«Верховный маг империи»

Верховный маг империи (fb2) - Верховный маг империи [litres] (История бастарда - 3) 1758K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Диана Донатовна Удовиченко

Диана Удовиченко История бастарда. Верховный маг империи

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

От всей души благодарю своих друзей: очаровательную девушку Limbo (она же Ирина Павловна Сергеева) из Краснодара – за бесценную помощь с вычиткой и правкой этой книги; учителя истории Александра Тишкова из Москвы – за очень полезную, иной раз суровую, но всегда справедливую критику; моего любимого писателя Александра Гурова – за консультации по военному делу.

Автор

Еще много десятилетий, а быть может и веков в надежде выстроить правильную картину историки будут, словно кусочки мозаики, складывать в своих трудах события, завершившие Алмазный век. Сейчас, по прошествии столь малого времени, трудно сказать, что стало первым фактором, толкнувшим великую империю к краху, и что явилось последней каплей, переполнившей чашу бед. Думаю, чаще всего первопричиной будут называть болезнь Ридрига Второго. А завершением… войну жрецов? Народные бунты? Трагедию Аллирила?

Я не ставлю перед собой задачу соединить все звенья исторической цепи. Потому что явственно вижу лишь одну, главную болезнь – бесконечную самонадеянность, свойственную смертным. Крах империи Галатон есть не что иное, как последствие длинной череды интриг, предательств, подлостей и преступлений. Правители и жрецы, маги и военачальники, аристократы и богатые торговцы – множество сильных мира сего приложили руку к распаду некогда могущественной державы. Одних толкала алчность, другими двигала жажда власти, третьи вожделели утолить свое тщеславие. Но все они, сплетая хитроумную паутину лжи, распоряжаясь чужими жизнями, хватая жадными руками сладкие куски, забыли об одной простой истине: смертные не властны над миром. Мы – лишь крохотные песчинки в бесконечной пустыне Вселенной. И как ветер, расшалившись, уносит песок, так высшие силы, решив поиграть, легко смахивают в небытие целые расы и цивилизации.

Мир Аматы очень молод. В его глубинах все еще бурлят неведомые и непостижимые для нас силы. Равновесие его хрупко и ненадежно. Мы нарушили баланс, и это повлекло за собой события трагические и фатальные, завязавшие в один тугой узел противостояние трех великих рас и вмешательство четвертой – загадочной и почти всесильной…

Из трактата «Распад Галатона. Причины и следствия», написанного ректором Виндорского магического университета, профессором кафедры демонологии мастером Генериусом Клейвером.

* * *

Добрый день. Да, это опять я, Рик-бастард. Злокозненный темный маг, виновник двух покушений на жизнь императора Ридрига Второго, руководитель повстанческого движения, демонолог, некромант… Вроде бы не забыл ни одного своего титула? В общем, враг империи. Вижу, вы взволнованы? Куда-то спешите? Не стоит кричать: «Хватайте его! Вот он!» Что? Вы не собирались делать ничего подобного? Прошу прощения. Необходимость скрываться сделала меня излишне подозрительным. Привычка, знаете ли… Но все это в прошлом. Изменились обстоятельства, поменялись роли. Разве вы еще не обратили внимания на мое облачение? Так-то… Ах, вы просто хотите знать, как я жил все это время? Слушайте.

Не стану останавливаться на событиях, уже рассказанных мною однажды. Напомню только, что наш отряд, выполняя миссию, порученную императором, прошел сквозь джунгли Зеленого сердца, и это стоило жизни семерым из двенадцати, да возродятся они в счастливое время. Нас осталось пятеро – четверо смертных и один демон. И мы осуществили задуманное – отыскали всемогущее племя изначальных, на помощь которого наш монарх возлагал огромные надежды. Увы, им было не суждено исполниться. В селении изначальных, полном невероятных чудес, мы провели несколько недель. И получили категоричный отказ. Загадочные существа, не знаю, как их еще назвать, объявили, что не вмешиваются в дела людей. Мол, один раз, пятьсот лет назад, уже вмешались, а мы теперь будем расхлебывать. Зато мне сообщили, что я, оказывается, один из них, а высший смысл моего прихода в Зеленое сердце заключался в том, чтобы узнать истину о себе. Меня это откровение ничуть не обрадовало. Потому что толком объяснить, кто они такие, и, главное, зачем прячутся в джунглях, изначальные не захотели. Сказали: потом сам сообразишь. И отправили вместе с друзьями через пространственный портал обратно в Виндор, откуда и начиналось наше путешествие. Тут нас ждало еще одно потрясение: за время нашего отсутствия жрецы Луга всеблагого получили слишком большую власть и именем своего божества принялись истреблять темных магов, а заодно и всех, кто недоволен существующим порядком. Не понимая, для чего такой мудрый император, как Ридриг, объявил войну собственному народу, отправился я к нему на аудиенцию, доложить, что задание не выполнил, изначальных не привел. Ожидал, конечно, что навлеку на себя монарший гнев, да делать нечего было. Назвался бонниари – полезай в печку. Во дворце я узнал, что император вот уже много дней как не в себе, а заправляет государством Верховный маг – интриган и подлец Вериллий. Он-то меня в очередной раз и подставил. Поняв, что Ридриг околдован, я попытался ему помочь. За это меня обвинили в покушении на его жизнь и приговорили к сожжению. И Лютого с Дрианном заодно. Выручили нас борцы сопротивления – небольшой отряд, организованный смелыми людьми, которых не устраивали такие игрища власть имущих. После чего, конечно, мы к ним примкнули. Чем больше безобразий творили Вериллий с Верховным жрецом Луга, тем крепче становилось повстанческое движение. Мы сделали много полезного. Главным свершением было, пожалуй, освобождение всех узников Счастливого местечка, в числе которых был и мой опекун – дядя Ге. Мы оставили в тюрьме только разбойников и душегубов – прочих, арестованных по обвинению в использовании темной магии, выпустили. При этом перебили целую кучу тюремщиков, имперских псов, храмовников, их прихвостней и прочей швали. Большинство освобожденных ушли к нам, усилив и без того большое повстанческое войско. Ну, а потом… потом было, как в книге о демонах: чем дальше, тем страшнее.

А выпить как следует за встречу с дядей Ге нам в тот предрассветный час так и не удалось…

* * *

– Ну что, сынок, рассказывай, – потребовал дядюшка, когда мы, взяв у отрядного фуражира бутыль крепкой старки, краюху хлеба и голову сыра и расстелив на земле муринковый плащ, уселись под раскидистым дубом в нескольких десятках шагов от лагеря.

Рядом с дядей восседал совершенно счастливый Артфаал, вновь обретший своего дорогого друга. Я возился с костром, сквозь зубы поругивая отсыревший от ночного дождя хворост, и соображал, с чего начать повествование. Рассказать все свои приключения вкратце не получится, да и нехорошо выйдет: старику ведь интересно все, что пережил его воспитанник. В конце концов, я разжег костер с помощью огненного заклинания, решив рассказывать с самого начала, а именно, с посадки на «Шайани». Раскрыл рот, но неожиданно для себя выдал совсем не то, что собирался:

– Скажи, дядя Ге, ты что-нибудь знаешь о моих родителях?

– А ты? – спросил мой опекун, немного помолчав.

Сам не понимаю, что я рассчитывал от него услышать. Ведь этот вопрос я задавал дядюшке много раз и получал один и тот же ответ: «Мне ничего неизвестно». Но сейчас дядя медлил, задумчиво глядя на огонь и время от времени стряхивая с плеч последние желтые листья, которые ронял дуб.

– Ты что-то узнал, Рик? Выкладывай.

И я поделился с ним своими открытиями и догадками: о герцоге Марслейне, о портрете его сестры, несчастной Изабеллы, и ее образе, преследовавшем меня во снах. О Вериллии, Лютом и его матери, которую постигла страшная судьба…

– Но ведь у меня нет никаких доказательств, кроме невозможности считывания сущности близких родственников, – закончил я.

Старик все не сводил взгляда с игривых язычков пламени, отрешенно прихлебывая старку.

– Доказательства… – пробормотал он, – мне бы только до огорода добраться…

Пассаж про огород был настолько неожиданным и нелепым, что я даже забеспокоился: не повредился ли дядя Ге умом от пребывания в Счастливом местечке? Но не успел спросить о его самочувствии – из-за деревьев донесся тяжелый шорох слипшихся от дождя палых листьев. Кто-то торопливо шагал в нашу сторону. Вскоре перед нами предстал встревоженный мастер Триммлер.

– Вот вы где! – воскликнул он. – Пойдемте скорее в лагерь, похоже, беда стряслась!

Мы поспешили вслед за гномом. В середине лагеря, окруженный угрюмыми повстанцами, колыхался в предрассветной дымке фантом Паларии.

– В городе бунт! – выкрикнула волшебница, завидев нас с дядюшкой. – Портовый и Ремесленный кварталы восстали и громят все подряд! Рушат храмы Луга, дома жрецов и знати, разоряют лавки. Городская стража бездействует. Толпа идет к императорскому дворцу.

Этого нельзя было допустить.

– С герцогом связались? – быстро спросил я.

– Он ранен, – ответила магесса. – Пытался остановить бесчинства на улице Благородства. Чернь врывается в дома аристократов. Бунтовщиков так много, что их бессильны остановить даже магические ловушки. Несколько человек попадаются, остальные идут дальше, наступая на их трупы. Герцог вышел из своего дома и заговорил с людьми. Но его не стали слушать, толпа была охвачена жаждой крови. Кто-то ударил его ножом в грудь.

– Где лорд Глейнор? – перебил ее я.

– Он в безопасности. Пока. Его слуги спустили собак и, воспользовавшись свалкой, перенесли герцога в дом. В подвале имеется потайная комната, там его и спрятали. Но долго он не протянет, истечет кровью. Ему срочно нужен хороший целитель.

– Вы сами где?

– Дома. Я осталась в тюремном дворе. Когда туда прибыли маги Совета и имперские псы, сделала вид, что оглушена заклятием. Меня отвезли домой, завтра предстоит беседа с Вериллием. Если, конечно, ему будет до меня дело… – горько усмехнулась Палария.

– Продержитесь до подмоги?

– Я все же маг Совета, – оскорбилась дама, – сама справлюсь, обо мне не беспокойтесь. А вот герцог нуждается в помощи.

Фантом Паларии истончился и растворился в воздухе. Герцог нуждается в помощи… И не только он! Что он там говорил? Нельзя допустить, чтобы народ выступил против Ридрига? Нельзя… просто потому, что тогда Вериллий получит неограниченную власть. Правящая династия должна сохраниться, хотя бы формально. А ведь, сдается мне, этот бунт поднят неспроста! С одной стороны, вроде бы все закономерно: ободренные тем, что пало Счастливое местечко, люди, измученные разгулом жрецов, наконец восстали против их произвола. С другой же… слишком все вовремя. И стоит за этим Вериллий, больше некому. Ведь что получается? Узнав о разгроме тюрьмы, он понял, что снова проиграл. Темные маги выпущены на свободу, силы повстанцев увеличатся многократно. А если предположить, что некоторых из арестованных – самых сильных волшебников – он навещал лично, как и меня, убеждая перейти на его сторону, то Верховный нажил себе много врагов. Вот и решил воспользоваться моментом, пойти ва-банк – вернуться к своему первоначальному плану. «Когда люди взбунтуются, нужно будет только направить их ненависть и разрушительную энергию в правильное русло. И тут появлюсь я – вождь возмущенных, заступник угнетенных. Галатцы пойдут за мной», – кажется так он говорил.

Значило ли это, что Вериллий сейчас возглавлял восстание? Вряд ли. Что-то подсказывало мне, что он находится в каком-нибудь уютном и безопасном местечке, где ждет: выгорит – не выгорит. Если получится – он руками взбешенной толпы уберет многих своих врагов. Заодно и расправится со жрецами, которые в последнее время стали реальной угрозой его власти. Допустит ли он нападение на дворец императора? Вопрос, однако. Скорее всего это и есть его главная цель. Да, дворец хорошо охраняется. Но ведь Палария сказала: городская стража бездействует… Конечно! Это доказывает, что ей отдан приказ не вмешиваться. Где гарантия, что гвардейцы будут охранять императора как следует? Слишком мало осталось у него верных сторонников. Ведь Ридриг сейчас совершенно беспомощен, быть на его стороне невыгодно, вот многие и переметнулись, чувствуя, что сила за Верховным. А честных людей среди придворных ой как мало. Магическая защита? Да, мощнейшая. Но откуда я знаю: может быть, какой-нибудь ловкач давным-давно ее снял или нейтрализовал на время? Да тот же Вериллий, кстати. А что все-таки произойдет, если бунт погаснет? Да ничего. Тем правильнее будет выглядеть отстранение Ридрига от власти и регентство Келдина. Ведь все расправы творились именем Луга и с бумагами, подписанными императором. Как ни крути, Вериллий в любом случае убивал двух гоблинов: ограничивал власть Падерика и устранял Ридрига. Но только если сегодня все пойдет по его задумке… устранение императора станет физическим. И Дарианна…

Все эти мысли пришли не плавно, одна за другой, а свалились в сознание одним комом. Вычленив из них имя Дарианны, я додумывать не стал.

– Все верно, дорогой барон, – промурлыкал в голове Артфаал.

Лютый, не дожидаясь никого, уже строил повстанцев.

– Куда? – бросил он, поймав мой взгляд.

– К императорскому дворцу, – ответил я.

Мастер Триммлер с дядей Ге склонились над картой сточных каналов.

– Есть! – выкрикнул гном. – Вот так вот пройдем, тут вот повернуть надо… Аккурат на площади Семи королей поднимемся.

– Веди, – сказал я, направляясь к храму Брижитты.

«Сколько нам еще лазать среди отбросов?» – раздраженно думал я, шагая по колено в зловонной воде и пробираясь через завалы разлагающегося мусора.

– Вопрос риторический, дорогой друг, – мысленно ответствовал лорд Феррли, – пока Вериллий находится на посту главы Совета.

– Ничего, – вмешался в нашу беседу дядя Ге, – даст Луг, и с ним справимся. Нам бы сейчас народ удержать…

– Кстати, как действовать будем? – деловито поинтересовался Копыл, кряхтящий в хвосте колонны.

– Придется разделиться, – ответил я. – Одна часть отряда пойдет к дворцу, другая – на улицу Благородства, выручать герцога.

– Одну минуту, – Артфаал плавно поднялся с моего плеча и повис в затхлом воздухе между двумя огненными шариками, освещавшими путь отряду, – на разведку слетаю…

Он исчез, но вскоре снова появился у меня на плече, сообщив:

– Просто мрак на земле! Все орут, визжат, трупы валяются прямо на улицах. Обезумевшая толпа рвется к дворцу, императорских гвардейцев на воротах уже перебили.

– Пора решать, кто куда, – громкий голос мастера Триммлера эхом отразился от стен туннеля. – Мы на перепутье. Вон то ответвление ведет к улице Благородства. А прямо – к площади.

Как ни рвалась душа к лорду Глейнору, которого я уже как-то привык считать своим родственником, не оставляло чувство, что мое присутствие необходимо на площади. И там Дарианна…

– Когда-то у меня была твердая пятерка по целительству, – проговорил Дживайн.

– Отлично. Пойдете с Грациусом. С вами… – я задумался.

Неплохо было бы послать туда Дрианна. С такой поддержкой они с кем угодно справятся. Но не хотелось выпускать парня из виду. Иначе там спустя полчаса останавливать некого будет.

– На улице Благородства тоже нынче многолюдно, – светским тоном заметил Артфаал. – Там ведь дома богатые, сами понимаете…

Понятно. Возмущенный народ должен направиться к площади Семи королей, ведь именно этого хочет Вериллий. А на Благородстве сейчас пасутся мародеры, решившие воспользоваться ситуацией и под шумок пограбить особняки аристократов. Решено. Сами напросились.

– Дрианн, пойдешь с ними.

Маг угрюмо кивнул, сохраняя на лице бесстрастное выражение, и лишь в его глазах загорелся нехороший огонек. Но мне было не до того.

– Вы там не заблудитесь?

Мастер Триммлер остановился, обернулся и, почесав бороду, уткнулся в карту. Потом передал ее мне, а сам двинулся к ответвлению, ведущему на улицу Благородства.

– Теперь все время прямо, потом налево, лейтенант. Уже не заплутаете. А я их и без карты доведу.

Я кивнул.

– Сколько с ними отправить солдат? – спросил Ом.

Я усмехнулся. Капрал Лютый дорвался до любимого занятия! Вот он уже именует некогда мирных виндорцев солдатами.

– Давай половину.

Ом с сомнением покосился на меня:

– Не много ли будет?

– Нормально.

Я понимал, что даже весь наш отряд не сможет справиться с разъяренной толпой. К тому же наверняка на площади Семи королей немало прихвостней Вериллия из светлых магов. Там обычные люди будут бессильны. Надежда только на нас, волшебников. А вот у дома герцога повстанцам Темной силы найдется, чем заняться. Мародеры – не чародеи, их и мечами с арбалетами можно разогнать.

Разделившись, мы разошлись по туннелям.

– Лорд Феррли, расскажите подробнее, что вы видели, – попросил я.

– Да ходят там разные… – неопределенно пробормотал демон. – Вы правы, барон, бунт – дело рук Вериллия. В толпе шныряют подстрекатели, а какой-то доброхот с лицом святоши водрузился на бочку и громогласно призывает расправиться с императором. Мол, во всем Ридриг виноват. Да, и еще: все бунтовщики пьяные. И пустых бочек там много.

Понятно. Верховный выставил угощение. И явно в старку было добавлено какое-то зелье, вызывающее временное умопомрачение. Значит, с бунтовщиками нам не совладать. Выход только один: направить их гнев в другое русло. Будем воевать с Вериллием его же методами.

Я выбрался из люка первым, на самом краю площади. Следом вылез Лютый и, наклонившись вниз, крикнул:

– Пошли, ребята!

Наше появление осталось незамеченным. Куда там! Вокруг творилось нечто невообразимое: народный бунт предстал во всей своей неприглядности и нелепости. Толпа ревела, выкрикивая угрозы и проклятия. Лица людей были искажены яростью и безумием. Кто-то торопливо глотал из ковшей дармовую старку, кто-то пытался найти себе врага прямо среди горожан. И находил. Тут и там вспыхивали драки, жуткие в своей бессмысленной жестокости. Я принялся продираться сквозь плотную толпу в сторону императорского дворца. Оттуда доносился гул, который изредка перемежался дикими воплями. Сзади работал локтями Лютый, за ним двигались остальные. Приблизившись к воротам дворца, я увидел возвышавшегося над бунтовщиками человека. В отличие от остальных, он был совершенно трезв.

– Вот он, – пояснил Артфаал.

Мужчине, визгливо выкрикивающему воззвания, было лет тридцать, наверное. Одет как ремесленник, в засаленную темную рубаху, лоб опоясывала лента, какую носят кузнецы и оружейники, чтобы пот не попадал в глаза. Вот только руки у оратора были подозрительно белые и холеные. Его лицо выражало такую святую одухотворенность, глаза горели таким истовым огнем, что сразу становилось ясно: этот фанатизм очень хорошо оплачен.

– Люди! Граждане! Братья! – взывал он. – Боритесь за свою жизнь! Ридриг пьет нашу кровь! На костер его! Пусть горит так, как сгорели невинные люди! Ломайте ограду, выносите ворота! Не бойтесь!

На каждый его выкрик толпа отвечала одобрительным гулом, налегая на кованую ограду и сотрясая ее. Перед воротами лежали растерзанные тела императорских гвардейцев, алые мундиры были пропитаны их кровью. Кровь пролилась повсюду, от нее скользкими стали камни. За оградой стояли несколько дворцовых магов – последний оплот защиты. Подняв руки, они держали заклинание, позволявшее забору не развалиться под напором толпы. Видно было, что их силы на исходе, тем более что среди окружавших меня людей я заметил несколько волшебников, взобравшихся на бочки и швырявших заклятия в сторонников императора. Несмотря на магическую защиту ограды, долго ей было не выстоять. Я начал опасаться за дворец.

– Когда подберусь к бочке, убирай этого ублюдка, – сказал я Лютому.

Ом спокойно кивнул и вскинул арбалет.

– На вас – маги, – повернувшись к дяде, проговорил я и тут же убедился, что старику указчики не нужны: он уже подбирался к одному из светлых, держа пальцы щепотью. Копыл и Александриус тоже проталкивались сквозь толпу к намеченным жертвам.

– Передай по цепочке, – обратился я к Валиду, – вы должны разойтись в толпе, и когда я начну говорить, следить за реакцией людей. Если кто-нибудь начнет что-нибудь вякать против – убирайте как можно скорее.

– Ясно, – бросил моряк и нырнул в гомонящее скопище.

Вот и все, дело за мной. Артфаал куда-то исчез. Я принялся прокладывать себе дорогу сквозь стену человеческих тел, пуская в ход не только локти, но и кулаки, и простейшие заклятия. Вскоре сумел подобраться к бочке и изо всех сил заорал:

– Лютый, давай!

Тут же арбалетный болт пробил горло оратора, и, захлебываясь собственной кровью, тот рухнул на головы слушателей. Не мешкая, я сотворил Воздушный щит, напитав его силой мрака, и вскочил на бочку. Все, болты и стрелы мне были не страшны. И заклятия должны были разбиться о мою защиту. Теперь главной целью стало найти правильные слова, суметь пробудить в людях гнев против другого врага. Я вскинул руки и заорал:

– Стойте! Остановитесь!

На пьяных, одуревших горожан это никак не подействовало. Они прошлись по телу того, кого лишь секунду назад слушали и одобряли, и продолжили трясти ограду. Я пожалел, что обладаю таким слабым голосом. Однако попробовал еще раз:

– Жители Виндора!

На этот раз мой голос прозвучал неожиданно громко, и в нем появились несвойственные мне нотки властности. Каждое слово было убедительным и весомым, и я легко перекрикивал гудение толпы. Краем глаза я уловил, как дядюшка Ге, направив руки в мою сторону, совершает какие-то пассы. Вот пройдоха! У него имелись заклинания на все случаи жизни.

– Стойте, горожане! Вас обманули!

Движение толпы замедлилось, люди стали обращать на меня внимание. Некоторые остановились и начали с любопытством прислушиваться. Так, похоже, дело пошло на лад. И вдруг…

– Не слушайте его! – завопил кто-то. – Это шпион Ридрига!

Толпа недовольно заворчала, готовясь подхватить чужую истерику. К крикуну рванулся Дейн с кинжалом в руке, и вскоре тот замолк.

– Вас обманули! Ридриг не виновен в казнях! – продолжал я. – Вспомните, он всегда был милостивым монархом!

– Да! – вдруг подхватило несколько голосов, явно принадлежавших людям из нашего отряда.

Хорошо, хоть какая-то поддержка. Дядя Ге, прижавшись спиной к бочке, на которой я стоял, уставился на народ. Его руки были скрещены на груди, и лишь кончики пальцев, сложенные на предплечьях, шевелились, сплетая вязь заклятия.

– Да это же Рик-бастард! – вдруг заревел какой-то в дымину пьяный моряк.

– Точно! – подхватил его сосед. – Рик-бастард!

Настроение толпы менялось.

– Тот самый, ребята, ей же ей! Своими глазами его видел, я на казни возле помоста стоял!

– Рик-бастард! Рик-бастард! – пронеслось по колышущемуся людскому морю. – Тот, который со своей казни ушел!

– Здорово, Рик, дружище! – проорал паренек в драной рубахе. – Он это, точно! Я с ним сколько раз в пивнушке сидел!

– Здорово, Жих! – ответил я, вовремя припомнив его имя. – Что ж ты, зараза, бунтовать пошел?

– Да я как все! – заржал парень. – Тут выпивку дают!

Вокруг раздались смешки. Кажется, мне удалось овладеть вниманием толпы и немного изменить ее настрой. Чему, как я понял, немало способствовали усилия дяди Ге, который незаметно, одно за другим, отправлял в народ какие-то заклинания. Но долго это продолжаться не могло. Конечно, с помощью магии мы могли бы справиться с пьяными горожанами. Но тогда пришлось бы перебить полгорода. За что? За то, что их самих обманули? Нет уж. Но ярость, рожденная зельем, неизменно потребовала бы выхода. И ее следовало перенаправить на более достойного претендента. Идеально было бы на Вериллия. Но где он? Отсиживается в своем особняке? Не такой он дурак. Во дворце его точно нет, иначе он не позволил бы народу его штурмовать. Значит, оставался другой враг. Заодно и поквитаемся…

– Ребята, а чего ж вы во дворец стучитесь, когда казни устраивал Верховный жрец?

– Так дом его по камешку разнесли, – откликнулся коренастый кузнец, – нет его там!

– А в храме смотрели?

Толпа озадаченно замолчала, потом кто-то нерешительно отозвался:

– Нет… Мы сюда сразу пошли…

Ясное дело. Пособники Вериллия имели четкую установку: привести народ к императорскому дворцу. Что и было сделано. Бунтовщики прошлись по улице Радуги, а потом их направили к площади Семи королей, где выставили угощение. На храм слуги Верховного размениваться не стали. Скорее всего, разгромили бы его после взятия дворца. Думаю, Вериллий не собирался упускать Падерика, который представлял угрозу его власти. А может, и нет… Кто его знает.

– Так вперед! – я решительным жестом указал на храм.

Получив новую цель, толпа угрожающе-радостно загомонила и задвигалась.

– Не слушайте его! Он подослан императором! – взвизгнул какой-то недобиток.

Тут же прямо мне в лицо полетел арбалетный болт, но, ударившись о щит, упал на землю. Наши ребята кинулись к подлецу, чтобы заткнуть вопящую пасть, но тот ловко лавировал в толчее, продолжая орать:

– Рик-бастард предатель! Не рушьте дом Луга! Вперед, на дворец!

Ну, и где логика, спрашивается? То они призывали безжалостно давить жрецов, подстрекали расправиться с императором именно в отместку за казни, а теперь Луга вспомнили?

– Там больше нет Луга! – зычно крикнул я, и мои слова подхватили луженые глотки повстанцев.

Народ заколебался. Часть продолжала давить на дворцовую ограду, другая медленно двинулась к храму. Но большинство стояло на месте, и я физически чувствовал, как в опьяненных, одурманенных людях снова растет недовольство, грозящее обернуться против нас. Здоровый моряк, узнавший меня первым, сжав правую руку в огромный кулак, многозначительно ударял им по левой ладони. Вдруг я ощутил непонятное движение за своей спиной. Толпа затихла, потом кто-то, указывая на меня пальцем, воскликнул:

– Смотрите! Смотрите!

Краем глаза я уловил странное белое сияние, бьющее откуда-то сзади. Усилием воли заставив себя не поворачиваться, просто стоял и ждал, что произойдет дальше.

– А’нхелли, это А’нхелли! – обморочно прошептал моряк.

– Луг явил нам чудо! – возопил дядя Ге.

Ребята наконец сумели утихомирить последнего из шпионов Вериллия, и тоже заорали:

– Чудо! Чудо! – хотя сами толком не понимали, что происходит.

Сияющие лучи становились все ярче.

– Рик-бастард послан Лугом! – надрывалась какая-то кликуша.

Мысленно поблагодарив ее за богатую идею, я торжественно приказал:

– Следуйте за мной!

Меня подхватили десятки сильных рук и перенесли к каменной стене, окружавшей храм.

– Ломайте ворота! – мои слова оказались лишними, толпа, воодушевленная лицезрением чуда, навалилась на тяжелые створки.

– Пока суть да дело, мы с Александриусом обработали забор и сняли магические ловушки, – мысленно сообщил мне вынырнувший из давки Копыл. – Никто не пострадает.

– А те, что внутри, во дворе?

Я подошел к ограде. Зачем устраивать лишнее кровопролитие? Пока народ выносит створки, можно пройти сквозь камень и устранить все препятствия. Кстати же, это отлично впишется в мой новый образ посланца богов. Загадочное свечение вокруг меня иссякло. Зато на плече появился Артфаал. Выглядел он непривычно: его кошачье тело сделалось полупрозрачным, тающим в воздухе.

– Я совершенно измучен, дорогой барон, – томно сообщил демон, – и возвращаюсь во мрак, восстановить силы.

– А что случилось?

– Как вы думаете, легко низшему демону изображать светлую сущность? – задал встречный вопрос лорд Феррли.

– Так это вы?..

– Висел у вас за спиной в образе А’нхелли? Конечно, я, – в мыслеречи Артфаала прорезались саркастические нотки. – Или вы всерьез считаете, что посланы Лугом? Засим спешу откланяться, – с этими словами демон окончательно растворился.

«Обман, везде обман и мошенничество, – усмехаясь, думал я, просачиваясь сквозь камень стены. – Ай да лорд Феррли, ай да молодец!»

Но оказавшись в храмовом дворе, я и думать забыл о смехе. Мощеная квадратными плитами просторная площадка была просто нашпигована магическими ловушками. Я сам чуть не попался в одну: прямо под ногами взметнулся ввысь шипящий фонтан едкой жидкости. Дымящиеся капли, попадая на одежду, прожигали в ней дыры. Заслонившись Черным коконом, я нейтрализовал струю с помощью заклятия Тушения. Широкий поток ледяной воды смыл отраву, а я осторожно двинулся дальше. Чего только не нашлось во дворе дома лужьего! Острые пики, норовящие проткнуть снизу, змеи, выползающие из щелей между плитами, падающие на голову огненные шары и еще множество интересных вещей. Да, замечательную заботу о прихожанах проявил отец Падерик! Устраняя ловушку за ловушкой, я заодно обнаружил подслушивающие артефакты, вмурованные под камнями. Их тоже уничтожил. Если Верховный жрец отсиживается в храме, нечего ему знать, что происходит во дворе. Хотя я сомневался, что Великий отец так глуп, чтобы остаться в городе. Но надеялся, что в поисках его народ растратит часть своего боевого настроя. Ведь действие дурманящего зелья, каким бы оно ни было, должно прекратиться вместе с состоянием опьянения. Закон алхимии. Исключением являются яды. Да еще, честно говоря, я рассчитывал на храмовые подвалы, в которых просто наверняка имелись богатые запасы вина, старки и коньяка. Может, даже островного рамса – святые отцы ни в чем себе не отказывали. В этом случае бунтовщики просто упились бы до забытья. Тоже решение.

Как мне показалось, я убрал все ловушки. И вовремя. Прочные ворота все же рухнули под мощным напором, и толпа хлынула во двор. Тем временем я уже добрался до входа в храм, уворачиваясь от защитных чар. Рванул дверь на себя и вошел в большое помещение, предназначенное для проведения ритуалов в честь Луга. В центре зала на высоком пьедестале возвышалась мраморная статуя бога, высотой, наверное, в три человеческих роста. Покровитель волшебников и ученых выглядел величественно и одновременно доброжелательно. Его лицо с тонкими, изящными чертами светилось одухотворенной улыбкой, глаза были устремлены на вход, словно бог приветствовал своих адептов. По плечам струились длинные волосы, голову украшал убор, напоминающий корону. Длинная одежда, похожая на мантию, какие носят маги, широкими складками ниспадала к пьедесталу. Руки Луг протянул вперед в жесте щедрого дарителя, на правой ладони он держал шар – символ законченности и совершенства. По обе стороны статуи стояли глубокие каменные чаши на фигурных постаментах – для пожертвований от прихожан. На стенах, между роскошными панно из черного дерева, мягко светились вечные свечи и курились дымком чеканные кадильницы, распространяя тяжелый сладковатый аромат. Сквозь разноцветные стекла маленьких, расположенных под потолком мозаичных окон падал преломленный солнечный свет, делая храм теплым и приветливым. Все выглядело так, словно зал был подготовлен для проведения церемонии поклонения. Не хватало только благостных сладкоречивых жрецов. Ощутив мимолетный укол совести, я поклонился Лугу и мысленно попросил у него прощения за святотатство. Хотя и был уверен, что бог здесь уже давно не появляется. Иначе чем можно объяснить творящиеся его именем зверства и мерзости? В глубине зала, в углу, я заметил тяжелую занавесь из золотой эмиратской парчи. Да, именно оттуда во время служений появлялись жрецы. Бегом пересек огромный зал и, ощущая затылком дыхание наводняющей его толпы, нырнул за блестящую ткань. Передо мной открылся широкий коридор, из которого выходило множество дверей. Я двинулся вперед, поочередно заглядывая в каждую из них. Конечно, и здесь хватало защитных чар. Но я уже наловчился с ними справляться. «Жаль, что со мной нет Грациуса, – думал я, – он бы все сделал гораздо быстрее». Но ничего. Пока народ топтался в ритуальном зале, соображая, куда идти дальше, я собирался пробежаться по всему храму. Во-первых, чтобы устранить ловушки и не допустить лишних жертв во время веселой народной забавы под названием «поймай Падерика». Зачем? А то скажут потом, что я их нарочно заманил сюда. Обидятся и снова пойдут дворец громить. Ну, а главной моей целью, конечно, был сам Великий отец. Вот хотелось мне расправиться с ним собственноручно. Или хотя бы выволочь его наружу, отдав на растерзание толпы. Такие кровожадные мысли одолевали меня, когда я изучал содержимое комнат храма. Несколько маленьких каморок, обставленных скудно, но чистенько. Узкие столы, заваленные какими-то бумагами, простые стулья – больше ничего. Наверное, здесь Великий отец принимал прихожан, желающих пожертвовать храму. Этим он подчеркивал благородную бедность жрецов, скотина двуличная. Хозяйственное помещение. Запасные вечные свечи, начищенные до блеска кадильницы, ведра, горшки, какие-то тряпки… Кухня или что-то вроде этого. Остывшая плита, горка дров возле нее, тарелки, ложки и прочая утварь. Кладовая. Так… здесь многие задержатся. Свисающие с потолка копченые окорока и целые свиные туши, корзины, полные спелых ароматных фруктов, остро пахнущие головы сыра. Да много чего! Хорошо кушают жрецы! Потому и жирные такие. За следующей дверью обнаружились ведущие вниз ступеньки, уходящие в сырую прохладную темноту. Принюхавшись, я решил, что это и есть винный погреб – снизу явственно тянуло запахом кислого вина. Я пошире распахнул дверь, уверенный, что именно это помещение заинтересует бунтовщиков больше всех. Еще пара комнатушек с узкими топчанами и небогатыми пожитками, сложенными в углу. Очевидно, здесь жили наемные работники, убиравшие храм и следившие за двором. Коридор разветвился на два более узких прохода. Левый завел меня в тупик, пришлось вернуться и зашагать направо. А вот и трапезная! Зал почти не уступал по размерам ритуальному. Но рассматривать мне его было некогда, и я двинулся дальше, слыша за углом восторженные вопли: народ обнаружил кладовую и погреб. Отлично. А я пока поищу.

Чем дальше я шел, тем крепче становилась убежденность: Падерика здесь нет. Но я не сдавался, обыскивая комнату за комнатой. Толкнув последнюю дверь и увернувшись от огненного шара, который с треском разбился о каменную стену, я обнаружил в комнате жилицу. Юная черноволосая девушка, худенькая и бледная до прозрачности, забилась в угол и смотрела на меня огромными зелеными глазами, в которых плескался ужас. На ней было какое-то мешковатое рубище, ободранное и грязное. Руки девушка прижала к груди, словно пытаясь защитить ими свое полудетское, изможденное тело. От неожиданности я не нашел ничего умнее, чем спросить:

– Ты кто?

Девушка разжала запекшиеся губы и еле слышно прошелестела:

– Агнита…

– Агнита… не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого, – успокаивающе заговорил я, медленно подходя ближе. – Что ты здесь делаешь? Работаешь прислугой в храме?

Из коридора, усиленные гулким эхом, раздались пьяные вопли толпы. Девчонка задрожала и еще сильнее съежилась в холодном углу, превратившись в трясущийся комочек и напоминая избитого щенка.

– Не бойся, – повторил я. – Пойдем отсюда, тебе никто не причинит зла. Я выведу тебя из храма.

Из широко распахнутых глаз покатились слезы. Я протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги, но девушка дернулась, словно ожидая удара, и я услышал металлическое звяканье. Только тут заметил, что от ее ноги тянется толстая цепь, один конец которой прикреплен к вбитому в стену кольцу.

– Понятно… – процедил я сквозь зубы, – понятно…

Сердце сжималось в тугой ком болезненной жалости и клокочущей ненависти. Горло стиснул спазм гнева.

– Лейтенант! – в комнату заглянул Лютый. – Я тебя везде ищу. А это кто? – удивленно уставился он на девушку.

– Да вот, как я полагаю, наложница Падерика, – проскрежетал я, примериваясь, как бы половчее разорвать оковы, не напугав и без того трясущуюся девчонку.

– Не надо… – прошептала она, – Великий отец меня накажет…

– Нет здесь твоего великого отца, – сдавленным от злобы голосом проговорил я, соображая, не стоит ли шарахнуть по металлу Железным кулаком, или сразу уже Молотом Дадды.

– Он здесь! – голосок девушки сорвался от страха.

Я даже забыл, что собирался сделать. Ошарашенно посмотрел на узницу, потом присел на корточки и как можно ласковее спросил:

– Где он, моя хорошая? Ты знаешь, где спрятался Великий отец?

– Нет, нет, он опять будет меня бить! – зарыдала она.

– Не будет. Мы не дадим тебя в обиду. Ты только скажи, где он.

– Он отпустил всех жрецов и работников… потом пошел в потайное святилище. Я знаю, где это. Он часто меня там запирал… там очень страшно… там живут… живут…

– Хорошо-хорошо, не говори, коли тяжело. Сам разберусь, кто там живет, – заторопился я, боясь, что несчастная впадет в истерику либо погрузится в обморок, прежде чем расскажет о местонахождении этого самого святилища.

– Оно… – девушка чуть приподнялась с пола и зашептала мне на ухо.

– Понял… – отрывисто произносил я, – понял… хорошо… спасибо, милая. Ничего не бойся, поняла?

– Что? Нашли Падерика? – в комнату вошел Вадиус. – Там наши горе-бунтовщики, похоже, решили заночевать в храме. Вытащили из подвала бочки с вином, старку, закуску – и веселятся в ритуальном зале и во дворе. Мы решили… – Он осекся и подслеповато сощурился. – Что это за дитя?

– Вот, поручаю это самое дитя вам, – нашелся я. – Ее нужно освободить и…

– Агнита? – прервал меня хриплый, полный муки голос. – Агнита, девочка, это ты?

На пороге стоял Валид Дейн. Его побелевшие губы сжались в нитку, на лице ходили желваки, смуглая кожа скул посерела. Он неотрывно смотрел на девушку. Потом вдруг, рванув с плеч холщовую куртку, одним прыжком преодолел клетушку и склонился над пленницей.

– Это младшая сестренка моей Мариты…

Теперь я был спокоен за девочку, она в надежных руках. Валид перегрызет глотку любому, кто на нее косо посмотрит. Копыл суетился возле цепи, нашептывая слова заклятия, Дейн нежно укутывал свояченицу курткой. Глядя на эту картину, я подумал: а может быть, у них все еще будет хорошо? Может, забота об этой юной девушке заставит Валида забыть грызущую сердце тоску, смягчит его душу, отравленную горем, ненавистью и неизбывной жаждой мести? Наверное, она напоминает ему жену… И быть может, когда-нибудь, спустя годы, когда Агнита станет старше и сумеет забыть пережитой кошмар, эти двое найдут счастье друг в друге? Ведь должно же когда-нибудь случиться что-то доброе в этом дерьмовом мире?!

– Пошли, – кивнул я Лютому.

Тот молча вышел вслед за мной. Из большого зала доносились хмельные крики и звуки залихватских песен. Мы вернулись назад, к тому месту, где широкий коридор переходил в развилку. Я направился к тупику. Здесь было темно, узкий короткий коридор ничем не освещался. Но нам с Омом этого и не требовалось. Я подошел к глухой стене и принялся ощупывать шероховатую поверхность камня. Можно было, конечно, пройти сквозь него, но тогда я остался бы без поддержки Лютого. А судя по рассказу девушки о водившихся в святилище сущностях, этого делать не следовало. Агнита сказала, что Падерик на что-то нажимал, произносил заклятие, и в стене появлялась дверь. Слов она, конечно, не знала, но я надеялся, что сумею воздействовать на тайник по-другому. Никаких рычагов я не нашел, и, разозлившись, хлестнул по камню потоком Темной воды. Помогло. Камень стал истончаться, стекая вниз, словно тающий лед. Я хотел было добить его Молотом Дадды, но Лютый, насторожившись, поднес палец к губам. Затем указал на стену, мол, не шуми, а послушай. За стеной звучали чьи-то голоса. Их было два. Один – дрожащий, визгливый, жалобный – принадлежал Падерику, его я сразу узнал. Великий отец, судя по интонациям, оправдывался в несвойственной ему подобострастной манере. А вот второй… Низкий и гулкий, но не сочный, каким обычно бывает бас человека, а холодный, не выражающий никаких чувств. Каждое произнесенное им слово тяжелым камнем падало на душу, рождая в ней какой-то первобытный, древний, безотчетный ужас. Этот голос не принадлежал человеку. Так могли бы говорить стены могильного склепа, обрети они дар речи. Так могла звучать песнь чумы, унесшей тысячи жизней. Так могла говорить сама смерть. Нет, даже в смерти больше тепла, чем в существе, чей голос звучал из-за стены.

– Ты обманул меня.

– Нет! Нет! – верещал Падерик.

– Я дал тебе возможность приобрести власть, деньги, поклонение людей. Но ты не выполнил свою часть договора.

– Я выполню…

– Уже нет. От тебя требовалось всего-то убить в людях веру в Луга. Но ты не справился.

– Простите меня, умоляю!

– Ты помнишь, какова расплата за нарушение договора?

Великий отец застонал:

– Не делайте этого, прошу! Хотите, я отдам вам свою рабыню?

– На что она мне? Ты сам мой раб, жалкий червяк! И будешь им вечно.

– Десять, сто жизней в обмен на мою! Тысячу!

– Ты, кажется, смеешь торговаться?

– Десять тысяч! Пощадите!

Мы с Лютым переглянулись. Так, чего доброго, жирный подонок подарит монстру всю империю вместе с потрохами! Пришла пора вмешаться в милую беседу. Кем бы ни был обладатель жуткого голоса, у нас найдется, чем его угостить. А потом и со жрецом разберемся. Ом сделал пару шагов назад, вскинул арбалет и кивнул. Я двинул по остаткам стены Железным кулаком. Истончившийся камень осыпался, и сквозь облако медленно оседающей пыли мы увидели невероятную картину.

Он был огромен и занимал собой все пространство узкого каменного мешка, который представляло собой тайное святилище. Увенчанная полумесяцами рогов голова упиралась в высокий потолок. Лицо… или нет, скорее, морда напоминала драконью, только была менее вытянутой. Из широких вывернутых ноздрей при выдохе извергался зловонный красный пар. Глаза цвета расплавленного золота не имели ни белка, ни радужки – лишь черные полосы вертикальных зрачков. Обнаженное тело цвета черного дерева, с прикрытыми набедренной повязкой могучими чреслами, бугрилось мощными мускулами. За спиной чудища я разглядел кожистый плащ сложенных крыльев. Изумленно рассматривая гиганта, я не к месту вспомнил Дрианна – не того угрюмого некроманта, каким он стал, а простодушного мальчишку, радующегося чудесам окружающего мира. Наверняка сейчас бы он восхищенно прошептал: «Какой красивый!» И, пожалуй, я бы с ним согласился. Существо было поистине великолепно в своей древней мощи. Это была красота разрушения, совершенство ужаса, первозданность смерти…

Я не сразу заметил у его ног, заканчивающихся огромными раздвоенными копытами, распростертого ниц Падерика, который причитал:

– Пощадите, темнейший князь!

В самом сердце Главного храма Луга всеблагого, в его тайном святилище, перед нами стоял всемогущий князь мрака, покровитель убийства, Верховный демон Варрнавуш. Он внимательно, с любопытством ученого, разглядывал ворвавшихся людей, не предпринимая никаких попыток расправиться с нами. Палец Лютого лег на спусковой крючок.

– Не стоит… – пробормотал я, – ты его только разозлишь.

Сопротивление было бесполезно. Никакой арбалетный болт не возьмет этого древнего демона. И ни один смертный, будь он воин, маг, шаман, думаю, даже полноценный изначальный, не сумеет справиться с Варрнавушем. Низшего демона, при удачном стечении обстоятельств, сумеет уложить даже обычный человек, разбирающийся в магии. Очень сильный демонолог, возможно, убьет или загонит обратно во мрак среднего – темного барона. Но встреча с высшими означает верную смерть. Когда же на тебя с высоты своего роста и бескрайнего могущества взирает Верховный демон – можно лишь молиться. Или не молиться. Просто ждать своей участи. Мне хотелось лишь одного – встретить свою смерть достойно, без воплей, мольбы о пощаде, коленопреклонения и пачкания штанов, что, судя по запаху, уже сделал Падерик. Поэтому я спокойно проговорил:

– Лютый, на всякий случай прощай. Извини, если что не так. Да, давно хотел тебе сказать: возможно, Вериллий и мой отец тоже.

Наверное, это прозвучало неуместно, но мне очень хотелось, чтобы Ом знал. А другого случая сообщить могло и не представиться. Отреагировал он интересно, бросив:

– Сочувствую, – потом, немного поразмыслив, спросил: – Так мы, выходит, братья?

– Догадливый ты, – усмехнулся я.

Лютый хотел что-то ответить, но не успел. Тело Варрнавуша словно потекло, изменяя форму, становясь длинным и гибким, как у змея. Изогнувшись, демон наклонился ко мне так, что его морда оказалась прямо перед моим лицом. Хищные золотистые глаза пронзили меня ледяным взглядом. Словно увидев во мне что-то, что подтвердило его мысли, князь мрака кивнул и переместился к Ому. Тот вскинул голову и дерзко уставился в сияющую бездну глаз демона. Спустя несколько бесконечно долгих секунд Варрнавуш, внезапно потеряв к нам всякий интерес, выпрямился, извиваясь и колыхаясь, превращаясь в бесформенную субстанцию. Черная масса опустилась на полумертвого от страха Падерика, втянула его в себя и с невероятной скоростью вылетела через пролом в стене. Поднявшийся при этом вихрь сбил нас с ног. Мы вскочили и кинулись вслед за сгустком мрака, который удалялся в сторону выхода. Не знаю, почему темнейший князь пренебрег нашими жизнями, но он мог уничтожить всех людей, находившихся в ритуальном зале и на храмовой площади. Впереди слышались крики ужаса, сливавшиеся в один громогласный вопль. Я не знал, чем могу помочь перепившимся бунтовщикам. Но все равно бежал, бежал, ощущая, как сердце выскакивает из груди, как замирает сама душа от одной мысли о том, что может произойти…

В дверях ритуального зала образовалась давка. Люди, обезумевшие от страха, позабывшие, зачем они здесь находятся, ведомые лишь одним стремлением – скрыться от воплощенного ужаса, толкались, топтали друг друга, орали и даже плакали. Толпа пребывала в истерике, и ни усилия нашего отряда, ни призывы Копыла с Александриусом успокоиться, ни даже успокаивающие заклинания дяди Ге не могли навести порядок. Демона в храме не было, очевидно, он пронесся через зал и вылетел на улицу. Тем более мне было непонятно желание людей покинуть храм. Поняв, что так они просто передавят друг друга, я сотворил заклятие Тушения и обдал толпу широким потоком ледяной воды. Это отрезвило напуганных бунтовщиков, и нам кое-как удалось вывести их наружу. Лучше бы мы этого не делали. Посреди храмового двора, не обращая внимания на завывания обезумевших людей, высился Варрнавуш, вернувший себе то обличье, в котором мы с Лютым его увидели. В лапах его болталось обвисшее тело Падерика. Как мне показалось, жрец был еще жив, но находился в глубоком обмороке. Люди с криками о помощи выбегали из ворот, около которых тоже царила бессмысленная толчея. К ограде жались трясущиеся городские стражники, которые в своей лучшей манере прибыли в самом конце событий. Впрочем, поправил я себя, когда им было приказано, тогда и явились. Скорее всего, приказал Вериллий. Верховный маг, спрятавшийся на время беспорядков, сейчас сидит и руководит происходящим, словно сумасшедший дирижер безумным оркестром. Но вот появления Варрнавуша он не мог предвидеть, в этом я почему-то был уверен. Не Вериллию мы обязаны визитом темнейшего князя…

Тем временем демон, которому, очевидно, надоел царящий вокруг шум, одной лапой поднял Падерика, а другой оторвал ему голову – легко, словно ребенок тряпичной кукле. На мостовую хлынула кровь, а князь мрака равнодушно отшвырнул в визжащую толпу все еще извивающееся в агонии тело. Голову он аккуратно водрузил на одну из каменных стел, украшавших вход в храм. Одновременно с этим когтистые пальцы схватили что-то бесплотное, видимое ему одному. Потом Варрнавуш сделал несколько шагов по двору, давя онемевших горожан, расправил огромные крылья и тяжело, словно дракон, взмыл в воздух. Сделал широкий круг, на мгновение накрыв и храм, и двор черной непроницаемой тенью, потом вдруг исчез.

Люди, очнувшиеся от сковавшего их ужаса, с новыми воплями разбегались кто куда. Мы с Лютым остались стоять на ступенях крыльца. К нам постепенно стягивался весь отряд, ожидавший приказаний. Я обвел их взглядом. Валид, не выпускавший из объятий Агниту. Копыл, держащий в руках стопку пыльных книг. Александриус, невозмутимо разглядывающий установленную на стеле, словно уродливое, чудовищное украшение, голову великого отца с выпученными глазами и высунутым синим языком. Покряхтывая, подошел дядя Ге.

– Ты был прав, сынок, – сказал он, указывая куда-то мне за спину. – Луг здесь больше не живет.

Я оглянулся. Стены древнего храма сочились кровавыми ручьями.

* * *

Не знал Уран-гхор сколько дней и ночей провел он в клетке. Да и самому времени он давно потерял счет. Лишь одно удерживала изменница-память – ненавистное лицо рыжей человеческой шаманки. Она приходила часто, очень часто, скручивала руки и ноги орка неведомой мощью, словно невидимой веревкой стягивала. И насильно вливала в рот остро пахнущее, горькое дымящееся варево. От той горечи судорога сводила скулы, закатывались глаза, боль разливалась по всему телу. Потом шаманка зачем-то ощупывала его обездвиженные плечи, скованную волшбой грудь и уходила. Тогда оцепенение отпускало Уран-гхора, и он чувствовал разливающуюся по жилам злую силу. И бросался на прутья клетки, пытаясь сломать их, грыз неподатливое железо, в кровь раздирая рот. Обеими руками брался за ошейник, тащил в разные стороны, дергал тянущуюся от него цепь, снова и снова пробуя разомкнуть звенья. Добраться, добраться до проклятой шаманки, которая снова и снова пытает его болью! Схватить, сдавить хрупкое белое горло, почувствовать, как выходит жизнь из слабого женского тела. Отомстить. Но безжалостная клетка не поддавалась, ошейник был крепок, а цепь нерушима. А потом, когда орк, утомившись от бесплодных метаний, задирал голову и выл, точно тоскующий вулкорк, снова являлась шаманка и швыряла ему свежий, сочащийся кровью кусок сырого мяса:

– Жри, зверь!

И он жадно хватал подачку и, задыхаясь от нетерпения, рвал ее зубами, сдавленно рыча. Словно действительно был зверем…

Потом он впадал в забытье – горячее, тревожное, страшное. И даже в этом полусне-полубреду одержим был одним желанием – убить мучительницу. И росло орочье тело, становясь могучим, и наливались мышцы его небывалой силой. И рождался в этом теле дикий зверь, который хотел убивать. А разум угасал, уступая ему место.

– Крепись, Уран-гхор, будь сильнее! Борись, прогони из себя зверя! – шептал Сварг-гхор, прижимая лицо к прутьям решетки. – Ты – орк! Орк, а не зверь!

Но и на него бросался молодой вождь, рычал, брызгая слюной. И на губах его вскипала пена бешенства.

– Хорошо, зверь! – смеялась рыжая шаманка, глядя, как ее пленник сотрясает клетку. – Хорошо! Скоро ты будешь готов!

Он забывал. Забывал родную степь, свое племя, отца. Даже Айку. И само имя свое иной раз не мог вспомнить. Печально смотрел на него Сварг-гхор, прощаясь с товарищем.

Но однажды, глубокой ночью, когда Уран-гхор забылся тяжелым сном, к нему пришло видение. Прикатилось из черной пустоты пылевое облако. И вышел из него старый орк, в руке державший кривой посох. Посмотрел он на молодого вождя, покачал седой головой. И увидел тогда Уран-гхор глаза старика, окруженные глубокими лучами морщин. Выцветшие от времени, мудрые и всезнающие, древние, как земля орочьего гнезда.

– Изгони зверя, Уран-гхор, – сказал старый орк, – изгони. Много горя пережить тебе суждено, много боли. Много смертей ты увидишь. Змею ты уже знаешь. Теперь ищи ворона. Ступай за чумой, она поможет…

Снова прилетело облако степной пыли, подхватило старика и унесло. А Уран-гхор проснулся с бьющимся сердцем и долго лежал, пытаясь вспомнить свою жизнь. И когда появилась рыжая шаманка, влила в его горло варево, он замер, борясь с болью в теле. А когда женщина, ощупав его твердые, как сталь, мышцы, ушла, усилием воли заставил он свой разум действовать, не поддаваться отраве. Еще сильнее стала боль. Не достучавшись до души, ринулась обратно в тело, разрывая его. Спасением было забытье, но Уран-гхор сопротивлялся, приказав себе не засыпать. Хрипел от муки, но снова и снова повторял зверю: «Уйди, я не сдамся». Так продолжалось и на второй день, и на третий. И наконец, зверь отступил. Память и разум возвращались к молодому вождю. Лишь тогда огляделся он вокруг и увидел: не только они со Сварг-гхором в плену у шаманки. Клетки вокруг не были пусты, в них жили странные существа. Там были гиганты с длинными острыми клыками, покрытые звериной шкурой. Многорукие чудища в чешуе, морды которых походили на змеиные. Бледные, тонкие, словно черви, уроды с сочащейся слизью кожей. Все они прятались, забившись в углы своих клеток. И сверкали из темноты желтые, красные, зеленые бессмысленные глаза.

– Они когда-то тоже были орками. А некоторые – людьми, – сказал Сварг-гхор, – но шаманка травила их своими зельями. Они поддались и превратились в чудовищ.

Посмотрел Уран-гхор на свои руки. Были они мощными, еще сильнее, чем раньше. Но ни острых когтей, ни чешуи, ни шерсти он не увидел.

– Она поит нас особым зельем, – прошептал Сварг-гхор, – от него зверь селится только внутри. Так она говорила. Я давно здесь и уже научился понимать слова людей.

– Но зачем ей это? – спросил молодой вождь.

– Чтобы… – начал его товарищ, но не успел договорить.

Лязгнул замок на железной двери, и в подземелье вошла шаманка. С нею были еще люди. Женщина приблизилась к клетке Сварг-гхора, взмахнула руками, прошептала что-то, и орк замер. Люди вошли в клетку, отсоединили от пола цепь, на которой сидел пленник, на руки и ноги надели тяжелые кандалы и куда-то потащили его. Вместе с ним увели и одного лохматого великана с медвежьим телом. Уран-гхор ждал, что скоро придут и за ним. Когда снова отворилась дверь, он воззвал к духам предков, чтобы дали ему сил достойно принять лютую смерть. «Я иду к тебе, отец», – думал он, жалея лишь о том, что никогда не увидит лица своего сына. Но его не тронули. Люди втащили в подземелье окровавленного Сварг-гхора и швырнули его в клетку. Глубокие раны зияли на груди орка, в кровавое месиво превратилось лицо. Едва дышал Сварг-гхор, и жизнь уходила из него. А лохматого зверя так и не привели, его клетка осталась пустовать.

Рыжая шаманка склонилась над раненым, осматривая истерзанное могучее тело. Работник принес ей кувшин с водой и чистые тряпицы. Промыв раны, женщина что-то проговорила, проводя рукой над грудью и лицом Сварг-гхора, полила из маленького кувшина зеленым варевом. Шипело и пенилось зелье, падая на разверстую плоть, кровь переставала вытекать. Вдруг шаманка резко обернулась и поймала взгляд Уран-гхора. Нахмурившись, оставила его товарища, принялась над молодым вождем колдовать. Онемев, почувствовал он, как в горло его льется проклятая горечь, а внутри вместе с болью просыпается зверь. Напоив его зельем, женщина не ушла, встала возле клетки, наблюдая за Уран-гхором. И тогда орк понял: нельзя показывать, что он разум сохранил. И выпустил зверя на свободу, кинулся вперед, рычал и бесновался. Шаманка довольно улыбнулась:

– Хорошо.

Когда она вышла, Уран-гхор без сил рухнул на пол, сжался в комок, загоняя злобу внутрь, вздрагивая от боли. Потом уснул и видел во сне старого орка, грозившего пальцем и приговаривавшего:

– Ступай за чумой!..

С тех пор Уран-гхор научился притворяться. Он выл, бросался на шаманку, а потом, оставшись один, обуздывал свой гнев. Это получалось у него все лучше. Разум очищался, и боль понемногу уходила. Но знал орк: зверь все еще живет в нем и ждет своего часа.

Очень слаб был Сварг-гхор. Раны затягивались, но он все еще был в забытье и не мог рассказать товарищу, кто его изувечил. И настал день, когда шаманка со своими слугами пришла за Уран-гхором. Его обездвижили волшбой, заковали в цепи, завязали глаза и куда-то потащили. Издали слышался глухой шум, словно рокотали под ветром волны реки Орени. Он становился все ближе и ближе. Наконец Уран-гхор ощутил под ногами твердую землю. Оцепенение прошло, тело слушалось его. Кто-то освободил его от цепей, сдернул с глаз повязку и сильно толкнул вперед. Орк огляделся: куда его привели? Впереди ширилось круглое поле, засыпанное песком. А вокруг кричали, говорили, смеялись люди. Много людей. Уран-гхор поднял голову: вот они. Поле окружено каменными стенами, а над ними – скамьи во много рядов, полные народу. Мужчины, женщины, дети – в ярких одеждах, веселые и довольные. Они смотрели на орка, показывали на него пальцами, хохоча, что-то выкрикивали. Злоба поднялась в душе Уран-гхора, когда среди людей увидел он ненавистную шаманку. Она сидела в первом ряду, держа в руках большое деревянное блюдо. К ней то и дело подходили люди, что-то говорили и клали на блюдо золотые монеты. Шаманка кивала головой, отдавала приказ сидевшему рядом прислужнику, и тот что-то рисовал углем на доске. Вдруг толпа встревоженно закричала, завизжали женщины, глядя куда-то за спину Уран-гхору. Он и сам почувствовал, как кто-то приближается к нему, тяжело ступая и шумно дыша. Не стал молодой вождь оглядываться, прыгнул вперед как можно дальше, упал, перекатился и вскочил, обернувшись лицом к неведомому врагу. Орочье чутье не обмануло: на него шло чудище, из тех, что жили в подземелье шаманки. Было оно похоже на вулкорка, только стояло на задних лапах, а передние, длинные и гибкие, заканчивались шестью пальцами. Тело твари покрывала серая клочкастая шерсть, глаза горели красными огнями, из зубастой пасти на песок капала голодная слюна. Неотрывно смотрел вулкорк на Уран-гхора, готовясь к прыжку. Молодой вождь отвечал ему пристальным взглядом, ловя каждое движение, чтобы не пропустить миг нападения. Тварь зарычала и ринулась вперед. Еще удар сердца – и длинное серое тело упадет на грудь орка, а острые клыки вонзятся в его горло. Уран-гхор стремительно отпрыгнул вбок, и вулкорк, поняв, что промахнулся, разочарованно взвыл. Ответом ему был такой же вой: это орк позволил зверю в себе вырваться на свободу. Больше не было мыслей и разума, остались лишь ненависть, злоба на врага. И желание убивать. Оно было так сильно, что горло передавила судорога, заставляя Уран-гхора заходиться в приступе воя. Пена выступила на губах его, пальцы скрючились, словно уже сомкнувшись на шее противника. И невозможно было терпеть, ходить по кругу, выжидая, когда враг допустит ошибку, зазевается. Убить. Убить. Убить и ощутить запах крови… Два зверя прыгнули друг на друга. Два вопля взметнулись в боевом азарте. Два тела покатились по песку. Толпа отозвалась дружным криком. Люди вскакивали, чтобы лучше видеть кровавое зрелище. Но ничего не слышал Уран-гхор, одержимый жаждой убийства. Острые зубы полоснули по руке, разрывая кожу, обнажая плоть. Орк не почувствовал боли, но запах собственной крови подхлестнул его. Всем телом навалился он на врага, придавив его к земле, и вонзил клыки в горло вулкорка, впиваясь все глубже, сквозь вонючую шерсть подбираясь туда, где билась толстая жила. Чудище извивалось, царапало Уран-гхора когтистыми лапами, но зверь, проснувшийся в молодом вожде, требовал крови. И получил ее. Добравшись до жилы, рванул зубами – и тугая красная струя омыла его лицо. Вулкорк забился в агонии, а Уран-гхор долго еще терзал его шею. Толпа ревела, ликовала и негодовала. Опасливо, боком, зашли в круг двое слуг, чтобы утащить труп побежденного. Подняв голову, орк зарычал. Жуток был его вид. Это уже не Уран-гхор, это дикий зверь стоял над своей добычей. И никому не собирался уступать ее. Чужая кровь текла по лицу его, струилась по телу, смешивалась с собственной. Лютой ненавистью горели черные глаза. Слуги отступили в страхе. Толпа, указывая на них, хохотала. Тут только заметил орк наблюдавших за ним сверху людей и кинулся на каменную стену, словно хотел взбежать по ней, добраться до живой плоти. Раздались испуганные крики. Но поднялась со своего места рыжая шаманка, простерла вперед руку, выговорила повелительно несколько слов. И замер на месте Уран-гхор, не в силах продолжать свой смертоносный бег. По толпе пронесся облегченный вздох. Слуги, ухватив за лапы недвижного растерзанного вулкорка, потащили его к выходу, оставляя на песке широкий багровый след. Уран-гхор ощутил, как отпускает волшба, тело вновь обретает гибкость. А толпа радостно завопила, приветствуя его нового врага. В круг вступило существо, похожее на степную ящерицу – морщана. Но только было оно огромно и передвигалось на шести лапах. Медленно-медленно несла тварь свое длинное, с виду неповоротливое тело, тяжело ступая по песку. Желтые глаза сонно смотрели на орка. Толстая жесткая чешуя покрывала чудовище, как доспех – воина. Такого уже не загрызть, даже острые орочьи клыки не в силах преодолеть защиту. Тупая змеиная морда твари равномерно раскачивалась в такт поступи, толстый хвост прокладывал в песке глубокую борозду. С острой тоской ощутил Уран-гхор, как кровь течет из ран, нанесенных зубами вулкорка. Ни одна из них не была смертельной, но каждая делала воина чуть слабее. Привлеченный запахом крови, ящер вдруг стремительно кинул свое могучее тело на орка. Хвост, метнувшись из стороны в сторону, ударил Уран-гхора в плечо, припечатав к камню стены.

– Зверь! – раздался крик рыжей шаманки, и над головой сверкнула серебристая молния.

Брошенный женщиной кинжал вонзился в песок в двух шагах от него. Люди замерли в ожидании. Превозмогая боль в ребрах, Уран-гхор прыгнул к оружию. Спасительная рукоять плотно легла в ладонь. Но ящер уже нависал над ним, встав на задние лапы и раскрыв бездонную пасть. Орк ожидал удара, укуса – чего угодно. Но в лицо ему полетел комок вонючей слизи. Слюна твари залила глаза, выжигая их, впиваясь иглами боли, словно раскаленное железо. Кожа на лице лопалась, разлезалась, как гнилая тряпка. Уран-гхор сжался в комок и наугад сделал кувырок назад, вскочил, ревя, как раненый медведь, пытаясь стереть ядовитую слюну. Ящер отполз, ожидая, когда отрава подействует и добыча перестанет трепыхаться. Но зверь в разуме молодого вождя хотел жить. Это он заставил орка замолчать, подавить боль, это он прислушивался к шороху песка, вслепую определяя, где находится враг. Это он взметнул тело Уран-гхора в длинном, чудовищном, невозможном прыжке. Зверь вскочил на спину ящера, оседлал его, намертво обхватив ногами, припав к шее, слившись с врагом и перебираясь ближе к голове. Зверь нащупал уязвимое место и, повинуясь своему дикому чутью, вонзил кинжал в глаз врага. Тварь зашипела, извиваясь от боли, и встала на дыбы, стремясь сбросить строптивое существо, которое должно было стать пищей. Но орк, чудом держась на спине ящера, выколол ему второй глаз. Потом скатился вниз. Люди ахнули, ожидая, что ящер растопчет Уран-гхора. Но молодой вождь, проскользнув между тяжелыми лапами, ударил кинжалом в брюхо, туда, где чешуя была тоньше и мельче. Острая сталь вспорола плоть, вываливая на песок блестящие кишки. Орк отскочил в сторону. Чудище долго еще билось, сопротивляясь неминуемой гибели, но наконец лапы его разъехались в сторону, хвост перестал молотить песок… Толпа ревела и бесновалась. Ослепший Уран-гхор, обессилев, присел, опершись на стену. Яд медленно убивал его. И уже впадая в горячку, он почувствовал, как его подхватили и куда-то понесли. Его качало, увлекая все дальше… дальше… И вот уже лежал он на плоту, охваченный пламенем, уплывая по водам холодной реки Орени. Так в Орочьем гнезде прощаются с воинами. И плакали женщины. И выл ветер, и отвечали ему вопли нордаров. И духи предков, собравшись у костра в землях доброй охоты, ждали молодого вождя…

Но не время было Уран-гхору уходить к предкам.

– Очнись! Очнись! – кричал из облака пыли старый орк.

– Очнись! – вторил ему хриплый голос.

С трудом разлепил молодой вождь воспаленные глаза. Сначала видел он лишь силуэт, но потом различил прижавшееся к прутьям клетки лицо Сварг-гхора.

– Слава кровавой Морриган, духам предков и бездне, ты жив! – сказал товарищ.

Уран-гхор заговорил и сам не узнал своего голоса – так слаб он был:

– Что… это… было… там?

– Бой, – мрачно ответил Сварг-гхор. – Мы все – рабы шаманки. Она поит нас своими зельями, придающими силу и отнимающими разум. Превращает в зверей, чудовищ. А потом заставляет сражаться друг с другом на потеху людям. За это ей дают золото, много золота. Ты – хороший воин, ты убил двоих. Поэтому она вылечила тебя. А когда ты окрепнешь, пойдешь сражаться снова. И так будет, пока не найдется воин сильнее тебя.

– Но зачем… она помогла мне?

– Помогла? – смех Сварг-гхора был горек. – Она кинула тебе оружие, так?

– Так…

– Это закон боя. Воин – человек или орк – идет против ящера с кинжалом. Я тоже ходил. Но это все равно, что воевать с нордаром, вооружившись травинкой. После этого боя никто не выжил. Только ты и я.

Ныло тело Уран-гхора, но он нашел в себе силы приподняться и сесть, держась за прутья.

– Отсюда можно сбежать?

Сварг-гхор усмехнулся:

– Нет, орк. Отсюда только одна дорога – в звериный могильник. Это яма, в которую сбрасывают убитых, смертельно раненых, больных и слабых.

– Не может быть! – оскалился молодой вождь. – Я сбегу отсюда. Сбегу и отомщу.

Печален был взгляд Сварг-гхора, когда он произнес:

– Что ж… ты молод. Надейся. Но помни: мы живы, пока сражаемся.

* * *

– Куда теперь? – спросил Лютый, с усмешкой наблюдая за перепуганными мятежниками, которые, забыв о цели своего прихода в храм, со всех ног улепетывали под защиту своих домов.

– Сейчас выясним.

Я подозвал Копыла, который уже успел бегло осмотреть Агниту и, поставив ей диагноз «нервное и голодное истощение», давал Дейну рекомендации по уходу за девушкой.

– Вадиус, вы не могли бы послать свою астральную проекцию на улицу Благородства? Я хочу знать, нужна ли там наша помощь?

– Один момент! – Маг уселся на крыльцо храма, не обращая никакого внимания на его зловещий вид, и замер, прикрыв глаза.

Вскоре он уже выглядел так, словно впал в спячку. Тело его сделалось неподвижным, лицо лишилось всякого выражения. Копыла можно было бы принять за мертвеца, если бы не слабое дыхание, еле заметно вздымавшее грудь. Прошла минута, вторая, третья… Наконец Вадиус встрепенулся и открыл глаза.

– Я был в доме. Помощь отряда не нужна. Кажется, там Дрианн перебил всех, кого можно. Но герцог очень плох и требует вас. Следует поторопиться, юноша.

– Только меня?

– Во всяком случае, я так понял, – нетерпеливо взвизгнул маг, – повторюсь, он очень плох! Едва говорит.

– Я с тобой, – сказал Ом.

– Нет. Ты должен быть с отрядом. Командуй отступление, возвращайтесь в лагерь. Скоро город будет полон имперских псов, стражников и прочих шакалов Вериллия.

– Да кто из них после такого нос из дома высунет? – недовольно пробормотал Лютый.

Больше возражать он не стал, словно молчаливо признав мое право на главенство. Вместо этого проорал:

– Отряд! Стройсь! Слушай мою команду!

Я достал из кармана сложенную вчетверо карту и протянул ее капралу:

– Разберешься?

Тот кивнул и хлопнул меня по плечу:

– Ты сам там… не нарывайся.

– Стойте, стойте, юноша! – возопил Вадиус. – Вы что же, будете добираться до улицы Благородства по верху?

– Ну, а как еще? – огрызнулся я. – Карта-то у вас! Да я и не сориентируюсь во всех этих переходах. Заблужусь, потом мастеру Триммлеру придется снаряжать на поиски всю свою родню!

– Но накиньте хотя бы морок, что ли! – засуетился маг. – Нельзя же так безалаберно себя вести! Молодость, молодость… Погодите, юноша. Вы, наверное, переутомились. Сейчас-сейчас, я сам. Только соображу, что бы такое сотворить…

Мне пришла на ум интересная идея.

– Вадиус, а вы можете сделать меня бледным и прозрачным?

– Вас не могу, – захихикал Копыл, – а иллюзию – запросто!

Он помахал надо мной руками, пошептал, потом отошел и удовлетворенно заключил:

– Инфернальненько…

– Ты похож на призрак неупокоенного душегуба, – ухмыльнулся подошедший Александриус.

– Отлично!

Я совсем уже было собрался уходить, как вдруг понял, что нигде не вижу дядю Ге. Внимательно оглядел храмовый двор. Старик как сквозь плиты провалился.

– Вы мастера Генериуса не видели? – спросил я магов.

– Он сказал, что должен прогуляться, – спокойно ответствовал Вадиус.

– Как прогуляться? Почему прогуляться? Это же опасно!

– Не опаснее, чем идти на улицу Благородства, – парировал ехидный старикашка. – Не переживайте за своего опекуна, юноша. Он величайший маг современности. Если не принимать во внимание способности, приобретенные вами в Зеленом сердце, вам до дядюшки, как… до Абсолюта на карачках.

Ох уж эти мне пожилые волшебники! Сколько спеси, сколько высокомерия! Все-то они знают, все умеют. Остается только удивляться, почему же они, при всей своей вселенской мудрости, допустили такой бардак? Расхлебывать который, между прочим, приходится нам, зеленым юнцам. Ворча про себя не хуже Копыла, я пожал плечами и, попрощавшись с товарищами, отправился в путь.

Отдалившись от ограды храма на пару фихтов, я убедился, что ни мне, ни дяде Ге, скорее всего, ничто не угрожает. По крайней мере, в ближайшие несколько часов. Даже если бы сейчас по Виндору проскакал отряд голых эльфиек на единорогах или промаршировал полк морских троллей, вооруженных пуховыми подушками – никто бы и внимания не обратил. И уж тем более никому дела не было до одинокого унылого призрака, скользящего по краю улицы. Город опустел, жители попрятались по домам, словно ненадежные крыши могли защитить их от исчадий мрака. Разоренные лавки и трактиры мрачно взирали на меня провалами выбитых окон. Тут и там лежали на мостовых тела несчастных, забитых или просто затоптанных неуправляемой толпой. И будь они все храмовниками – тогда бы еще куда ни шло! Нет, среди них попадались люди в одежде ремесленников, торговцев, моряков. Посреди дороги, в пыли, лежала, широко раскинув руки и устремив в небо мертвый взгляд голубых глаз, юная аристократка в роскошном платье, в недобрый час решившая отправиться на прогулку. Ее карета стояла тут же, с козел свешивался труп кучера. Великолепные серые лошади, напуганные запахом крови, прядая ушами, нервно переступали на месте, вскидывая изящные головы. Стражник… студент в синей мантии… жрец храма Пирия…

Да что же это творится? Неужели боги отвернулись от Галатона? Неужели сбывается пророчество изначального: «Потомки тех, кто жил при Ридриге Первом, испытают на себе все беды, которые должны были произойти в течение тех пятисот лет. Все войны, болезни и катастрофы, которые должны были случиться в разные периоды истории Галатона, обрушатся на него в одночасье». Я дошел до улицы Благородства. Те дома, что стояли вдоль широкой дороги, были разграблены. Выломанные ворота, выбитые двери… Некоторые особняки мародеры подожгли. Теперь вокруг пылающих зданий суетились люди, пытавшиеся залить огонь. Я хорошо помнил, где именно находится дом герцога Марслейна, ведь именно к нему мы бежали тогда, спасаясь от казни. Завернув за угол, я зашагал ко второму ряду зданий, стоящих поодаль от дороги. Здесь картина не была такой удручающей. Я не увидел ни одного трупа – то ли их уже убрали, то ли обитателям как-то удалось защитить себя. Впрочем, имелось еще одно объяснение, которое я предпочел не обдумывать. Любопытно, что на улице Благородства обнаружилась городская стража. Правда, смелых вояк было не так уж и много, и они пребывали в прострации, рассеянно шатаясь между особняками и перекликаясь унылыми голосами. Но все же я не стал рисковать и привлекать к себе их любезное внимание. Поэтому просто шагнул в стену ближайшего дома, встретившего меня роскошно обставленными комнатами, в которых царил мягкий полумрак – портьеры на окнах были наглухо задернуты. Я пошел сквозь стены, намереваясь выйти с обратной стороны особняка и таким же образом преодолеть следующий. По моим подсчетам дом лорда Глейнора должен был стать пятым на пути. Молодой лакей, заметив, как я, распространяя легкое свечение, проплываю по коридору и впитываюсь в драпированный шелком простенок, громко икнул, уронил поднос с жалобно зазвеневшими чашками и припустил наутек. В одной из спален обнаружилась возлежавшая на просторном ложе дряхлая старушка в чепце с оборками, которая, вопреки ожиданию, ничуть не испугалась. Она приподнялась на подушках и басом пропела:

– Лорд Майн, мой дорогой супруг, наконец-то вы пришли за мной!

Еле увернувшись от ее худеньких, но удивительно цепких ручонок, я просочился в следующую комнату. Там красивая зрелая женщина страстно целовалась с молодым парнем. Проходя мимо них к противоположной стене, я смущенно кашлянул, давая понять, что ничего не вижу, да и вообще, так, случайно зашел. Дама завизжала, а ее храбрый кавалер, упав на пол, ужом заполз под кровать. Правильно, вот пусть теперь посмотрит, с кем связалась. Детишек мне на пути, слава Лугу, не попалось. Не хотелось бы их пугать.

Оказавшись на улице, я облегченно выдохнул и ввинтился в розовый камень следующего здания. Здесь, к моей великой радости, было пусто. Я беспрепятственно прошел сквозь дом. Третий особняк порадовал обилием хорошеньких служанок, которые так соблазнительно визжали при виде призрака, что мне сразу захотелось их утешить. В четвертом мужественный обитатель в форме полковника имперских ястребов – всегда знал: кого попало туда не возьмут! – чуть не прошил меня из арбалета. Я едва успел поставить щит и скользнуть в стену.

И вскоре я очутился возле знакомого мне дома. Здесь спешить не стал и вдоль высокого забора прокрался к парадному входу. Так и есть! Дрианнова работа. Пространство перед воротами было завалено трупами. Грустные стражники, лениво переругиваясь, нехотя укладывали тела в повозку. Пройдя сквозь забор, я обнаружил, что и во дворе мой товарищ тоже потрудился. Слуги герцога подхватывали тела мародеров за руки и ноги и вышвыривали их за ворота.

– Что вы делаете? – злились стражники.

– Защитить нас не могли, так хоть могильщиками поработайте! – огрызались лакеи.

Решив, что бедным парням на сегодня хватит сильных впечатлений, я постарался снять с себя морок. Очевидно у меня это получилось: при моем появлении никто не завопил, не забился в истерике и не упал в обморок. А может, слуги у герцога были под стать ему – не из робких. Самого Дрианна я нигде не заметил.

– Вы господин Рик? – спросил пожилой дворецкий, чем-то напомнивший мне Сэма Блитта. Тот тоже в любой ситуации умудрялся выглядеть и вести себя безукоризненно.

Я молча кивнул.

– Лорд Глейнор ждет вас. Следуйте за мной.

– Как он?

Лицо старика дрогнуло, выцветшие глаза заблестели:

– Очень плохо, господин. Поспешите, пока он в сознании.

Я вошел в дом, где поселилась беда. Она была во всем: в печальных взглядах слуг, в тонком аромате лекарственных трав, в следах крови на полу… Сам воздух был пропитан несчастьем и скорбью по хозяину.

Дворецкий провел меня на второй этаж, зашел в одну из комнат, мягко притворив за собой дверь. Вскоре он вернулся и жестом пригласил меня войти. Комната встретила меня густым запахом лекарств и хрипами раненого. Дживайн, сидевший у постели герцога, поднялся и двинулся мне навстречу.

– Что скажешь? – тихо спросил я, боясь услышать ответ.

– Мы пришли слишком поздно, – прошептал маг, – большая кровопотеря, пробито легкое. Я могу лишь облегчить его страдания, но спасти уже не в силах.

С этими словами Дживайн покинул комнату. Я подошел к кровати. Лорд Глейнор лежал с закрытыми глазами, похоже, он задремал. Его лицо было бледным, губы посинели. Грудь стягивала повязка. Не зная, стоит ли его будить, я опустился на стул. Неужели ничем нельзя помочь? А как же магия? Тут меня осенило: энергетическое вливание! Ведь я сумел помочь Лютому, тогда, на Южном континенте! И Дрианна спас, перелив в него силу некромантки. Конечно, оба они были поражены волшбой, а здесь ножевое ранение. Но быть может, если я поделюсь с герцогом своей энергией, его рана заживет? Только бы мы действительно оказались родственниками! Я сосредоточился и вышел в астрал. Вот она, аура лорда Глейнора, серая, с легким серебристым свечением. Напротив груди зияла большая дыра с почерневшими, словно обугленными краями. Энергетические каналы… жизненный канал оборван! Разве может быть такое? Ведь герцог еще дышит. Я попытался прикоснуться к обрывку тонкой ниточки, связывавшей раненого с жизнью. Но ничего не получилось, меня вынесло из астрала. Водворившись в тело, я задумался, все еще не желая сдаваться. К кому обратиться? Дживайн сказал, что он бессилен, Дрианн может разве что забрать жизнь, но никак не спасти ее. Дядя Ге куда-то исчез. Я попробовал вызвать Артфаала, но тот упорно не желал появляться. Скорее всего, он был так обессилен, что наша с ним связь нарушилась. Копыл? Точно, ведь он лучший в Совете специалист по тонкой магии! Но Вадиус сейчас с отрядом, пробирается по сточным канавам или, может быть, уже прибыл в лес Душегубов. Как с ним связаться? Только с помощью астральной проекции. Я никогда не переносил свое сознание в фантом, мой опыт ограничивался лишь сотворением иллюзий. Как это делал Копыл? Там, на ступенях храма, он сидел, отрешившись от окружающего мира, а спустя краткий промежуток времени с нами осталось лишь его недвижное тело. Сознание же отправилось на улицу Благородства. Я решил попытаться и, откинувшись на спинку стула, постарался придать телу максимально расслабленное положение. Затем снова вернулся в астрал. Оглядев свою ауру, отщипнул от нее кусочек. По всему выходило, что путешествовать должно астральное тело. Только следовало сделать его видимым, окружив фрагментом ауры. Получилось. Конечно, мой фантом был далек от совершенства – он вышел более бледным и искаженным, чем проекция, в которую воплощался Вадиус. Но узнать меня в этом колышущемся призраке было можно. Как теперь заставить проекцию перенестись к Копылу? Я начал представлять лицо мага, вспоминать его черты во всех подробностях, мысленно повторяя: «Мне нужно к нему, мне нужно к нему»… В какой-то миг все вокруг подернулось туманом, пространство исказилось и поплыло, а я обнаружил перед собой встревоженное морщинистое лицо.

– Что-то случилось, юноша? – проскрипел Вадиус.

Мы находились в лагере повстанцев. Усталые люди устраивались на отдых, и только Ом обходил свой отряд, расставлял караулы, распоряжался насчет выдачи провизии.

– Вы можете помочь герцогу?

– Если бы мог – помог бы, – грустно ответил маг. – Я осмотрел его, жизненный канал не подлежит восстановлению.

– Но он ведь еще жив!

– Только за счет внутренней энергии своего тела. Как только она исчерпается, лорд Глейнор перейдет в Счастливые долины. Так что не тратьте время зря, юноша, а лучше выясните, о чем герцог хотел с вами побеседовать. Это может оказаться важным не только для вас.

– Сколько ему еще осталось?

– Трудно сказать… Судя по тому, что я видел – несколько часов, не больше. Ступайте, ступайте назад, не теряйте ни секунды!

Я не заметил, как снова очутился в спальне герцога. Раненый все еще дремал, тяжело, со свистом выталкивая из себя воздух. Неужели ничего нельзя сделать? Эх, Райла бы сюда! Уж он-то сумел бы затворить эту рану… а может быть, попробовать самому? Ведь я тоже обладаю, пусть и частично, силой изначальных. Успокоиться… отрешиться… почувствовать бесконечность… прикоснуться к ней… ощутить Вселенную вокруг себя и внутри себя… услышать ее голос… Внезапно я вздрогнул и открыл глаза. Все кончено. Теперь уже точно. Я обратился к Вселенной и услышал ее ответ, так явственно, словно кто-то прошептал мне его прямо в ухо. Его путь окончен. В книге судьбы сделана последняя запись.

Будто услышав мои мысли, лорд Глейнор очнулся и произнес:

– Ты пришел… Рик… это хорошо…

Каждое слово давалось ему с трудом. Он говорил так тихо, что мне пришлось наклониться к нему ближе, прислушиваясь к прерывистому шепоту.

– Я умираю… послушай… ты должен возглавить повстанцев… спаси империю… уничтожь Вериллия…

Я открыл было рот, но герцог, собравшись с силами, продолжил:

– Твои возможности… сумеешь только ты… клянись…

И я поклялся. У постели умирающего, во имя всех богов, дал обещание выполнить его последнюю волю. Это было легко. Потому что даже без этой клятвы я сделал бы все, чтобы очистить мир от заразы, именуемой Вериллием Фламиером. У меня были к нему личные счеты… Бледные губы лорда Глейнора искривила болезненная улыбка.

– Хорошо… теперь я могу уйти… жалею только об одном… сын Изабеллы… я так и не нашел его… теперь наш род оборвется…

Я разрывался между желанием рассказать герцогу о своих догадках и опасением, что он сочтет мои слова ложью, попыткой успокоить его. Вдруг за дверью раздались возбужденные голоса. Спорили двое.

– Нет-нет, к господину нельзя! – нервно восклицал один, в котором я узнал пожилого дворецкого.

– Не шуми, старина. У меня важное известие для лорда Глейнора, – добродушно гудел голос дяди Ге.

– Не пущу!

– Лучше отойди по-хорошему.

Очевидно, слуга не внял предупреждению дядюшки, потому что в следующую секунду раздался его испуганный вопль, следом – звук удара о стену. Тут же дверь спальни распахнулась, пропуская моего опекуна. В руках дяди была какая-то перепачканная землей жестянка.

– Ступай, сынок, подожди за дверью, – спокойно кивнул дядя, – нам с его светлостью поговорить надо. – Да не уходи далеко! – напутствовал он меня напоследок.

Я вышел в коридор, где застал дворецкого, который, кряхтя, пытался встать на ноги. Подняв его и выслушав поток жалоб на беспокойных гостей, я отыскал неподалеку небольшой круглый холл с уютными креслами. Там и решил подождать дядю Ге. На душе было погано, сердце сдавливала ненависть к Вериллию. Хотелось прямо сейчас побежать и выполнить все свои клятвы. В холл вошли Грациус с Дживайном. Лица у обоих магов были мрачными. Молча опустились в соседние кресла.

– Где Дрианн? – спросил я у них.

– В храм Дадды побежал, – махнул рукой Грациус. – Как ни пытались его остановить – куда там!

Ну, конечно. Переживал за некромантку, оставленную на попечение отца Дарсана. Взять девушку с собой на штурм Счастливого местечка мы, понятное дело, не могли. В лагере за ней тоже следить было некому. Вот и оставили у жрецов. Вела она себя смирно, никого не трогала, так что мы наложили на ее комнату все чары, на какие только были способны, и заперли некромантку на ключ, который вручили отцу Дарсану. Ни жрецы, ни повстанцы особой симпатии к девице не питали. Только один Дрианн постоянно испытывал потребность в общении с ней. Вот и сейчас не выдержал разлуки, отправился через весь город к своей новой подружке. Безрассудный поступок.

– Да не переживай, Рик, – усмехнулся Дживайн, – там сейчас не до него. А если кто и попытается Дрианна тронуть… видел, что от мародеров осталось?

В том-то и дело… а если моему беспокойному другу придет охота еще поразвлечься? Решив сделать магу при встрече строгий выговор за самовольную отлучку, я снова погрузился в свои мысли. Вырвал меня из них поднявшийся в доме переполох, виновником которого опять стал дядя Ге. Выйдя из комнаты герцога, он подозвал дворецкого. И тут началось: забегали слуги, на улице загрохотали колеса экипажа, вскоре по коридору быстро пробежал пухленький человечек с кипой бумаг и нырнул в спальню лорда Глейнора. Потом туда же забежали садовник и два лакея, парочка нотариусов в смешных париках, секретарь… Творилось что-то непонятное, в голосах суетящихся слуг звучала растерянность, мы молча переглядывались. И лишь дядюшка, вырвав бразды правления у перепуганного дворецкого, умело дирижировал всей этой свистопляской, раздавая указания и подгоняя дворню. Когда беготня прекратилась, а нотариусы отбыли восвояси, опекун жестом подозвал меня к себе.

– Иди, Рик, попрощайся, – вздохнул он. – Отходит герцог… тебя зовет.

Лорд Глейнор, увидев меня на пороге, сделал попытку приподняться на подушках. Но не сумел.

– Я… нашел тебя… – из последних сил прохрипел он, протягивая мне руку, – Изабелла… будет… счастлива…

Я стиснул его холодеющие пальцы и ощутил, как в мою ладонь легла какая-то маленькая вещица. Герцог хотел сказать что-то еще, но из его горла вырвался влажный кашель, губы окрасились кровью.

– Дживайн! – заорал я.

Маг вбежал в комнату и остановился поодаль от кровати, всем своим видом показывая, что он не может даже облегчить мучения раненого. Я держал руку умирающего и в каком-то тупом, яростном бессилии наблюдал, как жизнь покидает этого мужественного, могучего человека. Он боролся до последнего, цеплялся за остатки отмеренных ему мгновений и все время что-то пытался мне сказать. А я не понимал, задери меня Хайнира! В мозгу билась одна навязчивая мысль: «Тем больше причин уничтожить Вериллия…»

Не знаю, сколько прошло времени. Возможно, какие-то секунды. Но они показались мне вечностью. Тело лорда Глейнора содрогнулось в последней агонии, и он замер. На окровавленных губах застыла слабая улыбка облегчения.

– Да примет Луг его душу в Счастливых долинах, – скорбно проговорил Дживайн, – да возродится он в добрые времена…

Я поклонился герцогу. Почему-то теперь я не сомневался в нашем родстве. Поклонился и закрыл его глаза. Синие, как небо Речного края. Синие, как глаза моей покойной матери. Синие, как сапфиры, украшающие золотой кружок, который герцог перед смертью вложил в мою ладонь.

– Да примет Луг твою душу в Счастливых долинах, – следом за Дживайном повторил я, касаясь прощальным поцелуем холодного лба. – Пусть твой путь будет спокойным. Я выполню клятву, дядя…

Я вышел за дверь, где меня встретили встревоженно-вопросительные взгляды Грациуса и пожилого дворецкого. Не имея сил говорить, я ответил кивком. Старик тихо заплакал, утирая слезы большим накрахмаленным платком. В спальню печальной вереницей потянулись слуги, чтобы попрощаться со своим господином. Видно, лорд Глейнор был справедливым и добрым хозяином – все искренне горевали по нему. Я вернулся обратно в холл и опустился в кресло. Душу когтила боль потери, хотелось побыть одному. Угадав мое желание, Грациус молча встал и, ободряюще коснувшись моего плеча, вышел. Я зачем-то с силой тер лицо, так, словно пытался стереть весь ужас этого дня. В голове засела одна мысль: почему, ну почему я не успел даже поговорить с герцогом? Тот случай, когда он был пьян, не в счет. Тогда он лишь поведал мне печальную историю своей сестры – моей матери. Это было важно, очень важно. Но ведь я мог узнать о нем и обо всей его семье гораздо больше! Почему потом не попытался побеседовать с ним еще? Просто так, о жизни. Обо всем. Теперь брат моей матери ушел из этого мира. А я даже не знаю, что он любил, а что ненавидел. О чем он думал, мечтал? Я мог бы услышать его воспоминания о покойной Изабелле, вместе посмеяться над их детскими проделками – ведь они были, обязательно были, все дети шалят! Мы вдвоем погоревали бы о маминой ранней смерти, выпили бы за спокойствие ее души. Стали бы друзьями… А теперь он там, с мамой. А я здесь. И ничего этого уже не будет… В глубине души я осознавал, что корю себя напрасно. Не было у нас времени для дружеских посиделок и неспешных бесед за стаканчиком вина. Слишком много надо было успеть, слишком велика была лежавшая на герцоге, да и на мне, ответственность. Но чувство вины, бессмысленное, нерациональное, и такое естественное для оставшегося в живых, продолжало сдавливать сердце. Следом пришла злоба – тяжелая, свинцовая, заставляющая сжимать кулаки и стискивать зубы. Пусть я не успел подружиться с этим сильным, великодушным, благородным человеком. Зато я выполню свое обещание. Уничтожу виновника всех этих кровавых событий. Странно, но я не осознавал в тот миг, что в отместку за смерть дяди собираюсь убить собственного отца. Да я даже в мыслях не мог назвать Вериллия Фламиера своим отцом! От тяжких раздумий меня отвлекло тихое сопение. Обернувшись, я увидел, что рядом со мной сидит дядя Ге. Глаза моего опекуна блестели, на лице застыло скорбное, виноватое выражение.

– Ты прости меня, сынок, – тихо произнес он.

– За что? – удивился я.

– Да вот за то самое… не говорил я тебе, кто ты есть на самом деле… а сейчас думаю, может, напрасно?

Только тут до меня дошло, что герцог признал во мне сына Изабеллы именно после визита дяди Ге. Погруженный в свое горе, я даже не вспомнил о странном поведении старика. И вот теперь… Я спросил:

– А ты откуда узнал?

– Так я почитай с самого начала все выяснил. Помнишь, как я тебя из приюта забрал?

Я кивнул. Еще бы мне не помнить! Этот день изменил всю мою жизнь.

– Так вот, я тогда искал себе ученика. Человек я одинокий, сам знаешь. Хотелось передать кому-нибудь свои знания. Ясное дело, высматривал парнишку, способного к магии. Ходил по комнате, значит, ходил. Были там дети с небольшими задатками. Я уж было выбрал одного шустрого мальца, ничего, думаю, разовью его малый талант в большой. А тут… Луг милосердный! На меня такой энергией повеяло! Я давай осматриваться, гляжу: а ты в угол забился и волчонком оттуда смотришь. А магия от тебя так и льется! Конечно, я тебя и забрал. Да… – дядя улыбнулся, – характерец у тебя был тот еще…

Несмотря на тяжесть в сердце, я ответил ему улыбкой. Старик выразился слишком мягко. Я был просто маленьким демоном. И одному Лугу известно, сколько сил, добра и сочувствия было потрачено, чтобы сделать из меня человека. Дядя Ге и сам этого не знает. Потому что не привык считать затраты и измерять отданное питомцу душевное тепло.

– Вот я и говорю, – посерьезнел мой опекун, – понял я, что ты очень талантлив. И зеркало будущего подтверждало: тебя ждет великая судьба. Попытался я тогда выяснить, кто твои родичи. Отправился снова в воспитательный дом. Спросил, мол, не было ли при тебе каких вещиц, безделушек. Знаешь, бывает, мать, не в силах навсегда расстаться со своим ребенком, оставляет при нем медальон или там колечко. Чтобы потом отыскать чадо по этой примете. Конечно, все это работнички воспитательных домов живо у детишек отбирают. Но я хорошие деньги предлагал. Тогда и выяснилось: привезли тебя из Лендсона, из приюта при храме Ат-таны. А приют тот сгорел. Но я не оставил попыток отыскать хоть какие-то зацепки. И отправился в Лендсон. Там у меня приятели живут, из темных. Подняли все свои связи, отыскали одну жрицу. Старенькая такая, но при памяти. Она мне и продала медальон-то.

Ну конечно, медальон! Эта круглая штука, которую перед смертью вручил мне лорд Глейнор. Я неосознанно так и продолжал сжимать его в руке. Раскрыв ладонь, я внимательно всмотрелся в украшение. Оно было плоским, сравнительно небольшим, величиной с золотую монету, с дужкой, в которую полагалось продевать цепочку.

– Цепь-то я так и не выкупил, – сокрушенно крякнул дядя Ге, – жрица сказала, потеряла ее, цепь-то. А может и продала, кто знает? Но главное, конечно, герб. Вот он, видишь?

В центре медальона было выгравировано изображение горного барса – прекрасного, благородного животного. Над головой гордого зверя возвышалась герцогская корона, украшенная сапфирами. Глаза хищника тоже были сделаны из этих синих камней. Внизу я разглядел выполненную крошечными буковками надпись: «Долг, честь, верность».

– Это девиз рода Марслейн, – пояснил дядя.

– Значит, ты показал медальон герцогу? – спросил я.

– Ну да, а он сразу его узнал. Говорит, сестрица его покойная, матушка твоя, носила его, не снимая. Это фамильная драгоценность.

Что ж, лорд Глейнор хотя бы умер успокоенный.

– Надо, наверное, кому-то отдать эту штуку? – неуверенно предположил я.

– Кому, сынок? У покойного прямых наследников нет. Ты – единственный его близкий родственник. Так что герб твой по праву.

Я горько усмехнулся. О каком праве толкует старик? Ведь бастардов даже усыновлять нельзя, не говоря уже о наследовании титула. Да это просто невозможно! Дядя Ге понял мою скептическую ухмылку.

– Зря улыбаешься, Рик. Сам знаешь, какие повороты делает судьба. Мало ли… А пока носи медальон. Он тебе от матушки достался. Цепочку я новую купил. На-ка вот, надевай.

– Скажи, а о моем… – я замялся, не в силах произнести это слово.

– Нет-нет, о Вериллии я ничего не знал, – перебил меня дядюшка, – эту тайну семейка Марслейн спрятала надежно.

– А почему не сказал мне раньше?

Задав этот вопрос, я тут же пожалел о сказанном: дядя Ге как-то ссутулился в своем кресле, сник, словно бы даже сделался меньше ростом. Лицо его побледнело, морщины стали глубже, уголки рта опустились. Он смотрел на меня виновато и беспомощно, и я вдруг осознал, что мой опекун уже немолод. Он будто постарел прямо на глазах.

– Я все считал – не время еще, – тихо произнес он, – а теперь вот, думаю, может, ошибался. Может, зря я молчал столько лет?

Я смотрел на дядюшку, на его крупные, все еще сильные руки, стиснувшие железную коробку так, словно от нее зависел мой ответ. На непривычно согнутые плечи, потухшие глаза… И внезапно ко мне пришло понимание: да ведь он просто переживал за меня! Потому и не стал открывать тайну моего происхождения. Что бы я мог сделать, узнав правду в детстве? Мог бы отправиться в дом лорда Глейнора. Скорее всего, брат моей матери поверил бы мне – да конечно, поверил бы, медальон-то вот он! Он принял бы меня. На правах кого? Закон безжалостен к детям греха. И что? Существовать приживалом в доме, где некогда жила моя мать? Нет, этого я бы не вынес. В Портовом квартале к этому относились проще. Конечно, я вынужден был носить одежду бастарда, но никто не смел надо мной смеяться. А желающие продемонстрировать презрение к незаконнорожденному быстро становились вежливыми, познакомившись с моим кулаком или парой простеньких заклятий. Нет, не место мне было среди чопорных аристократов. Даже герцог не сумел бы оградить меня от косых взглядов и оскорблений. Узнай же я историю Изабеллы, допустим, несколько месяцев назад, до всех своих приключений – непременно озлобился бы. Так что дядя Ге правильно сделал. А сейчас вот он сидит и покорно ждет моего приговора, такой несчастный, такой испуганный… Он и теперь боится за своего питомца. Так, словно я до сих пор неразумный мальчишка. И еще я понял: старика страшит одиночество. Ведь кроме меня у него никого нет. Так неужели я мог в чем-то его упрекнуть? Его, спасшего меня от участи бродяжки, воспитавшего, сделавшего маленького звереныша человеком?

– Ты все сделал правильно, дядя, – произнес я, стараясь вложить в слова все тепло и благодарность, на которые был способен. – Мою мать уже не вернешь. А отец у меня был и останется один – ты.

У меня на глазах происходило чудо: согбенный старик превращался в прежнего мужчину – немолодого, но сильного, веселого, уверенного в себе. Распрямились плечи, взгляд сделался блестящим, морщины подчеркивали уже не возраст, а улыбчивость.

– Вот! – дядя наконец открыл железную шкатулку, которую до этого сжимал в руках, и с гордостью продемонстрировал ее содержимое. – Узнаешь?

Коробка, покрытая засохшей землей и кое-где – ржавчиной, показалась мне знакомой. Ну, конечно! Ведь именно в нее я уложил двадцать пять паунсов, оставшихся от щедрого подарка Ридрига, после чего закопал богатство в огороде! Но здесь их явно больше. Кроме того, поверх золотых кружков лежали какие-то сложенные вчетверо бумаги и три капсулы из Солнечного камня.

– Да, – подтвердил дядя, – я твое золотишко нашел. Есть у меня одно такое заклинаньице… Чтобы не потерялось, сверху куст пиона посадил. А когда жрецы-то разгулялись, решил я на всякий случай все самое ценное спрятать. Положил туда еще двадцать пять монет – те, что ты мне перед отъездом подарил, кое-какие документы, пауроний, который сбыть не успел, ну и медальон, конечно. Вовремя спохватился. Через неделю меня арестовывать пришли.

На всякий случай! Нет, вы это слышали? Все же тот еще жук мой опекун. Все он заранее просчитал, я уверен.

– Куда теперь, сынок? – деловито спросил дядя Ге, вскакивая с кресла. – Надо бы уходить, а то сейчас наследнички налетят. Так всегда бывает: седьмая пена на зелье, а права свои предъявят. Да только… – Старик осекся и замолчал.

Я продел в ушко медальона цепь и повесил ее на шею, спрятав фамильное украшение под одеждой. На очередной недомолвке дядюшки заострять внимания не стал. Опекун мой всегда был себе на уме, его уже не переделать. В настоящий момент меня больше занимал заданный им вопрос. Действительно, куда отправиться? По идее, я должен быть в лагере повстанцев, раз уж согласился возглавить движение. Но меня беспокоил Дрианн, убежавший в храм Дадды. К тому же следовало еще как-то решить, что делать с его любимой некроманткой. По-моему отец Дарсан был не в восторге от присутствия мрачной девицы. Оставалось одно: «порадовать» бойцов своего отряда, забрав черноволосую в лагерь. Значит, решено – пусть все отправляются в лес Душегубов, а я загляну в храм. Только вот как идти – по верху, что ли? Уже опасно, город полон стражников. И где мастер Триммлер? Только я вспомнил о гноме, как он появился собственной персоной.

– Того, этого… – сын гор, смущаясь, незаметно для себя произносил любимую поговорку погибшего друга, – мои соболезнования, лейтенант.

От гнома попахивало вином.

– С дворецким, значит, помянули герцога. Дед совсем расклеился, плачет…

– Скорблю вместе с вами, дорогой барон, – на моих коленях образовался Артфаал. – Прошу прощения, не мог явиться раньше. Варрнавуш рвет и мечет! Мрак в ужасе.

– По дороге расскажете, – мысленно остановил я демона.

Мы вышли из дома, и я бросил прощальный взгляд на жилище отважного, честного человека, который мог бы стать моим другом. Улицу уже привели в порядок, тела погибших увезли. По дороге прохаживался наряд стражи.

– Колодец за углом, вон за теми домами, – сообщил мастер Триммлер, сверившись с картой.

– Морок? – деловито спросил Дживайн.

– Не стоит…

Я был зол и совершенно не желал бегать между особняками, скрываясь от кучки горе-вояк, которые во время бунта боялись даже носы на улицу высунуть. Поэтому сотворил заклятие Воздушного удара и отправил его в стражей порядка. Этого хватило, чтобы швырнуть их об ограду ближайшего дома. Трое, потеряв сознание, сползли на землю, четвертый с воплями: – Демоны! Демоны! – со всех ног припустил прочь.

– Пошли.

Мы беспрепятственно пересекли улицу. Ее обитатели, из тех, что уцелели после нашествия мародеров, носа наружу не высовывали. Стража тоже не проявляла особой активности. То ли большая часть охранников дислоцировалась на площади Семи королей, то ли блюстители порядка вообще на этот самый порядок наплевали, предпочитая сберечь собственную шкуру. Дживайн спешно пробормотал заклятие, отталкивающее грязь, и мы спустились вниз. Мастер Триммлер бодро шагал впереди, указывая путь в свете сотворенного Грациусом огненного шара. Я замыкал шествие, беседуя с лордом Феррли, который сидел на моем плече.

– Темнейший князь в ярости. Не каждый день хозяин мрака терпит неудачу.

– Что вообще значило его появление, вы можете мне объяснить?

– В смутные времена демоны приходят к людям, чтобы одержать верх над богами. Это аксиома, барон.

– Почему именно в смутные времена?

– Ну, как же! Смута ведь в первую очередь воцаряется в сердцах и умах. Приятно верить в Луга и благодарить его за милость, когда все вокруг гладко и благополучно. Легко жить по законам милосердия, если в кошельке звенят монеты, а семья твоя процветает. И как греет душу осознание собственного благочестия, когда твой годовой доход позволяет без ущерба жертвовать на нужды храма, к примеру. Но вот когда приходит беда, люди изменяются. Теперь они вынуждены заботиться только о себе и своих близких. Им уже не до благотворительности. И возносить хвалу Лугу больше не хочется. За что? Ведь божество отвернулось от них. Так и случилось с Галатоном. Странная болезнь императора, разгорающаяся война в колониях, будоражащие слухи о готовящемся нападении со стороны эльфов, подстрекательство к бунтам. Это уже вызывает тревогу, не правда ли? Ну, а возрождение храмовой стражи, аресты и казни стали апофеозом смуты. Как думаете, барон, сколько людей отвернулось от Луга, считая, что Луг отвернулся от них? А ведь боги черпают жизнь и силу в человеческой вере. Когда же люди перестают возносить им молитвы, боги уходят. Наказанием безбожникам становятся все новые беды и несчастья.

– То есть, получается, что вся эта каша была заварена только для того, чтобы убить в людях веру в Луга? – спросил я, вспоминая слова Варрнавуша. – Выходит, ваш князь сам все это и устроил?

В мыслеречи Артфаала прозвучали обиженные нотки:

– Знаете, барон, не стоит недооценивать людей! Странный обычай: во всем винить то демонов, то богов! Как говорится, Луг помогает тому, кто сам шагает. И еще: уродился кривым – не пеняй на повитуху! Кто мешал вашему этому Падерику отказаться от контракта с демоном? Так нет же, он мечтал о мировом господстве, не меньше! А если бы не нашлось в империи достаточного количества подонков, разве смог бы Верховный жрец возродить храмовую стражу и устроить такое грандиозное побоище? Нет, дражайший барон, Варрнавуш в этой истории выступил лишь искусителем, как и положено приличному демону. У него, знаете ли, природа такая – пользоваться слабостью грешников. Ну, а когда контракт был заключен – темнейший князь получил власть над душой Падерика. Тут уж как водится.

Я размышлял над словами Артфаала. Прав он, конечно. Выходит, если вспомнить рассказ Дживайна с Грациусом, жрец, который всегда мечтал о карьере демонолога, тайком занимался темной магией. Но зачем он вызвал именно Варрнавуша?

– Да не вызывал он его! – досадливо воскликнул лорд Феррли. – Падерик, конечно, ублюдок и недоучка, но не до такой степени. Он баловался обращением ко мраку. Пару раз ему это удалось, и на призыв откликнулись низшие. Поняв, кто перед ними, доложили темнейшему. Конечно, толстяка принялись обрабатывать. Сначала выполняли его мелкие желания: расправлялись с неугодными, вводили в грех юных дев, чтобы они отдавались Падерику. Ну, а потом, когда аппетиты жреца стали возрастать, ему явился Варрнавуш. Вот и все. Рутинная работа, в сущности. Никто его насильно во мрак не тянул.

– Понятно. А зачем Варрнавуш ему голову оторвал-то? Мог бы и дальше использовать.

– Мне не дано проникнуть в помыслы темнейшего. Могу только предположить. Очевидно, он решил, что Падерик недостаточно старался очернить имя Луга. Возможно, его не устроил результат всего этого безобразия. А скорее всего, просто наигрался, да и сломал надоевшую марионетку.

– Тогда ради чего он все это затеял? – удивился я.

– Хаос, дорогой барон! Не тот, который древний бог, а тот, который банальный беспорядок. Все ради этого. Не думаю, что князь мрака всерьез собирался завоевать человечество. Это ведь не просто. Существует определенный порядок мироустройства, у каждого в нем своя вотчина. И даже если уничтожить Луга, его место займет другое божество. Демоны ограничены в своих действиях и могут влиять на ваш мир лишь через людей. Но диссонанс Варрнавуш внес, это бесспорно. Главный храм осквернен, прихожане в страхе. А сейчас еще и война жрецов начнется!

– С чего вы взяли?

– Да очень просто! Каждому Старшему жрецу захочется стать Верховным! Каждый начнет воевать за то, чтобы именно его бог занял место Луга.

Я пожал плечами. Только этого империи сейчас и не хватало!

– Ну, а почему тогда ваш князь недоволен? Казалось бы, создал такой бардак, что за десять лет не расхлебаешь. Чего ему еще надо-то?

– Этого я и сам не понимаю, – задумчиво произнес Артфаал. – Но злой он, как… как демон злой, в общем. Может, вы ему не понравились?

– Он мне тоже как-то не очень симпатичен, – буркнул я.

– Лейтенант! – зычный голос гнома нарушил ход нашей мысленной беседы. – Тебе налево!

– Береги себя, сынок! – напутствовал дядя Ге.

Я попрощался с друзьями и свернул в узкое ответвление, ведущее к храму Дадды. Звук их шагов отдалялся, делался все тише, призрачнее и вскоре совсем истаял, затерявшись среди низких зловонных сводов. Я остался в компании лорда Феррли. Брел в темноте, которая нам совершенно не мешала, и переговаривался с демоном. Периодически из скользких стен просачивались призраки, под ногами кишели крысы, в общем, все как всегда. Я уже разучился удивляться красотам сточных каналов. А страха тем более не испытывал. Какой смысл?

– С Варрнавушем все понятно. Точнее, ничего не понятно. Вы мне лучше скажите: вам было что-нибудь известно о моем происхождении?

– Обижаете, барон! Я же ваш оберегающий, помните? Конечно, любезный мастер Генериус ввел меня в курс дела.

– Как оберегающий могли бы и меня известить, – скривился я.

– Договор с вашим опекуном исключал такую возможность.

Какие мы честные, правильные! Прямо не демон, а А’нхелли какой-то! Я уже раскрыл было рот, чтобы произнести какую-нибудь колкость, как вдруг остановился. В тоннеле что-то происходило. Или нет, готовилось произойти. Исчезли крысы, призраки поспешно попрятали свои бесплотные тела. Наступила неестественная тишина. Я ощутил толчки. Не из-под земли, нет. Дрожало пространство. Или время. Не знаю. Мне показалось именно так. Следом нахлынула волна беспощадного животного ужаса. Я скосил глаза на Артфаала. Может быть, у меня просто расшалились нервы? Кот исчез, уступив место истинному обличью демона. И этот демон был жутко напуган. Он весь сжался у меня на плече и оскалился навстречу неизвестности, как загнанный в угол зверь. Его уродливое тело сотрясалось от дрожи, из глотки вырывался истеричный визг вперемежку с рычанием. Что-то надвигалось на нас, неотвратимое, страшное, беспощадное. Что-то, против чего мы оба были бессильны. Это длилось лишь несколько мгновений. И слава богам, что не дольше. Иначе мы с лордом Феррли запросто могли бы лишиться рассудка. Потом наваждение рассеялось. Снова степенно поплыли призраки, под ногами засуетились нахальные крысы, вернулись скупые звуки подземного колодца: журчание воды, отдаленное эхо городской жизни – так, тень конского топота и грохота колес экипажа.

– Что это было? – пробормотал я.

– Не знаю! – Артфаал, снова вернувшись в привычный кошачий облик, нервно распушил клочковатую шерсть. – Давайте выбираться отсюда!

Оставшаяся часть путешествия к храму Дадды прошла спокойно. Я даже начал подозревать, что непонятное состояние ужаса вызвано нервным напряжением, в котором я пребывал вот уже много дней. Тут у любого сознание в трубочку свернется! И может быть, я поверил бы в то, что мне все примерещилось, да вот незадача: то же самое чувствовал лорд Феррли. А у демонов нервы куда крепче, чем у людей. Я ускорял и ускорял шаг, стремясь как можно быстрее оказаться на поверхности, в простом и понятном мире.

Люк, ведущий в подвал храма Дадды, был, конечно же, закрыт.

– Подождите здесь, барон, я позову кого-нибудь из жрецов, – предложил Артфаал.

Надо отдать демону должное, он действительно честно выполнял свои обязанности оберегающего. Ведь когда мы с ним ощутили… то, что ощутили, ничто не мешало ему исчезнуть, вернуться во мрак. Переждать опасность. Но нет, он остался. Кстати, и свой истинный вид, я думаю, принял только для того, чтобы удобнее было обороняться в случае нападения. На сердце потеплело от благодарности к этому зловредному, капризному и ехидному, но такому преданному существу.

– Поднимайтесь, но звать никого не нужно. Я сам…

Одобрительно мурлыкнув, лорд Феррли исчез. Я поднялся по железной лесенке. Какая разница, сквозь стены проходить или просачиваться через люк? Голова уперлась в холодный металл. Немного сосредоточиться, обрести уверенность в себе… готово! Вот они, стены храмового подвала, такие серые, холодные, но родные и замечательно уютные по сравнению с тоннелем. Артфаал сидел поблизости, меланхолично почесывая за ухом задней лапой.

– Куда теперь? – спросил он.

– Пойдемте сразу в комнату некромантки. Наверняка Дрианн там.

Меня охватило какое-то нездоровое любопытство. Хотелось появиться внезапно, взглянуть на парочку со стороны. Поэтому я сделал демону знак вести себя тише, хотя он и так всегда был абсолютно бесшумным. Вообще-то мое поведение не имело ни малейшего смысла. Дрианн и его подружка, как все некроманты, чуткие к эманациям жизни, должны были уловить мое появление чуть раньше, чем я войду в дверь. И тем не менее я руководствовался каким-то предчувствием, диктовавшим мне именно такие действия. Выбравшись из подвала, я взбежал по лестнице, кивками приветствуя попадавшихся по пути жрецов, и на цыпочках подкрался к комнате, в которой должна была находиться наша пленница. Толкнул дверь. Заперто. Там совершенно точно что-то происходило. Что-то жуткое, темное. И от этого энергия, переполнявшая комнату, просачивалась даже через дерево. Переглянувшись с Артафаалом, который восседал на моем плече, я сделал глубокий вдох и шагнул сквозь створку. Следом лениво просочился лорд Феррли. Увиденное заставило меня застыть на месте. Демон стыдливо прикрыл глаза лапами. На кровати, слившись в страстном поцелуе, переплетясь, словно две змеи, лежали обнаженные Дрианн и некромантка. Красивые молодые тела блестели от пота, черные косы девушки расплелись и сияющим шелковым покрывалом свисали до самого пола. Но не эта картина ввела меня в состояние столбняка. Комната была наполнена огромной силой. На мгновение я вышел в астрал и увидел поднимающиеся над магами волны энергии. Два сияющих черных потока, сливаясь, образовывали под потолком бешено вращающуюся воронку. Вернувшись в свое тело, я ощутил, что меня медленно покидают силы. Ноги подкашивались, перед глазами замельтешили разноцветные точки. Энергия, образовавшаяся от слияния тел некромантов, вытягивала жизнь. И тем не менее, я не мог оторвать взгляда от охваченных страстью любовников, не мог не проникнуться мистическим величием этого зрелища. Это было чудовищно красиво. Омерзительно прекрасно. Да, именно так. Возмущенно хрюкнув, лорд Феррли вцепился когтями в мое плечо и, воспарив в воздух, потянул меня назад.

Выбравшись из комнаты, я перевел дух. Ничего себе! Фу ты… Казалось бы ничего особенного: парень с девушкой занимаются любовью. Не с мужиком же я Дрианна застал, и не с козой! Порадоваться бы должен за друга. Но почему-то меня переполнило отвращение, словно я увидел нечто противоестественное. Между тем наши с демоном неловкие маневры, видно, заставили любовников оторваться друг от друга. Раздался щелчок отодвигаемого засова, следом голос Дрианна недовольно пригласил:

– Входи!

На сей раз в комнате не ощущалось ничего особенного. Дрианн уже натянул штаны, некромантка завернулась в одеяло. Оба взирали на меня с гордым вызовом и некоторой злостью. Ясное дело, помешал. Решив, что постельные предпочтения мага – его личное дело, и никто не вправе его судить, я постарался придать физиономии максимальную невозмутимость и произнес:

– Я пришел за вами.

Взгляд Дрианна принял вопросительное выражение.

– Да, за вами обоими, – пояснил я. – В лагерь пойдем. Сейчас мы все должны быть вместе.

Парень переглянулся со своей красавицей.

– Собирай ее, – кивнул я, поворачивая ключ в двери, чтобы выйти в коридор обычным способом.

– Лилла, – вдруг произнес мягкий, вкрадчивый грудной голос.

Я резко обернулся.

– Меня зовут Лилла, – повторила девица, уставившись на меня в упор черными, как сердце мрака, глазами.

Ну, надо же! Она еще и по-галатски абсолютно чисто говорит! Как целительна оказалась для нее любовь Дрианна!

– Отлично, Лилла, одевайся. И спускайтесь в подвал, – бросил я, в полном недоумении покидая комнату.

– Что вы об этом думаете, барон? – поинтересовался демон.

Я пожал плечами. А что тут думать?

– Это может сыграть нам на руку, – протянул Артфаал. – Девочка явно обладает серьезными познаниями в области некромантии. И есть шанс, что она поделится ими с юным графом Летаксом.

Стратегически это было верное предположение. То есть оно имело право на существование. Только вот я был не очень высокого мнения о душевных качествах южанки, зато умственные способности предполагал отличные. Может, все будет наоборот? Возможно, некромантка переспала с магом, чтобы втереться к нему в доверие? В любом случае выхода у меня не имелось. Дрианн с девицей не расстанется. Значит, придется забирать ее в лагерь. Там хоть под присмотром будет. Интересно, у некромантов бывают дети? Наверное, бывают. Как-то же они размножаются. А дети Дрианна и Лиллы будут некромантами? Некромантиками… Разозлившись на себя за дурацкие мысли, я отправился искать отца Дарсана, чтобы сообщить о нашем уходе, а заодно попросить у него теплую одежду для девчонки – зима скоро, а она в летнем костюме. Главный жрец обнаружился в трапезной. Он с аппетитом уписывал мясное рагу, запивая его кислым вином.

– Присоединяйся, сын мой, – радушно предложил Дарсан.

В животе заурчало – я почти сутки ничего не ел. Присев на лавку, я потянулся к блюду, распространявшему восхитительный аромат баранины и лука. Демон пристроился рядом, прямо на столе. Жрец пододвинул мне стакан с вином. За едой я рассказал о своем решении.

– Правильно, – одобрил Дарсан, – пусть девчонка с вами будет. Времена нынче неверные.

– В каком смысле? – не понял я.

– Думается мне, без войны жрецов не обойтись.

Я чуть не подавился: то же самое говорил сегодня лорд Феррли, но я, признаться, понадеялся, что демон сгущал краски.

– Мать Лаурита, – продолжал между тем Дарсан, – похоже, она желает, чтобы ее богиня стала главной. И готовится к войне.

К несчастью, во время этих слов я сделал большой глоток вина. И от смеха поперхнулся. Прокашлявшись, спросил:

– Кто за нее воевать будет? Армия шлюх? Каким способом? Они вас, простите, отец, залюбят до смерти, что ли?

Жрец усмехнулся:

– Вот, все так и хохочут, мол, это не серьезно. А вы напрасно веселитесь. Лаурита хитра и умна. Нет, воевать будут не шлюхи. Но на те деньги, которые они жертвуют храму, главная жрица покупает наемников. Вот так-то. Да еще Варелия спит и видит, чтобы Морриган стала верховной богиней. Словно мы орки какие-нибудь. Скоро начнется заварушка.

В самом деле, Лаурита, помнится, говорила, что она заодно с повстанцами только до тех пор, пока это выгодно ее храму. Правильно. Теперь Падерика нет, значит, сопротивление ей не нужно. Заденет ли война жрецов простых обывателей? И будет ли она на руку нам? Это следовало обсудить с дядей Ге и остальными магами. Я поспешно распрощался с Дарсаном, принял от его помощника теплый полушубок из овчины и отправился в подвал. Там меня уже ждали Дрианн с Лиллой. Я отдал девчонке одежину и первым спустился в люк. Артфаал сидел на моем плече, устремив в темноту светящиеся глаза и время от времени издавая жутковатые звуки, отпугивающие крыс.

Переход был быстрым и спокойным. Чего не скажешь о появлении на поверхности. Выбравшись из люка возле храма Брижитты, мы двинулись в лес. Дабы не производить лишний переполох, я трижды свистнул калиновкой, потом немного подождал и повторил свист еще раз. Это был условный сигнал. Кусты раздвинулись, и вскоре на тропу вышел Лютый. Он широко улыбался, но при виде Лиллы его лицо искривилось, словно парня внезапно затошнило.

– Ну, и зачем вы ее притащили? – осведомился он. – Решили, что как зомби наш отряд будет выглядеть симпатичнее?

– Носферату, – вдруг поправила некромантка.

– Что? – Ом не сразу понял, потом резким движением вскинул арбалет. – Ах, ты еще и издеваешься!

– Опусти! – Дрианн загородил девушку своим телом.

– Отойди, ты что, не понимаешь, она – зло!

Глаза мага быстро темнели, словно небо, в котором собираются грозовые тучи. Руки взметнулись, готовые исполнить смертельный танец заклятия.

– Я тоже зло. Ты и меня убьешь?

– Отставить! – гаркнул я. – Ом, опустить оружие! Дрианн, хватит накаляться!

Медленно, скрестив взгляды – зрачок в зрачок – парни расходились в стороны. Арбалет Лютого опустился, Дрианн положил руки Лилле на плечи. И жест этот был исполнен такой нежности и заботы, что Ома внезапно осенило.

– Так они что… это самое?

Лицо его выражало бесконечное отвращение, а губы были не в силах произнести, что именно «это самое». Не следует думать, что взрослый мужчина, видавший виды капрал, вдруг повел себя подобно стыдливой девственнице. Просто у него, как и у меня, не укладывалось в голове, как можно прикоснуться к некромантке. Как бы вам объяснить? Ну, вот вы станете целовать гиену в ее зловонную пасть? Или может влюбитесь в палача? То есть его кто-то тоже любит. Есть же у него жена, дети… Но на такое способна далеко не каждая женщина. Большинство испытывают к кату безотчетный ужас и брезгливость. А вампиршу, которая только что напилась чужой крови, вам приятно будет ласкать? Я хочу сказать, для меня некромантка, питающаяся чужими жизнями, хуже вампира, палача и гиены. Я понимаю, конечно, что она мертвечину не ест. Но она пожирает чужие души. Поднимает мертвецов и отдает им приказы. Противно все это. Ну, да ведь Дрианн – сам некромант, у него теперь другая мораль и нравственность. Может, ему все это приятно? Даже наверняка приятно. Парень он взрослый. Так что с кем спать – с Лиллой, гиеной или палачом – решать ему. Лишь бы девица его вела себя прилично. В смысле – не пыталась колдовать.

– Пошли к дяде Ге, – сказал я Лютому, – разговор есть.

– Да уж, нам много чего надо обсудить, – пробурчал Ом, косясь на сверкающую глазами некромантку в объятиях Дрианна.

Старик обнаружился в одном из походных шатров, которые поставлял нам Стаад Торафсон. Бесконечно благодарный повстанцам за спасение своего единственного сына, торговец сделал нашу жизнь гораздо более приятной и уютной. Грациус с Дживайном хорошо потрудились над шатрами, делая их непродуваемыми, непромокаемыми и меняющими окраску. Сейчас, например, ткань походных жилищ имела рыже-серый цвет, сливаясь с палыми листьями и стволами деревьев. Летом шатры приобретут сочную травяную зелень, зимой – станут белоснежными. Вот дядюшка и устроился в одном из таких убежищ, подстелив муринковый плащ и разложив перед собой хлеб, козий сыр, головки красного сладкого лука, полоски вяленого мяса и водрузив в центре большой кувшин с вином.

– Слава Лугу, ты вернулся, сынок! – обрадовался он – Я уж заждался! Садитесь, перекусим, да наконец выпьем за встречу. В прошлый раз-то так и не вышло у нас.

Мы устроились по обе стороны от дяди Ге и приняли из его рук доверху наполненные кружки. Лорд Феррли с комфортом устроился на коленях своего дорогого друга.

– За встречу! – снова провозгласил мой опекун.

Выпили.

– Теперь за новообретенных родственников! – дядя тут же снова налил нам вина.

После такого тоста мне ничего не оставалось, кроме как в подробностях рассказать Ому историю своего появления на свет. Лютый тяжело задумался. Лицо его побледнело, крылья тонкого носа гневно раздувались. Мы с дядей молчали, понимая, что сейчас чувствует капрал. Мой рассказ всколыхнул в нем воспоминания о детстве, снова возродил застарелую ненависть к Вериллию. Да тут еще и такая новость: брат объявился! Спустя некоторое время Лютый глубоко вздохнул и сказал:

– Конечно, Вериллий – гнида та еще. И поганит все, к чему прикасается. Но одним искусством он овладел в совершенстве.

– Каким? – заинтересовался дядя Ге.

– Детей делать! – усмехнулся Ом.

– Вот за это и выпьем! – облегченно рассмеялся старик, наполняя кружки.

– Не получится, – обреченно сообщил я.

Из-за деревьев выскочила горбатая фигура Копыла. Подволакивая ногу, волшебник заспешил к нам. Его появление могло означать только одно: в городе снова произошло что-то, требующее нашего вмешательства.

– Опять все насмарку! – расстроился дядя.

– Приятного аппетита! – с ехидцей произнес Вадиус. – У меня несколько новостей. С какой начать?

– С хорошей для разнообразия, – попросил Лютый.

– Они все плохие, – хихикнул маг. – Итак, начнем. Только что я разговаривал с Паларией. То есть, с ее фантомом, конечно. Завтра принц Келдин принимает присягу регентства.

Да, действительно, новость была неважнецкая. Теперь вполне официально во главе страны будет стоять беспомощная кукла, управляемая Вериллием. А все зверства храмовой стражи спишутся на Ридрига.

– По этому случаю на площади Семи королей состоится всенародное гулянье, – продолжал Копыл, – и еще, первым своим указом Келдин дарует помилование бунтовщикам.

Разумно. Этот шаг явно предпринят для того, чтобы завоевать симпатии народа. Но почему Вадиус назвал эту новость плохой?

– Главным и единственным виновником бунта, мародерства и появления демона решено выставить вас, юноша, – Копыл ткнул в меня корявым пальцем. – Горожанам будет объявлено, что это вы, могущественный темный маг, вступили в заговор с демоном Варрнавушем, что повлекло за собой одержимость Верховного жреца. Вы подстрекали народ к бунту, взятию императорского дворца.

– А зачем мне это надо было объяснят? – скептически поинтересовался я.

– Конечно. Вы стремились к мировому господству. Да, и еще: храмовая стража распущена, вместо нее будет организована тайная канцелярия. Город наводнят шпионы, доносчики. Вас будет искать весь Виндор.

Дядя Ге и Лютый смотрели на меня: старик встревоженно, брат – сочувственно. Я ответил им успокаивающей усмешкой.

– Ничего нового, так ведь? К этому и шло. Или он меня, или я его.

– Но и это еще не все. – Копыл состроил унылую гримасу, отчего лицо его, сморщившись, приобрело плаксивое выражение.

– Чем порадуете? – ухмыльнулся Лютый. – На нас идет войной армия горных троллей или появились сведения, что завтра мир погибнет?

Но Вадиус не принял его иронии.

– Принцессу Дарианну сегодня ночью тайно вывезли из дворца, – сообщил он.

Вот это номер! Действительно, хуже не бывает. Дарианна – единственная угроза власти Вериллия. Пока она при памяти, конечно. Ридриг болен, возможно, даже умирает. Келдин – не регент, а раскрашенное недоразумение. Верховный не мог не понимать, что, случись переворот, бразды правления перейдут в крепкие ручки принцессы. И принял меры.

– Куда?

– Этого мы не знаем. Но можем предполагать. – Маг замолчал и принялся яростно тереть подбородок.

– Говори уже, не томи! – рыкнул мастер Триммлер, который подошел к нам и, бесцеремонно налив себе вина, присел, заинтересованно прислушиваясь к разговору.

– Дарианне удалось довольно долго изображать потерю памяти. Но потом, когда я сбежал, Вериллий, конечно, должен был понять, что сознание ее высочества в полном порядке, и принцесса просто ловко водит его за нос. Мы считаем, что он устроил Дарианне проверку. И убедился, что все это время его обманывали. Вот он и решил превратить ее высочество в безумицу… Задери его Хайнира! – злобно взвизгнул Копыл, заставив нас подскочить от неожиданности.

– Но зачем было вывозить девчонку? – спросил гном. – Мог бы и на месте ее покалечить, кого ему бояться?

– Верховный дважды не ошибается. Один раз он уже обжегся на мне, теперь собственным штанам не верит. Все маги Совета у него под подозрением. Палария в первую очередь. Она ведь единственная, кто остался в живых после вашего, юноша, выступления во дворе Счастливого местечка, – Вадиус изобразил нечто вроде реверанса в мою сторону. – Так вот. Он решил отрезать принцессу от всего мира. И в первую очередь от дворца, где еще осталось несколько сторонников императора. Мы с Паларией считаем, что Дарианна находится в секретных лабораториях магического университета.

– Погодите, – возмутился я, – так что же, вся профессура предана Вериллию?

– Нет-нет, – нервно хихикнул Копыл, – вы, молодой человек, не ведаете, что говорите! Сразу видно, в университетах не обучались. Обычным профессорам и магистрам в секретные лаборатории доступ закрыт! Туда вхожи единицы: несколько магов Совета и ученые, работающие на имперских псов.

– А вы? Вы там были?

– Нет, – отрезал маг, – мне предлагали в свое время, но я нашел приемлемый повод для отказа, – он понизил голос до шепота. – Там творятся чудовищные вещи! Чудовищные!

Копыл плюхнулся рядом с мастером Триммлером и, невзирая на его бурные протесты, вырвал из рук стакан с вином и залпом его осушил.

– Бедная девочка! – как-то по-женски запричитал он. – Такое юное, прелестное дитя! Такая смелая, умная, решительная! Я ведь любил ее как дочь! Его величество благоволил ко мне, и я частенько бывал при дворе. Этими вот руками, – Вадиус потряс ладонями перед лицом гнома, – охранные амулеты ей изготавливал! Игрушки магические делал: обезьянку, кукол… эх… как все было чудесно, пока не появился этот выскочка.

– Так, лирика потом, – решительно оборвал я захмелевшего мага. – Сейчас о деле. Что с ней могут сотворить?

– То же, что и с Ридригом. Превратить в безвольное, потерявшее память и разум существо. Через пару лет она тихо скончается якобы от наследственной болезни.

– Кому из магов это поручат, вы можете предположить?

Вадиус вздохнул:

– Боюсь, сейчас все будет проще и страшнее. Вериллий не доверяет никому, сам же из-за обета не может причинять вред членам августейшей семьи. Скорее всего, он поместит принцессу в одну из экспериментальных комнат. И один Луг знает, что произойдет с девочкой дальше.

– И что? – не понял я.

– По слухам, в секретных лабораториях есть помещения, воздействующие на человека, – терпеливо пояснил маг, – никто, конечно, толком не знает, что именно там происходит. Но через трое суток пребывания в таких комнатах сознание людей необратимо изменяется.

– Значит, у нас нет времени, – спокойно произнес я. – Все надо сделать сегодня. Собирайте совет.

Я был полон решимости спасти принцессу. И не только потому, что дал слово умирающему герцогу защитить августейшую фамилию. Не только из-за того, что Дарианна была нужна стране, потому что могла стать справедливой и умной правительницей. Когда я думал о девушке, на сердце становилось теплей, а как только представлял, как ее, беспомощную и перепуганную, подвергают какому-то чудовищному эксперименту, во мне поднималась мощная волна бешенства и злобы. Я должен был ее спасти, просто не мог иначе. Только вот как?

Вскоре к нашему шатру подтянулись Грациус с Дживайном, Александриус и неразлучная парочка – Дрианн со своей некроманткой. Тех магов, которые присоединились к нам после своего освобождения из Счастливого местечка, мы звать не стали. Они еще не прошли проверку. Все в походное жилище, конечно, не поместились, поэтому расположились у шатра прямо на земле, на муринковых плащах. Я вкратце обрисовал ситуацию.

– У кого есть соображения?

– Вадиус, вы знаете местоположение и устройство лабораторий? – спросил Грациус.

– Весьма приблизительно. То есть где находится вход в них – знаю. А вот что там дальше – нет.

– Можете нарисовать план? – Запасливый Дживайн вытащил из кармана кусок пергамента и магическое перо.

– Примерно так… – Копыл принялся усердно чертить рисунок.

– Может быть, подломить, как Счастливое местечко? – оживился Грациус.

– Не годится, – ответил его друг, вглядываясь в линии, появляющиеся под рукой Вадиуса, – слишком серьезная защита. Работники лаборатории наверняка получили распоряжения насчет попытки проникновения. Они просто убьют Дарианну, и мы ничего не успеем предпринять. А на нас спустят свору имперских псов и стражников. Кроме бессмысленной бойни ничего не добьемся.

– Снова поднять мятеж, – предложил Дрианн, – это отвлечет стражу и псов.

– Нет, – решительно произнес я, – это тоже не годится. Бунт сейчас не нужен.

В самом деле, зачем это бессмысленное кровопролитие? Если начнется серьезное восстание, его в один момент не остановишь. А смысла в этом – чуть. Я был уверен, что главная проблема – Вериллий Фламиер. Для переворота достаточно уничтожить его одного. Только вот я пока не мог придумать, как до него добраться. По рассказам Копыла, Верховный окружил свою драгоценную персону невероятным количеством охранников, которые просто-напросто служили живым щитом. И даже несмотря на это он почти не выезжал в город. Вериллий большую часть своего времени проводил в императорском дворце, даже Совет магов навещал крайне редко. И перемещался туда, скорее всего, через подземный ход. Вадиус рассказывал, что в последнее время Верховный зачастил в университет – часами он просиживал в музее волшебства, библиотеке и лабораториях. Туда он тоже добирался каким-то одному ему известным хитрым способом. Я был уверен, что Совет магов, дворец и университет связаны между собой сетью подземных ходов. Может быть, попросить мастера Триммлера, чтобы обратился к своим родственникам? Вдруг у кого-нибудь из них есть сведения об этих переходах? Но не сейчас… Отбросив эту мысль как несвоевременную, я сосредоточился на поиске способа спасения принцессы. Взять штурмом эти самые тайные лаборатории не удастся. На то они и тайные. Даже Копыл знает их устройство весьма приблизительно. И наверняка защищено все это дело мощнее, чем императорский дворец. Наша попытка проникнуть в университет привлечет внимание всех охранных служб. Оповещающие и блокирующие артефакты, антимагические амулеты, двери из паурониевой стали, ловушки, враждебные сущности, сильные маги и просто свора стражников. Конечно, мы все это преодолеем, но уйдет много времени, за которое с Дарианной может случиться все что угодно. Большой Темный щит на целый университет не накинешь, он ведь величиной с небольшой городок. Придет подкрепление. Значит, назад придется прорываться с боем. И неизвестно, получится ли это. А главное, сколько народу мы потеряем. Нет, вот если бы миновать все эти преграды, то в самой лаборатории я бы уж разобрался. Но как проникнуть туда без шума и драки? Наложить на охранников чары, чтобы пустили нас добровольно? Можно было бы. Но ведь ими командует маг из имперских псов, его просто так не заколдуешь. А даже если заколдую – то что? Попаду в здание университета. Тайные лаборатории мрак знает где, в каких подвалах. А там своя охрана, еще более мощная. Нет. Это не вариант. Если только маги не сойдут с ума и не впустят меня сами. Подкупить? Никто из вериллиевских подпевал не пойдет на такую сделку. Побоятся гнева Верховного.

Так я размышлял, пока остальные спорили, предлагая различные варианты решения проблемы и тут же разбивая их в пух и прах по причине заведомой невыполнимости.

– Тихо! – неожиданно для самого себя крикнул я.

Воцарилась тишина, в которой тонкой стрункой звенело почти осязаемое недоумение моих товарищей. Я же пытался ухватить промелькнувшую и спрятавшуюся мысль за скользкий хвост. Что-то такое… необычное… деньги… добровольно… Есть! Способ проникновения в лаборатории, одновременно простой и безумный, так ярко вспыхнул в моем сознании, что дядя Ге и Артфаал одновременно мысленно воскликнули:

– Нет!

– Послушайте, дорогой барон, ведь это же опасно! Я, как ваш оберегающий… – заторопился демон.

Его перебила мыслеречь Дрианна:

– Хотя бы позвольте мне пойти с вами, Рик!

После долгих обсуждений, споров и предложений, когда над лесом повисли крохотные зимние звезды, я обвел друзей взглядом и подытожил:

– Другого пути нет, и времени тоже. Давайте обговорим детали…

* * *

Боль, резкая, мучительная боль пронзила душу, эхом отозвалась в сердце, разлилась по телу, на миг остановила дыхание. Что-то случилось. Страшное, непоправимое. Она открыла глаза и долго лежала, приходя в себя, глядя на окно, за которым медленно вставал молочный предзимний рассвет. Произошла трагедия: Светозарная была в этом уверена. Ей даже не нужно было перебирать в уме предположения о том, что это. Вне всяких сомнений, беда поразила Тая. Она гнала от себя горе, мучительно желая надеяться, что любовник жив. Но предчувствия, инстинкты, вся мощь эльфийской интуиции вопили: это не так. Тай либо погиб, либо испытывает нестерпимую физическую боль. Лиа медленно встала с постели, ощущая себя древней старухой – разбитой, раздавленной. Держаться. Терпеть. Никто не должен видеть ее слабости. Старинное зеркало, великолепное произведение мастеров Аллирила, отразило прекрасное невозмутимое лицо, светлые, излучающие ровное сияние глаза. Несмотря на муку, разрывающую душу, внешне Светозарная выглядела спокойной и умиротворенной. Но этого было мало. Теперь следовало привести в порядок мысли и чувства, заставить сердце биться ровно, сковать душу холодом равнодушия. Иначе враги, которые, Лиа знала, окружают ее повсюду, сумеют понять, что одержали первую победу. Народ илльф обладает тончайшим чутьем. Принуждая себя дышать глубоко и равномерно, Кай’Велианир на мгновение прикрыла глаза. Все, она взяла себя в руки. Вот так. Теперь позвать служанку, которая расчешет и без того гладкие серебристые волосы, поможет облачиться в платье и предстать перед подданными во всем блеске молодости, красоты и непоколебимой уверенности в себе. Светозарная коснулась кончиками пальцев миниатюрной переливающейся сферы – уменьшенной копии связующего шара большого дворцового зала.

– Одеваться.

Сфера плавно взлетела в воздух в знак того, что приказание принято. Лиа прошлась по комнате. Вдруг невидимая волна всепоглощающего ужаса, налетев, вывернула сознание, обручем стиснула мысли, выжала из глаз беспомощные слезы. Владычица, сжав тонкими пальцами виски, слабо вскрикнула и упала на колени. Первобытный страх сковал ум, передался телу, обездвижил руки и ноги. Это не имело ничего общего с утренним предчувствием. Это не было интуицией.

– Светозарная! – испугано воскликнула девушка-горничная, появляясь на пороге.

– Ступай, – онемевшими губами выговорила Кай’Велианир.

– Но…

– Ступай, – снова прошептала владычица, из последних сил борясь с обморочной дурнотой.

Дверь осторожно затворилась. Проваливаясь во тьму бесчувствия, Лиа с неотвратимой ясностью поняла: он возвращается, древний ужас Аллирила.

Она не знала, сколько времени длилось забытье. Придя в себя, лежала на полу, мучаясь сознанием собственного одиночества перед лицом надвигающейся беды и незнакомым ранее чувством острого страха. Ей не с кем было поделиться своей болью. Не на кого положиться. Ведь Светозарная должна быть невозмутима и безупречна, а честь – превыше жизни… Нельзя показывать слабость, сомнение и неуверенность. Нельзя доверять никому. Сама того не замечая, Лиа усмехалась побледневшими губами. Как это странно и одновременно естественно: умри она сейчас – и ее тело лежало бы на полу еще долгие часы. Вышколенная служанка не посмеет ослушаться приказа госпожи, ни один из обитателей дворца не рискнет нарушить ее покой. У нее нет нежного мужа, который обеспокоился бы долгим отсутствием супруги, нет детей… а ведь дети любят мать горячо и беззаветно, просто потому что она – мать. Даже любовник куда-то исчез – скорее всего, навсегда. Что ж, значит, такова ее судьба. И она с честью пронесет свою власть до конца.

Пошатываясь от слабости, Светозарная встала и снова позвала служанку. Девушка не осмелилась спросить о самочувствии владычицы, молча помогла ей одеться, причесаться и неслышно вышла за дверь. Лиа достала из серебряного ларца диадему власти и возложила ее на голову. Вот так. Теперь в большой зал.

– Кай’Анатиир ко мне, – приказала она, поднимаясь к трону.

Хрупкая эльфийка тихой змейкой скользнула в зал, изящно поклонилась.

– Мы нашли это, Светозарная, – почтительно склонив гордую голову, протянула маленький ларец.

Какую-то секунду Лиа медлила, боясь узнать, что таит в себе серебряная коробочка. Потом откинула украшенную витиеватой чеканкой крышку. На зеленом бархате лежал перстень с крупным, обработанным алмазной огранкой куском горного хрусталя. Родовой знак Дома Хрустального дождя. Отражаясь в камне, дневной свет окружил перстень нежной, еле заметной радугой, которая поразила глаза Кай’Велианир так, словно перед ее лицом сверкнула молния. Она осторожно вынула украшение и сжала в ладони, уже заранее зная, кому оно принадлежит. Ей не нужны были никакие вопрошающие, чтобы понять – это перстень Тая. Она ощутила волну знакомой энергии. Сомнений быть не могло. Когда Лиа наконец заговорила, ее голос звучал ровно и бесстрастно:

– Где это нашли?

– Вот отчет вопрошающих, Светозарная. – Анати протянула перетянутый шелковой лентой свиток.

– Хорошо, я прочту его. Виновники нападения на мою карету найдены?

– Простите, Светозарная. Но мы ничего не смогли обнаружить.

На миг взгляды эльфиек встретились. Глядя в холодное большеглазое лицо, владычица испытывала странное желание взвизгнуть, затопать ногами, зайтись в безобразной истерике, подобно человеческой женщине из простонародья. Вместо этого она лишь кивнула, отпуская Анати, но позволила себе выразить недовольство одним быстрым взглядом. Что-то готовилось, она точно знала. Сначала это нелепое, обреченное на провал покушение, потом исчезновение Тая, его боль, передавшаяся ей сегодня. Перстень, с которым ее любовник никогда не расстался бы по собственной воле. И еще это, страшное, жуткое, то, чье имя Лиа боялась назвать даже в уме.

– Лей’Иллиолис, владыка Дома Алмазной росы, просит аудиенции, – почтительно доложил слуга.

Кай’Велианир едва не поморщилась: как не вовремя! Тем не менее, согласилась принять воина.

– Дом Алмазной росы приветствует тебя, Светозарная! Я пришел доложить, что все готово к нападению на Лесной край. Назначь день.

– Позже, – уронила она.

По договоренности с Вериллием стычка должна была состояться через десять дней. Прямолинейный воин был слишком нетерпелив в своем желании расквитаться с ненавистным людским племенем. Ничем не выказав своего разочарования, он согнулся в поклоне. Опять слишком низком. «Солдафон, – презрительно думала Лиа, глядя ему вслед, – так боится за судьбу кампании, что даже забывает об этикете». Как только за Лей’Иллиолисом закрылась дверь, Светозарная тут же позабыла о его существовании. Она собралась было развернуть свиток, но передумала. Лучше уйти в свои покои. Там ее никто не потревожит, и ни один эльф не станет свидетелем ее боли, смятения и беспомощности.

Кай’Велианир медленно плыла по переходам своего великолепного светлого дворца, благосклонно кивая в ответ на поклоны подданных. Глядя на исполненные достоинства и грации движения, на ее безмятежное лицо, никто не заподозрил бы, что душа этой женщины воет и задыхается от ужаса. Наконец оказавшись в опочивальне, она забилась в угол кровати и, мысленно прочтя молитву Брижитте, потянула за конец ленты, охватывавшей свиток. Потом погрузилась в чтение. Спустя полчаса слабая надежда, вопреки логике все еще теплившаяся в сердце, растаяла, как весенний лед на реке Галлиур. Отчет главы поисковой группы в мельчайших подробностях повествовал об обстоятельствах находки. Лучшие вопрошающие лесного государства обнаружили тонкий, прерывающийся энергетический след Элл’Ситайара и отправились по нему. Через сутки пути эманации исчезли, приведя магов в малонаселенную часть Аллирила, где начиналось гоблинское болото. Вопрошающие обследовали каждый дайм земли, каждое дерево, куст в радиусе майла. И нашли поляну, на первый взгляд ничем не отличающуюся от остального леса, посреди которой и лежал родовой знак Дома Хрустального дождя. Волшебники сумели почувствовать под густой пожелтевшей травой энергетику впитавшейся в нее крови. Дальнейшее обследование показало, что несколько дней назад на поляне происходила борьба, а кровь принадлежала двоим эльфам, одним из которых был Элл’Ситайар. Второго опознать вопрошающие не сумели. На этом месте следы оборвались. В своем отчете маг, возглавлявший группу, особо подчеркнул, что такое явление означает либо вмешательство чародея, стершего энергетику, либо смерть объекта поиска. «Скорее всего и то, и другое. На поляне его пытали, а сегодня утром… убили», – горько думала Лиа, дочитывая написанные замысловатым почерком слова, которые предательски расплывались перед глазами. Впервые в жизни она плакала. Тай, добрый, мягкий и такой преданный Тай! Неужели его нет в живых? Светозарной страстно хотелось надеяться, что это не так. Она пыталась убедить себя, что любовника могли похитить, взять в плен, спрятать. Но как тогда объяснить боль, пронзившую ее сегодня утром? А перстень? Тай никогда с ним не расставался… Владычица усилием воли остановила слезы и решительно встала. Если ее друг погиб, то это могло случиться лишь из-за нее. Злоумышленник хотел нанести ей рану, лишить единственного существа, которому Лиа могла доверять. Она вспомнила, как подозревала Тая в причастности к покушению, как в последние дни сторонилась его, не допускала до себя. А теперь его нет рядом… Вокруг нее захлестывается невидимая петля заговора. Нужно действовать. Но как? Все ее могущество оказалось бессильно. Система, которую она выстраивала долгие годы, сработала против нее. Стена отчуждения и подозрительности, воздвигнутая Светозарной между собой и подданными, отрезала всякую возможность довериться кому-либо. И тем не менее, даже в минуту отчаяния, Лиа продолжала думать об Аллириле. Если враг настолько безумен, что хочет лишить лес единственной заклинающей, необходимо как можно скорее подготовить себе замену. Но только тайно.

«Зачарованное королевство – мой Аллирил», – думала Лиа, выходя во внутренний двор. Под ногами поскрипывал первый снежок, деревья оделись в белоснежные шапки, из-под которых выглядывали пламенеющие листья. Племянница, в легкой беличьей шубке, раскрасневшаяся от легкого мороза, уже ждала Светозарную на скамье.

В последнее время Мелли делала явные успехи. Она выучила наизусть все заклинания и произносила их с абсолютно точной интонацией. Но сегодня девушка была странно рассеянна, ее что-то угнетало. И это отразилось на занятиях. Мелли путалась в словах, сбивалась с ритма.

– Что с тобой? – не выдержав, спросила владычица, когда племянница в очередной раз споткнулась и замолчала.

Девушка подняла на Лиа печальные глаза.

– Я могу задать вопрос, Светозарная?

– Спрашивай.

– Что с Элл’Ситайаром? Его найдут?

В ее взгляде горели такая сумасшедшая надежда, такая искренняя тревога, что владычица поняла без слов: Мелли беззаветно влюблена в друга своей тетки. Глядя на обращенное к ней прелестное личико, Лиа вдруг подумала: «Моя молодость ушла». Она и сама не понимала, почему ее посетила такая мысль. Лицо человеческих женщин с возрастом покрывается сеткой безжалостных морщин, стан теряет гибкость, а походка становится тяжелой. А эльфийки до самой смерти остаются молодыми и прекрасными. Но почему же рядом с Мелли она чувствует себя старухой? Может быть, дело в глазах? Ее взгляд уже никогда не будет таким открытым, улыбка – такой искренней… Если быть совсем откровенной, они никогда и не были такими. Лиа всю жизнь готовила себя к великому будущему и не могла позволить себе ни наивности, ни девичьей влюбленности. Аллирил всегда был для нее на первом месте. Но что ответить девочке? Ее нельзя расстраивать, сейчас для Мелли важнее всего – постигнуть тонкую науку заклинания Зеленого огня. Мягко улыбнувшись, владычица успокаивающе произнесла.

– Элл’Ситайар скоро вернется. Думаю, с ним все будет в порядке.

Девушка просияла. С этой минуты она смогла сосредоточиться и занималась охотно. Казалось, все идет хорошо, только вот… Кай’Велианир испытывала мучительные сомнения. Ведь обучение заклинающих отличалось от уроков магии тем, что закрепить полученные знания на практике было невозможно. Вот уже два поколения заклинающих не испытывали свои силы в настоящей битве. Но Лиа твердо знала: у нее достанет мужества встретиться с Зеленым огнем и загнать его обратно в бездну. А вот сумеет ли племянница? Не дрогнет ли перед воплощенным ужасом народа илльф? Самым главным качеством для таких магов является смелость. Мелли же была слишком робка и нерешительна. С каждой минутой, с каждой секундой владычица укреплялась в убеждении: девушка слаба. Характером, душой, сознанием. Она была не готова. И скорее всего, подготовить ее было уже невозможно… Лиа стояла перед трудным выбором. Объявить о том, что у нее нет наследницы, или продолжить обучение племянницы? Признать во всеуслышанье слабость Мелли значило застраховать себя от гибели. Потому что смерть нынешней правительницы могла обернуться трагедией для всего Аллирила. Если бы не одно но: Светозарная была почти уверена, что заговор организовала Сири. А свекрови, жаждавшей мести, была безразлична судьба лесного государства. В этом случае владычица ничего не выигрывала. Она лишь нанесла бы удар по душе Мелли, сделав ее еще слабее и уязвимее. Тогда девочка уже точно не сумела бы стать заклинающей. Лиа решила продолжать обучать племянницу, надеясь, что в трудную минуту она сумеет проявить стойкость. В конце концов, Светозарная в первую очередь должна думать об интересах Аллирила, и уж потом о своей жизни. И она снова и снова заставляла девушку повторять древнюю, как мир, песню-заклинание. Показывала, исправляла, поддерживала, стараясь перелить в робкую душу свою силу и уверенность.

– На сегодня достаточно, – наконец произнесла она, – я довольна тобой.

Просияв, Мелли упорхнула, а владычица осталась один на один со своими тяжелыми размышлениями, предчувствиями и горем. Влюбленность племянницы в Тая не вызвала в ней ревности. Такого чувства Лиа не знала. Элл’Ситайар принадлежал лишь ей одной – живой или мертвый. Но как же резала сердце мысль о его гибели! Светозарная на мгновение прикрыла глаза: что с ней творится сегодня? Тоска, печаль – непозволительная роскошь в минуты опасности. Нужно отвлечься. А заодно продемонстрировать подданным свое непоколебимое спокойствие. Она уже неделю не выезжала: днем обучала Мелли, а вечером уединялась в своей опочивальне, спрятавшись от всего мира. «Так больше не может продолжаться», – решила Лиа, направляясь ко входу во дворец.

– Приготовьте лошадей, я еду на верховую прогулку, – бросила она слуге, распахнувшему перед ней дверь.

Вскоре Светозарная уже ехала по лесу в сопровождении десятка телохранителей и любовалась своим Аллирилом так, словно видела его впервые. Всю свою жизнь она не уставала радоваться его красоте и поражаться неповторимости лесного государства. Здесь не было городов, сел, улиц. Лишь к центру леса жилища эльфов стояли несколько гуще. Дома были окружены деревьями, а площади представляли собой большие ровные поляны. Народ илльф умел жить в гармонии с природой.

Изящная лошадь серой масти медленно несла владычицу по широкой тропе. Конные прогулки были развлечением самых богатых и знатных обитателей Аллирила, поскольку содержание лошадей не оправдывало себя – густой и местами труднопроходимый лес не располагал к верховой езде. Большинство эльфов передвигались по нему пешком. Встретив на тропе владычицу, подданные почтительно сторонились, давая дорогу эскорту. Лиа милостиво кивала в ответ на поклоны. Вдруг ее внимание привлекли испуганные крики, раздававшиеся из густого березняка. Охранники тут же окружили свою госпожу, закрыв ее своими телами.

– Вам лучше спешиться, Светозарная, – тревожно произнес Иль’Эллиус, владыка Дома Сапфирового неба и глава дворцовой охранной службы, который вызвался лично сопровождать Кай’Велианир на прогулку.

– Это лишнее, – мягко, но властно ответила Лиа, сотворив мощный щит, накрывший не только ее, но и телохранителей.

Владычица всегда считала эскорт из воинов лишь данью традиции. Она и сама могла достойно постоять за себя в любой ситуации. Она прислушалась: чуткий эльфийский слух, кроме криков о помощи, уловил какие-то незнакомые звуки. Скорее даже призраки звуков – что-то подобное змеиному шипению, еле слышному шороху травы, шелесту листьев. И тут на Светозарную снова обрушился безотчетный, звериный ужас. Он сковывал тело, опутывал душу паучьими тенетами, вкрадчивой дымкой заползал в сердце. То, что происходило в березняке, не имело никакого отношения ни к нападению на нее, ни к заговору, ни к пропаже Тая. Это исходило не от эльфов и не от людей. Оно вообще не было проявлением живых существ. Лиа поняла это мгновенно, безошибочно и очень остро. Вместе с этим осознанием она вдруг освободилась от страха. Никто из воинов не ощутил ничего, кроме закономерного беспокойства за владычицу.

– Нам нужно вернуться во дворец, Светозарная, – настойчиво повторял Иль’Эллиус.

Вместо ответа Лиа легко соскочила с лошади и решительно двинулась в ту сторону, откуда доносились крики.

Охранники тут же окружили ее, а их глава воскликнул:

– Это неразумно, Светозарная!

Владычица не обратила внимания на дерзость, продиктованную волнением за нее. Посмотрев воину прямо в глаза, она решительно произнесла:

– Там мои подданные.

Никто, кроме нее, не сможет помочь тем эльфам, что бы с ними ни происходило. Это Лиа знала абсолютно точно. Не она ли владычица, заклинающая лес? Настал час, когда ее таланты должны послужить народу илльф. Она двинулась вперед, мановением руки заставляя заросли расступаться. Трава ковром ложилась под ее ногами, деревья почтительно отводили ветви, дабы не задеть лесную владычицу, кусты отклонялись в сторону, почетным караулом замирая по обе стороны ее пути.

Светозарная в сопровождении охраны вышла на большую поляну. По краям ее стояло несколько скромных, но добротных домиков, в которых жили резчики по дереву и ткачи. Здесь и развернулась трагедия. Кричали женщины, прижимая к груди своих детей. Мужчины же пытались сражаться… с чем-то. Сначала Кай’Велианир показалось, что ожили пышные кусты тереники, которые во множестве росли между домами. Непонятные растения, топорщившиеся длинными колючками, стремительно перекатывались по поляне, нападая на эльфов и обвивая их плетями ветвей. Шипы впивались в тело, взрезая его и погружаясь все глубже, обагряясь кровью, пробивая плоть и прорастая сквозь кожу и мышцы. Мужчины рубили их мечами, размахивали факелами, пытаясь поджечь эти кусты-убийцы, но ни сталь, ни огонь не в силах были их уничтожить. Они нападали снова и снова, и двое эльфов уже стали их жертвами – на заснеженной траве лежали бездыханные тела, изуродованные проросшими из глазниц ветвями. До Лиа донесся легкий шорох. Земля в пяти шагах от нее вспучилась, прорывая дерн, и из-под снега вытянулись две длинные извивающиеся ветви. Опираясь на землю, словно огромное уродливое насекомое, наружу вылез новый куст.

– Все назад! – повелительно крикнула Светозарная, сплетая мощное заклятие.

Повинуясь ее приказу, мужчины прянули в стороны.

– Назад, назад! Уходите с поляны! – повторяла Лиа.

Словно услышав ее и поняв, что будет происходить, существа-растения оставили в покое эльфов и устремились к владычице. Охранники рванулись, чтобы загородить ее, но Светозарная жестом приказала отойти назад. Лицо ее было спокойно, взгляд бестрепетен, движения точны и уверенны. Она подняла тонкие руки, направив ладони к земле, словно протестуя против чего-то. И ближайший куст покрылся тонкой изморозью. Дыхание ледяного ветра, срывающееся с ладоней владычицы, быстро сковывало уродливых тварей. Движения их замедлялись, становились неловкими. А холод делался все сильнее. Вот уже пробивающиеся из-под тонкого слоя снега желтые травинки превратились в кусочки зимнего хрусталя, землю поляны покрыл ровный слой льда, будто под ногами Лиа блестело замерзшее озеро. Хищные растения замерли, обрастая крепким ледяным покровом. А руки Светозарной все слали и слали мертвящий ветер. Вскоре посреди поляны застыли сияющие под солнцем бесформенные прозрачные глыбы, внутри которых покоились ставшие безопасными порождения загадочной волшбы. Поляна превратилась в царство льда и холода. В воздухе разливался еле слышный стеклянный звон, будто сталкивались в приветственном салюте дорогие бокалы. Владычица на мгновение опустила руки, затем с силой выбросила их вперед. Звон сделался оглушающим, и во все стороны брызнули осколки льда. Вместе с ним разбились и плотоядные растения. Лиа медленно повернулась и зашагала к тропе. Весь обратный путь она проделала молча. Охранники, восхищенные мастерством своей госпожи, не смели даже перешептываться. А в душе Светозарной царил холод, словно она волшбой оледенила сама себя. Из всех присутствующих на поляне она одна понимала, что произошло. В Аллирил явились предвестники Зеленого огня. И неизвестно, сколько их еще будет в лесу, неясно, какой облик они примут – куски безжалостной бездны. А самое страшное, что никто не в силах предсказать, когда и где появится сам бездушный бог. Это может случиться через неделю, день, час или секунду. А может через век. Но Зеленый огонь обязательно придет. И будет убивать ее народ.

Лиа прошла в свои покои и прилегла на кровать. Нужно отдохнуть, набраться сил. Но сон не шел, горькие мысли отравляли сознание. Как только Светозарная закрывала глаза, перед внутренним взором проходила печальная череда тех, кто никогда уже не будет рядом. Ани, Дан, тот мальчик с эльфийским лицом – ее внук. Тай… вспоминать о нем было горше всего. Может быть, потому что с отсутствием остальных она смирилась. Или они не были ей так уж дороги. А может, в ее сердце жила любовь к верному другу. Любовь, в которую она поверила слишком поздно… Под утро Кай’Велианир все же удалось забыться тревожным, поверхностным сном. Но как только первые лучи туманного зимнего солнца коснулись верхушек деревьев и окрасили тонкую непроницаемую ткань штор в розоватый цвет, она открыла глаза, вновь обуреваемая болезненным предчувствием. Тай…

Лиа встала и подошла к окну. Отдернула занавесь и замерла, пораженная ужасом увиденного. «Нет, этого не может быть…», – шептали помертвевшие губы. «Это так», – отвечало сердце. «Это произошло», – вопила обливающаяся кровью душа.

Светозарная медленно, словно в дурном сне, пересекла комнату, взяла с кресла свой любимый горностаевый палантин, накинула на плечи прямо поверх кружевной длинной рубахи. С трудом понимая, что она делает, покинула опочивальню. Прошла по длинным переходам, спустилась по лестнице. Слуга распахнул перед ней дверь, владычица вышла в морозное утро и зашагала по внутреннему двору. По привычке Лиа старалась двигаться плавно и размеренно, тело само повторяло заученные движения: царственные кивки, гордый поворот головы. Она не замечала взглядов, в которых пряталось изумление. И даже если бы заметила, не сумела бы понять. Обитатели же дворца не осмеливались остановить ее, простоволосую, идущую босиком по снегу.

Вот оно, дерево, растущее под ее окном. Тот ясень, в который она обратила своего обезумевшего мужа. Тот ясень, который ненавистная Сири в день гибели сына окрашивала золотом. А рядом с ним, переплетясь ветвями, словно руками, за ночь встал молодой тополек, выращенный чьей-то волшбой. Его листья, еще зеленые, только начинали сохнуть, гибкий ствол покачивался под порывами ветра. Лиа долго смотрела на юное деревце, не ощущая ни холода, ни страха. Ничего, кроме разрывающей боли… Потом, решившись, провела кончиками пальцев по гладкой коре, лаская тополь, гладя его, как гладят в минуты нежности щеку любимого. Обхватила ствол ладонями, уже заранее зная, что почувствует, и не желая подтверждения. Токи жизни, пронизывающие дерево, передались чутким рукам эльфийской волшебницы, прошептали ей свою печальную тайну. Лиа приблизила лицо к стволу, коснувшись его прощальным поцелуем. Этот тополь вырос из плоти и крови ее любовника, друга, единственного существа, которому она могла доверять – Элл’Ситайара.

* * *

Мы стояли перед воротами магического университета. Вернее, стояли Дик и Михал – парни из повстанческого отряда, я же висел у них на руках, изображая труп. Рядом переминался с ноги на ногу Грациус, по случаю операции расставшийся со своей роскошной шевелюрой и сделавшийся от этого неузнаваемым. Его обритый череп тускло поблескивал в свете масленых фонарей. Ночь была морозная и тихая. Улицы Магического квартала окутывал защитный туман, придававший пейзажу жутковатый и потусторонний вид. Прохожих не наблюдалось, в нынешние смутные времена горожане предпочитали сидеть по домам.

– Ну, с Лугом! – прошептал Дик и принялся трясти кованые ворота.

Из будки охраны появился заспанный мужичок и, глядя на нас сквозь прутья ограды, строго вопросил:

– Вы чего хулиганите? Сейчас вот кликну магов, они на вас порчу напустят. Будете потом всю жизнь заикаться и животом маяться.

– Маги уже здесь, – самодовольно произнес Грациус, демонстрируя охраннику свою роскошную парадную мантию, – а ты, любезнейший, позови-ка мне Вериллия Фламиера.

– Ко-ого? – издевательски протянул стражник. – А может тебе еще и Луга всеблагого? – потом, очевидно вспомнив разгром Главного храма, прибавил: – Не к ночи он будь помянут…

– Важное донесение его высокомагичеству, – настаивал Грациус.

– Ну где ж я тебе среди ночи Верховного возьму! – разозлился охранник. – Ступай в Совет магов, или не знаю, где он сейчас обретается!

– Мы это через весь город не потащим. – Грациус кивнул на мою беспомощно свисающую тушку. – Значит, вызови его! У тебя что, связующего амулета нет?

Пользуясь тем, что темнота скрывает мое лицо, я из-под прищуренных век рассматривал все, что происходило вокруг.

– Ну, ты даешь, друг! – расхохотался бдительный страж, – Да ты знаешь, сколько такая штука стоит? Откуда у меня?

– Ну, смотри! – голос мага стал вкрадчивым. – Когда узнают, что ты упустил опасного преступника, тебя по голове не погладят. Ты потом не просто животом маяться будешь, ты до самой смерти из нужника не вылезешь.

– А чего я? – Мужичок, сраженный непоколебимой уверенностью, звучавшей в голосе Грациуса, пошел на попятный. – Я человек маленький, пусть их магичества разбираются.

– Так позови сюда кого-нибудь! – рыкнул Михал.

– Ладно, ладно, – проворчал охранник и громко проорал: – Шуш, задери тебя Хайнира! Хватит дрыхнуть! Иди сюда!

Из будки показался еще один доблестный страж – молодой парень, впереди которого неслась мощная струя перегара.

– Чего тебе? – недовольно поинтересовался он.

– Беги к их магичествам, пусть сюда идут. Скажи, мол, притащили какого-то преступника.

– Какие магичества за полночь? – удивился Шуш.

– Какие-какие! Дежурные, в той лаборатории, знаешь?

– Сам туда иди! – окрысился Шуш. – Жутко там.

– Поговори мне еще! Завтра старшому расскажу, как ты в карауле напился! А в лаборатории тебя и так не пустят. Там над наружной дверью штука такая висит, вроде рожка. В нее и скажи, что тебе нужно.

– Ладно. – Парень вмиг сделался покладистым и зашагал вглубь двора.

Вскоре он вернулся в сопровождении двух мужчин в серых мундирах имперских псов, поверх которых были накинуты подбитые беличьим мехом мантии.

– Что вам угодно? – холодно осведомился молодой приземистый крепыш.

– Нам угодно получить вознаграждение за поимку опасного преступника по имени Рик-бастард, – приосанившись, ответил Грациус.

– Рик-бастард? – оторопело переспросил второй маг, худой белобрысый мужчина лет сорока.

– Именно! – Грациус широким жестом фокусника указал на мое уже начавшее подмерзать недвижное тело.

– Не может быть! – воскликнул коренастый.

– Посмотрите сами.

Псы переглянулись. Белобрысый, отстегнув от пояса связку ключей, отпер ворота, оттянул тяжелую створку так, что образовалась небольшая щель, в которую он и выскользнул наружу. Его товарищ, сплетя боевое заклятие, прикрывал мага на случай, если незваные гости вздумают причинить ему вред. Но Грациус стоял смирно, демонстрируя полную расслабленность. Худощавый склонился надо мной. Наступил самый ответственный момент. Я вышел в астрал и покинул свое тело, затем, всмотревшись в переплетение разноцветных нитей, осторожно пережал жизненный канал. По возвращении назад меня, конечно, ожидали неприятные минуты, но что делать? Это был единственный способ имитировать собственную смерть. Я на всякий случай взмыл вверх, подальше от самого себя, чтобы присутствие астрального тела невозможно было ощутить. Вдруг этот волшебник – большой специалист в области тонкой магии?

– Он мертв? – полувопросительно произнес белобрысый.

– Должно быть так, – небрежно уронил Грациус, – во всяком случае, я очень старался.

– А зачем на нем такое количество амулетов? – продолжал допрос маг.

– Я перестраховался. Не каждый же день приходится ловить такого опасного кайлара.

– И как вам это удалось?

– Так это… – вмешался Дик… – в трактире мы его заметили. Здесь, неподалеку. Сидел себе в углу один и старкой наливался.

– М-да… похоже, – маг повел острым носом, втягивая воздух..

Перед началом операции мастер Триммлер щедро окропил мою голову и одежду крепкой старкой, да еще и заставил рот прополоскать. Так что от меня несло, как от площади Семи королей в день народного гуляния.

– Так я и говорю, – подхватил Дик, – сидел он это… сидел, а дружок мой и говорит…

– Понятно, – нетерпеливо перебил маг, – что же было дальше?

– Он когда совсем пьяный стал, пошел я к его столу. Якобы мимо иду, на него не смотрю. А как за спиной оказался – шарахнул по затылку бутылью, он и свалился. Тут и его магичество подоспел. – Дик кивнул в сторону Грациуса, который опять гордо приосанился.

– Я применил несколько боевых заклятий, – похвастался он. – Уверен, бастард мертв. Но на всякий случай мы занесли его ко мне домой и повесили на него все антимагические талисманы, которые там нашлись. Даже один блокирующий артефакт.

– Допустим, – хмыкнул худощавый, обследовав каждый из талисманов, – да, они действующие. Но зачем вы его добивали?

– Как это? – вытаращил глаза Грациус. – В приказе императора сказано: «Доставить живым или мертвым». Мы предпочли мертвым. Мало ли…

– Чем вы докажете, что это именно Рик-бастард?

– А вы глаза разуйте, – мягко посоветовал Грациус, – не видите разве, что парень в точности подходит под описание?

– Ну и что? Обычный простолюдин, – пренебрежительно фыркнул белобрысый.

– А это вы видите? – Грациус бесцеремонно расстегнул на мне рубаху и обнажил правое плечо, показывая татуировку черного ястреба, сжимавшего в лапах кривоватую букву «Б».

– Да. Действительно, оригинальный рисунок, такое ни с чем не спутаешь, – кивнул пес. – Хорошо, благодарю вас. Можете быть свободны.

– Сейчас прямо, – пробурчал Дик. – А где наша награда?

– Не обманешь! – подхватил Михал. – Нам полагается дом на Розе ветров, поместье и тысяча паунсов!

– И баронский титул, – напомнил Грациус. – Так что, дружище, зови Верховного!

– Да вы поймите, – заюлил худощавый, – я не могу так просто побеспокоить его высокомагичество посреди ночи! Тем более что он занят подготовкой к празднику!

– Ничего не знаем, – набычился Дик, – зови, и все тут!

– Давайте сделаем так, – предложил крепыш, все еще державший наготове заклятие, – вы сейчас отправляйтесь по домам, а завтра к вечеру возвращайтесь за наградой. Раньше не надо. Знаете ведь, с утра принц присягу принимает, потом – праздник. Верховному будет не до вас.

– А этого, – Михал грубо встряхнул мое многострадальное тело, – этого куда?

– А его оставьте нам. Не будете же вы по городу с трупом наперевес таскаться. Да вас первый же наряд стражи заберет в Счастливое местечко!

– А вы не обманете? – прищурился Грациус.

– А у вас выбора нет, – в тон ему ответил коренастый, угрожающе взмахивая руками.

– Подожди, Верниус, – миролюбиво проговорил белобрысый, – мы запишем имена этих достойных людей и сообщим об их доблестном поступке его высокомагичеству.

Он вытащил из кармана огрызок пергамента, перо и тщательно записал названные ребятами вымышленные имена.

– Теперь оставляйте его нам и возвращайтесь в трактир, выпейте за удачу, – усмехнулся маг.

Изобразив вздох облегчения, Михал и Дик швырнули меня на каменные плиты, развернулись и не спеша зашагали прочь. Вслед за ними устремился и Грациус. Я изрядно устал болтаться в воздухе, поспешил освободить жизненный канал и вернулся в свое тело, отозвавшееся болью в ушибленном при падении плече. «Ну, погодите, друзья, – мстительно думал я, бороздя затылком камень университетского двора и изо всех сил притворяясь покойником, – дай Луг, вернусь целым, я на вас прострел напущу! Будете знать, как меня ронять!» Маги церемонились еще меньше моих товарищей и тащили меня за ноги. Имитировать мертвого здорово помогали способности изначального, проявившиеся с падением первого покрова. Тренируясь перед началом операции, я обнаружил, что могу на длительное время задерживать дыхание. Впрочем, сейчас-то этого не требовалось: маги были заняты содержательной беседой.

– Что делать будем? Сообщим Верховному? – спрашивал крепыш.

– Сообщим. Только утром, – невозмутимо отвечал худощавый.

– Почему?

– А ты что, хочешь, чтобы награда досталась этим простолюдинам и магу-недоучке?

– Нет. Но можно ведь сообщить сейчас.

– Думаю, не стоит. Иначе всю ночь придется объясняться с Вериллием и дознавателями Совета. Завтра всем будет некогда выяснять обстоятельства поимки бастарда. А потом можно и побеседовать. Во-первых, успеем придумать достоверную историю, во-вторых, подозреваю, что дознаватели не станут слишком усердствовать после праздника.

– Да уж, не до того им будет, – хихикнул Верниус. – А охранники?

– С ними я договорюсь. Пара паунсов каждому – и они чудесным образом потеряют память. Я еще и помогу заклятием.

– Хорошо. А куда мы сейчас денем труп?

– Думаю, лучше всего будет запереть в пятнадцатой лаборатории. Туда точно никто не заглянет.

– Нет, Хениус! Это безумие! Я даже подходить к ней боюсь!

– Ну, не ты же в ней ночевать будешь, – рассудительно заметил белобрысый.

– И все же ее опасно даже открывать! Сам знаешь, помещение еще не выдержало карантина. Там может случиться все что угодно.

Худой маг снова презрительно фыркнул и ничего не ответил. Между тем они подтащили меня к непрезентабельного вида покосившемуся сарайчику и внесли внутрь. Белобрысый прошептал длинное заклинание, которое я на всякий случай постарался запомнить, и в земляном полу открылся широкий квадратный ход. Вниз вели мраморные ступени. Здесь мучители решили, что стук моей головы по ступенькам вызовет эхо, которое могут услышать следящие артефакты. Исходя из этих соображений, один схватил меня подмышки, другой – за ноги. Путешествовать таким способом было гораздо приятнее. Только вот, к моему великому сожалению глаза открывать было нельзя. Тащили они меня долго, судя по тому, что периодически моя голова оказывалась то ниже ног, то выше – в тайных лабораториях имелось много лестниц.

– Пришли, – наконец устало проговорил белобрысый.

– Открывай сам, – запыхавшимся голосом ответил Верниус.

Его товарищ пробормотал заклинание, раздался тихий звук распахивающейся двери. Меня раскачали так, как грузчики в порту раскачивают во время выгрузки мешки со специями, и бесцеремонно забросили в комнату. Я больно ушибся и еле сдержался, чтобы не рассказать магам все, что я о них думаю. Так и лежал неподвижным кулем на ледяном полу, слушая, как захлопнулась дверь и в коридоре зазвучали удаляющиеся шаги и голоса волшебников. Когда звуки за дверью стихли, я открыл глаза и с любопытством оглядел небольшое помещение. Несмотря на отсутствие окон и каких-либо ламп, мне не пришлось прибегать к своей способности видеть в темноте. В лаборатории было светло. Мягкое свечение исходило от множества зеркал разных форм. Они были укреплены на стенах под различными углами друг к другу. С потолка свешивались зеркала на цепочках – квадратные, треугольные, плоские и выпуклые, искривленные. Пол тоже был покрыт ровным слоем амальгамы, отчего лежать на нем было холодно и неуютно. Зеркала отражались друг в друге, рождая новые отражения, заставляя пространство искажаться, дрожать, уходить вдаль, и у меня возникало ощущение, что я лежу посреди сияющей бесконечности. Приятного было мало, конечно. Но выхода не имелось. Руки и ноги все еще стягивали тугие путы, а амулеты Александриуса продолжали действовать. Поэтому я вознес молитву Лугу всеблагому, прося его, чтобы то неведомое, чего так страшились здешние маги, погодило с появлением. Вроде бы ничего особенного не происходило, если не считать каких-то неуловимых вибраций в воздухе, которые я чувствовал скорее интуитивно. Глаза сами собой закрывались, рот раздирала зевота. Сколько же времени я не спал? Двое суток, кажется…

Вы не поверите, но я уснул. Вот так вот, связанный, на ледяном полу, посреди жутковатой, полной загадочной угрозы тайной лаборатории. Разбудило меня осторожное прикосновение, легкое, как тополиный пух. Опасаясь, что это маги снова пришли проверить, не ожил ли злонамеренный бастард, я не стал раскрывать глаз. Попытался рассмотреть своего гостя из-под ресниц. Никого не увидел. Прикосновение повторилось, следом раздался тихий шепоток. Я раскрыл глаза, но даже зрение изначальных помогло увидеть только какие-то неясные тени, носившиеся вокруг меня. Они возникали из-под перекрестия зеркальных отражений и порхали по комнате, словно огромные птицы. Их становилось все больше. Лаборатория наполнялась их шепотом, таким тихим, что я никак не мог разобрать, о чем говорят эти потусторонние сущности. Одна из теней неподвижно висела рядом со мной, трогая меня бесплотной конечностью. Всякий раз после этого вкрадчивого призрачного прикосновения по коже пробегали мурашки. Желая понять, что за создания посетили лабораторию, я вышел в астрал и посмотрел на тени. Астральное зрение показало, что меня окружают сущности, форма тел которых похожа на человеческую. Ростом они были с пятилетнего ребенка. Больше я ничего разглядеть не смог. А вот ауры у них не имелось. Так, болталось что-то прозрачное, текло и изменялось, словно вода в чистой реке. Я вернулся в свое тело и тут же ощутил острую боль в левом плече. Повернув голову, увидел, что к нему припала тень, которая все норовила меня потрогать. Плечо саднило, словно его резали ножом, а сущность вдруг обрела формы и краски. Когда эта штука оторвалась от моего плеча, она уже не была бесформенным пятном. Передо мной стояла маленькая белокурая девочка в белом платье. Она улыбалась, прижав к груди пухлые ручонки и глядя на меня так, как умеют смотреть только маленькие дети – доверчиво, открыто и с каким-то затаенным ожиданием доброго чуда. Но девочка отличалась от человека, как выполненный пастелью портрет отличается от оригинала. Все в ней было слишком бледным, почти прозрачным. Девочка словно была промежуточной стадией между человеком и призраком. Скосив глаза, я увидел, что из прокушенного плеча стекает струйка крови. Выйдя в астрал, убедился, что у девочки появилась аура. Тонкая, бледная, она с каждой секундой все больше наливалась тревожным красным цветом. Из чего я мог сделать вывод: сущностям для жизни требуется чужая энергия. И берут они ее самым примитивным способом – напиваясь человеческой крови. Не знаю уж, как тень, будучи почти бесплотной, умудрилась прокусить мою кожу. Раздумывать над этим вопросом я не стал и поспешил вернуться в тело. А ко мне тем временем устремились две новые тени. Я же чувствовал себя по-идиотски беспомощным перед этими оводами-переростками. Спас меня мелодичный звон, возвестивший, что время действия амулетов, блокирующих магические способности, вышло. Хитроумный Александриус зарядил их ровно на два часа. В тот же момент растаяли и зачарованные веревки. Я принялся растирать затекшие руки. Когда же тени попытались припасть к моему телу, я отбросил их Воздушным ударом и прикрылся плотным щитом. Тени разочарованно зашептались, ударяясь о невидимую поверхность – точь-в-точь ночные мотыльки, стремящиеся к свету. Девочка принялась ощупывать щит маленькими ладошками, пытаясь добраться до меня. Невинные глаза наполнились слезами, губки капризно дрожали. Опять проголодалась что ли? Я прислушался к ее шепоту.

– Мы хотим есть, – жалобно произнес тонкий детский голосок. – Дай нам есть…

– Ничем не могу помочь, милая! – Новое заклятие отшвырнуло девочку назад, и она исчезла в одном из зеркал.

Пребывание в зеркальной комнате начало меня раздражать. К тому же дало некоторое представление о здешних помещениях. Следовало как можно скорее разыскать Дарианну. Я швырнул вокруг себя еще несколько заклятий, вызвав у теней горестный стон, и принялся за работу. Разломил самый крупный амулет, выпиленный из куска дерева, и извлек оттуда капсулу из Солнечного камня. Даже если дверь лаборатории была сделана из паурониевой стали, она не могла выдержать напора чистого магического металла. Тем временем тени продолжали меня атаковать, и многим из них странным образом удавалось преодолеть сопротивление щита. Всякий раз, когда одна из тварей добиралась до меня, на моем теле появлялась новая ранка, а тень превращалась в ребенка, жалобно протягивающего ко мне ручонки и просящего помощи. Это было похоже на нападение стаи хищных птиц, которые безжалостно расклевывали свою жертву. И вместе с тем, каждый раз, отшвыривая тварей, я ощущал что-то похожее на упрек совести – так доверчивы и прелестны были личики вампиров. Вот это и являлось самым мерзким – несоответствие милой внешности и чудовищной сути. Отбиваясь от них, я понимал, что долго не продержусь, и они просто растащат меня на куски. Что это были за сущности, я не знал. Но подозревал, что они созданы здесь, в лаборатории, с помощью зеркал и каких-то неведомых заклятий. То ли их вытащили из неизвестных миров, то ли сделали искусственно, но наверняка маги стремились получить оружие. Этим озабочены все службы безопасности крупных держав – созданием идеальных солдат, непобедимого оружия, поиском новых и новых способов убийства. А что? Прекрасно придумано: дети выглядят безобидно, вызывают сочувствие и желание помочь. Предположим, такая вот тень, напившись чьей-нибудь крови и приняв обличье трогательной малышки, отправится путешествовать по городу. Стучаться в дома, проситься переночевать. Кто откажет несчастному ребенку? А наутро, насытившись, дитя уйдет искать новую пишу, оставив за собой трупы хозяев. Если люди не обладают магическими способностями, у них нет шансов против этих тварей. Видно, что-то пошло не так, и волшебники, получив кровожадных сущностей, не сумели с ними справиться – разработать контрзаклинания или хоть какой-нибудь специальный щит. Уничтожать не пожелали – денег-то наверняка на свои исследования потратили много – закрыли лабораторию до лучших времен. Теперь мне предстояло решить: выбраться отсюда, не трогая тварей, или все же прекратить их существование. Ведь если я просто открою дверь, то тени последуют за мной. С одной стороны, они могли бы стать неплохим отвлекающим фактором. Вырвись они наружу – и магам было бы не до меня. С другой – вдруг сущностям удастся проникнуть за стены университета? Нам в городе только бесплотных вампиров для полного счастья не хватало! Решено, с ними надо расправиться. Стараясь не обращать внимания на болезненные укусы, я разнял капсулу из Солнечного камня и заклинанием Снежного вихря поднял часть порошка в воздух. Как на «Шайани», когда на нас напало Дитя глубин. Но там у меня не было времени на отмеривание паурония, я его весь и использовал. Сейчас же решил, что четвертой части содержимого капсулы хватит за глаза. Конечно, можно было бы обойтись и еще меньшим количеством, но я старался действовать наверняка. Заклятие Молота Дадды было самым сильным из всех, что я мог использовать. Конечно, идеально было бы напитать его из источника мрака, но здесь это было невозможно из-за мощных артефактов, противостоящих темным силам. Итак, я отправил в разные стороны аж шесть Молотов и, окутавшись Черным коконом, рухнул на пол. Грянул гром – такой, словно прямо над моей головой началась гроза, следом раздался печальный звон осыпающихся осколков и прощальный стон вампирских детишек. Вжавшись в пол, я переждал все эти звуки, потом поднял голову, с которой посыпалась зеркальная крошка. Покореженная дверь висела на одной петле, тени исчезли, на месте амальгам зияли уродливые провалы. Сняв кокон, я вышел в длинный белый коридор, похожий на бесконечный туннель. Вокруг раздавался громкий вой оповещающих артефактов, среагировавших на устроенный мною погром. Куда идти? Множество переходов, дверей, холлов, коридоров – можно искать здесь Дарианну целую вечность. Попытался сориентироваться при помощи астральной проекции, представляя лицо девушки, но вся атмосфера подземелья была пронизана какими-то токами, эманациями, дрожью магических излучений. Мой фантом заблудился в этих пространственных явлениях и вернулся ни с чем. Я встал прямо за вырванной с мясом дверью, так, чтобы меня не видно было из коридора, и, заслонившись Воздушным щитом, принялся ждать появления работников лаборатории. Должны же были они услышать сигналы тревоги? Вскоре появились те же двое, что засунули вашего покорного слугу в вампирское обиталище.

– Какого… – начал было крепыш, но договорить не успел.

Выскочив из-за двери, я швырнул в коренастого заклятие Стального клинка. Конечно, парня украшали охранные амулеты, да и в стены наверняка были встроены хитроумные артефакты, гасящие чужую магию. Но против прямого удара с применением чистого паурония действенной защиты еще не придумали. Заклятие пробило грудную клетку мага, и тот свалился, заливая кровью девственно белый пол коридора. Белобрысый заслонился щитом и отправил в меня Огненную стрелу. Я успешно отразил нападение, но отвечать смертельным заклятием не стал: мне требовался проводник.

– Дернешься, и я уничтожу здесь все. – Я поднял над головой капсулу.

Хениус осторожно попятился, не сводя с меня внимательного взгляда и подняв перед собой руки с переливавшимся на кончиках пальцев огненным шаром.

– Давай договоримся, – тихо продолжал я, – ты проводишь меня к принцессе Дарианне, а потом выведешь нас наружу. За это я сохраню тебе жизнь.

– Тебе не выбраться! – злобно взвизгнул чародей. – У Верховного и других магов Совета уже сработало оповещение. А с минуты на минуту здесь будет отряд имперских псов.

– Значит, в твоих интересах действовать как можно быстрее. Или умрешь.

Для убедительности я раскрыл капсулу.

– Любое заклятие усилится в сотни раз. Ну, да ты и сам это знаешь. Так что, проводишь меня к принцессе?

Скрипнув зубами, белобрысый загасил огненный шар и махнул рукой, указывая на узкий стеклянный переход:

– Она там.

– Так веди.

Я медленно приблизился к Хениусу, взял его за плечо и с силой развернул спиной к себе.

– Я держу над твоей головой капсулу с пауронием, которого достаточно для уничтожения небольшой армии. А сейчас уже я сотворю огненный шар, и в случае чего… Намек понят?

Волшебник только тихо выругался и двинулся вперед. Прав он был, конечно, когда говорил, что далеко мне уйти не дадут. Как только мы преодолели стеклянный переход и зашагали по прямому, как стрела, коридору, в который выходило множество дверей, в стенах образовались ранее невидимые проемы, и оттуда нам наперерез шагнули люди в форме имперских псов, которые целились в меня из арбалетов. По моим прикидкам, отряд насчитывал около трех десятков воинов.

– Назад! – крикнул несчастный маг. – У него пауроний!

– Разнесу в клочки, – с милой улыбкой безумца подтвердил я.

Солдаты попятились.

– Далеко еще? – спросил я белобрысого.

– Прямо по коридору, пятая дверь налево.

– А за первой что?

– Лаборатория лечебного сна, – нервно ответил несчастный.

– Отлично. Открой ее.

Хениус прошептал заклинание, и дверь лаборатории мягко растворилась. Мельком взглянув на помещение, я увидел, что стены его были обиты мягкой тканью, а пол завален уютными подушками. Из-под потолка неслась тихая монотонная музыка.

– Солдаты! Слушай мою команду! По одному в лабораторию шагом марш! И без глупостей!

Воины нехотя повиновались. Когда они втиснулись в комнату, я скомандовал:

– Привал! – и уже спокойнее добавил. – Располагайтесь.

Усевшись на подушки, имперские псы тут же принялись зевать и клевать носами. Дольше всех держался воин с лейтенантскими нашивками, но и его в конце концов сморило.

– Закрывай, – приказал я белобрысому.

Тот принялся нашептывать заклинание, и дверь затворилась. Я заставил его подергать ручку и для верности еще наложить на нее заклятие Стальной паутины. Даже если солдаты и сумеют выбраться, запутаются в волшбе. Наконец мы достигли двери, за которой, по утверждению мага, находилась принцесса.

– Открывай.

Тот предпринял последнюю попытку увещевания:

– Пойми, это бесполезно. Тебе все равно не выбраться. Скоро сюда прибудут маги Совета и сам Верховный.

– И прежде чем они со мной разделаются, я расскажу, кто меня сюда впустил, – хмыкнул я, – а вот если выведешь нас, отделаешься Оглушающим заклятием. Возможно, сумеешь оправдаться.

Это убедило Хениуса, и он открыл дверь. Толкая его впереди себя, я вошел в лабораторию. Посреди абсолютно темной комнаты стоял низкий стол, на котором лежала Дарианна. Зрение изначальных пришло на помощь, и я огляделся. Девушка то ли была без сознания, то ли крепко спала. Я позвал ее по имени, но принцесса не откликнулась. Лицо Дарианны покрывала нездоровая бледность, а длинные ресницы беспокойно трепетали, как будто девушка пыталась раскрыть глаза, но не могла.

– Что с ней? – рыкнул я.

– Находится под действием чар, сводящих с ума, – поежился маг, который чувствовал себя в лаборатории неуютно.

Поначалу я ничего такого не ощущал, но спустя несколько секунд вдруг услышал странные звуки. Это было похоже на музыку, создать которую мог только совершенно безумный композитор. Скрежет, стоны, тоскливые предсмертные вопли, потусторонние вздохи, наслаиваясь друг на друга, рождали совершенно невыносимую какофонию. Она звучала внутри, в моем сознании, пробуждая в нем тревогу, беспокойство и ужас, разрывая нити, связывающие разум с реальностью, унося душу в жуткий призрачный мир, не имеющий ничего общего с человеческим. Уродливые фантомы, возникая прямо в воздухе, устремлялись ко мне и проскальзывали сквозь тело, оставляя внутри ледяной скользкий страх. У меня появилось искушение соединить руки и устроить здесь веселенький такой тарарам. Я стиснул зубы, прогоняя самоубийственное желание. Маг тихо скулил, сотрясаясь от крупной дрожи.

– Ну, хватит, – встряхнувшись, решил я, – бери на руки принцессу и пошли отсюда.

Белобрысый, почти утративший человеческий облик, превратившийся в дрожащее беспомощное существо, послушно подошел к столу и поднял легкое тело девушки.

– Осторожно, – проворчал я, ногой подтолкнув его в коридор.

За дверью Хениус быстро пришел в себя.

– Куда теперь? – спросил я его.

Карта, нарисованная Копылом, не могла помочь, потому что на ней были изображены только верхние этажи тайных лабораторий, да и за их точность Вадиус не ручался. Мы же находились в подвальных помещениях, Луг знает на какой глубине. Так что вся надежда была только на мага. Он пошел вверх по лестнице, держа на руках бесчувственную Дарианну. Я неотступно следовал позади, держа над головой капсулу и полуготовое заклятие и молясь о том, чтобы успеть выйти, пока не собрались маги Совета.

По пути нам несколько раз встретились засады имперских псов, которые, поднявшись по сигналу артефактов, спешили ликвидировать вторжение. Но система оповещения работала отлично, полностью вводя охрану в курс дела, и никто из них не рискнул меня обезвредить. Ограничивались лишь попытками уговорить. Я под угрозой активации паурония запихивал их в многочисленные лаборатории и заставлял мага накладывать на двери запирающие заклинания. О том, что ждет нас на поверхности, я старался не думать. Ведь если маги Совета успеют окружить здание университета и заблокировать выходы, у меня не останется шансов. Вдруг Вериллий решит, что уничтожить лаборатории выгоднее, чем отпустить нас восвояси? А я подозревал, что именно это и придет в голову Верховному. Что тогда? Только направлять весь оставшийся у меня пауроний на людей, которые будут стоять на пути. И тогда не факт, что мы выживем – удар будет невероятной силы.

После того как мы долго поднимались по лестницам и миновали множество переходов, белобрысый, отдуваясь, произнес:

– Вон там выход.

– Ну, так вперед! – жизнерадостно ответил я.

– Но ты обещал…

– Всему свое время.

Не мог я его пока отпустить, защищаться с Дарианной на руках было бы просто невозможно. Мы вышли в просторный холл, стены которого были облицованы красноватым мрамором. Повинуясь произнесенному Хениусом заклинанию, капитальная стена впереди отъехала в сторону, открывая неприглядные внутренности сарайчика, который маскировал вход в тайные лаборатории. Я напрягся. Здесь и должна была поджидать засада. Подойдя поближе и прижавшись к стене так, чтобы в меня не попали заклятия, я крикнул:

– Никаких чар! У меня пауроний!

Ответом было молчание. Минут пять я орал в безмолвное пространство, внимательно изучил темноту впереди, никого там не обнаружил, затем сотворил Воздушный щит, который благодаря тренировкам с Артфаалом умел выполнять ментально, без всякой подготовки и плетения заклинаний. Чары накрыли мага с принцессой на руках.

– Я иду первым, ты следом. И без глупостей!

Судя по физиономии белобрысого, на которой прочно поселилось выражение страха, глупостей последовать не должно было. Сделав глубокий вдох, как перед прыжком в ледяную воду, я шагнул за порог, в темноту сарая. Эти несколько шагов к свободе дались мне тяжело. Но ничего такого не последовало. Зато когда я вышел на улицу, встретившую меня морозцем и редкими сухими снежинками, падавшими с ночного мглистого неба, на меня навалился тупой животный ужас. Даже в том помещении, где содержали несчастную Дарианну, мне не было так жутко. Хениус подошел и встал рядом.

– Может, уже заберешь свою девицу? Все руки оттянула, – ворчливо пожаловался он.

Судя по всему, он не ощущал ничего, кроме вполне объяснимого страха перед пауронием и расправой Вериллия, узнай тот о роли подчиненного в похищении принцессы. Вскоре чувство безотчетного ужаса отпустило, я внимательно огляделся. Возле ворот происходило какое-то движение. Ага, маги Совета все же пожаловали! Охранники распахнули створки, и в университетский двор вбежали два тяжело дышавших, взмыленных юнца. Вид у них был не очень устрашающий. Скорее, они сами отчаянно трусили.

– Отойди от лаборатории и опусти руки! – проорал один, тыча в меня дрожащими пальцами и силясь сплести хоть что-нибудь приличное.

– Сейчас сюда прибудут маги Совета! – поддержал его второй, зажигая полудохлый огненный шарик.

– Да все вы только обещаете, – пробормотал я.

Стало даже немного обидно. Времени прошло предостаточно, могли бы уже организовать и более впечатляющую встречу! Послали каких-то практикантов. Откуда-то тянуло гарью, и я уловил далекий всполох мощного зарева. В городе явно происходило что-то мне неизвестное, более важное, нежели похищение Дарианны, как бы странно это ни звучало. И это самое событие потребовало присутствия сильнейших магов Виндора. Потому мне и не оказали положенных почестей. Но все могло перемениться в любую секунду. Вдруг чародеи, справившись с непредвиденными обстоятельствами, примчались бы в университет? Потому я, долго не думая, резко дернул кистью правой руки, отправляя в мальчишек огненный шар. Этого оказалось достаточно, чтобы маги шарахнулись в стороны, прикрываясь наспех сооруженными щитами. Пользуясь их замешательством, я аккуратно стукнул Хениуса Железным кулаком по темечку. Охнув, белобрысый маг медленно опустился на каменные плиты. Одной рукой перехватив Дарианну поперек спины, отчего она повисла у меня подмышкой, как сонный щенок, я мысленно активировал надежный щит. Потом, извинившись перед ее высочеством за столь грубое обращение, усадил ее, прислонив спиной к валявшемуся без сознания магу. Чтобы теплее было. Мальчишки тем временем швыряли в меня заклятие за заклятием, но волшба их была до того бездарной, что улетала куда-то в стороны, ни разу даже не соприкоснувшись со щитом. Я пожал плечами. Возможно, дело было все в том же слабом образовании. Но существовало и другое объяснение: парни вовсе не желали причинять нам вред. В свете последних событий количество сторонников Вериллия и всего Совета резко уменьшалось. Я аккуратно закрыл капсулу и сунул ее в карман штанов. Потом сотворил Стальную паутину, напитал ее силой мрака. Благо, что во дворе не было артефактов, блокирующих работу с темным источником. Или были, но слабые. И в один миг спеленал практикантов так, что они и шевельнуться не могли. Да парни и не проявляли особого рвения. Двое уже знакомых мне охранников сжались у ворот, не зная, чего им ждать. Нападать они не собирались, уже поняв, что их сил явно будет недостаточно, если уж маги не справились. Я швырнул в них заклятие Воздушного удара, припечатавшее доблестных стражей к их будке и выбившее сознание из дубовых голов. Потом поднял на руки Дарианну и поспешил удалиться. Проходя мимо пыхтящих в паутине мальчишек, спросил:

– Что случилось-то?

– Не знаем, – вполне мирно ответил один из них, – всех работников Совета подняли по тревоге и отправили на площадь Семи королей. А нас – сюда, держать оборону до прихода подкрепления.

– Угу. Ну, удачи. Держите, – напутствовал я, направляясь к воротам.

Больше никто мне не препятствовал. С Дарианной на руках я добрался до уютного подвальчика, в котором раньше находилась мастерская Дживайна, пока ее хозяин не подался в бега. Там меня встретили мастер Триммлер, осторожно принявший на руки принцессу, и Копыл, который со слезами на глазах накрыл девушку шерстяным пледом.

– Все чисто, – заглядывая в подвал, доложил Грациус.

Мы пересекли улицу и по одному спустились в колодец.

– Дорогой барон! – из темноты на плече соткался лорд Феррли. – Как я рад, что ваше предприятие увенчалось успехом!

– Спасибо, – я постарался ментально выразить свое ответное счастье от лицезрения демона, – вы не знаете, что происходит на площади?

Мысли Артфаала заметались, беспомощно путаясь и выдавая периодические вспышки, в которых я узнал ужас.

– Не знаю, дорогой барон. Могу только сказать, что оттуда тянет чем-то очень страшным. Вы не чувствуете? Вот, опять началось…

Демон вздыбил шерсть и утробно взвыл. Я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом от прикосновения неведомой, необъяснимой, непонятной и оттого еще более пугающей жути.

* * *

Много дней пробыл Уран-гхор в плену у рыжей шаманки. Много он сражался, много чудищ убил в боях. Всякий раз, выпуская из души зверя, разрешая ему утолять жажду крови, побеждал молодой вождь. Но нелегко давались ему эти победы. Израненного, порой еле живого выносили его слуги шаманки с арены – так называлось это место. Потом ненавистная хозяйка залечивала его раны. Покрылось рубцами и нитями шрамов тело Уран-гхора. Но самые страшные следы остались в его душе. Жил орк лишь одной мечтой: избавиться от рабства и отомстить. Шаманке, ее прислужникам, всем людям. Только это стремление заставляло его сражаться снова и снова, стискивать зубы, терпеть боль, бороться со зверем внутри. Только это. И еще старик, который являлся в снах и грозил скрюченным пальцем: «Ступай за чумой, она поможет!»

Так проходил день за днем. И все они были похожи друг на друга. Однажды за Уран-гхором пришли слуги шаманки, завязали ему глаза и вывели из клетки. Знал молодой орк, что ведут его сражаться. И даже радовался этому, желая утолить злобу, что терзала его душу и разум.

Его привели на арену, сунули в руки меч и сдернули повязку. Привычно шумели люди, несли деньги проклятой рыжей шаманке. Дети в праздничных одеждах, радуясь, указывали пальчиками на мрачного орка, застывшего в середине круга. Спокойно стоял Уран-гхор, даря людям презрительные взгляды. Вдруг толпа громко загомонила, и на арену вытолкнули его противника. Нахмурился молодой вождь, крепко стиснул челюсти: напротив стоял, сжимая в руке меч, Сварг-гхор – его друг, товарищ по несчастью.

– Убей! Убей! – орала толпа.

– Нет! Нет! – мерно колотилось сердце.

Опустил руки Уран-гхор. И тут же почувствовал, как невидимая петля словно бы сжимает его горло. Рассерженная его нерешительностью, рыжая шаманка привстала на месте и сжала длинные белые пальцы, призывая боль на голову раба. Захрипел гордый вождь, но не покорился.

– Дерись, зверь! – выкрикнула рыжая.

– Дерись! Дерись! – подхватила толпа.

И Сварг-гхор сказал:

– Давай же, дерись!

– Нет! – отвечал Уран-гхор.

Не мог он поднять руку на соплеменника, единственного своего товарища.

– Не упрямься, – говорил Сварг-гхор, – выхода все равно нет. Сражайся!

Выла от нетерпения толпа, и в бешенстве потрясала кулаками рыжая шаманка. А Уран-гхор стоял, как скала, спокойно было лицо его, а сильные руки опущены.

– Сражайся, зверь! – кричали отовсюду.

– Прошу тебя, – повторял Сварг-гхор, – ты молод, ты можешь еще выжить здесь. Сразись со мной. Я уже не так силен и вынослив, и устал я быть рабом. Мне не жаль своей жизни, я уйду к духам предков, благословляя твой меч. Отпусти меня, друг.

– Нет, – упрямо отвечал Уран-гхор. – Драться с тобой я не стану. Я – орк, а не зверь.

Шумела толпа, как ураган в степи, ярилась шаманка, и тогда Сварг-гхор шагнул вперед, поднял меч, нападая на молодого вождя. Он не хотел убивать товарища, желал только спасти его, погибнув в этой схватке. Один мертвый лучше, чем двое!

– Защищайся!

Уран-гхор отшвырнул свой меч в сторону, руки на груди сложил:

– Не будет этого.

– Будь по-твоему, – ответил Сварг-гхор и тоже бросил оружие.

Вокруг взревели разочарованные люди, Уран-гхор поднял голову и оглядел толпу. Потом плюнул на песок. Жалкое трусливое племя…

В это время пожилой человек в белых одеждах пробрался мимо беснующихся людей к рыжей колдунье и прошептал ей на ухо:

– Ты обманула нас, Шанталь. Они не звери. Твои бойцы разумны! Ты нарушила правила проведения боев.

– Нет, их разум одурманен, – отвечала магесса.

– Тогда почему молодой отказывается сражаться?

– Он будет наказан.

– Какой мне от этого прок? Наказать следует того, кто лишил нас зрелища.

– Что ты хочешь этим сказать? – вызывающе прищурилась рыжая.

– Если он все же зверь, как ты утверждаешь, пусть сразится с моим бойцом.

Шанталь закусила губы, понимая, что ее собеседник замыслил подвох. Мэтр Телльри тоже занимался выведением зверей для боев. Между двумя магами давно уже существовало соперничество. Отказаться колдунья не могла, это было равносильно признанию в мошенничестве. Устав бойцовского театра требовал, чтобы на потеху публике сражались лишь животные. Это правило, введенное двести лет назад, преследовало весьма благородную цель – гуманизм. Но маги Паргании нашли оригинальный способ обойти устав. Они покупали пленных и с помощью зелий лишали их разума. А ведь всем известно, что неразумное существо есть животное. Заодно маги волшбой улучшали рабов: увеличивали их физическую силу, скорость движений, придавали им способность входить в боевой транс, даже изменяли внешность, делая ее более устрашающей. Это не запрещалось уставом. Но в чем же дело? Ведь она исправно поила орков варевом, одурманивающим сознание! Шанталь приняла решение: предпочтительнее потерять двух рабов, пусть даже самых лучших, чем прослыть нарушительницей устава. За это можно лишиться права участия в боях, а значит, и основного дохода. Именно этого и добивался мэтр Телльри, звери которого часто проигрывали рабам колдуньи.

– Хорошо, – кивнула рыжая, одарив собеседника сладчайшей улыбкой, – если вы настаиваете, выводите своего бойца.

Не знал Уран-гхор, о чем говорят шаманы, но понимал: решается его судьба. Ждал, что рыжая накажет его болью или даже убьет за неповиновение. Он готовился принять смерть на глазах у всех этих визжащих людей, показать им, как умирают орки. Подбежали служители, схватили Сварг-гхора и потащили к выходу. Вдруг толпа замолчала. Тихо стало вокруг, и в этой тишине услышал вождь, как дрожит у него под ногами присыпанная песком земля. Кто-то шел к нему, кто-то огромный и могучий. Уран-гхор поднял меч и приготовился встретить нового врага. И тот появился. Десять человек вели его в цепях, и сами страшились невиданного зверя, который тяжело ступал по песку, глубоко вдавливая в него толстые, как деревья, лапы.

Много зверей победил в бою молодой вождь. Бился он и с существами, похожими на ящеров, и с тварями, подобными вулкоркам, и со скользкими червями. Но такого чудища не видел никогда. Был этот зверь похож на орка, но только выше в два раза. Передвигался он на задних лапах, в передних сжимая двуручный меч. Плоское лицо не выражало ничего, кроме жажды убийства. Маленькие налитые кровью глазки горели хищной злобой, из оскаленной пасти текла голодная слюна. Могучие, тяжелые мышцы перекатывались под толстой гладкой шкурой. Двуручник – грозное оружие – выглядел тростинкой в его лапище. Гигант держал его, как держит воин обычный одноручный меч. Служители освободили тварь от цепей и трусливо отпрянули назад, разбежались. Почувствовав свободу, существо закинуло голову, ударило себя в грудь и зашлось в угрожающем реве. Ответом ему был боевой клич Уран-гхора. Зверь разрывал разум молодого вождя, требовал схватки. И орк отпустил его, позволил сразиться с врагом. Злобным вулкорком ринулся Уран-гхор на чудище, бешенство застилало его глаза. Убить, доказать, что он здесь сильнейший! Убить, убить… Тварь торжествующе взвыла и взмахнула огромным мечом. Лишь звериная быстрота спасла орка от сияющего клинка, просвистевшего в волоске от его головы. Он поднырнул под лапу, сжимавшую рукоять двуручника, и бросился к незащищенному телу врага, чтобы поразить его в грудь. Гигант отпрянул быстро, слишком быстро для такого тяжелого тела, и взмахнул левой лапой, отшвырнув молодого вождя, словно легкое перышко. Уран-гхор покатился по песку и вскочил на ноги. Когти существа оставили на плече глубокие раны, но орк не чувствовал боли. Ярость росла в нем, дурманила голову, заставляла кровь бурлить все сильнее. Снова прыгнул он к чудищу, не заботясь о защите, не думая об осторожности, как дикий зверь, сражающийся за свои охотничьи угодья, за лучшую самку, за право быть вожаком. Его лицо исказилось в волчьем оскале, на губах вскипала пена, разум исчез, уступив место желанию расправиться с врагом. Убить, пусть даже ценой собственной жизни.

Два зверя бились посреди арены, ревели, рвали плоть друг друга. И песок жадно поглощал капли их крови. Уран-гхор был гибче и быстрее, но уступал противнику в силе и росте. Недолго длилась схватка, и молодой вождь почувствовал, что начинает уставать. Раз за разом уворачивался он от грозного меча, раз за разом пытался добраться до горла или сердца врага. Но так и не смог нанести решающий удар. На руках и плечах гиганта зияли раны от меча молодого вождя, но ни одна из них не была глубокой. Слишком толстая шкура покрывала это могучее тело. Уран-гхор тоже был весь изранен когтями твари. Он потерял много крови, и движения его стали медленнее. Толпа вопила, предвкушая скорую расправу. Между тем рыжая колдунья, стараясь скрыть разочарование и злость от потери лучшего бойца, спросила, наклонившись к своему соседу:

– Откуда этот зверь, мэтр Телльри? Он мне кого-то напоминает, но я никак не могу понять…

– Это полукровка, прелестнейшая Шанталь, – усмехнулся маг, – мое секретное оружие. Не правда ли интересная идея – скрестить человеческую самку и горного тролля?

– Неужели такое возможно? – воскликнула магесса, от изумления позабыв о досаде.

– Современной магической науке доступно многое, – мягко отвечал мэтр Телльри, – Мне пришлось потратить на эксперимент пять лет, но я доволен результатом.

– Но что за женщина смогла выносить такого великана?

– Рабыня с Южного континента. Умерла, конечно. Плод пришлось вырезать из утробы. Потом выращивать его с помощью магии, видоизменять зельями. И вот теперь я обладатель непобедимого зверя.

– Это мы еще посмотрим, – сквозь зубы процедила Шанталь.

– Признайте свое поражение, очаровательная! – Мэтр Телльри поймал сжавшуюся в кулачок белую ручку и приложился к ней галантным поцелуем.

Рыжая колдунья в ответ только фыркнула. Но мысленно уже подсчитывала убытки. Очевидно было, что ее рабу не справиться с таким могучим бойцом. Шанталь дала себе слово, что сразу же после боя займется экспериментами. Она создаст нового зверя, еще более сильного, чем полукровка мэтра Телльри. Можно будет попробовать скрестить орочью самку и морского тролля…

Между тем слабел Уран-гхор, но зверь в нем продолжал рваться в бой. Он готов был умереть. И не было для него смерти слаще, чем в драке, сжимая зубы на горле врага. Снова кинулся на противника, нацелив острие меча ему в живот. И снова клинок лишь скользнул по толстой шкуре, оставляя на ней глубокую царапину. Лапа чудовища взметнулась, чтобы раздавить назойливое существо. Взлетел над головой Уран-гхора огромный кулак. Молодой вождь успел уклониться, и удар пришелся по плечу. Но и этого хватило, чтобы отшвырнуть орка на несколько шагов, выбить воздух из груди, не дать подняться. Издав победный рев, тварь двинулась к поверженному врагу, чтобы добить его, пронзить мечом, пригвоздить к земле. Обессиленный Уран-гхор силился подняться, но тело, измученное потерей крови, истомленное жестокой схваткой, не слушалось его.

– Убей! Убей! – орала толпа.

Мужчины победно потрясали кулаками, прелестные юные женщины в нарядных платьях, возбужденные видом крови, рукоплескали победителю:

– Убей!

Дети, подростки, почтенные матери и отцы семейств, убеленные сединами старики – все захлебывались восторженным криком:

– Убей!

Мэтр Телльри, захваченный зрелищем, уже подсчитывающий свой выигрыш, тоже присоединил голос к реву толпы:

– Убей!

Закусив губы, сжав руки так, что на ладонях оставались глубокие следы от ногтей, наблюдала за дракой Шанталь.

Сил не было, зверь ушел, исчез из разума, и Уран-гхор обреченно смотрел, как подходит к нему гигант, как заносит безжалостный меч. И вдруг… «Из двух зверей побеждает сильнейший. Но то звери… Ярость – плохой советчик. Ты орк, а не зверь. Встань и дерись за свою жизнь!» Не знал молодой вождь, кто это шепнул ему на ухо. То ли древний орк невидимым облаком пролетел мимо, то ли разум, освободившись от животной злобы, принял решение. Но только одного мига хватило Уран-гхору, чтобы, собрав последние силы, откатиться в сторону от разящего клинка и вскочить на ноги. Меч вонзился в песок, толпа ахнула, чудище огласило арену разочарованным воем. А молодой вождь заплясал вокруг него, словно юркая росомаха вокруг неповоротливого медведя. Понял он: сразить огромную тварь может только разумное существо. Хитрость, расчет – вот что нужно ему в этом бою. Они помогали ему там, в родных степях Орочьего гнезда. Они и сейчас спасут. И разум отозвался с благодарностью, вдохнул новые силы в израненное тело. Руки и ноги налились упругой ловкостью, меч, словно жало, выискивал уязвимые места противника. Больше уже Уран-гхор не пытался поразить врага одним ударом, не рвался вцепиться ему в горло. Он кружил вокруг твари, злил ее все больше, делал обманные движения, и ждал, ждал, когда существо захлебнется ненавистью и злобой к неуловимому противнику, когда откроется для решающего удара. Черная, как болотная вода, кровь великана падала на песок, смешиваясь с пеной бешенства, стекавшей с его губ. Ослепнув от гнева, гигант прыгнул на вездесущего орка, желая раздавить его своей тушей. Уран-гхор не стал уворачиваться, он клубком бросился под ноги твари и прокатился между ними. Пока существо разворачивалось, молодой вождь успел подрубить сухожилие на щиколотке левой ноги. Чудище рухнуло на одно колено, арена содрогнулась от крика боли и ярости. Беспорядочно размахивая мечом вокруг себя, тварь пыталась достать ненавистного врага. И снова Уран-гхор отскочил, перекатился, оказавшись лицом к лицу с гигантом. Увидев перед собой того, кто причинил ему боль, великан поднял меч. Но в глаза ему полетела горсть песка. На миг тварь ослепла, и орк воспользовался удачей. Он вонзил клинок прямо в горло врага и тут же отскочил, чтобы его не придавила сотрясавшаяся в предсмертной судороге туша.

Молчание повисло над ареной. Люди, только что радовавшиеся близкому поражению орка, не могли понять, как случилось, что обессиленный зверь одержал верх над таким могучим соперником. Только рыжая шаманка, счастливая исходом поединка, радостно улыбалась. А Уран-гхор, измученный, израненный, истекающий кровью, стоял посреди арены и обводил глазами молчаливое человеческое стадо. Он был горд своей победой. Он не только прикончил огромное чудовище, а сумел еще и обуздать зверя в своем разуме, окончательно подчинить его себе. И эта победа была так же важна. Потому что он – орк, а не зверь!

Разочарованный стон, зародившийся в теле толпы, становился все громче. Раздались нерешительные выкрики:

– Обман!

– Этого не может быть!

Вопли становились все громче, и вот уже многоголосый хор бушевал над окровавленным песком арены:

– Обман! Нечестный бой! Верните ставки!

Мэтр Телльри повернул к Шанталь обезображенное злобой лицо:

– Вы все же нарушили устав бойцовского театра. Ваш зверь разумен.

– Умейте проигрывать достойно, – холодно усмехнулась колдунья, жестом подзывая к себе слугу, державшего в руках мешок золота.

– Он победил благодаря хитрости! – взревел оскорбленный маг. – Животное не может мыслить стратегически! Оно вообще не может мыслить!

– Не говорите глупостей, мэтр. Вы видели документы, подтверждающие, что зверь прошел обработку дурманящим зельем.

– Верните деньги! Я поставил на этот бой целое состояние! И возместите мне ущерб от потери животного!

Вместо ответа Шанталь подняла руки и сделала изящное движение, вслед за которым стоящий на арене орк понуро сжался и позволил служителям надеть на него ошейник.

– Вы видели? – поклонилась магесса.

– Заклятие Подчиняющей петли еще не доказывает, что сознание зверя порабощено! Оно лишь делает послушным тело.

Волшебница принялась пробираться к выходу сквозь недовольно ворчащую толпу.

– Верни деньги, звериная подстилка! – громко взвизгнул мэтр Телльри, и в ладони его загорелся пульсирующий зеленым светом шар.

Народ в ужасе шарахнулся в разные стороны. Шанталь резко обернулась, выбрасывая руки вперед. О ней действительно говорили всякое. Ходили сплетни, что рыжеволосая красавица не брезгует иной раз ласками своих подопытных зверей. Как всякая женщина, знающая за собой любимый грех и публично уличенная в нем, магесса пришла в ярость. С пальцев ее сорвался поток воздуха, закрутился спиралью, образовав тугую воронку, и устремился в сторону мэтра Телльри. По пути смерч втягивал в себя зазевавшихся людей, перемалывал их, наливался кровью. Маг выставил щит и ответил Шанталь целым пучком молний. Волшебница свела руки вместе, и в ее противника полетела струя воды, принявшая форму клинка. Народ вопил от страха, стараясь убежать как можно дальше от места магического сражения. На трибунах и лестницах, ведущих к выходу, образовалась давка. Люди сбивали друг друга с ног и наступали на упавших. Следом, споткнувшись о распростертые тела, падали другие. Толпа превратилась в обезумевшее стадо, в котором каждый стремился спасти только свою жизнь. Мужчины и женщины, дети и старики дрались за право выхода, отталкивали друг друга. Слабые визжали в предсмертной муке, задавленные более сильными и удачливыми. А над их головами свистели боевые заклятия, проносились молнии и ледяные стрелы, прямо из воздуха рождались тараны и ядовитые облака. Маги уворачивались, ставили щиты, и волшба разила невиновных. Остальные волшебники, которых среди любителей звериных боев было немало, хранили нейтралитет, памятуя известную парганскую мудрость: «двое колдуют, третий – не мешай». Они лишь загородились щитами и с помощью жестоких заклятий пробивали себе дорогу сквозь обезумевшую толпу.

Уран-гхор смотрел на дерущихся шаманов, усмехаясь страху толпы, что недавно требовала его смерти. Жалкие, слабые, трусливые твари! Жихи поганые! Пусть хоть раз почувствуют себя в его шкуре! Пусть узнают, что значит умирать. Они радовались его крови – теперь он посмотрит, что течет в их жилах! Служители, которые должны были увести его с арены, разбежались. И молодой вождь в одиночестве стоял посреди присыпанного песком круга, превратившись из бойца в зрителя. Рыжая шаманка была сильна, она метала в своего врага огонь и воду, вздымала вокруг вихри, рассыпала острые ледяные иглы. Но старый шаман стоял, словно утес, загородившись неведомой волшбой. Уран-гхор нахмурился. Откуда у людей – сорного племени – такие могучие шаманы? Почему у орков таких нет? Вспомнил он свое племя. Акхир, Гурдын – совсем слабые, ничего не могут. Только и знают, что про закон Морриган толковать. И все орочьи шаманы такие. С духами предков говорят? Чувствовал молодой вождь – обман все это. Не видят они никаких духов, морочат голову народу. Разве хоть раз шаман больного вылечил? Умирающего вернул к жизни? Разве помогали шаманы, когда Уран-гхор с племенем Дер-ориг воевал? Нет. Никогда не творили они огонь, вылетающий прямо из пальцев или смертоносные вихри. И зелий не варили – ни целебных, ни убивающих. В сказках говорится, раньше шаманы Орочьего гнезда были могущественными, как нордары, одним движением руки останавливали войска, одним словом землю сотрясали. Да только это лишь легенды Диких степей. Или может есть в этих сказках правда? Только куда потом ушло древнее знание?

Кричали женщины и дети, стонали умирающие, кровь окрасила багрецом каменные ступени. Смеялся Уран-гхор, глядя, как гибнут ненавистные люди. Вот рыжая шаманка швырнула облако огня, старик загородился от него стеной воды. Горячий пар рванулся в сторону, обжигая людей, превращая лица в пузырящиеся маски… А шаман визгливо выкрикнул короткую фразу, и длинная синяя стрела слетела с его руки, пробила защиту рыжей, пронзила проклятое подлое сердце. Словно подрубленная стройная береза упала шаманка. И в этот миг лопнуло что-то в душе молодого вождя. Отпустила петля, сковывающая разум, подчиняющая чужой злой воле. Со смертью шаманки погибла и ее волшба! Уран-гхор оглянулся, подхватил с песка меч, брошенный сбежавшими служителями. И ринулся в толпу, которая давилась у выхода. Не разбирая, врубился он в людскую стену, прокладывая себе кровавый путь к свободе. Падали вокруг порубленные тела, без устали вздымался меч, и по просеке смерти выбрался молодой вождь на волю, вдохнул холодный воздух, осмотрелся. Огромен был дом, где проходили бои. Возле него суетились люди. Одни бежали прочь без оглядки, другие оседлывали коней, вскакивали в повозки и уносились в них по широкой ровной дороге. Никто не остановил Уран-гхора, все спасали свою шкуру. Где Сварг-гхор? Неужели слуги шаманки успели увезти его обратно, туда, в подземелье с клетками? Вдруг дверь одной из повозок распахнулась, и наружу вывалились двое людей. Мертвые. У каждого было перерезано горло. Следом выскочил Сварг-гхор, сжимая в руках меч. Обрубил упряжь, вскочил на одного коня, другого за гриву ухватил.

– Сюда! – крикнул.

Уран-гхор птицей взлетел на спину перепуганного жеребца. Сдавил бока ногами, громко свистнул, посылая коня вперед. И понеслись по дороге два всадника, безжалостно давя убегавших людей. На свободу, которую получили такой дорогой ценой.

* * *

Выбравшись из сточного канала, мы сразу же отправились в храм Брижитты. Следовало спрятать Дарианну и обеспечить ей хороший уход.

– Богиня лесолюбивая! – всплеснула руками мать Перетея, Старшая жрица. – Это же наша принцесса!

Больше она ничего не говорила и не спрашивала. Подобрав подол жреческого одеяния, побежала вверх по ступеням храма, на ходу отдавая распоряжения своим помощницам. В считанные секунды для Дарианны была подготовлена комнатка, вход в которую прятался за алтарем. В маленьком опрятном помещении имелось все необходимое для ухода за больной: теплая постель, чистая вода для умывания, столик, на котором стояли свежие отвары из лечебной травы. Мастер Триммлер внес бесчувственную девушку в комнату и положил на кровать.

– Ступайте, нечего вам здесь делать, – махнул рукой Копыл. – Я осмотрю ее высочество, потом сообщу, каково ее состояние.

Мы вышли во двор, поставив в храме двоих часовых. Мать Перетея осталась помогать Вадиусу. Чем мне нравилась Старшая жрица, так это искренней, ненавязчивой готовностью помочь всем и каждому. Она не требовала от прихожан больших пожертвований, не обладала высокомерием, свойственным людям ее статуса, не питала честолюбивых надежд сделать свою богиню главной в имперском пантеоне. Эта женщина просто делала то, что считала нужным и правильным. Главное место в щедром сердце матери Перетеи занимало зверье. Болела ли у бедного крестьянина единственная коза или хворала любимая собачка у аристократки – жрица никому не отказывала в помощи. Она обладала огромными познаниями и опытом в деле лечения животных, здесь ей вряд ли нашлись бы равные даже среди целителей. Мать Перетея варила удивительные зелья, восстанавливающие зрение, снимающие боли и заживляющие раны, залечивала переломы, вправляла вывихнутые лапы, принимала роды. Она готова была не спать ночь, сидя возле телящейся коровы или ехать за десятки майлов в какую-нибудь глухую деревеньку, где случился падеж скота. Но этого деятельной женщине было мало. Она занималась исцелением не только домашних, но и диких животных. И вот что удивительно: звери шли к ней сами. То ли дело было в том, что они чувствовали в матери Перетее искреннюю любовь и заботу, то ли их направляла покровительница Брижитта. Но нередко случалось наблюдать интересные картины. Один раз я видел, как из леса вышел раненый медведь и, усевшись перед входом в храм, издал трубный глас, способный напугать любого здорового мужика. Жрица выбежала на улицу и, не испытывая ни малейшего страха перед косолапым гигантом, осмотрела раненый бок, заглянула в уши, глаза, помяла живот. Потом, бесцеремонно ухватив за загривок, потащила в храм. Огромный зверь шел рядом с ней, как дамская собачка за хозяйкой. Несколько дней перебинтованный медведь жил в храмовом дворе, наводя ужас на прихожан. Когда стараниями матери Перетеи его рана затянулась, жрица отвела его в лес, отыскала подходящую берлогу и с помощью молитвы Брижитте погрузила зверя в зимнюю спячку. Двор и пристройки храма всегда были заполнены тварями бродячими и лесными: больными волками, ранеными лисами, беременными собаками, хворающими кошками, хорьками, белками, оленями… Странно, но звери не дрались между собой, хищники не пытались полакомиться травоядными – все вели себя чинно и благородно. В домике для хранения запасов и подвале храма жило мышиное племя. Но и грызуны отличались удивительной благопристойностью. Они не уничтожали все запасы подряд, довольствуясь специальными кормушками. Мыши шныряли по всему храму, людей ничуть не боялись, даже наоборот, питали к ним симпатию и доверие. Я не знал, насколько это понравится Дарианне, когда девушка очнется, но храм Брижитты был для нее сейчас самым лучшим местом.

– Светает, – произнес мастер Триммлер, глядя в небо, чернота которого постепенно переходила в чернильный цвет.

Я молча кивнул.

– Слышь, лейтенант, я в город хочу прогуляться, – вдруг заявил гном.

– Зачем?

– Так Келдин-то ваш, – сын гор пренебрежительно сплюнул сквозь зубы, – утром присягу регентства принимает. Забыл? Посмотреть хочу, послушать, что народ говорит. Заодно разузнаю, что за переполох сегодня приключился.

– Все это можно сделать гораздо проще и безопаснее, – нахмурился я. – Попросим Копыла, он отправит на площадь свою астральную проекцию.

– Отправлю! – весело ответил за спиной Вадиус.

Мы резко обернулись и увидели мага, расплывшегося в радостной улыбке. Зрелище было настолько редким и парадоксальным образом делало лицо старика таким жутким, что мастер Триммлер тихо и восхищенно выругался.

– С ее высочеством все будет в порядке! – провозгласил чародей. – Конечно, девочка слаба, ей требуется уход, лечение. Но сознание, слава Лугу, не пострадало.

Я ощутил невероятное облегчение, а вместе с ним напомнила о себе усталость. При необходимости я мог бы не спать еще суток трое, такая выносливость была одним из приобретений от падения первого покрова. Но бессонные ночи все равно выматывали. Теперь можно было с чистой совестью вздремнуть. Артфаал спрыгнул с моего плеча и медленно двинулся по храмовому двору, производя переполох среди подопечных матери Перетеи, почувствовавших присутствие темной силы. Завывали волки, злобно-истерично рычали собаки, мелкие звери разбегались кто куда. Я же отправился в лагерь. Мое появление чрезвычайно обрадовало дядю Ге, который тут же принялся потчевать меня лепешками и сыром, не забывая расспрашивать о событиях этой беспокойной ночи. Подошел Лютый, послушал мой рассказ и, бросив: «Отдыхай!» – отправился проверять караулы. При виде меня он не выразил особой радости, но по выражению его лица я понял: Ом переживал и теперь испытал облегчение оттого, что миссия по спасению принцессы благополучно завершилась. Перекусив, я забрался в шатер и закрыл глаза.

– Лейтенант, вставай! – тут же раздался над ухом бодрый голос мастера Триммлера, следом меня энергично потрясли.

– Чего надо? – возопил я, готовясь проклясть неугомонного сына гор, мечтая напустить на него прострел, желудочные колики и спинницу, увенчав все это дело долгосрочной порчей. – Неужели нельзя оставить меня в покое хоть на пару часов?!

– Да ты уже вторые сутки спишь! – возмутился гном.

Я раскрыл один глаз и увидел мастера Триммлера, который выглядел как-то непривычно и загадочно. Из-за сдвинутого полога шатра на лицо падал луч утреннего солнца. Невесть когда выпавший пушистый снег искрился радужным разноцветьем. Под боком похрапывал Артфаал. Зевнув, я уселся и пробубнил:

– Чего хотел-то?

– Дядюшка твой меня сюда послал! – бесхитростно пояснил мастер Триммлер. – Наши на совет собрались, только тебя ждут, лейтенант.

Ну конечно. Старый пройдоха не пожелал сам будить своего питомца и нарываться на его недовольное ворчание. Отправил сына гор. Я выбрался из шатра, щурясь от резкой белизны снега. Лорд Феррли, незаметно подкравшись сзади, вскочил на мое плечо. Гном деловито шагал впереди, показывая дорогу. Он привел меня на небольшую полянку, стараниями магов превращенную в оазис тепла посреди зимнего леса. Волшебники растопили снег, открыв и высушив присыпанную жухлыми листьями рыжую траву. Пятачок окружала стена теплого воздуха, пройдя сквозь которую я на мгновение ощутил себя так, словно попал в майское утро. В середине поляны весело потрескивал костер, на котором в котелке булькал ароматный чай. Вокруг чинно восседали Грациус, Дживайн, мой драгоценный дядюшка, Лютый, Александриус и Дрианн со своей Лиллой.

– Все в сборе! – приветствовал меня Ом.

– Нет, еще Копыла ждем, – поправил его дядя Ге.

Мы с мастером Триммлером присоединились к компании, получили по кружке обжигающего напитка. Вскоре из-за деревьев показался сияющий от счастья Вадиус.

– Ее высочество пришла в себя! – провозгласил он.

Старик уселся возле костра, потер худые руки:

– Опасность миновала. Девочка слаба, но она борется. И она хочет вас видеть, юно… молодой… господин барон.

– Сначала давай-ка расскажем лейтенанту, что на площади видели, – упрямо насупился мастер Триммлер.

– Да-да, конечно. – Копыл рассеянно потер лоб. – Итак, я, как вы и просили, господин барон, послал туда свою астральную проекцию. Походил, побродил…

– Как побродили? А пожар?

– К тому времени все уже закончилось. Маги сумели это уничтожить.

– Что это?

– Не знаю. Почти никаких следов не осталось. Так, дым, чад. На площади суетились уборщики под конвоем имперских псов.

– Да ты толком говори, зануда, – крякнул гном, – или я скажу!

– Они убирали слизь, – махнув рукой на сына гор, быстро проговорил Вадиус, потом, увидев, что это не произвело на меня впечатления, пояснил: – энергетические остатки магии бездны.

– То есть вы хотите сказать, кто-то применил на площади магию бездны? – переспросил я.

– Я хочу сказать, что кто-то с помощью нее убил на площади создание бездны.

Я все так же непонимающе таращился на Копыла. Мастер Триммлер, не выдержав, вмешался:

– Послушал я, о чем народ шепчется. Так вот, люди видели, как посреди площади демон появился…

– Протестую! – ментально фыркнул Артфаал.

– Говорят, он на бабочку был похож, – продолжал гном, – только огромный очень и голодный. Сожрал одного гвардейца возле дворцовых ворот. Второй служивый шум поднял. Пока императорская гвардия мотылька этого пристрелить пыталась, он еще троих оприходовал. Болты его не брали. Там уж и дворцовые маги подоспели. Швыряли в него огненными шарами, швыряли, добились только того, что подожгли помост, который для торжества подготовили, и управу городской стражи. А тварь знай себе летала да народ жрала. Очень уж она юркая, говорят. Потом еще парочка летунов подоспела. Тогда уж кто-то вызвал магов Совета и Верховного. Все вместе справились.

Что-то мне напоминал этот рассказ…

– Вы совершенно правы, дорогой барон, – вмешался в мои мысли лорд Феррли, – эти милые мотыльки очень похожи на предвестников бога бездны. Вспомните тараканов, появившихся перед приходом Пустынного бога.

– Но их было много…

– Так ведь все еще впереди, – успокоил демон.

– Но когда я их сжег, никакой слизи не было.

– Вы же не присматривались, что произошло дальше с их останками, – резонно возразил Артфаал.

Я призадумался. Выходило, Вериллий владел забытым колдовством? Никто не знает, в чем эта магия заключалась. Так, ходили среди волшебников неопределенные легенды, мол, против этих чар бессильны амулеты и даже артефакты, или вот про слизь… Впрочем, чему я удивляюсь? Вериллий способен на многое, особенно если речь идет о его собственной выгоде. Только вот если наши догадки правдивы, как с ним бороться? Он справился там, где другие маги потерпели фиаско, только помост сожгли. Помост!

– Так что же, принятие присяги не состоялось? – спросил я.

– Ну прямо там! Еще как состоялось! – скривился мастер Триммлер. – Помост потушать успели. Я с родственниками там был, своими глазами все видел. И не хмурься, лейтенант! Неужто до сих пор не понял: Виндор ваш в такой бордель превратился, прости меня, Луг, что никому дела нет до одного гнома! Тебя или Лиллу, может, еще и будут искать, а вот остальных… да я соблюдал осторожность: бороду перекрасил, – гном ткнул пальцем в спускающуюся с подбородка косу цвета летнего неба, и до меня дошло, что в его облике показалось мне непривычным. – А вообще мы – б’хойч – для людей все на одно лицо. Да и беспокоить нас остерегаются. Так что не волнуйся за меня. Так вот, я и говорю. Состоялась присяга-то. Ну и позорище вы себе на шею взгромоздили! Это я про Келдина. Нет, поклёп возводить не буду. Выглядел он почти прилично. Одежда там, плащ – все без оборочек, темное. Но на мужика принц похож так же, как я на придворную красотку, что там подвизалась на помосте. И вот что мне показалось: высочество и сам не рад, что его регентом объявили. Бледный какой-то, глазенки бегают. Вериллий там стоял, улыбался благостно, стрелу Тарантуса ему в глотку. Потом советник первый приказ регента прочел. Мол, прощает в честь праздничка всех мятежников, отменяет храмовую стражу и все такое. А тебя искать велели, сказали, ты весь мятеж затеял. Слушай, лейтенант, – не к месту развеселился сын гор, – вот я думаю: сколько еще на тебя грехов повесят? Послушать, так ты уже вроде Варрнавуша, только копыт не имеется!

– Погоди, а о Дарианне ничего не сказали? – переспросил я.

– Нет.

– Это ненадолго, – злобно проскрипел Вадиус. – Очевидно Вериллий просто не захотел портить праздник. Ведь иначе гуляние выглядело бы просто неприлично. Так что он даст народу расслабиться, повеселиться, а потом уже… скорее всего объявит ее высочество погибшей. Это очень удобно.

– Да, послушал я, что люди говорят, – перебил его мастер Триммлер. – Не очень-то они рады новому правителю. Шепчутся, что эта самая мракова бабочка – дурное предзнаменование, предупреждение. Мол, все теперь плохо будет. А еще в толпе шныряли проповедники. И к чему только не призывали! Одни твердили, надо теперь молиться только Нее, другие надсаживали глотки, прославляли Морриган, третьи Тарантуса возносили. А были и такие, которые говорили, что боги давно умерли, а истина в том, чтобы не верить ни в одного из них. И знаешь что, лейтенант? Народ-то их слушал, и многие одобряли. Ну, а больше всего меня позабавили какие-то адепты бездны. Они приглашали горожан на ритуал, вроде, древних богов возрождать.

– Ничего нового, – скучливо муркнул Артфаал, – в тяжелые времена люди ищут утешения в вере. Потому и появляется множество мессий, сектантов и доморощенных пророков.

– Ясно. – Я встал и направился к храму, навестить принцессу.

Говорить было не о чем. Вернее, я не знал, что сказать. И еще хуже, не знал, что должен делать. Странные сущности, пожиравшие людей, это периодически накатывающее на меня ощущение смертельного ужаса, какие-то идиотские проповедники, принц-полубаба, который будет теперь управлять империей, Вериллий, задумавший неизвестно что… Все эти явления, вроде бы ничем не связанные, все же представлялись звеньями одной цепи. Творящееся вокруг не имело смысла, не поддавалось объяснению. А на душе лежал груз, с каждым днем становившийся все тяжелее. Меня не оставляло ощущение, что я присутствую при рождении… чего-то. Будто стою перед огромным яйцом, из которого доносится мерное зловещее постукивание. Вот-вот скорлупа треснет, выпуская на свет невиданное существо – уродливое, злобное, несущее смерть. И появление его станет концом. Не знаю, чего именно. Может быть – всего.

Вадиус тоже подскочил и засеменил рядом, напутствуя на ходу:

– Вы, господин барон, только не волнуйте девочку. Видит Луг, она и так много пережила. И не утомляйте ее длительной беседой.

Я кивнул. Интересно, что Копыл, благодарный за спасение своей любимицы, снова произвел меня в бароны.

– И демона, демона уберите! – воскликнул маг, указывая на лорда Феррли, восседавшего на моем плече.

– Девушки любят кошек! – выдал яркую мысль Артфаал, – Общение со мной пойдет на пользу ее высочеству! А вы, любезнейший, поменьше суетитесь. Вредно в вашем возрасте.

Так мы и явились вдвоем в комнатку принцессы. Копыл остался ждать нас под дверью. Дарианна лежала на кровати, глаза ее были закрыты. Мне показалось, что девушка спит, и я попятился к двери, стараясь двигаться как можно бесшумнее. Но черные очи распахнулись, в них блеснула радость, бледные губы сложились в слабую улыбку.

– Рик… – голос принцессы был слаб и тих, как шорох травы под ветром.

– Ваше высочество…

Не имея сил говорить, Дарианна взглядом указала на стоящий подле кровати стул. Я осторожно опустился на него, чувствуя себя неуклюжим, неповоротливым и возмутительно здоровым рядом с таким эфемерным созданием. Личико принцессы осунулось, подчеркивая линию высоких скул, кожа светилась прозрачной бледностью, губы потрескались, под глазами залегли синие тени. Острая жалость кольнула сердце, следом за ней пришел гнев. Хотелось разорвать ее обидчиков, я даже пожалел, что там, в лабораториях, старался отделаться малой кровью. Надо было уничтожить всех, кто там был, залить Темной водой, развеять по воздуху боевыми заклятиями, а потом шарахнуть пауронием по самому месту, в котором заставили страдать эту хрупкую девушку! Кулаки сжались, словно сдавливая глотку Вериллия. Я мысленно поклялся, что теперь-то уж все время буду рядом с принцессой! Пусть только кто-нибудь попробует… Потом взглянул в черные бриллианты ее глаз и невольно улыбнулся. Взгляд был прежним – дерзким, смелым и непокорным. Женщины с такими глазами должны жить. Жить и дарить счастье. Прохладные тонкие пальчики коснулись моей ладони. Я опустил глаза. Ее рука – маленькая, беспомощная, спряталась в моей – грубой, загорелой, широкой, как лопата. Я держал ее на весу, осторожно, как держат цветок, бабочку, чудесное произведение искусства.

– Спасибо, – прошелестела Дарианна.

– Не за что, – глупо ответил я.

Лорд Феррли, обиженный отсутствием внимания к его персоне, решил напомнить о себе. Он мягко спрыгнул на кровать и нахально ткнулся мордой во вторую руку Дарианны. Его появление вызвало у девушки улыбку. Она ласково погладила всклокоченную шерсть, отчего Артфаал довольно замурлыкал. Принцесса была еще очень слаба, даже пара слов утомила ее, и Дарианна закрыла глаза. Вскоре дыхание ее стало ровным и глубоким, девушка уснула. А я продолжал сидеть возле кровати и охранял ее сон, и смотрел на это чудесное усталое лицо, и не понимал, как раньше не разглядел всей его удивительной прелести, и согревал в ладонях тонкую руку. И повторял, повторял, что больше никому, никогда не позволю обидеть Дарианну. Я не догадывался, что могу испытывать такую нежность. Не думал, что она бывает горькой, что от нее стискивает горло и становится трудно дышать. Не знаю, сколько прошло времени. В дверь заглянул обеспокоенный затянувшимся визитом Вадиус. Лорд Феррли, несший вахту в ногах девушки, гневно сверкнул на мага желтыми светляками глаз. Копыл вошел в комнату и замахал на нас руками, прогоняя от постели принцессы. Я молча вышел, унося в душе хрупкое, едва проклюнувшееся, непонятное мне самому чувство. Артфаал беззвучно воспарил следом.

После посещения принцессы мое настроение немного улучшилось. Глобальные проблемы сами собой отошли на второй план, сознание было поглощено сиянием черных глаз, перед мысленным взором реяли серебристые волосы… Потому творящееся в храмовом дворе безобразие и стало для меня полной неожиданностью. Я вышел на крыльцо и остановился, удивленно разглядывая группу людей, которые, размахивая зажженными факелами, молча, но решительно двигались к храму. Вид у них был недружелюбный. Впереди шел высокий человек с длинными растрепанными волосами. Мне сразу не понравилась его физиономия, очень уж она напоминала рожу ныне покойного обвинителя Ермии, да раздерут его демоны во мраке. Настоящего фанатика всегда легко отличить от нормальных людей по лихорадочно-мрачному блеску глаз и особому выражению лица. Одухотворенному до идиотизма, если можно так выразиться. Молчаливая угрюмость пришельцев не оставляла сомнения в их намерениях.

– Как интересно! – фыркнул опустившийся на мое плечо Артфаал.

– Что вам нужно в храме Брижитты лесолюбивой? – Дорогу высокому заступила мать Перетея.

Человек одним движением отшвырнул жрицу в сторону, остановился в центре двора и указал на храм:

– Жгите!

Толпа ответила одобрительным гулом.

– Уничтожьте гнезда бесполезных богов! Во имя Хаоса!

– Во имя Хаоса! – завопили в ответ его адепты и ринулись вперед.

Градус моего настроения сильно понизился. Но я все еще не оставлял надежды договориться миром. Очень уж не хотелось устраивать бойню в священном месте. С меня хватило и храма Луга. Поэтому я отправил в толпу Воздушный удар, затушивший факелы, и попытался вразумить поклонников древнего бога:

– Шли бы вы отсюда. Чем вам Брижитта не угодила?

– Богов нет! – взвыл предводитель шайки. – Единственный бог – безбожие! Сотрите храм с лица земли! До основания! Смерть служителям культа!

– Смерть! – подхватили фанатики, кидаясь к матери Перетее.

– На что рассчитывают? – прокомментировал лорд Феррли, отправляя в нападающих сноп черных искр.

Я накрыл испуганную жрицу плотным Воздушным щитом, а против нападающих применил заклятие Тушения в надежде охладить их пыл. Но после того как их окатило ледяной водой, безбожники раздухарились еще больше. Они снова и снова пытались прорваться к храму и жрице, выкрикивая при этом странные, похожие на заклинания, фразы. Я тоже начал понемногу накаляться. Значит, они хотят уничтожить храм, где спит Дарианна?! Эта мысль озлобила до крайности, и сразу двое фанатиков рухнули под ударами Молота Дадды. Остальных я отшвырнул назад, предоставив последнюю возможность ретироваться. Храм на всякий случай накрыл Большим Темным зонтом. Теперь разбойники беспомощно ударялись о поверхность защитных чар, но не оставляли попыток их преодолеть. Этакие большие потные мотыльки, бьющиеся о стекло лампы.

– Жалкий раб жалких богов! – взвизгнул предводитель, и следом я ощутил резкий укол обратной тяги.

В меня полетело что-то черно-золотое, бешено вращающееся в воздухе. Поцелуй Саламандры! Безумец нисколько не походил на мага, да еще и такого, которому известны столь сильные боевые заклятия. Потому я на долю мгновения замешкался с защитой. Но Черный кокон, мягко охвативший мое тело, не понадобился. На пути волшбы вдруг задрожал сгустившийся воздух, на глазах превратившийся в тягучий поток воды. В тот же миг вода замерзла, и чары, попавшие в ледяной плен, с хрустальным звоном обрушились на припорошенные снегом камни двора, разбиваясь на мелкие безобидные кусочки. Не успел я удивиться оригинальному способу защиты, как вокруг начали твориться совершенно невозможные вещи. Каменные плиты с треском разлетались на куски, и из земли пробивались длинные плети корней. Извиваясь, они устремлялись к безбожникам и оплетали их тела. Раздался жуткий вой, и несколько волков, живших при храме, бросились на людей. Их глаза горели красным огнем, из оскаленных пастей стекала кровавая пена бешенства. В зверей словно демоны вселились, они нещадно рвали несчастных, валили на землю, перегрызали глотки и кидались к новым жертвам. Разбойники в страхе вопили, пытаясь освободиться, но корни, выползавшие из-под земли, крепко связывали их ноги, тянулись выше, петлями захлестывали шеи. Самая мощная черная плеть схватила главаря, сдавливая горло до тех пор, пока не оторвала голову. Орошая двор фонтаном крови, тело фанатика рухнуло и забилось в агонии. Вскоре все было кончено. Живым не ушел никто. Корни медленно, словно сытые черви, втянулись назад. Волки, вдруг снова сделавшись мирными, попятились со двора.

– Брижитта явила чудо! – молитвенно сложив руки, воскликнула мать Перетея и опустилась на колени, вознося благодарение своей покровительнице.

Я очень сомневался в такой трактовке произошедшего. С чего бы лесолюбивой богине утруждать себя? Даже Луг никак не отреагировал на осквернение его храма демоном мрака. Так чего ждать от его дочери? Нет, здесь действовал смертный. Просто очень сильный маг. Волшба, правда, какая-то странная, никогда такой не видел. Она не похожа ни на темную, ни на магию стихий. Напоминает… не может быть!

Я обвел глазами двор в поисках невесть откуда взявшегося первозданного. У ворот стоял Лютый. Я подбежал к нему, все еще не понимая, что происходит. Ом был бледен как снег, из носа стекала струйка крови. Поднеся руки к глазам, он изумленно рассматривал свои пальцы.

– Что с тобой? – спросил я.

Лютый поднял на меня остекленевшие глаза, немного постоял, пошатываясь, потом упал как подкошенный. Я едва успел подхватить его обмякшее тело. «Только не брат, Луг, только не брат!» – билась в голове истошная мысль. Вслед за ней пришла вторая, невесть откуда взявшаяся, неясная, не оформившаяся, но страшная: «Оно начинается».

* * *

«Тай, мой Тай… сколько лет ты был рядом, верный, любящий, надежный. Как добр был твой взгляд, как нежна улыбка… С тобой я познала любовь, с тобой стала женщиной. Только твои ласки могли разбудить во мне томный огонь желания. Только ты умел утешить в минуту горя, поддержать, развеять тяжкие сомнения. Ты умел подобрать слова, единственно правильные, верные или молчать так, что твое безмолвие говорило красноречивее любых слов. А как ты пел, Тай! Твои баллады омывали сердце теплой волной, очищали душу, рождали в ней счастье, спокойное счастье женщины, знающей, что она любима. Потому что все твои песни были только для меня одной. Ты был рядом. Всегда. И терпел мою холодность, и смирялся с положением тайного любовника, и ждал редких часов, когда мы могли остаться наедине. Но ни разу, Тай, – ни разу! – я не сказала тебе, как ты мне дорог. Не призналась, что люблю. А теперь поздно. Я говорю, но ты не слышишь. Я плачу, но ты не видишь. Я глажу тебя, целую, но ты не чувствуешь этого, Тай. Тело твое – молодой тополек, душа твоя ушла в благословенные леса Брижитты. Как горько. Больно. Чувство вины, тяжелой, непереносимо давящей, душит меня, не дает вздохнуть. Прости свою Лиа, Тай. Прости, любимый. Я не могу повернуть время вспять, не могу воскресить тебя. Я отдала бы за тебя свою жизнь, но и это мне неподвластно. Ничего уже не изменить. Только одно я могу сделать. Отомстить. Клянусь тебе, мой Тай, что убийца не останется безнаказанной. Твои мученья вернутся многократно, за твою кровь я пролью кровь многих. Прощай, любимый, прости…»

– Светозарная…

Осторожное, но настойчивое прикосновение к плечу прервало мысленную беседу Кай’Велианир с возлюбленным. С трудом вернувшись в реальность, Лиа обернулась и увидела перед собой бледное лицо Иль’Эллиуса. Владыка Дома Сапфирового неба почтительно поклонился и проговорил:

– Пожалуйте в паланкин, Светозарная.

Четверо охранников держали небольшие носилки, на которых возвышался бархатный шатер – традиционный экипаж знатных эльфиек. По лесным тропам гораздо удобнее было путешествовать в паланкине, чем верхом на лошади.

– Пожалуйте, – снова повторил глава охранной службы, – вы можете заболеть, Светозарная.

Только сейчас Лиа почувствовала холод, пронизывающий все ее тело. Почему-то онемели ноги. Опустив взгляд, владычица увидела, что стоит на снегу босиком, в одной кружевной рубахе, поверх которой накинут легкий горностаевый мех. Она вздрогнула, приходя в себя. Иль’Эллиус подал руку и проводил Лиа в паланкин. Лицо его хранило при этом полную невозмутимость, и только бледность выдавала снедавшее преданного воина волнение. Охранники двинулись вперед, внесли Светозарную во дворец. Бархатные шторы надежно защищали ее от чужих глаз – впрочем, это было лишней предосторожностью. Стараниями Иль’Эллиуса дворец словно опустел. Перепуганные обитатели предпочитали прятаться в своих комнатах, предоставив начальнику стражи самому приводить в чувство обезумевшую госпожу.

Скоро Лиа оказалась возле своей опочивальни. Владыка Дома Сапфирового неба подал руку и помог выбраться из паланкина.

– Пригласить к вам целителя, Светозарная? – почтительно спросил он.

Кай’Велианир взглянула в его спокойное, неподвижное, словно из снега вылепленное лицо. За прозрачной синевой глаз прятались тревога и сочувствие. В ответ Иль’Эллиус пытливо всматривался в глаза своей госпожи, словно отыскивая в них островки сумасшествия, но встречал умиротворенный взгляд женщины, непоколебимо уверенной в своих силах. Скорость произошедшей метаморфозы была удивительной. Светозарная действительно сумела взять себя в руки, очистить сознание от того, что разрывало и разлагало холодный разум. Положив руку на грудь, туда, где ровно билось сердце, Иль’Эллиус молча поклонился, выражая свое восхищение этой необыкновенной женщиной, гордясь, что служит такой достойной госпоже.

– Благодарю за службу, светлый тисс, – мягко произнесла владычица, испытывая искреннюю признательность к этому суровому воину за помощь и заботу о ней, – я справлюсь сама.

Начальник стражи молча удалился. Он был убежден, что Светозарная больше не впадет в безумие, а поступки ее снова будут взвешенными и выверенными. Возможно, он ошибался…

Спустя час Кай’Велианир поднималась по ступеням к трону. Платье цвета расплавленного серебра, тщательно причесанные волосы, диадема власти на голове. Эта величественная, уверенная в своей силе женщина ничем не напоминала ту – потерянную, охваченную горем, давшую волю чувствам.

– Я созываю Круг, – коротко бросила она в загадочное мерцание связующей сферы.

Большой зал. Круглый стол, за которым проходили встречи владык. Удобные резные стулья. Все это исчезло, повинуясь взмаху тонкой руки и нараспев произнесенному заклинанию. Сегодня подданные будут слушать свою повелительницу стоя. Сегодня они не смогут прятаться за уклончивыми взглядами, традиционными жестами и изящными формулировками. Ей нужен один краткий миг. Момент истины. Этого будет достаточно. Светозарная опустилась на трон. Холодность, бесстрастие, показное равнодушие – сейчас это давалось как никогда тяжело. Но решение принято, и главам домов не останется ничего кроме повиновения.

Они входили в зал, грациозно кланялись госпоже, незаметно оглядывались и останавливались перед троном, скрывая растерянность и тягостное ожидание за невозмутимыми масками прекрасных, вечно юных лиц. Только один Мэй’Клилли удивленно округлил глаза. Мальчишка, почти ребенок, что от него ждать? Их было десять, впервые за много лет. Десять, а не одиннадцать. Элл’Ситайар еще не был официально признан погибшим. Еще не выбрали нового владыку Дома Хрустального дождя. Не узнанный, не названный, не оплаканный родными, стоял под окном Лиа молодой тополь, выросший из его плоти. «Я устрою пышное прощание. Скоро. А то, что случится сейчас – в память о тебе, любимый…»

Десять владык замерли посреди зала, словно ленивые, холодные серебряные рыбы в хрустальных водах реки Галлиур. Верный (верный ли?) Иль’Эллиус, юный Мэй’Клилли (знать бы, что скрывается за этим бесхитростным поведением), старый служака Лей’Иллиолис… Томная Сай’Ниари из Дома Агатовой ночи подчеркнуто держалась на расстоянии от мужественной Асс’Аллиа из Дома Золотого песка. Всем известно об их давней вражде. Но существует ли она на самом деле или уже стала удобным прикрытием для заговора? И сколько таких невидимых ниточек в паутине интриги? Времени на их распутывание нет, просыпающийся в сердце Аллирила древний ужас не оставляет выбора. Она одним ударом перерубит основу, остальное распустится само. Светозарная поднялась с трона и медленно, делая паузу после каждого шага, спустилась к подданным. Остановилась перед ними, обвела взглядом лица, задерживаясь на каждом, глядя прямо в глаза… Благородные головы склонялись в ответ, демонстрируя готовность к повиновению. Не произнеся ни слова, Лиа шагнула внутрь маленькой группки. Владыки почтительно расступились, и Светозарная оказалась в центре образованного ими круга. Раскрыв перед лицом ладонь так, словно держала на ней что-то хрупкое, и на мгновение прикрыв глаза, она мысленно произнесла заклинание. На бледном шелке руки возник нестерпимо алый всполох. Владыки по-прежнему хранили молчание, лишь Мэй’Клилли изумленно выдохнул, не сумев сдержать чувства при виде цветка с говорящим названием Кровь первозданных. Старинная легенда гласила, что это растение появилось на месте первой магической дуэли между эльфами, там, где пролилась кровь погибшего. Алые изогнутые лепестки, пронизанные лучами зимнего солнца, отбрасывали розовую тень на ладонь Кай’Велианир. Нежно улыбаясь, Светозарная протянула руку Рил’Сириэлле, безмолвно предлагая принять необычный дар. И снова ахнул Мэй’Клилли: такое подношение означало вызов на смертный бой. На лице Сири не дрогнул ни один мускул, она ответила Лиа такой же безмятежной улыбкой. Но взгляды двух великих волшебниц скрестились в поединке. Медленно текли секунды, складываясь в тягучие минуты. Наконец, не отводя глаз от лица Светозарной, Сири завела руки за спину, отказываясь от подарка. На этот раз члены Круга обменялись быстрыми взглядами, а Мэй’Клилли издал неодобрительное восклицание. Отказ от поединка считался позором, несмываемым пятном на чести Дома. Не приняв Кровь первозданных, Сири теряла право называться владычицей, становилась отверженной, а на рубинах – родовых знаках в перстнях ее семьи – сама собой появлялась черная точка, означавшая запятнанную честь. Лиа продолжала протягивать свекрови цветок, надеясь, что та переменит решение. Но хрупкие руки Сири упорно прятались за спиной.

– Прими вызов, – тихо произнесла Светозарная, убедившись, что врагиня не возьмет дар по собственной воле.

– Нет, – так же тихо отвечала Сири.

– Прими.

– Одумайся, Лиа. Я не стану сражаться против тебя.

– Ты боишься?

– Пусть так. Считай, как тебе угодно…

Сири почтительно поклонилась и покинула зал. Следом попятились остальные владыки – ошеломленные, но старавшиеся не показать своих чувств. Лиа осталась в одиночестве посреди зала, все еще держа на вытянутой ладони алый цветок. Сири отказалась от дуэли. Испугалась? Нет, она единственная волшебница Аллирила, способная могуществом поспорить с Кай’Велианир. Все гораздо проще и сложнее одновременно. Движимая бесконечной ненавистью к убийце своего сына, Сири предпочла навлечь позор на весь Дом Рубиновой луны, чем принять вызов. Ведь тень бесчестия заденет своим крылом и Светозарную. Бросить вызов и получить отказ – не смешно ли? Остаться один на один со своей болью, злобой, и не иметь возможности дать им выход! Сири не требовалась дуэль, она жаждала исполнения своих планов, мечтала уничтожить Лиа именно так, как было задумано с самого начала – Светозарная была в этом уверена. Так же как и в том, что смерть Тая – дело рук ее свекрови. Никто больше не посмел бы так нагло издеваться над владычицей Аллирила, так явственно намекнуть на то, что убийство владыки Дома Хрустального дождя – месть за гибель светлого князя Кай’Даниэлле. Теперь эти двое, соперничавшие за сердце Кай’Велианир, будут вечно стоять рядом в облике деревьев, сплетаясь корнями, соприкасаясь ветвями. Слишком тонко и одновременно откровенно. Боль рождает боль. Ненависть вызывает ненависть. Месть открывает дорогу новой мести. Лиа страстно желала отплатить за смерть своего любовника. И одновременно понимала: у нее нет иного выхода, она должна уничтожить старую паучиху, которая, сидя в центре сплетенной ею паутины, лишь дергает за ниточки, все туже затягивая сеть заговора. Что ж, многомудрая, ты не приняла прямой вызов. Но вынуждена будешь защищаться. Нас рассудит время. А пока…

Незаметной тенью, скрывшись под пологом хитроумного заклинания, выскользнула Лиа из дворца. Проплыла через Жемчужную площадь, оставаясь видимой, но неузнанной. Вот оно, вражье гнездо – дом, почти не уступающий в роскоши ее дворцу. Вдоль стен бежала сложная вязь охранных заклятий. Но разве была она способна остановить ту, которую народ илльф зовет госпожой? Светозарная легко преодолела волшебные преграды и распахнула дверь. Чары, которые она наложила на себя, отворачивали от владычицы взгляды. Глаза слуг мимолетно скользили по серой тени, и тут же ее появление стиралось из памяти. Никем не остановленная, Лиа обошла весь дом, но Сири в нем не обнаружила. Тем лучше: значит, свекровь наслаждалась тихим зимним деньком во внутреннем дворе. Там им никто не мог помешать.

Кай’Велианир нашла свою ненавистную противницу на скамье под сенью высоких кленов. Красные звездообразные листья покрывала тонкая, невесомая корочка льда, отчего каждый лист испускал под холодными солнечными лучами багряное сияние. Как рубины. Как кровь. Как Кровь первозданных. Отворачивающее заклинание не было преградой для такой могущественной волшебницы как Сири. Она отвела взгляд от портрета, который держала в руке, и посмотрела на невестку. Спокойствие, смирение перед неизбежным, отблески давней, вечной, бессмертной любви и вековая печаль – вот что светилось в прозрачно-синих глазах старой эльфийки. И не было в них ни ненависти, ни злобы.

– Ты всегда была хорошей актрисой, – размеренно, по слогам, произнесла Лиа, протягивая свекрови вновь появившийся на ладони алый цветок.

– Я не стану сражаться с тобой, – в медовости голоса впервые появился горький хмель печали.

Хрупкая рука Сири неосознанно гладила лежащий на коленях портрет. Лиа бросила на него быстрый взгляд. Дан, в парадном костюме цветов Дома Рубиновой луны, держит на коленях Ани, еще совсем крошку. Счастливые лица, сияющие улыбки. Длинные, пепельно-стальные волосы отца, ласково склонившегося к дочери, переплетаются с ее пушистыми серебряными локонами…

– Никогда не замечала за тобой сентиментальности. Ты стареешь, – усмехнулась Светозарная.

– Ты никогда не замечала в окружающих способности любить, – мягко поправила Сири. – Это делало несчастными всех твоих близких. А тебя саму в первую очередь. Но ты и этого не понимала. Мне жаль тебя, дочь. И у меня уже нет к тебе ненависти. Моей мести сейчас не требуется. Тебе отомстила сама жизнь.

– Очень трогательно! – Лиа швырнула в лицо свекрови кровавый сгусток цветка. – Защищайся!

Кровь первозданных упала на снег, тонким пушистым ковром покрывавший внутренний двор. Красное на белом, страсть и бесстрастие, ненависть и холод. На кончиках пальцев Кай’Велианир пульсировало смертоносное заклятие. Сири грациозно – даже в такой миг грациозно – склонила голову, покорно принимая свою судьбу. «Что ж, да будет так!» – подумала Лиа. Свекровь лишала ее наслаждения полноценной мести, не позволяла выплеснуть ненависть в настоящей схватке. Победа становилась наполовину поражением. И вдруг…

– Тисса Сири! Что здесь происходит?

Светозарная стремительно обернулась. За ее спиной стоял Рил’Оллиэле, племянник Сири. Мягкостью черт лица, синим перламутром глаз, стальным отливом волос он напоминал Дана. «Она должна любить его, ведь он похож на ее единственного сына…» – пронеслась мгновенная мысль. И Лиа отпустила рвущуюся с рук волшбу, направив ее на ничего не понимавшего мужчину. Сири вскрикнула как лесная птица, кружащаяся над своим птенцом, вскочила со скамьи, выбросила вперед защитные чары. Но опоздала на какой-то жалкий миг. Никто не мог сравниться с Лиа в стремительности натиска. Ледяной клинок пробил грудь Олли. Эльф упал, как молодое сильное дерево, подрубленное безжалостным топором дровосека. Раскинув беспомощные руки, неподвижно лежал он, юный, прекрасный. Мертвый. В прозрачных неживых глазах отражалась синева зимнего неба. Снег окрасился кровью первозданного. Сири сделала несколько неуверенных шагов и опустилась на колени рядом с племянником – единственным, кто привязывал ее измученное сердце к жизни, кто не давал уйти в леса Брижитты. Она закрыла его глаза, такие похожие на глаза сына, пригладила растрепавшиеся волосы, такие же сияющие, как волосы сына, провела ладонью по лицу. Так напоминавшему лицо ее единственного сына…

– Мальчик мой, прости… – рвался с губ горячечный шепот, – не уберегла. Второй раз не уберегла…

В ее помутившемся от горя сознании облик Дана непостижимым образом переплелся с обликом Олли. И время перепуталось, перемешалось. Он был малышом, ее сын. Потом вырос, стал настоящим мужчиной – добрым, сильным, великодушным. Кто из них лежал перед нею на окровавленном снегу? Сын или племянник? Кто погиб? Прелестный ребенок или взрослый муж? Их было двое, но он был один. Она уже не различала их, убитая ужасом, бессмысленностью собственного бытия, разрывающей болью потери. Мужчина-мальчик, сын-племянник, он убит. А она не смогла, не сумела защитить! Эта женщина… это она… она во всем виновата.

Сири подняла глаза. Лиа, до этого момента наблюдавшая за своей свекровью с холодным любопытством естествоиспытателя, отшатнулась. Из глазниц Рил’Сириэлле смотрела непроглядная чернота безумия. Сумрак души. Неизлечимый недуг народа илльф. Визгом злобного духа стал голос Сири, когда она швырнула в Лиа напоенное невероятной силой заклятие. Холодный вихрь поднял с земли снег, превратил его в ледяные иглы и направил в лицо Светозарной. Но, столкнувшись со стеной горячего пара, чары опали безобидными капельками воды. Лиа ответила свекрови ударом молнии – синяя стрела устремилась в грудь Сири. Если бы заклятие достигло цели, смерть была бы мгновенной. Рил’Сириэлле увернулась. В горячке безумия она не тратила сил на защитные заклинания, лишь стремительными звериными прыжками избегая ударов Лиа. Светозарная накрыла дом свекрови мощным непроницаемым щитом, чтобы никто не смел помешать долгожданному поединку. Обитатели жилища не в счет, они вряд ли могли вмешаться. Кроме Олли, родственников у Сири не имелось, а слуги набирались из эльфов, не владевших магией. Они не стали бы рисковать своими жизнями. Припав к земле, Сири распростерла над ней ладони, и вот уже корни деревьев, вырвавшись из привычной стихии, стремительно удлиняясь, словно щупальца, потянулись по воздуху к горлу Светозарной. Они подбирались со всех сторон, жадно ощупывая пространство вокруг, извиваясь и сплетаясь между собой. Взмах нежной руки – и корни скорчились в огне, а в Сири полетели тугие комья неожиданно выросших из-под снега колючих кустов. Тонкие ветви хлестали воздух, стремясь оплести лицо и шею Рил’Сириэлле. Та одним движением смела зеленые клубки, превратив их в черное гнилье. Трещали деревья, проваливалась под ногами земля, били вокруг струи воды и огня. Рождались и умирали невиданные растения. Звери выходили из леса и вступали в схватку друг с другом, пытаясь добраться до одной из волшебниц. Носились вокруг сгустки волшбы. Огромные выбросы магической энергии витали в воздухе, уходили в землю, питая собой то неведомое, что сквозь грани миров прорывалось в Аллирил. Увернувшись от очередного заклятия, Сири вытянула руки вперед. С прозрачных, как дорогой фарфор, ладоней полилась концентрированная, ничем не разбавленная древняя мощь леса. Она столкнулась с такой же силой, бьющей из рук Лиа. Два потока чистой энергии рождали высоко в небе нестерпимо сияющий купол. Казалось, весь лес накрыт чарами, наполнен ими, как утренний воздух влагой. Две стены, образованные силами волшебниц, изменили Аллирил, сделали его колышущимся, искаженным, словно отражение в волнующемся озере. Каждый житель леса увидел эти преломления, услышал в воздухе звон напряжения, ощутил в душе неведомую тревогу.

Удерживая на весу магический поток, Лиа сумела наконец сплести мощные чары и швырнула их в Сири. Обезумевшей эльфийке не удалось увернуться от смертельной волшбы. Тугой ком шаровой молнии ударил прямо в прекрасное лицо. Падая навзничь, Рил’Сириэлле упустила поток энергии, и неуправляемая мощь унеслась в небесную синеву, увлекая за собой и направленную силу Кай’Велианир. Светозарная не стала вступать в противоборство с двумя могучими потоками. Она отпустила их на волю. Силы восстановятся уже сегодня. Пусть сейчас она была слабее пятилетнего ребенка – главное, победа одержана. Тай отомщен. Ненавистная свекровь, столько лет отравлявшая существование владычицы Аллирила, мертва.

Лиа прислушалась к себе, желая ощутить торжество победы, горькую радость свершившейся мести. Хоть что-нибудь… В душе царили унылый холод и пустота. Не было ни счастья, ни радости, ни даже сознания собственной правоты. Они все мертвы. Все, кто составлял смысл ее жизни, вызывал в ней чувства – любовь, привязанность, нежность, страсть, злобу… Последней ушла Сири, ненавистью к которой Лиа неосознанно питалась вот уже двадцать пять лет. И что теперь? Как почувствовать хоть что-нибудь? Кто заставит ее быть живой? Ощущать биение жизни в сердце? Пустота… Не может быть! Нужно только посмотреть в мертвые глаза поверженной врагини, и кровь быстрее побежит по жилам, подгоняемая ненавистью! А тогда придет и сладость победы…

Лиа медленно двинулась к недвижному телу свекрови. Склонилась, посмотрела в изуродованное молнией, обожженное до кости лицо, на котором чудесным образом уцелели только глаза. Не отдавая себе отчета, вслух произнесла:

– Ты всегда гордилась своей красотой, Сири. Каково было умереть так? Каково быть изувеченной моей рукой, униженной, растоптанной?

– Я прощаю тебя… – вдруг донеслось до ее слуха.

Не веря собственным ушам, Лиа упала на колени и в ужасе уставилась на оголенный череп свекрови, на котором жили прозрачные глаза. В них уже не было черноты безумия. Сумрак души ушел. Безгубый рот выталкивал измятые комочки слов:

– Я… не хотела убивать тебя… ты… нужна народу илльф. Прощаю тебя… за свою смерть… но за Дана и Олли… нет тебе прощения… Помни… ты сама этого хотела…

Рука Сири поднялась в прощальном жесте, но с пальцев сорвалось последнее заклятие. Истощенная, парализованная ужасом, беспомощная Лиа не сумела ни отпрянуть, ни сотворить защиту. Острый ледяной клинок пронзил тонкое тело насквозь, пробил грудь и остался медленно таять, согреваясь в еще живой плоти. Капли воды смешивались с кровью, стекали на снег, застывая розовыми узорами. Светозарная упала рядом с Сири.

Долгий спектакль под названием жизнь для Рил’Сириэлле был окончен. Лежа рядом с остывающим телом свекрови, Лиа судорожно пыталась крикнуть, позвать на помощь. Она знала, что может выжить. Ей требовалась только магическая подпитка, которая подтолкнула бы внутренние силы, запустила процессы заживления. Все, что нужно – чтобы ее нашли, отнесли к целителю. Но это необходимо было сделать сейчас. Ей не протянуть долго, лежа на снегу, отдавая ему свои кровь и тепло. Сил не было даже на то, чтобы застонать. Из горла вырывалось лишь беспомощное шипение. Впервые Лиа поняла, что значит страх смерти. Ощутила ее вкрадчивое приближение, ее леденящее дыхание, ужас неизбежности. Значит, именно так чувствовала себя Ани, осушая поднесенную палачом чашу с ядом? У Дана так же немели пальцы, когда ветви ясеня впитывали его жизнь, опутывали тело, превращали в дерево? Именно такие яркие вспышки в глазах видел Олли, умирая от ее заклятия? «Простите меня», – прошептала Светозарная, искренне раскаиваясь, сожалея о том, что стала причиной стольких смертей. Только для одной Сири не было у нее слов покаяния. Ненависть к ней была застарелой, неукротимой и не потухла даже со смертью свекрови. Лиа не поверила ни одному слову умирающей и даже сейчас, находясь возле хрупкой грани, отделяющей жизнь от смерти, была уверена: это Сири сплела заговор против нее.

Из груди вырвался болезненный хрип. Где же слуги, где ее охрана, почему до сих пор не заметили отсутствия своей госпожи? Неужели никто не придет на помощь? Ведь ее можно спасти! Она должна жить! Ведь никто, кроме нее, не сумеет справиться с древним бездушным божеством, которое все ближе! Вдруг Светозарную охватил ужас. Но это не был страх смерти. Нечто более зловещее, чем сама смерть, заставило ее тело содрогнуться в предчувствии неизбежного. Он наступал, безжалостный карающий бог, напитавшийся мощью, высвободившейся в поединке двух великих волшебниц. Лиа забилась в судорогах. Она должна жить, должна – ради Аллирила! Сквозь багровую муть владычица увидела склонившееся над ней лицо Тая. Он встречает ее в благословенных лесах Брижитты? Чудовищным усилием воли она заставила себя жить. Еще мгновение, еще одно… и душу затопила волна благодарности. Тай был здесь, в этом мире. Светлые глаза ласково и сочувственно смотрели на нее. Он не погиб! Он пришел, чтобы спасти ее.

– Любимый… – беззвучно прошептали бледные губы.

Теперь все будет хорошо…

Лиа обессиленно закрыла глаза. Она так и не успела понять, что произошло, когда со своей обычной нежной улыбкой влюбленного владыка Дома Хрустального дождя Элл’Ситайар выдернул из-за пояса кинжал и перерезал ей горло.

* * *

– Не волнуйтесь, дорогой барон! – заявил лорд Феррли, походив вокруг Лютого и прислушавшись к чему-то, одному ему известному. – Ваш брат жив. И все с ним в порядке. Не считая мощного потрясения от притока к его сущности магических сил.

– Да, некоторое время он будет слаб, – вторил Копыл, выбежавший из храма и сразу кинувшийся нам на помощь, – но это лишь последствие исчезновения родового проклятия.

Мать Перетея, увидев очередного несчастного, нуждавшегося в ее заботе, удивительно быстро пришла в себя и принялась управлять происходящим. Под ее присмотром мы перенесли Ома в крохотную, похожую на чулан, комнатку без окон и уложили на стоявший возле стены топчан. Жрица убежала варить укрепляющее зелье, которым она потчевала всех без разбора – от больных белок до принцессы Дарианны. А мы остались сторожить Лютого, так и не пришедшего в сознание.

– А чего вы хотите, барон? – утешал меня демон. – Такой огромный прилив энергии! Двадцать пять лет его магический канал был перекрыт, а тут проклятие спало.

– Но какой выброс сырой силы выдал юноша! – восхищенно подхватил Вадиус.

Я посмотрел на Ома. В силу близкого родства сам я не мог считывать его сущность. Выйдя в астрал, я видел только ауру и слабое свечение тянущихся от нее каналов. А погрузиться в считывание не получалось, меня тут же отшвыривало в сторону. Приходилось верить на слово магу и демону. Вскоре консилиум пополнился дядюшкой Ге, который подтвердил диагноз:

– Не убивайся, сынок. Все будет хорошо. Он парень сильный, пару дней похворает, да и оклемается. Очень уж все резко произошло. Это все равно, что год в темном подвале сидеть, а потом сразу на солнышко выйти. Или после спертого воздуха полной грудью чистого вдохнуть. С непривычки получилось.

– Если моя помощь больше не нужна, я, пожалуй, пойду к принцессе, – сообщил Вадиус.

– А я матери Перетее помогу, – подмигнул дядя Ге, – а то Лютый своей эльфийской волшбой знатно двор пропахал. Целые-то плиты наши ребята на место положат, а вот треснутые надо хоть созидающими заклинаниями скрепить на первое время.

Копыл и мой наставник вышли из комнаты. Я же отыскал в храмовых помещениях низкий табурет, пару вечных свечей и устроился рядом с Омом. Артфаал вознесся на краешек топчана и скромно предложил:

– Спрашивайте, дражайший барон.

– Да что тут спрашивать, – буркнул я, – и так все понятно. Вы же сами говорили, что проклятие крови снимается по желанию наложившего или с его смертью. А судя по тому, что Лютый рассказывал о своей бабке…

– Здесь налицо второй случай, – закончил лорд Феррли. – Да, вынужден с вами согласиться: Светозарная отдала Лугу душу. Вернее, вступила в благословенные леса Брижитты. Прискорбно, но факт.

Мне было абсолютно плевать на смерть Омовой бабки, что я и сообщил Артфаалу.

– Напрасно, – затуманился демон, – напрасно, любезный барон, вы не хотите осознать, какие последствия может иметь гибель Светозарной. Жаль, что я так и не научил вас анализировать происходящее. А ведь ее смерть означает переворот в Аллириле.

– Почему?

– Да вы подумайте: с чего бы великая эльфийская волшебница умерла в расцвете лет? Ну, сколько ей было? Семьсот? Восемьсот? Не больше. Для эльфийки не возраст. Значит, ее убили. А правящих особ просто так не убивают.

– Ну и что?

– Да то, что она – последняя Заклинающая Аллирила. Прямых наследниц у нее нет, значит, диадема перейдет какой-нибудь кузине или племяннице. А возможно, и вообще уйдет в другой правящий Дом.

– А мне-то что до того?

– Разве вы ничего такого не ощущаете? Приступов ужаса? Дурных предчувствий?

Я вспомнил страх, охватывавший меня несколько раз за последние дни.

– Вот-вот, – подтвердил демон, – я, конечно, не уверен, но все это похоже на приближение сущностей бездны. Чувствовать это способны только самые сильные маги. А бороться – лишь Заклинающие. И Луг весть, что способен натворить Зеленый огонь в Аллириле и прилегающих к нему территориях. К тому же неизвестно, насколько далеко может распространяться это явление.

– А не может Лютый обладать даром Заклинающих?

– Нет, – твердо заявил Артфаал. – Насколько я знаю, этот дар передается в Доме Жемчужного тумана только по женской линии. А если учесть, что ваш брат – всего лишь полукровка…

Демон вздохнул и замолчал. Так мы и сидели: лорд Феррли – погрузившись в тяжкие раздумья, а я – разглядывая бледное лицо брата и молясь о его выздоровлении. Наконец веки Лютого дрогнули, и он глубоко вздохнул.

– Приходит в себя! – возликовал демон.

Ом открыл глаза и улыбнулся уголком рта.

– Поговорите, поговорите, господа, – засуетился лорд Артфаал и тактично испарился.

– Ты как? – спросил я.

– Да ничего, только спать хочется, – зевнул Лютый.

Некоторое время он лежал, рассматривая потолок, потом произнес:

– Что я натворил-то? Не помню ни мрака.

Я вкратце рассказал брату о том, что произошло.

– Да… – глубокомысленно протянул Лютый, – теперь я начинаю вспоминать. Значит, выходит, померла моя бабушка? Туда ей и дорога. Премерзкая была старушка.

Я фыркнул, показывая, что ничуть не осуждаю Ома за это высказывание. Но брат, видно, не так меня понял. Он сделал глубокий вдох, будто решаясь на что-то. Глаза его смотрели прямо на меня, но видели что-то другое, тяжелое и жуткое.

– Я не рассказывал тебе, как жил после гибели матери, – медленно проговорил он.

– Ты и не должен…

– Нет. Должен. Я хочу, чтобы ты знал обо мне все. Так вот. Сразу после того как маму казнили, меня отвезли в воспитательный дом для ублюдков. До пяти лет я рос в любви и заботе. А потом сразу оказался во мраке. Там было…

– Я знаю, Ом.

– Да, ты знаешь. Меня заклеймили и бросили в комнату, где жили еще двадцать таких же, как я. В основном это были полуэльфы. Но имелся и один полугном. Ему приходилось хуже всех. Все дети потешались над его уродством. И я тоже. Сначала я жалел его, но очень скоро понял: если хочу выжить, надо быть как все. Учиться существовать в стае. И я учился. – Лютый горько усмехнулся. – Я оказался способным учеником. Первое время было совсем плохо. Неделю мне не доставалось никакой еды – хлеб отбирали старшие. Потом я стал драться. Мы все там дрались. Но я быстро сообразил, что побеждает не обязательно сильнейший. Побеждает самый злой и бесстрашный. И я стал таким. Благо, мне даже не приходилось притворяться или бороться с собой. Достаточно было вспомнить казнь матери, лицо бабки, наблюдавшей за тем, как умирает ее единственная дочь – и меня охватывало самое настоящее, неподдельное бешенство. Там, в воспитательном доме, ко мне и приклеилось прозвище Лютый. К десяти годам я стал вожаком. Меня боялись, меня слушались. Передо мной заискивали. Я никого не жалел и никому не давал спуску. Жестокость стала моим способом выживания и… дико прозвучит, но именно она не давала мне сойти с ума, позволяла сохранить душу. Странно, но меня зауважали даже наставники. Им было на руку то, что среди воспитанников есть тот, кого боится стая. Это и спасло мне жизнь. Меня не отдали в тайные лаборатории университета, – пояснил Лютый, заметив мой вопросительный взгляд. – Воспитанников нашего дома частенько забирали для проведения опытов. Оттуда никто не возвращался. Никогда. Но ублюдков держат на государственных харчах до двенадцати лет. Как и обычных бастардов. Только эльфы-полукровки из-за красоты и природной ловкости пользуются большим спросом. Девочек чаще всего продают в публичные дома, а мальчиков – в бродячие театры и цирки. Вот и меня с удовольствием забрал хозяин такого театрика. Жалованья он мне не платил, я работал за кров и еду. Жонглировал кинжалами. Вся труппа состояла из полукровок: девочки – гимнастки и канатоходки, парни – жонглеры, акробаты. Поначалу мне такая жизнь даже нравилась. Но вскоре выяснилось, что уличные выступления – не единственный заработок нашего хозяина. Периодически кто-нибудь из артистов бесследно пропадал, на его место брали нового ублюдка. Однажды хозяин принес мне красивый новый костюм, заставил переодеться и причесаться. Ничего хорошего ждать от жизни не приходилось, и я на всякий случай спрятал за пазуху один из кинжалов, которыми жонглировал. Хозяин взял меня за руку и куда-то повел. На мои вопросы он отвечал, что нашел мне другое место работы. Мы пришли к богатому дому, на стук вышел важный дворецкий. «Слушайся своего нового господина, Ом, и все будет хорошо!» – напутствовал хозяин и торопливо исчез. Меня же провели в большую, роскошно обставленную комнату и усадили на кровать. Я долго сидел так, гадая, что меня ждет. Потом пришел мой новый господин, толстый такой, важный…

Лицо Ома исказилось ненавистью и отвращением.

– Меня продали изысканному, Рик. Видишь ли, хозяин театра оказывал услуги богатым любителям детского тела. Весь Виндор знал, что у него можно купить юных полукровок. Да не смотри ты на меня так, брат! – прикрикнул Лютый. – Зря я семь лет прожил в доме для ублюдков, что ли? Как только этот жирный мешок с дерьмом растолковал мне, что к чему, я продырявил ему брюхо кинжалом. Вспорол снизу вверх, как барану. Он даже заорать не успел, захлебнулся собственной кровью и сдох. Потом я поснимал с него перстни, цепи, обыскал комнату, нашел кошель с золотом и выпрыгнул в окно. Благо, второй этаж для циркача – мелочь.

Лютый замолчал. Видно было, что ему тяжело даются воспоминания о детстве.

– Тебя искали? – спросил я.

– Еще бы! Толстяк оказался уважаемым человеком, почтенным семьянином – столпом общества, так сказать. Подняли на ноги всю городскую стражу. Но я в тот же день покинул Виндор. Приблудился к гитанам. До шестнадцати с ними по Галатону колесил. Медведя на цепи водил. Меня ведь звери слушаются, эльфийская кровь, сам понимаешь… – Ом усмехнулся.

– Ну, а как ты в ястребах оказался?

– Гитане меня прогнали. Даже это кочевое племя мной побрезговало. Вышла у меня любовь с одной гитаночкой. Молоденькая совсем была, не старше меня. Но ее отец, когда узнал, вышвырнул меня из табора. Нарушение традиций. Девочку насильно отдали замуж за гитанина. Я бы дрался за нее, но она не захотела идти против воли семьи. Вот так я снова оказался один. Вернулся в Виндор, зашел в трактир. Там встретил вербовщика. Прибавил себе два года, скрыл правду о происхождении и поступил на службу. Вот и все. Дальше ты знаешь.

Мы долго молчали. Я думал о том, как похожи наши судьбы, и какие они разные. Лютому пришлось гораздо тяжелее, чем мне. Привыкать к плохому после хорошего всегда труднее. Я-то, сколько себя помню, никогда не ждал от жизни многого, полагался только на себя, знал, что должен противостоять всему миру – иначе не выжить. А появление дяди Ге стало чудом, щедрым подарком судьбы, которого я не просил. Ом же наоборот был вышвырнут из уютного, наполненного любовью мирка, в жестокость и безысходность. Насколько же сильным должен быть характер, чтобы в пять лет домашний заласканный ребенок сумел не пасть духом, а вступить в борьбу и победить. Победить всех, задери его Хайнира!

– Армия стала для меня всем, – сказал Лютый. – Домом, семьей. Только там я наконец ощутил себя… на своем месте, что ли. Точно знал, что каждый из ребят со мной заодно. И сам готов был за них кому угодно глотку перегрызть.

– И грыз… – тихо произнес я, вспомнив рассказ Добба.

– Грыз, – кивнул Ом. – А когда увидел сегодня, что тот маг в тебя заклятье кинул… что-то произошло. Я и сам не понял, как у меня это получилось. Только подумал, что этот урод может тебя убить, и вдруг накатила такая ярость, за ней вспышка силы – и вот…

– Эмоциональный всплеск часто провоцирует проявление магических способностей, – проговорил в моей голове мурлычущий голос, и на топчане материализовался лорд Артфаал.

– Подслушивали? – поинтересовался я.

Демон не снизошел до ответа. Вместо этого он спросил:

– Не хотите ли прогуляться по городу, господин барон?

А ведь действительно, необходимо было самому посмотреть, что творится в Виндоре. Конечно, Стаад Торафсон регулярно докладывал обстановку, да и другие повстанцы часто предпринимали вылазки на городские улицы. Палария сообщала, какие новости в Совете и при дворе. Но меня не оставляло чувство, что все происходящее – народное недовольство, стычки жрецов, произвол властей и даже появление странных сущностей – лишь фрагменты, из которых должна была сложиться целостная картина, имя которой – катастрофа. События все накручивались и накручивались друг на друга. Появлялась все новая пакость, вроде сегодняшних безбожников. Виндор был похож на огромный нарыв на теле империи. Он вот-вот должен был прорваться и залить всю страну кровью и гнилью. А вот что наступит после этого – гибель или выздоровление? Я надеялся, что нам удастся помочь второму.

Я поднялся и направился к выходу, намереваясь пройтись по столице. В таком бардаке вряд ли кто-нибудь стал бы за мной охотиться.

– И все же безопаснее будет отправить астральное тело, – посоветовал лорд Феррли.

– Да, оставляй свою тушу здесь, я покараулю, – поддержал Лютый.

– Ты слышишь мыслеречь?!

– Скорее улавливаю основной смысл, – пояснил брат.

– Великолепные данные! – восхитился демон. – Срочно нужен наставник.

– Где же взять эльфийского мага?

– Мало ли что случится… – неопределенно протянул Артфаал. – Пока мастер Генериус мог бы обучить вашего брата основам человеческой магии. Но это потом. А сейчас пойдемте, барон! Фантом не создавайте, вы же не для общения с людьми идете. Вам уже вполне по силам перемещать свое астральное тело в пространстве.

Я вышел в тонкий мир и закачался перед собственным обмякшим телом. Рядом парил демон, сделавшийся каким-то серым и полупрозрачным, как воздух пасмурного дня перед закатом.

– На площадь, барон?

– Пожалуй.

На площади Семи королей толпа была немногим меньше, чем во время народного гуляния. И пьяных хватало. Только лица у людей были злые, встревоженные. И ауры у всех были мутные, тревожные. Носясь между ними невидимой тенью, я ловил обрывки разговоров:

– Чего не в мастерской?

– А чего мне там делать? Все равно всю выручку в казну заберут.

– Кровопийцы клятые!

– А Вериллий-то, говорят, исчез.

– Может, сдох?

– Туда бы ему и дорога. Да только думается, довел страну до разорения и сбежал в дальние края.

– Ко мне брат из Речного края приехал. Говорит, и там неспокойно. Народ бунтует, отделения требует. Задавили людей налогами. Пока добрался, два раза по дороге грабили. Чуть не голый ко мне явился.

– Шалят душегубы на трактах…

– В Садовом крае то же самое…

– А хуже всего, ребята, в Лесном. Там эльфы людей убивают. А регент-то наш и не почешется!

– В Степном крае, говорят, чуть ли не голод начинается. Императорские сборщики весь хлеб вывезли – на прокорм армии.

– Где она, та армия?

– Чего стоите, мужики? – ввинтился в шум толпы чей-то злой голос. – В Северном луче безбожники храм Дадды разоряют!

Ответом ему был сердитый гул, словно шумел растревоженный пчелиный рой. Многие горожане двинулись в сторону Ремесленного квартала.

– А мы куда, барон? – осведомился лорд Феррли.

– Туда же.

Мне вовсе не понравилось происходящее. Во-первых, Дадда – вполне приличный бог, и служат ему очень даже приличные люди. Отец Дарсан, например. Во-вторых, смущало количество этих самых безбожников. Лютый уничтожил целый отряд. И тут же появляются новые, да где! В храме бога, у которого самая многочисленная и серьезная паства! Сколько же их должно было напасть, чтобы выстоять против всего Северного луча? Это не храм Брижитты, стоящий на отшибе, не защищенный особыми охранными заклинаниями и спасшийся только благодаря нашему присутствию. Скорее всего, в отряде безбожников имеются могущественные маги. Интересно, что на площади я не заметил ни одного стражника. Городские блюстители порядка словно бы перестали существовать. Видно, их нисколько не заботило происходящее на улицах.

Чем приятны астральные путешествия, так это своей скоростью. Перенос осуществляется одной силой мысли. Спустя мгновение мы уже находились перед главным домом бога-труженика. Шум здесь царил невообразимый! Посреди двора стоял низкорослый коренастый человек в серой мантии и мерно взмахивал кистями рук, посылая заклятия в сторону храма. С каждым таким взмахом от стен отделялись и обрушивались вниз камни. Остальные безбожники деловито увязывали в узлы бархатные занавеси, кадильницы из самоцветов, вечные свечи, амулеты черного дерева – все то, чем грабители сумели поживиться в храме. Из главного входа вырывались языки пламени, пылали деревянные пристройки и резные фигурки, которыми был украшен двор. Оказывать сопротивление стало уже некому – все защитники храма были повержены. Сквозь дым и облака пыли я разглядел тучную фигуру отца Дарсана. Жрец сидел, прислонившись к ограде, выпустив меч из ослабевших рук. Глаза его были закрыты, но изо рта вырывалось хриплое дыхание. Ран я не заметил и решил, что отца Дарсана сразили каким-то боевым заклятием. Вокруг него лежали остальные служители – почти все они были мертвы. А беснующийся чародей продолжал свирепствовать, разрушая стены храма.

– До основания! Сравнять с землей место омерзительного культа! – выкрикивал он, вырывая из стен каменные глыбы.

Ремесленники со всего Северного луча – оружейники и ткачи, гончары и кожевенники, кузнецы и резчики – пытались прорваться в храмовый двор, на помощь жрецам. Но все их усилия оставались бесплодными – люди натыкались на невидимую преграду мощных защитных чар.

– Вон тот, молодой, – недобро проговорил Артфаал.

У чугунных прутьев ограды, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, стоял совсем юный маг. Он и удерживал плотный щит, не позволявший жителям Северного луча проникнуть во двор. Безусое лицо освещала восторженная улыбка, взгляд голубых глаз перебегал с одного ремесленника на другого. Видно было, что отчаяние и возмущение людей доставляет парню бесконечное наслаждение. Он упивался своей властью и безнаказанностью. Повидал я таких предостаточно. Помню, такое же выражение было на лице соседского мальчишки, когда он мучил котенка. Избили мы с друзьями его знатно, но котенка спасти не успели…

В зрачках лорда Феррли закрутилась демоническая спираль, из глаз посыпались мелкие искорки. Я не стал дожидаться, пока он расправится с молодым волшебником, и протиснулся сквозь тугую поверхность защитных чар. Подлетел к фанатику, который задался целью проутюжить храм. Аура у него была не так чтобы очень симпатичная – темно-коричневая, с болотными потеками. Я нащупал канал, отвечающий за магию, и крепко его пережал. В тот же миг сзади раздался громкий крик мальчишки, защитные чары упали, и во двор хлынула толпа ремесленников. Люди, разъяренные осквернением святыни, смяли безбожников. Вернее сказать, их просто растоптали. Магов, лишенных возможности плести заклятия, толпа растерзала на куски. Лорд Феррли отгородил отца Дарсана и остальных жрецов стеной защитных чар, дабы их нечаянно не раздавили разгоряченные расправой люди. Я осмотрел жреца: так и есть, его поразило заклятие. Но, слава Лугу, задело вскользь – видимо, отец Дарсан пытался увернуться. Жизненный канал был передавлен в двух местах, но не порван. Я как мог расправил его, и жрец задышал свободней. Тем временем сквозь толпу протиснулся пожилой оружейник. Артфаал снял щит, и ремесленник склонился над жрецом.

– Живой! – крикнул он. – Давай, ребята, поднимайте и несите ко мне в дом. Ты, ты и ты! Чего встали? Других раненых тоже по домам разносите! Десять человек – за водой! Остальные – построились цепочкой, ведра передавать!

Судя по уверенному тону, которым старик отдавал приказания, и готовности людей подчиняться ему, оружейник пользовался в Северном луче уважением и почетом.

– Пойдемте, барон, – предложил лорд Феррли. – Здесь мы уже ничего сделать не можем.

Мы медленно заскользили по Ремесленному кварталу. Меня поразило, что я не увидел ни одного довольного или хотя бы спокойного лица. Везде одно и то же: злоба, гнев, сдерживаемая до времени ярость. Стража по-прежнему не спешила помогать горожанам. Возле сожженного храма я не заметил ни одного синего мундира. Мы вернулись на площадь. Здесь стало еще неспокойнее. Несмотря на спустившиеся сумерки, народ не спешил расходиться. Тут и там возникали стихийные группки, в которых люди спорили, ругались, что-то доказывали друг другу, к чему-то призывали… В разных концах площади с перевернутых бочек вопили самодельные ораторы. Одни прославляли Нею златокудрую и утверждали, что только она должна быть верховной богиней, другие возносили хвалу Морриган, третьи воспевали Луга. Ничего нового. Меня больше заинтересовал хрупкий паренек, который открыто призывал народ к свержению власти.

– Совет бездействует! – кричал он. – Верховный маг исчез! Принц не способен управлять страной! Так давайте покончим с этим, объявим зажравшейся верхушке волю народа! Сколько можно терпеть грабительские налоги? Почему наши храмы разоряют, а стража не вмешивается? Почему матери боятся выпускать на улицы детей? Город полон душегубов, сектантов и разбойников! Может, настала пора навести свой порядок?

– Смелый мальчуган, – одобрил Артфаал, – надо будет потом с ним побеседовать. И кстати, он дело говорит, барон. По-моему, больше ждать нельзя, надо брать власть в свои руки. Иначе народ поднимется и начнет сметать всех подряд. Тогда уже будет сложнее… А вон там интересные сектанты. Пойдемте, послушаем.

Человек в черном плаще с надвинутым на глаза капюшоном выкрикивал в толпу:

– Молитесь богам бездны! Приносите им кровавые жертвы! Отриньте ваших слабых, беспомощных богов!

– Как думаете, они и в самом деле что-то знают о сущностях бездны? – спросил я демона.

– Вряд ли. Скорее всего, очередная профанация, – ответил тот, – хотя можно и полюбопытствовать. Вдруг пригодится.

Рядом с бочкой толклись двое в капюшонах, зорко всматривавшиеся в толпу. Они подходили к людям и что-то шептали им на ухо. Я подлетел поближе: капюшоны приглашали зевак принять участие в церемонии жертвоприношения богам бездны. Сколотив группку из четырех человек, куда-то повели. Мы устремились следом. Как и пророчил лорд Феррли, ничего толкового эти так называемые адепты бездны не знали и не умели. Мы оказались в одном из самых запущенных уголков Портового квартала, в подвале старого дома. Там нас ждало неаппетитное и банальное зрелище. Один из сектантов попрыгал с бубном, провопил нечто непереводимое, что демон охарактеризовал как смесь орочьего языка с откровенной абракадаброй. Потом зарезали барана и окропили его кровью вновь прибывших. Ничего общего с заклинанием бездны это, конечно, не имело, и я собрался было покинуть подвал вслед за презрительно пофыркивающим Артфаалом, который уже выплыл наружу. Но меня остановило странное ощущение. Совсем рядом со мной тонкий мир словно бы взволновался. Я готов был поклясться, что в этом подвале присутствует еще чье-то астральное тело. Но почему-то не мог его найти. Ауры людей – да, вот они: у сектантов темные, мутные, у новичков – разноцветные, с пробегающими бордовыми искрами, означающими страх. Аура этого неприятного места тоже была видима – серая, неприветливая, такая же грязная, как и сам подвал. Я принялся обследовать тонкое пространство и обнаружил в углу какой-то сгусток энергии. Скорее всего, это и было астральное тело. Я двинулся к нему, желая изучить поближе, но белесое пятно стремительно вылетело из подвала и исчезло, на прощание обдав волной своей энергии. А у меня вдруг невесть откуда появилась уверенность: только что я встретился с Вериллием Фламиером. И он тоже узнал меня.

Мы с лордом Феррли продолжили путешествие по городу. Ничего хорошего мы не увидели. Полуразрушенные храмы. Драки, то и дело вспыхивающие на улицах. Обнаглевшие грабители. Пьяные. Воры. Шлюхи. Опять драки. Убийства. Стражники, принимающие участие в грабежах. Стражники, обирающие перепившего прохожего. Стражники, задирающие подол блуднице.

– Лорд Феррли, – спрашивал я, – как это могло случиться? Ведь еще летом я покинул процветающий город. Почему через полгода все рухнуло в одночасье?

– Безвластие – страшная штука, дорогой барон, – удрученно мурлыкал демон. – Ну, а по поводу процветания вы заблуждаетесь. Вот они, плоды этого вашего процветания. Они зрели уже давно, на крови и слезах обездоленных. И теперь прорвались наружу. Вы ведь, барон, если не ошибаюсь, политикой раньше не интересовались? А налогами? Законами? Ну вот, ну вот… говорил же вам: учитесь! Все это было ожидаемо, все это наслаивалось много лет. Теперь же страна лишилась правителя, и – пожалуйста! Получите разбой, разврат и распад…

Все это было плохо, конечно. Да не то слово. Погано это было. Но я обнаружил нечто худшее. Над Виндором зависло облако странной ауры, которая словно состояла из мельчайших багровых частиц. Они концентрировались в небе и постепенно спускались к земле, окутывая дома, деревья и спешащих по улицам людей еле заметным розоватым туманом. Это напомнило мне астральную картину, виденную в Пустыне призраков перед появлением Песчаного бога. Только там туман наоборот сгущался внизу.

– Ну что, барон, нагулялись? – спросил Артфаал. – Возвращаемся?

– Еще немного…

Мне в голову (или в то, что ее заменяло у астрального тела) пришла идея, которую я тут же решил проверить. Если Вериллий отстранился от дел, и это привело к таким фатальным последствиям, то, может, беспорядок коснулся и дворца? Например, защитные заклинания ослабели? Вдруг их забывают обновлять? Я вернулся на площадь Семи королей и подплыл к дворцу, который в мрачном багровом мареве утратил свою воздушность и возвышался над городом зловещей темной громадой. Все как обычно: кованая ограда, имперские гвардейцы, застывшие в карауле. Я легко просочился сквозь ворота, отметив, что на них наложены только чары, противостоящие обычным людям. Пролетел над аллеями, дорожками, беседками… достиг стены дворца и прикоснулся к ней… я никогда не думал, что астральное тело может испытывать такие ужасные ощущения! Меня схватило, перекорежило, расплющило, скрутило, размазало, разорвало на мелкие куски, растерло в порошок, подкинуло и вышвырнуло прочь. Очнулся я уже в собственном теле. Сознание постепенно возвращалось, и голова отпраздновала это событие приступом звонкой боли.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Лютый, который, очевидно, все это время не сводил глаз с моего безвольно обвисшего тела.

– Да все нормально, – морщась, ответил я.

– Что же вы так неосмотрительно, дорогой друг? – влетая в комнату, укорил Артфаал, – Да будь вы обычным человеком, мы бы уже вас оплакивали! Вы хоть представляете, какой силы заклятия вплетены в стены замка? Да их же легендарные маги создавали!

– Простите, не удержался, – повинился я.

– Не удержался он… – ворчал демон. – Как говорится, не лезь во мрак, не зная как!

Хм, значит, магическую защиту дворца преодолеть нельзя… Следовательно, Вериллий, подталкивая народ к бунту, не собирался уничтожать Ридрига. Ему было достаточно лишь показать возмущение горожан творящимся беззаконием, чтобы возвести на престол регента-марионетку.

– О, вижу, вы вернулись в себя, наконец! – в комнату заглянул Копыл. – Ее высочество хочет поговорить с вами, господин барон.

Желая убраться подальше от разобиженного Артфаала, чтобы не выслушивать очередную лекцию о своей беспечности, я поспешно вскочил и отправился к принцессе. Дарианна ждала меня, сидя на постели. Ее тщательно расчесанные волосы лежали на плечах гладким куском серебряного шелка, в слабом свете масляного светильника испуская загадочный лунный блеск.

– Вадиус сказал мне, что ты был в городе, – произнесла она, как только я вошел. – Расскажи…

– Ваше высочество…

– Прекрати эти журженьские церемонии! Ты помнишь, мы перешли с тобой на ты! Рассказывай!

И я рассказал. Что видел, что слышал. И какие выводы сделал из всего этого. Девушка ни разу не перебила меня, она слушала, внимательно глядя мне в лицо, словно желая удостовериться, что я ничего не скрываю. Когда мой рассказ подошел к концу, она опустила глаза и тихо прошептала:

– Я именно так все себе и представляла. Копыл говорил примерно то же самое. Просто хотела выслушать еще и тебя. Все будет только хуже, Рик.

Дарианна соскочила с кровати и остановилась напротив меня – хрупкая, тоненькая, но полная гордой решимости.

– Ты видел только то, что творится в столице, Рик. В провинциях все еще ужаснее. Там готовятся мятежи. Скоро они начнут уничтожать любую власть! А я даже не знаю, жив ли отец! Мы должны действовать. Действовать незамедлительно, пока еще можно обратить недовольство людей в свою пользу. Скоро будет поздно.

– Ваше высочество…

– Да брось ты это высочество! – Принцесса схватила меня за плечи и с неожиданной силой встряхнула. – Мне нужна твоя помощь! Ты поможешь мне?

В ее глазах светились мольба, вера, почти сумасшедшая надежда. Ее взгляд не отпускал, затягивал, кружил голову…

– Я помогу тебе. Только не стой босиком на полу, простудишься…

Я не успел договорить, ее губы закрыли мне рот страстным поцелуем.

* * *

– Ваше высокомагичество… – проговорил, обращаясь к закрытой двери, худенький молодой маг в серой мантии.

Ответом была невозмутимая тишина. Юноша подождал немного, повздыхал, затем, собравшись с духом, снова воззвал к равнодушным створкам из черного дерева:

– Ваше высокомагичество…

Молчание. Маг переминался с ноги на ногу, приглаживая короткий ежик белобрысых волос. Выждав полчаса, поднял нервно подрагивающую руку и постучал в дверь. На сей раз ответ не заставил себя ждать: парня сотряс мощный разряд молнии. Он осветил тело страдальца синей вспышкой, вздыбил волосы, отшвырнул на несколько шагов и ударил о стену. По странной случайности маг выжил, он лишь медленно съехал вниз и остался сидеть на полу – с остолбеневшим лицом и вытаращенными глазами. Когда рассеялся легкий голубоватый дымок, сопровождавший соприкосновение молнии с телом юноши, тот с упорством, достойным лучшего применения, поднялся на ноги и в третий раз жалобно пропищал:

– Ваше высокомагичество!

Сторонний наблюдатель удивился бы такой тупости: ну, шарахнули тебя молнией, повезло остаться в живых – так беги как можно дальше! Но любой из посвященных в дела Совета магов лишь сочувственно вздохнул бы: у Максуса Волджени, младшего секретаря Совета, просто не было выбора. Он должен был донести послание до адресата. Даже ценой собственного здоровья. Связаться с Верховным при помощи амулета не было никакой возможности: Вериллий просто не отвечал. Проникнуть же за дверь в виде астральной проекции Максус не смог бы, даже если бы умел. Кабинет Верховного был защищен неповторимыми заклятиями, исключающими всякое применение магии. Чары все время менялись, и ни один посетитель этой части здания Совета не мог предугадать, какая именно волшба его встретит. Знающие люди предпочитали не соваться в подвальное помещение. А незнающие и не смогли бы попасть в здание Совета, тем более в секретный кабинет. Поэтому маги, отчаявшиеся дождаться появления Вериллия Фламиера, решили пожертвовать самой незначительной фигурой и послали Максуса навстречу неизвестным опасностям, строго наказав без новостей не возвращаться и пригрозив жестокой расправой. Так что теперь юноша вынужден был проявлять чудеса мужества, подвергаясь риску быть уничтоженным новыми чарами.

По другую сторону двери Вериллий досадливо морщился, когда усиленный подслушивающими артефактами голос секретаря тоскливо затягивал: «Ваше высокомагичество»… Как только Верховному удавалось снова сосредоточиться на своих записях, мальчишка опять начинал завывать. «Убить его, что ли? – подумал маг, но тут же с рассудительностью истинного философа мысленно добавил: – А что толку? Все равно ведь другого пришлют». Максус, маявшийся под дверью, уже решил, как говорится, из двух демонов выбрать низшего, а именно, сбежать из подвала и стойко принять свою участь (а может, просто не возвращаться к работе в Совете). И в тот самый момент, когда юноша уже приготовился мягко отступить от непокоренной твердыни, дверь вдруг распахнулась. Вериллий щелкнул пальцами, снимая охранную волшбу, и неохотно произнес:

– Входи. Что у тебя?

От неожиданности и страха перед всемогущим магом парень начал заикаться и залепетал нечто неразборчивое. Верховный, мечтавший лишь об одном – побыстрее отделаться от скучного визитера и вернуться к своему исследованию – не стал с ним церемониться и, обездвижив слабым заклятием, грубо вломился в сознание, перебирая мысли и воспоминания. Конечно, мальчишку использовали почти вслепую, ему было известно очень мало. Но Вериллий знал, откуда извлекать нужную информацию. Он быстро пробежался по воспоминаниям: случайно услышанные обрывки разговоров, мельком увиденные документы – все, что отложилось в памяти, не будучи осознанным. Вскоре причина, по которой маги Совета столь упорно добивались встречи с ним, была Верховному предельно ясна. Вернее, причин имелось несколько. И ни одна не явилась для Вериллия новостью. Он взмахнул рукой, и Максуса, так и не успевшего прийти в себя и сообразить, что произошло, вынесло из кабинета и опять чувствительно приложило о стену коридора. В его сознание Вериллий внедрил одну мысль: «Справляйтесь сами, я занят». Дверь кабинета захлопнулась, отрезав Верховного от внешнего мира, в лице белобрысого мальчишки бесцеремонно вторгшегося в обитель науки. Маг медленно прошелся вдоль полок, заставленных книгами. Значит, колонии Южного континента больше не принадлежат Галатону… Этого следовало ожидать. Сознание юнца бережно сохранило истерические выкрики магов Совета: «Что делать?» «Теперь мы отрезаны от паурония!» – и все в том же духе. Дальше следовали доклады агентов охранной службы о разбойниках, промышляющих на дорогах, бунтующих баронствах, недовольстве народа все время повышающимися налогами и о двух новых сектах – безбожниках и адептах бездны. Вериллий достал из стеклянного шкафа бутылку вина, неторопливо налил в серебряный чеканный кубок. Усмехнулся, отсалютовал сам себе. За упокой великой империи!

С некоторых пор ему стало совершенно безразлично, что происходит в этой стране. Впрочем, и в других тоже. Его больше не интересовали смертные и их жалкая возня. Какой смысл в управлении людьми, если можно властвовать над богами? Нужно только еще немного времени…

Круглый амулет из полированного черного дерева, лежавший на краю стола, выдал яркую вспышку фиолетового свечения. Вериллий брезгливо скривился: его искал принц Келдин. Все, что мог сказать его высочество регент, маг знал заранее. Панические выкрики, жалобы, слезы… Принц очень быстро понял, что управление страной – тяжелый, неблагодарный, изнурительный труд. Но если раньше Келдин был уверен, что все решения будут приниматься мудрым, всезнающим Вериллием Фламиером, то теперь несчастный изысканный был предоставлен самому себе. Верховный маг не желал вмешиваться ни во что. Любовно построенная, тщательно выверенная схема дворцового переворота сработала, подарив Вериллию то, к чему он стремился всю жизнь – огромную власть. И, наверное, такой результат устроил бы честолюбивого волшебника, если бы не одно открытие, изменившее все его взгляды и занявшее главное место в системе его ценностей. Вериллию виделись новые горизонты, блестящее, великолепное будущее, абсолютная власть… Но это требовало большого труда. И словно на алтарь жадного божества, Верховный приносил своему делу все новые и новые жертвы. Последней жертвой стала империя. Он полностью устранился от управления страной, что сразу же сказалось на состоянии Галатона. Ни избалованный недалекий принц, ни маги Совета – могучие волшебники и сильные теоретики, но слабые политики, не могли заменить Вериллия Фламиера у кормила империи.

Связующий амулет продолжал пульсировать неровным светом. Маг брезгливо, двумя пальцами поднял его и прошептал активирующую фразу. Кабинет наполнился криком Келдина:

– Срочно! Пожалуйста! Я приказываю… умоляю… война жрецов! Помогите! Храмы горят! На улицах беспорядки…

Вериллий со скучающим видом выслушивал эти отрывочные вопли, не торопясь, впрочем, отвечать.

– Где вы, задери вас Хайнира? – бесновался принц. – Вы должны вернуться во дворец! Вы обязаны!

Верховный взвесил связующий амулет на ладони, размахнулся и изо всех сил швырнул его об пол. Изящная вещица разлетелась на мелкие куски. Наступила блаженная тишина. Маг прикрыл глаза и задумался.

Вот уже три дня Вериллий не выходил из своего кабинета. Исключение он сделал лишь для церемонии регентской присяги. Но ни на празднество, ни на пышный пир во дворце не остался, вернулся к своей работе. Государство, как хорошо смазанный механизм, двигалось без его участия. Куда именно – это уже частности. Верховный маг лишь иногда через связующий амулет отдавал необходимые распоряжения. Так, он приказал поместить Дарианну в секретную лабораторию… и ничуть не расстроился, когда ему доложили об ее исчезновении. К тому же, в то время как мальчик пробрался в секретные лаборатории (такой способный юноша, Вериллий гордился им!), пришлось еще раз оторваться от исследований. Простейшие сущности слишком рано вырвались на свободу, легко преодолев барьер междумирья. Это не входило в планы мага, и он вынужден был прибегнуть к их энергетическому уничтожению.

Империя быстро летела в пропасть. К тому имелись все предпосылки, и Вериллий это хорошо понимал. Колониальная война истощала имперскую казну. Южный континент пожирал армию Галатона, словно вечно голодное чудовище. Воевать приходилось уже не с парганскими наемниками – Паргания отказалась от своих колоний. Теперь войскам империи противостояла армия зомби во главе с могущественными магами-некромантами. Причем, согласно донесениям офицеров, твари отличались от обычных восставших мертвецов. Они были подвижными, гибкими и обладали подобием разума. Маги Совета раскопали кладбище в селе Большая Перчинка, жители которого стали жертвой некромантки. Совершенно очевидно было, что несчастные каким-то образом обработаны: их тела не подверглись разложению и сохранили гибкость. Кладбище использовалось как хранилище для будущих зомби, которые должны были восстать по приказу колдуньи. Андастанский султан не ограничился захватом Южного континента, его агенты действовали в самом сердце Галатона. В тайных лабораториях долго изучали странные трупы, пытались воздействовать на них чарами мрака, зельями, различными заклинаниями. Бесполезно. Зомби оставались недвижными. Некоторую ясность внесло лишь использование тонкой магии. Астральное изучение показало, что у зомби имеются подобия аур. Но то, что заменяло живым мертвецам разум, спало. В конце концов, трупы сожгли, оставив лишь несколько для дальнейшего изучения. Вериллий отдал приказ тщательно обследовать каждый город, село и деревню на предмет странных эпидемий и оповестить всех магов об опасности вторжения некромантов. В разные концы Галатона устремились отряды имперских псов во главе с боевыми чародеями. Итоги операции оказались шокирующими: только за неделю были обнаружены три вымершие деревни. Неведомые некроманты, словно чума, опустошали селения и уходили в неизвестность, оставляя за собой десятки, сотни не-мертвых мертвецов. Псам удалось выйти на след одного из андастанских колдунов, но командир отряда сделал грубейшую ошибку: вместо того, чтобы отступить и вызвать подкрепление, как того требовал секретный приказ Верховного, он ввязался в схватку. Некромант сумел дать преследователям мощный отпор. От отряда из двадцати человек остался лишь один молодой маг-практикант, которому чудом удалось избежать зомбирования. Израненный, истощенный, беспредельно напуганный, он вернулся в Виндор и подал прошение об отставке. В своем донесении агент описывал происходящее так: «Мы вошли в деревню Лютики и сразу поняли, что здесь случилось что-то странное. В полдень на улицах не было ни одного человека. Из труб не шел дым, дома выглядели заброшенными, и только взбесившиеся от голода и страха собаки завывали из-за заборов. Мы принялись осматривать жилища. Везде царило запустение, жителей не было. В одном из домов наткнулись на люльку с окоченевшим младенцем. Ребенок, брошенный матерью, умер от истощения и холода. Позже подобные находки обнаружились еще в нескольких жилищах. Но ни одного взрослого человека – ни живого, ни мертвого – мы не увидели. Последний дом на краю деревни хранил следы недавнего пребывания хозяина. В печи еще теплился огонь, стол был накрыт к обеду. Командир отряда, боевой маг лейтенант Раумис Тефиль отдал приказ тщательно обыскать дом и обследовать окрестности. Я и еще двое солдат работали внутри, остальные во главе с командиром прочесывали улицу. Обыск комнат и чердака ничего не дал, мы принялись простукивать стены и пол. Вскоре нам показалось, что в одном месте половицы отзываются на стук необычным гулким звуком. Мы оторвали несколько досок и увидели, что под полом имеется нечто вроде подвала. Оттуда тянуло могильным холодом и сыростью. Никто из нас не осмеливался спуститься. Я отыскал на кухне масляную лампу, зажег ее и наклонился над подполом, пытаясь рассмотреть, что находится в его темноте. Вдруг с улицы раздались крики. На мгновение мы с товарищами отвлеклись на шум и не сразу заметили шевеление внизу. Поэтому, когда что-то схватило солдата и утянуло его в подпол, я не успел помочь. Несчастный издал короткий вопль и тут же замолчал. А из провала в полу начали выскакивать зомби. Эти твари не были похожи на обычных мертвецов, поднятых силой мрака. Они проявляли удивительную ловкость: упруго подтягивались на руках, перекидывали свои тела наверх и тут же вступали в схватку. Двоим мы снесли мечами головы, и они рухнули, обретя настоящую смерть. Но из подпола появлялись все новые зомби. Самым удивительным и страшным было то, что они обладали неким подобием разума. Твари не двигались напролом, они осторожно обходили нас, пытаясь взять в кольцо. Я отталкивал их заклятиями, но они поднимались и снова начинали свое неумолимое движение. Мы отступали к двери, когда один из зомби вдруг совершил длинный прыжок и вгрызся в горло солдату. Его зубы перервали артерию, воин упал. Но вместо того чтобы насыщаться человеческой плотью, зомби вскочил и бросился ко мне. Я ничего не мог сделать, страх парализовал мои магические способности. Я сумел только выскочить за дверь и подпереть ее какой-то палкой, валявшейся около крыльца. Мертвецы ломились наружу, я из последних сил сотворил несколько огненных шаров и поджег дом. Пламя охватило деревянное строение, вскоре дверь распахнулась, и оттуда стали выскакивать зомби. Их тела горели, распространяя омерзительное зловоние, но твари упорно пытались добраться до меня. И лишь когда огонь доходил до их голов, они падали на землю и замирали. Но самое ужасное творилось на улице. Зомби шли отовсюду. Многие из них были вооружены: у одних имелись мечи и сабли, другие держали наперевес вилы, третьи размахивали топорами. Все они сражались с воинами нашего отряда, проявляя при этом чудеса ловкости. Их не останавливали ни мечи, ни арбалетные болты. Они прекращали двигаться, только когда им отрубали голову. Несколько солдат были убиты, остальных мертвецы окружили, и у меня не имелось сомнений в том, кто выйдет победителем из этой схватки. Лейтенант Тефиль не мог помочь воинам, он схватился с самим некромантом, на поиски которого мы и явились в деревню. Высокий молодой мужчина, одетый в черное, слал в него заклятие за заклятием. Я никогда не видел ничего подобного. Казалось, маг черпает энергию из пустоты. С каждой секундой он становился все сильнее, наливался нечеловеческим могуществом. Лейтенант же, напротив, истощал свой волшебный резерв. Повелительно выбросив руку вперед, некромант что-то гортанно прокричал, тут же с земли поднялись погибшие солдаты и, заняв место в рядах зомби, напали на остатки отряда…»

Сей красочный опус на десяти листах до сих пор валялся в столе Вериллия. В нем не лишенный литературных талантов практикант повествовал о бесславной кончине командира и всего отряда. Завершил он свою исповедь тем, что выразил готовность ответить за дезертирство с места побоища. «Лучше я проведу остаток жизни в Счастливом местечке, – писал он, – чем еще раз увижу мертвые глаза зомби. А если Совету угодно будет даровать мне прощение, умоляю отправить меня в отставку и лишить лицензии мага». Вот так, и не иначе. Будущий боевой маг… Конечно, его посадили в Счастливое местечко. Читая отчет юнца, Верховный впервые подумал, что, возможно, перестарался с сокращением программы университета. Магов, особенно боевых, катастрофически не хватало. То есть людей с соответствующими документами имелось предостаточно. А вот настоящим мастерством владели лишь единицы. Учитывая же переход Андастана в фазу активного наступления, знающие опытные волшебники ценились на вес золота. Вернее, на вес паурония. Потому что именно ради чудесного металла была затеяна война на Южном континенте. Султан Ирияс проявил поистине восточную дальновидность, желая сначала отрезать Галатон и Парганию от источника власти, и уж затем захватить их земли. Самим некромантам пауроний не требовался. Главным их оружием были живые трупы, главным источником силы – чужие смерти и страдания.

Война – дорогое удовольствие, она вытягивала из государства все силы, опустошала казну. Посылая Рика на Южный континент, Ридриг и Вериллий не сказали ему и десятой части правды. Зачем мальчику было знать, что скрытая война шла в колониях уже добрых три года? Сначала шалили парганцы, потом активизировались дикари, как оказалось, не без помощи Андастана. Первый полк ястребов был далеко не единственным из тех, что отправлялись подавлять мятежи и выбивать захватчиков. А для этого требовались деньги. Содержание воинов, выплата жалований, снаряжение кораблей, оружие, провиант… Только за последний год налоги пришлось повышать три раза! Увеличились налог на землю с крестьян, плата за лицензию для магов, налог на прибыль с торговцев, на недвижимость и владения с помещиков. Арендная плата с ремесленников и лавочников в городскую казну выросла вдвое… В народе копилось недовольство, грозившее излиться мощным бунтом. А для его подавления опять же требовались войска, которые тоже нужно было содержать. Результат – новое повышение налогов. Разорившиеся ремесленники, мелкие торговцы и крестьяне уходили с насиженных мест, промышляя на больших дорогах разбоем. Провинции бунтовали, требуя отделения и статуса вольных баронств. То здесь, то там вспыхивали восстания. Последним взбунтовался Лесной край. Там и сейчас было неспокойно. Имперские волки, охранявшие границу с Аллирилом, не спешили вмешиваться и подавлять беспорядки. Они и сами не прочь были присоединиться к мятежникам. Воинам на несколько дней задержали жалование и вот уже неделю не подвозили продовольствия. Последний обоз с продуктами для солдатской кухни не дошел до места назначения. Его разграбили в дороге. Еще недавно это взволновало бы Верховного, тем более, что на границе Лесного края и Аллирила предполагалась небольшая стычка. Но сейчас ему было откровенно наплевать.

Вериллий усмехнулся. Пауроний… Сколько лет он был основной составляющей власти и богатства. Владеющий пауронием владел миром! А какие доходы принесла ему тайная торговля этим металлом! Верховный маг не сомневался: он один из богатейших людей империи. А может быть, даже всей благословенной Аматы. Белоглазые охотно покупали пауроний, причем платили гномьим золотом, полученным в оплату за переход караванов через Аллирил. Собираясь воевать с людьми, наивные эльфы, не торгуясь, приобретали у них же волшебный металл. Денежки текли в карман Вериллия. Операции в Лесном крае и самом эльфийском государстве принесли богатые плоды. Дабы первозданные не утратили воинского духа и ненависти к человеческим детям, Верховный организовал регулярные убийства жителей Аллирила. Особенно на этом поприще отличился верный Хамар, которого Вериллий привык называть просто Волком. На счету Волка было три десятка белоглазых. Он великолепно ориентировался в лесу и умудрялся ловко уходить от преследования. Жаль, конечно, что Рик убил такого хорошего слугу. Волк был лучшим. Поэтому именно его Верховный отправил на Южный континент, присматривать за мальчиком. И с удовольствием наблюдал за тем, как разворачивались события. Рик оказался силен, сильнее даже, чем предполагал Вериллий. Он заслужил право на жизнь, доказал свое происхождение… Хотя Хамара очень не хватало. Настор, заменивший Волка в Аллириле, умудрился провалить задание и позволить эльфийским магам взять его в кольцо. Слава Лугу, безмозглый хотя бы догадался сжечь себя. Скандала удалось избежать. Вериллий поморщился, представив себе изумленное лицо Лей’Иллиолиса, полководца из Дома Алмазной росы. Именно его посылала Светозарная для переговоров с посредниками и приобретения паурония. Напыщенная владычица, ненавидевшая Вериллия, не могла сама унизиться до ведения переговоров. Но магу это было только на руку. Как же он внутренне смеялся, когда Кай’Велианир все же снизошла до разговора с ним! Причем вела себя так, словно и не слыхала о пауронии, словно это не она тратила казну Аллирила на подготовку к боевым действиям. Они договорились о карманной войне – маленькой, игрушечной, выгодной обоим государствам. Выгодной на тот момент. Сейчас все это уже не имело ни малейшего значения. Судьба лесного королевства была предрешена. Хотя до прошлой недели лазутчики на всякий случай продолжали убивать эльфов. Ну и людей, конечно. Для поддержания, так сказать, «образа врага». Только Вериллий никак не мог понять, почему эльфы вели речь о сотне погибших, когда его агенты убили всего пятьдесят. Может быть, Светозарная тоже старалась подпитывать ненависть своего народа? Но на нее это было не похоже: Аллирил всегда являлся для Кай’Велианир главной заботой и любовью. Впрочем… Верховный налил себе еще вина и мысленно повторил: «Все это не имеет никакого значения». Жребий определен. Жертва принесена. Игра началась.

Что-то не давало ему покоя. Какая-то мелочь, будто назойливая муха, крутилась на окраине сознания, создавала чувство недовольства, рождала тревогу. Что-то в мыслях секретаря… Вериллий прислушался к себе. Конечно! Какие-то отрывочные сведения о новой секте. Адепты бездны, вот как думал о них мальчишка. Маг попытался отмахнуться от зудящего беспокойства. Откуда в самом деле? Этого просто не может быть. И все же… «Лучше проверить», – решил он, откидываясь в кресле и выходя в астрал. Тело Вериллия, расслабленное и неподвижное, осталось в кабинете, а сознание отправилось в путешествие по городу.

Он скользил мимо горящих храмов, голосящих женщин, дерущихся жрецов. Мимо бунтующей черни, трусливо прячущейся стражи, бесчисленных проповедников, восхваляющих нелепые культы, которые в последнее время плодились в Галатоне, как крысы на помойке. Вдруг слух чутко выловил из людского нестройного многоголосья слово «бездна». Астральное тело Вериллия плавно подлетело к мрачному человеку, который, стоя посреди улицы на перевернутой вверх дном бочке, хрипло взывал к толпе:

– Ваши боги бессильны! Они умирают! Грядет новая эра – эра великих богов бездны! Так поклонитесь же им! Молитесь им! Примите их власть, и вы будете спасены! Свершайте древние ритуалы, восславьте грозных богов!

Толпа обтекала оратора, толкала его импровизированную кафедру, но человек и не думал замолкать, продолжая выкрикивать призывы, больше похожие на угрозы. Наградой ему были редкие слушатели. Большинство людей, постояв возле бочки несколько секунд, спешили дальше. Но некоторые оставались, взирая на сектанта со страхом и какой-то робкой надеждой, словно действительно веря, что неведомые боги могут спасти их от неизбежной катастрофы, предчувствие которой носилось в воздухе Виндора. К таким подходили закутанные в черные плащи с капюшонами мужчины, такие же мрачные, как и проповедник, и что-то шептали на ухо. Потом уводили за собой. А оратор все кричал и кричал о богах бездны, конце мира, ужасных карах – унылый, черный, хриплый, словно ворон на кладбищенской стене. Вскоре Вериллию надоело слушать его карканье, и он устремился за группкой робких горожан, возглавляемой адептом бездны. Человек в плаще повел новообращенных сектантов в узкий проулок и запетлял от дома к дому. Астральное тело Верховного, невидимое в ранних зимних сумерках, неотступно следовало за ними. Как и ожидал Вериллий, секта облюбовала для отправления своих ритуалов дом на одной из самых бедных, грязных улиц Портового квартала. Испуганных горожан завели в подвал, откуда раздавались немузыкальные завывания. Посреди замусоренной комнаты, тускло освещенной черными свечами, стоял наряженный в живописные лохмотья жрец секты с шаманским бубном в руках. Перед ним высилось подобие алтаря, наспех сооруженное из необструганных досок, на котором лежал ягненок со связанными ногами. Вдоль стен стояли люди в черных плащах. Увидев вновь пришедших, жрец взвыл с новой силой и принялся скакать вокруг несчастного животного, ударяя в бубен и произнося слова на ломаном орочьем языке. «Ничего интересного, – разочарованно подумал Вериллий, – как я и ожидал, просто очередные шарлатаны, решившие заработать на смутных временах. Даже приличное человеческое жертвоприношение устроить не догадались, идиоты». Маг уже собрался было направить свое сознание обратно, в уютную тишину кабинета, чтобы вернуться к работе над древними текстами. Но тут ощутил чей-то внимательный взгляд. Мысль Вериллия скользнула по вопящему жрецу, внимающим ему адептам, испуганным новичкам – нет, никто на него не смотрел. Да и не могли эти люди видеть астральное тело, которое тоньше призрака. Тем не менее, ощущение чужого взгляда не оставляло его. Даже не взгляда, а какого-то прикосновения на уровне астрала, чувства еще чьего-то присутствия в тонком мире. Неужели?.. Верховный поспешил направиться к выходу, ощутив напоследок слабое дуновение чужой энергии.

Воссоединившись со своим телом, маг задумался. Кто-то еще был там, в подвале, и одновременно в астрале. Но почему он не смог обнаружить чужое сознание? Вериллий знал только одного человека, сущность которого была ему недоступна. Рик, бастард-волшебник, талантливый мальчик, обладавший поразительными возможностями. Значит, он следит?.. Твердые чувственные губы сложились в горделивую улыбку. Умный, умный мальчик. Сколько он сделал за последнее время! И сколько еще сделает. Скорее всего, Рик попытается устроить переворот, привести к власти спасенную им принцессу. Конечно, а что еще ему остается? Такой сильный, гордый, деятельный человек не смирится с положением изгнанника, не потерпит власти убогого Келдина. Он будет действовать. Что ж, пусть порезвится. Пусть мальчик сыграет в спасителя. Это будет даже интересно.

Вериллий снова склонился над столом. Нужно проделать огромную работу. Он сумел расшифровать записи Астентума и понять суть вещей. Теперь он знал, что принесло успех Ридригу Первому. Просвещенный монарх был единственным магом в правящей династии. Но великим, непревзойденным! Вериллий же слишком поторопился с действиями. Процесс запущен, энергия накапливается. Жертвы… принесены еще не везде. Но это лишь вопрос времени. Скоро мир расколется на куски, реки крови омоют Амату, целые народы исчезнут с ее лица, и цивилизация начнет новый отсчет. Надо торопиться. Надо найти способ управлять неуправляемым, подчинить себе силу, которую он выпустил из небытия. Для этого необходимо прочесть древнеорочьи записи на каменных таблицах. Эти тяжелые плоские камни сотни лет пылились в музее магического университета и считались всего лишь образчиком утраченной орками письменности. Только один Вериллий Фламиер понял, что таблицы содержат грозное заклинание, способное обуздать древних богов. Он уже расшифровал половину значков, испещрявших серую поверхность камней. Осталось разгадать значение другой половины и научиться правильно произносить слова чужого языка. А потом…

Вериллий любовно провел ладонью по холодной, отполированной таблице. Что-то царапнуло кожу. Маг презрительно усмехнулся, увидев осколок, отлетевший от разбитого амулета. «Война жрецов! Беспорядки на улицах!» – вспомнились глупые выкрики принца Келдина. Что ему до слабых человеческих богов, которые не могут разобраться между собой? Погибнут люди? Тысяча? Две? Какие мелочи. Да пусть хоть весь Виндор взлетит на воздух или провалится под землю. Или весь Галатон. Ему самому ничего не угрожает. Мальчику тоже. Больше его никто и ничто не заботит. Отпылают пожарища, отгремят войны – когда-нибудь все успокоится. Родятся новые слуги и рабы. Они всегда рождаются.

* * *

Клубилась пыль из-под копыт, летели мимо человеческие жилища, деревья, испуганные люди отскакивали в сторону, видя несущихся во весь опор странных всадников.

– Погоня! – крикнул Сварг-гхор.

Уран-гхор обернулся, увидел: позади маленький отряд. Луки вскинули, выстрелили. Ни одна стрела в цель не попала. Что ж люди, не могли послать вслед оркам хороших воинов? Оскалился Уран-гхор, сжал сильнее бока своего коня.

– Это не погоня, а трусливые жихи!

Ветер срывал слова с губ, уносил их прочь… Скоро отряд отстал, некому было преследовать беглых орков. Молодой вождь понял: люди еще не пришли в себя после драки колдунов. Потом поймут, вышлют настоящую погоню – опытных воинов, следопытов, шаманов. А пока надо убираться подальше, скакать, бежать что есть силы. Может, и сумеют они уйти из Богатых земель в родные степи. А даже если и не сумеют, больше в плен не пойдут. Лучше смерть на свободе, чем жизнь в неволе.

Долго скакали орки. Тяжело вздымались бока загнанных лошадей, падала с них пена, когда закончилось людское селение. По обе стороны дороги потянулись поля. Впереди виднелась серая полоса.

– Лес! – крикнул Уран-гхор, подгоняя полуживого коня.

Лес – это хорошо. Пусть зимний, голый, а все же укроет надежно. Только бы лошади не пали. Дотянуть до леса, а там они смогут уйти. Молодой вождь умел по лесу ходить. Часто охотился он в Волчьем лесу, что перед холмами-близнецами в Орочьем гнезде. Отец его учил след читать, голоса птиц и зверей слушать, стороны света определять. Главное, все время идти между сторонами стужи и заката, там Орочье гнездо. Добраться до него – и спасены, ни одна погоня на орочьи земли не сунется, боятся люди дикое племя.

Пронзительно заржала лошадь Сварг-гхора, смертная тоска была в ее крике. Словно споткнувшись, тяжело упала она на колени, потом перевалилась на бок, дернулась и затихла. Орк еле успел соскочить на землю, чтобы его не придавило лошадиное тело. Уран-гхор тоже спрыгнул:

– Бежим! Лес уже близко!

Ныли раны, полученные на арене, кружилась голова – много крови потерял молодой вождь. Но он бежал, бежал к своему спасению, стремился скрыться от людских глаз. Сварг-гхор друга поддерживал, упасть не давал. Совсем близко встал лес, добрались!

– Смотри, – сказал Сварг-гхор, – там, на стороне стужи, людские жилища.

Взглянул Уран-гхор, и правда: виднелись далеко крошечные домики. Чуткий слух зверя, которого поселила в его тело рыжая шаманка, уловил собачий лай, ноздри орка расширились, вдыхая запах дыма. Людское жилье – это плохо. Раз живут возле леса, значит, ходят туда, могут заметить чужаков. А может, там стражи стоят, в лесу. Осторожно надо красться, спать по очереди, зорко смотреть по сторонам…

Лес встретил орков неприветливо: ноги проваливались по колено в снег, тихо было вокруг: ни птица не крикнет, ни зверь не пробежит. И лишь в верхушках голых унылых деревьев завывал холодный ветер. Но орки – народ неизбалованный, им к холоду не привыкать. Еще бы одежду такую, к какой они привыкли. Мороз прихватывал разгоряченное тело, проникал сквозь кожаный доспех, надетый поверх рубахи. Из последних сил шагали они, стараясь как можно дальше уйти от ненавистных людей. Вдруг Уран-гхор замер. Даже не он, а зверь в нем чутко прислушался: где-то далеко тихо поскрипывал снег под чьими-то шагами.

– Что? – прошептал Сварг-гхор.

– Люди…

Молодой вождь указал туда, откуда раздавались звуки. Сварг-гхор затаил дыхание.

– Да. Идут…

Потом они объяснялись уже не словами, а жестами. Прокрались к маленькой полянке, окруженной густым кустарником. Затаились под голыми ветками. Ждали, втягивая холодный воздух, принюхиваясь, пытаясь уловить чужие запахи.

Их было двое. Один старый, другой молодой. Даже оркам, для которых все люди одинаковы, было понятно, что это отец и сын – так похожи были их лица и повадки. Они шли, оставляя за собой на снегу цепочки глубоких следов, напряженно вглядываясь в верхушки деревьев, держа в руках короткие луки. К поясам привязаны жалко повисшие мертвые тельца серых зверьков. «Белок бьют», – понял Уран-гхор. Можно было переждать, когда люди уйдут, не вступать в схватку, поберечь силы. Но молодой вождь решил по-другому. На людях были теплые куртки и сапоги, обшитые мехом. В таких хорошо ходить по зимнему лесу. Уран-гхор сделал знак товарищу. Сварг-гхор согласно кивнул. Орки выжидали момент, чтобы вместе напасть, застать врасплох, не дать сделать выстрел. Люди вышли на середину поляны, и старший что-то тихо сказал младшему. Тот передал лук отцу и двинулся к кусту, за которым прятался Уран-гхор. Старик же принялся утаптывать снег. «Привал собрались делать, костер разводить», – усмехнулся орк. Юноша достал охотничий нож и принялся обрезать ветки с куста, обходя его по кругу. Ближе, ближе… И вот прямо перед собой Уран-гхор увидел его безмятежное лицо. Человеку не тягаться с орком в быстроте и силе. Человеку до зверя – совсем далеко. Меч – ненавистный дар проклятой шаманки – даже не покинул своих ножен. Голыми руками молодой вождь свернул шею охотнику. Наслаждался каждым мигом расправы, каждым хрипом, каждым движением агонизирующего тела. И в мыслях твердил: «Это – первая смерть, но не последняя». Поздно заметил неладное старый охотник, расплатился за беспечность самой страшной карой – увидел своими глазами гибель сына. Жутко закричал он, поднимая лук. Но из-за спины на него набросился Сварг-гхор, сбил с ног, навалился, вдавил в снег.

– Одежду не испорти, – сказал ему Уран-гхор, отпуская обмякшее тело юнца.

Одним могучим ударом в грудь Сварг-гхор остановил биение старого сердца. Отец отправился вслед за своим сыном, так и не успев понять, кто прервал течение их жизней. Орки раздели людей, накинули меховые куртки, все еще хранившие тепло чужих тел, надели пушистые лисьи шапки. Немного тесновато, но зато тепло. Сапоги пришлись по ноге – видно, охотники, сберегая тепло, носили свободную обувь. Теперь мороз был не страшен. Уран-гхор порылся в заплечных мешках – огниво, соль в чистой тряпице, хлеб, плотные рукавицы – все, что нужно в пути. Закинул один мешок за спину, второй отдал товарищу. Но главной добычей стали луки – небольшие, удобные в лесу, и колчаны, полные стрел. Кожаные перчатки, берегущие руки при стрельбе, с людей не сняли – слишком малы были они орочьим широким лапам.

Передохнули немного, перекусили хлебом, дальше двинулись. День сменился ночью, а ночь – днем, а они все шли и шли между сторонами стужи и заката. Сил уже не оставалось, ноги не держали.

– Поспи, – сказал Сварг-гхор, – я покараулю.

Уран-гхор рухнул прямо на снег и тут же забылся тяжелым сном. Казалось, только закрыл глаза – тут же товарищ его разбудил:

– Вставай. Идти пора.

В Богатых землях и леса богатые… Не видно было конца этому лесу. Еще два дня и две ночи минуло. Орки все брели. Отдыхали недолго, спали по очереди. Днем добывали пищу: били белок, зайцев – хорошего охотника лес кормит. Плечо Уран-гхора болело, но впервые молодой вождь возблагодарил шаманкины зелья: они сделали тело выносливее. Раны начинали затягиваться, и силы вернулись. Теперь уже он шагал сам, без помощи товарища. И все время слушал лес: не раздадутся ли шаги врагов? На пятый день они услышали с южной стороны далекий собачий лай.

– Погоня! – сказал Уран-гхор.

– Не может быть, – ответил Сварг-гхор. – Нас уже не догнать. Это охотники.

Все же они прибавили шагу. Однако лай приближался: люди с собаками шли по следу орков. Следы на снегу – вот они, не ошибешься, не собьешься.

– Принимаем бой, – сказал молодой вождь, прислушиваясь, – от собак все равно не уйдем. А людей мало, справимся.

Он осмотрелся, выбрал дерево с развилкой и, несмотря на рану, легко, как белка, взобрался на него. Устроился поудобней, натянул тетиву лука, стрелу приготовил. То же и его товарищ сделал. Вскоре выбежали к деревьям два крупных поджарых пса. Покрутились немного, потом задрали головы, принялись азартно облаивать орков, подавая знак хозяевам: добыча найдена. Просвистели две стрелы, раздались два коротких взвизга – собаки сами стали добычей. Уран-гхор прислушался, потом всмотрелся вниз. Сквозь переплетение ветвей увидел четверых людей. «Воины», – понял молодой вождь. В белых накидках с капюшонами поверх одежды, они почти сливались со снегом. Крались бесшумно, таясь за деревьями, изучая следы, озираясь по сторонам, вскидывая головы наверх. Держали наготове арбалеты. Знали, что враг рядом. Только зверь в теле орка давно уже их почуял, а тихие шаги людей были ему хорошо слышны. И запах, ненавистный запах человечины чуял зверь. Уран-гхор наложил стрелу на тетиву, прицелился. И прямо под собой увидел закинутое лицо воина, рассматривавшего деревья. Человек открылся на какой-то жалкий миг, но и этого хватило молодому вождю, чтобы выпустить стрелу и поразить врага прямо в глаз. Тут же просвистела стрела Сварг-гхора, пробившая шею второго воина. Оставшиеся двое вскинули арбалеты, но и они опоздали. Зверь быстрее человека, а если этот зверь еще и разумен… Уран-гхор с дерева прыгнул прямо на врага, совершив переворот в воздухе, так что тело его разминулось с болтом. Упав на плечи человека, услышал хруст ломающегося хребта. В пяти шагах Сварг-гхор свернул шею своему противнику. Все было кончено. И прежде двое опытных орочьих воинов легко справились бы с четырьмя человеческими. А уж после зелий шаманки они сделали это играючи.

– Это не охотники, а воины. Значит, была погоня, – сказал Уран-гхор.

Сварг-гхор сдернул с мертвеца белый плащ. Под ним оказалась зеленая одежда.

– Нет, это воины, сторожащие лес. Видно, обходили дозором, да собаки наш след взяли. Вот они и пошли по следу. Если бы за нами отправили погоню, людей больше было бы. Шаман был бы. Но погони за нами не отправляли. И не будет ее.

– Почему?

– Кому мы нужны? Два беглых раба. Одним больше, двумя меньше… Люди наделают себе на потеху новых зверей. Орочье гнездо большое, – с горечью отвечал Сварг-гхор.

До скрежета стиснул зубы Уран-гхор, изо всей силы сжал кулаки.

– Недолго им осталось на нашей земле промышлять! Вернусь – больше не допущу предательства!

– Дай то Морриган, – задумчиво проговорил его товарищ, укладывая в мешок белые накидки. – Потому что на границе нас будут ждать. Для этого им делать-то ничего не надо. Наколдуют шаманы, дадут знать, чтобы воины держали ухо востро.

Так и вышло. Еще через сутки лес оборвался, переходя в ровную, заснеженную степь. Глядя из-за деревьев на опушку, Уран-гхор жадно вдыхал воздух, и казалось ему, что ветер несет из степи знакомые запахи. Дым костра и аромат душистых трав, что орочьи женщины сушат на зиму, а потом кладут в чай, и запах вяленого мяса, и тяжелый дух шерсти вулкорков, и дыхание жилой каранги – вот что нес ему ветер.

– Смотри, – сказал Сварг-гхор.

В одном полете стрелы от леса башня стояла. На ней виднелись фигурки лучников. Чуть дальше, к стороне восхода, расположился гарнизон: маленькие домики, забор, длинные строения казарм. Еще дальше – новая башня.

– Хорошо придумано, – одобрял Сварг-гхор, – все как на ладони, все простреливается.

– Ничего, – цедил молодой вождь, – доберемся до гнезда – и у себя такое заведем!

– Орочье гнездо – вон оно, – кивнул Сварг-гхор, – если с башни из лука выстрелить, то стрела упадет как раз на границу.

– А вон там – смотри – просвет, – сказал Уран-гхор. – От последнего дома до другой башни шагов сто нет ничего.

Его товарищ зорко всмотрелся туда, куда указывал вождь.

– Там воины ходят, дозор.

– Вижу, – недобро усмехнулся Уран-гхор, – с двумя воинами легко справимся, только надо, чтобы шума не было…

Дождались, когда начнет смеркаться. Надели белые накидки, поползли к границе – туда, где люди вышагивали. Медленно двигались, бесшумно, словно хищные звери крались. Дозорные неспешно шли друг навстречу другу, встречались и расходились в разные стороны. Слабый у человека слух против орочьего, и глаза не зоркие. Орки как можно ближе подобрались и замерли. Дождались мига, когда сошлись воины на середине. Как только разминулись дозорные, сделали шаг, одновременно взвились двумя вихрями ловкие тела. С быстротой молнии бросились на людей. Один часовой сдавленно простонал, когда Сварг-гхор ему горло пережал, другой – даже этого не успел. Упали на землю мертвецы со свернутыми шеями. А орки снова на землю опустились, опять поползли. Руки коченели в снегу, а по спинам горячий пот катился. Каждой частичкой тела чувствовали они, что за спиной – враг, каждый миг ждали смертоносного свиста стрелы. Ближе, все ближе становилась родная земля, все тревожнее бились сердца орков. Кровавая Морриган, суровый Сацеол, помогите своим детям! Равнодушно молчали боги, не отвечали на мольбы, что мысленно возносили им орки… И когда уже совсем рядом было Орочье гнездо – казалось, руку протяни, и коснешься степи – на башне вдруг ярко вспыхнули огни, раздался тревожный звон колокола. Тут же свистнула стрела, ударила в плечо Сварг-гхору. Он выдернул древко из плеча, крикнул:

– Бежим!

Вожди ринулись вперед, но туча стрел пронзила морозный воздух. Уран-гхор выдернул меч из ножен, развернулся, несколько стрел отбил. Десяток стрел ударился в грудь, но доспех выдержал. Спасало лишь то, что человеческие воины теряли меткость в темноте. Что-то пролетело мимо, с ревом врезалось в снег недалеко от Сварг-гхора, рассыпалось огненными искрами. На башне был человеческий шаман! Его проклятое колдовство! Нет, не зря молодой вождь клялся себе, что больше не попадет в ловушку! Лучше умереть воином, чем жить рабом! Он прыгнул в сторону, покатился, вскочил и запетлял, уворачиваясь от несущейся вслед волшбы. Вскоре шагнули они на землю Орочьего гнезда, но бег свой не замедлили. Опасность, ненависть к людям и счастье от возвращения на родину горячили кровь Уран-гхора. Хохотал он, отпрыгивая от клубков огня и потоков убийственного ветра, легко и весело играл со смертью, будто летел по бескрайнему полотну заснеженной степи, кричал:

– Вот она, родная земля! Мы дошли, друг!

Не ответил Сварг-гхор, вдруг прыгнул ему за спину, закрыл собой. Падая наземь, ощутил Уран-гхор, как дернулось тело товарища. Поднял голову – увидел: из горла друга торчит наконечник стрелы, что пронзила его шею сзади, выйдя из горла. Бешеным нордаром взвыл молодой вождь, выдернул стрелу, взвалил Сварг-гхора на плечи, побежал со своей ношей. Слышал он, как свистели стрелы и вонзались в доспех мертвеца. Тяжело было на сердце, горькая мысль билась: «Как же так, друг? Сколько всего пережито было, сколько муки мы с тобой вытерпели. А когда свобода рядом была, ты меня сберег, а сам не спасся…»

Видно, не зря молился молодой вождь Морриган. Приняла молитву кровавая богиня: не задела его вражеская волшба. Вскоре и стрелы перестали долетать до орка. Долго шел он и остановился лишь когда коснулось степи тусклое серое марево – предвестник рассвета. Уран-гхор уложил товарища на снег, сам рядом сел.

– Ты – великий воин, Сварг-гхор. Но я не смогу упокоить тебя как полагается. Далеко река Орени, и скованы ее воды льдом. Вырою тебе могилу здесь. Это уже родная земля, Орочье гнездо.

Вдруг мертвые веки стали подниматься, лицо Сварг-гхора исказилось, поплыл над ним густой туман. А когда он рассеялся, увидел молодой вождь, что лицо Сварг-гхора изменилось, стало старческим, сморщенным. Из пробитого горла со струей крови вырвался хрип, потом раздался надтреснутый голос:

– Торопись, Уран-гхор. Не допусти кровопролития в Орочьем гнезде. Отыщи змею. Ступай вслед за чумой, найди ворона. Торопись…

Молодой вождь встряхнул головой, прогоняя наваждение. Закрылись глаза мертвеца, снова перед ним лежал Сварг-гхор.

Уран-гхор расчистил снег, отыскал кусты, нарубил веток. Развел костер. А когда прогорел огонь, оставив после себя клочок подтаявшей почвы, принялся рыть могилу охотничьим ножом. Долго копал, в кровь руки сбил, вонзая нож в твердую, как камень, промерзшую землю. Похоронил товарища, воткнул в могильный холм меч Сварг-гхора. Поклонился, прощаясь с воином, и пошел между сторонами стужи и заката. На поиски племени Гра-ориг.

* * *

– Взять штурмом, и все дела! – горячился мастер Триммлер. – Чего бодягу разводить?

– Да поймите вы, глупо принцессе с боем прорываться в собственный дом, – увещевал гнома Вадиус, – глупо и опасно. Защита дворца такова, что каждый, кто предпримет попытку вторжения, будет уничтожен. Кроме членов августейшей фамилии. Но идя на штурм, ее высочество заведомо признает незаконность своих претензий.

Это уж точно! Я на собственной астральной шкуре испытал крепость охранных заклятий дворца. Вот уже час как мы, собравшись в комнатке принцессы, пытались разработать стратегию проникновения во дворец и захвата власти. И никак не могли прийти к общему мнению. Воинственный гном жаждал схватки, Грациус склонялся к взлому, Дживайн ратовал за политику выжидания, Александриус предлагал решить проблему магическим путем, а Копыл с дядей Ге хотели найти какой-нибудь новый, нетривиальный способ. Мы с Лютым пока помалкивали, прислушиваясь к спорщикам. Дрианн, обняв за плечи тихую Лиллу, которая всюду следовала за ним, тоже не принимал участия в обсуждении. Хотя, думаю, некроманты в душе соглашались с мастером Триммлером – ведь мятеж означал смерти, дарующие им энергетическую подпитку.

– Но меня ведь чары не уничтожат, – пожала плечами Дарианна. – Значит, пойду одна. Возьму с собой Рика.

Я кивнул, соглашаясь.

– Ва-а-аше высочество! – взвыл Вадиус. – Сколько уже можно объяснять, что этим вы просто облегчите врагам задачу! Все равно, что самим залезть в пасть дракона!

– Слушай Копыла, дочка, – пренебрегая титулом, мягко произнес дядюшка Ге, – он дело говорит. Ты только Вериллию на руку сыграешь. Он тебя снова отправит в тайные лаборатории и позаботится, чтобы во второй раз ты оттуда не выбралась.

– О Вериллии уже несколько дней ни слуху, ни духу! – фыркнул я.

– Ради такого случая объявится! А если и нет, не забывай: Совет магов на его стороне. Да и вообще, в таком деле нельзя полагаться на какие-то слухи и духи! Мы ничего не знаем о Верховном.

– А лейтенант вообще в розыске, – буркнул мастер Триммлер. – Придет во дворец – тут-то его под белые ручки… Говорю же, нет выхода: надо штурмовать!

– А магическая защита?

– С ней мы как-нибудь справимся, – самонадеянно ухмыльнулся Грациус.

– Не думаю, – тихо протянул Дживайн. – И еще – не забывайте, что дворец, помимо чар, защищают имперские гвардейцы. Да и вообще, взятие дворца означает смену власти, переворот. Ведь формально страной до сих пор правит Ридриг Второй. Против нас поднимется вся армия, аристократия, жрецы. И ее высочество будет выступать в роли захватчицы!

– А должна в роли спасительницы… – задумчиво произнес Копыл, – и тогда…

– И тогда никто не посмеет причинить ей вред! – подхватил я.

В самом деле, все ведь просто! Как же я раньше не додумался? Народ недоволен, он готов к бунту. Как этот бунт обратить на пользу дела? Люди ведь ничего не знают о происходящем во дворце – так, разговоры, сплетни… Про Дарианну вообще никому ничего неизвестно. Пропала – и все дела. Конечно, наши агенты работали в народе, распуская нужные слухи. Но этого мало. Надо каким-то образом обеспечить поддержку всего Виндора…

– За несчастную, обиженную принцессу не вступятся, – вдруг деловито сказал Вадиус, уловивший мои мысли. – Побоятся. Да и кому она нужна? А вот за сильной и способной взять власть в свои руки наследницей пойдут.

– Дорогой барон, – коснулась вдруг сознания вкрадчивая мысль Артфаала, сидевшего у меня на плече, – давайте отойдем на минуту. Мне нужно с вами поговорить.

– Позже, – отмахнулся я.

– Позже может быть поздно, простите за каламбур.

Отвязаться от демона не было никакой возможности, лорд Феррли умел быть настойчивым. Я встал, тихо покинул комнатку и вышел во двор. С темного неба падали крупные пушистые снежинки, мягко ложились на отремонтированные дядей Ге плиты, закрывали трещины, делали дворик нарядным. Но мне было не до красот природы, я хотел вернуться к товарищам, развивать идею, ростки которой только что проклюнулись сквозь тугую почву споров. Поэтому я недовольным голосом спросил:

– Что вам угодно, герцог?

– Предупредить вас, друг мой.

– О чем?

– Уходите.

– Куда? – не понял я.

– Куда угодно. Лишь бы подальше от заговора.

– Вы думаете, он не увенчается успехом?

– Этого мне знать не дано, я не могу в подробностях провидеть будущее. Но у меня имеется демонический инстинкт, который никогда не ошибается. И сейчас он вопиет об опасности для вас. Откажитесь от принцессы, барон. А вообще… лучше бы вам покинуть страну.

– Да вы соображаете, что говорите? – возмутился я. – Что значит «откажитесь от принцессы»?! Отказаться от слова, данного лорду Глейнору? От девушки, которая нуждается в моей помощи? От товарищей? И это только ради того, обезопасить свою жизнь? Вы за кого меня принимаете?

– Есть вещи пострашнее, чем смерть, – тихо прошелестело в моем сознании. – Не знаю почему, барон, но я чувствую, что угроза нависла не только над вашей жизнью. На этом пути вы можете потерять душу, саму свою сущность…

– Значит, так тому и быть! – оборвал я демона. – И давайте на этом закончим нашу беседу.

Я резко развернулся и вошел в храм. Совершенно по-кошачьи вздохнув, расстроенный Артфаал поплыл следом и перед самым входом в комнату опять опустился на мое плечо. Товарищи не заметили моего отсутствия – так захватила их вдохновенная речь Вадиуса.

– Нужно заручиться поддержкой всех сословий, – вещал старый царедворец, – народ, аристократия, маги, торговцы, военные… И вот тогда ни Вериллий, ни Совет не посмеют и прикоснуться к принцессе. Необходимы переговоры. Дворян я беру на себя. Думаю, сумею многих перетянуть. А вы, мастер Генериус, возьмитесь за работу с горожанами.

Дядя Ге согласно кивнул:

– Разыщу Торафсона, подготовим с ним агентов.

– И обещайте, обещайте людям все, что им угодно! – воскликнул Вадиус. – Снижение налогов, прекращение войны, изменение законов. Главное, внушить им: Дарианна – единственная, кто сумеет вернуть благополучные времена. Потом уж разберемся.

– К магам пойдем мы с Дживайном, – вызвался Грациус. – У нас неплохие знакомства. Большинство и так уже на нашей стороне. Но не все.

– Да, следует закрепить успех, – согласился Копыл, – будьте осторожнее, сами понимаете, волшебники – люди образованные. С ними надо потоньше. Например, попробуйте намекнуть, что ее высочество собирается снять запрет на темную магию. А из тех чародеев, кто перешел в повстанцы после взятия Счастливого местечка, наберите агентов. Пусть ходят по ярмаркам и площадям под видом фокусников, гадателей, прорицателей и рассказывают людям о своих видениях, предрекают победу Дарианны и торжество справедливости. И еще, надо распустить слух, что армия уже перешла на сторону принцессы. Это будет внушать людям доверие. Я знаком со многими высшими чинами, поговорю с ними. Но вот кто поработает с солдатами?

– Я могу попытаться, – вызвался Лютый. – Казармы ястребов не так уж и далеко отсюда. Конечно, первого полка там нет. – Лицо брата омрачилось, и он медленно, неохотно выговорил: – Думаю, его уже вообще нет… Но многих ребят из других полков я знаю в лицо. Пробраться в казармы сумею, а там – по обстановке.

– Отлично, – обрадовался Вадиус. – Имперских гвардейцев я обработаю сам. Они и ястребы – главная опора армии. Если нам удастся их перетянуть, с остальными будет гораздо легче договориться. Торговцев, думаю, следует подключать в последнюю очередь. Народ они недоверчивый, без наглядной демонстрации нашей мощи рисковать не станут. Пока можно организовать предварительные беседы, разведку, так сказать. Прощупать интересы, поискать особо недовольных, выяснить, что именно вызывает наибольшее негодование. Итак, господа, роли распределены. Начнем с малого, а там видно будет.

– Интересно, – возмутился я, – а почему мне роли не досталось?

– Ваша роль, барон, постоянна и неизменна, – поклонился старый маг. – Вы – глава повстанческого движения и гарант его успеха. Такой же, как и ее высочество. Наше главное оружие. Вы хоть представляете себе степень своей популярности в народе? Рик-бастард – галатский герой, спасший императора, сумевший выжить в Зеленом сердце и избежать несправедливой казни. И никакие указы о поимке не повредили вашей славе. Скорее, наоборот, увеличили ее. Вы – тот, кто противостоит действующей власти, благородный разбойник, защитник угнетенных. Когда люди узнают, что вы поддерживаете принцессу Дарианну, это станет серьезным козырем… Господа, – обратился он к остальным, – в беседах с людьми нужно всячески подчеркивать это обстоятельство. Рик-бастард может быть лишь на правой стороне. А теперь, – провозгласил он, – нам нужно выбрать врага.

Мы с Лютым переглянулись, пытаясь осмыслить это странное заявление. Дрианн мрачно пожал плечами. Однако все остальные, казалось, поняли, что хотел сказать Вадиус.

– А разве это не очевидно? – поинтересовался Ом. – По-моему, и так понятно, что главный враг ее высочества, да и всей империи, если хотите – Вериллий Фламиер.

– Это не так очевидно, как вам кажется, – тонко улыбнулся Копыл. – Что нужно бунтующему народу? Ему нужно знать, кто виновен во всех бедах и несчастьях.

– Так он и виновен, Верховный! – я все еще не соображал, куда клонит старый интриган.

– Да, но тогда люди будут требовать, чтобы заменили Верховного мага. А нам нужно, чтобы они хотели заменить регента.

– Ну, так Дарианна же, когда станет регентом, уберет Вериллия!

– Это труднее, чем вы думаете. Есть некие старые законы… ну, да это дело десятое. И потом, вдруг он сбежит? Или уже сбежал? Не забывайте, его уже давно не видно. И вообще, для народа – чем проще, тем лучше. Есть Келдин, чье неумелое правление довело империю до краха… Да знаю я, знаю, что вы хотите мне сказать. – Вадиус махнул рукой, предупреждая мои возражения. – Конечно, развал страны и нынешнее бедственное положение – дело не одного дня. Но не станете же вы читать черни лекции о политике и управлении государством? Это никому не интересно, да и не поймут они. Повторяю: чем проще, тем лучше! Вериллий много лет был у власти, и народ любил его за низкое происхождение и кажущуюся простоту. И многие до сих пор ему верят, как ни странно. А вот Келдин – личность несимпатичная. Высокомерный, истеричный. К тому же изысканный. Вы представляете себе, как раздражает людей один его вид? Поймите, его очень удобно ненавидеть. Его высочество – идеальный враг. Народ будет рад узнать, что именно он – причина всех неприятностей. И охотно поверит. Это нам и нужно.

– Хорошо, допустим, – заинтересовался Ом. – Но это, как вы изволите выражаться, чернь. Что делать с дворянами, магами, торговцами, наконец? Им-то вы эту сказочку так легко не скормите!

– Во-первых, это не сказочка. Или вы считаете, что Келдин – достойный, мудрый правитель? То-то. Во-вторых, конечно, с образованными людьми будем работать тоньше. Дворянам напомним о чести, пообещаем не забыть их заслуги, торговцам посулим выгоды. Ну, а волшебники, можно сказать, и так уже с нами. Не забывайте, скольких мы спасли из Счастливого местечка. Остальным достаточно будет изменения закона о темной магии.

Копыл рассуждал абсолютно правильно и логично. И план его был хорош. Но что-то в речи старого мага покоробило меня. Судя по выражению лица, Лютый испытывал те же чувства. Слишком легко Вадиус решал человеческие судьбы. Там обещание, здесь маленькая ложь, тут полуправда, я сам в роли какого-то опереточного мессии… Все это было… нечестно. Как если бы мне предложили стать карточным шулером, а потом раздать большой выигрыш нищим. Цель благородная, а вот средства ее достижения грязноватые.

– Рик… – сидящая рядом Дарианна коснулась моей руки нежными пальчиками и прошептала прямо в ухо: – Я понимаю твои чувства. Но ведь мы заботимся о благе империи, народа. Не все ли равно, что будут думать люди, если удастся избежать кровопролития? И имеет ли это значение, если нам удастся свергнуть Вериллия и спасти моего отца? Ты будешь со мной?

Девушка ласково взглянула мне в лицо. Я смотрел на ее чудесные глаза, такие сияющие, родные, на губы, которые умели так страстно целовать, шелковистые волосы… Что я мог ей сказать?

– Конечно, я буду с тобой.

Глаза принцессы вспыхнули радостью. Она повернулась к Лютому и вопросительно посмотрела на него.

– Я с братом, – спокойно проговорил Ом, голосом выделив слово «брат».

– Я с вами, ребята, – добавил Дрианн.

И маг тоже подчеркнул, что он присоединяется именно к нам, а не к принцессе. Дарианна этого не заметила. Или предпочла не заметить, не знаю.

– Ну, если мы все решили, можно приступать к действиям, – вскочил Вадиус. – Время самое подходящее – середина ночи. Я, с вашего позволения, уединюсь в комнате Лютого и отправлю свою астральную проекцию… скажем, проведать моего старого знакомого – герцога Бакстоуна. Он человек либеральных взглядов, а главное – предводитель Виндорского дворянства. А вы, Ом, можете прогуляться к казармам ястребов.

– Мы с Дживайном – в Южный луч, навестим дружков, – плутовская физиономия Грациуса приобрела мечтательное выражение, видимо, в предвкушении хорошего застолья, сопровождающего поход в гости.

– Я могу в лагере побеседовать с магами, спасенными из Счастливого местечка, – предложил Александриус.

– Ступайте, юноша, ступайте. – Вадиус заулыбался, видя всеобщее рвение.

– А я, пожалуй, на боковую, – зевнул дядя Ге. – В Портовый квартал лучше отправляться днем. Завтра разыщу там надежных людей, поговорю с ними…

Дрианн с Лиллой, взявшись за руки, молча вышли из комнаты. Им никаких поручений не дали. Кто станет посылать некроманта на мирные переговоры? Я так и не понял, обидело это парочку или им было все равно.

– Эх, значит, не будет заварушки! – досадливо сплюнул мастер Триммлер, покидая место сходки.

Вскоре мы остались с Дарианной вдвоем. Лорд Феррли соскочил на пол и, независимо пофыркивая, задрав трубой ободранный хвост, совершенно по-кошачьи, без всяких демонических штучек, прошествовал за порог.

– У тебя забавный демонический кот, – сказала принцесса, глядя ему вслед.

– Да уж…

Мне не хотелось говорить об Артфаале. Честно говоря, мне вообще ни о чем не хотелось говорить. Я захлопнул дверь и сжал девушку в объятиях. Она улыбнулась:

– Мой герой…

Дальше мы обошлись без слов.

Несколько минут спустя я вышел в храмовый двор и подставил разгоряченное лицо освежающим прикосновениям снега. Принцесса… ясно, конечно, что даже на ее поцелуи я не мог рассчитывать. Это уже само по себе чудо. Кто я и кто она! Умом я это понимал. Но вот тело напрочь отказывалось соглашаться с иерархическими соображениями и настоятельно требовало большего. Я вздохнул и поплелся в лагерь, надеясь, что сумею уснуть после такого…

Утреннее пробуждение ознаменовалось появлением Грациуса, благоухавшего смесью ароматов старки и рамса.

– Хорошо посидели! – жизнерадостно сообщил маг.

– Где Дживайн?

– Показывает новичкам лагерь. Да ты не переживай, ребята хорошие, темные маги.

«Хорошие ребята» оказались мрачноватыми типами в черных мантиях. Они споро поставили шатры и завалились спать.

– Устали после вчерашнего, – прокомментировал Грациус. – Отоспятся – и в путь, в Ремесленный квартал. Будут изображать прорицателей.

– Я тоже с первыми результатами, – подошел Копыл, бледный и осунувшийся, но довольный. – Удалось переговорить с герцогом Бакстоуном и полковником Дрингстааром – командиром полка имперских гвардейцев. Он, кстати, тоже герцог. Дрингстаар навестит ее высочество в храме сегодня вечером. Принцесса просила вас, барон, присутствовать при беседе. Бакстоун обещал подумать. Полагаю, он захочет встретиться на нейтральной территории. Человек осторожный. Ваш опекун отправился в Портовый квартал.

– А Лютый?

– Спит он, лейтенант, – сообщил мастер Триммлер, высовываясь из своего шатра. – Под утро явился пьяный. Сказал, все в порядке. Ребята, мол, будут решать.

– А пока они решают, я подготовлю их командиров, – ухмыльнулся Вадиус. – Но это уже ночью. Сейчас пойду, отдохну.

Мы с гномом обошли лагерь. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Караульные добросовестно несли службу, охрана была организована с ювелирной точностью – Лютый зря времени не терял.

– Я вот что думаю, лейтенант, – сказал мастер Триммлер, – надо мне к родственникам наведаться. Поговорить, то да се…

– Хочешь привлечь их к восстанию? – удивился я.

– Да нет, б’хойч сроду в человеческие дела не полезут. Но вот побеседовать с ними надо, сказать, чтобы не боялись. А то наши уже поговаривают, мол, уходить пора. Времена в империи нынче смутные. А где смута, там всегда чужестранцев бьют.

– Ты прав: нельзя, чтобы ваши уходили. Это нанесет урон торговле. Думаю, нам скоро понадобится оружие.

– Вот и я говорю. Схожу. Только что им обещать? Как думаешь? Может, сказать, что принцесса плату за торговлю понизит? – хитро прищурился мастер Триммлер. – Ты бы поговорил с ней, лейтенант.

Гномы – они везде гномы. Даже бесшабашный мастер Триммлер в первую голову думал о выгоде для дела.

– Хорошо, поговорю.

– Ну, и славно. Пошел я. А то у меня еще поручение от ее высочества…

Сын гор вразвалочку зашагал по лесу, перекинув роскошную бороду через плечо, чтобы за ветки не цеплялась. А я вернулся в храм и до вечера от нечего делать помогал матери Перетее поить отварами больное зверье. Артфаал крутился под ногами, производя панику среди несчастных животных.

Когда начало смеркаться, Копыл позвал меня к принцессе.

– Да переоденьтесь, барон, – потребовал он, неодобрительно осмотрев мою видавшую виды одежду. – Все же на аудиенции присутствовать будете. Ступайте, ступайте в свой шатер.

Недоумевая, где взять приличествующий случаю костюм, я заглянул в шатер и увидел там разложенный на коврике новенький мундир имперского ястреба с лейтенантскими нашивками. Рядом стояли сапоги из дорогой мягкой кожи.

– Нравится? – спросил, заглянув, мастер Триммлер. – Я ж говорю: поручение ее высочества!

Облачившись в приятно пахнущее новым сукном одеяние, я пригладил волосы и отправился к Дарианне. Постучал в дверь.

– Войдите!

Сначала я даже не узнал голоса принцессы. Он звучал по-другому – не так, как обычно. В интонациях появились повелительные нотки. И сама Дарианна изменилась. Я как-то привык уже видеть ее в темном простом платье, одолженном жрицами. Сейчас же передо мной предстала настоящая наследница императора во всем блеске своей необычной красоты. Мастер Триммлер расстарался. Не знаю уж, где он добыл такую роскошь. На Дарианне было великолепное одеяние из эмиратской парчи, плечи прикрывала накидка из пушистого меха. На шее, пальцах и в мочках ушей переливались драгоценные камни. Голову венчала сложная прическа. Принцесса, гордо выпрямившись, стояла посреди крохотной комнатки, которая словно бы стала светлее от одного ее присутствия. Я даже оробел, впервые за все время осознав, что моя возлюбленная, мрак задери, действительно высочество! Как же она была прекрасна и далека от меня в этот миг! Меня всегда восхищала и поражала в женщинах способность к перевоплощению. Иной раз посмотришь – так, ничего особенного, серая мышка. А потом вдруг неожиданно в повороте головы, мимолетной улыбке, походке, нечаянно оброненном слове возникает невесть откуда взявшаяся красота. И уже не простушка перед тобой стоит – пава, пери, богиня! Поистине, все женщины актрисы. И понять их, и разгадать невозможно. Но изменения, произошедшие с Дарианной, не были игрой. Она как будто вернулась в свое привычное, единственно правильное состояние. Наверное, так оно и было, и я не мог налюбоваться на нее. Но как же велика была разверзшаяся между нами пропасть!

– Это ты, Рик, – Дарианна подмигнула, на секунду снова превратившись в веселую девчонку. – Ну, как тебе? С минуты на минуту явится герцог Дрингстаар. – Не могла же я предстать перед ним замарашкой! А ты, я вижу, тоже приоделся. Тебе так идет форма!

– Только я на нее уже никакого права не имею.

– Это временно, – утешила принцесса.

– Лорд Стаун, герцог Дрингстаар! – возвестил, появляясь в дверях, Вадиус, взявший на себя роль церемониймейстера.

В комнату вошел высокий статный мужчина в алом гвардейском мундире. На вид герцогу было лет пятьдесят, но, несмотря на солидный возраст, он обладал безупречной военной выправкой. Полковник был абсолютно лыс, зато мог похвастаться замечательной пышностью черных усов. Холеное породистое смуглое лицо с крупными чертами, непроницаемые карие глаза, настороженно взиравшие на нас из-под бровей, густотой споривших с усами, широкий, гладко выбритый подбородок с ямкой посередине – вот портрет лорда Стауна. Он отвесил почтительный поклон:

– Ваше высочество…

Милостиво кивнув, Дарианна протянула руку:

– Рада видеть вас, герцог.

Полковник приложился усами к украшенным перстнями пальчикам и выпрямился, скользнув по мне настороженным взглядом.

– Рик Сайваар, – представила меня принцесса.

Аристократический нос слегка наморщился, выражая то ли вежливое презрение, то ли осторожное сомнение:

– Бастард?

– Спаситель моего отца и мой друг.

От ответа Дарианны веяло северным ветром. Мол, если уж августейшая особа не брезгует обществом бастарда, то обо всех остальных и речи быть не должно. Полковник верно истолковал интонации принцессы, поклонился мне:

– Польщен…

– Я пригласила вас, герцог, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, – сказала Дарианна, усаживаясь на единственный в комнате табурет с таким царственным видом, словно это был трон. – Не стану рассказывать вам о заговоре. Вы и сами все прекрасно понимаете. Поэтому спрошу прямо: на чьей стороне будет имперская гвардия?

– Имперская гвардия всецело предана августейшей семье, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил полковник.

– И я – ее часть, – ответила принцесса. – Так чьи интересы вы будете защищать? Моего брата, допустившего развал империи? Или мои?

В голове герцога, очевидно, шла напряженная работа. Аристократ молниеносно прикидывал все за и против. Чем-то он мне напомнил полковника Арлайла, с которым я встретился на Южном континенте. Дарианна с интересом наблюдала за лицом герцога, при этом она выглядела безмятежной и спокойной, словно речь шла о небольшой увеселительной прогулке, а не о дворцовом перевороте.

– Ваше высочество, – произнес наконец полковник, – я должен подумать…

– Думайте, – согласилась Дарианна. – Но когда будете принимать решение, учтите, что меня поддерживают дворяне и маги. Не считая Совета, разумеется. Народ тоже пойдет за мной, потому что люди устали от произвола властей. Только я могу навести порядок в империи. К тому же, как видите, за мной – серьезные повстанческие силы.

Блефовала она здорово. Я готов был аплодировать.

– Вы можете идти, – принцесса сделала изящный жест, отпуская полковника.

Герцог поклонился и вышел.

– Он нас не выдаст? – обеспокоенно спросил я.

– Он, конечно, интриган и царедворец. Но вместе с тем – человек чести, – улыбнулась Дарианна. – Да и невыгодно ему предательство. Уже за один визит в лагерь повстанцев ему грозит смертная казнь. Нет, он будет молчать.

Той же ночью мы отправились в дом лорда Глейнора, моего покойного дядюшки. Там была назначена встреча с герцогом Бакстоуном – предводителем дворянства, который любезно прислал за нами карету. Ни от кого особенно не скрываясь, мы въехали в город через малые северо-восточные ворота. Степень обороноспособности Виндора была очевидна. Ни одного, даже самого завалящего мага, в охране не имелось. За пару золотых стражи охотно распахнули запертые на ночь створки. Вадиус наложил на нас добротный морок, до неузнаваемости изменивший лица. Но по-моему, даже будь мы в своем истинном облике, никто бы не взволновался: охранники даже не взглянули на ночных путников.

Вскоре наша карета въехала во двор дома Марслейн, и я избавился от морока. Пожилой дворецкий – старый знакомый – приветствовал нас низким поклоном и проводил в гостиную, где уже ждал герцог Бакстоун – седобородый благообразный старец. Казалось, он искренне обрадовался, увидев принцессу.

– Ваше высочество, я несказанно счастлив лицезреть вас в добром здравии. Сейчас, когда его величество болен, вы – наша единственная надежда, – заявил он, после чего обещал всяческую поддержку и помощь.

– Ты веришь ему? – спросил я на обратном пути, разглядывая в окно унылые темные улицы Виндора, по которым ходили стайки подозрительных личностей.

– Не в этом дело, – усмехнулась Дарианна. – Он сказал правду. Я действительно единственная надежда дворянства. Аристократы заинтересованы в сохранении правящей династии. Ведь в противном случае всем им тоже придется несладко. Августейшая семья – гарант спокойствия дворян. К тому же, братец мой увеличил вдвое налог на доходы с имений. Копыл рассказывал, что для многих дворян содержание поместья становится убыточным. Это нам на руку…

Карета вдруг содрогнулась, принцесса, оборвав речь на полуслове, с криком отшатнулась от окна. Какой-то разбойничьего вида оборванец умудрился на полном ходу вскочить на подножку. Воинственно ощерившись, он протянул грязную лапу к шее Дарианны, намереваясь сорвать поблескивающее под распахнутой меховой накидкой колье. Сначала я ему попросту дал в морду, свернув на бок и без того кривой нос. Потом уже сбросил на землю заклятием Железного кулака. Схватил в объятия испуганную девушку, мысленно кляня себя последними словами: тролль, дубина, благодушный идиот, не мог сразу поставить на карету плотный щит!

– Прости, – я запоздало сотворил защиту над экипажем, – прости, это я во всем виноват!

– Ничего, – в дрожащем голосе принцессы вдруг прорезался металл. – Скоро я выведу всю эту мразь… под корень.

По пути на нас нападали еще дважды. Грабители отскакивали от кареты, словно демоны от Луга всеблагого. Дарианну их попытки уже не пугали, но лицо ее делалось все мрачнее. Губы сжались в тонкую линию, подбородок упрямо выдался вперед, глаза при виде очередной человеческой швали недобро щурились.

– Сколько же предстоит работы, – пробормотала она, когда экипаж благополучно миновал ворота и закачался на кочках неровной дороги, ведущей к лесу Душегубов.

В лагере Копыл встретил нас нетерпеливым вопросом:

– Удачно?

– Думаю, да, – ответила Дарианна.

– У меня тоже есть новости, – довольно прищурился волшебник, – здесь командир третьего полка имперских ястребов. Просит аудиенции ее высочества.

– Конечно, – рассеянно произнесла принцесса, – я приму его. А ты, Рик, ступай. Отдохни.

Она устало улыбнулась мне, вздохнула:

– Пойдемте, Вадиус…

Тут же в ней произошла очередная разительная перемена. Плечи расправились, взгляд стал уверенным, с лица исчезло угрюмое выражение. Высоко подняв голову, ровно, словно ступая по мягкому ворсу эмиратского ковра, а вовсе не по скользкой снежной корке, Дарианна поплыла к храму Брижитты. Порода… Я преисполнился зависти к незнакомому полковнику, которому даровано было счастье лицезреть эту красоту. Даже ревность кольнула в сердце. Но делать нечего: не пригласили, так не пригласили. Я отправился в свой шатер, где обнаружил Лютого и дядю Ге. Почти целые сутки проведя в обществе Дарианны, я так и не нашел времени поговорить с ними.

– Как дела, сынок? – спросил мой опекун.

– Пока еще ничего не ясно.

– Угу, угу… а я потолковал с соседями в Портовом квартале. Походил, побродил. Народ у нас и раньше богатым не был, а сейчас и вовсе скудно живет… В общем, как ни крути, а бунта не избежать. Справедливости люди хотят, вот что я скажу. Ну, а даст ее принцесса или нет – дело ее совести, м-да… – дядюшка задумался.

– Я был прошлой ночью в казармах ястребов, говорил с ребятами, – по-военному кратко отрапортовал Ом, – все они недовольны. Говорят, им задерживают жалованье, их семьи бедствуют.

– Командир третьего полка сейчас у принцессы, – сказал я.

– Значит, решил ее поддержать.

Лютый оказался прав: днем третий полк имперских ястребов открыто покинул казармы и в полном составе прибыл в лес Душегубов. Воины разбили свой лагерь неподалеку от нашего. Первая и самая главная победа была одержана. С этого дня события в Виндоре стали развиваться по странному, почти сумасшедшему сценарию. К нам начали присоединяться дворяне. Они являлись с оружием, некоторые в одиночестве, другие – в сопровождении челяди. Были такие, которые приезжали в каретах целыми семействами, с женами и детьми. Проходили проверку зельем правды, удостаивались аудиенции принцессы и оставались в лагере. Вскоре лес Душегубов превратился в город под стенами города. Маги, гадатели, травники, ведьмы шли просто косяками. Их мы проверяли с помощью считывания сущности, затем отправляли работать в столицу. И они трудились на совесть. Пророчили, предсказывали, пугали и наставляли. Прогуливаясь в астральном теле, я слышал, как хорошенькая молоденькая гитанка, ворожа по руке дюжему ремесленнику, нашептывала: «А ждет тебя недоброе, красивый. Нищета, голод. Детки твои плакать будут, хлебца просить, жена исхудает, зачахнет. Исчадье мрака надвигается, всем плохо станет. Скоро принц Келдин страну кровью зальет, а мастерскую твою отберет. Не пугайся, золотой-бриллиантовый. Горю твоему помочь можно. Придет, придет счастьице и на твою улицу! Ты только не упусти его, крепко держись, драгоценный. Есть еще правда на земле, не затоптали ее, не погубили. Скоро придет она, принцесса, краса ненаглядная, умная да добрая. Ты тогда уж помоги ей, не дай клятым воронам заклевать надежду нашу. И друзьям своим скажи: только Дарианна народу поможет…» В магической лавке приветливый пожилой чародей доверительно сообщал покупателю, торговцу, выбиравшему амулет на удачу: «Звезды говорят, что грядущий год неблагоприятен для заключения сделок. Гадание на кофейной гуще подтверждает: удачи в торговых делах не будет. Сам собираюсь закрывать лавку. Вы ведь слышали: налоги будут подниматься. А люди беднеют, денег на покупки у них все меньше. Конечно, я продам вам амулет, но не могу обещать, что он подействует. Здесь нужны более серьезные меры…»

Виндор наполнился слухами, один страшнее другого. Говорили, что Келдин, как и покойный Падерик, продал душу демонам. Что он слабоумен и ничего не решает, а всеми делами страны заправляет его любовник – глава людоедской секты. И что сам принц тоже не чужд радостей каннибализма. Что он по ночам устраивает во дворце шабаш, на котором приносит в жертву младенцев, а потом предается в лужах крови отвратительным оргиям… Много чего рассказывали в Виндоре. Мне оставалось только удивляться буйной фантазии Копыла и его команды. «Зачем темнейшему князю стараться? – ворчал лорд Феррли, выслушивая новую порцию сплетен. – Люди сами себе устроят и хаос, и мрак на земле…» Я не понимал, чем недоволен капризный демон. Казалось бы, он-то должен быть счастлив: для темной сущности такая смутная атмосфера – дом родной.

Вскоре город покинула добрая половина дворянства. В конце концов к нам прибыл и сам герцог Бакстоун. После этого на поклон к Дарианне стали являться придворные. Сложилась интересная ситуация: расположение нашего лагеря давно уже не было ни для кого секретом. Мы не скрывались, это было невозможно. Да и не нужно. Хотел бы я посмотреть на храбреца, который попытался бы на нас напасть. Кроме Вериллия, конечно. Но о нем по-прежнему не было никаких вестей. Совет магов тоже помалкивал. Поэтому я был очень удивлен, когда в один прекрасный день к храму Брижитты строевым шагом прибыл отряд городской стражи. Мы с дядей Ге и Дрианном вышли навстречу самоубийцам, чтобы поинтересоваться, кого они решили арестовать. «Разрешите доложить, – браво выкрикнул тучный капитан, – городская стража Южного луча прибыла в распоряжение ее высочества». Интересно, что все блюстители порядка с честью прошли проверку на благонадежность. То ли им самим надоел разгул преступности, с которым они уже не справлялись, то ли жалованье задерживали.

Столица бурлила, как зелье в котле колдуна. «Народ готов к бунту, – говорили агенты, – поднимется в любой момент».

Между тем императорский двор почти в полном составе переехал в лес Душегубов. Изнеженные аристократы стойко мирились со всеми неудобствами, справедливо полагая, что лучше уж переносить тяготы походной жизни, будучи на стороне победителя, чем сидеть в комфорте рядом с неудачником, ожидая переворота. А в том, что он будет, никто уже не сомневался. Ясно, что не все дворяне присоединились к принцессе исключительно из соображений чести и совести. Кто-то вовремя переметнулся к сильной правительнице. Кто-то надеялся выслужиться. Кого-то не устраивало положение дел в стране. Главное, что все они сделали выбор в пользу Дарианны. Дворец постепенно пустел. «Его высочество запирается в своих покоях и не выходит оттуда сутками», – вежливо сообщали перебежчики. «Его высочество молится», – говорили другие. «Принц Келдин в отчаянии», – доносили третьи.

Наконец, Дарианна решила послать во дворец парламентера с предложением сдаться и распустить Совет магов. Эта миссия была поручена Копылу. Престарелый волшебник отказался отправлять к Келдину астральную проекцию, поехал в карете в своем, так сказать, натуральном виде, непонятно пояснив: «Придворный этикет…»

– Его высочество не пожелал меня принять, – доложил он, вернувшись. – А в Совете меня чуть не убили заклятием распыления. Едва успел выставить защиту. Там сказали, что подчиняются только приказам Верховного.

– Вот как? – недобро усмехнулась Дарианна. – И где же он?

– Судя по всему, так и не появлялся, – пожал плечами Вадиус.

– Келдин не пытался вам навредить?

– Отдал приказ об аресте. Но гвардейцы вывели меня за ворота и отпустили. Думаю, они все же приняли решение…

Слова чародея оказались пророческими. На следующее утро полк имперских гвардейцев с герцогом Дрингстааром во главе присоединился к повстанцам. В тот же день, под охраной ястребов и гвардии, сопровождаемая воплями заполонившей Виндор бушующей толпы, ее высочество принцесса Дарианна с триумфом вошла во дворец.

* * *

– Ваше высокомагичество…

«Опять», – устало подумал Вериллий, взмахом руки снимая защиту с двери. На пороге робко переминался уже знакомый ему нелепый паренек.

– Ваше…

Не тратя драгоценное время на лишние беседы, Верховный маг ворвался в сознание юноши. От сильнейшей ментальной встряски тот застыл с выпученными глазами, а Вериллий, разобравшись в потоке мыслей и воспоминаний, восхищенно зацокал языком. Принцесса сильна! Недаром он в свое время принял решение устранить ее. Главным и несомненным достоинством ее высочества было умение окружать себя умными, верными и преданными людьми. Дарианна могла бы стать великой императрицей. Могла, но не станет. Ее судьба предрешена. Но какова! И ведь сумела заручиться поддержкой мальчика… Каким образом? Любовь, конечно. Самая привлекательная приманка для юности. М-да… и чего же хочет от него Совет? Не знают, что им предпринять? Верховный рассмеялся. Что ж, поиграем. Даже интересно будет наблюдать за тем, как станет выкручиваться принцесса. Впрочем, у чародея были определенные догадки на этот счет. Он поместил в сознание секретаря отчетливую мысль: «Ни в коем случае не вступайте в переговоры. Не впускайте никого в здание Совета. Держите оборону. Ждите моих распоряжений. Ничего не бойтесь, прочтите внимательно закон о регентстве».

– Ступай, – прикрикнул Вериллий на юношу, который все еще продолжал бессмысленно таращиться на мага, словно полуснулая рыба за стеклом аквариума.

Секретарь вздрогнул и выбежал за дверь. Вериллий снова рассмеялся. Игра началась. Правда, сам он уже не участвует в ней, но тем забавнее будет следить за ходом событий. Тем более что речь идет о Дарианне. Ридриг был слабоват. Ничего не стоило обводить его вокруг пальца. Даже обет, который не позволял причинять прямой вред августейшей семье, не помешал чародею расправиться с простодушным монархом. О Келдине и говорить нечего: один только вид принца навевал на Верховного тоску, а его постоянные жалобы и нытье приводили в раздражение. А вот Дарианна – другое дело. Девочка будет сражаться до конца.

Вериллий любил играть. Собственно, вся его жизнь была игрой. Ставка – власть. Фигуры – люди. А поле постепенно становилось все шире и шире, пока не превратилось в целый мир. Вернее, множество миров. Такие мелочи как ответственность за собственные действия и людей, которыми он распоряжался, никогда его не смущали. Ответственность… Вериллий с детства ненавидел это слово. Может быть, потому что не совсем понимал, что оно означает? «Ты должен быть ответственным», – внушала мать, оставляя на него ораву сопливых, орущих, вечно чего-то требовавших младших братьев и сестер. «Отвечай за свои поступки!» – повторял отец, наказывая подростка розгами за малейшую провинность… Тогда Вериллий еще носил непритязательное имя Вер Фламп. Семейство Флампов жило в небольшом городке под названием Смиллхендж, в двух днях пути от Виндора.

При воспоминании о детстве лицо Верховного исказила гримаса ненависти. «Не думай об учебе. Ты должен работать. Ведь ты старший, и в ответе за семью». Братьев и сестер становилось все больше, а еды в доме – все меньше. Чтобы прокормить весь этот табор, Вер вынужден был с тринадцати лет помогать отцу в мастерской. К пятнадцати он уже работал не меньше взрослого мужчины. Тяжелый труд кожевенника, казавшийся бессмысленным, скучным и тупым, не вызывал в нем ничего кроме отвращения. Он мечтал о карьере мага и не понимал, зачем трудиться подобно рабу, зарабатывая гроши, когда можно стать волшебником и получать действительно хорошие деньги. «Это не для нас, – прерывал его отец, едва только сын попытался заикнуться о своих намерениях. – Простые люди магами не бывают. Знай свое место». «Знай свое место, – поддакивала мать, – трудись да молись. Честная бедность лучше неправедного богатства». Она вообще знала множество пословиц, доказывавших неоспоримые преимущества нищеты. Но Вер в них не верил. Он твердо знал: бедность, тяжкая работа – не его судьба. С детства он чувствовал в себе какую-то непонятную силу, которая все росла и ширилась в нем, наполняла существо, рвалась наружу. Став старше, он понял: бурлящая энергия – магические способности. Но откуда? В его семье никто не обладал такими талантами. Магия, живущая в нем, требовала выхода. А Вер не знал, как ею пользоваться. Ему необходимо было учиться, хотя бы азам. Проще всего было бы пойти в ученики к какому-нибудь магу, затем сдать экзамен на первую, потом на вторую степень. Возможно, после этого он сумел бы поступить в бакалавриат. Это являлось пределом для юноши из семьи ремесленника – продолжать образование в университете и магистратуре имели право только дворяне. Но так далеко Вер не заглядывал. Он попытался поговорить с отцом. «И думать забудь, – отрезал тот, – ты должен работать и помогать семье». Отцу чужды были высокие устремления и честолюбивые мечты. Иной раз, глядя на своих родных, юноша не верил, что это – его семья. Вот этот грубый, молчаливый, вечно нахмуренный человек с серыми от въевшейся грязи руками – его отец? А женщина с плаксивым лицом и бесформенным, раздавшимся от бесконечных родов телом – его мать? Галдящие дети в заношенной одежде – его братья и сестры? Вер не чувствовал к ним никакой любви. Скоты. Тупые, бездарные, бессмысленные скоты, сидящие в собственном дерьме и даже не стремящиеся из него выбраться! Но он-то не такой! И он сумеет уйти отсюда в другую жизнь, богатую и интересную.

Вер стал учиться самостоятельно. Он воровал из мастерской отца куски кожи, продавал их и покупал в лавках книги о магии. Читал по ночам, в скупом свете свечного огарка, жадно вглядываясь в рисунки плетений, повторяя их, наизусть заучивая активирующие слова. Под утро он прятал свои сокровища за грубо сколоченный самодельный комод, в котором мать держала жалкое тряпье, по недоразумению считавшееся одеждой. Потом спал пару часов и отправлялся вместе с отцом в мастерскую. Весь день его поддерживала и согревала мысль о том, что вечером он вернется к своим занятиям. Замачивая шкуры в вонючей дубильной жидкости, вдыхая едкие испарения, Вер вспоминал, как хорошо ему удалось прошлой ночью заклинание Воздушного щита, освежал в памяти плетения боевых заклятий, которые не имел возможности испытать на практике. И мечтал: вот бы выделить уголок для собственной лаборатории! Тогда он освоил бы алхимию…

Однажды, вернувшись из мастерской, предвкушая момент, когда все улягутся, и он сможет приступить к учебе, Вер застал страшную картину. Пол устилали обрывки листов, а посередине комнаты сидел самый младший братишка – двухлетний Майк – и самозабвенно выдирал страницы из последнего учебника. Остальные дети весело резвились в бумажном ворохе, швыряли друг в друга скомканные листки, топтались по истерзанным обложкам. Увидев побледневшее от ярости лицо старшего брата, они с визгом выбежали из дома. Остался лишь Майк, по малолетству не понявший, что ему грозит жестокая расправа. Безмятежно улыбаясь, он продолжал уничтожать очередную книжку. Веру казалось, что у него остановилось сердце. Как будто жалобный шорох издавали не разрываемые страницы, а его душа. Он не помнил, как сотворил боевое заклятие и почему в следующий миг в его ладони вспыхнул большой огненный шар. Размахнувшись, юноша швырнул его в малыша. И лишь в последний момент рука дрогнула, и заклятие прошло в волоске от Майка, опалив ему рубашонку и оставив на плече багровый ожог. Но Вер точно знал: его остановила не жалость к братишке. Только страх перед наказанием не дал свершиться убийству. Шар врезался в комод, который тут же вспыхнул. На вопли ребенка прибежала из кухни мать, схватила Майка в охапку и сама подняла крик. Отец потушил пожар, а потом избил Вера до полусмерти и швырнул в дровяной сарай, на соломенную подстилку. Юноша пролежал там ночь и следующий день. От боли он не мог даже подняться. Поздно вечером Вер, превозмогая ломоту во всем теле, выбрался наружу и прокрался в дом, собираясь украсть из кухни хотя бы кусок хлеба. Но услышав голоса, остановился и приник ухом к двери.

– Говорила я тебе, не надо было брать мальчишку, – сетовала мать, – не наша это кровь.

– Что ж я мог? – устало возражал отец. – В сиротский приют его отправить? Сама знаешь, больше родных у него не было. Все от оспы померли.

– Вот и отправил бы! – визгливо восклицала мать. – Он нам никто. Что такое сын племянника? Даже и не знаю, как такое родство называется. А теперь он нас всех перебьет.

– Может, и вправду отдать его в ученики магу-то? Так спокойнее будет.

– Ну, вот еще! Мне своих детей кормить нечем, а твой приемыш будет пироги есть и старкой запивать, да? Пусть отработает за то, что мы его с двух лет кормили и одевали. Вон какой здоровый тролль вымахал! Пристрой его в каменоломню. А его жалованье пусть нам отдают.

– Добро, – согласился отец, – завтра схожу, договорюсь с артельными.

Вер отпрянул от двери. Он испытывал невероятное счастье и облегчение. Это не его родители! Интуиция его не обманывала! Он тихонько рассмеялся. Конечно, ни в какие каменоломни юноша не собирался. Он ощутил себя полностью свободным. Больше не надо было жить в семье Флампов, выискивать в своей душе ростки ответственности, пытаться подстраиваться, быть похожим на это человеческое отребье. Он сирота? Прекрасно. Отныне будет отвечать только за себя.

Той же ночью Вер пробрался в дом и выкрал из-под подушки у крепко спящего после тяжелого рабочего дня отца тощий кошелек с парой филлингов – это были деньги, предназначенные для покупки еды на неделю. Спустя час он уже шагал по дороге, ведущей в Виндор. Большой город – большие возможности.

Добравшись до столицы, юноша отправился на поиски места ученика мага. Это оказалось непросто. Чародеи даже разговаривать не хотели с тощим белобрысым парнишкой в пыльной одежде, принимая его за попрошайку. Но Вер не отчаивался. Методично обойдя все дома и лавки Южного луча, везде получив отказ, он вернулся к началу первой улицы и снова принялся стучаться в двери. Только теперь его вопрос звучал так: «Не нужен ли вам слуга? Я готов работать за еду и кров». Наконец, ему повезло: старенький маг, хозяин лавки, в которой продавались лекарственные зелья, сжалившись над юношей, согласился взять его. Но предупредил: до первого замечания. Вер работал не за страх, а за совесть. Он понимал: возможно, судьба дала ему единственный шанс. Представляясь чародею, он назвался Вериллием Фламиером, не желая, чтобы старое имя напоминало ему о прошлом. Два месяца он добросовестно драил полы в лавке, бегал по поручениям хозяина, выполнял всю черную работу. Ночевал в крошечной чердачной комнатке над лавкой. Старик был доволен тем, что даром заполучил такого расторопного помощника. Заметив, что юноша сметлив и чистоплотен, маг научил его отмерять зелья и закупоривать их в склянки. Вериллий начал трудиться в лаборатории, которая находилась в заднем помещении лавки. Конечно, работать с ингредиентами ему не разрешалось, но ведь можно было смотреть и запоминать! Когда хозяин был в хорошем настроении, юноша задавал ему вопросы о назначении зелий, названиях лекарственных трав, пропорциях. Каждое слово старика было для него дороже всего золота мира!

В лаборатории волшебника имелось множество книг. Там были не только книги о зельях, но и пособия по работе со стихиями, сборники боевых заклятий, магические словари, труды знаменитых алхимиков. Вериллий попросил разрешения пользоваться библиотекой. «Что ж, бери, если что-нибудь поймешь», – хмыкнул старик, с интересом глядя на осветившееся блаженной улыбкой лицо парнишки. С тех пор юноша каждый вечер в своей комнатке корпел над книгами. Каждую из них он прочитывал от корки до корки, заучивал наизусть. Учеба давалась ему легко, Вериллий обладал отменной памятью и нечеловеческим упорством. Он даже не знал, кто научил его читать. В семействе Флампов грамотным был он один. Возможно, его обучали его настоящие родители, а может, он сам освоил это умение.

Так прошло еще три месяца. За это время Вериллий вызубрил все книги о магии стихий. Заклинания получались у него словно сами собой, источники послушно подчинялись призывам и вливали в него свою энергию. Юноша решил приступить к освоению боевой магии. Однажды, помогая хозяину в лаборатории, Вериллий заметил, что огонь в печи погас. Как назло, куда-то исчезло огниво. В тигле закипало сложное зелье из редких дорогих трав, доставленных в Виндор с Южного континента. Еще несколько мгновений – и оно было бы загублено. Вериллий подкинул в печку дров, сотворил крошечный огненный шарик – и пламя снова весело заплясало. Старик неопределенно хмыкнул. Вечером он спросил:

– Что еще ты умеешь?

Вериллий показал. Демонстрация растянулась почти на всю ночь. Волшебник не смог скрыть своего изумления и восторга. Утром юноша стал его учеником. Теперь маг платил ему небольшое жалованье. Кроме того, он подарил Вериллию бумагу, перья и чернила, а также составил для него программу самостоятельных занятий. Спустя полгода юноша с блеском выдержал экзамен сразу на вторую степень.

– Вам нужно учиться в бакалавриате, – сказал ему строгий экзаменатор, впечатленный легкостью, с которой молодой волшебник выполнял сложные заклинания.

Юноша только пожал плечами. Он уже понял, что способен добиться всего и без помощи наставников. К тому времени он открыл в себе еще одну способность, которая значила, пожалуй, не меньше, чем талант к магии: дар располагать к себе людей. Он умел вызвать в собеседнике доверие и симпатию. По словам его учителя, на Вериллии словно бы стояла печать: «Хороший парень». Простоватое лицо, открытая улыбка, внимательный взгляд умных серых глаз, благозвучный голос в первую же минуту общения заставляли людей проникаться к молодому волшебнику самыми теплыми чувствами. Уловив, какое впечатление производит на окружающих, юноша постарался закрепить успех. Он осваивал тонкую науку лести, изучал искусство беседы. Вообще, Вериллий учился всему и сразу. Хорошим манерам, этикету, умению поддерживать приятный разговор… Он черпал знания отовсюду, запоминал каждое услышанное или прочитанное слово, а вечерами, оставшись один, любовно перебирал полученные сведения, копя их, словно скупец – золотые монеты.

Еще во время своего ученичества Вериллий заинтересовался темной магией. Обращение к демонам давало большие возможности, чем традиционные источники – стихии. Но, к великому сожалению юноши, его наставник – хозяин лавки зелий – оказался человеком осторожным и даже немного трусоватым. Все, чего хотел волшебник – это спокойная, не омрачаемая встрясками старость. Поэтому он решительно отказался давать ученику какие-либо сведения о демонологии. В его библиотеке не имелось ни одной книги о темной магии. Но Вериллий не был бы собой, если бы сдался так легко. Он заходил в книжные лавки и рылся в завалах старых потрепанных томов. Очень скоро юноша сообразил: здесь можно купить все, что угодно. Запретные книги не выставлялись на полках, они лежали в пыльных углах, под грудами безобидных фолиантов, и ждали своих покупателей. Все жалование Вериллий теперь оставлял в карманах букинистов, собирая собственную библиотеку. Чудесные томики открывали ему все новые и новые горизонты. Перед юношей лежала широкая дорога в бесконечный мир познания. Демонология и некромантия, порчи и сглазы, смертоносные зелья и редкие яды – все это манило и притягивало пытливый ум.

Именно поэтому Вериллий не планировал учиться в бакалавриате. Все, что могли дать ему наставники, он вполне способен был освоить самостоятельно. Строго говоря, добрую половину программы он уже прошел. Демонология же студентам преподавалась обзорно, лишь в том объеме, который был необходим для элементарной защиты от сущностей мрака. Юноша не хотел тратить на бакалавриат время, которое мог провести с гораздо большей пользой для себя. Однако он мечтал о карьере, а второй магической степени для этого было явно недостаточно. Поэтому молодой человек спросил у экзаменатора:

– Нельзя ли мне через год просто сдать экзамен на бакалавра? Я мог бы учиться сам…

– В истории нашего учебного заведения еще не было таких случаев, – нахмурился волшебник. – Позвольте узнать причину вашей просьбы?

– Я сирота и не имею средств на обучение, – потупился Вериллий.

– Для особо одаренных студентов в бакалавриате есть бесплатные места. Я мог бы вас рекомендовать.

– Но мне надо на что-то жить. Я вынужден поступить на службу.

– Хм… нет, друг мой, через год не получится, – решил экзаменатор. – Приходите через три. Найдете меня, попытаюсь похлопотать.

Юноша поклонился и вышел, держа в руках честно заработанный документ о том, что Вериллий Фламиер успешно прошел испытания и получил вторую магическую степень. А экзаменатор долго еще потирал лоб, бесцельно перебирал лежащие на столе свитки и листки и никак не мог взять в толк: что, собственно, заставило его пообещать содействие незнакомому человеку?

Перед молодым чародеем, обладавшим огромным магическим резервом, были открыты все пути. Он мог наняться на работу к волшебникам, изготавливающим амулеты. Мог уехать в небольшой городок и там открыть свое дело. А его наставник, искренне полюбивший ученика за трудолюбие и честность, предложил Вериллию стать полноправным совладельцем лавки, выкупая долю в рассрочку. Но юноша уже сформулировал для себя, чего он хочет больше всего на свете. Познав бесправие и зависимость в семье Флампов, Вериллий стремился к свободе. А полную свободу могла дать только такая же полная власть. Только сделавшись властелином чужих судеб, можно стать по-настоящему независимым. Именно поэтому Вериллий отказался от выгодных предложений и устроился на незавидную должность курьера в службу доставки при имперском суде. Жалованье там платили мизерное, работой загружали непомерно, да и сама работа была скучной, не соответствовала знаниям и талантам молодого честолюбца. Но Вериллий был твердо убежден: истинная карьера делается только на государственной службе. И рассматривал должность курьера лишь как первую ступеньку лестницы, ведущей наверх. Получив первое жалование, юноша купил довольно дорогой набор письменных принадлежностей и отправился в гости к своему бывшему наставнику. Он вручил старику подарок, тепло поблагодарив за науку и добро. Старик был очень тронут. Не то чтобы Вериллий питал к волшебнику какие-то чувства, но он считал свой поступок необходимостью. Следовало создавать себе репутацию достойного человека. Отныне о Вериллии Фламиере должны быть только хорошие отзывы.

Итак, в неполные семнадцать лет Вериллий начал служить империи. Он снял дешевую меблированную комнатку на самой простой улице Южного квартала и перевез туда книги – все свое состояние. По ночам занимался темной магией, утром шел на службу. Он доставлял бумаги во все концы столицы, был вхож в министерства, магический университет, один раз даже был в Совете магов. И постепенно, незаметно, обрастал нужными знакомствами, налаживал полезные связи. Он был вежлив, честен, пунктуален, в меру угодлив и обладал удивительной способностью оказываться в нужное время в нужном месте, говорить правильные слова, совершать правильные поступки.

Часто Вериллию приходилось ездить с поручениями в другие города. Во время этих поездок юноша сделал для себя еще одно ценное открытие. Его любили женщины. Вериллий тоже их любил, но лишь в минуту страсти. А самое острое наслаждение он испытывал от своей власти над ними. Женщины были такими наивными и доверчивыми, им так хотелось верить в любовь ясноглазого мага, что он завоевывал их безо всяких усилий. Пара ласковых фраз, произнесенных глубоким чарующим голосом, томный взгляд, нежное пожатие руки – и трепещущая добыча падала к его ногам. Одержав очередную победу, Вериллий с сожалением думал о том, что никакой пользы, кроме мимолетного удовольствия, новая связь ему не принесет. Вот если бы на месте хорошенькой горничной, пухленькой мещаночки, молодой провинциалки была настоящая дама высшего света… Но об этом приходилось только мечтать. А пока юноша оттачивал мастерство обольщения и учился манипулировать людьми.

Как-то раз Вериллий купил у букиниста толстый том под названием «История магии», решив пополнить общие знания. Перелистывая пожелтевшие страницы, он натолкнулся на интересную главу под названием «Боги бездны и искусство Заклинающих». Так началось его новое увлечение, которое сопровождало молодого мага всю жизнь, превратившись чуть ли не в навязчивую идею. С тех пор Вериллий начал изучать магию бездны. Впрочем, изучать – это слишком сильно сказано. В книгах содержались лишь отрывочные сведения об этом загадочном волшебстве. Историки упоминали, что древним знанием когда-то владели орки. Но со временем дикое племя вырождалось, утрачивая письменность, и некогда всемогущие шаманы не сумели передать потокам свои умения. Наследниками тайной науки были династии Заклинающих бездну. Этим искусством владели женщины эльфийского Дома Жемчужного тумана и род шаманов кочевого племени, затерянного в Пустыне призраков Южного континента. Упоминались также гномы и саймары, но авторы книг писали о них как-то смутно и неуверенно. Загадочная бездна и ее боги поразили воображение Вериллия, и он по крупицам собирал знания о самом непонятном и закрытом виде магии.

Упорные занятия волшебством не мешали юноше делать карьеру, и к девятнадцати годам он перешел в министерство торговли, на должность курьера по секретным поручениям. Теперь он доставлял исключительно важные документы, разъезжая в служебной карете с охраной. И конечно, сделался обладателем многих государственных тайн. Маги общались между собой при помощи мыслеречи или связующих амулетов. А вот министерские чиновники в большинстве своем чародейскими способностями не обладали, и амулет мог позволить себе далеко не каждый. Поэтому карета Вериллия циркулировала между Советом магов, дворцом и министерством, развозя многочисленные запросы, приказы и распоряжения. Содержимое запечатанных свитков и плотных конвертов не было для юноши секретом благодаря тонкой магии, которую он начал постигать в восемнадцать лет. Никому ни в министерстве, ни в Совете и в голову не могло прийти, что маг второй степени способен на такие фокусы. Впрочем, тайн Вериллий не разглашал, он просто бережно хранил их в памяти в ожидании подходящего случая.

И случай скоро представился. В одном из свитков было послание императора, в котором министру предписывалось явиться на торжественный прием в честь прибытия в столицу правительницы Аллирила с супругом. В свитке также говорилось, что венценосная чета навестит Виндор по приглашению Ридрига, дабы принять участие в празднике Весеннего пробуждения. Но истинной причиной приезда эльфийской владычицы станут переговоры о снижении пошлины за проезд через лесное государство.

Вериллий и сам не понимал, почему его так взволновало прочитанное. Наверное, ему хотелось своими глазами увидеть ту, что умела укрощать богов бездны. А может, просто любопытно было посмотреть на настоящих эльфов. Так или иначе, он решил непременно взглянуть на Светозарную хоть одним глазком. Как это сделать, Вериллий не знал.

Праздник Весеннего пробуждения всегда был днем отдыха для жителей Виндора. Гражданам вменялось в обязанность радоваться наступлению весны и принимать участие в гуляниях. Работать в этот день считалось дурным тоном. Вериллий с самого утра прогуливался мимо дворцовой ограды в надежде хотя бы издали увидеть эльфийскую правительницу. Тщетно. Через пару часов, махнув рукой на свою затею, маг погрузился в веселящуюся толпу. Ярко светило солнце, на небе не было ни облачка – самый подходящий денек для праздника. Вериллий поглазел на пляшущих гитан, выпил кружку эля, понаблюдал за выступлением бродячих актеров. Вокруг были нарядные, смеющиеся люди, звучала музыка, и вдруг, поддавшись всеобщему настроению, юноша принял необычное решение. Ему захотелось продемонстрировать свои умения. В самом деле, он столько трудился, постигая магическую науку, что заслужил немного восхищения и аплодисментов. Вериллий не боялся, что его увидят сослуживцы или начальство. Во-первых, на площади Семи королей традиционно веселилось простонародье. Во-вторых, если и увидят: разве он делает что-нибудь запрещенное? Всего лишь выполняет указ императора о праздничном настроении. И Вериллий принялся за дело. Он создавал бьющие прямо из камня площади крохотные замысловатые фонтаны, расчерчивал воздух синими линиями изящных тонких молний, выпускал из ладоней рои пестрых бабочек… Кто-то из подвыпивших горожан кинул к его ногам свою шапку, в которую щедро посыпались генты и филлинги. Увлеченный плетением заклятий, маг не сразу понял, почему толпа вокруг притихла. Оторвавшись от своего занятия, он увидел прямо перед собой эльфов. Высокие белокурые воины в блестящих доспехах оттесняли любопытствующих, закрывая своими телами двух женщин и мужчину. Очевидно, это и была венценосная семья. Эльфы с интересом разглядывали волшебника, и он ответил дерзким вызывающим взглядом. Надо сказать, что хваленая красота эльфиек его ничуть не впечатлила. Вериллию нравились яркие, полнокровные, пышнотелые женщины. Изящество же этих двоих казалось ему худобой, бледность кожи граничила с прозрачностью, а волосы имели какой-то неестественный серебристый цвет, напоминавший юноше седину. Но неприятнее всего были невозможно светлые, почти бесцветные глаза. Женщина в платиновой диадеме взирала на Вериллия с отстраненным высокомерным любопытством, как смотрят на грязноватое, но забавное животное, от которого неизвестно, что можно ожидать. Лицо светлого князя выражало доброжелательный интерес. Но вот взгляд девушки удивил молодого человека. В ее прозрачных глазах – чистых, сероватых, как вода реки, струящейся в лесной чаще, сияли неприкрытые восторг и восхищение. И как-то сразу Вериллий понял, что эти чувства относятся именно к его персоне, а не к творимым им чудесам. Девушка была похожа на Светозарную. Юношу осенило: вот он, шанс! Она – наследница Дома Жемчужного тумана, значит, ей известны тайны магии бездны. Действуя по наитию, волшебник сотворил дождь из лепестков желтофиоли, осыпавших волосы и плечи эльфийки. Затем создал сгусток белого пламени в форме сердца и, встав на одно колено, положил его к ногам девушки.

– Сердце для прекраснейшей.

И еле слышно добавил:

– В полночь, возле дворцовых ворот.

Он не знал, услышала ли его дочь Светозарной. Она услышала и пришла. Дальнейшие события развивались так стремительно, что Вериллий и опомниться не успел. Ани, так звали девушку, отдалась ему так беззаветно и безрассудно, в ее словах, взглядах и жестах была такая абсолютная любовь, что впервые в жизни маг растерялся, не зная, что делать с таким щедрым, но непрошеным даром. Он представлял себе все как-то иначе, думал, что дело не пойдет дальше ухаживаний и нескольких тайных встреч, во время которых он попробует выпытать тайны эльфийского волшебства. Но Ани осталась с ним, в его бедной комнатке. Выгонять наследницу правящего Дома он побоялся. Первые дни жил в страхе перед карой, которую, как ему представлялось, должна была обрушить на его голову Светозарная. Но ничего не произошло. Владычица с супругом отбыли в Аллирил. А к двадцати годам Вериллий стал отцом. Ани родила мальчика, которого назвала Кай’Омлютаир. И опять юноша ощутил ненавистный груз ответственности. Теперь ему надо было содержать семью, как-то находить общий язык с ребенком, которого он почему-то не считал своим. Эльфийка ничего не требовала, напротив, она старалась быть полезной любимому. Выросшая в роскоши, она стойко переносила отсутствие прислуги, убожество жилья и нехватку денег. Ани училась готовить, мыть, стирать. Это у нее получалось не всегда, и девушка весело подшучивала над собой, обещая, что вскоре обязательно научится. Но Вериллий не замечал этих трогательных попыток эльфийки сделать его жизнь приятной. Теперь он неохотно возвращался домой, туда, где ждала его нелюбимая женщина и странный, молчаливый ребенок. Маг даже не мог запомнить имени мальчика и ни разу не назвал его сыном. Возможно, будь малыш похож на него, Вериллий сумел бы испытать к нему отцовские чувства. Но мальчик был копией матери. А волшебник относился к той породе мужчин, для которых желанными могут быть лишь дети, рожденные от любимой. Очень скоро маг осознал, что совершил ошибку: Ани ничего не знала о заклинании богов бездны. Она объяснила, что по эльфийским законам наследницу могут обучать этому искусству лишь по достижению совершеннолетия. Чародей отказывался верить, он снова и снова расспрашивал любовницу, но так ничего и не добился. Знания девушки не шли дальше магии жизни. И хотя Вериллий почерпнул от нее немало секретов, ни один из них не стоил утраченной свободы. Но он продолжал терпеть Ани, просто потому что не знал, как с ней поступить.

Так прошло четыре с половиной года. Молодой маг делал успешную карьеру. Он стал начальником курьерской службы министерства. И это несмотря на свою вторую магическую степень. Вериллий так и не сдал экзамены в бакалавриате. Ему было некогда. Почему-то в этом он винил любовницу и ее ребенка, считая их непосильной обузой. Вышвырнуть Ани и мальчика на улицу мешал только страх испортить репутацию, которая и так пошатнулась из-за связи с эльфийкой. Но однажды его вызвали в Совет магов и сказали, что готовы были бы взять талантливого волшебника на должность младшего секретаря, если бы… Далее последовал намек на неподобающую связь. И Вериллий решился. Может быть, он и не поступил бы так жестоко, если бы в его жизни не появилась первая и последняя настоящая любовь. Изабелла…

Маг встряхнул головой, прогоняя тяжелые воспоминания. Они до сих пор причиняли ему слишком сильную боль. Что это с ним сегодня? Вместо того, чтобы завершить дело всей жизни, он копался в памяти. Наверное причина тому – наступление нового этапа в его судьбе. Мысли Вериллия совершили плавный виток. Мальчик, Рик… Нет, все же принцесса ему не пара, хоть и сильна. Он достоин большего. Ну да ничего. Он умный юноша, очень умный. Скоро сам все поймет. Увидит, чего стоит его возлюбленная. Вериллий предугадывал дальнейшие действия Дарианны. Во всяком случае, знал, что делал бы сам на ее месте. Но все это скоро потеряет смысл. Карта Аматы примет новый вид. Перестанут существовать страны, народы, а может быть, и целые континенты… Центром мира, средоточием абсолютной власти станет Виндор. А он, Вериллий Фламиер, будет его господином. Господином мира. Или миров. Мальчик поймет, рядом с кем его настоящее место. Из него получится хороший наследник.

Медлить больше было нельзя. Неизвестно, сколько времени маги Совета могли удерживать оборону здания. Вериллий ласково провел ладонью по камню плиты с орочьими письменами. Последние знаки прочитаны, последние символы разгаданы. Он подошел к висящему на стене зеркалу, сделал глубокий вдох и, глядя на собственное отражение, нараспев принялся произносить длинное заклинание на гортанном чужом языке. Слова острыми осколками впивались в тело, причиняя невыносимые страдания, душа ощущала холод бездны, сознание корчилось от невидимого прикосновения скользких щупальцев чуждых сущностей. Наконец с губ тяжелым грузом упала заключительная фраза, и Вериллий вздрогнул от дикой боли, опалившей грудь. По спине стекал холодный пот, в глазах потемнело, горло сжимали жуткие спазмы. Плита с орочьими письменами, отдав свою тайну, рассыпалась в прах. Немного придя в себя, чародей расстегнул рубаху. На его груди алел символ всевластия – четырехлучевая звезда. Маг рассмеялся, с трудом выталкивая из себя сухие кашляющие звуки. Вот он, Вериллий Фламиер, повелитель богов! А теперь надо уйти. Затаиться и посмотреть, как будет развиваться выдуманная им игра. Мальчику ничто не грозит. Волшебник повторял эту фразу каждый день, словно молитву или заклинание. Мальчику ничто не грозит…

Легким мановением руки он заставил разверзнуться посредине комнаты каменный пол. Внизу открылся широкий подземный ход. Не спеша, Вериллий спустился по крутой лестнице… Потом оглянулся. Пошутить на прощание? Да, пожалуй, нужно усложнить задачу. Легкий шепот вызвал невидимое сотрясение слоев междумирья. Вот так. Два маленьких безобидных мотылька. Две самые слабые сущности. Пусть мальчик позабавится и отточит мастерство. Посмеиваясь, Вериллий Фламиер двинулся по тоннелю, уводящему его все дальше от центра Виндора. Каждый его шаг сопровождался грохотом камней, заваливающих подземный ход.

* * *

Просторная поляна, на которой возвышался священный вечный дуб, сияла золотом. Эльфийские маги вызолотили снег в честь великого события – принятия диадемы власти. Самые родовитые жители Аллирила, удостоившиеся чести присутствовать на церемонии, заняли места по краям поляны, уступив ее середину Кругу владык. Теперь их было десятеро – эльфы Дома Рубиновой луны еще не оправились от ужаса последних событий, так и не сумев решить, кому отдать право власти. Рил’Сириэлле не оставила письма с последней волей, и никогда не говорила, кого она считает достойным преемником. Прямых наследников у нее не было, по закону в таких случаях решение оставалось за старейшинами Дома. Десять владык стояли, образовав круг, в центре которого находилась Кай’Меллианир. Девушка была прелестна в своем искреннем волнении, глаза влажно блестели от обуревающих ее чувств. Когда она произносила ритуальную фразу-обещание посвятить свою жизнь служению Аллирилу, ее нежный голосок дрогнул, а слезы, не удержавшись в прозрачных озерах глаз, потекли по щекам. Как только прозвучало последнее слово, в воздухе появилась диадема власти и мягко опустилась на голову Мелли: Аллирил принял клятву.

Мэй’Клилли не сводил влюбленного взгляда с одухотворенного лица девушки. «Надо будет и его убирать», – хладнокровно отметил про себя Тай. Конечно, Мелли была влюблена в главу Дома Хрустального дождя. Казалось, она просто не видит вокруг никого, кроме Элл’Ситайара. Сразу же после церемонии принятия диадемы должна была состояться их помолвка. А ровно через неделю была назначена свадьба. Тай не желал долго ждать. Но потом… кто знает? Мэй’Клилли юн, хорош собой. Не потянется ли сердце Мелли к такому же, как она, восторженному, порывистому и романтичному существу? Тай очень хорошо знал, каким влиянием на женщину может обладать любовник. Недаром он сам несколько веков пребывал в этой роли. Хотя, видит Брижитта, никогда не желал ее. Невольно он сравнивал Мелли с ее покойной тетушкой. Новоиспеченная Светозарная была свежа, непосредственна и добра. Но он никогда не испытает к ней и сотой доли той гаммы чувств, которые кипели в его душе, когда он был с Кай’Велианир.

Как же он любил эту женщину! С первого взгляда, с первого вздоха. Он даже не знал, когда это началось, потому что сколько помнил себя, столько и любил. Даже будучи ребенком, он уже знал, что предназначен только для нее. Тай боготворил ее, обожал, счастлив был уже тем, что дышит с ней одним воздухом. Готов был часами сидеть у ее ног и перебирать струны кифары ради одной мимолетной улыбки. Ее благосклонный взгляд наполнял душу невыразимой радостью, окрылял, делал мир ярким и прекрасным. Все песни Тая, все его баллады были посвящены ей, только ей одной. Да что песни? Вся его жизнь принадлежала ей. Конечно, он знал, что Лиа помолвлена с другим. И даже ни на что не надеялся. Ему было достаточно видеть ее, дарить свои песни, служить ей. И все же чем ближе становился день свадьбы, тем печальнее звучали баллады Элл’Ситайара, тем больше надрывной тоски было в его музыке. Но однажды утром, все еще пребывая в неге полусна, он ощутил на лице чье-то осторожное прикосновение. Открыв глаза, Тай не поверил увиденному: на краю постели сидела Лиа. Сначала он подумал, что все еще спит. Но девушка развеяла все его сомнения поцелуем. «Я знаю, ты любишь меня», – вот все, что она сказала тогда. Тай стал ее первым мужчиной. Он был невозможно, невероятно счастлив. Правда, Лиа ни разу не говорила ему о своих чувствах, но юноша верил: она отвечает ему взаимностью. Зачем слова, когда любовь так огромна и всепоглощающа, что проявляется в каждом взгляде, в каждом движении? Он был твердо убежден: теперь ненавистная свадьба не состоится. Лиа не может принадлежать Дану, и она обязательно признается в этом родителям. Но девушка не торопилась раскрывать тайну их связи. Каждый день она приходила к Таю и проводила с ним время, принимая его любовь, ласки и поклонение. Юноша ни о чем ее не спрашивал, боясь оскорбить недоверием. Но время шло, ничего не менялось, и накануне брачного торжества Тай нашел в себе силы задать тревоживший его вопрос. Ответ ошеломил его, в одно мгновение низвергнув с вершины блаженства в пучину разочарования. «Ничего изменить нельзя, – спокойно произнесла Лиа, – я выйду замуж за Рил’Даниэлле. Так решили родители, так требует традиция. Именно Дан достоин носить имя рода Кай». Тай долго молчал, пытаясь осознать сказанное. Единственное слово, которое он сумел прошептать сквозь судорогу, сводившую горло: «Зачем?..» «Я хотела познать любовь, – сказала Лиа. – Дан тоже любит меня, но как-то спокойно, рассудительно, ровно. Ты же сгорал от страсти, сходил с ума, поклонялся мне как божеству. Я решила, что моим первым мужчиной должен быть ты. Не нужно так убиваться, – добавила она, заметив, как изменилось лицо Тая, – ведь я не прогоняю тебя. Ты будешь рядом. Всегда».

Он подчинился ее желанию. И пел на свадьбе, чествуя молодых. Отдавая возлюбленную другому мужчине, он пел так, как никогда в жизни. Сердце Тая истекало кровью, наполняя голос силой и мощью. Он чувствовал, что не в состоянии отказаться от этой женщины, но не понимал, как сможет делить ее с другим, мириться с тем, что всегда будет для нее на втором месте.

Потекли дни, отравленные сладким ядом тайной любви и горечью ревности. Дни складывались в годы, годы – в десятилетия и века… В жизни Тая ничего не менялось. Он по-прежнему оставался другом Лиа и в любое время суток по ее зову приходил в маленькую опочивальню, где она коротала бессонные ночи, оставив надоевшего мужа в супружеской спальне. Тай пел для Лиа, беседовал с ней, когда любовнице хотелось ласки – предоставлял и ее. И все больше проникался своей никчемностью, зависимостью. Он страстно, всей душой возненавидел спокойного, вежливого Дана. Именно за то, что муж Лиа, всецело преданный своей ненаглядной жемчужине, ни в чем ее не подозревал и ни разу не оскорбил супругу ревностью. То ли Дан действительно не замечал связи Лиа и Тая, то ли не считал нужным обращать на нее внимание. Так или иначе, из всех троих страдал и мучился только Тай.

Скончалась мать Лиа, и Аллирил обрел новую Светозарную. Теперь, поглощенная государственными делами, Кай’Велианир уделяла Таю все меньше внимания. А потом родилась Кай’Анилаир – Ани. Дан был безмерно счастлив, отдавая малышке всю свою любовь. Некоторое время Тай тешил себя надеждой на то, что Ани на самом деле – его дочь. Хотя и понимал, что маги жизни вряд ли допустили бы внебрачное зачатие. Но когда девочка подросла, с иллюзиями пришлось расстаться: она была похожа на мать, но в движениях, манерах и добродушном характере прослеживалось сходство с Даном. Ненависть к светлому князю, словно зараза, проросла в душе Тая еще глубже, перекинувшись теперь и на ребенка. Владыка Дома Хрустального дождя теперь уже понимал, что Лиа никогда не любила ни его, ни мужа. В ее сердце была только одна любовь – Аллирил. Светозарная не позволяла себе другого чувства, считая его непростительной слабостью. Но любовник был нужен ей: с ним она отдыхала душой и телом, милостиво принимая поклонение и страсть, чтобы на несколько коротких часов почувствовать себя если не слабой, то обычной женщиной, скинуть маску невозмутимости и неприступности. Иногда Лиа даже советовалась с другом, прислушивалась к его суждениям. Вот только Тая роль наперсника и постельной принадлежности уже не устраивала. Всякий раз, по первому зову бросая все дела, когда Светозарной вдруг приходило желание послушать его баллады, он чувствовал себя рабом, домашним животным, вещью…

Несколько раз он пытался изменить свое унизительное положение, оставить любовницу, жить собственной жизнью, где, быть может, нашлось бы место для новой любви, семьи, детей. И даже пробовал поговорить об этом с Лиа. Но Светозарная не хотела понимать его намеков. Ей было удобно жить именно так. И Тай вынужден был продолжать влачить жалкое существование, не решаясь покинуть любовницу, страшась ее гнева и мести. Любовь уступила место тщательно подавляемой злобе. Какая же она была холодная, расчетливая – та, которую он столько лет боготворил! Как бессовестно она использовала всех окружающих, и его в том числе! Но если Дан за это получил титул светлого князя, законный брак, любимую дочь и всеобщее уважение, то что досталось Таю? Ничего, кроме сомнительной привилегии согревать постель этой ледышки и одиночества, невозможности завести семью, продлить свой род.

Он много размышлял, пытаясь найти выход, и решил занять место Дана, сочтя это хорошим вознаграждением за многие годы унижений. Наконец, спустя почти два века, судьба милостиво предоставила ему шанс. Кай’Анилаир, дочь Светозарной, совершила непростительную глупость, во время визита венценосной семьи в Виндор сбежав с каким-то человеческим волшебником. Горю Лиа не было предела, она сочла поступок Ани предательством. Светозарная объявила дочь умершей. Она по-прежнему сохраняла на своем прекрасном лице маску холодности, и лишь Тай с Даном знали, чего стоит владычице ее показное спокойствие. Светлый князь пытался уговорить супругу простить единственную дочь и принять ее, но оскорбленная Лиа не желала слушать доводов мужа. Во многом этому способствовал Тай, который, оставшись наедине с любовницей, старался укрепить ее возмущение побегом Ани. Он умело играл на задетых чувствах Светозарной, вовремя соглашался с ней, многозначительно молчал, тонко намекал… в общем, делал все возможное для устранения наследницы. А когда через шесть лет Ани вернулась, брошенная, покинутая и обесчещенная, да еще и с человеческим ублюдком, которого прижила с колдуном, Тай очень изящно поддержал решение Лиа казнить предательницу, опозорившую род. Он ничего не говорил и не предлагал, только понимающе молчал, глядя на Светозарную с искренним сочувствием и сожалением. А именно этого Лиа и не могла перенести. Доказывая свою силу и несгибаемость, она вынесла безжалостный приговор.

Тай позволил себе небольшую шалость, элегантную месть ненавистному Дану. Он намекнул любовнице, что приказ палачу должен отдать именно светлый князь, дабы все первозданные видели единодушие правящей семьи. Все вышло даже лучше, чем задумывал Тай. Тот единственный взмах руки, означавший смерть для Ани, сломал мягкого, доброго Дана. Светлого князя постигла жуткая участь – сумрак души, неизлечимый недуг, поражающий эльфов. В ту ночь, когда это произошло, Тай был в малой опочивальне Светозарной. Услышав шум и звон разбивающихся зеркал, он вместе с Лиа кинулся в комнату, где бушевал Дан. Тай сразу понял, что нужно делать, и кинулся на светлого князя. Он был уверен, что из них двоих Лиа предпочтет спасти его. Хотя бы потому, что спасать Дана было бессмысленно – из сумрака души нет возврата.

Теперь у Светозарной не было ни мужа, ни дочери. Можно было, выдержав положенный для траура срок, просить руки Лиа и надеяться, что она осчастливит любовника законным браком. И Тай был уверен, что владычица ждет от него приличествующих случаю слов. Только вот произносить их не хотел. Всю оставшуюся жизнь находиться рядом с женой, которая будет его использовать? Продолжать влачить существование живой игрушки? Ублажать женщину, которая никогда его не любила? Превратиться в подобие Дана? Разве не заслужил он хоть немного искренней любви? С другой стороны, он заслужил и титул князя, прошел такой длинный путь к своей цели… Решение этой дилеммы нашлось быстро: надо было просто заменить Светозарную. Когда-то Лиа обмолвилась, что если Брижитте не угодно будет осчастливить ее дочерью, то наследницей знаний станет ее племянница Кай’Меллианир. Разумеется, если девушка унаследовала дар Заклинающих. Тай начал действовать. Он без труда сумел завоевать сердце молоденькой наивной Мелли, искусно лавируя между ней и Лиа. Потом приступил к выполнению второй части плана – заговора. Тай долго выбирал сообщника среди владык Домов. Большинство из них были недовольны правлением Лиа. Мэй’Клилли Тай отверг сразу, хотя владыка Дома Изумрудного листа не раз выказывал недовольство нежеланием Кай’Велианир воевать с людьми – юноша был слишком честен и горяч. Он мог бы выступить против Светозарной открыто, но заговор счел бы подлостью. Иль’Эллиус – владыка Дома Сапфирового неба – был всецело предан правящему Дому. Рил’Сириэлле, несмотря на всю ненависть к невестке, тоже никогда не поддержала бы замысел ее любовника.

Найдя подходящего помощника, Тай принялся терпеливо сплетать из мелких происшествий, слухов, сплетен, недомолвок ажурное кружево интриги, вовлекая в круг заговорщиков все новых исполнителей. Лиа сама, вовсе того не желая, дала ему в руки главное оружие. Однажды, не в силах сдерживать отчаяние и не вынеся постоянного напряжения, Светозарная призналась любовнику, что все время ждет мести Сири. Женщина, потерявшая единственного сына и внучку, не могла бы простить их убийцу. Чувство вины, подспудно терзавшее душу Лиа, сделало владычицу подозрительной и лишило способности трезво оценивать ситуацию. Она не сумела понять, насколько благородна и умна ее свекровь. Сири нашла в себе силы подняться над своей болью и ненавистью ради блага народа Аллирила. Могущественная волшебница, мудрая и образованная, она твердо знала: лесное государство нуждается в защите Заклинающей. Каждую секунду ожидая удара в спину, Лиа и не догадывалась, что Сири скорее сама пошла бы на смерть, чем причинила вред невестке. Этими страхами любовницы и воспользовался Тай. Он всячески укреплял Светозарную в ее заблуждениях, для чего и организовал нападение. Действовал он изящно, не спеша, кропотливо вплетая в кружевные силки нить за нитью. Главной задачей было убедить Светозарную в том, что заговор существует, и руководит им Рил’Сириэлле. Опасаясь за свою жизнь, Лиа решила подготовить наследницу. Именно этим она подписала себе смертный приговор. Столько лет было проведено в ожидании мести, столько сил потрачено на интриги, заговоры. Стоил ли того результат?..

Музыканты из Дома Бирюзовой волны заиграли нежную пронзительную мелодию, возвещая об окончании ритуала. Аллирил обрел новую Светозарную. «Да, это того стоило», – решил Тай, поправляя заправленный за пояс пустой левый рукав. Он устал, безмерно устал от своей ненависти, от двусмысленности своего положения, от холодной, равнодушной любовницы. Ему хотелось покоя, тепла, определенности и… власти. Теперь он получит все, о чем мечтал. Ради этого стоило даже пожертвовать рукой. К его услугам лучшие эльфийские маги жизни. Конечно, они не сумеют вырастить новую руку, но вполне способны изготовить в своих лабораториях устройство, которое ее заменит.

Сначала Элл’Ситайар нашел способ тайно встретиться с Верховным магом Галатона – Вериллием Фламиером, и заручился его поддержкой. Волшебник благосклонно воспринял известие о готовящемся перевороте. Ему выгодна была смерть Лиа, питавшей к Вериллию ненависть. Верховный твердо пообещал возобновление дипломатических отношений с лесным государством и его новой правительницей. Элл’Ситайар начал действовать. Для осуществления его планов требовалось золото, много золота. Дом Хрустального дождя был не очень богат. Но Тай нашел оригинальный и очень изящный выход из положения. Он до сих пор внутренне смеялся, представляя, что будет, когда его секрет раскроется.

Для организации того нелепого, обреченного на провал покушения, Тай нанял изгнанников – эльфов, от которых отказались их родные, и одного человеческого мага – пьяницу и бродягу. Он был уверен, что Светозарная без труда уничтожит горе-разбойников. Но главная задача была выполнена: Лиа поняла, что ей объявляют войну. Конечно, все подозрения пали на Рил’Сириэлле. И конечно, никаких следов, ведущих к истоку заговора, найдено не было. Светозарная пребывала в растерянности. Она видела предателя буквально в каждом, не доверяла никому, все время ожидала нового удара. Исчезновение любовника и последовавшие за ним находки, указывающие на смерть Тая, совершенно подкосили ее. В это время владыка Дома Хрустального дождя скрывался за гоблинским болотом, в компании одного из нанятых им изгоев. Молодой эльф не принимал участия в покушении, ему Тай предназначил другую роль.

Просидев на болоте несколько дней, он предпринял прогулку по лесу. Элл’Ситайар нашел подходящую поляну и предложил спутнику отдохнуть. Улучив момент, когда эльф, не ожидавший ничего плохого, отвернется, Тай набросился на него. Схватка была жестокой, но короткой. Несчастный изгой рухнул с перерезанным горлом, щедро орошая кровью поляну. Тай утопил его тело в болоте, вернулся, разрезал себе ладонь, добавил своей крови и бросил в середину поляны свой родовой перстень. Сделав большой крюк, пробрался обратно, в центр Аллирила. Лишние следы затирали сильные эльфийские маги, которым было щедро заплачено за помощь. В поисковой группе тоже имелось несколько подкупленных эльфов, которые и составили «правильный» отчет. Пару дней Тай скрывался в доме своего сообщника.

То, что произошло потом, Элл’Ситайар не любил вспоминать. Слишком свежо было ощущение дикой боли в обрубке левой руки. Он перенес экзекуцию, не прибегая к спасительному дурману волшебных трав, не опьянив себя вином. Так нужно было для того, чтобы отголосок его страданий донесся до Лиа. Уже потом опытный маг жизни залечил рану и тайком, ночью, вырастил из плоти Тая молодой тополь под окном Светозарной. Все прошло как нельзя лучше. Измученная ожиданием, страхом, чувством вины, не доверяющая никому владычица обвинила во всем Сири. Тай издали наблюдал за их сражением, упиваясь тем, что наконец подтолкнул Лиа к проявлению истинных чувств. Впервые ее ненависть, страх, боль выплеснулись наружу. Элл’Ситайар испытывал почти чувственное наслаждение от этой картины.

Что ощущал он потом, проведя ножом по беззащитному горлу? Он и сам до сих пор не мог этого понять. Внешне Тай сохранял хладнокровие, и рука его не дрогнула. И разум его оставался невозмутимым. Но где-то там, в глубине, под слоем многовекового льда, ликовала и плакала душа. Это было… удовлетворение, торжество, а вместе с тем – сожаление о юношеских мечтах, о том, что могло бы быть, но не сбылось. И острое понимание: никто, никогда не подарит ему столько чувств. Он уничтожал преграду, стоявшую на пути к спокойной жизни и власти. Он убивал счастье и мечту…

Осененная мягким мерцанием диадемы и светом своей любви, Мелли не сводила с Тая преданного взгляда. Как только церемония закончилась, она подошла к своему возлюбленному. Тот почтительно поклонился:

– Светозарная…

– Я должна возвратиться во дворец, – сказала девушка, – хочу сама проследить, как идут приготовления к торжественному ужину.

Простушка… Лиа никогда бы не озаботилась такой мелочью. Она виртуозно умела повелевать первозданными, и была непоколебимо уверена, что все ее приказы будут выполнены. Тай мысленно одернул себя. К чему, в конце концов, привело Кай’Велианир ее высокомерие?

– Я скоро буду, моя жемчужина, – шепотом пообещал Тай, – и тогда мы объявим о нашей любви всему Аллирилу.

Просияв, Мелли удалилась в сопровождении охраны, следом потянулись владыки. Празднование должно было проходить в большом тронном зале дворца, там, где совсем недавно прежняя Светозарная бросила роковой вызов своей свекрови. Элл’Ситайар неспешно двинулся в сторону дубовой рощи. Вскоре его догнал отставший от свиты Лей’Иллиолис.

– Мои поздравления, светлый князь…

– Вы торопитесь, тисс, – перебил его Тай.

В последнее время сообщник начал его раздражать. Глава Дома Алмазной росы отчаянно переигрывал. Воин, никогда не придававший особого значения этикету, слишком старался выглядеть лояльным. Его поклоны были неприлично низки, а речь преувеличенно подобострастна. Тай до сих пор удивлялся, как Лиа, такая чуткая к подобным вещам, не угадала истинных намерений Лей’Иллиолиса. Безусловно, только чудовищное напряжение, в котором находилась Светозарная, спасло заговорщиков от разоблачения. Вот и сейчас воин торопился засвидетельствовать свое уважение будущему супругу новой правительницы Аллирила. Хотя Тай прекрасно понимал, что никаких дружеских чувств владыка к нему не испытывает.

– Армия готова к выступлению, светлый князь, – проговорил воин, упорно именуя Элл’Ситайара еще не полученным титулом. – Нужен приказ…

– Сегодня Светозарная отдаст его, – ровно ответил Тай.

Успокоенный воин отошел. Лей’Иллиолису было абсолютно безразлично, кто и как правит лесным государством. Главным смыслом своей жизни он видел войну, сражение. Лей’Иллиолис считал, что народ илльф утратил свое величие, замкнувшись в благополучном мирке. И страстно желал возродить древние легенды о непобедимых эльфийских воинах. Когда же начались убийства эльфов, Лей’Иллиолис обрел еще одну цель – месть людям. Он готовился к битве. Но какими бы совершенными ни были эльфийские воины, каким бы могуществом ни обладали маги, армия первозданных слишком уступала человеческой в численности. И владыка начал запасаться пауронием, справедливо полагая, что волшебный металл увеличит боеспособность армии в несколько раз. Он тайно покупал пауроний у тех же людей, против которых собирался его употребить. Драгоценное вещество продавали слуги самого Верховного мага Галатона. Зачем – этим вопросом Лей’Иллиолис не задавался. Так же, как не заботился о судьбе тех первозданных, которые будут сражаться вместе с ним.

План его был прост. Конечно, посвятивший всю жизнь изучению военной стратегии и тактики, владыка понимал, что армия Аллирила, даже вооруженная пауронием, не сумеет выстоять против сил империи. Но он и не претендовал на быструю и полную победу. Лей’Иллиолис всего лишь хотел захватить Лесной край – провинцию, примыкавшую к эльфийскому лесу. Выбив оттуда людей, первозданные сумели бы расширить границы Аллирила. Для этого нужно было удерживать Лесной край дней десять. За это время маги жизни перенесли бы на человеческую землю волшебную почву Аллирила и посадили на ней деревья. Зачарованный лес сам заботился о себе и своих обитателях – там, где прорастали его деревья, эльфам не были страшны никакие враги. Много веков Аллирил существовал в своих неизменных пределах, защищая первозданных, обеспечивая их безопасность. В родном лесу эльфийские маги и воины были невероятно сильны, люди не рисковали приходить в лес с оружием. Кроме, конечно, тех случаев с убийствами. Человеческий воин, творивший в Аллириле зло, был опытен и хитер. Но в конце концов, он попался. Жаль, что успел покончить с собой.

Пришло время помочь Аллирилу расти дальше. Владыка был стар, очень стар. Потомок великих воинов, он ни разу за свою долгую жизнь не видел настоящей войны. Он не боялся ни смерти, ни неудачи кампании. Хотел уйти в леса Брижитты так, как полагалось истинному сыну Дома Алмазной росы – в жаркой битве, окруженным телами поверженных врагов. Кай’Велианир не торопилась развязывать войну, она выжидала и даже сделала попытку переговоров с презренными низшими существами. Тайный осведомитель, живший в Виндоре под человеческой личиной, сообщил, что Светозарная договорилась с Вериллием Фламиером о небольшой заварушке с минимальными потерями с обеих сторон. Этого гордый воин потерпеть не мог. Поступок правительницы лишний раз подтвердил: Кай’Велианир недостойна повелевать Аллирилом. Лей’Иллиолис охотно участвовал в заговоре, помогал организовать нападение на владычицу, искал недовольных ее правлением, запугивал, угрожал, подкупал… Тай твердо обещал, что новая Светозарная, на которую он имел неограниченное влияние, объявит людям войну. И Лей’Иллиолис готовился к настоящей битве. На это ушло все золото Дома Алмазной росы – одного из богатейших кланов Аллирила. Зато теперь армия была полностью готова к выступлению. Тысяча эльфов, собранных со всех концов лесного государства, вооруженных мечами из серебристой стали. Доспехи и наконечники стрел тоже были сделаны с добавлением паурония. Десять лучших боевых магов, умеющих правильно использовать чудесный металл. И большие, очень большие запасы доверху наполненных заветных капсул из Солнечного камня, ожидавшие своего часа в секретном убежище, которое было известно лишь избранным… Требовался только приказ. Пока же его не было, владыка поддерживал боевой настрой воинов, их святую ненависть к людям, жажду мести. Он сам выходил по ночам на охоту, крался темными тропами, сидел в засаде и убивал эльфов из арбалета – любимого оружия людей. Все для победы!

Агент из Виндора сообщал, что Вериллий куда-то исчез. Подходящее время для нападения на людей. Лей’Иллиолис был уверен: исчезновение Верховного связано с их взаимной договоренностью. Он тайно встречался с главным галатским магом, и тот дал понять, что не хочет вмешиваться во внутренние дела народа илльф. Но намекнул, что готов расстаться с Лесным краем взамен на избавление от Кай’Велианир. Вериллий оказался настоящим воином. «Пусть победит сильнейший, – сказал он, – я готов к честному сражению. И если вы, генерал, сумеете превратить игрушечную войну в настоящую – так тому и быть. Я признаю права эльфов на Лесной край, если вы сможете его у нас отобрать». Да, этот Вериллий Фламиер был истинным солдатом. И если все пойдет так, как задумано – Аллирил ждет величие, а командующего армией первозданных – вечная слава, любовь народа. И власть. Потому что Элл’Ситайар – не самый подходящий правитель для первозданных. Он хитер и подл, двуличен, он печется только о собственной шкуре, его ничуть не заботит будущее Аллирила. Став народным героем, владыка Дома Алмазной росы сумеет устранить Элл’Ситайара. А потом – кто знает – можно сблизиться со Светозарной… Если же Брижитте неугодно будет благословить победой грандиозный замысел – что ж, командующий армией уйдет в благословенные леса прекрасной богини, пав на поле брани, унеся с собой как можно больше человеческих жизней.

Так размышлял Лей’Иллиолис по дороге во дворец Светозарной. Свою помолвку Кай’Меллианир должна была отметить приказом о военных действиях. Погруженный в раздумья и сладкие мечты, владыка не замечал тяжелого взгляда, которым провожал его Тай. Лицо будущего светлого князя оставалось невозмутимым, сознание же корчилось от брезгливости. Старый дурак! Кровопийца, упырь, одержимый жаждой убийства! Как же неприятен был утонченному музыканту и поэту его сообщник! Ничего, он уже выполнил свою функцию. Скоро от вояки можно будет избавиться. Тай приготовил для туповатого сообщника забавный сюрприз.

Во дворце все прошло именно так, как планировал Элл’Ситайар: торжественный ужин, объявление о помолвке, чествование нареченных жениха и невесты. А под конец Мелли, послушная воле возлюбленного, объявила о начале войны с людьми. В тот же вечер эльфийское войско выступило в сторону Лесного края.

* * *

«Справедливости! Справедливости!» – доносился с площади вопль многотысячной толпы. Это слово стало лозунгом мятежа. Мужчины и женщины, дети и старики, моряки, торговцы и ремесленники, словно заклинание, словно молитву выкрикивали это заветное слово: «Справедливости!»

Мы находились в самом центре дворца, в просторном зале. Отсюда ответвлялось множество коридоров, ведущих в разные уголки императорской резиденции. Помимо четверых имперских гвардейцев, в путешествии по родовому гнезду, которое все еще могло таить опасности, принцессу сопровождали Вадиус, дядюшка Ге, Лютый и ваш покорный слуга. Это не считая оравы придворных, конечно. Но Дарианна милостиво отпустила исстрадавшихся аристократов, и дворяне, много дней самоотверженно терпевшие походные условия, радостно устремились по домам, приводить себя в порядок. Грациус с Дживайном, Александриус, Дрианн с Лиллой и остальные повстанцы остались на аллее перед дворцом. Лорд Феррли при всем желании не смог бы проникнуть внутрь здания, защищенного от сил мрака мощнейшими заклятиями. Поэтому, пробормотав извинение, демон спешно и незаметно испарился перед входом.

Конечно, никто и не думал препятствовать нашему продвижению. Во дворце было непривычно пусто. Лишь изредка попадались слуги, низко кланявшиеся принцессе. Келдина нигде видно не было. Я подумал, что принц, скорее всего, прячется в своих покоях, льет слезы и гадает, какую участь уготовила ему неугомонная сестра.

– Ваше высочество, – почтительно проговорил Копыл, – ваш народ взывает к вам.

Старый волшебник указал на витражную дверь, ведущую на балкон:

– Следует выйти к народу, ваше высочество.

– Потом, все потом, – нетерпеливо бросила Дарианна. – Сейчас я должна видеть отца.

Девушка пересекла зал и решительно распахнула одну из дверей, мы последовали за ней. Преодолев длинный коридор, остановились перед покоями Ридрига. Два мага, охранявшие вход, помахали над нами серебряными жезлами и посторонились, освобождая путь. На мгновение принцесса замерла, собираясь с силами, сделала глубокий вдох, потом шагнула внутрь. Не останавливаясь, Дарианна пробежала через гостиную и проследовала прямо в опочивальню. Мы с Копылом вошли вслед за ней, остальные топтались на пороге. В спальне было душно, исходили жаром дрова в растопленном камине, застоявшийся воздух пах ароматическими свечами, горькими травами и болезнью.

– Отец… – прошептала принцесса.

Я не сразу понял, что лежащий на кровати истощенный седой старик и есть император. Когда я видел Ридрига в последний раз, он выглядел постаревшим и больным, но сейчас монарх окончательно превратился в бессмысленную развалину. Он смотрел на дочь мутными выцветшими глазами и не узнавал ее. Силился что-то сказать, но слюнявый рот исторгал лишь шипение вперемешку с болезненными стонами. Худые руки, обтянутые пергаментной кожей, бессильно покоились на шелковом одеяле, иссохшие пальцы сжимали какую-то пушистую вещицу. Рядом с императором, положив ладонь на его костлявое плечо, сидела Галианна. По всей видимости, дикая кошка находилась подле Ридрига днем и ночью, продолжая отравлять его своей аурой, в которой крылись невидимые споры болезни. Девушка стала еще прекраснее, хотя ее красоту уже трудно было назвать человеческой. Потому что у людей не бывает настолько ярких зеленых глаз, настолько нежной, ровной, сияющей изнутри кожи. Так может выглядеть вампир, вытягивающий из своей жертвы последние соки, наливающийся при этом силой и порочной, завораживающей красотой. Но в нашем мире вампиров не бывает. Просто Вериллий хорошо поработал над астральными чарами. Поймав мой взгляд, Галианна томно изогнулась и наградила меня ослепительной улыбкой, которая лишь подчеркнула брызжущую из глаз холодную ярость.

– Убрать, – негромко бросила принцесса, не удостоив блудницу даже мимолетным взглядом.

Два дюжих гвардейца аккуратно взяли Галианну под руки и сдернули с кровати. При этом тонкий шелковый халатик, ничуть не скрывавший, а скорее открывавший ее прелести, распахнулся. И под ним не было ничего, кроме самой Галианны. Я ничуть не сомневался, что этот конфуз был подготовлен заранее и рассчитан на меня, но все же не мог не смотреть на совершенное, великолепное тело бывшей любовницы. Дарианна брезгливо поморщилась, а дикая кошка издевательски расхохоталась.

– Далеко не уводите, заприте где-нибудь, – приказала принцесса.

Блудницу вывели из опочивальни, и Дарианна, казалось, сразу забыла о ней. Опустившись на колени рядом с ложем Ридрига, она гладила его седые волосы, целовала худые узловатые руки, шептала что-то успокаивающее. Мы молча стояли рядом, боясь неосторожным словом или движением помешать этому печальному выражению дочерней любви. Наконец принцесса обернулась к нам. Ее побледневшие щеки были мокрыми от слез, в глазах застыла боль.

– Его можно спасти? – робко, с затаенной надеждой спросила она.

– Мы сделаем все возможное, ваше высочество! – воскликнул Копыл. – Я осмотрю ауру его величества, затем соберу консилиум. Только вот распоряжусь снять с опочивальни заклятия и артефакты, гасящие тонкую магию.

Чародей выбежал из комнаты, а Дарианна вновь повернулась к отцу. Я тихо присел на пуфик возле кровати. Конечно, с императором будут работать лучшие целители Галатона и самые искусные астральные маги. Я собирался только взглянуть на ауру Ридрига, применив способ, который уже однажды оказался действенным. Настроившись, обратился к Вселенной, ощутил ее бесконечность, медленно сливающуюся с моим сознанием. Отпустил ее и оказался в астрале. Представшая передо мной картина подтвердила самые худшие опасения. Энергетическая оболочка императора была пронизана серыми нитями. Они впились в ауру, вросли в нее так плотно и густо, что я не видел способа извлечь их оттуда. Вернувшись в свое тело, решил пока ничего не говорить Дарианне. Возможно, консилиум чародеев и сумеет очистить энергию Ридрига. Но последствия… это было слишком страшно, и я не находил в себе силы рассказать девушке, как обстоят дела. Пусть ей сообщает об этом Копыл. Я же ограничился тем, что подошел к Ридригу и потянул из его пальцев небольшой меховой шарик. Лишившись его, император захныкал, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.

– Что это? – спросила принцесса, разглядывая расшитый бисером пушистый комочек.

– Амулет, в который помещена частица ауры Галианны. Думаю, туда еще зашита тряпочка с ее кровью, может быть, прядь волос. Примитивная, но действенная любовная магия. Эта штука заставляла его величество испытывать потребность в постоянном присутствии девушки.

– Но почему амулет не обнаружили поисковые артефакты? – возмутилась Дарианна.

– Скорее всего, Галианна изготовила его своими руками и уже после того, как аура его величества подверглась первым изменениям. Вспомни, ведь он никому не позволял даже входить в опочивальню. И конечно, не отдал бы безделушку.

– Дай сюда!

Принцесса выхватила у меня амулет и швырнула его в камин. Меховой комочек ярко вспыхнул и в считанные секунды превратился в горстку пепла.

– Теперь он поправится? – требовательно спросила Дарианна.

Я обнял девушку:

– Все не так просто. Давай дождемся консилиума.

В комнату вбежал Вадиус.

– Все готово. Я связался с лучшими магами Виндора, скоро они будут здесь. Пока же я осмотрю ауру его величества. Но мне нужна абсолютная тишина и полная сосредоточенность. Вынужден просить всех присутствующих покинуть опочивальню. Ваше высочество, вам тоже придется уйти.

Дарианна поднялась с колен, взгляд ее сделался жестким, плечи гордо распрямились.

– Делайте что должно, Копыл. Я же выполню свой долг.

Высоко подняв голову, принцесса стремительно вышла из покоев отца, на мгновение остановилась, оглядела свою свиту.

– В большой тронный зал.

Вскоре мы вошли в тот самый зал, где милостью Ридрига мне были ненадолго дарованы честное имя, титул, поместье и еще множество замечательных вещей. Все так же мерцал серебристый журженьский шелк на стенах, играли огнями вечные свечи в золотых люстрах, блистали беломраморные колонны, красовалось на мозаичном полу звездное небо Аматы, а по обе стороны дверей стояли слуги в расшитых ливреях. Но теперь роскошь зала выглядела какой-то вычурной, ненастоящей, лишенной тепла. Здесь было пусто, холодно и уныло, а богатая торжественность лишь усиливала ощущение невосполнимой утраты, болезненно диссонируя с печальными событиями.

Дарианна прошла по красной дорожке, поднялась по ступенькам, опустилась на трон. Тонкие пальцы на мгновение судорожно сжали чеканное золото подлокотников. Мы остановились по обе стороны дорожки, как это делали придворные.

– Привести блудницу, – приказала принцесса.

Гвардейцы отправились выполнять распоряжение, а Дарианна вдруг остро взглянула мне в глаза:

– Ты должен быть здесь, Рик, – и указала на место справа от трона, где обычно стоял императорский советник.

Это было так неожиданно, что я опешил.

– Ступай, сынок, ступай, – прошептал дядя Ге, легонько подталкивая меня вперед.

Делать было нечего, я неловко взгромоздился на ступеньку рядом с возвышением. В этот момент ввели Галианну. Гвардейцы поставили девушку перед троном, замерев по бокам от нее. Принцесса рассматривала дикую кошку с холодным любопытством, та отвечала дерзким взглядом. Наконец Дарианна прервала этот молчаливый поединок:

– Ты действовала по приказу Вериллия Фламиера?

– Да.

– Он щедро заплатил тебе?

– Зачем платить рабыне? – в словах Галианны слышалась горечь.

– Рабыне? Ты была ему чем-то обязана?

– Всей своей жизнью. Когда мне было двенадцать лет, родители продали меня в притон. Если бы Вериллий не выкупил меня оттуда, я вряд ли дожила бы до сегодняшнего дня.

– Кто знает, какая судьба была бы предпочтительнее для тебя, – обманчиво мягко произнесла Дарианна. – Что же случилось дальше?

– Он отдал меня на воспитание в храм Неи. Там у жриц я училась грамоте, пению и танцам, искусству флирта и любви. Когда мне исполнилось шестнадцать, меня приняли в гильдию диких кошек, и Вериллий забрал меня к себе.

– Ты стала его любовницей?

– Сначала. Потом он сделал из меня шпионку. Указывал мужчин, с которыми я должна была сводить знакомство. Я спала с ними, а в беседах вытягивала нужные Вериллию сведения.

Галианна рассказывала о себе спокойно, не опускала взгляда и с вызовом отчаяния смотрела в лицо принцессы. Она словно бы говорила: «Да, я именно такая, и не стыжусь себя». Прислушиваясь к своим ощущениям, я не мог понять: оправдываю ли девушку, жалею ли ее? Одно знал точно: принцесса никогда не сумеет понять содержанку. Сытый голодного не поймет. Что могла знать Дарианна, выросшая в роскоши и богатстве, привыкшая повелевать, окруженная любовью и поклонением, о том грязном дне, на которое жизнь швырнула Галианну? И даже если ее высочество попытается представить себе весь ужас существования блудницы – зависимой, трижды проданной, опоганенной похотью множества мужчин, одинокой, затравленной – она никогда не простит ей болезнь своего отца. И наверное, будет права. Но все же я вдруг снова осознал, какое огромное расстояние разделяет меня с Дарианной. Ведь по своему происхождению, образу жизни я гораздо ближе к Галианне. Мы оба прошли жестокую школу выживания, просто мне повезло с опекуном, а ей нет…

– Я услышала тебя, – холодно произнесла принцесса. – Ты была лишь орудием в руках негодяя. Но и орудие, несущее смерть и разрушения, должно быть уничтожено. Итак, дальше Вериллий поручил тебе соблазнить императора?

– Нет, – голос блудницы взметнулся нескрываемым торжеством, – сначала Верховный подложил меня в его постель, – девушка подняла руку и бесцеремонно ткнула пальцем в мою сторону.

М-да… некрасиво получилось… Не то чтобы я нарочно скрывал от Дарианны факт своей связи с дикой кошкой, но и особо распространяться об этом желания не имел. Все же принцесса, невинная девушка. Не для ее ушей такие откровения. Да и к слову как-то не приходилось. Сейчас же я об этом остро пожалел, и зародившееся было в душе сочувствие к Галианне моментально сошло на нет. Тоже мне, нашла чем хвастаться! Щеки принцессы слегка порозовели, но она, умница, отлично держала удар.

– Мне известно о твоих… похождениях. Эта страница твоей биографии меня не интересует.

– А напрасно, – язвительно прошипела блудница. – Вижу, господин Сайваар нынче – особа, приближенная к трону. Так может быть, стоит узнать, на что способен этот человек?

Я в изумлении уставился на пылавшее негодованием и ненавистью лицо Галианны. Что я ей-то плохого сделал?! Между тем дикая кошка продолжала обличительную речь:

– Именно ему вы обязаны болезнью императора! Если бы не встреча с бароном Сайвааром, я ни за что не пошла бы на преступление.

Нет, положительно девица сошла с ума! Я уловил взгляды родных: удивленный – дядюшки Ге и насмешливо-сочувственный – Лютого. Брат, по неизвестным мне причинам недолюбливавший принцессу, смотрел так, словно хотел сказать: «Ну и влип ты, парень! Угораздило же оказаться между двумя девчонками! Посмотрим, как будешь выпутываться».

– Выражайся яснее, – потребовала Дарианна.

– Я любила этого человека! Впервые в жизни мужчина дал мне понять, что я интересна ему не только как постельная принадлежность. Прежде я видела в мужчинах лишь омерзительных похотливых животных, использующих мое тело для удовлетворения низменных инстинктов. Рик был другим. Он разговаривал со мной, шутил и смеялся. Утром вставал раньше меня, срезал с клумбы свежие цветы и приносил их мне в постель. Это было удивительно! Раньше мне дарили только дорогие украшения, тряпки и деньги. Я всегда знала, что эти подарки сделаны не по велению души, они лишь плата за полученное удовольствие. Рик же стремился доставить мне радость…

Вот это да! Старался угодить девушке, а она меня, похоже, за это и возненавидела! Правду что ли говорят: хочешь зла – сделай добро?

– Твои лирические воспоминания здесь неуместны, – перебила Галианну принцесса. – Ты собиралась рассказать, каким образом Рик Сайваар причастен к твоему преступлению.

– Я любила его, – упрямо повторила содержанка, – и думала, что он тоже любит меня. Я надеялась, что он останется со мной, мечтала, что когда-нибудь Рик поможет мне вырваться из рабства. И тогда мы поженимся, у нас будут дети, дом, семья… А он оказался таким же, как все. Однажды вечером сообщил, что ему поручена важная миссия, и он видите ли отправляется ее выполнять. И все. Все на этом! Я ждала каких-то слов – самых важных, решающих, последних. Но нет! Рик подарил мне сапфировые серьги и заверил, что упомянул меня в завещании. Щедро расплатился за услуги! Дай он мне хоть крохотную надежду на будущее, я ждала бы его всю жизнь! Я никогда не позволила бы себе даже взглянуть на другого мужчину. Поверьте, ваше высочество, блудницы как никто умеют хранить верность. Я скорее умерла бы, чем согласилась и дальше служить Вериллию Фламиеру. Но Рик покинул меня, не оставив выбора. И для меня стало безразлично мое дальнейшее существование. Чем хуже, тем лучше. Чем глубже я погружалась в пучину мерзостей – тем легче было забыться, не вспоминать о своих глупых, напрасных надеждах… – Галианна осеклась, подавляя подступавшие к горлу рыдания. От ее бравады и показного бесстрашия не осталось и следа. Девушка съежилась и стянула на груди полы невесомого халата, словно только сейчас поняла, что стоит перед троном полуобнаженная, и устыдилась своего вида.

Так. Похоже, я действительно поплатился за собственное прекраснодушие. Но с чего Галианна взяла, что я мог бы на ней жениться? Поймите меня правильно: я не ханжа, но для меня, как и для каждого мужчины Галатона, блудница остается лишь блудницей. С ней можно и должно спать, развлекаться, ей можно дарить подарки, восхищаться ее красотой и искусством, в нее можно даже влюбиться. Но ее нельзя сделать своей женой. Да простит меня златокудрая Нея, ну, не могу я себе представить, что женщина, тело которой служило утехой для многих, будет вынашивать, а главное, воспитывать моих детей! Считайте меня животным, самодуром, да хоть монстром – не могу, и все тут!

Хотя… я ведь не любил Галианну. Может, все дело в этом? Может, мне плевать было бы на ее прошлое, если бы я испытывал к ней то, что испытываю к Дарианне? Никогда при взгляде на нее у меня не возникало такой всепоглощающей нежности, такого желания защищать от всего мира, которые поднимаются в душе, когда я смотрю на принцессу. Мне было хорошо с дикой кошкой, я хотел ее, был благодарен ей за ласку – и на этом все. А на Дарианну я могу смотреть часами, наблюдать за ее движениями, следить за тем, как меняется выражение ее лица, слушать дыхание… Просто быть рядом. Оберегать, спасать, помогать. Дарить свою любовь, ничего не ожидая и не требуя взамен. Ну, может, «не ожидая» – это слишком сильно сказано. Ожидаю, конечно. Или надеюсь… В общем, я совершенно запутался в своих размышлениях о природе любви, мысленно махнул рукой: будь что будет! А между тем принцесса приняла какое-то решение.

– Я поняла, – сказала она, – ты не желаешь признавать свою вину и пытаешься переложить ответственность за преступление на чужие плечи. Но ты не уйдешь от справедливой кары…

Центральные двери зала распахнулись, пропуская Копыла. Приволакивая хромую ногу, Вадиус со всей доступной его старому телу скоростью подбежал к трону. Вскарабкался по ступеням и склонился к уху Дарианны.

– Ваше высочество, я осмотрел ауру императора и сделал свое заключение. Его подтвердили два знаменитых виндорских целителя, которые прибыли по моему приглашению. Сейчас мы ждем для участия в консилиуме еще четверых, но…

– Приступайте к сути, Вадиус, – побледнев, перебила принцесса.

– Ваше высочество, с прискорбием вынужден признать, что болезнь вашего отца находится в неизлечимой стадии.

Дарианна резко выпрямила и без того ровную спину. Мне было мучительно жаль ее, я предугадывал следующие слова старого волшебника.

– Сколько он еще проживет? – спросила девушка.

– Видите ли… мы сделаем все возможное. Лечение будет долгим и мучительным. Мы очистим его ауру, насколько позволят наши умения. Но… мужайтесь, дитя мое. Физическое здоровье его величества можно восстановить. А вот сознание императора погибло безвозвратно.

– То есть… – задыхаясь, с трудом выговорила Дарианна, – мой отец превращен в безумца?

– Безумие предполагает искажение сознания, ваше высочество. Здесь же речь идет о полном его уничтожении, – запинаясь, проблеял Вадиус. – Мне жаль…

Самообладание принцессы сделало бы честь любому воину. Я не уставал поражаться мужеству и огромной душевной силе, живущим в этом хрупком теле. На какое-то мгновение Дарианна прикрыла глаза, сделала глубокий вдох… Спустя секунду нам предстала величественная правительница, подлинная властительница империи. Ее лицо, неподвижное, бесстрастное, бледное, казалось высеченным из белоснежного мрамора. Двумя сгустками неистового мрака жили на нем черные глаза.

– Вы уверены в своих выводах, Вадиус?

– Целиком и полностью, ваше высочество…

Принцесса молча разглядывала сжавшуюся в ожидании приговора фигурку Галианны. Прошла минута, другая, третья… Когда же молчание сделалось невыносимым, Дарианна задала неожиданный вопрос:

– Значит, ты не признаешь свою вину?

– Нет, – прошептала блудница.

– Да будет так. Я приняла решение. Ты свободна. Уходи.

Я ожидал от принцессы какого угодно, даже самого жестокого вердикта, но такого… Все, включая Галианну, замерли в безмолвном недоумении.

– Ступай. Я отпускаю тебя, – повторила принцесса.

– Ваше высочество! – шепотом взвыл Вадиус. – Но так нельзя! Преступница должна предстать перед судом и понести заслуженное наказание по закону империи!

– Закон и суд – это я. Карать и миловать тоже буду я, – с непередаваемым высокомерием ответила Дарианна, повернувшись к Копылу и глядя ему прямо в глаза.

На миг Вадиус съежился, будто наказанный хозяином пес, потом вдруг его лицо просветлело, будто он что-то понял, кончики губ приподнялись, образуя то ли кривую усмешку, то ли злорадную гримасу. Маг переломился в низком поклоне.

– Как вам будет угодно, ваше ве… высочество.

– Выведите ее из дворца, – приказала Дарианна гвардейцам.

Все еще не верящая своему чудесному избавлению, раздавленная великодушием принцессы, Галианна, заливаясь слезами, упала на колени.

– Благодарю вас, ваше высочество, – лепетала она, – Да благословят вас боги… простите меня…

Гвардейцы подхватили ее под руки и вытащили из тронного зала. Дарианна поднялась с трона.

– Я хочу говорить со своим народом.

Двое слуг распахнули высокие, до самого потолка, створки мозаичного стекла, ведущие на большой балкон. В зал хлынул рокот плещущейся за дворцовой оградой толпы. По распоряжению Копыла придворные маги принесли и установили на балконе усиливающие звук артефакты и широкий экран из зачарованного стекла, позволяющий видеть все, что творилось на площади Семи королей. Дарианна шагнула вперед.

– Рик, ты должен пойти со мной.

Я тоже считал, что ради безопасности принцессы должен быть рядом. Хотя балкон, как и весь дворец, охранялся защитными чарами, мне было спокойнее находиться возле Дарианны. Мало ли что… Тем более, Вадиус куда-то исчез. Мы вышли к народу, встретившему принцессу оглушительным воплем:

– Справедливости! Справедливости!

Дарианна вскинула руки и заговорила. Ее звонкий голос, многократно усиленный артефактами, разнесся над площадью, серебряной стрелой пронзая шум толпы:

– Слушайте меня, жители славного Виндора! Вы жаждете справедливости? Будет вам справедливость! Это обещаю вам я! Сегодня принц Келдин снял с себя обязанности регента, – эту новость народ встретил торжествующим ревом, мало кому нравился никчемный изысканный. – Теперь страной буду править я!

Принцесса говорила еще что-то в том же духе, но мое внимание отвлекла одинокая фигурка Галианны, которая, кутаясь в меховую накидку, спустилась с дворцового крыльца и медленно, неуверенно побрела к воротам, пробираясь сквозь плотный заслон магов и гвардейцев, стоявших во дворе. Я до последнего момента не верил, что виновницу трагедии, постигшей августейшую семью, беспрепятственно выпустят на свободу. Но вот Галианна подошла к воротам, стражники распахнули тяжелые створки, девушка вышла на площадь и исчезла в толпе…

– Шлюха! Мраково отродье! – взвился чей-то истошный вопль.

– Бей ее! Это она Ридрига отравила! – подхватило сразу несколько голосов.

Я кинулся к увеличительному экрану и увидел, как люди набросились на визжащую от ужаса Галианну. Найдя выход своей ярости, горожане буквально разрывали девушку на части. Каждый стремился протолкнуться к ней и нанести хотя бы один удар. Женщины упоенно щипали ее, выдирали клоки волос, превращали одежду в лоскутки. Мужчины били по лицу. Спустя несколько мгновений прекрасная девушка, один вид которой заставлял учащенно биться любое сердце, превратилась в окровавленное, истерзанное существо, воющее и умоляющее о пощаде. Я рванулся к выходу, с болью в душе понимая, что не успею добежать, спасти, защитить… Чей-то ликующий крик возвестил о начале конца. Обернувшись на экран, я увидел, как кто-то ударил Галианну камнем по голове. Девушка упала, и над ней сомкнулись волны празднующей расправу толпы. Бесполезно. Сердце накрыла пелена холода. Какое бы преступление ни совершила блудница, она не заслуживала такой кары. Суд, приговор, ожидание неизбежной казни и сама казнь и то были бы милосерднее. Но она поверила в свое спасение, искренне раскаялась, получила надежду, и именно в этот момент была растоптана проклинающей ее толпой… чудовищно. Но откуда толпа узнала, что совершила девушка, выскользнувшая из дворцовых ворот?

Мой взгляд упал на Дарианну. Принцесса приникла к экрану, жадно всматриваясь в происходящее на площади, словно впитывая всем своим существом крики, саму картину расправы и боясь упустить малейшую подробность. Ноздри изящного носа хищно раздувались, дыхание стало прерывистым, на губах блуждала неосознанная улыбка, пальцы впились в перила балкона так, что побелели суставы. Я ужаснулся. Но при этом не мог перестать восхищаться.

Вдруг меня пронзило странное ощущение: что-то неуловимо изменилось вокруг. Сам воздух, казалось, сделался гуще и пропитался запахом крови. Над площадью словно сгустилось зловещее облако ненависти, боли и еще множества отрицательных человеческих эмоций. Безотчетный страх занозой впился в сердце. Я выскользнул в астрал и сразу же обнаружил источник неприятного чувства. С неба спускалась тяжелая завеса багрового тумана, протягивая щупальца вниз и пожирая ауры людей. Эта странная субстанция покрывала не только площадь, но и прилегающие к ней улицы, захватив в плен весь город. Туман густел прямо на глазах, становясь непроглядным, как ночная темнота. Вернувшись в свое тело, я схватил Дарианну за руку и молча потянул назад, в спасительные стены дворца. Девушка непонимающе взглянула на меня, потом вскрикнула и указала на увеличительный экран. Вдалеке, где-то над Северным лучом, поднималось зарево пожара. Оно увеличивалось на глазах, приближалось, несло в нашу сторону клубы черного жирного дыма. Толпа тоже заметила пламя, с площади раздались испуганные крики, которые вскоре были заглушены мощным грохотом.

– Смотри! – воскликнула Дарианна. – Что это?

Сквозь зачарованное стекло было хорошо видно улицу Радуги, на которой стояли дома жрецов. Ближайшее к площади здание вдруг как-то странно скособочилось и рухнуло, произведя тяжелый грохот и выпустив в воздух плотную завесу пыли, смешавшуюся с дымом движущегося пожара.

– Уходи! – я снова потянул принцессу за руку, но девушка цепко ухватилась за перила, завороженно глядя на то, что парило над развалинами.

При виде этих существ я оторвал Дарианну от перил и, бесцеремонно схватив в охапку, вытолкал с балкона. Вовремя: они приближались с невероятной скоростью. Тварей было всего две, но разрушение и панику они сеяли такие, какие могла произвести разве что целая армия демонов мрака. Словно привлеченные кровью несчастной Галианны, чудища закружились над площадью. Они падали на орущую толпу, выхватывали из нее людей и прямо в воздухе раздирали их на куски. На головы горожан валились ошметки окровавленной плоти. На площади образовалась страшная давка: люди превратились в испуганное, неуправляемое стадо. В тщетной попытке выбраться они толкали друг друга, наступали на упавших и проходили по их телам.

Я вбежал в зал, закрыл створки балконной двери и, на ходу прокричав: «Спрячьте принцессу!» – ринулся к выходу. Быстрее, быстрее, по коридорам, по лестнице вниз… Лютый не отставал от меня ни на шаг, сзади доносилось пыхтение дяди Ге. Наконец я оказался на улице. Имперские гвардейцы выстроились перед дворцом, целясь в тварей из арбалетов. Сзади стояли придворные маги, творившие самую мощную защиту, на которую только были способны. Я побежал к воротам, понимая, что ни оружие, ни обычные чары не смогут противостоять тварям бездны. А в том, что эти сущности вырвались именно из бездны, я ни секунды не сомневался. На это указывал и знакомый по Южному континенту багровый туман, и мои неясные страхи, и приступ агрессии у толпы. У ворот бесновался Копыл.

– Откройте немедленно!

– В случае опасности, грозящей августейшим особам, ворота положено держать закрытыми, – дрожащим голосом отвечал стражник.

Не затрудняя себя дальнейшими рассуждениями, Вадиус швырнул в охрану заклятием Воздушного удара и потянул створку. Мы выбрались наружу, следом за нами выскочили Дрианн с Лиллой, Грациус, Дживайн, Александриус и еще пара десятков магов. Последним подоспел дядя Ге, кричащий: «Выходят только маги! Остальным оставаться на местах!». Нас тут же прижало к ограде напором толпы. Пришлось потратить драгоценные мгновения на создание низкого щита, оградившего нас от обезумевших горожан. Прямо над моей головой пронеслось чудовищное существо, похожее на уродливую бабочку. Тело его напоминало человеческое, только было раза в три больше. Размах крыльев, словно сотканных из пламени и крови, достигал, наверное, десятка локтей. Но омерзительнее всего была голова – белая, костистая, как обтянутый высохшей кожей череп, с черными провалами вместо глаз, покрытая зеленоватой слизью. В лапах тварь держала верхнюю часть человеческого туловища, из которого свисали синеватые ленты выпущенных кишок. Каждый взмах крыльев существа поднимал волну невыносимого трупного зловония. Сотворив заклятие Темного огня, я швырнул его в чудовище. И тут же почувствовал, что обычной волшбой с этими мотыльками не справиться. Чары впитались в тело твари, словно сделав ее еще больше и сильнее.

– Цепь мрака, барон, – раздался в моем сознании голос лорда Феррли. Следом на плече возник сам демон. – Плюс ваши возможности изначального. Только так можно с ними разделаться. Готовьтесь, я передам остальным.

Легко перепархивая с плеча на плечо, Артфаал отправился договариваться с другими магами. Осуществить задумку демона было просто – все мы стояли в ряд, прижавшись спинами к ограде. Мне оставалось лишь пробраться в конец цепочки, сделавшись замыкающим звеном. Я оказался стоящим рядом с Александриусом, который дружески подмигнул мне. Вскоре я ощутил, как в меня вливается чужая энергия, многократно усиливающая мою собственную. Она концентрировалась в сознании, нестерпимым напором отзываясь на активирующее заклинание, которое где-то на другом конце цепи произносил дядя Ге. Когда последние слова упали на благодатную почву волшбы, я собрался сотворить рисунок заклятия, решив использовать Тень посмертия, которая уже доказала однажды свою эффективность.

– Ни в коем случае, барон, – тревожно шепнул в моей голове лорд Феррли, – ничего такого смертельного! Вы лишь напитаете их силой, ведь они и есть смерть.

– Что тогда? – процедил я вслух, с трудом сдерживая мощный поток, бурлящий в сознании.

– Что-нибудь безобидное, невинное, на уровне первой степени. Покров невесты, например.

Сил на то, чтобы спорить с неугомонным демоном, у меня не было. Все они сконцентрировались в цепи мрака и жаждали вырваться на волю. Я сотворил примитивный рисунок и обратился к Вселенной. Она откликнулась, наполнив волшбу своей бесконечностью. Потом я отпустил разрывавшую меня энергию, обеими руками направив ее вверх, на летающих тварей. Эффект превзошел все ожидания: энергия, образовав в воздухе почти видимое, растягивающееся полотно, плавно опустилась на мотыльков и начала сжиматься. Это выглядело так, словно крылья и тела сущностей покрыла липкая пленка. Она прилегала к ним все плотнее, сокращалась, стягивая чудовищ, пленяя их, скручивая в комки. Твари бились, пытаясь вырваться из силков, но тщетно: энергия сжимала их все сильнее. Наконец мотыльки будто свернулись внутрь себя, превратились в крохотные точки и исчезли, на прощание низвергнув на толпу и на нас потоки вонючей слизи.

Я облегченно выдохнул.

– Народ разгонять будете? – буднично поинтересовался демон. – Или пусть их, сами разойдутся?

– Как их разгонишь?

– Полейте холодной водичкой, например. Заодно и пожар потушите. Надо же, сколько хлопот из-за каких-то двух насекомых!

– Где же я возьму столько воды? Ни одно заклятие не покроет целую площадь.

– А вы сотворите ливень посильнее, – посоветовал лорд Феррли.

Я сомневался, хватит ли у меня сил на погодное заклинание, да еще и зимой. Все же цепь мрака отняла у нас огромное количество энергии.

– Вы недооцениваете свои резервы, дорогой друг, – пробубнил Артфаал, – ну-ка, вспомните наши уроки концентрации! Вы же изначальный, вам доступно многое из того, что и не снилось обычным чародеям.

Я поднапрягся и извлек из памяти заклинание дождя, начертил плетение и постарался придать волшбе как можно больше силы. Как ни странно, сработало: на небе появились темные тучи, раскатился звук грома, еще больше напугав мятущуюся толпу, сверкнула молния, вызвав у горожан панические вопли, и вскоре на измученных людей пролились ледяные потоки. Ливень посреди зимы быстро охладил народ. Давка рассосалась сама собой, люди медленно побрели в разные стороны. Вскоре площадь напоминала опустевшее поле сражения: тут и там лежали тела несчастных, затоптанных в паническом бегстве и куски разодранной плоти. Тугие струны дождя смывали с камней кровавые лужи, разгоняли комки смердящей слизи.

– Возвращайтесь во дворец, барон, а то простудитесь, – заботливо сказал демон. – Со всем этим разберутся могильщики.

Усталые маги вереницей потянулись в ворота. И только Александриус не спешил укрыться от непогоды. Он сидел на корточках, спиной привалившись к ограде, и не моргая смотрел вперед. Дождевые капли стекали по его лицу, попадали в глаза, но чародей даже не пытался ни сморгнуть их, ни отереть щеки.

– Вставай, – я протянул ему руку.

Никакой реакции не последовало. Склонившись над Александриусом, я понял: парень мертв.

– Обычное дело, – прокомментировал Артфаал, – магический откат. Вы сконцентрировали в себе слишком большую силу, присовокупили энергию Вселенной, вот и случилась отдача.

– Но тогда она должна была поразить меня!

– Не должна. Вы – изначальный. Если я правильно понимаю суть происходящих с вами изменений, в момент обращения к Вселенной вы становитесь как бы ее продолжением, наполняетесь бесконечностью, что ли. Отголосок магической волны прошел сквозь вас и ударил в того, кто был ближе всех.

– Почему же в прошлый раз такого не случилось?

– Потому что вы не использовали силу Вселенной. Но вспомните, как плохо вы себя чувствовали. Откат был, но не такой мощный. И тогда он поразил именно вас, барон.

Я смотрел на Александриуса, такого молодого и такого… мертвого, но почему-то не находил в своей душе ни сожаления, ни грусти. Наверное, это было следствием усталости, но гибель товарища не вызывала во мне никаких чувств. Я молча взвалил мага себе на плечо и побрел к дворцу. Артфаал истаял в косых струях дождя, вернувшись во мрак. На крыльце я скинул тело Александриуса на руки слугам и вошел внутрь, мечтая лишь о горячей ванне и стакане крепкой старки. А потом завалиться бы спать!

Но моим мечтам не суждено было сбыться. Откуда-то из-за спины вывернулся Копыл и потащил меня в покои принцессы. На пороге он откланялся и убежал. Дарианна была в комнате одна. При виде меня ее лицо просияло. Потом она вдруг ни с того ни с сего разрыдалась и бросилась мне на шею.

– О, Рик! Я так испугалась за тебя!

– Тише, тише, – я гладил волосы девушки, шепча всякую успокаивающую чепуху, – все хорошо, не плачь, милая…

– Рик, – всхлипнула Дарианна, – ведь ты мог погибнуть. Как же я без тебя? Ты так нужен мне, Рик!

Принцесса впилась мне в губы неистовым поцелуем, под целительным действием которого странный приступ равнодушия, сковавший мое сердце, отступил. Когда девушка оторвалась от меня, я печально произнес:

– Погиб Александриус.

– Какое счастье! – Дарианна снова расплакалась. – Какое счастье, что не ты, Рик!

Такая реакция показалась мне немного… неправильной, что ли, но я списал ее на волнение принцессы. Она же, успокоившись и вытерев слезы, воскликнула:

– Ты весь вымок!

Схватившись за висевший на стене связующий амулет, Дарианна вызвала слуг. Как только они появились на пороге, принцесса приказала:

– Горячую ванну и сухую одежду для барона. Потом легкий ужин. Все в мои покои.

Лакеи со всех ног кинулись исполнять повеление госпожи.

– Милая, – я попытался образумить озаботившуюся моим здоровьем девушку, – мне лучше принять ванну и переодеться в своей комнате.

– Почему? – удивилась Дарианна.

– Потому что мы нарушаем правила приличия, – терпеливо пояснил я.

Моя красавица пренебрежительно фыркнула:

– Рик, я уже нарушила огромное количество правил, норм и традиций, а собираюсь нарушить еще больше. Так что мою репутацию уже ничто не испортит и не спасет. Главное, свято соблюдать законы империи, все остальное совершенно никому не интересно. К тому же я не хочу тебя отпускать. У нас на сегодня осталось еще одно дело. Самое важное.

Пришлось смириться. Когда я, оттершись от слизи и переодевшись, вышел из ванной комнаты, Дарианна уже сидела за накрытым столом. Слуг девушка отпустила, мы были в покоях одни. Она подала мне бокал вина:

– Выпей, дорогой. За нас.

– За нас, – эхом отозвался я, салютуя бокалом.

– Скажи мне, Рик, только честно, спросила принцесса, подкладывая мне в тарелку мяса, – я не кажусь тебе излишне… жесткой или безжалостной? Или, может быть, лживой?

Я замялся, не зная, что ответить. С одной стороны, конечно, я заметил, как изменилась Дарианна, когда решила бороться за власть. А уж о случае с Галианной я и вообще не знал, что думать. С другой стороны, я понимал, что политика не делается в белых перчатках. И признавал мужество, самоотверженность принцессы.

– Да, так я и знала, – вздохнула девушка, – ты считаешь меня бессердечным чудовищем…

– Что ты, милая! Ну какое же ты чудовище? Ты – моя прекрасная, умная и славная флори.

– Ты правда так думаешь? – Личико Дарианны осветилось очаровательной улыбкой. – Спасибо тебе. Но если вдруг мои поступки все же вызовут у тебя другие мысли, помни, Рик: я делаю это ради своего народа. Ради империи… И ради нас с тобой, – совсем тихо добавила она.

Вилка с наколотым на нее аппетитным куском ветчины застыла в воздухе, я же уставился на принцессу, пораженный ее откровенностью.

– Ты любишь меня? – спросила она.

– Да! – выпалил я, и задери меня Хайнира, если при этом я хоть капельку лукавил!

– Я тоже люблю тебя, Рик, – глядя мне прямо в глаза, вымолвила Дарианна, – но сейчас не время любви. Сейчас – время войны. Войны за наше с тобой будущее. И мы должны выстоять. Чтобы быть вместе всю жизнь. Ты поможешь мне?

– Помогу.

– Тогда… – вздохнула девушка, – нам снова нужно идти в тронный зал. Копыл ждет нас.

В зале Дарианна уселась на трон, я же опять занял место по правую руку от нее. Принцесса кивнула Вадиусу, тот громко хлопнул в ладоши, дверь распахнулась, пропуская гвардейцев, которые вели принца Келдина. Его высочество выглядел, прямо скажем, не авантажно. Плохо прочесанные космы, некогда бывшие ухоженными локонами, обрамляли бледное испуганное лицо. Помятый костюм из голубого шелка мешком свисал с похудевшего тельца. Заливаясь слезами и спотыкаясь на каждом шагу, принц медленно брел по ковровой дорожке. Дарианна оглядела брата с плохо скрываемым отвращением и холодно произнесла:

– Здравствуй.

– Дари, – жалобно прохныкал Келдин, – почему меня держат под арестом?

– Скажи спасибо, что во дворце, а не в Счастливом местечке, – отрезала принцесса.

– Но за что?! – взвыл его высочество.

– За что? Ну, давай посчитаем. Предательство собственной семьи, преступный сговор с врагом империи чародеем Вериллием Фламиером, развал страны… достаточно или продолжим? Ты все еще удивляешься, что я приказала взять тебя под арест, Кел?

– Но это незаконно!

– Вспомнил про закон… Можешь добиваться справедливости, но учти: маги, армия и народ на моей стороне. – Принцесса выдержала эффектную паузу, затем, словно размышляя вслух, добавила: – Или все же отправить его в Счастливое местечко?..

– Только не это, Дари! – завизжал Келдин, рухнув на колени. – Только не тюрьма! – Размазывая по щекам слезы вперемешку с краской, он пополз к ступенькам трона, совершенно по-бабьи причитая: – Не нужно, не нужно, я не виноват, он заставил меня! Я не хотел! Рик, сладкий мой, скажи ей хоть ты! Я не хочу в Счастливое местечко!

Брезгливо наблюдая за мучениями Келдина, я думал: а сильна Дарианна! Только сегодня села на трон, и вот уже второй человек падает перед ней на колени. Ее брат между тем добрался до ступеней и принялся на четвереньках карабкаться вверх, порываясь облобызать туфлю принцессы.

– Вот ведь забавно! – весело удивилась ее высочество, проворно отдергивая изящную ножку. – Мы рождены одной матерью и от одного отца! Встань уже, Кел. Ты согласен отказаться от регентства?

– Да! – захлебнулся принц.

– Тогда подпишите вот здесь, ваше высочество. – Копыл почтительно, словно и не присутствовал только что при унизительной сцене, поднес Келдину свиток и перо.

Принц, не читая бумаги, дрожащей рукой поставил свою подпись.

– Увести, – бросила Дарианна.

– Подожди, сестра! Что со мной теперь будет?

Девушка усмехнулась:

– Можешь считать, что ты счастливо избежал Счастливого местечка, прости за каламбур. Пока посидишь под арестом в своих покоях, а потом я подумаю, что с тобой делать. Возможно, отправлю в какую-нибудь отдаленную провинцию. Или женю на августейшей особе из сопредельного государства. Для укрепления политических связей…

Последнее предположение повергло изысканного в еще больший шок, чем угроза тюрьмы. Он закатил глаза и вознамерился упасть в обморок.

– Успокойся, я пошутила, – сжалилась Дарианна. – Кто за тебя выйдет?

– За что ты с ним так? – спросил я, когда Келдина вывели из зала.

– Извини, что заставила тебя слушать все это, – принцесса выглядела смущенной и виноватой. – Не удержалась от маленького спектакля. Старые детские обиды. Он всегда ненавидел меня, делал мелкие пакости. А когда вокруг никого не было, называл уродиной… Я пойду спать, Рик! Ужасно устала. И ты иди отдохни.

Наблюдая за девушкой, весело сбегавшей со ступенек, я подумал: нет, дело тут вовсе не в старых обидах. И представление это не было спонтанным. Напротив, каждое слово, каждую интонацию Дарианна тщательно продумала. Зная слабый характер, глупость и трусость своего брата, она сделала все, чтобы сломить его, не дала опомниться и заставила отказаться от регентства. К чему такие сложности, спросите вы? Ведь можно было и вправду посадить Келдина в Счастливое местечко? Или даже убить? Можно. Если бы не одна маленькая деталь: лозунг, который выкрикивала толпа. Справедливость. От Дарианны, невинно пострадавшей, но сумевшей выжить, имевшей в глазах народа ореол мученицы, ждали справедливости и законности. Ее высочество берегла свое политическое реноме. Если бы Келдин не отказался от регентства добровольно (или по крайней мере сохраняя видимость доброй воли), законная процедура могла растянуться на несколько дней. А их у нас не было. Так что я ничуть не осуждал принцессу: жестокая реальность требует жестоких поступков.

Не успели мы дойти до двери, как Вадиус проскрипел:

– А это еще что, спаси меня Луг?!

Чародей подошел к балконной двери и сквозь витраж что-то высматривал в вечерних сумерках. Снаружи доносился непонятный шум. Я присмотрелся: о цветное стекло билась крупная птица. Ястреб. Со странным упорством он снова и снова всем телом ударялся в витраж, издавая хриплый клекот.

– Не может быть, – пробормотал Копыл, – но есть. Эльфийская почта.

Маг осторожно приоткрыл створку, высунул руку и втащил птицу внутрь. Ястреб не сопротивлялся. Он покорно подал когтистую лапу и позволил снять с нее примотанный тонкой нитью лист бумаги. Сразу после этого птица обмякла и безжизненным комочком упала на пол.

– Односторонняя почта, – пояснил Вадиус, – эльфы накладывают на птиц убивающие чары, чтобы нельзя было проследить их обратный путь.

– Бедный… – вздохнула Дарианна, присев на корточки и погладив блестящие перья.

– Бедные мы, ваше высочество, – отозвался Копыл, – эльфы наступают на Лесной край. Тысяча отборных воинов и маги. Через двое суток они будут на месте.

– Я буду в своем кабинете, – сказала принцесса. – Командующего армией и офицеров штаба ко мне. Срочно.

Воины покинули кабинет Дарианны уже под утро. Всю ночь из дворца и во дворец носились вестовые, доставляя приказы, распоряжения и донесения. План кампании был выработан, войска приведены в боевую готовность и отправлены в Лесной край. Следом за офицерами откланялся и Копыл.

– Что Совет, Вадиус? – спросила его принцесса, когда старик уже был на пороге.

– Несколько раз посылал к ним дворцовых магов. Заперлись в здании и отказываются вступать в переговоры. Говорят, что подчиняются только его величеству и Вериллию Фламиеру.

– Ясно, можешь идти…

Когда за Вадиусом затворилась дверь, Дарианна устало потерла глаза и прошептала:

– Проклятье. У меня связаны руки.

– Почему? Если Совет не желает сдаваться, возьмем его штурмом.

– Все не так просто. По закону регент не имеет права менять или упразднять состав Совета.

– А кто имеет?

– Верховный маг с согласия императора. И Верховного мага выбирает только император. Регент же может лишь управлять страной от имени его величества, при этом опираясь на рекомендации Совета.

– Но Вериллий преступник, и вообще он сбежал!

– Это еще надо доказать. Только Келдин мог так легко поверить в преступность Верховного.

– А кому доказывать?

– Совету.

– Подожди, – я силился уловить логику рассуждения, но ничего не понимал, – получается замкнутый круг.

– Вот именно, – грустно улыбнулась принцесса. – Создатели закона не приняли в расчет, что все маги Совета могут вступить в преступный сговор с Верховным. И еще один замкнутый круг. Чтобы разогнать Совет, нужно изменить закон. А его может менять только император.

– Возможно, Ридриг поправится, – я пытался утешить Дарианну, хотя сам не верил своим словам.

– Нет, не поправится. И ты знаешь это. Я видела выражение твоего лица там, в спальне отца.

– Тогда… я побоялся произносить вслух кощунственное предположение.

– Нет. Вадиус сказал мне еще кое-что. Когда целители очистят ауру отца, его физическое здоровье полностью восстановится. Он может прожить еще много лет, но никогда не придет в сознание. И даже после его смерти право наследования трона получит Келдин.

– Но ведь он отказался…

– Всего лишь от регентства. А трон достанется наследнику мужского пола. Лишь в исключительных случаях закон о престолонаследовании трактуется в пользу женщины. При явном слабоумии принца или его полной физической немощи. А Келдин хоть и редкостный дурак, но вполне здоров.

– Да наплюй ты на этот закон! – взревел я, не в силах больше смотреть на измученное, печальное личико любимой и забыв, что еще совсем недавно размышлял о необходимости соблюдения законов. – Делай так, как нужно!

– Не могу. Дворянство меня не поддержит, маги отвернутся. При нынешних законах мне никогда не стать императрицей, а не став ею, я не смогу изменить законы. А как управлять страной и главное, как навести в ней порядок, не имея на это никаких полномочий, кроме регентских, я не знаю. Вот так.

– И что же делать?

– Спать, – решительно произнесла Дарианна. – Я обессилена, родной. Завтра подумаем. А на сегодня хватит. Иди, Рик.

Да уж, как ни парадоксально это звучит, иногда справедливость мешает добиться справедливости… Один прощальный поцелуй – и я отправился в свои покои. Дворец спал. Бодрствовали только маги, охранявшие опочивальни августейших особ, да имперские гвардейцы, стоявшие в карауле по двое на каждом этаже. Мои друзья тоже давно отдыхали. Лютому, Копылу и дяде Ге предоставили комнаты во дворце, остальных, включая Дрианна, Лиллу и мастера Триммлера, разместили в уютных гостевых домиках, расположенных в просторном парке. Мудрое решение, между прочим, учитывая обстановку в городе. Принцесса окружила свое жилище целой армией опытных магов. Мало ли что… Молодец, девочка!

Я добрел до своей комнаты и не раздеваясь завалился на широкую кровать. Голова шла кругом. Физическая усталость – это ерунда, я мог бы провести на ногах и пятеро суток. Угнетало душевное состояние и какая-то обессиленность сознания. Что неудивительно, если вспомнить все события этого длинного дня. Я закрыл глаза и сразу же погрузился в тяжелый сон. Сначала мне ничего не снилось, потом в пелену забытья пробился знакомый вкрадчивый голос:

– Господин барон…

– Ну, что вам? – простонал я во сне.

– Поговорить. Я не могу проникнуть во дворец ни в демоническом, ни в животном обличье, ни даже в астральном теле. Поэтому и решил явиться вам в виде сновидения. – Следом за голосом перед моим внутренним взором возник светлый образ кота.

– Очаровательно, – хмыкнул я. – А разве это не астрал?

– Проецирование эманаций сознания одного индивидуума на сознание другого, – запутанно пояснил демон. – Но речь не о том. Прочтите принцессу, дорогой друг.

– Зачем?

– Прочтите, говорю вам. Иначе будет поздно.

– Да что вы все на нее взъелись-то? – вяло защищался я. – Лютый косится, Дрианн – тот вообще упырем смотрит, вы вот читать призываете. Один дядя Ге меня понимает.

– При всем моем уважении, ваш достопочтенный опекун носится с идеей грядущего величия своего воспитанника, словно домовица с расписным горшком, – ответствовал лорд Феррли. – Вот и потакает вашим глупостям. Я согласен с тем, что вас ждет великое будущее, но путь к нему лежит не через дворец, и уж точно не через постель принцессы. Вы сейчас делаете хуже не только себе, но и всем окружающим. Не ваша это забота, милейший барон – придворные интриги, расправы и захват трона.

– Слушайте, – возмутился я, – вы-то чем недовольны? Если я заблуждаюсь, вы должны поддерживать меня в этом заблуждении. Вы же демон? Вот и искушайте.

– В первую очередь я ваш оберегающий, – напыщенно сообщил Артфаал.

– Хорошо, тогда оберегайте, только в душу не лезьте! Все, уходите, дайте отдохнуть, – я перевернулся на другой бок, при этом выпустив из виду расплывающуюся картинку с лордом Феррли.

– Как хотите, – удаляющийся голос звучал обиженно, – я предупредил…

Остаток утра я провел без всяких сновидений и проснулся вполне бодрым, готовым к новым свершениям. Но день начался с недоброй вести: в своих покоях повесился принц Келдин.

* * *

В раскаленной мгле носились багровые тени. Они сжимались, растягивались, то уплотняясь и становясь зримыми, то превращаясь в полупрозрачную субстанцию, изгибались, скручивались и меняли обличья. Бездушные и бессознательные, они были движимы лишь одним инстинктом – постоянной потребностью в энергии. Поэтому вся их жизнь была охотой. Они прорывались в другие миры, которых во Вселенной бесконечное множество, принимая наиболее удобную форму, и пожирали все, что могло служить пищей. Иногда случалось так, что ткань междумирья истончалась и расползалась, тогда сущности уничтожали целые миры и уходили, оставив после себя пустоту. Они были неприхотливы, эти дети Хаоса, сумевшие избежать разрушительного воздействия породившего их бога. Лучше всего подпитывали их живые существа, потому что помимо энергии тела они отдавали еще и силу своих эмоций. Страх, ужас, боль тоже служили мощным источником энергии. Но при случае в пищу годилось все. Сущности находились в постоянном движении: словно акулы, они не останавливались ни на миг, беспорядочно мечась в поисках подпитки. Они не различали своих и чужих и жрали друг друга. Они не имели ни сознания, ни души, ни эмоций – эти сгустки энергетического вещества.

«Как можно было назвать их богами? – думал Вериллий, наблюдая за сущностями бездны. – Я даже не знаю, можно ли считать формой жизни это хаотичное движение энергетической материи. Поистине, люди больше всего боятся того, чего не могут понять».

Теперь Верховный был способен видеть бездну. И мог не без основания гордиться собой. До него ни один чародей ни одной расы не совершал такого прорыва в магической науке. Заклинающие всех земель Аматы умели сдерживать сущности и загонять их в бездну. После долгого размышления и серии экспериментов Вериллий пришел к выводу, что секрет Заклинающих заключался в воздействии на так называемых богов звуками определенного тембра. Пение сопровождалось ритуальным танцем – всегда одинаковые телодвижения совершались в строго определенной последовательности. Все вместе создавало колебания атмосферы, вступавшее в резонанс с током энергии сущностей, обманывало их, подавая сигналы о том, что поблизости нет подходящей пищи. Конечно, возможности Заклинающих по сравнению с мощью, таившейся в бездне, были ничтожно малы. Справлялись они лишь потому, что разрывы материи между Аматой и бездной были крохотными, пропускающими далеко не самые крупные энергетические сгустки.

Давно, много веков назад, орочьи шаманы умели гораздо больше Заклинающих. Вериллий считал, что они обладали знаниями, позволяющими черпать энергию бездны, преобразовывая ее в магическую силу. Их ритуалы давали возможность совершить прокол в междумирье и протянуть туда канал, соединяющий сознание шамана с мощью бездны. Орки – единственный народ, использовавший в своей магии такой необыкновенный, могущественный, но опасный источник. Но вот уже много веков как дикие утратили письменность, а вместе с ней и драгоценные знания. Вериллий подумал, что наверняка в степях сохранились камни с высеченными на них заклинаниями, но орки не могут их прочесть, безграмотные дикари даже не понимают, какое сокровище пылится у них под ногами. Впрочем, возможно, что древние шаманы, ревностно хранившие свои знания от чужих глаз, спрятали письмена. Одна из таких каменных таблиц хранилась в музее магического университета. «Образец древнеорочьей письменности», – гласила прикрепленная к ней подпись. Странно, что никто до Вериллия не заинтересовался этим бесценным артефактом, даже не попытался разобраться в корявых значках, перевести их значение. Он же несколько лет корпел над камнем, перерывал библиотеки и букинистические лавки в поисках малейшего упоминания о культуре древних орков. Составлял сравнительные таблицы, покрывая столбцами знаков длинные свитки, анализировал, делал предположение за предположением… И все-таки расшифровал! Каменная плита содержала два заклинания: с помощью одного можно было увидеть бездну, второе протягивало канал, черпающий из нее энергию.

Ридриг Первый – гениальный ученый, великий маг, талантливый стратег и мудрый правитель – использовал бездну как источник силы, который помог ему создать могущественную империю. Вместе с тем Просвещенный сумел защитить свою страну от сущностей бездны и сделать так, чтобы ткань междумирья никогда не нарушалась. Но главным достижением Ридрига, с точки зрения Вериллия, было магическое устройство, позволяющее диктовать свою волю другим странам и обеспечивающее полную безопасность Галатону. Почему великий монарх так и не использовал свое открытие, оставалось для Вериллия загадкой. Более того, наследники первого императора ничего не знали о деятельности предка. Тайна Просвещенного умерла вместе с ним. И Вериллий тоже не сумел бы проникнуть в нее, если бы не потрепанный, с выцветшими чернилами дневник Ридрига, который маг случайно обнаружил на дворцовом чердаке. Книжица не содержала никаких точных указаний – строго говоря, ничего, кроме полунамеков и иносказаний, в ней не имелось. Но Верховному было достаточно и этого. Он сумел из расплывчатых формулировок выжать квинтэссенцию смысла, и был поражен простотой и вместе с тем величием творения гениального монарха.

Сведения о бездне Вериллий по крупицам собирал более тридцати лет. Находясь на должности младшего, а затем научного секретаря Совета, он много путешествовал, сопровождая магов во время различных миссий. В каждой стране молодой человек посещал книжные лавки и библиотеки, искал старые книги и свитки, в которых могли встретиться главы или хотя бы несколько слов о бездне, навещал гадалок и практикующих магов, записывал каждое упоминание об интересующем его предмете. Карьера умного и умеющего ладить с людьми волшебника стремительно шла в гору. Вериллий смог стать в Совете незаменимым. Он знал и умел больше других служащих и обладал феноменальной памятью. Если кто-нибудь из магов Совета забывал о том, какие дела запланированы у него на следующую неделю, он обращался к Вериллию. Секретарь с легкостью, не заглядывая в записи, давал исчерпывающий ответ. Молодой человек все время учился, тренировал свой разум, увеличивал знания. Эрудиция его была поистине удивительной, и ни один самый успешный выпускник университета не мог бы соперничать с талантливым самоучкой. Постепенно маститые мужи в Совете привыкли: если забыл формулу – все равно какую, любую, запамятовал необходимую тебе цифру, желаешь уточнить дату исторического события, позови научного секретаря. Казалось, Вериллий знал все. Еще он виртуозно исполнял поручения особого рода. Деликатные поручения. Избавлял магов от надоевших жен и любовниц, устранял мелкие препятствия вроде нетерпеливых кредиторов, улаживал конфликты так ловко, что неугодные люди больше никогда не беспокоили обратившихся к секретарю волшебников. Они вообще переставали обременять мир своим присутствием. Ни защитные амулеты, ни артефакты не были для волшебника препятствиями, он давно уже разработал собственную схему их нейтрализации. Вериллий умел хранить тайны, соблюдал полную конфиденциальность и никогда не напоминал своим доверителям об оказанной им маленькой услуге. Он нарушил это правило всего раз, когда внезапно скончался один из членов Совета. По странному совпадению это был волшебник, ни разу не прибегнувший к помощи научного секретаря, откровенно не любивший его и не стеснявшийся заявлять о своем отношении к Вериллию. Однажды этот почтенный чародей серьезно заболел. Лучшие целители Виндора оказались бессильны, и вскоре маг предстал перед Лугом. Надо ли говорить, что на ближайшем заседании двадцатипятилетний Вериллий Фламиер был единогласно избран полноправным членом Совета? Наведение направленной порчи ему всегда великолепно удавалось.

Маг предпринял все возможное, чтобы приблизиться к августейшей семье. Это было не так уж и трудно. Молодой император, ровесник Вериллия, в конце года всегда устраивал во дворце прием для Совета, на котором маги отчитывались о своей работе. Внезапно Верховный маг почувствовал себя настолько плохо, что вынужден был остаться дома. И конечно же случайно, совершенно случайно, в этот момент рядом оказался Вериллий. Он так трогательно расстроился из-за болезни своего начальника, так искренне переживал, так внимательно ухаживал за Верховным, что тот, находясь в полуобморочном состоянии, лично просил любезного мага взять на себя тяжкую обязанность по выступлению перед императором. Вериллий заверил, что приложит все силы, чтобы его величество остался доволен. И с блеском выполнил обещание. Молодой волшебник произнес доклад, к удовольствию придворных и Ридрига сопроводив его яркими иллюзиями, магическим фейерверком и прочими чудесами. Удивительно, но в тот самый момент, когда Вериллия наградили вполне заслуженными аплодисментами, недомогание Верховного мага исчезло. Впоследствии чародей спрашивал себя: что заставило его рисковать, поручая доклад новичку, и не находил ответа. Конечно, опытный волшебник сразу же предположил возможность астрального воздействия, порчи или заклятия отвода глаз. Но ни одна проверка не выявила следов какой-либо волшбы. «Возраст, – вздыхал про себя Верховный маг, – здоровье уже не то». Со здоровьем у чародея было все в порядке, а вот догадливость подвела. Он так и не понял, что Вериллий воспользовался примитивным деревенским колдовством, каким в народе промышляют ведьмы. Понимая, что Верховный маг обязательно заподозрит его и начнет обследовать себя и свое жилище на предмет чуждых чар, он временно нейтрализовал защиту старика, а потом прибегнул к простенькому сглазу, который снял сразу же, как в нем отпала необходимость. Многомудрый глава Совета конечно же не унизился до такого нелепого предположения. Его подчиненный, один из лучших магов Виндора – и вульгарный сглаз? Это Верховному и в голову не могло прийти!

Пока чудесным образом выздоровевший чародей искал причину поразившего его недуга, Вериллий был представлен его величеству. Ридриг Второй сразу же проникся симпатией к молодому талантливому волшебнику, тем более что Вериллий был прекрасным собеседником. Он умел внимательно слушать, взглядом выражая искренний интерес, знал множество забавных историй из жизни магов, которые рассказывал с неподражаемым артистизмом. Умел поддержать легкий, ничего не значащий, но приятный разговор, охотно показывал эффектные фокусы, поражал дам галантностью, которая редко была присуща серьезным волшебникам. Вскоре весь двор был без ума от Вериллия Фламиера. С этого дня его начали приглашать на приемы в аристократические дома. Вериллий сделался одним из немногочисленных светских чародеев. Как правило, становясь магами, дворяне теряли интерес к балам, приемам и салонным беседам. Они не желали впустую тратить свою жизнь, предпочитая провести время с большей пользой. Но Вериллий принимал все приглашения. Остроумный, очаровательный, сияющий светлой добродушной улыбкой, он был частым гостем в самых лучших домах Виндора.

Все шло так, как задумал честолюбивый волшебник. Его беспокоило только одно: прошлое. В самом начале своей карьеры Вериллий понял, что его репутация должна быть безупречной. Исходя из этого, он и действовал. Своих конфидентов он не боялся – кто в здравом уме признается, что нанимал кайлара? В чистой как снег, прозрачной, словно родниковая вода, биографии мага был лишь один сомнительный фрагмент. Его семья. Вериллий всегда говорил, что он сирота, с горьким вздохом, а иногда и с трогательными слезами вспоминая «свою милую матушку и славного отца, безвременно скончавшихся от оспы». Но его мучило опасение: вдруг семье Флампов станет известно, чего достиг их воспитанник? Вдруг они явятся в Виндор и потребуют денег, помощи? Вдруг кто-нибудь случайно узнает о его детстве? Или не случайно, а нарочно начнет копаться в прошлом неизвестно откуда взявшегося самоучки? Тогда на свет появится сомнительная история его побега из семьи опекунов, воровство, то, как он чуть не убил несчастного маленького Майка. И это станет концом карьеры. Потому что вор и обидчик детей по определению не может ни заседать в Совете магов, ни быть принятым ко двору. Что не означает, конечно, безгрешности всех остальных. Просто нужно уметь прятать неприглядные моменты своего прошлого. Возможно, Вериллий преувеличивал опасность, но все чаще мысли о семье Флампов не давали ему спать по ночам. В это время в нескольких деревнях к западу от Виндора очень кстати вспыхнула эпидемия неизвестной болезни, Вериллий мужественно вызвался отправиться туда и выяснить причину мора. Кроме него ни один из магов Совета, трепетно относившихся к своему здоровью, не изъявил желания изучить загадочный недуг. Волшебники с радостью одобрили кандидатуру добровольца. К моменту приезда Вериллия деревни опустели. Маг быстро установил, от какой болезни умерли жители. Ему и трудиться ради этого не требовалось. Ведь это он в своей лаборатории заразил нескольких голубей моровой язвой, потом заколдовал пернатых и задал им нужное направление. Быстро составив отчет, Вериллий навестил городок Смиллхендж. Впоследствии, вспоминая то, что произошло в доме Флампов, маг всегда расцветал в радостной и такой доброй улыбке. В эти светлые минуты он искренне надеялся, что все Флампы отправились прямиком во мрак, где и по сей день подвергаются разнообразным изощренным пыткам. Конечно, можно было все сделать гораздо проще – послать зараженных птиц прямо в Смиллхендж. Но тогда какого удовольствия он бы лишился!

Несколько лет Вериллий потратил на то, чтобы сделаться ближайшим другом Ридрига. Начал он с устранения самых умных, честных и неподкупных придворных. В ход шли все средства: ложь, клевета, интриги, шантаж, а порой и физическое уничтожение. Постепенно маг добился, что при дворе остались лишь сплетники, подхалимы, воры и подлецы. На фоне этих малоприятных типов молодой волшебник с его живым умом, остроумными речами и открытой улыбкой выглядел соколом, по случайности залетевшим в стаю стервятников. Конечно, монарх все больше времени проводил со своим новым товарищем, который так забавно высмеивал надутых, чванливых аристократов. Тем не менее, оглядываясь назад, Вериллий признавал, что с Вадиусом Копылом он все же дал маху. Кто бы мог подумать, что этот скользкий тип, царедворец до мозга костей и кончиков пальцев, умеющий держать нос по ветру и угождать тому, кто находится в фаворе, питает такую искреннюю преданность к августейшему семейству? Вернее, даже не к семейству, а к принцессе Дарианне. Но это Вериллий понял уже потом, когда проанализировал свои ошибки. Ему следовало обратить внимание на судьбу Вадиуса. Немолодой придворный маг никогда не был женат. Что и неудивительно при такой отталкивающей внешности. Маленький, хромой, носатый, с лицом, покрытым бородавками, с визгливым скрипучим голосом, он был почти уродом. Юность и молодость Копыл провел в лабораториях и библиотеках, шлифуя свое чародейское мастерство, и упустил то счастливое время, когда каждый человек, даже некрасивый и необаятельный, имеет шанс встретить свою половинку. Годы зрелости Вадиус потратил на устройство карьеры при дворе, обзаведение нужными связями и знакомствами. Волшебник происходил из знатного, но обедневшего дворянского рода, поэтому ему приходилось много и упорно трудиться, чтобы обеспечить себе достойную жизнь. Так что подойдя к порогу, отделяющему зрелость от старости, Вадиус был совершенно одинок. Когда же Ридриг женился, он приблизил Копыла к своей семье, и немолодой волшебник впервые за много лет почувствовал, что он кому-то нужен. Юная супруга императора, урожденная герцогиня Вельмизирская, сумев разглядеть за неказистой внешностью способность к настоящей преданности, прониклась к Вадиусу доверием и дружескими чувствами. И чародей отплатил ей честной службой. В положенный срок императрица произвела на свет девочку, чем немного расстроила его величество, который, как всякий монарх, мечтал о наследнике. Копыл же, со всей силой нерастраченной любви, привязался к малышке. Он делал для нее самые совершенные охранные амулеты, мастерил и наполнял чарами необыкновенные игрушки, и не уставал радоваться каждой улыбке маленькой принцессы, ее первым словам и шагам.

Все это Вериллий понял слишком поздно, тогда же он ничего этого не знал, потому что не был вхож в семью императора. Супруга Ридрига почему-то недолюбливала молодого мага. В то время как Вадиус ворковал над Дарианной, Вериллий с императором развлекались вовсю: ездили на охоту, участвовали в веселых пирушках, а порой, спрятав лица под масками, закатывались в какой-нибудь дорогой бордель. Через три года ее величество осчастливила Ридрига долгожданным сыном, а еще через несколько месяцев тихо угасла, так и не оправившись после тяжелых родов. Приложил ли Вериллий к этому руку? Кто знает. Будучи магом Совета, он был связан священным обетом и зачарованной нитью, которые несли неминуемую смерть отступнику, рискнувшему напрямую навредить августейшей семье. Такое древнее колдовство даже он не умел нейтрализовать. Но ведь обетом не возбранялось, к примеру, навести заклятие на целителя, который должен был принимать роды. Существует множество чар, омрачающих разум. И возможно между болезнью императрицы и тем, что Вериллий накануне родов угощал целителя вином, существовала некая связь? Гипотеза, имеющая право на существование. Не зря же целитель, который тоже был связан обетом, скончался сразу после того, как раздался первый крик новорожденного принца? Впрочем, все это вполне могло быть и совпадением. Вериллий Фламиер вообще мастерски создавал случайные обстоятельства.

Ридриг так и не женился во второй раз. То ли потому что не встретил женщины по сердцу, то ли из-за предсказания его лучшего друга. Вериллий гадал императору несколько раз: и на кофейной гуще, и в зеркале будущего. Каждый раз выходило, что новая женитьба принесет горе не только монарху, но и его обожаемым детям. Перед глазами его величества был прекрасный пример – убежденный холостяк Вериллий. К тому времени печальная история с Изабеллой Марслейн завершилась. Девушка погибла, а маг понял, что отдал ей все отпущенные ему скудные запасы любви. Так двое товарищей и коротали свои дни: Ридриг в заботе о государстве и семье, Вериллий – в постоянном радении о собственной карьере. Мантия рядового члена Совета давно уже стала тесна честолюбивому волшебнику. Поэтому Верховный маг Галатона скоропостижно и очень кстати скончался от разрыва сердца. Вслед за ним отправились еще несколько членов Совета, в лояльности которых Вериллий немного сомневался. Конечно, Ридриг сделал своего друга Верховным, ничуть не сомневаясь в его верности и преданности.

Любой другой человек на этом успокоился бы и счел свою карьеру состоявшейся. Но Вериллия словно что-то гнало вперед, вверх, к новым свершениям. Без риска, азарта и новых, захватывающих воображение комбинаций жизнь для него теряла вкус, становилась пресной. И волшебник разыгрывал партию за партией, ставками в которых были власть и деньги. На беду империи, Вериллий обладал умом естествоиспытателя, он без конца экспериментировал. Объектами его экспериментов становились неизвестные виды магии, волшебные существа, заклятия и… общество, люди. Этой участи не избежала и августейшая семья. После смерти супруги Ридрига Вериллий часто бывал приглашен на семейные ужины. На всякий случай он аккуратно удалил Копыла, настояв на том, чтобы чародей вошел в Совет, сам же занял его место за столом императора. В полном устранении старика Верховный не видел необходимости, к тому же очень ценил его познания в тонкой магии. Во время своих визитов Вериллий внимательно наблюдал за детьми Ридрига и почерпнул немало интересного. Принцесса Дарианна была умна, смела и любознательна. Эти качества делали ее любимицей отца. Его высочество принц Келдин, напротив, рос слабым, капризным и плаксивым ребенком. Скорее всего, сказывались последствия тяжелых родов. Часто Верховный замечал, как при взгляде на бойкую дочку и вялого, какого-то нежизнеспособного сына, лицо императора омрачала тень разочарования. В такие минуты Вериллий мог без всякой магии прочесть мысли его величества: Дарианна гораздо больше подходила на роль наследницы трона. С годами разительное несходство между детьми становилось только заметнее. Принцесса в самом нежном возрасте начала читать и писать, делала успехи в науках. Очень рано она стала интересоваться государственным устройством Галатона, его историей и политикой. В тринадцать лет девочка потребовала, чтобы ее начали обучать военному делу. Ридриг, ни в чем не отказывавший любимой дочке, нанял для нее наставника, который посвятил Дарианну в тонкости воинской стратегии и тактики. К шестнадцати годам девушка получила блестящее образование. Келдин же ничуть не интересовался науками, к тому же был болезненным, истеричным и ленивым. Вот тогда-то Вериллий и задумал новую многоходовую партию. Он решил, что для государства будет лучше, если наследницей станет Дарианна.

История Галатона еще не знала случаев, когда страной правила женщина. Для неугомонного Верховного это был всего лишь очередной эксперимент, который обернулся трагедией для императорской семьи. Прежде всего следовало заронить в душу Дарианны семена зависти, соперничества и честолюбия. До этого ее высочество училась только в силу своей природной тяги к знаниям, ничуть не задумываясь о том, представится ли случай применить их на практике. Вериллий стал подолгу беседовать с принцессой, а поскольку собеседником он был интересным, девушка с удовольствием проводила время в компании отцовского друга. Верховный дарил ее высочеству книги, чаще всего о правящих династиях и дворцовых интригах, рассказывал о странах, в которых правили женщины, рассуждал о законах империи. Вскоре настал день, когда Дарианна задала ожидаемый вопрос: «Почему власть унаследует брат, а не я?» «Таковы законы Галатона, дитя», – лицемерно вздохнул Верховный. «Но разве я не была бы лучшей правительницей? – запальчиво воскликнула принцесса. – Ведь Келдин не прочел ни одной книги о политике, он не разбирается в военном искусстве! Да что там, он не способен к простейшим логическим построениям! Что ждет страну, у которой будет такой император?» Верховный в ответ лишь снова вздохнул, мысленно поздравив себя с выполнением первой задачи. Далее нужно было скомпрометировать Келдина, не дать ему перерасти и окрепнуть, опозорить перед Ридригом, придворными и всей империей.

По чистой случайности, на которые Вериллий был мастак, среди золотой молодежи Галатона внезапно распространилась новая мода. Поговаривали, что вредное поветрие пришло из развращенного Шиана. Юноши и девушки из богатых семей вдруг утратили естественный интерес к противоположному полу и ринулись в мутные пучины однополой любви. Не все, конечно. Большинство аристократов остались верными традиционным пристрастиям, а простой народ и вовсе ни о чем таком не помышлял – не до изощренностей ему было. Тем не менее, нравственная эпидемия победоносно шагала по Виндору, захватывая все новые рубежи. Целители разводили руками, маги и ученые тут же пришли к успокоительному выводу о нормальности этого явления, а дворяне прозвали приверженцев странных отношений изысканными. И надо же было такому случиться, что в окружении Келдина оказался красивый паж, обожавший мальчиков. Он и совратил принца. С тех пор юноша разительно переменился. Не в лучшую, надо сказать, сторону. Вериллий иногда и сам поражался произведенному эффекту. Казалось, его высочество никак не может решить, кто он – мужчина или женщина, и чаще всего склоняется ко второму. Он стал странно одеваться, вызывающе себя вести, всячески подчеркивая, что относится к иной, высшей касте людей, и демонстрировал высокомерное презрение ко всем, кто не разделял его взглядов. В общем, красавец паж отбыл в свое новое роскошное поместье в Речном крае, где с ним приключилось несчастье (купаясь в реке, парень утонул), принц превратился во всеобщее посмешище, а Вериллий упоенно наблюдал за развитием событий. Оставалось только ждать.

К восемнадцати годам Дарианна обещала сформироваться в сильную, жесткую и беспринципную личность. Тогда ее можно было втянуть в заговор против отца, ее руками убрать Ридрига с престола, избавиться от Келдина и возвести на трон первую императрицу Галатона. Если бы Вериллия спросили, зачем он затеял это сомнительное предприятие, он не сумел бы дать вразумительного ответа. Разве плохо жилось ему при спокойном, миролюбивом, несколько простодушном монархе? К чему было менять сытое, богатое, размеренное существование на полную опасностей и риска неизвестность, которая ждала его рядом с Дарианной? Да, Верховный не сумел бы аргументировать свои поступки. Кроме разве что одного объяснения: ему было скучно. Он находился на пике карьеры, все интриги, сопровождавшие подъем к вершинам власти, остались позади. Отдушиной были опыты и научные труды, которыми по ночам Вериллий занимался в своей лаборатории. Но и они тоже продвигались медленно и ровно, не обещая в ближайшем будущем ни провала, ни прорыва. Ему же хотелось риска, волнений, новых впечатлений. Только так он в полной мере ощущал течение жизни, ее красоту и неповторимость. К тому же новый эксперимент мог дать ему еще больше власти. Верховный намеревался не просто помочь Дарианне получить трон, он желал подчинить себе разум и волю принцессы, сделать ее зависимой от себя. Девушка должна была понимать, что не сумеет обойтись без опытного и мудрого Вериллия. Она должна была безгранично, безоговорочно доверять своему наставнику. Как вариант Верховный рассматривал свою женитьбу на принцессе и уже последующее уничтожение ее брата и отца.

Вот тут-то Верховный и допустил досадный просчет. Манипулируя людьми, словно фигурами в шахматной партии, готовясь к рокировке, он чувствовал себя почти богом. Возможно поэтому маг недооценил ум Дарианны и не принял в расчет ее искреннюю любовь к отцу. В раннем детстве лишившаяся матери, выросшая рядом с Ридригом девушка любила его так же истово, как ненавидела своего брата. Все началось с того, что принцесса стала ревновать отца к Верховному магу. Император подолгу беседовал с другом, во всем советовался с ним, очень дорожил его мнением.

Дарианна мечтала быть для отца не только обожаемой дочкой, малышкой, которую хочется баловать, милым ребенком, но и опорой, товарищем, человеком, с которым считаются. Ридриг же пребывал в приятном заблуждении, которым грешит большинство отцов: он никак не желал понять, что его драгоценная маленькая принцесса выросла и претендует на равноправие с венценосным родителем. Умненькой, но все же неопытной Дарианне казалось, что во всем виноват Вериллий. Поэтому она невзлюбила волшебника. Когда Верховный вдруг обратил на нее пристальное внимание, в сознании девушки зародились смутные подозрения. Но скоро ее воображение захватили новые книги, подаренные Верховным, а его рассказы заронили в душу именно те чувства, которые и собирался поселить в ней чародей. Но только вот выводы девушка сделала абсолютно не те, на которые рассчитывал Вериллий. Конечно Дарианна никогда не пошла бы против отца. Ее возмущение тем, что престол унаследует Келдин, объяснялось вовсе не желанием немедленно захватить власть, а осознанием несправедливости закона, навязывающего империи никчемного правителя только лишь потому, что он носит штаны. Дарианна искренне хотела, чтобы Ридриг здравствовал и управлял Галатоном как можно дольше, тем более что в его власти было изменить глупый закон. Скорей всего, рано или поздно так бы и произошло, потому что Келдин разочаровывал отца все больше. Он вел себя так странно и нелепо, что Ридриг начинал сомневаться в его душевном здоровье. Но монарх был крепок и относительно молод, умирать не собирался, потому всячески оттягивал принятие решения, понимая, что изменение закона будет истолковано как пренебрежение к традициям и может вызвать недовольство жрецов и аристократов.

Очень скоро Дарианна задумалась: а зачем, собственно, Вериллий Фламиер берет на себя труд по ее просвещению? И нашла верный ответ. Конечно, детали замысла Верховного юная принцесса просчитать не смогла, но общую картину уловила точно. Доказательств у девушки не было, так что обвинить Вериллия в предательстве у нее бы не получилось. Ридриг свято верил в непогрешимость своего друга и соратника. В конце концов, все исходящие от Верховного мага советы, касающиеся внешней и внутренней политики, управления страной, были правильными. Все действия чародея шли на пользу империи и августейшей семьи. Так какие могли быть сомнения в его преданности? Тем не менее, Дарианна отстранилась от волшебника, демонстрируя ему свою неприязнь. Все же она была еще очень молода и неопытна. Более искушенная в дворцовых интригах женщина наоборот приняла бы игру Вериллия и постаралась вытянуть из него все планы. Но нельзя требовать от юной девушки, чтобы она мыслила, как зрелая матрона. Тем более что Дарианна очень быстро училась на своих ошибках. Она старалась теперь все время находиться рядом с отцом, исполняла при нем роль секретаря, живо интересовалась его делами, сопровождала в путешествиях – в общем, делала все возможное, чтобы оттеснить Вериллия на второй план.

Наконец Ридриг сумел в полной мере оценить разносторонние познания и государственный склад ума своей дочери и с легкой грустью признал, что Дарианна стала взрослой. Добившись того, что отец стал прислушиваться к ее мнению, принцесса начала постепенно подтачивать его доверие к Верховному магу. Она делала это очень мило, изящно и совершенно незаметно. Ненавязчиво, словно в шутку, говорила, что Вериллия, пожалуй, любят и знают в народе даже больше чем его величество. Указывала на то, что в руках Верховного сосредоточено слишком много власти. Выражала некоторое сомнение в правильности советов чародея. Зато Келдина она осуждала открыто и яростно, не считая нужным прятать свое негодование, подчеркивая недопустимость его поведения. Благодаря такой тактике принцесса сумела сохранять равновесие в семье и империи еще несколько лет.

Поняв, что подчинить себе ее высочество не получится, Вериллий надолго успокоился, посвятив себя более мелким интригам и науке. За это время он изрядно продвинулся в своих изысканиях и сумел хорошо заработать на тайной продаже паурония. Но все же любовь к большой игре взяла над ним верх, и Верховный задумал новую партию, только теперь он сделал ставку на Келдина. Поразмыслив, волшебник пришел к выводу, что правление чуть ли не слабоумного юноши, к тому же изысканного, будет не менее интересным экспериментом, чем приход к власти женщины. Да и выгоды это сулило немалые. Верховный становился в этом случае фактически единовластным хозяином Галатона. А на будущее у Вериллия имелось несколько вариантов развития событий. Можно было устранить Ридрига и Дарианну сразу и посадить Келдина на трон. А можно было обойтись и без этого, престол не отдавать никому, Келдину ненадолго всучить регентство, спровоцировать в империи бунт, свержение правящей династии и самому сделаться императором…

На этот раз Вериллий долго решал, как именно поступить. И вот когда он разработал, казалось, беспроигрышную комбинацию, на доске сама собой появилась новая фигура, превратившая красивую партию в нечто сумбурное. Рик, необыкновенный мальчик, вызывавший у чародея бессознательный страх, восхищение и вместе с тем доселе неизведанные отцовские чувства… А вскоре политика вообще перестала иметь какое-либо значение, потому что Вериллий совершил потрясающее открытие. Оно было так огромно, что все интриги, перевороты и заговоры стали выглядеть мелкими и смешными, словно мышиная возня.

Заклинающие, орочьи шаманы и Ридриг Первый лишь отщипнули малые крохи от той великой силы, которую представляла собой бездна. Почему-то они не двинулись дальше. Не догадались? Побоялись? Верховный не был трусом и любил рисковать. Поэтому он разработал формулы и заклинания, позволяющие замкнуть эту бесконечную энергию на себе. Сущности бездны были бесчувственны и бессмысленны. Вериллий Фламиер решил стать сознанием, которое будет управлять этой грандиозной мощью. Это было трудно, невероятно трудно. Но все же он сумел отдать первый приказ, который должен был полностью изменить расстановку сил в мире и перекроить Амату так, как было угодно великому магу. Еще немного – и мир превратится в вотчину Вериллия. Он будет властителем всего живого, повелителем народов. А Рика сделает наследником и соратником. Пока же пусть мальчик развлекается, закаляется, пробует свои силы.

Так размышлял седеющий коренастый человек в белых одеждах, глядя в окно на разрушения, произведенные в Виндоре самыми мелкими из его слуг. Человек, которому недолго оставалось быть человеком.

А в раскаленной мгле бездны все носились багровые тени…

* * *

Три дня и три ночи шел Уран-гхор. Лежала перед ним белая бесконечная степь, и конца ей не было. Холодный ветер завивал снежные вихри, обжигал лицо молодого вождя. Тоскливо было в степи. Но ни зимняя стужа, ни горечь от потери товарища, ни тревога за Айку не могли заглушить торжествующую песню в сердце Уран-гхора. Он был свободен! Он выжил, сумел вернуться на родину!

Наконец запах дыма возвестил, что вождь приблизился к орочьему жилью. Много племен кочевало по степи, но чутье подсказывало Уран-гхору – его это племя, Гра-ориг. Только вот как встретят его соплеменники? Кто сейчас ими правит – друг или враг? Что с Айкой? Жива ли?

День к вечеру клонился, первые сумерки упали на степь. Вождь отыскал заснеженные низкие кусты далеко от жилищ, в той стороне, куда ветер дул, затаился за ними, накрылся белым плащом, что с егеря снял. Терпеливо ждал. Острому звериному зрению ни темнота не мешала, ни расстояние. Подъехали всадники на вулкорках, к седлам звериные тушки привешены – охотники вернулись. Женщины навстречу им вышли, расседлали зверей, добычу в каранги понесли. Айки среди них не было. Шаман в богатой одежде засуетился между карангами, в пояс кланялся высокому орку в шапке лисьей. Скрипнул зубами Уран-гхор: Варг-гхор, предатель, жиха подлая, теперь вождем его племени был. А шаман, что перед ним лебезил – не старый Гурдын, а Акхир из бывшего племени Дер-ориг. Кровь забурлила в жилах, ударила в голову. Вскочил Уран-гхор, хотел открыто к стоянке идти, вызвать ненавистного Варг-гхора на тайж’ах, убить самозванца на глазах у всего племени. А если кто не согласен будет – всех положить. Но дальним эхом отозвались в разуме слова старика, что в видениях приходил: «Не допусти кровопролития в Орочьем гнезде…» Послушался Уран-гхор, хоть и сам не знал, почему, снова затаился. Коли нельзя кровь проливать, надо брать хитростью.

Выжидал он до поздней ночи. Затихли звуки вокруг жилищ, погрузилась в тишину стоянка племени, вулкорки сбились в стаю, грели друг друга, дремали. Спали орки. Только часовые стояли вокруг селения с четырех сторон, охраняли покой племени, вглядывались в темноту. Время пришло. Двинулся Уран-гхор вокруг селения. Словно рысь крался он, бесшумно ступая по снегу. Прислушивался к каждому звуку. Вот тихо, жалобно, словно беспомощные щенки, заскулили вулкорки, звериным своим нутром почуяв приближение опасного существа. Вот скрипнул снег под ногами часового – пытаясь согреться, орк переминался на месте. Присмотрелся вождь, узнал в часовом Ярха. Еще в детстве они вместе учились из лука стрелять, вместе бегали по степи, охотились на мелких зверьков. Потом, когда Уран-гхор вождем стал, главной его опорой были молодые воины, такие как Ярх. Изменился ли он? Не переметнулся ли на сторону Варг-гхора? Упрямо мотнул головой Уран-гхор, отгоняя черные мысли. Не должно так быть! Уж если такой верный товарищ в жиху превратился – тогда чего ж от других ждать? Медленно, так, чтобы ни звука не раздалось, ни шороха, пополз вождь в сторону Ярха. Сбоку подкрался, и в тот миг, когда часовой наконец заметил вторжение, Уран-гхор прыгнул на него, сбил с ног, уселся на грудь и зажал рот ладонью, чтобы Ярх не поднял шум. Сильный молодой воин червем извивался, пытаясь освободиться.

– Тихо! Это я, Уран-гхор, – прошептал вождь ему прямо в ухо.

Не ожидал такого Ярх, замер, вслушиваясь в голос своего товарища.

– Закричишь – горло перережу, – пообещал Уран-гхор, медленно отводя руку от лица воина, в другой держа наготове нож.

Глаза Ярха расширились – он узнал вождя.

– Отпусти, – еле слышно шепнул, – не стану я кричать. В нашем роду никогда предателей не было.

Освободившись, Ярх изо всех сил хлопнул друга по плечу, крепко обнял, и радостным было его лицо. Понял Уран-гхор: нет, этот не предаст.

– А я уж было решил, погиб ты, – тихо говорил воин.

– Айка жива?

– Жива.

Словно тяжелый камень свалился с сердца. Легче стало дышать. Только нельзя было долго разговаривать, слишком опасно.

– Тебе когда с караула сменяться?

– С утренней звездой.

– Хорошо. Дождись дня и ступай в сторону стужи. Пройдешь две сотни шагов – увидишь кусты. Я за ними прятаться буду. Сможешь незаметно пробраться?

– Смогу!

– Айке тоже скажи.

Уран-гхор ужом скользнул в сторону, вернулся в свое убежище, ждал. Как рассвело, проснулось селение. Жадно вглядывался вождь в орков, высматривал свою жену. Появилась она ближе к полудню: выбралась из каранги, незаметно огляделась – не стережет ли кто – и двинулась в сторону стужи. В руке ведро несла, будто бы за водой отправилась. Медленно шла, тяжело – берегла раздавшееся чрево. На сносях была Айка. Проследил вождь: никто за его женой не пошел. Значит, ничего не заподозрили. Чем ближе подходила орка, тем громче стучало сердце Уран-гхора. Обошла Айка кусты, в которых хоронился молодой вождь, оглянулась на селение, потом присела на корточки, позвала ласково:

– Хей, муж мой!

– Здесь я, Айка! – ответил Уран-гхор.

Пригнувшись, чтобы никто из селения не заметил его, выбрался он к жене, присел рядом, обнял ее. Упала на колени орка, прижалась к груди своего мужа, которого так ждала всю долгую осень и унылую зиму. Не к лицу подруге воина слезы, но не сдержалась Айка, заплакала от счастья. Требовательно толкнулось в утробе дитя, отзываясь на материнское волнение. Молча обнимал Уран-гхор жену, и не было у него таких слов, которыми можно выразить всю любовь, всю горечь разлуки и сладость встречи. Самые радостные мгновения быстро пробегают, и не заметишь. Не привыкли орки надолго давать волю своим чувствам. Оторвалась от мужа Айка, достала из-за пазухи лепешку и полоски вяленого мяса:

– Поешь, Уран. Вижу, голоден ты, долго шел.

И правда, как увидел вождь еду, так и ощутил голод. Жадно набросился на угощение. Айка молчала, ждала, когда муж насытится. Потом только спросила:

– Где ты был, Уран? Все говорили мне, что ты погиб в людском селении.

– А ты поверила?

– Нет, – тихо отвечала Айка, – ты сказал ждать, и я ждала. Да только нелегко это было…

– Прости, жена. Нет в том моей вины, не бросал я ни тебя, ни нашего сына. Предали меня. Нашлась среди орков черная жиха.

– Знаю, о ком речь! То не жиха, то змея поганая! – гневно воскликнула Айка. – И шапку лисью твою – знак вождя – он змеиной кожей украсил.

«Змею ты уже нашел, – вспомнились слова старика, который во снах приходил, – теперь ищи ворона». Все сходилось. Это Варг-гхор в разведку ходил, он сказал, что людское селение плохо укреплено и воинов там мало. Это он шапку вождя самовольно надел. И Сварг-гхора он людям продал. Гневно взглянул Уран-гхор на стоянку племени, желал отыскать взглядом проклятого предателя, но увидел только Ярха, медленно бредущего в сторону кустов. Подождал, когда воин подберется к нему, спросил:

– А где же были мои верные товарищи? Почему самозванца не скинули, власть себе не забрали?

– Всех твоих товарищей человеческие шаманы в том бою огнем сожгли, – отвечал Ярх, – я один остался. А Варг-гхора вождем Совет клана выбрал. Он тогда остаток войска назад привел. Там все были из других племен. Напраслину на тебя возвел Варг-гхор, сказал, неправильно ты войском командовал.

– А кто же его племенем теперь правит? Под чью руку он Тарг-ориг отдал?

Горьки были слова Ярха:

– Теперь наше племя Тарг-ориг зовется. Нет больше племени Гра-ориг…

– Врешь! – вскричал Уран-гхор. – Есть племя! Пока жив – не дам глумиться над памятью отцов наших!

– Я на тайж’ах его вызывал, – продолжал Ярх, – да он отказался.

Осекся Уран-гхор. Нет большего позора для орка, чем на поединок не выйти. Весь его род ждет дурная слава. Трусами будут звать и детей его, и внуков.

– А шаман что?

– Старый Гурдын помер. Акхир теперь шаман. В рот Варг-гхору заглядывает, боится слово поперек сказать. Объявил всем, что духи предков гневаются, запрещают вождя на тайж’ах звать.

– Странные дела творятся у вас, – нахмурился Уран-гхор.

– Да уж… я убить его собрался. Но Айка упросила не связываться. Сказала, мол, затаись и жди. Иначе убьют тебя прислужники Варг-гхора. А когда Уран-гхор вернется, ему нужны будут верные орки. Не должен воин женщину слушаться, но я поверил. Да и если бы я к предкам отправился, твою жену охранять некому было бы.

– От кого охранять? – вскинулся Уран-гхор. – Кто посмел грозить?

Крякнул Ярх, отвернулся. Вместо него Айка ответила:

– Варг-гхор хочет меня в свою карангу взять, женой сделать. Как только вождем стал, так и началось. Я отвечала, мол, ребенка жду. Тогда он сказал, что заберет меня, как только рожу.

Потемнело в глазах у молодого вождя, ненависть застлала взор. Но не двинулся он с места, сдержал первый порыв. Словно кто-то в ухо шепнул: «Нельзя сейчас кровь проливать. Змею нашел – ступай за вороном».

– Боялась я, Уран, – говорила жена, – не за себя, за дитя наше. Не даст Варг-гхор твоему сыну на свете жить, не захочет, чтобы твой род продолжался.

Ласково, осторожно погладил вождь ее большой, выпирающий живот.

– Когда ждешь?

– По первым весенним дням.

– Успею… – Уран-гхор обнял жену, – а сейчас мне уйти надо.

Похолодела Айка, застыла. Но промолчала, ничего не спросила. Вместо нее Ярх заговорил:

– Как это уйти? Разве не пойдешь ты в селение? Не расправишься с Варг-гхором? И куда идешь ты, Уран-гхор, если здесь твое место?

– Вслед за чумой я иду.

– Что ты, Уран? – воскликнула Айка. – Старики говорили, чумы в Орочьем гнезде уже пять сотен зим не было.

И Ярх подтвердил:

– Давно уже не ходят орки Скорбным путем, опустел Чумной город.

Вот оно! Понял Уран-гхор, что хотел сказать старый шаман в его снах. «Ступай за чумой!» – говорил он. Сам не знал орк, зачем собрался в дальний путь, зачем оставляет жену. Но только что-то толкало его в дорогу, тянуло, звало.

– Я скоро вернусь, – сказал он жене. – Ты мне веришь?

– Верю, – вздохнула Айка.

– А ты, Ярх, береги ее. Ничего я сейчас вам сказать не могу. Но как вернусь – разделаюсь с Варг-гхором. Не одному мне он задолжал. За всех отплачу. А сейчас ступайте. Как бы не хватились вас.

Еще раз приходила к мужу Айка – запасы в дорогу принесла. А ночью ушел Уран-гхор в сторону стужи – туда, где на границе с землей Вечного холода стояли Мертвые горы. Легенды говорили, там был Чумной город, туда уходили умирать несчастные, пораженные страшной болезнью. Шел он много дней и ночей и ни одного племени на пути не встретил. Хоть и давно не бывало в Орочьем гнезде чумы, народ помнил, где пролегал Скорбный путь. И верили орки, что ступить на него – плохая примета.

Наконец встали на горизонте серые громады Мертвых гор. И слетел к Уран-гхору черный ворон. Сел на снег, голову набок наклонил, глянул хитрым глазом, важно прошагал вперед, оставляя на белом полотне цепочку следов. Потом взмыл в воздух, сделал круг в небе и полетел к горе. «Вот и нашел я что искал, – подумал молодой вождь, – значит, правильно иду». Ворон улетал и возвращался, опускался на снег и садился на плечо орка. Всем видом своим показывала умная птица, что Уран-гхор избрал верную дорогу. В сумраке зимней ночи тонула степь, когда вошел вождь в Чумной город. Ворон его вел – пробегал по земле, потом взлетал невысоко, снова опускался, дорогу указывал. Уныло завывал ветер между камнями. Прямо в горах были выдолблены ниши, а в них белели орочьи кости. Со всей степи шли сюда больные чумой. Сурова жизнь в Орочьем гнезде. Если в семье заболевал один, из селения изгоняли всех, чтобы зараза не охватила племя. Кто-то умирал на Скорбном пути, усеянном смердящими трупами, кто-то добирался до Мертвых гор и здесь находил свое последнее пристанище. Пусто было здесь, жутко. Неясные тени метались от камня к камню, таились в нишах, лепетали что-то на непонятном, призрачном языке. Вставали перед молодым вождем духи тех, кто принял страшную гибель и не был погребен. Плакали, жалуясь на то, что нет им покоя, гнали живого из обители мертвых. Громко каркнул ворон, и призраки взмыли испуганными стайками, слились с темнотой, а навстречу Уран-гхору выступил древний старик. Как ни остер был взгляд вождя, как ни тонок слух – не заметил он, откуда взялся старый орк. Словно вышел из горы или ночной черноты – бесшумно, неожиданно. Согбенной была спина его, иссушено дряхлое тело. Годы оставили на лице глубокие борозды морщин, выбелили волосы. Но шаг его, хоть и опирался старик на посох, был твердым, а взгляд – цепким. Ворон упал с небес, уселся на плечо хозяина. Поклонился старик Уран-гхору, сказал:

– Здравствуй, великий вождь. Вовремя ты успел.

Уран-гхор вернул поклон, почтительно ответил:

– Здравствуй, отец. Только ошибся ты: видно, не того ждал. Какой из меня великий вождь? Я даже племя свое не сумел сохранить.

Хрипло каркнул ворон, рассмеялся старик:

– Старый Роб никогда не ошибается. Тебя я ждал. И ты великий вождь. Ступай за мной.

Ударил посохом о камень горы у подножья – и открылся узкий лаз, который привел в пещеру.

– Вот мое жилье, – сказал Роб.

Скудно было в пещере. Охапка сухой травы служила старику постелью, у каменной стены стоял старый треснутый кувшин с водой.

– Скажи, отец, зачем живешь ты в городе мертвых? – спросил молодой вождь. – И где берешь ты пищу, и как не замерзаешь зимой?

– Я все расскажу тебе, сын. У нас впереди долгий разговор. А сейчас поешь, попей. – Роб протянул Уран-гхору горсть зерна и кувшин.

Вождь разжевал угощение, запил водой. Старик разделил сухую траву на две части.

– Спи, сын. Ты устал, отдохни. Завтра будет день, и ты все узнаешь.

Ворон поднялся на крыло, вылетел из пещеры. Уран-гхор почувствовал, что его клонит в сон. Улегся на траву, закрыл глаза. Выл снаружи ледяной ветер, но в пещере было тепло и сухо, словно рядом горел костер. Уснул орк, и впервые за много ночей спокойна была его душа, ни одно видение не потревожило его сон.

А наутро они покинули пещеру и двинулись по узкой тропе, которая спиралью обвивала гору, уводя вверх. Они проходили мимо ниш, где лежали выбеленные временем, снегами и солнцем кости. А впереди летел ворон. Вершина горы была плоской и ровной, словно трудился над нею огромный каменотес. Посреди круглой площадки шаманский бубен лежал. Ветер развевал волосы орков, раздувал одежду, старался сбить с ног, столкнуть вниз с горы. Но легкий бубен, туго обтянутый потертой кожей, ветер не в силах был сдвинуть с места.

– Смотри, великий вождь, – сказал Роб, обводя рукой вокруг, – смотри, как огромны твои земли.

Внизу простиралось Орочье гнездо. Все его видел Уран-гхор: и бесконечную степь, и невысокие холмы, и леса, богатые дичью, и холодную реку Орени, и озера, скованные льдом…

– А теперь слушай, – сказал старик, поднимая бубен и откидывая посох.

Ударил шаман, и тяжелым рокотом отозвался его бубен. Еще раз ударил – задрожал воздух вокруг него. Медленно двинулся посолонь старый Роб, выпевая слова древней песни. Он возносил хвалу солнцу, ветру и воде, славил лютых нордаров, что охраняют дикие земли, просил у них помощи для Уран-гхора. Голос шамана то взмывал к небу, то стелился по камню гор, низкие звуки бубна вплетались в песню, сливались с нею, придавали силу.

Молодой вождь глаз не сводил с Роба. Никогда не видел он такого камлания. Гурдын – шаман Гра-ориг – взывая к духам предков, визжал, шипел, скакал. Лицо его искажалось судорогой, на губах пена выступала. Валился он наземь в припадке, бился, глаза закатывал. Потом говорил, что это духи в него вселялись, и передавал, что они рассказали. А движения Роба были скупыми, точными, морщинистое лицо спокойно и задумчиво. И слова его песни были понятными. Вот обратился он к духам, обитающим в Чумном городе, и закружились вокруг вершины белые тени. Поклонился им шаман и отправил в разные концы Орочьего гнезда, узнать, что где творится. Слились духи с солнечными лучами, разлетелись быстрее птиц. Вскоре вернулись и заплясали вокруг Роба, невнятно шелестели, рассказывали. Выслушал их шаман, поблагодарил и отпустил с миром.

А потом и вовсе странное случилось. Вновь ударил старик в бубен, вновь запел, только слова были другими. Не понимал их Уран-гхор. Вроде бы знакомый язык, орочий, только звучал как чужой. Стих ветер, загустел воздух, испуганно задрожала под ногами гора, само время замедлилось, а вокруг шамана завихрилась неведомая сила. Не видел ее вождь, только почувствовал легкое прикосновение, от которого волосы зашевелились на голове, а по телу озноб пробежал. Уже не согбенный старик перед ним стоял, а могучее существо, равное богам. Воздел руки шаман, вознесся вверх и повис в воздухе. Уран-гхор глаза протер: не померещилось ли? А Роб начал вращаться вокруг себя, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее… Вот уже не различить было тела шамана, оно слилось в серое пятно. У молодого вождя голова кругом пошла. Вдруг остановился старик, выбросил руки перед собой, и сорвалась с них великая мощь, ударила в вершину соседней горы. Вспучился камень, потрескался, как горящая древесная кора, задвигалась гора, скособочилась, менялась на глазах. Съехала с остроконечной вершины снежная шапка, покатилась вниз, увлекая за собой валуны, обрушилась на землю. Уронил руки старик, рассеялась великая сила. Тяжело дышал Роб, опускаясь вниз. Снова сгорбилась его спина. Уран-гхор подал ему посох, спросил осторожно:

– Кто ты, отец?

– Я – последний шаман Орочьего гнезда.

– Но у нас есть другие шаманы…

– Шаманы ваши – лжецы и трусы. Ничего они не умеют, только дары у орков выманивают.

– И с духами предков не разговаривают?

– Станут духи предков к таким дурням спускаться! – усмехнулся Роб.

Кивнул молодой вождь. Он и раньше не больно-то шаманам верил. Старик же отдышался и начал свой рассказ:

– Давным-давно, много сотен зим назад был орочий народ огромен и силен. Дружно жили все племена, и правили ими могучие вожди. Шаманы же были мудры и искусны. А все потому, что в Орочьем гнезде крылось бесценное сокровище – место силы. Таких мест в Поднебесном мире несколько. Они как окна. Окна в бездну – другой мир, населенный великими богами, непобедимыми и беспощадными. Одного места силы хватало на все наши земли. Шаманы черпали в нем свое могущество. Я показал тебе, а ты видел. Древние заклятия были записаны на каменных плитах, и по ним юноши учились камланию. Но иногда окна раскрывались, и тогда боги врывались в Поднебесный мир, пожирая все живое. И никто не обладал властью над ними, кроме шаманов из рода Стражей. Они знали тайную песню, которая заставляла богов возвращаться обратно в бездну. Так проходили века, и жили орки богато, щедро кормила их родная земля, и тучными были стада, а вулкорки – неуязвимыми. И дрожали при имени их все народы Поднебесного мира. Но наступило время беды. Один молодой шаман из рода Стражей возомнил, что может повелевать богами бездны. И сочинил он новую песню, и спел ее, призывая богов себе на службу. И тогда великие боги обрушили свой гнев на Орочье гнездо. Они вырвались из своего мира и покарали орков. Они пожирали все, что встречалось на их пути, выжигали землю и низвергали на нее небо. Лютая погибель ждала весь орочий народ. Но тогда на землю диких пришел человек.

– Сорное семя… – прошептал Уран-гхор.

– Нет, он был великим вождем из Дальних земель. И великим шаманом, постигшим тайны бездны. Вдвоем с молодым шаманом из рода Стражей они загнали богов обратно и запечатали окно. Посмотри под ноги, сын.

Взглянул Уран-гхор и увидел вытесанный в камне круг с непонятными письменами.

– Да, вождь. Ты стоишь на месте силы, – старик вздохнул и надолго замолчал.

Не выдержав безмолвия, Уран-гхор робко спросил:

– Что же было дальше, отец?

– Человек вернулся в Дальние земли, чтобы навсегда защитить свою родину от богов бездны. А орочий шаман остался и был страшно наказан за свое самоуправство. Он видел, как умирают его соплеменники. Голод пришел в Орочье гнездо. Больше не было дичи в лесах, и не родила выжженная земля. И вслед за голодом пришла чума и собрала свою жатву. Малочисленным стал орочий народ. И тогда шаман проклял тот день, когда познал песню бездны. Спрятал он все плиты с письменами и убил всех, кто умел черпать силу чужого мира. А потом он ушел вслед за чумой, по Скорбному пути, прося Сацеола лишь о смерти. Но слишком велико было его преступление, и смерть обошла его стороной. И жил шаман отшельником, и не вернулся больше к своему племени. Вороны приносили ему зерна, и он питался ими.

– А что же орки?

– Орки выжили, и выжила их земля. Снова появилась дичь в лесах, рыба в реках и озерах. Снова стал охотиться народ, кормить свои семьи. Но не было больше шаманов, которые умели брать силу из бездны. И великих вождей больше не родило Орочье гнездо. Племена стали воевать между собой, разделились на малые кучки. Никто больше не боялся орков. И стали они жалким народом – диким и слабым.

– Да проклянут духи предков имя того шамана! – гневно воскликнул Уран-гхор. – Но откуда, отец, ты все это знаешь?

Понурил седую голову старик, с трудом опустился на колени, тихо проговорил:

– Это я разбудил те силы, которые нельзя было тревожить. Я виновен во всех бедах нашего народа. Прости меня, сын.

– Что ты! – воскликнул вождь, поднимая Роба. – Разве могу я судить тебя? Прости и ты мне мои горячие слова. Но сколько же зим ты прожил?

– Мне было три десятка зим, когда я ушел в Чумной город. С тех пор минуло еще пять сотен зим.

– Но почему ты живешь так долго?

– Смерть не примет меня, пока я не искуплю свой грех. Я ждал тебя.

– Почему ты ждал меня и зачем открываешь мне свою тайну?

– Я много думал, сын. Говорил с духами. И духи рассказывали мне, что творится в Орочьем гнезде. Нет в нем мира и согласия между племенами. Не могут орки договориться между собой. И это – вина людей из Богатых земель. У них еще сохранились легенды о тех временах, когда орки были могучим народом, когда никто не мог противостоять их войску. И люди не хотят, чтобы к нам вернулась сила. Они подкупают самых трусливых и слабых орков. И те доносят им, когда в Орочьем гнезде появляются сильные вожди. Скажи мне, сын: как ты оказался в плену у людей?

– Варг-гхор, проклятая жиха… – прошептал молодой вождь.

– Да. И таких много в Орочьем гнезде.

– Но почему ты не пришел к оркам, отец? – вскричал Уран-гхор. – Почему не поделился с ними своим знанием?

– Потому что они не были готовы. Потому что снова нашелся бы тот, кто использовал бы мои песни во зло. Духи открыли мне будущее. На исходе пятой сотни зим, сказали они, Орочье гнездо услышит о великом вожде. Слава о нем пронесется по всем землям. Он выживет там, где никто не выживал. Он родится, чтобы вернуть величие своего народа. И я ждал тебя, сын.

– Ты откроешь мне тайну бездны?

– Нет, – усмехнулся Роб, – ты вождь, а не шаман. Но я пойду с тобой и всегда буду рядом. Я буду давать тебе советы и найду орков, способных стать шаманами.

– А как же запечатанное окно, отец? Как ты оставишь его?

– Оно больше не нуждается во мне, сын. Кто-то в Дальних землях разбудил древние силы и открыл все окна Поднебесного мира.

– Но почему боги бездны не вырываются наружу?

– Они ждут своего часа. Им нужна кровавая жертва. Как только в Орочьем гнезде прольется много крови, боги почуют запах и придут.

– Но ведь ты сумеешь загнать их обратно?

Вздохнул старый Роб:

– Все изменилось, сын. Кто-то повторил мой грех. И теперь пытается повелевать богами. Не знаю, хватит ли у меня сил справиться с этим.

– Но это значит…

– Это значит, что если два племени начнут воевать друг с другом, Орочье гнездо погибнет.

– Чего же ты ждешь от меня?

– Ты – тот, кто рожден, чтобы спасти нашу землю. Не допусти кровопролития, объедини все племена. Я помогу тебе.

– А что будет дальше, отец? Духи поведали тебе, что будет дальше?

– Дальше будет многотрудный путь: большие войны с людьми, кровавые сражения. Но это будет потом. Сейчас ты должен начать с малого.

– Да, – твердо сказал Уран-гхор. – Я вернусь в свое племя, убью самозванца. За все отомщу.

– Не о мести думай, а о своем народе. Великий вождь должен жить холодным умом. Но ты прав: начать следует со своего племени. Пойдем, сын. Нам надо торопиться.

И отправился Уран-гхор в обратный путь, только теперь шаман рядом с ним шел, на посох опирался, бубен на плече нес. Когда уставал старик, вождь на закорках его тащил. А над ними ворон кружился – то в небо взмывал, то низко опускался. Древний орк да птица – вот и весь отряд Уран-гхора. Но он стоил целого войска.

* * *

– Ничего себе, порезвились выродки крылатые! – ворчал мастер Триммлер, пробираясь через завалы на улице Черной кошки.

Весь день мы бродили по Виндору, оценивая нанесенные тварями бездны разрушения. Кроме гнома, со мной отправились Лютый, дядя Ге, Грациус и Дживайн. И конечно же на плече у меня восседал лорд Феррли. После долгих раздумий я взял Дрианна с Лиллой, и как оказалось, не прогадал: город наполняли банды вооруженных мародеров, и помощь некромантов приходилась очень кстати. Дарианна, дав нам поручение изучить обстановку в городе, осталась во дворце оплакивать несчастного Келдина. Копыл с дворцовыми магами и вопрошающими проводил расследование причин его гибели.

Невозможно было поверить, что всего две сущности устроили в городе такой грандиозный погром. Пришлось отказаться от верховой поездки и гулять по Виндору пешком: лошади просто-напросто переломали бы ноги на бесчисленных выбоинах и завалах. Мы начали осмотр с улицы Радуги. Ближайший к площади Семи королей дом был разрушен до фундамента, от пары соседних тоже остались невразумительные руины. Вокруг суетились городские стражники, пытавшиеся откопать под завалами людей. Им помогали вооруженные поисковыми артефактами вопрошающие. Судя по мрачным лицам магов, надежды на то, что обитатели домов выжили, не было. Еще несколько зданий покосились, словно по улице прокатилось землетрясение.

На улице Благородства обрушился один особняк. Перед его крыльцом заходилась в рыданиях худощавая высокая аристократка.

– Арман, любимый! – голос женщины срывался на хрип. – Как же так, Евлалия, как же так?! Я была при дворе. А он… а теперь его нет, моего мужа!

Белокурая женщина в рясе Старшей жрицы обнимала несчастную, успокаивающе поглаживая ее по плечу. Милое добродушное лицо служительницы было мокрым от слез – она искренне сочувствовала своей прихожанке.

– Как, Евлалия?! – билась в истерике дама. – Как допустила ваша Ат-тана такую страшную смерть? Разве я не жертвовала на храм? Разве я плохо молилась богине?!

– Тише, графиня, тише, – кротко увещевала жрица, – смертным не дано провидеть волю богов. Пойдемте ко мне, милая. Вам нужно отдохнуть.

Продолжая говорить что-то простое и незатейливое, она увлекла рыдающую женщину к храму Ат-таны.

– Тоннельного упыря мне в глотку! – потрясенно восклицал мастер Триммлер. – Будто Вьюга недр прошлась! Дело ясное, лейтенант. Пошли уже в Северный луч.

Гном волновался за своих родственников и успокоился, только оказавшись на улице Мастеров. Неведомые силы пощадили детей гор: никто из них не пострадал, даже мастерские бородачей остались невредимыми. Чего нельзя было сказать о других кварталах. Кожевенный выгорел полностью. Несчастные ремесленники серыми тенями бродили вокруг пепелищ, все еще не осознавая, что лишились своего имущества. Вдоль улицы лежали обгоревшие до неузнаваемости тела, среди которых выжившие пытались отыскать своих близких. В ушах звенело от детского крика и женского плача. Когда мы проходили мимо одного из выгоревших дотла домов, ко мне неожиданно бросилась старая женщина. Маленькая, сухонькая, согбенная, она заглядывала мне в лицо снизу вверх слезящимися то ли от дыма, то ли от старости, выцветшими глазами. Несколько мгновений она смотрела на меня, потом с облегчением выдохнула:

– Тимми, сынок! – и обняла, обхватила плечи, положив голову мне на грудь.

От волос старушки пахло гарью, одежда ее была выпачкана сажей. Я стоял неподвижно, не понимая, как должен себя вести. Ее слова растрогали и смутили меня: ни разу я не слышал слова «сынок», произнесенного женским голосом. Ребята, обменявшись растерянными взглядами, переминались с ноги на ногу.

– Не обижайтесь на нее, добрые господа, – сказал, подходя ко мне, коренастый крепкий старик. – Она повредилась умом. Три наших сына… – Он запнулся, помолчал, справляясь с собой, потом глухо договорил, кивнув на ряд обгоревших тел: – Они там…

Старушка, наконец оторвавшись от меня, подошла к Ому, погладила его по щеке:

– Малыш Арти, ты хорошо себя вел?

Когда капрал Лютый ответил, в его голосе звучала бесконечная нежная почтительность:

– Да, матушка…

Несчастная женщина двинулась к остальной компании, оглядела все лица и по какому-то признаку, доступному лишь ее затуманенному горем сознанию, выбрала Дрианна. Заботливо пригладила волосы некроманта, сняла какую-то пылинку с рукава черной куртки:

– Никол, дорогой, ты стал совсем взрослым! Почему же ты не познакомил нас со своей невестой? Она просто красавица!

Дрианн осторожно взял ее сморщенную руку, прикоснулся к ней сыновним поцелуем. Лилла молча поклонилась. Не знаю, что чувствовали в этот момент некроманты, и чувствовали ли вообще, но они проявили уважение к горю матери.

– Пойдем, Мина, пойдем, моя хорошая, – ласково сказал старик, обнимая свою жену за плечи, – спасибо вам, добрые господа…

– Не гуляйте долго, дети, возвращайтесь к обеду! – напутствовала нас Мина, послушно семеня за мужем.

Мы поспешили уйти оттуда. Словно придавленные гнетом чужого несчастья, по дороге все молчали. В Гончарном квартале жертв было меньше, но дома и мастерские подверглись разрушению. Сильно пострадал Оружейный квартал. Мы не нашли ни одной уцелевшей кузницы. Ткачи, портные и сапожники отделались сильным испугом. В толпе ремесленников я заметил отца Дарсана. Его жрецы собирали оставшихся без крова женщин и детишек, чтобы приютить их в храме, который трудолюбивые служители Дадды успели восстановить после поджога.

– Странные дела творятся, сын мой, – горестно кивнул мне Старший жрец, утирая перепачканное сажей лицо. – Я раздал погорельцам все деньги храма. Но на всех, конечно, не хватило…

Грациус с Дживайном остались, чтобы оказывать помощь раненым, а мы отправились дальше. После Северного луча осмотрели Восточный. Торговому кварталу повезло: все лавки и дома уцелели, погибших не было. Сгорел только один лабаз на северо-восточной окраине. Видимо, на него попали искры из Ремесленного квартала. Хозяин, неведомо как определив в нас представителей власти, обиженно вопросил, кто возместит его убытки. Но, уколовшись о нехороший взгляд Дрианна, не стал далее развивать опасную тему и счел за благо убраться с наших глаз.

Мы надеялись, что и Южный луч тоже выстоял. Во время нападения тварей бездны, зарева над ним не наблюдалось. Но наши ожидания оказались напрасными. Возможно, сработали какие-то неведомые законы природы, заставившие удар, произведенный в Северном луче, отразиться на Южном. Или появление сущностей высвободило имевшиеся здесь магические резервы, которые и стали причиной разрушений, но картину мы застали плачевную. Дома, лавки и салоны на прилегающих к Кольцевой дороге улицах превратились в развалины. Вот здесь-то и резвились мародеры. На улице Черной кошки обитали не самые сильные маги. Чаще всего тут попадались букинистические лавки и заведения, торгующие амулетами. К тому же, вместе со зданиями обрушились и их защитные чары. Выжившие волшебники, очевидно, из опасения повторного толчка (или что там это было?) покинули свои дома, оставив их на разграбление. Сил городской стражи явно не хватало на охрану порядка во всем городе. Блюстители спокойствия сосредоточили свое внимание на улице Радуги и площади Семи королей. Здесь же торжествовал настоящий хаос. Грабители, почувствовавшие свою безнаказанность, тащили все, что под руку попадется. Но самым отвратительным было то, что они устраивали бесцельный и бессмысленный погром. Поживившись чужим добром, заливали в глотки найденные в подвалах вино и старку. Опьяненные дармовым пойлом и собственной безнаказанностью, выбрасывали из окон мебель и посуду, били окна, гадили под дверями. Повсюду витал пух из вспоротых перин, вился дым от подожженных жилищ, воняло пролитым вином и испражнениями. Мостовая бриллиантово сверкала осколками стекла. Наше появление распоясавшиеся ублюдки оставили без внимания. Прямо передо мной здоровенный детина, вытащив из магической лавки огромный тюк, подобрал с земли булыжник и швырнул его в окно. Разозлившись, я шарахнул парня по спине слабеньким Железным кулаком. Мародер обиженно взвыл и, бросив свою добычу, заторопился прочь. Лорд Феррли одобрительно хрюкнул.

– Правильно, сынок, – поддержал дядя Ге, – давай-ка мы тут порядок наведем.

Окинув взглядом улицу, старик нацелился на группку грабителей, суетившихся вокруг большого, украшенного нарядной деревянной резьбой, дома.

– Тряхну стариной, – пробормотал он, сплетая заклятие.

Вскоре мародеры, скрюченные прострелом и коликами в животе, кряхтя и постанывая, позабыв о своих тюках, враскорячку поползли прочь, подгоняемые под зад аккуратно сделанными Молотами Дадды. Чувство юмора у моего опекуна было своеобразное.

– Мне оставьте! – обиженно возопил мастер Триммлер и, перекинув бороду через плечо, ринулся в бой.

Гном выбрал троих оборванцев, самозабвенно громивших здание, на котором красовалась вывеска «Дамский целитель Малиус. Мази, кремы, притирания». Сын гор с воинственным гиканьем подскочил к парням и, не тратя времени на беседы, засветил одному из них в глаз. Мародер улегся и больше не вставал. Оставшиеся двое, понадеявшись на свое численное преимущество, небрежно поигрывая ножами, пошли на гнома. Радостно ухмыльнувшись, тот сложил руки на груди и спокойно наблюдал за приближением грабителей. Когда первый нападающий ударил мастера Триммлера ножом в живот, гном даже не пошевелился, а оборванец, раскрыв рот, уставился на погнувшееся лезвие. Сын гор легко выдернул из его руки изуродованное оружие и, дружелюбно оскалившись, оторвал зубами кусок лезвия. Мародеры в ужасе обратились с бегство, а гном с рычанием ворвался в лавку. Вскоре из окна второго этажа вылетели еще двое любителей дармовщинки.

Мы двинулись дальше по улице, разгоняя оборванцев всех мастей, которых здесь орудовало великое множество.

– Увы-увы, в гнусные времена и нравы становятся гнусными, – разглагольствовал Артфаал, – как только из жизни исчезает благополучие, с людей слезает блестящая глазурь хороших манер и воспитания. Обнажается истинное нутро. Часто гнилое…

Дрианн и Лилла держались чуть в стороне от нашей компании. Лица у некромантов были даже мрачнее, чем обычно. Я понимал, что они чувствовали себя лишними на этом магическом пиршестве. Некроманты были разочарованы тем, что им не представилась возможность получить вожделенную подпитку чужой жизнью. Необходимости в убийстве не имелось, мы легко справлялись с наводнившей улицы мелкой шушерой. Вдруг из-за угла раздался жалобный, полный страдания крик. Мы кинулись туда. Перед небольшой букинистической лавкой толпилось сразу с десяток гогочущих полупьяных мужиков. Мы подошли к ним со спины, так что они не заметили нашего появления. На крыльце, загораживая вход своим телом, стояла миловидная молодая женщина. Уж не знаю, почему эта волшебница не покинула свое жилище вместе с остальными обитателями Черной кошки. Видно, магический резерв у нее был слабенький – скорее всего, женщина не имела ни малейшего понятия о боевой магии. Сил ее хватило лишь на то, чтобы отбросить от крыльца одного из мародеров. Остальные медленно, забавляясь испугом хозяйки, подступали к лавке.

– А она хорошенькая! – гнусно захихикал щуплый мужичонка. – Ну-ка, красотка, покажи, что у тебя за пазухой?

Он подошел к женщине и протянул грязные руки, намереваясь схватить ее за грудь.

– Давай, Суслик, загляни ей под подол! – подбадривал щуплого жирный амбал. – А я вторым буду!

Хозяйка лавки отчаянно закричала. Меня передернуло от омерзения. Вместе с тем я не мог отделаться от мысли, что где-то уже видел эту парочку. И клички их были мне смутно знакомы… Ну, конечно! Они пытались ограбить меня в Портовом квартале, когда я возвращался домой после чудесного спасения Ридрига с карманом, топорщащимся от золотых монет… Давно это было. С тех пор я изменился, а вот Суслик с Хряком – нет. Дрианн устремил на меня вопросительный взгляд разгоравшихся голодным огнем глаз. Я кивнул:

– Давай…

Все равно все эти существа уже потеряны для мира. Так пусть не загрязняют его своим вонючим дыханием. Мы отошли в сторону, давая некромантам возможность творить расправу. Да и смотреть на это, признаться, охоты не было.

– Эй, животные, – негромко окликнул грабителей Дрианн.

Парни развернулись и замерли в нерешительности. Стоящие перед ними угрюмые маги в черной одежде одним своим видом внушали опасение и даже страх. Мгновенно протрезвев, мародеры оглядывались в поисках путей к отступлению.

– Чего стоите? Бежим! – заверещал Суслик.

Грабители бросились врассыпную, но наткнулись на невидимую непреодолимую преграду. Я отвернулся, остальные последовали моему примеру. Смотреть на то, как насыщаются некроманты, охоты не было. Не то чтобы мы проявили трепетность, достойную малокровных старых дев, скорее тяжело было наблюдать за проявлением новой сущности, поселившейся в нашем друге. Дядя Ге бочком пробрался на крыльцо, взял под локоток растерянную женщину и со словами: «Пойдемте, моя милая. Не нужно вам здесь…» – увел ее в лавку.

За спиной раздавались вопли ужаса, стоны боли и хрип агонии. Когда я обернулся, все уже было кончено. На мостовой валялись бездыханные тела, а лица Лиллы и Дрианна имели умиротворенное выражение, насколько это возможно для некромантов.

– Ох и того, этого! – воскликнул мастер Триммлер.

Причиной, заставившей гнома заговорить междометиями, явился оживший труп Хряка, поднимающийся на ноги. Следом встал немолодой лысый дядька, за ним – Суслик. Вскоре все десять грабителей, превращенных в зомби или как там их называла Лилла – носферату? – куда-то побрели, причем складывалось такое впечатление, что бредут они вполне целенаправленно.

– Зачем? – спросил я у Дрианна.

Тот равнодушно пожал плечами:

– Не переживай. Им дан приказ убрать мусор. Через три часа они снова вернутся в нормальное состояние.

Я не успел уточнить, что значит нормальное состояние, и что или кого именно парень считает мусором. В окне первого этажа появилась тоненькая гибкая фигурка. На мостовую спрыгнул паренек лет двенадцати, державший подмышкой какой-то мешок. Увидев нас, он застыл, светло-голубые глаза воровато забегали. Кого-то мне напомнил этот худенький белокурый мальчишка, наряженный в нелепое мешковатое одеяние из грубого полотна. Его лицо было удивительно красиво, а движения – грациозны. Через пару мгновений парнишка как-то плавно, изящно перетек в сторону и пустился наутек. Лилла, словно поддавшись охотничьему инстинкту, подняла руку, намереваясь сбить мальчика заклятием. Я потянулся было, чтобы остановить ее, но меня опередил Лютый. Он совершил длинный, звериный прыжок и с силой толкнул девушку. Не ожидавшая нападения некромантка упала, заклятие безобидно просвистело над головой улепетывающего ребенка.

– Он просто голоден, – спокойно произнес Лютый, подавая Лилле руку.

Я знал это обманчивое спокойствие брата. Сейчас весь он был как натянутая тетива: тронь – и в обидчика полетит стрела ненависти. Видимо, девушка тоже это поняла и, не желая ссоры, кивнула в знак того, что не обижается. Я подумал было, что недоразумение на этом исчерпано. Ошибался… Дрианн, впившись в Ома тяжелым взглядом, ровно произнес:

– Стоил ли жалкий ублюдок того, чтобы поднимать руку на мою женщину?

Вот оно. Недаром мне показалось, что мальчишка неправдоподобно грациозен и гибок. Он полуэльф…

Слово было уронено. Жестокое, грязное, злое слово. Слово, которое не мог простить тот, у кого на плече парил ястреб, когтивший кривоватую, растянувшуюся из-за роста тела букву «У». Лицо брата побелело от бешенства, глаза словно утратили цвет. Он стремительно вскинул арбалет, целясь прямо в лицо Дрианна. Некромант, напружинившись, по-волчьи оскалившись, бросил заклятие, выбившее оружие из рук Ома. Гортанно вскрикнула Лилла, когда с пальцев ее любовника потекла тягучая, леденящая, осязаемая волшба. Все это произошло в какие-то доли секунды, и я, до последнего не ожидая, что дело примет такой серьезный оборот, замешкался. Накрывать брата щитом было уже поздно, чары коснулись его груди. Но вместо того чтобы упасть замертво, Лютый заслонился ладонью – так, словно это было не заклятие, а безобидная струя воды. Потом из его руки навстречу некромантским чарам рванулось что-то, напоминающее порыв прохладного ветра. Повеяло свежестью и чистотой. Две силы, столкнувшись, переплелись, борясь друг с другом. В воздухе заплясал хоровод голубоватых искр. Напряжение нарастало, грозя перерасти в катастрофу.

– Хватит! – по-галатски крикнула Лилла.

Решившись прервать эту странную схватку, я заорал:

– Отойдите!

Некромантка и мастер Триммлер отбежали в сторону, лорд Феррли, легко перелетев к ним, сотворил непроницаемый Черный кокон. Я же, мысленно попросив у Луга помощи, шарахнул по неведомым энергиям заклинанием Ветряного удара. Особенно не выбирал. Какая разница, если я не знал, как подействуют те или иные чары на скрещение эльфийской и некромантской силы? Сработало неплохо. Врезавшись в линию волшбы, Ветряной удар изменил ее направление. С оглушительным грохотом чары врезались в мостовую, взметнув вверх фонтан каменных осколков и земли. Лютый с Дрианном отлетели в разные стороны, каждый шагов на десять. Высвободившись из кокона, Лилла побежала к своему возлюбленному, я же поспешил к брату. Слава всем богам, оба были живы. Девушка схватила Дрианна за рукав куртки и, что-то доказывая ему горячим шепотом, потащила к нам.

– Пожмите друг другу руки! – потребовала она.

– В самом деле, не время ссориться, – произнес я, стараясь быть миролюбивым.

На деле я страстно желал поколотить обоих дуэлянтов. Тоже мне, время нашли! Полгорода разрушено, из бездны выныривают жуткие твари, принц повесился, жрецы на грани серьезной войны, а эти идиоты отношения выясняют! Очевидно эти мысли отразились на моем лице. Дрианн, внимательно посмотрев на меня, хмыкнул и сказал:

– Готов помириться. Прости, я не должен был этого говорить.

Лютый пожал протянутую руку:

– Да, я тоже погорячился. Извини, что толкнул Лиллу.

– Изрядно, дорогой Кай’Омлютаир! – довольно промурлыкал Артфаал. – Ведь вы позволите мне так вас называть? Теперь, когда вы продемонстрировали столь мощную силу первозданных, вам приличествует родовое имя!

– Расслышал не все, но суть понял, – улыбнулся Лютый. – Зовите, как раньше. Не люблю эльфов.

– Наш капрал быстро прогрессирует, – возрадовался демон. – Вот уже и мыслеречь понимает.

– Молодец, сынок! – подхватил, выходя из лавки, дядя Ге. – Пока я отдыхал в тепле – понаблюдал в окошко за твоей волшбой. Учиться тебе надо, вот что я скажу! Конечно, эльфийского наставника мы тебе не найдем, а вот концентрироваться и управлять своей силой я тебя научу…

Старик хотел добавить что-то еще, но из-за угла появилась вереница зомби. Один катил тележку, в которой высилась груда мусора, остальные, вооружившись метлами и лопатами, сгребали битое стекло, щепки и прочие произведенные ими же обломки.

– Мы не могли заставить их чинить двери и приводить в порядок дома, – пояснил Дрианн. – При жизни они не отличались особыми умениями.

– Ловко! – захохотал мастер Триммлер, в восторге похлопывая себя по бокам, – пусть хоть после смерти пользу принесут!

– Они не опасны? – осведомился Лютый, недоверчиво поглядывая на трудящихся покойников.

– Нет, – ответила Лилла. – Носферату не могут ослушаться приказа. К тому же через три часа они окончательно умрут.

– Тогда пойдемте, – сказал я, – тут нам больше делать нечего…

Вернувшись во дворец, я сразу же отправился к Дарианне. Принцесса бросилась мне на шею:

– Наконец-то ты вернулся! Я так беспокоилась…

Я принялся рассказывать принцессе о разрушениях, которые видел в городе, но девушка слушала невнимательно, нервно покусывая губы. Взгляд ее был рассеянным, а руки находились в постоянном движении: она то наматывала на палец прядь серебристых волос, то теребила подвеску из лунного камня, висящую на шее. Наконец принцесса высвободилась из моих объятий и заметалась по комнате.

– Завтра мы хороним Келдина, – сквозь зубы проговорила она.

Я упрекнул себя в черствости: в самом деле, Дарианна только что потеряла брата. Пусть покойный принц и не являлся образцом добропорядочности, но ведь он был девушке родным человеком. А я тут распинаюсь о развалившихся домах. Следовало бы пощадить чувства несчастной принцессы и на какое-то время отложить рассказ о новых бедах.

– Вопрошающие сделали заключение о том, что брат повесился сам, – сказала Дарианна.

На мгновение она остановилась, затем, не в силах справиться с собой, снова заходила из угла в угол.

– Где Вадиус? – спросил я.

– В покоях отца. Сегодня началось лечение. Копыл и еще несколько магов очищают его ауру от болезнетворной волшбы.

Теперь мне стало понятно волнение девушки. Конечно, она переживала за отца, которого искренне любила.

– Когда будут известны результаты? – осторожно спросил я.

– Не знаю! – жалобно протянула Дарианна. – Вадиус ничего не говорил. Сказал только, что ритуал очищения ни в коем случае нельзя прерывать. Они начали еще днем, и я до сих пор места себе не нахожу.

Я обнял девушку, ласково приговаривая:

– Все будет хорошо, поверь. Ведь в заключении консилиума было сказано, что физическое здоровье его величества можно восстановить. Вот уви…

Договорить я не успел. Тихо отворилась дверь, на пороге стоял бледный до синевы, измученный, какой-то жалкий Копыл.

– Ваше высочество, – еле слышно произнес он, – я вынужден сообщить вам… мои соболезнования, ваше высочество…

– Что? – выкрикнула Дарианна. – Нет, не может быть!

– Его величество Ридриг Второй скончался. Ошибка целителя. Простите, ваше высочество…

С силой, неожиданной в ее хрупком теле, Дарианна вырвалась из моих объятий и выбежала из покоев. Мы с Копылом ринулись за ней. Девушка бежала по длинным коридорам так стремительно, что, казалось, ее ноги не касались пола, а развевающиеся шелковые одежды создавали впечатление странного мистического полета. В дверях покоев Ридрига принцесса резко остановилась, едва не столкнувшись с двумя гвардейцами, выносившими бездыханное тело целителя – того самого, допустившего роковую ошибку.

– Я связал его обетом, – тяжело отдуваясь, проговорил у меня за спиной Вадиус.

Силы оставили Дарианну: в опочивальню императора она вошла медленно, пошатываясь так, словно ноги ее не держали. Девушка была на грани обморока, она неосознанно хваталась за мебель, как будто пыталась остановить сама себя, задержать, не пустить дальше. Но, превозмогая страх и дурноту, принцесса все же шла вперед. При виде ее маги и целители, столпившиеся вокруг смертного одра Ридрига, тихо расступились и гуськом вышли из комнаты. Рядом с принцессой остались только я и Копыл. Дарианна долго стояла, глядя на строгое бледное лицо отца, которому кто-то уже закрыл глаза и сложил руки на груди. Потом из горла ее вырвался то ли стон, то ли рыдание, и девушка опустилась на колени возле кровати. Я вспомнил, как совсем недавно Дарианна точно так же стояла на коленях, целуя руки тогда еще живого Ридрига и спрашивая меня, возможно ли исцеление. В тот раз я промолчал, не желая ранить любимую. И оказался прав. Я многое отдал бы, чтобы мое предчувствие оказалось ошибочным…

Вадиус тихо засопел. Покосившись на него, я увидел, как по морщинистой щеке сползает слеза: похоже, царедворец искренне скорбел о смерти своего повелителя. У меня и у самого ком стоял в горле, но в большей степени это было не сожаление о Ридриге – к такому исходу я давно готовился. Я всей душой сочувствовал горю Дарианны. Девушка, еще недавно имевшая семью, осталась круглой сиротой. Кто знает, может быть, и Копыл испытывал те же самые чувства.

Дарианна склонилась перед кроватью так низко, что ее светлые волосы серебряными нитями разметались по полу. Сжавшись, съежившись в жалкий маленький комочек, девушка тихо завыла – страшно, безнадежно, словно умирающее в муках животное. Сквозь этот леденящий сердце звук пробивались бессвязные, невнятные обрывки какого-то слова, которое принцесса повторяла и повторяла, как заклинание. Я прислушался, пытаясь разобрать, что произносит Дарианна, и вздрогнул. «Прости, прости, прости…» – лепетала девушка на каждом вдохе, потом снова начинала тянуть свою жуткую поминальную волчью песню.

Вадиус не обращал никакого внимания на слова ее высочества. Я же не знал, что и думать. Просила ли Дарианна прощения у отца за все грехи прошлого, как это принято делать, расставаясь с умершим? Или за этим крылось что-то еще? Я гнал из сознания навязчивую мысль, костеря себя последними словами за гнусную подозрительность, но ничего не мог с собой поделать. «Прочтите принцессу, барон», – вдруг вспомнились слова лорда Феррли. Я понимал, что поступаю не очень корректно и, поверьте, испытывал самые настоящие муки совести. Но все же решил, что лучше уж наверняка убедиться в невиновности возлюбленной, чем сомневаться в ней. Убедившись, что внимание Копыла сосредоточено на Дарианне, я вышел в астрал. Для этого мне даже не понадобилось обращение к Вселенной – во время лечения императора все антимагические артефакты и заклинания с его опочивальни были сняты. Я скользнул к девушке и со всей осторожностью, на которую был способен, прикоснулся к ее сознанию. Поглощенная своим горем, принцесса даже не вздрогнула. А я окунулся в такой океан боли, что кроме нее ничего не почувствовал. Боль была повсюду, она наполняла все сознание Дарианны, все ее тело, все существо. Боль кричала и вопила, скручивала и терзала разум, превращала девушку в обезумевшее животное, заставляла выть и рычать. Стерты были мысли и чувства, расплавлены инстинкты и ощущения – не осталось ничего. Я попытался продвинуться дальше, обойти боль, но тут меня словно что-то вышибло из сознания Дарианны и насильно вернуло в собственное тело. «Нехорошо, юноша, – услышал я мыслеречь Копыла, – бестактно и бесчеловечно!» Взбешенный маг даже мысленно сумел передать обуревавшее его возмущение. Он гневно уставился мне в глаза, всем своим видом давая понять, что осуждает мой поступок. Пальцы сжались, словно волшебник желал меня придушить, ноздри кривого носа злобно раздувались, только что дым не валил. Я покаянно пожал плечами, показывая, что виноват, конечно, больше не повторю… Пока мы мерились взглядами, наступила тишина, что мы оба осознали не сразу. Когда поняли, обернулись к Дарианне. Девушка стояла перед нами, кружевным платочком вытирая заплаканное лицо.

– Я хочу остаться одна, – твердо произнесла она, – до утра.

– Ваше высочество, вы уверены… – начал Копыл.

– Я должна попрощаться с отцом, – перебила принцесса, – а вы, Вадиус, подготовьте все к завтрашней церемонии коронации. На площади Семи королей, в десять часов утра. Пошлите глашатаев, оповестите народ.

– Но…

– Ступайте, – холодно оборвала Дарианна.

Маг ссутулился еще больше, чем обычно, поклонился и потрусил к двери. Я поплелся следом.

– Рик, – тихо, ласково позвала принцесса.

Я обернулся.

– Спасибо за то, что ты есть, – просто сказала девушка. – Я ценю это, поверь. Скажи, Рик, ты все еще со мной?

– Всегда.

– Тогда ты согласишься занять должность Верховного мага Совета?

У меня от неожиданности отнялся язык. Мне, бастарду, который еще недавно был осужден на смертную казнь и чудом избежал костра, опальному темному магу, вчерашнему врагу империи стать вторым лицом этой самой империи?! Занять пост, на котором так отличился Вериллий? Обрядиться в ненавистные белые одежды? Распоряжаться человеческими судьбами, карать и миловать… Но совсем близко были глаза Дарианны – горестные, печальные и одновременно излучающие свет любви. Я не мог причинить ей своим отказом новую боль. Поэтому просто молча кивнул.

– Спасибо, Рик. Завтра ты будешь со мной рядом. А теперь иди, любимый, оставь меня с моим горем. Все будет завтра…

Я ушел, унося в душе воспоминание о теплом любящем взгляде огромных черных глаз… Задумавшись, едва не наступил на Вадиуса. Копыл стоял посреди коридора и растерянно бормотал себе под нос:

– Подготовьте все к церемонии… а как же это будет выглядеть?.. Бесшабашная девчонка!

– Вы о чем? – поинтересовался я.

Маг некоторое время задумчиво рассматривал меня, беззвучно шевеля губами, затем снизошел до пояснений:

– Корону на голову новоиспеченного императора должен возлагать Верховный маг. Такова традиция.

Я не видел в этом никакой проблемы. Возложить корону я сумею, что тут трудного. Вадиус нетерпеливо произнес:

– Но вас-то она может назначить, только когда будет коронована!

– А кроме Верховного мага кто-нибудь еще имеет на это право?

– Верховный жрец.

Я хмыкнул. Дело принимало интересный оборот. После того как Падерик пал от руки темнейшего князя, Верховного жреца так и не назначили. Строго говоря, вообще непонятно было, кто теперь высшее божество галатского пантеона. Главный храм Луга всеблагого продолжал сочиться кровью, а жрецы устраивали стычки, грозящие перерасти в настоящую войну.

– Вы не замечали, Вадиус, что у нас, куда ни кинься – никого нет?

Волшебник так горестно вздохнул, что мне стало его немного жалко.

– И что у вас за законы такие? – усмехнулся я. – В любом случае, это не так уж и важно.

– Ничего-то вы не понимаете! – окрысился Копыл. – Нельзя начинать правление с нарушения законов!

Разговор становился бессмысленным. Я махнул рукой на прощанье и оставил чародея ломать голову над особенностями имперского законодательства. В комнате меня ждал накрытый к ужину стол. Я перекусил и улегся в кровать. Вопреки опасениям, уснул сразу и проспал бы до полудня, если бы рано утром в дверь не постучали. Вошел слуга, несший на вытянутых руках невероятной красоты костюм – без особых портновских излишеств, но из баснословно дорогого сукна. Вслед за ним шествовал второй лакей, тащивший сияющие глянцем сапоги. Шествие замыкал увешанный загадочными инструментами цирюльник.

– Одеваться, господин, – подобострастно пропел первый лакей.

Пораженный столь пристальным вниманием к своей скромной персоне, я уселся на кровати и уставился на целую армию слуг, заполнивших мою комнату. Один полировал специальной бархоткой мой меч, другой убежал в ванную комнату, откуда послышался плеск бьющей в ванну воды, третий раскладывал передо мной роскошное одеяние. Цирюльник же плотоядно прищелкивал ножницами и размахивал помазком. Меня окружили, подхватили, потащили… В себя я пришел уже перед зеркалом, разглядывая свою потерянную физиономию в окружении тщательно расчесанной, обильно напомаженной копны волос.

– Готовы, барон? Нам пора, – проскрипел с порога Вадиус.

Мы отправились вниз и остановились на крыльце. Вскоре из дворца вышла Дарианна в окружении нарядных придворных. На девушке было переливающееся золотом платье из эмиратской парчи, на плечах – алая мантия, отороченная белоснежным мехом. Пройдя мимо меня, принцесса еле заметно улыбнулась уголком рта. Лицо ее было сосредоточено, сухие глаза сверкали яростным блеском. Придворные нестройной перешептывающейся кучкой отправились к воротам. Среди них я заметил Лютого, Дрианна с Лиллой и мастера Триммлера. Я озирался, не зная, следует ли мне идти с ними или надо подождать.

– Вам со мной, барон, – развеял мои сомнения Вадиус. – Мы с вами идем сразу вслед за ее высочеством.

Наконец Дарианна ступила на ковровую дорожку, которая вела к воротам и уходила дальше, на площадь Семи королей. Мы зашагали за ней. Стражники с поклоном открыли ворота. Сразу за ними по обе стороны дорожки замер почетный караул имперских гвардейцев в алых мундирах. Впереди возвышался двухэтажный помост. На первом ярусе стояли придворные, второй, с троном посредине, предназначался для Дарианны. Помост был оцеплен плотным кольцом гвардейцев, внутри которого располагались маги. Здесь был и дядя Ге, и Дживайн с Грациусом, и многие волшебники, участвовавшие в восстании. Площадь была заполнена народом, но я заметил, что по периметру стояла городская стража. Похоже, виндорцы, напуганные последними событиями, не очень жаждали присутствовать на коронации, и их пришлось убеждать силовыми методами.

Дарианна, плавно и торжественно ступая, поднялась на помост и встала перед троном. Толпа загомонила, приветствуя свою принцессу.

– Вам туда же, барон, – прошептал Копыл, подталкивая меня к трону.

Сам волшебник занял место по правую руку от принцессы, я – по левую. Все это было странно и непривычно. Копыл откашлялся и выкрикнул:

– Слушайте, жители города Виндора! Император Ридриг Второй умер! – усиленный спрятанными под помостом артефактами, его дрожащий от волнения голос разнесся далеко за пределы площади.

– Ридриг умер… Ридриг умер… – горестно прошелестело в толпе.

Но не успели люди осознать эту печальную новость, как Вадиус заговорил вновь:

– Да здравствует императрица Дарианна Первая!

Я не заметил, откуда в его руках взялась бархатная подушечка с императорским венцом. Копыл поднес ее Дарианне. Девушка взяла тонкий платиновый обруч и сама возложила его на свою голову. Толпа ошарашенно безмолвствовала.

– Приветствуйте ее императорское величество! – возопил Вадиус.

Ответом ему стал дружный рев имперских гвардейцев, не щадивших луженых глоток в многократном «ура!» Затем к ним присоединились неуверенные выкрики придворных, откликнулись маги. Следом подхватила и толпа. Сначала нестройно, потом все слаженнее, громче, мощнее народ выкрикивал имя новой правительницы. Дарианна опустилась на трон, благосклонно внимая приветствиям подданных. Затем кивнула Вадиусу. В руках мага появился длинный свиток.

– Слушайте, жители Виндора! – снова заскрипел он, призывая толпу к молчанию. Спустя некоторое время вопли улеглись, и Копыл продолжил: – Слушайте указы ее величества! Указ первый! Мы, императрица империи Галатон, повелительница присоединенных малых земель, милостью своей повелеваем: отменить закон о бастардах и ублюдках. Отныне каждый рожденный вне законного брака имеет равные права с остальными нашими подданными: на честное имя своего отца, на имущество, на обучение и на получение наследства и титула, если родным будет угодно передать его именно внебрачному ребенку. Своим указом мы запрещаем клеймить рожденных вне законного брака…

Вадиус говорил что-то еще, но я уже не слушал. Голова пошла кругом. Больше нет позорного звания бастарда! И не верил, что доживу до такого. Почему? Не думайте, что меня не обрадовал этот указ. Еще как обрадовал! И все же я понять не мог, почему Дарианна озаботилась в первую очередь именно отменой закона о бастардах? Ради меня? Но я вроде бы не очень страдал от этого. Размышляя, я едва не прослушал второй указ. А его послушать стоило!

– …за преступления против августейшей семьи и народа Галатона лишаем Вериллия Фламиера должности Верховного мага Совета! Объявляем его беглым преступником и повелеваем каждому жителю империи, которому что-либо известно о нахождении Вериллия Фламиера, выдать его городской страже! Тому, кто доставит его живым или мертвым, будет пожалована награда в пять тысяч паунсов!

Третьим указом Дарианна объявила о роспуске Совета магов. Волшебникам предписывалось покинуть здание Совета и явиться во дворец. Вот так, одним махом, принцесса… простите, теперь уже императрица, обезглавила оппозицию.

– Указ четвертый! – заверещал Вадиус. – Мы, императрица империи Галатон, повелительница присоединенных малых земель, милостью своей повелеваем: должность Верховного мага Совета вручить лорду Сайваару, герцогу Марслейн. Вступить в свои права герцог должен немедленно!

Ожидая окончания церемонии, которая уже утомила меня своим шумом и помпезностью, я слушал вполуха. Какой-такой герцог Марслейн? Ведь мой дядюшка был последним из рода… Лорд Сайваар… что?!!

– Что-что… поздравляю, дорогой герцог, – саркастически промурлыкал в сознании Артфаал. – Теперь вы не только достойный продолжатель рода Марслейн, а еще и наследник традиций Вериллия Фламиера…

– Вы где? – я озирался, ища поддержки в лице, то есть в морде лорда Феррли.

– Я снаружи, – ответил демон, – у вас там слишком сильные защитные чары. Почтенный мастер приоткрыл для меня небольшую брешь в защите, чтобы я смог кое-что вам пояснить. А то ведь знаю я вас, герцог: не поймете ничего и наворотите дел.

– Да почему герцог, Луга ради?!

– Вы же слышали: первым указом наша очаровательная монархиня даровала бастардам право наследования титула и имущества. А дядюшка ваш – родной, я имею в виду – благодаря своевременному вмешательству дядюшки приемного все свое состояние и титул завещал вам.

– Погодите… так Дарианна только из-за этого отменила закон о бастардах?

– Нет, – хихикнул зловредный демон, – еще из-за того, что бастард не может быть Верховным магом. Да и эльфийский ублюдок не имеет права занимать государственный пост.

– Лютый? А его-то куда?…

– О, на братца вашего, как, впрочем, и на всех ваших товарищей, у ее величества большие виды! А теперь наслаждайтесь, любезный герцог! Вот уже и одеяние ваше принесли…

Голос Артфаала становился все тише и наконец совсем растаял в воздухе. А я неприязненно воззрился на двоих придворных магов, которые медленно поднимались по ступеням, неся в руках белоснежную мантию главы Совета. Волшебники остановились на верхней ступени и замерли в ожидании.

– Ступайте, ваша светлость, – мысленно обратился ко мне Копыл.

– Почему не вы? – быстро задал я вопрос, мучивший меня со вчерашнего вечера.

– Такова воля ее величества. Вы – народный герой, любимец галатцев. Я же назначен советником императрицы и главным секретарем Совета. Не волнуйтесь, ваша светлость, – успокаивающе добавил Вадиус, – я буду рядом и помогу вам. Ступайте.

– Ступай, Рик, – еле слышно прошептала Дарианна. – Ступай…

– Ступайте, дорогой друг, – донеслась мыслеречь Артфаала. – Что уж теперь? Ступайте…

– Рик! Рик! Наш Рик! – восторженно кричал народ.

– Его высокомагичеству лорду Сайваару – ура! – вопили гвардейцы.

И маги почтительно улыбались, держа передо мной белое одеяние. Белое, как снег, белое, как бешенство, белое, как моя ненависть. Символом неправедного суда, преступлений, подлости и предательства – вот чем была для меня эта мантия. Я уже сожалел, что пошел на поводу у своей любви и согласился принять эту сомнительную честь. Пойти по стопам человека, совершившего страшные злодеяния? Стать убийцей в белых одеждах? Плести интриги? Или… использовать высокий пост во благо? Сумею ли? Власть – грязная штука, в какие бы одежды она ни рядилась. Все во мне противилось этому шагу. Все восставало при одной мысли о том, что придется прикоснуться к этому сияющему свежей чистотой полотну. Душа корчилась от омерзения, а тело уже подалось вперед, чтобы сбежать с этого помоста и уйти, уйти как можно дальше. Я не хотел! Я не хотел становиться Верховным магом империи! А потом случилось… нечто. Радостные вопли народа, приветствующего меня едва ли не с большим энтузиазмом, чем только что – императрицу, слились в единый гул. Всеобщее ожидание больше не трогало душу. Все вокруг как-то обесцветилось, растворилось, поплыло… пришло странное безразличие. Больше не было ни совести, ни чести, ни радости, ни грусти. Человеческие чувства исчезли, уступив место твердому осознанию: я должен. Я почему-то должен это сделать. Не ради любви к Дарианне и не для того, чтобы стать великим политиком. И даже не во имя своего народа. Но я надену эту мантию, потому что Галатон – на грани уничтожения. И удержать его на этой грани, не дать рухнуть в пропасть могу только я. Так надо. Кому? Ответа на этот вопрос я не знал. Знал лишь, что буду содействовать принцессе. И отныне мои поступки будут подчиняться не велениям сердца или общепринятой морали. Нет. Я буду действовать во имя высшей справедливости…

Я сделал шаг вперед и позволил магам облачить меня в белые одежды…

Потом вернулась привычная картина мира, а вместе с ней – неприятный осадок, недовольство своим новым положением. Копыл зачитывал последний указ, в котором речь вроде бы шла то ли о трауре по императору и его наследнику, то ли о праздновании дня коронации, то ли о совмещении того и другого – я не слушал. Потом, наконец, все закончилось, и окончательно я пришел в себя уже во дворце, за обеденным столом. Кроме меня, Дарианны и Вадиуса присутствовали дядюшка Ге, Лютый, мастер Триммлер, Грациус и Дживайн.

– Я не стала устраивать пышного торжества, – шепотом пояснила мне императрица, – это оскорбило бы память отца и брата.

Девушка была бледна и выглядела утомленной. Но она пыталась справляться со своим горем, старалась быть любезной с гостями и даже произнесла тост, в котором благодарила своих соратников. Когда обед подходил к концу, в дверь зала незаметно проскользнул молодой дворцовый маг. Дарианна жестом подозвала юношу, тот склонился к ее уху и что-то прошептал.

– Спасибо, вы можете идти, – императрица стала еще бледнее. Она обвела взглядом своих гостей и ровным голосом произнесла: – Маги Совета отказались признать мое право на власть. Они проигнорировали предложение сдаться добровольно и покинуть здание Совета и заявили, что будут защищаться.

– Так, ваше величество, позвольте заметить, – крякнул дядя Ге, – у них и выхода-то нет. Вы же их казнить велите, так ведь?

– Если бы маги сразу выполнили мои требования, они могли бы надеяться на смягчение приговора, – нахмурилась Дарианна. – А теперь их судьба решена.

– Штурмовать будем?! – воинственно вопросил мастер Триммлер.

– Может быть, разумнее взять в осаду, – предложил Лютый. – Выставить по периметру усиленную охрану. И пусть сидят себе на здоровье. Проголодаются – сами выйдут.

– Ни в коем случае! – воскликнул Копыл. – Там сейчас двадцать пять магов высших степеней. Из них восемь магистров. А еще помощники, секретари и обслуга, тоже не лишенные способностей к волшебству. Общее число – около пятидесяти. Вы уверены, что они будут покорно сидеть под охраной и ждать, когда в здании закончится еда? Да это все равно, что поставить посреди Виндора чумную лечебницу и надеяться, что все обойдется! Такие могущественные чародеи способны, к примеру, вместе создать порчу огромной силы и наслать ее на столицу. Или с крыши Совета поливать город разрушительными заклятиями. А еще в здании имеется выход к секретным лабораториям университета. Правда, по распоряжению ее величества там установлена дополнительная магическая защита и охрана увеличена вчетверо. Но даже это не гарантирует полной безопасности. Вот его высокомагичеству удалось же туда проникнуть! Вы представляете, что они могут натворить? Конечно, когда-нибудь магов обезвредят, но сколько бед они принесут!

– Хорошо, допустим, – согласился Ом. – Только вот я понять не могу: зачем они тогда заперлись в здании? Ведь понимают же, что, несмотря на все свои силы, они обречены. Логичнее было бы сделать попытку прорваться через стражу и выбраться из города.

– Полагаю, они до последнего момента надеялись на помощь Вериллия, – пожал плечами Вадиус. – Возможно, даже сейчас еще надеются. А еще вернее, просто боятся ослушаться его приказа. Нельзя недооценивать степень влияния этого человека. Его прислужники согласны скорее умереть, чем прогневать своего господина.

– Хорошо, кабы так, – дядя Ге внес в разговор нотку здорового скептицизма. – А то ведь могли и задумать пакость какую-нибудь.

– Тогда тем более медлить нельзя, – сказала Дарианна.

До поздней ночи мы разрабатывали план штурма Дома Совета, склонившись над чертежом, который набрасывал Копыл. Старый волшебник, проведший в здании много лет, знал его очень хорошо. Но даже ему не были известны все потайные места и секреты этого удивительного здания.

– Существует четыре степени защиты на шесть этажей, – объяснял Вадиус. – Первые четыре этажа занимает всякая мелочь вроде курьеров, секретарей и чиновников низкого ранга. Охранные заклинания там несложные. Кабинеты самых влиятельных волшебников расположены наверху, соответственно, и защита там более сильная. Исключением являются подвальные помещения – вотчина Вериллия. Туда проникнуть невозможно. Утешает, что члены Совета тоже не сумеют попасть в святая святых. Иначе выковырять их оттуда было бы весьма затруднительно. Я знаком с основными принципами организации защиты. Но обо всех ловушках знал только Верховный. Да и Совет, несомненно, добавил волшбы. Так что действовать придется по обстоятельствам. – Копыл раздал всем связующие амулеты, – Из казенного резерва. Вот еще пауроний. – На стол легла капсула из Солнечного камня. – Но это только на самый крайний случай. Там столько магической энергии, что применение металла может поднять на воздух всю площадь Семи королей.

Мы подошли к Дому Совета в темный предрассветный час. Площадь Семи королей давно уже опустела: подгулявший народ разошелся, уборщики вымели мусор, унесли опорожненные бочки, стражники отвели перепивших горожан в Счастливое местечко для отрезвления. Лишь унылые фигуры охраняющих Совет имперских псов маячили во мраке.

В нашем отряде было двадцать бойцов. Конечно, все мои друзья отправились со мной: Дживайн и Грациус, Дрианн с Лиллой, дядя Ге, Копыл, Лютый. Правда, мастера Триммлера мы сначала брать не хотели, но гном настоял, ссылаясь на свою неуязвимость. Остальные – повстанцы, бывшие узники Счастливого местечка. Мы с Вадиусом отобрали сильнейших боевых магов. Среди них были три женщины: одна темная магесса – пышнотелая, среднего возраста и две молоденькие миловидные девушки – белокурая и черноволосая. Я до последнего сомневался, брать ли их на такое опасное предприятие, но девицы убедительно доказали свои способности к демонологии.

Пройдя через оцепление, мы остановились перед воротами, от которых бежала дорожка прямо к широкому крыльцу Дома Совета. Монументальное шестиэтажное здание из белоснежного, сияющего даже в темноте мрамора, возвышалось над нами, словно гигантский кладбищенский памятник. Плоскую крышу окружало призрачное свечение, похожее на нимб над головой А’нхелли.

– Как настроение, дорогой герцог? – вторглась в мое сознание мыслеречь лорда Феррли, который в кошачьем обличье гордо восседал на ограде.

– Вы с нами?

– Луг с вами, дорогой лорд Сайваар! Кто же пустит демона в святая святых человеческой магии? Там даже камни дома пропитаны чарами, отражающими мрак. Я так, провожу вас, пожелаю удачи… А надо сказать, вам очень идет ваша новая одежда!

– Не издевайтесь, – пробормотал я, стараясь сосредоточиться на предстоящем бое, – сам не знаю, как меня угораздило…

– Да подумаешь, непосильная загадка! – фыркнул демон. – Все вы знаете. Только признать не хотите.

В это время Копыл толкнул створки ворот, которые послушно распахнулись, явив взгляду пустой двор. Правильно, а чего запираться, когда под каждой плитой смертельная ловушка? Вадиус присел на корточки и положил ладони на первую плиту.

– Так… так… где это было? Вот!

Раздался легкий щелчок, из щелей между камнями вырвались короткие языки зеленоватого пламени и тут же спрятались обратно.

– Дыхание демона, – неизвестно кому пояснил Дживайн, – если такое мощное заклятие охраняет двор, что же будет внутри здания?

– Что угодно, – сквозь зубы процедил Вадиус, осторожно продвигаясь на середину двора. – Это еще не все. Оставайтесь пока за воротами.

– Сверху! – заорал Грациус, выбрасывая руку вперед.

Из окон вылетели заостренные на концах ледяные стрелы и устремились к Копылу. Маги Совета предприняли первую атаку. Вовремя выставленная Грациусом защита не сумела, однако, полностью остановить их смертоносный полет. Стрелы лишь слегка замедлились, проходя сквозь щит, но это дало Вадиусу возможность окружить себя кольцом магического огня, в котором лед растаял и поднялся к небу облачком безобидного пара. Рассвирепев, Копыл шарахнул по двору целой чередой разнообразных заклятий. В результате пораскрывались все ямы-ловушки, каждая из которых имела собственную неповторимую начинку.

– Вроде бы основная защита дезактивирована, – с сомнением проговорил Вадиус и неожиданно, опустив голову, еле слышно прошептал: – В последний раз предлагаю сдаться и выйти из здания без боя!

Ответом был падающий из окон третьего этажа поток жидкого пламени, который мы встретили мощным Темным зонтом.

– Ясно, – недобро усмехнулся Копыл, – подслушивающие артефакты работают отлично, как и магические экраны на окнах. Входите, но щиты не снимайте и не приближайтесь к крыльцу.

Дальше мы объяснялись исключительно с помощью мыслеречи, которую Дживайн выразительными жестами переводил для мастера Триммлера.

Вадиус с Грациусом принялись колдовать над дверью. Копыл неплохо был осведомлен о ее устройстве, а жизнерадостный волшебник ловко управлялся с магической отмычкой, так что вскоре защита была снята. Все это время мы держали над отрядом мощный щит, закрываясь от сыплющихся сверху заклятий.

– Ну, с Лугом! – выдохнул Вадиус, берясь за дверную ручку.

– Здесь я вынужден вас покинуть, герцог – сообщил Артфаал, испаряясь. – Слишком много чар, направленных против темных сил. Но, видимо, местные маги не чуждаются нашей волшбы, потому источники не перекрыты. Так что буду наблюдать из мрака и служить вам оттуда.

Лютый быстро расставил магов вдоль стен по обе стороны двери, чтобы их не достала вырвавшаяся из здания волшба. Копыл проверил крепость щитов, дернул дверь на себя и тут же свалился на крыльцо, вжимаясь в камень. Не зря. Навстречу ему двинулась стена огня. Пламя пролетело над головой волшебника и разбилось о щит. Вадиус приподнялся и махнул рукой, призывая следовать за ним. Он первым вбежал в большой квадратный холл и заметался вдоль стен, нажимая на крошечные, одному ему видимые выступы.

– Большую часть артефактов, гасящих постороннюю магию, я нейтрализовал! – выкрикнул он. – Но есть еще скрытые! Так что держитесь от стен подальше, и тогда сумеете использовать свои чары!

Огромный холл первого этажа мы преодолели легко. Как и говорил Вадиус, здесь защита состояла из обычных боевых заклинаний. Вокруг нас летали огненные шары и молнии, воздух сгущался и пытался нанести удары, под ногами проваливался пол – в общем, ничего необычного. С лестницей вышло чуть сложнее.

– Что-то не нравится мне эта дорожка, – сказал дядя Ге, подходя к первой ступеньке, – больно уж все просто!

Он достал из кармана измятый и не очень чистый носовой платок, скрутил его в комочек, немного подержал в руках, зачем-то подышал на него и бросил на середину широкой ковровой дорожки, гостеприимно раскинутой на лестнице. Алая поверхность вдруг словно поплыла, заволновалась, взметнулась густыми каплями и растворила кусочек ткани. На его месте лишь завился легкий дымок.

– Кровавая река, – удовлетворенно хмыкнул дядюшка, – хорошо подготовились чародеи…

Он сплел в воздухе сложный рисунок, распростер руки над краем дорожки, жидкость потянулась к его ладоням и остановилась в дайме от пальцев. Дядя Ге сделал своеобразный жест, какой обычно совершают мужчины, хвастаясь перед друзьями пышными бедрами своей любовницы – и вещество, повинуясь его движению, собралось в огромную круглую каплю. Шар невесомо парил в воздухе, колыхаясь и пульсируя.

– Разойдись, ребята, – спокойно сказал дядюшка и сильным толчком отправил громадный сгусток крови в полет.

Капля пересекла холл и ударилась в стену. Раздался треск, за ним звуки льющейся жидкости. В стене образовалась большая дыра. Лестница была обезврежена.

Подъем прошел относительно спокойно. Те же элементарные заклятия, которых, правда, было множество – только успевай поддерживать щиты. Маги Совета постарались и активировали все, чем было оснащено здание. Лестница закончилась огромной круглой площадкой, на которую выходило несколько дверей. Ее мы тоже преодолели без особых затруднений, разве что поток волшбы стал еще гуще.

Но как только я поставил ногу на следующую ступеньку, все вокруг изменилось. Лестница стала бесконечно длинной и крутой. Она простиралась настолько далеко, что конца ее просто не было видно. Казалось, она ведет прямиком в небо. Стены раздвинулись, изогнулись внутрь себя, как будто мы находились в полой сфере. Несмотря на то, что Вадиус всем рассказал заранее об искажениях пространства, я ощутил непонятный страх. Все вокруг выглядело странным, незнакомым. Следуя наставлениям Копыла, я постарался двигаться не спеша, размеренно, сохраняя дыхание ровным. Мы по прежнему шли след в след, но когда я оглянулся, мне показалось, что отряд находится как минимум в майле от меня. Мое тело вдруг стало неестественно легким, на какой-то момент даже возникло опасение, что я оторвусь от ступенек и взлечу. Я хотел было ухватиться за перила, но они вдруг отдалились на огромное расстояние. Сердце замерло, потом заколотилось с удвоенной силой, вызывая чувство эйфории. Проснулось желание бежать, бежать по этой чудесной, замечательной лестнице, паря в воздухе, подобно невесомому шарику из тех, которые украшают город на праздник Летнего ликования.

Не знаю, сколько времени ушло на этот нескончаемый подъем. Мне показалось, что много. Как только я начал привыкать к легкости, пространство вдруг резко сжалось, превращаясь в узкую кишку, через которую не протиснулся бы даже ребенок. На тело навалилась тяжесть, голова налилась чугунной болью. Сердце подскочило к горлу, мешая дышать. Воздух сделался густым, почти осязаемым. Я будто двигался по тоннелю, пробираясь сквозь толщу наполнявшей его воды. «Не паникуйте… держите дыхание…» – донеслась до меня еле слышная, растянутая мыслеречь Копыла. Я продолжал идти, с трудом переставляя каменно тяжелые ноги, и первым ступил на площадку третьего этажа. Лучше бы ее вообще не было! Здесь пространство мерно сжималось и разжималось, как огромное бьющееся сердце, то даря легкость, то придавливая к полу. Вскоре на третьем этаже собрался весь отряд. Бледные, с синюшными губами. У многих из носа текла кровь – защита, которую Вадиус характеризовал как несложную, все же работала. Две девушки – демонологи – были близки к обмороку. Дживайн, переломившись пополам, распрощался с содержимым желудка. Взглянув на него, еще несколько человек проделали то же самое. Лучше всех держался мастер Триммлер – могучий гномий организм справлялся даже с такими нагрузками. Когда пространство в очередной раз сжалось, один из магов – лысый полноватый мужчина средних лет – схватился за грудь и медленно опустился на пол. Склонившись над ним, дядя Ге пощупал пульс и грустно покачал головой.

– Очевидно, у него было от рождения слабое сердце, – мысленно произнес он.

Понимая, что медлить нельзя, иначе все мы скоро уляжемся рядом с погибшим, я начал подниматься к четвертому этажу. Здесь пространство вело себя совершенно неподобающим образом. Оно то карабкалось вверх, то обрушивалось вниз, совершало непонятные петли, раздувалось, съеживалось, искривлялось в разные стороны. Один раз даже перевернулось, создав странную иллюзию, будто мы идем по потолку.

Когда мы наконец оказались на площадке четвертого этажа, которая раскачивалась подобно палубе корабля, я согласен был на любые испытания, лишь бы это тошнотворное путешествие подошло к концу.

– Готовы, ваше высокомагичество? – мягко поинтересовался Копыл.

Впереди ждали комбинированные заклятия – третий уровень защиты. Помнится, Артфаал, обучая меня создавать такие чары, говорил, что далеко не у каждого волшебника хватает на них резерва. Плести-то я их научился, но вот обезвреживать – ни разу не приходилось. А именно это мне сейчас и предстояло. Все ловушки работали за счет магических предметов, встроенных в стены здания. Но если первые уровни защиты обеспечивались талисманами и обычными плетениями, создававшими элементарные чары, от которых можно было заслониться щитами, то здесь уже действовали древние артефакты. И волшба их была такой мощной, что никакие, даже самые сильные щиты, не смогли бы прикрывать отряд столько времени, сколько требовалось для перехода на следующий этаж. Слава Лугу, Вадиусу было известно расположение ловушек. План, нарисованный волшебником, я выучил наизусть, и сейчас он послушно всплыл в сознании. Почему дезактивировать артефакты должен был именно я? А кто еще сумел бы разглядеть их в толще каменной стены? Только изначальный. Впрочем, я сомневался, что мне это удастся. Таких сложных штук я ни разу не проделывал.

Стараясь не задумываться о том, что ждет меня в случае неудачи, я предпринял попытку сосредоточиться. С первого раза получилось не ахти. Волнообразное искажение пространства отвлекало и мешало концентрации сил. Вспомнились уроки Райла: «Отринь раздражение. Сделай глубокий вдох. Поверь в себя…» Знал бы этот деятель, до чего меня довели его наставления! Тем не менее, эти слова, прозвучавшие в разуме так отчетливо, будто изначальный стоял у меня за спиной, странным образом помогли. Все вокруг уравновесилось, колебания площадки больше не ощущались. Я был абсолютно спокоен. Теперь обращение ко Вселенной… Сознание ощутило ее холодное прикосновение. Пора.

Я поднял руку в знак того, что готов. Стоявшие позади дядя Ге и Вадиус тут же окутали меня Черным коконом. Это было оговорено заранее и делалось для того, чтобы я не тратил собственный резерв на защиту. Остальные маги закрылись Большим Темным зонтом. Я шагнул на первую ступеньку, и на меня тут же низверглась стена Темного огня. Волшба, порожденная артефактом невероятной силы, ревела, стараясь добраться до моего тела. Содрогаясь под напором всепоглощающего пламени, кокон еще плотнее облепил меня, но выстоял. Если бы речь шла о комбинированном заклятии, созданном одним, пусть даже очень сильным магом, защита не вызывала бы опасений. Считалось, что Черный кокон непроницаем для любого вида волшбы. Но энергия артефакта была просто чудовищна и способна пожрать что угодно. Времени было мало. Я шагал по ступенькам. Пятая… шестая… еще… еще… Ловушка была устроена на уровне десятой ступени, вмурована в стену под самым потолком. Я остановился. Кокон сковывал движения, но сейчас мне и не требовалась особая гибкость. Я поднял голову и уставился туда, где должен был находиться артефакт. Сначала из-за пелены кокона и бушующего огня не видно было даже самой стены. Но я упорно продолжал всматриваться в одну точку, не обращая внимания ни на рев пламени, ни на раскаляющийся, начинающий обжигать, кокон. Я слушал только голос Вселенной. И она влила силы в сознание, показала четкую картинку: один из камней сделался как будто прозрачным, открывая выдолбленную в нем нишу, в которой лежал оправленный в золото череп. Судя по вытянутой форме и рогообразным отросткам над глазницами, останки принадлежали не человеку, а демону. Артефакт опутывали энергетические нити, образовывающие сложное плетение. Самая толстая из них была угольно-черной, остальные – красными. Еще несколько мгновений – и я уловил логику схемы. Мое астральное тело плавно отделилось от физического и поднялось вверх. Теперь артефакт был прямо передо мной, преграда в виде стены куда-то исчезла. Я разорвал черную нить и выдернул ее. Плетение рассыпалось и истаяло. Вернувшись в свое тело, я обнаружил, что Темный огонь исчез, оставив после себя лишь выщербленный, изъеденный, словно кислотой, камень ступеней. В стенах зияли дыры, перила просто рассыпались в прах. Мундир, в котором я отправился на штурм Совета, прогорел на плечах, обнажая покрытую волдырями кожу.

– Слишком сильные заклятия, кокон не выдержал, – услышал я извиняющуюся мыслеречь Вадиуса.

– Погоди-ка, сынок, дай я обезболивающие чары наложу, – проговорил дядюшка Ге.

Я осторожно отстранил старика:

– Не время.

Нельзя было терять ни секунды. Я боялся отвлечься, потерять связь со Вселенной. Сосредоточился, снова поднял руку… Теперь защиту обеспечивали Дживайн с Грациусом, а пожилые маги отдыхали. На этот раз вокруг забили потоки Темной воды. Я действовал по той же схеме, но возиться пришлось гораздо дольше. Артефактов было два – один в потолке, другой – прямо в ступеньке. Вернувшись, увидел, что ожогов на мне прибавилось, к тому же оплавились волосы. Боль вгрызалась в плоть, терзала израненное тело, но сознание поддерживало меня, вело вслед за голосом Вселенной. Еще два артефакта – Темный воздух. Обезвреживая их, я чуть было не поплатился удушьем, несмотря на то, что Черный кокон подпитывали своей энергией уже четверо магов. Вернувшись в тело, долго кашлял, выплевывая из себя куски забившейся в гортань слизи. Ткань мундира разлезалась на куски, прилипала к воспаленным язвам, покрывавшим кожу. Хотелось лечь и сдохнуть. Но мы прошли уже целый пролет! И я, превозмогая боль, продолжал двигаться вперед…

Они были последними – три артефакта, создающие заклятие Темной земли. Все уложены рядом, в полу площадки пятого этажа. Стоя по колено в растекающейся все дальше черной жиже, я очень долго распутывал плетения. Когда наконец закончил, кокон истончился настолько, что, провозись я еще секунду – остался бы без ног. А так отделался только потерей сапог, да изъязвленными ступнями. Впереди лежала лестница, ведущая на последний, шестой этаж. Не имея сил ни говорить, ни пользоваться мыслеречью, я сделал отряду знак подняться на площадку. Первым ко мне подбежал дядя Ге и тут же принялся шептать заклинание, снимающее боль. Запасливый Дживайн достал из кармана пузырек с заживляющим зельем и стал обрабатывать раны.

– Конечно, сразу не излечит, но пленочкой затянет, – успокаивающе журчала его мыслеречь.

– Ваше высокомагичество, – обратился ко мне Вадиус, – то, что вы сделали…

Что именно я сделал, волшебник так и не успел сказать. Что-то загрохотало, в воздух взметнулось облако пыли, раздались испуганные крики, а чуть позже – отдаленный, удвоенный эхом звук падения.

– Мастер Триммлер, – мрачно произнес Лютый. – И еще парнишка, боевой маг.

Значит, это было не эхо. Погибли двое. Одна из ступенек, изъеденная Темной землей, не выдержала веса гнома и провалилась. Они шли замыкающими, никто не успел их подхватить. Грациус выругался. Молоденькая белокурая магесса жалобно всхлипнула. Два высоченных пролета…

– Мы все равно не сможем сейчас за ними вернуться, – сказал Вадиус. – Вынесем тела потом, когда все закончится.

Впереди ждала полная неизвестность. Как рассказывал Копыл, никто из магов Совета, кроме Вериллия, не знал, в чем заключается защита последнего этажа. Там располагался Рубиновый зал – самое роскошное помещение в здании. Его стены были инкрустированы тремя тысячами отборных рубинов, привезенных с Южного континента. Этот камень обладает свойством наполнять человека энергией. Здесь проводились все самые важные магические ритуалы. Круглая форма зала замыкала энергию волшебников и направляла ее в центр. Над помещением высилась Хрустальная обсерватория – купол из горного хрусталя особой магической огранки. Грани на нем расположены так, что снаружи купол не виден, а изнутри сквозь хрусталь можно наблюдать за движением небесных светил, не применяя увеличительные экраны. Судя по всему, чары, охраняющие эти уникальные сокровища, должны были быть предельно опасными. Вадиус так и не смог проникнуть в их тайну. В секретном хранилище библиотеки имелась схема расположения артефактов пятого этажа. Но волшебнику не удалось обнаружить никаких упоминаний об этаже шестом.

Проверка лестницы на предмет ловушек не дала никакого результата. Напрасно дядя Ге отобрал у всех платки и побросал их на ступени. Напрасно Лютый стрелял по ним из арбалета. Защита никак себя не проявляла.

– Может быть, и нет никаких чар? – предположил Грациус. – Понадеялись на то, что три степени никто не преодолеет, вот и поленились четвертую придумывать…

Даже в мыслеречи Вадиуса слышен был злобный взвизг:

– Не смейте так думать! Нельзя недооценивать врага!

– Так мы тут год простоим! – возразил Грациус.

Я тоже решил, что дальнейшие размышления бессмысленны. Накинул Черный кокон и встал на первую ступеньку, каждую секунду ожидая какого-нибудь чудовищного подвоха. Но ничего не произошло. Немного постояв, я сделал еще шаг. Снова ничего. Вслед за мной осторожно двинулся Лютый, потом Копыл, не устававший мысленно предупреждать о бдительности. За ними пошли остальные. Два пролета до шестого этажа не принесли никаких сюрпризов. Я остановился на последней ступеньке, не решаясь выйти на площадку. Проверка опять не дала никаких результатов. Сделав отряду знак повременить, я совершил последний шаг, отделявший меня от шестого этажа. Ответом была благостная тишина. Я осмотрелся. Затянутые шелком стены, пушистый эмиратский ковер на полу. Несколько мозаичных дверей. За самой нарядной, вероятно, и находился Рубиновый зал. Простенки украшала симпатичная лепнина – кошачьи морды, из глаз которых лился мягкий свет маленьких солнц – магических светильников. По логике вещей, чародеи должны были скрываться в одном из этих помещений. И скорее всего, именно в Рубиновом зале, дабы максимально усилить свои возможности. Я закрылся щитом и махнул рукой, показывая, как следует построиться, чтобы встретить врага во всеоружии. Каждый быстро занял свою позицию, и я приготовился было выбить дверь зала, как вдруг над головой раздалось тихое шипение. Светильники, спрятанные в лепнине, на мгновение погасли, затем вспыхнули с новой силой. Только теперь из кошачьих глаз ударили синие лучи – тонкие, словно разрезающие собой пространство. Они блуждали по площадке, как будто охотились за нами. Дядя Ге сотворил Большой Темный зонт, накрыв им весь отряд, но он не стал преградой для странного света. Синий луч коснулся моего лица. Я приготовился к боли, к тому, что волшба нанесет мне страшную рану, а может, даже убьет на месте… Ничего. Мне стало смешно. В груди защекотало, словно там трепетали крылышки веселых флори. Я огляделся. Дядя Ге, остолбенело уставившийся в одну точку, даже забывший о поддержке защиты. Схватившийся за голову Дживайн. Две хорошенькие магессы, вцепившиеся друг другу в волосы и выкрикивающие во всю глотку страшные проклятия. Молодой маг, упавший на колени и заливающийся слезами. Лютый, с мрачным недоумением взирающий на свой арбалет… До чего же они все забавные! Я громко расхохотался. Все вокруг было невероятно смешным: и ковер, и кошачьи морды, и двери, а самое главное – эти славные синие лучики!

Грациус улыбнулся мне, словно услышал отличную шутку, потом присоединился к веселью. Он подошел поближе, и мы повисли друг на друге, захлебываясь от истерического хохота, время от времени тыча пальцами в своих товарищей. Зрелая пышногрудая магесса подхватила Вадиуса и пустилась в пляс. Копыл со злобой оттолкнул ее и выкрикнул:

– Ментальные заклятия! Эта волшба рушит барьеры сознания!

Мы ответили ему новым взрывом хохота. Больше всего нас веселили некроманты. Дрианн и Лилла вытянули руки вперед, на их лицах застыло выражение злобы. Содрогаясь от смеха, я начал осознавать: Вадиус прав. Эти лучи разрушали ментальные барьеры, приводя нас в состояние безумия. Я силился собраться, успокоиться, но не мог. Еще немного – и некроманты, окончательно лишившись разума, начнут убивать своих же. По лицу Грациуса я видел: он тоже понял, что за штука с нами случилась. Хохот выбивал слезы из глаз, сводил живот болью. Я чувствовал, что теряю мысли, превращаюсь в идиота, но не в состоянии был прекратить это сумасшествие. Для того, чтобы ощутить силу изначального, требовалось сосредоточиться, но это-то у меня и не получалось! Танец магессы становился все более диким, разнузданным. Она подпрыгивала, кривлялась, совершала непристойные движения. Потом вдруг упала, забилась в конвульсиях и замерла. Громко закричал и заплакал Дживайн. Я понял, что действие артефактов не только доводит до безумия, но и уничтожает разум человека, убивает саму его сущность. И первыми гибнут те, чей дух слабее. Из всего отряда держался лишь один Копыл, но его движения сделались странно замедленными.

– Боритесь! – кричал он.

Я в ужасе наблюдал, как раскрылись двери, на площадку выбежали маги Совета и окружили нас. Лучи мирно обходили их, даже не пытаясь прикоснуться. Хохоча, я попытался сотворить хоть какую-нибудь волшбу, но не вспомнил ни одного плетения. Все произошло стремительно, слишком стремительно…

* * *

Полковнику Рою Локфасту не спалось. Мучимый неясной, невесть откуда взявшейся тревогой, он уже в который раз обходил с проверкой дозоры и патрули. Стояла мутная беззвездная ночь, согретая сырой предвесенней оттепелью. Над оттаивающей землей курился белый туман. Порывы слабого ветерка как-то бессильно перекатывали косматые клубы между редкими деревьями. То ли из-за этой неприятной, неуютной, тоскливой ночи, то ли в силу интуиции, свойственной опытным воинам, командир охранявшего границу Лесного края полка имперских волков испытывал странное предчувствие. Именно оно не дало полковнику уснуть, заставило надеть доспех, взять в руки щит, и вытолкнуло в ночь. Вокруг все было спокойно. Гарнизон спал. Лишь дозорные на сторожевых башнях всматривались вперед, в затянутую туманом черную стену эльфийского леса. «Демона лысого тут увидишь, – с неожиданной злобой подумал полковник Локфаст, – мало того, что клятый Аллирил опаснее любой крепости, так еще и туман этот. А человеческое зрение с эльфийским и сравнивать смешно! Самая подходящая ночка для вылазки белоглазых…» Он снова возблагодарил Луга за то, что его семья – жена и двое взрослых сыновей – находятся сейчас в тихом безопасном имении края Дождей, и тут же ощутил острую, как боль, тоску по родным людям.

Барон Локфаст – крепкий коренастый сорокалетний человек – был потомственным воином. Его отец, дед, прадед и еще несколько поколений Локфастов верно служили Галатону. Для семьи это было делом чести. Рой никогда не сомневался в своем предназначении. Посвятить себя защите своей страны – это ли не лучший, достойнейший жребий для настоящего мужчины? Ничто не могло изменить убеждений полковника, каждую минуту своей жизни он был готов вступить в бой и умереть во имя интересов империи. Но Рой Локфаст никогда не был глупым человеком. Он не мог не замечать странных событий, не мог не думать о них. Вот и сейчас, вслушиваясь в тихие звуки ночи, он размышлял над происходящим вокруг.

Гарнизонная крепость медленно, но верно разрушалась. Выстроенная более пятисот лет назад, еще до того как Ридриг Первый заключил с эльфами договор о ненападении, она с тех пор ни разу не подвергалась серьезному ремонту. Не зря крепость была названа Хаардейл, что на древнегалатском означает «твердыня». В старину строили на совесть: высота стен составляла около четверти фихта, а толщина – десяток локтей. Крепость тянулась вдоль границы на пять майлов, закрывая собой подступы к Лесному краю. На востоке от нее путь эльфам преграждали Орлиные горы, на западе – глубоководная река Серебрянка. Хаардейл имела прямоугольную форму. Над линией стен возвышались двенадцать башен. Две из них – северная и южная – были воротными, остальные – глухими. Широкие северные ворота выходили на Аллирил. Несмотря на то, что отношения между людьми и эльфами всегда были напряженными, строители Хаардейла не могли возвести на севере глухую стену. Ворота были необходимы, так как через Аллирил пролегал единственный тракт, по которому с гор Золотой цепи шли гномьи караваны с товарами для галатцев. Южные ворота открывали выход в имперские земли. Крепость считалась в народе неуязвимой, но полковник отнюдь не разделял такой точки зрения. Толстые стены некогда несокрушимой твердыни сейчас каждую весну весело расцветали легкомысленными розовыми цветочками: за пять веков принесенные ветром из Аллирила семена неведомых кустов пробили себе дорогу в щелях между камнями. Роя Локфаста эти неуставные растения страшно бесили, и он ежегодно отряжал нескольких солдат для искоренения эльфийской заразы. Но упорная зелень не сдавалась, и то тут, то там проклевывалась новыми побегами. Каменщиков для обслуживания крепости вечно не хватало. Крестьяне Лесного края не желали как следует трудиться за мизерное жалованье, положенное им государством. Продолжая числиться на довольствии, они больше занимались собственными огородами и хозяйством, чем починкой крепостных стен. Да и что они могли сделать с широкими трещинами, угрожающе змеившимися по камню? Здесь требовались опытные маги-созидатели. Полковник отправил в Виндор не меньше сотни служебных писем, в которых указывал на состояние крепости и просил прислать волшебников для ее починки. Пару раз присылали, конечно, но настолько молодых и неумелых, что толку от них не было. Недоучки латали прорехи, но спустя год разрушения снова давали о себе знать. То же можно было сказать и о боевых магах, присланных в гарнизон сразу после университета. Они ничего не знали и не умели. В полку служили два немолодых, матерых чародея. Им-то и приходилось заниматься обучением молодняка. Но получив столь необходимые уроки боевого волшебства и отслужив положенное по контракту время, юноши предпочитали оставить Хаардейл. Они возвращались в большие города, нанимались в охрану к богатым людям либо открывали собственные лавки. А про некоторых, самых талантливых, ходили даже слухи, что они подались в кайлары. В полку же все начиналось сначала: молодое пополнение, обучение, уход… Сейчас в крепости было одиннадцать магов: десять ротных и полковой – капитан.

Если во время правления Ридрига Второго делалось хоть что-то, то с болезнью императора про Лесной край как будто все забыли. Рой подозревал, что средства на содержание гарнизона все же выделялись, но все они оседали в бездонных карманах многочисленных чиновников. При воспоминании о чиновниках полковник сморщился, будто от зубной боли: «Воруют, м-мать их…» В последнее время солдатам задерживали жалование, с продовольствием тоже было плохо: на трактах шалили разбойники, грабившие обозы. Среди воинов крепло глухое недовольство. Они не понимали, чего ради должны служить в этой Лугом забытой дыре, не получая денег, вдали от семей. Половина солдат наверняка разбежалась бы, если бы не принятые полковником меры. Барон Локфаст объявил, что будет поступать с дезертирами по закону военного времени. Он и впрямь лично повесил троих на крепостной стене, после чего остальным воинам пришлось смириться и с безденежьем, и с неустроенностью, и продолжать тянуть служебную лямку. Недаром за смертельную хватку, упорство и бесконечную преданность империи полковника называли за глаза Псом Локфастом. А иногда Бешеным Псом. Он знал только одну цель: несмотря ни на что, граница империи должна быть защищена.

И вот сейчас, повинуясь звучащему в душе тонкому голоску беспокойства, твердившему об опасности, командир полка призрачным стражем шагал в темноте по выщербленному камню старой мостовой. И только его острая интуиция предотвратила немедленную гибель всего гарнизона. Обогнув донжон и двинувшись к своему жилищу в надежде хоть немного поспать, барон Локфаст увидел или скорее почувствовал быструю тень, мелькнувшую в узком проходе между зданиями. Кто-то, прячась и прижимаясь к стенам, двигался по гарнизону так бесшумно, как это могут только… эльфы. Устремившись туда, где исчез тонкий силуэт, полковник увидел, как с крепостной стены соскользнула еще одна тень.

– Тревога! – во все горло заорал полковник.

Обнажив меч, он ринулся к северным воротам, срывая с шеи оповещающий амулет. На мостовой лежали тела патрульных – у каждого было перерезано горло. В сторожевых башнях замерли пронзенные стрелами часовые и дежурный маг. Отзываясь на эманации оповещающего амулета, мрачно загудел колокол. Рой настиг эльфов у самых ворот. Их было четверо, и они успели расправиться с двумя охранниками. Оставшиеся двое, прижавшись спиной к створкам ворот, держали оборону. Чуткий слух первозданных издали уловил приближение человека, и полковника встретили сразу два меча. Первый удар он отразил клинком, второй – принял на щит, оттягивая его на себя. Меч белоглазого слишком глубоко вошел в щит, эльфу пришлось отскочить назад, высвобождая клинок резким поворотом. Паурониевая сталь развалила щит пополам. Полковник отбросил бесполезный обломок и выхватил дагу. Ловкие эльфы закружили вокруг коренастого барона, словно дикие лесные коты, нападающие на разозленного пса. Несмотря на то, что Рой был искусным мечником, ему приходилось тяжело. Противники навязывали человеку бешеный темп, прекрасно понимая, что он вскоре раскроется. Их клинки превратились в два убийственных сияющих вихря. Но у первозданных было слишком мало времени: по мостовой загремели сапоги поднятых по тревоге солдат. В воздухе просвистел арбалетный болт. Эльфийский охранный амулет отклонил его, и болт лишь вскользь чиркнул по шлему одного из первозданных. Но полковнику хватило и секундного замешательства противника. Когда эльф невольно отпрянул от выстрела, барон Локфаст расправился со вторым белоглазым. Эльф атаковал, полковник сделал небольшой шаг вправо и пропустил клинок врага мимо себя. На какое-то мгновение противник открылся, оказавшись вполоборота к барону. Тот стремительно прыгнул вперед и дагой пронзил врагу горло. Ноги первозданного подкосились, но, прежде чем он успел рухнуть на мостовую, полковник закрылся его агонизирующим телом, словно щитом, заслонившись от прямого удара первого эльфа. Клинок, нацеленный в спину Роя, пробил насквозь не защищенного даже кольчугой, уже мертвого первозданного – ради легкости передвижения и тишины лазутчики пожертвовали своей безопасностью. Полковник отпрянул и ногой оттолкнул от себя мертвеца, еще глубже насаживая его на меч товарища, одновременно выдергивая дагу из его горла. Добивать противника не пришлось, это сделали подбежавшие солдаты. А барон устремился к воротам, где эльфы расправились с последним охранником. Первозданные сражались с отчаянной решимостью загнанных в ловушку зверей. Но их сопротивление быстро захлебнулось: даже эльфийские воины, взращенные на сотнях лет тренировок, не смогли бы отражать атаки сразу десятка мечников. Это был не бой, а избиение – их просто изрубили клинками.

Но интуиция Роя продолжала трубить об опасности. Отдав приказ обыскать территорию крепости, он двинулся между строениями. Полковник и сам не мог бы объяснить это странное чувство, но был уверен: где-то прячется еще один лазутчик. Поэтому он ничуть не удивился, когда увидел темную фигуру, склонившуюся под стеной донжона. Рой ринулся в атаку. Схватка была короткой. Вскоре первозданный упал с пронзенной грудью, а полковник, ведомый все тем же предчувствием, принялся осматривать стену в том месте, перед которым застал эльфа. Не обнаружив ничего подозрительного, присел на корточки, разглядывая мостовую, и вскоре нашел искомое. В щели между камнями что-то шевелилось. Мгновение спустя камни раздались в стороны, и вверх выстрелил тонкий, прямой как стрела, побег какого-то растения. Оно увеличивалось на глазах, расправляя узкие мясистые листья, выпуская ветви, похожие на крючочки, которые ловко цеплялись за стену донжона. Гибкий стебель полз вверх. Недолго думая, Рой позвал Арденна Рокиса, полкового мага.

– Какое-то дерьмовое эльфийское колдовство, – сказал тот, с интересом разглядывая растение, высота которого уже достигла человеческого роста.

В это время на конце стебля образовался крупный бутон и на глазах стал наливаться нехорошей чернотой.

– Поимей меня Хайнира, не стоит дальше ждать, – произнес маг, подпаливая жутковатый цветок у самого корня. – Не зря же они лезли сюда именно ради того, чтобы посадить эту заразу. Уверен, ее пыльца или семена несут в себе смертельный яд. Скорее всего, гниды белоглазые надеялись, что мы уже не проснемся после этой ночи…

– Не проще ли было зашвырнуть семена через стену? Или с птицами отправить? Ушастые же это умеют…

– А бездна знает, – пожал плечами Арденн, – скорее всего там дело в этой их вонючей волшебной земельке. Надо было сначала ее насыпать. Клятые птицы такого не сумеют. Сейчас принесу разъедающее зелье, от греха залью его между камней.

– Обыскать каждый дайм крепости! – приказал Рой Локфаст.

После тщательного осмотра нашли еще два таких же растения, подползавших к бойницам донжонов. Черные бутоны начинали раскрываться, источая гнилостный сладковатый аромат. Расправившись с опасными цветами, маг по приказу полковника отправился на стену. Обнаружив, что попытка тихого захвата крепости провалилась, эльфы могли пойти в наступление в любую минуту.

Следом за волшебником, Рой поднялся на воротную башню. На стене уже стояли его воины. Не зря барон изводил волков бесконечными учениями и тренировками, объявляя учебные тревоги и ночные побудки. Быстро и организованно каждое подразделение заняло свою позицию. Основные силы были сосредоточены перед северными воротами. В первом ряду стояли пикинеры в броне, второй и третий ряд – арбалетчики. Каждый лаз под галереей охраняло по десятку солдат. Маги разделились поровну: половина из них осталась возле главных ворот, другая поднялась на стену, рассредоточившись на равных расстояниях. Капитан Арденн Рокис, полковой маг и лучший друг Роя, успевший активировать защитные артефакты, встроенные в крепостную стену, всматривался в магический увеличительный экран воротной башни и сквозь зубы поминал всех демонов мрака. Арденн всегда любил сквернословить, а сейчас делал это особенно талантливо и упоенно. Увидев полковника, он подвинулся, освобождая место возле экрана. Сквозь волшебное стекло смутно виднелись ряды эльфов, стоявшие у самой кромки Аллирила. Рокис молча указал направо. В десятке локтей от башни крепостная стена ощетинилась тонкими, еле заметными плетями молодых побегов, явно выращенных с помощью магии. Именно по ним и взобрались эльфийские лазутчики. Полковник не стал уточнять у волшебника, почему никто не заметил чар белоглазых и их появления на стене. Он прекрасно понимал, что эльфийская магия так же закрыта, непостижима и недоступна для людей, как небо – для обитателей моря.

– Сколько времени продержится защита? – спросил он.

– Двое суток, – мрачно ответил Арденн. – При условии, что клятые твари не найдут способ ее разрушить.

Двое суток… Это давало Рою некоторую надежду. Был шанс продержаться до прибытия подкрепления. Он вытянул из-под рубахи связующий амулет, прошептал слово активации и попытался вызвать командующего штабом имперской армии. Ответа не последовало. Снова и снова полковник взывал к амулету, но тот безмолвствовал, словно утратив магию и превратившись в обычный кусок черного дерева. Наконец барон вернул вещицу на место и приказал отправить в Виндор гонца. Рассчитывать больше не на кого. Можно надеяться только на себя. Граница империи должна быть защищена.

Полковник снова всмотрелся в увеличивающий экран. Несмотря на то, что магическое стекло придавало способность ночного видения, картинка была расплывчатой и нечеткой. Клубы тумана мешали как следует рассмотреть эльфийское войско. Но в одном Рой Локфаст мог поклясться: у первозданных не было ни осадных орудий, ни пушек. Это не внушило ему оптимизма. Отсутствие каких бы то ни было приспособлений означало лишь то, что главным оружием эльфов являлись могущественные маги. Полковник предпочел бы иметь дело с обычной осадой или штурмом, чем с неведомой волшбой белоглазых. Видимо, капитан Рокис считал так же. Бормоча себе под нос ругательства, он то ли разминал пальцы перед магическим боем, то ли уже плел какое-то заклятие. Эльфы стали медленно приближаться к крепости. Полковник кинул на Арденна вопросительный взгляд. Тот сразу понял:

– Сам знаешь, из ротных магов мы с Эдвином успели троих обучить. Остальные – зелень, так, на одно серьезное заклятие. Да и то одного белоглазые порешили. Ну, с Лугом…

С этими словами полковой чародей выбрался из башни. Вскоре его долговязая фигура показалась на стене: капитан проверял состояние защитного слоя, отдавал последние распоряжения магам.

Эльфы шли несколькими цепями. Впереди двигались около десяти не вооруженных луками первозданных – маги.

– Пушки заряжай! – крикнул полковник.

Его приказ эхом повторили капралы. Солдаты загрузили тяжелые ядра в хуфницы, которых на каждой башне было установлено по три, и замерли в ожидании следующего приказа.

– Маги, свет!

Со стены на равных расстояниях друг от друга взвились в воздух пять крохотных огоньков. Поднимаясь вверх, они постепенно расцветали яркими звездами, осветившими подступы к замку, приближающееся войско и угрожающую стену Аллирила за спинами эльфов.

– Пли!

Оглушительно рявкнули пушки, окутав башни черным вонючим дымом. Когда едкое облако рассеялось, Рой взглянул в увеличительный экран. Строй эльфов сломался, но больше никакого видимого воздействия залп не произвел. Ни убитых, ни раненых на взрытой ядрами земле видно не было. Эльфийские маги хорошо позаботились о защите своего войска. В ответ к крепости устремилась туча стрел. Все они, натолкнувшись на генерируемый артефактами щит, не долетев до людей, попадали в ров.

– Пушки перезаряжай!.. Маги, свет!.. Пли!..

Ядра, долетев до строя эльфов, падали, взметая вверх столбы земли, но чудесным образом не задевали ни одного белоглазого. «Бесполезно, – понял полковник, – слишком мощная защита».

– Маги, к бою!

– Огненной стрелой… прицельно… пли! – донесся до Роя голос капитана Рокиса.

Идущие во главе эльфийского войска фигуры вскинули руки в протестующем жесте, и выпущенные человеческими волшебниками заклятия повернули назад, яркими росчерками ударив в сторону крепости. Защита выдержала.

– Поцелуй саламандры… пли! – заорал Арденн.

«Незаконная волшба, десяток лет тюрьмы, – усмехнулся он про себя, – да только в Галатоне уже никто не узнает. А жаль…»

Волна напитанных силой мрака заклятий устремилась к врагу, чтобы сжечь, уничтожить, испепелить дотла. В какой-то момент Арденну показалось, что заклятие достигнет своей цели. Но длинные, гибкие плети, похожие на змей, вырвались из-под земли навстречу чарам и поглотили их без остатка. Полковой маг виртуозно помянул матушку Брижитту.

Вдруг первозданные остановились. Войско разделилось на две части, которые расступились в стороны, оставив посредине только магов. Полковник насчитал десятерых. Волшебники, такие беззащитные на вид, встали в ряд и повернулись спиной к крепости. Остальное войско медленно двинулось вперед, оставив своих магов творить неизвестную волшбу.

– Свет! «Скорпионы» к бою! Пли! – взревел Рой, понимая, что если и есть шанс достать белоглазых, то это именно он. – Маги! Давай!.. Пушки заряжай!.. Пли! Не спать, мраковы дети!

Шестизарядные «скорпионы», установленные на стене, дали залп. Одновременно капитан Рокис и еще двое чародеев атаковали врага Лунным саваном. Оставшиеся два волшебника, неискушенные в тонкостях темной магии, осыпали первозданных заклятиями Ледяного меча. Эльфийские маги, направив все силы и внимание на создание каких-то неведомых чар, о действии которых Рой предпочитал не думать, оставили свое войско без щита. В гаснущем свете видно было, как упали около десяти лучников, пронзенных острыми пиками льда. Лунный саван был гораздо смертоноснее: зловеще поблескивающие полупрозрачные покрывала опускались на головы эльфов, захватывая сразу нескольких, плотно окутывали их тела и сжимались, прилипали к коже, не давая доступа воздуху. Эти чары стоили жизни сразу паре десятков первозданных. Ночь взорвалась ликующими воплями защитников крепости. Маги снова сплетали заклятия. «Скорпионы» лупили по врагу болтами, внося панику и сея гибель. Хуфницы грохотали, окутываясь дымом и изрыгая ядра, которые вновь обрели свою убийственную силу. Люди, обретшие надежду, выполняли приказы азартно, встречая каждый удачный выстрел криками радости. И только барон Локфаст все больше хмурился, покусывая длинный ус: ни ядра, ни болты, ни заклятия не задевали эльфийских магов. Да и многие воины белоглазых были странно неуязвимы: невзирая на убийственный град, они упорно продвигались вперед, защищенные сильнейшими амулетами.

Вдруг что-то изменилось. Волшебники первозданных одновременно резко развернулись лицом к крепости, вытянув перед собой руки ладонями вперед так, словно предлагали людям убедиться в дружелюбности своих намерений. Один из них, стоявший прямо напротив воротной башни, высоко поднял какой-то маленький предмет, излучающий зеленое сияние. Грохот пушек как будто отдалился, сделался глуше, уступая приближающемуся пронзительному визгу.

– Маги, в защиту! – выкрикнул Арденн, сплетая заклинание.

Стену накрыл дополнительный Воздушный щит. В тот же миг визг сделался невыносимым, в него вплетался оглушительный треск и раздирающий душу скрежет. Это рвалась защита крепости. Барон Локфаст не отрывал глаз от магического экрана. Войско белоглазых ринулось в стороны, уступая дорогу чему-то еще невидимому, но – Рой чувствовал это нутром – неотвратимому и смертельно опасному. Эльфийские маги упали, распластавшись на земле. Капитан Рокис, в очередной раз смачно выругавшись, сделал магам какой-то знак и торопливо покинул стену. В тот же миг полковник увидел то, что с невероятной скоростью неслось к Хаардейлу со стороны Аллирила. Огромная стрела, летевшая так быстро, что в воздухе оставалась черная полоса ее пути, ударилась о крепостные ворота и отскочила назад. Северная башня содрогнулась. Посмотрев на ворота, Рой понял: то, что он принял за стрелу, на самом деле – ствол какого-то дерева. Толстый – в несколько локтей в обхвате – он должен был насквозь проломить ворота, лишенные защиты артефактов. Но створки чудом устояли.

Тем временем капитан Рокис – творец этого самого чуда – тяжело дыша и утирая капающую из носа кровь, пытался восстановить силы, потраченные на сопротивление эльфийским чарам. На стене четверо магов удерживали Воздушный щит. Остальные, с Арденном во главе, защищали ворота. На этот раз им удалось. Но волшебники поплатились за чудовищное напряжение частью своих магических резервов и жизненных сил. Эльфийская магия разрушала не только ворота, но и человеческие тела. Хрустальный звон, настолько тихий, что воспринимался скорее на уровне подсознания, возвестил капитану: над Хаардейлом снова сомкнулось спасительное действие защитных чар. Даже всей мощи первозданных не хватило, чтобы полностью уничтожить щит крепости. Эльфы сумели только временно его нарушить с помощью какого-то невероятно сильного магического предмета, создающего помехи в работе крепостных артефактов, и воспользовались моментом для нанесения удара. «Сколько таких атак они еще способны предпринять? – спросил себя Арденн, прислонившись к воротам и жадно глотая сырой воздух. – И главное, сколько мы сумеем выдержать?» Уничтожение ворот означало нарушение целостности крепости. А в этом случае артефакты переставали работать.

На башнях бухали пушки, щелкали спусковые устройства «скорпионов» и орал полковник Локфаст. К Арденну подбежал перепуганный молоденький солдат.

– Ваше магичество…

– Короче! – оборвал его волшебник.

– Белоглазые готовят новую атаку на ворота.

Лейтенант Рокис кивнул и отпрянул от створок, приказав магам:

– В защиту!

Шесть человек шептали слова защитного заклинания. Шесть пар рук протянулись к воротам, словно умоляя их о пощаде, шесть потоков силы слились в один, укрепляя створки, напитывая их твердостью, заставляя сопротивляться неотвратимо приближавшейся враждебной волшбе. Уже знакомые отвратительные звуки возвестили о распаде чар артефактов. Новый страшный удар сотряс воротную башню. И на этот раз ворота устояли. Арденн почувствовал себя так, словно таран бил не по створкам, а по его собственной груди. Голова кружилась, ноги подкашивались. Усилием воли отринув дурноту, маг оглядел своих товарищей. Они выглядели изможденными, будто сопротивление эльфийским чарам выпило из них жизнь, состарив на добрый десяток лет… Хрустальный звон. Визг. Скрежет.

– В защиту! – прохрипел капитан, поднимая руки.

Удар. Звон. И все снова. Снова. Снова. Атаки следовали одна за другой, не давая опомниться, прийти в себя, набраться сил. В какую-то секунду Арденну показалось, что мир вокруг уплывает, теряет краски. Он поднял голову к небу. Над Хаардейлом вставал белесый рассвет. «Надо же, – как-то безразлично подумал лейтенант, – как быстро…»

Еще удар. Грохот. Боль. Рот наполнился кровью. Один из магов, поскуливая, присел на корточки, обхватив голову руками и покачиваясь, будто в молитве. Из ушей его на кольчугу стекали красные струйки. С трудом доковыляв до него, Арденн ткнул волшебника носком сапога. Сплюнул соленую жижу, каркнул:

– Встать! Все в защиту, демона вам в зад!

Подыхать, так не зря. Он, как и полковник Локфаст, был убежден: граница империи должна быть защищена.

На стене надрывался Рой:

– Заряжай!.. Пли!..

Оставшиеся наверху волшебники могли только поддерживать над воинами щит в моменты, когда крепостные артефакты переставали действовать. На то, чтобы атаковать эльфов, у них не хватало ни времени, ни сил. Между тем войско первозданных приблизилось на расстояние фихта. Теперь их маги разделились. Одни продолжали взывать к Аллирилу, отправляя в ворота таран за тараном, другие ударили по стоявшим на стене людям. Когда защита Хаардейла в очередной раз дала сбой, один из эльфийских чародеев отправил в людей сгусток сероватого, отсвечивающего красными искорками тумана. Неопрятное клочковатое облако со скоростью молнии устремилось к стене, разрастаясь по пути. Спустя мгновение оно накрыло собой воинов, повисело над ними не больше секунды и рассеялось, впитавшись в сырой воздух, на первый взгляд, не причинив никому вреда. Но один из ротных магов – молодой курносый паренек – испуганно вскрикнул и принялся торопливо сплетать заклинание. Не успел. Эльфийская волшба разъела магические щиты, и в солдат полетел рой стрел. Курносый волшебник погиб одним из первых – стрела пробила ему горло. Сраженные меткими выстрелами лесных жителей люди падали на землю. Сквозь увеличивающий экран барон Локфаст увидел, что чародеи белоглазых совершают новый загадочный ритуал. Ворота опять содрогнулись от вонзившегося в них тарана, одновременно с этим раздался оглушительный грохот, следом – звук осыпающихся камней. В первой восточной башне сами собой разорвались две пушки, вызвав обрушение стен. Осколки металла превратили стрелков в кровавую кашу. Следующий удар тарана – и снова взрыв. Еще две пушки, на этот раз на первой западной. Полковник в который раз за последние часы схватился за связующий амулет. Он уже не уповал на помощь, понимая, что подкрепление не успеет. Хаардейлу столько не продержаться. Главное – сообщить о нападении, не допустить эльфов в глубь страны. Он повторял и повторял слова вызова – как заклинание, как молитву. Тщетно. Рой в досаде плюнул и проорал:

– Пушки заряжай!

Клятые лесные твари, упыря им в глотку, наколдовали что-то, взорвавшее тяжелые орудия. А от своих магов на стене толку никакого. Вон, опять их защита нарушена. Барон Локфаст крикнул в чье-то испачканное копотью ухо:

– Магов вниз! На стене оставить одного.

Приказ, передаваясь по цепочке, дошел до адресата. Это правильно. Пусть будут там, скоро их силы понадобятся внизу, когда действие артефактов разрушится вместе с воротами. Ворота. Пусть держат ворота. А-а-а, мать! Снова взрыв! Три пушки…

Рой не задумывался над тем, что воротная башня, на которой он стоит, цела только благодаря усилиям его друга Арденна. Главное – как можно дольше не дать врагу прорваться в крепость. И сообщить в Виндор. Но как, если амулет молчит? У гонца приказ добраться до ближайшей провинции – Озерного края – и явиться к губернатору. Там есть свой связующий амулет. Но что, если и он не действует? До столицы гонец будет добираться еще долго. Надо стоять. Стоять насмерть.

– Пушки заряжай!

Скрежет. Защита упала. Поток стрел, уносящий жизни воинов. На стену потянулись заколдованные эльфами гибкие побеги растений, тех самых, которые всегда так раздражали Роя. Они хватали людей за ноги и утягивали вниз. Солдаты отсекали побеги мечами, но снизу как змеи наползали новые вьющиеся плети. Лорсейн, единственный оставшийся на стене маг, подпалил растения стелющимся огнем, заставив их отступить. По команде капралов новые воины занимали места погибших. Во время очередной смены барон Локфаст взглянул вниз и заметил среди солдат резервного отряда замешательство. Слишком многие не хотели воевать, слишком бессмысленной казалась им смерть от эльфийской стрелы. Люди считали свою службу в Хаардейле чуть ли не ссылкой, были озлоблены на империю, уготовавшую им роль пасынков. К чему им была эта война? Им казалось, что выйти через южные ворота и попытаться скрыться в Лесном крае будет гораздо умнее, чем погибнуть от руки белоглазых. Рой сбежал с башни. Ухватил за плечо первого попавшегося солдата. Оскалившись, зарычал в испуганное молодое лицо:

– На стену, ублюдки! Дезертирам сам кишки выпущу!

Огляделся по сторонам.

– Капрал Лосс, ко мне!

Капрал Дик Лосс – огромный детина, похожий на тролля, носящий прозвище Лекарь за то, что в ответ на малейшее неповиновение мастерски выбивал солдатам зубы и пускал кровь, был одним из самых преданных полковнику людей. Вынырнув из-за спин воинов, он вытянулся перед командиром во фрунт.

– Отправляйся со своим десятком к южным воротам, – приказал Рой. – Расстреливать любого, кто подойдет к воротам ближе, чем на три шага.

Ударив себя кулаком в грудь, Лекарь кинулся выполнять приказ. Теперь барон Локфаст мог быть спокоен: вряд ли кто-нибудь захочет познакомиться с арбалетами десятка Лосса. Прежде чем вернуться на свой командный пункт, Рой осмотрел северные ворота. Они все еще держались. Передовые отряды построились полукругом, оставив свободным пятачок мостовой, на котором стояли осуществляющие защиту волшебники. Маги переводили дыхание, используя краткий промежуток между атаками. Все они выглядели изможденными. Арденн, бледный, с запавшими щеками и черными кругами вокруг глаз, перепачканный в собственной крови, походил на живого мертвеца. Он едва держался на ногах. На мостовой лежал скрюченный труп, под головой которого расплылась лужа начинавшей густеть крови – один из волшебников не вынес давления враждебной энергии. Полковник молча посмотрел Арденну в глаза и протянул руку. Хотел обнять друга на прощание, но побоялся – маг был настолько истощен, что, казалось, его могло сбить с ног любое прикосновение. Раздался треск распадающихся чар. Арденн поднял руки, повернулся к Рою спиной:

– В защиту!

Зная, что в следующий раз встретится со своим товарищем только в Счастливых долинах, барон Локфаст вернулся на башню. А капитан уже забыл о его существовании. Он не мог позволить себе роскошь прощания и сожаления. Слишком мало оставалось сил. Следующий удар сотряс все его существо, выбил фонтан крови из задыхающейся глотки. В груди что-то треснуло. Но Арденн удержался на ногах. Двое волшебников упали замертво.

– Встать! – просипел капитан Рокис, занося ногу для пинка.

– Они мертвы, – ответил ему низкий голос.

Маг шестой роты Эдвин Таллиус – худощавый немолодой человек с длинными седыми волосами – в подтверждение своих слов склонился над телами и пощупал пульс.

– Бесполезно.

Их осталось всего пятеро. Самые молодые и неопытные погибли первыми. Выстояли трое обученных и они с Эдвином. Хрустальный перезвон. Отдохнуть. Отдышаться. Интервалы между атаками все короче. Треск.

– Уходите! Назад!

Они скоро пригодятся в схватке. А он нет. Он принимал на себя главную тяжесть эльфийской волшбы, и сопротивление обескровило его. Удар. Мощная волна чуждой энергии, обрушивающаяся на тело, разрывающая сознание, заставляющая поры сочиться кровью. По створке зазмеилась тонкая трещина. Плохо. Совсем плохо.

Удар. Удар. Удар. Трещины множились, становились шире. Выдержав еще две атаки, Арденн вяло, краешком сознания удивился собственной живучести. Он оказался крепче ворот, которые вот-вот должны были рассыпаться в прах. Капитан обернулся, отыскал глазами Эдвина, кивнул, прошептав потрескавшимися губами:

– Пора.

Эдвин медленно поднял руку в прощальном жесте. Старина Эд, третий в их компании. Они дружили уже много лет. Сколько всего было пережито за эти годы! А сколько выпито…

– До встречи, – усмехнулся Арденн.

Отхаркнув кровавый сгусток, он сотворил скрепляющее заклинание и подошел к воротам вплотную, прижался к ним всем телом, раскинув руки, будто желая обнять створки, щедро даря всю оставшуюся в нем силу. Вот так. Удержаться бы на ногах. В глазах темнеет… Припав к холодным растрескавшимся створкам, капитан Арденн Рокис слабо улыбнулся. Треск и скрежет прозвучали для него персональным реквиемом. Столько людей вокруг, столько взглядов устремлено на него. Но никто ничем не может помочь. Каждый умирает в одиночку… Он всем телом ощутил удар тарана и ледяную волну нечеловеческой волшбы. Умирая, он не раскаивался в грехах, не просил прощения у Луга. И вся жизнь не пролетала у него перед мысленным взором. Арденну почему-то ярко вспомнилось, как Рой набил морду Эду, по пьяному делу приревновав к нему безотказную толстую стряпуху, которая одаривала своей благосклонностью всех троих друзей. Бедняга Эд, демонстрируя чудеса субординации и товарищества, не стал применять магию и мирно уснул под столом. Капитан тихо рассмеялся. Это была демонски хорошая жизнь, ребята…

Подумав так, он умер. Но и мертвый продолжал охранять ворота, удерживая их еще несколько минут.

За эти самые минуты Луг милосердный в Счастливых долинах простил лейтенанту Рокису все его грехи: и сквернословие, и бесконечные пьянки, и драки, и даже блуд с общей толстой стряпухой…

Под ударом тарана створки подались и вылетели внутрь, погребая под собой тела мертвых волшебников. Воротная башня задрожала. Эльфы подошли ко рву, отделяющему крепость от остального мира. Маги, выполнившие свою главную задачу, теперь держали над войском плотную защиту, без труда отражая стрелы и болты. Один из эльфийских чародеев указал на землю у себя под ногами. С пальца его сорвался луч, из-под которого начали проклевываться зеленые ростки. Они удлинялись, превращаясь в лианы, протягивались через ров, сплетаясь в плотную сеть и образовывая подобие подвесных мостов. Отряды эльфов перебегали по ним, устремляясь в провал, образовавшийся на месте крепостных ворот. Первыми перебрались маги.

– Цельсь… пли! – раскатились над рядами голоса капитанов.

Когда первый эльф ступил на мостовую Хаардейла, его встретил залп арбалетных болтов. Маг уделил им внимания не больше, чем назойливой мошкаре. Ударившись о его защиту, болты осыпались вниз, не долетев до первозданного.

– Пики, к бою!

Пикинеры ощетинили строй, не подпуская врага. Но эльфы не торопились вступать в прямую схватку. Они замерли под аркой ворот. Эдвин и еще двое магов, стоявшие между пикинерами, держали над воинами самые мощные защитные чары, на которые только были способны.

Молчаливое противостояние затягивалось. Эдвин с ненавистью всматривался в бесстрастные лица захватчиков. Впереди стоял волшебник в длинном шелковом плаще поверх тонкой кольчуги. Нарядный и элегантный, как будто не крепость брал, а собирался танцевать на балу, он переводил взгляд прозрачных глаз с одного человека на другого, и тонкие губы его брезгливо кривились. Угрожающее бездействие эльфов угнетало больше, чем настоящий бой. Эдвин сплел Тень посмертия и удерживал заклятие на кончиках пальцев, готовый в любую секунду произнести активирующую фразу и отправить волшбу в лицо красавчику-магу.

– А-а-а-а-а! – разорвал тишину внезапно раздавшийся, полный ужаса крик.

Закованный в броню пикинер неуклюже рухнул на колени, выпустив из рук оружие и ухватившись за голову. Следом рухнул еще один, потом еще… Строй охватила паника. Воины попятились. «Ментальное воздействие», – пронеслось в сознании Эдвина. Сам он не ощутил никакого страха. Волшба подействовала не на всех. Может быть, некоторых предохранили амулеты. А возможно, не каждый человек был подвержен такого рода чарам. Но ряды защитников поредели.

– Держать строй! – заорали капралы.

Эдвин активировал свое заклятие и отправил его в эльфов. Темная волшба растеклась по щиту, не причинив белоглазым никакого вреда. Паника нарастала. Эльфийский маг издевательски посмотрел на Эдвина. Седой волшебник ухмыльнулся в ответ. Что ж, ему всегда особенно хорошо удавались ментальные чары. Он любил магию астрала. Толкнув локтями своих товарищей, чтобы не зевали, Эдвин уставился в глаза эльфу. Только бы белоглазый не отвел взгляд! Тот не отвел, уверенный в своем превосходстве. Хорошо, теперь он на крючке. Два сознания сцепились, сошлись в невидимой схватке.

«Тебе не победить, человек», – донеслось до разума Эдвина.

Волшебник не удостоил эльфа ответом. Он, словно сторожевой пес, вцепился в сущность противника, добираясь до жизненных каналов. Астральные тела переплелись между собой, оторвавшись от земных оболочек. Эдвин увидел тонкую, бесконечно длинную нить, уходящую куда-то вдаль. Связь с Аллирилом, дающая силу обитателю леса. Сражение, незаметное для остальных, длилось недолго. Эльф дорого поплатился за свою самоуверенность. Человек сумел разорвать самый важный канал, питающий его жизнь. Первозданный упал на мостовую, а Эдвин переместил свое астральное тело к другому эльфийскому магу. Тот сумел дать достойный отпор, и наверняка одержал бы над человеком верх, если бы не помощь молодых волшебников. Поняв, что происходит, парни ударили по беззащитному телу эльфа боевым заклятием, убившим белоглазого на месте. Ментальная атака захлебнулась. Люди приходили в себя, страх в их сердцах уступал место всепоглощающей злобе. Пикинеры двинулись вперед. Эдвин швырнул свое астральное тело к эльфийским магам, сознавая, что ничего уже не сможет сделать против их общей силы. Он рассчитывал хотя бы задержать, отвлечь их на какие-то мгновения, дав возможность воинам вступить в бой. Несколько мощных ударов перекрутили, разорвали жизненные каналы. Эдвин погиб, так и не вернувшись в свое тело. Последнее, что он видел – себя самого, пронзенного стрелой. Последнее, о чем успел подумать: жаль, что удалось утащить с собой всего двоих.

Магический удар смял ряды пикинеров. Люди и эльфы смешались в одну орущую, ревущую, оскаленную клинками, пахнущую кровью толпу. Это и давало волкам возможность держаться. Маги первозданных были ограничены в маневре, опасаясь задеть своих. Им оставалось только наносить единичные удары. Люди сражались отчаянно, понимая, что отступать некуда, и пленных белоглазые брать не будут. Но несмотря на героизм смертников, с которым дрались волки, их численность быстро уменьшалась. Слишком неравными были силы. Эльфийские мечники превосходили людей в гибкости и ловкости, а маги, которых не могли достать клинки, по одному косили солдат своей непобедимой волшбой. В схватке с ними погибли все три ротных чародея. Отряд под командованием полковника Локфаста спустился со стены и врубился в гущу сражавшихся. Оскаленный, покрытый кровью – своей и чужой – Рой, словно демон войны, шагал вперед, в самый эпицентр схватки, оставляя за собой просеку из мертвых тел. Связующий амулет бесполезной игрушкой болтался на шее, впитывая звуки битвы. Полковник все еще надеялся, что кто-нибудь там, в Виндоре, услышит это и поймет, что граница империи под ударом. Людей становилось все меньше. «Донжон, отступить к донжону…» – пронеслось в мыслях. Но Рой понимал, что это бесполезно. Сколько-нибудь долго продержаться во внутренних укреплениях можно было лишь при помощи магов. Но все они погибли. Лорсейн, последний из ротных волшебников, только что на его глазах упал, сраженный ударом эльфийского чародея. Рой увернулся от летящей в него ледяной стрелы, сшиб с ног раненого первозданного и добил его ударом меча в горло. Ногу обожгла боль. Какой-то клятый белоглазый подкрался сзади и подрубил сухожилие. Локфаст тяжело опустился на одно колено, отразив нацеленный в лицо клинок. В спину, с правой стороны, пробив кольчугу, вонзился неумолимый паурониевый меч. Рой дернулся вперед, уже почти неосознанно, интуитивно обхватил руками чьи-то ноги, потянул на себя, навалился сверху, подминая хрупкого эльфа своим телом. А потом, оправдывая свое прозвище, дополз до горла и вцепился зубами, захлебываясь медно пахнущей соленой жижей. Предсмертная судорога свела челюсти Бешеного Пса Локфаста. Он умер, не успев увидеть, как погибли последние его солдаты, как эльфийский маг отправил в донжон бурое облако, втянувшееся в узкие глаза бойниц. Он уже не слышал хрипов задыхавшихся в ядовитом тумане людей из обслуги, которые прятались в донжоне. Луг сделал ему щедрый подарок: Рой не дожил до момента окончательного взятия Хаардейла. Но отлетая от изрубленного тела, душа его корчилась от боли, угасающий разум хранил одну лишь мысль: он не сумел защитить границу империи…

Быть может, смерть Роя Локфаста была бы не такой мучительной, знай он, что в столице известно о нападении эльфов. Императрица Дарианна, усомнившись в преданности волков, приняла решение не сообщать в крепость о готовящейся войне. Она опасалась, что солдаты, недовольные задержками жалования и тем забросом, в котором пребывал Хаардейл, просто разбегутся, не пожелав рисковать своими жизнями во имя забывшей их империи. Послать войска для подкрепления не было времени: они бы не успели. Поэтому план, разработанный Дарианной, предусматривал, что гарнизоном придется пожертвовать.

Что сделал бы Рой, если бы знал об этом? Несомненно, то же самое. Он точно так же дрался бы с эльфами и не позволил ни одному своему солдату дезертировать из Хаардейла. Все было бы точно так же. Кроме одного. Бешеный Пес Локфаст получил бы самый бесценный дар – сознание того, что смерть его и его людей не напрасна. Что граница империи будет защищена.

* * *

Лей’Иллиолис был доволен: штурм прошел так, как он и надеялся. Конечно, жаль, что не удалась задумка с цветами Черного дурмана – тогда крепость была бы взята без малейших потерь со стороны первозданных. Но и без того все прошло отлично. Магам даже не пришлось задействовать пауроний. Запасы волшебного металла представляли собой огромную ценность. Командующий эльфийского войска прекрасно понимал, что взятие крепости – это еще только начало кампании. Нужно было очистить Лесной край от людей и удерживать его до тех пор, пока маги не укрепят границы. Для того, чтобы взрастить деревья Аллирила в бывших владениях Галатона, требовалось время и большое количество магической энергии. В будущем, когда благодатная земля волшебного леса пропитает своими соками обычную почву, эльфийские чародеи добьются того, что Аллирил шагнет далеко за свои пределы и покроет всю провинцию. Но это дело не одного года.

В центральном донжоне был организован штаб. Лей’Иллиолис принимал доклады.

– Крепость очищена, светлый тисс, – доложил Лей’Салларис, командир первой сотни. – Все люди уничтожены. Разрушения стен и ворот невелики.

– Потери?

– Сто три солдата и два мага.

– Упокоить по закону Аллирила. Тела людей сжечь. Сколько раненых?

– Восемьдесят пять, из них тяжело – всего четверо.

– Сколько времени понадобится на их исцеление?

– С ними уже занимаются маги. Все, кроме тяжелораненых, сегодня будут исцелены.

– Хорошо, выполняйте.

Вскоре перед северными воротами Хаардейла встала молодая тополиная рощица. Тела эльфийских солдат, отдав энергию родного леса, превратились в юные деревья. Среди них возвышались два дубка – маги. Трупы защитников крепости были сожжены, пепел развеян по окрестностям. На сторожевой башне взвился флаг с изображением зеленого кленового листа – символом эльфийского государства. Крепость Хаардейл прекратила свое существование. Отныне она носила имя Эллиар, что в переводе с эльфийского означает победа, и защищала от людей подступы к Аллирилу.

– Выслать разведывательный отряд в ближайшее селение, – приказал Лей’Иллиолис. – Укрепить стены Эллиар, организовать охрану крепости. Комендантом назначается Мэй’Аэлли из Дома Изумрудного листа.

Он сам обошел все уголки гарнизона, наблюдая за тем, как под заклинаниями магов волшебный розовый плющ, разрастаясь, обвивает старинные стены. Этой защиты должно было хватить на несколько дней – искусственно выращенные побеги без родной почвы были нестабильны.

Разведчики доложили, что ни в селении, ни вокруг него, никого кроме крестьян не обнаружено. Люди встревожены, напуганы доносившимся грохотом пушек и шумом сражения. Но никто из них не решился покинуть родные места. Многолетняя вера в неприступность Хаардейла сослужила местным жителям плохую службу.

Построив свое войско, Лей’Иллиолис сказал:

– До вечера селение ваше. В живых никого не оставлять.

Народу илльф еще понадобятся рабы. Пока на месте Лесного края не встал Аллирил, кто-то должен будет возделывать поля и трудиться на огородах. Никогда первозданные не унизятся до грязного труда. Но рабов заводить пока рано. Их наберут потом, в дальних селениях. В тылу, за спиной, оставлять людей неразумно. Поэтому…

И дисциплинированное войско превратилось в стаю хищников. Обычную эльфийскую утонченность вытеснили самые низменные, кровожадные инстинкты. Они победители, завоеватели, и перед ними добыча – беззащитная, ненавистная и от этого еще более желанная. Веками копившаяся жажда мести наконец получила выход.

Лей’Иллиолис бродил между домами, спокойно наблюдая за тем, как развлекаются его солдаты. Первыми погибли мужчины, смерть их была простой и незатейливой. Что могли обычные крестьяне противопоставить совершенным воинам народа илльф? Вот высокий, широкоплечий мужчина с вилами бросился на троих первозданных, неторопливо вошедших в его двор. Воины рассмеялись, наблюдая за его жалкой попыткой защитить свою семью. Одно неуловимое движение – и крестьянин, обливаясь кровью, упал к их ногам. Маг, присоединившийся к компании, швырнул молнию в крытый соломой дом. Оттуда, спасаясь от буйно взметнувшегося пламени, выбежала молодая женщина, прижимавшая к груди годовалого ребенка. За руку она держала плачущую девочку лет четырнадцати. Увидев бездыханное тело мужа, крестьянка пронзительно вскрикнула. Ответом ей был серебристый смех первозданных. Красивый эльфийский юноша подошел к женщине, осторожно, почти ласково, отобрал у нее малыша и бросил его в огонь. Брезгливо отряхнув руки, взял бьющуюся в рыданиях женщину за подбородок и внимательно осмотрел ее лицо. На свое несчастье, крестьянка была красива. Молодой эльф удовлетворенно кивнул, приглашая своих товарищей присоединиться к развлечению. Лучшая добыча – девочка – досталась магу.

Немного посмотрев на эту игру, Лей’Иллиолис двинулся дальше. Немолодая женщина, бросившаяся ему под ноги, заставила владыку остановиться. Стоя на коленях, крестьянка вцепилась в край одежды полководца, подняла залитое слезами лицо и, словно молясь далекому, суровому божеству, истово прошептала:

– Пощадите моих дочерей! Прикажите своим солдатам отпустить их!

Полководец брезгливо оттолкнул ее ногой. Она свалилась в пыль и скорчилась, завывая, как избитое животное. Лей’Иллиолис кивком подозвал ближайшего воина. Взмах меча – рыдания прекратились…

В следующем дворе маг и воин затеяли более изысканную забаву. Солдат держал меч у горла согбенной старухи, у его ног на земле, кашляя и задыхаясь, лежал старик. Волшебник же объяснял молодой черноволосой девушке:

– Сделай так, чтобы я остался доволен – и он не станет их убивать.

Голос мага – звонкий, выговаривающий галатские слова с еле заметным чарующим акцентом, был полон обманчивой холодной нежности. Дрожащая девушка пыталась броситься к родителям, но дорогу ей преграждала невидимая стена.

– Идем со мной, и он не убьет стариков. Слово первозданного, – смеялся маг.

Наконец девушка, покорно опустив голову, двинулась за чародеем в дом. Лей’Иллиолис, невольно заинтересовавшись, остановился за забором. Спустя некоторое время маг в расстегнутом камзоле вышел на крыльцо, держа за руку свою жертву – измученную, почерневшую, словно постаревшую на десять лет. Девушка, увидев, что ее родители все еще живы, слабо застонала.

– Первозданные всегда держат свое слово, – ласково произнес волшебник. – Он не убил их. Это сделаю я.

С его руки сорвалась волшба, и тела стариков превратились в ледяные глыбы. Девушка страшно закричала, подняв руки к лицу, в припадке безумия рвала на себе волосы.

– Она твоя, – кивнул маг, с помощью заклятия толкая несчастную прямо в объятия воина.

Повинуясь щелчку тонких пальцев, вспыхнул дом. Чародей отправился искать новое развлечение, а его товарищ, весело хохоча, терзал свою добычу.

Женщины. Человеческие самки. Пышногрудые и крутобедрые, такие непохожие на изящных эльфиек. Уступающие девам первозданных в красоте и изысканности. Быстро стареющие, проживающие мимолетную жизнь, полную боли, лишений и тяжелого труда. Не умеющие прятать свои чувства под маской безразличия и холодности. Искренние и в страхе, и в ненависти, и в любви. Безмерно преданные своим семьям, готовые на смерть ради своих детенышей. Глупые. Примитивные. Почти животные. Горячие. Бесконечно живые. И от этого всего еще более притягательные для мужчин народа илльф. Быть может, они и есть причина вечной ненависти эльфов к людям? И как сладко мстить человеческому племени, подчиняя и истязая пышущие жаром женские тела…

Так думал Лей’Иллиолис, прогуливаясь между пожарищами, над которыми победно реял хрустальный смех первозданных. Насытив плоть, эльфы состязались между собой, изобретая казни для своих жертв. Униженные, растерзанные, потерявшие всех своих близких крестьянки уже даже не плакали. Казалось, они с облегчением принимали смерть, кладущую конец их мукам. Воины делали женщин мишенями для стрельбы из луков, метали в них кинжалы, отрубали руки и ноги, оставляя истекать кровью на обгорелой земле. Маги выращивали на их телах цветы, заставляя их пробиваться сквозь живую плоть. Трудно было представить себе картину более жуткую и противоестественную, чем эти изящные существа с прекрасными лицами, изощряющиеся в убийствах. Они убивали так же вдохновенно, как музицировали. Они творили симфонию смерти.

Лей’Иллиолис не принимал участия в этих игрищах. И женщины не вызывали у него желания. Самым большим наслаждением для него было сознание победы. Но если бы его спросили, зачем он допустил все эти зверства, он не понял бы вопроса. Каждый полководец знает: воины заслуживают отдыха. Им нужно развлекаться после битвы.

Вечер застал на месте людского селения лишь черное пепелище. Эльфы вернулись в крепость, захватив с собой нескольких самых красивых и юных девушек – подарок для тех, кто был оставлен в охране.

Наутро войско двинулось дальше, к следующему людскому поселению. Им оказался небольшой городок Подосиновик, который был захвачен в считанные минуты. Панически напуганные, застигнутые врасплох люди не сумели оказать достойного сопротивления. Здесь повторилась та же картина, что и в деревне. С той только разницей, что убитых осталось в несколько раз больше. Рачительный Лей’Иллиолис приказал сжечь город. Пожарище в ближайшем будущем станет хорошим удобрением для деревьев Аллирила.

Эльфы шли в глубь Лесного края, планомерно уничтожая города и деревни, превращая их в пепелища. Чародеи несли с собой семена и небольшие мешочки с волшебной землей Аллирила. Вдали от родного леса деревья стали бы дополнительным источником магической энергии для эльфов. Чтобы оборонять границу, первозданным не требовалось ни крепостей, ни стен. Аллирил и был их главной крепостью. Скоро в Лесной край придут другие сыновья и дочери народа илльф, будут трудиться, выращивая новые растения, увеличивая свое государство. Полководец уже отправил Элл’Ситайару послание с птичьей почтой. Для освоения земель требовались маги жизни. Корни посаженных деревьев постепенно насытят почву своими чарами. А войско Лей’Иллиолиса будет стоять на страже, пока Аллирил не вступит в свои права на человеческих землях. И в деле защиты им поможет пауроний, запасы которого полководец сумел сберечь.

О том, чтобы ночевать в городах, не могло быть и речи. У благородных эльфов нечистые, душные людские жилища вызывали только брезгливость. Поэтому первозданные разбивали лагерь под открытым небом. На третьи сутки победного шествия войско находилось на пути к последним городам Лесного края. Леса, которые казались эльфам жалким подобием Аллирила, остались позади.

Кампания подходила к завершению. По подсчетам Лей’Иллиолиса, войско империи должно было прибыть в Лесной край не раньше чем через двое суток. Этого времени с избытком хватало для укрепления позиций. Владыка шагал во главе своего войска, размышляя о том, что через час падет еще один человеческий оплот этой провинции. Как вдруг:

– Светлый тисс…

К нему обращался Асс’Эллио из Дома Золотого песка. Этот молодой эльф был одним из лучших воинов, остротой слуха он превосходил всех остальных первозданных.

– Я слышу топот шагов, светлый тисс. Сюда идет большое войско.

Впереди показался бегущий разведывательный отряд. Первозданные тащили за собой связанного человека.

– Пехота, – доложил командир отряда, – около трех тысяч.

– Как далеко? – сквозь зубы спросил Лей’Иллиолис.

– В пяти часах ходьбы. Мы взяли их разведчика. Остальных уничтожили.

Владыка окинул человека тяжелым взглядом. Тот опустил глаза.

– Если ответишь на мои вопросы, я подарю тебе легкую смерть, – сказал полководец, медленно подбирая галатские слова, – если же нет, с тобой будет работать маг.

Воин молчал, закусив и без того разбитые в кровь губы.

Лей’Иллиолис повторил. Никакого ответа. Взгляд человека начал словно бы затягиваться туманом. Владыка кивком подозвал одного из волшебников. Допрос ничего не дал. Несмотря на физические и ментальные истязания, человек продолжал хранить молчание. Наконец, маг сдался.

– Светлый тисс, его сознание не читаемо, оно скорее всего было обработано чарами. В него поместили образ илльф и наложили заклятие, так чтобы при беседе с первозданными разум покинул тело.

– Убрать, – бросил полководец.

Примитивная раса. Настолько трусливая и подлая, что даже ее воины не доверяют друг другу. Эльф без всякой обработки сознания не выдал бы своих соплеменников. Отдавая приказы, Владыка пытался понять: как получилось, что люди сумели добраться до провинции так рано? Согласно донесениям шпионов, работавших в империи под человеческой личиной, ни одного крупного военного гарнизона в ближайших провинциях не было. Крепость Хаардейл являлась исключением, потому что стояла на границе с землями Аллирила. Следовательно, даже если войска вышли из Виндора сразу же после сообщения командира гарнизона, они не могли прибыть настолько быстро. И даже если что-то пошло не так, как рассчитывал полководец, почему никто из шпионов не сообщил об этом?

Теперь Лей’Иллиолис и сам слышал тяжелый гул, которым земля отзывалась на топот многих сотен людей. Предстояла открытая баталия. Он ничуть не сомневался, что его войско с помощью магов сумеет справиться с любой армией. Лишь сожалел о том, что, возможно, придется потратить драгоценный пауроний. Он начал отдавать приказы, готовясь достойно встретиться с противником.

Два войска подошли на расстояние полумайла друг от друга и остановились. Чуткий слух эльфов улавливал выкрики, которыми командиры отдавали приказы людям. Перед пехотой сомкнулись большие прямоугольные щиты из железа. Солнце отражалось от их поверхности, создавая яркие, болезненные для глаз вспышки. Медленно, держа плотно сомкнутый, защищенный железом строй и выставив вперед острия пик, галатцы двинулись навстречу первозданным. Только привычная сдержанность не позволила Лей’Иллиолису презрительно усмехнуться. На кого была рассчитана эта жалкая демонстрация? Неужели эти полуживотные настолько тупы, что не понимают разницы между обычными лучниками и войском илльф? Он отдал короткий приказ, и маги, стоявшие в первом ряду между воинами, отправили в людей первый поток заклятий – не самых сильных, призванных лишь определить, находятся ли среди пехотинцев волшебники, и насколько они могущественны. Чары не сумели поразить людей, развеявшись над поверхностью мощной защиты. Войско продолжало молчаливое движение. Словно не поверив в это, эльфы выпустили новую порцию заклятий, теперь уже более сильных. Но и они не добрались до хрупкой человеческой плоти. На ходу галатцы чуть раздвинули щиты – и через образовавшиеся прорехи в первозданных устремился рой арбалетных болтов. Конечно, установленный эльфийскими магами щит отразил их, и Лей’Иллиолис снова отметил бессмысленность действий человеческих воинов. Они что, сомневались в умениях сильнейших волшебников Аллирила? Ожидали, что войско илльф будет сражаться без магического прикрытия? Сам полководец не отдавал лучникам приказа стрелять, понимая: пока чародеи не прорвут магическую защиту людей, глупо тратить стрелы впустую. Кай’Эсванир – командир десятка магов, из которого осталось восемь – сильный волшебник из Дома Жемчужного тумана – поднял перед лицом молитвенно сложенные ладони, сосредотачиваясь на предстоящей атаке. На долю секунды кончики тонких пальцев прикоснулись ко лбу, потом маг резко выбросил вперед руки. Невидимая, но могучая волшба устремилась к людям. Раздался треск разрушающегося энергетического слоя. Одновременно с этим еще двое эльфийских чародеев обратили руки вниз. Остальные, за исключением того, который удерживал над войском защиту, принялись сплетать боевые заклятия. Поверхность земли взбугрилась, пошла волнами, словно под ней двигался кто-то живой и очень быстрый. Волны с огромной скоростью рванулись под ноги галатцев, докатились до войска и взметнулись наружу тонкими, но длинными змеями корней неведомых растений. Словно веревки, они захлестывали ноги пехотинцев, валили их наземь. Передние ряды смялись. По команде Лей’Иллиолиса лучники выстрелили, оправдывая легенды о непревзойденной эльфийской меткости. Стрелы попадали в узкие прорези шлемов, поражая людей в лица. Но войско продолжало шагать, на ходу перерубая плети корней, наступая на тела погибших, снова смыкая сияющие щиты. Какое-то жалкое мгновение, потраченное магами первозданных на плетение чар, сделало их чуть медленнее стрел: отправленная волшба, которая должна была уничтожить если не всех пехотинцев, то половину точно, натолкнулась на возобновленную защиту. Кай’Эсванир опять атаковал щит, на сей раз эльфийские волшебники действовали чуть быстрее, заготовив заклятия заранее. Защита людей рухнула, но волшба не оказала на них того воздействия, на которое рассчитывали маги. Она скосила только первые ряды, а затем остановилась, ударившись о новую, тут же созданную магическую преграду. Где-то, за спинами солдат, шли очень сильные и быстрые чародеи.

Расстояние между людьми и первозданными сокращалось, теперь их разделяло не более двадцати шагов. Лей’Иллиолис слышал тяжелое дыхание пехотинцев и чувствовал исходящий от солдат едкий запах пота. Звери. Тупые, зловонные звери… Они шли вперед, шли, несмотря ни на что, и было в этом что-то неотвратимое, жуткое, словно в строю двигались не живые существа, а духи – бессмысленное, бессмертное, не боящееся поражения войско. Это был момент предчувствия, которое высокомерный полководец, свято уверенный в превосходстве своего народа, принял за наваждение. Он стряхнул с себя мимолетную оторопь и отдал новый приказ.

Кай’Эсванир снова и снова пробивал защиту человеческих магов, давая эльфам возможность атаковать. Люди падали, на их место вставали новые. Это уже не был тот четкий, ровный строй, но он медленно приближался. Вдруг в первом ряду пехотинцев появился человек в черной одежде, защищенный только легкой кольчугой. Он вытянул руку, и с нее слетел огненный шар, нацеленный на Кай’Эсванира. Эльфийский щит легко отразил брошенную волшбу, но человек отправил новое, более мощное, на этот раз воздушное заклятие. Поверхность защиты прогнулась под ударом. Кай’Эсванир произнес отрывистый приказ, и один из первозданных сделал шаг вперед, вступая с человеческим волшебником в поединок. Рядом с тем встало два десятка магов, которые, объединив чары, обрушили их на щит первозданных. Защита не выдержала и рухнула. Человеческие маги атаковали открыто и дерзко, оттягивая внимание эльфийских волшебников на себя, мешая им переключиться на пехотинцев. И их заклятия были неожиданно сильными, слишком сильными, способными противостоять волшбе сыновей Аллирила. В то же время кто-то продолжал поддерживать защиту над людьми. «Пауроний», – понял Лей’Иллиолис. Люди пользовались готовыми, усиленными волшебным металлом, боевыми заклятиями. Но даже это не могло поднять возможности галатцев до уровня эльфов.

Войско, обтекая магов, рванулось к первозданным. Кай’Эсванир ударил по щиту, уничтожил его и швырнул в гущу пехотинцев огненное заклятие. Сразу десяток солдат превратился в пепел. Волшебник снова поднял руки, но вынужден был сконцентрировать внимание на человеке, который бесстрашно выступил против него. Тем временем войска двумя неукротимыми волнами сшиблись в смертельной схватке.

Несмотря на численное преимущество, люди проигрывали. Даже двадцать магов, вооруженных паурониевой волшбой, уступали в силе восьмерым эльфийским волшебникам, каждый из которых, создав вокруг себя пятачок защиты, поливал чарами человеческих воинов. Солдаты превращались в куски льда, падали, пронзенные огненными стрелами, из их тел, разрывая плоть, пробивались, словно щупальца неведомых паразитов, побеги растений. Длинные корни, выскакивая из земли, чудесным образом огибали первозданных и опутывали людей, не давая им двигаться. Под ногами сражающихся громоздились горы трупов, и человеческих было гораздо больше. Один за другим гибли и маги, не выдерживавшие схватки с могущественными противниками. Из эльфийских волшебников пали всего двое, самые молодые. Вскоре атака захлебнулась. Галатские воины, сумевшие вырваться из этого мрака на земле, начали отступать. Паника, захлестнувшая людей, гнала их назад, обращала в бестолковое, бессмысленное бегство. Оскальзываясь на лужах крови, спотыкаясь о растерзанные тела своих товарищей, галатцы пытались спастись от неминуемой гибели. От трехтысячного войска осталось не больше пяти сотен людей, которые сейчас действительно походили на животных – обезумевших, спасающих свои шкуры. В душе Лей’Иллиолиса поднялось торжество, смешанное с омерзением. Он сумел разбить галатское войско, даже не прибегнув к помощи паурония. Вот она, достойная месть за предательские убийства сыновей народа илльф, происходившие в последние три года. В этот миг полководец забыл, что половину тех первозданных убил он сам, чтобы спровоцировать войну. Он отдал приказ лучникам, и в спины убегающих людей полетели стрелы. Несколько десятков упали, пронзенные их смертоносными жалами. Маги отправили вслед галатцам потоки волшбы, которые должны были добить остатки человеческого войска. Но неожиданно чары натолкнулись на защиту: несколько волшебников, выживших в безжалостной мясорубке, отходили, прикрывая щитом бегущих солдат. И этот щит был очень плотным. Заклятия и стрелы отскакивали от него, а люди продолжали отступать. Кай’Эсванир отправил в волшебников мощнейшие чары, но они лишь пронзили защиту в нескольких местах, пропустив десяток стрел и пару заклятий. Затем подпитанный пауронием щит снова сомкнулся. И снова Лей’Иллиолиса кольнуло беспокойство, но он подавил его: в самом худшем случае эльфы тоже могли применить пауроний. Чары первозданных, помноженные на его энергию, уничтожили бы целую армию. Но пока необходимости в крайних мерах не имелось. Полководец отдал приказ догнать беглецов.

Маги шагнули вперед, нанося по щиту людей удар за ударом. Вокруг них, натянув тетивы, двигались лучники. Заклятия пробивали защиту на какие-то мгновения, но и их хватало, чтобы поражать по нескольку десятков солдат. Тем не менее, люди продолжали убегать. Вскоре побежали и волшебники, ухитрявшиеся при этом поддерживать щит. Этот нелепый исход галатцев в никуда продолжался около получаса. Расстояние между преследователями и беглецами сокращалось, двое магов погибли, теперь щит пробивался все чаще и чаще. От пяти сотен осталась лишь горстка, а позади них тянулась дорога из пронзенных стрелами или пораженных заклятиями трупов. Эльфы шли ровными линиями, методично, равнодушно расправляясь с врагами, жалкий вид которых не вызывал у них ничего кроме презрения. Лей’Иллиолис мысленно прикидывал, сколько еще минут займет это скучное избиение, как вдруг:

– Давай! – заорал один из человеческих магов, совершая длинный прыжок вперед и падая на землю.

Вслед за ним ринулись и остальные двое волшебников. Одновременно с этим солдаты остановились и развернулись лицом к эльфам. В руках у них были арбалеты. Стрелы первозданных ударялись о крепкий щит. В последний миг интуитивно угадав опасность, Кай’Эсванир с криком «Стоять!» сделал шаг назад, насколько позволило ему расположение заднего ряда. Остальные маги не успели за ним: арбалетчики дали залп. И тогда случилось нечто невозможное. Защита первозданных не сработала. Что-то лишило их силы Аллирила, сделав беспомощными, словно обычные смертные. Болты пробили тела эльфийских волшебников. Галатцы выстрелили еще раз. Теперь все маги были мертвы. В живых остался лишь Кай’Эсванир. Он сотворил плотный щит, накрывший войско, отметив, что его способности ничуть не пострадали. Люди больше не стреляли. Они не предпринимали вообще ничего. Просто стояли, переводя сбившееся от бега дыхание, и смотрели на первозданных. Было в их взглядах что-то такое… Лей’Иллиолис затруднялся определить. Почему-то это вдруг стало важным для него. Он силился понять выражение глаз воинов, и вдруг осознал. Презрение. Холодное, замешанное на многолетней ненависти. Точно так же эльфы всегда смотрели на людей.

Тем временем Асс’Эллио замер. Он услышал звук отворяющихся ворот приграничного города и топот копыт.

– Сюда идет конница, – уверенно сказал он.

– Пауроний, – повелительно произнес Лей’Иллиолис.

Больше медлить было нельзя. Кай’Эсванир кивнул, доставая из-за пояса капсулу нежного медового цвета.

– Еще одну, – приказал полководец.

Надо действовать наверняка. Две капсулы, поднятые волшбой могучего волшебника, в прах распылят конницу, какой бы ни была ее численность. Топот копыт приближался, набатом гудел в чутких ушах первозданных. Остатки пехоты вместе с магами подались в стороны, освобождая путь всадникам. По команде Лей’Иллиолиса лучники выстрелили, но безрезультатно. Щиты людей продолжали работать. Полководец приказал войску отступить. Эльфы отошли назад, оставив перед надвигающимся врагом одинокую фигуру мага.

Ожидание было невыносимо долгим, изматывающим. Несмотря на уверенность в победе, полководец впервые остро ощутил течение жизни и ее хрупкость. Он внимательно наблюдал за действиями Кай’Эсванира. Маг полностью сконцентрировался на своей волшбе, не замечая ничего вокруг. Он опустился на колено и провел ладонью по земле. Повинуясь его движению, навстречу проклюнулись тонкие стрелки травы. Осторожно раскрыв капсулы, чародей поднес их к нежным побегам. Бережно, будто понимая всю важность доверенной ей миссии, трава обхватила вместилище паурония, удерживая его на весу. Кай’Эсванир плел сложнейшее заклятие, использующее изнанку магии жизни. Под его изящными пальцами рождались крохотные зеленоватые искорки, кружились в воздухе, складываясь в прозрачный абрис. Маг медленно, почти любовно поглаживал образовавшуюся фигуру до тех пор, пока она не обрела форму ростка, внутри которого крутились светящиеся вихри.

Впереди взметнулась пыль, выбитая лошадиными копытами. Ее серое облако быстро катилось к войску первозданных. Воины подняли луки, ожидая приказа. Кай’Эсванир, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг, творил свое заклятие. Лей’Иллиолис знал, как обманчива эта отрешенность: все манипуляции чародея подчинялись точному расчету, убийственная волшба должна была отправиться к людям в строго определенное время. И тем не менее, полководец ощущал несвойственное его холодному разуму волнение. Всадники были уже близко, на расстоянии полета стрелы, когда заклятие Кай’Эсванира было завершено. Последними пассами он заставил пауроний подняться в воздух и вплестись в призрачную фигуру, которая тут же окрасилась в серый цвет. Надменные губы произнесли активирующую фразу, руки повелительным жестом послали многократно усиленные чары в летящую конницу. Росток взбух, раскрылся, превращаясь в смерч, средоточие хаоса, воплощение смерти… Он взмыл вверх, свился змеей…

Кай’Эсванир беспомощным, детским жестом прикрыл голову руками, когда его заклятие, внезапно изменив направление, обрушилось на своего творца. На месте мага осталась лишь горстка серой пыли.

– Ложись! – закричал Лей’Иллиолис, падая на землю.

От сгустка чар протянулись вращающиеся внутри себя змеевидные отростки и устремились к первозданным. Те, кто не успел упасть, в считанные мгновения были распылены на частицы. Бешеный вихрь крутился над полем, образовывая в воздухе черную воронку. Уткнувшись лицом в землю, Лей’Иллиолис горько рассмеялся. Он был воином. Хорошим воином. Но за всю свою долгую жизнь так и не научился читать в чужих душах. Он не мог допустить даже мысли о том, что его сообщник, Элл’Ситайар, во имя собственных интересов пожертвует целой тысячей жизней илльф. Ведь правители Домов всегда в первую очередь думали о своем народе. Но Тай рассудил иначе, избавляясь от ставшего ненужным и опасным помощника, а заодно и от его самых преданных воинов. И уж тем более полководец не мог предположить, что владыка Дома Хрустального дождя разбавит содержимое капсул, смешав его с каким-то магическим веществом, способным поворачивать волшбу против ее же носителя. Это мог сделать только Элл’Ситайар. Ведь покупая пауроний у людей, Лей’Иллиолис сам проверял его чистоту. Предательство. И это Тай сообщил в Виндор о планирующемся нападении. Поэтому человеческие войска прибыли так быстро. Полководец, извернувшись, сдернул с пояса бархатный кисет и достал из него цветок желтой лесной лилии. Несмотря на долгое путешествие без света и воды, хрупкие лепестки хранили свежесть, словно лилию только что сорвали в тенистой чаще Аллирила. В чашечке поблескивали капли росы. Лей’Иллиолис поднес цветок к глазам, любуясь его изысканной, неброской красотой, на краткое мгновение забыв о бушующем над головой заклятии. Затем, медленно сжав пальцы, раздавил совершенное творение родного леса. Таким образом он сообщал об измене единственному первозданному, которому мог доверять. По крайней мере, полководец надеялся, что мог…

Конница замедлила ход и остановилась. Люди изумленно наблюдали за тем, как странный вихрь уничтожает войско первозданных. Наконец буйство чар прекратилось, и волшба рассеялась.

Лей’Иллиолис медленно поднялся на ноги. Его войско было повержено. Трупы эльфов, скорченные, неестественно изломанные, изуродованные безжалостной волшбой, жутким ковром устилали землю. Асс’Эллио, полуобгоревший, с остекленевшими широко открытыми глазами, словно бы и в смерти вслушивающийся в звуки земли… Окровавленный Лей’Салларис, оторванные ноги которого валялись в шаге от тела… воины Дома Алмазной росы… воины Дома Золотого песка… воины Дома Сапфирового неба…

От войска, которое полководец еще несколько минут назад считал непобедимым, осталось не больше сотни. Выжившие выкарабкивались из-под тел погибших товарищей, пробирались к своему командиру и вставали рядом. Израненные, ослабевшие, но не сдавшиеся. Честь превыше жизни. Лей’Иллиолис вдруг осознал, что, живя по этому древнему закону, никогда не задумывался над его смыслом. Ради чести он вступил в заговор, предал свою госпожу, которая не хотела войны. Ради чести решил завоевать человеческие земли, и завел в ловушку тысячу первозданных. Он заботился о своей чести, а платил за нее чужими жизнями. Что ж, пришла пора это исправить. Хрипло выкрикнув: «Вперед!» – Лей’Иллиолис обнажил меч и шагнул навстречу налетевшей коннице…

…Тихо было в поле. Мертвые – народ молчаливый. Среди поверженных тел бродила похоронная команда. Стаскивали своих, чтобы упокоить их в братской могиле. Добивали раненых захватчиков. Не брезговали обыскивать тела эльфов, снимая с них дорогие амулеты, оружие и доспех, красивые кольца с драгоценными камнями, обозначающие принадлежность к Дому. Это были трофеи, добытые в честном бою – так чего стесняться?

– Смотри-ка, Сай, какой белоглазый лежит, – высокий широкоплечий парень поддел ногой труп эльфийского мага, на груди которого зловеще посверкивали инкрустированные рубинами амулеты.

– Ну его, – опасливо попятился второй, пожилой воин. – Лучше не трогай его, Майс.

Даже мертвый волшебник вызывал у человека почтительный страх.

– Да он дохлый совсем! – рассмеялся Майс. – А кошель на поясе какой здоровый! Видно, полон золота.

– Кто тебе золото на войну будет брать?

– А вот посмотрим…

Парень вытащил нож и срезал с пояса мага внушительный кисет. Сотворил охранный жест, отгоняя злых духов. Заглянул и удивленно воскликнул:

– Тю! Там земля!

– Брось, Майс, – увещевал его старший солдат, – это, видать, для зелья приготовлено.

– Да ей-же Луг, земля! – парень разочарованно поцокал языком и перевернул кисет.

Волшебная земля Аллирила высыпалась под ноги воинам. Майс тут же забыл о ней и принялся срывать с первозданного золотые амулеты.

В это время императрица Дарианна Первая получила сообщение от командующего войсками о полной и безусловной победе над эльфами. Кампания увенчалась успехом. Правда, эта победа была одержана большой кровью. Но другого выхода не имелось. Подкрепление не успело бы добраться до Хаардейла. Крепостью пришлось пожертвовать. Та же участь постигла и половину жителей Лесного края. Нужно было создать у захватчиков впечатление беззащитности, заманить первозданных в ту часть провинции, где не было лесов. Сообщение от нового правителя Аллирила, предупреждающее о нападении, дало ее величеству некоторую фору. В Лесной край были привезены древние артефакты – якоря Астентума, которые нейтрализовали любые виды волшебства. Их закопали недалеко от южного приграничного городка. Между якорями образовалась полоса в два локтя шириной, на которой не работала никакая магия. Затем отправили навстречу первозданным пехоту под прикрытием магов, главной задачей которых было завести эльфийских чародеев на линию, образованную действием артефактов. Дарианна понимала, что посылает людей на верную смерть. Поэтому нашла весьма остроумное решение. Половину войска составляли заключенные военных тюрем, которым в случае победы была обещана свобода. Дабы люди не сбежали по пути в Лесной край, на них накладывали заклятие Темной завесы. Простенько, но эффективно. Это гарантировало послушание и дисциплину. В любом случае, такой план экономил военные резервы. Масштабные действия обошлись бы империи гораздо дороже. Главной силой первозданных были маги. Обезвредив и уничтожив их, люди сумели бы справиться с эльфами. Миссия по окончательному уничтожению обычных эльфийских воинов была возложена на конницу. То, что произошло потом, стало для императрицы неожиданностью. Эльфийский маг своей волшбой убил большую часть собственного войска. Элл’Ситайар не сообщил о разбавленном пауронии. Впрочем, в его послании вообще не было упоминания о волшебном металле. Человеческие маги, выжившие в схватке, упомянули в донесении о желтом предмете, похожем на капсулу из Солнечного камня. С произошедшим предстояло еще разбираться вопрошающим и профессорам магического университета. Зато владыка Дома Хрустального дождя не забыл выдать эльфийских шпионов, живших в Виндоре под человеческой личиной. Взять живьем не удалось ни одного. Попав в засаду, первозданные убивали себя, дабы не попасть в позорный плен.

Так бесславно закончилась попытка захвата Лесного края. Лей’Иллиолис не сумел переиграть Элл’Ситайара. В подлости царедворец всегда превосходит воина.

* * *

Пронзительный звук лопнувшей струны ударил по сердцу. Мэй’Клилли подошел к столу и откинул крышку резной шкатулки. На дне ее лежал изломанный, умирающий желтый цветок – зачарованная лесная лилия, которую Лей’Иллиолис, уходя на бой, отдал владыке Дома Изумрудного листа. Это значило, что полководца уже нет в живых. А полководцы умирают последними…

Мэй’Клилли сам не мог бы сказать, почему именно ему доверился суровый воин, но счел его дар высокой честью. Юноша свято верил в справедливость войны, почитая ее возмездием человеческому роду, и горько сожалел, что не смог принять участия в кампании – Лей’Иллиолис собрал самых сильных, опытных воинов. И вот теперь их нет. Тысяча сыновей Аллирила нашла свой конец на чужой земле. В душе сквозь скорбь поднималась неукротимая жажда мести.

Юноша раскрыл еще одну шкатулку, в которой находился цветок, оставленный ему дядей – Мэй’Аэлли. Увиденное поразило его: белая фиалка была цела и радовала глаз своей чистой свежестью. Значит, кто-то из войска все же выжил? И им нужна помощь… Мэй’Клилли выбежал из дома и устремился к дворцу правительницы. Круг. Скоро соберутся владыки. Светозарной уже должно быть известно о гибели войска илльф, ведь еще одну зачарованную лилию полководец отдал своей новой госпоже. Она обязательно начнет новую кампанию. Воины Аллирила спасут тех, кто остался в живых, а закон чести будет соблюден…

В зале стояла напряженная тишина, которую нарушали только маленькие флори, весело перекликавшиеся соловьиными голосами. Владыки молча ожидали появления Светозарной. Круг, ранее включавший в себя двенадцать сильнейших, теперь словно бы разомкнулся, утратил свое могущество и единство. Пустовало место Лей’Иллиолиса: почти все воины Дома Алмазной росы остались на поле боя в Лесном крае. Не было и Дэй’Ольвио, главы Дома Бериллового солнца. Он тоже участвовал в нападении… Вместо Рил’Сириэлле за столом сидела ее внучатая племянница Рил’Айэлле, ровесница Мэй’Клилли. На мгновение их взгляды встретились, и девушка слегка улыбнулась уголками губ. Элле была настоящей красавицей, но в сердце юноши жила другая. Она вошла последней, как и предписывали древние традиции. Медленно проплыла к столу, заняла место во главе. Несмотря на свою влюбленность, Мэй’Клилли вдруг подумал, что ни роскошное платье из голубоватого паутинного шелка, ни платиновая диадема с парящей в узорах жемчужиной, ни юная красота не могут придать Светозарной того спокойного величия, которым обладала Кай’Велианир. Мелли казалась неуверенной в себе, даже слегка напуганной.

– Круг владык ждет твоего повеления, Светозарная, – прозвучали над столом ритуальные слова.

Водрузив на стол хрустальный кленовый лист, Мелли тихо произнесла:

– Приветствую вас, светлые тиссы. Должна сообщить вам горестную весть. Войско народа илльф под предводительством светлого тисса Лей’Иллиолиса разбито в Лесном крае. Не выжил никто.

Главы Домов склонили головы в знак скорби по воинам. Ни эльф, ни тем более человек, не сумел бы прочесть на бесстрастных лицах истинные мысли и чувства, обуревающие владык. Только Мэй’Клилли нахмурился, а в прозрачно-синих глазах Рил’Айэлле появился влажный блеск. В мертвом молчании прошла минута, другая, третья… Наконец Кай’Меллианир обвела взглядом собравшихся, без слов давая понять, что они могут высказаться. Согласно незыблемому правилу Круга, первым должен был говорить владыка Дома Алмазной росы. Но Лей’Иллиолис ушел в благословенные леса Брижитты. Право второй речи принадлежало Мэй’Клилли. Юноша положил перед собой руки ладонями кверху, демонстрируя свое доверие правительнице, как вдруг раздался мягкий, уверенный голос Элл’Ситайара:

– Дом Хрустального дождя приветствует тебя, Светозарная…

Со стороны могло показаться, что владыки ничуть не смутились этим грубейшим нарушением традиций, но Мэй’Клилли понимал: каждый из них в душе недоволен неуважением к Кругу. Сам он расценивал поступок Тая как оскорбление, и первым порывом было желание вызвать наглеца на поединок чести. Правитель Дома Хрустального дождя должен был говорить последним. Но поймав испуганный, едва ли не умоляющий взгляд Мелли, юноша сдержался.

– Эльфы Дома Хрустального дождя скорбят по своим братьям и жаждут мести. Честь превыше жизни. Но сейчас первозданные не могут противостоять целой империи. Мы должны собраться с силами, дабы не было больше напрасных жертв. Когда придет наш час, отмщение свершится. А пока кампанию следует считать завершенной. – Элл’Ситайар умолк и обратил взгляд на Мэй’Клилли.

– Дом Изумрудного листа приветствует тебя, Светозарная, – произнес юноша. – Честь превыше жизни? В чем же владыка Дома Хрустального дождя мнит честь? В том ли, чтобы забыть подвиг нашего войска? Или в том, чтобы молча снести победу людей? Эльфы Дома Изумрудного листа хотят знать: когда свершится возмездие? И я знаю – не все первозданные погибли. Им нужна наша помощь.

– Дом Рубиновой луны приветствует тебя, Светозарная, – поддержала Рил’Айэлле, – и просит назвать срок. Нельзя простить убийство тысячи сыновей народа илльф. Так же, как нельзя отказать в помощи тем, кто остался в живых.

Законы Аллирила требовали, чтобы правительница выслушала речи всех глав Домов, и лишь потом, сообразуясь с их мнениями, огласила окончательное решение. Но Кай’Меллианир нарушила ход собрания, заявив:

– Кампания завершена, погибли все. Выживших нет. Народ илльф больше не будет участвовать в войне.

В зале опять воцарилась тишина, которую нарушил вкрадчивый голос Тая:

– Светозарная хочет знать ваше мнение, светлые тиссы.

– Дом Сапфирового неба приветствует тебя, Светозарная, – проговорил Илль’Эллиус, – и подчиняется твоему решению.

Ничего другого от владыки клана, много тысячелетий служившего правящему Дому, никто и не ожидал. Илль’Эллиус не раз доказывал свою преданность. Но то же самое произнесли волшебница Сай’Ниари из Дома Агатовой ночи и ее вечная соперница – воин Асс’Аллиа из Дома Золотого песка. Дом Топазового ветра… Дом Серебряной реки… Дом Бирюзовой волны… Все владыки выразили согласие со Светозарной.

Руки Мэй’Клилли непроизвольно сцепились в замок – жест, демонстрирующий несогласие. Юноша был вне себя от негодования, но, взглянув в зеленоватые, рысьи глаза Элл’Ситайара, он вдруг отчетливо понял: вот настоящий правитель Аллирила. Кай’Меллианир могла сколь угодно долго называться Светозарной, но ей навсегда была уготована участь послушной марионетки в руках ловкого кукловода. Нитями же служила любовь, искренняя любовь неискушенной девушки к опытному, циничному царедворцу. Очевидно, так же думали и остальные главы Домов. А возможно, они уже давно знали об этом и признавали за Таем право сильнейшего.

– Народ илльф будет вечно помнить своих героев, – сказал Элл’Ситайар, – в их честь самые искусные мастера Аллирила создадут стелу из горного хрусталя. Но живым – живое. Позвольте напомнить вам, светлые тиссы, что брачный обряд между Светозарной и мной назначен на Весеннее равноденствие.

Хрустальный лист растворился в воздухе. Собрание Круга было завершено. Владыки молча поднялись и проследовали к выходу.

Через три дня… Мэй’Клилли подумал о том, что лучшим подарком на свадьбу Таю будет цветок Крови первозданных. Устраивать праздник через два дня после гибели тысячи лучших сынов народа илльф, тогда как традиции предписывают не менее полувека траура! Но затеять поединок означало сделать Мелли несчастной. Ведь она любит этого подлеца! Ничто не могло заставить владыку Дома Изумрудного листа причинить боль этой девушке. В случае же победы Элл’Ситайара некому будет защищать честь Аллирила… Эта мысль потрясла юношу. Не дойдя до своего дома, Мэй’Клилли развернулся и пошел обратно. Он и сам понимал, что ведет себя как мальчишка, но ничего не мог поделать с бурлящими в душе чувствами.

Кай’Меллианир в компании своего жениха прогуливалась по внутреннему двору. С деревьев, уступая место зеленой дымке раскрывающихся весенних почек, медленно опадали сухие багряные листья, ложились под ноги нарядным ковром. Ни война, ни горе, ни смена правительницы не могли помешать магам жизни трепетно заботиться о красоте Аллирила.

Мэй’Клилли почтительно поклонился:

– Светозарная…

Мелли, доверчиво опиравшаяся на руку Элл’Ситайара, вежливо кивнула в ответ. Юноша старался не смотреть в ее волшебные, изменчивые глаза. В пасмурную погоду они были прозрачно-серыми, как дымчатый топаз, а солнечным днем отливали голубым сиянием, как чистая вода реки Галлиур. Мэй’Клилли любил Кай’Меллианир, но всеми силами старался подавить в себе это чувство. Девушка любит Элл’Ситайара и на днях станет его супругой. Так зачем смущать ее покой своими нескромными взглядами? О том, чтобы добиваться благосклонности красавицы, обрученной с другим, владыка Дома Изумрудного листа и помыслить не мог. Для этого он был слишком честен. Но никто не мог отнять у него права прощания…

Сохраняя на лице прохладно-вежливое выражение, однако в душе досадуя на непрошеного гостя, Тай шагнул на боковую тропинку, увлекая за собой потерянную Мелли. Девушка, еще не постигшая науку хладнокровного лицемерия, которой в совершенстве владела ее покойная тетка, а потому испытывавшая неловкость, послушно двинулась за женихом. Но Мэй’Клилли решительно заступил им дорогу.

– Могу ли я поговорить со Светозарной наедине, светлый тисс? – процедил он сквозь зубы.

Элл’Ситайар хотел было отказать, но, увидев на лице юноши мрачную решимость, с какой обычно вызывают на дуэль заклятого врага, решил уступить.

– Как пожелает Светозарная, светлый тисс.

Мелли кивнула, а Тай с безмятежной улыбкой склонился к ушку невесты и прошептал:

– Не бойся, моя жемчужина. Я буду рядом.

Владыка Дома Хрустального дождя отошел на несколько шагов и опустился на резную скамью.

– Что вы хотели сказать мне, светлый тисс? – с ласковой улыбкой спросила Кай’Меллианир.

Опустившись на одно колено, Мэй’Клилли взял девушку за руку, легко прикоснулся губами к тонким пальцам. Это длилось всего мгновение, потом юноша вскочил и, не произнеся ни слова, ринулся прочь. Мелли удивленно смотрела ему вслед, не понимая, куда и от чего он убегает. Губы Элл’Ситайара кривились в слабой довольной усмешке: он предугадывал дальнейшие действия этого безумца. Все вышло даже проще, чем предполагал будущий светлый князь. Скоро можно будет не опасаться молодого соперника…

Их было около полутора тысяч – тех, кто собрался вокруг вечного дуба. Они были молоды – самому старшему из них не исполнилось и трехсот. Эти юноши и девушки не желали смириться с решением Светозарной, простить людям гибель своих отцов и братьев. Каждый из них мечтал принять участие в кампании, но был отвергнут за молодость. Что ж, молодость – не порок и не болезнь. Это лишь свойство души, которое делает чувства горячими. Случается, она толкает на необдуманные поступки, заставляет совершать ошибки. Но кто сказал, что молодость мешает воевать и мстить? Они были хорошими воинами – каждый первозданный с детства приучен обращаться с луком и мечом. Среди них были сильные маги – народ Аллирила славится волшебством. Им не хватало опыта, но у них имелось, возможно, нечто большее: святая вера в свою правоту.

– Пусть каждый из вас еще раз подумает, прежде чем мы отправимся в поход, – произнес Мэй’Клилли. – Помните: эта битва может стать первой и последней в вашей жизни. Если кто-то хочет остаться, пусть сделает это сейчас.

Ему ответом было молчание. Ни один из юных первозданных не сделал шага назад. Мэй’Клилли обвел взглядом свое войско, заметив, что Рил’Айэлле, новая владычица Дома Рубиновой луны, тоже пришла сегодня на поляну. Все молодые эльфы были хорошо экипированы и вооружены. Они давно мечтали об этом моменте и достойно подготовились к нему.

– Тогда, – сказал владыка Дома Изумрудного листа, – возьмите с собой частицу Аллирила. Пусть она дает вам силы в бою.

Он опустился на колени и благоговейно прикоснулся пальцами к земле, которая откликнулась на магический призыв. Мэй’Клилли зачерпнул горсть священной для каждого эльфа почвы и высыпал ее в бархатный кисет. Рил’Айэлле подошла к росшему на краю поляны клену, оторвала молодую нежную веточку с едва распустившимися листьями, бережно спрятала на груди. Каждый из первозданных брал с собой то, что было ему дороже всего – крохотный кусочек родного леса, напоминание о родине.

Они двинулись на юг, туда, где лежали людские владения. Туда, где погибли их братья, где ждала помощи горстка выживших первозданных. Юноши и девушки, молодые, полные сил. Честные, преданные, бесстрашные, умеющие любить и дружить. Еще не научившиеся лгать, лицемерить и скрывать свои истинные чувства за маской безразличия. Не зараженные холодным презрением, не считающие нужным рассчитывать каждый шаг, не боящиеся за свои жизни. Отчаянные, безумные, но бесконечно мудрые в этом безумии. Аллирил покидали лучшие дети народа илльф.

* * *

Борясь с действием ментальных артефактов, Вадиус с трудом поднял руку, чтобы загородить отряд щитом, но не успел. В нас полетели заклятия. Я видел, как Дрианн с Лиллой, будто обрадовавшись возможности излить свою ненависть, отразили волшбу ближайших двух магов и атаковали в ответ. Как Лютый, уронив арбалет, упал на пол, увлекая за собой дядю Ге и этим спасая старику жизнь. Как рухнули замертво две молодые магессы, пораженные заклятиями. И потом – сменой картин страшного сна – совсем близко расширенные от боли глаза Грациуса. Он заслонил меня, приняв гибель и даже в смерти продолжая улыбаться… Вадиусу наконец удалось закрыть нас Большим Темным зонтом, о который разбились чары магов Совета. Снова хрипло вскрикнул Дживайн, и этот полный боли и безысходности вопль помог мне сбросить ментальные путы. Смех сменился холодной злобой, желанием отомстить. Этот холод открыл дорогу силе изначального. Одним движением руки я смел защиту, выстроенную Копылом. Старый маг протестующе заскрипел, но, поймав мой взгляд, крикнул:

– Ложись!

Заклятие сплелось само собой. А может, это было и не заклятие. Я развел руки в стороны – и мощная воздушная волна разметала врагов, ударив их о стены. Четверо рухнули с разбитыми черепами. Еще двое упали под натиском некромантов, которые и не подумали внять предупреждению Вадиуса и лечь на пол. Один из магов Совета – чернобородый мужчина лет сорока – прошептал короткое заклинание, распахнувшее двери Рубинового зала. Те волшебники, которые находились неподалеку от них, вскочили и ринулись внутрь. Перед тем как створки захлопнулись, я успел добить еще четверых.

Ярость гнала меня вперед, но прежде чем выбить дверь, я хлестнул по лепнине Темным огнем. Синие лучи погасли, вместе с ними ушло и безумие. Дживайн склонился над Грациусом, закрыл ему глаза. Когда выпрямился, лицо его кривилось от ненависти. Он вопросительно посмотрел на меня. Кивнув, я ударил по двери Молотом Дадды, напитанным из темного источника. Возможности изначального усилили удар в несколько раз. Створки разлетелись в щепу. Навстречу нам устремилась целая плеяда крупных огненных шаров. Все они, конечно, разбились о щиты. Магов, которых я стремился уничтожить, видно не было. Внутри великолепного круглого зала, на стенах которого горели багровые звезды, стоял отряд молодых волшебников. Секретари и слуги то ли защищали последний оплот Совета, то ли пытались обезопасить себя, но вид у них при этом был не боевой. Мне некогда было рассуждать и некого жалеть. Они затрудняли продвижение к основной цели. Нельзя оставлять врага за спиной… Руки сами закончили плетение и отправили смертоносные чары вперед. Затем я сотворил перед дверью плотный щит, не дающий Темному огню вырваться наружу. Все закончилось в считанные мгновения, от молодых магов остались лишь головешки.

Закрывшись Большим Темным зонтом, мы вошли внутрь. Тут же сверху обрушился первый магический удар, впившийся в нашу защиту. Зонт дрогнул, и я ощутил, что долго ему не продержаться. Новая волшба невероятной мощи хлыстом стегнула по щиту, и он распался. Стоящий рядом со мной маг, застонав, упал на колени. Изо рта его хлынула кровь. Остальные спешно выставили новую защиту.

Они стояли полукругом на узком парапете из горного хрусталя, который огибал обсерваторию. Магов было пятнадцать. Между волшебниками ощущалось чудовищное напряжение энергии, которая передавалась от человека к человеку, постепенно накапливалась и в руке стоящего ближе всех к выходу мужчины трансформировалась в заклятие невероятной силы. «Цепь мрака», – понял я. Чародей стоял неподвижно, вытянув руку по направлению к входу и изливая на него убийственную волшбу.

Мое тело действовало почти независимо от сознания. Вернее, сознание за ним не поспевало. Я сумел пересечь падающие вниз чары, поплатившись за это только щитом. Потом неожиданно для себя самого вытянул обе руки вперед, посылая в магов заклятие, которое сплел стремительно и неосознанно. Кажется, это было что-то, напитанное из воздушного источника. Два потока энергии пересеклись и сплелись в одно целое. Я ощутил притяжение. Это было похоже на любимую среди галатских моряков забаву – перетягивание каната. На одном конце команда магов Совета, на другом – обезумевший Рик Сайваар. Только вот канат был невидимый, а проигравшего ждала смерть. Дядя Ге с Дживайном, сообразив, что происходит, присоединили свою силу к моей. Тянуть стало немного легче. Копыл разделил отряд на две части: одни поддерживали нас, другие поливали заклятиями магов Совета. Наконец, я резко дернул «канат» на себя. Замыкающий цепь чародей, не удержав его, выпустил волшбу и, зашатавшись, упал вниз. Я метнул в него Молотом Дадды, но мужчина, сумев сгруппироваться в воздухе, ушел от удара и приземлился на ноги. Неуправляемое заклятие, заметавшись, поразило одного из магов Совета, от которого в разные стороны разлетелись кровавые ошметки. Оставшиеся волшебники спрыгивали на пол и вступали в драку с нашим отрядом. Закипел бой. Сверкали молнии, боевые чары со свистом рассекали воздух, порхали в разные стороны огненные шары… Все мое внимание было сосредоточено на одном противнике. Как правило, замыкающим Цепь мрака становится самый сильный волшебник. Это был все тот же темноволосый, смуглый бородач. Он тоже не отрываясь смотрел на меня, держа наготове уже сплетенное заклятие.

Мы медленно сходились, словно два борца, расставив руки и делая обманные движения. Мой противник не выдержал первым и отправил в меня Тень посмертия. Я на мгновение окутался Черным коконом и швырнул во врага сгусток Темной воды. Чары бородача словно взорвали мое заклятие изнутри, разметав мелкие капли жидкости по всему залу. Послышались крики боли. Мы использовали все новые и новые заклятия, наши удары становились все быстрее и неуловимее. Сражение словно отошло на задний план, а в центре были мы. Но ни один из нас не был даже ранен. Вдруг волшебник совершил легкое, какое-то одновременно стремительное и тягучее движение в мою сторону. Думая, что он собирается таким образом усилить свои чары, я закрылся коконом. Но маг вдруг застыл на расстоянии локтя от меня. Глаза его остановились, тело замерло, казалось, даже дыхание исчезло. Одновременно я ощутил, как что-то проникает сквозь мою защиту и вонзается в висок. Голову прошила резкая боль, стало трудно дышать. Этот гаденыш рискнул прямо посреди бушующего сражения выйти в астрал и попытаться воздействовать на мои жизненные каналы! И ведь не побоялся, что, пока он одиноким дубом будет стоять в центре зала, в него попадут чьи-нибудь чары! Спеша, пока враг не добрался до моего магического канала, я покинул свое тело. Астральное тело волшебника висело рядом с моей головой и пережимало канал, по которому ко мне поступала энергия жизни. Я подлетел к нему и оттолкнул в сторону. Мы вцепились друг в друга. Это был очень странный поединок. Наши земные оболочки, моя – окруженная серебристой аурой, его – окутанная красновато-золотым сиянием – словно две статуи, неподвижно застыли под градом сыплющейся со всех сторон волшбы. А в это время астральные сущности сошлись в никому не видимой схватке, слившись в единое пульсирующее пятно, внутри которого состязались две энергии.

Одновременно я мог видеть все, что происходило в Рубиновом зале. Дядя Ге с удивительным для его состояния проворством поразил молодую красивую женщину в серой мантии. И заклятие он для этого выбрал простейшее, но ударил как-то очень удачно – так, что магесса от боли потеряла сознание. Дядюшка опутал ее Стальной паутиной и обернулся, чтобы помочь Вадиусу, которого теснил здоровенный, как тролль, бритоголовый мужик. Копыл, несмотря на весь свой опыт и немалую силу, похоже, сдавал позиции – он попятился под напором противника и едва не упал. Помощь дяди Ге подоспела вовремя. Как раз когда здоровяк собирался поднырнуть под щит Вадиуса и поразить его Огненной стрелой, дядюшка ударил сбоку Молотом Дадды, проломив и щит чародея, и его висок.

Дрианн с Лиллой, встав спина к спине, сражались сразу с четырьмя магами Совета. Ауры парочки слились, образовав единое пятно цвета плесени. От некромантов исходила такая мощь, что сразу становилось понятно: они уже успели подпитаться чьей-то смертью и болью. У волшебников среднего уровня не было бы против них ни малейшего шанса. Но магистры держались. Лилла, достав из-за пазухи крошечный флакон, швырнула его под ноги одному из магов. Тонкое стекло разбилось, из него поднялась струйка наилегчайшей черной пыли, какая бывает, если наступить на гриб-дымовик. Волшебник схватился за горло и закашлялся. Девушке хватило мгновения, чтобы добить его с помощью Ледяного клинка. Потом некромантка выкрикнула заклятие на ханди и содрогнулась в мгновенном, остром приступе наслаждения, поглощая душу несчастного, труп которого рухнул на пол. Торжествующе захохотал Дрианн – возлюбленная поделилась с ним полученной силой. А Лилла, кинув в своего второго противника несколько огненных шаров подряд, одновременно прикоснулась кончиком пальца к родимому пятну на лбу и произнесла короткую фразу. Только что убитый маг рывком вскочил на ноги и кинулся на своего недавнего коллегу. Волшебник, занятый отражением атаки некромантки, не сразу понял, что происходит. А когда сообразил, было уже поздно: зомби впился зубами ему в горло и вырвал кадык, а потом, повинуясь приказу госпожи, отправился в сторону чародеев, сражавшихся с Дрианном. Следом за ним побежал и второй, душу которого девушка тоже поработила.

Дживайн схватился с красивой женщиной в лиловой мантии. Они долго обменивались заклятиями, причем каждое из них волшебник сопровождал издевательскими комплиментами, больше похожими на оскорбления. Разъяренная дама что-то крикнула и раскинула руки в стороны. Вдруг из-под ее просторного одеяния вылезли два уродливых карлика и заковыляли к магу. Они были кривобокие, косолапые, кожа светилась синевой, а лица выглядели, как будто их вылепили из глины неумелые детские руки.

– О, гомункулусы! – восхитился Дживайн. – Как мило!

Он сплел сложное заклятие и отправил его в корявые существа. Те встали на четвереньки, гнусно замяукали, зафыркали и, развернувшись, с решительным видом прыгнули на хозяйку.

– Это тебе за Грациуса! – крикнул Дживайн, вскидывая руку в торжествующем жесте.

Этого хватило, чтобы отправленное кем-то из магов Совета заклятие Огненной стрелы, поднырнув под щит, вонзилось прямо в сердце волшебника. Дживайн захрипел и упал вниз лицом. В следующее мгновение он покинул этот мир, чтобы встретиться со своим лучшим другом в Счастливых долинах.

Лютый, заняв удобную позицию, вел прицельный огонь из намагиченного арбалета. Правда, никого поразить ему еще не удалось, но светящиеся болты с огненным заклятием на острие отвлекали магов Совета, заставляя их создавать и поддерживать лишние щиты. Решив расправиться с надоедливым стрелком, молодой низкорослый мужчина, грудь которого украшал знак мага пятой степени, направился в его сторону. Вдруг от выломанной двери отвалилась длинная острая щепка, со скоростью стрелы полетела в сторону волшебника и, пробив защиту, вонзилась глубоко в глаз. Парень заревел, заливаясь кровью, скорчился и свалился под ноги Ому. Тот хладнокровно добил его из арбалета.

Я видел все это, продолжая состязаться со своим противником в астральной силе. Медленно, но верно я брал над ним верх. Чародей стал уставать, его энергия уже не изливалась ровным потоком – она била пульсирующими сгустками.

И вот, когда до победы остались считанные мгновения, я увидел, как к моему неподвижно стоящему физическому телу подкрадывается толстый немолодой волшебник, в пальцах которого переливалось огненное заклятие. Видимо, маг заметил наше онемение, понял в чем дело и решил, что может успеть поразить меня. Мой соперник тоже оценил обстановку и, собравшись с последними силами, вцепился в мое астральное тело, не давая ему вернуться в оболочку. Положение было плачевным. Но тут за спиной клятого толстяка словно бы ниоткуда возник Лютый и сзади ударил его по руке, отчего заклятие улетело в хрустальный потолок. Ом ухватил старика за волосы, оттянул его голову назад и полоснул по горлу ножом. И тут я тоже окончательно одолел врага, передавив все каналы, соединявшие его с жизнью. В момент, когда я оттолкнул от себя его исчезающее астральное тело, произошел огромный выброс энергии. Неконтролируемая мощь разлетелась в разные стороны, пронзив прозрачный купол. Хрусталь прощально застонал, и на нас брызнули мириады осколков. Этот дождь из алмазно блестящей крошки и холодный ветер, хлынувший в обсерваторию, положили конец сражению.

В живых осталось лишь пятеро магов Совета. Увидев, что самый сильный из них бьется в предсмертной агонии, волшебники опустили руки, плотно прижав их к телу, что среди чародеев означает капитуляцию.

– Герцог, прошу вас, хоть этих не добивайте! – закричал Вадиус. – Мы должны доставить их живыми, чтобы они предстали перед судом!

Я пожал плечами. Мне было глубоко безразлично, что будет с последними магами Совета. Вадиус с дядей Ге быстро опутали пленных Стальной паутиной. Лилла обездвижила своих четверых зомби, предварительно заставив их улечься аккуратной кучкой. Кто-то из отряда, бросив огненный шар, поджег не-мертвые тела.

С нашей стороны убитых было девятеро, еще двое мужчин тяжело ранены и один пострадал от ментальных чар. Дядя Ге бегло осмотрел их, со вздохом произнес:

– Тут к целителям надо. Луг даст… – и безнадежно покачал головой.

Вадиус с помощью связующего амулета вызвал целую роту гвардейцев. Они прибыли тут же, унесли раненых и вытащили наружу тела всех погибших. Обессилевшего дядю Ге и измученного Копыла тоже уложили на носилки и отправили к целителям. Я пополз было к лестнице, но меня остановил строгий окрик:

– Выше высокомагичество!

Ко мне спешила хорошенькая черноволосая женщина:

– Ваше высокомагичество, вам ни в коем случае нельзя двигаться!

Я попытался было возразить, что до этого двигался вполне успешно, но дама перебила:

– Не возражайте целителю! Вы весь в ожогах! Сейчас же на носилки!

Широкоплечие гвардейцы почтительно, но твердо приподняли меня подмышки и уложили на парусиновое ложе. Лютый, уставший, но невредимый, шел рядом. Когда мы оказались на улице, щедро залитой полуденным солнцем, сбоку кто-то прохрипел:

– Жив, лейтенант?

Я приподнялся на локтях. Так и есть: лишь мастер Триммлер продолжал, невзирая на табель о рангах, упорно именовать меня лейтенантом. Гном барственно покачивался на носилках неподалеку от меня.

– Ногу сломал, – пояснил он. – Ну да ничего, на мне как на драконе заживает! А тот паренек, что на меня упал, разбился, да примет Луг его душу в Счастливых долинах…

Два дня я провел в своих дворцовых покоях под наблюдением целителей. Дарианна, одновременно счастливая оттого, что я вернулся, и расстроенная состоянием моего здоровья, настояла на полном курсе лечения. Если бы не силы изначального, валяться мне, изнывая от безделья, недели две. Но уже на третий день ожоги затянулись новой кожей, и чувствовал я себя отлично. Только вот обгоревшие волосы торчали невразумительными клочками, слегка портя образ всемогущего Верховного мага. Ну да плевать мне было на такие мелочи. Дядя Ге, навещавший меня по три раза на дню, передал привет от мастера Триммлера. Гнома и впрямь можно было считать неуязвимым: его нога срослась за тридцать часов! Теперь жилище сына гор осаждали лекари и ученые, стремящиеся постичь невероятные возможности его удивительного организма.

Итак, после двухдневного отдыха я снова окунулся в гущу событий…

– Мы, императрица Объединенной империи Галатон, повелительница присоединенных малых земель Дарианна Первая, за преступления против короны и измену империи приговариваем…

Две ночи на площади Семи королей стучали молотками плотники, переделывая помост для коронации в нечто гораздо более страшное. И вот теперь посреди толпы зевак уродливыми украшениями возвышались пять виселиц, под которыми на высокой скамье стояли бывшие маги Совета в черных балахонах смертников. Дарианна и я наблюдали за казнью с дворцового балкона, за нашими спинами тихо перешептывались придворные. По левую руку от императрицы стоял Вадиус. Дядя Ге и Лютый от созерцания экзекуции вежливо отказались. Я тоже не горел желанием ее наблюдать, но положение обязывало: Верховный маг должен находиться подле августейшей особы. Дрианн с Лиллой отправились на площадь, чтобы находиться как можно ближе к месту казни и зачерпнуть энергии смерти. Пожалуй, некроманты были единственными, кто испытывал истинное удовольствие от происходящего.

– …к смертной казни через повешение! – закончил распорядитель, взмахом руки подзывая палача.

Кат деловито накинул веревки на шеи приговоренных, затем выбил у них из-под ног скамью. Агонизирующие тела, словно гротескные марионетки, под одобрительные выкрики толпы задергались, расставаясь с жизнью. Не желая наблюдать за их муками, я перевел взгляд на Дарианну. Императрица не отрывалась от магического увеличивающего экрана, еле слышно шепча сквозь стиснутые зубы:

– Остался всего один…

Несомненно, она имела в виду Вериллия. Бывший Верховный куда-то исчез, и поиски его не давали результата. Я подумал, что мне придется браться за это самому. Пока Вериллий жив – и Дарианна, и весь Галатон в опасности. Вроде бы связанный обетом чародей не мог причинить прямой вред императрице. Но кто знает, вдруг он нашел способ нейтрализовать его действие? Кстати, на меня никаких нитей не надевали. Дело ограничилось лишь произнесением стандартной клятвы. Отказавшись от использования артефакта, Дарианна стремилась подчеркнуть, что полностью доверяет мне. Лорд Феррли, как всегда демонстрируя крайний цинизм, утверждал, что причина кроется в моих способностях изначального. Будто бы Копыл так и не придумал, каким волшебством зарядить нитку, чтобы она подействовала в случае угрозы. Мол, побоялся сделать хуже. Я не знал точно, какая из версий соответствовала действительности. Прочесть Вадиуса не было никакой возможности: искушенный в тонкой магии волшебник полностью блокировал свой разум. К тому же он преданным псом ходил за императрицей, бдительно охраняя ее сознание. Оставаясь с девушкой наедине, я не мог ее прочесть: Дарианна непременно заметила бы это. Да и редко случались минуты, которые мы могли посвятить друг другу.

Сразу же после казни на площадь выкатили бочки с вином и старкой. Предстояло празднование победы над эльфийским войском. А мы отправились в кабинет ее величества, где уже ждали Лютый и дядя Ге. Теперь каждое мое утро должно было начинаться с совещания. Сегодня предстояло выбрать магов в Совет. Признаться, я был в затруднении. Где взять двенадцать магистров, как требовал устав? А помощники, советники, секретари? Конечно же в Совет вошли Вадиус и Палария, которая по причине слабого здоровья не принимала участия в штурме. Немолодая дама до сих пор не оправилась от падения во время взятия Счастливого местечка. Еще десять мест оставались вакантными: предстояло подыскать на них достойных претендентов. Как я сожалел о гибели Дживайна, Грациуса и Александриуса! Вот уж на кого можно было положиться. Я был уверен, что дядюшка Ге не оставит своего воспитанника без поддержки, но у Дарианны имелись на него другие планы.

– Скажите, мастер Генериус, – спросила она, – что, по вашему мнению, следует изменить в империи в первую очередь?

– Образование, ваше величество! – без всякого стеснения ответствовал дядя Ге. – Вон, обратите внимание, какой бардак ваш бывший Верховный развел с учебой-то! Боевые маги толком заклятий не знают, созидатели в простейших элементах путаются, демонологов и вовсе готовить запретили! Слабая нынче молодежь пошла. А ведь война на пороге…

Императрица молча уставилась на старика, Копыл словно бы превратился в знак вопроса, а дядюшка пояснил:

– Белоглазые из Аллирила повылезли? В этот раз мы их побили. А ну как они снова нападут? А некроманты? Ходят слухи, что в деревнях зомби появляются. Красавица наша черномазая, что с Дрианном шуры-муры крутит, не в гости же в Галатон прибыла. Сколько их таких, кто знает? А твари эти, что полгорода порушили? Да и вообще, неспокойно везде. Я тут на досуге карты раскидывал, в зеркало будущего заглядывал… нехорошо выходит. В общем, хочешь мира – готовься к войне.

Дядюшка замолчал, навесив на лицо выражение крайнего простодушия, которое, впрочем, никого не обмануло. Очевидно, его высказывания только подтвердили данные разведки, потому что Дарианна кивнула секретарю:

– Мастер Генериус назначается ректором магического университета и уполномочивается реформировать программу образования.

Секретарь старательно заскрипел пером, составляя приказ. Вскоре дядюшка, вооруженный свитком, отбыл к месту назначения, напоследок попросив:

– Вы уж мне не откажите, дайте в помощники Дрианна с Лиллой. Пусть боевых магов обучают. Да и в лабораториях потрудятся…

Старый хитрец наверняка собирался изучить природу некромантских сил. Уж не знаю, как он планировал это сделать. И я, и Копыл не раз пытались разговорить Лиллу. Но девушка всегда отвечала одно и то же: выдавшего тайну Исдес ждет скорая смерть. Некромантку можно было только уничтожить либо оставить в покое. Поскольку она сражалась на нашей стороне, мы предпочли выбрать второе.

Разжившись еще одним приказом, дядя Ге удалился вместе с Копылом, который отправился предлагать разжалованному ректору место в Совете.

– Ну, а ты? – спросил я Лютого.

Брат не успел ответить. По знаку Дарианны секретарь встал из-за стола и торжественно прочел:

– За заслуги перед империей капрал Кай’Омлютаир награждается баронским титулом с присвоением ему честного имени по выбору – Лютый либо Кай’Омлютаир, поместьем в Лесном крае и домом на улице Розы ветров…

Очень уж мне все это напомнило мою собственную историю. Только какие теперь в Лесном крае поместья?..

– …также капралу присваивается внеочередное звание полковника имперских ястребов. Помимо основной службы, вменяется в обязанность раз в неделю посещать магический университет для обучения искусству боевой магии, – закончил секретарь.

Ничего себе – из капралов в полковники! Дарианна мягко произнесла:

– Я надеюсь на вашу помощь, Ом. Вы знаете, что лучшие полки ястребов не вернулись из Южного континента. Следует набирать новых солдат. Мастер Генериус прав – нужно готовиться к войне. Опытные воины сейчас для империи дороже золота. Согласны ли вы принять под командование учебный полк имперских ястребов? Разумеется, учебный только пока.

Лютый встал из-за стола, вытянулся в струнку и ударил кулаком по левой стороне груди, отдавая честь:

– Слушаюсь, ваше величество! Разрешите выполнять?

Девушка с улыбкой кивнула:

– Отправляйтесь с приказом в штаб, представьтесь главнокомандующему имперских войск. Остальное уже не моя компетенция.

Чеканя шаг, брат вышел из кабинета. Я понимал его: Лютый был воином от макушки до кончиков пальцев. Как бы он ни относился к Дарианне, назначение не могло его не обрадовать. Ведь оно давало возможность заниматься любимым делом. Однако выходило, что я оставался в Совете без верных друзей и соратников. Плохо… Кстати, Дом Совета после зачистки был непригоден для заседаний. Мы изрядно порушили здание, да и кто знает, сколько в нем еще таилось не обезвреженных магических ловушек? Но я недооценил способности Дарианны. Она не забывала ни о чем. Не успела за дядей и Вадиусом закрыться дверь, как на совещание явился весь кабинет министров и градоначальник Виндора. Я с удивлением отметил, что среди прибывших высоких чинов нет ни одного знакомого лица. А ведь многим из министров я был представлен еще при жизни Ридрига. Это значило, что Дарианна успела заменить весь состав кабинета. Совещание прошло быстро, чтобы не сказать стремительно. Девушка отказывалась слушать пространные рассуждения, требуя коротких докладов по существу. Решения она тоже принимала моментально. Со стороны это могло показаться легкомыслием, но я понимал, что каждый приказ императрица взвесила и тщательно продумала накануне. Физиономия секретаря делалась все более плаксивой: он едва успевал строчить новые свитки.

– Виндор должен быть восстановлен в кратчайшие сроки. Работников набрать из горожан. Каждому мужчине столицы вменить в обязанность провести неделю на строительстве.

– Но оплата… – заикнулся было градоначальник.

– Оплаты не будет. Это труд на благо империи. Тех ремесленников, которые пожелают заново отстроить свои мастерские, освободить от налогов и аренды на год. Выплатить им из казны безвозмездную помощь на материалы и помочь работниками.

– Казна в плачевном состоянии, ваше величество, – возразил министр финансов, – длительные военные действия на Южном континенте…

– Увеличить вдвое налог на торговлю, земли и поместья. По всей стране. Вдвое сократить жалованье чиновников. Это касается и вас. – Дарианна обвела министров ледяным взглядом, словно предупреждая, что возражать бесполезно.

– Но бунты… – осторожно проговорил министр безопасности.

– Усилить внутренние войска. Уволить пожилых и неподготовленных стражников. Набрать молодых и сильных. Также ввести обязательную воинскую подготовку для всех мужчин империи. Не повинность – подготовку. Мы должны готовиться к войне.

На лица министров жалко было смотреть. Четко поставленные задачи требовали быстрого и точного выполнения. А попробуйте-ка за несколько дней изменить порядки, существовавшие пять веков, разворошить слежавшиеся пласты гнилья. Последний же указ добил всех. По знаку Дарианны секретарь прочел:

– Настоящим указом определяется мера ответственности лиц, наделенных государственными полномочиями. Любой чиновник, уличенный во взяточничестве, воровстве либо воспрепятствовании законности, будет подвергнут публичной смертной казни. Все имущество преступника отойдет в имперскую казну, семья его лишится дворянского звания.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Побледневшие министры прятали бегающие глазки. Видно, в мечтах они себе представляли совсем другие последствия назначения на должность…

– Прошу обратить на этот указ особое внимание, господа, – сухо произнесла императрица, – и донести его до всех своих подчиненных. Помните: тайная канцелярия, которую учредил еще Вериллий Фламиер, существует. И все ее доносы будут ложиться на этот стол. Теперь можете идти. Ровно через неделю жду вас с отчетами.

– Кто же начальник этой самой тайной канцелярии? – поинтересовался я, когда озадаченные министры удалились. – Почему ты его не пригласила?

– На то она и тайная, – фыркнула Дарианна, – чтобы ее работников никто не знал. Впрочем, от тебя у меня секретов нет. Я назначила на эту должность Вадиуса.

– А как же Совет?

– Одно другому не помешает. Заодно присмотрит и за Советом.

Да уж, кто лучше знатока астральной магии мог организовать сеть из шпионов и доносчиков? А преданность Копыла императрице не знала границ.

– Теперь еще жрецы, и все на сегодня, – лукаво покосившись на секретаря, который усиленно делал вид, что ничего не слышит и не замечает, ее величество чмокнула меня в нос. – Сделай постное лицо, с божьими слугами разговаривать труднее всего.

Двенадцать человек в просторных рясах тихо вошли в кабинет, поклонились и, повинуясь приглашению Дарианны, расселись вокруг стола. Отец Дарсан озабоченно хмурился, лоб его перерезала глубокая морщина. Оно и понятно: главный удар мотыльки из бездны нанесли именно его прихожанам. Мать Лаурита как всегда безмятежно улыбалась, по ее лицу невозможно было прочесть, в каком настроении пребывает Старшая жрица Неи. А вот у матери Перетеи был отрешенный вид, похоже, мысли ее витали где-то далеко. Скорее всего, жрица Брижитты обдумывала способ лечения своего очередного питомца. Лицо женщины, сидевшей рядом с ней, показалось мне знакомым. Ну конечно, Старшая жрица Ат-таны! Эту пышную миловидную особу я видел на улице Благородства. Она утешала свою прихожанку, у которой под развалинами погиб муж. Остальных жрецов я не знал.

– Вы просили об аудиенции, – произнесла Дарианна. – Зачем?

– Мы пришли, чтобы смиренно молить вас принять решение, ваше величество, – сказала молодая худощавая женщина. Вопреки ее же собственным словам, лицо жрицы не выражало смирения. На груди серого одеяния красовалась вышивка – меч и щит – символы богини войны Морриган.

Мать Варелия замолчала, покорно склонив голову и ожидая ответной реплики. Дарианна поддержала ее игру:

– Какого же решения ждут от меня почтенные слуги богов?

– Объявите нам, какого из божеств должно отныне считать верховным, ваше величество, – мягко проговорил мужчина в синем одеянии.

– Я всего лишь императрица, отец Вельмарин, – усмехнулась Дарианна. – Насколько я помню Древнюю книгу, Луг милосердный являлся во сне пророкам и приказывал строить храмы и молиться ему. А что могу сделать я?

– Пока нет иных пророчеств, верховным божеством должен оставаться Луг всеблагой! – горячо воскликнул молодой толстяк, удивительно похожий на отца Падерика.

– Народ потерял веру в Луга, – резко оборвала его Варелия. – Его Главный храм осквернен, а Верховный жрец утащен демоном. Ваше величество, мы проводили перед храмом очищающий ритуал, призывая милость Луга. Но это не помогло: там продолжают твориться страшные и непонятные вещи.

– В городе множатся адепты опасных темных сект, – поддержал Вельмарин. – Когда у людей нет единой веры, ими трудно управлять. Ваше величество, мы не можем ждать явления пророков и просим выбрать новое Верховное божество.

– Хорошо, – кивнула Дарианна. – Но ведь вы, святые отцы и матери, наверняка много думали об этом. Быть может, у вас имеются какие-то свои соображения?

«Что она делает? – уныло подумал я. – Ясно же, что каждый из жрецов спит и видит своего бога во главе пантеона. Это сулит огромные выгоды. Сейчас начнется!»

– Виндор – морская столица, – осторожно высказался отец Вельмарин. – Галатон – владыка океанов. Будет правильно, если Верховным божеством станет Маннаин.

– Мы должны воспитывать из своих граждан настоящих воинов, – прервала его Варелия. – Морриган – вот богиня, которая внушит страх галатцам!

– Тарантус – старший сын Луга и могущественный бог, повелевающий стихиями, – вмешался суровый жрец в черной рясе. – Первенство принадлежит ему по праву!

Примерно в том же духе высказались жрецы Стратаны, Нуадия и Пирия. Дарианна не перебивала разошедшихся слуг божьих, лишь внимательно слушала их речи, всматривалась в исполненные вдохновения лица. Отец Дарсан и мать Перетея ничуть не интересовались дискуссией, также в стороне осталась жрица Ат-таны.

– Хорошо, – произнесла императрица, когда спор начал стихать. – Я подумаю и приму решение.

Приняв ее слова как сигнал к уходу, жрецы поднялись со своих мест и гуськом потянулись к выходу. Лишь мать Лаурита отстала от шествия и вкрадчиво проговорила, смело, почти нагло глядя Дарианне прямо в глаза:

– Миром правит любовь, ваше величество. Златокудрая Нея очень могущественна, за ней стоит истинная сила…

– Богиня шлюх никогда не возглавит пантеон в моей империи, – жестко оборвала ее девушка.

На долю секунды в глазах Лауриты промелькнул гнев, но жрица тут же погасила его, поклонилась и вышла из кабинета. Резковато императрица с ней обошлась… ну да это можно понять, достаточно лишь вспомнить, кто довел до гибели Ридрига Второго.

– Ну, и зачем ты устроила это представление? – недоуменно спросил я.

– Так… – пожала плечами Дарианна, – посмотреть хотела… А что там у нас с храмом Луга? Из тайной канцелярии приходят странные доклады.

Действительно, после визита Варрнавуша, который утащил с собой душу Падерика, храм сделался для горожан главным предметом жутких слухов и страшных баек. Мимо него боялись проходить даже днем. Говорили, что оттуда доносится чей-то вой, плач, а по ночам из дверей храма выходят на охоту вампиры. Торчащая посреди города мрачная громадина с кровоточащими стенами наводила на людей такой ужас, что ее избегали даже мародеры. Впрочем, я подозревал, что большая часть будоражащих воображение сказок была придумана то ли жрецами других богов, то ли самими деятелями из тайной канцелярии, во избежание разграбления храма. Но факт оставался фактом: что-то там происходило странное. Энергетика у этого места была нехорошая, да и стены просто так кровоточить не стали бы. Конечно, давно следовало разобраться со всей этой мистикой, если бы не наша… хм… крайняя занятость в последние дни.

– Пойду туда прямо сейчас, – сказал я.

– Подожди, любимый. Вызови Вадиуса и своих друзей. Не нужно тебе идти туда одному.

Нежно распрощавшись с Дарианной, я вышел из ее кабинета и направился к выходу из дворца, на ходу активируя связующий амулет. Эти полезные украшения выдали мне, Копылу, Лютому, Дрианну и дяде Ге по приказу императрицы еще перед взятием Дома Совета. Но там они действовать отказывались из-за эманаций различных защитных артефактов. Зато теперь было очень удобно: не приходилось прибегать к помощи гонцов или посылать астральную проекцию. Жаль, эти штуки так дороги, что позволить их себе может далеко не каждый. Как упростилась бы жизнь человечества, будь у всех возможность иметь связующие амулеты!

Местом встречи я назначил дворцовый парк. Когда все мы там собрались, день перевалил уже далеко во вторую половину. Ожидая товарищей, я коротал время в беседе с лордом Феррли, который, стоило мне выйти из дворца, тут же возник на моем плече.

– Что вы можете сказать о Главном храме Луга? – спросил я демона.

– Обычное дело, – пренебрежительно фыркнул тот, – прорастание энергетических паразитов в месте, часто посещаемом могущественной темной сущностью.

– А попроще?

– Вы представляете себе, насколько силен темнейший князь? Какова его энергия? А он, насколько я понимаю, приходил в храм Луга не один раз. Постоянный прорыв междумирья в одном и том же месте пространства, воздействие энергетики верховного демона, а потом еще и кровавая жертва, страх толпы… понимаете, сколько всяческих эманаций возникло в храме? Не удивительно, что они притянули к себе различных сущностей, питающихся этими выбросами.

– Это может быть опасно?

– Для меня – определенно нет. Для вас тоже. Как, пожалуй, и для любого другого сильного мага. А вот обычный человек – да, может подвергнуться атаке.

– Какие они, эти сущности?

– Помилуйте, герцог, да откуда же мне знать? Какие угодно могут быть.

– Говорят, вампиры…

– Такой взрослый человек, а в сказки верите! Хотя… – демон на минуту задумался, после чего выдал: – В мире Аматы происходят изменения. Почему бы и не появиться неким существам, которых можно будет считать вампирами?

– Понятно. Как избавиться от этих паразитов?

– А надо ли? – усомнился Артфаал. – Они ведь никого не трогают, живут себе внутри храма.

Я укоризненно скосил на него глаза.

– Ну хорошо, хорошо, – проворчал демон, – нужно смотреть на месте.

– Вот и мы, – к нам подошел запыхавшийся Копыл. – Позвольте представить, ваше высокомагичество: лорд ректор университета, граф Андриус Ортекс.

– В настоящее время разжалованный ректор, – поправил старика высокий благообразный мужчина средних лет в нарядной мантии чернильного цвета.

Казалось, опальный ректор ничуть не расстраивался из-за своей отставки. Когда он пожимал мне руку, его породистое холеное лицо лучилось доброжелательной улыбкой.

– Узнав о причине вызова, я взял с собой лучших университетских демонологов, – два мрачных типа в черных мантиях одновременно поклонились. В руках они держали забавные приспособления, при виде которых Артфаал ощетинился и негодующе зашипел.

– Ловушки для демонов, – пояснил он.

Конечно, все маги уловили его мыслеречь. Демонологи спешно принялись сплетать заклятие, а Ортекс любезно осведомился:

– Ручная сущность мрака, я полагаю?

– Мой друг и оберегающий, лорд Феррли.

– Низший демон, – добавил Артфаал, мстительно спутывая чары пытавшихся пленить его магов.

– Прекратите, – приказал ректор своим бывшим подчиненным.

Почти одновременно к нам подошли дядя Ге, Дрианн с Лиллой и Лютый.

– Задержались в тайных лабораториях, – пояснил мой опекун.

– Я на сегодня дела закончил, – поделился Ом, – завтра предстоит трудный денек…

– Пойдемте, господа, – перебил его Вадиус, – лучше будет покончить с этим делом до темноты.

Мы вышли на площадь, где набирало обороты народное гуляние. Сейчас горожане пребывали в той стадии опьянения, которой сопутствуют бурное веселье и любовь ко всем окружающим. Одни, обнявшись, горланили песни, другие приплясывали под гитары гитан. Задирали юбки ядреным блудницам, хохотали над сальными шутками бродячих артистов, черпали из бочек дармовую старку… Все это происходило прямо под виселицами, на которых теплый весенний ветерок слегка раскачивал тела казненных. Выпученные глаза мертвых магов изумленно взирали на всеобщее веселье, вываленные почерневшие языки придавали повешенным сходство с уродливыми скоморошьими масками.

Вскоре мы стояли перед каменным забором, ограждавшим храмовый двор. Ворота были гостеприимно распахнуты, но вокруг не наблюдалось ни одного человека, который пожелал бы воспользоваться этим гостеприимством. Если честно, мне тоже не хотелось туда идти. В атмосфере ощущалось что-то… неправильное, неестественное. Я вышел в астрал и огляделся. Храм и двор окутывало плотное облако неприятного серого цвета. Голос Копыла вернул меня к действительности:

– Подождите, ваше высокомагичество. Я проведу обследование с помощью астральной проекции.

Я согласился. Все же Вадиус был настоящим специалистом тонкой магии. Волшебник на несколько минут застыл в неподвижности, затем сообщил:

– Энергетика нехорошая. Заметно присутствие чуждых сущностей. И что-то еще… Скорее всего, это след от явления Варрнавуша.

– Очистить сможем? – деловито осведомился один из демонологов.

– Думаю, да.

– Хм… может быть, следует просто сжечь храм? – предложил граф Ортекс. – Положиться, так сказать, на силу стихии? А потом разрушить остатки до основания.

– Да! – мысленно вмешался Артфаал. – Это проще и безопаснее всего. Сущности, освобожденные от проклятых стен, конечно, разбегутся по городу. Но это не столь важно. Через год-другой сами сдохнут.

– Ну уж нет! – я решительно шагнул вперед. – Только этого нам не хватало!

– Как знаете, герцог… – довольно промурлыкал демон.

За оградой царил ледяной холод, словно мы из ласковой весны вдруг попали в зиму. На улицах Виндора радовала глаз молодая зелень, здесь же между плитами мостовой торчали пожухшие пучки мертвой травы. Покрытый ржавыми пятнами высохшей крови храм отбрасывал на двор тяжелую, почти физически ощутимую тень, хотя, судя по положению солнца, она должна была падать в другую сторону. На стеле возле входа до сих пор стояла голова отца Падерика, совсем не тронутая тлением.

– Говорили, Вериллий приказывал ее убрать, но ни один из магов Совета не сумел этого сделать, – пояснил Вадиус. – Ну, а потом не до того было…

Артфаал легко взмыл в воздух, долетел до стелы, растопырил лапы и, вцепившись когтями в камень, ловко пополз вверх. Добравшись до головы, уселся рядом. Принюхался, потом легонько, словно настоящий кот, играющий с мячом, толкнул останки злосчастного жреца. Голова не двинулась с места. Демон обхватил ее передними лапами и дернул. Бесполезно.

– Не отрывается! – в его мыслеречи явственно слышалось пыхтение.

– Прекрати паясничать! – разозлился дядя Ге. – Для кого представление устраиваешь?

Действительно, лорд Феррли вел себя как-то странно. Я так и не понял, зачем он затеял всю эту клоунаду. А надо было бы сообразить… После очередного рывка Артфаал, не удержавшись на стеле, кубарем скатился вниз, звучно шлепнулся о камень, вскочил, задрав хвост трубой, и вбежал в храм. Следом вошли демонологи, держа перед собой приборы. За ними с арбалетом наизготовку шел Лютый, доверявший оружию больше чем любой магии. Все остальные рассредоточились цепью, чтобы в случае опасности не поразить друг друга заклятиями. Храм встретил нас полумраком, холодной сыростью, странными тихими звуками и резкой вонью звериного логова. Перед статуей Луга в странной позе сидел человек. Вернее, труп. Он откинулся назад, опираясь на руки, ногами упираясь в пол, словно хотел отползти от величественной фигуры, да так и застыл. Глаза его, устремленные на божество, были широко раскрыты, рот раззявлен в беззвучном крике. Дядя Ге осторожно обошел его и прошептал:

– Ран никаких нет. Похоже, от страха он помер-то…

– Мародер, – кратко отозвался вывернувшийся из-за постамента Артфаал, вскакивая мне на плечо.

Рядом с телом лежал развязанный мешок, из которого торчала серебряная храмовая утварь.

Демонологи принялись рисовать посреди зала пентаграмму.

– Сначала следует осмотреть весь храм, – заметил граф Ортекс. – Может быть, скопление сущностей находится в другом месте.

Словно подтверждая его слова, из-за парчовой занавеси, отделяющей ритуальный зал от остальных помещений, раздался громкий визгливый вопль.

– Помнится, Падерик вызывал демонов в тайном святилище, – быстро произнес Лютый.

– Да, в конце коридора.

По занавеси пробежала стремительная тень, за ней еще одна… Тяжелая ткань зашевелилась, словно под порывом ветра, потом из-под нее начали вырисовываться очертания странных фигур. Они плыли, изменялись, принимали разные образы, выдавались вперед, протягивали уродливые конечности, словно желая ухватить незваных гостей, потом вновь скрывались. Демонологи переглянулись и осторожно, на цыпочках, подошли к занавеси. Накрывшись защитными чарами, отдернули в сторону парчу. Мерзкие абрисы исчезли, вопли сделались тише, их источник начал удаляться. Твари, кем бы они ни были, убегали в глубину храма. В руках дяди Ге вспыхнул яркий огненный шар, осветивший темную кишку коридора.

– Кто-то должен остаться снаружи, – сказал он, – охранять выход. Мало ли…

– Лилла, Дрианн, Лютый, – приказал я. – Вы остаетесь здесь.

Некроманты незаменимы в сражении с людьми. Как они проявят себя в схватке с неизвестными сущностями, я не знал. Дар Лютого появлялся и исчезал почти независимо от него, а от арбалета в узком святилище и вообще толку не было. Демонологи скользнули в коридор, секунду спустя туда же отправились Копыл, дядюшка и граф Ортекс. Едва я занес ногу, чтобы перешагнуть через низкий порог, занавесь, будто ожив, вырвалась из моей руки и вернулась на место. Я попытался отдернуть ее снова, но клятая ткань не поддавалась. Она сделалась твердой как сталь, плотно приклеившись к камню стен, сливаясь с ними, теряя краски, тяжелея… Через миг проход исчез, передо мной была ровная стена.

– Я вижу то же, что и остальные? – хладнокровно осведомился Лютый.

Вместо ответа я запустил в невесть откуда взявшееся препятствие Молот Дадды. Никакого эффекта.

– Здесь надо нечто более сильное, – промурлыкал лорд Феррли.

Мне бы, дураку, обратить внимание на довольные интонации его мыслеречи. Но я был слишком занят плетением нового заклятия. Вдруг по залу пронесся порыв ветра, поднявший невыносимое зловоние. Гортанно вскрикнула Лилла. Кто-то невидимый и чудовищно сильный подхватил девушку и стремительно потащил к дверям храма. Дрианн прыгнул вперед, но не успел схватить свою подругу: некромантку вышвырнуло наружу. С тяжелым гулом захлопнулись двери, отрезая нас от всего мира.

– Демон знает что, – зло прошипел Лютый.

Он вышел на середину зала и огляделся, готовясь в любой момент выстрелить в неведомого врага.

– Что это? – вдруг спросил Дрианн, настороженно прислушавшись.

Откуда-то доносился странный звук. Он шел не от стен и даже не из-под земли. Такое потустороннее гудение вообще не могло родиться в нашем мире. Это с треском рвалась ткань междумирья, сквозь которую неотвратимо неслось к нам огромное, могучее существо. Мы с Дрианном подошли ближе к Ому и замерли, готовясь втроем встретить опасность. Артфаал спрыгнул с моего плеча. Лютый толкнул меня локтем в бок и кивнул, указывая на статую Луга. Каменная фигура медленно наклонила голову. На нас уставились сверкающие расплавленным золотом глаза с вертикальными змеиными зрачками. Лорд Феррли, принявший демонический облик, согнулся в подобострастном поклоне, чуть не касаясь пола своим пятачком. Привычная мурлычущая мыслеречь сменилась неожиданно низким для такого тщедушного тельца голосом:

– Я привел их, мой господин…

* * *

Раннее утро занималось над степью. В сыром рассвете видно было первые проталины и кочки, покрытые прошлогодней травой: в Орочье гнездо пробиралась весна. Уран-гхор подставил лицо холодному ветру, вдыхал запах дыма. Впереди было селение его племени. И пусть оно теперь звалось Тарг-ориг. Но там была Айка, там должен был родиться их сын. Там был верный товарищ – Ярх. Пока хоть один из племени жив, и племя живо. Так думал Уран-гхор, и ноздри его раздувались, а кулаки стискивались от злобы. Смерть предателю, смерть! Рядом Роб стоял, ждал, когда молодой вождь усмирит свой нрав.

– Прогони ненависть, сын, – сказал он, – пусть ум твой будет холоден.

– Я пойду в селение, отец, – отвечал Уран-гхор. – Убью подлую жиху!

Со стороны тепла ворон прилетел, сел на плечо старика, каркнул громко.

– Пойдем, сын, – кивнул Роб, – время пришло.

Навстречу им, злобно оскалив зубастые пасти, ринулись вулкорки. Но почувствовав от пришельцев силу, припали к земле, смиренно пряча глаза. Часовой увидел незваных гостей, шум поднял. Выбежали из своих жилищ воины, вскинули луки.

– Что ж вы своего вождя стрелами встречаете, орки? – крикнул Уран-гхор.

– Какой ты нам вождь? – расхохотался могучий воин. – Наш вождь – Варг-гхор, вот он!

Возле своей каранги стоял Варг-гхор, смотрел на пришельца так, словно духа увидел. Горели самоцветные каменья на шапке, да только теперь над лисьей оторочкой змеиная кожа поблескивала.

– Здравствуй, трус! – Уран-гхор сказал. – Все прячешься за спинами воинов?

– Стреляйте в них! – закричал Варг-гхор.

Засвистели в воздухе стрелы. Роб в бубен стукнул, выставил перед собой руку – и изменился смертоносный путь стрел. Все они в землю вонзились возле ног шамана.

– Так что, Варг-гхор, – усмехнулся молодой вождь, – докажешь, что не жиха ты, а настоящий воин?

Попятился Варг-гхор:

– Не орки это, нордары в образе орков!

– Нет! – раздался гневный голос, и вперед выступил Ярх. – Не верьте ему, орки! Это Уран-гхор, мой товарищ, вождь племени Гра-ориг.

– Уран-гхор в битве погиб, в людском селении, – крикнул Варг-гхор. – А племени Гра-ориг нет давно!

– Тогда расскажи нам, как ты стал вождем племени Тарг-ориг, – проговорил Уран-гхор. – Расскажи, как ты продал Сварг-гхора десять зим назад. Как в спину его на охоте ударил и людям отдал.

Зашумели орки. Многие помнили Сварг-гхора. Честным он был вождем, сильным и справедливым. А Уран-гхор продолжал:

– Расскажи, как меня продал. Как из-за тебя погибли мои воины. А я расскажу, что видел в человеческих землях, чему научился. Расскажу, как жил Сварг-гхор и какую смерть принял. Про орков, проданных тобой, расскажу, про то, что с ними делают люди.

Чем дальше говорил Уран-гхор, тем меньше живого оставалось в его голосе. Зимняя стужа звучала в нем, завывания ветра и грохот горного обвала. Тогда и сам Варг-гхор поверил: это не тот вождь, которого он людям продал, а дух его. А быть может, даже нордар. Тогда он крикнул:

– Это нордар, орки! Привести сюда шамана, пусть убьет злого духа!

Один из воинов подошел к богатой каранге, украшенной лисьими хвостами и костяными фигурками. За руку вытянул Акхира. Неохотно шел шаман, упирался – боялся нордара. Видно, хорошо жилось ему под рукой нового вождя. Лицо Акхира маслилось довольством, круглое было от сытной еды. Волочилась за ним по земле длинная волчья шуба, расшитая самоцветами. В руках шаман бубен держал.

– Делай свое дело, – сказал Варг-гхор, – призови духов предков, пусть прогонят чужаков.

Боялся Акхир, да делать нечего. Ударил он в бубен, завыл дурным голосом. Страх охватил племя, расступились воины, чтобы шаману не мешать. А тот разошелся: заплясал, закривлялся. На губах пена выступила. Взмахнул он руками, крикнул:

– Изыди! Духами предков заклинаю тебя – изыди! Покинь наше племя!

Ничего не отвечал старый Роб, просто смотрел, как беснуется Акхир. Скоро силы оставили шамана. Уселся он на землю, бубен со злобой отшвырнул.

– Слабый у тебя шаман, – хрипло рассмеялся Роб. – Смотрите, орки, не нордары мы.

– Что же вы стоите? – зарычал Варг-гхор на воинов. – Или боитесь? Убить чужаков! Это я, вождь, вам приказываю!

– Плохой из тебя вождь! – сказал Уран-гхор. – Что ж ты свое племя на смерть отправляешь, а сам в бой не идешь? Давай порешим как положено настоящим воинам и мужчинам. Один на один выйдем. Тайж’ах!

Можно, можно было племя подчинить силой Роба. Но понимал Уран-гхор: орки должны своей волей под его руку пойти. Ему нужны были не покорные рабы, а верные соратники, товарищи по оружию. Значит, надо было не силой шамана хвастаться, а свою показать. Побить Варг-гхора. Только одного опасался молодой вождь – что предатель откажется драться, сбежит. Кипела в душе Уран-гхора ненависть, мести просила.

– Так что? – повторил он. – Идешь на тайж’ах или так и будешь черной жихой жить?

С гордостью наблюдал старый Роб за своим названным сыном. Нет, не обманули духи, Уран-гхор – великий вождь.

Ждали орки решения Варг-гхора. Все больше хмурились их лица. Великий позор – от поединка отказаться.

– Тайж’ах! – крикнул Ярх. – Хватит от вызовов прятаться!

Кололи Варг-гхора взгляды соплеменников. Некуда ему было деться. И вождь кивнул:

– Да. Тайж’ах.

– Стойте! – вдруг сказал Роб.

Стукнул он в бубен и медленно пошел прочь со стоянки. В сотне шагов от селения остановился. Присел, прикоснулся к земле, замер, словно к чему-то прислушиваясь. Таял вокруг него рыхлый весенний снег, обнажая прошлогоднюю траву, поднимался кверху пар. Скоро оказался Роб в середине ровного круга сухой земли. Встал он и принялся обходить круг, выпевая странную песню. В ней славил шаман степи Орочьего гнезда, просил их не пить кровь поединка. Наконец остановился он, тяжело дыша, проговорил:

– Здесь будет тайж’ах.

– Да ты наколдовал что-то! – зарычал Варг-гхор.

– Я твоего шамана не испугался, и ты моего не бойся, – ответил ему Уран-гхор. – Какое оружие выбираешь?

– Меч!

– Пусть будет так!

Вышли вожди на место, приготовленное для поединка, остановились лицом к лицу. Вокруг орки стояли, все селение собралось. Только не увидел Уран-гхор своей Айки. Что с ней? Тревожно застучало сердце. Словно услышав эти звуки, Роб сказал:

– Будь спокоен, сын. Верь мне.

И сразу полегчало на душе. Снова ровно билось сердце. Вынул Уран-гхор из ножен свой меч, шагнул вперед. Варг-гхор сделал первый выпад, ударил сверху вниз. Зазвенели клинки. Легко отражал атаки Уран-гхор, но сам нападать не спешил. Не соперник ему был трусливый Варг-гхор. Сильным воином был молодой вождь, много врагов на своем веку положил. Без счета чудовищ было им убито в Богатых землях. А по жилам текло зелье проклятой рыжей шаманки, и в глубине разума спал обузданный зверь. Чутье подсказало: надо дать ему волю. Уран-гхор и сам бы справился, но орки смотрели на него. Так пусть видят, на что способен их настоящий вождь. Пусть знают его могущество и непобедимую ярость. Роб поймал мимолетный взгляд Уран-гхора, незаметно кивнул, показывая, что выбор верен. И тогда вырвался зверь на свободу, и не было больше для него преград. Один удар – и вылетел меч из руки Варг-гхора. Один прыжок – и рухнул предатель навзничь. Уран-гхор к земле его придавил, меч к горлу приставил. На мгновение усмирил зверя, чтобы сказать:

– За смерть Сварг-гхора. За гибель моих товарищей. За племя мое!

Серебряной молнией сверкнул в воздухе нож, нацеленный в спину молодого вождя. Один из прислужников Варг-гхора помочь ему попытался. Да видно шаманство Роба непобедимым было. Нож пересек границу круга и упал, не долетев до Уран-гхора. И тут же кинжал Ярха пробил грудь подлеца:

– Сдохни, трусливый пес!

В тот же миг молодой вождь перерезал горло своего врага. Сорвал с него шапку, поднял так, чтобы все видели:

– Пойдете ли под мою руку, орки?

Страшен и дик был вид его – глаза кровью налились, рот кривился в оскале и клокотало в горле рычание:

– Есть ли среди вас те, кто хочет поспорить со мной за власть?

Молчали воины. Никто не хотел против бешеного зверя выступить. Крикнул Ярх:

– Ты наш вождь, Уран-гхор!

Нестройным хором и остальные подхватили. И с лица Уран-гхора сползла звериная маска.

Роб приказал воина, которого Ярх убил, в круг уложить, рядом с Варг-гхором. Кровь мертвых земля не приняла. Надулись над телами красные пузыри, поднялись в воздух, лопнули и черным прахом осыпались вниз.

– Где моя жена? – спросил вождь. – Где Айка?

Ответом ему тишина была. Переглядывались орки, никто Айки в толпе не видел.

– Где Айка? – заревел Уран-гхор, снова теряя орочье обличье.

– Здесь твоя жена, – ответил ему визгливый голос. – Да только недолго тебе на нее любоваться, если меня не отпустишь.

От каранг шел Акхир, толкая впереди себя Айку. А у груди ее держал нож, какими шаманы вырезали сердце поверженного врага. Женщина не плакала и не вырывалась, спокойно шла, только руками живот прикрывала, берегла нерожденное дитя.

– Дай слово, вождь, что отпустишь меня живым, куда пожелаю. Иначе не видать тебе ни жены, ни сына.

Ропот поднялся среди орков. Никогда такого не было, чтобы степняк за спиной у женщины прятался, ребенком прикрывался. Воины подняли луки, в Акхира целились, ловили взглядом каждое его движение, но тетиву не отпускали. Все еще сильно было в их душах уважение к тому, кто говорил с духами предков. Да и боялись Айке навредить: слишком остер был нож, слишком напуган шаман. Знал Акхир за собой вину, которую не простил бы Уран-гхор. Вот и нашел себе путь к отступлению. Побелели губы вождя, страх за жену и дитя, смешавшись с бешенством, в голову ударил.

– Ну! – взвизгнул Акхир, сильнее прижимая нож к груди Айки. – Дашь слово или нет?

Все знали: если вождь слово даст, то уже не нарушит. Уран-гхор переглянулся с Робом. Тот незаметно голову наклонил: соглашайся, мол.

– Даю слово! – вождь крикнул. – Ни я, ни орки из моего племени тебя не тронут!

Опустили луки воины, облегченно выдохнул Акхир, отталкивая от себя Айку. Уран-гхор на руки жену подхватил, бережно прижал к себе. Счастливо улыбалась Айка – ничто ее не страшило в объятиях мужа. Акхир медленно назад отступил, свистнул заливисто, из степи к нему ринулся мощный матерый вулкорк. Захихикал шаман, победу праздновал. Да только рано. Роб вытянул вперед худую руку, сжал пальцы – и схватился за грудь Акхир, глаза выпучил, упал на колени. А Роб тихую песню запел. И тогда закружились вокруг него белесые тени. Это духи предков пришли, чтобы помочь последнему хранителю древних знаний. Скользили они между замершими воинами, шелестели едва слышно. А Роб все сжимал и сжимал пальцы, пока не захрипел Акхир. Когда старик опустил руку, шаман уже был мертв. Разорвалось его подлое сердце. Никогда орки не видели такой силы. Все они были могучими воинами и не страшились сойтись с врагом на поле битвы. Но впервые пришел к ним шаман, который духов показал.

– Обманывал вас шаман, орки, – сказал Роб. – Никогда не говорил он с духами предков. Вот и отомстили они ему. Но главное его преступление не в этом. Духи сказали мне, что Акхир был подкуплен людьми. Он помогал Варг-гхору предавать самых честных и сильных вождей.

– Как же так? – выкрикнул из толпы молодой воин. – Ведь он нашим богам молился!

Склонился над телом Акхира шаман, перерезал кожаный шнурок, на котором кисет висел. Раскрыл и перевернул. Посыпались на землю блестящие золотые монеты.

– Вот они, человеческие боги, – сказал Роб, – и он тоже им молился.

– Зачем же в степи золото? – не успокаивался молодой воин.

– Затем, что ждал он: человеческие войска должны в степь прийти, залить кровью Орочье гнездо. Вот тогда и здесь настала бы власть золота. Потому и истребляли предатели сильных вождей. Чтобы никто не сумел защитить ваши племена.

Зашумели орки:

– Так значит, скоро люди из Богатых земель на нас войной пойдут?

– Нет, – твердо отвечал Роб. – Мы на них войной пойдем. А поведет нас вот он, – и на Уран-гхора указал.

А молодой вождь смотрел только на свою Айку. Развернулся и к селению пошел, понес жену в карангу.

– Постой, вождь, – крикнули ему вслед. – Как прикажешь упокоить убитых?

– Не будет им упокоения, – бросил Уран-гхор, – и посмертия не будет. Недостойны их духи отправиться к Морриган по реке Орени. И родная земля Орочьего гнезда их тоже не примет. Разрубить их тела на куски и скормить вулкоркам. Так будет с каждым предателем.

Так началось правление Уран-гхора. Племя снова звалось Гра-ориг и жило по законам своего вождя. Змеиную кожу – память о захватчике – Айка с шапки срезала. Поняли орки: справедлив их молодой вождь, а шаман его искусен и мудр. Племени при них лучше жилось. Они ценили орков за их охотничье умение и воинское мастерство, а не за науку угождать. Сплотились воины вокруг Уран-гхора, хоть нордару в пасть готовы были за ним идти. Но вождь не торопился набеги совершать, не хотел силы тратить. Готовился к настоящей войне. Много людей в Богатых землях, и шаманы их могущественны. Это Уран-гхор на собственной шкуре испытал. Нужно было своих шаманов растить – таких, чтобы в силе человеческим не уступали. А еще войско собрать такое, чтобы земля дрожала от его поступи. Надо было не только племена клана объединять, но и все кланы Орочьего гнезда. Думал Уран-гхор, что много лет на это потратится, но Роб другое говорил:

– Не можем мы столько ждать, мой сын. Степи наши в опасности. Если люди на нас нападут – большая кровь прольется. И тогда конец Орочьему гнезду, а потом и всему миру. Человеческие шаманы этого не знают, потому бойню не остановят.

– Но как же тогда быть, отец? – спрашивал Уран-гхор.

– Будем трудиться, сын.

И Роб трудился день и ночь. Откуда только силы брались в старческом теле. Устроил он в племени испытания на шаманский дар. Отобрал двоих юношей и девушку, стал их обучать.

– Стражей из них не получится, – говорил он Уран-гхору, – но они будут хорошими шаманами. Смогут повелевать духами. Сумеют встать против вражеских воинов и их колдунов, защитить свое войско от стрел и проклятий.

– Но как же ты обучишь их за короткое время?

– Я покажу им, как черпать силу бездны. Ее сейчас много разлито над Орочьим гнездом.

Всего семь дней прошло, а три юных шамана уже выучились первым песням. Они могли вызывать малых духов, заставлять птиц спускаться с неба, создавать молнии. Все племя собиралось, чтобы посмотреть на их колдовство.

Но Роб не только шаманов учил. Он заставил воинов построить большой загон и согнать туда всех вулкорков. Оставил только двух, для вождя и для себя. И начал колдовать над зверями. Утром обходил он загон посолонь, а вечером – противосолонь и пел свои песни. А ученики его за вулкорками присматривали. Ходили в степь, искали там особую землю и сухие прошлогодние травы. Растирали их, смешивали с талой водой, кипятили на огне, шептали над варевом тайные слова. Потом заливали это зелье в глотки зверям. Вулкорки от него хворали: лежали, дышали тяжело, дрожали всем телом. А через три дня половина стаи пала. Еще через день от сотни четыре десятка осталось. Но Роб продолжал колдовать. И еще день прошел, и еще пять вулкорков сдохли. Недовольны были орки, шаман сгубил почти всю стаю. Как теперь охотиться? Как по диким землям ездить? Вулкорк для степняка – не только ездовой зверь, но и верный товарищ. Он и в сражение с врагом вступит вместе с хозяином, и диких тварей от него отгонит. Это друг и помощник для орка. Каково друга лишиться неведомо за что? Роптали воины, не понимали, что шаман делает. Жалели своих верных зверей. Лишь на седьмой день остановился падеж. Осталось от стаи два десятка, и хворь у них прошла. Самые сильные и крепкие выжили. Замечали воины, что звери меняются. Они росли в холке, тела их раздавались, мощнее делались. Когти и клыки сталью отливали. Шерсть толще стала, гуще, и блестела под солнцем как серебро. Глаза светились зелеными огнями. Спрашивали орки, в кого звери превращаются.

– Это настоящие вулкорки, – усмехался Роб, – для лучших воинов. Они еще много дней будут расти и матереть. А когда вырастут – шерсть их будет такая толстая, что не каждый меч ее сможет прорубить. И выносливости у них впятеро прибавится. Будут они быстрыми как ветер и хитрыми как лисы.

Уран-гхор указал шаману лучших воинов. Тот срезал у каждого прядь волос, вплел их в ошейники из сыромятных ремней. Те ошейники на вулкорков надел, пропел над ними свои заклинания.

– Теперь, когда эти звери вырастут, они станут вашими верными товарищами. И в огонь с вами пойдут, и в воду. За хозяина будут биться до самой смерти. Но и вы их берегите. Сделайте для них нагрудники, чтобы от стрелы защитить.

– А где же остальным воинам вулкорков брать? – спрашивали Роба. – Ведь от стаи мало осталось. На всех не хватит.

– Звери плодиться начнут, и потомство будет не хуже их.

Потом шаман послал охотников в степь, наловить диких вулкорков. И тех тоже в загоне собрал, изменять начал. Удивлялись орки чудесам, которых никогда не видали.

Счастливее всех Айка была. Настрадалась, намучилась, дождалась мужа живым и здоровым. Радовалась, что скоро Уран-гхор увидит свое дитя. Но недолго длилось спокойствие. Десять дней прошло с возвращения молодого вождя, когда прискакал гонец из степи, звал на Соленое озеро. Там собирался Совет клана ориг. С тех пор как Уран-гхора люди пленили, некому стало за порядком следить. И опять начались в клане междоусобицы. Снова ссорились племена из-за охотничьих угодий. Вот и решили их переделить.

На этот раз не стал молодой вождь брать с собой воинов. Поехал вдвоем с Робом, а в племени за себя Ярха оставил. Шаман же наказал своим ученикам присматривать, чтобы орки мирно жили. Печалилась Айка. Чувствовала, со дня на день ей рожать. Но молчала, не жаловалась и не плакала. Настоящий вождь всегда о деле думает, а жена ему мешать не должна.

Через три дня и три ночи подъехали путники к белым берегам Соленого озера, обогнули Вороний холм и оказались на пустоши, где горел костер Совета. Спешился Уран-гхор, подошел к вождям, что сидели вокруг огня.

– Да хранят вас духи предков.

Молчание было ему ответом. Не успел до вождей дойти слух о возвращении Уран-гхора. И теперь изумленно взирали они на молодого орка, не знали, как ответить на его приветствие. Усмехнулся он, повторил:

– Да хранят вас духи предков. Что ж не радуетесь вы вождю клана?

Первым опомнился Наран-гхор, вождь племени Зар-ориг.

– Да хранят они и тебя! Благодарение Морриган, ты жив!

Остальные вожди тоже подхватили приветствие, да только видел Уран-гхор – не все довольны его приходом.

– Как же ты выжил в людских землях? – спросил Чарг-гхор, вождь племени Хра-ориг. – И где вождь Варг-гхор?

– Нет больше его, – спокойно ответил Уран-гхор. Почтительно усадил Роба к костру и сам сел. – Нигде нет: ни в Орочьем гнезде, ни в мире духов. И само имя его скоро сотрется из памяти племени. Так я поступаю с предателями.

Он оглядел вождей. Не все его взгляд выдержали.

– А скажи, отец, – спросил Роба Уран-гхор. – Есть ли здесь те, кто людям продался?

– Пусть скажут это духи предков, – отвечал шаман.

По его призыву закружились над пустошью светлые тени. Спокойны были лица вождей, стыдно настоящему воину свой страх показывать. Но души их жуть сковала, когда духи спустились к костру. С воем устремились призраки к одному из сидящих, вцепились в него бесплотными руками.

– Вот ты и попался, Чарг-гхор, – сказал молодой вождь. – Духи указали на тебя.

Вскочил Чарг-гхор, бежать хотел. Но удержали его уже сильные руки орков.

– Что делать с ним?

– Пусть Совет решает, – сказал Уран-гхор. – Он не только меня продал, он продал всех вас.

Недолго совещались вожди.

– Он недостоин поединка, – решили они. – Казнить предателя.

Отрубили Чарг-гхору голову, разрубили туловище и вулкоркам скормили. Когда свершилось возмездие, Уран-гхор речь держал.

– Я вернулся, и я вождь клана, – говорил он. – Много я видел в Богатых землях, много пережил. И скажу вам: чтобы победить врага, надо понять, чем он силен. А сильны люди своим единством. Все они одним племенем живут. Еще они сильны своими шаманами. Потому, чтобы не уничтожили они Орочье гнездо, надо и нам объединяться. Надо настоящее войско собирать, шаманов учить. Надо все племена проверить, чтобы ни одного предателя не осталось.

Долго говорил Уран-гхор, все рассказал вождям, ничего не утаил. И про сражение в людском селении, и про то, как Варг-гхор его обманул. И про шаманку, что своим зельем его могучим сделала, и про своего товарища Сварг-гхора. А когда закончил свой рассказ, все вожди согласились под его руку идти. Понимали: за ним теперь сила, только он может Орочье гнездо от человеческих захватчиков защитить.

Теперь снова общими были охотничьи угодья, а племена клана ориг откочевали ближе к стоянке Гра-ориг. С победой вернулся домой Уран-гхор. А там его еще одна новость ждала. Радостно встречало племя своего вождя, и только Айка не вышла из каранги. Побежал было Уран-гхор к своему жилищу, но остановил его старый Роб:

– Нельзя теперь туда. Подожди.

Суетились вокруг каранги старухи, несся над селением надрывный звериный крик роженицы. Захолонуло сердце Уран-гхора, не думал он, что может испытывать такой страх.

– Не бойся, мой сын, – сказал Роб. – Я помогу твоей жене.

Ударил в бубен, запел песню, призывая благословение духов для Айки. А когда закончил камлание, из каранги раздался сердитый детский плач. Рассмеялся Уран-гхор, отлегло от души. Высунулась из жилища старуха, махнула рукой:

– Иди сюда, вождь, посмотри на своих детей!

На шкурах лежала Айка. Измученная, усталая, но счастливая. Улыбнулась:

– Хей, муж мой… – и тут же крепко уснула.

Старуха подала Уран-гхору сверток, из которого слышалось кряхтение.

– Сын? – спросил он, осторожно принимая ребенка.

– Ты счастливый, вождь, – беззубо улыбнулась повитуха, протягивая ему еще одного закутанного в шкуры младенца, – двойня у тебя. Сын и дочь.

Уран-гхор переводил взгляд с одного детского личика на другое. Много чувств роилось в его сердце: радость, гордость, удивление. И еще понял он – новая забота прибавилась ему. Теперь он еще больше сил будет отдавать, чтобы жило Орочье гнездо, еще отчаяннее будет отстаивать свободу своего племени, не пустит в родные степи людей. Он все сделает, чтобы будущее его детей было безмятежным.

Уран-гхор выбрался из каранги. Веселыми криками встретили его орки, поздравляя с наследниками.

– Смотрите, мои дети, – сказал вождь, – это ваша земля. Ваши степи. Ваше племя.

* * *

Изящные черты красивого лица удлинялись, на какое-то время превратившись в злую карикатуру на мудрое божество. Стройное тело взбугрилось огромными мышцами. Вскоре с пьедестала к нам шагнул темнейший князь Варрнавуш. Лорд Феррли, подлец, быстро убрался с его дороги и спрятался ко мне за спину. Золотые глаза верховного демона были устремлены прямо на меня. Я не мог отвести взгляда от их сияния. Оно гипнотизировало, лишало воли, проникало на самое дно сознания и обездвиживало тело. Самое странное, что Варрнавуш, похоже, без всякого усилия держал взглядом всех нас одновременно. Я почувствовал, что теряю себя, что мой разум растворяется в потоке абсолютного зла. Почти умирая под напором чужой могучей воли, я невероятным усилием заставил себя сопротивляться. Сначала хотя бы тем, что осознал: нельзя стоять как очарованный глоухтом кролик, надо дать отпор. Хоть попробовать! Захлебываясь в невидимых волнах темной энергии, я прощупывал свой разум, отыскивая в нем хотя бы крохотную точку, не пораженную воздействием Варрнавуша. И отыскал. Внутренне сконцентрировавшись на ней, мысленно оттолкнул жало демонического сознания. На какую-то долю секунды я освободился от давления и призвал Вселенную. Медленно, капля за каплей, в меня вливалась живительная сила. Черный поток неохотно отхлынул, освобождая разум. Ко мне вернулась способность двигаться. Я обернулся к Лютому, пытаясь сообразить, как поделиться с ним своими возможностями. Но в этот момент брат решил проблему по-своему. Не знаю какого напряжения ему стоило вырваться из-под контроля демона. Но Ом сумел это сделать и, воспользовавшись мгновением свободы, выстрелил прямо в золотой глаз Варрнавуша. Темнейший князь не стал даже затруднять себя попыткой отмахнуться: болт вошел в глазницу и растаял в ней. Я ждал, что нас тут же испепелит мраково пламя или размажет по стене еще какая-нибудь волшба. Но ничего не произошло. Напротив, мне показалось, что на морде чудовища появилось выражение удовольствия. Вскоре и Дрианн избавился от оков, хрипло выкрикнув на ханди короткую молитву богине Исдес, затем произвел целую серию непонятных жестов. В ответ на наши действия прозвучал низкий хохот, гулко отдающийся под сводами храма. Демон, который мог бы уничтожить нас одним движением когтистого пальца, смеялся. Еще немного посмотрев на нашу живописную группу, он произнес:

– Низший не обманул. Вы сильны, смертные.

Поскольку Варрнавуш вроде бы не собирался убивать нас, во всяком случае, прямо сейчас, я решил спросить:

– Что вам нужно?

В самом деле, не мог же он явиться только ради удовольствия завязать приятное знакомство?

– Я хочу заключить сделку.

Вот это здорово! Насколько я помнил из дядюшкиных учебников демонологии, договор с подобными существами всегда чреват фатальными последствиями. Логика и образ мышления демонов недоступны нашему пониманию, а уж их представления о честности и подавно в корне отличаются от человеческих. Поэтому каждый, кто рискнет с ними связаться, рано или поздно обречен на вероломный обман, гибель и страшное посмертие. А ведь речь в учебниках шла только о средних обитателях мрака! С низшими справиться все же можно. Но ни один здравомыслящий демонолог и мысли не допускал о возможности сделки с высшими. Не говоря уже о Верховном. Дурная башка Падерика, торчащая на стеле храма, лучшее доказательство того, что от Варрнавуша лучше держаться как можно дальше. Поэтому я поспешил ответить:

– Мы не заключаем сделок с демонами.

Выпалив эту фразу, я соорудил самое сильное заклятие, на которое был способен, и приготовился дать достойный отпор. Ну… пускай не отпор, но хоть умереть как воин. Артфаал за моей спиной издал то ли злобное, то ли одобрительное шипение. Плевать, пусть шипит, мелкий предатель! Но темнейший князь не торопился с расправой. Вместо этого он снова рассмеялся.

– Для смертного ты умен. Что ж, пусть будет по-твоему. Я предлагаю союз.

Стоп. Чем союз отличается от сделки? Тем, что заключается между равными и независимыми сторонами. Сделка означает некую выгоду для обеих сторон, это обычный торг. А союз, как правило, подразумевает объединение ради неких общих интересов. Но какое может быть равенство между смертными и Верховным демоном? Откуда взяться независимости? Эх, дядя Ге, где ты, когда так нужен? И лорд Феррли, подлец, не подскажет, только шипит и фыркает. Боится своего господина. Думай, Рик, думай… Изначальный ты или нет? Есть, вот оно! Конечно, дело именно в этом! Какая опасность грозит нам со стороны Варрнавуша? Смерть? Неприятно, конечно, но мы уже столько раз смотрели в ее слепые глазницы, что пугать нас этим просто глупо. И темнейший это понимает. Посмертие? А вот тут складывается интересная картина. Если я изначальный – а я изначальный, в этом уже нет никаких сомнений – то попадет ли моя душа после смерти во мрак или Счастливые долины? Распространяются ли на нее те же божественные законы, по которым перерождаются сущности остальных людей? Там, в Зеленом сердце, Райл как-то не заострял внимания на этом вопросе. Он говорил: «Души изначальных участвуют в цикле перерождений. Но дело в том, что они отличаются от других душ, неся в себе отпечаток Вселенной». И еще прибавил, что я познаю все сам, когда с меня спадет третий покров. Выходило, по логике вещей, души изначальных после смерти должны просто сливаться со Вселенной, а потом возвращаться в мир. Значит, Варрнавуш не имеет надо мной власти. Что с Лютым? Он полукровка. Но после того как с него спало проклятие крови и он обрел силу, его, наверное, можно считать эльфом. А куда у нас попадают души эльфов? Вроде бы в благословенные леса Брижитты. Следовательно, Ом тоже может не бояться темнейшего князя. По поводу Дрианна я мог только догадываться. Но учитывая, что последователи культа богини Исдес умели поглощать души, я считал, что и посмертие у них какое-то свое. Возможно, его просто нет. Получалось, мы трое действительно были особенными в глазах Варрнавуша. Вроде бы люди, а вроде и не совсем. Как и положено настоящему демону, он сначала попытался нас обмануть и заключить обычную сделку. Но потом превратно истолковал отказ, переоценив мои умственные способности, и сделал более выгодное предложение. Почему не прочел мысли? Он же Верховный, а значит, почти всемогущ. Кто ж его разберет, рогатого.

Конечно, мои рассуждения были скорее догадками, а выводы носили относительный характер. Хотя бы потому что я вовсе не испытывал уверенности в абсолютной правильности лугианского учения. Но ничего умнее мне в голову не приходило. Все эти мысли пронеслись в сознании стремительно, за какие-то секунды. Варрнавуш в это время разглядывал нас с холодным любопытством. Ладно, допустим, что я сделал верное заключение. А что дальше? Дипломатия – не мой конек, а тут переговоры с темнейшим князем! И друзья мои, как назло, молчали. Могли бы и поучаствовать. Но ни Дрианн, ни Лютый не вмешивались в беседу, поэтому мне пришлось справляться самому:

– Какова цель союза?

– Сохранить мир Аматы прежним.

Ничего себе заявочки! Нам предлагается спасение мира? Все как в сказках. Сейчас небось произнесет пророчество и подарит какой-нибудь могущественный артефакт. Потом выяснится, что для сохранения Аматы нужно переться куда-нибудь с дичайшей и невыполнимой миссией… Начинай сначала. Только в первый раз я действовал по приказу своего императора. А сейчас что же, подчиниться желанию демона?

– Зачем вам сохранять мир Аматы?

– Все это объяснит мой слуга. – Лорд Феррли, высунув из-за моей спины поганую мордочку, услужливо закивал. – Я же хотел убедиться, так ли вы сильны, как он говорил. Я доволен. Из всех смертных вы самые достойные.

Вот спасибо! Все равно что медаль пожаловал! Оказалось, я не так уж далек от истины.

– Я сделаю тебе щедрый дар, смертный. Ты сможешь призвать меня на помощь, но только один раз.

– Допустим, – тяжело беседовать с демоном. Посулил какой-то дар, а что взамен хочет – не торопится говорить. Наверное, это и называется искушением. – Допустим, мы воспользуемся вашей помощью. Что вы хотите за нее?

– Это не сделка, смертный, это союз. Мне не нужны твои услуги. В Амату прорвались чуждые силы. И если вы их не остановите, то погибнете все. Сегодня наши интересы совпадают. Вы должны закрыть врата в бездну.

– Как это сделать? Где эти врата?

– Найди своего отца. Он был моим слугой, но милостей владыки мрака ему показалось мало. Гордыня и жажда власти ослепили его настолько, что он осмелился предать меня и воззвать к сущностям гораздо более древним, чем демоны. Найди его – и ты получишь ключ к загадке.

Хм… так может, дело в банальной мести? Варрнавуш хочет моими руками наказать Вериллия?

– Почему вы не отыщете его сами?

Казалось, темнейший князь немного смутился:

– Сейчас это не в моих силах. Здесь нужны смертные.

Конечно, кому приятно расписываться в собственном бессилии? Но что такого могут сделать смертные, что недоступно Верховному демону?

– Хорошо, предположим, я его найду. Я должен его убить? Обезвредить?

– Ты должен решить сам. Но помни: у сил, которые он разбудил, нет разума.

– Если я все сделаю сам, зачем мне союз с вами?

– Грядет передел мира. Тебе еще понадобится моя помощь.

С этими словами Варрнавуш вернулся на постамент, на мгновение снова приняв вид статуи. Потом раздался удар, заставивший стены храма содрогнуться. Величественная фигура Луга рассыпалась на мириады крошечных частиц, фонтаном взметнувшихся к потолку. По залу пронесся мощный вихрь, запахло серой. Вскоре все было кончено: темнейший князь удалился, на месте статуи осталась только выжженная дыра. Сверху, медленно кружась, словно грязный снег, падал пепел и оседал на наших волосах, придавая нам вид древних стариков.

– Вот это да! – восхищенно произнес Лютый. – Всякое я видал, но чтобы такое…

Не ответив брату, я занялся очень важным делом. А именно, ухватил за шкирку Артфаала, уже принявшего кошачий облик и покрытого пеплом, что делало его шерсть седой, и крепко потряс.

– Как это понимать? Ты, гаденыш, рассказывал о нас своему хозяину?

Мой так называемый оберегающий даже не сопротивлялся, хотя мог бы, конечно. Он безвольной тушкой свисал с моей руки, придав морде самое покаянное выражение. Ом с Дрианном наблюдали за экзекуцией со злорадным одобрением.

– Ну, хватит уже, придушишь, – наконец остановил меня Лютый.

– Я все объясню, герцог, – поспешно проговорил в моих мыслях лорд Феррли.

– Да уж будьте добры, – отведя душу, пробурчал я, опуская демона на пол.

Теперь я испытывал неловкость перед Артфаалом. В самом деле, надо было сначала выслушать и уж потом делать выводы. А тем более обзывать почтенного лорда гаденышем было совсем некрасиво с моей стороны. Он ведь низший демон, в конце концов. Существо подневольное, к тому же не отягощенное моральными ценностями. Конечно, не предупредив нас о появлении Варрнавуша, он поступил некрасиво. Паскудно, прямо скажем, поступил. Но может быть, у него были для этого какие-то основания?

– Сначала вы, Рик, расскажите нам, о чем говорили с Варрнавушем, – попросил Дрианн.

– Так вы же все слышали. Он ведь не мыслеречью пользовался.

– Слышали, да не поняли. Вы с ним разговаривали на каком-то странном наречии. Звучало, надо сказать, жутковато, – сказал Ом.

– Думаю, это был демонический язык, – предположил Дрианн.

Я собрался было посвятить друзей в беседу с Верховным демоном, но тут произошло сразу два события. Двери храма распахнулись, и внутрь вошла Лилла. Вид у девушки был несколько озадаченный. Одновременно с этим парчовая занавесь, за которой исчезли маги, вернулась на свое законное место, и по залу поползло свистящее шипение. Следом из-за шторы вырвалось полчище странных тварей. Они были ростом со взрослого гоблина, а внешне чем-то напоминали лишенных шерсти обезьян. Мучнисто-бледная кожа указывала на то, что существа никогда не видели дневного света. На уродливых мордочках светились маленькие красноватые глазки. Паразиты шипели и растягивали в оскале синие бескровные губы, открывая длинные, покрытые пятнами гнили, клыки.

– Ворота, ворота закройте, – воинственно завопил дядя Ге, вбегая в зал. – Закройте храм, говорю, а то они разбегутся!

Увидев своего опекуна живым и здоровым, я испытал немалое облегчение. Лилла ударила по створкам ветряным заклятием. Хлопок – и путь к спасению был для тварей отрезан.

– Нет, вы посмотрите, коллеги, какие живучие сущности! – восхищенно выкрикивал появившийся из проема граф Ортекс.

– И что самое интересное, не поддаются темным заклятиям! – вторил ему запыхавшийся, но довольный Копыл.

– Оставьте, коллеги, хоть одного для изучения! – стонал бывший ректор.

Вышедшие последними демонологи ничего не говорили, лишь азартно лупили по существам огненными чарами. Те ловко уворачивались, и каждое заклятие поражало не более одной твари, а то и пролетало мимо. Цепляясь за камни стен длинными конечностями, паразиты полезли к потолку. Тот, что дополз первым, зловеще ощерился и, с силой оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, прыгнул прямо на Лиллу. Очевидно, решил, что девушка – самая слабая в нашей компании. С руки некромантки сорвалась мощная волшба, и существо разлетелось кровавыми ошметками.

– Теперь я понимаю, почему горожане рассказывали, что в храме живут вампиры, – сказал мне Лютый, поднимая арбалет. – Скажешь, не похожи?

– Похожи, – согласился я, ударяя по стенам Огненной стрелой.

Вскоре все мы воодушевленно размахивали руками, стараясь уничтожить паразитов. Это напоминало охоту на зайцев при помощи мухобойки. Особой опасности для сильных магов твари не представляли. Но и разделаться с ними было нелегко. Они были очень подвижны, стремительны и постоянно перемещались с места на место. К тому же, поразить их удавалось лишь тогда, когда заклятие било в голову либо грудь уродцев. Чары, ударявшие по касательной, задевавшие вскользь, их не брали. Темной волшбы эти порождения мрака не боялись абсолютно. Казалось, они делались от нее еще активнее. Раскорячившись, существа носились по стенам, ползали по потолку и предпринимали бесстрашные атаки, спрыгивая нам на головы. Они все время пытались пробиться обратно в закрытый драпировками коридор, который бдительно охранял Вадиус. Расшвыривая в разные стороны заклятия, я уныло думал, что нам придется провести за этим бездарным занятием не менее суток. Но лорд Феррли рассудил иначе. Он подобрался к отверстию, зиявшему там, где исчез Варрнавуш, заглянул туда и что-то профыркал. Сейчас же оттуда взметнулся поток пахнущего серой затхлого воздуха, образовал воронку и повлек негодующе визжащих паразитов в дыру. Нас почему-то смерч не тронул, только поднял устилавший пол зала пепел, от которого стало трудно дышать. Спустя несколько минут храм был очищен. Заодно воронка затащила в дыру и тело несчастного мародера. Своеобразный прощальный реверанс от Варрнавуша. Демонологи поводили своими приборами и уверенно сообщили, что за исключением Артфаала темных сущностей в храме нет.

– Ну, еще бы! – довольно протянул дядя Ге. – Уж мы их били-били…

– Кого там только не развелось! – подтвердил Вадиус.

– Науке такие сущности до сих пор не были известны, – резюмировал граф Ортекс, доставая из кармана склянку с широким горлом. – Вот, извольте полюбоваться…

В пузырьке сидела крошечная, длиной с мизинец, тварь, напоминавшая щуку. Только в отличие от рыбы у нее имелось шесть конечностей. При виде нас монстрик раззявил длинную зубастую пасть и попытался пробить стекло.

– Видите, как кровожаден! – восторженно прошептал бывший ректор. – А еще он светится в темноте! Я полагаю, эти существа паразитируют на паразитах!

Демонологи согласно закивали, поглядывая на склянку с таким вожделением, словно в ней содержался по меньшей мере пятидесятилетний коньяк, а то и вовсе эликсир бессмертия. Я подавил усмешку. Энтузиазм профессоров напомнил мне славные деньки, когда Дрианн еще был обычным магом. Он точно так же радовался любому волшебному уродцу. Наверное, ему на роду было написано стать ученым, это стремление неистребимо, потому что некромант и сейчас воззрился на тварь с неподдельным интересом. Что ж, дядя Ге правильно сделал, забрав его к себе в университет. Глядишь, они еще найдут способ избавить парня от проклятого дара Исдес…

– Пойдемте отсюда, – предложил Лютый.

Мы вышли наружу. На улице начинало смеркаться.

– Смотри-ка ты, и вправду очистился храм-то! – воскликнул дядюшка.

Стены больше не сочились кровью, а голова Падерика рассыпалась в костяное крошево.

– И все же не думаю, что кто-нибудь из прихожан захочет сюда вернуться, – проворчал Копыл.

Я все ожидал вопроса о том, что произошло в зале, но и маги, и Лилла вели себя так, словно ничего не случилось. Похоже, Варрнавуш поработал с их памятью. Почему-то мне не хотелось никому рассказывать о встрече с Верховным демоном. Видимо, мои друзья испытывали те же чувства. Переглянувшись, мы пришли к молчаливому согласию.

– Надо поговорить, – тихо произнес Лютый.

– Согласен, – я окликнул Копыла, увлеченно беседовавшего с графом Ортексом: – Вадиус, передайте, пожалуйста, ее величеству, что мне необходимо задержаться в городе.

– Хорошо, ваше высокомагичество. – Старик выглядел слегка озадаченным, но из соображений субординации ничего уточнять не стал.

Я и сам не знал, почему прибегнул к помощи Копыла, а не поговорил с Дарианной посредством связующего амулета. Просто не хотел давать объяснения. Ясное дело, я Верховный маг империи. Но не раб же, правда? В конце концов, может у меня быть личное время для общения с друзьями? Тем более что я не знал, когда еще выдастся свободная минутка для разговоров с ними. Лютый будет торчать в казармах, муштруя новичков, Дрианн погрузится в изучение какой-нибудь научной дребедени, а я, возможно, отправлюсь на поиски своего драгоценного папаши, который понаделал столько шороху, что даже Варрнавуш обеспокоился. Только сейчас я осознал, что лишился постоянной, ежеминутной поддержки, которую давали мне Дрианн и Ом. И это не улучшило моего настроения. Я молча развернулся и зашагал прочь от храма. Лорд Феррли вознесся на мое плечо, Лютый двинулся рядом, спокойно поинтересовавшись:

– Куда пойдем?

– В трактир, – буркнул я.

Брат неожиданно развеселился:

– А что? Хорошая идея! Давно мы не отдыхали как следует.

Нас догнал Дрианн.

– Как же Лилла тебя отпустила? – усмехнулся Ом, недолюбливавший некромантку.

– Она мне доверяет, – пожал плечами маг. – Я сказал, что должен идти, она больше ни о чем не спрашивала.

Доверие… ключевое слово. Лилла доверяет Дрианну и воспринимает его решения как должное. Потому что любит. Она не задает ненужных вопросов и ведет себя, как подобает истинной женщине. Хотя как маг и воин она гораздо сильнее своего любовника. А доверяет ли мне Дарианна? Вроде бы да. Но почему я вечно гадаю, кто рядом со мной – возлюбленная или императрица? Я отбросил эти вязкие мысли, сосредоточившись на поиске подходящего трактира.

– В пределах Кольцевой дороги все заведения дорогие и приличные, – мысленно заявил Артфаал.

– И что? – не понял я.

– Да то, что там полно знати, магов и наверняка снуют шпионы тайной канцелярии.

А ведь демон прав! Лучше выбрать забегаловку попроще. А самое верное решение – отправиться в родной Портовый квартал. Уж туда ни один шпик не сунется. Просто побоится. Я свистнул, подзывая наемную пролетку.

Вскоре мы стояли перед обшарпанной дверью, над которой красовалась вывеска «Веселая треска». Это был самый дорогой трактир Западного луча. Здесь после удачных рейсов гуляли моряки. Как раз то, что нужно. Не слишком роскошно, но и не совсем убого. Здесь вряд ли я мог встретить кого-нибудь из бывших соседей, но и придворные в таких местах не бывают.

Просторный зал встретил нас запахами пива, жареной рыбы, звуками расстроенной скрипки и сдержанным гулом посетителей. Веселье еще не достигло своего апогея. Мы выбрали стол в углу и подозвали служанку. Обслужили нас удивительно быстро. Вскоре я заметил, что вокруг нашего стола образовалось пустое пространство. Гости пересаживались подальше, а то и вовсе покидали заведение. Трактирщик за стойкой хмуро косился на нашу троицу, но встретившись со мной глазами, поспешно отвел взгляд.

– Что происходит? – спросил я.

– Да ты посмотри на нас! – расхохотался Ом. – Кому понравится такое соседство?

Я тоже не смог сдержать смеха. Полукровка в форме полковника имперских ястребов, мрачный маг в черном и я в белых одеждах Верховного. Все трое с головами, посыпанными пеплом, да еще и в сопровождении подозрительного вида кошака. Славная компания!

– И поведение трактирщика понятно. Ему не хочется терять выручку, – добавил Дрианн.

– Ничего, мы ему возместим с лихвой, – ухмыльнулся я, заказывая большой кувшин самого дорогого из всех имеющихся в заведении вина.

– Рассказывай, – посерьезнел Ом.

– Одну секунду, – вмешался скромно сидящий у меня на коленях Артфаал, – сейчас сделаю звуконепроницаемый купол. Так, чтобы ни голоса, ни мыслеречь нельзя было прослушать. Мало ли…

Под защитой волшбы я подробно, стараясь ничего не упустить, пересказал ребятам свой диалог с Варрнавушем.

– Интересно… – протянул Лютый, когда я замолчал. – Что делать собираешься?

– Для начала выслушаем пояснения лорда Феррли.

Демон поспешно прожевал стянутую из моей тарелки жареную камбалу и посетовал:

– Напрасно вы на меня ополчились, дорогой герцог! Поверьте, я поступил так из наилучших побуждений!

Ом, уже улавливавший мыслеречь настолько хорошо, что нам даже не приходилось для него переводить, скептически хмыкнул.

– Вы всегда ими руководствуетесь, – пробурчал я. – Даже когда вы в Пустыне призраков жрали сердце проводника, вами двигали исключительно прекраснодушные мотивы. Готов принести свои извинения, погорячился. Но и вы хороши! Нельзя было предупредить?

– И что бы вы сделали, друг мой, получив приглашение на аудиенцию к темнейшему князю? – фыркнул Артфаал. – Неужели прямо так и пошли бы?

Я пожал плечами. Пошел бы, конечно. Не каждый день в центре города является владыка мрака. Другое дело, что постарался бы вооружиться знаниями из учебников демонологии. И скорее всего не взял бы с собой друзей. Помирать – так в одиночку.

– К тому же, мой господин запретил вас оповещать, – добавил лорд Феррли. – Ему требовалось застать вас троих врасплох, чтобы определить силу каждого.

– Можно подумать, что-нибудь изменилось бы, будь мы предупреждены, – заметил Дрианн. – Нельзя же всерьез сравнивать силы смертных и Верховного демона.

– Вы не совсем понимаете. Речь идет не о физических возможностях и магическом резерве, а о силе духа и разума. Если угодно, о вашей способности сопротивляться чужой воле.

– И зачем ему это нужно было?

– Чтобы понять, справитесь ли вы с возложенной на вас миссией.

– С чего он взял, что мы будем выполнять его миссию?

– Не его. Эту ношу возлагает на вас сама жизнь. Судьба. Вы, конечно, можете бездействовать, но это закончится крахом для Галатона, а потом и для целого мира.

– Ладно, – вздохнул я. – Будем считать, что с этим разобрались. Но откуда Варрнавуш узнал о наших возможностях?

– Так я рассказал! – простодушно признался демон. – Вас с бароном Лютым мой господин заметил еще в момент своего предыдущего пришествия. И тогда отметил ваше несвойственное людям мужество. Поймите правильно: он, князь мрака, привык, чтобы смертные трепетали перед ним. А вы не очень-то испугались. То есть, испугались, конечно, но сумели справиться со своим страхом. Это даже ценнее чем полное бесстрашие, к которому склонны только дураки. И когда я пришел к нему с докладом, он заинтересовался и решил с вами встретиться.

Лорд Феррли рассказывал о своем повелителе как о каком-то министре. Впрочем, он скорее всего упрощал, чтобы поступки Варрнавуша были доступны нашему пониманию. Я не стал спрашивать, зачем Артфаал доложил о нас Верховному демону. Решил, пусть это останется пока его секретом. Хотя имелись у меня предположения на сей счет…

– Почему он сам не может справиться с Вериллием?

– Не с Вериллием, – уточнил Артаффал, – а с силами, которые тот вызвал. К сожалению, они таковы, что мой господин не в состоянии ничего сделать.

– Тогда что можем мы? – удивился Дрианн.

– Вы жители мира Аматы. Отыскать врата и закрыть их должны вы. Если бы врата были во мраке, с ними занимались бы демоны.

– Хорошо. Но Варрнавуш обещал помощь, а вы сейчас утверждаете, что он бессилен.

– Бессилен против тварей бездны. Но не против смертных. Мой господин провидит будущее, и он знает, что помимо поиска врат вам предстоит еще очень много проблем. И готов помочь в решении одной из них, чтобы сэкономить ваши силы и время для закрытия портала.

– И как я смогу его призвать?

– Никак. Это сделаю я, когда вы сочтете нужным.

Умеют же демоны говорить! Вроде бы все по существу, но так обтекаемо, что конкретного ответа на поставленный вопрос от них не дождешься. Мой вам совет: когда будете с ними беседовать – не пытайтесь выяснять подробности. Бесполезно. Больше чем они хотят сказать, все равно не скажут. Лучше постарайтесь запомнить каждое произнесенное демоном слово, а на досуге проанализируйте эту информацию. Она очень точно обрисовывает общую картину. Порой это важнее мелочей. А еще полезно правильно формулировать вопросы. Что я и попробовал сделать:

– Почему темнейший так озабочен гибелью Аматы?

– Драгоценный герцог, об этом вы и сами могли бы догадаться, – менторским тоном ответил лорд Феррли.

Так, правильный вопрос не удался. Артфаал продолжил в своей любимой профессорской манере:

– Если не будет вас, то и нам грозит вымирание. Как вы уже знаете, демоны вербуются из грешных душ. И не факт, что души людей, убитых бездной, отправятся по привычному циклу перерождения. Даже скорее всего не отправятся. Растворятся в небытии. А главное, никто не гарантирует, что уничтожив Амату, бездна не ринется дальше, во мрак.

Что-то в его словах зацепило меня. Что-то невысказанное, но важное. Есть!

– Значит, и существование андастанских некромантов мраку тоже невыгодно? Ведь они поглощают души и держат их в плену, препятствуя перерождению.

– Разумеется. Феномен Андастана нарушает заведенный порядок. Он враждебен и богам, и демонам.

Дрианн насупился, залпом выпил стакан вина и перевернул кувшин, который мы незаметно опустошили. При этом никакого опьянения никто не ощущал.

– Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы, – зевнул лорд Феррли.

– Нет! – хором воскликнули все.

– Что еще?

– Да сущие пустяки, – усмехнулся я, – где искать эти врата?

– Не знаю, – безапелляционно заявил демон, – если бы знал, сказал бы сразу. Мой господин дал вам совет: найти Вериллия. Где он, там и портал.

– Здорово, ребята! – гаркнуло над ухом.

Подняв голову, я увидел мастера Триммлера в парадном бархатном костюме. В руке у сына гор был увесистый дорожный мешок.

– Надо же! – удивлялся гном. – Вы меня слышите, а я вас нет.

Лорд Феррли снял звуконепроницаемый купол.

– Откуда ты взялся? – спросил Лютый.

– От своего двоюродного дядьки, старого Шпейнера. Прямиком с улицы Мастеров.

Мастер Триммлер часто гостил у своих родственников, но жил все равно при дворце. Вот и сейчас больше двух дней без нас не выдержал.

– Решил товарищей проведать, – делился он, – соскучился. Пришел, а вас нет. Я к Копылу: куда, мол, делись? А он мне: не знаю, мол. – Сын гор скособочился и прищурился, очевидно, изображая горбатого Вадиуса. – Ну, я сдаваться не привык. Настоял на своем! Он проекцию отправил, эту самую…

– Астральную? – подсказал Дрианн.

– Во-во! Сказал, вроде настроил ее на ваши эманации. Так я и узнал, где вас искать. Чего празднуем?

– Так, просто выпить решили. – Я крикнул служанке, чтобы принесла старки. Вино меня почему-то не брало.

– Хорошее дело! – мастер Триммлер уселся на свободное место и водрузил на стол небольшой бочонок. – Глубинная радость! Как знал! Дай, думаю, угощу товарищей.

– Хм… – недоверчиво протянул Лютый, – пожалуй, я лучше старки…

Мы с Дрианном тоже вежливо отказались. Рецепт приготовления Глубинной радости – один из величайших секретов горного народа. Считается, что человеку этот напиток лучше не пробовать.

– Ну, как знаете, – надулся мастер Триммлер, откупоривая бочонок. – А ведь у меня беда, ребята…

Убедившись, что на обращенных к нему лицах и кошачьей морде написано искреннее сочувствие, гном продолжил:

– Женить меня хотят!

– Тьфу! – разозлился Лютый. – Разве это беда?

– Кому как, – сын гор опустошил стакан и налил еще. – Я вот не хочу себя семьей связывать! А родня твердит: пора, пора! И невесту уже нашли. А отказаться по нашим законам нельзя. Так что я попрощаться пришел. Завтра утром уезжаю в Гольтенвейер.

У гномов очень многое решают старейшины. Противиться их воле означает навлечь на себя позор. И если уж старики рода задались целью оженить нашего безалаберного друга, они своего добьются.

– Йэх! – выдохнул мастер Триммлер. – Напьюсь я сегодня!

– Ну, давай, за тебя! – Лютый отсалютовал стаканом.

Старка закончилась, но долгожданного чувства расслабленности и довольства миром не наступило. А мне так хотелось хоть ненадолго отрешиться от забот! Скорее всего, растущая во мне сила изначальных повышала устойчивость к горячительным напиткам. Видимо, то же самое творили с Дрианном некромантские способности, а с Лютым – эльфийская магия. Об усовершенствованном драконьей кровью гноме и говорить не приходилось. Мы грустно переглянулись.

– Трактирщик! – заорал Ом. – У тебя есть рамс?

– А как же! – подбежав, ответил хозяин заведения. – Самый лучший, островной. Только для вас, господа.

Ушлый мужичонка уже не расстраивался из-за ухода посетителей. Он понял, что наша компания обеспечит ему хорошую выручку. Мысленный подсчет барышей делал его еще более угодливым.

– Тащи кувшин, – приказал Лютый. – И закусок побольше.

– Сию секунду принесут, – подмигнул трактирщик и устремился к стойке.

– А почему, господа, вы не угощаете меня? – вдруг возмущенной мыслеречью вопросил лорд Феррли.

– Но вы же… кот, – оторопел я.

– Так в блюдечко налейте! – фыркнул демон.

Вскоре служанка принесла большой кувшин рамса. Следом за ней подошла вторая и принялась расставлять на столе тарелки со снедью.

– Здравствуй, Рик, – поздоровалась она.

Передо мной стояла Мельда – та самая вдова, о женитьбе на которой я когда-то мечтал. Она дружелюбно улыбалась, ничуть не пугаясь моего злосчастного одеяния.

– Почему ты здесь? – спросил я.

– После того как меня увели в Счастливое местечко, храмовники разграбили мой трактир. Когда вернулась, пришлось наняться сюда. Но ничего, я довольна. Платят хорошо, и публика приличная, – Мельда игриво оглядела нашу компанию, задержалась взглядом на мастере Триммлере и, ставя перед ним тарелку, словно ненароком задела его пышным плечом. Гном чрезвычайно оживился.

– Спасибо, Рик, за то, что вытащил из тюрьмы, – напоследок произнесла Мельда.

– Подожди, а как твой мясник? Ты за него вышла?

– Да какой мясник! Как только понял, что я разорена, тут же нашел себе побогаче. Так что я до сих пор одна…

Вдовушка кокетливо поправила сборки на обширной груди и отошла от стола, виляя всем, что имелось ниже талии. А имелось много. Мастер Триммлер проводил восхищенным взглядом ее мерно покачивающийся под юбками могучий зад, вздохнул и тоскливо поделился со своим бочонком:

– Такие красотки вокруг, а я вот женюсь!

Я налил рамс в блюдечко и усадил лорда Феррли на стол. Лютый наполнил стаканы:

– За нас!

Закончился один кувшин рамса, потом другой. Бочонок гнома опустел на четверть. А мы были трезвы, как юные воспитанницы пансиона для девственниц на увеселительной прогулке.

– Слыхал я, ребятушки, – задумчиво произнес сын гор, – про одну новомодную штуку. Коктейль. Смешивают, значит, всякие напитки, вкусно получается.

– Давай! – махнул рукой Дрианн.

Мастер Триммлер до половины наполнил стаканы рамсом, потом долил до верха Глубинной радости. Немного подумав, щедро плеснул из своего стакана в блюдце лорда Феррли. Запахло горелым, на поверхности маслянистой жидкости забурлили пузырьки.

– За тебя, лейтенант! И за вас, ребята!

… Я проснулся в своих дворцовых покоях. Сквозь плотно задернутые шторы в комнату рвалось полуденное солнце. Ничего себе поспал! Похмелья не было. Способности изначального и тут мне помогали.

Гномий коктейль возымел желанное действие. Хорошо мы вчера погуляли! Начал все Лютый. Он заявил, что не желает слушать завывания скрипки, и выкинул ее в окно. Вместе со скрипачом. Однако вскоре нам захотелось сплясать. За неимением другой музыки, заставили петь мастера Триммлера. Гном с радостью согласился и спел веселую свадебную песню, больше напоминавшую похоронный марш. Нас с Омом это ничуть не смутило, мы подхватили визжащих служанок и под душераздирающие вопли сына гор протанцевали зажигательную реллу. Потом уже пели мы с Лютым, а мастер Триммлер исполнял народный гномий танец с боевой мотыгой. Мотыги в трактире почему-то не было, но сын гор быстро нашел ей замену. Он очень экзотично смотрелся, прыгая с жареной говяжьей ногой в руке, Мельда была в восторге. Лорд Феррли решил полетать и изящно парил по залу, задрав хвост и загребая передними лапами на манер пловца. Оставшиеся немногочисленные посетители при виде этого зрелища в ужасе разбежались. Я немного беспокоился по поводу Дрианна: мало ли, как скажется на нем опьянение? Вдруг захочет пленить парочку душ? Но оказалось, хмельные некроманты – ребята дружелюбные. Маг выразил свою печаль по поводу скудного убранства трактирного зала и занялся его благоустройством самостоятельно. После некоторых манипуляций льняные скатерти на столах превратились в черный креп, подставки для свечей приобрели вид черепов в натуральную величину, а в окна ворвались полчища летучих мышей. Повинуясь мановению руки Дрианна, зверюшки сделали круг по залу, потом мирно повисли под потолком фантасмагорическими гроздьями. Все бы ничего, но при виде мышей, хоть и летучих, в лорде Феррли проснулся извечный охотничий инстинкт. С воинственным мявом он ринулся в атаку. Потревоженные твари заметались по трактиру, до одури пугая служанок и крыльями переворачивая свечи. Мастер Триммлер, сосредоточенно тискавший Мельду в укромном углу, истолковал поднявшуюся суматоху превратно. С воплем: – Наших бьют! – он принялся крушить мебель, отбиваясь от воображаемых врагов. Несчастный хозяин ползком выбрался наружу и привел наряд городской стражи. Где уж отыскал – не знаю. Гном принял стражников, которые, похоже, не горели желанием нас утихомиривать, за долгожданного противника. И сообщил, что сейчас будет их убивать. Но Лютый, пребывавший в состоянии симпатии ко всем окружающим, сентиментально икая, попросил не трогать таких славных парней. Лучше, мол, украсить их доспехи цветами, потому что миром правят любовь и красота. Колданул он мощно, с непривычки силы не рассчитал, и бедные стражники скрылись под охапками роз, вьюнков и настурций. Мастер Триммлер, посмотрев на это буйство красок, прослезился и, утирая глаза кончиком бороды, сказал, что никогда не видел таких замечательных траурных венков. Видимо, решил, что всех врагов уже перебил и похоронил. После этого мы затащили обалдевших воинов в трактир и напоили их. И служанок тоже. И хозяина, который уже плюнул на свое заведение и заливал горе старкой. Разгром там был знатный. Но мужику воздалось. Движимый тягой к справедливости, я отдал ему за убытки свой кошель, полный золотых, и посоветовал отремонтировать зал.

– Да что уж там! – произнес хозяин, с содроганием оглядывая учиненный нами кавардак. – Я лучше новый трактир куплю…

Дальше… дальше мы поймали пролетку и уехали во дворец. Вроде бы все. Ах, да: там еще какой-то болван кричал, что он – незаконнорожденный сын Варрнавуша и статуи Луга всеблагого. Кажется, это был я…

Развлеклись, и хватит. Пора за работу. Я вскочил с кровати и отправился на поиски Дарианны, гадая, как встретит меня ее величество. Наверняка Вадиус уже донес ей о наших похождениях. Императрица была в своем кабинете и выглядела расстроенной. Я начал извиняться за свое ночное отсутствие, но девушка махнула рукой:

– Что ты, Рик. Я все понимаю: мужчинам требуется хотя бы изредка веселиться с друзьями. Отец… он тоже иногда позволял себе…

Я был благодарен Дарианне за доверие.

– Правда, я немного волновалась из-за того, что тебя никак не могли разбудить, – добавила императрица. – Но Вадиус заверил меня, что все в порядке.

– А зачем было меня будить?

– Ну как же, Рик, – улыбнулась Дарианна. – Ты проспал почти двое суток.

Ох, и ничего себе! Сильна Глубинная радость! Что же я пропустил? Оказалось, многое.

– Вадиус доложил мне о состоянии Главного храма, – сказала Дарианна.

– Да, он больше не годится для богослужений. Возможно, жрецы…

– Кстати о жрецах, – перебила девушка, – сейчас явится для доклада министр безопасности.

Я не успел уточнить, какова связь между жрецами и министром, как он по приглашению секретаря явился собственной персоной. Высокий худощавый мужчина средних лет заметно нервничал.

– Что удалось выяснить? – сухо спросила Дарианна.

– Ваше величество, мы провели серьезную работу. В ходе следствия… – зачастил министр.

– Меня не интересуют детали, граф Стоун, – прервала его девушка. – Доложите о результатах.

Побледневший граф сделал глубокий вдох, утер лоб белоснежным надушенным платком и, словно решившись на что-то, выпалил:

– Из жрецов храма Морриган не выжил никто. Воины, охранявшие храм, убиты. Некоторые признаки… ваше величество, такие подробности для дамы…

– Не бойтесь меня шокировать, граф. Говорите.

– Тело матери Варелии лежало на алтаре. Живот был выпотрошен и набит свежими цветами. Это похоже на ритуальное убийство, ваше величество.

Дарианна подалась вперед, с жадностью ловя каждое слово.

– Вы нашли свидетелей?

– Только одного. Нищий, живший в сарайчике при храме, утверждает, что видел, как ночью в обитель Морриган ворвался отряд воинов. С ними была красивая женщина. Старик клянется, что в свете факелов разглядел…

– Продолжайте.

– Он говорит, это была мать Лаурита.

– Что вы предприняли?

– Мы выставили наблюдателей вокруг храма Неи. Но я не рискнул действовать, не поставив вас в известность.

Дарианна вопросительно приподняла брови:

– Почему?

– Но она Старшая жрица…

– И поэтому может безнаказанно убивать? – гневно воскликнула императрица. – Арестовать немедленно! Пока я правлю этой страной, граф, каждый, преступивший закон, понесет заслуженную кару. Убийцы должны предстать перед судом. Вы свободны. Выполняйте.

Граф Стоун, зеленоватый от переживаний, поспешно откланялся. Дарианна вскочила и принялась вышагивать по кабинету.

– Когда это было? – спросил я.

– Прошлой ночью. Королева шлюх решила добиться власти любыми путями. Ну что ж…

Как-то я сомневался в том, что умная, хитрая Лаурита могла действовать таким примитивным способом. Хотя помнится, отец Дарсан рассказывал, что Старшая жрица Неи собирает отряды наемников. Избавляется от соперников? Возможно. Ведь не будь этого жалкого нищего – никто не узнал бы о виновнике гибели Варелии. Нет, все равно странно. Какой в этом смысл?

– Пишите указ, – бросила Дарианна секретарю. – Мы, императрица империи Галатон… ну, и так далее… повелеваем: считать отныне Верховной богиней пантеона Ат-тану, мать богов, покровительницу женщин, семьи и плодородия, и молиться в ее храмах со всем усердием. Оскверненный храм Луга всеблагого разрушить до основания, а на его месте возвести святилище Ат-таны. Сан Верховной жрицы возлагаем на Старшую жрицу Ат-таны, мать Евлалию…. Число поставьте послезавтрашнее.

Я уставился на Дарианну, пытаясь понять: как можно назначать Верховное божество августейшим указом? Это же не министр, в конце концов! Девушка усмехнулась:

– Я не могу больше ждать, Рик. Это необходимо. Народ без веры неуправляем.

– Но ведь ты сама цитировала Древнюю книгу…

Дарианна взяла со стола связующий амулет, активировала его и проговорила:

– Вадиус, пророки готовы?

– Да, ваше величество, – проскрипело в ответ.

– Выпускайте на площади.

– Слушаюсь, ваше величество…

Находчивость Дарианны не могла не восхищать. Первая императрица в истории Галатона, она недаром выбрала Верховным божеством Ат-тану – символ женского начала. Да и мать Евлалия была самой мягкой и сговорчивой из всех жрецов. В то время как большинство из них боролись за главенство, эта пухлощекая, улыбчивая белокурая женщина предпочитала оставаться в стороне. В конце концов, я никогда не был излишне набожен, так что фокус с пророками возмущения у меня не вызвал.

– Позовите мать Евлалию, – приказала Дарианна.

Жрица вплыла в кабинет, отвесила почтительный поклон и положила на стол перед императрицей красную шкатулку:

– Подарок храма Ат-таны для вашего величества…

Дарианна откинула крышку: в уютном бархатном гнезде лежало золотое яблоко, украшенное драгоценными камнями – символ плодородия.

– Благодарю, мать Евлалия. Я вызвала вас затем, чтобы сообщить: выбор сделан. Я объявляю вашу богиню Верховной. А вы будете ее главной служительницей.

Женщина немного застенчиво улыбнулась, отчего на ее щеках появились добродушные ямочки.

– Благодарю, ваше величество. Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие. Милости прошу в наш храм.

– Это не моя заслуга, – произнесла Дарианна, – я лишь выполняю волю пророков. Она будет объявлена народу через два дня. Тогда я приду, чтобы воздать почести Ат-тане.

– Мы подготовим храм для великого события, – жрица снова поклонилась и с позволения императрицы покинула кабинет.

– Как она тебе? – спросила Дарианна. – Тайная канцелярия проверила всех жрецов. За каждым из них водятся грешки. Но мать Евлалия оказалась чиста во всех отношениях. Вадиус лично с ней беседовал. Разумеется, читал ее, или как у вас это называется? Все ее помыслы обращены лишь к богине и заботе о людях. Думаю, она будет идеальной Верховной – честной и прекрасно управляемой.

– Что будет с Лауритой?

– Как что? – пожала плечами девушка. – Суд, разумеется. Затем смертная казнь.

– Но ее вина еще не доказана.

Лицо Дарианны окаменело:

– Для этого и существует тайная канцелярия. Кстати, спасибо что напомнил, Рик. Еще один указ. Повелеваем: по всей империи сжечь оскверненные заговором храмы Неи. Молиться ей отныне запрещено… хм… надо будет, чтобы пророки об этом тоже сказали… и дома терпимости давно пора закрыть.

А вот это она зря, про блудниц-то! Куда идти простому человеку, когда он хочет поразвлечься? А что делать морякам, которые возвращаются из годовых рейсов? Да и девчонкам из домов терпимости деться будет некуда… беспорядка на улице станет гораздо больше. Только вот как объяснить это невинной девице, особенно если девица – императрица?

Решив отложить этот разговор на потом, я отправился в город, отговорившись тем, что хочу посмотреть, как продвигаются работы по очистке Дома Совета.

Как только я вышел за дворцовую ограду, у меня на плече возник лорд Феррли. Вид у демона был самый счастливый.

– Давно я так не развлекался, – промурлыкал он, – что может быть лучше для мужчины, чем добрая пьянка с друзьями? Только пьянка с блудницами, но этого я, увы, лишен…

– Скоро мы все будем этого лишены, – пробурчал я, шагая по площади.

– Куда направляемся, герцог? – поинтересовался Артфаал.

– На улицу Легкого бриза, – ответил я. – Мы начинаем поиск Вериллия Фламиера.

* * *

В Аллирил пришла весна. Налитые соками деревья покрылись юной листвой, под ногами простирался нежно-зеленый ковер молодой травы, из которой поднимались бархатистые головки подснежников. В укромных тенистых уголках чащи прятались лесные фиалки. Теплое, но еще нежаркое солнце щедро ласкало поляны, пробуждая к жизни все новые и новые растения.

Можно ли найти более подходящее время для праздника любви? Весь Аллирил собрался сегодня вокруг поляны, на которой рос вечный дуб, чтобы увидеть, как Светозарная и Элл’Ситайар обменяются клятвами верности. Вопреки законам природы здесь царило роскошное лето. Повинуясь волшебству эльфийских магов, в лесу расцвела черемуха, протянула удлиненные чарами, покрытые пышными гроздьями ветви, переплела их, образуя над головами молодых кружевной шатер. Крошечные флори кружили над поляной, осыпая первозданных цветочными лепестками. Вместе с ними порхали пестрые бабочки. Пели сладкозвучные лютни и кифары, им вторили нежноголосые флейты. Кипенно-белые гроздья, кипенно-белое платье, венки из дубовых листьев, дурманящий аромат черемухи и шальные от счастья глаза Мелли… Светозарная и Тай стояли по разные стороны поляны. По знаку церемониймейстера медленно двинулись друг к другу, чтобы встретиться подле вечного дуба.

Остановившись под могучими ветвями священного дерева, с которых свисали легкие шары омелы, Тай протянул руки к своей невесте. Волшебный механизм, изготовленный магами жизни, вполне заменял левую руку и даже передавал некоторые ощущения. Осторожно сжав хрупкие, прохладные ладони, жених громко произнес ритуальную фразу:

– Я, Элл’Ситайар, сын Дома Хрустального дождя и его владыка, беру в жены тебя, Кай’Меллианир, дочь Дома Жемчужного тумана и его владычицу. Под сенью вечного дуба, перед всем народом илльф клянусь именем Брижиттты любить и почитать тебя до конца дней своих.

Глаза Мелли наполнились слезами счастья, взволнованное личико осветила робкая улыбка. Тай смотрел на нее как-то отстраненно, думая о том, что его юная жена очень красива. Предстоящая ночь сулила множество чувственных удовольствий. Впрочем, не одна ночь. Впереди была долгая, спокойная, не омраченная сомнениями, ревностью и неразделенной страстью жизнь. Когда-нибудь Брижитта лесолюбивая благословит его детьми. В последнее время Элл’Ситайар все чаще задумывался о наследниках. Ему хотелось иметь сына – сильного, смышленого, талантливого мальчика. А впрочем, почему бы и не дочь – хрупкую, нежную, изящную? Он знал, что будет любить своих детей больше жизни. И в отличие от Кай’Велианир никогда не пожертвует ими ради интересов Аллирила. Видеть, как растут твои дети, угадывать в их лицах собственные черты, терпеливо делиться с ними своими знаниями – что может быть прекраснее? Время страстей миновало, зато пришло довольство собой, умиротворение. И власть. Полная, абсолютная, неоспоримая. Мелли кротка, послушна и покорна его воле. Так будет всегда.

Словно духи леса или сама Брижитта покровительствовали Таю. Ему удавалось легко осуществлять все замыслы. Лей’Иллиолис, надобность в котором отпала после смерти Лиа, погиб в Лесном крае. Правда, вместе с ним пришлось пожертвовать целым войском. Что с того? Других способов избавиться от вояки-фанатика не имелось. Кстати, он вполне мог бы захватить провинцию Галатона, увеличить Аллирил и вернуться в лес народным героем. Допустить появление такого сильного соперника Тай не мог. Пришлось перестраховаться. Лей’Иллиолис возлагал основные надежды на пауроний, который несколько лет от имени Светозарной скупал у Верховного мага империи. Вериллий охотно продавал. То ли верил воину, то ли ему было безразлично, кто и зачем приобретает волшебный металл. Никто из эльфов не знал о существовании капсул из Солнечного камня. Но владыка Дома Алмазной росы поделился своей тайной с Элл’Ситайаром. Организовывая покушение на Светозарную, Лей’Иллиолис побоялся расследования, которое могло привести к его тайнику, и спрятал пауроний в доме своего сообщника. Любовник властительницы был вне подозрений. Бесконечные подкупы пожирали огромное количество денег, и Тай нашел их источник. Он опустошал капсулы, оставляя в них лишь десятую часть содержимого, и продавал пауроний гномам. Горный народ использовал его для пробивания новых шахт, усиливая свою магию. Чтобы Лей’Иллиолис не обнаружил пропажу, Тай смешивал остатки волшебного металла с другим веществом. Этим он решал сразу две задачи: зарабатывал золото и готовил почву для уничтожения соперника. Пауроний разбавлялся золой, полученной из коры вечного дуба. Нарушение целостности священного дерева было страшным преступлением. Конечно, глава Дома Хрустального дождя сам не марал рук, это делали начинающие маги, которым было хорошо заплачено. Тай лишь насыпал золу в капсулы. Он не доверял никому.

Ни кара эльфийского закона, ни гнев Брижитты не могли сравниться с местью самого дуба. Соприкосновение золы с любой волшбой должно было дать последствия насколько непредсказуемые, настолько и разрушительные. Элл’Ситайар хорошо это понимал. Войско было обречено, поэтому Тай постарался, чтобы туда попало большинство первозданных, участвовавших в его интригах. Приятным сюрпризом стал поступок Мэй’Клилли. Горячий юнец, заподозрив, что в человеческой крепости еще могли остаться живые эльфы, а также мечтая о возмездии за погибших, сам отправился в Лесной край. Круг не поддержал его решения. Владыки уже успели понять всю степень могущества будущего светлого князя и не захотели навлекать на себя его недовольство. Владыку Дома Изумрудного листа поддержала лишь девочка, занявшая место Рил’Сириэлле. Их обоих, как и полторы тысячи одержимых идеями чести молодых безумцев, принявших участие в этой эскападе, Тай уже считал мертвыми.

Звонкий голосок невесты отвлек Элл’Ситайара от приятных размышлений. Мелли, не сводившая с возлюбленного восхищенного взгляда, так и не поняла, что сознание его в эти торжественные минуты было занято вовсе не ею. На протяжении всей брачной церемонии лицо Тая выражало искреннее счастье. Медленно, принимая всей душой каждое слово, девушка говорила:

– Я, Кай’Меллианир, дочь Дома Жемчужного тумана и его владычица, беру в мужья тебя, Элл’Ситайар, сына Дома Хрустального дождя и его владыку…

Когда клятва была произнесена, церемониймейстер объявил:

– По законам Аллирила теперь вы муж и жена. Да благословит вас Брижитта лесолюбивая на долгую и счастливую жизнь.

Новоиспеченный светлый князь склонился к невесте, чтобы поцеловать ее, но Мелли вдруг отпрянула и закрыла лицо руками. Не понимая, что происходит, Тай осторожно отвел ее ладони и сам отшатнулся, пораженный произошедшими в девушке переменами. Улыбка, полная восторга и радостного ожидания, сменилась выражением боли. В широко раскрытых глазах застыл ледяной ужас. Хрупкое тело сотрясала безудержная дрожь.

– Идет… оно идет… – задыхаясь, прошептала Мелли.

Тонкий, вкрадчивый, бесконечно жуткий звук, рождавшийся в самом сердце Аллирила, пронесся над поляной. На мгновение наступила полная тишина, и вдруг лес наполнился тревожным шумом. Перепрыгивая с дерева на дерево, истошно верещали белки. Стаи птиц поднимались ввысь, крыльями затмевая небо. Через поляну пробежала волчица со своим выводком, за ними, ничуть не боясь хищников, стремглав неслись зайцы. Вскоре кусты затрещали от напора зверей, спасавшихся от чего-то неведомого. Животные вели себя так, словно в лесу начался пожар. Природный инстинкт, предупреждавший об опасности, гнал их прочь из родных мест, в которых поселилась смерть. Медведи и волки, кабаны и лисы, росомахи и барсуки неслись сквозь лес, сталкиваясь, давя друг друга, падая и снова вскакивая, спасаясь от беды. Маги спешно сотворили щиты, чтобы закрыть первозданных от потока обезумевших зверей. Животные бились об эти невидимые преграды, расшибаясь в кровь, умирая на глазах потрясенных эльфов, которые впервые ничем не могли помочь созданиям Брижитты. Из кустов взметнулся красавец-олень, распластался в длинном прыжке, но так и не достиг земли. Что-то гибкое, тонкое, неуловимо быстрое обвило сильную шею. Олень выгнулся в приступе боли, на мгновение будто зависнув в воздухе. Потом вокруг него закружились мириады изумрудных искр – это тело животного распадалось на крошечные частицы. Еще миг – и от оленя осталась лишь горстка легкого праха, осевшего на листве.

– Зеленый огонь! Это Зеленый огонь! – чей-то панический вопль ударил по разуму, ужасом перекрутил души.

– Смотрите! Смотрите! – закричала молодая женщина, указывая на край поляны, рядом с которым погиб олень.

Зрелище, представшее глазам первозданных, завораживало, лишало сил, сковывало волю. Пушистый куст акации, еще недавно такой обычный и безопасный, вдруг выпустил в разные стороны длинные плети гибких ветвей, захватив нескольких эльфов, стоявших неподалеку. Короткие, полные боли вскрики, корчащиеся в мучительной пляске тела, легкий запах грозы и зеленоватый пепел, закружившийся над поляной… счет смертям был открыт. А неведомая сущность росла, набухала силой, увеличивалась на глазах. Куст исчез, на его месте появилось нечто – бесформенное, изменяющееся, перетекающее внутри себя. Постоянно растущее, плотное облако мерцающих изумрудом частиц. Воплощением ужаса смерти возвышалось оно над поляной. Древнее порождение Хаоса, бездушный бог из бездны, веками дремавший в багровых глубинах, восстал и прорвал междумирье. Напитанный силами, освобожденными гибелью двух могущественных волшебниц, разбуженный их драгоценной кровью, Зеленый огонь принял эту нежданную жертву и вышел на охоту. Он был голоден, очень голоден. Ему требовалась энергия. И монстр не брезговал ничем. Выстреливая безжалостными хлыстами, он ловил зверей, пожирал не успевших улететь птиц, втягивал в себя многочисленных насекомых, высасывал жизненные соки деревьев. Но больше всего силы концентрировалось в двуногих существах. Они были наполнены лакомой энергией, необходимой для роста. Зеленый огонь готовился к пиршеству.

Тонко, жалобно в толпе заплакал ребенок, напуганный непонятным явлением. Это словно послужило сигналом к действию. Первое оцепенение, вызванное появлением мифического существа, спало, уступая место инстинкту выживания. Асс’Аллиа, владычица Дома Золотого песка, плавно, не сводя глаз с раскачивающегося над поляной гиганта, двинулась к середине поляны, отведя руки назад, жестами показывая эльфам, куда следует отступить.

– Слушайте меня, первозданные! – громко крикнула она. – Уходите! Ступайте на юг, спасайтесь!

Толпа зашевелилась, и в этот миг тварь выбросила стрекала, ухватив тех, кто находился ближе.

– Помогите женщинам и детям! – кричала Асс’Аллиа. – Сохраняйте спокойствие! Отступайте за деревья, медленно!

Первозданные двинулись к южному краю поляны. Воины Домов Сапфирового неба и Золотого песка поддерживали порядок в толпе. Маги несли над эльфами защиту, которая была бессильна перед Зеленым огнем, но охраняла от бегущих зверей. Новый всплеск в теле монстра – и еще несколько тел забились в предсмертной агонии. Зеленый огонь содрогнулся, разрастаясь вширь и ввысь. Теперь он уже почти достигал макушки вечного дуба. Его щупальца больше не походили на ветви растений. Теперь это были широкие языки, протягивающиеся далеко над поляной, слизывающие все живое вокруг чудовища. Сущность бездны предстала во всей убийственной непобедимости, оправдывая свое название, данное предками народа илльф. Монстр извивался и колыхался, распространяя вокруг себя сияние – холодное как лед, но испепеляющее как пламя. Над лесом летел визг пожираемых зверей. В него вплетался стонущий скрип – это плакали, умирая, деревья. Их листья превращались в прах, стволы, покинутые жизнью, корчились и скручивались в сухие уродливые мощи. Новый взмах языков достал уходящих эльфов, сжег целые десятки. На стволах деревьев, словно зеленые тени, отпечатались абрисы тел – все, что осталось от погибших. В толпе зародился панический вопль, он перекидывался от одного к другому, усиливался, и вскоре захватил всех. Ведомые звериным инстинктом, первозданные ринулись вперед, сминая и топча пытавшихся навести порядок воинов. Лопнула защита магов, и эльфы смешались с убегающими животными. Теперь уже ничто в этих орущих, воющих, плачущих, давящих себе подобных существах не напоминало гордых детей народа илльф. Споткнувшись, упала женщина, уронила маленькую девочку, которую несла на руках. Толпа не дала ей встать. Несчастная выгнулась всем телом, стараясь защитить свое дитя, но кто-то толкнул ее, кто-то наступил на спину… Окровавленными сломанными куклами трупы матери и ребенка остались лежать на молодой траве. Напрасно кричала Асс’Аллиа, призывая эльфов к спокойствию, напрасно Иль’Эллиус с горсткой воинов ввинтился в тело толпы, раздавая тычки и удары. Безрассудных солдат смяли и растоптали. Сай’Ниари из Дома Агатовой ночи преградила эльфам дорогу, выставив сильные умиротворяющие чары. Но энергия страха, наполнявшая первозданных, была так велика, что никакое заклинание не в силах было ее преодолеть. Волшебницу сбили с ног, она упала навзничь, и каблук чьего-то сапога с хрустом впечатался в ее прекрасное лицо, безжалостно ломая тонкие кости.

Асс’Аллиа смотрела вслед убегающим соплеменникам. Ее губы кривились в усмешке – презрительной и одновременно грустной. Пытаясь организовать отступление, себя спасти она не успела. Сейчас уходить было уже бесполезно: жадные языки подкрадывались все ближе. Она, воин, до конца выполнила свой долг перед эльфами и теперь готовилась к смерти. Как жаль, что она не успела попрощаться с мужем! Асс’Эррон стоял слишком близко к тому месту, откуда появилось чудовище. Их души не встретятся в благословенных лесах Брижитты. Согласно древнему преданию, у тех, кого поглотила бездна, не будет перерождения. Они просто перестанут существовать… Ах, если бы можно было убить себя! Ведь Зеленый огонь пожирает лишь живое, мертвым он не страшен. Но верный друг – прекрасный меч из серебристой стали, и острые как бритва кинжалы остались дома. Старинный закон Аллирила запрещал брать на свадьбу оружие. Примета гласила, что это может принести несчастье молодым. Оставалось только ждать испепеляющего прикосновения. Ждать и надеяться, что ее дети, которых увела служанка, спасутся. Что Зеленый огонь удастся загнать обратно в бездну прежде, чем он догонит первозданных. Если Светозарная сумеет…

Но где она? Почему не выполняет свой долг? Если прямо сейчас повелительница начнет заклинать монстра, у народа илльф будет шанс выжить. Но не у нее… Асс’Аллиа обвела взглядом поляну. В бегство ударились не все. Тут и там на траве сидели обессиленные от ужаса женщины, некоторые лежали в глубоком обмороке. Какой-то мужчина, на пальце которого поблескивал перстень с голубым топазом, упал на колени, молитвенно протягивая руки к переливающемуся чудовищу. Он что-то быстро, торопливо говорил. Владычица прислушалась: первозданный, в голосе которого не осталось ничего эльфийского, возносил хвалу Брижитте. Это была песня безумия. К молящемуся устремилась толстая конечность монстра. Мужчина заскулил, заголосил, встал на четвереньки и униженно пополз ей навстречу. Асс’Аллиа брезгливо поморщилась: Дом Топазового ветра – художники и скульпторы, слабаки… Она была воином и знала лишь самые простые заклинания, не разбираясь в тонкостях магии. Знающий волшебник сказал бы владычице, что бездна воздействует не только на тела смертных, но и на их разум и волю. Именно этим объяснялись и паника среди эльфов, и приступы безумия. Не все обладали таким железным характером, как Асс’Аллиа… Зеленый огонь рос, выбрасывал все новые языки. Пока они словно не замечали ее. Воительница отступила к краю поляны.

– Госпожа… – донесся сзади тихий шепот.

Владычица резко обернулась: из-за деревьев вышла ее служанка. На руках девушка держала крошечную годовалую Асс’Нилли. Десятилетний Асс’Айлиэль стоял рядом.

Сердце сковал смертельный холод, мукой отозвавшийся во всем теле.

– Почему?.. – только и смогла спросить Асс’Аллиа.

– Простите меня, госпожа. Но я едва выбралась из давки. Дети чуть не погибли.

– Так беги сейчас! – крикнула владычица. Но душа ее стонала: «Поздно…»

Зеленый огонь слизывал с поляны тех, кого покинуло сознание, запускал щупальца дальше, в лес. Они не успеют уйти, ее дети не успеют… Светозарная так и не вступила в противоборство с чудовищем. Оно становилось все больше, приближалось…

– Стой, – приказала служанке Асс’Аллиа. – Спрячься за деревом, унеси Асс’Нилли. Я позову тебя.

Девушка, привыкшая во всем повиноваться своей госпоже и свято верившая, что воительница защитит от любых бед, молча ушла. Асс’Аллиа склонилась над сыном, обняла, стараясь передать всю свою любовь, всю нежность… Он был настоящим воином, ее мальчик. Он боролся со своим страхом и держался мужественно. Но ласка, которой редко баловала суровая мать, заставила его откликнуться и ответить доверчивым, таким детским объятием. «Еще чуть-чуть, – молила владычица, вдыхая чистый запах его белокурых волос, – Брижитта, дай мне еще немного времени…» Над головой взметнулся длинный язык, хлестнул по убегавшему медведю, в прах разметал могучее тело зверя.

– Пора, – произнесла Асс’Аллиа, в последний раз поцеловав сына. – Прости меня, золотая песчинка моей души…

Зеленый огонь не забирает мертвых, а души их уходят в леса Брижитты…

Сильные, твердые как сталь руки легли на хрупкую, не успевшую налиться мужской крепостью шею. Глаза Асс’Айлиэля широко распахнулись, посылая матери немой вопрос, изумление и боль. Владычица надавила пальцами чуть выше ключиц, пережимая точки жизни. Тело мальчика конвульсивно дернулось, Асс’Айлиэль обмяк и недвижно повис на руках владычицы. Осторожно уложив его на траву, женщина шагнула за дерево. Малышка Асс’Нилли, не понимавшая, какой кошмар творится вокруг, а потому ничуть не боявшаяся, встретила мать веселым лепетом, протянула к ней пухлые ручонки. Асс’Аллиа забрала ее у служанки и, бросив той:

– Оставайся здесь, – вернулась туда, где лежал ее сын…

Девушка так и не дождалась зова своей госпожи. Снедаемая страхом и любопытством, она выглянула из-за дерева и тут же громко вскрикнула. Дети, которых она так любила и считала почти родными, лежали на траве. Мертвые, с посиневшими личиками и головами, свернутыми набок, словно малыши к чему-то прислушивались. Рядом сидела Асс’Аллиа и гладила их шелковистые волосы, заботливо поправляла измятую одежду, что-то нежно нашептывала… Служанка зажала рот ладонью, но мучительные рыдания вырвались наружу… Асс’Аллиа подняла лицо, и девушка снова закричала: глаза владычицы были пустыми, почти белыми…

– Шшшш… не буди моих детей, – проговорила госпожа. – Они устали…

Задохнувшись, служанка лишилась чувств.

Владычица ласкала своих мертвых сына и дочь, целовала их руки, тихо напевая колыбельную. И вспоминала, как гордилась тем, что Брижитта всего после девятилетнего перерыва послала ей второе дитя. Как ликовали эльфы Дома Золотого дождя, празднуя рождение Асс’Нилли. Это считалось чудом, и Асс’Аллиа верила, что ее дети пришли в Аллирил для больших свершений, что их ждет необыкновенная судьба…

Когда над ней простерлась лапа Зеленого огня, владычица даже не обернулась и не ощутила ни боли, ни страха. Ведь она уже была мертва…

Кай’Меллианир и Тай стояли под вечным дубом, который не затронуло губительное воздействие монстра из бездны. Девушка прислонилась спиной к могучему стволу, вжимаясь в него, словно стараясь слиться с деревом. Совсем рядом с ней бушевал Зеленый огонь, уничтожая ее подданных. Глаза Мелли были широко раскрыты, губы побелели, на лице застыло выражение бессмысленного страха. Светозарная плотно прижала тонкие пальцы к щекам, не замечая, что ногти глубоко впиваются в бледную кожу.

– Мелли, – позвал Элл’Ситайар, мучительно гадая, как привести жену в чувство, заставить действовать. – Мелли! – уже громче повторил он.

Руки Кай’Меллианир медленно двинулись вниз, оставляя на щеках кровавые борозды. Она смотрела на Тая, но, казалось, не узнавала его.

– Я не могу, я не могу, я не могу… – монотонно бормотала она, – не могу, не могу…

Светлый князь, стиснув зубы, отвесил девушке хлесткую пощечину. Голова Мелли безжизненно мотнулась, взгляд оставался неосознанным. Выругавшись, Тай ударил тыльной стороной ладони по другой щеке. И еще, и еще… Рука окрасились кровью, сочившейся из царапин на лице Кай’Меллианир. Элл’Ситайара это ничуть не тронуло, он продолжал бить жену, едва сдерживаясь, чтобы не ударить ее левой, механической, рукой – пожалуй, это могло бы убить Мелли. Его существо заполонила душная, бешеная ненависть к этой истеричке, которая по недоразумению называлась Светозарной. Где спокойная сила, где уверенность, которыми так щедро была наделена Лиа? Где смелость, готовность ради Аллирила и подданных вступить в бой с целым миром? Сейчас Тай не задумываясь повернул бы время вспять, всей душой желая, чтобы рядом оказалась холодная, жестокая, но такая невозмутимая и надежная Кай’Велианир! А эту трусливую дрянь, трясущуюся как подыхающий заяц, он с удовольствием убил бы сам, удавил, удушил, полоснул ножом по белой шее, там, где пульсирует голубоватая жилка… Но нельзя, нельзя, она – единственная надежда! Как же растормошить ее?

– Ну же, ну, очнись, тупая самка! – Тай перестал себя контролировать, бил все сильнее, бесновался, срываясь на визг, выплевывал грязные ругательства…

Наконец взгляд Мелли сфокусировался, приобрел осмысленность. Она вжала голову в плечи и зажмурилась, чтобы не видеть занесенной руки мужа. Чудовищным усилием остановив ладонь, занесенную для пощечины, Элл’Ситайар схватил жену за плечи, оставляя на белоснежном платье кровавый след, и несколько раз встряхнул так сильно, что зубы девушки клацнули.

– Соберись! Гибнет твой народ! Ты должна остановить это!

– Да, да, прости, – прошептала Мелли. – Я сейчас, сейчас…

Чутьем опытного любовника угадав, что сейчас от него требуется, Тай согнал с лица выражение злобы, заставил себя нежно улыбнуться. Голос его стал глубоким и бархатистым:

– Иди, милая. Никто кроме тебя не сумеет помочь Аллирилу. Ты помнишь все, чему учила тебя тетка?

– Помню… – послушно, словно ребенок, повторила девушка.

– Хорошо, родная, – несмотря страх и ненависть, бушевавшие внутри, светлый князь говорил медленно, тщательно подбирая слова. – Ты нужна своему народу. Ты – Заклинающая лес. Сейчас ты пойдешь и прогонишь эту тварь.

В глазах Мелли снова взметнулся ужас, но Элл’Ситайар склонился к ней и прикоснулся к губам ласковым коротким поцелуем.

– Ради народа илльф, моя жемчужина. Ради нас с тобой. Ради меня. Я люблю тебя.

Взгляд Кай’Меллианир просветлел, хрупкие плечи расправились. Страх не покинул ее – нет, она все так же отчаянно боялась, но искала в своем сердце мужество для его преодоления. И это уже было подвигом, который ее муж так и не смог оценить. Она не была ни повелительницей, ни воином, эта робкая девочка. Она никогда не вожделела власти, не просила о своем даре, не хотела занять место своей венценосной тетки. Груз ответственности, свалившейся на Мелли, был ей не по плечу. Но ради любимого она была готова на все. Глубоко вздохнув, Светозарная подарила мужу последний, сияющий невероятной преданностью взгляд, и шагнула прочь от спасительного островка под вечным дубом.

Над Аллирилом царил Зеленый огонь – ширился, набухал, напитанный энергией жизни. Во все стороны протягивал свои щупальца, жрал и не мог насытиться. Его колышущееся тело толщиной уже не уступало замку Светозарной, стремящиеся ввысь языки закрывали небо. Над лесом вставало изумрудное зарево, видное на многие майлы вокруг. Никто не мог убежать от чудовища и ничто не могло устоять перед его натиском – только вечный дуб все еще держался, не желая умирать. Привлеченный исходившей от дерева мощной жизненной энергией, Зеленый огонь, содрогнувшись, выбросил в его сторону толстые языки. Но путь им преградила хрупкая девичья фигурка, нежный голос, выпевавший слова заклинания, заставил конечности монстра замедлиться. Словно удивившись смелости добычи, чудовище замерло. Его огромные щупальца, как змеи, загипнотизированные дудкой шианского фокусника, плавно закачались над головой Заклинающей. Юная невеста в окровавленном платье воздела руки, вновь и вновь повторяя загадочные слова песни, древней как сам Хаос. Рядом с необъятной тушей монстра Мелли казалась совсем крошечной и беззащитной. Голос Светозарной то звенел хрустальным ручейком, то тек глубокой, полноводной рекой, нежные руки совершали мягкие движения, заставляя языки Зеленого огня подрагивать в такт заклинанию. Снова и снова…

Наблюдая за девушкой из-за ствола вечного дуба, Тай в ужасе понимал: она начинает уставать. Пока еще чудовище было зачаровано ее песней, но не торопилось убираться в бездну. Светлый князь видел, как напряжены изящные плечи Светозарной, как тяжесть клонит ее руки вниз. Слышал тень хрипотцы в волшебном голосе. Тварь была слишком велика и сильна. Быть может, начни Мелли заклинать монстра сразу, пока тот не насытился энергией, у нее был бы шанс на победу. Но теперь время упущено. Один-единственный резкий жест, одна неправильная нота – и Зеленый огонь проснется.

«Она слишком слаба, – отчетливо осознал Элл’Ситайар. – Девчонка не справится!» Несмотря на терзающий душу страх, владыка Дома Хрустального дождя выдавил горький смешок. Лиа опять переиграла его. Несомненно, она знала, что дар Мелли недостаточно силен. Знала, но промолчала. Почему? Теперь уже не спросишь. Да и неважно. Надо спасаться. Возможно, его несостоявшаяся жена сумеет сдерживать Зеленый огонь еще какое-то время. До южной окраины Аллирила почти двое суток пешего хода. А если бежать? Бежать все время. Кто знает, вдруг тварь нажрется и станет двигаться медленнее? Ведь должен же быть предел ее росту, должен быть!! Так или иначе, но ждать больше было нельзя. Тай сделал шаг назад. Ступая по-рысьи бесшумно, он шел сначала медленно, потом все быстрее, быстрее… Оказавшись за пределами поляны, он побежал. Ровно, размеренно, экономя силы, держа дыхание. На юг – туда, куда стремилось все живое, туда, где было пусть призрачное, но спасение. И ни разу не оглянулся на ту, которой совсем недавно клялся в вечной любви и верности…

Время остановилось. В этом мире не осталось ничего – ни солнца, ни неба, ни земли. Были только раскачивающееся тело Зеленого огня, древняя песня и Тай, стоявший за вечным дубом. Тай, ее любимый, которого надо было защитить даже ценой собственной жизни. Тай, присутствие которого давало ей силу для волшбы. Ее Тай… И Мелли боролась за него, повторяя заклинание, гоня прочь предательницу-усталость. Руки пронзала боль, горло пересохло и саднило от долгого пения. Ноздри щекотал исходящий от чудовища запах грозы. Мир сделался нереальным и плыл перед глазами, угрожая перевернуться. Сознание изнывало, окутываясь дымкой приближающегося обморока. Но даже спиной Мелли чувствовала неуловимое тепло оттуда, где прятался Тай. От этого дурнота отступала, руки послушно танцевали в воздухе, и лилась, лилась чарующая песня… Вдруг ощущение поддержки, присутствия родной души исчезло, уступая место пустоте. Не оборачиваясь, Светозарная поняла: Элл’Ситайар ушел, покинул ее, не поверил в ее силы. Усталый голос сорвался, не взял высокую ноту, тревожно заметался над лесом. Заклинание было нарушено. Мелли попыталась исправить его, вернуться к нужной мелодии. Но песня не слушалась, не выпевалась. Измученные руки упали и слабыми плетями повисли вдоль тела. Серо-голубые прозрачные глаза закрылись, не желая видеть то, что должно было случиться. Чары рассеялись, и Зеленый огонь, пробудившись, всей мощью своего тела обрушился на ту, что дерзнула остановить его победное шествие.

Тай бежал, обгоняя других первозданных, отталкивая тех, кто попадался на его пути. Успеть, успеть уйти, пока Мелли не сломалась, не погибла. В том, что девушка обречена, он даже не сомневался. Только молился, чтобы это произошло как можно позже. Ему была безразлична ее судьба, как и судьба всего Аллирила. Инстинкт выживания диктовал свои правила. Пусть сдохнут все, главное – спастись самому! Над лесом стояла тишина. Это значило, что Светозарная все еще держится. Каждую секунду этой тишины Элл’Ситайар воспринимал как дар небес, каждое мгновение прибавляло в нем надежды. Но вдруг молчание леса лопнуло, разорвавшись стоном таким громким, как будто это кричал сам Аллирил. Тая бросило в жар, затем – в холод. Это снова началось! Мелли не выдержала противоборства с чудовищем. Он понесся, не разбирая дороги. Падал, вставал, снова бежал. Позади и впереди, со всех сторон, раздавались полные боли крики. Щупальца, невозможно огромные, обрушивались как будто с неба, хватали деревья, зверей, эльфов, сжигали в ледяном пламени. Каждый раз, когда мимо проносились языки Зеленого огня, сердце Тая совершало болезненный скачок, билось где-то в горле. Он уворачивался, кувыркался по траве, проявляя чудеса ловкости. Один раз, когда извивающаяся конечность едва не достала его, Элл’Ситайар схватил за волосы бежавшую впереди девушку и толкнул ее прямо на язык. Тех секунд, за которые тварь испепелила эльфийку, хватило, чтобы уйти. Он бежал и бежал, уже не заботясь о правильном дыхании, не думая ни о чем, почти сойдя с ума от страха… Нога зацепилась за торчащий из земли корень, Тай споткнулся и кувырком полетел в скрытый травой неглубокий овраг. Скатившись на его дно, он сильно ударился спиной о камень. Резкая боль возвестила о том, что ушиблен позвоночник. Ноги почти отнимались, отказывались слушаться. Владыка Дома Хрустального дождя приподнялся на локтях, подполз к росшей в овраге молодой березке и сел, опершись на ее тонкий ствол. В глазах потемнело от боли, и он не сразу заметил тянущееся к нему щупальце. Тай увидел его в последний миг своей жизни и испытал острое мгновенное облегчение: больше не надо было бежать, скрываться. Все кончено, он проиграл. Леденящее пламя коснулось его, и умирающему Элл’Ситайару показалось, что в пляшущем языке соткалось спокойное, умиротворенное лицо Лиа.

– Будь проклята… любимая… – выдохнул Тай и перестал существовать.

Дыхание бездны неслось над лесом, опаляя и убивая все, что попадалось на его пути. Чудовище разрасталось, занимало огромное пространство, и то, что находилось под ним, становилось выжженной пустыней. Длинные языки без труда догоняли убегающих эльфов, хватали их, распыляя на крохотные частицы…

Зеленый огонь распространялся все дальше, во все стороны, пожирая стонущий лес. Он уничтожал и землю – священную живую землю Аллирила – высасывал из нее энергию и превращал в пустую мертвую золу. Над волшебной страной стоял неумолчный крик эльфов и зверей. Вечный дуб, погребенный под толщей зеленой массы, держался дольше всех. Но и он пал, со стоном теряя съежившиеся листья, скручиваясь и корежась. Вскоре в этом уродливом скелете нельзя было узнать чудесное дерево. Погибло средоточие магии, и вместе с ним умерли все волшебные существа, населявшие Аллирил. Зеленый огонь не успел их настигнуть – лишенные магии жизни, они угасли сами. Легкими цветками падали на землю маленькие прелестные флори. Их радужные крылышки тускнели, превращаясь в серую кисею. Заходились в предсмертном хрипе добродушные безобидные выворотни. С тяжелыми стонами истаивали в воздухе игривые лесные духи. Хохлатые остромордые вудерсы, которые так любили обкидывать эльфов сосновыми шишками, замертво падали с деревьев. На полянах лежали тельца наряженных в зеленые костюмчики гриннали. По чистой, как слеза, воде серебряной реки Галлиур плыли покрытые сверкающей чешуей вайтари, когда-то веселые и шкодливые, а теперь напоминающие снулых рыб.

Зеленый огонь двинулся дальше, к болотам, испокон веков служившим пристанищем гоблинскому племени. Но тут ему нечем было поживиться. Шаманы предсказали пришествие беды, и маленький народец, не надеясь на могущество первозданных, ушел из леса к горам Золотой цепи. Низкие хижины стояли пустые, только в одной из них собрались древние старики, не пожелавшие расстаться с родными местами. Монстр пожрал их, оставив на стенах тростниковых жилищ невнятные тени дряхлых тел.

Много часов Зеленый огонь буйствовал над лесом и наконец занял его полностью. На самой окраине уже лениво, как бы нехотя, слизнул последних эльфов. Подрожал над Аллирилом и, свернувшись внутрь себя, втянулся в бездну. Идти дальше он не мог, его охотничьи угодья заканчивались на границе государства первозданных. Монстр ушел, оставив после себя мертвую землю, на которой стояли мертвые деревья. Жизнь покинула лес, но здесь уже зарождалось ее странное подобие. Нечто необъяснимое, кошмарное, не имеющее право на существование бродило среди корявых стволов. Теперь здесь была территория бездны.

А на опушке иссушенного леса сидели те, кто успел убежать – эльфы, охранявшие границу, когда Зеленый огонь прорвался в лес. Их было всего несколько десятков. Когда-то они были молодыми, сильными мужчинами и женщинами – магами и воинами, которыми гордился Аллирил. Теперь же никто не узнал бы в них сыновей гордого и прекрасного народа. Сгорбленные, покрытые морщинами, седые, словно древние старики, они тупо смотрели друг на друга провалившимися тусклыми глазами. Они сумели спасти свои тела, но не спасли разум. Те, кого раньше называли первозданными, забыли свой язык и происхождение. Они забыли все. И только странная сила словно тянула их в мертвый лес. Повинуясь ее призыву, безумные существа встали и медленно двинулись обратно, на свою родину. Возможно, они остались существовать там, в чаще голых стволов, в буреломах и выжженных оврагах, и охотились друг на друга, чтобы добыть еду. Может, сами стали добычей того, что поселилось в Аллириле. А может, просто тихо умирали, так и не вспомнив, кто они и зачем живут здесь… Этого уже не узнает никто.

Зеленый огонь собрал богатую жатву. Исчез волшебный Аллирил, будто и не было его на свете…

* * *

По всему Виндору кипела работа. Я с интересом смотрел по сторонам, наблюдая, как к городу возвращается его лицо. Посреди площади Семи королей, прямо под виселицей, на которой в назидание народу все еще болтались воняющие тела мятежных магов, стоял бородатый человек в широком сером балахоне. Его худая плутовская физиономия имела подозрительно просветленное выражение.

– Смотрите, смотрите, люди! – взывал он – Вот уже небеса побагровели! Солнце прячет свой лик за черными тучами, а стены храма кровью сочатся! Доколе? Доколе будете поклоняться вы богу, отвернувшемуся от вас? Доколе возносить будете неискренние молитвы? Было видение: во сне явилась ко мне Ат-тана – всемилостивая мать всех богов! И приказала она отныне молиться ей и почитать ее Верховным божеством! Слушайте, люди! Слушайте волю всеблагой Ат-таны!

– Пророк… – фыркнул Артфаал.

– Да уж… – мне вспомнились слова Дарианны. Могла бы подобрать на роль провидца и более симпатичную личность.

По дороге мы встретили еще одного проходимца, озвучивавшего подобный текст. Но тот уже выглядел более солидно.

Улица Легкого бриза тоже полнилась строительными звуками: визгом пилы, скрипом механизмов, поднимающих камни, стуком тележных колес. Горожане восстанавливали дома магов Совета. Я усмехнулся: хозяева жилищ уже мертвы, и теперь эти хоромы наверняка будут пожалованы новым магистрам. Дарианна – хозяйственная девочка. Не знаю, что думали по этому поводу работники, но, судя по их мрачным лицам, ничего хорошего. Работать бесплатно ради того, чтобы кто-то потом благоденствовал в роскошных особняках, людям не хотелось. Завывания очередного пророка энтузиазма им не добавляли.

Я дошел до дома Вериллия Фламиера, который стоял в середине улицы. Даже если бы я не знал, кому он принадлежит – все равно бы догадался. Это было самое большое, даже какое-то монументальное здание из серого, с серебристым отливом камня, с множеством башенок и остроугольной крышей, на которой сидели уродливые горгульи. Мы остановились перед кованой оградой. За ней прогуливались люди в серой форме.

– Больше подходит нашему темнейшему, чем Верховному магу Совета, – заметил лорд Феррли, – кстати, герцог, а что вы хотите здесь найти? Неужто самого Вериллия?

Я махнул рукой. Артфаал упорно продолжал считать меня наивным ребенком, которому нужно втолковывать очевидные истины. Ясно, что никакого Вериллия тут нет. Как и его записей, дневников и прочих прямых указаний на местонахождение беглого мага. Я хотел лишь осмотреть дом бывшего Верховного, надеясь немного лучше понять хозяина, приблизиться к нему, что ли. И может быть, отыскать какие-то мелочи, детали, которые дадут намек на то, куда мог отправиться Вериллий.

– Что вам угодно? – Имперский пес, мундир которого украшали капитанские нашивки, подошел к ограде. Но разглядев, какая важная персона к нему пожаловала, вытянулся в струнку и доложил: – Ваше высокомагичество! Во вверенном мне здании никаких происшествий не случилось!..

Парень хотел прибавить еще что-то в этом роде, но я перебил его:

– Можно мне осмотреть дом?

Пес торопливо ринулся к воротам и собственноручно их распахнул:

– Прикажете выделить сопровождение?

– Спасибо, друг, сам управлюсь.

Капитан не унимался:

– Желаете вступить в права наследства?

Я вытаращился на ищейку, не понимая, о чем это он. Лорд Феррли мысленно хихикнул, а парень смутился.

– Прошу прощения, ваше высокомагичество. Я просто хотел уточнить, снимать ли оцепление…

– Не надо ничего снимать, я скоро уйду.

Наконец отвязавшись от этого странного человека, я взошел на широкое крыльцо и потянул на себя тяжелую дверь. Она оказалась не заперта. Огромный холл поражал вызывающе шикарным убранством, ярким освещением, исходящим от маленьких солнц и… жутким разгромом.

– Да, видно, здесь уже все обыскали, – резюмировал демон.

– Как вы умудрились сюда попасть? – удивился я. – Здесь же должна быть уйма заклятий против темных сил.

– А нет их, – хмыкнул Артфаал. – Дом абсолютно чист. Ни тебе ловушек, ни защиты. Скорее всего, Вериллий сам их снял. Не думаю, что такое было по плечу еще кому-нибудь.

– Зачем же он возился?

– Видимо, защищать и прятать тут уже нечего. Вот он и сделал прощальный подарок. Тонкая издевка. Так что никаких интересных вещей мы точно не найдем. К тому же тайная канцелярия и псы перерыли в доме каждый квадратный дайм. Даже растения не пожалели, изверги…

Лорд Феррли соскочил на пол и прошелся вдоль стены, неодобрительно обнюхивая перевернутые кадки из черного дерева и фарфоровые вазоны. Когда-то в них росли эмиратские апельсиновые деревья, пышные гибискусы из Журжени, оливы из Садового края и множество кустов, названия которым я не знал. Теперь же вся эта зелень была безжалостно выдернута из земли, которую ищейки высыпали прямо на мозаичный пол.

– Можно подумать, Вериллий идиот: стал бы он что-то прятать в таких местах, – ворчал демон, разглядывая горшки. – Интересно, почему они до сих пор не завяли?

Действительно, несмотря на плачевное положение растений, листья на них оставались свежими, гибискусы были покрыты бархатистыми цветами, а на ветвях яблони висели сочные красные плоды.

– Магия жизни? – предположил я.

– Возможно, – задумчиво произнес Артфаал. – Он ведь мог ей научиться от своей эльфийской любовницы.

Мы поднялись на второй этаж и принялись обходить многочисленные комнаты. Здесь тоже не обнаружилось ничего интересного, кроме все тех же вывороченных из земли, но буйно цветущих и плодоносящих растений.

– Никогда бы не подумал, что Вериллий такой любитель зелени, – удивлялся я.

– Но какой урожай яблок! – восклицал лорд Феррли. – А вот, извольте видеть – персики, апельсины, гранат! И все спелые, несмотря на время года. Да и вообще экзотические фрукты у нас вызревать не могут! Здесь явно не обошлось без магии жизни…

Что-то кольнуло мое сознание и засело в нем тонкой иглой. Что? Жизнь научила не пренебрегать интуицией, поэтому я стал терпеливо перебирать свои мысли и впечатления. Что показалось мне странным? В какой момент? Так… эльфийское волшебство… яблоки… апельсины… экзотические плоды… плоды… Тьфу ты, догадка упущена! Так ничего и не вспомнив, я продолжил обход комнат.

Просторное помещение, судя по письменному столу и книжным полкам, служило Вериллию кабинетом. Усердные ищейки не только вытащили, но и распотрошили толстые тома, среди которых имелось множество редких и старинных книг. По всей комнате были разбросаны какие-то бумаги. Я наугад поднял несколько листков. Алхимические формулы…

– Ничего особенного, – сказал лорд Феррли, вскочив мне на плечо и рассматривая записи, – рецепт общеукрепляющего зелья.

– Формула настолько усовершенствована, что его уже можно считать омолаживающим эликсиром, – возразил я, отбрасывая бесполезную запись.

Еще формулы, схемы магических плетений… Довольно сложные и оригинальные, но не дающие никакого намека на местонахождение их автора. Не особенно надеясь на успех, я перебирал помятые бумаги и свитки. Мое внимание привлекли листы, на которых теснились небрежно начерченные рисунки. Вернее, один многократно повторяющийся рисунок – четырехлучевая звезда. Случалось ли вам, задумавшись, малевать на бумаге ничего не значащие фигурки? Вот так это выглядело. Но ведь эти закорючки бессмысленны только на первый взгляд. А если присмотритесь внимательнее, поймете: в этих рисунках отразилась работа вашего сознания. Один выводит инициалы любимой, другой набрасывает профиль своего врага, третий изображает символы веры… А что могла значить для Вериллия эта звезда? Насколько я знал, в магии она не используется. Демонологи чертят пентаграммы и гектограммы, четыре луча – слишком примитивно. Если добавить еще четыре острия – выйдет роза ветров. Может ли это значить, что чародей прячется на улице Розы ветров?

– Вряд ли, – муркнул Артфаал, уловив мои мысли, – думаю, псам пришла в голову та же идея, и они уже перерыли всю улицу.

Виндор имеет форму четырехлучевой звезды. И что мне это дает? Только то, что Вериллий скрывается в столице? Подумаешь, откровение! Это и так ясно было… Я с досадой отбросил бумаги. Приходилось признать: осмотр дома не дал никаких подсказок.

– А ведь вы могли бы жить в этом замке, – сказал лорд Феррли, когда мы вышли на крыльцо.

– С чего бы?

– Это – жилище Верховного мага, а вы кто? Ну, а если обратить внимание на юридическую сторону вопроса, вы с бароном Лютым являетесь прямыми наследниками Вериллия. И можете доказывать это в суде.

Я поморщился: зачем мне столько домов? Я даже в фамильном особняке Марслейнов еще толком не был, довольствуясь комнатой во дворце. А родным домом упорно продолжал считать скромную обитель дядюшки Ге.

– Куда теперь? – осведомился Артфаал.

– В Совет.

Там ведь у Вериллия тоже был собственный кабинет…

Здание Совета было окружено лесами, по которым с обезьяньей ловкостью перебегали, что-то колдуя, созидатели. Во дворе трудились каменщики, отковыривавшие старые плиты. Из дома выносили деревянные обломки, раздробленные камни и прочий мусор. Здесь работали самые лучшие мастера столицы.

Распрощавшись с Артфаалом, которому вход в Совет был противопоказан из-за обилия обновленных заклятий, я поднялся на крыльцо. Мне навстречу выскочил Копыл. Кивнул на ходу и со всей скоростью, которую мог развить при своей хромоте, порысил к воротам, за которыми его ждала карета. Такое поведение мага показалось мне странноватым, и я окликнул его:

– Куда торопитесь?

Глазки волшебника забегали, и он неохотно ответил:

– На заседание по делу Лауриты, ваше высокомагичество.

– Разве оно состоится сегодня?

Старик пожал плечами:

– Ее величество настаивала на скорейшем рассмотрении. Дело государственной важности, понимаете ли…

Интересно, а как можно устраивать слушание без подготовки? Особенно по делу государственной важности? Такая спешка рождала во мне смутные подозрения. К тому же Лаурита была участницей сопротивления. Именно она укрывала нас после спасения от казни. Я всегда уважал эту женщину за острый ум, находчивость и бесстрашие.

– Отлично, Вадиус, я еду с вами. Хочу присутствовать на суде.

– Но… – смутился царедворец.

Вспомнив манеру поведения Вериллия, я высокомерно приподнял брови и вопросительно уставился на Копыла. Тот сразу же пошел на попятный:

– Да, конечно, ваше высокомагичество. Пожалуйте в карету…

Лауриту судили закрытым заседанием. Мы вошли в зал вместе с жюри и разместились в первом ряду. Жрица Неи стояла перед столом заседателей. Несмотря на то, что ее руки и ноги были скованы кандалами, Лаурита не утратила горделивой осанки и спокойной уверенности. Секретарь – кстати, тот же самый, с мордочкой канцелярской крысы – прочел выдержку из дела, и слушанье началось. Согласно галатским законам человек, злоумышлявший против государства и короны, не имел права на защитника. Дарианна решила, что убийство жриц следует отнести именно к таким преступлениям. Поэтому в зале безраздельно царил обвинитель. Первыми на место свидетеля были вызваны вопрошающие маги, которые дали свое заключение о причастности Лауриты к убийству в храме Морриган. Потом выступил Копыл, заявивший о том, что считывание сознания подтверждает виновность подсудимой. Затем настала очередь отца Дарсана и отца Вельмарина. Старшие жрецы под присягой показали, что Лаурита содержала отряд наемников. Со служителем Маннаина я не был знаком лично, только видел его во время церемоний в храме бога морей. Поэтому мог допустить, что его слова не совсем правдивы. Но вот добродушному жрецу Дадды-труженика я доверял. Отец Дарсан не стал бы врать, понимая, что из-за его свидетельства могут казнить невинного человека. К тому же он и раньше рассказывал мне об интригах Лауриты, стычках, в которых принимали участие ее наемники, и о желании жрицы сделать Нею верховной богиней. Правда, когда обвинитель прямо спросил Дарсана, считает ли он Лауриту виновной в преступлении, тот ответил:

– Вот уж не знаю. Сам не видал, потому и врать не буду. Они с Варелией друг на друга косо смотрели, каждая спала и видела, чтобы Верховной жрицей сделаться. Но чтобы такое страшное убийство, да еще и ритуальное… не похоже это на Лауриту. Зачем ей это?..

Отец Дарсан собирался добавить что-то еще, но обвинитель торопливо поблагодарил его и вызвал главного свидетеля Вара Брокена – того самого нищего, который ночевал в сарайчике и видел нападавших. В зал ввели тощего старика в донельзя оборванной одежде. Его волосы и борода были всклокочены, замурзанное лицо имело испуганное выражение. Бродяга съежился, всем своим видом показывая страх перед грозным правосудием, и лишь его хитрые, беспрестанно бегающие маленькие глазки как-то не вписывались в образ смиренного, побитого жизнью человека. Едва взглянув на Лауриту, нищий запричитал:

– Вот она! Я ее узнал! – и мелко затрясся, словно в лихорадке.

– Не бойтесь, Вар, здесь вам ничто не грозит, – мягко успокоил его обвинитель. – Расскажите высокому суду о том, что видели в ночь с двадцатого на двадцать первое число месяца Брижитты.

Опасливо косясь на Лауриту и прерывая речь причитаниями, нищий в красках описал нападение на храм Морриган. С его слов выходило, что в полночь в храмовый двор ворвался десяток воинов. Наемники перебили охрану, выбили дверь и проникли в святилище кровавой богини. Бродяга, устроившийся на ночлег в сенном сарайчике, проснулся от шума и криков и осторожно выглянул наружу. Нападавшие освещали себе путь факелами, и в отблесках пламени Вар сумел разглядеть лицо женщины, возглавлявшей отряд.

– Она это, она! – вопил нищий, указывая на мать Лауриту. – Вовек ее, душегубку, не забуду!

– Что было потом? – спросил обвинитель.

– Потом они в храм вбежали и всех перерезали. Ох, как жрицы кричали, сердечные! До сих пор у меня в ушах этот вопль стоит…

Вроде бы Вар рассказывал убедительно. Он точно описал все внутренние постройки храма, одежду и оружие наемников, жреческое одеяние матери Лауриты… Только вот я не мог понять одного: почему служительницы Морриган и их охрана не сумели отразить нападение? Ведь все посвященные кровавой богине были выдающимися воинами! Война была их образом и смыслом жизни. А тут всего десяток пусть хорошо подготовленных, но наемников. И куда смотрела стража? Неужто на пути убийц не встретился ни один наряд? А если встретился, то как пропустил десяток вооруженных людей? Пока я размышлял над этими вопросами, обвинитель вызвал еще одного свидетеля. Вернее, свидетельницу.

– Андрония Дервин, содержательница дома на улице Терпимости, – прокричал секретарь.

Это была полная, броско и вызывающе одетая женщина лет сорока. В противоположность Вару, она держалась уверенно, но ни разу не посмотрела в сторону Лауриты, словно боялась встретиться с ней взглядом.

– Расскажите, где вы были в ночь с двадцатого на двадцать первое число месяца Брижитты, – сказал обвинитель.

– Я принесла в храм Неи десятину, любезный господин, – бойко произнесла Андрония, – отдала деньги матери Лаурите, а сама осталась помолиться.

– Как долго вы молились?

– До позднего вечера, – сводня кокетливо повела плечами, – пока попросила у златокудрой удачи для каждой своей работницы… Дом у нас большой, девочек много, и все чистые – вы не сомневайтесь, любезные господа! Если желаете повеселиться – приходите, милости просим…

– Ближе к делу! – прервал ее обвинитель, бросив на меня извиняющийся взгляд.

– Ах да, я и говорю, – Андрония притворно смутилась, – назад возвращаться было уже поздно. Я и решила заночевать при храме, благо дело в моем доме налажено так, что экономка и без меня справляется. Время шло к полуночи. Разыскала я матушку, попросилась на ночлег. Та разрешение дала, а сама плащ накинула и прочь вышла. Я в окно посмотрела – каюсь, любопытна. Гляжу, а там всадники, в храмовом дворе. Мать Лаурита на лошадь села и отбыла куда-то.

– Когда она вернулась? – уточнил обвинитель.

– Не знаю, любезный господин, спала я. Но под утро, когда уже светать начало, меня разбудил стук копыт. Должно быть, это мать Лаурита приехала…

– Стыдись, Андрония, – вдруг спокойно произнесла жрица.

Сводня строптиво вскинулась, собираясь ответить, но обвинитель жестом остановил ее, выкрикнув:

– Подсудимая, молчать!

Лаурита, не обратив на него никакого внимания, продолжила:

– Чем же тебе заплатили, что ты пошла на предательство?

Подбежавший по знаку обвинителя стражник ударил жрицу по лицу.

– Суд удаляется на совещание! – торопливо объявил секретарь.

Все происходящее давно уже производило впечатление плохо отрепетированного спектакля. А ненадежность и откровенная продажность последней свидетельницы вызвали у меня возмущение. Что тут вообще творится, и кто главный дурак? В этом я и решил разобраться. Выход в астрал… прикосновение к сознанию Лауриты… Ощутив вторжение чужого разума, женщина вздрогнула. А я погрузился в хитросплетение ее мыслей, чувств и свойств натуры. Это был настоящий омут! Жесткий, по-женски изворотливый, но по-мужски логичный ум. Смелость, решительность, даже наглость. Умение рисковать, тяга к игре. Чувственность, искушенность в любовных утехах. Гордость, даже гордыня. И затмевающая все, огромная, непомерная жажда власти. Интриги, осуществленные и еще только задуманные, которые я увидел в мыслях жрицы, поражали размахом и утонченностью. Она действительно содержала отряды наемников. Подсовывала власть имущим дорогих блудниц, которые приносили ей интересные сведения. Вкладывала деньги храма в торговлю и неустанно преумножала их. Мечтала о главенстве Неи, а лучше – о единобожии. Покрывала темные секты, поклоняющиеся демонам. Была готова вступить в схватку с другими жрецами… но она не убивала Варелию и не посылала к ней наемников. Я собрался было вернуться в свое тело и объявить о невиновности Лауриты во всеуслышанье. Но что-то остановило меня, и я продолжил исследовать закоулки сознания жрицы. Так… сожаление о гибели Ридрига Второго… уважение к покойному монарху… а это что? Ненависть, полная и всепоглощающая. Причем пустившая в душе крепкие корни. Лаурита ненавидела Дарианну настолько, что сожалела о своей помощи повстанцам. Девушка не пошла на сделку с самой сильной служительницей богов. Мало того, неосторожно оскорбила ее. Лаурита запомнила это. И если она останется в живых, то будет мстить. Я попытался проникнуть в ее планы. Заговоры и стычки, подкупы и предательства, лжепророки и секты, страдания и смерти…

Вернувшись в свое тело, я глубоко вдохнул и попытался сообразить, что же мне теперь делать с этим знанием. Справедливость требовала не наказывать женщину за чужое преступление. А здравый смысл подсказывал: она не должна жить. Лаурита опасна для императрицы и для всего народа. Но какое я имею право решать ее судьбу? «Имеешь, – произнес внутри меня холодный голос, – ты имеешь право на все. Ты – изначальный и должен действовать во имя высшей справедливости. Одна жизнь не стоит жизней многих…» Со мной говорила Вселенная. Или это я стал ею. Вдруг пришло понимание: человеческая мораль – ничто, ряд принципов, придуманных умными для удобства управления дураками. Я – выше морали, мое предназначение – спасти этот мир. Ему еще не время погибать, так сказала Вселенная. Для того чтобы действовать, мне необходим порядок. Все, кто может его нарушить, должны быть уничтожены…

Не было ни заключительной речи обвинителя, ни последнего слова подсудимой. Спустя всего пять минут жюри вернулось с вердиктом:

– Рассмотрев все свидетельства и доказательства, высокий суд признает подсудимую Лауриту Ортега виновной в убийстве жриц храма Морриган. И приговаривает ее к смертной казни через повешение…

Я молчал.

Копыл выпростал из складок мантии какой-то свиток и быстро подошел к столу жюри. После короткой беседы председательствующий объявил:

– Повелением императрицы империи Галатон Дарианны Первой подсудимой оказывается последняя милость! Повешение заменяется отсечением головы! Приговор будет приведен в исполнение двадцать третьего числа месяца Брижитты, в девять часов утра, на площади Семи королей.

Конвой повел жрицу к выходу. Лаурита шла, гордо распрямив плечи, высоко подняв голову, сохраняя на лице ледяную невозмутимость. На мгновение встретившись с ней взглядом, я увидел в черных глазах презрение.

Когда я покинул здание суда, солнце клонилось к закату. Ощущение всемогущества медленно уходило, оставляя в теле слабость, а в душе – грязь. Я был настолько вымотан, что не имел сил даже на угрызения совести. Казалось, способности изначального покинули меня вместе с энергией тела и разума. Добравшись до дворца, я прошел в свои покои и забылся тяжелым сном, больше похожим на обморок. Разбудил меня слуга, сообщивший, что скоро начнется казнь Лауриты.

С самого утра над Виндором висели низкие лохматые тучи. Но близость дождя не пугала собравшуюся на площади Семи королей толпу, жаждавшую кровавого зрелища. За ночь виселица с телами исчезла, а на ее месте появился помост с новенькой плахой. Мы с Дарианной стояли на дворцовом балконе, защищенные от непогоды магическим куполом. Рядом притулился Копыл. Императрица кивнула, и Вадиус дал знак к началу казни. Привели Лауриту, одетую в черный плащ смертника. Руки жрицы были связаны за спиной. Женщина тряхнула головой, бесформенный капюшон упал, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она сама поднялась по ступеням и остановилась посредине помоста – спокойная, величавая и удивительно красивая какой-то грозной, отчаянной красотой.

– Королева… – восхищенно пробормотал Вадиус и осекся под тяжелым взглядом Дарианны.

Глашатай объявил приговор. Толстый угрюмый палач, похожий на мясника, взял Лауриту за плечо и подтолкнул к плахе. Жрица покорно сделала один шаг вперед, но неожиданно вырвалась и, обернувшись к балкону, громко крикнула:

– Именем Неи златокудрой я проклинаю тебя, императрица Дарианна, и тебя, Рик-бастард!

Ее голос, глубокий, словно усиленный магией, разнесся над площадью, перекрывая пораженное гудение толпы. Дарианна, побледнев, отшатнулась от экрана, но осталась на балконе. Палач схватил Лауриту и попытался зажать ей рот. Но с невероятной для женщины силой жрица снова освободилась, продолжая кричать:

– Да принесет вам любовь только боль и страдания! Будьте прокляты!

Будто подтверждая ее слова, потемневшее небо разрезали яркие зигзаги молний. Затем грянул гром, и на землю упали первые крупные капли дождя.

– Нея плачет! – раздался девичий стон из толпы.

– Нея оплакивает любовь! – подхватил юношеский ломающийся басок.

Палач замахнулся на жрицу, но она спокойно выдержала удар, подошла к краю помоста, грациозно опустилась на колени и сама положила голову на плаху. Над площадью повисло тяжелое молчание. Сверкающее лезвие топора взметнулось вверх, и под мясницкое хэканье ката опустилось на шею Лауриты, рассекая беззащитные позвонки. Гордая голова покатилась в корзину. Палач за волосы достал ее оттуда и показал народу. Стоя под редким дождем, люди продолжали безмолвствовать. Неожиданно над площадью пронесся мощный порыв ветра, закрутил черные пряди волос вокруг мертвого лица, заставив голову закачаться в безжалостной руке, мгновенно разогнал в стороны низкие тучи. Над Виндором выгнулась переливающаяся радуга.

– Это ответ Неи! – прошелестело в толпе.

Лицо Дарианны было таким бледным, что я испугался за нее: казалось, девушка вот-вот упадет в обморок. Но императрица лишь крепче сжала побелевшие губы, резко развернулась и покинула балкон.

– Ваше величество, – лепетал Копыл, едва поспевая за ней, – не обращайте внимания, ваше величество! Это лишь жалкая месть. Боги не примут слов преступницы!

Я был совершенно спокоен, предсмертные слова Лауриты ничуть меня не тронули. Какой смысл желать боли и страданий человеку, который вот-вот разучится их испытывать? Но состояние Дарианны настораживало. В конце концов, какой бы сильной женщиной ни была императрица, она всего лишь обычная смертная. Поэтому я решил проследить, чтобы она не совершила никакого опрометчивого поступка. Ни на кого не глядя, девушка прошла в свои покои и с грохотом захлопнула дверь перед нашими носами. Вадиус, избегая смотреть мне в глаза, поспешил откланяться. Я спустился в сад.

– Рик! – ко мне подбежал Лютый. – Я пришел, как только узнал!

– Здравствуй, – я хлопнул брата по плечу, – рад тебя видеть.

– Ты улыбаешься? – Ом пристально вглядывался в мое лицо. – Неужели ничуть не жаль Лауриту? Это непохоже на тебя. Ведь она была нашим другом.

– Прежде всего она была врагом империи.

Взгляд Лютого сделался колючим.

– А давно ли ты был врагом империи? И давно ли Лаурита помогала спасти тебя? Она и правда была виновна? Или это очередная интрига твоей возлюбленной? Ответь мне, Рик!

Я не хотел ему лгать.

– Лаурита не убивала Варелию, но была виновна в других преступлениях…

– Она спасла наши шкуры! – выкрикнул Ом мне в лицо. – А ты предал ее!

– Я действовал в интересах государства.

Лютый стиснул зубы, и мне даже показалось, что он попытается меня ударить. Но он лишь спросил неестественно спокойным голосом:

– Скажи, брат, ты действительно считаешь, что у тебя есть право карать и миловать?

Я твердо ответил:

– Да. Я могу карать и миловать.

Ярость, полыхавшая в глазах Ома, сменилась странным выражением, похожим на жалость. Он долго молчал, потом произнес:

– Надеюсь, ты сможешь с этим жить, – резко развернулся и зашагал прочь.

Я опустился на резную скамью. Слова, слова… а что за ними стоит? Всего лишь надуманные абстрактные понятия: карать и миловать… предал друга… Как долго я жил, руководствуясь этими жалкими ценностями, и даже не понимал, насколько они ограничивают мой кругозор. Сейчас мир представлялся простым и понятным, как будто кто-то разложил его на схемы и чертежи. Нравственно все то, что ведет к достижению главной цели. Мораль нужна лишь низшим существам. Мне она ни к чему. Размышляя таким образом, я рассматривал прогуливавшихся по дорожкам придворных. Пышно разодетые дамы и девицы ласково приветствовали меня, пряча под полями шляпок лукавые взгляды. Такие красивые, такие благонравные и такие доступные… каждая из них была бы счастлива связи с Верховным магом. Их останавливало лишь особое отношение ко мне императрицы. Благородные кавалеры сдержанно кланялись, проходя мимо, а сами гадали, долго ли еще ее величество будет забавлять этот простолюдин, и когда можно будет занять его место… Люди двуличны и не заслуживают сочувствия… Вдруг по боковой аллее быстро прошла девушка, лицо которой показалось мне знакомым. Она была другая, совсем не похожая на чопорных аристократок. Круглые синие глаза, вздернутый носик, большой сочный рот и пышная копна русых с рыжеватым отливом кудряшек… Девушка была похожа на ту целительницу… там, в гарнизоне волков, в Санме… И платье такое же, простое, белое…

Под действием этих незамысловатых воспоминаний с моих глаз как будто упала пелена. Мир снова предстал во всей своей сложной красоте и непознаваемости. Люди… люди и есть люди. Я, вы, они. Добрые, злые, веселые, грустные, жадные, щедрые… разные. А я – предатель. Что со мной происходит? Падает второй покров. Затмения становятся все длительнее. А скоро я перестану быть человеком. Потому что существо, не отличающее добро от зла – не человек. И во что же я превращусь? Я буду предавать, не зная, что предаю. Уничтожать, не понимая, что уничтожаю. Кто пострадает «во имя великой цели» в следующий раз? Брат? Друг? Опекун? Или сама Дарианна, которую я люблю? Мне будет все равно. Ведь и любовь перестанет для меня существовать. Так может быть, не стоит спасать мир? Может, нужно спасти мир от себя? Пока не поздно… Я застонал, напугав стайку щебечущих фрейлин.

На мое плечо легла тяжелая рука. Я дернулся и обернулся. Рядом сидел Дрианн, глядя на меня с мрачным сочувствием. Поглощенный тяжкими раздумьями, я даже не заметил появления мага.

– Держись, – сказал он, – просто держись. Изменения, которые невозможно остановить, пугают. Сейчас ты чувствуешь себя чудовищем и мечтаешь о смерти. Но ты должен принять это. Принять свою новую сущность. И тогда, возможно, станет легче. Со временем. Поверь, я знаю, что говорю.

Да, он знал… Поэтому не отвернулся от меня, как это сделал Ом. При мысле о брате мне стало еще хуже.

– Он поймет, – произнес Дрианн. – Ему тоже нужно время. Вспомни, какое отвращение вызывал в тебе я. Но потом ты сумел осознать, что в происходящем нет моей вины.

В этих словах не было ни упрека, ни обиды. Простая констатация факта. Только сейчас я понял, насколько Дрианн силен духом. Он ведь тоже ощущал себя уродом, отверженным, и находил подтверждение этому в глазах близких. Люди шарахались от него как от чумного, брезговали им. А он был одинок в своем горе. Но сумел выстоять, а сейчас еще и поддерживает меня.

– Спасибо, – сказал я, – спасибо, дружище.

– Вот вы где! – раздалось над головой. – Давно же я не выбиралась ко двору!

Перед нами стояла Палария Готакс. Она выглядела усталой и нездоровой. Магесса опиралась на трость, которую держала в правой руке. Левая рука волшебницы покоилась на локте молодой девушки. Мы встали, приветствуя дам.

– Позвольте представить вам мою двоюродную племянницу Марьяну Витис, недавно вернувшуюся с Южного континента, – улыбнулась Палария.

– Мы знакомы… – пробормотал Дрианн.

Взгляды молодой целительницы и мага встретились и долго не отрывались друг от друга. Как раньше. Вот только не было больше в их глазах наивного восхищения миром, восторга перед его чудесами, предвкушения счастья, которое обязательно случится. Постепенно радость узнавания сменилась разочарованием, разочарование – горечью, улыбки, вспыхнувшие было на лицах, угасли.

– Очень приятно… – тихо проговорила Марьяна.

Бесшумной тенью из-за куста выскользнула Лилла, встала рядом с Дрианном и жестом собственницы взяла его под руку, угрожающе-ревниво глядя на Марьяну. А у меня под мантией ожил связующий амулет.

– Рик… я жду в своих покоях, – срывающимся, каким-то ломким голосом произнесла Дарианна.

Обеспокоенный этими странными интонациями, я тут же отправился к девушке. Вопреки обычаю, возле ее покоев не торчали охранники, слуг тоже не было видно. Совсем разволновавшись, я постучал. Дверь тут же распахнулась, словно императрица все это время стояла возле нее и ждала моего прихода. Да что там, так оно и было! Я вошел. В комнатах царили тишина и полумрак, плотные занавеси на окнах будто отгораживали нас от всего мира. Дарианна, облаченная в роскошный кружевной пеньюар, отступила на шаг и прошептала:

– Запри дверь.

Я молча повиновался. В тот же миг облако воздушного кружева упало к ногам девушки, и она предстала передо мной совершенно обнаженной, прикрытой лишь серебристым плащом распущенных по плечам волос. Я замер, любуясь ее хрупкой фарфоровой красотой, тонким станом, небольшой округлой грудью с дерзкими розовыми сосками. Глаза Дарианны влажно блестели, лицо выражало странную решимость. Она протянула ко мне руки и требовательно произнесла:

– Люби меня!

Люби меня. Приказ-мольба. В этих двух коротких словах было все. Власть и покорность. Желание и страх. Протест против смерти и стремление почувствовать жизнь. Отрицание проклятия, мечта о забытье. «Люби меня!» – кричала она, выгибаясь в моих руках. «Люби меня!» – болезненно стонала она сквозь стиснутые зубы. Повторяла как молитву, шептала как заклинание: «Люби меня!»

И я любил. Таял от нежности и сгорал от страсти. Умирал и возрождался. Задерживал мгновения и торопил время. Снова и снова становился человеком.

Мы были так нужны друг другу – два странника, измученных одиночеством. Мы хотели единства, жаждали ощутить, понять, что такое – вместе. И сливаясь телами, искали слияния душ.

А под утро, когда Дарианна уснула у меня на плече, пришло спокойствие. Я всегда буду рядом с ней. Что бы ни произошло, как бы ни изменялось мое сознание – ей, моей женщине, ничто не грозит. Она двулична и хитра? Она плетет интриги и играет судьбами? Я – бесчувственное чудовище? Отлично. Мы хорошая пара…

Проснулся я оттого, что возлюбленная самым жестоким образом щекотала мне пятки.

– Вставай, – весело пропела она, – а то опоздаем на церемонию в храм Ат-таны!

Про это самое торжество я совсем забыл. Пришлось вылезать из уютной постели, хотя я бы с удовольствием понежился в ней еще несколько суток. Вместе с Дарианной, разумеется.

Храм Ат-таны находился сразу за Кольцевой дорогой, неподалеку от улицы Благородства. Богатые дворянки часто посещали обитель богини материнства и приносили щедрые пожертвования. Поэтому храм не бедствовал. Это было заметно даже по его внешней отделке. Высокое здание из лимонно-желтого камня украшали многочисленные венки из ветвей вечнозеленых деревьев, перевитых кружевами, полосами эмиратской парчи и шелковыми лентами. С высокого карниза свешивались изящные позолоченные колокольчики, отвечавшие на дуновение ветерка мелодичным звоном. Поддерживающие портик мраморные колонны были инкрустированы бирюзой. В просторном храмовом дворе росли яблоневые деревья, под которыми располагались уютные, накрытые бархатными пледами, скамьи. На клумбах под стенами здания радовали глаз ранние весенние цветы. Но все это благолепие почему-то казалось мне фальшивым, вызывало неприязнь.

Сегодня здесь, казалось, собрался весь Виндор. Евлалия достойно подготовилась к визиту императрицы. Путь от ворот до входа в храм был застелен затканной золотом ковровой дорожкой, по обе стороны которой стояли придворные. Здесь же были специально приглашенные Дарианной дядя Ге, мастер Триммлер и Лютый. Я обратил внимание, что вельможи постарались встать как можно дальше от Ома. Императрица отменила закон о бастардах и ублюдках, но даже она ничего не сумела бы поделать с предрассудками, глубоко укоренившимися в сознании людей. Когда бы Лютый ни появился при дворе – вокруг него тут же образовывалась пустота. Придворные избегали его, словно прокаженного. Пожалуй, они были не прочь и высказаться, но боялись рисковать. С тех пор как Ом вызвал на дуэль некого графа Сллейна, оскорбительно высказавшегося о его происхождении, и благополучно продырявил его мечом, остальные аристократы предпочитали демонстрировать свое презрение молча.

Дрианн с Лиллой вежливо отказались от участия в церемонии, объяснив, что адепты Исдес не могут молиться другим богам. Чуть поодаль расположились самые богатые и знатные торговцы. Народ попроще толокся вокруг ограды. Имперские гвардейцы проложили в толпе коридор, достаточно широкий для проезда кареты, и, встав в цепочку, образовали живой заслон, удерживая любопытных горожан. Дворцовые маги накрыли этот участок сильным щитом, дабы обезопасить ее величество. Императорский кортеж, провожаемый приветственными криками, въехал в ворота. Слуга распахнул дверцу, я выбрался, подал руку Дарианне. Девушка ступила на ковровую дорожку и медленно, кивая кланяющимся подданным, двинулась к храму. Следом шли мы с Копылом, за нами, как две складывающиеся пополам змеи, потянулись шеренги придворных. Во мне все нарастало ощущение беспокойства, неправильности происходящего. Я никак не мог объяснить это чувство, поэтому просто был настороже.

Первый ритуал поклонения Ат-тане, уже в статусе Верховной богини, совершался для императрицы и ее приближенных. Потом поклониться божеству могли мелкие дворяне, ученые и торговцы. Простому народу надо было ждать в многочасовой очереди. Но это обстоятельство не смущало горожан: погодка на улице стояла теплая, солнечная, а после отъезда ее величества народу было обещано гулянье в честь Ат-таны. С дармовыми напитками, между прочим. Так что мирно настроенные обыватели расходиться не спешили, глазели из-за ворот на пышно убранный храм, обсуждали прибывших важных персон и по знаку гвардейцев периодически вопили: «Да здравствует ее величество!»

На пороге нас встречала Евлалия в богатом ритуальном одеянии из красной эмиратской парчи. На голове Верховной жрицы красовалась золотая диадема, выполненная в виде переплетенных яблоневых ветвей. Когда Дарианна занесла ногу над первой ступенькой, кто-то крикнул из-за ограды: – Убийца! – Этот полный ненависти вопль ударил в спину и заметался в толпе, повторяемый разными голосами: – Убийца! Убийца! – Дежурившие на улице имперские псы и шпионы тайной канцелярии ввинтились в людские волны в поисках возмутителей спокойствия. Выкрики прекратились, сменившись болезненными стонами и женским плачем. На лице Дарианны по прежнему сияла доброжелательная улыбка, только теперь она выглядела неестественной, будто приклеенной. Я подобрался в ожидании чего-то очень плохого, о чем просто вопила моя интуиция.

Мы вошли в храм, наполненный яблочным ароматом, тянущимся из курильниц. Святилище Ат-таны превосходило великолепием все городские храмы. Стены были инкрустированы горным хрусталем и самоцветами. Крупные, с блюдце величиной, камни, обработанные алмазной огранкой, сияли, преломляя свет вечных свечей и окрашивая ритуальный зал многоцветными бликами. В центре возвышалась статуя Ат-таны – высокая, статная женщина с добрым красивым лицом держала на руках младенца. В полукруглой нише позади утопающего в цветах постамента расположились молодые жрицы с арфами, наигрывавшие нежную мелодию. Евлалия дала знак – и ритуал начался.

Ощущение беды усиливалось и раздирало мое сознание. Только теперь к предчувствиям прибавилась и физическая дурнота. Меня потряхивало, словно в лихорадке, болела голова, а в душе поселилось чувство тягучего безысходного ужаса. Ни сладкоголосое пение, ни молоденькие жрицы в легких платьях, закружившиеся вокруг статуи, ни торжественная молитва, которую нараспев читала Евлалия, не могли усыпить во мне тревогу. Я прекрасно помнил, что такие ощущения охватывали меня при близости сущностей бездны. Да что там близость: храм просто смердел бездной! Я погрузился в астрал и огляделся. Так и есть – багровый туман клубился так густо, что из-за него трудно было рассмотреть фигуры молящихся. Вернувшись в свое тело, я осторожно, стараясь остаться незамеченным, отошел от статуи. Что здесь происходит? Взгляд упал на стоявшие вдоль стен деревья в огромных горшках. Их ветви сгибались под тяжестью по-осеннему спелых яблок… Яблоки – символ богини плодородия. Плоды… яблоки… яблоки в храме… яблоки в доме Вериллия… Крохотный фрагмент мозаики со щелчком встал на место. Я отыскал среди придворных Лютого и прошептал ему на ухо:

– Выводи Дарианну, дядю, всех… осторожно! Пусть уходят как можно дальше. И скажи Копылу, пусть разгоняет народ.

Не задавая лишних вопросов, Ом кивнул и принялся пробираться к императрице. Я знал: брат сделает все возможное, чтобы обезопасить людей. Поискав вход в хозяйственные помещения и не найдя его, я плюнул и прошел прямо сквозь стену: времени на условности не было. Оказавшись в широком коридоре, снова вышел в астрал. Здесь тоже висел багровый туман. Я двинулся по коридору, заглядывая во все двери, но ничего подозрительного не обнаружил. Периодически выходил в астрал, убеждаясь, что иду в правильном направлении: кровавая дымка становилась все насыщеннее. Коридор закончился, я уперся в стену. По моим расчетам ничего кроме улицы за ней быть не могло. А вот под ногами багровая аура сгустилась настолько, что казалась монолитной. Я улегся на холодный камень: какая разница, проходить через стены или через пол? Вскоре глазам предстало подвальное помещение, в которое я и обрушился с потолка. Просторная комната была абсолютно темной, но способности изначальных позволяли видеть ее так, словно бы вокруг сияли маленькие солнца. Впрочем, смотреть там было не на что: пустой каменный мешок. Астральное обследование показало: туман приобрел какую-то тягучесть, его концентрация была так высока, что у одной из стен багрец плавно перетекал в черноту. Туда я и шагнул.

Передо мной предстала круглая комната, богато обставленная и вся, словно бонбоньерка, задрапированная светлым шелком. Со сводчатого потолка свисала позолоченная люстра, в которой горели вечные свечи. Все это отстраненно, между прочим, запечатлелось в сознании, в то время как мои глаза не отрывались от человека, сидящего в кресле посреди комнаты. Белые одежды, седые как у глубокого старика волосы, морщинистое изможденное лицо с ввалившимися щеками, горящие диким огнем глаза… Он улыбнулся, встал и шагнул мне навстречу, раскрывая объятия:

– Здравствуй, сын.

* * *

Ранним утром войско Мэй’Клилли встало лагерем у кромки Аллирила. Молодые эльфы отдыхали после многочасового пути. Маги из Дома Серебряной реки создали над местом стоянки плотный воздушный купол. Желая убедиться, что возвышающаяся над молодой дубовой рощицей крепость не скрывает в своем каменном чреве ловушку, владыка Дома Изумрудного листа выслал к ней разведывательный отряд. И хотя интуиция подсказывала ему: твердыня занята воинами илльф, Мэй’Клилли нетерпеливо всматривался вперед, ожидая возвращения товарищей.

Первые минуты отдыха прошли в молчании. Но юность не знает долгой усталости и не ведает гнетущей тревоги. Кто-то достал взятую из дома любимую флейту, и над первозданными поплыла переливчатая, искрящаяся радостью мелодия. Вскоре ее подхватил звонкий девичий голосок, за ним в песню вплелся второй, третий… Две молоденькие волшебницы создали иллюзорные картинки: повинуясь движению их гибких рук, в воздухе заплясали под музыку радужные бабочки. На другом конце лагеря маги и магессы затеяли игру в лепестки и принялись поливать друг друга фонтанами разноцветных шелковинок. Дети илльф, поддавшиеся порыву и отправившиеся в логово врага, не задумывались о том, что ждет их впереди. Безотчетно веря в свое бессмертие, они беспечно веселились и щедро растрачивали силы на игру. Рил’Айэлле, сидевшая рядом с Мэй’Клилли, с грустной улыбкой смотрела на забавляющихся первозданных. Она была не старше их, но необходимость возглавить Дом заставила ее повзрослеть. Сейчас она не могла решить: правильно ли поступила, оставив своих подданных. Девушка обладала сильным магическим даром, поэтому, несмотря на молодость, ее и выбрали владычицей. Уходя, Рил’Айэлле передала власть своей кузине, которая была гораздо слабее. Это тревожило юную волшебницу, но она не могла не следовать зову своего сердца. Владычица Дома Рубиновой луны знала: в опасное путешествие ее толкали вовсе не жажда мести и не древние законы, а любовь. Вот уже десять лет девушка была влюблена в Мэй’Клилли, который не замечал ее чувств. Ни свежая красота Элле, ни манящий взгляд ее призрачно-синих глаз, ни искусное волшебство, творимое ею на состязаниях молодых магов, не привлекали внимания юноши. Все его восхищение было отдано Кай’Меллианир. Только с нею танцевал он на праздниках в ночи полнолуния, только ей посвящал свои чудесные стихи и песни. Но Рил’Айэлле не отчаивалась и ждала своего часа. И наконец ей показалось, что он настал. Теперь она рядом с любимым, а соперница сегодня будет отдана другому. Только вот взгляд Мэй’Клилли по-прежнему отрешен, а на лице застыла печаль…

…Сегодня ее свадьба с Элл’Ситайаром. Скоро она произнесет слова брачной клятвы. А потом будет ночь любви. И она будет принадлежать другому. Всю жизнь. До самой смерти. Всегда… какое горькое слово. Он ведь знал, что это произойдет, и ни на что не надеялся, но почему же так ноет душа? Несмотря на всю опасность положения и ответственность за полторы тысячи первозданных, которую он добровольно взял на себя, Мэй’Клилли не мог не думать о Мелли. Но появившиеся вдали разведчики заставили владыку вернуться к насущным делам. Он вскочил на ноги и пересчитал быстро движущиеся крохотные фигурки: десять, слава Брижитте!

– Крепость занята первозданными, светлый тисс, – доложил Дэй’Арвио, молодой воин из Дома Бериллового солнца. – Их два десятка во главе с вашим дядей.

– Подъем! – крикнул Мэй’Клилли. – Построиться!

Вскоре войско стояло у серых стен, покрытых увядающими побегами розового плюща. Медленно распахнулись северные ворота, на ров опустился узкий деревянный мост. На крепостной площади молодых эльфов встречал Мэй’Аэлли, дядя владыки Дома Изумрудного листа, выполнявший обязанности коменданта. При виде подкрепления радость, засветившаяся было в его зеленоватых глазах, сменилась угрюмым удивлением.

– Приветствую вас, светлый тисс, – сдержанно обратился он к Мэй’Клилли, – прошу пройти со мной в штаб.

Уединившись с племянником в одном из донжонов, Мэй’Аэлли с горечью произнес:

– Не думал, что Светозарная пошлет нам на помощь детей…

– Мы не дети! – горячо воскликнул юноша, затем, словно запнувшись, тихо добавил: – и Светозарная нас не посылала.

– Объяснитесь, – потребовал комендант.

Торопясь и стараясь ничего не упустить, Мэй’Клилли пересказал дяде последние события.

– Это все объясняет, – холодно сказал Мэй’Аэлли, выслушав племянника.

– Объясняет что?

Вместо ответа комендант сделал приглашающий жест:

– Следуйте за мной.

Вдвоем они поднялись на южную стену. Осторожно выглянув между зубцов, юноша смотрел на человеческие владения. Впереди, насколько хватало взгляда, простирались майлы выжженной земли. От людских селений остались лишь пепелища. На расстоянии полета стрелы от крепости стоял военный лагерь. Судя по добротным шатрам и длинным обозам с провиантом, солдаты расположились здесь надолго. Дозорные внимательно наблюдали за стенами крепости, остальные воины занимались обыденными делами. Кто-то чистил оружие, кто-то занимался починкой одежды, кто-то просто дремал, сидя на солнце. В некотором отдалении от лагеря серьезный широкоплечий капрал заставлял свой десяток отрабатывать приемы рукопашного боя. Чуткому Мэй’Клилли хорошо слышен был его грубый голос, выкрикивающий команды. С наветренной стороны горели костры, над ними на треножниках возвышались большие, покрытые сажей котлы, от которых поднимался густой пар. Вокруг суетились два веселых парня, помешивая варево и перебрасываясь шутками. Мелькали между шатрами развевающиеся одеяния человеческих магов.

Юноша жадно вглядывался в картинки неизвестной ему жизни. Почему-то сейчас люди не вызывали в нем ни ненависти, ни желания мстить. Их простые, незамысловатые, какие-то обыденные действия не ассоциировались в сознании с образом безжалостного врага.

– Теперь понятно, почему они не стали атаковать крепость, – тихо проговорил Мэй’Аэлли.

– Почему? – не понял его племянник.

– Они знали, что подкрепления не будет. Война было затеяна лишь для того, чтобы руками врага избавиться от самых неугодных. Светозарная изначально не собиралась продолжать кампанию и сообщила об этом людям.

– Нет! – вступился за свою возлюбленную Мэй’Клилли. – Это сделал Элл’Ситайар!

– Уже неважно, – усмехнулся комендант, – главное, что предательство свершилось. Поэтому человеческие воины не тратят сил на штурм крепости. Они даже не попытались перейти через горы и атаковать с севера. Зачем? Мы настолько неинтересны врагу, что он даже оставил нам пути к отступлению. Люди просто наблюдают и ждут, когда мы, словно побитые псы, уйдем в Аллирил. Посмотрите на их лагерь, друг мой. Посмотрите внимательно и запомните на всю жизнь. Потому что так выглядит унижение.

– Но теперь у вас есть подкрепление! – воскликнул владыка, до глубины души тронутый болью и стыдом, звучавшими в голосе дяди. – Теперь мы можем напасть на людей!

Мэй’Аэлли долго молчал, глядя на воодушевленное молодое лицо, потом произнес:

– Нападения не будет. Вы должны покинуть Эллиар.

Юноша не поверил своим ушам:

– Покинуть Эллиар… Но как же возмездие?

– Возмездие? Воины илльф дрались как демоны и забрали с собой много людей. Но и человеческие воины сражались отважно и одержали честную победу. Так за что вы собрались им мстить? Разве это они предали свой народ? Нет, они всего лишь защищали свою землю.

– Но те убийства в мирное время…

– Уже искуплены кровью. Впрочем, сейчас я уже сомневаюсь в том, что вина за них лежит только на людях.

Каждое слово, произнесенное дядей, каплей кипящего масла падало на душу Мэй’Клилли, оставляя на ней саднящий след.

– Поверьте, здесь, в этой бесполезной крепости, у меня была возможность подумать, – добавил Мэй’Аэлли и полушепотом закончил: – и многое переосмыслить.

– Законы чести… – возразил было юноша.

– Не требуют сражаться за предателей, – перебил дядя. – Ни в одном законе Аллирила не сказано, что из-за горстки подлецов должны гибнуть самые молодые и храбрые. Поймите, друг мой, это будет бессмысленная жертва!

– Кто говорит о жертвах? – вспылил Мэй’Клилли. – Нас полторы тысячи, и среди нас воины и маги! Мы разобьем людей!

– Посмотрите на лагерь. В нем две тысячи солдат. Два полка. Волшебников я насчитал два десятка. Да, человеческие чары уступают эльфийским, но не забывайте: на нашей стороне дети, пусть талантливые, зато неопытные. А там, – комендант кивнул на людей, – закаленные боевые маги. К тому же наверняка вооруженные сильными артефактами, зельями и амулетами. Кроме того, даже если нам и удастся одержать верх – придут новые войска. Я отправлял первозданных на разведку. В десяти майлах к западу стоят еще два полка. Императрица стянула в Лесной край войска. Правители никогда не доверяют друг другу безоговорочно. Так что, как видите, нападение на людей будет бессмысленной и глупой эскападой. Ступайте обратно, друг мой. Такие как вы нужны Аллирилу живыми. Живите, боритесь с предателями. Пусть справедливое возмездие настигнет тех, кто его заслужил. Ступайте обратно…

– Но тогда уйдем вместе! Подайте мне пример, дядя!

Мэй’Аэлли печально усмехнулся:

– Законы чести… воин либо покидает поле битвы победителем либо уходит в леса Брижитты. Мы вступили в этот бой, вы – еще нет. Это не ваша война, уходите.

Мэй’Клилли посмотрел в холодные глаза:

– А что сделаете вы? Теперь, когда знаете, что вас предали, бросили здесь без поддержки, объявили погибшими? Как только мы покинем Эллиар, вы распахнете южные ворота и примете неравный бой. Я прав?

– Все равно мы уже мертвы, – просто ответил Мэй’Аэлли.

– Наше войско остается, – твердо проговорил юноша.

– Ваше войско уходит.

– Вы – сын Дома Изумрудного листа, и обязаны подчиниться решению владыки!

– Я комендант крепости Эллиар, и пока вы находитесь на вверенной мне территории, подчиняться обязаны вы!

Дядя и племянник – оба пепельноволосые, зеленоглазые, такие похожие, замерли, в бессильной ярости глядя друг другу в глаза. Неизвестно, сколько продлился бы этот безмолвный поединок, если бы на стену не взобрался один из охранников крепости.

– Светлый тисс! – на лице воина читались несвойственные первозданным растерянность и страх. – Там, над Аллирилом, светлый тисс…

– Что? – нахмурился Мэй’Аэлли.

– Я не знаю, что это, светлый тисс! Вам лучше увидеть это!

Все, кому хватило места, уже стояли на северной стене и смотрели в сторону Аллирила. Поднявшись наверх, комендант с племянником увидели странное зарево, занимающееся над лесом. Оно было зеленым, словно листва деревьев, оторвавшись от ветвей, поднялась в воздух и повисла густым переливающимся облаком. Оно навевало ужас – дикий, необъяснимый, инстинктивный, заставляло сердце болезненно трепетать в груди, парализовало разум. Чуткие эльфийские уши улавливали несущиеся из Аллирила звуки – крики птиц, вой и рычание зверей, скрип стволов… и стонущие голоса первозданных. Зарево ширилось, поднималось все выше, жадно охватывая все большую часть леса. Мэй’Клилли был уверен, что никогда не видел ничего подобного, и в то же время какая-то часть его проникалась узнаванием. Он терзал память в поисках слов для череды всплывающих в сознании смутных, словно пришедших из другой жизни, образов.

– Зеленый огонь, – тихо уронила стоявшая рядом Рил’Айэлле.

– Зеленый огонь… Зеленый огонь… – подхватили эльфы.

Эти роковые слова перебегали от одного к другому, произносились снова и снова и, наполняясь зловещим смыслом, проникая в разум, будто обретали собственную силу.

Мэй’Клилли развернулся и быстро побежал вниз по лестнице.

– Куда вы? – окликнул его комендант.

– В Аллирил, – ответил юноша. – Я должен быть там.

Вслед за ним устремилось все его войско.

– Но это безумие! – закричал Мэй’Аэлли.

– Вы ведь приказали нам уйти, – парировал Мэй’Клилли, шагая к воротам.

– Я отменяю приказ. – Мэй’Аэлли легко сбежал вниз и, опередив племянника, встал перед створками, рядом с которыми замерли двое стражей. – Крепость закрыта. Каждый, кто захочет выйти, сначала должен будет сразиться со мной.

– Там гибнут первозданные!

– Вы ничем не можете им помочь.

– Отойдите, – тихо проговорил Мэй’Клилли, поглаживая рукоять меча.

– Он прав, – к юноше подошла Рил’Айэлле, умиротворяюще прикоснулась к руке. – Он прав. С Зеленым огнем может справиться только Заклинающая лес. Только она. Лишь Светозарной под силу остановить бездушное божество.

Глядя в отливающие синевой, чистые глаза и начиная осознавать истину во всей ее безысходности, Мэй’Клилли спросил:

– А что же делать нам?

– Молиться, – печально вздохнула владычица Дома Рубиновой луны. – Только молиться.

В молчании стояли они на стене, наблюдая за тем, как зеленая муть разрастается над Аллирилом, слушая душераздирающую музыку смерти. Казалось, здесь, в Эллиаре, остались лишь тела, опустевшие оболочки. Души были там, где бушевал безжалостный монстр. Каждый из них не мог не думать о том, что возможно вот сейчас, в этот самый миг, умирает его мать, брат, возлюбленная… Каждый рвался туда, в гибельную круговерть, и понимал: это бесполезно. Все бесполезно. Глаза наполнялись слезами. Губы шептали молитвы – бессвязные, отрывочные, искренние в своей беспомощности. Но сердца еще хранили надежду. И в какой-то момент показалось, что она сбылась, что Брижитта услышала их горячую мольбу. Зарево над Аллирилом потускнело и перестало увеличиваться. Застыв бесформенным облаком, оно закачалось в воздухе, загипнотизированное чьей-то волей.

– Мелли, – боясь поверить своим глазам, спугнуть чудо, с робкой нежностью прошептал Мэй’Клилли.

Проходили секунды… минуты… Зеленое марево висело над лесом, словно раздумывая – подчиняться ли приказу Заклинающей. «Давай же, давай, убирайся в бездну», – сквозь стиснутые зубы цедил юноша, сжимая кулаки, будто стараясь передать свою силу Кай’Меллианир, в одиночку сражавшейся за весь Аллирил. Еще минута, и еще, и еще… Он потерял счет времени, каждое мгновение было настолько тягуче-томительным, что превращалось в вечность. Мэй’Клилли изнемогал под потоком вечностей, сходил с ума от невозможности действовать. К его руке осторожно прикоснулась рука стоявшей рядом Рил’Айэлле. Владыка Дома Изумрудного листа, благодарный за поддержку, сжал тонкие пальцы, словно в них заключалось спасение. Напряжение натянулось струной, зазвенело… и лопнуло. Зарево взорвалось новыми всполохами, вспучилось и потянулось во все стороны, вымещая, возмещая минуты бездействия. Мэй’Клилли закрыл лицо ладонями, пряча в них свои отчаяние и боль. Его возлюбленной больше не было. Из горла Рил’Айэлле вырвался стон, взметнулся, подхваченный сотнями голосов, полетел прощальной песней над крепостью Эллиар…

Много часов длилась агония Аллирила. Много часов стояли первозданные, не в силах отвести глаз от ужасающего и одновременно величественного зрелища. А когда все кончилось, когда последние языки Зеленого огня лизнули опушку и истаяли в воздухе, когда прекрасный волшебный лес превратился в черное кладбище деревьев, ворота крепости распахнулись. Из них вышли эльфы. Последние эльфы в этом мире. Полторы тысячи юношей и девушек и два десятка зрелых воинов. Они опустились на колени, прощаясь с Аллирилом. Из светлых глаз текли слезы, струились по совершенным лицам. Они оплакивали родных, друзей и любимых, свою жизнь, прошлое и будущее. Впереди высилось мрачное нечто, наполненное злом, позади лежали земли людей. Им некуда было идти, не за что сражаться, нечего защищать. У последних эльфов Аматы больше не было родины.

* * *

Даже на расстоянии я чувствовал тяжелый запах, исходивший изо рта Вериллия. Он как будто гнил изнутри – впрочем, может, так оно и было? Кожа волшебника имела землистый оттенок, белки глаз прорезала красная сетка лопнувших сосудов.

– Бездна тебя не пощадила, – невольно вырвалось у меня.

– Это лишь внешность, оболочка, мой мальчик. – Он издал булькающий, больше похожий на кашель, смешок и сделал еще несколько шагов в мою сторону.

Несмотря на то, что Вериллий выглядел древней развалиной, двигался он по-молодому гибко и быстро. Я подался назад, сохраняя расстояние между нами. Следовало как можно дольше тянуть время, дав людям возможность покинуть опасное место. Вообще же я еще не придумал как действовать. Попытаться выведать у Вериллия какие-то тайны о бездне? Уговорить его закрыть разрыв, окно или как там оно называется? Может быть, просто уничтожить колдуна – и окно само закроется?

Так или иначе, я решил поддержать беседу, тем более что маг не проявлял видимой агрессии. Хотя вот глаза его мне не нравились…

– Устроить убежище в храме Ат-таны было очень остроумным решением. Евлалия заколдована?

– Ну что ты, зачем такие сложности! – сказал Вериллий, остановившись и оставив попытки заключить меня в отцовские объятия. – Есть другое колдовство, действующее на нее безотказно – звон золотых монет. Для Евы нет ничего важнее богатства и власти. Кстати, она моя давняя подружка.

– И это ради нее ты выращивал дома яблоневые деревья? Ведь яблоко – символ ее богини.

– Скорее, благодаря ей. Простенькие заклинания жизни, которые я сумел перенять от эльфийской любовницы плюс благословение Старшей жрицы Ат-таны. Деревья плодоносили круглый год.

Признаться, его ответ поставил меня в тупик и несколько обеспокоил.

– Разве благословение жрецов может иметь реальную силу?

– Далеко не всегда. Но случается, что оно совпадает с желаниями богов. Ат-тана – богиня плодородия, не вижу ничего удивительного в том, что она ответила на благословение. Не стоит считать богов мифом. А почему тебя это заинтересовало? Ах да, проклятие… Ева рассказала мне об этом неприятном случае с Лауритой. Не стану врать, сынок: проклятия жрецов тоже иногда сбываются, особенно если они произнесены перед смертью в адрес убийцы… Но тебе нечего бояться, с твоими-то возможностями. Или ты переживаешь за девчонку? Брось, Рик, она тебе не пара!

Я не собирался обсуждать с ним Дарианну, но и ссориться пока не рисковал. Слишком мало времени прошло. Поэтому постарался перевести разговор:

– И долго ты собирался здесь отсиживаться?

– Не очень. Пока не будут уничтожены все внешние враги Галатона. И пока я не обрету полную власть над дарованными мне силами… Но ты очень быстро нашел меня, сынок.

– В храме так несет бездной, что это было нетрудно.

– Я поставил хорошую защиту от тонких магов. Так что нетрудно определить присутствие бездны было лишь для изначального. Ведь ты изначальный, Рик?

Я промолчал.

– Конечно, ты изначальный. Да… и ты всегда обладал не только врожденными способностями, но и силой духа. Считается, что прочесть близкого родственника невозможно, и вряд ли ты сумел бы это сделать. Но ты хотя бы слышал мою мыслеречь. Я же твою не улавливал, мешал какой-то внутренний заслон… – задумчиво произнес Вериллий. – Не хочешь рассказать о своих силах?

– Не хочу.

– Напрасно. Объединившись, мы стали бы непобедимы. И я все еще не оставляю надежды привлечь тебя на свою сторону.

– Лучше тебе оставить пустые мечтания, – я сделал попытку воззвать к разуму своего оппонента. Понимал, конечно, что это бесполезно, но попробовать-то надо было. – И прими мой совет: откажись от своих планов. Ты не в силах обуздать бездну. Она уничтожит тебя, а потом и весь мир.

– Нет-нет, ты заблуждаешься, мой мальчик! – воскликнул волшебник. – Я умею контролировать энергию бездны! Ты ведь ничего не знаешь. Послушай, Рик, я работал над этим много лет. Всю свою сознательную жизнь я шел к триумфу… не смотри с таким презрением. Да, сознаюсь: иногда я не выбирал средств. Иногда… хм… скажем, был не совсем честен. Но я делал это во имя великой цели и достиг ее! Я разгадал магическую схему Ридрига Первого, прочел орочьи таблицы, отыскал записи Астентума и открыл формулу всевластия! Скоро весь мир будет принадлежать Галатону. Виндор станет центром Аматы. Прекратятся войны, потому что какие могут быть войны в мире, где существует лишь одна империя? Моя власть станет абсолютной. И я хотел бы разделить ее с тобой, сынок.

– Ты хочешь уничтожить половину живых существ, а другую половину превратить в рабов, я правильно понимаю?

– Ну, а что плохого в рабстве, если раб сыт и здоров? – искренне изумился Вериллий. – Неужели ты думаешь, Рик, что народ способен оценить свободу? Да и когда галатцы были по-настоящему свободны? Разве сейчас они не рабы? Разве им дано право устраивать свою жизнь по собственному усмотрению? Нет. Они зависят от императрицы, министров, Совета магов и множества чиновников. Разве не честнее будет, если все подчинятся власти единственного господина? Или двоих господ? Нам не понадобится ни кабинет министров, ни стража, ни шпионы. Мы, всезнающие и всесильные, будем карать и миловать одним лишь мановением руки. И все это даст нам бездна.

– Да уж, – усмехнулся я, – мне казалось, ты хочешь быть тираном. А ты, смотрю, метишь на роль божества!

– Но мудрого и справедливого божества! – Вериллий назидательно поднял палец.

– Не получится у тебя ничего.

– Уже получилось! – торжествующе прохрипел мой странный собеседник. – Первая печать сорвана, у Галатона стало на одного врага меньше.

Интонации волшебника и болезненный блеск его глаз заставили меня внутренне содрогнуться. Предчувствуя непоправимое, я спросил, стараясь не терять внешнего хладнокровия:

– Ты о чем?

– Я об Аллириле! – захохотал маг. – Его больше нет, и это моя заслуга!

Он заходился в приступе своего отвратительного кашляющего смеха, брызгал слюной и всплескивал узловатыми старческими руками, словно сообщил нечто крайне забавное и теперь приглашал меня присоединиться к веселью. Я же никак не мог поверить услышанному. Аллирила нет? Он уничтожил целое государство? Весь народ? Во имя чего?

– Да-да! – захлебывался Вериллий. – Чванливый белокурый народец с прозрачными глазами отправился в бездну! Ах, такой гордый народец! – Он приподнял полы свой белой мантии и отвесил шутовской поклон. – Ах, честь превыше жизни…

Он закружился по комнате в безумной пляске, кривляясь и хихикая, выкрикивая отрывочные бессмысленные фразы:

– Пшик – и нет первозданных! Честь превыше жизни… Пшик… мои питомцы неплохо закусили… Пшик – и нет…

Я смотрел на Вериллия, вернее, на то во что он превратился, со смешанным чувством брезгливости, жалости и – что уж скрывать – страха, понимая: его сознание не выдержало прикосновения к бездне. Это был уже не тот спокойный, уравновешенный, могущественный маг, которого я привык ненавидеть, но в то же время уважать как сильного соперника. Передо мной дергался в нелепом танце юродивый, убогий духом безумец. Но этот безумец был опасен, потому что держал в своих руках совершенное оружие, способное уничтожить мир.

Наконец, Вериллий остановился, тяжело дыша, и уставился мне в глаза.

– Теперь ты понял, мой мальчик, что я предлагаю тебе истинное величие? Ты станешь таким же могущественным, как я.

– Ты омерзителен, – невольно вырвалось у меня.

Мои слова задели что-то в мятущейся душе сумасшедшего волшебника, и его лицо исказил гнев:

– Я омерзителен? Я?! Но ведь я – это ты через несколько лет! Посмотри на меня, Рик! Посмотри хорошенько! А потом взгляни в зеркало! Чем ты отличаешься от меня? Ты – моя точная копия, сын! И не пытайся это отрицать. Мы так похожи – и внешне, и внутренне! Не смей спорить! – взвизгнул он, когда я хотел возразить. – Чем ты лучше? Разве ты избрал иную судьбу? Разве отказался от высокого поста? Встал на путь честной бедности? Нет! Потому что в тебе течет моя кровь, и ты не мог поступить иначе. Скажи, мой мальчик, каково это – править страной, вершить чужие судьбы, карать и миловать? Сладко ли? Молчи, молчи… Вижу: сладко. Вот с этого… – понизив голос до таинственного шепота, он потряс рукавами мантии, – все и начинается. С белых одежд. Ты уже предавал? Конечно, предавал. Ты казнил невиновную. Скоро ты будешь убивать их десятками, сотнями…

Он говорил и говорил, торопясь, сбиваясь то на крик, то на шепот. Его губы кривились в припадке злобы, потом вдруг разъезжались в обнажавшей воспаленные десны, бессмысленно-ласковой улыбке. Я чувствовал головокружение, словно его безумие было заразно. Оно пропитывало стены, висело в воздухе и проникало сквозь мою кожу, толкая на странные, опасные поступки. Как мог, я боролся с душевным мороком. Слова волшебника причиняли мне боль. Именно потому, что в них была правда. Спрятанная под наслоением бессвязных фраз, незаметная за маской слабоумия, но от этого не менее убийственная.

– Я – твое будущее! – голос Вериллия взметнулся в истеричном выкрике.

– Нет!

Поддавшись гневу, не задумываясь о своих действиях, я безотчетно выбросил руку вперед, будто желая защититься от страшного пророчества. Мое сознание выдало мощный всплеск, и с ладони слетело первое пришедшее на ум заклятие. Молот Дадды. Мне не пришлось ни трудиться над плетением, ни произносить активирующую фразу – все произошло само собой. Вериллий небрежно отмахнулся, и волшба ударила в стену, выворотив из нее огромный камень.

– Ты хочешь поиграть, сынок? – умиленно спросил маг таким тоном, будто беседовал с сидящим у него на коленях годовалым ребенком. – Что ж, давай разомнемся. Но зачем же такие банальные заклятия? Не обижай отца, покажи, на что ты способен!

Его реакция была так неожиданна, что я на мгновение опустил руки, и чуть было не поплатился за это жизнью. Вокруг Вериллия сами собой завихрились жуткие бесформенные тени, стремительно слились в единый поток, который ударил мне в грудь, поднял и со страшной силой швырнул о стену. «Как глупо!» – пронеслось в голове. Но удар, который должен был расплющить меня, перемолоть кости, не причинил ни малейшего вреда. Я встал, с изумлением понимая, что даже не ощущаю боли. Зато там, где мое тело соприкоснулось с камнем, зиял сквозной провал, из которого поднимался столб пыли. Вериллий радостно захлопал в ладоши:

– Молодец, сынок! Молодец! Ты и правда изначальный!

При виде его нелепых гримас во мне вскипела ненависть. А вслед за ней обрушилось уже знакомое прикосновение Вселенной. Холодный, трезвый голос рассудка усмирил бушующие чувства. Вериллий безумен и в этом своем безумии способен уничтожить все вокруг. Его сознание не справилось с силой бездны. Уговорить его остановиться невозможно. Значит, следует убрать. Удалить. Убить. Это логично, потому что он – лишнее звено в мироустройстве. «Можно начинать, – пришла ясная мысль, – прошло достаточно времени, Лютый уже вывез Дарианну, та забрала с собой самых нужных людей».

Вместе с осознанием цели пришла сила – огромная, безбрежная, несравнимая с прежними возможностями, она наполнила тело, подхлестнула разум, забурлила в крови, требуя выхода. Вселенная делилась со мной своей мощью. Теперь уже не нужно было терять время на плетение заклятий, произнесение активирующих фраз, совершение пассов и других телодвижений. Я чувствовал, что все четыре источника подчинены мне беспрекословно, готовы, повинуясь мысленному приказанию, продемонстрировать все величие природных стихий. К ним присоединялось еще что-то – загадочное, непонятное, но могущественное, дающее чувство непобедимости. Наверное, это и была сила Вселенной. Бушующий вулкан энергии и холодный разум – вот чем я был в те минуты.

Я пожелал – и наполняющая меня энергия поднялась в воздух, сформировавшись в тугой ком, ударила по Вериллию. Страшный взрыв, потрясший подвал, заставил землю содрогнуться. Во все стороны от эпицентра устремились тугие воздушные волны. Они смели храм, как незначительную досадную преграду на своем пути. Скорость их была так велика, что мне казалось, будто я нахожусь в точке остановки времени, наблюдая за стремительным движением мира. Грохот сделался абсолютным, почти физически осязаемым. Стоя посреди всего этого безумия и непонятно как оставаясь невредимым, я не мог видеть того, что происходило вокруг. Но видел. Далеко не все горожане покинули окрестности храма. Многие, невзирая на предупреждение, остались ожидать празднования. Они даже не успели понять, что случилось: ударная волна врезалась в беззащитные тела, разрывая слабую плоть, расшвыривая куски окровавленного мяса далеко за пределы городских стен. В пригородных деревеньках долго будут рассказывать страшные байки о том, как одним теплым весенним утром с неба посыпался дождь из крови и человеческих останков. Огромные камни, на которые развалились стены, пронеслись целые майлы и упали в разных концах Виндора, погребая под собой людей, разрушая их дома. Улица Благородства, с ее богатыми высокими особняками, лежала в руинах.

Каменный пол под ногами вспучился, обнажив зияющие трещины в земле. Вверх поднимались столбы пыли, такой густой, что сквозь нее ничего нельзя было рассмотреть. Но я чувствовал: тот, на кого была направлена магия, уцелел. Невероятно, но Вериллий стоял там, где его настиг удар. На нем не было ни царапины. Приплясывая на месте, он поднял голову и легко дунул вверх. Тут же небо заволокли низкие черно-багровые тучи. Прямо над нами раздался оглушительный треск грома, и жуткий темный свод раскололся невиданной молнией. Толстая, как ствол трехсотлетнего дуба, отливающая кровью огненная стрела ударила в меня. Я выставил вперед ладонь, на которой невидимым сгустком пульсировала энергия, и смертоносный зигзаг, натолкнувшись на преграду, рассыпался на десятки огромных шаров. Бешено вращаясь в воздухе, они разлетелись в разные стороны, и вскоре череда взрывов возвестила об их встрече с препятствиями. Во тьме, накрывшей город, взметнулись яркие зарева пожарищ. Надо мной кружили выпущенные на свободу уродливые твари бездны. Крылатые сущности, похожие на мотыльков, оскалив омерзительные морды, протягивали лапы, пытаясь схватить меня за горло. Я отмахнулся, и монстров разметало над землей. Почуяв легкую добычу, твари ринулись на улицы Виндора. Согнанные Вериллием тучи разродились мощным ливнем. Тугие частые струи со злобой барабанили по земле.

– Твой ход, сынок! – перекрикивая шум воды и грома, завопил Вериллий, хохочущий так, словно участвовал в забавном развлечении.

Под моим взглядом дождевые потоки в небе объединились, словно длинная бахрома, которую кто-то перехватил рукой. Струи скрутились в единый ревущий водопад, леденеющий прямо в воздухе. Вниз летел огромный заостренный кусок льда. Я направил его на Вериллия. Раззявив рот в восторженном крике, маг раскинул руки в стороны. С его ладоней взмыли мерцающие багровые комки. В тот самый миг, когда уже казалось, что ледяная глыба вобьет безумца в землю, в нее впились красноватые светляки. Мое оружие со скрежетом развалилось, осколки величиной с карету брызнули на многострадальный город.

Под ногами что-то зашевелилось. Я посмотрел вниз: вокруг меня, обнажая длинные нити корневищ, камни и шевелящихся червей, проседала земля. Я остался стоять на крошечном пятачке, который почему-то не тронула волшба. А из разломов полезли копошащиеся твари: жуки, змеи, крысы. Все они были порождениями бездны, их омерзительные тела окружало кровавое мерцание. Налезая друг на друга, они подбирались ко мне, спешили, стараясь дотянуться до источника желанной энергии, насытиться, чтобы снова искать пищу… Слабое движение пальцев – и земля содрогнулась, сомкнувшись над голодными тварями, давя их, перетирая, засасывая в глубину.

– Молодец, мальчик! – взвизгнул Вериллий, отправляя в меня новую волшбу.

Он просто играл, я же сражался всерьез. Он смеялся и выкрикивал бессвязные фразы, я же молчал и лишь сильнее стискивал зубы. Но оба мы были вместилищами огромной мощи. Наши тела, обычные, земные, стали проводниками бесконечной энергии. Вокруг нас бушевали вихри и закручивались смерчи, потоки воды сталкивались и рассыпались водопадами, ревели огненные стены. Земля дрожала, взрывалась фонтанами камней, проваливалась, открывая скальные обломки, проглатывая хрупкие человеческие строения. Это дрались не мы, это Вселенная схватилась с бездной. Я не знал, сколько прошло времени – минута или вечность. Но наши силы были равны, противостояние могло длиться бесконечно.

«Закончи это», – прозвучал в сознании ледяной голос. Я собрал всю поступающую ко мне невероятную силу, сконцентрировал ее в себе и, направив на Вериллия, швырнул в него этот сгусток абсолютной энергии. В ответ маг зеркальным движением выбросил руки вперед. Два потока – прозрачный, расцвеченный радужными переливами, словно родниковая вода, и черный, сияющий багровыми искрами – столкнулись и, замерев на мгновение, слились. Ревущий столб чистой магии ударил в небо, раскалывая его, словно разваливая напополам целый мир. Еще несколько секунд противостояния – и меня вышвырнуло из тела, закрутило, понесло наверх…

Я очнулся, не осознавая, где нахожусь и что произошло. Оглядевшись, понял, что лежу в глубокой воронке, такой огромной, что радиус ее достигал, наверное, нескольких майлов. Из земли торчали валуны, корни деревьев, обломки зданий и ошметья человеческой плоти. Неба как будто не было – его скрывала низкая тяжелая мгла, из которой сыпались хлопья серого пепла. Я встал, с удивлением ощущая, что цел. Но тело мое ослабело настолько, что я с трудом делал шаги по дну воронки. Расплатой за невероятную схватку стала полная беспомощность. Сейчас я был не сильнее двухмесячного щенка. Прислушиваясь к себе, понял: магическая энергия исчерпана. Вселенная не откликнулась на мой призыв. Ушло и холодное равнодушие, оставив вместо себя душевную боль и страх за близких. Мечтая лишь о том, чтобы выбраться из ямы, я, спотыкаясь, медленно продвигался в поисках пологого места, по которому можно было бы подняться наверх. Впереди что-то зашевелилось, задвигалось, издавая стонущие звуки. Бесформенная серая груда поднялась, оказавшись Вериллием.

– Ты жив, сынок? – прохрипел он, всматриваясь в пахнущий гарью полумрак.

Я подковылял поближе и остановился в десятке шагов от него. Маг выглядел неважно. Его пошатывало, руки дрожали, как у глубокого старика. Увидев мой силуэт, он радостно вскрикнул и побрел мне навстречу, причитая:

– Рик, Рик, ты жив, слава богам!

Когда до меня оставалась какая-то пара локтей, он замер, не решаясь подойти поближе. Я смотрел на его лицо – испачканное пеплом, худое, изможденное. Старое. Но глаза Вериллия изменились. В них больше не было безумия. На меня смотрел обычный человек – усталый, обессиленный, но почему-то счастливый.

– Прости, сынок. На меня что-то нашло, – тихо произнес он. – Если не хочешь встать на мою сторону, не нужно. Только живи, мой мальчик…

– Ты закроешь окно в бездну? – спросил я.

– Нет, – просто ответил Вериллий. – Бездна – это моя жизнь, все, что у меня есть.

– Тогда мне придется убить тебя.

Я поднял руки, такие тяжелые, такие неуклюжие, и попытался сплести заклятие. Бесполезно.

– Ты обессилен, сынок, – усмехнулся Вериллий, – как и я. Нам требуется отдых.

– Жаль, что не удалось тебя убить…

Я уселся на раскисшую землю и прислонился спиной к какой-то каменой глыбе, ощущая, что проваливаюсь то ли в сон, то ли в обморок. На самом деле я не чувствовал ненависти. Где-то в глубине души теплилось облегчение оттого, что у меня нет сил на расправу со стариком.

– Вижу, ты носишь ее медальон… – благоговейно проговорил маг.

Я опустил глаза: на груди поверх оборванной, закопченной мантии сверкал сапфировый герб рода Марслейн. Я носил это фамильное украшение не снимая с тех пор, как получил его из рук умирающего лорда Глейнора. Во время схватки медальон каким-то образом выбился из-под одежды.

– Она никогда его не снимала, – прошептал Вериллий. – Счастливец, у тебя осталась память о ней. Сынок, позволь мне прикоснуться к нему. Прошу тебя.

В этих словах была такая искренняя любовь, такая мольба, что я, немного поколебавшись, все же снял украшение и протянул отцу. Тот принял его на ладонь, осторожно и трепетно, как принимают величайшую святыню. Немного полюбовался, смигивая с ресниц слезы, нежно провел по сверкающей поверхности кончиками пальцев, приник губами:

– Моя Изабелла, у нас вырос чудесный сын…

Чувствуя себя неловко, словно подслушивал чужое объяснение в любви, я отвел взгляд. Когда снова обернулся, увидел счастливое лицо Вериллия.

– Я благодарю судьбу, что не убил тебя в припадке безумия, – светло улыбнулся волшебник. – Отец не может убить сына. Так же как и сын не может убить отца.

Что-то просвистело над головой, что-то простое, как жизнь, и неумолимое, как смерть. Вериллий дернулся с каким-то изумленным криком, захрипел и упал на колени.

– Смотря какой отец. И какой сын, – ровно произнес Лютый, выходя из-за камня и опуская арбалет.

Он склонился над магом, заглядывая ему в лицо и откровенно наслаждаясь его страданиями.

– Ты еще видишь меня? – спросил он. – Я очень старался выстрелить так, чтобы ты умер не сразу. Чтобы у тебя было время осознать, от чьей руки ты подыхаешь. Уходя во мрак, ты будешь знать: тебя отправил туда Кай’Омлютаир, сын Кай’Анилаир из Дома Жемчужного тумана. И это – месть за гибель моей матери.

Глаза Вериллия невидяще уставились на Ома, медленно подергиваясь тусклой пеленой. Одна рука судорожно вцепилась в грудь, словно пытаясь выдернуть глубоко вонзившийся в нее болт, другая продолжала сжимать медальон Изабеллы. Он раскрыл рот, глотнул воздуха и с трудом выговорил:

– Рик, сынок… печати сорваны… ключ…

Старик силился сказать что-то еще, но из горла хлынула кровь, тело его содрогнулось в последней агонии, и Вериллий упал лицом вниз. Ом хладнокровно перевернул его, взглянул в потухшие глаза:

– Сдох. А про какие ключи он лепетал?

Я молчал. Все случилось так быстро, что я не успел даже осознать происходящее. Человек, которого я всей душой ненавидел, против которого столько времени сражался, за которым охотился в последние дни, мертв. Его больше нет. Не было ни облегчения, ни радости. Лишь острая боль потери. Умер мой отец. Злой, подлый, безумный, но любивший меня. Я только сейчас это понял… Мое сердце заходилось от жалости. Если бы не так… Если бы в бою, в момент одержимости бездной… Но его жизнь оборвалась как раз в то мгновение, когда он стал человеком. Можете смеяться, можете назвать меня сентиментальным идиотом, блаженным дурачком, мечтателем, но я видел в его глазах отцовскую любовь! Я часто гадал, знает ли Вериллий о том, что я его сын? Выходит, знал…

К скорби примешивалось все усиливающееся чувство тревоги. Что-то было не так. Я огляделся. Небо начинало проясняться. Пробивающиеся сквозь толщу пепла и пыли солнечные лучи робко гладили разрушенный город. Что говорил Варрнавуш? Надо убить Вериллия, и бездна исчезнет? Он ошибался или врал. А может быть, он такого не говорил? Сознание с трудом справлялось с дурнотой. Тело покрыла противная липкая испарина холодного пота. Я чувствовал бездну. С гибелью Вериллия она никуда не ушла. Просто затаилась до поры, выжидая момент для решающего удара. Что еще говорил темнейший князь? Бездна прорывается через порталы, окна. «Называйте как хотите» – сказал он, или что-то вроде этого. Двери, это виделось мне как двери… двери могут быть запечатаны. «Печати сорваны», – сказал перед смертью отец. «Ключ», – было последнее его слово. Ключ от двери в бездну?

Я попытался встать, споткнулся, упал на четвереньки и подполз к телу Вериллия. Сначала осторожно разжал стиснутые пальцы, вынул из них медальон. Потом, превозмогая себя, принялся шарить по мантии, нащупывать карманы. Ничего. Рванул на себя грязную, залитую кровью ткань, обнажая грудь волшебника.

– Что ты там ищешь? Ключи? – спросил Лютый.

– Сдается мне… – прошептал я, не в силах поверить в увиденное, – сдается мне, он и был ключом…

На груди Вериллия багровел уже знакомый мне знак: четырехлучевая звезда. Словно выжженная на коже, она издевательски подмигивала нам, быстро покрываясь слизью, на которую распадалось тело.

Мы сами, своими руками, отрезали единственный путь к спасению мира.

* * *

Карета, запряженная шестеркой вороных, грохотала по мостовой, унося императрицу из гибнущего Виндора. Дарианна, вцепившись в бархатные занавеси, не отрывала взгляд от окна. Там, позади, горел и распадался в прах ее родной город, сердце империи… Там умирали ее подданные. Там остался Рик…

Копыл, сидевший напротив девушки, сосредоточенно шевелил губами, поддерживая над экипажем мощный охранный щит. Карета пронеслась через квартал магов и вылетела в Южные ворота. Вадиус облегченно вздохнул. Самое страшное осталось позади. Ему удалось спасти ее величество. Ну, а город можно будет отстроить вновь. Если Верховный маг сумеет справиться со своим мятежным предшественником…

Волшебник ощутил на груди настойчивую пульсацию связующего амулета. Надеясь услышать добрые вести от его высокомагичества, Копыл поспешно активировал амулет. Минуту он напряженно вслушивался в доносящийся из него тихий голос, потом взглянул на Дарианну.

– Ваше величество…

Императрица, кусая губы, молчала, боясь услышать самое страшное.

– Плохие новости, ваше величество. Получено донесение от нашего агента. Андастан развязал войну. Восточный эмират пал. Войска некромантов движутся к границе Галатона.

Дарианна, обессиленно прикрыв глаза, откинулась на мягкую спинку сиденья. Все, что она с таким трудом создавала, восстанавливала и объединяла – рушилось, распадалось, уходило в небытие, подхваченное безжалостным вихрем судьбы.

Она еще не знала, что в этот момент по всему Галатону встают, подчиняясь приказу шеймидов, носферату. Имперские маги сумели обнаружить и ликвидировать лишь малую часть заготовок, созданных некромантами на территории провинций.

Она не знала, что в степях Орочьего гнезда вождь по имени Уран-гхор готовится к войне. Что орки вернули себе древнее шаманское искусство, которое рвутся обернуть против людей. Что к границам стягиваются орды могучих воинов верхом на огромных злобных зверях. Скоро Паргания захлебнется в крови, расплачиваясь за свое имперское пренебрежение к диким племенам.

Она не знала, что изыскания обезумевшего мага привели в действие магическую схему, способную уничтожить мир. Первой жертвой выпущенных на волю сущностей бездны явился прекрасный Аллирил, а последней мог стать Галатон.

Императрице казалось, что все кончено. На самом же деле все только начиналось…

Владивосток

Декабрь 2008 – июнь 2009

Глоссарий

Аллирил – лес у северной границы Галатона, владения эльфов.

Амата – мир, в котором происходит действие книги.

Амулет – в мире Аматы: предмет, обработанный с помощью магии и обладающий определенным волшебным действием. Как правило, делятся на охранные, приносящие удачу в каком-либо деле или увеличивающие какие-то возможности человека. Могут быть сделаны из любого материала, но чаще всего для них используются металл, дерево и кожа. Магическая ценность амулета в большей степени зависит от силы работавшего с ним волшебника. Материал особого значения не имеет, за исключением паурония, который сам по себе несет магический заряд. Действие амулетов не безгранично. Они могут оказать серьезную помощь, но не всегда. Например, амулет, оберегающий от чужой магии, постепенно «выдыхается», становясь слабее. А амулет, увеличивающий силу удара, будет бессилен, если окажется на руке человека, не умеющего держать меч.

Андастан – страна на юго-востоке от Галатона.

Анимочары – чары, воздействующие на животных.

А’нхелли – добрые сущности, приближенные к богам, находящиеся у них на службе.

Артан – народная галатская игра с мячом, напоминающая лапту. В нее играют две команды, отбивая мяч битами.

Артефакт – предмет, имеющий собственную магическую ценность. Как правило, это либо старинные предметы, изготовленные великими магами прошлого, либо вещи, ранее принадлежавшие богам или демонам. Артефакт намного сильнее амулета, его чары не «выдыхаются», и он может действовать без предварительной магической обработки. Случается, что самые могущественные маги вкладывают в артефакты какие-либо дополнительные чары, как, например, произошло с когтем Угелука. В этом случае артефакт становится вдвойне опасен.

Астентум – могущественный маг древности. Большинство созданных им артефактов погибли либо находятся в частных коллекциях. А те, что чудом достались Галатону, до сих пор вызывают недоумение магов. Разгадать принцип их действия не может никто. К сожалению, записи и труды Астентума утеряны.

Безумные воины – второе название хх’раисов.

Белоглазые – так люди презрительно называют эльфов, имея в виду их удивительно светлые глаза.

Богатые земли – так орки называют граничащую с их владениями Парганию.

Бонниари – маленькие сущности огня, выскакивают из пламени, словно искорки. Чрезвычайно шкодливы, случается, что бонниари, вырвавшись из печки, даже сжигают дома.

Б’хойч – самоназвание гномов.

Быки или имперские быки – тяжелая конница, вооруженная копьями.

Вайтари – водяные духи, живущие в реках и озерах Аллирила. Величиной с крупную рыбу, покрыты серебристой чешуей. Игривы, любят показываться первозданным. У эльфов даже существует традиция любоваться на закате вайтари, когда они подпрыгивают над водой.

Вельмизирское – игристое вино, производимое из винограда особого сорта, который выращивается только в герцогстве Вельмизир. Считается самым дорогим вином Галатона.

Виндор – столица империи.

Война жрецов – распри между жрецами двенадцати богов Аматы за право назвать своего бога главенствующим. В результате победили жрецы Луга, что привело к периоду единобожия.

Волшбинка – так в народе называют пауроний, имея в виду его волшебные свойства.

Вопрошающий – маг, умеющий по крови или останкам человека определять его прошлое либо находить оставшиеся после волшбы эманации. Как правило, маги с такими способностями работают дознавателями в Совете либо сотрудничают с Имперскими псами.

Вудерсы – разновидность фаари, живут в лесу, любят закидывать путников шишками, сухими ветками. На голове у вудерсов хохолок, напоминающий по цвету хвост енота, мордочка заостренная.

Вулкорки – звери, живущие в северных землях, похожи на волков, только гораздо сильнее и крупнее. Орки приручают их и ездят на них верхом.

Выворотни – подвид оборотней, обитающий в Аллириле. Выворотни большую часть времени живут как обычные звери, превращаясь в человека лишь в полнолуние. Для людей опасности почти не представляют, так как их укусы заразны именно для зверей.

Вьюга недр – загадочное явление, согласно гномической мифологии, происходящее глубоко под горами, когда недра гневаются на своих детей. Никто не знает, на что это похоже, но гномы упорно продолжают верить в нее.

Галатон, или Великая Объединенная Империя Галатон – самая могучая империя Аматы.

Глубинная радость – крепчайший напиток, изготавливаемый гномами. Людям пробовать не рекомендуется. Из чего он делается – тайна горного народа, которую они отказываются разглашать.

Гольтенвейер – так гномы называют свои родные горы – Золотую цепь.

Гриннали – разновидность фаари, селятся обычно по одному на больших лугах, полянах. Носят зеленую одежду, чтобы их было незаметно в траве.

Гхор – вождь, слово добавляется к имени орка, который становится вождем.

Дадда – бог-труженик, покровитель ремесел и ремесленников.

Дальние земли – так орки называют Галатон.

Диджах – одурманивающая сознание галлюциногенная трава. Ее высушивают, смешивают с табаком и курят. Привозят диджах, как правило, из Восточного эмирата.

Дикие племена – так люди называют орков.

Домовица, или Хранительница очага – добрый женский дух, охраняющий дом.

Дракон – так называют воина, в совершенстве владеющего тем или иным боевым мастерством. Существует несколько степеней, присваивающихся воинам-драконам. Серебряный дракон – мастер меча, Белый дракон – мастер лука или арбалета, Зеленый дракон – мастер рукопашного боя, Золотой дракон – воин, умения которого включают абсолютное владение всеми видами оружия, и, наконец, Огненный дракон – воин, к умениям которого присоединяется еще и владение боевой магией. Получившему звание дракона делают на груди татуировку – изображение дракона соответствующего цвета.

Единобожие – период, последовавший за Войной жрецов, когда единственным богом был объявлен Луг. Именно в это время преследовались маги, которые считались безбожниками. Единобожие было отменено Ридригом Первым Просвещенным.

Журжень – восточное государство.

Зимняя сказка – праздник, каждый год отмечаемый в конце месяца Маннаина. Вообще, в Галатоне четыре сезонных праздника. Есть еще Летнее ликование, Осенний урожай и Весеннее пробуждение.

Зингвада – колония Паргании на Южном континенте.

Изысканные кавалеры, изысканные дамы – так в Галатоне называют приверженцев однополой любви.

Илльф – самоназвание эльфов.

Имперские волки – пограничные войска.

Имперские псы – служба внутренней разведки Галатона.

Имперские шершни – регулярные войска лучников.

Имперские ястребы – элитные регулярные войска империи, состоящие из лучших и опытнейших бойцов.

Исдес – богиня смерти, которой поклоняются некроманты Андастана. Ранее была официальной богиней этой страны. Потом, после запрета на некромантию, была забыта, храмы Исдес разрушены. Теперь султан Ирияс вернул богиню из небытия, организовав тайную секту некромантов.

Кайлар – наемный маг-убийца.

Каранга – орочье жилище, сшитое из звериных шкур.

Лендсон – город в Галатоне, раньше был столицей.

Лихое братство – нечто вроде негласной гильдии, объединяло в себе разбойников и пиратов всех стран.

Луг – верховный бог, покровитель магов, ученых и алхимиков.

Маннаин – бог морей и моряков.

Морщан – крупная ящерица, водится преимущественно в степях. Охотится на мелких животных, ее слюна содержит сильнейший яд. Морщану достаточно лишь прокусить кожу своей жертвы – и обед готов. Яд из слюны морщана смертелен и для людей.

Муринка – донная морская трава, из которой саймары делают плотную непромокаемую ткань. Люди охотно покупают ее из-за дешевизны и полезных свойств.

Мэтр – так парганские маги обращаются к вышестоящим.

Нея – богиня любви.

Нордар – у орков: название злого духа.

Нуадий – один из богов Аматы, покровитель торговли.

Оберегающий – сущность, которая невидимо следит за человеком, помогая ему в случае угрозы для жизни. Такие хранители есть далеко не у всех. Людям, которых ждет великое будущее, боги посылают А’нхелли, иногда оберегающими становятся другие сущности, по той или иной причине испытывающие симпатию к человеку.

Паргания – страна, которая находится в состоянии вражды с Галатоном.

Пауроний – магическое вещество, многократно усиливающее боевые заклинания. Добывается на Южном континенте.

Первозданные – так называют эльфов.

Поднебесный мир – так орки называют мир Аматы.

Прыгунок – сущность, образующаяся в результате высвобождения магической энергии. Появляется там, где творилась сильная волшба. Жилища могущественных чародеев полны прыгунками. Как правило, безобидны, хотя обладают вредным характером. Но эти непоседливые сущности могут начать путешествовать и являться обычным людям, пугая их и получая при этом удовольствие.

Релла – народный танец, похож на чечетку.

Рамс – крепкий спиртной напиток, который предпочитают моряки. Изготавливается на Пламенеющих островах, в Галатон доставляется контрабандным путем.

Рудознаи – по гномьим преданиям, маленькие, не больше пяти даймов, существа, живущие глубоко под горами. Они ходят по шахтам и следят, чтобы работающие там вели себя как следует: не ругались, не враждовали. Гномы верят, что рудознаи способны указать, где находятся залежи руды. Но делают это, только если их рассмешить и чем-нибудь порадовать.

Санма – колония Галатона, расположенная на юго-западе Южного континента.

Сацеол – бог мертвых.

Секачи, или Имперские секачи – регулярные войска, включающие в себя пехоту.

Слепая невеста – так изображается смерть в лугианской мифологии. Невеста – потому что уход к ней сродни единению с любимой, слепая – так подчеркивается ее безразличие к страданиям умирающего.

Смута – период Галатонской истории, длившийся около ста лет, до правления Ридрига Просвещенного, который положил ей конец. В это время происходили многочисленные стычки с эльфами, что чуть было не привело к затяжной войне.

Спинница – сильные боли в пояснице, старческое заболевание.

Сторона восхода – так орки называют восток.

Сторона заката – запад.

Сторона стужи – север.

Сторона тепла – юг.

Сумрак души – душевное состояние, в которое приходят вспыльчивые эльфы в моменты гнева. В такие мгновения они становятся совершенно безумны и неуправляемы.

Счастливое местечко – так в народе называют городскую тюрьму. Названа так потому, что оттуда прямая дорога в Счастливые долины – на тот свет.

Тайж’ах – смертельный поединок, в котором орки решают любые спорные вопросы: от главенства в племени до любви понравившейся женщины. Случается, что орки просто выражают таким образом личную антипатию.

Тарантус – бог, управляющий стихиями. Обычно его изображают с молнией в руках.

Теленга – кожаная куртка у орков, выполняющая роль доспеха. В области груди и спины на ней нашиты металлические пластины.

Тисс, тисса – обращение к знатным эльфам.

Тоннельный упырь – нечисть, живущая в шахтах, штольнях и тоннелях Золотой цепи. По виду напоминает крупную летучую мышь, только очень агрессивен.

Угелук – один из демонов мрака.

Унгда – колония Галатона, расположенная на северо-западе Южного континента.

Фаари – маленькая нечисть, существа не более трех даймов ростом. Насчитывается несколько разновидностей. Как правило, очень вредные, любят творить мелкие пакости. Существуют заклинания для их вызова, но заставить фаари помочь людям почти невозможно.

Флори – феи цветов. Очень пугливы, показываются только эльфам, которых считают повелителями леса. Иногда становятся хранительницами эльфийских жилищ.

Хайнира – одна из семи Высших демонов, графиня мрака, повелительница распутства и сластолюбия.

Ханди – язык, на котором говорят в Андастане.

Хорьки – так в Галатоне называют людей, промышляющих работорговлей. Хотя они занимаются этим делом с разрешения государства, большинство жителей империи относятся к ним с изрядной долей презрения. Отсюда и название.

Хх’раис – орочий воин, опьяняющий себя перед боем диджахом или ядовитыми грибами. Такие солдаты становятся нечувствительными к боли и яростными в драке.

Чернокровие – гангрена, заражение крови.

Шваль отвальная – распространенное гномье ругательство, означает буквально: тот, кто не сумел стать мастером, и потому вынужден чистить отвалы. К чести детей гор, нужно сказать, что таких очень мало. Обычно в отвалах работают подростки, еще не получившие мастерства.

Шеймиды – так в Андастане называют воинов-некромантов.

Эльфийский дуб – по легенде, в Аллириле растет вечный дуб, самый высокий в мире Аматы. Дерево является воплощением магии жизни.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg