Послышалось рычание и рядом с хозяином бесшумно спрыгнул с ветки иисеп.
Людомар встряхнул голов, выбивая из нее звон, поднялся на ноги и, слегка пошатываясь, пошел к соуну.
Рядом с трубой стоял низкорослый мужичок-пасмас. Это был узколобый широколицый и остро смердящий пасмас коих в округе проживало неимоверное количество.
Мужичок хотел было еще подудеть, но охотник рыком его остановил.
Людомар остановился в дюжине шагов от человека, закрыл свои уши ладонями и спросил как можно громче для себя:
— Чего тебе?
— Ась? — не расслышал пасмас.
— Дул зачем? — заорал людомар и тут же охрип.
— Квава пропал.
Людомар нахмурился. Мужичок понял, что ответ недостаточен.
— Сынок мой пропал.
— Не кричи ты так. Он оглохнит жежь!
Словно из-под земли рядом с пасмасом выросла женщина и дернула его за бороду.
— Добрый людомар, — зашептала она, — наш сыночек пропал. Уж третий раз Владыка око свое открыл да нас лицезрел. Третий раз как не видели сыночка нашего, окаянного. Уж я грозила ему вдаль, уж я и поплакала, и к ведьмочке сходила. Прознала та, что в Чернолесье он. Один одинешенек. Страшно ему. — Голос женщины дрогнул и она сбилась. — Верни нам… его… людомар. От нас… от нас… век мы тебе… — И она зарыдала в голос.
Охотник ничего не успел сказать, как она подошла к нему и протянула грязную рубашонку. От нее за версту несло терпким потом, мочой и фекалиями.
Мозг людомара пережил второй после рева трубы шок, столкнувшись в подобным ароматным букетом.
— Его это накидочка… Помоги… помоги, добром да светом-теплом тебя прошу… миленький… помоги. — Она снова заревела.
Охотник кивнул, но тут же вспомнил, что надо идти к Светлому и… снова кивнул.
Дети рождали в душе любого людомара некую странную формацию чувств и ощущений, которую и через века невозможно будет описать даже приблизительно. Эти переживания можно сравнить только с тем, как калека переживает об утрате части плоти или как некто нежно любит то, чего у него никогда не было. Людомары не могли разрождаться от любви между собой, потому что сама раса людомаров была побочной ветвью похотливой страсти доувенов и дремсов. В том было их проклятье.
Никто не знал, чего эротичного находили просветленные доувены в грязных дремсовских женщинах, одетых, как и их мужчины в шкуры, но это имело место быть хотя бы потому, что существовали людомары.
Комментарии к книге «Оридония и род Людомергов (СИ)», Дмитрий Всатен
Всего 0 комментариев