать наследство, оставленное Белондаром.

Несмотря на откровенно эльфийский вид рубахи и куртки, охотник искренне пожалел, что размером они едва годятся на девушку или подростка из Северных Кланов. Здоровый, он мог ходить босиком по снегу, но сейчас не отказался бы и от этих разукрашенных листочками и завитушками тряпок, не будь они столь безнадежно малы.

Немного утешили орка два превосходных ножа и тяжелый по эльфийским меркам обоюдоострый кинжал. Некоторое время он прилаживался к кинжалу, перекидывая в ладони. Рельефная рукоять не желала удобно укладываться в широкой орочьей лапе, но Шенгар быстро нашел выход, отодрав полосу от одежды покойного и обмотав этой тряпицей выступы и впадины, рассчитанные под тонкие эльфийские пальцы. Элегантность оружие разом утратило, но заметно выиграло в удобстве. Шенгар решил при случае заменить рукоять на более пристойную.

Кинжал он приспособил на пояс, ножи распихал по сохранившимся после знакомства с длинноухими тайникам одежды.

И все же, отсутствие лука и топора заставляло его ощущать себя куда более раздетым, чем потеря безрукавки. Особенно жалко было лук: не одну долгую северную ночь провел он, кропотливо склеивая и высушивая слои дерева и рога, аккуратно мотая жилы, любовно полируя костяные накладки.

Воспоминания о луке не замедлили перетечь в мысли о Нириэль. Шенгар украдкой оглянулся на эльфийку. Она как раз обматывала раненую грудь Ривендора какой-то тонкой белой материей. В валявшихся рядом лохмотьях охотник опознал оборки из мягкой блестящей ткани, ранее соблазнительно поглядывающие из-под ворота ее куртки. (Опознал главным образом потому, что оборок больше не было. Как и нижней рубахи прекрасной лучницы).

«Мне тоже нужна перевязка!» — чуть было не вскричал молодой орк, но ощущение себя главарем этой необычной компании накладывало свои ограничения на непосредственность поведения. Братец Орог мог катиться к Светлому Творцу в задницу с заумными словечками типа «политика» и «риторика». Шенгару не требовалось толстых томов, чтобы понять премудрости управления другими. Каким образом? Примерно тем же, которым чувствовал, где заяц закладывал обманную петлю, и где его настоящий след.

С глубоким вздохом Шенгар вернулся от созерцания эльфийской красавицы к гораздо менее приятному виду мертвеца и его вещей. Из интересующих охотника предметов остался один: меч. Он специально приберег напоследок оружие, с которым ни разу не приходилось иметь дела.

Для начала он прикинул ощущения в руке, поворачивая ее с мечом в разные стороны.

Да, воспринимать эту штуку просто длинным ножом явно не получится. О движениях кистью можно смело забыть: так недолго и руку своротить, хоть и рассчитана игрушка на длинноухих хиляков. Скорее — топор, только обоюдоострый, и распределение веса непривычно отличается.

Шенгар успел сделать несколько пробных замахов, когда его увлекательные исследования были прерваны появлением Нириэль.

— Его нужно похоронить вместе с мечом. По обычаям предков, — чужим ровным голосом проговорила эльфийка.

— Вообще-то, его стоит скорее пристроить в подходящую пропасть, чтобы ваши ушастые друзья и дальше оставались в полной неизвестности.

— Ты полагаешь, — спросил Ривендор, — они не поймут по следам, что произошло?

— Ха! — презрительно фыркнул Шенгар. — Видел я этих следопытов. Они и подстреленного медведя не найдут, даже если к его следам будет прилагаться вот такенная книга с вот такущими буквами.

Книга толщиной выше роста и буквы в полный размах орочьих рук должны были уверить слушателей в полной несостоятельности возможных преследователей. Презрение, с которым Шенгар произнес эти два слова, ясно намекало на то, что он вообще думает о личностях, нуждающихся в подобных предметах.

— К тому же, — продолжил орк спокойнее. — Что они там увидят? Кровь и помятую траву? Так они даже не смогут определить по запаху, чья это кровь. Земля там каменистая, вряд ли даже следы лошадей остались. Ну и, конечно, они найдут открытую решетку, и исчезновение вас троих до кучи. Теперь подумайте сами, сколько различных историй могли привести к такому исходу? Штук пять я вам сразу сейчас расскажу, и еще десяток, когда подумаю.

Некоторое время эльфы угрюмо молчали, переваривая полученную информацию.

— Ты не понимаешь, — печально сказала Нириэль. — Белондар — он…

— Погоди! — перебил ее Ривендор. — А ведь урук-хай прав. Если они найдут тело или могилу… И лишним оружием в нашем положении пренебрегать не стоит!

Нириэль обратила на него полные ужаса глаза.

— Ты что?! — вскричала она. — Как можно кидать принца в пропасть?!

— Самое страшное уже сделано, — грустно проговорил Ривендор. — Если бы я мог исправить то, что натворил, я бы не пожалел собственной жизни… Но я не могу.

— Но разве бросить тело в пропасть, как какого-нибудь ор… — Нириэль осеклась и бросила короткий взгляд на Шенгара. — …Какого-нибудь недостойного врага — не означает еще больше усугубить тяжесть нашей вины?

— Во-первых, — отрезал эльф, — давай договоримся раз и навсегда. Не нашей вины, а моей. Если бы я вел себя чуть осмотрительнее…

— …Прискакал бы недостойный враг и все уладил. Без всякого участия добреньких светленьких эльфов, — насмешливо перебил Шенгар. — Хватит. Если вам так неймется без виноватого, то этот сушеный урод, по-моему, в самый раз. И получил соответственно заслугам.

— К сожалению, — вздохнул Ривендор, — он не просто сушеный урод. Может, Белондар и не был самым достойным представителем нашего народа. Но он был принцем. Племянником короля, сыном его младшего брата. И, поскольку родных детей короля уже нет в живых…

Однажды Орог рассказывал о странных обычаях эльфов, которыми управляет не самый сильный и мудрый, а старший потомок прошлого правителя.

— Когда-нибудь сушеный урод должен был сам стать королем, — догадался охотник.

Эльф тихо кивнул.

— Теперь ты понимаешь, какое страшное преступление я совершил, — сказал он.

Шенгар мучительно пытался сопоставить титул наследного принца иерархии Северных Кланов, чтобы оценить глубину проступка, совершенного Ривендором. Ничего подобного на ум не приходило. Сыновья орочьих вождей занимали места отцов, если были достойны; и с равным успехом дрались с собаками за объедки с кухонь, если вырастали слабыми, трусливыми и глупыми.

И тут его осенило. Старейшины — вот кого ценят не за их особые заслуги, а соответственно количеству прожитых лет. Ибо знания, якобы хранимые в седых головах стариков, давно превратились в такую же труху, как их тела.

Убить в запале старейшину, пусть даже глубоко неправого? Хм…

— В пропасть, — заключил негласный командир. — Немедленно. Привал окончен.

Дно ущелья терялось в густом тумане. Судя по карте, которую Ривендор вытащил из седельной сумки, внизу протекала река, приток уже знакомой.

— Надо снять с него одежду, — сказал Шенгар. — Если труп все-таки найдут, и останется хоть клочок, его узнают.

— Это уже совсем неправильно! — запротестовала Нириэль.

— Чем позже обнаружится его гибель, тем больше будет шансов вытащить тебя из этой истории, — сказал Ривендор. — Тому, что я совершил, нет прощения. Если бы не Алангор, я просто пошел бы и во всем сознался. Но это убийство бросает тень и на тебя тоже.

— Никуда бы ты не пошел, — мрачно перебил Шенгар. — Взгляни на свои ногти и его горло. И теперь подумай, кто поверит, что ты один такое учудил! Вот растащат его звери по косточкам, и признавайся сколько угодно.

— Может, все-таки похоронить? Тайно, — жалобно предложила эльфийка. — То, что мы делаем, низко и недостойно!

— Вспомни, сколько великих воинов брошены непогребенными на оставленных полях сражений, — поморщился Шенгар. — Или сгинули без следа. Пусть Белондар гордится честью угодить в их компанию!

Такой аргумент заставил Нириэль задуматься. И все же, по сдвинутым бровям и стиснутым губам было видно, что смириться до конца с необходимостью избавиться от тела она не может.

Наконец, спор был разрешен окончательно и бесповоротно. Его предмет, обнаженный и посиневший, покатился по склону вниз и скрылся в тумане.

Долгое время они ехали молча. Было уже совсем светло. Уставшие лошади могли идти только шагом. Нириэль и Ривендор, чья рана была неизмеримо легче повреждений, полученных Шенгаром, спешились. Орк с трудом перевалился на спину гнедого, чтобы дать отдых спотыкающемуся через шаг белому, которому пришлось тащить ношу, сильно превосходящую по весу. Походка другого коня оказалась более плавной, и Шенгар даже изменил мнение по поводу того, какую из зверюг желает видеть на вертеле первой.

Ему даже удалось немного вздремнуть, приникнув щекой к густой темной гриве.

Разбудил его испуганный вскрик Нириэль.

Открыл глаза и схватился за нож охотник одновременно.

Посередине дороги возвышалась конструкция из четырех свежих кольев. Три из них образовывали устойчивый шалашик, над которым возвышался четвертый, самый длинный. И на этот длинный кол была насажена голова эльфа. То, что это эльф, Шенгар понял, когда улетела, напуганная приближением путников, ворона, уже прибывшая на пиршество.

Ее товарки, менее склонные к поглощению деликатесов, расклевывали по сторонам тропы разрубленное на куски тело.

Лицо эльфа показалось Шенгару незнакомым. Охотник довольно плохо запомнил длинноухих из лагеря: по большей части он наблюдал их издалека в полубредовом состоянии. К тому же, смерть сильно изменила точеные эльфийские черты. Ворона тоже начала вносить свой разрушительный вклад в опознаваемость лица. И все же, вряд ли он видел этого ушастого живым.

А вот эльфы его узнали.

— Эльвидар! — вскричал Ривендор, отступая от ужасной треноги.

Имя, произнесенное вслух, сказало Шенгару многое.

— О, Светлый Творец! — охнула Нириэль. — Он же был вместе с Алангором!

Охотник тяжело сполз с коня и приник к земле, часто втягивая ноздрями воздух. Эльфы наблюдали за этим занятием с глубоким замешательством, пока не сообразили, что нюх может сообщить орку не меньше, чем другие чувства. Обычно Шенгар обходился в чтении следов зрительными приметами — как правило, их хватало в достатке, а постоянное принюхивание порядком замедляло передвижение. Но камни были самым неблагодарным грунтом для следопыта, не разбирающего запах, вот и приходилось по ним ползать носом к земле.

— Вот оно и началось, — пробормотал охотник, поднимаясь с колен. Говорил он тихо, но эльфы услышали.

— Что началось? — спросила Нириэль, уставившись на него испытующим взглядом фиалковых глаз.

Шенгар устало привалился к боку коня.

— Ничего хорошего, — вздохнул он. — В мертвом виде этот Белондар куда полезнее живого! Если бы мы не заложили крюк к ущелью, здесь могло быть четыре головы.

— Три, ты хочешь сказать? — вызывающе осведомился Ривендор.

«Для гляделок ты, дружок, мордой не вышел», — фыркнул про себя Шенгар и произнес с нажимом:

— Я хочу сказать четыре, ушастик.

Немигающего взгляда темно-вишневых, с алыми прожилками глаз, столь типичных для орков, и приводящих в трепет представителей других рас, эльф и впрямь не выдержал — отвернулся.

— Разве это были не орки? — спросил он, тоном куда менее воинственным.

Шенгар пожал плечами:

— Орки. Но не моего клана. Отправляйтесь к пещере, — резкой сменой темы он дал понять, что разговор окончен. — Если не догоню по пути, ждите меня там.

С этими словами он забрался на спину измученного гнедого.

— Не приеду к полудню, — наказал он, поворачивая коня, — забирайте Алангора и удирайте, что есть духу. Другой дорогой. Помните: вся опасность ночью!

Несмотря на безумную усталость и незажившие раны, в седле он держался прямо и уверенно. Глядя на Шенгара, невозможно было догадаться, что он готов свалиться от переутомления, а на лошади впервые очутился прошлым вечером. Казалась, эта неведомо откуда черпаемая энергия всадника передалась и его коню, и тот бодрее зашагал по каменистой дороге.

Проводив урук-хая взглядом, пока тот не скрылся в перелеске, Нириэль зябко повела плечами, несмотря на пригревающее горное солнце.

— Помнишь, ты убеждал меня, что орки опасны, а я только злилась на тебя?

Ривендор густо покраснел.

— Могла бы не напоминать, — обиженно заметил он.

— Извини, что тогда на тебя накричала. Зная о нем то, что сейчас… Я бы в ту клетку так просто не вошла.

Тяжелое нагромождение скал по обеим сторонам дороги заставило Шенгара удвоить бдительность. На всякий случай он спешился проверить следы. Нюх подтвердил: стариканы здесь были, и совсем недавно.

— Ну что, кусок жаркого, — сказал он коню, похлопывая его по лоснящейся шее, — придется тебе побыть здесь, а то неровен час, твои эльфийские ребрышки обглодают злые орки, засевшие во-он там, и я не успею попробовать, каков ты на вкус.

Привязав коня к прочной ветке под надежным укрытием деревьев, Шенгар присмотрел палку понадежнее, и несколькими точными ударами ножа отсек боковые прутья, соорудив себе дорожный посох.

— Это кто еще тут больше похож на старика, — проворчал он, испытывая палку в действии. Но на самом деле охотнику было не до капризов: ослабевшее от ран тело напрочь отказывалось выполнять простейшие действия, и это могло закончиться плохо.

То, что еще неделю назад не заняло бы значительного времени, заставило его порядочно промучаться. Наконец, ему удалось обходными путями оказаться по ту сторону скал и обнаружить, что следы там действительно отсутствуют.

Обратная дорога показалась и вовсе нескончаемой. «Если старость хоть чем-то на это похожа, — решил охотник, ковыляя назад, — постараюсь сдохнуть молодым!»

Конь ждал там, где Шенгар его оставил.

— Отдохнул чуток, колбаса длинноухая? — поздоровался с ним охотник, с наслаждением зашвыривая в кусты палку. — А теперь слушай меня внимательно. Все, что нам с тобой сейчас понадобиться — это пустить пыль в глаза. Когда скроемся с виду, можем хоть кверху брюхом попадать. Но сейчас уж не подведи.

Он не был уверен, кому в большей степени предназначалась назидательная речь: коню или самому себе. Но, во всяком случае, гнедой ободряюще фыркнул, встряхивая всем телом. Шенгар заранее откашлялся, чтобы пробитая грудь не подвела в самый неподходящий момент.

— Ну, поехали! — тихо скомандовал молодой орк, и они с гнедым бодрым галопом вылетели на открытое пространство перед скалами.

Конь справился с возложенной на него ролью отменно. Когда Шенгар лихо осадил его на самом видном месте, протестующе заржал и принялся нетерпеливо перебирать копытами.

— Эй, трусы подземные! — проорал охотник, обращаясь к скалам. — Если вы собираетесь воевать с длинноухими так же, как со мной, то у меня для вас новость! Я только что побывал у них в гостях, и отправил к Светлому Творцу одну очень важную птицу! Если хоть один доберется домой и расскажет остальным, очень скоро сюда прибудут сотни эльфов! Они выкурят вас из нор и развесят сушиться на солнце на самой большой башне своего города!

Скалы, до сих пор оставлявшие впечатление безжизненных, разразились хриплой бранью на несколько голосов. Оттуда даже прилетела одна стрела и упала на землю в нескольких шагах от копыт гнедого.

Стрелка Шенгар не слишком боялся: даже ему было бы крайне сложно стрелять из глубокой щели, не показываясь на свет. Что уж говорить про криворукого мазилу, бывшего за лучника у стариканов!

— Поучись стрелять у длинноухих! — крикнул Шенгар, и, помахав на прощание рукой, направил коня обратно.

Гнедой летел, раздув ноздри и выгнув шею. Длинная грива и хвост, не успевшие сильно спутаться во время ночной скачки, стелились по ветру. Стариканы выкрикивали вслед ругательства, но Шенгар очень быстро перестал их слышать. Скоро и скалы скрылись из вида, отрезанные густыми зелеными кронами деревьев.

Здесь Шенгар придержал задыхающегося гнедого.

— Ладно, колбаса, уговорил. Ты очень полезная зверюга, так что давай дружить.

Некоторое время они отдыхали в лесу. Шенгар стянул со спины коня многоярусную штуковину для сидения (эльфы как-то называли ее, но он пропустил мимо ушей) и, подложив под плечи, блаженно растянулся в тени под большим деревом. Сон так и норовил смежить веки, но охотник всячески боролся с его подступлением: устал он настолько, что, поддавшись искушению задремать, рисковал не пробудиться не только к полудню, но и к завтрашнему утру.

Оглядевшись по сторонам, он обнаружил несколько кустиков черники и с удовольствием запустил в рот свежие крупные ягоды.

Других собеседников, кроме гнедого, мирно пощипывающего травку, по сторонам не наблюдалось. К нему Шенгар и обратился.

— Как ты думаешь, они повелись на нашу выходку?

Конь мотнул хвостом, сгоняя насекомых.

— А все-таки, что бы там не болтал братец Орог, войны с ушастыми нам не избежать. Не мы, так они уж точно нарвутся.

Гнедой повел ушами и тихонько фыркнул. Шенгар закусил травинку и принялся — хоть это и было ему крайне несвойственно — за расчеты. Если стариканы упустят хоть одного длинноухого, неделя с лишним уйдет у эльфа, чтобы вернуться к своим. Добавим еще неделю на сбор и снаряжение отряда — в самом хорошем случае. В плохом ушастые выступят уже на следующий день. Хоть это и вряд ли, учитывая, какое сонное царство этот их город. Еще неделя с хвостом на обратный путь…

Стоп. А почему неделя? Нириэль говорила, конечно, что остальные лошади не столь быстры, и вообще предназначены для перевозки грузов. Но даже на такой эльф доберется до города скорее, чем пешком.

Выходит, при самом дурном стечении обстоятельств, ушастые будут здесь недели через две. И не безобидным отрядом из художников и девиц, а небольшой армией.

Шенгар так и застыл с травинкой в зубах, неприятно пораженный сделанными выводами.

«Интересно, я прав насчет того, кто показал стариканам эльфийский лагерь? Пусть с тобой будет все в порядке, братец. И тебя не пристукнет никто другой. Только я. Собственными руками».

Шенгар догнал эльфов недалеко от поворота к пещере. Завалы не позволяли пройти лошадям, и Нириэль, несмотря на все протесты, оставили караулить их на холме недалеко от брода. Вдвоем с Ривендором они принялись взбираться вверх по тропе.

— Ты говорил, те орки принадлежали к другому клану, — осторожно начал эльф.

— Ну да, — пожал плечами Шенгар, не понимая, куда тот клонит.

— А я думал, орки — одна воинственная орда, враждебная всему остальному миру.

— Ну, это ты зря так думал. Даже при Темном Владыке было не меньше тысячи различных кланов. Они собирались вместе только на большую войну. А все остальное время вели борьбу друг с другом… Если верить, конечно, тому, что болтают старейшины.

— И… Много кланов обитает в этих горах? — поинтересовался Ривендор.

— Понятия не имею, — признался Шенгар совершенно честно. — Пока мы встретили лишь один. Похоже, торчат здесь с той самой последней войны.

— Так ты тоже пришел издалека? И не один?

Орк окинул эльфа внимательным взглядом, эффект которого уже испытывал ранее.

— Ты слишком любопытен для ушастого, который может надеяться уйти живым.

Ривендор повесил остроухую голову.

— Уйти живым… И куда мне, по-твоему, после этого податься? Убийце, предавшему собственный народ?

— Не много ли чести равнять одного мерзавца с целым народом? — удивился Шенгар. — Да и вообще — кто кроме нас троих знает, как все было на самом деле? Может, я сбежал, а вы пустились в погоню? Придумывайте что угодно, все равно проверить невозможно.

— Наверное, это так, — вдохнул эльф. — Но я все равно не могу. Даже если я совру, спасая собственную жизнь… Как я посмотрю в глаза его сестре? Да и вообще любому эльфу!

— У него была сестра? — на мгновение Шенгару представился Белондар в женском обличии. Воображение дорисовало к выпирающим от худобы костям кривые зубы, свалявшиеся волосы, косые глаза и прочие атрибуты настоящей злобной ведьмы. Шенгар поежился, отгоняя кошмарный образ. — С сестрой, согласен, разговор особый. Ну а остальные эльфы… Разве они не должны прыгать от радости, что избавились от такого правителя? Раз уж вы не нашли лучшего, чем дурацкий обычай передавать власть от отца к сыну.

— Дурацкий обычай? — с удивлением переспросил эльф. — Разве существуют где-нибудь другие?

— У нас, например. Клан сам выбирает вождя. Наиболее достойного.

Изумлению Ривендора не было конца. Чем больше он узнавал об орках, тем шире становились его глаза. Беседа помогала отвлечься от ноющих ран, и потому молодой охотник говорил, почти не переставая. Дипломатично избегая подробностей о том, где обитают Кланы и какова их численность, Шенгар рассказывал о самых повседневных вещах — и они казались Ривендору чем-то из области чуда.

— Я всегда думал, что обычаи орков не вызовут у меня ничего, кроме отвращения, — признался эльф. — Но под конец я просто забыл, о ком идет речь!

— Ну, я вообще-то тоже не думал, что буду трепаться об этом с длинноухими, — усмехнулся Шенгар.

Наконец, большая часть подъема была позади, и на том ознакомительный экскурс в культуру Северных Кланов пришлось закончить.

Оставалось немногое — преодолеть открытую площадку перед входом в пещеру. Этот же промежуток пути был и самым опасным, хоть яркое полуденное солнце и защищало своими лучами от незваных гостей из прошлого.

Прежде, чем выйти на простреливаемый участок, Шенгар привалился к большому камню, тщательно принюхиваясь к ветру. Некоторое время он сосредоточенно ловил запахи, и вдруг лицо его исказилось досадливой гримасой.

— Дым, — сообщил охотник кратко. — В пещере горит костер.

— Это может быть друг? — спросил эльф.

— Может быть. А может и не быть. Самое плохое, что я не чую вообще никаких следов. Не по воздуху же он туда прилетел!

— Значит, остается только пойти и посмотреть?

— Если у них хотя бы один лучник… Вон из-за того камушка я один отстреливался от десятка стариканов.

Ривендор с уважением поглядел на Шенгара. Потом задумался.

— Ты сильно хромаешь, и потому будешь легкой мишенью, — сказал он наконец. — Но я могу попробовать быстро перебраться на ту сторону и проверить, безопасно ли у входа.

Умом охотник понимал дельность такого предложения, но гордый дух молодого орка кипел и бунтовал против необходимости признаться в собственной (пусть временной) ущербности. Но чувство целесообразности побороло норов.

— Хорошо, — буркнул он, окинув эльфа злобным взглядом.

Тот кивнул и, заправив за ворот куртки длинные золотистые волосы, накинул на голову капюшон.

На сей раз пришла пора удивляться Шенгару. Полностью облаченный в свой нелепый наряд, эльф совершенно слился с окружающей природой. Он казался таким же естественным, как куст или поросший мхом валун. Запах скрыть, разумеется, было невозможно, но охотник обнаружил, что совершенно не может связать его с источником. Он замотал головой, стряхивая наваждение.

Ривендор лукаво улыбнулся, довольный, что ему хоть чем-то удалось пронять это существо из сплава стали с упрямством, и устремился вперед легкими бесшумными прыжками, как умели одни лишь эльфы.

Шенгар с трудом отслеживал перемещение призрачного пятна, в которое слились дурацкие веточки и листики узора.

Скоро Ривендор уже махал ему рукой, сигнализируя о том, что на площадке чисто.

Задетый замечанием про хромоту, молодой орк теперь следил за каждым своим шагом, двигаясь ровно и прямо. Наконец, и он добрался до входа в пещеру.

Гарь от костра здесь чувствовалась уже совершенно отчетливо. А вместе с ней проступал и другой запах — того, кто этот костер развел. На близком расстоянии его было невозможно скрыть уже никакими ухищрениями.

Ривендор бросил на орка вопросительный взгляд. Тот отрицательно мотнул головой и вытащил из-за пояса нож.

ГЛАВА 12

— Добро пожаловать, Коготь Ужаса, — вкрадчиво проговорил сидящий у костра, щуря горящие глаза. — Я уже начал опасаться, что ты не вернешься. Земля там внизу, у холмов, так и пропахла твоей кровью.

— Может, ты и сдохнешь от подобных царапин, только не меряй меня по себе! Говори, зачем явился!

— Всего лишь поговорить с тобой, — седоволосый «старикан» успокаивающе развел пустыми руками. — Как доказательство моих мирных намерений… Не знаю, зачем урук-хаю сдался какой-то ушастый доходяга. Но раз он тебе нужен, трогать его я не стал. Даже дал напиться воды.

Эльфу переход от солнца к полумраку пещеры дался сложнее, чем его спутнику. Глаза Ривендора едва начинали приспосабливаться к темноте. Только после этих слов он разглядел неподвижную фигуру на лежанке в глубине пещеры.

— Алангор! — воскликнул он.

При звуках его голоса раненый зашевелился и с трудом приподнялся на локте. Недоверие и радость отражались на его лице.

— Ривендор! Неужели это ты?

— Ты действительно жив, друг! Урук-хай сказал правду!

— Урук-хай? Так значит, он действительно обманул меня…

— Вообще-то, ты сам решил, что я человек, — резко бросил Шенгар. — А теперь помолчи. Кто я такой, выясним потом. Куда интереснее, кто такой ОН и что ему надо.

Старый орк с некоторым замешательством скользнул взглядом по многочисленными знакам у себя на руках, рассказывающим о статусе и заслугам.

«Что, думал впечатлить меня своими загогулинами?» — мысленно усмехнулся Шенгар.

— Твой клан давно забыт и похоронен, старик, — презрительно фыркнул он, — чтобы мне забивать голову всякими дурацкими закорючками. Так что можешь на них не глядеть.

Седовласый воин не отреагировал на оскорбление. По крайней мере, внешне.

— Ты, я погляжу, такой же отчаянный, как твой желтоглазый товарищ, — ухмыльнулся старый орк. — Только вот сторону он выбрал не ту. И попал в очень затруднительное положение. Обидно будет, если ты повторишь его ошибку. А я — Ришнар, сотник из клана Черное Солнце.

— Ну-ка, давай поподробнее! Что там с моим товарищем?

— Последнее, что я видел — как его волокли в глубокий колодец вместе с одним ушастым придурком. Большего мне пока неизвестно.

— Хорошие сотники у Черного Солнца! То, что клан твой сейчас топает воевать с эльфами, тебе тоже неизвестно?

Ришнар расплылся в кривой усмешке.

— Если это тебя так беспокоит… Что ж, усилиями твоего приятеля я попал под весьма скверное обвинение. И вынужден скрываться от собственного клана, возглавленного предателем, которого твой товарищ вытащил из колодца, где сидит теперь сам.

— Ушастый придурок — это, случайно, не Эльвидар? — вмешался Ривендор. Седой воин проигнорировал вопрос, заданный эльфом.

— Отвечай! — прикрикнул Шенгар.

Старый орк перевел быстрый взгляд с охотника на эльфа и обратно. Похоже, оценивал свои шансы. И результат его не обрадовал. С обессилившим от ран урук-хаем он бы, возможно, и совладал. Но ушастый, раненый гораздо легче, представлял для постаревшего воина слишком опасного противника.

— Коготь Ужаса, ты уверен, что хочешь продолжить разговор в такой компании? — мягко поинтересовался бывший сотник, кивая в сторону эльфов.

— Совершенно уверен, — ответил охотник. — Тебе задали вопрос.

Ришнар покачал седой головой:

— Воля твоя. Не знаю, Эстрагон там или еще какой Скипидар, мне все длинноухие на одно лицо. Но он был вместе с этим, — он ткнул пальцем на художника, — когда мы схватили его.

— Точно он, — подтвердил Ривендор. — Сегодня утром мы нашли его голову, насаженную на кол посреди дороги.

Седой орк поднял вверх одну бровь, как бы отмечая про себя новую деталь событий.

— Что скажешь на это, старикан? — спросил Шенгар. — Твои сведения устарели, ты больше не сотник, да и как воин… Раненый ушастик, и тот тебя одной рукой прихлопнет, вон как злобно на него зыркаешь! Чем ты можешь быть полезен? Если уж так мечтаешь погрести угли моими руками!

Он намеренно нарушал все мыслимые и немыслимые законы вежливого обращения к малознакомому представителю другого клана. Называл его стариком вместо имени собственного или кланового, открыто указывал слабости и недостатки. Но Ришнар упорно не желал поддаваться на провокацию.

— Единственное, о чем можно мечтать в моем возрасте, — заметил он, — так это о спокойной тихой старости. И я ее себе почти обеспечил, если бы не вмешался твой друг.

— Это скакать что ли по горам с бандой головорезов — спокойная старость? Ты, дед, говори, да не заговаривайся. Я знаю своего брата. Понятия не имею, за что тебя выгнали из клана, но ты это заслужил, не сомневаюсь!

— Мало ли, кто и что совершал когда-то. Жизнь длинна, и все в ней меняется. И сейчас, юный урук-хай, нам с тобой по дороге, не сомневайся.

— Да тебе сейчас с любым по дороге, кто спасет тебя от собственного клана, — хмыкнул Шенгар.

— Ты ждешь конкретных предложений, Коготь Ужаса? Ну что ж. Для начала, я прожил в этих горах триста лет, и знаю их, как никто из вас. Уршнак принялся за длинноухих, и он с ними разберется, не сомневайтесь. К утру он будет уже караулить у входа в эту пещеру. Тяжело раненый стрелок без лука — не лучшая защита от десятка опытных бойцов, а? Уршнак, в отличие от меня, не станет их беречь. К тому же, я чувствую, ваша одежда пропахла конским потом, — Ришнар выразительно потянул ноздрями воздух. — А кони не поднимутся сюда, не переломав ног. Тебе понадобится новое убежище, Коготь Ужаса. Ты сможешь скоро его найти?

— А кто поручится, что это твое убежище не окажется ловушкой?

— Кстати, ты заметил, что возле пещеры нет следов? Хочешь знать, как я этого добился?

— Ладно, допустим, — хмуро согласился Шенгар. — Что еще?

— Убери Уршнака, самозванного вождя, и я буду способен уговорить Черное Солнце на что угодно. Хоть вырядиться длинноухими и с песнями плести венки. Лет сто назад я бы не нуждался в твоей помощи, а просто убил бы этого сопляка в поединке. Но я уже не тот воин, что был когда-то.

— И потом ты избавишься от меня, как этот Уршнак предал моего брата?

— О нет. В отличие от Уршнака меня не интересует место вождя. Я слишком стар для этого. Единственное, что мне нужно — уверенность в том, что мне дадут дожить мои годы так, как я хочу.

— Это все, что ты можешь предложить?

— Нет, разумеется. Но последнее мое предложение касается только тебя. И твоего брата, — Ришнар в очередной раз покосился на эльфов. — При них я ничего не буду говорить.

— А ты уверен, старик, что в другое время у меня будет настроение тебя выслушать?

— Я нашел кое-что. И долго над этим размышлял.

С этими словами Ришнар достал из-за спины сверток, в котором Шенгар мгновенно опознал вещи брата. На самом верху была толстенная книга по металлургии, с которой тот не расставался даже в походе. В середине книги лежал между страниц какой-то предмет. Неосторожное движение — и том раскрылся как раз на заложенном месте. Шенгар узнал картинку. Брат тыкал ею в нос не раз и не два, объясняя устройство печей для производства железа. Разве что ночью не будил с заданием повторить.

А еще он узнал «закладку». Ей был любимый костяной нож Орога.

Ришнар так и оставил книгу раскрытой. И положил сверху нож — медленно, выразительно.

— Я знаю, зачем вы явились в горы, — сказал он.

Река весело шумела на перекате. Там, где от гладкой водяной поверхности не отражалась серебристыми бликами полная луна, проглядывало каменистое речное дно.

Так не похоже на темные глубины родного северного моря! Шенгару вспомнились зеленые искорки, вспыхивающие в волнах, лишь стоит потревожить их веслом, и на мгновение его охватила жуткая тоска по родным Пустошам, со всей их суровой негостеприимностью.

Разговор начал Ривендор.

— Думаешь, стоит доверять этому сотнику?

Плоский камушек проскакал по поверхности воды, подпрыгнув пять раз, прежде чем утонуть. И вместе с ним Шенгар решительно отбросил незваную грусть.

— Еще чего! Но сейчас ему деться некуда. Потому я принял предложение насчет убежища.

А еще он слишком устал, и не был способен даже думать о дальнейших действиях, не то что предпринимать их. Но вслух охотник, разумеется, ни в чем подобном не признался.

— Думаешь о брате? — спросил эльф, когда молчание слишком затянулось.

— Если с Орогом что-то случится, — ответил Шенгар, — я сошью себе новый шатер. Со знаком Черного Солнца на каждой шкуре, которые сдеру с них живых.

Разговор был прерван легкими шагами за спиной.

Смутный силуэт, напоминающий игру света и тени на скале, сбросил капюшон и оказался Нириэль с луком в руках.

— Отправляйтесь спать. Оба, — заявила она тоном, которым мать выговаривает заигравшимся детишкам. — Я достаточно отдыхала днем и вполне могу покараулить вместо вас.

— Это неправильно! — вскричал Ривендор. — Ты ведь…

— Ты хотел сказать «женщина»? — осведомилась эльфийка ледяным голосом.

— Ты эльф, и не видишь в темноте так хорошо, как наши враги, — вмешался Шенгар, давя назревающую ссору в зародыше.

— Мне достаточно лунного света, — ответила Нириэль, более мирно.

— Тогда оставайся здесь и стреляй в каждую подозрительную тень, — заявил охотник, с трудом поднимаясь на ноги. — В прошлый раз это у тебя хорошо получалось.

Эльфийка покраснела в замешательстве. Она так и не поняла, воспринимать эту фразу упреком или комплиментом. Ривендор, чья галантная забота о слабом поле осталась проигнорирована, так и застыл с открытым ртом и возмущенной гримасой на лице.

А Шенгар отправился спать. Впервые за последние несколько дней его ждала роскошная постель из свежих еловых лап и целая тушка кролика перед сном. Ришнар, добывший этого кролика, не отличался кулинарными талантами, а сам Шенгар настолько выбился из сил, что сожрал его сырым, по обычаям диких предков, вместе с потрохами и мелкими косточками. Потом он завалился на здоровый бок (некоторое время пришлось поворочаться, пристраивая раненую ногу), и заснул мертвым сном без сновидений.

Время близилось к полудню, когда Шенгар с трудом разлепил глаза. Солнца не было видно, но чувство времени редко подводило молодого орка.

Сначала он долго не мог сообразить, где находится, и как туда попал. Затем в памяти разом всплыли события последних дней, и охотник понял, что это за место.

Ну да, точно. Если край света где-то и существует, то явно недалеко отсюда. Где-то посреди Лесистых гор, рядом с железным рудником, который они с братом обнаружили… Если задуматься, всего три недели назад.

А может, это был все-таки кошмарный сон? Такого, что случилось за эти три недели, не привидится даже после доброй порции дурманных грибов и трав. Недобитые остатки армий Темного Владыки, триста лет просидевшие в гномьих подземельях. Длинноухие под предводительством наследного принца Белондара, которого он отправил к Светлому Владыке одним небрежным взмахом когтей. Братец Орог, влипший в неведомо какую историю. Слепой художник, эльфийский язык… И прекрасная лучница по имени Нириэль.

Последний пункт этого списка казался наименее правдоподобным. Может, ему на голову свалился камень и все это — бред?

Шенгар зевнул и потянулся. Боль, вспыхнувшая в глубине ребер, однозначно сообщила о том, что безумная история — чистая правда.

В ожидании привычного приступа кашля, молодой орк сложился пополам, чтобы не подавиться жидкостью из легких. Но ничего не происходило. Рана тянула и ныла, мешала двигаться, но кровотечение прошло!

Безмерно счастливый, Шенгар сел и огляделся по сторонам.

Седовласый Ришнар, бывший сотник клана Черное Солнце сосредоточенно полировал клочком меха лезвие широкого кривого меча. Меч и без того блестел почище нелепой причуды, что ушастые кличут «зеркало».

Чуть поодаль Нириэль сидела у изголовья своего драгоценного художника. Алангор нежно сжимал исхудавшими пальцами обе ее руки. Его незрячие глаза были обращены на эльфийку, а лицо…

Шенгар не мог видеть выражение, с которым смотрела на любимого Нириэль. Но сильно подозревал, что оно не менее дурацкое, чем блаженно-отрешенная физиономия художника.

«Это несправедливо, — в который раз досадливо подумал охотник. — Почему среди всех ушастых нужно было выбрать этого несчастного замухрышку, которому не то что морду начистить — слово обидное совестно сказать!»

Лицезрение влюбленной парочки порядком подпортило Шенгару настроение. Чтобы не расстраиваться дальше, он сгреб в охапку сапоги и поспешно выскользнул из нового укрытия, куда привел их старый орк.

На берегу реки, среди кустов, уныло маячили острые уши Ривендора. К нему и направил Шенгар свои стопы. Слабость, вызванная кровопотерей, еще не прошла, а простреленная нога не давала о себе забыть. И все же охотник чувствовал себя куда бодрее полутрупа, способного лишь болтаться мешком на спине у лошади.

— Я же велел разбудить перед рассветом! — с упреком сказал он эльфу. — А сейчас полдень.

— Так я пытался, — развел руками Ривендор. — Но ты не проснулся. Ни на рассвете, ни на закате… А потом даже этот седой страхолюд махнул рукой.

— Так что, я проспал больше суток? — недоверчиво переспросил Шенгар.

Эльф кивнул и тотчас же поспешил заверить:

— Ты выглядишь гораздо лучше.

— Я и чувствую себя лучше, — усмехнулся охотник. — Но мы потеряли время. Которого у нас совсем нет.

Стайка рыбок заплыла на мелководье и застыла темными стрелками среди водорослей и камней. Стремительный бросок, короткий всплеск — и в когтях у Шенгара оказалась блестящая чешуей тушка.

Молодой охотник довольно усмехнулся. Эта забава, доступная любому орку старше пяти лет, далась ему с трудом. В лучшие времена два, а то и три рыбьих тельца бились бы сейчас у него в ладонях. Но, по сравнению с недавним состоянием, когда мир расплывался неясными пятнами, а тело отказывались повиноваться, это следовало признать большим успехом.

Довольно скоро у ног охотника скопилась приличная кучка рыбы, достаточная для того, чтобы удовлетворить аппетиты одного выздоравливающего гурмана и его разношерстной компании.

Ривендор наблюдал за импровизированной рыбалкой со смесью ужаса и восхищения. Вообще-то, у него имелся к Шенгару серьезный разговор, но эльф совершенно не представлял, с чего начать.

— Знаешь, — сказал он, наконец, — мы так и не рассказали Алангору про принца. А самое страшное… Я все больше склоняюсь к мысли, что ты прав. Что Белондар — всего лишь хладнокровный мерзавец, не допустить которого на трон — благо для всех эльфов.

Эльф глубоко вздохнул и уткнулся взглядом в острые носы своих сапог. Охотник молчал, и Ривендору ничего не осталось, как продолжить свои сбивчивые размышления.

— Но для большинства из них я останусь преступником за то, что совершил.

— Твой удар уже не решал ничего, — напомнил орк, поморщившись, словно от зубной боли. — Мой был первым и смертельным. Так что бросай свое нытье, надоел.

— Это верно, — согласился Ривендор. — Но все-таки… Для тебя это был просто очередной «длинноухий». Враг, которого следует уничтожить. А я прекрасно знал, кто он такой, но все равно затеял этот поединок! Я не жалею, что он мертв, и это меня самого пугает. Я жалею лишь о том, что не подумал о последствиях, к которым приведет его гибель здесь и сейчас.

— Последствиях?

— Шенгар… Прости, что называю тебя по имени, хоть ты его нам не сообщил. Но Алангор…

— Еще раз скажешь «прости», «виноват», «ужасное преступление», второй глаз подобью, — хмуро сообщил орк. — Называй как угодно. И выкладывай уже, чего хотел! А то мнешься, как девица, прямо слово. Бус нацепила, от мамочки сбежала — а дальше-то и страшно!

Ривендор, мрачный, словно персонаж из героической легенды, не выдержав, улыбнулся.

— Ты как скажешь что-нибудь! С таким образным даром тебе поэмы писать!

— Вот еще с вами, ушастыми, пообщаюсь немного, и начну, — пообещал Шенгар. — Давай уж, говори.

— Я и Нириэль много беседовали, пока ты спал. Обсуждали произошедшее. Похоже, больше всего неприятностей от смерти Белондара грозит именно тебе.

— С чего бы это вдруг? — покосился орк недоверчиво.

— Ты ведь пришел сюда за рудой?

В ответ Шенгар потряс недочищенной рыбьей тушкой:

— Скоро только вот эти не будут обсуждать, зачем Когти Ужаса явились в горы. Потому что говорить не умеют.

Эльф повесил голову:

— Изви… То есть, я хотел сказать, это слишком очевидно. Все за ней сюда приходят.

«А большинству из Северных Кланов не очевидно», — подумалось вдруг Шенгару. Неужели за то время, пока они с Орогом бродили посередине между краем света и первозданным Ничем, он настолько изменился, что стал мыслить отлично от соплеменников?

Молодой охотник и не подозревал, что движется в своих душевных терзаниях той же дорожкой, что прошел несколькими годами раньше его брат.

— Мы тоже искали рудные месторождения. И даже Темный Лорд послал триста лет назад войска, — завершил свою мысль эльф.

— Ладно, уговорил, — согласился Шенгар.

— Как только весть о гибели принца и появлении орков дойдет до Кальданора, комендант города пошлет войска.

Охотник окинул эльфа испытующим взглядом. Но тот, похоже, закончил первую часть речи и ждал реакции.

— Я вот все думаю, — сказал Шенгар. — Когда ты перестанешь рассказывать то, что я без тебя знаю, и предложишь что-нибудь интересное?

— Мы подумали… Все равно Алангор не в том состоянии, чтобы выдержать длительное путешествие. Мы останемся в горах так долго, как будет возможно. Это поможет выиграть время.

— Только если Черное Солнце не оставило живых. А если кто-то ушел, ничего, кроме лишнего риска для вас из этого не получится. Все железо мира не стоит жизни Нириэль.

Шенгар прикусил язык, сообразив, что сболтнул ненароком самую сокровенную свою тайну. «Влюбленные и впрямь все поголовные идиоты», — зло подумал он. Но Ривендор, занятый собственными мыслями, не обратил внимания на столь явную оговорку и нездоровый блеск в глазах, с которым орк произнес эти слова.

— Ей вообще не место в этой истории, — вздохнул он. — Ни ей, ни Алангору.

— А тебе? — Шенгар с любопытством поднял брови.

— Если у меня начали возникать мысли, что Белондар не заслужил могилы лучше безымянной пропасти, то видимо да. С тем ударом меча… Во мне что-то переменилось. Навсегда. Я начинаю превращаться в какое-то чудовище. Которому нет дороги назад.

Ненадолго эльф замолчал. В его глазах, сине-зеленых, словно морские волны, отражалась тоска.

— Скажи, урук-хай… Найдется ли у твоего народа место для беглеца, собственными руками разрушившего все, чем он так дорожил?

Охотник стряхнул с когтей налипшую чешую.

— Даже и не знаю, что тебе на это сказать. В Кланы нечего и думать соваться. Старейшины, еще более древние и замшелые, чем этот Ришнар, сожрут твои длинные уши на завтрак. Да и помимо старейшин есть немало таких, кто считает, что эльфы заслуживают смерти еще до того, как появляются на свет.

— Ну что ж, — вздохнул Ривендор. — По правде, я даже не надеялся. Значит, моя судьба — скитаться по этим горам, пока враги, лишения или хищные звери не прервут этот бессмысленный путь.

— Да погоди ты, — отмахнулся Шенгар. — Дай подумать. Если этот проклятый рудник все-таки станет нашим, я старейшин к нему на три выстрела не подпущу. А идиотов так и на все десять. Так что все еще может устроиться.

С этими словами он подхватил прутики с рыбой, нанизанной для жарки, и исчез в щели между отвесных скал, служившей им убежищем.

Вернулся он некоторое время спустя, уже без рыбы, с любимой книгой Орога в руках.

— Скажи, ушастый, — спросил он эльфа. — Ты сможешь разобрать, что там нацарапано?

Ривендор раскрыл том на первой станице и узнал довольно известный трактат по металлургии и горному делу. С двойником этого увесистого фолианта он мучался перед походом в горы (не слишком усердно, честно говоря), в угоду родителям, сестре и прочим доброжелателям, полагавшим, что участие в экспедиции поможет ему укрепить слишком мягкий характер. «И ведь помогло», — невесело подумал эльф. Впрочем… То был совсем другой Ривендор.

— Конечно смогу, — сказал он.

— Это хорошо, — отозвался Шенгар. — Брат, конечно, утверждает, что разбирается в этих закорючках, но я не слишком-то верю ему. Не для орков это занятие — книги читать.

Вторую причину, почему ему могла понадобиться помощь эльфа с разбором книги, Шенгар предпочел не озвучивать. И вообще изгнать из мыслей подальше. «С Орогом все будет в порядке» — за последние дни эта фраза стала для него чем-то вроде заклинания.

— Боюсь только, — проговорил Ривендор, — это все, чем я смогу пригодиться. Во всем отряде я был самым бесполезным участником. Даже принц, и тот разбирался в горном деле лучше меня. Эльвидар вообще знал металлы, как никто другой. Просто чувствовал их. К тому же, был неплохим химиком. Алангор — художник и скульптор. Металлы не его стихия, но камни и самоцветы. Нириэль… Это Нириэль, и этим все сказано.

— Вот ведь чудак, — весело фыркнул Шенгар. — В первый раз вижу, чтоб кто-то набивался в компанию, доказывая, какой он бесполезный!

— Но я же правду говорю! — обиженно вскричал Ривендор.

— Ладно, ушастый. Давай я тебе сам правду расскажу. Я видел, как ты рубился с принцем, как держался потом. Для начала этого более чем достаточно. Так что подумай еще раз как следует, до… — Шенгар умолк, соображая, какой срок предоставить эльфу для принятия окончательного решения. Тут до ноздрей его донесся будоражащий чувства аромат, и ответ явился сам собой. — Пока жарится эта рыба. Если к тому времени, когда от нее останутся косточки, ты не изменишь своих намерений, мы продолжим разговор.

Обед прошел в молчаливо-чинной обстановке. Эльфы изо всех сил старались блюсти достоинство перед лицом своих неожиданных товарищей. Выражалось это в вытянутых лицах и скупых, подчеркнуто изящных движениях. Ришнар с любопытством обнюхивал еду, приготовленную на огне. Для старого орка это было в новинку. Пока он осторожно крутил в руках одну горячую рыбину, автор стряпни успел уничтожить три и тянулся за четвертой.

В общем, момент, когда рыбные скелетики нашли последнее пристанище в пламени костра, оказался не столь уж далеким.

За едой Шенгар успел сложить воедино обрывки идей, бродивших в голове с самого момента пробуждения. Нетерпеливые глаза Ривендора выдавали, что эльф и не мыслит идти на попятную. Но Шенгару самому было нужно обдумать окончательно детали сложившегося плана. Поэтому оставшиеся куски он пожирал не жадно, а медленно, долго смакуя каждый хрустящий плавничок. Эльф не выдержал и ушел к реке.

Наконец, в огонь полетел последний обглоданный хвостик.

Не то, чтобы Шенгару нравился вариант, который он хотел предложить Ривендору… Обе части плана вызывали у него внутренний протест — и та, что касалась эльфа, и то, что предстояло сделать ему самому.

Но других выходов он просто не видел.

ГЛАВА 13

— А вы нашли общий язык, — заметил Ривендор, наблюдая, как гнедой осторожно подбирает бархатными губами остатки эльфийской лепешки с руки Шенгара.

— Он тоже знает, что такое хорошо пожрать. И характер такой же дурной, — усмехнулся орк, легким движением взлетая в седло. — Ладно, ушастый. Хочешь, отгадаю, о чем ты сейчас думаешь? Ты думаешь о том, вернусь ли я, как обещал.

— Ну… По правде… Да, такая мысль у меня возникала.

— Тогда скажу тебе вот что. Если ты знаешь, где взять пару десятков отчаянных ребят, я с удовольствием поменяюсь с тобой местами. Прямо сейчас. Он мой брат. Мы вместе росли, вместе взрослели. Вместе влипли в дурацкую историю с рудником. Это я, а не ты должен сейчас лезть в пещеры, рискуя головой.

Ривендор опустил глаза:

— Прости за мои сомнения. Я… Понимаю.

— Чуть не забыл. Гляди в оба за Ришнаром. Он не так прост, как выглядит на первый взгляд. Есть одна вещь, о которой он забыл упомянуть.

— Всего одна? — от общения с Шенгаром эльф начал заражаться язвительностью.

— Зато такая, о которой не следует забывать ни на миг. Если не хочешь подвергнуть смертельной опасности себя и всех, кто находится рядом. Потому что Ришнар умудряется ходить при свете дня.

— Что?! Такого не может быть!

— Не может. А он ходит. И похоже, скрывает это даже от собственного клана.

— А сам ты как узнал?

— Я хороший следопыт, Ривендор. И у меня было достаточно времени, чтобы хорошенько изучить все передвижения Черного Солнца, когда они пытались выкурить меня из старой пещеры. Они выходили ночью, а днем укрывались по всевозможным щелям. Все, кроме Ришнара. Он прятался только для вида. И часто покидал укрытие.

— Но как? Он же обычный орк. Всем известно, что орки никогда не выходят под солнце! — не прекращал удивляться эльф.

Шенгар пожал плечами:

— Вот уж что заботит меня меньше всего.

— Он такой один?

— Судя по следам — да. Если уж тебе так любопытно… Старейшины говорили, не все орки одинаково плохо переносили дневной свет. Таких презирали, считали уродами. Этот Ришнар был хитрецом с детства, раз догадался скрыть такое.

— Да уж, — эльф покачал головой.

Охотник продемонстрировал одну из своих самых кровожадных улыбок.

— Я хотел приберечь эту новость про запас. Если Ришнар станет темнить, сообщу. Намекну, что тоже не пальцем делан. Так что имей в виду его особенность, но помалкивай, что узнал о ней.

Ривендор кивнул:

— Хорошо. Будь уверен. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать твое доверие. И постараюсь вытащить из беды твоего брата.

Шенгар подобрал повод.

— Пожелай мне удачи, ушастый. Если хоть один из вождей окажется на месте, мне еще долго придется объясняться перед Советом… А может и сразу башку открутят.

— Удачи!

— И еще. Отвлеки чем-нибудь Нириэль! Еще одной стрелы в спине я точно не переживу!

Скалистый островок, служивший им убежищем, отделяла от берега широкая, но не слишком глубокая полоса воды. Отдохнувшие лошади пустились по мелководью, поднимая тучи брызг. По совету Ривендора, Шенгар забрал обоих коней, чтобы добраться до цели как можно скорее. Оставив на совести эльфа разбираться с владелицей белого, которая, несомненно, придет в ярость от такого поступка.

Скоро и островок, и сама река скрылись за густой полосой леса.

Свежий ветер дул в лицо. Двадцать длинных красновато-черных кос взметались вверх, в ритм галопу, хлестали по обнаженной спине.

Подобное этому ощущение скорости и свободы Шенгару приходилось испытывать лишь в море, когда штормовой ветер гонит лодку навстречу высоким волнам, и все зависит от твердости руки, направляющей руль.

Его душа, отягощенная грузом последних недель, уставшая от метаний между логикой и моралью, разрывающаяся среди понятий и устремлений, никогда ранее не входивших в противоречие, вдруг сбросила с себя тесную корку старых представлений о долге, чести, хорошем, плохом.

Решение, казавшееся кощунственным еще каких-то пару дней назад, не вызывало прежних эмоций. Единственное, о чем он беспокоился — как сделать так, чтобы задуманный поступок сошел ему с рук. Ну да железный рудник заставит даже самых обидчивых вождей на многое закрыть глаза.

С этой мыслью Шенгар отбросил последние сомнения и поторопил коня вперед.

Ущербный рыжий шар стареющей луны поднимался над горной грядой, когда копыта лошадей захрустели по каменистому склону, спускающемуся к месту бывшего эльфийского лагеря.

Два дня — достаточный срок, чтобы запах крови, сопровождающий произошедшее побоище, успел развеяться. Но Шенгар различал в свежем ночном воздухе отчетливый душок мертвечины.

Выгоревшие пятна отмечали бывшие места шатров. Не в порядках Темных армий была забота о телах павших врагов. Убитых эльфов бросили там, где длинноухие встретили свой конец. Оружие орки забрали с собой, но одеждой и прочими вещами побрезговали. Звери и птицы успели хорошо потрудиться над мертвецами. Развороченные внутренности, отсутствующие части тел — все это не слишком соответствовало представлению ушастиков о прекрасном. И не только ушастиков.

Суровая жизнь Пустошей не особенно располагала к брезгливости, и все же Шенгар чувствовал, что ему тошно от подобного соседства. А от запаха разложения и вовсе выворачивало наизнанку.

«Хорошо, что Нириэль этого не увидит», — подумал охотник.

Часть трупов явно растащили в стороны от первоначального положения, но общая картина была ясна: эльфов застали врасплох и перерезали мгновенно. Почти ни на одном из длинноухих Шенгар не заметил верхней одежды. Судя по всему, орки подожгли шатры и просто убивали выбегающих сонных ушастиков.

Гибель принца явно не пошла на пользу экспедиции: хоть он и был порядочной сволочью, без него эльфы превратились в растерявшуюся компанию беспомощных малых детей. Даже часовой, которого Шенгар нашел выше на склоне со стрелой в горле, не слишком помог им достойно встретить врага.

Все, что орки не забрали с собой, они разломали или сожгли. Шенгар с сожалением заметил у кострища обгорелый рог эльфийского лука.

Охотник еще раз окинул взглядом мрачное пепелище и ударил пятками в бока белого коня. Смог ли кто-то из эльфов уцелеть в этой безжалостной бойне?

Алангор обмолвился, что всего их было двенадцать. Сосредоточенно нахмурившись, Шенгар принялся загибать когтистые пальцы. Сам художник — это раз. Тот, на колу — два. Из оставшегося десятка вычитаем принца, Ривендора и Нириэль. Или Нириэль не в счет? Если бы говорил он сам, то включил бы только взрослых воинов-мужчин. Но Алангор — эльф. К тому же, женщин, подобных Нириэль, Шенгар в жизни не встречал, и…

Окончательно запутавшись, охотник угрюмо уставился на семь растопыренных пальцев. Как бы там ни было, тел он нашел всего шесть. И это могло обозначать все, что угодно.

Отсутствующий (отсутствующие?) мог уйти, его могли уволочь звери, он мог скончаться от ран… Или топать сейчас по направлению к Кальданору. Или скакать.

Да, ясности в ситуацию, обследование лагеря не привнесло. Только время зря потерял и заложил лишний крюк.

Шенгар вытащил из седельной сумки карту. Крестик, обозначающий стоянку, лежал почти на самой границе очерченных земель. Дальше на север шло пустое пространство, прерываемое неестественно ровной линией Ледяного пролива и таким же лишенным подробностей очертанием Пустошей по другую его сторону.

Охотник вздохнул и спрятал бесполезную бумажку. Да, к хорошему привыкаешь быстро! Ну да невелика беда. Часть пути охотник помнил наизусть, в других местах придется повозиться, выбирая лучшую дорогу для лошадей… В любом случае, быстрее, чем идти пешком.

Верховая езда разбередила подживающие раны. Вновь дергало и тянуло в правом боку, мучительно болела простреленная нога. Лошади тоже выглядели уставшими, и загонять их в начале путешествия было бы верхом неразумности.

Наступала самая пора для привала, и Шенгар попешил как можно скорее убраться подальше от сожженного лагеря. Останавливаться на ночлег в его окрестностях охотнику не хотелось совершенно.

Дневной свет больно резал отвыкшие глаза. К сожалению, шел он из узкой щели в своде, добраться до которой не составляло труда лишь паукам и летучим мышам. Существам же, не приспособленным летать или ползать по потолку, такое было явно не под силу.

Кстати, о летучих мышах. В пещере их водилось огромное множество. С появлением чужака они пробудились от дневного сна и теперь носились взад-вперед, издавая отвратительные вопли и постоянный раздражающий писк.

Губы Орога растянулись в довольной ухмылке: еда!

Если бы только не эта негнущаяся спина!

Ему повезло не задохнуться в облаке мельчайшей водяной пыли, окружающем водопад. Да и дальнейший сплав оставил несколько чувствительных шишек и синяков, не более того. Хуже всего дался удар о лопасти водяного колеса.

Каждый шаг отзывался пронизывающей болью от поясницы до плеч. Порой Орогу казалось, что все мышцы на спине сделались твердыми, словно обратились в камень. В раскаленный камень.

Но Орог упрямо двигался вперед, превозмогая боль, потому что знал: остановиться значит погибнуть. Неизвестно, ждет ли впереди спасение, или он просто окончательно заблудится и сгинет очередной безымянной жертвой этих пещер. Но пасть духом, прекратить упрямое движение значит умереть наверняка.

Сколько времени прошло? Орог не мог сказать. Свет солнца не проникал сквозь толщу земли и камня, и он окончательно потерял счет этим странным промежуткам под названием «дни», «недели», «месяцы». И время и расстояние измерялись теперь одним: шагами. Сто шагов назад, двести шагов…

Мысли тоже сделались на удивление простыми. Кланы, рудники, эльфы, орки — как все это далеко, нелепо! Когда главное — всего лишь сделать очередной шаг… И еще один… И еще один… Отдохнуть… Идти дальше… Отдохнуть… Идти…

Появление мышей добавили к этим простым задачам еще одну: поесть.

С трудом Орогу удалось схватить одну из проворных визгливых летуний и свернуть ей шею.

Мало. Слишком мало.

Движения руками причиняли многострадальной спине еще больше мук, чем ходьба. Но первая порция еды заставила умолкший было желудок вспомнить о голоде. Кривясь от дикой боли, Орог поймал еще несколько мышей. Он рвал зубами еще живые, трепещущие тела, с трудом заставляя себя вспомнить, что обильная пища после голодовки равносильна смерти. Наверное, он бы так и не остановился, если бы не спина.

По жилам растекалось приятное тепло. Орог решил сделать остановку, чтобы позже насытиться уже как следует. Неизвестно, что ждет впереди, и когда еще получится поесть.

Коварный голосок нашептывал: а не остаться ли в этой пещере, где можно не беспокоиться о пище? Орог решительно отбросил идею. Эта пещера — такая же смерть, как любой из темных коридоров, оставшихся позади. Просто еще более медленная и мучительная.

Проснувшись затемно, Орог дождался возвращения летучих мышей. Плотно позавтракав, он захватил несколько мышек про запас и двинулся дальше, навстречу неизвестности и темноте.

Шаг… Шаг… Остановка… Еще десяток шагов… Сотня… Остановка… Две сотни шагов…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

«Хорошо, что у меня нет зеркала», — решила Нириэль, ожесточенно дергая гребень, намертво застрявший в волосах где-то на нижней трети длины. Даже в условиях походного лагеря эльфийке всегда удавалось следить за собой. Если не теплая ванна, то тазик нагретой на костре воды непременно был к ее услугам. Теперь же, в этом нескончаемом бегстве с сомнительной надеждой на успех, у них порой не было и костра, чего уж говорить о тазике!

Она потянула сильнее, и ручка гребня переломилась у самого основания. Злая, как сто орков, эльфийка зашвырнула подальше бесполезную деревяшку. Еще чуть-чуть, и оставшаяся часть расчески полетела бы следом. Но тут появился Ривендор, а демонстрировать при нем всю глубину своего отчаяния Нириэль не собиралась.

Вообще-то, спутанные волосы и немытое тело были просто последней каплей, заставившей вылиться волной злости страх и безнадежность последних дней.

В позапрошлом убежище воины Черного Солнца едва не поймали их. У эльфийки до сих пор все сжималось внутри при воспоминаниях о сильной когтистой лапе, ухватившей ее за ногу из-за края обрыва, когда один из орков пробрался незамеченным к площадке, с которой она держала под прицелом подступы к их укрытию. Врагу не удалось с первого раза сдернуть ее вниз, а в следующее мгновение девушка что было силы саданула ножом по этой страшной руке. На крики подоспел Ривендор, вместе с Ришнаром дежуривший у основания узкого основного подъема. Орк убрался восвояси (а заодно с ним и нож), а в душе Нириэль поселился невиданный доселе испуг. В те несколько кратких мгновений, пока подход оставался незащищенным, устремились в атаку оставшиеся враги. Двое успели пересечь открытое пространство, и бывшему сотнику пришлось совсем несладко. Он получил несколько ран, и от неминуемой гибели старого орка спасло лишь возвращение Ривендора. Не выдержав молниеносной скорости его клинка, воины Черного Солнца отступили.

Ту ночь они продержались, но положение оставалось критическим. Настолько, что их седовласый проводник добровольно раскрыл свою самую сокровенную тайну, неведомую даже бывшим товарищам по клану. Оказывается, Ришнар переносил солнечный свет лучше остальных орков и вполне был способен передвигаться днем. Так что в раскрытом убежище они не оставались ни одного лишнего часа, покинув его на рассвете. Но и следующее место, куда привел их старый сотник, оказалось небезопасным. Черное Солнце вычислило его к концу ночи, и лишь скорый восход спас от очередной изнурительной схватки.

И вот — новое укрытие, и два дня тревожного ожидания. Теперь уже совершенно ясно, что появление врага — лишь вопрос времени, а перемена места только раньше наведет его на след.

Когда-то Нириэль любила ночь с полным звезд небом, прохладой и яркими искрами светляков в росистой траве. Теперь темное время суток казалось ей средоточием всех возможных ужасов. Она ждала заката, как преступник, приговоренный по дикому обычаю людей к смерти, готовится к появлению палача, провожающего на эшафот. А равнодушное к земным бедам светило стояло уже очень низко…

Ривендор тоже глядел на опускающееся солнце, не спеша начать разговор. «Я сойду с ума, если это молчание продолжится!» — подумала Нириэль.

— У меня осталось всего четыре стрелы, — сказала лучница как можно равнодушнее, но истерические нотки, прорезавшиеся в голосе, выдали ее настроение.

Двоюродный брат упрямо мотнул головой.

— Мы продержимся, даже не думай.

Куда подевался застенчивый, неуверенный в себе юноша, которого она так старалась затащить в горы каких-то пару месяцев назад! Рядом стоял поджарый золотоволосый воин с хмурым лицом и веселым безумием смертника в ярко-бирюзовых глазах. Такими любили изображать древних героев на фресках и картинах. Как правило, в сценах, непосредственно предшествующих их героической гибели.

— Прошло уже больше двух недель, — печально проговорила эльфийка. — А мы только прячемся, убегаем. И теряем силы. С лошадьми у нас был хоть малый шанс уйти. А теперь остается лишь ждать, когда нас задавят, как крыс. В какой-нибудь очередной норе!

— Малый шанс уйти и большой — оставить Алангора недвижным калекой навсегда! — жестко отрезал Ривендор. — А без лошадей крысам осталось куда больше нор, чтобы спрятаться!

Нириэль пристыжено опустила глаза. Брат был прав. Художник медленно шел на поправку, и это было единственным светлым моментом в окружающем кошмаре.

Видя подавленное состояние лучницы, Ривендор несколько смягчился.

— Да, я был не прав, доверившись урук-хаю, — сказал эльф. — Вряд ли мы увидим его когда-либо. Так пусть это будет самой страшной ошибкой, совершенной за последние дни.

— Может, оно действительно к лучшему, — со вздохом согласилась Нириэль. — Мне как-то не по себе от мысли спасаться от одних орков при помощи других. А то, что ты ему доверился… Так я сама и попалась первой. Было в нем что-то такое… Не знаю.

— Внутренняя сила? — предположил Ривендор.

— Наверное. Вот уж не подумала бы, что орк способен вызвать симпатию!

Эльф досадливо поморщился. На самом деле ему было глубоко не все равно исчезновение Шенгара: вместе с урук-хаем улетучилась и надежда на их договор.

— Какой теперь в этом смысл! — равнодушно махнул он рукой, чтобы ненароком не выдать терзающих его сожалений.

Нириэль приняла слова как искренние, и тема оказалась закрыта.

— Их не было уже две ночи, — сказала эльфийка. — Мне не нравится это затишье.

— Если они сбились со следа, значит их не будет и в третью, — пожал плечами Ривендор.

— Иногда мне кажется, что лучше бы они пришли. Чем это ожидание.

— У тебя всего четыре стрелы. Так что пусть они лучше не придут. Не паникуй раньше времени, сестренка!

Он ласково приобнял за плечи измученную лучницу. Несмотря на близкое родство, подобных фамильярностей — и обращения — Ривендор не позволял себе с глубокого детства. Вот этого Нириэль и не выдержала. Уткнулась носом в плечо двоюродному брату (совершенно растерявшемуся и ожидавшему, по правде, от своих действий и слов прямо противоположного результата) и громко разрыдалась.

Впрочем, позволить себе долго плакать эльфийка не могла. Как только краешек заходящего солнца скрылся за горизонтом, она решительно смахнула слезы, застилающие взгляд, и, закинув за плечо колчан с последними стрелами, твердой рукой сжала верный лук.

— Идут! — хрипло прокаркал Ришнар, вглядываясь в темноту.

Днем седой воин заметно проигрывал в зрении молодым эльфам, однако ночью им не стоило и мечтать переглядеть орка, пусть даже старого и дряхлеющего. Вскоре и Нириэль заметила движение в указанном Ришнаром направлении.

— Двое! — сообщил бывший сотник и удивленно добавил: — Не прячутся.

— Мне кажется, или первый чем-то размахивает? — недоверчиво спросила эльфийка.

— По-моему, это белый флаг, — заявил Ривендор, присмотревшись как следует.

Орки подошли ближе, и стало ясно, что он действительно прав. То есть, тряпка, которую они захватили с собой, могла сойти за белую ночью при определенной доле фантазии. И трясли они ей очень усердно.

— Переговоры? — Ришнар продолжал недоуменно качать головой. — Уршнак и думать забыл, что такое слово вообще существует!

— Может, вождь сменился? — предположил Ривендор.

Старый сотник лишь насмешливо фыркнул:

— Если Уршнак предпочитает не вспоминать о чем-то кроме драки и убийств, то остальные просто не догадываются, что можно пойти и поговорить! Я знаю их не первое столетие. Образцовые болваны.

— Давайте просто дождемся и узнаем, чего они хотят, — сказала Нириэль.

Тем временем парламентеры, опасливо переглядываясь, вышли на участок прямо напротив их позиции. То есть, туда, где могли с гарантией заработать стрелу, если искренность их намерений окажется под вопросом. Не раз оглянулись они назад, что позволяло предположить: там их ждет не менее печальная участь, вздумай они отказаться от почетной миссии переговорщиков.

Отважные воители из клана Черное Солнце переминались с ноги на ногу, явно не зная, с чего начать. Поэтому начал Ришнар.

— Языки поотсыхали? — осведомился он.

Орк с флагом перестал нервно терзать когтями многострадальное полотнище и торжественно заявил:

— Это… В общем…

На том приступ его красноречия иссяк. Видя беспомощность товарища, второй переговорщик вступил в дело:

— Короче мы… Вроде как того… — Он сглотнул подступивший к горлу комок и мужественно завершил: — Прислали нас передать. Можете выходить.

— Предатель Уршнак замыслил очередную подлость? — спросил Ришнар.

— Уршнак мертв, — ответил орк, куда более уверенно: речь шла о простых понятных ему вещах.

— И кто теперь вождь? — поинтересовался старый сотник.

— Вождя нет, — горестно покачал головой его соплеменник.

Ришнар удивленно выпучил глаза. Он мог себе представить многое, но это не лезло даже в его широкие представления о законах орочьих кланов.

— Как нет? — опешил он.

— Северные пришли, — угрюмо подал голос первый парламентер. — Главный у них, сердитый шибко. Тот, что на скале сидел. Сказал, мы виноваты, что брат его пропал, так пока его не отыщем, не будет нам вождя, и вообще можем забыть, что клан такой Черное Солнце на свете существует.

Последняя фраза была, несомненно, прямой цитатой: самостоятельно изобрести столь сложное предложение орк был не в силах.

— Священный клинок предков о колено переломил, — горестно добавил его спутник.

— И вы не воспротивились такому оскорблению? — холодно спросил бывший сотник.

— Их больше трех десятков, — окончательно понурился воин. — А нас четверо осталось.

Острый слух Ришнара уловил целых две нелепицы: «северные» и «главный». Воин не назвал имени пришедшего клана. А упомянутого звания не существовало в Темных армиях отродясь.

— Там что-то странное происходит, — поделился он выводом с эльфами.

— Но это, без сомнения, Шенгар, — заключил Ривендор.

— А почему вас прислали? — крикнула Нириэль унылым переговорщикам.

— Главный сказал своим пусть не суются, — ответил обладатель флага. — Там девка бешеная, пристрелит и поминай как звать. Они нас и отправили.

Четверо урук-хаев вышагивали по сторонам их небольшой процессии, кидая косые взгляды то на эльфов, то на Черное Солнце. Высокие даже по человеческим меркам, рядом с обычными орками они казались просто гигантами. Долговязые эльфы слегка портили внушительность картины — по их представлениям северяне едва дотягивали до среднего роста. И все же, любой урук-хай в ширину превосходил самого здоровенного эльфа раза эдак в полтора.

Ришнар еще раз украдкой оглядел знаки кланов, желая удостовериться, что он все-таки не обознался.

Ночные Тени. Темный Вихрь. Леденящая Смерть. Черные Клинки. Даже во времена большой войны редко можно было встретить в одной компании представителей разных кланов. Здесь их было четыре. И, похоже, северяне не испытывали от того особенных затруднений.

Старый сотник в очередной раз недоверчиво покачал головой.

— Ривендор! — тихо окликнула Нириэль и спросила по-эльфийски: — Тебе не кажется, что мы добровольно следуем в волчье логово?

Эльф тихо кивнул в сторону плечистых сопровождающих.

— Добровольно? Не думаю, что у нас действительно есть выбор. Но я также полагаю, что в нашей ситуации это не худший из вариантов.

В первые дни после бегства из лагеря, после крови и тайны, связавшей их троих, неожиданный компаньон казался ближе любого из родственников и вернее самого надежного друга. Но прошло время, и новые, не менее отчаянные события потеснили в памяти произошедшее ранее. Надежность урук-хая уже не казалась такой очевидной. Эльфийке отчаянно нужны были подтверждения для самой себя, что все будет хорошо, и они не совершили еще одну страшную ошибку.

— Во всяком случае, — сказала она, — два раза он сдержал слово.

При звуках незнакомой речи один из северных орков неодобрительно поморщился — совсем как хищник, скалящий пасть. Было заметно, что ему совершенно не доставляет удовольствия подобная компания, и лишь прихоть вожака не позволяет ему обойтись с «ушастыми» так, как те заслуживают.

Иногда Нириэль ловила направленные в ее сторону взгляды светящихся глаз, и ей становилось окончательно не по себе. Головорезы Черного Солнца навевали ужас тем, что казались осколком, неразрывной частью древнего зла, протягивающего леденящие щупальца из глубины столетий. И все же, в своем бессмысленном служении сгинувшим порядкам, они представляли собой не более чем призрак, отголосок старой легенды. Пусть даже призрак, способный убивать. Для них она была просто эльфом. Врагом, которого следует немедленно уничтожить, потому что таков естественный ход вещей. Их глазами смотрела на Нириэль тупая безликая Тьма.

Внимательные взоры северных воинов были совершенно другими. Дружелюбия там читалось не больше, чем у их переживших век родичей, но этим сходство и заканчивалось. За каждой парой светящихся алых точек скрывался разум. Выдаваемый своим извечным спутником любопытством. И он пугал больше слепой ненависти Черного Солнца. Не преданность могущественной силе, не страх перед грозным Темным Лордом — все желания и страсти, движущие этими сильными, опасными существами, рождались внутри их самих.

А еще Нириэль с содроганием поняла, что Ривендору и Алангору вместе взятым едва достается половина уделяемого ей внимания. И она отчетливо ощущает каждый репей, прицепившийся к грязным волосам и каждую прореху на истрепавшейся одежде. Разумеется, ей должно быть все равно, что думают орки о ее внешнем виде. Но одна мысль не дает покоя, и звучит она примерно так: «Светлый Творец, я выгляжу как чучело!»

Небо уже начинало светлеть, когда узкая тропа сначала резко завернула вверх, а затем, неожиданно уткнулась в черный провал между каменными плитами. Таким же сюрпризом оказалась и пара вооруженных северян, возникших из ниоткуда.

Провожатые обменялись с часовыми приветственными фразами. Новые орки впялились в пришельцев с не меньшей подозрительностью, чем их товарищи.

— У них оружие, — наглядевшись, заметил один из часовых.

— Шенгар велел оставить, — откликнулся главный из четверки провожатых: высокий орк с кожей, сплошь покрытой татуировками. Включая лицо. Его клановыми знаками были два перекрещенных меча.

— Надо бы отобрать, — настаивал часовой, но провожатый был тверд.

— Ты что, глухой? Или тупой? — поинтересовался он.

Урук-хай, охранявший вход, зло сверкнул глазами и потянулся к топору. Татуированный вожак положил ладонь на рукоять меча. Кстати, он был единственный из всей компании, вооруженный таким образом. Орки молча уставились друг на друга. Наконец, часовой отвел взгляд и сделал шаг назад.

— Как знаешь, Мардок, — угрюмо буркнул он.

Из пещеры веяло сыростью и холодом. Названный Мардоком запалил два факела, и они двинулись вперед, в ее зияющую темную пасть.

Некоторое время проход уходил вниз небольшим естественным уклоном, а через несколько сотен шагов закончился широкой площадкой, где жгли костер еще пятеро орков. И вновь эти пристальные взгляды, полные недружелюбного интереса. Нириэль ощущала себя диковиной, выставленной напоказ. Это бесило, раздражало… Но поделать она ничего не могла.

Дорога продолжалась ступенями, вырубленными прямо в каменной породе. Аккуратность работы говорила о том, что Черное Солнце не имело к лестнице никакого отношения.

«Ее делали гномы!» — с замиранием сердца поняла Нириэль. Как ни странно, следы исчезнувшей расы заставили ее по-другому взглянуть на это неуютное подземелье. Почему-то ей стало гораздо спокойнее, как будто духи низкорослых подгорных строителей еще витали здесь и могли прийти на помощь в случае опасности.

Путанный лабиринт коридоров и залов тянулся вглубь. Эльфийка старалась запоминать ходы и повороты, которыми двигались их страшноватые попутчики, но сбилась.

— Ты следишь за дорогой? — спросила она Ривендора — чуть слышно, одними губами, чтобы не раздражать лишний раз недружелюбных северных воинов.

— Запутался, — с сожалением признался тот.

Орки шли быстро. Их не слишком увлекали окружающие красоты. Нириэль едва успевала разглядеть в свете факелов разноцветные каменные жилки, причудливые натеки и осевшие кристаллики минералов. «Как жаль, что Алангору не дано этого видеть!» — горестно думала она.

Наконец, они попали в широкую галерею, разделенную колоннами сталагнатов на несколько частей. Факелы, укрепленные в щелях между камнями, говорили о том, что здесь начинаются посещаемые места. Посреди галереи громоздились кучей свежие бревна. Несколько урук-хаев, усевшись в кружок, неспешно передавали друг другу флягу с каким-то напитком. Обнаженные по пояс тела блестели от пота, свидетельствуя о тяжелой работе, от которой орки оторвались.

Еще пара появилась из бокового прохода.

— Эй, лентяи! — окликнули они сидящих. — Потащили дальше!

— Да погоди ты! — отмахнулся один из отдыхающих. — Я вообще не понимаю, куда вся эта спешка!

— Поди у Шенгара и спроси!

— Шенгар, Шенгар… — не унимался «лентяй». — Кто он вообще такой? Даже не вождь! Такой же охотник, как и мы! Ему годов-то… Вчера еще у оленя под брюхом пешком проходил, а сегодня командовать лезет!

— Ну так и чего ты сюда вообще приплелся? — осадил ворчуна товарищ.

— Ага. А мечом-то железным не только у тебя он под носом крутил! Мол, армия ушастых прет в горы, коли не остановим, не бывать руднику нашим. Только я вот ни одного длинноухого до сих пор в глаза не видел!

Орки так увлеклись препирательствами, что даже не заметили подошедшую компанию. Покрытый татуировками провожатый весело оскалил клыки.

— Не видел длинноухих? Тогда оглянись и посмотри! — посоветовал он.

Спорщики разом обернулись, хватаясь за ножи. Похоже, с оружием этот воинственный народ не расставался вообще никогда. Хоть арсенал у работающих не был столь впечатляющим, как у их вернувшихся с гор товарищей, количество режущих, колющих и бьющих предметов, находящихся под рукой, внушало уважение.

Некоторое время орки напряженно разглядывали чужаков. Потом их сопровождающих. Затем обернулись в сторону недоверчивого возмутителя дисциплины. Пристыженный, тот опустил голову и отступил на несколько шагов. Невысокий орк с пронзительно-зелеными глазами сочувственно похлопал его по плечу.

— Бери-ка ты бревно и пошли работать! — насмешливо посоветовал он. — Мечи на деревьях не растут!

Отряд двинулся дальше по коридору, из которого вышли те двое, а беднягу все еще осыпали язвительными шуточками.

— Гляди, гляди — ушастый! — донеслось до чуткого слуха Нириэль. — Вон же, во-он там побежал!

Ход становился все шире и выше. Справа и слева поднимались, словно ряды зубов в пасти древнего чудовища, острые клыки сталагмитов. Роль «верхней челюсти» играли их близнецы — сталактиты. Тоннель окончился залом. Потолок его терялся в темноте, но нижнюю часть ярко освещали факелы и костры. Даже Ришнар удивленно завертел головой, не узнав некогда тихое пристанище клана Черное Солнце.

Большую часть пространства, казавшегося раньше величественным и огромным, захватили шатры из шкур животных на деревянных каркасах. Даже без широких штормовых растяжек, бесполезных под землей, они занимали достаточно места, чтобы в бывшем тронном зале вдруг сделалось тесно. Ближе к реке расположился рабочий участок, весь заваленный стружками и щепками. Стук топоров, грохот сваливаемых к обрыву деревянных заготовок, перекликающиеся голоса — такой суеты эта пещера не помнила с тех самых времен, когда трудолюбивые бородатые коротышки пробивали свои тоннели в глубоких недрах Лесистых гор.

Не сразу орки, занятые своими делами, заметили появившуюся компанию. Однако, когда любитель нательной живописи обратился к одному из соплеменников с вопросом, где искать Шенгара, тот выронил из рук топор, увидев эльфов. С трудом Мардоку удалось добиться от него ответа. Урук-хай махнул рукой куда-то в сторону обрыва, да так и остался торчать с разинутым ртом, провожая взглядом легендарных древних врагов, прошествовавших во плоти на расстоянии вытянутой руки.

Шенгар стоял спиной у склона, ведущего в темное жерло тоннеля, промытого подземной рекой. Он беседовал с очень высоким, по орочьим меркам, худощавым типом. На охотнике красовалась новая безрукавка, расшитая бусинами и цветными ремешками, но Нириэль сразу узнала сложную конструкцию косичек, украшающих голову старого знакомого.

— …еще два пролета, дальше ступени надежные, — говорил длинный.

— Шенгар! — радостно окликнул Ривендор.

Орки неодобрительно покосились на «длинноухого». Молодой охотник обернулся на голос — и его белые клыки сверкнули.

— Вы целы! — расплылся он в радостной улыбке. — Прошу прощения, не встретил сам… Кха!.. Кха!..

Приступ кашля согнул орка пополам. «Дорога не дала ранам закрыться», — догадалась Нириэль. Вообще, урук-хай выглядел не лучшим образом. Широкое лицо похудело и заострилось. Темные круги под глазами говорили об усталости и недосыпе, чрезмерным даже для этого нечеловечески выносливого порождения темной магии. Больше всего ей не понравился болезненный румянец и блеск в глазах. Даже с того далекого места, где она стояла, было слышно, как хрипит дыхание урук-хая.

И, похоже, это был один из немногих звуков, нарушающих первозданную тишину, вернувшуюся под своды пещеры. Слух об эльфах разнесся по залу быстро. Работа мгновенно встала, а орки, только что деловито сновавшие взад-вперед, побросали инструменты и выстроились у обрыва, чтобы как следует рассмотреть вновь прибывших. В этой неожиданном молчание очень четко послышалось, как один из «стариканов» шепнул на ухо другому: «Быстро, гады, за дело взялись!»

Улыбка медленно сползла у Шенгара с лица, превратившись в зловещий оскал.

— Вы, — мрачно произнес он одно-единственное слово.

Старые орки поспешно отползли назад с низкими поклонами, в которых Ришнар опознал, ни много, ни мало, форму приветствия Владыки и его ближайших помощников.

— Мы выполнили все, что ты велел! — слащаво заверили они.

— Я велел не показываться на глаза, пока не найдете брата, — холодным ровным голосом проговорил Шенгар.

— Но нас же послали за длин…

— Вы их привели? Очень хорошо. А теперь марш в нижние пещеры, и чтобы духу вашего не было!

— Там дневной свет! — жалобно намекнул один из бывших парламентеров.

— Меня это должно волновать? Я сказал, что вы отыщете Орога, даже если для этого вам придется слизать все горы до основания своими вонючими языками!

— Да, господин!

«Стариканы» проворно исчезли, чтобы не навлечь на себя еще больше гнева грозного пришельца. Не забыл молодой предводитель и про седого сотника. С мрачным выражением он раздумывал, не отправить ли коварную бестию вслед за бывшими подчиненными. Ришнар и ухом не повел, старательно делая вид, что к опозоренному Черному Солнцу не имеет ни малейшего отношения.

«Ладно, дед, твоя взяла, — признал Шенгар с сожалением. — Послушаем сначала, что ты там хотел предложить!»

Уютное потрескивание костра позволяло на время забыть о холоде и сырости подземелья, об огромной толще камня над головой. Плотное кольцо шатров скрывало от глаз стены подземного зала. Расслабившись, можно было представить, что это обычная лагерная стоянка в темном ущелье посреди гор.

— Прости меня, Шенгар, — с сокрушенным видом сказал Ривендор. — Ришнар проводил меня к тому колодцу, но в нем было пусто! Мы не нашли никаких следов твоего брата, я не оправдал…

— Я говорил, что дам в морду, если не прекратишь извиняться на каждом шагу? — перебил его орк.

— Говорил, — согласился эльф. — Но…

— Так вот и… кха-кха… закрой пасть. Эти пещерные тюлени тоже понятия не имеют, где он. Хоть и сбежал у них из-под носа.

Урук-хай сдернул с плоского камня у края костра чашку, от которой шел резкий запах трав и отпил несколько глотков. Питье вызвало новый кашель — еще более хриплый и глубокий.

— Рана все еще беспокоит тебя, — сочувственно проговорила Нириэль. — Тебе нужен отдых и лечение.

— Пустое, — отмахнулся Шенгар. — Они зарастают на мне быстрее, чем на собаках. А отдыхать некогда. Если вся эта орава не увидит железа в ближайшее время, меня живьем закопают. Пока я занял их починкой лестницы и строительством укреплений.

С этими словами он нырнул под полог ближайшего шатра и вернулся с уже знакомой книгой.

— Мы нашли похожие штуки внизу, под водопадом, — сказал урук-хай указывая на картинку. — Понятия не имею, что с ними делать.

Ривендор еще ниже опустил глаза.

— Я могу прочитать текст, — сказал он горестно. — Но это лишь голые сведения и инструкции. Я никогда не видел работу металлургов в живую. Наверняка там есть свои секреты и тонкости, не отраженные в книге…

— Слушай, ты уже и меня утомил! — не выдержала Нириэль. — Пока у тебя в руке меч, а впереди враги, с тобой еще можно общаться! Дай сюда!

Она решительно отобрала книгу из рук двоюродного брата.

— Я никого и не заставляю со мной общаться, — обиделся Ривендор.

— Пока ушастые выясняют отношения, — вкрадчиво вклинился Ришнар, — можно старику вставить несколько слов?

— Ну? — без особенного энтузиазма отозвался Шенгар.

— Эти большие печи — не единственное, что нужно для получения железа.

— Тоже мне… кха-кха… новость! — усмехнулся новоявленный предводитель урук-хаев. — Еще нужна руда и уголь для печей.

— Вот я и хотел поинтересоваться, откуда вы собираетесь их брать, — торжествующе завершил старый орк.

Нириэль оторвала от книги удивленные глаза.

— Но ведь гномы должны были где-то добывать все это! — сказала она.

Шенгар озадаченно почесал затылок. Он чувствовал себя полным идиотом, которого, к тому же, ткнули носом в сотворенную им глупость. В обилии событий он и думать забыл, что точное положение месторождения до сих пор неизвестно. Но он бы не был собой, сознавшись в том, что проморгал самые элементарные вещи.

— И какие у тебя предложения, старик? — сварливо осведомился начинающий командир.

Ришнар выдержал долгую паузу.

— Когда мы явились триста лет назад в эти пещеры, гномы совсем не ждали гостей, — начал он, сощурив алые глаза.

Красноватые блики костра бросали тени на изуродованное шрамом лицо старого орка (если, конечно, слово «уродовать» применимо к тому, что и в первозданном облике не блистало красотой), отражались в темных зрачках. Они казались отблесками старых пожаров, остававшихся неизменным следом наступающих армий Тьмы.

— Это было хорошее начало. Не то, что потом, на нижних уровнях. Наших полегло совсем немного, а от крови гномов полы становились скользкими. Им выпало особое счастье. Они умерли, так и не успев оторваться от своей любимой работы. Помню, как сейчас. Сотни две, или три…

— Заткнись! — судорожно взвизгнула Нириэль и смущенно прикрыла ладонью рот. — То есть… Я хотела сказать, замолчи.

— О, — «опомнился» Ришнар. — Я, кажется, увлекся. У нас, стариков, такое бывает. Ну так к чему я это рассказываю? Я застал пещеру, как она была при гномах. И помню так отчетливо, словно это происходило вчера. Сейчас все пришло в запустение. Сгнили крепи, кое-где обвалились целые коридоры. Ход, ведущий к руднику, кстати, тоже.

— Если хочешь что-то починить, найди того, кто это разломал, — мрачно фыркнул Шенгар. — И ты собираешься его показать, я правильно понял?

— Причем, совершенно добровольно, — кивнул седовласый сотник. — Но с одним условием. Без плотного завтрака и хорошего отдыха я с места не двинусь.

Скрепя сердце, молодой вождь был вынужден согласиться.

Расположиться пришлось в одном из шатров, где, судя по разбросанным вещам, уже обитало пятеро орков. Однако, для эльфийки нашлась воистину королевская постель, прикрытая шкурой снежного барса. Не выделанная кожа ссохлась и задубела, но густой мягкий мех заставлял забыть обо всем. Нириэль оставалось только гадать, откуда такая роскошная вещь взялась в суровой обстановке похода, но пришлась она очень кстати.

А еще эльфийка подумала, засыпая, что в жизни бы не поверила, что будет когда-нибудь так благодарна престарелому убийце с повадками ядовитой змеи за то, что тот оказался достаточно упрям и настоял на отдыхе.

ГЛАВА 2

Ход оборвался внезапно. Свет факелов выхватывал из темноты очертания огромных глыб, перегораживающих коридор.

— Ты это знал! — выдохнул Шенгар, разглядывая неожиданное препятствие. В этот момент лицо молодого вождя выглядело настолько растерянным, что с головой выдавало его юный возраст.

— Это осложняет дело, — философски заметил Ривендор, зачем-то постучав по камню ребром ладони.

Шенгар, не сдержавшись, что было силы вдарил по завалу кулаком — и едва не вскрикнул от боли. Некоторое время он ожесточенно махал пострадавшей конечностью. Однако, неудачное общение с куском гранита помогло орку вырваться из оцепенения.

— Ход был длинный? — спросил он.

— Длинный, — безжалостно кивнул Ришнар.

— А других нет? В обход?

— Не уверен. По крайней мере, мне они неизвестны.

Шенгар прекратил дуть на разбитый палец и свирепо сунул его в рот.

— Значит, единственный способ добраться до руды — расчистить этот путь. И еще непонятно, завален он немного, или на всю длину, — невнятно прошамкал он. — Труднее только прорубить рядом новый… Или легче?

Черный юмор последнего замечания не вызвал у троих его спутников бурю восторга. Ривендор с новой глубиной ощутил всю шаткость их положения среди орков. Снисходительность, с которой своенравные, запальчивые северяне терпели присутствие «длинноухих», опиралась лишь на авторитет Шенгара. А молодой охотник и так бродил по краю пропасти, подбив соплеменников на этот авантюрный поход. Только теперь эльф понял и оценил долгие колебания урук-хая перед тем, чтобы решиться на такой отчаянный шаг.

Харлак, тот самый рослый сухопарый тип, в беседе с которым эльфы нашли Шенгара сразу после прибытия, задумчиво выковырял из завала несколько мелких камней и просунул в образовавшуюся дыру свою длинную руку.

— Будет трудно убрать большие обломки, — бесстрастно констатировал он.

Его хладнокровная безучастность составляла столь разительный контраст с кипевшим в душе Шенгара ураганом страстей, что молодой вождь, не вытерпев, спросил:

— Слушай, Харлак, тебя вообще чем-то пронять можно?

Тот равнодушно пожал плечами. В его прозрачно-серых, совершенно человеческих глазах, странно не сочетающихся с орочьим лицом, не мелькнуло и тени эмоций.

— Я говорю как есть, — сказал он. — Сам знаешь, у меня веские причины поддержать тебя в этом походе. И терять мне не меньше, чем тебе.

В появившемся у Ривендора выражении читался столь явственный вопрос, что сероглазый урук-хай обернулся к эльфу (во всем орочьем отряде он был, пожалуй, единственным, кто мог взглянуть на «ушастиков» свысока в полном смысле слова). В первый раз в его голосе послышался легкий оттенок раздражения.

— Длинноухий, у меня же все на лице нарисовано, разве нет?

— Прошу прощения, если вел себя как-то не так, — искренне извинился Ривендор. — Я еще слишком плохо знаю правила и обычаи вашего народа.

К Харлаку уже вернулась прежняя сдержанность. Он махнул рукой в сторону Шенгара.

— Ну так пусть он тебе как-нибудь растолкует, что значит родиться больше человеком, чем это положено. И что такое клан Ночные Тени. А мне не до того, чтобы возиться с ушастыми.

Возвращались молча, настроение царило подавленное. Энтузиазм, сопровождавший дорогу до места обвала, сменился на обратном пути своей полной противоположностью. У притока подземной реки компания разделилась. Харлак отправился к ущелью, где строились укрепления на случай появления эльфийских войск.

На прощание он подбадривающе сказал молодому вождю:

— Мы начнем разбирать завал завтра. А самым беспокойным я отыщу другие занятия.

Шенгар ответил вымученной улыбкой и дружески хлопнул Харлака по спине.

После исчезновения брата этот получеловек-полуорк оказался одним из самых надежных товарищей, на кого стоило положиться. Несмотря на то, что угадать творящееся под этой бесстрастной оболочкой, было невозможно в принципе.

Одного Харлак не скрывал: у него имелось достаточно причин желать изменений в устоявшихся порядках Кланов. Глядя на родителей этого странного существа, на его братьев и сестер, трудно было предположить, чтобы в подобном семействе появился кто-то, похожий на него. Совсем в другом месте и времени одна умная дисциплина знала объяснение такому явлению, обычному для смешанных рас. Но этому миру, а тем более, Северным Кланам, данная наука была неведома. А потому Харлаку и его матери пришлось вынести немало обидных подозрений, прежде чем собрание старейшин и примкнувших к ним старых женщин (чуть менее древних, но куда более сварливых и придирчивых) не постановило две вещи. Первое: человеческому ублюдку взяться неоткуда, а значит этот непонятный ребенок все же является сыном орочьего народа. И второе: он орк в большей степени, нежели человек, а потому может остаться в Кланах.

Чтобы понять, почему северным оркам, каждый из которых, в общем, не избежал примеси чужой крови, столь важным оказалось разрешить возникший с Харлаком вопрос, стоило обратиться к истории их появления как народа.

Когда уцелевшие остатки разбитых орочьих отрядов оказались на Пустошах, состояли они целиком из мужчин. Так что все первое поколение родившихся на севере оказалось полукровками. Дети от смешанных союзов орков с человеческими женщинами вобрали в себя лучшее от обеих рас. Они росли здоровыми, сильными и, главное, не боящимися солнечных лучей.

Первыми тревогу забили волчьи всадники, худо-бедно знакомые с принципами выведения и сохранения пород животных. По всему выходило, что отцы заметно проигрывали в сравнении с подрастающими сыновьями. А когда на свет начали появляться первые внуки, даже самым тупоумным из темных вояк стали ясны масштабы возникшей проблемы. Потому что на орков большинство этих внуков и с натяжкой не походило.

И они нашли выход. Такой, от которого у большинства других рас заледенела бы в жилах кровь: перебить всех мальчиков-полукровок, оставив лишь девочек, в качестве будущих матерей для нового поколения. Благо, продолжительность орочьей жизни позволяла не беспокоиться о скорой старости. Моральных проблем в уничтожении собственных детей воины Темного Владыки не испытывали: представлений о семье, родственных узах и преданности иной, нежели командирам и клану, у них, тысячелетия подряд разводимых, подобно скоту, просто не существовало. Все это просочилось и вплелось в культуру северных орков позже, в ходе дальнейшего общения с соседними человеческими племенами.

Сложность состояла в другом: многие из мальчиков выросли, и были способны оказать сопротивление. Многим удалось сбежать под защиту своих человеческих родичей. Кому-то помогли спастись матери. Больше двух столетий потрясали Кланы последствия принятого решения. То и дело среди людей, укрывших беглецов, появлялись на свет богатыри с красноватым оттенком глаз и жаждой изгнания чудовищ из родных мест.

Давно миновали времена беспрестанных войн. В кровопролитных схватках сложили головы большинство свидетелей и прямых участников тех мрачных событий. В достаточной степени смягчились нравы и законы тех, кто теперь считал себя орками. Но осталось неизменным старое правило: род женщины считается по отцу, мужчины — по матери. А чужеродцам — не место в Кланах.

Именно эта настороженность к явным потомкам людей послужила тому, что признание старейшин не избавило Харлака от клейма неполноценности. Когда пришла пора принимать юношу в клан, от него отказались все, кроме Ночных Теней. То есть, клана, собравшего под крыло всех слабаков и неудачников, хоть на что-то годных. Во всех спорах и конфликтах этот клан брал исключительно количеством. Не то, чтобы там совсем никто не заслуживал уважения, но таковых среди Ночных Теней было заметно меньше, нежели у остальных. К тому же, клан этот не зря прослыл самым склочным и насквозь пронизанным интригами, распространяющимися далеко за его пределы.

В таких условиях замкнутой и недоверчивой натуре оказалось еще сложнее проявить себя. Лишь те немногие, кому удавалось застать Харлака вдали от клановых дрязг, в делах, где важны не цвет глаз и длина когтей, а мастерство, храбрость и мужество, проникался к нелюдимому «недоделку» глубоким уважением.

Так бы оно и осталось, если бы на одном из межклановых праздненств Шенгар, получив обидный отворот из уст очередной великой любви, не отправился бродить в одиночестве и не наткнулся на Харлака, привычно коротающего время наедине с собой. Горячащие праздничные напитки приоткрыли затвор молчаливости над глубокой обидой, съедающей душу одаренного полуизгоя. Сам Шенгар проблем с общением не испытывал никогда — так что расстались они в тот день добрыми приятелями.

Участие в сумасбродном походе было для Харлака шансом покинуть опостылевший мирок, сложившийся вокруг разленившихся от полувекового мира Северных Кланов. В компании смутьянов и сорвиголов, последовавших за призывом Шенгара, в отсутствие привычных лидеров и вождей, начинали складываться новые отношения. И Харлаку, с его хладнокровной рассудительностью, наконец-то отыскалось достойное место.

Все это Шенгар пытался растолковать бледнеющему, краснеющему и зеленеющему от подобных историй Ривендору. С единственной целью отвлечься от навязчивой картинки огромных глыб, маячащей перед глазами.

Так, беседуя, они добрались до лагеря. У выхода в зал начинающий вождь окончательно взял себя в руки, чтобы появиться перед соратниками спокойным и уверенным. Лишь вновь обозначившаяся хромота подсказывала знающим положение вещей, что внутри у Шенгара далеко не все в порядке.

Возле костра их ждала Нириэль, отдохнувшая и посвежевшая. Еще слегка влажные после мытья волосы пушились золотистым облаком, расчесанные ОЧЕНЬ ТЩАТЕЛЬНО. Свежепостиранная рубаха тоже не до конца просохла и липла к стройному телу эльфийки.

— Вы ушли одни, не разбудив меня! — с упреком воскликнула Нириэль.

Шенгар промычал что-то невнятное и, срочно отыскав очень интересную точку на пологе ближайшего шатра, принялся ее внимательно рассматривать — на всякий случай, чтобы не пасть жертвой самых противоречивых чувств и устремлений. Картинка с глыбами перед внутренним взором таяла, как страшный сон, сменяясь другой, куда более привлекательной. «Болван, — твердил себе молодой орк, — думай о том, что делать с обвалом, или тебе вообще ни одной женщины не видать, как ушей!»

Совсем юный охотник из клана Леденящая Смерть, завидев вернувшегося предводителя, сунулся было с каким-то вопросом, но осекся на полуслове, промямлил что-то вроде «ладно, потом» и удалился восвояси, пылающий, как закатное солнце. Даже Ришнар отвернулся на удивление поспешно.

И один лишь только Ривендор не обратил вообще никакого внимания на пленительную картину. Вкратце он поведал сестре о причинах всеобщего уныния.

— Увы… Кажется, мы все угодили в одну ловушку. Сохранность наших жизней зависит от того, насколько быстро этот завал будет ликвидирован.

— Положим, не совсем, — негромко сказал Шенгар, убедившись, что рядом нет никого из соплеменников. — Вас, в случае чего, я смогу незаметно вывести из пещер до того, как меня начнут рвать на куски. А вот сам я крепко влип.

— Это наша вина, что тебе пришлось идти на крайность, приводя их сюда, — резко возразила Нириэль. — Так что помочь тебе — наш долг.

— Я, конечно, очень признателен, — глубоко вздохнул предводитель орков. — Но чего я бы действительно попросил, так это не мешать. По крайней мере, не смущать моих товарищей. А то они сейчас вместо работы только ходят кругами, да глазеют.

«И меня тоже», — хотелось прибавить Шенгару в заключение, но он промолчал.

Эльфы недоуменно переглянулись, хлопая ресницами.

— А что, собственно, не так?

— Э… Ну…

Ришнар до сих пор меланхолично проверял заточку любимого клинка. Не отрываясь от этого, несомненно, важного занятия, он снизошел до объяснения:

— Надень что-нибудь. Сверху. А то эта толпа невыдержанной молодежи передерется за право овладеть тобой.

Так ничего до конца и не разобрав, эльфийка пожала плечами и скрылась в шатре. По меркам своей расы, довольно равнодушной к плотским утехам (по крайней мере, в открытом проявлении) и считающей красоту тела естественным свойством, не заслуживающим особого отношения, она не совершала ничего предосудительного. Если честно, она вообще собиралась сушить рубаху отдельно, остановило лишь отсутствие подходящей веревки.

— Молодежи, — буркнул Шенгар. — Сам бы слюни подобрал!

Старый орк сделал вид, что ничего не расслышал.

Когда Нириэль вышла обратно, на ней уже была привычная свободная куртка. Чистая и залатанная. Волосы лучница заплела, для пущей сохранности, в длинную косу.

— Так лучше? — спросила она.

«Хуже!»

— Да, лучше.

Сохраняя задумчивость, эльфийка вернулась на свое место у костра.

— А кстати, — проговорила она вдруг. — Ришнар, тебе же точно не сносить головы, если с рудником ничего не выйдет!

— Верно, — согласился тот.

— А почему ты тогда такой уверенный и спокойный?

— О, кто-то, наконец, вспомнил про никчемного старика! — усмехнулся бывший сотник. На редкость плотоядно.

— Ты знаешь, что делать?! — пораженно воскликнул Ривендор.

— Возможно.

— И ты молчал?!

— Это вы молчали, — развел руками седой орк. — А теперь задали вопрос. И я на него ответил. Да, я знаю, как справиться с завалом. Это зависит от некоторых обстоятельств… Но, в общем, вполне возможно.

Шенгар недобро лязгнул клыками:

— В следующий раз не жди вопроса.

— С чего это вдруг? Заваленный ход — ваша забота. Вам ее и решать. Мои цели совсем другие. Я тебе не пленник, ты мне не командир.

— Чего ты добиваешься, старик? Разозлить меня? Ты уже это сделал.

— Всего лишь признания собственной необходимости, мой юный вождь. Когда прежде, чем повесить нос и объявить задачу неразрешимой, ты будешь думать, а не знает ли Ришнар ответа на твой вопрос. Вот тогда я, возможно, не буду дожидаться произнесения его вслух.

— Сгори ты на солнце, старый пень! Давай, выкладывай, что хотел предложить!

— Мне понадобится прогуляться до одного из старых тайников, — коротко сказал Ришнар. — И несколько сопровождающих, чтобы помочь в переноске.

— Я сам с тобой пойду, — заявил Шенгар. — Да чтоб мне в речке утонуть, если я хоть на мгновение тебя без присмотра оставлю!

Белесая рыба с затянутыми кожистой пленкой глазами лениво шевелила губами, подбирая со дна каких-то мелких червей и рачков. Незрячая, она не могла уловить нависший над водой — и ее собственным тучным брюхом — опасный силуэт. Резкое перемещение, стремительный рывок — поломанные, но от того не менее страшные когти сомкнулись под жабрами незадачливой подземной обитательницы.

«Я действительно ее вижу. Это не бред», — подумал Орог, вспарывая брюхо своей добыче.

Долгие дни (недели? месяцы? годы?) единственным видимым контуром, составляющим контраст окружающей мгле, были лишь смутные очертания собственного тела. Нет, пожалуй, все-таки не годы. И наверное, даже не месяцы — такой срок не пережить в голодных полных отчаяния скитаниях и выносливому орку.

Порой ему казалось, что он умер и попал на Тропы Тьмы, где будет бродить целую вечность, как и полагается в посмертии существу, порожденному черной магией. Его отощавшие руки и впрямь больше подходили живому скелету, чем крепкому молодому охотнику.

В другое время Орог начинал думать, что сошел с ума — и это было недалеко от истины. В такие моменты ему мерещились образы и звуки, настолько яркие и реалистичные, что рассудок уже не отличал видения от действительности.

И вот, наконец, свет. Поначалу он посчитал его очередной галлюцинацией. Но теперь не оставалось сомнений: в той части лабиринта, где находился он сейчас, мрак не был абсолютным. Означает ли это, что спасение близко?

Управившись с рыбой, Орог двинулся вперед по берегу подземного водоема. Разбитая спина почти перестала его беспокоить, но вместо постоянной боли в позвоночнике, начались проблемы другого свойства: от голода кружилась голова и нарушалась координация. Иногда его хорошенько заносило из стороны в сторону, несколько раз он едва не упал. И все же, первая добыча обещала собой неплохое начало.

После двух или трех родственниц слепой рыбы, встреченных на пути, Орог уже чувствовал себя почти что нормально. Впервые за очень долгое время. Свет и пища сыграли свое: вслед за оживающим телом, из мрака начинал пробуждаться рассудок. Скоро Орог принялся обращать внимание на вещи помимо тех, что имели прямое отношение к выживанию.

Для начала свет. Не похоже, чтобы в потолке или стенах имелись щели, через которые этот свет проникал в подземелье. Ровный, не образующий теней, он был как будто рассеян в окружающем пространстве. Вряд ли такому явлению могло найтись природная объяснение.

Вторым странным моментом ему показалась сама река: уж очень гладкими были ее берега и русло. Даже подземные реки промывают среди скальной породы дорогу полегче. Эта же неспешно текла по прямой линии, с ровной шириной и глубиной чуть выше колена.

Скоро нашлось прямое подтверждение тому, что река на самом деле — искусственно прорубленный канал. У кромки воды, наполовину затянутые илом, показались на дне покрытые тонким узором плитки. Еще сотню шагов спустя потолок резко снизился, а затем перешел в полукруглый тоннель с рекой посередине. Видимо, когда-то проход здесь становился совсем низким, и строители канала расширили коридор.

Сразу после тоннеля над водой изогнулся невысоким горбом каменный мостик. Украшенный резьбой бордюр, каймой идущий по краю, тянулся дальше по берегам, почти не затронутый временем. Свет становился заметно ярче, сравнимый уже с дневными сумерками, слегка голубоватого оттенка. Орог уже мог как следует разглядеть собственные исхудавшие пальцы, в ссадинах и синяках, со стертыми когтями. Прядь волос, свалившаяся на глаза, показалась в цветном свете какой-то чужой и странной. Орог откинул ее назад, не придав увиденному значения.

Вне всяких сомнений, он наконец куда-то вышел. Осталось решить вопрос, куда.

Время от времени в потолке попадались светящиеся отверстия, которые можно было принять за окна, не будь их поверхность закрыта чем-то блестящим и прозрачным. Когда-то стены покрывал каменный орнамент. Теперь, вместо гномов, здесь жили лишайники и мхи, и искусные творения резчиков показались новым обитателям лучшим местом поселения. Их зеленые, желтые и красные пятна совершенно скрыли от глаз прекрасные произведения гномьих мастеров.

Галерея привела в небольшой зал, украшенный подсвеченными панно из полупрозрачного цветного камня. Лишайники и здесь постарались на славу, дополнив по собственному усмотрению элегантную красно-коричневую гамму, выдержанную строителями. Канал разливался круглым бассейном и вновь продолжался на другой стороне — шире и глубже. Посередине бассейна возвышался круглый же островок, где начиналась лестница, ведущая к кованым дверям. Очередной мостик соединял между собой островок и обе стороны канала. Ступеньки показались орку раздражающе маленькими и узкими. Он с трудом умещал там свои босые ступни, и лишь потом сообразил, что гномам такая лестница была как раз по росту.

А значит, он очутился в самом сердце их владений, не предназначенном для чужих глаз.

Встрепенувшаяся душа Орога радостно замерла в предвкушении новых чудесных знаний и открытий. Краем глаза он успел разглядеть в воде по другую сторону острова полузатопленную лодку, и больше ничего в оставшемся за спиной подземельи его уже не волновало.

Заржавевшие двери поддались не сразу. Ослабевшие от голода руки дрожали и срывались. Орог уже начинал оглядываться в поисках предмета, пригодного в качестве рычага, чтобы своротить с петель всю эту ажурную конструкцию, как вдруг одна из створок слегка сдвинулась. Он подналег еще, и скоро дверь открылась достаточно, чтобы попасть внутрь. Благо, обтянутому кожей скелету много места не требовалось.

Из образовавшейся щели по отвыкшим глазам резанул яркий дневной свет. Ослепленный, Орог резко отпрянул назад и долго сидел на ступеньках, плотно сожмурив веки. Во второй попытке молодой орк вел себя куда осторожнее. Удостоверившись, что может без боли глядеть на сияющий проем, он протиснулся между тяжелыми створками — и затаил дыхание, пораженный открывшейся картиной.

Первое впечатление было таково, что он вышел в прекрасную покрытую зеленью долину, лежащую в кольце гор. «Неужели я спасен!» — промелькнуло в голове, но тут же Орог с сожалением отбросил эту мысль. В долине чувствовалось что-то странное. Молодой орк долго не мог понять, что именно, как вдруг обнаружил не одну, а сразу несколько причин.

Во-первых, не было солнца посреди высокого голубого свода — а тени, тем временем, лежали такие, словно светило стояло прямо в зените. Да что там солнце — ни единое облачко не портило чистого небесного оттенка.

Во-вторых, не было ветра. Странная тишина стояла над этим огромным пространством. Не колыхались волнами шелковистые кисточки трав, не шелестели на деревьях листья.

В третьих, тени на заснеженных шапках горных вершин совершенно не соответствовали теням на земле, словно неведомо куда запрятавшееся солнце умудрялось светить с нескольких сторон одновременно.

А самое главное, нос однозначно заявлял своему обладателю, что он по-прежнему находится в пещере.

Приглядевшись, Орог понял: то, что казалось долиной, на самом деле — огромный зал. Что горы с заснеженными вершинами — хитро выложенная мозаика, а свет, по всей вероятности, подводится тем же образом, что и в других гномьих помещениях.

С любопытством глазея по сторонам, орк двинулся по дорожке, выложенной узорными плитами. Вблизи мастерски обустроенный подземный пейзаж смотрелся уже менее благополучно. То там, то здесь среди зеленых побегов молодой поросли чернели безжизненные остовы старых деревьев, по большей части плодовых. Те же, что выжили, сильно страдали от различных паразитов. На одной из мертвых яблонь Орог заметил птичье гнездо, хотя никаких птиц вокруг не наблюдалось. Лишь трещали по сторонам вездесущие кузнечики.

Он прошел дальше и наткнулся на огромный высушенный участок. Погибло все: трава, деревья, кусты. Листья и стебли рассыпались в прах, что позволяло предположить давний срок произошедшего. На растрескавшейся пыльной корке, в которую обратилась земля, Орог заметил несколько ржавых труб с отверстиями. Заинтересованный, он прошел посмотреть, где трубы берут начало и увидел, что все они сходятся к одной, более толстой и без отверстий. Толстая труба уходила на соседний участок, сырой и заболоченный. Причину долго искать не пришлось: в трубе обнаружилась дыра, откуда журчащим ручейком растекалась вода.

«Неужели все это было сделано лишь для того, чтобы приходить и любоваться под землей деревьями и небом?» — мучился вопросом молодой орк. Его практичный ум не мог себе представить затраты стольких усилий просто на создание подземной копии обычных садов. Как он теперь понимал, канал, по которому он пришел, был частью оросительной системы, снабжающей сад водой.

«А ведь если разбить вместо сада поля, в пещерах можно было бы выдержать любую осаду», — пришло Орогу на ум. Впрочем, ему, как охотнику и воину, вопрос земледелия был слишком далек, чтобы всерьез обдумывать возможности обустройства подземных сельскохозяйственных угодий.

Чуть впереди он наткнулся на первую плодоносящую дичку и вволю наелся маленьких кисловатых яблок.

Похоже, снаружи начинало темнеть: свет в зале становился все более тусклым. Тут Орогу пришлось снова восхититься мастерству гномов: на вечереющем «небе» одна за другой начинали вспыхивать и переливаться яркие самоцветы «звезд». До эффектности полярного сияния картина, конечно, не дотягивала, но все же несла в себе какое-то магическое очарование.

Поскольку время привала и так подходило, Орог растянулся на мягкой траве, любуясь волшебными световыми переливами над головой.

Пора выбираться наверх. К блистающей сталью победе.

«Клан будет называться Стальные Когти», — подумалось молодому орку.

ГЛАВА 3

«Прогулка» оказалась мероприятием не на день. Сначала они долго двигались путанными лабиринтами, пока не вышли к длинной лестнице, ведущей к разбитым воротам. Начинающийся за ними коридор резко отличался от естественной хаотичности природных пещер. Одинаковый по ширине и высоте, с гладким полом и ровными стенами со следами старых креплений. Здесь, за воротами, начинались бывшие владения гномов.

Отряженная на поиски тайника команда, помимо Ришнара и Шенгара, включала в себя Ривендора и Мардока — уже знакомого эльфу урук-хая из клана Черные Клинки, провожавшего их от места последней стоянки.

Харлак остался в лагере за главного. Нириэль, несмотря на ее отчаянное сопротивление, тоже не включили в состав отряда.

Уже наутро они были в одной из исполинских центральных галерей, пронизывающих подземный город во всех направлениях. В промежутках между огромных резных колонн могли бы маршировать, как на плацу, отряды из сотен воинов. Общее впечатление от гномьей гигантомании оставалось подавляющее.

— А ведь гномы были маленького роста! — заметил Ривендор, разглядывая узоры потолка, теряющегося в высоте.

— Потому и любили большое, — ответил Шенгар. — Это ж всегда так. Почему все коротышки рвутся в волчьи всадники? Потому что волкам легче их носить? Как бы не так! Потому что это самый почетный клан!

— Если так рассуждать, выйдет, что высоким вообще не к чему стремится!

— А то нет? — весело подмигнул Шенгар, глядя на эльфа снизу вверх.

— Нет, урук-хай, такими простыми шуточками меня уже не возьмешь! — улыбнулся Ривендор.

— Делаешь успехи, ушастый. Только по сторонам глазеть прекращай, вон мы как отстали!

Эльф с трудом оторвался от созерцания благородных линий гномьей архитектуры.

— Вообще-то, я хотел с тобой поговорить, — признался он.

— Ну, говори — и пошли. А то как заблудимся в этих каменюках, потом ночью привидится, что спишь в могиле!

— Я хотел поговорить о Нириэль. Ты ведь тоже был против того, чтобы она отправилась с нами. Хотел попросить тебя и впредь не допускать ее до участия в ваших… наших делах.

— Нелегко признать, но до сих пор ее помощь была не лишней, — покачал головой Шенгар. — То, что не следует таскать ее за собой по всяким опасным передрягам, это одно. А то, что ты просишь — совсем другое.

— Да, все это верно. Есть лишь одна причина, которая заставляет меня об этом просить. Чем больше она помогает, тем больше знает такого, что не должно выйти за пределы этих подземелий. А мне бы хотелось, чтобы однажды она смогла вернуться домой.

Предводитель орков задумался. В том, что говорил эльф, была своя доля истины. Расположение укреплений, численность и вооружение отрядов — еще самое безобидное, что могут потребовать с эльфийки по возвращению.

— Пожалуй, ты прав, — со вздохом признал урук-хай.

— Сама она ни в коем случае не согласится держаться в стороне. Даже если я или ты об этом попросим.

— Ага. И я, значит, как самый подходящий злодей, должен просто посадить ее под замок. Так?

— Ради ее же блага!

— Да, вот за это вас, ушастых, никогда и не любили… Ладно. Я подумаю, что можно сделать. Но больше не проси меня ни о чем подобном.

Ускорив шаг, они догнали вырвавшихся вперед Мардока и Ришнара. Черный Клинок тоже не испытывал радости от образчиков гномьего вкуса.

— Мы точно сможем вернуться? — с нажимом испрашивал он. — Здесь все такое одинаковое, а эти камни почти не хранят запахов!

— Я не раз ходил этой дорогой, — уверял старый орк.

В главном коридоре что-то сломать или отковырять было крайне сложно. Но боковые ответвления, то и дело отходящие в стороны, несли на себе следы явного погрома.

Они шагали почти до самого вечера, пока признаки разрушения не затронули основного прохода. Огромная дыра в полу перегораживала путь. В стройном ряду колонн не хватало двух по левой стороне, а те, что справа, стояли потрескавшимися и перекошенными.

— Это случилось во время войны? — высказал предположение Ривендор.

— Нет, — ответил Ришнар. — Это клан Исчадия Тьмы пытался устроить фейерверк по случаю захвата гномьего склада.

— Фейерверк? — повторили урук-хаи незнакомое слово.

— Фейерверк?! — брови эльфа поползли еще выше, чем задумывалось природой.

— Вообще-то они просто кидали в костер все непонятные вещи, — усмехнулся бывший сотник. — Одного бочонка хватило, чтобы все они отправились туда, где и положено пребывать идиотам.

— А где им положено пребывать? — наивно поинтересовался Мардок.

— На Тропах Тьмы, — фыркнул Шенгар, разворашивая ногой кучу камней, в которую превратилась колонна толщиной в несколько обхватов. — А… Нет идеи побезопасней этого… Фи… ферверка? Так мы полпещеры себе на головы обвалим. Вместе с печами и прочим хозяйством.

— О, это я возьму на себя, — заверил Ришнар. — Если, конечно, с бочонком, который я припрятал, ничего не случилось.

Осторожно пробравшись по краю воронки, оставленной неудавшимся праздником, они свернули налево.

Стены, когда-то ослепительно белые и нарядные, несли на себе жирные следы копоти. Некоторые из плит были покрыты глубокими царапинами, складывающимися в грубые рисунки, мозаичный пол чернел отметинами костров. Знаки пребывания орков были столь явными, что не требовали особых пояснений.

Ришнар петлял по лабиринту лестниц, залов, коридоров, словно заправский гном. Наконец, длинная галерея привела к относительно нетронутому помещению. Старый орк сделал знак остановиться. Опустившись на колени, он принялся тщательно обнюхивать швы в полу.

— Здесь, — указал он. — Поднимайте вот эту.

Натужно сопя, двое урук-хаев принялись возиться с указанной плитой. Сквозь щели вокруг тайника чувствовался ток воздуха, но они оказались слишком узкими, чтобы подцепить гладкий, не имеющий зазоров кусок камня. Закончилось тем, что Мардок сломал два когтя и временно выбыл из процесса.

— Чтоб тебе пропасть, Черное Солнце! — прошипел урук-хай, облизывая кровь. — Не мог раньше предупредить!

— Действительно не подумал, — честно признался старый орк.

— А как ты сам ее открывал? — спросил Ривендор, заранее отказавшийся от идеи собственного участия в поднятии плиты.

— Я ее не открывал, — ухмыльнулся Ришнар. — У меня уже тогда была сотня в подчинении!

— Хорошо это, быть сотником, — покачал головой покалеченный урук-хай, перематывая руку тряпицей.

— Подцепил! — радостно воскликнул Шенгар. — Тащу… А! Чтоб тебя!..

Новый инвалид, злобно ругаясь, принялся растирать придавленные пальцы.

Тем временем Мардок кое-как справился с последствиями травмы и с непреклонной уверенностью вытащил из ножен доставшийся от Черного Солнца клинок.

— Толстая крышка? — спросил он.

Ришнар показал что-то около двух ладоней.

— Э-эх… — Мардок с сожалением окинул прощальным взглядом железное сокровище. — Легко пришел, легко уйдет… Но учти, Черное Солнце, если это окажется зря, я твою башку прямо об эту плиту разобью.

С такими словами он загнал лезвие в узкий зазор между полом и крышкой тайника.

— Эй, командир, — окликнул он Шенгара. — Как ты там — готов?

— Погоди, — отмахнулся тот. — Ушастый, давай сюда! Подержишь с другой стороны.

Ривендор с сомнением покосился на свои изящные ладони, белой кожи которых не смогли загрубить ни длительные тренировки с оружием, ни скитание по горам. Возражать, однако, не стал и покорно приготовился помочь.

— Давайте! — с глубоким вздохом Мардок взялся обеими руками за меч. — Раз… Два… Пошли!

Гибкости старого орочьего оружия хватило ровно на то, чтобы Шенгар и Ривендор успели ухватиться за края приподнявшейся плиты. С коротким печальным звуком клинок переломился пополам.

— Хух, удержали… — выдохнул молодой вожак, когда поддавшаяся плита открыла взорам темное окно в полу.

В глубину вели по спирали узкие невысокие ступени. Даже Ришнару надо было пригнуться, чтобы пройти под низким потолком. Урук-хаям, а тем более эльфу, пришлось и вовсе скрючиться в три погибели.

Обнаружившееся за ступенями помещение стоило приложенных мучений. Стоило оно и сломанного меча: первое, что бросалось в глаза, были доспехи и оружие, сваленные кучами вдоль стен. По большей части, гномье, но попадалось и орочье — не ржавый лом, бережно хранимый кланами, и не порубленные ветераны многочисленных битв, как у Черного Солнца. Судя по тщательности работы, все это принадлежало некогда вождям и офицерам. Поверхность покрывали бурые разводы, но то была не ржавчина, а следы масла, которым доспехи обработали перед тем, как отправить в тайник.

Первым опомнился Мардок. С восторженным воплем он ринулся к ближайшей груде мечей и принялся в ней копаться. Трясущейся рукой урук-хай поднимал то один, то другой, не в силах сделать выбор.

Ненадолго отстал Шенгар — этого больше интересовали топоры. Старый, украденный в эльфийской кузне (и пропавший после столкновения с эльфами же), служил правдой не один год. Орк справедливо полагал его лучшим среди попадавших в руки… До тех самых пор, пока не вытащил первый же из небрежной кучи в дальнем углу тайника. Не деревья и ветки, не колья и не дрова предназначались в жертву узкому хищному лезвию. Сокрушать преграды из дерева, кожи и стали, возводимые на пути к главной цели: мягкому беззащитному телу врага; взламывать скорлупу доспехов, собирая на тонкой сверкающей полоске всю силу и ярость своего владельца — вот истинное призвание этого маленького убийцы.

Не в силах остановиться, Шенгар выбрал себе еще три: один массивный, по гномьим меркам двуручный, и два одинаковых топора средней величины, с узорной чеканкой по краю. С трудом он оторвался от перебора несметных богатств — чем больше он на них смотрел, тем больше хотелось забрать все. На прощание Шенгар не сдержался и прихватил еще парочку — для брата.

Ривендор, сообразив, что дело плохо, и просто урук-хаев от драгоценного их сердцам оружия не оторвать, принялся с умеренным любопытством изучать доспехи. Больше всего его увлекли два комплекса парадной брони. Украшенная серебром и золотом, она заинтересовала эльфа прежде всего тонкостью работы, а не защитными качествами, которых у этих помпезных железяк не водилось отродясь. Разве только противнику станет жалко портить такую роскошь — что, в условиях сражения, маловероятно. К тому же, броня была гномьей — в отличие от всех боевых доспехов, рассчитанных на существ нормального роста — и это окончательно сводило ее полезность исключительно к эстетической стороне.

Нахлобучив на голову высокий конический шлем, Мардок лихорадочно изыскивал, куда бы пристроить уже пятый по счету меч: Черные Клинки издавна отличался трепетным отношением к этому виду оружия. Густые жесткие волосы успешно заменили собой истлевший подшлемник. Торчащие в разные стороны из-под кольчужной бармицы, они придавали Черному Клинку залихвацкий вид.

— Я стану вождем… — бормотал он возбужденно. — Я стану вождем, как только доволоку все это до дома!

— Мечтаешь? — прервал Шенгар его сладкий самообман. — Знаешь что с тобой сделают дома? Сначала батенька приласкает тебя дубиной по темечку. Потом заберет вот этот меч, который ты так нежно поглаживаешь, себе. Остальные раздаст твоим старшим братьям — как раз хватит на всех четверых. И останется вождем, как и был до сих пор. А тебя засунет голым в муравьиную кучу.

— Да ну тебя, — обиделся Мардок, переходя к полке с ножами.

Шенгар быстро перекинул топор обухом вперед и легонько огрел старого приятеля по железной маковке:

— Бомм!

— А-а! — завопил Мардок, присев от неожиданности, и схватился за уши, пытаясь стащить с них гудящий колокол шлема. Чего и следовало ожидать, волосы намертво запутались в бармице. Черный Клинок остервенело дергал и тянул, оставляя в кольчужном полотне щедрые клочья красноватой шерсти — но избавлению от подлого шлема это не слишком способствовало.

Тут даже Ришнар не смог удержать привычной хладнокровной маски. Эльф тихонько похрюкивал в углу, спрятав лицо в ладони. Автор суматохи и вовсе не скрывал удовлетворения произведенным эффектом.

В конце концов Мардоку удалось победить коварный капкан. Багровый от стыда, он зло сверкал глазами из-под взлохмаченного вороньего гнезда, в которое превратилась его шевелюра.

Ривендор — такой же красный, но только от смеха, порылся в одной из сумок на поясе и выудил оттуда расческу. Протянуть ее страдальцу получилось не сразу — при виде этого предмета новый приступ истерики накрыл компанию.

Больше всего Черному Клинку хотелось провалиться на месте. Или кого-нибудь убить — точно он не решил. Но, чем свирепей становилась его физиономия, тем пуще гоготали злорадные спутники.

Ришнар попытался было вернуться в роль мудрейшего и старшего.

— Ладно. Позабавились и хватит. Мы не для того приш…кххххх… Ох! — последние сдавленные звуки не входили в первоначальный план речи. Просто в этот момент, совершенно некстати, в поле зрения старого воина попал Мардок, терзающий расческой несчастные волосы с такой жестокостью, словно поставил непременной целью выдрать все оставшиеся.

Обида Черного Клинка не прошла безнаказанно: Шенгар досмеялся до такого кашля, что самому ему сделалось совершенно не до веселья. На мгновение показалось, что сейчас на пол посыплются сначала легкие, потом желудок, кишки и прочие потроха. Однако, обошлось. Когда кашель отпустил незадачливого шутника, тот был уже совершенно серьезен.

— Ну хорошо, — прохрипел Шенгар, вновь принимая задачи предводителя. — Так что там с этим фа… фо…

Умное словечко напрочь вылетело из головы, и урук-хай с надеждой оглянулся на эльфа.

— Фейерверком? — вспомнил тот.

— Им самым.

Ришнар торжественно отступил на шаг в сторону, открывая взглядам полку, где стояли рядами несколько бочонков. Тщательно просмоленные щели между досками свидетельствовали о том, что содержимое боится сырости.

— Я ждал, пока вы наиграетесь с железками, — равнодушно бросил он. — Так вот. То, что произошло у тех дурней в коридоре, называется взрыв. А вот здесь, в этих бочках — порох. То, что взрыв вызывает. И сейчас нам предстоит выяснить, остался он цел, или нет… Стой!

Седой воин едва успел перехватить руку Мардока, могучим кулаком приготовившегося выбить у бочонка дно.

— А вот этого делать не стоит. Если не хочешь отправиться за Исчадиями Тьмы. С порохом надо обращаться крайне осторожно.

Внутри оказался неказистого вида порошок с неприятным запахом. Ришнар осторожно зачерпнул немного и рассыпал полоской по полу.

— Факел, — потребовал он.

Соприкоснувшись с огнем, порох мгновенно полыхнул и сгорел в один миг, не оставив и следа на полу.

— Это все? — разочарованно протянул Мардок.

— Он испортился? — мрачно предположил Шенгар.

Ришнар, тем временем, выглядел совершенно удовлетворенно.

— Нет, порох в порядке. Нам очень повезло.

— Тогда почему в коридоре колонны разнесло, а тут…

— Терпение, юный вождь. Вытаскивайте бочку наружу, и я покажу кое-что посерьезнее.

Двое урук-хаев переглянулись. Каждый из них до неприличия напоминал вьючное животное. Шенгар сгибался под тяжестью двух окованных железом щитов, бригантины из потресканной кожи, с которой планировал содрать стальные пластины для своей любимой куртки; тяжелой кольчуги с рукавами (для Орога); кольчуги более легкой (Харлаку); трех шлемов; двух тяжелых орочьих мечей — и это не считая уже упомянутых топоров, а также ножей, наручей и прочих полезных мелочей.

Мардок умудрился напялить (в целях облегчения транспортировки) сразу несколько кирас, не только спереди, но и сзади. Теперь он сильно смахивал на краба, побывавшего в руках злого чародея. Шлем, доставивший неприятностей, он оставил уже из принципа. Еще Мардок прихватил самострел с запасом болтов, а к прежним пяти мечам прибавилось еще два.

Было видно, что с нежданными сокровищами ни один из орков не расстанется. Обреченно прикинув вес бочонка, эльф поднатужился и взвалил ношу на плечи. Еще один прихватил сам Ришнар, зачем-то накинув сверху старую пришедшую в негодность стеганку.

Площадка для испытаний нашлась в одном из соседних залов. Когда-то орки забавлялись здесь, отбивая со стен мраморную облицовку. Расчистив от пыли небольшой участок в основании колонны, Ришнар засыпал порох в образовавшуюся ямку и прикрыл туго свернутой стеганкой, а сверху привалил крупными кусками мрамора. Наружу он вывел длинную пороховую дорожку, которую продолжил до самых дверей.

— Выходите отсюда, — велел старый воин. — И становитесь за стену.

Шустрый огонек побежал по серой тропинке и скрылся в проеме…

Бабах! В пролетевшем мимо предмете орки обалдело узнали мраморную плитку, лежавшую на углублении с порохом.

Эльф, более знакомый с передовыми достижениями науки, готовился к чему-то подобному, но результат превзошел даже его ожидания.

Как раз в тот момент, когда они осторожно заглянули в зал, верхняя часть колонны, чудом удерживаемая на тонкой покосившейся ножке, оставшейся от основания, рухнула с грохотом, рассыпавшись горой обломков. Спасаясь от клубов поднятой пыли, испытатели спешно юркнули обратно за стену. Шенгар, правда, так и остался глазеть с разинутым ртом, его выдернул за руку Ривендор.

— Вот так вещь… — зачарованно пробормотал урук-хай.

— Это магия? — спросил Мардок.

— Какая разница, — пожал плечами Ришнар, успешно маскируя раздражением свою полную неосведомленность в этом вопросе.

— Значит, оставшиеся в тайнике бочки — все, чем мы располагаем? — погрустнел Шенгар.

— Я припрятал сколько мог, — сказал старый орк. — В то время тут было, знаешь ли, многовато лишних глаз, чтобы шастать туда-сюда, не вызывая подозрений!

— Это не магия, — уверенно сказал эльф. — Всего лишь знание о превращении одних веществ в другие.

— Превращении? — нахмурился орочий вожак. — И не магия? Ты ничего не путаешь, ушастый?

— Я не слишком интересовался подобными вещами, — признался Ривендор. — Но это такие же естественные свойства, как превращение воды в лед или пар. Чтобы воспользоваться ими, не нужно быть магом… Спроси лучше Алангора, он разбирается в получении красок и эмалей. Общие принципы те же самые.

— Алангора? — задумчиво промолвил Шенгар. Для него явилось совершеннейшим откровением, что этот лопоухий калека с наивностью младенца (в свете последних событий не вызывающий ничего, кроме раздражения), оказался причастным к таинству, стоящему в нескольких шагах от получения волшебного взрывательного порошка.

Он мечтательно прикрыл глаза, перед которыми уже рисовались грандиозные перспективы применения пороха. Бабах!.. Бабах!..

Передвигаться ночью по гномьим владениям оказалось не сложнее, чем днем. Большие матовые шары, укрепленные по стенам и потолку, светились призрачным сиянием. Значительную часть из них побили развлекающиеся захватчики, но даже немногих оставшихся хватало, чтобы идти, не натыкаясь на углы и стены. Эльфу, правда, освещение казалось недостаточным, но орки чувствовали себя прекрасно.

— Слушай, Черное Солнце, — сказал Мардок. — Так это ты один собирал тот тайник?

— Я и несколько доверенных товарищей.

— Погибших, надо полагать, в следующем же бою? — развил идею Шенгар.

— Какое теперь до этого дело? — ушел от ответа старый пройдоха. — Главное, их больше нет. А мне в такие годы и при подобных обстоятельствах оно уже ни к чему. Так что забирайте все, что понадобится.

— Это был единственный тайник? — поинтересовался молодой предводитель, вспомнив прошлую выходку седого плута.

— Нет, конечно, — не преминул ответить тот. — Только вот остальные я, до времени, приберегу.

Прошло три дня с тех пор, как поселился Орог в удивительном саду под каменными сводами. Первое устремление немедленно отправляться на поиски выхода орк безжалостно задавил. Сколько бы времени он не пропадал, появление на арене действий шатающегося скелета положения не спасет. Даже самого отчаянного положения.

К тому же, очередного голодного перехода — на этот раз по гномьим катакомбам — он точно не переживет. В пещерах попадались хотя бы летучие мыши, рыба. Да хоть черви и слизни, которыми тоже не приходилось брезговать! Вряд ли в торжественных покоях, одетых в гранит и мрамор, водится много такого добра. Так что сиди, вождь несуществующего клана, не дергайся! Отъедайся в прок, пока можешь! А то останутся навсегда Стальные Когти лишь в угасающих твоих мечтах.

Слухи, что ходили о подземных владениях гномов, не позволяли с оптимизмом строить планы на будущее. Не зная устройства лабиринта, блуждать в нем можно не хуже, чем в настоящих пещерах. Ему уже крупно повезло выбраться сюда. Не стоит слишком надеяться на повторную удачу.

И вот, три дня как Орог прохлаждался под блеклыми листьями подземного сада, набираясь сил. Безделье раздражало, неизвестность бесила. А еще он думал, что року было угодно гнусно подшутить, оставив в качестве пропитания рыбу и яблоки — те две вещи, которые, при наличии выбора, он предпочел бы последними.

Орог сильно тяготился отсутствием книг — вот уж кто бы мог такое подумать о существе, три года назад не державшем в руках ни одной! Ими он привык занимать свободное время. И обычно этого времени очень не хватало. Теперь же его было сколько угодно, но книги остались неизвестно где, а том по металлургии, ставший для него в последнее время чем-то вроде священного, скорее всего, безвозвратно сгинул в лапах невежественных «стариканов».

Разум молодого орка медленно переваривал пережитый ужас, возвращаясь к прежнему деятельному состоянию. Теперь Орог не только мог вспомнить, что привело его в этот странноватый уголок, но и попытаться оценить совершенные ошибки. Которая из двух оказалась серьезнее?

Уршнак преподал ему хороший урок. Пока он самонадеянно считал, что водит «старикана» за нос, на самом-то деле за нос водили его. И он еще пытался надуть существо с трехсотлетним опытом интриг и выдержкой, позволившей не спятить за десять лет без света и надежды! В то время как ему самому почти что хватило тех нескольких недель скитания по пещерам, чтобы едва не сдвинуться с концами!

Орог задумчиво перекинул вперед прядь волос. Три дня назад, на берегу канала, он решил, что ему привиделось, показалось в обманчивом синем свете. Но нет, зрение вовсе не обмануло его. Волосы сделались абсолютно белыми. Седыми, как у глубокого старика. Эдакая печать глупости. Которая останется с ним навсегда. Орк поспешил убрать с глаз прочь это неприятное напоминание.

Эльфы… Кажется, пора серьезно пересматривать восторженное отношение к этой расе. С чего он решил, что эльфу можно доверять? Потому что единственный эльф, с которым он как следует общался, был Роэтур? Так он и сам неоднократно подчеркивал, что другие держат его за странного сумасброда. Нельзя же, к примеру, судить об орках… Скажем, по братцу Шенгару. Так ведь недолго решить, что Северные Кланы — команда шутов на прогулке.

Тут Орог припомнил о третьей ошибке, и ему стало совсем муторно. Если от первых двух никто, кроме него самого не пострадал, то здесь он подвел брата! Неизвестно, что с ним сейчас. Возможно, Шенгар из-за его глупости попал в еще худшую беду, чем он сам!

Мысль о том, что брата, возможно, нет в живых, вызвала в душе такой отклик пустоты, что Орогу хотелось взвыть. С тех самых пор, как он начал готовить себя к роли будущего лидера, Орог чувствовал себя пугающе одиноким. И лишь теперь, когда страшное осознание того, что он может никогда больше не быть разбужен ласковым пинком под ребра или услышать ехидных шуточек в ответ на искренний вопрос, он понял, что такое НАСТОЯЩЕЕ одиночество. Это у других он пытался то ли заслужить уважение, то ли выманить обманом. Брат свои дружбу и преданность отдавал добровольно. А как он сам воспринимал Шенгара? В качестве удобного объекта для оттачивания риторики? С которым, к тому же, сложно соскучиться?

Еще Орог подумал, что если бы не брат, он, возможно, так и остался бы сидеть в планах, мечтаниях и тоске о великом прошлом. Именно от Шенгара он заразился склонностью к авантюре, умением воспринимать игрой самые серьезные ситуации. Тогда, на памятном совете, рассказывая почтенному собранию старейшин и вождей полную чушь, он, помнится, так и поступил. Решил — а что если бы на моем месте стоял сейчас братец? И язык сам пустился вещать такое, от чего волосы дыбом становились.

Наверное, так оно и есть. Жизнь раскачивается, как грузик на веревке. И, если одна ступень пройдена, на следующей приходится усваивать что-то прямо противоположное. Первый этап он благополучно миновал. Не оглядывайся на других, и пусть чужое невежество не повредит твоей уверенности. Значит следующий — научиться ценить находящихся вокруг? Почему же, почему надо было понять это так поздно! Или… Иначе было невозможно?

Брат как-то утверждал, что разговоры с собой позволяют вернуть спокойствие. Похоже, пришло самое время попробовать этот прием на практике. Так что… Спокойно, вождь. Чего бы ни произошло, этого уже не исправить. И, если по твоей вине был разыгран худший вариант, тебе придется с этим жить и двигаться дальше. Право распоряжаться судьбами других требует расплаты. Молись, чтобы цена не оказалась заплачена зря!

В конце концов Орог нашел себе дело. Открутил у сухой вишни толстую прямую ветку и принялся вспоминать движения, отрабатываемые Уршнаком на тренировке. Вскоре это занятие в достаточной мере поглотило его, чтобы отогнать на задний план изматывающие терзания нечистой совести.

На четвертый день Орог почувствовал себя в силах осуществить первую вылазку за пределы сада. По здравому размышлению, он решил, что так будет правильнее всего: исследовать окружающие коридоры, постепенно расширяя радиус поиска. И каждый раз возвращаться к известному убежищу. Так он сможет, не блуждая и не удаляясь от источников еды, разведать окрестности — и, возможно, обнаружить что-нибудь интересное.

Заросшая травой дорожка привела к выходу из зала с лазурными сводами, напоминающими небо. По ту сторону ворот начинались обжитые части подземелья. Мягкий свет наполнял широкие коридоры, отделанные в светлые — белые, серые, кремовые тона. Из гномьих построек Орогу до сих пор приходилось видеть лишь сталеплавильный цех и начало коридора у ворот. Оба сооружения отнюдь не создавали ощущения уюта и внутреннего комфорта. Цех подавлял своими масштабами, великолепное убранство только усиливало впечатление. Коридор же казался и вовсе мрачным. Особенно после посещения орками.

Совершенно иначе чувствовалось в этих покоях, исполненных легкости и прозрачности. Их неяркая простота вызывала с одной стороны умиротворение, с другой Орог ощущал невероятный душевный подъем. Призрачные надежды приобретали силу спокойной уверенности, а препятствия, преграждающие путь к заветной цели мельчали до размеров временных неудобств.

Один из залов бросался в глаза неожиданной хаотичностью, столь удивительной среди строгой геометрии гномьей архитектуры. Потолок зала терялся в высоте, создавая иллюзию открытого неба — так же, как в саду. На головокружительном отдалении от пола тянулись несколько ярусов галерей. Ниже стены производили впечатление естественных форм — на этот раз не долины, а горного склона, пересекаемого десятками тропинок. Не привычный ковер из мхов прикрывал наготу камней. Настоящий цветник переливался яркими красками между вымощенных плитками дорожек. Но не живые растения, а таинственно поблескивающие минералы украшали гномьи жилища. Тщетно пытался Орог соотнести их с прочитанным в книгах. Настоящие камни затмевали своим видом любое описание. Ни одна блеклая строка не в силах была передать все разнообразие расцветок, структуры, форм и огранок, представших перед остолбеневшим орком во всем великолепии. Впервые Орог почувствовал, что готов бесстыдно отступить со своими книжными знаниями. Без чужой помощи в этих камнях нипочем не разобраться!

По полу зала (а может, дну, как у ущелья?) змеился приятными глазу изгибами прозрачный ручеек. Презрев виднеющийся неподалеку мостик, молодой орк легко перепрыгнул через ручей и начал подниматься вверх по ближайшей тропинке, движимый разгорающимся любопытством. Сила уже начинала возвращаться к его отощавшему телу, но до прежней массивности было куда как далеко. Орогу казалось, что он порхает над каменными цветами, словно бабочка-переросток.

Дорожка привела к небольшой террасе, похожей на естественную пещерку. В глубине террасы виднелась резная каменная лавочка. Природный вид «пещерки» нарушало круглое витражное окно и гостеприимная арка входа.

Несмотря на всю свою грамотность, еще очень многие вещи молодой орк воспринимал исключительно по меркам Кланов. Потому его совсем не смутило то обстоятельство, что гномы не потрудились снабдить свое жилище дверью — а также увесистым замком на нее.

Первым помещением оказалось что-то вроде рабочего кабинета. Прямо под окном располагался стол на дутых изогнутых ножках. Разумеется, каменный. Его полированную поверхность украшала инкрустация. Детали рисунка были подогнаны настолько точно, что казались единым целым. Витраж окрашивал падающий свет в золотистые, алые и рыжие тона — как будто стол освещали косые лучи заходящего солнца. При виде этой картины в голову орку впервые закралось подозрение, что ничего особенно хитрого в цветной подсветке гномьих помещений нет.

Всю противоположную стену занимали книжные полки. Здесь Орога поджидало главное разочарование: решительно все книги оказались на гномьем языке. Среди плотно притиснутых друг к другу томов виднелось несколько пустых темных прогалов. Словно, покидая жилище, хозяин решил захватить с собой стоявшие там книги.

И тут молодого орка словно настиг обжигающий удар хлыста. «А ведь правда, — понял вдруг он. — Ни в саду, ни в одном из этих коридоров и залов нет и следа Темных армий!»

Как такое могло приключиться? Зная обычаи и нравы орочьего войска, Орог силился отыскать причины, по которым жадные до убийства и разрушения предки могли оставить без внимания столь обширный участок. Причин не находилось и близко. Тем не менее, все выглядело именно так, будто гномы сами покинули катакомбы. В этом убеждении Орог окончательно уверился, осмотрев одну из соседних комнат. Там в изобилии оказались раскиданы одежда и вещи — словно обитатель дома выбирал нужное, а остальное бросал, как попало, не помышляя о возвращении. То есть, сборы были спешными, но не так, чтобы слишком.

Хоть Орог и не был силен в гномьих обычаях и культуре, ему показалось, что хозяин жилища был довольно пожилым. А вообще дом ему нравился. Как будто в жилах пробуждалась какая-то древняя память, доставшаяся от предков, привычных к подземной жизни. Погруженный в густой сумрак каминный зал требовал, на орочий вкус, оживляющих дополнений вроде оружия и звериных шкур. Впрочем, в аналогичных улучшениях нуждались решительно все комнаты. Но, в целом, Орог вовсе не отказался бы тут пожить.

На другой стороне дома дверь все же оказалась, но замка так и не было предусмотрено. Выходила она уже в стандартную гномью галерею, прямую и довольно низкую. Видимо, к каждому уровню жилищ подходил свой коридор.

Орк обошел еще несколько домов, оказавшихся похожими на первый, но все же лишенными того притягательного очарования. В них явно обитали семьи — Орог даже нашел несколько забытых в спешке детских игрушек. В основном это были уменьшенные копии «взрослых» молотов, клещей и других рабочих инструментов.

На этом Орог решил временно прервать изыскания. Бурчащий желудок однозначно намекал: пора возвращаться в сад. В последние насколько дней он относился к требованиям голодного брюха едва ли не трепетнее брата, известного чревоугодника.

Начинало темнеть, дневной свет померк, и ему на смену пришло беловатое свечение матовых шаров, гроздьями развешанных вдоль коридоров. То, что шары остались совершенно целыми, лишний раз подтверждало, что он — первый орк, когда-либо бродивший среди этих стен.

И все-таки, почему? Почему армии Владыки не добрались до этой части лабиринта? Терзаемый загадкой, Орог наелся ненавистных яблок, закусил жесткими, как будто решившими, в угоду гномам, обратиться в камень, грушами, и уснул, так и не придумав объяснений.

ГЛАВА 4

Наклонившись в сторону от костра, Ривендор обеими руками выгребал из волос каменную пыль и крошку. Толку это не приносило: эльф как сделался за одно утро из златовласого пепельным, так и остался.

Нириэль и Алангор устроились рядышком на широком бревне, нагло упертом прямо из-под топоров строителей, когда Шенгар и прочие ходили за порохом и оружием. Сейчас эльфы не только не решились бы на такое бесцеремонное пополнение в хозяйстве — они даже разговаривать старались потише, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Кто бы мог подумать, что ситуация может так резко обернуться в неблагоприятную сторону!

Кашель, мучивший Шенгара на протяжении последних дней, стал усиливаться еще до того, как они вернулись из похода. А на следующий вечер молодой вождь слег с сильнейшим жаром. Учитывая выносливость и упрямство урук-хая, лишь то, что он добровольно валялся в шатре, было тревожным знаком.

— Как коридор? — спросила Нириэль.

— Укрепляют последний участок. Вот уж не предполагал, что это может оказаться нерадостным событием!

— Да уж… — эльфийка зябко поежилась, и слепой художник крепче обнял подругу за плечи.

— А Шенгар как?

— Все так же. Как свалился вчера, так лучше и не становится.

В соседнем шатре послышалось какое-то копошение.

— А… кха-кха-кха! Не дож… кха-кха! Не дождетесь!

— О, Светлый Творец! — прошипела Нириэль сквозь зубы. — Сейчас опять начнется…

Сумрачная фигура возникла из-под полога, завешивающего вход.

— О чем это вы тут… кха-кха-кха-кха!..

Отмахнувшись от предложенной помощи, предводитель орков рухнул на бревно, дыша тяжело и часто, словно лохматый пес, изнывающий на солнцепеке в жаркий день.

— Так что — Шенгар? — подозрительно осведомился он.

Нириэль резко поднялась, уперев руки в бока.

— А ну марш обратно, — приказала эльфийка таким тоном, словно именно она заведовала окрестным бардаком, а заодно и всем Советом Кланов. — Доползался тут один такой!

Шенгар откашлялся, сплюнув в костер отошедшую из легких субстанцию. Судя по спешности действия, было там нечто не самого приятного вида и свойства, и урук-хай отчаянно хорохорился, чтобы не показать всей серьезности своего состояния.

— Что с тоннелем? — спросил он Ривендора.

Тот едва успел открыть рот, как его накрыла ладонь Нириэль.

— Молчи! — велела она. — Сначала — в постель.

— И куда только смотрели ваши генералы… — укоризненно пробормотал орк. — Таких бы десяток-другой, да в атаку на Темные армии! От Владыки еще в первую войну и клочков бы не осталось.

— Таких больше не найдешь, — глухо отозвался Алангор. — Только одна.

С тех пор, как художнику стала известна правда о расе Орога и Шенгара, отношения с ним стали натянутыми. То ли слепой не мог до конца смириться с необходимостью взаимодействовать с орками, то ли не простил обмана. А может, неуправляемая злая ревность Шенгара подточила доверие с другой стороны, и что-то в поведении орка выдало растущую неприязнь.

— Ты прав… — со вздохом согласился урук-хай. — Ну хоть трав-то целебных мне можно заварить?

— Можно, — смилостивилась Нириэль. — Нужно, — и, помолчав немного, добавила: — Если тебе уж так наплевать на себя самого… Подумай хотя бы о нас. Кроме тебя здесь разве только Мардок, да пара юношей из нашего шатра не слишком косо смотрят.

— Когда вернется брат, он вас точно в обиду не даст.

— Что это еще за «когда»?! А ты сам к тому времени что делать собираешься? Отбывать в миры иные, я правильно намек поняла?!

— Да я… кха-кха! Вовсе не то кха-кха-кха…

— Обычно ты врешь убедительнее.

— Ладно, оставим, — устало махнул рукой Шенгар. — Так что рудник?

— Утром разобрали последний завал, — сказал Ривендор. — Осталось поставить крепи. И в самом руднике кое-что расчистить по мелочам.

— Это радует.

— Не слишком, если честно, — вздохнул эльф. — Пока ты не в состоянии встать и лично возглавить дальнейшее, любая ошибка может стоить нам головы!

— Что-то я тебя не понимаю, ушастый. При чем здесь я лично?

— Ты сам, наверное, не замечаешь, сколь многое от тебя зависит! Вспомни. Ты обещал им оружие и военные действия. Когда вы явились сюда, оказалось, что для войны осталась лишь горстка стариков, а эльфов как не было, так и нет. Что до оружия, то надо еще крепко потрудиться. Другого бы давно за это растерзали! А с тобой они молча взялись за топоры и лопаты и принялись работать. Потом ты привел сюда нас — и они это стерпели! Ты заставил их молча наблюдать за эльфами, бродящими рядом на свободе и при оружии! Да еще и советы дающими! Кто еще способен на такое?

— Ты что болтаешь! — напустилась на двоюродного брата Нириэль. — Он же сейчас вскочит и побежит прямо в этот ваш проклятый рудник! Если бы он просто больше отдыхал и меньше пытался успевать за всем сразу, то давно бы выздоровел!

— Он не дурак и не глухой, — раздраженно огрызнулся Шенгар. — Чтобы через слово… кха-кха-кха-кха! И вообще, хватит ко мне цепляться… Найдите Харлака, мне нужно с ним потолковать.

Эльф неловко отвел глаза.

— Пусть Харлака ищет кто-нибудь другой, — тихо, но уверенно сказал он.

Шенгар вскинул брови.

— Та-ак. По-моему, мне тут что-то забыли рассказать.

Ресницы Нириэль слегка дрогнули, и от урук-хая это не укрылось.

— Вы, двое. А ну-ка выкладывайте, что там насчет Харлака.

— Когда вы отправились за порохом, — неохотно призналась эльфийка, — он явился и прямо сказал, чтобы мы сидели тихо и носу не высовывали за пределы своего костра.

— А сегодня утром, — добавил Ривендор, — велел мне убираться прочь из рудника. И держаться от него подальше.

— Та-ак, — повторил Шенгар, на этот раз задумчиво. — Похоже, мне еще более срочно нужно с ним переговорить… Вот уж от кого не ожидал!

— Не надо! — переполошилась Нириэль. — Если ты об этом скажешь, он сразу поймет, откуда тебе стало известно! Он вообще нас со свету сживет!

Предводитель орков одарил ее не самым приятным взглядом.

— Я похож на болвана? — поинтересовался он. — И, вообще-то, пока не сдох.

Эльфийка пристыжено замолчала. Шенгар угрюмо допил свой травяной отвар, после чего долго откашливался — и исчез в шатре.

Прозрачные глаза Харлака не выражали ровным счетом ничего.

— Так когда можно будет начинать? — спросил Шенгар, зарываясь глубже в теплый барсовый мех. Шкуру Нириэль всучила ему насильно, при первых признаках обострившейся болезни. Несколько раз урук-хай тщетно пытался вернуть ее эльфийке. Но стоило лишь уснуть, и шкура, как по волшебству, переносилась обратно. Просыпался он, укутанный в нее по самые уши.

— Завтра или послезавтра… Скорее, послезавтра, — прикинул полуорк.

Шенгар аж взвыл от досады.

— А я тут валяюсь, как подыхающая собака!

— У тебя есть еще целый день, — спокойно заметил Харлак.

— Я уже провалялся день, и лучше, поверь, не стало. Я-то чувствую. А, чтоб этой болячке под лед зимой провалиться! В то самое время, когда очередная проволочка может стоить нам головы!

— Паника еще никого не спасала, — холодно бросил Харлак.

— Паника… кха-кха-кха! Если бы! Я тебе сейчас покажу кое-что, вот и посмотрим что сам после этого скажешь!

Шенгар запустил руку в мешок с вещами и извлек на свет злополучную «Металлургию». Вряд ли автор сего труда предполагал, что когда-нибудь его книга будет использована в качестве орудия интриги!

— Что это? — на бесстрастное лицо полуорка легла слабая тень удивления.

— То, чем нам придется руководствоваться дальше!

Харлак осторожно перелистнул несколько страниц, и взгляд его сделался совсем непонимающим.

— Это какие-то магические знаки? — неуверенно предположил он.

— Ты меня спрашиваешь? Наверное. Но в них спрятан секрет получения железа.

— А разве гномьи штуковины не для того предназначены?

— Для того. Только делать ты с ними что собираешься? Сваливать грудой руду и молиться Оленю-прародителю?

Непроницаемое молчание полуорка послужило ответом. Некоторое время Харлак сосредоточенно листал книгу, потом закрыл.

— Сам-то ты на что надеялся? — спросил он.

— Орог разобрал, что означают все эти загогулины, — ответил Шенгар. — Только заняло это у него три года.

— Трех лет у нас нет.

— Кое-что он мне рассказал. В общих чертах. Но есть еще куча мелочей, которые следует учитывать. Вот как раз их нам и не хватает.

Харлак снова уткнулся носом в «Металлургию». Шенгар успел задремать и проснуться, а он все еще сидел, подобно северному богу Эвора, обращенному врагами в ледяное изваяние.

За время, проведенное в пещерах, Нириэль почти приспособилась к бултыхающемуся меху, служившему ведром. Эльфийка грациозно опустилась на колени у края обрыва, едва различимого в темноте: орки полагали свет факела за поворотом вполне достаточным освещением. Впрочем, у Нириэль было достаточно шансов убедиться, что отменное ночное зрение — вовсе не пустое бахвальство.

Для того, чтобы воздух внутри вытеснился, приходилось притапливать мех обеими руками. По счастью, наполнялся он быстро. Вода была совершенно ледяной. Наконец, последние пузырьки вырвались на свободу. С облегчением Нириэль заткнула пробку и подхватила за кожаные ремешки второй мех, уже полный…

Темная фигура за спиной возникла так внезапно, что эльфийка, вскрикнув, пошатнулась. И плюхнуться бы ей прямиком в холодные объятия реки, если бы напугавший незнакомец не успел подхватить ее за руки.

Слабый свет отразился в его зрачках — не зловещими алыми отблесками, как у орков, но все же достаточно ярко. И только тогда Нириэль узнала подкараулившего.

— Харлак? — удивилась она.

Странный северянин, напоминающий и орка и человека одновременно, отпустил ее кисти так поспешно, словно они были покрыты слизью. Каждое его движение отдавало крайней брезгливостью.

Некоторое время Харлак молчал — пытался придумать наиболее подходящее к эльфийке обращение.

— Послушай, женщина… Это правда, что твой народ разбирается в магии?

Похоже, с большим удовольствием он поговорил бы с жабой в пруду. Или мохнатым пауком. Нириэль терялась в догадках, чем был вызван подобный интерес.

— Среди нас встречаются, конечно, маги… — начала она. — Но с каждым поколением все меньше и слабее…

— Да или нет? — резко оборвал Харлак.

— Я не понимаю, что именно ты имеешь в виду!

— А то, что вы, длинноухие только без толку переводите пищу и дрова! Пора бы вам и пользу какую принести!

Прямолинейная эльфийка не выдержала:

— В прошлый раз ты велел не высовываться!

— Не испытывай моего терпения, женщина!

Сквозь уже привычное ледяное спокойствие полуорка просматривалось такое раздражение, что Нириэль окончательно растерялась.

— Подумай над моим предложением, — прошелестел Харлак. — Оно касается всех вас. И передай своему желтоволосому спутнику — если вздумает своенравничать — как легко могу я до каждого из вас добраться!

— Я так и не поняла, чего ты от нас хочешь, но шантажом этого точно не добьешься!

Харлак неприязненно посмотрел на нее и, ничего не ответив, скрылся за поворотом тоннеля.

«Что это с ним?» — изумленно подумала Нириэль. Следующая мысль оказалась более определенной: «И что наговорил ему Шенгар?!»

Ривендор дрожал от бешенства.

— Это ему можешь передать, что случилось с последним, кто смел с тобой так разговаривать! — кипятился он.

— Знала бы, что ты так на это отреагируешь, вообще бы молчала! — разозлилась Нириэль. — Я просто хочу разобраться, к чему это вдруг он завел подобные беседы.

— Да к чему бы не завел! Здесь все наперечет считают нас хлипкотелыми мямлями? У меня как раз чешутся руки доказать обратное! Вот и случай подходящий подвернулся!

— Хватит! Один раз ты уже кое-что доказал!

В пылу словесной перепалки двоюродные брат и сестра совершенно забыли про художника, внимающего каждому слову, обратив к ним незрячее лицо.

— Что значит — с последним? — хмурясь, спросил Алангор. — Нириэль кто-то угрожал?

— Ничего особенного! — хором ответили спорщики.

— Это все из-за меня, — печально проговорил художник. — Зря вы так рисковали, возвращаясь за мной. Стоило послушаться голосу разума и…

— Лежать трупами в разоренном лагере? — перебил Ривендор. — Остальные как раз так и поступили!

— Нет. Скакать во весь опор к городу, предупредить наших.

Ривендор сдвинул брови.

— Кому, как не тебе, понимать! Все, чему нас учили знать об орках — чушь и клевета!

— Этот вынужденный союз с урук-хаями не может продлиться долго. Орки есть орки, этого не изменить.

Нириэль тряхнула косой:

— Я и среди эльфов наблюдала такое, что любой орк посчитал бы верхом бесчестия!

— Все равно нам здесь не место, — сказал Алангор, нащупывая рукой полог шатра. Походка художника была еще нетвердой, но Нириэль, поднявшуюся было помочь, он упрямо отстранил в сторону.

Опираясь о шатровый столб, Алангор осторожно прошел внутрь.

— Он с каждым днем становится все невозможнее! — в сердцах прошипела Нириэль.

— Будь снисходительной, он ведь лишился всего, что было дорого ему в жизни!

В глазах эльфийки сверкнул нехороший огонек.

— Все, ты говоришь? А я? Меня лишиться уже никому не жалко?

Неизвестно, до какой ссоры могло бы довести продолжение разговора, но тут появился Мардок.

— Слушайте, ушастые! — в его устах старое, как вражда между расами, прозвище не казалось обидным. Наверное, потому, что говорящий не ставил целью оскорбить. — Вы, случайно, в магии не разбираетесь?

— Да они сговорились! — воскликнула эльфийка.

— Сговорились? — не понял Черный Клинок.

— Ты сегодня не первый с этим вопросом, — объяснил Ривендор.

— А! Ну, просто Шенгар подсунул Харлаку про железо эту… как ее… книгу. А тот ничего, кроме картинок и не может разобрать. Вот я и подумал, может, вы… — Мардок заметно погрустнел. — Значит, не разбираетесь.

— Погоди, — сказала Нириэль. — Так весь этот переполох с магией означал, что вам просто надо прочитать книгу?

— Прочитать?

— Ну… Разобрать, что в ней говорится.

— Вроде того, — кивнул урук-хай.

— Так это никакая не магия! Конечно, мы можем ее прочитать. Это же просто!

— Отличная новость! — просиял Черный Клинок. — Пойду передам остальным!

Он скрылся так же поспешно, как и возник — только тихо прошуршали мягкие подошвы. Не прошло, однако, и пяти минут, как довольная физиономия Мардока снова выплыла из-за ближайшего шатра.

— Я тут подумал… Вы Харлаку, не говорите, что все просто. Походите там вокруг этой книги, побормочите чего-нибудь, круг нарисуйте. В общем, придумайте!

На этот раз урук-хай удалился окончательно.

ГЛАВА 5

И снова стена, преграждающая путь, возникла прямо посреди коридора.

В одном из залов на потолке Орог обнаружил грандиозную схему, изображающую основные ходы и уровни катакомб. Большого труда стоило без ошибок перенести эту паутину линий на листы бумаги, обнаруженные в одном из домов. Перо нашлось там же, а вот с чернилами оказалось сложнее. В лучших традициях героев, попавших в затруднительное положение, пришлось использовать вместо них собственную кровь.

И вот уже четвертый коридор, ведущий в южном направлении, отрезан таинственной стеной.

В первый раз Орог подумал об ошибке. То ли он не то начертил, то ли не туда свернул. Второй и третий тупик рассеяли сомнения. Четвертый, лежащий вдалеке от первых двух, он проверил просто для того, чтобы окончательно убедиться: пути, ведущие на юг, перекрыты.

Может быть, это сделали гномы, спасаясь от наступающей темной орды? Орк невольно поежился, представляя, каким могуществом надо обладать, чтобы призвать силы подобного масштаба.

Обломки камней, покосившиеся лестницы и колонны, глубокие трещины в стенах, полу и потолке свидетельствовали скорее о катастрофе, нежели о механизме, предусмотренном заранее. Такое впечатление, будто сдвинулись целые пласты, превращая тысячелетний лабиринт в подобие разворошенного муравейника.

Неужели он угодил в этот нетронутый уголок гномьей жизни, словно волк в яму? «Спокойно, вождь, не паникуй раньше времени. Сюда ведь ты как-то прошел! А значит и выход тоже найдется».

Идти обратно? Орог попытался вспомнить путь, которым выбрался к диковинному саду. Не получалось даже приблизительно. В памяти всплывали лишь голод, боль, темнота и безумие напополам с животным ужасом.

На гномьих картах система внешних пещер, природный лабиринт, почти не пересекающийся с искусственным, и вовсе не был обозначен.

Значит, идти назад тем же путем не получится. Что ж, не слишком и хотелось.

Орк уселся на покореженной ступеньке полукруглой лестницы из белого мрамора и задумчиво разложил перед собой листы с планом. Процарапал когтем приблизительную линию разлома.

Тыкаться наугад в каждый из пересеченных ею коридоров можно не одну неделю. А он и так уже потерял уйму времени…

Стоп! До сих пор он двигался прямыми путями. Судя по карте, он сейчас находится на северо-восточной оконечности катакомб. Попасть желательно в юго-восточную часть, к руднику. Если ближайший коридор, тянущийся в южном направлении завален, параллельные ему боковые веточки тоже… Может быть, стоит пройти на запад и попробовать один из исполинских тоннелей, ведущих к центру?

Несколько предыдущих дней Орог посвятил беззастенчивому мародерству в заброшенных домах и мастерских. В мешок, сооруженный из гномьего плаща, летели инструменты, мелкая металлическая утварь, веревки и прочие предметы, способные пригодиться в походе и лагере. Радостной находкой стал новый компас, а также кремень с огнивом.

Настоящей сокровищницей по меркам Кланов оказалась мастерская сапожника. Многочисленные шила, ножи, пробойники, иглы заставили Орога вспомнить, как ноют разбитые камнями ступни. Совсем уж неподобающим везением следовало считать находку отлично выделанных и прекрасно сохранившихся кож. Видимо, сапожник запасался впрок, и уходя, бросил тяжелый громоздкий материал.

В этой мастерской орк задержался на целые сутки, и в результате стал счастливым обладателем новых штанов, рубахи без рукавов, а также пары добротных сапог. Обеспечить себя при необходимости одеждой и обувью умел любой северный охотник. То, что получилось у Орога, было совершенно не четой корявым творениям Черного Солнца. Почти точная копия утерянного и загубленного в пещерах — с той лишь разницей, что материал был другим. Вместо меха, предпочитаемого Кланами, пришлось воспользоваться мягкой лишенной волоса кожей. К тому же, прокрашенной в ровные однородные оттенки, от естественных до насыщенных красных, зеленых, синих. Заниматься особым украшательством времени не было, и Орог ограничился тем, что выбрал красные шкуры для основных деталей и черные — для скрепляющей их шнуровки. Где-то в глубине не дремлющие инстинкты пытались отчаянно сопротивляться броским цветам. Но логика безжалостно подсказывала: нельзя следовать старым законам. Пещера не лес и не тундра, а вождь — не охотник. Поддаться привычкам хотя бы ненадолго — и будущие Стальные Когти станут просто еще одним мелким кланом в кругу Совета (если, конечно, вообще появятся).

Он должен действовать по-новому, вести себя по-новому, на собственном примере являя другим наступающие перемены.

С этими мыслями Орог отбросил последние колебания и решительно взялся за раскрой вызывающе яркого лоскута.

Широкий запАх и мохнатые отвороты привычной меховушки превращали ее в поистине универсальную вещь. Она защищала от холода, легко проветривалась в жару, а на привале служила подушкой и одеялом одновременно. Кутаться с тем же комфортом в кусок голой кожи было невозможно, и потому новую безрукавку Орог скроил цельной, наподобие зимней рубахи.

Еще одно нововведение коснулось сапог. Как успел Орог убедиться, каменные полы пещер оказались настоящими убийцами подошв. Без сожалений принеся в жертву удобству бесшумность походки, он сделал подошвы жесткими и многослойными, а к носам и пяткам приколотил найденные здесь же металлические подковки.

Еще довольно тощий, напоминать оживший скелет Орог все же перестал. В большом зеркале, украшающем прихожую сапожника, отражался высокий сухощавый тип с горделивой осанкой, горящими янтарно-желтыми глазами и хвостом длинных белых волос. Что-то в нем было от северного охотника, что-то от офицера сгинувших армий Тьмы. И, в то же самое время, он не являлся ни тем, ни другим.

«Ну что, Орог? Ты бы пошел за таким?» — поинтересовался орк сам у себя. И сам себе немедленно ответид: «В здравом уме и твердой памяти я бы валил от него подальше. И вспоминал лишь в кошмарном сне. Но мы ведь с тобой немного рехнулись там, в пещерах, верно? А может и раньше!»

То, что Шенгар со своим неистовым любопытством пропустил краткий урок прикладной математики, который Ривендору пришлось устроить для компании орочьих вожаков, заставило Нириэль серьезно встревожиться насчет здоровья молодого урук-хая.

Эльф заметно нервничал, с трудом представляя, как будет объяснять даже самые примитивные понятия кучке кровожадных варваров. Нириэль вызывалась было выступить сама, но Мардок и Ришнар в два голоса отговорили ее от этого. Алангор отказался помогать наотрез.

Опасения Ривендора развеялись быстро. Его клыкастые слушатели оказались на редкость внимательной аудиторией. Цепкая память прирожденных охотников с легкостью впитывала получаемые знания. А когда в качестве наглядных пособий в ход пошли мечи, ножи, топоры и прочее вооружение, дело и вовсе наладилось.

Сложение и вычитание северяне представляли и так. Растолковав оркам суть умножения и деления, Ривендор принялся объяснять им про массу, объем и плотность.

— Зря он это затеял, — проворчал Алангор по-эльфийски. — Объяснил бы, куда засыпать руду, а куда уголь, а дальше уже их забота. Все, чему он учит, повернется в войне против нашего народа.

— Когда я увидела орка в первый раз, то спустила тетиву без колебаний. Теперь — не знаю. Да, они отличаются от нас, они другие. Но это вовсе не те отвратительные существа, о которых нам твердили с детства.

— Это Шенгар тебя так очаровал? О да, он это умеет. Я тоже поддался на эту искренность… Пока не выяснилось, что от меня скрыли самое главное. Ну что же, не буду разочаровывать раньше времени.

— Да что ты прицепился ко мне с этим Шенгаром! Алангор, я тебя просто не узнаю, честное слово!

— А я изменился, знаешь ли. Может, ты не заметила… Я был художником и творил прекрасное. А теперь я слепой калека. Я всю жизнь мечтал посмотреть пещеры гномов — и вот я там! Только ничего не вижу!

— Для меня это тоже огромное горе, ты же знаешь! Но ты все так же дорог мне, несмотря ни на что!

— Это пройдет. Ты еще помнишь, каким я был раньше. И каким не стану никогда.

— Хватит! — разозлилась Нириэль. — У нас достаточно настоящих проблем, чтобы городить к ним еще!

— Точно. Иди проведай, как там наш больной урук-хай. Мне уже ничем не поможешь. А этот как поправится, здоровее прежнего будет.

У эльфийки аж в горле перехватило от возмущения.

— Да ты что — ревнуешь? К орку?! Это нелепо!

— Тогда почему от тебя только и слышно, что об урук-хаях и их делах? Целыми днями — Шенгар то, Шенгар это!

Нириэль в замешательстве прикусила язык. «А ведь и правда, — поняла она. — Мне совсем небезразлично, чем окончится эта затея с железом. Я даже не знаю, за кого больше переживаю — за нас, или Шенгара с его урук-хаями. Почему?»

— Наша жизнь зависит от того, добьются орки успеха или нет, — со вздохом сказала она. — Я старалась как лучше… А потом мне самой стало интересно. Наверное, я слишком увлеклась. Прости.

Алангор слабо улыбнулся и, поймав рукой ладонь Нириэль, тихонько притянул к себе.

— Пусть Ривендор ведет дела с орками. Я не знаю, как отговорить его. Но ты не лезь во все это, ладно?

Эльфийка кивнула, и лишь потом вспомнила, что художник больше не понимает жестов.

— Я постараюсь, — сказала она.

— Вы двое что-то от меня скрываете. Не буду допытываться, что именно. Я доверяю тебе и Ривендору как никому более, и если у вас есть причины недоговаривать, так тому и быть. Но также я чувствую, как сильно его это гнетет. Поговори с ним, Нириэль, прошу тебя. Прежде чем он не наделает непоправимого.

— Не знаю… У меня такое ощущение, что он уже сделал выбор.

— Как я и боялся, — вздохнул Алангор. — Что ж, остается лишь ждать и надеяться. И держись подальше от орков с их проблемами, хорошо?

— Я же сказала, что постараюсь!

— По крайней мере, обещание честное, — улыбнулся художник, зарываясь лицом в золотистые волосы лучницы. — Знаешь, чего я боялся больше всего?.. Не смерти, нет! Я думал, что никогда больше не увижусь с тобой!

Ривендор, тем временем, разошелся настолько, что поведал оркам принципы десятичной записи чисел. С этим дела прошли далеко не так гладко. Даже из тех, кто сообразил, что это такое, половина совершенно не понимала, зачем оно нужно. Кое-кто в принципе не мог представить чисел больше сотни-тысячи.

И лишь зеленоглазый коротышка, один из первых урук-хаев, встреченных по пути в пещеру — Ривендор не запомнил его имени — откатил из костра уголек и принялся с глубокомысленным видом расчерчивать пол, периодически переспрашивая некоторые из названных эльфом цифр.

Ривендор про него и думать забыл, пытаясь втолковать особо воинствующим невеждам о пользе записи в сложных расчетах, когда орк оторвал от начертанного свои кошачьи глаза.

— Выходит, этой печке нужно руды с хорошую гору, — сказал он. — А угля и того более.

Мерное клацанье подков отмеряло шаги по низкому, темноватому тоннелю, уходящему на запад. Остался за спиной уютный уголок, казавшийся покинутым совсем недавно. Здесь же явно бросались в глаза все триста лет запустения. Трещины в стенах и потолках, неисправное освещение. Едва ли треть матовых овалов испускали тусклые желтоватые лучи. Чем дальше Орог уходил, тем меньше таких становилось. Один из темных овалов оказался разбитым. Орк с любопытством заглянул внутрь и увидел уходящую вдаль прямую трубу с зеркальными стенами. Как работает эта штука, он не понял, но взял на заметку обязательно разобраться в будущем.

К ночи Орог устроил привал. На ужин пошли остатки припасенной рыбы, завтрак уже полностью состоял из яблок.

Следующий день нес с собой новые тревожные знаки. Целых светильников не осталось вовсе, пришлось зажечь факел, предусмотрительно сооруженный из подручных средств.

То и дело попадались просевшие участки пола, выпавшие из потолка огромные глыбы громоздились поперек дороги.

Все эти явления нельзя было назвать радостными. Чем дальше шел Орог, тем призрачнее становилась надежда на то, что центральная часть не затронута катастрофой.

В один неприятный момент он было решил, что путешествие окончено: факел осветил темную массу базальта прямо впереди. И все же, у самого пола в завале обнаружилась щель. Протиснувшись между полом и упавшим куском скалы, орк разглядел смутные очертания большого зала и длинную каменную осыпь.

С трудом протолкнув сквозь щель мешок с гномьими богатствами, Орог принялся спускаться вниз. Орк преодолел больше половины осыпи, когда ему показалось, что в зале присутствует слабый свет. Он затушил факел, чтобы удостовериться. Некоторое время потребовалось глазам, чтобы перестроиться на окружающий полумрак (эльф или человек назвал бы его кромешной тьмой).

И тогда Орог понял, что ошибся насчет зала. Место, куда он вышел, оказалось огромным тоннелем. Не веря собственному счастью, орк достал компас. Стрелка легла точно по направлению тоннеля.

Нет сомнений — это один из главных коридоров, прочерченных на карте жирными линиями. Проходящий по всем нижним уровням. Обвал, способный перекрыть проход такой величины, должен был повергнуть в бездну половину Лесистых гор — а сверху признаков подобного катаклизма не наблюдалось.

Сердце Орога радостно заколотилось. Дорога на юг свободна! Он выберется из этих пещер. Он подарит железо своему народу.

Урук-хаи молчали. И смотрели. Так, что Ривендору становилось очень нехорошо.

Несмотря на то, что именно десятичные числа и операции над ними помогли зеленоглазому прийти к выводу относительно масштабов предстоящей работы, о математике орки позабыли в первую очередь.

И, хотя эльф имел к новым трудностям опосредованное отношение, он прекрасно понимал, куда обратится первый гнев. Больше всего в этот момент ему хотелось выхватить меч и уложить как можно больше орков прежде, чем те нападут сами и порубят его на куски. К счастью, история с принцем в достаточной степени убедила златовласого воителя в необходимости хорошенько подумать, прежде чем махать оружием.

Мардок, до сих пор сидевший с совершенно несчастным видом (половина сказанного Ривендором казалась ему пустым набором непонятных слов), мигом преобразился. Вот уж в чем он разбирался превосходно, так это в напряженной обстановке близкого кровопролития.

Сорвавшись с места, Черный Клинок в мгновение ока очутился между медленно свирепеющими орками и их будущей жертвой.

— Шенгар предупреждал нас о возможных трудностях, — сказал он. — Мы сами решили пойти за ним!

— Что-то трудностей многовато стало, — заметил воин из клана Леденящая Смерть.

— Да, — вторил ему товарищ из Темного Пламени. — Никто не говорил, что нам придется таскать горы угля и руды… А потом проверять, получится из них что, или нет!

— Уж не потому ли он валяется третий день, что сообразил, как дело плохо? — предположил третий орк.

Харлак окинул неприязненным взглядом эльфа, потом нехотя поднялся на ноги и спокойным размеренным шагом вышел вперед, останавливаясь рядом с Мардоком.

— Получится, Темное Пламя, — ровным голосом произнес он. — Затем мы сюда и явились.

Ривендору припомнились рассказы об орочьих законах по избранию и смене военного вождя. Если посреди похода выясняется, что прежний вождь более не устраивает значительную часть клана, собираются противники и сторонники запятнанного недоверием предводителя. Теоретически, традиция позволяла уладить разногласия путем переговоров, но за всю историю существования Кланов случаи мирного решения можно было пересчитать по пальцам. Одной руки. (Справедливости ради, следует заметить, что переизбрание вождя в походе — вещь, все же выходящая из ряда, и до подобных крайностей дело редко доходило).

«Интересно, — подумалось эльфу совсем некстати. — Здесь ведь не один клан, а несколько, а Шенгар — не официальный вождь. Справедливо ли действовать тем же порядком?»

Две стремительно растущие кучки оппонентов доказывали, что да, справедливо. По крайней мере, орки в том не сомневались.

Радовало одно: не только к шумливым бунтовщикам, но и к их компании прибавлялись новые союзники. Восходящая звезда математики, так некстати себя проявившая, тоже оказалась на их стороне. Зеленоглазый урук-хай стоял, недвусмысленно помахивая здоровенным топором, и заподозрить в нем скрытый талант инженера в тот момент было сложновато.

Приблизительное соотношение сил оставалось два к одному. Не в пользу защитников Шенгара.

Нириэль, сообразившая, что происходит, метнулась было в шатер за луком, но на выходе ее остановила жесткая когтистая рука.

— Стой, дура! — тихо шикнул Ришнар. — Ты их только больше разозлишь!

Все это время сотник Черного Солнца умудрялся так искусно избегать внимания, что эльфийка даже забыла о его существовании. Она раздраженно вывернулась из цепкой хватки старого воина, но все же послушалась, и дальше не пошла.

— А ты? — спросила Нириэль.

— Что мне до разборок северян, — презрительно хмыкнул старый орк.

— Да? И с чего это тогда ты взялся мне советы давать?

— Мне что, — удивился сотник, — нельзя уже просто так чего-нибудь сделать? В счет старой дружбы?

— Да ты слов таких не знаешь, — фыркнула эльфийка.

Ришнар равнодушно пожал плечами.

— Считай, что мне небезразлично, кто победит.

Тем временем, противоборствующие стороны продолжали перекидываться претензиями. По всему было видно, что фазе этой осталось длиться недолго, и скоро наступит пора действий.

Долгий душераздирающий кашель заставил всех присутствующих обернуться.

— О чем шумим? — прохрипел Шенгар, появляясь из шатра.

Смуглое лицо урук-хая приобрело бледный, землисто-серый оттенок. Лишь щеки пылали нездоровым огнем, да сверкали неистово глаза.

Самые ярые обвинители, минуту назад обзывавшие его притворщиком, пристыжено затихли.

— Ты от нас многое утаил, Коготь Ужаса, — вызывающе сказал заводила из Леденящей Смерти.

Он сделал паузу, ожидая оправданий в ответ, но их не последовало. Шенгар молчал, скрестив руки на груди, и его противнику ничего не оставалось делать, как продолжить речь. К которой он, к слову сказать, совершенно не был готов.

— Эти печки внизу… — проговорил он уже менее уверенно. — Они слишком прожорливы.

— Ты обещал нам железное оружие, — продолжил орк из Темного Пламени. — Что нужно только прийти, и оно наше. Потом оказалось, надо еще прогнать стариков. Потом строить лестницы и пробивать тоннели. Теперь понадобились уголь и руда. А железа как не было, так нет!

И после этого заявления Шенгар не проронил не слова. По правде, избежать вступления в спор ему помогла вовсе не прирожденная мудрость, а отвратительное самочувствие, в котором он старался держаться с достоинством. Силы двигаться и стоять у него еще были, а говорить, не кашляя, получалось с трудом.

Каково же было удивление Шенгара, когда он понял, что лучше молчания реакции придумать сложно. Так он просто стоял и наблюдал, как иссякают, не встречая отпора, обращенные к нему гневные речи. И тут молодого вождя осенило. Как пришла в порыве вдохновения идея насчет Харлака и книги, так совершенно ясно увидел он сейчас, как обезоружить одним махом всех недовольных.

— Ну, что ты скажешь?! — воскликнул заводила, когда он сам, равно как и его сторонники, исчерпали запас слов и аргументов.

— Вы правы, — ответил Шенгар просто.

Несколько мгновений продолжалась недоверчивая тишина. Орки переглядывались в полном недоумении. Наконец, заводила из Леденящей Смерти решился переспросить:

— Что?

— Правы вы, гово… кха-кха-кха-кха!.. говорю. Я обещал оружие, и Черное Солнце покажет, где взять его. Возвращайтесь домой, к своим вождям и кланам, — покаянно заявил Шенгар, а про себя злорадно продолжил: «…И подумайте своими каменными башками, с какими распростертыми объятиями они вас встретят!»

— Они же с нас шкуры сдерут! — растерянно проговорил буян из Темного Пламени.

— Так дело не пойдет! — наперебой заголосила вся их компания. — Нам нужно железо!

— Мне оно тоже нужно, — развел руками Шенгар.

— Чтоб тебе в пропасть свалиться! — зло сплюнул заводила. — Язык твой длиннее совести! Но в следующий раз он тебя не спасет, так и знай!

Орки возмущались, ворчали, но оружие попрятали, и принялись медленно разбредаться. Конфликт был исчерпан.

Ришнар что-то одобрительно пробурчал под нос.

— А из мальчика выйдет толк, — заключил он и почему-то хитро глянул на эльфийку.

На том бы всем и разойтись, и завершился бы этот бурный вечер тихо и мирно, но тут в пещеру влетел запыхавшийся урук-хай, из тех, что караулили возле входа.

— Прискакал дозорный из долины, — сообщил вновь прибывший. — Там длинноухие. Три десятка. Вооруженные.

Устало присев на краю большой глыбы, Орог сгрыз несколько яблок. Путь становился все труднее и труднее. Только огромные размеры коридора не позволили ему обрушиться полностью. Но от правильных геометрических форм гномьей архитектуры не осталось и следа.

После двух больших трещин, преодолеть которые оказалось трудной задачей, пол пошел уклоном вправо. Вряд ли это входило в первоначальную задумку гномов. На этом сравнительно недолгом участке пути Орог вымотался едва ли не больше, чем за всю дорогу до него.

Вдруг впереди забрезжил свет. Не яркий дневной, как в саду или жилых помещениях. Скорее, это можно было назвать сумраком. И все же, его присутствие сильно озадачило Орога. Нахмурившись, он развернул карту, чтобы удостовериться.

На особую точность его, скажем прямо, кривоватый чертеж не претендовал. Но даже принимая во внимание всю приблизительность перерисованной схемы, ничего, кроме тоннеля в этом месте быть не должно. По расчетам Орога, к центру катакомб он должен был выбраться не раньше вечера.

И, тем не менее, все выглядело так, словно этим световым пятном коридор и заканчивается.

Еще долго Орогу пришлось карабкался через громоздящиеся на пути завалы, прежде чем он добрался до непонятного света и увидел, как дорога, на которую он возлагал столько надежд, обрывается в никуда.

Грандиозность открывшейся картины захватывала и устрашала одновременно. Орог видел перед собой следы одного из самых дерзновенных творений разума. И вместе с ними — свидетельства ужасной катастрофы, в единочасье обратившей в руины труд сотен лет и десятков поколений.

Когда-то сердцевина лабиринта представляла собой гигантский зал. Мосты, лестницы, галереи — целые висячие улицы и площади заполняли его огромное пространство объемным каменным кружевом, а внизу переливалось светом отраженных огней озеро.

Теперь полость внутри горы стала еще больше. Стены рухнули, увлекая за собой чудесный подземный город. О бывшем озере напоминали лишь многочисленные лужи, подпитываемые ручейками: глубокая пропасть, разверзнувшаяся по дну, поглотила его почти без остатка.

Далеко на другой стороне виднелся противоположный край излома и разбросанные по нему темные жерла больших тоннелей, ведущих на север.

Орог скрипнул зубами от злой досады. Вот он, проход дальше. Он видит его собственными глазами, только вот толку с того…

Чтобы попасть туда, не хватало самой малости: умения летать.

Тем временем события в «тронном зале» приобретали нешуточный оборот. Центром всеобщего внимания являлись Харлак и Ривендор, уставившиеся друг на друга, словно два кота, вот-вот готовые вцепиться друг в друга. Причиной послужило заявление полуорка о том, что в сложившейся ситуации глупее, чем оставить в лагере трех потенциальных соглядатаев, только пригласить явившихся «ушастых» непосредственно в рудник. Реакция эльфа последовала незамедлительно.

— Эй, вы чего… — беспокойно рванулся Мардок, вклиниваясь между ссорящимися.

— Совсем головы нет, — зло прокашлял Шенгар, но вмешиваться благоразумно не стал.

Миротворческие порывы Черного Клинка были наказаны немедленно.

— Это вопрос чести! — рявкнул ему Ривендор в одно ухо.

— Это вопрос безопасности! — прошелестел Харлак в другое.

Откуда у стройного эльфа хватило сил оттолкнуть прочь здоровенного урук-хая, оставалось только гадать. Видимо, тот просто не ожидал от хлипкого «ушастика» подобной прыти.

И все же, усилия Мардока не остались совсем бесплодными. Слово «честь» сработало наподобие магического щита, воздвигающего вокруг эльфа и его неприятеля непреодолимую священную стену. Орки, уже готовые прийти на подмогу товарищу с оружием в руках, разом поостыли и отступили, продолжая лишь угрюмо наблюдать за дальнейшим развитием событий. Вопросы чести были для них достаточно серьезными, чтобы право на ее защиту имело даже такое нелепое создание, как длинноухий. Ривендор и не подозревал, насколько поднялся в глазах урук-хаев, едва упомянув это волшебное понятие.

Спровадив непрошеного доброжелателя, эльф обернулся к своему противнику. В его глазах, вместо привычного оттенка теплой бирюзы, разверзались бездонные сине-зеленые пучины штормящего моря.

— А теперь повтори, что сказал, — угрожающе проговорил он.

— Повторю, ушастик. Что ты и вся твоя компания в первый же удобный момент сбежите к своему племени. И разболтаете все, что вам известно.

— Так слушай меня теперь, урук-хай, — воскликнул золотоволосый воин. — Я помогал вам по доброй воле из искренних убеждений, и порукой в том — мое слово. Что касается моих спутников, то их нахождение в этих пещерах — последствие моей страшной ошибки. Но даже несмотря на то, что положение их вынудило так поступить, они не опустятся до того, чтобы предательски обмануть предоставивших им кров и пищу. И за это я тоже готов дать слово. Ты сомневаешься в его надежности, Харлак?

— Ходят слухи, ты потому к нам и подбиваешься, что уже запятнал свою честь так, что даже длинноухие брезгуют якшаться с тобой, — холодно бросил полуорк.

Кипятящийся эльф стал вдруг каким-то отрешенно-спокойным, едва ли не равнодушнее своего хладнокровного неприятеля.

— Я не знаю ваших обычаев, — обыденным тоном произнес он. — У нас оружие выбирает вызываемый. Но ты можешь выбрать в любом случае. Мне все равно.

— У нас дерутся тем, что есть, — презрительно отозвался Харлак, высвобождая из петель два тяжелых окованных железом топора — наследство злосчастного Черного Солнца.

— Значит не будем тратить время, — отозвался эльф, с характерным стальным лязгом извлекая из ножен верный клинок.

Пусть подробные описания поединков остаются на совести скрупулезных летописцев, скрипящих перьями в скукоте пыльных келий. Противники рубились безжалостно и жестко. Лезвия Харлаковых топоров рассекали воздух со скоростью молнии и неумолимостью снежного бурана. И ветром, неуязвимой бесплотной тенью растворялся Ривендор из-под их кажущихся неминуемыми ударов.

— Да ушастый с ним просто играет! — удивился Мардок, приглядевшись к происходящему. Как и большинство орков (кроме Шенгара и недобитых остатков Черного Солнца), он видел эльфа в деле впервые и оказался безмерно удивлен, что это хрупкое существо способно так легко сражаться с врагом серьезнее мухи.

Увлекшись комментариями, он едва не упустил момент, когда один из топоров, вывернувшись из руки владельца, прогремел по полу, приземляясь далеко за линией молчаливых наблюдателей. Двое урук-хаев, стоящих на пути, едва успели увернуться от этого «метательного снаряда».

Лишившись топора, Харлак оказался перед шустрым эльфом в заведомо невыигрышном положении.

— Ну что, — поинтересовался Ривендор. — Ты готов забрать обратно свои слова?

— Не празднуй победу раньше времени, — прохрипел полуорк. — Я еще не совсем обезоружен.

Запыхался он явно сильнее легконогого эльфийского бойца. Ривендор лишь рассмеялся в ответ.

— Стоит уравнять силы, — заявил он. — А то кто-нибудь может заявить, что «ушастый» сражался несправедливо.

И меч эльфа коротко звякнул о камни, отправляясь вслед за топором. На смену ему Ривендор вытащил обоюдоострый кинжал с длинной предохраняющей руку крестовиной.

На этот раз развлекался эльф по-другому. Короткие, стремительные броски и столь же поспешные уходы. И примерно в раз из трех таких бросков на теле Харлака появлялся новый порез. Тщетно размахивал полуорк своим топором — зацепить верткого противника было так же невозможно, как зарубить стремительные воды горного ручья. Лишь иногда снисходил Ривендор до того, чтобы скользящим движением отвести в сторону оружие врага (урок с заклиненным мечом не прошел для эльфа даром).

Несмотря на то, что зрелище получалось эффектным, Шенгар следил за ним без особенного удовольствия. Чрезмерное чувство гордости эльфа в очередной раз грозило обернуться серьезными неприятностями. Раздирающая боль в груди мешала сосредоточиться на чем-то помимо нее самой. Даже извечные шуточки и язвительные замечания, толпами роящиеся в мыслях, куда-то подевались. Все, чего Шенгару хотелось от жизни — это доползти до шатра, рухнуть на мягкие шкуры и там тихо помереть. «Ну и приспело же длинноухим припереться именно сейчас! — мрачно думал он. — А эти… Олени гонные, чтоб их! Вот кроме них мне проблем не хватало как будто!»

И, словно черная тень его собственных сомнений, за спиной возник вездесущий Ришнар.

— Тебе придется вмешаться, — заявил сотник. — Не один Харлак уверен, что ушастые предадут. Независимо от исхода поединка.

— Твоя взяла, старик, — невесело хмыкнул начинающий вождь. — Мне позарез нужен совет. Понятия не имею, как их теперь утихомирить.

— Взять длинноухих под стражу до поры — я не вижу других путей. Сможешь втолковать этой горячей голове, что таков их единственный шанс, и успех останется за тобой.

— Сомнительный успех какой-то, — огрызнулся Шенгар. — И несет от него, как от помойной ямы. Я поручился перед эльфами за их безопасность, и что теперь выходит? Может, тоже Харлака на бой вызвать, а? Что из-за его идиотских подозрений мне приходится отступиться от собственного слова?

— Подозрения не идиотские, и не только его. Что до твоего слова… Возможно, это единственное решение, способное спасти им жизнь. А тебе — уважение товарищей. Только Харлаку не спусти с рук такие выкрутасы.

— А то я без тебя не догадался, старик!

— Вот что я тебе скажу, Коготь Ужаса. Власть — она и состоит по большей части из сомнительных успехов. Твой брат, похоже, сумел это принять. А поймешь ли ты?

— Молчал бы лучше о брате! — раздраженно оборвал сотника Шенгар.

Тем временем, эльфу надоело дразнить противника своими молниеносными выпадами.

— Похоже, силы все еще не равны, — воскликнул Ривендор, наградив полуорка очередной кровоточащей царапиной. И отбросил кинжал, оставшись с голыми руками. В голосе эльфа чувствовалась уже некоторая усталость, но это было ничто по сравнению с измотанностью Харлака.

— Чего ты добиваешься, длинноухий? — с трудом переводя дыхание, спросил тот.

— Я добиваюсь, чтобы ты принес извинения. Мне и моим спутникам.

— Ты, может, и шустрый, ушастик, — заявил полуорк, — но подачка твоя мне не нужна.

С этими словами он избавился от второго топора.

И вновь сошлись упрямые противники, на этот раз без оружия.

Хоть Харлак и уступал размерами мышц обычным урук-хаям, соотношение веса оставалось не в пользу эльфа. Избежать, во что бы то ни стало, медвежьих объятий противника, превратилось для Ривендора в основную задачу.

Выворачиваясь из могучих захватов полуорка, эльф, наконец-то, стал серьезно уставать. И все же, его жилистое тело не было таким слабым, как выглядело на первый взгляд. Сочетание фехтования с рукопашным боем, когда вслед за клинком в ход мог пуститься кулак или колено, для Ривендора, привыкшего к «правильным» тренировочным боям, продолжало оставаться некоторой диковиной. Отслеживать «грязные» приемы противника он научился с первых же серьезных схваток, но сам до сих пор избегал их применения. А вот по отдельности руками он владел не менее блестяще, чем мечом. Харлаку чувствительно доставалось по голове, лицу и ногам, а один раз, вместо того, чтобы ухватить неуловимого эльфа, он пролетел половину площадки, и хорошенько приложился о камни. Пару ударов эльф тоже пропустил, и его тонкие черты в который раз украсились багровыми пятнами кровоподтеков. Казалось, в силах наконец-то наступило равновесие. По крайней мере, так с облегчением решило большинство урук-хаев.

Но был у этой схватки и другой рефери, куда более опытный, боец с четырехсотлетним стажем непрерывных войн, и заключение его было коротким и безжалостным.

— Ночная Тень готов, — сказал Ришнар и оказался совершенно прав.

Все завершилось в какие-то считанные мгновения. Подножка, рывок, стремительный разворот — и вот уже Ривендор восседает верхом на поверженном противнике, заломив ему руку под углом, близким к перелому.

— Проси извинения! — потребовал эльф.

Харлак упрямо стиснул зубы, и Ривендор усилил давление. Полуорк сдержал болезненный стон, но лицо его перекосила гримаса, выдавшая все.

Пальцы эльфа, такие тонкие и изнеженные на первый взгляд, оказались на проверку не мягче кузнечных щипцов Одноглазого Рерки.

— Извинение! — прошипел эльфийский воин.

Шенгар медленно вышел вперед.

— Ты проиграл, Харлак, — спокойно сказал он.

Ривендор почувствовал, как расслабляется стиснутое его железной хваткой, напряженное до дрожи тело врага. Эльф не стал его более удерживать. Отпустил захват и поднялся на ноги грациозным движением.

— Ты хороший боец, — с неохотой признал полуорк. — Мне не стоило оскорблять тебя. Я прошу извинения.

Встать с пола у него вышло далеко не так легко. Кровь струилась из рассеченной ударом брови, стекала ручейками из ноздрей, с разбитых губ, сочилась из неглубоких, но многочисленных отметин, оставленных эльфийским кинжалом.

— Фе, — картинно скривился Шенгар, — да ты как будто подрался со стаей кошек!

Харлак окинул предводителя угрюмым взором, но тот был неумолим в желании подбросить последнее полено в погребальный костер.

— Отправляйся-ка ты в свой шатер, — продолжил он. — И пока это позорище не заживет, даже носу не показывай. А то все длинноухие в округе от хохота полопаются!

Осталось тайной, как отреагировали на то гипотетические «длинноухие», но в рядах орков послышались явные смешки.

Растеряв остатки своего ледяного спокойствия, Харлак двинулся восвояси, недобро зыркая по сторонам.

Ривендор тем временем собрал разбросанное оружие и уже хотел было гордо удалиться, но оклик Шенгара остановил и его:

— А ну стоять! С тобой я еще не закончил! — Урук-хай обернулся к внимательно ждущим соплеменникам. — Вы. Кто считает, что ушастые могут предать, поднимите руку!

Более двадцати рук разом взметнулись вверх.

Шенгар насмешливо уставился на эльфа.

— Ну что, будешь вызывать на бой? — поинтересовался он. — Всех сразу, или по отдельности?

Эльф опустил глаза. Переждав продолжительный приступ кашля, предводитель орков продолжил:

— Тогда у меня есть предложение. Пока не уладится дело с длинноухими в долине, вы трое отдаете оружие и отправляетесь в охраняемую пещеру над рудником.

Ривендор вздрогнул, как от удара плети:

— Ты предлагаешь нам стать пленниками?

— Нет. Я предлагаю вам избежать поводов к дальнейшим подозрениям.

— Это просто красивые слова, — глухо произнес эльф. — Но суть твоего «предложения» остается прежней.

Шенгар кисло поморщился:

— Хотя бы и так. Это ведь ваш любимый приемчик — устраивать добро насильно? Так вот, вы все равно окажетесь в той пещере. Но пока у вас есть шанс сделать это по собственной воле.

— Разве это что-то меняет, урук-хай?

— Меняет. Учти, я в твоем слове и твоей надежности не сомневаюсь. Так поверь и ты моему.

По щекам Ривендора гуляли крупные желваки. Некоторое время эльф хмуро раздумывал, потом принялся нехотя расстегивать ремень с ножнами.

— Будь по твоему.

Злым отрывистым движением он передал Шенгару пояс с мечом и кинжалом, потом еще пяток различных ножей.

Удовлетворенный гул пронесся по рядам орков. И, вместе с тем, Шенгар ощущал, как холодит спину пронзительный взгляд золотоволосого эльфа. Молодому орку припомнились моменты собственного плена: отвратительное чувство запертой клетки, разговор с Белондаром, в котором он мог противопоставить врагу лишь собственное безграничное нахальство…

«Других вариантов не было. Я поступил правильно… Наверное».

ГЛАВА 6

«То-то, вождь, до сих пор тебе слишком везло!» — думал Орог. Радовался он лишь одному: что в спешке не забыл отметить выход из бокового тоннеля, и может теперь хотя бы вернуться.

Известное правило гласит: обратный путь всегда кажется короче. Орог чувствовал, как это правило трещит по всем швам — коридор с тусклыми светильниками и низким потолком тянулся поистине нескончаемо. Наверное потому, что возвращался он не домой, а в западню, выхода из которой не знал.

Брезжила слабая надежда: зал с мостиками у входа в сад. Тот самый, через который он попал в катакомбы. Затопленная лодка свидетельствовала о том, что один из сходящихся там каналов использовался в транспортных целях. И вряд ли тот, по которому он вышел из пещер: высота мостов однозначно не позволяла пройти лодке. Даже гномьей.

Еще один путь в темноту и неизвестность? При том, что нынешняя экипировка выгодно отличалась от набора вещей, с которыми он ухнул в водопад, Орогу отчаянно этого не хотелось.

Чтобы разогнать самые мрачные предчувствия, орк принялся думать о гномах. Вот, кстати, они. Каким образом они покинули пещеру, если все выходы завалены? То, что они именно ушли, а не вымерли, было очевидно из посещения гномьих жилищ. В чертоги к Светлому Творцу не собираются, забрав все необходимое и разбросав оставшееся как попало.

Впрочем, гномов было больше, лабиринт они знали не в пример лучше, а, следовательно, имели возможность обследовать все до последнего закоулка.

Матовые шары, заливающие подземелья таинственным призрачным светом, когда угасали в сумерках яркие дневные светильники, больше не радовали глаз, не вызывали захватывающих мечтаний о том, что когда-нибудь подобные чудеса будут доступны и их народу.

Орога вообще ничего не радовало. Стук подкованных подошв разносился неприветливым эхом по пустым коридорам. Неужели это все зря? Тихое отчаяние охватывало душу, почти как тогда, в темных пещерах. Да, здесь есть пища и свет, а еще куча полезных вещей, оставленных гномами. Вот и вся разница между пустой ловушкой и красиво обставленной. И ни единого живого собеседника за… Сколько там прошло времени?

«Я все-таки тронусь умом. Это точно». Воображение услужливо подкинуло картинку: много лет спустя его находит какая-нибудь эльфийская экспедиция, окончательно сбрендившего и разговаривающего в саду с кузнечиками.

«А теперь, клан Стальные Надкрылья…»

Орога передернуло от таких фантазий.

Зал встретил его переливом искусственных «звезд» на каменном небосводе. Кузнечики стрекотали, как механические гномьи игрушки — нашел он одну такую, пока бродил по заброшенным домам. Может, они тоже рукотворное произведение бородатых мастеров, раз до сих пор не передохли среди всеобщего тихого разрушения?

А еще на дальнем краю сада играл яркими бликами пламени костер.

Костер?!

Молодой орк мотнул побелевшим хвостом волос, отгоняя первые признаки возвращающегося умопомрачения. Но костер продолжал гореть, Орог даже различил сгорбленную фигуру, тянущую руки к огню.

Он осторожно сошел с дорожки, чтобы звук шагов не выдал его раньше времени, и стал медленно приближаться к костру.

Странно знакомым показался ему сидящий там. Похоже, это орк. Не из Северных Кланов, конечно: то было бы слишком неправдоподобной удачей. Черное Солнце, или кто-то из подобных им ветеранов, чудом уцелевших в бесконечных лабиринтах гномьих подземелий. Ветра в катакомбах не было — только легкие сквозняки, гуляющие по длинным коридорам, и потому уловить издали запах Орог не мог. Скрывался ли чужак так, как осторожничает сейчас он? Или разгуливал открыто, считая, что никого больше в подземельи нет? Орк приклонил голову к земле, и тотчас же уловил свежий след на траве.

«Да ведь это…» — Орог поспешно втянул воздух ноздрями, спеша убедиться, что узнал запах правильно. Вне всяких сомнений…

Не прячась более, он вернулся на мощеную узорными плитами дорожку и двинулся к костру быстрым шагом. Сидящий уловил бряцанье подков, насторожился, поднял голову. «Это точно он!»

— Ригги! — воскликнул Орог, с трудом сдерживаясь от какого-нибудь деяния в духе братца Шенгара. Например, с радостным воплем перекувырнуться через голову.

Младший воин Черного Солнца вскочил на ноги. Похоже, он так же готов был броситься на шею Орогу, словно тот был его давно потерянным лучшим другом, как молодому урук-хаю хотелось расцеловать «старикана» в обе немытые щеки.

Но вместо этого Ригги совершил нечто совсем неожиданное: рухнул на колени.

— Это вы, господин… — прошептал счастливо младший воин.

И Орог, неоднократно представлявший в мечтах и планах подобные моменты из своей будущей биографии великого вождя, растерялся. Далеким призраком казалось время, когда он изображал из себя надменного посланника Темного Владыки. С тех пор было пережито и передумано столько, что Орог едва мог понять, происходило это с ним, или с каким-то неведомым забытым существом из прошлого. Что-то из тех событий, несомненно, наложило отпечаток на белоголового вождя стального клана, отковывавшегося в темных недрах Лесистых гор, как куется в холодном горне кусок небесного железа. Но даже тогда Орог не встречал подобного преклонения перед собственной персоной.

— Ты чего? — только и смог промямлить он. — Поднимайся с колен!

Но Ригги даже не подумал послушаться и продолжал глядеть снизу вверх переданными собачьими глазами.

— Я вас, наконец-то, нашел…

Рыба, нанизанная на прутики, запекалась, покрываясь хрустящей корочкой. Ригги с опаской принюхивался к неведомой ему жареной еде. Он не позволил «господину» заняться рыбалкой, сам отправился к каналу и вернулся со связкой слепых подземных рыб. Лазанье по деревьям за яблоками тоже отошло к разряду неподобающих важным персонам занятий. Похоже, младший воин готов был беспрекословно подчиняться ему во всем, кроме настойчивых просьб прекратить это навязчивое идолопоклонство.

Наконец, пища была готова. Опасаясь, что Ригги возжелает питаться исключительно объедками с господинова стола, Орог спешно всучил младшему воину один из прутиков с рыбой. Потому что объедков оставлять не собирался. К его огромному облегчению, еду Ригги принял, не противясь.

— И все-таки, как ты меня нашел? — спросил Орог.

— Как вы и сказали, я отнес Уршнаку карту длинноухих. И ему правда не осталось дела ни до чего, кроме нее. Мы вышли тем же вечером.

Ригги осторожно прожевал кусочек и после этого накинулся на еду уже без особых раздумий.

— Примерно на середине дороги мы напали на след длинноухого, — прочавкал он, проглатывая полрыбы одним заходом. — Я узнал запах и понял, что это тот самый, что ушел вместе с вами из колодца. Я взялся догнать его. Никто не возражал, все равно послали бы меня. Поймать ушастого было проще, чем эту рыбину. Оставить его в живых я не мог, он бы разболтал, кто вытащил вас из колодца. Но сначала я вызнал у него все. Уршнак гневался, что я не привел живого языка, ну да к колотушкам я давно привык. А мертвого эльфа говорить не заставишь.

Он осторожно глянул на Орога и увидел, что «господин» внимательно слушает рассказ. Приободрившись, Ригги продолжил:

— Как только мы вернулись из похода, я отправился к водопаду и пошел по реке вниз. Я обошел все пещеры, целиком, пока не вышел сюда. И понял, что вы здесь были. Я не знал, куда идти дальше, камень плохо хранит запахи. И уже начал впадать в отчаяние, что никогда вас не найду. Но вы вернулись и сами меня нашли.

— На металлурга и химика можно больше не рассчитывать, — пробормотал Орог под нос. — Мертвые эльфы не разговаривают.

Но, несмотря на это, он не испытывал особенных сожалений по поводу скоропостижной кончины Эльвидара.

Ригги же это незначительное замечание огорчило несказанно.

— Я знал, что ушастый вам зачем-то был нужен. Я думал об этом. Пусть бы он даже выдал меня Уршнаку… Но когда он хвастливо рассказал, как сбросил вас в водопад, я не выдержал…

Младший воин виновато сжался, явно готовясь к побоям.

Орог клятвенно решил впредь следить за языком.

— Ничего страшного, — сказал он. — Убил, так убил. Этот подлец еще легко отделался. Но скажи, Ригги, почему ты отправился меня искать? Я не твой вождь, не принадлежу к твоему клану и даже к твоей расе… Так почему ты столько времени не бросал поисков?

Ригги горестно вздохнул, явно решая, не пойдет ли ему во вред лишняя откровенность. И все-таки осмелился рассказать.

— Когда вы говорили со мной у колодца, я подумал… Мое время прошло. Мне больше трехсот лет, и все это время я был младшим воином. И мне не стать ни вождем, ни командиром. Все, что я умею — служить, и большему уже не научусь. Но я могу выбрать, кому служить. Там, у колодца, я понял… Я хочу служить вам.

— Но почему?!

— Если я вам не нужен, только скажите, и я уйду…

— Да нет, Ригги, я вовсе не собираюсь тебя прогонять. Просто не могу понять, что такого ты во мне нашел.

— До сих пор все только и знали, что помыкать мной. Ригги сделай то, Ригги подай это, Ригги сходи туда.

— Разве я не делал то же самое?

— Да, но… По-другому. Они глядели на меня, как на бездушную вещь. А вы нет.

Затянулась долгая пауза. Орог обдумывал услышанное, Ригги глядел на него обожающим взором.

Через некоторое время младший воин нарушил молчание:

— Если я вам сейчас не нужен… Можно мне уйти к реке? Становится слишком светло, а этот свет почти как солнечный. Мне плохо под ним.

Вздрогнув, Орог вырвался из глубоких дум, в которые погрузился.

— Конечно иди, — разрешил он.

Напоследок Ригги нарубил веток и устроил ему лежанку. Только после этого он счел свои добровольно взятые обязанности выполненными и удалился прочь.

Орог устроился на этом незамысловатом, но подготовленном с заботой и вниманием ложе, и уткнул лицо в ладони. Не от света, разумеется, который был северным оркам нипочем. С двойным усердием вцепились в его душу когти нечистой совести. А ведь он бессовестно лгал Ригги там, у колодца. Обещал несметные почести от лица несуществующего Владыки, к которому не имел ни малейшего отношения. Рано или поздно, вся правда о Кланах и том, кто он такой на самом деле, обязательно откроется. И тогда он не сможет посмотреть в эти искренние глаза.

Так он долго мучился, переворачиваясь с боку на бок и возвращаясь по кругу к одним и тем же неприятным мыслям. Но потом усталость насыщенных событиями дней взяла свое, и Орог, наконец, уснул, крепко и без сновидений.

Ригги вернулся на закате.

— Скажи, — спросил его Орог, — ты запомнил путь по пещерам? Им можно попасть обратно?

— Я обошел там каждый лаз, — ответил младший воин. — И помню их все. Конечно, я провожу вас обратно в любой момент.

Дорога по темным подземельям требовала большего количества факелов, чем Орог заготовил к путешествию через центр катакомб. Толстых палок в основу нарезали тут же, в саду, за тряпками и маслом пришлось возвращаться в жилую зону. Как ни усердствовал Ригги в благородной задаче освободить Орога вообще от всякой работы, это ему удавалось не всегда.

— Ты так и не договорил вчера, что стало с эльфийским лагерем, — сказал урук-хай.

— Мы вырезали их всех, — отозвался Ригги, удивленный тем, что такая саморазумеющаяся вещь требовала комментариев. — Это было легко. Для меня война с бородатыми была первой, но те, кто прежде воевал, сказали, ушастики совсем не такие стали. Беспечные и слабые. Мы застали их врасплох. Раньше этого бы не прошло.

Второй вопрос Орог долго не решался задать. Потому что очень боялся получить на него ответ.

— Ригги… Тебе известно что-нибудь о моем брате?

Младший воин задумчиво почесал правое ухо, некогда острое, а теперь аккуратно срезанное по самой верхушке, со свежим краснеющим шрамом. Орог вспомнил, что Ригги уже успел ознакомиться с весьма своеобразным юмором одного из лучших северных стрелков.

— Не знаю точно, — сказал он. — Все ловили Ришнара, за пещерой никто не наблюдал. Он появился на полдороги к лагерю длинноухих. Мы как раз пережидали день в скалах. Верхом на лошади и, кажется, ранен. Но так же зол на язык.

— Да уж, этого не отнимешь, — усмехнулся Орог. На лошади и ранен? Владыка Темный, что мог натворить этот злой дух в косичках?!

«По крайней мере, живой. Разбираться будем потом». Воображение с протестом отказалось выдвигать даже возможные версии, приведшие к такому результату.

— Кричал, что если мы упустим хоть одного ушастика, сюда придет армия. Что отправил к Светлому Творцу какую-то важную птицу… Граш начал стрелять, он развернулся и ускакал, — припомнил Ригги подробности встречи.

«Шенгар, я тебе голову оторву! — мрачно решил Орог. — Только эльфийской армии здесь не хватало!»

— А Ришнара поймали?

— Когда я уходил, еще нет. Ришнар старый, но очень хитрый. Вряд ли кому-то из наших под силу его поймать.

Ригги увязал ремешком готовую солидную вязанку факелов и взвалил на спину. Поспешно, пока Орог не успел забрать себе часть груза.

Обратно к железному руднику! Наконец-то!

Когда они покидали заросшую мхами галерею вдоль канала, уже светало, но впереди лежала непроглядная тьма пещерных лабиринтов, где наступление дня было не страшно чистокровному орку.

Здесь Орог, всю ночь терявшийся выбрать подходящий момент, решился открыть Ригги правду относительно себя, Владыки и Кланов. Логика подсказывала, что с шокирующими откровениями стоит повременить, пока его жизнь целиком зависит от верности пути, указанного Черным Солнцем. Но каждый уважительный жест младшего воина, совершенный в его сторону, заставлял недремлющую совесть злорадно ощетинить весь свой пыточный арсенал. И Орог плюнул на логику. Будь что будет, еще несколько дней этого кроткого обожания он не переживет.

— Знаешь, Ригги… Там, у колодца я тебе солгал.

Горящие красные глаза орка обернулись в его сторону. Удивления, отвращения или гнева в них не добавилось ни капли. Кажется, Ригги просто ждал, что он скажет дальше.

Стоило произнести вслух первые слова, остальные дались уже легче.

— Я вовсе не посланец Темного Владыки. Триста лет назад Владыка был уничтожен в бою эльфийскими магами. Они отправили на морское дно Темную Твердыню вместе с собственной столицей и погибли при этом сами.

Ригги выслушал новость трехвековой давности, даже не моргнув.

— Я пришел с северных пустошей, — продолжил Орог. — Нашим предкам удалось скрыться там от армий света. Для того, чтобы продолжить род, им пришлось взять человеческих женщин. Мы крупнее и не боимся солнца… Но на самом деле мы просто полукровки и не имеем никакого отношения к урук-хаям, составлявшим личную гвардию Владыки.

И это признание Ригги переварил довольно спокойно.

— Я думал, — признался младший воин. — Слишком много сомнений, что посланец Владыки пришел через триста лет. Я много думал и понял, что мне все равно. Я пойду с вами, кем бы вы ни оказались.

«А ведь он далеко не дурак на самом деле», — мелькнуло в голове у Орога. Мыслить дальше в этом направлении он не стал: ему еще предстояла самая болезненная часть исповеди.

— Я даже никакой не вождь и не лидер. Да, я собираюсь им стать и делаю все для того возможное… Но пока я просто что-то вроде общепризнанного сумасшедшего, высказывающего странные идеи.

— Это не так, — тихо проговорил Ригги. — У вас глаза вождя, речь вождя. Осанка и походка вождя. Вы похожи на нашего бывшего командира. Как будто Талемайр Неустрашимый вылез из могилы в виде урук-хая!

«Да этот тихоня в душе, оказывается, поэт!» — сообразил Орог. У ценителей высокого слога образ лезущего из могилы темного героя вызвал бы приступ истерического хохота, но для орка это было, несомненно, высоким художественным достижением.

Чего Орог совершенно не ожидал получить в результате разговора, так это лестного сравнения с Талемайром, ближайшим соратником Темного Властелина. В человеческих книгах упомянутая историческая (или демоническая?) персоналия обычно шла под другими прозвищами: Кровавый или Черный.

Ригги тем временем продолжал свою неуклюжую оду.

— Когда он смотрел и говорил, казалось, что… Что ты можешь одним ударом выпустить кишки десяти врагам! Вы смотрите так же. За вами хочется идти… Белый вождь.

Белый вождь? Хм.

Орог глубоко вздохнул.

— Спасибо тебе, Ригги. Я постараюсь оправдать твои надежды.

ГЛАВА 7

Ривендор бродил из стороны в сторону, стиснув кулаки и сжав зубы. Первой не выдержала Нириэль.

— Сядь, наконец! — прикрикнула лучница. — У меня уже в глазах мельтешит!

Эльф со злостью наподдал кулаком стену. И лишь затем послушно уселся. Нириэль тотчас же пришлось пожалеть о своих словах: лишенный возможности выпускать пар в нервной ходьбе, Ривендор принялся ворчать.

— Три дня прошло! Три дня, и никаких вестей! Вообще ничего! Хоть бы знать, что происходит!

На этом сдали нервы у Алангора:

— Хватит ныть, в ушах звенит! — раздраженно воскликнул художник.

Обиженно насупившись, Ривендор умолк. Растянувшись во весь рост на застеленном шкурами ложе, он уставился в потолок и принялся изучать покрывающий его узор. Часть фрагментов мозаики осыпалось, и в оставшихся кусочках, при некоторой доле фантазии, можно было увидеть самые разные фигуры и картины.

Когда-то это было одним из подсобных помещений рудника. Определить сейчас, для каких целей оно использовалось, уже не представлялось возможным.

Гномам удалось создать полную иллюзию солнечного света, пробивающегося сквозь витражное окно у самого потолка. Казалось, стоит его распахнуть, и в комнату ворвется поток свежего горного воздуха. Ощущение было обманчиво. На месте второго окна, разбитого, резал взгляд нестерпимый блеск зеркальной поверхности трубы-световода.

(В первую же ночь Ривендор исследовал трубу на предмет возможности побега. Не прополз он и нескольких десятков локтей, с трудом удерживаясь ладонями на абсолютно гладкой полированной поверхности, как уперся в огромную линзу, перекрывающую весь диаметр трубы. Поврежденный световод оказался, к тому же, покрыт толстым слоем пыли — эльф вернулся из своей недолгой прогулки грязным с ног до головы и непередаваемо злым).

Три дня, три дня!

Будь Ривендор котом, его хвост сейчас ходил бы из стороны в сторону, выражая гнев и агрессивность.

«Зря я поддался на эти уговоры, — в который раз думал эльф. — Алангор был прав. Орки остаются орками, и верить им…»

Этой мысли так и суждено было остаться неоформленной: тяжелая дверь заскрипела, и в комнату влетел Мардок, возбужденный и растрепанный.

— У него получилось! — довольно сообщил он.

Эльфы непонимающе уставились на него.

— У кого получилось и что? — спросила Нириэль.

— Шенгар! Он их все-таки уболтал! У меня просто слов нет! Как рысь на охоте — таится, таится, прячется, а потом… Цоп!

— Где прячется, кого цоп?!

— Три дня молчал, как рыба. Слова о вас не обронил! Я уж думал, забыл. Хотел напомнить, что обещал вас поскорее вытащить. А тут стали обсуждать, кого на разведку в лагерь к длинноухим послать, а он возьми да и спроси — что толку с разведки той, коли все равно не поймем, чего они там чирикают! Вот и решили, что без вас тут не обойтись.

— Да? — протянул Ривендор. — А вот как мы тревогу поднимем? Прямо посреди лагеря? Или еще что предательское сотворим?

Тут пришел черед обидеться Мардоку.

— А на этот случай, — отозвался он, — оружия тебе решили не давать, а напарником твоим Харлак будет.

— «Твоим»? — всполошилась Нириэль. — Значит, отправляется только Ривендор?

Черный Клинок виновато отвел глаза.

— Да. Вы останетесь здесь. Еще один повод тревогу не поднимать. Если все обернется гладко… Шенгар сказал, попробует придумать чего-нибудь еще.

Нириэль кинула на Алангора быстрый взгляд. Тень сомнения мелькнула на ее лице… Но больше шансов задать этот вопрос могло в ближайшее время не представиться.

— Как он сам?

Улыбка окончательно покинула лицо урук-хая.

— По-моему, плохо, — сказал он хмуро.

Вот уж не думал Ривендор, что чистый воздух вне пещеры несет с собой такое количество запахов! Пахли травы и деревья, листья, земля, мох… Казалось, даже солнечные лучи — и те несли оттенки едва уловимого тончайшего аромата.

Какая малость, оказывается, нужна для того, чтобы понять, как прекрасен мир с его птичьим щебетанием и несущимися по небу прозрачными облачками, росистой прохладой утра и первой проседью берез! Надо всего лишь забраться в огромную темную пещеру и просидеть там несколько дней. А потом выбраться наружу.

Если бы не обстоятельства, в связи с которыми он здесь находился, эльф ощущал бы себя абсолютно счастливым. Как никогда в жизни.

Ривендор окинул своего спутника взглядом, полным ледяного презрения. Харлак ответил ему тем же. Куда девалась равнодушная маска, годами не покидавшая лицо полуорка! Смертельная ненависть скользила в каждой черточке. Многие урук-хаи относились к эльфам с неприязнью, это Ривендор успел понять. Но до такой степени крайности это чувство доходило лишь у Харлака. Эльфа подмывало спросить, чем они так не устроили Ночную Тень. Оказаться жестоко битым противником, имеющим вид и репутацию слабака, разумеется, обидно. Но Ривендор был совершенно уверен, что поединок тут не при чем: ненависть возникла куда раньше. Не то же нелепое недоразумение, его незнание орочьего отношения к полукровкам и оброненные случайно слова послужили толчком! Харлак производил впечатление существа достаточно выдержанного и здравомыслящего, чтобы оскорбляться по пустякам!

Эльфы уже миновали расположение бывшего лагеря экспедиции. По приказу Шенгара, орки уничтожили все признаки кровавого побоища еще по дороге к пещерам. Опаленные пятна на месте шатров смыло первыми же дождями: ткань сгорела быстро и почти не затронула окружающую траву. Оставались, конечно, следы, стереть которые могло лишь время: глубокое выжженное костище, вытоптанные плеши тропинок. Но, в отсутствие подсказок о том, куда девался лагерь вместе с обитателями, оставалось лишь гадать о судьбе принца и его команды.

Вновь прибывшие избрали своим местоположением поляну у ручья — как раз на ней, вспомнил Ривендор, был первый привал на пути их поспешного бегства. Чуть дальше на северо-запад находилось ущелье, подарившее последнее пристанище мертвому телу Белондара. Ривендор поразился равнодушию, с которым думалось теперь об этом событии.

Новый отряд показал себя более бдительным, нежели погибшая экспедиция. По ночам они выставляли часовых, никто не слонялся без надобности по окрестностям. Этими сведениями поделился орочий соглядатай, возникший из ниоткуда в месте, определенном Харлаком по неведомым признакам. «Воины», — таким было заключение разведчика.

Ривендор готов был с ним согласиться. Армии как таковой у эльфы не имелось. По меркам людей — единственной расы, содержащей регулярные войска — даже в лучшее время эльфийские военные силы едва тянули на ополчение. Когда-то давно, до падения Темного Лорда, оружие в руках умел держать каждый взрослый мужчина, и даже некоторые женщины. Сейчас к традициям воинского обучения относились с большим пренебрежением. Эльфы предпочитали мирные творческие занятия, а тех, кто видел свое предназначение исключительно в военной службе, можно было пересчитать по пальцам. Доходило до того, что слово «воин» воспринималось едва ли ни синонимом «неудачника»: по распространенному мнению, за меч брались те, кто не нашел в себе лучших талантов. Лишь несколько древних родов (к одному из которых принадлежали и Ривендор с Нириэль) продолжали упрямо почитать воинское искусство первым и главным в жизни.

Все воины знали друг друга наперечет. Большинство из них состояло между собой в том или ином родстве, и причиной тому были вовсе не договорные браки в кругу единомышленников, как мог бы подумать кто-то, незнакомый с эльфийскими обычаями. Создание семьи без взаимной крепкой любви у эльфов считалось сродни надругательству над основополагающими законами природы. Они предпочитали тратить годы и десятилетия на проверку истинности чувств, чем совершить ошибку в выборе спутника. Но воинские семьи всегда держались особняком, предпочитая общение с подобными себе, и, как результат, молодые эльфы и эльфийки с большей вероятностью находили пару среди таких же потомственных воителей. Существовали, разумеется, исключения, и Нириэль была явным тому примером.

Когда разведчик провел их тропой по высоким скалам к месту, откуда открывался хороший обзор на эльфийскую стоянку, Ривендор не увидел там ни одного чужого лица. На поиски пропавшей экспедиции в Лесистые горы явился отряд из трех десятков настоящих воинов.

Харлак и Ривендор остались наблюдать, а провожатый исчез так же мастерски, как появился. Им предстояло дождаться темноты, чтобы спуститься вниз и, по возможности, послушать, о чем толкуют в лагере.

План был донельзя прост. Ночное зрение эльфов заметно уступало орочьему, тонким обонянием они тоже не обладали. Ривендору не было нужды маскироваться — только молчать по возможности и не показывать лица. С Харлаком было чуть сложнее — но позаимствованный у Алангора плащ с плотно надвинутым капюшоном позволял и ему сойти в темноте за своего. Ривендор крепко подозревал, что, помимо предвзятого отношения к его ненадежной персоне, это было дополнительным фактором в пользу Харлака в качестве второго лазутчика. Ни на какого другого урук-хая эльфийская одежда попросту не налезала.

К вечеру в лагерь принялись возвращаться разведчики, прочесывающие местность в поисках следов пропавшей экспедиции.

«У меня руки так и чешутся посворачивать им головы», — признался орочий наблюдатель с кровожадной ухмылкой. Долгое ли время еще ему и другим урук-хаям удастся сдерживать себя? Точнее, Шенгару удастся их сдержать. Пока они, вроде бы, согласны с тем, что скрытность — лучшее оружие, но надолго ли хватит терпения воинственных северян?

Его размышления прервал Харлак.

— Пора, — заявил полуорк, с отвращением накидывая на плечи «тряпки ушастиков».

С горечью Ривендор отметил, что все его попытки научить Харлака держаться и двигаться так, как это делают эльфы, пропали впустую. Похоже, неприязнь сидела так глубоко, что урук-хай, даже понимая умом прямую зависимость между удачностью маскировки и сохранностью собственной жизни, не мог заставить себя внимать рекомендациям «длинноухого».

Может быть, человека (не орка с их великолепным нюхом), Харлаку удалось бы ввести в заблуждение. Но Ривендор ясно видел перед собой чужака в эльфийском плаще. Конечно, он сам знает, что это чужак, к тому же, специально ищет изъяны в получившемся образе, но… Нет, урук-хаю определенно не стоит лезть на глаза. Оставалось уповать на темноту и маскировочные свойства самого плаща, несущего в себе частичку природной эльфийской магии. Ривендору вдруг пришло на ум, как мало подобных вещей осталось у его народа. Вплоть до последней войны, благодаря искусству эльфийских мастеров являлись на свет магические артефакты самого разного свойства. А что теперь? Рассеять тучи, заставить расти дерево, ускорить заживление ран — чародеи прошлого сочли бы подобные действия пустяком, недостойным упоминания. Простейшая магия, некогда доступная каждому второму эльфу, превратилась в удел избранных. Способных сотворить хотя бы легкое облачко едва насчитывался один на сотню. Что до «одареннейших» чародеев, умеющих вызвать дождь или сменить направление ветра, такие и вовсе были наперечет.

Означает ли это, что эльфы вырождаются? А может, перемены, наступившие в мире с гибелью Темного Владыки не ограничились подвластными ему расами и народами?

В конце концов, он не маг, чтобы разбираться в подобных вещах, но… Они ведь так очевидны! Когда Ривендор это осознал, то страшно удивился, как до сих пор мог не обращать на них внимания. И как до сих пор не обращают внимание все остальные!

А, может быть, не все. К примеру, Роэтур, прослывший редким чудаком… До похода их пути почти не пересекались, а теперь уже слишком поздно. Но Ривендор страшно жалел, что уделял странноватому философу и его идеям слишком мало внимания.

В темноте передвигаться было трудно. Ривендор старался не упускать из вида спины Харлака. Эльфийская походка, легкая и бесшумная, помогала ему не слишком заботиться о том, что попадалось под ногами. Ступни эльфа сами находили нужные точки опоры. То, что орку принесли годы охотничьей практики, получалось у эльфа естественно и непринужденно.

Вдруг Харлак замер и подал знак остановиться. Ривендор взглянул в указанном направлении и уловил в темноте едва заметное движение. Часовой?

Некоторое время они молча ждали. Замеченный эльф и не думал уходить. С луком наизготовку он неспешно расхаживал из стороны в сторону, вглядываясь в окружающий мрак. Наконец, Харлак махнул рукой за спину эльфа. Прижимаясь к деревьям, лазутчики продолжили путь с удвоенной осторожностью.

«Я слышу его шаги, — мрачно думал Ривендор. — Тихие, но я их слышу». Может быть, ночным зрением орки и превосходили эльфов. Но тягаться с эльфийским слухом не могли представители ни одной разумной расы.

«Если это слышу я, значит он тоже может услышать. Плохо».

Однако, делиться наблюдениями с Харлаком было уже поздно. Часовой отошел довольно далеко, и шансы у них…

Хрусть!

Нет у них никаких шансов. Не надо быть эльфом, чтобы услышать оглушительный треск ветки под ногой урук-хая.

— Кто здесь?! — вскричал часовой, натягивая тетиву.

На подмогу ему уже спешили двое.

И Ривендор сделал то единственное, что мог предпринять для спасения ситуации.

«Пробивной силы эльфийского лука в упор хватит, чтобы прошить насквозь коня вместе со всадником… А в упор не мажут даже знатные стрелки навроде Алангора, — проносилось в его голове, но пути назад не было, и панические вопли сознания безнадежно опоздали в попытках остановить шаг, достойный безумного самоубийцы. — Матерь Звезд, подари моим противникам скорость разума и быстроту движений!»

Харлак не успел и руки протянуть к своим топорам, а Ривендор уже оказался в нескольких шагах впереди, на ходу сбрасывая с золотистых волос капюшон.

— Светлый Творец да пребудет с вами! — прозвучал его звенящий эльфийский голос.

— Светлый Творец… — воскликнул часовой, опуская лук, и вряд ли он имел в виду продолжение стандартного приветствия. Лишь врожденная вежливость помешала эльфу помянуть прямо противоположного персонажа. Менее воспитанные сторонники Света говорили таким тоном «Черный Враг!», а то и вовсе ударялись в подробности анатомии и физиологии. — Я едва удержал тетиву!

Обосновавшись в яме у корней наполовину упавшего дерева, среди мха и перепрелых листьев, Харлак приводил в порядок смятенные мысли.

Он с детства привык не показывать другим своих переживаний, потому что знал: пощады и сочувствия такому, как он, не будет. Со временем он научился скрывать их даже от себя. Некогда показное, хладнокровие начинало врастать в его истинную натуру, заполняя собой пустоты души, возникшие на месте умирающих чувств и устремлений, не находящих отклика в окружающих. Стремление к дружбе, любви, пониманию… Пожалуй, единственным, что не скрылось леденящей коркой равнодушия, оставалось неуемное честолюбие полуорка.

Затаившись, подобно хищнику в засаде, Харлак терпеливо ждал своего шанса смешать с грязью былых обидчиков, раз и навсегда доказав им собственное неоспоримое превосходство. Лишь изредка, как язычки пламени, прорывающиеся над углями прогорающего костра, вспыхивали болью раны старых переживаний.

Но все же Харлак ни на миг не забывал, через какие унижения пришлось пройти ему прежде, чем получить признание Кланов.

И вот является длинноухий — выскочка, иноплеменник. Нелепое творение светлого бога, куда более уродливое и жалкое, чем он, орк по крови и духу… А метит все туда же! Цепкий глаз Харлака вычислял возможных конкурентов так же безошибочно, как чует ревнивая жена интерес мужа к другим женщинам. И, надо сказать, ушастый преуспел в снискании к себе симпатий. Некоторые, и Шенгар в том числе, так вовсе перестали видеть в нем враждебного чужака… На то, что Харлак извел годы, длинноухому не понадобилось и месяца!

Как мечтал он разделать на куски это худосочное тело, но ушастик попросту издевался над ним на глазах всех орков, зарабатывал дармовой успех на его унижении!

Сказать, что Харлак ненавидел эльфа (а заодно и всю длинноухую компанию), означало ничего не сказать. Если бы ненависть умела источать жар, принадлежащая эльфам южная часть полуострова растеклась бы жидкой лавой по морскому дну, а на месте Ривендора и его спутников остались бы в камне оплавленные дыры. Харлак даже получал от этого особое, извращенное удовольствие, какое в силах испытать лишь глубоко уязвленное, израненное духом существо.

Казалось, сделать ненависть сильнее не могло уже ничто, поскольку она и так достигла предела возможностей. Но надо быть ушастым, чтобы управиться и с этой задачей. Харлак просто не знал, как называется чувство, клокочущее внутри.

По всему выходило, что длинноухий спас ему жизнь! Рискуя при этом своей собственной! Окажись часовой менее бдительным, стрела от своего же сородича ушастому была бы обеспечена.

И как теперь прикажете к нему относиться?! Как и для прочих уроженцев северных Пустошей, слово «честь» не было для Харлака пустым звуком. Хоть представления о ней у сорвавшихся с цепи псов Темного Владыки и разнились с таковыми у эльфов или людей, жаждать скорой гибели своему спасителю среди орков считалось не менее зазорным, чем у других рас.

Вместе с тем, Харлак четко осознавал, что поступок эльфа ничуть не умерил неприязни, которую он питал к ушастому. Благодарность за спасение жизни, несомненно, присутствовала. Но почему-то вместе с ней Харлака не отпускало ощущение, будто подобным образом длинноухий в очередной раз окунул его в грязь. Два новых чувства прекрасно уравновешивали друг друга, так что итоговый расчет оставался прежним. Эльфа он терпеть не мог. А теперь оказался вдобавок и связан в проявлениях своей нелюбви по рукам и ногам.

«А что если я вернусь и скажу, что ушастик предательски сбежал? — пришло на ум Харлаку. — Кто докажет, как оно было на самом деле? Слово против слова… Если длинноухого кто-то удосужится после этого выслушать!»

На мгновение он даже решил, что это неплохой выход, и лишь потом ужаснулся собственным мыслям. Расширенные понятия о чести, существующие у орков, включали в себя разницу в ситуации, попался ли ты при совершении неблаговидного поступка, или все обошлось. Зыбкая граница между дозволенным и запрещенным прокладывалась порой внутренним несознательным чувством и объяснению не всегда поддавалась.

Сейчас Харлак понимал, что подобный наговор выходит за все рамки. «Будь ты проклят, ушастый, если из-за тебя мне в голову лезет всякая пакость!» — с отвращением подумал он.

Ривендор соображал лихорадочно. Будь у него хоть какая-то запасенная история о том, как мог он оказаться посреди ночи перед сторожевым постом, было бы куда легче. Не приходилось бы на ходу вспоминать, что говорил ранее, чего не говорил, а чего говорить категорически не следовало, вылавливая при том возможные накладки и несоответствия в рассказе.

«Хорошо хоть, не поймали посреди лагеря! — нашел Ривендор малое преимущество своего положения. — Тогда выкручиваться было бы куда сложнее!»

Негодующим часовым (Еще бы! Сам он, наверное, голову бы оторвал, вздумай кто выпрыгнуть из темноты, объявившись своим за мгновение до того, как стрела готова была сорваться с тетивы!) Ривендор ляпнул первое, что пришло на ум — он сбежал из плена. По крайней мере, это объясняло, почему он безоружен. Наверное, можно было придумать лучшую историю, но только времени на раздумья не оставалось.

Теперь приходилось строить вокруг этой версии все остальное. Нельзя выдать новость о существовании Северных Кланов… Конечно, точных сведений о численности и нахождении урук-хаев у него нет, но подобное известие заставит выслать гонца в Кальданор. Не исключен и подход подкрепления, а этого и вовсе не следует допустить! Нельзя выдавать гибели принца — единственными кандидатами на роль убийц окажутся орки… Если он, конечно, не сознается в содеянном, чего Ривендору очень не хотелось. Эльфы, обуреваемые жаждой мести — не лучшие соседи для Шенгара и его товарищей.

В любом случае, ему надо оттянуть время. Если правда о новых обитателях Лесистых гор не всплывет еще месяц-другой, у них будет передышка в целую зиму.

Подумаем еще раз. Из чьего плена он мог бежать — чтобы противник выглядел с одной стороны реалистичным, с другой стороны не вызывал желания мчаться в Кальданор за подкреплением? Версия о воскресших из небытия гномах отдавала легким безумием, да и к чему гномам брать их в плен! Люди, скрутившие десяток эльфов должны отличаться недюжинной подготовкой или большим количеством… К тому же, если нервы урук-хаев все же не выдержат, и кто-нибудь из них явится на глаза, вся ложь относительно других рас разлетится, как разбитое стекло. Значит, остается правда. Орки. Как сообщить ее так, чтобы не выдать существование Кланов?

Эта задача казалась ему почти неразрешимой, когда, решительно набрав воздуха в легкие, он откинул тяжелый полог и шагнул внутрь.

После более чем скромной обстановки орочьих шатров, убранство эльфийской палатки казалось едва ли не роскошным. Разборный походный стол, несколько складных стульев. Лампа, подвешенная к несущей балке, бросала рыжеватые блики на лица собравшихся. Тканевый полог отделял рабочую часть шатра от спальной, но, несмотря на поздний час, никто и не думал воспользоваться ей.

Командующий поисковым отрядом, статный воин с длинными серебристо-пепельным волосами, оторвался от вороха карт и свитков, разваленных по столу.

— Ривендор! Да пребудут с тобой силы Света!

В голосе пепельноволосого звучала неподдельная радость. Сердце Ривендора болезненно сжалось: он узнал командира отряда.

— Тандегрэн! — с трудом выдавил он ответную улыбку. — Да не оставит тебя Светлый Творец!

Старшие эльфы, заставшие войну против сил Тьмы, часто сравнивали пепельноволосого Тандегрэна с его давним предком, одним из прославленных героев Света. Лишь однажды Ривендору выпала честь скрестить с ним мечи в учебном поединке: в Кальданоре Тандегрэн появлялся редко, проводя большую часть времени в Милидаре, лесной столице — а то и вовсе в человеческих землях. То, что известный воин запомнил имя неприметного молодого эльфа, увиденного лишь раз, говорило о Тандегрэне многое.

«И еще один королевский племянник в этой проклятой истории!» — с отчаянием понял Ривендор. На этот раз, племянник покойной эльфийской королевы.

Второй эльф, находящийся в шатре, тоже оказался знакомым, и это окончательно повергло неудачливого лазутчика в панику. Стоило припомнить магов, чтобы тотчас же нарваться на одного из них! Элгиласт, старший брат убитого Эльвидара, чью мертвую голову они нашли на колу посреди дороги…

Ривендор, уже мысленно смирившийся с необходимостью лгать соплеменникам, растерялся и оробел перед лицом столь внушительной компании.

«Они мигом выведут меня на чистую воду!» — думал эльф в панике.

— Мне успели сообщить, что ты вырвался из плена, — продолжил Тандегрэн. — Мне искренне жаль отрывать тебя от заслуженного отдыха… Лишь важность сведений, что можешь ты принести, вынуждает меня так поступать.

Ривендор опустил глаза.

— Ничего страшного, — чуть слышно пробормотал он. — Не так уж я и устал.

И правда. Не слишком-то изможденный у него вид для побывавшего во вражьем плену! Сейчас они обратят на это внимание, и его ложь точно раскроется!

Однако, ни маг, ни воин не проронили ни единого замечания по поводу его внешнего вида. Элгиласт высокомерно молчал, Тандегрэн нетерпеливо ждал дальнейшего рассказа.

— Поведай же скорее, что произошло с экспедицией!

Ривендор облизнул пересохшие губы и сказал:

— Это были орки.

ГЛАВА 8

С великим трудом Шенгар разлепил спекшиеся веки. Вообще-то, он долго раздумывал над тем, стоит ли это делать. Воспаление легких не вызывает светобоязни, но Шенгару казалось, что с закрытыми глазами изматывающая боль в груди переносится легче. Всплывающие в памяти обрывки горячечных видений намекали на то, что ночью ему было совсем худо.

Кажется, он тут не один. Такой знакомый запах… Нет, надо все-таки открыть глаза.

На соседнем ложе из мха, прикрытого шкурами, восседал, удобно поджав ноги, Орог собственной персоной.

По сравнению с их последней встречей, брат сильно отощал. Черты лица заострились, их выражение сделалось резким. Одежда из ярко-красной кожи, облегала исхудавшее тело.

Но самым удивительным были волосы. Из угольно-черных они стали совершенно белыми, седыми, хоть и по-прежнему густыми и жесткими.

«Вот как оно бывает на Тропах Тьмы!»

Похоже, о боли в груди можно уже не волноваться. Как это не прискорбно. По крайней мере, они очутились там вдвоем.

— А… кха-кха-кха! Вот сволочи, хоть бы на том свете от кашля проклятого избавили!.. Выходит, братец, ты тоже сдох?

Знакомая язвительная ухмылка скривила губы Орога:

— Нет, придурок! Это ты еще живой!

— Вот кха-кха-кха-кха… Уж не знаю, радоваться этому или жалеть! — пробормотал Шенгар.

Орог пригрозил когтистым пальцем:

— Я тебе пожалею! Мне тут про тебя все порассказали.

— Кто ж такой догадливый, коли всего я и сам не знаю?!

— Ты, брат, зубы мне не заговаривай, — Орог решительным движением подтянул к себе мешок Шенгара и выловил оттуда сверток с лекарственными травами. Тот не успел ему помешать. — Заживает на нем, как на собаке, как же…

— Нириэль, — простонал Шенгар, вспоминая, в чьем присутствии звучала передразненная фраза. — Вот кто отравил мои последние часы.

— Последние часы? Даже не мечтай! Сейчас будем составлять целебный отвар.

Орог злорадно запустил руку в сверток. Его познания в свойствах растений заметно уступали таковым брата, но несколько простейших рецептов были под силу и ему.

— Та-ак, что тут у нас такое? Ага. Крушина, пойдет… Ревень, замечательно… Солодка. Я еще по дороге ягоду медвежью видал, добавлю непременно…

«Умирающий» мгновенно навострил уши, опознав в перечисляемом списке все рвотные и слабительные средства из собственной аптечки.

— Сволочь ты, а не брат! — буркнул он.

— О! — безжалостно констатировал Орог. — Уже начинаем оживать. Видишь, я тоже во врачевании кой-чего понимаю.

— Отдай, дубина! — когти Шенгара взметнулись, спасая имущество от варварского применения, предлагаемого братом. — Иди своими отварами ушастых в долине врачевать!

Вредненькая ухмылка померкла.

— А за ушастых я с тобой еще особо поговорю!

— Ну-ну, — Шенгар приподнялся на локтях. Слабость, опять проклятая слабость, когда же это закончится! Но, по всем ощущениям, ему и впрямь становилось легче. Видимо, перелом в затянувшейся болезни как раз и наступил прошедшей мучительной ночью, за которую Шенгару не раз казалось, что он уже стоит обеими ногами на Тропах Тьмы. — Тут, оказывается, серьезный разговор. Ну так мне тоже есть, что тебе сказать, братик. Вот встану на ноги и сделаю из твоей гнусной морды перетертую клюкву. Как раз по цвету к одежке новой получится.

— Ладно, — с неохотой признал Орог. — Квиты. Я тоже натворил дел. Как же я тебя рад видеть, брат!

— И я тебя, представь, тоже!

И братья тепло обнялись, в которые веки забыв обычные колкости.

По скромным подсчетам Орога, в бездонное брюхо Шенгара отправлялся уже пятый или шестой здоровенный шмат козлятины. Это неопровержимое доказательство того, что здоровье брата идет на поправку, несказанно радовало его. По ходу краткого повествования о событиях, произошедших в его отсутствие, Орог терзался самыми противоречивыми чувствами. Приговор «удушить», пришедший на ум еще после неполной версии истории, полученной от Ригги, несомненно подтверждался. Но, вместе с тем… Мог ли он сам устроить лучше? Пока он, отлеживаясь в подземном саду гномов, предавался мечтательным размышлениям о собственном клане, Шенгар сделал все для практического осуществления этого дерзкого плана.

— Эх, брат, — проговорил Орог. — Что бы я без тебя делал!

Шенгар соизволил оторваться от хрустящих поджаренных ребрышек, которые с аппетитом обгладывал.

— А ты уверен, что то были гномы? — деловито поинтересовался он.

— Ты это к чему? — осведомился Орог, чуя подвох.

— Да нет, ничего… Только я от тебя это раз восьмой слышу. За семнадцать лет только и дорос, что от придурка до дурака, а тут в один вечер…

— А гномы-то при чем?

— Так я и подумал — может ты в чертоги Светлого Творца ненароком забрел? Волосы вон уже просветлились… Скоро уши станут расти. А там, глядишь, длинноухие тебя королем сделают, все равно наследник копыта отбросил!

Орог наградил его улыбкой, больше напоминающей оскал.

— Ты мне здорово помог, брат, — сказал он. — Но когда я, наконец, сверну тебе шею, жить станет проще.

Шенгар сотворил в его сторону неприличный жест и смачно вгрызся в козьи ребра.

— Да, кстати, — с набитым ртом проговорил он. — Рассказал бы, что здесь творилось, пока я в беспамятстве валялся.

— А чего творилось! Разведчики твои погорели. Ночная Тень вернулся с пустыми руками. Эльфу, чтобы его прикрыть, пришлось сдаться своим.

— Он жив?

— Жив. Больше в лагерь никто пробираться не рисковал. Только следили со стороны. Похоже, заговорить другим зубы ему удалось.

— Уже лучше. Привык я к нему как-то. Боец хороший, только мешанина полная в голове.

Орог с любопытством посмотрел на брата. Похоже, серьезно измениться за прошедшие недели он успел не один.

— Мешанина, не мешанина, но нас эльф тоже не выдал… А явился я как раз вовремя. Вся эта банда, которую ты умудрился сюда притащить, как раз собралась и решала, кого выбрать новым вожаком и как безболезненно свалить отсюда.

— Хм. И ты их, значит, остановил.

— Не совсем, — признался Орог. — Для начала я выдвинул себя в качестве возможного предводителя.

— Представляю! — фыркнул его брат. — Этот крикун, Леденящая Смерть, наверное, так и изошел пеной!

— Что-то вроде того. В общем, я как следует сбил их с толку. А затем сказал, что у меня есть одно предложение.

Шенгар выкинул обглоданные кости и тщательно облизал покрытые жиром пальцы.

— И? — спросил он односложно.

— Предложение я пока не озвучил. Сказал, что должен как следует ознакомиться с обстановкой, чтобы сформулировать его окончательно. На самом деле… Это чистая правда. Пока я бродил по пещерам, идея только появилась. Детали еще предстоит обдумать…

— Короче, брат! — Шенгар закашлялся, но это не шло уже в сравнение с изматывающими приступами, сопровождавшими начало болезни. — Кончай темнить. Чего ты хочешь?

— Мне нужен совет.

— Владыка Темный! Скоро снизойдет на огненных санях сам великий Эвора и увезет сильнейших и достойнейших за облака!

— Я серьезно, Шенгар.

— Я тоже. Выкладывай уже, чего задумал. Как я могу дать совет, пока ты бродишь вокруг и около!

— Я хочу создать новый клан, — сказал Орог просто.

Шенгар молчал. Шенгар молчал долго. Задумчиво погрыз коготь.

— То, что новых кланов не появлялось лет как пятьсот, ты, наверное, осознаешь? — поинтересовался он на всякий случай и снова замолчал.

Орог счел вопрос риторическим и прерывать дальнейший ход размышлений не стал. Тем более, что вид глубоко задумавшегося брата свидетельствовал о скором явлении великого Эвора на огненных санях не меньше, чем его открытая просьба о помощи.

Шенгар поймал одну из своих неизменных косичек и, закусив примерно на середине длины, принялся отрешенно жевать. Таким Орог не видел брата никогда.

Наконец, Шенгар сжалился над порядком измочаленной прядью волос.

— Я бы сказал, что ты спятил, — заключил он. — Но это бы многое вернуло на свои места.

— Значит, брат, тебе тоже очевидно такое решение! — обрадовался Орог. — Тогда у меня есть хороший шанс убедить остальных!

Шенгар его энтузиазма не разделял.

— Погодь, — сказал он мрачно. — Я тебе не остальные. По большому-то счету мы двое больше всех и вляпались. Нас новый клан спасет. А что предложить им? Каждый из них, если ты не заметил, уже вообразил себя вождем, вернувшимся домой с железом. У большинства еще есть шанс поджать хвост и приползти обратно. По головке не погладят, но живы останутся. А ты хочешь, чтобы они добровольно лишили себя этого последнего шанса? Просто затем, чтобы сменить один клан на другой?

— А ты изменился, брат. Научился рассуждать прежде, чем лезть в драку.

— Ха! С тобой еще не тому научишься… Знаешь что, Орог, я припомнил тут одного любителя давать советы. Ришнар из клана Черное Солнце.

— Ришнар?! Он что — здесь?!

— Ну да. Чего уставился? Не держи ты меня за идиота, знаю я, что он за скользкая тварь. Но дважды мою голову, тем не менее, спасал.

— М-да? — с сомнением поморщился Орог.

— А идея с кланом ему наверняка понравится.

— Клан? — глаза старого орка заинтересованно полыхнули. — Мысль хорошая. Я давно ждал, когда она, наконец, придет вам в голову.

— Слушай, старик, не зарывайся, а!

— Это ты не зарывайся, мой юный вождь. У вас тут, как я вижу, затруднения. В которых я вполне могу помочь. А могу и не помогать. Зависит от того, что мне за это предложат.

— Твою паршивую жизнь! — прошипел Шенгар яростно.

— Не горячись, Коготь Ужаса. Речь ведь идет и о ваших жизнях тоже.

— Ты прав, Черное Солнце, — согласился Орог. — Думаю, ты уже понял, что я врал насчет посланника Владыки?

— Я это сразу понял, — фыркнул старый сотник. — Звучит так, будто у тебя есть более разумное предложение?

— Есть. Что ты успел разузнать о Северных Кланах?

Ришнар улыбнулся еще шире.

— Многое. Хоть ваши товарищи и предпочитают избегать бесед с Черным Солнцем… Очень многое.

— Тогда скажу прямо. Ты немолод, и дни твои, как воина, сочтены. В новом клане ты можешь стать старейшиной.

Шенгар окинул брата взглядом, полным негодования. Перспектива оказывать злокозненному старикану почести старейшины решительно расходилась со всеми его планами.

Но старый сотник лишь хитро прищурил алые глаза.

— Предложение щедрое, — признал он. — Существует лишь одна сложность. У меня уже есть клан, и я, в отличие от вас, его не предавал… И не нахожусь в ссоре с его вождем, что вам, мои горячие юноши, обеспечено, — прибавил он, предупреждая язвительный выпад со стороны Шенгара.

Но тот в долгу все равно не остался.

— Это потому что там нет вождя, — хмыкнул урук-хай. Старый орк проигнорировал оскорбление.

— Есть еще варианты? — спросил он.

Орог нахмурился.

— Кажется, ты уже знаешь, что хочешь попросить?

— Ты проницателен… Белый Вождь.

Белый Вождь? Похоже, Ригги хорошенько постарался, распространяя придуманное им прозвище.

— Тогда не будем тянуть.

Ришнар улыбнулся своей искривленной шрамом гримасой.

— Хорошо. Это серьезная сделка, и мне хотелось бы заранее оговорить все условия. Начнем с моей стороны. Чего скрывать — я старый интриган, затем вы меня и позвали. И все четыреста с лишком лет опыта я готов предложить вам. Если честно, последние полтора века в этих горах было смертельно скучно. Похоже, перед самым концом мне выпал шанс от души поразвлечься.

— Где гарантии, — оборвал его Орог, — что твои «развлечения» не обернутся против нас же?

— Какой мне смысл вас предавать? Ваша сторона куда интереснее, чем позиция Совета Кланов.

— Сегодня одна интересная сторона, — фыркнул Шенгар, — завтра другая. Вчера ты драпал от Черного Солнца по горам, сегодня припомнил, что это твой клан… Предложи-ка что-нибудь повесомее.

— Моя клятва вас устроит?

— Нет! — хором ответили братья.

— Но какие еще гарантии я могу предоставить? — удивился старый орк.

Орог с Шенгаром переглянулись, и «Белый Вождь» нехотя процедил:

— Хорошо, пусть будет клятва. Ты принесешь клятву верности на крови.

— Но так приносится лишь присяга Темному Владыке! — попробовал возразить Ришнар.

— Вот и отлично, — отозвался Орог. — Владыка погиб, а значит от присяги ты свободен. Ничто не мешает принести ее кому-нибудь еще.

Сотник немного помедлил, обдумывая неожиданный поворот, потом кивнул:

— С некоторым условиями, согласен. Условия озвучу в числе остальных.

— Ты так и не сказал, что хочешь получить от нас, — напомнил ему Орог.

— Для начала я желал убедить вас в честности сделки. Чтобы цена не показалась чрезмерной. Кстати, кроме плетения интриг, я имею достаточный военный опыт. Война с бородатыми и сотня лет сверх того. На севере вы превратились в искусных воинов и следопытов… Но железное вооружение и большие кампании требуют своего подхода. Я могу вернуть утраченные знания.

Шенгар скривился:

— Прямо боюсь предположить, что такая незаменимая особа может потребовать взамен!

— Не слишком много за присягу на крови. Я хочу получить обратно Черное Солнце, мой клан.

Братья непонимающе взглянули друг на друга, потом на старого орка.

— Ты хочешь стать его вождем? — осторожно уточнил Орог.

— О нет, зачем мне это! Место вождя могло стать моим уже два столетия назад. Похоже, вы меня недопоняли. Мне нужен клан. А не горстка тупорылых стареющих бестолочей.

— Но как мы его тебе обеспечим? Когда юноша становится мужчиной, он может выбрать любой клан, согласный принять его. Если Черное Солнце войдет в Совет, то сможет соревноваться за молодых воинов наряду с остальными. Но принудить кого-то к выбору невозможно!

— Как ты себе это представляешь, Белый Вождь? Нас осталось шестеро. Мы уже немолоды, уступаем вам в размерах и силе, боимся солнечного света. У нас нет вождя и никого, достойного занять это место.

— И что ты предлагаешь с этим делать?

— Черному Солнцу нужен вождь, способный увлекать за собой. Среди оставшихся в клане таких нет. Он должен прийти извне.

— То есть, достаточно уговорить одного? — предположил Орог.

Ришнар хитро усмехнулся:

— И снова не угадал. Неопытный юнец не годится на роль вождя. Есть старый ритуал, когда два клана обмениваются воинами. Обычно это происходило при окончании войны, но не только. У вас сохранился этот ритуал?

— Старейшины говорили о чем-то подобном.

— Что ж, тогда это и есть мое главное условие. Я отдаю вам свои знания и клятву верности, а вы даете Черному Солнцу вождя. Пусть Ригги уходит в новый клан — он самый молодой, и все равно целыми днями таскается за своим Белым Вождем.

— Какой придурок, интересно, согласится идти к вам в вожди! — презрительно хмыкнул Шенгар.

Кривая улыбка Ришнара стала совсем отвратительной:

— Ты, мой юный недруг.

Со странным звуком, напоминающим то ли сдавленное рычание, то ли захлебнувшийся кашель, молодой охотник вскочил на ноги и бросился на старика. Точнее, попытался броситься: брат вовремя вцепился ему в плечи, не позволяя добраться до горла седовласого сотника. Силы Орога, подорванные голодовкой, восстанавливались стремительно, а вот Шенгар после ран и затяжной болезни находился не в лучшей форме.

Некоторое время Ришнар любовался на потенциального вождя, злобно бултыхающегося в мертвой хватке брата, затем спокойно продолжил:

— Клятву верности я принесу именно вождю, и никому другому. Так будет справедливо. — И прибавил напоследок: — Я не требую ответа немедленно, но эти условия последние. Ваше право отказаться. Вы оба можете далеко пойти, но до настоящих предводителей вам пока как мальчишке с деревянным мечом до первого воина клана. Мне будет жаль, если вас раздерут на куски на собрании завтра утром.

С этими словами он неспешно развернулся и покинул шатер.

— Да отпусти ты меня уже! — огрызнулся Шенгар.

Старший брат разжал свои стальные объятия.

— Ты сам предложил его пригласить, — напомнил он.

— Ты хоть понял, к чему клонит этот старикан?

Орог невозмутимо пожал плечами:

— В чем-то он прав.

— Да?! — Шенгар яростно тряхнул всеми двадцатью косами. — А как красиво у него выходит, ты не заметил? Два клана, два вождя. Подчиняется он, между делом, лишь своему собственному… Старикан только что попытался вогнать между нами первый клин!

— Да заметил я, заметил. А вот ты заметил, что тебе только что предложили сделаться вождем?

— Угу. Чтоб я собрал ему новый клан, а потом тихонько получил нож между лопаток?

— С присягами на крови не шутят. Даже такие, как он.

— Орог, тебе кто из нас двоих брат? Я или Черное Солнце?

— Два клана в Совете из тринадцати. Плюс еще старейшина, а то и не один…

Шенгар понял, что брат принялся рассуждать вслух, позабыв о его существовании.

— Чтоб тебя эльфы вниз головой подвесили! — зло воскликнул он. — В Совете у него уже два клана! То, что я не согласен на эту чепуху, тебя уже не волнует?

— Я просто попытался прикинуть.

— Не играй дурачка, Орог. Уж я-то тебе не поверю. Да-а, братец. Я, конечно, догадывался, что будущие Темные Владыки на смертных не размениваются, но чтобы вот так…

— Да что с тобой, брат?!

— Ничего. Коль уж тебе так не терпится скормить меня обнаглевшему старикану… Я подумаю.

ГЛАВА 9

«Отдыхал от ужасов плена» Ривендор уже второй день. Занятие это не доставляло ему совершенно никакого удовольствия. Но альтернатива была еще хуже. Бесцельное торчание в шатре позволяло хотя бы не видеть ежемоментно эльфийских лиц, не разговаривать и вообще не предпринимать никаких действий.

Последнее обстоятельство радовало его больше всего: первый же самостоятельный шаг, предпринятый по велению сердца и без оглядки на других, обернулся убийством принца. Следующим принятым решением оказалось присоединение к урук-хаям — и теперь, его милостью, Нириэль и Алангор заперты в качестве орочьих заложников в старом руднике. Потом он счел долгом спасти Харлака — который, между прочим, мог и повнимательнее под ноги глядеть! И ситуация из просто скверной превратилась в ужасную.

Ривендор не мог и представить, что ему придется выбирать между словом чести и преданностью собственному народу. Для того, чтобы сохранить верность данному слову и жизнь товарищей, надо всего лишь сказать неправду Тандегрэну — по сути, дать другое слово, заведомо лживое. Которое может, к тому же, привести отряд в ловушку.

Две жизни или три десятка? Двое друзей или тридцать полузнакомых эльфов? Арифметика, которую он давеча так лихо растолковывал урук-хаям, отползала на брюхе в сторонку, отказываясь давать ответ.

Впрочем, чего теперь думать… Он уже солгал. Даже сам удивился, как гладко и непринужденно материализовалась на ходу история про старый орочий клан Черное Солнце, оставшийся в подземельях со времен войны. Вероломно напавший на беззащитную экспедицию. Что с принцем? Неизвестно. Он, Ривендор, с двумя товарищами оказался отделен от остальных и не знает ничего об их дальнейшей судьбе. А потом ему удалось бежать. Сколько орков в клане Черное Солнце? Что-то около десяти. Где находится их убежище? Он не помнит — бежал в темноте и беспамятстве, не веря в собственное спасение.

Полуправда, перемешанная с откровенной ложью. И ни слова о Северных Кланах. А ведь он просился к Шенгару лишь для того, чтобы ни разу в жизни не взглянуть в глаза никому из эльфов!

Он чувствовал себя в этом светлом просторном шатре в бОльшей клетке, чем два дня назад, взаперти у орков.

В этих тяжелых раздумьях находился Ривендор, когда внимание его привлек оживленный шум снаружи. Не успел он высунуть нос из палатки, как внутрь влетел запыхавшийся эльф с лихорадочно горящими глазами.

— Тандегрэн зовет тебя! Нашли орочье логово!

Путь из одного конца лагеря до другого показался Ривендору нескончаемым. Под определение «логова» вход в катакомбы, вроде, не подходил, да и охранялся он достаточно хорошо, чтобы никто из нашедших обратно не вернулся.

Так что же все-таки было обнаружено? И чем оно может обернуться?

Командир был у себя в шатре, неизменный Элгиласт следовал тенью по его пятам.

— Да пребудет с тобой Свет! — тепло приветствовал Тандегрэн.

Ривендор едва подавил малодушное желание спрятаться под стол от этой искренней улыбки. Перед надменным магом куда проще кривить душой.

— Только что вернулись разведчики, — сказал Тандегрэн. — Они видели что-то, похожее на вход в пещеру. А перед ним — черепа на треногах. Это похоже на место, где ты был?

— Да… Нет… Не знаю. Я сожалею… Но единственное, о чем я тогда думал, как бы поскорее выбраться. Я почти не смотрел вокруг…

Отрешенно, будто со стороны, наблюдал Ривендор за собой. Лепечущее создание, один в один напоминающее робкого молодого эльфа, растворившегося без следа в середине этого лета. Что ж, так даже лучше, этот безобидный образ может вызвать только жалость, а вовсе не настороженность. Разве может так беспомощно мямлить без пяти минут орочий шпион?

Есть лишь одна точка, где сходятся, не схлестываясь в смертельном противоречии, зов крови и преданность товарищам. Он — единственный, кто знает и чтит интересы обеих сторон. С пугающей ясностью и четкостью Ривендор осознал свое место в кровавом капкане, уже смыкающем свои жадные челюсти над двумя народами, живущими и мыслящими лишь застарелой ненавистью.

Он должен прервать этот проклятый круг. Черные предвестники скорой войны уже навостряют клювы — так пусть же улетают прочь. Свет, Тьма. Когда-то они были реальностью, но… Вот уже триста лет, как за этими словами не стоит ничего, кроме старых страшных сказок. А за сказки не воюют. Не должны воевать.

Кроме сказок, есть, конечно, другой повод, вполне материальный. Гномьи катакомбы. Ясно одно: орки не отдадут их ни при каких условиях. Потому что в этих подземельях — единственный путь к возрождению их расы. Так стоят ли катакомбы того, чтобы вести за них войну, обещающую быть жестокой и кровопролитной? Будь там не орки, а люди?

Голос Тандегрэна возвратил его к реальности.

— Если ты окажешься рядом с тем местом — не сможешь ли вспомнить лучше?

— Может быть… По-моему… Я припоминаю что-то подобное.

Есть только одна пещера с черепами у входа — та, где Шенгар один удерживал в течение нескольких недель еженощные нападения Черного Солнца. Только непереносимость орками дневного света делала пещеру идеальным убежищем. С врагом, не имеющих предпочтений по времени суток, скала превращалась в ловушку.

— Днем окрестности входа будут безопасны, — заметил Элгиласт. — Темные твари выходят только по ночам. Если этого Черного Солнца там не больше десятка, мы застигнем их врасплох и легко перебьем.

«Если бы только получилось уговорить урук-хаев сохранить эльфам жизнь… Я должен поговорить с кем-то из них, во что бы то ни стало!»

— Имеет смысл выступить вечером, — согласился Тандегрэн. — К рассвету как раз будем там.

— Снимаемся всем лагерем? — поинтересовался Элгиласт.

— Да. У нас будет троекратное преимущество. Тем больше шансов отбить своих… Если орки, конечно, оставили живых.

Когда Ривендор покинул шатер командующего, его сердце бешено колотилось. Единственный способ избежать бОльших потерь в будущем — заманить эльфийский отряд в западню. Своих.

Днем лагерь охранялся менее бдительно. Ривендор не сомневался, что зоркие глаза орочьих соглядатаев следят неотступно за каждым шагом противника. Но окажутся ли урук-хаи достаточно сообразительны, чтобы выйти ему навстречу?

Эльфу представилась невеселая картинка, как он бродит по лесу и тщетно зовет орков. Но времени на сомнения не оставалось. Ривендор застегнул плащ и накинул капюшон. Выглядел он так уверенно, что ни у кого не возникло и сомнений спросить, куда он направляется столь решительно.

Несколько сотен шагов — и деревья надежно скрыли его от взоров соплеменников.

Как ему отыскать орков?

Немного поразмыслив, Ривендор направился к скалам. Тем самым, где они с Харлаком дожидались ночи перед роковым походом. Это место показал им дозорный, может быть, где-то в его окрестностях и укрываются орочьи разведчики?

Долго и безуспешно бродил он по крутому склону. Ни малейшего следа урук-хаев не попалось эльфу на пути. Быть того не может, чтобы они оставили вражеский лагерь без присмотра!

Проклятье Тьмы!

Ривендор обнаружил, что это, по эльфийским меркам очень нехорошее, словосочетание не только легко срывается с губ, но, к тому же, великолепно успокаивает нервы.

Так можно и до вечера пробродить, не добившись желаемого. Северные орки действительно хорошие охотники и правда умеют отменно прятаться. Ему бы сейчас малую толику их превосходного обоняния!

Может, урук-хаи не могут узнать его в маскировке? Или просто не доверяют более? Устало присев на камень, Ривендор откинул капюшон, подставляя солнцу свои золотистые локоны. Пусть даже и рискуя показаться другим эльфам.

А время уходит. Интересно, не хватились ли в лагере его отсутствия? Надо что-то делать.

Ощущая себя окончательным идиотом, Ривендор встал с камня и негромко позвал:

— Эй! Я знаю, вы здесь. Мне надо с вами поговорить. Очень срочно.

Ничего не произошло. «Это было действительно глупо», — в отчаянии подумал Ривендор. Тут ближайший куст шевельнулся, и от него бесшумно отделилась темная фигура в лохматой одежде.

«Темный Вихрь» — узнал эльф знаки на руках, радостно отметив, что наконец-то стал легко различать сложные орнаменты, символизирующие северные кланы.

— Ну, — нетерпеливо фыркнул орк. — Я давно слушаю. Не испытывай моего терпения и, может быть, уйдешь отсюда живым.

— Завтра утром у вас будет возможность застать врасплох весь эльфийский отряд. Они не знают о вашем существовании. Думают, здесь только Черное Солнце, старые орки.

Урук-хай пробуравил его жестким взглядом алых глаз.

— Ты хочешь предать свою презренную расу?

— Нет, Темный Вихрь, я хочу ее спасти. Обещайте сохранить им жизнь. Не убивать, а захватить в плен. И я скрою от них правду.

— Не пачкай имя моего клана своим поганым хлебалом, длинноухий. Ты, верно, окончательно двинулся головой. Спасти, отдав в плен врагам?

— Можешь мне не верить сам. Но передай хотя бы Шенгару, умоляю тебя. Мне нельзя покидать лагерь, чтобы избежать подозрений. Времени нет, выступление планируется на вечер. Другого такого шанса может не представиться!

— Шенгару, — хмыкнул урук-хай. — Если он и этот ненормальный Орог пережили утренний совет, в чем я сильно сомневаюсь, то, наверное, передам.

Вторая тень беззвучно материализовалась у камня неподалеку. Орк из клана Песня Войны сжимал в руках лук и стрелу, которая, Ривендор готов был поклясться, несколько мгновений назад целилась в его сторону.

Темный Вихрь, оставшийся без прикрытия, свирепо взглянул на напарника.

— Кто бы ни стал новым вождем, это важная новость, — сказал лучник. — Ты говоришь, выступление вечером?

— Да. Весь отряд можно будет перехватить в удобном месте, простреливаемом сверху. Но вы должны обещать, что попытаетесь захватить в плен, а не убивать. Или я расскажу им все как есть.

— Я не могу дать такого обещания, — сказал урук-хай с луком. — Решать вождю.

— Но ты можешь обещать, что подашь знак, если он будет согласен? Поклянись своей честью, что не обманешь меня, и я расскажу, куда выдвигается отряд.

Вообще-то, орки наверняка отследили эльфийских разведчиков возле пещеры, и сложить два факта было бы несложно. Но дозорные могли не знать последних новостей. Ривендор безумно надеялся, что не знают.

— Поклясться? — ухмыльнулся Темный Вихрь. — Не проще ли макнуть тебя головой в ручей, чтобы ты рассказал без всяких клятв?

— Я ничего не расскажу, — равнодушно пожал плечами Ривендор. — Даже под пыткой я продержусь достаточно времени, чтобы известия безнадежно опоздали.

Песня Войны, явно обдумывавший тот же вариант, вновь показал себя сговорчивее товарища.

— Я вижу, ты не слишком дорожишь собственной жизнью, — заметил он.

— Дорожу. Но не жадничаю. За достойное дело вполне готов с ней расстаться.

— Хорошо, ушастый. Я подам знак, если вождь согласится на твои условия. И клянусь быть в этом честным.

— Отряд идет к пещере возле брода. Шенгар, Ришнар и мои товарищи знают ее.

Коротким кивком лучник дал понять, что условия приняты и разговор окончен.

Орки скрылись с глаз так мастерски, что эльфу со своим маскировочным плащом оставалось лишь горько вздохнуть им вслед.

Рассвет выдался холодным. Осень подступала незаметно, с каждым днем заявляя все больше прав на природу. С вечера небо затянули тучи, и мелкий моросящий дождик окончательно портил сомнительное удовольствие от ночного марша.

Тандегрэн плотнее запахнул полы плаща. Как эльфу, ему полагалось находить прелесть в любой погоде, но командиру упорно лезло в голову, что прелестен этот дождик может быть в одном случае: когда сидишь дома перед камином. Он был согласен даже на свой собственный дом. Необжитый, заросший паутиной и служащий пристанищем самым разным существам, от гусениц и жуков до гнездящихся птиц — и даже волчьего семейства, устроившего логово в корнях дерева-стены. Зверье заполонило дом, пока Тандергрэн десятилетиями скитался вдали от эльфийских земель и, пожалуй, обладало на это место едва ли не большими правами, нежели нерадивый хозяин. Но сейчас эльф с радостью предпочел бы неуютную звериную нору, в которую превратилось его жилище, окружающей морозге.

За сотню с лишком лет Тандегрэну довелось повидать не одну тысячу дождей. Но такого мерзопакостного, отвратительного, продирающего до самых костей, не встречалось ему до сих пор. Ни в родных лесах у южной оконечности полуострова, ни в человеческих землях, где эльф бывал неоднократно. Даже шторма, не стихающие над волнами, похоронившими Темную Твердыню, и те казались ласковыми, как теплые летние грозы, по сравнению с этой мелкой дрянью.

Чем можно было объяснить столь демонические свойства безобидного осеннего дождика? Лишь одним: Тандегрэну отчаянно не хотелось идти туда, куда призывали двигаться все возможные причины, от долга до банальной логики.

Объяснить, почему оно так происходит, Тандегрэн не мог даже самому себе. Конечно, Белондара он терпеть не мог все сто пятнадцать лет, которые был знаком с принцем. Но обязанности воина порой заставляли его совершать и более неприятные вещи, чем вытаскивать взбалмошных наследников престола из очередных приключений, которые те отыскали на собственную голову.

Положа руку на сердце, Тандегрэн вздохнул бы с немалым облегчением, сверни себе принц шею и упокойся навек. Вовсе даже не потому, что это приблизило бы к трону его самого — королевский титул Тандегрэн рассматривал как наивысшую разновидность служения народу, столь же ответственную, сколь почетную. Жизненная позиция и поведение принца глубоко оскорбляли воина и заставляли негодовать от мысли, что однажды судьба всех эльфов окажется в руках этого хладнокровного эгоиста.

«Тебя никто не заставлял возглавлять поисковый отряд, — строго напомнил себе командир. — Так что будь любезен исполнять принятый долг!»

— Элгиласт, — окликнул он идущего рядом мага, — убери-ка этот дождик. Не лучшая погода для прогулок.

— Я растрачу силы по пустякам, — высокомерно отозвался тот, — а они могут пригодиться во время боя. Но если это приказ…

— Это не приказ, это пожелание, — грустно вздохнул Тандегрэн.

Элгиласт равнодушно повел плечами и взглянул на небо. В считанные минуты дождь прекратился, а в стремительно растущих прогалах между туч показались тусклые утренние звезды.

Но лучше от того Тандегрэну не стало. Отнюдь. Почему у него такое отвратительное чувство, будто самые крупные неприятности этого похода только начинаются?

В юности ему пришлось участвовать в уничтожении орочьего отряда, обнаруженного на границах людских поселений. Такие же чудом уцелевшие осколки армии Темного Лорда, как и это Черное Солнце. Тогда, помнится, его постигло одно из самых жестоких разочарований молодости: орки оказались вовсе не ужасающими сверхсуществами, сражение с которыми требовало недюжинного умения и доблести. Воины повелителя Тьмы показались ему какими-то потрепанными и растерянными. Он шел совершать подвиг, а получилось что-то вроде работы гробовщика: необходимой, но печальной.

Может быть, орки и произвели на этого впечатлительного юношу, Ривендора, ужасающий эффект, но это вовсе не означает, что впереди засели невообразимые монстры, справиться с которыми невозможно.

Так с чем связано не отпускающее его гибельное предчувствие?

— Глядите, стрела! — воскликнул один из эльфов, идущих справа.

В стволе большого дерева, стоящего особняком от других, глубоко засела длинная стрела с контрастным черно-белым оперением.

Эльф, первым заметивший ее, подошел и попытался вытащить, но не тут-то было. Наконечник застрял в дереве так крепко, что с третьей попытки не выдержало и треснуло древко. Ничего не оставалось делать, как обломить его и в таком виде передать командиру.

Тандегрэн задумчиво вертел находку в руках. Было видно, что колчан владельца стрела покинула совсем недавно: даже не успела набухнуть от сырости.

— Орочья? — спросил Тандегрэн, обернувшись к Ривендору.

Тот молча кивнул. Лицо молодого эльфа оставалось спокойным, но таким бледным, словно его обладателя только что посетил призрак Темного Лорда.

Очередной неприятный сюрприз этого странного похода. Что это — случайность или намеренное предупреждение? И если так, предупреждение о чем?

Воин передал стрелу магу.

— Что скажешь? — спросил он.

— Скажу, что тварь, ее выпустившая, очень скоро отстреляется.

— Что они могли иметь под этим в виду?

— Иметь в виду? Это же орки! Что могут иметь в виду создания, тупее которых только каменноголовые тролли?

Тандегрэн с сомнением покачал головой. Негоже командиру открывать подчиненным свое замешательство. Но во всей этой истории что-то не сходилось, не клеилось одно с другим, только вот что?

Высокие, почти что отвесные скалы по обе стороны пути вызвали у Тандегрэна стойкое ощущение захлопывающейся мышеловки. Все военные трактаты как один гласили, что днем можно бродить хоть вокруг орочьей командной ставки — и это будет так же безопасно, как прогулка по зеленым полянам родных эльфийских лесов. Потому в больших кампаниях Темный Лорд редко посылал орков одних, без прикрытия других рас.

Его собственный опыт подтверждал то же самое: на солнечном свету оркам становилось так плохо, что те едва могли передвигать ноги, не то что сражаться. Из сорока двух орков, взятых в плен и привязанных к столбам на площади людского городка, до вечера едва дотянула половина, а к концу следующего дня в живых остались лишь шестеро порождений Тьмы, которых добили мечами.

Тандегрэн подозвал к себе командира десятка.

— По пятеро, с каждой стороны, — распорядился он. — Рассредоточиться и занять оборону.

Треть отряда рассыпалась по скалам. Внутри пещеры орки будут в своей стихии вечной темноты… Но Тандегрэн уже не мог унять разбушевавшейся подозрительности.

Тропа поднималась вверх через многочисленные завалы и, наконец, уперлась в открытую, словно двор крепости, широкую площадку. Естественным донжоном высилась посередине скала с пещерой. Перед входом громоздились безвкусного вида «украшения», составленные из костей, черепов и шкур, укрепленных на деревянной основе. Орочье понимание прекрасного скользило в каждой детали этих конструкций.

Как и следовало предположить, вокруг не было ни единой живой души. Дневное светило заставило своих черных тезок забиться по дальним щелям, оставив беззащитной эту превосходную природную крепость.

В который раз Тандегрэн заставил умолкнуть назойливое чувство тревоги и подал беззвучный сигнал. Два десятка эльфийских воинов размытыми тенями метнулись наверх к вражескому логову. Меч, надежный старый союзник, успокаивал своим присутствием в руке, внушал надежность и уверенность.

Отвесные скалы по две стороны прохода, двое хороших друзей, оставшихся в плену… Тандегрэну припомнились жутковатое зрелище изуродованных пытками тел орочьих пленников. А этот Ривендор выглядит так, словно его даже и не слишком побили… Эльфу помоложе подобная мысль могла показаться кощунственной, но Тандегрэн за сто тридцать лет жизни успел навидаться всякого, чтобы знать: сломаться и предать может даже их соплеменник. А где он, кстати? Командир огляделся в поисках золотоволосого юноши, но его не было и в помине.

«Годы мира расслабили нас. Как я только раньше не понял!»

Не один воинский отряд сложил головы потому, что кто-то из высших по званию счел зазорным признать собственную ошибку. Или, сомневаясь в правильности выводов, основанных лишь на собственном чутье, не озвучил их вслух.

Но Тандегрэн не относился к числу командиров, боящихся показаться смешными из-за ложной тревоги.

— Стой! — вскричал он.

Гулкий протяжный звук, поплывший над соседними скалами, приглушил его следующие приказы. Раз слышавшему надрывный, тревожащий голос орочьего рога, в жизни не перепутать его ни с каким другим инструментом.

Из темного отверстия пещеры опрометью выскочили два воина, успевших нырнуть вглубь до того, как прозвучала команда.

— Там никого нет! — сообщили они. — Пещера пуста и заканчивается тупиком!

Элгиласт вытаращил на командира полные изумления глаза.

— Это засада! — пробормотал он, хлопая ресницами. Лицо у мага было точь в точь как у избалованного ребенка, на которого вдруг налетел беспризорный хулиган и отобрал сладкий пряник. «Этого не может быть!» — читалось в его выражении.

Звон оружия и отчаянные крики говорили о том, что десятку прикрытия приходится туго. Скала с пещерой была высшей точкой окружающей местности, но горный рельеф с его неровностями сильно затруднял обзор. Впрочем, особо разглядывать окрестности эльфам не дали. Ливень стрел обрушился со скал на замерший отряд.

— В укрытие! — только и успел скомандовать Тандегрэн, отмечая то, что стрелы улеглись ровной линией к ногам его бойцов. Такая точность полностью исключала возможность промаха. Неведомый враг недвусмысленно намекал эльфам отступить — а ничего другого им и не оставалось делать. Только лежать в камнях и с болью наблюдать, как погибают наверху их товарищи.

Одного из эльфов оттеснили к краю обрыва целых три врага. Воин отбивался до последнего — а потом, не рассчитав очередной стремительный выпад, пошатнулся и с коротким воплем сорвался вниз.

— Тьма! — выругался воин, выглядывающий из-за большого валуна рядом с командиром, и, схватившись за лук, одним движением очутился на камне. Всего лишь парой мгновений спустя Тандегрэн ухватил его за лодыжку и сдернул вниз, но было уже поздно. Два арбалетных болта прошили безрассудного храбреца насквозь. Эльф был уже мертв, когда командир втащил его обратно под прикрытие валуна.

Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками природы. И только два мертвых тела доказывали, что затаившиеся враги — не плод расшалившейся фантазии, и короткая жестокая битва произошла на самом деле.

Что за враги подкараулили их в этих пустынных горах?

Сказочку о клане Черное Солнце, надолго пережившем своего господина, можно смело забыть. Тандегрэн видел, что творится с орками при свете дня. Эти же не проявляли признаков и малейшего дискомфорта. Расстояние, с которого пришлось наблюдать за боем, позволяло разглядеть только черные длинные волосы и ладные фигуры, не похожие на длинноруких сутулых орков.

Была, правда, помесная с людьми разновидность темных созданий — урук-хаи. Эльфу очень хотелось верить, что официальная версия о том, что этих тварей перебили в первую очередь, еще до полного окончания войны, не врет.

Может быть, им все-таки «повезло» наткнуться на один из диких народов, бывших обманутых рабов Темного Лорда? Тогда дело может оказаться не таким скверным. Человеку не сравниться с эльфом ни в скорости реакции, ни в умении маскировки. Хотя теперь у них, похоже, численное превосходство.

Тандегрэн рассматривал окрестности. Только сейчас он заметил, что естественному горному ландшафту, и без того предоставляющему немало возможностей укрытия, помогли превратиться в великолепное укрепление. Он со своими бойцами угодил в настоящий капкан. Без еды и воды даже эльфам долго не протянуть.

И целая треть отряда уже погибла или находится в плену.

«Вряд ли меня продолжат сравнивать с предком», — мрачно подумал командир эльфов. Разве только в контексте «это вырождающееся поколение». Если, конечно, останется кто-то, кроме их неведомых врагов, способный поведать о том, как Тандегрэн, недостойный потомок славного Тальгиора, свалял дурака.

— Моим условием было сохранение им жизни! — гнев искажал лицо Ривендора.

— Они не согласились сдаться, — резонно возразил Орог. — Может быть, эльфы знают для такого случая другой вариант, кроме боя?

Ривендор слегка поостыл в своей горячности. Варианта он не знал. Точнее, тот единственный, что приходил в голову — отступить самим — явно не годился.

Из десятка прикрытия в живых остались лишь трое. Жестоко израненные, они попросту не могли более оказывать сопротивление.

— Но остальным ты даже предлагать ничего не стал!

— Ты думаешь, результат будет сильно отличаться?

Правая бровь урук-хая насмешливо поползла вверх. Эльф не ответил ничего, и Белый Вождь продолжил:

— У нас уйма времени. Пока они не поняли до конца, насколько серьезно влипли, я им и слова не скажу.

— Но это приведет к новым жертвам!

— Будем меряться убитыми?

Трое урук-хаев встретили свой конец в утренней стычке, и еще пять получили ранения разной тяжести. Ривендор испугался, что окончательно разгневал орочьего предводителя, в чьих руках находилась судьба его друзей, но Орог улыбнулся, как ни в чем не бывало:

— Не беспокойся, эльф. Заложники нужны мне не меньше, чем тебе — жизнь товарищей.

Злой и подавленный, Ривендор отошел прочь. Интересно, как обернулась бы его судьба, окажись первым встреченным урук-хаем не Шенгар, а его старший брат? Наверняка, он бы крепко подумал, прежде чем просить пристанища у орков.

По-своему, личность не менее магнетическая. Но, если младший из братьев с первых же минут общения умел так расположить к себе собеседника, что тот невольно забывал и о когтях с клыками, и о нелепых косичках, и о варварских рисунках по всему телу — настолько органично вплетались эти детали в живой сгусток искрящей энергии, называемый Шенгаром; то старший брат пугал. Ривендор не смог бы объяснить точно, какие слова или действия Орога заставляли его так думать. Вроде бы, иметь с ним дело куда приятнее, чем с тем же Харлаком. В отличие от большинства орков, он даже ни разу не произнес словечек типа «ушастик» или «длинноухий». Но присутствовала в Ороге какая-то потусторонняя, жутковатая отстраненность. До сих пор Ривендору доводилось ощущать такое лишь в присутствии Аланданора, эльфийского короля. Сквозь призму пятисот прожитых лет, Аланданор как будто бы не замечал мельтешащих перед глазами детишек с их мелочными делами. Он мыслил иными категориями. Военное дело для него измерялось армиями, политика — народами, время — веками. Но одно дело чувствовать эту масштабность в старике, древнем даже по эльфийским понятиям, и совсем другое — видеть ее, исходящей от дикаря-орка, едва ли старшего по возрасту, чем сам Ривендор.

И не важно, что сейчас за плечами Орога лишь горстка урук-хаев, опьяненных собственной наглостью, и Белому Вождю приходиться решать их проблемы. Пытаться свернуть с пути фигуру его величины — все равно что просить подвинуться гору.

Ривендор не понимал, что ему больше хочется: бежать без огляду, или внимать зачарованно каждому жесту орочьего лидера. Говорят, Шенгару порой удается переубедить брата в том или ином решении. А он… Зря вообще затеял этот разговор.

ГЛАВА 10

Во время ночной вылазки они потеряли четверых. Двоих раненых удалось утащить обратно к пещере. Но лишь потому, что враг не препятствовал. Выстрелы со скал встречали каждую из трех безрезультатных попыток прорваться. Тщетно Элгиласт сгонял над их головами самые плотные тучи. На меткость вражеских стрел они никак не влияли.

После третьего поспешного отступления маг пришел к гениальному выводу:

— Они, наверное, видят в темноте!

Тандегрэн удержал мучительный позыв врезать ему по зубам. Похоже, в своей симпатии к людям он действительно нахватался вульгарных черт от младшей расы… Но эльфийский командир твердо решил, что если доморощенный мудрец отвесит очередное ценное замечание, одним пострадавшим эльфом этой ночью станет больше.

Урук-хаи. Живые и здравствующие. Может быть, они все-таки соизволят к утру развеяться, как и положено дурацкому сну?

О восходе солнца оповестило замогильное завывание хриплого рога. Орки ненавязчиво напоминали о своем существовании. Сон улетучиваться не желал.

Превосходно. Им не прорваться ночью и тем более не ускользнуть днем.

— Воды… — прошептал один из раненых. Его голос резанул по сердцу Тандегрэна, словно тупым зазубренным ножом. Вот он, наглядный результат твоих ошибок, командир.

Воды не было. Как не было еды, стрел и всего остального.

Тандегрэн резко придавил набирающий силу голосок совести. Большой недостаток всей эльфийской расы — в неподобающее время погружаться с головой в сентиментальные философствования мазохистского толка. Искоренить эту черту до конца было невозможно, лишь научиться с ней бороться. Обычно это у него хорошо получалось.

На третий день осады Элгиласт затеял получение воды при помощи ливня. Эльфы укрылись в пещере, а вот оркам пришлось хорошенько помокнуть. В разгар стихии Тандегрэн послал троих добровольцев проверить осаждающих на прочность. Лучникам разгулявшееся ненастье мешало, но тяжелый арбалетный болт, принесшийся с вершины скалы, прошил грудь одного из эльфийских храбрецов чуть выше сердца. Воин истек кровью за считанные минуты. Три других стрелка оказались менее удачливыми, но один факт их наличия ставил под сомнение разумность дальнейших попыток.

Мага хватило на полчаса поддержания ливня. Стоило ему отвлечься, как собранные облака сразу норовили разбежаться. Так и пришлось Элгиласту торчать под вызванным им же дождем, пока оглушительный чих не возвестил о том, что эльфийским магам не чужды проблемы простуды.

Водой они, правда, заполнили все имеющиеся в наличии фляги.

Ответная пакость со стороны орков последовала ночью. На дрова урук-хаи не скупились. Задорные жаркие искры возносились к самому небу. А на вертелах крутились целые туши коз и молодых кабанчиков.

Орки плясали вокруг костров и распевали свои отвратительные песни под звуки варварских инструментов — в основном, ударных и шумовых.

В своем показательном веселье они, однако, не забыли выставить на стражу лучников. Тандегрэн проверил лично и схлопотал в плечо стрелу.

Эльфы, давно сжегшие последнюю травинку и разделившие три лепешки на семнадцать ртов, жадно глотали слюнки. Бурча животом и громко чихая, Элгиласт изменил направление ветра, но дразнящие запахи уже успели разбудоражить голодные фантазии, и эльфам хватало одного вида приготовляемой пищи… Одной мысли о том, что она где-то готовится.

Пока товарищи занимались раной (по счастью, легкой), Тандегрэн поймал себя на том, что оценивает сочного мага с откровенно гастрономических позиций.

Утром эльфы в тихой ярости наблюдали, как орки разбивают у брода палатки, притащенные из их оставленного лагеря. Когда процесс был окончен, особо отчаянный урук-хай демонстративно вылил на землю ковшик воды, ткнув пальцем сначала на небо, затем на палатки.

Трое эльфов схватились за луки, но наглец уже успел улизнуть, а повыскакивавшие из укрытий вражеские стрелки мгновенно наградили лучников тучей ответных стрел. Еще двое раненых и один убитый.

— Они стреляют лишь по тем, кто предпринимает действия, — заметил один из эльфов. К счастью Элгиласта, опередив его с этим заявлением на доли секунды. Иначе недосчитаться бы магу парочки-другой зубов.

— Они вынуждают нас сдаться, — мрачно пояснил Тандегрэн.

— Я знаю, что делать, — отрезал маг. — Мне нужно время и силы на подготовку. И эти твари отправятся прямиком к своему Темному Покойнику.

С этими словами он схватил последнюю лепешку из общих запасов и в три жадных укуса сожрал ее до крошки, даже не прожевав.

Все надежды Орога удержать брата на отдыхе хоть на некоторое время пошли прахом. Стоило тому окончательно получшать, как неугомонный охотник немедленно примчался к центру событий.

Последняя размолвка проложила хорошую трещину в многолетней бескорыстной дружбе. Оба брата это понимали — и избегали бесед на тяжкую тему. Но разговоры на другие не клеились тем более. Когда молчание стало совсем уж невыносимым, Орог осторожно начал:

— По поводу Черного Солнца…

— Мы уже договорились, — бросил в ответ Шенгар. — Это будет мой клан, мои старейшины и мое место в Совете. И мое мнение на происходящее. Все. А теперь, брат… Давай-ка думать, что ничего не было.

— Давай, — согласился Орог.

Шенгар обратил взгляд к пещере.

— Выдохлись, похоже, ушастые? — предположил он. — Пора бы тебе разворачивать тряпочку.

Под «тряпочкой» имелось в виду очередное сокровище из запасов Ришнара. Не много, не мало, личный стяг Талемайра, нашедшего смерть под сводами гномьих пещер. Вместо того, чтобы отправиться за черным рыцарем, ближайшим подручным Владыки, в могилу, каким-то неведомым чудом стяг перекочевал в один из многочисленных тайников предусмотрительного сотника. Шенгар бы не слишком удивился, если в скором времени в придачу к стягу обнаружились меч, вороненый панцирь, перстень с личной печатью и парочка темномагических страшилок до кучи.

«На славе великих предков можно многого добиться, если правильно подойти к вопросу, — наставлял старый орк. — Кого волнует какой-то там лохматый урук-хай с северных пустошей? Наследник великих деяний, на которого снизошел дух отважного воина — вот с кем надо считаться!»

«Кто поверит в подобную ахинею?!» — возмутился Шенгар. Ришнар хитро прищурил глаза и усмехнулся:

«Вот именно в ахинею лучше всего и поверят».

— Еще не пора, — ответил Орог. — По-моему, затишье временное.

— А я поспорить готов, что длинноухие уже на подходе. Вечером они начнут переговоры.

— Не так рано.

— Так что, будем спорить?

— Отстань.

Шенгар расплылся в хищной улыбке:

— Нет, брат. Ты сначала выслушай, на что я предлагаю спорить.

— Ну и на что же?

— На голосование в Совете. Если ушастые ломаются до вечера, то я имею право требовать у тебя голос по любому одному вопросу. А если нет, я голосую в твою пользу. Идет?

— Слушай, брат, почему тебя еще никто не прибил, а?

— Потому что я хорошо дерусь и быстро бегаю, — довольно объявил Шенгар.

Братья так увлеклись процессом примирения, что едва было не пропустили самое интересное.

Бледное свечение, исходящее из пещеры, набирало силу с каждым мгновением. Как будто бы за камнем, прикрывающим вход, появилось второе солнце.

— Чтоб им провалиться, глаза-то как режет! — вскричал Шенгар, прикрывая лицо руками и отворачиваясь.

Но то были еще цветочки. Резало не только глаза. Вся кожа горела огнем от этого неведомого света, и одежда едва спасала от страшных лучей.

Любому из старых орков, хоть раз заставшему день вне укрытия, такие ощущения были хорошо знакомы, но урук-хаи понятия не имели, что с ними происходит.

Вялые мышцы отказывались повиноваться, кости ломило, а виски раскалывались неимоверной болью.

Орог с трудом огляделся по сторонам и увидел, что все орки, оказавшиеся вблизи этого странного явления, чувствуют себя не лучше.

— Что это за свет такой?! — беспокойно воскликнул он.

Рядом возник взбудораженный Ривендор. Кажется, на него лучи не оказывали никакого влияния.

— Это не свет, это Свет! — ответил эльф.

Шенгар поднял на него мутные глаза.

— Спасибо, объяснил! Сам-то понял, чего сказал?

— Элгиласт призывает великие силы, нужно срочно уходить, пока его магия не начала действовать!

— Вот и уходи, если можешь, — прохрипел Орог, корчась от боли.

В бессильном отчаянии эльф всплеснул руками.

Свечение достигло своего пика, и в странной неестественной тишине разнесся эхом чистый высокий голос, нараспев произносящий слова.

Дрожащими руками Шенгар сунул Ривендору лук.

— Стреляй, дурачье длинноухое! — взвыл урук-хай не своим голосом. — Ты один можешь его сейчас достать!

Эльф принял оружие и понял, что пальцы у него трясутся не хуже, чем у орка. Физических страданий исходящий от мага Свет ему не причинял, но мелодика заклинания повергала разум в странное оцепенение. Вместо привычных картин и предметов перед ним вставала суть мироздания. Он видел, как рождаются горы из раскаленных потоков лавы. Он видел каждую роговую пластину лука и оленей, которым эти рога когда-то принадлежали. При желании, он мог проследить их жизнь, от маленького олененка до могучего взрослого зверя… Увидеть их предков. И предков их предков. И предков их предков… Он был вороном, теряющим перо над бескрайними просторами тундры. Он был одной из крошечных Вселенных в наконечнике стрелы, выстроившихся рядами, как воины в парадном строю — одной-единственной и всеми сразу.

Он был бурным потоком горной реки, выворачивающим с корнем деревья, сметающим все преграды на своем пути…

— Навесом! — стонал Шенгар. — Ты что, лук в первый раз видишь?!

— Таким — в первый… — пробормотал Ривендор, сознавая, сколь странно выглядит сейчас со стороны. Голос орка помог ему вырваться из череды завораживающих видений. Многомерный мир, бесконечный во всех направлениях, перестал уносить его неуправляемым калейдоскопом в свои глубины.

Лишь только эльфу удалось обуздать это новое зрение, и оно превратилась в его верного помощника. Он точно знал, насколько следует натянуть лук, на какой угол поднять, когда спустить тетиву. Несправедливо и жутко — ведь от такого стрелка невозможно уйти. Он не может промахнуться или ошибиться.

Натянуть. Поднять. Спустить.

Смертоносная армия маленьких Вселенных устремилась в центр сияющего сгустка Света.

И в тот же момент последовал… Если бы Ривендора попросили описать это словами, он остановился бы на определении «оглушительный беззвучный звук». И плевать на всех, кто скажет, что такого не бывает.

Бывает, когда схлопывается бесконечность, ужимаясь до трех жалких измерений.

Как чувствует себя выцветшая буква на плоском поблекшем листе бумаги?

Обездвиженная природа, разложенная заклинанием на причинно-следственные связи, возвращалась в свои права укоризненным вздохом ветерка…

Ветер! Ривендор тоже вздохнул — с облегчением. Вот какую составляющую выстрела он упустил. Он опоздал — и случайность спасла его от бессмысленного убийства. Стрела ударилась о камень, не причинив вреда Элгиласту, успевшему отпустить на волю измененную реальность.

«Любопытно», — подумал эльф. А ведь в обычных условиях инстинкты стрелка, намертво вбитые долгими тренировками, не оставили бы без внимания такую важную деталь!

Один знакомый с задатками мага как-то пытался объяснить ему причины затруднений, испытываемых эльфийскими чародеями.

«Раньше, — говорил знакомый, — Светлый Творец помогал нам. Стоило только озвучить желаемый результат. Если желание соответствовало воле Творца, он подсказывал путь к его осуществлению. Но вот уже триста лет, как он глух ко всем призывам! Приходится действовать самостоятельно — а это очень сложно».

Теперь Ривендор понял, что имел в виду маг. После того, что он видел собственными глазами… Удивительно, как у нынешних чародеев вообще что-то получается!

— Мазила! — укоризненно буркнул Шенгар. — А еще уши длинные!

— Магия сбила меня, — оправдался эльф. — Я все равно опоздал. Он успел завершить заклинание.

Орог удивленно посмотрел по сторонам.

— Ничего не изменилось! — заметил он. — Он что — ошиб… А, Чертоги Творца!

Глухой подземный толчок содрогнул скалы.

Огромный участок земли медленно оседал вниз. Тот самый, на котором они находились.

— Ах он, мерзость ушастая! — задохнулся яростью Шенгар, вырывая свой лук у ошеломленного эльфа.

Орог ухватил его за руку:

— Брат, река!

Другие урук-хаи, столь же обескураженные происходящим, быстро пришли в себя перед лицом материализованной опасности.

— Русло завалило! Наводнение! Спасайтесь!

Высшей точкой в округе была скала с пещерой. Но «двор» природной крепости уже заливала стремительно поднимающаяся вода. Даже если забыть об эльфах, хоть и ограниченных в запасе стрел, но ради такого случая вряд ли станущих их жалеть, добраться до спасительной высоты они уже не успевали.

По направлению к броду местность шла под уклон. Бежать туда не имело смысла. Самым надежным вариантом оставалась плотина, перекрывшая реку огромными глыбами базальта. Успеть к ней до того, как разгневанный поток перехлестнет через преграду — последний шанс на спасение.

С коротким вскриком упал на землю орк из клана Леденящая Смерть. Тот, что поднимал больше всего шума и баламутил остальных… Из спины его торчала стрела. Эльфы наконец-то получили преимущество и не мешкали им воспользоваться.

Еще кто-то рухнул со стрелой между лопаток. Не оборачиваться. Не отвлекаться. Вперед, к плотине, короткими беспорядочными зигзагами.

И тут пришла вторая волна землетрясения.

— К Темному Покойнику… — самозабвенно шептал Элгиласт. — К Темному Покойнику…

Тандегрэн сгреб его за ворот и от души хлестнул ладонью сначала по правой щеке, потом по левой. Закатившиеся зрачки мага медленно всплыли из-под век.

— К Темному Покойнику… — продолжил он. Похоже, ему настолько нравилась шутка собственного изобретения, что он готов был повторять ее даже в полузабытьи.

Тандегрэн отвесил ему еще одну пощечину, и маг окончательно пришел в себя.

— Я безумно вымотан и долго не продержусь в сознании, — тихим бесцветным голосом сообщил Элгиласт. — Что ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты объяснил ВОТ ЭТО, — свирепо заявил командир и подтащил мага к краю площадки, невзирая на вражеских лучников, резво ощетинившихся стрелами.

— ЭТО! — рявкнул Тандегрэн, тыча пальцем вниз, словно повторение могло как-то повлиять на вменяемость собеседника.

— Это трещина в земле, — невозмутимо отозвался тот и снова обмяк. На этот раз ни удары по щекам, ни энергичное встряхивание не помогли вернуть его в чувство.

Больше всего Тандегрэну хотелось выкинуть злополучного чародея в пресловутую «трещину», но в последний момент он все же передумал и оттащил бессознательное тело внутрь пещеры.

По бывшему «двору» текла в новом русле, образовавшемся во время второго подземного удара, вырвавшаяся на волю река. Окончательно перерезая эльфам путь к спасению.

Командир окинул мрачным взглядом остатки своего отряда. Четырнадцать воинов из тридцати. Включая раненых.

— Это конец, — ровным уверенным голосом проговорил он. — Орки добиваются, чтобы мы сдались в плен.

— Это позор! — горячо воскликнул один из воинов. — Мы не сделаем такого никогда. Лучше смерть!

— Вы это сделаете, — не меняя тона ответил Тандегрэн. — Потому что таков мой приказ.

— В детстве я все не понимал, как могла утонуть каменная Твердыня и эльфийский город, — многозначительно начал Шенгар, и на том прервался.

— И? — спросил Ривендор.

— Теперь я знаю, как, — осклабился урук-хай.

— Я только вот не пойму, — признался Орог. — Чего добивался этот Элга… Как его?

— Элгиласт.

— Ну да. Принести последнее полено на собственный погребальный костер… Да будь он нашим шпионом, лучшего я и сам не мог ему приказать!

— Наверное, он рассчитывал на другое, — предположил Ривендор. — Мне один знакомый объяснял — после войны у магов возникли большие проблемы. Творить магию стало сложнее, и вероятность ошибки возросла.

— Хорошо, что у нас нет магов, — поежился Шенгар. — С десятком таких героев можно проиграть любую войну. Одно меня тревожит. Он еще и колдовать толком не начал, а все наши уже в лежку! Вот как этот священный фингал засветится снова, мы и поделать ничего не успеем!

— Священный что?! — эльф изумленно разинул рот.

— Фиал, — перевел Орог, привычный к вольному обращению брата с заумными словечками.

У Ривендора отлегло от сердца.

— Не засветится. После такого он до зимы и облачка не сможет развеять!

— А вообще он хорошо придумал, — заявил Шенгар, окидывая задумчивым взглядом новую линию берега. — Брода-то больше нету! Через речку так просто не переправиться! Заявиться к нам в гости будет нелегко!

— Хм, — задумался Орог, потирая пальцем подбородок. — Хм. А в будущем тут получится неплохая крепость!

Шенгар наморщил лоб:

— Забыл, как называются те смешные металлические кружочки!

— Монеты? — предположил его брат.

— Нет. Их еще зачем-то дают за всякие подвиги.

— Медали? — спросил эльф.

— Точно, они! Брат, может заведем такие, а? Первую этому Элгиласту и выдадим!

Орог сверкнул клыками:

— А это идея!

Но мысль с крепостью понравилась ему все же больше. Орк уже начал прикидывать, как лучше укрепить район, чтобы ни одна сволочь не пробралась незваной к их драгоценному руднику. Отвлек его, как всегда, голос брата.

— Слушай, может, все-таки поспорим, а? — предложил Шенгар, глядя куда-то за спину Орога. — Я два вопроса ставлю против твоего одного!

Тот, давно привычный не попадаться на подобного рода выходки, немедленно обернулся. Тотчас же янтарные глаза его бешено сверкнули.

— Есть! — не скрывая радости воскликнул Орог. — Тащите тряп… То есть, знамя!

Эльфы у пещеры выкинули белый флаг.

Ветер трепыхал тяжелое красно-черное полотнище. Тандегрэн смотрел и не верил своим глазам. Дурной сон имел тенденцию быстро превращаться в редкостный кошмар.

Он успел, скрепя душу, свыкнуться с печальной новостью о существовании урук-хаев. И вот очередное привидение тянет когти из темного небытия, накрывая устоявшийся мирный покой своей зловещей тенью.

Перевернутый черный полумесяц в багряных небесах. Не надо быть знатоком геральдики, чтобы этот простой знак застудил кровь в жилах. Последним, кто выступал под этим символом, был Талемайр. Талемайр Черный. Талемайр Падший. Талемайр Безжалостный. Кровавый Демон. Черная Смерть.

Последней войны Тандегрэн не застал лично. Но он хорошо помнил рассказы отца своего отца, в детстве и юности потрясавшие его воображение. Правда, казались они ему в то время чем-то вроде захватывающих сказок, которым, увы, нет места в нынешней скучной жизни. Повзрослев, воин понял, что таким сказкам лучше никогда не воплощаться обратно в реальность.

И вот, как будто бы по насмешке, юношеские мечтания начинают сбываться с пугающей достоверностью. Правда, в них он с сияющим мечом в руке обращал вражеские орды в позорное бегство. А здесь выходит как-то наоборот…

Командира орков Тандегрэн приметил еще раньше. Теперь он имел возможность разглядеть его во всей красе. Высокий урук-хай с совершенно белыми волосами, резко выделяющийся на фоне своего воинства, выстроившегося цепочкой за его спиной. Во всех остальных орках ощущался неистребимый налет варварства. Разномастные доспехи, мешанина всевозможного оружия — орочьего, гномьего и даже каких-то невообразимых каменных топоров и копий. Даже отряды людей-наемников были снаряжены менее пестро. Облик же предводителя скорее соответствовал реющему по ветру зловещему стягу, чем этой дикарской ватаге.

«Хватит придираться к виду, — оборвал себя эльф. — Как бы они не выглядели, это ты сидишь в западне, а они вольны решать твою судьбу».

По крайней мере, это не Талемайр Черный. Спасибо и на том.

Орки молчаливо ждали.

— Я Тандегрэн Тальгиоринг, воин Объединенного эльфийского королевства и командир этого отряда. Кто вы, и по какому праву совершили это нападение?

В низком голосе белоголового урук-хая присутствовала небольшая хрипота, но звучал он ближе к человеческому, чем к голосам обычных орков.

— Я Орог, предводитель клана Стальные Когти. Иногда меня называют Белым Вождем. Вы зашли на нашу территорию!

— Эта земля ничья! — возразил Тандегрэн. Стальные Когти? Летописи упоминали некоторые крупные орочьи кланы, но ничего подобного этому, вроде как, не попадалось…

— С каких это пор, эльф? Сначала она принадлежала гномам. Потом клану Черное Солнце. Мы изгнали Черное Солнце, и теперь она наша! Сложите оружие и сдайтесь, и мы пощадим вам жизнь.

— С какой стати оркам понадобилось оказывать нам такую милость?

Урук-хай усмехнулся:

— Меня бы вполне устроило, если ты с твоим отрядом убрался вон и никогда не возвращался! Война окончилась триста лет назад. Но ваш народ так упорствует в стремлении развязать новую, что мне нужны весомые аргументы, чтобы убедить его в необходимости мира!

Так и есть. Орк хочет получить заложников и не скрывает того.

— Захват мирной экспедиции под предводительством нашего принца — достаточный повод для объявления войны!

— Мы никого не захватывали. Двое из вашей экспедиции, оставшиеся в живых после встречи с Черным Солнцем, сейчас у нас, целые и невредимые! Что до принца, его судьба мне неизвестна.

— Твои слова бездоказательны!

— Сложите оружие, и мы об этом еще поговорим.

— Долг командира не позволит мне сдаться. Но мои воины сложат оружие. Надеюсь, ты не лжешь относительно своих намерений.

Ни эльфы, ни орки и глазом не успели моргнуть, как Тандегрэн стремительной тенью метнулся к краю площадки и прыгнул вниз, в бурный поток изменившей русло реки.

Вслед ему ударился о воду десяток запоздалых орочьих стрел.

Широким жестом Орог развел в стороны обе руки:

— Стоять! — приказал он оркам и удовлетворенно отметил про себя, что его послушали. Стальные Когти приняли главенство Белого Вождя.

Шло время, а на поверхности реки ничего не показывалось. Сколько не вглядывались ошеломленные неожиданным поступком воины обеих сторон — никаких свидетельств того, что Тандегрэн уцелел в своей отчаянной попытке избежать позорного плена.

На краткий миг Орогу показалось, что где-то далеко, ниже по течению реки мелькнуло что-то, напоминающее пепельную голову эльфа, но ручаться за то он бы не стал.

Жаль, действительно жаль. Этот Тандегрэн начинал ему чем-то нравиться. Он обратился к притихшим эльфам.

— Ну что? Есть желающие повторить?

Добровольцев не нашлось. Двенадцать остроухих воинов, бледных и подавленных, сдались на милость победителя.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 1

Ривендор недоверчиво покачал головой:

— Быть того не может!

— Тише! — шикнул Мардок. — Услышит же! Говорю тебе, сам только что видел. На стуле, за столом и…

— О чем это вы тут шушукаетесь? — осведомился Орог, появляясь из лестничной арки.

— Тсс! — одновременно накинулись на него эльф и орк. — Спугнешь!

На цыпочках двое заговорщиков прокрались к двери. Так ничего и не понимая, Орог двинулся за ними, осторожно занося над полом подкованные подошвы. Хоть он и был главным в этой пестрой компании, умение доверять товарищам в нужный момент спасло жизнь не одному северному вождю.

Из-за спин застывшей на пороге парочки он успел заметить стремительную тень, гигантским прыжком пересекшую пространство между столом и барсовой шкурой, расстеленной у камина. Бывший владелец шкуры изошел бы черной завистью, доведись ему стать свидетелем этого прыжка.

— Вставай уже со своего коврика, — усмехнулся Орог. — Видели мы все.

— Не понимаю, о чем ты, — с каменным лицом отозвался Шенгар.

— О твоей нелюбви к «эльфийским подставкам»!

— Блажь и чушь, изобретенная ушастыми.

— Вот ведь дубина упрямая! Отморозишь все, что можно, среди этих сквозняков — чем перед девицами хвастаться будешь?

— Не твоего ума дело!

Взгляд Орога упал на предмет, отброшенный братом подальше, в явной надежде на то, что его никто не заметит.

— Ну-ка, что там на обложке написано? «Пиротехнические смеси и…»

Шенгар успел сцапать книжку прежде, чем Орог до нее дотянулся.

— Это я захватил, чтобы теплее было, — заявил он, решительно усаживаясь на том в рельефном, с металлическими накладками, переплете.

— Ну да, конечно.

«По крайней мере, брат взялся за ум, хоть и не спешит в том признаваться», — решил Орог удовлетворенно. Больше можно не опасаться, что в маниакальных попытках получить взрывчатку методом научного тыка тот заполнит вентиляцию таким едким зловонным газом, что всем им срочно придется перебираться на противоположный конец гномьего городка. Или наоборот? Орог нахмурился и постарался не думать, каких ошеломляющих результатов стоит ждать от начинающего алхимика, вооруженного знаниями.

Бывший «тронный зал» Черного Солнца, темный, сырой и неудобный, орки оставили еще в начале осени. Центром нового подземного поселения сделались рудник и цех.

К тому же, Орог с Шенгаром, да и многие другие урук-хаи частенько наведывались в уцелевшую часть гномьего лабиринта, полную сокровищ самого разного толка. Орога больше всего интересовала библиотека. Шенгар откопал лабораторию какого-то то ли мага, то ли алхимика, и прочно в ней обосновался. Целью его, как уже было сказано, являлось получение пороха. Но результаты неудачных экспериментов, вроде того едкого газа, уже зародили почву для новых, не менее захватывающих идей. В последний месяц зимы Шенгар стал редким гостем в окрестностях рудника, лишь изредка удостаивая честью своего посещения тренировки с железным оружием, устраиваемые Ришнаром.

Что же касалось самого Ришнара, то старый сотник действительно приносил уйму пользы. За зиму ему даже удалось превратить Стальные Когти из разрозненной компании, больше смахивающей на разбойничью шайку, чем на будущий могущественный клан, в некоторое подобие слаженной боевой единицы.

Уже привычным обиталищем для орков сделалась жилая пещерка в «цветнике» из минералов, так понравившаяся Орогу. Особенности каменных жилищ, просторных и холодных, пролили свет на истинное предназначение кроватей, стульев, столов и прочих предметов, ранее казавшихся оркам глупой блажью. Один лишь Шенгар, верный собственной упертости, продолжал именовать эти полезные вещи «дурацкими эльфийскими подставками».

В общем, амбициозные планы молодого вождя начинали планомерно воплощаться в реальность. Одно обстоятельство волновало Орога — за всю зиму ни одна из попыток овладеть искусством получения железа не увенчалась успехом.

Все началось с того, что Харлак и Орви (зеленоглазый «математик», чья некстати проявленная смекалка чуть не стоила Ривендору с Шенгаром головы), взявшие на себя обязанность разобраться в деталях процесса, окончательно в нем запутались и поссорились. В день, на который был назначен пробный запуск плавильной печи, оба наотрез отказались участвовать в этом мероприятии. Каждый сваливал вину на другого, а затем оба дружно напустились на Ривендора, вся причастность которого сводилась к зачитыванию вслух металлургического трактата. Клинки уже покинули ножны, и случиться бы тогда очередной жестокой потасовке, если бы не светлая мысль, вовремя посетившая эльфа: он предложил соорудить вместо давящего масштабностью гномьего гиганта маленькую сыродутную печь и испытывать догадки на небольшом количестве угля и руды. Смертоубийство отменилось, и орки принялись за работу. По счастью, она увлекла их настолько, что даже перевалившее за десяток число неудачных попыток не вернуло их к мысли свернуть эльфу шею. И все же, похвастаться в этом направлении было откровенно нечем.

— Снег почти сошел, — мрачно вздохнул Орог. — Нам надо успеть на Совет прежде, чем кланы разбредутся по летним стоянкам. А показать все еще нечего!

Шенгар сладко потянулся и зевнул, всем своим видом изображая, как удобно ему сидится на выпирающих украшениях книжного переплета.

— Мы куда-то торопимся? — удивился он. — Осенью Совет тоже никуда не денется. А то, пока нас не будет, глядишь, ушастые явятся. Как же гостям без хозяев!

— Вот они-то меня и волнуют, — признался Орог. — С каждым разом их все больше и больше.

— Они придут, как только расчистятся дороги, — кивнул Ривендор.

Но первыми гостями оказались вовсе не эльфы.

— Вылезайте, трусливые предатели! — ревел Уршван, вождь клана Леденящая Смерть.

— Вы увели у меня лучших охотников! — вторил Баргар из клана Черные Клинки. — Думаете, это сойдет вам с рук?

Около сотни орков из двух кланов, во главе с их разгневанными вождями, потрясали оружием по ту сторону бурлящего потока. Высокий обрыв, некогда являвшийся берегом реки, еще осенью украсился зубцами и башенками из неотесанных каменных глыб. Вместе с пещерой, обложенной камнями и оборудованной в хранилище припасов, они образовывали мощное укрепление, держащее под обстрелом возможные места переправ.

— Если ты настолько не ценишь лучших охотников, что они покинули тебя, разве я за то в ответе? — прокричал Орог, высовываясь из бойницы.

Некоторое время Баргар недоуменно разглядывал его, потом узнал.

— Оказывается, тебя еще не сожрали горные волки! — проорал он. — Вообще-то я имел в виду твоего дружка Шенгара и это неблагодарное отродье Мардока!

— К Творцу в чертоги твоего Мардока! — рассердился его союзник по походу. — Но Шенгар пусть ответит за все!

В ответ Шенгар вытащил из ножен клинок и издевательски повертел им в воздухе — яркие блики солнца заиграли на стальном лезвии.

— Вы просто завидуете моему новому мечу! — заявил он.

— Кого бы вы в виду не имели, а вождь здесь я, — сообщил Орог. — Со мной и будете говорить!

И Баргар, и Уршван казались озадаченными таким поворотом событий. Первым нашелся Леденящая Смерть:

— Для того, чтобы быть вождем, нужен клан!

— Клан будет, — спокойно ответил Орог. — И все, кто поможет мне в его создании, получат железное оружие. А кто окажется против, до конца дней будет жевать на Пустошах ягель вместе с оленями! К которой из компаний желаете присоединиться?

— До тебя мы тоже доберемся! — пообещал Черный Клинок.

— А вот это вряд ли, — усмехнулся Орог. В этом он был совершенно прав.

Ришнар довольно поскреб ухо кривым обломанным когтем:

— Хорошо, — ни с того, ни с сего заявил он.

— Чего хорошего, старик? — окрысился Шенгар. — Вместо того, чтобы заниматься делом, приходится тратить время на разборки с этими идиотами!

В одном из последних опытов ему удалось получить впечатляющие огненные искры, разлетающиеся по сторонам, и он был безумно зол из-за вынужденного перерыва в изысканиях.

— Их только двое. Значит остальные вожди сидят и ждут, чем закончится дело… Я так понимаю, они не всех своих воинов привели?

— Конечно не всех. Красиво бы они выглядели, притащив тысячу против трех десятков!

Два вождя на другом берегу совещались. Видимо, обсуждали полученную информацию. Как и полагается уважающим себя оркам, они долго спорили, препирались, чуть было не передрались, но, наконец, сошлись на каком-то решении. Честь его озвучить досталась Уршвану.

— Может быть, ты и окопался в этих камнях, как последний трус, — прокричал Леденящая Смерть, — но мы вернемся с полными кланами и все равно тебя оттуда выколупаем!

— Возвращайтесь! — отозвался Орог. — Сюда как раз направляется армия длинноухих! Мы дождемся, кто из вас победит, с ним и разберемся!

— Брешешь, предатель!

— Предложение насчет оружия остается в силе! — выкрикнул Орог в спины врагам, убирающимся несолоно хлебавши.

Шрам на щеке тянул и ныл. Почти полгода миновало с тех пор, как Тандегрэн обзавелся этим сомнительным «украшением», быть может, делающим честь бандиту с большой дороги, но мало сочетающемуся с тонкими эльфийскими чертами. Наверное, длинный неровный рубец давно бы перестал беспокоить воина, если бы не напоминал ежедневно о позорных обстоятельствах, сопровождавших его получение. Напоминал окружающим, а главное — своему обладателю.

«Привередничать начинаешь, сноб длинноухий? — строго одернул себя эльф. — Когда ты выбрался из речки, был до истерики рад, что вообще живой остался».

Ну да, так оно и было. Валялся на песчаной отмели и хохотал так, словно его впору было свозить в какой-нибудь прихрамовый дом милосердия и запирать в комнате без острых предметов, в компании с Темным Лордом, Светлым Творцом и изобретателем философского камня. Успокоиться он не мог: любая мысль вызывала новый припадок безудержного хохота. И то, что вокруг — недели пути по бездорожью. И то, что урук-хаи разгуливают по этим горам под флагом Талемайра Падшего. Что остатки его отряда угодили в плен. Что принц, похоже, мертв. Что осенние холода вот-вот наступят, а у него с собой даже меньше, чем ничего. А уж когда он обнаружил, что из рассеченного острым камнем лица хлещет, пульсируя, кровь и заливает ему глаза, затекает за ворот рубахи, что руки у него в крови, и одежда вся в крови, и волосы слипаются от крови, хохот сделался таким, что от этих звуков удрал бы из собственного логова свирепый дикий дракон — и никогда туда больше не вернулся.

А самое смешное — он был ЖИВОЙ!!!

И впрямь, его эффектный порыв мог окончиться гораздо менее удачно. Например, он мог с тем же успехом приложиться затылком. Или лишиться глаза, придись удар чуть выше. Переломать руки-ноги и не выплыть из бурного течения. Право, жаловаться на распоротую щеку в таком положении просто смешно! Даже если понимаешь, что мучает вовсе не рана, а память о собственном унизительном поражении.

Тандегрэн потер зудящий шрам и толкнул изящную дверь, украшенную деревянной инкрустацией в староэльфийском стиле. В принципе, это действие тоже было чем-то сродни прыжку в пропасть.

Длинный коридор, образованный сросшимися стволами больших деревьев, заканчивался лестницей, широкие полукруглые ступени которой представляли собой ничто иное как корни еще одного дерева: тысячелетнего исполина, обычного обитателя зачарованных эльфийских лесов.

Воспоминания подсказывали, что отца следует искать в библиотеке.

— Да пребудет с тобой Свет! — приветствовал Тандегрэн с порога.

Роэтур, как раз макнувший перо в чернильницу и несущий его над листом бумаги, наполовину исписанным изящным ровным почерком, поднял глаза и замер. С кончика пера сорвалась большая капля чернил и растеклась по бумаге смачной кляксой.

— Не оставит тебя Светлый Творец, — вежливо отозвался он. — Не ожидал.

— Я и сам не ожидал, — криво усмехнулся Тандегрэн. — Ты лучше сядь покрепче, отец, я еще скажу, зачем пришел.

— Да?

— Мне хотелось бы услышать твой совет.

— И впрямь, событие, — согласился Роэтур. Он, наконец-то, вспомнил про зажатое в пальцах перо и отложил его в сторону. — Если бы то, что в течение тысячелетий предрекалось концом света, уже не произошло триста лет назад, я бы решил, что он вот-вот наступит.

— Не конец света, конечно… Но известия, которые я принес, действительно скверные.

— Не сомневаюсь, — с печальным вздохом проговорил Роэтур, поднимаясь из-за стола.

Эльфийские любители посплетничать (не перевелись и такие под волшебной сенью древних дубрав) обычно не могли понять, как отец и сын, так похожие внешне, умудряются быть настолько разными. Шелковистые густые волосы благородного серебряного отлива — у Роэтура более темные, у Тандегрэна выгоревшие до почти платинового оттенка. Одинаковые зеленые глаза. Сын был слегка ниже отца и казался чуть более сухощавым и жилистым. Движения его отличались большей резкостью и порывистостью. Но все это были несущественные мелочи. Кабы не столь очевидное сходство, сплетники имели бы куда более широкий горизонт для фантазий. Потому что большие противоположности вообразить было сложно. Эксцентричный философ, живущий едва не отшельником, и блистательный воитель — не без своих странных увлечений, конечно, но увлечений, не выходящих за рамки положенной героичности.

Строго говоря, единственное, что вменялось в странность Тандегрэну — так это его чрезмерный интерес ко всему, что происходит во внешнем мире. К человеческим делам, к далеким землям. Но это неплохо вписывалось в традиционное стремление эльфов опекать и направлять младшие расы, а потому стоило лишь посочувствовать образцовому представителю эльфийского народа, во имя благородных дел вынужденного проводить столько времени в окружении варваров. Шероховатости поведения воителя списывались на долгое пребывание в этом ужасающем обществе и казались не менее почетными, чем культи и черные повязки ветеранов, получивших увечья в славном бою.

Совсем другое дело Роэтур с его возмутительной теорией об изменившемся мире! Неслыханное дело — предполагать, что эльфы, чьи традиции и обычаи были переданы им самим Светлым Творцом, должны присмотреться к переменам вокруг и (подумать только!) приспособиться к реалиям новой жизни. На веку одного только эльфа может произойти рождение, расцвет и закат целой человеческой империи… Если бы муравьи имели две руки, две ноги и чем-то отдаленно смахивали на эльфов, означало бы это, что следует присматриваться к их жизни и заимствовать устройство муравейника как образец для прогресса?!

— Так что это за скверные известия, с которыми ты ко мне явился?

— Я был сегодня у короля. Такое ощущение, что он…

Не без основания Тандегрэн считал себя обладателем здорового скептицизма по отношению к обычаям и традициям. С удивлением он обнаружил, что не может произнести вслух безжалостную формулировку, сложившуюся в голове. Только не по отношению к эльфийскому королю, нет. Не может же он, как какой-то смертный…

С горем пополам воин отыскал более мягкие слова для своего сообщения:

— Как бы получше сказать… Не слишком адекватно оценивает обстоятельства. Я намеревался узнать о том, что он хочет предпринимать насчет орков. Могу ли я надеяться загладить былой позор, участвуя в новом походе, и…

— И?

— У меня сложилось впечатление, что он вообще меня не слышал. Словно находился в какой-то другой реальности.

— Иными словами, — прервал Роэтур его сбивчивый рассказ, — ты имеешь в виду, что Аланданор теперь не в ладах с головой.

Тандегрэн несколько удивился жесткому определению в устах отца — тому, что сам он так и не смог произнести. Похоже, инстинкт не обманул — с тревожными вопросами он явился куда следует. Как только роковая фраза о возможном сумасшествии короля прозвучала вслух, говорить на эту тему стало неизмеримо легче.

— Да, именно это. Не то, чтобы он совсем не понимал, что я ему говорю. Но выглядел каким-то потерянным что ли. И отстраненным. А потом сказал, что вопрос этот важный, и он им обязательно займется. Как только решит, какому цветку посвятить очередной летний бал!

Роэтур горько поморщился:

— Значит, Аланданор сломался. Печально… Но этого следовало ожидать.

— Ты это предполагал? — удивился Тандегрэн.

— Сложно выдержать, когда на склоне лет рушится твой мир. Он прожил долгую жизнь, гордясь тем, что стал королем, при котором Свет одержал окончательную победу. Весть о появлении орков подкосила его.

— Я так и думал. Это моя вина.

— Каким образом? Если бы это обнаружил кто-то другой, много бы изменилось?

Тандегрэн задумчиво потер шрам. Это уже начинало входить у воина в привычку.

— Пожалуй, ты прав, — согласился он. — Но разве эта весть не является черной для каждого из нас?

— Только для тех, кто продолжает делить мир на черное и белое. На самом деле это просто весть. И оценивать ее нужно из окружающих обстоятельств.

— Вербуешь сторонников своей теории? — насторожился Тандегрэн.

— Если бы Аланданор уделил время с ней ознакомиться, может быть и не прятался сейчас за своими летними цветами. Но его-то как раз не за что винить. Он стар, и половина его жизни прошла в ту пору, когда черно-белый мир был единственным выбором для наших рас.

— Рас? Ах да, орки. Забыл, что ты считаешь их нашими близнецами.

— Ладно с ней, с теорией, — махнул рукой Роэтур. — Успеется. Вернемся к нашей проблеме. Приближенные короля — как они реагируют на происходящее?

— В том-то и дело, что никак. Уверен, они заметили все не хуже меня. Но делают вид, будто ничего не происходит.

— Хм. А как собираешься реагировать ты?

— Потому я и пришел, отец. Я не знаю. За много тысяч лет у нас не было ни одного сумасшедшего короля. Если бы это происходило среди людей… Наследники наверняка попытались бы его свергнуть. Придворные — подчинить собственным интересам. И то, и другое безнравственно. Наш народ не примет такого.

— А как насчет растерянного старика на троне? И судьбы всего народа, доверенной в его руки? Это нравственно?

Тандегрэн опустил глаза:

— Ты задаешь болезненные вопросы. Но что нам делать? Даже если свержение Аланданора — печальный, но необходимый шаг. Его наследником является Альхана. Она — последний представитель рода короля. Хороша же будет замена старика на маленькую девочку! К тому же… Что, если она вырастет похожей на своего отца и брата? Когда она достигнет совершеннолетия и вступит в самостоятельное правление, мы рискуем получить куда большие проблемы чем те, которых пытаемся избежать.

— Уже сейчас Альхана горда и вспыльчива, — заметил Роэтур. — Все ведет к тому, что так оно и будет.

— Но отец! Это означает только одно. Ее нельзя допускать на трон! Ты — следующий наследник в очереди, но для этого Альхана должна или отречься, или умереть! Отречься она не сможет, пока не станет совершеннолетней, да и не факт, что захочет. А устранять на пути к власти ребенка… Светлый Творец, нет!

— Следуя логике людей — а именно этим ты сейчас и занимаешься — есть еще один способ нейтрализовать Альхану. Замужество. Назвав принцессу своей спутницей, ты получишь власть, сохранив ей жизнь.

— Брак по расчету, к тому же ранний? То, что мне интересны обычаи людей и понятен ход их мыслей, еще не означает, что я во всем их одобряю! Многое из того, что делают они — отвратительно, и подобные вещи в особенности! И… почему я?

— Много ли ты знаешь эльфов, способных признать, что их король сошел с ума, и следует предпринимать меры? Или ты предлагаешь это мне? Мои размолвки с твоей матерью растут из года в год, но не до такой же степени! Да и король-философ — далеко не лучший вариант. Если бы право наследования перешло ко мне естественным путем… Я давно решил в этом случае отречься от трона в твою пользу.

— Светлый Творец, я никогда к этому не стремился! Твои предложения ужасны, отец! Я отказываюсь участвовать в чем-либо подобном!

Роэтур развел руками:

— Вообще-то, я ничего и не предлагал. Я всего лишь озвучивал факты. Все выводы из них — твои собственные.

Тандегрэн, уже заготовивший в адрес отца очередную гневную тираду, смутился и замолк.

— Действительно, — согласился он спустя недолгое время. — Во имя Света, неужели вся эта грязь явилась плодом моих мыслей и разума!

— Нет, Тандегрэн. Просто ты — один из немногих, кто способен ее видеть. Для нашего несчастного народа это большая редкость. Я не для того увел беседу в этом направлении, чтобы ты терзался подозрениями в собственной безнравственности. Я хотел подвести тебя к одной мысли, которая и является ответом на твой вопрос. С тех пор, как силы Света перестали приглядывать за нашим народом, мы вовсе не ограждены от ситуации, все выходы из которой плохи.

— И это ты называешь ответом?

— Да. Той узкой тропинки, двигаясь по которой можно было оставаться вечно светлыми и неизменно правыми, больше нет. Высшие силы Света оставили мир так же, как и силы Тьмы. Никто не предоставит нам лазейки, через которую можно протиснуться, не извалявшись в грязи. Не ищи того, чего не существует.

Тандегрэн стиснул кулаки.

— Если хорошего выхода нет, пусть будет плохой. Но выход. Я не собираюсь бездействовать, сложа руки, как это делают остальные! Знаешь, отец… Наверное, я знал в глубине души, что так оно и есть. Уж очень хотелось услышать, что это неправда, что есть другие пути — вот и не решался признаться самому себе.

— Большинство эльфов в глубине души знают, что так оно и есть, — печально усмехнулся Роэтур. — Потому меня и не любят, что я пытаюсь постоянно натолкнуть их на то, от чего они так отчаянно прячутся сами. Увы, я так и не придумал способа заставить других оглянуться и оценить, что происходит. Если этого не случится, эльфийский народ обречен.

— Достаточно найти одного предателя, чтобы пала целая крепость, — заметил Тандегрэн. — Если нельзя заставить всех, ответственность за выбор плохого выхода придется взять на себя кому-то одному. Ради нашего народа… Я постараюсь оказаться готовым к этой ответственности.

— Возможно, ты прав. Но это скорбный путь. Того героя, что осмелиться им следовать, ждет прижизненная ненависть и слава негодяя в посмертии. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то жертвовал собой подобным образом. Особенно ты.

— Не из всех ситуаций есть хорошие выходы, отец, — хитро подмигнул Тандегрэн. Впервые за много недель на лице эльфа появилась улыбка. Он снова знал, куда стремиться и зачем жить.

— Вот теперь мне бы и впрямь хотелось дать тебе совет, — сказал Роэтур. — Если ты действительно в нем нуждался, а не в том, чтобы разобраться в собственных чувствах и сомнениях.

— Я слушаю тебя.

— Есть разница между бездействием и ожиданием. Бывает, что с разрешением некоторых ситуаций стоит повременить. Если она не грозит немедленной бедой. Тот самый, единственный правильный вариант может появиться по прошествии времени. Поспешные действия в этом случае только нанесут непоправимый урон.

— Жизнь воина давно отучила меня от излишней горячности. А общение с людьми дает отличное понимание того, что имея в запасе столетия, спешить действительно некуда. Я подумаю по поводу короля и принцессы, хорошо взвешу и оценю все варианты. Сейчас же стоит заняться вопросами, не терпящими отлагательств.

Тандегрэн поднялся, собираясь уходить, но Роэтур внезапно остановил его:

— Погоди! Мы так редко общаемся, что я рискую не дождаться рассказа о произошедшем в горах еще столетие-другое. А мне любопытно услышать его из уст очевидца.

— Ты уверен, отец? Это не те вещи, которые мне приятно вспоминать.

— Уверен, — на этот раз настала очередь Роэтура лукаво улыбаться. — Считай это платой за мою помощь.

С обреченным вздохом Тандегрэн опустился обратно в кресло и начал свой долгий рассказ.

Когда он, три часа спустя, выходил из отцовского дома, теплой благодарности как ни бывало. Похоже, за сотню лет все изменилось чуть меньше, чем казалось на первый взгляд. Тандегрэн просто клокотал от ярости. «А ведь я знал! — упрекал себя он. — Совсем не из праздного любопытства затеял он разговор о горах!»

От прежней ясности и уверенности, от четкого плана, что уже начал строиться в голове, остались жалкие лохмотья. Зачем, зачем он попался на эту удочку, получив вместо одной порции неприятных откровений, выдернутых со дна души, две?!

Долгая прогулка по лесу не оказала на эльфа умиротворяющего действия. Жалобно заскрипели несмазанные петли, когда Тандегрэн злобно рванул на себя входную дверь. Многочисленное зверье, большое и малое, уже давно назначившее это жилище своим, испуганно разбегалось по щелям, заслышав его резкие сердитые шаги. Выбрав из своей обширной коллекции самый тяжелый доспех, а к нему длинный меч человеческой работы, который большинство эльфов сочло бы громоздким до неуклюжести, Тандегрэн вышел на поляну перед домом и принялся выполнять упражнения, не сбавляя самого бешеного темпа. Остановился он лишь тогда, когда даже его тренированное, нечеловечески выносливое тело принялось отчаянно взывать об усталости.

Лицо заливал пот, мешал видеть. Шрам на щеке крутило и дергало, а перед глазами плыли темные круги. Негнущимися пальцами Тандегрэн расстегнул ремень шлема и стащил его с головы. Скинул панцирь, нуждающийся в немедленной очистке от влаги и соли, распахнул на груди стеганный поддоспешник и утер рукавом лоб. Помогло мало: поддоспешник был мокрым насквозь. Но воин почувствовал, как с этим движением уходят последние капли его гнева.

«Ладно, отец, — спокойно подумал он. — Мы с тобой еще вернемся к этому разговору.

Только вот как, поглоти его Тьма, понимать ту последнюю фразу?! «Если кто-то и способен найти правильное решение, так это ты, Тандегрэн!»

Впрочем, ему в любом случае предстоит решение отнюдь не тривиальной задачи. За долгие годы мира эльфы разучились воевать. Тандегрэну это было совершенно ясно. Поколение, заставшее войну, почти ушло. Среди более молодых эльфов воинов, участвовавших хоть в одном реальном бою, можно пересчитать по пальцам. А уж непоседливых искателей приключений вроде него самого, набравшихся опыта в человеческих войнах, и вовсе были единицы.

Как победить врага, не имея боеспособной армии?

«Я знаю, как», — с нехорошей улыбкой подумал Тандегрэн.

ГЛАВА 2

Уршван Леденящая Смерть и Баргар Черный Клинок были заняты решением стратегически важного вопроса. Еще раньше малый военный совет в составе их двоих постановил, что один из кланов будет атаковать окопавшихся мерзавцев, а второй — его прикрывать. Споткнулись вожди на выяснении малой детали этой грандиозной военной разработки: какому конкретно клану предстоит лезть на рожон.

Когда все словесные аргументы закончились (а произошло это довольно быстро), вожди приступили к выяснению правоты старинным орочьим способом: при помощи кулаков. «Совещание» было как раз в самом разгаре, когда от важного занятия, отвешивания тумаков друг другу, Уршвана и Баргара отвлекли оживленные крики. В пылу драки не сразу сообразили они, что крики никак не связаны с их успехами и неудачами, пропущенными и нанесенными ударами. Ибо преобладало в этих полных удивления возгласах одно-единственное слово: «Длинноухие!»

Смекнув, наконец, что творится что-то неладное, вожди прекратили друг друга мутузить и огляделись по сторонам.

Орки как раз находились на высокой точке первого перевала, откуда открывался великолепный вид на предгорья. Уршван и Баргар увидели четырех всадников. Прежде всего орков поразили животные, на которых восседала четверка. Чем-то напоминающие безрогих оленей, но более стройные и высокие, с гладкими блестящими шкурами и густыми волосами на шеях и хвостах. Животные нетерпеливо приплясывали на месте, переступая тонкими ногами. Разглядеть с такого расстояния, длинноухие ли всадники, или кто еще, было на самом деле невозможно. Но орки хорошо запомнили прощальное напутствие Орога.

Первым опомнился Уршван.

— Сейчас я покажу ушастикам, как пялиться! — вскричал он, хватаясь за лук.

Но всадники не стали подставляться под выстрел. Развернули своих животных и убрались восвояси. Пускаться в погоню за столь быстрыми существами было бессмысленно.

— Наверное, это те чудесные звери, про которых рассказывали старейшины, — сообразил Баргар.

— Ничего чудесного в них нет, — кровожадно усмехнулся Уршван. — А нужны они длинноухим трусам затем, чтобы быстрее уносить ноги!

— В любом случае, — сказал Баргар, — сейчас у нас есть дело поважнее. Разделаться с этими двумя Когтями Ужаса, наглыми предателями!

— Ты что?! — возмущенно проревел Леденящая Смерть. — Хочешь упустить такую добычу? Которая, к тому же, сама просится в руки?

— Как бы твоя «добыча» не оказался передовым дозором большого отряда, — заметил Черный Клинок, более осмотрительный из двоих. — Да и как ты собираешься догонять этих резвых тварюг?

— Они просто насмерть перепугались! — самонадеянно заявил Уршван. — А найдем мы их по следам. Какими бы резвыми тварюги ни были, никто не сравнится с орками в выносливости!

— А я говорю, что надо для начала отобрать у Орога и его предателей железные мечи!

— Я отберу у мечи у длинноухих, и вернусь подсобить тебе в этом!

— Не испытывай мое терпение, Леденящая Смерть!

— Хватит мне указывать, Черный Клинок!

— Делай, что хочешь, только меня к этому не приплетай! — огрызнулся Баргар и махнул своим воинам: — Пошли дальше! Не будем терять времени!

— Вперед, Леденящая Смерть! — рявкнул Уршван. — Нас ждет славная добыча!

Так два недавних союзника разошлись в разные стороны. Баргар с кланом Черные Клинки отправился вверх по перевалу, продолжая прерванный путь, а Уршван с Леденящей Смертью пустился по следам четверых всадников.

— Я до сих пор не могу поверить, что спустя столько лет ты вспомнил о нас, старый друг! — в глазах главы рода, крепкого пожилого воина с обильной сединой в волосах, стояли слезы.

— Столько лет? — удивлено переспросил Тандегрэн. Десять, двадцать… Тридцать, точно. Для человека это действительно огромный срок. — Прости, Ярен, я постоянно забываю о том, что время течет по-разному для наших рас.

— Да. Я был тогда молодым цветущим мужчиной, — улыбнулся воспоминаниям глава. — Мои подрастающие внуки напоминают мне о собственной молодости. А ты с тех пор ничуть не изменился! Разве только шрам… Но шрамы — украшение воина, не так ли?

«Увы, изменился, — с сожалением подумал Тандегрэн. — Только внешне этого не видно. Тридцать лет назад я бы не поступил так, как делаю сейчас». Но вслух он не стал делиться своими сожалениями со старым боевым товарищем.

— Многие из тех, кого ты знал, покоятся в чужой земле, — вздохнул старый воин. — Но всем отважным юношам, которых ты видишь вокруг, известно о тебе так же хорошо, как будто они сами участвовали в тех боях.

— Я уже заметил, они глядят на меня, как на какое-то божество, — рассмеялся Тандегрэн. — Что ты наврал им обо мне, хитрый горный волк?

— Увы, почти уже не горный, — усмехнулся Ярен. — Лишь кровь моих славных предков хранит воспоминания о нашей потерянной родине. Только дважды за свою жизнь мне довелось побывать в настоящих горах.

— Не прибедняйся, хитрец, — подмигнул эльф. — Я ведь был с тобой там. Ты выглядел так, словно провел в горах всю жизнь.

— Я и чувствовал себя так же! Вот почему я приму твое предложение, даже не раздумывая! Более щедрого дара для нашего народа нельзя и придумать!

— К сожалению, Ярен, этот дар не бескорыстен. Я был бы рад предложить вам эти земли просто так, но не вхожу в число тех, кто имеет право принимать подобные решения. Мне долго пришлось… — «…пудрить мозги сбрендившему старику…» — …убеждать нашего короля в том, что народ ваш достоин лучшей судьбы.

— О, не стоит, — горячо прервал его старый воин. — Вот уже триста лет, как дагарам приходится обменивать свою жизнь и доблесть на презренные деньги! Неужели мы откажемся послужить эльфийскому королю ради новой родины?! Мы с радостью поможем вам разобраться с врагами и отомстить за смерть принца Белондара!

В отличие от Ярена, Тандегрэн был настроен далеко не так радужно. Тем более что вспомнил о храбрых дагарах и их старой беде (родные горы неустрашимого племени воинов канули в морскую пучину триста лет назад) лишь в связи с возникшей проблемой. Несмотря на сохранившиеся теплые отношения, для эльфа знакомство с дагарами было до сих пор лишь кратким эпизодом познавательных странствий по людским землям. Известие о том, что все эти годы он являлся героем, которого ставили в пример молодым дагарским воинам, заставляло его чувствовать еще большую вину от неприглядного поступка: решения проблем чужими руками.

Но что он мог сделать? Несколько десятков эльфов, имеющих шансы в будущем сделаться настоящими воинами — вот и все, что имелось в его личном распоряжении.

— Склочные трусы! — не мог успокоиться Уршван. — Ну да им же хуже! Если Баргар надеется, что разделавшись с ушастиками, я не попрошу своей доли добычи после разгрома предателей, он глубоко ошибается!

Они проделали уже довольно долгий путь вдоль склона горы. Именно в этом направлении скрылись таинственные всадники. Несколько раз орки сбивались со следа, но потом находили его вновь — впереди, в том же направлении. Не похоже, чтобы всадники даже прилагали усилия к его сокрытию.

— Вождь! — прервал его недовольное бормотание один из воинов. — А с чего мы взяли, что это были ушастые?

— А кому это быть еще?

— Мне кажется, я чую человечий запах!

Уршван потянул ноздрями воздух.

— Хм… — нахмурился он.

И в этот момент в жиденьком перелеске впереди замаячили среди деревьев смутные тени.

Раздался долгий пронзительный свист. Земля задрожала, словно от гула сходящей лавины. Звук «лавины» сопровождался улюлюканьем и дикими выкриками многих глоток.

«Это не лавина», — запоздало понял Уршван. Земля дрожала от топота копыт. Из перелеска стремительным потоком хлынули вооруженные до зубов всадники. Поток разделился на две части, огибая растерявшихся орков смыкающимся полукольцом. С самого начала у Леденящей Смерти не оставалось ни единого шанса вырваться из окружения.

Повинуясь командам вождя, орки поспешно встали кругом, занимая оборону. Увы, клану Леденящая Смерть было далеко до образцовых пехотных частей, чей ощетиненный копьями строй мог создать серьезное препятствие на пути даже тяжелой рыцарской конницы, не то что дагаров, едва защищенных тонкими кольчугами и не признающих конского доспеха. Понятия не имеющие о строе, привыкшие к рассыпному бою, орки могли лишь надеяться подороже расстаться с жизнью.

Их каменные топоры и копья выглядели примитивными и жалкими по сравнению со сверкающими кривыми мечами грозных конников. Кистени на кожаных ремнях и вовсе не переживали первого знакомства с отточенным стальным лезвием. Лишь обладатели палиц могли не чувствовать стыда за свое грозное оружие: встреча с увесистой дубиной кончалось плачевно и для дагара, и для его коня. Вот только достать ей верткого горца было непросто.

К чести Леденящей Смерти, держались они стойко и отважно. По численности отряды различались немного, но слишком не равно было соотношение вооружения и опыта. Свирепый дух расы, созданной убивать, наводящей ужас на мирные народы, наткнулся на столь же неукротимый норов прирожденных воинов. Даже имея свои земли, дагары не отличались миролюбивостью и умудрялись ставить условия самому Темному Властелину. Что говорить о том, когда они превратились в бездомных наемников с единственным товаром, который могли предложить за пищу и кров: собственным военным искусством!

Уршван без устали размахивал палицей, подхваченной из руки павшего товарища, когда древко его топора переломилось под хлестким ударом дагарского меча. Вождь чувствовал, что время его сочтено. Дважды зацепил его вражеский клинок. Кровь текла из глубоких ран, и вместе с ней покидала Уршвана жизнь. Исход битвы был предрешен. Уршван окинул темнеющим взором отчаянно защищающихся товарищей.

— Спасайтесь! — прохрипел вождь. — Прорывайтесь, кто может, и бегите!

Последним усилием Уршван обрушил палицу на плечо ближайшего коня. От могучего удара ноги лошади подогнулись, и она упала на колени. Тотчас же один из ближайших орков бросился на всадника. Дагар проворно скатился с седла. На земле бой продолжался почти на равных, но этого Уршвану было уже не суждено разглядеть. Точный удар дагарского меча снес голову вождю клана Леденящая Смерть.

Ярен отломил кусок лепешки и кинул его в костер. По варварским дагарским обычаям считалось, что таким образом отдается дань уважения духам, населяющим природу.

Для эльфов — народа, способного собственными глазами видеть глубины мироустройства — подобные воззрения казались смешными. Но Тандегрэн совершенно не собирался вступать с дагаром в теологический спор. Опыт прожитого столетия научил его, что подобным образом можно лишь заработать себе врага там, где был раньше добрый друг.

Духи забрали дар, и после этого Ярен сам принялся за еду. Эльф молча наблюдал за языками пламени, превращающими хлеб в обугленную головешку.

Эту стычку они выиграли. Более пятидесяти всадников нашли в ней свой конец, многие были ранены. Тяжелые потери для кампании, едва успевшей начаться. Хоть общее соотношение и выглядело неплохим (на одного убитого дагара приходилось по три орка), встреча с крупным отрядом противника оказалась неприятным сюрпризом.

— У вас достойные враги, — проговорил Ярен. — У них плохое оружие, но это настоящие бойцы. Сражаться с ними — честь. Не то что защищать кусок болота для какого-нибудь барона от притязаний соседа!

— Я рад, что ты так считаешь, — вздохнул Тандегрэн. — Похоже, они тоже не теряли времени даром.

— Достойный враг, — подытожил дагар. — Это честная война.

— Разведчики говорили, их было больше, — заметил эльф.

— Пешие, они далеко не уйдут, — заверил его Ярен. — Другое волнует меня — вождь с белыми волосами, о котором ты говорил. Его не было среди тех орков.

— Значит, есть еще отряды, и количество наших врагов точно неизвестно.

— Скоро мы это выясним, — пожал плечами дагар. — Мы воюем за нашу будущую землю. И не отступим, сколько бы врагов ни встало у нас на пути.

— От Леденящей Смерти не осталось и трети! Уршван убит, живые ушли по скалам. Всадники преследовали их, пока могли пройти животные. Раненых добивали.

Баргар слушал вернувшихся разведчиков, которых предусмотрительно отправил проследить за Уршваном. В очередной раз вождь похвалил себя за догадливость.

— Значит, это не ушастики, — проговорил он. — Предатель Орог просто хотел запугать нас.

— Мне показалось, я видел среди них нескольких длинноухих, — сказал один из разведчиков.

— Что?!

Баргар не блистал сообразительностью в Совете Кланов. И все же, присутствовало у него врожденное чутье на крупные неприятности. Именно благодаря этому чутью сделался он вождем и оставался им на протяжении сорока лет. И сейчас оно подсказывало Баргару, что появление длинноухих, вкупе с разгромом Уршвана — тревожные знаки. Возможно, настолько тревожные, что стоит на время позабыть о мести. Всадники виделись более грозной проблемой, чем восстановление уязвленной гордости.

— Разобьемся на несколько отрядов, — решил вождь. — Будем двигаться скрытно. А там разберемся, что делать.

ГЛАВА 3

Шестеро орков из клана Леденящая Смерть вопили и размахивали руками на противоположном берегу реки.

— Это уже второй отряд за сегодняшний день, — покачал головой Орог.

— Кстати, неплохой шанс пополнить численность Стальных Когтей, — заметил Ришнар. — Если обещать им укрытие в обмен на вступление в клан.

— Нет, — уверенно заявил Орог. — Если кто-то согласится на такое, он мне не нужен. Решившийся оставить клан в обмен на собственную жизнь, поступит так же и в следующий раз.

— Возможно, ты прав, — согласился старый сотник.

— Но чем они отличаются от тех, кого привел я? — не понял Шенгар. — Они ведь тоже оставили свои кланы.

— Они готовы были рискнуть. Пойти против правил для достижения цели. Не для спасения собственной шкуры. Если мы примем перебежчиков из Леденящей Смерти, то получим будущих предателей, готовых дрогнуть в ответственный момент.

— Хм, — Шенгар глубокомысленно поскреб затылок. — И что с ними теперь делать? Все-таки, это Северные Кланы. Одно дело — увести нескольких охотников, и совсем другое — оставить своих сородичей беззащитными перед общим врагом.

— У них бы не было этого врага, если бы они к нам не полезли, — поморщился Орог.

— Я думал, брат, ты заботишься о том, что представить Совету. Там, между прочим, целых два голоса бродят.

Орог задумался.

— Черные Клинки пока справляются, и довольно успешно. Нашей помощи просит только Леденящая Смерть. Но они остались без вождя.

— Велика проблема, — фыркнул Шенгар. — Заставь их его избрать. Нам будет, с кем вести переговоры… И пусть это у него голова болит о возможных перебежчиках!

— Знаешь, брат, похоже твой вонючий дым хорошо прочищает голову! Ты начал говорить умные вещи.

— Я всегда говорил умные вещи, — самонадеянно заявил Шенгар. — А прочищает он уши, коли ты, наконец, начал их слышать!

Вопли с того берега становились все более оживленными.

— Чтоб вам под солнцем сгореть! Вы хотите оставить нас на верную погибель! Эти демоны с человечьим лицом рыскают по всем горам! Скоро они и сюда доберутся!

— Нам нет дела до враждебных кланов! — хладнокровно заметил Орог. — Скажите спасибо, что до сих пор не начали стрелять!

— У вас каменные стены и железное оружие! — не унимались на другом берегу.

— Если Леденящая Смерть желает перемирия, пусть об этом заявит вождь!

— Но вождь наш убит! Клан разбежался по горам!

— Соберите его и выберите нового вождя! Быть может, им станет кто-то из вас!

Ришнар удовлетворенно прищурился.

— Отправь с ними кого-нибудь из наших, — посоветовал он. — Чтобы не было соблазна удрать. Того, кто понадежнее.

Шенгар мигом учуял, куда дует ветер.

— Стоит ли? — возразил он. — Нас и так слишком мало, мы ослабим оборону.

— Из Леденящей Смерти спаслись не меньше полусотни. Не лишнее подкрепление, а, братишка? Так что бери-ка ты с собой четверых и топай в горы. Заодно присмотришься, кто годится в новые вожди. В твоих силах убедить их избрать правильного.

Пять дней спустя тридцать четыре понурых воина из числа спасшихся толпились под стенами импровизированной крепости. Хлипкий бревенчатый мостик, удерживаемый на прицеле лучшими стрелками Стальных Когтей, отделял их от спасения.

Дарбак боязливо оглянулся на товарищей по клану. Новый вождь Леденящей Смерти отличался могучей статью воина и характером застенчивого ребенка. Стоило Шенгару угодить в поле его зрения, как на лице Дарбака появлялось выражение искреннего восторга.

— Это позор для клана, — недовольно проворчал немолодой орк со следами медвежьих когтей через все лицо. — С таким вождем они будут крутить нами по собственному усмотрению.

— А у нас есть выбор? — мрачно поинтересовался его товарищ.

— Дарбак, не Дарбак, — возразил третий орк, — а от такого меча, как у Шенгара, я бы не отказался. Вожди не вечны. А с ребятами по ту сторону реки, похоже, лучше дружить.

— По-моему, получилось слишком откровенно, — заметил Ришнар.

— Да, брат, с новым вождем ты явно перестарался, — согласился Орог.

— Правда? Значит, окажись вождем меньший болван, никто бы не догадался, кто его туда посадил?

— Совет может оскорбиться.

— Совет? Ха! Братик, мы и так уже оскорбили его, как только могли. Теперь надо любыми способами из этого выкручиваться. Кстати, этот Дарбак не так и жалок, как выглядит на первый взгляд.

Прием новоиспеченного вождя происходил в бывшей пещере, ныне — части крепости, в самой торжественной обстановке.

Не только простодушный Дарбак, но и двое его сопровождающих озирались по сторонам, рассматривая невиданные доселе предметы: большой стол и стулья вокруг него. По стенам пылали факелы, а в центре помещения зловеще багровел стяг с черным полумесяцем. Под ним скромно пристроилось темно-красное знамя Черного Солнца. Четверо вооруженных до зубов орков выстроились вдоль стены почетным караулом. Быть может, на эльфов разномастные доспехи, извлеченные из тайников старого сотника и не произвели особенного эффекта; но орки из Леденящей Смерти оказались поражены до глубины души своими облаченными в железо собратьями. Они уже успели впечатлиться стальными мечами и топорами пятерки, сопровождавшей их в горах. Теперь Стальные Когти предстали перед ними в полном блеске. И, надо сказать, блеска этого хватало, чтобы привести в замешательство троих северных орков, в жизни не видавших подобного.

Орог, Ришнар и Марги, временно назначенный вождем Черного Солнца, молча заняли места за столом. Вид незнакомого клана, а тем более чистокровных орков, окончательно выбил гостей из равновесия. Дарбак с надеждой посмотрел на Шенгара, но тот тоже молчал. Злосчастный предводитель Леденящей Смерти понял, что начала ждут от него. Все беды Дарбака шли от его жуткой застенчивости. И сейчас недуг поразил его в самой тяжелой форме: от волнения у вождя отнялся язык, и он начал заикаться.

— Я, Да-да-арбак, вождь к-клана Леденящая С-смерть пришел про-о-осить убежища для себя и своих то-то-оварищей.

— Месяцем раньше Леденящая Смерть хвасталась, что заполучит мою голову, — холодно отозвался Орог.

— Наш бы-бы-ывший вождь заплатил к-кровью за свои намерения. Мы не же-же-елаем больше во-оевать.

— И потому привели к нам по пятам опаснейшего врага.

Не сразу Дарбак нашелся, что сказать на подобную наглость. Две вещи были очевидны. Во-первых, враг явился бы и без вмешательства Леденящей Смерти, и сделал бы это куда быстрее и неожиданнее. А во-вторых, выбирать ему и жалким остаткам его клана не приходилось.

— Это общий в-враг. Мы го-готовы оказать вам любую по-помощь, не нарушающую чести к-клана.

— В таком случае, вот наши условия. Как я понимаю, Совет не определился с решением, признать нас новым кланом или кучкой мятежников. Вы должны выступить в нашу поддержку.

Дарбак виновато опустил глаза.

— Я бы-ыл бы рад обещать, но по-ока я в-временный вождь. Часть к-клана осталась охотиться к зи-зиме. Они тоже должны при-изнать меня вождем. Без этого до-оговор не имеет смысла.

— Значит их придется убедить, — подал голос Ришнар. — А мы тебе в этом поможем. У нас есть много доводов, которые облегчат твою задачу.

— Если вы да-дадите нам укрыться, моим до-до-олгом чести будет поддержать вас. Не сто-оит превращать честь в то-торговлю. Я о-обещаю сделать все, что в мо-моих силах.

«А парнишка-то и впрямь не так прост», — подумал Орог и сказал:

— Мы дадим вам укрыться. Можете встать лагерем за переправой. Поможете нам ее охранять. Но в отсутствие врага не появляйтесь вне лагеря более, чем по трое.

Довольный Дарбак отправился сообщить товарищам радостную новость. Орог отдал необходимые распоряжения, связанные с пребыванием Леденящей Смерти на территории крепости. После улаживания формальностей, совет продолжился уже в ином составе. Марги, все функции которого сводились к торжественному сидению с суровым видом, удалился, а его место занял Ривендор, показывать которого Леденящей Смерти сочли преждевременным. Также к совещанию присоединились Харлак и Мардок, два явно выделившихся лидера в составе Стальных Когтей.

В этом кругу Шенгар поведал все, что удалось узнать и увидеть за время, проведенное с Леденящей Смертью. Назвать эту прогулку тихой нельзя было никак. Отличающиеся крайней мобильностью, небольшие группы всадников возникали, словно призраки из-под земли. Один такой отряд из десяти человек удалось заманить в лес и уничтожить. Во второй стычке они отбили у всадников нескольких охотников Леденящей Смерти, и будущего вождя в том числе. Зажатые в тупике среди отвесных скал, орки отчаянно оборонялись, но перевес был не на их стороне. Своевременное вмешательство Шенгара с товарищами заставило атакующих обратиться в бегство. Две убедительные победы значительно развеяли демонический ореол, витающий над неведомыми пришельцами. Уцелевшие орки из Леденящей Смерти начинали верить, что враги, уничтожившие большую часть их клана — смертные люди, над которыми вполне возможно взять верх. Одновременно с развенчиванием мифа о непобедимости врага, набирал силу авторитет Стальных Когтей. Окончательно избавиться от зависти владельцы каменных топоров и копий, разумеется, не могли. Приходилось, однако, признать, что нахальные выскочки не только заграбастали на даровщину железное оружие, но и научились отменно им владеть. Похвастаться теми же успехами в обращении с трофейными мечами всадников Леденящая Смерть явно не могла.

— Похоже на дагаров, — заявил Ривендор, внимательно выслушав описание нападавших.

— Дагары? — нахмурился Ришнар. — Что-то знакомое, по-моему.

Северным оркам это слово, разумеется, ничего не говорило. Эльф кратко пояснил:

— Когда-то они были одним из Темных народов. Но потом Темный Лорд сделал или сказал что-то, что оказалось им не по нраву. И они покинули его, а потом и вовсе перешли под знамена Света.

— Ничего себе! — одновременно воскликнули Орог, Шенгар и Мардок.

— Но судьба обернулась против дагаров. Их родные земли затонули вместе с Элемдаром и Темной Твердыней. Дагары превратились в бездомных скитальцев. Они отличные воины, в людских землях их ценят как наемников. Но, кажется, такая жизнь их не слишком устраивает.

Возникла пауза. Орки мрачно переваривали полученную информацию. Наконец, Орог нарушил молчание:

— Есть идеи, что эти отличные воины забыли в моих горах?

— Кажется, брат, ты забыл вбить межевые знаки. Вот и поперли все, кому не лень.

— Захлопни пасть, чудовище. НОРМАЛЬНЫЕ идеи есть?

— Кстати, — добавил Шенгар. — Кое-кто из Леденящей Смерти утверждает, что видел ушастиков в большом отряде.

— Тандегрэн был среди них? — встрепенулся эльф.

— Конечно, посреди битвы они внимательно разглядели и запомнили каждого нападавшего, — съязвил Шенгар. — Они и в том не совсем уверены, что ушастики действительно были. Но если это так… То, по-моему, отлично объясняет появление дагаров.

— Не совсем, — отозвался Ришнар. — Не в обычаях длинноухих звать наемников.

— Похоже, без языка не обойтись, — подвел итоги Орог. — Брат, ты готов к очередному подвигу?

— Тебе как — честно или вежливо?

— Я бы отправил кого-нибудь еще. Но ты — лучший охотник, которого я знаю. Если кто и сможет пробраться к ним в лагерь и захватить пленного, так это ты.

— Так я твоей песенке и поверил! Просто ты решил погубить будущего алхимика в моем лице и постоянно дергаешь по всяким глупостям.

— Да, правда. Как мы без еще одной вонючей дряни проживем! Я просто хочу получить от тебя побольше пользы, пока очередным взрывом тебе все пальцы не поотрывало.

— Ну ладно, брат, — недобро прищурился Шенгар. — Запомни свои слова хорошенько. Я еще затолкаю их обратно в твою поганую глотку!.. Ладно, Творец с тобой. Притащу я тебе языка.

Легкими летящими шагами Нириэль поднималась на вершину скалы. «Матерь Звезд, — думала она, — как же хорошо!»

Подставив лицо свежему ветру, она жадно впитывала забытые ощущения мира, где над головой раскинулось голубое небо, а не холодный каменный свод. Где щебечут птицы, плывут облака. Светит солнце и шумит трава. Где можно наконец-то представить себя свободной.

К сожалению, только представить. Прямо позади умиротворяющую синеву неба портила темная фигура орочьего часового.

— И это ты называешь «поговорить наедине»! — с горькой усмешкой сказала эльфийка.

— Он все равно ничего не услышит, — неуклюже оправдался Ривендор. — Слух урук-хаев хуже нашего, ты ведь знаешь.

— Да, конечно. Кому, как не тебе знать урук-хаев лучше всего!

— И ты тоже! Думаешь как все они! — укоризненно воскликнул эльф. — «Предатель всего народа, трусливый перебежчик Ривендор!» Давай же, скажи мне это!

— Нет… Прости. Я не хотела… Просто я так устала в этой проклятой каменной клетке!

С того самого дня, как остатки поискового отряда оказались в плену у орков, Нириэль и Алангор присоединились к своим сородичам, и положение их мало отличалось от положения других эльфов. Шенгар, правда, довольно прозрачно намекал на прощание, что у них есть возможность выбора, но Алангор с возмущением отверг его предложение, а она… Разве могла она поступить иначе, чем отправиться вместе с любимым?

Больше у Нириэль не было возможности пообщаться с вождями урук-хаев: такая беседа разрушила бы всю легенду о том, что до появления второго отряда они томились в тяжком плену. Орки, охранявшие пленников, тоже не отличались многословностью. Мир резко сомкнулся до пределов единственной запертой комнаты в глубинах рудника. О событиях, творящихся извне, оставалось лишь догадываться.

Время тянулось невыносимо. Порой Нириэль казалось, что лучше бы ей выдали кирку и отправили рубить рудную породу, как это делали остальные пленники (за исключением слепого художника, разумеется). По ее ощущениям, прошли десятилетия с тех пор, как она попала под землю. Оказалось — десять месяцев. Для эльфа, способного прожить века, это должно выглядеть кратким мигом. Почему же они кажутся ей безвозвратно, преступно упущенными?

— По крайней мере, — вздохнул Ривендор, — орки поступили явно лучше, чем мы когда-то обошлись с Шенгаром.

— Расскажи это тем, кто работает в руднике, — гневно отозвалась Нириэль и тотчас же подумала виновато: «Зачем я продолжаю его цеплять? Ему и так должно быть крайне тяжело!»

В прежние времена Ривендор наверняка принялся бы с жаром спорить, обижаться, доказывать, что она не права. Сейчас он просто отвернулся и негромко сказал:

— Возможно. Я хотел с тобой поговорить, но если ты этого не желаешь… Так тому и быть.

— Я… Не обращай на меня внимание, честное слово. Мне не хотелось тебя обидеть.

— Я понял. Просто… Миры наши слишком разошлись. Дорога назад отрезана для меня окончательно. Да и я не стремлюсь туда, знаешь ли.

— Ты сильно изменился.

— Предатель и перебежчик… Они недалеки от истины. В душе я уже не совсем эльф. То, что мы с тобой уже не понимаем друг друга — закономерно. Но осталась одна вещь, которая связывает нас до сих пор. Белондар.

— Из-за него ты затеял этот разговор?

— Да. Я хотел кое о чем попросить тебя. Не знаю, насколько тебе известно происходящее вне пещеры…

— Мне ничего не известно! — горячо перебила Нириэль. — Расскажи, ради Светлого Творца! Мы находимся в полном неведении! От этого с ума можно сойти!

— Не знаю, насколько я вправе. Если в общих чертах — мы на грани большой войны. Удастся ли затушить это пламя, пока оно не разошлось в огромный пожар? Я очень на то надеюсь.

С содроганием Нириэль подумала, что быть пленником в военное время куда более опасно, нежели заложником в мирное. Не окажется ли решение разделить участь сородичей роковым?

Несколько мгновений Ривендор молчал, затем продолжил:

— Если откроется правда об участии Шенгара в убийстве принца, большого кровопролития точно не избежать.

— Не беспокойся. Я буду молчать.

— Именно об этом я хотел тебя попросить. Возможно, пути наши более не пересекутся. Поклянись, что никогда и ни при каких обстоятельствах не откроешь этой тайны!

— Не говори так! Светлый Творец, конечно же мы еще увидимся, и не раз! Я же знаю, что ты никакой не предатель! Лишь нелепые обстоятельства… Которые я сама и спровоцировала! Матерь Звезд, я виновата за то, что ты оказался в безвыходном положении!

— Просто поклянись, Нириэль. Это будет лучше любых извинений. И не бери на себя лишнего.

— Хорошо. Если это так важно для тебя, я клянусь. Правду о том, кто нанес принцу смертельный удар, я не открою никогда. Во имя Светлого Творца.

Напряженное выражение, не сходящее с лица Ривендора, разом сменилось облегчением.

— Благодарю тебя, сестренка. Теперь я спокоен.

— А я теперь нет, — вздохнула Нириэль. — У меня плохое предчувствие. Почему-то мне кажется, что нас, помимо воли, вовлекает в события такого масштаба, что жизнь одного ничего не значит по сравнению с ними.

— Похоже на то, — пожал плечами Ривендор.

— Нет, ты СЛИШКОМ изменился! Как можно быть таким равнодушным?! Почему все это происходит с нами? Почему должны быть две противоборствующие стороны, и принадлежность тебя к одной из них определена заранее? Я вовсе не желаю зла нашему народу. Но Мардок, Шенгар, его брат, другие урук-хаи — почему они должны быть нашими врагами?

— Быть может, все еще обойдется. Еще не поздно договориться. Орки не хотят войны. Для эльфов это тоже не самый желательный вариант.

— Будем надеяться на то. Светлый Творец, я еще думала, что безвестие пробуждает тревогу! Но от таких новостей стало еще хуже!

— Будем надеяться, — механически повторил Ривендор. — Тебе надо вернуться до того, как придут остальные из рудника.

— Ты прав, — согласилась Нириэль.

Дышащая холодом пасть пещеры показалась эльфийке воротами к Тропам Тьмы, куда попадают после смерти слуги Темного Лорда. Сколько еще времени пройдет перед тем, как ей снова удастся увидеть небо и солнце? И придется ли их увидеть вообще? Нириэль старалась не думать об этом, но зловещие мысли не сдавались так просто. Сердце эльфийки тяготило предчувствие неумолимой беды. «Быть может, все еще обойдется». Просто расшалились нервы.

ГЛАВА 4

«Он здесь», — заключил Шенгар, разглядывая вереницу всадников, проходящую прямо под ним. Многие дагары были светловолосы, но этот серебристо-пепельный цвет никак не мог принадлежать человеку. Так же, как красные тона однозначно выдавали орков, ярким золотым и серебряным отливом наградил Светлый Творец своих любимцев эльфов.

Шенгару удалось разглядеть еще нескольких обладателей волос неестественно чистых, светящихся оттенков. Особенно высовываться он все же не рисковал: оглянись наверх какой-нибудь любопытствующий дагар или эльф, он мог бы с удивлением обнаружить среди листьев широкую орочью физиономию. К счастью, всадники целеустремленно двигались вперед, спеша миновать опасную лесистую местность. К еще большему счастью, не обладали они и тонким обонянием, способным различить соглядатая по запаху.

После шести десятков Шенгар сбился и плюнул на затею узнать точное количество врагов. Кажется, он успел сосчитать меньше половины.

Наконец, всадники внизу закончились. Некоторое время трое орков продолжали молча вжиматься в ветки, задерживая даже дыхание. Наконец, Шенгар оглянулся на товарищей.

— Вот влипли-то, — прошептал он одними губами.

Похоже, идея со взятием языка безнадежно запоздала. До реки всадники успеют добраться всяко быстрее их. А значит, попасть обратно к своим можно уже не мечтать. Ни с пленником, ни без него.

«Вот она, неприятная особенность пребывания лидером», — подумал Шенгар. Оба спутника глядели на него полным надежды взором, в котором читался один вопрос: «Что нам теперь делать?»

«Откуда мне знать!»

И вторая неприятная деталь: возможность признаться в собственной растерянности тоже превратилось в недоступную роскошь.

Шенгар удобно привалился спиной к стволу дерева.

— Дайте мне подумать, — сказал он. — Все равно спешить некуда.

«Подумать». А ведь еще недавно одно это слово вело за собой тяжелый приступ головной боли. Да и сейчас, признаться, не вызывало особого восторга. Но, похоже, это занятие начинало превращаться в дурную привычку. «Чтоб тебя эльфы сожрали, братец! Это из-за тебя!» — решил Шенгар и принялся размышлять.

Итак, враг понял тщетность прежней тактики действий. Небольшие разрозненные отряды позволяли отслеживать рассеявшихся по горам орков, но с таким же успехом эти отряды попадались в засады и ловушки, устроенные Черными Клинками. Общий счет потерь с обеих сторон был примерно равен.

Значит, дагары решили дать открытый бой всеми силами. Как поступить в этой ситуации? При большом желании, попасть обратно в крепость, конечно, можно. Вопрос заключался в том, стоит ли. При общем числе защитников около трех десятков, на счету был каждый боец. С приходом Леденящей Смерти ситуация переменилась. Конечно, положение остается тяжелым, но все же, отсутствие троих вряд ли скажется на общей боеспособности.

Сведения о противнике, которые они получили, стоят немногого. Разве что новость о присутствии Тандегрэна и других эльфов… Скоро об этом и так станет известно. И, судя по всему, раньше, чем они сами доберутся до крепости.

Лучше поразмыслить, как использовать с наибольшей пользой то обстоятельство, что они оказались извне. Для начала, можно производить всевозможные пакости в стане противника. В лучшие годы Шенгару удавалось оставить в дураках даже своих чутких сородичей, чего уж говорить о лишенных нормального нюха и зрения людях! Конечно, вместо безобидных шуточек здесь предстоят вредительства посерьезнее, но это лишь расширяет поле для творчества! Перед внутренним взором Шенгара явился образ бледной поганки в лагерном котле дагаров, а вслед за ней и вовсе понеслись вереницей картинки одна заманчивее другой.

С сожалением Шенгар принялся отбрасывать самые артистичные задумки в пользу наиболее эффективных. План действий уже начинал вырисовываться у него в голове, как вдруг неожиданная мысль заставила его осадить разбушевавшеюся фантазию.

«А Черные Клинки-то остались не у дел! — понял вдруг он. — И путь назад теперь свободен. Еще сбегут под шумок!»

— Вот оно что, — обратился он к ожидающим спутникам. — Пора напомнить этим дагарам, что честный бой ведется равным количеством. Прижмем их к реке и посмотрим, как они тогда закувыркаются.

— Втроем?! — вытаращили глаза орки.

— Зачем втроем? — усмехнулся Шенгар. — Тут как раз по горам мотаются две сотни бездельников из клана Черные Клинки.

— Да они нас в куски порубят!

— Не порубят. Баргар еще не раз пожалеет, что связался с нами. А сейчас нам пора двигаться. Для начала надо его найти.

Поиски вождя Черных Клинков не заняли и дня: привлеченный передвижением дагаров, его отряд затаился поблизости.

При виде заклятого врага, бодрым шагом выходящего из-за скалы, Баргар так и застыл с раскрытым ртом.

— Шенгар, — только и нашелся он, когда обрел дар речи. — Такой наглости я не ожидал даже от тебя.

— Это не наглость, — смиренно заявил тот. — Я пришел перед тобой извиниться.

Баргар недоуменно захлопал глазами.

— Изви… Что?!

Не то, чтобы слово это отсутствовало в лексиконе вождя. Он прекрасно знал, что оно обозначает. Но далеко не в обычаях орков было признавать себя неправыми. А уж слышать подобное от прославленного на все Кланы забияки было и вовсе умопомрачительным событием.

— Я поступил дурно, переманив твоих охотников, и хочу попросить прощения.

— Вот как? — озадаченно переспросил Черный Клинок. Его собственная логика предусматривала лишь два варианта действий со стороны гнусного предателя. По всему выходило, что тот должен либо трусливо оправдываться, либо доказывать собственную правоту с оружием в руках. В обоих случаях ему, Баргару, надлежало действовать одинаково: раздавить мерзавца без сожалений, как вошь. То, что Шенгар придет извиняться, никак не укладывалось в заготовленные шаблоны. И Баргар растерялся.

Может быть, все-таки стоит рассматривать это как трусливое оправдание? Зачем бы поганцу приносить извинения, если он не боится получить по заслугам? Но если он боится, то разве бы посмел так, в открытую, заявиться? Уверенный, спокойный тон Шенгара окончательно сбил Черного Клинка с толка.

— Ты умелый воин и мудрый вождь, и достоин уважения. Исправить мой проступок нельзя… Ты же не согласишься принять обратно воинов, оставивших тебя!

— Не приму, — кивнул Баргар. — Предателям не место среди Черных Клинков.

— Но, возможно, у меня найдется другой способ загладить вину перед тобой.

— Этот способ — твоя голова!

— Я понимаю, что ты зол. Подумай только, не слишком ли дорого она тебе обойдется.

Баргар громко расхохотался:

— Уж не вообразил ли ты, что способен противостоять целому клану?

— Вам не смогли противостоять две сотни дагаров, — усмехнулся Шенгар. — Я о другом. Орог нашел железо, как и обещал Совету четыре года назад. Очень скоро мы начнем делать собственное оружие. Подумай, сколько его достанется Черным Клинкам, если у тебя на колышке будет торчать голова его брата!

Вот эти слова и оказались ошибкой. Баргар уже начинал догадываться, что его намеренно затянули на поле словесной битвы, в которой Черный Клинок был не особенно силен. И вот, в словах и интонациях Шенгара проскользнуло, наконец, сходство с известными Баргару стереотипами.

— Ты смеешь угрожать мне, щенок?! — с облегчением взревел вождь.

«Да, ведению переговоров мне еще учиться и учиться…» — мрачно подумал Шенгар, уворачиваясь от стремительной стальной полосы трофейного дагарского меча.

— Назад! — крикнул Баргар Черным Клинкам, хватающимся за оружие. — Я сам его прикончу!

Несмотря на то, что старые мечи давно пришли в негодность, Черные Клинки остались единственными, кто хранил фанатичную приверженность этому виду оружия. Из века в век, из поколения в поколение передавалось в клане умение им владеть. Когда настоящие мечи сделались негодными даже для тренировок, Черные Клинки начали изготовлять учебные из дерева и продолжали хранить старую традицию. Блажь с мечами могла бы показаться смешной, если бы бойцы этого клана не оказывались неизменно лучшими и во владении более ходовыми предметами на Пустошах: шестом и дубинкой.

Ко всему прочему, Баргар вовсе не был новичком в сражениях. Он застал на своем веку последнюю большую войну с эвора и предшествующее ей истребление более мелких человеческих племен. А теперь у него был настоящий меч. Пусть и слишком легкий по орочьим понятиям, но зато стальной.

Первый порыв, посетивший Шенгара в создавшейся ситуации был однозначен: «Бежать!» Реализовать его, однако, было не так-то легко.

Звяк! Узкое дагарское лезвие врезалось в тяжелый клинок Шенгара, словно волна, ударившаяся о прибрежный утес.

За зиму молодой орк успел не только восстановить форму, утраченную за время болезни, но и набраться сил с таким лишком, что старая одежда вдруг оказалась узка, а замысловатые орнаменты татуировок на плечах расплылись и побледнели. Исчезали в его облике последние юношеские черты. Шенгар становился таким, каким его еще предстояло надолго запомнить расам орков, эльфов и людей. Для взрослого представителя своего народа Шенгар остался достаточно гибким и быстрым в движениях, раздавшись в плечах и спине гораздо заметнее, чем в поясе. Сочетание скорости, пластичности и силы превратили его в достойного противника даже для такого опытного бойца как Баргар.

И Черный Клинок начал запоздало осознавать, что наткнулся на крепкий орешек.

«Мардок использует те же приемы и комбинации», — автоматически отметил Шенгар, с удивлением понимая, что все это уже видел раньше. Кажется, Баргар тоже об этом догадался.

— Я вижу, предательское отродье Мардок не тратил времени зря, — прошипел вождь. — Тебе известны наши клановые секреты!

— Вот уж насмешил! Твои клановые секреты известны доброй половине мечников по эту сторону Ледяного пролива!

— Не задавайся раньше времени, молокосос!

И Баргар атаковал со скоростью, какую трудно было ожидать от его массивной туши. Тотчас же новое откровение посетило Шенгара. «Ушастый все равно быстрее…»

Окажись у Черного Клинка меч потяжелее, возможно противостоять ему было бы трудно. Людское оружие в руках орка казалось прутиком. Баргар не мог в полной мере использовать свое главное преимущество: сокрушительную мощь удара. Скорость и нечеловеческая сила, вложенные в него, терялись из-за недостаточной массы предмета, которому были сообщены.

Шенгар заметил взгляды, кидаемые вождем на его собственный меч. Если бы зависть умела разъедать, как ржавчина, клинок, наверное, уже рассыпался бы в прах.

Подарок (а может, взятка?) Ришнара, извлеченный сотником из очередного тайного схрона, в точности напоминал своей формой старинные орочьи клинки. Даже украшения ножен и рукояти, не говоря уж о сложном извилистом узоре лезвия, были таковы, что привели бы в восторг самого эстетствующего служителя Темного Владыки. Но только вот работа была не орочьей, а гномьей.

Сам Ришнар понятия не имел, откуда подобное могло взяться. Ривендор, завидев этот меч, припомнил какого-то великого гномьего мастера, угодившего в плен к оркам. Лет через сто мастера удалось отбить, но его рассудок к тому времени основательно повредился. Предметы, произведенные им с момента освобождения, вызывали у других гномов лишь ужас и отвращение. Легенда вызвала у Шенгара умеренное любопытство, несоизмеримое с восторгом, возбужденным самим мечом. Один тот факт, что он заставил молодого орка надолго забыть о своих обожаемых топорах, говорил о многом.

Не секрет, что настоящие орочьи мечи отличались массой недочетов. Количество оружия, необходимое для снабжения Темных армий, сильно сказывалось на его качестве. Офицерские варианты были сделаны с большей тщательностью, но главный недостаток, хрупкая щербящаяся сталь, и здесь давал о себе знать. Редкий клинок мог выйти из битвы без настораживающих сколов и трещинок на лезвии, и стать его владельцем было делом случая. Ришнар припомнил, как его первый меч, оказавшийся из редкого числа качественных, был тотчас же отобран кем-то из старших воинов.

Оружие гномьей работы было лишено всех этих изъянов. Его простая, чуть зловещая красота, внешняя и внутренняя, завораживала. Осмотрев клинок, Орог разразился заумной речью о пользе взаимодействия цивилизаций, которую из присутствовавших понял лишь Ривендор — и потому начал зевать первым.

Шенгару было глубоко наплевать как на цивилизации, так и на их взаимодействие, а потому он просто любовался вещью, относящейся к редкой области прекрасного, доступной орочьему пониманию.

— А ты и впрямь неплохо дерешься, — процедил сквозь зубы Черный Клинок.

— Ты тоже!

— Но и не слишком хорошо!

Серия быстрых ударов — Шенгар едва успевал подставлять меч, как вдруг сообразил, что грудь его открыта. Меч Баргара проскрежетал по стальным пластинам бригантины (которую Шенгар таки удосужился переделать) и соскользнул вбок, не причинив вреда. Противники молча уставились друг на друга. В глазах Черного Клинка мелькнуло раздражение.

Следующая минута показалась Шенгару настоящим кошмаром. Как будто сражался он с многоруким многоногим вездесущим чудовищем с доброй сотней мечей, атакующих одновременно со всех сторон. Почти как Ривендор в самые вдохновенные моменты… Мечи сталкивались, разлетались вновь, и снова встречались, рассыпая огненные искры. Черные Клинки замерли, наблюдая за схваткой, подобную которой не видели давно. Даже два товарища Шенгара, что должны были его прикрывать, в открытую пялились из кустов. Ибо происходило невозможное. Впервые за много десятилетий представитель другого клана держался на равных с Черным Клинком. С вождем Черных Клинков.

И только Шенгар знал, что долго это равенство не продержится. Теперь он прекрасно понимал, за что Баргара уважают, а то и откровенно побаиваются. Несколько раз Шенгара спасала броня, но противник его не собирался сбавлять ни темпа, ни натиска, и не показывал признаков усталости. У молодого орка не хватало времени даже на то, чтобы оценить всю незавидность своего положения. Лишь отбиваться и уходить, уходить и отбиваться, и отбиваться, и…

Неожиданно и резко Баргар отпрыгнул назад. На подготовку к хитрому приему это никак не походило. На лице вождя было такое выражение, словно ему только что сообщили, что клан его в полном составе переходит к Стальным Когтям. Смотрел он при этом почему-то на свой меч.

Недолго зрители гадали, чем обусловлено столь необычное поведение. В довершение странности, Баргар дотронулся пальцем до клинка. И тот развалился пополам.

Орви сладко потянулся, зевнул и приподнялся на своем лежаке, сооруженном из прикрытой шкурами соломы. По сторонам сладко посапывали еще трое участников их «железной» команды. Лишь только Харлак бессонно бдел возле печи… Впрочем, не так уж и бессонно. От звука голоса он вздрогнул и открыл глаза:

— А? Что?

— Остыло, спрашиваю? — повторил вопрос Орви.

Харлак взглянул на печь и молча кивнул.

Этот короткий разговор разбудил остальных. С сонным ворчанием они поднимались, чтобы в очередной раз взглянуть на результаты произведенной работы.

— Если проклятую печку придется еще раз разбирать, я кого-нибудь прибью, — сообщил, разминая спину, Гаршак, непревзойденный кузнечный гений, за зиму навострившийся довольно ловко перековывать железный лом, в изобилии водившийся в пещерах у бывших мест орочьих поселений.

Хотя пятерка экспериментаторов и занималась всем, что имело отношение к железу и его обработке, у каждого внутри нее наметились свои предпочтения.

Орви искал объяснения всему происходящему, пытался анализировать причины неудач и искать пути их устранения. С завидной неутомимостью он предлагал всевозможные изменения и улучшения в конструкции печи, в процессе плавки, укладки, подготовки руды, отвода жидкого шлака и прочих моментов строптивого процесса, не желающего поддаваться освоению. Периодически к его изысканиям присоединялись Ривендор, Шенгар, или даже сам Орог. Но обычно у этой троицы хватало других дел: Шенгар возился со своей алхимией, эльф шел нарасхват в качестве партнера по тренировкам, а Белый Вождь умудрялся участвовать во всех делах одновременно и появляться там, где его и не думали ожидать. Так что Орви мог честно претендовать на звание главного теоретика орочьей металлургии.

Гаршак, как уже было сказано, увлекся конечной обработкой железа. Чтобы не тратить времени понапрасну, ожидая металла собственного производства, он упражнялся на старых обломках. Произведенные им наконечники стрел уже исчислялись сотнями и тысячами. В последнее время начинали заслуживать похвалы и более сложные предметы его работы, такие как ножи.

Харлак скорее координировал и направлял процесс, чем принимал в нем творческое участие, объясняя это тем, что кто-то должен заниматься и руководством. Настоящая причина так и осталась тайной: на самом деле полуорк, крайне обидчивый в душе, так и не смог простить Орви дошедшего до драки спора о гномьих домницах.

Еще двое орков — родные братья, некогда принадлежавшие к клану Темный Вихрь — не преуспели в творческом плане. Но они отличались крайней последовательностью и аккуратностью в выполнении уже известных операций. Если требовалось действие по заранее заданной инструкции, на них можно было положиться с уверенностью.

И вот, в очередной раз орки столпились вокруг печи в ожидании продукта, извлеченного из ее глиняного нутра. Чем больше неудач в этой области их постигало, тем мрачнее становилось ожидание. Традиционные орочьи похороны — и те происходили в более веселой и оживленной обстановке, чем получение свидетельств очередного провала.

Когда исследователи, разбалованные благами технократической цивилизации, пытаются повторить примитивный ремесленный процесс своих предков, они имеют перед собой готовые образцы, с которых можно изготовлять точные копии. Перед Харлаком и его командой стояла более сложная задача: руководствуясь туманными обрывками знаний, полученными из книги, воссоздать все неясные и упущенные детали. По сути, имея смутное представление о том, как получается железо, они должны были заново изобрести технологию.

Некоторое время Орви разгребал ворохи золы, оставшиеся от древесного угля, загруженного в печь. По крайней мере, никаких спекшихся кусков руды, означающих очередное поражение, в печи вроде бы не наблюдалось.

Молчание сделалось совсем напряженным, когда Орви осторожно извлек на свет нечто неправильной формы и осторожно сдул с поверхности золу. Призрачный свет гномьих матовых шаров отразился металлическим блеском на неровной поверхности предмета.

Вне всяких сомнений, в руках у Орви была настоящая крица, губчатое железо, с которого начинается путь будущих мечей, топоров, копий, шлемов, кольчуг и прочих бесценных предметов.

Не веря собственным глазам, пятеро урук-хаев ошарашено переглядывались.

— Дай сюда, — хриплым голосом произнес Гаршак. — Я хочу его потрогать.

— У нас все получилось, верно? — сказал старший из братьев-работяг.

— Так что же мы стоим! Надо скорее сообщить Белому Вождю! — воскликнул младший.

— Точно! — глаза старшего загорелись восторгом. — Может быть, теперь он позволит нам участвовать в битве, как всем остальным!

— Это правда! Даже длинноухий сейчас в крепости, а мы тут возимся, словно больные или калеки!

Харлак, со своим обычным спокойствием, протянул длинную руку и забрал крицу, положив конец всему ажиотажу.

— Тихо, — ровным голосом сказал он. — Никто никуда не идет. Для начала железо надо проковать. Гаршак — это к тебе.

Кузнец согласно кивнул и опрометью бросился разводить в горне огонь.

— Остальные, готовьте печь. Пока мы не получим вторую такую же, никаких сообщений и никому.

— Что? Харлак, мы и так полдня качали меха! — возмутился младший из любителей повоевать, совсем молодой орк, лишь прошлой весной получивший право называться мужчиной.

— Харлак прав, — вмешался Орви. — Надо повторить все в точности. Я не поверю в первую крицу, пока не увижу второй.

— Опять работать впятером! — не унимался юный «воитель». — Когда все остальные занимаются настоящим мужским делом, мы тут таскаем, рубим, жжем, раздуваем, словно какие-то рабы!

Но старшего брата слова Харлака и Орви заставили задуматься. И жажда ратных подвигов отступила на второй план по сравнению с желанием окончательно подтвердить успешность их многомесячного труда.

— Цыц, — сказал он. — Мы здесь не менее важным делом занимаемся. И здесь мы нужнее, чем там. Иначе Орог не приказал бы нам остаться и продолжать работу!

Ссылка на такой великий авторитет сыграла свое. Было видно, что расставание с мечтой о военной славе дается юноше тяжело, но подводить Белого Вождя ему не хотелось тем более. Несостоявшийся герой повесил нос и покорно побрел вслед за братом к угольной яме.

Заслышав звуки, вырывающиеся из глотки Баргара, существо, мало знакомое с орочьей расой, могло бы заподозрить, что с Черным Клинком приключилось неладное. Враги, случись они поблизости, разбежались бы опрометью, решив, что так ревут явившиеся за ними демоны Тьмы.

На самом деле вождь смеялся. Это был уже третий или четвертый приступ хохота. Они скручивали Черного Клинка, стоило тому вспомнить о конце поединка. И каждый раз, отсмеявшись, он повторял примерно одно. На этот раз дословно звучало это так:

— Высшие силы, чтоб им всем в чертоги к Творцу провалиться, на твоей стороне, парень!

Вождя нисколько не смущал тот факт, что высшие силы и так должны находиться у Творца в чертогах, провалиться в которые и вовсе невозможно, поскольку находятся они, по канонической версии, где-то за краем моря. Мешанина несовместимых понятий хорошо отражала мировоззрение северных орков, совместивших собственное поклонение Темному Владыке с многочисленными суевериями поглощенных человеческих народов.

Затем, чтобы поражение в бою не выглядело таким уж позорным в собственных глазах, Баргар спешил добавить:

— Да-да, высшие силы! Это они напомнили мне, что оружие порой ломается! Так что не бери это на счет собственных заслуг.

Шенгар, за последнее время убедившийся, что своевременное молчание порой стоит сотен слов, даже самых остроумных и находчивых, предпочитал не комментировать это заявление.

— Ну а если уж кому высшие силы благоволят, — завершил Черный Клинок свои рассуждения, — то не мне им перечить. Поступил ты, конечно, плохо, уведя у меня охотников, ну да что теперь поделать!

Упомянутые «высшие силы» Шенгар мог перечислить по пальцам. Ривендор, показавший ему, что такое действительно быстрый противник. Ришнар с богатой коллекцией подлых приемчиков. И безумный гномий оружейник, сковавший великолепный меч. С большой натяжкой в эту компанию можно было включить Темного Владыку, снабдившего орков недюжинной силой, облегчающей применение вышеупомянутой коллекции. Ну а еще, без лишней скромности, в состав высших сил входил он сам, Шенгар, сумевший успешно воспользоваться полученной наукой.

С щемящей тоской Шенгар вспомнил о временах, когда он искренне верил в колдовство, призраков и прочие захватывающие вещи. С призраками встречаться, правда, доселе не пришлось, но судя по тому, как стремительно развенчивается вся остальная мистика, здесь тоже не на что надеяться. Будоражащие ожидания на деле оборачивались чем-то простым, легко объяснимым, обыденным, как сбор хвороста к костру. Ушастый чародей, совершающий дурацкие ошибки, и впрямь куда скучнее зловещего бородатого старца, превращающего в тюленей! Даже если эти дурацкие ошибки и совершены в твою пользу…

Наверное, Баргар бы тоже расстроился, узнав о том, что гномьи клинки способны разрубать более слабую сталь. Он, в отличие от Ришнара, не сражался с гномами. И со сталью-то дела толком не имел. Вера во вмешательство высших сил имеет огромные преимущества перед банальностью жизни. Шенгар не собирался разочаровывать Черного Клинка в лучших из заблуждений.

В конце концов, тот и сам переменил тему на более приземленную.

— Ты спрашивал о дагарах, — вспомнил Баргар. — Да, мы брали языка, даже нескольких. Много узнать все равно не удалось. Упрямые, что те же эвора. Сдохнет, а будет молчать. Один, правда, вопил что-то про землю, которую не отдаст никому. И все.

— Землю? — удивился Шенгар. — Он что — рехнулся? Их земля триста лет как утонула!

И он поведал Черному Клинку то, что рассказал о дагарах Ривендор.

— Ты знаешь даже больше моего, — посетовал вождь. — Я думал, он эту землю имеет в виду. Значит, они тоже издалека пришли?

— Еще из какого далека! Земля эта ничья. До прошлой весны никому нужна не была, а тут повалили. То ушастые, то дагары эти притащились.

— Так вы и впрямь с ушастыми воевали? — спросил Баргар. — Мы видели нескольких вместе с дагарами. Уж не они ли их привели?

— Дагары наемники, — сказал Шенгар.

— Кто-кто?

Недоумевающие глаза собеседника заставили молодого орка уточнить:

— Воюют за деньги.

Ясности это объяснение не прибавило.

— За что воюют? — осторожно переспросил Черный Клинок.

— За деньги. Такие металлические кружочки. Люди их на разные предметы меняют.

Вождь только покачал головой:

— Все-таки люди ненормальные. Все до единого. Значит, ушастые дали им этих кружочков?

— В том-то и дело, что нет. Ушастые воротят нос и с кружочков, и с наемников. Они бы никогда так не сделали.

— Странно все это, — пробормотал Баргар. — Одно ясно, гнать их отсюда надо.

— Дагары вышли к реке. С той стороны их держит наша крепость. Если зайти с другой стороны и нарыть в лесу волчьих ям, можно крепко их прижать.

— Волчьих ям… Хм. Да уж. После того, что случилось с Леденящей Смертью, я бы не рискнул повстречаться с дагарами на открытом пространстве. Что ж, передай своему брату, что он может рассчитывать на Черных Клинков. Но мне понадобится несколько дней, чтобы собрать клан.

Брезжил рассвет, когда Шенгар, а с ним и двое товарищей, появились под стенами крепости, по орочью сторону реки. Усталый, промокший, но безмерно довольный.

По дороге ему таки удалось произвести диверсию. Протащить среди белого дня бледную поганку к походной кухне ему, как это ни печально, не удалось. Способности даже лучшего из следопытов имеют свои пределы. Пришлось изобрести для дагаров сюрприз менее действенный, зато гораздо более красочный.

Лишь только опустилась на горы ночная тьма, Шенгар появился в окрестностях вражеского лагеря с двумя свернутыми безрукавками. Внутри этого импровизированного мешка, тщательно перемотанного веревкой, явно находилось что-то большое и тяжелое. Со стороны лагеря слышались голоса, конское ржание, перекличка часовых. Сверток на плечах завозился, задергался.

— Не волнуйся, серый брат, я тебя скоро отпущу, — пообещал Шенгар.

Судя по глухому ворчанию, донесшемуся из-под толстого слоя меха, внутри не были согласны со столь фамильярным отношением.

— Да ну тебя к ушастым в котел, — отмахнулся орк. — Сам попался, дурачина!

Очень скоро он был уже в самом центре дагарской стоянки. Здесь, в темном пятне за шатрами, он размотал свою ношу, за шкирку поднял брыкающегося пленника и перерезал путы на лапах и морде. Зверь вырывался, щелкая зубами, но Шенгар крепко держал его за складки шкуры. Подтащил к границам освещенного круга — и с размаху вышвырнул прямо к кострам.

Матерый горный волчище, перепуганный обилием людей, огня, звуков, запахов, прижал уши и с жутким воплем бросился бежать, куда глядели его волчьи глаза. К особенному удовлетворению Шенгара, в этом же направлении оказалась ближайшая коновязь. Кони немедленно отреагировали на появление хищника. Они ржали, становились на дыбы, били копытами, вредя при этом не столько волку, сколько своим же привязанным по соседству собратьям. Одна из лошадей сорвалась и понеслась прочь галопом с надрывным ржанием.

Волк, испугавшийся еще больше, развернулся и рванул в противоположном направлении, но там уже приближались возбужденно кричащие люди. Так он метался из стороны в сторону, поднимая хаос и панику на своем пути. Скоро половина лагеря представляла из себя невообразимый бардак. Ржали лошади, перемещались факелы…

Шенгар не стал дожидаться окончания представления. Свернул веревку, сунул подмышку безрукавки товарищей, послужившие мешком для волка. И под шумок тихонько двинулся прочь из вражеского стана, по дороге подрезая рога у луков, опрометчиво брошенных хозяевами, сорвавшимися на поимку зверя, и подпарывая подпруги седел.

Как выяснилось позднее, результатом этой бурной ночи оказалось с десяток покалеченных лошадей, вывороченная коновязь, куча мелкого урона вроде побитой посуды, большого котла, промятого конскими копытами, и заваленный эльфийский шатер — туда серый бедолага по ошибке заскочил в поисках тихого спокойного местечка посреди творящегося светопреставления.

В общем, Шенгар остался доволен результатом своего похода.

Сонный Орог (полночи гадавший, что за переполох приключился посреди вражеской стоянки), душераздирающе зевнул:

— Мог бы сразу сообразить, что это ты там развлекаешься.

— Это еще не все, братишка, — радостно доложил Шенгар. — Скоро у меня будет для тебя подарок.

— О, Владыка всемогущий, за что мне такое наказание!

— Не бойся, тебе понравится.

«Подарок» явился через два дня. В глубокой ночи вспыхнули на дальних скалах походные костры Черных Клинков.

— Надо же, и впрямь понравился, — удивился Орог.

— Вообще-то, — признался Шенгар, — есть один неприятный момент. — Чтобы окончательно примириться с Баргаром, пришлось пообещать ему по хорошему клинку в обмен на каждого из переманенных воинов.

— А вот хочешь я тебя удивлю, брат? — хитро прищурился Орог.

— Ты? Меня? Братишка, ты, конечно, Белый Вождь и все такое… Но по-моему ты просто завоображался.

— А вот и попробую. Хоть по два клинка, мне плевать.

— С чего это ты вдруг так расщедрился?

— Не скажу, — усмехнулся Орог. — Всему свое время.

— Подлец!

— Сам ты тварь неблагодарная!

— Закладка книжная!

— Вонючка алхимическая!

— Волосы покрась, с ушастиком перепутают!.. Что, съел? Ха!

— Да пошел ты к Творцу в задницу! Скажи лучше, сколько воинов привел Баргар на этот раз?

— Около двух сотен.

— А сколько у них дагарских мечей?

— Понятия не имею. В отряде самого Баргара из двадцати воинов они были у шестерых.

— Хм. И хорошо, и плохо одновременно. Ладно.

С этими словами Орог удалился, оставив брата на редкость озадаченным.

Когда они увиделись вновь, пару часов спустя, у ног Орога лежала порядочная куча мечей старого орочьего образца. Еще пять были отложены в сторону.

— Что это? — удивился Шенгар.

— Это, — Орог указал на пять отложенных мечей, — плата по твоему обещанию. А это, — он пошевелил носком сапога большую груду, — ты оттащишь Черным Клинкам просто так. В качестве подарка.

— Что?!

— Что слышал.

— Братец, я тебе что — собака ездовая?! Притащи языка, оттащи оружие… Между прочим, на глазах у врага!

— Я думаю, у тебя хватит ума на эти глаза не попасться. Так тебя что-то не устраивает?

— Что-то?! Да решительно все! Я запамятовал, или кто-то всю зиму твердил, что Стальные Когти должны оставаться единственным кланом, вооруженным сталью?

— Тогда присмотрись к этим мечам повнимательнее.

Шенгар молча вытащил клинок из груды. Один, другой, третий.

— Братец, ты весь железный мусор в округе собрал? — поинтересовался он.

— Почти. Те пять, как ты видишь, нормальные. Своих союзников Стальные Когти тоже не забывают.

— Орог, меня Баргар за твой подарок порежет на лоскутки! Еще два-три боя, и половину из них можно смело тащить Гаршаку на стрелы. Он же тоже не дурак, в конце концов!

— Вот и прекрасно. Нам же не надо, чтобы Баргар возомнил, что сможет без нас обойтись. Так ему и скажи — увы, пока все, что можем. Потом будет лучше и больше.

— А что мы скажем, когда наступит это потом?

— Коли будет вести себя хорошо, получит свое оружие.

— Брат? — грозно осведомился Шенгар. — Ты не забыл, что безмозглый балбес, который всех водит за нос — это я? А ты у нас — большой вождь, тебе не положено.

— Как раз вождям и положено. Иначе это не вождь, а чучело с правом голоса.

— Так я правильно все понял, а?

— Зависит от того, что ты понял.

— Так да или нет? А то вместо того, чтобы тащить твои дурацкие мечи, я сейчас отправлюсь к Харлаку и узнаю все сам.

— Да. Не совсем. Но в трех случаях из пяти.

— Фух, — счастливо выдохнул Шенгар. — Наконец-то.

— Не обольщайся раньше времени, брат. Им еще работать и работать. Пока что это барахло, — Орог кивнул в сторону кучи, — гномьи клинки по сравнению с тем, что получается у Гаршака. И потому успех пока — строжайшая тайна. Даже для своих. Сейчас толку с него все равно ноль, так что прибережем на черный день.

— Разумно, — согласился Шенгар. — В общем, беру с собой троих. Пора обрадовать наших союзничков.

ГЛАВА 5

— Что за злой рок! — Тандегрэн с силой врезал кулаком по бревну. — Дважды очутиться в ловушке в одном и том же месте!

— Успокойся, друг мой, — проговорил Ярен. — Кто знал, что эти урук-хаи договариваются так же легко, как ссорятся! Похоже, единственный вариант в нашем случае — пойти на переговоры.

— Переговоры? — кисло усмехнулся эльф. — Тебя ли я слышу, старый вояка?

— Увы. Не всегда с мечом в руке можно получить все, к чему стремился. С годами начинаешь это понимать. Кто знает, что они могут предложить!

С этими словами Ярен развернулся и пошел к своему шатру.

Тандегрэн проводил старого товарища внимательным взглядом. В голосе дагара, впервые за все время общения, ему почудилась фальшь. «Что-то мнительным я стал совсем», — подумалось эльфу.

А между тем, он был совершенно прав. Ярен действительно кривил душой, утверждая о том, что не знает орочьих предложений. Оказавшись вне поля зрения чужих глаз, пожилой дагар глубоко вздохнул и достал из-за пазухи свернутую вчетверо бумажку.

На схематичной карте, изображающей Лесистые горы, цветными чернилами были обведены две соседние области. Внутри южной, вплотную примыкающей к эльфийским землям, красовалось нечто, отдаленно напоминающее человека на лошади. Рисунок в северной области, по всей видимости, должен был изображать орка. Дарования художника оставляли желать лучшего. Но только ничего смешного в этих нелепых картинках не было: они однозначно передавали суть послания.

Эту карту Ярен обнаружил рано утром лежащей у своего изголовья. Сознание того, что враг не только сумел пробраться в лагерь, но и стоял в шаге от него, спящего, совсем не внушало оптимизма.

Вообще, чем дольше дагар общался с нелюдьми, тем больше неприязни они в нем вызывали. Когда-то давно он с интересом принял Тандегрэна, и эльф не показался ему слишком уж необычным. Он был хорошим воином, надежным товарищем, он относился с уважением к дагарским правилам и обычаям, он не был чересчур заносчивым и самонадеянным, как это частенько бывает с нобилями-людьми. В общем, эльф сочетал те признаки, что дагары ценят в себе и других. Тогда он показался Ярену вполне приятной личностью. Правда, Тандегрэн упомянул как-то, что ему около сотни лет, но в то время это казалось незначительной мелочью. Настоящее значение этих слов Ярен осознал лишь сейчас. За прошедшие годы сам он успел состариться, а эльф выглядел и вел себя так, словно миновал какой-то незначительный временной отрезок. Для него он и был, наверное, незначительным. Интересно, как это — знать, что впереди тебя ждут еще века жизни? Масштабность отведенного эльфам времени не укладывалась у Ярена в голове. С пугающей ясностью он осознал, насколько чужды человеческому роду эти, столь похожие внешне, существа. В молодости он не имел привычки критически оценивать происходящее. Он восхищался воинскими талантами Тандегрэна, совершенно не задаваясь вопросом, откуда они берутся. Взгляд пожилого человека позволял смотреть глубже. Эльфы лучше видят и лучше слышат, их движения быстры и бесшумны. Несмотря на внешнее изящество, они вовсе не слабы, даже сильнее среднего человека. Велика ли заслуга в том, чтобы, обладая этими качествами, а вдобавок — неограниченным временем для совершенствования, превзойти людей в чем бы то ни было?

А теперь появился еще один нечеловеческий народ, орки. Вот кто вызывал у Ярена уже неподдельный страх. Дикий, иррациональный. Что можно сказать о существах, способных завалить коня ударом кулака, и видеть ночью так же легко, как днем? Никакая тренировка не позволит человеку достичь подобного. Сегодня ему подбросили карту. Завтра, с такой же непринужденной легкостью, могут перерезать горло. Выставляй хоть сотню часовых, орки все равно окажутся в преимуществе.

Тот, кто нарисовал эту карту, прекрасно знал, в какое искушение вводит дагара. Предстоящее сражение будет тяжелым и кровопролитным. Сулящим огромные потери обеим сторонам. Какая-то из них вообще может быть уничтожена. Ярену недвусмысленно предлагали этого сражения избежать. Получив не только новую родину для своего народа, но и признание права на нее еще одними будущими соседями. Куда более беспокойными, чем эльфы.

Цена вопроса — отказаться от обещаний, данных Тандегрэну. В долгой жизни наемника существовало много нарушенных обещаний. Хоть дагары и слыли самыми честными воинами, которых можно получить за деньги, им тоже доводилось отступать от данного слова. При самых различных обстоятельствах. Сейчас же речь идет о таком священном вопросе, как обретение собственной земли…

С другой стороны, Тандегрэн — старый боевой товарищ. Одно дело подвести какого-нибудь жирного барона, неспособного забраться на лошадь без помощи слуги, и совсем другое — обмануть того, кто сражался с тобой бок о бок, не единожды спасая твою жизнь.

Ярен не чувствовал себя вправе решать такие сложные вопросы самостоятельно.

Он вытащил из седельной сумки украшенный богатой вышивкой мешочек и достал из него девять костей, различающихся по цвету и размеру. На гранях костей были начертаны знаки, каждый из которых имел собственное значение.

В отличие от некоторых соплеменников, Ярен не привык дергать духов рода по пустякам. К тому же, в его наборе были лишь основные кости, называемые именами ближайших родственников, но отражающих при этом всех членов рода, схожих по возрасту и положению. Ярен знавал одного главу, собравшего целую кучу родни, вплоть до невесток и троюродных племянников. Как он умудрялся совещаться со всей этой толпой, Ярен представлял с трудом, если и его девять духов редко являли общее мнение по задаваемым вопросам.

Недолго поразмыслив, дагар отложил обратно в мешочек «сестру», «мать» и «дочь» — небольшие кости желтых и розовых оттенков. Не женское это дело — говорить о чести. Поступить так же с «бабкой», крупной коричневой костью, он не решился. В конце концов, бабка, как и дед, символизирует не только живых стариков, но и являет собой образ священного предка по женской линии, покровителя рода, собравшего мудрость многих поколений.

«Пусть говорит за всех женщин, так и быть», — решил Ярен. Следующим этапом в мешочек отправился зеленый «младший брат»: спрашивать совета подчиненных глава рода не собирался.

В задумчивости глядел дагар на яркую небесно-голубую кость: «сына». Как наставник и судья в вопросах чести он, разумеется, не годился. Но сын обозначает и будущее вообще, являясь такой же собирательной костью, как бабка и дед. Только представлял он не умерших предков, а еще не рожденных потомков. Да, он явно имеет право высказать свое мнение.

Не колебаясь более, Ярен добавил «сына» к «бабке», «деду», «отцу» и «старшему брату» и расстелил перед собой кусок тонкой светлой кожи с начерченным на нем кругом. Достал из ножен кинжал и окропил собственной кровью пять костей и круг. Извинившись перед духами рода за вынужденное беспокойство и вознеся им благодарственную речь, дагар собрал кости в горсть и обратился к ним с первым вопросом:

— Вы видели горы, которые могут стать нашими. Я хотел узнать, что думаете вы об этом месте.

Ярен встряхнул кости между двух ладоней и осторожно раскрыл руки над куском кожи. Каким аккуратным ни было это движение, большая темно-синяя кость выкатилась за пределы круга. Суровый дед, помнивший их настоящую родину, отказывался говорить на эту тему. Ярко-алый отец, наоборот, горячо одобрял идею обосноваться в Лесистых горах. Реакция старшего брата отличалась большей сдержанностью, но он также соглашался с правильностью выбора. «Не знаю», — говорила волнистая линия на грани «сына». В отличие от деда, не пожелавшего отвечать, сын просто затруднялся дать оценку. А вот значение «бабки» толковалось как «плач» или «скорбь». Запоздало Ярен пожалел, что не включил в гадание дочь, отвечающую за будущее наряду с сыном: теперь он не мог определить, относятся слезы бабки к печали за погибшую родину или к неудачности сделанного выбора. Но перемена участников уже начатой беседы грозила страшным гневом духов-покровителей.

Ярен печально вздохнул и перешел к следующему вопросу:

— Эльф по имени Тандегрэн, с которым мы вместе проливали кровь, обещал мне признание новой земли нашей от имени своего короля, в том случае, если мы поможем ему отомстить оркам за смерть принца Белондара. Орки предлагают признать за нами эту землю, если я откажусь от помощи Тандегрэну. Как возможные противники, они гораздо опаснее эльфов. Стоит ли мне принять их предложение и нарушить данное слово? Речь может идти о выживании всего рода.

Он снова перемешал кости и высыпал в круг. Однако, в последний момент рука его дрогнула, и целых три кости раскатились по сторонам: отец, старший брат и сын. Дед остановился прямо на линии круга, со знаком ярости на верхней грани. Судя по всему, такая постановка вопроса привела его в бешенство. Ответ бабки был «не знаю».

Ярен с трудом удержался от гневного восклицания, непозволительного при общении с духами. Что именно не устроило покровителей? Предположение о том, что можно нарушить слово, или возможность сотрудничества с орками?

— Если удастся решить дело с Тандегрэном, не нарушая интересов его народа, и при этом мирно разойтись с орками, вы это одобрите?

Ответ духов поставил его в окончательный тупик. На этот раз сомневались дед и старший брат. Отец не одобрял, сын предостерегал о возможных последствиях (более умеренный «мужской» аналог плача и скорби); бабка же напротив, испытывала крайнюю радость в отношении подобного исхода.

Просить от духов дальнейших советов Ярен не рискнул. Растерянно поблагодарив покровителей, он аккуратно протер следы крови с кожи и кубиков и сложил их обратно в мешочек.

«Духи сами затрудняются с решением», — мелькнула у дагара странная мысль. Может быть, стоит подождать? Пусть все идет своим чередом, и ответ найдется сам собой?

Голоса, послышавшиеся за пологом шатра, заставили дагара спешно спрятать мешочек с костями. Он быстро перетянул тряпицей кровоточащий порез и задернул сверху рукавом.

— Я здесь! — громко сказал Ярен, скрыв последние следы совещания с покровителями.

Тканевый полог распахнулся, и в шатер влетел Тандегрэн, растрепанный и взъерошенный.

— Будь что будет, — махнул рукой эльф. — Я тут подумал… В прошлый раз я с ходу полез в драку и проиграл. Что мы теряем, в конце концов, вступая в эти переговоры!

«Возможно, ты потеряешь товарища», — с грустью подумал дагар. Прямое предательство духи, очевидно, не одобряли. Однако, четкого указания на отрицательные последствия сотрудничества с орками с их стороны не последовало. Предостережение — всего лишь свидетельство о том, что расслабляться в будущем не придется. «Так может статься, старый друг, что твои интересы будут учтены в последнюю очередь».

Делегация со стороны орков выглядела более чем внушительной. Белый Вождь, очевидно, центральная фигура в орочьем стане, явился в компании предводителей еще двух кланов. Третий клан был представлен старейшиной, угрюмым седым орком со шрамом через все лицо, от одного вида которого бросало в дрожь. Кроме того, Белый Вождь приволок своего помощника — покрытого татуировками типа, по отрешенно-насмешливому взгляду которого можно было предположить, что он о том лишь и думает, какую гадость сотворить. Шестым участником был, как ни удивительно, эльф. Ривендор — тот самый «простачок» из экспедиции принца, заманивший их прошлой осенью в ловушку.

Тандегрэн обнаружил, что предатель спешит отвернуться, стоит обратить взгляд в его сторону.

Тем временем, переговоры оборачивались явно не в пользу эльфов. С детства Тандегрэн привык воспринимать орков туповатыми монстрами, и личное знакомство в юности подтвердило эту уверенность. Прошлогоднее общение с Белым Вождем оставило после себя уйму неразрешенных вопросов. Обида помешала ему разглядеть очевидное: урук-хай умен и расчетлив, как сам Талемайр, знамя которого принял. Пожалуй, это даже слегка утешало эльфа. Угодить в сети хитрого коварного врага не так позорно, как быть побежденным клыкастым дикарем, выползшим из пещеры с приветом от летучих мышей.

Но это было единственным светлым моментом, который эльф мог для себя отыскать в сложившейся ситуации. Орки нанесли удар там, где он не мог и предположить. Не нарытые в лесу ямы с острыми кольями на дне, не разбросанные и замаскированные доски с острыми железными гвоздями, уродующие ноги наступающим на них лошадям, не безнаказанные ночные вылазки сломили дух его верного союзника.

А он-то наивно полагал, что единственный способен преподнести дагарам предложение, от которого трудно отказаться. Предложение земли и мира куда привлекательнее предложения земли и войны, это Тандегрэн понимал отлично. Ярен из тех, кто, общаясь с войной на короткой ноге, в душе ее ненавидит.

На деле, ни эльфы, ни орки не имели никакого права на то, чем столь щедро распоряжались: Лесистые горы были ничьи. Возможно, за исключением той их части, которую урук-хаи первые объявили своей. Белый Вождь бил его собственным оружием, это злило и восхищало Тандегрэна одновременно.

В душе дагара сейчас происходила тяжкая борьба, эльф отлично это видел. Ему изо всех сил хотелось принять орочьи условия, и лишь чувство вины перед старым товарищем не позволяло сделать этого прямо сейчас.

Как лучше повести себя в такой ситуации?

Пускаться в спор, напоминать о долгах и обязанностях? А что, собственно, дагары ему должны, если разобраться? Он просто ткнул пальцем в точку на карте и дал добрый совет, куда отправиться. Про поддержку эльфийского короля не стоит и заикаться: как раз сейчас, когда на спорные земли выискался другой претендент, и видно, чего она стоит. Даже корабли, доставившие их от благодатных южных берегов, Ярен нанимал на собственные средства. Сами пришли, сами вольны договариваться с кем угодно о чем угодно. Уводить разговор в эту область не только бесполезно, но и опасно. Стоит Белому Вождю уловить шаткость почвы под ногами своего главного противника, и он утопит его в этом болоте. Нет, логика — явно не то поле, на котором стоит биться.

Единственное направление, где поражение еще не стало очевидным — блестящая мишура высоких понятий о чести и совести. Мысль о том, что убийство родича требует отмщения, для дагаров несомненна. Несчастный придурок Белондар, неужели он остался его последней надеждой на пути к сокрушительному проигрышу?

Тем временем, коварный орочий лидер уже вытягивал Ярена на дискуссию о возможных границах будущих владений.

— Принц Белондар был убит орками в этих горах, — резко вклинился Тандегрэн. — Все эти слова не имеют значения, пока не решено главное. Пока убийцы не получили по заслугам.

Ярен вздрогнул, как подстреленный зверь. Белый Вождь холодно взглянул на эльфа.

— Я уже говорил, что вашего Белондара убили бывшие обитатели этих мест, к которым мы не имеем отношения.

— Насколько я помню, речь шла о клане Черное Солнце. Тем не менее, я вижу перед собой его старейшину. Как это понимать?

Голос орка со шрамом был хриплым, лающим.

— Наш клан был расколот. Предатель Уршнак, возглавивший его после убийства законного вождя, напал на ваш лагерь. Мне самому приходилось скрываться от собственного клана, пока Уршнак и его сторонники не были убиты, так что подробностей я не знаю.

— Быть может, — вмешался Ярен, — остался в живых кто-то из участников нападения? По нашим законам, если непосредственный убийца понес наказание, его род свободен от ответственности за содеянное. Устроит ли эльфийского короля такой вариант?

Он с надеждой взглянул на Тандегрэна.

«Это может оказаться единственным, чего я здесь добьюсь», — понял эльф.

— Такой вариант устроит, — согласился он. — Если при том будут отпущены заложники, которых вы удерживаете у себя.

— Заложников мы отпустим при условии, что вы навсегда уберетесь из этих гор, — отрезал Белый Вождь.

— Если получим убийцу.

— Мы обсудим ваши условия наедине, — прокаркал старейшина Черного Солнца.

Глаза Ришнара сжались в узкие алые щелки. «Размышляет, кто из клана наименее ценен, чтобы объявить убийцей», — понял Шенгар. Он уже в достаточной степени привык к ходу мыслей сотника, чтобы быть уверенным: именно так тот и поступит.

«А ведь убил его я».

Дорожка, которую они с братом избрали, вновь подкидывала испытание, похлеще всех предыдущих. Сможет ли он спокойно жить дальше, зная, что другой примет смерть за то, что совершил он?

— Выдать убийцу — это ведь способ окончательно разрешить вопрос между нашими народами? — чужим голосом спросил Ривендор.

Ледяное молчание послужило ответом. Впрочем, эльф не спрашивал, скорее утверждал.

— Я предлагаю Ригги, — сказал наконец Ришнар. — Понимаю, это затрудняет некоторые другие договоренности, но… Он единственный, кто пойдет на эту жертву добровольно. Не выдаст правды даже под пыткой.

Орог стиснул кулаки. Умом он понимал всю оправданность такого выбора. Но Ригги… Ригги, без которого он сгинул бы в холодной каменной могиле. Ригги, чья тихая вера в Белого Вождя позволила ему найти выход из тяжелейшего душевного кризиса. Орог давно смирился с тем, что путь наверх будет пролегать по головам других лидеров и вождей, развеивая в прах их амбиции. Он избавился от жалости к тем, кто, устремившись к могуществу и власти, оказался недостаточно силен, чтобы ее удержать. Но сейчас на дороге к осуществлению мечты стоял не вождь и не старейшина. А существо, с собачьей преданностью и восхищением наблюдающее за каждым его шагом. Ришнар абсолютно прав. Ригги позволит разрезать себя на куски, но не скажет ни слова. И умрет с улыбкой на устах, радуясь, что смог оказаться полезным Белому Вождю. Только вот улыбка эта будет преследовать его в кошмарах до конца дней.

— Я так один и буду говорить? — осведомился Ришнар.

— Никто тут, надеюсь, не забыл, — хрипло процедил Шенгар, — что есть настоящий убийца? Тот, кто нанес Белондару смертельный удар?

— Брат, ты…

— Я, брат. Я не могу позволить другому отвечать за мои поступки.

Тревога не отступала. Ощущение близкой трагедии нарастало день ото дня.

Нириэль не находила себе места с момента беседы с Ривендором. Один лишь Алангор знал об этой встрече. Другие эльфы терялись в догадках о том, что произошло с их «солнечным зайчиком», как в шутку прозвали Нириэль стосковавшиеся по живому свету пленники.

Целыми вечерами преследовали они ее, вызнавая, что стряслось, и от этой навязчивой заботы становилось только хуже. Самая популярная версия гласила, что в тот момент, когда все находились в руднике, орки сотворили нечто ужасное. Единственная неувязка состояла в том, что Алангор оставался спокоен и невозмутим, и отрицал какие бы то ни было происшествия еще более резко, чем его возлюбленная.

Нириэль не знала, куда деваться от доброжелателей, не дающих ей покоя. Единственной отдушиной были дневные беседы с Алангором, когда они оставались наедине. А по ночам она просыпалась потому, что ей снилось что-то страшное, но точное содержание снов тотчас же улетучивалось из головы, стоило открыть глаза.

Как мог, художник пытался успокоить любимую. Это давалось нелегко, особенно если учесть, что сам он в дурное предчувствие не верил. Порой Алангору казалось, что все его старания имеют прямо противоположный эффект: вместо того, чтобы забыть о горе и страхе, Нириэль начинала приходить в неистовство. Они даже поссорились и целый вечер не разговаривали, но когда ночью она снова вскочила со сдавленным криком, сердце художника тотчас же оттаяло.

И вот они снова были одни. Даже без охраны за дверью: орки караулили по ночам, когда все пленники были в сборе, днем же явно предпочитали более веселые занятия, твердо уверенные, что слепой художник — а с ним и его верная возлюбленная — из запертой комнаты не денутся никуда.

— Знаешь, что я подумал, — сказал Алангор. — Мои глаза больше не видят. Но руки с каждым днем ощущают все больше тончайших деталей. Я мог бы попробовать себя в скульптуре. Что ты на это скажешь?

— Это замечательно, — Нириэль слабо улыбнулась. Алангор нащупал ее руку и притянул к себе.

— Я все еще могу творить прекрасное! Когда я понял это, то осознал, насколько глуп был, изводя себя, и тебя, и всех этими бесконечными стенаниями!

— Я всегда это знала! — улыбка эльфийки сделалась ярче, но все равно казалась вымученной.

Художник весело сверкнул зубами:

— Знала что? То, что я глуп?

— То, что ты можешь творить прекрасное… Глупый! — рассмеялась Нириэль в ответ.

Некоторое время они шутливо боролись, потом Алангор спросил:

— Интересно, если я попрошу инструменты и материал, урук-хаи позволят мне начать прямо сейчас?

— Не уверена насчет инструментов, — призналась Нириэль. — Вдруг они решат, что ты задумал подкоп или что-то в этом роде?

— Да, я как-то не учел. С тех пор, как я начал снова думать о творчестве, всякие глупые мелочи проходят мимо меня! Так не терпится взяться за резец… Может быть, ты все-таки попробуешь с ними поговорить? Я-то, похоже, везде, где мог, отношения испортил! Может быть, Ривендор, или даже Шенгар… Эй, ты меня слушаешь? Матерь Звезд, что случилось, Нириэль?!

С судорожным вздохом, напоминающим всхлип, эльфийка поднялась и сделала шаг вперед. Алангор не мог видеть ее лица, но за прошедший год он научился чувствовать настроение окружающих на расстоянии.

— Случилось, — тихо повторила она. — Что-то непоправимое. Или скоро случится. О, Светлый Творец, я это чувствую!

— Так что случилось, звезда моя?

— Я не знаю. Просто чувствую.

— Любимая, успокойся, прошу тебя. Если за один год произошло так много плохого, это не значит, что так будет продолжаться вечно! Скоро все наши беды останутся в прошлом.

Нириэль с нежностью посмотрела на Алангора. Одной мысли о том, что он все еще способен найти себя в творчестве, хватило, чтобы разом перевернуть для художника всю картину мира, превращая его из мрачного страдальца, обиженного на весь белый свет, в прежнего, восторженного и наивного взрослого ребенка, восхищенно ожидающего чудес, которые судьба, несомненно, заготовила за следующим поворотом. И, что самое удивительное, он их там, как правило, находил.

— Наверное, ты прав, — со вздохом сказала она.

Холодная, склизкая тварь по имени страх, засевшая где-то в горле, продолжала назойливо теребить ее своими тонкими ледяными лапками, дотягиваясь до сердца, живота, позвоночника, отбирая тепло у рук, ставших неожиданно тяжелыми и неловкими.

«Беда!» — в тон ударам пульса нашептывала тварь вкрадчивым шелестящим голоском.

— Шенгар, хватит глупить. Ты прекрасно знаешь, без тебя мне не обойтись.

— Значит, это глупо, братик? Да ты же без кого угодно обойдешься. Жизнь моя, мне и решать.

— Я знал, что ты упрямый придурок, но не до такого же! Сдохнуть из упрямства — это уже слишком!

— Все мы когда-нибудь сдохнем. Я тебе нужен? Отличный довод, мне нравится. Вот только я не вещь, чтобы мной так распоряжаться. Может быть, Ригги и готов добровольно пожертвовать собой. Я не готов, чтобы он сделал это.

— В героической смерти нет ничего почетного, — вмешался Ришнар. — Красивая сказка для того, чтобы дураки слетались на нее, как бабочки на фонарь. Пусть дураки в ней и участвуют! Умен тот, кто стоит в стороне и управляет этим балаганом. И остается в живых.

— Я когда-то лез в умники? Что-то не припомню.

— Брат, а как же порох? Кто сможет его получить, если тебя не станет? Вонючий дым, зеленое пламя — что будет со всем этим?

Шенгар усмехнулся:

— Если в нем наступит нужда, получит кто-нибудь другой. Тут особой смекалки не нужно, только упертость. Смешал то с этим, потом это с тем. Не получилось — попробовал снова. А упертых у нас полны Пустоши. Прости, братик, я действительно так не могу. Я же не утверждаю, что ХОЧУ сдохнуть! Но, похоже, выдать убийцу — действительно лучший выход. Может быть, я тебе и нужен… Но если кому-то другому прикажут принять смерть за то, что совершил я, то я не буду нужен самому себе.

— А если не п-прикажут? — неожиданно подал голос тот, чьих комментариев и вовсе не ждали.

Дарбак, новый вождь клана Леденящая Смерть, замолк, перепуганный собственной храбростью. Язык сделался деревянным, и отказывался повиноваться своему владельцу. С трудом Дарбаку удалось перебороть волнение и развить мысль дальше:

— Если кто-то со-со-очтет са-са-амопожертвование единственным способом сохранить честь?

— Что ты имеешь в виду? — удивился Шенгар. И тут он вдруг понял, что в составе их небольшой компании произошли изменения. Нет, быть того не может! Наверняка это ходячее «извините-простите-я виноват» сожрало что-то не то и спешно уползло в кусты, а вовсе не… Собственная речь показалась Шенгару далекой и звучащей откуда-то извне: — Куда делся Ривендор?!

Почти одновременно с этим вопросом донесся до ушей собравшихся звонкий эльфийский голос.

Ривендор стоял на вершине холма и ветер развевал его длинные золотые волосы. Эльфы, дагары, орки — все, кто присутствовал в небольшом временном лагере, разбитом посередине между позициями противников, специально для проведения переговоров, обернулись на этот зов и застыли в ожидании. Происходило что-то необычное, все это понимали.

— Слушайте меня внимательно! — разносились слова золотоволосого эльфа. — Ибо совершенное преступление тяготит душу, и я не в силах его больше скрывать! Урук-хаи уверены, что клан Черное Солнце повинен в гибели принца Белондара, но даже им неизвестна правда. Белондара убил я.

Рвануться к холму Шенгару не дали. С одной стороны его схватил брат, с другой подоспел заикающийся ценитель чести. С каждым из них по одиночке он, возможно, и смог бы справиться, но вдвоем Орог и Дарбак держали крепко. «Прекрати, дурак!» — хотел заорать Шенгар, но жесткая ладонь старого сотника накрыла ему рот.

— Поздно чего-то предпринимать, — сказал Орог. — Будет только хуже, если ты вмешаешься.

Шенгар свирепо рыкнул в ответ, но ему ничего не оставалось делать, как смириться и слушать продолжение речи Ривендора.

— От оскорбительных слов, произнесенных принцем, злость и гнев застили мне глаза. Я совершил этот ужасный поступок, а потом, испугавшись последствий, сбежал и захватил с собой тело убитого, которое сбросил в пропасть. Орки дали мне прибежище, не зная, что укрывают убийцу. И вот, из-за моей трусости, в убийстве принца обвиняют тех, кто предоставил мне кров. Между нашими народами вот-вот вспыхнет новая война. Я больше не могу спокойно наблюдать, как это происходит. Пусть признание и запоздало, но я искренне надеюсь, что оно поможет восстановить мир и справедливость. Тому, что я совершил, нет оправдания.

В руках эльфа сверкнул на солнце тонкий обоюдоострый кинжал. Шенгар тихо застонал, отворачиваясь.

— Простите меня, если можете… — печально сказал Ривендор и с размаху вогнал нож себе под ребра.

Даже люди с пробитым сердцем далеко не всегда погибают мгновенно. Эльфы и орки отличаются еще большей живучестью. С жутковатой улыбкой Ривендор перехватил рукоять кинжала, провернул его в ране, а затем вытащил.

Некоторое время он еще стоял на ногах. Порыв ветра донес до орков острый запах свежей крови. А затем безжизненное тело эльфа тихо осело на землю, и окровавленный нож выпал из разжавшейся ладони.

— Он сам это выбрал, — негромко сказал Орог, отпуская брата.

Шенгар с отчаянием покачал головой:

— Я ведь даже морду тебе в чертогах Творца набить не смогу, не пускают туда таких как я! — пробормотал он, не сводя глаз с холма. — Придурок ты, ушастый, как есть придурок…

Остаток дня прошел скомкано. Тандегрэн, как мог, сохранял лицо, а это было в его ситуации крайне затруднительно. Поступок Ривендора оставил эльфов с их претензиями в дураках. Еще не успело остыть тело самоубийцы, а Тандегрэну уже пришлось расхлебывать полные ушаты грязи. Белый Вождь не преминул обвинить его в попытке вовлечь орков во внутренние эльфийские дрязги, а сказать на то эльфу было нечего.

Шенгар бродил привидением по всему лагерю, а когда под вечер исчез, Орог заподозрил неладное и отправился его искать. Брат обнаружился в лесу под кустом, в компании дагарского десятника, в дорожных запасах которого оказалась припрятана большая фляга чего-то хмельного. Орог не слишком разбирался в человеческой гастрономии, чтобы сказать, как называется напиток, но одного его запаха хватило, чтобы урук-хай ощутил легкую степень опьянения. По сравнению с содержимым фляги, слабенькие бражки, готовящиеся на Пустошах, казались безобидными, как материнское молоко. Сморщившись от отвращения, Орог вылил остатки пойла на землю. Хозяин фляги не возражал. Более того, при виде высокого начальства, пусть даже со стороны врага, бравый воин постарался принять образцовый вид. Правда, получилось у него не слишком. Любая попытка поставить рядом две ноги и вытянуться в струнку приводила к тому, что дагар терял равновесие и чуть не падал, в последний момент хватаясь руками за землю. Наконец, ему удалось осуществить задуманное, хоть и с некоторой поправкой: пришлось использовать дерево в качестве дополнительной опоры. Сообразив, что в таком виде он явно бросает тень на славное дагарское воинство перед лицом противника, десятник решил исправить ситуацию.

— Ежжлбы у меня блалошдь, я б в бой хоть счас, — сообщил он, потрясая указательным пальцем для усиления значимости своих слов.

— Прочь, — холодно распорядился Орог.

Спорить отважный всадник не стал. Даже не потребовал обратно свою флягу. Покорно развернулся и нетвердой походкой двинулся в направлении дагарских шатров.

— Не, ну ты чего, брат, — обиженно протянул Шенгар, бултыхающийся в сторонке в тщетной надежде встать на ноги. — Ткой хроший человек, а ты…

— Заткнись, морда пьяная, — рявкнул Орог. — Надеюсь, ты не стал плакаться этому хорошему человеку, как дошел до такого состояния, а?

— Не, ну брат, ну я чего, ты что обо мне думаешь?

— Коли на это ума хватило, — Орог презрительно отпихнул ногой флягу, — я ничему не удивлюсь.

— Да что ты понимаешь! — окончательно надулся Шенгар и, наклонившись, поделился с кустом своим обедом.

— Превосходное зрелище. Будущий участник Совета Вождей завязывает добрые отношения с соседями.

Шенгар оскорбленно промолчал в ответ на этот возмутительный выпад. Поскольку брат его не ценил, не понимал, и вообще явно жаждал обидеть, он решил гордо его игнорировать. Лучший способ игнорирования виделся Шенгару в том, чтобы тут же, под кустом, заснуть, что он немедленно и сделал.

Орог глубоко вздохнул, глядя на расцвеченное закатом небо. Было еще слишком светло, чтобы тащить этот мирно посапывающий компромат на виду всего дагарского лагеря. Так и пришлось ему дожидаться темноты, чтобы, взвалив на закорки изрядно потяжелевшее за зиму тело, доставить его до крепости.

Так окончился этот богатый событиями день.

Под утро чуткий сон Орога был прерван раздающимся поблизости копошением и тихими стонами.

Брат, помятый и всклокоченный, сидел, держась за голову обеими руками. Радужки у него были ярко-алыми, какими не становились и в минуты сильнейшего гнева, а белки глаз немногим уступали им в окраске. Смуглая кожа, напротив, приобрела бледный, землистый оттенок.

— Герой-переговорщик возвращается обратно к товарищам, — прокомментировал увиденное Орог.

Шенгар ничего не ответил брату, лишь окинул исподлобья осуждающим взглядом.

— У стены стоит ведро с водой, — сообщил тот. — Позорище.

— Иди ты к Творцу в чертоги, — огрызнулся Шенгар и двинулся в сторону обозначенного предмета. — Ривендор был моим другом.

— Таков его выбор. А ты, вместо того, чтобы ценить его поступок, выставляешь нас полными придурками перед лицом чужаков. Это надо было додуматься до такого! Нализаться до невменяемости с дагарским десятником!

— Просто у него было, чем нализаться, а у меня нет.

— Это тебя, разумеется, оправдывает, — насмешливо проговорил Орог. — А вообще без пьянства обойтись, само собой, нельзя.

— Я надеялся, станет легче.

— Стало?

— Братишка, мне и так тяжко, хватит меня мучить!

— Еще чего, — Орог мотнул своим белым хвостом. Шенгар поморщился от одной мысли о том, что можно пошевелить головой.

— Мне надо было догадаться раньше, — горько сказал он. — Этот ушастый дурень постоянно винил себя в произошедшем.

— И что бы ты сделал, брат? Занял его место?

— Как ни крути, я действительно убил этого проклятого принца.

— Знаешь, что я думаю? Ривендор поступил так, как оказалось лучше для всех. Может быть, это был его последний шанс примириться с совестью. Он умер с улыбкой, а это не каждому дано.

— Может быть, — вздохнул Шенгар. — Может быть. Наверное. Ладно, брат. Как там наши переговоры?

— Ты меня спрашиваешь? Я думал, это ты проводил их главную часть под кустом.

— Прибью ведь, не пожалею.

— Нормально переговоры. Можно считать, мы получили все, что могли. Эльфы уходят. От дагаров, увы, так просто избавиться не получится. Этот Тандегрэн подкинул нам порядочную дрянь. В изобретательности ему не откажешь.

— Да уж. Такие добрые соседушки расслабиться нам точно не дадут. Только дадим слабину, сожрут с потрохами.

— Так ты это заметил, надо же! — удивился Орог. — А вчера говорил, хорошие люди.

— Брат. Заткнись пожалуйста, очень прошу. А не то я больно ушибу кулаки о твою мерзкую рожу.

— Даже не надейся, что я скоро от тебя отстану.

— Сволочь ты, Орог. А еще братом называешься!

— На себя посмотри, пьянь ползучая!

Поскольку голова у Шенгара просто раскалывалась, безоговорочная победа в словесной баталии осталась на сей раз за старшим братом.

ГЛАВА 6

Солнце светило и ветерок дул так же, как несколько дней назад, но радоваться им Нириэль, увы, не могла.

— То же самое место, — прошептала она. — Здесь мы с ним разговаривали. О, Матерь Звезд!

— Разговаривали? — удивился Шенгар. — Когда?

— Он сказал, что хочет побеседовать наедине. Взял с меня клятву никогда не открывать обстоятельств смерти принца. Светлый Творец, он уже тогда это задумывал! Если бы я раньше догадалась!

— Все мы могли догадаться, — вздохнул Шенгар.

— Не могу поверить, что его больше нет.

Нириэль присела на камень и принялась терзать пальцами сухую травинку, раздирая густую метелку в мелкий пух. Урук-хай замер у скалы, рассеянно перебирая одну из своих длинных кос. Затянулась долгая пауза.

«Почти так же, как в тот раз», — горько думала эльфийка. Хотелось плакать, от этого наверняка стало бы легче, но глаза оставались предательски сухими. Нириэль растеребила одну травинку и принялась за вторую.

Впрочем, одно отличие все же имелось: сейчас они действительно были одни.

По тому, как спешно убрался часовой, стоило Шенгару бросить на него единственный выразительный взгляд, эльфийка поняла, что авторитет молодого урук-хая за прошедшее время значительно возрос. Внешне Шенгар тоже изменился. Так сильно, что Нириэль впервые задумалась, сколько их неожиданному другу на самом деле лет.

— Тебя не было видно всю зиму, — сказала она.

— Вряд ли дружеские беседы с орочьим вожаком подходят к истории о тяжком плене. У тебя могли возникнуть серьезные проблемы по возвращении домой.

— Когда это еще будет! Я с ума схожу в этой каменной тюрьме! Одни и те же лица, никаких новостей! Если ты действительно хочешь сделать как лучше, умоляю, не исчезай больше! Особенно теперь, когда Ривендор… Ривендора…

Она осеклась, не в силах завершить роковую фразу. Сердце Шенгара екнуло и радостно забилось. Неужели он не ослышался? Она говорит, что хочет его видеть? С трудом он заставил свой голос звучать ровно и спокойно.

— Ты будешь дома раньше, чем думаешь, — сказал он. — Переговоры почти закончены. Осталось только уладить с дагарами вопросы о границе. Орог обещал Тандегрэну отпустить четверых заложников сразу, а потом по двое в год, если эльфы будут вести себя тихо. Вы с Алангором будете в числе этих четверых… А еще, — Шенгар довольно осклабился, — мы отпустим мага! Вдруг еще какую вам, ушастым, пользу надумает принести!

Несмотря на трагические обстоятельства встречи, Нириэль не удержалась и рассмеялась.

— Даже как-то не верится, — призналась она. — Я думала, что пробуду здесь еще долго.

«Хватит трусить, вот подходящий момент, — строго приказал себе Шенгар. — Ты ведь не для того ее сюда привел, чтобы стоять и глупо улыбаться! Или скажешь сейчас, или больше никогда ее не увидишь!»

Он решительно забросил за спину уже порядком истерзанную косу.

— Нириэль…

Предательский голос выдал его волнение, сделавшись неожиданно хриплым. «Чего не хватало, сейчас еще заикаться начну! — в панике подумал молодой орк. — Как этот Ле-ле-еденящая Смерть!»

Но все обошлось. Следующая фраза пошла уже легче.

— Я хотел тебя спросить… Ты не хочешь остаться?

— Остаться? — удивленно переспросила эльфийка.

— Не в плену остаться, — спешно пояснил Шенгар. — Здесь.

— Не говори загадками! Я тебя не понимаю.

— Я сам себя уже не понимаю, — фыркнул орк. — То есть… Я не то хотел сказать.

Сбивчивая, невнятная речь в устах урук-хая, всегда находившего слово в любой ситуации — это что-то новое. «Даже пугающее», — решила лучница.

— Просто, понимаешь… Ты… Я… Я люблю тебя, Нириэль.

Эти три слова словно пробили невидимую плотину, и дальнейшие признания хлынули бурным потоком.

— Когда я только увидел тебя, то подумал, что ты привиделась в бреду. Что таких прекрасных женщин не бывает! Но ты оказалась реальной. Я знаю, мы совершенно разные, наши народы — исконные враги. Я твердил себе это много раз, но оно не помогало. Я думаю об одной тебе, и не могу успокоиться! Честное слово, такое со мной впервые! Останься, Нириэль, прошу тебя.

— Но я не могу, — только и сумела выговорить эльфийка.

— Этот художник… Ну чего ты в нем такого нашла? Тебе придется приглядывать за ним до конца жизни! Такая же каменная тюрьма, и ты снова идешь в нее добровольно!

— Он не виноват в том, что потерял зрение!

— Да при чем тут зрение! Он же хуже маленького ребенка! Если тебе так нравится о ком-то заботиться, то пусть это будет тот, кто сумеет в ответ позаботиться о тебе!

— Не знаю, сможешь ли ты это понять… Воспринимать мир так, как воспринимает Алангор, дано не каждому. Когда он рядом, я чувствую, что становится светлее.

— Да куда уж мне, и правда, понять! С виду взрослый мужчина, а скандалит хуже моей бывшей подруги! Я весь такой разнесчастный и не гожусь никуда, вот сейчас повешусь-утоплюсь! А лучше, еще сильнее обижусь, пусть вас всех совесть загрызет!

— Если хочешь поссориться со мной, продолжай дальше! — резко оборвала Нириэль. — К тому же, ты совершенно не прав. Да, у Алангора бывают иногда периоды разочарования, и тогда с ним действительно тяжело. Но все остальное время…

— Да, случайный маленький период разочарования, — пробормотал Шенгар себе под нос. — Лет эдак на четыреста-пятьсот.

Под свирепым взглядом эльфийки он замолк с таким смиренным видом, что вся обида Нириэль мигом улетучилась. Некоторое время девушка еще сердилась для вида, потом сдалась. Для верности она решила сменить тему.

— Слушай, Шенгар, давно хотела спросить. А сколько тебе лет?

Тот густо покраснел, затем ответил:

— Девятнадцать… Будет… Скоро… — но после недолгой паузы уточнил: — Не очень скоро, вообще-то. А что?

— Ничего. Просто было любопытно.

— Можно подумать, тебе намного больше, — фыркнул орк.

— Ровно на половину твоей жизни.

Влюбленный упрямец умудрился и эту тему использовать в собственных целях.

— Лет через двадцать разница потеряет значение, — заявил он. — А через сто — тем более.

«Интересно, — подумала вдруг Нириэль. — А чем сама я занималась в восемнадцать лет? Любовалась звездами? Сочиняла песни травам и цветам? По большому счету, все серьезные события моей жизни начались в прошлом году! И до сих пор в глубине души я чувствую себя маленькой девочкой, которой не обойтись без помощи больших и мудрых… Хотя как-то и обхожусь! Так кто из нас старше на самом деле?» На этой мысли она себя и оборвала. Почему-то ей показалось, что развитие этого направления не доведет до добра.

— Наверное мне пора, — резко сказала она.

— Я больше не буду, честно! — пообещал Шенгар.

«Еще чуть-чуть, и я вообще не захочу уходить, — смятенно поняла Нириэль. — О, Матерь Звезд! Мне ведь все уже равно, что у него когти и клыки. Что орки — порождения Тьмы, что вражда между нашими расами не угаснет, наверное, никогда… Бежать, скорее, пока я не совершила самое ужасное предательство в моей жизни!»

— Не обижайся. Дело не в тебе, — мягко сказала она. — А во мне. Пусть все останется, как есть.

И она двинулась прочь по тропинке, уводящей ко входу в пещеру.

Шенгар провожал эльфийку взглядом, пока она не скрылась за поворотом. Он совершенно не мог понять, что послужило причиной такого внезапного ухода. А ведь внутренне чутье ясно подсказывало, что он близок к цели. Еще немного, и ушастый художник мог получить первую стоящую причину к обиде на весь белый свет! И он был уверен, что этим все закончится… Неужели чутье, ранее срабатывающее безошибочно, начинает его подводить?!

В крайне расстроенных чувствах, Шенгар размышлял о глубокой жизненной несправедливости, подстерегающей на каждом шагу. Но не было уже дагарского десятника с чудесной флягой, чтобы отправить его в спасительное забытье.

Некоторое время спустя его отыскал Орог и с ходу напустился:

— Ты где пропадаешь?! Дагары ждут продолжения переговоров!

— Подождут еще. Нам спешить некуда, а если кто-то слишком мало живет, это его трудности.

— Они хотят наложить лапу на большой кусок леса в долине между реками.

Призрачный лик прекрасной эльфийки, маячащий перед глазами Шенгара, бледнел и растворялся. Неудача неудачей, а кроме дел любовных на нынешний момент полно и других, куда более важных.

— Что?! Какой им еще лес! Нам он самим понадобится для выплавки руды!

— Если ты не собираешься пре-пре-едоставить ведение переговоров Дарбаку, — усмехнулся Орог, — то нам стоит поспешить.

— Чего ж ты раньше не сказал! — встрепенулся Шенгар. — Туда, скорее! Бегом! Немедленно!

КОНЕЦ 1-й КНИГИ

23.03.2010

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg