«Исповедница»

Исповедница (fb2) - Исповедница [Confessor-ru] (пер. Олег Эрнестович Колесников) (Меч Истины - 11) 3179K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Терри Гудкайнд

Терри Гудкайнд Исповедница

Серия «Легенда об Искателе»

Terry Goodkind

Confessor

© Terry Goodkind, 2007

© Перевод. О. Колесников, 2009

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

* * *

Моему хорошему другу Марку Мэстерсу, человеку замечательных творческих способностей, четких суждений и великих заслуг. Он живое доказательство того, о чем я здесь написал: один человек, обладающий искренней любовью к жизни, исключительной порядочностью и способностью применять мощную силу без ненависти, может убедить всех, кто с ним знаком, в благородстве человеческого духа.

Глава 1

Второй раз сегодня на Ричарда накинулась женщина с ножом. Вырванный из объятий сна приступом боли, он мгновенно вцепился в жилистое запястье, не позволив раскроить свое бедро. Грязное выцветшее платье, застегнутое до самого горла, обтягивало ее сухопарую фигуру. В тусклом свете далеких лагерных костров Ричард заметил, что кусок ткани у нее на голове, завязанный под костлявым подбородком, был просто потрепанной мешковиной.

Несмотря на хилое телосложение, впалые щеки и сгорбленную спину, она обладала взглядом хищника. Женщина, набросившаяся на Ричарда той же ночью, но значительно раньше, была крупнее и сильнее. И ее глаза тоже горели ненавистью.

Тонкое лезвие второй нападавшей оказалось небольшим. Тем не менее оно оставило болезненную колотую рану, а разрежь она мышцу бедра, как и намеревалась, если судить по тому, как именно держала нож, дело закончилось бы весьма плохо. Армия Имперского Ордена не имела обыкновения заботиться о покалеченных рабах; его просто забили бы насмерть. Возможно, в этом прежде всего и заключался ее план.

Скрипя зубами от пробудившегося гнева, продолжая удерживать запястье женщины мертвой хваткой, Ричард вывернул ее руку, двигая ее кулак с побелевшими костяшками пальцев вверх, чтобы выдернуть нож из собственной ноги. С острия падали капли крови.

Он очень легко справился с ней. Она вовсе не была опытным убийцей, чего он испугался поначалу. И тем не менее ее желание, ее настойчивость, ее страсть были так же злонамеренны и жестоки, как у любого из той орды, за которой следовала эта женщина. От боли она застонала, в холодном ночном воздухе струился пар при каждом ее приглушенном выдохе. Ричард прекрасно понимал, что любое послабление с его стороны она использует для того, чтобы попытаться завершить свою работу. Ситуация предоставила ей лишь удобный случай; а уж он-то никак не согласен дать ей еще один шанс. Все еще крепко сжимая ее руку, он вырвал у нее нож.

И он не собирался ослаблять захват ее руки, пока не отобрал оружие. Ричард мог бы даже сломать ей руку – эта женщина заслуживала никак не меньшего, – но не сделал этого. Сейчас было не то время и не то место, чтобы создавать волнения и беспорядки. Он хотел лишь отделаться от нее. Лишив возможности причинить ему вред, он просто толкнул ее в спину.

Сделав, спотыкаясь, несколько шагов, она остановилась и плюнула в его сторону.

– Вам ни за что не победить команду великого и славного императора Джеганя. Вы – грязные собаки! И здесь, и по всему Новому миру – вы лишь грязные языческие собаки!

Ричард пристально следил за ней, чтобы убедиться, что она не вытащит другой нож и не попытается напасть снова. Он осмотрелся в поисках ее помощников. Неподалеку находились солдаты, сразу за импровизированным ограждением, составленным из повозок с продовольственными припасами, но они были заняты своими делами. Так что, похоже, сообщников у женщины не было.

Когда она стала плевать в его сторону, Ричард сделал выпад к ней. У нее от страха сперло дыхание, и она тут же отступила назад. Не имея достаточно храбрости, чтобы попытаться ударить ножом человека, когда он проснулся и в состоянии защищать себя, она бросила в его сторону последний полный ненависти и злобы взгляд, а затем повернулась и исчезла в ночи. Ричард прекрасно понимал, что тяжелая цепь, прикрепленная к его ошейнику, слишком коротка, чтобы он мог преследовать кого-либо, но женщина этого не знала, и потому угроза оказалась достаточно убедительной, чтобы отпугнуть врага.

Даже среди ночи в огромном военном лагере, посреди которого она исчезла, люди везде занимались какими-то делами. Как некий громаднейший пыхтящий и ворочающийся зверь, он просто поглотил ее.

Пока большинство солдат спали, другие, казалось, беспрестанно были заняты делом: чинили обмундирование, мастерили оружие, готовили еду, ели, участвовали в попойках или слушали душераздирающие истории у костров. Вот так они проводили время, дожидаясь очередной возможности убивать, насиловать и грабить. Казалось, всю долгую ночь люди мерились друг с другом силой – иногда просто силой мускулов, а иногда с использованием ножей. Время от времени собирались небольшие группы, чтобы поглазеть на подобные состязания и сделать ставки. Патрули следили за признаками серьезных нарушений, солдаты искали развлечений, а сопровождающие армию бродяги просили милостыню или другие подачки. Время от времени солдаты подходили, чтобы оценить Ричарда и его товарищей-пленников.

В промежутках между повозками Ричард мог видеть, как некоторые из бродяг в надежде получить еду или хоть что-то перемещаются от одной группы солдат к другой, порываясь сыграть на флейте и или спеть. Кто-то предлагал побрить, сделать татуировку, постирать и починить одежду. Иногда эти напоминающие тени фигуры после короткого торга исчезали в палатках вместе с солдатами. Некоторые шлялись по лагерю, выискивая, чего бы украсть. А определенного рода типы шастали в ночи, замышляя совершить убийство.

Посреди всего этого, фактически за оградой, образованной кольцом повозок с припасами, лежал Ричард и его товарищи-пленники, привезенные сюда для участия в турнирах Джа-Ла Д’Йин. Большую часть команды составляли обычные солдаты Имперского Ордена, но здесь их нет: они спят в своих собственных палатках.

Почти у любого города, подчиняющегося Ордену, была своя команда джа-ла. Солдаты, как дети, играли в эту игру с того момента, как научились ходить. Они все предполагали, что и после окончания войны джа-ла не умрет для них. Для множества солдат Ордена Джа-Ла Д’Йин – игра жизни – сама по себе была делом жизни и смерти и по значимости сравнима с идеями Ордена.

Поэтому для сухопарой стареющей женщины, которая последовала за своим императором на войну и живет за счет остатков от награбленного им, убийство было вполне приемлемым средством помочь своей любимой команде обрести победу.

Чемпионство было источником величайшей гордости для каждого военного подразделения, как и для любого города. Карг, военачальник, в чьем ведении была команда Ричарда, тоже жаждал успеха. Команда-победительница приносила тем, кто непосредственно имел к ней отношение, множество весьма значительных привилегий, а не просто славу. Люди, содержащие наиболее сильные команды, становились очень влиятельными. Игроки провозглашались героями и получали разного рода богатые подарки, а также легионы женщин, готовых на все.

На ночь Ричарда приковывали к повозкам, на которых стояли клетки для транспортировки его и других пленников, но во время соревнований он играл в своей команде роль нападающего – ему доверялось воплощать честолюбивые замыслы Карга в турнирах, проводимых в главном лагере императора Джеганя. Жизнь Ричарда зависела от того, насколько хорошо он делал свою работу. И до сих пор он оправдывал надежды, которые возлагал на него командующий Карг.

С самого начала Ричарду был предоставлен выбор: или присоединиться к этим попыткам Карга, или оказаться подвергнутым смертной казни наиболее жестоким из всех возможных способом.

Тем не менее у Ричарда были и другие причины для такого «добровольного» участия. И эти причины были куда более важными для него, чем что-либо еще.

Он быстро огляделся и увидел, что Джон-Камень, прикованный к той же транспортной повозке, лежит на спине и крепко спит. Этот человек, работавший мельником, был сложен как дуб – кряжист и крепок. Ричард, в отличие от нападающих из других команд, стоял на том, чтобы проводить бесконечные тренировки, куда бы они ни отправлялись. Не всем из его команды нравилось такое, но они следовали его указаниям. И даже находясь в клетке, во время путешествия к месту расположения главных сил Имперского Ордена, Ричард и Джон-Камень занимались анализом и разработкой тактики, придумывали и заучивали кодовые знаки для игры и выполняли разнообразные физические упражнения, чтобы быть сильнее.

Изнеможение, несомненно, превозмогало шум и беспорядочную суету лагеря, и Джон-Камень мирно спал, как ребенок, не подозревая, что их репутация выгоняет в ночь людей, которые хотят лишить их команду шансов на успех еще до начала соревнований.

Будучи таким же уставшим, Ричард лишь время от времени дремал. Он обнаружил, что ему трудно уснуть. Что-то было не так, что-то, никак не связанное с теми мириадами напастей, вихрем завертевшихся вокруг него. Это «что-то» не имело прямого отношения к обычным мирским опасностями человека в плену. Это было нечто иное, нечто внутри него, в самой глубине. Чем-то это напоминало то недолгое время, когда он болел лихорадкой, но было совсем иным. Как бы тщательно он ни пытался анализировать свои ощущения, природа этого чувства оставалась неуловимой. Столь необъяснимое состояние тревожило, и никак не исчезало назойливое беспокоящее предчувствие.

Кроме того, его переполняли мысли о Кэлен, не позволяя заснуть. Будучи пленницей самого императора Джеганя, она была где-то неподалеку.

Когда-то Никки, сидя поздно ночью у огня и пристально вглядываясь в пламя, доверительно рассказывала о том, как грубо и почти по-звериному жестоко обращался с ней Джегань. Эти рассказы разъедали Ричарда изнутри.

Когда сегодня днем они пересекали лагерь, те места, где поставили свои платки обычные солдаты Ордена, он не мог видеть, где расположился император, но приметил весьма впечатляющие шатры командиров. И возможность, после столь долгого времени, вновь заглянуть в зеленые глаза Кэлен, хотя бы на один лишь короткий миг, наполнила его радостью и облегчением. Наконец он все-таки нашел ее, и она оказалась жива. Теперь остается лишь найти способ вытащить ее отсюда.

Убедившись, что женщина, пытавшаяся проткнуть его ножом, больше не скрывается среди окружающих теней, чтобы совершить очередную попытку, Ричард наконец протянул руку, чтобы проверить свою рану. Она оказалась не такой тяжелой, какой могла бы. Если бы в тот момент он спал, как Джон-Камень, все могло бы закончиться значительно хуже. Фактически, то странное ощущение, которое не давало ему заснуть, и спасло его.

Хотя рана на ноге саднила, в действительности она не была опасной. Плотно зажав ее рукой, он остановил кровотечение. Рана от предыдущего удара, полученная этой же ночью, но несколько раньше, была такой же болезненной, но гораздо менее опасной, чем могла бы быть. Лопатка приняла на себя удар острия ножа той, первой женщины, помешав ее попытке совершить убийство.

Этой ночью смерть дважды наведалась к нему и ушла с пустыми руками. Ричард припомнил старую поговорку, насчет того, что у напасти три отрока. Но он искренне надеялся, что с третьим из них ему встретиться не придется.

Едва он пристроился на прежнее место, чтобы вновь попытаться немного вздремнуть, как заметил тень, скользнувшую между повозок. Это движение казалось скорее неспешным, чем скрытным и осторожным. Ричард сел, как только Карг остановился над ним.

В тусклом свете можно было отчетливо различить татуировку в виде чешуи, покрывавшую правую половину лица этого человека. Он сейчас был без кожаных наплечников и прикрывающих грудь пластин, которые обычно носил, а также без рубашки, так что Ричард видел, что чешуйчатый рисунок проходит по его плечу и покрывает часть груди. Эта татуировка придавала командующему сходство с пресмыкающимся. Между собой Ричард и Джон-Камень называли его не иначе как Змеиное Лицо, имея при этом в виду не только внешний вид.

– Какого черта, Рубен! Что ты делаешь?

Джон-Камень и все прочие в команде знали Ричарда под именем Рубен Рыбник. Этим именем Ричард назвал себя, когда стал пленником. Если есть на земле такое место, где оглашение его настоящего имени немедленно приведет к смерти, то сейчас Ричард сидел в самой середине такового.

– Пытаюсь немного поспать.

– Тебе не следовало заставлять женщину силой лечь с тобой. – Карг обвинительно поднял палец. – Она пришла ко мне и рассказала о том, что ты пытался с ней проделать.

У Ричарда поползли вверх брови.

– Сама рассказала?

– Я уже говорил раньше: если ты победишь императорскую команду, то получишь женщину по своему выбору. Но до тех пор у тебя нет подобного права. Я не потерплю неподчинения моим приказам ни от кого, даже от тебя.

– Не знаю, что она наговорила тебе, командующий, но ко мне она приблизилась с намерением убить. Она хотела обрести уверенность, что императорская команда не проиграет нам.

Карг присел на корточки, опустив руки на колени и не сводя глаз с нападающего своей команды джа-ла. Он выглядел готовым убить Ричарда.

– Глупая ложь, Рубен.

Нож, совсем недавно отобранный у женщины, находился в руке Ричарда, прижатый к внутренней стороне запястья. Сейчас он мог бы запросто выпустить кишки командующему прежде, чем тот понял бы, что произошло.

Но было не то время и не то место. Это никак не приблизило бы Ричарда к Кэлен.

Не отводя взгляда от глаз командующего, Ричард движением руки перекинул нож в ладонь и ухватил острие указательным и большим пальцем. Присутствие ножа в руке, любого ножа, даже такого маленького, было приятным ощущением. Он протянул нож Каргу рукояткой вперед.

– Вот почему кровоточит моя нога. Она ударила меня ножом. Где еще, по-твоему, я мог раздобыть это?

Важность – и опасность – наличия ножа у Ричарда не осталась без внимания этого человека. Он оглядел рану на бедре своего нападающего, а затем забрал нож.

– Если ты хочешь, чтобы мы победили в этом турнире, – сказал Ричард поучительно, – то мне нужен небольшой отдых. И это легко устроить, если здесь будет выставлена охрана. Если какая-то тощая старуха, сделавшая ставку на императорскую команду, убьет меня, пока я сплю, тогда твоя команда окажется без нападающего и без шансов на победу.

– Ты высоко ценишь себя, не так ли, Рубен?

– Это ты высоко ценишь меня, командующий, иначе давным-давно убил бы, еще там, в Тамаранге, когда я прикончил несколько дюжин твоих воинов.

Со своей татуировкой, слабо освещенной отблесками лагерных костров, Карг выглядел как змея, разглядывающая пищу.

– Похоже, нападающим опасно быть не только на игровом поле. – Он встал во весь рост над Ричардом. – Я поставлю охрану. Но имей в виду, что довольно много людей не считают, что ты настолько уж хорош – потому что потерял для нас одну игру.

Они проиграли эту встречу, потому что Ричард попытался сохранить жизнь одного из своих людей, пленника по имени Йорк, чья нога общими усилиями команды противника оказалась сломана. Он был хороший человек и ценный игрок, и по этой причине стал объектом нападения. Те правила, в соответствии с которыми проводил игры джа-ла Орден, это дозволяли.

Со сломанной ногой Йорк сразу же стал бесполезен и как игрок, и как раб. Когда его принесли с поля, командующий Карг без всяких церемоний перерезал ему горло. За то что Ричард пытался защитить упавшего игрока, вместо того чтобы продолжать игру, стараясь закинуть брок в противоположные ворота, судья оштрафовал их команду, удалив его с поля до конца игры. В результате они проиграли.

– Императорская команда, как я слышал, тоже проигрывала матчи.

– Его превосходительство в тот раз казнил всю команду целиком. Новая команда набрана из лучших игроков со всего Древнего мира.

Ричард пожал плечами.

– Мы тоже теряем игроков по самым разным причинам, и они заменяются. Некоторые получают увечья и оказываются не в состоянии играть. Не так давно один из наших людей сломал ногу. Вы обошлись с ним никак не лучше, чем император со своими проигравшими.

Насколько я понимаю, конкретный состав его команды не имеет большого значения. И нам и им доводилось проигрывать. Это делает нас равными. Вот что на самом деле важно. Мы приходим к этому состязанию в одинаковых условиях. Они никак не лучше нас.

Командующий поднял бровь.

– Ты считаешь себя и их равными?

Ричард не отвел глаза от устремленного на него пристального взгляда.

– Я собираюсь заполучить шанс на игру с императорской командой, и там посмотрим, что будет.

Хитрая улыбка прогнула вытатуированную чешую.

– Надеешься заполучить женщину, Рубен?

Ричард кивнул, стараясь не улыбнуться в ответ.

– Можно сказать и так.

Карг не догадывался, какую женщину имеет в виду Ричард. Он думал о Кэлен. Он хотел ее больше самой жизни. И он был намерен сделать все, что потребуется, чтобы вырвать свою жену из кошмара рабства у Джеганя и его сестер Тьмы.

Уставившись на Ричарда сверху вниз, Карг, вздохнув, наконец-то уступил:

– Я скажу охране, что их жизни зависят от того, смогут ли они обеспечить безопасность игроков моей команды, пока они спят.

Когда командующий растворился в ночи, Ричард успокоился и наконец позволил себе расслабить болевшие мышцы. Он видел, как охрана вдалеке начала суетиться, располагаясь более плотно по периметру вокруг игроков-пленников. Осознание того, что из-за какого-то лагерного попрошайки может оказаться потеряно нечто весьма важное, подтолкнуло Карга к действиям. По крайней мере благодаря этому нападению Ричарда получил столь необходимый ему отдых. Ведь нелегко уснуть, когда любой, кто хочет, может подкрасться и перерезать тебе горло.

Теперь, хотя бы на время, он пребывал в безопасности, и ради этого стоило пожертвовать ножом. И у него остался еще один, отобранный у первой нападавшей женщины. Спрятанный в сапоге.

Ричард свернулся калачиком на голой земле, чтобы сохранять тепло, и постарался уснуть. Земля уже давно остыла после прошедшего дня. Не имея ни матраса, ни одеяла, он сложил свободный кусок цепи в подобие подушки. До рассвета было уже рукой подать; но быстрого потепления на открытом пространстве равнин Азрита ждать не стоило.

С рассветом настанет первый день зимы.

Шум лагеря был монотонным и, казалось, не стихал никогда. Ричард же был крайне уставшим. Думая о Кэлен, которую нашел наконец, и вспоминая, как забилось его сердце, когда он вновь увидел ее живой, и о том, каким счастливым стал, вновь заглянув в ее прекрасные зеленые глаза, он в конце концов позволил, чтобы сон осторожно и тихо успокоил и окутал его.

Глава 2

Еле уловимый потусторонний звук, будто приоткрылась дверь в мир мертвых, все же пробудил Ричарда от глубокого сна.

Он поднял глаза и увидел смутно вырисовывавшуюся пред ним фигуру в плаще с накинутым капюшоном. Что-то в манерах этой фигуры, в самом ее появлении заставило встопорщиться волосы на его руках.

И это явно не была слабая и пугливая женщина. Что-то в поведении призрака подсказывало, что это вовсе не вооруженный ножом ночной посетитель.

Это что-то гораздо худшее.

Ричард понял, что перед ним третий отрок напасти, наконец отыскавший его.

Ричард сел и чуть подался назад, немного увеличивая драгоценный запас дистанции. По-видимому, охрана командующего Карга не оправдала ожиданий и пропустила этого незваного гостя. Ричард глянул в их сторону и увидел, что они как ни в чем не бывало продолжают патрулировать вокруг. Они находились довольно близко, и Ричард не видел, каким образом кто-то может проскользнуть через их периметр, и тем не менее последний визитер сумел это сделать.

Фигура в капюшоне скользнула еще ближе.

«Очищение началось».

Вздрогнув, Ричард прищурился. В его голове эхом отдавался этот голос, внушающий суеверный страх, но Лорд Рал не был уверен, что слышит его. Казалось, слова просто возникали в его сознании.

Он осторожно сунул два пальца в сапог, нащупывая деревянную ручку ножа. Найдя его наконец, начал вытягивать наружу.

«Очищение началось», – вновь сказала фигура в капюшоне.

Нельзя было сказать, мужчина это или женщина. Это не напоминало ничей голос. Казалось, слова не произносятся, а составляются из слившихся воедино многих тысяч звуков, напоминающих шепот. Звуки эти были такими, будто долетали из другого мира. Ричард не мог представить, как могло бы говорить что-то умершее, но слова звучали так, будто исходили от чего-то неживого.

Он боялся даже пытаться вообразить, что именно стоит сейчас перед ним.

– Кто ты? – спросил он, пытаясь выиграть время, пока оценивал ситуацию.

Быстрый взгляд, брошенный по сторонам, подтвердил, что никого другого поблизости не видно; насколько он мог судить, визитер явился один. Охрана же в его сторону не поворачивалась: они наблюдали за теми, кто мог бы рискнуть проникнуть к спящим пленникам, и даже не пытались взглянуть внутрь охраняемого периметра, высматривая источник неприятностей еще и там.

Фигура вдруг оказалась почти на расстоянии вытянутой руки. Ричард не понял, как ей удалось так близко подобраться к нему – он не видел, чтобы она двигалась. Он не позволил бы ей настолько приблизиться, если бы заметил хоть малейшее ее движение в его сторону. И тем не менее она стала ближе.

Наличие цепи, прикрепленной к его ошейнику, будет ограничивать его передвижения, если придется защищаться. Он очень осторожно собрал в одну руку свободно висящий кусок цепи. Если придется драться, он сможет сделать из этого петлю и использует как ловушку. Другой рукой он все еще втихую выуживал нож.

«С сегодняшнего дня начинается отсчет твоего времени, Ричард Рал».

Пальцы, потихоньку тянущие нож, застыли. Ни один человек в лагере не знал его настоящего имени. Сердце молотом билось в грудной клетке.

В окружающем сумраке и под капюшоном скрытое внутри лицо было недоступно взору. Ричард мог видеть там лишь черноту, уставившуюся на него подобно самой смерти.

«Возможно, именно так оно и есть», – пронеслось у него в голове.

Он напомнил себе, что не следует давать волю воображению и позволять ему уводить неизвестно куда, и собрал все свое мужество.

– О чем ты?

Рука, скрытая плащом, поднялась в его сторону. Саму руку он не видел, только движение ткани, прикрывающей ее.

«С сегодняшнего дня начинается отсчет твоего времени, Ричард Рал, с первого дня зимы. У тебя есть один год, чтобы завершить очищение».

На ум пришел беспокойный и тревожный образ чего-то слишком знакомого: шкатулки Одена.

Будто прочитав его мысли, этот шепот тысячи мертвецов продолжил:

«Ты новый участник, Ричард Рал. И поэтому отсчет времени начинается снова. Оно начинает отмеряться заново с сегодняшнего дня, первого дня зимы».

Всего лишь каких-то три года назад Ричард вел спокойную жизнь в Вестландии. Но когда его настоящий отец, Даркен Рал, наложил руки на шкатулки Одена и впервые привел их в действие, началась целая череда событий. И было это в первый день зимы четыре года назад.

Ключом к тому, чтобы различить шкатулки Одена и узнать правильную, которую следует открывать, служила «Книга сочтенных теней». Еще в молодости Ричард выучил эту книгу наизусть. Однако сейчас из-за потери связи со своим даром он не мог вспомнить ни одного слова из этой книги; чтобы иметь возможность читать или хотя бы держать в памяти текст магической книги, естественно, требуется магия. Но хотя он не мог вспомнить слова, он помнил собственные действия, основанные на базовых принципах, изложенных в этой книге.

Одним из самых важных элементов использования «Книги сочтенных теней» была проверка на истинность слов, которые когда-то помнил Ричард, – то есть проверка, подлинный ли ключ применяется для открытия шкатулок Одена. И при этом средства проверки были указаны в самой книге.

Для проверки подлинности следовало использовать Исповедницу.

Последней живой Исповедницей была Кэлен.

Ричард величайшими усилиями взял под контроль свой голос.

– То, что ты говоришь, невозможно. Я не собирался ни в чем участвовать.

«Ты указан в качестве участника».

– Указан? Кем указан?

«Главное – ты уже указан. Ты получаешь предостережение, что в твоем распоряжении один год, начиная с сегодняшнего дня – и ни дня больше, – чтобы завершить очищение. Используй это время разумно, Ричард Рал. Потому что цена ошибки – твоя жизнь. И вообще вся жизнь будет расплатой за твою неудачу».

– Но это невозможно! – выкрикнул Ричард и метнулся вперед, стараясь сомкнуть обе руки на горле мрачной фигуры.

Плащ смялся в его руках. Внутри него ничего не было.

Он услышал лишь короткий слабый звук, словно закрылась дверь в мир мертвых.

Рядом с ним лишь поднимались облачка его собственного тяжелого дыхания посреди темной зимней ночи.

Спустя, как ему показалось, не содержащую никаких событий вечность Ричард вновь улегся и использовал плащ, чтобы прикрыть свое дрожащее тело, но так и не смог заставить себя сомкнуть глаза.

Далеко на западе, у самого горизонта, мерцали отсветы молний. С востока быстро приближался рассвет первого дня зимы.

Между молнией и рассветом, посреди логова врага, исчисляемого миллионами, Ричард Рал, предводитель Д’харианской империи, лежал, прикованный цепями к повозке, и думал о своей плененной жене и о посетившем его третьем отроке напасти.

Глава 3

Кэлен лежала на полу практически в полной темноте, безуспешно пытаясь заснуть. На своей кровати, где-то высоко над ней, сопел во сне Джегань. У самой дальней стены на деревянном сундуке с художественной резьбой стояла одинокая масляная лампа, фитиль которой почти до конца опущен, так что свет мало рассеивал мрак внутренних покоев императора.

Аромат масла лишь слегка приглушал вонь, сопровождавшую каждую стоянку – запахи дыма и копоти костров, пота и отбросов, отхожих мест, лошадей и других животных и навоза, смешанные во всепроникающее зловоние. Ей неизменно приходили на ум, внушая ужас, воспоминания о тех усеянных насекомыми гниющих трупах, что она видела во время путешествия, от которых шел безошибочно узнаваемый, незабываемый, удушливый запах смерти. Столь же неприятен был и этот лагерь, с его характерным смрадом, таким же отвратительным, как и Имперский Орден. С момента появления в лагере Кэлен все время старалась не вдыхать слишком глубоко. Этот запах всегда будет связан в ее памяти с мучениями, горем и смертью, которыми солдаты Имперского Ордена одаряли все, чего только касались.

В представлении Кэлен люди, которые верят в учения Имперского Ордена, поддерживают их и сражаются за них, не принадлежат к миру живого и к тем, кто ценит жизнь.

Сквозь просвечивающую ткань, закрывавшую вентиляционные отверстия в самой верхней части шатра, Кэлен могла видеть отсветы яростных вспышек молний, возникающих где-то к западу, освещающие небо над головой, объявляя о приближении бури. Императорский шатер, благодаря драпировкам, коврам и дополнительно увешанным мягкой тканью стенам, был относительно тихим местом, принимая во внимание постоянный шум от протянувшегося через равнину лагеря, и услышать гром было затруднительно, но временами она могла чувствовать рокот его раскатов, растекающийся по земле.

Мало того что холодало, дождь предвещал сделать погоду еще более скверной.

Будучи неимоверно уставшей, Кэлен все же не могла заставить себя перестать думать о том человеке, которого видела в начале этого дня, о человеке, глянувшем на нее из клетки, которую перевозили через лагерь, о человеке с серыми глазами, о человеке, который был способен видеть ее – он посмотрел прямо на нее – и произнес ее имя. Для нее это было самое возбуждающее происшествие.

Чтобы кто-то мог видеть ее – такое граничило в ее представлениях с чем-то сверхъестественным. Кэлен была невидима почти для всех. Хотя «невидима» было не вполне точным выражением: люди на самом деле видели ее, но просто моментально забывали об увиденном, забывали, что осознавали ее присутствие всего лишь миг назад. Так что, не будучи реально невидимкой, она по сути оставалась таковой.

Кэлен на себе испытала леденящее прикосновение забвения. Та же самая магия, что заставляла людей вычеркивать ее из памяти, едва они ее видели, уничтожила до последней крупицы ту память, которую сама она имела о своем прошлом. И какой бы ни была ее жизнь до встречи с сестрами Тьмы, теперь она полностью утрачена.

Среди миллионов солдат, собранных на обширной голой равнине, пленившим ее удалось найти лишь горстку людей, которые могли видеть ее, – всего сорок три, если говорить точно. Эти сорок три были теми людьми, которые, подобно кольцу на ее шее, подобно сестрам и самому Джеганю, стояли между ней и свободой.

Кэлен задалась целью изучить каждого из этих сорока трех человек, узнать их сильные и слабые стороны. Она молча наблюдала за ними, делая в уме заметки. Каждый из них имел особенности, по-своему ходил, по-своему следил за окружающим и происходящим вокруг него, обращая на что-то внимание, или, наоборот, пренебрегая чем-то, как мог выполнял работу стража. Она узнала все, что сумела, об их индивидуальных привычках.

Сестры были уверены, что именно аномалии в действии магии, запущенной ими, причина того, что изредка встречаются люди, способные осознавать присутствие Кэлен. Вполне возможно, что среди огромной армии Ордена есть и другие, кто может видеть и помнить ее, но пока что Джегань больше таких не нашел. Только эти сорок три солдата могли быть использованы в качестве ее стражей.

Разумеется, сам Джегань мог видеть ее, как могли видеть и сестры, которые и запустили ту самую магию. К великому ужасу сестер, они оказались захвачены в плен Джеганем и завершили свое путешествие там же, где и Кэлен, – в этом отвратительном лагере Имперского Ордена. Никто из тех немногих, кто способен видеть ее, кроме сестер и Джеганя, не знал, кто она такая, и не знал ничего о ее прошлом – которого не знала даже сама Кэлен.

Но тот человек, в клетке, был другого сорта. Он знал ее. Она же не могла даже вспомнить, видела ли его раньше. Это означало только то, он был кем-то, кто знал ее в прошлом.

Джегань обещал ей, что, когда она наконец-то обретет память и узнает, кем была, когда узнает все, – только тогда для нее и начнется самый настоящий ужас. Он наслаждался, подробно и точно выписывая яркие детали того, что намеревается сделать с нею, как собирается превратить ее жизнь в сплошное бесконечное страдание. А поскольку она не помнила своего прошлого, его обещания душевных мук не значили для нее так много, как ему бы хотелось. Невзирая на это, все, что он обещал, было достаточно ужасающим и само по себе.

Всякий раз, когда Джегань обещал эти муки, Кэлен реагировала на это лишь пустым взглядом. Это был способ скрывать от него собственные эмоции. Она не хотела, чтобы он был доволен тем, что видит ее переживания и страх. Кэлен даже гордилась тем, что заслужила враждебность столь мерзкого, отвратительного человека, хотя это дорого ей обходилось. Это укрепляло ее уверенность, что все, что она ни делала в прошлом, ее взгляды и убеждения были направлены против желаний и воли Ордена.

Из-за угрозы ужасных мучений, о которой Джегань постоянно напоминал, Кэлен страшилась вспомнить свое прошлое, однако после того, как увидела неприкрытое возбуждение в глазах того пленника, у нее возникло непреодолимое стремление узнать о себе как можно больше. Его радостная реакция при виде ее резко контрастировала с реакцией всех, кто окружал ее, кто ее презирал и оскорблял. Ей было очень интересно, кем она была, кто та женщина, которая могла быть удостоена такого внимания со стороны того человека.

Ей хотелось, чтобы у нее было больше времени рассмотреть его, нежели тот короткий миг, на который ей это довелось сделать. Она была вынуждена отвернуться. Если ее интерес к пленнику оказался бы замечен, Джегань наверняка убил бы его. Кэлен чувствовала ответственность за этого человека. Она не хотела по недосмотру принести зло кому-либо, кто знал ее, кому-то, кто столь очевидно обрадовался при виде ее.

Кэлен очередной раз попыталась дать отдых своему истерзанному рассудку. Она зевнула, продолжая наблюдать за отсветами молний на небольшом кусочке темного неба. Уже скоро рассвет, и ей необходимо поспать.

С рассветом наступит первый день зимы. Она не знала почему, но сама мысль о первом дне зимы внушала ей беспокойство. Она не могла даже представить истинную причину этого, но что-то, касающееся этого дня, стягивало всю ее изнутри, наполняя беспокойством и страхом. Это казалось чем-то таким, что, заслоненное подсознательной способностью запоминать скрытые опасности, она не могла даже вообразить.

Звук падения чего-то вынудил ее приподнять голову. Он донесся снаружи, из помещения за пределами спальни Джеганя. Кэлен приподнялась на локте, но не осмелилась двинуться со своего места, отведенного ей на полу, рядом с кроватью императора. Она очень хорошо знала последствия неподчинения его приказам. Если ей и предстоит вынести боль, которую он причинит посредством кольца на ее шее, то это должно быть за нечто большее, чем просто за попытку подняться с ковра.

Кэлен в темноте слышала, как вверху Джегань сел в своей кровати.

Внезапные крики и стоны прорвались снаружи через плотно обитые стены спальни. Судя по звукам, их производила сестра Улисия. С тех пор как оказалась в плену у Джеганя, Кэлен не раз доводилось слышать рыдания и крики этой сестры Тьмы. Кэлен и самой доводилось проливать слезы из-за этих сестер, особенно из-за Улисии.

Джегань сбросил покрывало.

– Что там происходит?

Кэлен знала, что за такое преступление, как причинение беспокойства императору Джеганю, у сестры Улисии появится, и очень скоро, еще более существенная причина стонать.

Джегань спустился на пол, перешагивая через Кэлен, лежавшую на ковре рядом с его кроватью. Он вполне сознательно посмотрел вниз, чтобы убедиться, что в тусклом свете стоящего на сундуке фонаря она может видеть его обнаженного и совершенно открытого для обзора, стоявшего прямо над ней. Удовлетворенный этой демонстрацией молчаливой потенциальной угрозы, он подхватил с соседнего стула свои штаны. Подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, натянул их и тут же направился к выходу, даже не побеспокоившись надеть что-либо еще.

Он задержался у плотного занавеса, закрывающего проход в спальню, обернулся и пальцем поманил Кэлен. Он хотел все время держать ее в поле зрения. Едва Кэлен поднялась с пола, Джегань отвел в сторону тяжелый полог, прикрывающий вход. Кэлен бросила взгляды по сторонам и увидела одну из недавно пленных женщин, доставленную императору в качестве подношения, сжавшуюся на кровати, зажимая в кулаках одеяло, подтянутое к подбородку. Подобно всем остальным, эта женщина тоже не видела Кэлен и была крайне смущена и напугана предыдущим вечером, когда Джегань разговаривал в комнате, по-видимому, с призраком. Происходящее сейчас было для нее наименьшей из причин быть испуганной этой ночью.

Кэлен ощутила волну боли, обжигающе пробежавшую по нервам плеч и рук, – напоминание Джеганя, переданное через кольцо на шее, не задерживаться и не отвлекаться, а скорее выполнять приказание. Стараясь не показывать ему, насколько ей больно, Кэлен заторопилась вслед за ним.

То, что она увидела во внешней комнате, приводило в замешательство. Сестра Улисия каталась по полу, размахивала и колотила руками, пытаясь между приступами криков и стонов что-то бессвязно лепетать. Сестра Эрминия, склонившаяся над ней, скользила, словно в танце, то туда, то сюда, следуя за движениями сестры Улисии, боясь и прикоснуться к ней, и позволить ей продолжать, и боясь того, что все это вызвало. Она выглядела так, будто хотела обхватить сестру Улисию руками и утихомирить ее, чтобы не создавать беспокойства, которое привлечет внимание императора. Она еще не поняла, что с этим уже опоздала. Обычно, когда одна из этих двух женщин бились в агонии, приступы боли вызывал Джегань, контролировавший их сознание. Но сейчас он и сам стоял, наблюдая за этим странным зрелищем, явно не вполне понимая, что могло вызвать подобное поведение.

Сестра Эрминия, склонившаяся над женщиной, бьющейся на полу, вдруг заметила императора и склонилась еще ниже.

– Ваше превосходительство, я не знаю, что с ней. Весьма сожалею, что она побеспокоила ваш сон. Я пытаюсь успокоить ее.

Джеганю, как сноходцу, не требовалось разговаривать с теми, чей разум был его владениями. Он запросто мог странствовать среди их самых сокровенных мыслей.

Сестра Улисия металась из стороны в сторону, ее неестественно вывернутая рука колотила по стулу. Охрана – те самые стражи, что специально отобраны, поскольку способны видеть и помнить Кэлен, – отступили подальше и осторожно наблюдали за катавшейся по полу женщиной. Их задачей было следить за тем, чтобы Кэлен не покидала шатер без Джеганя, сестры же не входили в зону их ответственности. Другие стражи – элитные стражи из личной гвардии Джеганя, рослые, грубые и жестокие люди, сплошь покрытые татуировками и металлическими шипами, торчащими из кожи во многих местах, – стояли как каменные статуи у самого входа в шатер. Их задачей было только чтобы никто не вошел в шатер без соответствующего приглашения. Они, похоже, очень мало интересовались тем, что происходит внутри охраняемого ими пространства.

Забившись в самые темные углы огромного шатра, рабы ждали, все время держась в тени, все время молчаливые, все время готовые исполнить желания императора. И они тоже очень слабо реагировали на все, что бы ни происходило в этом пространстве прямо перед ними. Их задачей было служить прихотям императора, и ничего более. Любому из них в отдельности было вредно совершать хоть что-либо, привлекающее к нему внимание.

Сестры, будучи все колдуньями, были персональным оружием Джеганя, его личной собственностью, и потому отмечены кольцами, продетыми сквозь нижнюю губу. Стражи никак не отвечали за их действия, если на то не было особых указаний. Джегань вполне мог перерезать горло сестре Улисии, или изнасиловать ее, или пригласить ее на чай, и его элитная стража не повела бы и глазом. И если император пригласит на чай, рабы тут же послушно накроют стол. А если на их глазах произойдет кровавое убийство, они терпеливо подождут, пока он закончит свое дело, а затем без всяких прекословий вычистят грязь и приведут все в порядок.

Когда сестра Улисия вновь принялась кричать, Кэлен поняла, что происходящее явно не похоже на то, как показалось на первый взгляд, что женщина испытывает какую-то боль. Это более походило на то, что она… одержима чем-то.

Вызывающий ночные кошмары взгляд императора прошелся по дюжине стражей.

– Она сказала перед этим хоть что-то?

– Нет, ваше превосходительство, – произнес один из особых стражей. Остальные солдаты из тех, что могли видеть Кэлен, согласно кивнули головами. Элитная стража императора не считала нужным комментировать заявления низших по отношению к ним людей.

– Тогда что же с ней случилось? – спросил Джегань сестру, которая, похоже, была готова грохнуться на землю и ползать у его ног.

Сестра Эрминия вздрогнула, почувствовав гнев, наполняющий его голос.

– Не имею ни малейших представлений, ваше превосходительство, клянусь вам. Я спала в ожидании, когда может понадобиться моя служба. – Она указала рукой в дальнюю часть пространства шатра. – И сестра Улисия тоже спала. Я проснулась оттого, что услышала ее голос. Сначала я подумала, что она обращалась ко мне.

– И что же она говорила? – спросил Джегань.

– Я не смогла понять ее, ваше превосходительство.

В этот момент Кэлен поняла, что и Джегань не представляет, что именно говорила сестра Улисия. А он всегда знал не только речи сестер, но и их мысли и планы. Он был сноходцем. Он странствовал по закоулкам их сознания. Он был тайным участником всего.

И тем не менее он не принимал участия в том событии.

Или, как подозревала Кэлен, возможно, он не хотел произносить вслух то, что уже знал, и при этом любил испытывать и проверять людей вот таким образом, задавая вопросы, на которые уже заранее знал ответы. И всякий раз бывал ужасно недоволен, когда ловил кого-либо на лжи. Не далее как накануне он излил свою ярость и просто задушил насмерть нового пленника-раба, который соврал ему по поводу кусочка еды, взятого с подноса, предназначенного для императорского обеда. Джегань, такой же огромный и мускулистый, как любой из его элитных стражей, совершил это одной могучей рукой, обхватив ею шею худого изможденного человека. Остальные рабы терпеливо ждали, пока император завершит ужасающее убийство, а затем унесли бездыханное тело из шатра.

Джегань наклонился и, схватив сестру своей мясистой рукой за волосы, поставил на ноги.

– Так что с тобой, Улисия?

У женщины закатились глаза, ее губы продолжали шевелиться, а язык бесцельно болтался в открытом рту.

Джегань схватил ее за плечи и с силой тряхнул. Голова сестры Улисии безвольно качнулась сильно вперед и назад. Кэлен даже подумала, что он сейчас может запросто сломать ей шею. Ах, как ей хотелось, чтобы он сломал! Тогда заботы Кэлен уменьшились бы на одну сестру.

– Ваше превосходительство, – лебезящим тоном сказала сестра Эрминия, – она очень нужна нам. – А когда император бросил взгляд в ее сторону, добавила: – Ведь именно у нее роль участника.

Джегань задумался над словами сестры Эрминии, они явно пришлись ему не по душе, но он не стал с ней спорить.

– Первый день… – простонала сестра Улисия.

Джегань подтянул ее чуть ближе.

– Первый день чего?

– Зимы… зимы… зимы, – продолжала бормотать сестра Улисия.

Джегань огляделся по сторонам, хмурым взглядом пройдясь по всем, кто был шатре, будто спрашивая у них объяснений. Один из солдат рукой указал на выход из шатра.

– Всего лишь рассвет, ваше превосходительство.

Джегань пристально взглянул на него.

– Что?

– Ваше превосходительство, сейчас наступает утро первого дня зимы.

Джегань выпустил сестру Улисию из рук, и та тяжело свалилась на покрывающие пол ковры.

Он пристально смотрел на выход из шатра.

– Пожалуй, действительно так.

Через небольшую щель, протянувшуюся вдоль края занавеса, закрывающего выход, Кэлен смогла различить снаружи появившиеся на небе первые цветные полоски. И еще она смогла заметить других элитных стражей из личной гвардии императора. Ни один из них не мог заметить Кэлен; все они были в полном неведении относительно ее присутствия здесь. Но люди из особой охраны, которые были сейчас внутри шатра, прекрасно видели ее. И рядом с элитной стражей Джеганя были такие же. Их задачей было следить, чтобы Кэлен никогда не покидала шатра без сопровождения.

А сестра Улисия на полу, будто впав в транс, продолжала бормотать:

– Один год, один год, один год.

– Так что «один год»? – закричал Джегань. И несколько стоявших поблизости охранников даже отступили назад.

Наконец сестра Улисия села. Но при этом продолжала раскачиваться назад и вперед.

– Начинается. Год начинается. Начинается снова. Один год. Начинает отмеряться заново.

Джегань поднял глаза на другую сестру.

– О чем она бормочет?

Сестра Эрминия развела руками.

– Сама не понимаю, ваше превосходительство.

Взгляд его помрачнел.

– Ты лжешь мне, Эрминия.

Сестра Эрминия с совершенно побелевшим лицом облизала губы.

– Что я про это думаю, ваше превосходительство, так это единственное, что могу вообразить: должно быть, она говорит о чем-то, связанном со шкатулками. Ведь, в конце концов, именно она привела их в действие.

Рот Джеганя брезгливо скривился.

– Нам и так известно, что у нас есть год с того момента, когда Улисия привела их в действие… – он сделал жест рукой в сторону возвышающегося плато, – сразу после того, как Кэлен забрала их из дворца там, наверху.

– Новый участник! – выкрикнула, закрыв глаза, сестра Улисия, будто поправляя его. – Новый участник! Год начинается снова!

Джегань, похоже, был искренне удивлен, услышав ее слова.

Кэлен недоумевала, как могло получиться, что сноходец удивлен подобным фактом? По какой-то причине он, похоже, не мог использовать свои способности применительно к сестре Улисии. Если только не обманывал преднамеренно. Джегань на самом деле никогда не показывал, что знает, а чего не знает. Кэлен никогда не ощущала, что он может читать ее мысли, но всегда соблюдала осторожность, помня, что он мог просто склонять ее к такому убеждению. А что если на самом деле он каждую минуту читает каждую ее мысль?

Но все же она не верила, что это именно так. Она не могла сказать ничего конкретного, почему думает, что он не может использовать свои способности сноходца по отношению к ней, скорее это было впечатление, основанное на совокупности большого количества мелких деталей.

– Как такое возможно, чтобы появился новый участник? – спросил Джегань, а тон его заставил сестру Эрминию вновь трястись, как ничтожнейшее из ничтожеств.

Она сделала пару безуспешных попыток, прежде чем смогла заговорить.

– Ваше превосходительство, ведь у нас нет… всех трех шкатулок. Их у нас всего лишь две. Но существует еще и третья, которая была у Тови.

– Ты имеешь в виду ту шкатулку, которую похитили из-за вас, глупых сук, отправивших Тови одну, вместо того чтобы держаться всем вместе. – Это была скорее вспышка гнева, а не вопрос.

Сестра Эрминия, на грани паники, ткнула пальцем в сторону Кэлен.

– Это из-за нее! Если бы она сделала так, как мы велели, и принесла все три шкатулки, мы тут же отправились бы в путь, и сейчас все три шкатулки были бы у нас. Но она не сумела принести их все три сразу. Это ее вина!

Сестра Улисия велела Кэлен уложить три шкатулки в свою дорожную сумку и вынести их все вместе. Все три не помещались, поэтому она вынесла одну, намереваясь вернуться за остальными. Сестра Улисия, мягко говоря, была очень недовольна этим. Она побила Кэлен в кровь едва ли не до смерти за то, что ей не удалось сделать невозможное: затолкать все три шкатулки в одну сумку, которая оказалась недостаточно вместительной.

Кэлен даже и не думала что-либо говорить в свою защиту. Он не собиралась унижаться в попытке переубедить людей, которые не воспринимали никаких оправданий.

Джегань бросил через плечо взгляд на Кэлен. Она встретила его отсутствующим выражением лица. Он вновь повернулся к сестре Эрминии.

– Ну так что? Сестра Улисия привела шкатулки в действие. И это сделало ее участником.

– Другой участник! – закричала сестра Улисия, все еще лежа на полу между ними. – Теперь два участника! Год начинается снова! Это невозможно! – Сестра Улисия приподнялась и рванулась вперед. – Невозможно!

Перед ней не было ничего, ее руки схватили лишь воздух.

Она тяжело опустилась на пол, учащенно дыша и прикрывая лицо дрожащими руками, будто была ошеломлена тем, что только что произошло.

Джегань отвернулся, углубившись в размышления, в попытках осмыслить происходящее.

– Может ли такое быть, чтобы два человека одновременно привели шкатулки в действие? – спросил он сам себя.

Взгляд сестры Эрминии метался по сторонам. Казалось, она терзалась сомнениями в попытке дать ответ. И в итоге осталась бессловесной.

Сестра Улисия терла глаза.

– Он исчез.

Джегань нахмурился, глядя на нее.

– Кто исчез?

– Я не видела его лица. – Она сделала неясный жест. – Он только что был здесь, разговаривал со мной, но исчез. Однако я не знаю, кто это был, ваше превосходительство.

Женщина выглядела потрясенной.

– Что ты видела? – спросил Джегань.

Она вскочила на ноги, будто подброшенная внезапным ударом. Глаза ее расширились, округляясь от боли. Из уха струйкой потекла кровь.

– Что ты видела? – повторил Джегань.

Кэлен не раз доводилось видеть, как он причинял сестрам боль. Был ли он или не был в разуме сестры Улисии прежде, но ясно, что сейчас он в состоянии сделать свое присутствие ощутимым.

– Кто-то был здесь… – задыхаясь, сказала сестра Улисия. – Кто-то только что был здесь, в шатре, ваше величество. Он сказал мне, что есть новый участник, и поэтому отпущенный нам год начинается снова.

Джегань нахмурился, сдвинул брови.

– Новый претендент на обладание силой Одена? Сестра Улисия осторожно кивнула, будто боялась допустить такое.

– Да, ваше превосходительство. Кто-то еще тоже привел в действие шкатулки Одена. И мы получили предупреждение, что год начинается снова. Теперь в нашем распоряжении один год, начиная с сегодняшнего дня, первого дня зимы.

С видом глубокой задумчивости Джегань направился к выходу из шатра. Два элитных стража распахнули перед ним двойной занавес, позволяя своему императору выйти наружу без малейшей задержки. Кэлен, зная, что если она не окажется рядом, в непосредственной близости, то боль от кольца на шее последует через мгновение, двинулась за ним, прежде чем он применит подобное напоминание. Сестры Улисия и Эрминия поспешили за ней, стараясь не отставать.

Рослая элитная стража, находившаяся снаружи шатра, привычно расступилась, давая дорогу императору. Обычные солдаты – охранники Кэлен – сновали возле них то в одну, то в другую сторону.

Стоя позади Джеганя, но по-прежнему вблизи него, Кэлен в свете холодного рассвета терла руки, стараясь хоть как-то согреться. Стена темных туч надвигалась с запада. Даже сквозь ужасающую вонь лагеря она могла ощущать запах дождя, повисший в сыром воздухе. Мелкие облака, бегущие к востоку, были измараны кроваво-красным отсветом восхода первого дня зимы.

Джегань молча стоял, созерцая вздымающееся вдали плато. На плоскогорье сверху находился Народный Дворец. Несмотря на то, что он выглядел как дворец, он был немыслимо огромен. Практически это был город, служивший местом сосредоточения могущества земли Д’Хара. Этот город оставался последним оплотом сопротивления стремлению Имперского Ордена править миром и распространять на все человечество свои убеждения. Армия Имперского Ордена разлилась ядовитым черным морем на равнинах Азрита возле плато, изолируя его от всякой надежды на спасение.

Первые лучи солнца едва лишь коснулись далекого дворца, заставляя мраморные стены, колонны и башни испускать золотистое сияние. Это было удивительное, захватывающее зрелище. Хотя всем людям Ордена вид дворца, такого красивого, но недоступного их вожделеющим рукам, внушал лишь зависть и злобу. Они жаждали разрушить дворец, исключить такое величие из реальности, чтобы увериться, что человек никогда вновь не будет стремиться к чему-то подобному.

Кэлен поднималась в этот дворец – дворец Лорда Рала, – когда четыре сестры Тьмы приказали ей выкрасть шкатулки из Сада Жизни. Окружающие блеск и великолепие повергали в трепет. Кэлен очень не хотела забирать эти шкатулки из сада. Они не принадлежали сестрам, и, хуже того, сестрами двигало зловещие намерения.

На том алтаре, где стояли эти шкатулки, Кэлен оставила вместо них свою единственную ценную вещь. Это была маленькая резная фигурка, изображавшая женщину с запрокинутой головой, выгнутой спиной и сжатыми кулаками, противостоящую тем силам, что пытались покорить ее. Кэлен не могла даже вообразить, откуда у нее взялась столь прекрасная вещь.

Она очень горевала по поводу того, что пришлось расстаться с этой резной фигуркой. Ей было приказано уложить в сумку две остававшиеся шкатулки, и если бы она этого не сделала, сестра Улисия наверняка убила бы ее. Несмотря на то, что Кэлен сильно любила эту маленькую фигурку, свою жизнь она ценила больше. Она надеялась, что Лорд Рал, когда увидит эту вещицу, так или иначе поймет о ее сожалении, что пришлось взять принадлежащее ему.

А теперь Джегань захватил в плен сестер и владеет этими зловещими черными шкатулками. Во всяком случае, двумя из них. Сестра Тови первой отправилась в путь, увозя с собой одну из трех шкатулок. Теперь она мертва, а шкатулка, что была с ней, пропала. Сестру Цецилию убила сама Кэлен. В результате из четырех ее первоначальных похитителей осталось двое: сестра Улисия и сестра Эрминия. Но были и другие сестры Тьмы, которых Джегань держал под своим контролем.

– Кто мог привести шкатулку в действие? – спросил Джегань, насмотревшись на дворец, возвышающийся на плато. И было не вполне ясно, требовал он ответа от сестер или просто размышлял вслух.

Сестры Улисия и Эрминия лишь обменялись взглядами. Элитная стража стояла как высеченные из камня часовые. Люди из ее особой охраны медленно прохаживались взад и вперед, а ближайший из них, особо внимательно следивший за Кэлен, бросал в ее сторону надменный самодовольный взгляд всякий раз, когда начинал двигаться в противоположном направлении. Кэлен хорошо знала этого человека, знала его привычки. Это был один из наименее сообразительных ее стражей, подменяющий эту способность высокомерием.

– Ну, – наконец произнесла сестра Улисия в тревожном затянувшемся молчании, – это должен быть кто-то, обладающий обеими сторонами дара – как магией Приращения, так и магией Ущерба.

– За исключением сестер Тьмы, которые все у вас здесь, при себе, ваше превосходительство, – добавила сестра Эрминия, – я не знаю никого, кто способен справиться с подобной задачей.

Джегань посмотрел на нее через плечо. Тот солдат был не единственным, кто безосновательно относился к другим с высокомерным превосходством. Джегань был куда хитрее сестры Эрминии; она же была недостаточно умна, чтобы понимать это, но при этом довольно сообразительна, чтобы по выражению глаз Джеганя определить, что его взгляд говорит о том, что она солгала ему. Она перепугалась и моментально замолчала под этим испепеляющим взором.

Сестра Улисия, будучи значительно умнее сестры Эрминии, мгновенно оценила всю опасность ситуации и произнесла:

– Есть лишь два человека, способных осуществить подобное, ваше превосходительство.

– Это, должно быть, Ричард Рал, – вновь торопливо вступила в разговор сестра Эрминия, в попытке исправить положение.

– Ричард Рал, – повторил Джегань ровным тоном, наполненным холодной ненавистью. Его голос звучал так, будто он ни капельки не был удивлен подобным предположением.

Сестра Улисия откашлялась, прочищая горло.

– Или сестра Никки. Она единственная из сестер, которая не находится при вас и способна использовать магию Ущерба.

Взгляд Джеганя на некоторое время был прикован к ней, затем император отвернулся и продолжил созерцание Народного Дворца, теперь уже залитого солнцем так, что он светился как путеводная звезда, как маяк, пылающий над темной долиной.

– Сестра Никки знает обо всем, что сделали вы, глупые суки, – заявил он наконец.

Сестра Эрминия удивленно заморгала. Она не смогла удержаться, чтобы не спросить:

– Как такое возможно, ваше превосходительство?

Джегань сцепил за спиной мясистые руки. Его чрезмерно мускулистая спина и шея казались скорее бычьими, чем человеческими. А вьющиеся черные волосы по всему телу только усиливали это впечатление. Бритая голова делала его облик еще более грозным.

– Никки была вместе с Тови, когда та умирала, – сказал Джегань, – после того, как ее закололи и выкрали у нее шкатулку. До того я уже очень давно не видел Никки. И очень удивился, внезапно обнаружив ее. Я был там, в разуме Тови, наблюдая за всем этим. Хотя Тови и не знала, что я был в ее разуме, точно так же, как не знали и вы с сестрой Улисией.

И Никки тоже не знала.

Никки расспросила Тови, воспользовавшись тяжелым ранением женщины, побуждая ее к тому, чтобы выдать ваш план. Никки рассказала Тови целую историю о том, как ей хотелось избежать контроля с моей стороны, и благодаря этой лжи сумела завоевать ее доверие. Тови рассказала ей все. Все о магии Огненной Цепи, которую вы запалили, о шкатулках, которые украли с помощью Кэлен, и о том, как эти шкатулки предполагалось использовать совместно с магией Огненной Цепи. Короче говоря, все, все и все.

Сестра Улисия стала выглядеть еще более нездоровой.

– Тогда определенно это сделала Никки. Это должен быть кто-то из них – или один, или другой.

– Или Никки и Ричард Рал вместе, – предположила сестра Эрминия.

Джегань промолчал, продолжая разглядывать дворец. Сестра Улисия чуть подалась вперед.

– Могу ли я спросить ваше превосходительство, как это вышло, что вы оказались не в состоянии… ну, другими словами, почему Никки не находится здесь, рядом с вами?

Теперь абсолютно черные глаза Джеганя уставились на нее. Клубящиеся формы всколыхнулись в этих глазах, словно свидетельства бушующей в нем бури.

– Она была со мной. Но покинула меня. В отличие от вашей неуклюжей и лицемерной попытки защитить свой разум от моего присутствия, заключив фальшивый договор с Лордом Ралом, договор Никки оказался действующим. По причинам, недоступным моему пониманию, она отнеслась к этому честно и открыто, и это сработало. Она отказалась от всего, чему посвятила свою жизнь… Отказалась от своего морального долга!

Он повел плечами, вновь окутываясь покровом спокойной и убедительной силы.

– Договор сработал в случае Никки. Я не способен войти в ее разум.

Сестра Эрминия так и застыла, напуганная чем-то большим, чем страх, исходивший от этого человека; она, казалось, была совершенно сбита с толку всем тем, что сейчас услышала.

Сестра Улисия кивала сама себе, погружаясь в воспоминания.

– Оглядываясь на прошлое, это и не удивительно. Я всегда подозревала, что она любит Ричарда. Разумеется, она не обмолвилась нам ни единым словом, как и другим сестрам Тьмы, но, вернувшись во Дворец Пророков, бросила очень важные дела – я не могла и вообразить, что она откажется от такого – ради того, чтобы вместо меня стать одним из шести его учителей.

Та цена, которую она заплатила за возможность стать его учителем, заставила меня отнестись с подозрением к ее мотивам. Двое других руководствовались жадностью. Им хотелось извлечь выгоду из дара, которым обладал этот человек… заполучить его для себя. Но не Никки. Она гналась не за этим. Я достаточно долго наблюдала за ней.

Она никогда не показывала этого – добрые духи, я думаю, в то время она еще и сама этого не осознавала, – но кое-что можно было прочесть в ее глазах. Она любила его. На самом деле тогда я не понимала, что означал ее взгляд, – вероятно, из-за совершенно явного проявления ненависти к этому человеку и ко всему, что он представлял, – но она любила Ричарда Рала. Уже тогда она любила его.

Джегань побагровел. Захваченная своими воспоминаниями, сестра Улисия не заметила его безмолвной ярости. Сестра Эрминия коснулась ее руки, делая предупреждение. Сестра Улисия подняла глаза, побелела при виде выражения на лице императора и мгновенно сменила тон.

– Как я уже сказала, она никогда ничего подобного не говорила, так что все это просто мои домыслы. Но теперь, подумав об этом, я уверена в ее чувствах. Она пылала ненавистью. Она хотела его смерти. Она ненавидела все, что он собой олицетворял. Она ненавидела его. Это ясно, как день. Она ненавидела его.

Сестра Улисия захлопнула рот, и было заметно, что она с трудом удерживается, чтобы не выболтать что-то еще.

– Я дал ей все, – голос Джеганя рокотал, словно сдерживаемый в тесном пространстве гром. – Я сделал ее фактически королевой. Как Джегань Справедливый, я даровал ей право быть первой в Братстве Ордена. Тем, кто боролся против праведных стремлений Ордена, довелось узнать ее в качестве Госпожи Смерть. Она получила возможность осуществить все эти добродетели лишь благодаря моему великодушию. Но я был глупцом, предоставив ей столько свободы. Она предала меня. Предала меня ради него.

Кэлен не могла даже вообразить, что доведется когда-либо увидеть Джеганя во власти столь жгучей ревности, но вот – видела это сейчас. Это был человек, который брал что хотел. Он обычно не признавал никаких запретов. Несомненно, он не смог получить эту женщину, Никки. По-видимому, Ричард Рал завладел ее сердцем.

Кэлен сдержалась и запрятала как можно глубже собственные путаные мысли по поводу Ричарда Рала – человека, которого никогда не встречала, – и теперь внимательно следила за своими стражами, по-прежнему размеренно прохаживавшими взад и вперед.

– Но я верну ее. – Джегань выставил сжатый кулак. Мышцы на его руках напряглись, когда кулак оказался стиснут еще сильнее. На висках обозначились вздувшиеся вены. – Рано или поздно я сокрушу безнравственное сопротивление, оказываемое Ричардом Ралом, а затем разберусь и с Никки. Она заплатит за свои греховные поступки.

У Кэлен и этой Никки было что-то общее. Кэлен знала: если Никки окажется в руках Джеганя, он сделает с ней самое худшее, что можно вообразить.

– А шкатулки Одена, ваше превосходительство? – спросила сестра Улисия.

Рука опустилась. Он повернулся к ней со зловещей улыбкой.

– Ну, дорогая, то, что кто-то из них сумел привести в действие шкатулки Одена, не имеет большого значения. Это не дает им ровным счетом ничего. – Он указал большим пальцем руки через плечо в сторону Кэлен. – У меня есть она. У меня то, что необходимо, чтобы использовать силу Одена – для утверждения дела Братства Ордена.

Правда на нашей стороне. На нашей стороне и Создатель. Получив силу Одена, мы сметем все богохульство магии с лица мира. Мы заставим всех людей преклонить колени перед учением Ордена. Все люди будут вынуждены подчиниться справедливости и начнут исповедовать единую веру.

Это будет новый рассвет для человечества, начало той эры, когда магия перестанет пятнать человеческие души. Все как один будут рады триумфу равенства. Все люди смогут посвятить себя служению своим собратьям в соответствии с волей Создателя.

– Да, ваше превосходительство, – сказала сестра Эрминия, из всех сил старавшаяся найти путь вернуть его благосклонность.

– Ваше превосходительство, – отважилась заметить сестра Улисия, – как я уже объясняла раньше, несмотря на то, что мы способны получить все необходимое для церемонии, как вы совершенно правильно заметили, нам тем не менее требуется иметь все три шкатулки, если мы намерены завершить задачу доступа к силе Одена, чтобы направить ее на благое дело Братства Ордена. Нам по-прежнему нужна третья шкатулка.

Его ужасающая усмешка вновь вернулась.

– Как уже сказано, я был там, в разуме Тови. И могу высказать кое-какие идеи насчет того, кто замешан в похищении шкатулки.

Сестры Улисия и Эрминия выглядели не просто удивленными – они выглядели страдающими от любопытства.

– Так вы знаете это, ваше превосходительство? – спросила сестра Эрминия.

Он кивнул.

– У моего духовного наставника, брата Нарева, был близкий друг, с которым он время от времени встречался. И я подозреваю, что она замешана в этой истории.

Сестра Улисия очень скептически отнеслась к подобному заявлению.

– Вы полагаете, что друг Братства Ордена мог быть замешан в таком деле?

– Я не говорил о друге Братства. Я говорил о друге брата Нарева. О женщине, с которой мне тоже доводилось иметь дело в качестве представителя брата Нарева. И думаю, что ты, возможно, слышала о ней. – Джегань выгнул бровь, глядя на женщину. – Она известна под именем Сикс.

Сестра Эрминия открыла от изумления рот и онемела.

У сестры Улисии округлились глаза и отвисла челюсть.

– Сикс… Ваше превосходительство, уж не имеете ли вы в виду эту ведьму?

Джегань был явно доволен реакцией.

– Ага, вижу, ты знаешь ее.

– Мне доводилось столкнуться с ней однажды. У нас было нечто вроде беседы. И я не могу охарактеризовать эту беседу как приятную. Ваше превосходительство, с этой женщиной невозможно иметь никаких дел.

– Вот, Улисия, еще одна область, где наши мнения расходятся. Тебе нечего предложить ей, кроме как очистить от костей скелет, чтобы накормить тех любителей человеческого мяса, которых она держит в глубине своей берлоги. Я же, напротив, крепко держу в руках то, что этой женщине требуется и чего она хочет. Я нахожусь в том положении, что могу даровать ей снисходительно то, что она ищет. В отличие от тебя, Улисия, я вполне могу вести с ней дела.

– Но ведь если Ричард Рал или Никки привели в действие шкатулку, это может означать только одно: в данный момент они обладают ею, – сказала сестра Улисия. – Итак, даже если Сикс действительно завладела шкатулкой после Тови, теперь эта вещь ускользнула из ее рук.

– Ты полагаешь, эта женщина так просто откажется от своих жгучих желаний? От всего того, к чему она так страстно стремилась? – Джегань покачал головой. – Нет, не похоже на Сикс, что ее планы могут быть… изменены. Сикс не та женщина, которая откажется от своих замыслов. Она не будет церемониться ни с кем, кто окажется у нее на пути. Я прав, Улисия?

Сестра Улисия сделала усилие, чтобы кивнуть.

– Надеюсь, женщина со столь порочными способностями и беспредельной решительностью не успокоится, пока не исправит несправедливость. А уж после этого обратится по своему делу к Ордену. Так что, видишь, я думаю, что все в полном порядке. Тот факт, что один из этих негодяев, Никки или Ричард Рал, привел шкатулку в действие, в конечном итоге не будет значить ровным счетом ничего. Праздновать торжество будет Орден.

Сестра Улисия, плотно сжав пальцы рук, чтобы удержать их от дрожи, охватившей ее с того момента, как она услышала про Сикс, склонила голову.

– Да, ваше превосходительство. Я вполне уразумела, что у вас все будет в полном порядке.

Джегань, видя ее подавленное состояние, щелкнул пальцами, переключая свое внимание на одного из полуголых рабов, стоящих неподалеку от входа в огромный шатер.

– Я голоден. Сегодня начинаются турниры джа-ла. И я хочу плотно поесть, лучше мяса, прежде чем отправлюсь наблюдать за играми.

Человек низко поклонился.

– Да, ваше превосходительство. Я немедленно позабочусь об этом.

Покончив с проблемами, Джегань обратил свой взор на человеческое море.

– Наши смелые и отважные бойцы нуждаются сейчас в развлечении и отдыхе от трудной работы. На турнирах одна из команд в конечном счете получит шанс сыграть с моими парнями. Хочу надеяться, что команда, которая заслужит такое право, окажется достаточно хороша и хотя бы заставит моих игроков попотеть, прежде чем будет разгромлена.

– Да, ваше превосходительство, – сказали вместе обе сестры.

Джегань, явно раздраженный их низкопоклонством, сделал жест, привлекая внимание одного из непрестанно расхаживавших особых стражей, когда тот проходил мимо него.

– Тебя она собирается убить первым.

Человек застыл, в глазах отразилась паника.

– Ваше превосходительство?

Джегань наклоном головы указал на Кэлен, стоящую на полшага позади него и чуть справа.

– Тебя она собирается убить первым, и ты заслужил это.

Человек почтительно наклонил голову.

– Не понимаю, ваше превосходительство.

– Разумеется, не понимаешь – ведь ты просто дурак. Она считает твои шаги. Ты каждый раз делаешь одинаковое число шагов, прежде чем повернуть и пойти в противоположном направлении. Всякий раз, поворачиваясь, ты смотришь, на месте ли она, а затем идешь дальше. Она же считает твои шаги. В тот момент, когда ты делаешь поворот, ей даже не нужно смотреть в твою сторону, потому что она точно знает, когда ты повернешься. Она точно знает этот момент еще до того, как ты повернешься. Она знает, что перед тем как повернуться, ты проверяешь ее – и потому ты видишь, что она смотрит в другую сторону. Это всегда успокаивает тебя. Подходя к нам справа и затем разворачиваясь, ты делаешь это всегда одинаково – через правое плечо. Всякий раз, когда ты поворачиваешься, нож у твоего правого бедра, висящий на поясе, оказывается с ближайшей от нее стороны.

Человек взглянул на висевший у пояса нож и рефлекторно прикрыл его рукой.

– Но, ваше превосходительство, я не позволю ей забрать мой нож. Клянусь. Я остановлю ее.

– Остановишь ее? – Джегань насмешливо фыркнул. – Она знает, что находится лишь в двух шагах от точки, где ты делаешь поворот, в двух шагах от того, чтобы выдернуть твой нож прямо из ножен. – Он щелкнул пальцами. – Быстрее, чем вот это, она завладеет твоим ножом. Ты, вероятно, даже не заметишь этого, перед тем как умрешь.

– Но я буду…

– Ты будешь смотреть на нее и видеть, что она глядит в другую сторону, а затем повернешься. Но к тому моменту, когда сделаешь третий шаг, твой нож окажется у нее. А затем понадобится лишь мгновение, прежде чем она всадит лезвие на всю длину в твою мягкую правую почку. И ты будешь благополучно мертв прежде, чем осознаешь, что тебя ударили.

Несмотря на окружающий холод, на лбу солдата выступил пот.

Джегань бросил на Кэлен взгляд через плечо. Она продемонстрировала ему пустое выражение лица, лишенное всяческих эмоций.

Джегань ошибался. Этот человек – второй на очереди умирать. Как и сказал Джегань, он был глуп. А глупого убить не так уж и сложно. Гораздо труднее убить хитрого и внимательного человека. Кэлен знала каждого из своих особых стражей. Своим главным занятием она сделала изучение всего, что только могла узнать о каждом из них. Вот тот, другой человек, прохаживающийся перед самым шатром, был одним из самых хитрых среди всех, кто сторожил ее.

В любом месте, где бы ни была, она всегда анализировала ситуацию и мысленно пыталась представить, как можно осуществить побег. Сейчас было не то время и не то место, но она все равно продолжала придумывать планы для этого.

Она не стала бы убивать первым «глупца», но вполне могла похитить его нож именно так, как описал Джегань. А затем сосредоточилась бы на «хитреце», потому что тот был более настороженным и с лучшей реакцией. Задачей особых стражей было не допустить ее побега; при этом не предполагалось применение ими по отношению к ней мер со смертельным исходом. Когда «хитрец» достаточно приблизится, она уже будет обладать ножом и использует момент их сближения, чтобы, поворачиваясь к нему, перерезать ему глотку. Она отступит на шаг от его падающего влево тела и с разворота всадит нож в почку «глупца», точно так, как и предсказывал Джегань.

– Вы все правильно описали, – сказала Кэлен императору совершенно спокойным тоном. – В точности как было задумано.

Джегань чуть повел левым глазом. Он не понял, говорит она правду или ложь.

Глава 4

А знаешь ли ты, какие будут последствия, если снять печать с этих дверей? – спросила Кара.

Зедд бросил на нее взгляд через плечо.

– Следует ли напомнить тебе, что я как-никак Первый волшебник?

Она ответила ему таким же выразительным и пристальным взглядом.

– Ну извини. Знаете ли вы, какие будут последствия, если снять печать с этих дверей, Первый волшебник Зорандер?

Зедд выпрямился.

– Это не совсем то, что я имел в виду.

Женщина не сводила с него напряженного взгляда.

– Ты не ответил на мой вопрос.

Если и существовало что-то действительно характерное для всех морд-ситов, так это то, что им очень не нравилось, задавая вопрос, получать на него уклончивый ответ. Почему-то им всем это было не по душе. Они от этого становились хмурыми и мрачными. Как правило, Зедд, при его мудрости, принимал это во внимание, стараясь не давать ни одной из морд-ситов повода быть столь суровой, но, с другой стороны, он не любил, чтобы ему надоедали в то время, когда он занят каким-то сложным делом. Он тогда становился крайне хмурым и мрачным.

– Как только Ричарду удается терпеть тебя?

Взгляд Кары стал более угрюмым.

– Я никогда не предлагала Лорду Ралу выбора. Но все же ответь на мой вопрос. Знаешь ли ты, какие будут последствия, если снять печать с этих дверей?

Зедд сжал кулаки и теперь стоял, уперев руки в бока.

– Не кажется ли тебе, что я много всякого могу знать о магии?

– Мне так казалось, но начали одолевать сомнения.

– О, ты думаешь, что знаешь об этом больше меня?

– Я знаю, что магия доставляет неприятности. И, похоже, в данном случае знаю об этом гораздо больше тебя. Я не настолько глупа, чтобы решиться вскрывать защиту такого рода. Никки явно неспроста наложила печать на эту дверь. И я думаю, Первый волшебник, что крайне неразумно врываться через щит, не зная, по каким причинам он установлен.

– Ну, мне кажется, я достаточно знаю о печатях, щитах и тому подобном.

Кара дугой выгнула бровь.

– Зедд, Никки могла использовать в этой печати магию Ущерба.

Зедд взглянул на дверь, затем вновь перевел взгляд на Кару. По тому, как она за ним присматривала, он подумал, что морд-сит готова схватить его за шиворот и оттащить от обитых медью и бронзой дверей, если решит, что это необходимо.

– Думаю, ты права. – Он поднял палец. – Но, с другой стороны, я могу ощущать, что там происходит нечто серьезное и в то же время зловещее.

Кара вздохнула и наконец отвела взгляд своих типичных для морд-сита голубых глаз. Она выпрямилась, пропустив через разжатый кулак длинную косу из светлых волос, и визуально проверила оба крыла коридора. Затем перебросила косу назад, через плечо.

– Не знаю, что там, Зедд. Но если бы я заперлась в комнате изнутри, то наверняка по убедительной причине, и была бы недовольна, попытайся ты открыть ее. Никки не разрешила мне оставаться рядом с ней – и она никогда раньше не просила оставить ее одну, как было на сей раз. Я и сама не хотела позволять ей оставаться там одной, но она настояла.

Она была мрачной и подавленной. В последнее время она часто бывает такой.

Зедд лишь вздохнул.

– Есть такое. И не без веской причины. Добрые духи, Кара, мы все в последнее время в подавленном настроении, и все не без веской причины.

Кара кивнула.

– Никки сказала, что должна остаться одна. Я же ответила, что меня ее мнение не интересует и что я намерена оставаться рядом с ней.

Не знаю, как у нее это получается, но временами, когда она просит что-то сделать, вы совершенно неожиданно обнаруживаете, что сами делаете это. Такое же свойство и у Лорда Рала. Я не всегда всерьез отношусь к его приказам – ведь, в конце концов, мне виднее, как лучше его защищать, – но иногда он говорит сделать что-то, и вы обнаруживаете, что просто делаете все так, как он попросил. Непостижимо, как ему это удается! Так вот, Никки тоже это умеет. Они оба обладают странной способностью подвигнуть вас делать то, чего вы делать не собирались, – и при этом даже не повышают голоса.

Никки сказала, что будет сейчас использовать магию – сказала это таким тоном, что стало абсолютно ясно, что она хочет остаться одна. И я смогла только ответить ей, что буду ждать здесь, на случай, если что-то понадобится.

Зедд наклонил в ее сторону голову, наградив взглядом из-под густых бровей.

– Уверен, то, что происходит там, как-то связано с Ричардом.

Мгновенно к морд-ситу вернулся угрюмый и неприветливый взгляд. Зедд даже заметил, как напряглись ее мышцы под костюмом из красной кожи.

– Что ты имеешь в виду?

– Как ты уже обратила внимание, она вела себя весьма странно. Она спросила меня, доверил бы я любую человеческую жизнь Ричарду.

Кара с минуту пристально разглядывала его.

– Она и меня спросила об этом.

– Это обеспокоило меня, заставив задаваться вопросом: что она имела в виду? – Зедд указал средним пальцем на дверь. – Кара, она там, одна с этой штукой… со шкатулкой Одена. Я почти ощущаю это.

Кара кивнула.

– Ну, в этом ты прав. Я видела шкатулку там, как раз перед тем, как она закрыла дверь.

Зедд отвел с лица прядь седых волос.

– Вот именно поэтому мне кажется, что она занята чем-то, что так или иначе связано с Ричардом. Кара, мне не удастся легко и просто проникнуть через защиту такого рода, но думаю, что все это очень важно.

Кара вздохнула, выражая покорность.

– Хорошо. – Рот ее слегка скривился от неудовольствия, вызванного принятием его плана. – Но если она откусит тебе голову, надеюсь, мне удастся пришить ее назад.

Зедд улыбнулся, подтягивая выше рукава, и, глубоко вздохнув, вновь сгорбился, погружаясь в распутывание узлов в той защите, которую Никки сплела вокруг дверного запора.

Огромные, обитые бронзой двери были покрыты гравировкой, характерной именно для этой изолированной части Цитадели. Это место и без того было укреплено не только от того, что снаружи, но и защищено от случайных посещений, но Зедд вырос в Цитадели и хорошо знал, какое именно влияние оказывают различные элементы здешнего окружения. И еще он знал великое множество хитростей, связанных с этими элементами. Эта особая зона была с очень сложной и запутанной магией еще и из-за того, что сдерживающие поля были двусторонними, то есть защищающими и от того, что внутри.

Он осторожно поместил три пальца левой руки над зоной схождения. От этого заныл нерв, с отдачей в локоть – признак явно нехороший. Никки что-то добавила к существующему полю, создав тем самым персональную преграду чему-то весьма специфическому. Зедд подумал, что Кара явно знает больше, чем сказала ему.

Эта преграда, похоже, реагирует на воздействие очень странным, необычным образом. Он постоял с минуту, раздумывая. Необходимо достичь желаемого без применения силовых методов, которые непременно вызовут ответную реакцию. Он осторожно продвинул тонкую нить из обыкновенной пустоты сквозь сложную комбинацию силовых линий и полей. А правой рукой ослабил это сплетение, так что вся хитрая конструкция начала распускаться.

Он понимал, что ничего хорошего не получится, если попытаться просто прорваться, разрушая все на своем пути, потому что сдерживающее поле устроено так, что прямое нападение делает его только прочнее. Очевидно, Никки добавила к свойствам поля еще и умножители. И если Зедд приложит чрезмерную силу, узлы связок станут еще крепче, и тогда он вообще никогда не распутает их.

А кроме того, Кара права… Никки была доступна магия Ущерба, и неизвестно, какие элементы такой зловещей силы она могла вплести в исходное поле, чтобы усилить защиту от прорыва изнутри. И он не решился бы поднести руку к этой замочной скважине только для того, чтобы обнаружить, что окунул ее в котел расплавленного свинца. Куда меньше риска в попытках распустить узел магии, нежели в попытках разорвать его.

Подобные трудности лишь добавляли Зедду упорства в поисках способа проникнуть внутрь. В этом заключалась его характерная особенность, еще с далекого прошлого, когда его угрюмый и суровый отец специально создавал защитные поля, чтобы сдерживать своего любознательного сына.

Зедд даже чуть высунул язык в уголке рта, пока работал, проникая через внутреннюю ткань поля. В этом продвижении он был уже гораздо дальше, чем рассчитывал. Он расширил свой невидимый силовой зонд, создавая внутреннее рабочее пространство, позволяющее контролировать действия изнутри.

А затем, хотя он был неимоверно осторожен и аккуратен, сплетение защитного поля стало сжиматься, почти перекрывая доступ к внутреннему пространству. Это выглядело так, будто оно заманивало его в засаду.

Зедд стоял сгорбившись перед обитыми бронзой дверями, явно удивленный тем, как прореагировало поле. Ведь он, в конце концов, даже не пытался «взломать» его, а лишь ввел зонд в его внутреннюю область – так сказать, пытался заглянуть в замочную скважину.

Он и прежде много раз проделывал подобное. И это всегда срабатывало. Это должно было сработать. Здесь оказалась самая обескураживающая защита, с какой ему когда-либо доводилось сталкиваться.

Он все еще стоял, склонившись над запором, обдумывая, что еще сделать, когда дверь распахнулась, уходя внутрь.

Зедд чуть повернул голову, чтобы глянуть вверх. Никки, держа одну руку на внутреннем запоре, а вторую свесив свободно, смотрела на него с укоризной.

– А постучаться ты не догадался? – спросила она.

Зедд выпрямился, надеясь, что его лицо не покраснело, но подозревая, что это все же случилось.

– Ну, такая мысль у меня была, но затем я отбросил эту идею. Я подумал, может, ты допоздна работала над книгой и сейчас, возможно, уснула. Я не хотел беспокоить тебя.

Светлые волосы Никки рассыпались по плечам и струились по черному платью, плотно облегающему каждый изгиб ее совершенной фигуры. Хотя она и выглядела так, словно за всю прошедшую ночь ни на миг не сомкнула своих голубых глаз, взгляд ее был таким проницательным, какого Зедду не доводилось видеть ни у какой другой волшебницы. Синтез притягательной красоты, холодной надменности и острого ума – не говоря уже о том, что она обладала достаточным могуществом, чтобы обратить любого в пепел, – и обезоруживал, и пугал одновременно.

– Даже если бы я спала, – сказала Никки все тем же спокойным и мягким голосом, – тебе не удалось бы пробиться сквозь сдерживающее поле, служащее буфером для защиты, основанной на заклинаниях, описанных в книге трехтысячелетней давности, пронизанное магией Ущерба, не разбудив меня.

Уровень беспокойства, ощущаемого Зеддом, поднялся еще на ступень. Подобные поля создать не так-то просто, и если уж их делают, то не ради короткого сна.

Он лишь развел руками.

– Я хотел всего лишь просто заглянуть, чтобы проведать тебя.

Ее холодный пристальный взгляд заставлял его потеть.

– Я много лет провела во Дворце пророков, обучая молодых волшебников тому, как вести себя и как сдерживать любопытство. Я знаю, как создавать щиты, через которые невозможно проникнуть. Как у сестры Тьмы, у меня был большой опыт в делах такого рода.

– В самом деле? Я крайне заинтересован в изучении таких загадочных защитных средств с уловками – разумеется, с профессиональной точки зрения. Сложные щиты – мое давнее хобби.

Она так и не убрала руку с дверной ручки.

– Так чего ты хочешь, Зедд?

Он откашлялся.

– Ну, если честно, Никки, я очень боялся, что здесь происходит что-то с этой шкатулкой.

Наконец-то Никки улыбнулась, правда, пока еле заметно.

– А-а… Надеюсь, что ты думал застать меня здесь скачущей в голом виде.

Она отступила на шаг внутрь библиотеки, демонстрируя этим разрешение войти.

Это была громадная комната с высокими двухъярусными скругленными вверху окнами на всем протяжении дальней стены. Тяжелые шторы из темно-зеленого бархата с золотой окантовкой удерживались полированными колоннами из красного мрамора, возвышающимися между окнами. Каждое окно собрано из сотен фрагментов толстого стекла. И даже свет утренней зари, пробивающийся сквозь них, не мог разогнать мрачную атмосферу, царившую в комнате.

Некоторые из панелей особого защитного стекла этих окон, которые были частью сдерживающего поля этого сектора Цитадели, оказались расколоты во время внезапного сражения, произошедшего, когда здесь был Ричард. Их разбила молния, которую Никки направила на зверя из преисподней, напавшего на Ричарда. На вопрос, как ей удалось добиться того, что молния повела себя согласно ее пожеланию, Никки лишь пожала плечами и сказала, что создала пустоту, которую молнии необходимо было заполнить, и той ничего не оставалось, кроме как сделать это. Зедд понял использованный ею принцип, но не представлял, как это могло быть реализовано.

Испытывая искреннюю благодарность за спасение жизни Ричарда, Зедд не был доволен тем, что такое ценное и незаменимое стекло оказалось разбито, оставляя в защитном поле изрядную брешь. Никки сама предложила свою помощь по его восстановлению. Зедд вряд ли сам смог бы справиться с такой задачей. Он не предполагал, что кто-то из ныне живущих способен свернуть и перенаправить силы так, как это делала Никки, или хотя бы обладал требуемым для подобной задачи могуществом. Он не мог даже подумать, что восстановить стекло в этих окнах в принципе возможно. И тем не менее она сделала это.

Зедда подумал, что Никки похожа на королеву, спустившуюся на дворцовую кухню, чтобы искусно продемонстрировать, как изготовить изумительный хлеб по давно забытому рецепту.

Хотя Зедд знавал нескольких очень могущественных волшебниц, ему не доводилось встречать никого, равного Никки. Некоторые невообразимо сложные вещи она могла делать с такой кажущейся легкостью, что это лишало его дара речи.

Разумеется, Никки не была обычной волшебницей. Как бывшая сестра Тьмы, она способна управлять магией Ущерба, а будучи сестрой Тьмы, обрела способности волшебников, добавившиеся к своим собственным, отчего в целом создалось нечто уникальное – он старался не задумываться, что именно.

До какой-то степени она пугала его. Если бы Ричард не открыл ей ценность ее собственной жизни, она по-прежнему посвящала бы себя делам Ордена. Принимая во внимание, что жизнь ее все еще оставалась загадочной и что она никогда не говорила, что делает, а также зная, частью чего она когда-то была, Зедд не вполне понимал, до какой степени может положиться на нее.

Однако Ричард верил ей – даже доверял ей свою жизнь. Она оправдала, и весьма достойно, его отношение к ней, и не один раз. Кроме себя и Кары Зедд не знал никого, кто столь неистово предан Ричарду, как Никки. Она без вопросов и долгих рассуждений отправилась бы в саму преисподнюю, будь это нужно, чтобы спасти его.

Ричард вывел эту удивительную женщину из глубин порока – и то же самое проделал с Карой и другими морд-ситами. Ну кто, кроме Ричарда, мог совершить такое? Кто, кроме Ричарда, мог вообще подумать о чем-то подобном?

Зедд тосковал по этому мальчику.

Никки скользнула внутрь библиотеки, и тогда Зедд увидел, что располагается на столе. Его немалые способности подсказали ему, что это такое, но не сообщили ничего большего.

Кара за его спиной издала легкий свист. Зедд разделял ее чувства.

Шкатулка Одена, водруженная на один из массивных библиотечных столов, лишенная тех украшений, которые некогда принадлежали ей, являла чарующую черноту, которая, казалось, поглощала и приглушала вокруг свет утренней зари, черноту, столь бездонную, что создавалось впечатление, будто сама шкатулка не что иное, как место отсутствия самого мира живого. При взгляде на нее создавалось неприятное ощущение, будто заглядываешь прямо в преисподнюю, в мир мертвых.

Но насторожило не это, а нарисованное вокруг шкатулки ограждающее заклинание. Оно было исполнено кровью, как и другие магические формулы и знаки на поверхности стола.

Зедд распознал некоторые элементы рисунка. Он не знал никого из живущих, кто мог бы решиться на подобное. Магические знаки не обладали стабильностью, что делало их запредельно опасными. Любой из них, будь выполнен неточно, мог мгновенно убить. Эти знаки, да еще изображенные кровью, были среди наиболее страшных из всех существующих заклинаний. Их успешное применение было совсем не той областью знаний, которую Зедд за всю свою долгую жизнь, полную учения, тренировок и практики, когда-либо пытался освоить.

До сих пор столь ужасные магические формулы Зедд видел только раз в жизни. Их начертал Даркен Рал – отец Ричарда, – когда творил завершающие заклинания, входящие в процесс открывания шкатулок Одена. И одна открытая им шкатулка стоила ему жизни.

Вокруг самой шкатулки, прямо в воздушном пространстве светились зеленью и янтарем дополнительные потоки магических полей. Они чем-то напоминали те светящиеся линии контролирующей сети, которую в этой же самой комнате использовали для исследования магии Огненной Цепи, но эта трехмерная структура была несколько иной. Светящиеся линии пульсировали, будто были живые. Зедд полагал, что в этом есть определенный смысл. Сила Одена была силой самой жизни.

Другие линии, проходящие через пересечения зеленых, а местами и янтарных линий, были черными, как сама шкатулка. Смотреть на них было все равно что смотреть через узкую щель на саму смерть. Магия Ущерба в сочетании с магией Приращения образовывала такое сплетение сил, подобия которому Зедд не предполагал встретить в своей жизни.

Вся эта паутина из света и тьмы висела в пространстве.

Сама же шкатулка Одена находилась в ее центре, напоминая толстого черного паука.

А рядом лежала раскрытая «Книга Жизни».

– Никки, – наконец-то с большим трудом смог спросить Зедд, – во имя Создателя, что ты сделала?

Подойдя к столу, Никки обернулась и пристально смотрела на него долгую тревожащую минуту.

– Во имя Создателя я не сделала ничего. Я сделала все во имя Ричарда Рала.

Зедд отвел взгляд от той ужасной вещи, что располагалась внутри светящихся линий, чтобы взглянуть на женщину. Ему было трудно дышать.

– Никки, что ты сделала?

– Единственное, что могла сделать. То, что и должно было быть сделано. То, что могла сделать только я.

То, что в результате синтеза обеих сторон дара удерживало шкатулку Одена внутри сверкающей паутины, находилось за пределами воображения. Это была субстанция, подходящая для ночных кошмаров.

Зедд очень тщательно выбирал слова.

– Ты хочешь сказать, что уверена, что сможешь привести эту шкатулку в действие?

То, каким образом она медленно покачала головой, стиснуло его грудь, наполняя страхом. Пристальный взгляд голубых глаз приковал его к месту.

– Я уже привела ее в действие.

Зедду показалось, будто пол проваливается под ним, и он летит вниз, не в силах остановить падение. На мгновение он даже испытал сомнение, происходит ли это все на самом деле. Комната словно бы вращалась вокруг него. В ногах ощущалась дрожь.

Ладонь Кары оказалась под его рукой, давая опору.

– Ты в своем ли уме? – спросил он. Возбуждение в его голосе нарастало, тогда как ноги уже снова являлись опорой.

– Зедд… – Никки на шаг приблизилась к нему. – Я была должна.

Он с изумлением уставился на нее.

– Была должна? Ты должна?

– Да. Я должна. Это единственный путь.

– Единственный путь куда? Единственный путь к концу света? Единственный путь к уничтожению самой жизни?

– Нет. Это единственный путь дать нам возможность выжить. Ты знаешь, куда катится мир. Ты знаешь, что собирается сделать Имперский Орден… И что они находятся на грани успеха. Мир истерзан войной. Человечество ожидает в лучшем случае тысячелетие тьмы. А в худшем – человечество больше никогда не сумеет выйти на свет.

Ты же знаешь, что мы приближаемся к тому месту пророчества, за которым все обращается во тьму. Натан рассказывал тебе о тех ответвлениях, ведущих в великую пустоту, за которой все поглощает тьма. И вот мы стоим и смотрим в эту пустоту.

– А не задумывалась ли ты, что вот это, только что сделанное тобою, и может стать причиной такого конца? Стать тем самым, что ввергнет человечество, всю жизнь в эту пустоту угасания?

– Сестра Улисия уже привела в действие шкатулки Одена. А как ты думаешь, она и ее сестры Тьмы проявляли заботу о жизни? Они прилагают усилия, чтобы высвободить Хранителя из преисподней. Если они преуспеют, мир живого будет обречен. Ты знаешь, что представляют собой шкатулки, знаешь их могущество и знаешь, что случится, если в подчинении сестер окажется сила Одена.

– Но ведь это не означает…

– У нас нет выбора. – Ее взгляд не дрогнул. – Я была должна.

– И у тебя есть идея, как взять под контроль силу Одена? Как управлять шкатулками? Как выбрать из них правильную?

– Нет, пока нет, – согласилась она.

– У тебя даже нет двух других!

– У нас есть целый год, чтобы получить их, – сказала она со спокойной решимостью. – У нас есть целый год, начавшийся с первого дня зимы. Год с сегодняшнего дня.

Зедд вскинул руки в ярости и отчаянии.

– Даже если мы сумеем заполучить их, неужели ты думаешь, что сможешь каким-то образом управлять силой Одена?

– Не я, – ответила она почти шепотом.

Зедд вскинул голову, не вполне уверенный в том, что услышал. Подозрение вспыхнуло в нем, переходя в обжигающий страх.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что не ты? Ты только что сказала, что привела шкатулки в действие.

Никки подошла ближе. Осторожно положила ладонь на его руку.

– Когда доступ открылся мне, от меня потребовали назвать имя участника. Я назвала Ричарда. Я привела шкатулки в действие от имени Ричарда.

Зедд стоял, будто пораженный громом. Ему хотелось поразить ее насмерть.

Ему хотелось задушить ее. Ему хотелось разорвать ее на части.

– Ты назвала Ричарда?

Она кивнула.

– Других вариантов не было.

Зедд пальцами обеих рук отвел непокорную прядь вьющихся седых волос, стараясь не потерять от страха разум.

– Не было других вариантов? Чур, женщина! Ты явно потеряла рассудок!

– Зедд, успокойся. Знаю, что это слишком неожиданно, но это вовсе не прихоть. Я долго думала над этим. Поверь мне, я тщательно все продумала. Если нам суждено выжить, если должны выжить все те, кто заботится о жизни, и если есть возможность ее сохранить, если есть хоть какой-то шанс на будущее, тогда это единственный вариант.

Зедд тяжело опустился в одно из кресел у стола. Прежде чем сделать что-то непоправимое, прежде чем впасть в слепую ярость, он приказал себе, что должен сохранять рассудок. Он попытался вспомнить сейчас все, что ему известно об этих шкатулках и о том, что произошло, попытался напомнить себе обо всех ужасных вещах, которые ему приходилось делать за свою долгую жизнь. Он попытался взглянуть на все это глазами Никки.

И не смог.

– Никки, Ричард не способен воспользоваться своим даром.

– Он должен найти способ вернуть его.

– Он не знает ничего о шкатулках Одена!

– Мы должны его научить.

– Мы и сами знаем об этих шкатулках недостаточно. Даже не знаем наверняка, которая из копий «Книги сочтенных теней» – истинная. Но только правильная копия книги служит ключом к этим шкатулкам!

– Мы должны разобраться и в этом.

– Добрые духи, Никки, мы ведь даже не знаем, где находится Ричард!

– Мы знаем, что та ведьма пыталась захватить его внутри сильфиды, и ей это не удалось. Из того, что нам рассказала Рэчел, известно, что именно Сикс отняла у Ричарда дар с помощью рисованных заклинаний в этих чертовых пещерах Тамаранга. Позже Сикс лишилась своего пленника, и он оказался у войск Имперского Ордена. Вот и все, а сейчас Ричард мог уже сбежать от них и быть на пути сюда. А если нет, нам следует отыскать его.

Зедд, казалось, никак не мог заставить ее увидеть и понять все то, что стояло на их пути.

– То, что ты предлагаешь, просто невозможно!

И тогда она печально улыбнулась.

– Волшебник, которого я знаю и которого уважаю, волшебник, который помог Ричарду стать таким человеком, каким он стал, – этот волшебник учил его думать о решении, а не о проблеме. И этот совет не раз оказывался ему на пользу.

Зедд не вытерпел и вскочил на ноги.

– Никки, ты не имела права совершать подобное. Ты не имела права распоряжаться его жизнью. Ты не имела права называть его имя в качестве претендента!

Ее улыбка исчезла, явив скрывавшуюся под ней суровую твердость.

– Я знаю Ричарда. Знаю, как он борется за жизнь. Знаю, что жизнь значит для него. И я уверена, он предпримет все, чтобы сохранить ценность жизни. Если бы ему было известно все, что известно мне, он сам захотел бы, чтобы я сделала то, что сделала.

– Никки, ты не…

– Зедд, – сказала она приказным тоном, что заставило его замолчать, – я спросила тебя, доверил бы ты Ричарду свою жизнь и жизнь любого и каждого. Ты сказал, что да, доверил бы. В моем вопросе был глубокий смысл. И ты не колебался, определяя границы своего доверия. Доверить кому-либо свою жизнь – это самое определенное и ясное доверие, какое только может быть.

Ричард единственный, кто может вести нас в последнюю битву. Хотя и Джегань, и Орден могли бы быть частью ее, но борьба за силу Одена – и есть последняя битва. Сестры Тьмы, в распоряжении которых сейчас эти шкатулки, будут использовать силу Одена именно в этом качестве. Так или иначе, они это сделают. Единственный вариант, чтобы Ричард мог руководить нами, состоит в том, чтобы он привел в действие эти шкатулки. Именно таким способом он по-настоящему станет исполнителем пророчества: фуер грисса ост драука – гонцом смерти.

Но это больше, чем пророчество. Пророчество выражает лишь то, что нам и так уже известно: Ричард – тот, кто ведет нас, защищая те ценности, которыми он дорожит, ценности, которые сохраняют жизнь.

Ричард сам охарактеризовал текущую ситуацию, когда говорил с д’харианскими войсками. Как Лорд Рал, предводитель Д’харианской империи, он сказал этим людям, как будет вестись война, начиная с этого момента: все или ничего.

Иначе и быть не могло. Ричард правдив по своей сути и не станет ожидать, когда кто-то другой возьмется за решение проблемы. Он сущность всего, во что мы все верим. Он не предаст нас.

– Сейчас мы все на этом пути. И потому действительно – все или ничего. – Зедд вскинул руки. – Но назначить Ричарда участником – это ведь не единственный вариант вести это сражение, не единственный способ для него одержать победу. Это с таким же успехом может стать и причиной его поражения. То, что ты сделала, может стать причиной гибели всех нас.

Голубые глаза Никки светились убежденностью, решимостью и яростью одновременно, и это выражение подсказало ему, что она может испепелить его, если он станет на пути того, в настоятельную необходимость чего она верит. Он впервые увидел перед собой Госпожу Смерть, какую видели те, кто стоял на ее пути, кто оказывался перед ее безграничной и неистовой яростью.

– Любовь к внуку ослепляет тебя. Но он гораздо больше, чем просто твой внук.

– Моя любовь к нему не…

Никки резко протянула руку, указывая на восток, в сторону Д’Хары.

– Эти сестры Тьмы запалили Огненную Цепь, которая бесконтрольно сжигает нашу память. Исход всего этого означает нечто большее, чем просто исчезновение воспоминаний о Кэлен.

Кто мы, что мы, чем мы можем быть – с каждой минутой разрушается, исчезает. Вихрь этого колдовства ежедневно усиливается и расширяется. А вред множится сам по себе. Мы не подозреваем об истинных размерах случившегося, тогда как день за днем теряем все больше. Наш разум, наша способность мыслить и логически рассуждать разрушается и подтачивается этим самым колдовством.

А что еще хуже, магия Огненной Цепи содержит загрязнение. Именно Ричард продемонстрировал нам это. Искажение, вызванное гармониями, угнездилось в самой этой магии и теперь заражает каждого. Это загрязнение, разносимое магией Огненной Цепи, прожигает весь мир живого. Помимо уничтожения знания о том, кто и что мы есть, оно разрушает саму суть магии. Без Ричарда мы не смогли бы даже осознать это.

Мир на краю гибели не только из-за Джеганя и Имперского Ордена, он еще разрушается неслышной и невидимой работой магии Огненной Цепи и искажений внутри нее.

Никки постучала пальцем по своему виску.

– Неужели это загрязнение уже разрушило твою способность видеть, что поставлено на карту? Неужели оно уже лишило тебя способности рассуждать?

Единственное противодействие влиянию Огненной Цепи – шкатулки Одена. Они и были созданы ради этого… Созданы специально, как единственное спасение на тот случай, если когда-либо окажется запалена Огненная Цепь.

И вот эти сестры Тьмы запалили Огненную Цепь. А чтобы все смешать и усугубить совершенное, чтобы сделать это необратимым, они сами же привели в действие шкатулки, нанося контрудар возможному противодействию, выставив самих себя участниками. Они уверены, что теперь никто не способен остановить их. Может быть, они и правы. Я прочитала «Книгу Жизни», где много рассказано о том, как запускаются шкатулки Одена. Но эта книга не рассказывает, как остановить однажды приведенные в действие шкатулки. Мы не можем ликвидировать Огненную Цепь. Мир живого вот-то вырвется из-под контроля – именно этого они и добиваются.

За что же борется Ричард? За что боремся мы? Должны ли мы отказаться и сказать, что это слишком трудно и слишком опасно – противостоять нашему полному уничтожению? Должны ли мы отказаться от единственного предоставленного нам шанса? Должны ли отказаться от всего, что для нас дорого? Должны ли позволить Джеганю вырезать всех тех, кто желает быть свободным? Позволить Братству Ордена поработить мир? Позволить Огненной Цепи свирепствовать и дальше и разрушать нашу память обо всем хорошем и добром? Позволить «заражению» внутри этого колдовства смести с лица земли магию вместе со всем тем, что зависит от нее в мире живого? Должны ли мы просто сидеть, отказавшись от всего? Должны ли позволить, чтобы мир завершил свое существование в руках людей, которые окончательно разрушат его?

Сестра Улисия пробудила силу Одена. Она привела шкатулки в действие. И что, спрашивается, делать Ричарду? Он должен получить оружие, которое необходимо ему, чтобы выиграть эту битву. Я просто дала ему то, в чем он нуждается.

Сейчас в этой борьбе наступило равновесие. Две участвующие стороны полностью втянуты в противостояние, которое решит все.

И в этой борьбе мы должны полностью довериться Ричарду.

Было время, всего несколько лет назад, когда ты столкнулся с подобным же раскладом. Ты знал свои альтернативы, знал свои возможности, знал все риски и губительные последствия бездействия. Ты нарек Ричарда Искателем Истины.

Зедд кивнул, едва способный совладать с голосом.

– Да, разумеется, я сделал это.

– И он оправдал все, чего ты ожидал от него, во что верил и на что надеялся, и сделал даже больше, разве не так?

Зедд не смог справиться с дрожью в голосе.

– Да, мальчик сделал все, на что я надеялся, и даже гораздо больше.

– Сейчас точно так же, Зедд. Отныне не только сестры Тьмы имеют доступ к силе Одена. – Она подняла руку и сжала кулак. – Я дала Ричарду шанс… Я дала шанс всем нам. Сделав Ричарда участником, я просто предоставила ему то, что он должен иметь, чтобы одержать победу в этой борьбе.

Затуманенным от проступающих слез взором Зедд посмотрел в ее глаза. Кроме решимости, ярости и целеустремленности, там было что-то еще. Он разглядел в ее голубых глазах оттенок боли.

– И?..

Она отступила назад.

– Что «и»?

– При всей логичности твоего обоснования, во всем этом есть что-то еще, нечто, чего ты не сказала.

Никки отвернулась и замерла, проводя пальцами по поверхности стола, между знаками заклинаний, изображенных ее собственной кровью, – заклинаний, используя которые она рисковала своей жизнью.

Стоя к нему спиной, Никки сделала неясный жест рукой, резкое движение, выдающее невообразимое страдание.

– Ты прав, – сказала она срывающимся голосом. – Я дала Ричарду еще кое-что.

Зедд с минуту стоял, обдумывая, почему Никки прячет лицо от него.

– И что же это?

Она вновь повернулась к нему. На ее щеке осталась еле заметная дорожка от слез.

– Я дала ему единственный шанс вернуть назад женщину, которую он любит. Шкатулки Одена – единственное, что противостоит магии Огненной Цепи, которая, по сути, и отняла у него Кэлен. И если ему суждено вернуть ее – шкатулки Одена единственный способ сделать это.

Я дала ему единственный шанс вернуть себе то, что он любит больше всего на свете.

Зедд опустился обратно в кресло и закрыл лицо руками.

Глава 5

Никки стояла, напряженно выпрямив спину, тогда как Зедд, осев в кресле, рыдал, закрыв лицо руками.

Она прилагала усилия, чтобы ноги не подогнулись. И твердо решила, что не должна позволить, чтобы хоть одна слезинка бесконтрольно появилась на ее глазах.

Никки почти преуспела в этом.

Когда она вызывала силу Одена, приводя шкатулку в действие от имени Ричарда, эта сила оказала влияние и на нее саму. Был частично восстановлен тот ущерб, который наносила ей магия Огненной Цепи.

Назвав участником Ричарда, завершая тем самым установление связи с вызванными ею силами, Никки вдруг вспомнила Кэлен.

Это не было возвратом потерянной памяти о Кэлен – память не восстановилась, – а скорее простое переключение на реальность, в которой Кэлен существует и никуда не исчезала.

Казалось, целую вечность Никки считала, что Ричард пребывает в заблуждении, веря в существование женщины, о которой, кроме него, никто не помнит. И даже когда Ричард отыскал книгу «Огненная Цепь» и доказал им, что случилось на самом деле, Никки поверила ему, но на основании лишь собственной веры в Ричарда и в обнаруженные им факты. Это было всего лишь рассудочное признание, основанное на косвенных свидетельствах.

Это признание не имело оснований в ее собственных воспоминаниях или ощущениях. У нее отсутствовали личные воспоминания о Кэлен, а была только сохранившаяся память о словах Ричарда и косвенные доказательства. И вот таким заимствованным образом она поверила в существование этой женщины, Кэлен, – потому что верила Ричарду.

Но вот теперь Никки знала – знала вполне определенно, – что Кэлен действительно существует.

Никки все еще не обрела память о чем-либо, связанном с этой женщиной, но внутренне нисколько не сомневалась, что Кэлен – реальность. Ей больше не требовалось полагаться на слова Ричарда, чтобы признать это. Это было очевидным, почти таким, будто Никки постигла это самостоятельно и независимо ни от кого, – нечто похожее на воспоминание о встрече в прошлом с кем-то, чьи черты лица еще не восстановились в памяти. Но уже существование этой личности не вызывало сомнений.

Никки знала, что теперь, благодаря связи с силой Одена и тому, что эта сила коснулась ее самой, Кэлен больше не окажется для нее невидимкой. Никки будет в состоянии видеть ее точно так же, как может видеть любого и каждого. Магия Огненной Цепи все еще действовала внутри Никки, но сила Одена, хотя бы частично, уже противостояла ее воздействию, предотвращая развитие «ущерба», позволяя ей воспринимать истину. Ее память о Кэлен еще не восстановилась, но сама Кэлен для нее уже существовала.

Теперь Никки знала, и знала совершенно точно, что любовь Ричарда абсолютно реальна. При этом Никки ощутила болезненную радость за сердце Ричарда, несмотря на то, что ее собственное было разбито.

Кара приблизилась к ней сзади и сделала нечто, о чем Никки даже не могла вообразить, что такое может сделать морд-сит: очень осторожно обняла ее за талию и притянула к себе.

Этого, чего до появления Ричарда не сделала бы ни одна морд-ситов. Ричард изменил все. Кара, как и Никки, оказалась возвращена с самой грани безумия той страстью к жизни, которой обладал он. И они вдвоем разделяли удивительное понимание Ричарда, ощущая ту особую связь, ту перспективу, которую – Никки не сомневалась – никто, даже Зедд, не способен правильно оценить.

И более того, никто, кроме Кары, не смог бы в достаточной мере понять, от чего только что отказалась Никки.

– Ты сделала доброе дело, – прошептала Кара.

Зедд выпрямился.

– Да, так и есть. Прости меня, моя дорогая, если я был с тобой несправедливо груб. Теперь я понимаю, что ты все тщательно обдумала. Ты сделала то, что, по твоим убеждениям, было справедливо и верно. Должен согласиться, что, с учетом обстоятельств, ты сделала единственную вещь, действительно имеющую смысл.

Я извиняюсь за склонность к поспешным и глупым обвинениям. Мне довелось узнать множество воистину великих опасностей, связанных с использованием силы Одена. Вероятно, я знаю об этом больше, чем кто-либо из ныне живущих. Я видел, как действовала магия Одена, когда ее вызвал Даркен Рал. Вследствие этого у меня отчасти иной взгляд на нее, нежели у тебя.

И хотя я не полностью согласен с тобой, – то, что ты сделала, есть дело великого ума и мужества, не говоря уже о безрассудстве. Мне тоже доводилось совершать безрассудные действия пред лицом невероятных угроз, и могу признать, что они порой необходимы.

Надеюсь, ты права в том, как поступила. Даже если это означает, что неправ я. Я предпочел бы, чтобы была права ты.

Но сейчас это уже не важно. Что сделано, то сделано. Ты привела в действие шкатулки Одена и назначила Ричарда участником. Какого бы мнения я ни был, мы должны сохранять единство в нашем деле. Теперь, когда это сделано, мы все должны постараться, чтобы оно сработало. Нам необходимо сделать все, что только сможем, чтобы помочь Ричарду. Если он проиграет, проиграем мы все. Проиграет все живое.

Это не могло помочь Никки, но позволило ей почувствовать некоторое облегчение.

– Спасибо, Зедд. С твоей помощью мы доведем все это до завершения.

Он лишь печально покачал головой.

– Моя помощь? Возможно, я буду лишь помехой. Я всего лишь хотел бы, чтобы сначала ты советовалась со мной.

– Я с тобой посоветовалась, – сказала Никки. – Я спросила тебя, доверил бы ты Ричарду жизнь любого и каждого. Что это было, как не обращение за советом?

Зедд улыбнулся сквозь печаль, все еще не покинувшую его лица.

– Полагаю, ты права. Возможно, сочетание магии Огненной Цепи и искажений, вызванных гармониями, уже повредило мою способность мыслить.

– Ни на минуту не поверю в это, Зедд. Думаю, скорее, это твоя любовь к Ричарду и беспокойство за него. Я не стала бы искать твоего совета, не будь это так важно. И ты сказал все, что мне требовалось знать.

– Если ты вновь будешь все запутывать и усложнять, – сказала ему Кара, – я тебе это дополнительно разжую.

Зедд бросил сердитый взгляд на женщину.

– Звучит обнадеживающе.

– Ну послушай. Никки наговорила очень много слов, – сказала Кара, – но на самом деле все не так сложно, как кажется. Любому это очевидно – и даже ты должен был увидеть это, Зедд.

Волшебник нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

Кара пожала одним плечом.

– Мы – это сталь, стоящая против стали. Лорд Рал – это магия, стоящая против магии.

Для Кары все, о чем сейчас шла речь, поддавалось вот такому простому объяснение. Никки было интересно, действительно ли морд-сит ухватила это с налету, лишь слегка «поскребя» по поверхности, или она действительно поняла всю концепцию целиком лучше, чем они сами? Возможно, она права, и на самом деле здесь нет ничего более сложного, чем сказанное ею.

Зедд осторожно опустил ладонь на плечо Никки. Это напомнило ей мягкое прикосновение Ричарда.

– Ну, что бы ни говорила Кара, это все может обернуться смертью для нас всех. Если есть шанс, что это сработает, – нам следует много и тщательно готовиться. Мы с тобой имеем массу информации относительно магии. Ричард не знает почти ничего.

Никки улыбнулась сама себе.

– Он знает об этом больше, чем ты думаешь. Именно Ричард распознал загрязнение в магии Огненной Цепи. Никто из нас не смог понять языка символов, но Ричард сумел разобраться с ним самостоятельно. Он сам научился понимать значение и смысл древних рисунков, схем и эмблем.

Мне ни разу не удалось научить его чему-либо, что касается его дара, но он сам постоянно удивлял меня тем, что быстро схватывает все, что лежит за общепринятым пониманием магии. Он научил меня таким вещам, о которых я не могла даже подозревать.

Зедд лишь кивал.

– Меня он тоже сводил с ума.

В дверях появилась Рикка, другая морд-сит, живущая в Цитадели Волшебника.

– Зедд, я подумала, что тебе нужно знать кое о чем. – Ее палец указал вверх. – Я была несколькими этажами выше, и, должно быть, там разбито окно или что-то в этом роде. Ветер создает странный шум.

Зедд нахмурился.

– Что за шум?

Рикка, уперев руки в бока, задумчиво уставилась в пол.

– Не знаю. – Она вновь подняла глаза. – Это трудно описать. Напоминает мне, словно ветер дует сквозь узкую щель.

– Завывающий шум? – спросил Зедд.

Рикка покачала головой.

– Нет. Скорее похоже на звук на крепостном валу, когда ветер продувает через бойницы.

Никки обратила взгляд к окнам.

– Сейчас еще только светает. Я раскидывала магическую сеть. Но ветер еще не поднялся.

Рикка пожала плечами.

– Ну, я не знаю, чем это еще может быть.

– Иногда Цитадель издает звуки, когда она дышит.

Рикка наморщила нос.

– Дышит?

– Да, – сказал волшебник. – Когда температура резко меняется, как сейчас, когда ночи стали холодными, движение воздуха в тысячах комнат приводит к такому эффекту. Проникая в глубины лабиринта коридоров через переходы и залы Цитадели, воздух временами производит «стоны», когда снаружи никакого ветра и нет.

– Ну, похоже, я здесь недостаточно долго, чтобы быть в курсе всего. Наверное, так и есть. Пусть Цитадель дышит. – Она направилась к выходу.

– Рикка, – окликнул ее Зедд и дождался, пока она остановится. – А что ты делала наверху в той части?

– Чейз ищет Рэчел, – сказала Рикка, оборачиваясь через плечо. – Я ему помогала. Ты ее не видел?

Зедд покачал головой.

– Не сегодня утром. Я видел ее прошлой ночью, как раз перед тем, как она отправилась спать.

– Хорошо, я скажу Чейзу. – Рикка еще некоторое время вглядывалась в комнату, затем оперлась рукой о дверной косяк. – Как бы то ни было, что это за штука тут на столе? Что вы тут втроем замышляете?

– Это – причина нашего беспокойства, – сказала Кара.

Рикка понимающе кивнула.

– Магия.

– Ты совершенно права, – согласилась Кара.

Рикка хлопнула ладонью по дверному косяку.

– Ну, лучше я пойду продолжу Рэчел, прежде чем ее найдет Чейз и устроит ей нагоняй за исследования в таком месте.

– Этот ребенок – прирожденная местная крыса. – Зедд вздохнул. – Иногда мне кажется, что она знает Цитадель не хуже меня.

– О да, – сказала Рикка. – Будучи в дозоре, я сталкивалась с ней в совершенно неожиданных местах. Однажды я даже решила, что она заблудилась, но Рэчел настаивала, что нет. Тогда я велела ей отвести меня обратно, чтобы доказать это. И что вы думаете? Она добралась до своей комнаты, не сделав ни единого ошибочного поворота, а затем только рассмеялась мне и сказала: «Видишь?»

Зедд с улыбкой поскреб висок.

– У меня был с ней похожий случай. Дети очень быстро узнают и запоминают такие вещи. Чейз поощряет ее стремление к изучению окружающего и исследованию того, где она находится, так что заблудиться ей будет не просто. Я, например, не теряюсь в Цитадели, скорее всего, именно потому, что здесь вырос.

Рикка собралась уже выйти, но снова замерла, когда Зедд опять окликнул ее.

– Этот шум ветра… – Она помахал пальцем в направлении потолка. – Ты сказала, что он вон там, наверху?

Рикка кивнула.

– Ты имеешь в виду тот сложно изогнутый коридор, что проходит мимо библиотек?

– Да, именно это место. Я заглядывала в библиотеки в поисках Рэчел. Она любит смотреть книги. Но, как ты и сказал, это действительно может быть «дыхание» Цитадели.

– Единственная проблема – в том, что это одна из тех зон, где Цитадель не издает никаких звуков, когда «дышит». Там много тупиков, которые гасят движение воздуха и тем самым не дают ему двигаться достаточно быстро, чтобы он мог производить звуки.

– Звук мог доноситься из другого места, я лишь предположила, что он возник в этих коридорах и залах.

Зедд упер кулак в костлявое бедро, продолжая раздумывать.

– Говоришь, звук напоминает завывание?

– Ну, слегка поразмыслив, я решила, что он более похож на рычание.

Лоб у Зедда нахмурился.

– Рычание? – Он прошелся по толстому ковру и, высунув голову из дверного проема, прислушался.

– Не как рычание животного, – заметила Рикка. – Скорее как раскатистый гул. Как я уже говорила, этот звук напомнил мне шум ветра, прорывающегося сквозь бойницы. Знаешь, такой урчащий, дрожащий звук.

– Я не слышу ничего подобного, – пробормотал Зедд.

Рикка состроила гримасу.

– Ну, ты и не можешь слышать его здесь, внизу.

Никки присоединилась к ним у дверей.

– Тогда почему я ощущаю какую-то вибрацию у себя в груди?

Зедд с минуту пристально смотрел на Никки.

– Может, это имеет какое-то отношение к магическим явлениям, связанным с этой шкатулкой?

Никки пожала плечами.

– Допускаю, что такое возможно. Мне прежде не доводилось иметь дело с подобными элементами. Многие из них мне совершенно незнакомы. Не говоря уже о том, что могли иметь место какие-то побочные эффекты.

– Ты помнишь, как Фридрих случайно включил тревожную сигнализацию? – спросил Зедд, повернувшись к Рикке. Она кивнула. – Это звучит похоже?

Рикка твердо покачала головой.

– Нет, разве только засунуть ее под воду.

– Сигнализация основана на магии. – Зедд задумчиво потер подбородок. – Невозможно поместить ее под воду.

Кара развернула зажатый в кулаке эйджил.

– Довольно разговоров. – Она протиснулась между ними, чтобы выставить его в коридор. – Предлагаю отправиться и взглянуть.

Зедд и Рикка последовали за ней. Никки не двинулась с места. Она указала на шкатулку Одена, стоявшую на столе внутри сверкающей, словно сотканной из света паутины.

– Я лучше останусь рядом с этим.

Помимо наблюдения за шкатулкой она собиралась заглянуть в «Книгу Жизни» и в некоторые другие фолианты. Все еще оставались части оденической теории, которые ей не удавалось полностью понять. Она была в растерянности, столкнувшись с целым рядом и оставшихся без ответа вопросов. А если ей в конечном счете предстоит помочь Ричарду, то необходимо узнать эти ответы.

В первую очередь Никки тревожила проблема, стоящая в центре оденической теории и касающаяся связи между Оденом и объектом воздействия Огненной Цепи – то есть Кэлен. Никки должна была выяснить условия установления этой связи, базирующейся на глубинных первоосновах. Ей было нужно полностью разобраться, в чем они состоят. Вызывали беспокойство ограничения предписанных заранее процедур – требование некоего «стерильного поля» для восстановления памяти. И Никки надо было узнать больше о принципах приложения сил.

Предупреждение о необходимости стерильного поля казалось довольно важным. Нужно было понять природу этого поля и, что более важно, почему оно вообще требуется для использования сил Одена.

– Я задействовал все поля, – сказал ей Зедд. – На все входы в Цитадель наложены печати. И если кто-то попытается войти без спроса, везде зазвучит сигнал тревоги. И нам всем придется заткнуть уши, пока мы не отыщем причину.

– Есть волшебники, которые достаточно знают о таких вещах, – напомнила ему Никки.

На этот раз Зедду не понадобилось много времени на раздумья.

– Ты права. Принимая во внимание все происходящее и то, что нам далеко не обо всем известно, мы можем допустить оплошности. Твоя идея – приглядывать за шкатулкой – неплоха.

Никки кивнула, провожая их до дверей.

– Дайте мне знать, когда что-нибудь выясните.

Здешний коридор, не более дюжины футов в ширину, но с очень высоким потолком, казалось, терялся из виду где-то высоко над головой. Этот проход сформирован длинной узкой щелью, уходящей вглубь горы и составляющей самую нижнюю часть Цитадели. С левой стороны поднималась естественная каменная стена, вырубленная прямо в граните. Даже спустя тысячелетия на ней все еще были видны следы, оставленные инструментами рабочих.

Стена на той стороне, где находились комнаты, сделана из плотно подогнанных громадных каменных блоков. Она противолежала гранитной и уходила вверх на шестьдесят или даже более футов. Этот, казалось, бесконечный разрез в горе очерчивал внешнюю границу сдерживающего поля. Все комнаты внутри защищенной зоны располагались по внешнему краю Цитадели, высеченной практически в самой горе.

Никки немного прошла вместе со всеми по кажущемуся бесконечным коридору, а потом, остановившись, наблюдала, пока они не добрались до первого перекрестка.

– Сейчас нельзя быть небрежным или снисходительным, – крикнула она им вслед. – Слишком велика опасность.

Зедд кивнул, принимая ее предупреждение.

– Мы вернемся, как я во всем разберусь.

Кара бросила на Никки взгляд через плечо.

– Не беспокойся, я буду с ним и не настроена делать поблажки. Я не буду в добром настроении до тех пор, пока не увижу вновь Лорда Рала, живым и вне опасности.

– У тебя бывает доброе настроение? – поинтересовался Зедд, как только они торопливо продолжили путь.

Кара бросила на него сердитый взгляд.

– Я часто бываю жизнерадостной и приятной во всех отношениях. Ты полагаешь, что это не так?

Зедд вскинул руки в знак капитуляции.

– Нет, нет. Слово «жизнерадостная» меня вполне устраивает.

– Ну так и хорошо.

– Но мне кажется, что ты перепутала его со словом «кровожадная».

– Ну, если подумать, пожалуй, «кровожадная» будет точнее.

Никки не могла разделить с ними атмосферу этой шутливой беседы. Она не умела заставлять людей смеяться. И очень часто впадала в недоумение, видя, как Зедду или еще кому удается снять напряжение, обмениваясь вот такими шутками.

Никки знала слишком хорошо природу тех, кому они сейчас противостояли. Некогда она и сама принадлежала Ордену. И была настолько же безжалостна, как и смертоносна.

Она ни разу не видела, чтобы император Джегань был веселым или беззаботным. Он вряд ли относился к людям, способным пошутить. Она довольно долго была рядом с ним, и все это время он оставался последовательно и беспощадно смертоносным. К своему делу он относился чрезвычайно серьезно, и был фанатично предан ему. Понимая безжалостную и бездушную натуру противников, Никки не могла позволить себе быть менее серьезной, чем они.

Она наблюдала, как Зедд, Кара и Рикка торопливо сворачивают в первый же проход направо, направляясь к лестнице.

И как только они повернули, Никки внезапно поняла тот звук, ту вибрацию, которую ощущала.

Это был своего рода сигнал тревоги.

И она поняла, почему Рикка не распознала его.

Она открыла было рот, чтобы окликнуть остальных, но тут оказалось, что весь окружающий мир с тяжелым скрипом начал останавливаться.

Над проходом к лестнице словно пролилось темное облако. Оно производило впечатление призрачной пятнистой змеи, извивающейся, крутящейся прямо посреди воздуха, становящейся то тоньше, то толще, пока она с ревом приближалась. Раскатистое, вибрирующее урчание было оглушающим.

Затем появились тысячи летучих мышей, словно подобие толстой змеи, плывущей по воздуху, – настоящая живая масса, составленная из бесчисленного множества маленьких существ. Видение этой многотысячной армии, объединенной в единую движущуюся форму, завораживало. Неимоверный шум отражался от стен, заполняя узкую щель коридора. Казалось, эти летучие мыши мечутся в панике, их слившаяся форма поворачивала за угол в стремительном движении, будто они все убегали от чего-то.

Зедд, Кара и Рикка, казалось, застыли на повороте, так и не начав подниматься по ступеням.

Затем летучие мыши пронеслись мимо и исчезли, стремясь оказаться подальше от того ужаса, что продвигался через Цитадель вслед за ними. Мягкий трепещущий шелест, который они оставляли, словно свое эхо, приглушавший сигнал тревоги, утихал в коридоре по мере того, как вся стая уносилась в еще более глубокую темноту.

Нарастающий теперь отдаленный звук и слышала Рикка, только в тот момент не поняла, что это было.

Вглядываясь в сторону лестницы, откуда только что вылетели мыши, Никки ощущала, будто все вокруг застыло в ожидании чего-то невообразимого. С растущей паникой она осознала, что фактически не может двинуться с места.

А затем по лестнице, словно злобный ветер, стремительно спустилось нечто темное. В то же самое время оно необъяснимо казалось неподвижно висящим в воздухе. Оно состояло из непрерывно снующих черных фигур и текучих теней, сотворенных завихрениями чернильной тьмы. И это ошеломляющее образование из потоков мрака было застывшим – и в то же время шевелящимся.

Никки моргнула, и видение исчезло.

Она попыталась двинуться с месте, но ощутила, будто оказалась в расплавленном воске. Ей удавалось лишь неглубоко дышать и перемещаться самым медленным образом. Каждый дюйм требовал неимоверных усилий, и казалось, проходит целая вечность. Окружающий мир сделался неимоверно плотным, все в нем как будто замедлилось почти до полной остановки.

В коридоре возле остальных, застрявших на повороте, это темное образование проявилась вновь, висящее в воздухе над каменным полом. В целом это напоминало фигуру женщины в черном платье, плывущей под водой.

Даже на пике охватившего ее ужаса Никки находила это экзотическое видение до странного захватывающим. Люди, которых незваный гость уже миновал, застыли, как на картине.

Жесткие черные волосы женщины медленно колыхались вокруг ее бледного бескровного лица. Свободная ткань платья обвивалась, как будто в подводном течении. Сама женщина среди всех этих турбулентностей казалась почти недвижимой.

Она словно бы плыла под водой. Затем она исчезла снова.

Нет, не под водой, решила Никки.

В сильфиде.

Примерно так ощущала подобное путешествие сама Никки. Тот же самый вид странного, потустороннего и таинственного ощущения от медленного перемещения. Оно было невероятно медленным и в то же самое время молниеносно быстрым.

Фигура вдруг появилась вновь, на этот раз еще ближе.

Никки хотела закричать, но не смогла. Она попыталась поднять руки, чтобы выбросить «паутину», но ее движения были слишком медленными. Ей казалось, что понадобится целый день, чтобы поднять одну руку.

Искорки света вспыхивали и поблескивали в воздушном пространстве между Никки и остальными. Она поняла, что это магия, примененная волшебником. Очевидно, она не достигла самозванца. И хотя этот всплеск энергии оказался потрачен без всякого результата, Никки изумилась уже тому, что Зедд вообще сумел устроить такую вспышку. Сама она пыталась сделать то же самое, но без всякого результата.

Темное колыхание ткани медленно перемещалось, плавно перетекая через коридор. Змеиные формы и тени извивались вокруг так, будто двигались очень медленно. Нельзя было сказать, идет эта фигура или бежит. Она плавно скользила, плыла, текла, почти не двигаясь, окруженная вихрящейся тканью платья.

Затем вновь исчезала.

Через мгновение она вновь появлялась, уже намного ближе. Призрачная кожа туго обтягивала костлявое лицо, выглядевшее так, будто его никогда не касался солнечный луч. Локоны невесомых черных волос поднимались вверх, как и жгуты струящихся завихрений черного платья.

Это было самое дезориентирующее видение, какое когда-либо видела Никки. Она чувствовала себя так, будто тонет. От ощущения, что она не в состоянии достаточно быстро дышать, и от попыток набрать столько воздуха, сколько необходимо, паника внутри нее начинала расти. Горящие легкие были не в состоянии действовать быстрее, чем весь остальной ее организм.

Когда Никки наконец сосредоточилась, фигура женщины исчезла. И ей пришло на ум, что и зрение тоже оказалось замедленным. Коридор снова был пуст. Не удавалось сфокусироваться, чтобы следить за движением.

Никки подумала, что, может быть, у нее наблюдаются своего рода галлюцинации, побочный эффект от использованной ею применительно к Одену магии. Она удивлялась, неужели возможны такие последствия от заклинаний? Может быть, это сам Оден, явившийся покарать за контакт со столь запретными силами?

Да, вполне возможно, что это связано с теми опасными вещами, которые она использовала в своих заклинаниях.

Женщина появилась вновь, как будто плыла через глубину, неожиданно проступая в темноте бездны. На этот раз Никки вполне четко смогла разглядеть ее аскетические угловатые черты.

Обесцвеченные синие глаза неотрывно смотрели на Никки, будто в окружающем мире больше ничего не существовало. Этот испытующий взгляд проникал в самую душу, наполняя ее леденящим страхом. Глаза этой женщины были до того бледными, что казались незрячими, но Никки понимала, что эта женщина способна прекрасно видеть, и не только на свету, а даже в самой темной пещере или в глубине скал, где никогда не было дневного света.

Женщина изобразила самую злобную и порочную усмешку, какую когда-либо доводилось видеть Никки. Это была улыбка того, кто не боится, а лишь наслаждается, бросая кому-то вызов, улыбка, принадлежащая женщине, которая прекрасно понимала, что все сейчас в ее власти. Это была улыбка из тех, что вызывали у Никки тихую дрожь.

А затем женщина исчезла.

Чуть в стороне появились новые вспышки брошенной Зеддом магии, затихающие с шипением.

Никки старалась изо всех сил вернуть себе подвижность, но окружающий мир был слишком тягучим, до того, что временами напоминал ей те ужасные сны, где она пыталась двигаться, но так и не могла, как ни старалась. Например, сон, в котором она стремилась убежать от Джеганя – а он по-прежнему оставался рядом, настигая и дотягиваясь до нее. Он был как сама смерть, готовый к самой невообразимой жестокости, приближаясь к ней. А она, до отчаяния, хотела вырваться из этих снов, но, несмотря на неимоверные, усилия ее ноги не хотели двигаться достаточно быстро.

Те сны всегда повергали ее в состояние трепетной паники. Те сны делали смерть до того реальной, что она могла полностью вкусить весь ее ужас.

Однажды такой сон ей приснился, когда она была в палатке с Ричардом. Он разбудил ее, расспрашивая, в чем дело. И она, глотая слезы, рассказала ему. Он заключил в ладони ее лицо и сказал, что это всего лишь сон, а с ней все в порядке. Она отдала бы все, чтобы он обнял ее и, прижав, сказал бы, что теперь она в безопасности, но он не сделал этого. И тем не менее его рука на ее лице, удерживаемая обеими ее руками, мягкие слова и сочувствие дали то утешение и поддержку, которые прогнали ее страх.

Однако сейчас явно был не сон.

Никки попыталась с трудом вдохнуть, чтобы окликнуть Зедда, но не смогла сделать ни того, ни другого. Она пыталась вызвать свой Хань, силу магического дара живых людей, но, как оказалось, не могла даже соединиться с ним. Это воспринималось так, будто ее дар был невероятно быстрым, а она невероятно медленной, и потому они никак не сцеплялись друг с другом.

Женщина, чья плоть была мертвенно-бледной, как у недавнего мертвеца, а волосы и платье черными, как сама преисподняя, вдруг оказалась прямо перед Никки.

Рука женщины как бы приблизилась под водой, сопровождаемая завихрениями черной ткани. Иссохшая кожа туго обтягивала пальцы, четко вырисовывая суставы. Костлявая ладонь погладила подбородок Никки. Это было надменное прикосновение, наглый и бесцеремонный акт триумфа.

В момент этого прикосновения вибрация, которую Никки ощущала в груди, готова была разорвать ее на части.

Женщина рассмеялась глухим, замедленным, булькающим под водой смехом, который эхом мучительно отозвался в каменных коридорах Цитадели.

Никки нисколько не сомневалась, чего хочет эта женщина и за чем именно сюда явилась. Она отчаянно пыталась призвать свою силу, чтобы поймать эту женщину, нанести удар, сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить ее, – но ей не удалось. Ее сила вдруг оказалась невероятно далеко, потрескивала на таком расстоянии, что требовалась вечность, чтобы до нее добраться.

Как только палец прошелся вдоль всего подбородка, женщина снова исчезла, погрузившись в темную глубину.

Появившись вновь в следующий раз, она была уже позади обитых бронзой дверей комнаты со шкатулкой, которые оставались открытыми. Женщина медленно словно бы проплыла через дверной проем, ее ноги так и не коснулись земли, платье колыхалось все вокруг нее.

Затем вновь исчезла из восприятия Никки.

Появившись в очередной раз, она была уже между комнатой и Никки.

Шкатулка Одена находилась у нее под рукой.

И как только тот ужасный смех эхом проник в сознание Никки, окружающий мир заплыл чернотой.

Глава 6

Рэчел не знала, кому эта лошадь принадлежала, да и не задумывалась над этим. Просто лошадь была ей нужна.

Девочка бежала всю ночь и чувствовала истощение и усталость. Она ни разу не остановилась, чтобы задуматься, зачем ей вообще бежать. Это казалось ей не особо важным. Действительно важным было лишь то, что она продолжала продвигаться вперед, то есть совершала необходимое.

Ей необходимо передвигаться быстрее.

Ей нужна лошадь.

Она была абсолютно уверена в направлении, в котором нужно спешить, хотя и не знала, почему ощущает такую уверенность на этот счет, но даже не пыталась достаточно серьезно обдумать этот момент – это оставалось всего лишь вопросом, таящимся где-то в самой глубине ее сознания, никогда полностью не всплывающим на поверхность для обдумывания.

А пока что она, припав к земле, пряталась в засохших ломких кустах, пыталась оставаться всего лишь тенью, до того момента как придумает, что делать. Трудно было сидеть тихо, потому что при этом она начинала мерзнуть от холода. Рэчел старалась не дрожать от страха, чтобы не выдать себя. Ей хотелось потереть руки, но она понимала, что этого делать нельзя, потому что любое движение может привлечь внимание.

И хотя она замерзла, главным предметом ее беспокойства была лошадь.

Кто бы ни был хозяином этой лошади, было ясно, что поблизости его сейчас нет. А если есть, то его не видно. Возможно, он спит в высокой порыжевшей траве и находится слишком низко, чтобы Рэчел могла заметить его. А может, отправился на разведку.

Или он выжидает, наблюдая за ней, вероятно, уже натянув тетиву со стрелой, так что едва Рэчел выберется из укрытия, он прицелится и свалит ее наповал. Как ни была ужасна такая мысль, страх перед подобным исходом не мог побороть стремление продолжать путь и необходимость спешить.

Девочка сквозь плотную стену деревьев посмотрела на солнце, проверила свое расположение относительно него, чтобы точно знать, в какую сторону следует двигаться дальше. Затем рассмотрела варианты маршрутов побега. Вон та широкая тропа, чуть в сторону от дороги, – лучше всего подходит для того, чтобы поскорее скрыться. А еще там есть неглубокий, с каменистым дном, ручей, пересекающий луг. На противоположной стороне луга ручей примыкал к дороге и дальше бежал рядом с ней, и они оба уходили в глубину леса на юго-восток.

Солнце, низкое и красное, кажущееся огромным, висело почти над самым горизонтом. Цвет его был почти такой же, как у царапин, оставшихся на ее руках, когда она пробиралась сквозь кусты.

И прежде чем Рэчел осознала происходящее, прежде чем как следует обдумала все, ее ноги пришли в движение. Казалось, у них появился собственный разум. Сделав несколько шагов, выбираясь из кустов, она кинулась стрелой через открытое пространство прямо к лошади.

Уголком глаза Рэчел заметила фигуру человека, когда тот вдруг резко сел в высокой траве. В точности как она и предполагала – он там спал. В кожаном жилете с металлическими заклепками и с ремнем, на котором держались ножи, он явно походил на солдата Имперского Ордена. Похоже, он здесь один. Вероятно, отправлен на разведку. Все так, как учил ее Чейз – солдаты-одиночки Имперского Ордена, как правило, шпионы.

На самом деле ее не очень-то и беспокоило, кто он. Ей была нужна лошадь. Ей следовало бы бояться этого человека, но она не боялась. Ее страшила лишь возможность остаться без лошади и опоздать.

Человек отшвырнул одеяло и тут же вскочил на ноги. Он двигался очень быстро, но за лето ноги Рэчел еще больше окрепли и стали длиннее, и она мчалась довольно резво. Солдат что-то прокричал в ее сторону. Ее же это нисколько не заботило, она продолжала нестись к гнедой кобыле.

Человек что-то бросил в нее. Она видела, как это пролетело над ее левым плечом. Нож. С такого расстояния это был безрассудный бросок – наудачу, как сказал бы Чейз. Он научил ее концентрироваться и точно целиться, и еще многому другому касательно ножей. И она, разумеется, знала, что бегущая мишень очень трудна для поражения.

Так оно и было. Нож пролетел на заметном расстоянии от нее и с мягким стуком воткнулся в поваленный ствол, лежащий на пути между ней и лошадью. Рэчел, лишь ненадолго притормозив, выдернула нож из подгнившего дерева и сунула за пояс.

Теперь это ее нож. Чейз постоянно советовал Рэчел забирать оружие врагов всегда, как только представляется возможность, и быть готовой воспользоваться им, особенно если оружие более качественное, нежели то, что было у нее. Он учил ее, что в ситуации выживания следует пользоваться всем, что окажется под рукой.

С жадностью глотая воздух, она пробежала под носом лошади и схватила концы поводьев, но оказалось, что они привязаны к ветви поваленного дерева. Ее пальцы суматошно трудились над тугим узлом, но слишком онемели от холода. Они соскальзывали с кожи, не цепляясь за нее. Рэчел хотелось кричать от разочарования, от краха всех надежд, но вместо этого она продолжала распутывать узел. И как только поводья оказались свободны, она ухватила их одной рукой. И тут же неподалеку заметила седло.

Она бросила взгляд на разведчика, когда он вновь закричал, понося ее последними словами. Он быстро приближался. У нее не было времени оседлать лошадь. Седельные вьюки – вероятно, полные припасов – лежали прислоненными к седлу. Она просунула руку под ремень, соединявший оба вьюка, и закинула на вздрагивающую лошадиную шею.

Развернувшись, она ухватилась за лошадиную гриву и, крепко держась за нее, запрыгнула на непокрытую спину лошади. Дорожные вьюки были тяжелыми и едва не соскользнули, но она удержала их и вернула на место. Хотя лошадь не была оседлана, но уздечка оказалась на месте. Где-то в тусклых глубинах своего сознания Рэчел ощущала удовольствие от тепла этого животного.

Она передвинула тяжелые вьюки на загривок лошади, впереди своих ног. Внутри них наверняка есть и пища, и вода. Ей наверняка понадобится и то и другое, если она сможет продолжать путь достаточно долго. А она-то как раз и предполагала, что это будет долгое путешествие.

Лошадь фыркнула и дернула головой. У Рэчел просто не было времени, чтобы задобрить животное, как учил ее Чейз. Девочка отпустила поводья и поддала лошади пятками по ребрам. Та скакнула вбок, с подозрением относясь к своему новому всаднику. Рэчел обернулась через плечо и увидела солдата совсем рядом. Ухватившись одной рукой за гриву и удерживая другой поводья, Рэчел наклонилась вперед и еще раз ударила лошадь пятками по бокам и, дополнительно, рукой по спине. И кобыла понеслась стрелой.

Человек, посылая проклятия, сделал неимоверный прыжок, надеясь схватить уздечку. Рэчел дернула поводьями в сторону, и лошадь послушалась. Солдат пролетел мимо них и упал лицом в землю, крякнув от силы удара. Увидев вдруг, что копыта проносятся очень близко к нему, он закричал и постарался убраться с пути, его ярость уже перешла в испуг. Всего несколько дюймов отделяло его от того, чтобы оказаться растоптанным.

Рэчел не ощущала никакого триумфа. Она чувствовала лишь настоятельную необходимость спешить. Лошадь теперь ей поможет.

Она направила кобылу прямо к ручью у дальней границы заросшей травой поляны. Едва они переправились через широкий разлив мелкой воды, деревья сомкнулись вокруг, а их преследователь остался далеко позади. Вода брызгами разлеталась от скачущей лошади во все стороны. Каменистое дно, казалось, вполне устраивало животное, не сбивая хода.

Чейз научил Рэчел, как использовать воду, чтобы скрыть свои следы.

Каждый шаг этого галопа приближал девочку к цели, а все остальное было уже не важно.

Глава 7

Когда солдат, проходивший мимо повозок, стал кидать в его сторону сваренные вкрутую яйца, Ричард постарался поймать столько, сколько успел. Лишь затем сгреб с земли остальные и, сложив все на согнутую и прижатую руку, медленно отполз назад под повозку, укрываясь от непогоды. Это было холодное, жалкое подобие убежища, но все же лучше, чем сидеть под дождем.

Джон-Камень, набрав свою коллекцию вареных яиц, тоже поспешно вернулся под край повозки, подтягивая за собой цепь.

– Опять яйца, – с неприязнью заметил он. – Вот все, чем они нас кормят нас. Яйца!

– Могло быть и хуже, – заметил Ричард.

– Да ну? – возмутился Джон-Камень, не очень-то довольный своим питанием.

Ричард старательно вытирал яйца о свои штаны, пытаясь, насколько возможно, очистить скорлупу от грязи.

– Например, они могли бы скормить нам Йорка.

Джон-Камень нахмурился, взглянув на Ричарда.

– Йорка?

– Твоего приятеля по команде, который сломал ногу, – сказал Ричард, начиная очищать одно из яиц. – Которого прикончил Змеиное Лицо.

– А, этот Йорк. – Джон-Камень с минуту раздумывал. – Ты действительно думаешь, что в этой армии едят людей?

Ричард быстро огляделся.

– Если у них закончатся продукты, они начнут есть мертвецов. Если будут голодать, а мертвецы закончатся, они снимут новый урожай.

– Думаешь, у них могут закончиться продукты?

Ричард знал, что должны закончиться, но он не хотел говорить этого. Он сам наставлял д’харианские войска, чтобы они уничтожали не только каждый караван с продуктами из Древнего мира, но и саму возможность снабжать ушедшую на север вторгшуюся армию.

– Я просто заметил, что могли бы кормить и хуже, чем этими яйцами.

Теперь Джон-Камень несколько иначе взглянул на свою добычу и наконец неразборчиво проворчал в знак согласия.

И как только Джон-Камень приступил к очистке очередного яйца, он сменил тему разговора.

– Думаешь, нас заставят играть в джа-ла прямо под дождем?

Прежде чем ответить, Ричард доел и проглотил яйцо.

– Думаю, да. Но я лучше согласился бы играть и согреться, чем сидеть здесь и мерзнуть весь день.

– Пожалуй, так, – согласился Джон-Камень.

– Между прочим, – сказал ему Ричард, – чем скорее мы начнем разносить в пух и прах команды, съехавшиеся на это турнир, тем скорее мы поднимем собственный рейтинг, и тем скорее получим возможность с императорской командой.

Джон-Камень лишь усмехнулся такой перспективе.

Ричард проголодался, но заставил себя не спешить с едой и смаковать пищу. Пока они чистили скорлупу и молча ели, он внимательно следил за некоторой активностью, наблюдавшейся в отдалении. Даже под дождем люди были заняты самой разной работой. Сквозь заунывный шорох дождя, шум голосов, крики, споры, смех и громкие приказания, из кузниц доносился звон молотков.

Огромный лагерь раскинулся на плоских равнинах Азрита так далеко, насколько мог видеть Ричард – до самого горизонта. Сидя на земле, было трудно разглядеть значительную часть лагеря, находившуюся за линией обзора. Он мог видеть лишь ближайшие повозки и чуть дальше, как бы на втором плане, более крупные шатры. Мимо проходили лошади, мулы тащили телеги, пробираясь через толкущиеся массы. Люди, столпившиеся под дождем у кухонных шатров, дожидаясь еды, выглядели жалкими и ничтожными.

А вдалеке, над всем этим, возвышался, возведенный на высоком плато, Народный дворец. Даже во мраке пасмурного дня великолепные каменные стены, громадные башни и черепичные крыши дворца выделялись над грязной закопченной армией, пришедшей сюда, чтобы осквернить его. Вместе с паром, поднимавшимся от лагеря армии Имперского Ордена, вместе с дождем и низкими плотными облаками – плато и дворец на нем выглядели как далекое величественное видение. Бывали моменты, когда облака и туман закрывали его, как занавес, и все плато исчезало в сером мраке, будто оно уже достаточно насмотрелось на бурлящие полчища, явившиеся сюда уничтожить все и всех.

Не существовало легкого способа для врага штурмовать дворец, находящийся высоко на плато. Дорога, поднимавшаяся по отвесным стенам, была слишком узкой для любого сколько-нибудь значительного вооруженного нападения. А кроме того, на ней подъемный мост, который, Ричард не сомневался, уже поднят, но даже если и нет, то далее массивные стены, которые и сами по себе неприступны, а перед ними слишком мало пространства, чтобы собрать там сколько-нибудь значительные силы.

В мирное время Народный дворец собирал торговцев со всех земель Д’Хара. Поток товаров не иссякал никогда, потому что это был торговый центр: люди, большим числом, собирались во дворце, чтобы продавать и покупать. Первоначально самый простой путь в этот город-дворец лежал через само плато. Обилие лестничных спусков и пешеходных проходов позволяло разместиться здесь большому числу как продавцов, так и покупателей. В достатке имелись и широкие наклонные переходы для лошадей и повозок. Поскольку в пределах самого плато перемещалось довольно много народа, то повсюду возникали лавки и ларьки. Многие так и жили в этих торговых рядах, никогда не предпринимая путешествия в город, к самой вершине.

На верхней части плато было, как в сотах, изобилие помещений самого разного сорта. Часть этих помещений были общедоступными, но некоторые таковыми не являлись. Здесь часто можно было встретить воинов Первой когорты – дворцовой стражи, – потому что их казармы располагались в этом месте.

Проблема, с точки зрения выполнения задачи Имперского Ордена, заключалась в том, что огромные ворота, ведущие к этим внутренним подступам, были закрыты. Устроены эти ворота так, что способны выдержать любое нападение, а за ними достаточно припасов для долгой осады.

Равнины Азрита перед дворцом вовсе не были подходящим местом для расположения сил, собранных для осады. В то время как глубокие колодцы на внутренней части плато обеспечивали водой всех живущих там, снаружи, на равнинах, не было водных источников, за исключением мелких речушек, наполняемых случайными дождями, как не было поблизости и источников топлива для костров. И все это усугублял жестокий и суровый климат равнин.

У Имперского Ордена было много людей, обладающих магическим даром, но они не могли оказать заметной помощи в разрушении защиты дворца. Сама конструкция дворца была выполнена в форме защитного заклинания, увеличивающего силу правящего Лорда Рала, но в то же самое время уменьшающего силу всех прочих. Внутри этого плато и в городе на его вершине способности любого, обладающего магическим даром, кроме Рала, были сильно приглушены этим заклинанием.

Поскольку Ричард был Лордом Ралом, подобный расклад был ему на руку – если бы не тот факт, что он каким-то образом утратил связь со своим даром. Он в точности знал, как именно это было совершено, но, прикованный к повозке, посреди вражеских сил, насчитывающих миллионы, ничего не мог с этим поделать.

Нечто совсем иное, нежели плато и дворец, возвышающийся на нем, являло собой сооружение, которое уже выделялось над всем, что располагалось на равнинах Азрита, – пандус, который строился силами Имперского Ордена. При отсутствии легких способов напасть на центральное место всей Д’харианской империи, как последнее препятствие для утверждения их полного превосходства над Новым миром, Джегань предпринял строительство гигантского пандуса, который позволит поднять на вершину плато значительные силы, способные штурмовать стены дворца. Он планировал не просто подвергнуть осаде Народный дворец, а взять его штурмом.

Вначале Ричард считал, что такая задача попросту невыполнима, но, начав изучать то, что делала армия Джеганя, он очень быстро пришел в уныние, осознав, что у них вполне может получиться. Хотя плато поднималось над равнинами Азрита на внушительную высоту, у готовящегося штурмовать его Имперского Ордена были в распоряжении миллионы людей, чтобы привлечь их к этому делу.

Исходя из общей стратегии Джеганя, это была его последняя задача, последнее место, которое ему требовалось сокрушить, чтобы установить безраздельное владычество Имперского Ордена. По мнению императора, ему не предстояло больше никаких сражений, пред ним не было никаких оставшихся армий, которые требовалось сокрушить, как не было оставшихся городов, которые предстояло взять. Город на вершине этого плато был последним, что оставался на его пути.

Имперский Орден – эти грубые твари, насаждающие веру по призыву Братства Ордена, – не могли позволить людям Нового мира жить вне контроля со своей стороны, потому что это противоречило учению их духовных лидеров. Братство Ордена учило, что индивидуальный выбор аморален, потому что он вреден и разрушителен для человечества. Само существование обеспеченных и успешных, независимых и свободных людей находится в жестком противоречии с его основными доктринами. Орден осуждал людей Нового мира как себялюбивых и злонамеренных и требовал от них либо принять навязываемые верования, либо умереть.

Иметь миллионы солдат, не знающих, на что потратить время, дожидаясь момента, когда придется претворять в жизнь убеждения и верования Ордена, без сомнения было хлопотным и беспокойным делом. Перед Джеганем стояла задача держать их занятыми, принося жертву общему делу; и теперь они все предавались работе по сменам, в любое время дня и ночи, по возведению пандуса.

Хотя Ричард и не мог видеть работающих внизу, он знал, что они выкапывают землю и камень. По мере того как вырытые ими ямы становились глубже и шире, другие тащили эти землю и камень к строящемуся пандусу. Огромное число людей, снующих туда-сюда без перерыва, развили эту бурную деятельность по столь устрашающему делу. Ричард уже довольно долго не был в самом лагере, но воображал, будто видит, как наклонный пандус неумолимо растет день ото дня, приближаясь к вершине плато.

– Как ты хочешь умереть? – спросил Джон-Камень.

Ричарду было несколько не по себе от вида строящегося в отдалении пандуса и от размышлений о мрачном и жестоком будущем, которое Орден навяжет всем живущим в этом мире, но вопрос, который задал Джон-Камень, тоже не был лучом света в сплошном мраке. Ричард оперся спиной на внутреннюю часть колеса в дальнем углу повозки, продолжая есть яйца.

– Думаешь, у меня есть выбор? – наконец спросил он. – Он такой же, как вот с этим. – Ричард протянул вперед руку, в которой держал половинку яйца. – Мы выбираем лишь как будем жить, Джон-Камень. Не думаю, что нам следует всерьез задумываться о том, как мы умрем.

Джон-Камень выглядел явно удивленным таким ответом.

– А ты полагаешь, мы способны выбрать, как нам жить? Рубен, у нас нет выбора.

– Выбор у нас есть, – заметил Ричард без каких-либо объяснений. Затем положил в рот половинку яйца.

Джон-Камень взял в руки цепь, прикрепленную к его ошейнику.

– Как я могу при этом сделать какой-либо выбор? – Затем махнул рукой, указывая на окружающий их лагерь. – Они – наши хозяева.

– Хозяева? Они предпочитают не думать самим, а жить вместо этого по учениям Ордена. Поступая таким образом, они вовсе не хозяева кому-либо.

Джон-Камень лишь смущенно покачал головой.

– Иногда ты говоришь очень странные вещи, Рубен. Ведь именно я на цепи, а они – нет.

– Есть цепи, которые покрепче тех, что на твоем ошейнике. Моя жизнь значит очень многое для меня. Я способен отдать свою жизнь ради спасения кого-то, кто мне дорог, кого я очень ценю.

Те люди, что окружают нас, решили принести свою жизнь в жертву безумному делу, которое приносит лишь одни страдания. Фактически они уже отдали свои жизни – и не получили ничего ценного взамен. И это называется выбрать, как жить? Я так не думаю. Они носят цепи, которые сами обмотали вокруг собственной шеи, цепи совершенно иного вида, но тем не менее цепи.

– Я сражался, когда им удалось схватить меня. Имперский Орден оказался сильнее. И сейчас я сижу здесь, прикованный цепями. Эти люди живут, а мы, если попытаемся освободиться, умрем.

Ричард счистил скорлупу с яйца.

– Мы все умрем, Джон-Камень… каждый из нас. Вопрос в том, как мы проведем нашу жизнь. В конце концов, это всего лишь единственная жизнь, которую каждый из нас будет иметь, поэтому как именно мы живем – представляет собой первостепенную важность.

Джон-Камень с минуту жевал, обдумывая услышанное. Наконец с усмешкой словно бы подвел итог.

– Ну, если у меня и в самом деле будет выбор, как умереть, я предпочту, чтобы это случилось под аплодисменты толпы, довольной тем, как я вел игру. – Он бросил быстрый взгляд на Ричарда. – А ты, Рубен? Если бы имел выбор?

Голова Ричарда была занята куда более важными вещами.

– Надеюсь, мне не придется решать эту проблему сегодня.

Джон-Камень лишь тяжело вздохнул. Яйца казались слишком мелкими в его мясистых ладонях.

– Может быть, и не сегодня, но думаю, что именно в этом месте все игры закончатся. Скорее всего, именно здесь мы наконец-то расстанемся со своими жизнями.

Ричард не ответил, но Джон-Камень заговорил сквозь шум ливня.

– Я говорю серьезно. – Он нахмурился. – Рубен, ты слушаешь или все еще мечтаешь о той женщине, которую, как тебе показалось, видел, когда вчера мы въезжали в лагерь?

Ричард осознал, что так оно и есть, и потому улыбнулся. Несмотря ни на что, он улыбнулся. Несмотря на справедливость слов Джона-Камня – что, скорее всего, они умрут именно в этом месте, – он улыбнулся. Но ему не хотелось говорить о Кэлен с этим человеком.

– Я видел еще много чего, когда мы въезжали в этот лагерь.

– Увидим больше после игр, – сказал Джон-Камень. – Если проведем их успешно, у нас будет достаточно женщин. Змеиное Лицо обещал это. Но сейчас вокруг лишь солдаты, солдаты и только солдаты. А своего призрака у тебя есть шанс увидеть завтра.

Ричард уставился в никуда, кивая.

– Ты далеко не первый, кто решил, что она призрак.

Джон-Камень взял в руки часть цепи, чтобы не мешалась, и стремительно пересел поближе к Ричарду.

– Рубен, ты бы лучше взялся за ум, а то никто из нас не доживет до игры с императорской командой.

Ричард поднял глаза.

– А я думал, что ты уже готов умереть.

– Я не хочу умирать. Во всяком случае, не сегодня.

– Итак, Джон-Камень, ты сделал выбор. Даже скованный цепью, ты сделал выбор в пользу собственной жизни.

Джон-Камень погрозил Ричарду толстым пальцем.

– Послушай, Рубен, если мне суждено закончить жизнь убитым в игре джа-ла, я не хочу, чтобы это произошло только потому, что ты витаешь в облаках, мечтая о женщинах.

– Лишь об одной женщине, Джон-Камень.

Огромный человек стряхнул скорлупу с пальцев и откинулся назад.

– Я помню. Ты сказал, что увидел женщину, которую хотел бы взять в жены.

Ричард не стал поправлять его.

– Я хочу всего лишь, чтобы мы хорошо играли и выиграли все наши игры, чтобы получить шанс сыграть с императорской командой.

Усмешка вновь заиграла на лице Джона-Камня.

– И ты действительно думаешь, Рубен, что мы можем побить императорскую команду? Думаешь, мы сможем выжить в такой игре с такими людьми?

Ричард разбил скорлупу очередного яйца о край своего каблука.

– Ты ведь хочешь умереть под аплодисменты толпы, довольной тем, как ты вел игру.

Джон-Камень искоса взглянул на Ричарда.

– А может быть, я поступлю так, как ты говоришь, и предпочту жить свободным, а?

Ричард лишь улыбнулся перед тем как откусить половинку яйца.

Вскоре после того, как Ричард и Джон-Камень покончили с остатками еды, появился Карг, разбрызгивая сапогами грязь во все стороны.

– А ну, вылезайте сюда! Все как один!

Ричард и Джон-Камень выбрались из-под повозки под мелкий дождь. И другие пленники поднялись у повозок с обеих сторон от них, готовые услышать, чего от них хочет командующий. Солдаты армии Ордена, которые тоже состояли в команде, подошли ближе.

– У нас намечаются посетители, – объявил Карг.

– Что за посетители? – спросил один из солдат.

– Император осматривает команды, прибывшие на турнир. Мы с императором Джеганем еще вернемся к вам. И я ожидаю, что вы продемонстрируете ему, что я подобрал достойную команду. Любой, кто будет подрывать доверие ко мне или не сумеет проявить должного уважения к нашему императору, не будет представлять для меня никакого интереса в будущем.

Без дальнейших слов командующий заторопился прочь. Ричард мог ощущать, как шатается на своих ногах, в то время как сердце колотится с неимоверной силой. Он был захвачен мыслью, будет ли вместе с Джеганем Кэлен, как и днем раньше? С отчаянием желая вновь увидеть ее, он в то же время не выносил мысли, что она находится рядом с подобными людьми.

На протяжении той зимы, когда Никки утащила Ричарда с собой в Древний мир, Кэлен вместо него возглавила силы д’хариан. На ней была ответственность за то, чтобы не допустить победы Джеганя. Она приложила серьезные усилия, чтобы проредить многочисленные шеренги солдат Ордена, даже при том, что многочисленные караваны с поставками из Древнего мира содержали и пополнения, которые в заметной степени восполняли все человеческие потери. Кэлен не только остановила на время силы вторжения, но и заслужила их постоянную ненависть за всю ту боль и страдания, что причинила им. Если бы не Кэлен, то Орден, вполне вероятно, захватил бы д’харианскую армию и перерезал бы их всех. Она же держалась всегда на шаг впереди Джеганя и вне его досягаемости.

Пытаясь выглядеть спокойным и владеющим собой, Ричард прислонился спиной к повозке и сложил руки, приготовившись ждать. Вскоре он заметил слева многочисленную свиту, прокладывающую путь через лагерь. Они двигались вдалеке вдоль выстроенных в шеренги команд, делая время от времени остановки, чтобы лучше разглядеть игроков.

Судя по виду солдат, входивших в эту группу, это не мог быть кто-то иной, кроме императора Джеганя. Ричард распознал особую императорскую стражу и в прошлый раз, когда они въезжали в лагерь и следовали прямо за Джеганем. Именно тогда он мельком увидел Кэлен. Императорская стража выглядела устрашающе за счет кольчуг, кожи и отлично изготовленного оружия, но именно размеры этих людей, их бугрящиеся и блестящие от дождя мускулы – вот что по-настоящему ошеломляло и пугало окружающих.

Это были те, кто в сердцах рядовых солдат Ордена вызывал страх. Регулярные войска сильно уступали этой отборной страже. В представлении Ричарда эти люди постараются очень быстро разделаться с чем угодно, что им покажется представляющим потенциальную угрозу для императора.

Джон-Камень вышел вперед, присоединяясь к шеренге остальных игроков, ожидавших, чтобы император смог поглядеть на них.

Ровно в тот момент, когда Ричард увидел бритую голову Джеганя в самом центре этой когорты мускулистых стражей, его ошеломила внезапная мысль.

Джегань может узнать его.

Джегань, как сноходец, присутствовал в умах самых разных людей и видел Ричарда их глазами.

Ричард вдруг осознал, насколько он сейчас беззащитен, не говоря уже о том, что, когда он будет играть с императорской командой ради того, чтобы оказаться ближе к Кэлен, Джегань будет там и наверняка узнает его. Полностью поглощенный мыслью о том, как добраться до Кэлен, он просто не учел и не принял во внимание такой перспективы.

А затем Ричард заметил и кое-что еще – сестру Тьмы.

Она была похожа на сестру Улисию, но если это так, та весьма и весьма постарела с тех пор, как он последний раз видел ее. Она была на значительном расстоянии, в самом хвосте всей стражи, сопровождающей Джеганя, но Ричард все-таки мог разглядеть морщины и обвислость ее лица. Последний раз, когда он видел сестру Улисию, та выглядела как вполне привлекательная женщина, хотя Ричарду с трудом давалось отделять облик человека от его личных качеств, а сестра Улисия была очень зловредной женщиной. Независимо от того, насколько привлекательным внешне был человек, злобность всегда портила его образ в глазах Ричарда. Испорченный характер влиял на его оценку человека до такой степени, что он не мог видеть привлекательность отдельно от порочной натуры.

Отчасти именно поэтому Кэлен была столь прекрасна для него – она не только привлекательна внешне, но и образец поведения во всех отношениях. Ум и проницательность прекрасно дополняли ее страстное отношение к жизни. Ее чарующий взгляд будто бы самым совершенным образом отражал все, что она являла собой.

Сестра Улисия, хотя была когда-то внешне привлекательной, теперь, по-видимому, демонстрировала лишь собственную гнилую сущность.

И тут Ричард осознал, что не только Джегань, но и сестра Улисия может узнать его, и там, в лагере, могут быть и другие сестры, знающие его в лицо.

Он вдруг ощутил себя чрезвычайно уязвимым. Любая из этих сестер может в любой момент случайно оказаться рядом. У него нет возможности от них укрыться.

Когда он окажется достаточно близко, император наверняка запросто опознает Лорда Рала, того самого человека, за которым охотится, стоящего прямо здесь, среди его войск. Скованный цепью, как сейчас, и лишенный способности использовать свой Хань, Ричард окажется полностью во власти Джеганя.

В нем вновь вспыхнуло то отвратительное виденье, которое продемонстрировала ему ведьма Шота. Виденье его казни. И в этом виденье тоже шел дождь, вот так, как он шел сейчас. И там была Кэлен. Полными слез глазами она наблюдала за ним, его руки были связаны за спиной, а сам он стоял на коленях в грязи. И пока он стоял так, видя Кэлен, выкрикивавшую его имя, за его спиной появился жестокий и грубый солдат, пообещавший ему надругаться над Кэлен, и поднес длинный нож к лицу Ричарда, а затем мощным движением глубоко перерезал ему горло.

Ричард осознал, что даже коснулся своей шеи, словно пытаясь успокоить зияющую рану. Он задыхался от охватившей его паники.

Он ощутил горячую волну тошноты внутри себя. Не было ли это претворением в жизнь видения Шоты? Не будет ли сейчас то самое, о чем она предупреждала его? Не настал ли день его смерти?

Все случилось слишком внезапно. Он оказался не готов к этому. Но что он мог бы сделать, чтобы подготовиться?

– Рубен! – закричал Карг. – Давай живее!

Ричард постарался взять под контроль свои эмоции. Он сделал глубокий вдох и попытался взять себя в руки, начав двигаться к шеренге и понимая, что если не сделает этого, то все самое худшее произойдет еще быстрее.

Вся императорская процессия стояла неподалеку, возле соседней команды, выстроившейся в шеренгу. До Ричарда доносились отдельные приглушенные звуки беседы, прорывающиеся сквозь шум дождя.

Голова у него шла кругом в попытках придумать, что он может предпринять до того, как Джегань опознает его. Ричард понимал, что не может спрятаться за спинами остальных игроков. Он был нападающим. А Джегань наверняка захочет увидеть нападающего команды.

Затем он заметил присутствие Кэлен.

Ричард двигался будто во сне. Вся группа, окружающая императора и Кэлен, направилась в сторону Ричарда и его команды.

Понимая, что не может избежать того, чтобы стоять в одном ряду с другими игроками, Ричард начал перешагивать через цепь, прикрепленную к ошейнику Джона-Камня, – и в этот момент у него возникла идея. Он ускорил свое движение и, совершенно умышленно, позволил ноге зацепиться за эту цепь. И упал прямо лицом в грязь.

Командующий покраснел от ярости.

– Рубен!.. Неповоротливый идиот! Поднимайся быстрее на ноги!

Ричард с трудом поднялся на ноги, в то время как стражи вокруг императора пришли в движение. Ричард встал во весь рост рядом с Джоном-Камнем и пальцем очистил грязь с глаз.

Он прищурился, чтобы лучше видеть, и как раз в этот момент заметил Кэлен. Она шла прямо за спиной Джеганя. Капюшон ее плаща, опущенный, чтобы защитить от дождя, частично скрывал лицо, но Ричард узнавал знакомое движение ее тела. Никто не мог двигаться так, как она.

И тут их глаза встретились. Он подумал, что его сердце сейчас остановится.

Он вспомнил, как увидел ее в первый раз. Она выглядела в своем белом платье благородной и удивительно прекрасной. Он вспомнил и то, как она взглянула прямо на него, не произнося ни слова. Этот взгляд вопрошал и в то же самое время был осмотрительным и осторожным – взгляд, который мгновенно и ясно показывал ее ум и сообразительность. До той минуты он еще не встречал никого другого, кто смотрел бы так… решительно.

Он подумал, что, скорее всего, влюбился в нее в то самое первое мгновение, влюбился, как только заглянул в ее прекрасные серые глаза. Он был уверен, что, заглянув в них в первый раз, увидел ее душу.

Сейчас было примерно то же самое, в том числе и намек на смущение в ее облике. Поскольку его пристальный взгляд был устремлен прямо на нее и следовал за ней, она не сомневалась, что он способен видеть ее. Будучи объектом применения Огненной Цепи, она не могла помнить, кто он или даже кто она сама. Кроме Ричарда и сестер Тьмы, которые запалили магию Огненной Цепи и сделали из Кэлен свою пленницу, никто не мог помнить ее. Совершенно ясно, что Джегань тоже не затронут воздействием этого колдовства – Ричард подозревал, что это из-за его связи с сестрами. Для всех остальных Кэлен была невидима.

Тем не менее она осознала, что Ричард способен видеть ее. В изоляции, наложенной этим колдовством, подобное обстоятельство должно быть для нее важным и весьма значимым. Фактически, взглянув на ее лицо, он сразу увидел, что это именно так.

Прежде чем Джегань оказался достаточно близко, чтобы проинспектировать команду, прозвучал возглас человека, подбегающего к группе, окружающей императора. Император сделал характерный жест, приказывая пропустить гонца, так, что становилось очевидным, что этот человек ему хорошо известен. Стража расступилась, и мужчина пересек внутреннее кольцо защиты. Поскольку у него имелся лишь минимальный набор оружия – всего лишь пара ножей, – Ричард сделал вывод, что это, вероятно, посыльный. Тот явно запыхался и, похоже, очень спешил.

Добравшись до императора, человек близко склонился к нему и что-то стал говорить, возбужденно, но негромко. Где-то среди своего сообщения он сделал жест рукой в ту сторону, где велось сооружение пандуса.

Кэлен, отведя взгляд от Ричарда, посмотрела на того, кто разговаривал с Джеганем.

Ричард же внимательно изучал охранников, находившихся рядом с ней. Они были явно не из привилегированной стражи, казались очень настороженными и старались не путаться под ногами у внушительно выглядящей императорской стражи. Эти люди выглядели скорее как простые солдаты, которых был полон лагерь. Их оружие не отличалось качеством исполнения. У них не было ни кольчуг, ни доспехов, а одежда, похоже, была собранием всего, что им удалось найти, и в этом отношении они выглядели как и вся остальная армия. Это были крупные мужчины, молодые и сильные, но не идущие ни в какое сравнение с гвардией императора. По своему облику – самые обычные головорезы.

Затем Ричард понял, почему именно они сторожат Кэлен.

В отличие от стражей Джеганя, которые не воспринимали ее присутствия, эти охранники часто поглядывали на Кэлен, внимательно следили за каждым ее движением. Это могло означать только то, что эти люди способны ее видеть. Стражи Джеганя никогда не смотрели на Кэлен, а эти люди почти постоянно делали это. Это означает, что они могли ее видеть. Каким-то образом Джегань нашел людей, чтобы сторожить Кэлен, на которых магия не действовала.

Задавшись вопросом, как могло так получиться, озадаченный подобной возможностью, Ричард наконец понял, что на самом деле в этом есть глубокий смысл. Магия Огненной Цепи, как и весь мир магии, была искажена гармониями. И это искажение разрушало возможность магии правильно функционировать. Ведь главной целью гармоний было уничтожение самой магии. Из-за загрязнения, оставленного ими в мире живого, оказался испорчен сам характер магии Огненной Цепи. Ричард обнаружил искажения и в контрольной сети, развернутой Зеддом и Никки, и в структуре самого заклинания.

И по причине таких вот загрязнений внутри магии Огненной Цепи она работает не так, как должна была. Она испорчена. А в результате этот изъян позволяет некоторым людям избегать воздействия этой магии.

Он вспомнил, что чума, распространяющаяся среди населения подобно пожару, поражает не каждого. Всегда бывают люди – даже среди тех, кто заботится о больных и умирающих, – которые сами так и не заболевают. Здесь, видимо, что-то похожее. Так что существует некоторое количество людей, оказавшихся не подверженными воздействию магии Огненной Цепи и благодаря этому способных видеть Кэлен. И это, безусловно, объясняет, почему нашлась стража, способная присматривать за ней.

Как только эти особые стражи, отвлеченные человеком, так срочно совещающимся с Джеганем, обернулись, чтобы получше разглядеть, что происходит там, около императора, Кэлен повернулась в ту же сторону. Это выглядело в высшей степени естественно; Ричард понимал, что это могло означать что угодно. Кэлен поправила капюшон, укрывающий ее от дождя, а когда ее рука возвращалась назад, то скользнула очень близко от одного из ее охранников. Ричард заметил, что ножны на поясе этого человека оказались пустыми. После того как рука Кэлен вновь спряталась под плащ, Ричард уловил промелькнувший блеск скрывшегося там лезвия. Ему хотелось рассмеяться во весь голос, зааплодировать в знак одобрения, но он не отважился двинуть ни одним мускулом.

Кэлен уловила его обращенный к ней взгляд и поняла, что он видел, что она только что сделала. С минуту она наблюдала за ним, не выдаст ли он ее. Капюшон плаща скрывал ее лицо от тех, кто сторожил ее, не допуская, чтобы они видели, что она скрытно поглядывает на Ричарда. И поскольку он не двинулся с места, она отвернулась и вместе со стражей стала наблюдать, что происходит между императором и посыльным.

Внезапно Джегань развернулся кругом и двинулся назад по пути, которым только что пришел сюда, а посланец следовал за ним по пятам. Кэлен бросила быстрый взгляд через плечо, чтобы последний раз мельком глянуть на Ричарда, прежде чем стражи сомкнутся вокруг императора и его пленницы. И когда она сделала это, капюшон ее плаща сдвинулся вполне достаточно, чтобы Ричард мог заметить темный кровоподтек на левой щеке.

Ярость вспыхнула внутри него. Каждая частица его существа хотела что-то предпринять, немедленно действовать, вырвать ее из рук Джеганя, освободить из этого лагеря. Его мозг лихорадочно работал в попытках придумать что-нибудь, но, прикованный к цепи, как сейчас, сделать он ничего не мог. Было не то время и не то место, где он был на что-то способен.

Особенно угнетало понимание, что его бездействие приведет к новым издевательствам Джеганя над Кэлен. Ричард знал, что если Кэлен будет и дальше страдать, то он никогда не простит себе этого. И тем не менее, несмотря на огромное желание, Ричард ничего поделать не мог.

Он стоял молча и тихо, стойко перенося ярость, бушующую внутри него, подобную ярости Меча Истины, которым он пожертвовал ради того, чтобы отыскать Кэлен.

Кэлен, император и все их стражи исчезли в затянутой туманом сажной копоти лагеря. Дымчатая завеса опустились позади них.

Ричард дрожал, стоя в горьком разочаровании. И даже холодный дождь не мог остудить сдерживаемый им гнев. Но хотя его мозг продолжал обдумывать возможные действия, он отчетливо понимал, что сделать ничего не может. Во всяком случае, сейчас это так.

В то же самое время его сердце страдало за Кэлен. Боль оттого, что ей приходится оставаться в руках подобных людей, узлом стягивала его изнутри. Он ощущал слабость в коленях от страха за нее. Но ему следует укрепиться в своем намерении, удержаться от того, чтобы свалиться на землю и удариться в слезы.

Если бы он только мог добраться до Джеганя. Если бы только…

Карг подошел широким шагом и встал перед Ричардом.

– А тебе повезло, – прохрипел он. – Очевидно, у императора возникли более важные дела, чем знакомиться с моей командой и моим столь неуклюжим нападающим.

– Мне нужна краска, – заявил ему Ричард.

Командующий заморгал от удивления.

– Что?

– Краска. Мне нужна краска.

– Ты думаешь, что я сейчас принесу тебе краску?

– Да. Я же говорю – она нужна мне.

– Но зачем?

Ричард повел пальцем возле лица стоявшего перед ним человека, сопротивляясь изо всех сил побуждению обмотать свободный кусок цепи вокруг шеи командующего и выдавить из него жизнь.

– Для чего на тебе вот эта татуировка?

Озадаченный, Карг с минуту стоял в нерешительности, обдумывая вопрос, будто в нем могла быть скрытая издевка.

– Чтобы выглядеть более свирепым для врага, – сказал он наконец. – Такой облик придает мне силу. Видя наших людей, враг видит перед собой жестоких и яростных бойцов. Это нагнетает ужас в их сердца. А когда они в страхе замирают, мы одерживаем победу.

– Вот для того мне и нужна краска, – сказал Ричард. – Я хочу разрисовать лица игроков так, чтобы они вселяли ужас в сердца наших противников. Это поможет нам сокрушить их. Это поможет вашей команде одерживать победы.

Командующий с минуту изучал глаза Ричарда, будто оценивая, всерьез он это или что-то замышляет.

– У меня есть идея получше, – сказал Карг. – Я позову художников по татуировке и сделаю всей своей команде вот такое. – Он постучал пальцем по татуированной чешуе, покрывающей половину его лица. – У вас всех будет чешуя на лицах. По вашему виду сразу будет понятно, что вы мои. Когда у игроков будет такая же татуировка, как и у меня, вы будете выглядеть как моя команда. И каждый будет знать, что вы принадлежите мне.

Командующий сурово улыбнулся Ричарду, довольный такой идеей.

– А еще я прикажу сделать вам всем проколы. У всех вас на лице будет татуировка и металлические заклепки. И вы все будете выглядеть как жестокие и безжалостные звери.

Ричард ждал, пока стоящий перед ним человек закончит, а затем покачал головой.

– Нет. Не годится. Недостаточно хорошо.

Карг подпер кулаками бока.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что это недостаточно хорошо?

– Ну, – сказал Ричард, – такого типа татуировку трудно рассмотреть издалека. Уверен, что эта татуировка полезна в сражении, когда ты находишься лицом к лицу со своими врагами, но она не будет столь эффективна в джа-ла. В игре подобная татуировка может запросто остаться незамеченной.

– На игровом поле, как и в сражении, ты часто бываешь близко от противника, – заметил командующий.

– Возможно, – уступил ему Ричард, – но я хочу, чтобы мы выделялись не только для наших противников в момент игры, но также и для остальных команд, которые будут наблюдать за игрой. Для каждого, кто наблюдает за нами. Я хочу, чтобы каждый, видя наши разрисованные лица, мгновенно узнавал нас. Только тогда наш вид будет порождать страх в умах других команд. Я хочу, чтобы они запомнили нас и по-настоящему волновались.

Карг сложил перед собой мускулистые руки.

– Я хочу, чтобы вы были татуированы так, чтобы выглядели как моя команда. С тем чтобы все знали, что это игроки командующего Карга.

– А если мы проиграем? Если проиграем самым унизительным образом?

Командующий слегка наклонился, не отрывая пристального взгляда.

– Тогда вы, как минимум, будете биты плетьми, а как максимум, в самом худшем случае, больше не будете представлять для меня никакого интереса. Думаю, теперь вы все знаете, что происходит с пленниками, не приносящими никакой пользы.

– Если такое случится, – сказал Ричард, – люди запомнят, что команда, которую ты отправил на смерть, как не имеющую никакой ценности, имела такие же татуировки, как у тебя. Если мы проиграем, они запомнят змеиную татуировку, запечатленную на каждом из нас. Она всегда будет привязывать нас к тебе, а тебя к нам. Если мы проиграем, ты будешь заклеймен, как позором, этой самой татуировкой. Если мы проиграем, то всякий раз, когда они будут видеть твое татуированное лицо, они будут смеяться над тобой.

Если нам доведется по каким-либо причинам проиграть, краску можно смыть прежде, чем нас будут пороть или сделают что-то еще более страшное.

Карга слова Ричарда убедили. Он заметно поостыл, почесывая подбородок.

– Хорошо, я подумаю насчет краски.

– Пусть она будет красной.

– Красной? Почему?

– Красная сильнее выделяется. Будет лучше запоминаться. А кроме того, красное напоминает людям кровь. Я хочу, чтобы они при виде нас, прежде чем появятся какие-либо вопросы, удивлялись лишь тому, почему мы хотим выглядеть так, будто окрашены кровью. Я хочу, чтобы другие команды были обеспокоены этим в ночь перед игрой. Я хочу, чтобы они беспокоились и проводили бессонные ночи, думая об этом. А когда они наконец выйдут на поле для игры с нами, то будут уставшими, и уж тогда мы заставим их пролить кровь.

Слабая улыбка расплылась по лицу командующего.

– А знаешь, Рубен, родился бы ты на правильной стороне этой войны и сражался бы рядом со мной – готов спорить, мы были бы добрыми друзьями.

Ричард сомневался, что этот человек действительно имеет представление о дружбе и вообще способен на подобное.

– Мне нужно достаточно краски, чтобы хватило на всю команду, – заметил Ричард.

Карг кивнул, собираясь уходить.

– Краска у тебя будет.

Глава 8

Джегань широким шагом следовал через лагерь, и Кэлен старалась не отставать, держась поближе к нему, чтобы не получить оглушающий удар боли через кольцо на шее. Разумеется, как он уже не раз демонстрировал, для этого ему не требовались какие-либо особые предлоги, но тем не менее она понимала, что именно сейчас лучше не давать лишнего повода, потому что он очень спешил из-за каких-то странных новостей, доставленных тем человеком.

Сами новости ее не очень-то интересовали. Ее голова была занята тем незнакомцем, которого она наконец-то увидела вновь. Пленником, которого привезли в лагерь днем раньше.

Проходя через лагерь и думая об этом человеке, она наблюдала не только за своими стражами, но и за обычными солдатами, стараясь заметить реакцию, которая может указывать на то, что они способны ее видеть, и прислушивалась к каждому непристойному замечанию, которое могло выдать их. Вокруг перепуганные люди пристально следили за мощно вооруженной группой, прокладывающей свой путь, вторгаясь в самую сердцевину их повседневной жизни, и среди них она так и не заметила ни одного, кто смотрел бы прямо на нее или проявлял какие-то другие признаки, указывающие, что он ее видит.

Несмотря на то, что эти люди находились в армии, предводительствуемой самим Джеганем, они, скорее всего, никогда раньше не видели императора так близко. Армия, собранная в этом месте, по численности превышала население почти любого города. Если солдаты когда-то раньше и лицезрели императора, то это происходило, вероятнее всего, с большого расстояния. Теперь же, когда он проходил так близко к ним, они смотрели на него с откровенным благоговейным страхом.

Кэлен заметила в их реакции, как и в отношении к ним Джеганя, явное расхождение с тем, что гласят учения Ордена по поводу абсолютного равенства всех людей. Джегань, например, никогда не выказывал готовности разделить со своими людьми их обыденную жизнь, ежедневное существование в запущенности и грязи. Они все жили в лагере, который фактически погряз в беззаконии, его буйные обитатели частенько совершали самые разные преступления, тогда как Джегань всегда наслаждался защитой от этих, теоретически равных ему во всех отношениях, людей. Кэлен предполагала, что если у них и было что общее, так это то, что, как и у императора, их существование переполнено бессмысленным насилием и полным безразличием к человеческой жизни.

Кэлен, невидимая для окружающих ее со всех сторон солдат, осторожно ступала, обходя грязь и кал. В скрытом под плащом кулаке она крепко сжимала нож, еще не решив, что будет с ним делать. Возможность забрать оружие представилась ей совсем неожиданно, и она не упустила момент.

В подобной обстановке наличие оружия успокаивало. Сам лагерь был весьма опасным местом, несмотря на то, что Кэлен невидима почти для всех солдат. И хотя у нее не было надежды использовать этот нож, чтобы сбежать от Джеганя, от всех ее особых охранников и от сестер, все равно обладать оружием было приятно. Это давало ей хотя бы подобие контроля над ситуацией, возможность защитить себя. Но в большей степени оружие символизировало то, как она ценила свою жизнь, декларируя, что она ни от чего не отказалась и не откажется никогда.

Будь у нее шанс, Кэлен воспользовалась бы ножом, чтобы убить Джеганя – хотя и знала, что если на самом деле совершит такой поступок, это будет означать верную смерть и для нее самой. Она знала и то, что Орден не ослабнет от потери человека. Они были как муравьи. Наступи на одного – вся остальная колония нисколько не пострадает.

Но знала она еще и то, что рано или поздно окажется казнена – и при этом ей придется долго страдать, скорее всего от руки Джеганя. Она уже видела, как он убивал людей по малейшему поводу, а зачастую и без оного. Так что разделаться с ним – послужило бы, по крайней мере, удовлетворению ее чувства справедливости. Память Кэлен о ее прошлом исчезла. Ее единственная осведомленность о жизни, с тех пор как сестры Тьмы забрали эту ее память, заключалась лишь в том, что мир сошел с ума. Ей было не по силам выправить это, но если удастся убить Джеганя, справедливость восторжествует хоть в маленькой его части.

Сделать это не так просто. Джегань не только сильный и искушенный в боевом противоборстве, но очень умный и ловкий человек. Временами Кэлен казалось, что он действительно способен читать ее мысли. С другой стороны, поскольку Джегань был воином и при этом часто мог предвидеть ее действия, Кэлен полагала, что в прошлом, из которого она ничего не помнила, она, должно быть, тоже была воином.

Встревоженные настойчивым шепотом своих приятелей, люди в лагере повсюду выходили из палаток, протирали сонные глаза, стоя под мелким дождем и глядя на стремительно минующую их процессию. Другие отвлекались от работы, в основном по уходу за лошадьми, чтобы поглазеть. Всадники натягивали поводья коней, удерживая на месте, пока император не проследует мимо. Повозки останавливались.

В какой бы части лагеря Кэлен ни находилась, всюду стояло зловоние, но в местах скопления людей смрад был еще хуже. Костры, на которых готовилась пища, добавляли густые ароматы к запаху фекалий. На ее взгляд, вырытые на скорую руку отхожие места перестали быть пригодными. То, что они уже давно не справляются, было заметно по отвратительному ручьев, протекающих через лагерь. Устойчивый запах свидетельствовал, что она права. Кэлен не могла даже вообразить, насколько хуже все это станет за предстоящие месяцы осады.

Но эту вонь и гадости, происходящие в лагере, Кэлен отмечала лишь смутно, какой-то дальней частью своего сознания. Мысли ее были заняты другими вещами. Или, скорее, лишь одним: человеком с серыми глазами.

Она не знала, из какой он команды. Когда, днем ранее, она увидела его лицо, он находился в клетке, перевозимой на повозке. Она знала только, уловив обрывок разговора Джеганя с офицерами, что в этих клетках люди из команды, привезенной сюда для участия в турнирах.

Джегань был настроен посмотреть все команды еще до того, как начнутся сами игры. И пока они переходили от команды к команде, она выискивала этого человека. Сначала она даже не осознавала, что делает. Она лишь обратила внимание на то, что стоит рядом с Джеганем, когда тот инспектирует игроков, так что может видеть их всех.

Император знал очень многое о командах. И даже высказывал своей страже мнение о том, что его ожидает, перед посещением следующей. Когда перед ним оказывалась незнакомая команда, он просил показать ему нападающего и ведомых. Несколько раз он захотел взглянуть на игроков, составляющих линию защиты. Это напоминало Кэлен хозяйку на рынке, осматривающую куски мяса.

Кэлен вглядывалась во все лица, которые попадали в ее поле зрения, осматривала каждого человека. Она не руководствовалась при этом весом, ростом и мускулатурой, как это делал Джегань. И в конце концов осознала, что пытается отыскать человека, которого видела в клетке днем раньше. Она уже начала впадать в отчаяние, полагая, что его, должно быть, нет среди игроков этих команд. И заподозрила, что его, как раба, могли отправить трудиться на пандусе, вместе с другими пленниками.

А когда она наконец-то углядела этого человека, тот сделал очень странную вещь: упал лицом прямо в грязь. Они все находились еще на приличном расстоянии, и фактически никто, кроме Кэлен, не смотрел в его сторону. Все посчитали, что этот человек просто неуклюж, раз споткнулся о цепь, лежавшую на земле. Когда они еще приблизились к этой команде, некоторые стражи даже смеялись между собой, обсуждая, как быстро такой человек сломает собственную шею, оказавшись на поле для игры в джа-ла.

Но Кэлен это не казалось смешным. Лишь она одна смотрела на этого человека внимательно и точно знала, что споткнулся и упал он совсем не случайно. Она знала, что это было сделано намеренно.

Падение выглядело вполне естественным. Никому больше не показалось, что оно подстроено. Но Кэлен знала, что было именно так. Она знала, что такое быть пленником и как при этом бывает необходимо сделать что-то, невзирая на риск, потому что у тебя нет другого выхода. Но при этом не могла вообразить, по какой причине тот человек поступил так.

Какова могла быть цель такого поступка? Какой опасности он пытался избежать? При некоторых обстоятельствах люди делают подобные вещи, чтобы вызвать смех – и некоторые из стражей действительно смеялись, – но явно не эта цель преследовалась им.

На взгляд Кэлен, падение было совершено не просто преднамеренно, но еще с такой поспешностью, будто он решился на это лишь за секунду, оказавшись неспособным придумать что-либо более удачное. Как акт безрассудства и отчаяния. Но зачем? Для чего нужно было падать лицом в грязь? Чего он этим добивался?

И вдруг ее озарило. Это отчасти похоже на то, что пыталась делать и она – с помощью капюшона своего плаща пыталась скрыть, что делает, куда смотрит и на кого. Должно быть, он хотел скрыть свое лицо. А это могло иметь место только в том случае, если он опасался, что кто-то узнает его. Должно быть, этот человек боялся, что Джегань сможет опознать его. Или, возможно, сестра Улисия. В любом случае это наверняка сделано для того, чтобы не оказаться узнанным.

Она предположила, что в этом есть определенный смысл. В конце концов, этот человек был пленником. А пленниками могли быть лишь враги Ордена. Она тут же решила, что он мог быть офицером высокого ранга или кем-то еще в том же роде.

И еще: он знал Кэлен. В первую же минуту, когда, днем раньше, он ехал в клетке и их взгляды встретились, она поняла, что он узнал ее.

Когда Кэлен вместе с Джеганем начала приближаться к команде этого человека, она и он обменялись взглядами. И сразу стало ясно, что они оба поняли положение, в котором каждый из них находится, и ни тот ни другой не выдали друг друга ни единым движением, словно заключили молчаливый союз.

Это воодушевило Кэлен, заронив в нее ту мысль, что среди всех этих жестоких и кровожадных людей есть один, который не враг. По крайней мере она не воспринимала его врагом.

Она тут же напомнила себе, что не следует подменять истину воображением. При отсутствии собственной памяти она не имела верного способа знать, враг он или не враг. Можно даже предположить, что он кто-то из тех, кто охотится за ней. Она задумалась, возможно ли такое, что у него, подобно Джеганю, имеется какой-то мотив, чтобы причинять ей страдания? То, что он здесь пленник, вовсе не означает, что он на ее стороне. В конце концов, едва ли можно сказать, что сестры Тьмы действуют исключительно на стороне императора.

Но если он пытался скрыть свое лицо, чтобы остаться не узнанным, что случится, когда будет следующая игра джа-ла? Он может оставаться с грязным лицом день или два, но как только дождь прекратится, грязь на его лице высохнет. Ее заинтересовало – что он станет делать тогда? Она не могла отделаться от беспокойства за него.

Завершая осмотр команд, император и его окружение стали разворачиваться, чтобы отправиться в ту часть лагеря, откуда прибыл посыльный, и тут она увидела еще кое-что в глазах того пленника: ярость. Это случилось в тот момент, когда она, уходя, бросила в его сторону быстрый взгляд и ее капюшон съехал, открывая темный кровоподтек, оставленный Джеганем на ее лице.

Кэлен показалось, что незнакомец выглядел так, будто готов голыми руками разорвать цепь, которой был скован. Но ее успокоило то, что он оказался достаточно сообразителен, чтобы не пытаться сразу же что-либо сделать. Карг убил бы его в мгновение ока.

Судя по разговору между Джеганем и этим командиром, произошедшим, когда Джегань начал инспектировать команды, эти двое были старыми знакомыми. Они упоминали сражения, в которых вместе участвовали. Из той короткой беседы она сделала свою оценку командующего. Как и сам Джегань, Карг был не из тех, кого можно недооценивать. Такой человек, как он, явно не пожелает оказаться скомпрометированным перед своим императором и убьет собственного нападающего без малейших колебаний, позволь тот своему гневу выйти за границы.

Она предположила, что поскольку его ярость проявилась оттого, что он увидел, как обращается с ней Джегань, то, скорее всего, этот человек не мог быть ее врагом.

Но этот человек был крайне опасен. То, как он стоял и как держал равновесие, сообщило Кэлен очень многое о нем. Она ясно видела ум в его хищном взгляде. А то, насколько четко и собранно он двигался, свидетельствовало, что и этого человека не следует недооценивать. Она узнает с полной уверенностью, так ли это, как только начнутся игры, но человек типа Карга не назначил бы нападающего из пленников, не имея для этого веской причины. Кэлен очень скоро узнает достаточно – когда увидит, как этот человек играет, но пока он выглядел для нее как сгусток ярости, и, похоже, знал, как эту ярость выплеснуть.

– Вон в ту сторону, ваше превосходительство, – сказал посыльный, указывая куда-то сквозь серый мелкий дождь.

Следуя за посыльным, они оставили за спиной темное море лагеря и вышли на открытую землю равнин Азрита. Кэлен была так занята мыслями о том человеке с серыми глазами, что даже не заметила, как они приблизились к сооружению. Пандус вздымался высоко над их головами. За ним и над ними возвышалось плато. Оно производило грандиозное впечатление. Не говоря уже о расположенном на нем великолепном дворце.

Когда начались дожди, она надеялась, что пандус может размыть, но теперь, оказавшись рядом с ним, могла видеть, что он не только укреплен камнем, но еще и хорошо утрамбован. Целые бригады людей с большим весом утаптывали землю и камень, по мере того как их насыпали сверху.

Происходящее здесь нельзя было назвать непродуманным. В то время как солдаты в лагере – такие же, как те, что сторожили ее, – ненамного превосходили невежественных тварей, бездумно вверяя себя бессмысленному делу, среди людей Имперского Ордена было несколько человек, обладающих умом. Именно они и руководили строительством; а твари лишь таскали землю.

Хотя основная масса солдат были тупыми и грубыми, Джегань окружил себя знающими людьми. Его личную гвардию, несмотря на то, что все они огромные и сильные, вряд ли можно считать идиотами. Те же, кто присматривал за сооружением пандуса, были еще более образованными.

Те, кто руководил строительством, знали, что они делают, и были достаточно уверены в своих действиях, чтобы возражать Джеганю, когда он предлагал что-то недостаточно разумное. Император с самого начала хотел сделать основание пандуса более узким, чтобы его можно было построить быстрее. К его предложению отнеслись с уважением, но не побоялись сказать, что это не годится, и объяснили, почему. Он внимательно выслушал строителей, а когда убедился, что они правы, позволил им продолжать работу по их плану – несмотря на то, что тот противоречил его изначальному пожеланию. Хотя в тех случаях, когда Джегань был уверен в своем решении, он с бычьей настойчивостью продвигал его.

Бесчисленные вереницы людей, разбитые на группы по двенадцать-пятнадцать человек, уходили далеко в сторону от огромного пандуса. Одни передавали корзины с землей и камнем, а другие возвращали корзины уже пустыми. Некоторые катили тачки, перевозя щебень. Мулы тянули целые сцепки из повозок, груженных камнями большого размера. Сооружение было воистину гигантским, почти за пределами человеческого понимания, но поскольку огромное количество народа постоянно добывали и доставляли туда материалы, пандус день ото дня продолжал расти.

Кэлен держалась за спиной императора, спешащего к месту, путь к которому, среди суеты и беспорядка, постоянно указывал посыльный. Ряды людей расступались, когда императорская свита подходила, затем смыкались вновь.

По пути следования так через скопления рабочих, Кэлен наконец увидела ямы, откуда выкапывали материал для пандуса. Казалось, на равнине появилось бессчетное количество огромных котлованов, вырытых в земле, каждый с наклонным спуском, по которому доставляли вверх материал и возвращали вниз пустые корзины, тележки и повозки, чтобы те вновь оказались нагружены. Перекопанное пространство простиралось дальше, чем можно было видеть в этом сером мелком дожде.

Джегань и его сопровождающие шли по широким дорогам, проложенным между ямами, напоминая раскинутую по равнине сетку. Эти ведущие к пандусу пути были достаточно широкими, чтобы на них могли разойтись две повозки.

– Сюда, ваше превосходительство. Вот это место.

Джегань остановился, всматриваясь вдоль длинного съезда в яму. Похоже, это была единственная яма, в которой никого не было. Император огляделся.

– Прекратите работы еще и вон там, – сказал он, указывая на следующую яму, лежащую в направлении плато. – И не предпринимайте никаких действий в той стороне.

Несколько человек из собравшихся здесь смотрителей за строительством поспешили выполнять его указания.

– Идемте, – сказал Джегань. – Я хочу взглянуть, действительно ли это заслуживало моего внимания.

– Уверен, ваше превосходительство, вы не будете разочарованы, все в точности как я описал.

Джегань не обратил внимания на лебезящего посыльного и начал спускаться по пологому склону, ведущему в глубину ямы. Кэлен держалась поблизости от императора. Взгляд, брошенный назад, выявил сестру Улисию почти в дюжине шагов позади. Сестра, в плаще без капюшона и с мокрыми волосами, прилипшими к голове, выглядела очень недовольной, из-за того, что ей пришлось оказаться под дождем. Кэлен отвернулась, чтобы смотреть под ноги, спускаясь по скользкому от грязи склону.

Дно ямы представляло сплошное месиво из грязи, оставшейся после работы тысяч людей, выкапывавших и грузивших здесь землю. Там, где земля оказывалась мягче и легко поддавалась, было вырыто глубже. В других местах, где камней было больше и земля тверже, оставались холмы в два раза выше Кэлен.

Следуя за посыльным через весь этот хаос, Джегань спустился в один из углубленных участков. Кэлен держалась по этой сплошной грязи за его спиной, ее стражи сгруппировались возле нее. Она хотела оставаться как можно ближе к Джеганю, на тот случай, если то, что окажется в этой яме, приведет его в смятение. Если ей подвернется шанс, то, независимо от риска, она попытается убить его.

Когда все остановились, посыльный присел на корточки.

– Вот оно, ваше превосходительство.

Он похлопал рукой по чему-то, проступающему из-под земли. Кэлен нахмурилась, глядя вместе с другими на ровную поверхность среди грязи.

Посыльный был прав, это место действительно выглядело неестественно. Кэлен смогла заметить что-то, выглядящее как стыки. В целом это напоминало какое-то зарытое в земле строение.

– Расчистить здесь, – приказал Джегань одному из старших надзирателей за работами, который тоже спустился в яму.

Очевидно, здесь произошло следующее: когда эта структура оказалась обнаружена, все работы в этой яме прекратились, а людей убрали, пока Джегань не сможет лично проинспектировать находку. Проступавшая из земли форма была слегка покатой, как будто рабочие обнаружили самую верхнюю часть огромной, длинной и округлой постройки.

Пока люди орудовали с совками и метлами, а Джегань указывал, где еще следует выкопать, стало ясно, что донесение, переданное через посыльного, оказалось довольно точным: это выглядело как наружная часть потолка сводчатого прохода.

И как только место очистили, Кэлен смогла разглядеть, что вся конструкция сделана из больших камней, вырезанных и подогнанных таким образом, чтобы сформировать изгиб арки. Это выглядело как обнажившаяся внешняя структура сводчатого потолка зарытого в землю строения.

Кэлен не могла даже вообразить, что подобная вещь могла быть все время скрыта здесь, на равнинах Азрита. Трудно вообразить, сколько сотен и даже тысяч лет было погребено здесь вот это сооружение, независимо от того, что бы оно собой ни представляло.

Когда оно стало достаточно очищено от земли, камней и просто обломков, Джегань присел и провел рукой по мокрому камню. Затем прощупал несколько стыков. Они оказались настолько плотными, что даже лезвие тонкого ножа не смогло проникнуть между камнями.

– Пусть сюда принесут инструменты – ломы и тому подобное, – сказал он. – Это должно быть вскрыто. Я хочу узнать, что находится там, внутри.

– Немедленно займемся этим, ваше превосходительство, – сказал один из людей, руководивших стройкой.

– И используйте для этого ваших помощников, а не рабочих. – Джегань поднялся и обвел рукой вокруг. – Я хочу, чтобы это место было оцеплено и взято под охрану. Чтобы сюда не забрел ни один солдат регулярной армии. Я оставлю здесь нескольких моих стражей, чтобы постоянно присматривать за этим местом. Доступ сюда должен быть ограничен так же строго, как в мои собственные шатры.

Кэлен знала, что если солдаты проникнут в этот склеп, или чем бы оно ни оказалось, они растащат все ценное. Отобранные у других кольца, что носил сам Джегань, подсказывали, что император хорошо знаком с этим.

Кэлен подняла взгляд, заметив, что в яму по уклону торопливо спускаются несколько гвардейцев Джеганя. Они быстро пробирались через строителей и обычную стражу, приближаясь к императору.

– Мы поймали ее, – доложил один из них, явно запыхавшийся.

Джегань усмехнулся, медленно и злобно.

– Где она?

Человек указал ему туда, откуда спустился.

– Наверху, ваше превосходительство.

Джегань бросил быстрый взгляд на Кэлен. Она не знала, о ком они говорят, но оттого, как он смотрел на нее, холодок пробежал по спине.

– Приведите ее сюда, прямо сейчас, – сказал Джегань.

Этот же гвардеец и еще несколько других заспешили обратно, вверх по уклону, чтобы доставить того, кто ими схвачен. Кэлен не могла даже вообразить, кого они имеют в виду и почему это доставило Джеганю такое удовлетворение.

Пока они ждали, присматривающие за строительством продолжали все больше и больше обнажать скрытую в земле конструкцию. Довольно скоро пред ними предстал очищенный участок каменной клади длиной около пятидесяти футов. Отрытое ими тянулось строго по прямой линии, и на всей длине сохранялась форма арки.

Другая группа трудилась, ведя раскопки и расширяя пространство по бокам этой каменной кладки. Чем больше они открывали, тем яснее становились и форма, и размер этого сооружения. Выглядело оно немаленьким. Если обнаруженное действительно было потолком чего-то, находящегося внизу, то это хранилище или гробница должно иметь около двадцати футов в поперечнике. Поскольку никаких признаков ограничения протяженности пока обнаружено не было, невозможно судить о том, какой длины оно могло быть. Судя по тому, что уже стало видно, это сооружение напоминало скорее зарытый в землю широкий проход.

Услышав приглушенные крики и звуки борьбы, Кэлен подняла глаза. Огромные стражи вели по пологому грязному спуску сопротивляющуюся хрупкую фигуру.

Глаза у Кэлен начали округляться. В коленях появилась слабость.

Двое стражей держали за тонкие руки девушку чуть ли не вдвое меньшего, чем они, роста. Это была Джиллиан, из древних руин города Касска – та самая, которой Кэлен помогла бежать. Тогда Кэлен убила двух стражей Джеганя и сестру Цецилию, и Джиллиан удалось скрыться.

Когда стражи вытолкнули перед собой беззащитную девушку вперед, ее глаза цвета меди наконец-то выцепили Кэлен. В них сейчас было сожаление обо всем, что оказалось потеряно, и о бесплодности попытки ускользнуть от людей Ордена.

Стражи подвели ее ближе и поставили перед императором.

– Ну, ну, – сказал Джегань с мелким хрипловатым смешком, – что у нас тут такое?

– Мне очень жаль, – прошептала девушка, обращаясь к Кэлен.

Джегань бросил взгляд на Кэлен.

– Я оставил людей ради поисков твоей маленькой приятельницы после того драматического побега, который ты для нее устроила. – Джегань взял в свою ладонь лицо Джиллиан, толстые пальцы сжали ее щеки. – Как ни печально, все это ничего не дало.

Кэлен не считала, что все оказалось напрасным. По крайней мере, она убила двух стражей и сестру Цецилию. Она тогда сделала все, что могла, чтобы Джиллиан обрела свободу. Это обошлось ей слишком дорого, но она и вновь сделала бы то же самое.

Джегань обхватил руку девушки своей огромной ладонью и потянул ее, подводя ближе. И вновь усмехнулся, глядя на Кэлен.

– Знаешь ли ты, что у нас тут есть?

Кэлен не ответила. Она не собиралась присоединяться к этой игре.

– А есть у нас то, – сказал он, отвечая на свой вопрос, – что поможет тебе хорошо себя вести.

Она бросила на него непонимающий взгляд, но ни о чем не спросила.

Внезапно Джегань указал на пояс одного из особых стражей Кэлен, того, что стоял по правую руку от нее.

– Где твой нож?

Человек глянул вниз, на свой пояс, будто опасаясь, что рядом с ним змея, готовая впиться ядовитыми зубами. И тут же поднял глаза, обнаружив, что ножны пусты.

– Ваше превосходительство… Должно быть… я… потерял его.

Леденящий взгляд Джеганя заставил этого стража побледнеть.

– Ну хорошо, ты потерял его.

Джегань повернулся и ударил Джиллиан тыльной стороной ладони так, что ее подбросило в воздух. Она упала, крича от шока и боли. Лужа возле ее лица окрасилась красным.

Джегань повернулся к Кэлен и протянул руку.

– Отдай нож.

Его абсолютно черные глаза выглядели так страшно, что Кэлен от испуга едва не сделала шаг назад.

Джегань погрозил ей пальцем.

– Если мне придется попросить еще раз, я выбью ей зубы.

За одно мгновение Кэлен перебрала все, что могла придумать. Она чувствовала себя так, как, должно быть, чувствовал тот человек с серыми глазами, когда преднамеренно упал лицом в грязь. У нее вообще не было выбора.

Кэлен положила нож в обращенную вверх ладонь Джеганя.

Он рассмеялся, празднуя победу.

– Что ж, благодарю тебя, дорогая.

Он повернулся, будто занося кулак для могучего удара, но вместо того всадил нож прямо в лицо человека, которому тот принадлежал. Сырой воздух зазвенел от громкого треска раздробленных костей. Солдат замертво свалился в грязь. Поток крови среди окружающей серости дня ошеломлял. Человеку не удалось даже вскрикнуть, перед тем как умереть.

– Твой нож вернулся, – произнес Джегань, обращаясь к трупу. Затем обвел взглядом ошеломленные лица особых стражей, охраняющих Кэлен. – Надеюсь, вы будете следить за своим оружием лучше, чем это делал он. Если она заберет оружие у кого-либо из вас и не убьет вас с его помощью – это сделаю я. Надеюсь, достаточно просто, чтобы понять?

Они, как один, сказали:

– Да, ваше превосходительство.

Джегань нагнулся и рывком поднял плачущую Джиллиан на ноги. Он без видимых усилий держал ее так, что только пальцы ног касались земли.

– Знаешь ли ты, сколько всяких костей в человеческом теле?

Кэлен с трудом сдерживала слезы.

– Нет.

Он пожал плечами.

– Вот и я не знаю. Но знаю способ узнать это. Мы можем начать ломать ее кости, каждый раз по одной, и будем считать, сколько раз прозвучит треск.

– Пожалуйста… – попросила Кэлен, изо всех сил сдерживая рыдания.

Джегань швырнул девушку к ней, словно давал ей куклу в натуральную величину.

– Теперь ты отвечаешь за ее жизнь. Как только ты дашь мне хоть один повод быть недовольным, я начну ломать ее кости. Я не знаю точного числа костей в ее маленьком тщедушном теле, но уверен, что их великое множество. – Он поднял бровь. – Но зато точно знаю, что меня очень легко вывести из себя.

А если ты сделаешь что-то большее, чем просто неприятность, я прикажу пытать ее прямо у тебя на глазах. У меня есть люди – великие специалисты в области пыток. – Буря меняющихся серых форм клубилась в его глазах чернильного цвета. – Они способны долгое время поддерживать в живом состоянии людей, испытывающих при этом невообразимые страдания. А если ей суждено будет умереть под пыткой, тогда мне придется приняться за тебя.

Кэлен прижала пораненную и окровавленную голову бедной девочки к своей груди. Джиллиан, задыхаясь от рыданий, тихо повторила, как жаль, что она все-таки оказалась пойманной. Кэлен очень осторожно успокаивала ее.

– Так ты поняла меня? – спросил Джегань убийственно спокойным голосом.

– Да, – сдержанно произнесла Кэлен.

Он схватил Джиллиан за волосы и потянул ее назад. Джиллиан с появившимся вновь ужасом закричала.

– Да, ваше превосходительство! – выкрикнула Кэлен.

Джегань улыбнулся, отпуская волосы девушки.

– Так-то лучше.

Больше всего на свете Кэлен хотелось, чтобы этот ночной кошмар закончился, но она понимала, что это лишь самое его начало.

Глава 9

Перестань строить из себя большого ребенка и успокойся, – сказал Ричард.

Джон-Камень неистово заморгал.

– Тогда не лей мне это в глаза.

– Я и не собираюсь лить тебе это в глаза.

Джон-Камень раздраженно вздохнул.

– И вообще, почему я должен быть первым?

– Потому что ты мой правый ведомый.

Джон-Камень не нашел немедленного ответа, но высвободил свой подбородок из хватки Ричарда.

– И ты действительно думаешь, что это поможет нам победить?

– Поможет, – сказал Ричард, выпрямляясь, – если мы все вместе сделаем все как надо. Раскраска игроков сама по себе не даст победы, но добавит нам кое-что важное, нечто такое, чего не сможет принести даже сама победа. Раскраска поможет нам создать репутацию. И эта репутация будет лишать покоя и выбивать из колеи тех, кому предстоит встретиться с нами в следующей игре.

– Ну давай же, Джон-Камень, – сказал один из остальных участников команды, нетерпеливо складывая руки.

Остальные собрались вокруг, чтобы понаблюдать, и одобрительно кивали головами в знак согласия. На самом деле никто из них не хотел быть первым. Большинство, но не всех, все-таки убедило объяснение Ричарда о том, что давала бы им раскраска лиц.

Джон-Камень, оглядев собравшихся вокруг и ожидающих людей, наконец-то с гримасой на лице согласился.

– Хорошо, продолжай.

Ричард бросил взгляд мимо своего ведомого в сторону охраны, готовой ко всему и держащей наготове натянутые луки со стрелами. Теперь, когда с пленников сняли цепи, их стражи следили за малейшими признаками беспокойства, дожидаясь, когда нужно будет сопроводить игроков команды на их первый матч. Карг всегда выставлял усиленную охрану, он это делал всякий раз, когда и с Ричарда, и с других игроков снимались цепи. Ричард замечал при этом, что большинство стрел направлено именно в его сторону.

Вновь переключив все свое внимание на Джона-Камня, он растопырил пальцы и обхватил макушку головы сидящего перед ним человека, чтобы тот не шевелился.

Ричард в этот момент беспокоился о том, что именно он будет изображать на лицах игроков своей команды. Когда эта идея только возникла в его голове, он полагал, что, возможно, каждый из них просто разрисует себе лицо на свой манер. Но после короткого раздумья решил, что не может пустить это на самотек. Риск слишком велик.

А кроме того, они все хотели, чтобы Ричард сделал это сам. Он был нападающий. И это его идея. А некоторые из них еще колебались и опасались, что их засмеют с этой затеей, и поэтому предпочитали, чтобы это было сделано его рукой, а уж никак не их собственной.

Ричард окунул палец в небольшой ковш с красной краской. Кистью, которую принес Карг, он решил не пользоваться – чтобы ощущать процесс непосредственно.

И за то короткое время, что у него оставалось, он старался придумать, что нарисовать. Он знал лишь, что это должно быть нечто, довершающее то, что он намеревался сделать в первую очередь. А чтобы все было именно так, ему следовало изобразить вещи, которые он хорошо знает.

Танец со смертью.

В конечном счете танец со смертью был воплощением жизни, хотя значение этого танца не ограничивалось одной лишь концепцией выживания. Целью этих знаков было обнаружение зла и уничтожение его, что давало возможность сохранить чью-то жизнь или даже свою собственную. Здесь был тонкий, но очень важный нюанс: требовалось уметь распознавать зло, именно для того чтобы быть в состоянии бороться за жизнь.

Хотя жизненная необходимость распознать существование зла была вполне очевидна Ричарду, он четко понимал, что большинство людей упрямо отказываются принимать это. Они предпочитают оставаться незрячими и жить в воображаемом мире. Танец со смертью наверняка не позволил бы им столь смертельных фантазий. Выживание требует ясного и здравого осознания реальности; поэтому танец со смертью требует осознания истины. Это все части целого, и трудно преуспеть, если какие-то части не приняты во внимание или упущены.

Элементы танца со смертью – точнее, их очертания – были, по сути, компонентами любого вида рукопашного столкновения, от ссоры до игры и до смертельной схватки. Изображаемые языком символов, эти компоненты демонстрируют концепции, составляющие танец. Для использования этих концепций необходимо видение того, что происходит в действительности – и в частях, и в целом. Конечная цель танца со смертью – победа жизни. Перевод же названия Джа-Ла Д’Йин означает «игра жизни» или «игра за жизнь».

Вещи, принадлежащие боевому чародею, все и всегда играли определенную роль в танце со смертью. Среди других элементов и символов на амулете, который носил Ричард, было изображение, скорее сжатая диаграмма, демонстрирующая центральную концепцию этого танца. И все эти движения он знал из боевых упражнений с Мечом Истины.

Хотя у него больше не было того меча, он усвоил всю совокупность того, что включено в замысел танца со смертью, и по этой причине знания, которые он усвоил, используя меч, оставались при нем, независимо от того, есть ли у него сам меч или нет. Да и Зедд с самого начала сказал ему, что меч всего лишь инструмент; разум, управляющий оружием, – вот что самое важное.

Все время, с тех пор как Зедд вручил ему этот меч, Ричард занимался изучением языка символов. Он узнавал их значение. Они раскрывали ему свои тайны. Он знал все символы, имеющие отношение к боевому чародею, и понимал, что они означают.

Ричард начал, пользуясь пальцем, наносить штрихи на лицо Джона-Камня. Эти штрихи были частью изображения танца, обозначения движений, используемых при встрече врага. Каждая комбинация, отображаемая линиями-штрихами, обязательно составляла элемент, что-то подразумевавший. Рубить, уклониться, сделать выпад, поворот, нанести режущий удар, завершающий смертельный удар, даже если уже настроился на очередную мишень. Линии, которые он рисовал на правой щеке Джона-Камня, представляли собой наставления следить за всем, что может броситься на тебя, при этом не фокусируя ни на чем пристального внимания.

Ричард обнаружил, что вдобавок к элементам танца изображает части заклинаний, которые когда-то видел. Сначала он даже не осознал, что делает это. Но, едва нарисовав эти элементы, он обеспокоился, вспоминая, где видел их раньше. Затем сообразил, что это части заклинаний, которые Даркен Рал чертил на магическом песке в Саду Жизни, когда призывал магию, необходимую, чтобы открыть шкатулки Одена.

И лишь после этого Ричард осознал, что визит той странной призрачной фигуры прошлой ночью по-прежнему отягощает его рассудок. Голос сообщил ему, что он указан участником. Что начинается первый день зимы. У него в запасе целый год, чтобы открыть правильную шкатулку Одена.

Ричард был сильно истощен, но мало о чем мог думать после того неожиданного визита. Ему не удавалось выспаться. Раздражение от раны в ноге и еще от той, что осталась на спине, не давало погрузиться в обдумывание произошедшего. В первый день зимы случилась инспекция Джеганя. И будучи охвачен внезапным беспокойством относительно того, как не оказаться узнанным Джеганем и находящимися в лагере сестрами Тьмы, Ричард не имел времени обдумать, как это случилось, что он оказался участником приведения в действие шкатулок Одена.

Ему казалось, это могла быть какая-то ошибка – возникшая из-за искажения магии, вызванного загрязнением, которые оставили гармонии. Но даже если ему сообщили правду, – в чем он вовсе не был уверен, – все равно его дар оказался отрезан той ведьмой, Сикс, так что он не понимал, как мог самопроизвольно привести в действие эти шкатулки. И он не мог вообразить, как можно открыть правильную шкатулку при отсутствии дара. Он раздумывал над тем, могло ли все это быть из-за Сикс, частью какого-то заговора, которого он еще не понял.

Когда-то давно, в то время, когда Даркен Рал чертил эти самые заклинания, перед тем как открыл одну из шкатулок, Ричард ничего не понимал в их структуре. Зедд говорил ему, что само начертание подобных заклинаний чрезвычайно опасно: одна неправильная линия, проведенная правильным человеком в правильных обстоятельствах и правильным способом, может вызвать несчастье. В то время все рисунки казались таинственными узорами, выполненными из загадочных элементов, которые можно было принять за знаки какого-то удивительного иностранного языка.

Когда Ричард узнал намного больше о магических рисунках и символах, он пришел к пониманию того скрытого смысла, что содержали некоторые из этих элементов, – главным, образом тем же способом, как изучал древнед’ха-рианский язык: поначалу лишь догадываясь о значении отдельных слов, а по мере того как знание слов росло – стал улавливать и те понятия, которые выражали группы слов.

Именно этим путем он пришел к пониманию того, что некоторые части заклинаний, которые чертил Даркен Рал, чтобы открыть шкатулки Одена, тоже были частями танца со смертью.

В этом был некий смысл. Зедд как-то говорил ему, что сила Одена – это сила самой жизни. Танец со смертью практически представляет собой борьбу за жизнь, и Оден, сам по себе, сосредоточен вокруг жизни, защищая ее от неистового буйства магии Огненной Цепи.

Ричард погрузил палец в красную краску и провел изогнутую дугу через лоб Джона-Камня, а затем подкрепил ее линиями, образующими символ концентрации силы. Он использовал элементы, которые понимал, но комбинировал их новыми способами, изменяя и их, и общую картину. Он не хотел, чтобы сестры Тьмы, увидев эти рисунки, распознали их прямое значение. Несмотря на то, что он составлял рисунки из известных ему элементов, все они были достаточно оригинальными, ни на что не похожими.

Люди, собравшиеся вокруг, чуть склонились вперед, завороженные не просто самим рисованием, но и реализацией идеи. В этом было что-то от поэзии. И хотя они не понимали значения линий рисунка, но воспринимали их совокупность как выражение вполне конкретной цели, как нечто важное, как именно то, чем они и были, – как угрозу.

– Знаете, что напоминает мне весь этот рисунок? – спросил один из наблюдавших.

– Что? – пробормотал Ричард, добавляя штрих к символу, обозначающему мощный удар, лишающий противника силы.

– Отчасти это напоминает мне стиль игры. Не знаю почему, но вот эти линии, то, как они выглядят, напоминают мне некоторые атаки в джа-ла.

Удивленный тем, что этот человек – другой пленник – смог ухватить столь важную особенность этого рисунка, Ричард бросил в его сторону недовольный вопросительный взгляд.

– Когда я работал кузнецом и подковывал лошадей, – пояснил тот человек, – мне нужно было их хорошо понимать. Ведь невозможно спросить у лошади, что ее беспокоит, но если быть внимательным, можно научиться примечать самые разные вещи, такие, как движения тела, и со временем начнете понимать значение и смысл вот такого языка. Если обращать внимание на незначительные движения, то можно избежать и ляганий, и укусов.

– Здорово, – сказал Ричард. – Примерно это я и делаю. Я собираюсь придать каждому из вас нечто типа визуального изображения силы.

– Откуда ты так много знаешь про символы силы? – подозрительным тоном спросил один из наблюдавших за его работой, человек по имени Брюс. Это был солдат Ордена, входящий в состав их команды, – один из тех людей, которые спали в собственной палатке и всегда возмущались тем, что приходилось следовать указаниям нападающего – непросвещенного язычника, сидящего по ночам на цепи, подобно животному. – Вы, живущие здесь, насочиняли слишком много всякого для поверий о магии и тому подобном, вместо того чтобы посвятить свой разум более стоящему – делам Создателя и вашему долгу перед собратьями.

Ричард пожал плечами.

– Я имел в виду, что я применяю мои представления, мои идеи относительно символов силы. Мое намерение заключается в том, чтобы изобразить на каждом из команды то, что, мне кажется, позволит ему выглядеть более сильным, вот и все.

Брюс казался явно неудовлетворенным таким ответом. Он указал на лицо Джона-Камня.

– Почему ты полагаешь, что все эти волнистые линии и все прочее выглядит как представление силы?

– Ну, не знаю, – сказал Ричард, стараясь придумать что-то такое, чтобы ему перестали задавать вопросы, но при этом не рассказать что-то действительно важное. – Просто сочетание этих линий кажется мне выражающим силу.

– Но это нонсенс, – сказал Брюс. – Рисунки не могут ничего такого означать.

Другие солдаты, входящие в команду, наблюдали за Брюсом и ждали ответов Ричарда, будто задумали устроить бунт против их нападающего.

Ричард улыбнулся.

– Если ты думаешь именно так, Брюс, если уверен, что рисунки ничего не значат, то я изображу тебе цветок на лбу.

Все рассмеялись, даже солдаты.

Брюс, показавшийся уже не таким уверенным, тогда как его взгляд метался, обегая смеющихся приятелей по команде, прочистил горло.

– Пожалуй, после этого твоего объяснения мне тоже понятно. Я тоже хочу, чтобы на мне был какой-нибудь из твоих рисунков. – Он ударил себя в грудь кулаком. – Я хочу, чтобы другие команды боялись меня.

Ричард кивнул.

– Будут бояться, если все сделают так, как я скажу. Помните, что перед этой первой игрой люди из другой команды, увидев красную краску на наших лицах, решат, что это какая-то глупость. Вы должны быть готовы к этому. Когда вы услышите, как они смеются над вами, пусть этот смех разозлит вас. Пусть он наполнит ваше сердце желанием вбить этот смех назад им обратно глотки.

В начале игры, когда мы выйдем на поле, другие команды, а также множество зрителей, вероятно, будут не только смеяться, но и обзывать вас последними словами. Именно это нам и нужно. Пусть они недооценивают нас. И когда они будут все это делать – когда будут смеяться и отпускать в ваш адрес грубые ругательства, – я хочу, чтобы вы сберегли ту ярость, что ощутите в тот момент, и наполнили ею свои сердца.

Ричард поочередно посмотрел в глаза каждому члену команды.

– Помните, что мы прибыли сюда, чтобы стать победителями турниров. Мы здесь ради шанса сыграть с императорской командой. И мы одни заслуживаем этот шанс. Телюди, что будут смеяться над вами, – всего лишь дрянные отбросы из игроков в джа-ла. Мы должны сокрушить их, чтобы сыграть с командой императора. Все, кто встречается с нами в первых играх, стоят на нашем пути. Они стоят на нашем пути и смеются над нами.

Когда вы выйдете на игровое поле, пусть их смех звенит в ваших ушах. Впитывайте его, но оставайтесь безмолвными. Пусть они не увидят никаких эмоций с вашей стороны. Держите эмоции внутри себя до нужного момента.

Пусть они считают нас дураками. Пусть уверенность, что мы окажемся легкой мишенью, не даст им сосредоточиться на том, как обыграть нас. Пусть они ослабят свою защиту.

Затем, как только начнется игра, четко скоординированным образом дайте волю своей ярости, выпуская ее на тех, кто смеялся над вами. Мы должны ударить по ним со всей нашей силой. Мы должны сокрушить их. Мы должны считать эту игру такой важной, будто играем с императорской командой.

Нас не устраивает просто победить в этой первой игре, опередив на одно или два очка, как это обычно бывает. Этого для наших целей недостаточно. Мы не можем удовлетвориться такого сорта мелкой победой. Нам необходимо произвести впечатление неизмеримо более сильных. Мы должны наголову разбить их. Мы должны вколотить их в землю.

Нам нужно победить их с разницей в счете по меньшей мере на десять очков.

У окружающих его людей отпали челюсти. Брови поползли вверх. Победы с таким перевесом случались только в играх профессионалов с дилетантами. Победить команду приличного уровня с перевесом в четыре или пять очков еще никому не доводилось.

– Каждый игрок проигравшей команды получает удар плетью за каждое потерянное ими очко, – сказал Ричард. – И я хочу, чтобы об этой кровавой порке прослышали все команды в этом лагере.

С того момента уже никто не будет смеяться. Наоборот, каждая команда, которой предстоит встреча с нами, будет охвачена беспокойством. А когда люди беспокоятся, они делают ошибки. И всякий раз, когда они будут совершать ошибки, мы будем готовы атаковать. Мы сделаем их беспокойство полностью оправданным. Мы вызовем к жизни самые худшие их опасения. Мы подтвердим, что каждая бессонная минута в состоянии холодного пота была не напрасной.

Вторую команду мы тоже разобьем с перевесом в двенадцать очков. И после этого следующая команда будет бояться нас все больше.

Ричард махнул красным пальцем в сторону солдат из их команды.

– Вы же знаете эффективность подобной тактики. Вы сокрушаете каждый город, оказавший вам сопротивление, с тем чтобы те, которые еще предстоит завоевать, дрожали от страха, ожидая вашего пришествия. Чтобы в следующем городе знали вашу репутацию и ужасно боялись вашего появления. Подобный страх позволяет вам легче разгромить их.

Солдаты скалили зубы. Теперь они восприняли план Ричарда в понятных им образах.

– Я хочу заставить все остальные команды бояться команды с разрисованными красным лицами. – Ричард сжал в кулак свободную руку. – Тогда мы, безусловно, сокрушим любую из них.

В неожиданно наступившей тишине все собравшиеся вокруг Ричарда сжали кулаки, под стать ему, и ударили себя в грудь, клятвенно заверяя, что так оно и будет. Все эти люди хотели победить, пусть даже каждый по своей причине.

Но ни одна из этих причин не шла ни в какое сравнение с причиной Ричарда.

Он вовсе не надеялся обыграть императорскую команду – поскольку предполагал получить свой шанс задолго до этого, – но был готов зайти и столь далеко, если потребуется. Он понимал, что в ближайшее время удобный случай может и не представиться. И если он не подвернется, Ричарду нужны были гарантии, что они дойдут до финальной игры этого турнира, и тогда уж точно он сможет получить столь необходимый ему шанс.

Наконец Ричард повернулся к Джону-Камню и на скорую руку закончил изображения нескольких символов, обозначающих несокрушимость атаки, на мощных мускулистых руках своего ведомого.

– Разрисуешь и меня после него, а, Рубен? – спросил один из стоящих вокруг людей.

– А затем меня, – добавил другой.

– Только по одному, – сказал Ричард. – А пока я занят работой, давайте обсудим в деталях нашу стратегию. Я хочу, чтобы каждый, кто будет участвовать в игре, точно знал, что надлежит делать. И все мы должны знать замысел, чтобы верно следовать ему. Нам необходимо освоить систему условных знаков. Все мы должны быть готовы с первого же мгновения начать крушить противника. Я хочу вырвать у них победу, пока они еще будут смеяться.

Каждый из людей по очереди садился на перевернутую бадью, позволяя Ричарду разрисовывать свое лицо. Ричард каждый раз исполнял это так, будто рисунок был вопросом жизни и смерти. В некотором смысле так оно и было.

Все без исключения стали участниками рассудительной лекции Ричарда. Их настроение стало серьезным и даже торжественным, пока они тихо сидели, наблюдая, как их нападающий изображал то, что – как было известно только Ричарду, – представляло наиболее смертоносные концепции, способы использования которых знал только он. Даже если они и не понимали язык этих символов, они понимали значение того, что делал Ричард. Они воочию могли убедиться, что каждый из них стал выглядеть устрашающе.

Когда каждый из игроков оказался разрисован, Ричард осознал, что все выглядит как почти полноценная коллекция рисунков, описывающих танец со смертью, с некоторыми элементами магии шкатулок Одена, перекликающимися с ним.

Символы, которые он не использовал, оставив для себя – это те элементы танца, что воплощали наиболее смертоносные удары – те, что рубили и резали саму душу врага.

Один из солдат, входящих в их команду, предложил Ричарду полированный кусок металла, чтобы, рисуя элементы танца со смертью, он мог видеть себя. Ричард окунул палец в красную краску, думая о ней, как о крови.

Вся команда восторженно наблюдала за ним. Это был их лидер в предстоящей битве, тот, за которым они следуют в игре Джа-Ла Д’Йин. Теперь у него было новое лицо, и все они отнеслись к этому очень серьезно.

В качестве завершающего элемента Ричард добавил две стрелы-молнии от Кон Дар – символы, представляющие ту силу, которую вызывала Кэлен, когда они вдвоем пытались удержать Даркена Рала от попытки открыть шкатулки Одена, и она решила, что Ричард был убит. Это обозначало силу возмездия.

При мысли о Кэлен, о ее потерянной памяти, об отобранной индивидуальности, о том, что она сейчас во власти Джеганя и дьявольских учений Ордена, а также мысленно воспроизводя ее образ с тем свинцовым кровоподтеком на лице, Ричард испытывал неуемную ярость, заставляющую кипеть его кровь.

Кон Дар означало «кровавая ярость».

Глава 10

Пока они следовали по пятам за Джеганем, Кэлен обнимала Джиллиан так, будто пыталась защитить. Окружение императора совершало обратный путь через широко раскинувшийся лагерь, вызывая молчаливый трепет меньшинства и одобрительные возгласы большинства его обитателей. Некоторые скандировали имя Джеганя, когда тот проходил мимо, и выкрикивали что-то в поддержку его лидерства в их борьбе по истреблению противников Имперского Ордена, другие восславляли его, называя «Джегань Справедливый». Ее всегда повергало в уныние, что столь многие воспринимали его – или само Братство Ордена – как хранителя справедливости.

Время от времени взгляд доверчивых, цвета меди, глаз Джиллиан обращался к Кэлен, выражая благодарность за защиту. Кэлен ощущала отчасти и стыд за свой обман в отношении этой защиты, поскольку знала, что на самом деле может предложить девушке лишь весьма условную безопасность. И что еще хуже, в любой момент Кэлен могла оказаться причиной какой-либо неприятности, которая обернется против Джиллиан.

Нет! Она напомнила себе, что не она будет такой причиной, случись нечто подобное. Джегань, как поборник извращенных верований Братства Ордена и сторонник несправедливой справедливости, будет причиной. Извращенные верования Ордена оправдывали любую несправедливость, рассматривая ее как средство для достижения конечной цели. Кэлен не была ответственна – ни в целом, ни частично – за то зло, что творили другие. Именно они должны отвечать за собственные действия.

Она напомнила себе, что не следует перекладывать обвинения с виновных на их жертвы. Это поддерживает дьявольские верования – всегда обвинять во всех бедах жертву. Таков их стиль мышления, и она не должна перенимать его.

И тем не менее у Кэлен разрывалось сердце, оттого что Джиллиан вновь стала запуганным пленником этих тварей. Эти люди из Древнего мира, причинявшие вред невинным людям во имя великого добра, были предателями самого этого понятия. Они были неспособны на искренние чувства и душевную боль, потому что не ценили добро, и даже ненавидели его. Вместо стремления к реальным ценностям они руководствовались в своих действиях разъедающей завистью.

Единственной радостью для Кэлен с того момента, как она попала к Джеганю, было то, что ей удалось устроить побег для Джиллиан. Но теперь она оказалась лишена даже этого.

Пока они шли через лагерь, Джиллиан все время держалась за Кэлен, крепко обхватив ее рукой за талию, а пальцами вцепившись в блузку своей покровительницы. Было очевидно, что, хотя зловещая натура солдат, окружающих их со всех сторон, пугала ее, еще больший страх она испытывала перед личными стражами Джеганя. Это были люди того же сорта, как те, что охотились за ней. Ей удалось ускользнуть от них на время, но, несмотря на то, что Джиллиан хорошо знала безлюдные развалины древнего города Касска, все-таки она оставалась ребенком и шансы ее были малы, когда поиск вели такие решительные и опытные воины. Теперь, когда девушка вновь стала пленником и оказалась в этом огромном лагере, Кэлен понимала, что очень мало шансов помочь ей вновь вырваться из лап людей Ордена.

Пока они так и шли через грязь и отбросы, петляя между беспорядочно натыканными палатками, повозками, сваленным в кучи снаряжением и припасами, Кэлен повернула к себе лицо Джиллиан и увидела, что рана перестала кровоточить. Одно из колец, что носил Джегань, оставило рваную рану на щеке девушки. Ах, если бы это был главный повод для беспокойства! В ответ на трогательную улыбку Кэлен погладила Джиллиан по голове.

Джегань какое-то время был доволен тем, что девушку, которая посмела сбежать от него, удалось вернуть назад – и заодно получить новое средство пытать и контролировать Кэлен. Но тем не менее сейчас его куда больше интересовало обнаруженное в этой яме. Кэлен показалось, что он знает гораздо больше о том, что они отрыли, чем показывал это. Прежде всего его вовсе не удивила находка, как можно было бы ожидать. Он очень спокойно воспринял это открытие.

Приняв меры к тому, чтобы этот район был оцеплен и очищен от солдат регулярной армии, он строго приказал своим помощникам немедленно разыскать его, как только каменные стены будут взломаны и откроется доступ внутрь, чем бы ни оказалось это сооружение, скрытое под равнинами Азрита. И только после того как он удостоверился, что все поняли, чего именно хочет император от них в работе с этой находкой, его внимание переключилось на предстоящее открытие турнира. Он был намерен посмотреть некоторые игры и оценить некоторых потенциальных соперников своей команды.

Кэлен уже доводилось посещать с ним игры джа-ла. Она не испытывала радости от перспективы повторения этого, главным образом потому, что атмосфера насилия этих игр приводила его в буйное состояние, вызывая дикие плотские желания. Этот человек обычно и без того был страшен, способен на внезапные жестокие поступки, но когда находился в возбуждении после игры, то бывал еще более необузданным и импульсивным.

После первого совместного посещения игр в фокусе его развратной похоти оказалась Кэлен. Ее охватила паника, но затем она пришла к пониманию, что он способен сделать то, что собирается, и у нее нет никакой возможности остановить его. В результате она стала нечувствительной к ужасу оказаться под ним, примиряясь с неизбежным. Она отвела глаза от его развратного взгляда и переключила свои мысли на другое, уговаривая себя, что следует сдерживать свою ярость, пока не наступит подходящее время, когда эта ярость послужит какой-либо цели.

Но вдруг он остановился.

– Я хочу, чтобы ты узнала, кто ты есть, когда сделаю это, – сказал он ей. – Я хочу, чтобы ты знала, что я значу для тебя, когда сделаю это. Я хочу, чтобы ты возненавидела это больше, чем ненавидела что-то еще за всю свою жизнь.

Но ты должна вспомнить, кто ты; ты должна знать все, лишь тогда это будет действительно насилие… я имею в виду, худшее из всех насилий, что ты можешь испытать, насилие, которое даст тебе ребенка, в котором он будет видеть и напоминание, и чудовище.

Кэлен не знала, кем был этот упоминаемый «он».

– Чтобы это осуществилось, – сказал ей Джегань, – нужно, чтобы ты сначала узнала, кто ты есть на самом деле, чтобы это воспоминание преследовало тебя столько, сколько ты сможешь прожить, и вечно преследовало его, каждую минуту и при каждом взгляде на тебя.

Сама идея того, что потом насилие окажется для нее намного хуже, оказалась для него более важной, чем удовлетворение сиюминутных побуждений. Одно это многое говорило о его жажде мести и о том, как сильна была эта его страсть в отношении нее.

Терпение было тем качеством, что делало Джеганя еще более опасным. Он бывал импульсивным, но ошибочно думать, что страсть могла довести его до безрассудства.

Пытаясь растолковать высший смысл своих действий, Джегань объяснил ей, что примерно так же он наказывает людей, которые раздражали его. Если бы он просто убивал таких людей, то, будучи мертвыми, они не испытывали бы страданий, а если бы он заставлял их терпеть мучительную боль, они сами вопрошали бы смерти, и он мог отказать в этом. Наблюдая за бесконечной пыткой, он мог быть уверен в их огромном раскаянии за совершенные преступления и в их безмерной печали обо всем, что оказалось потеряно для них.

Именно это, по его словам, и есть то самое, что припасено для нее: муки сожаления и безвозвратных потерь. Отсутствие памяти избавляло ее от всего этого, поэтому он подождет надлежащего времени. Обуздывая свои прямые побуждения ради более высокого замысла, который станет возможным, когда она наконец все вспомнит, он заполнял свою постель множеством других женщин-пленниц.

Кэлен надеялась, что Джиллиан слишком молода для него. Но и это не остановит его, сделай Кэлен что-то, дающее ему повод.

Когда они продвигались через толпы солдат, уже восторженно приветствующих начало игр, внушительная стража силой расчищала путь, разгоняя всех, кто мог оказаться слишком близко к императору. Несколько человек, которые уступали дорогу слишком неохотно или недостаточно быстро, получили такие удары локтями, что их черепа едва не треснули. Один пьяный солдат весьма плотного сложения, находившийся в дурном настроении, не намеренный уступать дорогу никому, даже императору, выразил свое недовольство шедшими впереди императорскими стражами. Поскольку солдат упорствовал и изрыгал дерзкие угрозы, он был тут же распотрошен одним быстрым взмахом кривого ножа. Этот инцидент ни на долю секунды не задержал продвижение императорской свиты. Кэлен прикрыла глаза Джиллиан, чтобы девушку не напугал вид человеческих внутренностей, вывалившихся им под ноги.

Поскольку дождь прекратился, Кэлен сбросила с головы капюшон своего плаща. Низкие темные облака стремительно неслись над равнинами Азрита, добавляя к ощущению безысходности еще и подавленность. Мрачная и плотная облачность усиливала впечатление, что сырой и холодный первый день зимы не сулит и намеков на солнечный свет. От всего этого казалось, будто весь мир постепенно опускается в холодный, вызывающий оцепенение извечный мрак.

Когда они добрались до края игрового поля, Кэлен поднялась на носки, чтобы глянуть через плечи стражей и попытаться увидеть лица людей, находящихся в самой гуще игры. Осознав вдруг, что тянется вверх, пытаясь увидеть игру, она немедленно прекратила эти попытки. Самое последнее, чего она хотела, – чтобы Джегань проявил любопытство, почему это она так заинтересовалась игрой джа-ла.

На самом деле она хотела увидеть не игру, а всего лишь отыскать взглядом того человека с серыми глазами, человека, который намеренно споткнулся и упал лицом в грязь, чтобы скрыть свое лицо от Джеганя… или, быть может, от сестры Улисии. Когда дождь прекратится, этому человеку станет затруднительно сохранять грязным лицо, чтобы скрывать свою личность. Но даже при дожде и слякоти Джегань очень скоро заметит, что нападающий команды Карга все время ходит с грязным лицом. И тогда тот человек обнаружит, что грязь скорее выдает его, чем скрывает, поскольку привлекает внимание и усиливает подозрения Джеганя. Кэлен очень беспокоило то, что может произойти в этом случае.

Когда нападающий одной из команд прорывался на территорию другой, многие из зрителей кричали приветствия и слова воодушевления. Защитники кидались ему навстречу, чтобы помешать проникнуть дальше. Зрители ревели, когда игроки опрокидывали друг друга или применяли жесткие приемы, чтобы не пустить противника на свою половину поля.

Джа-ла – это игра, во время которой ее участники бегут, уклоняются от контакта, делая обманные движения, стрелой проносятся мимо друг друга, задерживают или преследуют владеющего мячом, называющимся брок – тяжелый, покрытый кожей шар, немного меньше человеческой головы, – пытаясь захватить его, или атаковать вместе с ним, или с его же помощью заработать очки. При этом игроки часто падают или оказываются сбитыми с ног. Падая на землю, очень многие оставляют пятна не только пота, но и крови.

Квадратное поле для джа-ла имеет линии разметки. В углах расположены ворота, по двое на каждой стороне. Единственный человек, который может воспользоваться мячом, чтобы набирать очки, и только тогда, когда очередь его команды, это нападающий. Он должен сделать это из определенной зоны на стороне противника. Из этой голевой зоны – области, проходящей поперек поля, он может забросить мяч в сетку одних либо других ворот соперника.

Забить гол совсем не просто: нужно сделать бросок с ощутимой дистанции, а ворота не так уж велики.

Еще более затрудняя это, защищающиеся игроки могут блокировать бросок тяжелого мяча. Они также могли выбивать нападающего из голевой зоны или мешать ему передвигаться. Чтобы ударить назойливого игрока, в качестве оружия мог быть использован мяч, брок. Команда нападающего может пытаться увести игроков противника из пространства перед воротами или защищать его, чтобы он мог сделать бросок. Можно даже попытаться сделать и то, и другое. Любая из упомянутых тактик имеет свои преимущества и недостатки.

А еще на поле есть линия, проходящая далеко от голевой зоны, откуда нападающий может попытаться сделать бросок. Если таковой удается, команда получает два очка вместо обычного одного, но броски с этой линии редко бывают удачными, потому что шанс на перехват мяча здесь гораздо выше, чем шанс сделать удачный бросок. Такие попытки обычно делаются от отчаяния, в крайних ситуациях, например, когда проигрывающая сторона пытается набрать очки в последние минуты игры.

Если команда противника останавливает нападающего силовым приемом, тогда и только тогда его ведомые имеют право поднять мяч и сделать попытку броска. Если какая-либо попытка оказывается неудачной и мяч не попадает в сетку, а уходит за границу поля, тогда атакующая команда вновь получает мяч, но уже на своем участке поля, откуда им следует начинать очередную атаку. Дополнительное время для новой атаки не дается.

На некоторых секторах поля на нападающего при ведении им атаки неприятельских ворот запрещено нападать и отбирать у него мяч. Но эти квадраты запросто могут оказаться и опасными островками, где нападающий оказывается в ловушке и не способен никуда двинуться. Хотя при этом он имеет право передать мяч своему ведомому, а когда вновь станет готов к атаке, может получить мяч обратно.

В остальных секторах игрового поля и в обычной голевой зоне защищающаяся команда имеет право отбирать или блокировать мяч противника, но при этом нельзя использовать брок для забивания гола – для этого ей нужно дождаться своего раунда, своей очереди для атаки, – однако может затянуть владение мячом, чтобы не дать команде, чья сейчас очередь, шанса забить гол. В таком случае атакующая команда стремится забрать мяч назад, если намерена увеличить счет. Борьба за обладание мячом иногда оказывается довольно кровавой.

Периоды времени, выделяемые каждой команде на активную игру, на организацию атаки и получение шанса забить гол, отмеряются песочными часами. Если нет песочных часов, могут использоваться другие способы отмерять время, как, например, наполненная водой бадья, в которой проделано отверстие. Правила игры в некоторых случаях бывали довольно сложными, но в целом они вполне гибкие. Кэлен же очень часто казалось, что никаких правил вообще нет – кроме главного: команда может забивать гол только в свой раунд этой игры.

Нормирование игры по времени и очередность права атаки не давали командам надолго задерживать у себя мяч и поддерживали игру в постоянном движении. Это была быстро протекающая, изнуряющая игра с постоянными метаниями взад и вперед и практически без какого-либо времени на отдых.

Поскольку заработать очко было очень трудно, команды редко забивали больше, чем три или четыре гола за игру. При серьезном уровне игры итоговый разрыв в финальном счете составлял, как правило, лишь одно или два очка.

Оговоренное число переворотов песочных часов для каждой стороны составляет официальное время игры, но если по окончании всех переворотов счет остается равным, игра продолжается сколько угодно раундов, пока одна из команд не заработает хотя бы на одно очко больше. Когда это наконец случается, проигрывающая команда имеет всего лишь один переворот часов, чтобы попытаться сравнять счет. Если им это не удается, игра заканчивается. Если они тоже начинают вести на очко, другая команда имеет один переворот часов на то, чтобы исправить ситуацию. Затянувшаяся игра продолжается вот таким образом, пока какой-то мяч не останется без ответа в течение следующего раунда. При таких правилах игра Джа-Ла Д’Йин никогда не заканчивается вничью – всегда имеется и победитель, и проигравший.

Когда игра заканчивалась, с дополнительным временем или без него, проигравшая команда выходила на поле и каждый ее игрок подвергался порке. Для наказания использовалась вызывающая ужас плеть из пучка кожаных шнуров с каменными или железными грузиками на концах. Каждый игрок получал по удару за каждое проигранное командой очко. Толпа с энтузиазмом считала каждый удар, полученный каждым отдельным игроком команды, стоявшей на коленях в центре поля. Победители обычно прохаживались по периметру поля, рисуясь перед толпой, в то время как проигравшие, с опущенной головой, получали свои удары плетью.

После максимально жесткого соперничества на поле порка всегда представляла собой мрачное зрелище. Игроки, в конце концов, особо отбирались по их жестокой агрессивности, а не только по способностям к игре.

Толпы зрителей, наблюдавших за игрой джа-ла, всегда ожидали именно кровавых матчей. Следующих за армией маркитанток и женщин прочих занятий вид крови ни в малейшей степени не отпугивал. Скорее, это заставляло их еще более восторженно ловить взгляды любимых игроков. Для людей Древнего мира кровь и секс были неразрывно и сложно связаны – будь это матч джа-ла или разграбление города.

Если в ходе матча крови было недостаточно много, толпа могла разозлиться, полагая, что команды не пытаются играть достаточно жестко. Однажды при Кэлен Джегань даже приказал казнить всю команду, потому что счел игру недостаточно безжалостной, – и после этого все, выходившие на поле, залитое кровью от совершенной казни, отдавали игре все силы.

Чем более жестокими были игроки – с точки зрения зрителей, – тем лучше. Ноги и руки ломались на поле постоянно, а нередко и головы. Те, кому доводилось убивать противников во время матча, становились хорошо известны и популярны. Такие люди делались кумирами, и выход их на поле в начале игры сопровождался одобрительными выкриками зрителей. Женщины, желающие после матча оказаться с игроками, всегда отдавали предпочтение именно таким агрессивным мужчинам.

Для людей Имперского Ордена игра жизни была всего лишь кровавым спортом.

Кэлен стояла позади Джеганя, стараясь держаться ближе к нему, тогда как он встал около края поля почти напротив его центра. Пока они осматривали раскопки возле строительства пандуса, игра уже началась.

Стража Джеганя охраняла его по бокам и с тыла. Кэлен довольно плотно окружали ее личные особые стражи, для гарантии, что она не попытается сбежать. Она подозревала, что накал эмоций болельщиков, сдобренный спиртным, мог создать куда большую угрозу, чем просто небольшие стычки. Однако Джегань, несмотря на демонстративную мощь его стражей, был человеком, которого не страшили неприятности. Он исповедывал правила грубой силы, и, придерживаясь их, был абсолютно безжалостным. Даже среди его внушительно выглядящих стражей мало кто был сравним с ним по развитию мускулатуры, не говоря уже о его способностях и боевом опыте. Кэлен подозревала, что он может легко проломить человеку череп одним ударом невооруженной руки. В довершение всего это человек был еще и сноходец. Вероятно, он мог без малейшего страха неторопливо прогуливаться в одиночку среди толп самых разнузданных пьяных солдат.

А на поле игравшие команды сошлись с хрустом и треском ломающихся костей и рвущихся мышц. Кэлен наблюдала, как нападающий потерял мяч, когда в него врезались сразу с двух сторон. Опустившись на одно колено, он прижал к ребрам ладонь и с трудом пытался восстановить дыхание. Это был не тот человек, которого она искала.

Раздался звук горна, сообщающий, что очередной раунд закончился. Болельщики одной из команд дико кричали по поводу не произошедшего гола. Судья перенес мяч на другую половину поля и передал его нападающему второй команды. Кэлен беззвучно вздохнула. И этот человек оказался не тем. Как только песочные часы были перевернуты, вновь прозвучал горн. Нападающий и его команда бросились в атаку через поле. Другая команда побежала занимать позиции для защиты своих ворот.

Звуки сминающейся и рвущейся плоти вызывали ужас. Один из игроков закричал от боли. Джиллиан, позади стены стражей, не имевшая возможности видеть, что именно происходит на поле, тем не менее сжалась, услышав эти крики. И еще сильнее прижалась к Кэлен. После того как свалившегося игрока выволокли с поля помощники судьи, игра продолжилась.

Джегань, увидев достаточно, повернулся и двинулся в сторону соседнего поля джа-ла. Люди в толпе толкались, стараясь пробиться вперед, чтобы лучше видеть, но теперь расступились, давая проход императору, покидающему игру. Толпа была огромной, но в этом лагере она составляла крайне незначительную часть его обитателей.

Строительство пандуса продолжалось, несмотря на игры. У большинства работающих будет достаточно времени после окончания смены смена, чтобы посмотреть игры, которые проходили непрерывно, весь день и вечером. Судя по тому, что Кэлен смогла извлечь из обрывков разговоров, в турнире участвовало множество команд, соперничающих за право помериться в итоге силами с императорской командой. Посещение соревнований было отличным времяпрепровождением для людей, не имеющих другого занятия, кроме ежедневного копания в грязи и бесконечной осады Народного Дворца.

Джегань со свитой пробрались через толпу кричащих, аплодирующих и издающих неодобрительные свисты болельщиков, наблюдающих за игрой. Двигаясь через грязный, гадко пахнущий лагерь, люди императора в итоге оказались у следующего поля, где тоже должна была начаться игра джа-ла. Отдельный сектор, для императора и его свиты, включая стражу, был огорожен канатами. Джегань и несколько его офицеров, которые присоединились к нему, принялись подробно обсуждать соперников, которым предстояло выйти на поле. Несомненно, игра, которую они только что оставили, происходила между командами более низкого уровня. Предполагалось, что от предстоящей игры можно ожидать большей зрелищности.

Вот двое нападающих появились в центре поля, чтобы тянуть соломины, определяя таким образом, кому выпадет шанс начинать игру. Толпа в ожидании затихла. Оба нападающих тянули соломины из целого пучка их, зажатого в кулаке судьи. Оба человека подняли соломинки, выставляя напоказ. Тот, у кого оказалась короткая, сыпал проклятья. Выигравший держал свою высоко над головой, что-то выкрикивая в триумфе. Его приятели по команде, а также часть толпы, поддерживающая его команду, взорвались криками одобрения.

Длинная соломина предоставляла ему выбор: воспользоваться мячом для начала игры либо отдать его человеку, вытянувшему короткую соломину. Разумеется, ни одна команда не отказывалась от шанса первыми открыть счет. Забитый в начале игры гол предвещал хорошие перспективы на победу.

Судя по тому, что Кэлен подслушала в разговорах солдат и стражей, окружающих ее, большинство зрителей уверены, что игра жизни часто оказывается выигранной или проигранной благодаря вот этому исходному вытягиванию соломинки. Эта соломинка, как они верили, указывает, кому в этой игре больше повезет.

Ни один из нападающих не был тем человеком, которого высматривала Кэлен.

Как только игра началась, стало очевидно, что эти люди куда лучше, чем игроки на предыдущем поле. Захваты ног и прочие блокировки предпринимались с самыми невероятными усилиями. Мужчины бросались в прыжке, проносились в воздухе в отчаянных попытках столкнуться с противником – чтобы вывести из игры нападающего или, наоборот, защитить его. Нападающий, помимо быстрого прорыва через поле, еще и воспользовался тяжелым мячом, чтобы сбить со своего пути игрока команды противника. Едва тот приблизился в попытке блокировать нападающего, он швырнул мяч со всей силы с короткого расстояния. Защитник лишь нечленораздельно хрюкнул от мощного удара и упал. Болельщики одобрительно завопили и топали ногами. Один из ведомых подхватил мяч и перебросил его нападающему, и они продолжили вести атаку, прорываясь на другую половину поля.

– Мне ужасно жаль, – прошептала Джиллиан, пока стража, офицеры и сам Джегань наблюдали за игрой, а некоторые из них отпускали замечания, обсуждая игроков.

– Здесь нет твоей вины, Джиллиан, ты сделала все, что могла.

– Но ты сделала больше. Мне хотелось бы стать такой же, как ты. Тогда бы я…

– Тсс, помолчи. Я ведь тоже пленница. Даже вдвоем мы не справимся ни с кем из этих людей.

От этих слов Джиллиан слегка улыбнулась.

– Я, по крайней мере, рада, что нахожусь рядом с тобой.

Кэлен поневоле улыбнулась ей в ответ. И бросила взгляд на свою стражу. Они были поглощены наблюдением за игрой.

– Я постараюсь придумать, как нам обоим вырваться отсюда, – прошептала она.

Время от времени Джиллиан выглядывала между стоящими вокруг огромного роста мужчинами, чтобы увидеть, что делается на поле. Заметив, что она поглаживает голые руки и начинает подрагивать от холода, Кэлен обернула девушку плащом, стараясь позаботиться о ней, передавая часть своего тепла.

Спустя какое-то время каждая из команд набрала по очку. Кэлен знала, что игра может затянуться – когда время заканчивается, а ни одна из команд так и не добилась преимущества, игра ведется дополнительное время, пока одна из команд не заработает очко, оставшееся без ответа.

Но не пришлось ждать так долго, как она опасалась: в этой игре не понадобилось дополнительное время. Нападающий одной из команд был настигнут ударом сзади, и в тот же момент другой защитник в скоординированной атаке налетел на него спереди, ударяя опущенным плечом прямо в грудь. Нападающий захромал, еле передвигая ногами, и тяжело свалился на землю. Результат этой блокировки выглядел так, будто у человека оказалась сломан позвоночник. Толпа взревела.

Кэлен прикрыла лицо Джиллиан и прижала ее к себе.

– Не смотри.

Джиллиан, готовая вот-вот удариться в слезы, лишь кивнула.

– Я не понимаю, почему им нравятся такие жестокие игры.

– Потому что они сами очень жестокие люди, – пробормотала Кэлен.

Вместо выбитого из игры был назначен новый нападающий, упавшего лидера утащили с поля под оглушающий довольный рев с одной стороны и яростные крики досады и раздражения – с другой. Две стороны болельщиков, казалось, готовы устроить между собой битву, но когда игра вскоре возобновилась, они с интересом стали наблюдать за быстро развивающимся действием.

Команда, потерявшая нападающего, играла отчаянно, но довольно скоро стало очевидно, что это уже проигранное сражение. Новый нападающий оказался никак не ровня тому, которого они потеряли. Когда песочные часы отмерили последний из обязательных раундов, они отставали на два очка – что означало полную победу другой команды. Такой перевес в счете, а также устранение нападающего у противника столь жестоким, варварским способом, заметно улучшили репутацию победившей команды.

Джегань и офицеры выглядели довольными результатом игры. В ней присутствовали все элементы жестокости и зверства, крови и злобного триумфа, с какими, по их убеждениям, и должна проходить игра Джа-Ла Д’Йин. Стражи Кэлен, опьяненные смертельной свирепостью игры, шепотом обсуждали между собой в деталях, что им больше всего понравилось в наиболее острых из только что произошедших схваток. Толпа, уже возбужденная игрой, пришла в еще больший восторг от последующей порки.

Эти люди были разгоряченными и остро предвкушали очередную игру. Ожидая ее, они начали скандировать, призывая следующую пару команд на выход. В такт с этим они хлопали руками, требуя скорее начать зрелище.

На краю поля справа сквозь толпу прошла одна из команд. Судя по тому, как аплодировали собравшиеся, толпа узнала своих любимцев. Все игроки подняли над головой сжатые кулаки, пока с важным видом проходили и выстраивались полукругом, красуясь перед своими болельщиками. Как мужчины-воины, так и женщины, из тех, что следовали за лагерем, криками приветствовали команду, которую, похоже, знали и поддерживали.

Один из стражей Джеганя, стоящий чуть впереди Кэлен, заметил, обращаясь к своему соседу, что эта команда не просто очень хорошая, но он ожидает, что они прилично покалечат своих противников. Судя по свисту и улюлюканью толпы, большинство зрителей, похоже, придерживались о них того же мнения. Несомненно, это была популярная команда с репутацией именно того типа, который приветствуется людьми Имперского Ордена. Подогретое предыдущей игрой, сборище солдат было возбуждено и требовало крови.

Огромная толпа солдат, напряженно вытягивая шеи, старалась разглядеть другую команду, когда та наконец пробралась через толпу с левой половины поля. Они просто выстроились в одну шеренгу, не воздевая сжатые кулаки, не демонстрируя никакой бравады.

Кэлен в удивлении уставилась на них вместе с остальными. Толпа погрузилась в тишину и молчание. Никто не кричал. Все были слишком изумлены, чтобы хоть что-то выкрикивать.

Глава 11

За этими людьми, – все без рубашек, построенные в одну шеренгу, – внимательно следил плотный отряд мрачных стражей – все как один держали наготове натянутые луки со стрелами. Каждый человек в колонне, марширующей к центру поля, был разрисован странными красными символами. Прямые и изогнутые линии, завитки, окружности и дуги покрывали их лица, грудь, плечи и руки.

Они выглядели так, будто отмечены кровью самим Хранителем преисподней.

Кэлен заметила, что рисунки на человеке, возглавляющем эту команду, хотя и похожи на рисунки остальных, но немного другие. И вдобавок только у него были сдвоенные молнии на лице. Начинающиеся у висков с каждой стороны как зеркальные отражения друг друга, верхние части этих стрел делали зигзаг над бровями, затем каждая молния проходила через веко, своим нижним зигзагом огибала скулу и в конечном счете заканчивалась в ямке щеки.

Кэлен нашла, что общий эффект такой раскраски был подсознательно пугающим.

В центральных частях этих молний-близнецов сверкали хищным пристальным взглядом проницательные серые глаза.

Трудно было понять, что за человек скрывается за этой отвлекающей внимание сеткой линий. Эти странные символы, а особенно эти молнии-близнецы, заодно маскировали и черты его лица. Кэлен вдруг поняла, что он нашел способ скрывать лицо без всякой грязи. Она удержала себя даже от намека на улыбку, который мог бы исказить ее черты. Но, обрадовавшись этому, в то же самое время она хотела увидеть его лицо как оно есть, увидеть, как он выглядит на самом деле.

Он не был столь же огромным, как некоторые нескладные игроки, но все же значительных габаритов – высокий и мускулистый, но не такой, как бывают мускулисты толстые, упитанные, напоминающие быков люди. Этот человек был сложен так, что все его пропорции казались абсолютно правильными.

Пристально всматриваясь в него, Кэлен вдруг испугалась, что любой из окружающих может видеть ее, может видеть, что она прикована взглядом именно к этому мужчине. Она ощутила, как ее лицо заливается краской.

Но все-таки она продолжала всматриваться, и ничего не могла поделать с собой. Впервые она разглядывала мужчину так внимательно. Он выглядел именно так, как она примерно представляла себе. Или, может быть, он выглядел именно так, как она представляла в своих мечтах. И первый холодный день зимы неожиданно стал для нее теплым.

Она задалась вопросом, кем бы мог быть этот человек по отношению к ней? Ей даже пришлось сдерживать свое воображение. Она не отважилась грезить относительно того, чего, как она понимала, никогда не могло быть.

В то время как нападающий другой команды все еще смеялся, человек с серыми глазами продолжал ждать, стоя перед судьей, и его пронизывающий взгляд был устремлен на противника.

Она поняла сразу, как только увидела эти рисованные знаки, что солдаты наверняка примут их за пустую браваду. Эти рисунки были своего рода зрительным утверждением, которое, не будь совершено столь преднамеренно и продуманно, являло бы собой наихудшую разновидность самонадеянной наглости, нечто типа вызова, который требовал жестокого, если не смертельного, противодействия.

Спрятать свое лицо – одно дело, но все в совокупности было уже чем-то иным. Он подвергал себя и свою команду огромному риску, делая такое заявление, хотя и выраженное всего лишь краской. Ей показалось, из-за этих молний, что никто не упустит из виду, что он – нападающий, как будто старался привлечь все внимание другой команды исключительно к себе. Она не могла даже вообразить, зачем он делает подобную вещь.

Следуя примеру своего нападающего, все игроки без раскраски ударились в смех. К ним присоединилась и толпа, смеясь, улюлюкая и обзывая неприличными словами разрисованных людей и, в особенности, их нападающего, человека с молниями на лице.

Кэлен нисколько не сомневалась, что нет больше и опасней ошибки, чем смеяться над этим человеком.

Разрисованные стояли, будто были из камня, в то время как по толпе прокатилось необузданное буйство смеха и издевательств. Игроки команды противника выкрикивали оскорбления и насмешки. Некоторые из женщин, следовавших за лагерем, бросались всяким мелким мусором – куриными костями, кусками протухшей еды или просто грязью, если ничего иного под рукой не оказалось.

Игроки второй команды обзывали человека с молниями такими словами, что Кэлен поневоле рассеянно закрыла уши Джиллиан рукой, прижимая ее голову к своей груди, и еще плотнее обернула вокруг нее свой плащ. Она не знала, к чему все это приведет, но нисколько не сомневалась, что здесь не место для этой девушки.

Нападающий с молниями-близнецами на лице стоял с ничего не выражающим видом, по его лицу невозможно было определить его истинные чувства. Это напомнило Кэлен собственное поведение, когда у нее самой был пустой взгляд – когда она оказывалась пред лицом чего-то ужасного, – пустой взгляд, не выдающий ничего, что творилось внутри нее.

Но все же в невероятно спокойном поведении этого человека Кэлен видела сдерживаемую ярость.

Он ни разу не посмотрел в ее сторону – его взгляд был сосредоточен на противнике, – но сама возможность видеть его стоящим там, видеть целиком, видеть его лицо, даже если оно и покрыто этими рисованными линиями, видеть то, как он держится, видеть во всех подробностях, без необходимости быстро отворачиваться в сторону, – вызывала у нее слабость в коленях.

Командующий Карг, слегка помогая себе локтем, пробился через стену стражи, чтобы присоединиться к императору Джеганю, расположившемуся у самого края поля. Он сложил на груди свои мускулистые руки, как бы не вполне понимая шум и волнение, вызванные его командой. Кэлен заметила, что Джегань не смеялся вместе с прочими. Он даже не улыбнулся. Командующий и император склонили друг к другу головы и о чем-то говорили, но Кэлен не могла разобрать слов из-за несшихся со всех сторон потоков насмешек, хохота и вульгарных оскорблений, издаваемых и выкрикиваемых толпой.

Пока Джегань и Карг продолжали что-то обсуждать, другая команда принялась вытанцовывать посреди поля, подняв руки, как снискавшие восторг толпы, даже не забив еще ни одного гола. Они уже стали героями, еще ничего не сделав.

Эти солдаты, полностью посвятившие себя утверждению религиозных догматов, были руководимы одной лишь яростью. Они видели в спокойной уверенности другого человека лишь обычное высокомерие, а в умениях и способностях лишь несправедливость и такое неравноправие, какое можно сравнить с угнетением. Кэлен припомнила слова Джеганя: «Братство Ордена учит нас, что быть лучше, чем кто-то конкретный, означает быть хуже каждого».

Собравшиеся здесь зрители разделяли это кредо, и поэтому изливали ненависть на людей, выступивших перед ними и с помощью краски объявивших, что они – лучше. Но в то же самое время они все находились здесь, чтобы видеть триумф команды, увидеть людей, лучших, чем другие. Подобные верования неизбежно противоречили здравому смыслу, как и прочие учения Братства Ордена, создающие бесконечную неразбериху и путаницу противоречий, желаний и эмоций. Логические неувязки, очевидные даже на уровне просто здравого смысла, обычно сглаживались безусловным навязыванием утверждений веры. Каждый, кто подвергал сомнению дела веры, считался грешником.

Именно потому эти люди и пришли сюда, в Новый мир, – якобы для того, чтобы очистить его от грешников.

Наконец судья восстановил относительный порядок, обратившись к толпе с призывами успокоиться, чтобы можно было начать игру. Едва зрители затихли, по крайней мере отчасти, человек с серыми глазами указал рукой в сторону судьи, держащего пучок соломин, приглашая своего противника тянуть первым. Нападающий противника вытянул соломинку и улыбнулся, глядя на свой выбор, потому что соломина, похоже, была устраивающей его длины.

Человек с серыми глазами вытянул еще более длинную соломину.

Пока толпа выражала криками свое неодобрение, судья передал мяч нападающему с разрисованным лицом.

Вместо того чтобы перейти на свою половину поля и начать атаку, он подождал, пока толпа немного утихнет, а затем любезно протянул мяч нападающему противной команды, лишаясь, таким образом, шанса первым открыть счет. Толпа взорвалась диким смехом, реагируя на столь неожиданный поворот событий. Многие, похоже, решили, что разрисованный человек – попросту дурак, только что отдавший победу другой команде. Они выкрикивали одобрительные возгласы, как будто их команда только что стала победителем.

Ни один из игроков разрисованной команды не выказал никакой реакции на то, что сделал только что их нападающий. Вместо этого они начали по-деловому расходиться, занимая свои места на левой стороне игрового поля, готовые к защите от первой атаки.

Когда были повернуты песочные часы и прозвучал сигнал горна, атакующая команда не стала зря терять время. Настроенные на быстрый гол, они незамедлительно пошли вперед. Ринувшись через поле, все они издавали боевые крики. Разрисованные побежали к центру поля, чтобы встретить там их атаку. Рев толпы был оглушающим.

Кэлен напряглась в ожидании ужасного столкновения плоти и костей.

Но этого не случилось, по крайней мере так, как она опасалась.

Разрисованная команда – «красная команда», как уже прозвали их стражники, – несколько уклонилась от прямого направления атаки противника, расщепляясь на две части и огибая с двух сторон головных защитников, блокируя вместо них тыловую защиту. Такое неожиданное и непрофессиональное поведение было просто подарком судьбы для команды, пытающейся забить гол. Сопровождаемый двумя защитниками и ведомыми, нападающий с мячом прошел через разрыв в цепи игроков красной команды, открывшийся перед ним, и двинулся дальше через поле.

В следующее мгновение оба крыла красной команды развернулись, отрезая их от остальных. Нападающий с молниями на лице ринулся прямиком на защитников, устремившихся к нему. И когда они уже были готовы остановить его, он обогнул одного из них и, описав дугу, проскользнул между двумя другими.

Кэлен даже прищурилась, удивившись тому, что только что видела. Это выглядело так, будто он проскользнул через группу людей, устремившихся к нему, как арбузное семечко.

Один из самых крупных игроков красной команды, вероятно, ведомый, двинулся на нападающего. Но сделал это слишком поспешно, совершая очень низкий бросок. Человек с мячом просто перепрыгнул через него. Толпа закричала в восторге от того, как ловко их кумир только что избежал захвата.

Игрок с зеркальными молниями тоже сделал стремительный прыжок через своего ведомого, пригнувшегося к земле, используя его спину как трамплин, чтобы взлететь выше вверх. Уже на середине прыжка он встретил нападающего противника, схватил его рукой и перевернул прямо в воздухе. Изменение направления было достаточно резким и энергичным, чтобы тот выронил мяч. К тому моменту, как нападающий грохнулся о землю, человек с серыми глазами поймал выпавший мяч, пока тот еще был в воздухе. Его нога пошла вниз, прямо на затылок лежавшего, вдавливая его лицо в грязь.

Кэлен нисколько не сомневалась, что он мог бы запросто сломать ему шею, но намеренно удержался от такого действия.

Защитники со всех сторон прыжками метнулись к разрисованному игроку, в руках которого был теперь их мяч. Он развернулся и ушел в сторону, а они приземлились там, где он только что был, но он уже исчез. Вместо него они обрушились прямо на спину их собственного нападающего.

Теперь мяч оказался в руках красной команды. И хотя они не могли заработать очки, так как была не их очередь, обладание мячом позволяло им удерживать противника от попытки открыть счет. Однако по непонятным причинам человек с серыми глазами начал атаку через поле, сопровождаемый, с обоих флангов, своими ведомыми и половиной защитников. Пересекая поле, они сформировали безупречный клин. Когда разрисованные достигли голевой зоны на чужой стороне поля, их нападающий бросил мяч в одну из сеток – хотя был не их раунд и очко не могло быть засчитано.

Он последовал за мячом, достал его из сетки, а затем, вместо того чтобы продолжать удерживать мяч, он рысью промчался на другую половину поля и легким ударом перебросил его нападающему, все еще стоявшему на коленях и отплевывающемуся грязью.

Толпа ахнула от замешательства и удивления.

Кэлен увидела в этом подтверждение убежденности, возникшей у нее с первого момента, когда она оценила хищный пристальный взгляд этого человека, – этот человек был наиболее опасным из всех живущих. Более опасный, чем Джегань, опасный несколько иначе, но более, чем Джегань. Более опасный, чем кто-либо.

Этот человек слишком опасен, чтобы позволять ему жить. Как только Джегань осознает то, что уже знает она, – если он еще не понял этого, – он может запросто решить, что этого человека следует немедленно отправить на смерть.

Команда, атакующая в первом раунде, перенесла мяч на стартовую точку и, с намерением исправиться и забить гол, яростно бросилась в атаку. Удивительно, но красная команда лишь ожидала их, вместо того чтобы броситься и остановить нападавших как можно дальше от своих ворот. Это казалось явной ошибкой, но Кэлен так не считала.

Достигнув красной команды, нападавшие были готовы уже сокрушить защитников. Внезапно красные игроки с быстротой молнии разбежались в разные стороны, ускользая от самонадеянных противников. И пока бежали, красные игроки перестроились, и теперь уже защитники сформировали нечто напоминающее полумесяц. Двигаясь через поле, они подсекали ведомых и защитников противника, а затем и нападающего. Огромный разрисованный ведомый вырвал у него мяч, а затем подбросил его в воздух как только мог высоко. Человек с молниями на лице, который, совершая обманные движения и короткие перебежки, уже прошел линию защиты, сделал отчаянный рывок и успел поймать мяч прежде, чем тот ударился о землю.

И опять-таки он опередил всех игроков другой команды, что преследовали его. Достигнув чужой части поля, он забросил мяч в угловую сетку, противоположную той, в которую забросил предыдущий мяч. Защитники все дружно прыгнули на него, но он с легкостью ускользнул от них в сторону, и они свалились на землю в кучу за его спиной. Он же рысью пробежался к сетке и достал мяч.

– Кто этот человек? – негромко спросил Джегань.

Кэлен поняла, что он имеет в виду нападающего с молниями, нарисованными на лице, того человека с серыми глазами.

– Его зовут Рубен, – сказал Карг.

Это была ложь.

Кэлен понимала, что этого человека зовут иначе. Она не знала, каково его настоящее имя, но только не Рубен. Рубен – всего лишь маскировка, как та грязь, что была на его лице, как та красная краска, что прикрывала его лицо сейчас. Рубен – не его настоящее имя.

Кэлен неожиданно задумалась, почему она вдруг так решила?

Днем раньше, когда их глаза впервые встретились, она поняла, по тому, как он смотрел на нее, что он знал ее. А это означает, что, скорее всего, он должен быть кем-то из ее прошлого. Она не помнила его и не знала его настоящее имя, но знала, что его имя не Рубен. Это имя просто не походило к нему.

Звук горна возвестил конец первого раунда игры. Песочные часы были перевернуты, вновь прозвучал горн. Красная команда уже собралась на своей половине, позади стартовой точки. Они даже не дали себе труда занять места на тех сегментах поля, откуда позволялось начинать атаку, что дало бы им некоторое преимущество.

Вместо этого человек, которого командующий Карг назвал Рубеном, уже державший мяч, сделал легкий жест рукой, подавая сигнал своим людям. У Кэлен дернулась бровь, в то время как она старательно наблюдала. Ей никогда не доводилось видеть, чтобы нападающий использовал подобные сигналы.

Команда, играющая в джа-ла, обычно действует аналогично свободно развивающемуся социуму, каждый выполняет свою работу – блокировщика, ведомого или защитника, – насколько это подходит для данного человека в сложившейся ситуации. Главной мудростью такого подхода было то, что лишь тогда, когда каждый человек действует так, как он видит и понимает возможную пользу для команды, команда способна справиться почти с любыми неожиданными ситуациями, возникающими в течение игры. Люди попросту реагировали, в каком-то смысле, на то, что отпускала им судьба.

Команда Рубена вела себя совсем иначе. Получив сигнал, все развернулись и скоординированным образом бросились впереди него, образуя какую-то структуру. Они явно вели себя не так, как следовало бы ожидать, а как хорошо дисциплинированная армия, отправляющаяся на битву.

Противники теперь горели яростью и жаждой мести, подгоняемые стремлением к реваншу, бросились на перехват мяча. Когда красная команда пересекла середину поля, все ее игроки, как один, повернулись и направились к воротам с правой стороны от них. Оборонявшиеся в полном составе рванулись за ними, как впавшие в бешенство медведи. Их блокировщики, четко знающие свою задачу, устремились наперерез, чтобы остановить головную часть красной команды прежде, чем ее игроки смогут добежать до голевой зоны.

Но Рубен не последовал за своими людьми. В самый последний момент он рванулся влево. Действуя только сам, даже без защиты и подстраховки своими ведомыми, он в одиночку пересек по диагонали поле, направляясь к воротам, что были с левой стороны. Основные массы двух команд столкнулась, образуя огромную кучу, а некоторые из защитников даже не поняли, что человека, которого они должны остановить, вовсе и нет под этой свалкой. В другую сторону бросился только один из защитников, увидевший, что делает Рубен, и он был вполне способен добраться вовремя, чтобы заблокировать бросок по воротам. Рубен пригнул плечо и поддел защитника прямо в грудь, выбивая из него дух и отправляя отдохнуть, растянувшись на земле. Достигнув голевой зоны поля, он без малейших затруднений забросил мяч в сетку ворот.

Красная команда бросилась рывком на свою половину поля, готовя вторую атаку, поскольку у них все еще было в запасе время. Ожидая, пока судья пересечет поле с мячом, они поглядывали на своего запыхавшегося лидера, стараясь не пропустить очередной сигнал рукой. Он сделал короткий и простой знак, который для Кэлен выглядел как ничего не значащий жест. Едва судья перебросил Рубену мяч, он немедленно и стремительно понесся вперед. Его команда была готова и тоже резко рванулась вперед, тут же выстраиваясь в короткую плотную линию впереди него.

Когда разъяренный, неорганизованный и буйствующий костяк игроков другой команды почти столкнулся с ними, красная команда свернула влево, сбивая блокирующую атаку, отклоняя ее движение влево. Рубен, будучи слегка позади линейки своих людей, бросился вправо и в одиночку понесся через свободное пространство. Прежде чем кто-то из блокировщиков мог успеть добраться до него, он пронзительно вскрикнул, кидая мяч в ворота, не доходя до обычной голевой зоны. Забросить брок с такого большого расстояния было чрезвычайно трудным делом, но подобный бросок давал не одно очко, а целых два.

Мяч описал в воздухе дугу, пролетев над головами защитников ворот, метнувшихся в диком прыжке за ним, – озадаченные этой странной атакой в одну линию, они не ожидали подобной попытки забить гол с большого расстояния и не были готовы к такому повороту.

Брок оказался в сетке.

Прозвучал горн, отмечая окончание раунда атаки красной команды.

Толпа стояла ошеломленная, раскрыв рты. За первый же свой раунд красная команда заработала три очка. Не говоря уже о тех двух, не идущих в общий счет, которые Рубен забросил в чужой раунд.

Когда игроки другой команды собрались, сбившись в кучу, доверительно обсудить, что делать дальше при столь неожиданном повороте событий, над полем повисла тишина. Их нападающий высказал то, что выглядело как злобное и яростное предложение. Все его люди, усмехаясь в ответ, кивнули, а затем разошлись по своим местам.

Видя, что они, очевидно, действуют по какому-то плану, толпа вновь начала исторгать крики поддержки, воодушевляя их. Нападающий выкрикивал, перекрывая шум толпы, отдавая приказы своим игрокам. Двое его защитников кивнули в ответ на слова, которых Кэлен не смогла разобрать.

По его команде они бросились в атаку через поле, собираясь в мощный клубок силы и ярости. Вместо того чтобы двинуться прямиком в голевую зону, нападающий неожиданно бросился вправо, разумеется, проводя атаку в неожиданном направлении. Рубен и его защитники переместились, чтобы встретить атакующих, но не смогли вовремя сосредоточить всю свою массу. Это было жестокое столкновение. Удар был преднамеренно направлен на левого ведомого Рубена, на всех остальных не обращалось внимания, и нападавшие даже не совершали попытки забросить мяч, сосредотачивая усилия на том, чтобы нанести травму одному человеку и лишить красную команду возможности продолжать эффективную игру.

Толпа взревела в предвкушении первой крови, и куча постепенно стала рассасываться, по мере того как люди поодиночке выбирались из нее. Игроки, разрисованные красным, принялись оттаскивать своих противников в попытке прорваться к человеку, оказавшемуся на самом дне этой свалки. Левый ведомый красной команды остался единственным, кто так и не поднялся с земли.

Когда команда с мячом отошла назад, готовясь к новой атаке, Рубен опустился на колени около лежащего человека, выясняя его состояние. По отсутствию настойчивости в его действиях стало ясно, что сделать ничего нельзя. Его левый ведомый был мертв. Когда убитого игрока потащили с поля, оставляя густой след крови, толпа одобрительно кричала.

Хищный взгляд Рубена скользнул по боковым линиям. Кэлен осознала производимую оценку. Она почти чувствовала, о чем он думает, потому что тоже всегда оценивала противника и взвешивала ставки. Едва Рубен поднялся с колен, стражи со стрелами добавили натяжения своим лукам.

– Что происходит? – прошептала Джиллиан, выглядывая из-под плаща. – Я ничего не могу видеть из-за спин всех этих стражей.

– Игрок оказался ранен, – сказала Кэлен. – А ты оставайся в тепле, там нет ничего интересного, на что стоило бы смотреть.

Джиллиан кивнула и осталась, съежившись, под защитой руки Кэлен и в тепле ее плаща.

Игры джа-ла никогда не прерывались ни по каким причинам, даже из-за чьей-либо смерти на самом поле. Кэлен ощущала глубокую печаль, оттого что смерть человека оказалась частью игры и воспринималась зрителями с восторгом.

Вокруг поля были расставлены воины, вооруженные луками, наблюдающие за пленниками, которые играли в красной команде, но казалось, что все их стрелы направлены только на одного человека. У нее и этого человека с нарисованными на лице молниями было нечто общее: за обоими следили особые стражи.

Когда толпа начала монотонно повторять требование продолжить игру, Кэлен почудилось странное предзнаменование, витающее в воздухе.

Мяч был возвращен команде, у которой еще оставалось игровое время в ее раунде. Как только они выстроились, она поняла, что момент уже наступил.

Кэлен заметила, как мрачный Рубен подал своим людям тайный знак. Каждый из его людей слегка кивнул в ответ. Затем Рубен скрытно, но достаточно ясно, чтобы они могли заметить, показал им три пальца. Игроки немедленно перестроились в довольно странном порядке.

Они недолго подождали, когда другая команда ринулась через поле в сумасшедшем беге, с боевым кличем, вдохновленная своим жестоким достижением и верой в то, что теперь имеют тактическое преимущество, которое обеспечивает им победу. Они не сомневались, что теперь смогут управлять ходом игры.

Едва владеющая мячом команда начала атаку через поле, красная команда разделилась на три отдельных клина. Рубен вел меньший, центральный клин, направленный на нападающего с мячом. Двое его ведомых – правый гигант и левый, только что назначенный, – вели большую часть блокировщиков в двух крайних клиньях. Несколько человек из нападающей команды отделились по бокам от основной группы, в то же время продолжая рваться вперед, чтобы заблокировать это странное, напоминающее выносную стрелу, формирование, на случай, если эти клинья попытаются свернуть в сторону их нападающего.

Эта странная тактика защиты вызвала у стражей Джеганя презрительную реакцию. Из их комментариев Кэлен смогла понять, что они убеждены, что красная команда, разделившись на три группы, теперь не будет иметь достаточной блокировочной силы в центре, чтобы остановить нападающего с мячом, и у них стало меньше шансов справиться со всеми людьми, которые двигались на них. Стражи считали, что такая неэффективная защита даст сейчас нападающей стороне легкий гол и, вероятно, потерю жизни еще одного игрока в центральной группе красной команды – скорее всего, самого нападающего, так как он оказался практически незащищенным.

Два боковых клина игроков красной команды врезались с обеих сторон в группу противника, блокируя их совершенно неожиданным образом. Ноги людей атакующей команды взметнулись в воздух, их обладатели оказались перевернуты и самым жестоким образом повалены на землю. Центральный клин Рубена врезался в главную группу блокировщиков, защищавших нападающего. Тот крепко прижимал к себе мяч и, сопровождаемый несколькими своими защитниками, совершил большой прыжок через образовавшуюся перед ним людскую свалку.

Рубен, бежавший в тылу центрального клина, теперь моментально вырвался вперед, ловко обойдя наступавшую линию своих защитников, и прыгнул через скопление своих блокировщиков. Делая этот прыжок, он оттолкнулся одной ногой так, что, оторвавшись от земли, приобрел момент вращения и летел над свалкой поворачиваясь, как по спирали. Встретившись в воздухе с нападающим другой команды, державшим мяч, Рубен ухватил согнутой правой рукой голову противника, будто пытаясь сцепиться с ним, но момент вращения его тела резко и жестко повернул голову этого человека вокруг шеи.

Кэлен даже расслышала хруст в тот момент, когда сломалась шея нападающего. Оба игрока врезались в землю, Рубен сверху, а его рука все еще охватывала шею противника.

Когда все поднялись на ноги, двое из атаковавшей команды не смогли встать, по одному с каждой стороны от места столкновения. Оба катались по земле от боли в сломанных конечностях.

Рубен поднялся с земли над нападающим, который так и остался лежать замертво на месте свалки. Голова его была свернута вбок под чудовищным углом.

Рубен подобрал с земли мяч, промчался мимо потрясенных и озадаченных игроков и забил не засчитываемый гол.

Значение и смысл того, что он только что сделал, было достаточно ясным: если команда противника будет использовать стратегию, основанную на том, чтобы любыми способами выбивать игроков его команды, он будет в ответ действовать столь же опустошающе. Он просто предупреждал их, что они своими действиями сами выбирают, что должно произойти с ними.

Теперь Кэлен нисколько не сомневалась, что красная разрисовка Рубена вовсе не пустая угроза. И люди в другой команде все еще оставались в живых только из его милости.

Окруженный почти неисчислимым количеством врагов, с дюжинами направленных на него стрел, этот человек только что установил собственные правила, причем такие, которых нельзя избежать и которые нельзя отменить. Он только что заявил своим противникам, как им придется играть против него и против его команды. Это было абсолютно ясное послание о том, что собственными действиями противники Рубена выбрали свою судьбу.

Кэлен постаралась проследить за выражением собственного лица и удержаться от улыбки, от криков радости при виде того, что он только что сделал, – удержаться от того, чтобы быть единственной в этой толпе, кто расположен к этому человеку.

Ей хотелось, чтобы он посмотрел на нее, но он так этого и не сделал.

Теперь, со смертью нападающего и выбыванием из игры еще двух игроков – тех, которые главным образом и были ответственны за то, что можно было назвать не иначе как убийством левого ведомого красной команды, – ситуация выглядела так, что фаворит публики на грани беспрецедентного разгрома.

Кэлен было интересно, с каким счетом собирается победить красная команда. И предполагала, что счет будет очень большим.

Но тут угловым зрением она заметила посыльного, очень спешащего и размахивающего руками, чтобы привлечь внимание императора, пока он пробирался мимо огромных стражей, окружающих Джеганя.

– Ваше превосходительство, – сбивающимся голосом, задыхаясь, сообщил этот взволнованный человек, – наши люди закончили и уже проникли внутрь. Сестры, заглянувшие туда, просят, чтобы вы пришли как можно скорее.

Джегань не стал задавать никаких вопросов и терять время. Едва игра на поле возобновилась, он направился к выходу. Кэлен оглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рубен довольно жестко остановил атаку нового нападающего, выбивая ему зубы. Стражи плотно окружили императора и расчищали перед ним дорогу. Кэлен знала, что лучше не привлекать лишний раз его внимания, отстав хоть на шаг.

– Мы уходим, – сказала она Джиллиан, все еще съежившейся в поисках тепла под плащом Кэлен.

Не отпуская руки, чтобы не потеряться, они повернули, чтобы следовать за Джеганем. И в этот момент Кэлен бросила взгляд назад, через плечо, на Рубена.

На короткий миг их глаза встретились. И Кэлен тут же поняла, что, хотя этот человек даже и не смотрел в ее сторону во время игры, он совершенно точно в каждый момент знал, где именно она находится.

Глава 12

Глаза Никки внезапно открылись. Она задыхалась в панике. Смутные формы плавали, заполняя все доступное ее взгляду. Но ей никак не удавалось найти смысл в этих расплывчатых очертаниях. В попытке как-то сориентироваться ее разум хватался за воспоминания самого разного рода, неистово перебирая постоянно меняющиеся сущности, пытаясь подобрать те, что покажутся вполне уместными, те, которые могут подойти. Казалось, огромное хранилище ее памяти находится в таком же беспорядке, как библиотека, полная книг, разбросанных как попало ураганным ветром. Ей казалось, что абсолютно все лишено хоть какого-то смысла. Она не могла понять даже, где находится.

– Никки, это я, Кара. Ты в безопасности, Никки. Успокойся.

Другой голос, где-то в темном и мрачном расплывающемся отдалении, произнес:

– Я пойду позову Зедда. – Никки распознала лишь движение темного пятна, вскоре слившегося с еще большей темнотой.

Она решила, что, должно быть, это был кто-то, стоявший возле двери. Это единственное, что содержало для нее хоть какой-то смысл. И она подумала, что готова закричать от облегчения, наконец-то оказавшись в состоянии среди всех теней и форм ухватить простое понятие дверного проема и еще более сложное понятие какого-то человека-субъекта.

– Никки, успокойся, – повторила Кара.

И только теперь Никки вдруг осознала, что отчаянно сопротивляется, пытаясь высвободить руки, и что ее все это время продолжали удерживать. Ее разум и тело словно оказались в путанице и пытались действовать в полном смятении и беспорядке, стараясь ухватиться, как за опору, за что-то понятное.

Сейчас вещи начали обретать смысл.

– Сикс, – сказала она с огромным усилием. – Сикс.

Ужасные воспоминания проступили в ее голове, как будто она сама призвала их, но лишь для того, чтобы теперь они покончили с ней.

Она сосредоточилась на значении этого слова, этом имени, этой темной фигуре, плывущей в ее разуме. Она собрала внутри себя все разрозненные кусочки, чтобы выстроить их вокруг этого понятия. Когда одно из воспоминаний состыковалось с ним – воспоминание о коридоре, в котором находились Рикка, Зедд и Кара, застывшие возле лестницы, – она перешла к другим воспоминаниям и продолжала перебирать их, чтобы добавить еще частичку к общей картине.

Благодаря этим волевым усилиям, порядок в голове кое-как восстановился. Мысли начинали соединяться, выстраивая взаимные связи. А память стала больше напоминать нечто целое.

– Ты в полной безопасности, – сказала Кара, все еще удерживая ее руки. – А теперь успокойся.

Никки не была в безопасности. Как не был в безопасности никто из них. Она обязана что-то сделать.

– Сикс здесь, – удалось произнести ей сквозь сжатые зубы, в то время как она продолжала пытаться вырваться из хватки Кары. – Я должна остановить ее. У нее шкатулка.

– Она уже ушла, Никки. Просто успокойся.

Никки прищурилась, все еще пытаясь восстановить свое зрение.

– Ушла? – Никки вцепилась в красную кожу костюма, притягивая морд-сита поближе к себе. – Она ушла? Уже ушла? Как давно она ушла?

– Она ушла вчера.

Воспоминания о темной фигуре, казалось, отодвинулись, уходя в зону недоступности.

– Вчера, – едва слышно сказала Никки, вновь опуская голову на подушку. – Добрые духи.

Наконец Кара выпрямилась. Никки больше не совершала попыток подняться.

Все оказалось впустую.

Она подумала, что, возможно, и не захочет больше подниматься.

Никки уставилась в никуда.

– Кто-нибудь еще пострадал?

– Нет. Только ты.

– Только я, – повторила Никки невыразительным голосом. – Ей следовало убить меня.

Кара нахмурилась.

– Что?

– Сикс следовало убить меня.

– Думаю, скорее всего, ей этого и хотелось, но завершить не удалось. Ты в безопасности.

Кара не поняла, что имела в виду Никки.

– Все напрасно, – пробормотала Никки сама себе.

Все оказалось потеряно. Вся работа сделана впустую. Все, что Никки смогла совершить, оказалось развеянным, улетучилось вместе с эхом смеющейся черной тени. Все изучения книг, складывание из кусочков решения, невероятные усилия понять, как действует весь этот комплекс, вся огромная работа по призыванию такой силы, по контролю и управлению ею – все это оказалось напрасным.

Сделанное ею было одним из самых трудных применений магии, которые когда-либо ей доводилось совершать, – и теперь все это обратилось в ничто.

Кара окунула кусок ткани в чашу с водой, стоящую на приставном столике. Вода стекала обратно, когда она отжимала ткань. Звук от каждой падавшей в чашу капли был очень резким, пронзительным и неприятным.

Расплывчатые очертания и тени, окружавшие Никки с того момента, как она начала распознавать их, теперь начали обретать грубую резкость. Цвета казались ослепительно яркими, а звуки пронзительно резкими. Дюжина свечей на ближайшем подсвечнике сверкали как двенадцать маленьких солнц.

Кара прижала мокрую ткань ко лбу Никки. Красный цвет кожаного костюма морд-сита беспокоил глаза Никки, так что ей пришлось закрыть их. Ткань на лбу ощущалась как колючая поверхность, терзающая ее незащищенное чувствительное тело.

– Есть еще и другие неприятности, – негромко сказала Кара доверительным тоном.

Никки открыла глаза.

– Другие неприятности?

Кара кивнула, прикладывая при этом ткань, обтирая с боков шею пострадавшей.

– Связанные с Цитаделью.

Никки бросила взгляд мимо изножья своей кровати на тяжелые, синие с золотом, шторы, прикрывающие узкие окна. Шторы были плотно задернуты, но внутрь комнаты не проникало вообще никакого света, и потому она решила, что снаружи ночь.

Вновь взглянув на Кару, Никки нахмурилась, хотя и без того была в тяжелом состоянии.

– Что ты имеешь в виду, говоря про неприятности с Цитаделью? Что за неприятности?

Кара открыла было рот, чтобы что-то сказать, но повернулась на шум, раздавшийся за ее спиной.

В комнату без всякого стука ворвался Зедд, его локти поднимались и опускались при каждом его широком шаге, простая мантия волнами развевалась за его спиной, как будто он местный король, заглянувший по его королевским делам. Никки подумала, что, в некотором смысле, так оно и было.

– Так она очнулась? – потребовал он ответа у Кары, прежде чем замер рядом с кроватью. Его волнистые седые волосы сейчас казались особенно растрепанными.

– Я очнулась, – ответила Никки, скорее самой себе.

Зедд резко замер, склонившись над ней с сердитым взглядом, желая все увидеть сам, будто не доверяя ее словам. Затем прижал к ее лбу кончики своих длинных костлявых пальцев.

– Твоя лихорадка прошла, – объявил он.

– А у меня была лихорадка?

– В некотором роде.

– Что ты имеешь в виду, говоря «в некотором роде»? Лихорадка и есть лихорадка.

– Не всегда. Твоя лихорадка была вызвана скорее воздействием неких сил, чем болезни. В этом конкретном случае, если быть точным, воздействием твоих собственных сил. Лихорадка была реакцией твоего тела на чрезмерную нагрузку. Примерно как кусок металла начинает нагреваться, когда его методично сгибают то туда, то сюда.

Никки приподнялась на локтях.

– Ты хочешь сказать, что у меня была лихорадка, вызванная тем, что Сикс сделала со мной?

Зедд расправил мантию на своих угловатых плечах.

– В каком-то смысле. Попытка оказать воздействие на устроенное ею колдовство перевела твое тело в нездоровое, лихорадочное состояние.

Никки перевела взгляд с волшебника на Кару и обратно.

– А почему при этом не пострадал ты? Или Кара?

Зедд нетерпеливо постучал пальцем по виску.

– Потому что я оказался достаточно сообразителен, чтобы вовремя выбросить сеть-паутину. Она защищала и меня, и Кару. Но ты была слишком далеко. С такого расстояния ее защитные свойства не могли укрыть тебя от беды, а сделать ее сильнее я попросту не мог. Но хотя она не смогла полностью защитить тебя от неприятностей, ее хватило, чтобы по крайней мере спасти твою жизнь.

– Твои заклинания защитили меня?

Зедд погрозил ей пальцем, будто она вела себя плохо.

– Ты же, вполне определенно, ничего не сделала, чтобы защититься.

Никки в удивлении прищурилась.

– Зедд, но я пыталась. Не думаю, что когда-либо еще я пыталась использовать свой Хань с большими усилиями. Я старалась изо всех сил выбросить собственную энергию – клянусь, что старалась. Только это не сработало.

– Конечно же. – Он в раздражении всплеснул руками. – В этом-то и состояла твоя проблема.

– Так в чем была моя проблема?

– Ты действовала слишком резко и сильно!

В следующий момент Никки уже сидела. Окружающий мир внезапно поплыл куда-то. И она была вынуждена прикрыть рукой глаза. Это состояние вызвало приступ тошноты.

– О чем ты? – Она отвела глаза от руки, ровно настолько, чтобы бросить при свечах на волшебника косой взгляд. – Что ты имеешь в виду, говоря, что я действовала слишком резко и сильно?

Она подумала, что ее сейчас может стошнить. И, как будто раздраженный смятением и путаницей в ней, Зедд засучил рукава, а затем вытянул руки, прижимая по пальцу каждой руки к противоположным сторонам ее лба. Никки узнала ощущение покалывания, характерного для магии Приращения, проникающей под кожу. Это ощущение показалось ей несколько странными, поскольку она не чувствовала ни малейшей составляющей магии Ущерба, как элемента силы волшебника. Но следовало помнить, что он ею и не обладал.

Недомогание рассеялось.

– Лучше? – спросил он тоном, предполагающим, что, по его мнению, она сама во всем этом виновата.

Никки по-всякому покрутила головой, напрягая мышцы шеи, проверяя свои ощущения. Она пыталась почувствовать тошноту, боясь, что та неожиданно нахлынет на нее вновь, но ничего похожего не ощущалось.

– Да, думаю, что да.

Зедд улыбнулся этому небольшому достижению.

– Хорошо.

– Так что ты имел в виду, заявляя, что я действовала слишком резко и сильно?

– Нельзя нападать на ведьму твоими обычными способами – особенно на такую сильную ведьму, как эта. Ты действовала слишком напористо.

– Слишком напористо? – Она ощутила себя столь же неуютно, как послушница, оказавшаяся не в состоянии усвоить урок, преподаваемый нетерпеливой сестрой. – Что ты имеешь в виду?

Зедд сделал неясный жест.

– Когда ты используешь свою силу, пытаясь оказать воздействие на то, что делает ведьма, она попросту заворачивает ее назад и использует против тебя. Ты не можешь ударить ее своей силой просто потому, что та сила, которую ты используешь, не способна установить базовой связи между вами двумя, между ведущим и его объектом. Она так и остается в свободной стадии формирования.

Теоретически Никки понимала то, что он излагает, но просто не знала, подходит ли это для данного случая.

– Ты пытаешься сказать, что это похоже на то, как молнии необходимо найти дерево или просто что-то высокое, нечто такое, что проведет ее к земле, чтобы она могла ударить? А если не находится такого места в пределах области формирования, она просто отскакивает назад и воспламеняется среди облаков? Как бы обращается в другую сторону?

– Я никогда не рассматривал это в подобных терминах, но полагаю, можно считать, что это нечто похожее. Можно описать это так, будто твоя сила вернулась обратно к тебе, словно молния, возвращающаяся к облакам, когда она не в состоянии поразить что-то на земле. Ведьма обладает тем свойством, что инстинктивно понимает истинную природу проявления силы, все условия, необходимые для ее высвобождения, и каким способом заклинания устанавливают связи силы и объекта.

– Ты хочешь сказать, что она знает, как срабатывает молния, – сказала Кара, – и потому «выдернула коврик» из-под Никки?

Зедд бросил на молодую женщину ошеломленный взгляд.

– И ты действительно ничего не знаешь про магию, да? Или про рассуждения в символических образах?

Лицо Кары помрачнело.

– Если я выдерну из-под тебя ковер, думаю, тебе этого окажется достаточно для понимания.

Зедд закатил глаза.

– Ну, это всего лишь упрощение, но я полагаю, что ты вполне можешь рассматривать это и так… В каком-то смысле, – добавил он едва слышно.

Никки практически не прислушивалась к их спору; ее мысли уже витали далеко. Она вспомнила, что и сама делала нечто такое, что использовало подобное соотношение энергии и взаимосвязи, когда зверь напал на Ричарда в защищенной части Цитадели. Она создала целый узел соединений, но отказалась от привязки к энергии, чтобы завершить построение. Такая конструкция, не будучи доведенной до конца, призвала ближайшую силу – ею оказалась молния, – и направила ее на зверя, устраняя его хотя бы на время. Поскольку зверь по сути был мертвым, убить его невозможно, и ввиду того что он на самом деле не живое существо, фактически его нельзя уничтожить тем же образом, как это происходит с трупом.

Но здесь было совсем иначе. Это было совсем не то, что Никки проделала со зверем. Это, в некотором смысле, было противоположностью вообще всего, что она делала.

– Зедд, я не понимаю, как такое возможно. Это же все равно что бросать камень; будучи брошенным, он полетит по заданной траектории. И будет следовать этой траектории до конечной точки.

– Она стукнула тебя по голове твоим же собственным камнем, прежде чем ты сумела бросить его, – сказала Кара.

Зедд пригвоздил ее убийственным взглядом, будто она была импульсивным студентом, всегда вскакивающим не в свою очередь. Рот Кары искривился, но она удержала его закрытым.

Никки, не обращая внимания, что ее прервали, продолжала:

– Для таких действий ей должна требоваться специфическая сила, которая, едва лишь будучи порождена – еще до своего полного формирования, – уже начинает возбуждаться. Но в этот момент базовый узел заклинания должен быть уже сформирован. По сути, тогда, когда природа и сила заклинания еще не начали существовать.

Зедд искоса взглянул на Кару, чтобы быть уверенным, что та намерена вести себя тихо. Когда она сложила руки, оставаясь безмолвной, Зедд вновь повернулся к Никки.

– Как раз именно это она и делает, – сказал он.

Для Никки, никогда раньше не сталкивавшейся на практике ни с одной ведьмой, оставалось тайной, как именно они действуют.

– Но как?

– Ведьма видит события в потоке времени. Она видит возможные результаты происходящих событий в будущем. Ее способность, в каком-то смысле, – одна из разновидностей пророчества. А это означает, что она готова к твоему заклинанию прежде, чем ты реализуешь его. Она знает, что оно придет к ней. И ее собственная способность, ее собственный дар позволяет ей действовать против тебя прежде, чем ты сможешь совершить то, что собираешься сделать с ней.

Для них это все происходит самым естественным образом – как поднятие руки, когда кто-то наносит тебе удар. Ее перехват, ее противодействие появляется как раз там, где формируется твоя сеть-паутина – как только ты начинаешь наносить свой удар. Она же лишает тебя основных связей, так что твоя сеть не может полностью сформироваться. Как я уже сказал, она обладает способностью обратить ее в другую сторону, прежде чем тобой будет установлена связь между силой и объектом. Твоя энергия, твоя сила отбрасывается в противоположную сторону – то есть на тебя.

И для этого не требуется заметная сила с ее стороны. Ее сила – это твоя сила. Чем сильнее ты пытаешься воздействовать на нее каким-либо образом, тем труднее тебе это сделать. Она же не увеличивает своих усилий, а просто отбрасывает твои, пользуясь сформированным узлом связей. Чем сильнее ты наносишь удар – тем большая сила обрушивается на тебя из ее блокировки.

Ведьма попросту использует тебя. Именно твоя сила обращается против тебя, снова и снова, по мере того как ты делаешь все новые и более сильные попытки. Так же, как нагревается металл при сгибании его то туда, то сюда, так и твоя собственная сила бьет по тебе, когда ты увеличиваешь энергию, чтобы пересилить противника, и в итоге твое тело оказалось охвачено лихорадкой.

– Зедд, в твоем объяснении что-то не так. Ведь ты использовал магию. Я видела это, видела ту паутину-сеть, которую выбросил ты, и это не повредило тебе. Это всего лишь закончилось неудачей.

Старый волшебник только улыбнулся.

– Нет, никакой неудачи не было. Эта «неудача» была исходно запланирована. Я использовал очень слабую энергию, из которой ведьма не могла набрать никакой силы. А поскольку она не могла набрать из нее никакой силы, то не могла ни блокировать ее, ни отправить назад. Там не было ничего в достатке, за что она могла бы уцепиться.

– И какое же заклинание способно производить подобную вещь?

– Я выбросил защитную сеть, прошитую изнутри простым уравновешивающим заклинанием.

Никки провела рукой по лицу.

– Зедд, я опытная колдунья. Но никогда даже и не слышала об уравновешивающем заклинании.

Он пожал плечами.

– Ну, полагаю, ты и сейчас еще не знаешь всего, не так ли? Я воспользовался уравновешивающим заклинанием для создания щита, потому что, сделай я неверную оценку, создав свою сеть хоть чуточку мощнее, ведьма отбросила бы ее назад, ко мне, что… ну, сделало бы меня несколько более спокойным. Стать более уравновешенным мне оказалось бы не лишним. Я узнал бы тогда, что превысил порог, и совершенно спокойно повторил бы попытку, имея при этом лучшие шансы на успех.

Никки лишь в изумлении покачала головой.

– Пожалуй, я действительно знала слишком мало о том, как следует поступать, когда имеешь дело с такими как Сикс. То, что ты сделал, может, и не защитило меня полностью, но по крайней мере этого оказалось достаточно, чтобы не позволить ей убить меня.

Зедд только улыбнулся.

Она подняла глаза, глядя на него.

– Где ты научился подобной хитрости?

Он пожал плечами.

– Жестокий опыт. Мне уже доводилось иметь дело с ведьмами, так что я знал, что это единственное, что удастся сделать.

– Ты говоришь о Шоте?

– Отчасти, – сказал он. – Забрав у нее Меч Истины, я пережил множество неприятных минут. Эта женщина хитрая, умная и коварная, а за ее искрящимися глазами и лукавой улыбкой стоят лишь одни неприятности. Я выяснил, что все обычные фокусы с ней не проходят. Она находила мое противодействие и мои усилия всего лишь смешными. Чем больше сил прикладывал я, тем хуже делал самому себе, и тем шире была ее улыбка.

Он улыбнулся сам себе, слегка наклоняясь.

– В этом и была ее ошибка – в улыбке. – Он поднял палец, чтобы отметить важное. – Ее улыбка подсказала мне, что все, что я делаю, оборачивается против меня. Я тут же понял, что, используя магию, даю ей необходимую для нее силу.

– И потому ты перестал использовать силу.

Он раскинул руки, будто она наконец-то усвоила урок.

– Иногда пытаться совершить то, что ведет к цели, оказывается плохим средством для ее достижения. Иногда что бы завершить тем, что хочешь иметь в итоге, следует в начале сдерживаться.

Как только она поняла эту высказанную им концепцию, многие отдельные известные ей факты – непонятные, озадачивающие части некоей гигантской головоломки, которые прежде никуда не подходили, – проявились из темных уголков ее сознания и заняли свои места. Это было так, будто она вдруг увидела все в новом свете.

Внезапное осознание потрясло Никки. У нее отвисла челюсть, глаза округлились.

– Теперь я поняла. Я знаю, что это означает. Добрые духи, я поняла. Я знаю назначение стерильного поля.

Глава 13

Стерильное поле? – Зедд сдвинул поседевшие густые брови. – О чем ты говоришь?

Никки прижала кончики пальцев ко лбу, пытаясь подобрать аргументы к своим словам. Непостижимо, почему ей не удавалось понять этого раньше? Она подняла глаза и посмотрела на волшебника.

– Существует очень сложный набор действий, необходимых, чтобы сила Одена начала действовать. Как ты уже сказал, должны быть установлены связи, основанные на первичном базисе, – точно так же, как и в любой магии. Ведь, в конце концов, Оден создан волшебниками, а они должны были основывать все, что делали, на знании природы тех вещей, которыми манипулировали.

В главной своей части, в самом ядре, Оден – это составное, очень сложно устроенное заклинание. Как большинство сложных заклинаний, оно, при нормальных обстоятельствах, запускается определенным набором действий. А затем уже работает в соответствии со своими заранее описанными процедурами. Какими бы они ни были сложными, эта магия, будучи запущенной, производит воздействие в соответствии с базовыми принципами.

– Ну да, солнце всходит на востоке, – проворчал Зедд. – К чему ты клонишь?

– Все это взаимосвязано, – сказала Никки сама себе, затем почти с минуту отсутствующим взглядом смотрела в никуда.

Вдруг она вновь повернулась к волшебнику.

– «Книга Жизни» объясняет, как можно задействовать силу Одена. Она показывает и описывает проводимые процедуры. Это фактически основное руководство по управлению процессом запуска; но она не объясняет теории, лежащей в основе Одена, – не это было ее задачей. И чтобы понять все целиком, необходимо искать ответы где-то еще.

Хотя эта сила, подобно другим видам силы, может быть незаконно присвоена и использована как средство власти и господства, она тем не менее создана и предназначена для специальной цели: противодействовать Огненной Цепи. Основные элементы Одена – сложносоставные заклинания, так что, однажды запущенные, они начинают действовать в соответствии с заранее установленным порядком. Этот порядок, в свою очередь, требует особых условий – таких, как, например, правильное использование ключа. То есть «Книги сочтенных теней».

Ее мысли так и мчались по всем вновь возникающим связям, когда в ее голове состыковывались части из самых разных источников, которые до этого никак друг к другу не подходили.

– Да, да, – сказал Зедд, нетерпеливо вращая рукой. – Шкатулки Одена были созданы специально для противодействия магии Огненной Цепи. Это мы уже знаем. И знаем даже больше: само собой, должны быть выполнены определенные условия, только после этого могущество будет действовать должным образом. Это все совершенно очевидно.

Никки отбросила в сторону покрывало и торопливо встала, больше не чувствуя себя какой-то частью кровати. Она оглядела себя и заметила, что на ней розовая ночная рубашка. Она ненавидела розовое. И почему всегда заканчивается тем, что ее одевают в розовую ночную рубашку? Она предположила, что, должно быть, другой у них под рукой не оказалось.

Она, без всякой мысли, возбудила чрезвычайно тонкий поток магии Ущерба и направила его нисходяще сквозь ткань ночной рубашки. С помощью этой энергии она очистила саму ткань, позволяя потоку Ущерба находить лишь элементы красящего вещества и устранять их. Цвет ночной рубашки, начиная от самого выреза, постепенно угас, исчезая, будто смытый волной, проскользнувшей по всему ее покрову. Без этой розовой окраски ткань стала простого белого цвета с сероватым оттенком.

Зедд с недоверием уставился на ночную рубашку.

– Уж не использовала ли ты только что магию Ущерба, энергию преисподней, энергию самой смерти, чтобы лишить цвета эту вещь?

– Да. Ведь так намного лучше, не правда ли? – Она почти не обратила внимания на то, как задан вопрос, поскольку ее голова уже была занята другими вещами.

Зедд поднял руку в жесте протеста.

– Ну, вообще-то я не думаю, что это хорошая идея…

– Но с какой же целью все это делается? – спросила Никки, отбрасывая его возражение, которого практически не слышала, да и не обратила на него внимания.

Рука Зедда замерла. Маг стал выглядеть раздраженным.

– С той самой целью. Чтобы противодействовать Огненной Цепи.

– Нет, нет. Я имею в виду, что это за специфическая функция, которая способна противодействовать заклинанию?

Его нетерпимость к непониманию того, что казалось слишком очевидными, сгущалась, переходя в раздражение.

– Чтобы заставить нас всех помнить об объекте заклинания. – В его глазах засветился пробуждающийся гнев. – В данном случае объектом служит Кэлен.

– Да, в каком-то смысле оно так, но это чрезмерное упрощение процесса, выражение конечной цели. – Никки подняла палец, теперь уже как учитель, а не как студент. – Для того чтобы сделать то, о чем ты только что сказал, следует восстановить то, что было разрушено в нас. То есть требуется воссоздать нашу память.

В задачу силы Одена не входит заставить нас вспомнить то, что мы забыли, поскольку для этого требуется воссоздать в нашей памяти то, чего там больше нет.

Те утраченные воспоминания уже исчезли. Дело не просто в том, что мы забыли некоторые вещи и не можем вспомнить людей или события. В нашем разуме нет никакой опоры для того, чтобы это вспомнить, потому что эти воспоминания вообще не существуют, а не просто забыты. Они были вытравлены и уничтожены действием Огненной Цепи. И это совсем не то же, будто мы просто не в состоянии что-то вспомнить. Реальность заключается в том, что эти части нашего разума – наших воспоминаний – были уничтожены.

Практически, для нас не существует ничего, что мы могли бы вспомнить.

Воссоздание с нуля того, что исчезло, совершенно отличается от того, чтобы помочь что-то вспомнить. Это как разница между тем, кто спит, и тем, кто умер. Внешне оба могут выглядеть почти одинаково, но закрытые глаза – единственное, что можно считать у них общим.

Конечная цель может быть одинаковой в обоих случаях, но проблема и средства для ее решения не имеют ничего общего. Для того чтобы Оден противодействовал Огненной цепи и вернул нас в то состояние, в каком мы находились прежде, требуется восстановить в нашей голове знания или осведомленность о том, что произошло в прошлом. То есть, требуется создать новые воспоминания на месте тех, что были уничтожены. А для этого их требуется вообще откуда-то взять.

Пока Зедд обдумывал ее слова, на лице его появилось напряжение, сменившее присутствовавшее там до этого нетерпение. Его пристальный взгляд следил за тем, как она меряет шагами комнату.

– Ну да, реальные события прошлого должны быть для этого каким-то образом восстановлены. – Он почесал висок, искоса поглядывая на нее. – И ты говоришь, что теперь, как считаешь, поняла, как такая вещь может работать?

Голые ноги Никки неслышно ступали по ковру, пока она расхаживала по комнате.

– Соединяя в единое целое все то, что я прочитала, могу сделать вывод, что те, кто создавал шкатулки Одена, даже если и намеревались с их помощью противодействовать Огненной Цепи, сами вовсе не были уверены, что подобная вещь вообще возможна.

Никки остановилась, чтобы взглянуть на него.

– Можешь ли ты хотя бы вообразить, насколько монументально сложно сделать нечто подобное? Как вообще трудно и сложно переделать и восстановить воспоминания у каждого из людей? Насколько все это вообще запутано?

Полагаю, те волшебники с ума бы сошли, пытаясь разобраться и привести в порядок все моменты, имеющие отношение к тому, как можно восстановить вещь, больше не имеющую ни шаблона, ни образца. Как может знать Оден, что, предположительно, должен помнить именно ты? Или Кара? Или я? И что еще хуже, так это то, что люди всегда верят, что они правильно вспоминают вещи, хотя их воспоминания часто ошибочны. Как должен Оден перестроить воспоминания, которые существовали когда-то, а теперь попросту не существуют, когда и сами эти воспоминания, бывшие когда-то при нас, вовсе не были истинными или, говоря иначе, точными?

Судя по тому, что я прочла в книгах по основам оденической теории, даже волшебники, создавшие Оден, не вполне точно представляли, как это будет работать.

Она вновь принялась расхаживать по комнате, продолжая говорить.

– Не следует забывать, что они не могли проверить это, противодействуя настоящей Огненной Цепи. И саму Огненную Цепь никогда раньше не проверяли – никто не отваживался сделать такое, – так что, пока они полагались лишь на свои логические построения, они не могли быть полностью уверены в том, как будет работать Оден в реальном мире. Так как они не могли наблюдать реальные проявления действий Огненной Цепи, то не могли быть уверенными, что их противодействие будет работать именно так, как задумано. Даже если все составляющие его сложные элементы функционируют превосходно и согласно плану – даже в этом случае есть причина сомневаться, что в целом все действует правильно.

Кроме всего сказанного, есть еще более важный аспект, касающийся предписанных процедур и того, что необходимо для противодействия заклинанию Огненной Цепи в самом объекте… в нашем случае объект – это Кэлен. Объект – это затрагивающая всех вихревая воронка, центр непосредственного действия Огненной Цепи. Она – место приложения чрезвычайно сложного уравнения.

Именно в этом месте должно быть приложено и основное средство противодействия, то есть опять-таки в ней. Элементы реконструирующей магии, входящие в сложную систему Одена, должны запускаться внутри нее.

– Она, по сути, и есть основополагающая связь… – пробормотал Зедд, скорее для себя, пока что внимательно следуя за рассуждениями Никки.

– Именно так, – заметила Никки. – И поэтому, чтобы Оден сделал это – чтобы он исправил повреждения, начиная с самого основного объекта всего этого, – требуется, чтобы такая основополагающая связь имела свойства стерильного поля.

– Стерильного поля? – спросил Зедд, все еще хмурясь от напряженного внимания. – Ты уже упоминала об этом раньше.

Никки кивнула.

– Это не вполне понятная особенность, над которой бились волшебники на протяжении всей работы по созданию оденического противодействия Огненной Цепи. Прежде я не понимала ее важности, не уловила смысла проблемы, с которой столкнулись они, и не видела, почему они так беспокоились об этом, но твое объяснение насчет способностей ведьмы наконец-то позволило мне уразуметь концепцию самого ядра оденической теории.

Зедд упер кулаки в костлявые бока.

– Ты не понимала часть оденической теории? И тем не менее привела шкатулки в действие – от имени Ричарда? Хотя и не понимала, как это работает?

Никки не обратила внимания на возбужденные интонации, прозвучавшие в заданном вопросе.

– Только в части, касающейся стерильного поля. Теперь я поняла, что это имеет отношение к тому, что ты говорил мне о необходимости установления связи, когда я метала в Сикс заклинания, а она препятствовала мне в том, чтобы зафиксировать заклинание на объекте. Оден должен инициировать магию точно таким же образом. Как и всякая магия, он нуждается в установлении связи. В данном случае через Кэлен. Но при этом требуется, чтобы точка привязки была от всего очищена.

– От всего очищена? – Зедд вскинул голову, поворачивая ее к ней. – Никки, должен ли я напоминать тебе, что именно эта личность и очищена от всего? Ведь заклинание Огненной Цепи уничтожило все воспоминания из ее прошлого. Оно, образно говоря, очистило ее память. И, таким образом, для Одена имеется все, что нужно.

Никки настойчиво покрутила головой.

– Нет. Следует рассматривать все это вместе, в контексте с книгой «Огненная Цепь», «Книгой Жизни» и теми маловразумительными книгами по оденической теории, которые ты нашел для меня. Следует охватить это все, всю эту совокупную картину, чтобы понять.

– Понять что? – почти прорычал Зедд с нарастающим раздражением.

– Объект должен быть чист эмоционально, иначе все действие окажется смазано.

– Чист эмоционально? – спросила Кара, пока Зедд бормотал что-то себе под нос, проводя ладонью по лицу, словно стирая с него что-то. – Что это значит?

– Это значит, что знание о ее предшествующем эмоциональном состоянии будет оказывать пагубное влияние на попытку восстановить то, что раньше было внутри нее. Она должна оставаться эмоционально чистой, чтобы Оден мог совершить свою работу. То есть объект должен сохраняться как чистое пространство. Следует тщательно заботиться о том, чтобы не вводить эмоциональные связи.

– Никки, ты очень умная женщина, – сказал Зедд, стараясь оставаться спокойным, – но на этот раз говоришь какую-то чушь. – Он начал и сам ходить по комнате. – То, о чем ты говоришь, не имеет никакого смысла. Каким образом объект может быть предохранен от того, чтобы не найти хоть что-то, имеющее отношение к его прошлому? Волшебники, создававшие шкатулки Одена, должны были понимать, что всегда есть шанс, что объект найдет хоть какие-то сведения о своем прошлом, прежде чем Оден успеет вступить в действие. Ведь не могли же они ожидать, что объект будет оставаться взаперти, пока не будет приведен в действие Оден.

– Я совсем не это имела в виду. Ты не понял меня. В данном случае никакие сведения не имеют значения… На самом деле какие-то факты, оставшиеся у того, чья память была потеряна, только помогают, так как они играют роль точек, на которые дополнительно опирается матрица восстановительных процессов Одена. Но эмоциональные переживания внутри самого объекта приложения Огненной Цепи имеют огромное значение. Эмоции, по сути, это высшие категории, порождаемые совокупностью фактов, независимо от того, истинны эти факты или ложны.

Кара, похоже, сосредоточила все свое внимание, пытаясь понять, что говорит Никки.

– Как это эмоции могут возникать из ложных фактов?

– Возьмем для примера меня, – сказала Никки. – То, чему меня научило Братство Ордена, заставляло ненавидеть любого человека, сопротивляющегося учениям Ордена, ненавидеть всякого, кто способен сам добиться чего-то. И я верила, как меня и учили, что такие люди просто себялюбивые язычники, которые не заботятся о своих собратьях.

Меня учили эмоционально отвечать ненавистью по отношению ко всем, кто не верит в то, во что верю я. Меня учили ненавидеть вас и все, что вы делаете, по сути, без каких-либо сведений о вас. Я обладала грубой, примитивной эмоциональной ненавистью по отношению к ценности самой жизни. И я готова была убить Ричарда, основываясь именно на этих эмоциональных мотивах. Эти мои эмоции были основаны на лжи и внушении, а не на какой-либо истине.

Кара вздохнула.

– Понимаю, что ты имеешь в виду. Мы с тобой обе обучались сходным вещам и вынуждены были испытывать сходные эмоции, и те эмоции были полностью ошибочны.

– Но эмоции, когда они основаны на правильных вещах, могут быть действительными и достоверными вершинами истины.

– «Правильные вещи»? – спросила Кара.

– Именно так, – сказала Никки. – Существую реально значимые ценности. Любовь – подлинная любовь, настоящая любовь, – это отклик на то, что мы ценим в других. Это эмоциональный отклик на жизнеутверждающие ценности, поддерживаемые другим человеком. Тем самым мы оцениваем добрую природу этого другого человека. В подобных случаях эта эмоция выявляет центральную, самую мощную часть нашей человеческой природы.

Зедд, все еще меривший шагами комнату, с раздражением остановился.

– Ну и какое же это все имеет отношение к делу?

Никки развела руками.

– Необходимо помнить, что оденическая теория – всего лишь теория, так что я не могу сказать, что знаю наверняка, потому что даже те, кто создал эту магию, не знали этого с уверенностью, но тем не менее это здесь заложено. Они были уверены, что правы, хотя и не имели практического опыта столкновения с уничтожающей память магией, когда создавали свою теорию, и я тоже думаю, что они были правы.

Зедд чуть наклонился вперед, уставившись на нее одним глазом.

– Правы в чем?

– В том, что эмоции, введенные в объект, но не имеющие в нем основания, будут разрушать средства противодействия магии Огненной Цепи.

Кара нахмурилась.

– Это для меня слишком заумно.

– Они были уверены, что преждевременное введение эмоциональной составляющей будет искажать применяемую ими магию, будет мешать действию Одена. – Никки оторвалась от испуганных карих глаз Зедда, чтобы взглянуть на Кару. – А это означает, что если Кэлен усвоит свои истинные эмоции – самые главные эмоции – до того, как будет открыта правильная шкатулка, то Оден будет не в состоянии восстановить основу этих эмоций. Поле, в котором будет приводиться в действие магия Одена, окажется загрязнено этим предварительным знанием. И Кэлен будет затеряна в путанице различных магий.

Кара, подпирая руками бока, спросила:

– Так что ты пытаешься объяснить?

– Ну, давайте представим, для примера, что Ричард отыскал Кэлен и рассказал ей об их прошлом, об их эмоциональной связи, об их взаимной любви. В этом случае Оден не сможет сработать.

Лицо волшебника оставалось невыразительным.

– Почему? – спросил он тоном, от которого по спине ее пробежал холодок.

– Примерно по той же причине, почему мои заклинания не действовали против Сикс, – потому что было необходимо, чтобы сначала сила установила базовые связи, для того чтобы совершить свое действие.

– Ты хочешь сказать, что если Ричард на самом деле получит шанс открыть одну из шкатулок Одена, – спросил Зедд, – то ему следует сделать так, чтобы объект, то есть Кэлен, совершенно не подозревал о своих связях с ним?

Никки кивнула.

– Во всяком случае, о самых глубоких эмоциональных связях. Мы должны позаботиться, чтобы Ричард понял, что если нам удастся найти Кэлен еще до того, как он получит шанс открыть правильную шкатулку Одена, он не должен проявлять каких-либо необоснованных эмоций, иначе это исказит поле.

– Необоснованные эмоции? – Кара наморщила нос. – Ты хочешь сказать, что Лорд Рал не может сказать Кэлен, что она любит его?

– Именно, – сказала Никки.

– Но почему?

– Потому что именно сейчас она его не любит, – сказала Никки. – Те вещи, которые вызвали ее любовь к нему, больше не существуют в ней и для нее. Основа ее любви – память о множестве произошедших событий и различных фактах, всего того, чем они между собой связаны, включая и причины, по которым она любила его, – больше не существуют, не имеют своего места внутри нее. Огненная Цепь уничтожила эти воспоминания. Поэтому сейчас все обстоит так, будто она никогда и не встречалась с ним прежде. Она не любит его. У нее нет причин любить его. В этом отношении она очищена от всего.

Зедд запустил длинный тонкий палец в копну вьющихся волос и почесывал голову.

– Никки, мне кажется, лихорадка сказалась на тебе куда сильнее, чем я думал. То, что ты говоришь, не имеет никакого смысла. Проблема Кэлен состоит в том, что Огненная Цепь заставила ее забыть о своем прошлом. Оден же был задуман и создавался как средство противодействия Огненной Цепи. Не существует иного средства, столь же мощного, как Оден. Это могущество самой жизни. И раскрытие перед Кэлен чего-то столь примитивного, как ее любовь к Ричарду, не может стать причиной затруднения процессов восстановления.

– О, как раз именно это обязательно будет. – Никки сделала несколько шагов и остановилась прямо перед ним. – Зедд, почему ты, при всем своем могуществе Первого волшебника, не смог остановить какую-то Сикс?

– Потому что она разворачивает твою же энергию назад, к тебе.

– Вот это и является ключом, – сказала Никки. – Это то самое, чего мне так не хватало и чего мне следовало добавить, чтобы я наконец смогла сложить вместе все, что прочитала в этих книгах. Наконец-то я смогла понять, что именно волшебники, создавшие Оден, подразумевали под стерильным полем. Сила эмоций будет возвращать назад энергию, прилагаемую к объекту.

Это отчасти похоже на то, как попытки убедить верящих в учения Ордена, что они не правы в своих чувствах, лишь укрепляют эти чувства и заставляют их еще сильнее сопротивляться отречению от лживого верования. Если ты скажешь им, что Орден являет зло, они станут еще больше ненавидеть тебя, но никак не Орден. Их вера в Имперский Орден лишь закалится, вместо того чтобы разрушиться.

– Ну так что? – сказала Кара. – В случае Кэлен это не создает противоречия. Если Лорд Рал скажет Кэлен, что она любит его, это будет вести к тому же самому результату, к которому будет стремиться и магия Одена, так на самом деле здесь нет никакой проблемы.

– О, но проблема-то есть, – сказала Никки, покачивая пальцем. – И очень большая проблема. Все может получиться прямо наоборот. Подобная осведомленность даст действие без всякого повода. Эмоции – это конечный результат, последствие усвоения знаний. А изначальное действие эмоций подобно попытке выстроить двухэтажное здание, начав с крыши и продолжая работу в направлении основания. Или подобно тому, как я пыталась метнуть мощно действующее заклинание в ту ведьму.

Эмоции, которые Оден направит в сторону объекта, окажутся отброшены назад теми эмоциями, которые оказались на их месте благодаря предварительному знанию. Так что предварительное знание станет препятствием для исполнения процедуры воздействия силы.

– Ну так и что? – настаивала Кара. – Кэлен уже будет знать, что она любит Ричарда Рала, так что все это не будет иметь значения.

– Это будет иметь очень важное значение. Пойми, что предварительное знание не будет основано ни на чем. Эмоции, обретенные раньше времени, не имеют ни смысла, ни содержания. Они нереальны. Если ей сообщат о ее любви к Ричарду, то Оден будет не в состоянии восстановить ее истинные эмоции этой любви.

Кара выглядела так, будто готова от раздражения драть ее за волосы.

– Но если ей скажет об этом Лорд Рал, никакой разницы не будет. Она уже будет обладать этим. Она уже будет знать, что любит его.

– Нет. В одном случае положение будет истинным, в другом ложным. Не забывай, что как раз сейчас она не любит его. А реальные эмоции, которые будет пытаться воссоздать Оден, окажутся уже замещены чем-то нереальным – эмоциями без основания. Те эмоции будут пустыми и неистинными. Причины, по которым она любит его, будут неизвестны, поскольку, если случится предварительное знание о ее любви к нему, само это знание будет пустым. Это будет пустая любовь, любовь, основанная ни на чем. Любовь без всего того, что поддерживает ее, будет бессмысленной.

Кара вскинула было руки, но затем безвольно опустила их по сторонам.

– Я так ничего и не поняла.

Никки прекратила хождение и повернулась к Каре.

– Представь, что я привела сюда человека, которого ты никогда прежде не видела, и заявила тебе, что ты любишь его. Будешь ли ты любить его только потому, что я так сказала? Нет, потому что ты не можешь испытывать такие эмоции без чего-то, что поддерживало бы их.

Именно это и должен сделать Оден: возродить поддержку реальных эмоций на основе знания прошедших событий, которые он восстанавливает. Он создает и формирует причины. Начальная же постановка эмоций – то есть конечного результата прошлых событий – испортит весь процесс. По мнению тех волшебников, которые создавали Оден, предварительное знание о ее любви к нему загрязнит поле, затронет ее разум, и потому знание о реальных событиях – причины, по которым она любит его, – не сможет восстановиться в ней. Эти знания будут блокироваться точно так же, как ведьма блокировала мои заклинания. Она останется с одной лишь предварительной информацией и не сможет получить свое прошлое. Ее прошлое останется потерянным для нее.

Зедд почесал подбородок. Затем поднял глаза.

– Но, как ты сама сказала, это всего лишь теория.

– Волшебники, создавшие оденическую теорию, чтобы противостоять Огненной Цепи, и на основе этой теории создавшие шкатулки Одена, были убеждены, что они правы. Я тоже верю, что их заключения абсолютно верные.

– Так что же получится, если… если… ну, не знаю… – сказала Кара. – Если Лорд Рал сначала скажет Кэлен о том, что она любит его и что она его жена, – и только потом, позже, наконец сможет получить эти шкатулки и вернуть назад свою силу, выучит все, что необходимо, и в конце концов откроет правильную шкатулку, вызывая противодействие Огненной Цепи? Сработает тогда это противодействие?

– Да, противодействие все равно сработает.

Кара выглядела по-настоящему озадаченной.

– Так в чем же проблема?

– Это заклинание сконструировано из множества частей, так что все процедуры будут исполняться несмотря ни на что. Если теория верная, а я думаю, что так оно и есть, то все остальные элементы Одена сработают как надо. Огненной Цепи будет оказано противодействие, память каждого будет восстановлена – за единственным исключением. Оден будет не в состоянии восстановить прошлое Кэлен. Этот элемент заклинания будет блокирован. Тот, кто находится в центре всей этой магической бури, окажется ему недоступен.

Мы все вернемся в прежнее состояние, наши памяти будут такими, как когда-то, мы все будем помнить Кэлен, но Кэлен навечно останется без собственного прошлого. Можно сказать, что она будет как солдат, раненый в битве, который из-за ранения в голову больше не является тем, кем был когда-то. Она будет способна лишь продолжать свою жизнь с того момента, как заклинание Огненной Цепи отняло ее индивидуальность, и будет знать лишь о том, что было с ней начиная с этого момента. Она будет совершенно другим человеком. Человеком, который вынужден выстраивать для себя новую жизнь.

– Стало быть, она окажется единственной пострадавшей, – сказала Кара. – Все остальные смогут быть исправлены.

Никки вздохнула.

– Ну, так получается исходя из моего понимания теории.

Зедд вновь смотрел с подозрением.

– Но возможен ли другой исход?

Никки кивнула.

– Но нет такого, который я захотела бы обдумать. Одно из ответвлений рассуждений, описанных в книгах по оденической теории, ведет к тому, что при отсутствии базовых условий применения магии, то есть стерильного поля, противодействие не сможет запустить свои процедуры и обрушится на само себя. Эта линия рассуждений приводит к тому, что при таких обстоятельствах средства противодействия потерпят неудачу, а Огненная Цепь полностью выйдет из-под контроля. Сама жизнь в таком случае, как нам известно, будет утрачена. Наша способность к логичным рассуждениям будет разрушаться, по мере того как будет пылать, расширяясь, ад Огненной Цепи, пока наш разум не окажется неспособным поддержать само наше существование. Какое-то время часть человечества сохранит первобытный образ жизни, но полное угасание станет неизбежным исходом.

Думаю, теперь ты понимаешь, почему волшебники, создававшие Оден, так беспокоились о сохранении стерильного поля.

Зедд нахмурился, задумавшись.

– Но преобладающее толкование заключается в том, что если что-то пойдет не так и она получит упреждающее знание до того, как Оден реально сработает, она навсегда останется жертвой Огненной Цепи, однако это практически не помешает тому, чтобы Огненная Цепь оказалась отменена в отношении всех остальных?

– Это верно. И хотя Кэлен так много значит для Ричарда, но, боюсь, в первую очередь следует позаботиться о самом действии Огненной Цепи. Действие этой магии, может, и началось с нее, но теперь уже каждый оказался затронут воздействием. Если это не остановить – будет потеряно все. Противодействие Огненной Цепи стало гораздо более важным, чем взаимная любовь Ричарда и Кэлен. Замечательно, если ее любовь к нему возродится, но это не так важно по сравнению с противодействием наступлению Огненной Цепи.

Независимо от того, что это будет означать лично для Кэлен или для Ричарда, сила Одена должна быть вызвана для контрудара по Огненной Цепи, чтобы избавить от ее воздействия всех остальных.

Существует и другая альтернативная теория, помимо той, которая утверждает, что в случае загрязнения поля не сработает ничего. Некоторые волшебники полагали, что действие сил Одена после привнесение столь мощного искажения в объект действия Огненной Цепи, при отсутствии стерильного поля – заражение объекта предварительным знанием, – убьет этого человека.

– А что, в случае такого исхода, произойдет со всеми остальными? – спросил Зедд.

– К тому моменту как она, лишившись жизни, упадет на землю, запускающий механизм основной части Одена уже будет активизирован, и все прочие части заклинания будут действовать согласно установленному для них порядку. Оден будет приведен в действие и совершит свою работу.

Если такое случится, если Кэлен погибнет в результате запуска противодействия Огненной Цепи, это будет ужасающей личной потерей для Ричарда, но на всех остальных, включая и нас, это почти не скажется. Использование сил Одена очистит мир от заражения и восстановит каждого из нас в прежнем виде.

Зедд не сводил с нее тяжелого взгляда.

– Мы, может, и не помним Кэлен, но ни у кого из нас нет никаких сомнений относительно того, что она значит для Ричарда. Он уже продемонстрировал, что готов отправиться в преисподнюю, если будет считать, что это может спасти ее жизнь. Если он будет знать, что открытие шкатулки и высвобождение силы Одена убьет ее…

Никки не уклонялась ни от его взгляда, ни от того, что скрывалось за его словами.

– Ричард должен открыть правильную шкатулку Одена и вызвать противодействие Огненной Цепи – даже если это означает смерть для Кэлен. Это совершенно очевидно.

С минуту в комнате стояла тишина.

Зедд водил пальцем, поглаживая подбородок, взгляд его был устремлен куда-то в окружающие тени.

– Предвидя такую опасность, – реальна она или нет, – будет вполне разумным, чтобы Кэлен, если найдется, так и оставалась бы в неведении относительно ее прежних чувств к Ричарду. Лучше всего будет предоставить Одену восстановить ее эмоции.

– Примерно это я и имела в виду, – сказала Никки. – Когда мы вернем Ричарда, нужно убедить его, что, найдя ее, он не должен открывать ей всей правды о ее прошлом.

Зедд, сцепив за спиной руки, покачал головой.

– Принимая во внимание то, что поставлено на карту, я согласен, что такой подход вполне разумен и таким и должен быть наш план, но все же не вполне уверен, что простое предвидение, просто предварительное знание, способно стать причиной такой личной трагедии. Не уверен, что способен поверить, что такая простая вещь, как предвидение, может принести столь значительный вред.

– Если это хоть как-то утешит тебя, могу сообщить, что было несколько волшебников, также принимавших участие в создание шкатулок Одена, которые придерживались точно таких же взглядов. Но если бы оно было не так, то оказалось бы невозможным, чтобы использование мною силы против ведьмы причинило вред именно мне.

Зедд без всякого выражения смотрел в пространство, обдумывая ее слова.

– Ты права. Порой большой вред совершается с самыми благими намерениями. Когда мы найдем нашего мальчика, то расскажем ему все это. Но нам еще очень далеко до реального осуществления. В данный момент у нас нет даже одной из шкатулок Одена.

Никки вздохнула.

– Да, это так. Но меня все же беспокоит, как убедить во всем этом Ричарда. – Никки откашлялась. – Когда мы отыщем его, думаю, будет лучше, Зедд, если это будет исходить от тебя. Он сможет воспринять это лучше, если это объяснишь ему ты. Он будет более открыт к восприятию.

Зедд взглянул в ее сторону, прежде чем вновь принялся ходить по комнате.

– Я понимаю. – Он остановился, повернувшись к Никки. – Но я не вполне уверен, что полностью согласен с этой теорией – относительно того, что предварительное знание способно исказить…

На середине фразы Зедд внезапно захлопнул рот, а на его лице появился испуг.

– Что? – спросила Никки. – О чем ты подумал?

Зедд опустился на край постели.

– Да, видимо, это действительно так. – Бодрость и воодушевление покинули его. – Добрые духи, – прошептал он, и звук его голоса был таким, будто тяжесть всех лет только что свалилась на его плечи.

Никки склонилась и коснулась его руки.

– В чем дело, Зедд?

Он поднял на нее почти безумный взгляд.

– Предварительное знание, предвидение может действовать так же, как работает магия. И это не теория. Это истина.

– Ты уверен? Откуда ты знаешь это?

– Я не помню ни Кэлен, ни чего-либо связанного с ней. Хотя когда Ричард был здесь, он рассказывал мне о ней. Он наполнил мою память своими воспоминаниями об их любви.

Но Кэлен… она – Исповедница. А дар Исповедницы разрушает разум человека, которого она касается своей силой. В момент применения дара Исповедница освобождает себя от сдерживания собственной силы, давая ей волю. Все остальное время она должна держать свою силу под жестким контролем.

– Знаю, я много слышала об их способностях, – сказала Никки. – Но какая связь всего этого с их любовью?

– Обычно Исповедница выбирает себе пару среди тех, кто ей в высшей степени безразличен, потому что если она вступит в связь с мужчиной, которого любит, то невольно потеряет контроль над своей силой. Эта сила, будучи высвобожденной, завладеет человеком. У него нет шанса устоять. И он больше не будет тем, кем был до этого. Он будет потерянным, его разум окажется разрушен. Он станет пустой оболочкой, пребывающей в слепой, бездумной преданности Исповеднице. Она получит его самого, его любовь и его преданность, но любовь эта пустая и бездумная.

Вот по этим причинам Исповедницы всегда выбирают мужчину, который им безразличен, а затем подчиняют его с помощью своей силы. Они делают выбор с точки зрения будущего отца, исходя из того, какую дочь он может произвести, но они никогда не выбирают мужчину, которого любят. Мужчины же боятся незамужних Исповедниц, занятых поиском супруга, опасаясь быть выбранными на эту роль, боятся потерять самих себя из-за их силы.

– Но наверняка должен быть способ, как это уладить, – сказала Никки. – Как с этим справился Ричард?

Зедд поднял на нее глаза.

– Есть только единственный способ. Я не могу сказать тебе о нем. Я даже Ричарду не говорил об этом. Не мог даже сказать ему, что такой способ существует.

– И почему нет? – спросила она.

– Потому что предварительное знание окажет воздействие и на ее, и на его магию, когда она впервые не сдержит ее без всякого намерения овладеть им. Он должен быть абсолютно не осведомлен относительно наличия решения такой проблемы, иначе это решение не сработает.

Зедд уставился в пол.

– Это не теория. Предварительное знание способно испортить стерильное поле, как ты только что сказала. Ричард своей жизнью разрешил центральный вопрос оденической теории: предвидение способно оказывать влияние на воздействие магии.

Никки протопала голыми ногами по ковру, встала прямо перед ним и, нахмурившись, уставилась сверху вниз на старого волшебника.

– И ты знал об этом заранее, еще до того, как Ричард и Кэлен поженились? Ты знал, что предварительное знание о решении будет причиной неудачи Ричарда?

– Да, знал. Но отважился не сообщать ему, что решение существует, и что оно позволило бы ему оставаться рядом со своей возлюбленной. Потому что подобное предварительное знание, просто само знание о существовании решения, могло уничтожить сам шанс того, что оно сработает.

– А как ты узнал об этом?

Зедд поднял было руку, но затем вновь уронил ее на колено.

– Почти такая же история произошла с первой Исповедницей, Магдой Сирус, и с человеком, который любил ее. Его звали Мерит. Они тоже влюбились друг в друга и поженились. Ричард оказался первым с той поры, кому вновь предстояло решать эту проблему. А поскольку тогда Магда Сирус была Исповедницей, никто не знал, что решение существует, и, соответственно, не было даже никакого предварительного знания, способного помешать ему. Без этого предвидения он и смог решить этот парадокс любви Исповедницы без того, чтобы оказаться уничтоженным ее силой.

Никки, раздумывая, вытянула прядь светлых волос.

– Тогда выходит, что реальность того факта, что само предвидение способно исказить магию, не вызывает сомнений. – Она продолжала хмуриться, глядя на Зедда. – Но волшебники, создававшие Оден, не имели опыта того, как предвидение искажает заклинание. Для них это была всего лишь теория.

Зедд пожал плечами.

– Оно и не удивительно – Исповедницы возникли после Одена. Первый волшебник Мерит доказал эту концепцию, но все это произошло уже после того, как Оден был создан.

Никки лишь вздохнула, выслушав его.

– Да, полагаю, что дело именно в этом. – Она сделала неопределенный жест рукой, переходя к другим делам: – Кара перед этим говорила о каких-то неприятностях. Связанных с Цитаделью.

Зедд наконец-то оторвался от своих мыслей и встал. Морщины на его лице стали резче, подчеркивая мрачное выражение.

– Да, есть серьезные проблемы.

– Что за проблемы? – спросила Никки.

Он направился к двери.

– Идем со мной, я покажу.

Глава 14

Зедд повел Никки и Кару в часть Цитадели, известную Никки как лабиринт коридоров и переходов, надежно защищенных многочисленными магическими щитами. Стеклянные сферы на металлических опорах сами зажигались, когда они приближались к очередной, а затем гасли, оставляя темноту, когда посетители уходили достаточно далеко. Никки ощущала всю Цитадель как огромное, мрачное и притихшее место. Оно было не просто огромным, а чудовищно сложно устроенным, и она не могла даже вообразить, каковы могут быть те неприятности, что заставили беспокоиться Зедда.

Они не успели отойти далеко, когда к ним присоединилась молчаливая процессия, появившаяся из читального зала: Рикка, крупный светловолосый д’харианин Том из элитной гвардии Лорда Рала, и Фридрих, старый мастер-позолотчик. Никки предположила, что они дожидались там ее пробуждения после столкновения с Сикс. И то, что Зедд, вероятнее всего, попросил их находиться рядом и ждать, когда Никки придет в себя, еще более усилило ее беспокойство.

– Ты выглядишь гораздо лучше, чем прошлой ночью, – сказала Рикка, когда они проходили через уютное помещение, увешанное сотнями картин самого разного размера. Эти картины, каждая из которых была в дорогой, отделанной золотой фольгой раме, занимали здесь все пространство стен.

– Спасибо. Сейчас я чувствую себя хорошо.

Никки обратила внимание на то, что развешанные по стенам картины были сплошь портретами, хотя очень сильно отличались манерой исполнения. На одних люди в церемониальном облачении позировали в официальной обстановке, на других пребывали как бы в случайных, непреднамеренных позах среди удивительных садов, или вели беседу среди огромных колонн, или просто сидели на скамьях во внутренних двориках.

Она заметила, что на многих портретах на заднем фоне видна сама Цитадель или хотя бы часть ее. Это вызывало какую-то пугающую и печальную мысль о том, что, вероятно, все эти люди когда-то жили в Цитадели, и когда-то это место было наполнено жизнью. От этого оно сейчас казалось еще более необитаемым и пустым.

Рикка бросила косой взгляд, осматривая Никки с головы до ног.

– Прежде эта ночная рубашка была розовой.

– Ненавижу розовое, – сказала Никки.

Рикка выглядела озадаченной.

– В самом деле? А когда мы с Карой надевали ее на тебя, мне казалось, что в ней ты будешь выглядеть еще привлекательнее.

Поначалу испуганная такого рода заявлением, исходящим от морд-сита, Никки вдруг осознала всю эту историю с розовой ночной рубашкой. Эта женщина пыталась найти выход из мрачной пустоты безумия. Она пыталась сбросить оковы эмоций, сдерживающие ее с тех пор, как она была еще девочкой. В ее жизни и ее мире все было отвратительным и ожесточенным. Розовая ночная рубашка представляла собой что-то невинное и красивое – вещь того типа, которых не бывает у морд-ситов. И оценивая такую простую вещь на Никки, она имела возможность наслаждаться чем-то привлекательным и безвредным. Это было почти то же самое, как маленькая девочка делает платье для куклы. Невинное испытание художественного вкуса, и даже более – практическое упражнение в простых желаниях.

– Спасибо, – сказала Никки. И добавила после минутных размышлений: – Это замечательная рубашка, просто розовое не идет мне. Когда я переоденусь, то верну цвет этой ночной рубашке, и ты можешь взять ее себе.

Рикка растерялась.

– Я? Ну, я не знаю…

– На тебе она будет прекрасно смотреться. Честно. Розовый цвет хорошо подойдет к оттенку твоей кожи.

Рикка выглядела слегка взволнованной и нерешительной.

– В самом деле?

Никки кивнула.

– На тебе будет отлично. И мне очень хочется, чтобы ты ее носила.

С минуту Рикка пребывала в нерешительности.

– Ну, я подумаю об этом, – наконец сказала она.

– Я исправлю ее и постараюсь, чтобы цвет стал именно того розового оттенка, что тебе подходит.

Рикка улыбнулась.

– Спасибо.

Никки очень хотелось, чтобы Ричард был здесь и видел эту едва заметную улыбку, что было рискованно для любой из морд-ситов. Он бы понял, что такой вот малозаметный шаг был свидетельством огромнейших изменений внутри этой женщины. Никки осознала и то, что и ее собственное сердце согревается от такого положительного, хотя и крошечного, движения назад, к простым радостям жизни.

Она понимала, видя улыбку Рикки, как оценивает такие вещи Ричард.

Когда к ней пришло еще большее понимание, она едва не рассмеялась вслух. Ричард оценил бы не только изменения в Рикке, он увидел бы и Никки – Госпожу Смерть, – научившуюся тому, как обучать другого человека радостям жизни, хотя бы и в малом деле. Она не сразу осознала, что и она, и Рикка только что сделали этот шаг вместе. Никки не могла вообразить, что должен был чувствовать Ричард, вырывая ее из того мрачного существования, которое она вела всю свою жизнь.

Всего лишь на какое-то мгновение, проблеском, перед ней промелькнуло восприятие жизни глазами Ричарда. Это оказалось удивительно радостное видение, демонстрирующее, как самостоятельный выбор каждого человека может значительно улучшить его собственную жизнь. Таким мог быть и должен быть порядок вещей.

Как она скучала по Ричарду. Она отдала бы что угодно в этот момент, чтобы просто увидеть его улыбку – ту самую улыбку, которая, похоже, содержала в себе все, что было по-настоящему добрым и заслуживающим уважения. Она скучала по нему так, что ей казалось, что она готова вот-вот удариться в слезы.

Рикка искоса взглянула на нее.

– С тобой все в порядке? Эта ведьма не нанесла тебе серьезных повреждений, а? Ты выглядишь… я не знаю, как лучше сказать… немного болезненной.

Никки отделалась от проявленного к ней интереса легким взмахом руки и сменила тему разговора.

– Так вы нашли Рэчел?

Они выходили из каменной залы, увешанной гобеленами, изображающими сцены из сельской жизни, в широкий коридор, где стены были отделаны деревянными панелями, и морд-сит удостоила Никки лишь маловыразительным взглядом.

– Нет. Чейз возвращался сегодня рано утром и рассказал, что обнаружил ее следы возле Цитадели. Потом ушел продолжать ее поиски.

Рэчел была для Рикки еще одной связью с простыми радостями жизни. Никки знала, что Рикка очень любила девочку, хотя никогда и не показывала этого.

– Не знаю, что могло на нее найти, – сказал Зедд, обернувшись через плечо, пока вел их, поворачивая за угол, к более узкому коридору, – ведь это на нее не похоже – чтобы вот так сбежать.

– Ты не думаешь, что это как-то связано с появлением Сикс? – предположила Никки. – Может быть, это ее козни?

Рикка покачала головой.

– Чейз сказал, там следы были одной только Рэчел. Он не видел никаких следов Сикс.

– Ты подумала о том же, что и я? – спросила Кара у Никки.

– Имеешь в виду тот урок насчет следов, который однажды преподал нам Ричард?

Кара кивнула.

– О том, что магия может скрывать следы.

– Подобное вполне возможно, – вставил Зедд. – Но Рэчел исчезла до того, как Сикс появилась здесь. И если Сикс постаралась скрыть свои следы с помощью той или иной магии, то почему не скрыла при этом следы Рэчел?

Никки внезапно остановилась. Она обернулась к отрытому пространству, которое они только что миновали. По обе стороны небольшого портала стояли золоченые колонны, поддерживающие мощную балку, на которой были вырезаны символы.

Никки нахмурилась, глядя на колонны.

– Разве раньше здесь не было заградительного щита?

Помрачневший взгляд Зедда подсказал ей, что она права. Он вновь тронулся в путь, и все заторопились, чтобы не отставать. В конце коридора он свернул направо, к короткому проходу, ведущему к винтовой лестнице.

По сравнению с некоторыми величественными лестницами Цитадели, эта казалась узкой, но если сравнивать с обычными винтовыми лестницами – она была достаточно просторной. Два человека могли идти по ней рядом, не мешая друг другу. Лестничный колодец такой широкий, что от наружного до внутреннего края ступеней было несколько шагов. Лестница, кроме того, извивалась довольно причудливо, уходя вниз крутой неравномерной спиралью. Все это сооружение дезориентировало и требовало особого внимания, чтобы не споткнуться и не упасть на таком нетрадиционном спуске. Пока все шли вниз, Никки наконец-то смогла заметить, что причудливые изгибы лестницы устроены таким образом, чтобы та не пересекала каменные формации, прорезанные жилами искрящихся минералов.

От основания лестницы легко можно было попасть в хорошо знакомую расщелину в горе, где у скального основания располагались помещения с особым сдерживающим полем. Путники сейчас были довольно близко к тому месту, где на них внезапно напала ведьма. Никки подумала, что коридоры кажутся сейчас особенно тихими, после незаконного вторжения этой ведьмы, свободно разгуливавшей по ним. Зная так много о разного рода защитных полях и щитах, Никки не предполагала, что подобное вообще окажется возможным. Волшебники, которые обустраивали Цитадель и занимались ее безопасностью, несомненно, приняли какие-то меры, чтобы защититься от всех форм магического воздействия, включая и такое, на которое способна ведьма.

– Вот, – сказал Зедд, на ходу пытаясь привлечь внимание спутников к странному месту, после чего остановился возле него. – Сначала это появилось здесь.

Он указал рукой на точно подогнанные каменные блоки стены, противоположной той, что была из цельного камня – по сути, прорублена в граните, часть самой горы.

Никки посмотрела на стену и заметила темные пятна, которые выглядели явно неестественно. Она прошла с дюжину футов вдоль каменной кладки, изучая ее, трогая то тут, то там, а также в самих загрязненных местах. Казалось, будто что-то просачивается здесь из самого камня.

– Что это? – спросила она.

Зедд провел пальцем по одному из пятен и поднес его прямо к ее лицу.

– Кровь.

Никки прищурилась. Она уставилась на густое влажное вещество красного цвета на его пальце. Затем перевела взгляд и посмотрела волшебнику в глаза.

– Кровь?

Он с серьезным видом кивнул.

– Кровь.

– Настоящая кровь?

– Настоящая кровь, – подтвердил он.

– Кровь каких-то животных? – Никки вспомнила о летучих мышах, проносящихся через эти самые коридоры впереди той ведьмы. – Может, летучих мышей?

– Человеческая кровь, – сказал волшебник.

Никки от этого онемела и вопросительно посмотрела на Кару.

– Да, мы уверены в этом, – сказала морд-сит, отвечая на молчаливый вопрос.

– Не могу поверить, – наконец сказала Никки. – Как так может быть, чтобы человеческая кровь сочилась из камня на этой стене?

– И не только на этой стене этого коридора, – сказал Зедд. – Она просачивается из камня в самых разных местах Цитадели. Похоже, нет никакой закономерности в местах ее появления.

Никки вновь посмотрела на густые потеки крови на стене. Ей очень не хотелось касаться их.

– Ну ладно, – наконец сказала она, – это действительно следует воспринимать как серьезную неприятность. – Она вновь обратила свое внимание к Зедду. – У тебя есть какие-то соображения по поводу того, что это могло бы значить?

– Это кровоточит, в каком-то смысле, сама Цитадель. А это значит, что она умирает.

Услышав такое, Никки смогла лишь заморгать.

– Умирает?

Зедд с мрачным видом кивнул.

– Тот заградительный щит, про который ты совсем недавно меня спрашивала, – он сохранялся в том месте тысячелетия. А теперь его нет. Многие другие щиты тоже теперь не работают. Вся структура Цитадели в полном и серьезном разладе.

Сикс, даже при тех талантах, которыми обладает, не должна была проникнуть сюда, не запустив при этом сигналы тревоги. Но они не сработали. Вся охранная сигнализация вышла из строя. Вот почему никто не подозревал, что она оказалась в Цитадели. Именно поэтому она застала нас врасплох.

Будь с Цитаделью все в порядке, то даже если бы по каким-то причинам не сработала сигнализация, защитные поля и щиты не только не позволили бы ей свободно передвигаться, но и вообще не дали бы проникнуть так далеко внутрь Цитадели. Это была надежно защищенная зона, ведьма раньше не смогла бы пробраться сюда – но теперь ей удалось найти дорогу в обход защитных щитов, чтобы попасть туда, куда хотела.

Только благодаря всему этому разладу, – он поднял руку к кровоточащим стенам, – она смогла войти в Цитадель, не подняв тревоги, и затем никакие поля не остановили ее. Цитадель оказалась слишком серьезно больна, чтобы воспрепятствовать ей войти или остановить ее внутри.

Насколько мне известно, до таких нарушений никогда прежде не доходило. В прошлом бывало, что посторонние проникали в Цитадель, но не потому, что сама Цитадель не справлялась со своей задачей. Те вторжения бывали успешными, потому что нарушитель был или достаточно умен, или необычайно талантлив, или ему оказывалась помощь изнутри. Сикс же перемещалась здесь сама по себе, без сигналов тревоги и без срабатывания средств защиты, способных остановить ее. Ей потребовалось лишь в нескольких местах найти обход тех щитов, которые все еще действуют.

– Гармонии… – едва слышно произнесла Никки, внезапно понимая, что именно происходит.

Зедд согласно кивнул.

– Ричард был прав.

– Но ведь что-то еще можно сделать?

– Да, – сказал Зедд. – Если мы сможем найти Ричарда и поможем ему открыть правильную шкатулку Одена. Ведь и заклинание Огненной Цепи тоже искажено загрязнением. Это загрязнение, воздействует разъедающе на всю магию, а не только исказило одно заклинание. Именно об этом, как говорил нам Ричард. Необходимо, чтобы он высвободил силу Одена, и будем надеяться, что эта сила окажется в состоянии очистить мир живого не только от Огненной Цепи, но и от загрязнения, оставленного гармониями.

Никки вскинула голову.

– Зедд, Оден был создан для особой цели: противодействие Огненной Цепи. Оден не станет выискивать другую магию, досаждающую нам, и вычищать еще и ее. Он не для этого создан.

Зедд приглаживал пряди седых волос, пока старательно подбирал слова.

– Ты сама говорила, что сила Одена, как и всякая другая сила, может быть использована и для других целей, отличающихся от тех, для которых изначально предназначена. Ричарду необходимо воспользоваться силой Одена не только для того, чтобы избавить нас от разъедающей мир Огненной Цепи, но и в более широком плане, чтобы уничтожить загрязнение, оставленное гармониями.

Никки не была уверена, разумен ли и вообще возможен ли такой более глубокий и основательный подход, но не думала, что сейчас подходящее время или место обсуждать это. Они еще очень далеко от того момента, когда Ричард сможет попытаться совершить нечто подобное. Сначала им необходимо найти его, лишь тогда будет иметь смысл все это обсуждать. После чего начнутся трудности для Ричарда с открыванием шкатулки Одена, чего Никки не собиралась сейчас сообщать Зедду, потому что не хотела беспокоить его больше, чем необходимо. В конце концов, пред ними было множество ближайших проблем, которые требовалось решить.

– А пока что, – сказал Зедд, – нам следует всем покинуть Цитадель.

Никки была ошеломлена.

– Но если Цитадель слабнет, нам следует как-то противодействовать этому; мы должны защитить ее. Ведь здесь находятся бесценные вещи, и мы не можем позволить, чтобы они попали в неправильные руки. Мы не можем рисковать, чтобы Джегань и сестры Тьмы получили в свое распоряжение все те могущественные магические предметы, собранные здесь, – по крайней мере те, которые еще способны действовать, – не говоря уже о библиотеках.

– Именно поэтому нам и следует покинуть это место, – продолжал настаивать Зедд. – Если здесь никого не будет, я смогу перевести всю Цитадель в состояние, при котором никто не проникнет сюда. Это нечто такое, что, насколько мне помнится, никогда раньше не активировалось, но иного решения я не вижу.

Никки уставилась на кровь, покрывавшую пятнами каменную стену.

– Но если Цитадель переживает упадок и ее магия иссякает, почему ты считаешь, что сможешь сделать подобное и получить положительный результат?

– Древние книги, объясняющие замысел защитной структуры Цитадели, упоминают и кровотечение стен. Предупреждение, даваемое кровью, будучи столь ужасным, как мы это видим, показывает реальную степень того недуга, которым поражена Цитадель. Насколько я знаю, в прежние времена такого еще не случалось. Сейчас впервые понадобилось столь сильное предупреждение. Это одна из тех вещей, касающихся этого места, о которых я должен был узнать, становясь Первым волшебником.

Эти же самые источники содержат описания и неотложных мер на случай, если подобное произойдет. Существует возможность более строгой, на повышенном уровне силы, блокировки Цитадели, пока она еще не деградировала.

– Повышенный уровень силы? – Сама эта мысль вызывала у Никки беспокойство.

– Он был в хранилище, и мне почти день понадобился, чтобы найти его.

– Найти что?

Зедд указал рукой в сторону отделанных бронзой дверей, где раньше хранилась шкатулка Одена, пока Сикс не украла ее.

– Костяной ларец. Он почти такого же размера, как и шкатулки Одена. Хотя он из кости, я не знаю, какому животному принадлежит эта кость. По всей внешней поверхности ларца вырезаны древние символы.

В нем находится уже собранное заклинание, считающееся ключом к природе Цитадели. Оно создано теми же волшебниками, которые наделили Цитадель столь множественными средствами защиты. Его можно сравнить с небольшой частицей закваски, которую вы оставляете, с тем, чтобы у вас всегда была часть исходной культуры, чтобы и в дальнейшем производить тот же самый хлеб. Это заклинание содержит элементы исконной магии Цитадели. Что кажется невероятным, если задумываешься об этом.

– И как долго продержится подобное заклинание, будучи активированным, прежде чем заражение гармоний начнет разъедать и его?

Зедд изобразил гримасу, покачивая головой.

– Понятия не имею. Исходя из того, что я читал, и из тех опытов, которые уже провел, я уверен, что такое состояние будет длиться довольно долго, но нет никакого способа узнать это определенно. Все, что мы можем, это только попробовать.

– А что если оно уже заражено гармониями? – спросил Фридрих. – В конце концов, если поражена Цитадель, а это заклинание всего лишь часть ее исконной силы, почему бы не заподозрить, что и оно точно так же оказалось заражено?

Фридрих, который большую часть своей жизни был мужем волшебницы, знал о магии немало, хотя сам и не обладал даром.

– Я попытался запустить контрольные сети относительно некоторых оказавшихся подверженных разрушению элементов Цитадели, таких, например, как тревожная сигнализация. Разрушительные процессы препятствовали запуску и функционированию контрольных моделей. Контроль же заклинания в костяном ларце прошел без малейших затруднений. Судя по этому испытанию, оно все еще жизнеспособно.

– Почему мы не можем остаться здесь, переведя Цитадель в это защитное состояние? – спросила Кара.

– Это слишком опасно, – сказал ей Зедд. – Столь крайняя процедура никогда раньше не применялась. Я не вполне понимаю ее истинную природу и то, как она работает, но, судя по тому, что я знаю, такое состояние будет препятствовать проникновению внутрь любого существа. Могу лишь предположить, подобное чрезвычайное состояние будет при необходимости очень сурово по отношению к любым незваным гостям. Здесь все станет слегка зачарованным. Судя по тому немногому, что я знаю об условиях внутри Цитадели при подобном состоянии, это будет очень опасно для любого, находящегося внутри нее.

А ведь, в конце концов, откуда мы можем знать, нет ли в Цитадели посторонних прямо сейчас?

Кара выпрямилась.

– Прямо сейчас?

– Да. Если средства защиты нарушены, а средства тревоги не работают, как мы можем знать, не блуждают ли здесь те, кому не положено здесь находиться? Судя по тому, что нам известно, Сикс вполне может все еще скрываться здесь. Чейз же сказал, что не нашел никаких признаков того, что она покинула это место. Сестры Тьмы тоже могли бы незаметно прокрасться сюда. У нас больше не существует надежного способа узнать об этом.

И еще большее беспокойство вызывает то, что враг может проникнуть через посредство сильфиды. Ричард единственный, кто мог снова обратить сильфиду в состояние спячки; мы этого не можем. Сильфида устроена так, что не может отвергать требования любого, обладающего надлежащей силой. Джегань может отправить сюда сестер Тьмы как раз посредством сильфиды. У нас нет возможности охранять сильфиду и день и ночь – среди нас нет достаточного числа людей с такой силой, чтобы они могли противостоять нападению сестер Тьмы.

Не имея возможности отправить сильфиду в спячку и не в состоянии рассчитывать на сигнализацию и защитные поля для охраны Цитадели, мы должны признать, что она уязвима для различных вторжений. Скорее всего, такое заклинание, исходя из его внутренней природы, будет устранять всякого, кто окажется внутри Цитадели. Поскольку эта мера – последнее спасительное средство, надо иметь в виду, что она может оказаться столь же фатальной для нас самих, если мы останемся здесь, как и для любого непрошеного гостя.

По этой причине нам следует сначала покинуть это место, а только потом активировать защитное состояние.

– А как же мы вернемся назад? – спросила Кара.

– Для этого нужно будет его отключить. Мне известно, как дезактивировать это заклинание. Но когда я его отключу – не уверен, что его можно будет запустить снова, так что нам не следует рисковать, отключая эту защиту, если только это не будет вызвано какими-то вескими причинами или наступит тот момент, когда заражение от гармоний окажется выметено из мира живого.

Никки тяжело вздохнула.

– Не могу придумать никаких возражений против этого плана. Он видится мне единственным способом сохранить Цитадель до поры до времени.

– А кроме того, – сказал, – мы попросту и не можем оставаться здесь.

– Нет, – сказала Никки, – думала, не можем.

Она уже размышляла над тем, что нужно успеть сделать. Здесь было несколько мест, в которые она собиралась заглянуть.

– Мне кажется, – сказал Зедд, оглядывая приготовившихся услышать его мнение, – что в первую очередь нам следует попытаться вернуть Ричарду его силу. Если он вновь обретет связь со своим даром, возможно, это спасет его.

У нас есть причины полагать, что его дар заблокирован с помощью заклинания, нарисованного в одной из чертовых пещер Тамаранга. Поскольку ни у кого нет лучшей идеи, я предлагаю, чтобы мы отправились в Тамаранг и помогли Ричарду, уничтожив то, что отделяет его от дара.

Морд-ситы утвердительно кивнули.

– Если это способно помочь Ричарду, я предлагаю отправиться туда немедленно, – сказала Кара.

– Согласен, – сказал Том.

– Боюсь, что окажусь лишь обузой, – сказал Фридрих. – Я уже не так молод. Возможно, будет лучше, если я останусь в этом месте, на тот случай, если появится Ричард. Ведь ему следует знать, что происходит. Я могу остаться поблизости и наблюдать за Цитаделью снаружи.

– В этом есть смысл, – сказал ему Зедд.

– А мне, думаю, будет лучше отправиться в Народный Дворец, – сказала Никки.

Зедд нахмурился.

– Почему?

– Ну, я могу воспользоваться сильфидой. А из Народного Дворца могу с ее помощью попасть в район Тамаранга и там встретиться с вами. Сильфида перемещается гораздо быстрее, так что во дворце у меня будет достаточно времени, чтобы кое-что проверить.

– Например, что? – спросил Зедд.

– Ну, из-за пропавшего и потерявшего дар Ричарда Натан действует в качестве Лорда Рала. Это единственный поручитель, ограждающий нас от сноходца, который, в противном случае, будет способен проникать в наш разум. Хочу посмотреть, как там его дела.

Зедд кивнул, погружаясь в раздумья.

– Во дворце есть защитные средства, основанные на магии, примерно такие же, как и в Цитадели, – сказала Никки. – Энн и Натану следует знать, что гармонии разъедают эту магию. Им необходимо знать, что здесь случилось, чтобы они подготовились к тому, что подобное может случиться и там, и не оказались застигнуты врасплох, как мы.

Но более всего нам необходимо вернуть шкатулки Одена. Сикс – из Древнего мира. Натан и Энн жили там довольно долгое время. Они говорили, что ничего не знают о Сикс, но, может, они к этому времени чего-то припомнили или отыскали какую-то информацию. Когда Сикс жила в Древнем мире, она была скрытной и замкнутой, но наверняка кто-то знает что-нибудь о ней. Натан и Энн могли бы подсказать, где такого человека найти. Сейчас мы почти ничего не знаем об этой ведьме. Нам нужна информация.

Я в полной растерянности и не представляю, где следует искать Сикс. Дворец, по крайней мере, то место, где можно начинать задавать вопросы.

Зедд вздохнул.

– Разумно. Но если что-нибудь узнаешь, отправляйся сначала в Тамаранг, чтобы встретиться со мной, не вздумай в одиночку отправляться на ее поиски. Нам может понадобиться твоя помощь, чтобы справиться с тем, что ожидает нас в Тамаранге, и тебе определенно нужна моя помощь, чтобы найти способ справиться с Сикс. Она ведь уже показала, насколько опасна. Ты не сможешь подкрасться к ней тайком и стащить шкатулку. Если у нас будет хоть какая-то нить к тому, где она может находиться, мы обсудим это и составим план.

– Ладно, – сказала Никки. – Но что насчет сильфиды?.. Я имею в виду, после того, как я воспользуюсь ей? Сможет ли кто-то с ее помощью проскользнуть в Цитадель?

– Защитное заклинание включает дополнительные предосторожности на местах входа. Если сильфида затронет защиту, она сработает так же, как и на любого другого. Как только ты отправишься с сильфидой, я приведу заклинание в действие.

– Я отправлюсь вместе с тобой, – сказала Кара, обращаясь к Никки. И это была вовсе не просьба.

– В таком случае я отправляюсь вместе с Зеддом, – сказала Рикка. – Необходимо, чтобы кто-то из нас приглядывал за ним.

Зедд бросил в ее сторону недовольный взгляд, но промолчал.

Кара поглаживала светлую косу, обхватив ее ладонью.

– В этом есть смысл. Итак, решено.

Это выглядело так, будто именно эти двое решали, какие действия дальше совершать. Никки начала по достоинству оценивать удивительное терпение Ричарда.

– Давайте собирать вещи, скоро рассвет, – сказал Зедд.

Никки, взяв Рикку за локоть, отвела ее в сторону.

– Как только переоденусь, я исправлю обратно эту ночную рубашку, чтобы ты смогла упаковать ее вместе со своими вещами.

Рикка улыбнулась.

– Хорошо.

Никки решила, что той приятно иметь хоть что-то красивое, заметно отличающееся от одежды морд-ситов.

Она сосредоточилась на этой радостной мысли, чтобы отвлечься от нервного напряжения от предстоящего путешествия в сильфиде. И на сей раз рядом не будет Ричарда, готового помочь.

Глава 15

Что это? – прошептала Дженнсен молодой женщине, ползущей впереди нее через высокую сухую траву.

– Тсс, – прошипела вместо ответа Лори.

Лори с мужем отправились в безлюдную местность пособирать поздний урожай дикого инжира, растущего среди невысоких холмов. Занятые работой, они разделились, расходясь все дальше. День стал клониться к вечеру, и Лори собралась возвращаться в город, но никак не могла найти своего мужа. Он словно бы исчез.

В полном смятении она со всех ног бросилась в Хотон, просить помощи у Дженнсен. Из-за спешки Дженнсен решила оставить свою любимую козу, Бетти, в загоне. Бетти, разумеется, от этого была в восторге, но Дженнсен больше беспокоилась о том, чтобы найти мужа Лори. К тому времени, когда небольшой отряд прибыл сюда вести поиски, солнце давно уже село.

Пока Оуэн, его жена Мерили, Энсен и Дженнсен цепочкой прочесывали низкие холмы, пытаясь найти пропавшего мужа Лори, сама она нашла нечто совершенно неожиданное. Находка потрясла ее. Она не могла сказать, что это, но хотела, чтобы Дженнсен поскорее увидела это сама, и еще хотела, чтобы Дженнсен помалкивала об этом.

Лори осторожно подняла голову, вглядываясь в ночь. Она замерла и тут же склонилась назад, чтобы Дженнсен услышала ее шепот.

– Вот оно.

Уже зараженная явным ощущением тревоги, охватившим Лори, Дженнсен осторожно вытянула шею, всматриваясь в темноту.

Гробница была открыта.

Огромный гранитный памятник Натану Ралу был сдвинут в сторону. Из-под земли пробивался свет, образуя мягко светящийся сигнальный маяк в темной сердцевине звездной ночи.

Разумеется, Дженнсен знала, что на самом деле это не гробница Натана Рала. Хотя Лори не подозревала об этом.

Когда-то давно, когда Натан и Энн пребывали здесь с ними, Натан обнаружил эту гробницу, на которой написано его имя. Он обнаружил также, что то, что казалось нелепой гробницей на этом древнем кладбище, в действительности было входом в тайные подземные хранилища, полные книг. Натан с Энн поведали Дженнсен, что этому тайнику тысячи лет и что все это время он был защищен магией.

Дженнсен этого не понимала; она не обладала магией. Она была невидимой дару – «дырой в мире», как называли подобных те, кто обладал магией, поскольку были неспособны использовать дар, чтобы почувствовать таких, как Дженнсен. Она была редчайшим существом – Столпом Творения.

Она и люди, окружавшие ее в Бандакаре, все были Столпами Творения. Еще в древние времена было замечено, что когда лишенный дара отпрыск обладающих магией вступает в близкие отношения с обыкновенным человеком, но обладающим хоть едва заметной искрой дара, то все дети от таких брачных союзов будут лишены даже намека на присутствие дара. Скитаясь по свету, они разносили скрытую потенцию к искоренению дара во всем человечестве. В древности проблема с растущим числом людей, абсолютно лишенных дара, решилась радикально: их всех собрали вместе и предали изгнанию.

Особенно это касалось потомков Лорда Рала. Рождения детей, абсолютно лишенных дара, были чрезвычайно редкими, но по мере того как обладатели этих особенностей подрастали, подобная аномалия распространялась дальше, охватывая рядовых граждан. Когда из Бандакара выслали всех подобных людей, каждый ребенок из Ралов подвергся проверке. Если обнаруживалось, что он родился с изначальным отсутствием дара, ребенок немедленно предавался смерти, чтобы остановить дальнейшее распространение этого свойства среди основной массы населения.

Дженнсен, родившейся в результате очередного насилия Даркена Рала, удалось избежать проверки и спастись от такой участи. И когда Лордом Ралом стал Ричард, устранение подобного порока стало его долгом. Но Ричард счел отвратительным такой метод и не стал делать ничего подобного. Он полагал, что Дженнсен и другие ее рода имеют такое же право на жизнь, как и он сам. Он был искренне рад обнаружить, что у него есть сводная сестра – и не важно, лишена она изначально природного дара или нет. Он приветствовал ее скорее с распростертыми руками, чем с жестокими намерениями, как она когда-то ожидала.

Ричард прекратил выселения и дал этим людям свободу, позволяя им жить их собственной жизнью. С того момента, как Ричард стал Лордом Ралом, отсюда никого не выселяли, а, наоборот, к ним относились радушно, в том числе и к Дженнсен. Несмотря на то, что отделяющий этих людей от всего остального мира барьер был важен для сохранения магии внутри человечества, Ричард разрушил его.

Поскольку разделительный барьер оказался разрушен, много жителей Бандакара оказались захвачены Имперским Орденом и вывезены, чтобы быть использованными для улучшения породы – чтобы поскорее разделаться с магией. После того как Имперский Орден ушел из Бандакара, большинство оставшихся здесь людей решили пока не покидать землю своих предков. Они хотели побольше узнать об окружающем мире, прежде чем принять решение, что делать дальше.

Дженнсен чувствовала свое родство с ними. Привыкнув прятаться всю жизнь из страха перед смертью за преступление, заключающееся в факте ее рождения, она, в некотором смысле, пребывала в подобии изгнания. Но она сдружилась с этими людьми, узнавшими, что Бандакар является частью их нового, теперь расширившегося мира. Это великое изменение и энтузиазм в строительстве новой, их собственной жизни, полной перспектив и возможностей, стали общими для всех них.

Лори же явно страшилась новых угроз, появившихся ввиду расширения их мира. Когда армия Имперского Ордена шла в поход, все местности вдоль ее пути подвергались ужасной опасности. Для рожденных с полным отсутствием дара это было хорошо знакомое ощущение.

Дженнсен не представляла, кто сейчас может находиться в этой гробнице. Она, логически рассуждая, предположила, что это могут быть Натан и Энн, вернувшиеся, чтобы забрать понадобившиеся им книги из давно забытой подземной библиотеки. Эти книги фактически тоже были изгнаны, спрятаны в недоступном месте, отгорожены от остального мира барьером, который никто не мог пересечь, пока Ричард не разрушил его.

Дженнсен рассудила, что там, в гробнице, мог быть и сам Ричард. Натан и Энн очень давно отправились вместе с Томом на его поиски. И если преуспели в этом, то наверняка рассказали об этой подземной библиотеке. Возможно, он и вернулся, чтобы самому посмотреть на нее или, быть может, отыскать здесь что-то особенное. Дженнсен так хотелось вновь увидеть брата! Сама эта мысль заставляла ее трепетать от волнения.

Хотя она и осознавала, что это мог быть кто-то еще – некто, кто мог причинить всем им только вред. Именно эта мысль удерживала ее от того, чтобы броситься скорее к этой гробнице.

Несмотря на то, что ей хотелось пойти и взглянуть, не Ричард ли там, жизнь, проведенная вместе с матерью в бегах, приучила ее к обостренному чувству осторожности. Так что она беззвучно припала к земле, ловя малейшие намеки на то, что позволило бы узнать, кто это мог бы быть в этой гробнице.

Вдалеке раздавались повторяющиеся, уже почти в полной темноте, голоса пересмешников, словно бы пытающихся переспорить друг друга. Прислушиваясь без особого внимания к их крикам, Дженнсен поняла, что лучше оставаться в укрытии и подождать, пока кто-то, находящийся внизу, сам не появится наружу. Но она беспокоилась, что остальные могут прекратить свои поиски и без всякого умысла выдать свое присутствие, так что решила, что пока она последит за гробницей, лучше послать Лори найти остальных и предупредить их о неизвестных незваных гостях.

Но прежде чем Дженнсен подползла ближе и прошептала свои инструкции Лори, та вдруг начала ползти вперед. Очевидно, она решила, что ее муж мог спуститься в эту гробницу. Дженнсен рванулась вперед, пытаясь ухватить женщину за лодыжку, но чуть-чуть не дотянулась.

– Лори! – прошипела Дженнсен. – Остановись!

Лори не послушалась ее команды, а вместо этого еще быстрее поползла через сухую траву. Дженнсен преследовала ее, пробираясь между древних могильных плит, тут и там стоящих на неровной земле. Сухая трава, по мнению Дженнсен, производила слишком много шума. Лори не была скрытна или особенно осторожна. Дженнсен уже научилась у своей матери хитрить и таиться. Лори же почти ничего не знала о подобных вещах.

Где-то впереди Лори тяжело дышала от испуга. Дженнсен приподняла голову ровно настолько, чтобы посмотреть, нет ли кого поблизости, но в окружающей темноте разглядеть что-либо оказалось тяжело. Поблизости могли запросто спрятаться хоть дюжина солдат. Пока они остаются неподвижными, очень трудно, если вообще возможно, обнаружить их.

Вдруг Лори поднялась и встала на колени, затем издала вопль ужаса, от которого по шее и затылку Дженнсен пробежали мурашки. Этот крик разорвал тишину ночи. Пересмешники смолкли.

В глухую полночь такой крик разносится на большие расстояния. Больше не заботясь о том, чтобы не выдать себя, Дженнсен вскочила и бросилась со всех ног, сокращая расстояние, отделяющее ее от обезумевшей женщины. Лори в крайнем отчаянии, вцепившись руками в волосы и запрокинув голову, кричала в безысходной скорби.

Перед ней на траве распростерлось тело человека. И хотя в темноте Дженнсен не могла разглядеть его лица, было слишком очевидно, кто это должен быть.

Из ножен на поясе Дженнсен выхватила нож с серебряной рукояткой.

Едва она сделала это, из темноты смутно проступила темная фигура огромного мужчины с мечом в руке. Вероятно, один из тех, кто убил мужа Лори. Видимо, он таился где-то поблизости, припав к земле, наблюдая за всеми, кто еще мог приблизиться к открытой гробнице.

Едва Дженнсен добежала до Лори, но прежде чем она успела столкнуть молодую женщину с опасного места, этот человек взмахнул мечом. Темное пятно лезвия полоснуло по горлу Лори, едва не отрубая ей голову. Капли теплой крови забрызгали лицо Дженнсен.

Ужас в ней мгновенно сменился вспышкой крайнего гнева. Можно было бы ожидать страха, настороженности или даже паники, но именно яростный гнев охватил ее. Это была ярость, давно уже зажженная теми, кто когда-то давно явился неизвестно откуда и жестоко убил ее мать.

Прежде чем меч завершил свое убийственное движение, Дженнсен уже бросилась на этого человека.

Она выпрыгнула из темноты, нанося удар ножом прямо в грудь. И прежде чем он в удивлении смог отступить, выдернула нож и, по-прежнему крепко сжимая его в кулаке, очень быстро трижды ударила в шею. Почти оседлав этого человека, она продолжала яростно ударять ножом, пригибая его к земле. И только когда его дыхание с бульканьем прекратилось, остановилась и она.

В неожиданной тишине слышалось лишь, как она тяжело дышит, пытаясь перевести дух. Она боролась, стараясь не оказаться парализованной шоком от только что случившегося. Если здесь оказался один страж, то вполне вероятно, что рядом таятся и другие. Она ведь точно знала, что в гробнице кто-то есть. Нужно скорее убираться подальше от того места, где только что кричала Лори.

Дженнсен заставила себя сдвинуться с места. Теперь движение было наилучшей ее защитой. В движении была сама жизнь.

Низко припадая к земле, она начала незаметно двигаться прочь, не сводя глаз с луча света, вырывающегося из гробницы, высматривая, кто может появиться здесь, расследуя причину шума, и обнаружить тела.

Второй человек, казалось, внезапно материализовался из ночной тьмы, поднимаясь из травы прямо перед ней.

Дженнсен перебросила нож в руке, по-боевому ухватывая его ручку, вместо положения для колющего удара, которое использовала, расправляясь с первым человеком. Сердце ее тяжело ухало, и она оглядывалась по сторонам в поисках новой угрозы.

Она проигнорировала приказ этого человека остановиться и вместо этого сделала быстрое обманное движение влево. Когда он дернулся в ту сторону, чтобы схватить ее, Дженнсен вместо этого метнулась вправо.

Из темноты появился еще один человек, среагировавший на обращенный к ней выкрик, блокируя возможность побега в ту сторону. Свет из гробницы, доходивший сюда, мягко блеснул на звеньях железной кольчуги, облегавшей его широкую грудь, и на топоре, зажатом в мощном кулаке. Длинные пряди засаленных волос спадали на его плечи.

Она напомнила себе, что следует не забыть про его кольчугу, на тот случай, если ей придется разбираться с ним. Ее нож практически бесполезен против такого рода доспехов. Стало быть, нужно наносить удары в уязвимые места. И только сейчас она поняла, что ей просто повезло, что человек, с которым она только что разделалась, тот, который убил Лори, не носил вот такой кольчуги.

Неистовым побуждением Дженнсен было повернуться и бежать в слепой панике, но она понимала, что такое бегство будет ошибкой. Бегущий человек пробуждает инстинкт преследования. Однажды запущенный, этот инстинкт подчиняет себе все, и люди, такие как те, что сейчас перед ней, не остановятся, пока не догонят и не убьют ее.

Сейчас оба человека ожидали, что она побежит в направлении, которое, похоже, оставалось открытым – то есть слева от нее. Вместо этого она стрелой бросилась в их сторону, намереваясь проскользнуть прямо между ними и выскочить из западни, прежде чем они успеют захлопнуть ее. Ближайший к ней человек, тот, который, как теперь она знала, носил кольчугу, держал топор наготове. Прежде чем он успел поднять его для удара, она располосовала незащищенную внутреннюю сторону его руки.

Ее бритвенно острый клинок вспорол ткань нижней части его предплечья, как раз выше запястья. Она даже могла слышать мягкий щелчок напрягшихся сухожилий, разделившихся на части после того, как были разрезаны.

Человек закричал. Не в состоянии держать топор, выронил его на землю. Дженнсен подхватила его, уклоняясь от второго человека, прыгнувшего, чтобы поймать ее, после чего развернулась и всадила топор в его спину, пока он проносился мимо.

Дженнсен, тяжело дыша, двинулась прочь, пока один из них сжимал свою беспомощную правую руку, а второй, пошатываясь, пытался ее преследовать, с рукояткой топора, торчащей под углом из его спины. Он, спотыкаясь, пробежал еще несколько шагов, все еще стремясь догнать ее, и лишь затем упал на колени, с трудом ловя воздух. По булькающим звукам его дыхания она поняла, что по меньшей мере пробила ему легкие. Было ясно, что он не в состоянии сражаться, так что она переключила внимание на другое.

Если она собирается бежать – это ее шанс. И она без колебаний воспользовалась им.

И почти сразу же впереди нее проступила стена людей. Дженнсен замедлила ход. Они выросли со всех сторон, окружая ее. Угловым зрением она заметила мелькание теней, перекрывающих лучи света, по мере того как люди, находившиеся внутри гробницы, выскакивали на поверхность.

– Постарайся понять, – хриплым голосом сказал человек прямо перед ней, – что мы будем просто счастливы изрубить тебя на куски. Если не хочешь этого – просто отдай мне нож.

Дженнсен стояла неподвижно, будто заледеневшая, обдумывая возможный выбор. Ее разум, казалось, отказывался воспринимать происходящее.

Сбоку она уже могла различать фигуры, вырисовывающиеся на фоне света и спешившие от гробницы в ее сторону.

Человек протянул руку.

– Нож, – сказал он с явной угрозой.

Дженнсен, описав запястьем дугу, проткнула ножом его ладонь. Как только этот человек, вздрогнув, отклонился назад, Дженнсен потянула лезвие на себя, разделяя его ладонь на две части, как раз между двумя средним пальцами. Ночной воздух огласился яростным сквернословием. Дженнсен воспользовалась шансом, чтобы через образовавшуюся в стене людей брешь стрелой метнуться в царящую за их спинами темноту.

Но прежде чем она смогла отбежать на три шага, чья-то рука обхватила ее вокруг пояса. Человек дернул ее назад с такой силой, что дыхание вырвалось из нее со свистом. Солдат прижал ее спину к своим кожаным доспехам. Дженнсен ощутила, что задыхается.

Но прежде чем он сумел ухватить ее остававшиеся свободными руки, она всадила нож ему в бедро. Кончик лезвия уткнулся в кость и застрял в ней. Изрыгая проклятья, человек наконец-то сумел обхватить ее руки и прижать их к ее бокам.

Слезы ужаса и безнадежности обжигали ее глаза. Теперь ей придется умереть здесь, среди кладбища, так и не увидев очередной раз Тома. В эту минуту он казался ей всем, что существует важного в этом мире, всем, к чему она стремилась. Он никогда не узнает, что случилось с ней. А ей не удастся сказать в последний раз, как она любит его.

Солдат выдернул нож из ноги. Она глотала свои рыдания, печалясь обо всем, потерянном для нее, обо всем, потерянном для живущих здесь людей.

Прежде чем эти люди разорвали ее на части, чего она и ожидала, приблизился кто-то с фонарем в руках. Это оказалась женщина. В той же руке, что и фонарь, она держала что-то еще. Она остановилась перед Дженнсен и нахмурилась, беря в руки контроль над ситуацией.

– Замолчи, – сказала женщина человеку, зажимающему свою кровоточащую руку и все еще продолжающему сыпать ругательства.

– Эта сука порезала мою руку!

– И мою ногу! – добавил второй, державший Дженнсен, мужчина.

Женщина бросила взгляд на лежавшие поблизости тела.

– Судя по тому, что я здесь вижу, ты легко отделался.

– Надеюсь, – наконец-то проворчал державший он, чувствуя себя явно неловко под ее безжалостным испытующим взглядом, и протянул женщине принадлежавший Дженнсен нож.

– Она раскроила мою руку надвое! – вмешался другой, все еще не готовый смириться с равнодушием этой женщины к их боли. – Ее следует заставить расплатиться за это!

Женщина обратила к нему свой испепеляющий взгляд.

– Твой единственный долг – служить целям Ордена. Какая, по-твоему, будет польза от этой службы, если ты калека? А теперь закрой свой рот, иначе я и не подумаю лечить тебя.

Когда он склонил голову в молчаливом согласии, женщина наконец-то отвела свой взгляд и переключила внимание на Дженнсен. Держа фонарь как можно выше, она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Дженнсен разглядела, что в руке, вместе с фонарем, эта женщина держит книгу. Скорее всего, она выкрала ее из подземного тайника.

– Удивительно, – сказала она, будто разговаривая сама с собой, пока изучала глаза Дженнсен. – Ты стоишь вот здесь, прямо перед мной, и все же мой дар подсказывает мне, что тебя не существует.

Дженнсен предположила, что, должно быть, эта женщина – колдунья, скорее всего одна из сестер Тьмы, служащих Джеганю. Дженнсен не могла напрямую пострадать от могущества подобной женщины или кого-либо еще, обладающего магией, но при данных обстоятельствах это вовсе не означало, что она не представляет угрозы. Не требовалось никакой магии, чтобы отдать приказ солдатам расправиться ней.

Сейчас женщина держала в вытянутой руке нож, вглядываясь в то, что было на его рукоятке. Лицо ее вытянулось, как только она осознала всю значимость витиеватой буквы «Р», символа Дома Рала, выгравированного на серебряной ручке ножа.

Ее взгляд вновь обратился к Дженнсен, на этот раз наполненный разновидностью мрачного узнавания. Она вдруг выронила нож. Он воткнулся в землю у ее ног, в то время как она прижала пальцы руки ко лбу, содрогаясь, будто от боли. Молчавшие солдаты обменялись тревожными взглядами.

Когда Дженнсен подняла глаза, лицо женщины выглядело опустошенным.

– Так, так, так. Неужели это Дженнсен Рал предо мной? – Голос звучал теперь иначе. Он был глубже и содержал угрожающие, волевые интонации.

Пришел черед нахмуриться Дженнсен.

– Ты знаешь меня?

– О да, дорогая, я тебя знаю, – сказала женщина голосом, который вновь изменился, становясь более глубоким и хриплым. – Кажется, припоминаю, ты клялась мне, что непременно убьешь Ричарда Рала.

И тогда Дженнсен поняла. С ней говорил император Джегань, именно он видел ее через глаза этой женщины. Джегань был сноходцем. Ему были доступны такие, казалось бы, невозможные вещи.

– Так что насчет твоего обещания? – спросила женщина явно не своим собственным голосом. Ее движения походили на движения марионетки и, видимо, были болезненны.

Дженнсен не понимала, с кем говорит, с этой женщиной или с Джеганем.

– Мне не удалось.

Губы женщины насмешливо изогнулись.

– Тебе не удалось?

– Вот именно. Не удалось.

– А что же Себастьян?

Дженнсен сглотнула.

– Он умер.

– Он умер?.. – повторила она издевательским тоном. Затем продвинулась на шаг ближе и, приподняв голову Дженнсен, пристально уставилась на нее одним глазом. – И как же он умер, дорогая?

– От собственной руки.

– И почему же такой человек, как Себастьян, лишил себя жизни?

Дженнсен сделала бы шаг назад, не будь прижата к груди массивного солдата.

– Полагаю, это был его способ сообщить, что он больше не хочет быть стратегом для императора Имперского Ордена. Возможно, он осознал, что его жизнь оказалась растрачена впустую и пропала даром.

Женщина внимательно смотрела на нее, но ничего не говорила.

А затем Дженнсен заметила мягкий золотистый отблеск от книги, которую, вместе с фонарем, держала в руке эта женщина. Дженнсен могла даже разобрать название, выведенное тусклыми и потертыми золотыми буквами: «Книга сочтенных теней».

Все стоявшие повернулись на звуки неожиданно возникшего волнения. Приближалась еще группа солдат, ведущая других пленников. Когда они оказались в свете фонаря, сердце Дженнсен упало. Эти рослые и крепкие воины захватили Энсена, Оуэна и его жену Мерили. Все трое были потрепаны и в крови.

Женщина нагнулась и взяла нож, торчавший в земле у ее ног.

– Его превосходительство решил, что эти люди могут ему пригодиться, – сказала она, выпрямляясь, и сделала жест рукой, не выпуская из нее нож Дженнсен. – Забираем их с собой.

Глава 16

Никки замедлила шаг и обернулась на голос, окликнувший сзади ее по имени. Это оказался Натан. За ним по пятам следовала Энн. При каждом широком шаге Натана Энн приходилось делать три своих, чтобы не отставать.

В пустынном коридоре эхо разносило их шаги вдоль отделанного золотисто-желтым и коричневым мрамором пола. Довольно простой по виду коридор был частью отдельного внутридворцового комплекса, где бывали только Лорд Рал, прислуга, приближенные лица и, разумеется, морд-ситы. Этот переход являл собой образец неприукрашенной практичности, без малейших претензий на какую-либо роскошь.

В скромном сером платье, застегнутом до самой шеи, Энн казалась Никки почти такой же, как и в те времена, когда Никки была еще ребенком. Невысокая и собранная, как плотное и компактное серое грозовое облако, стремительно несущееся по ландшафту, она выглядела готовой в любой момент метнуть молнию. Этот образ запечатлелся в сознании Никки еще в то время, когда она только-только попала во Дворец Пророков, чтобы стать молодой послушницей.

Аннелина Алдуррен всегда была женщиной того типа, которая способна добиться любых признаний уже одним своим каменным взглядом. Она наводила ужас на послушниц, вселяла страх в молодых волшебников и сеяла тревогу среди большинства сестер. Будучи послушницей, Никки подозревала, что сам Создатель ходит на цыпочках в присутствии грозой аббатисы и так же беспокоится о своих манерах.

– Нам сообщили, что ты только что прибыла из Цитадели, – произнес высокий пророк глубоким сильным голосом, как только, вместе с Энн, поравнялся с Никки и Карой.

Невзирая на тысячелетний возраст, Натан был по-прежнему статен и красив. У него были общие с Ричардом черты Рала, включая и хищное выражение лица. Но его глаза были удивительного голубого цвета, тогда как глаза Ричарда – серые. Несмотря на его годы, у пророка был энергичный целеустремленный шаг.

Его возраст, как и возраст Никки, имел значение лишь по отношению к тем, кто прежде жил вне заклинаний Дворца Пророков. Те же, кто находился во дворце, старились как любые другие, но только медленнее по сравнению с теми, кто жил за пределами этого заклинания. Внутри дворца время шло по-иному. И теперь, когда этот дворец, тысячелетний дом сестер Света, уничтожен, Натан, Энн, Никки и остальные, кто когда-то называл его своим домом, будут стариться с той же скоростью, как и все остальные.

Никки помнила пророка всегда носящим мантию, еще в те времена, когда он жил как пленник в своих комнатах во Дворце Пророков. Будучи сестрой Света, ей приходилось, как это иногда требовалось, навещать его в тех помещениях, чтобы записать что-либо, относящееся к пророчествам. Никки никогда не относилась к таким делам как к сложной задаче; это была просто одна из вмененных ей обязанностей. Хотя некоторые сестры не пошли бы в комнаты Натана в одиночку.

Сейчас он был одет в коричневые штаны и кружевную белую рубашку под темно-зеленым жилетом. Край темно-бордового плаща, нависающий над самым полом, обвился вокруг черных сапог, едва он притормозил. Одетый как сейчас, он представал весьма импозантной фигурой.

Никки не могла вообразить, для чего, но на бедре он носил меч, вложенный в элегантные ножны. Волшебникам вряд ли требовались мечи. Будучи единственным пророком среди всех, кто побывал в этом дворце за последние несколько веков, он всегда казался необъяснимой, непроницаемой личностью.

Многие из сестер во дворце обычно считали Натана безумным. Многие боялись его. И не столько потому, что Натан давал поводы для их страхов, сколько потому, что их собственное воображение рисовало красочные картины ужаса, подкрепляемые, казалось, одним только его видом. Никки не знала, много ли сестер теперь думают по-иному, но знала, что у большинства из них вызвало беспокойство, что он не заперт теперь за мощными щитами. И хоть некоторые считали его скорее безвредным, разве что странноватым, большинство сестер полагали, что он самый опасный человек из ныне живущих. Никки же относилась к нему по-своему, совсем иначе.

Вдобавок ко всему, теперь он был Лордом Ралом, замещающим Ричарда.

– А где же Верна? – спросила Никки. – Мне нужно переговорить и с ней.

Остановившись позади Натана, Энн подняла голову, оглядываясь назад, в сторону пустого коридора.

– Она, Эди и генерал Тримак совещаются по проблемам безопасности. Поскольку уже поздно, я попросила Бердину сообщить им, что ты и Кара только что прибыли из Цитадели, и что мы все встретимся в том отдельном обеденном зале.

Никки кивнула.

– Кажется, это неплохая идея.

– А тем временем, – настаивал Натан, – какие есть новости?

Никки еще не совсем пришла в себя после путешествия в сильфиде. Это было вызывающее потерю ориентации приключение, в котором время и пространство теряло свой смысл. И сверх того, уже само нахождение в Народном Дворце добавило ей неудобств. Весь этот дворец был пронизан заклинанием, увеличивающим силу Лорда Рала, но в то же самое время уменьшающим силу любого другого, обладающего природным даром. Никки это ощущение было непривычным; оно делало ее беспокойной и неловкой.

Пребывание внутри сильфиды вновь напомнило ей о Ричарде. Ей казалось, что все вокруг заставляет ее думать о нем. Похоже, нервы ее на грани срыва от постоянного беспокойства за его судьбу.

С минуту Никки пришлось потратить на то, чтобы сосредоточить внимание на заданном ей вопросе, стараясь отмести все мысли о Ричарде. Хоть это и казалось невероятным, но вот этот человек, не Ричард, теперь стал Лордом Ралом. Энн, бывшая аббатиса, бывшая его тюремщица, стояла рядом с ним и тоже ожидала ответа на заданный им вопрос.

– Боюсь, новости не утешительные, – призналась Никки.

– Ты имеешь в виду Ричарда? – спросила Энн.

Никки покачала головой.

– О нем у нас все еще нет никаких новостей.

Выражение лица Натана делало его взгляд еще более подозрительным.

– Тогда о каких же новостях ты говоришь?

Никки глубоко вдохнула. После путешествия в сильфиде ей все еще казалось странным вдыхать обычный воздух. Несмотря на прежние путешествия внутри этого существа, она никогда бы не подумала, что ей может стать привычным вдыхать в легкие ту жидкую серебристую субстанцию, которой являлась сама сильфида.

Собираясь с мыслями, она пристально вглядывалась в пространство через ограждение маленького балкончика. Тот коридор, по которому они шли, проходил через целый комплекс соединений широких проходов, расположенных ниже. Наверху, еще выше других балконов, куда вели другие коридоры, свет позднего полудня широким потоком лился во внутреннее пространство дворца через застекленную крышу. Короткий балкон, куда сходились два казавшиеся сейчас темными коридорных прохода, напоминал скорее окно, выходящее в зал внутри Народного Дворца. Никки даже вообразила, что, будучи таким узким, он предназначался для того, чтобы вести тайное наблюдение за нижними проходами.

Вот и сейчас люди внизу, идущие по многочисленным коридорам и залам, спешили по своим делам, двигаясь в самых разных направлениях. Их передвижения, казалось, преследовали важные цели. Почти все скамьи пустовали. Никки не заметила нигде людей, остановившихся для случайного разговора, так, как это бывало в прошлом. Сейчас было военное время; Народный Дворец находился в осаде. Беспокойство – вот что было постоянным спутником и собеседником каждого. Кругом патрулировала стража, присматривая не только за каждым из людей, но и за каждой тенью.

Пытаясь решить, как резюмировать неприятные новости, Никки прошлась пальцами по волосам, отбрасывая их с лица.

– Вы помните, как Ричард говорил нам, какое заражение, приводящее к разрушению магии, оставили в мире живого гармонии?

Энн слегка тряхнула головой, как бы отстраняясь от этой темы, затем недовольно тяжело вздохнула.

– Мы помним. Но мне не кажется, что сейчас это самая важная наша проблема.

– Может быть, и не самая, – сказала Никки, – но сейчас она начинает доставлять некоторые, и весьма реальные, неприятности.

Натан поднял руку и коснулся тыльной стороной пальцев плеча Энн, будто спрашивая позволения продолжать вести этот разговор.

– Почему же?

– Нам пришлось покинуть Цитадель Волшебника, – ответила Никки. – По крайней мере на некоторое время.

Брови Натана поползли вверх. Когда он наклонил голову в ее сторону, несколько седых прядей упали вперед с его широких плеч.

– Почему? Что случилось?

Никки пригладила черное платье на бедрах.

– Магия Цитадели начала разрушаться.

– Как об этом стало известно? – требовательно спросила Энн.

– Эта ведьма, Сикс, проникла в Цитадель, – сказала Никки. – И средства сигнализации оказались не в состоянии предупредить нас. Множество защитных щитов были разрушены. И для нее оказалось возможным пройти внутри Цитадели туда, куда она хотела, не будучи остановленной средствами защиты.

Энн затолкала выбившуюся прядь седых волос назад, к остальным стянутым в узел волосам, пока обдумывала сообщение Никки.

– Это не обязательно означает, что магия Цитадели ослабла, – наконец сказала она, – или даже что магия заражена гармониями и слабеет. Довольно трудно определить границы таланта таких женщин, как Сикс. Из того, что в Цитадели есть проблемы, трудно сделать вывод относительно их причин, и еще труднее установить, что виновны в этом гармонии. В таком сложном месте, как Цитадель, невозможно знать наверняка, насколько все это серьезно. Возможно, это всего лишь временное…

– Кровь проступает из каменных стен Цитадели, – сказала Никки, и ее тон давал ясно понять, что она не собирается обсуждать этот вопрос. Ее не устраивало отношение к себе как к послушнице, запуганной призраками в ее первую ночь, проведенную вне дома. Необходимо было переходить к другим делам. – Этот ужас творится в самых низких ее областях, на уровне фундамента.

Натан и Энн оба выпрямились.

Энн открыла было рот, чтобы что-то сказать, но раньше заговорила Кара, заинтересованная, как и Никки, лишь в том, чтобы скорее прекратить эту обсуждение.

– Кровь, сочащаяся из камня в самых разных местах по всей Цитадели, – человеческая.

И опять оба, и пророк, и бывшая аббатиса, не издали ни единого звука, выражая лишь удивление.

– Что ж, – наконец-то сказал Натан, почесывая одним пальцем снизу подбородок, – это определенно серьезное дело. – Он сделал жест в сторону зала. – Куда вы направляетесь?

– Мы с Карой хотим глянуть, как там дела с пандусом, который возводит Джегань. И еще я хочу бросить взгляд на армию Ордена и попытаться понять, в каком она состоянии. Надеюсь, план Ричарда сработает и д’харианские войска, направленные в Древний Мир, окажутся в состоянии перерезать линии снабжения. Если они преуспеют, у Джеганя будет серьезная проблема. Ведь если все те люди, там, внизу, не смогут получить надлежащего количества припасов, они не смогут пересидеть здешнюю зиму. Они будут умирать с голода. И я надеюсь, что дело обернется состязанием наперегонки между пандусом и их иссякающими продуктами.

Натан кивнул, проходя мимо Никки и Кары.

– Идемте. Мы прогуляемся вместе с вами и послушаем о твоем столкновении с этой ведьмой.

Никки была так поглощена своими мыслями, что не спешила следовать за пророком.

– Она забрала шкатулку Одена.

Натан резко остановился и пристально посмотрел на нее.

– Что?

– Она украла ту шкатулку Одена, которая была у нас. Ту самую, которую приспешник этой ведьмы, Самюэль, выкрал у сестры Тови и которую впоследствии забрала Рэчел и принесла к нам. Мы полагали, что в Цитадели шкатулка будет в безопасности. А оказалось, что нет.

– Шкатулка исчезла? – Энн ухватила Ники за рукав. – У тебя есть хотя бы предположения, куда она могла с ней отправиться?

– Увы, никаких, – сказала Никки. – Надеюсь, вы двое можете дать нам хоть какие-то сведения об этой самой ведьме. Нам нужно найти ее. Все, что вы можете рассказать о ней, и неважно, сколь незначительным это покажется, вдруг оно сможет помочь. Нам нужно вернуть шкатулку.

– По крайней мере прежде, чем шкатулку похитили, Никки успела запустить силы Одена, – сказала Кара.

Ни Натан, ни Энн никогда раньше не выглядели настолько ошеломленными.

– Она сделала это? – прошептал Натан, не сводя взгляда с Кары, как будто в надежде, что мог неправильно расслышать ее, или, если услышал правильно, то предоставлял ей возможность хорошенько подумать над сказанным и отказаться от своих слов.

– Никки запустила в действие силы Одена, – сказала Кара.

Никки показалось, что морд-сит произнесла это с оттенком гордости – гордости за Никки.

– Ты обезумела! – закричала Энн, обращаясь к Никки; ее лицо стало ярко-красным. – Ты посмела назвать себя претендентом на силу Одена!

– Нет, произошло совсем не это, – сказала Кара, очередной раз привлекая внимание пророка и бывшей аббатисы. – Она назвала участником Ричарда.

Кара улыбнулась, лишь слегка, будто довольная тем, что сумела показать, что Никки соображает куда лучше, чем думали Натан и Энн. В то время как они оба стояли, будто пораженные громом.

Хотя ее деяние по сути было великим достижением, Никки не ощущала никакой гордости за подобное. Она была вынуждена сделать это от безысходности.

Стоя здесь, в этом коридоре огромного дворцового комплекса, остро осознавая взаимосвязанность того множества проблем, с которыми они столкнулись, Никки внезапно почувствовала себя истощенной, и совсем не оттого, что ее сила ослаблялась заклинанием, пронизывающим Народный Дворец. Помимо последних событий, начинало сказываться общее утомление. Так много предстояло сделать – и так мало оставалось времени.

И еще хуже то, что только у нее есть необходимые знания и способности, чтобы разобраться с большей частью свалившихся на них проблем. Кто, кроме нее, сможет научить Ричарда такому использованию магии Ущерба, какое необходимо для открывания шкатулок Одена? Больше никто не способен. И Никки ощущала ужасающую тяжесть подобной ответственности.

Бывали моменты, когда вся чудовищность грядущих сражений представала перед ней с совершеннейшей прозрачностью. И когда это происходило, мужество отказывало Никки. Временами она боялась, что вводит себя в заблуждение уверенностью в том, что они и в самом деле способны решить все стоящие перед ними монументальные проблемы.

Она припомнила, как, когда была еще маленькой девочкой, мать заставляла ее выходить с хлебом и кормить бедных, а еще позже брат Нарев из Братства Ордена пристыжал ее, склоняя к изнурительной работе помощи нуждающимся. Но сколько бы усилий она ни тратила на решение таких проблем, они, казалось, только росли, опережая ее возможности справляться с ними, привязывая ее еще крепче к рабскому труду для тех, кто находился в нужде. Ее учили тому, что поскольку у нее есть способности, то ее обязанность состоит именно в том, чтобы не обращать внимания на собственные желания и нужды и жертвовать своей жизнью ради желаний и нужд других. Их неумение или нежелание добиваться чего-то делало их ее хозяевами.

И сейчас в такие моменты, когда ей казалось, что настоящие их проблемы непреодолимы, она вновь ощущала себя ребенком, оказавшимся рабом всех этих проблем. В такие мрачные периоды неуверенности в себе она задумывалась: может, действительно сбросить ту мантию, которую сам Джегань набросил на ее плечи, назвав ее королевой рабов? Он не осознавал, насколько уместным на самом деле был этот титул.

В некотором смысле примерно так она и воспринимала свою роль в этой борьбе. Пока она знала, что их дело правое, то ей казалось бессмысленным задумываться, способны ли они победить, когда так много тех, кто выступает против них, кто стремится их сокрушить.

Иногда же перед лицом на вид непреодолимого Никки более всего хотелось просто сеть и от всего отказаться. В минуты откровений Ричард как-то признавался, что испытывал те же сомнения, что и она, и тем не менее она видела, что он медленно и с трудом, но все же продвигался вперед. И всякий раз, когда бы Никки ни почувствовала упадок сил, она думала о Ричарде и о том, каким упорным и неумолимым был он, и вновь заставляла себя собраться с духом, чтобы совершить во что бы то ни стало то, что позволит ему гордиться ею.

Она верила и боролась за их дело, но самому этому дело придавал определенную форму именно Ричард.

Они все нуждались в нем. Она не представляла, как они будут искать его и, если найдут, как вернут его обратно. И это все в предположении, что он еще жив.

Хотя мысль о смерти Ричарда относилась к тем, которые она отказывалась даже рассматривать, и потому отбрасывала саму подобную идею.

Энн схватила Никки за плечо, очень уверенно и крепко, отвлекая ее от мрачных мыслей.

– Ты привела в действие шкатулки Одена и назвала Ричарда участником?

Никки было не до того, чтобы обращать внимание на обвинительные интонации этого риторического вопроса, предвещающие возвращение к тому же спору, который она недавно уже вела с Зеддом.

– Именно так. У меня не было выбора. У Зедда сначала была точно такая же реакция, как и у тебя. Когда же я объяснила ему все, объяснила, почему была вынуждена так поступить, он тоже, когда успокоился, пришел к выводу, что, действительно, другого выхода просто не существует.

– А кто ты такая, что принимаешь подобные решения? – продолжала требовать ответов Энн.

Никки решила не опускаться до оскорблений и вместо этого удержала голос если не на почтительном тоне, то по крайней мере в рамках приличий.

– Ты и сама говорила, что только Ричард может вести нас на эту битву. Вы с Натаном ждали почти пять сотен лет, чтобы родился Ричард, и приложили все силы к тому, чтобы он получил необходимую подготовку. Вы сами устроили так, чтобы он получил «Книгу сочтенных теней», ради того чтобы мог вести эту борьбу. Вы, похоже, приняли уже массу решений за него, и еще до того момента, как я появилась здесь.

Сестры Тьмы уже привели в действие силы Одена. И едва ли мне нужно объяснять вам, какова их цель. Мы приближаемся к последней битве – к битве за саму жизнь. Ричард – тот самый, кто должен вести нас. И если ему предстоит достичь цели, он должен иметь возможность победить их. Вы дали ему всего лишь книгу. Я дала ему силу, оружие, необходимое для победы.

Натан опустил свою большую руку на плечо Энн.

– Пожалуй, Никки права.

Энн подняла глаза на пророка. Она заметно поостыла, обдумывая его слова. В то давнее время, когда Никки жила во Дворце Пророков, она никак не могла ожидать, что кто-то, а тем более пророк, способен убедить аббатису проявить благоразумие. Редкие из обитателей дворца полагали, что Натан способен убеждать.

– Ну, что сделано, то сделано, – сказала Энн, и ее голос прозвучал значительно спокойней. – Теперь нам следует думать над тем, что необходимо делать дальше.

– А что Зедд? – спросил Натан. – У него есть какие-нибудь мысли относительно того, как помочь Ричарду?

Никки постаралась тщательно контролировать свой голос, как и выражение лица, чтобы не выдать степень собственного беспокойства.

– Поскольку Зедд считает, что причиной того, что Ричард оказался лишен возможности использовать свой дар, послужили заклинания, запущенные в мрачных пещерах Тамаранга, то сам Зедд, Том и Рикка отправились сейчас прямо туда. Они надеются, что могут помочь Ричарду, отыскав способ устранить заклинание, отрезающее ему доступ к дару.

– Ты говоришь об этом как о чем-то очень простом, – сказал Натан, обдумывая проблему. – Но подобная вещь далеко не проста.

Никки вскинула бровь.

– Сомневаюсь, что стоять на месте и лишь говорить о необходимости что-то делать принесет больше пользы.

Натан проворчал в знак согласия и добавил:

– А как же Цитадель?

Никки повернулась и двинулась по коридору, продолжая говорить через плечо:

– После того как я и Кара отправились сюда, воспользовавшись сильфидой, и перед тем как самому отправиться в Тамаранг, Зедд собирался применить особое заклинание, чтобы запечатать Цитадель.

– И как же остальные – Чейз, Рэчел, Джебра?.. – спросил Натан.

– Джебра исчезла некоторое время тому назад. Зедд думает, что, возможно, она вновь обрела рассудок и, принимая во внимание все, случившееся с ней, просто сбежала.

– Или эта ведьма вновь повлияла на ее сознание, – предположил Натан.

Никки развела руками.

– Такое тоже возможно. Мы просто не знаем. Рэчел также исчезла, почти в то же время, в ночь перед появлениием Сикс. Чейз отправился на ее поиски.

Натан лишь расстроенно покачал головой.

– Как я сожалею, что обязан теперь оставаться здесь, когда происходят такие события.

– Зедд хотел, чтобы вы оба знали о проблемах с магией Цитадели, – сказала Никки. – Он сказал, что средства защиты Народного Дворца отчасти подобны тем, которые в Цитадели, и потому хочет, чтобы вы были осведомлены о проблемах. Мы, конечно, не представляем, как именно внесенные гармониями искажения будут воздействовать на магию и будет это просто ослабление или же неправильное функционирование… и даже не ограничены ли эти искажения каким-то определенным районом.

– После того, как закончим здесь наши дела, – вступила в разговор Кара, – мы с Никки собираемся отправиться с помощью сильфиды в район Тамаранга, чтобы помочь Зедду вернуть Лорду Ралу дар. А затем займемся поисками самого Лорда Рала.

Натан не возразил, что сейчас Лорд Рал – это он. Как никто другой, он знал, что Ричард – тот, кому самим пророчеством предназначено вести их. В конце концов, именно Натан открыл сказанное в пророчестве, что у них есть шанс выстоять перед надвигающейся бурей только в том случае, если их поведет Ричард.

План Кары, в той его части, где они собирались «заняться поисками самого Лорда Рала», был совершенно новым для Никки. Будь у них какие-то подозрения, где может находиться Ричард, Никки уже давно отправилась бы туда.

Пока Никки продолжала отвечать на непрерывный поток вопросов Энн, Натан вел их через ряд довольно простого вида коридоров, пока наконец они не оказались в том, где в самом конце виднелась тяжелая дубовая дверь. Когда Натан потянул ее на себя, открывая перед ними, внутрь ворвался холодный воздух.

Небо кроваво-красного оттенка приветствовало Никки, когда она вышла на площадку, расположенную высоко над оборонительным бастионом наружной стены.

– Добрые духи, – прошептала она себе. – Каждый раз, когда вижу их, я испытываю ужаснейшее потрясение.

Натан протиснулся рядом с ней. Пространство этой наблюдательной площадки вмещало лишь двух человек. Энн и Кара наблюдали, оставаясь в дверном проеме.

Высота была головокружительной. Никки ухватилась за железные перила на уровне пояса, чтобы чуть наклониться вперед и посмотреть в сторону. Из этого положения она смогла увидеть за краем наружной стены, и за самим плато, весь спуск к равнинам Азрита.

Земля непосредственно возле плато была пустынна. Имперский Орден расположился лагерем несколько дальше, вероятно, не желая рисковать, привлекая нежелательное внимание тех находящихся во дворце, кто обладал даром, прежде чем это станет абсолютно необходимо. Хотя у Имперского Ордена были сестры Тьмы и даже нескольких молодых волшебников, способных защитить их от любого магического нападения сверху, со стороны плато, Джегань был намерен держать их в резерве, сохранять их жизнеспособность, пока армия не начнет свою заключительную атаку.

Плотные красные облака повисли над дальней частью равнины, почерневшей от разместившейся там армии вторжения. Лагерь захватчиков простирался по всем направлениям до самого горизонта. Никки потерла плечи от холода, который ощущала изнутри. И хотя с такого расстояния практически невозможно было различить деталей, она вполне представляла себе, каково оказаться среди тех людей. Она слишком хорошо знала, каковы они. Она слишком хорошо знала, каковы их начальники. И слишком хорошо знала, каков их предводитель.

И по ее коже начали бегать мурашки, едва она представила, что значит оказаться внизу, среди этих людей.

Когда сама она служила этой армии, то не задумывалась, насколько не только физически отвратительным, но и духовно опустившимся было это сборище людей. Будучи королевой рабов, она была упрямо слепа к этому. Она верила, что такие твари, как Джегань и его люди, необходимы для того, чтобы навязывать человечеству высшие идеалы. Благодеяние, привитое через жестокость. Оглядываясь назад и вспоминая свои представления, она едва могла поверить, насколько противоречивыми на самом деле были те убеждения, а также в то, что она принимала их без каких-либо вопросов. И не только принимала их, но и помогала их насаждать. Она настолько преуспела в проведении воли Ордена, что стала известна как Госпожа Смерть.

Она едва могла поверить, что Ричард оказался так терпелив с ней. Разумеется, на деле она не оставляла ему выбора.

Она почувствовала, как слезы жгут ее глаза при воспоминании о постоянных попытках заставить его присоединиться к ней в служении их низкому делу. И о том, как вместо этого Ричард демонстрировала ей нечто возвышенное и прекрасное. Она очередной раз подавила рыдания, думая о том, как скучает по нему, скучает по свету в его глазах.

Вид, открывавшийся внизу, казалось, еще больше сгустил установившееся на площадке молчание. Эти люди, миллионы людей, рассредоточенные почти по всей равнине, были собраны здесь с единственной целью: убить любого и каждого в Народном Дворце, кто не признает власти Ордена. Пред ними стояла последняя преграда тому, чтобы окончательно навязать свои верования человечеству.

Никки пристально вглядывалась в поднимающийся в отдалении пандус. Он был больше, чем когда она видела его в последний раз. Далее пандуса она могла различить лишь глубокие следы на земле в тех местах, где выкапывался материал для строительства. Наклон пандуса был нацелен прямо на дворец. И хотя темнело, были различимы вытянутые змейками цепочки людей, переносивших землю и камень на сооружавшийся подъем.

Если бы кто-то описал ей подобную затею, она вряд ли поверила бы в такую возможность, но видеть это собственными глазами было совсем иное дело. Вид этой стройки наполнил ее страхом. Было только вопросом времени, когда этот пандус окажется завершен и темное море армии Имперского Ордена потоком хлынет вверх, чтобы штурмовать дворец.

Стоя у края площадки, стискивая руками плечи, она знала, что всматривается не просто в темную массу армии. Никки прекрасно сознавала, что всматривается в надвигающуюся тысячелетнюю тьму.

Побывавшая сестрой Тьмы и выросшая на учениях Братства Ордена, она знала, и, возможно, лучше, чем кто-либо, насколько реальна эта угроза. Она знала, как неистово последователи этой веры. Она давала им силы. Они более чем готовы умереть за нее. В конечном счете, именно смерть и есть их цель; им обещана слава в загробной жизни. Они верят, что жизнь – всего лишь испытание, средство обрести пропуск в бесконечную жизнь. И если дело Ордена требовало от них умереть, значит, они должны умереть. Если Орден требовал, чтобы они убивали тех, кто не верит – значит, они должны залить мир потоками крови.

Никки в точности сознавала, что это означает для каждого из живущих, если Орден победит в этой войне. Это не армия несла эти тысячелетия тьмы, а те идеи, что породили эту армию. И эти идеи повергнут мир живого в кошмар.

– Никки, есть кое-что, о чем тебе следует знать, – сказал Натан, нарушая тревожную тишину.

Никки сложила руки и взглянула на пророка.

– Что же именно, Натан?

– Здесь, в Народном Дворце, мы изучали книги пророчеств. Как и во всех таких книгах, имеющихся где-либо еще, тот текст, что, скорее всего, имел отношение к Кэлен, исчез под воздействием заклинания Огненной Цепи. Но тем не менее осталась полезная информация, еще не тронутая Огненной Цепью. Некоторые из этих книг новые для меня. Они помогли мне связать между собой вещи, о которых я читал в прошлом. Они же помогли мне составить еще более полноценную картину.

Принимая во внимание, что заклинание Огненной Цепи подчищает их память, она не представляла, как он мог знать, видел ли действительно полноценную картину, – или могла ли она сама знать, что видела такую картину? Вместо того чтобы высказать это вслух, Никки, в то время как холодный ветер трепал ее волосы, молча ждала, наблюдая, как Натан отвернулся, чтобы еще раз посмотреть на силы, разместившиеся внизу, на равнинах Азрита.

– Есть одно место в пророчествах, где их главный путь развития, главный корень, приводит к вполне определенной развилке, – сказал он наконец. – За этой развилкой по одному из двух ответвлений лежит то, что в пророчестве называется великой пустотой.

Никки нахмурилась, перебирая свои воспоминания. Всегда было множество гипотез и просто домыслов, имеющих отношение к этой части пророчества.

– Мне попадались упоминания об этом, – сказала она. – Ты наконец узнал, что значит?

– Одно из двух ответвлений этой ключевой развилки ведет в область, где больше нет ни ветвей, ни отростков, ни дальнейших развилок. – Натан небрежно слегка тряхнул кистью, будто показывал, что эти вещи не доступны никому, кроме него. – Существует несколько книг с пророчествами, которые я могу определить как книги, имеющие отношение к делам, что лежат за этим ветвлением. Уверен, что тщательный поиск может выявить и другие аналогичные книги. Итак, можно сказать, что после одного ответвления лежит мир, такой, каким мы знаем его.

Он похлопывал ладонью по перилам, пока собирался с мыслями.

– На другом ответвлении лежит лишь великая пустота. Не существует книг с пророчествами, касающимися того, что лежит за этим пределом. Пожалуй, именно по этой причине оно и называется великой пустотой. Можно сказать, что на этой ветви нет ничего, что видело бы пророчество, – ни магии, ни мира, каким мы знаем его, и поэтому нет и пророчеств, способных осветить и истолковать это.

Он бросил в ее сторону быстрый взгляд.

– Это тот мир, который хочет установить Имперский Орден. Если они поведут нас по этой развилке, человечество навечно погрузится во мрак великой пустоты, где нет магии и потому нет и пророчеств.

Некоторые из моих предшественников полагали, что поскольку нет пророчеств относительно того, что лежит далее, это может означать только, что великая пустота предвещает конец всего, конец всей жизни.

Никки не могла подобрать слов. Она не предполагала, что вообще может наступить нечто, кроме тьмы, если победит Орден, так что для нее эта новость на самом деле не была удивительной.

– Из книг, которые я изучал здесь, и из той информации, что у меня появилась – касающейся недавних событий, – мне удалось определить наше место в хронологической последовательности основного корня пророчеств.

Взгляд Никки метнулся в сторону волшебника.

– Ты уверен?

Натан указал рукой в сторону находившейся внизу армии.

– Присутствие здесь армии Джеганя, осаждающей нас, – одно из многих обстоятельств, которые подсказывают, что сейчас мы на главном корне, который ведет нас к этой роковой развилке.

На протяжении веков я знал, что великая пустота присутствует в пророчестве, но не знал, насколько это важно, потому что не было сведений относительно того, где именно она располагается на хронологической оси пророчества. Насколько я знал, всегда оставалась возможность, что мы следуем по совершенно иной ветви древа пророчеств, даже не ступая в ту область, в которой есть ответвление, ведущее к великой пустоте.

Всегда оставалась возможность, что великая пустота окажется где-то за одной из сотен фальшивых развилок, на умершей ветви древа пророчеств. Много веков назад, когда я впервые обратил на нее внимание, мне казалось, что в итоге это окажется не более чем ложным пророчеством, и в конечном счете останется в преданной забвению пыли истории, наряду со многими другими отмершими ветвями возможных событий, которым не суждено никогда сбыться.

Очень медленно, но неумолимо события привели нас туда, где мы обнаружили себя сегодня. И сейчас я уверен, что мы находимся как раз на том стволе пророчеств, на той особой ветви предрекательной корневой основы, готовые натолкнуться на решающую развилку.

Ты, – сказал Натан, обращаясь к Никки, – безвозвратно повернула нас туда, приведя в действие силу Одена от имени Ричарда. Шкатулки Одена были важной узловой точкой на этом корне. Теперь не существует никакой другой возможности для человечества, кроме как проследовать через эту развилку.

Глава 17

Кара еще дальше высунула голову из дверного проема, и ветер, налетающий на стены дворца и направляемый ими вверх, приподнял ее объемистую светлую косу.

– Ты хочешь сказать, что если Ричард поведет нас по одному из этих разветвлений – мы выживем, но если он не сделает этого и мы двинемся по другому…

– Нас ждет лишь великая пустота, – закончил за нее Натан. Он вновь повернулся к Никки и опустил руку на ее плечо. – Понимаешь ли ты значение и смысл того, что я говорю?

– Натан, я, может, не слишком хорошо разбираюсь в том, что говорит по поводу всего этого пророчество, но вполне определенно знаю, что поставлено на карту. Ведь шкатулки Одена были приведены в действие сестрами Тьмы. И в случае, если они преуспеют, я вижу только конец всего, что имеет отношение к добру. Насколько я могу понять, Ричард – единственный, у кого есть шанс предотвратить такой исход.

– Безусловно, – со вздохом сказал Натан. – Вот почему мы с Энн в течение пяти веков ожидали, когда Ричард придет в этот мир. Он именно тот, кто, по предназначению, должен провести нас через развилки, успешно преодолев опасную путаницу хитросплетений пророчеств. Если он преуспеет – что и было характерно для него до сих пор, – тогда он тот, кто должен вести нас в эту последнюю битву. Это нам было известно еще давным-давно.

Натан провел пальцем вдоль виска.

– Мы с самого начала знали, что шкатулки Одена соответствуют завершающему узлу, откуда расходятся эти ветви пророчества.

Никки хмурилась, усваивая смысл его слов. Внезапно она поняла.

– Вот где вы и сделали предварительную ошибку, – сказала она, скорее самой себе.

Энн наклонилась вперед из дверного проема, щуря глаза.

– Что?

– Вы следовали по неверной ветви пророчества, – сказала Никки, пока части «головоломки» еще только складывались в ее голове в общую картину. – Вы осознавали важность шкатулок Одена, но ваша хронология была спутана, и в результате вы отслеживали ложную развилку. Вы ошибочно полагали, что именно Даркен Рал, приведя в действие шкатулки Одена, создал конечный узел. Вы полагали, что именно Даркен Рал ведет нас в великую пустоту.

Осознавая серьезность этой ошибки, Никки повернулась, чтобы пристально посмотреть на бывшую аббатису.

– Вы полагали, что должны готовить Ричарда к этой угрозе, думая, что это и есть та самая развилка пророчества – та, до которой мы дошли только теперь, – и поэтому выкрали «Книгу сочтенных теней» и передали ее Джорджу Сайферу, имея при этом в виду Ричарда, когда он станет старше. Вы полагали, что Даркен Рал был олицетворением финальной битвы, конечным узлом пророчества. Вы хотели, чтобы Ричард сразился с Даркеном Ралом. И думали, что даете ему средство для ведения этого финального сражения.

Но вы ошибочно свернули в неверную сторону. Вы сами осуществили поворот на ведущую к пустоте ветвь пророчества – и не осознали этого. Вы готовили его не к той битве. Вы думали, что помогаете ему, но все сделали не так, и в конце ваше неправильное суждение привело к тому, что Ричард разрушил великий барьер, что позволило Джеганю стать угрозой для всех нас, о чем пророчества и предупреждали в первую очередь. Благодаря вам сестры Тьмы в конце концов смогли заполучить шкатулки Одена. Из-за вас Хранитель преисподней привлек их для служения себе. Без того, что сделали вы, всего этого попросту не произошло бы.

Никки прищурилась, глядя на бывшую аббатису, в то же время проникаясь значением и масштабами совершенного ими. Осознание этого вызвало у нее мурашки.

– Вы, без злого умысла, послужили причиной всего этого. Вы пытались, пользуясь предсказанием, отвести беду, а вместо этого работали лишь на исполнение пророчества. Ваши старания воспрепятствовать несчастью стали тем, что сделали это несчастье возможным.

Лицо Энн исказилось, выражая недовольство.

– Хотя может показаться, что мы…

– Вся эта работа, все эти планы, все многовековое ожидание – все оказалось испорчено вами. – Никки отвела от лица растрепанные ветром волосы. – В итоге получилось, что именно я нужна пророчеству – вследствие того, что совершили вы.

Натан откашлялся.

– Ну, это чрезмерное – и отчасти сбивающее с правильного пути – упрощение, но должен согласиться, что оно не полностью ложно.

Никки внезапно увидела аббатису, эту женщину, о которой всегда думала как о практически непогрешимой, женщину, всегда готовую указать на малейшие ошибки, сделанные другими, в совершенно новом свете.

– Вы совершили ошибку. И все испортили.

Хотя вы прилагали усилия, чтобы гарантировать, что Ричард сможет сыграть свою роль – роль человека, на котором держится все, который может спасти нас, – результатом ваших усилий было то, что вы сами создали основной элемент, несущий потенциал для нашего полного уничтожения.

– Если бы мы не…

– Да, мы сделали несколько ошибок, – сказал Натан, обрывая Энн, прежде чем она что-то сказала. – Но мне кажется, что все мы совершаем ошибки. В конце концов, вот ты стоишь здесь, женщина, которая всю свою жизнь боролась за верования Ордена, ради того только, чтобы стать сестрой Тьмы. Так должен ли я считать несостоятельным все, что ты теперь говоришь и делаешь, на том основании, что ты совершала в прошлом ошибки? Ты хочешь счесть необоснованным все, что мы изучили и узнали и оказались в состоянии реализовать, лишь на основании того, что были времена, когда мы совершали ошибки?

Вполне может быть и так, что наши ошибки на самом деле и не ошибки, а лишь инструмент пророчества, часть реализации более глобального замысла, в соответствии с которым тебе предназначено быть рядом с Ричардом, помогать ему. Именно то, что делали мы, дало тебе возможность оказаться близкой к нему, чтобы играть такую жизненно важную роль, исполнять которую могла только ты.

– Свобода воли, возможность совершать самостоятельный выбор в пророчествах является переменной величиной, – сказала Энн. – Без нее, без всего, что случилось благодаря событиям, исход которых задавал Ричард, где была бы ты? Что было бы с тобой, если бы мы действовали не так, как мы действовали? И что было бы с тобой, если бы ты так и не встретила Ричарда?

Никки не хотела обсуждать такую возможность.

– И сколько еще подобного, как с тобой, в итоге пришло к более правильному исходу, – добавила аббатиса, – чем могло бы быть, если бы ничего из случившегося не произошло?

– И вполне могло быть так, – сказал Натан, – что если бы мы не сделали всего этого, по правильным или неправильным причинам, пророчество просто нашло бы другую ветвь, чтобы достичь точно того же результата. Судя по всему, эти корни были тесно переплетены, и то, что происходит сейчас, должно было произойти в любом случае.

– Как вода, стекающая по склону? – спросила Кара.

– Именно, – сказал Натан, гордо улыбаясь, довольный ее наблюдательностью. – Пророчество относится к самовосстанавливающимся построениям. Мы можем думать, что поняли все детали, но фактически оказались неспособными увидеть всю совокупность событий в крупном масштабе, так что когда мы пытаемся вмешиваться в ход событий, пророчество отыскивает другие корни, питая все дерево в целом, не позволяя ему умереть.

В каком-то смысле, поскольку пророчество может само восстанавливаться, любая попытка воздействовать на события оказывается в конечном итоге тщетной. И все-таки, тем не менее, пророчество предназначено для использования, для побуждения к действиям, иначе какая еще его цель? Но при этом любое вмешательство в события – очень опасное дело. Хитрость здесь заключается в том, когда и где следует действовать. Определить это очень сложно даже для пророка.

– И поскольку мы мучительно осознаем наши собственные ошибки, сделанные из лучших побуждений, – сказала Энн, – ты должна понять, почему мы так смущены тем, что ты осмелилась сделать выбор в отношении Ричарда – центральной фигуры пророчества, – назначая его претендентом на обладание силой Одена. Мы знаем масштабы вреда, который бывает результатом даже очень слабого вмешательства в предсказание. Шкатулки же Одена – далеко невторостепенный элемент решающего узла пророчества, что очевидно каждому.

Никки не предполагала, что все пойдет именно так. Она никогда не думала о себе как о человеке, свободном от недостатков, – скорее, наоборот. Всю свою жизнь она ощущала себя пособником зла, если не им самим. Ее мать, брат Нарев, а позднее и император Джегань постоянно говорили ей, вколачивая в нее, насколько она неадекватна. И было попросту удивительно узнать, что аббатиса может быть столь… человечной.

Никки отвела взгляд.

– Я не имела в виду того, как это прозвучало. Я просто не подозревала, что вы делали ошибки.

– Хотя я и не согласна с твоей характеристикой событий, занявших пять столетий и бесчисленные годы тяжелого труда и разных усилий, – сказала Энн, – но боюсь, что все мы делаем ошибки. Но определяет нашу личность и репутацию то, как мы справляемся с ошибками. Если мы не честны в отношении сделанной ошибки, тогда она не может быть исправлена и происходит загнивание. С другой стороны, если ты отказываешься от дальнейших действий, если сдаешься только потому, что сделал ошибку, пусть и серьезную ошибку, то уже не сможешь ничего добиться в жизни.

А что касается твоей версии нашего взаимодействия с пророчеством, то существует множество факторов, которые ты просто не учла, не говоря уже о тех элементах, которые проигнорировала. Ты объединяешь события способами, которые слишком упрощены, если не сказать, что ошибочны. И предположения, сделанные на основании таких связей, совершают огромные прыжки, перескакивая через участвующие здесь обстоятельства.

Натан кашлянул, но все-таки Энн продолжила:

– Однако это не значит, что мы никогда не производили неправильных оценок. Мы делали ошибки. Некоторые из наших заблуждений привели к тем событиям, на которые ты только что указала. И мы пытаемся исправить это.

– Но послушайте, – заметила Кара, выказывая некоторое нетерпение, – чушь какая-то с этим пророчеством, которое утверждает, что не существует пророчеств, касающихся великой пустоты. Вы утверждаете, что нам необходимо сделать так, чтобы Лорд Рал повел нас в последнее сражение, потому что пророчество указывает, что он должен сделать это, и в то же самое время какая-то часть пророчества говорит, что само это пророчество не говорит ни о чем? Но ведь это лишено всякого смысла – если, по признанию самого пророчества, часть этого самого же пророчества попросту отсутствует.

Энн скривила губы.

– Теперь даже морд-сит может стать экспертом по пророчествам?

Натан оглянулся через плечо на Кару.

– Не так-то просто понять взаимосвязь событий по отношению к пророчеству. Видишь ли, пророчество и свобода воли сосуществуют в некоторой напряженности, в противодействии. И тем не менее они взаимосвязаны. Пророчество – это магия, а всякая магия нуждается в балансе. Баланс по отношению к пророчеству – баланс, позволяющий пророчеству реализовываться, – это свобода воли.

– О, тогда здесь появляется большой смысл, – с иронией заметила из дверного проема Кара. – Если то, что ты говоришь, действительно так, то не будет ли это означать, что они взаимно уничтожат друг друга?

Пророк поднял палец.

– О!.. Но нет. Они не сделают этого. Они взаимосвязаны, и тем не менее их невозможно совместить. Точно так же, как магия Приращения и магия Ущерба – противоположные силы, но обе существуют одновременно. Они существуют, уравновешивая одна другую. Как созидание и разрушение, как жизнь и смерть. Магия, чтобы функционировать, должна быть уравновешенной. То же самое касается и магии пророчества. Действие пророчество возможно благодаря присутствию его противоположности: свободы воли. Это одна из самых серьезных трудностей во всем этом деле – понимание взаимосвязи между пророчеством и свободой воли.

Кара наморщила нос.

– Ты пророк – и веришь в свободу воли? Вот это уж точно лишено всякого смысла.

– Но разве смерть лишает силы жизнь? Нет, она лишь ограничивает ее и, делая это, придает ей значимость.

Кара явно не выглядела убежденной.

– Не понимаю, как свобода воли способна уживаться с пророчеством.

Натан пожал плечами.

– Ричард – вот самый превосходный пример. Он игнорирует пророчество и сообщает ему, в то же самое время, необходимый баланс.

– Он игнорирует и меня, а когда это делает – всегда попадает в неприятности.

– Значит, у нас есть нечто общее, – сказала Энн.

Кара позволила себе вздохнуть.

– Ну а Никки, в любом случае, поступила правильно. И я думаю, что вовсе не пророчество, а ее свобода воли привела к тому, что она сделала столь разумную вещь. Вот почему Лорд Рал доверяет ей.

– Не могу не согласиться, – сказал Натан, пожимая плечами. – Хотя это вызывает у меня беспокойство, но иногда следует позволять Ричарду делать то, что он считает лучшим. Возможно, то, что сделала Никки, того же рода… Она дала ему средство обрести свободу и подлинно осуществлять свою свободу воли, действовать по своему выбору.

Никки же на самом деле уже не слушала этот разговор. Ее мысли ушли дальше. Вдруг она повернулась к Натану.

– Мне нужно повидать гробницу Паниза Рала. Кажется, я знаю, почему она оплавляется.

Издалека, сквозь сгущающиеся сумерки, прокатился громкий рев, привлекший их внимание.

Кара вытянула шею, чтобы посмотреть.

– Что происходит?

Никки бросила взгляд на людское море внизу.

– Они приветствуют начало турнира джа-ла. Джегань использует Джа-Ла Д’Йин в качестве отвлекающего момента, как для людей в Древнем мире, так и для своей армии. Хотя правила, используемые в армейских играх, более жестокие. Это служит удовлетворению жажды крови в его солдатах.

Никки хорошо помнила почитание Джеганем этих игр. Он был человеком, который хорошо понимал, как контролировать этих людей и управлять их эмоциями. Он отвлекал солдат от их ежедневных жизненных невзгод, постоянно обвиняя в каждой возникающей у них неприятности тех, кто отказывался принимать веру в Орден, этих последних, окопавшихся на севере язычников. Подобный маневр удерживал людей от вопросов относительно учений Ордена, поскольку во всех неприятностях оказывались виноваты те, кто задает подобные вопросы.

Никки очень хорошо это знала, поскольку делала это и сама, как Госпожа Смерть. Любое страдание перекладывалось в качестве вины на того, кого полагали законченным эгоистом. И всякий, кто задавал вопрос, подвергался нападкам, как эгоист.

Джегань достиг всеобщего стремления к войне, насаждая ненависть к воображаемой тирании, которая виделась причиной каждодневных проблем, с которыми сталкивались эти люди. Личная ответственность отвергалась и выдавалась за временное расстройство, ставшее результатом всех трудностей, а любая трудность вменялась в вину тем жадинам, которые не оправдали своего участия в общем деле. Таким образом, повседневные проблемы становились постоянным напоминанием о враге, который, как верили эти люди, и создает эти проблемы.

Призывы к Джеганю разделаться с язычниками, которых люди Древнего мира считали причиной всех их неприятностей, явно служили целям самого Джеганя. Кроме этого, ему было необходимо уничтожить свободных и преуспевающих людей, потому что само их существование обращало в ложь учения и верования Ордена. А правда всегда угрожала его власти.

Переключение внимания на обвинения других в своих страданиях завершало всю эту картину, было средством направить побуждения людей на что-то еще и подвигнуть их на то, чтобы требовать от императора скорее искоренить это зло. Как могли они возражать против высоких затрат и огромных потерь в той войне, которую потребовали сами?

И джа-ла тоже была подобным отвлечением и так же служила его целям. В городах эти игры, отчасти более цивилизованные, служили той фокальной точкой, где эмоции и энергия толпы обращалась на самые бессмысленные события. Это позволяло дать этим людям общую причину собираться вместе, проявлять веселье и оживление, поддержать общее восприятие мира, в котором люди разделены на противоположные друг другу группы.

В армии Джеганя джа-ла служила тому, чтобы отвлекать людей от трудностей самой службы в его армии. Поскольку солдатская аудитория состояла в основном из агрессивных молодых людей, эти игры устраивались по более жестоким правилам. Насилие в таких играх предоставляло разочарованным, задиристым, настроенным враждебно ко всем людям выход для их подавленных страстей. Джегань понимал, что без джа-ла он не смог бы поддерживать дисциплину и контроль над такой огромной и неповоротливой силой. Без джа-ла они могли бы обратить свою оставшуюся без применения злобу внутрь, высвобождая ее друг на друга.

У Джеганя была собственная команда, предназначенная для того, чтобы демонстрировать безмерное превосходство императора. Они были как бы продолжением его силы и могущества, являя предмет благоговейного страха, и фокусировали этот трепет на императоре. Личная команда джа-ла как бы соединяла императора с его людьми, представляла его таким же, как и они, хотя в то же самое время подчеркивала его превосходство.

Проведя рядом с ним довольно много времени в качестве королевы рабов, Никки знала, что, несмотря на эту преднамеренную расчетливость, Джегань, как и его люди, искренне увлекался этой игрой. Для него высшей игрой было сражение. Джа-Ла Д’Йин была разновидностью сражения, которым он мог наслаждаться, когда не был занят настоящей битвой. Это поддерживало его источник агрессивности. Поскольку он собрал свою команду из самых лучших игроков, она повсюду внушала страх, и сам он при этом чувствовал себя личным хозяином Джа-Ла Д’Йин.

Для Джеганя это стало больше чем забавой. Это стало продолжением его личности.

Никки прекратила созерцание сил Имперского Ордена, собранных внизу, и отвернулась. Она больше не могла видеть их или думать о тех кровавых играх, которые так ненавидела. Приглушенный рев толпы накатывал на нее, как растущая жажда крови, которая, в конечном счете, будет обращена на них и выпущена на Народный Дворец.

Оказавшись внутри, Никки подождала, пока Натан закроет тяжелую дверь, отгораживающую их от ночного холода, опускающегося на мир снаружи.

– Мне нужно спуститься в гробницу Паниза Рала.

Он оглянулся на нее через плечо, возвращая на место засов.

– Как скажешь. Тогда идем.

Едва только они тронулись, Энн проявила нерешительность.

– Я знаю, как ты не любишь спускаться в эту гробницу, – сказала она Натану, ухватив его за руку и стараясь остановить. – Верна и Эди уже ждут. Возможно, ты мог бы развлекать их, пока я прогуляюсь с Никки вниз, к гробнице.

Натан бросил на нее подозрительный взгляд. Он уже был готов что-то сказать, когда Энн сама бросила на него взгляд. И, похоже, он уловил, что она имеет в виду.

– Да, это неплохая идея, моя дорогая. Мы с Карой отправимся и побеседуем с Верной и Эди.

Кожа костюма Кары слегка заскрипела, когда та сложила руки на груди.

– Я останусь с Никки. В отсутствие Лорда Рала моя обязанность – защищать ее.

– Мне кажется, Бердина и Найда хотели обсудить с тобой некоторые моменты, касающиеся охраны дворца, – сказала Энн. Весь облик Кары отражал ее неготовность согласиться с этим, поэтому Энн торопливо добавила: – На то время, когда возвратится Ричард. Они хотят быть уверены, что смогут обеспечить его безопасность, когда он вернется во дворец.

Никки подумала, что мало найдется людей, столь же осторожных и осмотрительных, как морд-ситы. Они, казалось, постоянно подозревают что-то и предполагают самое худшее. Никки решила, что Энн просто хочет поговорить с ней наедине. Она не понимала, почему та прямо не заявила об этом Каре, и предположила, что Энн просто не была уверена, что такое сработает.

Никки опустила ладонь на талию Кары и наклонилась к ней.

– Все в порядке, Кара. Иди с Натаном, а я скоро присоединюсь к вам.

Кара отвела взгляд от Никки и теперь смотрела в глаза Энн.

– Где это?

– Знаешь, где находится столовая, между помещением морд-ситов и площадью для молитв рядом с маленькой группкой деревьев?

– Разумеется.

– Там мы должны встретиться с Верной и Эди. Мы присоединимся к тебе, когда Никки взглянет на эту гробницу.

Но Кара согласилась только после того, как Никки кивком подтвердила это.

Глава 18

Как только они двинулись, Никки поймала прощальный взгляд, которым Энн обменялась с Натаном. Это был сокровенный пристальный взгляд, согретый по-детски непосредственной улыбкой, взгляд разделенного понимания и расположения. Никки почти ощутила стеснительность, оказавшись свидетелем такого личностного момента. В то же самое время это открывало обаятельное, на ее взгляд, достоинство их обоих, и Натана и Энн. Это было нечто такое, что почти каждый, кто мог увидеть, понял бы и высоко оценил.

Случайно заглянув в пространство их чувств, Никки обрела ощущение покоя и мира. Теперь с ней была не та аббатиса, которую она когда-то так боялась, а женщина, которой не чужды те чувства, стремления и ценности, что и большинству других.

Пока они шли вглубь дворца, после того как Натан и Кара исчезли из вида, Никки быстро взглянула на Энн.

– Ведь ты любишь его, не так ли?

Энн улыбнулась.

– Да.

Никки уставилась на нее, потеряв дар речи.

– Удивлена, что я признаюсь в этом? – спросила Энн.

– Да, – созналась Никки.

Энн фыркнула от смеха.

– Ну, пожалуй, было время, когда я и сама оказалась бы так же удивлена.

Никки расслабленно переплела пальцы.

– И как давно?

Энн задумалась.

– Наверное, уже не одну сотню лет назад. Я была слишком глупой и слишком увлечена своей ролью аббатисы, что бы воспринимать то, что лежало прямо перед моими глазами. Может быть, полагала, что выполнение долга превыше всего. Но сейчас думаю, что это просто оправдание собственной глупости.

Никки была ошеломлена и лишилась слов, услышав столь откровенное признание от этой женщины.

Энн смутилась, когда увидела выражение лица Никки.

– Потрясена тем, что увидела во мне человека?

Никки улыбнулась.

– Не очень лестная формулировка, но что-то в этом роде.

Они свернули к длинному лестничному спуску с регулярно встречающимися площадками в квадратном лестничном колодце, пронизывающем весь дворец. Перила на всем спуске были кованые, в виде стеблей виноградной лозы, выполненные настолько искусно, что ветви и листья казались настоящими.

– Ну, – вздохнула Энн, – пожалуй, и я была когда-то шокирована, обнаружив, что я тоже человек. В то же время, во всяком случае сначала, это вызывало у меня печаль.

– Печаль? – Никки нахмурилась. – Почему?

– Потому что мне пришлось признаться себе, что значительная часть моей жизни прошла впустую. Создатель осчастливил меня очень долгой жизнью, но, лишь приближаясь к ее концу, я поняла, что использовала из отведенного мне времени очень немного. – Когда они достигли очередной площадки, она подняла глаза на Никки. – Разве не должно вызывать печаль осознание того, как много ты упустила, не понимая, что именно в твоей жизни было важным?

Никки на короткое время замедлила шаг, гася внезапно проявившуюся собственную печаль, когда они дошли до конца площадки и начали спускаться по следующему пролету ступеней.

– У нас есть нечто общее.

Далее они спускались молча, прислушиваясь к тишине вокруг, к шуршанию собственных шагов, пока не достигли самого низа. Добравшись наконец до основания лестницы, они двинулись по широкому коридору, идущему прямо, не обращая внимания на ответвляющиеся от него по обеим сторонам многочисленные проходы. Этот коридор был отмечен специфическим запахом от равномерно размещенных вдоль него масляных ламп.

По обе стороны коридор был отделан квадратными панелями из вишневого дерева, группы панелей отделялись бледно-желтыми драпировками, размещенными с одинаковым интервалом. Каждая драпировка имела окантовку в виде золотистого шнурка, заканчивающегося золотыми и черными кисточками. Лампы с отражателями, размещенные произвольно между драпировками, заливали коридор теплым светом.

На каждом таком вот сегменте висела картина, многие из них – в роскошных резных рамах, будто эти произведения искусства были из самых любимых.

Хотя тематика картин сильно менялась, от вечерних горных вершин до высочайших водопадов, общим для всех этих произведений искусства было превосходное отображение света. Горное озеро, расположенное между двумя вздымающимися вершинами, наполняли лучи, прорывавшиеся из-за туманных гор сквозь череду вздымающихся волнами позолоченных облаков. Этот же восхитительный свет подчеркивал береговую линию. Лес вокруг был погружен в приятный полумрак, а в самом центре на скалистом выступе вдалеке стояла пара влюбленных, купающаяся в теплых лучах.

Посреди скотного двора на каменной кладке, присыпанной соломой, жались друг к другу цыплята, освещенные невидимым источником приглушенного света, благодаря которому, без жесткого сияния прямого солнечного луча, вся картину становилась еще более живой. Никки никогда прежде не думала о скотном дворе как о красивом месте, но художник смог узреть его красоту и выставил ее на всеобщее обозрение.

На переднем плане картины, изображающей водопад, истекающий с высокой горной цепи, выделялась арка природного каменного моста, поднимающаяся из темного леса по каждую сторону. Пара влюбленных, глядящих друг на друга через этот мост, освещена сзади заходящим солнцем, окрасившим величественные вершины в глубокий багрянец. Двое, стоящие в этом свете, обладали вызывающим восхищение благородством.

Никки отметила для себя как нечто любопытное, что в Народном Дворце столько самого разного посвящено красоте. Начиная от дизайна интерьеров, с использованием различного камня при создании пола, лестниц и колонн, до многочисленных статуй и художественных работ – дворец казался непрерывно празднующим красоту самой жизни. Все, от конструкций самого дворца до их наполнения, казалось, было направлено на выражение высших человеческих достижений. Сам дворец практически был фоном, призванным воспитывать художественный вкус.

Что было еще более интригующим, так это то, что эти мастерски выполненные картины могли видеть лишь немногие. Это был не публичный коридор, далеко в глубине дворца, на пути к гробницам ушедших правителей. Им пользовался почти исключительно Лорд Рал.

Кому-то это могло показаться проявлением алчности, желанием лично обладать уникальными вещами, но такое восприятие было ошибкой, рожденной цинизмом.

Никки хорошо знала, насколько разными людьми бывали правители Д’Хары. Родной отец Ричарда был жестоким тираном. Его предки, если проследить дальше в глубь времен, бывали всех возможных типов. Их подлинные намерения часто бывали искажены и испорчены последующими поколениями, примерно так же, как истинное предназначение вот этих произведений искусства, должно быть, уже потеряно, переродившись в номинальную ценность. За мудрыми лидерами очень часто следовали дураки, которые теряли все, что было достигнуто их предками. Никки предполагала, что главным во всем этом было то, что каждое новое поколение становилось лучше, училось у прошлого и старалось не упускать самых важных вещей, понимая их истинную значимость.

Однако каждый сам реализует свою свободу воли. Тот, кто теряет из виду ценности, завоеванные в прошлом, обычно теряет и сами эти ценности, оставляя последующим поколениям необходимость вновь завоевывать их – часто лишь для того, чтобы они были вновь растрачены наследниками, которые не приложат усилий для их сохранения.

Никки воспринимала эти картины, развешанные на пути посещения мертвых, как послания от прошлых поколений, стремившихся напомнить современникам, что Лорд Рал должен становиться ценителем самой жизни. Чтобы гробницы ушедших он шел навещать коридором, предназначенным для того, чтобы напомнить ему, на что следует обратить внимание. В каком-то смысле это был своего рода намек Лорду Ралу о его самом главном долге: о жизни.

Но многие из тех, кто регулярно пользовался этим коридором, теряли этот факт из вида, а в результате целые поколения людей теряли то, чем наслаждались их предки и что считали важным и ценным.

Вот ради чего весь дворец был создан в форме заклинания, увеличивающего силу любого из Дома Ралов, и почему это место было так наполнено красотой – чтобы напоминать, что по-настоящему важно, и давать силу поддерживать влияние этого на его людей.

Но ничто здесь не было таким захватывающим для Никки, как та резная фигурка, которую Ричард сделал в Алтур-Ранге. Та статуэтка была наполнена энергией жизни, поэтому и тронула душу Никки и навсегда изменила ее.

Ричард был Лордом Ралом, носящим ощущение жизни внутри себя. Он хорошо сознавал, что может быть потеряно.

– Ты любишь его, не так ли?

Никки моргнула и прищурилась, затем оглядела Энн, пока они шли по переходу.

– Что?

– Ты любишь Ричарда.

Никки вновь устремила взгляд вперед.

– Мы все любим Ричарда.

– Это не то, что я имею в виду, и ты понимаешь это.

Никки удалось сохранить самообладание. Во всяком случае, внешне.

– Энн, ведь Ричард женат. И не просто женат, а на женщине, которую любит. И не просто любит, а любит больше, чем саму жизнь.

Энн промолчала.

– А кроме того, – добавила Никки в неловкой тишине, – я та, кто могла бы разрушить его жизнь – все наши жизни, – когда забрала его с собой в Древний мир. И едва не сделала это. Тогда, по сути, ему следовало убить меня.

– Возможно, – сказала Энн, – но это было тогда, а это – сейчас.

– Что ты имеешь в виду?

Она пожала плечами, в то время как они поворачивали в месте пересечения коридоров в сторону лестницы, спускающейся на уровень ниже, где располагались гробницы.

– Ну, я полагаю, у Натана могла быть какая-то причина ненавидеть меня, так же как у Ричарда причина ненавидеть тебя. Но на деле все оказывается не так.

Как я заметила недавно, все мы делаем ошибки. Натан оказался способен простить мои. Поскольку ты все еще жива, очевидно, Ричард тоже простил твои ошибки. Он явно не равнодушен к тебе.

– Я уже сказала тебе, что Ричард женат на женщине, которую любит.

– На женщине, которая то ли существует, то ли нет.

– Я приводила в действие силы Одена. Поверь мне, теперь я знаю, что она существует.

– Это не совсем то, что я имею в виду.

Никки замедлила шаг.

– Тогда что подразумеваешь?

– Послушай, Никки… – Энн сделала паузу, будто оказавшись в растерянности. – Ты хотя бы представляешь, как мне трудно не назвать тебя «сестра»?

– Хочешь сменить тему.

Энн вспыхнула, коротко улыбнувшись.

– Отчасти. То, о чем я говорю, гораздо больше, чем судьба одного человека.

– То есть?

Энн вскинула руки.

– Всё. Всю эту войну, его бытность Лордом Ралом, его дар, войну с Имперским Орденом, проблемы с магией, вызванные гармониями, заклинание Огненной Цепи, шкатулки Одена… все вот это. Как раз сейчас кто знает, в какой беде он оказался? Посмотри на все, с чем он сталкивается. Он ведь просто одиночка. Одинокий человек. Один человек, у которого нет никого, кто помог бы ему.

– Не могу отрицать полную справедливость этих слов, – сказала Никки.

– Ричард – это камень в пруду, центральная личность. Он участвует во многих событиях. Он оказался ведущим элементом в жизни каждого из нас. Сейчас все зависит от него, от решений, которые он принимает. И если он сделает ошибочный шаг, мы все потерпим неудачу.

И посмотри на бедного мальчика, первого за три тысячи лет рожденного с магией Ущерба, выросшего без всякого обучения тому, как использовать свой дар. Рожденный боевым чародеем, он до сих пор не представляет, как использовать свои возможности.

– Пожалуй, это так. И что из того?

– Никки, можешь ли ты хотя бы вообразить, каково ему сейчас? Можешь ли вообразить, какую он сейчас несет ответственность? Он вырос в небольшом селении в Вестландии и стал лесным проводником. Он рос, не зная ничего о магии. Можешь представить себе, какая тяжесть ложится на твои плечи, если при этом даже не знаешь, как вызвать к жизни собственный дар? И в довершение всего он теперь еще и участник приведения в действие силы Одена.

Когда он узнает, что силы Одена приведены в действие… От его имени… Можешь ли ты вообразить, как подобное ужаснет его? Он ведь не способен даже призвать свой Хань, но сейчас от него ожидают, что он будет управлять, возможно, одной из сложнейших магий, когда-либо придуманных человеческим разумом?

– Для этого я и здесь, – сказала Никки, очередной раз начиная движение по коридору. – Я буду учить его. Стану его проводником.

– Именно это я имела в виду. Он нуждается в тебе.

– Я и так с ним. И сделаю для него все.

– Сделаешь?

Никки нахмурилась, недоумевающе глядя на аббатису.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сделаешь ли ты все? Будешь ли тем, в ком он нуждается больше всего?

– Кем же это, по-твоему?

– Его партнером.

Никки наморщила нос, продолжая хмуриться.

– Партнером?

– Спутницей жизни.

– У него уже есть партнер. Он уже…

– Может ли она использовать магию?

– Она Мать-Исповедница.

– Да, но способна ли она пользоваться магией? Может ли вызывать свой Хань так, как это делаешь ты?

– Ну, я не…

– Может ли она использовать магию Ущерба? Ты можешь. Ричард был рожден с даром магии Ущерба. Ты знаешь, как обращаться с такой силой. Я не знаю этого, но ты – знаешь. Ты единственная из нас, кто это умеет. Не думала ли ты когда-нибудь, что именно судьба свела вас?

– Судьба?

– Разумеется. Он не справится один. Ты, возможно, тот самый человек, в котором Ричард нуждается больше всего, – партнер, который любит его, способный учить и руководить им, способный стать подобающей ему спутницей жизни.

– Спутницей жизни? – Никки едва могла поверить своим ушам. – Добрые духи, Энн, он же любит Кэлен. Что ты имеешь в виду под «спутницей жизни»?

– Подобающей ему спутницей. – Она сделала пространный жест рукой. – Подобной ему. Во всяком случае, в том смысле, как может быть подобна ему женщина. Кто лучше тебя может быть тем, в чем действительно нуждается Ричард? В чем нуждаемся все мы?

– Но послушай, я знаю Ричарда, – сказала Никки, поднимая руку, чтобы остановить этот разговор, не давая ему дальнейшего развития. – И знаю, что если уж он любит Кэлен, то она должна быть чем-то замечательным. Она должна быть ровней ему. Люди любят то, что вызывает у них восторг. Это манера Ордена – делать все напротив, заявлять, что любить следует то, что вызывает отвращение.

Возможно, она и не способна использовать магию точно так, как может он. Но она, несомненно, нечто такое, что вызывает его восхищение, что полноценно дополняет и окончательно формирует его. Он бы не был так увлечен ею, не будь она чем-то выдающимся. Ричард не полюбил бы кого-то, кто не достоин этого.

Ты относишься скептически к ней, потому что не обладаешь о ней даже малейшими воспоминаниями. Мы не помним Кэлен, не помним, какая она, но достаточно знать Ричарда, чтобы понять, какой удивительной женщиной она должна быть.

Она, между прочим, Мать-Исповедница – а значит, очень могущественная женщина. Она, может, и не способна совершить своей силой такого, что делают волшебницы, но Исповедница может делать то, чего ни одна волшебница сделать не может.

До того, как пали барьеры, надзор за Срединными землями осуществляла Мать-Исповедница. Королевы и короли склонялись перед ней. Доступно ли нам нечто подобное? Ты управляла дворцом. Я была всего лишь королевой рабов. А Кэлен была истинным правителем – правителем, на которого полагались ее люди, правителем, который боролся за них, сражался, защищая их свободу. Женщина, которая, по словам Ричарда, переправилась через границу – пройдя через преисподнюю, – только для того, чтобы помочь своим людям. Когда я забрала Ричарда в Древний мир, она заменила его собой. Она вела сражения и командовала д’харианскими войсками, замедляя продвижение Джеганя и тем самым выигрывая время, чтобы найти способ остановить его.

Ричард любит Кэлен. И это говорит всё… этим все сказано.

Никки едва могла поверить, что у нее нашлись силы вести такой спор.

– Да, все, что ты говоришь, вполне может быть и правдой. Он действительно может любить ту женщину, Кэлен, но кто знает, жива ли она? Ты лучше меня знаешь подлую натуру сестер Тьмы, которые захватили ее. Не говоря уже о том, удастся ли Ричарду когда-нибудь увидеть ее вновь.

– Насколько я знаю Ричарда – увидит.

Энн развела руками.

– И если увидит, что тогда? Что это даст?

Тонкие волоски на шее Никки встопорщились.

– Что ты имеешь в виду?

– Я читала книгу «Огненная Цепь». Я знаю, как работает это заклинание. Оцени вот что: женщина, которой некогда была Кэлен, больше не существует. Огненная Цепь уничтожила все это. Огненная Цепь не просто заставляет людей забыть их прошлое, она полностью стирает эти воспоминания, изничтожает само их прошлое. Со всех практических точек зрения, Кэлен больше не существует, ее больше нет.

– Но она…

– Ты любишь Ричарда. Поставь его на первое место в своих мыслях, в своем разуме. Думай о его нуждах. Кэлен исчезла – во всяком случае, исчезла ее память. Все, что ты говоришь о том, сколько она значила для него и какой прекрасной наверняка была, может, и верно, но этой женщины, той женщины, которую Ричард любил, больше нет. Даже если Ричарду суждено найти ее, это будет лишь тело женщины, которую он любил, пустая оболочка. В ней не осталось больше ничего, что он мог бы любить.

Тот разум, который делал ее Кэлен, изменился. А разве Ричард относится к людям того типа, что любят одну лишь оболочку и просто хотят ее ради ее тела? Едва ли. Ведь именно разум делает людей теми, кто они есть, и именно разум составляет предмет любви Ричарда. Теперь этот разум исчез.

Ты намерена вычеркнуть из своей жизни самое важное, как когда-то сделала я? Я вытеснила из всей своей жизни то, что могла бы иметь с Натаном, с человеком, которого любила, но была предана чувству долга. Хотя бы ты, Никки, не выбрасывай попусту свою жизнь. И не позволяй, чтобы это счастье ускользнуло от Ричарда.

Никки изо всех сил сцепила свои трясущиеся пальцы.

– Уж не забыла ли ты, с кем говоришь? Разве ты не понимаешь, что пытаешься отдать в руки сестры Тьмы Ричарда – человека, который, по твоим словам, надежда на будущего каждого из нас?

– Бе-е, – насмешливо произнесла Энн. – Ты не сестра Тьмы. Ты отличаешься от них. Вон там – да, там настоящие сестры Тьмы. А ты – нет. – Она похлопала Никки по груди. – Там, внутри, ты не такая.

Они стали сестрами Тьмы, потому что были алчны. Они хотели того, чего не могли заслужить. Они хотели власти и исполнения сомнительных обещаний.

Ты совсем другая. Ты стала сестрой Тьмы не потому, что стремилась к власти, а совсем по другим причинам. Ты думала, что не заслуживаешь даже собственной жизни.

И это правда. Никки была единственной сестрой Тьмы, которая обратилась в их веру совсем не для того, чтобы стяжать власть или обрести награды для себя, а скорее из убеждения, что она недостойна чего-то доброго. Она не стремилась быть бескорыстной, приносить себя в жертву чужим желаниям и нуждам и вовсе не хотела упускать случай пользоваться собственной жизнью ради себя. Она полагала, что такое отношение делает ее самовлюбленной и злонамеренной. В отличие от других сестер Тьмы, она и в самом деле считала, что не заслуживает ничего иного, кроме вечного наказания.

Такая мотивация виной, а вовсе не алчностью, очень беспокоила других сестер Тьмы. Они не доверяли Никки. На деле она не была одной из них.

– Добрые духи, – прошептала Никки, едва способная поверить, что вот эта женщина, которую она едва узнала за то казавшееся десятилетиями время, пока они жили во Дворце пророков, могла уже тогда так отчетливо все осознавать. – Я не подозревала, что это было настолько прозрачно.

– Для меня это было всегда лишь поводом для печали, – мягким голосом заметила Энн, – видеть, как существо столь прекрасное, столь талантливое, как ты, так мало себя ценит.

Никки сдержала свои эмоции.

– Почему ты хотя бы не попыталась сказать мне это?

– Разве ты поверила бы мне?

Никки задержалась у начала очередного лестничного спуска, положив руку на перила из белого мрамора.

– Пожалуй, нет. Ричарду пришлось заставить меня понять это.

Энн вздохнула.

– Возможно, мне следовало заняться тобой серьезнее и попытаться заставить больше думать о себе, но я всегда боялась показаться слишком мягкой, чтобы не потерять свою власть. Боялась, что разговоры с послушницами о том, что я в действительности думаю о них, могут заставить их слишком много о себе возомнить. Хотя ты не была столь прозрачной, как мне казалось. Я никогда не осознавала глубину твоих чувств. Я думала: то, что я вижу как твою скромность и сдержанность, будет с таким же успехом служить тебе, когда ты станешь женщиной. Но я совершенно ошибалась на этот счет.

– Я этого не подозревала, – сказала Никки, странствуя в мыслях, по-видимому, где-то там, в том далеком времени.

– Но не думай, что так было только с тобой. С другими, о которых тоже много думала, я обращалась хуже. Возможно, Верне я доверяла больше, чем кому-то еще. Но никогда не говорила ей этого. Вместо этого я отправила ее на поиск вслепую, на двадцать лет, потому что она была единственной, кому я осмелилась доверить такую сложную миссию. Доверить посетить все места, где у меня были затруднения с различными событиями в пророчестве. – Энн покачала головой. – Как же она ненавидела меня за эти двадцать лет разочарований.

– Ты говоришь о ее путешествии в поисках Ричарда?

– Да. – Энн улыбнулась сама себе. – Это было и путешествие, в котором она нашла себя.

После минутного блуждания в воспоминаниях о прошлом она вновь улыбнулась Никки.

– Помнишь, как Верна наконец привела его? Помнишь тот первый день в большом зале, когда собрались все сестры, чтобы приветствовать нового мальчика, которого привела Верна, и это был Ричард, ставший теперь мужчиной?

– Я помню, – сказала Никки и сама тоже улыбнулась воспоминаниям. – Я сомневаюсь, что ты поверишь, насколько в тот день все изменилось. Увидев его в тот первый раз, я поклялась себе, что стану одним из его учителей.

Она и стала его учителем, но в итоге Ричард стал учителем для нее.

– Сейчас Ричард очень нуждается в тебе, Никки. Он нуждается в ком-то, кто будет рядом с ним. В этой битве ему нужен партнер. Все это – чрезмерная ноша для одного человека. Он нуждается в женщине, которая любит его. Кэлен исчезла. А если и жива, то она всего лишь оболочка того, кем была прежде. Она не помнит Ричарда и не любит его; он для нее незнакомец. Как ни печально, Ричард потерял ее в этой войне. И теперь ему нужен кто-то, способный быть его спутником жизни.

Ричард нуждается в тебе, Никки, чтобы ночью ты шептала в его ухо именно то, что он должен слышать. Знает ли он или нет, он нуждается в тебе больше, чем в чем-либо еще.

Никки была готова разрыдаться. По сути, сейчас она сама противилась тому, ради чего отдала бы свою жизнь, и это терзало ее сердце. На свете для нее не было ничего более желанного.

Но поскольку она любила его, то не могла сделать того, о чем просила Энн.

Никки снова двинулась вниз по лестнице и сменила тему.

– Мне нужно посмотреть гробницу, а затем поговорить с Верной и Эди. У меня не так много времени, чтобы тратить его попусту. Мне нужно отправиться в Тамаранг, чтобы помочь Зедду справиться с заклинанием, которое та ведьма применила против Ричарда. Сейчас Ричард больше всего нуждается именно в этом.

А в качестве помощи в этом деле мне требуется знать все об этой Сикс. Ты могла сама и не знать эту женщину, но у тебя есть сеть шпионов по всему Древнему миру.

– Ты знала и о шпионах? – спросила Энн, следуя за Никки по ступеням лестницы.

– Подозревала. Такая женщина, как ты, не могла бы удержаться у власти так долго без помощи и поддержки. Под твоим правлением Дворец Пророков был островом стабильности и покоя в мире сплошного смятения и беспорядка, в мире, крушащемся под тяжестью догматов Братства Ордена. Тебе следовало иметь свою сеть, раскинутую и далеко, и широко, чтобы быть осведомленной о том, что происходит во внешнем мире, чтобы знать обо всех потенциальных угрозах. В итоге тебе успешно удавалось сохранять дворец, позволять ему свободно и безопасно функционировать на протяжении сотен лет.

Энн выгнула бровь.

– Все было не настолько хорошо, как ты думаешь, моя дорогая. В противном случае сестры Тьмы не обосновались бы прямо у меня под носом.

– Но у тебя были подозрения, и ты принимала меры.

– Не вполне достаточные, как оказалось.

– Никто не может не иметь недостатков, и никто не бывает непобедимым. Остается лишь та правда, что ты проделала замечательную работу, долгое время удерживая их в положении загнанных собак. У тебя была целая сеть информаторов, помогавших тебе быть в курсе тех событий, что происходят во внешнем мире. А сестры Тьмы всегда оглядывались через плечо – они боялись тебя.

При наличии этой сети, которую могла сплести лишь аббатиса, ты за многие годы должна была слышать что-то и про Сикс.

– Не знаю, Никки. За эти годы случилось очень много важных событий. Слухи же о ведьме не представляли для меня заметного интереса. Были куда более важные проблемы. Ничего примечательного я о Сикс не слышала.

– Я не прошу раскрывать передо мной какие-то секреты, Энн. Меня интересуют любые сведения относительно нее, какие могли доходить до тебя. Ведь она по каким-то причинам похитила шкатулку Одена. Мне необходимо вернуть шкатулку для Ричарда. И какой-нибудь обрывок информации может помочь мне в этом.

– Я никогда и ничего не слышала о ней из своих источников. – Затем Энн кивнула, как будто самой себе. – Но имею кое-какие общие сведения о ней и знаю, что она не в состоянии привести в действие Одена.

– Тогда зачем же она забрала шкатулку?

– Хотя у меня нет о ней каких-либо конкретных сведений, кроме тех, что сообщила Шота, я знаю, что для некоторых людей характерно стремление изничтожить все существующее в жизни добро. И особо извращенные верования, которых они придерживаются, – всего лишь их внутреннее оправдание для преобладающей в них ненависти к добру. Эти побудительные мотивы сближают их с другими, с теми, кто стремится уничтожить всех, кто живет свободно и пытается стать лучше. Эта цель – уничтожить все доброе – возбуждает и вдохновляет их.

В конечном итоге именно жизнь – предмет их ненависти. Они ощущают себя неадекватно перед лицом тех проблем, что ставит перед ними жизнь. Они ненавидят необходимость взаимодействия с реальным миром, с миром, каков он есть, и потому выбирают самый примитивный способ существования. Вместо тяжелого труда – предпочитают уничтожать тех, кто им занимается. Вместо того чтобы создавать что-то стоящее – стараются отбирать то, что создано другими людьми.

– Итак, – предположила Никки, – ты говоришь, что хотя и не знаешь ничего о Сикс, но думаешь, что в силу своей природы она будет искать других, движимых ненавистью.

– Именно так, – сказала Энн. – Но что это означает?

Когда они дошли до основания лестницы, Никки остановилась, положив кисть на мраморный столбик, в который упирались перила, и постукивая ногтем по белому мрамору, задумалась, пристально глядя в одну точку.

– Это означает, что в результате она будет искать союза с теми, кто уже обладает двумя другими шкатулками: с сестрами Тьмы. Они, возможно, преследуют разные цели, но все они сестры по ненависти.

Энн улыбнулась сама себе.

– Правильно рассуждаешь, дитя мое.

– Она не может сама воспользоваться шкатулкой, – заметила наконец Никки, рассуждая вслух. – А это означает, что она забрала ее лишь как объект для сделки. Шкатулка нужна ей лишь для того, чтобы обрести власть. Когда великий барьер пал, она увидела, что Древний мир стал уязвим. Она захотела отобрать, а затем и присвоить себе то, что Шо-та создавала здесь, в Новом мире, но, как оказалось, этого ей недостаточно. Она вознамерилась получить власть в обмен на шкатулку, которая теперь у нее есть.

Энн кивала.

– Ей нужны гарантии, что, когда Орден захватит здесь все, ей тоже что-то достанется. И ее притягивает возможность уничтожения всего, что относится к добру. Возможно, она требует для себя власти, но мне кажется, что реально ее тянет к тому, чтобы стать частью силы, уничтожающей ценности и порядок.

– Но есть одно обстоятельство, которое все усложняет. – Никки покачала головой, двинувшись дальше по длинному переходу. – Сестры Тьмы вряд ли захотят иметь дело с ведьмой. Они боятся ее.

– Но еще больше они боятся Хранителя. Им необходимо заполучить шкатулку, чтобы обрести силу Одена. Не забывай, что они привели шкатулки в действие и поплатятся жизнью, если не сумеют открыть нужную. Им ничего другого не остается, как иметь дело с Сикс.

– Пожалуй, так, – сказала Никки.

Казалось, что-то они упустили, но ей не удавалось определить, что именно. Во всем этом должно быть что-то еще, и гораздо более важное.

Глава 19

Рука Никки соскользнула с мраморных перил лестницы и свесилась вниз, когда она и Энн направились по очередному проходу. Пол, стены и потолок этого тихого и очень длинного коридора были выполнены из больших полированных кусков белого мрамора. Мягкие завитки серых и золотистых жил в самом мраморе создавали в этом пространстве ощущение легкой дымки.

Факелы в железных кронштейнах, равномерно размещенные на стенах, разливали по коридору мерцающий свет. Застывший воздух хранил тяжелый запах смолы и был слегка затуманен. Время от времени от этого длинного прохода ответвлялись другие коридоры, ведущие к гробницам.

– Мы переживаем опасное время, – сказала Энн, эхо разносило звуки ее шагов вдоль каменных плит. – Насколько я понимаю, мы приблизились к самому опасному моменту в пророчестве. Мы приблизились к тому, после чего может наступить конец всего.

Никки оглянулась через плечо на старую аббатису.

– Вот почему мне нужно помочь Зедду, а затем найти Ричарда. Но в то же время необходимо остановить и Сикс, прежде чем она сможет объединить все три шкатулки. Она уже показала мне, насколько опасной может быть, но если нам удастся найти ее, Зедд поможет справиться с этой ведьмой.

Думаю, для меня самое важное – захватить сестер Улисию и Эрминию. У них две другие шкатулки. Если они объединят все три шкатулки Одена, то не думаю, что сестры Тьмы оставят Ричарду шанс попытаться открыть одну из шкатулок до первого дня зимы будущего года. Они наверняка попытаются открыть их сразу же, как только соберут все три. У меня есть беспокойное ощущение, что мы уже опаздываем.

– У меня тоже, – сказала Энн, когда они проходили мимо шипящего факела. – Вот почему так важно, чтобы ты была рядом с Ричардом – так важно, чтобы ты помогла ему.

– Я и намерена помогать ему.

Энн подняла взгляд на Никки.

– Мужчина нуждается в женщине, чтобы осуществлять направленный выбор, особенно когда стоящие перед ним альтернативы могут изменить весь ход жизни.

Никки наблюдала, как тени поворачивались вокруг них, когда они проходили мимо очередного факела.

– Не уверена, что понимаю, о чем ты.

– Только женщина, которая любит его, только женщина, разделяющая его устремления, только женщина, которая пользуется безоговорочным доверием, может быть той самой женщиной, которая способна оказывать положительное влияние.

– Я ведь люблю его, и я буду на его стороне.

– От тебя требуется больше, чем просто быть на его стороне, Никки. Ты должна стать женщиной, которая способна оказывать необходимое влияние.

Никки глянула на нее лишь уголком глаза.

– И какое влияние, уточни, пожалуйста, требуется здесь, по твоему мнению?

– Ребенок нуждается в силе отца, а не только в опеке матери. – Она плотно сжала большой и указательный пальцы. – Мужчина и женщина, действуя вместе, формируют нас, определяя нас и руководя нами. И здесь точно так же. Мужчине требуется женское присутствие в жизни, чтобы стать надлежащим правителем, чтобы руководить развитием человечества.

Сильный генерал может без женщины вести битвы и выигрывать войны. Джегань может сокрушить всех на своем пути, но создать он ничего не может… ничего ценного, во всяком случае.

Наша задача, наше дело является иным. От нас требуется нечто большее, требуется не только победить в такой войне, с какой мы столкнулись, но и обрести будущее, на которое в результате надеемся. Ричард нуждается не просто в ком-то, кто любит его, но в ком-то, кого он может любить. Жить в обнимку с одним мечом – этого недостаточно. Ему требуется прилагать к чему-то свои эмоции. Ему требуется отдавать любовь, а не только получать ее.

Никки очень не хотелось вновь продолжать эту линию спора.

– Я не та женщина.

– Но ты можешь ею стать, – настаивала Энн, смягчая голос.

– Уверена, что Кэлен именно та женщина, которая заслуживает любви Ричарда. Я – нет. Я делала ужасные вещи, такие, которые никогда не смогу вычеркнуть из своей жизни. Я шла по очень темной дорожке. Все, что я могу сделать, это бороться за то, чтобы остановить распространение тех дьявольских идей, за которые недавно боролась сама. И если я смогу сделать это, то заслужу искупление в собственном сердце. Но я никогда не смогла бы заслужить любовь Ричарда. Кэлен – вот заслуживающая его женщина. А я – нет.

– Никки, Кэлен – это недоступный нам выбор. Бессмысленно производить выбор между тобой и Кэлен, кому из вас следует быть рядом с ним; она больше не способна выполнять эту роль. Огненная Цепь поглотила эту женщину. И сейчас только ты способна на это. Ты должна выйти замуж за Ричарда и стать для него такой женщиной.

– Выйти за него замуж! – Никки издала короткий горький смешок и покачала головой. – Ричард не любит меня. И нет причин, чтобы он захотел жениться на мне.

– Неужели ты ничему не научилась во Дворце Пророков? – Энн нетерпеливо поцокала языком. – И как же тебе только удалось стать сестрой?

Никки вскинула руки.

– О чем ты?

– Мужчины имеют потребности. – Энн покачала пальцем перед Никки. – Удовлетвори их со всем своим талантом, как женщина – как красивая женщина, какой Создатель сотворил тебя, – и он захочет большего. Он женится на тебе, чтобы получить это.

Никки захотелось дать ей пощечину. Вместо этого она сказала:

– Ричард не таков. Он понимает, что любовь – это то, что придает смысл страсти между мужчиной и женщиной.

– Но ведь именно это он и получит. А тебе нужно всего лишь помочь тому, чтобы эта страсть обрела смысл. Сердце мужчины будет следовать его потребностям. Или ты до того старомодна, что способна верить, будто все пары женятся по любви? Наиболее удачные браки обычно создаются мудростью старших. Поскольку Кэлен нет, именно это мы и должны сделать.

Это твоя работа – затащить его в свою постель и показать ему, что ты способна обеспечить то, чего ему не хватает и что ему необходимо. Если ты утолишь его страсть – его сердце будет твоим, и в конечном счете эта страсть обретет смысл.

Никки могла ощутить, как краснеет ее лицо. Она не могла поверить, что они все еще обсуждают это. Нужно было скорее сменить тему, но она словно потеряла дар речи.

Никки знала, что пользуется доверием и дружбой Ричарда. Сделать так, как советовала Энн, означало предать эту дружбу и обмануть доверие. Ричард был в безопасности, полагаясь на ее дружбу. Искренность и надежность этой дружбы некоторым образом делали ее достойной его любви, но поступить так, как предлагала Энн, означало предать доверительность дружбы, что, по сути, сделает Никки недостойной этой дружбы.

– Ты не должна упускать этот шанс, дитя мое… мы не должны упускать его.

Никки сжала руку Энн, в попытке остановить ее.

– Мы?

Энн кивнула.

– Ты – наша связь с Ричардом.

– Что за связь?

Лицо Энн напряглось, все более и более напоминая то лицо аббатисы, которое Никки так хорошо помнила.

– Связь тех, кто учит молодых волшебников, необходимая для отношения с такими людьми.

Ричард – наш лидер, не по рождению, а благодаря своим способностям, силе воли и умению доводить все до конца. Он, возможно, не стал бы ни Лордом Ралом, ни нашим лидером в этой войне, но постепенно дорос до этой роли. Он осознал, что жизнь – величайшая ценность, и потому следует бороться за право прожить ее так, как считаешь нужным. И внушил это другим, у кого были подобные представления. И все это благодаря тому, что мы совершили.

– Он не мальчик из Дворца Пророков, носящий на своей шее Рада-Хань. Он вполне самостоятельный человек.

– Неужели? Отступи на шаг, дитя мое, и посмотри на все это шире. Да, Ричард наш лидер – я говорю это со всей искренностью. Но он еще и человек, обладающий даром и не способный управлять им. Более того, он волшебник, обладающий обеими сторонами этого дара. В нем скручена молния. И разве не в том цель сестер Света – научить такого человека управлять его собственными способностями и…

– Я не сестра Света.

Энн вместо возражения просто махнула рукой.

– Это лишь словесные формулировки. Просто слова. Суть от этого не меняется.

– Я не…

– Именно ты. – Энн ткнула указательным пальцем в середину груди Никки. – Это внутри тебя. Ты та самая личность, которая, по какой-то причине, воплощает жизнь. Это зов Создателя. Называй себя как хочешь, сестрой Света или просто Никки, – это не имеет значения и ничего не меняет. Ты борешься за наше дело – за дело Создателя, за дело самой жизни. Ты сестра, волшебница, способная направлять мужчину в том, что ему надлежит совершить.

– Я не шлюха, ни ради вас и ни ради кого.

Энн закатила глаза.

– Разве я отправляю тебя в постель к мужчине, которого ты не любишь? Нет. Я прошу тебя войти к мужчине, которого ты любишь. Подарить ему любовь и стать женщиной, в которой он так отчаянно нуждается, стать женщиной, которая заслуживает получить его любовь. Именно это ему необходимо – женщина, которая будет ответом на его потребность в любви. Как завершающая связь с его человечностью.

Взгляд Никки был полон ненависти.

– Воспитательницей из Дворца Пророков – вот чем ты хочешь сделать меня на самом деле.

Энн воздела взгляд к потоку и пробормотала молитву, взывая придать ей силу.

– Дитя мое, – сказала она, когда ее взгляд наконец-то скользнул вниз и остановился на Никки, – я прошу тебя только об одном: не растрачивай попусту свою жизнь. Ты не можешь полностью постичь то, чего не охватил твой взгляд. Ты полагаешь, что речь идет о любви, но ведь ты практически не знаешь любви, не так ли? Тебе знакомо лишь начало ее: страстное стремление.

Обстоятельства могут быть не такими, какие ты хотела бы видеть в совершенном мире, но это шанс, который дал тебе Создатель, твой шанс получить величайшее наслаждение, возможное для нас в этой жизни, – любовь. Совершенная любовь. Сейчас твоя любовь односторонняя, несовершенная, неполная. Это всего лишь приятное желание и надуманное счастье. Ты не можешь знать, чем на самом деле является любовь, пока чувства, хранящиеся в глубине твоего сердца, не вернутся к естественной форме и не окажутся высвобождены. Только тогда это будет настоящая, совершенная любовь. Только тогда сердце сможет по-настоящему ощутить взлет и парение. А пока тебе не ведома радость большинства человеческих эмоций.

Никки ощущала себя зацелованной грубыми похотливыми тварями. Подобное не доставляло никакой радости. Энн была права: Никки и не думала, что действительно может понять, на что это похоже – ощущать поцелуи мужчины, которого любишь, любишь по-настоящему, – мужчины, который в свою очередь любит тебя и хранит в сердце превыше всего остального. Она могла лишь вообразить подобное блаженство. Ей было искренне жаль тех, кто не понимает этой разницы.

Энн раскрыла ладонь в жесте призыва или мольбы о помощи.

– И если в радостях этой полноценной любви – для каждого из вас – ты сможешь оказывать помощь, направлять мужчину, которого любишь, помогая всего лишь совершить правильный выбор, что в этом плохого? – Она опустила руку. – Ведь я не призываю тебя побуждать его делать неправильные поступки; делать лишь правильные, делать то, что он сам бы хотел делать. Я прошу тебя всего лишь уберечь его от той боли, которая может подтолкнуть его к ошибке – к такой ошибке, которая утянет на дно вместе с ним и всех нас.

Никки вновь почувствовала, как тонкие волоски на ее шее встали дыбом.

– О чем ты говоришь?

– Никки, когда ты была с Орденом – когда тебя величали Госпожа Смерть, – как ты себя ощущала?

– Как ощущала? – Никки покопалась в памяти для ответа на неожиданный вопрос. – Не вполне понимаю, что ты имеешь в виду. Пожалуй, ненавидела себя, ненавидела жизнь.

– И в своей ненависти к себе беспокоилась ли ты о том, что Джегань убьет тебя?

– Нисколько.

– А действовала бы ты сегодня подобным же образом? Действовала бы без всякого интереса к себе и к будущему?

– Разумеется, нет. Ведь тогда меня нисколько не заботило, что случится со мной. Какое будущее могло у меня быть? Я не думала, что достойна какого-то счастья, и ничто не имело реального значения для меня, даже собственная жизнь. Я просто не считала, что вообще существует что-то важное.

– Не считала, что существует что-то важное, – повторила Энн. Она словно примерила это на себя, прежде чем снова изобразить театральное смятение по поводу слов Никки. – Ты не думала, что можешь иметь хоть какое-то счастье, и потому не видела что-либо важное в окружающем. – Она подняла палец, отмечая ключевой момент. – Ты в то время не приняла бы таких решений, какие можешь принять сегодня, потому что не заботилась о себе. Ведь так?

Никки ощущала себя стоящей внутри невидимой захлопывающейся ловушки.

– Да, именно так.

– И как, по-твоему, будет чувствовать себя такой мужчина, как Ричард, когда наконец осознает, что Кэлен потеряна для него – когда окончательность этого действительно и ясно дойдет до него? Будет ли он сознавать ценность своей жизни? Как ты думаешь, он будет ощущать все ту же связь с нами – проникнут тем же ощущением важности жизни, – если сам окажется потерян, одинок, охвачен отчаянием и безнадежно лишен надежды? Если он будет думать, что никогда не обретет счастья, как, по-твоему, насколько он будет озабочен тем, что случится с ним? Ты знаешь, каково это, дитя мое. Расскажи мне.

Никки ощутила, что мурашки пощипывают ее руки. Она боялась отвечать на этот вопрос.

Энн покачала пальцем.

– Если у него нет никого, нет любви, как ты думаешь, будет ли он много переживать по поводу того, выживет он или умрет?

Никки сдержалась, заставляя себя не отворачиваться от правды.

– Полагаю, вполне возможно, что не станет.

– А если у него нет надежды для себя, сделает ли он правильный выбор для нас? Или просто откажется?

– Не думаю, что Ричард откажется.

– Ты не думаешь, что он откажется. – Энн наклонилась к ней еще ближе. – И ты намерена проверить это? Подвергнуть наши жизни, наш мир, само существование, такому испытанию?

Казалось, напор и энергия всего облика Энн готовы превратить Никки в глыбу льда прямо на этом месте.

– Дитя мое, если мы потеряем Ричарда, то потеряем все, в том числе и себя.

Она продолжила более мягким и спокойным голосом, создавая у Никки ощущение, что западня вокруг нее окончательно захлопнулась.

– Ты сама знаешь его главное и принципиально важное значение – именно потому и привела в действие шкатулки Одена от его имени. Ты знаешь, что он единственный, кто может вести нас в этой битве. Ты знаешь, что без него сестры Тьмы выпустят Хранителя преисподней. Без Ричарда, способного остановить их, они выпустят смерть против самой жизни. Уничтожат мир живого. Отправят нас в великую пустоту.

Без Ричарда мы все пропадем, – сказала она вновь, будто забивая последний гвоздь в крышку гроба.

Никки сдержала свои чувства, проглотив комок, застрявший в ее горле.

– Ричард не откажется от нас.

– Преднамеренно – наверное, нет. Но если он вступит в эту битву один, потерявши любовь и надежду, то может принять такие решения, которых не принял бы, не будь на его попечении сердце женщины, которую он любит. Любовь способна служить тем швом, который сохраняет целостность всего, в том числе и его самого.

Именно такая любовь бывает тем единственным, той исключительной вещью, что удерживает человека от капитуляции, когда у него нет сил продолжать.

– Может, все это и правда, но это еще не дает тебе права решать за его сердце.

– Никки, я не думаю…

– За что мы боремся, если не за неприкосновенность жизни?

– Я борюсь именно за неприкосновенность жизни.

– Ты? В самом деле? Вся твоя жизнь была посвящена тому, чтобы формировать остальных по твоему шаблону, делая из них то, чего хотелось тебе, а не то, чего хотели они. Хотя это и не могло проистекать от ненависти ко всему доброму – оно, без сомнения, проистекало из твоих представлений о том, как другие должны жить и для чего они должны жить. Ты формировала из новичков сестер, с тем чтобы они могли служить тем миссиям и задачам, которые ты устанавливала для них. Ты использовала сестер, чтобы формировать из молодых людей волшебников, которые должны, подобно тебе, следовать твоим верованиям в то, чего якобы хочет Создатель.

Каждый, кто оказывался под твоим контролем, был принужден следовать твоим представлениям о том, как он должен жить и каким верованиям следовать. Ты очень редко позволяла людям делать самостоятельный и осмысленный выбор. Ты очень часто не разрешала им расширять свои знания о жизни – а вместо этого говорила, какие именно аспекты ее имеют значение и как им следует жить. Единственным частичным исключением, которое мне известно, была Верна, которую ты отослала от себя на двадцать лет.

Ты планировала жизнь Ричарда уже за сотни лет до его рождения. Ты готовила планы относительно того, как ему следует вести свое существование… его собственную жизнь. Это ты, Аннелина Алдуррен, основываясь на собственной интерпретации того, что прочитала в пророчестве, решала, как Ричард должен распорядиться своим существованием в мире живого. А теперь планируешь для него его собственные эмоции. Вероятно, ты спланировала даже его место и в мире духов.

Ты лишила Натана свободы почти на всю его жизнь, хотя он потратил столетия, помогая осуществлению твоих целей. Даже несмотря на свою, как оказалось, любовь, ты обрекла его на жизнь в заключении, опасаясь тех преступлений, что он мог бы, вероятно, совершить.

Энн, за что мы боремся, если не за возможность жить собственной жизнью? Ты просто не вправе решать, что должны или не должны делать другие. Ты не должна выставлять себя в качестве удачной версии Джеганя, это обратная сторона той же самой монеты.

Энн заморгала в неподдельном удивлении.

– По-твоему, я делаю именно это?

– Разве нет? Ты планируешь за Ричарда его жизнь, точно так же, как делала это, когда он еще не родился. Но это его жизнь. Он любит Кэлен. Чем хороша для него эта жизнь, если он не может сам по себе распоряжаться собственным сердцем, если ему следует поступать так, как скажешь ты? И кто ты такая, чтобы решать, что ему следует отвергнуть то, чего он хочет больше всего, и вместо этого полюбить меня?

Разве могу я быть той женщиной, которую он действительно мог бы полюбить, если готова манипулировать им так, как хочется тебе? Если я поступлю так, как ты просишь, это сразу же сделает искусственными все эмоции, которые я вызову у него, чувства заменятся подделкой.

Энн выглядела обескураженной.

– Но я не хочу, чтобы ты любила его против собственного желания. Я хочу всего лишь, чтобы и тебе было хорошо.

– Я отдала бы все на свете, чтобы можно было использовать твои побуждения как оправдание и сделать это, но я не смогла бы тогда уважать саму себя. Ричард любит Кэлен. И не мне заменять эту любовь чем-то еще. Именно потому, что люблю его, я не могу обманывать его сердце.

– Но я не думаю…

– А была бы ты счастлива, обретя любовь Натана в результате преднамеренного обмана? Принесло бы это тебе счастье?

Взгляд Энн постепенно ушел в сторону, в ее глазах проступили слезы.

– Нет, не принесло бы.

– Тогда как ты можешь думать, что я вполне удовлетворюсь тем, что соблазню Ричарда, променяв это на уважительное отношение ко мне? Любовь, настоящая любовь, это как бы заслуга за то, кто ты есть; вовсе не награда за твои способности в постели.

Взгляд Энн беспокойно забегал.

– Но я лишь…

– Когда я забрала Ричарда с собой Древний мир, когда он был моим пленником, я хотела заставить его принять верования Ордена. Но хотела также и заставить его полюбить меня. Ради этого я готова была сделать нечто подобное тому, о чем ты просишь теперь. Ричард отказался.

И это одна из причин, почему я так уважаю его. Он не похож на других мужчин, которых я знала и которые просто стремились заполучить меня в свою постель. Мне казалось, что я могу заполучить его теми же самыми средствами. Он же доказал, что именно разум управляет им. Он не животное, как другие, кто позволяет своей страсти решать за них. Он человек, руководствующийся благоразумием. Вот почему он наш лидер, а не потому, как тебе, похоже, кажется, что ты потянула за надлежащие струны.

А если бы он уступил мне, я не смогла бы уважать его так, как уважаю сейчас. Как можно искренно любить того, кто проявил подобную слабость характера? Будь я даже согласна с твоим планом – Ричард не согласится. Он и теперь остается все тем же самым Ричардом, каким был тогда. Все это может закончиться только тем, что он потеряет уважение ко мне. И в итоге весь план потерпит крушение. Он, в конечном счете, потерпел бы крушение потому, что ты тоже потеряла бы уважение к нему.

Тебе действительно хотелось бы, чтобы это стало так? Тебе хотелось бы, чтобы нашим лидером стал человек, управляемый страстью, а не рассудком? Ты действительно хочешь иметь вместо него марионетку, управляемую твоими желаниями?

– Нет, пожалуй, нет.

– И я тоже не хочу.

Затем Энн улыбнулась и, взяв Никки за руку, повела ее далее по коридору из белого мрамора.

– Мне неприятно признавать это, но я вижу, что ты права. Полагаю, я совершила ошибку, позволив своему страстному отношению к делам Создателя перейти в уверенность, что я вправе решать, как эти дела должны приводиться в исполнение и как при этом должны жить другие.

С минуту они молча шли среди мерцающего света и мягкого шипения факелов.

– Прошу прощения, Никки. Несмотря на мои старания, ты оказалась достойной женщиной.

Никки уставилась в пространство.

– Похоже, это означает, что мне уготован горестный путь.

– Ричард поступил бы мудро, полюби он тебя за то, кто ты есть, – такой, какая ты есть.

Никки промолчала, не в силах подобрать слова для ответа.

– Кажется, из-за всех этих тяжелых обстоятельств я позабыла многое из того урока, что уже получила у Натана.

– Возможно, тут лишь отчасти твоя вина, – позволила себе сделать допущение Никки. – Возможно, это в значительной степени связано с Огненной Цепью, с тем, как много из того, что мы знали, оказалось потеряно для нас.

Энн вздохнула.

– Не уверена, что могу винить в своих обычных действиях за всю прошедшую жизнь заклинание, которое оказалось запущено совсем недавно.

Никки оглядела бывшую аббатису.

– А что за урок Натана ты упомянула?

– Однажды он убеждал меня в том же самом, на что ты только что обратила мое внимание. По сути, использовал те же самые доводы, какие только что использовала ты. Я неверно оценивала Натана, как неверно оценила и тебя, Никки. Прими мои извинения, дитя мое, не только за это, но и за все остальное, чего я лишила тебя.

Никки покачала головой.

– Нет, не стоит извиняться за мою жизнь. Я сама выбрала то, что выбрала. Каждому, так или иначе, приходится сталкиваться с жизненными испытаниями. И всегда будут такие, кто пытается влиять на нас или даже повелевать нами. Но подобное не может служить оправданием наших неправильных решений. В конечном счете, каждый из нас живет собственной жизнью, и мы сами за нее отвечаем.

Энн кивнула.

– Неправильные решения, о которых мы говорили. – Она осторожно положила руку на плечи Никки. – Но ты сумела исправить свои, дитя мое. Ты научилась быть ответственной за себя. И все сделала правильно.

– Хотя я осознала свои прежние заблуждения и пыталась исправить свои ошибки, не думаю, что можно считать, что я загладила этим свою вину, но обещаю тебе, Энн, если Ричард в чем-то нуждается, он получит это от меня. Потому что именно так поступает каждый настоящий друг.

Энн улыбнулась.

– Думаю, ты действительно ему друг, сестра.

– Никки.

Энн фыркнула.

– Ну Никки.

Они молча миновали почти дюжину факелов. Никки чувствовала облегчение оттого, что Энн наконец-то поняла. Она полагала, что никакая старость не может помешать восприятию нового. Она надеялась, что Энн действительно все поняла, и что последние ее слова – это не очередная стратегия, какой-то другой способ оказать влияние на события. Может быть, Натан действительно изменил ее, как можно было решить из слов Энн.

Никки это все казалось искренним. Она восприняла их общение так, будто состоялась ее беседа с Энн, которой она ждала чуть ли ни целую жизнь.

– Это напомнило мне, – сказала Энн, – о Натане и том ужасе, что я предназначала ему перед тем, как он помог мне образумиться. В подземной темнице здесь я оставила кое-что важное.

Никки еще раз оглядела свою коренастую спутницу.

– И что же это?

– Я намеревалась…

– Так, так, так, – произнес чей-то голос.

Никки застыла на месте, подняв глаза как раз вовремя, чтобы заметить трех женщин, выходящих впереди них из коридора слева.

Энн в замешательстве уставилась на них.

– Сестра Эрминия?

Сестра изобразила высокомерную улыбку.

– Уж не мертвая ли это аббатиса… похоже, очередной раз ожившая? – Она выгнула бровь. – Без сомнения, мы можем исправить эту оплошность.

Энн оттеснила собой Никки назад.

– Беги, дитя мое. Теперь его защита на тебе.

Никки нисколько не сомневалась, кого Энн имеет в виду.

Глава 20

Имея опыт многочисленных смертельных схваток, Никки знала, что бежать прямо сейчас будет фатальной ошибкой. Вместо этого она инстинктивно сделала шаг назад и подняла руку над плечом Энн, собирая каждую частицу той темной силы, которой обладала. Никки полностью привела себя в состояние, позволяющее учинить необузданное физическое насилие над тремя женщинами, появившимися перед ними.

И в то же обескураживающее мгновение ощутила тщетность попытки применить силу – когда так ничего и не случилось, – и осознала, что внутри Народного Дворца ее сила по большей части бесполезна. Страх навалился на нее всей тяжестью.

В глубине коридора вспыхнула молния. Раскат грома, ограниченный каменным пространством, был оглушающим. Сверкание дуги, заполнившее коридор, едва не ослепило Никки.

Нити кромешной тьмы замысловато переплелись со вспышкой молнии, образуя ревущую смесь, которая производила треск и хлопки там, где чего-нибудь касалась. Во все стороны летели искры. В воздухе бушевало пламя. Элементы Ущерба в молнии были настолько черными, что казались областями отсутствия всего. Как, по сути, оно и было.

Мраморная отделка пола, потолка и стен была частично взломана, усеяна трещинами и разломами в местах прикосновения молнии. Осколки камня летели по коридору и рикошетили во все стороны. Сам воздух содрогнулся от мощи высвобожденной энергии, взметая волну мраморной пыли. От этой дрожи погасли несколько ближайших факелов.

Несмотря на то, что ее сила была уменьшена настолько, что передача энергии в момент связи со своим Хань не сработала, Никки все же смогла воспользоваться даром и ощутить знакомый сдвиг в собственном восприятии времени.

Руки и ноги казались словно бы налитыми свинцом. Время в воспринимаемом ею мире замедлилось почти до полной остановки.

Она могла различить почти каждый каменный обломок, пока тот летел к ней по затянутому дымом проходу. Она вполне даже успевала сосчитать их все в то время, пока они еще висели в воздухе. Она могла разглядеть вращение каждого обломка, каждого мелкого осколка и даже мельчайшей крупицы во время их полета. Все это время молния наносила удары как попало, но хлестала гораздо медленнее, оставляя там и сям после себя прочерки послесвечения, наслаивающиеся в поле зрения Никки. Молния взрывала камень всякий раз в местах, где касалась его.

Но хотя окружающий мир оказался замедленным, разум Никки заработал с бешеной скоростью в попытках придумать способ остановить то, что неумолимо приближалось к ним. Однако среди ее способностей не было ничего такого, что можно вызвать в качестве волшебства, имеющего шанс остановить Магию Приращения и Магию Ущерба, сплетенные друг с другом в таком жутком сочетании. Их сила раскалывала камень и заставляла шипеть воздух.

Как только трос жидкого света, скручиваясь, начал свое движение по коридору, Энн сделала шаг вперед, оказавшись перед Никки. Никки очень хорошо поняла, что происходит. Она знала натуру трех женщин, столкнувшихся с ними. И хорошо знала тот вид смертельной энергии, который они вызывали.

Не имея времени на то, чтобы окликнуть ее, Никки вместо этого потянулась вперед, пытаясь схватить аббатису и столкнуть с опасного места. Она коснулась серого платья. Ее пальцы начали медленно сжиматься.

Это была гонка между попыткой схватить и приближающейся молнией, которая, казалось, теперь бушевала, вырвавшись из-под контроля. Но Никки знала, что на самом деле эта молния из-под контроля не вырывалась.

Потрескивающий разряд энергии обрушился на невысокую женщину. Слепящая вспышка ударила прямо в нее и вырвалась наружу со спины. Удар был такой силы, что аббатису вырвало из слабого захвата Никки.

Приземистое тело Энн врезалось в стену с силой, вполне достаточной, чтобы расщепить кусок мрамора. Такой удар должен был переломать ей все кости.

Однако Никки успела заметить, что Аннелина Алдуррен умерла еще до того, как ударилась о стену.

Молния резко угасла. Удар грома оставил в ушах Никки звон. Послесвечение продолжало полыхать в ее зрительном восприятии.

Энн, уставившись в пространство мертвыми глазами, повалилась на пол вверх лицом. Под ней росло кровавое пятно, растекающееся по белому мрамору.

Три женщины в дальней стороне коридора, как три стервятника, усевшиеся на засохшем суку, стояли плечом к плечу, пристально наблюдая за Никки.

Никки знала, как им удалось совершить то, что оказалось недоступным ей: они слили силы всех трех воедино. И она сама, когда их впервые захватил Джегань, объединяла свою способность с другими сестрами Тьмы. Трое сестер действовали как одна и потому смогли воспользоваться своим могуществом даже внутри дворца.

Чего Никки не могла понять, так это как они проникли внутрь него.

Она каждую секунду ожидала, что молния запылает вновь и саму ее постигнет та же судьба, что и Энн. Было время, когда ее ничуть не заботило, как именно смерть настигнет ее. А сейчас она беспокоилась об этом. Очень беспокоилась. Она сожалела, что не сможет перед концом ответить ударом на удар. Но по крайней мере тот будет быстрым.

Сестра Эрминия злобно улыбнулась.

– Никки, дорогая. Как приятно вновь увидеть тебя.

– Ты связалась с плохой компанией, – сказала сестра Джулия, стоявшая вплотную к сестре Эрминии справа.

Приземистая сестра Грета, прижавшаяся к сестре Эрминии слева, лишь пристально смотрела.

Все трое были сестрами Тьмы. Сестра Эрминия была свободна от Джеганя, как и сестры Улисия, Цецилия и Тови. Действуя сами по себе, эти четверо запалили Огненную Цепь, захватили Кэлен и привели в действие шкатулки Одена. Но сестры Джулия и Грета, которых Никки тоже хорошо знала, давно уже были пленницами Джеганя. И то, что сестра Эрминия с этими двумя, казалось несуразицей.

Не имея времени обдумать все возможные значения того, что эта троица находится вместе, Никки решила, что раз уж ей суждено умереть, она хотя бы попытается бороться. Она резко выбросила руку и описала перед собой дугу, создавая самый сильный щит, на какой оказалась способна, прекрасно понимая, насколько слабым он оказался, но надеясь, что он сможет продержаться достаточно долго. И метнулась в противоположную сторону – назад, к лестнице.

Никки не сделала и трех шагов, как петля плотно сжатого воздуха захлестнула ее, подсекая ноги. Она тяжело шлепнулась на пол. Ее щит оказался совершенно бесполезен против объединенной силы этой троицы.

Ее несколько пугало, что против нее не использована та же смертоносная энергия, которую применили против Энн. Не тратя времени на раздумья, почему это так и что может за этим последовать, Никки перекатилась влево, а затем с трудом встала на ноги. Она бросилась через холл в другой коридор и могла слышать, как три сестры Тьмы за ее спиной кинулись следом.

В этих прямых и пустынных коридорах, отделанных гладким мрамором, спрятаться было негде. Никки не сомневалась, что если она отбежит слишком далеко, они просто выпустят энергию вслед за ней, чтобы свалить ее. У нее не было реального шанса скрыться от них, вырваться за пределы действия их силы. Но поскольку сами они уже стали преследовать ее, то должны ожидать и от нее того же самого, поэтому Никки прижалась спиной к стене за углом очередного пересечения коридоров, со стороны, ближайшей к трем ее преследователям.

Тяжело дыша, она постаралась затаить дыхание, быть как можно тише. С того места, где она устроила засаду, не было видно тело Энн, но заметен край яркого пятна крови на мраморном полу.

Невозможно было поверить, что Энн умерла. Она была свидетелем подъема и падения царств и движения бесчисленной череды поколений по широкой реке времени. Казалось, она была живущей вечно. Попытка представить мир без Аннелины Алдуррен вызывала полное оцепенение.

И хотя Никки и недолюбливала аббатису, она ощутила острую боль от печали по ней. Эта женщина, похоже, наконец-то пришла к признанию некоторых из своих ошибок. После столь долгого времени, прожив такую долгую жизнь, она наконец обрела настоящую любовь.

Услышав приближающиеся шаги, Никки собралась с мыслями. Сейчас было не до того, чтобы печалиться.

Вряд ли можно сказать, что Никки незнакомы насилие и смерть, но она почти не имела опыта в сражениях такого рода. В качестве Госпожи Смерть она была свидетелем тысяч смертей и убила людей больше, чем могла сосчитать или вспомнить, но никогда не делала этого голыми руками. А теперь у нее, почти лишенной собственной силы, не осталось ничего, кроме этого единственного способа. Она пыталась представить, каким образом решил бы подобную проблему Ричард.

Как только три сестры появились из-за угла, Никки изо всех сил всадила локоть в лицо ближайшей к ней и услышала, как лязгнули зубы. Ее сердце колотилось так, что сама она удара даже не почувствовала. Сестра Джулия упала на спину.

Не теряя времени, пока сестра Джулия еще валилась на пол, Никки прыгнула на сестру Эрминию, хватая ее за волосы. Она использовала момент инерции женщины, чтобы швырнуть ее поперек коридора и ударить головой о стену. Череп при этом издал отвратительный треск от удара о камень. Никки надеялась, что хотя бы вывела женщину из строя, если не убила ее. На ногах оставалась лишь одна сестра, которая могла использовать свою силу не больше, чем сама Никки.

Но сестра Эрминия не потеряла сознания. Изрыгая ругательства, она пыталась подняться. Как только она начала двигаться, Никки приподняла ее за волосы, чтобы еще раз ударить головой.

Прежде чем ей удалось это делать, дородная сестра Грета врезалась ей прямо в живот, отбрасывая от сестры Эрминии. Инерция движения этой сестры пришпилила Никки к стене с силой, вполне достаточной, чтобы выбить из нее дух. Она безрассудно пыталась расцарапать женщину, ударившую ее, пытаясь от нее избавиться.

Сестра Грета, крепко удерживая Никки вокруг талии, вывернулась вбок, с легкостью бросая ее вместе с собой лицом на пол. Никки моментально перевернулась и отшвырнула сестру в сторону.

Но тут сестра Эрминия, с лицом, залитым кровью, поставила ногу на грудь Никки. Сестра Грета рядом с ней поднялась, переводя дух.

И прежде чем Никки смогла собраться с силами и встать, невыносимая боль разлилась по всему ее телу, возникая где-то у основания черепа. Последовавшая за этим судорога выжала остатки воздуха из ее легких. Две сестры, объединив свой дар, оказались достаточно сильными, чтобы лишить Никки способности действовать.

– Не очень-то любезная манера приветствовать своих сестер, – заметила сестра Грета.

Никки пыталась не обращать внимания на боль. Ее руки беспомощно шевелились, пока она пыталась подняться, но сестра Эрминия приложила еще больший вес к своей ноге, в то же время еще шире раскидывая острые шипы боли. Область зрения Никки расплылась и сократилась до небольшого пятна посреди колодца мрака, ее спина изогнулась, когда мышцы начали стягиваться в конвульсиях боли. Пальцы скребли пол. Она пыталась сообразить, способна ли сделать хоть что-то, чтобы остановить это.

– Полагаю, ты останешься лежать спокойно, – сказала сестра Эрминия, – или, если тебе это больше нравится, мы напомним, сколько еще боли можем доставить. – Она выгнула бровь, глядя на Никки. – М-м?

Никки не могла говорить. Слезы страданий прорывались из ее глаз, и вместо этого она лишь кивнула.

Сестра Джулия, спотыкаясь, подошла ближе, придерживая двумя руками рот, в то время как сама ревела от боли и ярости. Густая кровь гирляндами свешивалась с ее подбородка, пачкала перед выцветшего синего платья и капала с локтей.

Сестра Эрминия, все еще державшая ногу на груди Никки, наклонилась, опуская руку на колено.

Голосом, лишь отчасти своим собственным, она сказала:

– Возвращаешься наконец к нам, дорогая?

Никки остро ощутила, как ее кровь наполнилась ледяным холодом. Она осознала, что это Джегань уставился на нее пристальным взглядом.

Не будь она под давлением такой боли, будь способна хоть на что-то помимо того, чтобы с трудом дышать, она наверняка побежала бы, даже если бы это означало немедленную смерть. Внезапная смерть была предпочтительнее.

Неспособная к побегу, она вместо этого представляла себе, как разобьет сестре Эрминии глаза – это окно, из которого выглядывал Джегань.

– Я сейчас выбью тебе за это зубы! – сказала сестра Джулия приглушенным голосом, сквозь прижатые ко рту руки. – Я сейчас…

– Заткнись, – сказала сестра Эрминия тем ужасным голосом, который принадлежал ей только отчасти, – или я не позволю им лечить тебя.

В глазах сестры Джулии вспыхнул ужас от осознания, что это Джегань обращается к ней. Она притихла.

Сестра Эрминия протянула к ней руку.

– Дай мне его.

Сестра Джулия сунула окровавленные пальцы в карман и достала нечто совсем неожиданное – нечто такое, что заставило Никки от испуга затаить дыхание – и протянула это сестре Эрминии.

Та убрала свою ногу и присела на одно колено, наклоняясь над обессилевшей Никки. Никки знала, что сейчас будет. Она сопротивлялась со всей силой, со всей охватившей ее паникой, но никак не могла заставить свое тело реагировать на эти усилия. Ее мышцы были жестко стянуты судорогой, вызванной прожигающей все ее нервы болью.

Сестра Эрминия подалась вперед и замкнула скользкие от крови половинки металлического кольца на шее Никки.

Никки ощутила, как щелкнул замок Рада-Хань.

И в тот же самый миг она утратила связь со своим Хань.

Она родилась с природным даром. Значительную часть времени она не обращала на него внимания. Теперь же она оказалась полностью отрезана от своих способностей. Подобно зрению или слуху, эти способности всегда были у нее, всегда были чем-то таким, чем она пользовалась, даже не задумываясь. Сейчас же вместо этого осталась лишь ужасающе незнакомая пустота.

Резкое исчезновение собственного дара ошеломило ее. Лишиться его означало лишиться части себя, лишиться своей сущности, определяющей, кем или чем она была.

– А теперь – на ноги, – сказала сестра Эрминия.

Когда боль наконец ослабла, все тело Никки прогнулось и обмякло, оседая на пол. Она не знала, смогут ли сейчас работать ее мышцы и найдутся ли у нее силы подняться с пола, но слишком хорошо знала сестру Эрминию, чтобы заставлять себя ждать. Она перевернулась и оттолкнулась руками, становясь на четвереньки. Но сестра Эрминия решила, что она двигается недостаточно быстро, и ошеломляющий удар боли обрушился на ее поясницу. Никки приглушила свой крик. Руки и ноги независимо от ее воли ослабли, и она повалилась обратно на пол.

Сестра Грета хихикнула.

– Поднимайся, – сказала сестра Эрминия, – или я дам тебе почувствовать настоящую боль.

Никки заставила себя снова подняться на четвереньки. Она тяжело дышала, стараясь перевести дух. Ее слезы капали на пыльный пол. Будучи не настолько глупой, чтобы допускать задержку, она с трудом поднялась вертикально. Все ее конечности дрожали, но она сумела удержаться на ногах.

– Просто убей меня, – сказала Никки. – Я не собираюсь подчиняться тебе, независимо от того, какую боль ты мне причинишь.

Сестра Эрминия вскинула голову, стараясь рассмотреть Никки как можно ближе одним глазом.

– О, дорогая, думаю, ты заблуждаешься на этот счет.

Это очередной раз заговорил Джегань.

Слепящее мерцание боли, истекающей из кольца на шее, пролилось водопадом через внутренности Никки. Боль была настолько нестерпимой, что она опустилась на колени.

Ей доводилось выносить боль от Джеганя и раньше, когда он был способен проникать в ее разум, до того, как она нашла способ остановить его. Именно преданность в служении Ричарду – тот договор, – вот что защищало ее, как защищало всех д’хариан и тех, кто присягнул на верность Лорду Ралу. Но до того Джегань был способен войти в ее разум, точно так, как сейчас он мог войти в разум вот этих сестер. В то время он был способен заставить ее почувствовать, будто проталкивает тонкие железные шипы глубоко в уши Никки, а затем по ним насылал боль, рвущуюся в ее внутренности.

На этот раз было хуже.

Она уставилась в пол, ожидая, что кровь сейчас начнет капать из ушей и носа, забрызгивая камень. Она прищурилась, задыхаясь в невыносимой агонии, но не увидела никакой крови. А хотела увидеть. Ведь если она потеряет много крови, то наверняка умрет.

Однако она достаточно хорошо знала Джеганя, чтобы понять, что он не позволит ей умереть. Во всяком случае, сейчас.

Сноходец не любил быстрой смерти людей, которые раздражали его, приводя в ярость. Никки знала, что, вероятно, нет другого человека, которому Джегань хотел бы причинить столько страданий, как ей. Когда-нибудь, разумеется, он убьет ее, но сначала постарается отомстить. Он, без всяких сомнений, отдаст ее на время своим людям, просто чтобы унизить, а затем отправит в пыточные шатры. А там мучения, как она знала, могли длиться очень долгое время. Когда же ему наконец наскучит наблюдать за ее страданиями, она проведет последние дни, следя за тем, как через надрез в животе вытягивают ее кишки. А он будет рядом, наблюдая за ее окончательной смертью, чтобы быть уверенным, что последнее, что она увидит перед смертью, это он, улыбающийся от собственного триумфа.

Единственное, о недостижимости чего она сожалела в этот момент и к чему искренне стремилась, была возможность увидеть Ричарда. Она решила, что ради того, чтобы увидеть его еще раз, готова выдержать любые испытания.

Сестра Эрминия подошла ближе, достаточно, чтобы быть уверенной, что Никки видит ее улыбку превосходства. Сейчас она управляла металлическим кольцом, замкнутым на шее Никки. Джегань тоже мог теперь воздействовать на нее через эту связь.

Рада-Хань предназначался для управления молодыми волшебниками. Он оказывал воздействие на магический дар живых людей. Хотя Народный Дворец и уменьшал ее дар – не допускал выброса энергии, – он не препятствовал действию кольца на шее, поскольку Рада-Хань действовал внутренне. Это устройство могло вызывать невообразимую боль – вполне достаточную, чтобы подросток был готов сделать все, чтобы ее остановить.

Никки, стоя на коленях, дрожала, задыхаясь от боли. В глазах у нее темнело и темнело, до тех пор, пока она едва могла хоть что-то различать. В ушах стоял звон.

– Осознала ли ты наконец, что с тобой будет, посмей ты не подчиниться нам? – спросила сестра Эрминия.

Никки не могла даже ответить. У нее пропал голос. Ей удалось лишь слабо кивнуть.

Сестра Эрминия наклонилась. Кровь наконец-то перестала течь из раны на ее голове.

– Тогда вставай на ноги, сестра.

При этом боль значительно усилилась, чтобы заставить Никки встать.

Ей не хотелось вставать. Ей хотелось, чтобы они убили ее. Однако Джегань не допустит этого. Джегань хочет, чтобы она оказалась в его руках.

Как только в глазах начало проясняться, она увидела, что сестра Грета в дальней части коридора обыскивает карманы Энн. Она достала что-то из кармана, скрытого под поясом платья, оглядела это и затем подняла вверх.

– Догадайся, что я нашла, – сказала она, помахивая этим, чтобы две другие могли это видеть. – Нам стоит это забрать?

– Да, – сказала сестра Эрминия, – но только давай поторапливайся.

Сестра Грета сунула небольшой предмет себе в карман и вернулась к сестрам.

– Больше ничего при ней нет.

Сестра Эрминия кивнула.

– Нам лучше поспешить.

Теперь все трое стояли плечом к плечу, глядя в конец коридора, в сторону Энн. Никки могла сказать, что даже в этой сцепке у них были трудности в использовании их могущества. Без Народного Дворца, ослабляющего их Хань, любая из этой троицы в одиночку могла бы запросто применять такую силу, как та, что убила Энн.

Воздух наполнился треском от ударов магии Ущерба. В коридоре стало еще темнее, потому что еще несколько факелов потухли от этих разрывов. Кромешная тьма волнистым потоком заструилась по коридору в сторону аббатисы, окутала со всех сторон мертвую женщину. Он гула потоков энергии Никки вновь на мгновение лишилась зрения, оказалась под одеялом гнетущего мрака.

Когда же зрение вернулось к ней, Энн исчезла. Исчезла даже ее кровь. Все следы ее существования были вычищены магией Ущерба. Казалось совершенно невозможным, чтобы почти тысяча лет жизни исчезли в одно мгновение.

Никто и никогда не узнает, что случилось с ней.

В то время как тело и кровь были ликвидированы, привести в порядок разбитый мрамор было гораздо труднее. Но, похоже, сестер это очень мало заботило.

Для Никки происходящее ощущалось так, будто все, и даже всякая надежда, просто умерло.

Сестра Эрминия ухватила Никки под руку и подтолкнула ее вперед. Никки споткнулась, но сумела обрести равновесие и не упасть. Она тупо шла впереди этой троицы, побуждаемая к движению резкими напоминаниями от кольца на шее, болезненными ощущениями, посылаемыми в ее почки.

Они ушли недалеко, когда Никки получила команду свернуть в коридор, ведущий влево. Она оцепенело следовала их указаниям, делая повороты и пройдя по нескольким более узким коридорам, и наконец ей велели остановиться в конце короткого прохода к гробнице. Отделанные бронзой, но довольно простые двери были закрыты. Они не были так массивны или пышно декорированы, как некоторые другие, которые она видела, когда посещала гробницу деда Ричарда, Паниза Рала, находившуюся в дальней части этого лабиринта.

Никки подумала, что это несколько странно – идти к гробнице. Уж не собираются ли сестры спрятаться здесь, пока не придумают способ незаметно сбежать из сильно охраняемого дворца? Поскольку сейчас ночь, возможно, они намерены переждать до более суетливого дневного времени, когда будут уже не так приметны. Но как они проникли сюда, Никки не могла даже вообразить.

На дверях был очень простой рельефный орнамент: наборы концентрических кругов. Сестра Грета потянула половинку двери и пропустила остальных, во главе с Никки, внутрь.

Внутри сестры воспользовались искрой энергии, чтобы зажечь единственный факел. Витиевато украшенный гроб покоился на возвышении в самом центре небольшой комнаты. Стены выше уровня, определяемого высотой гроба, были облицованы камнем, казавшимся вихревой смесью коричневых и бронзовых тонов. Нижнюю часть стен покрывал черный гранит, вспыхивающий в свете факела медно-красными зернами.

Это было странное сочетание, представляющее верхнюю часть стен, над гробом, в виде мира живого, тогда как нижняя область, черного цвета, служила напоминанием о преисподней.

На верхнем, более светлом камне, были вырезаны довольно обычные обращения на древнед’харианском языке. Письмена тянулись лентами по всей комнате. Никки пробежала глазами по надписям, отметив про себя, что это, похоже, скорее общие мольбы к добрым духам о принятии этого лидера-Рала в ряды добрых духов, наряду с другими, уже вступившими туда ранее. Здесь также говорилось о жизни этого человека и о том, что он сделал для своих людей.

Никакого особого смысла во всем этом Никки не обнаружила. Похоже, это гробница Лорда Рала из далекого прошлого, который служил людям, правя ими в период относительно спокойного времени д’харианской истории. Слова определяли это время как «переходное».

На черном граните, покрывающем нижнюю часть стен, было написано довольно странное предупреждение – помнить основу того, что делает возможным все, лежащее выше. Это основание, говорилось там, было заложено бесконечной чередой душ, давно забытых.

Сам гроб, простой формы, сделанный из гладкого камня, был покрыт надписями, рекомендующими тем, кто посетил это место, помнить всех, кто перешел из этой жизни в следующую жизнь.

Сестра Эрминия, к удивлению Никки, налегла всем своим весом на один конец гроба. Кряхтя от чрезмерных усилий, она его толкнула, и он сдвинулся на несколько дюймов, открывая рычаг. Она протянула руку в образовавшуюся узкую щель, ухватила рычаг и потянула его вверх; тот со щелчком поднялся.

Гроб повернулся, издав лишь слабый намек на звук.

Едва гроб оказался повернут, Никки еще больше удивилась, увидев темное открытое пространство. Это оказалось не усыпальницей. Это был потайной проход к тому, что располагалось внизу.

Сестра Джулия пихнула ее, и Никки подошла к поднятой над полом платформе и увидела лестницу, грубо вырубленную в камне и уходящую в темноту.

Сестра Грета шагнула туда, где прежде располагался гроб, взяла один из дюжины факелов, уложенных в каменной нише, зажгла его и начала спускаться. Сестра Джулия тоже взяла факел и отправилась за ней.

– Ну, – сказала сестра Эрминия, – чего дожидаешься? Давай шевелись.

Глава 21

Подняв полы своего черного платья, Никки поставила ногу на выступающий из пола пьедестал, поддерживающий гроб. Идя вниз по крутым ступеням, она ухватилась за край отверстия, чтобы сохранить равновесие. Сестры, спустившиеся раньше, уже скрылись из виду. Колеблющийся свет их факелов позволял видеть резко уходящую вниз череду ступеней.

Едва сестра Эрминия ступила вслед за Никки на лестницу, она толкнула рычаг назад, в сторону стены, затем взяла факел и для себя. Наверху, над их головами, гроб совершил поворот, возвращаясь на место и закрывая их в подземелье.

Никки казалось, что они спускаются в саму преисподнюю.

Лестница непредсказуемо меняла направление. Проход был такой ширины, что по нему мог идти лишь один человек. Крутой спуск иногда прерывался небольшими площадками, и только для того, чтобы далее продолжился, узкий и поворачивающий в произвольных направлениях. Сами ступени были вырезаны довольно грубо – неровные и не всегда одинакового размера, из-за чего спуск получился очень опасным. Казалось, кто бы ни создавал эту лестницу, он всякий раз, как попадались более мягкие породы в камне, следовал им. Такой подход давал в результате извилистый и кривой маршрут движения.

Ступени уходили вниз так резко, что Никки приходилось вдыхать дым от факелов, которые несли находившиеся почти прямо под ней сестры. Пока ее разум метался в поисках вариантов действий, она коротко обдумала даже возможность броситься по крутому скату этого колодца, в надежде, что при этом сломает шею и, может быть, покалечит еще и тех двоих, что находились под ней. Но при такой малой ширине, какую имел этот проход, следовало ожидать, что она застрянет до полной остановки прежде, чем упадет достаточно далеко. Площадки на этом лестничном спуске располагались довольно часто – из-за того, что при такой крутизне приходилось часто делать повороты. И она, скорее всего, сломает себе только руку, но не шею.

Они все шли и шли, так долго, что Никки начало казаться, будто это тянется уже долгие часы. Спуск по столь крутому уклону вызывал боль в бедрах. А то, как тяжело дышали три сестры Тьмы, означало, что им тоже это дается нелегко. Они явно делали это с трудом и были утомлены.

Хотя Никки тоже устала, ей было не так тяжело, как остальным. Сестрам приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух. Они присаживались на ступени, прислоняясь спиной к стене, и тяжело дышали, восстанавливая дыхание. При этом Никки они заставляли стоять.

Никто их этой троицы не любил Никки. Как и сказала ей Энн, она отличалась от остальных сестер Тьмы. Они всегда считали, что заслуживали вечных наград. Никки же всегда считала, что достойна вечного наказания. И жестокая ирония заключалась в том, что как раз после того, как она осознала ценность своей жизни, ей предстояло обрести то самое наказание, которого, по ее собственному суждению, она заслуживала. Джегань позаботится об этом.

Когда ей уже казалось, что она не сможет преодолеть еще один пролет ступеней, они вышли на плоскую площадку. Вначале Никки подумала, что это очередной поворот лестницы, но здесь оказался горизонтальный проход.

Лежащий впереди путь проходил столь же извилисто, как и ступени, только располагался на одном уровне. Местами этот тесный туннель становился таким низким, что им приходилось пригибаться под нависающими каменными выступами. Стены, вырубленные все в том же камне, имели неправильную форму и видом более всего напоминали пещеру. В нескольких местах пришлось даже протискиваться, при этом удушающий дым от факелов разъедал Никки глаза.

Узкий туннель неожиданно расширился и стал вполне приемлемым проходом, где два человека могли свободно идти рядом друг с другом. Стены здесь не были вырублены в камне, а сложены из каменных блоков. Потолок, из таких же каменных блоков, лежащих поперек этого прохода, был низким и почерневшим от копоти факелов, но по крайней мере не настолько низким, чтобы Никки приходилось пригибаться.

Затем им стали попадаться пересечения с другими коридорами и комнаты то слева, то справа. Очень скоро стало ясно, что здесь целая сеть коридоров, ответвляющихся в разные стороны. Когда они проходили двойные пересечения, свет факелов на короткое время освещал далекие и темные помещения. Никки успела заметить в некоторых из просторных комнат вырезанные в их стенах небольшие ниши.

Любопытство взяло верх. Она обернулась через плечо к сестре Эрминии.

– Что это за место?

– Катакомбы.

Никки и не подозревала, что под Народным Дворцом есть катакомбы. Она задумалась, знает ли об этом кто-нибудь там, наверху – Натан, Энн, Верна или морд-ситы?.. И в ту же минуту, как задалась этим вопросом, уже знала ответ. Никто не знает.

– И что мы собираемся здесь делать?

Сестра Джулия обернулась, одаривая Никки кровоточащей беззубой усмешкой.

– Это ты узнаешь довольно скоро.

Теперь, зная, что это за место, Никки поняла, что то, что она видела уложенным в ниши стен, были тела, тысячи тел, обернутых в погребальные саваны и покрытые пылью мрачных молчаливых веков. Когда же они проходили мимо других тесно примыкающих друг к другу подобных комнат, она различила углубления в стенах, содержащие уже не индивидуальные останки, а целые груды костей. Кости были собраны здесь в потрясающих количествах, все аккуратно уложены в ниши, полностью заполняя их. В других подобных помещениях, попадавшихся по обе стороны коридора, Никки видела, когда туда проникал свет факелов, еще и черепа, уложенные друг на друга от пола до потолка. Их строгие ряды были видны везде, куда проникал свет. И трудно было понять, насколько далеко тянутся они в пространстве, сокрытые непроглядной тьмой.

Никки погрузилась в печальные размышления о тех, чьи останки она здесь видела. Все они когда-то были живыми людьми, родились, росли и вели жизнь, вероятно, наполненную любовью и заботой о семье. А теперь остались только кости, как свидетельство того, что эти люди когда-то существовали.

Никки сглотнула, не поддаваясь пугающей мысли, что и она очень скоро закончит свой путь, став еще одним неизвестным черепом, который однажды кто-то сможет увидеть и, может быть, задуматься о нем. Но точно так же, как она не знала ровным счетом ничего об этих людях, о чем они мечтали, во что верили, что любили или даже как выглядели при жизни, она будет такими же безымянными костями, медленно рассыпающимися в прах.

Совсем недавно она находилась среди красоты дворца, среди красок и жизни. Сейчас же она обнаружила, что находится в окружении лишь пыли, грязи и смерти, причем по собственной воле. Две сестры, шедшие впереди, вели их через запутанную сеть пересекающихся подземных коридоров. Некоторые имели уклон вниз. Кое-где приходилось спускаться на несколько лестничных пролетов, добираясь до коридоров, находившихся еще глубже.

Здесь повсюду попадались помещения, заполненные костями, в некоторых были черепа, в других самые разные кости, аккуратно уложенные везде, где только можно, и все они несли молчаливое свидетельство о людях, некогда обитавших на земле. Несколько коридоров, где пролегал путь, были сделаны из кирпича, но большинство все-таки из камня. Если судить по различным размерам каменных блоков и стилю кладки, казалось, будто они переходили из одной эпохи в другую, и каждый век предпочитал свой отличительный метод при достройке катакомб, подземных кладбищ для своих мертвых.

Очередной поворот привел их в помещение с совершенно иначе выглядящим входом. Толстые каменные плиты, закрывавшие находившуюся за ними пещеру, были сдвинуты в сторону. Никки была удивлена, увидев, что здесь на страже стоит еще одна сестра. Позади нее, в глубине, в сгустившейся тени, находились рослая гвардия Имперского Ордена. Судя по их росту и сложению, по типу кольчуг, которые они носили, по кожаным ремням, пересекающим наискось грудь, а также татуировкам на бритых головах, – представители наиболее доверенных и опытных солдат Джеганя.

Позади них, как заметила Никки, низкая комната была плотно заставлена полками с бесчисленным множеством книг. Свет ламп отмечал то место, где люди просматривали эти тома. Джегань содержал целые группы ученых, занимавшихся исключительно поисками в тайных книжных хранилищах. Они имели особую подготовку и знали, что именно интересует Джеганя.

Это место более всего напоминало Никки катакомбы под городом Касска – где Ричард с помощью Джиллиан нашел книгу «Огненная Цепь». Никки решила, что и в этих катакомбах должно быть множество помещений с книгами.

– Вот ты, – сказала сестра Эрминия одному из стражей, – подойди сюда.

Когда этот человек подошел и остановился в коридоре, опершись о копье, она указала рукой в ту сторону, откуда они только что пришли.

– Возьми несколько рабочих и…

– Каких именно рабочих? – прервал ее человек. Люди, подобные ему, не боялись сестер Тьмы – всего лишь пленниц и, фактически, рабов императора.

– Умеющих работать с камнем, – сказала она. – С мраморными плитами. Сестра Грета отправится с вами и покажет, что требуется сделать. Его превосходительство не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что мы обнаружили вход во дворец.

Джегань, будучи сноходцем, частенько забредал в разум сестер. Для этого солдата стало очевидным, что сестра Эрминия действует под прямым управлением самого императора, так что он кивнул, выражая согласие, и она продолжила:

– Там есть один коридор, неподалеку от того места, через которое мы проникли наверх, где камень поврежден. Это небольшая малозначащая отдельная группа коридоров. Там потребуется снять несколько неповрежденных плит со стен в том месте, где плиты повреждены, и использовать их для того, чтобы полностью изолировать это ответвление коридоров. С противоположной стороны это должно выглядеть как стена основного коридора. Чтобы это одурачило любого, кто будет идти по этому коридору, и заставило думать, что там нет никакого прохода. И сделать это необходимо немедленно.

– А разве люди, хорошо знающие дворец, не сообразят, что какое-то ответвление коридора исчезло?

– Нет, если все будет выглядеть абсолютно цельным. Если это будет выглядеть так, будто так всегда и было. Это место во дворце, где находятся гробницы. Лорд Рал использует эти коридоры, чтобы навещать своих предков, когда у него возникает такое желание. Очень редко туда спускается кто-то другой, так что, скорее всего, никто и не заметит, что какой-то проход исчез – по крайней мере до тех пор, пока не будет уже слишком поздно.

Человек бросил угрожающий взгляд на Никки.

– А тогда что же она делала там?

Когда сестра Эрминия обратила вопросительный взгляд в сторону Никки, та ощутила внезапный удар боли, вызванный кольцом на шее.

Сестра Эрминия выгнула бровь.

– Ну, ответь человеку на его вопрос.

Никки задыхалась от острой режущей боли, прожигающей спину и ноги.

– Просто прогуливалась… чтобы побеседовать в уединенном месте… где никто не побеспокоил бы нас, – сумела сказать она между приступами боли.

Сестру, похоже, нисколько не интересовало ее объяснение.

– Вот видишь? Это почти неиспользуемая часть дворца. Необходимо сделать все прежде, чем кто-нибудь спустится в поисках ее и той, которую мы убили. Так что сделайте все как можно быстрее.

Человек огладил рукой затылок своей безволосой татуированной головы.

– Хорошо. Но, похоже, нужна огромная работа, чтобы скрыть все разрушения. – Она пожал плечами. – В конце концов, если они и увидят, то вряд ли поймут, какова причина этих разрушений. Вероятно, будут считать, что это осталось с прежних времен. Ведь в недавнем прошлом во дворце бывали сражения.

Сестра Эрминия была явно недовольна тем, что человек заменил ее решение своим.

– Его превосходительство не хочет, чтобы там хоть кто-то узнал, что мы нашли путь внутрь дворца. Для него это имеет огромнейшее значение. Так ты хочешь, чтобы я сказала ему, что, по твоему мнению, эта работа не столь важная и на нее не стоит тратить усилия, а ему просто не следует беспокоиться?

Человек откашлялся.

– Разумеется, нет.

– Помимо этого, у нас там появится место, где мы сможем собрать силы и приготовиться, и никто не будет знать, что мы находимся там, отделенные лишь мраморной стеной.

Он опустил голову.

– Я немедленно все устрою, сестра.

Никки почувствовала слабость. Когда проход, ведущий туда, куда они способны проникнуть, будет заделан мраморной плитой, Орден окажется в состоянии собрать значительные силы, остающиеся замаскированными от тех, кто находится во дворце. Никто так и не узнает, что враг нашел путь во дворец. Там ожидают, что Орден должен завершить строительство пандуса, прежде чем начнется штурм. Защитники дворца окажутся застигнуты врасплох.

Резкий удар боли заставил Никки вновь начать движение. Сестра Эрминия направляла ее этой болью, вместо того чтобы просто говорить, куда следует поворачивать. Они продолжали спускаться по бесконечным коридорам со стенами из каменных блоков и скругленными потолками, соединявшим, похоже, бесчисленное множество комнат и других сетей коридоров.

Едва они повернули за угол, Никки увидела в отдалении группу людей, имеющих факелы. А когда они приблизились, она разглядела и лестницу, уходящую в темноту. Она уже давно поняла, где они оказались и куда направляются.

Внушительного вида стражи охраняли отверстие, проделанное в сводчатом потолке. Эти были люди из элитной гвардии. Они знали свое дело.

При мысли о том, куда сейчас выведет эта лестница, Никки испугалась, что ноги откажут ей.

Один из огромных стражей, очевидно, узнав Никки, уступил им дорогу, не отрывая от нее взгляда.

– Давай поднимайся, – сказала сестра Эрминия.

Глава 22

Никки выбралась внутри того, что выглядело как огромная яма, вырытая среди равнин Азрита. Она не могла пока видеть того, что закрывали от нее земля и камень, но ей и не нужно было этого видеть, чтобы знать, что именно там, наверху.

С одной стороны над краем ямы в холодное ночное небо поднимался внушительных размеров пандус, освещенный факелами. Темное очертание плато вдалеке, на котором стоял Народный Дворец, выглядело так, словно располагалось где-то среди звезд, возвышаясь над возведенным из земли пандусом.

Дно ямы представляло невероятное нагромождение разнообразных подъемов и спусков, вероятно, как результат труда рабочих бригад, выкапывавших материал для пандуса. Теперь никаких рабочих здесь не было. Должно быть, это случилось так: разрабатывая этот участок, где сейчас стояла она, они и обнаружили катакомбы.

Хотя рабочих давным-давно убрали отсюда, здесь повсюду были солдаты. Те, которых она видела, не были заурядными солдатами Имперского Ордена, армия которого представляла собой по большей части толпу головорезов. Здесь были профессиональные воины, опытные и знающие люди, близкие к Джеганю. Они составляли заслуживающее доверие ядро тех отрядов, которые многие годы сражались с ним в самых разных кампаниях.

Поскольку эти люди были приближенными к императору, Никки узнала многих из них. Хотя она и не увидела никого из тех, кого знала по именам, но узнала многие лица, пристально следившие за ней. И все эти люди также узнали ее.

Женщина, такая, как Никки, с водопадом светлых волос и хорошо сложенной фигурой, едва ли может остаться незамеченной в лагере Имперского Ордена. Но самое главное, конечно, что каждый из этих людей узнавал ее как Госпожу Смерть.

Они знали ее под этим именем, потому что в прошлом она командовала многими из них. Они боялись ее. Она убила нескольких их товарищей, которые отказались исполнять ее приказы именно так, как она ожидала от них. Вера Ордена призывала к бескорыстным жертвам во имя великого добра – призывала жертвовать этой жизнью ради жизни загробной, – однако когда она возлагала эту праведную жертву на них, провожая их в эту долгожданную загробную жизнь, к самой сущности тех самых верований, за которые боролись, они попросту ненавидели ее за это.

Каждый из этих людей знал еще и то, что она женщина Джеганя. При доминировании догмата, что всеобщее благо превалирует над правами отдельной личности, при идеалах абсолютного и всеобщего равенства – он обладал этой женщиной, совершенно ясно демонстрируя, что она принадлежит лично ему и никому больше.

Как и обычные солдаты, ни один из этих людей не мог притронуться к ней. Тем не менее в прошлом Джегань, бывало, передавал ее, как знак особой милости, некоторым офицерам из своего круга, как, например, командующему Кадару Кардифу.

Многие из этих людей помнят тот день, когда Никки приказала сжечь Кардифа заживо на костре. Некоторые из них, под ее руководством, помогли привязать своего командира к столбу и предать огню. Несмотря на их нежелание, они не осмелились воспротивиться ее приказам.

Никки помнила о своем прежнем положении среди них, пока стояла этой холодной ночью под устремленными на нее со всех сторон взорами. И, как защитный плащ, она вновь надела на себя маску того прежнего персонажа. Такое перевоплощение было ее единственным способом защиты. Она держала голову высоко поднятой, а спину прямой. Она была Госпожой Смерть, и хотела, чтобы каждый сразу понимал это.

Не дожидаясь, когда сестра Эрминия очередной раз подстегнет ее, она начала подниматься по наклонному выходу из ямы. Она уже осматривала лагерь с наблюдательной площадки дворца и знала его расположение. Она знала, где следует искать шатры командиров. Ей не составит труда найти путь к шатру, который занимает Джегань. Поскольку Джегань, скорее всего, наблюдал за Никки глазами сестры Эрминии, эта женщина не возражала, чтобы Никки передвигалась самостоятельно.

Не было никакой пользы в том, чтобы ее избили и под пронзительные вопли волоком доставили к ногам императора. Это все равно ничего не меняло. Она с таким же успехом может сама идти навстречу своей судьбе, по собственной воле и с высоко поднятой головой.

Еще более Никки хотела, чтобы Джегань увидел ее такой же, какой видел ранее. Она хотела, чтобы он видел то, что знал, видел ее прежней, даже если она уже изменилась. Пусть он и подозревает, что она уже совершенно другая, она хотела предъявить ему нечто знакомое.

В прошлом ее безопасность основывалась на полном безразличии к тому, что он мог с ней сделать. Это безразличие останавливало Джеганя. Оно приводило его в ярость, разочаровывало его, и оно же восхищало. Никки была кем-то из тех, кто сражался на его стороне, сражался за его цели. И тем не менее она была кем-то, кем он мог овладеть лишь насильно.

И пусть сейчас она не могла управлять своим даром, она по-прежнему могла управлять своим разумом, а это ее самая надежная и верная сила – как научил ее Ричард. Обладая даром или без него, она по-прежнему могла быть безразлична к тому, что Джегань мог с ней сделать. И это безразличие придавало ей силы.

Выйдя из ямы и миновав ряд вооруженной до зубов охраны, она стала встречать на своем пути, группу за группой, рабочих, тащивших землю и камень из других похожих ям. Сотни мулов, запряженных в самые разные повозки, тяжело тащились длинной вереницей через окружающий мрак. Факелы высвечивали шеренги людей на пути к пандусу. Эти люди, обычные солдаты Имперского Ордена, молодые и сильные, гордость Древнего мира, превратились в обычных чернорабочих. Это была не совсем та доблесть, ради которой они отправились воевать.

Никки уделила этой их деятельности очень мало внимания. Ее больше не интересовало, что именно они делают с пандусом. Теперь пандус всего лишь отвлекающий маневр. Она ощущала боль и слабость при мысли о тех тварях, что разбили здесь лагерь и готовятся проникнуть во дворец.

Ей необходимо придумать способ остановить их.

На короткий момент сама мысль о том, что ей следует остановить их, поразила ее своей абсурдностью. Что она собирается сделать, чтобы остановить их? И тут же она укрепила свою решимость и выпрямила спину. Она будет бороться с ними, если потребуется – до последнего вдоха.

Сестры Эрминия и Джулия следовали за ее спиной, пока Никки размеренным шагом шла через полный активной деятельности лагерь. Сестра Эрминия, похоже, сделала глупость, уступив ей место впереди этой процессии. Заняв место лидера, Никки как бы снова заняла свое место королевы рабов.

Старые образы очень трудно разрушить. Теперь, принимая во внимание, что они уже входили в лагерь, ни одна из сестер не стремилась изменить то, что делала Никки, по крайней мере в данную минуту. Она, в конце концов, шествовала к тому месту, куда им и следовало, в любом случае, доставить ее. Они не могли с уверенностью знать, присутствует Джегань в ее разуме или нет. Они знали, точно так же, как знали солдаты, что она женщина Джеганя. И это давало ей негласное превосходство над ними. Даже там, во Дворце Пророков, она всегда была для них полной загадкой. Она всегда была поводом для их возмущений и зависти – что означало, что они боялись ее.

Из того, что они знали, вполне могло быть возможным, что император просто отправил их привести назад эту его упрямую и дерзкую королеву. Джегань, без всякого сомнения наблюдающий за Никки с помощью их глаз, похоже, не делал никаких попыток изменить подобное восприятие в их головах. Вполне могло быть и так, что Джегань действительно смотрел на это именно таким образом и действительно думал, что может вернуть ее назад.

Она обратила внимание на тот большой отряд охраны, что выстроился в колонну за ее спиной, образуя целую процессию, но делала вид, что не замечает его. По сравнению с ней они были ничтожествами. К счастью, они не могли слышать, как бьется ее сердце.

Когда они вошли в собственно лагерь, где свои палатки поставили обычные солдаты, любопытные собирались небольшими группами и молчаливо смотрели, напоминая нищих, дожидающихся, пока важная процессия пройдет перед ними. Некоторые, пробегая в темноте мимо, останавливались посмотреть, что случилось. По толпе во всех направлениях расползался приглушенный шепот: Госпожа Смерть наконец-то вернулась.

Для многих из этих людей, даже если они и боялись ее, она была героиней Ордена, мощным оружием, служившим на их стороне. Они видели ее проливающей смерть на тех, кто противился учениям Братства Ордена.

Даже при всей странности ощущений этого возвращения, сам лагерь не отличался от того, каким она его помнила. Он был тем же самым беспорядочным скоплением людей, палаток, животных и снаряжения. Единственным отличием было то, что этот лагерь стоял без передвижений так долго, что начал приобретать вид места, полного гнили и разложения. Дерева для костров на равнинах Азрита просто не существовало, и потому костры были небольшими и редкими, оставляя почти весь лагерь под зловещим покровом мрака. Сырые кучи испражнений высились среди палаток, собирая мириады мух. От такого количества людей и животных, собранных в одном месте на такое долгое время, запах здесь стоял хуже, чем обычный для этого лагеря смрад и зловоние.

Скопление нечесаных и неряшливых людей, толпящихся повсюду, на которых в прошлом она никогда не обращала внимания, раздражало и вызывало беспокойство. Они всего лишь выглядели людьми. И во многих отношениях людьми не являлись. Когда-то, не заботясь о том, что может случиться с ней, Никки была равнодушна к этим тварям. Теперь же, с тех пор, как она поняла ценность своей жизни, это отношение стало другим. Хотя в прошлом, помимо такого взгляда на собственную жизнь, она знала, что всегда может воспользоваться своим даром, если страх перед ней по каким-то причинам не удержит их на расстоянии. Сейчас же она могла лишь надеяться на то, что страх все-таки удержит их на расстоянии вытянутой руки.

Это была долгая прогулка к месту назначения, мимо сотен тысяч людей, но поскольку лагерь довольно долго оставался на одном месте, тропы, отмечающие нужный маршрут, становились все более отчетливыми. Местами эти тропы расширялись, превращаясь в дороги, оттесняющие в стороны палатки и загоны для скота. Теперь, когда Никки шла по дороге, сопровождаемая свитой, люди стояли вдоль всего ее пути и таращили на нее глаза.

За пределами окружающего ее молчания людей, стоящих неподалеку и разглядывающих, пока она проходила мимо, лагерь являл собой довольно шумное место, даже в такой поздний час. Из-за спины доносились звуки работ на пандусе, скрип катящихся повозок, грохот сваливаемого камня и методичные окрики людей, передающих цепочкой тяжелый груз. По всему лагерю разносились голоса солдат, смех, разговоры и споры, наполняя холодный ночной воздух. Она слышала и приказы, перекрывающие ритмичные звонкие удары молотков.

Она могла слышать и далекий гул толпы, приветствующей игры джа-ла, еще не закончившиеся в такой поздний час. Временами в ночной воздух вырывался коллективный свист неодобрения – только для того, чтобы тут же потонуть в диких криках поддержки. Во время перебежек с мячом болельщики часто скандировали, требуя закинуть мяч в сетку.

Когда она миновала загон с огромными боевыми конями, а затем цепочку пустых повозок для продовольствия, перед ее взором предстали шатры командующих. Холодный ветер колыхал под звездным небом поднятые над шатрами флаги. И вид самого главного шатра, императорского, едва не лишил ее мужества. Ей хотелось скорее бежать отсюда, но она была лишена возможности сделать даже это.

Это место, где вся предыдущая жизнь Никки сведет с нею счеты.

Это место, где все закончится.

И вместо того чтобы пытаться убежать от неизбежного, она целеустремленно направилась прямиком туда. Она даже не притормозила на первом пропускном пункте, у внешнего защитного кольца шатров командующих. Огромные люди, стоящие на посту, взирали на нее, пока она приближалась. Они учитывали и присутствие отряда личной стражи императора, походным порядком движущийся следом за ней. Она была довольна, что на ней сейчас как раз черное платье, потому что именно такую одежду постоянно носила в прошлом, когда этим людям доводилось видеть ее. Она хотела, чтобы они узнали ее. Короткий свирепый взгляд предостерег их от попытки заговорить с ней.

Каждое последующее кольцо, расположенное ближе к центру этого особого лагеря, состояла из людей, еще более облеченных доверием, имело свой особый состав, свои особые функции и форму. Каждый здесь мечтал оказаться именно тем, кто предотвратит какую-либо опасность, угрожающую их императору. И у каждого из этих колец были свои порядки, свои правила для прохождения через их зону ответственности.

Никки не обращала внимания на эти правила. Она была Госпожа Смерть, королева императорских рабов. Она не остановилась ни на одном посту, ни на одном ее не окликнули.

Шатер Джеганя стоял в окружении более крупных шатров, но, в отличие от всех остальных, вокруг него было довольно много свободного места. Сестры Тьмы, охранявшие эту зону, заметили Никки, как заметили ее и молодые волшебники, которых она тоже приметила здесь, но они тут же опускали глаза, как только Никки упиралась в них своим взглядом. И стражи, все как один, внимательно следили за ней, но старались делать это незаметно.

Никки ободрилась, заметив, что все эти люди воспринимают ее не иначе, как в той роли, в какой она была, когда последний раз находилась среди них.

Затем она заметила нечто странное. Помимо личной стражи Джеганя, стоящей по обе стороны от тяжелого занавеса, прикрывающего вход в его шатер, здесь были еще и другие солдаты – самые обычные солдаты. Регулярно передвигаясь туда-сюда, они, похоже, тоже охраняли шатер. Она не могла даже и вообразить, что могло случиться такое, чтобы обычные солдаты оказались внутри императорского лагеря, не говоря уже о том, чтобы они охраняли его шатер. Люди такого сорта прежде никогда не заслуживали такого доверия, чтобы находиться внутри зоны, отведенной командующим.

Не обращая внимания на любопытство обычных солдат, оказавшихся в этом лагере, Никки направилась прямо к тяжелому пологу, свисающему на входе в шатер Джеганя. Две сестры, слегка отставшие, с неохотой последовали за ней к императорскому шатру. Их лица побледнели, лишившись всех оттенков живого. Никто, а в особенности женщина, не мог осмелиться войти в личные апартаменты Джеганя. Хотя он обходительно принимал здесь иногда своих доверенных офицеров, но ко всем остальным не был столь радушен.

Двое огромных и крепких воинов, у каждого из которых было копье, а на лицах татуировки в виде животных, развели полог. Небольшие серебряные диски, висящие на овечьих шкурах, издали легкий металлический звон, что сообщало императору, что кто-то вошел в его шатер. Она узнала обоих людей, приподнявших, а теперь державших тяжелый занавес, но не показала им этого, а лишь чуть подобрала подол платья, перешагивая через порог в лежащий за ним полумрак.

Внутри рабы были заняты мытьем тарелок и блюд с императорского стола. Запах пищи напомнил Никки, что она сегодня еще не ела. Тугой клубок беспокойства и страха внутри нее делал голод незаметным.

Десятки свечей наполняли внутреннее пространство тусклым светом и уютным теплом. Пол покрывали толстые ковры, так что шаги рабов, занятых своей работой, не беспокоили императора. Все рабы передвигались с наклоненными головами, некоторые из них были новыми, некоторых она помнила. Джегань, похоже, уже закончил свою трапезу, его не было видно во внутреннем пространстве шатра.

Две сестры, вошедшие вслед за ней, теперь уже пробирались в темную дальнюю часть шатра. По-видимому, внутри шатра они старались находиться как можно дальше от императора.

Зная, где именно должен находиться Джегань, Никки направилась прямиком туда. Рабы спешно разбежались с ее пути. Перед занавесом, прикрывающим вход в спальню, она задержалась, подняла его, а затем скользнула внутрь.

Внутри императорской спальни Никки наконец-то увидела его. Он сидел, повернувшись лицом в противоположную от нее сторону, на другой стороне шикарной кровати, покрытой шелком золотистого цвета. Свет от свечей и масляных ламп пятнами отражался от его бритой головы. Бычья шея плавно переходила в широкие мощные плечи. На нем был овчинный жилет, массивные руки обнажены.

Он был занят тем, что просматривал книгу, и как раз сейчас внимательно изучал ее текст. Хотя Джегань с легкостью прибегал к насилию, он был весьма образованным в некотором роде человеком, который высоко ценил знания, полученные из книг или почерпнутые из мыслей тех, чей разум он посещал. Эмоционально убежденный в истинности своих верований, он никогда не утруждался проверкой их логической аргументации. Более того, подобную попытку он считал ересью. Вместо этого он прилагал усилия к тому, чтобы собирать весьма специфическую и разнообразную информацию. Он понимал, что определенные знания могут служить весьма мощным оружием, и предпочитал быть хорошо вооруженным.

Что-то попало в поле зрения Никки. Она бросила взгляд налево.

Вот когда она и увидела ее, сидевшую на полу полулежа, опираясь на одно бедро и на руку. Эта женщина была самым возвышенным, красивейшим из созданий, каких только доводилось видеть Никки.

Никки нисколько не сомневалась, кто эта женщина.

Это Кэлен, жена Ричарда.

Их взгляды встретились. Ум, благородство, сама жизнь, светящаяся в этих зеленых глазах, завораживали.

Это была женщина, равная Ричарду.

Энн была неправа. Вот единственная женщина, которая может по праву стоять рядом с ним.

Глава 23

Никки заметила на шее Кэлен замкнутый Рада-Хань. Это объясняло, почему она сидит на этом выцветшем сине-бежевом ковре. Ее пристальный взгляд явно не упустил кольца на шее самой Никки. Никки даже не заподозрила, что взгляд этой женщины способен упустить что-то важное.

Когда две женщины уставились друг на друга, в зеленых глазах Кэлен затаилась неуверенность. Затем в них проступила тень осторожного воодушевления от ее осведомленности о том, что Никки действительно способна видеть ее. Они мгновенно стали более чем сестрами по несчастью, у них было больше общего, нежели только кольца на шее каждой из них.

Как, должно быть, одиноко и уныло было существовать в условиях столь порочного колдовства, невидимой и забытой всеми.

Всеми – за исключением сестер Тьмы и, несомненно, Джеганя. Поэтому когда кто-то другой, хотя бы незнакомец, мог бы видеть ее, это должно давать надежду.

И теперь, глядя на нее, Никки с трудом верила, что могла оказаться способной забыть эту женщину, даже под влиянием Огненной Цепи. Сейчас она отчетливо понимала, почему Ричард никогда, ни на мгновение, не отказывался от ее поисков.

Эта женщина, даже не принимая в расчет ее утонченную красоту, одним своим видом производила впечатление, обладала той проницательной осведомленностью, что Никки тут же вспомнила резную фигурку, сделанную Ричардом. Эта фигурка, называвшаяся Дух, не подразумевала внешнего сходства с Кэлен, но выражала ее постоянную целеустремленность, ее внутреннее мужество. Статуэтка передавала это настолько точно, что теперь у Никки, увидевшей ее вживую, перехватило дыхание.

Теперь она понимала, почему, будучи относительно молодой, Кэлен называлась Мать-Исповедница. Впрочем, теперь больше не было других Исповедниц. Она осталась последней.

Поначалу удивившись, что Кэлен оказалась в этом месте, Никки затем поняла, что только так и могло быть. Сестра Эрминия была одной из тех, кто захватили Кэлен и запалили Огненную Цепь. Сестра Тови рассказала Никки, что им удалось стать недоступными Джеганю, приняв договор с Ричардом Ралом. Никки было любопытно, как Джеганю удалось обойти этот договор, но она считала, что, скорее всего, этот договор никогда и не защищал их.

Если Джегань захватил сестру Эрминию, то наверняка захватил и сестру Улисию, и сестру Цецилию. Вот почему и Кэлен должна была оказаться здесь: поскольку ее похитили эти сестры, то и она, несомненно, попала в сети Джеганя.

Никки увидела, что здесь же и Джиллиан. Глаза с медным отливом с удивлением заморгали, когда девушка заметила Никки, стоявшую прямо перед ней. И хотя нахождение здесь Кэлен было вполне объяснимо, присутствие Джиллиан Никки понять не могла.

Джиллиан наклонилась как можно ближе к Кэлен и, приложив согнутую ладонь к ее уху, что-то зашептала – несомненно, это было имя Никки. Кэлен отреагировала лишь легким кивком головы, но глаза ее при этом показали значительно больше. Она явно слышала имя Никки и раньше.

Когда Джегань отстранился от книги на прикроватном столике, которую изучал, Никки очень быстро указала двумя пальцами на свои глаза и на глаза Кэлен, а затем приложила палец к губам, побуждая всех к молчанию. Никки не хотела, чтобы Джегань знал, что она способна видеть Кэлен, и даже что она знает Джиллиан. Чем меньше он знает, тем безопаснее будет этим двоим – если только можно говорить о безопасности, когда находишься в плену у императора Джеганя. Не дожидаясь какой-либо ответной реакции, Никки отвернулась от Кэлен и от Джиллиан, чтобы предстать перед Джеганем.

Когда он обратил к ней злобный пристальный взгляд, Никки показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Одно дело просто помнить его, и совершенно другое – вот так стоять перед ним.

Оказаться вновь под испытующим взглядом этих кошмарных глаз – это лишало мужества.

Она знала, что ее ждет.

– Так, так, – сказал Джегань, обходя вокруг кровати и не сводя взгляда с Никки. – Посмотрите-ка, кто наконец-то вернулся к нам. – Он изобразил широкую улыбку. – Ты все так же прекрасна, как в каждом сне, который я видел с тех пор, как ты была здесь со мной последний раз.

Никки не была удивлена его обходительностью, которая на самом деле ничего не значила. Никогда не известно, как он поведет себя в следующий момент – именно это заставляло тех, кто находится рядом с ним, пребывать в постоянном страхе. Его гнев мог вспыхнуть в любую минуту от малейшей причины или вообще без нее. Никки помнила, как однажды он задушил раба, уронившего доску для нарезки хлеба, а в другой раз видела, как император мимоходом подхватил падающее блюдо с бараниной и протянул назад слуге, уронившему его, не прерывая при этом своей беседы.

В значительной степени это непостоянство императора лишь отражало точно такой же иррациональный, непредсказуемый и непостижимый характер самого Ордена. Добродетельность – или адекватность – чьего-либо самопожертвования ради общего дела измерялась по загадочным и непостижимым стандартам. Удача или неудача, казалось, здесь всегда зависела от прихоти. Для простых людей такая неопределенность неизменно означала пребывание в муках сомнений. Тяжелое бремя постоянного беспокойства делало любого человека готовым обвинять в подстрекательстве к бунту кого угодно – даже друзей или близких, – если это позволяло укрыться от дурной судьбы.

Подобно множеству других людей, Джегань тоже думал, что может добиться расположения Никки с помощью самой незначительной пустой лести. Он любил воображать, что способен быть очаровательным. Хотя по сути его комплимент восхвалял скорее его самого, чем ее.

Никки не преклонилась пред ним. Она отчетливо осознавала присутствие металлического кольца на шее, которое препятствовало ей пользоваться своим даром. Хотя у нее не было никакой защиты против этого человека, она не собиралась притворяться, выражая уважение поклоном, как не собиралась вилять хвостом перед его ясно обозначенной похотью.

В прошлом, несмотря на способность использовать свой Хань, ее действительная безопасность заключалась в полном безразличии к тому, что он мог бы с ней сделать. Во все то время, когда он был способен войти в ее разум, а на ее шее не было этого кольца, ее способности, как волшебницы, мало чем могли помочь ей, точно так же, как и другие его пленницы, сестры Тьмы, сейчас были беспомощны, несмотря на то, что ни одна из них не носила на шее металлическое кольцо.

Ее защитой всегда было ее отношение к себе, та позиция, которую она занимала, а не ее способности.

Прежде Никки ничуть не тревожило, ударит ли он ее или даже решит в какой-то момент убить. Она считала, что достойна любого страдания, которое он мог причинить ей, и даже собственная смерь не вызывала у нее беспокойства. Это делало ее безразличной к существовавшей всегда возможности, что он по какой-то причуде убьет ее.

И хотя теперь благодаря Ричарду все это изменилось, она не могла позволить Джеганю знать глубину и природу этих изменений. Ее единственный шанс, ее единственная защита заключалась в том, чтобы заставить его думать, что в этом отношении ничего не изменилось и что она заботится о том, что сейчас может случиться с ней, никак не больше, чем заботилась об этом в прошлом.

Госпожу Смерть не должно беспокоить, может она пользоваться своим даром или нет. И поскольку она Госпожа Смерть, то и кольцо на шее не значит для нее ровным счетом ничего.

Джегань слегка потеребил большим и указательным пальцами пучок волос под нижней губой. Его взгляд оценивающе проходил по ней с головы до ног. Он позволил себе глубокий вздох, будто прикидывая, с чего же начать.

Долго ждать ей не пришлось.

Он резко ударил ее тыльной стороной руки, достаточно сильно, чтобы ноги ее оторвались от земли. При падении она ударилась головой об пол, но, к счастью, толстый ковер смягчил удар. Последствия удара ощущались так, будто мышцы на подбородке разорвались, а кость раскрошилась. Шок от удара ошеломил ее до бесчувствия.

И хотя вся комната, казалось, шла кругом и клонилась в разные стороны, Никки была полна решимости подняться на ноги. Госпожа Смерть не ежится от страха. Госпожа Смерть встречает все с полным безразличием.

Оказавшись на коленях, она вытерла кровь в уголке рта внутренней стороной запястья, стараясь восстановить чувство равновесия. Подбородок и челюсть, несмотря на боль, оказались неповрежденными. И теперь она изо всех сил пыталась встать на ноги.

Прежде чем она сумела подняться, Джиллиан бросилась между Никки и Джеганем.

– Оставьте ее!

Когда Джегань, уперев кулаки в бока, уставился на девушку, Никки украдкой бросила взгляд на Кэлен. Она заметила тусклый отблеск боли в глазах женщины. И по тому, как дрожат ее пальцы, совершенно отчетливо поняла, какую именно боль доставляет ей Джегань через кольцо на шее. Подобная упреждающая боль имела целью удержать ее там, где она есть, не допуская ее вмешательства.

Никки решила, что со стороны Джеганя это было мудрым.

Сколько она себя помнила, Никки всегда умела быстро оценивать, что за человек перед ней. Это оказалось ценной способностью, поскольку выживание в неожиданных и ожесточенных схватках часто зависит от точной оценки тех, кто противостоит тебе. И Никки могла сказать, просто глядя на Кэлен, что та была опасной женщиной, женщиной, которая привыкла сама управлять событиями.

Джегань ухватил Джиллиан рукой сзади за шею и поднял, как недисциплинированного котенка. Она пронзительно завизжала – больше от испуга, чем от боли, – пока он тащил ее через комнату, удерживая в воздухе, и царапала его мощные руки без всякого эффекта. Ноги молотили по пустому пространству. Джегань отвел в сторону тяжелый занавес, прикрывающий вход в спальню, и выбросил Джиллиан наружу.

– Эрминия! Присмотри за ребенком. Я хочу побыть наедине со своей королевой.

Никки успела заметить, как сестра Эрминия, обхватив Джиллиан, потащила ее назад, в темноту. Быстрый взгляд в сторону подтвердил ей, что Кэлен была по-прежнему на том же самом месте, на ковре, и все ее тело слегка подрагивает. Слеза от пронзавшей ее боли скользнула по щеке. Никки подумала, осознает ли Джегань, какую боль и сколько ее он адресовал Кэлен? Зачастую он не осознавал, какую силу прилагает. Его неконтролируемый гнев, как правило, бывал универсальным, затрагивающим не только мускулатуру, но и разум.

В прошлом он, бывало, бил Никки более тяжело и опасно, чем намеревался, или в слепой ярости использовал способность сноходца, чтобы обрушить на нее почти смертельную дозу боли. Позже, после того как осознавал, насколько близко подошел к тому, чтобы убить ее, он извинялся, но в конечном счете называл это ее собственной ошибкой – ей не следовало приводить его в такую ярость.

Как только Джегань опустил занавес, закрывая свою спальню, напряженные мышцы Кэлен неожиданно ослабли. Она обмякла, дыша с облегчением, и выглядела неспособной ни к какому движению после тяжелого испытания.

– Итак, – сказал Джегань, поворачиваясь к Никки, – ты любишь его?

Никки прищурилась.

– Что?

Когда он приблизился к ней, его лицо стало красным от ярости.

– Что значит «что?»! Ты слышала, что я сказал! – Он схватил ее за волосы и наклонил так, что их стало разделять лишь несколько дюймов. – Не пытайся притворяться, что не поняла меня, или я оторву тебе голову!

Никки улыбнулась, поднимая подбородок как можно выше, шире открывая ему свою шею.

– Да пожалуйста. Это избавит нас обоих от множества неприятностей.

Он с минуту пристально разглядывал ее, прежде чем выпустил из рук волосы. Затем пригладил их, поправляя, как они были раньше, прежде чем повернулся и отошел на несколько шагов.

– Ты хочешь именно этого? Умереть? – Он вновь повернулся к ней. – Отказаться от своего долга перед Создателем и перед Орденом? Отказаться от своего долга передо мной?

Никки с полным безразличием пожала плечами.

– Разве имеет хоть какое-то значение, чего хочу я?

– Как прикажешь это понимать?

– Ты прекрасно знаешь, как это следует понимать. С каких это пор для тебя стало важно, чего я хочу? Ты всегда делаешь, что хочешь, не считаясь с тем, что я могла бы сказать по этому поводу. В конце концов, я всего лишь нечто, принадлежащее Ордену, разве не так? Я бы сказала, что ты хочешь того, чего хотел всегда – в конце концов убить меня.

– Убить тебя? – Она развел руками. – Что заставляет тебя думать, что я собираюсь убить тебя?

– Твои самооправдывающие действия.

– Самооправдывающие действия? – Он искоса взглянул на нее. – Едва ли я нуждаюсь в оправданиях. Я Джегань Справедливый.

– Ты забываешь, что именно я назвала тебя так. Я сделала так не потому, что это соответствует правде, а для того, чтобы сокрыть правду. Чтобы создать впечатление, которое послужит целям Ордена. Именно я создала этот образ, понимая, что неразумные люди будут верить в это просто потому, что мы провозгласили это. Но если от тебя потребовалось бы соответствовать этой роли – ты бы не справился.

Клубящиеся призрачные формы в его глазах еще более помрачнели, сгустившись до кромешной тьмы, напомнившей ей черную, как сама преисподняя, шкатулку Одена, что она привела в действие от имени Ричарда.

– Не понимаю, как ты можешь говорить такое, Никки. Я всегда был более чем справедлив с тобой. Я открывал тебе вещи, которых не открывал другим. Зачем бы я делал это, если бы хотел убить тебя?

Никки лишь нетерпеливо вздохнула.

– Ну так скажи то, что хочешь сказать, или проломи мне голову, или отправь в пыточные шатры. Мне эти твои игры совсем неинтересны. Ты веришь в то, во что хочешь верить, независимо от реального положения дел. Ты знаешь, и я тоже знаю, что все, что бы я ни сказала по какому-либо поводу, не будет иметь никакого значения.

– Все, что ты говорила, всегда имело значение. – Он протянул в ее сторону руку, и напряжение в его голосе возросло. – Да ты и сама сейчас рассказала, как назвала меня Джеганем Справедливым. Это была твоя идея. Я прислушался к ней и использовал, потому что это была хорошая идея. Она служила нашим целям. Ты все сделала правильно. И ведь я говорил тебе еще раньше, что, когда эта война будет закончена, ты будешь стоять на моей стороне.

Никки ничего не ответила ему.

Он сцепил руки за спиной и сделал несколько шагов в сторону.

– Ты любишь его?

Никки вновь бросила украдкой взгляд в сторону. Кэлен сидела на ковре, наблюдая за ней. Ее лицо выражало озабоченность от ощущения повисшей в воздухе угрозы. Оно выглядело так, будто Кэлен хотела сказать Никки, чтобы та прекратила провоцировать этого человека. Хотя, выражая обеспокоенность по поводу того, что мог сделать Джегань, оно показывало и заинтересованность услышать ответ на вопрос императора.

Голова у Никки шла кругом, пока она пыталась сообразить, как следует реагировать – и не из беспокойства о том, что Джегань может подумать о ее ответе, а из тревоги, что может подумать Кэлен. Для отмены результатов действия Огненной Цепи следовало принимать во внимание необходимость стерильного поля. Судя по тому, как все складывалось сейчас, ей самой, скорее всего, придется распроститься с жизнью, но если Ричард каким-то образом сумеет получить возможность и воспользуется Оденом для противодействия Огненной Цепи, Кэлен должна пребывать в стерильном поле, чтобы у него оставалась возможность вернуть ее к осознанию того, кем она когда-то была.

– Так любишь? – повторил Джегань, не глядя на нее.

Наконец Никки сделала вывод, что с точки зрения сохранения стерильного поля не имеет никакого значения, как именно она ответит на этот вопрос. Он не даст никакой эмоциональной предпосылки для Кэлен. Ведь только эмоциональная связь Кэлен с Ричардом имела значение в данном случае, а уж никак не связь Никки.

– Мои чувства, кажется, раньше никогда тебя не тяготили, – наконец сказала она с раздражением. – Какая для тебя разница?

Он вновь повернулся и уставился на нее.

– Какая разница? Как ты можешь спрашивать такое?! Я сделал тебя, не больше, не меньше, своей королевой. И ты попросила, чтобы я доверял тебе и позволил отправиться и устранить Лорда Рала. Я хотел, чтобы ты оставалась здесь, но вместо этого отпустил тебя. Я доверял тебе.

– Так я и поверила. Если бы ты действительно доверял мне тогда, то доверял бы, а не допрашивал меня. Сдается мне, у тебя трудность с пониманием любой концепции, выраженной словами.

– Это было полтора года назад. С тех пор я не видел тебя. У меня не было о тебе известий.

– Ты видел меня с Тови.

Он кивнул.

– Я много чего видел глазами Тови… Глазами всех четырех этих женщин.

– Они думали, что оказались достаточно сообразительными, используя договор с Лордом Ралом. – Никки слабо улыбнулась. – Но ты наблюдал за ними все время. И ты все знал.

Он улыбнулся ей.

– Ты всегда была сообразительней, чем Улисия и все остальные из них. – Он выгнул бровь. – Я поверил тебе, когда ты сказала, что собираешься убить Ричарда Рала. Вместо этого ты решила покончить с неприятностями и заключить договор с ним. Как такое возможно, дорогая? Такой договор работает только при условии, если ты искренне верна ему. Не угодно ли тебе объяснить мне это?

Никки сложила руки.

– Не вижу, что здесь сложного для понимания. Ты разрушаешь; он создает. Ты предлагаешь существование ради смерти; он предлагает жизнь. Это ведь не пустые слова – от каждого из вас. И он никогда не бил меня до крови и не насиловал меня.

Лицо Джеганя и его бритая голова покраснели от ярости.

– Насилие? Если я захочу изнасиловать тебя, то сделаю это – и сделаю по праву, – но это не будет насилием. Ты хочешь этого. Просто ты слишком упряма, чтобы согласиться с этим. Ты прячешь свою похотливую страсть ко мне за притворной оскорбленностью.

Никки расслабленно опустила руки по сторонам и наклонилась к нему, чтобы выговорить сквозь охватившую ее ярость:

– Ты можешь придумывать что хочешь, чтобы оправдать свои действия, но сами они от этого не станут правильными.

С кровожадным выражением, исказившим его черты, он отвернулся от ее взгляда. Никки вполне ожидала, что он неожиданно повернется и ударит с такой силой, что проломит череп. Она хотела, чтобы он сделал это. Быстрый конец куда предпочтительнее затянутых пыток на пути к медленной смерти.

Мириады самых разнообразных звуков, наполняющих ночь снаружи, были приглушены утолщенными стенами шатра. Быть изолированным от постоянного, назойливого шума лагеря – большая роскошь. Снаружи земля кишела насекомыми-паразитами, внутри императорского шатра рабы постоянно поддерживали чистоту. Ароматичные масла частично маскировали в шатре тот смрад, что плотно окутывал лагерь.

С определенной точки зрения императорский шатер мог показаться тихим пристанищем, но он, к сожалению, таковым не был. На самом деле он был одним из наиболее опасных мест во всем этом лагере. Император обладал абсолютной властью над жизнью и смертью. Чего бы Джегань ни сделал, ему не придется объяснять или оправдывать свои поступки.

– И все же, – сказал наконец Джегань, все еще стоя к ней спиной, – ответь на мой вопрос. Ты любишь его?

Никки вытерла лоб ослабевшей рукой.

– С каких это пор тебя стали беспокоить мои чувства? Подобная чушь никогда не препятствовала тебе насиловать меня.

– Почему вдруг возникает этот абсурд насчет изнасилования? – прорычал он, делая широкий шаг к ней. – Ты знаешь, что я испытываю к тебе чувства! И я знаю, что и ты испытываешь чувства ко мне!

Никки не собиралась отвечать. Он был прав в том, что она никогда раньше не предъявляла ему подобных возражений. Ей просто незачем было возражать. В прошлом она не верила, что ее жизнь принадлежит ей. Поэтому как она могла возражать Ордену, использующему ее для своих целей? Более того, как могла она возражать лидеру Ордена, использующего ее в своих целях?

Именно благодаря Ричарду она пришла к пониманию того, что ее жизнь есть ее собственность. А это означало, что и ее тело тоже ее собственность, и она не обязана предоставлять его кому угодно, если не хочет этого.

– Я знаю, чего ты добиваешься, Никки. – Он вновь сжал руки в кулаки. – Ты просто используешь его, чтобы вызвать у меня ревность. Пользуешься своими женскими фокусами, чтобы заставить меня бросить тебя вот на эту кровать и сорвать одежду… вот что тебе нужно на самом деле, и мы оба знаем это! Ты используешь его для соблазнения меня, искушая жаркой страстью к тебе. На самом же деле ты хочешь меня, но ты скрываешь свою истинную страсть за протестами об изнасиловании.

Никки хладнокровно оценила его возбужденные интонации.

– Твои яйца подсказывают тебе неверный ответ.

Он занес кулак. Она твердо стояла на ногах, глядя в клубящиеся формы, плывущие через полуночную черноту его глаз.

Наконец рука опустилась и повисла вдоль тела.

– Я предлагал тебе то, чего не предлагал никому. По сути, предлагал быть моей королевой, быть выше всех остальных. Ричард Рал ничего не может предложить тебе. Только я могу предложить тебе то, что может предложить император. Только я могу предложить тебе часть той власти, которая правит миром.

Никки обвела рукой просторный шатер.

– О, эта роскошь всеобъемлющего зла. И все будет мое, если только я откажусь от собственных мыслей и провозглашу абсолютную несправедливость добродетелью.

– Я предлагал тебе власть, предлагал править вместе со мной!

Никки бросила на него холодный взгляд и опустила руку.

– Нет, ты предлагал мне обязанность быть твоей блудницей и выполнять грязную работу, убивая тех, кто не склоняется перед твоей властью.

– Это власть Ордена! Эта война не во славу меня, и ты знаешь это! Это противостояние во имя Создателя – ради спасения человечества! Мы несем язычникам истинную волю Создателя. Мы несем учения Ордена тем, кто жаждет, чтобы их жизнь обрела смысл и цель.

Никки стояла, не произнося ни звука. Он был прав. Он, может, и наслаждается чрезвычайно интригами власти, но она знала, что он искренне верит, что является единственным защитником великого добра, воином, который проводит истинную волю Создателя, насаждая учения Ордена в этой жизни, с тем чтобы все люди могли добиться славы в жизни следующей.

Никки знала, и очень хорошо, что это за вера. Однако Джегань искренне верил.

Саму ее едва не смешило, насколько глупа та идеология, которую она совсем недавно развивала. В отличие от Джеганя и от большинства людей, которые следовали учениям Ордена, Никки принимала их, полагая, что должна так делать, потому что это единственный путь к добродетельной жизни. Она несла ярмо рабской зависимости от других, ненавидя себя за то, что не была счастлива этим. Сестры Света, однако, были не лучше, предлагая лишь иной оттенок бескорыстного служения, и потому она продолжала беспомощно барахтаться в объятиях Братства Ордена. Роль марионетки Ордена, используемой Джеганем, была одной из многих ее жертв, которые, по ее представлениям, были необходимы, чтобы быть достойным добродетельным человеком.

А затем все изменилось.

Как ей не хватало Ричарда!..

– Все, что ты несешь людям, это тысячелетия тьмы, – сказала она, не пытаясь вести спор с истинным верующим, чья теологическая концепция основана не на реальности, а на том, что проповедует Орден. – Все, что ты им дашь, это сбросишь мир в долгие и мрачные века варварства.

Он с минуту пристально смотрел на нее.

– Это не твои слова, Никки. Я знаю, что ты не думаешь так. Ты просто говоришь это, потому что именно так Лорд Рал изливает ненависть к своему ближнему. Ты повторяешь его слова, чтобы заставить меня думать, что любишь его.

– Что ж, возможно.

Он усмехнулся.

– Нет. – И покачал головой. – Нет, ты всего лишь пытаешься использовать его, чтобы обвести меня вокруг своего мизинца. Это обычное поведение женщин – пытаться манипулировать мужчинами и эксплуатировать их.

Чтобы увести его от дальнейшего обсуждения ее чувств к Ричарду, Никки сменила тему.

– Твои планы господства, твои планы распространить идеи Ордена всему миру – не работают. Тебе нужны все три шкатулки Одена. Я была возле умирающей сестры Тови. Она владела третьей шкатулкой, которую у нее украли.

– О, да, этот смелый Искатель, обладатель Меча Истины, – он изобразил удар мечом, – вмешался, чтобы стащить шкатулку Одена у ослабевшей сестры Тьмы. – Он бросил в ее сторону недовольный взгляд. – Я был там в то время, наблюдая за всем ее глазами.

Несомненно, он глазами Тови наблюдал и за Никки.

– Остается факт, что у этих сестер были все три шкатулки. Теперь эти сестры у тебя, но шкатулок только две.

Лукавая улыбка сменила его раздражение.

– О, не думаю, что это составляет такую большую проблему, как тебе кажется. Равно как не будет иметь значения, что ты привела эту шкатулку в действие. У меня есть способы обойти все эти трудности.

Никки отчасти встревожило, что ему известно о том, что она привела шкатулку в действие, но она постаралась не показать этого.

– И что это за способы?

Улыбка стала только шире.

– Что я был бы за император, если бы не имел планов на все возможные случаи? Не беспокойся, дорогая, все под контролем. В итоге скоро все три шкатулки воссоединятся. Когда они окажутся вновь вместе, я наконец-то использую силу Одена, чтобы смести всякое сопротивление господству Ордена.

– Если сможешь продержаться так долго.

Он снова стал раздражительным, вглядываясь в ничего не выражающее лицо Никки.

– Как прикажешь это понимать?

Она сделала жест рукой, указывая вдаль.

– Ричард Рал выпустил волчью стаю на твоих любимых овец.

– Что ты имеешь в виду?

Она выгнула бровь.

– Армия, которую ты преследовал по пути сюда, исчезла. Тебе не удалось уничтожить ее, верно? Подумай, где теперь эта армия.

– Она разбежались в страхе за свою жизнь.

Никки улыбнулась в ответ на его хмурый взгляд.

– Не совсем так. Д’харианская армия получила приказ вести войну в Древнем мире – вести ее с теми, кто поддерживает эту войну, с теми, кто порождает агрессию своими учениями и направляет ее на невинных. Этим людям придется столкнуться с последствиями того, что они послали убийц на север. Они, не менее чем ты, замарали свои руки в крови невинных жертв. Они думают, что далекое расстояние спасет их, но и будучи удаленными от зла, носителями которого служат, они не спасутся от собственных преступлений. Они поплатятся за них.

– Мне известно о самых последних грехах Лорда Рала. – На скулах Джеганя проступили мышцы, когда он скрипнул зубами. – Ричард Рал трус, он сражается с невинными женщинами и детьми, потому что не может сразиться с настоящими мужчинами.

– Было бы наихудшим вариантом своенравного невежества, если бы ты действительно верил в это, но ты ведь не веришь. Ты хочешь, чтобы другие верили в это, и потому тщательно подбираешь полуправду из того, что есть на самом деле, чтобы прикрыть дела Ордена подобием морали. Ты ищешь способ создать оправдание для того, что оправдания не имеет. Так сказать, прячешься за женские юбки, когда пускаешь стрелы, так что когда они возвращаются к тебе, ты можешь симулировать возмущение аморальным поведением.

Но твоя истинная цель в том, чтобы лишить тех, кого ты собираешься уничтожить, абсолютного права на самозащиту.

Ричард – человек, понимающий реальность той угрозы, которую представляют верования Ордена. И его не собьют с толку фальшивые словесные построения, призванные лишь скрыть правду. Он понимает, что, для того чтобы выжить, ему нужно быть достаточно сильным, чтобы уничтожить угрозу, независимо от того, какую форму она принимает, – даже если для этого необходимо уничтожить поля, что дают пищу твоим людям, которая поддерживает их силы, чтобы они могли и дальше резать глотки людей, мирно живущих собственной жизнью. И любой, защищающий эти поля, причастен к убийствам.

Ричард знает простую правду: без победы для его людей нет выживания, нет жизни.

– Эти люди сами доставляют себе страдания, сопротивляясь праведным учениям Ордена, – сказал Джегань.

Мышцы на его руках напряглись, кулаки сжались, а сам он ходил по комнате, находясь на грани приступа насилия. Император не любил, когда кто-то обсуждает его суждения, поэтому обошел вокруг Никки, излагая их с еще большей убежденностью, как будто повышенный тон и звучащая в голосе угроза могли перевесить прочие аргументы.

– Ричард Рал доказал свою порочность и безнравственность тех, кого ведет за собой, тем, что послал своих людей убивать невинных женщин и детей в Древнем мире, вместо того чтобы встать и сразиться с нашими воинами. Его зверства против женщин и детей доказывают, каким трусливым преступником он является. Наш долг – очистить мир от таких безобразных людей.

Никки сложила руки и не сводила с него пристального взгляда – одного их тех взглядов, которые предназначались для тех, кто не склонялся перед волей Ордена. Это был взгляд, который очень часто предшествовал тем акциям, благодаря которым она заслужила имя Госпожа Смерть. Этот взгляд заставлял остановиться даже императора.

– Все, живущие в Новом мире, невинны, – сказала она. – Они не объявляли войну Ордену, это Орден пришел к ним с войной. И потому справедливо, что люди в Древнем мире, включая и детей, будут страдать или будут убиты в сражениях. Какой выбор существует для этих людей? Продолжать быть истребляемыми на этой бойне и стать рабами – или задевать случайно и кого-то из невиновных? Сами они все невиновны. Как невиновны и все их дети. А теперь все они страдают.

Ты прекрасно знаешь, посетив разум сестры Улисии, о той тактике, которую она придумала, чтобы получить безопасность через договор с Ричардом, защищая таким образом свой разум от тебя. Сестра Улисия знала, что самой большой ценностью Ричард считает жизнь, так что она вынашивала план, что, когда ей удастся воспользоваться силой Одена и выпустить Хранителя преисподней из его заточения в мир мертвых, она дарует Ричарду Ралу вечную жизнь. То, что Ричард мог не поверить в возможность такой сделки или даже не принять ее, сестра Улисия полагала неважным. Она считала, что, пока предложение не сделано и не отклонено, намерение даровать ему вечную жизнь дает ей защиту против твоих возможностей сноходца.

Но ты-то при этом тайно посещал разум Улисии. Вот откуда и узнал, что представляет для Ричарда самую большую ценность: жизнь.

Однако это для тебя чуждая концепция, нечто непостижимое. Жизнь не представляет ценности для Ордена. Нас учат, что наши жизни – лишь бессмысленное переходное состояние на пути к вечной загробной жизни. Следует верить, что эта жизнь всего лишь сосуд, скорлупа, чтобы удерживать нашу душу, пока она не сможет достичь высшего уровня существования. Орден учит, что слава в загробной жизни – и есть величайшая ценность, и что эта слава должна быть заслужена путем принесения в жертву собственной жизни делу Ордена. Таким образом, Орден ценит только смерть.

Ты считаешь тех, кто ценит жизнь, слабыми и низшими существами. Ты не понимаешь, что жизнь – жизнь в целом – означает для таких людей, как Ричард, но при этом знаешь, как воспользоваться тем, что тебе удалось узнать.

Ты используешь то, что они ценят, чтобы попытаться запугать Ричарда, отвадить его от стремления к защите всей жизни на земле. Распространяя пропаганду, где он представлен как убийца женщин и детей, ты веришь, что можешь умалить его мужество, заставить его отказаться от нападения из-за того, что может погибнуть гражданское население и что это ограничит его собственную защиту.

Как опытный воин, ты хорошо осведомлен, что войны не выигрываются в обороне. Без силового воздействия, необходимого для того, чтобы сокрушить злостные верования агрессора, нет надежды выиграть войну, в первую очередь из-за того, что эти верования и стали причиной этой войны.

Ричард тоже знает, что войны не выигрывают в обороне, и единственный способ закончить войну как можно скорее и с минимальными потерями для жизни состоит в том, чтобы лишить агрессора возможности нанести ущерб и разрушить их преданность тем верованиям, которые и послужили причиной их превентивного нападения.

Цель твоих столь сенсационных обвинений против человека, который так ценит жизнь, состоит в том, чтобы скомпрометировать, опозорить и запятнать его, вызывая у него боязнь действовать так, как это необходимо для того, чтобы победить.

Этой полуправдой ты совершаешь отвлекающий маневр, лишь бы заставить всех отвернуться глаза от реального смысла ваших верований и заполучить новообращенных поклонников искаженной идеологии Ордена. Ты обвиняешь других в том, в чем на самом деле виновен сам, зная, что это вызовет всплеск эмоций.

Но в конечном счете эти драматические обвинения оказываются всего лишь прикрытием – стараниями создать оправдание и узаконить запланированные тобой убийства бесчисленного множества людей.

Мы с тобой оба знаем правду о бесчисленных трупах женщин и детей, которые оставляет Орден на своем пути, но они игнорируются в твоем напускном возмущении. Твоя жестокость, дикость и безжалостность по отношению к тем, кто не сделал ровным счетом ничего людям Древнего мира, и составляют истинную природу твоих верований. Твои чудовищные зверства еще более усугубляются тем, что ты обвиняешь жертву в преступлениях, которые совершил сам, точно так же, как винишь меня в учиненном надо мной насилии.

Я была там в тот день, когда Ричард отдавал войскам эти приказы. И я знаю правду.

Правда состоит в том, что разум большинства людей в Древнем мире безнадежно измаран их фанатической преданностью идеям, результатом которых становятся лишь страдания и смерть. Эти люди – за гранью возможности исправления разума. Ричард знает, что со злом можно обходиться лишь одним способом: избавив человечество от его оков, сделать приверженность таким верованиям нетерпимой.

Орден будет вести эту войну до последнего. Ричард знает, что его люди не могут выжить, пытаясь сосуществовать с подобным злом, или простить тех, кто его взращивает.

Орден стремится к уничтожению свободы. Нож, который он пытается всадить в сердце Ричарду, поднят из приверженности к безнравственным верованиям. И Ричард понимает, что ему необходимо уничтожить источник этих верований, или всем свободомыслящим людям придется от рук тех, кого воодушевляют и кормят их собратья из Древнего мира.

Война – ужасное занятие. Чем быстрее она закончится, тем меньше страданий и смерти принесет. Такова цель Ричарда. Малодушный съежился бы при мысли о том, что ему предстоит сделать, из-за страха быть раскритикованным нечестивцами. Ричард не собирался допустить, чтобы его останавливали словами лицемеров и противников.

Правда заключается в том, что его приказ предусматривал, что его солдаты всякий раз, когда это позволяет ситуация, не должны причинять ущерб людям, но главнейшая их цель – скорейшее окончание войны. И чтобы добиться этого, им нужно разрушить способность Ордена вести войну. Как воины, они несут ответственность, которую Ричард Рал возложил на них, и защищают право своего народа на существование. Он сказал им, что все остальное неважно и ведет только к могилам.

Эта война – всего лишь продолжение великой войны, что бушевала в древние времена, но практически так и не закончилась. Древний мир вновь оказался добычей порочных идей Ордена. Сколько жизней уже потеряно без всякой пользы из-за этих верований? И сколько еще они заберут?

В прошлый раз у тех, кто боролся в подобными учениями, не хватило мужества, чтобы сокрушить их, обратив в холодный безжизненный пепел, а в результате эта древняя война разгорелась снова, запаленная руками Братства Ордена. Как и в тот раз, она была зажжена все теми же бездумными идеями, в которые каждый должен поверить с тем же отчаянием, что и они, или умереть.

Ричард понимает, что сейчас с этим требуется покончить раз и навсегда, что мир живого должен быть очищен от яда Ордена. И ему хватит мужества сделать именно это. На него не повлияют ваши ядовитые упреки. Его не волнует, что подумают о нем другие люди. Его заботит только то, чтобы они не смогли вновь причинять вред ни ему, ни тем, кто находится на его попечении.

И чтобы обеспечить это, те, кто проповедует ненависть Ордена, будут выслежены и убиты.

Армия Д’Хары не сравнима с войсками Имперского Ордена, но они будут истощать твои силы. Они будут жечь посевы и сады, разрушать мельницы и конюшни, крушить дамбы и каналы. Всякий, кто окажет сопротивление их попыткам лишить Древний мир возможности поддерживать войну, будет уничтожен.

А самое главное, что эти войска будут перерезать линии снабжения, ведущие на север. Лишить вас возможности убивать этих людей – вот единственная цель Ричарда. В отличие от тебя, он не пытается преподать кому-то урок превосходства – но только старается остановить тебя.

Не будет никакой финальной битвы, чтобы завершить все, как предусмотрено твоим планом. Ричарда не интересует, как именно будут остановлены твои люди, но только то, чтобы они были остановлены – раз и навсегда.

Без припасов твоя армия лишится силы и погибнет здесь, на этой голой равнине. Этого будет достаточно для победы.

Джегань улыбнулся так, что это, в свою очередь, заставило Никки остановиться.

– Дорогая, Древний мир очень велик. Они просто напрасно тратят свои силы, сжигая посевы. Им не под силу объять необъятное.

– Им это и не нужно.

Он пожал плечами.

– Они могут нападать то там, то здесь на караваны с припасами, но это будут всего лишь пожертвования наших людей, сделанные ради продвижения общего дела. Каковы бы ни были эти потери, они – всего лишь плата за достижение высокой морали.

Понимая, насколько ценна окончательная победа, я уже распорядился о чрезвычайном увеличении числа караванов снабжения, отправляемых на север нашим доблестным войскам. Мы сможем отправить к армии больше и людей, и припасов, чем Ричард может надеяться задержать.

Люди Древнего мира готовы жертвовать тем, чем потребуется, для того чтобы видеть, что у нас есть все необходимое для продолжения нашего дела. Цена станет выше, но наши люди будут рады понести эти расходы. Скорее всего, ты права, многие из тех караванов будут уничтожены, но сил д’харианской армии недостаточно, чтобы остановить их все.

Никки внутренне сжалась.

– Пустое хвастовство.

– Если не веришь, сама сможешь убедиться, говорю ли я правду. Довольно скоро сюда прибудет очередной идущий к нам караван. Этот караван с припасами такой длинный, что нужно стоять на одном месте почти два дня, чтобы проследить, пока он весь пройдет мимо. Не беспокойся, у наших доблестных воинов будет достаточно припасов, чтобы довести эту войну до завершения.

Никки покачала головой.

– Ты не видишь всей картины. Если тебе не удастся захватить и уничтожить д’харианские силы, ты не сможешь выиграть эту войну. В Древнем мире, как и повсюду, есть люди, которые стремятся жить собственной жизнью, так, как хотят они сами. Орден своими учениями может обмануть многих, но везде остаются отдельные люди, живущие своим умом и понимающие правду жизни. И по всему Древнему миру достаточно таких людей, готовых повернуться против Ордена.

К примеру, хотя бы, Алтур-Ранг. Я была там, когда он пал. Он был местом бескрайнего страдания под правлением Имперского Ордена. Теперь, когда он сбросил эти кандалы, люди там просто благоденствуют. Другие люди увидят там эти перемены и будут стремиться к тому, чтобы жить самостоятельно. Они тоже захотят процветания.

Джегань выглядел оскорбленным, что вынужден слушать такие речи.

– Процветания? Они всего лишь язычники, пляшущие на земле, которая станет их могилой. Они будут сокрушены. И это будет именно то, что должны видеть люди, – что Орден должным образом наказывает тех, кто избегает исполнения своего долга перед ближним. Наказание, которое они понесут за себялюбие, запомнится им на тысячи лет.

– А как же д’харианские войска? Эти волки, выпущенные на твоих овец? Их не так-то легко уничтожить. Они будут продолжать подрывать власть Ордена. Они будут продолжать преследовать тех, кто повинен в том, что война пришла на север, потрошить сердце Ордена – его Братство.

Джегань усмехнулся.

– О, дорогая, на этот счет ты ошибаешься. Ты забыла о шкатулках Одена.

– У тебя их только две.

– В данный момент, возможно, и так, но у меня будут все три. И когда я получу их, то высвобожу силу Одена, чтобы она служила нам. С помощью силы Одена все противодействие будет сметено огненной бурей нашего праведного дела. Я использую ее, чтобы выжечь плоть каждого из д’харианских воинов, и оставлю всех их умирать медленной, мучительной смертью. Преследуемые силой Одена, они не найдут места, где могли бы спрятаться. Их крики будут услаждать праведный гнев наших людей, страдающих сейчас от их жестокости. И каждого из изменников-язычников в Алтур-Ранге я заставлю страдать за предательство наших учений.

Сила Одена послужит делу Братства Ордена и, в конечном счете, уничтожит войска Д’Хары, где бы те ни были.

Я сотру кости Ричарда в пыль. Он, можно считать, уже мертв, но пока просто не знает этого.

Мрачная усмешка Джеганя вызвала у Никки неприятные мурашки.

– Но сперва, – сказал он почти с восторгом, – я позволю ему жить достаточно долго, чтобы он все это увидел; достаточно долго для истинного страдания. Ты же знаешь, мне нравится, чтобы те, кто противились моей воле, жили достаточно долго, чтобы выдержать боль надлежащего страдания.

Его голос понизился до хриплого шепота.

– И под конец у меня есть в запасе нечто очень, очень дорогое и милое для Ричарда Рала. Получив под контроль силу Одена, я в конечном итоге смогу доставить ему боль, какую он не в состоянии даже вообразить. Я доставлю ему такое эмоциональное страдание, которое сломит его дух и растерзает его душу, прежде чем погибнет его бренное тело.

Никки поняла, что Джегань говорит о Кэлен, но постаралась не показывать ему, что знает об этом. От нее потребовалась вся сила воли, чтобы не бросить взгляд в ее сторону, не показать, что она видит ее.

– Победа будет за нами, – сказал он. – Я предлагаю тебе возможность вернуться на мою сторону… на сторону Ордена. Ведь в конечном счете у тебя нет иного выбора, как смириться с волей Создателя. И сейчас для тебя как раз самое время признать моральную ответственность за ближнего.

Она знала, с той самой минуты, когда вступила в лагерь, что у нее нет возможности избежать неизбежного. Она больше никогда не увидит ни Ричарда, ни свободы.

Джегань сделал пространный жест рукой.

– Ты не сможешь ничего добиться своим детским увлечением Ричардом Ралом.

Никки знала, что будет, если она не подчинится его власти и не примет его предложение. Если она не согласится, он постарается сделать ее пребывание здесь как можно более мучительным.

Но теперь ее жизнь принадлежит ей, и она не собиралась добровольно отказываться от нее.

– Если ты намерен стереть Ричарда Рала в порошок, – заметила она самым снисходительным тоном, – если для тебя он не представляет никакой проблемы, то почему ты так озабочен им? – Она выгнула бровь. – А тем более, почему ревнуешь?

Лицо Джеганя внезапно покраснело от ярости. Он схватил ее за горло и с ревом швырнул на кровать. Никки успела сделать лишь короткий вдох, прежде чем он навалился на нее. Он оседлал ее, затем наклонился в сторону и взял что-то. Под его весом она едва могла дышать.

Мясистой рукой он обхватил ее лицо, чтобы удержать ее голову, несмотря на то, что она не делала попыток сопротивляться. Пальцами другой руки он оттянул ее нижнюю губу. Когда же Джегань отпустил ее лицо, она увидела, что в руке он держит острое шило.

Он воткнул шило в ее губу и покачал им, делая отверстие пошире. Слезы от боли жгли ей глаза. Она боялась пошевелиться, чтобы он не порвал ей губу.

Выдернув шило, он продел через только что проколотую губу имеющее разрыв золотое кольцо. Затем, наклонившись вперед, замкнул кольцо зубами.

Его щетина проскребла по ее щеке, когда он, прижимаясь, наклонился ниже и прошептал ей на ухо:

– Теперь ты моя. До того дня, пока я не решу, что ты должна умереть, твоя жизнь принадлежит мне. Оставь любые мысли относительно Ричарда Рала. Когда я покончу с тобой здесь, ты отправишься к Хранителю за измену мне.

Выпрямившись, он шлепнул ее по щеке. От мощного удара зубы у нее клацнули.

– Твои блудни с Ричардом Ралом закончились. Довольно скоро ты будешь умолять и признаваться, что просто пыталась вызвать мою ревность, и что моя постель – то самое место, где ты всегда только и хотела быть.

Никки уставилась на него, не выражая никаких эмоций и не произнося ни слова.

Он ударил ее по лицу сжатым кулаком.

– Признай же это!

Собрав все силы, Никки постаралась удержать свой голос спокойным.

– Нельзя заставить кого-то проявлять интерес к твоей персоне с помощью кулаков.

– Ты сама вынудила меня сделать это! В этом только твоя вина! Ты говоришь такие вещи, которые приводят меня в ярость, и сама знаешь об этом. Я не ударил бы тебя, если бы ты не подтолкнула меня к этому. Это ты во всем виновата.

И, будто в доказательство своей точки зрения, он выдал еще два мощных удара по ее лицу. Никки изо всех сил старалась не обращать внимания на боль. Она знала, что это еще только начало.

Никки пристально смотрела на него и ничего не говорила. Она уже много раз бывала под ним и хорошо представляла, что за этим последует.

Она уже замкнулась в самом дальнем уголке своего сознания. Ее мысли избегали фокусироваться на человеке, возвышающемся над ней и избивающем ее. Взгляд блуждал по потолку шатра.

И когда его кулаки продолжили наносить удары, она едва ощущала это. Там, где-то вдалеке, страдало ее тело.

Дышать приходилось через пузырящуюся кровь.

Она поняла, что он стаскивает с нее платье. Большие руки ощупывали ее тело, но она не обращала внимания и на это.

Вместо этого – пока Джегань бил ее, хватал руками, залезал на нее и раздвигал ее ноги, – она думала о Ричарде, о том, что он всегда относился к ней с уважением.

А когда начался настоящий кошмар, в мечтах она была совсем в другом месте.

Глава 24

Рэчел тыльной стороной запястья отерла пот со лба. Она понимала, что как только прекратит работу, то начнет мерзнуть, но исходила потом. Уговорить себя передохнуть оказалось трудно, потому что она очень спешила. Девочка понимала, что сейчас, остановившись на ночь, могла бы и не спешить, но по-прежнему чувствовала побуждение продолжать мчаться во весь опор, так что теперь состязалась сама с собой в скорости, занявшись постройкой убежища для ночлега.

Ей не хотелось думать о том, что с ней случится, если она не поспешит.

Сосновые ветви, которые она срезала и прислонила вертикально к невысокой каменной стенке, должны были защитить ее от холодного ветра. Она укрепила их сухими кедровыми ветками, которые нашла поблизости. Срезать ножом живые сосновые ветви оказалось нелегко. Чейз научил ее, как строить убежище. То, которое она устроила сейчас, он наверняка оценил бы очень низко, но без топора это было лучшее, на что она способна. По крайней мере лучшее из того, что она готова была делать. Потому что единственным ее реальным намерением была настоятельная спешка.

Рэчел привязала лошадь неподалеку, напоив ее перед этим из близлежащего ручья. Она позаботилась о том, чтобы привязь была достаточной длинной, чтобы животное могло щипать траву, росшую вдоль берега.

С помощью кремня, найденного в седельной сумке, она развела огонь внутри пространства, защищенного от ветра воздвигнутым ею сооружением из веток. Было ужасно страшно находиться одной среди необитаемых просторов, да еще ночью. Тут могли быть медведи, или кугуары, или просто волки. Огонь помогал ей чувствовать себя в некоторой безопасности, пока она подремлет в ожидании первых лучей солнца. С рассветом необходимо будет отправиться дальше в путь. Ей нужно спешить.

Начав замерзать, Рэчел подбросила еще немного собранного ею хвороста в огонь, затем уселась на небольшое одеяло, наброшенное поверх сосновых веток. Чейз учил ее, что свежая подстилка из сосновых или еловых ветвей будет изолировать от земли и сохранять тепло. Спиной она прислонилась к каменной стене, чтобы никто и ничто не могло подкрасться сзади. И по мере того как темнело, ей становилось все страшнее.

Чтобы отвлечься, Рэчел подтянула поближе седельные сумки и достала вяленое мясо. Прямо зубами оторвала кусок и некоторое время посасывала его, стараясь, чтобы ощущаемый ею вкус начал утолять терзавший ее голод. Еды у нее оставалось немного, так что она старалась растянуть подольше то, что было. Но и этого куска хватило ненадолго: очень скоро она сжевала его и проглотила.

Затем она отломила кусочек твердого хлебца из запеченного пресного теста и, удерживая в ладони, накапала на него немного воды из кожаного мешка, чтобы слегка размягчить, перед тем как сжевать. Эти хлебцы были твердые как камень. Вяленое мясо жевать было куда легче, чем такой хлеб, зато хлеба у нее было гораздо больше.

По пути она пыталась искать ягоды, но осень уже давно закончилась, и найти ничего не удалось. Однажды ей попалась дикая яблоня. Яблоки были хотя и вялые, но выглядели так, что могли оказаться вполне съедобными, однако она точно знала, что красные плоды есть нельзя. Красные были ядовитые. И, несмотря на голод, она предпочла ограничиться вяленым мясом и сухими хлебцами – потому что не хотела отравиться.

Рэчел тихо сидела некоторое время, пожевывая вяленое мясо и глядя в огонь. И прислушивалась ко всему, что могло оказаться в темноте, окружающей костер. Она не хотела оказаться застигнутой врасплох голодным животным, которое сочтет ее вполне подходящей пищей.

Когда же она подняла взгляд, то обнаружила, что по другую сторону костра прямо перед ней стоит женщина.

У Рэчел сперло дыхание. Она попыталась отползти назад, но как раз за ее спиной находилась каменная стена. Тогда она решила, что при необходимости может ускользнуть в сторону, и на всякий случай схватила нож.

– Пожалуйста, не пугайся.

Рэчел показалось, что это самый приятный, самый ласковый голос, какой она только слышала в своей жизни. Однако она не была так глупа, чтобы попадаться на благозвучную речь.

Она пристально посмотрела на женщину, пытаясь решить, что делать, в то время как женщина разглядывала ее. Она не выглядела угрожающей. И не делала ничего, что могло показаться недружелюбным. Хотя появилась среди глухого, необитаемого места.

В ней было что-то такое, что выглядело слегка знакомым. Ее приятный голос все еще звучал в сознании Рэчел. Женщина была довольно симпатична, у нее простые подстриженные светлые волосы, руки свободно свисают, ладони сложены впереди, пальцы свободно переплетены вместе. На ней простая льняная одежда, доходящая до земли. Шаль, наброшенная на плечи, окрашена хной в красно-коричневый тон.

В скромном платье она выглядела скорее как простолюдинка, а не женщина из высшего общества. Живя во дворце в Тамаранге, девочка много узнала о знатных дамах. Таким, как Рэчел, титулованные особы обычно доставляли только неприятности.

– Могу я присесть и разделить с тобой тепло этого костра? – спросила женщина голосом, который пленял Рэчел каждым словом.

– Нет.

– Нет?

– Нет. Я не знаю тебя. Держись подальше отсюда.

Женщина слегка улыбнулась.

– Ты уверена, что не знаешь меня, Рэчел?

Рэчел сглотнула. По ее рукам забегали мурашки.

Улыбка стала чуть шире – и в ней не было ни коварства, ни искусственности, а лишь мягкосердечие и отзывчивость. И глаза женщины тоже светились мягкостью, создавая впечатление, будто они никогда не могли источать зло. Тем не менее это никак не уменьшило опасений Рэчел. В прошлом ее, бывало, обманывали привлекательные и миловидные дамочки.

– Ты не хочешь съесть чего-нибудь другого, вместо походной сухой пищи?

– Мне и так неплохо, – ответила Рэчел. – Я хотела сказать, что ценю ваше предложение, это очень любезно с вашей стороны, но мне и так хорошо, благодарю.

Женщина наклонилась и подняла что-то, лежавшее на земле сзади нее. Когда она выпрямилась, Рэчел увидела, что это связка небольших форелей.

Женщина подняла их повыше.

– В таком случае, можно я просто воспользуюсь твоим огнем, чтобы приготовить их для себя?

Рэчел с трудом попыталась сообразить. Ей необходимо спешить. И это, похоже, все, на чем следует сосредоточить внимание, – ей необходимо спешить. Но, расположившись здесь на стоянку, она все равно не могла спешить. Она не покинет это место, пока не наступит рассвет.

– Думаю, ты вполне можешь приготовить свою рыбу на этом огне.

Женщина вновь улыбнулась. На эту улыбку отозвались какие-то струны в сердце Рэчел.

– Спасибо. Я не доставлю тебе никаких неприятностей.

Она повернулась и в одно мгновение исчезла в ночи. Рэчел не имела представления, куда она отправилась или почему. Связка рыб все еще лежала неподалеку. Рэчел продолжала сидеть, прислушиваясь к темноте, в то время как костер шипел и потрескивал. Она крепко сжимала в руке нож и напрягала слух, стараясь уловить в окружающей темноте какой-либо признак еще кого-то.

Вернувшись, женщина принесла с собой охапку больших кленовых листьев, некоторые из которых оказались покрыты толстым слоем вязкого ила. Присев на корточки и занявшись приготовлением рыбы, женщина не произнесла ни слова. Она завернула каждую в чистый кленовый лист, затем обмазала вязким илом и завернула в еще один лист. Соорудив таким способом с помощью ила что-то типа формы для запекания, она осторожно поместила рыбу на огонь.

Все это время Рэчел наблюдала за ней. Было трудно не делать этого. Рэчел никак не удавалось оторвать взгляд от этой женщины. В ней было что-то такое, что заставляло девочку испытывать боль от страстного желания быть рядом с ней. Тем не менее чувство осторожности не позволяло этого делать.

А кроме того, она спешила.

Женщина отошла на несколько шагов, вероятно, чтобы не тревожить Рэчел, и уселась на земле, подобрав под себя ноги, собираясь ждать, когда будет готова ее рыба. В холодном ночном воздухе пламя весело плясало, выбрасывая вверх искры всякий раз, когда дерево «стреляло». Время от времени женщина грела руки, протягивая их к огню.

Рэчел с трудом старалась не думать о рыбе. Она пахла восхитительно. Уже можно было представить, какой у нее удивительный вкус. Но девочка уже сказала, что ничего не хочет.

А затем Рэчел осознала, что на один из заданных вопросов так и не получила ответа.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Женщина пожала одним плечом.

– Должно быть, его прошептали мне на ухо добрые духи.

Рэчел подумала, что глупее ничего в жизни не слышала. Не удержавшись, она хихикнула.

– Говоря по правде, – сказала женщина уже более серьезно, – я помню тебя.

Мурашки моментально вернулись.

– По замку в Тамаранге?

Женщина покачала головой.

– Нет. Раньше.

Рэчел нахмурилась.

– По приюту для сирот?

Женщина едва слышно вздохнула, подтверждая это. Внезапно она стала печальной.

Они вместе наблюдали, как кружилось и подрагивало пламя и отбрасывало свет на невысокую каменную стенку и прислоненные к ней сосновые ветви. Издалека доносился долгий одинокий вой койота. Всякий раз, когда завывал койот, Рэчел радовалась тому, что у нее есть огонь. Без костра она могла бы запросто стать добычей для волков и других хищников.

Где-то неподалеку попискивали и жужжали крупные насекомые, мотыльки кругами носились через освещенное пространство. Искры крутились и поднимались в ночное небо, словно намеревались соединиться со звездами. Все это убаюкивало Рэчел.

– Думаю, рыба уже готова, – сказала женщина бодрым голосом.

Она стремительно подалась вперед и, пользуясь палкой, выкатила из огня импровизированную духовку. Развернув листья, она извлекла находившуюся внутри рыбу. Та была горячей и поблескивала чешуей.

Женщина отломила кусок и попробовала – и даже простонала от восторга, настолько рыба оказалась хороша на вкус.

После этого она отломила часть небольшой форели, положила на кленовый лист и предложила это Рэчел. Та продолжала сидеть, уставившись на протянутую к ней руку. Она ведь уже сказала этой женщине, что не хочет рыбы.

– Спасибо, но у меня есть своя еда. Это ваша рыба.

– Глупо. У меня рыбы больше, чем мне нужно. Прошу тебя, съешь кусочек вместе со мной. В конце концов, я ведь пользовалась огнем, над разведением которого трудилась ты, и это самое малое, что я могу дать взамен.

Рэчел не сводила глаз с соблазнительно выглядящей рыбы на кленовом листе на ладони женщины.

– Ну, если вы так считаете, то я, пожалуй, возьму.

Женщина улыбнулась, и мир вдруг превратился в самое прекрасное место. Рэчел подумала, что такая улыбка должна быть у матери – наполненная простым восторгом от чуда самой жизнью.

Она старалась не есть рыбу с чрезмерной жадностью. И то, что та оказалась слишком горячей, помогало Рэчел не торопиться. Это, и еще мелкие острые косточки. Было так здорово есть горячую еду, что ей хотелось кричать о радости. Когда она наконец покончила с рыбой, женщина протянула ей другую. И Рэчел взяла ее без малейших колебаний. Ей было необходимо поесть. Она уговаривала себя, что ей нужно быть сильной, чтобы поскорее завершить путь. Нежная рыба растопила острые муки голода, поселившиеся где-то в самой глубине желудка, рассеяла боль. Рэчел съела еще четыре рыбины, прежде чем ощутила, что наелась.

– Тебе не следует завтра гнать лошадь, – сказала женщина. – Если ты будешь так делать, она сдохнет по дороге.

Рэчел прищурилась.

– Откуда ты знаешь?

– Я осмотрела твою лошадью, когда проходила через твой лагерь. Она в очень жалком состоянии.

Рэчел почувствовала себя неловко за лошадь, но ей необходимо было спешить. Она не могла задерживаться ни из-за чего. Ей нужно торопиться.

– Если я буду ехать медленнее, они поймают меня.

Женщина вскинула голову.

– Кто поймает тебя?

– Эти призраки-гоблы.

– А, понимаю.

– Гоблы гонятся за мной. Всякий раз, когда я двигаюсь недостаточно быстро, они начинают подбираться ближе. – Слезы жгли глаза Рэчел. – Я не хочу, чтобы эти призраки поймали меня.

Женщина только что была по ту сторону костра – затем оказалась прямо рядом с ней, обнимая ее, давая утешение и защиту. Это было таким приятным ощущением, что Рэчел расплакалась в спокойной гавани этой защиты. Ей необходимо спешить. Ее преследовал страх.

– Если ты загонишь лошадь, – сказала женщина мягким добрым голосом, – эти призраки точно поймают тебя, не так ли? Езжай на ней чуть медленнее, у тебя есть в запасе время.

Рэчел прижалась к изгибу обнимающей ее руки.

– Ты уверена?

– Да, уверена. Нужно дать лошади набраться сил. Не будет ничего хорошего в том, что ты загонишь животное. Поверь мне, тебе не выбраться из этой пустынной местности без лошади.

– Потому что тогда эти гоблы поймают меня?

Женщина кивнула.

– Потому что тогда гоблы поймают тебя.

По спине Рэчел пробежала дрожь, но женщина еще сильнее обняла ее, и дрожь исчезла. Рэчел осознала, что держит во рту кромку ее платья, точно так, как она делала это, когда была маленькой.

– Протяни руку, – сказала женщина все тем же успокаивающим голосом. – У меня для тебя кое-что есть.

– Что же?

– Протяни руку.

Когда же Рэчел протянула руку, женщина вложила в нее что-то очень небольшое. Рэчел поднесла это поближе к глазам, пытаясь лучше рассмотреть. Что-то угловатое и твердое.

– Положи это в карман.

Рэчел взглянула на доброе лицо, следившее за ней.

– Зачем?

– Затем, что это тебе понадобится.

– Понадобится мне? Вот это? А зачем мне это понадобится?

– Ты узнаешь об этом, когда придет время. Узнаешь, когда оно понадобится тебе. Тогда ты вспомнишь, что это находится у тебя в кармане.

– Но что это такое?

Женщина улыбнулась своей удивительной улыбкой.

– Это то, что понадобится тебе, Рэчел.

По-прежнему сбитая с толку, Рэчел не могла понять, как решить эту загадку. И сунула этот небольшой предмет в карман.

– Это магия? – спросила Рэчел.

– Нет, – сказала женщина. – Это не магия. Но это то, что тебе понадобится.

– Это спасет меня?

– Теперь мне нужно уйти, – сказала женщина.

Рэчел ощутила комок, подступающий к ее горлу.

– Разве ты не могла бы еще посидеть у огня?

Женщина посмотрела на нее добрыми понимающими глазами.

– Пожалуй, да.

Рэчел вновь ощутила мурашки на руках. Она поняла, кто эта женщина.

– Ведь ты моя мать, не правда ли?

Женщина провела ладонью по волосам Рэчел. Ее улыбка была печальной. А по щеке скатилась слеза.

Рэчел знала, что ее мать умерла – по крайней мере так ей сказали.

Может быть, это добрый дух ее матери?

Девочка открыла было рот, чтобы заговорить вновь, но мать мягко остановила ее, слегка коснувшись своей головой ее головы.

– Тебе нужно отдохнуть. Я послежу за тобой. Спи. Со мной ты будешь в безопасности.

А Рэчел так устала. Она прислушивалась к удивительному звуку, с которым билось сердце ее матери. Она обняла ее и уткнулась в нее носом.

У Рэчел были тысячи вопросов, но не удавалось вымолвить ни одного сквозь тот ком, что застрял у нее в горле. И кроме того, ей вовсе не хотелось говорить. Она хотела лишь одного: оставаться под защитой материнских рук.

Она искренне любила Чейза, но это ощущение было чем-то особенным, не сравнимым ни с чем. Чейза она любила неистово; это же чувство было прекрасным и удивительным само по себе. Как будто сошлись две половинки, составляющие целое.

Рэчел поняла, что заснула, только когда открыла глаза и увидела, что становится светлее. Темно-лиловые облака на восточной стороне неба, казалось, пытались спрятать разгорающийся свет.

И она резко села.

От костра остались лишь остывшая зола и угли.

Она оказалась одна.

И прежде чем она смогла подумать о чем-то еще, прежде чем нашла время для печали, все смел главный порыв: необходимость спешить.

Словно обезумевшая, она как можно быстрее собрала свои вещи – одеяло, кремень и огниво, кожаный мешок с водой – и затолкала их в седельные сумки. Неподалеку стояла лошадь, наблюдавшая за ней.

Ей нужно постараться не гнать лошадь слишком быстро. Если она загонит лошадь и та упадет, ей придется идти пешком.

И тогда эти призраки-гоблы поймают ее.

Глава 25

Кэлен осторожно и заботливо обхватила ладонями дрожащую, безвольно повисшую руку Никки. Она надеялась, что через это прикосновение, посредством такого простого действия женщина, лежавшая на кровати Джеганя и покрытая кровью, сможет получить хотя бы небольшую долю утешения. Кэлен, переполненная сочувствием, могла предложить лишь эту маленькую помощь.

Прошедшая ночь была ужасной, просто чудовищной. Джегань частенько приводил на свое ложе женщин-пленниц. При этом, бывало, избивал и калечил их, либо потому что не сдержал своей силы, либо из намерения причинить вред, когда они поступали неправильно.

Но на этот раз было совершенно иначе. С Никки он дал выход своей раздраженной ревности.

Никакой другой женщине он не причинял столько страданий, сколько Никки. И Кэлен понимала, что он сводил счеты, взимал долги, заставлял Никки платить за ее вероломное предательство.

Но, с другой стороны, Джегань демонстрировал Кэлен, какое обхождение ее ожидает, когда ее память окончательно восстановится. Она постаралась отключиться от всего, что видит или слышит, чтобы не мучиться и не терять рассудок, и попыталась думать о будущем.

Не отходя от Никки, Кэлен высвободила одну руку и повернулась, чтобы взять кожаный мешок с водой, лежавший неподалеку. Никки с трудом держалась за другую руку, по-видимому, опасаясь лишиться этого знака человеческого внимания.

– Вот, – сказала Кэлен голосом более тихим, чем шепот, поднося мешок к губам Никки. Засохшие брызги крови покрывали ее лицо и волосы.

Никакой другой реакции, кроме едва ощутимого пожатия руки Кэлен, Никки не проявляла.

– Пей, – настаивала Кэлен. – Это вода.

Никки не сделала ни малейшей попытки пить, так что Кэлен пришлось пустить тонкую струйку воды на ее пересохшие губы, а затем и в рот. Она глотнула, затем, вскрикнув от боли, отвернула голову.

– Тсс, – упрашивала ее Кэлен. – Я знаю, это больно, но постарайся быть потише. И тебе необходимо попить еще. Тебе нужна вода. Когда тебе плохо, организму требуется вода, чтобы тебе стало лучше.

При том, сколько он душил ее, пока бесновался от ярости, казалось просто чудом, что Джегань не раздавил ей дыхательное горло. Его крепкие руки оставили свинцовые синяки, и не только на ее шее.

Голубые глаза Никки медленно открылись, фокусируясь на лице Кэлен. Та находилась ниже, сидя на полу рядом с кроватью. Она придвинулась поближе к Никки и старалась говорить как можно тише, чтобы это не доносилось до тех, кто находился по ту сторону занавеса спальни. Она не хотела, чтобы кто-то знал, что она разговаривает с Никки. Ведь Никки не хотела, чтобы Джегань знал, что она способна видеть Кэлен. Кэлен всегда считала, что не следует позволять врагу узнать больше, чем абсолютно необходимо. Очевидно, Никки рассуждала так же.

Хоть это и было неудобно – перегибаться через край кровати, – Кэлен не отважилась встать с ковра. Она знала о последствиях непослушания, а Джегань приказал ей оставаться на полу.

Рваный разрез по линии волос в правой части лба Никки все еще кровоточил. Скользящий удар увешанного кольцами кулака Джеганя сорвал здесь лоскут кожи. Кэлен взяла небольшой кусок ткани, свернула его и осторожно прижала к ране на лбу Никки, подгоняя на место кусок кожи и прижимая его, чтобы остановить кровь. Ткань в считанные минуты пропиталась кровью. При всем ее стремлении чем-то помочь, Кэлен не могла придумать ничего другого, как попытаться частично остановить кровь и предложить еще глоток воды.

Рана от золотого кольца, проделанная в нижней губе Никки, все еще сочилась, от нее шел кровавый след по подбородку и шее, но была не такой серьезной, как рана на лбу, и Кэлен не пыталась делать с ней что-то.

Она осторожно убрала прядь светлых волос с лица Никки.

– Мне так жаль, что он сделал это с тобой.

Никки слабо кивнула, ее подбородок подрагивал, когда она глотала слезы.

– Я так хотела остановить его, – сказала Кэлен.

Тыльной стороной пальца Никки смахнула слезу, бежавшую по щеке Кэлен.

– Ты все равно ничего не смогла бы сделать, – сумела проговорить она. – Ничего.

Голос ее был очень слабый, но, несмотря на это, сохранил все то же вкрадчивое обаяние, как и прежде. Этот голос полностью соответствовал всему остальному в ней. Кэлен никогда не заподозрила бы, что такой красивый голос мог выражать то праведное презрение, которое она продемонстрировала Джеганю.

– Никто из нас ничего не может сделать, – прошептала Никки, закрывая веки. – За исключением, может быть, Ричарда.

Кэлен с минуту изучала голубые глаза женщины.

– Ты действительно думаешь, что Ричард Рал может что-то сделать?

Никки улыбнулась, скорее самой себе.

– Извини, я не думала, что произнесла последние слова вслух. А где же Джегань?

Кэлен проверила – и убедилась, что рана на голове Никки, которую она зажимала куском ткани, перестала кровоточить.

– Разве ты не слышала, как он ушел? – спросила она, убирая пропитавшуюся кровью ткань.

Никки покрутила головой из стороны в сторону, показывая, что не слышала. Кэлен подняла мешок с водой, задавая безмолвный вопрос. Никки кивнула. Она вздрогнула, пытаясь сделать глоток, но все же справилась с этим.

– Ну, – сказала Кэлен, когда Никки закончила пить, – кто-то позвал его снаружи. Он подошел к выходу, и они там тихо беседовали. Я не все расслышала, но, похоже, он сообщил, что они что-то нашли. Джегань вернулся, чтобы одеться. По тому, как он одевался, было ясно, что он спешит взглянуть на находку. И велел мне оставаться на том месте, где я сижу.

Затем он оперся одним коленом на кровать, наклонился над тобой и прошептал, что сожалеет.

Никки не смогла сдержать смех, который тут же оборвался, когда она вздрогнула от боли.

– Он не способен испытывать жалость ни к кому, кроме себя.

– Не могу возразить, – сказала Кэлен. – Но, во всяком случае, он обещал прислать сестру, чтобы та лечила тебя. Он провел рукой по твоему лицу и вновь повторил, что сожалеет. Затем осмотрел тебя с беспокойством. Склонился чуть ниже и сказал: «Пожалуйста, не умирай, Никки». После чего бросился к выходу, еще раз приказав мне оставаться на месте.

Не знаю, как долго он будет отсутствовать, но предполагаю, что в любую минуту может прийти сестра.

Никки кивнула, и по ее виду нельзя было сказать, что вопрос лечения сколько-то ее беспокоит. Кэлен поняла это так, что Никки предпочла бы скользнуть вечный мрак смерти, чем сталкиваться с тем, что станет теперь ее повседневной жизнью.

– Мне ужасно жаль, что он поймал тебя, но ты не представляешь, как это приятно – когда рядом есть кто-то, способный видеть меня, и при том этот кто-то – не с ними.

– Могу только вообразить, – сказала Никки.

– Джиллиан сказала, что уже видела тебя раньше. С Ричардом Ралом. Она рассказывала мне кое-что о тебе. Ты именно такая красивая, как в ее рассказах.

– Моя мать говорила, что быть красивой полезно только для блудниц. Возможно, она права.

– Возможно, она завидовала тебе. Или просто была глупой.

Никки так широко улыбнулась, что можно было подумать, что она вот-вот рассмеется.

– Скорее, последнее. Она ненавидела жизнь.

Взгляд Кэлен уплыл в сторону от Никки, пока она теребила нити на краю покрывала.

– Так, значит, ты достаточно хорошо знаешь Ричарда Рала?

– Достаточно хорошо, – сказала Никки.

– Ты любишь его?

Никки бросила взгляд на Кэлен и долгую минуту смотрела ей в глаза.

– Это гораздо сложнее, чем кажется. У меня есть определенная ответственность.

Кэлен слабо улыбнулась.

– Понимаю. – Она была рада, что Никки не пыталась лгать, отрицая это.

– У тебя очень красивый голос, Кэлен Амнелл, – прошептала Никки, продолжая пристально смотреть на Кэлен. – В самом деле.

– Спасибо, но он мне таким не кажется. На мой взгляд, он похож на лягушачий.

Никки улыбнулась.

– Вовсе нет.

Кэлен нахмурилась.

– Так значит, ты знаешь меня?

– Практически нет.

– Но знаешь мое имя. Ты знаешь что-нибудь обо мне? О моем прошлом? Кто я такая на самом деле?

Голубые глаза Никки наблюдали за ней самым пытливым образом.

– Только то, что слышала.

– И что же ты слышала?

– Что ты Мать-Исповедница.

Кэлен отвела за ухо выбившиеся волоски.

– Об этом я и сама слышала.

Она еще раз проверила вход в спальню и, убедившись, что занавес на месте и не слышно никаких голосов поблизости, вновь повернулась к Никки.

– Увы, я не знаю, что это означает. Я вообще почти ничего не знаю о себе. Думаю, ты наверняка можешь себе вообразить, насколько это печально. Временами я впадаю в уныние из-за того, что не могу ничего вспомнить…

Голос Кэлен смолк, как только глаза Никки закрылись от внезапного приступа боли. Ей было тяжело дышать.

Кэлен опустила ладонь на плечо женщины.

– Держись, Никки. Пожалуйста, держись. Сестра прибудет в любую минуту, чтобы вылечить тебя. Меня тоже однажды сильно избили – очень сильно, – но вылечили, так что я знаю, что сестры могут делать это. С тобой будет все в порядке, как только они придут сюда.

Никки едва заметно кивнула, но так и не открыла глаз. Кэлен же хотелось, чтобы хоть одна из сестер скорее пришла сюда. Не имея возможности сделать еще что-то, Кэлен дала Никки еще воды, затем намочила кусок ткани и осторожно протерла ее лоб.

Она разрывалась между необходимостью оставаться на месте и желанием выбежать из спальни и потребовать, чтобы кто-то привел сестру. Хотя она понимала, что кольцо на шее может остановить ее прежде, чем удастся сделать первую пару шагов. Было довольно удивительно, что у шатра не оказалось ни одной сестры. Обычно кто-то из них всегда оказывался поблизости.

– Я никогда не видела, чтобы кто-то противоречил Джеганю так, как ты, – сказала Кэлен.

– На самом деле не имеет значения, противоречила я или нет. – Никки замолчала, чтобы перевести дыхание. – Он всегда делает то, что хочет. Но я не собираюсь соглашаться с этим.

Кэлен улыбнулась, восхищаясь духом неповиновения, наполняющим Никки.

– Джегань был уже заранее разгневан тобой, еще задолго до твоего появления. Сестра Улисия сказала ему, что ты любишь Ричарда. Она то и дело говорила и говорила об этом.

Глаза Никки широко открылись, но она не произнесла ни слова, продолжая разглядывать потолок.

– Вот почему Джегань и допрашивал тебя – потому что ему наговорила это сестра Улисия. Он очень ревновал.

– Ему незачем ревновать. Лучше бы беспокоился о том, что в один прекрасный день я убью его.

Кэлен лишь улыбнулась, услышав такое. Затем задумалась, хотела ли Никки сказать, что у Джеганя нет причин для ревности, потому что ничего не было между ней и Ричардом, или что у императора нет права предъявлять претензий на ее сердце?

– Ты действительно думаешь, что у тебя когда-то появится шанс убить его?

Никки в расстройстве чуть приподняла свою руку и тут же уронила ее назад.

– Вероятно, нет. Думаю, скорее именно я буду убита.

– Может быть, мы что-то придумаем, прежде чем это случится, – сказала Кэлен. – Как ему удалось захватить тебя?

– Я была во дворце.

– Они нашли путь туда?

– Да. Через давно забытые катакомбы, которые тянутся под равнинами Азрита и под плато. Эти подземные помещения и туннели, похоже, заброшены тысячелетия назад. Думаю, у них была разведывательная экспедиция, которая и захватила меня. Хотя они еще и не начали захватывать дворец, но как только сделают нужную подготовку, я уверена, они приступят к этому.

Кэлен осознала, что это и есть то самое, что обнаружили, выкапывая землю. При наличии такой лазейки внутрь – только вопрос времени, когда они захватят дворец и вырежут там всех до одного. Она понимала, что, когда подобное произойдет, всякая надежда будет потеряна. Джегань уничтожит последнее сопротивление Имперскому Ордену. Он будет править миром.

И он все равно будет править, если заполучит третью шкатулку Одена. Кэлен не сомневалась в искренности его заявления, что это случится скоро. Казалось, что не просто истекает время Ричарда Рала, но заканчивается всякая надежда на сохранение свободы.

Никки взглянула на Кэлен, подбородок ее дрожал.

– Пожалуйста, прикрой меня чем-нибудь. Можешь?

– Извини, – сказала Кэлен. – Мне следовало самой догадаться.

На самом деле у нее была мысль сделать это, но она подумала, что, возможно, получится только хуже, если она укроет ее, а простыня прилипнет к ранам. Хотя, конечно, она понимала, почему Никки захотела быть укрытой.

Кэлен потянулась, ухватила край золотистого покрывала и потянула его. Помня о кольце на шее, она старалась быть осторожной и не позволяла себе подняться с пола.

– Спасибо, – сказала Никки, подтягивая шелковое покрывало поверх себя до подбородка.

– Не стоит стыдиться, – сказала Кэлен.

Никки слегка нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Никогда не следует стыдиться того, что оказался жертвой. В этом нет твоей вины. Единственное, что следует при этом чувствовать, так это ярость по поводу насилия. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить таких его действий. Это было чистейшее насилие, как ты и сказала.

Никки слабо улыбнулась, коснувшись щеки Кэлен.

– Спасибо.

Кэлен глубоко вздохнула.

– Джегань обещал сделать со мной то же самое, что проделал с тобой.

Рука Никки сжала руку Кэлен, возвращая ей долю утешения.

Кэлен помедлила в нерешительности, но затем все-таки продолжила:

– Единственная причина, почему он этого пока не сделал, заключается в том, что он хочет, чтобы это было для меня еще хуже, чем если он сделает это сейчас. Он сказал мне, что хочет подождать до тех пор, когда я узнаю, кто я на самом деле. Он сказал, что когда я вспомню свое прошлое и кто я есть, для меня это будет значительно хуже. Он сказал, что хочет заставить его тоже увидеть это. Джегань сказал, что таким образом хочет уничтожить нас обоих, уничтожить сокрушительно.

Никки закрыла глаза, прикрыв их рукой, будто не могла перенести тяжесть самой этой мысли.

– Кажется вполне очевидным, что он имеет в виду кого-то из моего прошлого. Ты не знаешь, кто этот самый «он»?

Ответ Никки заставил себя долго ждать.

– Сожалею, но я не помню тебя и не помню твоего прошлого. Все, что я знаю, так это услышанное из разговоров – например, твое имя и что ты Мать-Исповедница.

Кэлен кивнула. Она не думала, что услышала всю правду. Она почти не сомневалась, что Никки знает больше, чем говорит. Тем не менее Кэлен решила, что лучше оставить эту тему. В данный момент казалось слишком жестоким докучать ей. Возможно, у нее есть собственные причины не говорить больше. Возможно, эти причины сугубо личные и никак не касаются Кэлен.

Кэлен улыбнулась, намереваясь уйти подальше от мрачной темы.

– Мне понравилось все, что ты рассказала про Ричарда Рала. Этот Ричард, как мне кажется с твоих слов, такой человек, какие мне нравятся.

Никки едва заметно улыбнулась.

– Вы оба очень хорошие люди.

Кэлен поводила большим пальцем взад и вперед по покрывалу кровати.

– Какой он? Я то и дело слышу о нем. Каждый раз, когда я узнаю что-то из своего прошлого, мне кажется, будто призрак Ричарда Рала каким-то образом преследует мою жизнь. – Кэлен подняла глаза. – Так какой же он на самом деле?

– Не знаю. Он просто… Ричард. Он человек, который проявляет большую заботу о тех, кого любит.

– Судя по тому, что ты говорила Джеганю, тебе известно, как он относится к множеству самых разных вещей. Похоже, ты довольно долго была одним из его сторонников. И похоже, он много заботился и о тебе.

Никки слабым движением руки отмела это предположение. Затем вновь оглядела Кэлен.

– Снаружи шатра Джеганя находятся солдаты регулярной армии. Не знаешь, почему?

Резкая смена предмета беседы подсказала Кэлен, что она затронула тему, обсуждать которую Никки не хотела. Кэлен было интересно, почему.

Она переключилась на вопрос Никки.

– Эти солдаты здесь потому, что они могут видеть меня. Такой способностью обладают очень немногие люди. Сестра Улисия говорила Джеганю, что, по ее мнению, это просто аномалия. После того как я убила двух его стражей и сестру Цецилию…

Лицо Никки напряглось, и она чуть подняла голову.

– Ты убила сестру Цецилию?

– Да.

– Как же тебе удалось убить сестру Тьмы?

– Это было еще в городе Касска, в том месте, где вы с Ричардом встретили Джиллиан.

– Кто рассказал тебе об этом?

– Джиллиан.

Голова Никки снова опустилась.

– А-а.

– Джиллиан рассказала, что помогла Ричарду найти книгу «Огненная Цепь» в катакомбах под городом Касска. Это то самое место, где Джегань окончательно захватил сестер Улисию, Эрминию и Цецилию. Они думали, что идут на встречу с сестрой Тови, когда пришли туда. А оказалось, что Тови уже мертва, а их там поджидает Джегань. Они были весьма удивлены этим.

– Еще бы, – сказала Никки.

– Стражи Джеганя, как почти все остальные люди, не могли видеть меня, так что пока император был занят спором с сестрами по поводу книги, я вытащила у стражей ножи из чехлов. Поскольку они не могли видеть меня, то и не представляли, в какой опасности находились. Пока они молча стояли, не сводя глаз с императора, я воспользовалась их собственным оружием, чтобы убить их.

Пока они еще падали на пол, я протолкнула Джиллиан впереди себя в тот лабиринт туннелей. А как только все бросились за нами через дверной проем, я метнула в них нож. Я надеялась, что он достанет Джеганя, но первой выбежала сестра Цецилия. Затем они поймали меня, но сделанного оказалось достаточно, чтобы помочь сбежать Джиллиан.

Кэлен издала тяжелый вздох.

– В итоге из этого не вышло ничего хорошего. Джегань вернулся в лагерь вместе с двумя сестрами и со мной, но оставил людей для поисков Джиллиан. И они в конце концов нашли ее и привели сюда.

Теперь она – то средство, которым Джегань заставляет меня подчиняться его требованиям. Он пообещал, что если я приведу его в ярость своим неподчинением, с ней будут проделаны самые ужасные вещи.

– Он жестокий человек.

Кэлен кивнула.

– Однако после того, что я сделала, Джегань решил, что ему требуются специальные стражи, которые могут видеть меня, так что он обыскал весь лагерь в поисках вот таких людей. Он нашел их довольно много. Сейчас их осталось тридцать восемь.

Никки вновь оглядела Кэлен.

– Ты хочешь сказать, что сначала их было больше?

– Да.

– А что же случилось с остальными?

Кэлен со всей решительностью посмотрела в глаза Никки.

– Всякий раз, как только выпадал шанс, я убивала их.

Никки широко улыбнулась.

– Способная девочка.

Кэлен улыбнулась ей в ответ, затем улыбка угасла.

– Но теперь, если я убью кого-то из них, – это будет означать пытки для Джиллиан.

Лицо Никки отразило ее беспокойство за Джиллиан.

– Никогда не сомневайся в серьезности его намерений. Он сделает это без малейших колебаний.

– Я знаю. У тебя есть какие-нибудь идеи, почему некоторые люди способны видеть меня, в то время как большинство не может? Может, ты знаешь, действительно ли это аномалия, как говорит сестра Улисия?

– Сестры применили по отношении к тебе заклинание Огненной Цепи. Оно заставляет каждого моментально забывать про тебя. Ричард обнаружил, что в заклинании есть дефект, и он…

– Вот – видишь, что я имела в виду? Вновь Ричард вплетается в мою жизнь. – Она покачала головой. – Иногда я сама не знаю, хорошо это или плохо. – Поскольку Никки после этого замолчала, Кэлен стала упрашивать ее продолжать: – Ну, так как же ему удалось открыть этот дефект?

– Это долгая история. В общем, мы пытались найти способ потушить Огненную Цепь.

– Вы пытались помочь мне? Но ты же сказала, что не помнишь меня. Почему вы делали это, если никто не помнит меня?

Когда Никки была вынуждена снова лечь на спину, чтобы справиться с дыханием, Кэлен сказала:

– Я знаю, что задаю слишком много вопросов, это просто потому, что…

– Мы пытаемся остановить тот вред, который затрагивает сейчас каждого, – наконец сумела сказать Никки, справившись с приступом боли. – Вся проблема гораздо шире, чем просто тот факт, что люди забывают тебя. Заклинание Огненной Цепи поражает нас всех. И если оно будет беспрепятственно действовать дальше, то покончит и с самой жизнью.

Кэлен тут же мысленно отругала себя за необоснованные фантазии, будто Ричард Рал пытался спасти именно ее и что, быть может, он даже знал ее и она что-то для него значила.

– Я сделала контрольную сеть, – сказал Никки. – Ричард обнаружил в заклинании некие признаки – особые композиции, – которые подсказали ему, что заклинание искажено. И это объясняет очень многое. Нам необходимо отменить заклинание Огненной Цепи, потому что оно не только заставляет каждого забыть тебя, но и вызывает и другие, очень большие проблемы.

– И что это за очень большие проблемы?

Никки прервалась, для того чтобы сделать несколько хриплых вдохов, вздрагивая от боли, прежде чем продолжила:

– И поскольку заклинание оказалось искажено, разрушающий эффект его оказался значительно более сильным. Мы опасаемся, что, будучи неконтролируемым, оно разрушит разум всех тех, кого поражает. Однако искажение служит и причиной того, что заклинание не всегда срабатывает так, как должно. В результате некоторые отдельные люди оказываются не подверженными его действию.

– А почему я вообще оказалась в центре всего этого?

В наступившей тишине Кэлен могла слышать, как негромко шипит масляная лампа. Казалось, звуки лагеря за стенами шатра доносятся из совершенно другого мира.

– Сестры Тьмы применили заклинание по отношению к тебе ради того, чтобы послать тебя, не видимую никем, во дворец, чтобы выкрасть для них шкатулки Одена. Ключ к этим шкатулкам – «Книга сочтенных теней». Им нужна Исповедница, чтобы установить, верная ли та копия книги, которую они используют как ключ к шкатулкам.

– Я видела эту книгу, – сказала Кэлен. Она знала, что Никки говорит правду, потому что Джегань уже требовал, чтобы Кэлен установила, фальшивая это копия или нет. Она заявила тогда, что это копия фальшивая.

Она догадывалась, что есть еще много всего, относящегося к этому, но по какой-то причине Никки очень осторожно обходит некоторые секреты.

Кэлен потянула нить, торчавшую из покрывала.

– Как бы мне хотелось поговорить с Ричардом Ралом… Интересно, есть ли у него ответы на мои вопросы?

– Я тоже хочу, чтобы ты встретилась с ним. Но сейчас маловероятно, что такое случится.

Кэлен хотела спросить, нет ли здесь вероятной связи с последними событиями. Ей показалось, что, возможно, Никки открыла несколько больше того, чем должна или чем намеревалась.

– Мне неприятно это говорить, однако похоже, что ни ты ни я не сможем увидеть исход этой борьбы. Ты действительно уверена, что Ричард Рал в состоянии остановить это безумие? По отношению к другим людям, я имею в виду.

– Не знаю, Кэлен. Но могу сказать тебе, что он единственный, кто на это способен.

Кэлен вновь взяла руку Никки.

– Ну, если он способен на это, я надеюсь, что он способен и освободить тебя. Ты должна быть с ним. Ты же любишь его.

Никки даже зажмурила глаза, торопясь закрыть их. И отвернулась, когда слеза скатилась из ее глаза, прокладывая дорожку через пятна засохшей крови.

– Извини, – сказала Кэлен. – Мне не следовало вообще говорить об этом. Ты, должно быть, невыносимо скучаешь по нему.

– Нет, – все-таки сумела сказать Никки, приподнимая голову, – дело не в этом. Это все из-за того, что сделал со мной Джегань. Мне трудно дышать. Кажется, у меня сломаны ребра.

– Да, так и есть, – сказала Кэлен. – Во всяком случае, некоторые из них, вот на этой стороне. Я слышала, как они треснули, когда он ударил тебя кулаком. Будь у меня нож, я кастрировала бы этого ублюдка.

Никки улыбнулась.

– Верю, что ты смогла бы сделать это, Кэлен Амнелл. Для меня теперь уже слишком поздно, но если у тебя будет шанс, сделай это, прежде чем он примется за тебя.

– Никки, не следует отказываться от надежды.

– Для надежды у нас слишком мало причин.

– Да, но она все-таки есть. Пока существует жизнь, есть возможность того, что мы сможем все изменить к лучшему. В конце концов, разве не ты или Ричард привели в действие шкатулки Одена?

– Это сделала я, – сказала Никки. – От имени Ричарда.

– Что вообще значат эти шкатулки? Почему в них есть та магическая сила, с помощью которой только и можно, как считается… ну, я не знаю, там… подавить всякое сопротивление и править миром?

– Это не было их изначальным предназначением. Их создали для того, чтобы противодействовать заклинанию Огненной Цепи.

И тут Кэлен осознала, что Ричард Рал, должно быть, пытается помочь именно ей. И хотя сейчас он и пытается спасти других от воздействия этого заклинания, он не открыл бы тех искажений, которые вызывают повреждения памяти у людей. Он сделал это открытие в результате попыток выяснить, как можно восстановить ее, Кэлен, память.

При тяжелых затруднениях с дыханием, Никки еще и охватил приступ кашля, который оказался мучительно болезненным. Она начала задыхаться от нехватки воздуха. Кэлен могла даже слышать бульканье в ее легких. Никки сжимала в кулаках покрывало, а ее спина выгибалась при попытках вдохнуть воздух.

Кэлен быстро сбросила с нее покрывало и положила ладонь на верхнюю часть ее живота.

– Никки, послушай меня. Дыши тем местом, где моя рука. Очень медленно.

Озадаченный взгляд Никки поймал глаза Кэлен, но от удушья она не могла сказать ни слова. На глазах проступили слезы.

Кэлен осторожно водила ладонь по кругу, стараясь говорить как можно мягче и спокойней.

– Успокойся, Никки. Обрати все внимание на мою руку. Почувствуй, где она находится. Вдыхай медленно и как можно ближе к этому месту. Тебе уже становится лучше. Просто ты стараешься дышать слишком быстро.

Ты здесь не одинока. И все у нас в полном порядке. Я тебе ручаюсь. Делай вдох медленно, и ты сможешь полноценно дышать. Дыши тем местом, где чувствуешь мою руку.

Кэлен ощущала, как под ее рукой сердце Никки колотится с бешеной силой. Она продолжала совершать медленные поглаживания рукой и говорить ободряющим тоном:

– Все хорошо. Ты можешь получить достаточно воздуха, если успокоишься и медленно вдохнешь его.

Никки наблюдала за Кэлен, будто хваталась за каждое ее слово.

– Ты все делаешь правильно. И ты уже в полном порядке. Я не позволю тебе умереть. Просто сосредоточься на моей руке. Медленнее. Медленнее. Вот так, спокойней… спокойней. Вот так. Ты все правильно делаешь. Просто сосредоточься на моей руке и продолжай медленно дышать.

Дыхание Никки замедлилось. Она, похоже, теперь получала тот воздух, в котором отчаянно нуждалась. Кэлен продолжала осторожно гладить живот Никки чуть ниже ребер, заставляя ее дышать медленнее. Все это время Никки крепко сжимала другую руку Кэлен. Вскоре кризис миновал, и Никки стала дышать менее напряженно. Но ей по-прежнему требовалась более значительная помощь, нежели та, которую могла оказать Кэлен. Ей хотелось, чтобы одна из сестер все-таки появилась здесь.

– Послушай, Никки, возможно, у нас не будет случая поговорить еще раз, но ты не отчаивайся. Здесь есть человек, который, как я думаю, что-то замышляет.

Никки сдержала свои эмоции, сохраняя самообладание.

– О чем ты говоришь? Что за человек?

– Он игрок в джа-ла. Нападающий в команде, принадлежащей командующему Каргу.

– Карг? – с отвращением сказала она. – Я знаю его. И знаю, что он поступает с женщинами куда более гнусно, чем Джегань. Карг – извращенный ублюдок. Держись от него подальше.

Кэлен выгнула бровь.

– Ты хочешь сказать, что если на очередном праздничном балу он пригласит меня на танец, мне лучше отклонить приглашение?

Никки едва заметно улыбнулась.

– Это было бы правильно.

– В любом случае, есть кое-что, касающееся этого нападающего из команды Карга. Он знает меня. Я могу видеть это в его глазах. Ты должна увидеть его на играх джа-ла.

– Ненавижу джа-ла.

– Я имею в виду вовсе не это. Тот человек совершенно другой. Он… опасен.

Никки нахмурилась, оглядывая Кэлен.

– Опасен? В каком смысле?

– Думаю, он замышляет что-то.

– Что, например?

– Не знаю. Он не хочет, чтобы кто-то в этом лагере узнал его.

– Как только тебе удалось узнать такое?

– Это долгая история. Он все-таки нашел способ сделать так, чтобы никто не узнал его – раскрасил свое лицо дикими узорами, да еще красной краской, а также лица всех остальных игроков своей команды. – Кэлен наклонилась ближе. – Может быть, он убийца или кто-то в этом роде. Возможно даже, намеревается убить Джеганя.

Никки вновь закрыла глаза, теряя интерес.

– На твоем месте я бы не возлагала надежды на такое событие.

– Ты бы возлагала, если бы видела глаза этого человека.

Кэлен горела желанием задать Никки тысячи вопросов, но тут за занавесом, прикрывающим вход, послышались приближающиеся голоса. Затем она услышала, как снаружи женщина отпустила раба.

– Думаю, сюда идет сестра. – Кэлен сжала руку Никки. – Будь сильной.

– Я не думаю…

– Будь сильной ради Ричарда.

Никки уставилась на нее, неспособная говорить.

Кэлен торопливо отбежала от кровати. Занавес на входе сдвинулся, и в спальню вошла сестра Эрминия, тащившая за собой Джиллиан.

Глава 26

Ну и что, по-твоему, я должна сделать? – спросила Верна, когда они прошли мимо чадящего факела, укрепленного в железном кронштейне. – Извлечь Никки из чистого воздуха?

– Надеюсь, что ты разгадаешь, куда отправились Энн и Никки, – сказала Кара. – Вот чего я от тебя ожидаю.

Несмотря на этот выпад со стороны морд-сита, Верна хотела разыскать Никки и Энн не меньше, чем Кара, – только не произносила этого вслух.

Красная кожа костюма Кары на фоне благородной белизны мраморных стен выделялась как пятно крови. Настроение у морд-сита, которое обычно под стать цвету их одежды, стало только хуже, когда день начал клониться к концу, а поиски так ничего и не дали. Еще несколько морд-ситов следовали на некотором расстоянии позади, вместе с отрядом воинов из Первой когорты – дворцовой стражи. Почти за спиной брела Эди, тогда как Натан, тоже изрядно расстроенный, возглавлял шествие.

Верна понимала чувства Кары и, каким-то странным образом, они радовали ее. Никки была больше, чем объект попечения Кары, больше, чем просто женщина, которую Ричард поручил ей защищать. Никки была настоящим другом Кары. Не то, чтобы она открыто признавала это, но ее скрытая ярость говорила о многом. Никки, как и сама Кара, долгое время плутала во тьме, отдавшись темному делу. Они обе освободились от того ужаса, потому что Ричард предоставил им не только возможность изменить свою жизнь, но и повод сделать это.

Беспокоилась Верна не тогда, когда кто-то из морд-ситов повышал голос или переходил на крик, а когда их вопросы становились спокойными и четкими. Именно от этого волосы на шее у нее вставали дыбом – когда становилось ясно, что те намерены приняться за дело в своей манере, а манеры у морд-ситов были не из приятных. Лучше было не вставать у них на пути, когда они имели намерение получить ответы. Верна хотела того же – чтобы ответы у нее были.

Она понимала смятение Кары. Она и сама испытывала не меньшее волнение и замешательство по поводу того, что могло случиться с Никки и Энн. Однако она знала, что повторение одних и тех же вопросов с требованием дать ответ никак не способствует обретению этих ответов, равно как и самих двух пропавших женщин. Она полагала, что при отсутствии других возможностей морд-сит просто делала то, что умела.

Кара остановилась, уперев руки в бока, и теперь смотрела назад, через отделанный мрамором коридор. Несколько сотен воинов Первой когорты, следовавшие за ними, также замедлили шаг и остановились, чтобы не перегонять тех, кто шел впереди. Эхо от грохота сапог по камню вскоре упало до шороха. Несколько воинов держали наготове арбалеты с вложенными в них стрелами с красным оперением. Эти стрелы вызывали у Верны испарину. Ей почти хотелось, чтобы Натан никогда их не находил. Почти.

Казавшаяся бесконечной путаница коридоров, оставшаяся за спиной вооруженного до зубов отряда, была пустынной, без единого звука, не считая шипения факелов. Кара нахмурилась, минуту раздумывая, затем вновь тронулась в путь. Уже в четвертый раз с тех пор, как Энн и Никки исчезли прошлым вечером, Кара и остальные спускаются в эти коридоры, ведущие к гробницам. Верна не представляла, что морд-ситы надеются отыскать здесь. Пустые коридоры оставались всего лишь пустыми коридорами. Две пропавшие женщины вряд ли выскочат откуда-то сквозь мраморные стены.

– Они наверняка ушли куда-то еще, – наконец сказала Верна, хотя с тех пор их никто не видел.

Кара повернулась к ней.

– Как например?

Верна вскинула руки, но потом позволила им безвольно упасть.

– Не знаю.

– Это большой дворец, – сказала Эди. Свет факела делал совершенно белые глаза волшебницы жутковато полупрозрачными.

Верна махнула рукой, указывая вдоль безмолвного коридора.

– Кара, мы уже потратили многие часы, проходя взад и вперед по этим коридорам, и теперь так же очевидно, как и в прошлое наше появление здесь – а фактически и в первое, – что эти коридоры пусты. Никки и Энн явно где-то в другом месте, в каких-то других помещениях дворца. Мы просто зря теряем здесь свое время. Я согласна, что нам необходимо найти их, но поискать их нужно где-то еще.

Глаза Кары казались синим огнем.

– Они были здесь.

– Да, я уверена, что ты права. Но словом были ты сама лишь подтверждаешь мое мнение. Ты видишь здесь хоть какой-то след их пребывания? Я не вижу. Не сомневаюсь, что ты права – они здесь были. Тем не менее вполне очевидно, что они ушли отсюда куда-то еще. – Верна раздраженно вздохнула. – Мы теряем драгоценное время, рыская туда-сюда по этим пустым коридорам.

Пока все ждали, каждый стоя на своем месте, Кара прошла по коридору еще несколько шагов. Вернувшись к своему месту, она встала, уперев руки в бока.

– Здесь что-то не так.

Натан, находившийся впереди и продолжавший придерживаться собственных планов, повернулся и пристально взглянул на них, в первый раз не скрывая любопытства.

– Не так? Что ты имеешь в виду под этим «не так»?

– Не знаю, – призналась Кара. – Не могу сказать определенно, но в этом месте что-то кажется мне не совсем правильным.

Стараясь понять ее, Верна развела руками.

– Ты хочешь сказать об ощущении присутствия… какой-то магии или чего-то еще?

– Нет, – сказала Кара, отмахиваясь от ее предположения. – Я не имею в виду ничего подобного. – Она вернула руку на место, на свое закрытое красной кожей бедро. – Просто окружающее кажется мне каким-то не таким… Не знаю, что именно, но что-то здесь не так.

Верна огляделась по сторонам.

– Ты хочешь сказать, что здесь чего-то не хватает? – Она указала рукой вперед, на пустой коридор. – Украшений, отделки, чего-то в этом роде?

– Нет. Насколько я помню, в большинстве этих коридоров вообще не было никаких украшений. Я не часто спускалась сюда, к этим гробницам… да и никто здесь часто не бывал.

Даркен Рал время от времени навещал гробницу своего отца, но, насколько я знаю, даже не пытался навещать другие. Он сделал всю эту зону сугубо личной и закрытой для посторонних. Отправляясь к гробнице отца, он обычно брал в сопровождение охрану, а не морд-ситов, так что я мало знакома с этим местом.

– Может быть, все это, – предположила Верна, – лишь ощущение неловкости из-за непривычности места.

– Пожалуй, возможно и такое, – сказала Кара, рот ее перекосился от раздражения, вызванного признанием такой возможности.

Все они стояли молча, раздумывая над тем, что делать дальше – если вообще что-либо делать. В конце концов, вполне возможно, что эти две пропавшие женщины объявятся с минуты на минуту и удивятся, что это здесь за переполох.

– Ты говорила, что Энн и Никки хотели побыть вдвоем, чтобы побеседовать без посторонних, – сказала Эди. – Возможно, они и отправились куда-то в уединенное место.

– На всю ночь? – спросила Верна. – Не могу представить такого. У этих двоих не слишком много общего. Они не были друзьями. Любезный Создатель, я не думаю даже, что они относились друг к другу с приязнью. Не могу вообразить их беседующими ночь напролет.

– Я тоже, – сказала Кара.

Верна бросила взгляд на пророка.

– У тебя нет никакой идеи, что Энн могла бы обсуждать с Никки?

Длинные седые волосы Натана проскользили по его плечам, когда он покачал головой.

– Энн, естественно, с недоверием относилась к Никки, которая прежде была сестрой Тьмы. Я знаю, это обстоятельство всегда беспокоило ее – и не без оснований. Ведь это больше, чем просто предать дело сестер Света; это предательство лично ее и предательство дворца. Энн могла хотеть поговорить с Никки наедине, чтобы обсудить ее возвращение назад, к Создателю.

– Это была бы короткая беседа, – сказала Кара.

– Я тоже так думаю, – согласился Натан. Он потер переносицу, раздумывая. – Ну, зная Энн, можно предположить, что это был разговор о Ричарде.

Голубые глаза Кары прищурились, направляясь на пророка.

– В каком смысле «о Ричарде»?

Натан пожал плечами.

– Ну, точно не знаю.

Кара нахмурилась.

– Я и не говорила, что нужно точно.

Натан, как сначала показалось, не был настроен говорить об этом, но наконец все-таки решился:

– Энн упоминала, что подумывает о том, что Никки могла бы направлять его.

Верна тоже нахмурилась, присоединяясь к Каре.

– Направлять его? Как это «направлять его»?

– Ты же знаешь Энн. – Натан разгладил перед своей белой рубашки. – Она всегда считала, что ей нужно всем руководить и все держать под контролем. Она частенько упоминала при мне, как ее беспокоит, что ее связь с Ричардом слаба.

– А с чего она, собственно, решила, что ей необходима «связь» с Лордом Ралом? – спросила Кара, игнорируя тот факт, что именно Натан в данный момент Лорд Рал, а не Ричард.

Верна не могла сказать, что не испытывает тех же затруднений с именованием Натана Лордом Ралом, что и Кара.

– Она всегда считала, что ей необходимо контролировать, что может сделать Ричард, – сказал Натан. – Она всегда что-то прикидывала и планировала. Не любила оставлять что-либо на волю случая.

– Достаточно точно, – заметила Верна. – У этой женщины всегда была сеть шпионов, чтобы иметь уверенность, что дела в мире идут надлежащим образом. Она не любила оставлять что-либо важное другим, а тем более – случаю.

Натан тяжело вздохнул.

– Энн довольно консервативная женщина. Она верит, что у Никки – после ухода от сестер Тьмы – теперь нет другого выбора, за исключением ревностного служения делу сестер Света.

– Что это за дело? И почему она думает, что Никки должна стать сестрой Света? – спросила Кара.

Натан слегка наклонился к морд-ситу.

– Она думает, что каждому из нас, волшебников, необходима сестра Света, чтобы руководить всеми нашими мыслями и действиями. Она всегда полагала, что нам непозволительно думать самим.

Взгляд Верны блуждал по пустому коридору.

– Признаться, я и сама полагала так же. Но так было до Ричарда.

– Следует принять во внимание, что ты провела больше времени с Ричардом, чем Энн. – Натан печально покачал головой. – Несмотря на то, что она должна была бы прийти к тому же пониманию, что Ричарду необходимо действовать самостоятельно, как поняли это большинство из нас, она, похоже, в последнее время вернулась к своим старым методам и прежним убеждениям. Боюсь предположить, что именно заклинание Огненной Цепи отменило изменения в Энн, уничтожив то, что она уже усвоила.

Верна заподозрила то же самое.

– Пусть Энн сама говорит за себя, но я думаю, что и так ясно, что заклинание Огненной Цепи действует на нас всех. Мы знаем, что оно будет продолжать беспрепятственно проникать в наш разум и, вполне возможно, разрушать нашу способность к логическим рассуждениям. Проблема в том, что никто из нас не осознает, как именно мы меняемся. Каждый из нас чувствует, что мы те же самые, что и были прежде. Сомневаюсь, что это правда. Нечего и говорить, как изменился каждый из нас. Любой из нас может невольно запутаться в наших устремлениях.

– Ты можешь обсудить все это с Энн, когда мы найдем их, – сказала Кара, сгорая от нетерпения вернуться к прерванному делу. – Здесь их нет. Нам нужно расширить поиски.

– Может, они не закончили свой разговор? – предположил Натан. – Может быть, Энн не хочет, чтобы им помешали, прежде чем она завершит попытки убедить Никки сделать то, что та должна.

– Можно принять это как возможность, – согласилась Верна.

Натан теребил край своей накидки.

– Не могу припомнить никакой женщины, которая, уединившись с Никки, смогла бы убедить ее в правильности образа мыслей Энн.

Кара сделала жест рукой, отметая это.

– Это Никки взяла на себя обязанность помогать Ричарду, а не Энн. Она бы не ушла вместе с Энн, и Энн не могла бы заставить ее… Ведь Никки, в конце концов, владеет магией Ущерба.

– Согласна, – сказала Верна. – Не могу вообразить, чтобы они вдвоем могли бродить так долго и не сообщить нам, где они находятся.

Эди повернулась к Верне.

– Почему бы не поинтересоваться, где она находится?

Верна нахмурилась, глядя на старую волшебницу.

– Ты имеешь в виду путевой журнал?

Эди, лишь один раз, уверенно кивнула.

– Да. Спроси ее.

Верна отнеслась к этому скептически.

– Весьма маловероятно, что, будучи здесь, во дворце, она заглянет в свой путевой журнал, чтобы искать там сообщение от меня.

– Может, она не во дворце, – сказала Эди. – Возможно, они обе ушли отсюда по какой-либо важной причине, и она уже сама оставила тебе сообщение в путевом журнале.

– Как такое вообще возможно, чтобы они вдвоем покинули дворец? – спросила Верна. – Мы окружены армией Имперского Ордена.

Эди пожала плечами.

– Ну, не так уж это невозможно. Я могу видеть благодаря своему дару, а не глазам. Прошлой ночью было очень темно. Может быть, в темноте они и выскользнули по какой-либо причине. Может быть, это что-то настолько важное, что у них не было времени предупредить нас.

– Ты могла бы сделать это? – спросила Кара. – Могла бы выйти в темноте и пройти сквозь врагов?

– Разумеется.

Верна открыла путевой журнал. Как она и ожидала, он был абсолютно пуст.

– Никаких сообщений. – Она сунула небольшую книгу обратно за пояс. – Тем не менее я проверю твою идею и напишу сообщение для Энн. Возможно, она заглянет в свой путевой журнал и ответит.

Взмахнув своей накидкой, Натан двинулся дальше.

– Прежде чем мы отправимся на поиски куда-то в другое место, я хочу еще раз проверить гробницу.

– Нужно оставить здесь караул, – сказала Кара, обращаясь к воинам. – А остальные пойдут с нами.

Уже пройдя некоторое расстояние по коридору, Натан обернулся в сторону лестницы. Остальные, торопясь не отстать, следовали за ним, эхо разносило их шаги. Натан, Кара, Эди, Верна и воины, замыкающие арьергард, – все спускались на следующий уровень.

Стены более низкого уровня коридоров были сложены не из мрамора, а из каменных плит. Там, где время не пощадило их, местами просачивалась вода. Протеки оставляли после себя желтоватые следы, что придавало камню оплывший вид. Но очень скоро они подошли к камню, который был оплывшим и на самом деле.

Натан остановился перед входом в гробницу Паниза Рала. Высокий пророк с мрачным и узким лицом заглянул поверх оплывшего камня в гробницу. Это был уже четвертый раз, как он приходил сюда, чтобы осмотреть ее, и на этот раз она выглядела точно так же, как в предыдущие его визиты.

Верну очень насторожил его вид. Когда Натан был обеспокоен и хотел найти ответы, за его невозмутимой внешностью медленно вскипала некая разновидность ярости. Она еще никогда не видела его вот таким. Единственный человек, в котором она тоже видела эту сдерживаемую ярость, заставляющую ее сердце бешено колотиться, был Ричард. Ей подумалось, что это является отличительной особенностью Рала.

Двери, ранее преграждавшие путь в склеп, были заменены на конструкцию из белого камня, назначением которой было закрывать проход в большую гробницу. Выглядела она как сделанная на скорую руку, и никакого успеха в устранении странных явлений, происходящих в усыпальнице Паниза Рала, получить не удалось.

В самой усыпальнице на витиеватых золотых кронштейнах располагались пятьдесят семь погашенных факелов. Натан выбросил вперед руку и воспользовался магией, чтобы зажечь несколько из них. Как только они запылали, стены склепа оживились бликами мерцающего света, отражающегося от полированного розового гранита, которым было отделано сводчатое помещение. Под каждым факелом на стене располагалась ваза, предположительно для цветов. По числу факелов и по этим вазам Верна предположила, что, должно быть, Панизу Ралу было пятьдесят семь лет, когда он умер.

Сам гроб располагался на невысокой колонне в центре напоминающей пещеру комнаты, из-за чего создавалась видимость, будто он парит над белым мраморным полом. Покрытый золотом гроб мягко мерцал в колеблющемся теплом свете четырех факелов. При том что стены помещения до самого верха купола были покрыты полированным кристаллическим гранитом, Верна представила себе, что при всех зажженных факелах гроб будет охвачен золотистым сиянием и как будто парить сам по себе в центре комнаты.

На боках гроба были надписи на древнед’харианском языке. А ниже факелов и золотых ваз стены покрывала бесконечная резная лента слов на этом же почти забытом языке. Глубоко вырезанные в граните буквы мерцали, озаренные пламенем факелов, и создавалось впечатление, будто надписи светятся изнутри.

Что бы ни послужило причиной того, что белый камень, когда-то надежно преграждавший вход в гробницу, стал оплывать, оно же положило начало такому же явлению внутри самой комнаты, хотя и не столь интенсивному. Верна подозревала, что белый камень, использованный, чтобы перегородить вход, был временной мерой, расходным материалом, поставленным здесь для того, чтобы поглощать невидимую силу, которая вызывала это неприятное явление. И теперь, когда белый камень почти весь оплыл, эта же сила стала воздействовать и на саму усыпальницу.

Каменные плиты, слагавшие стены и пол, не раскалывались и не плавились, но просто начали деформироваться, будто подвергались чрезмерному нагреву или давлению. Верна смогла заметить, что в местах соединений между потолком и стенами со стороны коридора появились щели, словно они разошлись под воздействием процессов, протекающих в самой комнате. Что бы ни вызывало эти изменения, очевидно, это не дефект конструкции, а скорее некая разновидность внешнего воздействия.

Никки говорила, что хотела взглянуть на гробницу, потому что ей казалось, что она знает, почему та оплывает. К сожалению, она так и не сказала о природе ее подозрений. Пока не было видно никаких признаков того, что она и Энн посетили это место.

Верне не терпелось скорее найти обеих женщин, с тем, чтобы можно было разрешить и эту загадку. Она не могла и вообразить, что за неприятность случилась с гробницей деда Ричарда и насколько хуже все это может стать, но предполагала, что это добром не кончится. Как не думала, что у них в запасе еще много времени на решение этой загадки… или хотя бы части ее.

– Лорд Рал, – обратился кто-то.

Они все обернулись. Недалеко стоял только что появившийся посыльный. Посыльные носили белые мантии, отделанные вокруг шеи и на передней части лиловым рисунком из переплетенных стеблей лозы.

– В чем дело? – спросил Натан.

Верна подумала, что, пока жива, никогда не привыкнет к тому, что к Натану обращаются «Лорд Рал». Человек коротко поклонился.

– Появилась депутация от Имперского Ордена, ожидающая по другую сторону откидного моста.

Натан удивленно прищурился.

– И чего они хотят?

– Хотят поговорить с Лордом Ралом.

Натан взглянул на Кару, затем на Верну. Обе были удивлены не менее, чем он.

– Это может оказаться какой-то хитростью, – сказала Эди.

– Или ловушкой, – добавила Кара.

Лицо Натана приняло кислое выражение.

– Чем бы это ни было, думаю, мне лучше пойти и разобраться.

– Я тоже иду, – сказала Кара.

– И я, – добавила Верна.

– Мы пойдем все, – сказал Натан, трогаясь с места.

Небольшая группа во главе с Верной вышла вслед за Натаном через главный вход Народного Дворца под яркий свет позднего послеполуденного солнца. Длинные тени, отбрасываемые высокими колоннами, падали на наклонную ленту ступеней, протянувшуюся перед ними. Вдалеке, за пустым пространством, на самом краю плато поднималась высокая внешняя стена. На самом верху этой массивной стены передвигались стражники, охраняющие проходы к бойницам.

Это было долгое путешествие, сюда, наверх, от гробниц, расположенных в самой глубине дворца, и все изрядно запыхались. Верна прикрывала сверху глаза рукой, когда они спускались по главной лестнице вслед за длинноногим пророком. Стража, стоявшая на каждой из просторных лестничных площадок, приветствовала Лорда Рала, прижимая к сердцу сжатый кулак. И еще больше воинов было видно дальше, патрулирующих широкую полосу земли вдоль внешней стены.

Ступени заканчивались у широкой площадки из синего камня, мимо которой проходила мощеная дорога, спускавшаяся, извиваясь, оттуда, где располагались многочисленные конюшни и повозки. Кипарисовые деревья окаймляли короткий отрезок этой дороги, ведущий к наружной стене.

За воротами в массивной стене эта дорога была уже менее величественной, так как ее проложили по естественным почти отвесным спускам. На каждом повороте перед молчаливой компанией разворачивался ничем не нарушаемый вид на Имперский Орден, расположившийся лагерем далеко внизу.

Откидной мост охранялся сотней воинов Первой когорты. Это были хорошо обученные и тяжело вооруженные солдаты, задачей которых было гарантировать, что никто не поднимется по этой дороге, чтобы напасть на Народный Дворец. Хотя шанс на это был небольшой. Дорога здесь слишком узкая, чтобы обеспечить сколько-нибудь значительную атаку. В таких тесных условиях несколько дюжин крепких воинов смогут сдержать целую армию. А кроме того, перекидной мост здесь был поднят. Отвесный обрыв – головокружительный и достаточно широкий, чтобы через него нельзя было перекинуть штурмовые лестницы или веревки с крюками. При поднятом мосте никто не мог пересечь это глубокое ущелье и приблизиться к дворцу.

По другую сторону моста ждала небольшая делегация. По их простому платью, они, скорее всего, обычные посыльные. Верна заметила несколько дюжин легко вооруженных солдат, но те оставались на расстоянии, значительно дальше посыльных, так что, похоже, не представляли угрозы.

Натан в плаще, застегнутом лишь через одно плечо, несмотря на то, что день был прохладным, остановился на краю пропасти, расставив ноги, уперев руки в бока, и выглядел впечатляющим и внушительным.

– Я Лорд Рал, – объявил он собравшимся по другую сторону рва. – Что вам нужно?

Один из людей, стройный, одетый в простую тунику из ткани темного цвета, обменялся взглядами со своими товарищами, затем подошел чуть ближе к краю со своей стороны.

– Его превосходительство император Джегань направил меня с посланием к народу Д’Хары.

Натан оглядел остальных, стоявших позади него.

– Ну, я Лорд Рал, так что я говорю за народ Д’Хары. Что за послание?

Верна подвинулась, становясь рядом с пророком.

Посланец выглядел явно недоумевающим.

– Ты не Лорд Рал.

Натан посмотрел на человека по ту сторону рва хмурым взглядом Рала.

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я вызвал магический ветер и смахнул тебя с этой дороги? Это решит дело к твоему удовлетворению?

Люди, стоящие по другую сторону, украдкой бросили взгляд в пропасть.

– Это всего лишь потому, что мы ожидали увидеть здесь другого человека, – заявил посланец.

– Ну, так я Лорд Рал, так что я тот, кто вам нужен. Если у вас есть что сказать, тогда скажите, в противном случае я занят и меня ждут дела. У нас сейчас банкет.

Человек наконец слегка поклонился.

– Император Джегань готов сделать великодушное предложение всем, находящимся в Народном Дворце.

– И что это за предложение?

– У его превосходительства нет никакого желания уничтожать дворец или его обитателей. Мирная сдача дворца – и вам будет позволено жить. Отказ от сдачи – и каждый во дворце умрет медленной мучительной смертью. Тела будут сброшены со стен в долину внизу, где ими будут питаться стервятники.

– Волшебный огонь, – едва слышно сказала Кара.

Натан нахмурился и спросил через плечо:

– Что?

– Твое могущество усилено этим местом. Их сила, если они обладают даром, не будет здесь достаточной, так что их щиты будут малоэффективны. Ты можешь сжечь дотла немалое их число прямо отсюда.

Натан сделал величественный жест в сторону тех, что стояли по другую сторону.

– Мы ненадолго прервемся?

Человек снисходительно наклонил голову.

Натан отвел Кару и Верну вверх по дороге, туда, где остались стоять Эди и несколько морд-ситов вместе с эскортом солдат.

– Я согласна с Карой, – заявила Верна, прежде чем пророк успел что-либо сказать. – Дай им ответ в том единственном стиле, который понимает Орден.

Густые брови Натана опустились, нависая над его голубыми глазами.

– Не думаю, что это подходящая идея.

Кара сложила руки.

– Почему нет?

– Джегань, скорее всего, наблюдает за нашей реакцией глазами этих самых людей, – сказала Верна. – Я согласна с Карой. Нам следует продемонстрировать ему нашу силу.

Натан нахмурился.

– Удивляюсь тебе, Верна. – Затем вежливо улыбнулся Каре: – Однако не удивлен твоим мнением, моя дорогая.

– Почему это ты удивлен? – спросила Верна.

– Потому что поступить так будет неправильно. Обычно ты не давала столь скверных советов.

Верна сдержала свои эмоции. Сейчас было не время пускаться в жаркие нотации и споры – особенно перед глазами Джеганя. Она припомнила очень живо и четко еще и то, как большую часть своей жизни считала, что пророк – сумасшедший. Она вовсе не уверена, что ее суждение было неверным. Еще из прошлого опыта она знала, что спорить с Натаном подобно попыткам изменить привычный ход солнца.

– Ты не можешь всерьез обсуждать сдачу дворца, – сказала она негромко, чтобы по ту сторону рва ее не могли услышать.

Натан сделал недовольное лицо.

– Разумеется, нет. Но это не означает, что мы должны убивать их за такое предложение.

– Почему нет? – Кара развернула в руке эйджил, наклоняясь в сторону пророка. – Я, например, считаю, что убивать их – вполне замечательная идея.

– Ну а я так не считаю, – в раздражении сказал Натан. – Если я сожгу их, это будет ответом Джеганю, что у нас нет намерения обсуждать его предложение.

Верна сдержала свою ярость.

– Так у нас и нет намерения.

Натан обратил к ней озабоченный взгляд.

– Если мы скажем им, что у нас нет намерений обсуждать их предложение, тогда все переговоры закончатся.

– Да нам и незачем вести переговоры, – сказала Верна с возрастающим раздражением.

– Но не следует говорить об этом им, – пояснил Натан с преувеличенной осторожностью.

Верна выпрямилась и, приглаживая волосы, воспользовалась моментом, чтобы сделать глубокий вдох.

– И какая же цель того, чтобы не говорить им, что мы не намерены всерьез обсуждать их предложение?

– Чтобы выиграть время, – сказал Натан. – Если я сброшу их с этой дороги, Джегань тут же получит нужный ему ответ, разве не так? Но, приняв предложение для обдумывания, мы можем затягивать переговоры.

– Не может быть никаких переговоров, – сквозь стиснутые зубы сказала Верна.

– С какой целью? – спросила Кара, не обращая внимания на Верну. – Ради чего нам может быть нужна подобная вещь?

Натан пожал плечами, будто это слишком очевидно и все они просто идиоты, не желающие видеть.

– Меньшая спешка. Они знают, какое сложное это дело – захватить дворец. С каждым футом подъема их пандуса строительство его становится все труднее. Это запросто может занять у них всю зиму, а то и дольше. Джегань не может ожидать, что такая большая армия высидит в равнинах Азрита всю зиму. Они находятся очень далеко от дома и от центров снабжения. Он может потерять всю армию либо от голода, либо от смертельных болезней, и с чем он тогда будет?

Если они думают, что целесообразно обсуждать с нами сдачу дворца, значит, допускают мысль, что им удастся захватить дворец таким способом. Добровольная сдача дворца нами способна решить их проблемы. Но если они буду уверены, что нет другого пути, как силой выгонять нас из дворца, тогда обратят все свои усилия исключительно к этому способу. Зачем подталкивать их к этому?

Верна скривила рот.

– Пожалуй, в этом есть некоторый смысл. – Когда Натан улыбнулся, отмечая небольшой триумф, она добавила: – Некоторый, очень небольшой.

– А я вовсе не уверена, что есть, – заметила Кара.

Натан развел руками.

– Зачем отказывать им? Ведь таким образом мы ничего не добьемся. Лучше поддерживать их в состоянии неопределенности, сохранять в них надежду на то, что, может быть, мы откажемся от борьбы. Ведь уже многие города сдались им, и им кажется вполне вероятной возможностью, что и мы можем поступить так же. Если они будут думать, что есть шанс, что мы можем сдать дворец, эта мысль будет удерживать их от того, чтобы полностью посвятить себя идее строительства их пандуса и штурма дворца.

– Должна признать, – сказала Кара, – есть определенная польза в том, чтобы водить людей за нос, с тем чтобы они теряли время в ожидании ответа, который действительно хотят услышать.

Наконец и Верна согласно кивнула ему.

– Полагаю, что сейчас не вредно позволить им питать надежду.

Покончив с проблемой разногласий, Натан потер руки.

– Я скажу им, что мы вынесем их предложение на общее обсуждение.

Верна раздумывала над тем, нет ли у Натана другой причины для заявления, что полученное предложение будет рассмотрено? Ей было интересно, не мог ли он действительно рассматривать возможность сдачи дворца? В то время как у Верны не было никаких иллюзий относительно того, что Джегань вовсе не сдержит свое слово не трогать тех, кто находится во дворце, если они решаться сдать его, ее не оставляла мысль, не задумал ли Натан тайную подготовку собственной сделки-капитуляции. Сделки, которая оставит его в качестве Лорда Рала побежденного народа Д’Хары под властью Имперского Ордена.

В конце концов, когда война закончится, Джеганю будет нужно, чтобы кто-то управлял обширными завоеванными землями.

Она думала о том, способен ли Натан на подобное предательство?

Она думала о том, насколько могло разрастись его чувство обиды за почти пожизненное заключение во Дворце Пророков, причем не за преступление, а всего лишь за то, на что, по мнению сестер Света, он был способен. Мог ли он задумать месть? – вот что не давало ей покоя.

Она думала о том, не могли бы сестры Света, действуя из наилучших побуждений по отношению к человеку, который не причинил им никакого вреда, – не могли бы они посеять подобные семена разрушения?

И пока Верна наблюдала, как улыбающийся Лорд Рал уверенным шагом идет назад, к краю пропасти, она вновь задавалась вопросом, не замыслил ли пророк бросить их всех в пасть волкам?

Глава 27

Беспокойство Ричарда становилось все более сильным. Он ожидал, что на одной из игр ему представится шанс. Но после того как Джегань и Кэлен появились на первом матче джа-ла, прошло уже двенадцать дней, а император не присутствовал больше ни на одной игре.

Ричард едва ли не в панике пытался найти объяснение этому. Он старался не думать о том, что именно Джегань мог сделать с Кэлен, и тем не менее не мог удержать себя, воображая самое худшее.

Сидя прикованным к повозке, окруженный кольцом стражей, Ричард мог сделать очень немного. Несмотря на то, что ему отчаянно хотелось действовать, он должен был оставаться рассудительным и ждать подходящей возможности. Всегда оставался шанс, что удачная возможность может и не подвернуться, и тогда все равно придется рисковать, но делать что-то лишь из отчаяния – неприемлемо и наверняка ничего не даст, разве что, быть может, уничтожит вообще любой шанс на то, что представится эта самая необходимая возможность. Но все же ожидание сводило с ума.

Будучи настолько усталым, каким он был сегодня после матча джа-ла, Ричард хотел лишь одного: прилечь и немного отдохнуть. Но при этом он понимал, что беспокойство не даст ему уснуть, как не давало спать вот уже несколько дней. Однако сон ему был необходим, потому что на следующий день у них самая важная игра – игра, которая, как он надеялся, предоставит ему ту самую возможность, которую он все время искал.

Он поднял глаза, услышав приближение солдата, разносящего вечернюю еду. Будучи таким голодным, как сейчас, получить даже обычные сваренные вкрутую яйца – и то было радостным событием. Солдат, тянувший небольшую тележку, которую всегда использовал для развоза еды, прошел через кольцо охраны игроков-пленников команды Ричарда. Стоявшие на страже лишь бегло взглянули на него. Колеса тележки скрипели в знакомом ритме, пока человек тяжело тащился по трудно проходимой земле. Наконец он остановился перед Ричардом.

– Протяни руки, – сказал он, достал нож и начал ковыряться в своей тележке, кромсая им что-то.

Ричард сделал, как ему было сказано. Человек поднял что-то из тележки и бросил Ричарду. К его удивлению, это оказался здоровенный кусок окорока.

– Что это? Последний ужин перед завтрашней решающей игрой?

Солдат поднял ручки своей тележки.

– Пришло продовольствие. Едят все.

Ричард уставился в спину солдата, когда тот покатил тележку дальше по рядам, чтобы раздать еду остальным игрокам его команды. Неподалеку Джон-Камень, с лицом и телом, разрисованным сетью красных линий, присвистнул от удовольствия, обнаружив, что получил нечто иное, а не вареные яйца. Впервые с момента появления в лагере им давали приличный кусок мяса. Вплоть до сегодняшнего дня они обычно ели лишь яйца. Несколько раз было что-то типа жаркого с редкими мелкими кусочками баранины. Однажды была тушеная говядина.

Ричарду хотелось знать, как это продовольствие оказалось доставлено в лагерь. Ведь предполагалось, что д’ха-рианская армия должна останавливать любой караван с продовольствие и пополнением, направляющийся к армии Ордена. Морить голодом людей Джеганя было единственной реальной возможностью остановить их.

Даже если бы Ричард в последнее время ничем особенно не был обеспокоен, вот этот толстый кусок окорока в его руке представлял собой повод для серьезного нового беспокойства. Он предположил, в качестве единственного разумного объяснения, что отдельному конвою снабжения как-то удалось прорваться сюда. При общем снижении запаса продуктов эта доставка оказалась весьма своевременной.

Древний мир – очень большое пространство. Ричард понимал, что рейды д’харианской армии никоим образом не могли накрыть всю их сельскую местность. С другой стороны, он задумался над тем, не может ли этот кусок окорока, что сейчас в его руках, быть знаком того, что дела у генерала Мейфферта и тех людей, которых он направил на юг, обстоят не очень-то хорошо.

Джон-Камень подобрался поближе к нему, таща за собой свою цепь.

– Рубен! Нам дали окорок! Ну разве это не замечательно?

– Замечательно быть свободным. Хорошо есть, будучи рабом, – это никак не мое представление о замечательном.

Лицо Джона-Камня слегка опечалилось, затем вновь засияло.

– Но, согласись, быть рабом и есть окорок куда лучше, чем быть рабом и есть яйца.

Ричард был не в настроении обсуждать это.

– Думаю, ты прав.

Джон-Камень усмехнулся.

– Я тоже так думаю.

В сгущающихся сумерках они оба были заняты тем, что молча ели. С удовольствием поедая окорок, Ричард должен был признаться себе, что Джон-Камень, разумеется, прав. Он почти забыл, что бывает и другая еда, кроме яиц. И это придаст силы ему и его команде. Которые им наверняка пригодятся.

Джон-Камень, с набитым ртом, пододвинулся еще чуть ближе. Прожевав все и проглотив, он начал слизывать сок с пальцев.

– Послушай, Рубен, разве что-то не так?

Ричард оглядел своего правого ведомого.

– Что ты имеешь в виду?

Джон-Камень отщипнул кусок мяса.

– Ну, ты сегодня явно в упадке.

– Мы победили на пять очков.

Джон-Камень нахмурился.

– Но обычно побеждали с большим счетом.

– Игры становятся все труднее.

Джон-Камень пожал одним плечом.

– Ну если ты так считаешь, Рубен. – Он поразмыслил с минуту, явно не довольный его ответом. – Но мы выиграли с большим счетом у той сильной команды… несколько дней назад. Помнишь? Которые обзывали нас и затеяли потасовку с Брюсом, когда игра еще не началась.

Ричард помнил эту команду. Брюс был его новым левым ведомым, заменившим убитого в той игре, на которой присутствовал Джегань и Кэлен. Ричард поначалу опасался, что солдат регулярной армии Имперского Ордена неохотно будет подыгрывать нападающему-пленнику, но Брюс проявил себя блестяще.

В тот день, о котором говорил Джон-Камень, ведомый из другой команды обзывал солдат регулярной армии, входящих в команду Ричарда, за то, что они прислуживают пленникам. Брюс ответил на оскорбления очень просто: спокойно подошел и сломал тому человеку руку. Драка, которая возникла при этом, была отвратительной, но судья быстро пресек ее.

– Я помню. Ну и что?

– Думаю, они были посильнее, чем сегодняшняя команда, а мы разбили их с перевесом в одиннадцать очков.

– Мы выиграли сегодняшний матч. Вот что главное.

– Но ты говорил, что мы должны крушить всех противников, если намерены сыграть с императорской командой.

Ричард глубоко вздохнул.

– Ты говоришь правильно, Джон-Камень. Это я сам подвел всех.

– Нет, Рубен, ты не подвел нас. – Джон-Камень коротко рассмеялся и хлопнул Ричарда по плечу своей огромной ладонью. – Как ты и сказал, мы победили. А если победим завтра, то будем играть с императорской командой.

На самый крайний случай Ричард предполагал, что Джегань наверняка придет, чтобы наблюдать за игрой своей команды на первенство лагеря. Несомненно, эту игру он пропустить не должен.

Карг сказал Ричарду, что императору известно, что репутация их команды растет. Ричард же был обеспокоен тем, почему Джегань не приходил посмотреть на это сам. В конце концов Ричард решил, что тот специально не хотел заранее составлять мнение о вероятных претендентах на игру с его командой, и поэтому уделит внимание лишь нескольким последним играм, что будут проходить перед финальной игрой.

– Не беспокойся, Джон-Камень. Мы готовы разбить завтрашнюю команду, после чего получим право играть с командой императора.

Джон-Камень ответил Ричарду кривой усмешкой и добавил:

– А затем, когда победим, выберем себе женщин. Змеиное Лицо обещал нам.

Ричард жевал окорок, наблюдая за человеком, которого покрывали рисунки, означающие приращение силы, переплетающиеся с символами агрессии и покорения.

– Есть более важные вещи.

– Может, и так, но какие другие награды могут быть у нас в этой жизни? – Кривая усмешка вновь вернулась на лицо Джона-Камня. – Если мы побеждаем императорскую команду, то получаем женщин.

– А ты не думал, что твоя награда может обернуться ночным кошмаром для выбранной тобой женщины?

Джон-Камень нахмурился и с минуту пристально смотрел на Ричарда. Затем молча вернулся к еде.

– Зачем ты говоришь такое? – сказал он наконец, не в силах сдержать раздражение. – Я никогда не обижу женщину.

Ричард посмотрел на кислое выражение его лица.

– Что ты скажешь о тех женщинах, что постоянно следуют за лагерем?

– О лагерных приживалках? – Джон-Камень, удивленный вопросом, задумчиво почесал плечо. – Большинство из них – отвратительные старые ведьмы.

– Ну если они тебя не интересуют, тогда остаются женщины-пленницы, женщины, которых забрали из собственного дома, оторвали от семьи, от мужа, от детей, от всего, что им было дорого и что они любили, и силой заставили служить в качестве блудниц солдатам, которые, вполне вероятно, те самые, кто вырезал их семью, мужа, детей…

– Ну, я…

– Это те самые женщины, крики и рыдания которых мы часто слышим по ночам.

Джон-Камень отвел взгляд и нехотя взялся за кусок окорока.

– Временами, прислушиваясь к рыданиям тех женщин, я лишаюсь сна.

Ричард посмотрел в просвет между повозками и стоящей вокруг охраной вдаль, на раскинувшийся за ними лагерь. Работы на пандусе не прерывались круглые сутки. Он представил себе, что людям там, наверху, в Народном Дворце, последнем оплоте сопротивления Имперскому Ордену, не остается ничего другого, как ждать вторжения этой орды. Они не способны ничего предпринять. Им негде искать безопасности. Верования, движущие Имперским Орденом, поглощали все человечество.

А здесь, внизу, в военном лагере, люди группами собирались у костров, где готовилась пища. В сгущающихся тенях Ричард мог видеть, как в палатку неподалеку поволокли женщину. Когда-то у нее были свои надежды и мечты о будущем; теперь же, когда Орден устанавливал свое видение мира для человечества, она была всего лишь имуществом или рабом. К палатке уже выстраивалась очередь: победители жаждали своей награды за служение Имперскому Ордену. В конечном счете, несмотря на заявленные великие цели, все было так, как и всегда: жажда власти, желание управлять всеми другими, навязывать им свою волю, и претензии на моральные права, дающие им, как они верят, полномочия отбирать у других все, что хотят.

В других местах Ричард заметил людей, собравшихся, чтобы выпить и поиграть на деньги. Должно быть, караван доставил в лагерь и спиртное. Все это обещало шумную ночь.

И где-то среди этого людского моря находилась Кэлен.

– Ну тогда, – заметил Ричард, – если ты не хочешь быть в компании тех, кто обижает женщин, тебе остаются лагерные приживалки, которые сами не против.

Джон-Камень молча раздумывал некоторое время, потихоньку доедая окорок. Если бы тихая ярость могла резать сталь, Ричард сбросил бы свой ошейник и обязательно сделал бы что-то, чтобы вытащить Кэлен из этого места в другое, безопасное, – в ту безопасность, которая еще оставалась в мире, впадающем в безумие.

– Знаешь, Рубен, у тебя удивительная способность все испортить.

Ричард бросил взгляд на собеседника.

– А ты бы предпочел, чтобы я обманул тебя? Выдумал что-то просто для того, чтобы успокоить твою совесть?

Джон-Камень вздохнул.

– Нет. Но все же…

Ричард решил, что лучше не обескураживать больше своего правого ведомого, иначе в итоге он может повести себя в игре не лучшим образом. А если они проиграют следующий матч, у них не будет шанса сыграть с императорской командой, и тогда Ричарду может не представиться шанс очередной раз увидеть Кэлен.

– Да ладно, ты уже стал знаменитостью, Джон-Камень. Люди начинают аплодировать, когда видят тебя выходящим на поле. Там вполне может оказаться достаточно красивых женщин, стремящихся провести время с таким могучим и статным ведомым из команды-чемпиона.

Наконец Джон-Камень широко улыбнулся.

– Это правда. Мы склонили на свою сторону множество солдат. Люди начинают встречать нас рукоплесканиями. – Он махнул своим окороком в сторону Ричарда. – Ты наш нападающий. У тебя будет выбор из множества красивых женщин, которые сами захотят быть с тобой.

– Есть только одна, которую я хочу.

– И ты думаешь, что она тоже захочет? А что если она не пожелает иметь с тобой дело?

Ричард открыл было рот, но тут же закрыл его. Кэлен не знает его. Если ему представится шанс вырвать ее у Джеганя, что он станет делать, если она примет его за всего лишь какого-то чужака, который хочет просто-напросто увести ее в новый плен? В конце концов, почему бы ей так не думать? Что если она не захочет идти с ним? Что если она будет сопротивляться? Ведь определенно в тот момент у него не будет времени что-то объяснять ей.

Ричард вздохнул. Теперь у него появилась новая причина для беспокойства, не дававшая спать.

Глава 28

Кэлен тихо сидела в затененном месте внутреннего пространства шатра на невысоком кожаном стуле, сложив руки на коленях. Джиллиан, скрестив ноги, сидела на полу неподалеку. Время от времени Кэлен поглядывала на сестер Улисию и Эрминию, старательно сравнивающих книги, которые были ключом к шкатулкам Одена. Они сверяли текст слово за словом, пытаясь найти какие-либо несоответствия.

Группа других пленных сестер, тоже прислуживающих Джеганю, нашли третью книгу в катакомбах под Дворцом Пророков. Так что сестра Улисия и сестра Эрминия получили еще одну копию, которую могли сравнивать с теми двумя книгами, которые у них уже были. Одна из самого Дворца Пророков, которую Джегань заполучил уже очень давно, и одна, которую он нашел в катакомбах города Касска, где захватил при этом сестер Улисию, Цецилию и Эрминию, а с ними и Кэлен.

Каждая из этих книг предположительно являлась копией «Книги сочтенных теней», однако на корешках последних двух значилось «сочтенной тени», и сестры не пришли к согласию по поводу того, существенно это или нет.

Из того, что Кэлен смогла составить из обрывков подслушанных разговоров, она уяснила, что существует лишь единственная достоверная копия «Книги сочтенных теней», остальные четыре – фальшивые. Теперь в распоряжении Джеганя были три из пяти копий. Наложить руку на все пять было из важнейших задач. Судя по тому, что Кэлен уже узнала, существовали люди, чья жизнь была посвящена исключительно этому занятию – поиску книг.

Загадка еще больше усугубилась, когда оказалось, что на корешке книги, найденной в катакомбах под Дворцом Пророков, написано «теней», как это и должно быть по первоначальным сведениям. То есть заголовки книг подсказывали, что первые две лишь фальшивые копии – как Кэлен и сказала, – а последняя, вполне возможно, и есть истинная копия. И тем не менее у сестер все еще не было способа доказать то или иное положение.

Кэлен беспокоило, что ей придется делать, если Джегань потребует, чтобы она установила, является ли последняя найденная книга истинной или фальшивой копией.

Судя по тому, на что сами сестры указали Джеганю, в этих книгах сказано, что для проверки, фальшивая ли копия или истинная, требуется участие Исповедницы. Кэлен удалось подслушать, что именно она и есть та самая Исповедница, но, вместе со всем остальным ее забытым прошлым, она не знала, что означает быть Исповедницей. Она не имела представления, почему считается, что она способна определить, фальшивая это копия или нет. Джегань даже не интересовался, знает она способ определить это или нет; он просто ожидал, что она это сделает.

У первых двух книг сами заголовки были неверными, что и давало ей благовидный повод заявить о них, как о фальшивых. Но с последним экземпляром она так никуда бы не продвинулась, поскольку заголовок книги был правильный, а сам текст проверить она не могла – для этого требовалась магия. К счастью, поскольку Джегань все внимание переключил на Никки, он не потребовал, чтобы Кэлен определила подлинность последнего найденного тома.

Но если он потребует, а Кэлен не сможет дать ответа, который удовлетворит его, расплачиваться придется именно Джиллиан.

До сих пор сестрам не удавалось найти никаких разночтений между тремя копиями. Разумеется, как они уже нерешительно доказывали императору, эти разночтения, даже будучи найденными, тоже ничего не докажут. Все три книги могут быть разными и при этом фальшивыми. И как это узнать? Ведь нет ничего, что говорило бы, что последняя книга, даже если она и отличается от тех двух, и есть настоящая. Наличие различий, внутри и снаружи, не доказывает ровным счетом ничего.

Насколько Кэлен понимала, для единственного реального способа опознать истинную копию требуется иметь все пять копий. Несмотря на свои угрозы и жестокость, Джегань должен был тоже понимать это. Об этом свидетельствовало то, что у него были люди, специально занимающиеся поиском других подобных книг.

Как бы то ни было, император по-прежнему хотел, чтобы книги были проверены на малейшие расхождения, что сестры и осуществляли – слово за словом.

Джегань дал им достаточно времени, чтобы в деталях изучить эти книги. Но хотя он был очень заинтересован заполучить истинную копию «Книги сочтенных теней», пока что гораздо больше его интересовала Никки.

С тех пор как Никки оказалась захвачена в плен, она почти полностью завладела его умом. Он не приводил других женщин к себе в постель и даже перестал посещать матчи джа-ла. И Кэлен казалось, будто он думает, что, если сможет достаточно убедительно показать Никки, как велика его страсть к ней, тогда она поверит в его истинные чувства, и ее вызывающее поведение испарится, поскольку она окажется побеждена.

Никки же только стала еще более отстраненной.

Ее хладнокровное и сдержанное отношение странным образом притягивали Джеганя, но вызывающее поведение провоцировало его на жестокость и насилие и только делало ее тяжелые испытания еще хуже. Кэлен не могла представить, сможет ли она сама, когда настанет ее черед, быть настолько непокорной.

Несколько раз после приступа дикой ярости гнев Джеганя утихал, и тогда он вдруг осознавал, что мог зайти слишком далеко. В таких случаях немедленно приводились сестры, чтобы вернуть Никки к жизни. И все время, пока они отчаянно спасали ее жизнь и занимались лечением, Джегань с беспокойным видом и виноватым взглядом мерил шагами комнату. Позже, после того как ее вылечивали, он вновь давал волю своему негодованию и обвинял Никки в том, что она сама спровоцировала то насилие, которое только что случилось.

Иногда, как, например, предыдущей ночью, он выставлял Кэлен и Джиллиан наружу, во внутреннее пространство шатра, оставляя Никки внутри, чтобы провести ночь с ней вдвоем. Кэлен предполагала, что уединение такого рода было его личным представлением о легкой романтике. Проходя в спальню, Никки бросила быстрый тайный взгляд на Кэлен. Это был взгляд разделенного понимания того, что безумие овладело миром.

Джегань до того потерял голову с тех пор, как вернул Никки назад, что забыл почти про все, от «Книги сочтенных теней» до матчей джа-ла. Кэлен не любила джа-ла, но она отчаянно хотела увидеть человека, которого все называли Рубен. Она знала из ежедневных сообщений, которыми обменивалась стража, что команда Карга до сих пор выигрывала все матчи, но Кэлен хотела увидеть нападающего с нарисованными на нем странными знаками, человека с серыми глазами – человека, который знал ее.

– Вот, смотри, – сказала сестра Улисия, похлопав по странице в одной из книг. – Здесь формула не такая, как в этих двух.

Кэлен наблюдала за их спинами: обе наклонились над столом, сравнивая разложенные перед ними книги. Два громадных телохранителя Джеганя стояли в противоположной части внутреннего пространства шатра, у самого входа, и тоже не спускали глаз с сестер. Двое солдат регулярной армии – специальные стражи Кэлен – похоже, не интересовались сестрами; они следили за Кэлен. Когда та осознала, что именно они разглядывают, то покраснела и прикрыла длинной и спутанной прядью волос тот вид, который открывался из-за потерянной верхней пуговицы ее блузки.

– Да… – протяжно подтвердила сестра Эрминия. – Созвездие другое. Как ни странно.

– Здесь действительно едва заметное несовпадение. Не только в этой форме, но еще и вот здесь. Азимутальные углы различные. – Сестра Улисия пододвинула ближе одну из масляных ламп. – И во всех трех копиях.

Сестра Эрминия кивала, глядя то в одну, то в другую книгу.

– Мы не замечали этого раньше, с первыми двумя книгами. Я всегда думала, что они одинаковые, а они, оказывается, разные.

– Такая мелкая вещь. Легко понять, почему мы пропустили ее. – Сестра Улисия указала по очереди на книги. – Это делает все три книги разными.

– И что, по-твоему, это означает?

Сестра Улисия сложила руки.

– Это означает лишь то, что по меньшей мере две из этих книг – фальшивые копии, но на самом деле по нашим представлениям фальшивыми могут оказаться все три.

Сестра Эрминия издала приглушенный вздох.

– Итак, наконец мы узнали кое-что новое, но это не принесло нам никакой пользы.

Сестра Улисия бросила на женщину косой взгляд.

– Его превосходительство имеет обыкновение удивлять нас тем, чего никак не ожидаешь. Возможно, он еще обнаружит и другие копии, и тогда у нас будет хотя бы возможность сказать что-то более определенное.

Занавес, прикрывающий вход в спальню, вдруг оказался откинут, и Джегань с силой вытолкнул Никки. Она споткнулась и упала у ног Кэлен, на какой-то миг подняла глаза, но тут же притворилась, что не видит той, что находится прямо перед ней. Это была тактика, которой она придерживалась с того момента, как оказалась в плену у Джеганя.

Кэлен видела ярость, заполняющую глаза Никки, и сквозившую в них боль и отчаяние.

Кэлен хотелось поддержать ее, успокоить и сказать какие-то слова утешения, что все будет хорошо, но она не могла сделать что-либо подобное, и уж, безусловно, не могла сказать, что все будет хорошо.

– Ну, обнаружили чего-нибудь? – спросил Джегань двух сестер, подойдя и остановившись позади них.

Сестра Улисия похлопала рукой по одной из книг. Он наклонился через ее плечо, вглядываясь туда, куда она указывала.

– Вот здесь, ваше превосходительство. Все книги разнятся вот в этом месте.

– И какая же из них верная?

Обе сестры слегка отпрянули от стола.

– Ваше превосходительство, – нерешительно сказала сестра Улисия, – об этом говорить еще рано.

– Чтобы знать с уверенностью, нам нужно заполучить и другие копии, – брякнула сестра Эрминия.

Джегань с минуту смотрел на нее, а затем совершенно несвойственным для него образом что-то равнодушно проворчал. Он огляделся по сторонам, проверяя, что Кэлен по-прежнему сидит на стуле, где ей приказано сидеть, а Джиллиан на полу около нее, и стража продолжает следить за всеми.

– Продолжайте изучать книги, – сказал Джегань, обращаясь к двум сестрам. – Я отправляюсь на игры джа-ла. И следите за девчонкой.

Он вытолкал Никки впереди себя, а затем щелкнул пальцами, обращая этот знак к Кэлен, указывая ей, что ожидает, что она также пойдет с ними и должна находиться как можно ближе к нему. Кэлен схватила свой плащ и последовала за ним. Она была рада хотя бы тому, что Джиллиан не будет среди сборища солдат или рядом с Джеганем. Разумеется, Джегань, осуществляя контроль над сестрами, мог, таким образом, причинить Джиллиан любой вред, какой бы, когда бы и где бы он ни пожелал.

Набросив на плечи плащ, Кэлен сделала жест рукой в сторону обеспокоенной Джиллиан, как бы понуждая ее оставаться на месте. Глаза девушки, поблескивавшие медным отливом, уставились на Кэлен, тогда как сама она ответила кивком. Она боялась оставаться одна. Кэлен сочувствовала ей, но не могла предложить никакой действенной защиты, даже если бы Джиллиан последовала за ней.

Снаружи вокруг шатра уже находилось несколько сотен хорошо вооруженных стражей, которые очень быстро построились, готовые сопровождать императора. Столь огромные люди, в кольчужных доспехах и вооруженные поблескивающим оружием, устрашали уже одним своим видом. С полдюжины особых стражей, присматривающих за Кэлен, выглядя менее устрашающими, но не менее жестокими, сгруппировались возле нее. Мясистая рука Джеганя обхватывала тонкую белую руку Никки, увлекая ее через проход между сомкнутыми шеренгами стражи.

Большинство из них задерживали долгий оценивающий взгляд на Никки. Пусть она и женщина Джеганя, но они все равно предпочитали смотреть, хотя и были осторожны, стараясь, что император не замечал их вожделения. Кэлен была избавлена от таких взглядов, и это успокаивало ее, показывая, что большинство этих людей не могут ее видеть.

Было довольно пасмурно, но облака не выглядели достаточно плотными, чтобы угрожать дождем. Дождя не было уже достаточно долго для того, чтобы земля превратилась в твердую, покрытую пылью субстанцию. В однородном сером свете военный лагерь выглядел еще более темным и казался еще более неприятным. Дым от костров, где готовилась пища, отчасти маскировал стоявшую вокруг вонь.

Пока они бодрым шагом следовали мимо бесконечных шумных скоплений людей и животных, Джегань спросил одного из своих самых доверенных телохранителей о прошедших играх джа-ла. Этот человек проинформировал императора о различных матчах, прошедших с момента последнего его отчета, предоставляя Джеганю сведения о любой команде, о которой тот спрашивал.

– Команда Карга? – спросил Джегань. – И они действительно хорошо играют?

Гвардеец кивнул.

– До сих пор без поражений. Хотя вчерашний перевес в счете не так велик, как бывало раньше.

Суровая улыбка Джеганя был такой же неприветливой, как небо над ними.

– Надеюсь, они победят и сегодня. Мне хотелось бы, что из всех команд, собирающихся противостоять моей, моя команда сокрушила именно эту.

Страж показал рукой влево.

– Они играют сегодня… вон там. Для них это финальная игра. В соответствии с общим раскладом чемпионата, если они сегодня победят, то окажутся впереди всех прочих команд, и ваше желание сбудется, ваше превосходительство. Если нет, тогда состоится игра на выбывание. Но ваша команда будет играть с ними только в том случае, если они победят в этом матче.

Пока они вот так и шли за Джеганем, разговаривающим со своим телохранителем, Никки бросила через плечо быстрый взгляд на Кэлен. Та поняла, что Никки думает о том человеке, про которого она ей рассказала. И Кэлен ощутила волнение от беспокойства.

Когда они совершали путешествие через общий лагерный беспорядок в направлении, которое указал телохранитель, пробираясь сквозь толпы людей, по мере того как они приближались к полю для игр, Кэлен начала слышать вдалеке восторженные приветствия и крики в поддержку любимых команд. Но даже находясь далеко и не имея возможности видеть саму игру, люди ждали сообщений о счете, передаваемых по всему лагерю.

Зрителей возле поля оказалось намного больше, чем Кэлен видела на предыдущих играх. Это была, несомненно, очень важная игра, и женщина могла ощущать возбуждение толпы. Когда внезапно поднялся оглушительный рев, она поняла, что одна из команд открыла счет. Люди все теснее сбивались, толкали и теснили друг друга, стремясь услышать каждое слово о том, какая команда увеличила счет.

Когда императорская стража начала выкрикивать предупреждения и просто расталкивать людей, стоявшие плотной стеной солдаты, осмотревшись, неохотно расступились, позволяя пройти императорской свите. Используя клин из мощных стражей, расчищающий путь, император и его окружение смогли попасть на отведенную для них зону у самого поля, которая была отгорожена канатами. Основная часть императорской стражи, шедшая впереди, уже сформировала с каждой стороны этой зоны стены, сдерживающие напор зрителей.

Сквозь просветы между людьми Кэлен уловила мелькание несшихся по полю игроков. Вопли и крики толпы сбивали ее с мыслей. Ее взгляд уловил движение пятен красной краски. Стоя рядом с солдатами, наблюдающими за игрой, и за стеной огромных стражей, расположившихся со всех сторон, не говоря уже о бычьих размерах императора впереди нее, огражденного с флангов его личными телохранителями, очень трудно было увидеть больше, чем короткие обрывки происходящего на поле.

Когда одна из команд заработала очко, толпа издала дикий крик. От этого крика земля под ногами Кэлен вздрогнула.

Через узкие просветы между стражами она заметила, что на этой игре есть нечто особое. По всему периметру поля перед зрителями с равными интервалами стояли крепкие мужчины, расставив ноги и заведя руки за спину. Никто из них не был в рубашке – видимо, чтобы не скрывать мощное телосложение.

Кэлен не часто видела таких мужчин. Каждый из них был огромен. Они напоминали статуи, будто отлитые из одной и той же железной руды или выкованные из слитков раскаленной добела стали.

Когда Джегань прошел чуть ближе к полю, чтобы лучше видеть, что там происходит, Никки, увидев, что Кэлен смотрит на этих суровых и грозных людей, наклонилась в ее сторону.

– Команда Джеганя, – едва слышно сказала она.

Тогда Кэлен поняла, что они здесь делают. Победитель сегодняшней игры сразится с императорской командой. Эти люди пришли сюда не просто понаблюдать за тактикой тех, с кем им придется играть. Они здесь для того, чтобы запугать людей, находящихся на поле, людей, которые выиграют шанс на игру с ними. Это была открытая угроза грядущей расправы.

Карг заметил появившегося только что императора и протиснулся через ряды стражи. Кэлен узнала этого человека по особенному рисунку его татуировки, в виде змеиной чешуи. Он и Джегань обменялись шутливыми замечаниями, в то время как вокруг раздавались возгласы воодушевления ввиду начала очередного раунда.

– Похоже, твоя команда неплохо себя показала, – сказал Джегань, когда крики чуть подутихли.

Карг бросил через плечо взгляд на Никки, словно змея, изучающая свою добычу. Ее взгляд был уже прикован к этому человеку. Проницательный взгляд командующего прошелся по ней с головы до ног, прежде чем его внимание вновь переключилось на Джеганя.

– Ну, ваше превосходительство, несмотря на то, что моя команда очень хороша, я отчетливо осознаю, что ваша команда не просто хороша, она непобедима. Они, без сомнений, самые лучшие.

Кожа на бритом затылке и бычьей шее Джеганя покрылась складками, когда он кивнул.

– Твоя команда тоже непобедима, но еще не прошла проверки в настоящем состязании. Мои люди запросто разобьют ее. У меня на этот счет нет никаких сомнений.

Карг скрестил на груди руки и некоторое время наблюдал за игрой. Толпа закричала от восторга, когда группа игроков пронеслась во всю прыть, но лишь затем, чтобы разочарованно простонать, когда они, по-видимому, не сумели заработать очко. Карг снова повернулся к императору.

– Но когда они обыграют вашу команду…

– Если обыграют, – прервал его Джегань.

Карг улыбнулся, склоняя голову.

– Если они выиграют, это будет величайшим достижением для такого скромного претендента, как я.

Джегань осмотрел своего командующего с благожелательным подозрением.

– И величайшее достижение достойно величайшей награды?

Карг указал рукой на людей, находящихся на поле.

– Ну, ваше превосходительство, если моя команда победит, каждый из них получит награду. Каждый получит женщину по собственному выбору. – Он сцепил руки за спиной, пожимая плечами. – Мне кажется, будет справедливым, если, как тот, кто отбирал всех этих игроков и создал такую совершенную команду, я получил бы подобную награду.

Глубокий сдавленный смех Джеганя был до того непристойным и похотливым, что вызвал у Кэлен дрожь.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Джегань. – Тогда выбери ее, и если победишь, она твоя.

Карг с минуту покачался на каблуках, будто обдумывая свой выбор.

– Ваше превосходительство, если моя команда победит… – Карг с коварной улыбкой глянул через плечо, – я бы хотел получить в свою постель Никки.

Холодный взгляд Никки мог бы перерезать сталь.

Его веселье постепенно затухло, когда Джегань обернулся через плечо в сторону женщины, которой в последнее время был полностью поглощен.

– Никки не свободна.

Командующий кивнул и вернулся на некоторое время к созерцанию игры. Когда стихли приветствия после начала очередного раунда, он искоса оглядел Джеганя.

– Поскольку вы уверены в победе, ваше превосходительство, это ведь будет сущей ерундой, обещание подобной награды, совершенно незначащим, ни к чему не приводящим пари. Если вы действительно уверены, что ваша команда одержит победу, зачем лишать меня даже надежды на такую награду?

– Подобное пари будет бессмысленным.

Карг сделал жест рукой в сторону игрового поля.

– Ведь вы уверены в успехе вашей команды, не так ли, ваше величество? Или у вас есть сомнения?

– Хорошо, Карг, – сказал наконец Джегань, – если ты победишь, она твоя – на некоторое время. Но только на некоторое время.

Командующий вновь склонил голову.

– Разумеется, ваше превосходительство. Но, как нам всем известно, вам не стоит опасаться, что ваша команда проиграет.

– Нет, я точно знаю, что нет. – Черные глаза Джеганя повернулись к Никки. – Ты же не возражаешь против моего маленького пари, дорогая? – Его улыбка вновь вернулась. – В конце концов, это всего лишь формальное пари, поскольку моя команда не проигрывает.

Никки выгнула бровь.

– Как я уже заметила в первый день появления здесь, не имеет никакого значения, чего хочу я, разве не так?

Улыбка Джеганя не сходила с его лица, пока он с минуту наблюдал за Никки. Это улыбка выглядела так, будто приоткрывала его мысли о кровавой расправе за столь открытое высокомерие.

Когда напряженность игры на поле стала возрастать, окружающая толпа начала подаваться вперед в попытке получить лучший обзор. Стража Джеганя тут же оттеснила людей назад, давая императору еще больше свободного места. Они хотели быть уверены, что у них есть пространство, необходимое для его защиты. Зрители, видя неприветливый настрой стражи, неохотно пятились.

Пока Джегань и Карг наблюдали за ходом игры, полностью поглощенные происходящим на поле, Кэлен проверила своих особых стражей и заметила, что они тоже увлечены игрой. Они продолжали чуть отодвигаться, каждый раз понемногу, вытягивая шеи, стараясь найти место с лучшим обзором. Тогда Кэлен проскользнула поближе к Никки. И когда стражники поднажали, оттесняя зрителей, Никки и Кэлен получили более широкий обзор, так что теперь могли хорошо видеть и поле, и самих игроков.

– Командой, которая раскрашена красным, управляет человек, о котором я уже говорила, – прошептала Кэлен. – Думаю, он разрисовал себя и всех своих людей красной краской только для того, чтобы никто не мог его узнать.

Когда игроки пробегали мимо них, они получили первую возможность отчетливо рассмотреть дикие рисунки на каждом из участников красной команды.

И когда Никки увидела эти рисунки, вид ее стал испуганным.

– Добрые духи…

Она сделала шаг вперед, чтобы лучше разглядеть только что увиденное. Кэлен, обеспокоенная внезапной переменой в поведении Никки и явной ее тревогой, продвинулась вперед вместе с ней.

Именно в этот момент Кэлен заметила человека, которого все называли Рубеном. Он быстро приближался слева, с мячом, крепко прижатым к груди, уворачиваясь от игроков, прыгающих на него со всех сторон.

Кэлен ближе наклонилась к Никки и показала налево, привлекая ее внимание к этому человеку.

– Вот он, – сказала Кэлен.

Никки наклонилась чуть дальше, чтобы увидеть того, на кого показывала Кэлен. Когда она увидела его, кровь отлила от ее лица. Кэлен еще ни разу не видела, чтобы кто-то так быстро приобретал мертвенно-бледный вид.

– Ричард…

Едва услышав это имя, Кэлен поняла, что оно верное. Именно так звали этого человека. Она не знала почему, но это имя просто подходило ему.

Кэлен, опасаясь, что Никки может ослабеть и упасть в обморок, выставила вперед руку, чтобы поддержать ее со спины. И ладонью этой руки она могла ощущать, как дрожит все ее тело.

Увертываясь и уклоняясь от нападающих на него игроков команды противника и продолжая бежать через поле в окружении своих ведомых, человек, которого она теперь знала как Ричарда, уголком глаза заметил Джеганя. Пока он бежал, его взгляд скользнул по императору и встретился с пристальным взглядом Кэлен. Эта связь между ними, это узнавание в его глазах заставили ее сердце биться быстрее.

Когда же Ричард заметил Никки, стоявшую рядом с ней, шаг его сбился.

Мгновение промедления подарило его преследователям неожиданную возможность. Сразу двое со всей силой налетели на него, сваливая на землю. Столкновение было настолько сильным, что мяч вылетел у него из рук.

Правый ведомый Ричарда опустил плечо, врезаясь между противниками и разбрасывая их в стороны.

Ричард без движения лежал лицом вниз.

Сердце Кэлен подскочило, она ощущала его едва ли не в горле.

И тут, как раз вовремя, другой ведомый приложился локтем к голове человека, готового прыгнуть сверху на Ричарда. Едва тот свалился в сторону, Ричард наконец-то начал двигаться. Заметив людей, столкнувшихся прямо над ним, он перекатился в сторону от общей свалки и постарался восстановить дыхание.

Через мгновение он был уже на ногах, хотя поначалу немного покачивался.

Это была первая ошибка, допущенная этим человеком, которую довелось увидеть Кэлен.

У Никки дрожала нижняя губа, в то время как сама она застыла, не сводя глаз с Ричарда. Слезы переполняли ее голубые глаза.

Кэлен внезапно изумилась: как подобное вообще могло случиться?

Она не верила, что такое возможно.

Этого попросту не могло быть.

Глава 29

В угасающем свете дня, сидя на земле, поджав колени к груди и прислушиваясь к нестихающим звукам вражеского лагеря, расстилающегося за кольцом повозок и охраны, Ричард подавленно вздохнул и пригладил ладонью волосы. С трудом верилось, что Джеганю каким-то образом удалось схватить Никки. Он не мог даже вообразить, как такое могло произойти. А кольцо Рада-Хань на ее шее приводило его в отчаяние.

Ричарду казалось, что весь мир распадается на части.

Сами мысли о том, насколько неодолим Имперский Орден, вызывали у него содрогание. Те, кто хотели сами решать, как прожить собственную жизнь, методично обращались в рабство бесчисленными последователями Ордена – последователями, фанатично посвятившими себя ложным верованиям, последователями, стремящимися заставить всех остальных принять эти их верования. Подобная концепция противоречила самой природе веры, но едва ли это имело значение для истинных ее поборников; все люди должны подчиниться и верить, как они, либо умереть.

Те, кто уверовал в учения Ордена, беспрепятственно шли туда, куда хотели, безжалостно убивая каждого на своем пути. Теперь они подчинили себе большую часть Нового мира, как и весь Древний мир. Они проникли даже в далекую Вестландию, в те места, где он вырос.

И Ричард ощущал себя так, будто мир поглотило безумие.

Самым неприятным было то, что в распоряжении Джеганя по меньшей мере две шкатулки Одена. Казалось, он всегда получал то, что хотел.

А теперь он заполучил и Никки.

Но если сердце Ричарда разрывалось при виде Никки с золотым кольцом раба в нижней губе, снова оказавшейся в руках человека, который безжалостно терзал ее в прошлом, то при виде Кэлен, оказавшейся в его же руках, у него вскипала кровь.

Ричарда угнетала та мысль, что Кэлен не помнит его. Она значила для него больше, чем что-либо еще в этом мире. Она сама была его миром. Но сейчас она не помнит даже его имени.

Ее сила и смелость, ее сочувствие, ее разум, ее смекалка, ее особая улыбка, которую она дарила только ему, – все это заполняло его мысли и его сердце и останется с ним до его последнего дня. Он помнил день их свадьбы, помнил, как она любила его и как была счастлива, когда просто оказывалась в его объятиях. Но сейчас она ничего этого больше не помнит.

Он сделает все, чтобы спасти ее, вернуть ей прошлую жизнь, чтобы она вновь стала той, что была, – вернуть ее вновь себе. Но то, кем она была, теперь отсутствовало внутри нее. Огненная Цепь отобрала все это у них обоих.

На самом деле не имело значения, как он хочет прожить собственную жизнь с Кэлен или насколько стремится к тому, чтобы и другие люди могли жить собственной жизнью. Примкнувшие к Имперскому Ордену имели свои планы для всего человечества.

А в таком случае будущее Ричарда могло быть лишь беспросветным.

Уголком глаза Ричард заметил, что к нему спешно перебирается Джон-Камень. Тяжелая цепь позвякивала, пока гигант тащился по твердой, каменистой земле.

– Рубен, тебе нужно поесть.

– Я уже поел.

Джон-Камень указал на недоеденный кусок окорока, лежащий на колене Ричарда.

– Только наполовину. Тебе нужны силы для завтрашней игры. Ты должен поесть.

При мысли о том, что предстоит завтра, желудок Ричарда еще сильнее свело от тревоги и беспокойства.

Он взял кусок окорока и протянул его Джону-Камню.

– Я уже наелся. Если хочешь, можешь съесть остальное.

Джон-Камень усмехнулся неожиданному счастью. На мгновение его рука задержалась, улыбка стала неуверенной. Он заглянул Ричарду в глаза.

– Ты уверен, Рубен?

Ричард кивнул. Джон-Камень взял у него окорок и оторвал зубами большой кусок. Прожевав мясо, он подтолкнул локтем Ричарда.

– С тобой все в порядке, Рубен?

Ричард вздохнул.

– Я пленник, Джон-Камень. Как у меня может быть все в порядке?

Джон-Камень усмехнулся, полагая, что Ричард просто шутит. А когда Ричард не улыбнулся, его ведомый посерьезнел.

– Тебя сегодня здорово ударили. – Он наклонился чуть ближе, вопросительно глядя на Ричарда. – Ты оказался не слишком расторопным.

Ричард пробежался по нему взглядом.

– Что ты подразумеваешь под этим?

– Мы едва не проиграли сегодня.

– Едва не в счет. В джа-ла не существует ничьей. Ты либо выигрываешь, либо проигрываешь. Мы выиграли. А это главное.

Джон-Камень чуть отпрянул из-за тона Ричарда.

– Ну, раз ты считаешь так, Рубен. Но если не возражаешь, я все же спрошу: что случилось?

– Я допустил ошибку.

Ричард выковырял небольшой камешек, торчавший из твердой сухой земли. Джон-Камень жевал, пока обдумывал ответ.

– Раньше я ни разу не видел, чтобы ты допускал подобные ошибки.

– Такое бывает. – Ричард был зол на себя за то, что допустил такую ошибку – позволил своему вниманию отвлечься. Он должен был быть готовым. Он должен был сыграть лучше. – Надо надеяться, что я не сделаю такой ошибки завтра. Завтра очень важный день – день, который все решает. Надеюсь, завтра ошибок не будет.

– Я тоже на это надеюсь. Мы прошли долгий путь. – Джон-Камень потряс куском окорока в сторону Ричарда, добавляя значения к своим словам. – Мы не просто побеждали в этих играх – у нас теперь много болельщиков. Довольно много зрителей теперь поддерживают нас. Еще одна победа – и мы будем чемпионами. Тогда нас будут приветствовать несметные толпы.

Ричард еще раз пробежался взглядом по своему правому ведомому.

– Ты обратил внимание на фигуру и габариты тех людей, что составляют команду Джеганя?

– Тебе нечего опасаться. – Лицо Джона-Камня осветилось плутоватой улыбкой. – Я ведь тоже большой. Я буду защищать тебя, Рубен.

Ричард не мог не улыбнуться, глядя на своего огромного ведомого.

– Спасибо, Джон-Камень. Я знаю, что ты обязательно это сделаешь. Ты всегда делаешь это.

– И Брюс тоже.

Ричард догадывался, что, скорее всего, так и будет. Этот человек был солдатом Имперского Ордена, но, кроме того, игроком самой сильной команды, имевшей хорошую репутацию – команды Рубена, как сами они называли ее. Не при Карге, конечно. Зрители называли их «красной командой», командующий Карг «своей командой», но сами игроки называли себя «команда Рубена». Он был их нападающим. Они полностью доверяли ему. Брюс, как и некоторые другие солдаты, входившие в их команду, вначале был против того, чтобы на нем тоже были нарисованы красные символы, но сейчас с гордостью носил их. И другие солдаты кричали ему приветствия, когда он выходил на поле.

– Завтрашняя игра будет… очень опасной, Джон-Камень.

Джон-Камень понимающе кивнул.

– Я постараюсь, чтобы так и было.

Ричард вновь улыбнулся.

– Ты будешь следить за собой?

– Мое дело – следить за тобой.

Ричард перекатывал в полусжатой ладони камешек, который выковырял, подбирая нужные слова.

– Бывают времена, когда человеку следует быть осмотрительным. Бывают времена…

– Сюда идет Змеиное Лицо.

Ричард оборвал фразу при одном намеке на предупреждение. Он поднял глаза и увидел командующего Карга, проходящего к ним через кольцо охраны. Тот явно не выглядел радостным.

Ричард выбросил камешек и оперся сзади руками, как только командующий подошел и остановился прямо над ним. Вокруг его сапог взметнулась пыль. Уперев руки в бока, он уставился на Ричарда.

– Так что случилось сегодня, Рубен?

Ричард всматривался в татуировку в виде змеиной чешуи, которая была все еще видна в наступающих сумерках.

– Ты недоволен нашей победой?

Вместо ответа Карг перевел взгляд на Джона-Камня. Тот понял без слов и убрался к другому концу повозки, настолько далеко, как позволила цепь. Командующий присел на корточки пред Ричардом. При движениях, когда татуированная чешуя шевелилась, создавалось впечатление настоящей змеиной кожи.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Что за идиотская выходка?

– Меня сбили. Именно это противник всегда пытается сделать. Иногда удается.

– Мне доводилось видеть, как ты выкладывался и все же опаздывал, как тебе не удавалось открыть счет или как ты старался прорвать цепь блокировщиков, но терпел неудачу, однако я еще ни разу не видел, чтобы ты совершал такую глупую ошибку.

– Мне самому жаль, – сказал Ричард. У него не было никаких аргументов для спора на эту тему.

– Я хочу знать: почему?

Ричард пожал плечами.

– Как ты сам сказал, это была глупая ошибка. – Ричард был еще больше зол на себя, чем мог бы вообразить командующий. Он не может позволить себе такой ошибки завтра. – Тем не менее мы победили, а это означает, что мы будем играть с императорской командой. Что я и обещал тебе – что твоя команда будет играть с командой императора.

Карг поднял глаза и с минуту наблюдал за первыми звездами на ночном небе, прежде чем заговорил.

– Ты помнишь, что был захвачен в плен, не так ли?

– Да, я помню об этом.

Его взгляд опустился вниз и вернулся к Ричарду.

– Тогда ты должен помнить, что по всем правилам тебе следовало умереть в тот же день. Я позволил тебе жить при условии, что ты сделаешь все что можешь, чтобы моя команда выиграла этот чемпионат. Сегодня ты сделал не все и не лучшим образом. Этим глупым поступком ты едва не лишил мою команду шанса на победу.

Ричард не пытался уклониться от взгляда этого человека.

– Не беспокойся, командующий. Завтра я сделаю все, что только смогу. Обещаю это тебе.

– Хорошо. – Наконец-то Змеиное Лицо улыбнулся. Выглядело это так, будто он просто скривил лицо. – Хорошо. Ты победишь завтра, Рубен, и получишь свою женщину.

– Я знаю.

Улыбка стала коварной.

– Ты победишь завтра, и я получу свою женщину.

Ричард не проявил к этому никакого интереса.

– В самом деле?

Карг кивнул.

– Если мы победим, та статная блондинка, что была с императором Джеганем, будет моей.

Ричард хмуро взглянул на него.

– С чего вдруг? Джегань никогда не отдаст такую женщину, она, по сути, его собственность.

– У нас небольшое пари с императором. Он настолько уверен, что его команда станет победителем, что согласился со мной на пари о результатах игры на самую ценную из его женщин. Ее зовут Никки. Он называет ее своей королевой рабов. Джегань не хочет отпускать ее ко мне – она для него как наваждение. Но я думаю, что ты можешь выиграть ее для меня. – Его глаза фокусировались на каких-то далеких вожделенных мечтах. – Я очень хочу этого… мне думается, точно так же, как не хочет этого Джегань. – Он вернулся к теме разговора и потряс пальцем перед лицом Ричарда. – Так что тебе лучше будет завоевать победу, ради собственного спасения.

– Ради того, чтобы я мог выбрать женщину и себе?

– Ради того, чтобы ты мог жить. Проиграешь завтра – получишь смерть, которую заслужил, когда убил тех моих людей. – На лицо командующего вернулась коварная улыбка. – Но если выиграешь, то получишь право выбрать женщину, как и обещано.

Ричард встретил внимательный взгляд командующего собственным пристальным взглядом.

– Я уже обещал, что сделаю завтра все, что могу. И я всегда держу свои обещания.

Карг кивнул.

– Хорошо. Ты победишь завтра, Рубен, и мы все будем довольны. – Он сдавленно рассмеялся. – Ну, Джегань не будет доволен… даже самую малость. Если подумать, мне не кажется, что Никки тоже будет довольна, ну так это меня еще менее беспокоит.

– А как император? Ты не думаешь, что он разозлится?

– О, он точно разозлится. – Карг снова усмехнулся. – Джегань будет сходить с ума, когда позволит Никки отправиться в мою постель. У меня есть свой счет к этой женщине, и даже не один. И я намерен воспользоваться ситуацией.

Ричард смог заставить себя промолчать и выглядеть спокойным, несмотря на то, что ему хотелось накинуть цепь на шею этого человека и задушить его.

Командующий поднялся.

– Ты завоюешь победу в этой игре, Рубен.

Ричард пристально смотрел в спину человека, наблюдая, как тот уходит.

Убедившись, что командующий ушел, Джон-Камень подхватил излишек цепи, чтобы она не тянула ошейник, и вновь подобрался поближе к Ричарду.

– Чего он от тебя хотел, Рубен?

– Он хочет, чтобы мы победили.

Джон-Камень фыркнул, изображая смех.

– Нисколько не сомневаюсь. Как владелец команды-чемпиона, он сможет получить все, что хочет.

– Вот это и пугает меня.

– Что?

– Давай немного отдохнем, Джон-Камень. Завтрашний день будет богат на события.

Глава 30

Ричард внезапно пробудился от легкого сна. Даже глубокой ночью в лагере не стихала активность, производя общий шум и отдельные звуки своей разнообразной деятельностью. Казалось, со всех сторон люди все еще продолжали кричать, смеяться и сквернословить. Лязгал металл, негромко ржали лошади и ревели мулы. Вдали Ричард мог различать пандус, а на нем шеренги людей и повозки, освещенные факелами. Строительство продолжалось даже посреди ночи.

Но вовсе не какой-то из этих звуков заставил его проснуться.

Он заметил тени, скользнувшие через кольцо охраны и ограждение из невысоких повозок с припасами, определяющее границы его тюрьмы. Он насчитал четыре темные фигуры, бесшумно крадущиеся в темноте. Быстро оглядевшись по сторонам, заметил еще какое-то движение и справа и задумался, действительно ли им удалось проникнуть сюда незамеченными или все-таки охрана пропустила их?

По их росту и сложению Ричард понял, кто они. После того, как командующий рассказал ему о своем пари с Джеганем, такой визит был вполне ожидаемым. Это было последним, чего ему еще не хватало, но тут уж было не до выбора.

Что его действительно беспокоило, так это то, что, будучи прикован цепью к повозке, он ограничен в своих действиях. Едва ли он мог спрятаться. И, определенно, не мог бежать. Драться с пятью, а может, и более, было вовсе не тем, что следовало делать перед предстоящей игрой. Он не мог себе позволить быть покалеченным, тем более сейчас.

Он бросил взгляд в сторону и увидел, что Джона-Камня нет поблизости. Гигант отдыхал по ту сторону повозки, отвернувшись, и, судя по звукам, спал. Окликнуть своего спящего ведомого стоило бы Ричарду единственного преимущества: неожиданности. Люди, которые явились к нему, пока что уверены, что он спит. Зная их повадки, Ричард не сомневался, что, если окликнет Джона-Камня, эти пятеро сначала ринутся к нему и запросто перережут ему горло, с тем чтобы после уже без всяких помех разобраться с Ричардом.

Четверо рослых мужчин незаметно крались, образуя полукруг. Они, по-видимому, знали, что цепь не даст ему сбежать, и просто блокировали ему пространство для маневра. Судя по тому, как тихо они себя вели, похоже, они думали, что он все еще спит.

Один из них, раскинув руки по сторонам, для лучшего равновесия, с замахом ударил ногой, целя в голову Ричарда, как если бы выбивал мяч. Ричард был готов к этому. Он перекатился вбок и тут же захлестнул свободный участок цепи вокруг лодыжки человека и изо всей силы дернул цепь. Лишенный опоры, нападавший с тяжелым стуком свалился, ударяясь головой о землю.

– Вставай, – проревел один из остальных, увидев, что Ричард не спит.

Ричард собрал свободную часть цепи, лежавшую на земле позади него, стараясь не показывать этого, но так и не встал.

– Или что? – спросил он.

– Или мы разобьем твою голову прямо там, где ты сидишь. Можешь выбирать, сидеть или стоять, но ты все равно получишь, чего заслуживаешь.

– Стало быть, вы и в самом деле боитесь – как все и говорят.

Человек с минуту молчал.

– О чем ты?

– Вы боитесь, что завтра проиграете нам, – сказал Ричард.

– Мы не боимся ничего, – заявила другая темная фигура.

– Вас не было бы здесь, если бы вы не боялись.

– Это не имеет никакого отношения к тому, боимся мы или нет, – сказал первый. – Мы всего лишь выполняем то, о чем просит его превосходительство.

– А-а, – сказал Ричард. – Так, значит, это Джегань боится, что мы разобьем вас. Это говорит мне о многом. Это должно кое-что подсказать и вам… а именно – что мы лучше вас, и вы не сможете победить в честной игре. Джегань это знает, вот почему и послал вас – потому что вы недостаточно хороши, чтобы разбить нас в игре джа-ла.

И как только другой человек, едва слышно извергая проклятья по поводу того, что они медлят, двинулся вперед, чтобы схватить его, Ричард как можно сильнее швырнул из-за спины свернутую петлей свободную часть цепи. Она угодила нападавшему прямо в боковую часть лица. Он, развернувшись, отскочил назад, завывая от боли, вызванной внезапным ударом.

И когда в дело вступил третий, Ричард отклонился назад и, упираясь плечами, изо всей силы ударил этого человека ногами в центр живота, обращая против него его же собственную инерцию. Этот удар отбросил человека на спину, в то же время вышибая весь воздух из его легких.

Тем временем первый уже вновь был на ногах. Тот же, который получил цепью по лицу, еще корчился на земле. Еще один, держась рукой за живот, перекатился по земле и переводил дух, готовясь к реваншу. Четвертый и пятый приближались к Ричарду с противоположных сторон.

Двое уже побывавших на земле торопились снова вступить в драку. И вот они бросились в наступление сразу все вчетвером. Слишком много рук потянулись к цепи, чтобы Ричард смог помешать им всем, не давая схватить ее. Пока он пытался дергать ее в разные стороны, сохраняя за пределами их досягаемости, один метнулся вперед и сумел-таки вцепиться двумя руками в тяжелые звенья.

Ричард развернулся и ударом ноги выбил остававшуюся здоровой ногу этого человека. Тот тяжело повалился на землю, ударяясь плечом. Но двое других все-таки схватили цепь и изо всех сил дернули ее на себя. Провисавшая часть цепи натянулась. Внезапный рывок ощущался так, будто отрывается голова, и в тот же момент Ричарда швырнуло лицом на землю. Удушающая боль была такой сильной, что на какую-то секунду он подумал, что ошейник перебил его дыхательное горло.

Пока Ричард был на мгновение оглушен, борясь с нарастающим ощущением паники, один из этих людей ударил его ногой по ребрам. Ричарду показалось, что у него сломано ребро. Он попытался откатиться, но цепь снова дернули, из противоположного направления, выворачивая железный ошейник на другую сторону. Железо обжигало, врезаясь в кожу.

Охрана, видневшаяся на расстоянии, оставалась по-прежнему на своих местах и лишь наблюдала. Они не собирались вмешиваться в происходящее. В конце концов, ведь это игроки команды самого императора.

Когда цепь неожиданно натянулась, Ричард ухватился за нее, вставая на колени, и, крепко вцепившись в звенья, пытался помешать противнику воспользоваться цепью и ошейником, чтобы тот не сломал ему шею. Теперь трое из них изо всех сил потянули цепь на себя. Им удалось лишить Ричарда равновесия и свалить на спину.

И сапог немедленно устремился к нему, прямо в лицо. Но Ричард как раз вовремя повернул голову. Во все стороны полетели пыль и камни. И тут же отовсюду посыпались удары кулаков и ног.

Удерживая одной рукой цепь, Ричард использовал другую, чтобы в ответ ударить одного из них. Затем тут же блокировал удар второго и врезался третьему локтем в бедро, заставляя его опуститься на колено. Но все же, как бы быстро он ни отражал их удары или увертывался от них, они продолжали сыпаться на него. Поскольку нападавшие продолжали удерживать цепь натянутой, он не мог маневрировать и не осмеливался отпустить ее совсем.

Ричард занимал в основном оборонительную позицию, защищая центральную часть тела и стараясь быть как можно меньшей мишенью, пытаясь освободить при этом как можно более длинный участок цепи. Один из них занес руку и обрушил на него удар. Ричард на мгновение выпустил цепь и принял удар левым предплечьем, но в то же самое время сделал выпад вплотную к противнику и с зубодробительной силой всадил локоть ему в челюсть. Этот человек отшатнулся.

Получив в результате немного больший провес цепи, Ричард нырнул под очередной удар и сбоку врезал человеку ногой по колену. Удар оказался достаточно болезненным, чтобы вызвать крик боли и заставить того, прихрамывая, попытаться убраться подальше от опасности, но Ричард немедленно воспользовался возможностью нанести такой же удар по второму колену, от чего ноги у противника подкосились. Когда он падал на землю, колено Ричарда врезалось ему в лицо.

Едва ему нанесли очередной удар, Ричард нырнул влево и ухватил нападавшего за запястье. Удерживая железной хваткой, он тыльной стороной своей левой руки ударил его по задней части локтя. Сустав со щелканьем треснул. Человек вскрикнул, отдергивая назад вывихнутую руку.

Снова его ударили. Ричард уклонился, пропуская кулак мимо лица, затем, когда человек внезапно взмахнул вторым кулаком, Ричард повел руку ему навстречу, выше руки нападающего. Когда их руки пересеклись, а локти зацепились, Ричард использовал образовавшийся рычаг из согнутой руки, чтобы перевернуть своего крупного противника.

Но, даже добиваясь такого вот успеха, он не мог отогнать этих людей, потому что цепь, держащая его за горло, мешала эффективно передвигаться. Однако он понимал, что, невзирая на трудности, у него нет иного выбора, кроме как делать то, что удается.

Это сражение было трудным для Ричарда еще и тем, что он не осмеливался применять более эффективные приемы и удары из своего арсенала. Если он убьет одного из этих императорских игроков, это, скорее всего, послужит для Джеганя поводом обвинить Ричарда в убийстве и отправить на смерть. Хотя Джеганю и не нужен повод для того, чтобы убить человека, но команда Ричарда стала хорошо известной, и, окажись он предан смерти просто так, солдаты в лагере станут говорить, что это произошло потому, что Джегань опасался, что его команда не сможет победить. Ричард сомневался, что Джегань всерьез беспокоится по поводу того, кто и что говорит, но оправдание убийством определенно давало бы этим действиям правомерность.

Если нападающий из команды Карга будет мертв, Джеганю не придется беспокоиться об уступке Никки. Победить команду Джеганя было трудно, но все же шансы имелись, однако без Ричарда в качестве нападающего не будет никаких сомнений в том, что команда императора станет победителем.

Джеганю незачем было утруждать себя тем, чтобы отправить Ричарда смертную казнь. Его люди, похоже, намеревались решить эту проблему сами. Они не понесут никакого наказания, если убьют Ричарда в этой драке. Никто из людей, обладающих властью, не упрекнет их за это, за исключением, может быть, Карга, но даже и Карг вряд ли осмелится сделать заявление о смерти пленника во время драки. В лагере в подобных драках каждый день умирает множество солдат. Такие драки здесь – обычное явление, и, насколько знал Ричард, наказания бывают крайне редко. И эту тоже выдали бы за спор, который плохо кончился.

Но хуже всего было то, что, окажись Ричард убит, Кэлен лишится шанса. Она навечно останется узницей заклинания Огненной Цепи, живым призраком своей прошлой сущности.

Уже одна эта мысль заставляла Ричарда сражаться с яростью, несмотря на то, что ему следовало проявлять осторожность и лишь остановить, но не убить противника. Наносить удары не в полную силу в разгар схватки за собственную жизнь было не таким простым делом, и Ричард получал примерно столько же ударов, сколько и раздавал.

Когда один из них вновь замахнулся для удара, Ричард перехватил его руку, затем поднырнул под нее и, крякнув от усилий, через себя бросил человека на землю.

Когда же его самого сбили с ног, он сгреб свободную часть цепи и, развернувшись, хлестнул по лицу одного из нападавших. Звук от удара стали по живой плоти и кости был отвратительным. Но в этот момент другой противник ударил Ричарда достаточно сильно, чтобы у того сбилось дыхание.

Удары, которые получал Ричард, изматывали его. И хотя эта стычка началась всего несколько минут назад, казалось, она длится уже несколько часов. Яростные попытки защититься изнуряли его.

Но когда кто-то из них очередной раз бросился на Ричарда, он вдруг оказался резко отброшенным назад.

Джон-Камень набросил петлю из своей цепи ему на шею. А когда тот вцепился в цепь, в попытках дышать, правый ведомый утянул его подальше от Ричарда. И затем, в яростном вихре кулаков, ног и крутящихся цепей, Джон-Камень помог Ричарду отогнать нападавших.

Затем из темноты, прорвавшись через кольцо солдат, появился еще кто-то, выкрикивая гневные угрозы. Ричард был так занят разгоном нападавших, пытаясь уклоняться от шквала ударов кулаков, что не мог бы сказать, кто это был.

Этот новый человек внезапно схватил одного из нападавших за волосы и швырнул назад. В свете ближайших факелов Ричард увидел татуированную чешую. Карг кричал, что эти пятеро – жалкие трусы, и угрожал, что отрубит им головы. Он пинал их ногами, приказывая убираться за пределы района, где находится его команда.

Все пятеро поднялись на ноги и спешно растворились в ночной темноте. Все вдруг закончилось. Ричард лежал на земле, даже не пытаясь подняться.

Карг в ярости принялся распекать стражу.

– Если вы пропустите еще хоть кого-то, живьем я сдеру с вас кожу! Понятно?

Каждый из них подтвердил, что все понял, они поклялись, что больше ни один человек не пройдет через них, и стража с робким и беспокойным видом вернулась за кольцо повозок.

Лежа и задыхаясь от боли, пытаясь восстановить дыхание, Ричард едва слышал, что именно кричал командующий. Схватка была короткой, но от ударов этих мощных людей из команды Джеганя осталось много ушибов.

Джон-Камень присел рядом и помог Ричарду перевернуться на спину.

– Ну, ты в порядке, Рубен?

Ричард осторожно подвигал руками, попробовал согнуть ноги в коленях и так же осторожно покрутил стопой, проверяя пульсирующую лодыжку, оценил состояние своих конечностей, проверяя, может ли он двигать ими всеми и насколько они работоспособны. Почти все болело, но он уверился, что не получил увечий, однако пока не пытался встать на ноги. Он не думал, что сможет сейчас удержаться на ногах.

– Думаю, да, – сказал он.

– Так что все это значит? – спросил Джон-Камень у Змеиного Лица.

Карг лишь пожал плечами.

– Джа-Ла Д’Йин.

Джон-Камень помолчал, удивленный ответом.

– Джа-Ла Д’Йин?

– Это игра жизни. А ты чего ожидал?

Джон-Камень, судя по сильно нахмуренному лицу, явно ничего не понял. Зато Ричард понял все прекрасно.

Игра жизни являла собой нечто большее, нежели то, что происходит непосредственно на игровом поле. Она включала все, что окружает эту игру, – все, что происходило до нее, и все, что происходило после. Включала стратегию предварительного устрашения, саму игру на поле и то, что являлось ее результатом. Поскольку за самой игрой следовала награда, все, что было перед этим, становилось частью игры. Джа-Ла Д’Йин была не просто игрой на поле, она включала в себя все.

Жизнь здесь была выживанием. Живете вы или умираете – зависит от того, какую роль вы выполняете в жизни. Самое главное – выживание. Все становилось частью игры, поскольку в жизни все имеет значение. Женщины, следовавшие за лагерем, вонзали ножи в игроков команды противника, с тем чтобы их команда выиграла; красная краска на игроках или проломленная среди ночи голова нападающего другой команды – это все были составные части игры жизни.

Если ты намерен жить, то должен бороться за жизнь. Вот как все просто. Это была Игра Жизни. Жизнь и смерть были реальностью, которую только и следовало брать в расчет, а не то, насколько хорошо кто-то соблюдает набор предписанных правил. Если вы умираете, потому что не способны защитить себя, то уже не сможете кричать о нарушении правил, когда станете мертвы. Вы должны были бороться за свою жизнь, бороться за победу, невзирая на обстоятельства.

Командующий выпрямился.

– Отдохните… оба. Завтрашний день покажет, будете вы жить или умрете.

Он направился к кольцу стражей, продолжая орать на них, пока шел.

– Спасибо, Джон-Камень, – сказал Ричард после того, как командующий ушел. – Ты появился как раз вовремя.

– Я же сказал, что буду следить за тобой.

– И сделал все хорошо.

Джон-Камень усмехнулся.

– Только уж ты постарайся завтра тоже сделать все хорошо. А, Рубен?

Ричард кивнул, глотая воздух.

– Обещаю.

Глава 31

Как только морд-сит уверенным шагом подошла к противоположной стороне небольшого стола и замерла, Верна подняла глаза.

– В чем дело, Кара?

– Появилась ли какая-нибудь запись в путевом журнале?

Верна, тяжело вздохнув, отложила донесения наблюдателей, которые перед этим изучала. Они сообщали, что в лагере Ордена наблюдалась повышенная активность вокруг матчей джа-ла. Верна припомнила то, что, казалось, было целую вечность назад, еще во Дворце Пророков, когда Уоррен впервые рассказал ей об играх джа-ла, о том, как император Джегань привнес Джа-Ла Д’Йин в жизнь Древнего мира. Подобно многим другим вещам, Уоррен подробно изучал Джа-Ла Д’Йин и знал про нее очень много.

Она поймала себя на том, что она не столько читает донесения, сколько предается воспоминаниям об Уоррене. Как ей не хватало его! Как ей не хватало столь многих людей, унесенных этой войной.

– Нет, увы, но нет, – сказала Верна. – Я оставила сообщение в путевом журнале на случай, если Энн вдруг заглянет в него, но она пока не ответила.

Кара нетерпеливо постукивала пальцем по столу.

– Не вызывает сомнений, что с Энн и Никки что-то случилось.

– Да я и не спорю. – Верна развела руками. – Но мы ничего не можем сделать, если не знаем даже, что именно с ними произошло. Что нам следует делать? Где их искать? Мы проводили поиски во дворце, но дворец такой большой, что нечего и говорить, сколько мест мы могли просто пропустить.

Выражение лица Кары было смесью ярости, беспокойства и нетерпения. Принимая во внимание все произошедшее, а главное – полную неопределенность, куда запропастился Ричард, Верна слишком хорошо понимала, как чувствует себя эта женщина.

– Не обнаружили ли твои сестры чего-то необычного?

Верна покачала головой.

– А морд-ситы?

– Ничего, – едва слышно сказала Кара и вновь принялась ходить по комнате. Она с минуту обдумывала ситуацию, затем опять повернулась к Верне. – Я по-прежнему считаю, что если с ними что-то случилось, наверняка это случилось в ту ночь, когда они отправились к гробнице.

– Я ведь не говорю, что ты не права, Кара, но мы даже не знаем точно, спустились ли они вообще к гробницам. А что если, по какой-либо причине, они передумали и сначала зашли куда-то еще? Что если кто-то доставил Энн какое-то сообщение или что-то в этом роде, и они поспешили куда-то в другое место? Что если что-то случилось еще до того, как они спустились к гробнице?

– Я так не думаю, – сказала Кара, сложив руки, и вновь начала ходить по комнате. – Мне по-прежнему кажется, что там, внизу, что-то не так. У меня ощущение, что там, около гробниц, что-то неправильно.

Верна не стала спрашивать, что значит это «неправильно». Она уже делала это – безрезультатно. Кара не знала, что именно неправильно. Просто у нее было смутное ощущение, что около гробниц что-то не так, как было.

– Твое ощущение не дает нам ничего для продолжения поисков. Вот было бы оно чуть более конкретным…

– Думаешь, я не пыталась понять, что могло быть причиной этого?

Верна наблюдала, как Кара медленно сделала шаг.

– Ну, если ты не знаешь, что дает тебе такое ощущение об этом месте, возможно, есть кто-то другой, кто мог бы сказать, почему тебе кажется, что там, внизу, что-то не так?

– Это похоже на Лорда Рала. Он всегда говорит, что следует думать о решении, а не о проблеме. – Кара вздохнула. – Но ведь почти никто не бывает там… – Она неожиданно повернулась и прищелкнула пальцами. – Вот именно!

Верна с подозрением нахмурилась.

– Что «именно»?

– Те, кто бывают там.

– Кто?

Кара оперлась обеими руками на стол и наклонилась с хитрой улыбкой.

– Служители подземелья. Ведь Даркен Рал содержал людей, которые заботились о гробницах… во всяком случае, о гробнице его отца.

– Что это вы тут говорите о гробницах? – спросила Бердина, неторопливо входя в комнату.

Вместе с ней была Найда, высокая, светловолосая и голубоглазая морд-сит. Верна приметила и Эди, замыкавшую их компанию.

– Просто мне кажется, что служители подземелья должны знать все об этих гробницах, – ответила Кара.

Бердина кивнула.

– Скорее всего, ты права. Некоторые надписи в гробницах сделаны на древнед’харианском языке, поэтому Даркен Рал иногда брал меня с собой туда, чтобы помочь ему с некоторыми местами, которые он затруднялся перевести.

Даркен Рал был очень требователен в отношении того, как содержалась гробница его отца. Даже казнил людей, если они допускали небрежность, не проявляя должной заботы об этом месте. Особенно о гробнице его отца.

– Но ведь это же всего лишь каменные подземные помещения. – Верна была настроена скептически. – Там ведь ничего нет… ни мебели, ни занавесей, ни ковров. О чем там следует заботиться?

Бердина прижалась бедром к столу и, сложив руки, наклонилась, будто делясь сплетней.

– Ну, во-первых, он требовал, чтобы в вазах всегда были свежие белые розы. Эти розы должны были быть чистого белого цвета. А также требовал, чтобы факелы всегда горели. И предполагалось, что служители должны следить, чтобы ни один лепесток роз не валялся на полу, а выгоревший факел заменялся на новый, горящий.

Если Даркен Рал при посещении гробницы видел на полу лепесток розы или хотя бы один погасший факел, он приходил в ярость. Людям, работавшим там, отрубали голову за подобное разгильдяйство, так что можете себе представить, как они были внимательны к своим обязанностям там, внизу. Они должны хорошо знать это место.

– Значит, нам нужно поговорить со служителями подземелья, – сказала Верна.

– Попытаться ты можешь, – сказала Бердина, – но не уверена, что они тебе много расскажут.

Верна, уже собравшаяся было идти, остановилась.

– Почему нет?

– Даркен Рал опасался, что они будут не очень лестно отзываться о его отце, когда работают там, внизу, и потому… – Бердина изобразила двумя пальцами ножницы, – отрезал им языки.

– Добрый Создатель, – пробормотала Верна, коснувшись пальцами лба. – Это был не человек, а чудовище.

– Даркен Рал давно умер, – сказала Кара, – но служители подземелья должны все еще оставаться где-то там. И они лучше всякого другого знают это место. – Она направилась к двери. – Давайте сходим и разберемся, что удастся выяснить.

– Думаю, ты права, – сказала Верна, обходя стол. – Если мы сможем получить от них какую-то информацию, по крайней мере в этом вопросе будет определенность. Если внизу действительно что-то не так, нам необходимо знать об этом. А если нет, нам следует направить наши усилия на что-то другое.

Эди ухватила Верну за руку.

– Я пришла сюда за тем, чтобы сказать тебе, что я ухожу.

Верна удивленно заморгала.

– Уходишь? Почему?

– Меня беспокоит, что никого не осталось в Цитадели волшебников. А что если Ричард отправится туда в поисках помощи? Ведь ему необходимо знать, что случилось. И он должен знать, что Цитадель запечатана. Ему нужно знать и то, что Никки привела шкатулки в действие от его имени. Он должен знать, что Энн и Никки исчезли. И ему может понадобиться помощь тех, кто обладает даром. Если он объявится у Цитадели, там должен кто-то быть.

Верна сделала рукой жест в сторону запада, затем уставилась в абсолютно белые глаза Эди.

– Но ведь Цитадель закрыта. Где же ты останешься там?

Широкая улыбка Эди исказила сеть мелких морщин.

– Эйдиндрил совершенно пуст. Как пуст и Дворец Исповедниц. А мне вовсе не обязательна крыша. Между прочим, в родных краях я жила в лесах, а не в таком вот… – она обвела пальцем окружающее, – месте. Оно ослабляет мой дар, так же как и любого другого, обладающего даром, кроме Рала. Мне очень трудно использовать здесь свой дар для того, чтобы видеть. Лучше я буду что-то делать, чем бесполезно сидеть в темноте, на которую меня обрекает это место.

– Ты вовсе не бесполезна, – возразила ей Верна. – Ты помогла нам со множеством разных вещей, которые мы нашли в книгах.

Эди протянула руку, останавливая ее.

– Вы все узнали бы и без меня. Здесь я бесполезна. Всего лишь мешающаяся под ногами старуха.

– Это вовсе не так, Эди. Все сестры ценят твои знания. Они сами говорили мне это.

– Может быть, но я буду чувствовать себя лучше, ощущая, что у меня есть цель, чем если просто буду бродить в этом… – она вновь обвела вокруг себя неопределенным жестом, – огромном каменном лабиринте.

Верна с печальным видом смягчилась.

– Понимаю.

– Мне будет не хватать тебя, – сказала Бердина. Эди кивнула.

– Это так. И мне будет не хватать тебя, дитя, и наших долгих бесед.

Кара бросила на Бердину подозрительный взгляд, но ничего не сказала.

Эди подняла руку и пожала плечо Найды.

– С тобой здесь будет Найда.

– Не беспокойся, я составлю ей компанию, – сказала Найда, поглядывая на Бердину. – Я не оставлю ее одну.

Бердина понимающе улыбнулась Найде, затем кивнула Эди.

– Врагов, окружающих нас, больше, чем звезд на небе, – сказала Кара. – Как ты можешь надеяться, что слепая женщина сумеет пройти через них?

Эди поджала губы, пока собиралась с мыслями.

– Гм-м, Ричард Рал умный человек, не так ли?

Кара была явно удивлена вопросом, но все же ответила.

– Да. – Она сложила руки. – Временами даже чересчур умный.

Эди улыбнулась, выслушав последнюю часть ответа.

– Он настолько умный, что вы всегда следуете его приказам?

Кара коротко рассмеялась.

– Разумеется, нет.

Брови у Эди поползли вверх в притворном удивлении.

– Нет? Почему же? Он ведь ваш лидер. Ты же только что сказала, что он умный человек.

– Умный, да. Но он не всегда видит опасность возле себя.

– А ты видишь?

Кара кивнула.

– Я могу заметить ту опасность, которую он не увидит.

– Ага. Стало быть, ты можешь видеть опасности, которые его зрячие глаза видеть не могут?

Кара улыбнулась.

– Иногда Лорд Рал бывает слеп, как летучая мышь.

– Но летучие мыши прекрасно видят в темноте, разве не так?

Кара выглядела смущенной.

– Пожалуй, да. – Она постаралась вернуться к предмету разговора: – Но Лорд Рал нуждается во мне, чтобы я видела окружающие его опасности, которых сам он видеть не может.

Длинным тонким пальцем Эди постучала по виску Кары.

– Ты видишь вот этим, да? Видишь угрожающие ему опасности? – Эди выгнула бровь. – Видишь опасность, которую нельзя видеть просто глазами? Мне отсутствие глаз иногда позволяет видеть больше, чем доступно зрению.

Кара нахмурилась.

– Может быть, все это здорово и хорошо, но я по-прежнему не понимаю, как ты собираешься пройти мимо армии Ордена? Ведь не думаешь же ты попытаться пройти через лагерь?

– Как раз это я и собираюсь сделать. – Эди помахала пальцем в направлении потолка. – Сегодня очень пасмурный день. И ночь будет очень темной. При такой плотной облачности, когда солнце зайдет, а луна еще не появится, кругом будет кромешная тьма. В такую ночь и те, у кого есть глаза, ничего не смогут видеть, но я буду видеть в темноте тем способом, который им недоступен. И я смогу пройти среди них, а они не увидят меня. Если я никуда не буду лезть и буду держаться подальше от тех, кто не спит и бодрствует, то окажусь не больше чем тенью среди теней. Никто не обратит на меня никакого внимания.

– Но они жгут костры, – заметила Бердина.

– Костры только слепят их глаза по отношению к тому, что находится в темноте. Когда горит огонь, люди видят лишь то, что находится на свету, а не то, что в темноте.

– А что если случайно кто-то из этих солдат увидит тебя, или услышит, или еще как-то заметит? – спросила Кара. – Что тогда?

Эди совсем слабо улыбнулась и наклонилась к морд-ситу.

– Думаю, ты и сама представляешь, что это такое – встретиться в темноте с волшебницей, дитя мое.

Кара выглядела достаточно впечатленной ответом, чтобы не возражать.

– Не уверена, Эди, – сказала Верна. – Мне действительно хотелось бы, чтобы ты оставалась здесь, в безопасности.

– Позволь ей идти, – сказала Кара.

И когда все удивленно посмотрели на нее, она продолжила:

– А что если она права? Что если Лорд Рал объявится в Цитадели? Ему ведь необходимо знать обо всем, что случилось. Он должен знать, что не следует входить в Цитадель, иначе его могут убить те ловушки, что оставил там Зедд.

Что если Лорду Ралу понадобится ее помощь? Если она думает, что может понадобиться ему, то она должна быть там, готовая встретить его. Я бы не хотела, чтобы кто-то удерживал меня от того, чтобы помочь ему.

– Между прочим, – сказала Бердина, обменявшись взглядом со старой волшебницей, – никакой особой безопасности в этом месте нет. Скорее всего, там, внизу, ей будет безопасней, чем любому из нас здесь. Когда эта армия, что ждет на равнинах, ворвется наконец во дворец, здесь будет все что угодно, но только не безопасность. Здесь будет один лишь кровавый кошмар.

Эди, улыбнувшись, потянулась и коснулась щеки Бердины.

– Да хранят добрые духи тебя, дитя мое, и всех, кто находится здесь.

Верне очень хотелось бы верить, что так и будет.

Она же раздумывала о том, что делала бы на месте аббатисы сестер Света, если бы это было не так.

Глава 32

Нанося последние штрихи красной боевой раскраски на лица игроков своей команды, Ричард старался не показывать им, насколько болезненны на самом деле его ушибы. Он не хотел, чтобы что-то расстраивало и отвлекало их от предстоящего дела.

Его лодыжка сильно пульсировала, левое плечо ныло, а удары, полученные по голове, отдавались болью в шейных мышцах. После той короткой, но яростной схватки ему так и не удалось достаточно хорошо выспаться. Зато, как он мог бы сказать, хорошо, что все кости целы.

Ричард мысленно отстранился от боли и усталости. Не имело значения, что у него болит и насколько он утомлен. Ему предстояло выполнить задачу. И сейчас имело значение лишь справится ли он с ней, обретет ли успех.

Если он потерпит неудачу, у него будет целая вечность на то, чтобы отоспаться.

– Сегодня у нас есть шанс прославиться, – заметил Джон-Камень.

Ричард, придерживавший подбородок Джона-Камня, слегка повернул его голову вбок, чтобы лучше видеть в слабеющем свете. И ничего не сказал. Он наклонился и обмакнул палец в ковш красной краски, а затем добавил символ, означающий наблюдательность и внимание, как раз над символом силы, который уже был изображен. Ему хотелось бы знать, как выглядит символ здравого смысла, чтобы изобразить его во всю голову Джона-Камня.

– А ты так не думаешь, Рубен? – продолжал упорствовать Джон-Камень. – Сегодня у нас есть шанс прославиться?

Все остальные внимательно слушали, что скажет на это Ричард.

– Ты все отлично знаешь, Джон-Камень. Выбрось эти мысли из головы.

Ричард оторвался от работы и обвел пальцем, покрытым свежей красной краской, все уставленные к нему глаза.

– Все вы прекрасно знаете это – по крайней мере должны знать. Оставьте мысли о славе. Те люди, из императорской команды, именно сейчас о славе не думают – они думают о том, как убивать вас. Это вам понятно? Они хотят убить вас.

Сегодня тот день, когда нам предстоит сражаться за то, чтобы остаться в живых. Вот слава, которой я хочу: жизнь. Вот слава, которой я хочу для всех вас. Я хочу, чтобы вы выжили.

Лицо Джона-Камня скривилось в недоверии.

– Но, Рубен, после того как эти люди прошлой ночью пытались разбить твою голову, я думаю, ты захочешь выправить счет.

Все знали о ночном нападении. Джон-Камень всем рассказал об этом – рассказал, как их нападающий сражался с пятью громилами практически один. Ричард не оспаривал его рассказ, но не позволял обсуждать вопрос о своем состоянии. Он хотел, чтобы они больше беспокоились о собственных шеях и не задумывались, сможет ли он продержаться до конца.

– Да, я хочу выиграть, – сказал Ричард, – но не ради славы или сведения счетов. Я пленник. И я нахожусь здесь, чтобы играть. Если мы выиграем, я буду жив – чего яснее? Только это имеет реальное значение: жить. Игроки в джа-ла – и пленники, и солдаты – регулярно умирают в таких играх; и в этом смысле мы равны. И единственная истинная польза от победы в этих играх – это та ее часть, что касается жизни.

Некоторые другие пленники с пониманием кивали.

– А разве тебя не беспокоит, хоть немного, сам факт разгрома императорской команды? – спросил Брюс, его левый ведомый. – Ведь вполне возможно, что разгром императорской команды – не совсем праведное дело. В конце концов, они представляют силу и мощь Имперского Ордена и самого императора. Их поражение может быть расценено как надменность и самонадеянность, и даже как святотатство.

Все глаза вновь были устремлены к Ричарду.

Ричард спокойно выдержал взгляд этих людей.

– Насколько я знаю, согласно учению Ордена все считаются равными.

Брюс с минуту пристально смотрел на него. Наконец улыбка растеклась по его лицу.

– Ты прав, Рубен. Они всего лишь такие же люди, как и мы. И я считаю, что в таком случае мы должны победить.

– Я тоже так считаю, – сказал Ричард.

А затем, как Ричард и учил их, все как один испустили глубокий рев, выражающий сам дух их товарищества. Это было малозначащее действие, но оно связывало людей, давало им ощутить, что, хотя все они очень разные, у них общая цель.

– До сего момента, – продолжал Ричард, – мы не видели игры императорской команды, так что их тактика нам неизвестна, но они за нашей игрой наблюдали. Насколько я успел заметить, команды обычно не меняют стиль игры, так что наши противники ожидают, что мы будем делать все тоже самое, что делали в прошлом. Это нужно сделать одним из наших преимуществ.

Помните о новых приемах игры, которые мы придумали для каждого сигнала. Не используйте старые приемы игры по сигналу, это собьет всех нас с толка. Новые тактики являются для нас лучшим шансом вывести противника из равновесия. И концентрируйтесь на своей роли в этой тактике. Вот что принесет нам очки.

И еще помните, что эти люди, кроме старания победить, будут пытаться к тому же и покалечить нас. Команды, с которыми мы играли до сих пор, знали, что на любое их действие мы ответим двумя. Эти люди – совсем другие. Они знают, что если проиграют – их ждет смерть, точно так же, как предыдущую императорскую команду, которой довелось проиграть. И поэтому они не собираются играть честно. Они собираются при любом удобном случае сносить нам головы.

Не сомневаюсь, что они попытаются устранить кого-то из игроков нашей команды, так что будьте готовы к этому.

– Но ты и сам один из тех, кого они будут пытаться устранить, – заметил Брюс. – Ты нападающий. Ты тот, кого им необходимо остановить. Они даже попытались устранить тебя еще до того, как ты оказался на игровом поле.

– Все это так, но, как нападающего, меня защищают по меньшей мере ты и Джон-Камень. У большинства же из вас нет иной защиты, кроме собственных мозгов и сноровки. Думаю, они, скорее всего, попытаются сначала охотиться за кем-то из вас, так что не позволяйте, чтобы ваша осмотрительность и осторожность спадали хоть на секунду. Не спускайте глаз друг с друга и при необходимости приходите на помощь.

Вдалеке Ричард уже мог слышать ритмические скандирования бесчисленной толпы солдат, жаждущей начала матча. Казалось, будто скандировал весь лагерь. Ричард подозревал, что каждый, кому не приходится сейчас работать на пандусе и кто не имеет возможности сам посмотреть матч, по меньшей мере ждет, когда до него доберутся сообщения о происходящем.

На этот раз зрителей будет значительно больше, чем обычно. Император распорядился, чтобы рабочие бригады, занимавшиеся выемкой грунта для возведения пандуса, в одном месте, расположенном чуть в стороне, добывали грунт с достаточно большого участка равнин Азрита, чтобы создать там углубленную чашу стадиона. Это новое поле для игры в джа-ла, с широкими, плавно опускающимися склонами, позволит значительно большему числу людей, чем раньше, смотреть игры.

Ричард предполагал, что их игра с императорской командой состоится в полдень, как и многие другие игры, но день заканчивался, а другие команды еще продолжали играть в матчах чемпионата. Игры, в конце концов, были не чем иным, как шоу для солдат. Расположение нового поля для игры в джа-ла – как раз под Народным Дворцом – было выбрано Джеганем, как демонстрирующее к тому же, что Имперский Орден оставался здесь и теперь владеет этим местом.

Ричард бросил взгляд на темно-серую облачность. Последние лепестки цветка заката поблекли. Надвигалась темная ночь.

Он не рассчитывал, что игра начнется так поздно, но сумерки устраивали его даже больше. Это была скорее одна из тех неожиданных, но счастливых случайностей, на фоне столь монументальных неудач, что преследовали его. Он не боялся темноты. Будучи лесным проводником, он частенько бродил по тропам, когда путь освещали луна и звезды, иногда только звезды. Ричард чувствовал себя в темноте вполне уверенно.

Он умел наблюдать, пользуясь не только одними глазами.

В каком-то отношении то время, когда он жил в лесу, казалось, было совсем недавно, с другой стороны – оно удалено на целую вечность, как совсем иная жизнь. Сейчас он далеко от своих лесов в глубине Хартленда. Очень далеко от мира и безопасности, которые его тогда окружали.

И очень далеко от любимой женщины, которую тогда обнимал.

Закончив разрисовывать Джона-Камня, Ричард заметил, что через кольцо охраны к ним направляется Карг. После вероломного предательства охраны предыдущей ночью, люди, причастные к этим событиям, не избежали гнева командующего. Среди охраны появилось несколько новых лиц, без сомнения, более надежных надсмотрщиков. Карг возглавлял эскорт из солдат, обученных следить за игроками-пленниками, чтобы иметь гарантии, что они только играют в джа-ла и не делают ничего другого.

Главным образом эти солдаты следили за Ричардом. Это были его особые стражи.

После того как командующий в конце концов расстегнул его железный ошейник, Ричард, последний в цепочке людей, с которых снимали оковы, наконец-то смог помассировать больную шею. Без тяжелой цепи, тянувшей к земле, он ощутил легкость, почти такую, что, казалось, мог бы парить в воздухе. Это порождало легкомысленное ощущение невесомости. Он наслаждался этим ощущением, делая его частью себя.

Отдаленные скандирования солдат выражали их первобытные чувства. Это лежало за пределами суеверного страха. От этих криков Ричарда пробирала дрожь.

Зрители жаждали крови.

Этим вечером они рассчитывали на удовлетворение этого желания.

Следуя за Каргом, ведущим свою команду на игровое поле, Ричард отключил свое сознание от нарастающего шума толпы и отыскал тихий центр сосредоточения собственных мыслей.

Пока они шли по проходу через толпу солдат, со всех сторон тянулись руки, желающие дотронуться до игроков. Некоторые игроки команды Ричарда улыбались, махали руками и трогали протянутые руки. Джон-Камень, будучи самым крупным и легко замечаемым, находился в центре внимания. Он улыбался, взмахивал руками и пожимал протянутые руки, и восторгался всем, через что они проходили. Ричард видел, что Джону-Камню нравилось поклонение толпы. Ему нравилось доставлять им удовольствие.

Выкрики, выражающие как поддержку, так и ненависть, неслись со всех сторон. Ричард смотрел вперед, не обращая внимания на солдат и на крики, пока проходил мимо них.

– Нервничаешь, Рубен? – спросил командующий через плечо.

– Да.

Карг выдал ему покровительственную улыбку.

– Это пройдет, как только начнется игра.

– Знаю, – сказал Ричард, хмуро посмотрев на него.

Обширная котловина, в которой располагалось поле джа-ла, казалась шумным кипящим котлом, а лица зрителей представлялись пеной над бурлящей темнотой.

Толпа за пределами плотного кольца дрожащего света факелов продолжала скандировать – не слова, а горловое завывание, для поддержки не столько игроков, сколько самих зрителей. В такт скандированиям толпа топала ногами. Глухой шум мог быть не только услышан, он ощущался через дрожь земли, подобно раскатам грома. Действие этого было ошеломляющим и отчасти одуряющим.

Это был первобытный призыв к насилию.

Но сам Ричард был уже далек от всего этого. Он позволил этим примитивным варварским звукам питать те страсти, которые он уже высвободил в глубине себя. Проходя через бурлящие людское море, он находился в своем собственном мире, погрузившись во внутренние переживания.

Карг выстроил команду на краю поля перед линией факелов. Ричард заметил лучников с приготовленными для использования стрелами, равномерно расставленных по периметру поля. Ближе к середине поля, сейчас справа от него, он заметил зону, предназначенную для императора.

Джеганя там не было.

Ричард внутренне весь напрягся, стянутый клубком паники. Он полагал, что Джегань обязательно будет на этой игре и что рядом с ним будет и Кэлен.

Но обнесенная канатами зона пустовала.

Ричард сдержал свои эмоции, отбрасывая смятение и тревогу. Джегань не пропустит этой игры. Рано или поздно, он тут объявится.

Когда императорская команда направилась к противоположному краю поля, толпа исторгла громоподобный рев. Эти люди были лучшими, что мог предложить Орден. Они были героями в глазах бесчисленных тысяч зрителей. Они были людьми, способными побеждать всех, кто оказывается перед ними. Игроками, которые сокрушили всех своих противников, чемпионами, которые больше всех прочих заслуживали победы. Многие воины считали эту команду вполне осязаемым воплощением их собственной силы и мужества.

Пока Ричард и его команда ждали за пределами линии факелов, противник, выглядевший не столько решительно, сколько опасно, совершал шествие вдоль периметра поля, отвечая на приветственный рев исключительно кровожадными взглядами. Толпа любила такой облик ненависти и угрозы, облик предстоящего зрелища.

Когда императорская команда обошла поле по кругу и наконец собралась на другой стороне его в ожидании претендентов, лучники и другие солдаты охраны расступились. Карг махнул рукой Ричарду, и его люди направились шеренгой через этот разрыв. Когда Ричард проходил мимо, командующий прошептал, напоминая, что ему лучше победить.

Ричард вышел на поле. Приветствия оказались почти столь же оглушительными, как прозвучавшие только что в адрес императорской команды, и его неуверенность в выбранном плане развеялось. Во множестве игр, проведенных с тех пор, как оказались в лагере Имперского Ордена, команда Ричарда выигрывала каждую игру и заработала этим уважение среди многих. Ее репутации не вредило даже то, что Ричард что убил нападающего одной из команд. Еще более сильное влияние оказывал сам облик этой команды, разрисованной угрожающими знаками, да еще красной краской. Это была демонстрация, по духу соответствующая игре. И Ричард рассчитывал, что это поможет.

Он несколько встревожился, когда хорошенько разглядел игроков противника. Это были самые крупные из людей, которых ему когда-либо доводилось встречать. Все они выглядели как Улик и Иган из персональной стражи Лорда Рала. И Ричарду пришло в голову, что сейчас ему Улик и Иган вовсе не помешали бы.

Оставив своих людей на краю поля, Ричард один пересек пустое пространство, направляясь в самый центр поля, к судье, держащему пучок соломин. Нападающий императорской команды уже ожидал рядом с судьей и казался почти на фут выше Ричарда. Его шея начиналась от ушей и далее становилась только шире, пока не переходила в плечи, оказавшиеся почти вдвое шире, чем плечи Ричарда.

Отчетливый ряд распухших красных отметин тянулся наискось по одной стороне его лица, отмечая, где к нему приложились звенья цепи. Пока Ричард ждал, рослый нападающий, не спуская с него глаз, первым вытянул соломину.

Соломинка, которую вытянул Ричард, оказалась более короткой. Зрители взревели, довольные тем, что императорская команда получила шанс открыть счет. Нападающий этой команды самодовольно усмехнулся Ричарду в лицо, затем забрал мяч и отправился на свою половину поля.

Пока Ричард шел назад к своим игрокам, ожидавшим на их конце поля, его взгляд метался по бесконечной массе воинов Ордена, вскидывавших в диком восторге кулаки, жаждущих, все как один, крови, с той или с другой стороны. Лучники держали наготове стрелы, наблюдая, как он одиноко идет к своей команде. Он ощущал возбужденный настрой сотен тысяч солдат, теснящих друг друга, стараясь увидеть, что произойдет, – солдат, которые повсюду, где ни проходили, оставляли за собой бесчисленные трупы невинных мужчин, женщин, детей, виновных лишь в том, что они хотели жить своей жизнью во благо себя и своей семьи.

Ричард ощутил, что окружающий мир погружается в безумие.

Его пристальный взгляд уперся в то место, где, как предполагалось, должен был находиться император. Где должна была быть Кэлен. Без Кэлен, даже без Кэлен, не помнившей его, окружающий мир был пустым и холодным местом.

Ричард ощутил себя очень маленьким и одиноким.

Когда он занял свое место в шеренге игроков, голова была словно ватной. Прозвучал сигнал, и команда противника плотной массой начала наступление. Оказаться сейчас в чаше этого поля джа-ла было все равно что стоять на склоне, наблюдая, как на тебя несется снежная лавина. В эту минуту одиночества и опустошения Ричард не знал, что ему следует делать прямо сейчас.

Столкновение было жестоким. Напрягая все силы, он пытался задержать игроков, защищавших своего нападающего, но они тем не менее прорвались прямо через Ричарда и его команду.

Их нападающий почти церемониально достиг голевой зоны и бросил мяч. Защитники, разрисованные красными символами, бросались на перехват, но атакующие всех их повалили. Мяч приземлился точно в сетку, открывая счет.

Толпа исторгла оглушительный рев одобрения.

Ричард кое-что себе уяснил. Пробиваясь через защиту соперника, императорская команда, похоже, полагалась на свое превосходство в размерах и весе. Им не требовалось большого мастерства. Ричард дал своим людям тайный знак рукой, как только противник приготовился к очередной атаке.

Когда они приблизились, все игроки Ричарда, разместившись дугой, стали подсекать массивных соперников, сбивая их с ног. Это было грубовато, но удалось добиться главного: образовать брешь. И прежде чем эта брешь затянулась, Ричард проскочил через нее.

Нападающий другой команды не думал отклоняться от курса, уверенный в своей массе и инерции движения, готовый снести Ричарда, если тот окажется на его пути.

Ричард сделал резкий поворот, подрезая бегущего и цепляя ногой за лодыжку. Тот споткнулся, но сохранил равновесие. Однако в тот момент, когда его руки опустились и чуть ослабли, реагируя на возможное падение вниз лицом, Ричард вырвал у него мяч, нырнул в сторону и стрелой понесся через разрыв в шеренге противников. А когда те устремились к нему, перебросил мяч Джону-Камню, уже занявшему позицию позади цепочки своих игроков. К дикому восторгу болельщиков, Джон-Камень недолго подержал над собой мяч, как бы выставляя его на всеобщее обозрение, пока бежал, вырываясь из тисков преследователей. Довольный происходящим, он развернулся и продолжил бежать задом, чтобы иметь возможность смеяться в лица тех, кто за ним гнался, а затем перебросил через их головы мяч своему нападающему.

Едва Ричард получил мяч, игроки императора бросились к нему со всех сторон. Он увернулся от одного из них, одурачил обманным движением второго и ушел в сторону от третьего, резко меняя направление, стараясь избежать захвата. Несмотря на то, что его люди задерживали преследователей или блокировали их, противники все-таки смыкались вокруг него. Когда Ричард попытался обойти одного, второй схватил его за плечи, будто перед ним был ребенок, и швырнул на землю. Ричард понял, что ему не удержать мяч в единоборстве с этими людьми, и он совершенно не хотел, чтобы они навалились на него сверху и переломали кости, так что, едва коснувшись земли, отбросил мяч. Брюс уже подбежал в нужное место и в нужное время. Он подхватил мяч, но вскоре тоже был сбит с ног.

Прозвучал сигнал горна, оповестивший об окончании раунда атаки императорской команды. Они заработали очко, а Ричард лишил их удовольствия заработать два.

Перебегая на свою половину поля, он выговаривал самому себе за то, что позволил чувствам взять верх. Он был невнимателен. Не уделял должного внимания тому, что происходит. Едва не позволил убить себя.

Он не сможет помочь Кэлен, если не обретет нужную форму.

Его команда тяжело дышала, многие отдыхали, склонившись на упертые в колени руки. Выглядели они мрачными и подавленными.

– Отлично, – сказал Ричард, подходя к ним. – Мы дали им возможность пережить момент славы. Теперь давайте понизим их энтузиазм.

Это вызвало со всех сторон улыбки. При этих его словах все оживились.

Ричард подхватил мяч, который судья перебросил в его сторону, и посмотрел на своих людей.

– Давайте покажем им, с кем они имеют дело. Играем серию три к одному, затем меняем на обратную. – Он быстро показал им один палец, затем три, на случай, если они не расслышали из-за шума. – Начали.

И, как один, все устремились в безумном беге, мгновенно образуя кольцо вокруг Ричарда. Ни одного блокировщика впереди, ни одного ведомого по флангам. Вместо этого все слились в такую плотную группу, какую только удавалось поддерживать при беге на полной скорости.

Соперникам понравилась подобная тактика. Это был их собственный стиль – грубая сила. И под крики поддержки своих болельщиков они побежали навстречу сжатой в единый кулак команде Ричарда.

Все игроки Ричарда внимательно следили за действиями противников, дожидаясь, когда те достигнут определенного квадрата поля. И за мгновение до столкновения, как только защитники добрались до нужной точки, люди Ричарда вдруг разбежалась рассеялись.

Это действие было столь пугающим, что игроки другой команды пребывали в нерешительности, поворачивая то в одну сторону, то в другую, не вполне понимая, что, собственно, предпринимать, когда те, кого они только что собирались атаковать и сокрушить, неожиданно поступили подобным образом. Каждый из людей Ричарда маневрировал, делая самые безумные зигзаги, и казалось, что во всем этом нет никакой системы и никакой цели. Игроки команды Джеганя не знали, кого хватать и куда бежать. В одно мгновение массивное, плотно собранное ядро рассыпалось на множество порхающих бабочек.

Толпа ревела и восторженно хохотала.

Ричард мчался, придерживаясь того же невероятно изломанного курса, как все остальные, и отличало его от них лишь то, что он был единственным человеком с мячом. Когда этот факт дошел до сознания противников, Ричард уже миновал многих из них и глубоко проник на их территорию. И когда два блокировщика ринулись наконец вслед за ним, он помчался так, словно спасал свою жизнь.

Достигнув голевой зоны, он бросил мяч. Едва мяч оторвался от его пальцев, Ричарда атаковали сзади, но уже слишком поздно, чтобы остановить. Мяч спланировал в сетку. Ричард упал на землю вместе с человеком, который оказался поверх него. К счастью, этот человек несся на перехват на полной скорости, и поэтому его момент инерции просто перекинул его через спину Ричарда.

Ричард поднялся на ноги и побежал назад, на свою сторону поля, под дикие приветственные крики толпы. Счет стал ничейным, но Ричарда не интересовала ничья. Ему требовалось срочно закрепить преимущество. Задуманный им сценарий игры еще не реализован. Его следовало довершить.

Его люди, все как один расплывшиеся в улыбке, собрались вместе как можно быстрее. Ричарду не требовалось подавать им сигналы: он уже дал указания на весь раунд. Когда судья перебросил ему мяч, они немедленно устремились вперед.

И вновь они сформировали плотную группу, пока вели атаку через все поле. Однако на этот раз команда Джеганя, бежавшая к ним, рассыпалась в самую последнюю минуту, готовая к перехвату противника, как только он попытается разбежаться в разные стороны. Толпа криками одобряла и поддерживала их.

Но вместо того, чтобы разделиться, команда Ричарда так и осталась плотным комом до самой середины поля. Несколько отдельных игроков, остававшихся в этой зоне, попытались перехватить их, но были сметены совокупной инерцией этого плотного ядра. Слабые попытки защиты первых двух, а затем и третьего игрока практически не замедлили скорости, с которой неслись люди Ричарда. Команда Джеганя, внезапно осознав, что произошло, бросилась в преследование. Но они опоздали. Ричард уже почти довел своих людей до зоны правых ворот.

Как только он достиг голевой зоны, а его люди прикрывали сзади, образуя защитный барьер, Ричард бросил мяч и проследил в свете факелов, как тот по дуге проскользил в ночном воздухе, а затем достиг цели. Толпа взревела от восторга и одобрения. Протрубил горн, извещающий о конце раунда.

Судья в центре поля объявил счет: одно очко у чемпионов, то есть у команды Джеганя, и два очка у претендентов.

Но затем, прежде чем судья завершил объявление счета и перевернул песочные часы, Ричард заметил, что он повернулся к кому-то возле боковой линии. Это был Джегань. Он находился в отделенной канатами зоне, выделенной для него. Рядом с ним была Никки. Неподалеку стояла Кэлен. С ней была и Джиллиан.

Все ждали, пока судья прошел к боковой линии и с минуту выслушивал императора. Затем он кивнул и вернулся к центру поля, где и объявил, что второй гол был забит после сигнала горна и поэтому не засчитывается. Счет, как объявил судья, возвысив голос, ничейный.

Часть толпы в ярости принялась кричать и скандировать, тогда как другие кричали, радуясь своему счастью.

Игроки Ричарда выкрикивали гневные возражения, оспаривая решение. Ричард встал перед ними. Шум от рева толпы был таким громким, что он боялся, что его люди не услышат его, и потому провел большим пальцем по горлу, останавливая их протесты.

– Вы не можете изменить это! – крикнул он им. – Успокойтесь! Соберитесь!

Они прекратили протестовать, но выглядели явно недовольными. Ричард ощущал себя не лучше их, но понимал, что с этим ничего не может поделать. Ведь именно приказ императора изменил счет игры. Теперь и Ричарду следовало изменить свои планы.

– Мы должны остановить их, – сказал он, вышагивая перед своей командой. – Когда вновь будет наша очередь, будем играть два к пяти. – Он показал им два пальца, а затем пять. Все кивнули. – Мы не можем изменить то, что только что случилось, но можем остановить их и помешать набирать очки. А затем сможем вернуться к игре и вернуть то, что было нечестно отобрано. Не думайте о том, что уже сделано, а думайте о том, что мы должны сделать.

Все кивнули, перестраиваясь и начиная готовиться к отражению атаки.

Атака императорской команды была небрежной. Они все еще были в ликовании по поводу благосклонного к ним судейства. Скоординированная блокировка сокрушительно смела с ног их нападающего. Ричард был горд за своих людей, за то, как им удалось обратить свою ярость внутрь и воспользоваться ею.

В ожесточенной борьбе, последовавшей за этим столкновением, мячом завладел Джон-Камень. Когда его начали окружать, он перебросил мяч Брюсу. Тот, в свою очередь, перекинул Ричарду. Ричард пробежался по полю и, под крики толпы, вложил всю свою силу, чтобы бросить мяч с линии двойного счета. Мяч влетел в сетку. Это, разумеется, не было засчитано, но толпа взревела, будто все сделано по правилам. Скандирования сотрясали землю. Это было подтверждением украденного гола. Это было настолько близко к унижению Джеганя, насколько Ричард вообще мог приблизиться.

Болельщики их команды начали скандировать:

– Четыре – один! Четыре – один! Четыре – один!

Официальный счет оставался по-прежнему один к одному, но на взгляд скандирующих он был теперь четыре к одному.

При их следующей атаке, когда нападающий императорской команды прорвался в голевую зону и бросил мяч, один из игроков команды Ричарда, высоко подпрыгнув, все-таки сумел зацепить мяч так, чтобы он отклонился в сторону и не достиг ворот. Когда прозвучал сигнал, счет оставался один к одному.

Реализовав другую манеру нападения, Ричард почти добрался до голевой зоны, когда его остановили. Его ноги оказались в крепком захвате. Падая на землю, Ричард швырнул мяч в сторону Джона-Камня. Тот подобрал его прежде, чем им завладела другая команда.

Джон-Камень достиг голевой зоны и бросил мяч. Ричард, лежа на земле, наблюдал, как мяч вошел в сетку, изменяя счет.

Джон-Камень, вне себя от радости, подпрыгивал как ребенок и махал высоко в воздухе обеими руками. Толпе это нравилось. Ричард не мог удержаться от улыбки, пока высвобождался из жестких объятий своего блокировщика; тот на прощание больно ударил его в спину, но Ричард не попался на крючок. Он знал, что лучше не позволять втягивать себя в драку, когда мяч не в игре.

Когда он догнал Джона-Камня и они вместе побежали назад, к стартовой зоне очередного раунда, Ричард похлопал своего ведомого по плечу.

– Ты все сделал отлично, Джон-Камень, – прокричал Ричард под одобрительные вопли зрителей.

– Я заработал нам славу!

Ричард не мог не рассмеяться.

– Славу, – согласился он, вновь хлопая Джона-Камня, на этот раз по спине. – И очко, которое было засчитано.

Пока они перестраивались и ожидали, когда судья вернет им мяч, все громко поздравляли сияющего Джона-Камня. Он взмахнул кулаком, вызывая могучий командный крик, а затем занял свое обычное место справа от Ричарда. Брюс занял место на левом крыле построения. Блокировщики организовали клин, утяжеленный спереди Джоном-Камнем. В этом раунде предполагалось оттягивать защитников на левую сторону, где оборона была наиболее слабой.

Едва они начали атаку, императорская команда направилась на левый фланг Ричарда, как он и хотел, но в последний момент противники сменили направление и врезались в центр, в самую тяжелую часть клина. Такая тактика не давала им возможности остановить Ричарда и не предоставляла возможности отобрать мяч. Они преследовали какую-то другую цель. Когда нападающие набросились на первых блокировщиков, Ричард понял, что должно произойти несчастье.

– Джон-Камень! – закричал Ричард. – Беги вправо!

Вместо этого Джон-Камень опустил ниже свое мощное плечо, врезаясь в центр их построения. Трое из них быстро поднырнули, четвертый обхватил согнутой рукой его шею, а пятый, бежавший на полной скорости, ударил его сбоку, прикладывая силу как к рычагу и поворачивая Джона-Камня, шея которого была зафиксирована.

Ричард ощущал происходящее словно во сне и никак не мог заставить ноги передвигаться достаточно быстро.

Когда он уже бежал, напрягаясь изо всех сил, он отчетливо расслышал треск кости.

Глава 33

Кэлен с тяжелым сердцем наблюдала, как Ричард опустился на колени рядом с лежащим на земле правым ведомым. Прозвучал горн. Игроки команды Джеганя торопливо покинули свою жертву, лежащую на боку, возвращаясь на свой конец поля, чтобы приготовиться к защите.

– Он умер? – спросила Джиллиан.

Кэлен обняла девушку за плечи, прижимая к левому боку.

– Боюсь, что да.

– Почему они преднамеренно делают вот такие вещи?

– Именно так Орден понимает Джа-Ла Д’Йин. Убийство – всего лишь средство достижения цели.

Кэлен могла видеть слезы в глазах Ричарда, когда его люди, подхватив на руки, оттащили его от тела. Если бы он не отошел вовремя с того места и не вернулся к игре, его могли лишить права играть за задержку. Помощники судьи поспешили убрать с поля безжизненное тело огромного человека.

Кэлен слышала, как неподалеку, всего в дюжине шагов от нее, коротко посмеивался Джегань.

Никки, стоявшая рядом с ним, бросила быстрый взгляд через плечо. Кэлен не знала, что именно означают слезы, проступающие в ее голубых глазах. Казалось, в них была и печаль по Ричарду, и сдерживаемая ярость, и почему-то предостережение, явно относившееся к самой Кэлен.

У нее не было возможности вновь поговорить с Никки после той первой ночи, когда та была так жестоко наказана. А Джегань с тех пор, как заключил пари с Каргом, был угрюм и раздражителен.

Прошлым вечером, пока Никки ждала в спальне, а Кэлен находилась вне ее, во внутреннем пространстве его шатра, он встречался снаружи с несколькими игроками своей команды. Кэлен не слышала всего, но общее течение их беседы свидетельствовало, что он приказал им устроить так, чтобы нападающий из команды Карга не доставлял им больше никаких беспокойств.

Кэлен провела бессонную ночь, беспокоясь, что Ричард может не дожить до утра. Но чего бы ни планировал Джегань, все закончилось вожделенным стремлением к Никки. Кэлен и Джиллиан было приказано оставаться там, где они есть, на полу во внутреннем пространстве. Император хотел побыть один со своей королевой рабов, как он называл ее.

Кэлен не знала, что делал с ней Джегань. Но чего бы он ни делал, Никки никогда не кричала. В его постели она, как казалось, всегда впадала в оцепенение, не моргая, бездумно глядя в никуда, пока он не уходил по своим делам. Но Кэлен понимала, что делает Никки. Это было единственной доступной ей защитой. Она замыкалась внутри себя, и внешнее безразличие служило защитой для сохранения рассудка. Для нее не было ничего хорошего в том, чтобы обращать внимание на всю ту жестокость, которая на нее изливалась. С другой стороны, ее безразличие приводило Джеганя в бешенство, зачастую вызывая у него приступы насилия.

Кэлен частенько задумывалась, если он станет проделывать с ней все, что проделывал с Никки, найдется ли у нее столько же сил?

Этим утром Кэлен беспокоилась, когда же кто-то позовет сестер, чтобы очередной раз спасать Никки или по меньшей мере немного подлечить ее. Но когда Джегань появился из спальни, он тащил Никки за волосы, затем швырнул ее на пол перед собой и выглядел весьма довольным, глядя на ее беспомощность. Кэлен отчасти успокоилась, потому что, хотя Никки и выглядела избитой, но хотя бы без ран и переломов.

На границе поля команда Ричарда готовилась к следующему раунду. Кэлен бросала взгляды по сторонам, наблюдая, как легионы зрителей все еще скандируют, выражая свою радость от смерти человека. Хотя были и другие, которые яростно кричали и махали кулаками в сторону императорской команды. В воздухе вокруг словно сгустилось напряжение. Когда действие в игре начало быстро набирать обороты, толпа стала успокаиваться, по крайней мере отчасти.

Однако у Кэлен было ощущение, что настроение зрителей изменилось. То, что только что было всеобщим восторгом от начавшегося матча, стало тревожным и начинало вызывать беспокойство. Отношение к игре начало меняться, когда Джегань вмешался в игру, после того как Ричард забил предыдущий гол. Джегань изменил решение судьи, заявив, что бросок был сделан после сигнала горна. Судья беспрекословно согласился и аннулировал очки, но каждый из наблюдавших за игрой знал, что мяч совершенно явно попал в сетку до сигнала горна.

Столь очевидный факт оказался не имеющим значения. Император опроверг его.

Похоже, красная команда решила играть, будто не потеряла только что самого крупного игрока. Они с силой пробивали себе путь через цепочку блокировщиков. Ричард ловко увернулся от нескольких попыток подловить его. Тем не менее несколько человек из команды противника оставались возле него.

Ричард внезапно остановился на квадрате безопасности – их использовали крайне редко, – не позволив тем самым ближайшему к нему игроку сбить его с ног. Это был тот самый человек, что сломал шею его правому ведомому.

Кэлен не могла даже вообразить, что задумал Ричард. Пока он находится на этом месте, на него нельзя нападать, но это островок, который очень быстро окажется окружен противником. Временно он был в безопасности, но не мог забить мяч с этого квадрата. Рано или поздно ему придется отсюда уйти, но с каждой минутой территория вокруг него будет становиться все более и более опасной.

Как только тот человек повернулся, чтобы проверить, где находятся его соратники, быстро стягивающие кольцо, Ричард окликнул его, привлекая внимание. Тот повернулся, и Ричард, державший мяч двумя руками у груди, внезапно мощно швырнул его вперед. Тяжелый брок врезался игроку в лицо с такой силой, что отскочил назад, прямо в руки Ричарда.

Удар оказался достаточно мощным, чтобы лицо человека частично вдавилось. Нос полностью ушел в череп, игрок обмяк и свалился бесформенной кучей.

Толпа ахнула от такого поворота событий.

В ярости один из противников, что находился слева, бросился на него, невзирая на то, что Ричард находился в квадрате безопасности. Судья явно не спешил объявить нарушение. Ричард перекатил мяч под свою левую руку, слегка уклоняясь в ту же сторону, но держась все время лицом к противнику. В последний момент он вынес правый локоть так, что толстая кость предплечья нанесла рубящий удар в горло нападавшего. Тот схватился за горло, сделал шаг назад и упал. Одна нога рефлексивно подергивалась, пока он отчаянно пытался вдохнуть. Скорее всего, у этого игрока оказалось перебито дыхательное горло, и его лицо начало менять цвет с красного на синий.

Еще один здоровяк тут же кинулся в атаку слева, подняв сжатый кулак. Ричард ушел от его удара вбок, но остался близко к нападавшему, так что тот полностью раскрылся, и Ричард не преминул воспользоваться этой ситуацией. Мощный рывок руки, вся сила которого сосредоточилась в кулаке, завершился в области сердца. Удар был достаточно силен, чтобы нападавший зашатался. Здоровяк схватился за грудь с выражением смущения и недоверия, а затем его глаза закатились и он рухнул на землю.

Без чьей-либо помощи Ричард устранил трех человек, каждый из которых был значительно крупнее его. Теперь ей было вполне понятно, почему так много стрел, рассредоточенных по краю поля, все время направлены на него.

Кэлен не могла даже вообразить, что случится, если Ричард вдруг заполучит меч.

Ричард же не стал терять времени. Он промчался через брешь в обороне, которую только что сам и создал, и направился к воротам. Его люди, как было видно, приготовились к этому его ходу. Они уже выстроились вдоль его маршрута, готовые блокировать защитников, ринувшихся вслед за ним. И по всему полю игроки сталкивались, сбивая друг друга.

Кэлен могла видеть, как все лица на противоположном склоне, с той стороны от поля, повернулись в унисон, следя за тем, как Ричард бежит в сторону незащищенных ворот, обходя и уворачиваясь от одних противников, тогда как его люди сбивают с его пути других.

И Ричард, вблизи которого не оказалось никого, кто мог бы остановить его, добежал до голевой зоны. И без всяких помех забросил мяч в сетку, зарабатывая очко. Его команда снова была впереди.

Толпа оказалась захвачена столь стремительным развитием событий. Даже Джегань сделал шаг вперед, ближе к краю поля, наблюдая, сжав от напряжения одну руку в кулак. Его стража тоже подалась вперед, наблюдая за командой Ричарда, которая еще не закончила свой раунд и, получив мяч от судьи, начала очередную атаку.

Как только они перешли на территорию противника, Ричард побежал влево, но его тут же сбили с ног. Кэлен показалось, что это сделано им преднамеренно. Это напоминало то, как он упал в грязь, чтобы никто не мог узнать его, в тот день, когда они пришли посмотреть на его команду.

Когда Ричард упал на спину, мяч выпал из его рук, и это тоже показалось ей немного не вполне естественным. Ей пришло в голову, что все это выглядит как некий план. Его левый ведомый, до этого просто бежавший через поле, просто случайно оказался в нужном месте в нужное время. Он наклонился и просто подобрал мяч, когда тот катился мимо. В следующее мгновение он был в голевой зоне и сделал бросок. В том случае, когда Ричард лежал на земле, совершенно законным правом ведомого было сделать бросок по воротам.

Мяч влетел в сетку, вызывая громоподобные овации зрителей.

Ведомый вскинул руки от радости по поводу забитого гола. Это было нечто такое, что ведомый крайне редко мог попытаться сделать, и еще реже – совершить. Хотя Кэлен и знала, что это разрешено, она не видела, чтобы такое случалось раньше.

Когда прозвучал горн, возвещавший конец раунда, Ричард догнал своего левого ведомого и с гордой улыбкой похлопал его по спине. И судя по тому, как тот посмотрел на Ричарда, Кэлен решила, что одобрение с его стороны значит для этого человека не меньше, чем сам забитый гол.

Этот ведомый был солдатом Имперского Ордена, а не пленником, как многие в команде Ричарда. Ее насторожило, почему Ричард так дружелюбен с солдатом Ордена. Всякий раз, едва она начинала питать надежды на этого человека, происходило что-то такое, что заставляло вернуться к осмотрительности.

Когда на вчерашней игре Никки увидела человека по имени Рубен и произнесла имя «Ричард», Кэлен поняла, что Ричард и есть настоящее имя этого человека. Хотя ей потом не удалось перекинуться и словом с Никки, так что она и не могла спросить ее, но подозревала, что Ричард – на самом деле Ричард Рал… Лорд Рал.

Она не знала, правда ли это, но это определенно объяснило бы многое, как, например, почему этот человек упал лицом в грязь в тот первый день и почему он разрисовал свое лицо этими нелепыми фантастическими знаками, предназначенными скрыть, кто он, а также почему он представился именем Рубен.

Это казалось попросту невозможным, и тем не менее – сам Лорд Рал был пленником Имперского Ордена, играющим в джа-ла против команды императора.

Но что на самом деле беспокоило ее, так это то, что он знал ее. Он произнес ее имя в тот первый день, когда находился в клетке, стоявшей на одной из повозок каравана с продовольствием, въезжавшего в лагерь. Она предположила, что Орден захватил его в плен, даже не догадываясь, кто это. Хотя совпадение всех этих событий показалось ей слишком необычным. Но она понимала, что, возможно, просто в этом есть что-то, о чем она не подозревает. Может быть, Ричард позволил захватить себя, чтобы оказаться ближе к ней. Чтобы освободить ее.

Это, на ее собственный взгляд, было чрезмерной фантазией.

Но все же она не переставала задумываться, почему сама продолжает оставаться в центре многих событий.

Ей хотелось, чтобы выпала возможность еще раз поговорить с Никки и спросить у нее, действительно ли это Ричард Рал.

Но затем, по реакции Никки, по ее глазам, наполненным слезами, когда та увидела его, Кэлен решила, что нет нужды ни в каких вопросах. Все было написано на ее лице.

Это был человек, которого Никки любила.

Угловым зрением Кэлен продолжала следить за своими особыми стражами, в то время как они разрывались в попытках следить за ней и за игрой. Когда толпа очередной раз взревела, выбрасывая в воздух сжатые кулаки, предвкушая зрелище, ее охранники наклонялись то туда, то сюда, чтобы хоть иногда между телохранителями Джеганя глянуть на поле, где мяч получила императорская команда, чья очередь была теперь набирать очки. Игроки, которых только что оттащили к боковой линии, были заменены запасными. По тому, как именно этих троих бросили у края поля, Кэлен поняла, что они мертвы. Ричард убил их всех почти моментально и без чьей-либо помощи.

Кэлен вовсе не думала, что на этом все закончится.

Когда императорская команда начала атаку, казалось, ее охватила слепая ярость. Сбившись в группу, игроки неслись прямо по центру, намереваясь снести любого, кто окажется у них на пути. Люди Ричарда расступились, а затем развернулись и быстро атаковали с тыла, с обеих сторон, сбивая их с ног. Нападающие как бежали, так и падали вниз лицом, и заготовленный ударный прорыв все более угасал.

Одна из блокировок оказалась достаточно резкой, лодыжка игрока императорской команды была сломана, и тот дико закричал от боли. Нападающий, услышав этот крик, отвлекся на долю секунды – и этого оказалось достаточно, чтобы его повалили два защитника. Его с такой силой швырнули на землю, что удар вышиб воздух из его легких, а его зубы клацнули. Тут же вспыхнула драка за обладание мячом.

Как только люди Джеганя слегка очухалась, они разбросали противников в стороны и сумели удержать мяч. Оказавшись снова на ногах, они приложили все силы, чтобы прорвать оборону. Некоторые игроки команды Ричарда остались лежать на земле, перекатываясь от боли. Толпа ревела, неистово поддерживая императорскую команду. Их нападающий прокладывал себе путь, обходя одних и отталкивая других.

Охранники Кэлен, услышав вопли болельщиков, еще чуть продвинулись вперед, пытаясь увидеть, что происходит. Это освободило место возле боковой линии, где стояла Кэлен. Давка среди зрителей, дальние ряды которых стремились оказаться поближе к полю, напирая всем своим весом, приводила к тому, что императорский сектор уменьшался с обеих сторон. Около поля, где находился сам Джегань, его личная стража еще старалась оттеснять людей в стороны, но даже они были настолько захвачены неистовой борьбой, происходящей на поле джа-ла, что не уделяли достаточно внимания ситуации позади себя, где пространство медленно сжималось.

Кэлен напрягала левую руку, стараясь защитить Джиллиан, прижимая ее к себе, тогда как особые стражи, имея обзор все хуже и хуже, начали почти постоянно продвигаться вперед, откуда было удобнее наблюдать за игрой. Те, кто был позади Кэлен, подступали все ближе и протискивались мимо нее, в целом все вместе передвигаясь вперед.

Никки, на время забытая императором, полностью поглощенным наблюдением за игрой, сделала шаг назад, уступая место. Это позволило стражам, окружавшим Кэлен, продвинуться еще чуть вперед. В целом все выглядело вполне естественно и походило на то, будто она всего лишь не хотела мешать им в том, к чему они стремились.

Джегань, как все вокруг, подбадривал, стонал и охал, сыпал проклятья и кричал на команды, находившиеся на поле. Темнота уже давно сгустилась, придавая всему действу оттенок потусторонности. Факелы, расположенные в линию по границе поля, создавали мерцающее освещение открытого участка земли, окруженного морем темноты. Между многими факелами стояли лучники, державшие наготове стрелы. Но даже и они поддавались возбуждению игры, больше наблюдая за происходившим действом, чем за пленниками.

Кэлен чувствовала, будто оказалась в бурлении неистового ритуала, посвященного насилию. Толпа не только кричала и подбадривала, но и начала скандировать, топая ногами в такт этим скандированиям, когда почитаемая ими команда рванулась через поле. Земля сотрясалась от удара сотен тысяч сапог, опускавшихся со стуком одновременно. Ночь, темная и облачная, словно наполнялась усиливающимися раскатами грома.

Общий тон завораживал. И даже Кэлен была захвачена этим настроем.

Она, вместе с другими наблюдавшими рядом с ней за игрой, ощущала себя так, будто была там, на поле, и неслась вперед вместе с игроками. Ее сердце бешено колотилось, пока она наблюдала, как Ричард уклонился от захвата, нырнул под вытянутой рукой и проскользнул между двумя людьми, прыгнувшими на него. Она вздрогнула и отвела взгляд, когда люди столкнулись. Многие зрители застонали, будто сами ощутили этот удар.

По мере того как песочные часы отмеряли раунды, счет менялся то туда, то сюда. Иногда она замечала, что Ричард промахивается, теряя голы, которые, без сомнения, он мог бы забить. То казалось, что он нарочно бежал медленнее, чтобы защитник мог догнать его и подсечь. Один раз он, похоже, даже специально промахнулся, бросая мяч.

Он вновь «падал и падал в грязь», фигурально выражаясь. И на этот раз она не понимала, почему.

В ходе этой игры она все больше и больше убеждалась, что он управлял счетом, удерживая его на небольшом разрыве. Когда императорская команда забивала гол, проходило совсем немного времени, как он забивал ответный, оставляя счет прежним, но затем промахивался или не справлялся с тем, чтобы довести дело до конца и забить следующий – пока императорская команда не забивала очередной гол. Затем довольно долго перевороты песчаных часов следовали один за другим, не изменяя общего расклада. Он был равным: у каждой команды по семь очков.

Она могла бы сказать, что, судя по тому, как он двигается, он не просто сдерживает счет, но при этом еще старается экономить силы. Все остальные в его команде работали на износ. Ричард же совершал только необходимые движения.

Такая затянувшаяся борьба с равным счетом все сильнее разжигала страсти у болельщиков на склонах стадиона, доводя их до возбужденного предвкушения. Многие из них выкрикивали приветствия и поддержку, громко хлопали, свистели и кричали в сторону той команды, за которую болели, тогда как другие потрясали кулаками и выкрикивали проклятья команде, которую не считали своей. И тут, и там между зрителями разгорались драки. Правда, они быстро заканчивались, потому что всем хотелось следить за игрой.

Кэлен, наблюдая за постепенными передвижениями Никки, заметила, что та теперь находится на полдюжины шагов позади Джеганя. На нее никто не обращал внимания. Лишь Джегань дважды оборачивался назад, едва глядя в ее сторону, просто чтобы лишний раз убедиться, что она никуда не делась.

Кэлен видела здесь и женщин, сопровождающих лагерь, которые находились у самого края поля и были так же дико возбуждены, как и остальная толпа, и показывали свои достоинства, обнажая груди, когда игроки пробегали мимо. Хотя пространство, окружающее поле и граничащее с боковой его линией, было особо ценным и часто вызывало драки, женщинам на таких матчах позволялся свободный доступ именно на край поля. Толпы мужиков, зная, как подогревают эти женщины игроков, стараясь привлечь их внимание, провоцировали их на это. Было заметно, что женщины страстно жаждут внимания. Сквозь оглушающий шум толпы Кэлен могла слышать, как некоторые из ближайших к ней женщин выкрикивали непристойные обещания победителям, когда игроки пробегали мимо.

Обычно женщины, ведущие себя подобным образом среди солдат Ордена, недолго оставались свободными, но сейчас мужчины гораздо более интересовались игрой на поле. Поведение женщин только добавлялось к общему буйству эмоций. Это все тоже было частью Джа-Ла Д’Йин.

Когда Никки оказалась уже близко к Кэлен, Джиллиан потянулась и тронула ее за руку.

– С тобой все в порядке? – прошептала она достаточно громко, чтобы быть услышанной сквозь шум толпы. – Мы так беспокоились за тебя.

Сложив чашей ладонь, Никки притронулась к щеке девочки и улыбнулась, кротко кивая в ответ.

– Он что-то замышляет, – едва слышно сказала Никки, наклонившись чуть ближе к Кэлен.

– Знаю.

– Это может дать тебе возможность сбежать. Я сделаю все, чтобы помочь тебе. Так что будь готова.

Кэлен не думала, что с металлическим кольцом на шее у нее есть какой-то шанс на побег. Но все же настроение у нее поднялось, даже если она и думала, что это совершенно неправдоподобно. Пусть даже у нее самой не будет хоть какого-то реального шанса, могла представиться какая-то возможность для чего-то иного, что позволит спасти других.

Когда Никки вновь посмотрела в ее сторону, Кэлен слегка приподняла уже протянутую в ее сторону руку, пряча что-то под ладонью.

– Вот. Возьми это.

Никки лишь нахмурилась, и тогда Кэлен быстро, но с достаточной задержкой, повернула ладонь, чтобы Никки заметила рукоятку ножа. Лезвие был прижато к запястью под рукавом блузки.

– Оставь себе, – сказала Никки. – Тебе он может понадобиться.

– У меня уже есть два.

Никки пару секунд смотрела с удивлением, затем дернула головой, указывая, что следует передать нож Джиллиан. Джиллиан в ответ распахнула свой плащ, показывая Никки нож, который Кэлен уже дала ей.

Никки взглянула на Кэлен.

– Я в этом деле не мастер.

– Это не трудно, – сказала Кэлен, втискивая рукоятку ножа в руку Никки. – В нужное время просто ткни острием в какое-нибудь жизненно важное место кого-то, кто тебе действительно не понравился.

Голубые глаза Никки украдкой взглянули на Джеганя.

– Думаю, что смогу это сделать.

Кэлен подумала, глядя на Никки, стоявшую в мягком свете факелов, со светлыми волосами, разбросанными по прямым плечам, что она, вероятно, самая красивая женщина, какую ей доводилось видеть. Однако дело было не только в том, что она красива. Несмотря на все то, что Джегань делал с ней, она оставалась неустрашимой. В ней была внутренняя сила и величие.

– Так он – это Ричард Рал? – спросила Кэлен.

Голубые глаза Никки повернулись к Кэлен и с минуту пристально разглядывали ее.

– Да.

– А что же он делает здесь?

Рот Никки чуть изогнулся в легкой улыбке.

– Он Ричард Рал.

– И ты знаешь, что он замышляет?

Никки слегка качнула головой, в то время как ее взгляд скользнул по страже, проверяя, что никто из них не обращает сейчас на пленниц внимания. Через просветы между людьми женщины могли видеть пробегающих неподалеку игроков, разрисованных красными знаками.

– Так там действительно Ричард? – спросила Джиллиан.

Никки кивнула.

– Как ты смогла определить? Я имею в виду, при их раскраске как ты можешь быть так уверена? Я знаю Ричарда, но не могла бы так сказать.

Никки еще раз посмотрела на Джиллиан.

– Это он.

В ее тоне была спокойная уверенность, не оставляющая места для вопросов. Кэлен подумала, что Никки, вероятно, могла бы узнать этого человека даже в полной темноте.

– Откуда он знает меня? – спросила она.

Никки долгую минуту смотрела в глаза Кэлен.

– Здесь не место для подобной беседы. Просто будь готовой.

– Готовой к чему? – спросила Кэлен. – Что, по-твоему, он собирается делать? Что, по-твоему, он может сделать?

– Если я действительно знаю Ричарда, то ожидаю, что он должен начать сражение.

Кэлен заморгала от удивления.

– Просто вот так, сам?

– Если он должен.

На поле императорская команда забила гол как раз перед сигналом горна, означающего конец их раунда. Толпа безумствовала. Кэлен содрогнулась от этого рева. Уровень шума был ошеломляющим.

Команда Ричарда отставала на одно очко.

Ожидая, когда люди займут свое место и горн возвестит о начале раунда красной команды, вся толпа разразилась глубоким, ритмическим, глухим стоном. Вся собравшаяся здесь орда начала топать ногой между каждым таким глухим стоном.

Ух-ха. Глухой удар. Ух-ха. Глухой удар. Ух-ха. Глухой удар.

Казалось, весь мир сдвигается с каждым из этих «Ух-ха». Земля сотрясалась с каждым ударом. Даже Джегань и его гвардия присоединились к этому. Это добавляло ночи жуткое, варварское, первобытное ощущение, будто все цивилизованное вокруг отброшено ради этого спектакля обнажившейся свирепости.

Болельщики императорской команды хотели, чтобы их игроки порвали противников в клочья, вместо того чтобы позволить им забить гол. А поддерживавшие команду Ричарда, хотели, чтобы их любимцы разгромили всех, кто стоит у них на пути.

Эти скандирования были требованием крови.

Начинался последний раунд, и команда Ричарда должна забить гол – или ей грозит проигрыш. Однако если они заработают очко в этом раунде, игра будет продолжена в дополнительное время.

Кэлен примечала быстрые взгляды Ричарда, лишенные всяких эмоций, когда он собирал своих людей. Он сделал едва заметный тайный знак рукой. Когда он развернулся, его взгляд скользнул по окружающему, и на мгновение их глаза встретились.

Энергия, сконцентрированная в этой очень кратковременной связи, заставила сердце Кэлен биться с неудержимой силой, и она ощутила слабость в коленях.

Так же быстро, как и до этого, испытующий взгляд Ричарда продолжил движение. Но никто, кроме Кэлен, не знал, что он смотрел прямо на нее, а если кто и заметил это, то не понял, почему.

Кэлен же поняла.

Он проверял ее позицию. Это была та самая минута, ради которой он разукрасил себя странными символами. Та минута, ради которой удерживал равным счет. Он сокрушал каждую команду, которая встречалась на его пути, ради того, чтобы быть уверенным, что окажется здесь, в этом месте и в эту минуту.

Она не могла вообразить, почему, но все это было ради этой самой минуты.

Ричард издал боевой клич и начал атаку.

Видя его, покрытого пугающими красными символами, с напряженными мускулами, с хищным взглядом и собранной в узел энергией, совершающего плавное движение, – Кэлен думала, что ее сердце, бьющее как молот, может вот-вот разорваться.

Глава 34

Все взгляды были прикованы к Ричарду, который бежал с мячом, придерживая его лишь левой рукой. Кэлен, тоже невольно сделавшая шаг вперед, остановилась как вкопанная. В напряженном ожидании весь стадион затаил дыхание.

Команда Джеганя на другом конце поля начала свое стремительное движение с намерением остановить атаку. Если они смогут удержать команду Ричарда и не дадут им забросить мяч, то станут победителями чемпионата. Все они были опытными игроками и понимали, что победа сейчас у них в руках, и не собирались позволить, чтобы что-либо изменило эту ситуацию.

Ричард, прикрытый блокировщиками и оставшимся ведомым, теперь бежал вправо. Затем, придерживаясь правой границы поля, устремился вперед с головокружительной скоростью. Пламя факелов трепетало и посвистывало, когда он проносился мимо. Женщины протягивали руки, пытаясь коснуться его, продолжая кричать вместе со всеми.

Ричард вдруг оказался прямо здесь, перед ними, пробегая мимо императора. Джегань выглядел так, будто сам рвался поставить подножку, когда нападающий промчался мимо.

Кэлен ожидала, что Ричард остановится, повернется к императору и убьет его, подобно тому как косил всех прочих, но он не сделал этого. Он даже не посмотрел в его сторону, пробегая.

У Ричарда был шанс совершить убийство – и он не воспользовался им.

Кэлен не могла даже вообразить, почему он не сделал этого, если, по заявлению Никки, наверняка что-то задумал. Возможно, это была всего лишь надежда Никки, то, чего хотелось ей… да и Кэлен тоже.

Через мгновение Ричард и его люди исчезли из ее поля зрения, продолжая свою атаку через поле.

Команда Джеганя – видя, что противники остаются относительно близко друг к другу в своем безудержном беге, вместо того чтобы рассеяться по всему полю, как уже несколько раз совсем недавно делали, – готовилась встретить их приближение, формируя непробиваемую стену из костей и мускулов, способную остановить атаку.

В прошлые раунды императорская команда старалась удерживать Ричарда, не позволяя ему забить мяч. Сейчас они знали, что для победы им достаточно просто сдержать своих противников и не дать им увеличить счет. Хотя, похоже, они хотели чего-то большего. Но хотели они не просто победить; они хотели сокрушительно разгромить противника. Игроки Джеганя выглядели так, будто настроены со всей яростью завершить игру как можно более жестоким образом.

Продолжая бежать, люди Ричарда, вместо того чтобы рассеяться или, наоборот, сделать построение, предназначенное для встречи с блокировщиками, неожиданно и необъяснимо продолжали держаться вместе. Затем, что еще более удивительно, они образовали одну колонну. Продолжая бежать, они располагались близко один за другим, и при этом впереди находились самые крупные. Каждый из них потянулся вперед и положил руку на плечо человека перед ним, смыкая, таким образом, колонну в единое целое. Их длинные стремительные шаги происходили синхронно.

Вся команда Ричарда объединилась в плотный таран из человеческого материала, готовый действовать как стенобитное орудие.

Эта колонна, в которой Ричард находился ближе к концу, двигалась не так быстро, как мог бы двигаться сам по себе отдельный человек, но не это было главным, а то, что они обладали малой скоростью, более чем компенсировалось их совокупным весом, дающим им ошеломляющий момент инерции.

Хотя бежавшие по отдельности игроки команды Джеганя и напрягали все силы, бегущая цепочка людей прорвалась сквозь них, как бревно сквозь дверь хижины нищего.

Все игроки команды Джеганя привыкли, что собственные габариты и вес хорошо помогают им в защите, но какими бы крупными эти люди ни были, они никак не могли остановить совокупный вес всей команды Ричарда, налетевший в них таким сконцентрированным образом. При таком подавляющем превосходстве в весе колонна пробилась сквозь них, даже не снизив скорости, раскидывая блокировщиков по сторонам.

Некоторые из людей Ричарда, находившиеся впереди, были отброшены в сторону при таком жестком контакте, но когда падал один, на его месте оказывался следующий человек из цепочки, и в целом вся группа продолжала пробиваться сквозь защиту противника.

И едва они приблизились к первой линии броска, еще на приличном расстоянии от стандартной голевой зоны, колонна разом распалась и бросилась на блокировщиков, наступавших на них. На какое-то мгновение, благодаря этому маневру, вокруг Ричарда образовалась свободная зона.

Он бросил мяч с дальней линии, с весьма приличного расстояния до ворот. Едва мяч взметнулся по дуге в ночной воздух и заскользил в свете факелов, толпа подалась вперед, все как один затаили дыхание, все глаза наблюдали за этим полетом.

Мяч с лязгом ударился в сетку, обеспечивая прибавление двух очков.

Толпа взорвалась громовым ревом, от которого задрожал воздух и содрогнулась земля.

Команда Ричарда оказалась на одно очко впереди. У императорской команды больше не было в запасе переворота песочных часов; путь к победе оказался для них закрыт. Хотя оставалась еще игровое время команды Ричарда, они больше не нуждались в нем. Игра фактически оказалась выиграна, даже несмотря на то, что песок в часах еще продолжал сыпаться.

Император Джегань стоял с каменным лицом. Его стражи с безжалостным видом стали оттеснять возбужденные толпы, напирающие с каждой стороны, не перестающие скандировать и выкрикивать одобрения.

Наконец Джегань высоко вскинул руку. Дикое торжество начало стихать, откатываясь к дальним рядам, по мере того как оборачивалось общим вниманием к тому, что будет делать император. Джегань сделал знак судье.

Кэлен быстро взглянула на Никки. Они не могли слышать, о чем совещались эти двое, склонив друг к другу головы.

Судья, немного побледнев, кивнул императору, а затем побежал в центр поля, подняв руку, что означало объявление решения.

– Нападающий заступил за границу поля, когда бежал вдоль боковой линии, – донеслись слова судьи в неподвижном ночном воздухе. – Очки не засчитываются. Команда его превосходительства по-прежнему лидирует на одно очко. Игра будет продолжена, пока не истечет время.

Если толпа стала дикой и необузданной, когда Ричард забросил мяч в ворота, то теперь все сделались словно обезумевшими, впали в исступление. Целая армия, следившая за игрой, пришла в смятение, в толпе начались беспорядки.

Тем не менее по Ричарду не было заметно, что он как-то задет таким решением. Видимо, он и его команда примерно этого и ожидали и, судя по всему, не были обескуражены.

Когда судья перебросил им мяч, они уже были готовы. В джа-ла не могло быть задержек. Однако команда Джеганя, похоже, продолжала радоваться очередному повороту удачи в их сторону и не перестроилась для защиты. Команда Ричарда, имея мало оставшегося до конца игры времени, не стала медлить и тут же начала атаку.

Пересекая поле, на этот раз они направились влево, к стороне, противоположной той, откуда наблюдала Кэлен. И вновь они сформировали ту же плотную колонну, держа руку на плече бегущего впереди игрока. Они разыгрывали ту же комбинацию, но на другой половине поля.

Еще одним отличием было то, что на этот раз они держались дальше от боковой линии – достаточно далеко, чтобы любому, а особенно толпе на той стороне поля, было хорошо видно, что они вовсе не рядом с боковой границей поля.

Команда Джеганя видела, что приближается к ним, но не успевала организовать защиту, чтобы блокировать надвигающееся построение. Они осознавали опасность и бросились навстречу наступающей команде.

Когда команда Ричарда пробила редкую цепочку блокировщиков и достигла той же самой линии броска, как и в прошлый раз, задолго до стандартной голевой зоны, они опять рассеялись, создавая свободное пространство для своего нападающего. И в это мгновение, недосягаемый для защитников, Ричард бросил мяч.

Он проплыл выше всех вытянутых вверх рук подпрыгнувших в попытке перехвата игроков команды Джеганя и четко опустился в сетку, принося два очка.

Стадион взорвался в диком восторге.

Прозвучал сигнал горна, почти не слышный за громоподобным ревом.

Игра была закончена. Команда Ричарда выиграла чемпионат, и даже несколько раз подряд.

Джегань, с лицом, покрасневшим от ярости, сделал широкий шаг назад, потянулся, схватил за руку Никки, а затем дернул ее вперед, помещая рядом с собой.

Он выбросил другую руку в воздух, останавливая работу судей. Судья и его помощники стояли будто застывшие, наблюдая за Джеганем. Крики начали захлебываться, встревоженная толпа стала медленно затихать.

– Их нападающий переступил границу поля! – прокричал Джегань в холодном ночном воздухе. – Он выбежал за границу поля!

Когда Ричард забросил мяч в прошлый раз, поскольку он пробегал очень близко к ним, Кэлен могла видеть, что он не переступал границу. На самом деле люди, стоящие именно вдоль линии поля, протягивали руки, пытаясь коснуться его, но он оставался вне их досягаемости. Кроме того, даже если сейчас Ричард и действительно заступил за границу, Джегань никак не мог видеть этого через все поле.

– Игра окончена! – пронзительно выкрикнул Джегань. – Нет никаких забитых голов! Игра окончена! Чемпионат выиграла императорская команда!

Люди, заполнявшие склоны игрового поля, не верили своим ушам.

– Так сказал Джегань Справедливый! – выкрикнула Никки в толпу, высмеивая решение Джеганя.

Ричард только что сделал так, чтобы Джегань Справедливый продемонстрировал всем, что в понятиях Ордена справедливость – вещь совершенно бессмысленная. А Никки вогнала этот нож еще глубже.

Джегань ударил ее тыльной стороной руки, достаточно сильно, чтобы отбросить прямо к ногам Кэлен.

Болельщики императорской команды сходили с ума от ликования. Воины подпрыгивали на месте, не переставая кричать и скандировать, будто это они сами завоевали сейчас победу.

Болельщики команды Ричарда сходили с ума от ярости.

Кэлен, затаив дыхание, стиснула в руке нож, проверяя позиции всех своих стражей, тогда как Джиллиан наклонилась, чтобы помочь женщине с окровавленным лицом у их ног.

Болельщики команды Джеганя выкрикивали оскорбления и насмешки в сторону людей, которые кричали им, что их команда – сборище проигравшихся мошенников. Люди сначала просто пихали друг друга. В воздухе замелькали кулаки. Повсюду воины стали присоединяться к одной или к другой стороне и уже начали обнажать оружие.

В одно мгновение весь лагерь оказался охвачен бунтом.

Массы людей, собравшиеся на склонах этого стадиона, готовые выплеснуть свой гнев, вдруг лавиной потекли вниз, на поле джа-ла. Завязалась ожесточенная схватка, будто вся армия вдруг оказалась втянута в генеральное сражение.

Кэлен никак не могла поверить, что такое возможно, но Никки оказалась права.

Ричард только что начал сражение.

Глава 35

Элитная стража Джеганя, его гвардия, спинами пыталась теснить толпу назад сразу со всех сторон огороженного пространства. Пребывающий в ярости император наблюдал, как перед ним разворачивается яростная схватка. Он не сделал ни единого движения, чтобы убраться в безопасное место. Если уж на то пошло, по его виду можно было сказать, что он и сам жаждал присоединиться к этому сражению. Его стража делала все, что в ее силах, чтобы это сражение оставалось в стороне от императора.

Кэлен приметила Ричарда на дальней от нее стороне поля. В свете факелов его раскраска выделялась как предупреждение, что вот-вот откроется сама преисподняя и поглотит их всех. Позади него и людей его команды по всему скату стадиона творился самый настоящий бунт. Пьяное буйство, спущенная с цепи ярость и жажда крови бурлили без всяких ограничений.

Кэлен забеспокоилась, что красные линии на лице Ричарда сделают его мишенью для всех болельщиков императорской команды. Все они очень хорошо знали, кто он такой и что только что сделал. Он был одновременно объектом восхищения и предметом ненависти. Она боялась, что то, что было задумано как маскировка, послужит тому, что его запросто обнаружат те, кто хотят убить.

Оценив расположение полудюжины своих особых стражей в общей свите и видя, что в данный момент они более обеспокоены защитой жизни императора, чем наблюдением за ней, Кэлен спешно присела рядом с Джиллиан. Кровавые полосы шли через все лицо Никки. Целый ряд граней украшений на кольцах Джеганя, двигавшихся под углом, прорезал ее щеку. Она была в оцепенении, но, похоже, уже приходила в себя.

– Никки, – настойчиво шептала Кэлен, осторожно поднимая ее плечи и голову, – тебе очень плохо?

Голубые глаза Никки прищурились в попытке разглядеть лицо Кэлен.

– Что?

– Тебе очень плохо? – Кэлен пальцем отвела прядь светлых волос с глаз Никки. – У тебя ничего не сломано?

Никки потянулась и пощупала рукой сторону своего лица. Затем подвигала челюстью, проверяя, как она действует.

– Кажется, я в порядке.

– Тебе нужно встать. Не думаю, что нам удастся долго оставаться здесь. Ричард начал сражение.

Сквозь явную боль Никки улыбнулась. Она и не сомневалась, что он сделает это.

Кэлен встала, помогая Джиллиан поднять на ноги еще не совсем пришедшую в себя Никки. Девушка обхватила ее рукой за талию, помогая стоять. Никки для поддержки оперлась рукой на плечо Джиллиан.

Джегань, оглянувшись на Кэлен, увидел, что она помогает Никки встать. Одной рукой указывая на нее, другой он ухватил одного из особых стражей и толкнул этого человека в сторону Кэлен.

– Не спускать с нее глаз, – проревел он. – Все вы!

Тут же все мужчины, способные видеть ее – за исключением Джеганя и Ричарда – оставили попытки сдержать толпу из дерущихся солдат и бросились немедленно выполнять требование императора.

Посреди окружающего их беспорядка особые стражи, набранные Джеганем из простых солдат, вместе с отрядом его личных телохранителей яростно отражали бурлящую, орущую и дерущуюся толпу, плотно стоявшую вокруг них. Гвардия Джеганя состояла из сильных мускулистых людей, однако все, что они могли сделать в попытках сдержать окружающих их воинов, это потеснить их немного назад. Однако очень медленно, дюйм за дюймом, они вновь начинали сдавать свою территорию.

Солдаты регулярной армии на самом деле не пытались вступать в драку со стражей императора и не покушались на самого императора – они были полностью поглощены сражением исключительно друг с другом, в упоении праведным гневом. Но это их сражение тем не менее медленно, но уверенно приближалось к императору.

Джегань закричал на своих стражей, разгневанный тем, что они слишком снисходительны к этим людям, которые совершенно явно не слушались его приказа. Он велел буквально потрошить их, если они не отойдут назад. Кэлен не думала, что он сколько-то беспокоился о своей безопасности – скорее, это было негодование по поводу недостаточного почитания ими своего императора.

Его страже не нужно было повторять дважды. Крупные, знающие свое дело воины, прежде занятые тем, что отпихивали солдат назад, переключились вместо этого на то, чтобы убивать тех, кто слишком напирал на них. Когда один их телохранителей предложил Джеганю короткий меч, император схватил его, уверенный, что это послужит делу самозащиты. Джегань дал выход своей ярости, начав рубить людей с обеих сторон от себя. Сквозь общий рев приближающегося сражения крики убиваемых едва ли могли быть услышаны.

Нельзя сказать, что солдаты, принимавшие участие в этом безумном бесчинстве, отказывались подчиниться, когда им приказывали уступить дорогу. На самом деле ситуация была такой, что у них не имелось никакого выбора. Они были зажаты общим давлением той массы, что наплывала вниз со склонов вокруг поля, и поскольку вся толпа была вовлечена в сражение друг с другом, люди, находившиеся внизу, вблизи поля джа-ла, не имели возможности никуда убраться и оказались беспомощными перед смертельными клинками стражей Джеганя.

Кэлен оглядела все то буйство, что охватило поле для игры в джа-ла, и даже заморгала от того, что увидела.

У Ричарда в руках был лук.

И он уже вложил в него стрелу. И держал наготове вторую, зажав ее в зубах.

Джегань стоял среди своих гвардейцев, окровавленный короткий меч был крепко зажат в опущенной руке, тогда как император выкрикивал указания. Он смотрел своими черными глазами на солдат, находившихся в отдалении, большинство которых были опьянены сражением или умирали в споре за то, кто выиграл Джа-Ла Д’Йин. Свободной рукой Джегань указывал своей страже, направляя их к образовавшимся брешам, чтобы они сдержали и оттеснили толпу назад.

Кэлен обернулась на поле и увидела, что Ричард уже оттянул тетиву к щеке. Она успела лишь моргнуть, и стрела исчезла.

Затаив дыхание, она наблюдала, как летит стрела с обоюдоострым стальным лезвием на конце. Практически в тот же момент за ней последовала вторая.

Как раз перед тем, как первая стрела должна была поразить свою цель, один из стражей Джеганя повернулся на призыв о помощи от другого воина, сдерживающего плотную группу солдат, прорывающуюся через их линию обороны по другую сторону окружающего императора пространства. Этот человек рванулся на помощь мимо императора. В тот момент, когда он был возле Джеганя, в него угодила первая предназначенная для императора стрела. Она попала ему под правую руку, в боковую часть груди, между передней и задней пластинами доспехов из толстой кожи. Стрела проникла достаточно глубоко, чтобы добраться до его сердца. Судя по тому, как он тут же рухнул, явно добралась.

Джегань с удивлением чуть повернулся, отступая на полшага, пока страж, падая, лишь хватал ртом воздух. Этого полшага оказалось достаточно, чтобы спасти императору жизнь, потому что вторая стрела попала Джеганю в правую половину груди. Не двинься он с места, когда стрела сразила его стража, вторая стрела попала бы ему прямо в сердце.

Кэлен не могла поверить, что среди шума, круговерти схваток, яростных драк, страха, боли и смерти, затопивших все кругом, Ричард смог сделать такой вот выстрел.

И в то же самое время она не могла даже вообразить, что он промахнется.

Со стрелой, глубоко засевшей в груди, Джегань отшатнулся назад. Затем упал на колени, и его стража, обезумев, рванулась к нему, чтобы обступить его, образуя стену, защищавшую императора от любых стрел, что могли бы еще прилететь. И за плотным щитом из телохранителей Кэлен потеряла его из вида.

Она воспользовалась моментом шока, застывшего на лицах ее особых стражей, чтобы всадить нож в правую почку одного из них, пока он наблюдал за развитием ситуации с Джеганем. И левой рукой тут же всадила оружие в живот того человека, что был от нее слева, как раз тогда, когда он поворачивался к ней, и потянула клинок, распарывая ему живот. Третий страж оторвал взгляд от императора и бросился к ней. Джиллиан успела поставить ему подножку. Кэлен направила нож к его горлу, пока он падал, и одним резким движением перерезала его от уха до уха.

Она повернулась и через поле увидела Ричарда.

Теперь в его руках был меч.

Когда очередной страж ринулся к Кэлен, чтобы схватить и разоружить ее, Никки ударила его ножом в спину. Он с криком развернулся, пытаясь ухватиться за рану на плече. Никки нанесла ему два колющих удара в грудь – два мощных быстрых удара. Он споткнулся и упал, протягивая руки в попытке ухватиться за нее, чтобы удержаться на ногах. Но не смог и повалился на землю. Не будучи мастером по использованию ножей, Никки, похоже, начала осваиваться с этим.

Пятый из стражей схватил Джиллиан, намереваясь использовать ее как щит при попытке приблизиться к Кэлен. Кэлен же располосовала руку, обхватившую шею Джиллиан, перерезав мышцы и сухожилия и задев кость. Когда страж отступил, издав крик от боли, Джиллиан легко вырвалась. Он тут же метнулся к Кэлен, но она воспользовалась его направленным к ней моментом инерции, чтобы пронзить ножом, что был у нее в другой руке. Затем резко двинула клинок вверх, пока он не уперся в ребра. Глаза солдата округлились в удивлении. Кэлен отступила вбок, его внутренности вываливались наружу, и сам он упал мимо нее и ударился о холодную твердую землю. В окружающей суете она не видела нигде шестого человека из своей личной стражи, но знала, что тот оставался последним из присутствующих на стадионе.

Позади Ричарда огромная масса солдат постепенно сползала по склону, заполняя чашу поля для игры в джа-ла. Группы воинов, продолжая сражаться друг с другом, подобно рою пчел, перемещались на плоское поле. Большинство лучников уже были сметены бурлящей толпой. Из-за того, что многие солдаты, державшие факелы, тоже присоединились к толпе, как только сражение докатилось до них, стало темнее. И стало труднее видеть.

Игровое поле все было заполнено сражающимися. Люди бились за свои жизни, в то время как другие бились, чтобы эту жизнь отнять. Были еще и другие, опьяненные экстазом наблюдений за матчами джа-ла, которые бились ради самого участия в сражении. Люди с ужасающими ранениями беспорядочно валялись на земле. И повсюду раненые кричали от боли. Но никто даже не пытался помогать им.

Очень скоро вокруг было такое множество людей, лица которых измазаны красным, что оказалось очень трудно следить за Ричардом. То, что лишь мгновения назад делало его заметным, теперь, среди этого хаоса, превратило его в призрак.

Казалось, никто из солдат не собирается снижать темп или прекращать сражение. Они были охвачены яростью и настроены убивать всех и каждого. Люди, размахивая топорами, отрубали руки, раскалывали черепа и разрубали грудные клетки. Вооруженные мечами пронзали противников насквозь.

Несмотря на то, что делать это становилось все труднее, Кэлен продолжала следить за Ричардом, в то время как солдаты нападали на него. Для многих он был объектом их ярости. Он совершил богохульство по отношению к Имперскому Ордену. Он был тем, кто отважился замыслить победить императорскую команду.

Он совершил немыслимое. И за это они ненавидели его. Они ненавидели его за то, что считали высокомерием.

Кэлен подозревала, что они верили, что он должен проиграть – совершенно обдуманно, если должен, – и тогда все было бы так, как и должно быть. Неудача – своего рода талисман для этих людей, скрывающий их зависть. И она выбрасывает всякий раз наружу их ненависть, как только кто-то превосходит кого-то или что-то. Успех должен быть сметен с лица земли. Это были твари Ордена, вдохновляемые учениями Ордена, призывающими быть тварями. Верования Ордена нужны тварям лишь для того, чтобы навязывать другим свою веру.

Пока Ричард уверенно двигался через поле, направляясь к Кэлен, люди продолжали нападать на него. Он отбивался и убивал их с невероятным самообладанием. Он был последователен и методичен, прокладывая путь через поле. И те, кто пытался остановить его, умирали.

– Так что же нам делать? – спросила испуганная Джиллиан.

Кэлен огляделась по сторонам. Бежать было некуда. Армия Имперского Ордена окружала их со всех сторон. Пути наружу не было. Сама Кэлен, будучи невидима для большинства этих людей, могла бы сбежать, но она не хотела оставлять Джиллиан и Никки, чтобы им вдвоем пришлось позаботиться о себе, находясь среди этих тварей. Но даже если бы она и сбежала, оставалось еще кольцо на ее шее.

– Нам следует оставаться здесь, – сказала Никки.

Кэлен, понимая, что реального пути для побега у них нет, все-таки была удивлена таким заявлением.

– Почему?

– Ричарду будет очень трудно найти нас, если мы отойдем далеко от этого места.

Кэлен на самом деле и не думала, что он сможет что-то сделать. В конце концов, обе, и она и Никки, носили металлические кольца на шеях. Джегань, может, и ранен, но он по-прежнему в сознании. Если они попытаются сбежать, он остановит их с помощью вот этих самых колец… или чего похуже. Она, конечно же, попытается сбежать, но только когда увидит действительно способную дать результат возможность.

Пока что можно было надеяться, что Ричард сумеет разделаться с Джеганем. Тогда у них будет шанс – если к тому времени сюда не прибудет сестра Улисия или Эрминия. Джегань был сноходцем. И, насколько понимала Кэлен, он сейчас оставался способен использовать свой контроль над разумом сестер, чтобы заставлять их действовать, как ему нужно.

Удерживая Джиллиан как можно ближе к себе, Кэлен еще раз огляделась. Никки защищала девушку с другой стороны. Со всех сторон от них люди были охвачены неистовой жаждой убийства.

Кэлен кивнула.

– В данную минуту мы здесь пока в безопасности, под защитой стражи Джеганя. Но судя по тому, как идут дела, это продлится не очень долго.

Вокруг люди продолжали сражаться. Джегань стоял на коленях, окруженный своими стражами, сжимая грудь. Несколько телохранителей опустились на колени рядом с ним, на случай, если им придется поднять его на ноги и с боем пробиваться к выходу. Другие кричали в сторону края стадиона, требуя немедленно привести сестру. Остальные гвардейцы с дикой яростью рубили солдат, попадающих в их зону, пытаясь таким образом удержать толпу на расстоянии. Земля вокруг наблюдательной площадки императора становилась скользкой от пролитой крови.

Кэлен стояла ошеломленная, не в силах сойти с места, наблюдая за Ричардом.

Со всех сторон на него кидались люди с намерением убить. Он же продвигался среди них, будто какой-то призрак. Точно таким же образом, как ускользал от блокировщиков, он подныривал, когда клинки взлетали над ним, делал шаг в сторону, совершая выпад мечом, когда это было необходимо, и проскальзывал между людьми, когда они пытались остановить его, выстраивая перед ним стену. Когда он наносил удар мечом, его удар был быстрым и верным, и человек падал замертво. Сам Ричард являл пример экономии движений, никогда не делал больше того, что необходимо, пробивая себе путь через поле джа-ла.

Вокруг десятки тысяч людей с лязгом и криками вели сражение. Ричард же был точкой спокойствия среди моря хаоса. Его меч сверкал, и люди падали. Очень часто он даже не пытался убить нападавших на него, а просто сталкивал их со своего пути, после того как они либо делали выпад, либо взмахивали мечом, нападая на него. Когда какой-то человек бросился на него с ножом, Ричард принял фехтовальную позицию и легким боковым ударом снес ему голову.

Кэлен наблюдала, как завороженная.

Она понимала, как именно он пользуется клинком.

Он пользовался им совершенно не так, как делали все окружающие их люди. Это было почти как наблюдать за самой собой в гуще сражения. Хотя солдаты и бывали захвачены его действиями врасплох, она довольно часто знала, что сейчас сделает Ричард, еще до того, как он это делал.

В некоторых случаях он вел бой несколько иначе, чем сделала бы это она, но у них было много похожих приемов использования меча. Ричард был сильнее, поэтому применял и свою мощь всякий раз, когда требовалось. Но при этом все же имел с ней очень много общего – больше, чем кто-либо еще, кого ей доводилось встречать.

Разумеется, она не помнила ничего о том, что было до того, как сестры захватили ее и использовали против нее заклинание Огненной Цепи. Так что она лишь подозревала, что училась этому у кого-то, и этот кто-то умел сражаться именно так, как это делал Ричард.

Но даже при том, что он обладал силой, он экономил ее, используя лишь необходимое количество. Сам он не нападал на других. Он ждал, пока они сами приблизятся к нему. И не делал широких и размашистых движений, а вместо этого использовал инерцию нападавших против них самих, подставляя свой клинок там, где это необходимо, чтобы они в своем движении сами натыкались на него. Казалось, он знал, что они собираются сделать, заранее и использовал это знание против них.

Но даже когда он пробирался через сплошное море мелких кровавых стычек, его взгляд никогда не терял ее из вида.

Тем не менее, хотя ему удавалось отбиваться от нападавших, сваливая их на землю, и непрестанно приближаться, с заметным упорством пробираясь через это поле, он был всего лишь человек. И подобно тому, как он использовал совокупную инерцию всех игроков команды в качестве тарана, чтобы прорваться через более крепких и тяжелых людей и победить в игре, сейчас с совокупной инерцией окружающей его армии он не мог бы справиться с такой же легкостью, как с каждым отдельным человеком. Как бы храбро он ни сражался, общий вес всех этих сцепившихся на поле людей налетал потоком, затопляя его.

В следующую минуту она больше не смогла углядеть его.

– Что мы теперь будем делать? – спросила Джиллиан.

Кэлен видела, что Джегань откашливается кровью и тяжело дышит.

– Думаю, необходимо попытаться убраться отсюда.

– Нет, этого делать не следует, – сказала Никки. – Если Ричард не сможет найти нас, мы пропадем.

Кэлен указала на окружающий их хаос.

– Как, по-твоему, он сможет это сделать вот здесь?

– Мне кажется, – сказала Никки, – что ты все еще недооцениваешь его.

– Никки права, – сказала Джиллиан. – Я даже видела, как он вернулся из царства мертвых.

Глава 36

Кэлен оставалось лишь только удивляться заявлению Джиллиан. Теперь она знала, что этот человек действительно может один начать сражение, но не могла поверить, что он может спуститься в преисподнюю и вернуться назад. Однако, глядя на опасную неразбериху вокруг, она поняла, что сейчас не время да и не место обсуждать это.

Она еще раз обежала взглядом общий хаос неудержимо разрастающегося насилия, стараясь найти выход. Если Джегань умер или по крайней мере находится без сознания, она может воспользоваться этим, чтобы вывести из лагеря и себя, и Никки, и Джиллиан. Ее крайне интересовало, имеет ли значение для Джеганя как сноходца, находится ли он в сознании. Она опасалась, что даже в бессознательном состоянии он может оказаться способен управлять пленницами через кольца на их шеях.

Если Джегань умер или потерял сознание и не в состоянии задержать Никки и Кэлен с помощью колец, оставалась проблема этой армии, расположенной вокруг них. Кэлен была невидима практически для всех вокруг, но Никки и Джиллиан явно не обладали таким свойством. Провести такую женщину, как Никки, и такую заманчивую девочку, как Джиллиан, через эту массу людей было нелегкой задачей. Впрочем, Никки возлагала большие надежды на Ричарда.

– Ты действительно думаешь, что Ричард сможет вывести нас отсюда? – спросила она у Никки.

Никки кивнула.

– С моей помощью. Думаю, что знаю подходящий путь.

Кэлен не принимала Никки за женщину того типа, что основывают свою веру на надежде и молитве. В тяжелых испытаниях ее отношений с Джеганем она никогда не пыталась укрыться за обманом или фальшивой надеждой на спасение. И если она говорит, что знает путь, то Кэлен склонна думать, что так оно и есть.

Сквозь очередную открывшуюся среди сражавшихся брешь Кэлен снова заметила Ричарда. Он сделал выпад мечом, пронзая насквозь нападавшего на него человека, прежде чем этот солдат смог завершить замах своим мечом. Ричард, покрытый кроваво-красными символами, немедленно выдернул меч и в движении им назад всадил локоть в лицо человеку, подступавшему к нему сзади.

– Возможно, это наш единственный шанс, – сказала Кэлен.

Никки вытянула шею, чтобы проследить за успехами Ричарда, прежде чем вновь бросила взгляд на общую суматоху, бурлящую вокруг раненого императора.

– Не думаю, что у нас будет другая, лучшая возможность. Или сейчас, или никогда. Хотя с этими кольцами…

– Если Джегань в достаточно сильном смятении, возможно, он не воспользуется кольцами, чтобы остановить нас.

Никки бросила на Кэлен взгляд, выражающий, насколько глупа подобная мысль.

– А теперь послушай меня, – сказала она. – Если что-то пойдет не так, я сделаю все, что смогу, чтобы ты, Джиллиан и Ричард получили шанс сбежать отсюда. – Никки наставительно подняла палец. – Если дело дойдет до этого, ты воспользуешься этим шансом… слышишь меня? Если дело дойдет до этого, ты не должна терять ту возможность, что я предоставлю. Поняла?

Кэлен очень не нравилось, что Никки говорила фактически о том, что готова пожертвовать своей жизнью, чтобы дать им шанс для побега. И еще ей было интересно, почему Никки считает побег Кэлен более важным, чем свой собственный.

– Только если ты обещаешь, что не будешь даже думать о подобном, пока другого выхода совершенно точно не останется. Я бы предпочла найти такой путь, чтобы мы все выбрались отсюда.

– У меня есть только одна жизнь, – сказала Никки. – И я хочу сохранить ее, если ты интересовалась именно этим.

Кэлен улыбнулась в ответ на это и опустила руку на плечо Джиллиан.

– Держись как можно ближе ко мне, но не стой на пути, если мне придется воспользоваться ножом. И не бойся использовать свой, если понадобится.

Джиллиан кивнула, и Кэлен повела ее в сторону поля джа-ла, туда, где она последний раз видела Ричарда. Никки держалась рядом позади Джиллиан.

Прежде чем Кэлен сделала дюжину шагов, сзади них через стену сражающихся солдат верхом на боевом коне прорвался командующий Карг. Огромный конь фыркал от недовольства, что на его пути столько людей.

Карг, возглавлявший большой отряд элитной стражи, огляделся, оценивая ситуацию. Приведенные им воины выглядели похожими на тех, что охраняли императора. Все они были крупные, крепко сложенные и вооруженные до зубов… и, казалось, их были тысячи. Насилие, которое они принесли с собой, было жестоким зрелищем. Они проскользнули сквозь окружающих солдат за счет обильной смазки из крови.

Неподалеку за этой гвардией Кэлен заметила сгустки пламени, поднимающиеся в ночное небо. Неприятные красные сполохи высвечивали напряженные лица солдат, дерущихся за свои жизни. С кем сражаются эти люди – уже потеряло всякое значение. Казалось, солдаты просто обезумели в этом сошедшем с ума мире. Каждый человек сражался сам за себя, за исключением этих гвардейцев, которые совершенно четко представляли, с кем они сражаются – с любым и каждым, только не друг с другом.

– А вот приближаются сестры, – сказала Никки, тоже увидев и дым и пламя, поднимающееся к черному небу. – У нас не так много времени до того, как станет слишком поздно. Попытаемся не попадаться никому на глаза и держаться подальше от стражи.

Кэлен кивнула, в то же время пробираясь с Джиллиан в направлении, противоположном движению основных сил, прокладывающих себе дорогу через сражающуюся толпу. У Никки был план, как отсюда выбраться. Ричард должен искать их, так что Кэлен не хотела значительно удаляться от того места, где он в последний раз видел их.

Ее цель состояла в том, чтобы обойти стороной основное место сражения между гвардией и солдатами регулярной армии и в то же время двигаться в ту сторону, где она последний раз видела Ричарда, в надежде, что если они и отойдут в сторону, то она окажется недалеко от места его появления. В то же самое время она хотела удалиться от места нового побоища. Элитная стража была врагом совершенно другого сорта по сравнению с обычными солдатами.

Карг спрыгнул с лошади среди императорской стражи.

– Где Джегань? – спросил он, обращаясь к плотной группе стражей, охраняющих раненого императора.

– Его задело стрелой, – сказал один из офицеров, давая сигнал стражам освободить дорогу для командующего.

В этот момент Кэлен и увидела Джеганя, все еще стоявшего на коленях, поддерживаемого с обеих сторон большими крепкими людьми, присевшими возле него. Он был бледен, но в полном сознании. Император тяжело дышал, изредка кашлял, оставляя небольшие темные пятна на подбородке и ниже. Одна рука его сжимала стрелу, торчавшую из правой стороны груди.

– Стрелой! – пронзительно воскликнул Карг. – Как, во имя Создателя, такое могло случиться?

Офицер ухватил Карга за кольчугу и подтянул его ближе.

– В него выстрелил твой человек!

Карг бросил свирепый взгляд, затем острием ножа вздернул вверх подбородок офицера.

– Убери свои руки.

Этот человек отпустил командующего, но взглянул на него в ответ столь же свирепо.

– А теперь, что ты там говорил о моем человеке? – спросил Карг.

– Это сделал твой нападающий. Он выпустил стрелу в императора.

Выражение лица Карга помрачнело.

– Тогда я сам и убью его.

– Если мы не сделаем это раньше.

– Прекрасно. Так и сделайте это. Мне все равно, кто убьет его, – главное, чтобы он был мертв, и все дела. Этот человек опасен. И я не хочу, чтобы он свободно разгуливал вокруг и причинил еще какой-нибудь вред. Но принесите мне его голову, с тем чтобы я знал, что дело сделано.

– Считай, что это уже так, – сказал офицер.

Карг не обратил внимания на это хвастовство и начал разгонять других стражей, расчищая себе дорогу.

– Поставьте императора на ноги! – крикнул он, обращаясь к воинам, плотно окружающим Джеганя. – Нужно доставить его назад, в его лагерь. Там есть сестры, которые ему помогут. А здесь мы ничего не сможем сделать.

Никто не возразил. Стража помогла Джеганю встать на ноги. Два человека, по одному с каждой стороны, подставили ему под руки свои плечи для опоры.

– Карг, – позвал Джегань слабым голосом.

Командующий подошел ближе.

– Да, ваше превосходительство?

Усмешка расплылась по лицу Джеганя.

– Я рад, что ты пришел на помощь. Пожалуй, ты заслужил взять ее на время.

Командующий обменялся с императором короткой хитрой улыбкой, прежде чем повернулся к страже.

– Двигайтесь! Живее!

Джиллиан вцепилась в Кэлен с одной стороны, а Никки с другой, и они продолжали тихо и незаметно уходить в сторону, стараясь не привлекать к себе внимания. Стражи помогали Джеганю идти. Люди, которых привел с собой Карг, рубили и резали, расчищая путь через окружающее их сражение.

Кэлен содрогалась от страха при мысли о возвращении в шатер Джеганя. Не спуская глаз со стражи, она тем не менее оглядывалась через плечо в поисках Ричарда, но так и не увидела его.

Опьяненные яростью солдаты дрались со всех сторон от трех женщин, а Кэлен тем временем заметила, что императорская гвардия сформировала направленный вперед клин, чтобы пробивать путь от поля джа-ла к лагерю.

Поскольку почти все факелы уже давно погасли, на поле битвы опустилась темнота. Гвардия принесла несколько своих факелов, но они были далеко от этого места. Было так темно, да еще при плотных облаках, что Кэлен не могла видеть контуров поля джа-ла. Казалось, даже плато, возвышающееся над равнинами Азрита, исчезло со своего места в этой густой темноте. При движении она ориентировалась по далекому пандусу, освещенному факелами.

С глухим тяжелым ударом, сотрясшим землю, взметнулся огонь, когда сестры, а это, несомненно, были они, использовали свою силу, чтобы пробить себе дорогу через многочисленную армию, выполняя миссию по спасению Джеганя. На матче джа-ла были сотни тысяч людей, и нельзя было сказать, что хотя бы часть этой толпы разбежалась. Покинуть место сражения пыталась только стража, защищающая императора.

Кэлен, Джиллиан и Никки тоже нужно было выбраться из этой толпы, но у них нет помощи этих тысяч хорошо вооруженных стражей. Они могли полагаться только на то, чтобы оставаться как можно более неприметными. Сгорбившись, чтобы казаться безобидными, они избегали смотреть прямо на окружающих их людей. Они надвинули капюшоны своих плащей и старались склонять головы, пока пробирались через относительно спокойные участки среди всеобщего хаоса. Это было довольно медленное движение. Им пока еще не удавалось выбраться за цепочку стражей, занятых рукопашной схваткой с толпой. Тем не менее им предстояло пересечь эту линию, а затем и раскинувшуюся за ними армию.

Вдруг из темноты появился Карг с порочной и злобной улыбкой на чешуйчатом лице и ухватил Никки за плечо.

– Вот ты где. – Он сорвал с ее головы капюшон, чтобы лучше рассмотреть. – Ты пойдешь со мной. – Он дал знак одному из своих людей. – Забери еще и девчонку. Мы собираемся устроить вечеринку, и эта леди пригодится в качестве развлечения для моих друзей.

Джиллиан закричала, когда этот человек оттащил ее от Кэлен и толкнул ее вслед за Каргом и Никки. Девушка попыталась ударить его ножом, но он вырвал оружие из ее руки. Никто из этих людей не мог видеть Кэлен, иначе они схватили бы и ее.

Кэлен подошла сзади как можно ближе к человеку, держащему Джиллиан, и начала уже заносить нож, но сильная рука ухватила ее запястье. Это оказался один из ее особых стражей – тот шестой, которого ей не удалось нейтрализовать. Сейчас он возвышался за ее спиной. Кэлен хорошо знала его. Он был не столь невнимателен, как прочие, и по-прежнему полностью вооружен.

В то время как Никки и продолжавшую кричать Джиллиан тащили все дальше и дальше прочь от Кэлен, этот человек выворачивал ее руку за спину, пока ее пальцы не онемели. Она вскрикнула от боли. Выражение его лица было мрачным и безразличным к ее мучениям. Он вырывал нож из ее руки. Она ударила его ногой по голени в попытке заставить отпустить ее, но вместо того он стал еще сильнее выворачивать ее руку, пока боль не сделалась невыносимой, не позволяющей продолжать сопротивление. Солдат потащил ее туда же, куда отправился император.

Никки оглядывалась назад, на Кэлен, в то время как Карг тащил ее через людское столпотворение. Кэлен могла видеть лишь мелькание светлых волос между мечущимися фигурами.

Рука, державшая ее, отпустила запястье. Затем ухватила ее за предплечье и сильно потянула в обратную сторону, к сражающимся солдатам, назад, в темноту. Кэлен повернулась, готовая дать отпор явным намерениям этой твари.

Но перед ней оказался Ричард.

Казалось, весь окружающий мир замер.

Его серые глаза смотрели ей в самую душу.

Вблизи странные кроваво-красные знаки, покрывающие его лицо, казались пугающими. Но улыбка на лице придавала ему вид самого мягкого и самого доброго в мире человека.

Казалось, он не мог делать ничего другого, как только улыбаться, глядя в ее глаза. И Кэлен потребовалась целая минута, чтобы вспомнить, что еще следует и дышать.

Наконец она глянула вниз и увидела своего особого стража, который только что держал ее запястье. Сейчас он лежал на земле; голова его была вывернута под неестественным углом. Не похоже, чтобы он дышал. Среди множества валяющихся вокруг тел вряд ли кто обратит внимание еще на одно. В конце концов, он ведь был всего лишь обычным солдатом, как и все те люди, что продолжают сражаться друг с другом. Он отличался от них лишь тем, что мог видеть ее.

Мысли Кэлен вернулись к происходящему. Мысли о том человеке, что захватил Никки и Джиллиан, вызывали головокружение и тошноту. Она сделала быстрое движение рукой.

– Нужно помочь Никки и Джиллиан. Их захватил Карг.

Ричард не стал медлить. Его серые глаза уставились в ту сторону, где исчезла Никки.

– Поспешим. Держись рядом.

Не пройдя и дюжины шагов, они оказались в гуще сражения. Но на сей раз это не были обычные солдаты, с которыми приходилось сражаться Ричарду. Это была элитная стража, гвардейцы. Однако, похоже, для него это не имело значения. Он двинулся сквозь них, рубя и сваливая наземь, расчищая дорогу перед ней, когда это было необходимо, и избегая столкновений, когда это было возможно.

Когда кто-то сделал выпад мечом в сторону Ричарда, тот, чуть отступив, тут же отрубил руку нападавшего и подхватил меч прежде, чем оружие упало землю, и протянул его Кэлен. Она подхватила его, чтобы в следующий же момент использовать, останавливая человека, устремившегося к Ричарду.

Держать в руках меч оказалось приятно. Настолько же, насколько ощущать способность защищать себя. И вот они вдвоем пробивали путь сквозь ряды гвардейцев.

Карг оглянулся назад и увидел приближающего Ричарда. Он выпустил Никки, поворачиваясь к своему нападающему, усмехающийся и готовый к бою. Стража видела, что командующий хочет разобраться с этим сам, и потому не стала отвлекаться от своих собственных проблем.

– Ну, Рубен, кажется…

Ричард махнул мечом, без всяких церемоний отсекая голову со змеиной татуировкой. Он не отвлекался на что-либо еще, кроме того, что должно быть сделано, и был не из тех людей, что считали нужным читать нотации противнику. Он был заинтересован лишь в том, чтобы уничтожить врага.

Страж, который видел произошедшее, ринулся к Ричарду. Никки выставила руку и полоснула ножом поперек его горла. На лице человека отразилось полнейшее удивление, когда он схватился за раскрывшуюся рану, сначала падая на одно колено, прежде чем рухнуть лицом на землю.

В следующее мгновение они очутились посреди яростного сражения. При таком количестве столь опытных противников Ричард не мог проводить тактику уклонения. Он рубил массу гвардейцев с удвоенной силой.

Беспокоясь о том, что противников слишком много для него одного, Кэлен не могла позволить ему разбираться с ними в одиночку. Сейчас у нее было преимущество: для них она была невидима. Она могла передвигаться среди людей, нападавших на Ричарда, и расправляться с ними. Люди, настроившиеся на столкновение с Ричардом, падали от ее клинка, взявшегося неизвестно откуда. И вот так, вдвоем, они и разделывались со стражей.

Вскоре Никки тоже присоединилась к их усилиям. Все трое преследовали одну цель – вырваться за пределы отряда гвардейцев.

– Нам нужно добраться до пандуса! – крикнула Никки, обращаясь к Ричарду.

Он выдернул свой меч из человека, уже падающего мимо, и хмуро посмотрел на Никки.

– До пандуса? Ты уверена?

– Да!

Ричард не стал спорить и изменил направление, куда пробивался. С боем пробираясь через бесконечную массу громадных людей, он прикрывал в основном Джиллиан – следил за тем, чтобы никто из окружающих воинов не смог захватить ее.

Пока они, орудуя мечами, прокладывали себе путь, Кэлен разобралась, что ей следовало держаться немного в стороне от Ричарда, чтобы у него было достаточно места для действий. Нападали в основном на него, и никто из них не мог видеть Кэлен, поэтому она оттащила Джиллиан тоже в сторону, чтобы та не мешала Ричарду и чтобы стражи не могли захватить ее и воспользоваться как щитом, чтобы добраться до Ричарда. К тому же Кэлен могла лучше защитить ее, нежели Никки. И Кэлен старалась не подпустить никого к Джиллиан, а заодно прикрывала спину Никки, расправляясь с людьми, которые оказывались невнимательными.

Когда один из воинов, подошедших сзади, вскинул меч над Джиллиан, кто-то напал сзади на него самого, и он упал замертво. А Кэлен обнаружила, что смотрит в улыбающееся лицо человека с удивительнейшими золотистыми глазами.

– Я здесь, чтобы помочь вам, прекрасная госпожа.

Меч этого человека в окружающей их почти полной темноте испускал мерцающий свет.

Он был одет как солдат Ордена, но явно не один из них. Когда Джиллиан ухватилась за Кэлен, в то время как другой человек бросился на нее с мечом, обладатель золотистых глаз развернулся и наотмашь ударил нападавшего сбоку по голове. Когда мерцающий меч коснулся цели, голова стража разлетелась кусками мозга и костей. Кэлен заморгала от изумления.

Ричард заметил, что произошло, и ринулся к ним. Незнакомец, внезапно придя в ярость, сделал выпад мерцающим мечом прямо в сторону Ричарда. И тогда Ричард сделал очень странную вещь: он просто замер на месте.

Кэлен почти не сомневалась, что сейчас Ричарда проткнут мечом, но клинок, который лишь мгновение назад разнес голову человека, на этот раз повел себя непостижимым образом. Как раз перед тем, как пронзить Ричарда, он изменил направление вбок от него, будто Ричарда защищал некий невидимый щит.

Человек с золотистыми глазами, еще более взбешенный, нанес новый удар, но опять-таки меч отвернул в сторону, проскользнув мимо Ричарда. Незнакомец теперь выглядел не просто удивленным, но и обеспокоенным. Беспокойство сменилось выражением холодной ярости.

– Он мой!

Кэлен не могла даже вообразить, о чем говорит этот человек. Но прежде чем у нее появился шанс поинтересоваться этим, она увидела, как Никки повалилась на землю, схватившись рукой за горло.

Новое скопление гвардейцев ринулось в атаку с такой скоростью и в таком количестве, что Ричарду пришлось повернуться и заняться ими, чтобы не оказаться убитым. Сражение внезапно развернулось в полную силу. Люди с боевым кличем бросались вперед, размахивая мечами. Ричард оказывал яростное сопротивление, но был вынужден отступить. Когда эта волна начала нарастать, расстояние между Ричардом и Кэлен стало увеличиваться.

Кэлен начала было охотиться на людей, окружавших Ричарда, но незнакомец схватил ее за руку, оттаскивая назад.

– Нам следует уходить. Прямо сейчас. Он сможет справиться с теми людьми. Сейчас он дает нам шанс убежать. Мы должны им воспользоваться.

– Я не могу оставить его…

У Кэлен сперло дыхание, когда боль, пронзавшая ее, набрала полную силу. Меч выпал из ее руки. Обе ее руки потянулись к горлу и вцепились в кольцо на шее. Она вскрикнула, хотя и пыталась этого не делать. Жестокая боль оказалась такой острой, такой сильной, что не кричать было просто невозможно.

Она упала на колени, точно так, как перед этим Никки. Слезы мучительной боли текли из ее глаз.

– Идем же, идем! – кричал незнакомец. – Мы должны бежать… Поторопись!

Кэлен оказалась просто не способной сделать хоть что-то для побега. Все, что она еще могла, это с трудом дышать сквозь рвущую ее изнутри боль.

Затуманенными от слез глазами она могла видеть ужас и ярость на лице Ричарда, пока он тщетно пытался добраться до нее.

Все больше элитных стражей вступало в бой с намерением схватить нападающего, который покусился на императора и развязал этот мятеж. И хотя его меч убивал с каждым ударом, и люди валились замертво вокруг, на него надвигались все новые и новые силы, и Ричард отступал.

Кэлен упала лицом на отвердевшую землю. Боль жгла нервы спины и ног, сводя их судорогой. Она теряла контроль над своими мышцами.

Незнакомец схватил ее за руку.

– Идем! Сейчас самое главное – чтобы мы сбежали!

Когда же она оказалась не в состоянии ответить, он потянул ее за собой.

Глава 37

Ричард мог видеть, как Кэлен закричала от боли, хватаясь за кольцо на шее. Его сердце билось от страха как молот, в то время как он продолжал сражение. Несмотря на неистовые попытки прорваться к ней через стену людей в кожаных доспехах и кольчугах, он лишь убедился в невозможности сделать это. Фактически все, что он мог сделать, это лишь держаться против возрастающего числа нападающих на него воинов.

Смертельное разнообразие оружия обрушивалось на него со всех сторон – мечи, ножи, топоры и копья. Ему приходилось ежесекундно менять тактику, чтобы парировать каждое из них. Он заколол человека, нападавшего с мечом, и при замахе назад перерубил копье. Затем поднырнул под топор, просвистевший прямо над головой. Ричард понимал, что сделай он хоть одну ошибку – это будет стоить ему жизни.

И несмотря на то, что он сражался так упорно, как еще никогда в жизни, ему приходилось отступать все дальше и дальше. Это был единственный способ остаться целым. Он то и дело усиливал атаку, вкладывая в нее всю дикую ярость, врезаясь в линию врагов, но когда делал это, на месте павших от его меча появлялось еще больше новых воинов. Самое большее, чего он добивался в таких порывах безумного напряжения, это сохранял свои позиции. Но всякий раз, когда приходилось делать передышку, он отступал.

Кэлен была так близко – и так далеко.

Джегань снова забирает ее у него.

Ричард выговаривал себе за то, что не попытался сделать большего, чтобы убить Джеганя. Следовало постараться еще. Если бы тот страж не выскочил перед Джеганем в самый неподходящий момент, стрела, пущенная Ричардом, сделала бы свое дело. Но хотя он и убеждал себя, что должен был сделать больше, должен был попробовать что-то еще, он понимал, что не мог одновременно заниматься двумя делами. Необходимо придумать, что он может сделать сейчас.

Бросая быстрые взгляды по сторонам, он смог заметить, что и Никки лежит на земле. Подобно Кэлен, она также испытывала отчаянное страдание. Ричард понимал, что должен срочно помочь им. Самюэль определенно не сделает ничего путного.

Смятение в мыслях нарушило координацию Ричарда. Он пропустил очередной выпад, оставив человека в живых, а тот возобновил атаку на него. И только быстрая реакция спасла его от клинка, готового разрубить плечо. Несколько раз он едва не расстался с жизнью, стараясь хотя бы мельком взглянуть на Кэлен. И едва не пропустил движение, лишь чуть не допустив, чтобы стало слишком поздно. Он понял, что должен сосредоточиться. Он не сможет помочь Кэлен, Никки и Джиллиан, если окажется мертв.

Его руки ощущались будто налитые свинцом. Ладони были скользкими от крови. Рука, сжимавшая меч, скользила.

Очередной нападающий вращал топор в своих пальцах, высоко вскинув его, будто показывая Ричарду, что теперь ему пришлось встретиться с опытным бойцом. Затем он с силой ухватил рукоятку и начал опускать топор, нанося смертельный удар. В самый последний момент Ричард ушел в сторону, затем, крякнув от усилия, махнул своим оружием. Этим ударом он лишил человека руки, а затем пинком опрокинул испуганного воина на спину, освобождая себе дорогу, нырнул под дикий замах меча над головой и всадил свой меч в низ живота следующего нападавшего.

Меч, которым он сейчас пользовался, служил хорошо, но это не его меч. Его меч был у Самюэля.

А что делал здесь Самюэль, Ричард боялся даже вообразить. Впрочем, видя его здесь, стоящим над Кэлен, незачем было что-то воображать.

Ричард припомнил, как Зедд говорил ему, впервые вручая Меч Истины, что нельзя использовать его против Даркена Рала, потому что тот привел в действие шкатулки Одена. Зедд тогда сказал, что в течение года с того момента сила Одена защищает Даркена Рала от Меча Истины.

Ричард понимал, что это было глупым безрассудством – то, что он только что сделал, – но ему следовало проверить свою теорию. Нужно было знать в точности, если он хочет добиться успеха в том, что ждет его впереди. Шкатулки Одена действительно приведены в действие от его имени, и Меч Истины не причинил ему вреда именно по этой причине.

Когда он уже решил, что не способен продолжать рубить в том же темпе, на помощь пришла та ярость, что он чувствовал по отношению к зловещей опасности, которой подвергалась Кэлен, и помогла заставить себя продолжать начатое. Он не знал, как долго сможет выдержать такой темп, но знал одно: если остановится, то умрет.

И как раз в этот момент еще один человек проложил себе путь к Ричарду и прикрыл его левый фланг, уложив троих, нападавших с этой стороны. Уголком глаза Ричард заметил красный рисунок.

Он нанес режущий удар своим клинком по лицу солдата перед ним, едва тот сделал ошибку, отдернув назад руку, и как только тот с криком свалился в сторону, Ричард воспользовался секундной передышкой, чтобы бросить взгляд налево.

Это оказался Брюс.

– А ты что делаешь здесь? – крикнул Ричард ему между лязгами оружия.

– То же, что и раньше, – защищаю тебя!

Ричард едва мог поверить, что Брюс, солдат регулярной армии Имперского Ордена, сражается рядом с ним – сражается против императорской гвардии. Этот человек совершил предательство, вступив в бой на стороне Ричарда. Но ведь и победа над императорской командой тоже была большим, особо тяжким преступлением. И Брюс неистово боролся за эту победу по собственной воле. Он знал, что это игра, которую ни в коем случае нельзя проиграть. И когда ему не хватало мастерства, он компенсировал это упорством и целеустремленностью.

Ричард еще раз мельком глянул в сторону и увидел, что Самюэль тащит Кэлен подальше о того места, где они были. Ее лицо являло картину сплошного ужасающего страдания. Ее пальцы были в крови от попыток сорвать с шеи кольцо.

Слепящая вспышка света и тяжелый глухой удар в воздухе – и солдаты, находившиеся вокруг Ричарда, включая Брюса, попадали на землю, будто от сильного взрыва. Хотя нигде не было ни пламени, ни дыма, ни летящих обломков, как не слышно и звенящего шума, как бывает от взрыва. Ричард стоял посреди всего этого, но нельзя сказать, что на него не подействовало: зрение затуманилось, острая боль обжигала все его тело.

Вокруг огромные гвардейцы, только что окружавшие его словно лес, лежали поваленными на укрытую тьмой землю, будто опрокинутые деревья. Чуть в стороне гул и лязг сражения оставался свирепым, но в ближайшем окружении стало пугающе тихо. Большинство людей выглядели потерявшими сознание. Некоторые со стонами пытались двигаться, но их руки, когда они старались их поднять, тут же падали, будто даже такое движение требовало непомерных усилий.

Острие боли неожиданно пронзило основание черепа Ричарда, будто его ударили сзади железным брусом. Ошеломляющая боль прошила его, заставляя опуститься на колени. Он узнал это ощущение. Его ударило не железо: это была магия. Рядом с ним на земле лицом вниз лежал Брюс.

Все еще стоя на коленях, Ричард увидел в отдаленной тьме костлявую женщину, осторожно кравшуюся к нему через поверженных солдат. Она двигалась словно стервятник, почуявший раненую добычу. Ее истощенный облик подсказал Ричарду, что это одна из сестер Тьмы Джеганя.

Будучи не в силах выдержать звенящую боль в голове, Ричард опрокинулся вниз лицом. Эта обжигающая мучительная боль пронизывала каждый нерв его тела. Мелкие облака пыли поднимались в ночной воздух при каждом болезненном вдохе. Он не мог пошевелить ногами. Он напрягал все силы, пытаясь встать, но не добивался даже реакции собственного тела. После совершенно неимоверных усилий ему в конце концов удалось чуть двинуть головой.

Лежа на животе, он отчаянно пытался подняться хотя бы на колени, но так и не смог этого сделать. Он взглянул на место сражения, усеянное павшими, в сторону Кэлен. Даже при явной нестерпимой боли, она все равно оборачивалась в его сторону, беспокоясь о том, что случилось с ним.

Сестра была еще довольно далеко, но Ричард знал, что времени на то, чтобы что-то предпринять, практически не осталось.

– Самюэль! – крикнул Ричард.

Самюэль, пытавшийся тащить Кэлен за руку, остановился и, повернувшись, взглянул на Ричарда. Его золотистые глаза прищурились. Ричард ничем не мог помочь Кэлен. По крайней мере тем способом, которым хотел это сделать он.

– Самюэль, ты идиот! Воспользуйся мечом, чтобы снять с ее шеи кольцо.

Самюэль, одной рукой удерживая за руку Кэлен, другой поднял меч, которым так долго стремился обладать, и нахмурился, глядя на него.

Ричард наблюдал, как сестра, крадущаяся в темноте, подходит все ближе. Он припомнил, как, когда его забрали во Дворец Пророков, однажды использовал Меч Истины, чтобы разрезать металлическое кольцо на шее Дю Шаю. Он припомнил еще и то, как был вместе с Кэлен в Тамаранге и использовал этот меч, чтобы перерубить тюремные засовы. Он знал, что Меч Истины способен резать сталь.

Он также знал по своему опыту, когда сестры надевали на его шею Рада-Хань, что перерубить такое кольцо мечом невозможно. Это кольцо замыкается и удерживается в таком состоянии силой его собственного дара. И Ричард подозревал, что держит его далеко не сталь, которую мог бы перерубить меч, а слепящая сила самой магии. Рада-Хань, когда использовался, становился частью самого человека, на котором замкнут. По этой причине он не сомневался, что меч не сможет разрубить кольцо на шее Никки.

Но кольцо на шее Кэлен было другого свойства. Ее собственный дар тут был ни при чем. Это кольцо просто позволяло контролировать ее. Ричард подозревал, что Самюэль здесь не без помощи Сикс. Вполне определенно, что не его собственные мозги завели его так далеко. Однако дополнительный участник событий мог в целом послужить успеху этого дела. Ричард не был уверен, что это сработает, но не сомневался, что для Кэлен это единственный шанс. Нужно, чтобы Самюэль хотя бы попытался.

– Скорее же! – крикнул Ричард. – Сунь лезвие под кольцо и приложи усилие! Торопись!

Пару секунд Самюэль хмуро и подозрительно смотрел на Ричарда. Затем перевел взгляд вниз, на страдающую Кэлен, припал на колено и торопливо подсунул меч под металлическое кольцо.

Некоторые из солдат, лежащих на земле, похоже, начали приходить в себя – они стонали, обхватив голову руками.

Самюэль приложил к Мечу Истины мощнейшее усилие. Окружающая ночь наполнилась звоном расколовшейся на куски стали. Кэлен, освободившаяся от кольца на шее, облегченно расслабилась.

Пока она лежала на земле, тяжело дыша и приходя в себя после сурового испытания, Самюэль отбежал на короткое расстояние к боевому коню, на котором сюда пробился Карг, проскользнул под его шею и ухватил поводья. Подведя коня ближе, он подхватил Кэлен под руку.

Кэлен лежала на земле, ослабленная и обмякшая, все еще оглушенная болью от кольца на шее, но она уже начала двигать ногами, пытаясь встать. С помощью Самюэля, тянущего ее за руку, она кое-как поднялась на ноги.

Ричард, все еще неспособный встать, глянул в сторону и увидел, что сестра, кутавшаяся в изодранную шаль, идущая в его сторону, перешагивая через лежащих на земле людей, теперь уже совсем близко.

Кэлен поначалу еще неуверенно держалась на ногах, но затем восстановила свои силы достаточно, чтобы нагнуться и поднять меч. Она явно намеревалась отправиться на помощь Ричарду.

Но вот этого Ричард допустить никак не мог.

– Беги! – крикнул он ей. – Беги! Ты ничего не сможешь здесь сделать! Уходи, пока еще можешь!

Самюэль сунул ногу в стремя и вскочил в седло.

Кэлен стояла, не сводя зеленых, полных слез глаз с Ричарда.

– Поторопись! – окликнул ее сверху Самюэль.

Казалось, она не слышала Самюэля. Она не могла оторвать глаз от Ричарда. Она знала, что оставляет его здесь умирать.

– Уходи же! – крикнул Ричард, собрав все свои силы. – Уходи!

Слезы обжигали его глаза. Несмотря на все свои попытки, он не мог даже подняться даже на четвереньки. Магия, жгущая изнутри, не позволяла ему этого.

Сестра выбросила руку в сторону Самюэля. Вспышка света полетела к нему сквозь ночь.

Самюэль использовал меч, чтобы отразить вспышку. Она отправилась по дуге в ночное небо. Сестра выглядела явно озадаченной.

По сторонам, вокруг этого места, продолжало бушевать сражение. А рядом с Ричардом стражи, оглушенные магическим ударом, примененным сестрой, все еще не могли прийти в себя настолько, чтобы встать. Несомненно, сестра не хотела, чтобы они вмешивались. У нее были другие планы.

Огромный боевой конь дергал головой и бил копытом. Кэлен посмотрела в сторону Никки. Та свернулась в клубок, сотрясаясь от боли. Джиллиан лежала на земле рядом с ней, пораженная тем же потоком магии, обрушенным сестрой. Несмотря на имеющийся шанс для побега, Кэлен, как понял Ричард, собиралась отвергнуть его, чтобы попытаться помочь им.

Он знал, что Кэлен ничего не сможет сделать для Никки. А если Кэлен останется, саму ее может ждать только смерть. Это было ясно как день. И хотя ему была ненавистна сама эта мысль, в данный момент Самюэль был единственным спасением для нее.

– Беги! – крикнул Ричард, его голос заглушали подступающие слезы.

– Но я должна помочь Никки и…

– Ты ничего не сможешь сделать для нее! Ты просто умрешь! Беги, пока еще можешь!

Самюэль наклонился и подхватил ее под руку, помогая забраться на лошадь позади него. И едва она уселась, он не стал терять времени и пришпорил лошадь. Та рванулась прочь отсюда безумным галопом, разбрасывая землю и камни.

Едва лошадь перешла на более спокойный шаг в обступающей тьме, Кэлен обернулась через плечо.

Ричард так и не отрывал от нее глаз, понимая, что, возможно, это последний раз, когда он видит ее.

Через мгновение, все еще глядя на Ричарда, она окончательно исчезла в темноте окружающей лагерь неразберихи и пропала.

Ричард ослаб и припадал к холодной твердой земле, на которую с его лица стекали слезы.

Из темноты, пробравшись мимо сотен валяющихся на земле ошеломленных гвардейцев, наконец-то появилась сестра и остановилась над ним. Он ощутил, как увеличился уровень боли, затрудняя каждый его вдох. Она хотела быть полностью уверенной, что он не сможет пошевельнуть и пальцем, противодействуя ей.

Она изумленно продолжала приглядываться к нему.

– Так, так, так, что б мне сдохнуть, уж не сам ли это Ричард Рал передо мной?

Ричард не помнил эту сестру. Она выглядела изможденной, седые волосы растрепаны. Ее скорее можно было принять за нищенку, нежели за сестру Света или сестру Тьмы – он не знал, чего именно.

– Его превосходительство будет доволен мной за такой подарок. Думаю, он будет более чем рад возможности отомстить тебе, мой мальчик. Могу представить, что прежде, чем закончится эта ночь, ты уже начнешь свое долгое испытание в шатрах для пыток.

Воспоминания о Денне тут же вспыхнули в памяти Ричарда.

Глава 38

И даже в мучительной боли, неспособный подняться с земли, Ричард не мог не радоваться тому, что Кэлен больше не носит то ужасное кольцо на шее. Она свободна от Джеганя.

Ричард знал, что даже если с Самюэлем что-то случится и его вдруг убьют прежде, чем они успеют покинуть лагерь, Кэлен окажется невидимой для этих людей. У нее останется возможность сбежать самостоятельно. А зная Кэлен, можно предположить, что она, скорее всего, воспользуется своим преимуществом, даже если придется уничтожить половину лагеря, отыскивая выход. Теперь не важно, что случится с самим Ричардом, самым главным было сейчас то облегчение, которое он испытывал за Кэлен.

Кэлен не знала, кто она есть, и не знала, куда ей идти, но жива и не подвергается теперь прямой опасности. Ричард оказался в лагере Ордена, чтобы помочь ей освободиться. И он практически выполнил эту задачу. Хотя сам он теперь оказался в опасности, наиболее важным для него было то, что он помог сбежать ей.

Мимо стоявшей над ним сестры он бросил взгляд в сторону Никки. Для нее все складывалось очень плохо. Сам он однажды носил такое же кольцо на своей шее и очень хорошо знал ту всепоглощающую боль, в которой она пребывала. Ричард страстно желал помочь и ей или хотя бы дать знать, что она не одинока и не брошена. Но ничего не мог сделать.

Он сознавал, что участь Джиллиан будет не лучше. И напомнил себе, что не следует задерживаться на столь ужасных мыслях.

Все проблемы необходимо решать по очереди. Нужно найти способ помочь обеим пленницам.

Боль, очень резко, отпустила его руки и ноги. Остальное тело все еще пребывало в огне. И хотя он мог теперь немного двигаться, голова по-прежнему болела так, что все казалось расплывающимся и искаженным.

– На ноги, быстро, – сказала стоявшая над ним сестра.

Голос ее звучал так, будто она пребывала в мерзком настроении. Хотя она открыто заявила, что за поимку Ричарда получит награду от Джеганя, не было похоже, что она переживала радость по поводу неожиданной удачи.

Должно быть, она сестра Тьмы, решил он. И подумал, что, по сути, это не важно.

– Спорю, что ты не очень-то рад вновь увидеть мое лицо, – сказала она тоном самодовольного удовлетворения.

Вероятно, она полагала себя очень важной, думала, что весь мир будет знать ее надменный взгляд, ее покровительственные манеры, ее острый язык. Некоторые люди считают, что способны добиться известности, престижа и славы через напыщенное высокомерие. И они ошибочно принимают опасливое отношение окружающих за уважение. Ричард действительно не помнил эту женщину и не понял смысла ее язвительности.

– Не могу сказать, что действительно помню тебя. Или почему-то я должен помнить?

– Лжец! Каждый во дворце знал меня!

– Это замечательно, – сказал Ричард, пытаясь собраться с силами.

– На ноги!

Ричард постарался исполнить приказание. Но это оказалось нелегко. Конечности отказывались действовать так, как ему хотелось.

Как только он встал на колени, опираясь руками, она ударила его ногой под ребра. Ричард вздрогнул от удара. К счастью, у нее не было достаточного веса и силы, чтобы этот удар нанес какие-то повреждения. По-настоящему опасным, конечно же, был ее дар.

– Быстрее! – закричала она.

Ричард, пошатываясь, встал. Руки и ноги ему уже подчинялись, но голова по-прежнему раскалывалась.

Люди вокруг него все еще продолжали лежать, но некоторые из них, похоже, уже начали приходить в сознание. Брюс перевернулся, продолжая стонать и держаться за голову.

Взгляд сестры скользнул в сторону возросшего шума сражения в простиравшейся позади них тьме. Ричард воспользовался этой возможностью, чтобы быстро взглянуть на разбросанное по земле оружие. Если она повернется спиной к нему, он должен использовать этот шанс. Ричард понимал, что, когда Джегань свяжет его и отправит в шатры для пыток, он больше никогда не увидит дневного света.

Однако как ни угнетала его подобная судьба, какая-то его часть не могла удержаться от радости по поводу того, что Кэлен удалось сбежать, и это помогало подавить боль и страдания из-за слез, что он видел в ее глазах, когда ей пришлось оставить его. Это напомнило ему о том, что она любила его, но теперь не помнит даже этого.

– Ты даже не представляешь, как долго я ждала чего-то вроде этого, чего-то такого, что даст мне расположение императора. Наконец-то Создатель услышал мои молитвы и доставил тебя прямо в мои объятья.

– Итак, – сказал Ричард, – твой Создатель имеет обыкновение доставлять тебе жертвы в обмен на молитву? Он весьма легкомыслен, раз поддается на лесть при виде твоих сложенных грязных рук, протянутых к нему в мольбе помочь заполнить пыточные шатры.

Она наблюдала за ним с коварной улыбкой.

– Твой дерзкий язык будет довольно скоро отрезан, чтобы скромные слуги Создателя не слышали, как ты извергаешь свои богохульства.

– Некоторые говорят, что мой дерзкий язык – это один из моих недостатков, так что ты только окажешь услугу, устранив его.

Ее хитрая улыбка налилась желчью. Она повернулась, указывая рукой в сторону лагеря.

– Ты думаешь, что ты…

Ричард ударил ее ногой сбоку по лицу со всей силой, какую только мог собрать. Мощный удар застал ее полностью врасплох и оторвал ее ноги от земли. Зубы и кровь брызгами разлетелись во тьму. Она рухнула на бок с тяжелым глухим стуком. Его удар, похоже, раздробил ей челюсть.

Ричард прыгнул за мечом. Он знал, что не следует недооценивать такую женщину. Пока она не умерла, она еще способна убить его – заставив его самого пожелать смерти. Его пальцы вцепились в рукоять меча. Он развернулся обратно, чтобы всадить меч в нее.

Воздух взорвался светом. Ричарда опрокинуло на спину, так сильно, что не мог вдохнуть.

Она же поднялась, кровь стекала с нижней части ее лица длинными струями и брызнула в стороны, когда она подняла обе руки. Ричард едва мог поверить, что она способна держаться на ногах. Эта женщина выглядела как оживший труп. Он не сомневался в том, что она долго не протянет, но этого может оказаться достаточно, чтобы убить его.

Удар нанес ей ужасные повреждения, но он же вызвал шок, удерживающий ее от ощущения боли. Конечно, она скоро почувствует эту боль и свалится в агонии, но в данный момент она еще не чувствовала ничего, и этого момента ей может оказаться вполне достаточно.

Ее глаза были наполнены жаждой убийства.

Ричард попытался подняться на ноги, чтобы прикончить ее, но чувствовал себя так, будто на его груди лежит буйвол. Весь воздух из него был выжат.

Она сделала шаг вперед, затем замерла, похоже, в полном замешательстве. На ее лице появилось выражение крайнего изумления, и она ухватилась за грудь.

Ричард, удивленно моргая, следил за тем, как она, споткнувшись, сделала еще один шаг вперед и упала вниз лицом, тяжело ударяясь о землю, даже не пытаясь смягчить свое падение. Он какое-то мгновение пристально всматривался в нее, предполагая, что это какой-то обман. Она не двигалась. Груз свалился с его груди.

Не желая упускать возможности, он схватил выпавший из руки меч.

Что-то привлекло внимание Ричарда. Он поднял глаза – и едва смог поверить, кого увидел в темноте чуть далее того места, где минуту назад стояла сестра.

– Эди?

Старая женщина лишь улыбнулась.

– Эди… я так рад видеть тебя, – сказал Ричард, поднимаясь на ноги.

– Нисколько не сомневаюсь, – ответила она, кивая.

– Откуда ты здесь?

– Я направлялась к Цитадели, но увидела тут самую странную из игр джа-ла, где игроки были разрисованы очень, очень опасными знаками. И тогда поняла, что это мог быть только ты. С тех пор я и пыталась добраться до тебя. В этом деле не обошлось без неприятностей.

Он мог это представить.

Ричард не стал тратить время ни на обсуждение, ни на расспросы старой волшебницы. Он бросился туда, где на земле лежала Никки, сотрясаемая конвульсиями от боли. Ее глаза в ужасе уставились на него, будто в мольбе о помощи. Она тонула в мире мучительной боли. Ричард знал, что именно кольцо на шее вызывает эти страдания. Но он не представлял, что делать.

– Можешь ли ты помочь ей? – спросил Ричард через плечо.

Эди опустилась на колени рядом с ним. Но лишь покачала головой.

– Это Рада-Хань. Это не то, что я способна снять.

– А кто, по-твоему, может?

– Думаю, Натан.

– Лорд Рал, нужно поторапливаться, – произнес приближающийся голос. – Эти люди приходят в себя.

Ричард нахмурился, глядя на человека, появившегося из темноты, держа в руке меч. Это был Бенджамин Мейфферт. Он был одет как наиболее доверенные стражи Джеганя.

– Генерал, что вы делаете здесь? – Ричард вспомнил о последнем караване с припасами. – Ведь вы должны быть в Древнем мире и уничтожать возможности Ордена пополнять и поддерживать жизнеспособность вот этой армии.

Тот кивнул.

– Знаю. У меня возникла необходимость явиться к вам с докладом. Мы столкнулись с проблемой. С очень большой проблемой.

Ричард знал этого человека достаточно хорошо, чтобы понять, что проблема была больше, чем просто серьезная, чтобы он прервал свою миссию и отправиться к Ричарду с докладом, что дела идут не лучшим образом. Но сейчас было не время для дискуссий.

– Я не знал точно, где могу найти вас, – сказал генерал, – но помнил, что последний раз видел вас поблизости от этого места, так что подумал, что начать поиск отсюда будет для меня наилучшим вариантом. Я полагал, что если вас здесь нет, они по крайней мере здесь могут знать, где вы. А еще я пытался найти путь во дворец.

Совсем недавно я встретил Эди. Она рассказала мне, что вы находитесь прямо здесь, в самом центре этого беспорядка. Я не очень-то поверил в это… но все же пошел с ней. Оказалось, она была права.

Ричард не стал тратить время на расспросы о том, как ему удалось раздобыть форму одного из стражей Джеганя. Наличие этой формы без слов объясняло, как он мог передвигаться по лагерю, не будучи схваченным или убитым.

– А как ты спустилась сюда? – спросил генерал Эди. – Мы можем вернуться во дворец тем же путем?

Эди покачала головой.

– Я спускалась по дороге. Было очень темно, а я была одна. Я пользовалась способностью скрывать свое присутствие, пока не дошла до армии, охраняющей самое начало дороги.

Мы не можем вернуться назад этим путем. Там слишком много патрулей и охраны. И у них там есть люди, обладающие природным даром, чтобы обнаруживать тех, кто пытается проскользнуть через них. Выставленные ими щиты не очень мощные, но их достаточно, чтобы поймать нас в ловушку.

– Но с твоей силой…

– Нет, – сказала она, обрывая генерала. – Моя сила ослабляется дворцом. И даже вблизи плато она все еще остается не такой, как должна бы быть. Все те, кто обладают даром и находятся там, возле дороги, тоже становятся слабее, но они используют свои способности, объединяя их, и поэтому их сила велика. А у меня рядом нет других обладающих даром, чтобы они помогали мне. Я была способна помочь себе, чтобы укрыться от опасности, когда проходила там, но я недостаточно сильна, чтобы помочь всем нам, особенно с такой ношей, как Никки, находящейся в таком тяжелом состоянии.

– Большие внутренние ворота закрыты, – сказал генерал, раздумывая вслух. – Они тоже хорошо охраняются. Но даже если нам удастся пробраться к ним через все преграды, мы не сможем их открыть.

– Никки сказала, что она знает дорогу во дворец, – вспомнил Ричард. – Она сказала, что нам нужно двигаться к пандусу. Не знаю, что именно она имела в виду, но нам необходимо скорее выбраться из этого лагеря, прежде чем нас всех схватят. И не думаю, что у Никки осталось так много времени.

Эди, низко наклонившись, коснулась тонкими пальцами лба Никки.

– Действительно, это так.

Ричард подхватил Никки на руки.

– Идемте.

Генерал Мейфферт встал перед ним.

– Я могу нести ее, Лорд Рал.

– Я понесу ее сам. – Ричард сделал знак головой. – Возьми Джиллиан.

Тот торопливо поднял ослабевшую девочку.

– Вот чего я не понимаю, – сказала Эди, поглаживая лоб Никки ладонью, пытаясь успокоить ее, – так это как ее похитили? Когда мы все последний раз видели ее, она была во дворце.

Ричард ощутил тяжесть ответственности.

– Зная Никки, могу предположить, что она, вероятно, отправилась попытаться найти меня.

– И Энн тоже пропала, – сказала Эди, проводя двумя пальцами правой руки под подбородком Никки.

– Я не видел Энн, – сказал Ричард.

Что бы Эди ни делала для Никки, внешне результатов заметно не видно. Ричард боялся, что Никки не сможет протянуть до тех пор, пока они найдут способ снять кольцо с ее шеи. Ближайшей их надеждой был Натан.

– Эди, – сказал Ричард, указав подбородком на то место, где лежал сам, когда появилась сестра. – Тот воин, лежащий там, с красным рисунком на лице. Не могла бы ты помочь ему?

Эди вгляделась в человека на земле.

– Попробую.

Она заспешила к Брюсу и опустилась рядом с ним на колени. Он лишь частично пришел в себя, как и все остальные люди, которых сбила с ног сестра Тьмы. Прямые волосы Эди, черные вперемешку с седыми, накрыли ее лицо, когда она склонилась вперед, прижимая свои пальцы к красным символам, нарисованным на висках этого человека. Брюс тяжело вздохнул. Его глаза широко открылись. Он сделал еще несколько вдохов, и Эди убрала свою руку с одной из сторон его головы.

Через минуту Брюс сел, вращая головой, пытаясь размять сведенные судорогой и очевидно ноющие мышцы шеи.

– Что происходит?

– Брюс, вставай скорее, – сказал Ричард. – Нам нужно уходить отсюда.

Левый ведомый Ричарда пристально вглядывался вокруг, посмотрел на лежащих на земле людей, на Бенджамина, одетого как гвардеец Джеганя и держащего Джиллиан, на Эди и, наконец, на Ричарда, стоявшего в нескольких шагах, с рук которого безжизненно свисала Никки.

Брюс потянулся к мечу и схватил его.

– Рубен, что происходит?

– Это долгая история. Ты пришел мне на помощь. Ты спас мою жизнь. И теперь время решать, на чьей ты стороне.

Брюс нахмурился, услышав подобный вопрос.

– Я твой ведомый. И я остаюсь с тобой. Разве ты не понимаешь этого?

Ричард посмотрел ему в глаза.

– Меня зовут Ричард.

– Ну, я всегда знал, что не Рубен. Очень глупое имя для нападающего.

– Ричард Рал, – сказал Ричард.

– Лорд Рал, – уточнил генерал и выглядел при этом готовым к любым неприятностям, даже держа Джиллиан на руках.

Брюс переводил взгляд с одного лица на другое.

– Ну, если вам всем охота умереть, тогда можете оставаться здесь, пока все эти парни не очнутся. Если дело только в этом, то я сам по себе. Если же вы собираетесь двигать куда-то, то я тоже с вами.

– Пандус, – задыхаясь сказала Никки.

Ричард сжал ее чуть крепче.

– Ты уверена, Никки? Мы могли бы попытаться воспользоваться дорогой, идущей на плато. – Ему не хотелось променивать путь, известный ему, на неопределенную возможность узнать другой маршрут. – Я знаю, что она сильно охраняется, но, возможно, нам удастся пробиться там. Эдди тоже чем-то поможет. Это может получиться.

Никки ухватилась за его шею и подтянула голову поближе к себе. Ее голубые глаза с трудом сфокусировались на его лице.

– Пандус, – прошептала она, собравшись со всеми оставшимися силами.

Того, что он увидел в ее глазах, было ему достаточно.

– Идемте, – сказал он остальным. – Нам нужно добраться до пандуса.

– Как же мы проберемся через толпы все еще дерущихся солдат? – спросил Брюс, когда они двинулись через ночную тьму. – Путь до пандуса немалый.

Принимая во внимание, что вся стража по-прежнему лежала на земле, район, в котором они находились, был относительно спокойным. Хотя за его пределами по-прежнему бушевал хаос.

Генерал немного переместил Джиллиан на плече и указал мечом в сторону.

– Вон стоит небольшая повозка – видимо, от каравана с припасами. Мы можем спрятать в ней Джиллиан и Никки. А с такой раскраской, что на вас двоих, вы не успеете пройти далеко, прежде чем несколько тысяч этих солдат попытаются перерезать вам горло. Не устраивая массовой резни, Лорд Рал, шансы на это очень малы. Я хочу, чтобы вы двое также спрятались внутри, вместе с Никки и Джиллиан. Эдди и я поведем повозку. Любой подумает, что я из императорской стражи, а Эди всего лишь сестра. Мы можем сказать, что у нас срочное дело по поручению императора.

Ричард согласно кивнул.

– Хорошо. Мне нравится эта идея. Давайте поспешим.

– Кто этот малый? – спросил Брюс, наклоняясь к Ричарду.

– Это мой главный генерал, – сказал Ричард.

– Бенджамин Мейфферт, – сказал генерал, коротко улыбнувшись, когда они все направились к повозке. – А ты заслужил уважение множества хороших людей за то, что сделал, – за то, что сунулся в зубы смерти, чтобы сражаться рядом с Лордом Ралом.

– Никогда раньше не имел знакомства с генералом, – пробормотал Брюс, торопясь за остальными.

Глава 39

Верна сложила руки на груди и тихо вздохнула, наблюдая за Карой, упирающей руки в обтянутые красной кожей бедра. Стайка мужчин и женщин в белых мантиях переместилась дальше по коридору, пристально разглядывая мраморные стены, проводя по ним пальцами, останавливаясь то здесь, то там, будто они разыскивали сообщение с того света.

– Ну так как? – спросила Кара.

Старший над ними, Дарио Дарая, осторожно приложил палец к губам. Он продолжал задумчиво хмуриться в течение еще долгой минуты, наблюдая за группой людей, которые то приседали, опускаясь, то покачивались, как поплавки на реке, а затем повернулся к морд-ситу. Он пробежал пальцами по небесно-голубому шелку, окаймляющему переднюю часть его хрустящей белой одежды, затем взглянул на Кару. На его лице отразилось недоумение, тогда как он почесывал голову с бахромой из оставшихся седых волос, окаймляющих лысину.

– Я не совсем уверен, госпожа.

– Не уверен в чем? Не уверен, что я права, или не уверен в том, что они думают об этом?

– Нет, нет, госпожа Кара. Я согласен с вами. Здесь действительно что-то не так.

Верна подступила ближе.

– Ты согласен с ней?

Человек убежденно кивнул.

– Я не уверен только в том, что именно это может быть.

– Как нечто, что кажется здесь неуместным? – предположила Кара.

Он задумчиво покрутил пальцем.

– Да, думаю, именно так. Скорее, ощущение как во сне, где вы заблудились в каком-то месте, потому что все помещения оказались перепутаны по сравнению с тем, как они располагались раньше.

Кара рассеянно кивнула, продолжая наблюдать, как служители подземелья скользят вдоль противоположной стены. Они двигались по коридору все вместе, их головы то поднимались, то опускались, по мере того как они разглядывали очередные участки стен. Это чем-то напомнило Верне гончих собак, пробирающихся сквозь заросли.

– Ты старший над служителями подземелья, – обратилась Верна к этому человеку. – Неужели ты можешь не знать, если здесь что-то исчезнет?

Она не могла вообразить, как это что-то может пропасть из подобного места. Да, кое-где имелись ковры, в некоторых служебных комнатах один-два стула, но ничего другого здесь попросту не было, и нечему было исчезать.

Дарио с минуту наблюдал за своими людьми, затем вновь повернулся к Каре и Верне.

– Я забочусь обо всем, что связано с их службой. Комнаты для проживания, еда, одежда, необходимые припасы… все вот такого сорта. Я старший над ними. А всю работу здесь выполняют они.

– А в чем заключается их работа? – поинтересовалась Верна.

– В основном подметают, чистят, убирают пыль… ну и тому подобное. Здесь ведь целые мили коридоров. Служители в одних местах заменяют масляные лампы и свечи, в других устанавливают свежие факелы. Время от времени где-то треснет кусок камня, и его требуется либо подправить, либо заменить. Гробы, не укрытые в стенах или в полу, требуют дополнительного ухода – на некоторых требуется полировать металл, другие нужно защищать от коррозии, а те, что из резного дерева, следует обмазывать воском, защищая от чрезмерного высыхания. Иногда здесь случаются течи, так что гробы надо тщательно осматривать, чтобы быть уверенными, что они не отсырели и не покрылись плесенью.

Служители подземелья в конечном счете служат лично Лорду Ралу. Они стараются выполнять его специфические пожелания, если таковые появляются. Ведь, в конце концов, все, кто размещены здесь, это его предки.

Когда был жив Даркен Рал, обычно служители подземелья занимались в первую очередь гробницей его отца. Именно Даркен Рал приказал, чтобы всем, кто здесь работает, отрезали языки. Он опасался, что когда они будут здесь, внизу, то будут говорить плохо о его умершем родителе.

– И что, если бы они это и сделали? – спросила Верна. – Разве от этого был бы вред?

Человек пожал плечами.

– Увы, я даже не стал бы пытаться задать ему этот вопрос. Когда он был жив, здесь постоянно появлялись новые служащие, замещающие тех, кто оказались по самым разным поводам преданы казни. Было небезопасно находиться поблизости от этого человека, а служители подземелья довольно часто становились объектом его ярости. Новые среди них появлялись за счет того, что кого-то насильно принуждали к этой работе.

Даркен Рал оставил язык только мне, потому что моя работа не требовала частого присутствия здесь, внизу. Я должен был общаться с другим персоналом дворца, так что мне требовалась возможность разговаривать с людьми. Все остальные служители подземелья, по мнению Даркена Рала, не могли знать ничего ценного, о чем могли бы поведать ему, и поэтому не нуждались в языке.

– А как же ты общаешься с ними? – спросила Кара.

Дарио снова коснулся губ, глядя на своих подопечных, которые продолжали медленно идти по коридору.

– Ну, способом, о котором вы вполне могли догадаться. Они используют знаки. Мычат или кивают, чтобы выразить свои мысли. Разумеется, они могут слышать и все понимают, так что самому мне нет необходимости пользоваться знака ми, чтобы говорить с ними.

Они живут рядом и работают вместе, так что почти всегда находятся в своем кругу. Из-за этого они очень хорошо умеют пользоваться своими знаками, которые придумали для общения между собой. Я не так знаком с их уникальным языком, как они, но по большей части способен их понимать. Во всяком случае, вполне достаточно для всего, что нужно по работе.

Большинство их довольно сообразительны. Люди иногда считают, что они глупы, потому что не могут говорить. В некотором отношении они более осведомлены о происходящем во дворце, чем большинство другого персонала дворца. Поскольку люди знают, что они немы, то часто не задумываются о том, что они очень хорошо слышат. Эти люди зачастую узнают о происходящем во дворце даже раньше меня.

Верна сочла, что этот их маленький мирок, здесь, у гробниц, был бы просто замечательный, если бы не мрачные обстоятельства прошлого.

– Ну а что относительно нынешней ситуации здесь? Что они думают о том, что здесь происходит.

Дарио лишь с огорчением покачал головой.

– Они вообще сами не докладывают ни о каких своих опасениях.

– А почему? – спросила Кара.

– Вероятно, из-за страха. В прошлом служители подземелья часто подвергались казням за самые незначительные провинности. Все такие наказания никогда не имели какого-то реального смысла. В итоге они лишь твердо усвоили, что для того, чтобы оставаться в живых, лучше всего стать частью подземелья, стать невидимыми, насколько это возможно. А приходить к тем, кто наверху, со своими проблемами – это не их способ прожить долгую жизнь.

До сего дня они даже боялись приходить ко мне и рассказывать о чем-то. Однажды произошла течь, запачкавшая стену. Они так и не сказали мне ни слова об этом, вероятно потому, что боялись смертной казни за то, что в результате оказались запачканы гробницы предков Лорда Рала. Я и сам обнаружил это происшествие случайно, когда однажды ночью пришел в жилые помещения, чтобы навестить их, а там никого не оказалось. Я обнаружил их внизу, и они все яростно работали, счищая грязь, прежде чем кто-либо увидит ее.

– Это их способ выжить, – пробормотала себе под нос Кара.

– Так чем же они заняты сейчас? – спросила Верна, наблюдая, как несколько этих людей водят руками по стене, будто ощущают что-то, спрятанное в гладком белом мраморе.

– Не вполне понимаю, – сказал Дарио. – Давайте спросим их.

На некотором расстоянии позади них в этом же коридоре расположился, присматривая за ними, отряд воинов Первой когорты. У некоторых из солдат были арбалеты, снабженные стрелами с красным оперением, которые отыскал Натан. Верна не любила находиться поблизости от таких нечестивых и опасных вещей. Подобная смертоносная магия вызывала у нее волнение и тревогу.

Служители подземелья, как мужчины, так и женщины, собрались в группу, осматривающую стены и каждое пересечение коридоров на их пути. Они уже потратили большую часть дня на обход различных уровней, где располагались гробницы, и сейчас Верна ощущала усталость. В это время она обычно отправлялась в постель. Это единственное место, где ей хотелось сейчас быть. По ее мнению, такую тщательную инспекцию можно продолжить и завтра утром, раз уж до сих пор ничего не обнаружено.

Кара же явно не выглядела уставшей. Она выглядела напряженной. У нее эта «проблема подземелий» засела как кость в зубах, и она ни за что не собиралась бросать ее.

Верна оставила бы Кару с этим занятием, если бы не тот факт, что, когда они отыскали Дарио Дарая – человека, отвечающего за служителей подземелья, – чтобы расспросить его, он не отверг целесообразности такого расследования, как поначалу ожидала Верна. Похоже, он даже проявил беспокойство по поводу того, что они задали подобный вопрос. В итоге оказалось, что он и сам разделяет подозрения Кары, но до сих пор не высказал это никому. Он лишь сказал и Верне, и Каре, что сильно подозревает, что его подопечные также встревожены каким-то несоответствием.

Верна уже усвоила, что среди той армии, которую представлял персонал дворца, служители подземелья считались самыми последними из последних. Те, кто нес ответственность за более важные помещения, полагали работу внизу, среди гробниц, самой простой и низкой, предназначенной для глухих. Тружеников подземелья к тому же чурались, поскольку они все время находились среди мертвых, таким образом, были отгорожены невидимым барьером суеверия.

Дарио объяснил, что такое отношение делает их в значительной степени робкими и замкнутыми. Они не едят в общих зонах и держатся друг друга, образуя свой собственный круг.

Верна наблюдала, как, передвигаясь по коридору, они общаются на странном языке знаков. Это был их собственный, созданный для контактов между собой код, который не понимал больше никто, за исключением, может быть, Дарио Дарая.

Как ни хотелось Верне, а тем более Каре, задавать вопросы непосредственно служителям, они были вынуждены позволить делать это Дарио. Само по себе близкое соседство с посторонними – а особенно с морд-ситами – заставляло молчаливую группу ударяться в дрожь и даже в слезы. Это были люди, которых очень сильно притесняли, особенно предшествующий Лорд Рал и, вероятно, еще и тот, который был перед ним. Многие из их числа, без сомнения близкие друзья или возлюбленные, оказались отправлены на смерть из-за лепестков белых роз, пролежавших достаточно долго на полу гробницы отца Даркена Рала. Они жили и умирали в соответствии с приказами безумного человека.

Эти люди, вполне понятно, крайне боялись всякой власти.

Верна предупредила Кару, что если та хочет действительно получить ответы на вопросы, то должна не пугать их и позволить Дарио самому получить эти ответы.

И вот Верна наблюдала, как Дарио, стоя среди них, осторожно задавал вопросы. Люди, окружившие его, вели себя возбужденно, указывая то в одну сторону, то в другую и делая ему какие-то знаки. Иногда Дарио кивал и все так же осторожно задавал новые вопросы, которые вызывали новые потоки знаков немого языка от некоторых стоявших вокруг него людей.

Наконец Дарио вернулся.

– Они говорят, что в этом коридоре нет никаких проблем. Здесь все превосходно.

Кара проговорила сквозь стиснутые зубы:

– Ну тогда, если они не…

– Но, – прервал ее Дарио, – они говорят, что вот в том коридоре, вон там… – он указал рукой вперед и вправо, – что-то не так.

Кара несколько секунд изучала лицо этого человека.

– Давайте тогда пойдем и посмотрим.

Прежде чем Верна смогла удержать ее, Кара уверенным широким шагом направилась прямо к группе из полутора дюжин людей. Верна, глядя, как они съежились и попятились назад, напуганные тем, что она идет к ним, подумала, что кто-нибудь из них может сейчас упасть в обморок.

– Дарио сказал, что вы считаете, что вон в том коридоре что-то не так. – Кара указала рукой на пересечение коридоров, лежащее впереди. – Я тоже думаю, что там что-то не так. Вот почему и решила собрать вас всех здесь, чтобы вы показали мне, что думаете на этот счет. Я одна из тех, кто позвал вас сюда. И я сделала это потому, что вы, насколько мне известно, лучше, чем кто-либо еще, знаете это место.

Они выглядели встревоженными, услышав о ее намерениях.

Кара оглядела лица, наблюдающие за ней.

– Когда я была маленькой девочкой, Даркен Рал пришел в наш дом и захватил нашу семью. Он замучил до смерти и мою мать, и моего отца. Он упрятал меня под замок на многие годы. Он мучил меня, чтобы заставить стать мордситом.

Кара слегка повернулась и, отведя красную кожу костюма у себя на талии, показала им длинный шрам, протянувшийся по спине и вдоль бока.

– Вот, это сделал он. Видите?

Все как один склонились, с любопытством разглядывая шрам. Один из них даже потянулся и нерешительно коснулся его. Кара повернулась в его сторону, чтобы позволить ему сделать это. Она взяла руку женщины и провела ее пальцем по неровному шраму.

– Вот, взгляните на это, – сказала она, закатав рукава и протягивая к ним запястья, чтобы они посмотрели. – Это следы от кандалов, в которых он подвешивал меня… на цепях к потолку.

Все собравшиеся наклонились вперед, чтобы видеть своими глазами. Некоторые их них осторожно касались шрамов на ее запястьях.

– Ведь он причинял страдания и вам, не так ли? – Кара знала ответ, но, как бы то ни было, она задала этот вопрос. Когда они все начали кивать, она попросила: – Покажите мне.

Они все широко открыли рты, чтобы она видела отсутствие у них языков. Кара заглянула в каждый рот, кивая на то, что видела. Некоторые отодвигали в сторону щеку, поворачивали голову, чтобы быть уверенными, что она видит их шрамы. Кара тщательно осмотрела каждого, пока они не были удовлетворены тем, что она действительно все посмотрела.

– Я очень рада, что Даркен Рал умер, – наконец сказала она им. – Мне очень жаль, что он сделал это с вами. Вы все очень страдали. И я вас понимаю; я тоже страдала. Но теперь он больше не может причинять нам страдания.

Они стояли, внимательно слушая ее, а она продолжала:

– Его сын, Ричард Рал совсем не похож на своего отца. Ричард Рал никогда не обижал меня. Более того, когда я в мучениях умирала, он, рискуя своей жизнью, использовал магию, чтобы спасти меня. Можете себе представить такое?

И он никогда не причинил бы вреда никому из вас. Он заботится о том, чтобы у всех людей была возможность жить собственной жизнью. Он даже сказал мне, что я свободна покинуть свою службу у него в любое время, когда захочу, и он пожелает мне добра. Я знаю, что он сказал мне правду. Но я осталась, потому что хочу помочь ему. Я хочу помочь хорошему человеку делать мир лучше, вместо того чтобы быть рабом у плохого.

Я видела, как Ричард Рал рыдал по погибшим морд-ситам. – Она ткнула себя пальцем в грудь там, где у нее было сердце. – Вы понимаете, что это означало для меня? Это отпечаталось здесь, в моем сердце.

Думаю, сейчас Ричард Рал находится в беде. Я хочу помочь ему и тем, кто борется вместе с ним, против людей, причиняющих зло другим. Мы хотим защитить ваши жизни от всех тех, кто сейчас возле дворца, там, на равнинах Азрита, кто хочет причинить вам зло и вновь сделать рабами.

Служители моргали и щурили полные слез глаза, слушая ее рассказ – рассказ, который они могли понять именно так, как не могли бы понять другие.

– Тогда, пожалуйста, помогите мне.

Верна очень хорошо знала, насколько искренны эти слова Кары.

Она почувствовала стыд, что на самом деле даже не предполагала, что Кара может быть сердечной и понимающей, и что она ошибалась, принимая агрессивность Кары, защищающей Ричарда, всего лишь за проявление натуры морд-ситов. Здесь было нечто большее. В этом было осознание и признательность. Ричард сделал больше, чем просто спас ее жизнь. Он научил ее, как жить своей жизнью. Верна задумалась, может ли надеяться, что она, как аббатиса, сделала хотя бы столько же.

Две женщины взяли Кару под руки и повели ее по коридору. Верна обменялась взглядом с Дарио. Он поднял бровь, будто говоря, что сам удивлен.

Они оба последовали за шаркающей группой людей, принявших Кару в качестве сестры-заступницы. Некоторые из них, идя по коридору, протягивали руки. Они хотели коснуться ее, провести руками по красной коже ее костюма. Они опускали руки на ее спину. Они как будто говорили ей, что понимают боль и оскорбление, которые она перенесла, и очень сожалеют, что сначала недооценивали ее.

Когда они свернули в следующий коридор, Верна осознала, что уже не знает точно, где именно они находятся. Зона гробниц был настоящим лабиринтом из коридоров, занимающим несколько уровней. Вдобавок к этому большинство коридоров выглядят одинаково. Они все были одной ширины и высоты и сделаны из того же белого мрамора с узорами из серых прожилок. Она знала, что сейчас они где-то внизу, на самом нижнем уровне, но во всем остальном полностью полагалась на провожатых, не зная точно, где это место находится.

Сзади, удерживая дистанцию, чтобы не мешаться, за ними как можно тише следовали солдаты, относящиеся ко всему недоверчиво и внимательно.

Группа людей в белых мантиях наконец подошла и остановилась посреди коридора в месте, где не было пересечения. Чуть дальше в разные стороны ответвлялись коридоры, но именно в этом месте никакого ответвления не было.

Несколько человек из служителей подземелья оперлись ладонями о белый мрамор. Затем оглянулись назад, на Кару, при этом слегка двигая ладонями по стенам.

– Здесь? – спросила Кара.

Все служители, собравшись вокруг нее, как цыплята вокруг курицы, дружно закивали.

– Так что же не так с этим местом, что показалось вам странным? – спросила она их.

Несколько человек, одинаково разведя в стороны руки и раскрыв ладони, делали ими поступательные движения в сторону стены.

Кара ничего не понимала. Ничего не поняла и Верна. Дарио скреб остатки седых волос – даже он оказался озадаченным этим странным представлением. Служители подземелья на минуту сбились в кучу и, используя свои знаки, безмолвно обсуждал проблему между собой.

Затем все они повернулись к Каре. Трое из них указали на стену, затем покачали головами. Они повернулись и вновь посмотрели на Кару, чтобы оценить ее реакцию и понимание.

– Вам не нравится, как выглядит эта стена? – предположила Кара.

Все как один покачали головами из стороны в сторону. Кара обратила вопросительный взгляд к Верне и Дарио. Дарио лишь развел руками и пожал плечами. Верна вообще никак не отреагировала.

– Я все еще не понимаю, – сказала Кара. – Я поняла, что, по вашему мнению, здесь что-то не в порядке со стеной… – Все головы согласно закивали. – Но я не знаю, что именно. – Она вздохнула. – Очень жаль. Прошу меня извинить, но это не ваша вина. Это моя. Я просто знаю очень мало о стенах. Не могли бы вы помочь мне понять?

Один человек из этой группы взял Кару за руку и осторожно подвел как можно ближе к стене. Он потянулся и пальцем другой руки дотронулся до камня. И, обернувшись, вновь посмотрел на Кару.

– Продолжайте, – сказала она, – я слушаю.

Человек улыбнулся на использованное ею слово, а затем вновь сосредоточил внимание на стене. Он начал прослеживать некоторые из серых прожилок. Кара слегка наклонилась вперед и нахмурилась, продолжая наблюдать. Человек обернулся назад, через плечо. Увидев, что она хмурится, сосредотачиваясь на рисунке, он вернулся в начало и снова начал прослеживать серый завиток. Он проделал это несколько раз, вновь и вновь, на том же самом месте, чтобы заставить Кару обратить внимание.

– Это выглядит как лицо, – сказала Кара с легким удивлением.

Человек яростно закивал. Остальные кивали вместе с ним. Они все молча радовались. Одна из женщин вышла вперед и очень энергично обвела все тот же серый завиток. Ее палец вывел вьющиеся волосы, овал лица. Затем она подчеркнула все это так же, как сделал до этого мужчина, коснувшись в двух местах центральной части, где предполагались глаза.

Кара протянула руку и проследила то же самое лицо на камне, точно так же, как делали и они, следуя пальцем за серыми завитками, прослеживая рот, нос, затем и глаза.

Компания, одетая в белые мантии, издавала довольное мычание, похлопывая ее по спине, возбужденные тем, что им удалось заставить ее увидеть лицо.

Верна не могла даже вообразить, что бы это означало.

Один человек из этой группы отделился и направился чуть дальше по коридору. Там он очень быстро проследил что-то среди сплетений серых жил. Оттуда, где она стояла, Верна не могла видеть, что это, но предположила, что, вероятно, это еще одно лицо. Человек перешел на новое место по коридору и проследил там небольшое лицо, глядящее на них из камня. Он устремился к новому месту и показал еще одно, более крупное лицо.

Верна начинала понимать. Эти люди проводили здесь все свое время. Они изучали отдельные знаки на том, что на первый взгляд казалось лишь неразличимыми кусками белого мрамора. Но для этих людей эти куски не были неразличимы. Для служителей подземелья, которые проводили свою жизнь здесь, внизу, убирая и следя за порядком в этом месте, подобные знаки были как уличные указатели. Они знали их все.

Понимание отразилось и на лице Кары. Теперь и она стала выглядеть обеспокоенной.

– Покажите мне еще раз, что не так, – сказала она тихим, но серьезным голосом.

Люди, вдохновленные тем, что теперь Кара вполне разобралась в том, что они объясняли ей, все разом бросились к той секции стены, которую показывали ей в первый раз. Стоя перед стеной, они снова делали поступательные движения раскрытыми ладонями в сторону стены и от нее.

Затем остановились, и вся их группа повернулась к Каре, чтобы посмотреть, поняла ли она. Она продолжала наблюдать за ними.

Затем один из них указал на стену и за нее, дугообразным движением, будто указывал на что-то, лежащее вдалеке за холмом. Верна снова была в замешательстве.

Кара вглядывалась в лицо на стене. Лоб ее хмурился. Она внезапно стала серьезной и сосредоточенной. Верна все еще блуждала в догадках, как и Дарио, но голубые глаза Кары уже оживились пробудившимся пониманием.

Кара вдруг, разведя руки в стороны, обхватила нескольких служителей подземелья и отвела их назад, к тому месту, где стояли Верна и Дарио. Затем она вернулась и так же, обхватывая за спины и осторожно собирая вместе, отвела остальных от вызывающей беспокойство стены. Следуя в конце всей группы, с разведенными руками, она выпроводила всех подальше по коридору.

Заодно Кара прихватила с собой и Верну, и Дарио. Немые служители подземелья следовали за ней по пятам и все выглядели взволнованными оттого, что Кара была чем-то встревожена, и в то же самое время гордящимися собой.

Кара наклонилась к Верне, когда они достаточно удалились и оказались за поворотом коридора.

– Приведи сюда Натана, – сказала она явно командным тоном.

Верна изменилась в лице.

– Неужели это необходимо прямо ночью? Неужели ты думаешь, что мы…

– Приведи его сейчас, – сказала Кара убийственно спокойным властным голосом.

Ее голубые глаза горели холодным огнем. Верна знала, что какой бы доброй и понимающей не была Кара в обращении со служителями подземелья, сейчас она не потерпит никаких возражений. Сейчас она приняла на себя ответственность за ситуацию. Верна не имела представления о том, что это за ситуация, но доверяла этой женщине и знала, что нет необходимости расспрашивать Кару об этом.

Кара щелкнула пальцами в сторону человека, дожидающегося неподалеку. Командир отряда бросился к ней, чтобы понять, чего именно она хочет, и когда оказался рядом, то наклонился к ней, внимательно слушая, что она скажет.

– Да, госпожа?

– Пусть генерал Тримак явится сюда. Скажи ему, что это срочно. Скажи ему, чтобы привел с собой людей. Много людей. Подними по тревоге морд-ситов. Я хочу, чтобы они тоже были здесь. Сделай это прямо сейчас.

Не задавая вопросов, он прижал руку к сердцу и умчался.

Верна сжала руку морд-сита.

– Кара, что происходит?

– Я еще не вполне понимаю.

– Мы уже поднимаем по тревоге весь дворец, гоним сюда сотни, если не тысячи – генерал Тримак, Первая когорта, Натан, – и ты все еще не знаешь, почему?

– Я не сказала, что не знаю, почему. Я сказала – не вполне понимаю. Думаю, здесь есть лица стен, которые смотрят на нас, но которые здесь на нас смотреть не должны.

Кара повернулась к тем лицам, что наблюдали за ней.

– Я права?

Служители подземелья обменялись восторженными немыми улыбками, радуясь тому, что их поняли и им поверили.

Глава 40

Ричард посматривал на окружающее из-под брезентового полога повозки, катившейся практически на границе лагеря армии Ордена. Всякий раз, когда очередной порыв ветра налетал на повозку, Ричард был вынужден крепко держать брезент, чтобы его не сорвало. Уродливые очертания тянущегося вверх наклонного пандуса смутно вырисовывались над их головами. Оказавшись так близко к нему, Ричард мог теперь заметить, каким огромным он стал. Это чудовищное сооружение уже не казалось обманчивой надеждой на то, что оно в конце концов сможет дотянуться до дворца на вершине плато.

Все произошедшее после того, как Эди за счет своего дара помогла им просочиться сквозь настоящее сражение, неожиданно разгоревшееся вокруг игрового поля, казалось относительно спокойным путешествием через почти пустое пространство громадного лагеря Имперского Ордена. Обычные солдаты не привязывались к ним, напрашиваясь на возможные неприятности с одинокой повозкой, которую, по всей видимости, сопровождали явно высокого ранга внушительный страж и сестра. Как правило, их здесь старались избегать.

Необузданные бесчинства и беспорядок в таких огромных масштабах, как это случилось, первоначально были ограничены лишь зрителями, собравшимися на матч джа-ла. Хотя, по-видимому, сотни тысяч людей приняли участие в сражении по поводу исхода игры, вылившееся в огромную, ужасающую кровавую баню, это неприятнейшее событие удалось ограничить лишь небольшой частью лагеря. На остальной территории, занятой войсками, командиры довольно быстро ограничили перемещения вооруженных людей и сдержали возможные волнения.

Несмотря на эти меры, взбунтовавшиеся солдаты еще долго не могли успокоиться. Большинство из них приняли участие в войне не для того, чтобы в итоге мерзнуть, голодать и копаться в грязи, тратя на это свое время. Их возмущала нужда заниматься ручным трудом, и они предпочитали целиком отдаться делу, связанному с убийствами, насилием и грабежами. Одно дело – без хлопот ожидать завершения победоносного завоевания, а совсем другое – по-черному вкалывать. Сейчас добыча значительно сократилась, а пополнение ее требовало весьма и весьма серьезных усилий. Оказалось, что самопожертвование ради дела Ордена имеет свои границы, которые определяются необходимостью работать.

Командование действовало не столь оперативно, сколь грубо и жестоко при подавлении волнений везде, где эти настроения набирали силу. Прочие солдаты, недовольные почти в той же мере, как и взбунтовавшиеся, общими условиями, когда видели, что случалось с теми, кто осмелился проявить недовольство, не испытывали желания поддержать мятеж.

Несколько раз генералу Мейфферту пришлось буквально пробивать дорогу через группы людей. Однажды его угрозы пришлось подкрепить смертельным боковым ударом мечом по чьей-то шее. В других случаях Эди очень осторожно пользовалась своими способностями, чтобы как-то облегчить их путь через потенциально опасные места. При этом, поскольку солдаты принимали ее за одну из сестер Тьмы Джеганя, многие вопросы отпадали, не возникнув. Было несколько случаев, когда солдаты останавливали повозку и требовали от нее поделиться награбленными трофеями. Она лишь пристально смотрела на них, не удостаивая ответом. Глядя в ее абсолютно белые глаза, бросающие на них свирепые взгляды, они теряли самообладание и тут же исчезали в темноте.

Далеко за их спинами, рядом с полем для игры в джа-ла, беспорядки наконец были пресечены, но все равно большую часть ночи продолжались стычки между пьяными солдатами. Стража Джеганя нисколько не заботилась о наведении порядка, она была заинтересована лишь в спасении жизни императора.

Судороги от прерывистой боли, так и не отпускавшей Никки, подсказывали Ричарду, что Джегань все еще жив и вполне способен оказывать воздействие. Хотя и не обязательно находится в полном сознании. Но вот чего Ричард не знал – может ли Джегань в какой-то момент убить ее через все то же кольцо на шее, когда окажется не в состоянии вернуть ее назад? И если может – у Ричарда нет никакого способа остановить его. Единственное, что нужно сделать в такой ситуации, – это снять кольцо, а для этого им необходимо попасть во дворец, к Натану.

Поглядывая на обстановку из-под укрывающего повозку брезента, Ричард заметил огромные ямы, беспорядочно располагающиеся впереди, хорошо заметные в свете факелов. Ричард мог различить цепочки людей, животных и повозок, вереницей тянувшиеся от этих ям, где добывался материал для строительства. Облака пыли взметались в тех местах, люди интенсивно копали землю. От этих ям повозки и люди непрерывно двигались до самого пандуса, доставляя землю и камень к месту стройки.

Ричард снова посмотрел на Никки, лежавшую рядом с ним на низкой скамье внутри повозки. Она смертельной хваткой вцепилась в его руку. Все ее тело непрерывно вздрагивало. Он и сам страдал от переживаний за ее боль. Он хорошо знал, что это за ощущения. Ему доводилось испытывать на себе магию от кольца на шее, что сейчас терзала ее. Хотя его столь же тяжелое испытание не было таким долгим. Он не представлял, как долго мог бы сам прожить, испытывая подобную боль.

Джиллиан лежала по другую сторону от Никки и держала ее за вторую руку. Брюс лежал позади Джиллиан, время от времени поглядывая из-под брезента на обстановку со своей стороны и держа наготове меч, на тот случай, если ему придется помогать разбираться с какими-то неприятностями.

Ричард не знал, насколько может доверять этому человеку. Но Брюс зарекомендовал себя тем, что выступил на защиту Ричарда, рискуя собственной жизнью. Ричард понимал, что не все до одного в этом военном лагере выбрали бы Орден, будь им предоставлен настоящий шанс. Наверняка здесь есть люди, которые, скорее всего, предпочли бы не иметь с Орденом ничего общего. На самом же деле Ричард просто не знал Брюса с этой стороны достаточно хорошо, он не знал, какой именно жизненный опыт приобрел этот человек и что заставило его воспользоваться случаем и перейти на его сторону, но был рад, что этот человек поступил так. Это давало надежду, что мир еще не полностью погрузился в безумие. Что еще остались люди, которые ценят собственную жизнь и хотят обрести свободу, чтобы прожить эту жизнь так, как сами считают нужным. И даже готовы сражаться за нее.

Когда повозка, несколько раз качнувшись, начала останавливаться, Эди подошла ближе к ней и небрежно оперлась локтем на невысокий борт с той стороны, где находился Ричард. Она огляделась.

– Ну вот мы и добрались.

Ричард кивнул, затем склонился ближе к Никки.

– Мы пришли. Мы около пандуса.

Ее лоб покрылся складками от терзающей ее боли. Казалось, она полностью погрузилась в мир страданий. С величайшим усилием Никки чуть отпустила его руку, затем сжала вновь, показывая, что слышит его.

Несмотря на ночной холод вокруг, ее покрывал пот. Большую часть времени ее глаза были закрыты. Иногда они широко открывались, когда она начинала задыхаться от ужасного приступа боли.

Ричард едва не сходил с ума от этого, потому что не мог оказать ей реальную помощь, потому что она была вынуждена ждать, страдая в одиночестве, в своем изолированном мире мучений, и ожидать еще целую затянувшуюся вечность, пока они смогут доставить ее к Натану.

– Никки, ты можешь сказать, что нам делать дальше? Мы у пандуса, но я не знаю, почему и зачем? Для чего ты хотела, чтобы мы направились сюда?

Он осторожно откинул назад ее волосы, прилипшие к покрытому каплями пота лбу. Глаза ее широко открылись с очередным стежком подавляющей все ощущения боли.

– Пожалуйста… – прошептала она.

Ричард наклонился ближе, прислушиваясь.

– Что?

Он почти приложил ухо к ее губам.

– Пожалуйста… останови это. Убей меня.

Никки вздрогнула и застонала, когда очередной приступ боли водопадом обрушился на нее. Она не могла сдержать рыдания.

Ричард, едва не задыхаясь в тисках ужаса, прижал ее к себе.

– Мы уже почти добрались. Держись. Если сможем проникнуть во дворец, думаю, Натан сумеет снять это кольцо. Только держись.

– Не могу, – заливаясь слезами, только и сумела произнести она.

Ричард прижал ладонь сбоку к ее лицу.

– Я помогу тебе избавиться от него. Обещаю. Но для этого нужно попасть во дворец. И мне необходимо знать, как мы можем это сделать.

– Катакомбы… – сказала она, начиная задыхаться, когда ее спина очередной раз выгнулась.

Катакомбы? Ричард прищурился, раздумывая над этим словом. Катакомбы?

Он чуть-чуть приподнял брезент и снова оглядел окрестности. Пандус высился неподалеку от них. За пандусом проглядывала черная стена подъема на плоскогорья, различимая в свете факелов лишь по слабым контурам границы основания, взмывала вверх, возвышаясь в ночи.

Когда он взглянул на плато, все начало обретать смысл.

Джиллиан склонилась над Никки.

– Могла ли она иметь в виду такие же катакомбы, как у меня дома? – Она взглянула на Никки. – Катакомбы в Касске?

Никки кивнула.

Ричард снова выглянул из-под хлопающего на ветру брезента, стараясь отыскать хоть что-то, отличающееся от общего ландшафта, хоть какой-то признак того, что может служить входом. Он мысленно перебрал все, что мог вспомнить о древних катакомбах в Касске. В глубине этих подземных помещений они и нашли книгу «Огненная Цепь». Лабиринты этих древних туннелей и подземных помещений тянулись на многие мили. Ричард потратил едва ли не целую ночь, обыскивая эти катакомбы, и понял, что увидел лишь небольшую часть их.

Отыскать вход в катакомбы обычно бывало очень трудно. Как правило, существовал лишь один малозаметный проход, ведущий в этот скрытый подземный мир, мир катакомб. И найти такой проход вот здесь, на открытом пространстве, в окружении всех этих людей, было невероятно трудной задачей.

Он обернулся.

– Никки, как же тебе удалось найти катакомбы под дворцом?

Она лишь покачала головой.

– Нашли меня…

– Нашли тебя? – Ричард снова оглядел окружающее их пространство, и тут осознание навалилось на него. – Добрые духи…

Все начало обретать смысл. Люди Джеганя, копавшие ямы, обнаружили древние катакомбы. Они наверняка использовали эти туннели для того, чтобы проникнуть во дворец.

– Они поднялись во дворец и захватили тебя? Ты это имеешь в виду?

Никки кивнула.

Но если они проникли во дворец, зачем им продолжать строительство пандуса? Он понимал, что если здешние катакомбы чем-то похожи на катакомбы в Касске, то им этих туннелей недостаточно, чтобы провести в Народный Дворец свою армию. Это похоже на то, как ускорить движение песка в песочных часах.

И еще: возможно, пандус служит отвлекающим маневром, чтобы оттянуть время и в итоге сделать именно это.

Отвлекающий маневр или нет, но через катакомбы Джегань мог отправить во дворец шпионов. И если действительно существует проход, то нечего и говорить о той опасности, которую несет подобная лазейка.

Должно быть, первыми в нее проскользнули сестры Тьмы. Ну да, необходимы были именно сестры, чтобы захватить Никки. Но поскольку их способности ослабляются магией дворца, потребовалась, насколько он понимал, не одна сестра.

– Отряды, выкапывавшие грунт для строительства пандуса, обнаружили катакомбы, – вслух рассуждал Ричард, обращаясь к Никки. – Сестры прошли через катакомбы. Вот таким образом они и захватили тебя.

Несмотря на дрожь и пульсирующую боль, Никки в подтверждение этого сжала его руку.

Ричард вновь, как можно ближе, склонился над Никки.

– Известно ли хоть кому-то во дворце, что Джегань имеет туда доступ?

Женщина отрицательно качнула головой.

– Собираются внутри, – сумела она добавить.

У Ричарда упало сердце.

– Они собирают людей внутри катакомб, чтобы напасть на дворец?

Никки утвердительно кивнула.

– Тогда нам лучше скорее добраться туда и предупредить, – сказал Брюс.

– Эди, – обратился Ричард к старой женщине, стоявшей рядом с повозкой, – ты все слышала?

– Да. Генерал тоже здесь, рядом со мной, он тоже слышал.

Ричард выглянул из-под брезента. На некотором расстоянии правее он увидел яму, к которой не вели ни цепочки людей, ни колонны повозок.

Ричард указал на нее из-под брезента.

– Взгляните вон туда, на ту яму. Вокруг того места с одинаковыми интервалами расставлены люди.

– Стража, – поддержал его генерал Мейфферт.

– Должно быть, это и есть то самое место, где они нашли вход в катакомбы, – на дне этой ямы. Похоже, они прекратили все земляные работы начиная от этого места и в направлении плато.

– А зачем им делать это? – спросил генерал.

– Эти катакомбы наверняка очень древние. Трудно представить, какие условия могут быть там, внизу. Они не хотят рисковать, раскапывая новые туннели, ведущие под дворец.

– Должно быть, так, – сказала Эди.

– А как мы собираемся спуститься в эту яму? – спросил генерал Мейфферт.

– Будь у нас еще несколько комплектов одежды императорской стражи, мы вполне могли бы спуститься туда, – заметил Брюс.

– Возможно, – сказал Ричард, – но как быть с Никки и Джиллиан?

Ответа у Брюса не было.

– Они наверняка не смогут туда пройти, – согласился генерал Мейфферт. – Да и повозка, спускающаяся в охраняемую яму, вызовет подозрения.

– Может быть, – сказал Ричард, раздумывая вслух. – А может быть, и нет.

Генерал оглянулся через плечо.

– Что у тебя на уме?

Ричард очень осторожно встряхнул Никки за плечи.

– А внизу, в этих катакомбах, есть книги?

– Да, – сумела проговорить она.

Ричард повернулся к генералу.

– Мы можем сказать охране, что ввиду ночного беспорядка в лагере император хочет забрать наиболее важные книги в свой шатер, чтобы они были в безопасности. Он послал эту сестру, чтобы выбрать те книги, которые его интересуют. Вы скажете им, что необходимо выделить группу охраны, чтобы сопровождать повозку на обратном пути к лагерю.

– Они захотят знать, почему мы не привели охрану с собой.

– Из-за беспорядков, – предложил Брюс. – Скажете, что из-за творящегося на поле с нами не захотели отправлять хоть кого-то из тех, кто должен защищать императора.

Ричард кивнул, соглашаясь с этой идеей.

– Пока они отвлекутся на сбор отряда для сопровождения, мы сумеем проскользнуть в катакомбы.

– Но не вся охрана будет отвлечена этим, – сказал Брюс. – Это будет звучать чертовски подозрительно, если мы предложим им подобную вещь. Все люди, оставшиеся в этом районе, увидят двух женщин… особенно поскольку мы будем вынуждены помогать Никки.

Не следует недооценивать эту охрану. Видишь, как они одеты? Это люди, которым доверяет император. Я знаю, какие они. Они не дураки и не ленивцы. Они ничего не упустят.

– Звучит убедительно, – согласился Ричард, обдумав замечание Брюса, и продолжал хмуриться, пока у него не возникла новая мысль. Он повернулся к Эди. – Сегодня ветреная ночь. Как, по-твоему, не могла бы ты немного помочь ветру?

– Помочь ветру? – Ее абсолютно белые глаза уставились на него в тусклом блеске факелов. – Что ты задумал?

– Использовать твой дар, чтобы усилить ветер. Несколько произвольных порывов, ну, что-то в этом роде. Сделать это так, чтобы казалось, будто ветер начинает усиливаться и порывы его становятся сильнее. После того как генерал Мейфферт скажет им о необходимости дополнительного эскорта, мы проведем повозку внутрь ямы. Затем последует еще более сильный порыв ветра и задует ближайшие к нам факелы. Тогда станет по-настоящему темно, и, прежде чем охрана принесет новые факелы, чтобы разжечь погасшие, мы незаметно проведем Никки и Джиллиан в туннели.

– Хорошо. Итак, мы спускаемся в туннели, – сказал генерал Мейфферт. – Но ведь там, под землей, наверняка есть охрана и неведомо сколько солдат. Что ты предполагаешь на этот счет?

Ричард разделял его беспокойство об этом.

– Мы должны пробраться мимо них их тем или иным образом. Но ты прав, вполне возможно, что их там великое множество.

Брюс приподнялся на локте.

– Сражаться в проходах им будет непросто. Это частично уравняет шансы.

– А ты прав, – заметил генерал Мейфферт. – При стесненном пространстве не имеет значения, сколько там людей. Они не могут наброситься на нас все разом, как муравьи. В таких вот ограниченных тесных пространствах бывает достаточно нескольких человек, чтобы вести сражение.

Ричард тяжело выдохнул.

– Но именно это нам совсем не нужно. Нам придется убить каждого из стражей, через которого надо пройти, а каждый из находящихся там будет стремиться убить нас. И когда мы значительно углубимся в своем продвижении, они смогут напасть на нас сзади. Наверняка там есть бесчисленное множество помещений, что даст им возможность нападать на нас с флангов по мере нашего продвижения вперед. Это долгий путь. А учитывая, что нужно заботиться о Никки, будет более чем трудно прорваться через все это.

– И какой же у нас есть выбор? – спросил генерал Мейфферт. – Нам нужно прорваться через них, и единственный способ – это уничтожая каждого, кто попытается остановить нас. Это будет нелегко, но это наша единственная надежда.

– В катакомбах полнейшая тьма, – заметила Эди скрипучим голосом. – Если я воспользуюсь своим даром, чтобы загасить ветром все огни, они не смогут видеть нас.

– А как сможем видеть мы? – спросил Брюс.

– Твой дар, – сказал Ричард, обращаясь к Эди, поняв смысл ее предложения. – Ты видишь благодаря своему дару.

Она кивнула.

– Я буду вашими глазами. Я лишилась зрения еще в молодости и вижу благодаря своему дару, а не благодаря свету. Я воспользуюсь своим даром, чтобы загасить их огни, и поведу вас через темноту. Буду вашим проводником. Мы будем тихими и осторожными, как мыши. Они даже не узнают, что мы проскользнули мимо них. Если я примечу охрану, то найду способ пробраться мимо них другим маршрутом, так что они и не заметят нашего присутствия. Если же другого пути не будет, мы просто убьем их, но все-таки лучше постараться просто проскользнуть мимо.

– Сдается мне, это наш наилучший шанс. – Ричард посмотрел на Никки, а затем по очереди обвел взглядом остальных. Никто не возразил, поэтому он продолжил: – Тогда решено. Генерал Мейфферт беседует с капитаном стражи. Повозка спускается в яму, пока тот подбирает людей для эскорта. А когда мы оказываемся внизу, Эди использует свой дар и вызывает порыв ветра, чтобы загасить факелы. В создавшейся суматохе, прежде чем они смогут снова зажечь факелы, мы спускаемся дальше вниз, в сами катакомбы. Возможно, они подумают, что мы просто принялись за свою работу по отбору книг для императора. Как только мы оказываемся внизу, Эди ведет нас и гасит любой свет, возникающий на нашем пути. Она проводит нас самым безопасным маршрутом. А любой, кто встанет на нашей дороге, чтобы помешать нам, умрет.

– Но только следует быть готовыми к тому, что капитан стражи может оказаться подозрительным и устроит нам неприятности, – сказал генерал.

– Если потребуется, – сказала Эди, – будут ему и неприятности. Я обещаю.

Ричард кивнул.

– Однако нам следует поспешить. Скоро начнет светать. А нам нужна темнота, чтобы попасть в катакомбы так, чтобы при этом никто из охраны не увидел ни Никки, ни Джиллиан. После того как мы спустимся, это уже не будет иметь значения, но здесь, на поверхности, нам необходимо проделать все, пока мы еще находимся под прикрытием ночи.

– Так давайте действовать, – сказал генерал и пошел вперед, чтобы направлять лошадь.

Ричард бросил быстрый взгляд на восточную часть неба. Рассвет уже скоро. Он вместе с Брюсом опустил брезент и потуже натянул его, после чего повозка с грохотом двинулась дальше. Ричард надеялся, что они успеют вовремя спуститься в ту вечную темноту, что поджидала их в катакомбах.

Рядом с ним тихо рыдала Никки, не в состоянии терпеть боль, не в состоянии призвать смерть.

Ее страдания разрывали сердце Ричарда. Все, что он мог сделать, это сжать ее руку, подсказывая тем самым, что она не одинока.

Ричард прислушался к завываниям ветра, усилившегося, когда генерал Мейфферт приглушенным голосом заговорил с капитаном стражи.

Ричард наклонился ближе к Никки и прошептал ей:

– Держись. Осталось недолго.

– Не думаю, что она все еще может слышать тебя, – прошептала Джиллиан, находившаяся по другую сторону от Никки.

– Она может меня слышать, – сказал Ричард.

Она должна его слышать. Она должна жить. Ведь Ричард очень нуждается в ее помощи. Он не знает, как открыть правильную шкатулку Одена. И он не знает никого, кто может быть ему более полезен, чем Никки.

Но еще важнее то, что Никки – его друг. Он глубоко переживал за нее. Возможно, он разберется с проблемами и без нее, но не вынесет ее потерю.

Никки довольно часто оказывалась единственным человеческим существом, к которому он мог обратиться, человеком, который помогал ему сосредоточиться, напоминал о необходимости верить в себя. С тех пор как он лишился Кэлен, она во многих отношениях была его единственным доверенным лицом.

Он не мог допустить мысли, что потеряет ее.

Глава 41

Рэчел соскользнула с лошади на северо-восточном берегу ручья, крепко сжав поводья, продолжая внимательно осматриваться, стараясь не упустить ни малейшего движения. В первых лучах рассвета темные хребты голых холмов напоминали стаю спящих чудовищ, среди которых она вдруг оказалась.

Хотя она знала, что это не так. Это самые обыкновенные холмы. Но рядом были другие незримые вещи, которые никак не относились к безобидным плодам ее воображения.

Призраки-гоблы – вполне настоящие, они преследуют ее и уже близко.

По обе стороны ручья, напротив друг друга, поднимались белые утесы-близнецы. Росший здесь сумах уже сбросил, в соответствии с сезоном, остатки листьев, но продолжал служить изгородью вдоль узкой пешей тропы, на которой она сейчас и стояла, дрожа от холода. Ждущий широко распахнутый зев пещеры – словно открытый рот какого-то громадного чудовища, собирающегося проглотить ее.

Рэчел привязала поводья лошади к стволу сумаха и начала взбираться по гравию и рыхлой земле, оставляя след, ведущий к заждавшейся темной пасти. Поднявшись, стала внимательно вглядываться внутрь, надеясь разглядеть, не прячется ли там королева Виолетта или Сикс. Вполне можно было ожидать, что Виолетта выскочит и надает ей шлепков, а затем в свойственной ей манере надменно рассмеется.

Пещера была темной и пустой.

Рэчел сплела пальцы рук, еще раз внимательно оглядывая окружающие холмы. Сердце билось учащенно, пока она настороженно наблюдала, стараясь заметить хоть малейшее движение. Гоблы приближаются. Они охотятся за ней. Они собираются схватить ее.

Внутри пещеры она увидела знакомые рисунки, которые так много раз наблюдала и раньше. Там были тысячи корявых изображений, покрывающих каждый дюйм окружающих ее стен. Между большими рисунками были втиснуты на остававшееся пространство и малые. Все они были очень разными. Большинство выглядели так, будто нарисованы разными людьми. Некоторые были до того простыми, что, казалось, их рисовали дети. Некоторые же детализированы и удивительно реалистичны.

Рэчел не умела оценивать подобные вещи, но, на ее взгляд, эти рисунки представляли многие поколения людей. Принимая во внимание множество разных манер рисования и различия в изяществе исполнения, это создавалось многими и многими поколениями художников, возможно, даже сотнями.

На всех рисунках были люди, и все они страдали: умирали от голода, были отравлены или заколоты ножом, лежали, разбившиеся, у подножия скал или убивались от горя у могил. Эти картины вызывали у Рэчел кошмары, словно в дурном сне.

Она присела на корточки и потрогала масляные лампы. Все они были холодными. Пещеры никто в последнее время не посещал. Из небольшой ниши, устроенной в стене пещеры, она достала кремень и огниво и высекла ими искру над фитилем лампы.

Она повторяла попытку несколько раз и уже научилась выбивать вполне приличные искры, но пламя на фитиле так и не возникло. Между попытками, она оглядывалась назад, через плечо. Она слишком долго сюда добиралось, и время было на исходе. Они приближались. Теперь они совсем близко.

Рэчел встряхнула лампу, чтобы лучше пропитать фитиль, затем с неистовой силой ударила друг о друга кремень и огниво. Ей пришлось сделать с полдюжины таких ударов, но, к ее величайшей радости, наконец-то удалось добиться того, что пламя занялось.

Рэчел взяла лампу за петлеобразную ручку и встала. Затем выглянула из зева пещеры, пытаясь углядеть присутствие призраков-гоблов. Она так и не увидела их, но знала, что они приближаются. Ей даже показалось, что она может слышать их, там, снаружи, в зарослях кустарника. Она не сомневалась, что ощущает их направленные на нее взгляды.

С лампой в руках она бросилась в темноту, прочь от призраков-гоблов, как она надеялась – к безопасности. Ей необходимо бежать. Они приближаются. Они могут догнать ее где угодно. И здесь ее единственный шанс.

Осознавая, насколько они уже близко, она просто обезумела от страха. Слезы жгли ей глаза, когда она бежала в глубину пещеры, мимо всех этих рисунков, на которых людям самыми различными способами причинялась обида и боль.

Это был долгий путь в темноте. Долгий путь туда, где, как ей казалось, она сможет найти единственное место, которое даст ей безопасность. Свет лампы метался по окружающему ее со всех сторон камню, высвечивая изображенные на стенах лица.

В глубине пещеры свет, проникавший через вход, казался слабым отдаленным отблеском. Пробираясь через выступающие каменные отложения, она могла заметить, что ее дыхание становится тяжелее, не только от физических усилий, но и от нарастающей паники. Рэчел не знала, как далеко ей следует пройти, чтобы стать недоступной опасности. Она знала только, что призраки-гоблы продолжают преследовать ее, а ей нужно продолжать свой путь, нужно скрыться от них.

Вскоре она добралась до рисунка, который знала слишком хорошо. Ей приходилось наблюдать в свое время, как этот рисунок с помощью Сикс выполняла королева Виолетта. Хотя имя ни разу не произносилось, Рэчел знала, что здесь изображен Ричард. Вместе со всеми элементами, изображенными вокруг центральной фигуры, это был самый большой рисунок во всей пещере. И самый сложный.

В отличие от всех остальных, этот рисунок Виолетты был выполнен цветным мелом. Рэчел хорошо помнила все то время, что Виолетта тратила на него – еще в ту пору, когда была королевой, – выполняя все те подробнейшие указания, что давала ей Сикс, рисуя тщательно согласованные последовательности линий, углов и элементов. Рэчел припомнила, как стояла здесь долгими часами, слушая, как Сикс объясняет Виолетте, как и почему должен быть нарисован тот или иной фрагмент, прежде чем позволяла ей коснуться мелом каменной стены.

С минуту Рэчел пристально вглядывалась в рисунок с изображением Ричарда, думая о том, что именно этот рисунок, должно быть, самое ужасное и губительное из всего того зловещего и мрачного, что она когда-либо видела.

Но вдруг, ужасно перепуганная тем, что все еще преследует ее по пятам, она стремительно бросилась дальше, карабкаясь через камни и по выступам скал, углубляясь в темноту.

Всякий раз, когда Сикс проводила с Виолеттой практические занятия по рисунку или когда они хотели нарисовать что-то определенное, они были вынуждены уходить все дальше и дальше в глубину пещеры, чтобы использовать для рисования свободный участок стены. Но Рэчел очень хорошо помнила, что картина, изображавшая Ричарда, была последним их творением, так что она знала, что после этого рисунка стена пещеры должна быть чистой.

Миновав сложную композицию символов и цветных линий, расходящихся во все стороны от изображения Ричарда, Рэчел вздрогнула, заметив нечто, чего не видела раньше. Она замедлила шаг. Здесь был новый рисунок.

Рэчел в изумлении уставилась на него. На этом рисунке изображена она сама!

Вокруг ее изображения располагались, будто кружась в водовороте, странные существа. Рэчел распознала символы, заставляющие их устремляться к ней. Эти ужасающие звери напоминали призраков, созданных из тени и дыма. Но при этом у них были зубы. Очень острые зубы. Зубы, чтобы нападать и рвать.

Рэчел нисколько не сомневалась в том, кто это. Те самые призраки-гоблы.

Она застыла, уставившись на изображение ужасных смертоносных существ, которых натравили на нее с помощью злобного заклинания, нарисованного вот на этой самой стене пещеры.

Из долгих часов, проведенных за прослушиванием тех лекций, которые Сикс читала Виолетте, Рэчел знала, что представляют собой многие из изображенных здесь символов. Сикс называла их «завершающими элементами». Они предназначались для того, чтобы устранить основные факторы колдовства после окончания последовательности событий, когда действия, изображенные на рисунке, будут завершены. Она понимала природу рисунка и, разумеется, все, что он означал. А означал он, что после того, как призраки-гоблы поймают ее, они улетучатся, прекратив свое существование.

На этом рисунке ее окружали существа, порожденные ночными кошмарами, и все они стремились к ней. Теперь она видела, что бежать ей было некуда. Та мнимая безопасность, к которой, по ее представлению, она стремилась, была просто-напросто тем самым центром, куда они загоняли ее, местом, где она окажется в ловушке, не имея возможности убежать.

Она услышала какой-то звук и взглянула в сторону тусклого пятна света, проникающего через вход в пещеру. И тут же заметила тени и вихри. Они уже проникали в пещеру. Они группировались, выстраиваясь так, как на том рисунке, что был на стене. Они уже шли за ней.

Рэчел стояла, застыв от ужаса. Она поняла, что ей больше не удастся вырваться из пещеры. Она могла лишь идти дальше и дальше, в глубину ее. Но, увидев рисунок, она поняла, что движение в глубину пещеры не спасет ее – потому что призраки-гоблы будут и там. Она оказалась в ловушке, не было спасения ни в том, чтобы идти вперед, ни в том, чтобы повернуть назад. Сейчас она была в центре колдовства, созданного, чтобы постоянно сходиться по спирали, загоняя ее сюда.

– Ну как, нравится? – раздался чей-то оклик.

У Рэчел сбилось дыхание, и она повернулась на голос, эхом разнесшийся в кромешной тьме.

– Королева Виолетта?

Лицо, слабо освещенное масляной лампой, оскалилось из темноты. Виолетта ждала здесь, чтобы понаблюдать, увидеть, как призраки-гоблы схватят Рэчел, чтобы стать свидетелем результата творения собственных рук.

– Я подумала, что тебе наверняка будет интересно прийти и взглянуть, откуда они появились, прежде чем тебя разорвут на части. Я хотела, чтобы ты знала, кто собирался свести счеты с тобой. – Она указала на стену. – Поэтому я нарисовала это таким образом, чтобы заставить тебя в конце концов прийти сюда. Я сделала эту пещеру тем самым местом, где они, в конечном счете, поймают тебя в ловушку. – Она чуть наклонилась вперед, выступая из темноты. – Именно здесь они наконец-то поймают тебя.

Рэчел даже не стала пытаться спрашивать Виолетту, почему она так поступила. Она прекрасно знала, почему. Виолетта винила Рэчел во всех неприятностях, что когда-либо случались с ней. И никогда не винила себя во всем том, что произошло из-за нее самой; она предпочитала винить других, винить Рэчел.

– А где же Сикс?

Виолетта неопределенно махнула руками.

– Кто знает? Она не рассказывает мне о своих делах. – Взгляд Виолетты стал таким же темным, как и сама пещера. – Теперь королева – она. А меня больше никто и не слушает. Все делают только то, что говорит она, и называют ее «королева Сикс».

– А что же ты?

– Она держит меня при себе только ради того, чтобы я для нее рисовала. – Виолетта указала пальцем на Рэчел. – По твоей вине. Это все из-за тебя.

Лицо Виолетты скривилось, на нем проявилась улыбка, которая всегда заставляла Рэчел содрогаться от холода.

– Но теперь ты поплатишься за неуважение, за все свои дьявольские задумки. Теперь ты поплатишься. – Улыбка стала шире, демонстрируя удовлетворение. – Я сделала их такими, что они запросто обглодают твои кости. Хорошенько почистят косточки.

Рэчел сдержала крик ужаса.

А как ей хотелось, если бы она только могла, просто пройти мимо самодовольно улыбающейся Виолетты! Но что в этом будет хорошего? Они очень скоро нападут на нее и из этой тьмы, что была впереди.

Чейз учил ее никогда не отступать, всегда продолжать бороться за свою жизнь. И она прекрасно понимала, что именно сейчас и должна это делать. Но как? Как она может сражаться с подобными существами?

Но тут кое-какая мысль пришла ей в голову.

Она огляделась. Нигде не видно ни куска мела.

У нее сбилось дыхание от визгливых и хриплых завываний и, подняв глаза, она увидела призраков-гоблов, подплывающих к ней все ближе, словно стелющийся вихрящийся дым, постепенно заполняющий пространство темной пещеры. Рэчел могла уже различать мелкие острые зубы в открытых пастях этих созданий – зубы, сотворенные, чтобы грызть и рвать ее плоть, отделяя от костей.

– Я хочу, чтобы ты произнесла слова извинений.

Рэчел прищурилась, снова поворачиваясь к Виолетте.

– Что?

– Скажи мне, что ты просишь прощения. Встань на колени и скажи своей королеве, что просишь прощения за то, что предала ее. Может быть, если ты сделаешь это, я помогу тебе.

Задыхаясь от отчаяния, но получив хоть какую-то надежду, Рэчел быстро опустилась на колено и склонила голову, используя эту минуту, чтобы подумать.

– Прошу прощения.

– Прошу прощения… и что?

– Прошу прощения, королева Виолетта.

– Вот, так правильно. Я твоя королева. Пока нет Сикс, здесь королева я. Королева! Повтори!

– Королева ты, королева Виолетта.

Та удовлетворенно улыбнулась.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты помнила это, когда будешь умирать.

Рэчел подняла глаза.

– Но ты же сказала, что поможешь мне.

Королева Виолетта, тихо рассмеявшись, двинулась в темноту в глубине пещеры.

– Я сказала всего лишь «может быть». Но я решила, что ты не заслуживаешь моей помощи. Ты всего лишь жалкое ничтожество.

Из-за спины, со стороны входа, уже доносились короткие скрипучие рычания, становившиеся все ближе. Рэчел подумала, что может потерять сознание от пробирающего ее испуга.

Она сунула руку в карман платья и нащупала там что-то – ту самую вещь, которую дала ей ее мать. Она вытащила это из кармана и стала разглядывать в свете лампы, пока не поняла, что это.

Кусочек мела.

Когда ее мать дала его ей, Рэчел так спешила убежать подальше от призраков-гоблов, что почти не обратила внимания, что именно получила.

Мать сказала ей, что когда ей понадобится это, она будет знать, что следует делать.

Рэчел бросила взгляд назад, в темноту. Еще можно было разглядеть затылок Виолетты, удаляющейся в глубину пещеры, подальше от той насильственной смерти, которая, как она знала, должна настичь Рэчел.

Рэчел посмотрела в другую сторону и увидела, что рычащие существа, плывущие сквозь воздух, становятся ближе, широко открывают свои пасти, а их острые как иголки зубы продолжают непрерывно щелкать.

Девочка спешно подошла к рисунку, сделанному Виолеттой, чтобы заманить ее в ловушку, и воспользовалась мелом, чтобы быстро добавить линии и дополнительные штрихи, делая саму фигуру более толстой и округлой. Она сделала округлым и лицо, затем добавила ему свирепый, злой взгляд. Мел так и носился по поверхности камня, пока она заменяла свое простое платье – на платье с оборками, типа тех, что любила носить Виолетта. Наконец, припомнив, что любила надевать Виолетта в той комнате, где хранились семейные сокровища, Рэчел изобразила на голове корону, чем окончательно заменила свое изображение на рисунке изображением королевы Виолетты.

Виолетта настоятельно требовала считать ее королевой. Вот Рэчел и короновала ее, предоставив ей то, чего она требовала.

Она услышала крик, донесшийся из темноты в глубине.

А когда она увидела их, приближающихся совсем с другой стороны, то прижалась спиной к стене пещеры, когда эти мерзкие существа проплыли, извиваясь и скользя по воздуху, пробираясь в темноту.

Рэчел с широко открытыми глазами задержала дыхание, когда эти рычащие и щелкающие зубами, легкие, как дымка, неуловимые формы проплывали мимо нее.

Ее сердце билось изо всех сил, а она прислушивалась к истерическим крикам Виолетты.

– Что ты наделала! – закричала та из темноты.

Виолетта стремительно выбежала на свет. Рэчел могла видеть Виолетту сквозь призрачных существ, которые вновь устремились в пещеру навстречу «королеве». Глаза Виолетты стали еще больше, когда она увидела, что они продолжают преследовать ее.

– Что ты наделала! – вновь закричала Виолетта.

Рэчел промолчала – она была слишком перепугана, наблюдая за происходящим.

– Рэчел… помоги мне! Ведь я всегда любила тебя! Как могла ты сделать такое со мной!

– Ты сделала это сама, королева Виолетта.

– Я всегда была доброй и заботливой!

– Доброй и заботливой? – Рэчел едва могла верить своим ушам. – Ты посвятила свою жизнь ненависти, королева Виолетта.

– Я ненавидела только тех, кто поступал по отношению ко мне не так, как следовало, кто был злым и эгоистичным! Я всегда старалась угождать своим людям. Я ведь хорошо обращалась с тобой. Я дала тебе пищу и пристанище. Дала тебе больше, чем кто-либо типа тебя мог получить бы без моей помощи. По отношению к тебе я проявляла только великодушие и щедрость. Помоги мне, Рэчел. Помоги мне, и я вознагражу тебя.

– Я хочу жить. Вот какая мне нужна награда.

– Как ты можешь быть такой жестокой… такой злобной? Как ты можешь допустить, чтобы такое могло случиться с другим человеческим существом? Как ты только можешь участвовать в чем-то подобном?

– Но ведь именно ты создала этих призраков-гоблов.

– Ты предала меня! Я ненавижу тебя! Ненавижу воздух, которым ты дышишь!

Рэчел кивнула.

– Ты сама сделала свой выбор, Виолетта. Ты всегда ненависть предпочитала жизни. Ты пришла в эту пещеру, потому что выбрала ненависть. Саму себя ты променяла на эту ненависть.

Когда призраки-гоблы приблизились к Виолетте, они завыли такими голосами, какими в воображении Рэчел должны кричать мертвые в преисподней. И от этого по ее телу поползли мурашки.

Она прижалась спиной к каменной стене пещеры и стояла, застыв в испуге, наблюдая, как те самые зубы, что предназначались для нее, вгрызались в истерично визжащую королеву Виолетту.

Рэчел понимала, что само их существование, порожденное ненавистью, будет завершено лишь когда они управятся с предназначенной им работой и кости будут обглоданы. Только тогда эти существа исчезнут навсегда.

Глава 42

Услышав шум, Верна подняла глаза. Наконец-то появился Натан, энергично вышагивающий к ним; его руки раскачивались в такт движению длинных ног, легкая накидка развевалась сзади. Генерал Тримак старался не отставать от пророка.

Кара, нетерпеливо вышагивавшая по коридору, наконец остановилась, чтобы понаблюдать за приближением Натана и группы людей, следовавших за ним. Принимая во внимание, каким огромным был дворец, потребовалось значительное время, чтобы разыскать Натана и привести его и других вниз, к гробницам.

Натан резко остановился.

– Пожалуй, стоит завести здесь лошадей, чтобы быстрее передвигаться. То мне нужно быть здесь, то срочно нужно оказаться там. – Он взмахнул рукой, подчеркивая огромные масштабы дворца. – Большую часть времени я трачу на то, чтобы переходить из одного конца раскинувшегося здесь монстра в другой. – Он сердито взглянул на наблюдавших за ним. – Так в чем же тут дело? Никто не смог сказать мне ничего вразумительного. Вы нашли что-нибудь? Нашли Энн и Никки?

– Успокойся и говори тише, – сказала Кара.

– Почему? Боишься, что разбужу мертвых? – огрызнулся он.

Верна ожидала, что Кара ответит на его сарказм не менее язвительным замечанием, но она так не сделала.

– Мы точно не знаем, что именно нашли, – сказала она, и в ее словах отчетливо проявлялось волнение.

Натан только больше нахмурился после ее загадочного ответа.

– Что ты хочешь сказать?

– Нам нужны твои способности, – пояснила Верна. – Мой дар заметно ослаблен здесь. А нам необходимо использовать дар, чтобы получить ясность в этом деле.

Его опасения начинали расти, он посмотрел на стоявшего рядом с ним генерала, затем на Бердину и Найду, ожидающих позади Кары. Наконец он оглядел остальных морд-ситов, рассыпавшихся среди солдат по всей длине коридора. Все морд-ситы были в костюмах из красной кожи.

– Хорошо, – сказал он уже более осмотрительно. – В чем проблема и что вы задумали?

– Служители подземелья… – начала Кара.

– Служители подземелья? – перебил ее Натан. – Кто они?

Кара указала рукой на группу людей в белых мантиях, стоявшую в самом конце коридора, позади вооруженных воинов Первой когорты.

– Они работают в этом месте и поддерживают здесь порядок. Как ты знаешь, мне казалось, что здесь что-то не так.

– Ты уже говорила об этом, но, несмотря на все поиски, я не вижу, чтобы здесь что-то было не так.

Кара обвела рукой вокруг.

– Ты недостаточно хорошо знаешь это место. Я прожила здесь почти всю свою жизнь, но даже я плохо знакома совсем лабиринтом этих коридоров. В прошлом гробницы посещались лишь Лордом Ралом. Однако служители подземелья проводят здесь значительную часть своего времени, поддерживая это место постоянно готовым для подобных визитов, и никто лучше них и не знает это место.

Натан потер подбородок и снова посмотрел через плечо на стоявшие в конце коридора фигуры в белых одеждах.

– В этом есть смысл. – Он вновь повернулся к Каре. – Ну так и что же они могут рассказать?

– Они немые. И Даркен Рал отбирал только неграмотных людей для работы служителями подземелья, так что они не умеют ни читать, ни писать.

– Отбирал? Ты хочешь сказать, что он отлавливал людей и насильно загонял на эту службу?

– Именно так, – сказала Бердина, немного сдвинувшись с места, чтобы встать рядом с Карой. – Точно так же, как набирал молодых женщин, тренируя их как морд-ситов. – Кара указала рукой в сторону гробницы Паниза Рала. – Для того чтобы служители подземелья не сказали худого слова о его отце, Даркен Рал отрезал им всем языки. А поскольку они не умеют ни читать, ни писать, то и не смогут тайно написать что-то обидное об умерших предводителях.

Натан печально вздохнул.

– Он был жестокий человек.

– Он был злобный человек, – сказала Кара.

Натан кивнул.

– Я никогда не слышал ничего, что опровергало бы это.

– Тогда откуда ты знаешь, что служители подземелья считают, что здесь, внизу, что-то не так, – спросил Кару генерал Тримак. – Они ведь не могут тебе сказать об этом или даже написать.

– Вы подаете своим людям сигналы рукой, когда требуется сохранить тишину, или во время сражений, когда они могут не услышать вас. Эти люди используют нечто подобное. Чтобы общаться между собой, они пользуются знаками, которые разработали за многие годы. Я задавала им вопросы, и они отвечают на них так, что отчасти можно понять. Не сомневаюсь, вы будете удивлены тем, насколько они наблюдательны.

– Но все же гораздо любопытнее, чего они думают, – сказала Верна.

Все это в целом казалось ей нелепым и бессмысленным, но само по себе происходящее воспринималось достаточно серьезно, к тому же ей хотелось знать наверняка. Верна научилась, став аббатисой, что независимо от того, как она сама относилась к тому или иному вопросу, вовсе не лишним было сохранять объективность. А в делах столь серьезных глупо не убедиться до конца, что здесь нет реальной проблемы. Хотя удовольствия все это ей не доставляло.

Подозрительный взгляд Натана вновь обратился к окружающим.

– Итак, что же они думают?

Кара указала в сторону ближайшего пересечения коридоров.

– Вон там, за тем пересечением, они обнаружили место, которое на их взгляд неправильное.

– Неправильное? – Натан в раздражении упер руки в бока. – Неправильное в каком смысле?

– Камень, которым выложены стены коридоров, имеет внутренние узоры. – Кара повернулась и показала на различные рисунки в настенном мраморе позади себя. – Вот, видишь? Все люди, работающие здесь, легко опознают эти рисунки, образованные серыми прожилками. Они прослеживают эти уникальные своего рода знаки.

Натан подошел ближе, вглядываясь в серые прожилки.

– Это язык символов, – добавила Кара.

Натан оторвался от созерцания стены и повернулся к Каре.

– В этом есть какой-то смысл. Продолжай.

– В этом коридоре, вон там, в стене находится мраморная плита, которая относится к другому месту.

Натан снова стал подозрительным и искоса посмотрел на нее, как будто подыгрывал спектаклю, но сам ничуть не верил.

– Но к какому месту она может относиться?

– В том-то все и дело, – сказала Кара. – Они не могут найти тот коридор, к которому она относится. Насколько я поняла, они пытались сказать мне, что здесь потерян коридор.

– Потерян? – Натан тяжело вздохнул и почесал голову, оглядываясь вокруг. – И куда же мог запропаститься этот коридор?

Кара наклонилась к нему чуть ближе.

– Спрятан за этим куском мрамора.

Он молча уставился на нее, при этом обдумывая услышанное.

– Так что мы хотим, чтобы ты воспользовался своим даром и посмотрел, сможешь ли ощутить присутствие кого-либо за этой стеной, – сказала Верна.

Беспокойство явно проступило на лице Натана Рала, в то время как он оглядывал наблюдавшие за ним лица.

– Кто-то прячется за этой стеной?

Кара кивнула.

– Верно. Кто-то прячется за этой стеной.

Натан потер шею рукой, поглядывая вдоль коридора, ведущего к пересечению.

– Ну, по крайней мере, как бы ни была безумна эта теория, проверить ее достаточно просто. – Он взмахнул рукой, указывая, чтобы генерал Тримак подошел к нему. – И ты считаешь, что Первая когорта здесь просто необходима?

Кара пожала плечами.

– Это зависит от того, есть ли что-либо малоприятное по ту сторону стены.

Генерал выглядел не просто заинтересованным, а скорее встревоженным. Ведь он отвечал за охрану дворца и каждого, находящегося в нем, – особенно Лорда Рала. И он крайне серьезно относился к своим обязанностям.

Генерал качнул рукой в направлении подозрительной стены.

– И ты думаешь, что там есть что-то опасное?

Кара не уклонилась от грозного взгляда генерала.

– Никки и Энн исчезли как раз где-то здесь.

Шрам, тянувшийся по щеке этого человека, побелел. Он сунул большие пальцы за пояс с оружием и повернулся в сторону. Один из его людей тут же бросился к нему, чтобы получить указания.

– Я хочу, чтобы вы все держались поблизости, но очень тихо.

Офицер кивнул и бесшумно вернулся к солдатам, чтобы передать приказ.

– Но кто же, по-вашему, может прятаться за этой стеной? – спросил генерал, обмениваясь взглядами со всеми женщинами.

– Не ожидайте советов от меня, – сказала Верна. – Я хоть и обеспокоена, но даже не представляю, кто или что может там быть. Не могу сказать, что верю хотя бы в часть этого, но во Дворце Пророков были такие служители, которые распознавали удивительно странные вещи, такие, которые никто другой не был способен осознать. Я не знаю, в чем здесь дело, но не хочу просто так отметать беспокойство людей, которые знают это место лучше меня.

– В этом есть смысл, – заметил генерал.

Натан сдвинулся с места.

– Тогда давайте подойдем и посмотрим.

Следуя позади остальных, Верна испытывала облегчение оттого, что ей удалось убедить Натана в серьезности этого дела. Сама она в это не верила, но ей очень хотелось поддержать Кару. Кара относилась к людям того типа, чьи слова можно принимать на веру. Морд-сит ужасно беспокоилась за Никки, даже почти перестала спать в последнее время. И что касается беспокойства Кары – Никки была не только ее подругой, но и звеном цепи в поиске Ричарда.

Все двигались как можно тише. Кара шла впереди, за ней следовал Натан. Верна оставалась чуть сзади, вместе с Бердиной и Найдой. Генерал Тримак вместе со своими воинами составлял тыл.

За поворотом и дальше, вдоль подозрительного коридора, шипели и потрескивали несколько факелов. Один из них, похоже, догорал. Тем не менее служители подземелья продолжали держаться в стороне. Генерал сделал знак своим людям. Несколько человек взяли факелы из коридоров сзади и принесли их сюда.

Кара щелкнула пальцами, чтобы привлечь внимание генерала, и направила половину людей вперед, чтобы охранять коридор и с другой стороны. Несомненно, она хотела, чтобы это место было заблокировано со всех сторон. С солдатами она отправила и нескольких морд-ситов.

Кара у мраморной стены провела пальцем по контуру из серых прожилок, прослеживая очертания лица на камне. Теперь даже Верна узнавала это особенное лицо.

– Они говорят, что это лицо не подходит к этому месту, – прошептала Кара, когда Натан склонился близко к ней.

Натан кивнул, затем выпрямился. Он махнул рукой, показывая, чтобы Кара отошла и не мешала ему.

Кара нахмурилась и бросила на Верну озадаченный взгляд. Она совершенно не понимала, что делает этот старый волшебник. Но Верна знала, и даже очень хорошо. Он использовал свои способности, чтобы ощутить, что находится по ту сторону камня. Он использовал свой дар, чтобы отыскивать признаки чего-то живого. Верна тоже могла делать подобные вещи, хотя и не с таким успехом, как он, но не могла сделать этого в этом дворце. Сам Народный Дворец подавлял дар любого, обладающего им, кроме Рала. Верна пыталась проверить, что там, за этой стеной, еще когда они в первый раз осматривали коридор вместе со служителями подземелья, но не преуспела в этом.

Кара вернулась и теперь стояла рядом с Верной. Она наклонилась к ней и заговорила почти шепотом:

– Ну и что ты думаешь?

– Думаю, Натан скажет нам, когда что-то узнает.

Генерал Тримак наклонился к ним.

– Как много времени это займет?

– Не очень, – успокоила его Верна.

Пока Верна наблюдала, лицо Натана вдруг побелело. Он, запнувшись, отступил на шаг от стены.

При виде такой его реакции в руке у Кары появился эйджил. Бердина и Найда также развернули в руках свое оружие.

Натан, снова запнувшись, сделал еще один шаг назад. Он потрясенно поднес руку к лицу. А затем с открытым ртом повернулся к ним.

И торопливыми движениями, стараясь делать все как можно тише, он бросился назад, к ним.

– Добрые духи. – Он провел пальцами по волосам, оглядываясь назад и не сводя глаз с той особенной стены.

– Добрые духи, что же там? – почти прорычала Кара.

Натан, с лицом, почти таким же белым, как его волосы, обратил свои голубые глаза к морд-ситу.

– По ту сторону стены – сотни людей.

На мгновение Кара потеряла дар речи.

– Сотни? Ты уверен?

Он решительно кивнул.

– Возможно, тысячи.

Верна наконец совладала со своим голосом.

– Что за люди? Кто они?

– Не знаю, – сказал Натан, его голова почти безвольно вертелась туда-сюда, между их лицами и лицом на мраморной стене. – Не могу даже представить. Но могу сказать, что у них изрядное количество стали.

Генерал Тримак наклонился вперед.

– Стали?

– Оружия, – сказала Верна.

Лицо Натана помрачнело.

– Да, именно так. Вот здесь, внизу, стали не так много, так что получается хорошо заметное отличие, когда я пользуюсь своим даром и пытаюсь ощутить, что находится за стеной. Так что: там находится множество людей, и при них много оружия.

– Это могут быть только вооруженные солдаты, – сказал генерал, осторожно извлекая свой меч. Он сделал знак своим людям. Они все сделали то же самое. Через мгновение они уже все были с оружием в руках.

– Есть какая-то идея, кто бы это мог быть? – шепотом спросила Бердина.

Натан, выглядевший таким же обеспокоенным, как и Верна, каким не бывал никогда, лишь покачал головой.

– Нет. Я не могу определить, кто они такие, а только лишь, что они находятся там.

Кара направилась по коридору.

– Что ж, давайте это выясним.

Генерал сделал короткой движение рукой, подавая сигнал своим людям. Они начали осторожно приближаться с обеих сторон.

– И как ты предполагаешь выяснить это? – спросила Верна, следуя за Карой по пятам.

Кара остановилась и, повернувшись, посмотрела на нее. Затем повернулась к Натану.

– Можешь ли ты воспользоваться своим даром, чтобы… ну, я не знаю… снести эту стену или что-то в этом роде.

– Разумеется.

– Тогда, я думаю, мы…

Кара замолчала, когда Натан поднял руку. Он вскинул голову, прислушиваясь.

– Они разговаривают. Говорят что-то про свет.

– Свет? – переспросила Верна. – Что ты имеешь в виду?

Лицо Натана стало сосредоточенным, когда он сконцентрировал внимание, будто пытаясь услышать что-то. Она знала, что он слушает своим даром, а не ушами. Было крайне досадно, что она не может сделать то же самое.

– У них исчез свет, – негромко сказал он. – Все их лампы неожиданно погасли.

Теперь все повернулись к стене, из-за которой начали доноситься приглушенные голоса. Сейчас уже не требовалось никакого дара, чтобы расслышать их. Люди жаловались на темноту и хотели знать, что случилось.

Затем раздался крик. Он длился всего лишь мгновение, после чего сразу же установилась тишина. Стали раздаваться приглушенные возгласы, говорящие о смятении и нарастающей панике.

– Сноси перегородку! – обратилась Кара к Натану.

Из-за стены теперь доносились пронзительные вопли. Люди кричали не только от ужаса, но и от боли.

Натан поднял руки, чтобы произвести и бросить сгусток энергии, который должен разнести стену.

Прежде чем он успел сделать это, белый мрамор словно взорвался. Куски камня падали с оглушающим грохотом. Первым оттуда возник гигант с окровавленным мечом в руке, пробивший плечом стену мощнейшим ударом с той стороны. Он рухнул на пол и заскользил по нему.

Осколки самых разных размеров и форм постепенно устлали коридор. Крупные плиты мрамора, вывернутые из стены, высвобождались под собственным весом и падали на пол, разбиваясь. В этом хаосе из летящих кусков камня и клубящейся пыли Верна разглядела силуэты людей в доспехах и с оружием в руках. Они явно пребывали в состоянии недоумения, будто участвуя в битве с невидимым врагом. Рев от их голосов выражал ярость, замешательство и ужас.

За облаками пыли и обломками Верна увидела темный коридор, заполненный солдатами Имперского Ордена.

Сопровождаемые грохотом, из пролома в стене хаотически сыпались люди. Огромного роста, с татуировками, носившие темные кожаные доспехи, ремни с заклепками, кольчуги и шипы на коже, некоторые уже без рук, другие с рассеченными лицами, они тяжело валились на пол. Голова, потряхивающая сальными свалявшимися волосами, выкатилась из-за завесы каменной пыли. Люди, потерявшие ноги, опрокидывались и падали. Другие, разрубленные пополам прямо посередине, бесформенной кучей валились в общую свалку.

Кровь фонтанами разбрызгивалась по белому мраморному полу.

И среди летящих от пролома камней, среди взметнувшейся волнами пыли, среди отрубленных голов, кувыркающихся по засыпанному осколками мрамору, среди кричащих, падающих и умирающих людей, среди мешанины из крови и тел, вываливающихся в коридор, – Ричард, в окружении смертельно раненых воинов, гибнущих по обе стороны от него, Ричард, размахивающий мечом, зажатым в одной руке, и придерживающий другой рукой совершенно бесчувственную Никки, – прорвался через брешь в темной стене солдат.

Глава 43

Кара, поставив ногу на спину свалившегося солдата Имперского Ордена, прыгнула в сторону Ричарда, едва он, используя свой момент инерции, проскочил над завалом каменной крошки и блоков, вдребезги разбитых Брюсом, когда тот прорывался через тонкую мраморную стену, словно через линию блокировщиков. Как только Ричард ускользнул от поднятых мечей и фонтанов крови, он опустил Никки на пол, поверх слоя каменной пыли, покрывающей полированную поверхность, и оттолкнул, чтобы она оказалась за пределами опасной зоны.

Затем он мгновенно развернулся, обращая меч к стене солдат, выбирающихся из темного прохода в освещенный факелами коридор. Он беспощадно использовал любую слабость в их защите. Они же яростно сражались, стараясь добраться до него и разделаться с ним. Клинок резал плоть и рубил кости. Стоял оглушающий шум: одни люди рычали, другие пронзительно кричали, издавая боевой клич, некоторые вскрикивали в смертельной боли.

Ричард уклонялся от их яростных атак и при каждой возможности позволял своему мечу прорываться сквозь этот натиск. Каждый из его быстрых и проворных ударов достигал своей цели. Хотя, похоже, каждого убитого им солдата тут же заменяли трое новых.

Кара обрушилась на огромного человека с бритой головой, едва тот двинулся в сторону Ричарда. Используя обе руки, она провела своим эйджилом прямо поперек его горла. Ричард заметил шок от боли в глазах этого человека, мгновение после этого еще стоявшего на ногах, и лишь затем свалившегося на пол. Он воспользовался освободившимся пространством, чтобы повернуться и всадить свой меч в другого солдата, находившегося сбоку от него.

Все воины, собранные в этом темном проходе, были очень опытными бойцами. Сражение началось для них совершенно неожиданно, но теперь, когда оно уже обрушилось на них, они дрались с дикой яростью. Здесь были не солдаты регулярной армии Имперского Ордена, люди, присоединившиеся к войне ради славы и разбоя. Это были профессиональные воины, хорошо обученные и опытные люди, специалисты своего дела. Они были сильные и тренированные, все носили по меньшей мере кожаные доспехи. На некоторых были дополнительно надеты еще и кольчуги. И у каждого из них было добротное оружие. Они сражались, делая взвешенные точные движения, и имели шансы прорваться через оборону противника.

Как ни были они сильны и опытны, они оказались застигнутыми врасплох и очень удивлены внезапной темнотой и последующим быстрым нападением. Они были убеждены, что поскольку тайно прокрались на вражескую территорию, то надежно укрыты. В минуту удивления и тревоги, когда в проходе стало темно, они оказались охвачены приводящим в смятение страхом неизвестного. И как раз во время этого короткого замешательства люди начали умирать без малейшего представления, как и почему.

Ричард использовал это удивление, чтобы прорваться через их ряды так быстро, как только можно. Меньше всего его устраивало увязнуть в рукопашной схватке. Его цель состояла в том, чтобы прорваться сквозь них, а не вступать в бой с врагом. Принимая во внимание, что им было необходимо провести Никки, Джиллиан и Эди, – он, Брюс и генерал Мейфферт старались сделать все, чтобы прорезать себе путь без задержек на стычки. К тому же внутри дворца способности Эди значительно ослабли, и это создавало дополнительные затруднения.

Эти прятавшиеся здесь солдаты Ордена, растерявшиеся, внезапно оказавшись в темноте, тем не менее быстро пришли в себя и сейчас находились в своей стихии: в сражении. Это были войска, которые Орден обычно использовал для десанта и вторжения, чтобы подавить неприятеля мощной атакой, сметающей всякое сопротивление.

К счастью для Ричарда, в конечном счете ни ему, ни Брюсу, ни генералу Мейфферту не пришлось сражаться в одиночку против толпы. Кара свалила вокруг себя столько людей, сколько смогла, и теперь взбиралась по ним, чтобы добраться до тех, кто пытался дорваться до Ричарда. Эти люди были знакомы лишь с обычными войсками противника; они очень мало знали о морд-ситах. Некоторые пытались увернуться от Кары – но наталкивались тут же на других морд-ситов, которые моментально вырастали перед ними и уничтожали их. Ричард видел, как Бердина и Найда всаживают свои эйджилы им в затылки или прямо в грудь, убивая почти мгновенно. И со всех сторон раздавались крики и стоны людей, умирающих в муках.

Стоявшая наготове Первая когорта атаковала солдат Имперского Ордена сразу с двух сторон. Ричард видел, как генерал Тримак повел своих людей прямо в самое пекло сражения. Первая когорта была элитой из элит и более чем сопоставима с гвардейцами Ордена не только по габаритам, но и по боевому опыту. Д’харианские войска состояли из закаленных в сражениях людей, хорошо сведущих в том, как нести смерть, и репутация их была вполне заслуженной.

Несколько человек в кожаных доспехах и с перекошенными ненавистью и злобой лицами рванулись к Ричарду. Прежде чем он успел выставить свой меч, двое огромных воинов выступили прямо перед ним, блокируя возможность добраться до него. После молниеносных ударов локтями в повороте солдаты Ордена оказались с разорванными шеями и перерезанными сонными артериями.

Ричард даже моргнул пару раз, когда увидел, что это Улик и Иган, два светловолосых телохранителя Лорда Рала. Темные кожаные полосы, накладки и пояса их формы были так подогнаны по фигуре, что составляли вторую кожу поверх их бугрящихся мышц. На коже костюмов, по центру груди, была вырезана витиеватая буква «Р», а несколько ниже два скрещенных меча. Чуть выше локтей на их руках были специальные металлические ленты, предназначенные для сражений в тесных помещениях. На этих лентах были бритвенно острые выступы. И для вторгшихся солдат очень скоро стало очевидно, что каждый, кто оказался достаточно близко к Улику или Игану, не только обречен на смерть, но на смерть самым ужасным образом.

Несколько групп воинов, прорывающихся через пролом в стене, были уничтожены Натаном с помощью магии. Взрывающиеся вспышки разрезали людей в кольчугах, разбрасывали во все стороны осколки горячей стали, рикошетом отскакивающие от стен, пола и потолка. Это было беспощадное и неравное противостояние для солдат, не успевших даже схватиться за мечи, чтобы поднять их против высокого пророка, прежде чем они оказались разорваны на части сконцентрированным применением его дара.

Генерал Мейфферт уклонился от занесенных топоров, прорвавшись сквозь окутывающий пролом дым. Джиллиан жалась к его спине под прикрытием ножен от его меча, а свободной рукой он поддерживал Эди.

Ричард заметил, что Эди в крови.

Кара застыла, увидев их.

– Бенджамин?

– Вот! Уведи Эди!

– Я должна защищать Лорда Рала.

– Делай, чего тебе приказывают! – закричал он, перекрывая шум сражения. – Помоги ей!

Ричард даже удивился, когда Кара немедленно отставила все свои возражения, чтобы помочь увести Эди, освободив генерала от забот о ней. Освободившейся теперь рукой он подхватил Джиллиан и оттолкнул в другую сторону, подальше от тех двоих, что решили напасть на него справа. Он увернулся, выбрасывая вперед свой меч и протыкая насквозь одного из них. Брюс стоял лишь чуть дальше, но успел пригнуться и не попасть под генеральский меч. С этой низкой позиции Брюс нанес удар второму из нападавших по коленям. Когда на генерала бросился третий, Иган обхватил мускулистой рукой шею этого солдата и повернул ее. Тот моментально ослаб. Иган отбросил его в сторону как тряпичную куклу и немедленно направился за очередным солдатом Ордена.

– Вернись назад! – крикнул генерал Мейфферт Каре, едва она вновь вернулась в самую гущу битвы.

– Я должна…

– Уходи! – закричал он, в то же самое время рукой утягивая ее назад. – Я сказал – уходи!

– Натан! – окликнул Ричард пророка, перекрикивая стоявший шум, когда осознал ту возможность, которую только что продемонстрировал ему генерал Мейфферт, убирая Кару с дороги. Пророк повернулся на его голос, и Ричард указал на пролом в темный коридор, который только что освободил генерал. – Теперь мы все здесь! Можешь действовать!

Натан все понял и не стал терять ни мгновения. Он немедленно поднял руки, и между его ладонями вспыхнул свет. Волшебный огонь сформировался из этого сияния, неровно мерцая и озаряя вспышками сцену жестокого сражения.

Натан без промедления метнул светящийся шар в сторону врага.

Несущая смерть сфера кипящего, пузырящегося жидкого огня понеслась на воинов Джеганя. Ослепительный ад распространялся везде, где она проносилась по воздуху. Даже сквозь шум сражения, порождающий эхо в каменных коридорах, Ричард мог слышать ее завывания, пока она неслась по широкому темному проходу, полному солдат Имперского Ордена, рвущихся во дворец и готовых присоединиться к сражению.

Волшебный огонь катился по коридору, разбрасывая по белому мрамору красновато-оранжевый свет. Уже одного звука было достаточно, чтобы люди цепенели в панике.

Этот было страшное видение сжигающей смерти, разбрызгивающейся на живую плоть. Выросшая в размерах сфера жидкого огня продолжала висеть достаточно высоко, выше голов людей, в то же время проливая на них смерть. Этот крутящийся ад каскадами рассылал жидкий огонь и пламя на перепуганных массы воинов.

Пронзительные крики агонии заглушили лязг стали сражающихся возле пролома.

Натан создал очередную порцию огня и тут же отправил ее вслед за предыдущей.

Огненный шар покатился по темному коридору, не оставляя без внимания ни людей, ни стен, повсюду разливая пламя, так что полыхало все подряд. Жидкий огонь был таким цепким, таким липким, так яростно действовал, что проедал плотное кожаное снаряжение и прожигал сквозь кольчуги, вцеплялся в плоть, чтобы сжечь ее. Люди, оказавшиеся в огне, срывали с себя одежду, стараясь избавиться от пламени, но это не давало спасения. Волшебный огонь, попадая на человека, прожигал его до костей, прежде чем угасал. И когда человек начинал сбрасывать кожаные доспехи, которые уже прожег клейкий жидкий огонь, было уже слишком поздно. Доспехи прогорали до самой кожи, и людям оставалось лишь сдирать собственную плоть.

Этот огонь окутывал лица. От шока у людей спирало дыхание, но они все же втягивали вихрящееся пламя в свои легкие.

Запах горящей плоти был нестерпимым. Крики и вопли – ужасающими.

Воины, вырвавшиеся из пролома, поняли, что больше никто не придет им на помощь с той стороны. А солдаты Первой когорты окружали их со всех сторон, подминали их, добивали копьями тех, кто еще шевелился среди поваленных.

У них не было выбора, а в сражении была вся их жизнь. В этой же битве возможность сдачи в плен не предусматривалась.

Генерал Мейфферт разрубил одного из противников вдоль плеча. Брюс, удерживая рукоять меча двумя руками, проткнул насквозь другого, и тот свалился, растянувшись прямо у его ног. Как только еще один, с перекошенным от ярости лицом, ринулся к Ричарду, тот развернулся и выставил меч, отчего тот почти по середину вошел в голову человека, чуть ниже уровня глаз. Ричард выдернул меч, и нападавший свалился на колени, успев лишь вскрикнуть от испуга. Бердина, в красном кожаном костюме, как у всех остальных морд-ситов, сделала шаг вперед и довершила дело, нанеся эйджилом удар по основанию его черепа.

Натан запустил в темный коридор очередную крутящуюся и разбрызгивающую огонь сферу. Было тяжело наблюдать, когда безжалостный огненный ад движущейся смерти добивал тех, кому прежде удалось его избежать. Люди, оказавшиеся под огнем, сходили с ума, стараясь ускользнуть от идущего на них пламени. Но такой возможности не было. Они оказались в ловушке, устроенной не только огнем, но и огромным количеством тел, лежащих вокруг. Несчастным оставалось только кричать в агонии, пока они сгорали заживо. Спиральные языки пламени вырывались из их ртов. Ричард был уверен, что те солдаты, что находятся еще дальше, уже оставили мысли о нападении и обратились в бегство, надеясь найти безопасность в лабиринте катакомб.

То, что всего минуту назад было жестоким сражением, вдруг стихло. Остававшиеся в живых солдаты Имперского Ордена были безжалостно уничтожены Первой когортой.

Кара оттолкнула человека, которого только что убила. Он повалился и упал на пол с глухим ударом. Генерал Мейфферт оказался рядом с ней, и она взглянула на него даже более раздраженно, чем на только что убитого солдата.

– Какого черта ты кричал на меня, указывая, что следует делать?

– Делал то, что необходимо. Ты препятствовала тому, что собирался сделать Лорд Рал. Нужно было убрать тебя с дороги.

Кара оглянулась.

– Ну, меня не интересует…

– Сейчас не время для обсуждений. – Его ярость казалась вполне сравнимой с ее. – Как только я взял на себя руководство, ты должна была выполнять то, что тебе говорят. Именно так все и должно делаться.

Она обратила свой разгневанный взгляд в коридор, где все еще продолжали метаться сгорающие заживо люди. Их превратившиеся в факелы руки трепетали посреди этого ада.

Ричард понимал, что в этом коридоре было слишком много солдат, чтобы им удалось уничтожить их всех. Он постарался убрать из этой зоны генерала, Брюса, Джиллиан и Эди, чтобы Натан смог применить сжигающий все волшебный огонь. Генерал уже понял намерение Ричарда, а Кара все еще оставалась препятствием к этому. Приняв на себя командование, он не мог позволить никому оспаривать его приказы – особенно в разгар битвы.

Как только Кара осознала истинное положение дел, она прекратила спор и немедленно присоединилась к Ричарду, с трудом пробирающемуся по скользкому от крови полу к Никки, лежавшей на спине у стены.

– Никки? – Ричард осторожно просунул руку под ее шею. – Держись. Натан здесь рядом.

Ее глаза почти полностью закатились. Она содрогалась в конвульсиях боли. Ричард мог только догадываться, что Джегань пытается убить ее, но заклинание дворца ослабляет эти попытки. И это тянуло ее в медленную и мучительную смерть.

Он повернулся.

– Натан! Ты нам нужен здесь!

Бросив взгляд мимо свалки тел солдат Имперского Ордена, Ричард увидел Натана, опустившегося около кого-то на колени. У Ричарда было ужасное ощущение, что он знает, кто это. Натан поднял глаза, глядя печально и безнадежно на Ричарда.

– Никки… держись. Помощь уже близко. Обещаю, что сниму с тебя это кольцо. – Он ухватил руку Кары и подтянул ее ближе. – Оставайся с ней. Я не хочу, чтобы ей казалось, что она осталась одна. Она не должна оставаться одинокой.

Кара кивнула, ее голубые глаза поблескивали влагой.

– Лорд Рал, я действительно рада видеть вас.

Он оперся рукой на ее плечо, поднимаясь.

– Я и не сомневался. Позволь и мне сказать, что я тоже очень рад видеть тебя.

Ричард перебрался прямо через тела солдат Имперского Ордена, вместо того чтобы тратить время и обходить их. Было нечто сюрреалистическое в таком количестве трупов, без конечностей или голов, в этой крови, осквернившей сакральные беломраморные коридоры дворца.

Когда он миновал нагромождения мертвых, его страхи подтвердились: он увидел, что Натан присел около Эди. Старая волшебница едва дышала.

Ричард склонился рядом с пророком.

– Натан, ты должен помочь ей.

Генерал Мейфферт и Джиллиан опустились по другую сторону около старой женщины. Джиллиан взяла руку Эди и прижала ее к своей груди.

Натан смотрел усталыми и повлажневшими глазами.

– Очень жаль, Ричард, но, похоже, это за пределами моих возможностей.

Ричард проглотил комок, застрявший в горле, пока смотрел вниз, на Эди. Она же пристально смотрела на него совершенно белыми глазами и выглядела очень спокойной, хотя, должно быть, испытывала ужасную боль.

– Эди, мы сделали это. Все, как и задумали. Ты сделала это. Ты привела нас сюда.

– Я рада, Ричард. – Она слабо улыбнулась. – Но теперь ты должен помочь Никки.

– Думай лучше о себе.

Она ухватила его руку и чуть подтянула к себе.

– Ты должен помочь ей. Моя часть уже закончена. Теперь она – твоя единственная возможность спасти все, что у нас есть дорогого в этом мире.

– Но…

– Помоги Никки. Теперь она – твоя единственная надежда. Обещай мне, что ты поможешь ей.

Ричард кивнул, ощущая, как слеза скатилась по его щеке.

– Обещаю.

Ее улыбка стала шире, от чего морщины на щеках разгладились.

Ричард не удержаться от улыбки, осознав, что она только что сделала. Зедд однажды рассказывал ему, что волшебницы всегда сообщают только часть, и таким путем убеждают тебя согласиться с тем, чего ты, в другом случае, не мог бы принять.

– Для меня не требуются все эти трюки волшебниц, чтобы заставить сдержать свое обещание помочь Никки. Натан снимет кольцо с ее шеи.

Она улыбнулась ему, но Ричард ощутил, что ее рука слегка напряглась.

– Я в этом не уверена, Ричард. Ей нужна помощь, которую можешь дать именно ты.

Ричард не знал, что может сделать такого, на что не способен Натан. Если бы он знал, как воспользоваться своим даром… Но Ричард давно уже утратил свою связь с ним. Когда глаза Эди закрылись, Джиллиан разрыдалась, а генерал Мейфферт опустил руку на ее плечо.

– Лорд Рал! – окликнула Кара.

Оба, и Ричард и Натан, посмотрели туда, где морд-сит склонилась над Никки.

– Поторопитесь!

– Держись, – прошептал Натан Эди.

Он коснулся пальцем ее лба. Эди вздохнула, ее мышцы ослабли.

– Это успокоит ее на какое-то время, – сказал Натан доверительным тоном Ричарду. – Может быть, с помощью некоторых сестер я смогу сделать для нее больше.

Ричард кивнул, затем взял Натана под руку и помог ему встать на ноги. По пути к Никки они проходили мимо беспорядочно наваленных безжизненных фигур. Большинство убитых были солдатами Имперского Ордена, но среди них лежали и воины Первой когорты.

Никки, если такое вообще возможно, выглядела еще хуже. Ее сотрясало от невидимых ударов, пытавшихся вышибить из нее саму жизнь.

– Ты должен снять с нее это кольцо, – сказал Ричард Натану. – Джегань использовал Рада-Хань, чтобы контролировать ее. И теперь, похоже, пытается убить ее с его помощью.

Натан, кивая, поднял ее веки и быстро оценил ее состояние. Затем наклонился и положил обе руки на гладкий металл, окружающий ее шею. На секунду он закрыл глаза, и его лицо нахмурилось от усилий, пока он пытался воспользоваться невидимыми силами. Казалось, сам воздух напряженно загудел вокруг них в мягкой вибрации. Через минуту диссонирующее ощущение стихло.

– Мне очень жаль, Ричард, – сказал Натан тихим голосом, распрямляясь.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе очень жаль? Ведь кольцо еще на ней. Ты должен снять его, пока он не убил ее.

Натан огляделся, разглядывая мертвых вокруг них, его голубые глаза выглядели чуть более влажными, чем были минутой раньше. Его печальный взгляд наконец вернулся к Ричарду.

– Мне жаль, мой мальчик, но я ничего не могу сделать.

– Нет, можешь, – сказала Кара. – Ты должен снять с нее это кольцо!

– Снял бы, если бы мог. – Он с подавленным видом покачал головой. – Но я не могу. Оно удерживается на ней обеими сторонами ее дара. Я же владею лишь одной стороной, магией Приращений.

Ричард никак не мог согласиться с этим.

– Но ведь дворец усиливает твои возможности. Ведь ты Рал. Твое могущество усилено этим местом. Здесь ты обладаешь куда большей энергией. Используй ее!

– Мой дар, заключенный в магии Приращений, действительно усиливается здесь – но я не владею магией Ущерба, и в этом отношении во мне нечего усиливать. Без противодействия зацеплению магией Ущерба я ничего не смогу сделать.

– Но ты можешь попытаться!

Натан опустил руку на плечо Ричарда.

– Я уже пытался. Моих способностей для этого недостаточно. Очень жаль, мой мальчик, но, боюсь, я ничего не могу сделать.

– Но ведь если ты ничего не сделаешь, она умрет.

Глядя Ричарду в глаза, Натан медленно кивнул.

– Знаю.

Сзади Натана возник генерал Мейфферт.

– Лорд Рал.

Оба, и Натан и Ричард, подняли глаза.

Пару секунд он пребывал в нерешительности, глядя то на одного, то на другого.

– Нам необходимо принять какие-то меры прежде, чем они смогут прислать новых людей через эти туннели. Не говоря уже о том, сколько еще солдат осталось в этих подземных помещениях, только и ожидающих, чтобы собраться и начать атаку. Мы должны действовать немедленно.

– Нужно очистить туннели, – сказал Ричард, и его собственный голос прозвучал для него как загробный.

– Что? – спросил Натан.

– В первую очередь очистить коридоры – убедиться, что здесь не осталось солдат Имперского Ордена. Затем использовать волшебный огонь. Направить его через катакомбы. Катакомбы – место для мертвых. Так что следует очистить их от живых.

Натан кивнул.

– Я немедленно займусь этим.

Когда он встал, Ричард, еще крепче сжав руку Никки, поднял глаза на высокого пророка.

– Натан, но должно быть хоть что-то, что ты можешь сделать.

– Я смогу удержать их, чтобы они не прорвались сюда.

– Я говорю о Никки. Что можно сделать, чтобы помочь ей?

Натан взглянул на Ричарда, будто смотрел из самых беспросветных глубин собственных мучений.

– Побудь с ней, Ричард. Будь с ней, пока она не покинет этот мир. Не позволяй ей оставаться одной в последние минуты. Это все, что ты можешь сейчас сделать.

Глава 44

Кара, сидевшая рядом с ним, опираясь на пятки, с сочувствием опустила ладонь на плечо Ричарда, склонившегося над Никки.

Он ощущал себя так, будто умирал сам.

Ричард обхватил Никки руками, словно защищая ее, не в состоянии предоставить ей хоть какую-то реальную защиту, хоть какое-то спасение – не в состоянии избавить ее от посягательств Джеганя на ее жизнь.

Череда событий, перенесшая его в эту точку жизни, казалась грандиозной. Но все, совершенное им, не имело значения; сторонники Имперского Ордена продолжали продвигать свое дело вперед. В своем фанатизме они вознамерились истребить из жизни всю ее радость, выдавить любое значение, любой смысл из нее и свести любое существование к нестерпимому страданию.

Преданные своей безумной вере в прекрасную вечную загробную жизнь, обретаемую через жертвование жизнью нынешней, последователи Ордена страстно стремились к тому, чтобы каждый, кто отважится существовать только ради одной этой жизни, будет вынужден безмерно страдать за одно лишь это странное, несносное, греховное желание.

Ричард ненавидел их. Ненавидел за весь тот вред, который они причиняли другим.

В эту минуту ему больше всего хотелось стереть их с лица мира живого.

Никки, несмотря на то, что большей частью ни на что не реагировала, обхватила рукой его шею, будто успокаивая его в этой печали. Она словно бы уговаривала, что все хорошо, и что она тоже, подобно многим другим, кто боролся и погибал, защищая образ жизни и право тех, кого они любили, жить в безопасности, окажется скоро в вечном покое, за пределами всякой боли. И хотя Ричард знал, что она наконец-то освободится от ужасающих страданий и воздействия Джеганя, он не мог примириться с самой мыслью о том, что ее не станет в мире живого.

В эту минуту Ричарду все казалось тщетным. Все доброе в жизни методично изничтожалось людьми, которые горячо и ревностно верят, что их благочестивая цель в жизни заключается в том, чтобы убивать тех, кто не поклоняется и не подчиняется верованиям Ордена.

Мир находился в тисках чрезвычайного безумия.

Сколько уже умерло и сколько еще умрет? Ричард ощутил себя так, будто захвачен бурлящим потоком, утягивается вниз, в глубины вечного отчаяния. И казалось, что нет конца этой бессмысленной резне, нет иного выхода из нее, кроме смерти.

А теперь вот и Никки собиралась в свое последнее путешествие.

Он просто хотел прожить свою жизнь с женщиной, которую любил, точно так, как живут многие другие. Вместо этого у Кэлен был похищена ее память, и в итоге она стала инструментом тех, кто охвачен жгучей страстью либо навязать свои верования каждому, либо уничтожить их всех. И хотя благодаря его стараниям Кэлен сбежала, приспешники Джеганя будут охотиться за ней, и никто из них не отступит. И если их не остановить, Орден все равно захватит Кэлен, точно так же, как захватывает каждого.

Вот и из Никки медленно утекает жизнь.

Как только Ричард отвлекся от всего и от всех, замкнувшись внутри себя, он ощутил, что там что-то резко и болезненно встряхнулось. Пару секунд он удерживался стиснутым в странном и безмолвном небытии, напоминающем царство мертвых, а затем его вновь швырнуло в состояние внутреннего смятения.

Он не знал источника этой внутренней дезориентации, но вдруг ощутил себя так, будто блуждает, затерявшись среди миллиона метеоров. А затем они все взорвались, прорываясь наружу, вырываясь откуда-то из глубин его существа.

Кара схватила его руку и затрясла.

– Лорд Рал! Что случилось? Лорд Рал!

Он только теперь понял, что кричал. Но не смог остановиться.

На самом накале, на самой высокой ноте, он пришел в себя, осознав.

Вдруг он понял, не имея ни малейших сомнений, причину этого ощущения.

Это было пробуждение.

Чудодейственная сила этого возрождения ошеломляла. Каждая частица, каждая ниточка его существа пылала огнем этой жизни. И в то же самое время в нем внутри все звенело, до мозга костей, погружая в боль, настолько величественную, что делало его почти бесчувственным.

Он вновь мог ощущать внутри себя то, что дано ему от рождения, ощущать себя вновь целиком, словно бы впервые за целую вечность. Это все было почти так, будто он забыл, кто он и что он, будто сбился с пути, и вот, в один слепящий миг, все внезапно вернулось к нему.

Это вернулся его дар. Ричард не догадывался, как и почему, но это случилось.

Единственное, что удерживало его в сознании, удерживало в сосредоточенности его мысли, и была та самая ярость к тем, кто через самооправдание извращенных верований причинял зло и ущерб тем, чей образ мысли был не таким, как у них.

В ту минуту, когда слепая ярость ко всем тем, кто жил лишь для того, чтобы ненавидеть и ущемлять других, вновь наполнила его связь с даром, он услышал металлический треск.

Никки тяжело дышала, ловя ртом воздух.

Ричард, почти не сознавая, что случилось, почувствовал лишь, что ее руки обхватили его и она отчаянно старается обрести дыхание.

– Лорд Рал, – сказала Кара, встряхивая его, – взгляните! Кольцо на шее исчезло! И золотое кольцо, что было в ее губе, тоже пропало.

Ричард отстранился, чтобы заглянуть в голубые глаза Никки. Она пристально смотрела на него. Рада-Хань распался на части и лежал за ее спиной.

– Твой дар вернулся, – прошептала Никки, едва приходя в себя. – Я почувствовала это.

У него самого не было в этом ни малейших сомнений. Его дар вернулся, и самым необъяснимым образом.

Оглядевшись, он увидел лес ног. Воины Первой когорты с оружием в руках окружили его. Улик и Иган уже стояли между ними и Ричардом. А перед Уликом и Иганом выросла стена из красной кожи.

Ричард понял, что, ощутив обжигающую боль, пронзившую его в тот момент, он закричал. И все они, вероятно, решили, что его убивают.

– Ричард, – сказала Никки, привлекая его внимание. Ее голос был не громче, чем слабый шепот. – Ты что, сошел с ума?

Ей пришлось несколько раз приложить усилия, чтобы открыть глаза. Ее лоб покрывали бисеринки пота. Ричард понял, что она вынесла тяжелое испытание, и ей требовалось время для отдыха, чтобы она полностью восстановилась. Но все же было очень обнадеживающим снова видеть жизнь в ее глазах.

– Что ты имеешь в виду?

– Зачем, скажи мне, ради всего святого, ты нарисовал на себе эти красные символы?

Кара оглядела его.

– А мне нравится, как это выглядит.

Бердина тоже кивнула с высоты своего роста.

– Мне тоже нравится. Что-то типа нашей красной кожи, только без нее самой.

– Да, это чудесно на нем смотрится! – согласилась Найда.

Даже при том, какой изможденной была Никки, ее вид говорил о том, что она не очень-то удивлена.

– Где ты только научился делать такое? Ты хотя бы догадываешься о той опасности, которую представляют эти символы?

Ричард пожал плечами.

– Разумеется. Как, по-твоему, зачем я нарисовал их?

Никки несколько обмякла и выглядела слишком слабой, чтобы спорить.

– Выслушай меня, – сказала она. – Если я не… если что-то… выслушай меня сейчас: ты не должен рассказывать Кэлен о вас двоих.

Ричард нахмурился, склоняясь ближе к ней, пытаясь лучше вслушаться в ее слова.

– О чем ты говоришь?

– Требуется стерильное поле. Если что-то случится со мной, если я не смогу сделать этого сама, то тебе необходимо знать об этом. Ты не должен рассказывать ей о ваших отношениях. Если ты расскажешь Кэлен, что раньше вы были вместе, то ничего не получится, это не сработает.

– Что не сработает?

– Оден. Если тебе все же удастся применить силу Оде-на, то для правильного ее действия требуется стерильное поле. Это означает, что Кэлен не должна иметь предварительного знания относительно любви между вами, иначе ее память не может быть восстановлена. Если ты скажешь ей об этом, она окажется навсегда потеряна для тебя.

Ричард кивнул, не вполне понимая, о чем именно она говорит, но тем не менее крайне обеспокоенный этим. Он опасался, что Никки может находиться частично в бреду после тяжелых испытаний с этим кольцом на шее. Возможно, она неадекватна, но сейчас было не место и не время глубоко вникать в это. Прежде всего требовалось, чтобы она полностью восстановила свои силы и ясность мысли.

– Так ты слушаешь? – спросила она, ее глаза норовили закрыться, в то время как она напрягала силы, стараясь не потерять сознание.

Ричард не был уверен, что успел снять кольцо вовремя. Сейчас она явно была еще не в себе.

– Да, конечно, я слушаю тебя. Стерильное поле. Это мы уже выяснили. А теперь расслабься, пока мы не доставим тебя туда, где ты сможешь отдохнуть. После у тебя будет возможность еще раз объяснить мне все это. Главное, теперь ты в безопасности.

Ричард встал, а Кара и Бердина взялись помочь Никки подняться.

Бердина обхватила Никки рукой вокруг талии.

– Я позабочусь об этом, Лорд Рал.

На некоторое время установилась тишина, после того как он услышал по отношению к себе это обращение, «Лорд Рал». Ему пришла мысль, что Натан может быть слегка обижен внезапным смещением с положения Лорда Рала. Ведь это уже не первый раз, когда ему приходится служить в качестве Лорда Рала, защитника договора, и затем сменять этот титул, стоит лишь Ричарду вернуться сюда.

И прежде чем Ричард успел поразмыслить над этим, он услышал странный шум. Он звучал как какое-то потрескивание, возможно, при горении, с последующим тяжелым ударом. Когда люди, стоявшие вокруг Ричарда расступились, пропуская его и Никки, он увидел движущегося им навстречу человека.

Приглядевшись, Ричард все равно не вполне понял, что именно видит. Казалось, это солдат из Первой когорты, а вроде как бы и нет. Форма едва различимая и расплывчатая.

Генерал Тримак, стараясь оказать помощь Ричарду, протянул руку, отводя в сторону часть своих людей, предоставляя Ричарду дорогу. Тем не менее Ричард остановился. Он смотрел на солдата, пробирающегося неподалеку от них через бойню.

У человека не было лица.

Первая мысль, пришедшая в голову Ричарду, была о том, что, возможно, этот человек ужасно обожжен и черты его лица неразличимы. Но его форма была совершенно неповрежденной, а кожа не выглядела обожженной или покрытой волдырями. Наоборот, она была гладкой и имела здоровый вид. И его походка никак не указывала на то, что он ранен.

Но лица у него не было.

Там, где должны быть глаза, имелись лишь провалы в гладкой коже, а над ними некий намек на выступающий лоб. Там, где должен быть нос, – лишь небольшой вертикально вытянутый выступ, намек на нос. И не было рта. Человек выглядел так, будто его лицо вылеплено из глины, но при этом отдельные черты остались не проработаны. И его руки тоже как бы незакончены. У него не было отдельных пальцев, только отстоящие большие. Руки выглядели скорее как рукавицы из плоти.

Это было до того пугающее зрелище, что с первого взгляда мгновенно обращало в ужас.

Солдат из Первой когорты, помогающий раненому и приметивший сзади и сбоку приближающуюся форму Первой когорты, выпрямился. Он полуобернулся и поднял в сторону руку, будто просил человека, которого заметил лишь периферийным зрением, подождать. Человек без лица продолжил идти вперед и коснулся руки солдата.

Лицо солдата и его руки моментально почернели и пошли трещинами, будто интенсивная жара моментально превратила тело в почерневшую корку. У него не было времени даже вскрикнуть, прежде чем он обуглился до неузнаваемости. Он упал с тяжелым ударом – именно этот звук Ричард слышал чуть ранее.

Человек без лица приобрел теперь более различимую внешность. Его нос стал лучше очерчен, а также появилось подобие щели, определяющей рот. Казалось, эти черты он извлек из той жизни, которую только что отобрал.

В следующее мгновение другие солдаты Первой когорты встали на пути приближающейся угрозы. Безликий коснулся и их, проходя через их защитную линию. Лица воинов также мгновенно сморщились, превращаясь в черные обгорелые складки, которые больше и не выглядели человеческими лицами, и они, крошась на куски и осыпаясь, безжизненно свалились на пол.

– Зверь, – произнесла Никки, находившаяся справа от Ричарда. Он поддерживал ее, а она обнимала его рукой за шею, пытаясь сохранять вертикальное положение. – Зверь, – вновь прошептала она, чуть громче, на случай, если он не расслышал в первый раз. – Твой дар вернулся. И зверь смог отыскать тебя.

Генерал Тримак повел полдюжины воинов в наступление на новую угрозу. А эта угроза продолжала двигаться прямо к Ричарду, совершенно равнодушная к людям, которые ринулись навстречу ей.

Генерал Тримак даже взревел от могучего замаха и со свистом опустил меч на двигавшуюся к ним опасность. Этот же человек не сделал не малейшей попытки уклониться от удара. Меч прорезался на добрый фут в плечо незваного гостя, войдя в него возле шеи, едва ли не отделяя плечо от тела. Такая рана должна была остановить любого. Любого живого.

Генерал, все еще державшийся рукой за меч, в одно мгновение превратился в сморщенную, обуглившуюся, потрескавшуюся и кровоточащую плоть, которая начала распадаться, падая. Он свалился на пол, даже не вскрикнув. Кроме военной формы, все остальное, оставшееся от него, было неузнаваемым.

Безликий, с мечом генерала, глубоко засевшим в его теле, даже не сбился с шага. Его лицо обрело еще большую четкость. Появились намеки на глаза, смотревшие из впадин. По одной стороне лица теперь наметился шрам, похожий на тот, что был у генерала.

Лезвие меча в том месте, где оно торчало наружу из этого человека, задымилось, становясь раскаленным, как будто его только что вытащили из кузнечного горна; затем оба конца его прогнулись, меч расплавился посередине, и обе половинки вывалились из тела. Острие меча со звоном свалилось на пол из спины, тогда как конец с рукоятью упал спереди и отскочил, после чего приземлился с шипением и дымом на ближайшее тело.

Люди бросились со всех сторон, стремясь остановить надвигающуюся угрозу.

– Назад! – пронзительно закричал Ричард. – Всем назад!

Одна из морд-ситов всадила свой эйджил прямо в основание шеи пришельца – и тут же, испуская шипение и дым, превратилась в почерневший, обуглившийся труп и свалилась на пол.

Намек на волосы на явившемся сюда звере ловко преобразовался в пряди светлых волос, такие же, как мгновение назад были у нее.

Наконец-то все, кто собирался его атаковать, резко остановились и попятились, стремясь как-то сдержать угрозу, но в то же время находясь вне ее досягаемости.

Ричард выхватил арбалет у ближайшего солдата Первой когорты. Оружие было заряжено одной из тех ужасных стрел с красным оперением, которые отыскал Натан.

И когда человек с постепенно проявляющимся лицом целенаправленно двинулся к нему, Ричард поднял оружие и выпустил стрелу.

Стрела с красным оперением пробила центр груди. Человек – то есть Зверь – остановился. Гладкая кожа почернела и начала рассыпаться, точно так же, как у людей, которых он только что коснулся. Его колени подогнулись, и Зверь превратился в дымящуюся кучу, а вскоре выглядел точно так же, как те люди, которых он убил.

Хотя, в отличие от других, он продолжал тлеть. При этом наружу не вырывалось никакого пламени, но он весь, включая и форму, которая, как теперь мог видеть Ричард, была не одеянием из ткани, кожи и брони, а частью самого зверя, теперь пузырился и плавился. Распадающаяся масса начала уплотняться в чернеющую субстанцию. И пока все оцепенело наблюдали, она горела без всякого пламени, усыхая, крошась и осыпаясь, пока не остался один пепел.

– Ты использовал свой дар, – сказала Никки, и голова ее свесилась. – И он нашел тебя.

Ричард кивнул, ни к кому специально не обращаясь.

– Бердина, пожалуйста, отведи Никки куда-нибудь, где она сможет отдохнуть и набраться сил.

Ричард надеялся, что она сможет восстановить свои силы и что с ней все будет в порядке. Он не просто проявлял заботу о ней – он нуждался в ней. Как и сказала Эди, Никки была его единственной надеждой.

Глава 45

Вот оно как, подумать только! Уж не ты ли сделала это, умница? Рэчел подскочила на месте, поворачиваясь на тонкий голос, позволяя себе издать слабый писк.

Немигающий взгляд выцветших голубых глаз пришпилил ее.

Это была Сикс.

Первым инстинктивным желанием Рэчел было бежать, но она знала, что нет ничего хорошего в том, чтобы бежать вглубь пещеры, а Сикс загораживала выход, так что бежать, собственно говоря, попросту некуда. У Рэчел был нож, но это оружие показалось ей вдруг до смешного неуместным.

Оказавшись с Рэчел один на один, вот так, как сейчас, ведьма казалась еще более страшной, чем помнилось Рэчел. Ее черные волосы выглядели так, будто это паутина, сотканная тысячами черных пауков. Туго натянутая кожа на выпуклых скулах, казалось, готова потрескаться. А черное платье было почти невидимым в окружающей темноте, лишь подчеркивая мертвенно-бледное лицо и руки, которые будто парили сами по себе в объятой мертвым безмолвием пещере.

Рэчел с радостью променяла бы Сикс на гнавшихся за ней призраков-гоблов.

Интересно, как долго стояла ведьма в тени пещеры, наблюдая за ней? Она знала, что Сикс способна двигаться тихо, как змея, и без малейших затруднений передвигается в темноте. Рэчел не удивилась бы, если бы обнаружилось, что у этой женщины еще и раздвоенный язык.

Рэчел была так сосредоточена, пока она работала над рисунком Ричарда, что не только потеряла счет времени, но и забыла, где находится. Она так увлеклась этим делом, что забыла об осторожности. Она не подозревала, что может оказаться до такой степени чем-то увлечена.

Теперь она ощущала себя полнейшей дурой, что была так беззаботна и позволила поймать себя, что сделала такую глупую ошибку. Чейз просто обхватил бы голову от стыда и спросил, неужели она позабыла вдруг все, чему он ее учил? Но ведь ей так отчаянно хотелось отменить то, что было сделано по отношению к Ричарду! Она знала, каково это – оказаться в центре одного из тех заклинаний. Она знала, как это ужасно. Знала, каким беспомощным это делало человека. И она не хотела, чтобы такое случилось с Ричардом, и знала, что это заклинание уже долгое время воздействует на него, гораздо дольше, чем, скажем, на нее. Она хотела помочь ему избавиться от воздействия всех этих дьявольских рисунков.

Она сознавала, что идет на риск, но Ричард был ее другом. Ричард помогал ей много раз, и она очень хотела помочь ему хотя бы один.

Сикс бросила взгляд в темноту дальней части пещеры, в ту темноту, что лежала за пятном света масляной лампы, в ту темноту, где лежали кости Виолетты.

– Да, да, сделано очень умно.

Рэчел сглотнула.

– Что?

– То, как ты разделалась со старой королевой, – сказала Сикс с бархатистым шипением.

Рэчел, потрясенная, не могла не обернуться.

– Со старой королевой? – Она глянула через плечо на ведьму. – Виолетта не была старой.

Сикс изобразила такую улыбку, от которой Рэчел едва не обмочилась.

– В момент, когда она умерла, она стала считаться старой, в том смысле, как обычно говорят, не так ли?

Рэчел не имела никакого желания разгадывать эту загадку. Она была слишком напугана, чтобы думать.

Внезапно Сикс вступила в круг света.

– Как ты полагаешь, сколько тебе лет сейчас, малышка?

– Точно не знаю, – сказала Рэчел честно, насколько могла. Она с трудом сдерживала подступающий ужас. – Я сирота. И не знаю, сколько мне лет.

Рэчел подумала о встрече с матерью… если только то действительно была ее мать. Когда она вновь обдумывала все это сейчас, то оно показалось ей несколько бессмысленным, хотя прежде воспринималось естественным. Она задумалась о том, почему мать оставила ее в приюте. Если это действительно была ее мать, почему она оставила Рэчел одну? И почему нашла ее среди какого-то пустого места, а затем вновь покинула? В тот момент, когда она явилась в лагерь Рэчел, это казалось вполне естественным, но теперь Рэчел не знала, что и думать.

Сикс только улыбнулась такому ответу. Хотя это была не очень радостная улыбка. Рэчел не думала, что Сикс вообще способна изображать радостную улыбку, в лучшем случае вот такую, очень ненатуральную улыбку, которая дает людям понять, что она обдумывает темные колдовские делишки.

Ведьма указала длинным костлявым пальцем на рисунок с Ричардом.

– Это очень большая работа, ты знаешь об этом?

Рэчел кивнула.

– Знаю. Я была здесь, когда ты и Виолетта делали это.

– Да, – сказала Сикс, растягивая слова, наблюдая за Рэчел так, как паук наблюдает за мухой, жужжащей в его паутине. – Ты действительно была при этом.

Женщина подошла ближе к рисунку.

– Вот здесь… – Она покачала пальцем над одним местом, которое Рэчел изменила в этом рисунке. – Почему ты сделала это?

– Ну, я просто вспомнила, что ты говорила Виолетте о завершающих элементах. – Рэчел не стала говорить, что знает, что означает понятие «завершающий элемент». – Я помню, как ты сказала, что это соединение замыкает его, посредством азимутального угла, на то лицо, которое необходимо найти, а затем соединить связями с надлежащими группами других элементов. Я уяснила, что это основа действия всей схемы. Я изменила соотношение, чтобы в результате этого изменилась позиция связи по отношению к объекту.

Сикс слушала и слегка кивала.

– И тем самым прервала позиционную поддержку всей структуры, – сказала она самой себе. – Так, так, так. – Она задумчиво покачала головой, ближе вглядываясь в рисунок. Затем обратила сердитый взгляд к Рэчел. – Ты не только талантлива, малышка, но еще и крайне изобретательна.

Рэчел не думала, что ей следует с благодарностью реагировать на похвалу. Сикс, несмотря на улыбку на ее губах, явно не была обрадована, обнаружив весь тот ущерб, который Рэчел причинила рисунку – а Рэчел очень хорошо понимала, как велик тот ущерб, который она нанесла.

Сикс подняла костлявый палец.

– Вот здесь. Зачем ты добавила эту линию? Почему просто не стерла эту связь?

– Потому что посчитала, что это лишь ослабит удержание заклинания, если я ее уберу. – Рэчел указала еще на несколько элементов. – Они предназначены для того, чтобы поддерживать все в целом, так что если бы я стерла эту связь, она все равно как бы продолжала существовать. Вместо этого я смогла добиться почти нужного эффекта, сделав вот это изменение, которое перенаправляет ранее установленную связь и таким образом как бы разрывает ее совсем, вместо того чтобы просто ослабить.

Сикс только покачала головой, похоже, собственным мыслям.

– У тебя действительно хорошие уши. Я еще не встречала ребенка, способного так быстро схватывать подобные вещи.

– Вовсе не быстро, – сказала Рэчел. – Ведь тебе приходилось повторять и повторять все это Виолетте по много раз. Скорее, трудно было бы не усвоить это за такое время.

Сикс издала сдавленный смешок.

– Да, она была совершенной дурой, не так ли?

Рэчел не ответила. Она не очень уверенно чувствовала себя в эту минуту, так что подловить ее было совсем просто.

Сикс сложила руки и теперь прохаживалась перед большой картиной, проверяя работу Рэчел. Она издавала какие-то звуки себе под нос, при этом тщательно осматривая фрагменты картины. Рэчел была смущена, увидев, что Сикс всматривается в каждое изменение, которое она сделала. Ведьма не пропустила ни одного.

– Очень впечатляет, – сказала она не оборачиваясь. Затем взмахнула рукой. – Ты полностью уничтожила все, что было сделано. – Сикс повернулась к Рэчел. – Ты полностью разрушила заклинание.

– И мне нисколько не жаль, что я сделала это.

– Нет, я и не думала, что ты будешь жалеть. – Она тяжело вздохнула. – Ну, полагаю, особого вреда в этом нет. Это заклинание послужило своей цели. Думаю, теперь оно больше не нужно.

Рэчел была разочарована, услышав это.

– Однако это не только потеря. – Сикс, по-прежнему со сложенными руками, обратила хитрый взгляд на Рэчел. – Я обрела нового художника. Да такого, что все усваивает быстрее предыдущего. У тебя будет шанс доказать свою полезность. Думаю, что сохраню тебя живой до поры до времени. Что ты на это скажешь?

Рэчел собрала все свое мужество.

– Я не буду рисовать вещи, которые приносят людям вред.

Улыбка вернулась, став еще более широкой.

– О, это мы еще обсудим.

Глава 46

Измученная Кэлен была готова свалиться с огромной взмыленной лошади, а по неровному шагу животного могла сказать, что и лошадь готова упасть. Однако ее освободитель, похоже, собирался загнать животное до смерти.

– Лошадь не выдержит такой гонки. Тебе не кажется, что следует остановиться?

– Нет, – бросил он через плечо.

В слабом свете коварного рассвета Кэлен наконец-то смогла разглядеть темные очертания начинавших появляться деревьев. Ей было радостно сознавать, что очень скоро они покинут пределы открытого пространства равнин Азрита. На просторах равнин, когда взойдет солнце, их запросто заметят за сотни миль с любого направления. Она не знала, есть ли за ними погоня, но даже если и нет, какой-нибудь патруль может запросто их углядеть.

Она вовсе не думала, что Джегань позволит ей вот так просто сбежать, не послав в погоню ее особых стражей. У него был некий великий план, включавший особую месть, и он так просто не откажется от этого плана. Как только сестры вылечат императора, он, без сомнения, будет в ужасающем настроении и сделает все, чтобы только вернуть ее назад. Джегань не из тех людей, которые позволяют себе отказываться от своих желаний.

И, естественно, сестры будут посланы и за ней. Более того, вполне возможно, что они уже следуют за ними по пятам. И даже если сестры не знают, куда Самюэль везет ее, вероятно, они могут воспользоваться магией, чтобы отправиться по следу Кэлен.

Возможно, Самюэль поступал разумно, не желая останавливаться.

Но ведь если они загонят лошадь, то опасность только увеличится.

Ей хотелось, чтобы они взяли еще одну лошадь. Кэлен была уверена, это не так уж и сложно сделать. Ведь, в конце концов, в том лагере она была невидима почти для всех. Она могла бы соскользнуть с лошади, когда они проезжали по лагерю, и выбрать подходящую. Самюэль был одет как один из них… Именно так ему и удалось проникнуть в лагерь. Никто и бровью не повел бы, если бы он остановился, а Кэлен оставалась бы для них невидимой. Ради общего дела она запросто могла бы заполучить даже несколько лошадей, и тогда они могли бы менять их, а более свежие животные уносили бы их гораздо быстрее.

Однако Самюэль был настолько непреклонен, что она даже не попыталась сделать нечто подобное. Он считал, что риск слишком велик, и боялся, что они тем самым лишатся единственного шанса на побег.

Принимая во внимание, что опасность действительно была немалой, она посчитала, что не может упрекать его за желание убраться отсюда как можно скорее.

Ей было интересно, почему она не оказалась невидимой для Самюэля? Как и Ричард, он, похоже, явился в лагерь с конкретным намерением помочь ей сбежать.

Кэлен чувствовала боль и тревогу из-за того, что Ричард не смог бежать вместе с ней. Воспоминания о том, как он лежал там, на земле, не просто преследовали ее, они разрывали ее сердце. Она чувствовала себя крайне неловко за то, что не осталась и не помогла ему. И даже сейчас, как ни ужасна была такая мысль, но она ощущала побуждение вернуться назад. Будучи невидимой, она смогла бы хоть что-то сделать. И ей, до отчаяния, хотелось попытаться.

Но не только о Ричарде она проявляла такое беспокойство – были еще Никки и Джиллиан. Никки уже и без того было тяжело, а теперь, вероятно, станет еще хуже, если такое возможно. И Джегань угрожал заставить страдать и Джиллиан, если Кэлен вновь доставит ему неприятность или не выполнит его приказание. Однако она все-таки надеялась, что в случае ее отсутствия Джеганю не имеет смысла причинять страдания Джиллиан.

Несмотря на то, что ей хотелось остаться и помочь им, для Кэлен в приказе Ричарда покинуть это место было нечто такое, что заставило ее поступить, как он сказал. Случившееся выглядело так, будто он принес в жертву все лишь ради того, чтобы увидеть, как она убежит, и если она отказалась бы от этого шанса, купленного его жизнью, тогда все, что он сделал, пропало бы впустую. Это делало все его жертвы просто бессмысленными.

Она не могла припомнить, чтобы ей из-за чего-то приходилось так разрываться.

Кэлен знала, что та сестра вряд ли обойдется с ним хорошо. И солдаты вокруг – они тоже жаждали его крови… Она размышляла, мертв ли он уже – или сейчас подвергается пыткам?

Слезы текли по ее щекам, пока они мчались, увеличивая расстояние между собой и лагерем.

Она не могла отделаться от мыслей о нем и не могла остановить слезы, пока думала о нем. Ей никак не удавалось избавиться от видения Ричарда, беспомощно лежащего на земле.

И хуже всего, что она была близка к тому, чтобы получить ответы. Она знала, что Ричард был способен заполнить множество пробелов. Похоже, он знал довольно много о ней. Он, похоже, знал даже что-то и про Самюэля и его великолепный меч. Кэлен вспомнила, как Ричард кричал Самюэлю: «Самюэль, ты идиот! Воспользуйся мечом, чтобы снять кольцо с ее шеи». Те слова все еще звенели у нее в ушах.

Никакой меч не может резать металл. Но Ричард знал, что меч Самюэля сможет это сделать.

Хотя более всего это подсказывало Кэлен, что Ричард думал о Самюэле. И это же подсказывало ей, что независимо от столь невысокого мнения Ричарда об этом человеке, он настолько сильно хотел видеть ее в безопасности, что был согласен и на то, чтобы Самюэль стал тем, кто поможет ей сбежать.

– А что ты знаешь о Ричарде? – спросила она.

Некоторое время Самюэль ехал молча. Наконец все-таки ответил.

– Ричард – вор. Ему нельзя доверять. Он просто вредит людям.

– А откуда ты знаешь его? – спросила она этого человека, за которого держалась обеими руками.

Сделав пол-оборота через плечо, он посмотрел на нее.

– Сейчас не время обсуждать это, милая леди.

Ричард, с морд-ситами обеих сторон, сопровождаемый Уликом и Иганом и солдатами Первой когорты, торопливо шел к тому склепу, где был устроен проход в катакомбы.

Никки была рядом с ним. Несмотря на то, что ей требовался отдых, она настояла на том, чтобы оставаться возле него. Ричард знал, что Никки беспокоится о возвращении зверя, о том, что ему не удастся остановить зверя без ее помощи. Она хотела быть рядом, чтобы обеспечить эту помощь, если потребуется. Кара, несмотря на заботу о Никки, тоже склонилась на ее сторону – ради безопасности Ричарда. Никки пообещала, что как только он закончит с этими делами, она будет отдыхать. Ричард же полагал ее обещания скоро отдохнуть неуместными, потому что опасался, что она может свалиться от изнеможения.

Проходя по широкому коридору за пробитой стеной, они миновали многочисленные обгорелые трупы, застывшие в гротескных позах. На стенах из белого мрамора остались следы огня в тех местах, где люди, охваченные пламенем, натыкались на них и оставляли отпечатки себя. Эти темно-коричневые силуэты слегка напоминали призраков – если бы не пятна крови, оставшиеся немыми свидетелями того, что этот след оставил человек, а не привидение.

В комнатах и коридорах с каждой стороны Ричард заметил еще большее число мертвых солдат Имперского Ордена. Они использовали этот заблокированный сектор коридоров для того, чтобы накапливать здесь силы.

– Ты сдержал свое обещание, – сказала Никки усталым голосом, в котором звучала не столько благодарность, сколько удивление.

– Мое обещание?

Она улыбнулась через сковывающую ее слабость.

– Ты обещал, что снимешь с моей шеи ту вещь. Но когда ты сказал это, я тебе не поверила. Я не была способна высказать свои сомнения, но не верила, что ты сможешь это сделать.

– Лорд Рал всегда держит свои обещания, – сказала Бердина.

Никки улыбнулась как смогла добродушнее.

– Полагаю, что так.

Натан заметил их, идущих по коридору, и подождал на перекрестке, чтобы присоединиться. Сам он вышел из коридора справа.

Удивление тут же переполнило его.

– Никки! Как это получилось?

– К Ричарду вернулся его дар. Он оказался способен снять кольцо с моей шеи.

– А затем появился зверь, – добавила Кара.

Натан вглядывался в Ричарда, его брови сдвинулись.

– Тот зверь, что охотится за тобой? И как вы от него избавились?

– Лорд Рал пристрелил его, – сказала Бердина. – Те особые стрелы от арбалетов, которые ты отыскал, сработали.

– На этот раз, – едва слышно сказала Никки.

– Теперь я спокоен, что для чего-то они пригодились, – сказал Натан, опустив руку на голову Никки. – Я так и думал, что они могут оказаться полезными, – пробормотал он, тем временем приподнимая большим пальцем веко у Никки. Заглянув поближе в ее глаз, он издал звук, говорящий лишь о том, что он никак не рад тому, что увидел. – Тебе нужно отдохнуть, – наконец заявил он.

– Знаю. Скоро этим займусь.

– А что насчет всех этих коридоров? – спросил Ричард Натана.

– Мы только что закончили их очистку. Нашли нескольких солдат Имперского Ордена, пытавшихся спрятаться. К счастью, весь этот сектор, который они отгородили каменным барьером, не имел других выходов во дворец. Тупиковое ответвление.

– Это успокаивает, – сказал Ричард.

Один из офицеров Первой когорты выглянул из-за Натана:

– Мы уничтожили их всех. К счастью, их во дворце оказалось не так уж и много. Мы зачистили все вплоть до того помещения, через которое они пробрались. Там стоят наши люди, ожидающие вас.

– Мы постарались сделать все, как ты и сказал, – добавил Натан, – и еще надо очистить от них катакомбы.

– Теперь нам необходимо обрушить несколько туннелей или сделать что-то в этом роде, чтобы быть уверенными, что никто не сможет пройти сюда. – Ричард знал, что не солдаты их главное беспокойство. Куда хуже могут быть пробравшиеся во дворец сестры Тьмы.

– Не думаю, что это даст нам уверенность, – сказала Никки.

Ричард посмотрел на нее.

– Почему нет?

– Потому что мы не знаем, насколько широко простираются катакомбы на самом деле. Мы можем закрыть то место, где они ворвались, но они с таким же успехом могут найти другой проход, о котором мы и не подозреваем, и совершенно в другом районе. Возможно, там многие мили этих туннелей. И дело даже не в их протяженности, а в том, что неизвестно, куда они ведут.

Ричард вздохнул.

– Нужно что-то придумать.

Никто не возразил.

Пока они шли по коридорам из белого мрамора, Никки посматривала на Ричарда слишком знакомым ему взглядом. Это был неодобрительный взгляд учителя.

– Нам нужно поговорить об этих символах, что ты намалевал красным на себе.

– Да, – хмурясь, сказал Натан. – Мне тоже хотелось бы поучаствовать в этом разговоре.

Ричард бросил взгляд в сторону Никки.

– Хорошо. А пока мы будем готовиться к этому обсуждению, я был бы не против узнать о том, как ты привела в действие шкатулки Одена от моего имени.

Никки лишь чуть вздрогнула.

– Ах, это.

Ричард чуть наклонился в ее сторону.

– Да, это.

– Ну, как уже сказано, нам следует об этом поговорить. В действительности некоторые из тех символов, что ты нарисовал, имеют прямое отношение к шкатулкам Одена.

Ричард это вовсе не удивило. Он знал, что некоторые из символов имеют отношение к силе Одена. Он даже знал, что они означают. В конце концов, прежде всего именно потому он и нарисовал их на своих людях и на себе самом.

Никки указала рукой:

– Вот здесь. Вот это место, через которое они проникли сюда… через эту гробницу.

Ричард огляделся вокруг, когда они вошли в казавшееся довольно простым помещение гробницы, где на каменных стенах были высечены слова на древнед’харианском языке – слова о тех, кто был давно похоронен здесь. Гроб был сдвинут в сторону, открывая уходящую вниз лестницу. Когда они пробрались во дворец из катакомб, вокруг была кромешная тьма, так что Ричард не видел ничего из того, что их окружало. Эди вела их в сплошной тьме, и Ричард не имел представления, где именно они находятся, когда они прорывались через преграду.

Никки указала рукой вниз, в темноту.

– Через этот проход в прошлый раз проникли во дворец сестры.

– Так, значит, Энн все еще у них? – сказал Натан, после того как заглянул в темноту.

Никки испытывала колебания.

– Очень жаль, Натан. Думала, ты знаешь.

Тот помрачнел еще больше.

– Знаю что?

Она сцепила перед собой руки. Ее взгляд скользнул в сторону.

– Энн была убита.

Натан несколько секунд не сводил с нее глаз. Ричард тоже не знал о смерти Энн. Ему было страшно за Натана, как он перенесет шок от новости, что сообщила Никки. Ричард знал, какие чувства испытывал пророк к этой аббатисе. И казалось почти невероятным, что Энн больше нет.

– Как? – Это было все, что Натан смог спросить.

– В последний раз, когда я была здесь… когда мы с Энн спустились сюда… мы были очень удивлены, встретив трех сестер Тьмы. Они объединили свои способности, чтобы применять могущество здесь, во дворце. Энн оказалась убита еще до того, как мы осознали, что они рядом. Джегань хотел, чтобы меня захватили живой, в противном случае, без сомнения, они с радостью убили бы и меня.

Никки осторожно опустила ладонь на руку пророка.

– Она не страдала, Натан. Думаю, она даже не осознала, что произошло. Она умерла мгновенно. Она не страдала.

Натан, мысленно вглядываясь в далекие воспоминания, кивнул.

Ричард положил руку ему на плечо.

Лицо Натана потемнело, судя по всему, от мрачных мыслей. Но по суровости его взгляда Ричард решил, что вряд ли пророк созерцает что-то ужасное. Он подумал, что это должно быть нечто того же рода, что он сам очень часто ощущал.

В неловкой тишине Ричард указал вниз, на секретную лестницу.

– Думаю, нам нужно обеспечить, чтобы там больше не прятался никто из них.

– С удовольствием, – сказал Натан.

Волшебный огонь вспыхнул между его обращенными друг к другу ладонями. Шар ожесточенного жидкого пламени начал медленно вращаться, жарко освещая комнату, готовый к применению.

Натан склонился над темным отверстием и направил в него смертельный ад. Огонь унесся в темноту, яростно завывая и освещая вырубленные в камне стены ступени.

– Когда он сделает свою работу, – сказал Натан, – я спущусь и обрушу туннель, по которому они прошли сюда, чтобы быть уверенным, что по крайней мере в этом месте они не смогут снова проникнуть во дворец.

– Я установлю несколько защитных полей из магии Ущерба, чтобы быть уверенными, что они не смогут прокопать его вновь, – предложила Никки.

Натан рассеянно кивнул, погруженный в собственные мысли.

– Лорд Рал, а как здесь оказался Бенджамин? – негромко спросила Кара.

Ричард выглянул в коридор, где, терпеливо дожидаясь, стоял генерал.

– Не знаю. У нас еще не было времени поговорить об этом.

Оставив Натана наедине с его собственными мыслями, пристально вглядывающегося в темноту спуска в катакомбы, Ричард, вместе с Карой и Никки, вышел из помещения гробницы и направился к дожидающемуся генералу Мейфферту.

– Так что вы делаете здесь, Бенджамин? – спросила Кара, прежде чем это успел Ричард. – Я думала, что вы, как и положено, находитесь в Древнем мире, нанося там потери Ордену.

– Это верно, – сказал Ричард. – Конечно, ваша помощь оказалась неоценимой, но почему вы здесь? Вы сказали, что разыскивали меня, чтобы сообщить о какой-то неприятности, с которой там встретились.

Он на пару секунд сжал плотнее губы.

– Это верно, Лорд Рал. Мы столкнулись с большой проблемой.

– Большая проблема? И какова же она?

– Красная. С крыльями. Управляется ведьмой.

Глава 47

Ричард, опустив локти на стол из красного дерева, запустив пальцы в волосы, провел рукой к затылку. Он так устал, что книга, лежавшая перед ним, начала плыть перед глазами. В последнее время он прочитал так много книг, что даже потерял счет дням, прошедшим с тех пор, как вернулся в Народный Дворец.

Казалось, с момента матча джа-ла, бунта на стадионе, Кэлен, сбежавшей вместе с Самюэлем, возвращения во дворец и сопутствующего этому сражения прошла целая жизнь. С помощью Верны и нескольких других сестер Натан сумел исцелить Эди. Но как только силы ее отчасти восстановились, она настояла на том, чтобы вновь отправиться в свое одинокое путешествие. Потому что это место, то есть дворец, гасило ее силу, и внутри дворца она становилась почти слепой.

Ричард мог понять, почему она хочет уйти, но ему было интересно, из-за одной ли своей силы волшебницы она не видит для себя ничего хорошего в том, чтобы оставаться во дворце? И может ли ее хоть где-то ожидать что-то хорошее?

После того, как генерал Мейфферт рассказал ему о ведьме на огромном красном драконе, охотящейся за д’харианскими войсками в Древнем мире, общая ситуация стала восприниматься в мрачном свете. Люди, посланные, чтобы разрушать усилия Древнего мира по поддержке армии, направленной в Новый мир, сами оказались преследуемы. И теперь Ричард даже не представлял, сколько времени у них оставалось, прежде чем Орден наконец-то окажется в состоянии сокрушить все и подавить любое сопротивление их воззрениям на развитие человечества.

Генерал проникся планом, предусматривающим сломить силу Ордена через ее источник, и какое-то время этот план проводился с впечатляющим эффектом. Они нападали и уничтожали караваны снабжения еще до того, как тем удавалось выйти за пределы Древнего мира. Они превратили районы вербовки новобранцев и сбора караванов в необитаемый лес копий с торчащими на них солдатскими головами. На всем пути доставки продовольствия его войска уничтожали склады с провизией, жгли посевы и ловили и убивали людей, проповедующих гнусные учения Ордена.

Люди в Древнем мире начинали осознавать горечь реальной войны, которую сами развязали против других. Самодовольное злорадство, когда их войска гнали «этих язычников» на север, обернулось для них лишающим сна страхом перед тем, что эти язычники могут явиться к ним, осуществляя возмездие. Толпы проповедующих учения Ордена поредели. Местами даже начали возникать мятежи против власти Ордена.

Однако Джегань предпринял некоторые меры, чтобы противодействовать всему этому. Во-первых, он приказал очень быстро пресекать любой намек на бунт. Города, которые подозревались в симпатиях к восставшим, выжигались, все население было предано пыткам для получения признаний и тысячи преданы смертной казни. Допрос по правилам Ордена приносил ужасные последствия. Ведь при этом подлинная виновность имела лишь второстепенное значение. Главным было само наказание и укрепление авторитета власти, так что одного лишь подозрения было вполне достаточно для максимально жестокого обращения. Люди очень быстро становились запуганными, обретали покорность и прилагали больше усилий, стремясь обеспечить выполнение новых предписаний по снабжению.

Этот всеобщий страх оказаться подозреваемым в измене делу Ордена резко увеличил количество продовольствия, отправляемого на север, так что караванов стали снаряжать гораздо больше. Древний мир очень велик, и такие всеобщие усилия привели к тому, что, несмотря на успехи д’харианских войск, с юга по-прежнему поступало вполне достаточно провизии, снаряжения и войск. Ричард припомнил неожиданные новые поставки продовольствия, как тот свиной окорок, так что знал, что подобная тактика срабатывала, по крайней мере до последнего времени.

Все это увеличение активности создавало сложности, но такие, которые посланные на юг д’харианские войска понимали и принимали во внимание. Какое-то время они подстраивали свои методы, приспосабливая их к изменению ситуации. Именно это и делают воины: корректируют свои планы в соответствии с обстоятельствами, с которыми сталкиваются. Неприятель вносит корректировки, а вам следует на месте определяться.

Однако последние принятые Джеганем меры – совсем другое дело. Он послал дракона и ведьму – судя по описаниям, это была Сикс, – чтобы охотиться за д’харианскими войсками, нападающими на караваны с припасами и другими необходимыми средствами. Ричард из личного опыта знал, что с высоты гораздо легче обнаруживать и опознавать войска. Это очень эффективный метод преследования. А вместе со способностями ведьмы он становился еще и чрезвычайно смертоносным.

Подобные меры не только уменьшили эффективность нападений в Древнем мире, но и привели к бесполезной гибели большого числа солдат, а также осложнили задачу для оставшихся. При увеличении числа караванов и при наличии нападений на противника с воздуха, Джегань, похоже, несмотря на возросшую цену новобранцев и продовольствия, получал все, что нужно, чтобы продолжать осаду Народного Дворца. Ведь только это сейчас для него и имело значение.

И теперь оказалось, что это те, кто находятся во дворце, неспособны продержаться. Как только пандус будет завершен, и если будут открыты новые катакомбы, через которые также можно прорваться внутрь, тогда легионы Ордена смогут атаковать дворец как сверху, так и снизу. Хотя в конце концов будет вполне достаточно и одного пандуса. Такая атака очень дорого обойдется Имперскому Ордену, но Джегань никогда не беспокоился о цене жизни в своей армии, он заботился только о достижении цели. Раньше или позже, но своей цели он добьется.

Когда это произойдет, а Ричард понимал, что это произойдет неизбежно, делу борьбы за свободу настанет конец. Конец настанет и всем им.

Единственной надеждой Ричарда было изыскать возможность использовать шкатулки Одена. Разумеется, у него не было этих шкатулок, но если бы даже и были, он пока еще не знал, как ими воспользоваться. В первую очередь ему требовалось узнать, как это сделать. Сейчас самым главным его оружием было знание. И он был намерен как следует вооружиться.

Комната, где находился он и Никки, была личной библиотекой, содержащей, если верить Бердине, множество запретных книг – предназначенных только для Лорда Рала. Мощные поля защищали двойные двери из красного дерева на арочном входе. Даркен Рал довольно часто просил Бердину помочь ему в переводе с древнед’харианского языка, но, по ее словам, именно эту комнату она посещала крайне редко. По ее словам, сюда он обычно приходил один. Так что Ричард и Никки решили, что это будет самое подходящее место для начала их изысканий.

Бердина проводила поиски и в других библиотеках, совместно с Верной и чуть ли не со всеми ее сестрами. Все, что считали хоть в какой-то степени полезным, приносили к Никки. Она лично просматривала все найденное, чтобы отыскать там то, с чем Ричарду следовало ознакомиться. Некоторые наиболее опытные сестры оказались очень полезными в поиске важных источников относящейся к делу информации.

Никки, кроме того, старалась держать всех остальных людей подальше от Ричарда, чтобы он мог сосредоточиться на чтении и на множестве других вещей, которым она его учила. Отчасти он чувствовал себя затворником. Но в то же время это позволяло ему сохранять атмосферу сосредоточенного уединения, которое ему, собственно, и требовалось.

Невысокие книжные полки в этом приватном месте располагались вдоль роскошно отделанных деревом стен, оставляя центральную часть комнаты для диванов и стульев. Это делало ее более похожей на тихий кабинет, чем на библиотеку. На верху некоторых полок были расставлены в качестве украшений небольшие фигурки, из-за чего те скорее были похожи на витрины.

В отличие от Никки, Ричард не рисковал подниматься по узкой, вьющейся спиралью железной лестнице на маленький балкон у противоположной от входа стены. Пока он читал, она отбирала новые книги, которые, по ее мнению, были достаточно важными, чтобы быть добавленными к тем грудам, что дожидались его внимания. И хотя эта комната не была похожа на типичную библиотеку, заполненную многими рядами стеллажей, скромные полки, стоявшие здесь, содержали тысячи томов. Впрочем, те, что их сейчас интересовали, были исключительной редкостью даже для такого места.

Стол красного дерева, за которым он сидел, был постоянно завален книгами, которые доставляла Никки. Находясь в этой библиотеке, невозможно было понять, день сейчас или ночь. Тяжелые шторы из темно-синего бархата были закрыты. Но даже если раздвинуть их, никакой пользы это не даст: за ними все те же деревянные панели. Эти шторы лишь создавали иллюзию окна и способствовали спокойной обстановке в комнате. Кроме того, здесь было множество ламп и даже камин. Лампы были источником мягкого освещения, отчего комната выглядела уютной и привлекательной. Ричард же не замечал ни того, ни другого.

Они работали без перерыва, насколько это было возможно. Еду им доставляли прямо сюда, чтобы не прерывать процесса изучения. А если глаза начинали слипаться, то и спать приходилось прямо здесь, на диванах.

Никки почти всегда была неподалеку, сновала туда-сюда в свете отражательных ламп, подвешенных на полированных, из темно-коричневого с белыми прожилками мрамора колоннах, стоящих через одинаковые интервалы по всей библиотеке. Она просматривала очередную книгу, определяя, нужно ли ее отложить для изучения или вернуться назад к полке и взять другую.

Ричард отчаянно стремился к действиям. Ему хотелось немедленно заняться поисками Кэлен; но он знал, что это не так-то и просто. Прежде чем действительно отправиться за ней, ему нужно узнать, как использовать силу Одена, пока не стало слишком поздно для возвращения ее назад. Он понимал, что ему одному с этой задачей не справиться. Никки без малейших колебаний согласилась стать его наставницей.

В первую очередь она объяснила всю сложность теории стерильного поля. Она хотела, чтобы он полностью уяснил все, что эта теория подразумевает. Ричард не был знатоком магии и даже не знал, как использовать собственные способности по своему желанию, но Никки излагала все в доступной для него форме. Сначала ему было трудно уловить суть этого; он никак не мог уяснить, какой вред может принести предварительное знание.

Никки упорно твердила, что волшебники, создавшие Оден как противодействие Огненной Цепи, были убеждены, что преждевременное знание о сильной эмоциональной связи будет оказывать влияние на магию, которую они создавали, и повредит действию самого Одена. Ричард в этом сомневался.

Она сообщила ему, что именно Зедд подтвердил и объяснил ей, что предварительное знание действительно оказывает влияние на магию, и что это не теория, а самая настоящая истина. Он рассказал ей, что Ричард сам доказал это, став мужем Кэлен без того, чтобы его личность оказалась стертой ее силой Исповедницы. Любое предварительное знание о том, как этого можно было достичь, уничтожило бы способность Ричарда справиться с этой проблемой, и тогда ее сила, когда она непреднамеренно высвободила бы ее на него, подчинила бы его. И хотя Зедд так и не открыл самого этого решения Никки, он сказал ей, что Ричард должен быть совершенно не уверен, что решение существует или что решение обязательно сработает, и потому она поклялась сохранять это в тайне.

Зедд объяснил Никки, что сам Ричард служит доказательством решения центрального вопроса оденической теории – что предварительное знание может воздействовать на функционирование магии. Он доказал это в случае с Кэлен.

Ричард же очень хорошо понимал, о чем говорит Никки, даже если она и сама отчасти блуждала в потемках. И потому, зная о подобных вещах по собственному опыту, он ощутил истинную тяжесть ситуации. Он понял, что точно так же, как его предварительное знание о решении проблемы любви Исповедницы уничтожило бы в итоге само это решение, так и предварительное знание Кэлен о глубокой эмоциональной связи между ними сделает невозможным воздействие на нее Одена.

И это была не просто теория, придуманная волшебниками, создававшими Оден. Это была истина: предварительное знание портит стерильное поле. Уж кто-кто, а Ричард постиг эту концепцию на личном опыте.

Понимать сердцем, и в то же время полностью осознавать, что он не может позволить Кэлен узнать про существовавшую когда-то между ними любовь, – это стягивало его внутренности в тугой клубок. Хотя в данный момент это было делом будущего, одной из тех проблем, которые, как он искренне надеялся, ему удастся разрешить. Ему предстояло еще очень много выяснить, чтобы хоть немного приблизиться к самому решению.

В результате прочтения множества исторических описаний, найденных в этой библиотеке и в тех книгах, которые отыскали сестры, относящихся к периоду перед великой войной, Никки удалось сформировать теорию относительно его дара и относительно того, как такой дар работает. По ее мнению, не имело большого значения, что Ричард стал взрослым, так и не получив глубоких знаний относительно магии, вовсе не это затрудняло ему управление своими способностями. Важно было то, что дар боевого чародея на самом деле приводился в действие совершенно иначе, не как дар волшебника или волшебницы. Сила Ричарда, объясняла она, не просто используется, а работает через его чувства, в значительной степени таким же образом, как действует и Меч Истины.

В этом смысле Меч Истины оказался чем-то типа учебника, описывающего, как работают собственные способности Ричарда. Меч действовал в соответствии с убеждениями того, кто им пользовался. Он не мог причинить вреда тому, кого его владелец считал другом, но мог уничтожить любого, кто считался врагом. Реальное положение дел не имело значения, именно то, что, по убеждению владельца, было истинным, то и управляло магией меча. Это очень важная концепция, лежащая в основе применения и меча, и дара Ричарда, как боевого чародея.

Чувства, эмоции – это внутренние итоги того, что человек накапливает, наблюдает, испытывает и усваивает на протяжении жизни, и все это перерабатывается и выплескивается в один миг: внутренняя жизненная позиция проявляется как эмоция. Однако это не означает, что результирующие суждения правильны сами по себе. Так же, как и в ситуации с мечом, дар Ричарда действовал в связке с его жизненными ценностями. На рассудок возложено отбирать допустимые значения и обеспечивать разумные основания, чтобы делать эмоции не только искренними, но и нравственными.

Вот почему так важно, чтобы Меч Истины находился в руках подходящего человека. Этот человек должен быть таким, кто обладает способностью делать выводы на основании достаточно веских причин.

Подобно мечу, и дар Ричарда приводился в действие яростью. По сути, ярость есть проекция жизненных ценностей на то, что является угрозой для них. Таким образом, его дар запалялся его яростью при любой угрозе тому, что он высоко ценил – например, тем, кого он любил, или даже самой ценности человеческой жизни как таковой.

Никки сказала ему, что, насколько она поняла, он может никогда не научиться управлять напрямую своей способностью, как это делают другие обладающие даром. Она объяснила, что, по ее мнению, причина этого в том, что дар боевого чародея в корне другой и служит совершенно другим целям, чем, например, дар исцелителя или пророка. Смыслом всего, что она изучила, было то, что ярость – ключевой элемент в природе самих способностей боевого чародея. В конце концов, война, строго говоря, случается не по причине воодушевления или страсти к завоеваниям, а всего лишь бывает ответом на угрозу ценностям.

Однако для Ричарда самым ближайшим делом было изучить, как использовать силу Одена, чтобы полностью обратить заклинание Огненной Цепи.

Никки была шокирована, увидев знаки и символы, которые Ричард изобразил на себе самом и на других людях из своей команды. Она осознала и то, что он объединил знакомые элементы в совершенно новые формы. Но она еще хотела знать, как ему удалось вплести в это элементы, относящихся к Одену.

Ричард объяснил, что пришел к заключению, что некоторые части заклинаний, которые Даркен Рал начертил, чтобы открыть шкатулки Одена, были также и частью танца со смертью, а он очень хорошо знал символы, относящиеся к танцу со смертью.

В каком-то смысле такая ассоциация была оправданной. Зедд как-то говорил ему, что сила Одена есть сила самой жизни. Танец со смертью, исполняемый с Мечом Истины, практически представлял собой защиту жизни, а сам Оден был экстрактом силы жизни и предназначен в первую очередь для защиты жизни от буйства заклинания Огненной Цепи.

В каком-то смысле Меч Истины, способности боевого чародея и сила Одена были очень тесно и сложно взаимосвязаны.

Эта взаимосвязь напомнила Ричарду о Первом волшебнике Барахе, человеке, который тысячи лет назад написал специально для него книгу «Тайна могущества боевого чародея». Эта книга предположительно должна помочь ему в его свершениях. И она все еще спрятана в Тамаранге, где Ричард оставил ее, когда Сикс короткое время держала его как пленника. Ричард знал, что Зедд отправился туда, чтобы посмотреть, сможет ли он снять с Ричарда заклятье, нарисованное в этих проклятых пещерах Тамаранга. А поскольку дар Ричарда вернулся, то очевидно, что его дед добился успеха.

Теперь, когда Ричард вновь обрел доступ к своему дару, он помнил каждое слово из «Книги сочтенных теней». Никки была убеждена, и убедила Ричарда, что книга, которую он заучил, скорее всего лишь фальшивая копия, которую нельзя использовать для открытия правильной шкатулки Одена.

Однако она считала, что даже будучи фальшивой копией, книга, скорее всего, содержала все или почти все элементы, необходимые для открытия и приведения в действие нужной шкатулки Одена. Чтобы сделать копию, которую запомнил Ричард, фальшивой, достаточно было всего лишь нарушить порядок элементов, но это не означает, что сами элементы неверны и вследствие этого не являются важными и необходимыми.

С этой целью Ричард пересказал для нее вслух целиком всю книгу. Они сделали заметки по каждому упомянутому в ней элементу. Если он выучит, как создать или начертить каждый из этих элементов, то затем, когда в их руки попадет истинная копия «Книги сочтенных теней», он сможет просто использовать эти компоненты, которые все равно необходимы при расстановке их в надлежащем порядке, в соответствии с тем, как указывает истинная копия книги.

Применяя такой подход к делу, Никки теперь знала, чему ей следует научить его. И Ричард ушел по этому пути уже дальше, чем она могла представить, потому что он уже понял многие из необходимых ключевых элементов. Он уже знал великое множество базовых частей, используемых для построения заклинаний. Фактически он даже изображал их на себе и на всей своей команде. Танец со смертью уже научил его самым основным из этих знаков, и теперь они воспринимались им почти интуитивно.

Ричард обнаружил, что рисование форм заклинаний по сути есть естественное продолжение не только того, как применяются символы в танце со смертью, но и того, как он работает с клинком в бою и как вырезает фигурки. В своей основе все эти, казалось бы, различные вещи почти совпадали.

Для Ричарда было удивительно открыть, как все это соответствует друг к другу, составляя картину большего масштаба. Когда он рисовал формы заклинаний, которым его учила Никки, это не казалось ему сколько-нибудь затруднительным, а ощущалось простым и естественным. Он уже знал эти движения. Он узнавал в этих формах не только танец со смертью, но и движения клинка, как во время сражения, так и в процессе резьбы фигурок.

Никки тоже была особенным учителем, потому что понимала не только то, как много знает Ричард о своих разнообразных способностях, но и то, как он использует их. Она подмечала его видение использования магии. Она понимала, как это отличается от традиционного подхода, и не считала ни в малейшей степени затруднительным подстраиваться под то, каким образом он воспринимает подобные вещи. И это, как ничто другое, поддерживало ее собственный интерес к этому.

Она, кроме того, постигла и его концепцию творческого аспекта самой магии, и потому не пыталась поправлять его в том, что он делал, а, наоборот, вела по пути к необходимому завершению процесса. Она не просто сваливала в кучу разную информацию для запоминания, но выстраивала то, что он уже знал, в соответствии с его восприятием этих вещей. Поскольку она интуитивно ощущала, что он уже уловил все сам и своим особым способом, она не тратила время на подробные разъяснения того, что он уже понял, а вместо этого помогала ему рассмотреть дополнительно то, что его заинтересовало, в том месте и в то время, где и когда он обратил на это внимание.

Никки неторопливо подошла к столу.

– Как идут дела?

Ричард зевнул.

– Я уже ничего не воспринимаю. У меня сплошная путаница в голове.

Никки рассеянно кивнула, продолжая что-то читать в книге, которую держала в руках.

– То, что ты считаешь путаницей, означает лишь, что сознание внутри тебя только начало создавать ассоциации и связи, организуя в надлежащем порядке все то, что ты добавил к своим знаниям.

Ричард вздохнул.

– Возможно, и так.

Никки захлопнула книгу и бросила ее на стол.

– Здесь есть кое-что полезное. Тебе нужно взглянуть на это.

– Не думаю, что смогу прочитать хоть что-то прямо сейчас.

– Хорошо, – сказала она и указала на ручку, покоившуюся на подставке сбоку. – Тогда нарисуй. Тебе необходимо зарисовать элементы из книги, которую ты только что закончил читать. Если настоящая «Книга сочтенных теней» имеет подобные элементы, ты меньше затратишь потом на это времени, которого будет не хватать.

Ричард хотел было поспорить с ней, сказать, что очень устал, но тут же подумал о Кэлен. В этом свете слабость стала неуместной. И, кроме того, он согласился, чтобы Никки его обучала, а он не только механически делал то, что она укажет, но и прилагал свои усилия.

Она была волшебницей, обладающей бесценными знаниями, опытом и способностями, о которой даже Зедд отзывался с изумлением. Верна как-то отвела его в сторону и посоветовала повнимательнее прислушиваться к тому, что говорит Никки, поскольку она во многих областях гораздо способнее, чем любой из них. Ричард знал, что она дает ему единственную реальную возможность изучить то, что ему требовалось. И он не собирался упускать эту возможность.

Он придвинул к себе лист бумаги, затем опустил ручку в чернила. Чуть склонившись к столу, начал рисовать формулы заклинаний из лежавшей неподалеку открытой книги.

Одной из серьезных проблем, которую они до сих пор не знали, как решить, был вопрос о магическом песке. Согласно «Книге сочтенных теней», которую он помнил наизусть, формы заклинаний, требуемых для того, чтобы открыть правильную шкатулку Одена, должны быть изображены на магическом песке. Никки уверяла, что хотя книга, которую он запомнил, и была фальшивой копией, требование рисовать эти изображения на магическом песке, когда настанет время, было безусловно верным. Какие бы заклинания ни потребовались на самом деле, они просто не будут работать без этого песка.

Ричард рассказал ей о том, что, когда Даркен Рал открыл шкатулку Одена, он провалился в преисподнюю – со всем тем магическим песком, который использовал, чтобы изображать заклинания. В Саду Жизни больше не было этого столь ценного антуража. На том месте, где лежал магический песок, осталась лишь одна земля.

Никки оторвала взгляд от книги, которую сейчас листала.

– Здесь есть некоторые сведения о Храме Ветров.

Ричард поднял глаза.

– В самом деле?

Она кивнула.

– Знаешь, меня несколько сбивает с толку твой рассказ о том, как ты пересекал царство мертвых, чтобы попасть в этот храм.

Это, как ему казалось, произошло во время вспышки молнии, и он просто пересек дорогу, пока ее было видно.

– Очень жаль, Никки, но относительно этого предмета я рассказал тебе все, что знаю.

– Согласно написанному здесь и тому, что ты рассказал мне на основе прочтения многих старинных книг, Храм Ветров был отправлен в преисподнюю. Поскольку это было сделано ради его защиты, теперь он пребывает где-то далеко, за великой пустотой. Цель заключалась в том, чтобы отдалить его и затруднить к нему доступ.

– Но он оказался прямо передо мной, когда я выполнил соответствующие условия. Я сделал шаг – и оказался прямо в храме.

Она рассеянно кивнула, продолжая читать книгу и ходить по комнате. Наконец она остановилась, выражая беспокойство.

– И все-таки в этом нет смысла. Невозможно попасть отсюда туда, не пересекая царство мертвых. Но пересечь пустоту преисподней – это как пересечь океан. Ты словно бы подошел к берегу и шагнул на остров, находящийся на другой стороне мира, не путешествуя по лежащему на пути океану.

– Может быть, Храм Ветров вовсе не в глубине преисподней. Может, он подобен острову, отделенному океаном, но расположенному совсем рядом с берегом.

Никки покачала головой.

– Не годится ни это, ни то, что ты говорил мне. Все источники свидетельствуют о том, что, для того чтобы отправить храм в безопасное место, его отправили через преисподнюю… скорее подобно тому, как отправили бы его на другой конец вселенной.

– Лорд Рал, – раздался из-за дверей голос Кары.

Ричард снова зевнул.

– В чем дело, Кара?

– Здесь со мной несколько человек, которые хотят увидеть вас.

Как ни хотелось Ричарду отдохнуть, он не собирался делать перерыва. Ему нужно еще многое выучить, если он собирается обрести возможность вернуть назад Кэлен.

– Похоже, это очень важно, – добавила Кара, когда увидела нерешительность на его лице.

– Хорошо, тогда приведи их сюда.

Кара ввела в комнату группу из шести человек в белоснежных мантиях. В относительно темной библиотеке эти фигуры в белом напоминали добрых духов. Они все остановились по другую сторону массивного стола из красного дерева и смотрели на Ричарда скорее как люди, боящиеся наказания, нежели люди, желающие видеть его.

Ричард перевел взгляд с шестерых испуганных людей, среди которых было пятеро мужчин и одна женщина, на Кару.

– Это те самые служители подземелья, – сказала она.

– Служители подземелья?

– Да, Лорд Рал. Они заботятся о гробницах и тому подобном.

Ричард снова посмотрел на их лица. Они все избегали его взгляда, уставившись в пол, и оставались безмолвными.

– Да, я помню, что видел некоторых из вас при своем возвращении сюда – когда у нас здесь было сражение с солдатами Имперского Ордена.

Он не мог даже вообразить, сколько труда от них потребовалось, чтобы вычистить без следа ту ужасающую грязь и убрать беспорядок. Тела убитых солдат Ордена он приказал сбросить с плато – у них здесь были более важные дела, чем беспокоиться о захоронении останков убийц.

Вошедшие слегка поклонились.

– Так что вы хотели рассказать мне?

Кара замахала на него рукой, имея в виду, что не следует обращаться к ним с подобными вопросами.

– Они все немые, Лорд Рал.

Ричард, откидываясь в кресле, сделал жест рукой, в которой держал перо.

– Все вы?

Все шестеро согласно кивнули.

– Даркен Рал отрезал языки всем служителям подземелья, чтобы они не могли говорить дурного про его отца.

Ричард вздохнул, услышав столь ужасающую историю.

– Мне очень жаль, что с вами обошлись столь жестоко. Если это вас успокоит, могу сказать, что разделяю ваши чувства к этому человеку.

Кара улыбнулась, оглядывая своих шестерых подопечных.

– Я рассказала им о вашей роли в его смерти.

Шестеро слабо улыбнулись и кивнули.

– Итак, в чем же дело? Не поможете ли вы мне понять, что хотите сообщить? – спросил он этих шестерых.

Один из них вышел вперед и осторожно положил на стол свернутый лоскут девственно белой ткани. Затем пододвинул его к Ричарду.

Когда Ричард потянулся к свертку, капля чернил с его ручки упала на белую ткань.

– Прошу прощения, – пробормотал он, откладывая ручку в сторону.

Он пододвинул ткань поближе к себе. Затем поднял глаза на этих шестерых.

– Итак, что же это?

Они не сделали никаких попыток объяснить, и он посмотрел на Кару. Та лишь пожала плечами.

– Они очень настаивали, чтобы ты увидел это.

Один из них сделал жест, разворачивая перед собой горизонтально ладони, как будто раскрывается книга, затем повторил это движение.

– Вы хотите, чтобы я открыл это?

Все шестеро кивнули.

Сверток не выглядел так, будто внутри него что-то есть, и Ричард начал осторожно разворачивать на столе сложенную ткань. Никки, стоявшая рядом с этими шестерыми, склонилась над столом, наблюдая.

Когда Ричард отвернул последнюю складку, в центре этого куска ткани блеснула единственная гранула белого песка.

Он резко поднял глаза.

– Где вы это взяли?

Все шестеро указали вниз.

– Добрые духи, – только и прошептала Никки.

– Что? – спросила Кара, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на единственную гранулу белого песка, устроившуюся в центре куска ткани. – Что это?

Ричард поднял глаза на морд-сита.

– Магический песок.

Эти люди были из служителей подземелья, и это должно означать, что они нашли песок где-то там. Крупица магического песка поблескивала призматическим светом, но Ричарда все же удивило, что они нашли-таки одну эту песчинку.

Ему было интересно, где они обнаружили ее… и есть ли там еще такой песок?

– Можете показать мне, где вы нашли это?

Все шестеро решительно кивнули.

Ричард осторожно обернул частицу песка тканью, заметив при этом, что упавшая капля чернил оставила два идентичных пятна на противоположных краях ткани, поскольку в тот момент ткань была сложена. Когда ткань снова оказалась сложена, эти пятна совместились, но при развернутой ткани два пятна оказывались строго на противоположных краях.

Он несколько секунд задумчиво разглядывал это.

– Идемте, – наконец сказал он, заталкивая свернутую ткань в карман. – Отведите меня туда.

Глава 48

Ричард перешагнул через оплывший белый камень, входя в гробницу Паниза Рала. Служители подземелья остались ожидать его снаружи, в коридоре. Они настояли, чтобы сначала Ричард вошел туда один, – хотели, чтобы он посетил гробницу, прежде чем они отважатся войти туда. В конце концов, это гробница его деда. Это были люди, живущие и умирающие по непостижимым правилам, заведенным прежним Лордом Ралом при посещениях своих почтенных предков.

Тем не менее Ричард сохранял свое почтение к тем, кто заслуживал этого. Паниз Рал был тираном с амбициями завоевателя, несколько отличающимися от тех, что были присущи его сыну, Даркену Ралу. Паниз Рал, возможно, и не достиг того уровня зла и порока, который был свойственен его сыну, но вовсе не из-за недостатка попыток.

Во время войны, которую Паниз Рал начал против соседних земель, Зедд, еще молодой, был среди тех, кто возглавлял людей, борющихся против д’харианской агрессии. В итоге же всего этого Зедд, действуя в качестве Первого волшебника, убил Паниза Рала и воздвиг границы, которые большую часть жизни Ричарда отгораживали земли Д’Хары.

Хотя очень многие в отношении этих завоевательных устремлений поддерживали Паниза Рала, Зедд не хотел убивать многих обитателей земель Д’Хары. Ведь все-таки значительная их часть были просто жертвами тирании; имея несчастье родиться под властью тирании, нельзя считаться умышленно содействующими ей. Так что, вместо того чтобы убивать жителей Д’Хары, Зедд возвел границы.

По его словам, тем самым он оставил их страдать от последствий собственных деяний, и что это самое худшее наказание, какое он мог на них наложить. Однако это же давало им и шанс произвести изменения и исправить собственную жизнь. Но эти границы не позволяли им продолжать агрессию против соседей.

Эти условия действовали бы, и Ричард продолжал бы мирно жить в Вестландии, не окажись те границы разрушены. Даркен Рал способствовал их разрушению, путешествуя в обход их через преисподнюю. Хотя не окажись границы в конце концов уничтожены, Ричард не повстречал бы Кэлен. А Кэлен сделала его жизнь в высшей степени осмысленной. Она стала его жизнью.

Ричард припомнил, как оно было годы назад: вскоре после того как Даркен Рал открыл шкатулки Одена и оказался уничтожен высвобожденной при этом силой, кто-то из персонала дворца пришел и сообщил Зедду, что гробница Паниза Рала начала оплывать. Тогда Зедд приказал использовать особый белый камень, чтобы оградить гробницу, прежде чем это распространится на весь дворец.

Временное сооружение из белого камня, закрывающее вход в эту гробницу, с тех пор в значительной мере тоже оплыло, а странные явления внутри гробницы лишь нарастали. Стены начали перекашиваться, из-за чего куски розового гранита смещались друг относительно друга, нарушая прежде ровную поверхность. Снаружи, в коридоре, стык между потолком и стенами начал расходиться из-за деформаций внутри самой комнаты. Если это не остановить, то, похоже, искривления несущих стен будут продолжаться, и в конечном счете вся эта часть дворца начнет рушиться.

Ричард огляделся вокруг, делая оценку увиденному, пока пересекал комнату. Свет пятидесяти семи факелов отражался от покрытого золотом гроба его деда, установленного на пьедестале, что создавало не только свечение в самом центре напоминающей пещеру комнаты, но и впечатление, что гроб парит над беломраморным полом. Надписи были вырезаны на боках гроба и тянулись вдоль гранитных стен по всей комнате.

– Ненавижу розовое, – пробормотала себе под нос Никки, оглядывая полированный гранит стен и куполообразного потолка.

– Есть хоть какая-то идея, почему оплывают эти стены? – спросил Ричард у Никки, пока она медленно обходила комнату, тщательно изучая все вокруг.

– Вот это-то меня и пугает, – сказала Никки.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Ричард, пытаясь читать древнед’харианские тексты, вырезанные на гранитных стенах.

– Верна сказала мне, что, когда я прибыла во дворец как раз перед тем, как меня захватили, до того, как я отправилась к этому месту вместе с Энн, я сказала Верне, что знаю, почему здесь оплавляются стены.

Ричард оглянулся на нее через плечо.

– И почему же они это делают?

Никки казалась страшно смущенной и обеспокоенной.

– Не знаю. Я не помню.

– Не помнишь что?

– Ни того, для чего я шла сюда, ни того, почему оплавляются эти стены. Я спросила Верну, не помнит ли она, может, я что-то могла сказать на этот счет, но она сказала, что нет.

Ричард провел пальцем по поверхности гроба своего деда.

– Огненная Цепь.

Никки подняла глаза, еще более обеспокоенная.

– Ты действительно думаешь, что причина в ней?

– Ты не помнишь ничего из этого?

Она покачала головой.

– Нет. Не помню даже, говорила ли Верне, что знаю причину этой проблемы, но что еще хуже, я не помню даже того, почему здесь оплавляются стены. Как я могла забыть что-то настолько важное?

Ричард несколько секунд смотрел в ее испуганные голубые глаза.

– Не уверен, что ты смогла бы забыть при нормальном ходе вещей.

– Это может означать лишь то, что воздействие Огненной Цепи расширилось.

– Это загрязнение, – сказал Ричард тихим голосом.

– Если это действительно так, значит, произошедшее связано с нашими попытками дать обратный ход Огненной Цепи. Загрязнение от гармоний стирает память, чтобы защитить себя.

От такого пугающего вывода Ричард в замешательстве замолчал. Он понимал, что в этом есть определенный смысл. Сейчас его беспокоило не только то, что Джегань идет на шаг впереди него, но и то, что загрязнение Огненной Цепи способно защищать само себя от воздействий.

Влияние такого рода не требовало наличия сознания, чтобы реагировать, защищая себя, и продолжать заниматься своей работой. Для гармоний самым важным делом было уничтожение магии. Загрязнение, которое они оставили после себя, как раз и было их методом свершения этого дела, и подобные способы влияния были, скорее всего, их неотъемлемой частью, так же, как являются средствами самозащиты шипы на кустах или деревьях. Наличие шипов не означает, что дерево способно думать, как ему лучше причинить неприятности тому, кто проходит мимо; это всего лишь его неотъемлемое средство защиты себя, с тем чтобы оно могло продолжать существовать.

– Мы должны обратить вспять Огненную Цепь, или она будет разрастаться все больше и больше, – сказал наконец Ричард, обращаясь к Никки. – Пройдет совсем немного времени, и мы забудем даже то, что собирались ее остановить. Для этого необходимо привести в действие силу Одена, чтобы она оказала ей противодействие, пока не слишком поздно.

– Чтобы сделать это, нам нужны шкатулки Одена, – напомнила она ему.

– Ну да, двумя обладает Джегань, а третья шкатулка у ведьмы. Каким-то образом нам надо получить их назад.

– Поскольку Сикс выполняет просьбу Джеганя и нападает на наши войска в Древнем мире, думаю, нам следует предположить, что она намерена передать ему и третью шкатулку.

Ричард проследил пальцем письменную вязь на гробе Паниза Рала.

– Думаю, ты права. Всего лишь вопрос времени, когда Джегань получит все три шкатулки, если это еще не случилось.

– Однако у нас есть то, что им необходимо, – сказала Никки.

– У нас? Что же?

– Сад Жизни. С момента начала перевода «Книги Жизни» я постепенно иначе стала смотреть на Сад Жизни. Эта книга подтвердила ряд заключений, к которым я уже склонялась раньше, после того как в прошлый раз видела этот сад.

Теперь я воспринимаю Сад Жизни через концепцию магии Одена. Я изучила расположение самого помещения, размещение света в нем, углы в соответствии с различными звездными картами, а также как относительно него движутся солнце и луна. Кроме того, я проанализировала зону внутри этого помещения, где должны создаваться заклинания, относящиеся к Одену, и ее особое расположение по отношению к другим элементам.

Ричард был заинтригован.

– Ты хочешь сказать, что действительно думаешь, что Сад Жизни необходим, чтобы открыть именно правильную шкатулку?

Никки пожала плечами.

– Если только он не захочет выстроить у себя точно такой же зал. Это, разумеется, не лежит за пределами возможного, но все элементы этого зала, собранные здесь вместе, подобраны весьма точно. И воссоздание такого помещения будет довольно сложным предприятием.

– Но тем не менее он способен создать нечто подобное?

– Ему понадобятся исходные эталоны и стандарты, на основании которых и делались планы для строительства Сада Жизни. Ему понадобится помощь не только волшебниц, но и волшебников. Наверняка этого нет у него под рукой, и ему придется изучать Сад Жизни, чтобы знать, как выстроить такой же новый. Наиболее практичным решением будет создать точную копию того, что сделано здесь, поскольку все необходимые условия здесь уже выполнены.

– Ну, если он будет способен оказаться здесь, чтобы сделать все замеры, то сможет и подавно просто воспользоваться этим местом.

Никки бросила на него взгляд.

– Совершенно верно.

Ричард вздохнул, осознавая, как далеко они были от истинных мотивов Джеганя.

– Нечего и думать, он не собирается открывать шкатулки раньше. Сначала ему нужно проникнуть сюда. Захват Народного Дворца всегда был лишь частью его более широкого плана. Все это время он точно знал, ради чего это совершает.

– Похоже, так и есть, – согласилась она.

Через открытый оплывший проход в гробницу вошла Бердина.

– Лорд Рал, вот вы где.

Ричард повернулся.

– В чем дело?

– Я нашла вот эту книгу, – сказала она, протягивая ее, пока продолжала идти через комнату, будто размахивание книгой все объясняло. – Она написана на древнед’харианском. Когда я перевела кое-что из нее и поняла, что это, Верна велела отнести ее прямо тебе.

Никки взяла у Бердины книгу, которую морд-сит протянула ей. Она открыла ее и начала просматривать текст.

– Итак, о чем эта книга? – спросил Ричард Бердину.

– Это книга о людях, к которым относится Джиллиан. Точнее, о ее предках из города Касска.

– Насылатели снов… – прошептала самой себе Никки, листая книгу.

Ричард нахмурился.

– Что?

– Никки права, – сказала Бердина. – Это книга о том, как обитатели Касски использовали способность насылать сны. Верна велела передать эту книгу тебе.

– Хорошо, спасибо.

– Ну а мне нужно возвращаться. Есть еще несколько книг, которые Верна хочет перевести. И не забывай, – сказала она, обернувшись через плечо, – мне нужно как-нибудь рассказать тебе о том, что я нашла для тебя еще раньше – насчет Бараха.

Ричард кивнул в ответ на короткую улыбку морд-сита.

Никки прижимала рукой книгу.

– Спасибо, Бердина. Как только закончим здесь, мы ознакомимся с нею.

Ричард подождал, пока Бердина покинет гробницу, затем указал рукой на надписи, вырезанные на стенах.

– Все это выглядит довольно тревожным. К чему относятся написанные здесь заклинания? Большинство элементов кажутся едва знакомыми.

– Так и должно быть, – таинственно ответила Никки. Она указала на одну из надписей на дальней стене. – Видишь, вон там? Это указания от отца к сыну, о путешествии в преисподнюю и возвращении обратно.

– Ты хочешь сказать, что Паниз Рал хотел передать эти заклинания Даркену Ралу, и потому они были вырезаны на стенах его гробницы?

– Нет, – сказала Никки, покачивая головой. – Я уверена, что эти заклинания передавались через целые поколения Дома Ралов – от отца к его обладающему даром потомку, который будет следующим Лордом Ралом. От каждого отца к его сыну. Это, в каком-то смысле, часть твоего наследства.

Такая мысль ошеломила Ричарда.

– Насколько древние, по-твоему, эти заклинания? И какое отношение имеют к преисподней?

– Из построения этих заклинаний я могу сделать вывод, что они существуют со времен создания самого Одена. – Никки обернулась, бросив взгляд краем глаза. – Уверена, эти заклинания необходимы для использования силы Одена.

Ричард повернулся к ней.

– Для чего?

– Ну, из того, что я читала в книгах, которые толкуют Оден подобно «Книге Жизни», и в некоторых других книгах по оденической теории, я могу сделать вывод, что цель их применения напрямую связана с решением проблемы того, как используется магия Ущерба в работе Огненной Цепи.

– Ты имеешь в виду исчезновение памяти?

Никки кивнула.

– Почему остальные из нас не могут помнить Кэлен? Почему она не может вспомнить, кем была? Почему мы не можем воспользоваться своим даром, чтобы исправить память людей, забывших Кэлен, или исправить память самой Кэлен? Почему наш дар не может восстанавливать эти памяти?

Ричард вновь узнал в Никки учителя, задающего своему студенту вопрос и требующего от него дать самостоятельный ответ. Он был более чем знаком с подобной методикой. Зедд использовал ее применительно к Ричарду всю его жизнь.

– Потому что воспоминания уже исчезли. Потому что нечего восстанавливать.

– И каким же образом они оказались изъяты? – спросила Никки, вопросительно вскидывая бровь.

Ричард счел это очевидным.

– Через магию Ущерба.

Никки лишь пристально посмотрела на него, будто ожидала большего.

И тут его осенило.

– Добрые духи, – прошептал он. – Магия Ущерба – это магия преисподней. – Он приблизился к ней. – Ты говоришь, что для того, чтобы действительно правильно использовать силу Одена, просто необходимо отправиться в преисподнюю, потому что то, что было извлечено с помощью магии Ущерба, может быть восстановлено только там?

– Если требуется восстановить воспоминания – должно существовать то зерно, из которого они вырастут. Память, которая есть у тебя о ней, это твоя память, а не потерянная память Кэлен, не память Зедда, не память Кары… и вообще ничья, кроме как твоя. Сущность, истинный смысл потери ими памяти – исчезновение ее из этого мира. Она больше не существует. Во всяком случае, здесь.

Ричард боялся даже моргнуть.

– И та суть запомненного, которая забирается из разума жертв Огненной Цепью, забирается фактически посредством магии Ущерба. Так что если это похищенное и существует где-то, то существует оно только в преисподней.

Никки обвела рукой окружающие их слова, вырезанные на гранитных стенах и на поверхности гроба.

– В «Книге Жизни», которую Даркен Рал, несомненно, читал, приводя в действие шкатулки Одена, говорится, что часть процесса по приведению в действие сил Одена осуществляется именно в преисподней.

– Но что за память восстанавливал Даркен Рал, когда отправлялся в преисподнюю?

– Применение Одена требует совершения заранее предписанных шагов. Визит в преисподнюю есть один из шагов, которые необходимо выполнить в общей последовательности перед использованием силы Одена. – Она указала на стены. – Вот этих шагов.

– Но здесь просто указано, что требуется путешествие в преисподнюю. Почему не описывается цель этого путешествия?

– Цель такого путешествия заключается в восстановлении сути запомненного, но Оден не знает, что конкретно необходимо или кто объект Огненной Цепи, так что он только требует совершения необходимого шага. Нигде не указывается, что именно должно быть сделано там. Это лишь инструмент для того, кто пытается обратить вспять Огненную Цепь. Указано только то, что это путешествие необходимо сделать.

Именно Бердина показала мне «Книгу Жизни». Она знала, где находится эта книга, потому что видела, как Даркен Рал пользовался ею. Он посещал преисподнюю. Вот эти надписи, что находятся здесь – части формулы для применения заклинаний, необходимых, чтобы сделать это.

– Но ведь Даркен Рал не пытался восстанавливать памяти, потерянные в результате действия Огненной Цепи.

Никки пожала плечами.

– Нет, он хотел использовать Оден, чтобы обрести его силу для себя. Только от него зависело, что он делал, коль скоро оказался там. Вероятно, он не понимал истинной цели путешествия в преисподнюю. Вероятно, предполагал, что это просто необходимый к исполнению шаг, часть крайне сложного ритуала.

Ричард провел пальцами по волосам, приглаживая их назад.

– Кэлен говорила мне, что он путешествовал через преисподнюю.

Никки снова указала на вырезанные надписи.

– А вот здесь – объяснение, как он это делал.

– И каким же образом мне совершить подобное?

– Согласно вот этому, ты не можешь сделать этого сам. Требуется проводник – но проводник, которого предпринимающий такое путешествие склонил на свою сторону и который полностью предан ему – даже в смерти.

– Добрый дух, которому я могу доверить свою жизнь?

Она кивнула, а затем указала на одно место в надписях.

– Видишь, вот здесь? Это заклинание для вызова проводника из преисподней, который должен прийти и проводить тебя туда, куда ты должен попасть.

Ощущая себя от такой мысли несколько неуютно, Ричард осмотрелся, еще раз оглядывая надписи. Он указал на одно место древнего письма, а затем на другое, на соседней стене.

– Посмотри на эти указания. Для этих заклинаний требуется магический песок.

– Так оно и есть. Возможно, нам лучше спросить служителей подземелья, где они нашли то песчаное зернышко, что лежит в твоем кармане.

Ошеломленный всем тем, что изучил и узнал за последнее время, Ричард почти забыл, зачем они пришли в эту гробницу.

– Ты права, – сказал Ричард и подал Каре знак привести в гробницу тех шестерых в белых одеждах.

Все шестеро торопливо последовали за ней, как цыплята за курицей. Ричард ждал, когда соберется весь выводок. Теперь они все в ожидании уставились на него.

– Вы сослужили очень большую службу, найдя это песчаное зернышко. Благодарю вас за то, что вы были так внимательны.

По тому, как они просияли, Ричард решил, что никогда прежде Лорд Рал не благодарил их.

Он осторожно опустил руку на плечо женщины.

– Можешь ли ты показать мне, где вы нашли ту песчинку, которую принесли?

Она взглянула на остальных, а затем опустилась на колени перед золотым гробом, стоящим посреди комнаты, и указала на пол под одним из углов гроба, возвышающегося на пьедестале в нескольких футах над полом. Затем поманила Ричарда пальцем.

Он опустился на колени рядом с ней и, как она, сунул голову под гроб. И тогда она указала ему рукой на угол днища гроба, который слегка отошел.

Ричард слегка ударил по этому углу основанием ладони. Некоторое количество песка высыпалось вниз, песчинки запрыгали по белому мраморному полу.

Ричард торопливо встал и обменялся с Никки испуганным взглядом.

– Дай мне свой топор, – окликнул он одного из воинов Первой когорты, охранявших комнату снаружи, в коридоре.

Тот немедленно просунул голову через оплывшее отверстие и торопливо протянул Ричарду топор.

Ричард с силой втиснул острое лезвие в место плотного соединения крышки с нижней частью гроба. Затем покачал лезвием, проталкивая его глубже. Едва он надавил на ручку топора, крышка начала подниматься, сползая вбок.

С помощью Никки он приоткрыл гроб. На его знак головой служители подземелья и солдаты приняли вес крышки от Ричарда и Никки на себя и отнесли ее в сторону.

Внутри гроб по самый край был заполнен магическим песком.

Все несколько секунд стояли, глядя на это. Свет факелов отражался от поверхности песка радужными искрами.

Ричард осторожно разгреб песок, и из-под него проглянул обуглившийся череп Паниза Рала, его деда, все еще несший на себе следы ожогов от волшебного огня, который Зедд, второй дед Ричарда, использовал, чтобы уничтожить тирана. Несколько капель этого жидкого огня брызнули и на молодого Даркена Рала, породив в нем жгучую ненависть к Зедду и ко всем остальным, кто сопротивлялся правлению Дома Ралов.

– Теперь я знаю, почему здесь оплывает камень, – сказала Никки. – Это наведенная реакция на магию Ущерба, которая использовалась при открывании шкатулки Одена в Саду Жизни.

Ричард посмотрел на нее.

– Стало быть, это просто отклик на применение поблизости столь специфической силы.

Кончиком пальца Никки очень аккуратно сбросила несколько песчинок назад, в гроб.

– Верно. Это место оказалось самым безопасным, какое смог найти Даркен Рал, чтобы хранить магический песок на тот случай, если тот понадобится ему. Он умер прежде, чем сумел воспользоваться этими запасами, так что песок оставался спрятанным здесь все последующие годы. Но он все еще остается «горячим» от воздействия той силы. Вот почему эта комната начала оплывать. Это место не имеет надлежащего сдерживающего поля для хранения этого.

– Неужели… А Сад Жизни сделан так, что служит сдерживающим полем для подобных сил?

Никки прищурилась, глядя на него так, будто он только что предположил, что вода – мокрая, как… вода.

– Разумеется.

– Тогда нам необходимо переместить этот песок в Сад Жизни.

Никки кивнула.

– Верна и ее сестры могут все это сделать с помощью Натана. Они способны переместить его, не притрагиваясь. – Никки с настойчивостью взяла его за руку. – Теперь, когда у нас есть магической песок, на котором можно чертить заклинания, нам необходимо продолжить наши занятия. Возможно, у нас в запасе мало времени.

– Я не спорю. Идем.

Глава 49

Ничего не чувствую, – сказал Ричард.

Сидя на гребне белого камня, разрывающего кольцо травы, окружающей рассыпанный магической песок, он взглянул на Никки, стоявшую позади него, сложив руки, и наблюдавшую за тем, как он чертит заклинания.

– Так и не предполагалось, что ты будешь что-то чувствовать. Ведь ты создаешь заклинания, а не занимаешься любовью с женщиной.

– Ну, я думал, что должен… ну не знаю.

– Впадать в экстаз?

– Нет, я имел в виду, что мог бы ощутить какую-то связь с моим даром, какие-то ощущения в нервах или даже видения… или что-то еще.

Ее голубые глаза обстоятельно изучали самые последние начерченные им составные части заклинания.

– Некоторые любят примешивать элемент эмоций, когда чертят формы заклинаний, потому что им нравится ощущать темп, с которым бьется их сердце, как напрягается живот или мурашки ползут по коже – вещи такого вот сорта, – но это совсем не обязательно. Всего лишь показное позерство. Просто такие люди полагают, что должны стонать и раскачиваться, когда занимаются подобным. – Ее глаза обратились к нему, бровь насмешливо выгнулась. – Если хочешь, могу показать тебе, как. Это может сделать долгую ночь немного менее скучной.

Ричард знал, что она просто рассказывала ему реальности того, что он делал, заставляя его почувствовать глупость суеверий в отношении того, чему она пыталась учить его и что было весьма строгой методикой. Это было разновидностью того способа обучения, которым обычно пользовался Зедд, – такой урок, который окажется запоминающимся, в отличие от легко забываемого маловнятного ответа.

– Некоторые любят вычерчивать формы заклинания голышом, – добавила она.

– Нет уж, спасибо. – Ричард откашлялся. – Я могу обойтись без стонов и без излишних сердцебиений, не говоря уже о мурашках или рисовании голышом.

– Я о тебе так и думала. Потому и не предлагала никогда оживить работу подобным образом. – Она указала в сторону рисунков на песке. – Ощущаешь ли ты что-либо или нет, твой дар способствует тому, чтобы здесь проявлялась твоя сущность. Благодаря тому что ты вносишь в формы заклинаний верные элементы, соединяешь их в надлежащем порядке и добавляешь их в правильной последовательности – они и делают то, что должны делать. Тем не менее, не беспокойся, нам еще предстоит изучить кое-что, что придется вычерчивать голышом, – добавила она.

Ричард знал о таких формах заклинаний. Он старался не задумываться об этом – во всяком случае, пока до них дело не дошло.

Никки вскинула голову, критически разглядывая проведенные им расходящиеся под углом сдвоенные линии.

– Эта работа напоминает приготовление хлеба. Если ты смешаешь то, что следует, и сделаешь это правильным образом, в результате получишь такое тесто, какое и предполагалось получить. Переживать и плясать для этого не обязательно, ведь это не поможет тесту подняться, а хлебу испечься.

– Угу, – лишь сказал Ричард, вновь водя пальцем по магическому песку, прочерчивая элемент в виде дуги. – Все почти как с хлебом. За исключением того, что если ты приготовишь неправильно, это может убить тебя.

– Ну, у меня бывал и хлеб, который мог меня убить, – рассеянно пробормотала она, продолжая внимательно наблюдать за его работой, и все ее тело выгибалось так, будто она старалась помочь Ричарду провести кривую правильно.

Никки смогла воссоздать некоторые из тех элементов, что он сейчас рисовал, из книги, найденной Бердиной и принесенной, когда они посещали гробницу Паниза Рала. Некоторые из форм заклинаний в этой книге были неполными и представлены схематически. В отношении других опыт и знания Никки оказались просто неоценимы, позволяя ей делать заключения о некоторых оставшихся нераскрытыми частях формул из одного лишь текста. И, таким образом, она реконструировала и воспроизвела все необходимое.

Ричард был обеспокоен тем, что в книге на самом деле не было изложено все, что требовалось для описываемых процессов, и что Никки могла сделать неправильный вывод. Она объяснила ему, что у них есть слишком много других вполне реальных вещей, о которых действительно следует беспокоиться, но что это конкретное дело не относится к ним.

Для Ричарда это была еще и практическая проверка, возможность применить то, что он изучал день и ночь, прежде чем вызывать проводника, который должен будет отвести его в царство мертвых. Разумеется, у них не было шкатулок, но поскольку шкатулки уже введены в действие, имелись подготовительные процедуры, которые могли быть выполнены и без них. Эти мероприятия, принимая во внимание их опасность, не были чем-то таким, что Ричард с удовольствием предвкушал, но у него не оставалось выбора. Если он хотел вернуть Кэлен, наряду со всем тем, что от него требовалось, то при этом существовало нечто, что ему просто необходимо сделать, независимо от того, насколько это опасно.

Его древний покровитель, Первый волшебник Барах, оставил множество подсказок, чтобы помочь ему. Теперь, когда Ричард вновь имел доступ к своему дару, ему нужна была та книга, которую Барах оставил для него, – «Тайна могущества боевого чародея». Если должно было настать то время, когда ему понадобится информация, которая могла содержаться в этой книге, то сейчас именно оно и было.

Эта книга, вместе со снаряжением боевого чародея, большая часть которого тоже принадлежала Бараху, была спрятана в замке, в Тамаранге, городе возле дремучих лесов. К несчастью, именно там Ричард в последний раз видел Сикс, как раз перед тем, как Карг захватил его и забрал в лагерь Имперского Ордена.

Пока Ричард старательно рисовал формулы заклинаний, он с нетерпением предвкушал, что скоро император начнет терять сон, начнет ощущать напряжение и тревогу. Он уже довольно давно не испытывал неуверенности. Теперь пришло время Джеганю видеть ночные кошмары.

Как раз в этот момент сквозь стеклянную крышу высоко над ними Ричард смог расслышать резкое карканье. Он поднял глаза и увидел приятеля Джиллиан, ворона Локки, сидящего на раме за стеклом и поглядывающего на них. Ворон следовал высоко в небе за своим другом, Джиллиан, по всем местам ее плена, и с наслаждением пользовался изобилием отбросов в лагере Ордена. Локки, похоже, рассматривал все, обдумывал и учитывал массу встречающихся в жизни вещей как всего лишь странное развлечение.

Джиллиан знала, что Локки был там, но никогда не выдавала этого, чтобы кто-нибудь из стражей Джеганя не подбил его стрелой. Хотя Локки был острожной птицей и исчезал всякий раз, когда кто-то замечал его. Джиллиан рассказывала, что несколько раз, выходя из шатра Джеганя, она видела ворона, летающего высоко в небе и выделывающего различные трюки, чтобы привлечь ее внимание.

Впрочем, находясь в плену у Джеганя, Джиллиан не очень-то радовалась трюкам своего приятеля-ворона. Она находилась в состоянии почти постоянного ужаса.

Несколько хлопьев снега собралось в углах освинцованного стекла. На фоне ночного неба чернильно-черная птица была почти невидима. Лишь иногда ее клюв и глаза, отражающие свет факелов, могли быть заметны, создавая впечатление какого-то призрака, наблюдающего за ними.

Время от времени ворон наклонял голову, будто тоже оценивал нудную работу Ричарда. А когда он взмахивал крыльями, чтобы исторгнуть хриплое карканье, проглядывавшая изредка между бегущих облаков луна отражалась от его глянцевых черных перьев.

Ворон нетерпеливо дожидался своей роли.

– Ты готова? – спросил Ричард, все еще занятый тем, что чертил линию на магическом песке.

Джиллиан нервно кивнула. Ради этого момента она и существовала.

Сидя в центре расчищенного для нее места среди магического песка с вычерченными вокруг заклинаниями, она выглядела очень серьезной и торжественной. Она знала, что это та самая роль, для которой дедушка выбрал ее и обучал. Она была жрица костей, что означало и способность рассылать сны, защищая людей своего племени.

Факелы, окружающие песок в центре лужайки, мягко шипели. Их пламя медленно колебалось в замершем воздухе. Темная полоса, пересекавшая лицо Джиллиан по линии ее медных глаз, предназначалась для того, чтобы скрыть ее от злых духов.

Как жрица костей, в данный момент она была на службе у Ричарда. Ричард, как Лорд Рал, был сейчас тем, кто помогал ей рассылать сны. Это была древняя форма связи между людьми ее племени, означавшая безмолвную защиту. Однако то, что они рассылали, не было снами в полном смысле этого слова.

Они рассылали ночные кошмары.

Люди племени Джиллиан происходили из города Касска. Она с детства училась, чтобы стать пересказчиком, то есть человеком, который пользуется уважением за свои знания, касающиеся древних времен, древнего наследия и традиций ее народа. Ее дедушка был именно пересказчиком, и он учил ее древнему знанию, традиционному древнему умению из их прошлого. И когда-то все это наследие перейдет к Джиллиан.

Ее предки, добрые люди, которые надеялись избежать конфликтов со всеми, кто селился в западных землях, насылали сны, чтобы удерживать как можно дальше потенциальные неприятности. Затем, как и сейчас, обстоятельства сложились так, что им пришлось снами отгонять двигавшиеся из Древнего мира орды на юг. В той великой войне они потерпели поражение и были почти все уничтожены.

Ричард и Никки внимательно выслушивали ее рассказы и все то, что знала Джиллиан про те далекие времена. Из этих рассказов, из книг и из его собственных знаний относящейся к этому истории Ричард выстроил картину произошедшего.

Большинство родственников Джиллиан погибли, но некоторые оказались захвачены в плен и попали к волшебникам Древнего мира, которым понадобилась их уникальная способность. Эти люди были использованы волшебниками как сырье для создания человеческого оружия. Посредством применения заклинаний волшебники сделали из этих пленников сноходцев – этих людей использовали не для того, чтобы насылать сны, а чтобы вторгаться в сны и заполнять их болезненным содержанием.

Теперь Джегань был единственным живущим сноходцем, живой связью с той великой войной, что происходила почти три тысячи лет назад, с той войной, которая разгорелась снова. Из того, что Ричард уже изучил, следовало, что сноходец вновь был рожден в их мире, потому что тайный агент врага проник в Храм Ветров и применил со злым умыслом ту магию, что была спрятана там ото всех. Волшебник Барах нашел ответ этому – он обеспечил, что Ричард будет рожден с обеими сторонами дара, чтобы противостоять этой угрозе. Люди из племени Джиллиан происходили из тех же корней, что и Джегань. Его предки когда-то тоже были способны насылать сны, как и предки Джиллиан.

И вот теперь Джиллиан предстояло очередной раз, как жрице костей, осуществить свое древнее призвание по управлению снами, чтобы отогнать захватчиков, – но с некоторым отличием.

В давние времена предки Джиллиан во время той великой войны потерпели поражение. Но все рассказы, что знала Джиллиан, говорили о насылателях снов.

Ричард предполагал, что в этом и была причина поражения.

Теперь он, вместо этого, собирался насылать ночные кошмары.

– Помнишь ли ты какие-нибудь кошмары, которые способна воспроизвести? – негромко спросил он.

Медные глаза Джиллиан открылись, проявляясь на черноте нанесенной на ее лице темной полосы.

– Да, Отец Рал. До того, как появились эти жестокие люди из Древнего мира, у меня не было кошмаров. У меня были только сны. Я даже и не подозревала, что они действительно бывают. – Она сглотнула. – А теперь – да, я знаю, что такое кошмары.

– В один прекрасный день, Джиллиан, – сказал Ричард, наклоняясь, чтобы нарисовать перед ней символ, обозначающий взрыв звезды, – я надеюсь, ты сможешь забыть, что такое кошмары, но как раз сейчас мне необходимо, чтобы ты на них тщательно сосредоточилась.

– Я обещаю, Лорд Рал. Но я слишком молода. Вы действительно уверены, что я смогу сбрасывать кошмары на всех этих людей?

Ричард заглянул ей в глаза.

– Эти люди пришли сюда убивать всех и все, что ты любишь. Ты придумаешь кошмары, а Локки понесет их к тем людям, что находятся в лагере, внизу… Я это устрою.

Никки присела на корточки рядом с Ричардом.

– Джиллиан, не задумывайся о том, сколько людей находится там, внизу. Это не имеет значения. Честно. Куда отправится твой Локки, туда он понесет твои сны. Пока он будет летать над лагерем, ночные кошмары будут сыпаться с его черных крыльев, как ледяной дождь. Возможно, они коснутся не каждого, но это и неважно. Они коснутся великого множества, и этого будет вполне достаточно. – Никки указала рукой на формулы заклинаний, вычерченные перед девочкой. – Вся сила заключена в них, а не в тебе. Эти заклинания сделают всю работу, сея кошмары среди этих людей. Видишь вот это заклинание? – спросила Никки, указывая на петлю, которая замыкалась сама на себя. – Вот эта часть бесконечно умножает твой ночной кошмар, снова и снова.

– Боюсь, это потребует больших усилий, чем то, на что я способна.

Ричард с короткой улыбкой утешения потянулся и положил ладонь на руку Джиллиан.

– Но ведь я буду помогает тебе сбрасывать эти сны, запомнила? Ты должна только думать о них; а уж я буду сбрасывать их, как это нужно. Твоя способность вместе с моей силой сделают все это.

– Я вполне смогу думать о ночных кошмарах. – Затем она слабо улыбнулась. – И вы наверняка достаточно сильны, Лорд Рал. Думаю, в этом есть смысл, раз вы оба задумали это таким образом. Теперь я понимаю, зачем понадобилась вам, чтобы сбрасывать на них сны. И вот почему жрица костей должна была ждать вашего возвращения к нам.

Ричард похлопал ее по руке.

– И что еще тебе нужно запомнить – что после того, как Локки облетит лагерь, ты должна послать его в ту часть, где находится шатер Джеганя. Мы хотим охватить кошмарами как можно больше людей, но Джегань должен быть в фокусе всех этих кошмаров, и для него будет тот особый сон, которым я хочу помучить его. Так что когда я шепну тебе, что пора Локки опуститься, ты думай о Джегане в его шатре. Вот это заклинание, вот здесь, – он указал на него, – направит Локки устроиться рядом с этим человеком. Когда я тебе дам знать, все, что ты должна сделать, это помнить про Джеганя и направить Локки к его шатру.

Джиллиан кивнула.

– Я помню этот ужасный шатер. – Ее медные глаза, обращенные к Никки, наполнились слезами. – И знаю достаточно много кошмаров, которые происходили там.

А наверху Локки каркал и хлопал крыльями, собираясь отправиться в путь с грузом ночных кошмаров.

Глава 50

Дженнсен вздрогнула, когда мускулистый страж вывернул ее руку и толкнул ее через открытый вход в шатер. Она споткнулась, но сумела удержаться от падения. После поездки через лагерь при зимнем ярком солнечном свете она обнаружила, как плохо видит в темных императорских покоях, и прищурилась, ожидая, когда ее глаза привыкнут к тусклому освещению. С каждой стороны от себя она различала массивные силуэты стражей.

Дженнсен повернулась, услышав какой-то шум и возню за спиной, затем увидела, что те же самые здоровенные воины затолкали в этот же шатер Энсена, Оуэна и Мерили, жену Оуэна, как загоняют скот на бойню. Дженнсен не видела остальных за время их короткого путешествия на север. Большую часть пути у всех были заткнуты рты и завязаны глаза, чтобы создавать как можно меньше проблем при переезде вместе с караваном, перевозящим различные вещи и припасы. У Дженнсен заломило сердце, когда она вновь увидела своих друзей, оказавшихся теперь в лапах столь злобных людей. Это казалось возвращением ночных кошмаров.

Чуть дальше, на другой стороне большого внутреннего пространства шатра, Дженнсен увидела императора Джеганя, сидящего за массивным столом и занятого едой. Дюжины свечей стояли с каждой стороны стола, придавая этой части комнаты вид алтаря внутри какого-то святилища. Рабы ожидали, выстроившись в ряд вдоль задней стены, как раз за спиной императора. Стол был заставлен изобилием блюд, вполне достаточным для банкета. Джегань, по всей видимости, ел в одиночестве.

Черные глаза императора уставились на Дженнсен, будто она была фазаном, которому он собирался свернуть голову, выпотрошить и зажарить для избранных гостей. Он поднял руку и двумя пальцами, блестящими от жира, сделал знак, чтобы она подошла ближе. Огромные кольца на его пальцах, а также длинные, украшенные драгоценными камнями цепи на шее поблескивали в свете свечей.

Дженнсен прошла по толстому ковру и остановилась перед столом императора; за ней следовали перепуганные Энсен, Оуэн и Мерили. Свечи в массивных подсвечниках выхватывали из темноты ветчину, домашнюю птицу, мясо и разного сорта соусы и приправы. Также на столе были орехи, фрукты и сыры самых разных сортов.

Не сводя с нее своего ужасного взгляда, Джегань двумя пальцами разломил грудку небольшой жареной птицы. В другой руке император держал серебряный кубок. Он откусил большой кусок мяса, затем запил его красным вином из кубка. Она знала, что это красное вино, потому что очень много его пролилось по сторонам рта, попав на руки и на овчинный жилет.

– Так-так, – сказал он, опуская кубок и ставя его на стол, – уж не младшая ли сестра Ричарда Рала явилась к нам с очередным визитом?

В прошлый раз, когда она подходила к императорскому столу, она была с Себастьяном. В тот раз она была гостем. В то время она не знала, что ее используют. С того дня она достаточно выросла.

– Проголодалась, дорогая?

Дженнсен действительно была голодна.

– Нет, – соврала она.

Джегань улыбнулся.

– Мне не нужно быть сноходцем, чтобы в точности знать, что ты врешь.

Дженнсен передернулась, как от боли, когда огромный кулак этого человека грохнул по столу. Тарелки подскочили. Бутылки свалились. Кубки расплескались. У троих людей, стоявших за ее спиной, сперло дыхание.

Джегань вскочил на ноги.

– Ненавижу, когда мне врут!

От его ярости Дженнсен пронзило внезапным страхом. Вены проступили на лбу Джеганя, лицо стало красным. Она подумала, что он может убить ее насмерть, одним ударом, прямо сейчас, тут, где она стоит.

Но прежде чем он дал выход своей ярости, в комнату упала полоса света. Через вход в шатер скользнули две женщины. Тяжелый шерстяной занавес сомкнулся, позволяя мраку вновь вступить в права.

Джегань переключил внимание с Дженнсен на этих двух женщин.

– Улисия, Эрминия, известно ли что-нибудь про Никки?

Эти двое, очевидно захваченные таким вопросом врасплох, обменялись быстрыми взглядами.

– Отвечай мне, Улисия! Я не в том настроении, чтобы играть в какие-то игры!

– Нет, ваше превосходительство, про Никки ничего неизвестно. – Женщина откашлялась. – Могу ли я спросить, ваше превосходительство, есть ли у вас причины считать, что она жива?

Джегань заметно охладел.

– Да. – Он вновь опустился на свой стул, отделанный искусной резьбой. – Я видел ее во сне.

– Связь с ее Рада-Хань исчезла. Но она никак не могла снять его без чьей-то помощи. Возможно, это всего лишь обычные сны.

– Она жива!

Сестра Улисия опустила голову в поклоне.

– Разумеется, ваше превосходительство. Вам лучше знать об этом.

Он потер лоб кончиками пальцев.

– Я плохо сплю в последнее время. Начинаю слабеть от просиживания в этом жалком месте, ожидая дальнейшего прогресса. Наверное, следует высечь людей, строящих пандус, за их медлительность. Я надеялся, что смертные казни после того мятежа заставят всех серьезней относиться к своим обязанностям. Ведь, в конце концов, это все для нашего общего дела. Возможно, если я сброшу с пандуса несколько ленивых рабочих, это заставит остальных работать быстрее.

– Ну, ваше превосходительство, – сказала сестра Улисия, выходя вперед, явно стараясь отвлечь его внимание от темных и жестоких мыслей, – у нас есть нечто, что заставит вас почувствовать себя гораздо лучше в отношении нашего общего прогресса.

Император резко поднял глаза, затем схватил со стола кубок и сделал большой глоток. Затем поставил кубок назад и ухватил окорок с большого блюда, стоявшего справа от него. Откусив от него кусок, он сделал знак рукой двум сестрам.

– И что же это?

– Среди множества книг, которые доставили сюда вместе с Дженнсен… Одна из них… особенно… Ну, ваше превосходительство, мы думаем, что вы должны посмотреть на нее сами.

Джегань снова начал проявлять нетерпение. Он взмахнул рукой.

Обе женщины, как по команде, бросились к нему. Сестра Эрминия протягивала книгу, одну из тех, что, как заметила Дженнсен, они вытащили из тайного хранилища на древнем кладбище.

– «Книга сочтенных теней», – сказала она.

Джегань посмотрел в глаза обеим женщинам, затем развел в стороны руки. Раб с полотенцем немедленно бросился к нему и начал вытирать руки императора. Джегань кивнул в сторону стола, и остальные рабы начали убирать тарелки и блюда, чтобы расчистить место на столе. Затем появилась молодая женщина, одежда которой открывала гораздо больше, чем закрывала, и начала вытирать деревянную столешницу.

Пока Джеганю все еще готовили руки, сестра Эрминия положила книгу перед императором. Он хлопнул по руке раба, отгоняя его назад, и обратился к книге. Он склонился, открыл обложку и начал просматривать текст.

– Ну, – сказал он наконец, перелистывая страницы, – и что вы думаете? Это настоящая копия или фальшивая?

– Это не копия, ваше превосходительство.

Он поднял глаза с хмурым видом, который, казалось, мог обернуться убийственным.

– Что значит «не копия»?

– Это оригинал, ваше превосходительство.

Джегань прищурился, словно не уверенный, что правильно расслышал. Затем откинулся назад на стуле и уставился на двух женщин.

– Оригинал?

Сестра Улисия подошла ближе, склонилась над столом и перелистала книгу на начало.

– Взгляните на это, вот сюда, ваше превосходительство. – Она постучала пальцем по этому месту. – Вот знак мастера-создателя. Это его печать, содержащая заклинание, свидетельствующее, что это оригинал.

– Ну так что? Может, это фальшивая печать.

Сестра Улисия покачала головой.

– Нет, ваше превосходительство. Нет, так не бывает. Записывая пророчество в книгу, пророк ставит такого рода знак перед началом письма, чтобы показать, что это оригинал, что это его работа и его собственная рука, а не копия.

У вас ведь есть множество книг с пророчествами. Ваше превосходительство, за парой исключений, они все копии с оригиналов. На большинстве вообще нет печати. Иногда человек, копирующий оригинал, ставит свой знак, с тем чтобы его работа была идентифицирована, и чтобы особо отметить, что она обозначена как копия. Но вот такая печать никогда не ставится на копиях. Это уникальный знак, который никогда не ставится на копии, а только на оригинале.

Этот знак мастера поставлен в виде заклинания. Именно так идентифицируют оригиналы. Это есть оригинал «Книги сочтенных теней». – Она закрыла книгу и показала ему на корешок. – Видите? «Теней», а не «тени». И на ней есть знак мастера. Ее нашли спрятанной за оградительными барьерами и полями. Это оригинал.

– А что же остальные?

– Ни на одной из них нет такой печати, как эта. Ни на одной из трех нет даже знака, определяющего человека, выполнившего копию. Фактически ни на одной нет никаких опознавательных знаков. Они просто копии. А это – оригинал.

Джегань занес руку над столом и постукивал костяшкой большого пальца, пока рассуждал.

– Я пока не понимаю, почему эта книга не может быть фальшивой копией. Если сделали фальшивые копии, причем так, что они выглядят как настоящие, они могли и поставить поддельный знак в книге, ради того чтобы одурачить.

– В принципе, это возможно, но существует множество вещей, которые указывают на то, что это не подделка. Существует также и множество способов, которые мы можем применить, чтобы определить подлинность знака, поставленного мастером. В конечном счете именно потому и оставляют знак в форме заклинания, с тем чтобы тот мог быть проверен. Мы уже сделали несколько проверок, и результаты показывают, что это подлинник, но есть еще сложные контрольные сети, которые мы можем еще создать, чтобы окончательно убедиться в достоверности знака.

Сестра Эрминия указала рукой на книгу.

– Самое главное в этом отношении то, ваше превосходительство, что говорится там в самом начале относительно проверки книги Исповедницей.

Сестра Улисия нетерпеливо кашлянула. Возможно, это было продолжением спора, который уже состоялся между ними. Она бросила на сестру Эрминию убийственный взгляд, прежде чем вновь обратилась к императору:

– Ваше величество, в книге говорится, что Исповедницу следует использовать для проверки подлинности копии, а не для проверки оригинала. По этой причине нам вовсе не следует доверять ей при идентификации оригинала… чего, собственно, ей делать и не следует. Это сам по себе делает знак мастера, и относительно этого знака мы сами можем провести необходимые проверки. Уверена, эти проверки подтвердят лишь то, что мы и без того знаем.

Джегань постукивал пальцем по столу, обдумывая ее слова.

– Где была найдена эта книга?

– В Бандакаре, ваше превосходительство, – сказала сестра Улисия.

– Ты хочешь сказать, что все это время она находилась за магическими барьерами?

– Да, ваше превосходительство, – сказала сестра Улисия с явным воодушевлением. – Уже даже это свидетельствует о подлинности.

– Почему?

– Потому что если оригинал можно идентифицировать по наличию знака, где бы вы спрятали его?

– За барьерами из магии, – задумчиво ответил он.

– Ваше превосходительство, это оригинал «Книги сочтенных теней». Я уверена.

Он пристально вглядывался в нее своими черными глазами.

– И ты готова поставить свою жизнь, утверждая, что это так?

– Да, ваше превосходительство, – без колебаний ответила сестра Улисия.

Дженнсен проснулась от ужасно странного звука. Когда она вынырнула из глубокого сна, ей показалось, что это похоже на какой-то рев. Сначала она подумала, что, вероятно, император Джегань опять переживает очередной ночной кошмар, но звук какого-то волнения и беспокойства доносился снаружи. Люди кричали на других, чтобы им освободили дорогу, и просто от страха. Лязгал металл, будто люди в кольчугах налетали на плотно выставленные в ряд копья. Затем она снова услышала рев, на этот раз ближе, и новые крики.

Дженнсен заметила, что стражи около входа внутри шатра осторожно выглядывают наружу из-за края тяжелого занавеса. Сама же она боялась двинуться со своего места на полу. Джегань лично велел ей оставаться там. Принимая во внимание то, каким буйным мог стать в одно мгновение этот человек, она решила, что будет лучше не испытывать его терпение.

Энсен вопросительно посмотрел на нее. Дженнсен лишь пожала плечами. Оуэн держал руку Мерили. Все трое выглядели явно напуганными. И Дженнсен разделяла их чувства.

Джегань, подобно грозе, выскочил из спальни, на ходу застегивая штаны. Он выглядел усталым и ослабевшим. Дженнсен знала, что из-за постоянных кошмаров он почти не спал.

Он уже собирался что-то сказать, когда полог шатра оказался отведен в сторону. Внутрь широким потоком хлынул шум от столпотворения снаружи.

Через открывшийся проем вошла худая женщина. Среди шума и беспорядка она двигалась спокойно и осторожно, на манер змеи.

От одного взгляда на нее Дженнсен испытала жгучее желание залезть под ковер и там спрятаться.

Бледные глаза этой женщины оглядели лежавших на полу четырех человек, затем обратились на императора. На стражу она не обращала внимания. Ее мертвенно-бледная кожа выделялась белизной на фоне черного платья.

– Сикс! – воскликнул Джегань. – Зачем здесь посреди ночи!

Она почти с презрением разглядывала его.

– Ввиду твоего предложения.

Джегань уставился на нее.

– Ну так и что с ним?

– Это нечто, что я согласилась раздобыть для тебя.

Она подняла выше что-то, что было у нее под рукой. Дженнсен не смогла разглядеть эту вещь, потому что та была настолько черной, что ее почти невозможно было увидеть в тусклом освещении шатра, не говоря уже о том, что она держала это на фоне своего черного платья.

Когда император уставился на то, что она протягивала ему, его настроение начало улучшаться.

У Джеганя были черные глаза. У Сикс – черное платье. Середина этой безлунной ночи была темной, как пещера в дремучем лесу. Но ничто из этого нельзя сравнить с чернотой той вещи, что держала в руках эта женщина. Ее чернота была за пределами всего, что когда-либо доводилось видеть Дженнсен. Ей пришло на ум, что такая темнота обволакивает человека, когда тот умирает.

Джегань продолжал смотреть, и его глаза округлялись от восторга, на лице начала проступать улыбка.

– Третья шкатулка…

Сикс, похоже, не собиралась разделять его внезапный восторг.

– Я выполнила свою часть договора.

– Да, да, выполнила, – сказал Джегань, с почтением забирая у нее шкатулку. – Итак, ты это сделала.

Он аккуратно поставил чернильно-черную шкатулку на комод.

– А как остальные дела? – спросил император через плечо.

– Я сжигала их войска и рассеивала их. Уничтожала отряды, когда их находила. Прикрывала маршруты для караванов с припасами и гарантировала их безопасный проход.

– Да, они приходили сюда – но припасов хватало едва-едва.

– Давай не будем об этом, – сказала женщина. – Так тебе удалось достать верную копию «Книги сочтенных теней»?

– Нет. – Он усмехнулся. – Но зато я уверен, что у меня есть оригинал.

Она долгое время пристально разглядывала его, будто оценивая правдивость его слов или просто оценивая, не пьян ли он.

– Ты уверен, что отыскал оригинал? – По ее губам скользнула сухая улыбка. – Почему бы тебе не использовать наконец свою Исповедницу?

– У нас есть некоторые… затруднения. Ей удалось сбежать.

Что бы ни подумала Сикс на этот счет, она никак не показала этого на своем костлявом лице.

– Ну да, теперь она все равно не требуется.

Джегань помрачнел.

– Требуется или нет, у меня есть планы на ее счет. Как, по-твоему, сможешь ты найти ее и привести ко мне? Я не останусь в долгу.

Сикс пожала плечами.

– Если тебе так нужно. Позволь мне взглянуть на книгу.

Джегань подошел к комоду и открыл ящик. Затем достал книгу и протянул ее женщине. Сикс долгую минуту держала книгу, сжав между двумя ладонями.

– Позволь посмотреть и остальные.

Джегань подошел к другому ящику и извлек оттуда еще три книги, все на вид одинакового размера. Он выложил их рядом на мраморном столике, а затем придвинул масляную лампу.

Сикс, плавно скользя, приблизилась к столу и, сложив руки, долго рассматривала по очереди каждую из них. Затем опустила кончики длинных худых пальцев на одну из них. Ее рука перешла ко второй книге, задержалась на ней, прежде чем коснулась третьей.

Она указала рукой на лежащие на столе книги.

– Эти три появились позже. – Она вытащила подлинную книгу, которую он перед этим дал ей, из-под локтя, которым все это время прижимала ее к себе, и помахала, прежде чем положить сверху на те три. – Вот эта появилась первой.

– Появилась первой… как оригинал? Ты можешь быть уверена в этом?

– Я никогда не рискую по-глупому. Ведь если это окажется фальшивая копия и твои сестры откроют не ту шкатулку – я потеряю все, к чему стремилась и над чем работала, а принимая во внимание мое участие в этом, то даже и свою жизнь.

– Но все-таки это не отвечает на мой вопрос.

Она пожала плечами.

– Я же ведьма. Не лишенная талантов. Эта книга – оригинал. Используй ее. Открой правильную шкатулку – и твоим кошмарам придет конец.

Джегань пару секунд смотрел на нее, ощущая подавленность при упоминании о ночных кошмарах, но под конец все-таки улыбнулся.

– Приведи мне Исповедницу.

Сикс улыбнулась, в некотором роде без намека на шутку.

– Ты все подготовишь, все спланируешь, создашь все заклинания, а я приведу Исповедницу к началу торжества.

Джегань кивнул.

– Сестра Улисия говорит, что нам необходимо попасть в Сад Жизни.

– Хотя это и не единственный способ, но это будет лучшей гарантией успеха. Тебе следует серьезно относиться к словам твоей сестры.

– Я и воспринимаю ее слова серьезно. Поскольку именно она будет открывать шкатулку, разумеется, при моем присутствии в ее разуме, и если что-то будет сделано неправильно, это окажется весьма неприятным для нее. Если Хранитель преисподней заберет ее в результате всего этого – это будет для нее далеко не лучшим исходом, и по этой причине в ее собственных интересах будет сделать все правильно. Думаю, именно поэтому она так настаивает на том, чтобы открывать шкатулки в Саду Жизни, вместо того чтобы сделать его копию здесь.

Сикс обратила сосредоточенный взгляд на Дженнсен.

– Воспользуйся ею. Ведь это сестра Ричарда Рала. Одно за другим – все оборачивается против него. Добавить на весы еще и ее жизнь – это может помочь решить исход дела.

Джегань перевел свои черные глаза на Дженнсен.

– А для чего, ты думаешь, я держу ее здесь?

Сикс пожала плечами.

– Я думала, просто месть.

– Я хочу покончить с подобным сопротивлением воле Ордена. Будь месть моей целью по отношению к ней, она давным-давно была бы на пыточном конвейере, в шатрах для пыток, с криками расставаясь с жизнью. Но она более полезна Ордену в другом применении. Моя цель – чтобы Братство Ордена стало итоговым правителем над всем человечеством, тем, чем оно должно быть по праву.

– За исключением моего кусочка, – сказала Сикс с убийственным взглядом.

Джегань снисходительно улыбнулся.

– Ты не такой уж жадный партнер в этом деле, Сикс. Твои требования вполне скромны. Ты можешь делать все, что хочешь, со своей небольшой частицей мира, разумеется, при направляющей роли Ордена.

– Разумеется.

– Если жизнь сестры окажется Лорду Ралу безразлична, попробуй упомянуть и мое имя. Скажи ему, что я буду счастлива пролить на него огненный дождь.

Джеганю эта идея определенно понравилась.

– Неплохая мысль, Сикс. Ты доказала, что, как я и подозревал с самого начала, можешь быть весьма ценным союзником.

– Королева Сикс, если не возражаешь.

Джегань пожал плечами.

– Ни в коем случае. Я просто счастлив отдать тебе заслуженное, королева Сикс.

Глава 51

Сидя в темноте, прислонившись к каменной стене, и время от времени подремывая, Рэчел услышала какой-то звук за дверью в подвал, который и заставил ее вскинуть голову. Она села прямее и прислушалась. Ей показалась, что звук напоминает отдаленные шаги.

Девочка прижалась спиной к холодному камню. Вероятно, это Сикс, пришедшая, чтобы забрать ее назад, в пещеру, и заставить рисовать картины, причиняющие вред людям. В этом каменном мешке не было никакой мебели, некуда бежать и негде спрятаться.

Рэчел не знала, что ей делать, если Сикс прикажет рисовать ужасные картины. Она не хотела этого делать, не хотела рисовать картины, которые, несомненно, станут причиной несчастья у невинных людей. Но она знала и то, что у этой ведьмы есть способы заставить ее делать это. Рэчел боялась Сикс, боялась этой женщины, способной причинять ей страдания.

Нет более ужасного ощущения, чем находиться один на один с кем-то, кто хочет причинить тебе страдания, зная, что ты ничего не сумеешь сделать, чтобы остановить это.

Она начинала плакать от одной мысли о том, что может произойти, представляя себе, что Сикс способна сотворить с ней. Затем она вытерла слезы и постаралась думать о чем-то таком, что может помочь ей.

Рэчел уже долгое время не видела эту ведьму. И вполне возможно, что это вовсе и не она, а просто кто-то из сторожей несет ей еду. Пара сторожей оставались еще с тех времен, когда была жива королева Милена. Рэчел не знала их имен, но помнила, что видела их раньше.

Хотя теперь здесь были и другие люди, которых она не узнавала. Это были солдаты Имперского Ордена. Старые сторожа никогда нарочно не придирались к ней, но новые солдаты вели себя иначе. Эти люди даже выглядели дикими. И когда они смотрели на нее, Рэчел знала наверняка, что они думают лишь о том, чтобы сделать с ней нечто невообразимо ужасное. Эти люди нисколько не беспокоились, что кто-то может остановить их – за исключением, может быть, Сикс. Они всегда старались держаться подальше от этой ведьмы. Она же просто не обращала на них внимания, ожидая, что они сами уберутся с ее пути.

Тем не менее эти люди посматривали на Рэчел так, что это заставляло ее вздрагивать. Рэчел очень боялась, что они захватят ее одну, вот так, как сейчас, без всякой Сикс, чтобы та смогла удержать их. Но сама мысль о том, чтобы Сикс явилась сюда ради ее спасения, была нисколько не лучше.

Когда Рэчел жила в замке в прошлые времена, еще при королеве Милене, она всегда была окружена ненавистью. Большую часть времени она пребывала в постоянном страхе. И большую часть времени голодала.

Сейчас все было иначе. Это было еще хуже – а она никогда не думала, что могло быть хуже.

Она внимательно прислушивалась к шагам снаружи, по мере того как они приближались, и решила, что это не звуки от мужских сапог, а скорее шаги легкого человека. Это явно женщина.

Следовательно – это может быть только Сикс. И означает это, что наступил день, которого она так боялась. Сикс обещала ей, что когда вернется, то заставит Рэчел рисовать для нее.

Замок лязгнул, когда повернулся ключ. Рэчел прижалась спиной к стене, готовая бежать, но понимая, что бежать некуда. Тяжелая железная дверь заскрипела, открываясь. В каменную темницу пролился свет от фонаря.

Вслед за ним в дверь проскользнула какая-то фигура, несшая этот фонарь. Рэчел прищурилась, когда увидела знакомую улыбку.

Это была ее мать.

Девочка прямо-таки подскочила на месте. И со слезами, вдруг хлынувшими по щекам, бросилась к этой женщине и обхватила ее руками. Она ощутила, как утешающие руки сомкнулись вокруг нее в теплом объятии, и зарыдала от радости.

– Ну, ну. Теперь уже все в порядке, Рэчел.

И Рэчел знала, что это так. С появлением ее матери все неожиданно приходило в порядок. Эти страшные люди, эта ведьма – никто из них теперь не имел никакого значения для нее. Теперь все было хорошо.

– Спасибо, что ты пришла, – сказала она сквозь слезы. – Мне было так страшно.

Мать присела рядом с ней на корточки, прижимая ее еще крепче.

– Вижу, ты воспользовалась тем, что я дала тебе в прошлый раз.

Рэчел кивнула, ткнувшись в материнское плечо.

– Это спасло меня. Это спасло мою жизнь. Спасибо тебе.

Рука успокаивающе похлопала ее по спине, и мать мягко рассмеялась, видя столь несдержанную радость Рэчел.

Рэчел вдруг отстранилась.

– Нам надо уходить отсюда. Пока не вернулась эта ужасная ведьма, нужно исчезнуть. А еще эти солдаты… эти гадкие солдаты. Ты не должна позволить им увидеть тебя. Они могут сделать с тобой самые ужасные вещи.

Мать с сияющей улыбкой не сводила с нее глаз.

– Как раз сейчас мы в полной безопасности.

– Но нам нужно уходить отсюда.

По-прежнему улыбаясь, ее мать кивнула.

– Да, нужно уходить. Но я хочу попросить тебя сделать кое-что для меня.

Рэчел подавила слезы.

– Все, что угодно. Ведь ты спасла мою жизнь. Тот мел, который ты мне дала, спас меня от тех ужасных призраков-гоблов. Иначе они разорвали бы меня на части. То, что ты дала мне, спасло мою жизнь.

Мать приложила ладонь к ее щеке.

– Ты сама спасла свою жизнь, Рэчел. Ты воспользовалась своей головой и спасла собственную жизнь. Я всего лишь оказала тебе небольшую помощь, когда поняла, что именно тебе потребуется.

– Но это оказалась именно та помощь, что была так необходима.

– Я очень рада этому, Рэчел. А теперь мне нужна твоя помощь.

Рэчел пожала плечами.

– Чем я могу помочь тебе? Я не такая большая, чтобы сделать много.

Ее мать улыбнулась так, что это заставило Рэчел замолчать.

– Ты в точности подходящего размера.

Рэчел не могла представить, для чего такого может подходить ее размер.

– Тогда чем же?

Ее мать взяла фонарь и встала, протянув руку Рэчел.

– Идем, я покажу. Мне нужно, чтобы ты передала очень важное сообщение, чтобы спасти кое-кого.

Когда они вышли в каменный коридор, свет фонаря подтвердил им, что этот каменный коридор был пуст. Никакой охраны нигде не было видно.

Рэчел очень понравилась идея помочь кому-то еще. Она знала, что такое пребывать в страхе и нуждаться в помощи.

– Ты хочешь, чтобы я доставила сообщение?

– Именно так. Знаю, что ты смелая, но не хочу, чтобы ты пугалась того, что увидишь. Бояться совершенно нечего, уверяю тебя.

Когда они заспешили по коридору, Рэчел забеспокоилась. Она знала, что ее мать уже помогла ей. И ей хотелось вернуть этот долг или отплатить за эту услугу. И все-таки это звучало так, будто могло быть опасным. Когда люди говорят, что не нужно бояться, это всегда означает, что есть нечто, чего бояться как раз и следует. И все-таки это не могло быть ужасней, чем дикого вида люди, пристально разглядывающие ее, или так же ужасно, как эта ведьма.

Чейз учил ее, что бояться чего-то – это вполне нормально, но для того, чтобы выжить, необходимо быть хозяином своего страха, чтобы быть способным помочь самому себе. Страх, говорил он, не может спасти тебя, но страх, подчиненный тебе, вполне может.

Рэчел подняла глаза на свою прекрасную мать.

– Кому нужно доставить это сообщение?

– Нужно доставить, чтобы помочь другу. Ричарду.

– Ричарду Ралу? Ты знаешь Ричарда?

Ее мать отвела взгляд.

– Ты знаешь его, и это главное. Ты же знаешь, что он пытается помочь всем.

Рэчел кивнула.

– Да, знаю.

– Так вот, похоже, ему самому требуется некоторая помощь. Я хочу, чтобы ты передала сообщение, чтобы мы попытались помочь ему в том, что ему будет необходимо.

– Хорошо, – сказала Рэчел. – Я буду рада помочь ему. Я люблю Ричарда.

Ее мать кивнула.

– Хорошо. Он человек, который заслуживает твоей любви.

Она задержалась перед тяжелой дверью наружу, затем ухватила Рэчел за руку.

– А теперь ничего не бойся. Хорошо?

Рэчел уставилась на мать, ощущая дрожь в желудке.

– Хорошо.

– Совершенно нечего бояться. Обещаю тебе. И я буду все время рядом с тобой.

Рэчел кивнула. Мать распахнула дверь прямо в холодный ночной воздух.

Через дверной проем Рэчел могла заметить, что луна уже взошла. Поскольку Рэчел сидела в темном подвале, а затем шла при свете лишь лампы, здесь она могла видеть все совершенно отчетливо. Окружающее пространство представляло собой внутренний двор, окруженный каменными стенами. Довольно просторный двор – здесь росли не только кусты, но и деревья.

Они вместе вышли в холодную темноту.

Едва увидев светящиеся зеленые глаза, уставившиеся на нее, Рэчел застыла. У нее перехватило дыхание, не выпуская наружу крик, зазвучавший где-то внутри нее.

Огромные крылья внезапно раскрылись во весь размах. При свете луны, плывущей за этими крыльями, Рэчел смогла различить даже вены, пульсирующие под кожей, обтягивающей их.

Это был гар.

Рэчел не сомневалась, что этот зверь готов в одно мгновение разорвать их на части.

– Рэчел, не нужно бояться, – мягким голосом заметила ее мать.

Рэчел не могла двинуть ни рукой, ни ногой.

– Чего?

– Это Гратч. Гратч, друг Ричарда. – Она повернулась к страшному зверю и опустила ладонь на огромную пушистую лапу, слегка похлопывая по ней. – Не так ли, Гратч?

Рот зверя широко раскрылся. Массивные клыки блеснули в свете фонаря. Пар от дыхания с сопением вырывался мимо клыков в холодный воздух.

– Гррратч лууут Раааал, – проревело существо.

Рэчел зажмурилась. Это явно был не просто рев. Это звучало так, будто гар произносил слова.

– Оно только что сказало, что любит Ричарда?

Гратч кивнул со всей серьезностью. И мать Рэчел тоже кивнула.

– Все правильно. Гратч любит Ричарда. Так же, как и ты.

– Гррратч лууут Раааал, – повторил зверь.

На сей раз Рэчел уже лучше могла распознать, что сказал Гратч.

– Гратч находится здесь ради того, чтобы помочь Ричарду. Но для этого нужна и ты.

Наконец-то Рэчел оторвала глаза от огромного зверя и взглянула на мать.

– Что же я могу сделать? Я ведь не такая большая, как Гратч.

– Нет, не большая. Именно поэтому Гратч может нести тебя на себе, а ты можешь нести сообщение.

Глава 52

Поток восходящего воздуха бился о Ричарда, стоявшего на узкой дороге, ведущей от Народного Дворца вниз по склону плато. Натан, стоявший слева от него, наклонился над краем, чтобы взглянуть на обрывистый спуск. Даже в такие моменты, как сейчас, пророк сохранял любознательность ребенка – ребенка тысячи с лишним лет от роду. Ричард предполагал, что именно тюремное заключение на протяжении большей части жизни сделало его таким.

Никки, находившаяся от Ричарда справа, была совершенно спокойна. Он не мог бы сказать, что порицает ее за это. Кара и Верна ожидали, стоя позади него. Обе выглядели так, будто готовы сбросить любого со скалы. Ричард понимал, что, несмотря на суровый внешний вид, практически только Натан сейчас в настроении сделать нечто подобное. С тех пор как он узнал, что Энн убита, его переполняло внутреннее кипение. Ричарду такая молчаливая ярость была хорошо понятна.

Тяжелый запор с грохотом отодвинулся, заскрипели механизмы, в то время как стража поворачивала приводной рычаг для опускания моста. Когда тяжелые балки и поперечный настил медленно опустились, Ричард наконец-то смог разглядеть лицо одинокого солдата, стоявшего в ожидании на той стороне. Первое, что он увидел, были черные глаза, смотревшие через бездну.

Молодой человек был высоким и крупным, совсем недавно возмужавший, с мощными руками и широкой грудью. Сальные пряди волос спадали по его крепким плечам. По его виду нельзя было сказать, что он мылся хотя бы раз в жизни. Ричард ощущал его запах даже через глубокое ущелье.

Этот мужчина был достаточно развит и выглядел примером превосходного скота Имперского Ордена – прекрасным образцом типичного солдата этой армии: высокомерный, недисциплинированный бандит, управляемый своими страстями и эмоциями и ни в малейшей степени не интересующийся тем ущербом и страданиями, которые приносит ради того, чтобы получить то, что хочет. Он не испытывает ни сострадания, ни жалости или сочувствия к тем, кому причиняет зло. Их страдания ничего не значат для него. Он полностью поглощен собой и полностью погружен в собственные потребности, не заботясь о том, что должен сделать, чтобы удовлетворить свои желания.

Он был стандартным солдатом регулярной армии Имперского Ордена, каких Ричард видел много, не привыкшим к размышлениям юношей, чьи мускулы развиты гораздо более, чем интеллект, и потому лишь смутно знакомый с тем, что означает быть цивилизованным. И что еще хуже, идеи и концепции не представляют для него никакого интереса, поскольку не предлагают никакого немедленного удовлетворения его желаний.

Он был выбран специально для того, чтобы передать сообщение. Сам по себе он был всего лишь напоминанием – во всем своем варварском великолепии – о том, какого сорта люди ждут своего часа там, внизу, на равнинах Азрита.

И все же этот индивидуум, стоявший здесь совершенно один, в этих доспехах из темной кожи, ремне, шипах, татуировках и с поясом, увешанным грубым оружием, на самом деле не значил ничего. Он был всего лишь глазами и ртом другого человека, который, в отличие от него, значил очень многое.

Разум ему и не был нужен сейчас, им управлял сноходец, известный как император Джегань.

Император вступил с ними в общение через путевой журнал, который все еще носила при себе Верна. Энн много лет носила его журнал-двойник, который теперь оказался в руках сестры Улисии, а следовательно, в руках Джеганя.

Верна была крайне удивлена таким контактом. Ричард – нет. Он почти даже ожидал его. Именно он и попросил Верну проверить путевой журнал на предмет сообщений.

Джегань предлагал провести встречу. Он сообщал, что придет один, но ради личной безопасности будет присутствовать в разуме одного из своих людей. Он писал, что Ричард может привести с собой кого угодно – столько людей, сколько ему захочется, даже целую армию, если он этого пожелает. Джегань вовсе не беспокоился за жизнь солдата. Император сообщал, что если даже они попытаются убить его, у него такой поступок не вызовет беспокойства.

Ричард знал не только из собственного опыта, но и из опыта Кэлен, что подловить сноходца в разуме другого человека попросту невозможно. Кэлен рассказывала, что ей доводилось касаться своей силой людей, контролируемых Джеганем, но хотя ее сила подчиняла их, император всегда с легкостью ускользал от опасности. Несмотря на таланты тех, кого взял с собой Ричард, он не обманывался на тот счет, что кто-то из них будет в состоянии подловить сноходца.

Разумеется, солдату предстоит погибнуть. Но это всего лишь жертва, которую этот человек приносит общему делу, как представил бы ситуацию Джегань.

Нет, люди, которых Ричард привел с собой, не собирались пытаться убить Джеганя через разум его проводника; Ричард не был настолько глуп. Каждый из них пришел по другим причинам.

Наконец-то мост с глухим стуком опустился на место. Ричард уже заранее дал указания персоналу моста и страже, так что, как только мост оказался на месте, он сделал знак рукой, и они направились в сторону дворца, вверх по дороге.

Едва эти люди покинули зону слышимости, Ричард направился прямиком к месту встречи. Его окружение тоже поспешило, чтобы не отставать. Человек на другой стороне моста несколько секунд стоял, сунув большие пальцы за пояс с вооружением, затем небрежно двинулся вперед, к середине моста, и принял надменную позу.

Как только они остановились, темные глаза этого человека – темный призрак взгляда Джеганя, – уставились на Никки. В то время, когда хозяин смотрел оттуда, эти глаза, без сомнения, были полны гнева, сам же молодой человек совершенно не скрывал своей похоти относительно того, что он видит. Он не обращал внимания ни на кого, кроме этой светловолосой женщины, стоящей перед ним в откровенном черном платье. Вырез в верхней части корсажа был свободным и открытым, и солдат не скрывал свой интерес к тому, что видел там.

– Так чего ты хочешь? – спросил Ричард деловым тоном.

Глаза этого человека – фактически взгляд Джеганя – обратились к нему, но затем вновь вернулись к Никки.

– Ну что ж, дорогая, – прозвучал глубокий низкий голос, – вижу, тебе удалось очередной раз предать меня.

Никки ответила лишь равнодушным взглядом.

– Ты сообщил, что желаешь встретиться со мной, – сказал Ричард спокойным голосом. – Какой вопрос оказался для тебя настолько важен?

Высокомерный взгляд теперь скользнул к Ричарду.

– Важен не для меня, мой мальчик, а для тебя.

Ричард пожал плечами.

– Хорошо, для меня, так для меня.

– Ведь ты заботишься обо всех тех людях, что стоят за тобой?

– Да, это так, и ты знаешь это, – со вздохом сказал Ричард. – И в чем же дело?

– Ну, я собираюсь дать тебе возможность доказать это. Слушай меня внимательно, потому что я не в настроении обмениваться оскорблениями.

Ричард хотел спросить этого человека – спросить Джеганя, – нет ли у него трудностей со сном, но воздержался от такой язвительности. У данной встречи имелась конкретная цель.

– Тогда излагай свое предложение.

Солдат поднял руку, не совсем естественно, как показалось Ричарду, чтобы сделать жест в сторону возвышающегося сзади них дворца.

– У тебя здесь тысячи людей, ожидающих своей судьбы. А судьба их сейчас целиком в твоих руках.

– Именно поэтому они называют меня Лордом Ралом.

– Хорошо, Лорд Рал. В то время как ты представляешь лишь самого себя, я представляю коллективную мудрость всех людей Ордена.

– Коллективную мудрость? – И снова Ричард удержался от того, чтобы сделать легкомысленное замечание.

– Коллективная мудрость – именно она движет нашими людьми. Вместе, потому что нас большинство, мы всегда умнее, чем единицы.

Ричард опустил глаза, разглядывая ноготь.

– Ну, я уже сыграл с коллективной мудростью твоей команды джа-ла и разгромил ее полностью.

Солдат неуклюже дернулся на полшага вперед, будто для нападения. Ричард продолжал стоять на своем месте, сложив руки, и теперь наконец-то поднял глаза, чтобы встретить взгляд Джеганя.

Солдат замер.

– Так это был ты?

Ричард кивнул.

– Каково же твое предложение?

– Когда мы проникнем сюда – а мы обязательно проникнем, – люди, подобные моему молодому солдату, стоящему здесь, гордость людей Древнего мира, придут, чтобы сокрушить язычников Нового мира и принести свободу в эти места. Я оставляю на волю твоего воображения, что подобные люди сделают с этими славными людьми во дворце.

– Я и без того знаю, как эта «гордость» обходится с невинными людьми. Я уже видел результаты их коллективной мудрости. Здесь не требуется никакое воображение.

– Ну, если тебе нравится, чтобы это повторилось и здесь, только в десятки раз сильнее, просто потому, что они очень злы из-за твоего безрассудного вызова, тогда ты уже не сделаешь ничего. Они придут, они войдут и утвердят здесь свое возмездие за все то, что вы сделали с людьми их отечества.

– Все это я уже знаю, – сказал Ричард. – В конце концов, именно так они всегда и делают.

– И тебе хотелось бы избавить своих людей от таких страданий?

– Ты же знаешь, что да.

Солдат встал прямее, передавая улыбку Джеганя.

– А известно ли тебе, что у меня находится твоя сестра Дженнсен?

Ричард прищурился в удивлении.

– Что?

– Дженнсен сейчас у меня. И она довольно привлекательная. Ее вернули ко мне после того, как наши люди посетили кладбище в Бандакаре, чтобы выразить наше почтение усопшим.

Ричард силился понять, о чем говорит Джегань.

– Каких усопших?

– Конечно же, Натана Рала в первую очередь.

Глаза Ричарда еще больше сузились, когда он припомнил вид той могилы.

– Добрые духи, – едва слышно прошептал он себе.

– Воздавая почести могиле Натана Рала, мои посланцы наткнулись на крайне интересные книги. Об одной из них, я уверен, тебе будет очень приятно услышать: «Книга сочтенных теней».

Ричард продолжал пристально смотреть, но ничего не сказал.

– Теперь, я думаю, ты уже в курсе, что существовало пять копий этой особенной книги. Три из них – у меня. Судя по тому, что рассказали мне мои добрые сестры, ты запомнил еще одну. Не знаю точно, где находится пятая, но, полагаю, она может быть во множестве самых разных мест. Однако это уже не имеет значения. Видишь ли, «Книга сочтенных теней», которая досталась мне вместе с твоей красавицей младшей сестрой и несколькими ее друзьями, оказалась вовсе не копией.

Ричард в замешательстве уставился на посланца императора.

– Не копия? Тогда что же?

– У меня теперь есть оригинал, – сказал Джегань низким голосом, выдающим собственное удивление. – А поскольку это оригинал, мне не требуется выяснять, которая из пяти копий верная, а какие четыре фальшивые. Это больше не заботит меня, потому что оригинал в моих руках.

Ричард тяжело вздохнул.

– Понимаю.

– Кроме того, теперь у меня все три шкатулки Одена. Моя подруга Сикс оказалась достаточно добра, чтобы доставить мне третью. – Наконец темные глаза обратились к Никки. – Она забрала ее из Цитадели Волшебника. Можешь спросить об этом у Никки. К счастью, Никки удалось восстановить силы после столкновения с этой ведьмой. Меня бы опечалило, если бы она умерла.

Ричард снова сложил руки.

– Итак, у тебя есть «Книга сочтенных теней», и теперь ты обладаешь всеми тремя шкатулками. Звучит так, будто ты держишь в руке победу в Джа-Ла Д’Йин. Так чего же ты хочешь от меня?

Солдат угрожающе помахал пальцем.

– Ты знаешь, чего я хочу, Ричард Рал. Я хочу воспользоваться Садом Жизни.

– Верю, что ты действительно хочешь, но не думаю, что с моей стороны будет разумным позволить это.

– Полагаю, ты думаешь обо всех тех людях, что находятся там, и спрашиваешь себя, насколько разумно это будет по отношению к ним, если ты не согласишься. И ты понимаешь, что мы собираемся войти сюда. Это лишь вопрос времени, когда именно мы войдем туда. Если ты вынудишь меня войти силой, тогда, как я уже сказал, я позволю своим людям излить их жажду мести на всех, кто находится во дворце – на каждого мужчину, женщину и ребенка. И я ожидаю, что это вселяет в них страх за переделами самых диких фантазий.

Но если ты согласишься сдать дворец…

– Сдать дворец?! – выкрикнула Верна. – Ты выжил из ума!

Ричард заставил ее замолчать, отстраняя назад. Он снова обратил внимание к Джеганю.

– Продолжай!

– Если ты согласишься на сдачу, я не трону дворец.

– Если мы сдадим дворец, с какой стати тебе сохранять его? Я искренне надеюсь, что ты и не ожидаешь, будто я поверю, что ты намерен соблюдать условия сделки.

– Ну, видишь ли, в наших планах было строительство огромного дворца для штаб-квартиры Имперского Ордена. Брат Нарев уже занимался этим проектом. Но ты оборвал эту мечту нашего народа.

Мы могли бы начать сначала и выстроить такой дворец… – Солдат сделал снисходительный жест рукой. – Но при этом будет еще больше разного рода работы, и поскольку ты фактически отобрал наш дворец, для нас остается только взять ваш и править из него миром, чтобы показать всем, кто пожелает бросить вызов Братству Ордена, что получается из такого дурацкого сопротивления. Это место расположения штаб-квартиры Ордена будет превосходным утверждением этого.

Разумеется, после того, как ты будешь свидетелем открытия правильной шкатулки Одена, я прикажу тебя казнить.

– Разумеется, – сказал Ричард.

– Смерть будет относительно быстрая, но не мгновенная. В конце концов, я хочу, чтобы ты поплатился за некоторые свои преступления.

– Как трогательно.

– Ну а твои люди будут жить. Неужели ты не беспокоишься о них? У тебя нет к ним ни жалости, ни сочувствия? Им придется преклониться перед учениями Ордена, которые являются нравственным законом самого Создателя, чтобы не испытывать притеснений со стороны моих людей.

– Это уже не очень трогательно, – сказал Ричард, руки его были по-прежнему сложены.

Солдат пожал плечами, довольно неуклюже, словно кукла, которую дергают за нити.

– Ну, в этом отношении у тебя есть только два варианта. Или мы в конечном счете пробьем себе путь через реки крови и позволим моим людям сделать все, что они хотят, с твоими людьми и твоим дворцом, тогда как мои сестры и я сделаем то, что должны сделать, в Саду Жизни, или, если ты возьмешься за ум и позволишь своим людям жить в мире, мои сестры и я сделаем то, что должны сделать, в Саду Жизни.

Так или иначе, я воспользуюсь Садом Жизни так, как собираюсь. Единственный вопрос – как скоро и как много крови и страданий это будет стоить твоим людям.

– Ты можешь никогда не попасть туда. Это ты думаешь, что будешь там, а вдруг это не удастся? Мне нужно обдумать такую возможность.

– Непременно удастся, – сказал Джегань с натянутой улыбкой. – Видишь ли, у меня уже есть дополнительная возможность в виде помогающей нам Сикс. Она не имеет никакого желания с боем пробиваться во дворец. Она может просто… доставить нас туда, как это уже бывало. Не вызывает никаких сомнений, что если я стану слишком нетерпеливым, то всегда могу просто воспользоваться книгой, именно так, как это требуется, для того чтобы открыть правильную шкатулку.

– Тебе необходим Сад Жизни.

Человек отмахнулся.

– Шкатулки более раннего происхождения, чем Сад Жизни. Нет никаких указаний, что их требуется открывать именно в таком месте… в таком сдерживающем поле, как мне объяснили мои сестры. Они, а также и Сикс, уверяют, что хотя Сад Жизни и построен в качестве сдерживающего поля специально для шкатулок Одена, эти шкатулки по-прежнему могут быть открыты там, где они находятся.

Ричард пристально смотрел на человека перед собой.

– Без особого сдерживающего поля, уже имеющегося в Саду Жизни, чрезвычайно опасно пытаться открыть любую из шкатулок. Вместе с набором других ошибок это может привести к катастрофе, которая уничтожит весь мир живого.

Джегань снова улыбнулся, предельно порочно.

– Этот мир, эта жизнь – все преходяще. Мир, следующий за ним, – вот что имеет значение. Разрушение же этого подлого, жалкого мира, этой несчастной жизни сослужит великую службу Создателю. Те из нас, кто служил его делу через Братство Ордена, будут вознаграждены в той вечной загробной жизни. И те из вас, кто противостоял нам, падут в вечную тьму, под власть Хранителя. Уничтожение этого жалкого мира во имя спасения его будет благородным актом, достойным великой награды.

Итак, видишь, Ричард Рал, что в этом раунде Джа-Ла Д’Йин я собираюсь выиграть все, так или иначе. Я всего лишь предлагаю тебе возможность выбрать, чем это закончится лично для тебя.

Мимо них пронесся несущий песок порыв ветра, пока Ричард наблюдал за стоявшим перед ним человеком. Он знал из того, что ему приходилось изучать, и из того, что ему рассказывала Никки, что Джегань не блефует, говоря, что собирается открыть шкатулки без размещения их в Саду Жизни. Как знал он и то, насколько опасной будет такая попытка. К несчастью, он знал и то, что Орден на самом деле не заботится о сохранении жизни. Эти люди ценят только смерть, а не жизнь. И если даже удастся каким-то образом уничтожить Джеганя, это практически ничего не изменит. Ведь он всего лишь представляет верования Ордена, он не формирует их.

В конце концов, он не самая опасная часть Ордена. Дьявольские верования, которые распространяло Братство Ордена, – вот главная опасность. Джегань был всего лишь той грубой тварью, которая насаждала людям эти верования.

– Не думаю, что могу принять такое решение немедленно.

– Понимаю. Я дам тебе некоторое время, чтобы обдумать его. Некоторое время, чтобы обойти залы и коридоры дворца и заглянуть в глаза тех женщин и детей, что находятся под твоей опекой.

Ричард кивнул.

– Именно об этом я и хотел подумать. И есть еще многое, что требует размышлений. На это уйдет время.

Солдат улыбнулся.

– Разумеется. Используй свое время. Я даю тебе несколько недель. Даю тебе время до новолуния.

Солдат начал поворачиваться, чтобы уйти, но затем снова обратил взгляд на Ричарда.

– О, еще одна деталь. – Взгляд темных глаз скользнул в сторону Никки. – Как часть нашей сделки, ты будешь должен сдать мне Никки. Она принадлежит мне. И она должна быть возвращена.

– А что если она не захочет возвращаться на твою сторону?

– Возможно, я выразился не вполне ясно. Не имеет значения, чего именно она хочет. Она должна вернуться ко мне. Это достаточно ясно?

– Да, вполне.

– Хорошо, – сказал он со снисходительной улыбкой. – Тогда наша беседа завершена. Ты должен до новолуния сдать дворец… и Никки.

Человек повернулся, чтобы бросить пристальный взгляд на раскинувшуюся внизу армию; затем почти строевым шагом направился к концу настила и, не сказав ни слова, шагнул в пустоту. Он даже не кричал, пока падал сквозь восходящие потоки.

Джегань хотел, чтобы Ричард понял, как мало он ценит чью-либо жизнь и как легко готов пожертвовать ею.

Верна и Кара начали выкрикивать протесты и гневно спорить.

Ричард поднял руку.

– Не сейчас. Есть нечто, что я обязан сделать.

Она дал знак служителям моста.

– Поднимите мост, – крикнул он, уже следуя вверх по дороге и повстречав их, спешивших вниз, на свое место.

Они ответили стандартным приветствием: кулаки поднялись и прижались напротив сердца.

Глава 53

При мерцающем свете факелов глубоко сосредоточенный Ричард пальцем вычертил очередной элемент на магическом песке. Сначала молча, только для себя, он пробежал глазами по словам, а затем поднял взгляд к темному окну и стал тихо произносить вслух заклинания на древнед’харианском языке.

Сквозь освинцованные окна, воспринимая все несколько отстраненно, он увидел лунный свет. Всего лишь днем раньше Джегань дал ему срок до новолуния, чтобы сдать дворец. И теперь с каждым днем лунный свет будет убывать, пока всех не поглотит полная тьма.

Ричард выслушал строгое мнение Верны, Кары и генерала Мейфферта, что сдаваться они не должны. Верна считала, что сам факт сдачи дворца даст моральные обоснования преступным верованиям, и что им следует сражаться до последней капли крови; генерал Мейфферт считал, что все это, скорее всего, лишь хитрость, и глупо верить, что Джегань сдержит свое слово, так что ни о какой сдаче не может быть и речи; Кара считала, что раз им предстоит умереть и в том, и в другом случае, то лучше сражаться до смерти и уничтожить как можно больше врагов. Натан и Никки лишь слушали эти доводы, не решаясь высказаться относительно того, что лучше: сдаться или сражаться.

Ричард же указал на то, что они обсуждают лишь, как им следует умереть, и не говорят ничего о том, как им одержать победу. Они думают о проблеме, а не о решении ее.

Он знал только один реально осуществимый способ подобраться к шкатулкам Одена, но это совсем не то, что остальные хотят услышать от него.

Минута за минутой, время утекало сквозь пальцы. Ричард знал, что ему не будет даровано больше, чем уже отпущено. Он ощущал сокрушающую тяжесть ответственности, нести которую ему предстояло в одиночку. Он решил, что больше не может ждать; готов или нет, он должен приступать.

Он не ощущал ничего особенного, когда произносил надлежащие заклинания, как не ощущал ничего, когда чертил формулы заклинаний. Его эмоции были полностью подавлены мыслями о Кэлен, о людях, вверенных ему, и о тех вариантах выбора, что у него есть.

Ему приходилось постоянно напоминать себе о том, что не стоит тратить время, позволяя мыслям уноситься к тому, что уже потеряно, а вместо этого надо постараться придумать, как одержать победу.

Хотя у него не было доступа к шкатулкам Одена или к правильной копии или оригиналу «Книги сочтенных теней», он знал из книг, которые изучала Никки, и особенно из «Книги Жизни», которая объясняла, как инициировать использование шкатулок Одена, что этот ритуал – неизбежный сложный компонент по применению Одена в качестве противодействия Огненной Цепи. Для него как раз противодействие Огненной Цепи было центральным процессом. И если Ричард хоть когда-то получит шанс использовать эти шкатулки, он должен быть готов к такой возможности. Это была одна из тех вещей, которые не предполагают выбора. Он или сделает это, или никогда не сможет открыть эти шкатулки – просто как день.

Чем скорее он совершит эту попытку, тем скорее появится определенность: удалось или нет. Или он выживет, или умрет. Если он не выживет, то лучше оставить Никки, Натану и Верне как можно больше времени на то, чтобы попытаться придумать иной способ отвратить неизбежное.

У императора было множество вариантов выбора. У Ричарда их не было.

Джеганю, поскольку он участвовал в открытии шкатулок лишь через посредство сестры Улисии, не нужно было отправляться в преисподнюю. Сестра же Улисия была сестрой Тьмы. Она уже имела все необходимые связи с преисподней, которые требуются, чтобы заставить Оден работать на нее. Ричарду же предстояло установить свою собственную связь с преисподней и найти способ завершить все то, что необходимо, чтобы Оден стал противодействием Огненной Цепи.

Весь ритуал, о котором ему рассказала Никки, как и все формулы, были в целом логически увязаны. Он был надлежащим кандидатом, обладающим требуемой силой, начертившим необходимые заклинания, повторившим вслух необходимые слова. Его дар добавил все, что полагалось, к тем элементам, которые он перенес на магический песок, давая им жизнь. Причина и следствие, как заверила его Никки. Ему больше ничего не требуется ощущать.

Он надеялся, что она права. Они все надеялись, что она права.

Натан тоже был более чем уверен, что она права. Но пророк скорее беспокоился о великой пустоте и о том, насколько они близки к ней.

Ричард припомнил, что Уоррен относился к шкатулкам Одена как к вратам. Когда Ричард находился во Дворце Пророков, Уоррен объяснял, что опасность заключается в том, что, когда эти шкатулки, как врата, делают завесу отодвинутой, Хранитель преисподней имеет возможность проникнуть в мир живого. Поскольку шкатулки могли быть вратами в мир живого для Хранителя, когда завеса отодвинута, они, точно так же, были вратами, ведущими в другом направлении – в царство мертвых.

И Ричарду пришло в голову, что шкатулки могут с таким же успехом быть и вратами к великой пустоте, которая так беспокоит Натана.

Поскольку силы, вызываемые при этом, были составной частью самого Одена, Ричард осознавал, что в попытке предпринять путешествие в преисподнюю вполне может оказаться в собственной великой пустоте.

Ричард снова подумал о тех долгих разговорах, которые вел с Натаном. Если Ричард не преуспеет этой ночью, то пророку придется еще раз выступить в роли Лорда Рала. Они не могут оставить всех даже на короткое время без Лорда Рала, если Ричард вдруг исчезнет. Ричард сказал пророку, что, если что-то пойдет не так, тогда все необходимое ему придется делать самому.

Ричард, обнаженный, склонился к белому магическому песку и предплечьем разгладил следующий его участок, создавая место для рисования очередных элементов. Он начал чертить короткие магические знаки, расходящиеся от центральной оси более сложных формул заклинаний. Каждый из этих элементов был замысловатым сплетением символов, которые он долгими часами учился выводить на бумаге. Тогда Никки стояла над его плечом, пока он чертил эти символы, руководя каждым его движением. Но сейчас Никки не помогала ему. Это он должен сделать сам, без чьей-либо помощи. Именно он заявленный участник, и это должна быть его собственная работа, выполненная с прикосновением его собственного дара.

В свете факелов, пламя которых медленно покачивалось в неподвижном воздухе, песок отбрасывал радужные искры. Эти мельчайшие вспышки разноцветного света притягивали взгляд и завораживали. Они создавали ощущение, что он затерялся в каком-то собственном мире.

В некотором смысле он действительно блуждал, потерянный в собственном мире.

Как только Ричард начал чертить тесно примыкающие друг к другу формулы заклинаний, он оказался захвачен самим этим процессом. Он сосредоточивался исключительно на создании каждого компонента, пока рисовал его, с тем чтобы тот как можно больше соответствовал контексту формул, не только по сути, но и физически. Рисуя символы на себе и на членах своей команды, он обнаружил, что рисование их имеет нечто общее с владением мечом. Там было и такое же движение, и ритм, и плавность.

Поскольку он теперь вызывал нечто из самой преисподней, каждое заклинание заключало в себя элементы танца со смертью. И при этом не только следовало нанести нужный элемент в нужное время, но и требовалось быть аккуратным, соблюдая необходимую точность.

Во многих отношениях само вычерчивание заклинаний было своего рода танцем со смертью.

Точно так же, как он бился, чтобы остаться в живых, принося смерть тем, с кем сражался, заклинания приближали его к точке соприкосновения жизни и смерти. Размахивая мечом, он знал, что любая ошибка может стать роковой. Движения меча должны быть не просто отработаны, но и произведены точно в нужное время и надлежащим образом. Вычерчивание магических формул происходит аналогично. Все должно быть исполнено как следует. Любая оплошность означает быструю смерть.

И в то же самое время это было возбуждающее занятие. Он практиковался долгими часами. Он знал эти формы-уравнения. Он уже рисовал их и на себе, и на своей команде. А сейчас целиком погрузился в движения, воспроизводящие эти формы, удары, разрезы и цели, все время движущиеся постоянным потоком, проносящимся все ближе к смерти, но избегавшим полного уничтожения. Он теперь действовал в точке соприкосновения жизни и смерти, на самом внешнем краю самой жизни. Он двигался между этих форм-уравнений, как будто двигался среди врагов, двигался среди смерти, тайно крадущейся за ним.

Это было всепоглощающее чувство, которое ощущалось им как использование Меча Истины.

По сути, это и было то же самое.

С того первого дня, когда Зедд протянул Ричарду через стол, за его домом, тот меч, Ричард фактически готовился к этому.

Он не ощущал даже пот, капавший с его лица, пока он работал. Когда он вычерчивал каждую форму, тщательно выводил каждый элемент, доводя его до совершенства, и не позволял, чтобы что-то отвлекло его и привело к ошибке, он потерял счет времени. Он был частью этих рисунков. Он был, в самом настоящем смысле, сам среди этих рисунков, как бывал среди сражения, используя Меч Истины. У него даже морщился лоб от чрезмерного напряжения. Он добавлял каждый элемент, проводил каждую черту и кривую с точностью удара мечом или с точностью движения резца, когда занимался резьбой по дереву. Это был тот же самый талант, который он применял, когда он пользовался клинком. Он был и разрушительным и созидательным одновременно.

Когда он наконец осознал, что изобразил каждый символ, завершил каждую формулу заклинания, соединил каждый элемент, он выпрямился. Его взгляд скользнул по магическому песку, и наконец-то он осознал весь ужас того, что ему предстояло.

Он оглядел окружающий его Сад Жизни – чтобы еще раз увидеть красоту, прежде чем попадет в царство мертвых.

Наконец он сел, скрестив ноги, и опустил расслабленные руки на колени, ладонями вверх. Его глаза были закрыты. Он глубоко дышал. Сейчас у него был последний шанс остановиться. В следующую минуту изменять ход событий будет слишком поздно.

Ричард поднял голову и открыл глаза.

Затем прошептал на древнед’харианском языке:

– Приди ко мне.

Наступила минута полнейшей тишины, во время которой он мог слышать лишь мягкий шелест горения факелов, окружающих магический песок, а затем сам воздух задрожал от внезапного завывания. Земля дрогнула.

Из центра искрящегося белого песка, из самих изображенных на нем формул заклинаний, словно белый дым, начала подниматься белая форма. Она закручивалась вокруг самой себя, дрожащими вихрями и водоворотами, медленно восходя из песка, будто вытягивала себя из самих заклинаний. Пока она формировалась, пока она поднималась, магический песок под ней раздвигался, позволяя тьме смерти образовать область отсутствия всего в мире живого.

Ричард продолжал наблюдать, как белая форма поднимается, выбираясь из этой чернильной пустоты, и преобразуется в силуэт фигуры в ниспадающих белых одеждах. Фигура раскинула свои руки, подобно тому, как раскрывается цветок, тянущийся к миру жизни и свету, и прозрачные одежды свесились плавными складками с этих широко раскинутых рук. Фигура зависла над черной пустотой в белом песке.

Ричард встал перед этой фигурой.

– Благодарю за то, что ты пришла, Денна.

Она улыбнулась прекрасной сияющей и в то же время тоскливо-печальной улыбкой.

Пока Ричард пристально разглядывал явившегося духа, она потянулась вперед и коснулась его щеки. Это оказалось самым нежным из прикосновений, какое он когда-либо ощущал. После этого прикосновения он понял, что будет в безопасности с ней – настолько, насколько вообще может быть в безопасности в царстве мертвых.

Стоя в тени деревьев, там, где ожидала по договоренности с Ричардом, Никки изумленно наблюдала за ним, стоявшим перед мягким свечением, исходившим от бесплотной фигуры.

Она была до боли прекрасным существом, духом ничем не нарушаемой чистоты и великолепия.

Никки ощутила, как слезы бегут по ее щекам, потому что она на самом деле созерцает вот такого доброго духа. Это наполнило ее радостью и то же время страхом за Ричарда, из-за того, куда этот дух должен забрать его.

Когда светящаяся фигура в белых одеждах обвила рукой Ричарда, будто давая ему покровительство и закрывая его от мира жизни, Никки не удержалась, делая шаг вперед, в свет факелов. Ее лоб покрывали бисеринки пота, пока она наблюдала, как полупрозрачное свечение осторожно опускалось по спирали в темноту вместе с ее подопечным.

– Благополучного путешествия тебе, мой друг, – прошептала она. – Благополучного путешествия.

А затем, прежде чем открывшееся пространство сомкнулось за ними, прежде чем искрящийся белый магический песок стал снова таким же, каким и был, в воздухе над этим самым местом прорисовался темный силуэт. Это нечто, закрутившись вихрем, самостоятельно втянулось в закрывающийся проход, последовав за ними во мрак.

Зверь оказался привлечен к Ричарду использованием им своего дара и теперь отправился преследовать его в свое родное царство.

Глава 54

Кэлен добавила в костер ветку. Искры, кружась, уносились в вечерний воздух, будто стремились последовать за исчезающими красно-оранжевыми остатками заката, едва различимыми сквозь голые ветки в западной части неба. Она согрела ладони, поднося их к разведенному огню, затем вздрогнула, потерев ими свои плечи. Ночь обещала быть холодной.

Вещей у них почти не было, лишь по одеялу на каждого. И у нее был еще плащ. Попытка переночевать на холодной земле обещала скверную, бессонную ночь. Но вокруг было полно хвойных деревьев, так что она нарезала себе ветвей для ночлега. Даже такой густой лес, как этот, почти не предоставлял защиту от ветра, но поскольку ясная ночь была еще и безветренной, им по крайней мере не пришлось строить убежище. Кэлен хотелось только чем-нибудь перекусить, а затем немного поспать.

Прежде чем они развели костер, она изготовила и поставила пару силков, в надежде поймать кролика и если не поесть в эту ночь, то, может быть, завтра утром, прежде чем они вновь двинутся в путь. Самюэль нашел изрядное количество хвороста для костра, чтобы хватило до конца ночи, а затем развел огонь. Закончив с этим, он отправился к каменистому берегу протекающего рядом ручья, чтобы принести воды.

Кэлен устала и проголодалась. У них почти не осталось еды, которую они захватили из лагеря Имперского Ордена – хотя они довольно редко останавливались, чтобы есть или отдыхать. Если им не удастся поймать кролика, то снова придется есть сухие хлебцы и вяленое мясо, которое у них еще оставалось. Но хватит этих припасов ненадолго.

Самюэль не хотел останавливаться ради попыток раздобыть еду. Он, похоже, куда-то безумно торопился. У них было несколько монет, которые они нашли на дне седельных сумок, но вместо того чтобы проехать через один из тех маленьких городков, которые располагались для них почти по пути, чтобы попытаться купить продукты, Самюэль настоял на том, чтобы они держались как можно дальше от каких бы то ни было людей.

Он был уверен, что солдаты Имперского Ордена отправятся в погоню за ними. Принимая во внимание, насколько ненавидел ее Джегань и как сильно он склонен к мести, Кэлен на самом деле не могла предложить никаких аргументов против поведения Самюэля. Судя по тому, что она знала, солдаты могли уже наступать им на пятки. И эта мысль добавила еще малоприятный осадок к охватившему ее ознобу.

Когда Кэлен спросила Самюэля, куда именно они направляются, он вместо объяснения просто махнул рукой куда-то в сторону запада или юго-запада. Но затем уверил ее, что они отправляются в такое место, где будут в полной безопасности.

Она уже убедилась, что он является странным компаньоном для путешествий. Когда они ехали, он говорил очень мало и почти не разговаривал на стоянках. Всякий раз, когда они останавливались, он почти не отступал от нее ни на шаг. Она решила, что он просто пытался обеспечивать ей защиту, поддерживая некоторую безопасность, но задумывалась и над тем, уж не следил ли он за ней, будто присматривал за собственным призом? Появившись в лагере Ордена, чтобы освободить ее, он так и не рассказал о причинах такого своего поступка. Когда она проявила настойчивость с этим вопросом, он сказал, что сделал это просто потому, что хотел помочь ей. Казалось, сверху все это покрыто лишь приятной сентиментальностью, но он никогда не объяснял, откуда знает ее или как узнал, что она оказалась в плену.

По тому, как он посматривал на нее, в то время когда думал, что она не видит его, ей казалось, что он попросту скромен. Если Кэлен настойчиво спрашивала его о чем-то, он обычно втягивал голову и пожимал плечами, так что ей иногда даже казалось, что она издевается над бедным человеком, задавая такие вопросы, и поэтому она останавливалась и оставляла его в покое. И только тогда он, казалось, слегка расслаблялся.

Но все оставшееся без ответа подпитывало ее сомнения. Несмотря на все то, что он сделал и как помогал ей, она не верила ему. Ей не нравилось, что он не отвечает на такие простые, но такие важные вопросы. Тот факт, что значительная часть ее собственной жизни была для нее загадкой, делал ее очень подозрительной, когда от нее что-то скрывали.

Кэлен знала еще и то, что Самюэль восхищен ею. Он зачастую, казалось, стремился сделать что-то приятное ей. Например, мог нарезать ей кусочки мяса, и резать и резать, пока она не останавливала его, уверяя его, что ей вполне достаточно и что ему тоже следует поесть. Хотя в другое время, утоляя собственный голод, он забывал предложить ей хоть что-то, пока она не спрашивала сама.

Иногда, бросая быстрый взгляд, она замечала, что он пристально разглядывает ее своими странными золотистыми глазами. В такие моменты ей казалось, что она видит перед собой коварное лицо вора. И всегда старалась держать руку на рукоятке своего ножа, когда засыпала.

В другие моменты, когда она пыталась задавать вопросы, он, казалось, слишком пугался, боясь не только ответить, но даже взглянуть ей в глаза, и, согнувшись, отворачивался к огню, будто желая стать невидимым. В большинстве случаев ей с трудом удавалось получить от него в ответ только либо да, либо нет. Хотя его скрытность, похоже, не происходила из бессердечия, высокомерия или равнодушия. В конце концов, поскольку разговорить его оказалось трудно, а ответы, которые она получала, фактически были бесполезны, она оставила эти попытки.

Либо он был болезненно стеснителен, либо скрывал что-то.

В долгие часы молчания мысли Кэлен возвращались к Ричарду. Интересно, погиб он или остался жив? Она боялась, что знает ответ, но не желала смиряться с фактом его смерти. Она все еще с изумлением вспоминала его облик, когда он пользовался оружием, как двигался его клинок и как он двигался сам. Он столько сделал, чтобы помочь ей спастись. Она боялась, что он заплатил за это максимальную цену.

Сидя в неподвижном воздухе и продолжая думать о Ричарде, Кэлен ощутила озноб, явно не от холода. Это была странная ночь. В ней ощущалось что-то неправильное и пустое. И сам мир ощущался даже более одиноким местом, чем обычно.

Именно это больше всего беспокоило ее – ощущение постоянной гнетущей пустоты, ужасающее одиночество из-за того, что она изолирована почти от всех в этом мире. Большая часть ее жизни оказалась потеряна, и она не знала, какой та была. Она не знала даже, кто она сама, кроме своего имени и того факта, что ее звали Мать-Исповедница. Когда она спросила Самюэля, что означает «Исповедница», он долгую минуту смотрел на нее, а затем пожал плечами. У нее осталось совершенно ясное впечатление, что он знал, но не хотел говорить.

Кэлен чувствовала себя изолированной не только от мира, но и от самой себя. Ей хотелось вернуть назад собственную жизнь.

В затухающем свете она отправилась к изможденной лошади, которая паслась в зарослях высокой травы. Под рукой не было никакой щетки, чтобы расчесать ее, так что Кэлен поглаживала это огромное животное рукой, стараясь вычистить ее, как только могла, проверяя, есть ли раны или ушибы. Она постаралась пальцами счистить комья засохшей грязи с ног и с живота. Конь поворачивал голову назад, наблюдая, как за ним ухаживают.

Лошади очень понравилось, как Кэлен заботится о ней, ее прикосновения. Это было животное, принадлежавшее типам, которые сами мало чем отличались от животных и явно не относились к лошади с уважением и добротой, так что она знала цену и тому, и другому.

Закончив чистить копыта, Кэлен долго чесала коня за ушами. Тот тихо ржал и тыкался в нее головой. Кэлен смеялась и продолжала свои действия, что только радовало животное. Лошадь, наслаждаясь такой заботой, закрывала большие глаза. А Кэлен ощущала, что та ей ближе, чем Самюэль.

Для него лошадь была всего лишь средством, позволяющим покрыть расстояние. Кэлен не знала точно, действительно ли он спешит добраться куда-то или просто стремится, чтобы расстояние между ними и Имперским Орденом оказалось как можно больше.

Поскольку он придерживался определенного курса, она предполагала, что у него есть вполне конкретное место назначения. Если дело было в этом, тогда у него наверняка есть какие-то причины, чтобы торопиться туда. Но если у него есть место назначения, и он явно стремится добраться туда, то почему бы ему просто не сказать ей, куда они направляются?

Пока Кэлен чесала лошадь за ушами, та сильнее прижалась к ней своей головой, должно быть, в знак признательности. Женщина рассмеялась, почувствовав легкий толчок, который лошадь сделала, когда Кэлен закончила. Животное просило продолжить. Можно было подумать, что лошадь влюбилась в Кэлен.

Кэлен подумала, не следует ли быть менее благосклонной к Самюэлю? Она не собиралась вести себя преднамеренно холодно по отношению к нему, но, поскольку он был менее чем искренним и откровенным – и, вероятно, еще и уклонялся от ответов, – она решила доверять лишь своим инстинктам и придерживаться в общении с ним строгого тона.

Вернувшись к костру, Кэлен, присев на пятки, подбросила еще веток в огонь и услышала, что Самюэль торопливо возвращается. Она проверила нож на своем поясе.

– Один есть! – объявил он, когда появился в свете костра. – Этим вечером у нас будет теплая еда!

Самюэль ухватил кролика за задние лапы и разорвал его пополам. Кэлен изумилась, когда он положил кровоточащую половину кролика перед ней.

Сам он присел на корточки неподалеку, сгорбившись и наклонившись лицом к огню, и начал жадно поглощать другую половину.

Кэлен в шоке смотрела, как он пожирает сырую добычу. Он оторвал зубами кусок шкуры с мехом и проглотил его. Раздавался лишь хруст костей, когда он вгрызался в них. Кровь текла по его подбородку, когда он поедал внутренности.

Это зрелище вызывало у нее тошноту. Кэлен отвернулась и уставилась на огонь.

– Ешь, – сказал Самюэль. – Это очень вкусно.

Кэлен взяла добычу за заднюю лапу и протянула свою половину ему.

– Я еще не проголодалась.

Самюэль не стал спорить. Он просто принялся рвать зубами ее половину.

Кэлен улеглась на спину, подложив под голову седло, и наблюдала за звездами. Чтобы отвлечь мысли от Самюэля, она снова задумалась о Ричарде. О том, кто он на самом деле и какая связь могла быть между ним и ею. И еще она думала о том, как он владел мечом. Это во многом напоминало ей, как управлялась с оружием она сама. Она не знала, где научилась тому, что умела. Наблюдая, как медленно восходила луна, она блуждала в своем внутреннем мире, окутанном туманной неопределенностью.

А еще она начала задумываться над тем, почему должна оставаться с Самюэлем. Он, в каком-то смысле, спас ее жизнь, когда Ричард сказал ему, как можно это сделать. Она предполагала, что должна быть признательна ему за это. Но зачем оставаться с ним? Он больше не сообщает ей ничего ценного и не имеет практической полезности. И она вовсе не обязана отвечать ему преданностью. Так что она задумалась о том, не стоит ли ей передвигаться самостоятельно.

Но подумала она и о том, что если даже бросит Самюэля и продолжит путь самостоятельно, то, не зная ничего про себя, куда она сможет пойти? Когда они были в пути, она видела горы и леса, но не знала, в каком месте находится. Она не знала, где выросла, где жила, к чему имела какое-то отношение. Она не узнавала местность, как не узнавала городов и селений, и помнила только те места, заполненные мертвыми людьми, через которые проходила с сестрами, захватившими ее. Она затерялась в мире, который не знал ее и которого не помнила она.

Осознав, что луна уже поднялась над деревьями, она посмотрела в сторону Самюэля. Тот уже давным-давно покончил со своей едой и сейчас полировал свой меч, лежащий у него на коленях.

– Самюэль, – окликнула она, и он поднял глаза, будто его пробудили от транса. – Самюэль, мне необходимо знать, куда мы направляемся.

– В то место, где будем в безопасности.

– Это ты уже говорил мне и раньше. Но если ты хочешь, чтобы я продолжала это путешествие с тобой…

– Ты должна! Ты должна идти со мной! Ну пожалуйста!

Кэлен была ошеломлена таким взрывом эмоций. Его глаза расширились и округлились, и казалось, что он в неподдельной панике.

– Почему?

– Потому что приведу нас в безопасное место.

– Возможно, я сама могу обрести безопасность.

– Но я могу отвести тебя к тому, кто может помочь тебе вернуть свою память.

Ему удалось завладеть ее вниманием. Она села.

– Ты знаешь кого-то, кто может помочь вернуть мне мою память?

Самюэль отчаянно закивал.

– Кто это?

– Друг.

– Как я могу проверить, говоришь ли ты правду?

Самюэль уставился вниз, на лежащее у него на коленях оружие, и пальцами влюбленно пробежал по его изгибам.

– Я Искатель Истины. На тебе применили заклинание, которое забрало твою память. У меня есть друг, который поможет восстановить твое прошлое, восстановить тебя саму.

Сердце Кэлен забилось от неожиданной перспективы вернуть свою память. Все оставшиеся у нее вопросы вдруг оказались совершенно несущественными.

Самюэль прежде не говорил ей, что был Искателем Истины. Она не знала, что такое Искатель Истины, но видела слово «истина», выполненное золотой нитью на серебряной рукояти меча. Казалось, это очень странный титул для того, кто столь неохотно выдает информацию о чем-либо.

– И когда же я встречусь с ним?

– Скоро. Она уже близко.

– Откуда ты знаешь?

Самюэль поднял глаза. Эти желтые глаза, уставившиеся на нее, были похожи на два фонаря-близнеца в темноте.

– Я могу чувствовать ее. Ты должна оставаться со мной, если хочешь восстановить свое прошлое.

Кэлен вернулась в мыслях к Ричарду, разрисованному теми странными символами. Это было то прошлое, которое действительно интересовало ее. Она хотела знать, какая связь была между ней и этим человеком с серыми глазами.

* * *

Ричард знал, что других способов все равно нет.

Темнота, не сравнимая ни с чем из известного ему, сдавливала его со всех сторон. Она была удушающей, ужасающей и сминающей.

Денна пыталась защитить его, но у нее не было силы остановить подобное. И ни у кого не было.

– Ты не можешь, – дошел до его сознания шепчущий голос Денны. – Это место, где господствует ничто. Ты неможешь сделать этого.

Ричард знал, что только в этом у него есть шанс.

– Я должен попытаться.

– Если ты сделаешь это, то окажешься неприспособленным для этого места. Защита будет сорвана с тебя. И ты не сможешь больше здесь оставаться.

– Я сделаю то, что должен.

– Но ты не сможешь найти дорогу назад.

Ричард в муке закричал. Защитная структура тех самых форм заклинаний, которые он создал, начала рассыпаться. Чернота вокруг него стала просачиваться и по капле вытягивала из него жизнь. Это было место, не терпящее живого. Это было место, предназначением которого было вытягивать и саму жизнь в темную вечность несуществующего.

Зверь последовал за ним в эту пустоту преисподней и теперь поймал его среди собственных владений.

Поиск пути назад больше не был предметом его беспокойства. В этом отношении выбор уже потерян для него. Его связь с точкой входа уже не существовала. Она была уничтожена зверем – тот нарушил структуру защитных заклинаний. Больше нет дороги в Сад Жизни, равно как нет способа найти хоть что-то посреди небытия.

Теперь значение имело лишь само бегство отсюда.

Зверь был существом, порожденным магией Ущерба, и находился в мире Ущерба. И Ричард оказался заперт в его берлоге.

В этом месте нечего было ожидать необходимой помощи. Денна ничего не могла сделать против магического существа такого сорта, причем находящегося в собственной стихии.

Не было даже пути, по которому он мог бы вернуться в Небесный зал, где потолок из камня похож на стекло, сквозь которое видно небо. Даже это теперь, казалось, кануло в вечность, находилось в безмерной дали, отделенной вечностью несуществующего. Его связь с этим затерялась в этой темноте.

Чувствуя мучительные когти самой смерти, рвущейся к нему, он хотел выбраться отсюда.

Его разум удерживал те сущностные элементы, под покровом которых он отправился в объятия смерти. Зверь пытался сорвать их с него. Но даже если это будет стоить ему жизни, он не расстанется с ними. Если он утратит эти эфемерные аспекты, то возращение к миру жизни не будет иметь смысла.

– Я должен это сделать, – выкрикнул он сквозь ошеломляющую боль того, что раздирало саму его душу.

Руки Денны пытались удержать его, но это объятие не давало защиты. Несмотря на то, что она хотела помочь ему, они столкнулись с тем, с чем она не могла бороться. Она была его защитником в этом мире, но всего лишь в том смысле, что служила проводником, чтобы помочь найти то, что ему необходимо. При этом она еще и не давала ему заблудиться и столкнуться с опасностями, которые затянут его навечно в еще более темные и мрачные места. Она была бессильна против того, что могло появиться из этой темноты, и не обладала способностью остановить магическое существо, которого не существовало.

– Я должен! – выкрикнул он, осознавая, что ничего больше и не остается.

Поблескивающие слезы бежали по прекрасному светящемуся лицу Денны.

– Если ты сделаешь это, я не смогу защитить тебя.

– А если не сделаю, что, по-твоему, случится со мной?

Она лишь печально улыбнулась.

– Тогда ты умрешь здесь.

– Тогда какой же у меня выбор?

Затем она начала отплывать в сторону, и только ее рука еще придерживала его руку.

– Никакого, – вновь прозвучал в его разуме ее шелковистый голос. – Но я не смогу быть рядом с тобой, если ты сделаешь это.

Корчась от боли, в то время как зверь все сильнее сжимал его, Ричард попытался кивнуть.

– Я знаю, Денна. Спасибо за все, что ты сделала. Это был истинный подарок.

Ее печальная улыбка стала шире.

– И для меня тоже, Ричард. Я люблю тебя.

Ричард чувствовал, что ее пальцы все еще касаются его. Он постарался кивнуть, насколько мог.

– Так или иначе, ты навсегда останешься в моем сердце.

Он ощутил ее поцелуй на своей щеке.

– Спасибо, Ричард, особенно за это.

А затем она исчезла.

Когда она исчезла и Ричард вдруг остался один, окутанный со всех сторон не сравнимым ни с чем одиночеством и темнотой, при полном отсутствии вообще всего, он высвободил магию Приращений, направляя ее в зверя – в том самом мире, где она существовать никак не могла.

И в это мгновение, когда магия Приращения ударила в самом сердце небытия, зверь, неспособный выдержать столь несовместимое столкновение между тем, что было, и тем, чего не было, между миром жизни и миром смерти, и оказавшийся внезапно без какой-либо защиты от магии Приращения в мире Ущерба, исчез из существования в обоих мирах.

И в ту же самую секунду Ричард ощутил оглушающий удар сразу со всех сторон.

Вдруг под его ногами оказалась земля.

Не в состоянии удержаться на ногах, он свалился среди черепов.

Нагие люди, разрисованные безумными знаками, сидели кружком вокруг него.

Вздрагивая от шока и боли, он ощутил успокаивающие, умиротворяющие прикосновения рук. Со всех сторон доносились слова, которых он не понимал.

Но начав вглядываться в лица, он стал узнавать их. Он узнал своего друга Савидлина. Во главе этого кружка сидел Птичий Человек.

– Добро пожаловать в мир живого, Ричард-с-Характером, – произнес знакомый голос. Это был Чандален.

Все еще прилагая усилия, чтобы восстановить дыхание, Ричард прищурился, оглядывая мрачные, отталкивающие лица, наблюдающие за ним. Они все были разрисованы дикими узорами из черной и белой тины. Он осознал, что понимает эти узоры. Придя к этим людям впервые и попросив о встрече, он посчитал, что черная и белая тина образует какой-то произвольный рисунок. Теперь же он знал, что это не так. Рисунки имели свое значение.

– Где я?

– Ты находишься в обители духов, – сообщил ему Чан-дален низким, прозвучавшим мрачно голосом.

Все окружающие его люди, говорившие на непонятном ему языке, были старейшинами Племени Тины. Здесь происходила их встреча.

Ричард оглядел обитель духов. Это та самая деревня, где они с Кэлен поженились. То самое место, где они провели первую брачную ночь.

Люди помогли Ричарду встать.

– Но что здесь делаю я? – спросил он Чандалена, все еще не уверенный, спит ли – или уже умер.

Тогда тот повернулся к Птичьему Человеку. Они обменялись несколькими словами. После этого Чандален вновь повернулся к Ричарду.

– Мы подумали, что ты знаешь это лучше и по возможности мог бы рассказать и нам. Дело в том, что нас попросили собраться здесь и подождать тебя. Нам передали, что это дело жизни и смерти.

Ричард нахмурился, стараясь ступать как можно осторожней, выбираясь из скопления черепов, принадлежавших предкам.

– Кто просил вас устроить встречу?

Чандален откашлялся.

– Ну, сначала мы подумали, что это, наверное, дух.

– Дух, – повторил Ричард, продолжая внимательно оглядываться.

Чандален кивнул.

– Но потом решили, что это чужак.

Ричард вскинул голову в сторону говорившего.

– Чужак?

– Она прилетела сюда на каком-то звере, а затем… – Он замолчал, увидев лицо Ричарда. – Идем, они объяснят сами.

– Они?

– Да, эти чужаки. Идем.

– Но я совершенно голый.

Чандален кивнул.

– Мы знали о твоем прибытии, так что приготовили для тебя одежду. Идем, они как раз там, снаружи, и ты сможешь сам поговорить с этими чужаками. Они очень хотят видеть тебя. Они очень боялись, что ты совсем не придешь. Мы уже две ночи сидим здесь в ожидании.

Ричард подумал, уж не Никки ли это или, может, Натан? Кто, кроме Никки, мог придумать и сделать такое?

– Две ночи… – пробормотал Ричард себе под нос, пока проходил через строй старейшин, каждый из которых прикасался к нему, похлопывал по плечу, бормотал какие-то приветствия. Несмотря на столь неожиданные обстоятельства, они все были рады видеть его. Ведь, в конце концов, он был один из них, один из людей Племени Тины.

Снаружи было темно. Ричард заметил слабый серп луны. Слуги уже поджидали их с одеждой для всех старейшин. Один слуга протянул Ричарду штаны из оленьей кожи и надеваемую через голову такую же рубашку.

Едва Ричард оделся, группа людей повела его по узким переходам. Ричард ощущал себя так, будто проснулся в какой-то прошлой жизни. Он вскоре вспомнил все эти переходы между хижинами.

Ричард очень хотел увидеть Никки. Он не мог дождаться, чтобы выяснить, что случилось и как она узнала, как можно помочь его побегу. Скорее всего, это пророк узнал о проблемах, с которыми столкнулся Ричард, а она, должно быть, придумала способ, как сделать для него переход в мир живых. Ему не терпелось рассказать ей, что удалось сделать в преисподней.

Птичий Человек приобнял Ричарда за плечо и начал произносить слова, которых Ричард не понимал.

Чандален что-то ответил ему, а затем обратился к Ричарду.

– Птичий Человек хочет, чтобы ты знал, что он разговаривал со многими предками на таких встречах, но еще ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то из нашего племени возвращался из мира духов.

Ричард оглянулся на улыбающегося Птичьего Человека.

– Со мной это тоже впервые, – заверил он Чандалена.

На открытом пространстве, в самом центре деревни, уже горели большие костры, освещая толпы людей, собравшихся на празднество. Под ногами у взрослых бегали дети, наслаждающиеся общим весельем. Люди собирались как вокруг, так и на самих помостах.

– Ричард! – закричала девочка.

Ричард повернулся на голос и увидел Рэчел, спрыгнувшую с помоста и бросившуюся к нему. Она обхватила его руками. Похоже, она стала на голову выше с тех пор, как он видел ее в последний раз. Обняв ее, он не смог сдержать радостную улыбку, оттого что вновь увидел эту девочку.

Подняв глаза, он увидел и стоявшего там же Чейза. Чейз представлялся великаном среди людей Племени Тины, казавшихся по сравнению с ним детьми.

– Чейз, а что ты делаешь здесь?

Он сложил руки, принимая самый несчастный вид.

– Это слишком невероятно. Ты не поверишь, если я тебе это расскажу.

Ричард оглядел его.

– Я только что вернулся из преисподней, и думаю, что по части невероятного могу тебя переплюнуть.

Чейз задумался.

– Возможно. Я был на привале. Вообще-то я разыскивал Рэчел. Меня навестила моя мать.

– Мать? Твоей матери нет уже много лет.

Чейз сделал гримасу, как бы говоря, что знает это не хуже Ричарда.

– Вот видишь, ты уже заинтересовался.

– Ну, – сказал Ричард, пытаясь ухватить, что происходит, – несомненно, это была не твоя мать. А ты не подумал спросить, кто она?

Чейз, все еще со сложенными руками, пожал плечами.

– Нет. – Он посмотрел в темноту. – Это был скорее эмоциональный опыт. Чтобы понять, нужно было присутствовать там.

– Могу допустить, что ты прав, – сказал Ричард. – Она сказала, почему пришла навестить тебя?

– Она сказала, что я должен как можно скорее прибыть сюда. Она сказала, что здесь будет Рэчел и что тебе потребуется помощь.

Ричард был просто ошеломлен.

– И она сказала, что за помощь потребуется мне?

Чейз кивнул.

– Лошади. Быстрые лошади.

– И ко мне приходила моя мать, – сказала Рэчел.

Ричард перевел взгляд с девочки на Чейза. Чейз пожал плечами, будто показывая, что у него нет ответа.

– Твоя мать? – спросил Ричард у Рэчел. – Ты имеешь в виду Эмму?

– Нет, не новая моя мать. Старая мать. Которая родила меня.

Ричард просто не знал, что на это сказать.

– И чего же она от тебя хотела?

– Она сказала мне, что я должна помочь тебе и для этого отправиться сюда. Она сказала, что мне нужно сказать этим людям, что ты был в мире духов и что они должны собраться здесь, чтобы у тебя была возможность вернуться назад.

– В самом деле, – только и смог сказать Ричард.

Рэчел кивнула.

– Она сказала, что я должна поспешить, что у меня очень мало времени, но зато у нее есть гар, чтобы доставить меня сюда. Его зовут Гратч. Он был действительно забавный. Гратч сказал мне, что любит тебя. Но он уже отправился домой – как только мы прилетели сюда.

Ричард мог только вытаращить глаза.

– Это было несколько дней назад, – сказал Чейз. – Вот мы и ждали тебя здесь. Люди Племени Тины подготовились для встречи. Я привел сюда трех быстрых лошадей. И у нас есть еда. Лошади готовы в дорогу.

– Готовы в дорогу?

Чейз кивнул.

– Как мне хочется побыть тут еще какое-то время, и к тому же, думаю, у нас нашлось бы много тем для обсуждения, но моя… мать сказала, что тебе потребуется как можно скорее попасть в Тамаранг.

– Тамаранг, – повторил Ричард. – Зедд отправился в Тамаранг.

Но в этом месте не только Первый волшебник. Книга, которую Барах написал для Ричарда и которую затем укрыл для него же на три тысячи лет, теперь находится в Тамаранге. Ричард нашел эту книгу, имеющую название «Тайна могущества боевого чародея», но затем оказался в плену у Сикс и спрятал ее в каменном подвале в Тамаранге.

И сейчас эта книга нужна ему как никогда. Барах уже не раз оказывал ему бесценную помощь. Ричарду предстоит открыть шкатулки Одена, и эта книга может предоставить ему многое из того, что необходимо.

– Тамаранг, – произнес Ричард, снова задумавшись. – Там было заклинание, которое лишило меня дара.

Рэчел кивнула.

– Я разделалась с ним.

Ричард уставился на нее.

– Разделалась с ним?

Теперь Чейз обратил взгляд к Ричарду.

– Как я уже сказал, у нас есть много тем для обсуждения, но нет времени. Как я слышал из разговоров, ты очень спешишь. И у тебя осталось время только до новолуния.

Страх резко нахлынул на него, и Ричард взглянул на осколок луны.

– Я не смогу вернуться в Народный Дворец к новолунию. Он слишком далеко.

– Ты не едешь в Народный Дворец, – напомнил ему Чейз. – Ты отправляешься в Тамаранг.

Ричард схватил Чейза за руку.

– Отведи меня к лошадям. Я теряю время.

Чейз кивнул.

– В точности как сказала моя мать.

Глава 55

Зедд вздрогнул от боли. Он услышал, что кто-то произнес его имя. Голосдоносился так, будто медленно приплывал из какого-то далекого мира. Ему не хотелось отвечать на этот зов, не хотелось открывать глаза, не хотелось обретать сознание и вновь ощущать тяжесть бытия.

– Зедд, – снова окликнул его голос.

Сильная рука встряхнула его, осторожно покачивая тело вперед и назад. Зедд с усилием открыл глаза, совсем чуть-чуть, и бросил быстрый и испуганный, полный страха взгляд. Рикка и Том, склонившись над ним, смотрели с крайним беспокойством. Зедд заметил на светлых волосах Тома пятно запекшейся крови.

– Зедд, с тобой все в порядке?

Это был голос Рикки, как он догадался. Он зажмурил глаза, пытаясь понять, действительно ли у него сломана каждая кость, или это ему так кажется. Страх, ушедший в тень его сознания, продолжал шептать, что, возможно, это конец всего.

Внутри у него все болело – результат настигшего его заклинания Сикс.

Он чувствовал себя полным дураком. Зная заранее о ее возможностях, он подготовился. Он был уверен, что может противостоять способностям этой женщины… Да и смог бы, если бы она не застала его врасплох с помощью созданного ею самой заклинания, что уже удивительно, заранее нарисованного в пещере, терпеливо поджидая, когда он появится в ее владениях. Хотя это и было такое действие, которого он никак не ожидал от ведьмы, ему следовало принимать во внимание подобную возможность. Он должен был быть готов к такому трюку.

Она была ведьма, а не волшебница и не волшебник, и знала, что хотя и имеет весьма значительные собственные таланты, но уязвима для определенных вещей, которые может сделать Зедд. Он продемонстрировал ряд таких возможностей еще в Цитадели Волшебника, не позволив ей убить его и остальных, когда она пыталась это сделать. Она научилась на этом опыте и отыскала способ создать противодействие – совершила нечто такое, что попросту несвойственно ведьмам. Фактически это было блестяще сделано, но, впрочем, ему было не до того, чтобы восторгаться ее достижениями.

– Зедд, – спросила Рикка, – с тобой все в порядке?

– Похоже, что так, – удалось сообщить ему. – А с тобой?

Рикка хмыкнула с ноткой недовольства.

– Нас определенно ждали. Во всяком случае, ей удалось удержать меня от того, чтобы помешать ей.

– Ну, не огорчайся, со мной ей удалось то же самое.

– Когда ты оглушил всех этих солдат – это было больше, чем мог бы сделать я, – добавил Том. – Извини Зедд, но я не уберег тебя, когда моя помощь оказалась необходимой. Мне следовало стоять за тебя как сталь против стали.

Зедд искоса посмотрел на него.

– Не глупи. У стали есть свои пределы. Но именно я не должен был допустить, чтобы мы оказались в таком положении. Мне следовало лучше подумать и лучше подготовиться.

– Думаю, мы все потерпели неудачу, – сказала Рикка.

– Что еще хуже, мы подвели Ричарда. Мы ничего не сделали в пещере, чтобы помочь ему. Нам нужно попасть туда и разрушить то заклинание, которое перекрывает его связь с даром.

– Теперь на это очень мало надежды, – сказала Рикка.

– Ну, это мы еще посмотрим, – проворчал Зедд. – По крайней мере, похоже, пока мы в безопасности.

– Пока Сикс не вернется, чтобы прикончить нас.

Зедд уставился на человека.

– Спасибо, утешил.

С помощью Рикки и Тома, подтянувших его за руки, Зедд сел.

– Так все же где мы? – спросил он, оглядываясь в тусклом свете.

– Похоже на тюремную камеру, – сказал Том. – Стены полностью из камня, за исключением двери. В коридоре снаружи полно стражи.

Комната была не особенно большая. На маленьком столе горел фонарь. И еще здесь был один стул. За исключением этого, комната была пустой.

– На потолке видны балки и доски, – заметил Зедд, оглядываясь. – Интересно, если я смогу разрушить их своей силой, будет ли нам этого достаточно, чтобы сбежать?

С их помощью он неуверенно поднялся на ноги. Рикка поддерживала его, пока он поднимал руку, чтобы воспользоваться своим даром и опробовать потолок.

– О черт, – пробормотал он. – Применив сложное заклинание, она еще и устроила нечто типа барьера вокруг этой комнаты. Он удерживает меня и не дает проломить потолок с помощью моего дара. Нас запечатали здесь.

– Еще вот что, – сказал Том. – Стража состоит в основном из солдат Имперского Ордена. Похоже, Сикс действует на той же стороне, что и Джегань.

Зедд почесал голову.

– Замечательно, именно этого нам и не хватало.

– По крайней мере она не убьет нас, – высказал предположение Том.

– Да, – добавила Рикка.

Зедд прищурил глаза, продолжая смотреть на потолок. Затем указал рукой.

– Что это такое?

– Что? – спросил Том, взглянув вверх.

– Вон там. У самого края потолка, со стороны стены. Кажется, там что-то заклинено, между этой последней балкой и верхним краем стены.

Том воспользовался стулом, чтобы дотянуться до темного свертка, укрытого в тени балки. Он потянул его, пока тот вдруг не упал на пол. Часть его содержимого вывалилась.

– Добрые духи, – только и сказал Зедд. – Ведь это же мешок Ричарда.

Некоторые выпавшие вещи были ему знакомы. Он наклонился к мешку и быстро осмотрел выпавшее снаряжение, прежде чем затолкал все это обратно. Подняв черную рубашку, прошитую золотом, и уложив ее в мешок, Зедд заметил лежавшую на полу книгу. Он поднял ее и, прищурившись, некоторое время разглядывал в тусклом свете.

– Что за книга? – спросила Рикка.

Том наклонился ближе, чтобы посмотреть.

– О чем она?

Зедд едва мог поверить в то, что увидел.

– На переплете указано, что эта книга называется «Тайна могущества боевого чародея».

Рикка слегка присвистнула.

– Мои чувства примерно такие же, – пробормотал Зедд, разглядывая переплет. – Где же Ричард мог раздобыть такое? Это может оказаться бесценным.

– И что в ней сказано насчет его могущества? – спросила Рикка, будто настраиваясь продолжить разговор.

Зедд открыл обложку и перевернул страницу, затем другую. И удивленно заморгал.

– Добрые духи… – пробормотал он в изумлении.

Заметив тень, заполнившую дверной проем, Никки подняла глаза. Это была Кара.

– Как дела? – спросила морд-сит тихим голосом, который, казалось, терялся в мрачной и унылой комнате.

Взгляд Никки блуждал, направленный в никуда. Она была не в состоянии оценить значимость вопроса. Она предполагала, что Кара просто пыталась найти какие-то слова, отражающие ее искреннее беспокойство. При этом Никки пришло в голову, что морд-ситы наконец-то обрели простые добрые качества, но теперь, как ни печально, это уже не имеет никакого значения.

– У меня ничего нового.

– А ты выяснила, что именно пошло не так?

Никки взглянула на нее, продолжая сидеть на мягком, обтянутом кожей стуле.

– Что пошло не так? Разве это не очевидно?

Кара подошла ближе и праздно провела пальцем по другой половине стола красного дерева. В тусклом свете библиотеки красная кожа ее костюма выглядела как пятно крови.

– Но Лорд Рал обязательно найдет путь назад.

Для Никки это прозвучало скорее как мольба, нежели как утверждение.

– Кара, если бы Ричард мог найти путь назад, он вернулся бы десять дней назад, – сказала Никки подавленным голосом, не имея возможности лгать. Кара заслуживала большего, чем замена правды обманом фальшивой надежды.

– Ну, может быть, это заняло больше времени, чем вы оба надеялись.

Никки очень хотелось бы, чтобы все было вот так просто. Она покачала головой. Он должен был вернуться на следующее утро. А поскольку он так и не вернулся, это значит, что он не выжил…

– Но он должен вернуться назад! – выкрикнула Кара, наклоняясь над столом, не желая позволить Никки закончить подобную мысль.

Никки с минуту наблюдала беспокойство, написанное на лице Кары. Что тут сказать? Как могла она объяснить такую вещь человеку, который практически не понимает смысл и значение того, что происходило?

– Поверь мне, Кара, – сказала наконец Никки, – я так же хочу его возвращения, как и ты, но будь он способен перенести путешествие в преисподнюю и выжить, он давно бы уже вернулся. Он не может оставаться там так долго.

– Почему нет?

– Можно сказать, что это отчасти примерно как нырнуть на дно озера. Ты можешь задержать дыхание на какое-то время, но все равно необходимо вернуться на поверхность воды в течение определенного времени. Если твоя нога застрянет под корягой на самом дне, ты утонешь. Он не мог выдержать там так долго. И раз он не вернулся, когда был должен…

– Ну, может быть, он выбрался где-то еще. Может, вынырнул в другом месте.

Никки лишь покачала головой.

– Вообрази, что озеро покрыто льдом. Прорубь, через которую он опустился – то есть те заклинания на магическом песке, – единственный путь вернуться обратно. Шкатулки Одена – это врата. Эти заклинания частично использует элементы Одена, то есть элементы этих самых врат. Преисподняя – это всего лишь пустота.

Она понимала, что в попытке сделать все более понятным для Кары лишь запутывает. Никки и сама не совсем уяснила природу преисподней.

– Давай просто скажем так, что если он пытается выбраться где-то еще из-подо льда на этом замерзшем озере, то не сможет там пробиться. Ему необходимо вернуться назад через то самое отверстие, которое он уже прорезал, через отверстие в преисподнюю, которое сам создал, через те же врата. Ну, так понятнее?

– В некотором смысле, но все равно это должно было получиться. – Она указала рукой на разложенные на столе книги. – Вы вдвоем все это вычислили и просчитали. Даркен Рал тоже делал это. Нет никаких причин, чтобы это не получилось точно таким же образом. Нет никаких причин, чтобы это не получиться у Ричарда Рала.

Никки отвернулась от пытливого взгляда голубых глаз Кары.

– Причина есть.

Кара выпрямилась.

– Что ты имеешь в виду? Что за причина?

– Зверь.

Кара смотрела на нее долгую минуту.

– Зверь? Ты думаешь, зверь сможет найти его там, в преисподней?

Никки покачала головой.

– Нет. Зверь нашел его еще здесь, в этом мире, когда он чертил заклинания. Когда Ричард наконец прошел через созданные им самим врата, зверь был наготове и поджидал его. Зверь последовал за ним в преисподнюю.

Судя по лицу Кары, она была в ужасе и ярости одновременно.

– Но он мог там с ним сразиться.

Никки посмотрела на нее насупившись.

– Как?

– Не знаю. Я не эксперт в таких вещах.

– Так и Ричард тоже. В преисподней все не так, как здесь. В прошлом он применял свой меч или защитные поля, чтобы остановить зверя. Когда зверь появился в последний раз, он избавился от него, попав одной из тех особых стрел. А что ему делать, оказавшись в преисподней? Ведь ему следовало отправиться туда голым. У него нет оружия – и сражаться нечем.

Лицо Кары не скрывало ее ярости.

– Тогда почему ты позволила ему отправиться туда?

– Он уже отправлялся в преисподнюю, когда я увидела зверя. Тот последовал прямо за ним. Не было никакой возможности ни остановить зверя, ни предупредить Ричарда.

– Но ведь должен же быть какой-то способ остановить его.

Никки встала.

– Путешествие в преисподнюю – это нечто такое, что он обязан сделать, если хочет получить шанс воспользоваться силой Одена. А без нее он не может противостоять Огненной Цепи. А если он не сможет противостоять Огненной Цепи – мы все погибнем. Кроме того, я не смогла бы остановить его, даже если бы очень этого хотела.

Кара принялась вышагивать перед столом.

– Через несколько дней наступит новолуние. У нас не остается времени. Ведь должно же быть хоть что-то, что ты можешь попробовать сделать. Должен быть шанс, что он все еще заперт там, сдерживая дыхание. Лорд Рал никогда не бросит нас. Лорд Рал будет сражаться за нас до последнего дыхания.

Никки кивнула, выходя из-за стола.

– Ты права. Я пойду в Сад Жизни и попробую сделать несколько заклинаний для вызова.

Она знала, что это глупая идея. Подобная вещь не только невозможна, но будет просто потерей времени. Тем не менее она чувствовала, что должна что-то сделать, чтобы не сойти с ума, и, по крайней мере, это могло успокоить Кару. А что еще оставалось делать?

– Хорошая мысль, – сказала Кара. – Сделай заклинания для вызова и вытащи Лорда Рала назад.

Выйдя в коридор, Никки увидела, что он перегорожен с обеих сторон солдатами Первой когорты. У каждого из них был арбалет, снаряженный стрелой с красным оперением. Все выглядело так, будто эти люди специально блокировали район библиотеки.

Никки увидела макушку головы Натана, пробирающегося сквозь плотную стену людей. Наконец пророк прошел через солдат и, заметив Никки, тут же направился к ней.

Его лицо выглядело более чем мрачным. От одного только взгляда на его лицо у Никки пересохло во рту.

– Натан, что это значит? – спросила она, когда он резко остановился перед ней.

Его небесно-голубые глаза казались очень уставшими.

– Мне очень жаль, Никки, но мне остался лишь единственный путь.

Никки в замешательстве прищурилась. Она бросила быстрый взгляд на солдат, стоявших плечом к плечу, перегораживая коридор. Они тоже выглядели мрачными, находясь здесь.

– Что это за единственный путь? – спросила она.

Он отвел от нее взгляд и устало провел по лицу рукой.

– Между мной и Ричардом состоялся очень важный и серьезный разговор перед тем, как он отправился в это опасное путешествие. Он сказал мне, что если не сумеет вернуться, я должен буду сделать все, что необходимо, для того чтобы спасти находящихся здесь людей от того ужаса, который готов спустить на них Джегань. Без Ричарда, как говорит пророчество, мы проиграем эту последнюю битву.

– Мы всегда знали это.

– Я знаю кое-что относительно преисподней, Никки. И знаком с теми формами заклинаний, которые он использовал. Я поднимался в Сад Жизни. Изучал то, что он там делал. Ричард все сделал правильно. Все должно было получиться.

– Следом за ним в преисподнюю отправился зверь, – сказала Кара.

Натан тяжело вздохнул, но не выглядел удивленным.

– Я предполагал, что что-то подобное обязательно произойдет. Поскольку изучал те методы, которыми пользуется Ричард.

Кара, казалось, была полна надежды, что пророк может дать ответ, которого не смогла дать Никки.

– Хорошо, а не можешь ли ты предложить способ вызволить его назад из преисподней? Никки собирается бросить призывающую сеть. Возможно, ты мог бы помочь ей. Вы оба…

Голос ее стих. Натан был явно не в настроении выслушивать подобную чушь.

– Ничего подобного не возможно, Кара. Мы не можем вызвать его из преисподней после такого промежутка времени. Ричард потерян для нас.

Кара постаралась сдержать слезы, неспособная вынести такого заявления.

– Император намерен быть здесь, – сказал Натан. – Это всего лишь вопрос времени. Великая пустота моментально опустится на нас. Все, что мы теперь можем сделать, это постараться сохранить как можно больше людей в этом дворце.

Никки вскинула подбородок.

– Понимаю.

– Единственный путь к этому состоит в том, чтобы сдать дворец, как только наступит новолуние… и сделать это так, как того требовал Джегань.

Никки сдержала свои эмоции.

– Не могу сказать, что знаю какой-то другой путь, Натан.

– Извини, Никки. – Голос лишь подчеркнул, насколько искренними были его слова. – Но я должен позаботиться очень о многом, и потому собираюсь арестовать тебя и надежно запереть до того времени, когда в новолуние явится Джегань, чтобы забрать тебя.

Никки ощутила, как слеза скатилась по ее щеке, не из-за страха за себя, а из-за потери Ричарда для всех тех людей, которые рассчитывали на него, что он повернет течение, победит в финальной битве, доведет до конца то, что только он мог довести.

– Тебе не нужна была вся эта охрана, со всеми этими стрелами. – Она совладала со своим голосом, не давая ему сорваться. – Я отправлюсь туда добровольно.

Натан кивнул.

– Спасибо, что не стала создавать дополнительных трудностей к тем, что у нас уже есть.

Глава 56

Кэлен проснулась от леденящей вспышки испуга.

Она расслабленно лежала на правом боку, голова повернута полностью вправо, подбородок на подушке из седельной сумки. Она очень внимательно осмотрелась сквозь едва прикрытые веки. Облака только-только начали подкрашиваться близящимся рассветом.

Она не знала, почему так резко проснулась, но вскоре открыла причину.

Угловым зрением она смогла увидеть, что Самюэль замер прямо над ней – буквально нависает. Он был тихий и молчаливый, всего лишь в нескольких дюймах от нее, застывший, как кугуар над добычей.

Он был абсолютно голый.

У Кэлен это вызвало такое смятение, что мгновение она лежала неподвижно, в полном замешательстве, раздумывая, действительно ли проснулась или это причудливый ночной кошмар. Но как только начали работать инстинкты, ее растерянность тут же переросла в крайнюю тревогу.

Стараясь не показывать, что проснулась, она медленно передвинула руку к поясу, чтобы добраться до ножа. Поскольку она лежала на правом боку, чехол с ножом был где-то под ней. Ей нужно просунуть под себя пальцы в попытке достать нож и постараться не выдать того факта, что она не спит. Она рассчитывала, что одеяло поможет скрыть движения ее руки.

Ножа там не оказалось.

Кэлен чуть скосила глаза вниз, в надежде, что он каким-то образом выпал и находится поблизости, на земле. Но и там его не было. Все еще пытаясь под одеялом отыскать нож, она заметила неподалеку сваленную одежду Самюэля. Затем увидела и нож. Он лежал рядом с его одеждой, но был слишком далеко, чтобы до него дотянуться.

Ей стало гадко, когда она представила, как он украдкой сбрасывает свою одежду и разглядывает ее, пока она спит. Она была потрясена от одной мысли, что он был так близко к ней, наблюдал за ней, забрал ее нож и готовился к тому бесстыдству, которое намеревался сотворить с ней, – а она даже не осознавала этого. Но помимо того, что Кэлен была потрясена, она еще и злилась на себя за то, что позволила ему зайти так далеко.

Хотя Самюэль все время казался неуверенным и пугливым, а иногда стремился сделать ей что-то приятное, происходящее сейчас совершенно не удивляло ее. Она хорошо помнила все те случаи, когда ей удавалось перехватить его пристальный взгляд, обращенный к ней. Казалось, эти взгляды всегда содержали трусливое стремление, которого он в других отношениях никогда не выдавал. Она же сдерживала свой гнев и сосредотачивалась только на выживании.

Будучи нерешительным, Самюэль действовал слишком медленно, занимая свою позицию, казалось, осторожничал, вместо того чтобы смело набрасываться, упав на нее. Он, очевидно, хотел, чтобы она оказалась полностью под ним, а затем, когда он будет близко и достаточно уверен, что она не сбежит, то силой подчинит ее себе, а уж затем даст выход темным устремлениям, которые все это время скрывались в глубине золотисто-желтых глаз.

Самюэль не был крупным мужчиной, но довольно мускулистым. Он явно сильнее, чем она. И нет никакой надежды, что ей удастся сбежать без борьбы, и к тому же она находилась в невыгодной позиции, чтобы сцепиться с ним. В такой близости она не могла нанести эффективный удар даже кулаком. На подобной дистанции, без ножа и без чьей-либо помощи, у нее было очень мало надежды отбиться от него.

Несмотря на то, что он значительно сильнее, а она спала, он был очень осторожен и осмотрителен. Его ошибка была в том, что он не стал действовать быстро, лишая ее возможности сопротивляться. Но это не ввиду недостатка возможностей или преимущества, а скорее из-за нехватки смелости. Единственным ее преимуществом в эту минуту было то, что он не действовал быстро, и то, что он не знал, что она проснулась. Она же не хотела лишиться хоть такого преимущества. Когда она начнет действовать, неожиданность отчасти выровняет шансы и даст возможность, которой потом не будет.

Ее мысли неслись по имевшимся вариантам выбора. У нее была возможность ударить первой. И следовало использовать это наилучшим образом.

Первой мыслью было выбросить вверх колено, как раз туда, где это наиболее опасно для него. Но поскольку она лежит на правом боку, а ее ноги укрыты одеялом, и его позиция такова, что он может ее этим одеялом придавить, она считала, что возможностей для первого удара у нее очень мало.

Однако ее левая рука была свободна и находилась как раз поверх одеяла. Этот вариант показался ей наилучшим выбором. Поэтому без дальнейшей задержки, пока не оказалось слишком поздно, она нанесла быстрый удар, с проворством гадюки, пытаясь большим пальцем выдавить ему глаз. Палец с силой вдавился в мягкую ткань его глаза.

Он закричал от испуга и немедленно отдернул лицо назад и в сторону. Быстро собравшись, он рукой отшвырнул ее в сторону, как только она вцепилась в его лицо, и в то же самое время обрушил весь свой вес вниз, выдавливая воздух из ее легких.

И прежде чем она смогла сделать вдох, он надавил предплечьем поперек ее горла, прижимая ее голову к земле и затрудняя дыхание. Кэлен сопротивлялась из всех сил, пытаясь вырваться от него. Это отчасти напоминало схватку с медведем. Она явно уступала ему и по весу, и по силе, а особенно проигрывала из-за уязвимости позиции, в которой находилась. У нее не было никаких средств, чтоб сбросить его, и не было эффективного способа нанести удар.

Кэлен еще сильнее повернула голову вправо, чтобы высвободить дыхательное горло из-под нажима его руки, лежащей поперек ее горла. Напрягая мышцы шеи, она смогла все же вдохнуть.

Когда Кэлен сделала этот затрудненный вдох, ее взгляд сфокусировался, оказавшись нацеленным на его одежду, лежащую неподалеку. Кэлен заметила торчавшую из-под штанов серебряную рукоять меча и даже разглядела на ней в раннем утреннем свете поблескивавшее золотом слово «истина».

Кэлен отчаянно тянулась, чтобы схватить меч, но тот находился далеко от ее пальцев. Она понимала, что, лежа на земле, не может свободно пользоваться другой рукой, и даже если и овладеет мечом, у нее не будет возможности вытащить его из ножен, чтобы проткнуть Самюэля или хотя бы серьезно ранить. Ее цель заключалась в том, чтобы ухватиться за рукоять, а затем концом эфеса ударить противника по лицу или по голове. Меч был достаточно тяжелым, чтобы оказаться эффективным при использовании его таким образом. Если нанести хороший удар в уязвимое место, например, в висок, можно даже убить.

Но рукоять оставалась вне досягаемости.

В то время как Кэлен стремилась добраться до меча, у Самюэля обнаружились кое-какие трудности в попытках добраться до нее. Одеяло оказалось препятствием для его похоти. Присев на нее, чтобы удерживать ее внизу, он лишь осложнил свою задачу, не учтя некоторых практических аспектов этой процедуры. Он вполне удачно удерживал ее внизу, но одеяло и было частью тех средств, с помощью которых он продолжал контролировать ее руки и ноги. В то же самое время оно не позволяло ему добиться своей конечной цели.

Она понимала, что так будет лишь до того момента, пока его не осенит, что проще ударить ее до бесчувствия.

Будто читая ее мысли, он занес правую руку над головой. Она заметила, как сжался кулак. Как только кулак двинулся вниз, к ее лицу, она использовала всю свою силу, чтобы резко вывернуть тело и уклониться от удара.

Кулак врезался в землю точно позади ее головы.

Ее пальцы нащупали золотистую вязь слова «истина» на рукояти меча.

Само это слово, казалось, привело к резкой остановке всего.

В одно мгновение она оказалась пронизана пониманием.

Разные понятия внутри нее, которые казались полностью утраченными, вдруг оказались на своих местах.

Она не помнила, кем была, но мгновенно осознала, что собой представляла.

Исповедница.

Это не было полным соединением с ее прошлым, но давало ей знание, что означает быть Исповедницей. Ранее это было для нее сплошной загадкой, но теперь, поняв, что все это означает, она ощутила эту неотъемлемую часть собственной сущности, свою связь с ней.

Она по-прежнему так и не знала, кем она была, кто такая Кэлен Амнелл, и не помнила ничего из своего прошлого, но вспомнила, что значит быть Исповедницей.

Самюэль занес руку, чтобы снова ударить ее.

Кэлен приложила свою руку к его груди.

И больше не было ощущения, что над ней нависает сильный мужчина, пытающийся подчинить ее себе. Она больше не чувствовала ни паники, ни ярости. Она больше не боролась. Она ощущала себя так, будто стала легкой, как дуновение ветерка, и что он больше не имеет никакой силы над ней.

Больше не было никакой неистовой борьбы, никакого чувства отчаяния.

Время принадлежало ей.

Ей больше не нужно было лихорадочно соображать, оценивать или решать. Она знала, с отчетливой ясностью, что делать. Ей даже не требовалось это обдумывать.

У Кэлен не было необходимости взывать к присущей ей по природе силе, а требовалось всего лишь позволить своему новому ощущению проявить некоторую свободу.

Теперь она могла видеть застывшую на его лице разъяренность и сосредоточенность. Кулак неподвижно завис в воздухе, как будто до тех времен, пока это все не закончится.

Ей не требовалось на что-то надеяться, чего-то ждать или действовать. Она знала, что время теперь ее. Она знала, что сейчас произойдет, почти как если бы это уже случилось.

Самюэль пришел в лагерь Имперского Ордена совсем не для того, чтобы ее освободить, а – по причинам, которые она довольно скоро узнает, – чтобы захватить ее.

Он не был ее спасителем.

Это был враг.

Внутренняя ярость ее мощной, бездействующей и плотно свернутой силы, покидающей свои границы, была поразительной. Она поднялась из глубин темного внутреннего естества, наводняя каждую клеточку ее существа.

Время принадлежало ей.

Она могла бы сосчитать каждый волосок на его застывшем лице, если бы хотела, и он бы так и не продвинулся ни на дюйм в своем безрассудном стремлении ударить ее.

Ее страх исчез; спокойная целеустремленность и самообладание пришли на замену ему. Больше не было ярости; холодная оценка ситуации заняла ее место.

В состоянии глубокого спокойствия, порождаемого властью над своими возможностями и, следовательно, над собственной судьбой, ей больше не требовалось сохранять ни ненависти, ни ярости, ни ужаса… ни малейшего сожаления. Она видела истину того, что происходило. Этот человек обрек себя сам. Он сделал свой выбор; теперь он должен столкнуться с неизбежными последствиями этого выбора. В этот бесконечно малый промежуток жизни ее разум пребывал в пустоте, где всепоглощающий бег времени, казалось, приостановился.

У него не было шанса. Он был в полном ее распоряжении.

И хотя времени у нее теперь было вполне достаточно для всего, сомнений не оставалось.

Кэлен высвободила свою силу.

Вырвавшись из самых отдаленных глубин ее естества, эта сила захватила все.

Беззвучный гром сотряс воздух – мощный, неистовый и в самом начале величественный и надменный.

Воспоминание об этом было для нее островком здравомыслия в этой темной реке незнания самой себя.

Лицо Самюэля застыло, искаженное ненавистью к той, кем он только что собирался обладать.

Кэлен пристально смотрела в его золотисто-желтые глаза, осознавая, что он видит только ее безжалостный и жестокий взгляд.

В этот поворотный момент исчезло все, включая его разум и то, кем он был сейчас или кем был когда-то.

Деревья вокруг вздрогнули в холодном утреннем воздухе от сотрясшего их яростного удара. Мелкие ветки и сухая кора осыпались. Мощная волна расширялась по кругу, унося вдаль пыль и частицы земли.

Удивительные глаза Самюэля округлились.

– Госпожа, – прошептал он, – приказывайте.

– Слезь с меня.

Он немедленно откатился в сторону и встал на колени, сложив руки в мольбе, тогда как взгляд оставался прикованным к ней.

Сев, Кэлен осознала, что все еще сжимает меч в правой руке. Она выпустила его. Ей не требовался меч, чтобы иметь дело с Самюэлем.

Глубоко страдающий оттого, что приходится ожидать приказания, тот, казалось, был готов вот-вот удариться в слезы.

– Пожалуйста… чем я могу услужить тебе?

Кэлен откинула в сторону одеяло.

– Кто я?

– Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница, – немедленно ответил он.

Это она и без того уже знала. Несколько секунд она размышляла.

– Где ты взял этот меч?

– Украл.

– А кто его законный обладатель?

– Раньше или сейчас?

Это ее несколько озадачило.

– Раньше.

Самюэль впал в смятение от этого вопроса. Он заплакал, практически всерьез, заламывая руки.

– Я не знаю его имени, госпожа. Клянусь, не знаю его имени. Я никогда не знал его имя. – Он разрыдался. – Мне очень жаль, госпожа, я не знаю, не знаю, я клянусь, что не знаю…

– И как же ты заполучил этот меч у хозяина?

– Я ударил его, перерезал ему горло, пока он спал… но клянусь, я не знаю его имени.

Те, к кому прикоснулась Исповедница, признавались без малейших колебаний во всем, что они сделали, – абсолютно во всем. Их беспокоил только постоянный мучительный страх, что они могут не угодить женщине, которая коснулась их своей силой. В их разуме оставалось лишь стремление быть послушными ее приказаниям.

– Тебе приходилось убивать и других людей?

Самюэль резко поднял глаза, сияющие неожиданной радостью от того, что услышал вопрос, на который может дать полноценный ответ. Лицо его озарилось улыбкой.

– О да, госпожа. Многих. Хотите, я убью кого-нибудь и для вас? Любого. Только назовите. Только скажите мне, кого я должен убить. Я сделаю это так быстро, как только смогу. Пожалуйста, госпожа, только скажите мне, кого, и я исполню вашу просьбу и разделаюсь с ними ради вас.

– Кто сейчас владелец этого меча?

Он помолчал при смене темы.

– Он принадлежит Ричарду Ралу.

Кэлен нисколько не удивилась этому.

– Откуда Ричард Рал знает меня?

– Он твой муж.

Кэлен застыла в шоке от того, что только что услышала. Она прищурилась, ее мысли вдруг разбежались в разные стороны.

– Что?

– Ричард Рал твой муж.

Она замерла, долгую минуту пристально глядя в никуда, не в состоянии уложить это все в своей голове. С одной стороны, это был оглушающий шок. И в то же самое время это имело определенный смысл, понять который ей все никак не удавалось.

Кэлен замерла, утратив дар речи.

Узнать, что она была замужем за Ричардом Ралом, оказалось ужасающим открытием. С другой стороны – это наполняло ее сердце огромной радостью. Она думала о его серых глазах, думала о том, как он смотрел на нее, и пугающий аспект этого открытия, казалось, начинал испаряться. Это выглядело так, будто все мечты, которые она не решалась даже высказать, становились правдой.

Она почувствовала, как слеза скатилась по ее щеке. Она смахнула ее пальцами, но за ней тут же последовала другая. От радости она едва не рассмеялась.

– Мой муж?

Самюэль с ожесточением кивнул.

– Да, госпожа. Ты Мать-Исповедница. Он Лорд Рал. Он женат на тебе. Он твой муж.

Ощущая дрожь, Кэлен попыталась собраться с мыслями, но ее разум сопротивлялся этому, будто в нем оказалось сразу так много мыслей, что они все запутались между собой.

Она внезапно вспомнила Ричарда, лежавшего в лагере Ордена на земле и кричавшего ей, чтобы она уходила.

Ричард, в лучшем случае, сейчас пленник Ордена, но более вероятно, что он уже мертв.

Наконец ей удалось узнать о своей связи с ним, но теперь он был потерян для нее навсегда.

Она почувствовала, что слеза снова сбежала по ее щеке, но на сей раз не от радости, а только от страха.

Наконец она взяла себя в руки и обратила все внимание на человека, стоявшего перед ней на коленях.

– Так куда ты собирался доставить меня?

– В Тамаранг. К моей… К моей другой госпоже.

– К другой госпоже?

Он торопливо кивнул.

– Сикс.

Кэлен припомнила, как Джегань упоминал ее в разговорах, и нахмурилась.

– Эта ведьма?

Было видно, что Самюэль боялся отвечать, но он все-таки сказал:

– Да, госпожа. Мне было приказано доставить тебя туда и передать ей.

Кэлен указала рукой вдоль себя.

– Она приказала тебе сделать и это?

Сопротивляясь внутреннему нежеланию, Самюэль облизал губы. Признаться в убийстве было одно, но это – совсем иное.

– Я спросил у нее, могу ли получить тебя, – жалобно скуля, признался он. – Она сказала, что если я хочу, то могу воспользоваться тобой в качестве награды за мою службу, но все равно должен доставить тебя к ней живой.

– И чего же она хочет от меня?

– Думаю, собирается использовать тебя в качестве средства обмена.

– С кем?

– С императором Джеганем.

– Но ведь я и была у Джеганя!

– Джеганю ты очень нужна. А она знает, какую ценность ты для него представляешь. Сикс хотела завладеть тобой, а затем вернуть тебя к Джеганю в обмен на привилегии для себя.

– Как далеко мы сейчас от Тамаранга и от этой ведьмы?

– Не слишком далеко. – Самюэль указал в сторону юго-запада. – Если не будем задерживаться в пути, госпожа, то можем оказаться там к исходу завтрашнего дня.

Внезапно она ощутила себя очень уязвимой, ввиду того что оказалась так близко от женщины, обладавшей такой силой. Кэлен была совершенно уверена, что ей следует убираться из этого района, иначе она может оказаться пойманной, и для этого вовсе не обязательно, чтобы Самюэль притащил ее прямо к ногам Сикс.

– И поскольку собирался завтра передать меня в другие руки, ты понимал, что твое время рядом со мной заканчивалось. И тогда решил изнасиловать меня.

Это был не вопрос, а просто констатация факта.

Самюэль снова стал заламывать руки, слезы ручьем текли по его красному лицу.

– Да, госпожа. – В ужасающей тишине он стал еще более безумным, пока она стояла, пристально глядя на него. Кэлен знала, что человек, испытавший ее прикосновение, больше не был теми, кем был до того, и не имеет прежнего разума. Использованный таким вот образом один раз, он становится безраздельным слугой Исповедницы.

Ей пришло в голову, что нечто подобное оказалось проделано и с ней самой. Она задумывалась над тем, что ее память была точно так же потеряна для нее, как и прошлое Самюэля потеряно для него. И это была ужасающая мысль.

– Пожалуйста, госпожа… ты прощаешь меня?

В затянувшейся тишине он не смог вынести вины своих намерений. Он заплакал, впадая в истерику, не способный выдержать осуждения, которое видел в ее глазах.

– Пожалуйста, госпожа, отыщи милосердие для меня в своем сердце.

– Милосердие изобретено виновными на случай непредвиденных обстоятельств – если они будут пойманы. Правосудие же относится к справедливости. Меня интересует лишь правосудие.

– Но тогда, пожалуйста, госпожа… ты простишь меня?

Кэлен пристально посмотрела в его глаза, чтобы увериться, что он не ошибается ни в смысле ее слова, ни в ее намерениях.

– Нет. Это будет искажением концепции справедливости. Я не прощу тебя, ни сейчас и никогда, и не из-за ненависти, а потому что ты виновен во многих преступлениях, не только в тех, которые совершил против меня.

– Я знаю, но ты могла бы простить меня за преступления против тебя. Пожалуйста, госпожа, только за это. Ты простишь меня только за то, что я сделал тебе, и за то, что собирался сделать?

– Нет.

Реальная окончательность этого приговора застыла в его глазах. Он в ужасе начал задыхаться, осознавая, что его поступки и тот выбор, что он сделал, были непоправимы. Он не чувствовал ничего относительно своих других преступлений, но ощущал полную тяжесть ответственности за преступления против нее.

Возможно, он впервые видел себя таким, каким на самом деле и был, – видел себя так, как видела его она.

Самюэль еще раз сделал тяжелый вдох, хватаясь за грудь, а затем замертво свалился на бок.

Не задерживаясь, Кэлен начала собирать вещи. Оказавшись так близко от ведьмы, ей следует бежать как можно быстрее и как можно дальше. Она еще не знала, куда может пойти, но знала, куда идти не может.

Внезапно она осознала, что ей следовало бы хорошенько подумать и задать Самюэлю гораздо больше вопросов. Как же она позволила, чтобы так много ответов проскользнули у нее между пальцев?

Эти новые сведения о Ричарде – что Ричард был ее мужем, – внесли такое смятение в ее мысли, что она просто не сообразила спросить Самюэля о чем-то еще. Она вдруг почувствовала себя поразительно глупой за то, что упустила такую бесценную возможность.

Ну, что сделано, то сделано. Ей следует сосредоточиться на том, что делать сейчас. В тусклом свете она бросилась седлать лошадь.

Лошадь лежала на земле, мертвая. Горло оказалось перерезано. Вероятно, Самюэль, опасаясь, что она может воспользоваться лошадью и сбежать прежде, чем он сможет завладеть ею, перерезал бедному животному горло.

Она без промедления собрала все, что могла унести, в свое одеяло и затолкала его в седельные сумки. Затем перекинула сумки через плечо и подхватила Меч Истины, по-прежнему вложенный в ножны. Так, с мечом в руке, Кэлен отправилась в путь в противоположную от Тамаранга сторону.

Глава 57

В сокрушительном одиночестве Кэ-лен брела на северо-восток. Она размышляла над тем, почему испытывает беспокойство? В чем состоит смысл борьбы за ее жизнь, если у нее не могло быть будущего? Что это будет за жизнь без ее собственного разума, да еще в мире, где господствуют фанатичные верования Имперского Ордена, насаждаемые людьми, чье существование определяется ненавистью к тем, кто хотел жить сам и улучшать собственную жизнь? Они не хотели ничего создавать; они просто убивали любого, кто этим занимался, как будто, разрушая рукотворные совершенства, могли изменить реальность и вести жизнь, основанную на одних лишь своих желаниях.

Все те, кто строил свое существование на жгучей ненависти к другим, подавляли саму радость жизни и в процессе борьбы вычеркивали из существования и саму жизнь. Было очень просто отказаться от нее. Никто бы не беспокоился по поводу сделанного выбора. Никто бы даже и не знал.

Но она беспокоилась. И она знала: реальность такова, какова она есть. Это единственная жизнь, которая у нее есть. В конце концов, эта драгоценная жизнь – все, что она имеет, и точно так же с любым другим человеком.

Это зависело от Самюэля – решать, как ему следует прожить свою жизнь, и он сделал свой выбор. Но точно так же это относилось к ней самой. Ей следует сделать как можно больше в своей жизни, хотя ее выбор и ограничен, и даже если сама эта жизнь окажется очень короткой.

Так она прошла менее часа, когда до нее начал доноситься отдаленный топот копыт скачущих галопом лошадей. Когда лошади появились из-за полосы растущих впереди деревьев, она остановилась. Они направлялись прямо к ней.

Она огляделась кругом, посмотрела назад на пойму, которую только что пересекла. В мрачном свете, падавшем со свинцового неба, она смогла разглядеть, что деревья, покрывающие подножья холмов по каждому склону, слишком далеко от нее, чтобы ей удалось вовремя добраться и укрыться среди них. Трава, давно уже ставшая бурой, с тех пор как зима накрыла ее, повалена ветром и непогодой. Спрятаться было практически негде.

Так что ее вполне могут заметить. И если пока не заметили, то при скорости приближавшихся лошадей они будут здесь очень скоро, и у нее нет никакой надежды укрыться и остаться незамеченной.

Она сбросила седельные сумки на землю. Ветер мягко отбросил ее волосы с плеч, поднимая их, в то время как она взяла в левую руку ножны с мечом. Единственный выбор, остававшийся ей, это встать и сражаться.

Кэлен осознала, с некоторым запозданием, что невидима почти для всех. И тогда едва не рассмеялась во весь голос от облегчения. Это был один из тех редких моментов, когда она была рада такому обстоятельству. Она замерла на месте, тихо и спокойно, в надежде, что всадники не увидят ее, а просто проскачут мимо.

Но где-то в глубине сознания она припомнила, как Самюэль говорил ей, что Джегань может отправить за ними погоню. А у Джеганя еще остались люди, способные видеть ее. И если они окажутся среди тех, кто приближается к ней сейчас, то в этом случае ей придется принять бой.

Она не собиралась обнажать меч, если всадники на лошадях, случайно заметив ее, не поведут себя враждебно. Ей не хотелось начинать сражение до тех пор, пока не останется другого выхода. И она была уверена, что обнажить клинок ей удастся в одно мгновение. Кроме этого, у нее было два ножа, но она полагала, что меча будет вполне достаточно. Она не знала, где именно научилась этому, но знала лишь, что может прекрасно владеть им.

Она вспомнила свои наблюдения за тем, как действовал мечом во время сражения Ричард. Кэлен думала в тот момент, что это было похоже на то, как она сама обращалась бы с оружием. Она пришла к выводу, что именно Ричард – ее муж – и научил ее пользоваться мечом так, как она это умела.

Она разглядела, что хотя впереди скачут три лошади, но только одна из них несет всадника. Это была хорошая новость. И это уравнивало ставки.

Когда несущиеся галопом лошади приблизились, она оказалась ошеломлена тем, что всадник ей знаком.

– Ричард!

Он соскочил с лошади прежде, чем та успела остановиться. Она зафыркала и вскинула голову. Все три лошади были взмыленные и разгоряченные.

– С тобой все в порядке? – спросила он, едва оказался рядом.

– Да.

– Ты применила свою силу?

Она кивнула, не в состоянии оторвать взгляд от его серых глаз.

– Откуда ты знаешь?

– Думаю, почувствовал это. – Он выглядел так, будто у него кружится голова от восторга. – Ты не можешь представить, как я рад видеть тебя.

Пока она смотрела на него, ей ужасно хотелось, чтобы она смогла вспомнить их прошлое, вспомнить все, что они значили друг для друга.

– Я боялась, что ты погиб. Я не хотела оставлять тебя там. Я так боялась, что ты умер.

Он стоял, не отрывая от нее глаз, казалось, потеряв дар речи. Она чувствовала по его виду, будто в нем теснилось множество разных вещей, рвущихся наружу, и каждая хотела вырваться первой.

Кэлен вспомнила, как он дрался, когда начал то самое сражение, о котором ее предупредила Никки. Она вспомнила, как плавно он двигался среди игроков в джа-ла, а затем среди тех неуклюжих тварей, размахивающих мечами и топорами в отчаянных попытках убить его.

Она вспомнила и то, как клинок почти превратился в его неотъемлемую часть, в продолжение тела, составную часть его разума. Как зачаровывало ее наблюдение за тем, как он пробивал себе дорогу к ней. Это было похоже на созерцание танца со смертью, в котором смерти не удавалось коснуться его.

Она протянула ему меч.

– У каждого оружия есть его хозяин.

Теплая улыбка Ричарда прорвалась, словно солнечный свет сквозь холодный пасмурный день. И согрела ее сердце. Он довольно долго пристально смотрел на нее, не способный отвести взгляд, затем осторожно взял оружие из ее рук.

Он сунул голову под перевязь, перебрасывая ее через правое плечо, чтобы ножны оказались у его левого бедра. Этот меч смотрелся на нем совершенно естественно, в отличие от того, как он выглядел на Самюэле.

– Самюэль мертв.

– Почувствовав, что ты использовала свою силу, я так и подумал. – Он опустил левую руку на рукоять меча. – Слава силам небесным, он не причинил тебе вреда.

– Он пытался. Именно потому и мертв.

Ричард кивнул.

– Кэлен, я не могу объяснить всего прямо сейчас, но есть нечто очень важное…

– Ты уже упустил возможность произвести эффект.

– Эффект?

– Да. Самюэль исповедался. Он сказал мне, что мы соединены браком.

Ричард окаменел. Выражение, родственное ужасу, застыло на его лице.

Она надеялась, что, может быть, он подхватит ее на руки и расскажет о том, как счастлив, что она вернулась, но он просто стоял и выглядел так, словно боится даже вдохнуть.

– Так что, мы любили друг друга? – спросила она, пытаясь напомнить ему.

Его лицо побледнело.

– Кэлен, сейчас не время говорить об этом. Мы находимся в еще большей опасности, чем ты можешь представить. У меня нет времени объяснять это, но…

– Итак, ты хочешь сказать, что мы не любили друг друга?

Она не ожидала такого. Даже не предполагала. Ей внезапно стало трудно говорить.

Она не могла понять, почему он просто стоит и ничего не говорит. Оставалось предположить, что ему нечего сказать.

– Так это просто-напросто условная вещь? – Она проглотила застрявший в горле комок. – Мать-Исповедница выходит замуж за Лорда Рала, ради счастья их людей? Брак по расчету. Что-то в этом роде?

Сейчас Ричард выглядел даже более испуганным, чем Самюэль, когда она допрашивала его. Он закусил нижнюю губу, будто пытаясь придумать ответ.

– Не беспокойся, – сказала Кэлен. – Ты не ранишь мои чувства. Я не помню ровным счетом ничего из этого. Стало быть, так это и было? Брак потому, что это было удобно и выгодно?

– Кэлен…

– Так мы что, не любили друг друга? Пожалуйста, ответь мне, Ричард.

– Послушай, Кэлен, это все гораздо сложнее. У меня есть определенные обязательства.

Точно так сказала и Никки, когда Кэлен спросила, любит ли она Ричарда. Это все гораздо сложнее. У нее была ответственность.

Кэлен недоумевала, как она могла быть настолько слепой? Никки – вот кого он любит.

– Ты должна верить мне, – сказал он, после того как она смогла лишь пристально посмотреть на него. – На карту поставлены очень важные вещи.

Она кивнула, сдерживая слезы, стараясь изобразить отрешенное лицо, прячась за эту маску. Но боялась пытаться проверить свой голос.

Она не понимала, почему позволила на минуту своему сердцу опередить рассудок. Она не знала, удержат ли ее ноги.

Ричард сжал виски большим и указательным пальцем. Несколько секунд его взгляд был обращен к земле.

– Кэлен… выслушай меня. Я объясню тебе все… все… я обещаю… Но не могу этого сделать прямо сейчас. Пожалуйста, просто поверь мне.

Она хотела спросить, почему должна верить человеку, который женился на ней без любви, но как раз в этот момент не была уверена, что сможет справиться со своим голосом.

– Пожалуйста, – повторил он. – Обещаю, что объясню все, когда смогу, но именно сейчас нам нужно отправляться в Тамаранг.

Она откашлялась и наконец совладала со своим голосом.

– Мы не можем идти туда. Самюэль сказал, что там находится Сикс.

– Я знаю. Но мне необходимо попасть туда.

– Мне – нет.

Он помолчал, пристально глядя на нее.

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то еще, – наконец сказал он. – Пожалуйста. Тебе лучше отправиться со мной. Все остальное я объясню позже. Обещаю.

– Почему позже лучше, чем сейчас?

– Потому что мы будем мертвы, если не поспешим. Джегань собирается открыть шкатулки Одена. И я должен попытаться остановить его.

Ее не устраивало это оправдание. Если бы хотел, он тут же ответил бы ей.

– Я отправлюсь с тобой, если ты ответишь мне на один вопрос. Ты любил меня, когда женился на мне?

Его серые глаза с минуту изучали ее лицо, прежде чем он наконец-то ответил тихим голосом.

– Ты вполне подходила, чтобы я женился на тебе.

Кэлен сдержала боль и крик, рвущиеся наружу. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее слезы, и двинулась в ту сторону, куда вел ее Самюэль.

Ночь уже давно опустилась, когда они все же остановились. Ричард был готов продолжать путь, но местность, плотно заросшая лесом, каменистая и к тому же ставшая еще и неровной, когда склоны холмов стали круче, была слишком коварной, чтобы пробираться через нее в темноте. Умирающая луна появилась практически на закате, но ее узкий серп давал слишком слабый свет, чтобы он пробил чернильное одеяло облаков. Даже скудный свет звезд оказался закрыт плотными облаками. Тьма стала настолько полной, что идти сквозь нее было совершенно невозможно.

Кэлен была сильно уставшей, но, когда Ричард начал разводить огонь из собранного им дерева, она смогла заметить, что он в худшем состоянии, чем она. «Доводилось ли ему спать в последние дни?» – подумалось ей. Разведя огонь, он забросил рыболовные лески, а затем начал вновь собирать дерево, чтобы его хватило на всю холодную ночь. Укрывшись среди скал, они имели хоть небольшую, но защиту от пронизывающего ветра.

Кэлен постаралась как можно лучше позаботиться о лошадях и даже принесла им воды в парусиновом ведре, которое нашлось среди вещей Ричарда. Закончив собирать хворост для костра, он обнаружил, что на его лесках уже есть несколько форелей. Понаблюдав за тем, как он чистил рыбу, выбрасывая внутренности в костер, чтобы они не привлекли животных, она решила больше не задавать ему вопросов касательно их обоих. Она может не вынести боль от возможных ответов. А между тем он уже ответил на самый важный вопрос: она вполне подходила в качестве супруги.

Интересно, подумалось ей, встречал ли он ее прежде, чем согласился жениться? Она осознавала, что это должно было вызывать глубокую печаль у Никки, когда та увидела, что человек, которого она любит, женился на ком-то еще по причинам совершенно неромантичным, исходя из целесообразности.

Кэлен заставила себя думать о чем-нибудь другом.

– Почему мы направляемся в Тамаранг? – спросила она.

Ричард оторвался от чистки рыбы.

– Ну, в очень давние времена, еще во время великой войны, более трех тысяч лет назад, люди сражались точно так же, как сейчас сражаемся мы, это была такая же война, в которой они хотели защитить себя против тех, кто хотел уничтожить магию и все остальные формы свободы.

Люди, защищаясь против агрессии, создали множество чрезвычайно ценных магических предметов – за многие века, – и собрали все это в одном месте, которое называлось Храм Ветров. Затем, чтобы защитить все это от рук врагов, они отправили этот храм в преисподнюю.

– Они отправили его в царство мертвых?

Ричард кивнул, тем временем раскладывая на земле большие листья.

– На протяжении войны волшебники с обеих сторон изобретали ужасающее оружие – конструировали заклинания и делали другие подобные вещи. Но некоторые виды такого оружия создавались из самих людей. Вот каким образом и появились сноходцы. Они были созданы из людей, захваченных в городе Касска… из предков Джиллиан.

– И это именно тогда они создали Огненную Цепь? – спросила она. – Во время той великой войны?

– Да, именно так, – сказал он, накладывая на листья слой тины. – Другие волшебники были постоянно заняты работой по противодействию самым разным штукам, сотворенным при помощи магии. Например, шкатулки Одена были созданы во время великой войны именно для того, чтобы противодействовать заклинанию Огненной Цепи.

– Я помню, как сестры говорили об этом Джеганю.

– Ну, в целом все довольно запутано, но, по сути, вышло так, что предатель, которого звали Лотейн, отправился в Храм Ветров, укрытый в преисподней, и втайне сделал там нечто, что должно было помочь главному делу Ордена, когда тот в конечном счете возродится.

– Они думали, что война разгорится вновь?

– Всегда были и всегда будут те, кто движим ненавистью и предпочитает в своих бедах винить тех, кто счастлив, созидателен и борется против собственной нищеты.

– И что же сделал этот Лотейн?

Ричард поднял глаза.

– Среди прочего, он сделал так, чтобы сноходец вновь оказался рожден в мире живого. И этот сноходец – Джегань.

Ричард закончил укутывать рыбу листьями и тиной и уложил эти небольшие свертки на раскаленные угли у края костра.

– После этого люди, уже с нашей стороны, отправили в Храм Ветров своего Первого волшебника. Его звали Барах. Он был боевым чародеем. И он сделал так, что другой боевой чародей родится в этом мире, чтобы остановить силы, пытающиеся загнать человечество в темные века.

Кэлен, слушая это, подтянула колени и поправила на себе одеяло, чтобы сохранять тепло.

– Ты хочешь сказать, что с того времени больше не было боевых чародеев?

Ричард покачал головой.

– Я первый почти за три тысячи лет. Именно в том храме Барах и сделал кое-что, чтобы позволяющее надеяться, что когда-нибудь родится тот, кто продолжит борьбу. Я и есть тот, кто родился боевым чародеем по давнему замыслу Первого волшебника.

Понимая, что этот человек не будет ничего знать о своих способностях, Барах, вернувшись назад, написал книгу, которую назвал «Тайна могущества боевого чародея». У него была любимая жена, Магда Сирус, которая унесла эту книгу и спрятала ее для меня. Он был очень осторожен и сделал все так, чтобы эту книгу не получил никто, кроме меня.

Но пока Магда Сирус совершала то путешествие, чтобы спрятать эту книгу, Барах покончил с собой.

Кэлен выслушала это с изумлением.

– Но зачем он сделал это? Если он любил Магду Сирус, зачем поступил так и оставил ее в одиночестве?

Ричард глядел на мерцающий свет костра.

– Думаю, он видел столько боли и страданий на войне, а также предательства и измены, не говоря уже о путешествии по преисподней, что больше не мог выносить все это. – Его глаза казались почти безумными. – Я прошел через эту пустоту. Я могу понять, как он себя чувствовал.

Кэлен опустила подбородок на колени.

– Побывав в лагере Ордена, думаю, я могу понять, каким сломленным может оказаться человек после всего этого. – Она взглянула на него. – Стало быть, эта книга нужна тебе, чтобы постараться остановить Имперский Орден?

– Да. Я нашел ее, но пришлось снова спрятать, когда я оказался захвачен и отправлен затем в лагерь Ордена.

Чтобы освободить ее.

– Только не говори мне, что эта книга находится в Тамаранге.

Он улыбнулся.

– А иначе с чего бы мы отправились туда?

Кэлен вздохнула. Теперь она понимала, почему это так важно. Она уставилась в огонь, раздумывая про Бараха.

– И что же случилось потом с Магдой Сирус?

Ричард воспользовался суковатой веткой, чтобы вытащить обернутую в листья рыбу из огня. Он развернул ее и попробовал с помощью ножа. Убедившись, что рыба готова и расслаивается, он положил ее рядом с ней.

– Осторожнее, она горячая. – Затем вытащил еще один такой же сверток. – Ну, Магда Сирус была очень опечалена. После войны потребовалась правда о Лотейне, о том предателе, который обманул их. В то время был волшебник Мерит, который придумал способ, как это сделать.

Ричард с минуту разглядывал пламя, прежде чем продолжил.

– Он создал Исповедницу, чтобы добыть правду.

Кэлен отвлеклась на то, чтобы откусить рыбу.

– В самом деле? Отсюда и пошли Исповедницы? – Когда он кивнул, она спросила: – И ты знаешь, кто она была?

– Магда Сирус. Она была так расстроена смертью мужа, что добровольно согласилась на эксперимент. Он был чрезвычайно опасным, но все получилось. Исповедницы были созданы. И она стала первой. В конечном счете она полюбила Мерита, и они поженились.

Быть Исповедницей – это была лишь часть прошлого, с которой Кэлен чувствовала свою связь. Теперь она знала, откуда появились Исповедницы. Они произошли от женщины, которая потеряла мужа, которого любила.

Ричард поднял толстый кусок дерева и собрался бросить его в костер, но вместо этого задержал в руке, поворачивая во все стороны и разглядывая. Наконец он отложил его, затем взял другой и бросил в огонь.

– Тебе лучше немного поспать, – сказал он, когда они закончили есть рыбу. – Я собираюсь продолжить путь, как только рассветет достаточно, чтобы видеть дорогу.

Кэлен могла бы сказать, что он более утомлен, чем она, но видела, что что-то очень глубоко беспокоит его, так что не стала спорить. Она завернулась в одеяло и так близко к огню, чтобы оставаться в тепле.

Бросив взгляд на Ричарда, она увидела, что он все еще сидит перед огнем, разглядывая кусок дерева, который отложил перед этим. Она подумала, что с большим интересом ему следовало бы разглядывать свой меч, который наконец-то удалось получить назад.

Кэлен проснулась очень спокойно. Ей было приятно уже от того, что она просыпается не так, как днем раньше, когда обнаружила над собой Самюэля. Она протерла глаза и увидела, что Ричард по-прежнему сидит перед костром. Выглядел он ужасно. Она не могла представить, что творится в его голове, при той ответственности, что лежала на его плечах, за всех тех людей, что рассчитывали на него.

– У меня есть нечто, что я хочу вручить тебе, – тихо сказал он, и так успокаивающе было слышать это при пробуждении.

Кэлен села и с минуту потягивалась. Она заметила, что на небе появились первые признаки рассвета. Скоро им предстоит снова отправиться в дорогу.

– Что это? – спросила она, когда свернула одеяло и положила рядом с собой.

– Ты вовсе не обязана это брать, но для меня будет очень важно, если возьмешь.

Наконец он отвернулся от огня и посмотрел ей в глаза.

– Я понимаю, что ты не знаешь, что происходит, и даже не знаешь, кто ты есть, и еще меньше понимаешь, что делаешь здесь вместе со мной. Больше всего мне хотелось бы, чтобы я мог объяснить тебе все это. Ты многое пережила и заслуживаешь знать все, но я как раз и не могу сказать тебе этого прямо сейчас. Но прошу тебя верить мне.

Она отвернулась от его взгляда. Ей было очень тяжело смотреть в его глаза.

– А тем временем я бы хотел, чтобы ты взяла кое-что.

Кэлен сглотнула.

– Что же?

Ричард потянулся куда-то вбок и отыскал что-то рядом с собой. Затем в тусклом свете костра протянул ей.

Это была резная фигурка, точно такая, как та, что была у нее прежде, которую она оставила в Саду Жизни, когда забирала оттуда шкатулки для сестер Тьмы.

Вырезанная из дерева фигурка женщины, с изящно изогнутой спиной, с гордо поднятой головой и сжатыми в кулаки опущенными по сторонам руками. Воплощение духа, бросающего вызов силам, которые стараются покорить ее. Резное изображение благородства и силы.

Такая фигурка уже была у нее раньше. Это была самая драгоценная вещь, которой Кэлен обладала, но ей пришлось расстаться с нею. Эта же была не той же самой, однако точно такая. Она помнила каждый изгиб, каждую деталь на ней. У этой было все так же, только… она была чуть меньше.

Затем она увидела деревянные стружки, разбросанные по земле. Он потратил целую ночь, вырезая это для нее.

– Это называется Дух, – сказал он голосом, срывающимся от эмоций. – Примешь ли ты ее от меня?

Кэлен почтительно приняла фигурку из его рук и прижала к сердцу, заливаясь слезами.

Глава 58

Прежде чем мы начнем сражение, – почти шепотом произнес Ричард, – мне необходимо попасть в то место, где я спрятал ту книгу. Нужно скорее снова заполучить ее, прежде чем что-то пойдет не так.

Кэлен тяжело вздохнула, оценивая решимость в его глазах.

– Хорошо, но мне все это не нравится. Это выглядит как ловушка. Войдя туда, мы наверняка попадем в западню. Возможно, придется устроить целое сражение, чтобы вырваться оттуда.

– Если придется, то устроим.

Кэлен вспомнила, как Ричард сражался мечом… да и мячом тоже неплохо. Но сейчас – совсем другое дело.

– А если нас поймают здесь, как ты думаешь, этот твой меч – будет ли он хорош против ведьмы, которая где-то там затаилась?

Он отвернулся от нее, чтобы еще раз проверить коридор.

– Мир прекратит существование для очень многих добрых людей, которые любят жизнь и хотят просто жить. Включая и тебя, и меня. У меня нет другого выбора. Я должен получить эту книгу.

Он наклонился, чтобы проверить другое направление тускло освещенного коридора. Теперь Кэлен смогла расслышать и эхо приближающихся шагов солдатского патруля. До сих пор они ни с кем не столкнулись. Ричарду отлично удавалось передвигаться по темным коридорам и прятаться прямо на виду у всех.

Они прислонились к затененному дверному проему, стараясь вжаться насколько возможно. Четыре стража, ведущие разговор о городских женщинах, завернули за ближайший угол и двинулись дальше, хвастая своими победами, они не заметили Ричарда и Кэлен, прячущихся в темноте дверного проема. Кэлен, затаив дыхание, едва могла поверить, что их не заметили. Ее рука с силой сжимала рукоятку ножа. Едва стражи скрылись за следующим углом, Ричард схватил Кэлен за руку и увлек за собой по коридору.

Пройдя по следующему темному проходу, он вдруг остановился перед тяжелой дверью. На запоре висел замок.

Ричард, державший в руке меч, просунул лезвие клинка под дужку замка. Крепко сжав губы, он напрягся и повернул меч. Стальные обломки разлетелись по каменному полу. Кэлен вздрогнула от этого звука, уверенная, что он наверняка привлечет сюда стражу. Но, похоже, те ничего не услышали.

Она услышала, как Ричард громким шепотом воскликнул:

– Зедд!

Кэлен просунула голову в комнату. Внутри каменной камеры было три человека: старик с растрепанными седыми волосами, крупный мужчина-блондин и женщина со светлыми волосами, заплетенными в косу.

– Ричард! – воскликнул старик. – Добрые духи… ты жив!

Ричард приложил к губам палец, увлекая Кэлен за собой внутрь. Затем осторожно прикрыл дверь. Эти трое выглядели уставшими и потрепанными. Похоже их захватили грубо и неожиданно.

– Говорите тише, – прошептал Ричард. – Здесь кругом сторожа.

– Как ты только узнал, что мы здесь? – спросил старик.

– А я и не знал, – ответил Ричард.

– Ну, я могу сказать тебе, мой мальчик, что нам есть о чем поговорить…

– Зедд, помолчи и выслушай меня.

Старик захлопнул рот. Затем указал рукой:

– Тебе удалось вернуть свой меч?

– Его вернула мне Кэлен.

Густые брови Зедда поползли вверх.

– Тебе удалось найти ее?

Ричард кивнул. И протянул старику меч.

– Положи руку на рукоять.

Зедд нахмурился еще больше.

– Зачем? Ричард, сейчас есть множество более важных дел…

– Сделай так! – приказал Ричард.

Зедд прищурился, услышав это. Он выпрямился и сделал то, что велел ему Ричард.

Теперь пристальный взгляд Зедда переместился на Кэлен. Казалось, свет снизошел на его подернутые пеленой глаза, и они округлились.

– Добрые духи… Кэлен.

Зедд застыл в шоке, а Ричард протянул меч женщине. Она коснулась рукояти. Признаки узнавания появились в ее глазах, когда она уставилась на Кэлен, которая возникла перед ней словно бы по волшебству. И крупный мужчина, когда коснулся рукояти меча, был изумлен не менее.

– Я знаю тебя, – сказал ей Зедд. – Я могу видеть тебя.

– Ты помнишь меня? – спросила Кэлен.

Зедд покачал головой.

– Нет. Этот меч, должно быть, лишь прерывает постоянную природу действия Огненной Цепи. Он не может восстановить мою утраченную память – которая исчезла, – но останавливает текущий эффект. Я могу видеть тебя. Я знаю, кто ты. Но я не могу вспомнить тебя. Это как видеть лицо, которое ты знаешь, но не можешь вспомнить, откуда.

– То же самое и со мной, – сказал крупный мужчина.

Женщина кивнула в знак согласия.

Зедд ухватил Ричарда за рукав.

– Нам нужно уходить отсюда. Сикс должна вернуться. Не следует допускать, чтобы она поймала нас здесь. Она – это более чем серьезная проблема.

Ричард внимательно осматривал пространство комнаты.

– Сначала мне нужно кое-что забрать отсюда.

– Книгу? – спросил Зедд.

Ричард замер и обернулся.

– Ты знаешь о ней?

– Должен признаться, да. И ты пришел сюда специально за этой книгой?

Ричард влез на стул и вытащил мешок, скрытый за потолочной балкой.

– Первый волшебник Барах…

– Из времен великой войны? Тот Барах?

– Верно, тот самый. – Ричард спрыгнул со стула. – Он написал эту книгу, а затем спрятал ее, чтобы я впоследствии ее нашел. Это он обеспечил, чтобы я родился с двумя сторонами дара, и потому хотел помочь мне разобраться в моих способностях. У него была жена, Магда Сирус, которая и спрятала эту книгу, вскоре после того, как он вернулся из Храма Ветров. Это долгая история, но книга ждала меня более трех тысяч лет.

Казалось, что Зедд был просто ошеломлен. Они собрались вокруг стола, пока Ричард рылся в мешке, отыскивая книгу, и наконец извлек ее. Он протянул книгу Зедду, чтобы тот посмотрел ее.

– Проблема была в том, что как раз тогда я и оказался отрезан от своего дара и потому не смог прочитать ее. Я в ней видел лишь пустые страницы. Так что я до сих пор не знаю, что Барах собирался сказать мне по поводу моего дара.

Зедд обменялся взглядами с двумя остальными пленниками.

– Ричард, я хотел бы поговорить с тобой относительно того, что оставил тебе Барах.

– Да, через минуту.

По мере того как Ричард листал книгу, недовольство на его лице росло.

– Она по-прежнему пустая. – Он выглядел смущенным. – Зедд, она по-прежнему пуста. Ведь то, что блокировало мой дар, теперь перестало действовать… Это совершенно точно. Тогда почему же эта книга для меня по-прежнему оказалась пустой?

Зедд опустил руку Ричарду на плечо.

– Потому что она действительно пустая.

– Для меня. Но ты-то можешь прочесть ее. – Он протянул открытую книгу старику. – Про что здесь говорится?

– Она пустая, – повторил Зедд. – В этой книге вообще ничего не написано. Только название на обложке.

Ричард в замешательстве смотрел на старика.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она пустая? Она не может быть пустой. Это, судя по всему, должна быть книга «Тайна могущества боевого чародея».

– Да, это она и есть, – сказал Зедд печально.

Ричард выглядел огорченным, раздраженным и озадаченным одновременно.

– Ничего не понимаю.

– Волшебник Барах оставил тебе правило волшебника.

– Что еще за правило волшебника?

– Правило из правил. Неписаное правило. Правило, которое никогда не выражали словами.

Ричард провел пальцами по волосам.

– У нас нет времени для загадок. О чем он хотел сообщить мне? Что это за правило?

Зедд пожал плечами.

– Не знаю. Его никогда не произносили, и оно никем не было записано.

Но Барах хотел, чтобы ты знал, что есть секрет в использовании могущества боевого чародея. Единственный способ выразить это – и убедиться, что ты ухватишь то, что он хотел сказать тебе, – было дать тебе ненаписанную книгу, выражающую то самое ненаписанное правило.

– И как же, предполагается, я воспользуюсь этим, если я не знаю, что это такое?

– А это вопрос к тебе самому, Ричард. Если ты такой, как надеялся Барах, тогда ты знаешь, как воспользоваться тем, что он оставил тебе. Возможно, он задумывал все так, что очень важными и ценными были сами те трудности, через которые ты прошел, так что я мог бы предположить, что они и были тем, что тебе нужно.

Ричард сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Кэлен было так жалко его. Он выглядел совершенно растерянным. Казалось, вот-вот готов заплакать.

– Так, так, так, – донесся до них сзади чей-то голос.

Они все повернулись.

Худая, как трость, женщина в черном коварно улыбалась, глядя на них. В ее волосах угнездилась сплошная чернота. Бледная кожа и выцветшие глаза придавали ей вид мертвеца.

– Сикс… – произнес Зедд.

– Никогда бы не подумала… Уж не сама ли Мать-Исповедница здесь? И разве не будет император рад, когда я приведу к нему еще и Лорда Рала, перевязанного ленточкой.

Кэлен увидела, как Зедд схватился за голову, несомненно испытывая боль. Он, спотыкаясь, сделал несколько шагов назад и свалился на пол. Ричард с коротким звоном извлек меч. Он попытался двинуться к женщине, но был тут же остановлен и возвращен назад силой, которую Кэлен не могла ни видеть, ни распознать. Его меч с грохотом упал на каменный пол.

Женщина вытянула тонкий палец, указывая на Кэлен.

– Не очень хорошая мысль, Мать-Исповедница. Не то чтобы я сильно обеспокоюсь, если ты поджаришь собственные мозги, пытаясь разжижить мои, но все-таки ты более ценна для меня живой.

Кэлен ощутила, как боль от невидимой силы заставляет ее отойти назад, так же, как и Ричарда. Истощающая силы агония напоминала чем-то боль от кольца на шее, но была острее и глубже проникала в ее уши. От этого основание челюсти заболело так, что она была вынуждена открыть рот. И теперь все пятеро, съежившись, оказались отброшены назад и зажимали свои уши от неимоверной боли.

– Это значительно все упрощает, – сказала Сикс в своей самодовольной манере, заскользив к ним, как сама смерть.

– Сикс! – раздался из дверного проема жесткий и твердый оклик.

Сикс повернулась на голос, который, несомненно, узнала. Боль в голове Кэлен исчезла. Она увидела, что остальные тоже пришли в себя.

– Мама?.. – произнесла Сикс в замешательстве.

– Ты разочаровала меня, Сикс, – сказала старуха, входя в комнату. – И надо сказать, весьма разочаровала.

Она была такой же худой, как и Сикс, но более сутулой от возраста. Ее черные волосы так же спадали, обрамляя лицо, но среди них попадались седые. И глаза ее были такие же блекло-голубые.

Сикс попятилась на несколько шагов.

– Но я… я…

– Что ты? – потребовала старуха ядовитым неприязненным тоном. Эта женщина вела себя повелительно и не боялась ничего, и меньше всего Сикс.

Сикс отступила еще на шаг.

– Я не понимаю…

Кэлен с изумлением наблюдала, как натянутая бледная кожа на лице и на руках Сикс зашевелилась, как будто закипая изнутри.

Сикс закричала от страха, ее костлявые пальцы ощупывали сползавшую с лица плоть.

– Мама, чего ты хочешь?

– Это вполне очевидно, – сказала старуха, подходя ближе к ведьме, в то время как та продолжала съеживаться. – Я хочу, чтобы ты умерла.

При этом все тело Сикс резко дернулось, в то время как ее кожа судорожно двигалась и вспенивалась, словно отделялась от бушующих мышц и сухожилий, находящихся под ней. Она выглядела так, будто кипела изнутри.

Старая женщина вдруг ухватила ослабевшую кожу на шее Сикс. И когда та начала валиться, с силой дернула.

Кожа, большей частью одним куском, сползла с падающей ведьмы. Она свалилась кровоточащей, неузнаваемой массой, удерживаемой только платьем, на каменный пол. Это был самый отвратительный вид, какой Кэлен могла вообразить.

Старая женщина, держа в руке обвисшие остатки когда-то принадлежавшей Сикс кожи, улыбнулась им.

Все остальные стояли, застыв в шоке, а старуха, казалось, начала мерцать, ее облик расплылся. Кэлен уставилась на нее с изумлением. Теперь эта женщина больше не была старой, а стала молодой и красивой, с длинными вьющимися золотисто-каштановыми волосами. Пестрое серое платье было слишком узким, чтобы скрывать выразительную фигуру. Кружева воздушной ткани колыхались, будто от легкого ветерка.

– Шота… – сказал Ричард, и усмешка тронула его лицо.

Она бросила окровавленную кожу как мокрую тряпку, затем улыбнулась скромной, дразнящей улыбкой, тогда как сама сделала шаг вперед и осторожно коснулась его щеки другой рукой. Кэлен почувствовала, как ее собственное лицо залилось краской.

– Шота, что ты делаешь здесь? – спросил Ричард.

– Конечно же, спасаю твою шкуру. – Она улыбнулась еще шире, бросив взгляд вниз, на останки внутри черного платья. – Думаю, за это Сикс заплатила своей.

– Но… я ничего не понимаю.

– Ничего не поняла и Сикс, – сказала Шота. – Она предполагала, что я убегу, поджав хвост, чтобы навечно скрыться, дрожа от страха, боясь, что она может найти меня, так что уж никак не ожидала визита собственной матери. Подобная прозорливость не входила в число ее великих талантов, это превышало возможности ее ограниченного воображения, поскольку она не обладала пониманием ценности матери и не имела никакого сочувствия к тем, у кого это было и кто это понимал. Она не могла вообразить силу и значение такой связи, в результате все это ослепило ее. С собственной матерью ее связывала ненависть, сдерживаемая страхом.

Кэлен почувствовала, как ее лицо краснеет еще больше, когда Шота провела длинным лакированным ногтем по рубашке на груди Ричарда.

– Не люблю, когда кто-то забирает то, что задумала и создала я, – сказала Шота Ричарду интимным тоном. – Она не имела права на то, что было моим. У меня заняло массу времени и сил, чтобы обратить все, что она сделала, запуская свои щупальца в мои владения, но я сделала это.

– Думаю, ты сделала больше, Шота. Думаю, ты хотела помочь нам всем.

Шота отступила на шаг, повернулась к Ричарду спиной и помахала рукой, словно стряхивая с нее что-то.

– Шкатулки приведены в действие. Если сестры Тьмы откроют их, погибнет очень много безвинных людей. Я тоже окажусь отправлена к Хранителю, как кусок мяса.

Ричард только кивнул, подтверждая правоту этого. Он наклонился и поднял свой меч, затем протянул в ее сторону рукоять.

– Возьмись рукой.

– Дорогой мой мальчик, я не нуждаюсь в мече.

Кэлен не представляла, чтобы у кого-то мог быть такой прекрасный шелковистый голос. По поведению Шоты нельзя было сказать, что она осведомлена о присутствии в комнате кого-то еще. За исключением быстрого предупреждающего взгляда, брошенного на Зедда, ее миндалевидные глаза почти не оставляли Ричарда.

– Сделай мне одолжение – просто коснись его.

Ее лицо смягчилось кокетливой улыбкой.

– Если тебе так хочется.

Изящные пальцы обхватили рукоять. И тут же ее глаза оказались способными видеть Кэлен, стоявшую как раз рядом с ним.

– Этот меч прерывает воздействие Огненной Цепи, – сказал Ричард. – Он не отменяет его, но позволяет видеть то, что находится перед тобой.

Ее взгляд на несколько секунд задержался на Кэлен, затем вернулся к Ричарду.

– Итак, оно действительно было сделано. – Ее голос стал серьезен. – В любой момент все мы, находящиеся в этой комнате, можем быть захвачены силой Одена и отправлены на целую вечность к Хранителю мертвых в преисподнюю. – Ее пальцы коснулись Ричарда. – Как я уже говорила раньше, ты должен остановить случившееся.

– И как же мне это сделать?

Шота укоризненно посмотрела на него.

– Мы уже обсуждали этот вопрос раньше, Ричард. Ты участник. Это тебе придумывать, как справиться с этими шкатулками.

Ричард тяжело вздохнул.

– Мы находимся очень далеко от этих шкатулок. Джегань приведет их в действие гораздо раньше, чем мы сможем вернуться во дворец.

Шота улыбнулась в ответ.

– У меня есть способ доставить тебя туда.

– Как?

Шота указала пальцем вверх и помахала ладонью.

– Ты можешь полететь.

Ричард вскинул голову.

– Полететь?

– На драконе, которого Сикс заколдовала и, благодаря этому, использовала. Он сейчас находится на бастионе.

– На драконе! – воскликнул Зедд. – Ты ожидаешь, что Ричард полетит на драконе? И что это за дракон?

– Очень сердитый.

– Сердитый? – спросил Ричард.

– Боюсь, моего мастерства недостаточно, чтобы являться к нему в облике его матери, но я смягчила его нрав. – Шота пожала плечами. – Во всяком случае, отчасти.

Ричард попросил их всех подождать в коридоре, пока сам очень быстро переоделся в те вещи, которые были в его мешке. Когда он вышел к ним, у Кэлен от увиденного перехватило дыхание.

Поверх черной рубашки он был одет в черную, открытую с боков накидку, отделанную странными символами, извивающимися по широкой золотой ленте, бегущей вдоль ее разбитой на квадраты каймы. Широкий многослойный кожаный пояс, несущий еще большее число символов, подтягивал эту великолепную накидку на его талии. Старинная, тисненой кожи, перевязь, несущая серебряные с золотом ножны Меча Истины, висела наискосок через его левое плечо. На каждом запястье была широкая серебряная лента с кожаной подкладкой, на ней – образующие цепочку кольца, внутри которых был еще ряд странных символов. Черные сапоги поверх черных штанов украшали круглые заклепки, на которых тоже были знаки. На широкие плечи наброшен плащ, вытканный, казалось, из золотой нити.

Он выглядел так, как, по представлению Кэлен, и должен выглядеть боевой чародей. Он выглядел как отдающий приказы королям. Он выглядел, как Лорд Рал.

Кэлен моментально поняла, почему Никки влюбилась в него. Никки была самой счастливой женщиной на свете, и к тому же женщиной, достойной его.

– А теперь поспешим, – сказал он, обращаясь к Шоте.

Шота неторопливо направилась туда, где сходились все коридоры, а затем повела их через второстепенные, ничем не украшенные переходы, казалось, будто вымершего дворца. Просвечивающее серое платье струилось за ней. Время от времени она делала взмахи рукой в сторону двери или коридора, будто отражая чье-то присутствие, которое могло обеспокоить их. Должно быть, как раз именно это она и делала, потому что никто так и не повстречался на пути этой небольшой компании, торопливо идущей через дворец.

Затем все замерли позади ведьмы, когда та наконец остановилась около тяжелой дубовой двери. Она осмотрела их всех, будто спрашивая, готовы ли они, после чего широко распахнула эту дверь. Когда они вышли через дверной проем в объятия хмурого облачного дня, плащ Ричарда начал волнами вздыматься за ним. Выйдя на бастион, они лицом к лицу столкнулись с огромным зверем с гладкой красной чешуей и целым лесом из зубцов с черными наконечниками, протянувшимся по его спине.

Над бастионом ревело пламя, во все стороны летела земля и мелкие камни. Все съежились и попятились назад.

– Это не Скарлет, – сказал Ричард. – Я просто думал, что это могла быть Скарлет.

– Ты знаком с драконами? – спросила Кэлен.

– Да, так же, как и ты, но только не с этим. Этот гораздо крупнее и в целом более неприятный на вид.

Жар от клубящегося пламени заставил их немного отступить. Шота, совершенно беззаботно, напевая какую-то мелодию, прошла вперед. Пламя утихло. Дракон плавно повернул голову вниз, в ее сторону, и наклонился к ней, будто из любопытства. Когда Шота прошептала какие-то слова, которые Кэлен не смогла расслышать, дракон негромко фыркнул, явно выражая удовлетворение.

Шота, поглаживая пальцами подбородок дракона, повернулась к ним.

– Ричард, подойди, побеседуй с этим красавчиком.

Дракон издавал такие звуки, будто мурлыкал от ее слов.

Ричард торопливо прошел вперед.

– У меня был приятель-дракон, – сказал он, обращаясь к зверю. – Может быть, и ты с ней знаком. Ее зовут Скарлет.

Огромное существо запрокинуло голову и выпустило к небу столб пламени. Зазубренный хвост дракона прошелся по краю бастиона, выбивая из стен большие куски камня.

Красная голова повернулась вниз, рот оскалился в рычании, обнажая опасные клыки.

– Скарлет – моя мать, – проревел дракон.

Ричард выглядел приятно удивленным.

– Скарлет – твоя мать? Так значит, ты Грегори?

Дракон склонился еще ближе, обнюхивая Ричарда и хмурясь. Плащ на Ричарде вздымался волнами при каждом очередном дуновении ветра.

– Так кто ты, маленький человек?

– Я Ричард Рал. Последний раз, когда я видел тебя, ты был еще в яйце. – Ричард, разговаривая будто со старым другом, очертил руками полукруг. – Ты был вот такой большой.

– Ричард Рал. – Грегори усмехнулся, его враждебность испарилась. – Моя мать рассказывала о тебе.

Ричард опустил руку на морду Грегори. Его голос стал мягким и участливым.

– И как ее дела? Все ли у нее в порядке? Сейчас магия слабеет. Я очень беспокоился, что Скарлет может пострадать от этого.

Грегори фыркнул, выпуская короткую струю дыма.

– Она очень слаба. И слабеет день ото дня. Я сильнее ее и все еще способен летать. Я доставляю ей еду, но эта ведьма держит меня здесь и не позволяет этого делать. Я даже не знаю, как помочь ей. Боюсь, что в конце концов потеряю ее.

Ричард печально кивнул.

– Это результат порчи, занесенной в этот мир гармониями. И она разрушает всю магию.

Грегори кивнул огромной головой.

– В таком случае, красные драконы обречены.

– Как и все мы. Если мне не удастся остановить эту порчу.

Огромная голова повернулась боком, и Грегори уставился на Ричарда одним желтым глазом.

– Ты можешь сделать это?

– Возможно, но пока не понимаю, как. Но главное – мне нужно добраться до Народного Дворца, там я смогу попытаться.

– Народный Дворец? Это в том месте, где собралась та темная армия?

Ричард кивнул.

– Именно так. Возможно, я единственный, кто способен остановить эту порчу. Доставишь нас туда?

– Сейчас я свободен. А свободный дракон не служит человеку.

– Так я и не прошу тебя быть моим слугой, а только доставить нас в земли Д’Хара, ради того чтобы я мог попытаться спасти всех, кто хочет жить свободно, включая и тебя, и твою мать.

Голова Грегори плавно двинулась в сторону Зедда, Тома и Рикки. Он быстро обдумал что-то и оглянулся на Ричарда.

– Всех вас?

– Всех нас, – сказал Ричард. – Ведь мне необходима помощь моих друзей. Для нас это единственная возможность остановить весь тот ужас, который должен вот-вот произойти.

Голова Грегори опустилась и оказалась достаточно близко, чтобы его морда слегка толкнула Ричарда в грудь, отодвигая его на полшага назад.

– Моя мать рассказывала историю о том, как ты спас меня, когда я находился еще в яйце. Если я сделаю это, мы будем квиты.

– Квиты, – согласился Ричард.

Грегори прижал свое тело к земле.

– Тогда прошу вас.

Ричард рассказал остальным, как забраться и как держаться за выступы и шипы на спине дракона. Он поднялся первым и устроился верхом у основания длинной шеи, а затем помог Зедду, Тому и Рикке устроиться позади. Зедд непрерывно что-то бормотал. Ричард велел ему прекратить сыпать проклятьями.

Кэлен оставалась последней. Ричард наклонился, взял ее за руку и подтянул, помогая занять место возле себя. Пристроившись на спине дракона прямо за Ричардом, она заметила, что он достал из кармана кусок белой ткани и разглядывает его.

Кэлен, обхватив его сзади руками, прошептала ему в ухо:

– Я боюсь.

Он улыбнулся через плечо.

– От полетов на драконах бывает головокружение, но никогда не бывает ни боли, ни тошноты. Просто держись покрепче, а если хочешь, закрой глаза.

На нее произвело впечатление, как это было легко – быть рядом с ним, – и как мягко и непринужденно он относился к ней. Казалось, он оживал, когда она была рядом с ним.

– Что это у тебя? – спросила она, кивнув головой на белую ткань. На одной стороне куска было чернильное пятно, и еще одно, точно такое же, на противоположной.

– Кое-что из прошлого, – сказал он слегка встревоженно и смущенно. Скорее всего, он сосредоточился не на ее вопросе. Ричард думал только о белой ткани с двумя чернильными пятнами.

Он убрал ее в карман и глянул вниз, на бастион.

– Шота, ты с нами?

– Нет. Я возвращаюсь в Предел Агаден, в свой дом. Буду дожидаться там или конца, или того, когда ты предотвратишь этот конец.

Ричард кивнул. Кэлен не показалось, что он выглядит вполне уверенным.

– Спасибо тебе за все, что ты сделала, Шота.

– Я хочу гордиться тобой, Ричард.

Он коротко улыбнулся ей.

– Я приложу все старания.

– Это именно то, что должен сделать каждый из нас, – сказала она.

Ричард похлопал дракона по гладкой красной чешуе.

– Грегори, давай отправляться. У нас не так много времени.

Грегори выпустил короткую вспышку пламени. Как только она унеслась с клубами черного дыма, гигантские крылья дракона поднялись, а затем резко опустились с мощной, но грациозной силой. Кэлен почувствовала, как их подняло в воздух. Ощущение было такое, будто ее желудок вывернуло наизнанку.

Глава 59

Они шли по великолепным, но совершенно пустым мраморным коридорам Народного Дворца, и Ричард понял, куда делись все, когда услышал мягкое монотонное пение, разносимое эхом по многочисленным переходам.

«Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь принадлежит тебе».

Это была молитва Лорду Ралу. Даже в такое время, как сейчас, даже когда их мир мог вот-вот закатиться, каждый находящийся в Народном Дворце шел на эту молитву, едва заслышав звук колокола. Ричард предположил, что именно сейчас все эти люди нуждаются в нем больше всего. А эта молитва была их способом подтвердить эту связь. Или, может, это было напоминанием ему о наличии этой связи и его обязанности защищать их.

«Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь принадлежит тебе».

Ричард выбросил из головы все мысли об этой молитве. Он чувствовал себя так, будто пытается размышлять о тысяче разных вещей одновременно. Он не знал, что ему делать. Было так много вопросов, требовавших решения прямо сейчас, и он никак не мог выстроить все проблемы сообразно их важности. Он не знал, с чего начать, как за все это взяться.

Он чувствовал себя никак не соответствующим званию «Магистра Рала».

Тем не менее он верил, что эти бесчисленные проблемы взаимосвязаны, что они части одной и той же головоломки, и если он сможет понять, что составляет суть его собственного постоянного беспокойства, все начнет складываться вместе, в одну цельную картину.

Разобраться во всем этом – задача на несколько лет, а он будет счастлив, если у него есть хоть несколько часов.

Он снова заставил свой разум вернуться ко всему тому, что связано с этим делом. Барах оставил ему, как своего рода неписаное правило, послание в виде книги, возраст которой составляет около трех тысяч лет, и Ричард не знает, что это могло означать. Теперь, вновь обретя связь со своим даром, он по крайней мере вспомнил текст «Книги сочтенных теней», которая, скорее всего, была всего лишь фальшивой копией. Оригинал же находится у Джеганя. И у Джеганя же все три шкатулки.

Почему в центре всего этого именно Исповедница? Была ли Исповедница центральной фигурой всего, что связано со шкатулками Одена, лишь из-за того, что при этом используется копия «Книги сочтенных теней»? Или он сам просто вообразил все это? Не кажется ли ему это так потому, что Исповедницей была Кэлен, и она же была центром его жизни?

Сама по себе мысль о Кэлен отвлекла его разум от этих проблем и погрузила его в боль и страдания. Необходимость утаивать от нее столько всякого, о чем он так хотел рассказать, разбивала его сердце. Невозможность обнять ее и поцеловать убивали его. Он просто вынужден держать ее изолированной от всего.

Но он также знал и то, что если загрязнит стерильное поле ее разума, то не будет никаких шансов, что силы Одена восстановят ее такой, какой она была. Он должен оставаться отстраненным и таинственным.

Что ужасало его больше всего, так это мысль, что уже слишком поздно, что Самюэль уже загрязнил это поле, испортил его стерильность.

Он ощущал Кэлен, которая шла рядом с ним. Узнавал звуки ее шагов, ее запах, ее присутствие. В какой-то момент его переполняла радость, что он вернул ее назад, а в другой – паника от того, что вот-вот потеряет ее.

Ему требовалось остановить блуждание разума по бесконечному числу проблем и вместо этого сфокусировать его на поиске решения. Ему нужно было найти ответ.

Если таковой ответ действительно существует.

«Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь принадлежит тебе».

Все эти люди обречены на смерть, если он не спасет их, отыскав этот самый ответ. Но как же ему сделать это?

Он вернулся к рассуждениям о том, что должно быть сердцевиной решения. Ему необходимо открыть шкатулки Одена, если он намерен обратить вспять все уже случившиеся несчастья – это все, что от него сейчас требовалось. Если он не сделает этого, то мир живого, переродившись под действием Огненной Цепи и внесенных в нее, выйдет из-под контроля. Если он не откроет правильную шкатулку – ее откроют сестры. Но он не знал, как открыть шкатулки, и, кроме того, владел ими сейчас Джегань.

Ричард напомнил себе, что он все же проделал все необходимые шаги, которые должен был предпринять, чтобы получить шанс открыть правильную шкатулку. По крайней мере он с успехом совершил путешествие через завесу и так же успешно вернулся назад. Это само по себе оказалось головоломкой, но он нашел решение. Теперь ему оставалось только применить силу Одена, чтобы практически вернуть все на место.

Кэлен приняла от него копию Духа, вырезанную им статуэтку.

Он напомнил себе, что теперь у него есть необходимая для соблюдения ритуала Исповедница.

Исповедница. Что-то с этим было не так, но никак не удавалось уловить, что именно.

Но он знал лишь единственный способ оказаться как можно ближе к шкатулкам Одена. И это был его единственный шанс – если только он успеет найти решение прежде, чем сестра Улисия откроет одну из них.

Услышав шорох торопливых шагов, он поднял глаза и увидел Верну и Натана, спешащих им навстречу. Кара и генерал Мейфферт шли за ними по пятам. Зедд, Том и Рикка держались рядом с Ричардом.

Ричард остановился у мостика из удивительно красивого, с зелеными прожилками, мрамора, ведущего к месту для молитв и к соединению широких коридоров, как только Натан и Верна стремительно бросились к нему. Люди внизу все стояли на коленях, склонив головы к изразцам пола, и продолжали молиться. Они были в неведении относительно того, что он собирался сделать.

– Ричард! – Верна едва переводила дыхание.

– Рад видеть тебя снова здесь, – сказал Натан и отдельно кивнул еще и Зедду.

– Сикс больше не представляет для нас проблемы, – уведомил пророка Зедд.

Натан облегченно вздохнул.

– Одной осой меньше. Но, боюсь, недостатка в них не будет.

Верна, не обращая внимания на высокого волшебника, стоявшего рядом с ней, помахала перед Ричардом своим путевым журналом.

– Джегань пишет, что уже наступило новолуние. Он требует от тебя ответа. Угрожает, что если не получит его, то последствия тебе известны.

Ричард взглянул на Натана. Пророк выглядел более чем мрачным. Кара и генерал Мейфферт также выглядели напряженными. Они были беспомощными защитниками этого места, где находились десятки тысяч людей, которые вот-вот могут оказаться жертвами кровавой резни.

А снизу доносилось негромкое пение.

«Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоем – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь принадлежит тебе».

Ричард потер лоб кончиками пальцев и проглотил застрявший в горле комок. У него не было выбора – и по многим причинам.

Он с грозной решимостью поднял глаза на Верну.

– Сообщи Джеганю, что я согласен на его условия.

Лицо Верны побагровело.

– Ты согласен?

– О чем ты говоришь? – спросила стоявшая справа от него Кэлен. Ричард сдержанно порадовался, заметив в ее голосе отдаленные нотки пробуждающейся силы. Но он проигнорировал ее и обратился только к Верне. Ему стоило огромных усилий совладать со своим голосом.

– Скажи ему, что я решил дать им то, чего они хотят. Я согласен на его условия.

– Ты говоришь это всерьез? – Верна кипела гневом. – Ты хочешь, чтобы я сообщила ему, что мы сдаем дворец?

– Да.

– Что?! – проговорила Кэлен, хватая его за рукав и поворачивая к себе. – Ты не можешь сдаться ему.

– Я должен. Это единственный способ сохранить этих людей, внизу, чтобы они не были убиты и замучены. Если я сдам дворец, он позволит им жить.

– И ты собираешься поверить Джеганю на слово? – требовательно спросила Кэлен.

– У меня нет выбора. Это единственный путь.

– Ты освободил меня лишь для того, чтобы вернуть назад этому чудовищу? – Зеленые глаза Кэлен переполнились слезами, рожденными яростью и болью. – Ради этого ты хотел отыскать меня?

Ричард отвернулся. Он бы все отдал за то, чтобы сказать ей, как на самом деле любит ее. И если ему суждено умереть, он, по крайней мере, хотел, чтобы она знала о его истинных чувствах к ней и не думала, что он женился по расчету и теперь использует ее как сокровище для обмена при капитуляции. То, что она думала так, разбивало ее сердце.

Но у него не было выбора. Если он испортит стерильное поле, тогда Кэлен, которую знал, навсегда будет потеряна для него… Если только оно не испорчено уже Самюэлем – тогда она уже давно потеряна для него.

Ричард обратил свое внимание к другим делам.

– А где Никки? – спросил он Натана.

– Под замком, как ты и приказал, до тех пор пока Джегань не заберет ее.

Кэлен вновь накинулась на него.

– И к тому же отдаешь женщину, которую любишь…

Ричард поднял руку, требуя тишины.

Он разжал стиснутые челюсти, обращаясь к Верне.

– Сделай так, как я говорю. – Его тон ясно давал понять, что это приказ, который не обсуждается и не может быть не выполнен.

Пока все продолжали стоять в ошеломленном молчании, Ричард двинулся прочь.

– Я буду ждать в Саду Жизни.

Ему было необходимо поразмыслить.

Только Кэлен последовала за ним.

Уже затухающий дневной свет косо падал сквозь освинцованные стекла вверху. Предстояла ночь новолуния – самая темная из ночей. Ричард знал, что говорили о новолунии: в такую темную ночь мир живого ближе к преисподней.

Все эти часы ожидания, когда Джегань поднимется на плато и доберется до Сада Жизни, Ричард беспрестанно ходил, погруженный в глубокие раздумья, думая о двух мирах – о мире жизни и царстве смерти.

По-прежнему оставалось нечто, касающееся общей проблемы, смысл чего ускользал от Ричарда. Он вновь пролистал в памяти «Книгу сочтенных теней», которую помнил наизусть, осознавая, что где-то в ней, скорее всего, есть изъян, делающий ее неприемлемой в использовании для того, чтобы высвободить силу Одена, но при этом он прекрасно понимал и то, что все элементы в этой книге истинные, даже если расположение их искажено. Чтобы сделать копию фальшивой, достаточно изменить одну мелкую деталь. Она знал, что в копии, которую запомнил он, был изъян, но не знал, как выявить в таком случае отклонение от оригинала.

Оригинал находился в руках Джеганя. И тот не опасался, что в этой книге могут быть неточности и ошибки. Сестра Улисия, при постоянном присутствии Джеганя в ее разуме, наверняка прочитала непосредственно оригинал, так что они будут пользоваться настоящей, истинной версией книги. Следовательно, им и не нужна Исповедница.

Наконец он остановился перед Кэлен.

– Копия «Книги сочтенных теней» должна быть проверена посредством Исповедницы. Если ты услышишь текст «Книги сочтенных теней» – если я буду наизусть зачитывать его тебе, – как ты думаешь, способна ли ты выделить истинные части?

Кэлен, глубоко погруженная в собственные мысли, подняла глаза.

– Я сама бессчетное количество раз задавала себе этот же вопрос. К сожалению, я просто не знаю, как это сделать.

Очень жаль, что первая Исповедница, Магда Сирус, не оставила мне книгу о том, как мне пользоваться моей силой, подобную той, какую ее первый муж оставил для тебя.

Много пользы принесла ему эта книга. Ричард издал унылый вздох и вновь принялся ходить.

Он снова обратился мыслями к той книге, которую Барах так отчаянно хотел передать ему – «Тайна могущества боевого чародея». Барах считал, что было жизненно важным, чтобы Ричард получил эту книгу вместе с неписаным правилом. Все это казалось столь странным и причудливым, что Ричард оставался ошеломленным и в недоумении, что же делать? Он приложил колоссальные усилия, чтобы раздобыть эту книгу. И потребовались не меньшие усилия со стороны Бараха – сделать так, чтобы только Ричард в конечном счете смог отыскать ее.

Зачем ему оставлена книга, не содержащая ничего?

Разве что для того, чтобы объяснить все.

Ричард взглянул на своего молчаливого деда, сидящего неподалеку на невысоком, увитом лозой барьере. Зедд встретился с ним взглядом, но его уныние не могло помочь Ричарду обрести ясность.

– Очень жаль, – сказала Кэлен.

Ричард оглядел ее.

– Что?

– Очень жаль. Это, должно быть, ужасное решение. Я понимаю, что ты стараешься удержать этих грубых скотов Джеганя от убийства множества находящихся здесь людей. Как бы мне хотелось прикоснуться к Джеганю своей силой!

Сила Исповедницы. Впервые была применена Магдой Сирус. Женщиной, которая была женой Бараха. Но она вышла замуж за Бараха во время великой войны, задолго до того, как стала Исповедницей…

– Добрые духи, – прошептал Ричард самому себе, когда холодное осознание пробрало его до костей.

Барах оставил Ричарду книгу «Тайна могущества боевого чародея», чтобы сообщить то, что ему следует знать.

Вот что на самом деле сделал Барах.

Он дал Ричарду не выражаемое словами правило, ни разу не записанное с начала времен.

И в то мгновение, когда Ричард постиг тайну могущества боевого чародея, он оказался способен сложить вместе все кусочки головоломки, чтобы осознать картину в целом.

Он постиг всю совокупность разом, как она работает и почему они делали то, что делали, и зачем они делали все это.

Дрожащими пальцами он достал кусок ткани с двумя чернильными пятнами, развернул его и уставился на две противоположные точки.

– Я понимаю, – сказал он. – Добрые духи, я понимаю, что мне следует делать.

Кэлен наклонилась ближе, глядя на кусок ткани.

– Понимаешь что?

Ричард понял все.

Он неистово рассмеялся. Он понял все целиком и полностью.

Зедд, наблюдая за ним, хмурился. Зедд знал, что Ричард обязательно расскажет, что он открыл. Пока Ричард смотрел на него, дед слабо улыбнулся ему и одобрительно кивнул, хотя и не знал точно, чего именно открыл Ричард.

Они все подняли глаза от внезапного шума, производимого людьми, входящими в сад. Несколько воинов из Первой когорты, присутствовавшие здесь, сделали, как и было им приказано, несколько шагов назад, отступая без всякого сопротивления. Ричард увидел Джеганя во главе этой людской волны, хлынувшей в открытые двери. Рядом с ним шла сестра Улисия. Другие сестры следовали за ней и несли три шкатулки Одена. Тяжело вооруженная стража, топая сапогами в унисон, прошла строем через двойные двери и темным потоком разлилась по саду.

Присутствие Джеганя и его вечно пылающая ненависть оскверняли не только сад, но и самого Ричарда.

Ричард внутренне улыбнулся.

Когда император прошел между деревьями, мимо клумб давно увядших цветов и мимо увитых лозой барьеров, взгляд его абсолютно черных глаз остановился на Ричарде. Императорская стража рассредоточилась позади Джеганя и пробиралась через кусты, выстраивая защитный периметр.

Джегань изображал на лице покровительственную улыбку, пока проходил мимо магического песка и пересекал пространство лужайки.

Лишь ненависть выдавала его.

Сестры поставили три чернильно-черных шкатулки на широкую гранитную плиту, установленную на двух низких выгнутых пьедесталах. Сестра Улисия не обращала внимания на присутствовавших в саду людей. Сосредоточенная на конкретной работе, она лишь бросила быстрый взгляд на Ричарда, прежде чем положила книгу на гранитный алтарь перед самыми шкатулками. Затем без лишних промедлений выбросила руку вперед, зажигая огонь в углублении, который добавился к свету, отбрасываемому двумя горящими факелами.

Ночь приближалась. Поднималась новая луна. Подступала темнота – такая темнота, которую вряд ли видел кто-либо из живущих. Ричард знал, что это за темнота. Он бывал в ней.

Джегань направился прямо к возвышению, чтобы встать ближе к Ричарду, как будто бросая ему вызов. Ричард не двинулся с места.

– Рад, что ты поступил разумно. – Его взгляд скользнул в сторону Кэлен. Он оглядел ее распутным взглядом. – И рад, что ты привел ко мне свою женщину. Я займусь ею позже. – Он вновь посмотрел в глаза Ричарда. – Не сомневаюсь, что тебе очень не понравится то что, я задумал.

Ричард в ответ глянул на него, но промолчал. Потому что на самом деле говорить было нечего.

Джегань, хоть и повергал в страх присутствующих своими абсолютно черными глазами, бритой головой и тем, как он играл мускулами и усеивающими пальцы отобранными у других драгоценными камнями, выглядел более чем уставшим. Он выглядел измотанным. Ричард знал, что император испытывал ночные кошмары, и даже более того, его преследовали постоянные сны о Никки. Ричард это знал, потому что сам отправлял ему эти ночные кошмары через Джиллиан, жрицу костей, насылательницу снов, происходившую из тех же людей, что и Джегань.

Император обратил весь свой гнев туда, где перед магическим песком в ожидании стояла сестра Улисия.

– Чего ты ждешь? Начинай. Чем скорее мы покончим с этим, тем скорее покончим со всяким сопротивлением власти Ордена.

– Теперь я понимаю, – прошептала сама себе стоявшая рядом с ним Кэлен, будто тоже сделала собственное открытие. – Теперь я вижу, кому он хотел причинить страдание через меня и почему это стало бы так ужасно.

Она заглянула в глаза Ричарда с выражением внезапного понимания.

Ричард сейчас не мог позволить себе отвлечься ни на минуту. Он вновь обратил все свое внимание к сестрам. Ему оставалось продумать еще несколько вещей. Он должен увериться, что его представления правильные, а иначе они все погибнут – да еще от его собственной руки.

Несколько сестер, опустившись на колени возле магического песка, разравнивали его, подготавливая. По тому, как слаженно они действовали, Ричард понял, что они все уже изучили оригинал «Книги сочтенных теней» – книги, которую он запомнил, будучи еще совсем молодым человеком. Он ожидал, что сестра Улисия, которая и привела шкатулки в действие, будет чертить все эти элементы, но вместо этого, по мере того как остальные сестры рисовали свою часть, сестра Улисия переходила от одного символа к другому и дорисовывала финальную часть, завершая этот элемент. Ричард понял, что в этом есть определенный смысл: видимо, не требовалось, чтобы символы и элементы были начерчены исключительно только ею, и это экономило значительную часть времени. Поскольку сестра Улисия лично заканчивала каждый элемент, Ричард предположил, что книга содержит ряд необходимых условий и требуется, чтобы участник был включен в этот процесс хотя бы так, что именно он заканчивает изображение каждой формы заклинания.

Она была тем лицом, которое призывало Оден. Она была претендентом. Однако Джегань присутствовал в ее разуме, и, таким образом, в конечном счете Оден будет контролировать он.

Ричард хорошо помнил, как много времени затратил Даркен Рал на все эти процедуры. А в исполнении сестер все происходило гораздо быстрее. Работая группой, они разделили все на простейшие операции.

Джегань снова подошел к Ричарду.

– Где Никки? – прорычал он, поблескивая своими черными глазами.

Ричарду было интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он задаст этот вопрос. Все произошло даже скорее, чем он ожидал.

– Она содержится под стражей для тебя, как и было обещано.

Раздражение на лице Джеганя сменилось ухмылкой.

– Очень плохо, что ты так и не научился играть в Джа-Ла Д’Йин.

– Я разбил тебя.

Ухмылка Джеганя стала довольной.

– В конечном итоге – нет.

Когда император вновь принялся нетерпеливо мерить шагами пространство, сестра Улисия проверяла по книге составные части заклинаний, зачитывая относящиеся к делу тексты, когда это было необходимо. Ричард прекрасно понимал те элементы, которые они изобразили на песке. Часть из них отражали танец со смертью. Когда Даркен Рал впервые начертил их, они казались Ричарду таинственными и непостижимыми, но теперь их язык давно уже стал для него полностью осмысленным.

С каждой минутой Джегань выглядел все более и более раздраженным. И Ричард знал, почему.

– Улисия, – сказал наконец император, – я отправляюсь за Никки. Мне нет никакого смысла стоять здесь и смотреть, как ты работаешь. С таким же успехом я могу наблюдать за этим через твои глаза.

Сестра Улисия склонила голову.

– Да, ваше превосходительство.

Джегань вновь обратил взгляд к Ричарду.

– Где она?

Ричард сделал жест рукой одному из офицеров Первой когорты, стоявшему неподалеку, – человеку, которого Ричард держал наготове для этой цели. Здесь присутствовало всего несколько человек из Первой когорты, которые вместе с Ричардом ожидали появления людей Имперского Ордена. Они должны были охранять его до самого мучительного конца.

– Проводите императора в камеру Никки, – приказал офицеру Ричард.

Тот отсалютовал, приложив сжатый кулак к сердцу. Прежде чем уйти с сопровождающим, император с довольным видом повернулся к Ричарду.

– Похоже, ты проиграл этот финальный раунд в Джа-Ла Д’Йин.

Ричард хотел сказать, что время еще не вышло и игра не закончена, но вместо этого просто наблюдал, как император уходил, будто ожидая, что всерьез кошмар еще только начнется.

Кэлен молча стояла рядом с ним. И то, как она смотрела на него, вызывало у него беспокойство.

Зедд и Натан, похоже, затерялись в собственных мыслях. Верна казалась сердитой и огорченной тем, что дело дошло до этого. Ричард не мог упрекнуть ее. Кара стояла рядом с Бенджамином, и он держал ее за руку. Вместе со всей прочей своей свитой Джегань привел в Сад Жизни и Дженнсен. Императорская стража удерживала ее на противоположной стороне зала. Том не сводил с нее глаз. И она, в свою очередь, смотрела на него, не имея возможности сказать все то, что, несомненно, хотела.

Кара медленно подошла чуть ближе.

– Что бы ни случилось, Лорд Рал, я с вами до последнего вдоха.

Ричард ответил ей улыбкой признательности.

Зедд, находившийся неподалеку, кивнул, присоединяясь к словам Кары. Бенджамин слегка стукнул кулаком о грудь, поднося руку к сердцу. И даже Верна наконец-то улыбнулась и коротко кивнула ему. Они все были с ним.

Кэлен, стоявшая совсем рядом с ним, прошептала:

– Может, будет лучше, если ты просто возьмешь меня за руку?

Ричард не мог даже вообразить, как, должно быть, одиноко она чувствовала себя в этот момент. С тяжелым сердцем, от того, что так ничего ей и не рассказал, он взял ее за руку.

Глава 60

Никки сидела почти в полной темноте, на скамье, высеченной из того же куска камня, что и окружающие стены. Тамбур камеры имел второй уровень защиты и был запечатан щитами. Попасть в камеру или выйти из нее можно было только через систему двойных железных дверей. В этом месте содержались самые опасные заключенные – заключенные, способные управлять магией.

Трудно сказать, как много людей перебывало в этой камере, ожидая свидания со смертью или с чем-то похуже.

Никки расслышала шаги со стороны прихожей, между двумя железными дверями. Кто-то шел сюда.

Она прекрасно понимала, что это лишь вопрос времени, когда к ней явится посетитель.

Никки пребывала в состоянии абсолютного спокойствия. Она прекрасно знала, почему Ричард приказал Натану запереть ее в этой камере.

Она услышала, как щелкнул, открываясь, замок внешней двери, и металлический звук разнесся эхом по лабиринту низких коридоров. Она могла слышать, как кто-то ворчит, напрягая мускулы, чтобы открыть плотно сидевшую на заржавленных петлях дверь достаточно широко, чтобы можно было пройти. И когда затем через небольшое окошко во второй двери, ведущей в ее камеру, Никки увидела тени, она задула огонь лампы, стоявшей рядом с ней на каменной скамье, служившей здесь и кроватью, и единственным предметом меблировки.

Повернулся ключ, а затем щелкнул, открываясь, замок в ее камере. После долгого пребывания в полной тишине этот резкий звук показался необычайно громким. Как только дверь распахнулась, в проем хлынул свет фонаря. Пыль от ржавой двери поднималась вверх в его желтом свете.

Император Джегань пригнулся, перешагивая через высокий порог, и втиснулся внутрь через дверной проем. Никки встала.

Он был одет в безрукавный жилет, чтобы демонстрировать свои мускулы. Бритая голова поблескивала в свете единственного фонаря, который он принес с собой. Черные глаза казались частью кромешной тьмы этой пещеры в скале. И они заблестели, как только он увидел ее. Никки позаботилась, чтобы верх ее платья был достаточно открыт и Джегань получил что-то, привлекающее его внимание. Это удалось.

– Я так мечтал о тебе, дорогая, – сказал он, посчитав, что эти слова должны произвести на нее впечатление.

Он был всегда убежден, что его похоть что-то значила для нее, а недостаток воспитанности или сдержанности просто демонстрировал, насколько привлекательна она для него. Для Никки же это служило лишь доказательством того, что он был безнравственным дикарем.

Никки стояла гордо, молча, не пытаясь уклониться, когда Джегань приблизился к ней. Он обхватил ее мускулистыми руками за талию и крепко прижал к своему массивному телу, демонстрируя полное превосходство над ней, свою мужскую мощь и неоспоримую власть.

Никки не имела никакого желания затягивать эту встречу.

Она небрежно подняла руки, обхватывая его, и защелкнула Рада-Хань вокруг его бычьей шеи.

Он в замешательстве сделал шаг назад.

Никки знала, что он должен был ощутить силу кольца на шее, пронзающую каждую частицу его существа.

– Что ты сделала? – спросил он тоном, какого она никогда не слышала от него раньше, в котором ярость граничила с ужасом.

У нее не было желания обсуждать и этот факт, так что она посредством кольца просто заставила его прекратить разговоры. Если она знала Джеганя – а она его знала, – то сестра Улисия сейчас находится в Саду Жизни и готовится открыть правильную шкатулку Одена. И ей не хотелось, чтобы Улисия что-то пронюхала.

Джегань сгорал от нетерпения, стремясь добраться до Никки. Те ночные кошмары, которые Ричард слал на армию, беспокоили и мучили его, но те сны о Никки, которыми Ричард наполнял его ночи, превращали навязчивые мысли о ней в страсть, в манию, которая медленно разрасталась до такого размера, что стала почти невыносимой. Джегань и так постоянно желал ее, но после тех снов, которые приготовил Ричард, император не мог думать больше ни о чем другом, как только о том, чтобы овладеть ею.

Он был готов даже покинуть сестру Улисию во время ее работы, чтобы спуститься в эту подземную темницу и лично возвратить ее себе.

Это был небольшой подарок, который Ричард оставил ей. Заперев ее в этой камере, Натан объяснил, под прикрытием всякого рода защитных полей, которые охраняли его слова от ушей любых шпионов, что Ричард придумал некий план, как свой последний подарок для Никки. Он знал, что им придется сдать дворец. Он знал, что им всем предстоит умереть. Единственное, что он мог дать Никки – это Джегань.

Рада-Хань уже давно лежал в этой камере. Это кольцо еще Энн оставила здесь, когда некоторое время провела здесь, арестованная Натаном. Вот что было то самое важное, о чем она пыталась рассказать Никки как раз перед тем, как оказалась убита.

Натан знал, что Рада-Хань в этой камере, за защитными полями. И Ричард хотел, чтобы Никки получила его и нашла способ применить окончательную справедливость к Джеганю Справедливому.

Ричард не питал никаких иллюзий на тот счет, что это хоть как-то существенно уязвит Имперский Орден. Растленные идеи верований Ордена заразили умы миллионов. Джегань не был их творцом. Эта групповая ненависть будет пылать и без этого человека.

Никки тоже очень хорошо понимала это. Она выросла на учениях Ордена. Она знала их алхимию превращения страданий в достоинство, прегрешений в добродетель, а смерти в спасение.

Такие верования распространялись в условиях, когда человек отказывался пользоваться своим умом, в условиях жажды незаслуженного успеха без затраты каких-либо усилий. Такие верования были воплощением ненависти ко всякому добру, ненависти к добродетели, ненависти к ценностям. Это было в конечном счете отвращение к самим себе, отвращение к жизни и к самому существованию. Это была ненависть, восхваляющая смерть. Это было истинное проявление зла.

Убийство Джеганя не излечит человечество от такого иррационального изуверства. Верования Ордена продвигаются не одним человеком. Орден будет продолжать свои свершения и без Джеганя.

Не остановит убийство Джеганя ни тех, кто приводит в действие шкатулки Одена, ни действие заклинания Огненной Цепи, ни распространение заражения от гармоний, ни тех, кто собрал эту огромную армию, окружающую дворец и жаждущую крови и грабежа. Оно не изменит ровным счетом ничего.

Но Ричард давал ей вот этот последний подарок, чтобы она увидела маленький осколок справедливости, перед тем как ее собственная жизнь угаснет, вместе с жизнями остальных, когда сестры призовут силу Одена на службу армии, посвятившей себя верованиям Братства Ордена.

Для Ричарда это был единственный способ отблагодарить ее за все, что она сделала, предоставить возможность избавить мир от человека, который так жестоко обходился с ней.

Никки переступила через высокий порог. Ее пленник, не способный протестовать, следовал за ней. Хотя ее дар и ослаблялся внутри Народного Дворца, он был вполне достаточной силы, чтобы легко пользоваться уникальной природой Рада-Хань. Она могла бы свалить Джеганя на пол в ошеломляющей агонии, но использовала силу строго в меру, лишь необходимую для того, чтобы побороть его нежелание следовать ее молчаливым приказам.

За второй дверью стояли несколько офицеров Первой когорты – они сопровождали Джеганя вниз, к его заточенному в клетке призу, и теперь ожидали его возвращения. Проход был до того низким и тесным, что им приходилось буквально сгибаться под невысоким потолком и стоять в одну шеренгу, потому что рядом друг с другом уже не помещались.

Они были шокированы, увидев Никки повелевающей императором.

Высокий человек, одетый по полной форме, капитан тюремной стражи, находился тут же, рядом с ними. Он был очень добр к ней и предлагал доставить сюда все, что только она захочет. И вот теперь она получила это.

– Капитан Лернер, – сказала она, – не будете ли вы добры показать выход их этого лабиринта?

Он пристально посмотрел на мускулистого человека с кольцом на шее, стоящего за ней, затем улыбнулся.

– Буду только счастлив сделать это.

Когда они поднялись до просторных коридоров дворца, Никки заставила Джеганя возглавить их процессию. Теперь она следовала за ним, как можно ближе, чтобы быть уверенной, что он продолжает идти, ни с кем не говорит и не подает никаких знаков. Он изо всех сил пытался пересилить воздействие кольца на шее. Но для Никки было до смешного легко сломить все его сопротивление, все его могущество и всю ярость. Император был беспомощным, как кукла.

В коридорах дворца его солдаты кланялись ему, когда он проходил мимо. Никки не позволяла Джеганю общаться с ними. Люди Ордена давно привыкли к его властному высокомерию, к равнодушию по отношению к ним, так что они нисколько не удивлялись, видя его проходящим мимо без единого знака внимания, даже без такого, как простой взгляд.

Чтобы добраться в Сад Жизни, нужно было преодолеть непростой путь. Весь дворец был спланирован по форме мощного заклинания и выстроен так, чтобы усиливать природный дар Лорда Рала и ослаблять проявления дара всех остальных. Чтобы попасть куда-либо, каждый должен проходить по особым коридорам, которые на самом деле были составными частями форм заклинаний. Главные линии этих форм были наиболее широкими коридорами. Второстепенные элементы выражались коридорами более мелкими.

Весь дворец представлял собой настоящий лабиринт из коридоров, колонн и залов, огражденных по периметру рядами статуй. Большая часть интерьера дворца была выполнена в камне, обработанном с большим мастерством и красиво разрисованном. В целом весь дворец, хотя и строился в форме заклинания, кроме того, был еще и городом, с улицами, образованными такими же составляющими заклинание коридорами и залами.

Чтобы попасть куда-то, требовалось долгое маневрирование по сложным линиям этого лабиринта-заклинания. И это делало путешествия по дворцу занимающими слишком много времени. Переход из подземной темницы в Сад Жизни был одним из длинных и долгих. Когда они проходили через залы с застекленной крышей, Никки увидела, что небо только начинает принимать едва заметный голубой оттенок.

В тот момент, когда они добрались до уровня, где располагался сад, начало восходить солнце. Первые его лучи прошли сквозь восточные окна и теперь касались белого мрамора на противоположных стенах.

У Никки было единственное стремление: войти в сад с Джеганем, чтобы напоследок посмотреть на Ричарда. Она выяснила, задав несколько простых вопросов, что Ричарду каким-то образом удалось вернуться. Джегань не знал, как именно. Никки посчитала, что сейчас это все равно не имеет существенного значения. Он вернулся, и она хотела увидеть его еще один раз, последний, перед концом. Она хотела, чтобы и он увидел Джеганя, с тем чтобы знал, что по крайней мере императору не придется насладиться ужаснейшим плодом этой долгой войны, которую он принес в Новый мир. После всего, что он сделал, Ричард заслуживал того, чтобы узнать об этой небольшой победе.

Когда они вошли через двойные двери в Сад Жизни, Никки разглядела между деревьями, что солнце ровно в этот момент только что коснулось алтаря. С полдюжины сестер Тьмы собрались вокруг сестры Улисии. Она стояла перед шкатулками.

Сами шкатулки купались в солнечном свете, но казалось, что они черные пустоты, области отсутствия всего в этом мире. Солнечный свет оказывался бессилен в попытках осветить шкатулки. Они же, напротив, выглядели так, будто втягивали солнечный свет, приглушая вокруг, забирая его туда, где он никогда не будет светить вновь.

Джегань изо всех стремился подойти ближе и избавиться от власти кольца на шее, но Никки удерживала его на месте, в задних рядах, откуда, как думали его стражи, он просто наблюдал за происходящим, не желая, чтобы его беспокоили.

Никки знала, что может в одно мгновение лишить Джеганя жизни. Когда время настанет, она сделает это. Ни у кого из стражи не было ни единого шанса преуспеть в попытке освободить своего императора, даже если бы они и знали, что тот находится в смертельной опасности. Сейчас он принадлежал ей.

Затем Никки увидела и Ричарда, в одеждах боевого чародея. И сердце ее ощутимо заныло.

Рядом с ним тихо стояла Кэлен. Если Ричард сумел сохранить стерильное поле, чтобы попытка противодействия Огненной Цепи имела шанс оказаться успешной, она даже не подозревает о его подлинных чувствах к ней. Пока что все шло к тому, что Ричард даже и не получит такого шанса, а она умрет, так и не узнав правды.

Ричард заметил Никки. Заметил он и Джеганя рядом с ней и потому понял, что она преуспела в использовании того подарка, который он оставил ей. Он коротко и незаметно улыбнулся ей.

Сестра Улисия постучала по шкатулке, стоявшей справа.

– Вот эта.

Остальные сестры сияли, радуясь своему успеху. Сейчас они были готовы вызвать сюда силу Одена и передать ее императору. Они не подозревали, что он уже не сможет отпраздновать эту победу.

Сестра Улисия подняла крышку шкатулки справа. Золотой свет хлынул изнутри нее, почти так, будто это была жидкость, и со всех сторон окутал сестер, стоявших перед каменным алтарем.

Они все улыбались от приятного возбуждения, довольные тем, что совершили великое дело, пусть даже оно и будет обращено на службу Имперскому Ордену, а не им самим. Разумеется, они готовы были выполнять это, даже не подозревая, что Джегань больше не контролирует их разум.

Хотя если Никки даст им повод убедиться в этом, они наверняка воспользуются этими вратами, чтобы освободить Хранителя преисподней. И у Никки был выбор: позволить им передать мир Ордену – или Хранителю.

Она знала, что на самом деле у нее нет выбора. Жизнь под Имперским Орденом будет какой-никакой, но жизнью. Если сестрам Тьмы позволить сделать то, что они хотят – нигде не останется вообще никакой реальной жизни.

Никки не хотелось жить, чтобы увидеть, каким станет новый мир, ввергнутый в пучину ненависти.

Но она думала, что ей не придется беспокоиться об этом. Она предполагала, что ей оставались последние минуты жизни.

Но Джегань умрет раньше, чем она – в этом она не сомневалась.

Справедливость наконец посетит Джеганя Справедливого.

Одного только не могла понять Никки: почему Ричард улыбается?

Глава 61

Ричард наблюдал, как золотистый свет, исходящий из шкатулки Одена, поднимает семерых сестер.

Рука Кэлен сильнее сжала его руку. Остальные, находившиеся здесь, наблюдали за всем со смесью трепета и страха. Это не было похоже ни на что из того, что любой из них когда-либо видел или сможет увидеть вновь.

Ричард взглянул на Никки. Даже она была зачарована этим искрящимся светом, завертевшимся водоворотом вокруг сестер. Джегань, стоявший рядом с ней, улыбался. Ричард различил на шее металл кольца, проглядывающего через жилет. Император знал, что теперь его дело будет поддерживаться силой Одена, даже если он сам не доживет, чтобы увидеть это. Он верил, что этого уже самого по себе достаточно. Он искренне верил в дело Ордена.

Сестры, оказавшиеся внутри золотистого свечения, похоже, были в восторге от пьянящей силы Одена.

Но радость их оказалась недолгой.

Свет померк, едва их помчало по воздуху, вознося к потемневшему пространству над магическим песком.

Парящие в воздухе сестры скользили все вместе, собираясь в плотную группу. Они беспомощно закрутились хороводом в искрящемся желтом свете. Как только над их головами несколько раз полыхнуло, в зале потемнело. Некоторые из сестер вскрикнули. А вокруг нарастал низкий гул, постепенно наполняющий весь зал.

Земля задрожала, когда группа из семи сестер опустилась к магическому песку.

А сам песок под ними тоже завращался, вместе со светом. Искрение света внутри этой группы сливалось со вспышками молний, плясавших по всему залу, из-за чего сестры казались мерцающими.

– Что происходит?! – выкрикнула сестра Улисия.

Ричард отпустил руку Кэлен и прошел по траве к краю пространства, занятого магическим песком, который медленно темнел, переходя от цвета меда к янтарному и далее к жженой меди. Ричард мог даже ощущать запах гари.

– Что происходит?! – вновь закричала сестра Улисия, когда ее перепуганный взгляд уперся в него.

– Ты же ведь читала «Книгу Жизни»? – спокойно спросил он ее.

– Разумеется, читала! Эта книга необходима, чтобы привести в действие шкатулки Одена. Мы все читали ее! Мы действовали, точно воспроизводя каждую формулу и точно следуя каждому указанию!

– Можно следовать указаниям, содержащимся в книге, но не выполнить их назначения. Вы видели только то, что хотели увидеть, – формулы и формулировки заклинаний.

Некоторые из сестер вскрикивали, когда молния рассекала воздух прямо перед их лицами.

Сестра Улисия впала в ярость.

– О чем ты говоришь?!

Ричард сцепил руки за спиной.

– В самом начале там сказана единственная вещь, специально выделенная на отдельной странице, чтобы подчеркнуть, насколько важной – как главная часть этой книги, – она была. И это не формула или форма заклинания, а самое первое, о чем говорит «Книга Жизни». Первое и самое важное условие. В своей заносчивости и высокомерии, в алчном стремлении получить то, что хотите, вы просто не обратили на нее внимания.

Вводное высказывание, помещенное в «Книге Жизни», – предупреждение каждому, кто станет пользоваться этой книгой. И говорится в нем: «Тем же, кто пришел сюда, чтобы посеять ненависть, – лучше уйти, ибо их ненависть обратится против них самих».

– О чем ты там болтаешь? – спросила одна из сестер, совершенно не интересовавшаяся тем, что они считали всего лишь напыщенным афоризмом.

– Я говорю о книге инструкций по использованию силы Одена. «Книга Жизни» – первейшая вещь, необходимая для того, чтобы воспользоваться этой силой. Опасность этой силы превышает все вообразимые пределы. Те, кто создал ее, имели намерение и защитить ее. Самые мощные и опасные средства магии обязательно имеют средства защиты, противодействующие поля и предохранительные средства.

Оден был создан для противодействия Огненной Цепи, но поскольку для этой цели его потребовалось сделать чрезвычайно мощным, он оказался и чрезвычайно опасным. Те, кто создал его, разработали еще и предохранительное средство, которое и удивительно простое, и невероятно надежное.

Указанная ими мера предосторожности гласит: «Тем же, кто пришел сюда, чтобы посеять ненависть, – лучше уйти, ибо их ненависть обратится против них самих».

– Ну так что же?! – воскликнула сестра Улисия.

– А то, – сказал Ричард, пожимая плечами. – Это предупреждение – самое серьезное, какое только может быть. В нем сказано, что ненависть запустит смертельное противодействие со стороны силы Одена. И если вы хотите использовать Оден, чтобы причинять вред, тогда это будет означать, что вы и окажитесь теми самыми, кто пришел, чтобы посеять ненависть. Только тот, кто носит ненависть в своем сердце, мог додуматься до того, чтобы использовать подобную силу с целью причинения вреда другим.

– Но это лишено всякого смысла! Как можно создать что-то, вредящее тем, кто несет зло? – спросила она. – Как тогда, например, ты смог бы использовать Оден, чтобы остановить нас? Ты ненавидишь нас, и, следовательно, использовал бы Оден из ненависти.

Ричард покачал головой.

– Ты путаешь ненависть и справедливость. Уничтожить таких, как вы, кто причиняет зло невинным людям, – не значит проявить ненависть. Это будет проявлением любви к тем, кто не сделал ничего плохого, но тем не менее пострадал или был убит. Это любовь и уважение к невинной жизни.

Уничтожение подобных людей не означает проявление ненависти. Это всего лишь результат утверждения справедливости.

– Но мы не проявляем ненависти! – выкрикнула другая сестра. – Мы лишь хотим уничтожить язычников, грешников и тех, кто заботится только о себе.

– Нет, – сказал Ричард, – вы ненавидите тех, кому завидуете. Вы завидуете тому, что они счастливы.

– Но мы пользовались правильной «Книгой сочтенных теней»! – в отчаянии выкрикнула сестра Улисия. – Мы в точности следовали оригиналу. Все должно получиться.

– Ну, – заметил Ричард, подходя ближе к почерневшему магическому песку, – раз вы не приняли во внимание даже меры предосторожности, указанные в «Книге Жизни», то, боюсь, вы сделали очень большую ошибку, полагая, что «Книга сочтенных теней» принесет хоть какую-то пользу.

– Но это правильная книга! Это оригинал!

Ричард улыбался, продолжая кивать.

– Этот оригинал представляет собой просто еще одну меру предосторожности. Разве вы не обратили внимания на первое, что говорится в этой книге? Оно и является первым важным предупреждением.

– Каким еще предупреждением?

– Предостережение о том, что следует использовать Исповедницу.

– Но у нас был оригинал! Нам не требовалась Исповедница!

– Предупреждение было вовсе не в том, что вам нужна Исповедница. Предупреждение – само упоминание об Исповеднице.

Зедд, не в силах сдержаться, поднял руку.

– Ричард, опомнись, о чем ты говоришь?

Ричард лишь улыбнулся своему деду.

– Кто был первой Исповедницей?

– Магда Сирус.

Ричард кивнул.

– Женщина, которая была женой Бараха во время великой войны. После того, как сотворили великий барьер и война закончилась, волшебники обнаружили, что обвинитель в деле о Храме Ветров, этот самый Лотейн, оказался изменником. Чтобы выяснить, как именно он предал их, волшебник Мерит использовал Магду Сирус в качестве Исповедницы.

– Да, да, – соглашался Зедд, кивая. – Так и что?

– Шкатулки Одена были созданы во время великой войны. А первая Исповедница появилась только после ее окончания. Как же «Книга сочтенных теней» может быть ключом для открывания шкатулок, если Исповедниц еще не существовало в то время, когда изобрели Оден?

Зедд с удивленным видом прищурился.

– «Книга сочтенных теней», похоже, не может быть ключом для открывания шкатулок Одена.

– Именно так, – сказал Ричард. – Эта книга – всего лишь уловка, чтобы предотвратить неправильное использование силы Одена. Используя эту книгу, даже оригинал, можно добиться только того, что будешь убит. Потому что «Книга сочтенных теней» – не ключ к силе Одена.

Ричард повернулся к свистопляске, производившей страшный шум. Испарения, дым, тени и свет – все кружилось и сливалось с нарастающим ревом. Земля неистово содрогалась. Магический песок, теперь черный как смоль, начинал втягиваться в растущую вихревую воронку. С раздражающим звуком все это продолжало крутиться над расширяющейся бездной. Звуки мира живого и преисподней смешивались, сливаясь в ужасающий вой.

Сестры вращались в этом водовороте, руки и ноги мелькали в разных направлениях, а их крики заглушались нарастающим громоподобным ревом.

В середине этой вращающейся массы возник яркий свет. Слепящие лучи устремились вверх, через окна в крыше, и вниз, в черноту раскрывшейся бездны. Воздух был наполнен жаром, сиянием и пронзительным криком.

С оглушительным завыванием почерневший песок под сестрами провалился. Фиолетовое свечение вырвалось наружу, поглощая перепуганных женщин. Кружащийся свет, черный песок и молния слились, образуя единый вихрь.

Без сопровождения духа-проводника сестры Тьмы по дуге спирали ринулись в царство мертвых. Они отправились туда, будучи еще живыми. Они отправились туда, не переставая кричать.

Вспышка залила все слепящей белизной, а затем установилась тишина, когда все вокруг стало темным, как смерть.

Когда свет постепенно вернулся, в Саду Жизни стояла полная тишина. Дыра в полу исчезла. Магический песок исчез. Сестры исчезли тоже.

Личная стража Джеганя, находившаяся в Саду Жизни, тоже исчезла. Пребывание в том зале, где была применена сила Одена, для них оказалось столь же смертельным, как и для сестер.

Джегань, имевший на шее металлическое кольцо, находился под властью Никки, и поэтому все еще оставался здесь и выглядел еще более раздраженным, если такое вообще возможно.

Через двойные двери в Сад Жизни устремились воины Первой когорты, чтобы защитить Ричарда.

– Закройте и заприте двери, – распорядился Ричард.

Его люди тут же занялись исполнением этого приказания.

Ричард подошел к алтарю и слегка стукнул по открытой шкатулке Одена, закрывая ее.

– Вы обрели здесь небольшой успех, – с презрительной усмешкой заявил Джегань, – но это мало что значит. И ничего не меняет.

Когда он замолчал, издавая удушливые звуки, Ричард поднял руку.

– Позволь ему говорить, Никки.

Она вывела императора вперед.

– Имперский Орден никуда не денется отсюда и растерзает всех вас, ничтожных и жалких людишек, – сказал Джегань. – Они не нуждаются во мне, чтобы продвигать то дело, за которое мы боремся. Орден очистит человечество от бедствия в виде вас, себялюбивых людей. Наше дело не только нравственное, но еще и божественное. Ведь Создатель целиком на нашей стороне. Сама наша вера доказывает это.

– У истины есть защитники, которые добиваются понимания, – сказал Ричард. – У извращенных идей есть лишь кучка фанатиков, пытающихся силой навязать свои верования, через устрашение и насилие – или через веру. Грубая сила – послушная слуга веры. Неизмеримых масштабов насилие порождается именно верой, поскольку здравый рассудок, в силу собственной природы, укрощает бессмысленную жесткость, но только вера заботится о том, чтобы оправдать подобное.

Лицо Джеганя покраснело.

– Мы трудимся во имя Создателя! Посвятить все свои усилия Создателю – единственный истинный и нравственный путь в этой жизни. Строгое соблюдение нашего религиозного долга принесет нам спасение и вечную жизнь! Кровь неверующих, таких, как твои люди, – вот что возвышает нас и утверждает на стороне самого Создателя.

Ричард сделал гримасу.

– Это полнейшая чушь.

– Вы глупцы! Даже одной нашей веры достаточно для подтверждения того, что мы правы. Лишь мы получим награду в другой жизни, за наше почитание Его. Только мы, Его истинные дети, и будем вечно жить в животворящем Свете Его.

Ричард вздохнул, покачивая головой.

– Мне всегда было трудно поверить, что взрослый человек может по-настоящему веровать в подобный вздор.

Джегань в ярости скрипнул зубами.

– Отправь же меня на пытки! Я приму твою ненависть, потому что честно исполнил свой долг, добиваясь великого счастья для человечества.

– Ты не заслужишь сколько-нибудь серьезного места в жизни, – сказала Никки, – и не будешь гордо шествовать в цепях. Ты не станешь мучеником или объектом почитания за величественную смерть.

Ты просто лишний и никому не интересен. И ты просто умрешь и будешь похоронен, и в этом качестве уже никогда не будешь угрожать порядочным и невинным людям. Ты лишний, если говорить о будущем человечества.

– Вы должны излить на меня свою месть, чтобы это видели все!

Ричард наклонился к нему чуть ближе.

– У нас появятся другие проблемы, как это всегда бывает в жизни, но ты больше не будешь одной из них. Ты будешь вчерашним мусором, гниющим и превращающимся в пыль, потому что твоя жизнь ровным счетом ничего не значит.

Джегань попытался броситься на Ричарда, но Никки, управляющая им через кольцо на шее, удержала его на месте, как животное на цепи.

– Ты высокомерно считаешь, что ты лучше нас, но это не так. Ты всего лишь жалкое существо, которое Создатель поместил в этот ужасный и подлый мир. Ты ничем не отличаешься от нас, за исключением того, что отказываешься раскаяться и преклониться перед Ним. Вот какова твоя ненависть. Все это только из-за нее. Это все потому, что ты проявляешь свою ненависть к Ордену.

Ричард опустил левую руку на рукоять меча.

– Справедливость не бывает результатом проявления ненависти, но только торжеством культурного развития.

– Ты не можешь вот так, просто…

По сигналу Ричарда Никки направила поток энергии через кольцо на шее. Черные глаза Джеганя округлились, когда он ощутил, как смерть заполняет его пустую душу. Он свалился лицом на землю.

Никки указала на него людям из Первой когорты.

– Не сомневаюсь, что скоро произойдет довольно много смертей. Бросьте этот труп в общую могилу вместе с такими же, как он.

Вот так, без почестей, ушел из жизни глава Имперского Ордена. Как Ричард и распорядился, не было никаких торжеств по этому поводу. Не было избиений и надругательств над побежденными, не было пыток, не было принудительных признаний в прегрешениях. Разумные люди вполне достаточно разобрались во всех прегрешениях. Угрозы для разумных людей больше не существовало, и это единственное, что и имело значение. И смерть Джеганя по сравнению с этим была незначительным событием.

Глава 62

Ричард без промедления подошел к каменному алтарю, на котором установлены шкатулки Одена, и обнажил свой меч.

Отчетливый металлический звон наполнил Сад Жизни.

– Ричард, – произнес Зедд, повышая тон в знак предупреждения, – что, по-твоему, ты собираешься делать?

Ричард не обратил на его слова внимания. Вместо этого он посмотрел в глаза Кэлен.

– Ты со мной, Кэлен?

Она сделала несколько шагов к нему.

– Навсегда с тобой, Ричард. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня.

На секунду Ричард прикрыл глаза.

Выбора у него не оставалось.

Он повернулся к шкатулкам Одена и закрыл глаза, поднимая меч и касаясь им лба.

– Ну, клинок, – прошептал он, – будь истинным в этот день.

Он опустил Меч Истины и провел им по внутренней части руки, сделав так, чтобы кровь стекала по нему, пока не закапала с конца лезвия.

Ричард положил клинок поверх шкатулки справа, той самой, что недавно открывала сестра Улисия.

Клинок сделался черным, как сама шкатулка.

Он убрал клинок со шкатулки, и тот вернул себе прежний блеск.

Тогда Ричард положил клинок на шкатулку слева. Тот снова стал черным, как сама преисподняя.

Он убрал клинок со шкатулки, и тот вернулся в свое обычное состояние.

Ричард глубоко вдохнул, а затем опустил лезвие на шкатулку, стоявшую в середине. Он думал обо всех невинных людях, просто желавших жить собственной жизнью. Думал обо всех таких же, как Кара, морд-ситах, которые оказались доведены до безумия, пока служили тирану. Думал о Никки, наполнившей свою жизнь ненавистью и принесшей себя в жертву извращенной вере. Думал о Брюсе, своем левом ведомом, который, как только узрел однажды силу без ненависти, тут же примкнул к ней.

Думал он и о Денне.

Когда он открыл глаза, клинок оказался белым. И шкатулка под ним тоже побелела.

Удерживая рукоять меча двумя руками, Ричард поднял острие как можно выше над побелевшей шкатулкой – и вонзил его убийственным колющим ударом из арсенала танца со смертью, пригвоздившим шкатулку к алтарю.

Сад Жизни залила белизна. И белизна залила весь мир живого. Время остановилось.

В эту минуту Ричард стоял в центре затопленного белизной мира, и вокруг больше не было ничего. Он огляделся, но вокруг никого не было, и в то же самое время каждый был здесь, рядом с ним – каждое человеческое существо из мира жизни было здесь, напротив него.

Он все понял. Это было во многом прямой противоположностью его последнему путешествию, предпринятому из этого самого зала, когда он отправился в мир тьмы, и, в каком-то смысле, каждая душа там была рядом с ним.

В этом месте и в этой ситуации у него была осознанная осведомленность о каждом живом существе. В эту минуту в этом месте они все ждали, что им скажет человек, повелевающий силой Одена, и что он сделает. Ведь Оден – сила самой жизни.

– Каждый человек имеет право выбрать, как ему жить, – начал Ричард. – Зло не существует отдельно от людей. Люди творят зло по свой воле, на основе личного выбора. Воля же подразумевает необходимость думать, пусть даже и с плохими результатами. Самый главный выбор, который вы можете сделать, это думать – или не думать, а позволить другим думать и говорить вам, что делать, даже когда они приказывают вам творить зло.

Разумный выбор требует большего, он требует думать рассудительно. Отказ от того, чтобы думать рассудительно, дает возможность сохранять иллюзию знания, мудрости и святости, даже совершая при этом зло. Если вы будете следовать за учениями других, тех, кто думает за вас и кто заставляет вас творить зло, то невинные жертвы будут страдать от полученного вреда ровно так же, как если бы вы сами по собственной воле причинили им этот вред.

Мертвые – мертвы. Их жизнь завершилась.

Учения, пренебрегающие здравым смыслом, пренебрегают и реальностью; а что отрицает реальность, то отрицает жизнь. Отрицая жизнь, принимаешь смерть.

Торжество веры над рассудком есть всего лишь метод отрицать реально существующее в пользу любой прихоти вашей фантазии.

Последователи Братства Ордена сами сделали выбор, как им прожить собственную жизнь. Если бы они остановились на этом, то никто из нас, кто ценит нашу личную свободу, не стал бы беспокоиться о том, какую именно они избрали жизнь. Но они сделали выбор – осознанный выбор, – заключающийся в том, что они не позволят всем остальным жить их собственной жизнью, такой, какой те хотят.

И это такой добровольно сделанный ими выбор, который мы не можем принять. Мы не позволим им навязывать нам их волю, навязывать нам выбранное ими зло. Их воля заканчивается здесь и сейчас.

Я оставляю им их желание видеть мир таким, в котором они могут жить согласно своему выбору. Я дарую им то, чего они хотели больше всего – ту жизнь, которую они выбрали.

Хотя мог бы осудить их и на худшую участь.

С этой минуты существует два мира, похожие друг на друга, как два близнеца. Вот этот мир останется таким, каков он есть.

Сила Одена дублирует во многих отношениях этот мир и вручает им мир, копию нашего мира, который будет теперь в их распоряжении. Их мир – будет принадлежать им.

Они могут даже и не прийти к осознанию самой нелепости своего выбора, но, вполне определенно, будут страдать из-за этого. Они будут вести жизнь в мучениях, к которым сами так долго и пламенно призывали. Они будут вести жизнь в страданиях, которые так ханжески считали правильными. Они будут вести жизнь в безысходном страхе и боязни, которые выбрали сами, отказываясь воспользоваться собственным разумом, чтобы думать и рассуждать.

Они сделали выбор, при котором бросили свою жизнь в котел истребляющей все ненависти. Я дарую им то, к чему они стремились. Это последний раз, когда желание сможет принести им хоть что-нибудь. Сами они проживут дольше, чем их желания и надежды, навеки затерянные во тьме, которую сами навязали своему разуму, – в отвращении к самим себе. Но они уже не смогут снова причинять вред нам.

Они верят, что те, кто свободны, – причина всех их затруднений и невзгод. Они обвиняют нас в их бедах. Они нападают на нас, объясняя это тем, что мы – корень зла, ввиду того что мы существуем, потому что мы процветаем, потому что мы счастливы. Они жаждут уничтожить нас, с тем чтобы получить в свое распоряжение мир таким, каким сами хотят видеть его.

Ричард обратил свое внимание к последователям Ордена и в том, другом мире, находящимся уже по ту сторону открытых врат. И находящиеся в том мире тоже могли слышать его.

– Я дарую вам то, чего вы желали.

Теперь вы получаете то, чего, по вашим заявлениям, всегда хотели, а именно, мир, в котором правят ваши верования. Мир без магии, без свободных людей и без свободного разума. Вы можете верить в то, во что желаете, и жить так, как хотите жить.

Но вы уже не получите нас в виде предлога или оправдания той нищеты и тех бедствий, которые создаете вокруг себя. У вас больше не будет нас в качестве оправдания и средства, питающего вашу ненависть.

Вы будете существовать без каких-либо врагов, кроме вашей собственной ничтожной сущности. Ваш мир будет вашим, где вы сможете править так, как вам удобней, и разрушать все вокруг, и сами будете наслаждаться плодами вашей ненависти.

Ваши дети, оказавшись свидетелями бессмысленной жестокости, порождаемой вашими своенравными и невежественными верованиями, со временем постараются изменить ваш мир в лучшую сторону, будут строить собственную взрослую жизнь, более достойную и счастливую. Но это будет целиком их дело. Им придется избрать для себя путь использования здравого смысла вместо силы, чтобы вести дела друг с другом. Как и всяким другим, им придется сделать выбор: как они проживут собственную жизнь.

А этот мир будет нашим.

Это будет мир без учений Имперского Ордена. Без тех, кто намерен силой навязывать нам эти верования. Без тех, кто будет убивать нас за желание сделать самостоятельный выбор, как прожить собственную жизнь.

Этот мир будет таким миром, где будут и все несовершенства жизни, и вся неуверенность в ней, вместе со всеми последствиями неверного выбора, со всеми неприятностями и ошибками, которые предоставляет жизнь. Но это будет мир, в котором у всех нас будет шанс сделать то, чего мы хотим добиться в нашей жизни, мир, в котором наша жизнь будет принадлежать нам, как и наши достижения. Это будет мир, в котором человек может учиться, творить, совершенствоваться и пользоваться результатами своего мышления и труда. Это будет мир свободы, мир, в котором люди получат право жить своей жизнью, так, как хотят, верить, во что хотят, пока они следуют осмысленным законам и не используют силу, чтобы навязывать свою волю другим.

Не каждый в этом мире добьется успеха, или счастья, или даже понимания того, как самим устроить добродетельную жизнь. Но в настоящее время для всех нас, здесь живущих, это будет мир без последователей Ордена.

Это будет мир жизни. Жизнь – это то, во что мы сами превращаем его. Возможно, мы не преуспеем. Но пока мы живы, мы будем обладать свободой: добиться успеха или проиграть. Чего мы заслуживаем, такой эта свобода и будет.

Возможно, наши дети отвергнут все эти достижения и предпочтут снова окунуться в нищету и страдания веры, насилия и силы, но это, опять-таки, будет мир, который они создадут сами, для себя. Это будет их выбор, это будет их жизнь. Им тоже придется страдать от последствий, если они не сумеют осмыслить уроки, полученные в результате нашей борьбы. Но это будет уже их ответственность перед самими собой, пред их собственной жизнью.

Но пока что для всех нас, для тех, кто находится здесь и сейчас, это будет мир, где следствием здравого смысла является свобода, позволяющая нам жить без верований Имперского Ордена, которые разрушали нас.

Несмотря на тот вред, что причинили нам те, кто переместились в созданный только что мир, я не стал лишать их жизни. Не было необходимости делать это. Моя ответственность перед собой и перед теми, кого я люблю, состояла в том, чтобы устранить угрозу, с тем чтобы мы могли жить. И это я осуществил.

Наша месть будет заключаться в том, что мы будем вести жизнь, полную любви, веселого смеха и радости.

Мы обратим наше внимание и потратим наши драгоценные жизни на самые значительные дела, которые ожидают нас, на тех, кого мы любим, о ком заботимся и, в конце концов, к нашему будущему.

Те из вас, кто оказался в только что созданном отделенном мире, смогут в будущем увидеть то, что вы хотели принести нам: тысячелетия тьмы.

Я предполагаю, что вы будете вечно поклоняться тому, с чем у вас больше не будет никакой связи и даже возможности такой связи; вы будете вечно молиться о загробной жизни в мире духов вместе с Создателем, но будете навечно отрезаны от любого другого мира, оставаясь в своем собственном. В этом отделенном мире вы будете вести собственную жизнь, а когда умрете, то будете просто мертвы. Ваши души перестанут существовать. Ваши души угаснут вместе с вашими жизнями.

Ваша жизнь будет в вашем распоряжении, но если вы вновь потратите ее на то, чтобы продолжать поклоняться другим мирам, во имя видений вечного спасения, желая таким образом сбежать от реальности бытия, вы пожнете лишь пустоту смерти, после того как потратите жизнь, не прожив ее. У вас будет шанс иметь жизнь, и будет в вашей власти – или высоко ценить эту драгоценную жизнь, или выбросить ее, разменяв ни на что.

Вам хотелось нового рассвета для человечества. Вам хотелось обрести такой мир жизни, в котором захват другого царства, другой реальности воспринимался бы как благороднейшее дело человечества. Я оставляю вам в дар это ваше желание. Теперь вам предстоит жить с ним.

Мы же будем свободны от вас.

Ваш мир будет только вашим миром. Вы никогда не сможете вернуться в этот вот мир, потому что для вас не будет пути назад. Как только эти врата закроются, для вас больше не будет преисподней, как черного хода, как не будет для вас и другого мира, кроме вашего собственного мира. И больше не будет средств попасть в этот, наш мир, и в другие миры, наслоившиеся на него.

Те из нас, кто остаются здесь, будут продолжать жить в нашем мире, как и прежде, вместе со всем тем, что существовало в нем, со всеми царствами, которые все время существовали рядом с этим миром, то есть миром живого.

Ваш же мир не будет окружен никакими царствами. Он будет островом жизни. Вечность будет отделять его от всего, что находится здесь. Это значит, что вы будете отрезаны в том числе и от преисподней, от царства мертвых.

Ваше существование в вашем мире будет ограниченным. У вас будет ваша собственная жизнь, но когда умрете, ваши души прекратят существование. У вас есть лишь один способ существования – в вашем мире жизни. Если вы продолжите попусту растрачивать ее, если не сумеете воспользоваться своим разумом для надлежащего осмысления реальности вашего мира, вашего единственного существования, вы утратите всю бесценную значимость вашей единственной жизни.

У вас есть жизнь. И теперь у вас есть свой собственный мир. Вы никогда не сможете вернуться вот в этот. Вы никогда больше не сможете причинить нам вред. Я даю вам то, к чему вы стремились: мир без драконов… и без всего того, что связано с магией. Вы будете обречены на вечную тоску о том, чего больше не сможете обрести.

Уверен, каждый новый день будет доставлять нам новые испытания, с которыми придется справляться, но среди них уже не будет верований Ордена. И, как сказала Никки, здесь вы просто лишние и никому не нужны.

Глава 63

В чистое белое пространство вступила его сестра Дженнсен. С ней был и Том, его рука обнимала ее плечи. Рядом с ними оказались Энсен, Оуэн и Мерили. За исключением Тома, они все были изначально лишенными дара – они были Столпы Творения.

– Ричард, – сказала Дженнсен, – мы хотим отправиться в другой, только что созданный, новый мир.

Слеза скатилась по щеке Ричарда. Он знал, что все такие же, как она, слышали их, и все они согласны с ней.

– Вы все, каждый из вас, имеете полное право оставаться здесь и жить совершенно свободно.

– Я знаю, – сказала она за всех. – Но ты учил меня ценить жизнь и уважать жизнь других. Этот мир – мир магии. Мы не хотим, чтобы наша жизнь происходила в ущерб этому миру и влияла на тех, кто живет здесь и чье бытие зависит от магии. Мы Столпы Творения. Нам необходимо существовать в другом мире, мире без магии. Этот мир – это твой мир. А тот дальний мир – это мир наш.

Ричард погладил ее по щеке.

– Как бы мне ни хотелось, чтобы ты осталась здесь, но я все понимаю.

Это было не просто понимание: он знал, что они захотят уйти в тот, другой мир.

Ричард улыбнулся, глядя на то, насколько она действительно красива и какой она добрый человек.

– Думаю, там ты найдешь безопасный дом для себя и для своих друзей.

– Вы считаете, что там мы будем в безопасности, Лорд Рал? – спросил Том. – Я имею в виду, если принять во внимание природу людей, которых вы отправляете населять и обживать этот новый отдельный мир?

Ричард кивнул.

– Такие движения, как Орден, которые лишь разлагают и разрушают жизнь своих сторонников и верующих, нуждаются во врагах, чтобы отвлекать внимание от той глубочайшей нищеты, которую они порождают. Великий демон дает им оправдание этой нищеты. Такой враг, которым были мы, – это клей, что связывает вместе все валящиеся на них страдания. Без наличия отговорки в виде сильного злостного врага, которого можно обвинять во всем, их идеи, даже если они безгранично властвуют тысячу лет, в конечном счете обрушатся сами по себе. Самая обычная тирания вырастает, как правило, на подобных руинах, из нее слабо разгорается это же пламя, и история повторяется вновь, на каждом цикле бесконечного, но ограниченного развития людей, сваливающих вину на других.

Те, кто лишен дара, будут слишком незначительным врагом для Ордена, чтобы обращать на них внимание, замечать или обвинять. Вы окажетесь слишком мелким врагом, слишком незначительными по численности, чтобы стать для них полезным предлогом или оправданием.

– Нам ничто не будет угрожать, – сказала Дженнсен, отвечая на беспокойство, все еще отражающееся в глазах Ричарда. – При отсутствии такого врага, какой был у них здесь, с которым можно вести борьбу и захватывать его земли, люди Ордена обратят свою ненависть внутрь себя. Они станут жертвами друг друга. Мы постараемся не привлекать к себе заметного внимания, и с нами все будет в порядке.

Ричард кивнул.

– Если вы встанете на их пути, если попадетесь им на глаза, они всех вас растерзают, но я надеюсь, что ты и твои люди сможете найти место… возможно, в том районе, который в этом мире известен как Бандакар. Там вы наверняка сможете жить собственной жизнью. Хотелось бы, чтобы все было немного иначе, но я знаю, что по-другому невозможно.

Я направил заклинание Огненной Цепи в этот новосозданный мир, – сказал он ей. – Оно будет работать там, воздействуя на всех людей, стирая память этого мира, память обо всем, что вы оставили здесь. Мне пришлось оставить в этом заклинании и те искажения, что внесены в него гармониями, с тем чтобы гарантировать, что в том новом мире окажется уничтожена любая занесенная туда магия.

И вместе с магией будет уничтожена любая память об этом месте.

Не представляю, как и чем будет заполнена пустота в памяти людей, – что именно в конечном счете заменит их настоящую историю и их настоящие воспоминания. Возникшие новые воспоминания будут казаться более верными и более точными, чем действительность, чем то, что было когда-то здесь. Те созданные воспоминания окажутся связаны друг с другом в разумах людей благодаря заклинанию Огненной Цепи, станут общей уверенностью и общим несомненным фактом. Это верование будет господствовать над будущими поколениями, несмотря ни на что. Каждое воспоминание о нас в том отделенном мире в конце концов будет потеряно.

Но я не могу быть уверенным, что заклинание Огненной Цепи и загрязнение, разрушающее магию, сработают до конца в соответствии с тем, как они действуют. Я не могу быть уверенным, что все, обладающие хоть какой-то магией, не найдут пути для ее сохранения.

Ричард опустил руку на плечо Дженнсен.

– Ты и подобные тебе будут гарантией будущего вашего мира, гарантией того, что магия окажется полностью изъята из существования в этом мире для будущих поколений. Когда ваши потомки будут иметь отношение к каждому родившемуся, то в том далеком мире больше не останется магии, даже если кто-то и попытается сохранить ее, чтобы использовать во имя амбиций и собственного честолюбия. Время и все те Столпы Творения, которые родятся в будущем, распространят ваши свойства, приводящие к отсутствию даже искры природного дара, так что в будущем в том мире никто не сможет родиться даже с малой искрой дара, и потому никто не сможет вернуть магию туда. Но здесь она по-прежнему будет жить.

Я знаю, что ты будешь помнить меня, Дженнсен, но знаю также и то, что пройдет время, и эта память, вместе со всем остальным, что связано с нашим миром, со всем, что было в нем, ускользнет и станет не более чем легендой.

Ричард повернулся к Тому, рослому светловолосому д’ха-рианину.

– Ты не относишься к тем, кто лишен по рождению дара.

Том кивнул.

– Но я люблю Дженнсен и больше всего на свете хочу быть с ней. Где бы мы ни оказались, это будет замечательно, как замечательной будет та жизнь, которая ждет нас вместе с ней. И я восхищен перспективой помогать в строительстве нового мира для нас, мира, где Дженнсен и все остальные, неотмеченные природным даром, не будут чем-то особым, а будут просто людьми.

Я прошу, Лорд Рал, чтобы вы освободили меня от обязанности служить вам, чтобы я мог посвятить свою жизнь любви и защите вашей сестры, а также всех остальных наших людей в нашем новом мире.

Ричард улыбнулся, и они пожали друг другу руки.

– Мне нет нужды освобождать тебя, Том. Ты всегда служил мне по собственной воле. Я буду всегда благодарен тебе за то, что ты сделал Дженнсен счастливой.

Том выразил признательность, приложив сжатый кулак к сердцу, а затем, улыбаясь, на мгновение обнял Ричарда. Оуэн, Энсен и Мерили, улыбаясь от восторга ввиду ожидающей их впереди жизни, пожали руку Ричарду и поблагодарили его за то, что научил их воспринимать и ценить жизнь.

– Я очень люблю тебя, – прошептала Дженнсен, крепко обнимая его. – Благодарю тебя, Ричард, за то, что ты помог мне полюбить жизнь. Даже если я забуду тебя, ты всегда будешь оставаться в моем сердце.

Едва она чуть отдалилась, она и другие начали поглощаться белой пустотой врат.

Оставшись совершенно один, окруженный все той же белой пустой, Ричард снова схватился рукой за Меч Истины, собираясь выдернуть его из шкатулки Одена, как вынимают ключ, заперев ворота. Но думать в этот момент он мог только о том, что даже если удалось так замечательно осуществить все, что он спланировал, то единственная вещь, на которую он надеялся больше всего, ему все же и не удалась.

Стерильное поле, необходимое, чтобы сила Одена добилась полного успеха, оказалось загрязнено. Кэлен заранее узнала, что он любил ее.

– Ты на редкость необычайный человек, Ричард Рал, – раздался самый чудесный из голосов в мире.

Ричард повернулся и увидел, что она стоит перед ним. Зеленые глаза искрились. Лицо украшала особая улыбка, которую она не являла больше никому.

Ричард стоял застывший, одной рукой все еще сжимая меч с такой силой, что и сам ощущал, как слово «истина» вдавилось в его ладонь.

Кэлен подошла ближе и плавно обняла его за шею.

– Ричард, я люблю тебя.

Ричард тоже обнял ее, и чувства переполнили его в эту минуту.

– Не понимаю. Это не должно было получиться, поскольку стерильное поле оказалось нарушено предварительным знанием.

– Но я была защищена, – сказала она с хитрой улыбкой. Ричард нахмурился.

– Защищена? Но как?

– К тому времени я уже вновь влюбилась в тебя. Для меня не требовалось стерильного поля. Думаю, что с первого момента, как я увидела тебя в той клетке, с того момента, как только она въехала в лагерь Ордена, я полюбила тебя. Во всем, что делал, ты показывал, какой ты человек… именно такой человек, которого я полюбила так давно, человек, за которого я вышла замуж в той деревне людей Племени Тины.

Когда ты дал мне ту резную фигурку, Дух, это лишний раз подтвердило все, что я узнала.

Искусство раскрывает внутренний мир самого художника. Искусство выявляет идеалы человека, что представляется ему ценным. Только человек, обладающий таким почтением и таким страстным отношением к благородству человеческого духа, мог быть тем, кто разделяет мое собственное страстное отношение к жизни.

Ричард улыбнулся и почувствовал, как слеза скатилась по его щеке.

– Я отправился в преисподнюю, чтобы забрать воспоминания, отобранные Огненной Цепью посредством магии Ущерба. И там я узнал, что суть всех воспоминаний может быть восстановлена, если ты примешь их по собственной воле. И тогда я вложил их в то резное изображение.

Приняв его, ты приняла воспоминания всех и каждого. Ты разорвала заклинание Огненной Цепи, которое забрало так много у очень многих. Будучи настолько склонной воспринимать все доброе, оценивать красоту жизни и удерживать ее в своем сердце, ты вернула каждому его память.

Она пристально смотрела в его глаза очень долгую минуту.

А затем он поцеловал свою жену – женщину, которую любил, женщину, которая значила для него все. Женщину, которая любила его.

Женщину, ради которой отправился в преисподнюю и вернулся назад.

Но перед тем как забыться в этом поцелуе, когда ее руки еще крепче сомкнулись вокруг него, он выдернул Меч Истины из шкатулки Одена, запирая врата на все времена.

Когда Ричард наконец-то открыл глаза, окружающий мир вернулся на место. Зедд стоял неподалеку, наблюдая за ними и посмеиваясь.

– Зедд, – сказал Ричард, оглядывая и всех остальных, находившихся здесь.

– Не стоит извиняться, мой мальчик.

– А я и не извиняюсь.

Зедд жестом показал, чтобы они продолжали.

– Ну, в конце концов у тебя есть право целовать свою жену после долгой разлуки. Я всегда знал, что вы двое принадлежите друг другу навсегда. Я просто хотел, чтобы и сам ты скорее осознал это.

Ричард бросил сердитый взгляд в сторону деда.

– Извини, что тебе пришлось об этом побеспокоиться. Возможно, тебе следовало бы с самого начала учить меня немного лучше, тогда результата не пришлось бы ждать так долго.

Зедд пожал плечами.

– Похоже, я был хорошим учителем – ты справился совсем, и вполне неплохо.

– Ричард, – сказал Натан, выходя вперед. – Ты понимаешь, что только что сделал?

Ричард огляделся.

– Ну, надеюсь, что да.

– Ты только что исполнил пророчество!

Ричард скептически вскинул голову.

– Что за пророчество?

– Пророчество о великой пустоте!

Ричард сделал гримасу.

– Я попросту спас всех нас от великой пустоты, которая, как ты предупреждал, в этом пророчестве была указана как угроза.

Натан в возбуждении вскинул руки.

– Нет, нет, разве ты не понимаешь? Ты только что создал мир, в котором не существует магии. Именно его пророчество воспринимает как пустоту – потому что не способно показать мир, в котором отсутствует магия! Пророчество лишь предсказывало совершенное тобой. То, что ты расколол миры, – в пророчестве отразилось развилкой. Великая пустота в понятиях пророчества – и есть тот самый другой мир.

Ричард вздохнул.

– Ну как скажешь, Натан.

– Я все-таки кое-чего не понимаю, – сказал Зедд. – Откуда ты узнал, что Меч Истины – ключ для использования шкатулок Одена? Ну да, ты понял, что «Книга сочтенных теней» не может быть настоящим ключом, потому что Оден появился раньше, чем Исповедницы. Но ведь Оден появился и раньше, чем Меч Истины. Как меч мог оказаться ключом?

– Меч защищал мой разум от заклинания Огненной Цепи, потому что шкатулки Одена противодействуют ему, а Меч Истины – или, точнее, магия, вложенная в него, – это ключ к шкатулкам, поскольку он часть Одена. Потребовалась искра озарения, чтобы я понял, что именно меч служит ключом – ведь я держал его в руках, когда сестры запускали заклинание, и он защитил мою память, не давая мне забыть Кэлен, и меч останавливал непрерывно действующий процесс потери памяти у всех, кто касался его.

Зедд упер руки в бока.

– Но меч был создан позже Одена.

– Это тоже всего лишь хитрость.

– Хитрость?

– Как лучше всего защитить что-то, обладающее такой огромной силой, если не хитростью? А вовсе не комплексом сложных экстравагантных магических построений «Книги сочтенных теней», как все думали.

В конце концов, хитрость, исполненная надлежащим образом, это тоже магия. – Ричард улыбнулся. – Ты сам учил меня этому, помнишь? Именно это и сделали тогда волшебники. Все, что связано с «Книгой сочтенных теней», было хитростью, чтобы замаскировать истинный ключ: Меч Истины. В меч была вложена магия, необходимая, чтобы применять Оден; книга же была уловкой, обманкой, чтобы каждый оказался сбит со следа.

Истинный ключ – меч – обладает элементами магии, которые дополняют и довершают построение магии Одена. Меч содержит все необходимое для этого – а именно, магию, вложенную в него сотнями волшебников. Меч, может, и был создан позже, но магия, которую вложили в него, была магией, созданной теми самыми волшебниками, которые сотворили Оден. И он все время находился у всех под носом.

Именно поэтому Меч Истины всегда был на ответственности Первого волшебника. Он был более чем бесценным.

И ты, Зедд, был достойным хранителем меча. Ты нашел подходящего человека для него, достаточно правильного, чтобы сделать его настоящим Искателем Истины.

Причина, по которой следовало найти правильного человека, заключалась в том, что только человек с любовью к жизни и симпатией ко всем живущим способен обратить лезвие меча в белый цвет. Только такой человек, когда он касается правильной шкатулки, может обратить это лезвие в белый цвет.

Только настоящий Искатель Истины способен воспользоваться Мечом Истины, а значит, и силой Одена.

Это следует из предупреждения в самом начале «Книги Жизни», гласящего: «Тем же, кто пришел сюда, чтобы посеять ненависть, – лучше уйти, ибо их ненависть обратится против них самих». Меч Истины требует сострадания в работе. Ненависть не обратит лезвие в белый цвет… Только сострадание сделает это. Это и есть последнее защитное средство для Одена. Одновременно оно служит и ключом к его шкатулкам.

Нельзя использовать ненависть, применяя силу Одена. Ненависть не может быть частью правильного ответа. «Книга Жизни» предупреждает именно об этом. Если принять эту концепцию, все оказывается очень просто.

– Да, теперь я вижу, насколько все просто, – пробормотал Зедд себе под нос, запуская палец в густую копну непокорных седых волос, чтобы почесать голову.

Натан прищелкнул пальцами, поворачиваясь к Зедду.

– Теперь я понял и другое пророчество.

Зедд поднял глаза.

– Какое же?

Натан наклонился ближе к нему.

– Помнишь: «Однажды придет не родившийся в этом мире, чтобы спасти его»? И вот теперь это обрело смысл.

Зедд нахмурился.

– Похоже, не для меня.

Натан махнул рукой.

– Ладно, разберемся со всем этим позже.

Зедд вновь обратил настойчивый взгляд к Ричарду.

– Остается еще множество вопросов, в которых следует разобраться. Как Первый волшебник, я хотел бы знать все, чтобы мог сказать, все ли детали ты правильно отработал. А что если ты допустил какой-то просчет в одном из аспектов такого сложного дела? Мы должны знать…

– У меня просто не было времени, – сказал Ричард, обрывая его. – Иногда выпадает лишь мгновение, чтобы сделать что-то, и при таких обстоятельствах не каждая случайность может быть учтена или выбрана. В такой момент благоприятной возможности невозможно учесть все обстоятельства, а тем более проанализировать и просчитать их.

Бывает неизмеримо лучше поймать шанс и сделать все, что ты можешь, даже зная, что это подойдет не для всех случаев, чем просто не сделать ничего.

И только позже можно попытаться пройти через все эти «а что, если» и «наверное, да».

Я обязан был действовать. Я сделал все, что мог, прежде чем стало просто поздно.

Зедд улыбнулся, а затем схватил Ричарда за плечо и встряхнул его.

– Ты все сделал хорошо, мой мальчик. Ты все сделал правильно.

– Да, он действительно справился, – сказала Никки.

Все повернулись, чтобы посмотреть на нее, приближающуюся по дорожке с широкой улыбкой на лице.

– Я сходила проверила. Армия Имперского Ордена исчезла с просторов равнин Азрита. Внизу осталось немного людей, подобных Брюсу, которые хотят обрести возможность жить свободно, чтобы пытаться самим управлять своей жизнью.

Одобрительные возгласы послышались со всех сторон зала от услышавших подтверждение того, что армии Имперского Ордена больше нет.

Когда Никки приблизилась к ним, Кэлен тут же обняла ее. Затем она отстранилась и понимающе улыбнулась.

– Только тот, кто действительно любит его, сделал бы столько, чтобы вернуть меня назад. Ты больше, чем просто наш друг.

– Ричард научил меня, что любить кого-то – означает иногда ставить его самые сокровенные желания выше своих собственных. Не буду отрицать, что люблю его, Кэлен, но я безмерно счастлива за вас обоих. Видеть вас двоих вместе мне очень радостно.

Никки вновь обратила свое внимание к Ричарду. Она выглядела очень серьезной, почти обеспокоенной.

– Мне хотелось бы знать, как это тебе удалось создать тот другой мир по другую сторону небытия и отправить туда всех этих людей?

– Ну, – начал он, – я прочитал в книгах по оденической теории, что врата, которые создаются в процессе, способны разворачивать магические процессы, как при противодействии Огненной Цепи. Это подсказало мне идею.

Он достал из кармана кусок белой ткани.

– Видите это? Вот здесь упала капля чернил.

Зедд наклонился ближе.

– Ну и что?

Тогда Ричард развернул белую ткань.

– Смотрите, – сказал он, указывая на две точки на противоположных сторонах куска. – Когда ткань сложена, эти две точки касаются друг друга. Когда мы разворачиваем ее, они оказываются на противоположных сторонах куска ткани.

Сила Одена способна смещать бытие. В сущности, Оден – это кривизна в бытии, способная уничтожить Огненную Цепь и восстановить память. Так что, попросту говоря, я использовал силу Одена, чтобы создать слепок или новую копию этого мира. Оден направил тех людей через врата в тот самый другой мир, который фактически находился прямо здесь, на этом же самом месте. А затем, когда я выдернул меч из шкатулки и тем самым закрыл врата, этот другой мир оказался по другую сторону бытия – точно так же, как эта точка, которая в какой-то момент касалась оригинала, теперь находится на другом краю куска ткани.

– Ты хочешь сказать, – сказал Зедд, глубоко задумавшись и продолжая поглаживать подбородок, – что Оден создал врата, которые соединяли два разных места, чтобы позволить тем, кто хотел иметь мир без магии, сделать шаг через них, а затем разделил эти два мира навсегда.

– А ты сообразительный ученик, – поддразнивая его, заметил Ричард.

Зедд с силой хлопнул Ричарда по плечу.

Ричард сделал несколько шагов и опустил руку на плечо Верны.

– Именно Уоррен заронил в меня искру этой идеи. Это он сказал мне, что шкатулки Одена – врата, своего рода потайной ход через преисподнюю. Я бы не догадался сделать все это без Уоррена. Своим знанием он помог всем нам.

Со слезами на глазах Верна ласково погладила Ричарда по спине, выражая тем самым глубокую признательность.

Ричард приподнял амулет, который носил на шее, тот самый, который когда-то носил волшебник Барах.

– Этот амулет изображает танец со смертью. Это нечто гораздо большее, чем сражение на мечах или борьба за жизнь. Этот символ, помимо прочего, содержит то, что заставило меня отправиться в преисподнюю, в царство мертвых. Это часть того, что Барах намеревался донести до моего понимания.

Но этот амулет показывает еще и то, что заключительное движение танца со смертью, убийственный выпад, – необходимо при использовании шкатулок Одена.

Кэлен обняла его рукой.

– Ричард, ты сделал все, чтобы волшебник Барах гордился тобой.

– Ты сделал так, что мы все гордимся тобой, Ричард, – заметил Зедд.

Голубые глаза Никки искрились от счастья.

– Он действительно сделал это.

Зедд светился такой улыбкой, какой Ричард не видел у него уже долгое время. Это был прежний Зедд, дед Ричарда, его наставник и друг. Зедд продолжал со сдержанной гордостью:

– То, что пытались сделать древние волшебники, создавая великий барьер на юге, и то, что пытался делать я, как Первый волшебник, создавая границы, ты, Ричард, осуществил на самом деле.

Ты устранил угрозу того, что мы могли бы снова подвергнуться нападению, но сохранил и жизнь, как гарантию будущего. Все дети тех людей будут иметь возможность выучиться на ошибках своих родителей, и, вероятно, они выучатся, вырастут и будут выше того, чтобы выбрать ненависть к другим в качестве способа существования. Ты даровал им целый мир, чтобы изжить их ненависть к жизни, мир, который они могут погрузить в тысячелетия тьмы, но при этом дал еще и шанс будущим поколениям на то, чтобы возродить там человечество, которое с надеждой примет жизнь и благородство человеческого духа.

Ты даровал обоим мирам право на жизнь, и сделал это с помощью силы, но без участия ненависти.

Глава 64

Успокаивающий ветерок слегка трепал рыжие волосы Дженнсен, в то время как она всматривалась в витиеватую букву «Р», выгравированную на серебряной рукоятке ее ножа.

– Думаешь о своем брате? – спросил Том, подойдя к ней и выводя ее из плена воспоминаний.

Она улыбнулась мужу и обняла его одной рукой.

– Да, это радостные воспоминания.

– Ага, мне тоже не хватает Лорда Рала. Он вытащил свой собственный нож, чтобы посмотреть на него. Это был близнец ножа Дженнсен. На нем тоже была витиеватая буква «Р», обозначавшая Дом Ралов. Том значительную часть своей еще недолгой, но уже осмысленной жизни был членом специального отряда, который нес тайную службу, охраняя Лорда Рала. Именно так он заслужил право носить этот нож.

Дженнсен прислонилась плечом к косяку дверного проема.

– Похоже, ты только тогда и проникся духом службы Лорду Ралу, когда отказался от всего, чтобы отправиться сюда, вместе со мной.

– Знаешь, – сказал он, улыбаясь и убирая нож обратно в чехол, – я все-таки предпочитаю новую жизнь с новой женой.

Она обняла его обеими руками.

– Ну да, именно так? – спросила она, поддразнивая его.

– И мне нравится моя новая фамилия, – добавил он. – Я уже наконец-то привык к ней. Знаешь, мне с ней даже удобнее.

Когда они поженились, Том принял ее родовое имя, Рал, с тем, чтобы они могли сохранить его в новом мире. Похоже, это было единственным способом сохранить память о человеке, даровавшем им эту новую жизнь. Иначе это имя просто исчезнет из их памяти.

Для Дженнсен было довольно странно, что множество людей уже не помнили то место, из которого они пришли, не помнили свой прежний мир. Это было именно так, как предупреждал Ричард. Заклинание Огненной Цепи отобрало их воспоминания, а пустые места в их памяти оказались замещены новыми воспоминаниями, новыми верованиями о том, кто они такие. Поскольку заклинание Огненной Цепи и загрязнение в нем относились к магии Ущерба, то оно воздействовало и на изначально лишенных дара людей, так что даже они непрерывно теряли остатки памяти о том, кем и чем они были.

По большей части магия стала всего лишь суеверием. Волшебники и волшебницы утратили всякую значимость. Они перекочевали в сказки, которые обычно рассказывают у костров, чтобы пугать окружающих, вызывая лишь добродушный смех. Драконы стали обитателями только фольклора. В этом мире не было никаких драконов.

Все магические способности постепенно увядали, затихая. Они гасились загрязнением от гармоний. День ото дня обладавшие даром становились все менее и менее сильными. В конечном счете они превратились в старых колдуний и колдунов, живущих вдали от людей в болотистых лесах, и большинство считали их попросту сумасшедшими.

Любой след природного дара, если таковой еще сохранялся, не уничтоженный загрязнением гармоний, которое переместилось вместе со всеми в этот мир, постепенно будет ликвидирован потомками изначально лишенных дара. Через считанное число поколений от него не останется и следа – именно этого и добивался Орден.

Теперь все были озабочены более важными делами. Жизнь людей превратилась в тяжелый труд по выживанию, поскольку больше не было никого, кто усовершенствует и доведет до ума что-либо, дающее нужный результат. Люди забыли, как делать вещи. Даже то, что всегда казалось привычным и вполне обыденным – например, способы строительства, – оказалось утрачено. Люди, живущие здесь, не знали, как созидать, – они зависели от других во всем, что касалось строительства и создания нового. А это ставило грядущие поколения перед необходимостью открывать для себя все заново.

Те, кто в их прежней жизни занимался созданием и изобретением чего-то, делал для других жизнь проще и легче, а значит, был объектом ненависти, отсутствовали в этом мире, и некому было делать жизнь легче. Оставшиеся большей частью сами восполняли эти недостатки бытия, насколько могли.

Для большинства живущих в наступившие темные века болезнь и смерть были постоянными спутниками. Как и в том мире, из которого были изгнаны, они обратились к суевериям и мрачно, с присущим им фатализмом, приняли нищету жизни и сопровождающую ее глубокую приверженность вере.

Казалось, куда ни приезжали Том и Дженнсен в попытках обмена и торговли продовольствием, они видели церкви, выраставшие как символы надежды человечества на спасение от нищеты. Духовенство странствовало по миру и требовало поклонения Ему.

Дженнсен и ее люди держались главным образом друг друга, наслаждаясь плодами собственного труда и радостью жизни вдалеке от тиранов и жестоких людей. Хотя некоторые из них приняли догматы навязываемой религиозной веры. Им казалось легче соглашаться с этой верой, чем подвергать сомнению, и принимать готовые мысли, чем думать самостоятельно.

Дженнсен знала, что их мир погрузится в очень суровые и темные века, но знала и то, что среди этого мрака она и те, кто с ней, могут создать небольшой, но их собственный мирок, наполненного счастьем, радостью и весельем. Остальные, оказавшись погружены в страдания, часть этого мира будет слишком заняты, чтобы доставлять беспокойство удаленному месту, где проживает небольшая группа таких тихих людей. Хотя некоторые из изначально лишенных дара, когда их воспоминания о старом мире полностью исчезли, ушли, чтобы раствориться в городах и других отдаленных поселках.

Непреднамеренно они распространяли основное свойство людей, лишенных дара, которое в итоге окажется и в самых дальних уголках этого мира.

– Ну, как там наш огород? – спросила Дженнсен Тома, когда он сбивал землю со своих сапог.

Он почесал шапку светлых волос и рассмеялся.

– Все просто отлично, Дженн. Можешь ли ты поверить? Я выращиваю овощи – я, Том Рал. И нахожу это более чем приятным. И еще мне кажется, свинья вот-вот должна принести потомство. А Бетти возле нее так и крутится. Судя по тому, как она виляет при этом хвостом, могу предположить, что она будет считать этих маленьких поросят своими.

Бетти, коричневая коза Дженнсен, любила свой новый дом. Почти все время она проводила около хозяев, а еще любила наводить порядок в курятнике, или, вернее, попросту править в нем. Под ее присмотром была пара лошадей, которых она очень любила, мул, которого она терпеливо переносила, и цыплята, которых она терпела, посматривая свысока. И сама она тоже собиралась иметь приплод.

Том прислонился к стене, расправив плечи, и сложил руки, наслаждаясь весенней красотой вокруг.

– Думаю, наши дела пойдут хорошо, Дженн.

Она поднялась на носки и поцеловала его в щеку.

– Это замечательно, потому что я собираюсь завести ребенка.

Несколько секунд он смотрел, как пораженный громом; а затем с диким выкриком подпрыгнул на месте.

– Ты! Дженнсен, как это чудесно! Мы принесем в этот новый мир нового маленького Рала? В самом деле?

Дженнсен рассмеялась, кивками отвечая на его восклицания.

Как хотелось бы ей, чтобы Ричард и Кэлен знали об этом, чтобы они могли прийти и навестить их, когда у нее действительно будет ребенок.

Но Ричард и Кэлен теперь находились в другом мире.

Она любила эти широкие солнечные поля, деревья, поднимавшиеся за ними прекрасные горы и уютный дом, который они сами построили. И это был их родной дом. Дом, полный любви и жизни. Ей было грустно, что ее мать не может увидеть, как она живет в этом мире. Ей очень хотелось, чтобы Кэлен и Ричард смогли бы увидеть ее новый дом и все вокруг, что она и Том создали на пустом месте. И она знала, как гордился бы за это ею Ричард.

Дженнсен знала, что Ричард существует на самом деле, но для остальных ее друзей в этом новом мире Ричард и то, что связано с ним, то, к чему он имел отношение, то, что они когда-то знали о нем, – все ушло в туманное царство легенд и мифов.

Глава 65

Кэлен останавливалась после каждого шага, казалось, лишь для того, чтобы поприветствовать людей вокруг. Она поднималась на носки, чтобы бросить взгляд через толпу, в попытках увидеть тех, кого разыскивала, кого была рада увидеть вновь. Было такое впечатление, что весь мир собрался здесь, в просторных коридорах и залах Народного Дворца. Она не припоминала, чтобы видела когда-нибудь так много собравшихся по какому-либо поводу.

Но ведь, с другой стороны, это было особое событие, такое, подобного которому никогда не случалось раньше. И никто не хотел пропустить его.

Мир стал другим. Когда такое количество людей, посвятивших себя ненависти, исчезло из этого мира, отправившись в свой собственный, то, похоже, наступило духовное перерождение. При меньшем числе людей потребность в создаваемой в результате труда пище и других товарах удовлетворялась за счет сберегающих труд новшеств и открытий. Каждый день она слышала о достижениях, о создании чего-то нового, небывалого. Возможности для отдельных людей созидать и благоденствовать теперь не имели никаких ограничений. Казалось, мир расцветал.

Кэлен остановилась, когда кто-то ухватил ее за руку. Она обернулась и увидела Джиллиан вместе с ее дедом. Кэлен крепко обняла девушку и тут же поведала деду, какой смелой та была и как помогала всем, насылая сны. И дед ее сиял от гордости.

Со всех сторон к Кэлен пробивались люди, желавшие коснуться ее руки, сказать ей, какая она красивая, и расспросить про их с Ричардом дела. Казалось, толпа катилась вместе с ней. Это вызывало настоящий восторг – видеть, как этот праздник с такой радостью и благорасположением объединяет всех вокруг.

Вскоре ее остановили несколько служителей подземелья, чтобы выразить свое восхищение приглашением сюда. Она обняла одну из женщин, чтобы остановить безудержный поток слов. С того момента, как Ричард применил силу Одена, у них вновь отрасли языки, и Кэлен казалось, что все они только и делают, что говорят.

Кэлен заметила и Натана, шествующего через зал. Прямые седые волосы спадали на его широкие плечи, прикрытые голубой бархатной накидкой, из-под которой видна белая оборчатая рубашка. На бедре у него висел изящный меч – по его словам, это придает ему эффектный и даже лихой вид. С обеих сторон его сопровождали очень привлекательной женщине, так что, как предположила Кэлен, это приносит свои плоды. Кэлен надеялась, что и Ричард будет так же сурово красив, нося меч в тысячелетнем возрасте.

Через окружающее ее море людей она помахала Натану. Тот жестом показал, что увидится с ней при встрече с Ричардом. И она направилась в ту же сторону, что и он. Но как только заметила Верну, тут же ухватила ее за руку.

– Верна, и ты здесь!

Улыбка Верны сияла как солнце.

– Я и не подумала бы пропустить такое событие.

– А как дела в Цитадели Волшебника? Счастливы ли там твои сестры?

Улыбка Верны стала шире.

– Не знаю, с чего и начать, Кэлен. Мы отыскали еще несколько новых мальчиков, обладающих даром. Теперь они живут у нас, и мы заняты их обучением. Это отличается от того, что было раньше, все идет намного лучше. А тем более так ново и восхитительно стало с участием и помощью Первого волшебника! Просто удивительно следить, как эти молодые мальчики приходят к пониманию того, насколько дивная штука их дар.

– А как вообще жизнь с Зеддом в этой Цитадели?

– Похоже, Зедд еще никогда не был так счастлив. Можно было подумать, что, когда в Цитадели стало так много людей, он сделается невыносимо брюзгливым, но я скажу тебе, Кэлен, Зедд просто ожил! Он в восторге, как ребенок, оттого что Чейз и Эмма переселились туда со всеми своими детьми, а новые мальчики совершенствуют свой дар. Это место вновь полно жизни.

Кэлен радовалась, слыша обо всем этом.

– Это просто чудесно, Верна.

– А когда вы заглянете? Каждый из нас хочет снова увидеть и тебя, и Ричарда. Зедд позаботился о том, чтобы занялись восстановлением Дворца Исповедниц. И тот теперь вновь обретает величественный вид. Все готово к тому, чтобы ты навестила свой дом, как только захочешь. Ты не поверишь – все служители уже вернулись туда, и все надеются, что и ты, и Ричард проведете там хоть какое-то время.

Для Кэлен было большой радостью узнать, что так много людей искренне желают встретиться с ней. Она выросла как Исповедница, как женщина, почитаемая всеми. Теперь, благодаря Ричарду и всем этим событиям, ее любили просто такой, какая она есть, а не только как Мать-Исповедницу.

– Очень скоро, Верна, очень скоро. Ричард и сам говорил, что собирается побыть там. Этот дворец сводит его с ума. Здесь его окружает один только мрамор, а он хочет отправиться куда-то, чтобы посмотреть на деревья.

Верна поцеловала ее в щеку, и Кэлен продолжила свой путь. Она сделала всего лишь несколько шагов, когда ее заметил обладатель квадратной челюсти, капитан Циммер, и приветствовал, приложив кулак к груди.

– Хотите показать мне несколько ушей, капитан?

Он понимающе улыбнулся.

– К сожалению, Мать-Исповедница, в последнее время больше нет нужды в их коллекционировании… благодаря вам и Лорду Ралу.

Она лишь слегка потрепала его по плечу, а затем продолжила свой путь.

Наконец сквозь толпу она заметила и Ричарда. Он в тот же момент повернулся, чтобы взглянуть на нее, словно ощутил ее присутствие. Она и не сомневалась, что так оно и было.

При виде его, как это и всегда бывало, она терялась от радости. Он выглядел просто великолепно в костюме боевого чародея, надетом по случаю такого важного события.

Когда она добралась до мужа, а он мягко обхватил ее рукой, приближая к себе, чтобы поцеловать ее, весь остальной мир, тысячи людей, большинство которых, несомненно, наблюдали за ними, исчезли из ее сознания.

– Я люблю тебя, – прошептал он ей на ухо. – Ты здесь самая красивая женщина.

– Ну не знаю, Лорд Рал, – заметила она с веселой улыбкой, – могут найтись и другие. Лучше не судить поспешно.

Ричард заметил Виктора Касселлу, со свирепой улыбкой приложившего в приветствии сжатый кулак к сердцу. Улыбнувшись кузнецу, он ответил на его приветствие подобающим образом.

А затем Кэлен заметила Зедда – и обняла старика обеими руками.

– Зедд!

– Смотри не вытряси из меня остатки жизни.

Она выпустила его, продолжая удерживать за руки.

– Как я рада, что ты пришел!

Ее улыбка была заразительной.

– Разве я мог пропустить такое, моя дорогая.

– Ты доволен? Успел что-нибудь перекусить?

– Я буду доволен еще больше, если Ричард оставит меня, а я смогу насладиться такими привлекательными на вид угощениями.

Ричард изобразил гримасу.

– Зедд, при виде тебя весь персонал кухни разбегается.

– Ну, если кто не любит готовить, он не должен становиться поваром.

Кэлен почувствовала, как кто-то ухватил ее за руку.

– Рэчел! – Она наклонилась и крепко обняла девочку. – Как ты поживаешь?

– Замечательно. Зедд учит меня рисовать. Тогда, когда не занят едой.

Кэлен рассмеялась.

– Тебе нравится жить в Цитадели?

Рэчел просияла.

– Это просто превосходно. У меня теперь есть и братья, и сестры, и друзья. И, разумеется, Чейз и Эмма. Думаю, Чейзу и на самом деле нравится быть хранителем Цитадели.

– Уверен, что это так и есть, – сказал Ричард.

– А когда-нибудь, – добавила Рэчел, – мы сможем переехать в Тамаранг и снова жить в замке. Но Зедд говорит, что я еще не вполне готова к этому.

В Рэчел текла королевская кровь, что давало ей возможность чертить заклинания в священных пещерах. Формально она теперь была королевой Тамаранга. И в один прекрасный день она собиралась стать великой королевой и рисовать замечательные вещи.

– Зедд, – сказала Кэлен, – а ты видел Эди?

– Да. – Зедд улыбался себе под нос. – С Фридрихом Гильдером она стала счастливой. Если и была какая женщина, что заслуживала счастья, то, думаю, именно Эди. Ей повезло, что во время ее путешествия в Цитадель, когда этот дворец был осажден, она повстречалась с Фридрихом. Теперь эти двое, похоже, не могут расстаться друг с другом. Сейчас, когда Айдиндрил снова полон жизни, у Фридриха стало работы по золочению больше, чем он способен справиться. Мне с трудом удается заставить его делать хоть что-нибудь для нас, в Цитадели.

– А у тебя как, все в порядке? – спросила Кэлен.

Его брови поползли вверх.

– Все в порядке будет, когда вы с Ричардом приедете туда и поживете некоторое время. – Он погрозил Ричарду пальцем. – Хочу сказать тебе, Ричард, что временами у меня бывает чувство, что ты уходишь в преисподнюю, чтобы проводить время в Храме Ветров.

Ричард устремил на своего деда спокойный взгляд.

– Храм Ветров находится не в преисподней.

– Разумеется, он находится там. Он был выдворен туда во время…

– Я вернул его.

Зедд окаменел.

– Что?

Ричард кивнул с легкой улыбкой.

– Когда я отправился в преисподнюю, перед тем как применить силу Одена, я сделал там несколько мелких вещей. Пока врата Одена были открыты, я сумел перенести храм назад, туда, где он и должен находиться – в наш мир. Он был задуман, создан и построен разумом человека. Все, что находится в нем, все те вещи тоже были созданы человеческим разумом. И он принадлежит людям. Я перенес его назад, туда, где способны оценить подобные достижения разума.

Зедд все стоял, уставившись на него во все глаза.

– Но это же очень опасно.

– Знаю. Но я убедился, что пока что никто, кроме меня, не может попасть туда. Я подумал, что, когда ты не будешь занят, мы могли бы вместе посетить его. Это на самом деле просто замечательное место. В Небесном зале каменный потолок кажется прозрачным стеклом, сквозь которое виден весь небосвод. Это прекрасное зрелище. Я буду рад показать тебе место, где никто не бывал на протяжении трех тысяч лет.

У Зедда отвисла челюсть. Он поднял палец.

– Ричард, а что еще ты сделал, пока были открыты врата Одена?

Ричард пожал плечами.

– Ну, много всякого разного.

– Например?

– Ну, например, такое: я сделал так, что красные плоды в Срединных землях больше не будут ядовитыми, как и обещал тебе когда-то.

– А еще что?

– Ну, я… о, послушай, сейчас все начнется. Мне нужно идти. Потом как-нибудь это обсудим.

Зедд нахмурился.

– Уж поверь, обсудим.

Взяв Кэлен за руку, Ричард поднялся на возвышение на площади для молитвы. Иган и Улик уже стояли здесь, небрежно сложив руки, ожидая Лорда Рала. Ричард занял свое место, Кэлен – рядом с ним.

Толпа, вливавшаяся через широкий коридор, затихала.

Когда Кэлен наконец увидела, что она приближается, то так широко улыбнулась, что едва не заломило щеки. Толпа разделилась вдоль всего протянувшегося в бесконечность красного ковра, чтобы дать возможность этой паре приблизиться к возвышению. Сопровождающий их эскорт растянулся в длинный хвост.

Кара, казавшаяся просто сияющей, шла выравнивая шаг с Бенджамином, который ступал рядом с ней, и держа его за руку. В военной форме он выглядел внушительно и величественно. Теперь Бенджамин сделался генералом Мейффертом, командующим Первой когортой Народного Дворца.

Кара, как и все морд-ситы, следовавшие сзади, была в костюме из белой кожи. С Бенджамином в черной форме они составляли ошеломляюще выглядевшую пару. Это отчасти напомнило Кэлен ее саму в белом платье Исповедницы и Ричарда в черном костюме боевого чародея.

Никки, красивая как никогда, улыбалась, стоя среди морд-ситов, чтобы представлять Кару как ее официальный свидетель.

– Вы готовы? – спросил Ричард.

Кара и Бенджамин кивнули – как показалось Кэлен, они были слишком взволнованные, чтобы ответить словами.

Ричард слегка наклонился вперед, уставив на Бенджамина хищный взгляд.

– Бен, ты слышишь меня? Никогда не обижай ее!

– Лорд Рал, не думаю, что смогу обидеть ее, даже если и захочу.

– Ты знаешь, что я имею в виду.

Бенджамин широко улыбнулся.

– Знаю, что вы имеете в виду, Лорд Рал.

– Ну хорошо, – с улыбкой произнес Ричард, выпрямляясь.

– Ну а я могу обижать его, если захочу, правда? – спросила Кара.

Ричард выгнул бровь.

– Нет.

Кара широко улыбнулась.

Ричард оглядел примолкшую толпу.

– Дамы и господа, мы собрались здесь сегодня, чтобы присутствовать на удивительном событии: начале совместной жизни Кары и Бенджамина Мейфферта.

Они оба доказали, что служат прекраснейшими образцами таких людей, какими мы все надеемся стать. Сильные, мудрые, преданные тем, кто вверен их заботам, и готовые одолеть все, что препятствует сохранению высшей ценности, которая у нас есть: жизни. Они желают разделить эту жизнь друг с другом.

Голос Ричарда слегка дрогнул.

– Никто в этом зале не может гордиться этим – или ими – больше, чем я.

Кара, Бенджамин, вы связаны не словами, что сейчас звучат здесь, перед всеми нами, а через ваши собственные сердца. Это просто звучит, но в простых вещах кроется великая сила.

Кэлен узнала речь, произнесенную на их собственной свадьбе. Она подумала, что он не мог бы выказать им большего уважения, чем воспользовавшись некоторыми из тех слов для Кары и Бенджамина.

Ричард откашлялся, несколько секунд молчал, чтобы успокоиться.

– Кара, хочешь ли ты, чтобы Бенджамин стал твоим мужем, а ты всегда любила и уважала его?

– Да, хочу, – сказала Кара звонким голосом, который разнесся над толпой.

– Бенджамин, – сказала Кэлен, – хочешь ли ты, чтобы Кара была твоей женой, а ты всегда любил и уважал ее?

– Да, хочу, – сказал Бенджамин так же уверенно.

– Тогда, перед вашими друзьями и всеми, кто любит вас, перед всем народом, – сказал Ричард, – вы объявляетесь супругами на все времена.

Кара и Бенджамин обнялись и поцеловались, в то время как морд-ситы за их спинами что-то выкрикивали, а толпа радостно приветствовала молодоженов.

Когда шум и крики постепенно стихли, а поцелуи закончились, Ричард протянул руку, приглашая их подняться и встать рядом с ним и Кэлен. Бердина все еще вытирала слезы радости о плечо Найды. Кэлен заметила, что Рикка, чьи глаза тоже были полны слез, украсила свои волосы розовой лентой, подаренной ей Никки.

Ричард стоял прямо и гордо, оглядывая все лица, наблюдающие за ним. Если бы Кэлен не видела все тысячи собравшихся здесь, она бы подумала, что залы дворца пустые – такая стояла тишина.

И Ричард заговорил. И голос его мог слышать каждый.

– Возможность пребывать в этой обширной вселенной хотя бы мгновение – есть великий дар жизни. Предоставленный нам ничтожный отрезок времени – огромное счастье, потому что это наша единственная жизнь. Вселенная будет продолжать существовать, не обращая внимания на наше короткое присутствие, но пока мы находимся здесь, мы соприкасаемся не только с какой-то частью всех ее просторов, но и с теми жизнями, что окружают нас. Жизнь – это дар, который дается каждому из нас. Каждая жизнь – личная, не принадлежащая больше никому. Она более чем бесценна, это главнейшее сокровище, которым мы обладаем. Дорожить ею – вот, по правде говоря, то самое, чего она достойна.

Кара обхватила руками его шею.

– Благодарим тебя, Лорд Рал, за все.

– Это большая честь для меня, Кара, – сказал он, обнимая ее.

– О, между прочим, – прошептала Кара ему на ухо, – совсем недавно меня перехватила Шота. Она просила, чтобы я передала тебе ее послание.

– Да ну? И что же за послание?

– Она сказала, что если ты когда-нибудь вернешься в Предел Агаден, она убьет тебя.

Ричард удивленно отпрянул.

– В самом деле? Она так сказала?

Кара кивнула, не переставая улыбаться.

– Но она смеялась, когда говорила это.

А затем прозвенел колокол, приглашая людей к молитве.

Но прежде, чем кто-либо успел двинуться с места, снова заговорил Ричард.

– Больше не будет ни молитв, ни поклонений. Никто из вас больше не должен преклонять колени ни передо мной, ни перед кем-либо еще.

Ваша жизнь – это именно ваша жизнь. Она принадлежит только вам, устраивайте ее и живите счастливо.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg