«Дорога к Храму. Дилогия»

Дорога к Храму. Дилогия (fb2) - Дорога к Храму. Дилогия (Дорога к Храму) 3385K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Светлана Нергина

Светлана Нергина Дорога к Храму. Дилогия.

Книга 1. Ступени к Храму

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Мало на свете воронов, да еще бы меньше было, если б все птичники только голубей любили…

Птичница

Солнышко, уже почти скрывшееся за шпилем небольшой часовенки, выплетало затейливые кружева последними теплыми лучами. Пылинки плясали в потоках света, на усталую землю оседала щекочущая ноздри пыль, длинные контрастные тени рассекали предзакатное марево. На деревню опускался душный летний вечер.

Марья шла неспешно вдоль пыльной дороги к колодцу. Старые руки заботливо держали ведро, уже плохо видящие глаза любовались закатом. А внутри горькими до сладости каплями прибывало то старое, но не забытое еще чувство: придет.

Не дойдя пятнадцати шагов до колодца, Марья приметила фигурку девушки. Незнакомой. Тем страннее, что в деревне-то всего с полсотни жителей, все друг друга знают наперечет, а коль гости к кому завернули – так событие, вся деревня встречает.

А тут – незнакомка. На вид – дуреха на выданье, и без приданого. Но хороша: тонкий, как березка, стан, толстая коса до пояса, губы алые, сарафан красный без единой морщинки сидит. Стоит, пьет из пригоршни воду.

– Ты, девица, чья такая будешь?

– Я… да так, просто мимо иду… Мне в город надо, – отчаянно покраснев, уставившись в землю, пролепетала та.

– Да куда ж ты на ночь глядя собралась-то? Чай, до следующей деревни не один час пешком идти, до ночи не успеешь.

– Да ничего, я и в поле заночую. Я привычная, не впервой, – совсем тихо прошептала девушка, теребя тонкими пальцами деревянное колечко-оберег.

– В поле! Эк придумала! А разбойники? Иль думаешь, они тебя, молодую-красивую, пожалеют, стороной обойдут?

– Авось да и обойдут, – скорее угадала по шелесту губ, чем услышала, Марья; а глаза все так же в землю, и во всей фигуре, во всех жестах лишь одно желание – уйти поскорей отсюда, из этой деревни, от этой бабки, прекратить никчемный разговор.

– Чего на ночлег-то к кому не попросишься? – не отставала Марья, чувствуя: что-то в этой девушке не то. Что-то неправильно. – Чай, не звери какие, люди – пустим!

И тут онаподняла глаза. Черные, как вороново крыло. Пронзительные до боли. Ведьмовские. И во взгляде горькая насмешка плещется.

Так три года назад на Марью смотрела умирающая волчица в лесу. Словно говорила: «Знаю, жалко тебе. И сердце разрывается. И вину свою как будто передо мной чувствуешь. Но не поможешь. Никогда и ни за что. Потому что я – волк, а ты – человек. Ты меня боишься и ненавидишь. Даже умирающую. Так чего ты здесь стоишь? Иди!»

Марья отвела глаза. «Как же тебя так в семнадцать-то лет угораздило? Как же ты еще здесь-то стоишь, а не в речку кинулась?»

Девушка усмехнулась и опустила голову. Дескать, вот видишь – а ты еще спрашивала, зачем не попрошусь.

– Пошли.

– Что?..

– Пошли, говорю, мой дом последний слева. У меня заночуешь. И глазами нечего сверкать. Сказала же – не звери.

Девушка знала, что значил ее взгляд. И помнила, как, пока она стояла, опустив голову, сердобольные крестьяне наперебой зазывали ее, красну девицу, на ночлег, а только стоило поднять глаза – и те же самые крестьяне, будто самого черта узрев, шарахались в стороны, осеняя себя крестным знамением. Хорошо хоть народ не кликали – ведьму жечь. Да молода больно – вот глазам своим и не верили. А поднимая голову, девушка ждала лишь одного: Марья так же отшатнется и прекратит задавать свои глупые надоедливые вопросы.

Не знала ведьма: волчицу бабка Марья выходила.

Пустое Марьино ведро так и осталось сиротливо стоять у колодца…

– Зря вы так на зверей. Они хорошие. Уж точно лучше, чем люди, – вдруг угрюмо промолвила девушка, переступив порог Марьиного дома.

– Но-но, ты сравнениями-то не разбрасывайся, потом жалеть будешь. Много ты в людях понимаешь? Мала еще…

Черные глаза вспыхнули злобно яростным светом, пламя отразилось в их бездонной глубине – и ведьма отвернулась. «А ты сама много понимаешь? Ты людские глаза видела, когда в них только два чувства: страх и ненависть; и только одно желание – убить?! Волки не станут убивать собаку только за то, что она – не волк…»

Марья пытливо заглянула девушке в лицо. В глаза. А в них – уверенность, насмешка, презрение и горечь, горечь, горечь… она отравленной коркой льда затянула всю душу, притупляя чувства, обостряя разум и заставляя инстинкт самосохранения держать руку на пульсе: выжить. Она росла, с каждым днем становясь все толще и толще, превращаясь в непробиваемую душевную броню, но оставила одну-единственную полынью… боль. Слава Хранящим!

– Садись на лавку. Сейчас чайник поставлю.

Девушка как-то неловко примостилась на краешке лавки, словно боясь лишний раз коснуться стены или пола. Села, поджав под себя ноги, невидящим взглядом уставившись на закипающий чайник.

Бабка Марья растерянно покачала головой. Ведьма! Да если б не глаза – ни в жизнь бы не поверила, что эта девка – ведьма. Крестьянка, в лесу заплутавшая и ненароком забредшая в чужую деревню, да и только!

Но не бывает заблудившихся крестьянок с волчьим взглядом. Пришла.

– Так ты все-таки откудова?

– С Крестовиц, – досадливо поморщилась девушка.

– Знамо дело. Свояченица у меня там живет. Бабку Марфу знаешь?

– Знаю, – отрезала ведьма.

«Как тут не знать – первая за камень схватилась».

Марья смущенно замолкла. Разговор явно зашел не туда. В комнате повисло тяжелое, гнетущее молчание. Марья, чуть слышно шурша платьем, привычно ходила по кухоньке, накрывая на стол.

– Конфеты бери.

Ведьма тягуче, по-кошачьи потянулась к вазочке… и тут же прервала плавное гибкое движение, наткнувшись на недоумевающий взгляд хозяйки. Смутилась, по-простому протянула руку и взяла первую попавшуюся конфету. Марья тут же отвернулась, в душе ругая себя последними словами за глупое любопытство. Обычные же ведьминские штучки – так чего удивляться?!

– А какое сегодня число? – вдруг в никуда спросила ведьма.

– Седьмое. А ты что ж, так давно из родной деревни ушла, что и дням счет потеряла? – с готовностью подхватила Марья затихшую было беседу.

Не ответила, лишь рукой махнула. Не твое, мол, дело. С такой попробуй – разговорись!..

А ведь надо…

Я сидела на лавке и медленно, с наслаждением вдыхала такой родной и до боли знакомый запах свежезаваренного чая, вслушивалась в треск прогорающих поленьев, ощущала теплое, живое дыхание печки на своем лице. Совсем как дома… Совсем как там, где я прожила все предыдущие годы.

И ушла. Как выяснилось, уже седмицу назад. Я и не знала, что прошла целая неделя. В пути ощущение времени особое, иное. Все забывается и смазывается в один бесконечный день, полный дорожной пыли, палящего солнца, угрюмых деревень, благословенной лесной тени и баюкающего журчания ручейка…

Неделю назад…

Воспоминания нахлынули без спросу. Они, как черные грозовые тучи, обложили всю душу, не оставив ни малейшего просвета. Глупо надеяться, что гроза обойдет стороной… Гораздо разумней просто принять ее, не пытаясь уберечься или спрятаться под навесом. А еще лучше – встретить с распростертыми объятиями, подставить ей лицо, шею, плечи и, босой, простоволосой, закружиться в безумном танце по мокрым деревенским улицам, ступая ногами прямо по лужам, забыв про забрызганное грязью платье, полной грудью вдыхая неистовство стихии… Черпая силы из собственной горечи и отчаяния…

– Ланя! Ла-а-а-ань!!!

– Чего тебе? – Из окна высунулась девушка в красном сарафане, на ходу заплетающая косу.

– Мне… это… Мать твоя наказала передать, чтобы ты хватала полотенце, ножницы, ромашку сушеную, что у вас на двери висит, и мчалась к ней – она у Прасковьи.

– Хранящие, зачем?!!

– А я почем знаю? Мне велено – я передал. Но вообще-то у Прасковьи ребеночек со вчерашнего в горячке лежит. Может, варом каким лечить решили? Не знаю я.

– Поняла. Беги, скажи, что сейчас приду. – И ставню захлопнула.

Заметалась испуганной кошкой по горенке, лихорадочно собирая все, что мать велела. Полотенце, ножницы, венок ромашки – выскочила, дверью хлопнула, даже обуться забыла. Так, босая, к Прасковье и побежала…

В доме было темно и тесно. Голова сразу же закружилась от духоты, в нос ударил запах ладана. Люди бесшумно расступались перед девушкой, давая пройти. Мать сидела подле маленькой кроватки. Лицо будто золой посыпано, сгорбившаяся, усталая, словно постаревшая за это утро на десять лет. Она молча приняла у дочери ношу, лишь слегка кивнув головой, и вернулась на прежнее место. Девушка незаметной тенью постояла еще немного у кроватки и ушла в сени. Стала на колени, принялась жарко молиться.

Умирает. Она это знала точно, пусть и не была знахаркой, как мать. Но такое давящее молчание, духота и мрак бывают лишь в том доме, где за чьей-то спиной полупрозрачной, темнеющей с каждым мгновением тенью стоит смерть. Всего три года. И за что такое? Слезы текли горячими дорожками, разъедая глаза, губы безостановочно твердили слова молитвы.

В комнате зашумели. Девушка неслышно вернулась к кроватке. Мать, кусая губы, стояла у окна, Прасковья безголосо рыдала и заламывала руки, все люди смотрели в пол, боясь встретиться взглядами и словно чувствуя на себе вину за смерть маленького ребенка.

Нет… Не может быть!..

Подчиняясь какому-то внезапному порыву, девушка подошла к кроватке и взяла на руки маленький теплый комочек. Словно делала это уже не раз, коснулась губами его лба, легко провела пальцами по лицу, словно снимая липкую паутинку, и, закрыв голубые глаза, прижалась лбом к груди младенца.

Темнота, судорожно сжимающаяся вокруг души, осмелившейся кинуть вызов самой Смерти. Тишина, бьющая по ушам, затягивающая в воронку небытия. Медленно уплывающие секунды… Одна… Две… Три… Больше нет ничего. Ни комнаты, ни ребенка, ни ее собственного тела. Есть только сознание, безвольно растворяющееся в темноте… Нет!.. Шесть… Семь… Зачем ты пришла, девчонка? Тебе все равно ничего не изменить и не исправить, разве что сама сгинешь. Слишком поздно… Нет!.. Восемь… Девять… И ты летишь, силясь поймать белый тусклый силуэт, уже почти растворившийся в темноте и безмолвии. Постой, остановись, не уходи!.. Десять… Одиннадцать… Слишком поздно, глупая… Он уже растаял в сумраке небытия… Нет!.. Двенадцать… Поздно… Где ты раньше была, ведьма?.. Тринадцать…

УДАР. Еще. Судорожный вдох. И крик. Детский крик.

Девушка подняла голову и распахнула глаза. Черные. Пронзительные до боли. Ведьмовские.

Испуганный взгляд матери, замершая в ужасе Прасковья, отшатнувшиеся люди, осеняющие себя крестным знамением, боязливый шепоток: «Ведьма, ведьма, ведьма…»

Она сама испугалась больше, чем всполошившиеся односельчане. Стояла и недоуменно, растерянно переводила взгляд с одного знакомого лица на другое. И везде видела только боязнь и отвращение.

–  Уходи.Тебе здесь не место. – Твердый голос бабки Марфы.

А за спиной камень. Это Марфа думает, что ведьма и не подозревает о нем.

Медленно, деревянными руками положила ребенка назад. Черной кошкой проскользнула меж людей, стремительной тенью промчалась по улице и перевела дух только дома. Нет, в доме.Подошла к зеркалу. Все тело сотрясает лихорадочная дрожь, лицо бледное, как у мертвой, так и не доплетенная утром коса совсем растрепалась, расплескав по спине длинные черные волосы.

И что теперь?

«Что? Тебе же ясно сказано – уходи!»

Прочь. Неважно – куда, неважно – зачем. Лишь бы подальше отсюда. Иначе они ни матери, ни ребенку спасенному житья не дадут. Прочь.

Вот только…

«Что только? Что ты еще можешь сказать этим людям? Что они могут тебе сказать? Все уже сказано и наглядно камнями продемонстрировано!»

Неправда!

Три шага к столу. Перо сажает кляксы, выскальзывая из дрожащих пальцев, выводя восемь букв. Самых нужных. Самых важных.

Вышла. Прикрыла дверь. Ушла.

Куда?.. Неважно… Прочь.

«ПРОСТИТЕ».

– А сама-то простила?! – Прямой взгляд серых старых глаз режущим светом расколол бездонную темноту черных, высветив все закоулки мятущейся души. Марья откуда-то знала все, будто прочитала в ведьмовском взгляде.

– За что прощать? За то, что ведьму ведьмой назвали? – глухой, будто загробный голос девушки.

– За то, что выгнали, как собаку бешеную, за то, что ребенка спасенного убили, за то, что камни за спиной держали, за то, что нечистью окрестили, – за это ты их простила?!

Медленно, словно с трудом выговаривая слова:

– Они – люди…Что с них возьмешь?

– Не смей! Не смей, слышишь?! Люби людей, ненавидь их, жалей или презирай. Но не смей говорить: «Они – люди. Что с них возьмешь?»! Никогда, слышишь? Слышишь?!

Глухой, безжизненный голос… набирающий силу с каждым словом, каждым звуком… звенящий от напряжения…

Я устала бежать По колючему льду, Устремляясь с мольбой в чью-то ночь Я устала дышать, Растворяясь в бреду, Не гоня сновидения прочь. Я устала ходить По сплетеньям миров, Как по тонким стилета граням. Я устала просить, Не ищу больше слов, Не веду уже счет долгим дням. Я устану одна И уйду от судьбы, И нарушу веленье богов. Чашу выпью до дна, Выходя из игры, Отправляясь в мир сказок и снов. [1]

И оборвалась перетянутая струна… Воздух звенел от силы…

– Не смей, ведьма, – тихий, испуганный шепот.

Взгляд. Темный. Полыхающий силой. Почти физически давящий своей тяжестью.

Марья испуганно попятилась назад, наткнулась на полено и упала, неудачно подвернув руку под себя. Ледяными щупальцами боль сжала запястье.

Крик боли словно привел ведьму в себя. Она вскочила с лавки, помогла Марье подняться на ноги. Быстро осмотрела поврежденную руку, сжала запястье ладонями и закрыла глаза.

Сад. Яблоня. Гибкие ветви, зажатые в закрытых воротах. Освободить, а не то сломаются. Открыла калитку и выпустила облегченно вздохнувшие веточки. Подошла, провела рукою по старому шершавому стволу. И все. Так просто…

Открыла глаза, убрала руки и вернулась на лавку. Уронила голову на стол.

Марья осторожно повращала кистью. Даже не ноет. Подошла к девушке. Та сидела неподвижно, прижавшись лбом к дереву. Только спина вздрагивает.

– Спасибо, девочка… – Села рядом, обняла за худенькие плечи. – Птенец ты. Птенец, еще не оперившийся, но уже осознавший, что вороненку среди голубей не место. Грустно, больно и обидно: «За что?» Ты только знай: голубь у земли всю жизнь держится, зерна клюет, а ворон крылья расправит и выше дерев летает. Каждый ребенок станет взрослым, каждый росток станет цветком, каждый вороненок вороном вырастет. Подумай об этом, девочка…

Марья говорила что-то еще, но ведьма уже не слышала, отдавшись на волю слез и темноты…

Я очнулась посреди ночи. Посидела, подождала чего-то… Не дождалась.

«Люби людей, ненавидь их, жалей или презирай… Слышишь?»

«Не смей, ведьма».

«Вороненку среди голубей не место».

«А сама-то простила?»

«Ворон выше дерев летает».

«Подумай об этом, девочка».

Думаю…

А вокруг – тишина. Гулкая, пульсирующая. Живая.

Я растворилась в тишине. Нет меня, нет ее. Есть мы.

И мы – это лишь часть мира. Часть того непостижимого и великого, что так часто называют мирозданием.

Живое. Мудрое. Доброе. Мы вместе дышим, вместе смотрим, вместе думаем…

Нет, не части. Отражения…

Я – это мир. Мир – это я.

Я его люблю. Он любит меня.

И темнота…

А если люди – это часть мира, то… я люблю вас, люди…

А вы меня?..

И тишина…

На рассвете похолодало. Со свежевымытого неба лукаво подмигивало солнце, игривые зайчики плясали по домам: от окна к окну, от крыши к крыше.

На краю деревни прощались двое: старушка в шали и молодая девушка. Перебросились парой фраз, девушка кивнула головой в знак благодарности. Разошлись.

Марья вернулась в дом, прошла на кухню. На столе была записка.

Листок бумаги. Шесть букв. Самых нужных. Самых важных.

«ПРОЩАЮ».

Марья улыбнулась. «А ведь славный ворон выйдет»…

Ступень первая ТИХИЙ ВЕЧЕРОК

ГЛАВА 1

Пламя тихонько гудело за неплотно притворенной заслонкой, изредка озаряя комнату оранжевыми сполохами света. Не люблю топить печку. Сама не знаю, за что, но не люблю! Вот костер – за милую душу, а печку – ни-ни.

Но, увы, третья декада вязеня [2]близилась к завершению, спать в непротопленной комнате было холодно, а я никогда не являлась сторонницей чудо как полезного и оздоровительного сна на холодном свежем воздухе. Дескать, получите сон и закаливание, а заодно и прочие удовольствия в виде комаров, мошек и застуженного на кворр [3]к утру бока в одном флаконе! Бррр… Ну уж нет!!!

Мои не слишком веселые, но пока и не совсем уж утопические раздумья были прерваны самым, что ни на есть, тактичным и смущенным образом. Под едва слышное царапанье по двери, призванное изображать вежливый стук, раздались испуганные завывания шепотом:

– Госпожа ве-э-эдьма! Госпожа ве-э-эдьма! Откро-о-ойте!!!

Йыра [4]с два. Не буду открывать. Буду сидеть и доедать плюшки – а их еще целый поднос, между прочим. Была бы крайняя нужда – так не царапались бы, изображая шипящую гадюку, а с тараном ломились, вопя что есть мочи. Миллион раз говорила, что привораживание по портретикам – это не ко мне. Пора бы и привыкнуть!

– Ну, пожа-а-алуйста!!! Ну риль ведьма!!!

Та-а-ак. А «риль» он откуда взял, умник доморощенный? Тоже мне, знаток… После «риль» в крайнем случае может идти имя, а еще лучше – вообще ничего. Но никак не «ведьма».

– Ну, рильт ведьма-а-а!

Ух-ха-ха! Интересно, он не знает разницы между «риль» (для чародеек) и «рильт» (для чародеев) или свято верит россказням, что маги умеют менять пол и занимаются этим при каждом удобном случае?

Стук между тем нарастал, из робкого царапанья плавно перейдя в бравую молотильню кулаками. Кто-то слишком ушлый даже ногой попробовал. Этак они мне дверь вышибут!

Плюшки ушли на задний план, вытесненные здоровым любопытством: чего им от меня так смертельно надо (на смущенных юношей, просящих приворожить дочку местного купца, они походили мало), и какой опус в следующий раз выдаст местный зазывала?

Опуса не последовало. Какой-то грузный потный мужик (нет, я не видела, но мне и голоса хватило) басом скомандовал: «Нава-ли-и-ись!!!» – и дверь с хрустом покинула привычное место жительства, свалившись прямо передо мной. Йыр кворров!!!

Осуществив сей акт вандализма, мужики как-то подрастеряли смелость (судя по исходившему от них «аромату» – полупьяную) и смущенно застряли по ту сторону порога. Пьяный краснолицый детина в распахнутой кожаной куртке, бодренький старичок с тремя уцелевшими зубами и прячущийся за их спинами худой мальчишка лет пятнадцати. Грузный потный мужик после отдачи приснопамятной команды и успешного ее выполнения куда-то делся, оставив товарищей отдуваться в одиночестве. Хмм, колоритное сборище…

– Ну и чего надо?

Мой невозмутимо-недовольный вид не сподвиг публику на подробный рассказ с объяснениями, на кой йыр они пришли, сломали дверь и испортили все настроение. Не дождавшись никакого ответа, я презрительно поморщилась и протянула руку за очередной плюшкой.

Нравится стоять у порога и молчать – пусть стоят. Я не против.

Они хранили безмолвие минут десять. Я успела доесть булочку и сходить к самовару за еще одной чашкой чернаса, когда нервы мальчишки не выдержали и он начал тихонько скрести ногтем по стеклу, привлекая мое внимание.

– Так. Либо вы связно говорите, зачем пришли, ставите назад дверь и быстро испаряетесь, либо просто ставите назад дверь и очень быстро испаряетесь, – мрачно проинструктировала я. – Хватит мне гнездо студить!

Решение принималось по принципу «лишь бы не я», и после недолгих перепихиваний моему злобному взору предстал вытолкнутый на заклание старичок.

– Ты – это, хозяйка, не серчай! Щас дверь сделаем! Это просто Миколка мимо проходил, решил, что мы к себе домой попасть не можем – вот и выбил ненароком. – И доверительно-покровительственным тоном добавил: – А у нас к тебе дело есть.

Наивный! Если он искренне считает, что после слов «у нас к тебе дело» ведьма запрыгает от радости и возгорится интересом к их проблеме, то здо-о-орово ошибается…

На столе медленно стынут ароматные плюшки, щедро усыпанные сладковатой корицей, глиняные стенки кружки согревает мягким теплом полынное зелье, а рядом удобно разлегся старый потрепанный фолиант с шелестящими пожелтевшими страницами… Красота! А заодно и последняя надежда избавиться от затянувшейся хандры. И вдруг приходит какой-то непонятный субъект и говорит «у нас к тебе дело есть».

Первая рвущаяся навстречу фраза «ну и иди ты с этим своим делом!..» была с трудом оставлена в голове и заменена более нейтральным:

– Ну?

– Чаво – «ну»?

– С чем пожаловали, спрашиваю.

– Ну так это – вот тут мальчишка – наш дурень деревенский – сон видел нынче. Недобрый, говорит, сон.

«Дурня» бесцеремонно схватили за плечо и выволокли пред мои грозные очи. Мальчишка гневно вырвался и сам прошел вперед.

Интересная позиция: два шага от старика, шаг от меня. Это ж насколько у тебя, парень, отношения с местным коллективом не сложились, если они тебе опротивели больше ведьмы?

– И? – Я вздернула бровь, мимоходом отметив, что сегодня склонна общаться лишь междометиями.

– Ну так, может, разберетесь? А мы уж вас отблагодарим!

– Та-а-ак. Уже интереснее. Каким образом?

– Ну с деньгами-то у нас не густо, так что… Натурой, наверное…

Я скептически оглядела «натуру» с головы до ног, и мужики мигом засомневались в наличии у них пары лишних литров крови или чего-нибудь подобного, что я обязательно затребую для изготовления своих жутких декоктов. Причем исключительно ради зрелища «старый и малый стекают вниз по стеночке и бодро уползают прочь».

– Хотя нет, вы знаете, госпожа ведьма, мы, пожалуй, лучше деньгами. Ей-богу, деньгами-деньгами!

Хм, ну денег-то мне, в общем, особо и не надо, но раз такие настойчивые личности приходят, со стуком – да еще каким! – выламывают дверь и так рьяно хотят вручить мне энную сумму, то зачем разочаровывать людей?

Я лениво кивнула.

– Ладно, завтра дверь делать придете – заодно принесете и деньги. А сейчас – брысь, малоуважаемые, мне с «дурнем» вашим пообщаться надо.

Малоуважаемые развернулись и припустились прочь. Детина еще и посопел напоследок – единственный звук, что издал он за все время «визита».

Видно, не одной мне сегодня конструктивный диалог дается с трудом…

– Садись, гость, коль пожаловал.

Сердито засопев, мальчишка сел на лавку, исподлобья наблюдая за моими манипуляциями – при помощи заклинаний и просто лезших на язык слов я пыталась привести дверь в вертикальное положение. Чтоб их, этих Миколок, со страстью к эффектным появлениям, говрокх [5]хватил!

– Так, ладно, до утра простоит, а там посмотрим, – невнятно пробормотала я, садясь напротив нового молчаливого украшения комнаты, наливая ему чай и вручая плюшку.

Выжидательно уставилась в упор, чтобы вопросов, кому принадлежит инициатива в разговоре, даже не возникло.

В конце концов, это я к нему в дом вломилась – или он ко мне?

– Рег. – Хорошо, процесс пошел. Остается надеяться, что это – имя, а не пожелание мне идти по длинному, но малопривлекательному маршруту.

– Риль.

– Так, значит, Ахроп правду сказал, что всех ведьм так зовут? – радостно вскинулся мальчишка. – Еще в трактире говорил, дескать, вот увидишь – назову ведьму «риль» – и тут же откроет как миленькая!

Хм, так этого говорливого старикана величают Ахропом? Не знаю почему, но ему подходит.

– Рег, если тебе чем-нибудь дорог антиобщественный субъект, именуемый Ахропом, то передай ему, чтобы он никогда не смел называть ведьму «риль». Так нас называют либо те, кто не ниже нас по иерархии, либо те, кому мы сами предлагаем так обращаться к нам. Судя по лицу твоего Ахропа, подобной привилегии ему не дождаться, а в следующий раз он рискует напороться на не столь благодушно настроенную ведьму.

Минуты две он переваривал то, что данное мое состояние характеризуется как «благодушное», и прикидывал, каким же будет «неблагодушное». Потом усвоил экскурс в этикет, и по загоревшимся здоровым шальным блеском глазкам я поняла, что в лучшем случае сия ценная информация до деда Ахропа не дойдет. В худшем – а он, скорее всего, и воплотится в реальность – дед получит прямо противоположный совет. Что ж, их дело.

– Что, совсем достали? – Сочувственный кивок в сторону того, что когда-то гордо называлось дверью, а сейчас больше всего напоминало дыру в стене, заткнутую какой-то вовсе не подходящей по размеру доской. Я слабо себе представляла, почему так вышло: не могли же они расплющить ее в процессе…

– Не то слово! То носятся, как со святым, то чураются, как прокаженного!

Так, похоже, пора переходить непосредственно к поводу нашего милого знакомства.

– Ты маг?

– Нет. Так, сны иногда вижу. Вещие. Не то что прям вижу, что будет, но просто знаю примерно, что беда идет или еще чего…

– Ясно. Вестник, значит. И что же тебе в этот раз снилось?

– А пес его знает!

– Молодой человек, не злоупотребляйте моим терпением, – строго оборвала я. – Если вы пришли сюда поделиться непонятным томлением под сердцем, то можете идти туда, откуда пожаловали.

– Да мне правда пес приснился! – с жаром пояснил Вестник, нервно размахивая руками. – И еще это… озеро, которое проточное, недалеко тут есть.

– Знаю я это озеро. Еще что-нибудь помнишь?

– Жарко было. Сильно жарко. Как будто солнце прямо в темя светит, а самого солнца не было – облака на небе.

– Ясно. Это все?

– Ну… Да. А что, мало?

Ох, ну что тут скажешь? Что маг-предсказатель и маг-воин – два абсолютно разных специалиста? Бесполезно! До селянского сознания это не доходит.

Из меня же толковательница снов откровенно никакая. Так, по интуиции, бывает, что угадаю. Ну не учили меня этому.

Пока же все сказанное Вестником натолкнуло только на пару мыслишек, которые завтра неплохо бы проверить… и создало общее ощущение, что спокойная жизнь опять катится в тартарары.

– Если это все, что помнишь, то ведьму оставь в покое. Мы, к твоему сведению, тоже умеем и любим спать.

– Мне уходить?

– Хочешь – уходи, хочешь – здесь ночуй: не жалко. Только помолчи, ладно?

Он подумал – и с кряхтением полез на полати, где, поворочавшись минут пять, притих.

А я села, подумала и мрачно подвела итог. Во-первых, зелье остыло, во-вторых, фолиант захлопнулся, в-третьих, плюшки потеряли всю свою привлекательность, а в-четвертых, последний спокойный вечер в моей жизни был лет пять назад, и повторить его не удалось ни разу, несмотря на многочисленные попытки. Все они заканчивались примерно как вот эта.

Тьфу ты!..

ГЛАВА 2

Я уныло потянулась, встала с пола и несколько раз прошлась по комнате, разминая затекшие ноги. Замерла, прислушиваясь.

Полночь. Нет, хриплый бой настенных часов оставьте мертвякам, которым сейчас положено увлеченно начинать бурительно-подкопные работы по доставке бренного тела на землю грешную. Копают, наверное, когтями. Особо сообразительные и ленивые – крышкой гроба. М-да, неистощимая фантазия у селян…

Я же, в отличие от мертвяков, прислушивалась не к часам, которых принципиально не признавала, а к лесу. Сова отправилась на охоту, значит – полночь.

Три часа работы – и все без толку.

Нет, справочник символов, недалекий, в общем-то, от сонника, я нашла, но вот информация, в нем содержащаяся, осмыслению не поддавалась.

Особенно радовала классификация собак: «Собака черная; собака рыжая; собака светлая; собака рычащая».

По-умному подобное, кажется, называется делением с неверным основанием, я же, недолго думая, окрестила это маразмом и была права. Неужели черная собака не может быть рычащей?

Да и не знала я, какую он там собаку видел.

В следующий раз, прежде чем начинать убиваться из-за собственной профнепригодности, выбью из допрашиваемого всю доступную информацию и половину недоступной, а уж потом стану смело топиться в омуте отчаяния оттого, что нельзя быть мастером во всех областях магии сразу. По крайней мере, мне за мои восемьдесят три года прозябания на белом свете это не удалось. Пожалуй, пора заняться самообразованием…

Эх, Реда бы сюда… Вот уж кто сумел бы объяснить не только сон Вестника, но и растолковать мои предрассветные бредни в виде пляшущих перед глазами розовых зайчиков, призывно машущих морковками: «Пить меньше надо, ведьма! Говорил я тебе: напиваться – так брагой, нечего организм вином травить!»

Я снова приземлила материальную оболочку на пол и придвинула к себе пыльный талмуд. Люблю сидеть на полу. Причем эта любовь, как, собственно, и большинство моих привязанностей и антипатий, никакой почвы под собой не имеет. Разве что на полу тесно никогда не бывает…

К рассвету, перечитав страниц сто пыльной книженции, нелюбимой мной вот уже с полвека – ну что поделаешь: мой разум никогда не находил удовольствия в запоминании новой, тем паче такой занудной информации, – выпив пять чашек полынного зелья и вспомнив абсолютно всех мракобесов со всех Веток, я выяснила немало.

Во-первых, собака означает беду, которая вроде бы пройдет мимо – то бишь разразится, но немножко подальше. Во-вторых, солнце, палящее сквозь облака, означает, что сон сбудется очень скоро, пожалуй, даже завтра. И в-третьих, местное озеро означает, что беда пройдет мимо именно по нему; но самая главная неприятность оказалась в том, что озеро проточное. Река, текущая через озеро, связывает, как нить, проходящую по нему беду и… нет, не Вестника, а того, кто расшифрует его сон.

– Вот свинство!!! – не выдержав, ругнулась я.

Нет, ну кто, кто мешал мне просто наплевать на этого мальчишку и преспокойно лечь спать, вместо того чтобы всю ночь лопатить фолианты, а к утру получить себе очередную головную боль? Как будто у меня их без того мало…

Сознание, измученное бессонной ночью и новой свалившейся на него проблемой, решило, что с него, пожалуй, хватит, и провалилось в сон. Растягиваясь прямо на досках, я только успела напоследок поблагодарить Хранящих, что нынешние визитеры дальше порога не проходили, а мальчишка разулся, так что на чистоту пола я могла рассчитывать…

ГЛАВА 3

Я очень люблю тяжелые капли, размеренно стучащие по дороге, низкие, словно теплые, как пуховое одеяло, тучи, устилающие небо… Я люблю дождь.

Но не когда я стою в летнем платье без рукавов на берегу малознакомого озера, а сверху хлещет ливень с градом.

Такая простая затея – подежурить сегодня у озера, утром вообще казавшаяся приятной прогулочкой, быстро превратилась в картину «ведьма-лягушка осваивает профессию русалки». Взграхх! [6]

А кто во всем этом виноват? Один паршивый мальчишка, утром беззастенчиво утащивший с блюда последние плюшки – как будто он вчера их мало съел! – перешагнувший через мое тело, распростертое на полу, и ушедший в неизвестном направлении. Даже дверь обратно вставить не забыл.

А теперь по его милости я должна мерзнуть, кормить комаров и оттачивать технику изощренной ругани. Хотя у меня и без того квалификация зашкаливает…

– Высушить вас, леди? – Взрыв боли в голове.

Враз раскалившийся талисман, обжегший кожу. Идиот!!!

С трудом открыв глаза и сфокусировав их на причине своих страданий, я обнаружила русоволосого короткостриженого мага в лодке, согнувшегося пополам от боли, возвращенной ему талисманом. Ну хоть все по справедливости…

– Прошу прощения, риль. Надеюсь, я не доставил вам столь же болезненных ощущений?

Надеяться можно. Только вот виски до сих пор ноют, и эта проклятая железка все никак не остынет.

– Переживу, – вымученно улыбнулась я.

– Вы – местный маг?

Я иронично хмыкнула, великодушно списывая это дурацкое предположение на болевой шок.

– Я – ведьма.

– Э-э-э… Еще раз извините.

– И еще раз переживу.

– Откуда вы здесь?

И вот я, так и не высушенная, замерзшая, клацающая зубами, стала рассказывать.

Честно скажу – ничего более глупого представить себе невозможно. Как по поводу рассказа, так и ситуации, в которой мне выпала честь его поведать. Лично я ни за что бы не поверила промокшей озлобленной ведьме, стоящей на берегу озера и несущей полную чушь.

Хорошо, что не все люди такие, как я…

– Значит, вы связали себя и предсказанную неприятность?

Я удрученно кивнула. Глупо, знаю. Но я же не специально…

– А зачем вы пришли сюда? Так хотелось поскорей встретиться с вожделенной бедой?!

– Ну знаете! – Я, уязвленная его насмешливым тоном, тут же встала на дыбы. – Уж лучше знать, с какой стороны ждать удара, чем сидеть и делать вид, что ничего не происходит.

– Не кипятись, – примиряюще улыбнулся он. – Я просто удивлен и пытаюсь придумать, что делать.

Мы, оказывается, уже на «ты»? Можно, конечно, списать на болевой шок, но… не слишком ли много уже я на него списала?

– Вот что. Раз уж твоей «неприятностью» оказался я, то решать ее будет проще вместе. Так что присоединяйся к заплыву!

Я недовольно скривилась. Прямо сейчас отправляться куда-то…

Хотя – с другой стороны – а чего ждала? Если хотелось по-тихому отсидеться в гнезде, то какого йыра вообще отправилась на озеро?

Нет, теперь отказываться поздно. Судьба тасует карты, и мое присутствие в только зарождающемся пасьянсе – непременное условие игры.

– Хм, идея здравая, но, может, я все-таки схожу в гнездо и переоденусь? – решившись, предложила я. – Заодно меч там возьму, зелья всякие, а?

– Ты думаешь, я позволю, чтобы девушка сама защищала себя, тем более – мечом?

Я удивленно прищурилась. Интересно, в каком Храме он учился, что сумел сохранить столь сентиментальные порывы?

– Не девушка. Ведьма. Разные вещи, между прочим.

– Неважно. Все равно – дама. Так что давай руку и прыгай сюда.

Вы когда-нибудь пробовали осуществить вышеозначенный маневр в мокром, прилипшем к телу платье, когда размякшая земля разъезжается под ногами, да еще и балансируя на шпильках?

Хорошо, признаюсь: про шпильки – это я зря сказала, на них я хожу лучше, чем без них, – попробуй тут не привыкни за всю жизнь. Причем сразу предупреждаю, что на шпильках ведьмы и чародейки ходят далеко не из-за комплекса низкого роста. Просто при случае тонким, длинным, острым каблучком очень удобно заехать противнику в… ну в общем, куда попадешь – туда и заедешь. В любом случае – очень эффективно.

Однако на прыжки в длину со скользящего под ними берега на весьма призрачную в тумане лодку шпильки явно не рассчитаны, так что, пропахав ими две глубокие борозды в земле, я красочно плюхнулась в воду.

И даже не расстроилась. В моем положении это практически ничего не изменило: просто раньше вода лилась сверху и капала с меня на землю, а теперь она была снизу и лилась ручьем за шиворот. Невелика разница, по сути дела… Секунды три я размышляла, стоит ли снова забираться на берег и предпринимать попытку номер два – или будет проще залезть в лодку прямо отсюда…

Додумать мне не дали, подхватив под мышки и втащив на вожделенное транспортное средство. Еще и плащ накинули.

Я не удивилась: вокруг каждой ведьмы природная приворотная аура сильнее любого зелья. Даже вокруг промокшей, замерзшей на кворр и стучащей непослушными зубами.

– Сушись давай. Простынешь.

– Н-н-не б-б-буду!

– Почему?

– П-п-потому!

Простыну не простыну – это неизвестно, а вот что бывает с волосами после насильственной магической сушки – известно давно.

Ничего хорошего. Уж лучше я померзну с часик, чем потом полгода мучиться со всеми этими витаминными масками и прочей ерундой.

Хоть ты ведьма, хоть – не ведьма, а организм, пусть адаптированный к специфике профессии своей хозяйки, магического вмешательства не любит. Дескать, не трогай меня – и я не буду тебя трогать, а вот если будешь вламываться в мою деятельность – откажусь работать, и тогда посмотрим, кто здесь главный! Хватит, десять лет назад посмотрела. Вспоминать не хочется…

Маг между тем устал спорить со мной и занялся делами более насущными: отчалил, выровнял курс и, прошептав что-то, отправил лодку в самостоятельное плавание. Хм, а зачем тогда здесь вообще весла? Вытащить забыл, что ли?

– Как тебя зовут? – Обращаться к собеседнику на «ты» и называть его «рильт» – это как-то… глупо, одним словом.

– Вальг.

Хорошее имя. Надежное какое-то. Или это я выдумываю?

– А тебя?

– Иньярра.

– Иньярра… Странное имя… Но тебе идет, кстати.

Знаю…

…Сколько вас было? Ярких, как лучи утреннего солнца… Горьких, как мое любимое полынное зелье… Бесшабашных, как воины перед первой битвой… Спутанных, как филигрань ладоней… Суровые солдаты и легкомысленные менестрели… Благородные рыцари и чертовски обаятельные злодеи… Всесильные маги и просто… просто люди… Я помню вас всех… По именам… По лицам… По голосам… Вы уходили – я оставалась… я уходила – оставались вы… И каждый – еще один горький лепесток на чернобыльнике, еще одно перышко на крыльях птицы, не умеющей не летать… Мать-природа, ну когда? Ну когда же я отлюблю свое? Неужели я так и буду каждый раз плакать, как в первый?..

Эхт… Он был первым… самым первым… таких не забывают… Но и не ищут больше встречи…

– Тебе не идет это имя. Ты… ты не такая.

– А какая?

– Другая… Слишком другая… Спокойная… Яростная… Уверенная… Ранимая… ты… ты…..ИНЬЯРРА…

– Спасибо…

Говорят, имя дается при крещении… а чем крестить ведьму, как не любовью?..

Я проснулась-очнулась ближе к вечеру.

Еще одно чудесное свойство организма: учтя горький опыт ночных засад и подготовки к экзаменам, он приучился спать как только выпадает эта возможность, причем неважно, в каком положении: стоя, сидя, распластавшись под кроватью (да, такой опыт был тоже – когда меня прятали от праведного гнева наставников) или свернувшись клубком в шкафу.

Так что, проснувшись в состоянии «скрючившись на лавке, носом в колени», завернутая в чужой, немного потоптанный (судя по следам – мною же) плащ, я ничуть не удивилась, осторожненько развернулась, дождалась, пока жгучие иглы перестанут плясать по всему телу, а выпуклые места прекратят быть вогнутыми, и потянулась с видом довольной жизнью кошки.

– Добрый вечер, Вальг!

На меня посмотрели с большим сомнением в моей правоте и подозрительно переспросили:

– Добрый? Вообще-то тебе сейчас положено сидеть и стонать от боли в затекших конечностях…

Не на ту напал.

– Я обычно сама решаю, что мне положено, а чего – нет. – Я беспечно пожала плечами. – Мы далеко уплыли?

– Завтра к утру будем на месте.

И тут мне вдруг пришло в голову, что я даже…

– А куда мы, собственно, едем?

Секунд пять он честно пытался сдержаться, а потом все-таки расхохотался:

– Ты… ты… ты… ты поехала на какой-то незнакомой лодке с каким-то незнакомым магом, даже не зная куда?!

Я не обиделась. Нельзя обижаться, если тебе указывают на твою же собственную объективную глупость.

– А откуда мне знать? Я не предсказательница и не цыганка, чтобы гадать, что там у тебя за маршрут в голове намечен. Не хочешь говорить – не надо. Я же с мечом у горла не заставляю.

– Я просто не устаю удивляться твоей… э-э… смелости! – продолжал издеваться Вальг.

– Безалаберности, ты хотел сказать? – язвительно поправила я.

– Нет-нет-нет. Именно смелости.

– Так куда мы едем?

– К барону Крамну. Он просил помощи у Гильдии, вот меня и отправили…

– Значит, ты состоишь в Гильдии?

О Гильдии я знала много и не понаслышке. Это что-то вроде союза магов, куда маг вступает добровольно, потом он ей платит некоторый процент от всех заработков и может при случае рассчитывать на ее помощь. Одно время меня тоже пытались заманить в ее ряды, но безуспешно.

– К барону так к барону. Мне, вообще-то, все равно…

Мы помолчали. Лодка все так же скользила вперед, ничуть не нуждаясь в помощи весел. Это уже часов пять. Сильный, зараза, – я бы и трех, пожалуй, не выдержала. Или у него специализация по воде?

– А ты откуда на этой Ветке?Не слышал, чтоб ее особо ведьмы любили.

Я пожала плечами:

– Поэтому и пришла. Хотела отдохнуть недельку в тишине и покое.

– И давно началась эта благословенная неделька?

– Вчера вечером.

Он рассмеялся, качая головой:

– Везучая же ты!

– Везучая, – серьезно согласилась я, ибо, несмотря ни на какие обстоятельства, ведьма не скажет, что она неудачлива.

Неудачливых ведьм не бывает: они попросту не выживают в мире, погибая до восемнадцати лет. А что до некоторых обстоятельств… Мы сами по большей части не знаем, когда нам везет: не упавшая на голову сосулька тоже удача, вот только мы о ней не догадываемся…

– Кстати, уже восьмой час! – Он носил на руке это глупейшее изобретение человека, наивно полагающего, что так он определит время. – Ты давно последний раз ела?

– Вчера вечером, – честно призналась я, даже не подумав, в какой это его приведет ужас.

– Когда?!

– Вчера вечером, – послушно повторила я, не понимая, что же в этом такого кошмарного. – Да ты не бойся: для ведьмы это более чем нормально: я при желании вообще могу биение сердца замедлять, что уж говорить о каких-то биоритмах?

– И он на это не обижается? – Неуверенный кивок куда-то в район моего живота.

– Кто? Организм? Иногда. Но в принципе, если его сильно уж зельями не травить – ничего, живет.

Вздохнув тяжело, Вальг укоризненно покачал головой и вынул из своей сумки пакет сухарей, кусок дырчатого сыра и фляжку с вином.

Остаться без ужина нам не грозило.

Я, нахохлившись, как ворон, сидела на носу лодки и равнодушно смотрела вперед. Вертикальные кошачьи зрачки позволяли видеть в темноте, только вот ничего интересного в поле зрения за последние пять часов не попадало.

У ведьм вообще особые отношения с кошками: кошачья грация, кошачье зрение. При смертельной необходимости, говорят, возможна полная трансформация. Правда, все предложения типа спрыгнуть с крыши Храма – саженей тридцать – и наивно уповать на благополучное приземление на мягкие кошачьи лапки я трусливо отметала, так что этой замечательной способностью не овладела. Да и кто докажет, что это – не выдумки? («ТЫ!» – неизменно радостно заверяли меня коварные провокаторы, взалкавшие поглядеть на мое бесславное падение.) В общем, пока придется довольствоваться кошачьим умением видеть в темноте. Это, во всяком случае, лучше, чем ничего.

Вальг, накрывшись плащом, спал на дне лодки, а хлипкое суденышко все так же невозмутимо рассекало воду вопреки всем законам физики. Это ж какой силой надо обладать, чтобы спящему – поддерживать заклинание?! Ей-богу, я его бояться начинаю…

– Иньярра?

Хм, похоже, не такому уж и спящему…

– Иньярра? Что ты молчишь? Сердишься?

– С чего бы? Нет. Просто устала.

– Тогда иди сюда и ложись. Вдвоем под одним плащом не слишком тепло, но уж точно лучше, чем без него. А если ты боишься, что я… – Он запнулся, несколько смущенно подбирая слова.

– Не боюсь.

Я одним тягучим движением перетекла с носа лодки на корму и скользнула под плащ. К его чести (и моему удивлению… или сожалению…) никаких попыток придвинуться поближе или тем более обнять меня – он не предпринял.

Дурак. Так было бы теплее…

ГЛАВА 4

Просыпаться было… холодно и жестко, что отнюдь не способствовало улучшению настроения. Поэтому цель нашего плавания – замок, увиденный воодушевившимся Вальгом не так далеко впереди, – удостоилась лишь мрачного ведьминского взгляда.

Ну замок и замок: три этажа, несколько башенок, причем одна из них, покосившаяся, здорово напоминала падающую Пизанскую с не слишком любимой мною Ветки.Да и вообще после Храма воображение мага невозможно поразить ни одним, пусть удивительнейшим, произведением архитектурного искусства.

Ну что может сравниться с громадиной, величественно парящей над землей и всеми витражами отражающей лучи восходящего солнца?

Правда, у любого замка перед Храмом есть одно немаловажное преимущество: после ночной гулянки не нужно с раскалывающейся головой полдня искать место жительства, учебы и получения выволочек, за ночь успевшее неспешно отдрейфовать на дюжину-другую верст в любом направлении.

Операция по перемещению моей хрупкой замерзшей особы с лодки на землю грешную в этот раз прошла успешно благодаря выбранному (не мной – Вальгом) чисто механического способа доставки. В смысле «взял – перенес – поставил». Не слишком грациозно, но по крайней мере обошлось без утренних купаний – тоже, наверное, очень полезных, но, увы, я отношусь к ним еще хуже, чем к оздоровительному сну на свежем воздухе.

Мы не стали утруждать себя поисками провожатого или утомительным изучением карты: заранее абсолютно бесполезная вещь, – в Мисвале слово «масштаб» можно использовать разве что в качестве особо изощренного – поскольку неизвестного – ругательства. Мы просто взяли курс «на замок».

По дороге ветер то и дело издевательски приносил запахи трактира, а я, проснувшаяся не в самом лучшем расположении духа, не решилась намекнуть о завтраке, но зато принялась выяснять подробности того дела, что нам предстояло провернуть.

– Между прочим, ты что, собираешься прямо так запросто прийти в замок и сказать: «Здравствуйте, я – маг пятого уровня Вальг из убойного отдела Гильдии»?

Маг, бодро вышагивающий по бездорожью, только усмехнулся.

– Официального представителя столь неуважаемой тобою Гильдии пропустят, даже если он некромантом назовется.

Вот за что люблю магов – никаких вытаращенных глаз и нездорового удивления.

В отличие от местного населения, никогда не бывавшего на других Веткахи соответственно не имевшего ни малейшего представления, что такое «убойный отдел». Одно хорошо: ведьмам такие порой невольно срывающиеся с языка словечки прощаются в силу специфики профессии.

– Но я-то в неуважаемой-не-без-веских-причин Гильдии не состою, а Свиток, [7]как и деньги, зелья, одежда, оружие и все остальное – остался в гнезде, – попеняла я.

Вальг окинул внимательным взглядом мои черные волосы, черные глаза и длинные ногти (профессиональная необходимость: остаточные заряды от всех заклинаний собираются на кончиках пальцев, где начинают бессовестно жечься, чесаться и щипать кожу; а при длинных ногтях они собираются на их кончиках – не больно, дешево и сердито) и глубокомысленно изрек:

– Да в тебе и так ведьму за версту видно!

Я понадеялась, что это комплимент.

– А если кто-нибудь придерется?

– Если кто-нибудь придерется, то ты ему улыбнешься, и он поползет вперед, указывая путь в твои апартаменты!!! – раздраженно отмахнулся Вальг, которому надоело спорить.

С двадцати лет знаю твердо, что у приворотной ауры, палящей без разбору и уж тем более без разрешения владелицы, есть минусы.

Один такой отдувающийся, красный, громыхающий полным набором доспехов минус вот уже пятнадцать минут показывал дорогу к моей комнате, а у меня с каждым шагом все больше крепло в душе подозрение, что он специально водит меня кругами по тайным коридорам – лишь бы подольше вышло. Причем на входе я ему не улыбалась.

Увидев у окна заплаканную служанку, беззастенчиво использующую вместо платка занавеску, я кинулась к ней, как утопающий – к спасательному кругу, на ходу весьма бесцеремонно потребовав у мрачно сопящего впереди субъекта воды и успокоительного.

Искренне надеюсь, что на обратном пути он сам заблудится в этих коридорах, тоннелях и потайных дверях и не доберется до кухни.

В двух словах объяснив девушке, кто я такая и куда хочу попасть, я за пять минут была отведена в комнату и тут же занялась выбиванием информации, то бишь успокоением рыдающей.

Послушно согласившись, что все мужики, эльфы, гномы, вампиры, маги, упыри и оборотни – сквирьфи [8]недоделанные, я уже через четверть часа убедила девушку, что ни один представитель так называемой сильной половины человечества не стоит ее слез.

За следующие полчаса на меня с готовностью вылили каскад местных новостей, причем таких, что, клятвенно пообещав зайти вечерком на кухню и отправив девушку к ее непосредственным обязанностям, я еще долго сидела в прострации и пыталась обдумать ситуацию.

Изначально гиблая затея. Желудок начал ненавязчиво напоминать, что замедленные биоритмы – дело хорошее, однако ничего похожего на хоть сколько-нибудь питательные вещества в него не поступало довольно давно, а тошнота и легкий шум в голове отнюдь не способствуют работе того, что обычно называют мозгами. Так что пришлось устыдиться, пообещать несчастному организму в ближайшее же время исправить сие досадное упущение и поставить первой задачей на повестке дня поиск пищи.

Решение задачи пришло само. Постучалось в дверь, терпеливо дождалось моего «войдите» и, просунув голову в проем, для верности осведомилось: «Можно?» Пришлось повторить «войдите» еще раз. Для особо вежливых.

– Ну как дела? Избавилась от кучи металлолома?

Брр, меня аж всю передернуло при одном воспоминании.

– Да. Надеюсь, что надолго.

– Не надейся. Он тебя уже ищет по всему замку! – «обнадежил» Вальг.

Захотелось взвыть или выругаться. Я, естественно, предпочла второе, причем приступила к занятию столь основательно, что Вальг склонил голову набок и заслушался, явно сожалея о невозможности законспектировать для верности.

– Кстати, – я без остановки перешла от ругательств к делам более насущным, хоть и менее приятным, – а поесть мы где-нибудь собираемся?

– Да, – ответил он самодовольно. – Мы приглашены на официальный обед. Там, наверное, как раз встретимся с бароном.

Я скептически приподняла брови и поинтересовалась:

– Вальг, ты когда-нибудь участвовал в заварушках, подобных вот этой?

– Ну-у-у… Нет вообще-то. А почему спрашиваешь?

– Горю желанием поделиться опытом. Попадая на территорию клиента, прежде всего – поговори со слугами.

– И много интересного выяснишь? Как пригорела каша и убежало молоко?

Тоже мне нашелся скептик…

– Не без этого. И много еще чего…

– Например?

– Ну например, что у Крамна есть сын, наследник громадного состояния, гарнизонный воин, до коры спинного мозга преданный родине, причем шлейф невест вот уже года три только и ждет, пока он сделает свой судьбоносный выбор, а у него голубая мечта – умереть за идею на коне и с саблей наголо.

– И все?

Я его не потрясла. Полезные сведения, но не смертельно важные. Но ничего, козырной туз у меня все еще в рукаве.

– Почти. Еще барон не далее как два дня назад преставился. Похоронили вчера. Предположительная версия – отравление ядом.

Пару минут я удовлетворенно созерцала плоды своей работы: Вальга в полной растерянности. Редкой красоты зрелище.

– А подозреваемые?..

Он просто до неприличия быстро взял себя в руки.

– А вот о подозреваемых лучше слуг не спрашивать: тебе выдадут миллион версий – от Ивашки, не зовущего вот уже три недели на сеновал, и до Мафки, отбившей в прошлом году жениха, девки без стыда и совести, по ночам вытворяющей свои непотребства с самим бароном! Гиблое дело.

Еще раз щелкнув профессионала по носу и ощутив от этого непередаваемое удовольствие, непрофессиональная ведьма сказала, что скоро придет в столовую, и потребовала освободить помещение.

Вальг послушно удалился думать. Не знаю почему, но у меня появилось досадное подозрение, что с этим занятием он справится лучше меня.

Я покрутилась перед зеркалом, созерцая плоды следования старому правилу: если покупаю одежду – покупаю жутко дорогую, но такую, чтобы не линяла, не мялась, почти не рвалась и легко отстирывалась. Синее платье с честью выдержало испытание ливнем, купанием и сном на дне лодки под чужим плащом – к утру он, кстати, оказался полностью в моем распоряжении, потому что Вальгу надоело его перетягивать. Три золотых монеты когда-то были потрачены не зря.

Между прочим, а где здесь столовая?! Досадуя то на собственную глупость, то на Вальга, не сообразившего снабдить меня этой ценной информацией, я отправилась на самостоятельную экскурсию по замку, в надежде хотя бы случайно наткнуться на искомую комнату. И через полчаса уже была готова зверем выть в потолок, осознав, что я окончательно потерялась в хитросплетениях коридоров.

Но судьба не успокоилась на достигнутом, в очередной раз спеша напомнить мне старую мудрость: «В любой, даже самой отвратительной, ситуации может быть еще хуже». Потому что где-то весьма недалеко я услышала приснопамятный грохот доспехов и поняла, что столовая – это дело десятое!

Следующие полчаса я дикой кошкой носилась по коридорам, преследуя единственную цель: хоть где-нибудь спрятаться от этого… этого… Йыр бы его побрал, короче говоря!

Правда, потом в игру включился окончательно озверевший от голода мозг, и я наконец-то вспомнила, что я – ведьма, а это чудо в металлоломе – не нежить и не зверь, чувствующий магию. Так что на следующем же повороте я мирно пропустила его вперед, отведя глаза простенькой иллюзией; и на первый план вышел все тот же вопрос: где здесь, собственно, кормят гостей?

Инстинктивно отправившись на запах съестного, я уже предвкушала завтрак из трех блюд, – но обнаружила только пустую кухню с ворохом грязной посуды.

К счастью, слуга как раз нагрузил полный поднос яств и куда-то его понес, а я отправилась следом, надеясь, что хоть он знает, где тут столовая.

– Да, отец, увы, оставил этот грешный мир, полный предательств и лжи…

«И отсутствия патриотизма», – мысленно добавила я, весьма иронично глядя на барона Крамна-младшего.

Нет, любовь к родной земле, откуда вышел, на которой живешь и куда предстоит вернуться, – вещь, конечно, очень хорошая, но вот голова на плечах нужна не только чтобы гимн в бою петь!

Да, но попробуй еще докажи это ему…

Что наши взаимоотношения не сложились, мы поняли при первом же взгляде. «Сообразительный, но плоский и однобокий, как валенок, потомственный вояка», – читалось в моем взгляде.

«Дикая, наглая, зарвавшаяся кошка» – его взгляд на вещи. Нельзя сказать, что уж очень отличается от реальности. По крайней мере, я давно привыкла воспринимать подобные характеристики исключительно как простую констатацию факта.

– А каким образом? – Это Вальг.

Я с этим существом, предложившим бы «честный бой» разбойнику, повстречавшемуся в лесу, общаться не собираюсь.

– Его отравили, – равнодушно ответил скорбящий сынок, лениво ковыряясь в тарелке с курицей.

– А виновных ищут? Есть какие-нибудь подозреваемые?

– Нет. Зачем? В нашем роду все очень спокойно относятся к смерти. Уверен, единственное, о чем жалел бы отец – так это о том, что погиб не в бою!

Я молча позавидовала терпению Вальга. Меня бы на такое не хватило.

У нас, ведьм, понятия «патриотизм» вообще нет. Есть природа, Древо Жизни. И любые войны, неважно – захватнические или отечественные, ее разрушают. Разрушают Жизнь.

Какая разница, какому королю принадлежит место, в котором ты живешь? Ведь это все – дело случая! Сейчас ты родился в королевстве Самойа, а ляг карты чуть по-другому – и был бы подданным короля Барвейны, соседа Самойи. Какая, по сути, разница?

За час совместной трапезы Вальг успел выяснить точнейшее меню барона на день трагедии – я, впрочем, уже сильно сомневалась, что это хоть для кого-то стало трагедией, – и принять предложение съездить завтра на охоту. А я успела наесться на пару суток вперед, поиздеваться над нашим хлебосольным хозяином, незаметно пуская ему магических солнечных зайчиков в глаза, и вдоволь наскучаться.

Мы чопорно распрощались с новоиспеченным бароном. Я нарочно помучила свои косточки, присев в традиционном реверансе, который последний раз соизволила вспомнить только перед Его Величеством… имя уже забыла, чтобы ему, барону, тоже пришлось поскрипеть мозгами, выбивая из недр памяти последовательность движений и церемонно со мной раскланяться. Во всем железе умудриться достать воображаемой шляпой до пола… Уважаю…

– С чего ты его так невзлюбила?

Допрос с пристрастием начался сразу за дверями столовой.

Я задумалась всерьез. Нет, действительно, ну с чего? Как будто мало дураков в жизни видела. Так нет, не мало, и относилась к ним всегда соответственно: со снисходительным всепрощением. А тут…

– Он слишком много убивал ни за что. – Само с языка сорвалось. В который раз убеждаюсь, что мое подсознание на многие вопросы умеет отвечать куда лучше меня самой.

– Поедешь завтра с нами на охоту?

– А меня приглашали?! Я как-то пропустила этот момент! – Я не удержалась и подпустила несколько обиженную шпильку: – Да нет, не поеду, конечно. Отдувайся там сам.

– А чего отдуваться-то? Поохотимся да поедем обратно. Вызывал меня кто – барон? Барон. Барон безвременно скончался? Скончался. Значит, мне здесь делать нечего, – наивно заявил Вальг.

Нет, не хватает ему опыта участия в подобных заварушках…

Вкрадчиво, словно разговаривая с маленьким ребенком:

– Вальг, тебя отправили сразу же, как только пришел запрос? Или тянули месяц?

– Сразу же, – не подозревая подвоха, уверенно ответил маг.

– Ну так смею тебя заверить, что если этот ваш барон такая шишка, что по первой его просьбе ему сразу же высылают мага пятого уровня, то по возвращении от тебя наверняка потребуют полного отчета – о том, каким образом умер барон, отчего, кто виноват и что ты сделал с виновными. Так что работы у нас еще непочатый край.

– Я им в следователи не нанимался!

– Вальг, скажи честно, ты долго в Гильдии состоишь? – устало вздохнула я.

– Полгода.

– Ну вот и идет абсолютно нормальный процесс понимания, что не все в жизни бывает не так, как хочется: магия не всесильна, любимая девушка не горит желанием бросать все и бежать за миражом на другой конец света, а работа в Гильдии далеко не сахар.

По-моему, ему здорово хотелось меня придушить. Но сдержался.

– Значит, нам придется расследовать это убийство?

– Именно так. И предлагаю не стоять и мысленно клясть Гильдию на все лады, а приступить к сбору информации. Я беру на себя слуг, ты – доблестного вояку.

– Ладно, идет. Я пойду пока по замку, вдруг чего выясню, если что – держи. – Он дал мне бирюзу, ограненную в форме кристалла: – Одноразовую связь он даст в обе стороны.

– Хорошо. – Я послушно уменьшила кристалл обратно до состояния спичечной головки и спрятала на груди, искренне надеясь, что не придется им пользоваться. Я как-то предпочитаю не попадать в ситуации, с которыми не могу справиться своими силами.

И Вальг ушел. А я пошла отсыпаться.

Теперь уже, к счастью, на сытый желудок.

ГЛАВА 5

– Придет! Вот увидишь, придет! Она обещала!

Когда по темноте, обшарив предварительно весь замок, наконец-то ощупью находишь кухню и слышишь такие разговоры, однозначно понимая, что это – о тебе, то испытываешь непередаваемое удовлетворение. По крайней мере не зря стерла руками всю пыль и паутину со стен замка и, услышав громыхание доспехов – мне оно скоро по ночам станет сниться, – запутала следы как заправская лисица, – тебя здесь действительно ждут!

Жмурясь, как слепой щенок, от ударившего по глазам света, о существовании которого вообще забыла в мрачных подземных коридорах, я предстала пред грозные очи публики и тут же получила внеплановую порцию нездорового внимания.

Ну ткань тканью, но вот после того, как им подмели все полы в замке – это я по звуку шагов пыталась определить, есть ли здесь вообще люди, а если есть – то хотя бы в какой стороне, – любое платье будет выглядеть более чем… хм… экстравагантно.

Впрочем, Муна – так звали служанку, которую я отловила днем, быстренько меня отряхнула и снабдила шалью, чтоб не мерзла. Да еще сказала, что я могу не только пользоваться ею все время, пока буду здесь, но и вообще забрать себе. Святая девушка!

Судя по всему, номинальным поводом к гулянке были поминки по барону. Но это – чисто теоретические предположения, поскольку к моменту моего прихода большинство празднующих – а их было человек двадцать – вообще не были в состоянии членораздельно назвать причину сборища, а остальные, еще ворочавшие языком, ее забыли.

Мне даже обидно стало. Меньше по подвалам и подземельям лазать надо было – и уже бы споро рассуждала о смысле жизни, как его нет, а не сидела бы молчаливым неуместным украшением на всеобщем празднике.

Впрочем, заметив мое неловкое положение, кто-то осведомился, что я буду пить, и на просьбу налить красного вина смело откликнулся: «Щас добудем!» Как я поняла, им уже было море по колено, и присвоить ради гостьи неприкосновенные баронские запасы вина они ничуть не постесняются. Гулять – так гулять!

Фужер вина, второй, третий… Четвертый выскользнул из рук и красиво рассыпался на полу в хрустальную крошку.

«Щас починю!» – уверенно заверила я общественность, шепча заклинание. Крошки подумали, но, вместо того чтобы склеиться, превратились в бабочек, мигом разлетевшихся по кухне. Я стала извиняться, уверяя, что в этот-то раз все точно получится, «вот только поймайте мне назад всех этих бабочек!». Народ пораскинул мозгами и дружно решил, что дюжина бабочек лучше одного фужера. Дальше я пила вино прямо из бутылки…

Потом кто-то притащил гитару, и меня попросили спеть, мотивируя это тем, что «ведьмы всегда умеют петь». Не спорю, все ведьмы – Сказительницы, но у этой гитары вместо шести струн было пять, и все расстроенные!

Хотя кого это волнует, когда сидишь на кухне со слугами, весело отмечающими смерть очередного хозяина – сидела даже одна старушка, на чьей памяти благополучно почило уже три барона, – беззаботно допиваешь вино из горлышка и разбиваешь бутылку о стол, на котором сидишь?

Я взяла гитару, погладила струны и… Чем плохо быть Сказительницей – никогда не знаешь, что ты выдашь под музыку в этот раз: слова приходят, вплетаясь в магию звука, и рвутся наружу, не задерживаясь в голове. Вспомнить потом – можно, а вот контролировать в процессе – нет.

А уж пьяной Сказительницей…

В прах и пыль – воспоминанья, За спиною дом, порог: Вслед за голосом призванья Я иду сквозь вязь дорог. В танце кружева сплетая, В вихре над землей крутясь, Жить, как грешница святая, Лишь спокойствия боясь. Ввысь – и волосы по ветру, Босиком по плитам звезд Я танцую беззаветно, Из лучей сплетя помост. Ярость гроз – моя отрада, Вязь дорог – моя душа. В жизни есть одна награда: Жить на острие ножа. И пускай плащ не из шелка, И пусть в серьгах не алмаз, Не бренча монетой звонкой, Я – счастливее всех вас! Я живу свободой птицы, Терпкой, как бокал вина. Пусть твердят: «Господь гневится», – Жизнь у нас всего одна!

Все реазы – стихотворные заклятия Сказителя – обладают ужасной воздействующей силой настроения. После моего опуса веселье перешло в дикое разгульное празднество с песнями и танцами, выпивкой на брудершафт, предложениями дружно пойти на сеновал и прочим бредом, который и вспоминать-то стыдно.

Я же быстренько протрезвела с помощью заклинания – очень болезненно, зато порой необходимо, – оценила обстановку, как не нуждающуюся более в моем участии, и отправилась искать свою комнату… Ну или каземат, в котором можно переночевать!

…Второе нашла через десять минут, а вот до первого пришлось идти еще с полчаса. Укладываясь спать, пообещала себе, что завтра пойду изучать подвальные лабиринты.

ГЛАВА 6

Утро встретило меня головной болью и, должно быть, миллионным по счету поздним раскаянием: Ред, ты был прав!

Муна, принесшая кувшин с теплой водой для умывания и чашку лекарства от головной боли, была возведена в ранг ангела-хранителя и отпущена с клятвенными уверениями, что одеться я сама в состоянии. Особенно учитывая, что забыла на ночь раздеться…

В этот раз столовая была найдена мной в рекордно короткие сроки: всего за четверть часа.

Барон уже вел экзекуцию из-за вчерашней гулянки:

– Итак, Торь, если я еще раз замечу, что слуги таскают фамильное вино из моих погребов…

– На диво гостеприимно (в отличие от хозяина!) откликнувшись на просьбу гостьи, барон! – При моем триумфальном появлении, подтверждающем прискорбный факт, что выпитым вином я, увы, не отравилась, Крамн скривился как от зубной боли.

– Что же, риль, мне остается только искренне понадеяться, что вино вам понравилось, как и проведенный в обществе слуг вечер!

Перевод: «Вот что, дебоширка, не прибудь ты сюда с представителем Гильдии, – уже бы жила на кухне, ела на кухне и сама была опущена до уровня служанки!»

– Вечер был великолепен, очень теплый и человечный (опять-таки в отличие от вашей трапезы!). Вот только вина, – лукавая улыбка в адрес Торя, – мне пить не довелось. Его я позаимствовала исключительно для составления одного зелья!

«А не пошли бы вы, барон? Меня абсолютно устраивает ваша кухня и слуги. А вот вы здорово рискуете нарваться!»

– В таком случае не могли бы вы выбрать какое-нибудь менее дефицитное вино, чем наш домашний кагор семилетней выдержки?!

А он, оказывается, еще и жмот…

– Видите ли, барон, некоторые зелья требуют абсолютно точного следования рецептуре, в противном случае превращаясь в весьма опасные для здоровья людей яды, – доверительно пояснила я. – Вообще-то там требуется кагор десятилетней выдержки, но, за неимением лучшего, придется обходиться скудным содержимым ваших кладовых и уповать на удачу…

Барон краснел от ярости и силился придумать что-нибудь столь же оскорбительное в ответ, а Торь за его спиной давился загнанным внутрь смехом, Вальг уже минут пять как успокаивающе сжимал мою руку, пытаясь напомнить, что с дураками не спорят. А я сидела с довольной ухмылкой и радовалась, что наконец-то нашла подходящую мишень для выплескивания раздражения.

Всех, кроме барона, такое положение вещей вполне устраивало.

– От нормальных магов я никогда не слышал о существовании подобных зелий!

Испугал кошку мышью…

– А ты, Вальг, слышал?

Я чуть удивленно глянула на Вальга. Неплохо же он вчера пообщался с клиентом, если они уже на «ты».

Вообще-то зелий таких не существует, но если кое-кто русоволосый, голубоглазый, крутящий кольцо на пальце только попробует…

– Слышал что-то, – после короткого раздумья решился маг.

Это было мудрое решение: ему еще со мной обратно целый день плыть…

– Видите ли, некоторые зелья нормальные маги не могут приготовить, равно как и нормальные воины не могут себе позволить обращаться с дамой в подобном тоне! – с издевательской улыбочкой на губах просветила я барона, спокойно накладывая на тарелку салат. – Во-первых, это крайне невежливо с точки зрения этикета, а во-вторых, совершенно неразумно с точки зрения безопасности. Женщины, знаете ли, не всегда могут справиться с эмоциями…

Игра на его собственном поле окончательно выбила барона из равновесия.

Неопределенно пожав плечами, он поспешил закончить завтрак, напомнил напоследок Вальгу, что ждет его у конюшни через час, и оставил нас втроем. Хлопнувшая за его спиной дверь окончательно сорвала последние преграды, и мы с хохотом повалились на пол.

– Иньярра, ты хоть представляешь, чем это могло закончиться? – Роль обвинителя не слишком удалась Вальгу, учитывая то и дело прорывавшийся через его тираду смех.

– Чем? Воин бы вызвал меня на дуэль?

– Почему бы нет?

– Он бы тогда помер от смеха, еще только увидев меня в доспехах!

– Это было… было… – Торь, восхищенно рассматривающий мою нескромную особу, не нашел слов, чтобы описать то, что было, и я поняла, что стану местной легендой и примером подражания для слуг как минимум на полгода. Лестно, йыр побери…

С трудом просмеявшись, мы обсудили планы на день и разошлись.

Торь полетел на кухню – сочинять очередную байку из жизни Иньярры Великой и Ужасной, Вальг, изгнав из груди звонкие отголоски смеха, поспешил к конюшне, а я отправилась на поиски своей комнаты.

Все утро я вспоминала, какие яды было можно подмешать в пищу барону так, чтобы он того не заметил. Без вкуса, без запаха, не оставляющие следов. Потому что иначе барон бы заподозрил что-то неладное: человек, посылающий запрос в Гильдию и опасающийся за свою жизнь, будет очень осмотрительным.

На исходе третьего часа я вытащила из своей головы практически всю Храмовую программу знахарства, и осталось только три возможных яда, соответствующих необходимым характеристикам и доступным в Мисвале.

Искренне надеюсь, что яд был изготовлен и куплен здесь, потому что если его принес маг, могущий перемещаться по Веткам,то список станет бесконечным, а задача поймать виновного – невыполнимой.

Итак.

Настойка корня сон-травы. Подмешанная в вино или пищу, абсолютно не ощущается, но, если изготовить ее с достаточной степенью концентрации, запросто может усыпить человека насмерть.

Медовушный яд. Подобно медовухе, бьющей по ногам при абсолютно свежей голове, яд через час после употребления полностью расслабляет все мышцы. Включая сердце.

Чернобыльный галлюциноген. Обладает противоположным действием. Не опасен при употреблении в меру, но при передозировке вызывает огромный выброс адреналина в кровь, и – здравствуй, инфаркт.

Я потянулась и недовольно нахмурилась. Версии появились. Только легче жить не стало.

Ну и что дальше? Идти по замку и спрашивать у всех, не видели ли они кого-нибудь, крадущегося по коридорам с флакончиком одного из этих ядов в руках? А если не видели? А если флакончик не узнали?

Тогда идти в город и продолжать блиц-опрос. Мрак…

Думай, ведьма, думай! Где здесь можно было взять яд? Либо изготовить самостоятельно, что маловероятно из-за сложной рецептуры, осилить которую могут лишь ведьмы, чувствующие травы, или ведуны, специально этому обучавшиеся, либо купить.

Вывод? Верно: пойти пообщаться с местным знахарем.

– Госпожа ведьма!!! Вы часом не потерялись? Может, помочь?!

Й-й-йыр бы его побрал!

На кой было вылезать из комнаты через окно, лететь с третьего этажа в кусты и стелиться рядышком со стенкой, упорно изображая из себя оригинальный орнамент, чтобы все равно наткнуться на это чудо в железе, совершающее обход?

Я, после недолгого боя с непослушными лицевыми мышцами, выдала-таки приветливую улыбку, но, судя по тому, как мужик от меня попятился, бой окончился ничьей и улыбка вышла вампирьим оскалом.

– Вообще-то я собиралась в город и была бы премного благодарна, если бы вы указали дорогу туда.

Терпи, ведьма, этот охранник не виноват, что твое приворотное поле соизволило не вовремя усилиться. Терпи и улыбайся. И не забудь при отъезде прочитать отворотное заклинание.

– Так я и проводить могу! Я не занят!

Ну только вот этого мне для полного счастья-то и не хватало…

– Н-н-нет, не стоит. Э-э-э… Боюсь, барон просил меня передать вам, что вы должны оставаться на своем посту, пока он сам не вернется, ибо только вам он может доверить охрану своего замка.

Вряд ли он станет проверять. А если и станет – ну что, поцапаемся еще разок с бароном – дел-то!

Хотя, судя по вытянувшемуся лицу товарища, также за компанию совершающего обход, мой «металлист» никогда не ходил у барона в любимчиках.

Ну и что с того? Сам стражник сейчас поверит мне, даже если сказать, что барон назначил его своим единственным преемником! Пусть радуется.

До города я добралась относительно просто, попросив на конюшне лошадь во временное пользование. А как уже было сказано, люди барона обращались с гостями – ну ладно, ладно – со мной одной, у Вальга и с бароном проблем не возникло – куда лучше него самого. Так что за какие-то пятнадцать минут мы с Воробьем добрались до местного трактира, и я отправилась внутрь, а он остался отдыхать и лениво пощипывать травку, время от времени грабя кур на предмет зерна.

– И как госпожа ведьма находит наш город? – Ауру я, во избежание новых проблем, временно нейтрализовала заклинанием, но люди, не видевшие новых лиц вот уже около года, все равно обращали на меня слишком много внимания. Как и этот парень, явный завсегдатай трактира, небрежно подсевший за столик и не дрогнувший под моим малоприветливым взглядом.

– Ничего. Со своим духом.

Это лучший комплимент городу, который можно услышать из моих уст.

Я вообще считаю, что главное, чем должен обладать любой город, – своим собственным настроением, своим обликом, оставляющим отпечаток в сердце, а не набор знаний типа «семь музеев, три галереи и один замок» в голове.

Вообще, приезжая в другой город, не идите сразу в музей или на экскурсию к каким-то другим местным достопримечательностям. Идите на набережную, идите к центральной площади, идите в трактир – идите туда, где есть люди.И если почувствовали, поняли, уловили, поймали то, чем на самом деле является этот город, – никакие музеи вам уже не нужны. А если нет – они вам и не помогут.

Город – это не памятные места, город – это его жители.

Стало жарко, и я, сбросив с плеч щедро подаренную Муной шаль, положила ее рядом на стул.

– С кем госпожа ведьма успела познакомиться?

Привязчивый незнакомец и не думал оставлять меня в покое, несмотря ни на какие намеки.

– Пока ни с кем, но горю желанием завязать знакомство во-о-он с тем человеком! – Рукой, занятой кружкой с глинтвейном, я указала на пожилого мужчину, в одиночестве обедавшего за столиком у дальней стенки.

– Так это ж просто местный знахарь! – со смесью презрения и удивления в голосе протянул мой собеседник.

– Вот именно.

Заметив, что знахарь собирается расплатиться и уйти, я вскочила, оставила на столе предусмотрительно оплаченный заранее глинтвейн и направилась к мужчине.

– Добрый день, рильт, могу я проводить вас и поговорить по дороге?

– Ошибаетесь, госпожа ведьма, – с улыбкой возразил знахарь, – я не маг.

– Зовите меня риль. И скажите, как тогда называть вас. – Мы вышли из душного трактира, и я знаком попросила дойти со мной до привязи, забрать Воробья.

– Зовите меня Таруф, риль. Это мое имя. Вы что-то хотели?

– Да. Я хотела бы купить у вас полынное зелье, если есть.

Что поделать: не живется мне спокойно без чернаса – сами попробуйте пить что-нибудь непрестанно в течение пятидесяти лет, а потом этого лишиться. Врагу не пожелаешь.

– И задать пару вопросов, если вы не против.

Таруф окинул меня быстрым, но внимательным взглядом.

– Вы ведь ведьма, я не ошибся? – Утвердительный кивок. – Тогда почему вы не можете сами изготовить себе зелье?

– Видите ли, у меня нет с собой подходящих ингредиентов. – Я смущенно развела руками.

– Постоянно пили, а потом пришлось быстро уехать? – Люблю умных людей. Знаете, говорят, противоположности притягиваются. – Идемте ко мне. Готового нет, но сварить ведь недолго. Дам вам все составляющие, чтобы и не мучились, и ко мне постоянно не пришлось ходить.

– Спасибо, я заплачу.

Стоп! Чем? Все деньги и прочее остались в гнезде, а рассчитывать на финансовую поддержку барона, мягко говоря, не приходится.

– Не стоит, риль. – Таруф, словно угадав мое смятение, поспешил отказаться от предложения. – Ведьм вытесняют обычные чародейки. Их осталось так мало, что просто встретить одну из них – большое счастье, а уж суметь быть полезным ей…

Я внимательно посмотрела ему в глаза.

Такой не-маг лучше профессионального мага. Он не зазубрил темными предэкзаменационными ночами названия и свойства трав – он их чувствует, как и мы, ведьмы. Слышащие – так мы их называем, а остальные просто не верят в их существование, потому что сами никакой разницы не чувствуют. Мне же это как… настоящая роза в сравнении с духами «Аромат роз».

– Ну тогда, может быть, я могу вам помочь по своему непосредственному профилю? – улыбнулась я.

– Парочку упырей прикончить? – Таруф вернул лукавую усмешку.

– Мои способности не ограничиваются красочным усекновением злокозненной нежити. – Я пожала плечами. – Зелья, бытовая магия, ворожба… Только приворотов не просите: терпеть их не могу.

– Там посмотрим, – неопределенно отмахнулся он, и я поняла, что работа действительно найдется, просто он стесняется просить меня об услуге.

Как будто мне сам не ее же оказывает.

– Так о чем же вы хотели поговорить? – напомнил Слышащий, когда я, выпив три чашки зелья залпом и уже чуть сбавив скорость, блаженно грела руки о четвертую.

– Ах да! – Я спохватилась: сижу тут как дома, а дело само по себе с места, разумеется, не движется. – Я хотела узнать, не занимаетесь ли вы изготовлением ядов?

Таруф покачал головой:

– Вообще-то нет. А почему вы спросили? Один особо вредный упырь, – улыбка, породившая сеточку добрых морщинок, – не желает упокаиваться традиционным способом?

– Нет, что вы. С упырями и их упокоением я на «ты». Просто я пытаюсь выяснить, кто и каким образом мог отравить барона Крамна – слышали о его смерти? – И я осторожно выложила все о событиях последних дней, заодно сообщив и результаты своих мысленных изысканий.

Еще одну чашку Таруф просидел молча, обдумывая мои слова, а потом заговорил:

– Не знаю. Последнее время вокруг вообще что-то странное творится: люди умирают невесть от чего, послушнейшие лошади сбегают от любимых хозяев и – самое главное – в Лесу что-то не то происходит.

– Что? – сразу насторожилась я. Бог с ними, с людьми и лошадьми, – мало ли что им в голову ударило, а вот если неспокоен Лес – тогда действительно стоит начинать беспокоиться.

– Не знаю что. Просто чувствую, что все: трава, деревья, звери – весь Лес – насторожился и словно ждет нападения. Сходите – он здесь недалеко, – может, вы чего лучше поймете? Я ведь не маг, я – знахарь, скорее всего, зря панику поднимаю.

– Ни один маг не чувствует Лес так, как Слышащий, так что не стоит принижать своих способностей, – спокойно возразила я. – А что до похода туда… Да, так, пожалуй, и поступлю. После обеда.

За четверть часа мне удалось выяснить, что работой, которую он стеснялся мне предложить, оказалась необходимость изгнать мышей из дома.

– Хранящие с ними, пусть бы живут, да вот травы между собой путают! – смущенно пояснял Таруф. – А потом разбирай по часу, где ромашка, где календула…

Мыши были с позором изгнаны, компоненты любимого зелья торжественно вручены мне в огромных количествах, и мы расстались, крайне довольные друг другом.

ГЛАВА 7

Уже почти вернувшись в замок, я обнаружила, что шаль благополучно осталась в трактире. Это ни в коей мере не радовало.

Поругавшись в пустоту и попрепиравшись с Воробушком, я все-таки его развернула и поехала обратно в город. Ну это ж надо было так квартануться… [9]

Зайдя в трактир, я сразу поняла, что ничего хорошего меня здесь не ждет. Столик, за которым я сидела, был занят какой-то весьма подозрительной компанией, вряд ли мечтавшей вернуть мне шаль и отпустить восвояси. Все пятеро наемников были уже в состоянии сильного подпития и только искали повода затеять драку.

– Эй, леди, не желаете ли присоединиться к нам? – развязно прошипел тип в черной потрепанной куртке.

Волны исходящего от него перегара, замешенного на застарелом поту, отшибали всякое желание свести близкое знакомство. Все-таки «романтики с большой дороги» на самом деле не так уж и романтичны.

– Нет, спасибо.

– А не желает ли леди пообщаться со мной более тесным образом в одной из комнат наверху? – не отставала от меня пьяная в стельку физиономия, распространяя вокруг ароматы чистейшего самогона.

– Никоим образом! – отрезала я, лавируя между его дружками. – Леди желает забрать у трактирщика свою шаль и отправиться по своим делам.

– Боюсь, леди придется пересмотреть свои планы, – резко гаркнул он, становясь прямо передо мной. – Потому что ее фигура не оставила меня равнодушным, а отказов я не принимаю, даже если для этого придется воспользоваться грубой силой!

Рука стальной клешней вцепилась мне в плечо. Я вырвалась, развернулась. И тихим, спокойным, стальным голосом, глядя прямо в лицо:

– А тебя не пугает перспектива остаться на всю жизнь жалким бездетным инвалидом, побирающимся у замка барона Крамна?

Вместо ответа мне лицо обожгла пощечина, и я тут же взвилась на дыбы.

Удар – блок, удар – блок.

Засветив шпилькой в пах самому настырному (говорила же – очень эффективно!), я вскочила на стол, пока успешно держа круговую оборону. И все-таки не зря меня восемь лет в Храме тренировками мучили…

Кинув под ноги двоим простую силовую волну, я развернулась к оставшимся, намереваясь без затей вырубить их «звездочкой» – простой сгусток энергии, при желании ему можно придать любое свойство: парализация, дезориентация, оглушение, – но с досадой обнаружила, что позади них очень некстати мельтешил трактирщик.

Не люблю драться в трактирах. Места мало, магией не разгуляешься: того и гляди в «своего» попадешь. Да и вообще в трактире надо отдыхать, пить вино и отшивать надоевших ухажеров, а не скакать дикой кошкой по столам.

Как выяснилось, не стоило рассчитывать, что силовая волна выведет наемников из игры надолго: едва-едва поднявшись на ноги, они не преминули сказать ведьме свое «фу».

Удар кулаком пришелся аккурат в скулу, и я с ужасом ощутила, что в глазах темнеет, а ноги наливаются тяжестью. Но, к счастью, дезориентация прошла так же внезапно, как и появилась, и, окончательно разозлившись, я перестала задумываться о последствиях.

Удар локтем в голову уложил отдохнуть еще одного, и только я уже забеспокоилась, а надолго ли меня при таких скоростях хватит: все-таки наемники – это не обычные трактирные пьянчуги, с ними даже при помощи магии кворр справишься, как…

– Эй, кому здесь что не нравится?! – Едва прозвучал спокойный, чуточку насмешливый голос, как оставшиеся трое нападающих разлетелись в разные стороны, словно щепки при заготовке дров.

Вальг вальяжным неторопливым шагом мага, оч-ч-чень аккуратно выплачивающего налог в Гильдию, подошел и легко приобнял меня за плечи, предварительно сняв со стола.

– Какие-то проблемы?

– Уже нет, – с удовлетворенной улыбкой обведя взглядом поверженных противников, заключила я. – Я просто за шалью зашла.

Шаль мне вынес хозяин заведения со всеми почестями, включая коленную дрожь.

Из трактира мы вышли под руку и расцепляться, в общем-то, не спешили, но дымчатая морда Воробушка, вклинившегося между нами и увлеченно ищущего в свернутой шали что-нибудь вкусненькое, сделала свое черное дело.

– Я бы и сама справилась, – решила я слегка упрочить свои права на самостоятельность.

– Верю, – спокойно ответил Вальг, – просто молча стоять на входе и с улыбкой любоваться на дерущуюся тебя мне было бы скучно.

«Думаешь, я позволю, чтобы девушка сама защищала себя, тем более – мечом?» Сдается мне, эта фраза из того же набора.

Меня взяли за плечи, повернули к себе лицом и, подвергнув строжайшему досмотру на предмет повреждений, протяжно присвистнули при виде расползающегося по скуле синяка. Зараза…

– Пудра, белила, румяна и все остальное – тоже в гнезде! – «порадовала» я Вальга и себя заодно. – Барон окончательно взбеленится, увидев последствия моих похождений.

При упоминании о бароне Вальг как-то странно озорно улыбнулся и прикрыл мой синяк ладонями, сложенными «лодочкой». Сначала было тепло, потом – жарко, под конец – обжигающе, но, прежде чем я успела возмутиться, Вальг убрал руки и с видом довольного кота заявил:

– Ты и так неплохо выглядишь. Просто попробуй хоть раз причесаться перед тем, как предстать пред его грозные очи.

– Обойдется, – рассмеялась я.

– Добро пожаловать, риль, я очень рад вас видеть! – Барон – сам! – подскочил с места, чуть не силой облобызал мне ручку и препроводил к месту по правую руку от себя.

Это при том, что раньше я довольствовалась другим концом стола.

Вальг за его спиной героически давился смехом, созерцая мою ошарашенную, принципиально нечесаную физиономию.

– К сожалению, мой повар не успел выяснить, что вы любите, но, может быть, хоть что-нибудь из этого скромного обеда (величественный жест в сторону заваленного блюдами стола) прельстит вас?

Я охотно прельстилась курицей, запеченной с пряностями, и салатом из морепродуктов (на этой Ветке они стоят дороже золота!) и, то и дело пытливо поглядывая на Вальга, старалась понять, чем вызвана такая резкая смена отношения к не зарегистрированной в Гильдии дебоширке.

Во время обеда барон лично подливал мне вина, предлагал всевозможные блюда, сыпал комплиментами, а когда я – специально, для проверки – разлила по скатерти соус, собственноручно принялся промокать его салфеткой.

Ошалев от чрезмерной галантности, я поспешно завершила трапезу и чуть не за шкирку вытащила Вальга из-за стола. Назревал очередной допрос с пристрастием. И на этот раз – я, для разнообразия, выступала в роли вопрошающего.

Вот только попробуй допроси того, кто в ответ на любой вопрос сползает от хохота по стенке и начинает кататься по полу, а ты, честно поборовшись с собой пару секунд, тут же оказываешься рядом!

Насмеявшись до икоты, мы решили, что так дело не пойдет, и стали успокаиваться – на это безуспешно ушло минут пятнадцать-двадцать.

– Так, а теперь ты, бесстыжий маг, объясняешь мне, с чего это вдруг барон воспылал ко мне такой страстью! И не пытайся все сваливать на усиление приворотного поля, – заранее предупредила я, напуская на себя как можно более строгий вид.

Вальг тут же опять скатился на пол, заставляя одним своим пакостливым видом строить предположения одно страшней другого.

– Что ты ему наговорил? Будто я – маг десятого уровня с неустойчивой психикой?!

Хохот.

– Что я – извращенка, обожающая вояк и кагор?!

Смех перешел в жалобные всхлипы.

– Что мое любимое блюдо – копченые бароны, предварительно доведенные мною же до белого каления, и у меня таких тушек уже полная кладовая?!

Ответом мне было утробное рычание и умоляющий стук кулаком по полу. Тут я не выдержала, подскочила к скрючившемуся от смеха магу и начала трясти его за шиворот, причем так, чтобы голова немилосердно каталась по полу:

– Да говори же, а не то я еще не такого напридумаю!

– Я-а-а-а-а-а… прек-к-к-крати м-м-меня тр-р-рясти! – Я послушно разжала руки, и Вальг уже почти нормальным голосом пояснил: – Я просто сказал, что обиженная ведьма вполне может накликать на тебя беду в бою и извести в подданных последнее чувство патриотизма!

Дальше мы катались по полу вместе.

– Итак, что-нибудь ты на охоте выяснил?

«Или просто так полдня прошлялся?» – это подтекст, который маг отлично услышал.

– Да. Выяснял врагов барона и то, на каком этапе приготовлении пищи кто с ней входил в контакт, имея возможность подсыпать яд. И моя охота, в отличие от охоты барона, увенчалась успехом, – лукаво усмехнулся Вальг.

«Я-то плодотворно работал, а вот ты что делала? Распивала глинтвейн в трактире и втягивалась в дурацкие потасовки?» – так и хихикали бесенята, пляшущие в его глазах.

– Я выясняла, какими ядами отравители могли воспользоваться и где их достать.

И я вкратце описала Вальгу события утра, смущенно опустив эпизод со стражником и полынным зельем.

– Ясно, выходит, что, где отравитель взял яд, непонятно, – подытожил Вальг, внимательно дослушав до конца.

– Угу, – расстроенно подтвердила я, в очередной раз убедившись, что единственный результат утренних приключений – синяк на скуле, благополучно залеченный Вальгом. Негусто…

– Ладно, выкинь из головы: отрицательный результат – тоже результат. Зато мне удалось кое-что выяснить.

– Да? И что же?

– Прежде всего, по пути из кухни в столовую еды касается только один человек: Торь. Слуга с многолетним стажем, никогда не вызывавший недовольства. Готовит один-единственный повар, так что, в общем и целом, возможность подсыпать барону яд есть у троих.

– А кто, собственно, третий? – не сразу догадалась я.

– Ныне действующий барон, – удивленно ответил Вальг. В несколько озабоченном взгляде я прочитала мысль, что удары по голове так просто не проходят.

– Мотив есть только у него, – оживилась я.

– Ошибаешься. Слуг можно подговорить, а враги у барона были.

– Кто?

– Те самые, воспылавшие к тебе непредвиденной страстью в трактире, – поколебавшись немного, признался Вальг.

– Зараза…

Я с усилием потерла лоб, пытаясь хоть как-то унять ноющую головную боль и сообразить, что нам следует предпринять в таком случае. Соображалось плохо. Вальг прав: голову надо беречь. Это принципиально важная часть тела.

– Слушай, а давай временно плюнем на барона, так некстати умудрившегося отдать концы, и пойдем погуляем по городу? – вдруг совершенно неожиданно предложил Вальг. – Мне что-то совсем не нравится, как ты выглядишь…

С минуту испытывающе поглядев на него, я поняла, что лучших идей у меня все равно не возникает, и согласилась…

Вальг оказался как раз таки любителем повышения эрудиции, но с дамой не поспоришь – тем более с такой дамой, как я, – и вместо музеев мы пошли бродить по улицам.

– Вальг, а сколько тебе лет?

– Хм, это так важно? Пусть будет семьдесят восемь.

– Пусть. А в каком Храме ты учился?

– В Западном.

Весь наш мир представляет собой огромное Древо Жизни, корень которого расположен на западе, а верхушка кроны – на востоке. Каждая Ветка– это своеобразный мир, не пересекающийся с другими. Перепрыгивать по Веткаммогут только маги.

Или не перепрыгивать,мгновенно переносясь в пространстве, а доходить до места перемычки и проходить сквозь Грань. Это для трусих вроде меня.

У основания и верха Древа находятся два главных Магических Храма. Точнее, где конкретно они находятся – сказать сложно, ибо они постоянно двигаются, паря в нескольких саженях над землей, но один раз в сутки обязательно приземляются – именно у основания и у макушки Древа.

Откуда взялись Храмы, каким образом – никто не знает. Так, ходят жутковатые легенды, но кто же им станет верить?

Каждый Храм имеет собственную ведьму-Хранящую, обязанную раз в год появляться в нем. Что конкретно должна делать для Храма Хранящая – не знает никто. Кроме нее самой. Сейчас в мире три ведьмы (именно ведьмы – чародеек сколько угодно), одна – Таирна – хранит Восточный Храм, ей около полутысячи лет, вторая – Ильянта – Западный, ей чуть больше двухсот.

Я – третья ведьма, самая молодая, и Храма мне, к счастью, пока не хватило. Когда-нибудь, возможно, придется взять на себя хранение одного из существующих – но только в случае смерти предшественницы. А они, к моей радости, на тот свет явно не собирались, предоставляя мне свободу быть такой, какой хочу.

Странницей, не привязанной ни к одной Веткеи весьма довольной этим обстоятельством.

– Ясно, – кивнула я. – Я – училась в Восточном.

– И как там?

– Там? Как и в Западном: высоко, скучновато, и учиться заставляют почем зря, – пошутила я, носком туфли отбрасывая с дороги отломанный кем-то прут.

– А на каких Веткахты была?

– На всех, и не по разу.

– Серьезно?!

Похоже, он не слишком хорошо представляет себе, что такое ведьма… Попробуй запрети птице летать!

– Абсолютно. А ты?

– На нескольких – на пяти, наверное, – несколько смущенно признался Вальг. И, поколебавшись, спросил: – А там вообще как? Интересно – или они похожи друг на друга?

– Есть интересные, есть – скучноватые, есть – похожие, есть – странные. Даже не знаю, как сказать. Такое, наверное, не рассказывать, а смотреть надо.

– Будем надеяться, доведется…

Я покосилась на его растерянную физиономию и, не выдержав, засмеялась:

– Обязательно. Особенно если сказать то же самое, но не столь утопическим голосом!

Вальг только дернул плечом.

Мы помолчали, глядя на плескавшихся в пруду лебедей и уток.

– Иньярра, а правду говорят, что быть ведьмой и чародейкой – это далеко не одно и то же? – затаив дыхание, он решился задать вроде бы глупый, а на деле – почти необъяснимый вопрос. – Вообще, быть ведьмой – это как?

– Не знаю… – честно призналась я. – Просто быть.Быть благодарной Жизни просто за то, что я есть… Любить. Все и вся. Любить просто потому, что иначе жить не сможешь. Любить, разочаровываться, страдать – и снова любить.

Дальше мы ходили молча…

Вернуться в замок на ужин я отказалась, заявив под аккомпанемент урчащего желудка, что я не голодна и должна еще зайти сегодня в Лес – посмотреть, что там не так.

И он, сделав вид, что поверил, ушел к барону.

Лес был странным. Чужим, пугающим.

Ни один Лес не встречал меня как чужую. Ни один, кроме этого. Он завораживал, обволакивал, завлекал жертву в свои сети, заслоняя обратный путь мягкими сосновыми ветвями, отвлекая внимание на яркие пахучие цветы… Он был не таким.

Лесной купырь, входящий в состав большинства смертельных ядов, дружески улыбался ведьме, а ромашка – самое наивное и чистое растение – смотрела волком.

Я шла, едва касаясь ногами стелющихся по земле трав, и с привычной осторожностью раздвигала ветки, чувствуя – мне здесь не рады. Меня не выпустят по первой просьбе, в лучшем случае – будут несуществующими тропами морочить голову до рассвета, в худшем же…

Во избежание того самого худшего я и цеплялась взглядом за все мало-мальски примечательное, чтобы потом найти дорогу обратно. Пока не наткнулась на вереск, и…

Тонкие перышки-колоски щекочут босые ноги, цепляются за подол зеленого шелкового платья… Его любимого платья…

– Уходишь? – тихий, безвольный голос…

– Да?

По сердцу хлестнуло болью. Его болью.

– Зачем?

– Потому что… Потому что не могу иначе…

– Почему не можешь? Почему ты не можешь, как все нормальные люди, осесть наконец где-то, завести дом, семью, мужа?.. Почему ты всегда уходишь? Я думал, ты меня любишь!

– Люблю. Но… Так надо…

Я не знаю, что сказать. А он знает, что никакие слова меня не удержат, но все равно не может их не произнести…

– Почему надо? От скольких ты уже ушла вот так?

Я молчу. И он, не дождавшись ответа, продолжает – медленно, горько, роняя каждое слово по отдельности:

– Да, ты сеешь в мире любовь, без которой жить не можешь… но задумывалась ли ты, сколько ты сеешь боли вслед за любовью? И чего больше? За что ты нас так, почему? Почему? Останься!

– Не могу…

– Почему?! – Отчаянный, бессмысленный вопрос, на который мы оба и без того знаем ответ.

…Потому что я ведьма…

…В комнату я вернулась вся в слезах и, бросившись на кровать, совсем по-человечески разревелась в подушку…

Ну какая из меня ведьма? Не могу я так, не могу…

– Иньярра?

А он здесь откуда? И почему я его не заметила, хотя… неважно.

– Уходи!

Могу я хоть иногда порыдать в свое удовольствие, а не изображать из себя йыр-знает-что? «Я ведьма, я сильная, я справлюсь, я уйду с гордо поднятой головой, чтобы расплакаться за первым скрывшим меня поворотом…»

Надоело.

– Что случилось?

– Ничего. Все, что могло случиться, случилось при моем рождении, а остальное – закономерные следствия.

Он просто замолчал, дав мне возможность нести весь тот бред, который мне хотелось нести.

– Почему? Ну почему? Почему я не могу хоть где-нибудь остаться? Зачем иду куда-то вперед, хоть и знаю, что ни лучше, ни хуже там не будет? Так не все ли равно? Да, ведьма, да, несущая свет и любовь, но кто знает, чего я в конечном итоге несу больше – счастья и любви, приходя, – или ненависти и разочарования, покидая? Я прихожу, показываю, как светло бывает в жизни, – и ухожу, навеки унося этот свет с собой. Зачем? Зачем?!

Вальг помедлил с ответом, сомневаясь, а нужен ли он мне. За восемьдесят с лишним лет вопрос задавался не раз, и все ответы давным-давно уже были найдены, поняты… но не приняты.

– Плохо, когда праздник закончился, Иньярра, – наконец осторожно заметил он. – Но еще хуже – когда его не было вообще. И как только отгорит первая боль, все те, на чей путь ты вставала, это поймут. Хуже всего тебе – сеющей любовь и пожинающей ненависть на прощание. Она совсем недолгая, но достается именно тебе.

– За что? Почему? – спрашиваю и сама прекрасно знаю ответ, который сейчас прозвучит.

– Потому что ты – ведьма…

Вот так. Так просто и до отупения больно.

Ни одна из нас не осмелится спросить: «Зачем я ведьма?»

И остается просто разреветься, уткнувшись в мужское плечо, зная, что когда-нибудь придется уйти и от него, чтобы никогда не вернуться…

ГЛАВА 8

– Доброе утро! Я обеспокоился, когда вы не почтили нас своим присутствием на завтраке, и осмелился предположить, что вы не станете возражать, если я принесу его вам в комнату…

Взграхх!

Просто проснуться с больной головой из-за вчерашней истерики – это плохо. Проснуться от голоса временно сбрендившего барона, притащившего мне завтрак в постель (даже лекарство от похмелья не забыл захватить – какой заботливый!) – это совсем плохо. А вот заодно обнаружить, что он понятия не имеет о ведьминской привычке спать без одежды, краснеет как пион и собирается ретироваться за дверь, попутно рискуя уронить на меня горячий чай, – это полный взграхх!

– Э-э-э… Мм… Большое спасибо, барон! Поставьте поднос на столик и выйдите, пожалуйста, – мне нужно привести себя в порядок!

– Ага…

Желание поскорее смыться неведомым образом испарилось при разглядывании меня в упор, и поднос он ставил так медленно, как только мог, причем глядя исключительно в мою сторону.

Пришлось напомнить, что, во-первых, я все еще не одета, а, несмотря на то что ведьм подобные мелочи не смущают, правила этикета предписывают особи мужского пола удалиться; во-вторых, чай с перекошенного подноса уже давно льется тонкой струйкой на стол; а в-третьих, да пора бы уже и честь знать!

Барон теперь безуспешно изобразил смущенный вид и все тем же неторопливым шагом покинул комнату, а я расхохоталась ему вслед.

На завтрак, умывание и приведение себя в ведьминский вид ушло около получаса. Главным образом, сложности возникли на последнем этапе, потому что три дня принципиально не расчесываемые волосы предпочитали смерть распутыванию. Подсчитывать соотношение выдранных и оставшихся на голове я не стала, чтобы не расстраиваться.

Тук-тук.

– Войдите!

– Можно?

Интересно, почему он слово «войдите» только со второго раза адекватно воспринимает?

– Нельзя! – на пробу рявкнула я. – Вышел, закрыл дверь и ушел!

Он вышел, закрыл дверь…

– Эй! Ты чего, совсем сдурел, что ли?!

– С тобой сдуреешь, пожалуй! – Бесстыжий маг, посмеиваясь, вернулся и беззастенчиво раскинулся на моей еще неубранной кровати. И уже совсем другим тоном спросил: – Ты как?

– Жив, здоров, готов к труду и обороне! – бодро отрапортовала я, намекая, что вчерашняя истерика – это тема закрытая и возврата к ней не будет.

– Отлично, – облегченно выдохнул Вальг. – Планы на день уже есть?

– А то как же! – Откровенно говоря, никаких планов пока не было, но, чтобы не сознаваться в этом прискорбном факте, я принялась импровизировать на ходу. – Пойду в Лес: надо же все-таки определить, что там действительно заслуживает внимания, а что – плод больного воображения расстроенной ведьмы. А ты?

– У меня встреча со вчерашней компанией из трактира.

Я удивленно присвистнула и с сомнением протянула:

– Ты думаешь, они будут рады пообщаться?

– Вряд ли, но им придется, – безразлично пожал плечами маг. – Должен же я опросить подозреваемых.

– Хм, едва ли они придут в восторг от обвинений.

– Что поделаешь? Им придется посодействовать Гильдии, – с каким-то новым, еще не виданным мною выражением глаз, жестко произнес он.

– Это опасно, Вальг.

– Знаю.

– Тогда… Ты не против, если я составлю тебе компанию? – Я постаралась придать голосу как можно более невинное звучание, но маг не обманулся.

– Против!

– Так я почему-то и думала. Значит, придется действовать без твоего на то согласия, – спокойно заключила я, наблюдая, как медленно закипает лава где-то внутри на диво спокойного пока мага. – А где встречаетесь-то?

– В зале переговоров на верхней площадке восточной башни. – Скрип зубов. На этот раз он завелся довольно скоро.

– Это та, которая ежеминутно обещает упасть и никак не наберется смелости?

Хорошенькое место придумали, ничего не скажешь. Это, видимо, чтобы от несогласных оппонентов сподручнее избавляться было: вышвырнул сразу за парапет – и нет проблемы!

– Именно она. И только попробуй туда прийти!

– Хорошо-хорошо, а когда же я должна туда не-прийти?

– В три часа пополудни, – машинально ответил Вальг, прежде чем сообразил, что этого делать не стоит.

– Ага, как раз успею!

– Че-э-эго?!

Я пулей выскочила за дверь и мгновенно активировала давно связанное заклинание – на всякий случай. Удовлетворенно прислушалась к нарастающему реву внутри и, довольная, пошла в кухню, искренне надеясь, что в этот раз «мой» стражник не совершает обхода, так что мне удастся спокойно покинуть замок через задний ход.

В кои-то веки надежды соизволили оправдаться!

При свете солнца Лес выглядел уже совсем не так страшно. Тоже, конечно, не сахар, но все-таки пауком, завлекающим наивную муху в свои сети, он мне больше не представлялся. Уже победа.

Так, давайте отбросим к йыру необоснованные ощущения и попробуем рассуждать логически… Хотя, признаться, логика никогда не была моей сильной стороной.

Медленно идя по Лесу, я никак не могла понять, что же в нем изменилось. Вроде бы все та же трава, те же деревья, та же дикая смородина, уже поронявшая все свои ягоды… Одна все еще сиротливо висела на Ветке, и я машинально потянула ее в рот… Стоп!

Надо заметить, что ведьму отравить природным ядом невозможно (а остальные, к счастью, изобретены только на одной Ветке – Миденме): она сразу чувствует враждебное отношение к себе ядовитых трав, плодов и кореньев, даже если их измельчить в пыль. Чувствует и по необъяснимым для самой себя причинам не может съесть ни ложки.

Вот так же было и с ягодой: я не хотелаесть, более того – становилось плохо от одной мысли, что можно поднести ее ко рту.

Когда смородина была отравленной?!

Пробежавшись по Лесу и поэкспериментировав с собственными ощущениями, я обнаружила еще несколько мутировавших растений и вернулась к опушке совершенно ошарашенная.

С чего бы? Память не могла дать ни одного подобного случая: ни из моей жизни, ни из всех прочитанных книг.

Причины я не видела, но руководство к действию осознавала четко: местных жителей надо предупреждать, а прежде всего – Таруфа.

Я задумчиво отломила веточку смородины, раскрошила в пальцах пожухлый листочек и отправилась в город.

Если он сумеет сам определить, что растение отравлено, – то проблема окажется вполне решаемой, а вот если нет… То придется Гильдии отправлять сюда с десяток магов-знахарей. Пусть определяют, какие растения теперь непригодны в пищу, и оповещают людей.

Бросить все, как есть, мы не имеем права.

Таруфа дома не оказалось, так что пришлось просто оставить веточку на крыльце, надеясь, что он сам догадается, от кого это и что я хотела таким образом сказать, а самой отправиться по направлению к «Пизанской» башне.

– Иньярра? – Я удивленно уставилась на собственную грудь, почему-то впервые за восемьдесят три года изъявившую желание пообщаться с хозяйкой.

– Иньярра, ты меня слышишь?

Еще и голосом Вальга…

– Ну… да. Здравствуй, глюк! – Тихий нервный смех в ответ.

– Иньярра, напряги память и вспомни, куда ты дела кристалл, который я тебе дал в первый вечер?

Точно! А я-то уже начала подозревать, что это чернас выдает побочные эффекты в виде галлюцинаций…

– Вспомнила, – усмехнулась я. – Что такое важное ты хотел мне сообщить?

– Хотел убедиться, что ты не придешь в башню. Ты ведь не придешь?

– Размечтался!

Он обиженно отсоединился, оставив меня удивленно размышлять о том, зачем было использовать единственную уникальную возможность пообщаться на расстоянии так бездарно.

– Маг, ты что, совсем окворрел?!

– Ты что, решил, что ты тут самый умный?

– За такие вещи отвечать надо!

Лязг вытягиваемых на свободу клинков.

Та-а-ак. Говорила я, что рады они не будут! На одном дыхании, и без того ранее сбитом подъемом на пять этажей, я преодолела последние два и ворвалась на площадку.

Там стоял Вальг, окруженный пятью мужиками весьма неприветливого вида с мечами наготове. Что-то подобное я и ожидала увидеть. Видимо, переговоры идут успешно… Как бы привлечь их внимание к своей скромной персоне?

– Какого йыра, уважаемые?

Ну не пришло в голову ничего более серьезного и пафосного типа: «Развернись же, о достойный ворог, и прими честный бой от меня, запыхавшейся ведьмы без оружия, доспехов и мозгов!» – вот и пришлось довольствоваться тем, что есть.

– Идиотка! – прошипел Вальг. – Немедленно уходи отсюда!

– Чуть позже, – пообещала я.

Парни разделились. Трое остались призывать к ответу Вальга, остальные решили поинтересоваться, почему бы мне не выбрать для прогулки какую-нибудь другую часть замка.

Свист клинка над головой, и тут же – удар по ногам. Плавали, знаем. В смысле, приседали и подпрыгивали – но это уже так, к слову.

Быстро придя к выводу, что с двумя противниками мне, безоружной, не справиться, я ловко отправила ближайший стул под ноги правому и насладилась невообразимым нецензурным опусом в свою честь.

Увы, запомнить, чтоб оценить по достоинству на досуге, не удалось – левый тут же проявил недюжинный интерес к моим волосам, решив, что такие длинные мне не идут и надо их слегка укоротить. Вниз, назад, вверх – ему-то мечом махать запросто, а мне прыгать?

Замах – я грациозно (надеюсь) проскользнула под клинком и, оказавшись позади, наградила противника ударом в затылок. Магически утяжеленным кулачком, разумеется, – неужели вы думали, что девушка дерется с одним… двумя… тремя-я-я-я! – бугаями «вживую»?

Желтая обездвиживающая «звездочка» правому, зеленая дезориентирующая – левому, а вот средний… Выписывая мечом восьмерки, он зачем-то упорно гнал меня назад, заставляя отступать, отступать, отступать…

– Иньярра! Сзади!

Не отвлекай, и без тебя тошно! Чуть повыше поясницы кольнули острые края стального, пошатнувшегося парапета… Отступать…

– Йыр кворро-о-о-о-ов!

«Последнее в жизни слово вышло некрасивым», – мрачно отметила я, недоуменно приземлившись на четыре лапы.

Вокруг все выцвело в черно-белые тона безо всякого намека на пестрые краски. Стало… другим… глубоким, без внешней шелухи…

Что-то постоянно цепляло позади землю, и, раздраженно обернувшись, я с крайним удивлением обнаружила… хвост.

– Иньярра? Ты где? Ты цела? – Вальг, вырубивший одним ударом последнего противника, по пояс перегнулся через парапет, силясь разглядеть ожидаемое мокрое пятно на земле.

– Мя-а-а-а-а-а-ау…

Ну а что еще я могла ему сказать?

– Что ж, попытка опросить свидетелей успехом не увенчалась, – иронично рассуждал Вальг, сидя на моей кровати и время от времени прикладываясь к чашке с моим чернасом. – Еще какие-нибудь предложения, что делать дальше, будут?

Я сидела на кровати в Мунином беленьком платье в цветочек и тоскливо поглядывала на стоявшие возле двери туфли без каблука на два размера меньше, чем надо. Одежда во время моего падения-превращения не преминула куда-то деться и не спешила появляться, как только я с десятой попытки приняла-таки обычный человеческий облик и ведьминское – то бишь на редкость злобное – настроение.

– Будут. Собираться и ехать домой.

– Здравая мысль, – с улыбкой согласился он. – Но кто-то ведьмоподобный пару дней назад с пеной у рта убеждал меня, что мы обязаны докопаться до причин смерти барона.

– Кто-то ведьмоподобный до этих самых причин благополучно и докопался, пока некоторые особо умные и не в меру смелые принимали неравный бой на открытой площадке для полетов, – недовольно буркнула я.

На меня посмотрели… Надеюсь, с удивлением, а не издевкой.

– Серьезно?

Ответить мне не дал деликатный дверной стук.

– Войдите!

Таруф, к счастью, в отличие от некоторых особо одаренных чародеев, понимал простые слова с первого раза.

– Приветствую вас, риль! О, вижу, мои ингредиенты вам пригодились?

– Да, спасибо, – приветливо улыбнулась я. – Успокаиваю нервы после внеплановых полетов в места не столь отдаленные. Вам налить?

– Нет, спасибо, оно горькое. Я пришел, потому что хотел поговорить о веточке, оставленной вами на крыльце, но… – тут он пару раз перевел взгляд с меня на Вальга, – может быть, я не вовремя?

– Нет-нет, как раз вовремя, – торопливо заверила я. – Познакомьтесь: местный знахарь Таруф – рильт Вальг. Значит, вы, Таруф, чувствуете, если растение отравлено?

– Да, конечно, – признал Слышащий. – И… я просто поражен: ведь это – смородина…

– Слава Хранящим, – вздохнула я. – Это значительно упрощает дело.

Тут Вальгу надоело сидеть в качестве молчаливого украшения комнаты, и он разразился гневной тирадой:

– Слушайте, может, кто-нибудь прояснит мне ситуацию? Что такое важное я успел упустить за сегодняшнее утро?

Почему, интересно, он спрашивает «кого-нибудь», а обвиняющий взгляд достается именно мне? За особые заслуги перед отечеством?

Вдох – выдох… Не давая себе разозлиться, я старательно вспомнила полное имя короля эльфов [10]и спокойным голосом горгоны Медузы принялась объяснять:

– Сегодня утром я была в Лесу. Перед тем как поприсутствовать на… гм, избиении младенцев пятью наемниками… – Выражение лица оскорбленного мага описанию не поддавалось. – И обнаружила там ряд необъяснимых мутаций, в результате которых некоторые ранее пригодные в пищу и вполне безобидные растения стали ядовитыми.

– Ну и что? При чем здесь барон? – не понял Вальг.

– Вспомни меню барона в тот роковой для него вечер, – посоветовала я.

– Курица запеченная, рагу мясное, салат из морепродуктов, салат из свежих овощей, коньяк, вино, мороженое, чай. И что?

– Издевательство для желудка, – горестно вздохнула голодная я.

– Иньярра! – вышел из себя не выдержавший моих шуточек маг. – Что с того, что барон ужрался, как гвырт свиртский?! [11]

– Прекрати на меня орать, – назидательно проговорила я.

– Извини.

– Не извиню. Так и будешь не извиненный всю жизнь ходить, – усмехнулась я и принялась объяснять: – Повар иногда для запаха добавляет в чай листки смородины. Которая, как ты уже, наверное, догадался, оказалась одним из мутировавших и ныне ядовитых растений.

– Так получается, что специально барона никто не травил? – прищурился Вальг.

– Слава Хранящим! Начались проблески здравого смысла! – не смогла удержаться я.

Взгляд мага не сулил мне ничего хорошего, но расправу над языкастой ведьмой он отложил на потом. Сейчас были и более насущные вопросы.

– Стоп! А что теперь делать местным жителям? Вообще не ходить в Лес?

– Я тоже так думала, но оказалось, что у проблемы есть гораздо более простое решение: Таруф может определить, является растение ядовитым или нет. От нас требуется только распространить по городу весть, что теперь многие растения в Лесу опасны для здоровья и, прежде чем употреблять их в пищу, нужно сходить к знахарю – узнать, не обернется ли ягодка летальным исходом… Не забесплатно, разумеется, – добавила я, обращаясь к знахарю.

Таруф, вполне довольный положением дел, ушел, а Вальг еще долго сидел молча, переваривая ворох свалившейся на него информации.

– То есть получается, что мы можем ехать обратно и предоставлять Гильдии полный отчет о том, что случилось с бароном?

– Да. По вопросу мутаций можешь сослаться на меня – поверят сразу.

– Почему?

– Имена и достоинства тех, кого зверски хотелось заманить в Гильдию, но не удалось, там помнят лучше имен благополучно вступивших.

– Теперь по крайней мере понятно, почему тебя связали с этим делом, – вдруг несколько смущенно кашлянув, сказал Вальг. – Один я бы до такого не докопался.

Здесь признали достоинства некой непрофессиональной ведьмы? Хранящие, куда катится мир!

ГЛАВА 9

Провожали нас дружно и с неподдельной радостью: Таруф, благодаря мне сразу заполучивший уйму клиентов; Муна, оставшаяся по моей же милости без платья и туфель; и – барон, на радостях всучивший мне три коллекционные бутылки десятилетнего кагора (две я потихоньку сплавила Муне, а третью все-таки прикарманила).

– Ну что, готова? – Это Вальгу надоело ждать, пока мы с Муной нацелуемся на прощание, и он решил ускорить процесс. Под двумя мрачными, обещающими мало чего хорошего взглядами раскаялся в иноверии и поправился: – В смысле, может, я пойду лодку зачарую, а ты попозже подойдешь?

– Хорошая идея, – с облегчением согласилась я и, оторвавшись наконец от Муны, отправилась выполнять одно крайне неприятное, но не терпящее отлагательств дело.

Стражника я нашла на посту разглядывающим уныло собственные заляпанные грязью сапоги. Вымазался знатно – уж не знаю, где так умудрился, – но грязь прилипла комками не только к подошве, но и к голенищу сапога.

– Привет.

Пару минут он отказывался признавать в девчонке в белом платьишке и туфлях на босу ногу ведьму, сразившую его одним своим видом три дня назад. Потом узнал и расплылся в счастливой улыбке:

– Госпожа ведьма! Вам помочь?

Ненавижу себя в такие моменты… Но – надо.

– Как тебя зовут?

– Ферам.

– Молчи и слушай, Ферам.

Ну и что же ты хочешь ему сказать, Сказительница?

Набрав воздуха в легкие, словно бросаясь в ледяную воду, на одном дыхании:

Коль вдруг наскучит быт – Знай: тракт всегда открыт – Под громкий стук копыт Устроишь жизнь в седле. Когда взойдет трава, Прочней, чем дерева, И замолчит молва – Забудь ты обо мне. Забудь, что не сбылось, Забудь, что не срослось, Обиду – в горле кость – Забудь, как сон в ночи. Потом пусть будет грусть, И холод в сердце – пусть: Прекрасен Жизни путь, Пока поют ручьи. Спроси весь белый свет: Иньярры в мире нет – Забудь меня, как бред – И живи…

Я ушла не дожидаясь, пока остекленевший взгляд вновь сфокусируется на мне.

Еще только рецидива не хватало.

Смеркалось. По реке лениво клубился туман, свиваясь в чудные запутанные кольца и фигуры. Мы стояли, мерзли на вечернем ветру, неловко улыбались и не знали, что сказать друг другу.

– Ты ничего не забыла?

Я невольно улыбнулась:

– Да нет, мне и забывать-то нечего. Единственное, что своего было, – платье да туфли. И те…

Он тихонько засмеялся.

Мы еще постояли, ежась и не глядя друг на друга.

– Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь – найди меня через Гильдию.

– Хорошо. Ты тоже… Хотя меня кворр найдешь…

– Ну тогда – спасибо за прелестную компанию. До встречи?

– До встречи…

Какие чувства обуревают людей при виде собственного дома после долгого отсутствия? Радость, ликование, восторг, слезы – и дальше по списку.

А ведьм? Кого как, но лично я ничего, кроме ругани, из себя исторгнуть не смогла, хотя очень старалась.

А вы хоть раз видели, как со стороны выглядит ваш родной дом, заткнутый дверью на манер пробки в бочке пива?! Я налюбовалась и наругалась вдоволь и, приняв судьбоносное решение утром идти убивать всех Миколок и иже с ними, постановила прекратить терзать себя мыслями на тему: «А вот если бы он сейчас не уплыл…» – и устроить-таки себе тихий спокойный вечер с плюшками, зельем и потрепанным фолиантом.

С отвращением затопила с третьего раза печку, сварила чернас, воровато оглядевшись, достала из неприкосновенного запаса очередную порцию плюшек, в который раз воздав хвалу Таирне, подарившей на юбилей сумку, которая сохраняет продукты свежими неограниченное количество времени.

Села, блаженно впитывая в себя аромат гнезда, и раскрыла «Историю Лиллены», окончательно вытеснившую из мыслей нагло поселившегося там мага пятого уровня…

Но благостное настроение было быстро испорчено осторожным стуком в дверь.

А йыра с два! В этот раз точно не буду открывать! Надоело.

Тук-тук.

– Идите на кворр! – с чувством посоветовала я.

В первый раз за все время нашего знакомства он услышал меня сразу и сделал соответствующие выводы, вышибив дверь на тот самый кворр.

– Привет!

– Вальг?!

– Ты кагор забыла.

Пока я молча сидела и пыталась взять себя в руки, оплетенная бутыль с кагором была торжественно водружена на стол, и опять встал вопрос ребром: что говорить и что делать.

– Ну… До встречи?

– Вальг, стой, – решилась я. – Оставайся. До утра.

Он медленно подошел, положил руки мне на плечи, заглянул в глаза.

– Иньярра, утром я уйду.

– Я знаю.

– И все равно…

– Именно.

– Ты уверена?

– Вальг, плохо, когда праздник закончился, но еще хуже, когда его не было вообще. Мне кажется, или это говорил ты?

Больше вопросов не было…

Были только руки. Вытащившие из прически гребень и легко пробежавшиеся по рассыпающейся волне тяжелых черных волос.

– Ведьма…

Я же говорила: тихих спокойных вечеров в моей жизни нет и быть не может. Наверное, лет через десять я смирюсь и прекращу предпринимать неизбежно бесплодные попытки их устроить…

Ступень вторая ДОЖДЬ В ПУСТЫНЕ

ГЛАВА 1

На улице было жарко.

Сказать так – это все равно что скромненько промолчать, потому что из-за одуряющего пекла, стоящего над дорогой, я уже была готова, невзирая на панический страх, перепрыгнутьпрямо в место своего назначения.

Но виднеющиеся в полумиле городские ворота все-таки убедили меня, что лучше еще с часок помучиться, заживо испаряясь, чем рисковать. Еще занесет куда-нибудь не туда. Странно, вроде бы осечек с этим заклинанием у меня не было никогда, но необъяснимый страх проявлялся каждый раз, стоило только подумать о такой возможности – перепорхнуть, вместо того чтобы часами месить дорожную пыль.

Чем я, собственно, сейчас и занималась. По проселочной дороге, направляясь к городу, шла обычная селянская девушка в длинном светло-голубом хлопковом платье и деревянных танкетках (заглянув под иллюзию, люди были бы здорово удивлены, обнаружив на их месте босоножки на высоких каблуках, ходить без которых я просто не умею). Черные волосы заплетены в длинную косу, из которой выбилась пара прядок, глаза опущены долу.

Не стоит рассчитывать на никчемную застенчивость – просто селянская девушка с глазами, умудренными восьмидесятилетним ведьминским опытом, смотрелась бы примерно как тигр в шкурке кролика. Что я в данный момент вообще-то и пыталась изображать.

Солнце беспощадно выжаривало землю, дорожная пыль «кусалась» даже через подошву босоножек. Единственной моей мечтой было немедленно получить солнечный удар и надеяться, что какой-нибудь сердобольный прохожий не оставит умирающую девушку на дороге и отнесет в прохладу комнат… Но мечтать не вредно.

Стражники у ворот, бросив лишь один взгляд на почти в буквальном смысле выпускающую пар из ушей меня, решили в обход правил ускорить процесс проверки документов. Вместо того чтобы, взяв Свиток, пойти к кристаллу и послать запрос в Храм – действительно ли такая-то обучалась в нем и имеет право практиковать магию, – один из них искоса поглядел на меня и спросил:

– А может, госпожа ведьма просто – того, колданет чуток, а мы ей тогда на слово поверим?

Я, ухмыльнувшись жалельщику, прошептала пару слов – и на него из ниоткуда пролился ледяной ливень.

Вместо ожидаемой ругани и проклятий в мой адрес мужик лишь благодарно улыбнулся, а его товарищи, с завистью поглядывая на окаченного и, похоже, ничуть не возражая против возможности так же принять душ, вернули мне Свиток и пропустили в Окейну. Слава Хранящим!

Жара в Окейне – не новость. Странники так и окрестили ее: город-пустыня. И не зря, кстати, окрестили. Больше половины всех налогов уходило на магическое обеспечение города водой. За последние два тысячелетия дождей в Окейне не было ни разу. А уж о реках, озерах и прочих водохранилищах – и говорить кощунство. Самое большое количество воды, виденное местными жителями, – наполненная ванна. Да и оно доступно не каждому, а лишь тем, у кого достаточно денег, чтобы покупать воду на вес золота.

Посмотрев на уличный термометр, я тихонько завыла: тридцать восемь градусов. И это в восьмом часу вечера в середине Плододаря! [12]А как здесь летом живут?!

Подгоняемая такими невеселыми мыслями, я искала гнездо.

Не стоит думать, что настолько богата, что могу без проблем иметь на каждой Ветке по гнезду, – нет. Просто везде есть по одному гнезду для странников – нас не настолько много, чтобы мы стояли очередью. Лично ко мне за всю жизнь только дважды приходили взалкавшие поселиться на той же самой Ветке, – и я просто предлагала им разделить гнездо и жить вместе. Точно так же пару раз пускали меня.

Впрочем, даже если и попадется какой-нибудь ценитель полного одиночества, подыскать себе временное жилище не так уж сложно – можно за пару монет снять комнату в доме у какой-нибудь старушки. Вот только бродить по городу по такой жаре и искать того, кто согласится меня приютить, очень не хочется. Поэтому будем надеяться, что гнездо окажется пустым.

Изнывая от жары, я добрела-таки до временного пристанища странствующих магов, которым в связи с нервным расстройством и жгучим желанием поквитаться с жизнью самым жестоким образом взбредет в голову посетить эту плавильную печку для людей.

Небольшой двухэтажный домик стоял недалеко от центральной площади. На первом этаже жила пожилая уже женщина, за небольшую мзду следящая за вторым этажом, где, собственно, и располагалось наше гнездо, и кормившая, как правило, мало приспособленных к быту странников. Я вежливо постучалась, внутренне молясь, чтоб высшие силы не устроили мне очередную пакость в виде куда-то отлучившейся хозяйки.

– Добрый день, девочка!

Моя радость от того, что дверь все-таки открылась, пересилила возмущение от подобного обращения к восьмидесятилетней ведьме.

– Здравствуйте, э-э…

Ну почему у меня такая плохая память на имена?

– Хильда, девочка, – услужливо подсказала она. – Проходи. Хорошо, что пришла: уже два месяца никого не было, писем гора!

Непрерывно щебеча, Хильда протащила меня в гостиную и, сбегав на кухню, принесла впечатляющую стопку писем. Вертлявый длинный большеухий щенок с дурным лаем прыгал на меня, желая ткнуться мокрым скользким носом в губы.

– Нельзя, Ух, не лезь! – Хильда привычным движением сгребла собачонка в охапку и выкинула в кухню. – Держи – они уж всю полку заняли.

Я уважительно присвистнула, глядя на немаленькую стопку писем в ее руке.

Во время нашего отсутствия жители приносили заявки на услуги магов Хильде, а она передавала их нам, как только кто-нибудь появлялся. Куда как проще найти работу, если запрос на твои услуги приходит на дом, а не ты, как последний кварт, ходишь по городу, предлагая изгнать мышей, убить упыря или продать приворотное зелье.

– Спасибо, Хильда. Я могу подняться?

– Да, разумеется, девочка! Если что-нибудь понадобится – только крикни.

– Хорошо, – прокричала я, уже преодолев половину лестницы, ведущей на второй этаж.

Эта комната была темной. Всегда. Висевшие на окнах тяжелые бархатные портьеры никогда не раздвигались. Мы предпочитали освещать комнату свечами, чем впускать внутрь яростное солнце, мгновенно превращавшее ее в ад без мракобесов.

Быстренько сбросив опостылевшее платье – вряд ли без него мне стало намного прохладнее, но психологического фактора не отнять – и оставшись в короткой сорочке, я щелчком пальцев зажгла три свечи и, прошептав несколько труднопроизносимых фраз, материализовала из воздуха сумку со своими вещами.

Симпатичненькое такое заклинание, здорово облегчает жизнь: вместо того чтобы таскать с собой громоздкую вещь, можно просто перенести ее тогда, когда нужно. Все, что тебе необходимо, – частичка этой вещи, «запомнившая» ее сущность: кусочек ткани, листок из книги, осколок зеркала… и два месяца тренировок. Ну особо одаренным – три.

Но, даже угрохав четыре месяца на изучение заклинания, я не жалела об этом. Мне намного больше нравилось носить на пальце серебряное кольцо с выковырянным из рукояти меча камнем, чем стальную махину весом в четверть пуда.

Разобрав вещи (пользуясь их малым количеством и неумением мяться, я попросту запихала всю охапку на одну из полок в шкафу) и сварив чернас, я засела за изучение стопки писем.

Различались они даже внешним видом: от криво выдранных из тетради листов, с двумя-тремя фразами, с трудом читаемыми из-за «каллиграфии» автора, до писем в конвертах на гербовой бумаге, испещренных аристократической вязью. А уж по поводу смысла… От пресловутого изгнания мышей – до продажи яда, «дабы отравить несносную соседку, грудью своей уже сманившей всех мужиков в округе»!

Но большинство – просьбы о лечении. Тщательно просмотрев даты (какой смысл идти лечить тех, кто заболел два месяца назад? Эта проблема уже саморазрешилась в ту или иную сторону), я выбрала одно – вчерашнее – и решила наведаться к отправительнице утром.

Желудок бессовестно подкинул подленькую мысль, что есть на свете такая странная вещь, как ужин. Но я, измученная жарой, храбро проигнорировала провокации, безапелляционно заявив, что из комнатной прохлады меня не вытащит даже буйствующий некромант.

Допила чернас, полистала до ночи «Историю Лиллены», мимоходом отметив, что это просто бесконечная книга: читаю уже года два, а все на одном и том же месте.

Затопила камин: с ним, к счастью, у меня отношения сложились гораздо лучше, чем с печками, – ночью в Окейне, как и в пустыне, было настолько же холодно, насколько днем – жарко.

Не устаю восхищаться героизмом местных жителей: я бы в таких условиях больше недели не протянула.

И, решив, что на сегодня с меня достаточно, я растянулась прямо на полу. Не только потому, что стелить постель было лень, – еще на нем лежал очень мя-я-ягкий, заму-у-уррр-чательный ковер…

Утром, как всегда, встала еще до рассвета – он здесь почему-то поздний – и, решив, что восход солнца – самое благоприятное время для перебежек из дома в дом: как раз уже не холодно, но еще не жарко, – оделась и пошла по указанному в заявке адресу.

Идти было действительно намного приятнее, чем вчера: восходящее – самое яркое – солнце, дурачась, раскрашивало стены серых домов в ярко-оранжевые разводы, сполохами света отражаясь от окон, пуская солнечных зайчиков в глаза соням. Утренняя прохлада приятно бодрила, наводя на воспоминания о Храмовых утренних пробежках. Я, в отличие от остальных, отнюдь не страдала ни от ранней побудки, ни от самого бега – так, в охотку пробежаться, отдышаться за кустом в лесу, в реку упасть «ненароком» – красота!

С мечтательной улыбкой на губах и воспоминаниями об этой самой «красоте» в голове, я чуть не проскочила мимо нужного дома.

Дом как дом: два этажа, оштукатуренные стены, палисадничек перед окнами. Несколько минут поразмышляв, зачем на двери висит железная петелька, я, в который раз обласкав собственную «сообразительность», догадалась взяться за нее и постучать. Очень удобное, между прочим, приспособление.

– Доброе утро! Я – ведьма. Хильда передала мне ваше письмо.

Судя по ошарашенному виду открывшей дверь женщины, она либо не относила Хильде никакого письма, либо представляла ведьму развратной бабой со стервозным взглядом и абсолютным минимумом одежды. Нет, если клиенту очень надо – то я, конечно, могу и так, но в повседневной-то жизни зачем?

– Д-д-доброе утро… – еще немножко постояв застывшим соляным столбом, она тряхнула головой, точно сбрасывая оцепенение, и уже гораздо более приветливо добавила: – Вы заходите, пожалуйста, госпожа ведьма. У меня, правда, не убрано, я не ждала…

– Ничего, – улыбнулась я. – Я сама терпеть не могу порядок наводить, так что в гнезде вечный хаос.

Судя по вздоху женщины, проблема была ей знакома до корней волос.

– Вы проходите на кухню. Только, знаете, Илна еще спит.

– А Илна – это кто? – осторожно осведомилась я.

– Так это дочь моя! Она же ангину и схлопотала! Говорила я ей: нечего ночами в одном платье гулять, так куда там! Когда вы, молодежь, нас, стариков, слушали?

Хм, знала б она, что я старше нее лет этак на тридцать…

– Вы погодите. Я пойду ее разбужу.

Интересно, чем я думала, когда ни свет ни заря пришла к больному человеку?

– Нет, что вы! Не стоит ее будить. Я лучше подожду. – Я легко примостилась на краешке стула, заваленного неглаженым бельем.

– Ну… Тогда, может, чайку?

– Давайте, – радостно согласился желудок. В смысле, я с его подачи.

За чаем и булочками с корицей я выспросила у женщины все о местных новостях – мало и неинтересные, – поинтересовалась, каким образом они умудряются выживать в этих абсолютно не приспособленных для жизни условиях (оказалось, что человек может привыкнуть к чему угодно – правда, при желании, коего у меня даже при ближайшем рассмотрении не наблюдалось), и рассказала, что в общем и целом творится во внешнем мире.

Потом проснулась Илна. Бегло осмотрев больную, поболтав по душам, попутно выяснив, как на самом деле она простыла, – далеко не на невинной ночной прогулочке в легкой одежде! – я пришла к выводу, что не так уж все и плохо, как кажется. Немножко травок, немножко магии – и мне без особого труда удалось сбить жар. Убедив девушку и ее мать, что при таком лечении Илна встанет на ноги денька через три, я взяла с пациентки клятвенное обещание не грызть больше на спор фунт льда – и ушла.

В пекло. У-у-у-у…

Я кошкой взобралась по лестнице на свой второй этаж. Мы всегда так входили, чтобы не тревожить лишний раз Хильду. Лестницу же, чтоб не стащили, защищали иллюзией.

С трудом сбросив блаженное оцепенение прохлады, я торопливо сняла и платье и сорочку, плюнув на стыдливость и решив, что если кому-нибудь приспичит сюда зайти и его смутит мой вид, то это будут исключительно его проблемы.

Делать было нечего. Искать приключений по такому солнцепеку не хотелось, так что я решила немножко поиграть в примерную хозяйку и стала перебирать и сворачивать столь безалаберно брошенную вчера комом одежду.

Платье, брюки (брр, терпеть не могу! Лучше ездить в женском седле, чем ходить в мужской одежде!), две рубашки, плащ, сапоги, туфли, босоножки – семь предметов своей одежды я знаю наперечет. Не хватает лишь синего шелкового платья, в котором я полмесяца назад умудрилась поехать к барону Крамну.

Ну да ладно, в конце концов, за все надо платить. А спасенная жизнь и заодно обретенная способность превращаться в кошку стоят гораздо больше какого-то платья. Даже любимого. Эх, и все равно жалко…

Пара толстых справочников по травам и нежити пошли на нижнюю полку, неприкосновенный запас – три бутылки красного вина – стыдливо спрятался под одеждой, компоненты для составления чернаса умостились на столе…

Так, а это что такое? Пару минут я сосредоточенно изучала свой потухший уже с месяц назад кристалл, потом узнала и расхохоталась.

За те десять лет, что я им владею, он пребывал в заряженном состоянии от силы полгода – в общей сложности, разумеется. Остальное время просто лежал мертвым грузом в сумке, а внезапно пожелавшим пообщаться со мной оставалось только кусать локти от досады и костерить на все лады мою безалаберность. Чем они с воодушевлением и занимались.

Немножко подумав, я решила в качестве исключения его зарядить и, прошептав нужное заклинание, отправилась завершать уборку в шкафу. Осталось выкинуть две давно засохшие сушки и в который раз поразиться, как я за восемьдесят лет умудрилась так мало нажить.

Хотя, определенные плюсы у этого обстоятельства явно были. Опять же разбор вещей не затягивался.

ГЛАВА 2

Полежав с часок на диване и впитав в себя комнатную прохладу, я поняла, что целый день так не протяну – мне было скучно! Правда, при одной мысли выйти за пределы оплота холода становилось плохо, но… Помучившись немного, перебирая в памяти тысячи впихнутых туда за годы учебы заклинаний, я сварганила водно-воздушный щит и, радостно придя к выводу, что следующие три часа мне никакой зной, холод, ураган и ливень (ха, мечты, мечты…) не страшны, оделась и вылезла на улицу.

Немножко потыкавшись по разным улицам, подивившись на местных жителей, практически не страдающих от жары, я отловила какую-то цыганку за рукав и, недвусмысленно прокрутив в пальцах сверкнувшую золотом монету, спросила, как пройти на торжище. Девочка, завороженно глядя на ладонь, в которой монетка исчезла тем же таинственным образом, как и появилась, предложила проводить.

Шли недолго – всего пару улиц. Провожатая молчала, я не уставала радоваться своему щиту и с сочувствием смотреть на редких прохожих.

– Пришли!

Я удивленно осмотрелась вокруг, но рынка что-то не заметила. С недоумением оглянувшись на девочку, поняла, что надо мной не только не издеваются, но и хотят получить за работу обещанную монетку.

– И где торжище? – ласковым голосом, сочившимся ядом, спросила я.

– А торжище вон там, за поворотом, – ничуть не смутившись, ответил ребенок. – Просто меня там не любят.

«Что-то стащила», – мысленно решила я, не пытаясь допытываться, что именно и зачем.

– Хорошо. Если обманула – пеняй на себя.

Заполучив-таки сантэр, девочка испарилась, оставив меня надеяться, что я в кои-то веки напоролась на честную цыганку. «Ага, осталось еще встретить бескорыстную ведьму – и отправиться в психиатрическую лечебницу!» – высунулся с задворок сознания глас разума, но был тут же с позором изгнан обратно, и я направилась к обещанному рынку.

Как ни странно, рынок там действительно был. Огромный, шумный, яркий и хаотичный. В общем, обычный рынок. Увидев в первой же лавке платье из лилленского шелка, я застыла как вкопанная и алчущим взглядом пожирала вожделенную одежку, пока насторожившийся торговец не погнал в три шеи ничего не покупающую, но усердно отгоняющую одним своим видом других покупателей ведьму.

Вот ведь мечта идиотки! Казалось бы – платье и платье, но куда там! Голубая мечта детства – походить в платье из лилленского шелка. Несбыточная мечта – стоит взглянуть на ценник. И все равно до слез хочется…

Немножко побродив по рядам, купив себе в качестве исключения шоколадку (нет, я не фигуру берегу – просто ведьмы вообще в еде неприхотливы и такими вещами себя редко балуют), вдоволь наторговавшись чисто из спортивного интереса, я уже решила отправляться домой – обещанные заклинанием три часа были на исходе.

Но тут почувствовала руку, беззастенчиво залезшую ко мне в карман. Прижав локтем загребущую ручонку, я развернулась с намерением превратить вора во что-нибудь оч-ч-чень малопривлекательное и… И увидела цыганку, провожавшую меня до торжища.

– Хм… – Я грозно сдвинула брови, придавая лицу самое жесткое выражение. – Привет подрастающему поколению. Теперь я знаю, за что тебя здесь не любят.

Железной хваткой взяв девочку за руку, я потащила ее прочь с торжища, решив, что проводить воспитательную работу лучше в каком-нибудь другом месте.

Едва оказавшись вдали от любопытных взглядов, я взяла цыганку за плечи и развернула лицом к себе.

– Ну? Объяснения будут? Или просто превратить в лягушку и оставить прямо здесь?

– Не надо в лягушку, – тихим, но твердым голосом прошептала девочка.

– Тогда объясняй, каким образом в твою черноволосую головку пришла бредовая идея обворовать ведьму.

– Мне деньги надо. – Хм, какая новость! А я-то думала, что по карманам люди лазят исключительно ради удовольствия. Впрочем, и с такими встречалась…

– Зачем?

– Брат ногу сломал. А в больницу без денег не берут.

Я закусила губу, призадумавшись.

Если у тебя самой за спиной десятилетний опыт высшего пилотажа вранья, то к историям про «больного брата», «вывихнутую ногу», «забытую тетрадь» и «местное землетрясение» начинаешь относиться с бо-о-ольшим подозрением, а то и презрением: до таких банальностей лично я в Храме не опускалась.

Уж врать – так про «полисемированное уравнение детермированности», утянувшее меня чуть ли не на другой конец Древа, откуда я, живая, здоровая, вот только без выполненного домашнего задания, вернулась уже на следующее утро.

Поэтому я решительно тряхнула головой и твердо, глядя ей прямо в глаза, сказала:

– Так, девочка. Если ты сейчас мне покажешь того самого брата, то я тебя отпущу. Если нет…

– Идемте. – Гордо вскинув голову, она пошла вперед. Интересно, зачем я в это вообще ввязалась?

Брат, как выяснилось, был в таборе. А табор – за чертой Окейны. Слыша тихое потрескивание рушащегося заклинания, я глубоко вдохнула, мысленно прочитала себе лекцию на тему «жар костей не ломит», осознала, что не помогло, и уныло пошла вслед за цыганкой.

– Тебя хоть зовут-то как?

– Румтша.

– Румтша, Румтша, Румтша. – Я несколько раз произнесла зубодробильное сочетание звуков, привыкая к звучанию. – А попроще имени нет?

– Есть. Таш.

– Уже лучше. Ногу-то брат как сломал?

– С лошади упал. – Девочка посмотрела на меня недовольно, уверенная, что я пытаюсь поймать ее на обмане. И правильно. Пытаюсь.

– Так сильно?

– Она его под себя подмяла.

– Ясно!

Щит рухнул окончательно, и я вживую оказалась под яростными лучами. Кошмаррррр!

– Слушай, а вы здесь надолго?

– Кто – мы?

– Цыгане. Табор ваш.

– Нет, через неделю уедем.

Надо же, я тоже. Наверное, больше недели здесь никто не выдерживает. И неудивительно, впрочем.

– А раньше в такое время здесь бывали? Здесь всегда так жарко?

– Нет. Обычно в Плододаре за сорок бывает, а тут что-то похолодало.

Похолодало?! Да я сейчас расплавлюсь лужицей воска на песке!

– Далеко еще до табора? – уныло вздохнула я, вытирая пот со лба. Воздух врывался в легкие вихрем, полным колких раскаленных песчинок.

– Нет. Вон после того пригорка, видите?

Пригорок я видела. Но вот с тем, что он недалеко, согласиться никак не могла!

Но, как и все на этом свете, дорога кончилась. Что осталось от расплавленной меня, даже вспоминать страшно. Скорее всего – один ругающийся мозг.

В таборе меня встретили без неприязни – ведьмы с цыганами вообще редко ссорились. Как-то раз я даже с месяц бродила с одним табором. Ничего, весело. Правда, уходить… Уходить отовсюду жалко, а уж от людей, настолько близких мне, страннице, по духу… Но уходить надо. Всегда.

– Сюда. – Румтша легко проскользнула в одну из палаток, полукругом расставленных по поляне.

А мне ничего не оставалось, как последовать за ней, надеясь, что там ожидает меня брат со сломанной ногой, а не мужик с топором, хорошо поставленным голосом рычащий: «Ну кто посмел обидеть маленькую Румтшу?!»

Фыркнув от смеха, я наклонилась и вошла в палатку.

Мужика не было. Брата, впрочем, тоже. На кровати сидел очень симпатичный цыган и недоуменно взирал на меня, сверкавшую глазами в сторону Таш.

– Ну и? – Моим голосом можно было говрокха призывать. На кой кворр я под этим солнцем шла за тридевять земель, чтобы мне здесь одна не в меру лживая цыганка мило улыбнулась и сказала, что…

– Познакомьтесь. Это – Манхо, мой старший брат – он сломал вчера ногу. Это – ведьма, она…

– Неважно, – отрезала я, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.

Действительно, почему бы Румтше не иметь старшего брата? С чего я взяла, что встречу зареванного чумазого цыганенка? Смуглый молодой человек с черными раскосыми глазами и длинными волнистыми волосами был ничуть не хуже.

– Покажите мне, пожалуйста, вашу ногу, – попросила я.

Манхо, шикнув на мигом испарившуюся сестру, откинул одеяло. Да, перелом малосимпатичный. Хорошо, что хоть закрытый. Осторожно ощупав ногу, я поняла, что без магии тут не обойдешься, и, предупредив Манхо, что будет больно, принялась за лечение.

Сначала соединила кости между собой, закрепила их положение, потом магически ускорила восстановление тканей и ввела анестезию. И не надо говорить, что это надо было сделать изначально, а не дожидаться смертельной бледности пациента: уже наложенное заклинание сильно мешает накладывать остальные, и я решила, что ускоренное образование новых клеток все-таки важнее трех минут боли. Правда, мнение Манхо на этот счет лучше не спрашивать…

Дрожащей рукой стерла со лба пот, чувствуя подкатившую к горлу дурноту.

Лечить трудно. Особенно – по такой жаре.

Скатившись на пол, я прислонилась к ножке кровати, знаком заверив Манхо, что все нормально, что все так и должно быть. Немножко посидела, задумчиво поразглядывала ткань навеса, потом пошатываясь встала и пересела на стул.

Судя по взгляду Манхо, ему мой внешний вид совсем не понравился, и кому из нас в тот момент больше нужна была помощь лекаря – это еще вопрос…

Полностью оклемалась я – во всяком случае, до способности говорить – минут через двадцать. Сказала Манхо не вставать еще сутки, объяснила рецепт укрепляющего раствора и, невнятно попрощавшись, направилась к выходу.

– Она вас обворовала? – внезапно спросил цыган, до этого ни слова не сказавший о сестре.

– Попыталась, – пожала плечами я. – Можете ей сказать, что грабить магов – бессмысленная затея: кошельки либо защищены заклинанием, либо вообще оставлены дома: деньги мы умеем материализовывать прямо из воздуха.

– Извините. Я с ней поговорю.

– Не стоит. По-моему, пока она сама до этого своими мозгами не дойдет, любые лекции на тему только вызовут чувство противоречия. – Я неопределенно помолчала и добавила: – Хотя вам лучше знать. До свидания. Берегите ногу.

– До свидания.

Лицо Хильды, встретившей у порога своего дома полутруп, описанию не подлежало. Маленький Ух вообще забился под кресло и оттуда оглашал комнату утробным рычанием, то и дело срываясь на визг. Хильда молча почти волоком дотащила меня до второго этажа, переодела сразу в белую рубашку (чтоб потом при случае еще раз переодевать не пришлось) и, заставив выпить чашку воды, оставила отлеживаться на кровати. Ну почему мое чувство меры всегда оставляло желать лучшего, а?

«А если бы оно было и сказало „хватит“ после восстановления тканей – ты послушно оставила бы Манхо без анестезии?» – ехидно высунулся голосок.

Нет.

Осознав всю тщету собственных притязаний на столь бесполезную вещь, как чувство меры, я провалилась в сон. А может – обморок. Там не до того было, чтоб разбираться…

Проснулась я… в темноте.

Логично: в комнате с такими тяжеленными портьерами всегда темно. Взглядом заставив загореться свечи, я встала, немножко походила по комнате и пришла к выводу, что жить буду. Сколько – вопрос, но все-таки буду. Поглядев сквозь портьеры, обнаружила, что смеркаться еще и не думает, а судя по ощущениям, времени было часа четыре.

Я немножко посидела, подумала, потом все-таки встала и, с трудом переборов щедро отсыпанную матерью-природой лень, заварила чернас. Вспомнила про шоколадку и не замедлила оприходовать ее целиком. И тут услышала какие-то странные звуки:

– Нет, ни в коем случае! Я лучше сама ее позову!

– Леди, не вмешивайтесь! Я знаю, что я делаю! – Дверь в мою комнату распахнулась, и на пороге нарисовался маленький толстый человечек, здорово смахивающий на хорька.

Нарисовался, да так и остался стоять, ошарашенно разглядывая хозяйку комнаты. А я и сама знаю, что хороша: длиннющие, черные как смоль волосы, бледное привиденистое лицо (частично – от природы, частично – от сегодняшнего перерасхода магии), огромные, как две бездны, черные глаза, белая рубашка до пола и свечи, отбрасывающие неверные тени на все это страховидло.

– Кто посмел нарушить мой покой? – С завываниями я, кажется, переборщила, но это ничего – не такой уж ценитель актерского искусства попался.

– Д-д-добрый день, р-р-риль, – удивленно выдал он.

До того, чтобы обращаться ко мне как к равной, этот странный посетитель еще явно не дорос. Так что лучшее, на что он мог рассчитывать, – «госпожа ведьма».

– Мне – добрый, а вот вам – сомневаюсь, – веско заметила я. – Вам внизу часом не сказали, что ко мне входить нельзя?

– Да, но… – Хорь, явно занимающий высокое место на карьерной лестнице и не понимающий, как какая-то ведьма смеет с ним так обращаться, сорвался на писк, – я думал, что для градоправителя это правило силы не имеет!!!

Ничего себе, какую птицу к нам занесло попутным ветром! Интересно, он рассчитывает, что я сию же минуту устыжусь и, рассыпаясь в извинениях за неподобающий внешний вид, предложу ему чашечку чая? Если да, то совершенно напрасно.

– Зря думали. – Уже более спокойный, но ничуть не уважительный тон его задевал хуже изначального обвиняющего. Но меня это волновало мало. Я его не приглашала, так что радушную хозяйку изображать не собиралась. – Что вы хотите?

– Может быть, мы присядем?

Ага, как же. Сначала присядем, потом попросим чая, а там визит растянется на пару потраченных впустую часов.

– Может быть, вы быстренько сообщите, зачем пришли, и так же быстренько уйдете? Мне не до сантиментов. – Я искоса глянула на его перекосившееся лицо и наобум ляпнула: – Еще парочку трупов, знаете ли, надо припрятать успеть. А то у вас тут жара – душок быстро поднимается…

Хорь предпринял еще одну безуспешную попытку реабилитироваться в собственных глазах. Нервно засмеявшись, он протянул:

– Шуточки же у вас, госпожа ведьма…

Ага, уже «госпожа ведьма» – прогресс наметился. Может, не так уж все и запущено.

– А это не шуточки, – пугающе будничным тоном ответила я и, усевшись на кровать, выжидательно уставилась на посетителя. – Чего вы хотели? Либо отвечайте, либо идите ко всем мракобесам, мне уже надоело с вами тут лясы точить!

Градоправитель честно попытался вспомнить, зачем же он пришел – судя по лицу, он уже здорово жалел об этой весьма небезопасной затее, – потом вдруг хлопнул себя по лбу и, наплевав на заранее приготовленную речь, выдал:

– Защитный купол активировать надо, вот что!

Вот как?..

Хм, назвать такую просьбу «незаурядной» – все равно что сказать о ведьме просто «маг женского пола».

– Зачем?

Защитные купола были у большинства городов, но использовались крайне редко: в ситуациях, где обычной магией было просто никак не справиться. Штормовое предупреждение, например. Но в Окейне не бывает штормов…

– Не ваше дело, – грубовато отозвался Хорь. – Вы активируете купол, мы платим вам десять тысяч сантэров – и никаких вопросов.

Учитывая, что за пятьсот сантэров можно купить себе кожаную куртку – и еще останется, то…

Молчание, а в данном случае – отсутствие вопросов, действительно – золото.

Впрочем, а чем я рискую? Активация купола по просьбе градоправителя – вполне законное и даже почетное, хоть и трудоемкое действо.

А что до причин, по которым это делается… Все равно ведь докопаюсь. Так или иначе.

– Когда?

– Как можно скорее. – При разговоре о делах он становился совсем даже не похожим на Хоря. Но, как оно обычно и бывает: раз окрестила – и теперь прилипло намертво, не оторвешь.

– Три дня буду работать по три часа, – решила я. – Начиная с завтрашнего.

– А может, лучше за раз, но девять? – вкрадчиво предложил градоправитель. – А мы вам еще накинем… за срочность.

– Кто из нас маг – я или вы?

Ну не буду же я ему объяснять, что мало того что некоторые заклинания начинают действовать только через день после активации, но и я, даже после трех часов работы, буду больше напоминать наглядное пособие по некромантии, чем ведьму. А что говорить о девяти?

– Хорошо, пусть так, – недовольно согласился Хорь, у которого все равно не было другого мага и соответственно выбора. – Но через три дня купол должен работать.

И решив, что эффектно оборвал разговор, он вышел за дверь.

Ух встал, уперся всеми своими короткими лапками и уставился на мучительницу фирменным взглядом. «Ну что, садистка, долго ты еще будешь мучить бедную, маленькую, беспомощную собачку, отданную тебе на растерзание?!» – читалось в его несчастных карих глазенках. Прогулка длилась минут сорок, вытрепав мне уже изрядное количество нервов, и к логическому завершению пока не приближалась.

Ну какого йыра я решила, что вечерняя прогулочка с радостно виляющей хвостиком собачкой – это как раз то, что мне необходимо для обдумывания сложившейся ситуации?

Никогда не рассчитывайте хорошенько подумать на улице, если берете с собой собаку!

Сначала она будет упорно обнюхивать каждый кустик – уже даже я помню, что она его нюхала! – а потом брать стремительный старт, выворачивая хозяйке руку, и с дурным лаем нестись вперед, таща ее за собой как на буксире.

Но это – сначала. Потом станет еще хуже. Минут через двадцать она решит, что хватит с нее мучений, и дальше идти вообще откажется. Встанет и будет стоять, сквирьфь эдакая!

В моей голове в очередной раз всплыл вечный вопрос: что делать?

Брать Уха на руки и нести до дома было далеко и жарко. Да и к тому же – а где воспитательный момент?

Поэтому, слегка пораскинув мозгами, я присела и начала втолковывать удивленной таким поворотом собаке:

– Значит, так, маленькая сквирьфь! Либо ты сию минуту начинаешь передвигать свои лапки и самостоятельно тащишь тщедушную тушку до дома, либо я просто бросаю тебя здесь – и ты ищешь дом в гордом одиночестве, причем не рассчитывай тогда, что я еще хоть раз в жизни совершу подобную ошибку и поведу тебя гулять!

Сказать, что идущие поблизости люди удивились, – это неправильно.

Они просто шарахнулись в разные стороны, не забыв предварительно покрутить пальцем у виска.

А уж когда после моей пламенной речи Ух действительно устыдился своего неподобающего поведения и пошел… Полверсты дороги впереди и четверть позади – были «мертвой зоной»: люди предпочитали просочиться, впечатавшись в стену дома, чем пройти рядышком с собакомучительницей.

Только проскочив за порог родного дома, Ух побежал на кухню – выхлебать миску воды (и какой тогда толк от прогулки, спрашивается?), а заодно, беспомощно хромая на все лапки, пожаловаться Хильде на бессовестную ведьму, заставившую его, беззащитное создание, пройти почти три версты. Впрочем, увидев меня, не преминувшую отправиться по тому же самому маршруту, пес испуганно поджал хвост и ретировался на подстилку, где лег, раскинув уши, да так и продрых до самого утра.

– Добрый вечер, девочка. Как погуляли?

– Отлично, – автоматически солгала я. – А он всегда на прогулке такой… неактивный?..

– Ленивый, ты хотела сказать? По большей части. Он просто еще маленький и устает быстро. Мы с ним версту пройдем – минут десять на лавочке посидим, потом опять пойдем. А что?

– Э-э-э… – Когда странница, привыкшая днями и ночами идти по дороге, отдыхала через каждую версту? Да и скорость мою с Хильдиной вряд ли стоит сравнивать… – Да нет, ничего, я просто так спросила.

Записываться в собакомучительницы действительно было пора.

Я цапнула с печки кружку киселя и, пожелав Хильде спокойной ночи, поднялась в гнездо.

Кисель был горячим, но терпеть я никогда не умела. Впрочем, обжегшись три раза, пришлось, признав свое поражение, спуститься вниз за ложкой. Питье киселя старым как Древо способом «ложечка за маму, ложечка за папу» растянулось где-то на полчаса и, с трудом домучив небольшую с виду кружку, я растянулась на ковре, понимая, что кровать снова этой ночью не будет осчастливлена моим бренным телом… Ну и кворр с ней…

ГЛАВА 3

В рассветной свежести, ласково окутавшей Окейну, к городской ратуше шла селянская девушка. Длинные русые волосы заплетены в косу, спускающуюся ниже пояса, наивные голубые глаза с любопытством разглядывают огромные часы на здании, показывающие безнадежно неправильное время, губы расплылись в детской доверчивой улыбке…

– Ты куда, детка? – Такую даже грубо посылать-то совестно. Хоть ты и стражник.

– Я к градоправителю, – раздувшись от гордости за важность доверенного ей задания, радостно сказала «детка».

– Боюсь, тебе туда нельзя. Градоправитель сегодня злой, как йыр, сказал – никого не пускать, кроме этой ведьмы кворровой.

– А откуда вы знаете, что я – не ведьма? – наивно попыталась разыграть стражников девушка.

– Ха, так какая же ты ведьма? Градоправитель ясно в записке прописал: – Стражник достал из штанов замызганную бумажку и зачитал: – «Страшенная баба с ужасными черными космами и такими же глазищами. Бледная как мертвец, голос – хуже зубовного скрежета. Провести ко мне со всеми почестями и поставить за дверями усиленную охрану»!

– Ну вот и веди! – «Страшенная баба»скинула личину девочки-дурочки и недобро усмехнулась. – Будем выяснять, у кого из нас голос хуже!

Стражник предпринял показательную попытку самостоятельно задушиться, но, взяв себя в руки, подтянулся, отсалютовал мне мечом и торжественно повел в ратушу. Уже почти дойдя до кабинета Хоря, он облизнул губы и умоляющим тоном прошептал:

– Госпожа ведьма, вы уж того… Не говорите ему, что мы вас так… Кто ж знал?

– Я подумаю, – пообещала обладательница ужасных черных косм и проскользнула в отворившуюся навстречу дорогой гостье дверь.

– Доброе утро, госпожа ведьма.

– Доброе. Где кристаллизатор? – Не разводя церемонии, я сразу перешла к делу.

Защитный купол активизировался путем последовательного проведения связей между несколькими кристаллами, комната с которыми, как правило, находилась в ратуше.

– Кристаллизатор? – удивился Хорь и только через пару мгновений понял, о чем речь. – В смысле, комната, где находится механизм для активации?

– Именно, – ядовито усмехнулась я.

Создавалось впечатление, что он однажды утром встал и решил: а не пойти ли мне в градоправители? Может, возьмут? Я-то наивно полагала, что названия стратегически важных приборов, находящихся под его ведомом, градоправитель должен знать…

– Да вы присаживайтесь пока, госпожа ведьма! Чай? Кофе?

– Ни то, ни другое, ни третье. – Я отрицательно покачала головой. – Я пришла не на чай, а на работу.

– Деловой подход. Просто человек, который должен проводить вас в комнату активации, еще не пришел, и я никак не могу придумать, чем вас пока развлечь! – простодушно признался градоправитель.

Виноватый взгляд и разведенные руки должны были сподвигнуть меня на принятие предложения, но после общения с десятком подобных «начальников» все манипулирующие людьми приемчики малоуважаемой администрации уже вызубриваются наизусть, и одиннадцатый «психолог» смотрится столь же смешно, как и глупо.

– Вы хотите сказать, что во всем этом здании только один-единственный человек знает сокровенную тайну, как пройти к кристаллизатору? – Я недобро прищурила глаза и влила в голос на тон больше яда:– А если он заболеет или, не дай Хранящие, покинет этот грешный мир, то унесет секрет с собой в могилу?

Хорь насупился. Видимо, общаться с ведьмами до вчерашнего дня ему не приходилось, а этот опыт он отнес к исключительным случаям, мотивируя его моим на редкость пакостным настроением. Что ж, придется ему привыкать к мысли, что пакостным было не настроение, а весь характер, так что корректировке это не подлежит.

– Нет, разумеется.

– Тогда почему бы вам не попросить отвести меня к кристаллизатору кого-нибудь другого? Или сделать это самостоятельно, на худой конец?

Судя по отвисшей челюсти собеседника, даже предложение встать с кресла и дойти до уборной им воспринималось как оскорбление, а уж тут…

– Х-х-хорошо, – принял судьбоносное решение работодатель, осознав, что иначе ему от моего редкостно неприятного общества избавиться не удастся. – Я позову человека, и он вас проводит.

Наклонившись к кристаллу, обеспечивавшему внутреннюю связь, он трагическим шепотом велел позвать кого-то «как можно скорее».

– Пожалуй, я подожду провожатого за пределами комнаты. – Я решила слегка вознаградить Хоря за послушание.

Отошла к двери и, не успел он облегченно вздохнуть, обернувшись спросила:

– Кстати, написав «страшенная баба», вы имели в виду отсутствие красоты или неодолимое чувство страха, пожиравшего вас во время визита?

И, оставив несчастного градоправителя в ужасе оседать на пол, вышла за дверь.

– Ну что, солнышки, будем работать?

Я в сотый раз погладила по очереди все пять кристаллов, напоминая себе, что они только размерами – и ничем больше – отличаются от подобных у нас в Храме, а те я активировала влегкую и безо всяких проблем.

Эх, было бы это сейчас просто в Храме…

«Ага, под придирчивыми взглядами преподавателей, только и желающих высмотреть, что ты сделала не так?»

Ладно, все правильно. В конце концов, мне восемьдесят лет – или восемнадцать?

Со вздохом осознав, что дальше тянуть некуда, я распустила волосы.

Не для красоты – в волосах сила. Женская, ведьминская. Ни одна ведьма не будет ходить просто так по улицам с распущенными волосами – а то банальное зажигание свечки грозит обернуться пожаром. Но во время энергоемкой работы этим резервом мы с удовольствием пользуемся.

Светло отливающий в нежную синеву топаз – первый камень, который должен быть активирован. И я решительно шагнула к нему.

Осторожно, ласково положила руки на гладкий до скользкости камень, вдохнула – выдохнула…

– …Fsaagt hitrtis djert…

Голубое сияние, излучаемое камнем, медленно затопило сознание…

– …Ertna kqeitn putrjass gfollt…

Моя зеленая аура осторожно соприкоснулась краешком с голубым сиянием, отпрянула и потянулась опять…

– …Nerufo tregrra…

Бирюзовое яростное пламя, зародившееся из искорки при соприкосновении двух сильнейших аур, полыхало так, что закрытым глазам было больно…

– …TRED LERTNA NIJKLERT AINN…

Вспышка бесконтрольной, направленной в никуда энергии отбросила меня от камня и швырнула на пол. В затылке что-то хрупнуло, и мир стремительно выцвел перед глазами до бархатной черноты.

Когда я, придя в себя, нашла силы вновь подойти к кристаллу, он светился ровным приветливым светом, снова подзывая мою ауру.

– Ну уж нет, – невнятно пробормотала я.

Посидев на полу минут двадцать скорее для иллюзии восстановления сил, чем для их действительной регенерации, я уговорила себя подойти к изумруду.

Притягивающий спокойной густо-зеленой окраской камень ничуть не возражал против накрывших его чуть дрожащих ладоней.

– Надеюсь, у тебя нет привычки швырять разговаривающими с тобой ведьмами на пол, – вздохнула я, осознавая всю тщетность надежд.

Граненый ступенчатой огранкой камень приятно холодил руки. «Камень хладнокровия, мудрости и надежды», – всплыло в памяти. Ну что же, будем надеяться на лучшее…

– …Fdiop gklerr nartfen…

Зеленый… Мой цвет. Моя аура. Природа.

– …Redno sterr nagfel…

Зеленый с зеленым… Где я и где камень – уже неважно…

– …Niresst sahtre klerr…

Изумрудное бушующее море захлестывает сознание огромными волнами…

– …TRED GTURNI LERROPF…

…Очнулась я не скоро. Обещанные три часа работы были на исходе, через несколько минут за мной должны были прийти и проводить к выходу. Я мученически прикрыла глаза.

Люблю свою работу. Люблю магию. Люблю изумруды, ласково цепляющиеся своей аурой за мою.

Но не люблю со стоном подниматься на ноги, молясь только о том, как бы не упасть обратно.

Стражник, пришедший указать мне дорогу, с сомнением посмотрел на меня и протянул:

– Госпожа ведьма, а что с вами?

Ну если уж здесь озаботились состоянием ведьмы, значит, вид у меня – как у разлагающегося трупа. Впрочем, самочувствие – ничуть не лучше.

– Честно отрабатывала обещанные десять тысяч, – мрачно пояснила я. – Веди наружу, пока я прямо здесь в обморок не грохнулась и тебя в этом не обвинили!

Мужик верно оценил перспективу и, практически подхватив меня на руки, направился к выходу.

ГЛАВА 4

– Девочка, ну нельзя же так! Ну и что, что ведьма? Ну и что, что работа, люди, магия – и все остальное? А здоровье? О нем кто думать будет?

Меня никто не распекал уже лет сорок точно. Может – больше. И когда я, едва очнувшись, увидела Хильду, самозабвенно предававшуюся этому занятию, то на душе стало так тепло, как будто снова стала восемнадцатилетней девчонкой, у которой главной неприятностью в жизни являются выговоры и лекции на тему «так нельзя»…

Впрочем, это отнюдь не значит, что я поспешила согласиться со всем сказанным.

– Все нормально, Хильда. – О Хранящие, это – мой голос?! А почему такой тихий и дрожащий?

– Я слышу, как все «нормально»! – досадливо отмахнулась Хильда. – Лежи и молчи уж лучше! Конечно, чего еще можно было ждать? По жаре целыми днями где-то пропадаешь, не ела за два дня ни разу, колдуешь без отдыха… А себя беречь кто будет?

– Я шоколадку ела, – шепотом возразила я, но ни тон, ни факт не убедили даже меня саму, – что уж говорить о моей хозяйке? – И колдую не без отдыха. Просто с кристаллами всегда так: много сил уходит. Зато работать потом хорошо будут.

– Они будут хорошо работать, а ты – хорошо отдыхать в симпатичном гробике! – с лукавой улыбкой сказал Манхо, выглядывая из кухни, и добавил: – Ты петрушку ешь?

– А ты здесь откуда? – поперхнулась я.

– Пришел пригласить тебя на цыганский вечерок в качестве благодарности за лечение и обнаружил какого-то бугая, волочившего твое пока еще теплое, но в скором времени обещающее стать хладным, тело к дому и поминающего при этом всех существующих мракобесов.

Он ушел на минутку в кухню, откуда вернулся с полной тарелкой чего-то дымящегося и вкусно пахнущего.

– И мы с Хильдой, немножко посовещавшись, решили тебя лечить принудительным отдыхом и обедом. А то вчера от меня ушла – еле ноги передвигала, сегодня ее вообще на руках принесли. Этак тебе до симпатичного гробика и вправду недалеко.

– Ты только лично проследи, чтоб он действительно был симпатичным, – с улыбкой попросила я. – Нога не болит?

– Нет, ты отличный лекарь. Есть сама будешь или насильно кормить?

– Я не лекарь. Я ведьма. И прошу тебя это запомнить. – Я протянула руки к тарелке и, усмехнувшись, добавила: – А если ты наивно полагаешь, что я откажусь от вкусной горячей еды, то безнадежно заблуждаешься.

Не знаю точно, на что было похоже то, чем меня кормили: что-то вроде тушеного мяса с запеченной картошкой; но это было вкусно.

– Мрм… Мне нравится.

– Рад. Это жаркое по-цыгански.

– Серьезно? Это ты готовил?

– Конечно. У цыган мужчина обязан уметь готовить не хуже женщины.

Отличный обычай. И главное – справедливый.

Тарелка опустела с предельной скоростью, на которую я была способна, учитывая, что сначала жаркое было таким горячим, что в рот взять было невозможно. Потом меня напоили чаем с булочками с корицей и сказали спать.

Спать я отказалась, более того, снабдив организм питательными веществами для поддержания чуть тлеющей искры жизни, почувствовала себя настолько хорошо, что встала с дивана и потребовала у Манхо объяснений, что за цыганский вечерок сегодня будет и до сих пор ли он хочет меня на нем видеть.

Оказалось, что будет обычный танцевальный вечер, на котором приветствуются абсолютно все приглашенные кем-либо из цыган гости. «Тем более – такие обаятельные», – с улыбкой добавил Манхо, а я, представив, как я должна выглядеть после утренней работы, пригрозила превратить его в лягушку за наглую ложь.

Но, судя по насмешливому лицу цыгана, он здорово сомневался, что я сегодня вообще еще хоть кого-то во что-то могу превратить. И был недалек от истины, кстати.

В этот раз табор встретил не повседневной суетой, а гомоном, яркими юбками, костром и музыкой – словом, тем, чего от подобного типа сборищ всегда ожидаешь.

Если не жил в нем месяц и не знаешь, что на самом деле скрывается за всеми этими танцами, плясками, хохотом и детскими играми. Но зачем развенчивать мифы? Легенда всегда красивей жизни, какой бы замечательной та ни была.

Кстати, в чем неоспоримое преимущество того, что тебя привел не абы кто, а цыган, так это в том, что к тебе никто не лезет «погадать – всю судьбу рассказать», а если попросишь сама – то гадать станет не обычная уличная цыганка, а матерь рода, действительно слышащая карты. Впрочем, я предпочитала судьбы своей не знать: какая есть – такая и будет. А если узнаешь раньше времени – какой интерес жить?

К нам с Манхо подбежала запыхавшаяся Румтша и тут же начала щебетать что-то о праздничном сбитне и шашлыках.

– Кстати, а я весь день гадала – куда ты ушел? А ты, оказывается, вон за кем ушел! Мне она, между прочим, тоже сразу понравилась – она хорошая!

– Слушай, солнышко, а не могла бы ты быстренько куда-нибудь испариться, а? – досадливо тряхнув кудрями, спросил цыган.

– Ну… – Румтша обиженно покосилась на брата, а потом догадливо протянула: – А, ты не хочешь, чтоб я вам мешала? Тогда пожалуйста!

Я тихонько рассмеялась.

– Не обращай на нее внимания, – попросил Манхо. – Она того… Воспитания ей не хватает.

– Тем лучше. Странно смотрятся дети, у которых в десять лет язык за зубами и взгляд волчий.

Он вскинул на меня глаза и долго, изучающе смотрел в две черные бездны. Я не отворачивалась и не отводила взгляда.

– Не многие так считают.

– А ведьм сложно назвать «многими».

– Да, пожалуй, – сбросив серьезный тон, согласился Манхо. – Пойдем к костру.

Костер… Мм, лучше – костерище.

Взвивающийся до самого неба, из города он наверняка казался пожаром. Вокруг в неясных бордовых, алых, оранжевых бликах танцевали цыганки, носилась ребятня, играли на гитарах цыганы.

Какое-то ощущение нереальности, сказочности, древнего сказания всегда окутывало меня на таких цыганских вечерах. Окутывало, уносило, разбивало оковы и в дикой пляске, песнях у костра, в неясных огненных бликах рождалась новая Иньярра.

Без внешней шелухи, без дурацких принципов, без защитных «иголок» – просто ведьма – во всей ярости ее магии, во всей силе ее любви, во всем великолепии ее красоты. Такой меня видят кошки. Такой меня видят ведьмы. Такой меня видят те, кого я полюбила.

Такой меня видят немногие…

– Иньярра? Ты еще здесь? – Голос Манхо вклинился в возрождение полной ведьминской сущности, внеся туда переполох и смятение.

– Здесь, – с мудрой, всезнающей улыбкой настоящей ведьмы ответила я. – Если бы ты только знал, насколько я здесь…

– Ну а раз ты здесь, то, может быть, скажешь, что ты будешь есть и пить? – пошутил цыган. – Или мне Румтшу позвать – пусть погадает?

– А сам не можешь?

– Могу. Но не люблю. Так что ты будешь?

– Все что угодно!

– Много бы толку вышло от гадания, – подмигнул мне Манхо и, попросив никуда не уходить хотя бы пять минут, испарился.

Люблю цыган. Люблю цыган не меньше, чем странников.

Здесь никто не упрекнет тебя за неподобающее поведение или неприличное количество выпитого вина. Единственной мерой того, как ты должна вести себя, служит внутреннее ощущение: тебе должно нравиться быть такой. Делай, что хочешь, живи, как хочешь, просто не мешай другим заниматься тем же самым.

– А вот и я! Берите, госпожа ведьма, ваш заказ! – На двух тарелках Манхо умудрился притащить столько еды, что хватило бы на пятерых.

– Ты что, с ума сошел? Мы не съедим столько!

– Ага, – улыбнулся цыган, – сошел. С рождения.

– Ну хоть не одна я такая, – усмехнулась я.

Примостившись на одном из бревен, мы вцепились в шашлыки.

«Интересно, куда делось жаркое по-цыгански?» – возмущенно попыталась я призвать желудок к ответу.

«Ага, с вами, ведьмами, попробуй только не поешь, пока дают, – потом месяц без еды сидеть будешь!» – плотоядно улыбнувшись, огрызнулся тот.

«Неправда, до месяца ни разу не доходило!» – Я обиженно попыталась оправдаться в его глазах, но подлый интриган был так занят усвоением питательных веществ, что реплика осталась без ответа.

Я осторожно понюхала предложенный напиток, отметила странное сочетание винного запаха с медовым и, решившись, смело отхлебнула из кружки со сбитнем.

– Вкусно?

– Очень! – со смущенной улыбкой сказала я. – На глинтвейн похоже, только холодный.

– Рецепт примерно один, – кивнул Манхо, с беспокойством глядя мне за спину. Обернуться и проверить, что насторожило цыгана, я не успела.

– Привет, Манхо! – Красивая цыганка с ярко накрашенными губами и густо подведенными черной краской глазами соблазнительно улыбнулась моему собеседнику. – Не познакомишь меня со своей спутницей?

Уничижающий взгляд в адрес «спутницы» выразил все, что она думала о наглых ведьмах, отбивающих цыган прямо из-под носа. В том числе и то, как далеко она бы хотела меня отправить.

Перспектива рисовалась самая мрачная. Цыган, покинутая им цыганка – и я, встрявшая во все это безобразие без малейшего умысла.

– Привет, Акрая, – нарочито спокойно приветствовал ее Манхо. – Познакомьтесь. Это – Иньярра. Ведьма. Это – Акрая. Лучшая гадалка во всем таборе.

«Очень неприятно!» – чуть было не брякнула я, но вспомнила, что скандалы – дело громкое, утомительное, бесполезное, – и сдержалась.

– Иньярра, пойдем танцевать! – спас неловкое положение Манхо, схватил меня за руку и потащил в освещенный пляшущими языками пламени круг.

– А как у вас танцуют?

– Танцуй как нравится. А я просто постараюсь поменьше наступать тебе на ноги.

– Ловлю на слове!

Легко сказать – танцуй как нравится. За свои восемьдесят с лишним лет я успела перепробовать если не все в жизни, то многое. Из искусств мне бойкот объявили рисунок, лепка, живопись. Не смертельно – порой неприятно. Например, когда приходится по несколько часов объяснять, как выглядела укусившая меня нежить, вместо того чтобы в три штриха зарисовать эту сквирьфь.

С танцами подобных проблем не замечалось: я могла станцевать почти любой – от эльфийского вальса и до тролльей «мумбы-юмбы», но вот при постановке вопроса «танцуй как нравится» почему-то совершенно растерялась.

Впрочем, ненадолго. Манхо танцевал прекрасно, я тоже быстро втянулась в магию гитары, и импровизация на тему «цыган и ведьма» понравилась и нам самим, и наблюдавшим за развитием событий цыганам.

Не понравилась она лишь одному. Точнее, одной. Акрая стояла с таким видом, словно я заставила ее съесть живую лягушку.

– Да, ведьма, ты танцуешь неплохо, – ледяным тоном обронила она, подойдя лишь чуть-чуть ближе.

Перекошенный рот, обвиняющий тон… Похоже, все-таки скандал. Но почему его обязательно надо устраивать в трех саженях друг от друга и с криком на весь табор? Неужели тихо-мирно нельзя?

– Но, ручаюсь, танец с шалью тебе никогда не станцевать!

Обычная, повседневная Иньярра вышла бы сухой из воды, не поддавшись на столь грубо сляпанную провокацию. Но Иньярра, ставшая сама собой до кончиков ногтей и отбросившая общественные рамки…

– Вполне возможно, – со спокойствием медленно просыпающегося вулкана согласилась я. – Особенно учитывая, что некому меня научить.

Манхо успокаивающе погладил мою руку, но… Поздно.

– А если бы Румтша согласилась научить тебя, то, скажем, через три дня ты смогла бы станцевать нам танец с шалью? – испытующе прищурилась цыганка.

– Смогла бы.

– На спор?

– На что спорим, Акрая? – Презрительная усмешка заставила цыганку передернуться от омерзения.

– На желание!

– Хорошо.

Я развернулась и вышла из освещенного костром пространства.

«Ну и зачем ты, ведьма, спрашивается, во все это полезла?» – поморщился как всегда запоздавший со своей бесспорной правотой разум.

Мне б самой кто объяснил!

К нам подбежала радостная Румтша и еще на бегу закричала:

– Это правда? Правда? Ты правда хочешь научиться танцевать с шалью?

– Правда, – невесело усмехнулась я. – Ты меня научишь?

– Конечно! – Девочка еще что-то лепетала, но я уже не слушала.

В голове медленно, но верно назревал смутно тревожащий меня вопрос:

– Румтша, а как долго цыганки учатся танцевать с шалью?

– Примерно с полгода, – хлопая наивными глазами, невозмутимо ответил ребенок.

Я резко выдохнула и едва слышно ругнулась.

Утро началось с сюрприза в виде Румтши, поджидающей меня внизу.

«Не сюрприза, а закономерности вчерашнего, ведьма!» – подкинул гнусную мыслишку разум, за что был дисквалифицирован и отправился обратно – спать.

– Привет! – радостно помахала мне девочка, стоило только выйти на лестницу.

– Привет, Таш. Откуда ты здесь?

– М-м… Я думала, что должна научить тебя танцевать с шалью. – Принесенная с собой шаль была предъявлена мне в качестве вещественного доказательства.

Разглядев огромный платок из органзы с монистами я прикинула, как с этим можно танцевать, и тихонько взвыла.

– Ты что? Голова после сбитня болит? – по-своему расценила мои страдания Таш.

– Нет. Думаю, почему у меня большинство пробуждений начинаются с вопроса, как я могла быть такой дурой.

– Да ну брось! Ты легко научишься! – раздался в прихожей задорный мальчишеский голос. – Там всего-то и надо – чувство ритма, гибкость и обаяние. Ни тем, ни другим, ни третьим ты не обделена!

Опять он здесь?

– Манхо, мне вот интересно, что у тебя за привычка приходить без приглашения?

– Как и у всех цыган. Да и ведьм, в общем-то. Ладно, пусть так.

Я развела руками, не найдясь с ответом, и решительно хлопнула в ладоши, объявляя:

– Вообще-то, друзья-товарищи, цыганы и цыганки, у меня было благое намерение идти на работу…

– Это та, после которой тебя домой волоком тащат? Так мы тебя и пустили…

Эти двое встали у двери, словно и вправду надеялись не дать мне пройти. Оценив шансы магии против ребенка и парня лет двадцати без оружия, я не выдержала и расхохоталась:

– Ладно, комитет по защите ведьм, пошли завтракать!

В конце концов, Манхо прав. После работы я едва ли самостоятельно до гнезда-то доберусь, а уж об изучении танцевальных па не стоит и мечтать. Значит, придется оставить общение с кристаллами напоследок.

Я, в отличие от Манхо, кулинарными способностями блистала исключительно под настроение, коего в данный момент никак не наблюдалось. Поэтому, воспользовавшись отсутствием Хильды, попросту распотрошила буфет и уставила стол печеньем, булочками и вареньем. Чай, попыталась заварить как чернас, пока Манхо не пресек этого издевательства над бедной заваркой (я ее старательно перетирала в ладонях, словно листки полыни) и не усадил меня на диван, заверив, что «лучше уж он сам!». Я не возражала.

– Таш, а сколько надо места для танца? Дома хватит?

Румтша окинула внимательным взглядом гостиную и с сомнением покачала головой:

– Вряд ли. Хотя можно попробовать.

– Попробуем, – согласно кивнула я, отправляя в рот последнюю печеньку.

– Ну тогда Румтша – мыть посуду, Иньярра – переодеваться во что-нибудь более похожее на одежду для людей, а не ведьм, – и через пятнадцать минут встречаемся в гостиной! – бодро распределил обязанности Манхо.

Впрочем, тут же стушевался под двумя более чем скептическими взглядами исподлобья и залепетал что-то типа «нет, вы, конечно, как хотите, но так будет разумнее всего, и вообще… Перестаньте так на меня смотреть!!!!»

– Таш, он всегда такой… командир? – недобрым тоном осведомилась я, попутно окидывая взглядом чем-то не устроившее цыгана платье.

– Бывает, – еще более зловеще ответила Румтша, и Манхо начал ме-э-эдленно отодвигаться в сторону двери, чтобы, если что, было куда драпать.

– И как ты его терпишь?

– Сама удивляюсь!

Дверь с лязгом захлопнулась, и мы с Таш не сговариваясь начали увлекательную игру «поймай цыгана и дай ему по… чему-нибудь!!!». С дикими визгами пороняли все стулья, разбили три тарелки, отдавили бешено лающему Уху все лапы и повалили-таки неудавшегося командира на пол.

– Моли о пощаде, ничтожный червь! – загремел на весь дом мой усиленный магией голос, то и дело срываясь на смех.

– Н-н-не… – Я чуть сильнее придавила каблуком. – Х-х-х-хоро-шо!

– Так-то лучше, – удовлетворенно решила я, убирая ногу и опускаясь на пол рядом с истерически хихикающей Румтшей. Манхо обижался еще пару секунд, а потом тоже расхохотался…

Переодеваться я назло не стала, посуду убрала заклинанием: перед тем как заставить вновь склеиться тарелки, трижды повторила про себя заклинание, а произнеся его вслух, с большой опаской открывала глаза, боясь опять увидеть бабочек.

Минуты три мы с Таш спорили по поводу моей обуви, но, убедившись опытным путем, что ходить, не шатаясь, как пьяная, я могу либо на шпильках, либо босиком, она оставила меня в покое, разрешив мучить свои ноги тем, чем мне хочется.

Показав несколько движений и заставив повторить, Таш скептически изучила результат и заявила, что «еще не все потеряно».

Процесс обучения пошел… Но уже через полчаса мне надоело то и дело спотыкаться о кресла, стулья и Манхо, постоянно заканчивая очередной прыжок близким знакомством со стенкой. И мы пошли на улицу.

По сорокаградусной жаре скакать на шпильках аки горная коза, еще и пытаясь засунуть в нужное место эту йырову шаль?! Это, я вам скажу, занятие похуже активации защитного купола!

Начиная с того, что уже через пятнадцать минут я была вся мокрая, и заканчивая тем, что через два часа вообще села на раскаленный песок и резюмировала, что больше не встану, даже если меня будут пинать ногами.

Манхо, судя по лицу, очень хотел попробовать выяснить правдивость моих слов опытным путем, но после того как Румтша на полном серьезе сказала ему брать меня на руки и тащить в дом, а он невозмутимо отправился выполнять указание, я подскочила и уверила мучителей, что до дома я как-нибудь доберусь сама, а вот дальше ни-ни. Меня с недоброй улыбкой заверили, что в следующий раз фокус не пройдет, и разрешили взять пятнадцатиминутный перерыв. Изверги…

Еще через два часа выяснилось, что, во-первых, мои успехи были хоть и впечатляющими, но все же не гениальными – то есть до возможности научиться танцевать за три дня я недотягивала, – а во-вторых, что больше я встать действительно не могу…

– А мне еще в ратушу идти – кристаллы заговаривать! – жалобно выла я на руках у Манхо.

– Не ходи, – разрешил цыган.

– Ага, «не ходи»! Тогда мало того, что меня градоправитель без соли съест, – так еще и те, что я вчера зажгла, потухнут. И на колу мочало – начинай сначала!

– А тебе оно так уж надо? – недоверчиво скривил губы он.

– Не знаю… – честно усомнилась я. – Но раз уж взялась – надо доделывать!

Меня аккуратно сгрузили на кресло, где и оставили под присмотром Румтши, а сами удалились кашеварить.

ГЛАВА 5

В этот раз шокировать стражников резкой сменой внешности я не стала: два дня подряд – неинтересно. Просто бросила на ходу, что в этот раз буду работать дольше и чтобы меня не смели беспокоить, – и вошла в кристаллизатор.

Мало ли через сколько часов я очнусь в этот раз? Вряд ли стражники будут рады обнаружить в кристаллизаторе не то что бледную как смерть – но и вообще лежащую без сознания ведьму. А учитывая, что мое сердце в зависимости от обстоятельств может либо учащать биение, либо – наоборот, замедлять в несколько раз, так меня вообще запросто за труп принять могут…

Я распустила «ужасные черные космы», глубоко вздохнула, заставляя себя сосредоточиться и изгоняя из сознания уже изрядно поднадоевшую шаль с монистами.

Алмаз. На некоторых Веткахсчитается могущественным талисманом, дарующим силу, храбрость, непобедимость в бою. На некоторых – верят, что он может нейтрализовать притяжение железа магнитом. Хотя такое же свойство там приписывается и чесноку.

А в Миденме, кажется, алмаз, истолченный в крошку – хотела бы я посмотреть на того, кто будет его толочь, – считается смертельным ядом. Оспорить, между прочим, трудно: женщины, мечтающие овдоветь, частенько толченое стекло в варенье добавляют – так что уж говорить об алмазах.

Я медленно положила руки на восьмигранный кристалл с закругленными гранями…

– …Retyu ldassn itrep…

Камень мягко запульсировал, пуская меня поближе…

– …Nyerti hresen iktyu…

Серебристое сияние бережно окутало истерзанную зеленую ауру.

– …LAAS GRET UJTROSS…

Камень пыхнул блеском, наградив мою ауру порядочным количеством серебряных искорок, и разгорелся красивым пляшущим по граням светом.

И это все?

Я была несказанно удивлена. А как же неизменная привычка зашвырнуть куда-нибудь подальше наглую ведьму, осмелившуюся нарушить вековой покой?

«Мы же не звери!» – усмехаясь сверкающими бликами, пропели кристаллы.

– Ага. Знаю я вас, – недоверчиво пробурчала вслух я, опасливо убирая руки с алмаза, – ведь как пить дать гадость напоследок устроит!

Не устроил. И мне ничего не оставалось, как подойти к темно-красному рубину.

– Интересно, ты окажешься таким же покладистым – или все-таки решишь, что хорошенького помаленьку? – спросила я темный пока камень, стараясь нащупать контакт.

Коснулась тонкими чуткими пальцами зеркальной поверхности кристалла, сосредоточиваясь и припоминая все, что знала о нем.

Драгоценный камень высокого класса, известен на многих Ветках, ценится с древности. Считается камнем оживляющим, отгоняющим тоску и восстанавливающим силы. А заодно усиливает природную жестокость у злых людей. Ничего так камушек…

– …Graft trell freygni…

Камень слегка раскалился, напоминая о своей огненной сущности…

– …Kjarra nigros sfernu…

Красное с зеленым не смешивались – переплетались, расходясь витиеватыми разводами…

– …KLURR NERTFOH JERR…

Меня и в этот раз не отшвыривали – в обморок я упала от перерасхода энергии сама…

Кое-как собрав себя по частям и поднявшись с пола, я обнаружила, что, во-первых, четыре камня из пяти уже были готовы к полной активации, а во-вторых, что я в кои-то веки могу самостоятельно добраться до гнезда! Что привело меня в несказанный восторг. Да, в этот раз кристаллы меня явно пожалели…

Искренне понадеявшись, что они не надумают при следующей встрече отыграться на мне вдвойне за сегодняшнюю свою доброту, я мысленно с каждым попрощалась и вышла за дверь.

Стражники, которых я застала за увлекательным занятием вытягивания жребия – кому выпадет сомнительная честь нести меня до дома, – остались сидеть с открытыми ртами.

– Боже, я не верю своим глазам! Неужели в кои-то веки ведьма сумела дойти до дома сама?

– Прекрати издеваться! – больше для проформы огрызнулась я. – Мне кажется, или ты здесь уже прописался?

– Ну… Почти. Хильда ко мне очень хорошо относится и ничуть не возражает, – уклончиво ответил Манхо.

Да, в умении нравиться людям ему отказать нельзя. Даже Хильда после того, как он потряс ее своими кулинарными талантами и рассказал несколько интересных рецептов, считала его за самого желанного гостя в доме. При условии, что я – не гость.

– И зачем же ты пришел? Могу сразу сказать, что постигать науку танца с шалью я сегодня больше не буду даже под страхом страшной смерти.

– Ну до такого издевательства над еле живыми ведьмами я еще не додумался, – белозубо усмехнулся Манхо. – Просто решил, что сидеть весь вечер одна ты не захочешь, а в табор идти вряд ли стоит – Акрая весь день ходит как грозовая туча.

– И? – Я вопросительно изогнула бровь. – Ты решил своим обществом скрасить досуг скучающей ведьмы?

– Почти, – пожал плечами цыган. – Я хотел пригласить тебя пройтись до кофейни – здесь недалеко.

До кофейни? С ним?

Нет, я не могу себе этого позволить. Ни себе, ни ему – потом будет только хуже.

– Но Манхо…

А что я тогда буду делать весь вечер?.. Сидеть и проклинать свою ведьминскую сущность, не дающую спокойно посидеть вечерок в обществе красивого цыгана?..

Мгновенно перерешав, я торопливо продолжила:

– Ты же не думаешь, что я пойду в кофейню прямо в таком виде?

«Дура!» – коротко и емко высказался разум.

Я знаю…

– Нет. Я подожду. – И в подтверждение своих слов Манхо сел на диван с таким видом, словно собрался ждать хоть до второго пришествия.

– Жди, – улыбнулась я и поднялась в гнездо. Шлепнувшись на кровать, принялась отчитывать себя за аморальное поведение.

«Ну что это такое? Он моложе тебя раза в четыре! Он же все это всерьез воспримет!»

Ну… Я тоже…

«Ты тоже? Ну тогда еще раз – дура!»

Еще раз – знаю…

«Ты только представь себе, как ты потом будешь объяснять ему, почему ты должна уходить».

Он же цыган! Он и сам знает.

«Ага. Теоретически».

Отстань! Что я, не могу позволить себе просто сходить в кофейню с тем, кто мне понравился?

«Можешь. Но проблема в том, что ты ему больше чем понравилась».

Ну и что?

«А то, ведьма, что ничему тебя жизнь за восемьдесят лет не научила».

И снова знаю…

Плюнув на глас разума, я встала и подошла к зеркалу.

Зря… То чудовище, что смотрело на меня с гладкой блестящей поверхности, заслуживало главного приза на конкурсе «самый страшный зверь восточных Веток», но вот в кофейню его бы однозначно не пустили.

За следующие полчаса я умудрилась сотворить из этого ужаса если и не писаную красавицу, то вполне себе экстравагантную ведьму.

Волосы были в кои-то веки расчесаны, передние прядки убраны наверх и прихвачены заколкой, бледную кожу оттенили чуть подведенные черные глаза, платье временно укоротилось до середины икр и побелело, а босоножки я просто вымыла. В общем и целом – ничего так, не без изюминки.

По крайней мере Манхо понравилось.

Кофейня действительно оказалась совсем близко: приземистое серое здание, неожиданно вынырнувшее из-за угла, внутри совершенно преображалось, из заурядного домика превращаясь в уютный зал с несколькими столиками, насквозь пропитанный ароматом свежесваренного кофе.

Мы сели за столик в углу, подальше от назойливых взглядов. А то слишком уж колоритная парочка: бледная черноволосая ведьма и тоже черноволосый, но загорелый цыган. Внеочередную порцию нездорового внимания мы явно заслуживали.

– Что ты будешь?

– Кофе, разумеется! Глупо приходить в кофейню и требовать чернас.

– Кофе-то понятно, что кофе. Но какой кофе? – Мне вручили меню, где три листа были заняты названиями этого напитка с указаниями способов его приготовления.

«Сладкий, как поцелуй. Черный, как крылья ворона. Страстный, как ночь любви»… Уже после первых десяти строчек безнадежно запутавшись во вкусах и названиях, я решительно захлопнула меню и потребовала «черный и без сахара». В ответ на вопросы официанта о том, какой сорт я предпочитаю, вежливо попросила его сгинуть, и он, как ни странно, внял гласу разума (в кои-то веки солидарного с моим).

– Иньярра?

– Что? – Я с трудом заставила себя оторваться от чашки с дымящимся кофе и подняла глаза на Манхо.

– А у тебя есть свой Храм?

А это он откуда, интересно, знает?..

Очень и очень немногие в курсе того, что Хранящие, как и простые странники, шляются по Веткам, не так уж часто наведываясь в свой Храм. Интересно, каким образом цыгане примкнули к этим самым «немногим»?

– Нет. С чего ты взял?

– Ну ты же ведьма.

И еще более немногие знают разницу между чародейкой и ведьмой.

Первая – просто маг-женщина. С возможностью отнести ее к какому-то уровню мастерства, с принадлежностью к одной из четырех стихий: огонь, вода, земля, воздух. Вторая – существо отнесенное к магам постольку-поскольку.

У нас нет стихий: наша стихия – Жизнь, вбирающая в себя все четыре. Некоторые заклинания у нас работают совсем не так, как у обычных магов. Реазы (стихотворные заклятия) мы поем совсем не так, как все маги-Сказители.

И наконец, только ведьма может стать Хранящей. Сейчас, как я уже говорила, в мире три ведьмы: две из них добросовестно хранят Храмы, а третья… Вот она я – сижу в кофейне с цыганом и беззаботно болтаю о специфике собственной профессии.

– Ну и что? Далеко не всякая ведьма – Хранящая.

– А-а-а, понятно, – разочарованно протянул он.

Ничего тебе, цыган, не понятно. Вот только разъяснять я не собираюсь.

– Манхо? А дальше вы куда?

– Мы? В Мисваль, наверное. А что?

– Так просто, – я пожала плечами и сделала маленький глоток. – Я там полмесяца назад была, кстати.

– Ну и как там?

– Там? Шумно и двери по ночам выламывают.

Вздохнув, я с трудом отогнала от себя образ светловолосого мага с голубыми глазами.

– Между прочим, будешь у них там в замке – передавай барону Крамну привет, – лукаво прищурилась я. – Он на задних лапках запрыгает и кагор на подносе собственноручно вынесет.

– Влюбился в тебя, что ли? – нахмурился цыган.

– Влюбился? Хм, скорее наоборот.

Манхо невесело рассмеялся, погруженный в какие-то свои тяжелые размышления.

«Зря, ведьма, ох зря! Не стоило сюда приходить, и шутить с ним не стоит – вон уже весь несчастный какой сидит».

Так, ладно-ладно, пусть приходить не стоило, но раз уж пришла, то хоть кофе-то допить можно?

«Нужно. Может, мозги прочистит».

Это вряд ли.

Мы допили кофе, вышли из кофейни, побродили еще немного по темным улицам, болтая о всякой чепухе, и разошлись.

Скучать и думать. Очень скучать и очень думать. Каждый о своем.

ГЛАВА 6

Утро началось в точности так же, как предыдущее. С Румтши, радостно размахивающей шалью в гостиной, и Манхо, гремящего кастрюлями на кухне. С одной ма-а-аленькой разницей. Я всю ночь не спала, терзаясь сомнениями в том, что должна и не должна делать ведьма.

Не давать в себя влюбляться, потому что рано или поздно придется уйти?

Ведьма, не дающая даже зародиться любви? Абсурд само по себе.

Или оставлять за спиной несчастную любовь и разбитые сердца? У каждого ли хватит сил воспринимать меня как праздник, который рано или поздно должен был кончиться? Или половина попросту станет проклинать и меня, и любовь, которую я несу?

Промучившись до рассвета, я поняла только одно: в любых своих размышлениях себя и свои чувства я в расчет не беру. А значит, как ни поступи, мне все равно будет до одури больно.

– Привет ведьмам! – Манхо, насмешливо отсалютовавший мне скалкой, напротив, выглядел до неприличия счастливым и отдохнувшим.

Ну разве это честно? Почему я всегда одна мучаюсь?

– Привет, – безразлично откликнулась я, с отвращением отводя глаза от сверкающей монистами на солнце шали в руках Таш.

– А что за похоронный настрой?

– Да так, не выспалась, – отмахнулась я.

– Ну это дело легко поправимое! – отмахнулся Манхо. – Сейчас позавтракаешь, взбодришься, – и вперед, на баррикады!

– Не буду завтракать.

– Почему?

Я слегка пожала плечами:

– Не хочу. Ешьте без меня.

Брат с сестрой подозрительно переглянулись, но докапываться до истинных причин моего столь мерзопакостного настроения не стали, предложив мне разбираться со своими глюками самой.

И на том спасибо.

– Иньярра, да сосредоточься ты! Ты вчера это легко делала!

Работа длилась уже полтора часа, а я, вместо того чтобы изучать новые движения, не могла даже просто повторить вчерашние. Ноги заплетались, шаль падала, равновесие ускользало, ритм не ощущался.

«Бездарность ты, ведьма! – крутилось в голове. – Законченная и безнадежная бездарность. Так что иди лучше в ратушу работать и молись, чтобы желанием Акраи не оказалось твое показательное сожжение!»

От таких мыслей легче не становилось, а хотелось просто сесть на землю и завыть.

– Давай, попробуй еще раз. Просто вслушайся в музыку – она поможет. У тебя получится! – Еще один утешитель нашелся… Неужели не видно, что все бесполезно?

Я попробовала. Не поймай меня Манхо, окончила бы прыжок красочным пятном на земле. Ну не могу я так станцевать!

– Так, Иньярра, по-моему, тебе надо отдохнуть, – растерянно покачав головой, решил Манхо. – Главное – не расстраивайся. Ты… просто слегка подзабыла движения. Вот отдохнешь – и вспомнишь.

Конечно, ему легко говорить «не расстраивайся»: не ему завтра перед Акраей позориться. Судя по озабоченному лицу Румтши, она была полностью со мной согласна, хотя и помалкивала.

Что со мной такое? Ведь вчера же действительно это делала…

«Вчера – делала, сегодня – нет. Завтра – тебя вообще убьют, быть может. Жизнь полна сюрпризов и неожиданностей!» – философски отозвался разум.

– Иньярра, мне кажется, что тебе надо слегка отвлечься, – осторожно предложил Манхо, касаясь моего плеча. – Ты перенервничала.

– А мне кажется, что мне надо попросту оставить эту дурацкую затею и прекратить заниматься бесполезными вещами, – тяжело вздохнула я. – В конце концов, ну не может Акрая потребовать от меня чего-то такого, что я не смогу выполнить!

– Иньярра, ты сдаешься? – пораженно выдохнул цыган. – Ты?! Я просто не верю в такое!

Спасибо, обнадежил…

Мне и так было до того сейчас тошно, что только таких вот слов и не хватало для полного счастья. И я, не выдержав, взвилась на дыбы:

– Знаешь, Манхо, я тоже иногда люблю побиться головой в закрытую дверь – авось откроется. Под настроение. Но вот сейчас у меня этого самого настроения нет. И дурость это – пытаться научить меня танцевать за два дня! Это нереально. За неделю-две – да, возможно, но не за пару суток. И нечего трепать мне нервы и повторять, какая я дура и идиотка, что согласилась на этот спор, а теперь, как трусиха, иду на попятный. – Голос сорвался на крик: – Потому что я и без тебя это все прекрасно понимаю!

Карие глаза почернели как грозовая туча.

– Нереально? – Тихий яростный голос хлестнул хуже любого вопля. Цыган помедлил секунду перед тем, как продолжить:– Что же, хорошо. Извини за то, что помешали. Пошли, Румтша. У госпожи ведьмы явно есть занятия поинтересней, чем общаться с какими-то цыганами, умеющими только гадать да воровать кошельки.

– Всего хорошего.

Я развернулась и, хлопнув дверью, ушла в гнездо. Бросилась на пол и осталась лежать там поскуливающим щенком.

Ну вот.

Что, ведьма, выкричалась? Обидела единственных людей, пытавшихся тебе помочь и никоим образом не виновных в твоих нервных срывах и неумении держать себя в руках. Легче стало?

Ага, стало. Теперь осталось пойти да утопиться. Впрочем, чего там далеко ходить – вон уже весь ковер от слез мокрый.

Ну почему? Почему они не поняли, что я совсем не хотела на них кричать, что я просто сорвалась?

«А почему они должны постоянно думать о том, что ты „действительно“ хотела сказать, а что – просто так сорвалось с языка? И почему ты вообще решила, что имеешь право выплеснуть на них свое раздражение?»

Да ничего я не решала! Просто разоралась, как истеричка, и все…

«Ага, и чему тебя десять лет учили в Храме? – язвил тонкий голосок внутри. – Сдерживать свои эмоции, держать себя в руках! Ты хоть представляешь, что могло произойти, накались атмосфера хоть еще чуточку? Что бы осталось от Окейны, не выдержи ты и выплесни свои эмоции стихийной магией?»

Ничего бы не осталось.

«Вот именно. Поэтому будь добра, в следующий раз держи нервы в узде!»

Я человек или автомат? Может, мне еще ходить по струнке и колдовать строго по команде?

«Ты ведьма».

И я скривила губы в горькой усмешке. Это единственный аргумент, на который ответа нет и быть не может. Я – ведьма.

А ведьмам совсем не пристало лежать на полу и затапливать гнездо слезами просто из-за того, что они не могут выучить какой-то несчастный танец.

Значит, и ведьма из меня никудышная…

Через три часа, когда слезы попросту кончились, а на душе было все так же мерзко и тошно, я решила, что, так или иначе, а в ратушу идти надо. Даже с зареванными глазами и больной головой.

Выпив несколько таблеток от головной боли и закрыв лицо иллюзорной вуалью, я спустилась вниз, с улыбкой объяснила Хильде, куда направляюсь и почему в вуали («У меня все лицо обгорело: кожа белая, а у вас здесь такое солнце палит что ни день!»), и вышла на улицу с горькой усмешкой на губах. Как же это до слез знакомо: улыбаться и шутить, когда хочется взвыть волком и разрыдаться.

К ратуше спокойной медленной походкой шла ведьма. Величественно кивнув стражникам на входе, прошла внутрь и с гордо поднятой головой скрылась в дверях кристаллизатора.

Привычная роль, привычные обстоятельства, привычные слова и машинальные ответы на привычные вопросы. Вот только к самой боли я за восемьдесят лет так и не привыкла.

К сожалению. А может – к счастью.

Надеюсь, меня хоть работа отвлечет… Я скинула вуаль и подошла к кристаллам.

Чтобы после первого же взгляда со стоном осесть на пол.

Они потухли. Все. До одного…

С час я просто сидела и тупо смотрела в одну точку, не понимая, каким образом так могло случиться. Потом на полном серьезе решила перепрыгнутьна любую другую Ветку,никому ничего не объясняя и не прощаясь. В конце концов припомнила, что чем больше пытаешься сбежать и спрятаться от неприятностей, тем верней они тебя настигают, и решила, что со своей жизнью надо разбираться. Если что-то пошло не так, то надо думать почему, и исправлять, а не сидеть на каменном полу в кристаллизаторе, разводя в ратуше сырость.

Прежде всего, совершив дикое насилие над собственной памятью, я едва ли не дословно вспомнила параграф из «Общей защитной магии» и поняла, что зажигать снова все пять кристаллов мне не грозит.

Максимум, что грозит, – разборка с Хорем, поскольку активировать защитный купол сегодня у меня никак не получится – только завтра. Потому что зажженные камни, внешне потухнув, налаживали связи между собой. Если прислушаться, то можно было даже услышать, как они своим сиянием зовут мою ауру.

Так надо было сначала прислушиваться, а уж потом устраивать здесь образцовый потоп!

Ладно, проблему номер один решили. Осталось только поговорить с градоправителем. Потому что если не выполняешь свою работу, то надо по крайней мере предупредить об этом своего работодателя, а то он решит, что защитный купол активирован, и накажет меня больше в ратушу не пускать.

Вот это будет весело.

Хорь сидел в своем кабинете и занимался очень важным делом: пускал самолетики.

Один, едва не прилетевший в меня, осыпался серым пеплом на пол, приведя тем самым Хоря в самое что ни на есть рабочее состояние.

– Добрый день, госпожа ведьма, – с презрительным видом поздоровался он. Так, давненько же мы не встречались – всякий страх потерял!

– Добрый, – ледяным тоном подтвердила я.

– Вы, как я понимаю, пришли сообщить об успешном окончании вашей работы? – самодовольно улыбнулся он.

Размечтался.

– Нет. Увы, несмотря на ваши, столь безапелляционные и наглые, требования активировать купол за три дня, прибор, установленный в кристаллизаторе, не позволяет провести эту работу быстрее, чем за четыре. Я пришла донести это до вашего сведения. – Я издевательски усмехнулась, глядя на его краснеющую от такой фамильярности физиономию.

– Да что вы говорите, госпожа ведьма? – вкрадчиво, но на деле едва сдерживая рвущуюся наружу ярость, переспросил он. – А может быть, просто кое у кого не хватает образования для квалифицированной работы, и он – точнее, она – пытается таким глупым способом скрыть свою профессиональную некомпетентность?!

Так. Осторожно приблизившись на три шага к взявшему на себя слишком много человечишке, я медленно обвела рукой его стол, мгновенно рассыпавшийся трухой вместе со всеми бумагами, и прошипела:

– Если кто-то сомневается в моей компетентности, то предлагаю ему сказать это лично мне, глядя в глаза, а не трусливо прикрываться неопределенными местоимениями типа «кое-кто»! Могу вас уверить, что любые жалобы на качество работы магов Гильдия примет и рассмотрит в кратчайшие сроки. А что в таком случае до защитного купола, то просто будьте готовы к тому, что полузаряженные кристаллы, предоставленные сами себе, имеют привычку разряжаться резкой взрывной волной. Силы, выбрасываемой при этом, вполне хватит для того, чтобы снести к йыровой бабушке три таких города, как Окейна. Всего хорошего.

Из ратуши я вылетела взвинченная до предела.

Когда какой-то там хорек недоношенный высказывает тебе сомнения в твоем профессионализме – это серьезный повод пересмотреть жизненные приоритеты.

В гнездо идти не хотелось, на полутемных улицах уже холодало, и я, завернув за незнакомый поворот, неведомым образом оказалась аккурат напротив той кофейни, где сидела вчера с Манхо.

А что? Травить себе душу – так со вкусом и по максимуму! Я зашла в кофейню, потребовав у запомнившего меня официанта «того же, что вчера» и плюхнулась за вчерашний наш столик.

Чтобы, едва дождавшись заказа, окончательно расклеиться.

Ну почему? Почему я такая несчастная? Почему я даже с цыганом общего языка найти не смогла, ни за что ни про что обидев человека? Почему я за восемьдесят с лишним лет так и не набралась достаточного терпения, чтобы не обращать внимания на глупые обвинения и спокойно показывать дуракам, кто здесь главный? А не нестись потом дикой гарпией через весь город, не зная, на кого выплеснуть свою обиду. Довыплескивалась один раз уже!

И так далее в том же духе. Из кофейни я выползла далеко уже за полночь просто потому, что она закрывалась, а мне, по большому счету, было наплевать, где посыпать голову пеплом: здесь за чашкой кофе или в гнезде за чашкой чернаса. Второе, пожалуй, даже привычнее. И я пошла в гнездо.

Прокравшись через прихожую, вошла в гостиную и наткнулась взглядом на оставленную Румтшей шаль. Что ж, не вышло из меня танцовщицы, даром что ведьма…

С сожалением окинув взглядом так и не поддавшуюся моему упорству шаль, я начала было подниматься по лестнице, как вдруг в голову медленно, но верно заползла идея… Чуть прищурившись, я оглянулась на лежащее на кресле орудие пытки и, лукаво усмехнувшись, мысленно ее позвала.

Шаль, не подозревая подвоха, послушно легла в руки… А может, рано хоронить не рожденный талант?..

К утру могла со всей уверенностью сказать, кому чье желание придется исполнять. Осталось только одно ма-а-аленькое дело…

Глубоко вдохнув, я представила себе табор. Огромная темно-зеленая поляна с пепелищем в центре… Палатки полукругом… Привязанные неподалеку лошади… Ветер, чуть поглаживающий высокую траву…

– Graett!

Меня закрутило в яростном ледяном вихре, несколько раз перевернуло с ног на голову, завертело с невиданной быстротой, грозя расплющить о любое встретившееся препятствие… и осторожно опустило на землю аккурат посреди поляны.

«Спасибо, мастер Тертац!» – мысленно вознесла я хвалу старому магу, вдолбившему-таки в мою дубовую голову правила прыжков. Если бы не уверенность, что на экзаменах я могла совершить любой безо всяких сомнений, то кворр бы я даже сейчас рискнула воспользоваться этой способностью. И с чего я так ее боюсь?

Дело осталось за малым: неслышно подкрасться к нужной палатке и натянуть маленькое, но очень точное заклятие на пороге… Готово!

Теперь остается только надеяться, что они догадаются, от кого это, и простят вспыльчивую ведьму. Простят, наверное: привычные. Цыганки тоже ангельским нравом никогда похвалиться не могли. Быстро вспыхивают, быстро успокаиваются. Так что, надеюсь, все обойдется.

И, приободренная этими мыслями, я отправилась назад в гнездо. Пешком. Вернуться до рассвета я как раз успевала.

Трусиха…

ГЛАВА 7

Утро встретило ужасной сонливостью, головной болью и… прекрасным настроением.

– Иньярра, ты вставать собираешься или нет? Солнышко уже поднялось, а ты? – Звонкий голос Румтши разносился по всему дому.

Значит, поняли.

– Ага, сейчас, – расплываясь в улыбке, прокричала я. – Вот немножко себя в ведьминский вид приведу.

Я вскочила и заметалась по гнезду, ломая голову над проблемой номер один: каким образом скрыть последствия вчерашних истерик и практически бессонной ночи?

Глаза-щелки были насильно промыты водой, припухлость я замаскировала магией, а спутанные волосы попросту собрала в высокий хвост, понадеявшись, что вряд ли кто станет слишком присматриваться и выяснять степень их расчесанности. Слегка смявшееся платье было одернуто, разглажено и сочтено подходящим для того, чтобы явиться пред грозные очи публики.

– Ну неужели! – наигранно всплеснул руками Манхо. – А то мы уже решили, что ты и к обеду не выйдешь!

– Неправда, – усмехнулась я. – Я вообще-то редко так долго собираюсь. Кстати, значит, вы все-таки догадались, от кого это?

– Ха! А скажи мне, если утром я выхожу из палатки, и на небе сразу же вспыхивают огненные буквы «Извините!», которые причем, кроме меня и Румтши, никто не видит, то кто мог к этому руки приложить? Особенно если заодно вспомнить, что в городе сейчас только один маг и мы с ним вчера разругались?!

– Ну и молодцы, – решительно подытожила я, не желая возвращаться к скользкой теме ссор и примирений. – Что у нас на завтрак?

– Твое хорошее настроение.

– И все?

– Не только. Еще пирожные и чай. Проходи. – Манхо сделал приглашающий жест рукой, и мы с Румтшей сразу рванули в кухню.

– Вкуффно, – прорычала я с набитым ртом.

– Ага. То-то ты по уши в креме измазалась.

– Это мелочи. – Я прожевала и обворожительно улыбнулась. – Должны же в жизни ведьмы быть свои маленькие радости?

– Непременно, – заверил меня цыган. – Кстати, о радостях и об их отсутствии: ты вчера работу-то закончила?

Я помрачнела:

– Нет. Камушки оказались нравные и активироваться отказались. С градоправителем разругалась, стол ему порушила, сказала, что он на меня в Гильдию может пожаловаться. А он же не преминет!

Румтша сокрушенно покачала головой:

– Да, денек у тебя вчера еще тот был, похоже.

– Не напоминай, – кивнула я, мысленно передергиваясь. – Такого гадостного дня у меня уже сто лет не было.

– Сколько же тебе тогда? – усмехнулся Манхо.

– Немногим меньше, могу тебя заверить.

– Хм. Ну для бабушки-старушки ты выглядишь очень даже неплохо, – «обнадежил» цыган.

– Если кое-кто еще раз назовет меня бабушкой-старушкой, то рискует не дожить до дедушки-старичка, – пообещала я, выразительно разминая пальцы.

– Понял-понял-понял! – шутливо поднял руки Манхо. – Извиняюсь и прошу прощения!

– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнула я.

– Удивительно! Я просто не могу поверить! Каким образом?!

Сказать, что мои успехи их порадовали – значит, не сказать ничего. Румтша вот уже с четверть часа не переставала вопить о моей гениальности, а Манхо просто до сих пор стоял с открытым ртом и сияющими глазами.

– Ну-у-у…

Давненько же я не играла роль скромницы. Так ведь недолго и квалификацию потерять. Итак, глазки в пол, голос смущенный, щеки красные…

– Я просто всю ночь тренировалась…

– И не зря! – Наконец-то к Манхо вернулся голос. – Акрая сегодня с горя съест собственные карты!

– Отравится!

– Ей полезно, – усмехнулся цыган.

Я немного помолчала, но не выдержала:

– Манхо, что у вас за взаимонепереносимость такая? Вроде бы красивая девушка.

– Это у меня Акраенепереносимость, – невесело рассмеялся он.

– За что?

– Да так. – Цыган неопределенно махнул рукой.

Что ж, не хочешь говорить – не надо. Сама узнаю.

Хотя… Зачем градоправителю активировать защитный купол, я так и не выяснила, а ведь тоже обещала. Но ведь я еще и не закончила…

– Ну значит, вы считаете, что я вечером не опозорюсь?

– Вечером ты произведешь фурор, – восторженным голосом заверила меня Румтша.

Ну что же… Раз уж даже эти двое ничего не заподозрили, то, значит, и вечером обойдется. Можно праздновать победу магии над законами природы…

– Госпожа ведьма, а градоправитель говорил, что вы только три дня подряд приходить будете!

Хм, значит, Хорь не предупредил стражников. Что ж, его проблемы.

– То есть сегодня меня велено не пускать?

– Да сегодня в общем-то на ваш счет вообще ничего не велено, – недоуменно пожал плечами стражник.

– Ну что же, хорошо, спасибо, милейший. Я тогда, пожалуй, пойду.

Уже разворачиваясь, я краем глаза заметила, как один из стражников помчался в ратушу – за распоряжениями. Чего и стоило ожидать.

А я под воздушно-водным щитом и в скверике пока преотлично посижу. Там видно будет, насколько у градоправителя ум за разум зашел.

– Госпожа ведьма! Госпожа ведьма, вернитесь, пожа-лу-у-уйста!!!!

Я, выдержав приличествующую паузу, лениво обернулась:

– Ну чего тебе?

Запыхавшийся паренек – еще бы: по такой жаре в кольчуге бежать! – приблизился и залепетал:

– Там того, градоправитель сказал, чтоб мы вас обязательно пустили. И еще он потр… – Паренек посмотрел на мое не обезображенное излишней добротой лицо и передумал: – Попросил, чтобы вы после того, как закончить изволите, пришли к нему в кабинет.

– Я подумаю, – величественно обронила я и пошла в кристаллизатор.

Ух ты! У нас в Храме такого не было!

Кристаллы не просто горели – они переплетали свой свет, образуя что-то вроде очень яркой четырехцветной радуги: серебристый причудливо переливался в обрамлении голубого, темно-красный, дымчато перемешавшийся с зеленым, напоминал осенний лес: когда половина деревьев еще зеленые, а половина – уже багряные…

– Красиво! – похвалила я камни и подошла к последнему, не зажженному.

Ярко-васильковый сапфир переливался на солнце, сияя то сиреневым, то фиолетовым, то ультрамарином. Камень, дарующий верность, целомудрие и скромность, сохраняющий от гнева и страха. Центральный камень.

– …Gjfior kjrest iutkra…

Странно. Я его не чувствую. Вообще никак. Ни отторжения, ни зова, ни любопытства – ничего.

– …Jantre meerid klehh…

Без толку. С таким же успехом можно разговаривать с бездушной стеной.

Я недоуменно потерла лоб и отошла от камня. Ничего не понимаю. Чем больше открываю и напрягаю сознание, чтобы найти контакт, – тем дальше отдергивается от меня аура камня.

– Эй, ты чего? – Я осторожно тронула кристалл, словно надеясь на ответ. Тот, разумеется, безмолвствовал.

И что мне теперь делать? Идти к Хорю и действительно признаваться в своей профнепригодности?

«А сесть и подумать ты не хочешь? Повспоминать там что-нибудь: когда камни не откликаются на зов, почему?» – ехидно высунулся с задворок сознания глас разума.

Вот ты и вспоминай, раз такой умный!

«Я-то помню…»

Помнит он… И что мне вспоминать? Все тот же злосчастный параграф из «Общей магической защиты»? Я его и так наизусть помню.

«А какие-нибудь параграфы из „Помех на магическом фоне“ ты случайно не помнишь?»

Нет.

«Ну так вспоминай».

Делать мне больше нечего!

«Ну как знаешь».

Сижу. Вспоминаю.

«Основные помехи на магическом фоне – 1) камни природного происхождения, охраняющие мага». Нету. Не ношу.

«2) очень сильное заклятие, натянутое поблизости». Не натягивала. А больше здесь некому.

«3) непосредственная близость Грани». До Грани отсюда верст пять – не меньше. Очень сомневаюсь, что это можно назвать непосредственной близостью.

«4) заклинания, наложенные на мага». Не накладывала. А природная приворотная аура не считается. Стоп! А кто утром опухшие глаза маскировал?..

«Красота требует жертв!» – хихикнул голосок, прежде чем замолкнуть окончательно.

Я не успела придумать, что съязвить в ответ.

– …Frejja yurg iretn…

Совсем другое дело! Зеленый в сочетании с синим – это красиво.

– …Frem niard kjertni…

Васильковое сияние мягко затягивало в себя мою ауру, расходясь завитками, сверкая полотнищами синего света.

– …NHIJ PIOKL TRACK…

Пять вспышек подряд. Потрескивание, как когда коснешься наэлектризованного шелка и…

Пять радуг за окном, вставших в видимый только мне защитный купол.

Получилось!

– И вы рассчитываете, что я прямо вот так достану из-под полы десять тысяч золотых сантэров и вручу их вам? – Работодатель при предъявлении доказательств успешной активации купола и соответственно требовании выплатить гонорар не изъявил должного желания осчастливить меня положенной суммой денег.

В комнате полыхнула не боевая, но очень эффектная молния, раздробив на куски стол – замену вчерашнего.

– Боюсь, вам придется это сделать, иначе вы очень рискуете, милейший! – тихим зловещим голосом прошептала я, словно невзначай материализуя в руке боевую «звезду». – Ведьмы, знаете ли, не любят, когда их пытаются нагло использовать.

Хорь, прикинув, что со мной действительно шутки плохи, задрожал как осиновый лист, пролепетав что-то о детях, жене, старых родителях…

– Милейший, мне нисколько не нужны столь дорогие вашему сердцу родственники, – заверила я. – Мне нужны мои деньги. Отдайте мне десять тысяч – и я уйду.

– У м-м-меня столько не-э-эт…

«Звезда» грянулась об пол, покрытый великолепным ковром… Обуглившимся ковром…

– Мне что-то послышалось?

– Д-д-да, гос-с-спожа вед-д-дьма, послышалось. Через десять минут деньг-г-ги б-б-будут!

– Хорошо, я подожду, – милостиво кивнула я, непринужденно устраиваясь на единственном уцелевшем в ходе разборки стуле.

Хорь соединился с кем-то по кристаллу, приказал принести «то, что он просил», и еще раз заверил меня, что деньги сейчас будут.

– Кстати, вы так и не хотите сказать мне, зачем понадобился вам этот купол? – Дав ему лишь короткую передышку, я возобновила допрос с пристрастием.

Глазки Хоря забегали, превратившись в две узкие злобные щелочки.

– Нет! И не спрашивайте!

Я легко прокрутила в пальцах сгусток огня:

– Точно?

– Точно!

Хм, здесь действительно бесполезно. Странно, чего такого он боится больше, чем ведьмы?

В дверь постучались, и в комнату вошел стражник с мешком в руке.

Ну кто бы сомневался! Разумеется, Хорь не преминул сделать мне гадость напоследок, насчитав десять тысяч серебром. И теперь с гадливой улыбочкой на лице ожидает спектакля «ведьма тащит на закорках мешок тяжелее нее самой».

Я улыбнулась с видом довольной кошки, заклинанием проверила, не решил ли Хорь меня обсчитать, и, прошептав пару слов, дематериализовала мешок, отправив его сразу в гнездо.

Расстроенная физиономия бывшего работодателя удивительно подняла настроение.

– Прощайте, милейший, было очень противно с вами сотрудничать!

И, не дожидаясь ответа, наглая ведьма ушла из ратуши.

Яростный костер отбрасывал гигантские багряные тени, озаряющие всю поляну. Сбитень дурманил голову, Румтша что-то радостно лепетала, Манхо поднимал тост за тостом за талантливую ведьму, а я стояла посреди всего этого безобразия, ничуть не боясь того, что вот-вот Акрая потребует показать ей танец с шалью, и переполнялась ощущением, что жизнь – великолепная штука!

И какая разница, что сегодня я живу здесь, в Окейне, а завтра уйду куда-нибудь еще? Там будет не хуже, потому что там – тоже Жизнь!

Посреди поляны с фужером пьянящего ароматом корицы сбитня в руке стояла настоящая цыганка. Черные волосы, заплетенные Румтшей в полсотни косичек, креповая блузка с глубоким вырезом и широкими, разлетающимися рукавами с разрезами до локтя, длинная ярко-красная юбка, мягко облегающая бедра, но расширяющаяся книзу, звенящие браслеты на запястьях и шаль из органзы на плечах. Шаль, которой я больше не боюсь.

– Иньярра, так теперь-то ты закончила с работой? – Манхо никак не давала покоя моя занятость.

– О да, – хихикнула я. – И даже стребовала с работодателя обещанный гонорар!

– Что значит стребовала? Он же должен был сам тебе его отдать!

– Должен, – кивнула я и, чуть пригубив ароматное вино, пояснила: – Но он почему-то решил, что если разжалобить ведьму детским лепетом о многодетной семье, то можно будет не платить.

– Не разжалобил?

– Ну учитывая, что любую ложь я чувствую как скрипящий песок на зубах… Нет!

– Не учел он немножко.

– Не немножко. Ему еще со времени нашей первой встречи следовало понять, что пытаться вывести меня из себя – затея очень опасная, причем сопряженная с абсолютным риском потерять государственное имущество.

– И много потерял?

Я чуть качнула головой:

– Не очень. Два стола и ковер.

– Ни кворра себе «не очень»!

– Ну его жизнь и здоровье остались при нем. – Я философски пожала плечами. – Разве может что-то быть дороже?

– Вряд ли, – согласился цыган. – А тебе в твоей Гильдии за такие дела ничего не будет?

– Во-первых, не моей: я в ней, к счастью, не состою. А во-вторых, даже если этот хорек пожалуется, все равно в Гильдии настолько хотят заманить меня в свои ряды, что портить отношения из-за какой-то мебели не станут. Ну может, вскользь что-нибудь пробурчат. И то – если встретят. Я же на всеобщих заседаниях не бываю, а кому это просто так надо – ходить по всем Веткам в поисках вечно где-то мотающейся меня?

– Разумно, – кивнул Манхо и тут же напрягся. – Сзади идет Акрая.

– Пусть идет, – пожала плечами я.

– Добрый вечер, Манхо. – Выглядела она точно так же, как и в прошлый раз. Неотразимо.

Обернувшись назад, смерила меня недовольным взглядом и проронила:

– Ну что, ведьма, танцевать будешь или тебе сразу желание называть?

– Буду, – спокойно ответила я.

– Отлично. Тогда я пойду предупрежу музыкантов.

Акрая отошла, а к костру постепенно стал стягиваться весь табор.

– Манхо, они что, никогда танца с шалью не видели? – начиная волноваться, спросила я. Уж слишком подозрительным было это внимание к весьма посредственному по цыганским меркам зрелищу.

– Как его танцует не-цыганка – никогда. К тому же… – Манхо недовольно поморщился, словно расставаясь с секретом. – Мы с Румтшей не хотели тебе говорить, чтобы не волновалась, но все эти три дня цыгане заключали друг с другом пари. Кто-то ставил на тебя, кто-то – на Акраю. Так или иначе, а исход вашего спора живо интересует весь табор.

– Миленько, – пробурчала я, направляясь к костру. И много ли, интересно, на мне намерены заработать?..

– Удачи, – крикнула вслед Румтша.

Эх, девочка, здесь мне нужна не удача. Здесь мне нужна концентрация и спокойствие. Впрочем, на отсутствие того и другого не жалуюсь.

Я вышла на открытую площадку, освещенную багровым пламенем, и кивнула музыкантам. Струны дрогнули…

Не думать. Раствориться в музыке, стать ею самой, распылиться на мириады частиц, вторящих поющим струнам. Сплести из музыки, движений, ритма, огня одно заклятие, один танец Жизни. Магия – она ведь тоже музыка, тоже песня, тоже танец – тоже стихия, не подвластная никому. Просто надо ее слышать, ощущать, осязать, любить, дышать ею, жить ею. Просто быть ведьмой. Как я.

Руки крыльями взлетели вверх, и развернувшаяся шаль вспыхнула брызгами отраженного пламени. Вот так! Вот она какая – я! Ведьма!

Кружащаяся в сполохах необузданного света, птицей взлетающая в прыжках над костром, дикой кошкой стелющаяся над землей, мягкой волной спускающая шаль по плечам. Перезвон браслетов, вторящих струнам гитары, вихрь черных, как ночь, волос, горящие черные глаза с пляшущими где-то глубоко золотыми искорками – вот она, я!

Вы хотели увидеть, как танцует с шалью не-цыганка? Так смотрите! Потому что никогда в жизни я больше не станцую так…

Музыка стала стихать, а я – замедлять ритм движений, пока мягко не опустилась на землю, накрывшись шалью на последнем стонущем аккорде…

И – тишина, бьющая по ушам. Неужели?

Цыгане, стоящие кругом по краю незримо очерченной мною площадки, пораженно молчали и смотрели на медленно поднимающуюся с земли меня. Ни одного хлопка, ни одного безобразного возгласа – оставьте это обычным людям. Цыгане выражают свое восхищение благоговейной тишиной. Тем более мертвой, чем сильнее ты их поразила.

Что ж, хоть на что-то я еще гожусь…

– Хорошо, ведьма. Даже, пожалуй, слишком хорошо. Сама бы не увидела – не поверила. И каково же твое желание? – Смотреть на Акраю, терзающуюся между жаждой выразить свое восхищение и необходимостью оставаться презрительно-неприступной, было странно.

И к чему так себя мучить? Хотя… Не всем же быть ведьмами. Для обычной цыганки она очень даже ничего.

А каково мое желание, я знаю с утра. И оно даже, как ни странно, не предложение Акрае повеситься на ближайшем суку. До мелочной мести я очень редко опускаюсь.

– Манхо говорил, что ты – лучшая гадалка в таборе…

– Да, – удивленно подтвердила цыганка. – Но я всегда считала, что ведьмы цыганкам не верят?

– Если не прожили с ними в одном таборе месяц и не знают, что некоторые цыганки гадать действительно умеют. Главное – найти эту самую «некоторую». Почему-то мне кажется, что я ее нашла? – Я лукаво улыбнулась девушке.

– Очень даже может быть, – польщенно протянула та.

– Мне нужно выяснить одну очень важную вещь. Поможешь?

Высказать полноправное желание в форме просьбы – и она прекратит изображать из себя снежную королеву. И гадать, мне кажется, тоже лучше будет.

– Пошли, – кивнула цыганка и летучей тенью проскользнула в одну из палаток.

– Максимально абстрактно сформулируй вопрос. Я не смогу дать тебе ответ, если ты расскажешь все обстоятельства сразу, скорее собьюсь, – лучше потом соотносить.

– Я знаю, – понимающе кивнула я, – мне уже много раз гадали.

– Кто? – заинтересовалась успехами конкурентов Акрая.

– Ннает, – вспомнила я имя старой мудрой цыганки, вечно теребящей карты в руках, впрочем, сильно сомневаясь, что оно что-то скажет Акрае.

Так и оказалось.

– Не помню такой, – пожала плечами она и раскинула карты. – Назови вопрос.

Я задумалась. Брякнуть «На кой кворр я активировала защитный купол?» – значит, сразу поставить на гадании крест, а ведь это мой последний шанс. Надо думать.

– Акрая, почему необходима работа, которую я выполняла последние четыре дня? И кому она необходима?

Цыганка задумалась на секундочку и кивнула, наклонившись к платку с бахромой по краям, на котором лежали карты. Медленно, по одной переворачивая их, Акрая что-то шептала самой себе, не замечая ничего вокруг. Значит – и вправду профессионал. Любая другая стремилась бы поразить умением одним движением раскладывать всю колоду веером или какими-нибудь другими бородатыми фокусами.

Наконец цыганка распрямилась, недовольно потирая лоб рукой, судя по всему, не слишком-то удовлетворенная результатами гадания. Я, ничего не спрашивая, спокойно смотрела на нее, дожидаясь пока сама заговорит.

– Знаешь, ведьма, какая-то ерунда вышла, – призналась Акрая. – Либо у тебя работа была крайне странная, либо карты в присутствии природной ведьмы говорить не хотят. Околесицу какую-то несут.

– Ну предположим, работа у ведьмы и должна быть странная, а что до карт – скажи, что говорят – а уж там разбираться будем.

– Да ничего не говорят! Все какой-то холод да холод, снег, зима… Но я как-то сомневаюсь, что ты четыре дня укрывала опилками розы, чтобы не замерзли…

У меня вырвался нервный смешок:

– Ага, в Окейне, при сорокаградусной температуре!

Цыганка рассмеялась, с сожалением разводя руками: дескать, извини, сделала„что могла.

– Да уж в Окейне-то заморозков явно не предвидится! Стоп!

Заморозки. Окейна.

Защитный купол, используемый только тогда, когда обычной магией справиться никак нельзя. Стихийное бедствие, например. А чем еще назвать зиму в пустыне, как не стихийным бедствием?

– Акрая, ты великолепная гадалка! – выпалила я, подхватываясь со стула.

– Почему? По-моему, ничего путного я тебе не нагадала, – недоуменно произнесла цыганка.

– Нагадала. Просто я не сразу поняла. Все сходится!

Акрая скептически посмотрела на безумно радостную меня и с сомнением покачала головой:

– Ну что же, если так – я рада. Теперь мы квиты?

– Разумеется, – кивнула я, хотя уже успела забыть про наш дурацкий спор.

– Кстати, ведьма, – цыганка испытующе прищурилась, – не объяснишь мне, каким образом ты умудрилась научиться так танцевать за какие-то жалкие три дня?

Я, уже уходя, ослепительно улыбнулась:

– Ну… Должны же у каждой женщины быть маленькие тайны?

В конце концов, никто же не узнает, сколько раз шаль не упала, а прилетела мне точно в руки исключительно благодаря зову магии, какие из прыжков сопровождались заклятиями левитации, какие, так и не освоенные, дроби каблуками были просто заменены звуковой иллюзией, и насколько я иногда завышала свою скорость с помощью магии, мечась по поляне как вихрь беспокойного пламени…

У каждого – свои секреты…

Едва выйдя из палатки, я была поймана под руку Манхо, возжелавшим высказать свое личное восхищение от моих танцевальных талантов. Ну как же не вовремя!

Хотя… а что тебе еще сейчас делать, ведьма? Развлекайся, танцуй и получай от жизни удовольствие. Все равно до утра в ратушу идти нет смысла. Очень сомневаюсь, что радеющий за Окейну градоправитель не спит днями и ночами, сгорая на работе.

И, выкинув из головы все заботы, я позволила Манхо увлечь себя в танце. Небрежно закинув руку ему на плечо, залюбовалась смуглым лицом в отблесках пламени. Он был похож на разбойника из какой-нибудь сказки. Доброго благородного разбойника.

Разбойник внимательно посмотрел ведьме в глаза и, набрав полную грудь воздуха, решился:

– Иньярра, я хотел сказать тебе одну вещь…

Все. Кирдык сказке.

Я слишком хорошо знаю, что бывает после такого вступления, а поэтому…

– Не надо, Манхо, – тихонько попросила я, отстраняясь. – Не говори.

– Почему?

– Так будет лучше.

– С чего ты взяла?

– Манхо, сколько тебе лет?

– Двадцать три. Тебе больше, я знаю. Но какое это имеет значение?!

А такое, что я знаю, как это больно, а ты…

Я первая? Вторая? Неважно – все равно ты еще не привык к тому, что, рано или поздно, но все мы уходим. И тебе будет гораздо проще, если вслед ушедшей от тебя девушке можно сказать: «Да она просто дура была!» А о ведьме ты так не скажешь. Даже если очень захочешь.

– Просто так будет лучше. Для всех. Поверь.

– Хорошо, я никоим образом не хотел тебя пугать этим. Не хочешь – не надо. Давай останемся просто друзьями. – Он снова протянул мне руку.

«Давай останемся просто друзьями» – знакомая до боли фраза.

Я взяла предложенную руку и позволила снова увлечь себя в танце.

Предлагают это все. Но вот если бы хоть у трети хватило сил действительно остаться «просто друзьями», а не устроить-таки скандал напоследок…

К тому же друзья – это совсем не просто…

В этот раз спорить со стражниками, попутно объясняя цель своего визита, я не стала: проскрежетала себе под нос на редкость неблагозвучное заклинание, обратя их в неподвижные статуи на пять минут. Слишком разбрасываться магией не стоило: мне еще из градоправителя информацию вытаскивать, а уж там без грубой магической силы точно не обойдешься…

– Откуда вы узнали, что в Окейне будет зима? – Появление на пороге вздрюченной ведьмы, вопящей этот вопрос, кого угодно не оставит равнодушным, а уж если эта ведьма до того дважды крушила вам все в кабинете…

У градоправителя от неожиданности даже не нашлось сил соврать:

– От предсказателя!

– Какого? – Хм, похоже способ «брать нахрапом» очень даже действует…

– Тредона – проходил неделю назад, – все так же ошарашенно выдал необходимую информацию Хорь, прежде чем сообразил – кому.

Плохо дело. Тредона знаю лично, и уж если он предсказал… Значит, зима действительно будет, хоть это и противоречит всем существующим законам природы. И что ж такое в мире творится?

– Кстати, а с чего вы взяли такую ерунду? – очень запоздало попробовал откреститься градоправитель.

Я лишь усмехнулась, не удостоив его ответом.

– Вы в Гильдию сообщали?

Хорь хотел еще немного поотпираться на тему: «Да о чем вы говорите, госпожа ведьма? Какая зима?» – но после моего яростного утробного рыка присмирел и пустился в объяснения:

– Госпожа ведьма, ну подумайте сами, что я скажу Гильдии? Что проходил мимо какой-то полусумасшедший маг, предсказал полную чушь, а я поверил? Они ж меня пошлют, скажут «вот когда зима придет – тогда и обращайтесь». Уж лучше мы как-нибудь сами, по-тихому, заезжим магом купол активируем, да и будем жить спокойно…

Я не могла не признать, что определенная логика в его словах имелась. Гильдия действительно не почешется, пока ей не представишь веских доказательств в виде сугроба на улице. Но ведь сказать-то было можно. Хотя бы для очистки совести.

– Ясно, – кивнула я и, подняв глаза, завороженно уставилась в окно за спиной градоправителя. – Кстати, а вот и доказательства для Гильдии…

– Какие? – недоуменно поморщился Хорь.

– А вы развернитесь-развернитесь, – мрачно посоветовала я.

Хорь недовольно оглянулся… и застыл с открытым ртом.

В Окейне, городе-пустыне, где большая часть налогов шла на магическое обеспечение города водой… шел дождь…

В этот вечер кристалл загорался дважды. Первый раз – связывал меня с Таирной, второй – с королем эльфов.

– Привет, Бесхрамная!

– Прекрати меня так называть!

– А как тебя называть? – искренне удивилась Тая. – Храма же у тебя действительно нет!

– Зато имя есть! Ведьма, а до такой простой вещи додуматься не можешь!

– Могу. – Я отсюда услышала, как она улыбнулась. – Но так интересней, а ты вроде бы не обижаешься. Или обижаешься?

– Да не обижаюсь я, не обижаюсь, – заверила я Таю. – Как дела, Храмовая?

– Хорошо, – рассмеялась она. – А вот ты что-то примолкла и связь забросила. Случилось что, сестренка?

– Да как тебе сказать… Тай, назови мне все возможные случаи, когда природа может очень сильно меняться. Кардинально.

Тая замолкла, припоминая, а потом уверенно отбарабанила:

– Творимая поблизости запрещенная некромантия, рождение трех и более ведьм одновременно и совмещение двух Веток.

– Спасибо. Только боюсь, что это мне подходит мало.

– А что случилось-то?

– Тай, в Окейне идет дождь…

Тая впечатлилась размахом, но ничего больше так и не придумала, и, поболтав еще немного, мы разъединились.

Второй раз со мной возжелал пообщаться Инкварт Въ'ярнокфф Мартсвольн Эдранкт и прочее. Инк, короче говоря.

– Приветствую вас, о лучезарная Иньярра, свет солнца в царстве бесконечной тьмы…

– Привет. Что хотел?

Я редко, очень редко лишаю себя удовольствия потерзать остроконечные ушки эльфа своей язвительной пародией на их высокопарные речи. И эльф мгновенно почуял в этом ответе что-то неладное.

– Что стряслось?

– Да так, – увильнула я. – Ты что-то хотел?

– Ну вообще-то пригласить тебя к себе в Варильфийт, – сознался Инк. – Пожить, отдохнуть, развеяться…

– Да я как-то не так уж и устала…

Знаю я тебя, остроухого интригана. Просто так кворр бы пригласил. Хотя и не выгнал бы…

– Ну и еще очень хотелось бы показать тебе одну вещь, по моему скромному мнению, заслуживающую внимания, – нехотя пояснил он. – И спросить совета.

Эльф? Спросить совета у меня?

Ох, Хранящие, и что все-таки в мире творится?

Я не стала ломаться, изображая чрезмерную занятость.

– Хорошо, Инк, я приду.

– Всего наилучшего.

Я отсоединилась не прощаясь.

Ступень третья ЭЛЬФЫ БЫВАЮТ РАЗНЫМИ…

ГЛАВА 1

Нежная весенняя зелень доверчиво подставляла небу мягкие ладошки-листики, не так давно проснувшиеся бабочки проворно сновали над еще нераспустившимися цветами, тонкая травка ласково цеплялась за босые ноги. По оживающему лесу медленно шла юная волшебница, сияя детской умиротворенно-счастливой улыбкой. Тоненькие лучики солнца расплескались по ее плечам, прикрытым только длинными распущенными волосами…

Или…

Мокрая трава цеплялась за босые ноги, окоченевшие от хождения по холодной земле. От бабочек, непрерывно летавших перед носом туда-сюда, рябило в глазах, утомленных бессонной ночью. Гребень остался подарком одному зверски колючему кусту, которому чем-то не понравилась несчастная злобная некромантка, идущая, прикрывая ладонью глаза от режущего света, и длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине, не уставали теперь цепляться за все подряд, изрядно добавляя злобности как внешности, так и настроению некромантки…

Итак…

По лесу шла я. Иньярра. Бесхрамная ведьма. И, несмотря на режущий глаза свет и замерзшие ноги, восхищенно разглядывала Варильфийт, искрящийся в лучиках восходящего солнца, не переставая радоваться тому, что на каждой Веткевремя идет по-своему: три дня назад я покинула осеннюю Окейну, а уже сегодня оказалась в гостях у эльфийской весны.

До древа-привратника оставалось еще около мили, и я решила, что не стоит особо торопиться: никуда Инк от меня не денется – и по-простому уселась прямо на холодную землю, прислонившись спиной к вольнеиту. Тонкое дерево с еще не распустившимися листочками, но уже сплошь покрытое большими ярко-синими, небесно-голубыми и нежно-фиолетовыми цветами, всегда было символом, легендой и хранителем эльфийского леса.

Сами же эльфы, вопреки мифам, распространенным на других Ветках,жили отнюдь не на деревьях. А когда я во время первого своего визита попыталась выяснить почему, мне Инк с невозмутимым видом предложил залезть на тоненькое, гнущееся от любого порыва ветра деревце и пожить там денек.

Даже подсадить подряжался, проходимец этакий…

Но и просто так гуляя по лесу эльфов ты не найдешь, даже если будешь очень стараться. Тот лес, в котором я сейчас сидела, – это просто внешняя оболочка, маскировка.

Настоящий же Варильфийт начинался за древом-привратником. И кого за него пускать, а кого – оставить любоваться магической иллюзией (очень, кстати, качественной иллюзией), решал только король эльфов – единственный маг во всем Варильфийте.

Вот пусть он только попробует меня не с первого раза пропустить…

Веточки вольнеита тревожно задрожали, трава загудела, как в минуты опасности, едва распустившиеся цветы зазвенели от напряжения, повисшего в воздухе.

Мне это не понравилось. Сильно не понравилось. Причем настолько сильно, что я даже вскочила с земли и, мгновенно создав вокруг себя силовое поле, огляделась вокруг кошачьим зрением, когда исчезает все малозначительное и видно то единственное, что важно в данный момент.

Это меня и спасло: я увидела тварь за секунду до того, как она увидела меня и с рычанием прыгнула.

Кошкой вскарабкавшись на дерево, я уцепилась когтями за тонкие веточки, внимательно разглядывая тварь, недоумевающую, куда делась только что стоящая здесь ведьма. Предположить, что она превратилась вон в то хвостатое, сверкающее желтыми глазами с кроны вольнеита, тварь никак не могла.

Восьмилапая тварюга полуслепо вертелась на месте, высматривая испарившуюся жертву. Хитиновый покров тускло блестел на солнце, сочленения ног зловеще поскрипывали. «Бозувольт, – всплыло в памяти. – Нежить, напоминающая гигантского паука, обладающая рядом острых зубов и ядовитой слюной. Водится только на восточных Ветках».

Варильфийт – одна из самых западных. Что ж, мне тоже будет что сказать королю эльфов, йыр бы его побрал!

«Сначала доживи», – резонно заметил разум.

Ненавижу, когда он оказывается прав.

Сиганув с дерева и одним прыжком покрыв весьма приличное расстояние, я приняла свой истинный облик и, возблагодарив Хранящих за то, что, в отличие от одежды, талисманы и кольца не имеют нехорошей привычки рассеиваться при трансформации, выхватила из воздуха сверкающий меч.

Тварь, рассчитывавшая на безоружную жертву, недовольно попятилась от полоски закаленной стали. Ненадолго. Потоптавшись на месте и осознав, что я нападать первой не собираюсь, он, не раздумывая больше, яростно бросился на меня.

На мое счастье, талантом гарцевания на четырех задних лапах, при этом используя передние как орудие нападения, бозувольт обладал из рук вон плохо. И после того как мой меч довольно сильно ранил вытянутые вперед ноги, тварь предпочла отползти подальше, не связываясь с вооруженной ведьмой в ближнем бою.

Впрочем, радовалась я недолго: бозувольт отполз на безопасное с его точки зрения расстояние и сменил тактику боя. Теперь он плевался в меня ядом.

– З-з-зараза, – прошипела я, в последний момент выставив воздушный щит, не давший яду соприкоснуться с моей кожей.

Заклинанием сбив тварь с ног, я шибанула в нее шаровой молнией, легко отскочившей от хитинового покрова. Так, похоже, плохи мои дела: эта зараза не желает упокаиваться иначе, как вручную. А для этого надо еще умудриться приблизиться к этой плюющейся махине хотя бы на расстояние удара мечом…

Пущенная алая «звезда» бесславно закончила свой путь, отскочив от твари и впечатавшись в ближайшее к бозувольту дерево. Я зашипела, разделяя боль вольнеита.

И только опутав паука тонкой сеточкой больно жалящих молний, я подскочила к ревущей твари и с размаху засадила меч туда, где по идее голова соединяется с туловищем. Бозувольт несколько раз содрогнулся, чуть не поцарапав меня ядовитыми наростами на лапах, и затих.

– Еще одно платье к йыру, – грустно констатировала я, применяя заклинание сожжения мертвого тела – нечего ему здесь лес отравлять.

Залечила радостно погладивший меня веточками по плечам вольнеит, вернула меч туда, откуда взяла, и, немножко потерзавшись сомнениями, создала-таки морок взамен утраченного платья.

Ну и пусть маги при желании видят сквозь него. Эльфы в большинстве своем – не маги, а единственного короля это обстоятельство едва ли смутит.

И вообще – надо в следующий раз думать, прежде чем в кошку перекидываться: с такой скоростью разбазаривания одежды мне в ближайшем будущем грозит остаться вообще без нее.

Дойдя до древа-привратника, я из приличия пару минут подождала молча, а потом поняла, что без активного проявления желания войти пускать меня не собираются.

Что ж, сам напросился…

– Ваше первородие, свирт бы вас побрал! – вкрадчиво начала я. – Вы меня звали или нет? Если нет – то я сейчас спалю к йыровой бабушке весь ваш великолепный лес, и останетесь вы с одним-единственным древом-привратником…

Молчание. Только ветер колышет траву. А он там в Доме сейчас сидит, слушает весь бред, что я несу, и ухохатывается. Ну зараза!..

– Инк… твою налево! – коротко выругалась я. – Либо ты немедленно открываешь…

Зарождающаяся досада, идущая от меня черными волнами, ощутилась, должно быть, и за десять миль, так что древо-привратник медленно растворилось, открыв узкий путь на другой уровень пространства.

– Добро пожаловать в Варильфийт, Иньярра, – прозвучал над ухом знакомый голос, а навстречу уже шел до слез знакомый эльф, ведущий в поводу двух белых лошадей…

Первый раз я боялась к нему даже подойти и притронуться – а ну как испарится? Второй – чуть не оторвала остроконечные ушки, стремясь убедиться, что они не накладные. Третий – с визгом повисла на шее, а четвертый…

– Привет, Эльтвар. – Я с радостной улыбкой запечатлела звонкий дружеский поцелуй у него на щеке.

– Привет, Иньярра, – так же открыто улыбнулся навстречу эльф, обнимая меня свободной рукой за талию.

Подсадив меня в седло, эльф направил своего коня по еле заметной тропинке. Лошади, привычные к одному и тому же маршруту, послушно шли сами, не терпя никаких попыток корректировать направление поводьями. Эльф, немножко поболтав о том о сем, попытался исподволь выведать, чем же таким страшным Варильфийт провинился перед Хранящими, что те покарали его моим визитом:

– Иньярра, а какими, собственно, судьбами?

Я, рассудив, что если он сам не знает, то король решил до поры до времени ничего не говорить подданным, решила соврать. Вспомнила, что сегодня – День Весны, и невозмутимо ответила:

– На праздник приехала. А что, нельзя?

Эльф усмехнулся: дескать, попробуй тебе запрети!

– Как будто это имеет какое-то значение…

– Иметь – не имеет, – послушно согласилась я. – Но все-таки интересно же узнать, будут меня встречать камнями или слезами умиления.

– Слезами-слезами, – насмешливо подтвердил эльф, не уточняя какими – радости или бешенства. Впрочем, зная меня… И тех и других хватит.

– Эльтвар, мне надо к королю, – решила я сообщить место своего назначения, чтобы меня ненароком не увезли куда-нибудь к йыру на кулички.

– Ага. На праздник она приехала! – возмущенно прошипел обидевшийся эльф, по опыту зная: если я так уж беззастенчиво вру, то правду из меня не выбьешь никакими средствами. Ох, как дорого ему когда-то дался этот самый опыт…

– Иньярра! – Эльф бесцеремонно выдернул меня из объятий сладких воспоминаний. – А король знает, что ты приехала к нему?

– Я приехала на праздник, – педантично продолжала я лгать. И, подумав, добавила: – Ну раз он меня пустил – значит, знает.

Эльф с большим сомнением покачал головой: как-то раз он видел, какими способами я добиваюсь от Инка открытия врат. На тонкую эльфийскую душу ведьма, кроющая Его Величество последними словами, произвела неизгладимое впечатление. Инк потом просил больше не подрывать так его авторитет в глазах эльфов.

– Ну тогда поехали к Дому. – Дернув за левый повод, Эльтвар повернул коня.

Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Что значит приказал назначить аудиенцию через три дня? – От моего голоса окна в Доме звенели, грозя осыпаться на пол стеклянной крошкой.

– Риль, давайте не будем так нервничать, – умоляюще прошептал эльф-секретарь из-под стола, куда бедняга забился сразу, как только узнал, что именно ему придется передать мне, и прикинул, как я на это отреагирую. Не зря.

– А кто здесь нервничает? – Глиняный бутылек с чернилами брызнул осколками, щедро окропив бумаги, стол и сидящего под ним эльфа «кровью учености».

Больше эльф не вякал, терпеливо дожидаясь, пока я не порушу все в кабинете.

Причем под конец – не от нервов, а исключительно чтобы подстроить Инку гадость: восстанавливать-то ему придется, – больше магов нет. А я и не почешусь склеивать разбитые мною же вещи – иначе коэффициент полезного действия будет равен полному и абсолютному нулю.

Наконец, когда помещение стало весьма сильно напоминать мою комнату в Храме во время предэкзаменационных мучений, я прекратила свою антиобщественную деятельность и спокойным голосом позвала эльфа:

– Вылезай. У меня магия кончилась. – Вру, конечно, но иначе он вообще не вылезет. – И есть к тебе парочка вопросов.

Дрожащий эльф медленно вылез из-под стола, готовый в любой момент ретироваться обратно, и мне стало стыдно. Злобная бесстыжая ведьма обижает малыша-эльфа.

– Повтори, что ты сказал.

– Его Величество…

Я отсюда при желании слышала, как это самое Величество за стенкой катается по полу от смеха, наблюдая, что происходит в приемной. И какой был соблазн вломиться в Залу и высказать этому… Величеству все, что я о нем думаю…

– …приказал назначить вам аудиенцию через три дня, – пискнул эльф, примеряясь к столу в ожидании очередной вспышки гнева.

Но мне было уже лень что-то рушить, поэтому я только поморщилась и уточнила:

– Во сколько?

Эльф, не веря своим остреньким ушкам, возблагодарил Хранящих за то, что смирили мой нрав, и сказал:

– В полдень.

– Хорошо. – «Ну погоди ж ты у меня, зараза ушастая!» – А где мне жить до аудиенции?

– Вас проводит человек на выходе.

– То есть меня уже отправляют на выход? – угрожающе прищурилась я, сдерживая рвущийся наружу смех.

Эльф, не зная, чем еще угодить злосчастной посетительнице, неуверенно прошептал:

– Я бы предложил вам чаю, но… – Обведя руками то, что осталось от некогда опрятного кабинета, он запнулся.

Я с усмешкой оглядела результаты своей разрушительной работы и предложила:

– Попроси короля – он все исправит.

До самого вечера исправлять будет. Маленькая – а месть.

«Я тебе это припомню!» – мысленно пообещала я в сторону Залы, уже выходя. И на душе стало значительно легче, потому что я точно знала: он меня услышал.

Правда, впустить и не подумал.

– И где же меня поселят? – Снова сидя на белой лошади, идущей бок о бок с такой же, но с сидящим на ней Эльтваром, я, устав ругаться на короля, заинтересовалась перспективами собственной жизни.

Эльф лукаво прищурился:

– Тебя поселят у Арогры.

– Что?! – Не подхвати меня вовремя эльф, я бы сверзлась с лошади.

– Тебя поселят у Арогры, – повторил Эльтвар.

– За что?!

Эльтвар усмехнулся:

– За все хорошее.

Я невнятно выругалась. Очень хотелось сдержаться, потому что эльфы к подобному непривычны, но не вышло.

У Арогры я уже один раз жила. Не могу сказать, что эта ужасная эльфийка травила меня ядами или истязала плетьми, но образ ее жизни…

Это была уже более чем преклонного возраста старушка с очень строгим нравом, жертвой коего пала ее внучка Рулиган.

Бабка ложилась спать в семь вечера, вставала в четыре утра, завтракала зело пользительной овсяной кашей, закусывая ее хлебом с отрубями, с двенадцати до часу у нее был неизменный послеобеденный сон, с шести до семи – вечерняя пробежка.

Да и Хранящие бы с ней, но она требовала, чтобы все обитатели ее дома жили так же.

Когда я в прошлый раз попыталась убедить Арогру, что я – свободный человек и могу вести себя, как хочу, мне так влетело, что я раз и навсегда поняла: перед бабкой бессильны и магия и острый язык.

Оставалось одно – сбегать из-под надзора. Чем мы с Рулиган увлеченно и занимались.

И за что меня теперь так?!

«За погром в кабинете», – подсказал разум.

Интересно, он когда-нибудь скажет мне что-нибудь хорошее?

Тем временем лошади добрались до печально знакомого белого Домика с деревянной дверью.

– Удачи! – бросил на прощание Эльтвар и трусливо ретировался.

А мне не оставалось ничего, кроме как постучаться в домик, где меня уже ждали.

– Нет, ну вы только гляньте! – с порога зачастила бабка, неохотно пропуская меня внутрь. – Только вошла – и уже полный дом грязи…

Я стоически промолчала и, заклинанием очистив грязные ноги (сама бы она весь день по лесу босиком походила!), стала подниматься наверх – в комнату Рулиган.

– Распорядок дня такой же, и только попробуй в этот раз хоть однажды сбежать! – Идущая рядом старуха посвящала меня в безрадостные перспективы моего существования на следующие три дня.

Запавшие старческие глаза подозрительно шныряли по моему лицу, тщетно выискивая там, к чему бы придраться. Иногда мне казалось, что главным образом Арогре скучно жить – вот она и развлекается, усложняя жизнь другим и наблюдая, как они из этого выкручиваются. И, может быть, такую позицию можно было при желании понять, но вот уважать за нее – невозможно…

– Не буду, – «честно» пообещала я и проскользнула в белую дверь, оставив бабку снаружи. Слава Хранящим…

– Иньярра!!!

Эльфийки – они, конечно, тонкие, хрупкие, изящные и возвышенные… Но вот как прилетит одна такая на шею – завалит к йыру!

– Рулиган! Рулиган? Рулиган… – задушенно провыла я, лежа под эльфийкой. – Слезь с меня, а? Задушишь же…

Рулиган вняла мольбам расплывшегося по вытертому коврику мокрого пятна и слезла с полупридушенной ведьмы:

– Ты здесь откуда?

– Из Варильфийта, само собой. – Я осторожно приподнялась, выясняя, все ли цело. Как ни странно, явных повреждений с первого взгляда не обнаружилось.

– Просто так? По делам?

– Ну… Первые три дня – просто так, – решительно заявила я. – И пусть этот остроухий гвырт и не рассчитывает, что в ожидании его злосчастной аудиенции я буду сидеть тихо, как мышь под веником!

– Вот еще! Когда это мы сидели тихо? – с понимающей улыбкой подхватила подруга.

– Никогда!

Приговорив таким образом Варильфийт к нашему громкому антиобщественному времяпровождению, я привычным жестом достала из воздуха сумку и подошла к единственному в комнате шкафу.

Опс! Открываешь дверку – на тебя сразу выкатывается ворох платьев. Удобно, не спорю. Но ведь и мне надо куда-то свою одежку запихать…

– Ли!

– А? – откликнулась эльфийка, успевшая отойти к единственному в комнате окну.

– Ли, мне одежду некуда положить! – пожаловалась я на судьбу.

– Правда? – искренне удивилась она. – Сейчас исправим!

Подскочив к шкафу, Ли смелым размашистым движением сбросила все свои платья на ковер и сделала приглашающий жест в сторону освободившейся полки:

– Пожалуйста, госпожа ведьма!

– Ага, а гладить потом опять мне. – Скептически изучив горку вещей под ногами, я решила не играть в благородство, переступила и расположилась на предложенной полке.

Ли – удивительная девушка. С одной стороны – хулиганка почище меня. По части мелких гадостей ей среди эльфов равных нет. Ну а уж если мы с ней объединимся… А с другой стороны – в ее гардеробе сплошные платья и туфли на каблуках, штаны не переносит на дух, в неглаженой одежде из дома не выйдет…

Да и вообще, глядя на возвышенное, одухотворенное создание в нежно-фиалковом платье, с изумрудными глазами и светло-русыми вьющимися волосами, стекающими чуть ниже лопаток, можно подобрать множество определений – от «сказочной» до «невообразимой»… Но в голову никак не придет «девчонка-сорванец», кем она, по сути, и является.

– Как у тебя дела? – Звонкий голос эльфийки выдернул меня из тягостных размышлений, куда деть вино так, чтобы Арогра не нашла.

– Пока жива, – невнятно откликнулась я, теребя пузатую бутылку.

– Давай сюда! – не вытерпела Ли и, выхватив у меня из рук вино, спрятала его в тайник под полом. Я усмехнулась собственной забывчивости: сама же в прошлый раз его магией делала.

– А у тебя как дела?

– Дела? – Рулиган беспечно пожала плечами. – Ну как всегда. Бабка ругается, я плюю на это, цапаемся по пять раз на дню, а ночью я сбегаю.

– Ясно, – кивнула я. Все действительно было как всегда.

Никогда не устану удивляться. Ну как, как?

Как под надзором Арогры, способной усовестить даже вурдалака, умудрилось вырасти вот это общественно-вредительское чудо? И как они до сих пор не поубивали друг друга?

– Сегодня ночью будут танцы. День Весны, – веско обронила эльфийка.

– В семь вечера – отбой, – с самой серьезной миной, на которую была способна, сказала я.

– А в восемь – подъем и наведение марафета! – лучезарно улыбаясь, закончила Ли.

Спорить, разумеется, никто не стал…

В восемь вечера Рулиган, отчаявшись разбудить меня традиционными способами типа криков в ухо, пинков и щекотки, попросту окатила постель холодной колодезной водой.

– А-а-а!!! Рулиган, гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – спросонья разъяренно выругалась я.

– А дальше? – любознательно наклонила голову эльфийка.

– Жрызтра крухыхкад срафтхула! – с охотой продолжила я.

– Надо запомнить, – сосредоточенно произнесла Ли, оглядываясь в поисках бумаги и пера. – А то как ты уехала – ни одного путного ругательства не выучила. У наших бездарей ни фантазии, ни огонька в глазах.

Эх, ну чему от меня учатся жители Веток? Почему не добру исправедливости, а именно тому, как надо ругаться с душой, с огоньком, так чтобы стены дрожали, и у тех, кто понял, уши не то что в трубочку сворачивались – вообще отсыхали на кворр?

Половина моих знакомых свято верят, что весь язык магов состоит исключительно из ругательств, – другая половина просто никогда меня не злила и вообще не знает о его существовании. Нет, надо брать пример с Таирны и следить за своим моральным обликом.

«Было б еще за чем следить!»

Ну раз нет морального – значит, будем следить за аморальным! А ты вообще сиди и не вякай!

Я встала с хлюпающей при каждом движении кровати, подошла к зеркалу и, увидев там мокрую облезлую мышь с длиннющей свалявшейся черной гривой, из которой можно было воду выжимать, тоскливо протянула:

– Ли, а может, мы никуда не пойдем, а?

«Только через мой труп!» – говорил весь облик эльфийки, в очередной раз вывалившей все содержимое шкафа на пол, чтобы найти в яркой хаотичной куче подходящее случаю платье.

Ночные танцы в День Весны были здорово похожи на маскарад: лица прятались за изящными масками, волосы у эльфиек были, в общем-то, похожими, глаза – тоже, а фигуру всегда можно скорректировать платьем. До утра флиртовать, танцевать и веселиться могли все незамужние эльфийки и неженатые эльфы, неважно – есть у них жених или невеста или нет. Никто никогда не ревновал и скандалов не закатывал. А найти свою «половинку» под маской считалось хорошей приметой.

Для меня же особого смысла надевать маску не было: среди светлых эльфиек выделить черноволосую и черноглазую ведьму совсем несложно…

Но когда мы мирились с обстоятельствами?

Выудив из кучи нежно-зеленое шелковое платье длиной до середины икр, с открытой спиной и тесемками, завязывающимися на шее, я безапелляционно заявила, что временно его приватизирую (привычная к такой наглости подруга только кивнула). Одевшись и вернувшись к зеркалу, задумалась, какой я сегодня хочу быть.

В итоге волосы приобрели сочный пшеничный оттенок, глаза стали голубыми, как у новорожденного котенка, а бледная кожа приобрела здоровый, слегка загорелый цвет.

Не собираясь париться под маской, мы с эльфийкой обзавелись двумя вполне приличными иллюзиями и в который раз решили, что магия – отличная вещь. Из всех эльфов сегодня только один, кроме нас, будет пользоваться ею для маскировки напропалую.

Интересно, что изобразит из себя Инкварт Въ'ярнокфф Мартсвольн Эдранкт?

– Пошли! – шикнула на задумавшуюся меня эльфийка, надевшая ярко-голубое платье и собравшая волосы в высокий хвост на макушке. И первой выскользнула за дверь.

Арогра уже больше часа спала в своей комнате, вот только спала чутко, просыпаясь от любого звука. Главный фокус состоял в том, чтобы не только незамеченными прокрасться мимо бабкиной спальни ко входной двери, но и заглянуть по пути на кухню – стащить чего-нибудь к завтраку. Овсянку ни я, ни Рулиган не уважали.

– Так, ты иди за едой, а я покараулю, – едва слышно прошептала Рулиган, останавливаясь в нескольких шагах от Ужасной Двери.

Я, понятливо кивнув, бесшумно пошла по коридору мимо комнаты. Еды набрала побольше – впрок, переместила ее в наш тайник и только стала собираться обратно, как почувствовала, что меня что-то держит.

Подол платья был защемлен дверью шкафа. Побоявшись опять открывать скрипящую дверцу, я осторожно потянула ткань на себя… Потеряла равновесие и, не удержавшись, полетела на пол, в последнюю секунду умудрившись выставить вокруг себя звуковой щит.

От получившегося грохота должны были проснуться покойники в гробах, а уж Арогра… Я, как застигнутая на месте преступления кошка, пулей шмыгнула в коридор, ожидая увидеть открывающуюся дверь и услышать вопль типа: «Опять, беспутные, по ночам шляетесь»…

И была крайне удивлена, застав Рулиган на прежнем месте, сосредоточенно прислушивающуюся к Арогриной комнате. Тихонько подойдя, я знаком спросила – ничего, мол, не слышно? Эльфийка отрицательно покачала головой и указала на дверь.

Рассказывать об инциденте я не стала: не будет мне потом доверия…

У эльфов два любимых дерева: вольнеит и олеандр. И если первый, как я уже говорила, покрыт крупными соцветиями синеватых тонов – от голубого до фиолетового, то второй – совсем невысокое деревце, почти куст, с узкими темно-зелеными листочками, сильно напоминающими ивовые, и ярко-алыми меленькими цветочками. Усыпавшими весь олеандр снизу доверху.

И поэтому мне с самого первого знакомства и по сей день Варильфийт представляется чем-то ало-сине-зеленым, шелестящим, поющим и смеющимся. Не мне одной, наверное…

На лесной поляне, освещенной множеством светлячков и фосфоресцирующими в темноте деревьями, праздновали весну эльфы. Ели пирожные, пили травяные меда, смеялись, шутили, флиртовали, скрытые масками, и, конечно, танцевали.

Ли сразу же схватили за руку и куда-то потащили, и я, оставшись в одиночестве, подсела к кружку эльфов, сидевших на корточках вокруг магического «светлячка» и увлеченно обсуждавших, просто ли король создал его и ушел или остался где-то здесь под маской.

– Приветствуем вас, перворожденная! – В кои-то веки поставив меня на одну с собой планку, эльфы подвинулись, позволяя вклиниться в их тесный круг. – Не дозволите ли узнать, каким именем вас сегодня называть?

Большинство празднующих сегодня были под вымышленными именами – иначе какой толк от маскировки? На секунду задумавшись, я решила:

– Зовите меня Дьярра.

– Хорошо, Дьярра. Мы рады видеть вас. Не выскажете ли вы своего мнения по поводу интересующего нас вопроса? – велеречиво продолжал собеседник.

– Остался ли король на празднике или ушел?

Бросив лукавый взгляд на короля, сидящего по правую руку от меня, я с сомнением покачала головой:

– Не знаю, перворожденные. Вряд ли. У короля так много дел, что он даже не мог выделить полчаса для аудиенции одной моей подруге, – какие уж тут праздники?

Его Величество, опустив голову, с минуту боролось с колотящим его изнутри смехом, а потом высказало свой взгляд на вещи:

– Может быть, Его Величество не захотел раньше времени обременять вашу подругу грустными мыслями, предоставив ей возможность вволю повеселиться на празднике?

Эльфы согласно закивали, выгораживая своего короля и стараясь придать любым его поступкам – от умывания до почесывания за ухом – величайший смысл и благородство, которого мы, простые смертные, даже понять не можем.

– Моя подруга не из тех, кто не смог бы отбросить грустные мысли на время праздника. – Лучезарно улыбаясь, я разбила вдребезги такое красиво-благородное оправдание и отвернулась от Инка.

– Вы очень красивы, лучезарная! – воскликнул эльф сидящий напротив меня. – Могу я пригласить вас на танец?

Я, не задумываясь, кивнула: какой смысл иначе было сбегать от Арогры, чтобы прийти на танцы и не танцевать?

Эльф помог мне подняться с земли, подхватил за талию и легко увлек к танцующим. Король напоследок поскрипел зубами.

Инк был одним из тех немногих, которые после фразы «я должна уйти» не просто сказали бы «тогда давай останемся друзьями», но и действительно сумели ими остаться. Одним из моих весьма немногих, но дорогих друзей.

Легко порхая над поляной в вальсе, мы с эльфом поболтали, поругались, помирились, отказались назвать свои настоящие имена, но решили непременно потанцевать еще разок – словом, отлично провели время. А вернувшись к «светлячку», обнаружили, что наш кружок значительно уменьшился: многие последовали нашему примеру и, вспомнив, что пришли на танцы, отправились искать партнерш.

Слегка отдышавшись, отказавшись от предложенного кубка с медом, который я терпеть не могу, я возобновила разговор с Его Величеством:

– А как называть сегодня вас, высокочтимый эльф?

«Ага, знаю я, как высоко ты меня чтишь!» – читалось на перекошенном лице короля.

– Ретвер, – блеснул он улыбкой. – Расскажите мне что-нибудь из вашей жизни, Дьярра. Можно – вымышленное.

Вот еще, выдумывать, когда у меня историй из жизни – вагон, маленькая тележка и еще чемоданчик наберется!

Когда я закончила печальным: «В общем, так этот подлец мне ничего и не заплатил!» – эльфы подозрительно смотрели на ругающуюся, как ведьма, эльфийку, с большим сомнением, что она не напилась чего-нибудь покрепче травяного меда еще до того, как пришла на танцы. Король, держащийся за живот от смеха, предпочел побыстрей пригласить меня на танец, пока не наговорила чего-нибудь еще.

И вот, двигаясь в четком ритме танго, я наконец-то смогла высказать этому мерзавцу все, что я о нем думаю.

Красивый йыр. Белесые, словно седые, волосы, шелком расплескавшиеся по плечам, карие глаза с пляшущими в них бесенятами, загорелая кожа, золотая цепочка, струящаяся по груди и скрывающая подвеску за воротом чуть расстегнутой рубашки. Кленовый листок, выкованный из золота, – я видела.

– И что же это за неотложные дела, из-за которых ты выдернул меня из Окейны и которые оказались совсем не неотложными, стоило мне приехать в Варильфийт? – негромким угрожающим тоном завела я.

Король усмехнулся, чуть тряхнув головой:

– Иньярра, милая, ну какие могут быть дела в такую чудесную ночь? Кстати, хочу сказать, что в своем настоящем виде ты выглядишь гораздо лучше, чем вот так.

Вот комплимент так комплимент! Впрочем, желание его убить – мое нормальное состояние, стоит только пообщаться несколько минут.

– Большое спасибо! – со всей издевкой, но которую только была способна, отблагодарила я. – Значит, все объяснения – только на аудиенции?

– Абсолютно верно, – кивнул довольный моей покладистостью король.

Рано радуется.

– Значит, о бозувольте я тебе тоже расскажу только через три дня, – ослепительно улыбнулась я, отклоняясь почти до земли.

– О бозувольте?!

Инк едва не опустил руки, роняя меня за землю.

– Твоя главная задача сейчас – держать меня! – злобно прошипела я, в последнюю секунду неведомым образом преодолев-таки земное притяжение. – А не орать на всю поляну о нежити, которой здесь водиться не должно.

– Вот именно! – Он крепче сжал меня в руках, чтобы больше не ронять. – Ты его видела?

– Все пояснения – на аудиенции! – нагло ушла от ответа ведьма, любуясь вытягивающимся лицом короля.

– Иньярра!

– Инк?

Он посмотрел на меня, вспомнил что-то и, плюнув на уговоры, потянул за руку в лес.

– Мы куда?

– Куда-нибудь. Я тебя слишком давно не видел, чтобы молча танцевать весь вечер.

– Ага! И то, что я пришла именно танцевать, тебя волнует мало, так? – возмутилась я.

Он обернулся, немножко побуравил меня взглядом и, решив, что обойдусь без ответа, продолжил целеустремленное движение вперед.

Я, пряча улыбку, с видимой неохотой последовала за ним.

Наконец, найдя вольнеит, изогнувшийся так, что на нем можно было сидеть, Инк широким жестом пригласил меня взгромоздиться на сей сомнительный насест. Пока я прикидывала, стоит ли вообще так рисковать, доверяя свое драгоценное тело каким-то хрупким веточкам, пусть и проверенным на крепость уже десятком эльфов, пока додумалась, каким образом туда можно залезть, эльф потерял всякое терпение и, весьма бесцеремонно подхватив меня на руки, посадил на дерево.

Потом недолго думая залез туда сам, о чем тут же горько пожалел: по остроконечному ушку ему прилетело совсем не слабо.

– Ну зачем сразу руки распускать? – поморщился он, привычным – но несколько подзабытым за время моего отсутствия – жестом потирая пострадавшее ухо.

– А с тобой иначе нельзя. – Я пожала плечами, поудобнее умащиваясь на ветке.

– Рассказывай, – повернулся ко мне лицом эльф, заглядывая в глаза. – И сделай себе, пожалуйста, радужку нормальной, а то я на тебя прямо смотреть не могу!

Я из вредности поменяла голубые глаза на зеленые и, дождавшись вздоха не ожидавшего ничего другого эльфа, стала рассказывать.

Про жизнь.

Про вурдалака, однажды заснувшего со мной в обнимку на сеновале.

Про образцовое сожжение ведьмы с моим последующим ночным визитом к старосте деревни и его клятвой, что магов он теперь будет почище Хранящих почитать. До чего же странно, когда тебя, ведьму, по чистой случайности не ставшую Хранящей, противопоставляют им.

Про дружбу со стаей летучих мышей, помогавших найти дорогу ночью.

Про драку с собакой в кошачьем обличье.

И про одного злобного эльфа, по чьей милости я разнесла всю приемную и лишила секретаря года жизни.

Эльф рассмеялся, игнорируя вечные подколки в свой перворожденный адрес, и предложил пойти еще немного пройтись, «а то уже третий час, тебе скоро домой!» – строгие порядки бабки Арогры он знал ничуть не хуже меня самой. Мы прошли еще с версту, и тут я увидела нечто…

Нежно-сиреневый цветок украшал самую верхушку вольнеита.

– Инк, я его хочу!

– Зачем? – простонал эльф, зная, что если у меня появился такой нездоровый блеск в глазах, то от очередной бредовой идеи меня за волосы не оттащишь.

– Затем, что он будет очень красиво смотреться, если я его вплету в волосы!

– Ты и так красивая! – предпринял Инк неубедительную попытку меня отговорить. Бесполезную попытку, заранее обреченную на провал.

– Иди ты! – послала я короля, примеряясь к нижней ветке.

– Куда? – насмешливо поинтересовался он.

– Сюда! Подсади меня!

Потоптаться по спине монаршей особы – это ж то еще удовольствие!

– А магией не можешь? – сдавленно поинтересовался Инк, за что был тут же отправлен уже далеко и надолго.

– Еще только по деревьям я магией и не лазила!

Мне, в отличие от обычных белых магов, ночь не помеха: днем черпаю силу из света солнца, ночью – из света луны. Чтобы колдовать, мне нужна просто Жизнь, а ее ночью ничуть не меньше, чем днем. Но левитировать до верха дерева, вместо того чтобы просто залезть на него? Увольте! Этак маги скоро совсем обленятся и ходить перестанут!

Кстати, вы никогда не пробовали залезть на высокое тонкое дерево в узком платье? Да еще с учетом того, что внизу стоит мужчина? Попробуйте! Незабываемые впечатления!

– Ух ты!

– Что? – задрав голову, поинтересовался Инк. Ему в глаза тут же посыпалась труха, отнюдь не делая процесс ожидания меня более приятным.

– Их здесь много!

– Иньярра, йыр тебя побери, срывай один и спускайся!

– А если не спущусь?

– Тогда я дождусь утра, поднимусь и стащу тебя за шкирку!

– Не надо. – Я, не утруждая себя поисками веток при спуске, спрыгнула с высоты четырех саженей, легко приземлилась на землю и невинно улыбнулась подтягивавшему челюсть эльфу:

– Ну тогда я, пожалуй, пойду искать Рулиган?

– Ага, – сдавленно согласился Инк.

– Ну пока, встретимся через три дня!

И, уже растворившись в чаще, услышала вслед:

– Ведьма треклятая!

И я этим горжусь…

Небо уже покрылось тоненькой паутинкой первых рассветных лучиков, до рокового времени «четыре часа утра» оставалось еще минут сорок, и мы с Рулиган шли к дому. Эльфийка шла почти на автопилоте, старательно держась около меня, а я мучительно ей завидовала.

Эльфийские праздники – единственные праздники, с которых я всегда ухожу трезвой до неприличия. А что поделать? Меда я на дух не переношу, а ничего больше эльфы не пьют. Есть, конечно, возможность вино приносить с собой, но смотреться это будет… Как минимум – странно.

В половине четвертого мы переступили порог дома, я протрезвила заклятием Рулиган, заодно наградив ее чашкой лекарства от головной боли. Выслушала дифирамбы в свою честь (в кои-то веки удалось послушать, какая я добрая, милая и вообще благодетельница!) и пошла в ванную разоблачаться. К йыру все эти светлые волосы и невинные глазки: ведьминского взгляда и за ангельским личиком не спрячешь.

А потом пошла работа. Наше любимое занятие по жизни. Называется «сделал гадость – сердцу радость!».

В процессе тяжкого труда, заваренного на недюжинной фантазии и магических способностях, мы: пересыпали в кулек с надписью «Овсянка» сушеный горох; поменяли местами одинаковые баночки с сахаром и солью; распылили по кухне молотый перец; перевели все часы в доме на два часа назад; с чистой совестью отправились спать!

Однако, только войдя в комнату, поняли, что чего-чего, а вот спокойного сна нам точно не видать…

Все вещи: от одежды до скомканных листков бумаги – были скинуты на пол, распинаны по углам и облиты какой-то гадостью, жутко похожей на смолу. Книги, стоявшие рядком на полке, разорваны по переплетам на несколько частей и наполовину сожжены. На ковре валялись комья грязи, а мою сумку вообще изрезали на полоски ножницами…

Наш спаренный вопль подхватил одиноко лежащий на столе листок бумаги и сбросил на пол. Хорошо, я комнату на совесть звуконепроницаемостью заговаривала…

Минуты три никакие слова, кроме нецензурных, нам с Рулиган ни в голову, ни на язык не лезли. Помянув всех чертей, всю нечисть, всех родственничков пакостника до десятого колена, обласкав напоследок даже и Хранящих, мы решили начать более конструктивный диалог:

– Ли, как ты думаешь, кто мог это сделать?

– …!!!

– Ясно, – хмыкнула я. – Арогра могла?

Подруга задумалась: Арогра, конечно, делала нам предостаточно гадостей в отместку за наши, но все-таки представить бабку посыпающей собственный дом грязью было очень трудно.

– Вряд ли.

Я кивнула:

– А кому-нибудь относительно молодому и не обделенному чувством юмора, вместе со здоровым желанием отомстить, ты гадостей в последнее время не делала?

– Нет. Вообще сидела тише травы ниже воды. В смысле наоборот… Ты поняла, короче!

Понять-то я поняла, вот только верится как-то слабо.

– Ладно, – тяжело вздохнула я. – Давай это уберем, пока Арогра не проснулась и нас будить не пришла.

Эльфийка округлила глаза:

– Знаешь, Иньярра, я, конечно, понимаю: шок, недосып и все такое… Но как ты намерена убрать это за пятнадцать минут?!

Я усмехнулась и пожала плечами:

– Ручками, Рулиган, ручками!

Ли недоверчиво покосилась на сбрендившую ведьму, но смолчала.

А ведьма пресловутыми ручками сделала несколько запутанных движений, рисуя в воздухе руну космоса – в противовес хаосу. На пару секунд вокруг нас поднялся маленький тайфунчик, а когда улегся – комната была ровно такой же, как на момент нашего ухода.

Только это совсем не значило, что я враз простила шкоднику все, что он натворил.

– Ладно, давай оставим эту непосильную для утомленных мозгов задачу на утро, – уже на порядок более благодушно предложила я, снимая платье и растягиваясь прямо на ковре.

Эльфийка с сомнением покосилась на окошко, за которым уже вовсю разливался по улицам рассвет, но перечить не стала: сняла платье, распустила волосы и позвала меня на огромную, единственную в комнате кровать: на ней бы и трое влегкую улеглись, еще бы место осталось.

Но я только покачала головой: не уважаю почему-то этот предмет меблировки.

ГЛАВА 2

– Подъем, подъем, уже пятый час!

Быть разбуженной через два часа после того, как легла, – удовольствие маленькое, а уж если будит тебя не кто иной, как сварливая старушенция…

– Я ее сейчас убью, – спокойным будничным тоном оповестила Рулиган, поднимаясь и направляясь к двери с подушкой в руках.

– За что? – Лично я даже не пошевелилась, эльфийке пришлось переступить через распластавшуюся на ковре тушку.

– За то, что она мне поспать не больше двух часов дала.

Не зачаруй я вовремя дверь, подруга бы на полном серьезе пошла лупцевать бабку подушкой, мало задумываясь о последствиях – я слишком хорошо знала этот мрачно-спокойный взгляд.

Я села и откинула волосы с лица:

– Не перевели бы часы – не было бы и того. И вообще, подруга, не относись к жизни серьезно: это временное явление.

– Утешила! – Эльфийка, слегка придя в себя, раздумала идти войной на Арогру и подошла к кувшину с холодной водой.

Зевая и потягиваясь, через пятнадцать минут мы худо-бедно собрали себя в шатающуюся кучку и отправились вниз. У самого порога кухни я насторожилась, принюхиваясь и прислушиваясь, а потом оскалилась в плотоядной улыбке.

– Ты чего? – толкнула в спину эльфийка.

– Слушай! – заговорщически подмигнула я.

Из кухни шел сильный запах пригоревшего гороха, а сама Арогра…

Кто сказал, что никто, кроме меня, в Варильфийте ругаться не умеет? От словечек и выражений, выкрикиваемых «бабушкой – белый одуванчик», даже у меня – бывалой ведьмы! – появилось непреодолимое желание сбегать наверх за блокнотом и законспектировать! А учитывая, что все это перемежалось ужасным чихом, только придающим ругани забористости…

Эльфийка с тихим дурным хихиканьем сползла на пол.

– Ешьте! – Перед каждой из нас со стуком грохнулось об стол по миске с…

Хм, никогда не варили горошницу на молоке? И не надо…

С большим сомнением оглядев сие произведение кулинарного искусства, я уныло посмотрела, как бабка за обе щеки уписывает жутковатое варево, выглядевшее так, словно один раз его уже кто-то ел, и поняла, что одними перепутанными крупами ее не проймешь.

Придется привлекать Ее Величество Фантазию. И разум, кстати, тоже бы не помешало: столь великолепная ночная идея рассыпать по кухне перец, дабы донять бабку неудержимым чиханием, поутру оказалась совсем не гениальной. На нас с Рулиган он действовал ничуть не меньше, и, помучавшись минут пять, я плюнула на самопожертвование и втихую нейтрализовала его действие.

Ради пробы проглотив маленькую ложку предложенного блюда, я поняла, что скорее помру с голода, чем заставлю себя съесть еще одну: в горошнице, сваренной на молоке, была щепотка сахара и пять ложек соли. Еще раз позавидовав столь неприхотливому Арогриному желудку, я уныло переглянулась с Рулиган и тишком дематериализовала это извращение на тему «еда» с наших тарелок.

– Посуду вымыть, в доме убраться, за ворота не выходить, – командным тоном посвятила нас в прелести сегодняшней жизни Арогра и пошла во двор: ходить босиком по гравию. Она где-то услышала, что массаж ступ очень полезен для здоровья, и теперь каждый день истязала себя по часу.

– Когда-нибудь я ей на гравий насыплю стекла, – мрачно сообщила Рулиган, собирая со стола посуду.

– Брось, – довольно потянулась я. – Зато нас оставили в покое.

– Ага, надавав кучу невыполнимых заданий и запретив высовывать нос на улицу!

– Во-первых, не на улицу, а со двора, во-вторых, не такие уж задания и невыполнимые. – Я отобрала у нее стопку грязной посуды и заклинанием заставила ее разлететься по полкам, вымывшись по дороге. – В-третьих, когда это мы слушались чьих-то запретов, а в-четвертых, если ты не прекратишь сеять повсюду свои упаднические с перепою настроения, то я сейчас пойду спать, и делай целый день что хочешь!

Ли, испугавшись такой перспективы, подхватилась и ушла из кухни. «Убираться».

Уборка в нашем исполнении выглядела крайне оригинально: мы мочили тряпки, которыми полагалось вытирать пыль и мыть полы, передвигали на другое место веник и слегка меняли местами статуэтки на каминной полке. И все.

Что самое смешное – а вы попробуйте докажите обратное! Найдите хоть одну пылинку! Да они к Арогриному дому за милю не подлетают. А что мы действительно брали тряпки в руки – так вон, даже повесили их неправильно, не по местам.

Похихикав вослед ушедшей бабке, мы вернулись наверх – завтракать утащенными мною ночью припасами и отсыпаться до полудня – а там Арогра ляжет спать, и мы подумаем, как нам развлечь себя в этот раз…

– Иньярра! Иньярра! Слушай, у меня такое ощущение, что ты собралась отсыпаться на всю жизнь вперед!

– Скорее, за всю жизнь назад, – сонно промычала я, с трудом отдирая голову от ковра.

– Прекращай немедленно! – возмутилась не отстающая Рулиган. – Арогра уже десять минут назад спать ушла, а я тебя никак добудиться не могу!

– Ну вот и оставила бы несчастную ведьму в покое! – недовольно посоветовала я.

– Обойдешься! – Меня бесцеремонно взяли за шиворот и оттащили к кувшину с водой.

Со вздохом осознав, что от меня не отстанут, я умылась, оделась и, скорчив очень недовольную рожу, села на кровать рядом с Рулиган:

– Ну и? Зачем ты издеваешься над бедной ведьмой?

– Затем, что если эту ведьму не тормошить, то она проспит всю жизнь.

– Неправда!

Схватив подушку, я от всей души огрела эльфийку по голове.

– Правда!

Та не осталась в долгу, засветив мне мягкой игрушкой в лоб. Следующие пятнадцать минут комната здорово напоминала курятник во время драки петухов: с воплями, криками и летящими во все стороны перьями. Вот только едва ли петухи умеют так ругаться.

С трудом успокоившись, я обвела комнату ошалелым взглядом:

– Ли, и как мы это будем убирать?

Везде, куда только доставал взгляд, ровным толстым слоем лежали перья: на кровати, на ковре, на столе, на шкафу. Эльфийка, философски пожав плечами, заявила:

– Как всегда. Магией.

– Ну конечно. Вот всегда так: пакостим вместе, а убирать мне одной! – возмутилась я.

Рулиган это обстоятельство ничуть не смущало:

– Ну ты же у нас ведьма! И кстати о пакостях: надо часы назад перевести – тогда Арогра быстрее спать ляжет.

С тяжким вздохом, призванным разбудить остатки эльфийской совести, буде таковые вообще имелись, я убрала перья и спросила:

– А что мы вообще сегодня собираемся делать?

– Ну… Вообще-то – идти на речку, – призналась эльфийка.

– Поняла, – кивнула я, привычно предоставляя Ли право выбирать, чем сегодня заняться.

Осторожно высунувшись из-за двери и пустив импульс, доложивший, что Арогра действительно спит, я вышла и поманила за собой Рулиган. Та вышла, цепляясь какой-то сумкой за косяки.

– Ты чего с собой тащишь? – шепотом удивилась я.

– Сумку.

– Я вижу. В сумке что?

– Ну… Купальники, покрывала, еда…

– Ясно. Поставь в комнату и иди.

– А купаться ты нагишом собралась? – возмутилась эльфийка. – Я так не согласна!

– Поставь, говорю, дурочка! – Я присела на корточки и отцепила от сумки колечко молнии.

– И? – скептически поинтересовалась наблюдавшая за моими манипуляциями подруга.

– И сумку ты свою получишь, когда придем на речку! Иди часы переводи.

– А магией слабо? – поморщилась подруга.

– Она не бесконечная, между прочим!

– Сплошное хвастовство, короче, – вздохнула Ли, за что тут же получила иллюзорной молнией по голове.

Часы мы перевели на три часа вперед и, довольные, сбежали из дома.

На речке было людно. В смысле, эльфийно.

– И где мы будем переодеваться? – поинтересовалась я, разглядывая берег реки, не обремененный ни кустами, ни деревьями.

– Ну… – неопределенно протянула эльфийка, и я поняла, что честь соорудить ширму опять предоставляется мне.

– Когда-нибудь я не выдержу и тебя убью, – честно пообещала я, создавая мираж кустов. И мстительно просветила: – Развеяться может в любой момент!

Эльфийка поморщилась, пробурчала что-то типа «с паршивой овцы – хоть шерсти клок» и ушла переодеваться. Преодолев сильнейшее желание тут же рассеять мираж, я занялась сумкой: расстелила покрывало, спрятала от солнца провизию.

– Иньярра, кусты – это, конечно, здорово, но кто тебя просил еще и пчел создавать! – с воплем вылетела из-за кустов Ли.

– Это для правдоподобности, – улыбнулась я, не уточняя, что пчел я не создавала, а значит, они – не иллюзия.

Удалившись за морок, я быстренько сменила платье на купальник и вернулась, обнаружив подругу уже по уши в воде. Хм, у меня, к сожалению, все несколько сложнее…

Я обожаю купаться. Я умею плавать, и трижды переплыть Ашред – самую широкую и опасную реку на всем Древе – для меня не испытание. Но вот преодолеть свою полукошачью сущность и зайтив воду… Без получасовых переминаний на берегу – никак.

– Иньярра, да ты вообще до вечера зайдешь или нет?

– Зайду, – мрачно пообещала я.

Заходить в воду с черепашьей скоростью было очень проблематично. Во-первых, течение было таким, что просто с ног сбивало. Во-вторых, пока ты методом проб и ошибок найдешь камешек, на который можно встать, не опасаясь Арогриного галечного массажа, – пройдет минут пять, а все это время тебе надо балансировать на одной ноге, подламывающейся от течения. А в-третьих, некоторые заразы-эльфийки прыгают с воплями вокруг, грозя обрызгать!

С завистью посмотрев на малышню, с визгом залетающую в воду по колено и плюхающуюся на живот, я плюнула на привычку не привлекать к себе излишнего внимания, зависла над рекой, чуть задевая кончиками пальцев на ногах серебристую водную гладь, пролетела пару саженей – и «рыбкой» нырнула в воду.

– Давно бы так, – усмехнулась подплывшая эльфийка.

– Иди ты, – вынырнув, расфыркалась я. – На нас теперь весь берег уставился.

– Не на нас, а на тебя.

– Утешила!

Рулиган только беспечно пожала плечами:

– Да брось ты, когда ведьм смущало внимание?

– Одно дело – смущало, другое – надоедало, – поправила я, но ворчать перестала.

Эльфийка перевернулась на спину и расслабилась, предоставив течению нести себя, куда ему угодно.

– А если в воронку затянет?! – рявкнула я ей на ухо, пристраиваясь рядом.

– Чего?! – От неожиданности Ли ушла под воду, ее же здорово наглотавшись.

– Ничего, – тихонько засмеялась я, уходя в отрыв.

– Ах ты, зараза этакая! Догоню – утоплю к йыру! – донеслось вослед.

Но вот претворить идею в жизнь…

Плавают ведьмы куда лучше магов: зная о кошачьей нелюбви к воде, нас попросту не выпускают из нее на тренировках, добиваясь прямо-таки нереальной скорости и выносливости. Эх, не думала я, что пригодится это, чтобы улепетывать не от разъярившихся водянок, а от подруги-эльфийки…

Через полторы сотни саженей Рулиган устала и, махнув мне вслед рукой, снова прилегла на воду. Я, тихонько подплыв сбоку и подсунув ей под спину руки, снова крикнула в ухо:

– А как же утопление?!

Эльфийка, не ушедшая и в этот раз под воду исключительно потому, что я ей не дала, набрала полную грудь воздуха:

– Иди ты…!!!!!!!!! – После душевного перечисления всех мест, которые мне следует посетить, с подробными указаниями, на сколько и зачем я должна там задержаться, Ли вывернулась из моих рук и поплыла к берегу.

Я пожала плечами, прикинула, что ни один из маршрутов мне не приглянулся, и отправилась следом.

О, коварство рек с сильным течением! О, издевательство над ни в чем не повинными ведьмами!

Выйдя из воды в полумиле от расстеленного покрывала, я прочувствовала все прелести колких, горячих камней на собственных ступнях и прониклась невиданным доселе уважением к бабке Арогре.

Это ж какие железные нервы (и ноги заодно) иметь надо! Сцепив зубы и демонстрируя чудеса силы воли, я медленно, но верно приближалась к покрывалу, на все лады проклиная эльфийку, умчавшуюся вперед. Она-то, похоже, от камней ничуть не страдала, а вот бедную ведьму предупредить…

«Ну погоди ж ты у меня, заразка остроухая!» – бурчала я, упорно идя к цели, когда услышала:

– Риль, погодите! Риль, подождите, пожалуйста! – За мной по берегу бежала незнакомая эльфийка.

– Что? – обернулась я, проклиная себя за столь откровенную демонстрацию магии полчаса назад. Хотя во мне и так ведьму за версту видно.

– Риль, пожалуйста, пойдемте со мной! – лепетала запыхавшаяся эльфийка, едва подбежав ко мне.

– Куда?

– У меня там, – беспомощный взгляд куда-то назад, – девочка в обморок упала, пойдемте, пожалуйста!

Я посмотрела на растерянную испуганную женщину, закусив губу, глянула вниз.

– Идемте.

Простите меня, ноги!..

Ничего страшного с девочкой не случилось. Перегрелась на солнце, скорее всего. Стоило сбрызнуть лицо холодной водой и прошептать формулу пробуждения, как она открыла глаза и удивленно спросила:

– Я что, заснула?

– Примерно, – кивнула я. – Ты просто перегрелась на солнце, малышка.

– Так мы пришли десять минут назад! – растерянно возразила мать.

– Серьезно? – насторожилась я. – Тогда действительно странно… А как это выглядело со стороны?

– Как будто ее за три секунды сморил сон: сама подошла к покрывалу, легла и…

– А который час?

– Без пяти двенадцать.

– Ну надеюсь, больше такого не повторится, – посочувствовала я, отправляясь к Рулиган и пытаясь понять, что же мне не дает покоя, почему сразу же захотелось спросить, сколько времени.

Внезапно перед глазами потемнело, в голове загудело и возникло непреодолимое желание прилечь прямо на камни и заснуть… Волевым усилием выставив ментальный блок, отогнавший сон, я резко развернулась.

Недостаточно быстро, чтобы разглядеть фигуру неведомого мага, но достаточно, чтобы заметить красно-белый сполох в воздухе. Йыр бы его побрал!

Торопливое сканирование местности на магические возмущения, к моему несказанному удивлению, ничего не дало. Все выглядело так мирно и гладко, словно никакой насильственной волшбы здесь отродясь не творилось. Подозрительно мирно и гладко…

Я помотала головой, изгоняя остатки магического сна, и пошла дальше. Кошмар! Уже даже в Варильфийте – самом волшебном, но немагическом лесу – никакого спасу от злобных конкурентов нет.

Интересно, как его Инк впустил? Ну погоди ж, остроухий! Дождешься ты у меня аудиенции через три дня!

Безо всякого желания окунувшись еще разик, я настояла на том, чтобы собрать сумку и пойти домой – и так, поди, Арогра уже хватилась.

– А раз все равно хватилась и нам влетит – так тем более чего торопиться? – не признавала моих аргументов Ли.

– А может, и не хватилась, – неопределенно ответила я.

Подруге уже изрядно надоел мой безучастно-расстроенный вид, так что она остановилась, взяла меня за плечи и развернула к себе лицом:

– Так, Иньярра, признавайся, какое чудище укусило тебя в реке, что ты теперь хуже медузы?

– Никакое, – поморщилась я. – Просто голова от солнца закружилась.

Эльфийка не поверила, но оставила меня в покое.

На время.

– Где ж вас, бесстыдницы этакие, целый день носило?! – Арогра встречала у порога. Увы, не хлебом-солью.

– Да вовсе и не целый! – начала было возмущенно огрызаться Рулиган, но, получив ощутимый тычок меж лопаток, послушно замолчала.

А уж бабка-то расстаралась: от ее обвинений любой бандюга со стажем раскаялся бы и строевым маршем самостоятельно пошел на виселицу.

И из дома-то мы сбегаем, седых волос ей добавляем; и по хозяйству-то ничего не помогаем, дармоедки этакие; и сплетни-то глупые про нее за глаза пускаем; и в комнате-то «экое непотребное свинство устроили, что зайти страшно»; и вообще – нет на свете нелюдей ужасней, порочней и неблагодарней, чем мы с Рулиган!

Я стояла, сцеживая улыбку в кулак, и думала, что на такое даже у Ильянты фантазии не хватало: та, максимум, пафосно заявляла, что я недостойна великого дара ведьмы, и, хлопнув дверью напоследок, выходила из комнаты. С тех самых, храмовых, пор я перестала оценивать это как эффектное окончание разговора: если такое повторяется из раза в раз, то в чем интерес? А на большее у Ильянты воображения не хватало.

Но Рулиган вся тряслась от злости и, если бы не сдерживающее заклинание, давно бросилась на бабку с кулаками. Представляю, какие у них тут скандалы, когда меня нет…

Наконец-то прокурор выдохся и отправил подсудимых в ссылку – в их собственную комнату.

– Хорошо, хоть не в уборную, – философски рассудила я, пропуская вперед эльфийку, явно не разделявшую моего равнодушно-насмешливого настроя, и поднимаясь за ней на второй этаж.

И только войдя в комнату, я поняла, чем был вызван гнев нашей хозяйки.

Неведомый пакостник снова дал о себе знать. В этот раз книги были старательно изрезаны на тоненькие полосочки, шкаф опрокинут, одежда приклеена на смолу к стенам, а весь ковер присыпан меленькой зеркальной крошкой.

– Не заходи! – остановила я босую эльфийку, концентрируясь на заклинании.

Когда вихрь утих, расставив все по местам, мы дружно плюхнулись на кровать и крепко задумались. Без особого, впрочем, успеха.

– Зачем это вообще кому-то надо? – недоумевала эльфийка. – Ведь видно же, что нам – хоть бы хны!

– Показать себя. Подразнить. Привлечь к себе внимание. Просто гадость сделать, на худой конец!

– Ну если только какая-то сквирьфь таким оригинальным способом пытается привлечь к себе мое внимание, то я ему так привлеку, что век не забудет! – грозно пообещала Рулиган.

– Для этого надо его сначала найти, – резонно заметила я.

Эльфийка сникла.

– Ну ты же ведьма… А если ловушек каких-нибудь понаставить?

– Ага, капканов, – поддакнула я, – а потом Арогра в них попадется и точно отправит нас в ссылку в туалет!

– Ей полезно, – угрюмо заявила эльфийка.

– И потом, – продолжала я, – неужели ты думаешь, что я не заговорила комнату, в которой живу, от незваных гостей? Если уж этот шкодник сумел пройти через общее охранное заклятие, то капканы для него – не помеха, могу тебя заверить.

– И что же теперь делать? – окончательно скисла подруга.

– Гадости. Арогре. Ночью. – Я лукаво усмехнулась. – Здорово настроение поднимает, между прочим. А то мы с тобой с таким похоронным настроем не то что шкодника – курицу во дворе не выследим!

И, постановив ночью вновь заняться общественно-вредительской деятельностью, мы прекратили терзать мозги, переключившись на провизию, так и не использованную нами по назначению на речке.

Контрастные фиолетовые птичьи тени рассекали двор, солнышко медленно катилось к горизонту, вызолотив напоследок разводы мягких облаков. Пыль неспешно опускалась на усталую дорогу, хрустальный вечерний воздух потихоньку сочился сквозь приоткрытое окошко.

– Ну что, идем? – в который раз нетерпеливо спросила эльфийка, устав меня ждать.

– Идем, – кивнула я, захлопывая книгу.

«Мелкие бесы» не оправдали моих надежд, заверив, что в эльфийском лесу никаких шкодников не водится. «Значит, появились», – уныло заключила я.

– Кстати, ты уже придумала, что конкретно мы будем делать? – спросила Рулиган, берясь за ручку двери.

Дернула.

Еще раз.

И тут мне в голову закралось большое и весьма недоброе подозрение. Впрочем, не мне одной.

– Она нас закрыла?! – возмущению эльфийки не было предела. – Да как она посмела?! Да я… Да я… Да я ей мышьяка в кашу подсыплю!

– Ага, а утром она этой самой кашей нас и накормит! – резонно заметила я.

– Да какое она имеет право?! Я уже полвека как совершеннолетняя!

– А ее это волнует мало, – объяснила я, подбираясь поближе к двери и прикидывая, чем бы ее открыть. – Да и вообще – чего ты кипятишься так, словно нас закрыли, и все – не выйти! На крайний случай окно есть.

– Какое окно? Открывай давай! – возмущенно потребовала подруга.

– Ладно, только не заводись, – попросила я, шепча заклинание.

Дверь бесшумно открылась, и я сделала приглашающий жест:

– Прошу, ваше первородие!

– Месть моя будет страшна! – кровожадно заверила эльфийка, проскальзывая на кухню.

Лично меня «месть» волновала мало. Гораздо сильнее было желание выспаться ночью, поэтому я без зазрения совести снова перевела часы. Назад, разумеется.

А Рулиган тем временем развила бурную деятельность. Первым делом была разбита любимая Арогрина чашка, потом – полит кипятком ее драгоценный кактус, под конец эльфийка залила клеем бабкины тапки для пробежек, потребовав от меня заклясть его так, чтобы не засох, пока она в них ноги не сунет. Я послушно закляла. Так, чтобы приклеиться – не приклеился, но вот нервы потрепал изрядно. По моему мнению, Рулиган слишком уж перегнула палку.

Хотя ее можно понять: я с Арогрой живу три дня, а она – всю жизнь.

– Чего б еще ей такого напакостить? – голодной кошкой крутилась по кухне эльфийка. – Перца в кофе насыпать, что ли?

– Не проймешь, – вспомнила я утреннюю фантазию на тему «каша», с аппетитом бабкой съеденную. – А вот если чай в слабительное превратить…

Мне тут же была предоставлена коробка с чаем и выдвинуто требование «так его проклясть, чтоб эта… весь день без продыху в уборной просидела!». Весь день я, конечно, не пообещала, но вот часика три могла гарантировать.

– Чего б еще? Чего б еще? – никак не успокаивалась пакостливая натура Рулиган.

– Может, хватит? Я уже спать хочу! – тоскливо протянула я, за что удостоилась уничижающего взгляда и язвительного:

– А мне кто-то когда-то заливал, что ведьмы могут две недели вообще не спать!

– Можем, – подтвердила я. – Но я же не говорила, что нам это доставляет удовольствие.

Эльфийка досадливо чихнула и пошла к лестнице, проворковав:

– Ладно, малышка, пошли баиньки!

За что схлопотала душевную затрещину и мое высшее благословение идти в гости к доброму дяде йыру. Резко развернувшись, она только хотела ответить чем-нибудь столь же сердечным, как Арогра завозилась в комнате, и нам стало не до межличностных конфликтов: до комнаты бы добежать успеть! А то ведь увидит – и все, кирдык нам.

Зря бежали. Не стоило оно того.

Еще на подходе, в смысле – подбеге, к двери я, услышав яростную ругань Ли, поняла, что ничего хорошего меня не ждет. Не ошиблась.

В этот раз шкодник с ножницами возиться не стал: попросту свалил все вещи в центре комнаты, завернул в ковер и засыпал песком. На стекле чем-то черным типа мазута была намалевана жуткая рожа с черными патлами. Очень надеюсь, что не мой портрет.

– Иньярра, ну так больше нельзя! – резко выдохнула Рулиган, с размаху садясь на кровать. – Он уже совсем страх потерял! Мы на пятнадцать минут отлучились!

– Знаю, – досадливо отмахнулась я, не понимая, зачембесу, кем бы он ни был, связываться с ведьмой.

Обычно они предпочитали портить нервы простым людям, очень расстраивающимся из-за испорченной одежды, но никак не магам, способным устранить непорядок за три секунды. Во-первых, неинтересно: ну щелкну я пальцами, ну скажу пару ласковых – а люди-то куда забавнее: волосы на голове драть начинают, горными козлами вокруг имущества попорченного скача. А во-вторых, опасно: раз я поругаюсь, два – а на третий могу и засаду устроить со «звездой» на изготовку.

– Иньярра, надо что-то делать! – призывала меня к активным действиям Рулиган.

– Надо, – согласилась я и послушно заворочала мозгами.

К полуночи был готов коварный план по выслеживанию шкодника, и мы, довольные собой, улеглись спать.

ГЛАВА 3

Утром в угоду своему хорошему настроению, обусловленному предвкушением поимки того, кто посягнул на неприкосновенность моих вещей, и наконец-то выспавшимся состоянием, я встала раньше всех и приготовила завтрак. Нам с Рулиган – блины, Арогре – овсянку. Впрочем, насыпать ей вместо чая слабительного не забыла.

Думаю, не стоит упоминать того, что они удивились. Они не просто удивились – они пятнадцать минут стояли в дверях кухни и смотрели на меня как на буйнопомешанную.

Потом Арогра с опаской попробовала-таки мою стряпню, а вот от эльфийки я не дождалась такой деликатности. Измерив диким взглядом лежащие на тарелке блины аки дохлую мышь, она с сомнением протянула:

– Иньярра, а ты уверена, что это съедобно?

– Конечно! – возмутилась я, споро расправляясь со своей порцией.

Эльфийка обреченно вздохнула, отрезала ма-а-ахонький кусочек и, закрыв глаза, положила его в рот. Тщательно разжевав, уставилась на дивное кушанье с еще большим ужасом:

– Знаешь, Иньярра, по-моему…

– Что? – грозно спросила я, сверкая глазами.

– Хрену к ним не хватает, – трусливо пискнула Рулиган.

– Да иди ты со своим хреном! – обиженно взвилась я, выхватила у нее из-под носа тарелку, выкинула ее содержимое в мусорное ведро и, раздраженно тряхнув головой, вышла из кухни.

Никакого уважения к чужому труду!

Придя в комнату и прислонившись спиной к закрытой двери, я сначала пыхала гневом, потом – досадой, потом начала сдавленно подхихикивать, а под конец вообще села на пол, не в силах бороться с безумным хохотом.

Тоже мне великий кулинар выискался! Сколько раз была в Варильфийте и готовила еду – столько раз потом зарекалась еще раз совершать такую ошибку. На эльфов не угодишь! А потом, когда приезжала, оптимистично решала, что «чему-то же за прошедшие двадцать лет я должна была научиться!» – и вставала к плите.

Зря.

– Ну что, идем на речку? – преувеличенно громко спросила Рулиган, подхватывая сумку и направляясь к двери.

– Конечно! Вернемся часика через два! – в тон ей ответила я, вставая с кровати и отправляясь следом за подругой.

Выйдя из комнаты, мы оставили дверь чуть-чуть приоткрытой: только кошке боком протиснуться, прокрались мимо Арогриной спальни, вышли на улицу и быстрым шагом удалились в ближайшие кусты.

– Так, я вернусь часа через два. Тебе хватит?

– Должно, – спокойно ответила я. Меня предстоящая операция волновала куда меньше, чем эльфийку, хотя главная роль в ней отводилась как раз таки мне… В смысле – магии.

– А если он не придет? – нервно спросила Рулиган.

– Значит, не поймаем, – пожала я плечами. – Прекрати так трястись, мы же не вопрос жизни и смерти решаем!

– Да меня прямо что-то лихорадит всю, – пожаловалась эльфийка на разыгравшиеся нервы.

– Вижу. Иди на речку и возвращайся через два часа. Он должен прийти.

С этими словами я начала раздеваться.

– Ты чего?

– Мне до смерти надоело с каждой трансформацией терять по платью. Уж лучше заранее раздеться. – Вручив платье остолбеневшей эльфийке, я прошептала заклинание, и невидимость окутала тело мягким пушистым коконом. – Меня не видно?

– Нет.

Хвала Хранящим, под куполом невидимости, защищающим меня, эльфийка не видела процесса превращения ведьмы в кошку. Нет, не больно и не долго. Просто сам факт того, что секунду назад здесь стояла девушка, а теперь – встряхивающая черную пушистую шубку кошка, не способствует укреплению нервной системы.

– Мяу, – подала я условный знак.

– Что? – Рулиган, кажется, умудрилась перезабыть абсолютно все, о чем мы с ней вчера договаривались. – Что-то не вышло? Тебе помочь? Но как? Я тебя даже не вижу!

– Мяу, – укоризненно повторила я.

«Прекрати поднимать панику и иди, куда должна!» – ткнулось в виски эльфийке, и она, затравленно оглянувшись кругом, сунула мое платье в сумку и отправилась. Вроде бы – к речке, хотя йыр ее знает.

В охотку пробежавшись невидимой тенью по зеленой мягкой травке, скребнув коготками по рассохшейся деревянной колоде, с незапамятных времен валяющейся во дворе, я прошмыгнула в дом. Втянула цокающие коготки в мягкие подушечки лапок, поднялась по лестнице и, поддавшись искушению, прошмыгнула в комнату Арогры.

Бабка сидела и вязала. Клубок ярко-розовых толстых ниток спокойно лежал в мисочке на полу, размеренно проворачиваясь в такт изредка брякающим спицам.

Нитки. Нитки… Нитки!!!

С победным мяуканьем, я набросилась на несчастный клубок, тут же загнав его под кровать.

Что тут началось! Бабка с воплями начала носиться по всей комнате за ожившим и замяукавшим клубком, клубок, подскакивая от шаловливых ударов лапы, разматывался с катастрофической скоростью, покрывая пол комнаты неровным розовым слоем ниток, а посреди всего этого безобразия носилась с дикими воплями я, поддавая лапой то клубок, то бабкину юбку, то и дело норовя укусить ее при этом за пятку!

Размотав огромный клубок полностью, я выскочила за дверь и остановилась, переводя дыхание.

Поступок был, признаться, не самый дальновидный. А если там пакостник уже сделал все, что хотел, и его и след простыл?!

«А чем сама-то лучше пакостника?» – пришло в голову, стоило только поглядеть на то, как бабка сматывает назад присмиревшие нитки, костеря всех бесят и мракобесов на чем только свет стоит. Вот станут ведьмы невостребованными – буду подрабатывать бесенком!

Бочком протиснувшись в нашу с Рулиган комнату, я с непередаваемым облегчением констатировала, что шкодник еще не появлялся. Затаившись на кроватном покрывале, я стала ждать. Эх, мягкое оно, это покрывало – не уснуть бы!..

Домовенок появился из ниоткуда, как бесятам и положено. Красная холщовая рубашонка на пуговицах, синие штанишки, чуть обтрепавшиеся снизу, огромный, то и дело сползающий на глаза, колпак и нос картошкой. Обычный домовенок, одним словом.

О том, что живут они только в княжестве Нучер, находящемся семью Веткамивосточнее и по другую сторону Пути (ствола Древа), я предпочла забыть. Насколько я понимаю, это теперь – не аргумент.

Домовенок деловито осмотрелся и решил приступить к своей антиобщественной деятельности. Осторожно выдвинув ящик стола, он только было достал припасенные заранее ножнички, как на него с противным мявом зашипела скинувшая невидимость черная кошка.

Неуважительно проигнорировав мое присутствие в комнате, домовенок хотел вернуться к прерванному занятию, но кошка, черной тенью кинувшись вперед, располосовала когтями штанину и тут же отскочила. Такого домовенок стерпеть не мог: угрожающе заулюлюкав и выставив вперед ножнички, он бросился на обидчицу…

И был очень удивлен, когда юркая шаловливая кошечка вдруг превратилась в злобную ведьму, схватившую его за шкирку и легко отобравшую главное достояние – режущее орудие вредительства.

– Ну и какая зараза посмела переступить порог моего жилища? – мрачно осведомилась я.

Домовенок только свесил ножки и прикрыл глаза, послушно болтаясь на вытянутой руке. Я слегка потрясла его, добиваясь ответа, но ничего, кроме: «Не убивайте сиротинушку. Бес попутал…» – не добилась. Домовята вообще редко радуют интеллектом. Чаще всего их мозгов хватает только на всякие пакости.

Хотя далеко не все они делают гадости хозяевам. Бывают и такие, которые помогают: за детьми присматривают, каше пригореть не дают, дом от злых духов охраняют. Правда, редко. Говорят, какая хозяйка – такой и домовенок. Мне с моей безалаберностью на доброго помощничка рассчитывать не стоило.

Спрашивать, как он здесь оказался, тоже было бесполезно: на любой вопрос ответ был один и тот же. Скорбное молчание.

– Ну и что же мне с тобой сделать? – призадумалась я.

Домовенок сделал большие умоляющие глаза и благоговейно притих, не мешая мыслительному процессу.

В итоге я решилась: взяла какую-то валявшуюся на ковре нитку, привязала ее к пуговице на рубашке домовенка и объяснила, что теперь он связан заклятием постоянного подчинения мне, причем, если попытается отвязать нитку, его ждет мучительная смерть.

Он поверил.

– Значит, так. В этой комнате больше не пакостишь и вообще поддерживаешь порядок. Являешься ко мне по первому зову. И… – Тут в голову пришла одна замечательная идейка, заставившая меня лукаво улыбнуться: – Ты по ночам гадости подстраивать можешь?

– Если спит крепко, – тут же выставил условие домовенок.

– Спать будет крепко, – с предвкушением заверила я.

– Могу.

– Ну тогда ночью спускаешься в комнату Арогры и делаешь все, чтобы пробуждение было неприятным сюрпризом. Знаешь, кто такая Арогра?

Домовенок уверенно кивнул, и я, грозно зыркнув напоследок, приказала ему испариться. Приказ был с облегчением исполнен.

С удовлетворенной улыбкой подойдя к окну, я в который уже раз залюбовалась стоящим рядом с домом вольнеитом. Хрупкие гладкие веточки только-только покрывались свежей салатово-желтой листвой, синие цветы раскрыли нежные лепесточки навстречу погожему дню. Вокруг вились маленькие бабочки, их сияющие крупитчатые крылышки вспыхивали на солнце, создавая ощущение дивной древней сказки. Грациозный эльф ловко перепрыгивал с ветки на ветку, не теряя равновесия ни на секунду.

– Решила позагорать? – Насмешливый вопрос был сопровожден красноречивым взглядом, указывающим на печальное отсутствие одежды на моем теле, и вывел меня из состояния умиротворенного созерцания природы. Я отступила внутрь комнаты, озаботившись поисками какого-нибудь платья.

Инк беззастенчиво влез в оставленное без присмотра окно и развалился на кровати.

– Аудиенция перенесена? – без особой надежды спросила я, Удаляясь за шкаф и торопливо натягивая первое попавшееся под руку платье. Оно было на размер меньше, чем необходимо, и надеться соизволило только задом наперед.

– Нет, конечно, – оправдал мои малооптимистичные ожидания эльф.

– Тогда чем обязана твоему визиту? – Я вышла из-за шкафа, и эльф чуть не задохнулся от смеха. Пришлось показать ему кулак и повторить вопрос.

– Хотел поговорить, – серьезно ответил он.

– Вот как? О чем, интересно? – заинтересовалась я.

– Обо всем понемножку, – пожал плечами эльф.

За следующие полчаса мы действительно успели поговорить обо всем понемножку, то и дело прерывая разговор взрывами безудержного смеха. Пока он вдруг не поднял на меня внимательные карие глаза и не спросил:

– А как с… ммм… личной жизнью?

Давно прошли те времена, когда я не хотела поднимать в его присутствии эту тему, опасаясь возобновления ухаживаний. Сейчас же передо мной сидел просто друг. Которому можно пожаловаться, поплакаться в плечо и попросить совета. А он не станет читать дурацких лекций на тему «не ищи любовь – она придет сама», а выслушает и поможет. Или просто успокоит, если помочь нельзя.

Только я этого делать не собиралась. А поэтому просто неопределенно пожала плечами:

– Да все так же, в общем-то.

– Не ищешь любовь, но не сопротивляешься, если найдет тебя сама?

Я кивнула. Тяжело с беззаботным видом рассказывать о том, что на самом деле является главной и неразрешимой проблемой в жизни. Зря говорят, что ведьмы не страдают от любви. Мы подвластны ей так же, как и все остальные. Даже больше.

– И гашу, если это просто влияние приворотного поля.

– В смысле? – не понял эльф.

– Вокруг каждой ведьмы есть приворотное поле, – пустилась я в пространные объяснения, выигрывая время, чтобы успокоиться. – Если срабатывает оно, то человеку кажется, что он в меня влюблен. На самом деле – нет. Это что-то вроде… Страсти. Она проходит и сама, когда он меня не видит пару месяцев, но я обычно, уходя, читаю отворотное заклятие. Чтобы не мучился зря. Да и мало ли что успеет он за эти два месяца натворить.

– Отворотное заклятие? – Эльф удивленно вскинул брови. – Получается, что ты имеешь власть над любовью?

Я покачала головой:

– Не над любовью. Над страстью, вызванной моим же приворотным полем. Это не настоящая любовь, это… Что-то вроде маниакальной привязанности, что ли.

– А над настоящей любовью?

– Нет. Если полюбил «по-настоящему», без магического вмешательства, то и разлюбить придется по-настоящему.

Эльф чуть поморщился, вспомнив собственные терзания.

– Зато хоть тебе хорошо. Все любят тебя, ты любишь всех.

Я только горько усмехнулась. Самое распространенное заблуждение.

Почему-то все считают, что мы, ведьмы, постоянно «носим» определенный запас любви с собой и «накрываем» им, словно одеялом, очередного беднягу, заставляя его влюбиться в себя. Потом нам это надоедает, и мы «снимаем» полог любви и уходим, унося его очередному понравившемуся претенденту. При этом ничуть не страдая. Глупо?

А вот поди докажи кому-нибудь, даже вот этому развалившемуся на покрывале эльфу, что каждый раз мы заново создаемлюбовь, черпая силы, вдохновение и терпение из собственной души. И каждый раз она разрушается, безвозвратно унося с собой кусочек нашей жизни. И усиливая непроходящую сосущую боль в груди. Говорят, когда-то силы души кончаются, боль в груди становится невыносимой, и тогда ведьма умирает.

Не знаю, история не ведает примеров того, как ведьмы умирают естественной смертью. Нас рано или поздно убивают, и я за восемьдесят лет уже привыкла к этой мысли. Поэтому полностью «выпитых» ведьм никто не видел, и каков «порог», никто не знает.

Самая старая ведьма в Древе – Таирна. Но до «порога» ей явно еще далеко. Она, как и мы, каждый раз ярким сияющим мотыльком летит на пламя любви, забывая о не раз уже опаленных крыльях.

Только иногда в теплых карих глазах проскальзывает тень боли, тяжесть постоянного бессмысленного знания. Бессмысленного – потому что обладаю им даже я, а вот применить к жизни… Это не к нам.

Хотите мудрости – идите к благообразным двухсотлетним старцам. Ведьмы, даже прожив полтысячи лет, никогда не могут учиться на собственных ошибках. Просто совершают их снова и снова. Мудрость – это не наша стезя. Мы вечно идем по Пути, не задерживаясь нигде и никогда. Неся и даря свет. Отдавая, сжигая саму себя во имя того, чем только и живо Древо. Во имя Любви. Во имя Жизни.

– Иньярра! Ты еще здесь? – Эльф тряс меня за плечо, пытаясь вырвать из объятий тяжелых размышлений.

– Что? Да…

Он с сомнением покачал головой, но допытываться не стал.

– Я спросил, помнишь ли ты о завтрашней аудиенции?

– И не рассчитывай, что забуду, – хищно улыбнулась я, не предвещая эльфу ничего хорошего.

– Ну-ну, – поморщился эльф и добавил: – И оденься как-нибудь поприличней! Все-таки не в трактир, а на аудиенцию к монаршей особе идешь!

Я сомнительно оглядела «монаршую особу» и тихонько засмеялась. Мальчишеская привязанность Инка к пышным церемониям в свою честь меня здорово забавляла: в такие моменты он становился здорово похож на гордо выпятившего грудь петуха, но уж никак не на мудрого трехсотлетнего правителя. Хотя…

Кто бы говорил. Мои пакости Арогре тоже имели мало общего с трафаретом поведения опытной мудрой восьмидесятилетней ведьмы. Но посмотрела бы я на того, кто посмел заявить это мне в лицо!

– Паранджа сойдет? – насмешливо спросила я, создавая морок, закрывший лицо.

– В самый раз, – серьезно подтвердил Инк и, потягиваясь, встал с кровати. – Ладно, Иньярра, было бы здорово еще поболтать, но – увы…

– Дела государственной важности не ждут? – ехидно спросила-продолжила я.

– Именно. Кстати, а где Рулиган?

Я пожала плечами: судя по ощущениям, прошло куда больше двух часов, но вот эльфийка возвращаться как-то не спешила.

– Скоро придет, наверное. На речку ушла.

– А ты? – удивился эльф, зная, что я редко отстаю от Рулиган при побегах из дома.

– А я ловила беса, – терпеливо объяснила я.

– Какого беса? – насторожился король, но я только издевательски улыбнулась:

– Подробности – завтра на аудиенции!

Буркнув напоследок пару ласковых, Его Первородие ушел.

В окно.

Прошло еще два часа, а Рулиган все не возвращалась, и я начала волноваться. Где ее носит? Нет, разумнее всего, конечно, предположить, что она закупалась или познакомилась с каким-нибудь симпатичным эльфом, напрочь позабыв про обещание вернуться через два часа…

Но, вспомнив, с каким диким волнением она ждала развязки нашей маленькой авантюры, я сильно усомнилась, что даже очень симпатичный эльф мог бы ее удержать при себе по прошествии положенного срока.

А поэтому, надев другое платье и убедившись, что утреннее слабительное не прошло для Арогры даром (то бишь ей совсем не до нас), я пошла искать подругу. Мрачно представляя себе ее вытянувшееся лицо, когда я нарушу их с симпатичным эльфом уединение, дабы удостовериться, что с ней все в порядке.

Выйдя к реке, я обнаружила кворрову тучу народа и тихонько присвистнула, прикидывая, сколько времени у меня уйдет на поиски Рулиган. Но…

Лень – двигатель прогресса. Немножко повздорив с собственной памятью, боем вырывая у нее нужные знания, я вспомнила, что мое платье все еще лежит у эльфийки в сумке. Платью было около пяти лет – соответственно его хоть и с натяжкой, но можно было назвать вещью, впитавшей в себя мою сущность. А значит, можно и послать поисковый луч…

Лучик поерзал, потыкался во все стороны, а потом уверенно вспыхнул и лег на землю, став струящейся дымчатой поземкой, видимой одной мне.

«Да здравствуют достижения современной магии!» – мысленно отсалютовала я Храму, идя вдоль дорожки, исчезающей у меня за спиной. Идти пришлось долго: эльфийка словно специально ушла подальше от мест, где расположилось большинство отдыхающих. Тем самым подтвердив мои опасения об уединении с симпатичным эльфом. Вконец засомневавшись, я уже хотела было плюнуть на все, развернуться и пойти назад, как голосок интуиции посоветовал довести-таки начатое до конца.

Интуиция у меня, в отличие от Таирны с Ильянтой, развита не слишком хорошо и по большей части предпочитает скромно отмалчиваться, забившись в дальний уголок подсознания. Но если уж она решила высказаться…

Отбросив все сомнения, я пошла дальше. И не зря.

Подруга обнаружилась лежащей на покрывале в самой что ни на есть неудобной позе… и крепко спящей! Приглядевшись получше, я узнала в ней те же симптомы, что и у девочки, потерявшей сознание на берегу: бледное лицо, затрудненное дыхание, замедленное биение сердца. Это еще что за кворр – второй раз подряд?! И это не считая меня, поставившей блок. Кому надо заставлять эльфов терять сознание?

Побрызгав в лицо подруге холодной водой и как следует встряхнув ее за плечи, я добилась более-менее нормальной ответной реакции (нецензурной, как и следовало ожидать) и села рядом на одеяло.

– Иньярра? А ты чего тут делаешь? Шкодник убежал?

– Шкодник был благополучно прищучен и заставлен делать гадости Арогре. Лучше скажи, что с тобой случилось, – хмуро ответила я.

Эльфийка потрясла головой, изгоняя остатки сна и пытаясь вспомнить:

– Ну я взяла твое платье, пошла сюда, хотела переодеться и… не помню.

Судя по надетому на нее платью, планы переодеться так и остались просто планами.

– Ли, а сколько было примерно времени? – вдруг спохватилась… нет, не я. Мое подсознание, знавшее что-то, о чем я не подозревала.

– Около двенадцати, наверное, – навскидку сказала она.

Двенадцать. Опять двенадцать.

Думай, ведьма, думай! Что такого важного ты знаешь о двенадцати часах дня? Двенадцать – полдень. Полдень… Пол-день. Полдень! Я вскинула на эльфийку горящие глаза:

– Ли, я знаю, что это за кворр!

– Какая? – не поняла эльфийка.

– Да так, – качнула я головой, не желая вдаваться в пространные объяснения. – Просто завтра мне надо будет уйти.

– На аудиенцию? Я помню, – кивнула Ли.

Ах да, еще эта аудиенция, йыр бы ее побрал… И тоже в полдень…

Ничего, подождет.

ГЛАВА 4

Я медленно шла по эльфийскому разнотравью. Томное полуденное марево разлилось над чуть колышущимися травами, стрекозы лениво взмахивали трепещущими крылышками, изредка пыхая золотыми искрами. Немножко приторный сладковатый запах цветов стелился над землей, окутывая путницу коконом ароматов. Травы – от темно-изумрудных до свежесалатовых – ласково цеплялись за босые ноги: оскорблять Варильфийт туфлями я не смела. Ярко-сиреневые лохматые головки шиточа были покрыты крупитчатой чуть светящейся пыльцой.

Присев прямо на землю посреди луга, я стала ждать. Полуночные терзания (особенно тяжкие оттого, что в спальне выпившей снотворное Арогры то и дело раздавались странные звуки, и любопытство подстрекало сбегать посмотреть, что там творит домовенок) тем не менее дали плоды, и теперь, сидя на лугу в полдень, я точно знала, чего мне ожидать.

И дождалась. Сознание окутало липким туманом, голова закружилась, и возникло непреодолимое желание лечь и заснуть. Борясь со сном, я осторожно выставила ментальный блок и спокойно, не оборачиваясь, попросила:

– Давай поговорим. Ты ведь для этого за мной следишь.

И снова замолчала, ожидая ответа. Шорох за спиной медленно приблизился, и недовольный девичий голос спросил:

– А почему это, интересно, я должна верить, что ты не убьешь меня сразу же, как только я выйду?!

– Потому что уже могла бы это сделать, если бы захотела. Мои реакции куда быстрее обычного человека, и двигаюсь я намного проворнее тебя. Ты это знаешь, – невозмутимо ответила я, все так же не оборачиваясь.

– Сомневаюсь! – презрительно бросила девушка.

Я поморщилась, но постаралась не отвечать на грубость грубостью. Бесенята и прочие виды нежити, относящейся к разумной, зачастую оказываются редкостно ворчливым и сварливым народом. Приходится терпеть.

– Тогда что ты предлагаешь? Оставить все как есть? – Помедлив и не дождавшись реакции, я слегка пригрозила: – Мне, между прочим, до тебя дела нет: сейчас встану и уйду. А вот тебе до меня…

– Хватит! – раздраженно оборвала она. – Если ты обещаешь не нападать – давай поговорим.

Я пообещала, и девушка медленно, с опаской вышла из-за моей спины.

Красное длинное платье свободно облегало тоненькую фигурку, белый шлейф был небрежно закинут на руку. Распущенные темно-русые волосы крупными волнами ниспадали за спину, передние пряди окаймляли изящный овал лица. Карие глаза смотрели спокойно и уверенно.

Свет, падая широкой белой полосой к ее ногам, размывал очертания трав, не примявшихся под босыми ногами. Никто на лугу не смотрится так же естественно, как полуденница…

Никто, кроме ведьмы. И ничто не выглядит так странно и противоестественно, как ведьма и полуденница на одном лугу.

Полуденницы, как и домовята, жили в Нучере. Ничем особенным людям не вредили: лишали сознания, если какой-нибудь припозднившийся селянин не закончил утренние работы к полудню. В полдень работать нельзя.

Прекрасные как сам солнечный свет, девушки появлялись только там, где в них верили. Ни одной полуденницы не найдешь в Миденме, где давно уже доказано, что в полдень человека с ног валит совсем не прекрасная дева с баюкающим шелестящим голосом, а солнечный удар.

Впрочем, эльфы в бесят и полуденниц тоже не верили.

– Откуда ты здесь? – прохладно поинтересовалась я.

Полуденница – не домовенок, не могущий двух слов связать. Она специально «попалась» ведьме. Осталось узнать – зачем.

– Не знаю, – раздраженно ответила она. – Я просто шла проверить свое поле – и тут меня закрутило, завертело, сдавило так, что я едва не задохнулась – и поставило на землю недалеко отсюда. Здесь тоже есть поля, и люди покоряются моей власти. Но они в меня не верят. И это твое, ведьминское дело выяснять, как я здесь оказалась!

Любому духу нужно, чтобы в него верили. Не объясняли случившееся расшатанными нервами или солнечным ударом, а именно – верили. Иначе он зачахнет и погибнет. Домовенок пришел именно к нам в комнату отнюдь не потому, что горел желанием сделать пакость ведьме – просто я была единственной, кто знал и верил в возможность его существования.

– Они даже не подозревают о том, что ты существуешь, – мстительно «обрадовала» я девушку. Пусть замечание о том, что сбои магии – мое, а не ее дело, было справедливым, но сбавить тон ей бы не помешало.

Судя по ее ощущениям, полуденницу просто заставили перепрыгнуть с Веткина Ветку,но сделать это с не-магами, да еще не заручившись их помощью и согласием, могли только Хранящие. Едва ли Таирне или Ильянте так надоели эти двое, чтобы они зашвырнули их в Варильфийт. Странные вещи, в общем, творятся.

– А чего ты хочешь от меня? – осведомилась я.

– А с чего ты взяла, что я чего-то от тебя хочу? – досадливо фыркнула девушка.

– С того, что так подставляться на глазах у ведьмы можно было только с одной целью: обратить на себя внимание, чтобы подпитаться верой и предстать в материальном облике, – нудно объяснила я. – А теперь логичный вопрос: зачем?

Девушка неопределенно хмыкнула, а потом поморщилась и быстро пробормотала:

– Отправь меня назад. Пожалуйста.

Я искоса глянула на лицо, некрасиво искаженное гримасой. Ей была глубоко противна самая суть роли просительницы.

– С чего ты взяла, что я могу? – осторожно поинтересовалась я.

– Ты ведьма. Ты сильнее, чем просто маг.

– Но я не Хранящая.

– Ну и что?

Я промолчала, не найдясь, что ответить. Потом решительно поднялась на ноги и поманила полуденницу за собой:

– Хорошо, я попробую. Но ничего не обещаю.

Если уж все равно создавать портал, то почему бы не убить двух зайцев одним махом?

И я позвала домовенка. Запыхавшегося, в давешних располосованных мной штанишках и со сползшим на глаза колпаком. На лугу он смотрелся как тюлень в пустыне.

– Стой здесь, – строго велела я, сосредоточиваясь на создании портала.

Осторожно свела ладони перед глазами и прижала их ребрами ко лбу. Перед закрытыми глазами появилась маленькая сияющая точка, медленно разрастающаяся в шар. Раскаленный, яркий до боли, ерошащийся колкими лучиками. Шар увеличился до огромных размеров, заполняя собой все пространство перед внутренним взором, и взорвался, рассыпавшись сверкающими брызгами искорок.

Я резко развела в стороны ладони, представив между ними огромное огненное кольцо – и то не замедлило вспыхнуть наяву, открывая проход на другую Ветку.Рваные сполохи сияющего света разводами и завихрениями смешивались с зияющей тьмой внутри кольца.

– Прошу! – приглашающий жест рукой их не воодушевил.

Домовенок с жалобным попискиванием прижался к моей ноге, полуденница с сомнением смотрела на сверкающий портал.

– Ты уверена, что получилось?

– Иначе бы я вас туда не отправляла.

– Но в прошлый раз я ничего подобного не заметила, – все еще сомневалась девушка…

Я пожала плечами:

– У каждого мага свои порталы. У меня – огненные кольца, у Таи – разворачивающиеся свитки, у Ильянты – открывающиеся двери. Кому что нравится. В любом случае ничего другого предложить не могу.

Полуденница, похоже, и сама пришла к такому же печальному выводу, поэтому шагнула вперед и потянула с собой упирающегося домовенка.

– Да отцепись ты от моей ноги, сквирьфь этакая! – не выдержала я, чувствуя, что от цепких пальцев домового на моих ногах точно синяки останутся.

Домовенок послушно отцепился, обреченно закатил глаза и позволил запихать себя в портал первым.

– Прощай, ведьма.

– Прощай, – согласно кивнула я.

Девушка скрылась в сразу же потухшем кольце. Отката сил я не почувствовала.

Браво! Никогда не думала, что мне хватит сил и умений, чтобы отправить на другую – и весьма неблизкую – Веткудвух магически пассивных существ. Хотя чем я хуже Хранящей?

«Отсутствием Храма, только и всего!» – ехидно высунулся из подсознания разум.

Чему безумно рада.

Утомленные жарой бабочки сидели на цветках, не слетая, даже если я походя задевала их ногой. Вольнеиты бросали редкую тень, не спасавшую от жары. Я решила, что до Дома я дойду пешком – все равно опоздала, так что уж теперь торопиться?

Однако кое-кто считал по-другому. Позади раздалось бодрое цоканье копыт, и звонкий голос спросил:

– Что, Иньярра, на аудиенцию собралась?

Я резко обернулась и обнаружила за спиной Эльтвара.

– И тебе здравствуй, досточтимый эльф! – издевательски склонила я голову.

Эльф ничуть не смутился и продолжил:

– Что-то опаздываешь…

– Знаю. Но раз уж все равно опоздала, то чего теперь торопиться?

Эльф криво ухмыльнулся и согласно кивнул:

– Точно, чего торопиться? Ты отсюда пешком до Дома аккурат к вечеру придешь.

– Что?

– К вечеру, говорю, до Дома дойдешь, – послушно повторил эльф.

– Почему? – тупо спросила я.

Эльф обреченно вздохнул, но решил, что сирых, убогих и обделенных интеллектом обижать – грех, и пояснил:

– Потому что далеко.

– И что ты мне теперь делать предлагаешь?

Эльтвар понял, что каши со мной не сваришь, а потому без объяснений схватил меня за талию и забросил на седло позади себя.

– Хэй, ты чего? – От неожиданности я чуть не свалилась на землю и поспешила уцепиться за пояс эльфа.

– Везу тебя к королю. Ты недовольна?

Я была довольна и, поудобнее умостившись позади Эльтвара в седле, даже решила первой начать разговор:

– Как ты здесь оказался?

Он чуть пожал плечами:

– По работе. Мы тут с ребятами какую-то кворр третий день ищем: эльфов сознания лишает, причем безо всяких на то причин. Вроде бы и не больно, вроде бы и без вреда, но обидно… А ты не знаешь, что за дрянь такая?

Я кивнула:

– Знаю.

– Так, может, займешься? – воодушевился Эльтвар, натягивая поводья и заставляя коня поднять голову. – Мы заплатим, если хочешь.

Я смерила его возмущенным взглядом. Эльфы – единственные существа, от которых я никогда не принимала денег. И он об этом знал.

– Уже занялась.

– И?

– Проблема ликвидирована пятнадцать минут назад.

– Серьезно?

Как и всегда, Эльтвар ничуть не удивился. Поразить эльфов вообще сложно, но так хотелось надеяться…

– Серьезно, – отмахнулась я. – Если что-нибудь такое странное замечаете – говорите сразу королю. Он маг – вот пусть и разбирается.

Эльф смутился:

– Ну так мы же не уверены, что это что-то опасное. А просто так Его Величество беспокоить не хочется.

– Ничего, ему полезно, – мстительно заверила я.

Из-за робких силуэтов изящных вольнеитов показалась сияющая на солнце крыша Дома. Конусообразное строение с вычурной розеткой наверху. Стройный летящий образ совершенно не напоминал ни одни безвкусные хоромы королей.

Хотя и Храму не ровня. Изящный снаружи, Дом внутри подразделялся на несколько измерений и был раза в два больше человеческого дворца.

– Иньярра? – Эльф обернулся и ссадил меня на землю.

– Что?

– До встречи, Иньярра.

Ритуальная фраза. Ею он всегда провожает меня из Варильфийта, зная, что я не вернусь еще лет двадцать.

– Почему? – удивленно спросила я.

Эльф неуверенно пожал плечами:

– Не знаю. До встречи, Иньярра.

– До встречи, Эльтвар, – растерянно завершила я и пошла к Дому. Не оборачиваясь.

Эльф-секретарь был на своем месте. Более того – он меня ждал. Под столом.

– Риль, – раздался дрожащий голосок, едва я попыталась прорваться к заветной двери Залы, – риль, вам туда нельзя.

– Почему? – опешила я.

– Его Величество сказал, что раз вы опоздали, то ждите до пяти вечера…

– Что? – медленно, цедя каждый звук, протянула я.

– Он так сказал, риль, – прерываясь на всхлипы, повторил секретарь. – Он будет очень сердиться, если я вам не передам.

– Сердиться?

– Ага…

– Что, больше, чем ведьма? – насмешливо прищурилась я.

Эльф вспомнил летающие по комнате вазы, разлитые чернила и испорченные бумаги… и принял смертоносное решение:

– Знаете, я думаю, что ничего страшного не случится, если вы зайдете!

– Правда? – удивленно вскинула я брови, уже примерившись было к симпатичной вазе.

– Да-да-да!!! – заверил меня секретарь, лично вылезая из-под стола и толкая меня по направлению к Зале.

– Ну смотри, – усмехнулась я и открыла двери.

Я очень старалась одеться соответственно. В голубое ситцевое платье и деревянные танкетки. Более того – представ пред грозные очи Его Первородия, я даже честно попыталась вспомнить, что представляет собой соответствующий случаю реверанс. Без особого, правда, успеха – изображенное мною больше походило на полет пьяной бабочки, – но ведь важен сам факт!

Присев в заключительном па, я почувствовала страшное: запутавшись в подоле собственного платья, я медленно, но верно теряла равновесие. Причем исправить положение никак не могла: любое движение только приблизило бы печальный финал. Оставалось закрыть глаза и надеяться, что не очень сильно хряснусь головой об пол.

Не хряснулась: меня поймали.

– Не умеешь – так не берись, – досадливо проворчал Инк, старательно пряча недопустимый на официальной аудиенции смех.

– Я как лучше хотела. – Решив, что уделила достаточное внимание этикету, я беззастенчиво уселась на одно из кресел и уставилась на Инка в упор.

– Что ты хотела мне сказать? – начал он.

– Когда? – «искренне» удивилась я.

– На поляне в День Весны, – терпеливо напомнил эльф.

– Ах, это, – я небрежно махнула рукой, – да это ерунда! Лучше объясни, зачем ты вызвонил меня из самой Окейны.

Его Первородие досадливо передернул плечами:

– Иньярра, ты говорила, что тебе есть что мне сказать.

Я наклонилась вперед и насмешливо протянула:

– Ты первый.

– Я король, – веско напомнил он. – Где ты видела короля, первым отчитывающегося перед подданными?

Я усмехнулась, позволив черному огню заполнить радужку:

– А где ты видел ведьму, уважающую королей?

Возмущению эльфа не было предела, а я не выдержала и расхохоталась.

– Инк, брось! Прекрати разыгрывать из себя великого вершителя судеб – и я прекращу изображать из себя злостную нарушительницу законов, плюющую в образа и подметающую пол королями.

Он подумал, горько рассмеялся и присел рядом.

– Ладно, йыр с тобой. Говори давай, хватит душу томить!

Я чуть наклонила голову:

– Значит, так… В Мисвале мутировал Лес. Причем без видимых причин. В Окейне ставят купол, чтобы спастись от заморозков, а на улицах хлещет дождь. В иллюзии Варильфийта я убила бозувольта, а час назад отправила в Нучер домовенка и полуденницу… – Я выдержала лукавую паузу и добавила: – Что-то заинтересовало? Вопросы есть?

Вопросов не было. Были неестественно широко распахнутые глаза и незакрывающийся рот. Я с сожалением попыталась оправдаться:

– Ты сам хотел… Ну… скажи что-нибудь!

Он сказал. Но это – не для летописей.

– Лучше бы молчал! – фыркнула я.

– Угу, – с усилием промычал он. – А Храмы, часом, под землю не ушли?

– Все шутишь! – фыркнула я.

– Ладно, – посерьезнел он, переваривая шокирующие новости. – А ты с Хранящими связываться не пробовала? Может, они чего заметили?

– Пробовала, – вздохнула я, – с Таирной. Спросила, почему могут происходить такие глобальные изменения.

– А она? – живо заинтересовался эльф.

Я пожала плечами:

– Сказала, что при запрещенной некромантской волшбе, при совмещении двух Веток и при рождении трех ведьм одновременно.

– Не проверяла? – спросил он.

– Да как сказать… Некромантов, способных на такую волшбу, чтобы весь мир с ума сходил, можно по пальцам пересчитать. Вряд ли они бы стали заниматься запрещенным колдовством такого уровня, что ими заинтересуются сами Хранящие. Слишком легко вычислить колдуна по волшбе. Рождение ведьмы – даже одной – мы все втроем бы почувствовали: я даже сейчас чувствую, что с Хранящими все в порядке, только Тая чем-то расстроена. Что уж говорить о появлении на свет еще одной сестры? А вот по поводу Веток –не знаю, не проверяла.

– В общем, хорошего мало, – подытожил Инк.

Я расстроенно кивнула:

– И не говори. Кстати, а что ты хотел мне показать?

Он криво усмехнулся:

– Знаешь, в масштабах того, что ты сказала, это уже потеряло всякую значимость.

– И все-таки?

Он с сомнением покачал головой, но, зная, что я не отстану, все-таки встал и протянул мне руку:

– Пошли.

– Куда? – Я поднялась, и меня тут же потащили куда-то в глубь Залы.

– Увидишь. Ты же хотела посмотреть.

Он притащил меня в какую-то оранжерею и, открыв потайную дверь, поставил перед огромным цветущим цветком.

Когда я поняла, что вижу, была поражена до глубины души.

Сетэль – тайное растение-хранитель Варильфийта. Его даже не каждый эльф имеет право увидеть, а уж человеческая ведьма…

Тонкие темно-изумрудные листья расходились завитками, обвивая гибкий побег, ярко-красные соцветия распространяли одуряющий аромат, дурманя голову.

Сетэль. Я знаю многих, кто отдал бы полжизни за возможность просто взглянуть на него.

Я повернула голову к эльфу:

– И что?

– Он цветет, – тихо ответил он.

– Ну и что?

– Сетэль должен цвести зимой, в Злывое, [13]когда не цветет ни один цветок, кроме него, – печально пояснил Инк.

– Правда?

Эльф только удрученно кивнул головой.

М-да, если уж священный цветок эльфов сошел с ума, то здесь определенно есть над чем призадуматься… Чем мы, выйдя из оранжереи, и занялись.

– Иньярра, ну что мы можем сделать?

– Не знаю. Будь я обычным магом – сообщила бы в Гильдию и жила бы спокойно. Дескать, пусть сами разбираются – не мое это дело.

– А что тебе, собственно, сейчас мешает? – ухватился за идею сложить с себя ответственность эльф.

– Всего лишь то, что я ведьма, – усмехнулась я. – И понимаю, что Гильдия – это далеко не последняя инстанция. Последняя – это Хранящие. А Хранящие, во-первых, предупреждены, но сами ничего толкового сказать не могут, а во-вторых, я сама почти Хранящая, и то, что происходит на Древе, меня волнует ничуть не меньше.

– И вопрос, что делать, опять остается открытым, – подытожил эльф.

Не совсем. Слишком уж долго я размышляла над этим вопросом, чтобы не прийти совсем уж ни к какому решению.

– Прежде всего – собрать всех ведьм воедино.

– Каким образом?

Я пожала плечами:

– Ну наверное, лучше всего мне отправиться в Храм. Оттуда с ними связаться проще.

– А по кристаллу?

– Разряжен, разумеется! – Я покачала головой, глядя на недогадливого эльфа.

Он только рассмеялся:

– Отвык я, Иньярра, от твоей безалаберности.

– За собой последи! – обиженно огрызнулась я.

– Брось. В Храм – так в Храм. В Восточный или Западный? Вообще-то разницы никакой, но…

– В Восточный – я там училась.

Эльф кивнул:

–  Прыгатьлучше всего из моего кабинета. Пойдем покажу.

Я покачала головой:

– Нет – я поеду.

– Что за блажь? – нахмурился Инк.

– Боюсь, я всю энергию растратила на домовенка и полуденницу, – нехотя призналась я. – До сих пор голова кружится.

Эльф искоса посмотрел на меня и, схватив за руку, куда-то потащил.

Кабинет Его Первородия… не впечатлил. Дубовый стол, два кресла, полка с книгами и роскошный ковер на полу. Я ожидала чего-нибудь гораздо более экстравагантного.

– Готова?

– Ну… – Лезть в чужой (да и свой, если честно) портал мне по-прежнему совершенно не хотелось.

– Значит, готова, – не дал мне посомневаться в свое удовольствие Инк.

И встал посреди комнаты, прижав сложенные ладони ко лбу.

Как это просто – наблюдать со стороны. Никакого напряжения никакой рези в глазах, никаких силовых затрат…

«Никакой уверенности, что портал сделан качественно…»

Замолчи. Без тебя тошно.

Эльф резко развел руки, и посреди комнаты открылся вьющийся вихрь. Воронка воздуха, завораживающая взгляд и способная утянуть куда угодно.

– Добро пожаловать! – насмешливо сказал эльф.

– А ты уверен… – начала было я, но под уничижающим взглядом смешалась и притихла.

– До встречи, Иньярра.

– До встречи, Инк.

В последний раз затравленно оглядевшись, я закрыла глаза, занесла ногу… Но отошла назад.

– Инк, я не могу…

Эльф понимающе улыбнулся и приобнял меня за плечи:

– Иньярра, все не так уж страшно. Просто закрой глаза и…

И тут этот мерзкий гад толкнул меня в портал!

Мир закрутился, затуманился, рассыпаясь зеркальными осколками…

Ступень четвертая ВОЛКИ – ЛЮДИ

ГЛАВА 1

– Век полыни горькой чернобыльником быть, век костру во пепел обращаться, век солнцу по небу ходить, век Волкам за Редлеол не ступать, век Лесу на земле стоять, век нам Духов о помощи молить! Услышьте же ничтожного раба своего! Защитите Волчью стаю от напасти лютой! Тлен к тлену, кровь к крови, прах к праху, жизнь к жизни…

Низкая пещера освещалась несколькими факелами, висящими в припаянных к стенам кольцах, да огромной чашей с дымящимися в ней благовониями. На коленях перед чашей стоял глубокий старец и глухим речитативом выводил молитву неведомым Духам.

Едва я успела выйти из портала-воронки за его спиной, как сразу два великолепных мифа были развеяны в пыль.

Первый – что одна остроухая зараза, использующая специфические способы убеждения сделать решающий шаг, является одним из самых лучших магов современности. Куда бы меня ни зашвырнул его злосчастный портал, Храмом это точно не было.

Второй – что я побывала на всех ВеткахДрева. Не знаю, куда уж меня так занесло, но здесь я не была ни разу – это точно. Более того: я даже примерно не знала, где находится эта Ветка,и на картах ее однозначно не существовало.

«Юггр мамрахх продзань!!!» – первая посетившая мою бедовую голову мысль. Не очень конструктивная, зато как нельзя лучше отражающая ситуацию.

«И что же мне, горемычной, теперь делать?» – вторая. Привычная до свербежа в ушах.

Что ж, перепрыгнутьеще раз я сейчас просто не могу: сил – максимум на пару боевых «звезд» хватит. И копить мне их нужно хотя бы пару дней – аура выпита почти до дна.

Хорошо, еще варианты есть?

Есть. Деликатно кашлянуть и, сделав личико кирпичиком, пролепетать: «Ой, дяденька, вы знаете, я потерялась, не подскажете, где здесь выход?» Дождавшись, пока дяденька обернется, мило наивно улыбнуться. Услышать предсмертно-инфарктный хрип и позвать кого-нибудь на помощь.

Жить после такого восьмидесятилетнему «дитяте», умудрившемуся прилететь не абы куда, а прямиком в святилище к жрецу, ровно столько, сколько нужно охране, чтобы добежать до этой пещеры.

Мракобесов – а сейчас я похожа именно на одного из них: черные волосы, черные глаза и на редкость злобное выражение лица – здесь едва ли любят и уважают…

– Ниспошлите нам защиту, помогите преодолеть напасть неслыханную, упасите от смерти неминуемой… – вдохновенным, хорошо поставленным голосом вещал жрец.

И тут мне в голову пришла идея. Дурацкая, но выбирать не приходилось.

Быстро создав не слишком энергоемкий морок черного плаща, я тряхнула волосами, прикрыла на пару секунд загоревшиеся ровным светом глаза и грозным загробным голосом прогромыхала:

– Я здесь!

Дождавшись, пока жрец на негнущихся ногах соизволит обернуться, ударила в пол тонкой острой молнией. Каменная крупка брызнула во все стороны.

Демонического хохота, дабы довести старичка до инфаркта, не потребуется. Ему и так уже недалеко.

– Встань, презренный, и поведай, зачем ты посмел побеспокоить Духов! – пророкотала я, вознося хвалу сущности Сказителя: голосом я могу играть как вздумается, не слишком напрягаясь при этом.

– А вы кто? – вдруг абсолютно спокойно спросил жрец, презрительно вздернув бровь.

Доигралась.

Вот теперь и думай, кем представиться. Духом – вряд ли: он наверняка представляет себе его совсем не девушкой в черном развевающемся плаще с нечесаными волосами, а на доказательства магии почти не осталось. А вот если…

– Я – посланник Духов. Защитник и воин.

Материализованный меч описал сияющую дугу в темноте, прежде чем вновь раствориться.

Жреца это впечатлило.

– Вы будете нас защищать? – уточнил он.

Вообще-то не горю желанием… Но что делать?

– Да, – с достоинством ответил посланник Духов. И, подумав, добавил немаловажную деталь: – Если вы объясните от чего.

Жрец удивленно вскинул брови:

– Но я думал, что Духи сами следят за своими детьми-Волками и знают, зачем нам требуется помощь!

Я стиснула зубы, чтобы не стучать ими так громко, и решила идти напролом. Благо наглая рожа – это у меня почти врожденное качество.

– Ты ошибался, Волк, – спокойно возразил посланник Духов. – Мне нужны объяснения.

– Хорошо, – кивнул жрец. – Могу ли я предложить вам разделить со мной скудную дневную трапезу? Или вам не требуется пища?

Куда уж там.

– Пока я вынуждена находиться в этой материальной оболочке, я должна и поддерживать ее жизнедеятельность. Есть, пить, спать, как обычный человек.

– Кто такой «человек»? – удивился Волк.

Приплыли. А как они себя, интересно, называют?

– Неважно, – величественно оборвала я. – Я должна есть, спать, пить, как и ты.

Искренне надеюсь, что он не мучается бессонницей, обходясь одним самобичеванием во славу Духов на завтрак, обед и ужин.

Однако жрец то ли действительно понял, что я хотела сказать, то ли просто решил, что приставать с глупыми вопросами к самому посланнику Духов не стоит, но он молча кивнул и, поклонившись, спросил:

– Как обращаться к вам, о посланник Духов?

Я не на шутку задумалась. Жить под чужим именем ненавижу. Оно отражает истинную сущность и, меняя имя, приходится под него подстраиваться, временно искажая собственное Я. Будучи ведьмой, такую фальшь я сама чуяла за версту и попросту не переносила на дух.

Назваться Иньяррой – чревато разоблачением: судя по всему, посланник Духов должен быть мужчиной, на крайний случай – женщиной с мужским именем и характером.

А впрочем, почему мне приспичило назвать ему именно имя?

– Обращайтесь ко мне «риль».

Жрец, и не подозревавший нарицательности словечка, лишь согласно поклонился.

Вот уже полчаса мы брели запутанными коридорами, изредка освещенными факелами в стенах. Не владей я кошачьим умением видеть во тьме – спотыкалась бы на каждом шагу, в отличие от своего престарелого спутника, ничуть не нуждавшегося в помощи зрения. Дважды мы натыкались на патруль, но Волки, только завидев развевающееся одеяние, видимо, многоуважаемого здесь старца, спешили прижаться к стенке, не задавая лишних вопросов.

Только я, вконец утомившись полубегом спешить за жрецом, хотела плюнуть на Его Духовное достоинство и спросить, далеко ли еще идти, как жрец невозмутимо прошел прямо сквозь стену, видимо, предлагая мне последовать его примеру.

Я набрала воздуха в легкие и последовала. Результат – ушибленный лоб и шишка на голове. Не то чтобы последняя мне так уж нужна, но все же…

Попробовала еще раз – с тем же успехом. Похоже, не так тут все просто, как кажется на первый взгляд… Ну старикан, ну…!!! Я мысленно обложила своего исчезнувшего провожатого последними словами, и стало чуть полегче.

Ладно, как там меня в Храме учили?

«Если у тебя кончилась свободная энергия – это совсем не значит, что ты больше не можешь пользоваться магией. Колдуй сердцем. Колдуй верой. Колдуй любовью», – нараспев говорила Ильянта.

Колдую. Стараюсь, по крайней мере…

Я закрыла глаза и стала мысленно растворять стенку: вот она теряет четкие очертания, вот становится полупрозрачной и медленно тает, словно льдинка на языке… Дождавшись, пока «льдинка» полностью исчезнет, оставив за собой только дымчатый след, я сделала шаг вперед.

Самое сложное – не бояться. Не бояться, что не получится, не бояться, что снова расшибешь лоб, не бояться, что застрянешь во вновь материализовавшейся стенке. Просто шагнуть, словно ходить сквозь стены – это твое самое привычное занятие.

Получилось. Открыв глаза, я обнаружила, что стою посреди небольшой круглой комнаты. На полу лежал плетеный коврик, в углу валялась шкура какого-то животного, стулья заменяли два камня, покрытых похожими же шкурами, только значительно меньшего размера. На одном из камней сидел жрец, поглядывая на меня с удовлетворенной улыбкой.

«Проверял», – сообразила я, непринужденно садясь на второй «стул». Плащ подметал пол, волосы лезли в глаза, но отказаться от этих атрибутов – сразу же выдать свою совсем не божественную сущность. И я мужественно терпела.

– И где же ваша дневная трапеза?

Старец покаянно поклонился:

– Будет с минуты на минуту. Вы не очень рассердитесь, если я покину вас ненадолго?

– Идите, – милостиво тряхнула я волосами.

И осталась в полном одиночестве.

Ну и что мы имеем?

Полностью исчерпанную энергию, катастрофически меняющийся мир вокруг, невозможность связаться с кем-нибудь из Хранящих, потому что мой кристалл заряжается моей же собственной энергией. Берет немного, но у меня и того сейчас нет.

И еще – незнакомую Ветку. Причем я, не зная ни уклада жизни, ни законов, ни примерной истории, уже подрядилась спасать ее от какой-то лютой напасти. А если они тут все маги поголовно? И толку с меня?!

Я с трудом угомонила волну паники, поднявшейся в груди. Пока меня никто не убивает. А остальное – мелочи жизни.

Тут в комнату вошла девушка с подносом, уставленным различными яствами. Видимо, заранее предупрежденная о нахождении в ней моей скромной особы, девушка не высказала удивления, молча низенько поклонилась и принялась накрывать… на пол.

Похоже, я попала наконец-то в общество любителей посидеть на полу. Это радует.

Свободно откинувшись на прохладную стенку за спиной, я прикрыла глаза и представила себя ею. Это у меня короткие волосы до плеч, перехваченные кожаным шнурком. Это на мне надеты обтягивающие черные штаны и черная же рубашка с закатанными рукавами. Это мои руки сноровисто расставляют на полу тарелки и плошки. Это я думаю:

«Совсем уже свихнулся! Как можно посланника Духов кормить обычной пищей? Как можно заставлять его сидеть на обычном камне? Как можно не оказать ему всего и всяческого почета?!»

Не открывая глаз, чтобы не потерять концентрации, я осторожно принялась вычитывать нужные мне сведения. Влюбленность в кого-то – это лишнее, это мне не надо. Мне надо то, что она впитала с молоком матери. То, что для нее так же естественно, как рассветы и закаты солнца. То, о чем она ни на миг не задумывается просто потому, что не знает, что может быть по-другому…

Через пять минут сосредоточенной работы я выяснила все, чем интересовалась.

Те, кто живет в этом Лесу, называют себя Волчьей стаей. Или попросту – Волками. Понятия «люди» у них не существует, хотя, в принципе, они ничем от них не отличаются. Физиологически. А вот укладом жизни…

Тот старец, которого я видела, – это Вожак стаи. Что-то вроде вождя: проводит собрания, судит, принимает серьезные решения. Волки делятся на десять кланов. У каждого есть выборный представитель, отправляющийся на собрания и представляющий клан перед Вожаком. Дисциплина строжайшая. С детства Волчонка приучают безропотно слушаться старших и учат обращаться с мечом, ножом и луком. Причем женщины здесь дерутся наравне с мужчинами и считаются ровней им.

Магов нет вообще. Даже в сказках и легендах не проскальзывает образ чародея, могущего сотворить сгусток огня прямо из воздуха. Это мне только на руку: легче будет изображать из себя Великого и Могучего Йыра.

Лес берегут как зеницу ока: костры разжигают только на специальных полянах, деревья почем зря не ломают, цветы не рвут.

Особых правил и заветов предков нет. Есть только десять Священных Законов. Нарушать их не может никто. Самый первый гласил, что Волк, переправившийся через Редлеол – реку на опушке, не мог больше вернуться обратно. Соответственно о том, что творилось за пределами их Леса, Волки не имели ни малейшего понятия.

«Что-то она никак не дышит! Может, умерла? О Духи! Может, на помощь позвать?!»

Поднабравшись примерных знаний о здешнем народе, я мягко выскользнула из памяти девушки и глубоко вздохнула, открывая глаза. Мутило.

Колдовать сердцем – еще тяжелее, чем просто энергией. Пожалуй, не стоит злоупотреблять этой способностью, пока она не отняла у меня пару лет жизни. Не то чтобы жалко, но просто – зачем?

Дикий ужас в серых глазах медленно сошел на нет, и, закончив накрывать на пол, она неслышной тенью вышла из комнаты. Ну и где там мой хлебосольный хозяин? А то еще немного – и я начну есть, не дождавшись его…

Легок на помине, Вожак бестелесным призраком просочился через каменную стену и, поклонившись в знак приветствия, сел прямо на пол, жестом приглашая меня сделать то же самое. Я не возражала и, привычно устроившись на плетеном коврике, осмотрела «стол».

Ни одного знакомого блюда. Не впервой, конечно, но все равно как-то необычно. Поглядев на уписывающего за обе щеки хозяина, я поняла, что настойчиво ухаживать за мной сегодня никто не будет, и принялась изучать щедро предложенные яства самостоятельно.

Серое сморщенное кольцо чего-то вроде колбасы, щедро посыпанное зеленью типа шалфея. Не так уж и страшно, но аппетита не вызывает.

Крупные куски сырого мяса, сочащегося кровью. Не вампирка, не уважаю.

Студенистое блюдо с чем-то застывшим внутри. Не слишком плохо, но вот беда: холодцы, желе и прочие подобные гадости я на дух не переношу.

Лепешки типа пшеничных. Отлично, голодной я не останусь!

Потерзавшись минут пять, я нагрузила плоскую деревяшку, игравшую роль тарелки, двумя лепешками, травяным салатом и каким-то блюдом на основе зерна. Не то чтобы очень уж вкусно, но есть можно. К тому же мы, странники, быстро привыкаем к новым условиям.

Нет возможности готовить, потому что на Ветке огня еще не добыли? Ничего, съедим сырым. Еду разучились готовить иначе, как в некоем микроволновом чудовище? Ничего, потравимся немного облученной отравой.

Главное – не есть несъедобную по сути пищу больше пяти дней. Желудок не выдержит. Хотя лично я, если уж на Ветке питаются чем-то совершенно запредельным, предпочитала совсем поголодать. За пять дней не умру. Похудею заодно.

Отщипнув немного от лепешки, я смело взяла в руку плоскую лопаточку (прапрапрапредка ложки) и попробовала кашу. Хм, а ведь очень даже ничего!

– Так что же за беда приключилась с вашей стаей? – напомнила я Вожаку о своем информационном голоде, пробуя салат. Малосъедобно, но выплевывать невежливо. Пришлось глотать.

Судя по изумленному взгляду Вожака, разговаривать за едой было кощунством, но, по непродолжительном размышлении, ради меня было сделано исключение:

– На противоположном берегу Редлеола мы заметили странные вспышки, вроде огненных, хотя и не костры. Кроме того – пропали без вести два сильных взрослых Волка. Мы опасаемся, что эти вещи связаны.

И из-за такой малости надо привлекать к своим проблемам Духов? Я-то думала, у них тут война какая-нибудь…

– А раньше Волки никогда не пропадали? – осторожно поинтересовалась я.

Вожак возмущенно помотал головой:

– Что вы, Риль! Никогда!

Я кивнула. Что же, не так все и страшно. Разобраться в сполохах пламени на другой стороне реки – не великая задача.

Успокоившись, я целеустремленно поедала кашу, когда почувствовала на себе внимательный взгляд. Подняв голову, обнаружила, что Вожак уже поел и в упор меня рассматривает.

– Вы что-то хотите сказать? – интеллигентно поинтересовалась я, проигнорировав рвавшееся с языка «Чего надо?».

Все-таки здесь я – не злобная ведьма с мерзким характером, а величественная посланница Духов. Надо соответствовать роли.

– Нет, – улыбнулся Вожак. – Вы просто очень красивы. Дозволите полюбоваться вами?

Интересно, сколько ему лет? И все туда же…

– На здоровье – мне не жалко, – небрежно отозвалась я, снова уставившись в тарелку.

Старец не замедлил воспользоваться моим любезным разрешением, бесцеремонно рассматривая меня как дивный экспонат в музее. Даже подняться на ноги и обойти со всех сторон не поленился!

Я же, великодушно предоставив ему разрешение рассматривать материальное воплощение неземной субстанции (в его представлении), старательно набиралась сил. Кашу я доела, причем с большим удовольствием, лепешки были запрятаны в потайной карман плаща на черный день (если так непритязательно кормят Вожака, то я представляю, как кормят обычных, ничем не примечательных посланников Духов!), а вот салат пришлось тихонько испарить, угрохав на это несчастные остатки энергии. Жалко…

Энергию, а не салат, разумеется.

Вожак, насмотревшись на заморскую диковинку, присел напротив и уставился в упор. Как я успела заметить, это было главной его дурной привычкой.

– Вы снова что-то хотите сказать?

Вожак неопределенно качнул головой:

– Каким образом вы собираетесь нам помочь?

Слегка растерявшись от такой прямолинейности, я тем не менее нашла в себе силы не брякнуть «да вообще-то не так уж и собираюсь!», а серьезно ответить:

– Я думаю, что вам не стоит рассказывать всей стае, кто я такая. Выдайте меня пока за Волчицу. Покажите путь до Редлеола – и я разберусь с вашими странными огнями.

Ну и что я такого особенного сказала? А даже если сказала – то что ж сидеть с глазами на лбу и хватать ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба?

Наконец он вернул глаза на место, с трудом подтянул челюсть и сдавленно проговорил:

– Риль, вы не понимаете, чего просите.

– Почему? – удивилась я.

– Вы просите выдать вас за Волчицу. Но быть Волчицей очень сложно! Вам не удастся обмануть других Волчиц, даже если я скажу, что вы пришли из другого клана. А в итоге – меня заподозрят в обмане и перестанут доверять. Вам не сыграть этой роли, Риль, – с сожалением покачал он головой.

То есть роль посланника Духов мне сыграть, а Волчицы – нет? Даже жаль, что никто здесь не видел, как я однажды монашку изображала. А уж монашка из ведьмы… Как из ястреба – цыпленок.

– Я справлюсь с ролью, Вожак, – мягко сказала я. – Все-таки я посланник Духов, не так ли?

Спорить он не решился.

– Сегодня вечером будет общее собрание. Думаю, главам кланов стоит вас представить. Чтобы помогали при случае.

Я удивленно вскинула брови:

– А вы? Разве вы не пойдете со мной? Мне казалось, что, едва завидя вас, Волки помогут кому угодно!

Вожак виновато покачал головой:

– Увы, Риль, я слишком стар для подобных походов. Думаю, будет лучше, если с вами отправится мой сын – Шаи-Яганн.

– А где ваш сын? – уточнила я.

– Сейчас – на охоте, но завтра вернется. Так как вы относитесь к тому, чтобы быть представленной на общем собрании?

Почему бы и нет?

– Хорошо, – кивнула я. – Только давайте представим меня не как воина-защитника, посланного Духами, а просто как Хранителя Леса. Дескать, я всегда здесь жила и за вами наблюдала, а теперь решила стать видимой и помочь.

– Зачем? – не понял Вожак.

Честно сказать, что на эффектные иллюзии меня не хватит, а иначе Волки не поверят? Не стоит.

– Не нужно, чтобы ко мне относились как к неземному существу. Меня ведь так же можно убить и не надо, чтобы они решили проверить мое высшее происхождение парой-тройкой стрел.

– На общие собрания оружие не носится, – возразил Вожак. – Но в ваших словах есть доля истины. Пожалуй, так мы вас и представим. А сыну скажем правду.

Я пожала плечами: один-единственный сын меня волновал мало.

– Кстати, а когда собрание?

– Через два часа. А пока, если только вы, Риль, не возражаете, я пойду в святилище – отблагодарю Духов за помощь в вашем лице.

Он встал, одернул подол своего просторного черного одеяния и растворился, пройдя сквозь стенку. Номер не для слабых нервов.

А я осталась одна. Горевать об отсутствии энергии, доедать кашу (уже не стесняясь, прямо из общей тарелки), разминать затекшие от долгого неподвижного сидения ноги и надеяться, что Духи не соизволят снизойти к просьбам молящегося Вожака, откликнувшись каким-нибудь обалденным откровением и спалив меня к йыру.

Эх, опять я вляпалась по самые уши…

Собрание проходило в большой пещере. Три висящих на стенах факела чадили, спертый воздух давил на грудь. Пещера наполнилась быстро и беззвучно. Волки неслышно заходили и вставали кругом вдоль стен. Все в черном.

На меня, стоящую в центре круга рядом с Вожаком, любопытных взглядов не кидали. Просто кланялись, как и ему, на входе. Может – были предупреждены, может – просто привыкли не выказывать любопытства и удивления.

Они мне казались тенями. Молчаливыми, черными, бестелесными тенями, если и обладающими чувствами, то прячущими их так глубоко под темной одеждой, что мне, ведьме, привыкшей ощущать вокруг каскад самых различных эмоций, казалось, что я попала в вакуум.

Дождавшись, пока пещера наполнится, Вожак поджег чашу с благовониями – точную копию той, что стояла в святилище, и стал на колени, заведя напевным речитативом очередную молитву Духам. Волки последовали его примеру, и тут же пещера наполнилась гулом приглушенных голосов, напоминавшим ворчание потревоженного улья.

Я осталась стоять. Молитвы все равно не знаю, да вообще – глупо смотрится посланник Духов, им же молящийся. Никакого удивления никто не выказал. Более того – даже не почувствовал. Странные существа.

Наконец, поднявшись с колен, Вожак обратился к одному из стоящих:

– Моантий, какие вести?

Высокий темноволосый Волк вышел вперед на шаг, поклонился и ответил:

– Дурные, Вожак. Неведомые сгустки огня сожгли троих наших Волков, когда они проходили по берегу Редлеола. Они прилетели с того берега, словно стрелы.

Вот теперь в пещеру прилетели эмоции: возмущение, гнев, желание отомстить. Вожак посерел и чуть сгорбился, но нашел в себе силы спокойно спросить:

– Может быть, это и были подожженные стрелы, Моантий?

Волк покачал головой:

– Я лично видел, как было дело. Вожак. Я же осмотрел трупы. Их словно испепелили на месте. Никаких стрел там не было.

Недоумение – похоже, с таким Волки раньше не сталкивались. Испепелили на месте? Сильно мне это напоминает сгустки энергии – шэриты.

Вожак еще больше поник плечами:

– Кто были эти трое?

Волк в первый раз за все время опустил глаза в пол:

– Братья Винтр, Вожак.

Его боль царапнула по сердцу, сжала душу в ледяных тисках. Он постарел лет на десять за одну минуту. Не знаю, кем были ему погибшие, но явно не просто знакомыми.

– Спасибо за службу, Волк.

Моантий поклонился и беззвучно вернулся в ряды. Сейчас я бы его не отличила от всех остальных. Внешне. А вот сознание…

«Почему Вожак ничего не предпримет? Пять человек за неделю – не слишком ли много?..»

«Винтр – вот ведь были отличные Волки. Надо же так…»

«Надо что-то делать! Если нужно – я сам пойду за Редлеол и никогда не вернусь назад!»

Не то, не то, не то…

«Пожалуйста, Вожак. Если тебе нужна моя служба…»

Стоп. То, что надо.

Это я прислонилась к стене, наступив на собственный плащ, но не позволяю себе его поправить. Это мне в лицо дымит факел, но я не смею отвернуться.

Это я со спокойным видом только что рассказала о смерти родных братьев…

Серые тени темно-зеленых деревьев беззвучно ложатся на черную воду, звезды усыпали все небо, иногда прячась за рваной пеленой облаков.

Трое Волков идут по кромке берега у самой воды. Бесшумно, как всегда. Привычно обходят хрустящие ветки, галька не успевает шуршать под их ногами. Чуть поодаль за ними спешит четвертый. Он задержался, обходя яркое пятно костра.

От воды веет могильным холодом, луна перебросила через реку сияющий золотом мостик…

Вспышка!

Яркая – до рези в глазах.

Один из троих на миг окутывается безумным пламенем, исчезнувшим через секунду.

Вторая! Третья!

Два огромных зарева, испепеляющих все за долю мгновения. Мгновения, которого ему бы хватило, чтобы добежать и спасти!

Или – хотя бы умереть рядом…

И – боль, захлестнувшая ледяным жгутом. Нестерпимая, неизбывная, непроходящая. Вечная боль смерти.

…А пепел – развеет ветер…

– А теперь, Волки, я хочу вам представить ту, что стоит рядом со мной! – громогласно возвестил Вожак, отступая на шаг назад и давая Волкам рассмотреть меня.

Я в долгу не осталась, обведя спокойным взглядом все сборище.

– Это – Хранитель нашего Леса. Узнав о несчастьях, свалившихся на нашу голову, Хранительница решила вопреки привычному бестелесному облику стать видимой и помочь нам.

Молчание. Ни ожидаемого мной гула голосов, ни недоверия. Просто сдержанное любопытство.

Вожак отступил за мою спину, передавая пальмовую ветвь первенства. Что ж, похоже, без наглядной демонстрации тут все же не обойдешься…

Откинув голову назад, я проговорила:

– Приветствую тебя, Волк!

Я стояла в центре, но тихий спокойный голос был слышен каждому. Причем над самым его ухом. Словно я обратилась только к нему.

А стоя рядом со мной, никто бы ничего не услышал: слова «отлетали» на несколько метров, прежде чем раздаться совсем рядом с адресатом. И это даже не магия. Просто способности Сказителя.

Волки удивленно вскинули на меня глаза, и я, уже обычным способом, продолжила:

– Вот уже много лет я храню этот Лес от напастей. Вот уже много лет на моих глазах рождаются, живут и умирают Волки. Но никогда еще я не видела такого. – Волки стояли неподвижно, внимательно вслушиваясь в каждое слово. – С этой бедой вам одним не справиться – и поэтому я пришла к вам. Но и мне одной с ней не справиться тоже – поэтому я прошу у вас помощи, если она мне будет необходима. Давайте объединимся перед лицом опасности.

Волки молчали.

Кто-то не верил, кто-то был «за» обеими руками, кто-то просто ничего не понимал.

– Если вы хотите меня о чем-нибудь спросить, то я буду рада ответить. – Шепот, слышный в каждом уголке пещеры, произвел впечатление, и не верящих стало намного меньше.

И желающих задать вопрос, кстати, прибавилось. Только боялись.

– Я слушаю тебя, – обратилась я к крайнему от входа.

Волк вышел вперед и поклонился:

– А каким образом вы хранили Лес?

Я внимательно окинула взглядом черные штаны, такую же рубашку и спокойные глаза. Странное дело – стоя у стены, они не смели даже шелохнуться, а получив разрешение задать вопрос, задавали его, ничуть не боясь.

– Отводила шальные молнии, лечила поврежденные деревья. Следила за Волчатами, не давала вымирать истребляемым вами животным… Множество мелких, внешне незаметных вещей, без которых вы бы попросту не выжили. Ничего особенного, если задуматься… Или ты хочешь узнать что-то конкретное?

Волк молча поклонился и вернулся на свое место. Первый экзаменационный вопрос я выдержала. То ли еще будет…

– Что ты хочешь спросить? – резко обернувшись, я тихим вопросом застала врасплох совсем еще молодого паренька.

Шаг вперед, поклон.

– Правда ли, что в Лесу кроме нас живут еще лешие?

Да чтоб я знала…

Это уж как повезет… Хотя при таком скоплении народа леший предпочитает убраться в другой лес – потише, поспокойней.

– Нет. Они живут в лесах, где мало других разумных существ.

Что тут началось!

– А существуют другие леса?

– А вы были за Редлеолом?

– А бывают другие разумные существа, кроме нас?

Закрытая община была высокоразвита внутри, но вот что касается знаний о внешнем мире…

С трудом удовлетворив их любопытство, я заметила, что, по крайней мере, не зря старалась: сомнения в моей хранительской сущности рассеялись как дым. И тут наконец-то был задан главный вопрос:

– А как вы собираетесь нам помочь?

– Прежде всего – пойти на берег Редлеола и самой посмотреть, что там творится.

На этом собрание было окончено, решено, что эту ночь я под видом Волчицы из соседнего клана проведу в ближайшем салзохе – пещере, где спят Волчицы; а завтра с сыном Вожака отправлюсь к Редлеолу.

И Волки разошлись. Как и входили – быстрыми бесшумными тенями.

ГЛАВА 2

Мы шли уже около четверти часа. Стояла кромешная темень и, не будь я ведьмой, без конца бы запиналась за корни и бугорки, а лицо бы исхлестали ветви деревьев. Но Лес против меня не пойдет. Потому что я – это Жизнь.

Что же, посланницей Духов побыла, Хранительницей Леса – тоже. Осталось выйти на сцену в обличье Волчицы. Кем только ведьме не придется побывать, скитаясь по Веткам!

Мой провожатый – молодой Волк, дождавшийся меня у выхода из пещеры и предложивший свою помощь – уверенно шел и по ровной тропинке, и по корнями, не сбиваясь с темпа даже на огромных земляных завалах. А мне ничего не оставалось, как быстро идти следом и благословлять Храмовые тренировки.

Все-таки изображать из себя Хранителя Леса – это вам не комар чихнул! Попробуй споткнись или сбейся с шага – тут же выведут на чистую воду! Вот и приходится безропотно идти-бежать, делая вид, что тебе знакома здесь каждая веточка, каждый листочек.

– Здесь! – внезапно остановился мой спутник, да так резко, что я ему чуть носом меж лопаток не ткнулась.

Присмотревшись к куче земли и сломанных веток, на которые мне указывали, я поняла, что передо мной еще одна пещера, мастерски задрапированная под земляной завал.

– И как мне туда лезть? – ошеломленно спросила я. – Всей грязью измазаться?

Спутник молча подошел к пещере и легко приподнял кусок дерна, скрывавший за собой достаточно широкое отверстие, служащее входом в салзох. И безо всякого предупреждения первым скользнул внутрь. Похоже, мне следует сделать то же самое.

А как же моральная подготовка к новой роли?

«Остается надеяться на талантливую импровизацию».

Какую, на кворр, импровизацию?

«Желательно – хорошую. Можно – средненькую. Бездарная может обернуться парой стрел в груди».

Не слишком вдохновленная таким напутствием, я полезла в пещеру.

Ход был узким, но коротким. Только ноги полностью залезли, как голова вылезла. Это меня несказанно порадовало: часами путаться в лабиринте – занятие малоприятное.

Поднявшись на ноги, я отряхнула одежду – выданные Вожаком черные штаны и рубашку – и с любопытством огляделась. Пещера была небольшой – где-то четыре на две сажени. Посредине в специальной подставке горел факел, вдоль стен были беспорядочно накиданы шкуры – штук семь. Шесть девушек сидели – кто на полу, кто на шкурах – и внимательно слушали моего провожатого:

– Эта Волчица – из клана Цыр. Она приходила с докладом к Вожаку и просит разрешения переночевать с вами. Дозволите ли?

Девушки переглянулись и кивнули.

– Пускай остается, – проговорила одна из них. – Лингра сегодня ушла на ночную охоту – шкура все равно свободна.

Волк поклонился на прощание и неслышной тенью выскользнул из пещеры. Мы остались всемером.

Я, взяв себя в руки, сделала несколько спокойных шагов вперед. Девушки склонили головы в знак приветствия. Пришлось ответить тем же. Что же, начнем с чего-нибудь наиболее безобидного:

– Я – риль.

Ближайшая ко мне улыбнулась и кивнула:

– Я – Роста. И не стой на пороге. Все те ужасы, что рассказывают про наш клан, – неправда. Никакие мы не кровожадные и друг друга не убиваем. Так что проходи и садись.

– Куда?

Волчица пожала плечами:

– Да куда хочешь. На шкуру или на пол.

Я подумала и, побоявшись занять чью-то шкуру, села на пол возле факела.

– Риль? – подала голос Волчица, сидевшая в дальнем углу.

– Что?

– А почему ты… такая?

– Какая? – насторожилась я.

– Ну… – Девушка запнулась. – Смелая, что ли. Другая, более свежая, более яркая.

Я не слишком хорошо понимала, что она имеет в виду, но отвечать правду в любом случае не стоило.

– Не знаю. Может, тебе так кажется потому, что я из другого клана? Свежее лицо, так сказать…

– Может быть, – безропотно согласилась девушка, подходя поближе.

Приветливое лицо, темные волосы в косе, стройная фигура под черной одеждой.

– А у вас тоже всегда носят черную одежду? – подключилась к разговору третья.

Они что, другие кланы не видели ни разу? Тогда мне здорово повезло…

– Да, – киваю я и начинаю смело задавать вопросы: – А вы видели когда-нибудь сына Вожака?

Первый же выстрел ушел в молоко: девушки сразу напряглись и отодвинулись подальше. Осечка.

– А зачем тебе? – настороженно спросила Роста.

Я попыталась сделать как можно более беззаботное лицо:

– Ну… Просто он должен будет меня завтра проводить до одного места, а я даже ни разу его в глаза не видела!

Чуть расслабившись, Роста объяснила, что сын Вожака – это умный, красивый молодой юноша лет двадцати. Обладает абсолютно всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, и вообще – не Волк, а прелесть.

Сочувственное поддакивание и наводящие вопросы не давали иссякнуть фонтану красноречия, и вскоре я имела абсолютно точный портрет того, с кем мне предстоит отправиться к Редлеолу – причем как физический, так и духовный.

Странная выходила картинка: умный, красивый, сильный, обаятельный – но не женатый! Значит, могу сказать из богатого опыта, что-то тут неладно: парочка скелетов в шкафу точно завалялась. Будем искать…

– Да уж, не мужчина, а сказка – в такого только влюбляться! – притворно вздохнула я.

И тут же получила шесть разных историй несчастной любви: одна сохнет по нему уже пять лет, другая – два года, а третья уже разлюбила, чего и остальным сердечно желает. Как ни крути, а люди – они везде люди, под какими бы щитами они ни прятались. И даже черная одежда и вечная дисциплина не сумели выбить из девичьих сердец голубую мечту о принце на белом коне. Пусть они даже не знают – ни кто такие принцы, ни кто такие кони.

– А как у вас здесь женятся? – вдруг заинтересовалась я.

– В смысле? – не поняли девчонки.

Так, похоже, слова «женятся» у них не существует. Чем бы его заменить?

– Ну если мужчина и женщина любят друг друга и хотят жить вместе – то что они делают?

Девчонки смутились. Похоже, меня снова не так поняли.

– Существуют салзохи для мужчин и женщин? – подсказала я.

– Ах, ты об этом! – облегченно рассмеялась Роста. – Нет, если Волк и Волчица хотят жить отдельно, то они идут к Вожаку и говорят об этом, а потом строят себе что-то вроде шалаша. И там живут.

– Что значит «если»? Бывает, что они не хотят жить отдельно?

– Конечно, – кивнула девушка. – Тогда Волчица на ночь уходит к своему Волку, а так живет вместе с девушками, как и раньше жила.

Изумительно.

– Ясно, – потрясенно кивнула я.

Мы помолчали, глядя на мотылька, вьющегося возле пламени.

– Роста, а сколько человек в вашем клане?

– Четырнадцать, – удивленно ответила она. – Ты же видишь: семь Волчиц – и столько же Волков.

Ну откуда мне было знать, что мужчин должно быть столько же, сколько и женщин? А может, они еще и…

– Роста, а вы имеете право выбирать себе мужчину только из собственного клана? – высказала я страшную догадку.

– Конечно, – тут же подтвердила несколько удивленная вопросом Волчица. – А разве у вас не так?

– Так, – сдавленно кивнула я.

Из семерых!

Выбирать себе спутника жизни из семерых! И это в лучшем случае – потому что половина могут быть уже разобраны! Да они бы их еще в шеренгу выстроили и на первый-второй рассчитали!

– Риль, а сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Значит, ты уже живешь с Волком? Или ходишь к нему? Рано их тут замуж выдают…

– Нет, – покачала головой я. – У нас в клане нельзя вступать в брак, тьфу, то есть в связь с мужчиной, до двадцати трех лет.

Девчонки зарделись. Похоже, даже если подобное правило у них и существовало, то нарушалось с вопиющей регулярностью.

– А вы?

– Ну… Официально – нет. А на самом деле… Ты только никому не говори, ладно?

– Да за кого вы меня принимаете?!

– У меня есть, у Росты, у Ингры – тоже, – заговорщически прошептала Волчица. – Только Вожак ничего не знает – так что ты обещала!

– Конечно, конечно, – рассеянно кивнула я.

Мы еще посидели. Факел сгорел уже наполовину, мотылек куда-то улетел. Возле дальней стены лежала гитара.

– Девчонки, а кто из вас играть умеет? – спросила я, кивая головой на инструмент.

– Я и Роста. Хочешь послушать?

– Конечно!

Роста сходила за гитарой, мы сели в круг, и она завела древнее сказание о Волке и Волчице, сумевших пройти через все препятствия и защитить свою любовь. Красивая старая сказка о верных друзьях, жестоких врагах и вечной любви. Говорю же – люди везде люди, и мечты у них примерно одинаковые. Но оттого не менее недостижимые.

– А ты умеешь играть, Риль?

– Могу попробовать, – пожала плечами я.

Приобняв гитару за гриф, я тихонько провела чуть дрожащими пальцами по струнам, взяла пару аккордов, приноравливаясь.

– Спой, Риль!

– А что спеть? – растерялась я.

– Не знаю. Что-нибудь. Просто спой. Расслабиться.

Я не Волчица, не посланница Духов и не Хранительница Леса. Я просто Иньярра. Просто ведьма. Просто Сказительница.

Раствориться в музыке, дать ей закружить себя в невиданном танце, вдохнуть – и на одном дыхании:

Звезды осколками, полночь близка… Тихо пришла ко мне волчья тоска Темная, вязкая, ядом во льду, Каплей каштана в горчащем меду. Колкие блики сквозь призрачный свет… Взять бы сейчас в лесу заячий след, Вздыбив загривок нестись все вперед, Ну и пускай след в нору не ведет! Вздрогнуть, прислушавшись к крику совы – Мчаться, лететь – птицы нет, увы… Одиночество колким кольцом Сделает морду девичьим лицом… Сесть, подобрав под себя пышный хвост, Взвыть в леденящие сполохи звезд. Душу скребущий стихающий вой Долго стоит над деревней ночной. Гул голосов, открыванье окон: Ну что за кворр потревожила сон? Сколько живу – все дивлюсь на людей: Вот у кого нет бессонных ночей! Звезды осколками, сердце в тисках – Дверь охраняет мне волчья тоска…

Едва ли они меня поняли. Едва ли им ведома волчья тоска, волчья безысходность, волчье одиночество. Но промолчали.

Факел догорел, и мы разошлись по шкурам – спать.

Утром было холодно и сыро. Очень холодно и очень сыро. Если правый бок просто озяб, то левый – тот, на котором лежала, – отмерз к йыру. С огромным трудом распалив новый факел, девчонки стали приводить себя в порядок. Факел чадил, давая не столько света и тепла, сколько едкого дыма. Живо вспомнились подвалы зельеварения.

Там вечно витал спертый дух какой-то абсолютно нестерпимой вони. Ходили даже слухи, что под одним из котлов медленно, но верно разлагается труп. Причем разлагается очень качественно и смердит отменно.

Только вот беда – труп нашел себе пристанище уже лет тридцать назад, а найти его не могут до сих пор. Лично я уверена, что за такое время любой труп уже бы в мумию превратился, но будущие коллеги заверяли, что дым вечно кипящих зелий не дает несчастному благополучно засохнуть, а посему терпеть нам эти благовония до конца учебы, – причем я сама отучилась полвека назад, а воняет, по заверениям студентов, до сих пор.

Я вообще зельеварения не любила: способностей толковых нет – разве что ведьминское чутье. Да и терпения пятьсот раз помешивать дубовой ложкой по часовой стрелке, и столько же – против, мне никогда не хватало, поэтому в графе «зельеварение» у меня стоял вечный «неуд».

Равно как и в графе «предвиденье». Но ни меня, ни преподавателей это ничуть не беспокоило: ведьмы – все, что живут на Древе, – всегда делят способности поровну.

Зельеварение оккупировала Тая, предвидение – Ильянта.

Зато с мечом и боевыми заклятиями я обращаюсь лучше них обеих, вместе взятых. Это не значит, конечно, что Тая, увидев упыря, станет с визгом отмахиваться от него подушкой. Но все-таки когда мы, вместе бродя по Веткам,нанимались изничтожить кого-нибудь зубастого, я всегда предпочитала оставить ее в кустах со словами: «Вот когда эта зараза начнет меня жрать – выскочишь и шибанешь ее чем-нибудь!»

Она никогда не дожидалась, выскакивала в самый неподходящий момент, едва не напарываясь на заклинание или меч. А нежить, совершенно растерянная и не понимающая, кого я, собственно, хочу убивать – ее или Таю (в такие моменты я и сама уже сомневалась), – предпочитала очистить поле боя двух ненормальных ведьм, кинувшись наутек.

Приходилось догонять, внятно объяснять, с кем я все-таки дерусь, и упокаивать. А потом максимально понятно и, что самое сложное, цензурно – ругательств она не выносит – объяснять Тае, что «жрать» и «вызвериться из кустов» – разные вещи!

С трудом согнав с лица отсутствующую улыбку, я встала, умылась ледяной водичкой (то еще удовольствие) и уныло уставилась на свои волосы. Четырехдневный бойкот мылу и воде не пошел им на пользу. Сейчас в этих безнадежно обвисших тусклых патлах только с великим трудом можно было угадать некогда роскошные ведьминские локоны.

Увы-увы, мытье головы холодной водой никогда не входило в список моих вредных привычек, а посему, простояв над ведром минут пять, но так и не убедив себя в необходимости приобщения к здоровому образу жизни, грозящему насморком, простудой и менингитом сразу, я со страдальческой гримасой на лице попросту заплела эту жуть в косу, перетянув кончик кожаным шнурком. «Сойдет – не на выставку!» – обычно говорила в таких случаях моя соседка по комнате.

– Риль, ты завтракать будешь?

– Буду, – со вздохом согласилась я, подходя поближе.

Но когда я увидела, чтоони едят…

На полу стояло только два блюда: вчерашний жуткий салат и не оцененные мною куски сырого мяса. Ни того, ни другого в рот брать совершенно не хотелось.

Да вот беда – почти во всех общинах примерно такого, как здесь, уровня развития существовал священный обряд разделения хлеба: дескать, отказаться от предложенной пищи – высказать хозяевам неуважение и, более того, сказать, что, возможно, ты пойдешь на них с оружием в руках. Реакция хозяев на таких гостей была соответственной: в лучшем случае – погонят в шею, в худшем – пресловутые две стрелы в грудь. Если повезет. Могут и все шесть понатыкать.

Значит, придется есть и молчать. Магия тонкими струйками плясала между пальцами, но растрачивать ее на дематериализацию салата не хотелось – а то она у меня так во веки веков не восстановится.

Хотя… А если самой разделить с ними трапезу? И приличия соблюдены, и желудок не страдает…

И я с энтузиазмом полезла в карман за припрятанной вчера лепешкой. Девчонки встретили дивную пищу (ну, помялась немножко – вкус-то от этого не меняется!) с умеренной радостью, но отломили по кусочку и съели, оставив меня давиться остатком.

А после завтрака встал вопрос ребром: что мне делать дальше? Волчицы уходили на работы, одиноко сидеть в салзохе мне совсем не хотелось, а обещанный сын Вожака не спешил осчастливить меня своим присутствием.

– Хочешь – пойдем с нами работать, – предложила Роста.

– А он меня тогда найдет? – засомневалась я.

– Конечно! Он знает, где мы работаем.

Занять себя чем-нибудь было просто необходимо, поэтому я не стала возражать:

– Ну пойдем.

ГЛАВА 3

Лучше бы я и дальше в салзохе сидела.

Дошли мы спокойно: девчонки шли быстро, но все-таки куда медленнее, чем вчерашний провожатый, поэтому страннице, отмахавший за жизнь не одну тысячу верст, это вообще казалось легкой прогулочкой. К тому же было светло и загреметь в яму или капкан мне не грозило, что здорово добавляло энтузиазма.

А вот когда дошли до поляны и мне показали, что за работу мне предстоит выполнять…

Вы когда-нибудь вязали рыболовную сеть? А без крючка, одними пальцами?!

Пришлось пробовать…

– А какая работа у вас? Разве вы не плетете сети? – удивилась Роста, тщательно выплетая ровные клеточки и безмерно удивляясь моим жалким потугам изобразить хоть что-то похожее.

– Нет, – выдавила я, мысленно самозабвенно кроя руганью выскальзывающую из пальцев нить.

– Точно, в клане Цыр же туши свежуют и шкуры выделывают! – вспомнила присоединившаяся к нам утром Лингра.

И я поняла, что мне еще очень повезло с работой…

Пусть с трудом, но мне все-таки удалось приноровиться нужным образом перебирать пальцами – это примерно как выучить новый пасс для заклятия: двадцать минут помучаешься – зато потом движение идет чисто машинально. Кое-где и приколдовывала, конечно, – как без этого? Магия восстанавливалась очень быстро: район был энергетически богатым, а черпать некому – магов нет. Зато хорошее настроение жителям обеспечено.

– Риль?

– А? – рассеянно отозвалась я, сердито гоняясь за бессовестно ускользающей ниткой.

– Риль, а сколько в вашем клане Волков?

– Ну… Примерно как в вашем, – пришлось говорить наобум.

– А-а-а, – разочарованно протянула Ингра. – Значит, врут, что ваш клан – самый многочисленный?

– Значит – врут, – убито согласилась я.

Йыр побери, ну почему они не могли меня выдать за Волчицу из какого-нибудь более заурядного клана?

Где-то с полчаса мы плели молча. Я, разумеется, раз в десять медленнее, чем они, но ведь важен сам факт. Причем вскоре я уже стала сильно сомневаться, что сын Вожака найдет дорогу сюда и что он вообще за мной придет.

А если про меня забыли? А если Вожак сегодня встал и решил, что ему вчера попросту кошмар на пьяную голову приснился?..

А меня теперь отправят в клан Цыр, где до конца жизни я буду свежевать туши, выделывать шкуры и спать на холодной земле. А через три года смирюсь с судьбой, выберу себе в мужья Волка из пяти возможных вариантов и стану жить с ним в шалаше.

Воображение не подвело, нарисовав жуткую картинку, как мы с ним перепихиваемся во сне ногами, вылезающими из шалаша по причине его невеликого размера, и как после очередного моего пинка, угодившего не в мужа, а в шалаш, он разваливается, осыпаясь нам на головы грудой веток, царапающих лицо…

– Риль, если я не ошибаюсь?

– Что? – Я вскинула голову, выбираясь из пут собственной фантазии, и увидела… его.

Длинные чуть вьющиеся волосы до плеч, отливающие в медь, дьявольский разлет черных как смоль бровей, карие глаза. Не злые. Не приветливые. Испытывающие.

– Вас зовут Риль? – послушно повторил он.

Я кивнула.

– Тогда хочу представиться: меня зовут Шаи-Яганн. Я сын Вожака.

Впрочем, я могла бы и догадаться. По Волчицам, кидающим на него трепетные взгляды.

– Очень приятно, – спокойно ответила я.

Волк удивленно вскинул брови: похоже, привык совсем к другой реакции на эти слова. Что-нибудь вроде выкаченных глаз и подобострастного взгляда. Но это – не ко мне.

– Я хотел бы проводить вас. – Мне вежливо предложили руку, которой я не преминула воспользоваться, окунув наблюдающих девчонок в омут черной зависти.

Наспех попрощавшись с Волчицами, я пообещала не забывать их и пошла за быстро удаляющейся спиной проводника. Но быстро отстала, запутавшись в собственных мыслях.

Кого я должна изображать при нем? Посланницу Духов? Хранительницу леса? Волчицу?

Вариантов было неприлично много, а измыслить что-то путное на ходу довольно сложно.

Тем временем Волк, похоже, вспомнил, что где-то очень далеко позади должна плестись его малопривлекательная спутница, из-за которой, собственно, он и пошел к Редлеолу. Он остановился, не оборачиваясь, прислонился к стволу дерева и стал ждать. Недолго.

– Как я понимаю, вам необходимо попасть к реке? – Спокойный скучающий тон, который мне не польстил.

– Да, – небрежно уронила я.

Волк безмолвно кивнул и целеустремленно двинулся вперед. Еще с версту мы прошли молча. Я не отставала, он не делал скидок на мою принадлежность к слабому полу.

– Кстати, а вы в курсе, кто я такая? – как можно безразличнее спросила я, просто якобы в порядке получения информации.

– Да, посланница Духов, – с усмешкой ответил он.

Не верит. Совсем не верит.

Более того – не верит и замышляет какую-то гадость. Ну и спутничка же мне выдали!

– А сколько идти до Редлеола? – так же безразлично поинтересовалась я.

Отношения – отношениями, но ведь надо же мне знать, сколь еще терпеть его малоприятное общество.

– Я думал, что посланница Духов должна это знать сама! – скептически фыркнул он.

– Ты ошибался, – спокойно ответила я. – Духи не обязаны постоянно следить за вами. А уж я – тем более.

– До Редлеола идти три дня, – просветил он меня с таким видом, словно делал величайшее одолжение.

Три дня в его обществе? Плохая новость…

Узенькая скользкая тропка несколько расширилась, выпуская нас на небольшую прогалину, со всех сторон окруженную деревьями. Темно-зеленые ели, нежные осинки, величественные дубы – как они только вместе уживаются? Но они уживались, причем очень спокойно и в обнимку. Из-за шикарных, буйно разросшихся кустов показались пять малосимпатичных личностей с неприветливыми лицами.

– Это кто? – разрываясь между оскорбленным самолюбием и вопящим самосохранением, спросила я.

– Волки, – спокойно ответил мой спутник. И, вытягивая из наспинных ножен меч, невозмутимо добавил: – Из воинствующего клана.

– Они на нас нападут?

– Нет, они мечи вытащили, чтобы филигранной гравировкой полюбоваться! – отрезал Шаи-Яганн, вставая в боевую стойку.

Два антиобщественных субъекта направились к сыну Вожака, остальным приглянулась я.

И несущийся ко мне со всех ног Волк был здорово удивлен, когда безоружная слабая девушка мгновенно вытащила из воздуха сверкающий меч и ловко сблокировала прямой удар дикой силы, обещавший рассечь меня на две ровные половины. Уши резанул жуткий скрежет, в лицо полетели сердитые искры. Мечи звякнули и разошлись.

Его был более тяжелым, мой – более юрким. Да и восьмидесятилетним опытом Волк явно не располагал.

Легко увернувшись от прямого удара в левое плечо, я одним тягучим движением проскользнула ему за спину и, дождавшись гневного разворота, ударила ногой в пах. Великая вещь – шпильки! Волк коротко взвыл, роняя меч на землю и сгибаясь пополам. Добавив локтем в поясницу, я оставила свалившегося на травку противника и огляделась.

Шаи-Яганн вполне справлялся с двумя, еще столько же неспешно подкрадывались ко мне, пытаясь взять в клещи.

Не выйдет, ребята!

Резкой тенью метнувшись в сторону, я со звоном выбила меч из рук у одного и одним прыжком оказалась рядом со вторым.

Три секунды – и он поднимет меч. Три секунды – и против двоих мне не выстоять. Три секунды – и «лишних» ведьм на свете не будет. Три секунды… и сбитый подножкой противник оказался на траве, а его меч я отшвырнула далеко в сторону.

Развернувшись к последнему, я с возмущением обнаружила, что он либо успел раздвоиться, либо Волки вопиющим образом игнорировали присутствие на поляне Шаи-Яганна, бросив ударные силы на устранение меня. Подозрительный интерес к незнакомой особе!

Позволив им прижать меня спиной к дереву, я довольно бодро отбивала все удары, меч летал, как тросточка, создавая вокруг сияющий лязгающий купол. Сблокировав довольно неудачный выпад, я ногой выбила меч из руки противника и, довольная, развернулась было к оставшемуся, как услышала пронзительный свист за спиной.

Волки подскочили, ломанулись к кустам и растворились, словно их и не было. Даже ветки не шелохнулись.

Я была настолько поражена этим внезапным беспричинным бегством, что даже не кинулась вслед. С трудом выровняла дыхание и, повернувшись лицом к Шаи-Яганну, спросила:

– Почему они ушли?

Он равнодушно пожал плечами, забрасывая меч в ножны:

– Потому что я им сказал.

Я вскипела от возмущения. Тогда какого ляда мы с ними дрались, если они могли убежать по первому его свисту, как собачки?!

– В смысле?

Он зевнул и прислонился боком к стволу толстенного дуба:

– Я тебя проверял. Не мог же я на слово поверить девчонке, называющей себя посланницей Духов? Соврать может любая Волчица. А вот выстоять в одиночку против четверых Волков не может ни одна. – И, словно напоминая об этом самому себе, еще раз повторил: – Я просто тебя проверял.

Я задохнулась неконтролируемой яростью.

Я же могла их убить! Убить ни за что ни про что! Убить просто потому, что им «посчастливилось» быть подсадными утками в засаде!

Гнев черными бушующими волнами захлестывал сознание, наполняя каждую клеточку моего тела бешенством. Я была готова броситься на него и растерзать.

Да как он посмел? Да кто он такой, чтобы проверять меня? Кто он такой, чтобы рисковать Жизнью ради глупой забавы, ради развлечения самого себя невиданным зрелищем? Причем не своей бестолковой, беспутной, а – жизнью других людей?!

Гнев медленно улегся дымными кольцами, застывая холодной яростью, растекаясь презрением по жилам, отравляя сердце ядовитым льдом. Ногти вонзились в ладони, клокотание в груди стихло и улеглось. Я медленно подняла на него колючие злые глаза, тихим шепотом спросила:

– Проверил? – Голосом можно было заморозить раскаленный свинец.

Он паскудно усмехнулся:

– Да.

– Тогда будь добр – покажи мне дорогу к Редлеолу. – Каждое слово – намертво вбитая в землю свая. Каждый звук – удар меча по натянутым струной нервам.

Он пожал плечами и пошел вперед. Я не отставала, даже когда пришлось приколдовывать, чтобы не упасть, задохнувшись. Обойдусь как-нибудь без его жалости и помощи.

Тропинка виляла, путалась, пересекалась с другими, вовсе исчезала из-под ног и появлялась вновь в самых странных местах. Порой мне вообще казалось, что мы развернулись на сто восемьдесят градусов и идем назад.

Деревья то подступали вплотную, коварно выбрасывая корни под ноги, то расступались, давая место новой поляне или оврагу. Солнце, то и дело пытающееся отдохнуть за тучкой, лениво бросало косые лучи, безнадежно теряющиеся в шикарных кронах, и под сводом леса царил вечный сумрак.

Мы шли часа три. Потом Шаи-Яганн безо всякого предупреждения остановился и молча сел на землю. Я последовала его примеру. Предварительно вытащив из воздуха сумку и расстелив на земле плащ. Не то чтобы очень тепло, но хотя бы не так мокро. Выудив из сумки свою куртку, я уютно в нее завернулась, чувствуя, как по телу медленно расползается блаженное сухое тепло. Лес стал казаться куда более приветливым, а жизнь – не такой уж безнадежной.

К плащу медленно подползала пестрая мохнатая гусеница, забавно перебирая лапками. Бабочка легко села на яркий красный Цветок. Тоненький стебелек опасно зашатался – и крылатая красавица поспешила заняться поисками более надежного насеста, опасаясь за сохранность хрустальных крылышек. Мир был настолько прекрасен и упоителен, что я даже невольно расплылась в беспричинной улыбке, отогнав прочь все сомнения и тревоги.

– Мы заблудились.

Новость, высказанная сухим будничным тоном, не вызвала у меня потрясения – более того, даже не согнала улыбку с губ.

– Сильно?

– Если залезть на дерево и посмотреть, где тут есть пепелище – то выберемся.

Я равнодушно оглядела деревья вокруг, мало заботясь о своей будущей судьбе. Ну заблудились, ну выберемся. А может, это вообще очередная проверка на вшивость – так чего зазря трепать свои тонкие девичьи нервы?

Деревья кругом, как назло, были как на подбор: тоненькие, хрупкие осинки, гнущиеся от малейшего порыва ветра, горестно шелестящие беспокойными листочками. На них не влезть даже стройной девушке – о тяжелом Волке и речи не было. Но ведь трансформация магии не требовала.

Я встала и принялась спокойно раздеваться. Без объяснений, вопросов и комментариев. Что подумает – то подумает. Его проблемы. И меня они совершенно не волнуют.

Отвернуться он сообразил слишком поздно – видимо, не ожидал, что я так далеко зайду. А уж когда я, прикрытая одними только немытыми волосами, обняла себя за плечи и перекинулась, Шаи-Яганн вообще отпрянул, словно самого беса узрев.

Ехидно мяукнув, я пробежалась до ближайшего деревца и легко вскарабкалась по тонкому стволу, цепляясь за кору острыми коготками. Верхушка опасно покачивалась от ветра, мешая сосредоточенно оглядывать окрестности, но, в общем, бывают обзорные площадки и похуже. Высмотрев прогалину со следами костра, я, поленившись слезать, просто спрыгнула вниз.

Шаи-Яганн ошеломленно покрутил головой, приходя в себя, но вовремя отвернуться опять не сумел.

– Прогалина на востоке примерно в двух верстах отсюда, – буднично проговорила я, с отвращением натягивая штаны.

Накинув на плечи плащ, я растворила в воздухе сумку и вопросительно уставилась на Волка: по моим расчетам, он должен был уйти вперед, как только узнал, в какую сторону, и сейчас находиться где-то в полуверсте от меня. Если стоит на месте – значит, что-то здесь нечисто.

– Мы идем? – насмешливо скривила я губы.

– Идем, – кивнул Волк, отправляясь.

Удивительно, но он действительно просто меня ждал…

В лесу изумительно пахло хвоей. На сосне сидел клест, увлеченно выклевывая орехи из шишки, на осинке возмущенно переминалась с лапки на лапку трясогузка. Пушистые разлапистые сосны сине-зеленым занавесом отгораживали нас от солнца, неба, прогуливающихся по лесу Волков и прочих непрошеных свидетелей.

Эх, будь я здесь с мужчиной – и более романтичной прогулки даже придумать нельзя было… Но, увы, приходилось молча идти следом за заметно сбавившим скорость Шаи-Яганном, урывками отмечая красоту вокруг, и не рассчитывать на романтику.

Сосны услужливо расступились, выпуская нас на небольшую прогалину со следами костра в центре. Из-за кустов опять показалась колоритная компания: три Волка и Волчица с мечами наперевес…

Нахально прислонившись к пахучей сосенке, я демонстративно скрестила руки на груди, всем своим презрительным видом показывая, что по два раза ходить по одним и тем же граблям я не люблю. Шаи-Яганн, впрочем, тоже не спешил вытягивать из ножен оружие, спокойно глядя на Волков.

– Rrigh pverril frast! – хрипло прокаркал один из подошедших – видимо, старший.

– Sdurrt ghjorn fgerrt, – спокойно возразил Шаи-Яганн.

Волки заметно подуспокоились, но оружие убирать не спешили.

Обменялись еще несколькими зубодробильными фразочками с сыном Вожака и отступили, совещаясь.

Я молча стояла возле полюбившейся сосенки, не понимая ни слова, но не подавая виду. Разберутся без меня.

Разобрались.

Подошли к Шаи-Яганну, что-то заискивающе пропели (скорее, прорычали – в первый раз слышу настолько неблагозвучный рявкающий говор) на ухо и принялись галантно связывать руки веревкой. Я не избежала той же плачевной участи, вот только обращались со мной далеко не так деликатно: веревки стянули настолько, что кисти перестали ощущаться уже через полминуты, и, наградив совсем не ласковым тычком в спину для придания ускорения, отправили следом за гордо шествующим с высоко поднятой головой Шаи-Яганном.

Приплыли…

Вели нас недолго – минут пятнадцать. Все попытки завязать разговор пресекались на корню, так что я не переставала изнывать от любопытства: ну кому так понадобились мы с Шаи-Яганном? И главное – зачем? Порассуждать мне толком не дали.

Ткнув рукоятью меча между лопаток, меня заставили кубарем скатиться в пещеру, сверху почти сразу же прилетел Шаи-Яганн, и вход завалили огромным камнем. Последний лучик света прощально мазнул меня по плечу, растворяясь в недвижимой мгле.

– Может, ты с меня слезешь? – сдавленно прошипела я.

– Непременно, – отозвался Волк.

Впрочем, сказать куда проще, чем сделать, тем паче – со связанными за спиной руками. С трудом скатившись с моей спины, Шаи-Яганн шумно вздохнул и со стоном потянулся, насколько позволяли веревки. Я медленно поднялась и прислонилась спиной к холодной стене. Главное – не паниковать. Закрыть глаза и представить себе, что я сижу совсем не на ледяном полу в каменном мешке, а на лугу, прислонившись спиной к дереву. Поют птицы, шелестит молодая листва, неподалеку журчит ручеек…

Помогло: я перестала трястись, как в лихорадке, проклиная всех магов, не умеющих направлять порталы, Вожаков, не могущих самостоятельно справиться с внутренними проблемами, их сыночков, одержимых манией величия, и иже с ними. Спокойно вздохнула, настроилась на кошачье зрение и спросила:

– Чего они от нас хотят?

Волк, явно ожидавший истерики или просто бессильной злобы, скользнул по мне уважительным взглядом и ответил:

– Узнать, куда и зачем мы идем.

– И почему бы тебе было не сказать им об этом? – не поняла я. – Что такого секретного?

Шаи-Яганн с наслаждением вытянул ноги и усмехнулся:

– Я и сказал.

– А они?

– Не поверили.

– Почему? – возмутилась я.

Ну что тут такого удивительного: пошли сын Вожака с посланницей Духов к Редлеолу распустившиеся клубы огня струнить – чему не верить-то?

– Потому что их предводитель, присутствовавший на общем собрании и собиравшийся оказать тебе полную и всяческую поддержку, еще не вернулся в свой клан, а мы зашли на их территорию.

– Погоди, как он мог еще не вернуться, если даже я, потеряв ночь и полдня, сюда уже пришла? – возмущенно удивилась я.

Великолепно. Он там где-то еле идет, прохлаждается, а я из-за него в каземате сижу!

Волк чуть пожал плечом:

– Не многие способны идти по лесу с такой скоростью, которую задаю я… И которую, как ни странно, с честью выдерживаешь ты.

Я польщенно фыркнула. Если он наивно пытается столь грубой лестью снискать мое прощение, то пусть даже не надеется.

– И как скоро он дойдет?

Волк качнул головой:

– Не знаю. Но надеюсь, что не позже сегодняшнего вечера.

Я удрученно вздохнула и приготовилась терпеливо ждать.

– Нас хоть кормить здесь будут?

Волк тихонько рассмеялся:

– Едва ли. Разве что отравы какой предложат.

– Не надо отравы! – содрогнулась я.

Постаравшись как можно удобней расположиться на жестком голом полу в холодном каменном мешке, я занялась веревками. И почему нас не удосужились развязать? Ну куда мы из этой пещеры денемся? Подкоп ногтями пророем?

Пальцы уже практически не слушались, с великим трудом дергая за кончики второпях завязанных веревок. На запястьях наверняка следы останутся. Запястья мы, маги, берегли как зеницу ока: практически все заклятия сопровождались сложнейшими движениями рук и пальцев, и перелом грозил обернуться в лучшем случае повторным заучиванием пассов, а в худшем – потерей необходимой подвижности рук, и…

Как правило, после такого следовало самоубийство. Потому что человек без магии прожить может. А вот маг – нет…

Именно поэтому все положения группировки предусматривали необходимость спрятать руки. Большинство еще прятало и голову – как самую ценную часть тела. Но я уже давно сомневалась в ее необходимости, так что…

Веревки перекручивались, выскальзывали из ослабевших пальцев, больно впивались в кожу, но медленно поддавались. Промучавшись с полчасика, я осилила-таки свои путы и принялась массировать онемевшие руки. В кожу впились миллиарды тоненьких колючих иголочек, заставив меня со стоном затрясти кистью, в заранее бессмысленной надежде стряхнуть с руки вцепившуюся в нее мельчайшими стеклянными зубками тварюгу.

Боль дошла до крайнего порога и, побушевав пару секунд, медленно стихла. Еще через несколько минут руки размялись настолько, что я с грехом пополам сумела развязать не так крепко связанные, а потому и не онемевшие ноги.

Пройдясь туда-сюда по пещере (десять шагов в длину, вполовину меньше – в ширину), я вернулась к полюбившейся стенке и присела возле Шаи-Яганна, потянувшись к его запястьям.

Он стиснул зубы, но промолчал, закрыв глаза и дожидаясь, пока восстановится кровообращение. Веревки на ногах распутал сам, вставать и разминаться не стал – потянулся всем телом, не вставая.

– И что дальше? – с неподдельным интересом спросил он.

– Что? – растерялась я.

– Зачем ты нас развязала? Решила организовать побег?

Я презрительно фыркнула, представив, как пытаюсь выбить камень, заменяющий дверь, используя Шаи-Яганна в качестве тарана.

– Нет. Просто мне сидеть развязанной как-то приятнее. Хотя, если есть желание потолкать этот симпатичный камешек, закрывающий белый свет, – милости прошу, я не против.

Он откинулся на стенку, прикрыл глаза:

– А как же магия – или как там оно? В общем, эти способности твои.

Я скептически хмыкнула:

– Ага, попробуй поколдуй в толще камня, где жизни не видать и не слыхать.

Он криво поморщился – дескать, никакой надежды на меня и не возлагал, – и прекратил разговор.

Нет, поколдовать я, предположим, могла – аура восстановилась уже наполовину, черпая энергию из всего вокруг. Ей ведь, по сути, все равно, поставщик энергии отрицательные эмоции или положительные – боль это сила ничуть не худшая, нежели радость. Даже более сильная. Весь вопрос совсем не в том, откуда ты эту энергию возьмешь, а в том, куда приложишь. Создашь или разрушишь. Вылечишь или убьешь.

Но какой смысл колдовать здесь и сейчас, если вопрос обещал и сам решиться через пару-тройку часов? А силы мне еще могут ой как пригодиться. И я, малодушно наплевав на все вокруг, свернулась калачиком, собираясь вздремнуть.

Но тут он подал голос, решив прояснить вопрос до конца:

– Так ты сейчас совсем не можешь колдовать?

Я дернула плечом:

– Почему? Могу. Но сомневаюсь, что ты потом захочешь благородно нести меня на руках часа два.

– Зачем? – поразился он.

– Затем, что колдовство отнимет столько сил, что я потеряю сознание. А бросать мое бездыханное тело прямо на дороге просто невежливо.

Шаи-Яганн промолчал, и я закрыла глаза…

ГЛАВА 4

– Риль? – Плеча коснулись чуткие, мгновенно отпрянувшие пальцы.

Я открыла глаза и сразу же села, чувствуя: что-то не так. Что-то неправильно. Тот же каземат, та же холодная стенка, легкое покалывание в затекших ногах. Но что-то было не так. Очень не так.

Я вопросительно посмотрела на Волка, но он лишь пожал плечами, тоже ощущая, но не в силах объяснить. Отвратительное ощущение: как собака – знаю, а сказать не могу.

Мы невольно подвинулись поближе друг к другу, прижавшись к стенке.

Минута. Две… Время медленно сочилось сквозь клепсидру тишины, стеклянным песком раня обнаженные нервы.

Пять. Десять… Ощущение опасности за углом не то чтобы сошло на нет – скорее, стало привычным и не так пугало острой пустотой внутри воронки ужаса.

– Ушло? – шепотом предположила я.

– Сомневаюсь, – покачал головой Волк.

Раздался длинный, леденящий душу, чуть хрипловатый вой.

Шаи-Яганн схватил меня за руку, до боли сжав запястье. Я зашипела, как кошка, выдергивая руку и тряся кистью. Волк выдвинулся слегка вперед, прикрывая меня собой.

– Отойди, – шикнула я.

– Зачем? Чтобы тебя сожрали первой? – скептически спросил он.

– Идиот! – прорычала я. – Если хочешь, чтоб заклинание угодило не в тварь, а в тебя – милости прошу, сиди, где сидишь!

Волк явно хотел ответить чем-нибудь столь же язвительным, но ему не дали: камень у входа на секунду отвалили, пропустив внутрь громадного волчару с горящими в темноте красным глазами, и сразу же закатили назад.

Зверь расставил пошире мохнатые лапы, вскинул тупую морду наверх и еще раз завыл. Коротко, хрипло. Страшно. А потом прыгнул без предупреждения.

– А-а-аа! – Я с визгом отшвырнула подальше прикрывающего меня собой Волка и откувырнулась в сторону.

Зверюга впечаталась в стенку, находившуюся за нашими спинами, и, обиженно взревев, развернулась, тряся кудлатой башкой. Быстро рассмотрев противника, я вспомнила: волкодлак. Жуткий монстр, внешне здорово смахивающий на волка. На деле же раза в два сильнее и быстрее. Особой хитростью и сообразительностью не отличается, беря свое силой. Убивается мечом или огнем. А лучше – и тем и другим сразу.

Магии в моем распоряжении было немного, но на мгновенное перемещение за пределы пещеры ее бы хватило. Отогнать трусливое желание свалить отсюда прямо сейчас удалось, но только с большим трудом.

По кругу отступая от медленно приближающейся зверюги, я быстро разделила имеющиеся в запасе силы на три ступени. Первой – осветила пещеру: под довольно-таки высоким потолком разлилось ровное голубое сияние. И мне проще, и волкодлаку хуже: обитающая в заброшенных склепах и пещерах тварь не любила света и невольно остановилась, щуря глаза. Второй – поставила непрошибаемую пятнадцатиминутную защиту на чутко замершего у стенки Шаи-Яганна. Все равно толку от него не будет – ни меча, ни магии, а лишний отвлекающий фактор мне ни к чему. Последнюю, третью часть сил я оставила напоследок: швырнуть огненный сгусток в поверженную тварь.

«Или картинно плюнуть огнем в раззявленную над горлом пасть испортив напоследок аппетит!» – мрачно пошутил разум.

Тварь пообвыклась, полупритерпелась к свету, несколько раз тронула лапой сверкающий голубоватый купол над возмущенно кричащим на меня Шаи-Яганном (без толку – все звуки купол гасил сразу же, причем в обе стороны). Потом сообразила, кто мерзкий автор всех этих пакостей, и уверенно стала наступать на меня.

Выхваченный из воздуха меч расчертил воздух огненной дугой, случайно чиркнул по стенке, высекая сноп яростных искр. Волкодлак недовольно попятился, со свирепым рычанием выщерив ряд неровных зубов. М-да, мне мало улыбалось стать первым блюдом в его сегодняшнем меню. Одно дыхание чего стоило!

Волкодлак приближался, я мягко отступала, выписывая мечом рассеивающие внимание твари восьмерки. Круг выше, круг ниже, круг выше, круг ниже… Описав три полных круга по пещере, я поняла, что так дело не пойдет. Тварь то ли была недостаточно голодной, то ли просто чересчур осторожной, но на рожон не лезла, предлагая лезть туда мне.

Мне тоже не слишком хотелось, поэтому мы пошли на четвертый круг. Пятый… Шестой… Доведя меня до белого каления, тварюга прыгнула. Свистнул меч, от неожиданности попавший не в горло, а рассекший бок. Зверь рявкнул и отскочил. Рана, хоть и не смертельная, сильно кровоточила. Темная бурая кровь хлестала на пол.

Седьмой… Восьмой… Я начинала медленно терять терпение. Мы деремся или вальс танцуем? Или марафон бежим – круги наматываем?

Надо было что-то делать. Обещанные пятнадцать минут подходили к концу, купол над Шаи-Яганном начинал предупреждающе потрескивать. Еще пара минут – и он рухнет, оставив Волка без защиты. А тот как дурак кинется с голыми руками на обрадованную тварь. К тому же меня начинало ощутимо подташнивать, напоминая о потраченных почти до конца силах: вот-вот закружится голова, и я упаду, опять-таки на радость волкодлаку.

Перебирая пальцами по оплетенной кожей рукояти, я со свистом раскрутила меч над головой. Насторожившаяся тварь бросилась вперед, в тщетной попытке опередить бросок…

Не опередила. Меч с силой вонзился в широкую грудь зло взвывшего волкодлака. Туша упала на камень, самую малость не долетев до меня. С пальцев сорвался обещанный сгусток пламени, превративший тело в горку черного пепла.

– Недурно, – ошарашенно кивнул выбравшийся наконец из-под реактивированного мной купола Волк.

– Ага, – согласилась я, пошатываясь. Мутило. Предметы теряли четкие очертания, смазываясь перед глазами.

– Риль? – Он подозрительно смерил взглядом мою качающуюся фигуру. – Тебе плохо?

– Нет, – шепотом ответила я, прислоняясь к стенке и чувствуя, как подкашиваются непослушные ноги. Мир поплыл перед глазами, рассеиваясь завихрениями золотой пыли и рассыпаясь острыми, царапающими нервы осколками…

Очнулась я не скоро. Я лежала подле пылающего костра на собственном плаще, прикрытая чужой теплой курткой. Сердито потрескивали сыроватые дрова, недовольно пыхая длинными хвостами жгучих искр, легко взвивающихся в темное бархатное небо. Ненавязчивый ночной шепоток шелестящей травы нежно убаюкивал; медленное, размеренное дыхание чутко спящего Леса внушало безграничное доверие и дарило странное, необъяснимое чувство защищенности, незримой тенью стоя за спиной. Держась подальше от едкого дыма, зудящим крылатым маревом колыхались мошки и комары. Костер щедро делился живительным теплом и ярким светом, заставляя сонно щурить не привыкшие еще глаза.

Похоже, кое-кому действительно хватило благородства два часа нести мое бездыханное тело на руках…

– Ты как? – тихо спросил Волк, сидящий по ту сторону костра.

– Жить буду, – пробормотала я, потягиваясь.

Вылезать из-под теплой куртки было очень-очень неохота, но мне, как назло, приспичило в кустики, так что пришлось встать, вернуть одежку хозяину и углубиться в лес, с сожалением оглянувшись на нагретое местечко.

Зайти пришлось довольно далеко: путных кустиков все никак не попадалось, а присесть в заросли крапивы мне не хватило духу, хоть и говорят, что это полезно. Лицо обдуло прохладным ночным ветерком, сон куда-то отлетел, так что, вернувшись, я не легла, а села напротив Шаи-Яганна, выжидательно уставившись прямо в глаза. Карие. Теплые.

– Как мы оттуда выбрались?

Он неопределенно хмыкнул:

– Вечером пришел их предводитель и, узнав, кого они посадили в каземат, лично пришел открыть камушек и извинялся минут тридцать – не меньше.

– А волкодлак? Зачем они его на нас спустили? – Я потянулась озябшими руками к весело пляшущему огню.

– Волкодлак? Та зверюга, которую ты ухлопала?

– Ага.

Волк насмешливо хмыкнул:

– Эти… умники… попросту перепутали пещеры. Думали, что загоняют в пустую.

Слов не было. Одни мысли, и те сплошь нецензурные.

– Восхитительно.

– Угу, – скептически поддакнул Шаи-Яганн, – а когда предводитель еще и об этом узнал, то вообще пошел трупными пятнами.

Я тихонько хихикнула:

– Значит, больше нам пока опасаться нечего? Можно идти дальше?

Волк кивнул:

– Утром. Сначала выспись – на тебя смотреть страшно.

Вот так комплимент…

– Ну знаешь! – обиженно протянула я. – Издержки профессии.

– Посланница Духов? Ор-р-ригинальная профессия.

Я равнодушно пожала плечами:

– А мне нравится.

– И где же на нее учатся? – насмешливо прищурился он.

– Просто по жизни, – серьезно ответила я.

Волк вдруг как-то помрачнел, задумавшись о чем-то своем. Красноватые блики плясали по его лицу, словно вырезанному из воска: прямой нос, высокий лоб, волевой подбородок. Я с горькой усмешкой в который раз отметила, что мне такой классической красоты не видать.

А мне, впрочем, и не надо: своя, ведьминская, еще ни разу не подводила.

– Ты пить хочешь? – Спокойный вопрос резко выдернул меня из сетей раздумий.

– Да, – кивнула я.

Волк молча встал и удалился в Лес, откуда вышел через несколько минут, держа в руках две рогатины и толстую палку (а я-то грешным делом подумала, что он в кустики пошел). Рогатины мы вбили по обе стороны от огня, котелок, наполненный водой из журчавшего неподалеку ручья, подцепили на палку и установили сверху. Вода зашипела, нагреваясь. Костер возмущенно зафыркал, глотая случайно выплеснувшиеся капли.

– Эх, жалко, травок нет, – посокрушался Волк, стоя над закипающей водой.

– Почему нет? – нахмурилась я, вытягивая из воздуха сумку. – Есть!

На свет был торжественно извлечен пакетик с сухими листиками полыни, в ноздри ласково просочился давно знакомый аромат. Заботливо перетерев в пальцах ломкие листочки, я отправила их в закипевшую воду.

Разлитый по глиняным кружкам чернас грел руки, окутывая привычной атмосферой уверенности в себе и в будущем. «Если у Иньярры есть чернас – то остальное приложится: экзамен сдастся, вурдалак упокоится, жизнь наладится!» – пошутила как-то Ринга – соседка по комнате в Храме.

– Шаи-Яганн?

– Шан, – тихо поправил он, не поднимая глаз от кружки. На поверхности зелья плавал тоненький горький листочек.

– Иньярра, – так же тихо назвалась я, не отрывая пристального взгляда от его лица.

Подождала несколько минут, но он так и не повернулся. Допила чернас и улеглась на плащ.

Костер тихо догорал, лениво облизывая прогоревшие дрова. Крона дуба над нами тихонько шелестела листьями.

– Иньярра? – тихий, но решившийся на что-то голос.

– Мм?

– Извини. Я не имел права устраивать эту дурацкую утреннюю проверку. Даже если ты и не посланница Духов, то все равно удивительная Волчица.

На плечи легла нагретая куртка.

– И я рад, что познакомился с тобой.

И в груди тихонько завыло, затосковало, заплакало. Потому что я – не Волчица. И не Хранительница Леса. И не посланница Духов.

Я – ведьма. А кто такие ведьмы, не знает никто…

ГЛАВА 5

Белоперый жаворонок рассвета еще только-только просыпался, сгоняя с неба упрямую черную ворону – ночь. Тонюсенькая светлая полосочка на востоке медленно расширялась, заставляя птицу потихоньку сворачивать смоляные крылья и слетать с нагретого насеста. Длинные нити травы успели обвешаться стеклянными бусами росяных слез; не успевшие еще разлететься светлячки торопились неярко вспыхнуть напоследок в быстро светлеющем воздухе. Деревья просыпались, блаженно вздыхали, встряхивая поникшей было листвой, и тянулись макушкой к только-только показавшему ярко-желтый сверкающий бочок утреннему солнышку.

– Выспалась? – Шан уже был на ногах, пытаясь вновь разжечь потухший за ночь костер.

– Ага, – удивленно призналась я, сладко потягиваясь. Судя по едва светлеющему небу, проспала не больше трех-четырех часов, а выспалась!

Сырые ветки фыркали, плевались дымом, но гореть отказывались. Я метнула в костер маленькую алую искру, и пламя мгновенно вздыбилось горбом, чуть не опалив Волку шевелюру. Укоризненный взгляд исподлобья усовестил бы даже вурдалака со стажем, но на восьмидесятилетнюю ведьму особого впечатления не произвел.

– Сейчас позавтракаем – и в путь, – возвестил Шан.

– А что у нас на завтрак? – лениво зевнула я, прикрыв рот ладонью.

– Сейчас увидишь, – многообещающе подмигнул Волк, ожесточенно роясь в своем рюкзаке. Потом радостно улыбнулся и торжественно вытащил на свет… сырое мясо, сочащееся кровью. У них это главный деликатес, что ли?

Я приглушенно застонала, хватаясь руками за голову.

– Ты чего? – неподдельно удивился Волк.

– Э-э-э… Я… как бы это потактичней сказать… в общем, я не голодна! – Желудок несогласно забурчал, выражая свой протест, но был нагло проигнорирован.

Шан уставился на меня с не меньшим скептицизмом:

– Не голодна?

– Э-э-э… Ага, – неуверенно подтвердила я.

– Чудо ты гороховое, – вздохнул Волк, поднимаясь на ноги и скрываясь в лесу.

Я со страдальческой гримасой понюхала удивительное блюдо, бережно завернутое в тряпицу, но поняла, что настолько я все-таки еще не проголодалась, и, подхватив котелок, пошла за водой, решив хотя бы выпить чернаса.

Когда Шан вернулся, у меня уже задорно кипела в котелке вода, приправленная травками, а его завтрак, красочно обложенный веточками съедобных трав и кореньев, найденных в лесу, переместился в глиняную плошку.

Волк довольно улыбнулся и, вытянув из ножен меч, принялся обстругивать три тоненькие, но крепкие палочки, заостряя кончики. Выглядело это презабавно: примерно как спичку от пламени пожара зажигать. На любые расспросы и насмешки он только отмахивался рукой, не прерывая сосредоточенной работы. Наконец, палочки были заточены, оскорбленный такой кухонной работой меч спрятан обратно в ножны, а из больших карманов Шановой куртки появились на свет божий опята, сноровисто нанизываемые на своеобразные шампуры. Протянув «шашлыки» над огнем для жарки, Волк хитро взглянул на меня.

Похоже, голодная смерть мне не грозила…

Время близилось к полудню, мы уже успели пройти с десяток верст и продолжали неспешную прогулку, размеренно беседуя о всякой ерунде.

– Так все-таки кто ты такая? – никак не мог унять любопытства Шан. – Не Волчица – это точно, на посланницу Духов тоже как-то мало похожа…

– Почему? – Я остановилась затянуть потуже шнуровку на сапогах.

– Ну… как тебе сказать, – замялся он. – Огнем ты, конечно, здорово швыряешься, меч из воздуха вытаскиваешь – и вообще. Но, по-моему, посланница Духов, охраняющих наш Лес, должна хотя бы примерно знать, какого он размера, как долго идти до Редлеола, и то, что наши кланы давным-давно уже не воюют друг с другом!

Поборов сильное желание выложить все как есть, я решила ограничиться полуправдой. То есть правдой, адаптированной к его представлениям о мире.

– Видишь ли, Духи вынуждены следить не только за вами и вашим Лесом – но и за другими мирами.

– То есть наш Лес не единственный, есть и другие? – неподдельно удивился он.

– Конечно! Так вот, получается, что Духи не могут досконально знать ваш Лес, потому что следят не только за ним.

– Но и за другими Лесами?

– Ну раз тебе так проще, то пусть – Лесами, – со вздохом решила я. И продолжила: – А что уж говорить о нас, посланниках? Мы-то за мирами, тьфу, Лесами, не следим – просто приходим и помогаем, если нужно.

– То есть ты уйдешь, когда это все кончится?

Я кивнула.

– Ясно, посланница. Кстати, знаешь, даже если тебя одеть как Волчицу и поселить в какой-нибудь клан, все равно ты бы сразу выделялась.

– Почему? – спросила я, вспоминая, что нечто похожее уже слышала. От Волчицы в салзохе.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Глаза у тебя другие, что ли. Или, может, запах.

Я усмехнулась.

Он поднял ко лбу ладонь и посмотрел на солнце. В небе медленно парил, высматривая добычу, ястреб, снижаясь широкими кольцами.

– Уже за полдень. Может, сделаем привал?

– Можно, – легко согласилась я. – Только где?

Вплотную к тропинке подступали деревья, клещи на них плотоядно облизывались и, злобливо стрекоча, разрабатывали стратегию борьбы с чрезмерно расплодившимися ведьмами в компании Волков.

Он искоса глянул на меня, лукаво прищурив глаза:

– А ты очень торопишься?

– Куда? – не поняла я.

– На тот свет.

– Что? – Я поперхнулась от неожиданности.

– Ну в смысле, вернуться к этим своим Духам, – торопливо пояснил Волк.

– А-а-а. – Я украдкой перевела дух и хихикнула: – Да нет в общем-то.

Губы Волка расползлись в хитрой улыбке:

– Тогда пошли!

Он схватил меня за руку и рывком потянул за собой в чащобу – к клещам.

– Куда?!

– Увидишь! – Он с энергией вурдалака в брачный период тащил меня куда-то в глубь Леса.

Я не спотыкалась и не падала на каждом шагу только по одной причине: не успевала. Потом мне надоело чувствовать себя плюшевым мишкой, которого тащат за одну лапу, мало беспокоясь о стучащей по каменным ступенькам голове, и я, резко рванувшись, развернула его лицом к себе, раздраженно прошипев:

– Йыр тебя побери, куда ты меня тащишь?!

Он горестно вздохнул:

– Все-то тебе надо знать, Иньярра!

– Надо, – согласно тряхнула я волосами.

Он легонько потянул меня за руку:

– Это сюрприз. Ну пошли! Здесь чуть-чуть осталось!

Я мученически вздохнула, позволяя увлечь себя дальше.

– Ну хоть примерно скажи, куда мы идем!

– Тогда будет неинтересно, – возразил он.

– Ну приме-э-эрно… – принялась канючить я.

Ответить он не успел: Лес кончился.

Перед нами был крутой обрыв, а за ним – огромная поляна. На ярко-зеленом полотнище смелыми мазками были нарисованы несколько деревьев, меленькими вкраплениями пестрели многочисленные цветы. На пронзительном, неестественно ярком небе небрежно разлеглись пушисто-белые разводы облаков. Яркие стрекозы, шелестя стеклянными крылышками взрезали неподвижный воздух резким жужжанием.

– Окворреть! – потрясенно прошептала я, разглядывая сказочную картинку. После темного леса яркая поляна казалась чем-то настолько нереальным, что дух захватывало.

– Ну вот, а ты хотела, чтобы я проговорился и все испортил, – ворчливо ответил довольный Волк.

– Хочу туда! – взвизгнула я, нетерпеливо показывая пальцем на поляну.

– Сейчас, – покорно кивнул Волк, застегивая на мне широкий ремень, плотно охвативший талию.

– Это что? – подозрительно уставилась я на странную одежку, к которой крепился трос.

– Ремень, – спокойно объяснил Волк, показывая рукой наверх, куда уходил трос.

Только тут я заметила, что здесь установлено какое-то подобие тарзанки: между дубом по эту сторону обрыва и дубом внизу был натянут напряженный канат, а к нему цеплялся ремень, застегнутый у меня на талии.

– Хватаешься руками за трос, сильно отталкиваешься и поджимаешь ноги, – коротко проинструктировал Шан. – Все поняла?

Я кивнула.

– Ну тогда давай на счет три. Раз, два, три! – Я оттолкнулась, ощутила сильный толчок в спину – для ускорения – и с диким визгом полетела вниз!

Луг летел в лицо, смазываясь одним ярко-зеленым пятном; ветер вышибал слезы и из глаз…

– Хочу еще раз! – закричала я в сторону обрыва, едва поднявшись на ноги.

– Отцепляйся давай! – Слова донеслись пополам со смехом. – В другой раз как-нибудь!

Я не стала канючить (тем более что, прикинув крутизну обрыва, лезть назад я совершенно не захотела, а другого способа прокатиться еще разок, похоже, не существовало) и быстренько расстегнула пояс. Он, как живой, уполз обратно наверх.

Через пару секунд до меня донесся восторженный крик Шана и запоздало дошло, что он намного тяжелее меня, а значит, и улетит Дальше, а я стою… прямо у него на пути!

Дико заорав, я увидела несущегося на меня Волка, представила уже было себя размазанным мокрым пятном по траве и приготовилась пасть смертью храбрых, как почувствовала, что меня подхватили крепкие мужские руки и сильно сжали, не давая упасть. Дальшемы неслись уже вместе, дружно вопя от щенячьего восторга.

– Невероятно! – восхищенно воскликнула я, аккуратно ссаженная на травку, – ноги от избытка адреналина держать отказывались. – Как ты только сообразил меня подхватить? Лежала бы сейчас, размазанная по земле.

Волк небрежно пожал плечами – дескать, не лыком шиты! Но при взгляде на его довольную смеющуюся физиономию в мою душу вдруг закралось ужасное подозрение…

– Шан? Ша-а-а-а-ан!

– Что? – невинно откликнулся он.

– Ты это не сообразил, – обвинительно припечатала я. – Ты это спланировал!

Глядя на мое перекошенное лицо, он понял, что соврать не удастся, и нарочито небрежно пожал плечами:

– Ну и что? Тебе же понравилось!

– Ах ты! А если б у меня инфаркт случился? – Я попыталась стукнуть его кулаком по спине, но не вышло.

Он ловко поймал мои руки, насмешливо заглянул в «негодующие» глаза:

– У тебя? Вряд ли!

А потом мы дружно сползли на травку и стали хохотать из-за ничего. Просто от переизбытка чувств.

Оскорблять такую полянку костром мы не стали, обойдясь без огня. Шан, сходив в лес (как он залез по обрыву и спустился вниз – не знаю, но не на тарзанке), принес штук пять крупных сочных оранжевых плодов. Что это такое – не признался. Заверил, что «вроде бы» не ядовитые. А я, воровато оглянувшись по сторонам, выудила из неприкосновенного запаса шесть плюшек и бутылку красного вина.

– Это что? – подозрительно спросил Шан, глядя на бутылку, мелодично расстающуюся с бордовым содержимым.

– Вино, – непринужденно ответила я и, поймав его недоуменный взгляд, поспешила добавить: – Перебродивший виноградный сок.

Волк с интересом поднял кружку, принюхался к плескавшейся о стенки жидкости:

– Странно пахнет. А что значит «перебродивший»?

Я закусила губу, мучительно подбирая слова:

– Ну это когда в нем крепость появляется… Ну не винодел я – не знаю!

Он с усмешкой посмотрел на меня, прикинул, что толком объяснить я все равно не смогу, и кивнул:

– Неважно. Мы им хоть не отравимся?

– Нет! – облегченно заверила я, довольная окончанием допроса. Я с опаской надкусила странный плод – у фрукта оказался сладкий, чуток терпковатый вкус, слегка вяжущий во рту.

– Вкусно, – кивнула я, всматриваясь в сочную крупитчато-волокнистую мякоть.

Посреди плода оказались две длинные коричневые косточки. Сок вытекал и струился по тоненькой кожуре, подбираясь к пальцам.

Волк кивнул с набитым ртом, прожевал и изумленно уставился на надкушенную плюшку.

– Что? – смутилась я, поднося выпечку к носу – вроде бы свежая, но кворр ее знает.

– Это что? – спросил он, беря во вторую руку вторую булочку.

Я пожала плечами:

– Плюшки. Выпечка такая. У вас так не пекут?

Он только помотал головой: рот опять был занят. Блаженно прищурился, как кот на солнышке. Я рассмеялась:

– Хочешь – возьми все. У меня еще есть.

Он недоверчиво протянул руку, ожидая подвоха.

– Возьми-возьми, – подтвердила я. – Мне не жалко.

Он, довольный, сгреб все плюшки в охапку, но потом, что-то вспомнив и резко погрустнев, с сожалением вернул одну на место. Видимо – мне.

– Иньярра?

– Ууу? – поинтересовалась я с набитым ртом. Мне, в отличие от Волка, плюшки были не в новинку, так что я в основном налегала на плоды.

– Ты, получается, раньше не знала наших традиций и обычаев?

Я пожала плечами:

– Да я и сейчас их не слишком-то знаю.

– Но все-таки. Какой из тех, что ты знаешь, тебе показался самым ужасным?

Я задумалась. Потом решилась:

– Два: первый – кидать гостей в каземат до выяснения, кто они и чего хотят. Второй – что женщина может выбирать только из мужчин своего клана, которых, собственно, раз, два – и обчелся.

Волк неопределенно хмыкнул:

– Ну до сих пор никто не жаловался.

– А они ведь и не представляют, что может быть по-другому, – рассеянно откликнулась я, дожевывая шкурку.

– Так оно и к лучшему, – удивился Шан. – А то бы мучились, страдали.

– Для вас – лучше, для них – нет, – усмехнулась я. – Потому что я сомневаюсь, что они бы молча страдали и мучились – скорее устроили бы восстание и установили матриархат!

– Жуть, – содрогнулся Волк.

Я лукаво прищурилась:

– Да, Шан, женщины – страшная сила. Так что нас лучше не злить.

– Я видел, – согласно кивнул Волк.

Я, подавая пример, подняла вверх кружку с вином и громогласно возвестила:

– Ну за нас с вами и за кворр с ними!

И, звучно чокнувшись с Шаном, душевно глотнула. Вино терпкой струйкой пролилось в горло, медленно поползло в желудок, оставляя огненную дорожку следов. Крепленое, поди.

Волк тоста не понял, но вино пригубил. Подзадумался, облизнулся и приложился уже всерьез. Профессионально, с удовольствием.

– Залпом пить не советую! – прошипела я – голос ушел куда-то вместе с вином.

– Почему? – удивился Волк.

– Опьянеешь быстро, – пояснила я.

– А пьянеть – это как? – наивно спросил он.

– У вас что, не бывает выпивки? – ошарашенно пролепетала я.

– Раньше – не было, – кивнул Волк и, мечтательно уставившись на кружку, удовлетворенно добавил: – Теперь – будет!

Йыр! Ну почему во всех мирах от меня учатся только всяким гадостям? Эльфийки учат ругательства, сюда – вон выпивку принесла. Кошмар! Ужас!

Солнышко припекало, лесная прохлада манила тенью листьев, шорохом длинных нитей темно-зеленой травы, причудливо изгибающимся сумраком. Из леса вылетел серый щегол и понесся напрямик к нам, грозя врезаться в Шана.

Не врезался. Аккуратно сел на руку и чудно зачирикал.

– Ты его знаешь? – лениво спросила я. После вина да на солнышке меня разморило, как пригревшуюся у печурки кошку.

– Знаю, – кивнул Волк, нежно поглаживая перышки птички и подкармливая щегла крошками закончившихся плюшек (последнюю, вроде бы как предназначавшуюся мне, Шан все-таки слямзил, пока я отвернулась: думал – не вижу). Осторожно отвязал от лапки клочок бумаги и, оставив щегленка клевать несуществующие остатки выпечки, развернул какой-то листок.

– Он что, письма носит? – удивленно спросила я.

– Ага, – рассеянно отозвался Волк, пытаясь совладать с трепещущим на ветру листочком. – А в других Лесах такого не бывает?

– Бывает, – кивнула я. – Письма голуби носят. Но они привязали к голубятням: всегда летят в одно и то же место, где бы их ни выпустили.

– У нас вестники привязаны к Волкам. У каждого свой, – пояснил Шан, углубляясь в письмо и мрачнея все больше и больше по мере прочтения.

– Что-то случилось? – забеспокоилась я.

Волк молча кивнул и, скомкав листочек, засунул его в карман. Посидел пару секунд с закрытыми глазами, а потом глухо сказал:

– Еще трое погибших. На берегу. Этой ночью.

На поляне сразу стало как-то неуютно: солнышко спряталось за мрачное серое облако, ветер тревожно зашелестел в траве. Я помрачнела:

– Так же? Огнем, без следов?

Волк покачал головой:

– Нет. В этот раз – обычными стрелами. Троих убили, одного только ранили – он и написал письмо.

– Да чего они туда лезут-то, как мухи на варенье?! – в сердцах бросила я. – Ну одного убили, двоих – так давайте, может, вообще всем скопом на берег выйдем – пусть всех перестреляют?!

Он смерил меня тяжелым взглядом:

– А ты думаешь, что обычные Волки знают, что творится на берегу?

– А что – нет?! – ошарашенно выдохнула я.

Волк отрицательно покачал головой.

– Да вы что, сдурели там все, что ли?!! – не выдержав, вспылила я. – Дескать, пускай Волки по берегу шляются – заодно демографический взрыв разрешим?!

– Прекрати! – глухо, по-волчьи рыкнул он. И, успокоившись, продолжил: – А с чего ты вообще взяла, что мы сказали об этом Волкам?

– Глас разума подсказал! – язвительно ответила я.

– Да и зачем? – уже абсолютно спокойно продолжил Волк. – Начнется паника, смута – кому это надо?

– Да хотя бы тем троим, которых подстрелили сегодня, – со вздохом ответила я. – Ладно, собирайся, пошли – надо уже сделать что-то с этим Редлеолом, будь он неладен.

Волк согласно подхватил с земли куртку, помог мне встать и пошел вперед.

ГЛАВА 6

По чернильному полотнищу неба были щедро рассыпаны холодные колкие крошки звезд. Лесной сумрак сгустился, недобро выглядывая из-за плеча, окутывая коконом темноты. От черной немой воды несло жгучим, плотным и почему-то страшным холодом. Лес навис над головой, угрожающе поскрипывая колышущимися на ветру ветками.

– Не нравится мне здесь, – зябко поежилась я.

Волк промолчал, осторожно, согнувшись в три погибели, крадясь вдоль кромки леса. Берег был нешироким – всего шагов пять – и холодная мертвая вода. Едва ли мертвая, но мне так казалось.

– Где погибли те? – спросила я.

Врагов поблизости не наблюдалось, но голос самопроизвольно снизился до тихого свистящего шепота.

– Вон там, дальше и левее, – также шепотом отозвался Шан.

– Пошли посмотрим!

Волк молча кивнул и беззвучно пошел вперед.

– Неудивительно, что их расстреляли именно здесь, – кивнула я, как только мы добрались до места.

– Почему?

– Потому что как только луна выходит из-за тучи… – Одинокая ночная странница как раз высветила бочок одной из них, собираясь явить миру свой призрачный лик. – …свет падает точно на это место – их попросту сразу стало видно.

– То есть если луна сейчас появится, то нас…

Закончить он не успел – «если» наступило уже сейчас, и в нас полетело два ярких огненных сгустка.

– Ложись! – не своим голосом заорал Волк, кидаясь на меня, чтобы сшибить с ног.

Но я только отпрыгнула, предоставив Волку в одиночку поближе познакомиться с мокрым песочком, и громким срывающимся голосом выкрикнула несколько слов, взмахнув рукой. Огни замерли в воздухе и, распыляясь, брызнули яркими всплесками искр.

– Что это было? – ошарашенно спросил Волк, вставая и отплевываясь.

– Шэриты, – зло выплюнула я. – Сгустки испепеляющего огня. Они самонаводящиеся, так что ложиться было без толку.

– А-а-а.

Я пропассировала воздух, посылая поисковые лучи.

– А что ты делаешь?

– Ищу того гада, который их в нас швырнул.

– А это кто? Тоже посланник Духов?

– Скорее, посланник йыра, – усмехнулась я. – Коллега, так сказать. Откровенно хиленький коллега – шэриты послал какой-то явно недоучка.

Поисковик вспыхнул тоненьким зеленоватым светом и снова исчез. «Коллега» попался.

Выкрикнув снимающую маскировочные чары формулу, я вскинула руку, выпуская из нее поток света, золотом окатившего молчаливую реку.

По реке плыл корабль. На борту суетились люди, напуганные крахом маскировки. На противоположном берегу стояло еще несколько судов. Люди с воплями носились по палубе, тыкая в нас пальцами, но они меня интересовали мало. Меня интересовал только один. Молодой, едва ли даже тридцатилетний, маг, стоявший на носу. И растерянно разглядывающий меня.

Ведьминская усмешка обещала ему мало чего хорошего.

Я полулежала на боку, разглядывая до боли яркое пламя костра. Алые огненные искры устремлялись в иссиня-черное небо, растворяясь и потухая на полпути. Темно-зеленая листва плотным пологом отгородила нас от берега, но ушли мы не так уж и далеко: шагов на двадцать.

Я решила, что люди больше не смогут причинить вреда Волкам. Потому что здесь, в этом мире, выбирая между этими двумя, Жизнь однозначно склонялась к последним. Потому что они не убивали ни за что ни про что, просто увидев существ на противоположном берегу. Я решила.

Тихий-тихий шорох в кустах: шаг-другой-третий. Полупрозрачная тень опустилась по ту сторону костра. Сидим и смотрим. Даже не друг на друга, а в огонь между нами. Но каждый чувствует на себе взгляд другого.

– Что ты хочешь с ними сделать?

Он даже разговаривал со мной как-то по-другому, не как раньше, а словно чувствуя, что теперь здесь главная я. Потому что так и было. Потому что я больше не испуганная девчонка, глупо разыгрывающая из себя посланницу Духов. Я – ведьма. Я – Жизнь. И я пришла вершить свой суд.

– Сожгу корабли. Они больше не смогут плавать по реке, а стрелы и шэриты с того берега не долетят. Даже если в итоге они и переправятся вплавь, то будут как минимум равны с вами в возможностях. А воины вы прекрасные и свой Лес отстоять сумеете. Впрочем, не думаю, что до этого дойдет: они, скорее всего, просто испугаются и уйдут, оставив вас в покое.

– Ты не вернешься?

Я грустно покачала головой:

– Нет. Мне здесь не место. Мне вообще нигде не место. Вольная странница: пришла – ушла. А кроме того, чтобы сжечь корабли, мне нужно переправиться. Насколько я знаю, первый священный закон гласит, что Волк, переправившийся через Редлеол, не может вернуться.

– Но ты же не Волк.

– Тогда, наверное, тем более.

Он опустил голову и замолчал. Я встряхнулась:

– Пошли. Чем дольше сидим – тем меньше хочется куда-то идти, а надо.

Волк согласно кивнул, поднимаясь и подавая мне руку.

Две тени заскользили по сумеречному лесу. Ветви не качались от неосторожного касания руки, листья не приминались под тяжестью стоп, птицы не поворачивали головы вслед тем, кто был в лесу гораздо более «своим», нежели они, птицы. Волк и ведьма.

Река встретила холодом и тишиной. Волк остановился, кусая губы и не зная, что сделать и что сказать. Хотел остановить и знал, что не имеет права.

– Кто они такие? – беспомощный вопрос, чтобы хоть как-то потянуть время.

– Люди…

– За что они нас… так?!

– За то, что вы не такие, как они.

– И все?

– Да…

– Глупцы!

– Нет. Просто… люди…

Молчание. Тихий-тихий шепоток воды.

– Запомни меня такой, Волк.

– Запомню.

Вытянула руку ладонью вперед. Горько, насмешливо:

– Тогда – прощай?

Секундное касание холодных пальцев:

– Прощай.

Он резко развернулся, и черная тень скользнула под полог леса.

Вот так, ведьма.

Я быстро разделась, сложила ненужную больше одежду в аккуратную стопку и медленно вошла в холодную воду. Река была широкой, но вроде бы почти без течения. Что, вспомним родимый Ашред?

Я осторожно, бесшумно рассекала воду, боясь разрушить и без того нестабильное маскирующее заклинание. Вылезла на другой берег, вытащила сумку и не глядя надела первое попавшееся под руку платье.

Не выдержала и оглянулась. На том берегу черная тень в плаще приветственно вскинула руку. Дождалась ответного зеркального жеста и скрылась в лесу. Я развернулась и побрела прочь.

Мир был гораздо счастливее, пока люди не придумали дурацкое слово «прощай»…

ГЛАВА 7

Корабли стояли цепочкой – семь штук, и все возле берега. Для заклинания – лучше и не придумаешь. Недолго думая я закрыла глаза и, сложив пальцы лодочкой, шибанула по ним цепной молнией. Судна вспыхнули, как щепки в печи, одно за другим обращаясь в серый пепел. На некоторых были люди, носившиеся по палубе, как муравьи по муравейнику, и оглашавшие воздух дикими криками. Дураки – могли бы и заметить, что мой огонь уничтожал исключительно корабли, не трогая живую плоть. А не кидаться с воплями в воду, ломая себе по дороге (по полету ли) ноги.

Черная тень растворилась в темноте прежде, чем пострадавшие (исключительно от собственной паники) сумели разглядеть виновницу своих злоключений.

Теперь – более сложное. Найти колдуна. И наставить на путь истинный. Уничтожить в самом крайнем случае.

Мага я искала долго, пришлось обшарить почти всю стоянку людей, черной прозрачной тенью просачиваясь между палатками и тщательно избегая ярких пятен света от полыхавших костров. Уже почти отчаявшись, я совершенно случайно наткнулась на него, сидящего возле самой воды и грустно смотрящего на другой берег.

Я, не таясь, вышла и встала напротив:

– Ну и зачем?

Он внимательно окинул меня взглядом и пожал плечами:

– Заплатили.

Я презрительно скривилась:

– А своя голова на плечах есть? Или опухла от обилия информации и отвалилась еще на первом курсе Храма?

Он горделиво вскинул голову:

– На втором!

Не будь я так зла и расстроена – фыркнула бы от смеха, такое самодовольство шло от этого недоучки.

– И что же мне теперь с тобой делать? Убить?

Он усмехнулся:

– Попробуй! Не сумеешь!

Я скептически вздернула бровь, откровенно веселясь:

– Я? Убить какого-то недоумка, извини, недоучку, верхом мастерства которого является – слепить два недоделанных шэрита распыляющихся от любого крика?

Он, оценив свои способности и прикинув мои, хмуро промолчал. Потом решился:

– Чего ты хочешь?

– Клятвы, – не задумываясь ответила я. – Что ты никогда больше даже косвенно не станешь вредить Волкам.

– Да кто ты такая, чтобы я тебя слушался! – взъярился загнанный в угол колдун.

Я медленно приблизилась, давая ему увидеть бесконечную черную бездну в глубине зрачков:

– Я? Ведьма. Просто ведьма.

Он медленно вытянул вперед руку и произнес смертельную клятву-заклятие. Каждое слово раскаленным молотом ударяло по слуху. В воздухе вспыхнуло сияющее кольцо и тут же растворилось. Клятва была принята.

Я развернулась и молча пошла прочь. Он мог, конечно, ударить в спину. И даже, наверное, хотел. Но знал, что первое же слово заклятия станет для него последним. Потому что я-то доучилась до конца.

Перемычку я отыскала легко. За Гранью стоял мир Сырем – как-то раз я там уже была. Не сказать, чтобы слишком уж понравилось, но выбирать не приходилось: сил на открытие портала у меня все равно не было.

Значит, пойдем через Грань…

Ступень пятая СВЯТОША-ОБОРОТЕНЬ

ГЛАВА 1

Ненавижу этот жуткий черный балахон!

Кто? Ну кто, ткните мне пальцем, чтоб я знала, кого бить, придумал, что монахиням и послушницам будет удобно ходить в этой… этой… жертве чьего-то отсутствия фантазии?!

Рукава свисают на десять сантиметров ниже рук; чтобы извлечь последние оттуда, приходится бодро изображать зарядку по собственному желанию: ручки подняли, в воздухе ими поболтали, опустили. Причем как можно быстрее, чтобы ручки успели оказаться на нужном месте раньше распустившихся рукавов – а то придется изобразить из себя помирающего лебедя еще раз.

Ничуть не лучше – с подолом. Даже на шпильках он волочится по полу, несмотря на то что я самым бессовестным образом подоткнула его за пояс. Что было бы, надень я полагающиеся послушницам тапочки на плоской подошве – страшно подумать.

И причем во всем этом жутком обмундировании, годном разве что на то, чтобы сесть на высоченный стул и неподвижно просидеть весь день, мы должны носиться по этажам, помогать готовить на кухне и успевать добегать до стен монастыря, а желательно – и до своей кельи, раньше первого рассветного луча.

В этот раз – не успели…

И вот Раонна, Мелла и я с самым что ни на есть покаянным видом стояли перед матерью Даонной. У меня не очень-то получалось, но я старалась честно. Хоть бы не засмеяться…

Да, мы не успели до рассвета вернуться в монастырь. Да, мы пропустили утреннюю молитву (а толку с той молитвы? Я ее все равно до сих пор не знаю – просто губами шевелю!). Да, мы вечером ушли в харчевню и пробыли там до утра. Да, от нас разит вином, как от бочек с освященным кагором в погребе… Ну и что?!

Как будто она сама не такая же в молодости была! [14]

– Как вы могли так низко опустить почетное звание послушницы нашего монастыря?! Как вы могли пренебречь святыми заветами Хранящих?!

Меня начало меленько трясти от смеха. «Святые обеты Хранящих»!

«Не ругайся, не пей»… Да видала я, как эти самые Хранящие вино хлещут! И сама же им подливала!

«Не вступай в связь с мужчиной до священного брака»… Ну неужели они и вправду верят, что мы за восемьдесят, двести, пятьсот лет – и ни разу?..

И матушка это отлично понимала, украдкой показывая мне кулак из-под рясы, чтобы не засмеялась в самый ответственный момент прочувствованного монолога: «Вы, недостойные дщери, хоть бы стыд поимели – прятались вовремя, что ли!» От этого стало еще смешнее, но я честно ущипнула себя за руку и сдержалась.

– Полагаю, пребывание в комнате для замаливания грехов до вечера наставит вас на путь истинный, дети мои, – устало подвела итог матушка, и сама уже запутавшаяся в наших прегрешениях.

Лица непослушных послушниц с надеждой прояснились. «Вечером опять в харчевню рванем!» – крупным шрифтом было написано на лбу у каждой, и матушка не преминула мстительно добавить:

– И еженощные моления посетите.

Мы синхронно горестно вздохнули, приуныв. Целую ночь стоять на коленях, держа в руках тоненькую свечку, обжигающую пальцы плавящимся воском?! Да еще молиться иконе с двумя одухотворенными ликами?! Скорее всего, рисовали их не с Хранящих – к ним столь трогательное выражение лица точно не разу не залетало, благополучно подменяясь редкостной злобности перекошенной харей.

Лично я вместо молитвы костерила их на чем свет стоял, но интересно это было только первые часа три – потом мои познания в нецензурных выражениях со всех Веток подыстощались и приходилось просто спать рядышком с иконой, создав морок себя молящейся. Удивительное, должно быть, зрелище…

Матушка еще немного поразорялась, поругалась, но потом украдкой глянула на часы, поняла, что если продолжать в том же духе, то завтрак пройдет мимо нее, и махнула рукой, отпуская нерадивых чад. Впрочем, попросив самое нерадивое подзадержаться ненадолго.

Едва за ободряюще подмигнувшими мне напоследок послушницами закрылась дверь, как Даонна прекратила разыгрывать из себя великого обличителя и, кивнув мне на мягкое кресло у стены, села напротив.

– Иньярра, а ты еще долго собираешься пробыть у нас в монастыре?

Не далее как позавчера я пришла в знакомый монастырь, потребовала аудиенции у настоятельницы и попросила позволения остаться в монастыре, пока аура не восполнится до состояния возможности открытия портала. Даонна, знакомая со мной уже лет десять как, разумеется, позволила.

И через пятнадцать минут из кельи матушки вышла новая, только что принятая послушница. О том, что из меня послушница, как из козла – дойная корова, задумывался мало кто: там, в общем-то, большинство особым религиозным рвением не отличалось. Так, родители отправили, или сами сдуру обет дали – вот и маются.

– Не знаю, – засомневалась я. – Аура восполнилась примерно наполовину. Еще где-то денька два-три побуду, наверное. А что? Кому-то кельи не хватает? Подселяй – вдвоем интересней будет!

Настоятельница позволила себе улыбнуться:

– Тебе, как я вижу, и так не скучно.

И замолчала, наивно ожидая, что мне станет стыдно. Очень наивно с ее стороны.

Сама, поди, помнит, как мы десять лет назад вот так же с ней самой по харчевням ночами подвизались.

– Тогда в чем дело? – спокойно спросила я.

Настоятельница вздохнула, осознав, что муки совести скончаются в страшных конвульсиях еще на подступах к моему распутному образу жизни, и выложила карты на стол:

– Мне очень нужна твоя помощь… По специальности.

Я как-то сразу посерьезнела, выпрямилась и, глядя прямо в глаза, потребовала:

– Так выкладывай! Надо будет – и подзадержусь.

Монахиня тяжело вздохнула, прикинув, что останется от монастыря и девичьей невинности, если я подзадержусь, но ответила:

– Знаешь, очень неудобно вот так к тебе обращаться, потому что денег у монастыря…

Я привычно оборвала взмахом руки вступительную часть, ожидая собственно фактов.

– В общем, в монастыре завелся оборотень, – на одном дыхании выпалила Даонна, виновато глядя на меня, словно это она сама еженощно вместо святых молений шастала по монастырю в хвостатом обличье.

– Загрыз кого-нибудь? – без обиняков и сентиментальностей вроде предсмертных вздохов и сложенных на разрывающемся сердце рук спросила я.

Настоятельница суеверно перекрестилась:

– Нет, что ты!!!

Я недоуменно нахмурилась:

– А с чего же ты тогда вообще взяла, что он есть?

– Я его видела, – с достоинством пояснила монахиня.

– Только ты? – сразу же уточнила я.

Даонна высокомерно фыркнула:

– Да даже если бы кто-нибудь еще его и увидел, то списал бы на пьяное воображение – ты же мне всех послушниц споила!

– Не всех, – спокойно возразила я. И, подумав, глубокомысленно добавила: – Пока.

Настоятельница нервно сложила руки на груди, но от очередного гневного монолога воздержалась: меня все равно ведь не прошибешь, а время завтрака неумолимо истекало.

– Где ты его видела? – между тем продолжала выспрашивать я.

– На третьем этаже, рядом с трапезной.

– Как он выглядел?

Матушка смутилась: видимо, труда себе рассмотреть оборотня она не дала, улепетывая со всех ног в свою келью и по ходу костеря недоглядевших за монастырским благополучием Хранящих.

– Ну… Волк и волк. Серый. Мохнатый. А глаза разумные, человеческие.

– А как он себя вел?

– В смысле? – нахмурилась Даонна.

– Ну рычал, кидался, пытался преследовать?

Матушка медленно покачала головой:

– Нет. Просто стоял и смотрел.

Я тихонько хихикнула:

– Значит, это не послушница. Ты их всех уже настолько достала, что любая с восторгом воспользовалась бы столь великолепной возможностью свести счеты.

– Иньярра, да прекрати ты нести чушь! – завопила не на шутку испуганная Даонна. – Я тебя как человека попросила, а ты!

– Тихо, тихо! – пошла я на попятный. – Я же не отказываюсь, правда? Просто строю догадки о том, кто бы это мог быть.

Монахиня только вздохнула.

– Ладно, Даонна, разберусь я с твоим оборотнем. Если нападать не станет – не убью, а просто сообщу тебе, кто это. А там уж решай сама, что делать с ней… или – с ним.

Даонна потерянно кивнула головой. Я поднялась и, в который раз запутавшись в подоле рясы, тут же шлепнулась обратно.

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – раздраженно возопила я, но тут же испуганно прикусила себе язык. В келье настоятельницы такие шутки дорого обходились.

Но Даонна, казалось, даже не заметила моего комментария: она отрешенно смотрела в окно, переплетя руки на груди. Видно, предположение по поводу послушницы здорово ее напугало.

Уже на самом выходе я обернулась и, лукаво прищурившись, невинно обронила:

– Но вообще-то мне будет сложновато заниматься отловом оборотня, сидя в комнате для замаливания грехов!

Даонна, явно ожидавшая этой фразы, только вздохнула:

– Ну хоть пару часов для приличия отсиди! А потом сделаем вид, что ты сбежала, а я не заметила.

Удовлетворенно усмехнувшись, я закрыла за собой дверь. Определенные плюсы у процесса выслеживания оборотня уже намечались…

Семьсот сорок пять… Семьсот сорок шесть… Семьсот… сколько? А может – уже все восемьсот?! «Запросто!» – мрачно решила я, с отвращением останавливаясь и облокачиваясь на осевой столб, чтобы перевести дыхание. Говорят, нет ничего хуже, чем подниматься по винтовой лестнице: дескать, и голова кружится, и ноги устают, и клаустрофобия разыгрывается. Интересно, те, кто это говорит, пробовали когда-нибудь по этой самой лестнице спускаться?

Нет, ногам-то весело, они упрямо стремятся пуститься наперегонки, а вот равновесие постоянно куда-то девается, грозя запустить меня пересчитать скользкие ступеньки ребрами. Шпильки то и дело цепляются за пройденную ступеньку и за подол дурацкой рясы, а то и вообще подворачиваются, с твердым намерением сломаться в самый неподходящий момент.

В общем, комнаты для замаливания грехов я ждала как манны небесной – лишь бы поскорее кончилась эта злосчастная лестница!

Дождалась. Вот только радости особой не почувствовала.

Каземат размером в пять шагов по длине и ширине. Каменный пол. Ледяные стенки. Стакан с водой, прикрытый ломтем черствого хлеба. И икона Хранящих, издевательски ухмыляющихся с полотна.

«А ты рассчитывала на царские хоромы?!» – издевательски высунулся разум.

Нет! Но могли же они хотя бы коврик соломенный постелить! Так ведь и воспаление легких заработать недолго!

«Монашкам полагается заранее привыкать к здоровому закаленному образу жизни. Здесь ведь зимой не топят!»

Совсем? – поразилась я.

«Совсем! Так что сиди и радуйся, что в Сыреме нынче лето!»

Радуюсь, – убито заверила я разум, безуспешно пытаясь умоститься как-нибудь поудобней, подоткнув рясу под зад.

Вот теперь-то я поняла великую целесообразность странного покроя! Излишнюю длину подола удалось сложить в несколько раз и умалить зверский холод, струящийся по полу. А из длиннющих рукавов вышла отменная муфта. Не хватало только капюшона, отороченного мехом, которому полагается медленно обледеневать.

Протянув руку, я взяла стакан с водой и жадно выпила залпом – вином от нас троих разило совсем не по невинной причине нескольких капель, пролившихся на подол рясы!

– Жить будем! – радостно заверила я бесстыдно ухмыляющихся с иконы Хранящих. Вот это полотнище, скорее всего, как раз с них самих рисовали.

Через час я уже вспомнила всю Храмовую программу разминки, накачки и растяжки, но все равно зуб на зуб не попадал. Попрыгала, поприседала, побегать не удалось ввиду маленького пространства, но я честно пыталась на месте. Без толку!

«По-моему, мозги у тебя вконец обледенели!»

Ага, настал ледниковый период, и ты наконец-то оставишь меня в покое!

«У тебя куртка где?» – не поддаваясь на провокации, спросил замерзший разум.

В сумке.

«А сумка где?» – продолжал дотошный голосок.

В келье.

«А материализовать ее слабо?!»

Меня словно обухом по голове ударили.

– Вот дура! – с восторгом завопила я, выуживая из воздуха сумку.

«Я с этого и начал!» – резонно напомнил разум и тут же трусливо ретировался.

В куртке стало тепло-о-о-о-ооо… Просто чудо!

Игриво клацнув зубами в сторону иконы, я вытащила из сумки наконец-то заряженный кристалл и мысленно настроилась на Таю.

Пора узнать, что там без меня в мире творится.

– Тай, привет…

– Ты где шатаешься?! Ты почему кристалл не заряжаешь?! Тебя где носило?!! Я тебя уже неделю ни одним поисковиком вычислить не могу, думала, случилось что!!! – тут же заорало в ответ.

Оторопев от такого приветствия, я уже хотела было скромненько выключить кристалл, но поняла, что я не ошиблась настройкой и меня не приняли за кого-то другого – просто Тая действительно кричит! До этого момента я даже представить себе не могла!

– Тай, не кричи.

– Что значит – не кричи?! Ты шатаешься невесть где, в мире творится невесть что, а я должна спокойненько сидеть и всем улыбаться? – уже более спокойно ответила подруга.

– А что творится в мире? – сразу же насторожилась я.

Тая на том конце горестно вздохнула, явно жалея, что так рано позволила себя успокоить, и, хотя и горя желанием еще чуть-чуть поругаться, все-таки заводить ор по второму кругу не стала:

– Ты сидишь?

– Угу, – угрюмо подтвердила я, оглядывая холоднющий пол, леденящий зад даже через рясу.

– Тогда слушай: появились как минимум три новые Ветки, восточная нежить оккупировала западные края, окейнинские кактусы засыхают без воды на третий день.

Я только вздохнула, ожидая чего-то подобного. Хотя едва ли в таких масштабах.

– А Храмы под землю не ушли? – тоскливо провыла я, вспомнив Инка.

– Прекрати шутить такими вещами! – взвилась Таирна.

– Ладно, Тай. Могу еще добавить тебе в копилку «невероятно, но факт». Веток появилось не три, а четыре – на одной из них я как раз и застряла, в Окейне был дождь, в Мисвале мутировал Лес, в Варильфийте обнаружилась полуденница и домовенок, а священный эльфийский цветок зацвел когда ни попадя…

– Йыр побери… – присвистнули на том конце.

– Вот-вот, – мрачно подтвердила я. – Что делать-то будем?

Тая легонько вздохнула:

– Ну вообще-то мы с Ильянтой хотели собраться всей шайкой-лейкой и отправиться в какой-нибудь Храм – обсудить это дело с магистрами.

«Всей шайкой-лейкой» – это значит, втроем: Таирна, Ильянта и я. Ведьмовское трио. Страх и ужасть! Разбегайтесь с дороги, закрывайтесь на все запоры, готовьте хворост для костров! И я не шучу…

– В какой-то – это в какой? – подозрительно спросила я.

– Ну-у… Вообще-то – в Западный, – призналась Тая.

Я бы предпочла Восточный – знакомый до последней ступеньки по годам учебы, но…

– Ладно, пусть так. А где же собирается наша шайка-лейка?

– На Миденме.

– Места лучше придумать не могли? – возмутилась я. – Не поеду я туда!

– Почему? – неподдельно изумилась Тая.

– Не люблю я ее!

– Полюбишь, – философски рассудила ведьма.

Вот и попробуй с ней поспорь…

– А когда собираемся-то хоть?

– Денька через три в гнезде. Ты сейчас, вообще, где?

– В Сыреме. Оборотня ловлю.

– Плюнь ты на своего оборотня!

Я вздохнула:

– Не могу! Очень просили разобраться. К тому же я все равно еще дня три порталы не смогу открывать.

– Почему? Куда ты всю энергию дела?

Я только отмахнулась:

– А! Потом расскажу. Значит, ждите меня в Миденме денька через три-четыре.

– Постарайся только побыстрее, – со вздохом заключила Тая, отключаясь.

Я всегда стараюсь. Только не всегда старания окупаются…

Еще немножко попрыгав по комнате для замаливания грехов, я пришла к выводу, что два часа уже благополучно прошли, а за это время да при таких мучениях мне должны были уже отпустить не только все грехи совершенные, но и все будущие! И пошла на выход.

Хотя это легко сказать – пошла… А вот подняться на эти злосчастные восемьсот ступеней винтовой лестницы – занятие для тренированных спортсменов или монахинь!

Но уж никак не для ведьм, не увлекающихся накачиванием мышц исключительно из-за профессионального мазохизма. Да чтоб я еще хоть раз в жизни позволила запихать себя в эту жуткую комнату!

ГЛАВА 2

Ни от кого не скрываясь (матушка пообещала «не заметить» смены моей дислокации, а никто больше и не знает, где мне сейчас положено быть. Разве что Раонна с Меллой – так эти сейчас сами в подобных казематах сидят), я поднялась в свою комнату, мрачно посидела, согреваясь, сняла опостылевшую рясу и переоделась во вполне приличное платье. Волосы заплела в косу. И, накрывшись коконом невидимости (монашка, ни с того ни с сего нарядившаяся в обычное платье, явно вызывает подозрения), пошла подготавливать работу по отлову оборотня.

То есть обедать в местную харчевню.

Народу в монастыре было немного – с полтысячи человек, сейчас большинство – на работах: в огороде или на кухне, так что в коридорах я почти ни на кого не натыкалась. По крайней мере таких толп, что не разминуться, точно не было.

На стенах в залах висели иконы, в специальных подставках дымили свечи. Коридоры удручали взгляд голыми стенами, голыми каменными полами и печальным отсутствием всякого освещения. Лично мне это ничуть не мешало, но вот другим жителям монастыря – даже очень. Только у меня на глазах споткнулись три монашки. Одну даже пришлось поддержать под локоток, чтобы не упала, расплескав дорогущие благовония. Женщина ничуть не удивилась неведомой силе, удержавшей ее от падения, выровнялась, отвесила поклон Хранящим и спокойно пошла дальше. Удивительная сила – вера.

Выйдя из монастыря, я сощурила глаза от яркого солнца и привычно пошла вдоль высоченного забора. Надеялись, что он поможет монашкам соблюдать суровый обет целомудрия. Зря надеялись: в том заборе было больше потайных лазов и подкопов, чем в подполье с узниками пожизненного заключения.

Выходить из тени не советовалось: невидимость невидимостью, но вот бесплотностью я не обладала, а тень от невидимой девушки в платье наверняка привлечет внимание общественности.

Шмелем прошмыгнула мимо огородов, попутно вспомнив собственные вчерашние мытарства – попробуй-ка вылущи семь ведер фасоли, если у тебя ногти по полсантиметра! Уже через полчаса я не выдержала и втихаря применила заклинание развертывания. Результат – два полных ведра аккуратно сложенных пустых стручков и разбросанные по невероятным траекториям семена. Какими словами меня наградили получившие в глаз монашки – лучше матушке не знать. А то комнат для замаливания грехов на всех не хватит, а вдвоем в этом каземате кворр уместишься!

Я вышла за пределы монастырских земель и с облегчением сняла заклинание. Дальше прятаться смысла не было.

В харчевне было пусто: время еще не обеденное, но уже и не утреннее. Как раз завтрак закончился давно, а обед пока не начался. У противоположной стенки сидела тройка пьяных в дым завсегдатаев, Да у стойки околачивался незнакомый менестрель, ожидая заказанного напитка.

Я взглядом голодной кошки проводила бережно закрытую в футляр гитару. Да, я умею играть. Да, я умею петь. Но все-таки я Сказительница. А у каждой Сказительницы есть где-то свой менестрель. И если друг друга найти, то мои Песни и его музыка станут еще сильнее. Кроме того, Сказительница и менестрель – это две половинки одного целого. Возможно, мой менестрель был тем единственным, от которого мне не пришлось бы уходить. Вот только найти одного-единственного человека на огромном Древе – задачка не из простых. К тому же менестрели, даже если они – не маги, все равно обладают способностью ходить по Веткам. Тоже странники.

Менестрель, с одного взгляда признав во мне Сказительницу приветственно кивнул и сел за столик. Я подошла к стойке.

– Чего изволите? – вежливо спросил хозяин, не признавший во мне монашку, дебоширившую ночью.

Я пожала плечами:

– А что у вас есть?

– Все! – расплылся в улыбке хозяин. И пояснил: – Чебуреки, плов, картошка вареная.

Прекрасный выбор…

– Давайте чебуреки, – решилась я.

– Что будете пить? Вино, самогон, пиво?

Я содрогнулась: голова и так болела до сих пор.

– Чай, есть? Две чашки.

Хозяин кивнул и удалился. Я села за свободный столик и от нечего делать принялась размышлять. Из окошка струился солнечный свет, расцветая причудливыми радугами на капельках воды – стекла, похоже, недавно вымыли. По столу ползала надоедливая муха, все норовя сесть на пальцы.

Итак, что мы имеем?

Имеем абсолютно необъяснимые аномалии в Древе, необходимость прибыть в Миденму через три дня и некоего дружелюбно настроенного оборотня, виденного Даонной возле трапезной. С чего начнем?

Допустим, с оборотня.

Эти существа были одними из самых странных, каких вообще изучают в Храме. Кто-то относил их к разумным и предлагал составить реестр и прекратить истреблять почем зря. Кто-то вопил, что это такая же нежить, как и вурдалак, только гораздо более опасная, так что нечего с ними цацкаться – угрохать, и вся недолга. Мне же они казались… примерно такими же, как и обычные люди. Просто умеющими превращаться в волков. Ну и что такого? Я вон тоже в кошку превращаюсь. Правда, я и не человек…

Оборотни, как и люди, бывают разные. В жизни мне попадались и такие, которые предлагали помощь – они умеют лечить, и я как-то раз провалялась месяц в беспамятстве у одного оборотня. И такие, которых обуяла жажда крови, заслонившая разум и чувства. Но ведь и среди людей сумасшедших, да и просто преступников, предостаточно! Как правило же, оборотни использовали свою вторую ипостась в исключительных случаях: для самозащиты, для того чтобы скрыться от охотников, или когда просто грустно: промчался сквозь лес, повыл на луну волком – глядишь, и легче станет.

Вот только одного в толк не возьму: если оборотень не пытался на Даонну напасть, значит, он, скорее всего, не агрессивный. Но тогда какого йыра вообще было так светиться, попадаясь ей на глаза? Спрятаться не успел? Да ни в жизнь не поверю! У этих тварей такое чутье, что он настоятельницу должен был за добрую сотню шагов заприметить. А уж шмыгнуть в какую-нибудь нишу и там затаиться – это для него совсем проще простого. Тем паче подобных ниш в монастыре предостаточно.

Значит, специально показался. Зачем? Испугать? Предупредить? Отвлечь?

Ох, что-то здесь нечисто с этим оборотнем. Совсем нечисто.

И тут хозяин наконец-то прекратил повышать свои арифметические способности, считая ползающих по стойке мух, а вспомнил, что вон та девица с черной косой не просто так одиноко за столиком сидит, и принес мой заказ. Лучше бы он этого не делал…

Если чай еще можно было признать в этих двух чашках с желтоватым настоем, пахнущим прелым позапозапрошлогодним сеном, но принять за чебуреки два куска теста, насквозь пропитанных маслом, я отказывалась.

– Их что, сначала выжимают, а потом едят? – мрачно поинтересовалась я у сопящего за плечом хозяина, ожидавшего мзды за великолепный обед в денежном эквиваленте.

Приподнятый двумя пальцами за краешек чебурек жалко обвис, болтаясь, как тряпка. С противоположного конца тонкой струйкой стекало на тарелку черное горелое масло. Удручающее зрелище…

– Как вам будет угодно! – нашелся трактирщик.

– Мне угодно засветить этой гадостью тебе в лицо, – спокойно сообщила я, и надоедливого мужика как ветром сдуло.

Мясо в чебуреке на поверку оказалось каким-то кислым и вообще не съедобным. Я уныло уставилась в чашку с «чаем». М-да, по-моему, я прямо сейчас отравлюсь в этой харчевне, и оборотню не придется заниматься устранением досадной неприятности в виде заинтересовавшейся им ведьмы. А может, он и есть трактирщик? Я с таким профессиональным интересом уставилась на стоящего за стойкой мужика, что он не выдержал и подошел поближе:

– Может быть, вы еще что-то хотите?

Я, чуть наклонив голову, неспешно перебрала в воздухе мгновенно засветившимися пальцами:

– Что-нибудь. – И веско добавила: – Съедобное.

– К-к-конечно, госпожа ведьма, – пролепетал мужик и унесся на кухню.

Менестрель за соседним столиком только усмехнулся, встретившись со мной понимающим взглядом. Ему его первоклассный глинтвейн тоже явно не просто так достался.

Буквально через пять минут на столе появилось блюдо с запеченной в майонезе картошкой и отбивная. Я проводила мужика довольным взглядом:

– А чай?

– Простите, забыл, – поклонился тот, уносясь на кухню. Чашка со свежезаваренным чаем дополнила сервировку стола через пару минут.

«Хорошо быть ведьмой!» – в который раз решила я, впиваясь в мясо зубами. Кислым оно не было. Оно было нежирным, нежным и приправленным хмели-сунели. Чудо, а не мясо!

Вспомнив криво отрезанный кусок черствого хлеба, поджидавший меня в комнате для замаливания грехов, я содрогнулась и с удвоенным энтузиазмом накинулась на картошку.

Хорошо быть ведьмой!

Проще всего выследить оборотня, подсыпав ему в еду немного специального зелья: оранеала. Безвкусный, бесцветный, без запаха. Это, разумеется, не яд, а своеобразный индикатор, никак не влияющий на людей, но вызывающий резкую аллергическую реакцию у оборотней.

Пакетик-то у меня с собой был, но вот незадача – подсыпать надо было именно во время готовки, потом – без толку. Да и как будет смотреться монашка, неспешно идущая по трапезной и опыляющая еду какой-то дрянью? Порошочек был редкостно подозрительного едко-зеленого оттенка (он терялся, как только попадал в пищу), так что выдать его за соль никак не получится. Значит, надо идти на кухню и набиваться в помощницы – авось возьмут.

И я, засунув пакетик в карман рясы (там вообще-то положено лежать молитвеннику, потерянному мной в первый же день), пошла на кухню. В огромной комнате было дымно, шумно, жарко, и вообще на пороге возникло острое желание развернуться и сбежать оттуда куда подальше. Но – дело есть дело.

Я с самым что ни на есть невинным видом подошла к главной поварихе и поинтересовалась, не нужна ли ей моя помощь. Оказалось, что нужна, да еще как! Варево (назвать это супом у меня просто язык не повернется) уже давно кипело, капусту порезали, лук пережарили, а вот картошку, олухи, даже почистить забыли!

И я послушно присела над ведром, неспешно срезая грязную кожуру и выколупывая ростки. Возле котла с варевом постоянно кто-нибудь крутился, так что подобраться к нему мне, похоже, удастся только «легально»: если попросят что-нибудь туда кинуть.

– Ты что делаешь?! – изумленно спросила повариха, случайно увидев плоды моей деятельности: с десяток вычищенных картошек, горкой сложенных возле разделочной доски.

– Картошку чищу, – так же удивленно ответила я. – Вы же сами попросили.

Женщина вгляделась в меня и понимающе протянула:

– А-а-а-а… Так ты новенькая?

Я неуверенно кинула. Женщина сразу подобрела и с улыбкой пристроилась рядышком, взяв в руку нож:

– Ну кто ж так чистит? Ты так ее и за три года не почистишь! Вот как надо, – с этими словами она двумя движениями лезвия небрежно срезала кожуру, мало заботясь о том, что кое-где она срезалась не полностью, и, наплевав на море оставшихся в картошке ростков, бросила клубень в кастрюлю.

Я внутренне содрогнулась, похвалив себя за то, что пообедала в харчевне. Похоже, пост – это не самое страшное в монастыре. Куда страшнее его отсутствие… Хорошо, что я не буду это есть.

«Это ты так думаешь потому, что пообедала в харчевне. А согласись, там-то ты на кухню не заглядывала. Мало ли как они там готовят?»

Молчи! – в ужасе попросила я. А то мне сейчас этот обед боком выйдет.

«Вряд ли боком. Скорее – другим местом!» – язвительно просветил глас разума, но замолчал.

Картошку мы дочистили в рекордные сроки, порезали – еще скорее («А чего с ней возиться – все равно в котле разварится!» – рассудила повариха, разрезая картошину на четыре части и тут же хватаясь за следующую), и повариха только собралась было ее нести к котлу, как за ее спиной начал дымить, шкворчать и катастрофически пригорать лук (не без моей помощи, конечно). Женщина затравленно огляделась, от всей души желая разорваться на Две части, и умоляюще глянула на меня, стоящую рядом.

– Давайте, я отнесу! – услужливо подхватила я миску с «порезанной» картошкой.

– Спасибо, – улыбнулась повариха, кидаясь к сковороде.

Я неспешно протопала к котлу, нащупала заветный порошочек и, высыпав в кипящее нечто картошку, с самым наглым (то бишь невинным и отсутствующим) видом отправила туда же содержимое пакетика. Варево недовольно взбурлило, но тут же успокоилось.

– Что это ты тут делаешь? – подозрительно спросила подошедшая монахиня.

– Картошку высыпала, – невинно ответила я, в доказательство предъявляя опустевшую миску и между делом пряча пакетик обратно в карман.

– А-а-а, – успокоенно протянула монахиня и отошла.

Спецзадание было выполнено.

С Раоной и Меллой я встретилась только после ужина. Пребывание в холоднющем каземате без воды и еды никоим образом не испортило им настроения, обе охотно щебетали, рассуждая, как бы надуть настоятельницу, пропустив еженощные моления. Я же, напротив, была задумчива и даже растеряна, пожалуй.

Оранеал не сработал. Точнее, не оранеал не сработал, а оборотня в трапезной за обедом не оказалось. Учитывая, что там было девятнадцать двадцатых всего монастыря, выходило, что либо оборотень был пришлым, либо в этот раз решил не портить себе желудок монастырским обедом. В общем, блин комом.

– Эй, ты нас вообще слышишь?! – Мелла, устав от моего отсутствующего вида, нетерпеливо помахала рукой у меня перед носом.

Я вздрогнула, тряся головой:

– Что? Извини, я не слышала.

Послушница вздохнула, но набралась терпения и повторила:

– Мы с Раоной хотим сбежать с этих молений, как только настоятельница пройдет мимо – она проходит только один раз. А потом пойдем в харчевню. – Девушка смущенно хихикнула: – Как вчера.

Да, вчера она изрядно гульнула под хмельком. Послушница, танцующая на столе… Узнай об этом Даонна – была бы в ужасе. Впрочем, зайти слишком далеко я Мелле не дала.

Я вздохнула:

– Да, вам-то хорошо, а вот меня всегда в самый конец ставят. Пока Даонна до меня доберется – уже часа три ночи будет!

На эту ночь у меня были планы гораздо интереснее, чем стояние перед иконой с двумя осточертевшими лицами и вымаливание у них прощения за какие-то там проступки. Но вот девчонкам об этом лучше не знать. Не потому, что я им не верю. Просто они не знают, что я ведьма, – и пусть дальше не знают. Так общаться проще.

Послушницы заметно приуныли:

– Ну… Тогда и мы не пойдем.

Но портить другим удовольствие я не собиралась.

– Вот что. Давайте так: вы идете в харчевню, как только Даонна проходит мимо вас, а я присоединяюсь, когда смогу. Постараюсь побыстрее, конечно, но это уже не от меня зависит.

«А от кое-кого хвостатого, странно себя ведущего!» – мысленно закончила я.

– Ладно, – хором согласились послушницы, разбегаясь по кельям.

Я тоже пошла в свою – переодеться. Гоняться по всему монастырю за оборотнем в этом жутком балахоне? Как бы не так!

В келье было темно: свечки, которым положено непрестанно гореть перед образами, я извела еще позавчера, да и сами образа перевесила на стенку за спиной. Ну не спится мне под укоризненным взглядом этих двоих! Тем паче я-то знаю, что после таких взглядов они обычно далеко не отворачиваются со всепрощающей улыбкой, а начинают бесстыдно швыряться шэритами, а то и «звездами».

Подойдя к открытому окну, я полной грудью вдохнула уличный воздух. Без особого удовольствия: воздух оказался невкусным – душным, тяжелым и пахнущим прогорклым жиром. Моя келья находилась как раз над кухней.

С собой я ничего брать не стала. Надела амулет на шею, переоделась в привычное платье и бесшумно вышла в коридор.

В коридорах было темно и безлюдно: монахини, отслужив вечерню, разошлись по кельям спать – подъем на рассвете; послушницы, вымыв посуду на кухне, либо втихаря сбежали в харчевню, либо уныло отправились отбывать наказание – еженощные моления. Тихие сумрачные лабиринты иногда выводили к широченным залам, оглашенным тихим гулом голосов молящихся. Весь монастырь пропах ладаном, а возле кухни – горелым маслом. Ни то ни другое мне по вкусу, то есть по нюху, не пришлось.

Отправляться сразу к трапезной особого смысла не было: едва ли оборотень еженощно туда заглядывает. Гораздо разумнее просто побродить по монастырю – не такой уж он и большой, чтобы единственная ведьма разминулась с единственным оборотнем.

Страшно мне не было – было любопытно. Ну что это за оборотень такой, который мало того что охотно нюхает ладан (они его не то чтобы очень уж боятся, но недолюбливают), так еще и бегает по монастырю – лишь бы лапы размять?

Коридоры были похожи, как братья-близнецы (впрочем, учитывая, что монастырь женский – сестры-близняшки), так что я бы не удивилась, узнав, что прошла по одному и тому же месту пять раз. Чем дальше от центральной части, тем реже попадались освещенные комнаты, чаще – клетушки келий (во многих свечки под образами не горели – значит, не одна я такая злостная нарушительница Правил).

Оборотень все никак не появлялся. То ли я ему показалась такой уж малопривлекательной и он не захотел идти на контакт, то ли – наоборот, понравилась, и он засмущался, но волчьей морды, пока не было. Где его йыр носит?

«Вот у него и спросишь!» – недовольно высунулся разум. Он сегодня что-то не в настроении.

Каким образом?

«Сейчас узнаешь!» – ехидно пообещал он и испарился.

Оборотень выскочил внезапно. Я даже не поняла откуда. Видимо, в этот раз он воспользовался-таки какой-нибудь нишей.

– Э-э-ээ, здрасте, – неуверенно выдавила я.

Оборотень удивленно присел на задние лапы, потряс кудлатой башкой. То ли не ожидал такой вежливости, то ли удивился, что в замке есть ведьма (нашего приближения они чувствовать не могут). Потом подумал, покосился на колечко, позволяющее материализовывать меч, рыкнул: нашла, мол, дурака! – и, неспешно развернувшись, побежал прочь.

Я, оторопев от такой наглости – настолько безобразно меня еще в жизни не игнорировали! – даже не сразу бросилась вдогонку, дав ему шагов десять форы.

Услышав топот за спиной, оборотень лениво обернулся, скорчил скучающе-недовольную физиономию: «Ну никак без этого нельзя было, а?» – и ускорил шаг. Я последовала его примеру, причем за несчастные тридцать метров умудрилась так разогнаться, что едва вписалась в поворот. Каблуки противно скрипнули по каменному полу.

Оборотень забеспокоился, то и дело оглядываясь назад: он явно бежал во всю прыть, покрывая мягкими бесшумными прыжками немалые расстояния, но, сама испугавшаяся своей прыти, ведьма его однозначно догоняла. Причем меня это событие совсем не радовало, ибо остановиться сама я уже, похоже, не могла, а тормозить в оборотня – не самая удачная затея!

Но тут оборотню спектакль надоел, и он, резко развернувшись, со всей силы рявкнул мне в лицо. Вопреки всем законам физики, включая ускорение и инерцию, я остановилась как вкопанная. Оборотень скорчил скептическую морду, оглядывая малосъедобный, на его взгляд, продукт: «Ну и что мне теперь с тобой делать?» Я с не меньшим интересом оглядела оборотня. Ничего особенного: волк и волк. Глаза разумные, зубы острые. А так – ничего такого.

– А мне что с тобой делать? – озадачилась я тем же вопросом.

«Бить!» – уверенно ткнулось в виски.

Я с удивлением уставилась на оборотня.

– Ты что, камикадзе? Или дал обет умереть от руки ведьмы, а ведьм все не попадалось?!

«Нет. Ну и что теперь – стоять и смотреть друг на друга?» – скептически фыркнул оборотень.

– Не лучшая идея, – согласилась я. – Но как же я могу тебя бить, если даже и не за что? Никого не загрыз, никого не покусал, на меня лично – так только рявкнул разок! За что бить-то?!

«Щас будет за что! – пообещал оборотень, примеряясь. – Вот щас отгрызу какую-нибудь руку, и сразу станет за что!»

– Э-э-э! Ты так не шути! Что значит «какую-нибудь»? У меня их всего две! – испуганно завопила я, но оборотень уже не слушал.

Придя к выводу, что пространное вступление окончено и приличия соблюдены, он перешел непосредственно к действиям: с утробным рычанием кинулся на меня, грозя отгрызть не то что руку – голову! Брошенная «звезда» прошла верхом, только еще больше разозлив зверюгу, так что мне ничего не оставалось, как начать доблестно (то есть без воплей ужаса и истерики) наступать в обратном направлении. Наступалось как-то плохо: хуже, чем туда.

Поиграв в салочки минут пять, я поняла, что надолго меня так не хватит и надо что-то делать. Вот только что? Арсенал заклинаний хоть и не маленький, но подходящего заклятия не подбрасывал, ибо для большинства из них нужно замереть хотя бы на пару секунд и развернуться лицом к противнику.

За те самые пару секунд он успеет не то что добежать – уже и растерзать меня, так и не завершившую разворот к нему, чтобы плюнуть в наглые очи напоследок.

И вдруг, действуя по какому-то наитию, я остановилась как вкопанная, развернулась, но не стала ни читать заклинания, ни доставать меч – просто стояла и ждала. Оборотень удивленно затормозил и встал напротив.

«Ну и что мне теперь с тобой делать?» – пошел допрос в обратном порядке.

– Съешь, – посоветовала я.

«За что? Ты же мне ничего не сделала – так, дрянь какую-то швырнула, и то промахнулась!»

– Ну тогда не ешь, – пожала я плечами.

«А что сделать?»

– Не знаю. Хочешь – давай знакомиться. Меня Иньярра зовут.

«Не хочу!» – обиженно ответил оборотень, словно я предложила ему что-то неприличное.

Потом еще постоял, пофыркал и ушел, растворившись в темноте. Я не стала его догонять – какой смысл? Все равно убивать не буду, а после еще одного такого диалога впору сильно усомниться в собственной нормальности.

– Какие вежливые нынче оборотни пошли! – недовольно фыркнула я в темноту и отправилась по делам.

В харчевню. Нервы лечить.

ГЛАВА 3

В харчевне горела сотня свеч, гомонил подвыпивший народ, прятался за стойкой от разбушевавшихся постояльцев хозяин и стоял такой винный дух, что можно было опьянеть от одного запаха.

Мелла уже «дошла до кондиции», напропалую флиртуя с рыцарями, стражниками и просто мужиками, заглянувшими на кружечку пива. Причем периодически их путала и ничуть не расстраивалась по этому поводу. Мужики липли к миловидной послушнице как мухи к варенью.

Раона сидела рядом на лавке, скептически наблюдая за пятком подвыпивших мужичков, искренне желающих к ней подкатить, но не могущих выдумать достойный предлог. Впрочем, еще пара кружек – и они подойдут уже безо всякого предлога. Зная послушницу, я могла точно сказать, что после первой же пьяной попытки положить руку ей на колено любой из них вылетит из окна харчевни. На расправу Раона была скора, причем дралась ничуть не хуже меня. Хотя лично я это свое умение предпочла не демонстрировать, втихую усыпляя самых надоедливых «ухажеров» заклинаниями на ушко.

– Иньярра, да что с тобой сегодня такое? – недоумевала послушница, доливая себе вина и в который раз обнаруживая, что у меня его количество почти не изменилось.

– Да так, – отмахнулась я. – Спать хочу.

Раона скептически вздернула бровь, но допытываться не стала.

Я была расстроена. Я была недовольна. Я была в полной растерянности, в конце концов!

Ну кто он такой? Что ему надо? Почему так охотно идет на контакт? И что мне в итоге с ним делать?!

Убить его я не могла. Просто не могла, и все тут. За что его убивать? За то, что слегка подпортил нервы настоятельнице? Так ей полезно!

Имени его я не узнала, значит, сообщить его матушке и посчитать задание выполненным не удастся.

Убедить Даонну, что оборотень дружелюбен и не опасен, тоже не получится – она не поверит.

И что же мне теперь с ним делать?!

Но с другой стороны, не просто же так он вдруг показался. Раньше не перекидывался или тщательно прятал свое хвостатое обличье, а теперь вдруг вышел на авансцену. Значит, ему что-то надо. Что-то особое, чего нельзя достать в человеческой ипостаси. Еще узнать бы что.

– Иньярра? – голос Раоны донесся словно издалека.

Я потрясла головой, возвращаясь в харчевню:

– А?

– Иньярра, я, конечно, понимаю – мысли о вечном не дают тебе покоя, но вот видишь ли, если ты на пару секунд не спустишься к нам на землю, то во-о-он тот мужик что-нибудь учудит, – язвительно просветила меня послушница.

Вышеозначенный мужик поднялся с лавки и, нарезая пьяные круги по харчевне, направился ко мне.

– О нет! – быстро сказала я, спеша отодвинуться от благоухающей третьедневным перегаром тушки, шмякнувшейся рядом на скамью. – Вам чего, уважаемый?

Уважаемый удивленно икнул и заплетающимся языком ответил:

– Уа эо – тоо!

– Очень приятно! Разделяю ваше похмельное горе и даже готова пожертвовать монетку на помощь страждущим, – с насмешливой улыбочкой ответила я, отодвигаясь еще дальше и чуть не выпихивая Раону с лавки.

– Ыыыыы? – радостно переспросил доходяга.

– Да-да-да, – торопливо подтвердила я, вручая ему обещанную монетку и надеясь, что теперь-то он оставит меня в покое.

Рано радовалась! Благодарный мужик не спешил избавлять меня от своего малоприятного общества:

– Спасибо!!! – вдруг на диво четко и ясно проревел он, пытаясь заключить избавительницу в пьяные объятия.

Я не разделяла его восторга, с брезгливым шипением выскочив из-за стола и отбежав подальше. Мужик, уже перенеся вес тела на меня и не обнаружив желанной, но нагло сбежавшей в последний момент опоры под руками, выровняться уже не сумел и загремел лицом на лавку, где тут же и захрапел, чуть не придавив собой Раону. Вся харчевня покатывалась со смеху.

– Ну вот, только зря деньги извела! – со вздохом констатировала я, отправляясь на поиски другой лавки.

Раона с сомнением оглядела переполненную харчевню:

– А может, мы того – лучше пойдем проветримся-прошвырнемся, а?

– А Мелла? – Я кивком головы указала на веселившуюся от души послушницу, пьющую на брудершафт с двумя приятелями сразу.

Послушница пожала плечами:

– Не маленькая – сама разберется. Если что – зайдем сюда перед рассветом и вытащим ее.

Я попереминалась с ноги на ногу, подумала… А почему бы, собственно, и нет? Пить я сегодня все равно не стану – настроение не то, а сидеть трезвой среди пьяного народа глупо и даже как-то обидно.

– Пошли!

Одурманенные вином посетители даже не заметили нашего ухода. Только пять так и не допившихся до нужного состояния ребят грустными взглядами проводили уходящую Раону.

После душной харчевни свежий ночной воздух, приятно обдувавший лицо и волосы, казался манной небесной. В темноте яркими точками пыхали светлячки, стрекотали кузнечики, где-то далеко противно квакали лягушки. Мы пошли по главной деревенской улице, неспешно беседуя.

– Раона, а ты откуда?

Девушка замялась:

– Да как тебе сказать? Немножко там, немножко сям. Родилась в деревне, мать умерла, когда мне было пятнадцать, отца никогда не было. А потом шлялась, где только могла, пока сюда вот не прибилась.

– Так ты сюда надолго? – удивилась я.

Раона никак не походила на истово верующую.

– Да не знаю. Хотелось бы, конечно, поскорее уйти, но тут уж как получится, – непонятно протянула девушка. – А ты, кстати, откуда?

Я пожала плечами:

– Да примерно так же. Только вот задерживаться здесь надолго я не собираюсь: еще пару дней – и хватит.

– Жалко, – непритворно расстроилась девушка. – С тобой весело.

Я усмехнулась. Да уж, а мне-то самой как весело!

– Самой жалко, Раона, но надо. Вот закончу одно дельце – и уеду.

«Оригинальное такое дельце. Мирный оборотень с чувством юмора», – мысленно добавила я.

– А что за дельце? – тут же встрепенулась девушка.

– Да так, – замялась уже я. – Просто небольшая проблемка.

Раона на миг остановилась, повернулась ко мне лицом, заглянула в глаза:

– Иньярра, говори давай. Может, помогу?

Я только вздохнула:

– Едва ли. Только испугаешься зазря.

– Ты за кого меня принимаешь? – возмутилась послушница. – Думаешь, я мало видела, пока по дорогам одна шаталась?!

Я испытующе глянула на нее исподлобья… и рассказала. Просто так. Чтобы не обижалась.

Послушница нахмурилась, сосредоточенно пожевала нижнюю губу и спросила:

– И что ты собираешься делать теперь?

Я горько усмехнулась:

– В том-то все и дело, что не знаю! Ну могу я его, конечно, убить – но толку с того? Да и зачем? Пыталась познакомиться – он застеснялся, а что теперь делать – не знаю.

– А если по всему монастырю собак напустить?

– А толку? Собаки оборотней шугаются. К тому же, как ни странно, встретиться с ним проблемой не стало. А вот дальше что?

– Не знаю, – пожала плечами послушница.

Лягушки, жившие в затопленном овраге, надрывались наипротивнейшими голосами, стремясь переквакать друг друга. Послушница, поглядев вниз и прислушавшись к дивному вокалу, досадливо поморщилась:

– Эх, камень бы. Да ведь и не попадешь по такой темени.

– И я не знаю, – со вздохом согласилась я, игнорируя последнюю реплику. – Хотя зачем-то же он вылезает. Не просто же лапы размять? Вот если бы узнать зачем…

– И что тогда? – резонно спросила Раона.

– Ну… Тогда я, скорее всего, помогла бы ему достать то, чего он хочет. В обмен на обещание уйти из монастыря или прекратить трепать нервы его обитателям.

– А почему он должен тебе поверить?

– У магов есть такое заклинание – клятва. Его нельзя нарушить под страхом смерти. Могу предложить ему эту клятву в качестве гарантии. Может, согласится…

– Может…

Девушка неопределенно кивнула и перевела разговор в другое русло. Больше об оборотне мы не вспоминали до утра.

В этот раз мы осчастливили монастырь своим присутствием до первого рассветного луча, так что разноса от Даонны не получили и поговорить с ней, не вызывая подозрений, мне не удалось. Просто на завтраке (которого я, помня вчерашнее приготовление обеда и радея за собственный желудок, есть, разумеется, не стала) я, встретившись с настоятельницей взглядом, отрицательно покачала головой: мол, все глухо. Она кивнула и уныло уставилась в тарелку с нетронутой кашей. Видимо, тоже на кухню порой захаживает.

Сегодня я решила проверить тех, кто на вчерашней трапезе, приправленной оранеалом, не был. Таковых оказалось совсем немного – трое паломников, остановившихся ненадолго в клетушке на первом этаже и не посмевших своим видом смущать невинных послушниц и монахинь (знали бы, что эти самые послушницы сами кого угодно смутят – мы с Раоной утром чуть не волоком оттащили Меллу от какого-то весьма перепуганного столь активно проявляющей инициативу послушницей деревенского паренька), да одна приболевшая старая монахиня.

Вооружившись подносом с кашей, щедро посыпанной оранеалом, я отправилась кормить голодающих.

– Что-то нас сегодня, видимо, решили оставить без завтрака, – донесся из-за прикрытой двери недовольный бас.

– Что ты, брат! Сестры и так оказали нам невиданное гостеприимство, как можно упрекать их в чем-то?! – патетично проговорил другой, тонкий и одухотворенный.

– А я и не упрекаю! – пожал плечами первый. – Я просто говорю, что у меня с их ужина больше изжога, чем насыщение! А завтрак нести они что-то не думают. Слышь, может, пост какой начался?

Похоже, «брат» (скорее – «браток») не слишком-то упорствовал в религии, не утруждая себя зазубриванием всяких там постов, а в монастыре остановился просто ради бесплатных харчей.

Второй укоризненно покачал головой:

– Нет, брат, что ты! Пост в честь старшей прародительницы начнется только послезавтра.

Ах, Тая, я из-за тебя скоро еще и голодать буду?! Надо с оборотнем кончать побыстрее…

Я ногой распахнула дверь – руки были заняты подносом, – запуталась в рясе и чуть не загремела на пол, но «браток», видя, что едва принесенный завтрак грозит уплыть прямо из-под носа, кинулся навстречу, одной рукой подхватив поднос, другой – меня. Причем если поднос – со всей осторожностью и любовью, то меня только для проформы, да так, что не удержал, и на пол я все-таки загремела. Совсем неизящно и очень даже больно.

Но комментарий к ситуации пришлось проглотить, не выдав наружу, – как минимум двое из троих меня бы не так поняли. Правда, зато третий сразу же воспылал бы братско-сестринской любовью…

– Доброе утро, – сдавленно пропыхтела я, пытаясь одновременно скорчить самое одухотворенное личико, распутать спеленатые рясой ноги и подняться.

Не преуспела ни в том, ни в том, ни в том.

– Благословят тебя Хранящие, сестра, – напевно протянул худенький паренек, помогая мне подняться на ноги.

«Как же, благословят! Так через три дня благословят, что лучше бы в покое оставили!» – мысленно проворчала я, потирая ушибленный локоть.

«Браток» оказался и внешности соответственной – то есть самой что ни на есть бандитской. Я бы с таким в одной комнате спать без защитного купола побоялась.

Третий же паломник заинтересовал меня больше всего: это был Слышащий. Вроде бы и не маг, вроде бы и не человек. Слышащие очень хорошо, как мы, ведьмы, чувствовали травы и людей – «слышали» мир вокруг. Но при этом не обладали магией. Только что по Веткамходить умели. Интересно, что ему здесь понадобилось?

Слышащий чуть заметно кивнул, безошибочно признав во мне ведьму, и, скорее всего, задался тем же вопросом.

– Присядьте, сестра, отдохните, – самозабвенно вещал меж тем самый набожный.

Я охотно приняла предложение и жестом указала им, что, если они ничего не предпримут в ближайшее же время, то «браток» доест свою тарелку с кашей и переключится на две оставшиеся.

– Не желаете ли присоединиться к нашей скромной трапезе? – тихо, размеренно спросил Слышащий, берясь за деревянную ложку.

– Нет, спасибо, – испуганно открестилась я. – Я только дождусь окончания вашего завтрака и заберу посуду.

«А заодно проверю, не прельщает ли кого из вас по ночам полная луна», – мысленно усмехнулась я и благовоспитанно села в уголке, сложив руки на коленях.

Паломники помолились перед трапезой и принялись за кашу. «Браток», впрочем, уже поел и теперь подозрительно рассматривал на свет стакан с миллион раз «жененным» чаем. Потом махнул рукой: дескать, была не была, – и выпил залпом. Досадливо поморщился, в который раз убедив меня, что я не зря трачу деньги на завтраки в харчевне.

– А что, сестра, больше нам на завтрак ничего не положено? – грустно оглядев пустой поднос, спросил он.

Я, мысленно усмехнувшись, со скорбным лицом ответила:

– Нет, брат, ибо и так мы пребываем во злостном грехе чревоугодия, коий тяжким бременем ляжет на чашу весов со стороны мракобесов, не давая полотенцу, смоченному слезами истового покаяния перевесить, отправляя нас на небеса.

«Брат», мученически вздохнув, еще раз оглядел комнату в поисках чего-нибудь, способного низвергнуть его во грех чревоугодия.

Я же мысленно покатывалась со смеху. Узнай Тая, какие я тут отповеди даю, – была бы в шоке.

Еще двадцать лет назад я, постояв перед картиной Страшного суда, поняла, что налево меня не пустят, и отправилась самозабвенно грешить дальше. Ибо хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть!

– А желудочным соком слезы покаяния заменить никак нельзя? – тоскливо протянул «браток».

Завтракающие паломники дружно подавились кашей: один – возмущенный таким святотатством, второй – от сдерживаемого смеха.

– Что вы, брат! – притворно ужаснулась я.

«Брат» вздохнул и улегся ногами в потолок, самозабвенно ковыряя пальцем в ухе. Похоже, ему с завтрака ничуть не поплохело. Впрочем, как и доедающим паломникам. Оранеал обычно действует почти мгновенно, но все-таки выждать минут пятнадцать для верности было бы совсем не лишним. И я, собрав грязную посуду, села обратно и умоляющим любопытным голосом попросила:

– А расскажите мне что-нибудь… о странах дальних… А то ведь я в монастыре живу, даже как люди за околицей живут – не знаю!

«Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:

– Что же рассказать тебе, сестра?

«Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!»– чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:

– Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!

– Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря. И на ветхую ткань самой вот этой иконы, взявшись из ниоткуда, медленно и величественно капают святые слезы младшей прародительницы, оплакивающей грехи человеческие. Говорят, икона начинает плакать, как только где-то неподалеку осмеливается муж бросить вверенную Хранящими его защите и заботе супругу…

Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!

Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.

Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.

Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…

Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.

Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:

– Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.

Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.

– Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.

– Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…

Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.

– Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?

Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:

– А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…

– Что?! Храм?!! – не выдержала я.

На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.

Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:

– Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.

– А куда? – растерянно спросила я.

– Дальше на восток.

Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.

Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.

Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм,средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!

– Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.

Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!

Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?

«Поймать оборотня!»

И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.

«Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»

И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?

К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!

И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.

А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.

– А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.

– Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.

Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:

– И курицу, фаршированную осетриной, принесете?

– Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.

Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.

– Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.

– Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.

– Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.

– Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.

Мужик судорожно сглотнул. Настойка хранилась только в погребах монастыря, появляясь на свет исключительно в самые важные праздники, и то лишь на столах настоятелей.

– Щас будет, – неуверенно заверил он меня и помчался на кухню… Идиотизм какой-то!

Через пару секунд с заднего крыльца вылетели двое парнишек в порванных на коленях штанах и помчались к монастырю.

Я задумалась. Ну не может быть, чтобы его так уж сильно напугала моя магия. Все-таки здесь не Миденма, маги хотя колонной и не ходят, но все же время от времени попадаются. Тот же менестрель вчерашний! Нет, тут что-то совсем другое. Может, они меня травануть решили?

Я подозрительно принюхалась к поданной курице, но ничего странного или враждебного не почувствовала. Обычная курица с чифраном. Уже почти остывшая, кстати.

Значит, яд отпадает. Что же тогда еще они мне за пакость могли подстроить? Надеюсь, у них на кухне творится не то же самое, что в монастыре?

– Эй, хозяин? Хозяи-и-ин!!! – громко позвала я.

С кухни высунулась перепуганная физиономия:

– Что, госпожа ведьма? Вино, вы уж извините, не поднесли еще. Обождите минутку, ладно? – скорчил умоляющую рожицу мужик.

– Подожду, – милостиво кивнула головой я. – Хоть пять минуток. Я другое хотела.

– А-а-а, – чуть осмелев, мужик выбрался из кухни и подошел поближе. – Еще чего принести?

– Нет. Можно мне посмотреть на вашу кухню?

Мужик удивленно нахмурился:

– Дык… Там же нет ничего толкового. Дым, посуда грязная да две бабы носятся – готовят!

– Вот именно это я и хочу увидеть, – невинно улыбнулась я. – Можно?

– Ну… Конечно, – недоверчиво кивнул мужик, отодвигая мне стул. – Только я вас предупреждал – там ничего хорошего нет!

– Предупреждали, – послушно согласилась я, заходя в тесную кухоньку.

Там, как ни странно, все было именно так, как говорил хозяин: две девушки, споро работающие ножиками, дымящий казан с пловом и ворох грязной посуды. Я походила, позаглядывала в углы, ища какие-нибудь следы той пакости, которую они мне уготовили, но не нашла. В углах кое-где была крысиная отрава, кое-где – невыметенные крошки, а где-то – так и вовсе очередной припрятанный ворох частично грязной, частично битой посуды. Никаких ужасов типа недочищенной картошки и непромытых огурцов на кухне тоже не было.

– У нас тут не прибрано, вы уж не серчайте… – юлил вокруг меня мужик, грозно шикая на тут же занявшихся уборкой девок.

– Ничего, – рассеянно сказала я, направляясь к выходу.

Ну и правда, чего я так всполошилась? Ну попался мне услужливый хозяин харчевни – что такого? Может, приворотное поле в очередной раз не вовремя активировалось? Да нет, я его нейтрализовала вроде. Чертовщина какая-то!

Впрочем, чертовщина чертовщиной, а курица безвозвратно остывала, и оставлять сей шедевр кулинарного искусства без внимания никак не входило в мои планы. Так что я благодарно кивнула мужику за увлекательную экскурсию и с чувством выполненного долга впилась в упитанную куриную ляжку зубами.

Курица и впрямь оказалась выше всех и всяческих похвал! Тонкое белое мясо в нежном шафрановом соусе так и таяло во рту, не задерживаясь ни на секунду. Тарелка опустела возмутительно быстро.

– Госпожа ведьма? – вопросительно позвал хозяин.

– Что? – сыто и оттого довольно отозвалась я.

– Вам настойку в фужер аль рюмку?

– Что?! – подавилась от неожиданности госпожа ведьма. Мужик смущенно потупился:

– Ну мы того, этикету не обучены… Вам настойку в рюмку или в фужер?

– В пивную кружку! – нервно пошутила я.

– Щас сделаем! – просиял хозяин и умчался.

– Стой! – Я хотела было объяснить, что пошутила, но потом передумала: какая разница? Хоть из рюмки, хоть из кружки – как говорят профессионалы, «вкус или градус содержимого от этого не меняется».

И все-таки чем таким я напугала хозяина, что он из-за меня за пятнадцать минут подрядил кого-то монастырские погреба ограбить?! И причем не абы кого, а профессионала своего воровского дела: лично я, чтобы совершить вышеозначенное преступное деяние, позавчера воспользовалась аж тремя заклинаниями. Правда, и настойка оказалась выше всех похвал, но ведь у мальчишек-то магии не было. Каким образом они сумели обмануть трех сторожей, двух собак и охранное заклятие?

Меж тем на сцене вновь появился хозяин: с самой что ни на есть радушной улыбкой доброго медведя на лице он тащил ко мне поднос с огромной деревянной кружкой. Я наклонила, понюхала, лизнула… Йыр побери, и вправду настойка! Причем, к моему непередаваемому возмущению, безнадежно не отравленная.

– Э-э-э… Спасибо, милейший… – неуверенно протянула я, не зная, что ему еще сказать.

– Да не за что, госпожа ведьма, – прогудел он, не спеша, впрочем, уходить.

Я подумала, прикинула причины столь странного поведения, прокрутила в пальцах монету и протянула ему.

– Нет-нет, что вы! Для нас такая честь, госпожа ведьма, что вы изволили отобедать в нашей харчевне! Ей-ей, не надо денег! – испуганно спрятав руки за спину, открестился мужик.

Я совсем прекратила что-нибудь понимать.

– Ну… Тогда идите, милейший, мне больше ничего не надо, – растерянно пожала я плечами.

Мужик недоверчиво покосился на пустое блюдо, но спорить не стал.

– Ну… Ежели что понадобится – вы тока свистните! – решился он и ушел.

«Что-то здесь нечисто, ведьма!»

Да знаю я, знаю, – рассеянно отмахнулась я.

«Знать-то ты знаешь, а вот что именно – не понимаешь!» – продолжал зудеть настырный голосок.

А ты прям знаешь! – огрызнулась я.

«Подозреваю…» – уклончиво ответил разум.

Так скажи, раз такой умный!

«Не буду! Ты со мной грубо обращаешься!» – надулся он.

Ну и иди тогда!.. – подвела я итог, залпом допивая настойку и выходя из харчевни.

Из кухни за мной внимательно наблюдали три пары испуганных глаз…

ГЛАВА 4

Что меня всегда поражало на всех трапезах в монастыре – это удивительная тишина, прерываемая разве что смущенным стуком брякнувшей ложки. Казалось бы – народу в трапезной человек пятьсот, а слышно, как муха летает!

Но так – только первые минут десять. Потом наименее брезгливые и наиболее голодные монашки съедают завтрак, обед или ужин, а остальные окончательно утверждаются в мысли, что голодание сохраняет фигуру, и комната наполняется неровным гулом голосов. Пока еще через семь минут мать-настоятельница не пресечет своим появлением этого безобразия и не отправит всех на вечернюю молитву.

Мертвая десятиминутка подходила к концу, соседние послушницы начинали уважительно посматривать на усердно постящуюся вот уже третий день подряд меня и понемногу откладывать ложки – в этот раз ужин вышел таким «вкусным», что большинство враз принялись радеть за свою и так не слишком упитанную фигуру. А заодно и желудок.

– Как продвигаются поиски? – тихо, но непринужденно спросила у меня Раона, чтобы не привлечь своим шушуканьем нездорового внимания соседок.

– Да никак по сути дела, – пожала плечами я. – Выследить человека не удалось, скорее всего, он попросту не стал тогда есть протравленного оранеалом супа, потому что я сомневаюсь, что та единственная непроверенная монашка – и есть загадочный монстр. Не то уже здоровье у старушки – по монастырю ночами наперегонки с ведьмами носиться.

– И что теперь?

Я неторопливо отодвинула подальше от себя тарелку с перловкой и глотнула из стакана с водой:

– А ничего. Попробую еще разик встретиться с этим хвостатым товарищем. Надо же этот узел как-то рубить. Если просто сидеть и ничего не предпринимать, то я в Сыреме зазимую, а две подруги, ожидающие меня через три дня в Миденме попросту со свету потом сживут!

– Хороши же подруги! – скептически фыркнула Раона.

Я философски пожала плечами:

– Лучше такие, чем никаких. А недостатки характера есть у каждой. В том числе – и у нас с тобой.

– Ну знаешь! – обиженно тряхнула головой послушница. – Я бы не стала сживать со свету подругу только потому, что она не пришла на встречу!

Я тихонько рассмеялась: до чего же буквально порой люди воспринимают твои слова!

– Это я образно сказала, – пояснила я.

– А-а-а, – кивнула Раона и только, кажется, собиралась спросить что-то еще, как в трапезную вошла Даонна, и все посторонние шорохи сразу же стихли, монахини склонили головы, благоговейно следя за неспешной поступью матери-настоятельницы. А я-то знала, как у нее под рясой коленки друг о друга стучат!

Настоятельница величественно подплыла к своему столу, мгновенно оценила степень съедобности поданного блюда (нулевая) и, не затягивая ужина, сразу же сказала:

– Не пора ли нам, сестры, вознести благодарную молитву Хранящим нас прародительницам за еще один счастливо прожитый день?

Сестер из трапезной как ветром сдуло – лишь рясы прошуршали. Только на столах остались тарелки с нетронутой перловой кашей. Похоже, пост во славу Таирны начался несколько раньше положенного срока…

В этот раз обход монастыря я решила начать с верхнего, третьего этажа. Там находились комнаты старших сестер и настоятельницы. Заодно зайду к Даонне, доложу обстановку. Впрочем, подойдя к келье матушки-настоятельницы…

– Конечно, мой милый, – приглушенно ворковал за дверью нежный женский голос.

– А нельзя, чтоб нас там кормили получше, а? – недовольно спрашивал мужской, здорово смахивающий на голос утреннего «братка». Да и сопение какое-то знакомое…

– Я постараюсь, конечно, милый, но ведь сам знаешь, скоро пост… – неуверенно пролепетала Даонна.

А уж потом пошли такие подозрительные звуки, придыхания и смущенное хихиканье, что я не без веских оснований решила, что настоятельнице сейчас совсем не до меня и не до оборотня. Ну и ладно, лучше на обратном пути к ней заверну. К тому же с таким-то компроматом я теперь могу хоть к закату из харчевни возвращаться – и пусть только попробует слово против сказать!

В остальных кельях было тихо или приглушенно читали вечернюю молитву. Здесь же, кстати, находилась и комната больной старушки. Тихонько приоткрыв дверь, я обнаружила бабушку мирно спящей под одеялом. Ну слава Хранящим, а то гоняйся бы тут за ней, да только и думай, как бы инфаркта не приключилось!

Третий этаж быстро кончился, пришлось спуститься на второй – его занимали кельи сестер и послушниц. Здесь было оживленнее. Конечно, не как у Даонны в келье, но и на молитвы болтовня и хихиканье, то и дело доносившиеся из-под дверей, походили очень мало. Во многих кельях горел свет. Оборотень, похоже, был стеснительным, народа не любил и предпочитал более темные и пустые уголки. Здесь мне ловить было нечего.

А вот на первом этаже повезло почти сразу: серый волчара сидел за первым же поворотом и лениво поглядывал на изрядно поднадоевшую ведьму. Впрочем, везение весьма сомнительное…

Я стояла в ступоре и смотрела в карие разумные глаза. Он сидел и смотрел на меня. Потом устал сидеть и лег, положив голову на лапы.

«Ну здравствуй, ведьма!» – привычно ткнулось в виски.

– Здравствуй, – вежливо кивнула в ответ я. – В этот раз обойдемся без беговой разминки или как?

«Без», – лениво согласился оборотень.

– Слушай, чего тебе в монастыре надо? – не выдержала я. – Много девок никогда не видел, что ли?!

«Еще чего!» – насмешливо фыркнул оборотень.

– Тогда что?!

«Так я тебе и сказал!»

И в самом деле, с чего я решила, что он мне как на духу всю подноготную выложит? Я же все-таки ведьма. Заклятый враг, так сказать. В его понимании.

По коридору зашаркали чьи-то шаги, медленно приближаясь к месту нашей задушевной беседы. Незнакомка (едва ли сюда бы пришли паломники) остановилась шагах в десяти, но дальше идти раздумала и, развернувшись, отправилась назад.

– Слушай, давай пойдем ко мне в келью! – тоскливо попросила я. – Там хоть поговорить нормально можно, не то что здесь! Темно, холодно, шляется кто ни попадя и сквозняки гуляют!

Оборотень недоверчиво склонил голову набок: «А почему я должен верить, что ты не забыла в комнате меч и не хочешь меня им там убить?» Я вздохнула:

– Потому что, уважаемый оборотень, меч я там не забыла, – серебристое лезвие звучно расчеркнуло темноту и снова исчезло в воздухе. Оборотень недовольно попятился, скаля острые белые зубы. – А убить тебя могла бы уже раз пять, если бы захотела. К твоему сведению, существует три способа убить оборотня: мечом, огнем и одним редким заклинанием. Так вот, это самое заклинание бережно хранится у меня в закромах памяти, так что не стоит рассчитывать на мое колдовское бессилие перед тобой.

«Мило. Я тоже знаю три способа уничтожения оборотня. А вот способов уничтожения нахальных ведьм куда больше, могу заверить как профессионал!» – угрожающе прорычал он, медленно наступая на меня.

Я не отодвинулась и равнодушно согласилась:

– Верю. И потому лишний раз прихожу к выводу, что убивать друг друга мы не хотим, а разговаривать будет куда удобней в моей келье. Так пошли?

Оборотень тоскливо на меня посмотрел, досадливо фыркнул, но не отступился:

«Пошли».

В комнате ему не слишком понравилось: как ни крути, а на нейтральную территорию она походила мало. С кучей наваленных посредине вещей и мечом, прикорнувшим у ножки кровати. Не безопасная комната, ведьминская.

– Проходи, не стесняйся, – усмехнулась я. – Может, примешь человеческий облик? Я бы тебе чая предложила, а то так – разве что в блюдце наливать!

«Обойдешься без настоящего облика!» – довольно грубо обрубил оборотень, садясь посредине.

– Ну как хочешь, – не очень-то огорчилась ожидавшая отказа. Глупо рассчитывать, что он купится на такую явную фальшивку.

«Чего ты хочешь, ведьма?» – перешел к делу не собирающийся засиживаться в гостях, рассуждая о погоде и природе, волк.

Я вздохнула:

– Если честно, то задать тебе тот же самый вопрос!

«И с чего ты взяла, что я на него отвечу?» – насмешливо фыркнул собеседник.

– Не знаю, – призналась я. – Просто я могла бы тебе помочь.

«Зачем?» – насторожился он.

– Ну-у… – А впрочем, что тут скрывать-то? Все равно узнает! – Я могла бы помочь тебе достать то, чего ты хочешь, взамен на обещание прекратить портить нервы обитателям монастыря. Или уйти отсюда вообще.

«А почему я должен тебе верить?» – скептически спросил оборотень.

– У магов есть заклятие-клятва. Ее нельзя нарушить. Если хочешь – прочитаю.

Оборотень испытующе прожег меня взглядом:

«Не надо».

Я удивилась, но читать смертную клятву исключительно из соображений пафосного идиотизма, разумеется, не стала – нечего зря такими заклятиями разбрасываться.

– Итак, что же не дает тебе спокойно спать по ночам?

«Я ищу», – спокойно ответил оборотень.

– Это я и так поняла. А что ты ищешь? – с нервным смешком спросила я.

«Амулет», – недовольно проворчал оборотень.

– Тот самый? – изумленно ахнула я.

«Тот самый», – мрачно подтвердил он.

Примерно тридцать лет назад, когда Гильдией магов заправляли фанатики свободных прав, большинству оборотней (всех попросту не нашли) были выданы амулеты-идентификаторы.

Они давали оборотню право спокойно жить среди людей, не нарушая их законы, и не опасаться магов-охотников. Но сие нововведение не прижилось, имея силу только на бумаге. На деле же оборотней так же не любили, боялись и старались истребить, как и раньше.

Только вот в чем проблема – амулетики-идентификаторы клепали-то на скорую руку, да скорей раздавать побежали, всех свойств не исследовав. А побочных эффектов у них много оказалось. Первый – что оборотень в человеческой ипостаси их видеть не мог – только в волчьей (поэтому мой знакомый и искал свой амулет по ночам. Вторым – и куда более страшным – их эффектом оказалось то, что если у оборотня этот самый амулетик отнять, то будет он потом, как собачка, слушаться того, кто им нынче владеет.

А учитывая силу, хитрость и живучесть этих тварей, оружие из них вышло просто наисовершеннейшее. Вот и стала Гильдия эти свои амулетики назад собирать. Да разве ж все соберешь?

– Да вы же их бережете как зеницу ока! Как ты его потерял-то?! – удивленно спросила я.

Оборотень попытался пожать плечами, но не преуспел (попробуйте проделать это на четырех лапах!) и только досадливо чихнул:

«Так и потеряла!»

Что ж, теперь я знаю, что оборотень женского пола. Впрочем, круг поисков это не сужает.

– А где? – тупо спросила я.

«Знала бы где – нашла бы без тебя!» – рассерженно ответила оборотниха.

– Да ладно, ладно! – успокаивающе замахала я руками. – Ты хоть скажи, как он выглядел – что искать?

Оборотень фыркнул (а):

– Обычный амулет. На цепочке. Железной. Медная бляха, а по краю крошка рубиновая брошена.

– Ясно, – кивнула я. – Слушай, а может, мы тогда завтра встречу где-нибудь в конкретном месте назначим, а? А то мне уже надоело тебя по всему монастырю искать!

Оборотниха лукаво склонила голову: ей это, похоже, ничуть не надоело:

«Ладно. Я сама тебя найду».

– Хорошо, – кивнула я. И, подумав, добавила: – Только не надо выскакивать в темном закутке из-за угла, а то, скончавшись от разрыва сердца, я едва ли тебе сумею сообщить, где находится амулет.

«Найди сначала!» – насмешливо фыркнул оборотень, выходя из кельи.

Йыр, и с кем мне только по жизни не приходится вести мирных переговоров!

…Этой ночью я в харчевню не пошла – ведьмам тоже иногда надо спать.

ГЛАВА 5

Задний двор монастыря напоминал обычный дворик перед деревенским домом. Только раз в двадцать увеличенный в размерах.

На длинных натянутых веревках сушилось, развеваясь на ветру, постельное белье. По улице гулял довольно сильный ветер, игриво припорашивающий белье пылью, так что лично я после такой просушки отправила бы его прямиком в стирку. Монашки, изредка проходящие мимо, похоже, были иного мнения, беззастенчиво используя его же в качестве полотенца.

Где-то далеко брехали собаки, не поделив одну-единственную кость; по вытоптанному до голой земли двору, украшенному кое-где пожухлыми пучками прошлогодней травы, летел полуобгоревший листочек бумаги, вырвавшийся из печной трубы.

Я устало плюхнулась на низкую, грубо сколоченную лавку и уронила голову на руки. День с утра не задался.

На рассвете по кельям с ревизией прошла старшая сестра и устроила мне жуткий разнос по поводу сваленной в кучу одежды на полу. Меч я, к счастью, успела ногой запнуть подальше под кровать. Причем к счастью для нее – а то под конец вдохновенной десятиминутной тирады я бы не преминула использовать оный по назначению.

Весь завтрак я уже привычно постилась, а придя в харчевню, обнаружила, что вчерашний бзик у хозяина не только не прошел, но и принял опасную прогрессирующую форму: едва завидя меня у порога, он взашей вышвырнул всех клиентов и гостеприимно распахнул передо мной тяжеленную дверь. Особое благоговение у меня этот подвиг вызвал потому, что дверь была уже сломана лет пять назад и обычно открывалась так, что только-только боком проскользнуть – и то если успеешь!

После того как на столе появились на выбор все вина, коими располагала монастырская кладовая (видимо, ночью мальчишки совершили туда еще один – а то и не один! – набег), а сам хозяин стал зазывать меня посмотреть на кухню (глянула – вычищена, как парадная корона какого-нибудь самодержца), я пришла в ужас и попросила завернуть мне завтрак и дать с собой – подзадержаться в гостеприимном заведении желания не возникало.

– Госпожа ведьма, может, вам мальчишку в подручные дать? А то как вы сами-то понесете? – услужливо высунулся из кухни хозяин.

– Что понесу? – не поняла я.

– Ну завтрак, – охотно пояснил он, для наглядности демонстрируя сверток размером с мою сумку с одеждой…

Я судорожно сглотнула, нащупала дрожащими руками стенку и, пролепетав что-то о внезапно возникших делах, бесславно сбежала через окно.

Следующие часа три я посвятила поискам пресловутого амулета. Искала везде: в трапезной, в коридорах, в комнате паломников и на заднем дворе. Без толку! Проще найти тщательно припрятанную женой от пьяницы-мужа бутыль самогона!

И вот я, не выспавшаяся, голодная, уставшая и разочарованная, уныло сидела на лавке, грустно взирая на тянущееся к зениту солнышко. Полдня прошло, а дело так и не сдвинулась с мертвой точки! Этак я точно в Сыреме зазимую!

– Ты чего такая кислая с самого утра? – мягко спросила неслышно подошедшая Раона.

Я только вздохнула, пододвигаясь и давая ей место на лавке:

– Тебе описать полный набор неприятностей или просто ограничиться пояснением, что жизнь – юггр мамрахх продзань?!

Девушка тонко улыбнулась:

– Лучше скажи, чем тебе можно помочь.

– Прибить, чтоб не мучилась, – грустно улыбнулась я.

– Брось! – Раона упрямо тряхнула волосами, доставая из кармана и разламывай на два неровных куска плюшку из харчевни. Меньший оставила, больший протянула мне. – Нет таких проблем, которые нельзя было бы решить!

– Знаю, – уныло согласилась я, с благодарным кивком беря плюшку. – Но бывает такое настроение, когда даже пустяк кажется проблемой мирового масштаба.

– Тогда лучше всего плюнуть на все дела и пару дней просто отдохнуть, – серьезно посоветовала послушница.

– А потом оглядеться по сторонам и обнаружить себя ровно там же, где начинала, с не пойманным оборотнем и перспективой быть убитой двумя любящими подругами? – упрямо возразила я. Но на душе все же стало немножко легче.

– Да что тебе так сдался этот злосчастный оборотень? – фыркнула Раона. – Ну подумаешь, бегает ночами по замку. Никого же не загрыз. На глаза только раз попался.

– Ага, раз! Три – не хочешь?

– Ну ты-то не считаешься – ты же его сама искала.

– Ну-ну, – с сомнением протянула я.

– Плюнь ты на этого волчару! – между тем продолжала девушка. – Никого он не съест. Ну побегает да и успокоится.

Я растерянно пожала плечами:

– Не знаю, Раона. Не знаю, как это объяснить, но я… Словно чувствую на себе ответственность.

– За него? – удивилась она.

Я, помедлив, кивнула:

– Да, и не только. За него – перед настоятельницей, а перед ним – за людей. Я словно подрядилась ему помогать и нарушить обещание – ну никак не могу!

– Ты ему что-то обещала? – непонимающе нахмурилась Раона.

– Да нет, в общем-то, – призналась я. – Но я просто знаю, что он в беде, и бросить его не могу!

– Нашла кого жалеть! – как-то зло и удивленно бросила послушница.

Я несогласно качнула головой:

– Видишь ли, я к нему, точнее – к ней – отношусь ничуть не хуже, чем к человеку. Она ведь точно такая же, как мы с тобой. Только умеет превращаться в волка, – ну и что? Я тоже в кошку превращаюсь.

Раона как-то подозрительно оглядела меня, но спорить не стала.

– А как ты ей хочешь помочь?

– Нужно найти одну вещь.

– Какую?

– Такой… – я запнулась. – Такую подвеску с рубиновой каемкой.

Раона скептически подняла бровь:

– И каким образом ты собираешься во всем монастыре найти какую-то маленькую подвеску?

Я смущенно улыбнулась:

– Пока не знаю, но мои способы работы всегда приводили клиентов и учителей в предынфарктное состояние!

Раона тихонько рассмеялась и встала, протягивая мне руку:

– Ладно, пошли совершать подвиг во славу оборотня!

Я благодарно ей улыбнулась и воспользовалась предложенной рукой.

За полтора часа мы с Раоной успели самым, что ни на есть, тщательнейшим образом вымести пыль изо всех уголков третьего этажа. На наше счастье, у настоятельницы и всех остальных его обитательниц за весь день не было и минутки свободной, чтобы подняться в келью отдохнуть, так что наша активная подозрительная и даже преступная (проникновение со взломом!) деятельность ничьего нездорового внимания не привлекла.

– По-моему, здесь нам найти подвеску не грозит – едва ли оборотень имеет вредную привычку прогуливаться мимо келий старших сестер, – со вздохом подвела я итог, вылезая из очередной темной ниши и уныло убирая паутину с волос, превратившихся в жуткую растрепанную гриву, щедро припорошенную вековой пылью.

– Он мог его потерять, когда гнался за настоятельницей, – возразила Раона, разглядывая мужской носок, валяющийся возле кровати настоятельницы. Носок подозрительно большого размера…

– Мог, – кивнула я, выбираясь из-под кровати и чихая от набившейся в нос пыли. – Но, похоже, не потерял. Во всяком случае, мы обшарили уже весь этаж, а подвеску так и не нашли.

– Значит, придется пойти на второй, – пожала плечами послушница.

Раона мне добросовестно помогала, но толку от нее, если честно, было совсем немного – разве что моральная поддержка. У послушницы оказалась очень сильная близорукость, в связи с чем подвеску фактически искала одна я, а она стояла на стреме, открывала мне двери и находила совсем уж замаскировавшиеся ниши.

– Придется, – кивнула я.

И, прислушавшись к ощущениям, добавила:

– Но, увы, только после обеда.

– Уже обед?! – поразилась увлекшаяся поисками Раона.

Я мрачно кивнула опять:

– Причем уже давно обед, так что в трапезную нам лучше бежать – мне и утренней выволочки достаточно. Не хватало только еще одну от настоятельницы получить!

– Так вот чего ты такая злая с утра была! – рассмеялась Равна. – Не переживай, такую же выволочку получили три четверти всех послушниц – просто чем дальше по коридору келья, тем меньше остается духовно-ругательных сил у старшей сестры, и тем выволочка короче.

Я, чья келья стояла второй по счету, только вздохнула:

– Ну мне, как всегда, везет! Пошли, что ли, – а то Даонна не преминет вкатить нам еще одну душеспасительную лекцию! Я ими сыта уже по горло, если честно…

– Я тоже, – со смешком согласилась послушница, безуспешно пытаясь отряхнуть рясу, больше всего напоминающую мешок для сбора пыли, который не вытряхивали этак пару месяцев.

И, не раздумывая больше, мы наперегонки помчались к трапезной.

Там мы, разумеется, надолго не задержались, залетев в уже галдящую залу буквально за пару минут до прихода настоятельницы, тут же отправившей всех на дневную молитву. На молитву мы не пошли, мы пошли в харчевню, причем я всучила Раоне деньги и, спрятавшись за плетнем, сказала купить мне что-нибудь, не говоря хозяину харчевни, для кого это.

Послушница удивленно согласилась, взяла монеты и отправилась в харчевню. Откуда вышла минут через десять с двумя промасленными свертками в руках. Развернув свой, я с непередаваемым облегчением обнаружила в нем чебурек тряпичного вида. Вещь малоаппетитная, но если у тебя с утра во рту и маковой росинки не было…

– А поффему ты так боиффя фама зайфи в хайфевню? – с набитым ртом поинтересовалась Раона. И, прожевав, более членораздельно пояснила: – Ты же ведьма – тебя должны обслужить по первому разряду.

– Ага, уже доведьмовалась, – мрачно проворчала я, тряся жирными пальцами. Потом плюнула и высушила их естественным способом – вытиранием о рясу. – Причем так, что меня теперь там боятся, как самого йыра, и при подходе на три метра стремятся накормить до смерти. Чего ты смеешься? Ты смеешься, а я теперь не знаю, где мне есть! Не смешно! Прекрати!

Но Раона не прекратила. Она хохотала, как сумасшедшая, вытирая рукавом набегавшие слезы и не в силах остановиться. И только когда я сделала вид, что смертельно на нее обиделась и вообще собираюсь уходить, девушка кое-как прекратила истерику и пояснила:

– Извини, ик! Просто… ик!.. смешинка в рот залетела. У меня, ик!.. бывает!

– Вижу, – кивнула я, награждая послушницу успокаивающим заклинанием.

Она благодарно кивнула и, с сомнением покосившись на свои жирные руки и осознав, что на то, чтобы дойти до умывальника, ее не хватит, тоже использовала длиннющие рукава своей одежки по назначению. Все-таки иногда от них какой-то толк бывает!

– И что мы будем делать дальше? – бодро поинтересовалась послушница.

– Полагаю, продолжать внедрять в жизнь план обыскать весь монастырь, – со вздохом ответила я. – Ну должен же этот проклятый амулет хоть где-то быть!

– Должен, – согласилась она. И тоскливо добавила: – Еще узнать бы где!

– Увы, выследить его магически не удастся, иначе бы я давно уже это сделала, – разочаровала я Раону.

– А почему? – сразу заинтересовалась девушка.

– Да потому, – я подхватила ее под локоток и повлекла к замку, – что таким образом Гильдия хотела защитить оборотней от магов. Представь себя на месте мага-фанатика, решившего истребить всех оборотней вокруг поголовно.

Раона зябко поежилась и нахмурила брови.

– Так вот, – неспешно продолжила я. – Так просто выследить оборотня очень сложно. Практически невозможно, как ты могла убедиться на моем горьком опыте. А вот если бы амулетики учитывались магией – так это же раз плюнуть! И истребили бы всех оборотней на кворр.

Раона поморщилась:

– Зачем их вообще оборотням выдавали? Толку нет, одни проблемы!

Я пожала плечами:

– Маги тоже люди, Раона. И тоже иногда ошибаются. Просто их ошибки, как правило, очень дорого обходятся людям. Да и нелюдям тоже.

Мы прошмыгнули мимо спящего сторожа у ворот и незаметно просочились в монастырь через задний ход – не хватало еще полчаса объяснять привратнице, что мы делали в городе и почему пропустили молитву.

– Куда теперь? – поинтересовалась послушница, осторожно выглядывая из-за угла и делая мне знак рукой: мол, пошли, все чисто.

– На второй этаж, разумеется. Будем брать монастырь измором, – с мрачной решительностью ответила я.

– Будем, – легко согласилась Раона, сворачивая на лестницу.

Со вторым этажом все пошло далеко не так гладко, как с третьим. Во-первых, он был больше. Во-вторых, по нему то и дело ходили взад-вперед монахини и послушницы, от которых нашу подрывную деятельность следовало прятать и скрывать за улыбочками. Сначала у нас это получалось, а потом дела пошли хуже: послушницы, в отличие от старших сестер и настоятельницы, были заняты куда как меньше, посему и большинство келий было занято отдыхавшими от молитвы или утреннего ничегонеделания девушками.

Ткнувшись в очередную такую келью, я вдруг поняла, что до смерти устала повторять, что просто ошиблась дверью, и выложила свежепридуманную легенду о том, что мать-настоятельница потеряла свой любимый медальон и приказала мне его найти. Девушка тут же подхватилась с кровати, дала осмотреть свою келью и предложила посильную помощь в исполнении непосильного задания.

Через час поисками потерянного оборотнем медальона занимались тридцать человек: уставшие от скуки девушки с радостью отзывались на просьбу «настоятельницы» и присоединялись ко все растущей ватаге золото… тьфу, медальоноискателей.

Мне оставалось только вводить в курс новоприбывших и клятвенно просить, чтобы, найдя медальон, они отнесли его мне, а не прямо настоятельнице. Потому что и так, если только Даонна узнает, какой хай-фай я тут подняла от ее имени… Впрочем, беспокоиться не стоило: настоятельницу послушницы боялись, как огня, и лишний раз с ней встречаться желанием не горели.

Раона смотрела на меня дикими глазами, то и дело смеялась в рукав, но спорить не пыталась. Только один раз заявила:

– Ну не зря говорят, что у вас, магов, мозги набекрень! Это ж надо было решиться – амулет оборотня искать всем монастырем!

Я только лучезарно улыбнулась в ответ:

– Во-первых, уж если у магов мозги набекрень, то у ведьм они набекрень в квадрате, а во-вторых, они же не знают, что это амулет оборотня.

– А если узнают? Или настоятельница прослышит про «свою невосполнимую потерю»? – припугнула Раона.

– Ну вот с «если» мы будем разбираться только тогда, когда оно наступит. И то еще, может, не наступит. Проблемы надо решать по мере их поступления, Раона. Иначе вообще вся жизнь кажется одной огромной нерешаемой проблемой.

Послушница хмыкнула и отошла.

Я сидела в тенечке на лавочке и неспешно потягивала квас, купленный Раоной в харчевне. События в монастыре приняли такой размах, что мое присутствие и личный вдохновляющий пример стали совсем не обязательными – когда половина обитателей монастыря ищет в нем один-единственный амулетик, то беспокоиться стоит скорее о том, как бы они не порушили в запале весь монастырь и не разорвали на клочки найденный амулет. Но за этим пообещала приглядеть Раона, а я же, как мудрый полководец, сидела поодаль и удовлетворенно созерцала плоды своего непосильного труда, держа, впрочем, руку на пульсе – так, для перестраховки.

И этот самый пульс у меня как раз и зашкалил, да так, что я подавилась квасом и, пытаясь откашляться, залила себе им же всю свою рясу. Потому что из-за угла неспешной барской походкой вышел… оборотень собственной персоной.

«Да тебя и без темных закоулков до инфаркта довести – раз плюнуть!» – усмехнулся он, порываясь похлопать меня по спинке когтистой лапой.

– Ну не посреди же дня!!! – возмущенно огрызнулась я, уворачиваясь.

«Что поделаешь, глядя на то, какой сыр-бор ты устроила в монастыре, не могла не подойти и не высказать тебе своего восхищения – с размахом работаешь!»

– А то! – довольно усмехнулась я. – Это тебе не по ночам углы обнюхивать – здесь организаторские способности нужны!

Не поручусь, конечно, но, по-моему, она рассмеялась. «Кстати, а как тебе местная харчевня?» – невинно поинтересовался оборотень.

– Да как тебе сказать… – замялась я. – Кормят-то там ничего, да вот только меня боятся почему-то настолько, что как бы не отравили по доброте душевной…

«Ну куда там, пусть только попробуют!» – фыркнул волк.

– А что, хозяин – твой хороший знакомый? – полюбопытствовала я.

Оборотень насмешливо осклабился:

«Нет, просто я вот уже две ночи подряд к нему под дверь приходила – за тебя словечко замолвить!»

– Что?! – Я от неожиданности расплескала весь оставшийся квас. Частично – себе на рясу, частично – оборотню на нос.

Не сказать, чтобы он сначала пришел от этого в восторг, но потом принюхался, облизнулся, вошел во вкус и со вздохом предложил:

«Слушай, может, ты в харчевню еще за кружечкой сбегаешь, а? А то глянь – весь расплескала!»

– А кворр тебе! – мстительно сказала я, для наглядности скрещивая руки на груди.

«Какие вы все, ведьмы, стали ленивые, бесчеловечные!» – обиженно заворчал оборотень.

Мне стало стыдно. Потому что его и так везде обижают и убить хотят, а тут еще и я кваса не даю:

– Да пойми ты, что приду я в харчевню за кружечкой кваса – а мне там целую бочку выкатят! И что мы с тобой делать будем?

Оборотень призадумался:

«Да, похоже, я слегка перестаралась насчет хозяина харчевни!»

– И не слегка, – подтвердила я. – Так что больше не порть нервы мужику и мне.

«Ладно!» – торжественно пообещал оборотень.

– Кстати, а где мы встречаемся ночью? – полюбопытствовала я. – А то как бы ты мне и вправду инфаркт своим эффектным поведением не устроила…

«А ты так уверена, что нам будет зачем встретиться?» – вкрадчиво спросила волчица.

Я насмешливо сморщила нос:

– Ну знаешь, если уж такая орава глазастых девиц не сумеет найти в монастыре твоего амулета, значит, его там и нет вовсе.

Оборотень скептически наклонил голову и фыркнул: «Ну ладно. У трапезной в час ночи», – и испарился, словно и не было.

– Еще один любитель эффектных окончаний! – презрительно фыркнула я, направляясь к монастырю.

ГЛАВА 6

Монастырь при ближайшем рассмотрении напомнил мне испуганно притихший муравейник. Послушницы отсиживались по кельям, при любой возможности собираясь в весело шушукающиеся кучки. В коридорах столбом стояла поднятая при поисках пыль, и по монастырю грозно гуляла разъяренная таинственная сила.

Она поджидала за углом, ехидно вызвериваясь вослед, она насмешливо клубилась над полом, обвиваясь вокруг лодыжек, она стояла везде напряженной тишиной и молчанием. Казалось, только крикни – и она, как стрела, пущенная умелой рукой, со свистом сорвется с тетивы и настигнет цель. И у меня было весьма неприятное ощущение, что цель этой силы – именно я.

Я осторожно просочилась через первый этаж, тихой сапой прокралась на второй, и только было собралась скользнуть в келью и перевести дух, ругая себя за не вовремя расшалившиеся нервы, как услышала за спиной резкое:

– Иньярра! Вот тебя-то мне и надо!

Стрела нашла свою мишень…

Даонна с не пышущим добротой и любовью к ближнему выражением на лице стояла за спиной, скрестив руки на груди и грозно притопывая в такт мыслям ногой. Судя по мстительной ухмылке блуждавшей на губах, продумывалась как минимум моя долгая и мучительная смерть в молитвах и покаянии.

– Зачем? – тяжело вздохнула я.

– Затем! – рявкнула настоятельница, хватая меня под локоть и чуть не волоком таща к себе в кабинет.

Мне оставалось только уныло перебирать ногами и выдумывать какое-нибудь оправдание поприличнее. Придумывалось как-то пока не очень.

Меня неаккуратно скинули куда-то на стул, и дверь закрылась на защелку и засов. Похоже, живой мне отсюда не выйти…

Настоятельница зашла за свой стол, но садиться не стала – встала, уперев руки в столешницу. Пару секунд поизучала даже не шевелящуюся ведьму и подозрительно ласковым голосом осведомилась:

– Как это понимать?..

– Что понимать? – предпочла все-таки уточнить я.

– Этот йыров спектакль! – не выдержала настоятельница. – И не говори, Иньярра, что ты не имеешь к нему никакого отношения!

– Имею, – осторожно подтвердила я. – Но что в нем такого, в этом спектакле?

– Ты правда дурочка или только прикидываешься?! – во всю мощь натренированного на послушницах голоса заорала Даонна. – Ты что за сплетню про меня пустила?!

– Какую сплетню? – пришел мой черед возмущаться. – Никаких сплетен не было!

Настоятельница удивленно нахмурилась и перефразировала вопрос:

– Тогда почему половина монастыря пятнадцать минут назад по всем углам искала мое обручальное кольцо?!

– Что?! Да ты что, совсем уже, что ли? Какое кольцо?!

Настоятельница подскочила от негодования:

– Это я у тебя хотела спросить! Если я и привела один-единственный раз в келью мужчину… э-э-э… для молитвы… – то это еще ничего не значит!

– Вообще-то меня твои любовные похождения волнуют мало – слишком занята поисками оборотня, знаешь ли! – язвительно отозвалась я. – И если послушницы и помогали мне в этом – то что с того?

– Ты что, сама его поймать не можешь?! Тоже мне, ведьма!

Я, взъярившись, вскочила со стула и припечатала кулаком горестно скрипнувший стол:

– Уж извини, работаю, как могу! Если не устраивает – могу уйти и делай с ним сама, что хочешь! Мне-то что? Тьфу, да так даже проще.

– А я тебя что, держу?! Да иди ты хоть на все четыре стороны! – завопила в ответ Даонна.

И мне вдруг стало смешно: стоят в келье две давно уже не девчонки, орут, потрясают кулаками, все взъерошенные, растрепанные, как кикиморы…

– Ты чего? – ошалело спросила Даонна, глядя на меня, с хохотом повалившуюся обратно на стул.

– Ничего! – все еще смеясь, ответила я. – Просто забавно мы, должно быть, со стороны бы смотрелись.

Даонна фыркнула, тряхнув головой:

– Ничего забавного не вижу! Глупость одна!

– Вот и я о том же! – подтвердила я. – Давай поговорим серьезно. Откуда ты взяла дурацкую идею про обручальное кольцо?

– Мелла сказала, – растерянно пожала плечами настоятельница.

Я тихонько завыла:

– Даонна! Ну как будто тебе никогда не было девятнадцать лет! Она же просто подшутила над тобой, а ты повелась, как сопливая десятилетняя девчонка!

Даонна смущенно дернула плечом, опустила глаза и обиженно промямлила:

– А нечего так шутить!

– По принципу «дыма без огня не бывает»? – лукаво прищурилась я, но, заметив грозный блеск глаз, поспешила добавить: – Да шучу я! Шучу…

– Смотри со своими шуточками! – пригрозила настоятельница. – Кстати, раз уж к слову пришлось, а как идет работа по отлову оборотня?

Я пожала плечами:

– Шла успешно, но ты ее прервала самым жестоким образом.

– То есть тот гомон и суматоха во всем монастыре – это и был твой способ отловить оборотня?! – возмущенно ахнула Даонна.

– В какой-то мере, – кивнула я.

– Иньярра, ты с ума сошла? – подозрительно спросила настоятельница, наклоняясь ко мне. В вороте рясы на миг мелькнула рубиновая вспышка.

– Да, – медленно ответила я, не сводя глаз с ее шеи.

– Что? – смутилась настоятельница, садясь на место и оглядывая рясу. – Что ты так смотришь?

– Даонна, покажи, что за камень ты носишь шее, – попросила я.

Мать-настоятельница удивленно полезла за шиворот, нащупала тонкую цепочку и протянула мне медный кружок, украшенный по краю рубиновой крошкой. Я взяла его, как величайшую святыню, и недоверчиво сжала в ладони. Не испарился, оказавшись бредом больного воображения, не полыхнул злым огнем на нахальную ведьму, а ткнулся в ладонь глухим отголоском магической сущности.

– Где ты это взяла? – удивленно спросила я.

– В коридоре нашла. Три дня назад, – пожала плечами настоятельница. – А что?

Губы скривились в загадочной ведьминской полуулыбке:

– Ты хоть знаешь, что это такое?

– Нет, – удивленно помотала головой Даонна.

– Это – ключ от всех твоих несчастий, – неопределенно пояснила я и пообещала: – Оборотня в монастыре больше не будет!

– Да ну? – насмешливо подняла бровь настоятельница.

– Да, – твердо сказала я. – А завтра я с утра уезжаю из монастыря.

– Уже?

– Да. Меня ждут.

Даонна растерянно пожала плечами:

– Ну хорошо. Только… а его точно больше не будет?

– Точно! – усмехнулась я. – Честное ведьминское!

Даонна недоверчиво вздохнула, но возражать не стала, движением руки показав, что я могу идти. Чем я и не преминула воспользоваться – и тут же испарилась из кельи, бережно сжимая в руке амулет оборотня.

В этот раз, несмотря на то что мне не нужно было обшаривать в поисках оборотня весь монастырь, радости ночная прогулка не приносила никакой. Голова болела, по всему телу разлилась какая-то подозрительная слабость, и единственным желанием было залезть в постель и не вылезать оттуда подольше. Но, увы, долг есть долг, поэтому я все равно упорно шла по темному зловеще дышащему вослед коридору, направляясь к трапезной.

Оборотень запаздывал. Не будь у меня на руках его амулета, я бы уже давно плюнула на все и отправилась в келью – спать. Видимо, именно на это он и рассчитывал, намеренно не спеша явиться пред мои светлые очи.

– Йыр бы тебя побрал, зараза кворрова… – сердечно костерила я на все лады волка, когда он… нет, в этот раз – не прыгнул, а величественно выплыл из-за поворота, небрежно остановившись в пяти шагах от меня:

«Ну и чего ради я не сплю этой ночью, ведьма? Чтобы пополнить свой словарный запас?»

– Нет. Чтобы получить, что хотел, и убраться отсюда подобру-поздорову! – раздраженно ответила я.

Если с полчасика назад я еще намеревалась устроить игру «угадай то, сама не знаю что», замучив волчицу дурацкими полунамеками и туманными фразами, а в итоге триумфально материализовать в ладони утерянный амулет, – то сейчас меня обуревало только одно желание: всучить ей эту злосчастную медяшку и пойти спать.

«А у тебя есть то, что я хотела получить?» – удивилась оборотниха.

– Да! – еще раз подтвердила я, вытаскивая из кармана рясы вычурную цепочку с болтавшейся на ней подвеской. – Тебе на полу оставить или на шею надеть?

Волчица вздрогнула и, не веря своим глазам, подошла, ткнулась холодным мокрым носом в амулет, удивленно потрясла головой, словно надеясь стряхнуть иллюзию.

«Сама надену», – изменившимся голосом ответила она и… перекинулась в человека.

– Раона?! – сорвавшимся голосом выдохнула я.

Девушка смущенно улыбнулась:

– Ну… Вообще-то да. А что ты так смотришь? Сама же говорила, что для тебя оборотни – как люди, ну и чего теперь пугаешься? Так ты отдашь мне цепочку?

– Бери. – Я растерянно вручила ей амулет, все еще не веря, что оборотень постоянно был у меня под носом.

Ведь все же сходится… И нечеловеческая сила, с которой она вышвыривала из харчевни надоевших поклонников, и кочевой образ жизни, и даже эта ее близорукость, которой на самом-то деле не было! Ведь оборотни не могут в человеческом обличье видеть свои амулеты. А оранеал она тогда просто не могла съесть, потому что сидела в комнате для замаливания грехов…

– Иньярра? – Девушка легонько помахала рукой у меня перед носом. – Ты еще здесь или как? Скажи что-нибудь!

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – послушалась я. И, подумав, уже с толком, чувством и удовольствием уточнила: – Жрызтра крухыхкатд срафтхула!!!

– Ясно! – рассмеялась Раона. – А ты ничего не хочешь у меня спросить?

Спросить-то я, разумеется, хотела, но вот что?

Как она могла не признаться мне сразу? Почему не раскрылась? Почему не доверилась? Глупо.

Но один вопрос у меня все-таки был. Тоже не слишком-то умный, но раз уж оборотень так щедро разрешил задавать вопросы, то грех не воспользоваться случаем.

– А зачем ты тогда показалась настоятельнице? Могла же спрятаться, затаиться…

Раона лукаво улыбнулась:

– Ну… Если честно, мне просто хотелось хоть раз увидеть на ее лице не величественное презрение, а что-нибудь другое…

Я понимающе ухмыльнулась:

– Ну и как? Увидела?

Девушка только вздохнула:

– Да как тебе сказать… Она по большей части демонстрировала мне совсем другую часть тела…

И мы дружно расхохотались…

Раона ушла еще ночью, я же подзадержалась до утра. Убедилась, что оборотнихе уже точно ничего не угрожает, и назвала ее имя Даонне. Та повозмущалась минут пять, что я дала ей уйти, но потом вспомнила, что если б она осталась, то было бы еще хуже, и, спев положенные дифирамбы, подарила мне талисман.

От чего – она не знала, я тоже с ходу определить не смогла, но силой от него веяло здорово, так что в качестве гонорара вполне годился.

Так что еще до полудня, ни с кем не прощаясь и ни о чем не жалея, я ушла из Сырема.

И гуляющий где-то на свободе оборотень ничуть не отягощал моей совести…

Ступень шестая ШАБАШ В СОЮЗЕ ПИСАТЕЛЕЙ

ГЛАВА 1

Солнце безжалостно палило вот уже пятый день, наплевав на всех синоптиков, клятвенно обещавших проливной дождь. Тонкие горячие лучи плясали по золотисто-желтому боку машины, дробясь на сотни сверкающих брызг-искринок, но пробить темные стекла и порезвиться внутри салона никак не могли.

«Хорошо, что разорился и затонировал-таки стекла в этом году!» – злорадно подумал Максим Игров, лихо подрезая «жигуленка» и перестраиваясь на поворот.

Весну Максим не любил, тем более – такую раннюю и уверенную. На работе было жарко, мозги плавились в ворохе ежедневных проблем, то и дело отвлекаясь на совершенно посторонние и, более того, абсолютно не нужные вещи: такие как страстное желание съездить на озеро или сочувствие дочери, сейчас мужественно сдающей выпускные экзамены и предвкушающей вступительные.

И боролся с нелюбимым временем года, как только мог: помимо безнадежно затонированных стекол, Игров носил постоянно очень темные солнцезащитные очки и втайне лелеял мечту продать свои акции, все равно не приносившие никакого дохода, и купить машину с кондиционером.

«А толку с того солнца? – презрительно кривился он. – В глаза бьет, машину вести мешает, и вообще – ледники тают!» После столь глубокомысленной фразы он обычно многозначительно замолкал, давая собеседнику возможность сполна оценить его, Максима, глобальное мышление.

На пустом соседнем сиденье лежал апрельский номер журнала «За рулем», на задней стороне которого была помещена фотография машины его мечты. Крупным планом. С указанием всех достоинств и подчеркиванием отсутствия недостатков. Чудо, а не машина!

То и дело бросая любовные взгляды на глянцевую обложку, Максим газанул, надеясь проскочить на уже мигающий зеленый, и тут же завопил, увидев черноволосую девушку, возникшую словно из ниоткуда прямо перед лобовым стеклом.

Раздался истеричный взвизг тормозов, испуганно заголосила натротуаре женщина. Из золотистой машины, остановившейся в какой-то четверти сажени от меня, вылез негативно настроенный субъект в беспросветно темных очках.

– Ты что, идиотка, совсем уже сдурела, черт бы тебя побрал?! Жить надоело?! – заорал мужик.

Не уверена, что он использовал именно это выражение, но цитата для летописи – ну никак не годилась!

Повода для столь изощренной ругани я тоже узреть никак не могла, хотя очень старалась. Мужик же между тем продолжал ругаться. Долго, заковыристо и с удовольствием. Пару фразочек я бы даже на заметку взяла, пожалуй…

– Извините, уважаемый, разве я нанесла вашей машине непоправимый ущерб? – на всякий случай очень вежливо осведомилась я.

Мужик только молча задохнулся возмущением и, набрав полную грудь воздуха, пошел на второй ругательный заход… Третий… Четвертый…

На пятом я малодушно пожала плечами и затерялась в собравшейся толпе, оставив малосимпатичного типа ругаться в гордом одиночестве… Мало ли какие проблемы у мужика? Жена изменяет, дочь по ночам домой не приходит, соседи круглосуточно дверями хлопают… Пусть выговорится, авось полегчает.

И, смывшись из его поля зрения, я пошла вниз по улице.

Итак, Миденма.

Мирок, утыканный пульсирующими точками городов и мегаполисов, как гусь перьями. Мельтешение вечно занятых людей, клаксоны куда-то спешащих машин и купол закрывающего все это безобразие угарного газа. Лабиринт переулков, улиц и площадей с каким-то мужиком, тянущим руку вперед. То ли – просящим подаяния, то ли – тыкающим пальцем в небо.

Магов здесь нет, магии как таковой – тоже, разве что происки шарлатанов, когда-то видевших странников и решивших на этом подзаработать. Им под силу только изобразить пару карточных фокусов, да простенький телекинез (при этом к объекту перемещения привязываются лески и незаметно тянутся, пока «маг» усиленно куксится и морщится, самозабвенно изображая «усилие мысли»).

Одним словом, любопытный мирок, но после первого визита желания его повторить я у себя в душе не нашла. И почему Хранящие решили назначить сбор в столь необычном и малопривлекательном месте, тоже было абсолютно непонятно. Ладно, поживем – увидим.

А пока же проблемой номер один стояли поиски гнезда. Как и во всех достаточно опасных для магов мирах, в Миденме в гнезде жил «проводник» – человек, который за плату поддерживал гнездо в нормальном состоянии и помогал магам затеряться в толпе, когда им было это нужно.

А то попробуй походи по Нучеру, где лучший наряд – это кафтан или понева, в мисвальском платье длиной до середины икр!

Тротуар оборвался, перерезанный проезжей частью. Так, и куда же мне свернуть на этом перекрестке? Интуиция опытной странницу не подвела, шепнув: «Направо». И я пристроилась к скучковавшимся у обочины людям, ожидающим нужного цвета светофора, какой цвет нужный, я тоже не знала, но надеялась, что здесь не все такие, как я. Интуиция почему-то настаивала на синем…

Только я ступила на дорогу, как откуда-то слева вылетела поворачивающая машина и, картинно взвизгнув тормозами, остановилась прямо передо мной. Сидящий на месте водителя паренек, светящийся во все стороны разнообразием прыщей, кудлатых вихров и непреодолимых комплексов, исказил губы в безотказной усмешке Казановы.

– Прых мразть ритагхыв! – с чувством просветила его я.

Лицо несложившегося Казановы обиженно вытянулось:

– Че-э-эго?!

– Курц вырта миздагр!! – охотно подтвердила я и пошла дальше.

Вслед неслись неразборчивые и неуверенные вопли, то и дело прерываемые шелестом страниц «словаря русского мата» – все ругательства, что зазубрил бессонными ночами, у парнишки из головы повылетели. Ничего, вся жизнь впереди – еще научится. Главное ведь – не что говорить, главное – как говорить! От души и с удовольствием.

В воздухе витал божественный аромат битума и невынесенных ведер, со строек нахально улыбались обнаженные по пояс строители, тщетно надеясь, что только их внимания мне и не хватает для полного счастья в этой жизни.

Они жестоко ошибались: для счастья мне не хватало только каблука, застрявшего между плитами, вымостившими площадь. И оно, разумеется, не замедлило подвалить. Ну кто, скажите, придумал застелить асфальт разноцветными плитками, насыпав в зияющие между оными щели песка? И каким образом по этим самым плитам должна ходить уважающая себя ведьма на шпильках?!

Впрочем, я была не одинока: то тут, то там на площади точно так же столбом стояли элегантного вида женщины, тихим матом взывая сразу к Хранящим, мракобесам и производителям обуви одновременно. Некоторые, воспользовавшись поводом сделать остановку, увлеченно беседовали по сотовым телефонам или болтали с подругой по несчастью.

Присев на корточки, я пару минут поизучала каблук, прочно засевший в расщелине и не имеющий ни малейшего желания вспомнить о своем священном долге доставки меня до гнезда, потом выпрямилась и, зло рыкнув, рванулась что было сил. Раздался противный скрежет, и ноге стало свободно до неприличия. Глянув вниз, я скептически изучила сломавшуюся пополам шпильку, неопределенно хмыкнула и присела, чтобы выдрать из плена архитектурного маразма оставшуюся часть.

Будь это какой-нибудь другой мир, не Миденма, я бы не раздумывая разулась, оставила сломанные туфли там, где они бессовестно сломались, и пошла дальше босиком. Но – увы, горячий асфальт политый расплавившимся на солнце битумом и щедро украшенный осколками битых пивных бутылок, на такое не вдохновлял. Поэтому я, сломав ногти, но выколупав-таки оставшуюся часть каблука, втихую пошептала на туфли и, обувшись, пошла дальше. Как минимум часика на три-четыре их хватит, а там придется озаботиться покупкой новой обуви.

Гнездо, судя по ощущениям, было уже совсем недалеко: вот только завернуть за угол, пройти еще чуть-чуть, и… И я оказалась перед домом старинного типа с многообещающей зеленой вывеской. «Союз писателей» – красовались серебристые буквы, переливаясь на солнышке. Массивная деревянная дверь не располагала к близкому знакомству с обитателями «союза».

В прошлый раз гнездо было совсем в другом месте – это я помнила абсолютно точно. Но интуиция или подсознание странницы кричали, что передо мной – гнездо, где меня ждут с распростертыми объятиями.

– Ну-ну, – неуверенно хмыкнула я, стучась в дверь.

Толку нет. Да, в общем-то, того и следовало ожидать: через такую дверь не то что стук – вой пожарной сирены не проникнет. Видно, местные писатели предпочитают творить в тишине и покое… Что ж, попробуем еще раз… С тем же успехом.

Потеряв терпение, я изо всех сил толкнула дверь, и… она открылась, тихонько звякнув колокольчиком. В прихожей было пусто и прохладно, несмотря на палившее снаружи солнце. На стенке висело зеркало в полный рост, приведшее меня, машинально заглянувшую в него по пути, в дикий ужас. М-да, монастырская диета мне на пользу явно не пошла…

С серебряной глади на меня взирало нечто ведьмоподобное, слегка поганисто побледневшее, маленько подрастрепавшееся до вставших дыбом волос и чуточку сбросившее лишний вес до скелета.

– Чудно выглядишь, дорогая! – язвительно прошипела я своему отражению и, даже не пытаясь его облагородить – бессмысленно: это дело не одного часа, – пошла дальше.

После трех шагов прихожей коридор ехидно раздваивался, уходя в две стороны и упираясь в центре в белую дверь.

«Ну только указательного камня и не хватает!» – насмешливо подсказал проснувшийся разум.

Ага: направо пойдешь – кошелек потеряешь; прямо пойдешь – рассудок потеряешь; налево пойдешь – жизнь потеряешь! – машинально поддакнула я.

«Вообще-то при походах налево теряют совсем не жизнь, а супруги даже кое-чем обзаводятся», – глубокомысленно протянул голосок.

Знаю. Но мне это не грозит. А значит, мы пойдем прямо – там мне терять точно нечего! – решительно заявила я, берясь за ручку.

Разум двусмысленно хмыкнул-хрюкнул, но возражать не стал.

За дверью оказалось то, что обычно стыдливо прячется в дощатых будочках на задворках. Высшего качества, ни в какое сравнение не идущее с банальной дыркой в полу. Смутило меня только одно: туалетная бумага была под аккуратным куполом прикручена к стене и… закрыта на ключ.

Это чтоб не сперли, что ли? Так и перемотать можно, если очень хочется…

«Здешние хозяева явно не рассчитывали, что подобная мысль может прийти в голову интеллигентным посетителям Союза писателей!» – ехидно пояснил циничный голосок.

А интеллигентные посетители и незакрытую бумагу бы тырить не стали! – отрезала я, выбираясь из гостеприимной комнатки.

Направо оказалась одна закрытая комната и пять рядов стульев. Профессиональных воров, пытающихся отобрать у меня несуществующий кошелек (покупала я его пару раз по молодости, но постоянно теряла; потом научилась материализовывать деньги, как меч или сумку, и успокоилась), тоже не наблюдалось. Подергав ручку закрытой двери и постучавшись для верности, я тихонько взломала магией замок и огорченно присвистнула: никакого компромата внутри не было.

Только застеленная кровать, тяжело промявшаяся почти до самого пола, ободранный стул и неприлично пустой письменный стол. Видимо, здесь порой запирали самых бездарных писателей и держали на хлебе и воде, дабы они, сойдя с ума от скуки и голода, написали-таки что-нибудь стоящее…

Я бесшумно вышла, прикрыла за собой дверь (замок послушно щелкнул, закрывшись) и отправилась «терять жизнь».

Слева было интереснее. Коридор вывел меня в довольно большую комнату, завешанную достаточно примитивными натюрмортами. Два ряда стульев вдоль длинных стен и большой стол поближе к окнам, вокруг которого легко уселись бы два десятка писателей. Впрочем, учитывая, что писатель – профессия сидячая и о фигуре заботящаяся мало – пусть полтора десятка.

Смежной к этому залу была совсем маленькая клетушка, до отказа набитая странного вида предметами. Тщательно осмотрев каждый, я пришла к выводу, что это какие-то технические достижения местной науки.

И – ни души…

– Аууу! – шутки ради позвала я. Эхо послушно разнесло крик по большой комнате, отразилось от стен и загромыхало в коридоре.

Тишина… И мертвых с косами не наблюдается…

И что бы вы сделали первым делом в таком огромном пространстве и полном одиночестве?

Не знаю, как вы, а я тут же скинула намозолившие ноги туфли (каблук сразу хрупнул, снова отламываясь), с диким визгом промчалась по всем комнатами и с разбегу влетела на огромный стол.

– Ииии-эхх!!! – восторженно взвилось к потолку.

– Э-э-ээ… привет, – осторожно донеслось от входа.

В дверном проеме стояла девушка лет двадцати, озадаченно глядящая на бесящуюся ведьму.

– Привет, – смущенно отозвалась я, боком «незаметно» соскальзывая со стола. – А ты кто?

– Я? – Девушка растерялась. – Ну… это, проводник…

– А-а-а! – облегченно выдохнула я, испугавшаяся, что ввела в шоковое состояние какое-нибудь светило местной поэзии или прозы.

– А ты… вы кто? – осторожно поинтересовалась собеседница, все так же не отлипая от косяка.

– Я ведьма, – торопливо пояснила я. – Странница.

Девушка кивнула, явно облегченно вздыхая:

– А, понятно. А то я уж думала – кого это занесло, вроде бы всего на пять минут отлучилась!

Я лукаво усмехнулась:

– А что, так не похожа?

– Ни чуточки!

– Да ну? А какой, по-твоему, должна быть ведьма?

– Ну… А ты не обидишься? – с опаской спросила она. Я яростно замотала головой. – Ну такой старой, дряхлой бабкой, курящей трубку на ходу и злобно скрежещущей себе под нос заклинания, как только ей что-то не понравится.

Я расхохоталась:

– Ну тогда, боюсь, мы все тебя разочаруем! Тае полтысячи лет, но вот на бабку она похожа ничуть не больше тебя или меня. Курить вредно и девушкам не идет, а если бы мы пускали в ход магию каждый раз, как только нам что-то не по нраву, то она бы кончилась буквально через три часа.

Девушка неуверенно улыбнулась:

– Правда?

– Конечно! – горячо заверила я. – Кстати, давай знакомиться. Меня Иньярра зовут.

– Меня – Лена.

– Вот и чудненько! – жизнерадостно улыбнулась я. – Здесь есть где воду на чай вскипятить? У меня плюшки есть…

– Сейчас, – словно опомнившись, кивнула девушка и опрометью кинулась в закуток за одним из недавно осмотренных мною странных приспособлений.

ГЛАВА 2

– А ты сюда надолго? – поинтересовалась Лена, искоса кидая взгляд на почти полное блюдо с плюшками: взять булочку первой она не могла из соображений приличия, а хотелось. Знала бы она, куда ведьмы обычно посылают эти самые приличия…

– Едва ли. Вот соберемся все – и куда-нибудь поедем, – ответила я, беря плюшку и тем самым прекращая душевные терзания девушки, тут же вцепившейся в выпечку.

– А ваф фуфет фного? – профырчала она сквозь плюшку. Услышала себя, тут же смутилась и принялась усердно глотать недожеванное, чтобы повторить почетче. Но я и так все поняла.

– Нас будет трое. Три ведьмы. И вообще-то эти две должны были уже приехать, а не запугивать меня красочными описаниями всех пыток, коим меня подвергнут, если я опоздаю.

Лена сдавленно фыркнула сквозь плюшку:

– А после шабаша трех ведьм дом-то устоит?

– После шабаша – устоит, – успокоила девушку я. – А вот после разборок, кто опоздал и почему, – едва ли!

Лена понимающе хмыкнула и замолчала.

Я, неторопливо отхлебывая из чашки, исподволь рассматривала ее и гадала, что же такое неуловимо притягательное кроется за этой неброской внешностью и простотой. Что-то не поддающееся описанию, но почти материально ощутимое и безумно родное моей страннической натуре.

В конце концов, проводников тоже не абы как набирают…

– Иньярра?

– Ммм? – отозвалась я, легонько прихлебывая горячий чай.

Лена поколебалась, теребя в руках прядку волос, но все-таки спросила:

– А что ты будешь делать, если тебе… станет плохо? Грустно… Тоскливо…

Я медленно поставила чашку на стол и спокойно ответила:

– Пойду на Путь.

– Так ты и так, насколько я знаю, с него ни разу не уходила… – удивилась она.

Я с улыбкой пожала плечами:

– Значит, просто пойду дальше. А что тебя так заинтересовало?

Она растерянно отодвинула подальше блюдо с плюшками, подперла щеку рукой и грустно уставилась куда-то в стол:

– Не знаю. Просто лично я в таких случаях предпочитаю забиться в свою конуру и переждать – а там видно будет.

Я снова взяла чашку и, прежде чем сделать глоток, пояснила:

– Видишь ли, у меня словом «плохо» измеряется не обычная нервотрепка из-за сломавшегося ногтя, легко разрешаемая шоколадкой или чем-нибудь еще сладеньким, а что-то гораздо более серьезное и… страшное. Когда просыпаешься по утрам просто оттого, что наступил рассвет, и ложишься спать вечером исключительно потому, что за окнами темно. Ешь и пьешь просто по привычке, по инерции. И ничуть не страдаешь, если однажды забудешь об этом. Встаешь с постели с недоумевающей мыслью: «А зачем я вообще встала?» Чтобы весь день ходить как зомби, работать, разговаривать, давать с умным видом советы, а вечером приходить в свое гнездо и недоумевать: «Зачем я ложусь?» Жить, веселиться, грустить, но быть внутри… пустой, словно выпитой до дна. Согласись, такое не переждешь в гнезде, потому что это не день и не два, а месяц… год… пять лет…

Лена нахмурилась, перебирая пальцами по столешнице:

– Но ведь если тебе настолькоплохо, то тебя на Пути и убить могут!

– Могут, – согласно кивнула я. – Но, во-первых, сидеть на кладбище в засаде, выслеживая упыря, и рассуждать о смысле своей никчемной жизни – вещи малосовместимые. Как-то не до того!

Лена чуть улыбнулась:

– А «во-вторых»?

– Что – «во-вторых»? – не поняла я.

– Ну ты сказала «во-первых» – и про упыря. А что тогда «во-вторых»?

Я вздохнула, подбирая нужные слова:

– А во-вторых, за полвека я уже успела привыкнуть, что рано или поздно с Пути не вернусь. К тому же и возвращаться-то особо некуда…

Лена еще посидела, обдумывая услышанное, а потом тряхнула головой, вставая:

– Ну и Хранящие с ним! Ты еще чайку хочешь?

Я тихонько рассмеялась:

– Хочу!

Удивительный человек. Простой, светлый и добрый. Если она когда-нибудь кого-то обидит, то просто извинится и пойдет дальше, не терзая себе душу никчемными сомнениями.

Может быть, она мудрее меня. Но что счастливее – это точно.

Еще немного покрутившись по залу, Лена сказала, что гнездо на ночь переходит в мое полное распоряжение, и куда-то ушла.

Я резко чиркнула спичкой, и на кончике сердито вспыхнуло потревоженное пламя. Быстро запалив обе свечки, зашипела от боли, тряся кистью: огонь добрался уже до самых пальцев. Глухо хрупнув, спичка сломалась у меня в руках, выпачкав кончики пальцев черной золой. Можно, конечно, зажечь свечки магией, но я всегда любила чиркать спичкой о коробок. Сама не знаю, за что.

Робко затрепыхавшиеся на фитильках нежные лепестки тепло-розового пламени распустились трепещущим цветком, ласково оплавляя воск. Заплясали призрачные тени, отгороженные гранью огня, воздух подернулся прозрачным горячим маревом, таинственно колышущимся вокруг выхваченного светом пространства. По гладкому боку свечи быстро скользнула капля жидкого воска, оставляя за собой неровный след. Сами невысокие стебельки свеч казались полупрозрачными, озаренные неверным, пляшущим даже в неподвижном воздухе светом.

Комната на миг озарилась голубоватой вспышкой, за спиной глухо пророкотал гром. Стало жутковато. По пластиковому подоконнику сначала – тихо, потом – все громче и громче, словно сухой горох по днищу пустой кастрюли, забарабанил дождь. Пламя на неровно оплавленной свечке сердито затрепыхалось, призрачные тени яростно вскинулись, но не смогли пресечь огненной грани.

Наверное, вот в такие ночи некроманты обретают невиданную мощь…

На мою же магию разгул стихий не влиял: она не становилась сильнее, но и не ослабевала. Тем лучше, значит, можно спокойно «взять след».

Отсутствие Хранящих обеспокоило меня куда больше, чем могло показаться на первый взгляд. Где их йыр носит? Понятно, конечно, что едва ли Ильянту загрыз очередной (примерно – трехтысячный по счету) вурдалак, да и Таю так просто кворр убьешь, но в свете сотрясающих Древо, жутких по своему масштабу изменений отсутствие Хранящих выглядело очень и очень подозрительно. Так что лучше я тихонько узнаю, где они и что с ними, а там посмотрю, закатывать скандал за опоздание или обойтись.

Я закрыла глаза и очень четко представила себе Таирну. Миловидное лицо «сердечком», чуть раскосые глаза, темно-карие, вопреки светлой коже и длинным пепельным волосам до середины спины, черные угольные брови, родинка на левой щеке…

Нараспев, тихим, медленно возвышающимся голосом:

–  Стихия ее ветер, несущийся и беспокойный…

Уверенным, почти машинальным жестом начертила в воздухе Руну Вирт – символ ветра.

–  Суть ее–  Любовь, всевидящая и бесконечная…

Руна Креаль легко опустилась подле Вирт.

–  Имя же ей–  Таирна, светящаяся во мгле…

Светящийся контур легкой и воздушной руны Тай замкнул треугольник.

Свечки резко вспыхнули и погасли. В голове понеслись чужие мысли и ощущения.

Дождь, гроза… Сбитый портал… Грязная харчевня с ругающимися матом мужланами…

«Иньярра? Ты где?» – раздался в голове тихий встревоженный голос. Тая, ведьма с немалым опытом, всегда чувствовала, если ее кто-то «ловил».

– Я? На Миденме вообще-то, а вас почему никого нет?

«Я поставила портал, но он почему-то сбился. Связывалась с Ильянтой – у нее то же самое. Приедем к тебе завтра. А ты как? Нормально?»

– Да уж, в кои-то веки портал меня не подвел…

«Тогда хорошо. Жди нас!»

– А что мне еще остается?..

Тая осторожно, но непреклонно вытолкнула меня из своего сознания.

Что ж, по крайней мере, с ними все в порядке. Но скандал все равно устрою. Надо же, великие и ужасные Хранящие – и не смогли поставить путный портал? Позор!

Я достала из сумки два походных одеяла, одно постелила на стол, вторым накрылась. Можно было бы, конечно, переночевать в комнатке, но почему-то она меня совсем не привлекала. А то придет еще с утра какой-нибудь очень важный местный йыр – и закроет на замок. А ты потом доказывай, что ты не бездарный писатель, а ведьма, пришедшая в собственное гнездо.

– Вставай, вставай, вставай! – немилосердно орали в ухо, увлеченно сдирая с меня одеяло.

– Иди на кворр! – невежливо отозвалась я.

– Что?! – возмутилась Тая. – Никакого уважения к старшим!

– Ага, – сонно согласилась я, накрываясь отвоеванным одеялом с головой.

– Вставай! – возмущенно взвизгнула Тая.

– Жащема? – сквозь зевоту поинтересовалась я.

– Я тебя семь лет не видела!

– Ну вот и еще часок подождешь, – отрезала я, решительно накрывая голову подушкой.

– Вставай!

– Ты еще повыше возьми! – ехидно посоветовала я, высовывая нос наружу.

Зря я это сказала. Зря я это сказала…

Потому что для Сказительницы, тем паче – ведьмы-Сказительницы, слово «повыше» – все равно что красная тряпка быку. Помнится, еще в Храме при словах мастера: «А теперь – попробуй взять чуток выше!» – я злобно на него глядела («А вы уверены, что этого хотите?») и, набрав воздуха в легкие, со всей дури…

– ВСТАВАЙ!

Когда окна перестали звенеть, а голова – изображать из себя чугунный колокол, по которому с размаху шибанули кувалдой, я не вытерпела и «взяла ноту» в ответ:

– СЕЙЧАС!

Тая в ужасе зажала уши и попятилась.

– Кошмар! – потрясенно прошептала стоящая в дверях рыжеволосая девушка с серо-голубыми глазами. – Такого я еще от тебя никогда не слышала…

– Стараюсь, – скромно потупилась я.

Тая между тем со скептическим хмыканьем обошла меня со всех сторон, внимательно оглядела, точно мерку на саван снимая, без зазрения совести взяла за подбородок и развернула лицом к окну, из которого лился яркий утренний свет – от ночной грозы и следа не осталось.

– Абсолютно не меняешься! – авторитетно подвела итог она, со вздохом отпустив меня. – Только бледнеешь и худеешь временами. Иньярра, ну так же жить неинтересно! Каждое утро встаешь, а в зеркале – одно и то же!

– Ну знаешь ли, меня вполне устраивает, – обиженно отозвалась я. – По-твоему, лучше каждое утро, как подросток, подходить к зеркалу с дрожью в коленках: какую сегодня гадость подбросили гормоны?

– Хватит из-за ерунды спорить, – поморщилась Ильянта. Она у нас такая – как строгая мамка-гувернантка: не пикни, не вздохни.

– Есть, командор! – издевательски вскинула я руку к козырьку, за что и получила силовую волну под ноги.

– Ах так?! – Я возмущенно возопила, перепрыгивая через препятствие. – А где вселенское всепрощение и любовь к ближнему?

– Я тебе сейчас покажу всепрощение, – мрачно отозвалась Лия, перекидывая из руки в руку шэрит.

– А на кой вам в монастырях молятся, свечки ставят? – тщетно продолжала взывать я к их совести.

Хранящие переглянулись и одинаково скривились, как от зубной боли.

«Божественный» статус ни одну из них не радовал. А уж если я начинала порой из вредности перечислять их обязанности перед вверенным их заботам народом…

– Пошли лучше завтракать, Бесхрамная, – вздохнула Тая, отправляясь в маленькую комнатушку за чайником.

– Вот всегда так! Разбудят, одеяло отберут, гадостей наговорят – и ты же им в итоге завтрак готовь, – обиженно заворчала я, но слушать меня никто не стал, бессовестно роясь в моей сумке на предмет нахождения чего-нибудь съедобного.

– Всего три плюшки?! Ты куда их все дела?! – обвинительно нахмурилась Тая, дорвавшись наконец-то до кармана с продуктами.

– Съела! – мстительно усмехнулась я.

– Обжора! – с чувством припечатала та, бесцеремонно скидывая меня и одеяло со стола на пол и раскладывая на нем еду.

Я только вздохнула, поднимаясь с пола.

Все! Собралась шайка-лейка. Теперь осталось только повеситься…

ГЛАВА 3

– Итак, какие у кого планы на сегодняшний день? – жизнерадостно прощебетала Тая, проглотив плюшку и даже не заметив.

– Ну вообще-то… – начала было я.

– Какие бы ни были, все отменить! – еще более радостно перебила меня Тая. – Потому что мы идем гулять по городу!

– Гулять?! – не поверила я своим ушам.

Впрочем, судя по абсолютно не удивленной Ильянте, сговорились ведьмы еще по пути, так что моего мнения здесь никто не спрашивал – просто в известность поставили. Для галочки.

– Ведьмы, а вы в курсе, что творится в ваших Храмах, а? – осторожно поинтересовалась я.

Ильянта с усмешкой тряхнула волосами, а Тая, перегнувшись через стол, зажала мне рот рукой:

– Ни в коем случае. Все дела – завтра. А сегодня у нас шабаш по случаю встречи.

– Ладно-ладно, убедила, – сдалась я. – Только плюшку мою на место положи! Я голодная, между прочим! А когда я голодная – я злая. А когда я злая – то… хм, в общем, ты знаешь, что бывает, когда я злая…

Тая знала. Когда однажды трактирщик не хотел отдавать нам честно заработанный бессонной ночью гонорар, у его трактира снесло крышу, а я, как ни в чем не бывало, продолжала пить чернас, нервно барабаня пальцами по столу. Гонорар нам выплатили в двойном размере, не взяв ни сантэра за постой…

Тая горестно вздохнула, как будто я отобрала у нее не плюшку, а как минимум золотое кольцо с бриллиантом.

– И худа мы пойффем? – невнятно поинтересовалась я сквозь выпечку. Эх, хорошие плюшки были – жаль, кончились.

– Не знаю, – пожала плечами Тая. – Я здесь давно не была.

– Не так давно у них отремонтировали фонтан, – медленно и веско обронила Лия. – Можно сходить, посмотреть.

– Тогда чего ты раньше молчала? – мгновенно согласилась я, ожесточенно роясь в сумке в поисках какого-нибудь приличного платья… немятого платья… чистого платья… целого платья… просто платья… одежды…

Ильянта только высокомерно передернула плечами:

– А вы не спрашивали.

Я горестно вздохнула: к Лие надо привыкать. На первый взгляд она всегда кажется неразмеченным сухарем, утыканным принципами, как подушечка – иголками. А вот если пару дней потерпеть, то тогда…

– Ясно! Сейчас найду что-нибудь, что можно надеть, – и пойдем! – бодро ответила я.

Тая с большим скептицизмом рассмотрела кучу сваленной прямо посреди зала одежды и, вздохнув, достала из воздуха нежно-розовую длинную юбку-четырехклинку и белую полупрозрачную блузку. М-да, мне до такого еще учиться и учиться – достать именно то, что хочется, я не могу. Деньги, меч и сумка – это предел. Хотя и полутысячелетнего опыта за плечами у меня нет…

Я быстро влезла в предложенную одежду, пригладила волосы… и уставилась на то, что осталось от моих туфель…

– Ведьмы, у меня проблемы с обувью, – убито призналась я, кивая на туфлю и валяющийся в сажени от нее каблук.

– Не у тебя одной, – улыбнулась Тая, махнув рукой в сторону двери. У порога сиротливо притулились Лиины элегантные босоножки на шпильках… без шпилек…

Одна только Таирна никоим образом не пострадала от коварного замысла местного архитектора и теперь откровенно издевательски смотрела на приунывших нас с Лией.

– И что будем делать? – страдальчески протянула я.

– Идти босиком до ближайшего обувного магазина, – недовольно поморщилась Ильянта.

– Ага! Ты хоть раз носила обувь, сделанную на Миденме? – ехидно поинтересовалась я.

– Нет. А что?

– А то! Для этого нужны железные ноги и титановые нервы, – радостно просветила я подругу. – Иначе ты уже через тридцать минут плюнешь на нулевую температуру и пойдешь босиком.

– Почему?! – никак не могла взять в толк Лия.

– Потому что лично я стерла ноги в кровь через полсотни саженей.

– Но они же как-то их носят, – озадаченно проговорила она.

– Не знаю как, но мне их заранее искренне жаль. Потому что здесь любые кожаные туфли – прямая родня ими же выдуманным «испанским сапогам», – заявила я.

– И что мы будем делать? – жалобно протянула Лия.

– Вот это я уже спрашивала, – заметила я.

Тая, не выдержав двух просящих взглядов, постепенно наливающихся непреодолимой жаждой крови и туфель, вздохнула и наколдовала нам обувь.

– Это… что? – подозрительно спросила я, не сумев дойти до истины самостоятельно.

Обувь представляла собой подошву и три приклеенные к ней веревочки. Причем приклеенные очень некачественно и уже отклеивающиеся.

Тая пожала плечами:

– На Миденме их называют сабо. Очень модно.

– А как это надевать? – с содроганием поинтересовалась Лия, приподнимая один «саб» за веревочку. Она тут же отклеилась, и саб с чувством шлепнулся на пол.

– Не знаю! – заявила Тая. И, глянув на наши не обезображенные любовью к ближнему лица, тут же поспешно добавила: – Но сейчас придумаем!

Придумывали долго – минут двадцать. Веревочки привязывались ко всем возможным и невозможным местам (только до ушей не дотянулись – коротковаты), но держать подошву хотя бы в относительной близости к моей ступне отказывались. В итоге мы с Ильянтой плюнули на это дело, «приклеили» сабо к ступням магией и, декоративно повязав веревочки на боку, поклялись опустошить первую же попавшуюся мастерскую сапожника на следующей Ветке.

Небо хмурилось, изредка выпуская снопы теплых солнечных лучиков из плена тяжелых серых туч.

Мы медленно шли вдоль одной из центральных улиц города. Фонтан так и не нашли, но искренне надеялись, что рано или поздно он нам все равно встретится. Тем паче город не такой уж и большой, а уж для трех странниц, исходивших Древо вдоль и поперек…

Ведьмы с охотой отвечали на любые мои вопросы, кроме касавшихся того, что творится с Древом.

– Кстати, Лия, – рыжеволосая слегка поморщилась на мое обращение, но вслух протестовать против сокращения имени не стала, – а как там твой ученичок?

Три года назад, во время нашей с ней последней встречи, Ильянта повсюду таскала с собой тринадцатилетнего паренька, утверждая, что он – прирожденный странник (как будто не все мы – прирожденные), и что она не хочет отдавать его на обучение в Храм, чтобы он сразу учился не только магии, но и науке странствования. Паренек в восторге не был, но и не возражал.

– Ученичок? – криво усмехнулась ведьма. – Ученичок после трех недель ночевок на свежем воздухе и случайно встреченного ночью по пути в кустики упыря заревел, как девица перед свадьбой, и сбежал от меня в Храм. Пришлось еще и тайком провожать его, защищать и вообще – следить, как курица-наседка за недоделанным цыпленком! С тех пор я зареклась когда-нибудь пытаться единолично развивать чьи-то магические и страннические способности…

Я расхохоталась:

– Да уж, не приведи Хранящие мне в такое вляпаться!

– Приведем, приведем, – мрачно сказала Тая.

Впереди показалась набережная. За старинным резным парапетом начинался резкий склон, потом лежал неширокий ровный берег и – река. Серебристо-серая неширокая лента неспешно, ласково изгибалась вдоль пологих берегов, бросая в сырой, наполненный тихим шумом воды воздух сверкающие блики. Легкий ветерок поднимал чуть заметную рябь, сияющими чешуйками посверкивающую на поверхности. Неспешно шелестели тяжелые бархатные волны, спокойно, размеренно вдыхая движение жизни в холодный свинец глубин.

– Красиво, – вздохнула Ильянта.

Мы с Таей промолчали. Мы почти всегда молчали в такие моменты, растворяясь с природой, сливаясь с ней в едином, старом как Древо, ярком, как взметнувшееся пламя, легком, как перебирающий листву ветер, бесконечном, как текущая сквозь пальцы вода, танце Жизни. Потому что такое не выскажешь одним плоским словом «красиво», такое вообще сложно как-то передать на словах. Хотя на то мы и Сказительницы, чтобы говорить о том, чего другие порой даже и не видят…

– А пойдемте вниз! – вдруг предложила Тая.

– Каким образом? – скептически фыркнула я. – У кого как, а у меня лишней головы и десятка ненужных ребер как-то в запасе не имеется…

– Вообще-то там где-то есть лестница, – Ильянта неопределенно махнула рукой налево и, не успели мы устремить туда алкающие лестницы взгляды, неуверенно добавила: – Или – там, – и махнула уже направо.

– Предельно ясно! – сморщилась Тая. – Кто за то, чтобы искать лестницу?

Желающих не нашлось.

– Ну вот и чудненько! – хлопнула в ладоши пятисотлетняя ведьма и, как девчонка, смело перекинула ногу через парапет.

– Тая, ты чего? Ты вниз?! – ошарашенно спросила я.

– Нет, я вверх! – ответила та язвительно, благополучно спрыгнув на ту сторону. Присмотрелась получше к обрыву, судорожно сглотнула. – Ну не поминайте лихом – поминайте кагором!

И с визгом помчалась вниз.

– Я кагор не пью! – завопила я вслед.

– Значит, и на поминках бесплатных харчей не дождешься! – через несколько секунд донеслось снизу.

Я перегнулась через парапет, силясь разглядеть внизу то, что осталось от Таи. Осталась вреднющая ведьма, которую даже сила притяжения, инерции, ускорения, размазывания и утопления не проняла.

– Ты живая?! – возмущенно завопила я.

– Нет, я – всего лишь скорбный неупокоенный дух той, которую ты настолько достала при жизни, что она, бедняжка, даже упокоиться нормально не может, пока тебя до инфаркта не доведет. А уж потом, с чувством выполненного долга…

После такого я бы полетела вниз хотя бы для того, чтобы дать ей шэритом в лоб, и Тая прекрасно это знала. Специально издевалась.

– Так, дух! Не знаю, чего тебе в этой жизни от меня надо, но если ты меня не поймаешь, то от инфаркта скончаешься ты! – заявила я, одним тягучим движением перемахнув через парапет.

– Так я же бесплотный, – возмущенно донеслось снизу.

– А это уже твои проблемы, – отмахнулась я и повернулась к Ильянте: – Пойдем?

– Ты что, с ума сошла? Жить надоело?! – отшатнулась та.

Я только пожала плечами и разжала пальцы, судорожно вцепившиеся в стальные прутья решетки.

Бесподобные ощущения, врупт рааз квыров! Ветер свистел в ушах, волосы, кажется, остались где-то рядом с Ильянтой, не выдержав столь резкого старта, прямо по курсу мне в лицо летела узкая полоска гравия, по которой с воплями металась Тая. Сабо слетели с ног после трех первых шагов и теперь катились впереди меня, задавая маршрут. Ноги обжигала крапива, щедро растущая на склоне, прячась под лопухами. Равновесие сделало ручкой уже после первой сажени, так что дальше я неслась, уповая только на удачу.

БУХ! Вписавшись во что-то твердое, но спружинившее, я сообразила, что глаза уже можно открыть.

– Извини, но другого способа тебя остановить мне в голову не пришло! – извиняющимся голосом пролепетала Тая. – Ты как?

– Оооууэ… – невнятно ответила я, пытаясь отлепить себя от магической преграды. Новый способ торможения не пришелся мне по вкусу. Точнее – по ребрам…

Да нет, в общем-то, все было не так уж и плохо. По крайней мере, точно лучше, чем если бы я загремела в реку. А так потери ограничились только улетевшими куда-то сабо и кровоподтеком на скуле, растаявшим под пальцами Таирны прежде, чем я успела почувствовать боль. «Знахарка!» – с завистью подумала я.

Тая между тем озаботилась Ильянтой:

– Лия! Ты идешь или нет?

– Я что, сумасшедшая?! – возмущенно полетело сверху.

– Еще скажи, что нет! – тихонько сказала я, посылая голос к единственной рыжеволосой цели, неуверенно переминавшейся на набережной.

Ильянта наконец-то сообразила, что три Сказительницы вполне могут поговорить на расстоянии, и не привлекая нездорового внимания, и таким же посылом ответила:

– Я лучше лестницу поищу.

– Ты что, сдурела?! – не выдержали мы с Таей.

– Ага. Двести лет назад, – спокойно, непроницаемым тоном ответила Лия.

Раздался глубокий вздох, несколько слов, и Ильянта вышла из двери, открывшейся рядом с нами.

– Кошмар! Мы скоро, вместо того чтобы ходить, станем левитировать над землей! – презрительно прошипела я, разворачиваясь и направляясь к реке.

– Зато без дурацких воплей и визгов, – передернула плечами Хранящая, деактивируя портал.

Мы с Таирной только переглянулись и украдкой тяжело вздохнули.

Вода оказалась холодной, почти ледяной, а при ближайшем рассмотрении еще и грязной. По скользкой поверхности величаво дрейфовали пластиковые бутылки, листы бумаги, а многие сверкающие блики оказались блестящими на солнце конфетными фантиками. Про хранилище битой стеклотары на дне я предпочла не думать.

– Чтобы не разочаровываться, не нужно очаровываться, – философски заключила Таирна, с опаской трогая воду большим пальцем правой ноги.

Я пожала плечами и, задрав юбку почти до ушей, зашла по колено в воду.

– Да нет, ведьмы, не так уж и холодно. По крайней мере, я пока не чувствую…

– Это ты уже не чувствуешь, – мрачно пояснила Ильянта, на всякий случай отходя подальше от возмущенно начавшей брызгаться меня.

Тая же, осторожно пошевелив пальцами в воде и не увидев ничего особо ужасного, кроме всплывшего пучка водорослей, осмелилась зайти примерно по щиколотку.

– М-да, малопривлекательно… Может, все-таки поищем фонтан?

…За все надо платить… За весну тоже. Разводами грязи на розовой новой юбке и прилипшей к телу блузкой, скорее еще больше выставляющей напоказ то, что ей полагалось бы скрывать…

Причем чем старше ты становишься, тем с большей остротой это осознаешь. Записываться в старухи мне пока, конечно, рановато, а вот понять, что если обходить лужи, а не переть напролом, то юбку стирать не придется, уже получилось.

Эх, годы, годы… Как ни крути, а старость – не радость… Ну скажите, какое удовольствие от весны, если все твои мысли заняты тем, как бы в лужу не наступить?! Через восемь метров я поняла, что науку маневрирования мне не освоить, и плюнула на собственные жалкие потуги остаться хотя бы относительно чистой. Все одно – толку чуть, а нервов больше, чем на отлов упыря, изведешь.

Дождь ливанул внезапно: только мы порадовались распогодившемуся было небу, как задул сильный ветер и из невесть откуда взявшихся туч посыпался на землю крупный весенний дождь. Шаловливый, как и все в Цветне, [15]он то бушевал, загоняя редких прохожих под зонты и крытые остановки, то затихал, чуть-чуть игриво шевеля поверхность темных луж. Вымокнув в первые же полминуты, мы даже не пытались уже как-то спасти одежду или волосы, а шли прямо по центру города босиком, с растекшейся по лицу тушью и прилипшей к телу одеждой, с жалостью глядя на пятьдесят человек, ютившихся под козырьком подъезда.

Глупые! Ну что такое промокшие туфли или сломавшаяся спица на зонте? Ерунда! А что такое крупные сладкие капли первого весеннего дождя, омывающие лицо, стекающие щекочущими струйками по спине и волосам, теплые, глубокие, мягкие лужи, в которых по щиколотку тонут босые ноги, и глубокое, льющееся прямо с неба чувство свежести, новизны, дикой свободы, тонким ручейком струящееся вдоль мокрой дороги, встряхивающееся на дереве расправляющей крылья птицей? Это – счастье, это – сила, это – жизнь.

Набережная вывела нас прямиком на главную городскую площадь, сплошь расчерченную «зеброй» и украшенную изваяниями в фуражках. Как выяснилось опытным путем, фигуры в фуражках оказались совсем даже не изваяниями, а обычными блюстителями порядка, уныло мокнущими под дождем с бравым видом опытных вояк, ибо вот-вот должна приехать какая-то в меру известная особа, так что уйти с постов они – ну никак не могут.

– Это кошмар какой-то! И не мог он приехать или уж часом раньше, или – позже! – жаловалось нам одно из изваяний. – А то уже, видят Хранящие (лица и впрямь все видевших Хранящих злобно перекосились), достал этот чертов дождь!

Воздух, наполненный энергией дождя, тоненько обиженно завибрировал, тут же вылив на обидчика тройную порцию влаги.

Мы с Хранящими переглянулись, обмениваясь понимающими улыбками.

– А вы закройте глаза, – проникновенным, «волшебным» голосом Сказительницы пропела я.

Мужик, как зачарованный, улыбнулся и послушно закрыл глаза. Лия тремя мягкими шагами зашла ему за спину, положила руки на плечи. Сквозь тонкие, полупрозрачные пальцы тонкими теплыми струйками полилась вода. Вода-сила. Вода-энергия. Вода-Жизнь. Чуть светящиеся, сияющие струйки спускались вниз по одежде, оплетали вычурной вязью сапоги, растворяясь в общем потоке устилающей площадь влаги.

– Вдохните. Глубоко-глубоко, словно в последний раз, – медленно выводила я, закрыв глаза и взявшись за руку Таирны. – Вдохните силу ветра, вдохните радость ливня, вдохните любовь жизни.

Сжатые кулаки расслабились, но не бессильно опустившись, а сознательно раскрывшись навстречу дождю, ветру, жизни, словам Сказительницы…

Я устала повторять: Нет оружья лучше слова. Я устала уверять: Жизнь важней всего другого. Надоело говорить Своды правил и заветы. Есть одно желанье: жить. Хоть чуть-чуть, до края лета. Распахнуть ворота в лес, И смешной шальной девчонкой Внутрь дупла на ясень влезть, Рассмеяться трелью звонкой. Прогуляться под дождем В переулке деревенском – Мы всегда чего-то ждем, Хоть и знаем: бесполезно. Рано утром, на рассвете Шепчет мне сестра-весна Тайну, ведомую детям: Хочешь жить – живи сама!

Я обессиленно замолчала, отдав энергию до капли, до самого конца. Тая, быстро прошептав что-то, провела мне по лицу разом потеплевшими пальцами. Стало легче.

Лия убрала руки и встала рядом с нами. Мужик медленно открыл глаза и совсем по-другому оглядел все. Другими глазами другого человека. Потом повернулся к нам и благоговейно спросил:

– Вы кто?

Мы переглянулись и весело рассмеялись.

– А мы и сами толком не знаем! – ответила за всех Таирна.

ГЛАВА 4

Дождь кончился так же внезапно, как и начался, выглянувшее из-за рваного полога облаков солнце расцветило небо сразу тремя сияющими радугами. Люди вылезали из магазинов и подъездов, недоверчиво глядя на лужи. Почему смотреть, есть ли дождь, надо именно по ряби на лужах? Разве так трудно поднять голову и глянуть на небо?

– А я хочу кураги! – вдруг вырвалось у меня.

– С чего вдруг? – удивилась Тая.

– Не знаю, – сама себе поразилась я. – Просто хочу – и все. Вон, кстати, фруктовая лавка есть – пойдем купим?

Не дожидаясь ответа, я перебежала через дорогу и купила фунт кураги.

– Ты что, собираешься ее немытой есть?! – возмутилась Ильянта.

– Ну хочешь – пойдем и помоем твою долю в реке, но тогда шансы отравиться удваиваются, – предложила я.

– Нет уж! – брезгливо фыркнула Лия, отворачиваясь от протянутой горсти сухофруктов.

Впрочем, поглядев на то, как быстро тает содержимое пакета, она скоро не выдержала и, подозрительно понюхав бывший абрикос, все-таки отправила его в рот. Прожевала, недоверчиво улыбнулась и, выхватив у меня пакет со словами:

– Вы уже и так почти все съели! – быстро отправила все оставшееся себе в рот.

– А заворота кишок не боишься? – мстительно «озаботилась» Тая.

– Все, что могло, отзаворачивалось сто лет назад! – лучезарно улыбнулась Лия, огорченно тряся пустым пакетом над ладонью. – Иньярра, а почему ты так мало купила?

– Чтобы заворота кишок не было, – отмахнулась я и, всмотревшись вперед, радостно закричала: – Фонтан!

– Ну и что? – не поняли моего восторга ведьмы.

Вместо ответа я продемонстрировала им свои липкие руки и юбку, забрызганную грязью по самый пояс.

– Иньярра, ты же не собираешься мыть руки в фонтане? – озабоченно спросила Ильянта.

– Нет, – успокаивающе помотала я головой и, не успела Лия расслабиться, пояснила: – Я собираюсь туда залезть и постирать юбку, а руки сами отмоются в процессе.

– Что?! – Возмущение Ильянты запоздало: я, разбойничьим свистом распугав всех окрестных голубей, с разбегу заскочила в фонтан, оказавшийся неожиданно глубоким: почти по пояс.

– Уууу! Холодно!

Ильянта, не веря своим глазам, остановилась в трех шагах от каменного бортика:

– Но… но… но… Тая, ну скажи ты ей! – взмолилась она, не найдя нужных слов сама.

– А что сказать? – невозмутимо поинтересовалась Тая, спокойно подходя поближе.

– Чтобы она прекратила нас позорить!

– Кого – нас? – так же спокойно спросила Тая, неспешно перекидывая ноги через бортик и плюхаясь рядом со мной: – Ух ты, правда холодная!

Ильянта, задохнувшись от негодования, отошла подальше, чтобы, не дай Хранящие, никто не подумал, что она – с этими двумя сумасшедшими.

Села на лавочку и, гневно закинув ногу на ногу, принялась испепелять нас фирменным взглядом. Все бы хорошо, да вот только фирменный взгляд был у каждой из нас – недаром же ведьмы! – так что уже через пару секунд между нами искрило, а у ново-отремонтированного фонтана были все шансы вновь уйти на длительную реконструкцию.

Лия гневно фыркнула и отвела взгляд. Мы с Таей переглянулись и, рассмеявшись, наконец-то занялись тем, ради чего, собственно, в фонтан и залезли – стиркой юбок. Вода на поверку оказалась не просто холодной, а ледяной, так что буквально через пять минут ноги у меня одеревенели и стоять дальше в этом жидком азоте отказались.

– Тай, ты как хочешь, а я вылезаю, – замерзшим голосом решила я, убедившись, что юбка, хоть и мокрая, все-таки стала относительно чистой.

– Аг-г-га, я т-т-тож-же! – отозвалась Хранящая.

Ильянта смотрела на нас со злорадным удовлетворением:

– Ну как, накупались?

– Ага! Водичка – чудо, как парное молоко! – бодро ответили мы, брызгая водой на опрометчиво подошедшую поближе ведьму.

– Брр!!! – поежилась она, отпрыгивая подальше.

– Брр, – согласилась я, вылезая из фонтана и стараясь не обращать внимания на дикие взгляды прохожих.

Мокрая чистая юбка представляла собой весьма плачевное зрелище: тонкий розовый креп прилип к ногам, как банный лист к… Нижняя коротенькая юбочка смялась, потеряла объем, бесформенной массой топорщась на уровне бедер. В общем, толку от той юбки…

– Ничего, здесь такое неприличным не считается! – поспешила утешить меня Тая.

Глядя на обтянутых жуткой спецодеждой из какого-то грубого голубого полотна девушек, я не могла не согласиться, что едва ли меня здесь примут за распутную девку – и так кандидаток хоть отбавляй, но врожденное эстетическое чувство страдало по полной программе.

– И как я в таком виде дальше пойду?! – жалобно стенала я.

– Ничего, ткань тонкая – скоро должна высохнуть, – попыталась обнадежить меня шедшая позади Ильянта.

Я нехотя развернулась и обиженно пробурчала:

– А до этого мне так и ходить, как лягушке облезлой?

– Вы отлично выглядите, – мягко улыбнулся оказавшийся прямо перед моим лицом парень и с лукавой усмешкой добавил: – Но так – будет еще лучше!

И, прошептав несколько слов, направил на меня поток тепловой энергии, высушивший юбку за считаные секунды. Талисман привычно обжег кожу, реагируя на чужую, направленную на меня магию.

– Эй! Стой!!! – пораженно закричала я, но парень уже исчез, растворившись в толпе.

– Ты чего кричишь? – удивилась наконец-то догнавшая меня Ильянта.

– Ты видела? Ты видела?! – возбужденно теребила ее я.

– Что видела? – не поняла присоединившаяся к нам Тая.

– Того парня! Который меня высушил!

– Что? – недоверчиво сморщилась Ильянта. – Парень, который тебя высушил? Каким образом?

– Магией! Тепловым потоком!

Ильянта сочувственно потрепала меня по плечу:

– Прости, дорогая, но если ты забыла, то мы на Миденме. Здесь нет магов.

– Вот именно! – раздраженно ответила я, вырываясь.

– Что – «именно»?

– Здесь нет магов, – повторила я. – Только с ма-а-аленькой поправочкой: здесь не быломагов.

– А теперь – есть? – недоверчиво прошептала Тая.

– Ну высушила-то меня не птичка пролетом, – озабоченно заметила я.

– Странник? – скептически предположила Лия. – Мы вполне можем быть не единственными магами, завернувшими на эту Ветку.

– На Миденму? – недоверчиво прищурилась я. – Едва ли! Странники ее явно не жалуют. И потом – неужели ты думаешь, что я, ведьма, не почувствовала бы странника, а он не почувствовал бы во мне ведьму?

– А с чего ты взяла, что он не понял, кто ты такая? – вскинула брови Лия.

– С того и взяла! – досадливо поморщилась я, устав оправдываться и объяснять известные вещи. Но Ильянта уже и сама поняла, что мелет чушь, и хочется нам того или нет, но маги на Миденме появились. Как бы абсурдно это ни звучало.

– И что мы теперь собираемся делать? – буднично спросила Тая, отбрасывая прядь волос с лица.

Я пожала плечами:

– Предлагаю вернуться в гнездо и обменяться информацией. А там уж решим, что нам делать с Древом в этот раз.

– Операцию по спасению мира объявляю открытой, – с неподкупно серьезной миной торжественно провозгласила Ильянта, за что тут же и получила локтем в бок.

– Нет-нет-нет!!! Администрация Союза писателей будет только через неделю! – в три голоса убеждали мы настырного писателя, взалкавшего общения с местными почитателями богемы.

– Но как же через неделю? Мне девушка позавчера говорила чтобы я пришел через пять дней! – возмущался щупленький цыпленок в очках.

«Девушка» в лице тут же поперхнувшейся чаем Лены нырнула под стол, чтобы, не дай Хранящие, ее не узнали в лицо.

– Милейший, но пять дней еще однозначно не прошли! – скептически фыркнула Ильянта. Пусть мы, ведьмы, с точными науками особо не дружили, но уж в арифметике-то разбирались.

– Ну и что? А вдруг раньше объявились? – въедливо прошипел настырный непризнанный гений.

– Ну вот видите же – не объявились! – равнодушно пожала плечами я, прихлебывая из чашки горячий чернас.

– А почему? – не отставало светило поэзии, прозы и графомании.

– Не знаю, – так же равнодушно ответила я, демонстрируя просто королевское долготерпение, тогда как Лия уже была на взводе, три минуты прообщавшись с малоприятным субъектом.

– А кто знает?! – начал нападать на меня цыпленок, смелея и раздуваясь на глазах.

– Йыр! – уверенно ответила молчавшая доселе Тая.

– Как можно так грубить, девушка?! – возмутился он. – Я же с вами вежливо разговариваю!

– Почтенный, а не могли бы вы направить свои стопы на свежий воздух, дабы очарованно понаблюдать за великолепием распускающейся во всей красе весенней природы и попутно совершить великое благодеяние, не вводя во грех сквернословия четырех (меня безжалостно пнули под столом) ой, то есть трех, невинных дщерей? – невинно хлопая ресницами, велеречиво попросила я.

Графоман, дорвавшись до вежливости, встал рядышком и неподдельно заслушался:

– А не могли бы вы повторить, о прекрасная дева? Я, ничтожный раб Хранящих, подверженный всевозможным и даже невозможным хворям, не расслышал, – сказал он, когда у меня кончилось дыхание, и, закрыв глаза, приготовился прослушать еще один художественный опус…

– Проваливайте!!! – заорало на него три голоса сразу.

Паренек вздрогнул, затравленно огляделся среди трех злющих ведьм, которым он мешает спокойно допить чай, и опрометью бросился к двери. Мы расхохотались вслед.

– Лена… Лена? Лена!! Да вылезай ты, он ушел!

Девушка недоверчиво высунула нос из-под стола:

– Точно?

– Точно, точно! – заверила я.

– Надоел мне он, как цемент строителю! – Она жалобно шмыгнула носом. – Каждый день приходит: то ему администрацию подавай, то ему Игнатова какого-то, то жаловаться куда-то грозит!

– Пусть жалуется! – пожала я плечами. – Кто его слушать станет? Не смешите мои каблуки!

– А вдруг станет? – недоверчиво протянула Лена. – Вдруг он сынок какого-нибудь там… – И боязливо показала пальцем в потолок.

– Если бы он был сынком какого-нибудь «там» – то он бы пешочком каждый день в Союз писателей не таскался, а давным-давно уже опубликовал свою графоманию в престижном издательстве, – отмахнулась я. – Ты лучше объясни мне, какого кворра у нас теперь гнездо йыр знает куда перенесли, и в него всякие разные постоянно приходят?

Лена только горестно вздохнула:

– Да меня саму они уже достали хуже горькой редьки! Просто в нормальном гнезде сейчас ремонт делают, а нас сюда переселили. Временно. Два года назад.

– Все временное имеет плохую привычку становиться постоянным, – понимающе кивнула я.

– И не говори! – Лена расстроенно махнула рукой. – Я уже и ругаться пробовала и просить – все без толку! А здесь вроде все ничего – в центре, просторно, за квартиру платить не надо, – но вот эти визиты – убивают!

– Ничего, мы их тут за два дня всех отвадим! – с нехорошей улыбкой пообещала Ильянта, протягивая руку за купленными по дороге конфетами.

– В смысле, устроим массовый инфаркт? – поинтересовалась Тая.

– Можно и так, – задумчиво отозвалась Лия, словно обдумывая величайшую гадость в своей жизни.

– Э, вы только там их не очень сильно, ага? – озабоченно попросила Лена.

– Да не, мы так, чуть-чуть, не до смерти.

– Ага, только до реанимации…

– Нет, ну вот только проблем с законом мне и не хватало – а потом еще ходи, им передачи носи! – испуганно замахала руками Лена.

– А ты не носи.

– Так жалко же!

Я, глядя на эту их милую беседу, мрачнела все больше и больше, пока, наконец, не прервала столь дружеское общение резким хлопком в ладоши. На меня удивленно уставились три пары возмущенных глаз:

– Ты чего?!

– Ничего, – мрачно ответила я. – Просто болтать мы, конечно можем хоть до бесконечности, но вот дело с места не двигается!

– Какое дело? – нахмурилась Лия.

– По спасению мира, как ты изволила выразиться! – язвительно ответила я.

– Ой, да брось ты, Иньярра! Никуда оно не убежит, это твое дело! – досадливо поморщилась ведьма, отмахнувшись от меня, как от надоевшей мухи, и попыталась было вернуться к столь бесцеремонно прерванному мною разговору, но в воздухе сверкнула тонко полыхнувшая молния, и мой злой голос вспорол воцарившуюся тишину:

– Ты просто не видела этого своими глазами, Ильянта. Новую, невесть откуда взявшуюся Ветку. Нежить, живущую теперь йыр знает где. Дождь, льющийся в пустыне. Ты просто всего этого не видела своими глазами, вот и тешишь себя надеждой, что это все далеко и неправда, или само по себе утрясется. Не утрясется, могу тебя заверить.

Оскорбленная до глубины души Ильянта вскочила, встав прямо передо мной, и тихим, режущим голосом поинтересовалась:

– Ты считаешь, что я недооцениваю опасности ситуации?

– Именно, – спокойно и зло ответила я.

Два взгляда скрестились, как два клинка. Тонких, острых, изящных. И смертельно опасных.

Воздух наэлектризовался до предела, тоненько завибрировав, словно перетянутая струна. Свечи на столе замигали под потоком едва сдерживаемой чистой магии эмоций.

– Ведьмы, хватит! – прикрикнула Таирна, движением руки разряжая атмосферу. – Давайте вместо того, чтобы сражать друг друга взглядом Медузы горгоны, просто сядем и дружно подумаем, что нам делать дальше!

Мы, все еще хмурясь, уселись по местам, налив по второй чашечке чернаса или чая. Такие разборки у нас с Ильянтой были самым обычным делом, так что никто потом не обижался и не дулся. Ну выпустили пар – да и сели дальше разговаривать, что такого?

Лена без просьб и дурацких намеков вышла, оставив ведьм наедине с проблемами мировой важности.

– Итак, что мы имеем? – невозмутимо начала Лия.

– Кучу здрыгна, – машинально ответила я.

Тая наградила меня таким взглядом, что василиск помер бы на месте от зависти.

– Ладно, прощу прощения у не выражающейся части публики! Я больше так не буду. По крайней мере, при тебе, – торопливо замахала я руками. – Но ничего хорошего мы действительно не имеем.

Тая, три года бившаяся над моим моральным обликом, но так ничего и не добившаяся, кроме значительного улучшения собственных боевых навыков, только страдальчески вздохнула, закатывая глаза. Потом, убедившись, что таким меня не проймешь, тряхнула головой и взяла инициативу в цепкие ручки:

– У кого-нибудь карта всего Древа есть?

Карты сыскалось целых три: у меня, Лии и у самой Таи. Причем все почему-то разные.

– Ммм… – неопределенно протянула я, ознакомившись со всеми тремя.

Моя карта оказалась самой новой – то есть всего-то полувековой давности, но зато на Таиной были набросаны карандашные пометки и уточнения, сделанные во время странствий.

– Берем вот эту! – смело отмела я собственную и Лиину, пододвинув поближе оставшуюся.

– Итак, ведьмы, кто какие и где нашел изменения?

– Окейна, – сказала я, щелчком сбрасывая с ногтя сияющую голубую капельку энергии, застывшую в карте воткнутой иголкой. – Варильфийт, Мисваль, Нучер.

– Храмы, – присоединилась ко мне Лия, помечая две звездочки на вершине и у основания Древа маленькими иллюзорными шэритами.

– Один Храм – Восточный, – поправила я, стирая лишнюю метку.

– Оба, – качнула головой Тая. – Отодвинулись друг от друга, увеличив разрыв почти в два раза.

– Серьезно? – выдохнула я.

Хранящие только сокрушенно вздохнули.

– О кворре… – начала было я, но, поймав возмущенный Таин взгляд, осеклась и поправилась: – в смысле, с ума сойти! Ладно, что где еще?

Через три минуты карта была утыкана метками, как ладонь – иголками после неудачной пересадки кактуса. Основная их россыпь приходилась на вершину и начало Древа, сходя на нет в Центре.

– Странное расположение, – наморщила лоб Тая.

– Угу, – согласилась я. – Кстати, когда я была в Сыреме, [16]там действительно не изменилось ничего. Абсолютно.

– Подозрительно.

Мы помолчали, раздумывая.

Почему изменения пошли именно по краям, не затронув середину? Ведь как раз с двух концов постоянство мироздания охраняют Храмы – попробуй, заставь рядом с такой махиной, насквозь пропитанной силой, измени природное или магическое поле! Да йыра с два! А вот как раз ровно посредине – там, где влияние обоих Храмов ослабевает, полусмешиваясь и создавая изрядные помехи, – за милую душу. Так почему сейчас все наоборот?

– Знаете, что мне это напоминает? – задумчиво проговорила я.

– Что?

– Представьте себе прут или палку. Ровную, длинную. Что будет, если взять ее ровно за середину и повернуть?

– Ничего! – фыркнула Лия. Она терпеть не могла долгие и тем более аллегорические объяснения.

– Концы провернутся, сильно изменив свое положение, – продолжала я, не обращая внимания на раздраженную реплику. – А вот середина – та ось, за которую вы вращали – останется на месте.

– Ну и что? – нахмурилась Лия.

– А то, что эпицентр силы, из-за которой это все и происходит, скорее всего, находится в центре Древа. В месте «оси», так сказать.

– Но ты же там была – и ничего такого не видела, – заметила Тая.

– Наверное, еще не время, – пожала я плечами.

– Ага, время наступит, когда мы все умрем! – мрачно отозвалась Лия.

– Такой вариант тоже не исключаю, – спокойно улыбнулась я.

– Так, хватит! – оборвала Тая назревающую свару. – Похоже, до истины того, что происходит, нам все равно не докопаться. Значит, надо хотя бы решить, что нам делать. Почему мир взбесился? Что может породить такие глобальные изменения?

– Рождение трех ведьм одновременно. Очень сильная запрещенная некромантия. Совмещение двух Веток, –заученно отбарабанила Лия, словно решался не вопрос жизни и смерти, а проверялось знание домашнего задания в Храме.

– Рождение ведьм сразу можно отмести, – вмешалась я. – Мы бы почувствовали сразу даже еще одну сестру, что уж говорить о трех?

Хранящие согласно наклонили головы.

– Совмещение Веток– да, есть такое дело, – воодушевленно продолжала я. – Но лично по-моему, это скорее следствие, чем первопричина. Значит, остается некромантия.

И мы все трое замолчали. Потому что настолько сильных некромантов можно по пальцам пересчитать, а учитывая высчитанный эпицентр развертывания силы – оставался вообще только один.

– Он не стал бы себя так подставлять, – тихо сказала Тая, качая головой.

– Его слишком просто высчитать, – согласилась я.

– А откуда вы знаете – может, он на то и рассчитывал, что мы, с вечным неприятием легких путей, сочтем этот вариант слишком банальным и оставим все как есть? – приподняла брови Лия.

– Едва ли, – не согласилась я.

– А что, вполне может быть, – оживилась Тая. – Почему бы и нет?

– Потому что он не дурак, – угрюмо пояснила я.

Тая с минуту сверлила меня взглядом, но, так и не добившись больше никаких объяснений, вздохнула:

– Ладно, все равно мы собирались идти в Храм – зайдем по дороге.

– Нам не по пути, – упрямо возразила я.

– Это если идти в мой, Западный, – ответила Тая. – А вот если чуточку изменить планы и отправиться в Восточный – то очень даже по пути.

Я недовольно поморщилась:

– И все равно я считаю, что это пустая трата времени.

– Иньярра, крюк в три версты нам погоды не сделает, зато будем точно знать, что он здесь ни при чем. Или – наоборот… Так что прекрати бухтеть и собирайся – портал открываю через пять минут.

Я обиженно замолчала и стала собирать сумку. Бесполезная трата времени. Я слишком хорошо его знала, чтобы не понимать: не его это уровень – бездарно выдать себя почти сразу. И потом, была у меня еще одна причина не ехать в гости к Онзару…

Давно, когда я была еще легкомысленной девчонкой, только-только окончившей Храм и ступившей на Путь, он ушел от меня…

– Что ты там копаешься? – позвала Тая. – Портал открыт и замкнут на меня, так что поторопись, если не хочешь остаться здесь!

Посреди комнаты, чуть-чуть шурша, колыхался огромный призрачный свиток. Странные у нее порталы. Хотя она и сама странная.

Шаг вперед… Прощай, Миденма!

Ступень седьмая КОСТЕР ВО СЛАВУ ХРАНЯЩИХ

ГЛАВА 1

С тонких, болезненно хрупких в своей наготе деревьев взволнованно и суетливо слетали последние листья, добавляя финальные штрихи к разномастному ковру у нас под ногами. Лужи подернулись тоненькой корочкой льда, полузастывшая грязь была припорошена мелкой, острой белой крупкой, нещадно царапающей лицо с каждым резким порывом дажденьского [17]ледяного ветра.

– Ну и куда же это нас занесло? – мрачно произнесла я, оборачиваясь к Тае, только что вышедшей из портала.

Ведьма огляделась и поняла, что занесло нас куда-то явно не туда.

– Ну-у-у… Вообще-то портал был настроен на Акаир… – растерянно призналась она.

Ильянта зябко поежилась: наши легкие платья и юбки совсем не располагали к беседам на свежем осеннем воздухе.

– Ну а занесло нас на Селень, – удрученно резюмировала она.

Дурацких вопросов, с чего это Лия так решила, никто не задавал: ее силы предвидения под вопросом не стояли никогда. Чаще стоял вопрос, зачем они нужны, если, даже видя, что впереди – драконья пасть, она, как истинная ведьма, все равно туда лезла. Только расстраиваться заранее.

– Миленько, – пожала плечами я.

– Ну можно открыть еще один портал, – неуверенно предложила Тая.

Идея не понравилась никому.

Из Миденмы – Хранящие с ней, да – нельзя было выйти (да и войти) иначе, чем через портал. Грани там нигде не было. Ее и открыли-то совершенно случайно: маг неверно рассчитал векторное направление силы и вместо Сырема загремел туда. Радовался ровно пять минут – потом его дружно решили сжечь на костре как колдуна и пособника темных сил.

Как маг выкрутился, история тактично умалчивает: может, трусливо открыл новый портал – правда, на это нужна йырова туча силы, а может – безжалостно уложил половину агрессивно настроенной толпы, раз и навсегда уничтожив надежду на мирные переговоры. А может – и вовсе не выкрутился, таких примеров тоже немерено.

Меня саму за несчастные восемьдесят лет шесть раз сжигали, три – топили, пять – колесовали, а уж об общем количестве собственных геройских и не очень смертей я вообще предпочитаю забыть: чем меньше помнишь – тем с большим оптимизмом смотришь в будущее.

Пока же будущее смотрело на меня как Тая на паука: с жутким брезгливым ужасом и задней мыслью, запрятавшейся на самых задворках сознания, что толченые лапки этого самого паука ей позарез необходимы для зелья, а значит, на контакт так или иначе идти придется. Впрочем, я отвечала этому будущему взаимностью, абсолютно не испытывая радости ни от стояния на холоде в креповой юбке, ни от летящей за шиворот снежной крупы, ни от перспективы идти до самой Грани, которая – я на свою голову упрямо помнила – находится на другом конце Ветки.

– Ладно, по крайней мере, кое-что хорошее в нашем положении уже есть! – вдруг заявила Лия.

– Да? И что же? – скептически спросила я.

– То, что нам с тобой не нужно больше заботиться о сломанных туфлях – здесь они нам не понадобятся!

– Я не пессимист, я – просто очень трезво глядящий на жизнь оптимист, – уныло поддакнула я.

Впрочем, стоять тремя столбами и ошарашенно глядеть друг на друга нам быстро надоело, и мы занялись улучшением своего весьма плачевного положения.

Из моей сумки были выужены сапоги, плащ и совсем недавно купленная утепленная юбка. Ничего теплее не сыскалось, но даже в этом я себя почувствовала куда увереннее и добрее (если это понятие вообще ко мне применимо). Ведьмы оделись в брюки и куртки. Выглядело это гораздо теплее моей одежки, но жаловаться было не в моих правилах: что есть – тем и пользуйся.

– А ты не замерзнешь? – озабоченно нахмурилась Тая, окинув взглядом мой черный, длинный, но совсем тоненький плащик, призванный спасать скорее от дождя, чем от холода.

– Замерзну – попрыгаю! – неопределенно отшутилась я. – Ничего лучше все равно нет.

– Можно попробовать наколдовать, – предложила Ильянта.

Но я протестующе замотала головой:

– Нет-нет-нет, ведьмы, прекратите заниматься ерундой. Какое наколдовать? Ты же знаешь, сколько на это уходит силы. Примерно половина ауры, а толку с такого колдовства в лучшем случае на пять часов. У Таи аура и так почти пуста – портал на троих так просто не дается, сейчас еще и ты себя полувычерпать хочешь – а если что-то случится? Мечом вы, насколько я знаю, не ах как владеете!

– Я же как лучше хотела, – обиженно потупилась Лия.

– Я знаю, – мягко ответила я, – но просто лучше не надо – вот когда я совсем замерзну, тогда и подумаем, а пока лучше прибережем энергию до более безнадежного случая. Нам, между прочим, еще через всю Веткунасквозь идти до Грани надо!

– Зачем нам Грань? – нахмурилась Тая.

– За тем, что в условиях полностью сбрендившего мира порталы мечутся, как хотят, и при следующей попытке нас запросто может занести вообще куда-нибудь к йыру на кулички!

– Ты что, предлагаешь до самого Храма идти пешком?! – ужаснулась Лия.

– А что? Тут не так уж и далеко: всего-то две Ветки– и вот он, родной Храм.

– Знаешь, а она не так уж и не права, – задумчиво проговорила Тая.

– К тому же можно не идти, а призвать вемилей, – воодушевилась я.

– С моим умением ездить верхом?! – брезгливо скривилась Лия.

– Учиться никогда не поздно, – пожала я плечами. – Так вызываем?

Посчитав угрюмое раздраженное молчание за положительный ответ, я закрыла глаза и сосредоточилась на заклятии вызова:

Образ… черная кошка…

Стихия… огонь…

Суть… движение…

Имя… Шэра…

В ухо ткнулась шелковистая ласковая морда: «Я пришла».

Я открыла глаза и с довольной улыбкой потрепала за ухом черную ластящуюся вемиль. Шэра аккуратно сложила по бокам видимые только магам черные крылья и игриво выгнула спину. Да, давненько мы с тобой не встречались, подруга.

Вемиль – это что-то вроде лошади, но только для странников. Мы сами их создаем шестиступенчатым заклинанием, когда они нам нужны, а потом просто призываем.

Каждая вемиль неповторима, они не размножаются обычным способом, и ни один странник не знает, какой будет его вемиль – черной или гнедой, вредной или послушной. Наверняка можно сказать только одно: она будет верной. Причем настолько, что без колебаний отдаст за хозяина жизнь, если, по ее мнению, это ему хоть чуть-чуть поможет, и умрет от истощения, отказавшись от пищи, если хозяин погибнет.

Летают же вемили очень редко – только в крайних случаях или при прохождении через Грань. В этом, собственно, и главная их особенность: странники не могут пользоваться обычными лошадьми потому, что существо, рожденное на какой-то Веткеи не наделенное собственным сознанием, принадлежит ей раз и навсегда: через Грань оно не пройдет. Единственное исключение составляют жеребята, заговоренные прямо в момент появления на свет, когда связь с миром духов еще не оборвалась. А вот вемили, как существа, не принадлежащие никому, кроме хозяев, пойдут с ними хоть на край света.

– Н-да, Шэрка, вспомнить бы еще, как я на тебя залезала, – вздохнула я, примеряясь к спине пританцовывающей кобылы.

– Вспомнить бы еще, как ее вызвать! – горестно отозвалась Лия, в полной растерянности оглядываясь вокруг.

– Ты что, не помнишь? – удивилась я.

– Нет, – в один голос виновато откликнулись ведьмы.

– Весело… – удрученно протянула я. – А когда вы вообще их в последний раз видели?

– Пять лет назад, – скороговоркой пролепетала Тая.

– Десять, – мрачно отозвалась Лия.

Мы с Шэрой, считавшие двухмесячную разлуку предательством по отношению друг к другу, ошалело переглянулись.

– Кхм, ну… Представляете образ, стихию, суть и имя по очереди, – коротко проинструктировала я.

Тая, понятливо кивнув, закрыла глаза и уже через пару секунд виновато ласкала белоснежную кобылку:

– Ох, Ленка…

Ленка удивленно поглядывала на полузабытую хозяйку, но особого восторга от встречи не испытывала. Дескать, ну и чего тебе надо? Шэра презрительно фыркнула, подставляя под мою машинально поглаживающую шелковистую шерстку руку острое любопытное ухо.

А Ильянта стояла, беспомощно закусив губу, и растерянно смотрела на меня.

– Ты чего?

– Я забыла! – отчаянным голосом призналась та.

– Что забыла?

– Образ…

Ну только этого нам и не хватало.

Каждое заклинание маг завязывает на определенный образ, далеко не всегда логичный – какая уж ассоциация придет. Эти самые образы позволяют гораздо быстрее применять заклятия и дольше их генерировать. Например, шэрит у меня завязан на бабочку, а боевая «звезда» – на расплетаемую косичку. И не ищите логики там, где она в опале, господа! Какой образ пришел на ум семнадцатилетней ведьмочке, в первый раз швырнувшей шэрит в противника, – неважно, а важно потом, через двести лет, будучи уже скрипящей каргою с трубкой в зубах, не перепутать, к какому образу у тебя какое привязано заклинание. И уж тем более – не забыть!

Ладно, будем надеяться, что у Ильянты с логикой получше, чем у меня.

– Ну может, птица какая-нибудь? – предполагаю я.

– Почему?

– Ну вемили же крылатые.

– Ага, я что, дура – на такие образы заклятия вязать? – огрызнулась Лия. – Ты бы еще предложила рыжую кошку – потому что Ринка рыжая и гибкая!

Я, выбиравшая образ своей Шэры исключительно по этой самой логике, поперхнулась смешком:

– Ну тогда не знаю, вспоминай сама.

– Пытаюсь…

– Пока ты до чего-нибудь допытаешься, мы тут оледенеем, – проворчала я, пытаясь поплотнее запахнуться в плащик. Шэрка, вечно согласная с хозяйкой, фыркнула в знак солидарности.

Ильянта вдруг как-то захихикала, закрыла глаза и с первой же попытки призвала гнедую Ринку. Кобыла, отвыкнув от хозяйки, шарахнулась в сторону и только через пять минут уговариваний согласилась подойти и дать себя погладить.

– Так какой же был образ? – полюбопытствовала я, выпрямляясь верхом на своей бесседельной, в отличие от остальных, вемили.

– Ты! – смеясь ответила Лия.

– Что?! А с чего это?! – ошарашенно спросила я.

– А я когда вемиль создавала, только и думала, как это ты умудрилась одним-единственным шэритом спалить пол-этажа в Храме, – все еще смеясь, пояснила Лия.

Н-да, ведьминская логика, как всегда, на высоте…

– Ладно, садитесь и поехали! – решила я, отсмеявшись.

Тая осторожно вдела ногу в стремя, взялась за переднюю луку, подпрыгнула и, побарахтавшись, соскользнула вниз. Лия и пытаться не стала.

Пришлось с руганью (мысленной – Тая всегда начеку) спешиваться, подсаживать обеих в седла, вручать поводья.

– Дергаете за левый повод – поворачивает влево, за правый – вправо, натягиваете – останавливается, ударяете по шее – ускоряется, – коротко объяснила я, вспархивая на услужливо присевшую Шэру.

– Мы знаем, нечего нас за идиоток считать! – оскорбленно вскинула подбородок Лия. Ее Ринка смерила хозяйку подленьким взглядом и вскинулась на дыбы.

– За луку хватайся! – прокричала я, направляя Шэрку поближе к вопящей Лии и одним движением поводьев усмиряя приплясывающую на месте кобылу.

– Спасибо, но я и сама бы справилась! – величественно проронила ведьма, куда с большей осторожностью берясь за поводья и не отпуская на всякий случай передней луки.

– Не сомневаюсь, – вздохнула я, вклиниваясь между Ринкой и Леной. Надеяться оставалось только на то, что вскоре вемили вспомнят своих хозяек и станут прислушиваться к их внутренним желаниям, а не вдохновенным рывкам поводьев. Иначе, боюсь, мы будем ездить кругами…

– Ну что, тронулись?

Ведьмы предпочли промолчать, поскольку затея их явно не вдохновляла, но идти на попятный было уже поздно.

– Вот и чудненько, – заключила я, легонько трогая Шэру каблуками. Кобылка понятливо потрусила вперед, две оставшиеся инстинктивно подладились под нее. Что ж, не так все и плохо – похоже, мы с Шэрой сумеем управлять этими двумя капризницами.

Брезгливо переставляя копыта по осенней грязи, кобылки споро двигались вперед, почти не тряся своих всадниц. Впрочем, ведьмы не испытывали по этому поводу особой благодарности, судорожно вцепившись в поводья и затравленно глядя на меня. Эх, не ездили они на обычных лошадях… А вот мне довелось. Правда, Шэрка потом целый год меня простить никак не могла…

– Куда мы едем? – между делом поинтересовалась я, видя, что если не отвлечь ведьм от созерцания своего безрадостного положения, то ничего хорошего не выйдет.

– По карте посмотри, – сквозь судорожно сжатые зубы сказала Лия.

Карта была извлечена из воздуха Таей (ей это чуть не стоило падения под копыта) и так «аккуратно» переброшена мне, что, если бы не почти машинальный телекинез, валяться бы ей сейчас в грязи, потоптанной тремя кобылами…

– Так-так, что тут у нас? – Я непринужденно откинулась назад, Развернув на коленях желтоватый свиток. Шэра недовольно мотнула головой. – Ого! Часика через три-четыре приедем в одно из двадцати крупных селений на Ветке.

– Двадцать крупных селений на одной Ветке?– удивилась Тая.

– Ага, – озабоченно ответила я. – А мелких – вообще не сосчитать!

– Развелось людей, как инфузорий в воде… – мрачно протянула Лия.

– Ну что ж теперь с ними делать – не убивать же, – грустно усмехнулась я.

– Ага, пусть лучше они Древо убивают! – упрямо возразила ведьма.

Я почла за лучшее замолчать, не вступая в перепалку. Тем более что не так уж с ней была и не согласна.

Людей действительно было много. Слишком много. В селянских семьях – а таких, как известно, большинство – рождалось от двух до четверых детей. То есть численность этой расы не только и не думала сокращаться, но и, наоборот, все увеличивалась. Природа не может прокормить бесконечного числа людей – она либо погибнет сама, либо жестким геноцидом сократит численность чересчур расплодившегося вида до приемлемой.

За полтора часа пути нам не встретилось ни одного купца или всадника, дорога была пустынна, как улицы Окейны в полдень. По обочинам изредка росли чахлые кустики или согнутые ветром деревца, за ними расстилались серые безрадостные поля. Казалось, что Жизнь сюда вообще не заглядывает, разворачивается и уходит прочь, едва завидя эти черные от непогоды камни, темную твердую почву, которую не пробьешь ни одной лопатой, и серое ватное небо, давящее на землю, как тяжеленный библиотечный фолиант на не отягощенную знаниями голову студента.

За полтора часа я успела замерзнуть в зюзю и не жаловалась только потому, что зубы примерзли друг к другу и разлепляться отказывались. К тому же жаловаться – занятие бесполезное. Даже если есть кому. Поэтому приходилось молча сидеть и ощущать, как пальцы медленно скрючиваются в развернутых и используемых на манер муфты рукавах плаща, а на ресницах застывают белесые звездочки инея.

– Долго нам еще ехать? – спросила Лия, сцеживая зевоту в ладонь.

– Часа полтора, наверное, – отозвалась Тая. – Как раз к ужину поспеем.

– Ага, – согласилась Лия. И, оглядев мою скорбно молчащую фигуру в черном плаще, сочувственно спросила: – Иньярра, ты, поди, совсем уже замерзла, да?

– Нет! – бодро ответила я, с трудом сдержав художественное лязганье зубами.

– Смотри, простынешь, – озабоченно нахмурилась Тая.

Я упрямо помотала головой, поглубже зарываясь носом в воротник.

– Ни кворра о здоровье не думает! – осуждающе покачала головой Ильянта.

Я сразу опустила голову еще ниже, чтобы, не дай Хранящие, никто не увидел моей злорадной усмешки. Потому что я-то знала, что сейчас начнется. И оно началось…

– Как ты выражаешься?! – возмущенно вскинулась Тая. – А еще ведьма называется, несущая свет и любовь! Да как так можно?!

– Да у меня случайно вылетело, – жалко попыталась оправдаться Лия.

«Неправильный ответ!» – мысленно усмехнулась я. Проверено на шестилетнем личном опыте. Если Тая изволит тебя ругать, то лучше молчи и слушай – через пятнадцать минут она зарвется окончательно, поймет, сколько всего лишнего наговорила, – и начнет бурно извиняться, а ты еще в итоге и останешься потерпевшей стороной. А так…

Под привычный осуждающий тон, совестящие слова и мерное покачивание в такт шагам лошадки я тихонько задремала…

Разбудил меня холод. В горле подозрительно першило, голова слегка побаливала, но в общем и целом – могло бы быть и хуже.

– Надо же, кто проснулся! – покачала головой Лия, встряхнув копной вьющихся рыже-каштановых волос.

– А что, я долго… – Я осеклась, услышав собственный хриплый, сипящий голос. Прокашлялась и попробовала снова: – Я долго спала?

В этот раз вышло не в пример лучше, но Тая уже насторожилась:

– Иньярра, а горло у тебя не болит случайно?

«Чтоб я еще хоть раз в жизни дала тебе испытывать на мне свои жуткие отвары?! Да ни в жизнь!!!»

– Ни в коем случае! – бодро возразила я. – Так я долго спала?

– Долго, часа полтора, – зябко поежилась Ильянта. – Вон, видишь, впереди село виднеется?

Село я видела. Темные невысокие тени уютно светились квадратиками занавешенных окон. Для тончайшего ведьминского слуха брехня собак, перемежающаяся скрипом тяжело поднимающегося на цепи из колодца ведра с водой, раздавалась так же явственно, как хлюпанье копыт вемилей, увязающих в жуткой крупитчатой каше по самые бабки.

– Вижу, – зевнула я.

– Надеюсь, там к ведьмам относятся лояльно и пустят переночевать. Или хотя бы на костер не потащат, – устало вздохнула Тая.

– Не потащат, – заверила я. – Я здесь уже была. В Верхотте – так село называется – тебе за деньги не только постель и ужин предоставят, но и соседку Клавку на компоненты декокта продадут.

Ведьмы недоверчиво хмыкнули, но возражать не стали, и через десять минут мы благополучно перемахнули (именно перемахнули – вемили, не жалеющие ждать, пока хозяйки спешатся, распахнут ворота и вновь залезут им на спины, попросту перепрыгнули через препятствие с разбегу, пару раз махнув невидимыми крыльями) через центральные ворота, оставив охранника тихонько оседать в обморок.

– И что дальше? – почему-то шепотом поинтересовалась Тая, оглядывая пустынные улицы.

– Ничего, – пожала я плечами. – Идем и просимся на ночлег в ближайшую избушку.

– А если не пустят? – боязливо поежилась Лия.

– Значит, идем до следующей, – так же равнодушно пояснила я.

– Кошмар! – дружно простонали ведьмы.

Но стучаться в калитку все-таки пошли. Где-то в темноте за забором глухо пролаяла собака – так, для проформы: на ведьм собаки не кидаются, какими бы злыми ни были. Это для них все равно что кидаться на родную мать. Заскрипела открываемая дверь, зашаркали медленные шаги по деревянному настилу-дорожке.

– Хто там? – спросил глухой старушечий голос.

– Мы… – Лия запнулась.

– Три путницы, – привычно подхватила я. – Пустите нас переночевать, пожалуйста! Мы заплатим… или вам по хозяйству что-нибудь поможем, если хотите.

Послышался шорох снимаемого крюка, и калитка гостеприимно распахнулась.

– Заходите, деточки! – засеменила старушка. – Вы, поди, с дороги голодные да устамшие, я сейчас скоренько блинчиков напеку – как раз тесто поставила…

– А кто-то говорил – «не пустят, не пустят», – язвительным шепотом передразнила я, захлопывая за собой калитку.

Избушка была небольшая, но чистенькая и уютная. Две комнатенки, кухонька со старинной большой печью и полатями. Переглянувшись, мы разулись у порога, не желая перепачкать нашей доброй хозяйке все полы.

– Да что ж вы на пороге-то стоите? Заходите, детоньки, к печурке поближе садитесь – враз согреетесь, да и блинчики вот-вот поспеют, – суетилась бабушка.

– Ой, да что вы, не надо, – неуверенно запротестовали мы, но уставшая от одиночества старушка, не слушая возражений, усадила нас к печке, вручила каждой по чашке ароматного отвара (какого – я с ходу не определила, но Тая, понюхав, одобрительно хмыкнула – значит, не отрава) и встала к печке с кастрюлей блинного теста.

– А вы кто такие будете, куда путь держите? – расспрашивала она между делом. – Вы уж извините, что я так любопытствую, но очень уж редко к нам гости заворачивают – да и то все к своякам, а чтоб так, чужие…

– Вообще-то мы ведьмы, – осторожно призналась я, за что тут же получила два безжалостных пинка под лавкой и возмущенно дала обеим сдачи.

Впрочем, беспокоиться было нечего, я знала, что делала: бабушка отреагировала очень спокойно, только заметив:

– А травницы среди вас нет? А то у меня у соседки дочурка болеет – уж неделю, а все в жару мечется, бедная, и не знаем, что делать, – все перепробовали! Может, зайдете глянете?

– Зайду, – кивнула Тая. – Только куда?

– Да вот блинчиков покушаете – и я провожу, – с доброй улыбкой подхватилась старушка. – А то ведь устали да замерзли – посидите у печки хоть чуток. Это пока молодая – кажется, что здоровья да силы много, – ан тут обернешься – и где оно, то здоровье?

Мы вежливо покивали, жадно хватаясь за первые, еще обжигающие пальцы только-только растаявшим маслом, блинчики. Минуты три в кухне царствовало увлеченное невежливое чавканье. Бабушка умиленно взирала на наш здоровый волчий аппетит, все подкладывая и подкладывая на тарелку блинов, пока мы, переглянувшись, не заявили в три голоса, что больше мы не можем. Старушка расплылась в счастливой улыбке и тут же уставила стол вазочками с вареньем, джемом, печеньками и конфетами собственного приготовления. Пришлось все попробовать, чтобы не обижать нашу хлебосольную хозяйку.

Меня, сытую и согревшуюся, у печки совсем разморило. Голова, и без того гудящая, как медный колокол, окончательно разболелась в тепле, перед глазами все поплыло, и я напросилась проводить Таю и старушку до соседского дома, тайком надеясь, что на свежем воздухе хоть немного взбодрюсь.

На улице было тихо. Изредка ворчали собаки да скрипели двери, запуская в протопленную избу или выпуская на холодный ночной воздух домочадцев и гостей. На ярко-черном плаще ночи серебрились, мерцая и переливаясь, острые осколки звезд. Правду говорятчто осенью на небе больше звезд, чем всегда. А я раньше считала что врут…

Домик и впрямь оказался совсем недалеко. Таю с нашей хозяйкой запустили по первому стуку, было видно, что измучившаяся за эту неделю мать и впрямь была готова на что угодно – лишь бы вылечить дочку. Даже на услуги ведьмы. Обычно к ним прибегали только в самых крайних и отчаянных случаях, когда ни на что больше надежды просто не было.

Я сказала, что пойду еще немного прогуляюсь, и отправилась изучать село.

ГЛАВА 2

Оно действительно оказалось большим – больше пяти сотен дворов. Семь главных улиц шли параллельно друг другу, вливаясь в неказистую тропинку, окольцовывающую село полностью. Вот по ней-то я и пошла.

Заиндевевшая трава шуршала под ногами, под плащик опять забирался жгучий холодный ветер. Простыла я окончательно и бесповоротно, нос уже хлюпал, в горле першило, да и до кашля совсем немного осталось. Это ж надо было так влипнуть! Да еще так не вовремя!

Увлекшись жалобами на свою несчастную судьбу, я заметила идущего мне навстречу человека, только когда мы почти столкнулись:

– Ой! – воскликнул он, наткнувшись на что-то невидимое в темноте.

– Ой! – подтвердила я, прекрасно его видевшая, но все-таки зажгла по привычке «светлячка».

– А! – обрадовался он. – Добрый вечер, госпожа ведьма! А я-то думаю, кто там такой незнакомый по селу шастает – выйти бы да шугануть, что ли. Я староста Верхотты, ежели не знали.

– Добрый вечер, – искренне улыбнулась я: от мужика веяло неподдельным добродушием и заботой об односельчанах. – У вас тут всегда так в Даждене холодно?

– Да нет, госпожа ведьма! – неторопливо начал староста, подлаживаясь ко мне и шагая бок о бок. – Это вот последние годы морозы что-то рано стали ударять. А обычно-то в это время еще и без курток ходили. А вы к нам как, надолго?

– Да нет, – покачала головой я. – Вот переночую да дальше поеду. А что, работа для меня есть?

– Какая? – удивленно нахмурился староста.

– Ну упыри, умертвил, зомби, вурдалаки, – с лукавой улыбкой перечислила я, глядя, как вытягивается лицо собеседника.

– Нет, госпожа ведьма, что вы! – перекрестился староста. – Нет у нас такой пакости!

– Ну и слава Хранящим! – усмехнулась я.

– Да и потом, даже если б и была для вас работа, я б вам ее не предложил, – неспешно продолжил староста.

– Почему?! – искренне удивилась я. – Думаете, что женщины профнепригодны?

– Отнюдь, – покачал головой он. – Просто у вас глаза такие уставшие да больные, что, ей-ей, не за упырями бы вам гонятся, а дома в постельке отлежаться пару денечков. Может, останетесь? Хотите – ко мне переезжайте, у меня хата большая, детей нет, тихо, спокойно. А, госпожа ведьма?

Ох, уж эти мои глаза! Любая, даже пустяковая – вроде простуды – болезнь в них отражается смертным приговором. И уж если абсолютно незнакомый мужик заметил, то дома с этими двумя гарпиями-профессионалками мне точно несдобровать…

– Спасибо, конечно, – грустно улыбнулась я. – Но, увы, я очень тороплюсь.

– А-а-а! – понимающе протянул мужик. – Ну тогда глядите сами. Но если что – третья хата на пятой улице. Приходите хоть ночью.

– Спасибо, – еще раз повторила я. И, оглянувшись по сторонам и обнаружив, что обошла все село по кругу и вернулась ровнехонько к «своей» избушке, добавила: – Я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – кивнул староста, разворачиваясь и направляясь обратно.

– Постойте! – спохватилась я. – Вы обошли полсела, только чтобы со мной поговорить?!

– А чего бы и не поговорить, коль человек хороший, – добродушно пожал плечами староста. – Спокойной ночи, госпожа ведьма!

– Спокойной ночи, – пораженно отозвалась я, глядя вслед растворяющейся во тьме фигуре.

М-да, вот в такие моменты я особенно остро понимаю, что мне еще есть зачем любить этот мир…

А теперь проблемой номер раз было прошмыгнуть мимо этих двух… доброжелательниц кворровых. Тихонько разувшись у порога – судя по стоящим сапогам, Тая уже вернулась, – я, невнятно поздоровавшись, хотела было тихой сапой прокрасться на уже застеленную для меня кровать, но тут…

– Иньярра! – громогласно воскликнула Лия.

– Что? – пискнула я, сжавшись в комок.

– Как ты себя чувствуешь? – как-то подозрительно ласково спросила та.

– Да ничего, только устала немного. Пойду, пожалуй, – бодро ответила я, предпринимая еще одну попытку покинуть поле боя. Не тут-то было…

– Да ты что, совсем сдурела, что ли?! – не выдержав, рявкнула Лия.

– Почему? – искренне удивилась я.

– Да ты на себя в зеркало-то посмотри! – со сладкой улыбкой бывалой отравительницы, подающей в трактире важному гостю дивный обед, посоветовала та.

Я посмотрела.

Зря.

Стенка за спиной на мое счастье все-таки обреталась, и исключительно благодаря этому совпадению я не получила пары переломов в довесок к подозрительно трупному оттенку лица.

– Просто не выспалась, – собрав мысли в кучку, вымученно улыбнулась я.

– Ага, не выспалась, – поддакивающим тоном матери трехлетнего больного (на голову) ребенка согласилась Тая. – А еще чуть-чуть промерзла до костей по дороге, да? Шла бы ты, солнышко, в постель!

– Ой, да бросьте вы, от простуды еще никто не умирал, – отмахнулась я.

– Если сейчас же не разденешься и не пойдешь в кровать, то у тебя есть все шансы стать первой, – многообещающе улыбнулась Тая, поигрывая шэритом в ладони.

Пришлось подчиниться. Попробуй тут поспорь с этими двумя фанатичками лекарского дела, получившими жертву для опытов…

– Вы меня до смерти залечите! – жалобно поскуливала я, с ужасом глядя на все увеличивающееся количество настоев, зелий, декоктов и прочей мерзости, которую эти две садистки решили непременно в меня впихнуть.

– Успокойся! – отмахнулась Тая, сосредоточенно вспоминая, каким единственным значком на этикетке различаются чабречник – зелье от простуды – и настойка чарийды – смертельный яд, от которого противоядий не существует. Судя по нахмуренному лбу, вспоминалось плохо…

– Я не буду пить всю эту гадость, в меня столько не влезет! – предприняла я еще одну отчаянную попытку.

– Привяжем и напоим с ложечки, – невозмутимо отозвалась ведьма, с расстроенным вздохом отставляя в сторону обе бутылочки. Видимо, память работать отказалась наотрез, а отравлять меня не входило в ее планы. По крайней мере – пока.

– Садистка! – припечатала я и обиженно замолчала.

– Непременно, – улыбнулась Тая, подходя ко мне с двумя чашками в руках. – Ну сама будешь пить – или поить насильно?

Я, злобно сверкнув глазами, выхватила у нее из рук чашку и выпила залпом. Настойка солодки – мерзкая сладкая гадость…

– Хорошо, – невозмутимо сказала мучительница, забирая опустевшую чашку и всовывая мне в руки другую, источавшую дивный аромат очень качественного и лежалого трупа.

– Что здесь? – с брезгливой подозрительностью спросила я.

– Меньше знаешь – лучше пьешь! – мудро улыбнулась подруга, отходя за еще двумя чашками.

За полчаса они умудрились впихнуть в меня три литра жидкости, заставить проглотить с десяток таблеток и наложить около семи сильнейших заклятий. Причем если вы думаете, что эти зверские методы лечения принесли за собой облегчение, то глубоко ошибаетесь!

Потому что выпитое количество воды никак не пожелало подзадержаться во мне до утра, заставив носиться всю ночь к будочке на задворках и обратно. А учитывая, что одеваться каждый раз было лень, а будочка была сколочена кое-как и добросовестно продувалась малейшим ветерком…

Что я о них обеих думаю, Хранящие вынуждены были выслушивать в красочной малоцензурной форме (Тая пыталась ругаться, но под взглядом замученной насмерть больной быстро скисла и замолчала) до самого рассвета, пока Лия не сообразила вкатить мне тройную порцию снотворного и я не вырубилась из ритма жизни до утра.

Проснулась я злая, не выспавшаяся и с гудящей головой. Предательская слабость в ногах вкупе с головокружением при малейшем движении и не подумали никуда исчезнуть, зелья помогли сдержать только насморк и кашель. А при перспективе еще одного сеанса зверского лечения вообще хотелось забиться под подушку и тихонько повеситься…

– Доброе утро! – радостно приветствовала меня Лия и, приглядевшись повнимательней, неуверенно добавила: – Похоже, не такое уж и доброе…

– Привет, – вздохнула я.

Скептически осмотрев зверски замученную пациентку, даже Тая не решилась продолжить лечение. Только, посомневавшись, предложила:

– Может, останемся здесь на пару дней – отлежишься?

Но я, вздохнув, только покачала головой:

– Нет, дело отлагательств не терпит, а одних я вас дальше не отпущу. Ничего, зато уже послезавтра мы будем в Акаире. Надеюсь, что там не осень…

– Надеюсь, – вздохнула Тая, помогая мне заплести косу.

Когда я отказалась от завтрака, никто даже не протестовал, единогласно признав меня мученицей, страдалицей и так далее. А я бы, пожалуй, и не отказалась от столь многообещающей роли, если бы симулировала. Но так… Все льготы, вроде предложения вымыть за меня посуду, покормить и вычистить Шэру, остались вне сознания, за туманом головокружения.

Слегка пришла в себя я только на улице, на свежем ветерке. Впрочем, даже чересчур свежем, тут же бесцеремонно полезшем за воротник и в рукава – купить у кого-нибудь куртку ведьмам так и не удалось, а взять их одежки я отказалась наотрез, несмотря на все уговоры с применением грубой магической и физической силы.

Шэра, чувствуя, что с хозяйкой творится что-то неладное, ласково ткнулась мордой в плечо и услужливо присела, чтобы я взобралась на спину, не съехав по крутому боку. Поводья я подхватить забыла, спешиться и вновь залезть было уже выше моих сил, а ведьмы были слишком увлечены попытками оседлать собственных вемилей. Так что я попросту махнула на них рукой: все равно Шэрка уже давно не обращает на них внимания, читая мои желания по малейшему напряжению ног, а то и вообще догадываясь. Поводья же были больше нужны мне, да и то чисто психологически.

– Ну что, поехали? – шумно выдохнула Лия, наконец-то оседлавшая недовольно фыркавшую Ринку.

– Поехали, – кивнула я.

– Вы куда же, деточки? – вдруг засуетилась старушка, приютившая нас на ночь. – А пирожки? Я ж вам пирожки на дорогу испекла!

Пирожки были рассованы по чересседельным сумкам, презентованная Тае за лечение ребенка курица отправилась в Лиин рюкзак.

– Спасибо вам большое за гостеприимство, до свидания! – вежливо попрощалась Тая.

Бабушка со слезами на глазах махала платочком с крыльца:

– Да пребудут с вами Хранящие, деточки!

– Они и так с нами, а толку?! – шепотом проворчала я, разворачивая вемиль, бодро зацокавшую по мощенной булыжником улице.

Хранящие возмущенно переглянулись, но ругаться с больной (как они злорадно надеялись – и вовсе умирающей) ведьмой сочли кощунством и величественно промолчали.

Дорога разнообразием не баловала: по сторонам тянулись все те же безликие серые поля, не радующие глаз даже редким ярким пятном. Была, конечно, красногрудая ристайка, но она на бреющем полете нагло нагадила мне на полу любимого плаща, так что считать ее радостным пятном я никак не могу!

Ветер все так же безжалостно выстуживал все подставленные ему места и даже нагло пробирался в неподставленные, а вскоре все заволокла еще и белесая пелена мелкого холодного дождя.

– Отличная погода! – возмущенно прорычала Лия, поглубже зарываясь в капюшон.

– Не жалуйся на жизнь – могло не быть и того, – флегматично отозвалась я.

– Ага, сейчас прибью одну оптимистку недоделанную – и тут же перестану жаловаться!

– Валяй…

– Хватит вам, – замерзшим голосом оборвала разговор Тая. И, с невозмутимым равнодушием презрев два возмущенных взгляда, добавила: – До вечера мы, кстати, до следующего села не доберемся, так что ночевать придется в поле.

– Прекрасно! – в один голос злобно проворчали мы с Лией и погрузились в тяжкие молчаливые раздумья. Впрочем, лично меня надолго не хватило, так что до самого вечера я то ли дремала, то ли пребывала в полубессознательном состоянии.

Тем более что разговаривать нам было особо не о чем, а тихая, плавная поступь вемили, берегущей больную всадницу, и однообразный пейзаж вокруг располагали к долгим нудным раздумьям, незаметно перетекающим в такие же долгие, занудные видения. Поля и не думали кончаться, создавая ощущение неподвижности: хоть ты еле-еле передвигай усталые ноги, хоть лети вперед со скоростью вемили – все равно вокруг будут одни и те же холмики, пригорки и серая усталая земля.

А холод, пробирающийся под тонкий плащ, только еще больше придает происходящему ощущения нереальности. Слабость и головокружение обволакивают скользким туманом, унося куда-то далеко-далеко, туда, где нет полей и плавно текущей над землей вемили, туда, где под боком не переругиваются сквозь зубы две ведьмы, туда, где нет ничего, кроме меня… Неспешно текут мысли и обрывки Воспоминаний, не захлестывая друг друга, не летя наперегонки – просто текут по бесконечной, едва шевелящей усталыми водами реке сознания…

Море ласково гладит теплыми завитками пенистых волн давно уже обкатанный, выбеленный солью песок. Серебристо-белый берег стеклом лег под ноги в лучах багрового, почти спрятавшегося за выжженную пламенем морскую дорожку солнца. Тихий шепчущий ветер в зарослях зелено-белесой травы да редкий всплеск чаячьих крыльев – вот и все, что нарушает священную тишину морского берега.

И еще – шаги. Его шаги. Нет, я их не слышу: не дано тридцатилетней ведьмочке слышать бесшумную поступь полуэльфа. Просто по-другому зашептал ветер, по-другому закричали птицы, по-другому вздохнуло уставшее от дневной жары море. Грустно вздохнуло.

– Привет.

Я даже не обернулась, но знаю, что он удивленно вздрогнул. Люблю, когда он удивляется. Наверное, потому, что не так-то это просто – удивить мне чем-то столетнего некроманта.

– Привет.

Я резко обернулась. Серо-зеленые, тяжелые глаза с плещущейся через край болью.

– Что случилось?! – глухо прошептала я – голос предательски сорвался. Потому что я никогда еще не видела его таким.

– Ничего, – грустно улыбнулся он, притягивая меня к себе.

Не то. Все не то!

Те же руки, легко перебирающие тяжелые пряди недлинных пока еще волос. То же плечо, такое теплое и родное – сколько раз я в него утыкалась со слезами и пряталась от всех горестей и бед! Потому что в кольце этих рук горестей и бед просто не может быть. Тот же голос, тихий, успокаивающий. И все-таки – не тот.

Я резко вырываюсь из его объятий, встряхиваю волосами и пытливо заглядываю в самые глаза:

– Ты меня обманываешь?

– Попробуй обмани ведьму, – горько усмехается он. – Просто не хочу расстраивать раньше времени.

– Чтобы я вся извелась от беспокойства? Скажи!

Тяжелый, даже виноватый серо-зеленый взгляд.

Тихо, жалобно:

– Ну скажи…

Он отвернулся, сделав вид, что любуется почти отгоревшим закатом.

Внутри все похолодело, сердце сжали ледяные ядовитые когти. Он никогда от меня не отворачивался. Какой бы плохой ни была новость, мы всегда находили в себе силы высказать ее, глядя прямо в глаза.

Тихий, хриплый, каркающий голос:

– Я ухожу…

И оборвалась перетянутая струна. Сердце испуганно сжалось до маленького, трепещущего в последнем вдохе птенца – и вдруг забилось ровно, спокойно, словно надежный, отлаженный механизм. Как оно еще может стучать тогда, когда должно бы разорваться?

Ровный, звенящий голос:

– Уходишь? Почему?

Он так и не повернулся, упорно разглядывая быстро опускающуюся на море тьму.

– Может быть, ты не создана для меня. Может быть – я тебя недостоин. Но я должен уйти.

Тихо, спокойно. Мертво.

– Что ж, тогда – удачи. Она тебе пригодится.

Он резко развернулся, схватив меня за плечи и сжав до боли:

– Может, хватит?!

– Что хватит? – безжизненно спросила я, даже не пытаясь вырваться. Все равно ведь не отпустит. Да и мне уже все равно.

Отвечать он не стал. Просто прижал к груди, заставляя выгнать из себя боль, выкричаться, выплакаться. Снова стать живой. Пусть с растерзанным сердцем, пусть задыхаясь от слез и криков, но – живой.

Он ушел тем же вечером. Я кричала, плакала, просила остаться. По лицу текли жгучие дорожки слез, глаза застилала боль.

– Не могу, Иньярра, – горький взгляд мудрых столетних глаз. – Прости.

И я осталась. Сидеть на холодном, остром, стеклянном песке на берегу, где море тихо шелестело огромными валами волн, едва-едва шипящих, облизывая белые соленые крупинки, а птицы кричали что-то вслед ушедшему солнцу.

Чем была я, обычная ведьмочка, для полуэльфа с вековым опытом? Просто очередным романом? Просто разнообразием в наскучившей пресной жизни?

Но тогда почему в твоих глазах так плескалась боль, когда ты уходил?

И как я встречусь с твоим горьким серо-зеленым взглядом теперь?..

– Иньярра! Иньярра!!! Просыпайся, не то останешься без ужина!

Открыв глаза, я поняла, что меня тормошат с двух сторон, норовя стянуть с вемили. Учитывая, что силы были примерно равные, единственное, в чем преуспели ведьмы, – это в выкручивании моих плечевых суставов.

– Все-все-все! – торопливо отозвалась я, отбирая себя у этих двух гарпий. – Я проснулась, значит, хватит надо мной издеваться!

– А мы и не издевались, – обиженно пробурчала Лия, отходя.

– Вот-вот! Вечно стараешься для нее, стараешься, а в ответ – одни упреки! – поддержала Тая.

– Ага, значит, руки у меня просто так болят? – откровенно посмеивалась я, слезая с догадливо присевшей Шэры.

– Руки у тебя болят, чтобы открутиться от законных обязанностей по разведению костра! – тут же нашлась Таирна.

– Ни за что бы не догадалась! Пойду за хворостом, – рассмеялась я, радуясь возможности размять затекшие ноги.

Пока я спала, на землю спустился вечер, серой дымкой укутав дорогу и наконец-то встретившийся нам лес. Насколько я помнила, до села оставалось всего ничего – часа три верхом, но сделать еще один перегон мы уже были не в состоянии.

– Ни в коем случае! – яростно запротестовали ведьмы, тут же позабыв собственные обвинения в тунеядстве. – Сядь на одеяло, укройся вторым – и сиди!

– Но мне же будет скучно, – «возмутилась» я, впрочем, не слишком борясь против насильного усаживания своей хрупкой особы на расстеленное и заговоренное от промокания одеяло.

– Ничего, – отмахнулась Тая. – Ты, кстати, как себя чувствуешь?

Я внимательно прислушалась к собственным ощущениям и удивленно ответила:

– А ты знаешь, пожалуй, лучше!

Зелья и заклятия успешно сдерживали воспаление горла и насморк, а к головной боли и слабости я уже почти притерпелась. Так что общее состояние оценивалось как «замуж – поздно, в гроб – рано». Впрочем, чаще всего это примерно одно и то же. Для меня.

– Ну смотри мне, – с сомнением покачала головой Тая, уходя за хворостом.

Ильянта занялась готовкой: достала заботливо завернутые в полотенце пирожки, курицу, то ли сходила к ручью, то ли наколдовала воды и покрошила в нее найденные у Таи в поясе травки. Через полчасика на полянке уже весело потрескивал костерок и булькала закипающая вода.

Я, с наслаждением вытянув ноги, добродушно улыбалась, укутавшись по самый нос теплым одеялом. Насквозь промокший плащ был экспроприирован и раскинул широкие полы над костром. Шальные искры проходили его насквозь, только сердито чихая, не в силах нанести ни малейшего вреда тяжелой скользкой ткани.

Вемили разбрелись по стоянке, изредка брезгливо срывая кустики мокрой, засохшей травы. Шэркина попытка распахнуть черные дымчатые крылья и полететь попугать жителей ближайшего селения (а для нее и тридцать верст – не крюк) была сразу же пресечена мгновенным заклинанием обездвиживания, наградившим меня жутким ударом в голову. Вемиль обиженно фыркнула и подбежала ко мне, ткнувшись носом в щеку: чего ты, мол, заклинаниями почем зря разбрасываешься – я бы и так все поняла!

– Понять-то, может, и поняла бы, но вот стала бы слушать? – усмехнулась я, прикосновением холодных пальцев отгоняя застилающую глаза боль.

«Я бы подумала!» – высокомерно фыркнула кобылка, отворачиваясь.

– Готово! – оповестила Лия, снимая с импровизированного вертела подогревшуюся на костре курицу и быстро разрезая ее на три равные части.

Курицу я еще кое-как в себя запихнула, но вот пирожки уже не полезли ни под каким видом. Даже горестная Таина фраза:

– Но ведь бедной птичке будет там так одиноко! – не нашла отклика в моем окончательно зачерствевшем сердце. Так что пирожки прикончили ведьмы, и мое язвительное замечание: «Но ведь бедной птичке будет так тесно!» – ничуть не испортило им аппетита.

– Кто первый караулит? – зевнула я, поглубже заворачиваясь в одеяла.

– Да лучше простую защиту поставить – и спать спокойно! – фыркнула Тая.

– Простую? – лукаво сощурилась я.

Все мы знали о том, насколько усиливается абсолютно любое заклинание, если соединить силу Жизни воедино: встать треугольником и превратиться на миг в единое целое. Прошептать заклятие на едином выдохе, отдать силу единым толчком, взмахнуть рукой в едином жесте.

Ведьмы переглянулись, с сомнением покосились на меня и однозначно решили:

– Простую!

– Эй, нечего меня калекой считать! – возмущенно подхватилась я с одеял, благо после съеденной курицы сил на это мне хватило.

Ведьмы горестно вздохнули в унисон, но, прикинув, что со мной спорить – себе дороже, протянули мне руки, замыкая треугольник силы.

Тихо-тихо, закрыв глаза…

Самое сложное – не слова и не пассы.

Самое сложное – понять когда. Не по счету «три-четыре», нет что вы!

Понять. Почувствовать. Одно сердце, одно дыхание, одно сознание…

Может, уже пора? Нет, еще нет… Рано… Или – уже?..

…Одновременно вдохнуть и на выдохе…

Kraait lishher mj'itroon…

Трижды полыхнуло ярко-зеленое кольцо вокруг облюбованной нами поляны – и застыло едва различимой даже для ведьминского глаза белесой дымкой над землей.

Я пошатнулась, тряся головой:

– Получилось?

– Получилось, – вздохнула Тая.

– А что так грустно?

– Да лучше бы не получалось!

– Это еще почему? – удивленно нахмурилась я, медленно передвигаясь в сторону расстеленных для меня одеял.

– А как здоровье твое, солнышко? – сочившимся ядом голосом проворковала Тая.

Я прислушалась к внутренним резервам, поняла, что они уже дружно кончились, и жизнерадостно ответила:

– Отсутствует!

– Вот-вот, – озабоченно сказала Тая, укутывая меня получше и подкладывая под голову мой высохший и скатанный валиком плащ. – Спи!

Может, она подкрепила слова соответствующим заклинанием, может – я и вправду здорово вымоталась за день, но сон сморил меня просто подозрительно быстро.

ГЛАВА 3

Дождь барабанил по наспех заговоренной, уже почти осыпавшейся кроне карагача, под которым мы спали. Колючие ледяные капли, пробиваясь сквозь полуразрушившееся заклинание, с противным хлюпаньем падали на землю прямо перед моим лицом. Ветер хоть и завывал где-то высоко в голых ветвях, но под теплое одеяло не забирался. И на том спасибо.

«Ну и зачем это мы посреди ночи проснулись?» – язвительно вылез давненько не появлявшийся голосок.

Не знаю! В кустики вот схожу – и опять лягу, – сонно зевнула я, откидывая в сторону одеяло. Холодный воздух радостно обнял мое тут же покрывшееся пупырышками тело.

«Не советую!» – лаконично высказался разум.

Почему это?

«Потому!» – объявил он напоследок и исчез.

Наговорил всяких пакостей – а ты теперь сиди и думай, что это все означало…

«Краткость – сестра таланта!» – снова высунулся обиженный нелестной характеристикой голос.

Краткость – сестра косноязычия, милый! – язвительно усмехнулась я.

Темноту разорвал яркий свет голубоватого «светлячка». Ильянта опасливо огляделась вокруг, подсела ко мне.

– Ты давно не спишь? – тихонько спросила она.

– Минуты две, – так же шепотом призналась я.

– Надо бы выяснить, что нас всех разбудило! – громко, в полный голос раздалось в темноте.

– Уггр зратья мритваль! – в один голос выругались мы с Лией и, игнорируя злобное Таино пыхтение, добавили: – Еще раз так перепугаешь – останется горка серого пепла. И на торжественное захоронение в урне не надейся!

Ехидно встряхнулся лучиками еще один светлячок – желто-оранжевый. И тут-то я увидела, что, а точнее – кто – нас разбудил.

– Ведьмы, медленно отойдите мне за спину, – негромким напряженным голосом скомандовала я, делая пару шагов назад и не переставая вглядываться в темноту за их спинами.

Ведьмы, не раз попадавшие со мной в переделки (и нагло потом уверявшие, что без меня в них не попадают), безмолвно подчинились, несколькими скользящими движениями совершив рокировку. Теперь и они могли видеть то, что так не понравилось мне.

За линией защиты расстилалась белая, чуть серебрящаяся в темноте кисея. Расстилалась над самой землей, собиралась в единый комок, облепляла купол защиты со всех сторон, ища хоть малейшую трещинку, единственный слабый узел в заклятии, уцепившись за который можно было распутать любой – даже крепчайший – канат.

– Что было бы, если бы мы поставили обычную защиту? – оторопев, испуганно прошептала Лия.

– Ничего, – негромко, спокойно ответила я. – Сейчас – уже ничего. Может быть – три трупа. Если повезет.

За спиной тихонько завыли с предсмертным придыханием, и я решила, что чем дольше тянешь – тем хуже. Лунные призраки – а существо за гранью защитного контура было именно им – на редкость упорны и способны проявить просто невероятное терпение, выслеживая добычу, даже если за трое суток засады мимо их носа не раз пробежит куда более доступный и сговорчивый обед.

Призраки появлялись из-за того, что у умершего были неотложные дела, которые он не успел ни выполнить, ни перепоручить кому-то другому, и упокаивались, как только дело было завершено. Все бы хорошо, но вот только для поддержания жизнеспособности они обязаны были кого-нибудь кушать. И в роли этого самого «кого-то» в этот раз, похоже, выступили мы…

Можно было, конечно, подождать до утра – призраки боятся прямых солнечных лучей, но не было никакой гарантии, что утром солнце выглянет из-за тяжелых усталых туч, а при пасмурной погоде дневной свет им не помеха. Так что будем действовать по старому принципу: если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. То бишь если до неприятностей остался один только шаг, то чего тянуть? Пойти навстречу – вот и весь сказ!

– Не двигайтесь и не колдуйте без команды, – сквозь зубы проронила я, материализуя в правой руке меч. Против призрака от него, конечно, толку мало, но большинство заклятий сопровождаются пассами с учетом меча в руке. Да и уверенности так, если честно, как-то больше.

Медленным стелющимся шагом я пошла к призраку, словно по ниточке.

Gjaun loi frat…

Защитный купол рухнул с первого же звука, призрак удивленно метнулся и яростно вскинулся, подавшись вперед.

Aet hjit nei ojfem…

He сдерживаемый больше защитным контуром, он несся на меня куда быстрее, чем хотелось бы, да и моя ниточка шагов, похоже, оказалась слишком короткой…

Gher laij nemiotta…

Призрак вздыбился с диким воем, почти накрыв меня с головой. Я с воплем повалилась на землю, откатываясь в сторону, заклинание силового удара вырвалось чисто машинально, безо всякого желания с моей стороны. Какой от него толк, если призрак бесплотный?!

Белый туман, обиженно взвизгнув, отпрянул. Поколебался, раскачиваясь на ветру, и медленно уплыл в глубь леса. Догонять и высказывать, что я о нем думаю, было уже выше моих сил: я, не борясь с сотрясавшей все тело лихорадочной дрожью, осела на землю.

– Ты как? – тут же накинулись на меня ведьмы, поднимая, перетаскивая на одеяло, всовывая в руки горячую чашку с любимым чернасом.

– Живая, – сдавленно ответила я. – Похоже, в следующей деревне на курочку с пирожками зарабатываю я.

– Не вздумай! – возмущенно вскинулась Тая. – Еще тебе, больной, не хватало за призраками по кладбищам гоняться!

– И ты оставишь бедных, несчастных, беззащитных жителей села без помощи? – притворно ужаснулась я, лукаво трепыхая ресницами.

– Вечно ты берешь крайности! – неуверенно сдала назад Тая.

– Ну-ну, – усмехнулась я, заворачиваясь в одеяла. – Ладно, все, всем спать – у нас завтра трудный день.

– У нас каждый день такой, – насмешливо заметила Лия, гася «светлячка».

Остаток ночи прошел спокойно, под утро даже дождь успокоился. Рассвет, подтверждая мои опасения, выдался сырым, серым и мрачным, но мне, как ни странно, полегчало: голова почти не болела, и бодро проявленный интерес к последнему, случайно завалявшемуся в сумке пирожку жутко обрадовал спутниц.

– Вечно у тебя все не как у людей. Ну кому еще мог пойти на пользу двухчасовой сон под отсыревшим одеялом с полуночной побудкой на предмет убиения призрака? – смеясь воскликнула Тая.

– Ты еще скажи, что у тебя самой все как у людей! – рассмеялась я в ответ. – А что до призрака – я ведь его так и не убила. Вообще, если честно, не поняла, почему на него подействовал силовой удар – он же бесплотный.

– Не скажи, – качнула головой Лия. – Призрак, если он высосал из кого-то всю энергию, на несколько дней становится если и не телесным, то, по крайней мере, осязаемым. Ему вполне мог прийтись не по вкусу даже обычный энергетический удар.

– И зачем я самый сложный экзорцизм современной магии выплетала, спрашивается? – усмехнулась я. – Надо было взять меч и зайти сзади.

Быстро залив водой кострище и похватав вещи, мы оседлали вемилей и поехали дальше. Через три часа меня ожидала встреча со старыми, но, правда, не очень добрыми знакомыми.

ГЛАВА 4

Сторож Мартын очень не любил свою работу. Не любил холод и жару, не любил стоять на одном месте, не любил мелькающие перед глазами одинаковые лица.

Но было кое-что, что примиряло его со всеми тяготами стояния по струнке у центральных ворот города: запотевшая бутыль мутного самогона. Ее очень не любила жена, но на работе жены не было. Поэтому пошлина на въезд через ворота была прямо пропорциональна тягости сегодняшнего похмелья Мартына.

Вчера Мартын гульнул знатно, нынче голова раскалывалась, в глазах двоилось, но это было даже удобно: дважды взять сорок сантэров с одного и того же прохожего ему совсем не представлялось лишним. А что путник возмущается – так это его, путника, личное дело: его никто не просил приезжать в город, тем более – через главные ворота, да еще в столь тяжелое для Мартына утро.

Голова гудела, словно ее приложили чугунной сковородкой. А может – и вправду приложили: в пылу пьянки такой ерунды и не упомнишь… Мартын глухо застонал, прикидывая, стоит ли сегодня идти домой или лучше сначала еще разик заглянуть в трактир – хряпнуть для храбрости, а то и вообще остаться там до самого утра.

Ведь жена-то – она дура баба. Ну что мужик должен делать дома, если там нет бутыли самогона? Умные-то жены – они как мужей домой заманивают? Выпивкой да под закусочку. А Матька? Скалкой да сковородником. Тьфу, дура баба!

Вдали показались три быстро увеличивающихся пятнышка «Глянь-ка, всадники! – подивился Мартын. – Ну я сейчас с них за въезд-то сдеру!»

Кони двигались просто с невозможной скоростью, все быстрее и быстрее приближаясь к стенам города. Вот уже стало видно, что это не всадники, а всадницы – выдали развевающиеся по ветру длиннющие волосы, – а вот и окрас лошадей. «Красавцы-то какие!» – изумленно присвистнул Мартын, до этого видевший только Сенек и Сивок в плугах.

Белый конь споткнулся, зло взвизгнул и тут же выровнялся, не сбившись с хода. Но всадницы все равно, как одна, остановили вставших, будто каменные изваяния, лошадей и, спешившись, склонились над поврежденной ногой жеребца. Или кобылки? Отсюда и не видно…

Поговорили о чем-то, поплевались, потом белокурая сложила ладони «лодочкой» и накрыла больную конскую ногу. Пальцы тут же окутались золотисто-зеленым свечением…

Вот здрыгн! Ведьма!

Мартын ошарашенно сел на лавку, не зная, что ему делать. Звать народ не хотелось, да и король запрещал ведьм жечь – ему там какая-то одна услугу оказала, так он теперь за это богомерзкое ремесло всеми руками и ногами. Одну, правда, все равно сожгли – но это давно было: уж лет пять назад.

Самому встречаться с ведьмами один на один тоже не хотелось. Но желание содрать с них двойную плату за въезд в город все же оказалось громче доводов давно спившегося разума, и Мартын, выпятив грудь колесом, встал перед воротами с твердым намерением не пропускать ни одной, пока не проплатят все до сантэра.

Три ведьмы быстро приближались. Медленнее, чем раньше, явно берегли споткнувшуюся лошадь, но все равно – с обычными конягами этих красавиц с волнистыми хвостами и шелковыми гривами было не сравнить.

Между конями и Мартыном оставалось уже меньше тридцати шагов, а ведьмы так и не думали осаживать разогнавшихся животин. «Этак они меня сметут на кворр!» – мысленно пришел в ужас Мартын и, видя буквально в метре от себя карие ехидные глаза лошади, не выдержал, с жутким воплем отпрыгнув в сторону. Если им так хочется расшибиться в лепешку об ворота – пожалуйста, но вот сторожа на тот свет отправлять не надо!

Расшибаться лошади и не подумали: невозмутимо домчавшись до самых ворот, они играючи взвились над препятствием высотой в полторы сажени и остановились с той стороны. Черноволосая ведьма, подъехав поближе, открыла калиточку:

– Милейший, с вами все в порядке? Помощь не требуется?

– Н-н-нет! – бодро просипел Мартын.

– А где здесь на ночь остановиться можно, не подскажете?

– Т-т-трактир! По улице прямо, – так же заикаясь, ответил он.

– Все там же, – словно про себя усмехнулась она.

– Что? – не понял сторож.

– Ничего. Спасибо, – улыбнулась ведьма, разворачивая конягу прямо на месте и кивая головой спутницам: мол, поехали.

Мартын сполз по стеночке на землю, глупо улыбаясь в никуда. Да за такой рассказ его в трактире неделю бесплатно поить будут!

Йыр, и угораздило же Ленку подвернуть ногу! Вемиль, конечно, не лошадь – ей такое повреждение мало мешает, но все-таки было решено, что, пока она не сможет двигаться наравне с остальными, не хромая, мы отсюда не уедем. Магия свое дело сделала, к утру не должно было остаться и воспоминаний о неприятном инциденте, но один дневной перегон мы теряли.

В трактире было людно, хотя свободный столик мы все-таки отыскали. Позвали разносчицу, заказали у нее фирменное блюдо, попросив только, чтобы оно было действительно съедобным. Та уставилась на меня как на кого-то смутно знакомого, старательно сморщила лоб, но вспомнить так и не смогла. Оно и к лучшему: чем меньше людей меня вспомнят – тем больше шансов обойтись без рецидива.

– Как ты думаешь, за Ленкой будут хорошо ухаживать? – беспокоилась Тая.

– Уверена, – усмехнулась я.

– С чего ты взяла? – не успокаивалась та.

– С того, что я, в отличие от вас, не гнушаюсь пользоваться магией для создания необходимой репутации, а после фирменного пламени в зрачках мне еще никто не посмел принести несвежий обед или плохо проследить за моей лошадью, – с истинной ведьминской злобностью улыбнулась я.

– Иньярра, но так же нельзя, так нечестно. Мы не должны использовать нашу силу во вред! – взвилась Лия.

– А я разве причинила кому хоть какой-нибудь вред? – искренне удивилась я. – От зажженных глаз еще никто не умирал.

– В сочетании с твоим трупным цветом лица и злобно перекошенной физиономией жди когда-нибудь инфаркта, – просветила меня Лия. Я честно постаралась дать ей в лоб, но не достала, а вставать и обегать стол было лень.

– Здесь всегда такое великолепное обслуживание? – спросила у меня Тая, тоскливо глядя туда, где уже четверть часа назад бесследно испарилась наша официантка.

– А почему ты у меня спрашиваешь? – удивилась я. – Мне самой интересно…

– Ой, да брось ты, Иньярра, как будто сразу не видно, что ты здесь уже была, причем не так давно! – фыркнула Ильянта.

– А по чему видно? – насторожилась я.

– По тому, что никто больше не сумел понять ни слова из бессвязных обрывков слов того пьянчуги у ворот, а ты сразу же безошибочно привела нас к трактиру. Отсюда вывод: местоположение сего малогостеприимного заведения ты и так знала, спрашивая только для проформы.

– Какие мы логичные! – язвительно фыркнула я.

– Так чего нам-то врать? – скопировала фырканье Лия.

– Да так, – нахмурилась я. – Воспоминания не самые радостные.

– Кто б сомневался, – хмыкнула Тая. – Рассказывай тогда, чтобы нам хоть знать, за что тебя внезапно схватили и сожгли, с нами не посоветовавшись.

– Это я и сама хотела узнать в прошлый раз, – медленно проговорила я, кроша в пальцах корку черствого хлеба.

– Сожгли, что ли? – удивленно-насмешливо фыркнула Лия. – Да плюнь ты и разотри! Со мной этого добра знаешь сколько раз было!

– Со мной тоже, – неопределенно отозвалась я. – Но никогда – так.

– Как? – нахмурилась Тая.

– А, не хочу вспоминать! – отмахнулась я, кивая подругам за спину, где наконец-то появилась разносчица с нашим заказом.

– Картошка толченая, курица жареная, салат капустный, – равнодушно проговорила девица, шлепнув перед нами три тарелки с едой. – Платить сейчас будете?

– Нет, потом, – мило улыбнулась я. – А кипятка у вас, почтенная, не найдется?

– Два сантэра, – невозмутимо потребовала разносчица, вытирая руки о передник, заляпанный всем подряд – от вчерашнего борща до прошлогодних сосисок.

– Возьмите, – улыбнулась я, протягивая девушке пару монет. Та сгребла деньги в карман фартука и отошла.

Тая подозрительно принюхалась к размазанной по тарелке еде и повернулась ко мне:

– Так о чем мы говорили?

– О пользе склероза, – язвительно усмехнулась я, пододвигая к себе вилку.

Тая несколько минут хмурилась, раздираемая голодом и желанием меня убить, но потом все-таки решила вопрос в пользу еды, невнятно пробурчав:

– Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

– То-то и оно. – С обаятельной улыбкой на губах я воткнула вилку в капустный салат.

– Сейчас доем – и прибью, – пообещала Тая, впиваясь в жилистую куриную ляжку. И, разумеется, тут же намертво завязла в ней всеми зубами, жалобно мыча и пытаясь отодрать курицу, желательно – не оставив на ней полного комплекта клыков.

– Жажда крови ни к чему хорошему не приводит, – поучительно просветила я ее, стряхивая ошметки капусты под стол. Не знаю, кто придумал назвать позапозапозапрошлогоднюю капусту, посыпанную крупными кольцами вышибающего слезу репчатого лука, громким словом «салат», но мой желудок с этим фантазером был категорически не согласен.

Тая наконец-то с треском выдрала то ли курицу, то ли зубы и, обиженно отложив подкинувшую такую гадость ножку в сторону, занялась увлеченным размазыванием картошки по тарелке. Серо-крахмальная застывшая масса не вызвала бы аппетита даже у очень голодного тролля, – что уж говорить о ведьме-эстетке?

– Дивный обед, – тоскливо протянула она, со вздохом отставляя тарелку в сторону. – Кстати, а где мы поселимся?

– Полагаю, здесь же, только на втором этаже, – пожала я плечами, кладя на салфетку обглоданную кость. В отличие от Таи, попавшееся мне крылышко было вполне съедобным и даже, пожалуй, вкусным. Правда, картошка оставляла желать лучшего…

– Нормальные комнаты? – спросила Лия. – Или с клопами, тараканами и соседом-алкоголиком?

– Да уж получше, чем сон на целебном свежем воздухе с комарами, сырой землей, дождем за шиворотом и призраками, решившими пожелать приятных сновидений! – фыркнула я.

– Кстати о призраках, – насторожилась ведьма. – Иньярра, ты же не собираешься его искать, правда? Зачем он нам нужен? Переночуем – и поедем дальше!

– Вот-вот, – тут же вскинулась Тая. – Чтобы никаких ночных битв и хладных трупов, покрытых слезами росы, под утро.

– От призрака трупа не останется, – поправила я.

– Вот и можешь сделать вывод, кого я имела в виду! – язвительно отозвалась подруга. – Иньярра, пообещай, что не будешь искать это чудо по кладбищам и жальникам.

– И на кладбищах призраки тоже не живут, – насмешливо просветила я.

– Неважно. Пообещай мне, что не будешь его искать!

Поглядев на два не обезображенных заботой о моем хрупком здоровье лица, я поняла, что альтернативы у меня нет, и недовольно проворчала:

– Ладно, если в окно не постучится – то пусть живет себе дальше, как хочет.

– Вот и чудненько! – расплылись в сахарных улыбках ведьмы. – А чем мы займемся до вечера?

Не дождавшись от обиженно сопевшей меня никакого ответа, Хранящие, не растерявшись, решили проблему самостоятельно:

– Пойдем на базарную площадь.

– Нет! – рыкнула я. Еще чего не хватало.

– Почему? – удивились ведьмы.

– Потому что я не хочу, – предельно понятно ответила я.

– Брось, Иньярра, тебя все здесь уже давным-давно забыли! – твердо сказала Ильянта, беря меня за руку и вытаскивая из-за стола. – Так что нечего весь день сидеть в комнате под лавкой, трясясь, как заячий хвост.

Глаза разносчицы, глядевшей в спину уходящим посетительницам, вспыхнули злым огнем.

ГЛАВА 5

– Пиражки, гарячие пиражки, пиражки гарячие!!! – завывали на все лады торговки, расталкивая народ, неспешно бредущий между лавок со всем на свете, и пачкая недостаточно расторопных горелым маслом, сочившимся из «гарячих пиражков».

Яркие платки перемежались сияющими вычищенными кольчугами и заточенными мечами, самоцветные бусы – настойками для омоложения. Тая раскупорила одну, понюхала, брезгливо скривив нос, и громоподобно прошептала на ухо торговке:

– А вы знаете, что за такое сильное слабительное можно и в лоб получить?

Дородная баба, явно трясущая деньги с недальновидных горожан не первый год, испуганно сглотнула и умоляющими глазами уставилась на Таю:

– А хотите наливки, сливовой, – у меня в погребе припрятано. Вкуснющая!..

Тая чуть прищурилась, раздумывая, а я, ни капли не стесняясь, подошла поближе и интимно сообщила:

– Мало.

– Две бутылки! – не растерялась тетка.

– Пять и зелий впрок.

– Четыре, – привычно стала торговаться тетка.

– Что?! – Глаза машинально вспыхнули черным светом.

– Ой! – испуганно присела женщина, с ужасом глядя мне прямо в лицо и суеверно крестясь. Потом присмотрелась повнимательней и, узнав, истошно заголосила: – Да мы ж вас сожгли пять лет назад! Как сейчас помню – и костер, и столб, и пламя, и волосы черные по ветру! Лю-ю-юди!!! Спасите, Хранящие, это что ж деется-то?!!

– Ну спасайте, – мрачно фыркнула я ведьмам, отшатнувшись от голосящей тетки и спеша раствориться в нахлынувшей толпе. – «Тебя здесь уже давным-давно забыли!». Ага, трижды!

– Кто ж знал, – неуверенно оправдывалась Лия. – Какие олухи станут помнить ведьму, сожженную пять лет назад?

– Это смотря как сжечь, – качнула я головой.

Тая резко остановилась, развернулась ко мне лицом и, сжав до боли плечи, потребовала:

– Иньярра, признавайся сейчас же. Хватит тут в прятки играть!

Посмотрев в потемневшие почти до черноты карие глаза, я поняла, что от ответа мне уйти и вправду не удастся.

– Ладно, давайте только хоть в трактир вернемся, пока меня здесь еще кто-нибудь столь же удачно не узнал.

Отсрочку «момента истины» ведьмам Хранящие приняли не с восторгом, но даже к ведьмам иногда – очень редко! – залетает в гости глас разума.

– Ладно, но в трактире тебе уже точно не отвертеться! – решила Лия, направляясь к ближайшему выходу с площади.

– Угу, – со вздохом согласилась я, тщетно гася тянущее предчувствие в груди. Нехорошее предчувствие. В волосах недобро шелестел налетевший ветерок, пальцы странно напряглись, будто в ожидании магической схватки.

– Ильянта? – жалобно проскулила я. – А ты ничего не чувствуешь?

– Ничего хорошего! – коротко бросила Лия, пробираясь сквозь толпу.

Мы с Таей обменялись встревоженными взглядами, но докапываться или строить вслух предположения не стали.

– Как ты думаешь, это из-за торговки? – шепотом спросила я.

– Не знаю, – озабоченно оглянулась Тая. – Но очень хочу как можно скорее оказаться подальше отсюда!

Мы непроизвольно ускорили шаг, спеша выйти из базарных рядов. И, подойдя к резным воротам, поняли, что все равно опоздали…

– Ведьмы! – завопил перегородивший проход народ, потрясая крестами и факелами.

– Зараза! – прошипела Лия, отшатываясь назад.

Я, с одного взгляда оценив, что боем прорваться не удастся, встала, независимо уперев руки в бока и гордо тряхнув длинными распущенными волосами:

– Приятно познакомиться.

– Изыди, паскудное исчадие тьмы, средоточие грехов, бесовское отродье… – завел пронзительным, срывающимся на постыдный визг речитативом поп в длинной рясе.

Печально знакомый поп…

– Пиражки гарячие, гарячие пиражки! – надрывались торговки, шныряя по рядам с тяжелыми горячими сумками.

Сегодня торговец рыбой поехал не по тому ряду, да столкнулся с каким-то там пьяным, рассыпал по земле всю рыбу, ее тут же частично расхватали, частично втоптали в грязь, а теперь, вот уже с самого утра, над всей площадью стоял жуткий «аромат» порченой рыбы.

– Так сколько оно стоит? – допытывалась я у продавца, тыча пальцем в висящее подальше от грязных рук покупателей и простых зевак платье из лилленского шелка. Дышать приходилось в рукав, иначе уже через пару секунд из глаз начинали течь слезы, а обоняние отшибало напрочь.

– Не твое дело, девка! – грубо оттолкнул меня продавец. – Тебе такое и во сне не по карману!

– Да ну? – нехорошо прищурилась я, щелкая пальцами с проскочившей между ними искоркой.

– Пошла прочь, ведьма, нечего мне тут товары портить! – истошно завопил торгаш, и я, не желая привлекать к своей особе излишнего внимания, предпочла ретироваться, напоследок припорошив все товары толстым слоем магической, видимой только продавцу пыли.

– Иииииии!!!! – донесся отчаянный взвизг купца, схватившегося одной рукой за голову, другой – за тряпку.

Побродив немного по рядам и приценившись к копченым курам, я соблазнилась цыпленком на дорогу. Продавщица, невинно хлопая глазами, положила на одну чашу весов самую маленькую тушку, а на другую – безнадежно подпиленные гири. Я, не менее мило улыбаясь, припомнила Храмовые уроки защитных искусств, где большинство приемов заключались либо в уменьшении веса (меча, себя, противника – что уж удобней), либо в увеличении скорости (тоже чьей угодно – можно заставить противника не успеть затормозить перед выставленным мечом, а можно самой вовремя ускользнуть от удара). Цыпленок, несмотря на все старания ошарашенной таким поворотом дела продавщицы, оказался полуфунтовым и толстеть не собирался ни под каким видом. Елейно распрощавшись с возмущенной торговкой, я взяла несбывшегося Петю, завернутого в фольгу, и только было собралась уходить, как почувствовала знакомую пульсирующую боль в висках и не смогла не обернуться на ее источник.

Над площадью стоял дым. Белесое странное марево, жутко колышущееся при полном отсутствии ветра. Так видели происходящее обычные люди. Я же своим ведьминским взглядом сразу вычленила еще одну составляющую – рассеянную силу.

Огромное количество силы, повисшей в воздухе. Чистой, неиспользованной силы, вот-вот преобразующейся в ударную волну, если ее немедленно не использовать… «Ну давай, чего ты медлишь?!» – мысленно возопила я в адрес невидимого мага, сумевшего призвать для каких-то своих целей такое количество энергии.

Секунды медленно текли сквозь сжатые до боли кулаки, ногти почти до крови впивались в ладонь. Семь секунд… Рано. Рано, погоди еще чуть-чуть, вот когда будет на пике…

Пять… Еще, еще немного, совсем капельку…

Три… Давай! Ну! Ну же!!! Где ты есть, йыр возьми?!!!

Две… Паника быстро нарастает внутри. Ты же не успеешь…

Одна…

И тут я поняла. Он и не собирался использовать призванную силу. Он хотел, чтобы она перешла в ударную волну, снеся на кворр всю площадь и половину города.

– Разойдитесь! Бегите!!! – Когда напряженную тишину разрывает такой крик, половина голов обернется в вашу сторону. Вторая половина попытается, но ей ничего не будет видно. А уж если вы еще при этом отчаянным толчком выплеснете всю ауру, нечеловеческим усилием обуздывая снежную лавину силы и заставляя ее вместо одного разрушительного удара обрушиться на землю проливным дождем…

– Ведьма! – истошно заорали сразу несколько голосов. Передние ряды от меня отхлынули, задние, напротив, стали напирать.

– Ну ведьма, – устало согласилась я, едва держась на ногах и чувствуя, как неумолимо подкатывает к горлу тошнота. – Ну и что?

– Изыди, паскудное исчадие тьмы, средоточие грехов, бесовское отродье… – завопил взявшийся йыр знает откуда поп, размахивая дымящимся кадилом.

– Скажите, куда изыдти! – пошутила я.

– Братья! – экзальтированно взвизгнул поп, оборачиваясь к недоуменно гудящей толпе. – Неужели мы оставим мерзкую ведьму творить свое непотребное ремесло и дальше! Неужели мы не сожжем ее во славу Хранящих?!

«То-то Лия обрадуется!» – мрачно подумала я.

– Неужели мы позволим треклятой девке издеваться над честным людом и дальше?! – проникновенно завывал поп. – Взять ее!

На меня накинулись с полдесятка дюжих мужичков, угрожающе потрясая веревками, но удивленно отпрянули от моих охотно протянутых рук.

А толку сопротивляться, если у тебя не осталось ни капли энергии? Не вручную же с ними драться. А вот особым образом подставить руки, чтобы потом легко можно было распутать веревки – это милое дело.

– Чего вы ждете, братья?! – надрывно просипел сорвавшимся голосом поп.

Мужики смущенно связали мне руки и деликатно взяли под локотки, ведя вслед за попом куда-то с площади. Позади с радостным гомоном повалила толпа.

Где-то через пятьдесят саженей отданная сила дала о себе знать жутким головокружением, и я мягко откатилась в глубокий обморок…

Кап-кап-кап… За шиворот медленно текли капли ледяной воды, делая и без того не слишком приятное лежание на полу в каменном мешке совсем уж невыносимым. Голова трещала как после шабаша, магическая аура была полна примерно наполовину.

«Ну и куда же нас занесло?» – язвительно осведомился вечный собеседник.

Не знаю. Судя по всему – в тюрьму.

«Если аура полна наполовину, то ты здесь лежишь как минимум сутки. Почему тогда тебя все еще не сожгли?»

Какой ты умный! Главное – добрый! Ну какой им, скажи, интерес жечь ведьму, если она без сознания? Нет, им подавай вопли, крики, проклятия напоследок. На некоторых Веткахдаже сжигание в клетке практикуется: человек по клетке из угла в угол мечется, орет – толпа счастлива, йыр бы их всех побрал!

«Какая ты эрудированная! – презрительно фыркнул разум. – Тогда скажи мне, умная, почему бы им тебя не привести в сознание нашатырем и не сжечь? Зачем тактично ждать, пока ты сама соизволишь очнуться?»

Приятное напоследок сделать решили.

«Ага, жди!»

Жду…

Впрочем, ждать пришлось недолго: буквально через десять минут наверху открылся люк, и высунулась кудлатая башка в маске (они наивно надеялись, что это поможет им уберечься от сглаза):

– Ведьма! Ты проснулась?

Оказывать ему честь ответом я не стала, молча тряхнув мигом засветившимися волосами.

– Не смей колдовать! У меня оберег от твоего мерзкого колдовства, он отразит его разрушительную силу на тебя же! – испуганно заорали сверху.

Вниз упала веревочная лестница, мазнула меня по туфлям.

– Поднимайся! – грозно завопил стражник.

– Не могу, – невозмутимо ответила я, даже не предпринимая попыток взобраться наверх.

– Почему? – возмущенно донеслось сверху.

– Ты когда-нибудь пробовал взобраться по веревочной лестнице на шпильках и со связанными руками? – язвительно отозвалась я.

Наверху недовольно засопели: такая ситуация инструкциями явно не была предусмотрена.

– Стой где стоишь, ведьма! – наконец решился неведомый трус под маской. – Только попробуй применить свое похабное умение – и тебе конец!

– Почему же похабное? – насмешливо возмутилась я.

Стражник не ответил: он с сосредоточенным пыхтением спускался вниз по веревочной лестнице. Учитывая, что с места мне сходить запретили, сия процедура была весьма и весьма опасна для моего здоровья: сверху на меня медленно, но верно надвигалась железная пыхтящая задница, с твердым намерением если и не раздавить, то покалечить уж точно.

– Гав! – резко рявкнула я, отскакивая к стенке.

Трусливый рыцарь тут же с грохотом приземлился ровно туда, где я только что стояла.

– Я сказал, только посмей! – визгливым голосом деревенской бабы заорал он.

– А разве я колдовала? – удивилась я.

Рыцарь возмущенно зарычал, с третьей попытки поднялся (то ли ноги не держали, то ли броня в треть фунта весом не всякому поплечу) и мстительно связал мне еще и ноги, а потом повязал черную повязку на глаза. Потом перекинул, как куль с крупой, через плечо и полез вверх. В этот раз гавкать я не рискнула: падать при случае пришлось бы вместе…

Несли меня недолго и весьма неаккуратно, потом ссадили на пол в какой-то комнате, раздался тихий звон монет – и все смолкло. Три бесшумных (по мнению идущего) шага – и повязка картинно падает на пол, являя моему взору комнату, погруженную в кромешную тьму.

Обладатель эльфийских сапог возвращается на свое место – ровно напротив меня, пару секунд старается принять наиболее подобающую позу (это он полагал, что ведьмы в темноте ничего не видят, вот и старался выстроить мизансцену при закрытом занавесе), проверяет, чтобы свет канделябра падал мне на лицо, ослепляя, и картинным щелчком зажигает свечи.

Я язвительно усмехаюсь: «Так вы что, на двух работах работаете, платят мало?»

– Трепещи, мерзкое исчадие тьмы! – пафосно начал давешний поп. – Ибо пришел твой последний час!

Свечи действительно немного слепили глаза, но все же не настолько, насколько хотелось бы моему собеседнику.

– А вы хворост натаскать так быстро успеете? – сочувственно поинтересовалась я.

Поп злобно заскрежетал зубами: у него речь была заготовлена без учета моих реплик, так что патетичное вступление пошло насмарку.

– Грехи твои неизмеримы, душа осквернена поганым умением, а обеты не исполнены! – продолжил пафосно завывать он со следующего абзаца.

– Чтобы исполнять обеты, надо иметь глупость их давать, – резонно заметила я. – У меня, конечно, мозги не на месте, но все же не настолько.

– Молчи! – взвизгнул он, брызжа слюной и потрясая рукавами рясы.

– Кстати о поганом умении, – невозмутимо продолжила я, проигнорировав «ненавязчивую» просьбу уступить инициативу в разговоре. – Вы ведь тоже им владеете, правда? Только вот на преотвратнейшем уровне, не имея ни малейшего представления о принципах работы заклинаний. И вместо того чтобы создать людям психологическую установку на щедрые пожертвования – вы ведь этого хотели добиться, не правда ли? – Я возвысила тон, пресекая попытку себя перебить. – А вместо этого чуть не снесли к йыровой бабушке полгорода и трусливо воспользовались возможностью свалить собственные прегрешения на случайно оказавшуюся рядом ведьму, не так ли, милейший?

Милейший предпринял слабую попытку прожечь меня колючим взглядом, но не преуспел.

– Что ж, ведьма, ты права. Ты оказалась не в том месте и не в то время. С твоей позиции. Но никак не с моей. – Стеклянный злой голос царапал нервы. – Да, мы тебя сожжем – должен же кто-то доставить удовольствие толпе!

– Миленько, – проворчала я. Но спорить не стала. К восьмидесяти годам ты либо успеваешь понять, что если народ хочет тебя жечь – то пусть жжет, порталов еще никто не отменял, либо тебя и вправду сжигают. Я к костру относилась философски.

– И ты не будешь сейчас кричать, плакать? – поразился поп. Даже обиделся, по-моему.

– Кворр дождетесь! – фыркнула я. – Костер – так костер. Я в этом вашем йыровом каземате замерзла, как бобик, – как раз косточки погрею.

Поп посмотрел на меня, как на ненормальную, но спорить не стал. Еще бы он спорил…

Лица смазывались, в одно яркое, гомонящее, перекошенное пятно. Толпа орала, потрясала кулаками, поднимала в воздух кресты, наивно думая, что я слышу и боюсь. Глупые! Никогда так сильно не изменяется восприятие мира, как перед возможной смертью. Никогда для меня не имели меньшего значения все эти вопящие, искаженные животным ужасом и злобой лица.

Встав к столбу, руки я опять послушно подставила, дабы потом хоть на узлы время и силу не тратить, – и без того проблем будет хоть отбавляй.

Вообще у ведьмы есть два пути с костра: уйти через портал либо не сгореть. Второе по молодости у меня вызывало больший интерес и как-то раз было испробовано на практике.

Кошмар! Лучше быть самой последней ведьмой, чем первой святой! Замучают! «Дай счастья, дай здоровья, дай денег!» «Как дала бы в лоб!» – однажды не выдержала я очередного просителя, – и тут же была развенчана и вновь предана костру. Второй раз я предпочла обойтись без эффектных концовок…

– Итак, мы сегодня провожаем на тот свет отвратительное создание, возникшее на свете исключительно по проискам йыра, отведшего глаза Хранящим. Да пусть прямо с нашего костра она провалится в самое пламя преисподней!!!

Костер было доверено поджигать самым «пострадавшим» от моей мерзкой пакостливой деятельности. Ими оказались продавец лилленского шелка и торговка с курами, не сумевшая меня обвесить. Уверена, многообещающая ведьминская улыбка им еще не один год потом в кошмарах снилась…

Костер запалили с четырех сторон, толпа радостно взревела, и наступило время моего коронного выхода. Иллюзорное пламя взметнулось выше столба.

– То Хранящие дают нам знак, что доброе деяние совершаем! – перекрыл радостный гомон встревоженный голос попа. Он-то явно чувствовал, что я что-то колдую, вот только помешать, да и понять, как именно, – не мог.

«Прибила б Хранящих за такие знаки!» – мысленно усмехнулась я, резким напряженным движением пальцев высвобождаясь от веревок, благо за занавесом пламени этого никто не заметил.

Теперь – портал. Медленно, сосредоточиться… Увидеть… Забыть про настоящее пламя, уже начинающее опалять ноги…

Между резко разведенными руками вспыхнуло кольцо. Я, шипя сквозь зубы, наконец-то смогла залить водой подобравшийся близко огонь. Ну что, оставить им горстку золы на память? Иллюзия пламени взметнулась до небес, я шагнула в портал, бросив на хворост у столба щепоть черного пепла.

…Сгоревшая ведьма при оставшихся почти нетронутыми хворосте и столбе тоже наверняка будет преподнесена пастве как святой знак Хранящих…

ГЛАВА 6

– Ну и что? – непонимающе фыркнула Тая, прохаживаясь из угла в угол (пять-шесть шагов от силы) по нашей камере. В этот раз вместо каменного мешка нас предпочли запереть в обычной темнице. Видимо, никому не хотелось проверять, на что способны три ведьмы, упихиваемые и утрамбовываемые в каземат, как огурцы в банку. На все – и еще немножко…

– Ну и ничего, – вздохнула я, безуспешно пытаясь подоткнуть под себя солому. Точнее – ее жалкие остатки: основную часть приватизировала Лия. Впрочем, мне было грех жаловаться: Тае вон вообще сесть некуда.

– То есть ты хочешь сказать, что этот сволочной хорек пять лет назад напортачил с заклинанием, ты спасла весь город – ладно, пусть половину, скромница ты наша, – а потом этот сморчок с потрохами еще тебя же и сжег? – возмутилась Лия, переварившая наконец мой рассказ.

– Почти сжег, – уклончиво поправила я.

– Неважно, – раздраженно отмахнулась Лия.

– Ну ни свирта себе «неважно»…

– Ведьмы, хватит! – в который раз одернула нас Тая. – Предположим, что все именно так, как сказала Иньярра, предположим, что нас ждет примерно та же участь.

– Веселенькая перспективка! – нервно фыркнула я.

– А следовательно, – невозмутимо продолжала ведьма, – вопрос да повестке дня: что делать?

– Вечный вопрос, – тоскливо протянули мы с Ильянтой, незаметно борясь за оставшуюся охапку соломы. Несчастная травка скрипела и трещала, перетягиваемая из стороны в сторону, а потом де выдержала и рассыпалась по полу, припорошив обеих тонким слоем травяной пыли.

– Ведьмы! – раздраженно завопила Тая. – Хватит тренироваться в пакостничестве! Что делать, я вас спрашиваю!

Мы честно сделали вид, что устыдились, и предложили Таирне внести какую-нибудь идею в общий фонд.

– Порталом в полной мере мы пользоваться не можем – еще занесет куда-нибудь к йыру на кулички, потом три года до Храма не доберемся, – расстроенно выдала она.

– Тай, мы просили сказать, что делать, а не говорить, чего нам делать нельзя! – рыкнула я, досадливо тряхнув волосами.

– А еще вот здесь, в тюрьме, мы – в смысле, я, Ильянта – почти не можем колдовать: здесь где-то идет кварцевая жила, блокирующая все пассивные умения, [18]– так же убито продолжила она.

– Я рада, – сквозь зубы процедила я.

– А еще – пока мы тут сидим, эта сволочь пьет чай там наверху, – жалобно проскулила Лия. Я, кажется, уже упоминала, что сплошное расстройство от того предвидения…

– Хорошо, – стоически подытожила я. – Копилка минусов уже переполнена. Давайте найдем какие-нибудь плюсы.

– Ну… Мы живы, – неуверенно пожала плечами Тая. И, подумав, значительно добавила: – Пока.

– Отлично. – У меня вырвался нервный смешок. – То ли кварц так отрицательно влияет, то ли что, – но с такими упадническими настроениями вас можно закапывать безо всякого сожжения.

– Спасибо! – обиженно отвернулась Лия.

– Пожалуйста, – невозмутимо ответила я. – А делать я предлагаю вот что: смирненько идем на костер, со слезами на глазах кощунствуем, взывая к помощи ни кворра не могущих сделать Хранящих, и так же миленько открываем портал. Скажем… на ту поляну, где в прошлый раз встретились с призраком.

– Тебе так понравилось с ним встречаться? – язвительно осведомилась Лия.

– Знаешь, после местных жителей призрак – это приятная высокоинтеллектуальная компания.

– А вемили? – нахмурилась Тая. – Как они нас найдут? Мы же их не бросим.

– Нет, конечно, – поразилась я. И, вспомнив о печальной редкости встреч Хранящих с вемилями, пояснила: – Призовем их – вот и вся недолга.

– Накроемся невидимостью, – с готовностью перехватила у меня эстафету Тая. – Проедем через город и устроим веселенькую жизнь нашему поседевшему идиоту!

Седины у попа что-то пока не появлялось: маг все же, пусть и кворровенький. Да и сомнений в его уме – хотя бы хитрости – у меня не имелось.

– Тай, что-то я подобных заболеваний у него пока не замечала…

– Так устроим! – расплылась в доброй улыбке Тая. Такой доброй, что меня мороз продрал по коже. Хорошо все-таки, что мы с ней по одну сторону баррикад.

Три часа прошли в бесплодном ожидании, изредка прерываемом дробным перестуком зубов.

– Скор-р-ро они там нас ж-ж-жечь придут – или нет?! – раздраженно шипела Тая, выхаживая по камере как замерзший, но гордый петух.

– Так не терпится? – вкрадчиво поинтересовался слащавый голосок за спиной. Не узнать приговоренного к поседению через идиотизм было невозможно. Раздался скрип раздвигаемой решетки и скептическое фырканье Таи, смотревшей куда-то мне за спину.

– Так как наши ведьмочки относятся к перспективе очищающего пламени? – самодовольно повторил он, не двигаясь с места. – Особенно вот та, черноволосая, а?

– Нейтрально, – насмешливо фыркнула я. – Только давайте уж поскорее, а то до смерти надоело здесь сидеть!

– Сейчас-сейчас, – усмехнулся в козлиную бородку поп. – Вот только одно дельце осталось. Оп!

Шею судорожно сжал накинутый попом амулет, сковывающий магию в любых ее проявлениях. В виски ударила кровь, из горла вырывалось хриплое полузадушенное рычание. Йыр бы его побрал!

– Иньярра! – кинулись ко мне ведьмы, тщетно пытаясь отодрать, снять наконец-то подуспокоившийся и прекративший меня душить ошейник.

– Это сдерживатель магии, – хрипло выдохнула я, с трудом выравнивая дыхание. – Головная боль, тошнота и прочие удовольствия идут бесплатным приложением…

– Сволочь! – рявкнула Тая, вскакивая и замахиваясь. Кто сказал, что ведьма, даже лишенная магии, позволит над собой издеваться? Кворр с ней, с магией! Пощечина – ничуть не хуже!

– Стерва! – злобно прошипел поп, отскакивая и потирая пылавшую щеку.

– Спасибо, – мило улыбнулась та.

– Я вас сожгу!!! – брызжа слюной заорал он.

– Слава Хранящим! – обрадованно поддержали «свежую» идею мы. – А то уже полдня ждем, никак не дождемся!

– Поганые девки! Грязные распутницы! – никак не успокаиваясь, вопил поп, бегая взад-вперед по камере. – Я вас уничтожу!!!

– У него что, комплекс абсолютной неполноценности? – скривилась Лия, провожая поворотами головы бегающего колобка в развевающейся рясе: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

– У него не комплекс, – объяснила я. – У него просто именно она-то, родимая, и есть!

– Я вас колесую, утоплю, сожгу, развею по ветру! – поддал жарку поп, краснея до самых ушей. То ли я попала в самую точку, то ли он просто здорово не любит утренних пробежек. А скорее всего – и то и другое.

– Мило, – улыбнулась я, пытаясь совладать с дрожащими пальцами. У этого амулета, кроме полной блокировки магии, есть и еще немало гадостей.

Впрочем, есть и один плюс. На ведьму он действует ровно пять минут. Будем надеяться, что наш блюститель антиведьминского порядка этого не знает.

– Заткнись, недостойная! Как ты смеешь меня перебивать?!! Средоточие йырового мастерства!!!

– Послушайте, почтенный! – не выдержала я. – Когда мы с вами встречались в последний раз, вы обладали этим самым мастерством. И у себя в руках вы почему-то не называли его йыровым…

– То были жестокие ошибки молодости! – пафосно взъерепенился поп.

– То есть вы хотите сказать, что больше не пользуетесь магией? – недоверчиво фыркнула Тая.

– Я избавился от этого пагубного умения! – патетично возвел он руки к небесам (в смысле – каменному потолку, залепленному паучьей паутиной).

– Что?! – воскликнули мы втроем одновременно.

– Вы что, сдурели?

– Как так?

– Не может быть!

– А что вас так не устраивает? – недовольно фыркнул поп, досадливо морщась.

– То, что магия – это не штаны, которые как надел, так и снял, – назидательно завела Ильянта. – Если она есть, то ее нельзя ни отдать, ни убить, ни заморозить…

– А вот продать – можно, – веско проронила я. И, дождавшись пока все удивленные взоры окружающих уставятся на меня, продолжила: – Некромантия. Если пользоваться ею не профессионально, а давая жертвы – то тогда запросто можно распрощаться и с магией, и с любовью, и с половиной жизни.

– Однако… – присвистнула Лия.

Поп только недовольно передернул плечами, сморщившись, словно я отдавила ему любимую мозоль:

– В любом случае вы сейчас – в моей, и только в моей, власти! И я вас уничтожу!

– Это мы уже слышали, – брезгливо поморщилась Тая. – Вы уж давайте или развитие событий, или – разойдемся с миром.

– С миром?! – взвыл поп. – Никогда!

– Ладно, ладно, только не орите, – досадливо нахмурилась я. – Мой несчастный слух не может терпеть такого изощренного издевательства.

– Ха! Да что ты можешь сделать мне без своего мерзкого колдовства, ведьма?! Ничего!

– Да ну? – многообещающе улыбнулась я, потирая руки.

Поп не возжелал проверять степень своей уверенности в моей полной беззащитности. И правильно. Женщины – страшная сила. А любая ведьма – это женщина в кубе!

– Я вас сожгу! – в который раз взвизгнул он.

– Эта песня хороша, начинай сначала, – скривилась Лия.

– Ага, – поддакнула я, нахально уперев руки в боки.

– Да что вы говорите! – «сокрушенно» покачала головой Тая, вставая с нами в один ряд. – А я ведь еще даже место на кладбище не приватизировала: все, знаете, некогда – то упыри, то вурдалаки, то с деньгами напряженка…

Поп затравленно оглянулся по сторонам, видя, что в игре «стенка на стенку» его стенка и на столбик-то слабо тянет.

– Да как вы смеете! – в который раз визгливо пискнул он, скривив мордочку.

И тут пришло оно…

Я его не видела – магия все еще была под блокировкой, но вот чувство, что в комнате находится кто-то еще, пятый, но совсем не считающий себя лишним, не оставляло ни на минуту. Ведьмы, в отличие от меня, похоже, отлично видели, что это такое, и упорно кивали мне куда-то за спину попа.

– Что там? – шепотом спросила я у Таи.

– Сама не видишь? – испуганно ответила она.

– У меня, между прочим, кое-какая дрянь на шее застегнута, – обиженно напомнила я, тщетно всматриваясь в стену за попом.

– Ой, извини! – повинилась Тая. – Там призрак – тот, которого мы тогда не добили.

– Вуггр протзал миррга! – не сдержавшись, выругалась я. – И что мы с ним будем делать? У меня магии нет…

– Ну есть же мы, – вполголоса возразила Ильянта.

Внимательно всмотревшись в ее доблестно позеленевшее лицо, я только вздохнула, вкладывая еще больше сил в разбивание цепей амулета. Тот, как назло, попался качественный, не желая сдаваться раньше условленных пяти минут.

– Значит, так, если что – не визжать, – сквозь зубы прорычала я.

– Чего это вы там шепчетесь?! – подозрительно спросил инквизитор местного пошиба, не слышавший ни слова из разговора трех Сказительниц.

– Признаемся друг другу в самых страшных жизненных грехах, отче! – съязвила я, пытаясь понять хоть примерно, чего хочет этот йыров призрак. – Покаяние, знаете ли, никогда лишним не бывает. Так зачастую назад оглянешься – и ахнешь: так какого же свирта я себя три года винила, если в итоге виноват этот козел?

– Распутная девка! – жестко припечатал поп.

– О, это я уже слышала…

Поп, только собиравшийся завопить в ответ что-то столь же душевное, вдруг как-то скуксился, скрутился узлом и повалился на пол, беззвучно хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Что? Что происходит?! – потребовала я от ведьм.

– Н-н-не знаю, – неуверенно отозвалась Ильянта. – Он его словно… обволок со всех сторон и… сжимается, что ли…

Странно. Призраки, выслеживающие добычу ради пищи, никогда так не убивали – они просто лишали сознания и высасывали энергию. Но энергетически душить… Это только, если…

Йыр побери, предназначение! У каждого призрака есть свое предназначение! И если целью этого конкретного призрака являлось убить попа, то…

Наш бывший инквизитор затих, глядя невидящими глазами в каменный пол. Боюсь, нашего вмешательства в процессы седения и оглупления уже не потребуется… И тут я увидела.

Призрак, самодовольно колышущийся над трупом, лениво поднял на меня глаза:

– Ну что, ведьма?

– Ничего, – помедлив, усмехнулась я.

– Не желаешь меня убить?

– А за что? – Ему польстило искреннее удивление.

– Удачи, – довольно вспыхнул он, медленно растворяясь.

– Надеюсь, она это учтет! – улыбнулась я.

– Уй! Ты мне на ногу наступила!

– Извини, я тебя не вижу!

– Тем лучше – значит, чары действуют.

– Ну так и не жалуйся, что я тебе на ногу наступила!

– Так этим же своим… каблуком!

– Замолчите, вы обе, – прошипела я, пытаясь рассмотреть что-нибудь за воротами.

– Командирша выискалась! – тут же объединились подруги, набросившись уже на меня.

– Если вы сей же час не замолчите, то я дальше пойду одна!

Неестественно яркие дажденьские звезды расцветили перламутром черный шелк небосвода, низкая желтая луна нависла прямо над крышей трактира.

На фоне такого насыщенно-желтого круга, перекрытого призрачными отблесками теней, живописцы очень любят изображать силуэт ведьмы на метле. Обязательно обнаженной и обязательно с развевающимися волосами. Против волос я ничего не имела, но вот обнаженной… Осенью?! Да еще щупая метлу самым интересным, так сказать, местом? Да пусть этот кворров живописец сначала сам попробует так полетать, а потом над приличными ведьмами издевается…

– Ну что, идем? – тихонько толкнули меня в бок.

– Ага, идем, – шепотом отозвалась я, мстительно возвращая тычок.

– Ой! Хи-хи-хи-хи-хи! – тут же раздалось прямо над ухом.

– Ты чего? – отшатнулась я.

– Я щекотки бою-у-у-у-у-у-усь! – завыла Тая.

– Сви… Идиотизм!!!! – с чувством сообщила я согнувшейся пополам подруге свое честное мнение об ее нехорошем поведении.

– Знаешь, Иньярра, я уже, конечно, откуда только не сбегала: из тюрем, казематов, монастырей, но вот с костра во славу себя самой пока как-то не доводилось, – насмешливо прошептала Лия.

– Так расслабься и получай удовольствие! – фыркнула я, выходя наконец-то на относительно свободную и пригодную для настройки портала площадку. – Ну что, поехали?

Мы скинули с себя невидимость, словно надоевшую, узкую, стесняющую движения одежду. Дышать сразу стало значительно легче.

Встали спиной друг к другу, взялись за руки.

– Итак, та поляна, где мы сегодня ночевали, – проговорила я, глубоко вдыхая и закрывая глаза.

Легкий пушистый ветер тихонько перебирает веточки расставшегося с роскошной кроной карагача, словно умелая рука менестреля, ласкающего струны. Где-то недалеко журчит ручеек, упорно сопротивляющийся каждое утро прихватывающему поверхность ледку. Черное выжженное пятно от костра, наспех залитого водой, в окружении пожелтевшей, почерневшей от осенней сырости травы…

– Graett!..

Осенний ветер приветливо завыл в голых ветвях деревьев, потухший костер вспыхнул ярким вихрем пламени, в шею ласково ткнулась родная, теплая морда вемили…

Что ж, живем!

ГЛАВА 7

…Над городом сияли звезды, соленой сетью опутывая черные крыла зеленоглазой ночной птицы, сырно-желтая луна пригрелась на крыше трактира и не желала куда-либо оттуда уходить. «Кто очень хочет всю жизнь мотаться кругами над землей – прошу, вакансия свободна! – казалось, говорил весь ее ехидный вид. – А у меня, вы уж извините, голова кружится. И вообще – имею я право хоть иногда поспать, как все, а не мучить бессонницей ведьм и оборотней?»

Но, увы, мало кто это видел: в городе люди редко поднимают голову вверх – куда больше их интересует то, что внизу: залезть в лужу или конское… удобрение – удовольствие маленькое.

Дверь трактира широко распахнулась, пахнув незабвенным ароматом вечного перегара, папиросного дыма и помоев. Из гостеприимного помещения толпой повалили завсегдатаи. Кого-то выносили на руках, кого-то выбрасывали с раскачкой, кого-то пинали, кто-то и сам выползал…

Сторож Мартын был как раз из последних. Чем несказанно гордился. Пусть ноги заплетались, то и дело по привычке снова разворачиваясь к трактиру. Пусть он оставил в оном всю свою месячную зарплату, пусть ему завтра за это будет такой нагоняй от жены, что костей не собрать, но он гордо шел сам, трепетно прижимая к груди бутыль мутного самогона. Единственную радость жизни…

Рассвет занялся незаметно: тихонько поднялась с крыши луна, медленно истаяв на полпути к горизонту, солнышко выбелило отблесками уже по-осеннему холодных лучей край неба, не слишком торопясь подниматься полностью.

Утро выдалось тяжелым: голова трещала, ноги подкашивались, мутило. То и дело мелькающий мимо люд тоже не добавлял настроения: то и дело норовили отдавить ногу, обсчитать с въездной пошлиной, обругать наглым зарвавшимся стариканом.

– Куда?! – в который раз заревел оскорбленным медведем Мартын на всадника, попытавшегося проехать без уплаты налога. – А платить?

– Сколько? – послушно достал кошель всадник.

«Эге, – подумал Мартын, – да ведь с этакого кварта можно и три шкуры содрать. Ну на бутылку – так точно!» Но – увы, коварное похмелье сильно подкосило счетоводные способности и без того не блиставшего математическими талантами Мартына, так что процесс сложения затянулся.

– Ну скоро ты там сообразишь, сколько в казну отдать, а сколько – прикарманить? – вдруг раздался тихий женский голос прямо над ухом. Чисто бы кто рядом стоял…

Мартын затравленно огляделся по сторонам. Никого. Всадник, устало побрякивающий монетами в развязанном кошеле. «Все треклятая жара!» – поморщился Мартын, опять принимаясь за тяжкое дело подсчетов.

– Ну скоро там? – зевнул всадник. – А то надоело уже!

– Сейчас-сейчас, господин! – поклонился Мартын, хмуря напряженно лоб.

– «Сейчас-сейчас, господин»! – язвительно прошипел настырный голосок несколько другой тональности. – Ишь ты, как залебезил! Открывай ворота давай, надоел уже!

Мартын осоловело затряс головой, безуспешно пытаясь вытряхнуть из нее остатки хмеля.

– Чего ты трясешься, как эпилептик? – брезгливо фыркнул кто-то третий в голове. – Хватит человека мучить – пропускай давай!

– Эй, ну долго ты там еще? – недовольно поморщился всадник.

– Н-н-нет, гос-с-сподин, – испуганно залепетал Мартын. – В-в-вы это, езж-ж-жайте так, ага?

– С чего бы это?

– Пр-р-риятное человеку сделать захотелось! – нервно облизывая губы, сглотнул Мартын. – Езжайте себе, с Хранящими.

Голоса в голове фыркнули, словно подавившись смешком. Всадник проехал, ворота чуть подзадержались, прежде чем вновь закрыться, – руку Мартына мазнул невидимый конский хвост.

– Ой, спасите Хранящие! – осоловело закрестился мужик.

– Отстань! – брезгливо фыркнуло в голове.

– Ага, – тупо согласился Мартын, глядя в пустоту.

– Вот и умница, – похвалили три голоса в унисон.

Мартын затряс головой, затопал ногами и, увидев родную бутыль самогона, разбил ее вдребезги.

– Больше – ни капли! – зарекся пятидесятилетний алкоголик…

– Умница… – прошелестело где-то далеко, замерев над дорогой.

Ступень восьмая НЕКРОМАНТИЯ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

ГЛАВА 1

Огнегривое солнце блаженно расплескало по небу золотистые пряди лучей, над яркими полевыми цветами колыхалось праздничное марево, то и дело пыхая радостными крупинками пыльцы на полупрозрачных крыльях. Вемили плелись нога за ногу, то и дело нагибая шею за особо аппетитной головкой клевера или косясь в сторону бессердечных хозяек, заставляющих несчастненьких кобылок работать в такой чудесный летний день.

Лично я ничего особо чудесного в этом самом дне не находила: светодарская [19]жара – не моя стихия. Мне бы что-нибудь попрохладней… Плододарь, например. Только не в Окейне…

– Еще немного – и мы будем на месте, – сверившись с картой, бодро оповестила Тая уснувшую в седлах общественность.

Общественность ненадолго встряхнулась, недовольно поморщилась и вновь погрузилась в апатию. Третий день на вемили, встречных всадников нет, деревень не встречалось, призраки на огонек не залетали. Просто возмутительно скучное времяпрепровождение.

– И на каком же это месте? – вяло поинтересовалась я, тщетно пытаясь совладать с зевотой.

– На месте привала! – удивленно ответила ведьма. – Иньярра, ты чего, последние мозги отказали?

– Расплавились, – лениво ответила я, не горя желанием вступать в перепалки.

– Оно и видно, – усмехнулась неприлично бодрая подруга и вновь принялась меня тормошить: – Ну чего ты такая кислая?!

– На жаре скисла, – отмахнулась я.

– Оно и видно! Хватит сидеть, как поп на священном порохе!

– Вот только про попов не надо! – недовольно поморщилась я.

– Я вот только так и не понимаю, какого кв… почему, – тут же поправилась она, поймав мой восторженно-удивленный взгляд, – ты не захотела проучить этих «посланничков Хранящих»? Кто тебе мешал? Ну повыли бы на улице, устроили шоу спецэффектов и иллюзий, объявили бы себя – в смысле, чуть не сожженных ведьм – святыми мученицами, завещали поклоняться следам всех мимопроходящих колдунов и магов – и ушли бы! Кому от этого хуже?

Три дня прошло, а она все никак не уймется. Ну не захотела я еще раз светиться в городе – проехала, невидимая, насквозь, только чуточку поиздевавшись над стражником у ворот, – ну и что? Неужели, если ведьма не захотела делать пакость – это уже ненормально? Хотя… Ведь и вправду ненормально…

– Во-первых, Тай, среди «мимопроходящих» до квор… много, – мы обменялись лучезарными улыбками, – проходящих проходимцев, порочащих и без того не до тошноты доброе имя мага. А во-вторых, ведьма – выше мести. По крайней мере, такой мелочной. Останься в живых поп – тогда да, я бы просто так оттуда не ушла. А так… Только ауру без дела тратить.

– Ну надо же, жадина какая! – фыркнула Тая. И, опасно перегнувшись через голову кобылки, заглянула за меня. – Лий, ты там умерла?

– Расплавилась, – буркнула та.

– Где-то я это уже слышала… – с улыбкой протянула я.

Ручей был странным. Настолько странным, что я бы даже ручьем его побоялась назвать. Вы когда-нибудь видели ручей, который вытекает из ниоткуда и впадает в никуда?

Я, конечно, понимаю, что рядом с мировым средоточием некромантской силы Древо не может не претерпеть изменений, даже мы, три ведьмы, собравшиеся воедино, за два-три часа привала здорово меняли местный микроклимат, что уж говорить о полуторастолетнем некроманте, не меняющем места жительства вот уже век?

Но, даже несмотря на кажущуюся логичность происходящего, пить эту маслянистую жидкость, с оседающими на холодных пальцах беловатыми крупинками-кристалликами, я не стала. Целее буду. Интуитивная защита от ядов – штука, конечно, тоже хорошая, но и голову на плечах иметь надо. Я в нее ем, в конце концов.

– Как вы думаете, ее можно пить? – задумчиво спросила Лия, перебирая рукой в воде.

– Можно, – дружно ответили мы с Таей. И, помедлив, так же дружно добавили: – Но лично я не буду.

– Ясно, – усмехнулась Лия. – Интересно, это из-за некромантии или из-за того, что творится с Древом в последнее время?

– Не знаю, – помедлив, качнула головой Тая, перетирая в пальцах невидимую, но ощутимую (если уметь ощущать) ткань мироздания. – У меня вообще чувство, что мир вокруг рушится. Другой воздух, другая земля, другие цветы. Другая жизнь. Или – ее медленное угасание.

Я зеркальным жестом зачерпнула в пригоршню воздух. Помедлила, вслушиваясь в самое себя. Даже не в себя – а в то, что было до меня и будет, когда меня уже не станет. В тонкую сверкающую нить, опутывающую невидимой сетью все вокруг. Жизнь.

– А мне кажется, что мир не умирает, а… перестраивается, что ли… Становится другим, иначе живущим.

– Хоть какая-то надежда, – вздохнула Тая, вскакивая в седло. Мы последовали ее примеру.

– Не обольщайся! Я не сказала, что в этом другом мире будет место для нас троих. Да и вообще для всех ныне живущих в Древе.

– Редкой ты доброты девушка, Иньярра. Просто до незаметности редкой…

– Я знаю, – польщенно улыбнулась я, пуская ей в лоб шэрит. Так, в шутку.

Ну я же не знала, что она не успеет уклониться!

– Твою мать!!! – пронеслось над дорогой, уложив стоящую пыль на версту вперед.

– Ты чего не сблокировала? – возмущенно спросила я.

– Ах, так это я не сблокировала?!

– Ну не я же!

– Ах, так это я виновата?!!

– Ну не я же!!!

Тая взвизгнула что-то невоспроизводимое, швыряясь боевой «звездой».

Я пригнулась к конской шее, обжигающее заклинание прилетело в Лию, тут же отбросившую всю свою апатию и уныние. Ведь гнаться вдвоем за мной, обуянной жаждой мести, – то еще развлечение! Особенно для меня.

Ветер вышибал слезы, Шэрка петляла, как заяц, уклоняясь от летевших в нас заклятий (одно было даже необратимым – вот и дружи с такими!) самонаводящиеся я блокировала, взамен посылая свои. Судя по все нараставшим воплям позади, цели они порой достигали…

Мягкоперая тьма ласково накрыла бархатным пологом тускло переливающуюся под луной реку, сизый величественный лес, укутала теплым одеялом место нашего ночлега, мягко обволакивая ярко-желтое пятно костра. Глухо потрескивали сыроватые дрова, то и Дело метко швыряясь тонкими острыми иглами искорок в висящий котелок.

– Иньярра, ты же любишь чистить селедку? – вкрадчиво поинтересовалась Лия, минут десять сама промаявшись с вышеозначенным продуктом, в процессе чистки утратившим всякую съедобность и уж тем паче – привлекательность.

– Ага, люблю! – язвительно ответила я. – Примерно так же, как выщипывать брови и гореть на костре.

– Вот и чисти! – рыкнула обозлившаяся Ильянта, всучив мне ножик и грустно взирающую на меня единственным оставшимся глазом сельдь. Кстати, по-моему, голову ей все-таки отрезают…

Как выяснилось через пятнадцать минут, отрезать голову – это самое простое во всем процессе чистки. Я в этом деле не мастак, поскольку рыбу недолюбливаю. Даже есть, а что уж говорить о том, чтобы чистить?

Выпотрошить рыбку мне удалось только с третьего раза, причем уже после первого она подозрительно напоминала хорошенько выжатую мочалку.

– Ничего, нам есть, а не смотреть! – утешила я сама себя, пытаясь сообразить, что же с ней делать дальше.

– Ага, – мрачно согласилась Тая, подозрительно наблюдая за всеми моими манипуляциями. – И еще желательно съесть и не отравиться.

– Ничего, не помрешь! – отрезала я, пиля тупым ножиком спинной плавник. Он проявил просто невиданное упрямство, постоянно сворачиваясь так, что я пилила собственные пальцы. Хорошо, хоть ножик тупой…

– Иньярра, скажи лучше сразу и честно: ты хоть раз это делала раньше? – не выдержала Тая.

– Не-а, – помотала я головой. – Но ведь учиться никогда не поздно, правда?

– Правда, – вздохнула она и горестно добавила: – Но почему за счет именно моего желудка?

– Не жалуйся! – оборвала я, бесцеремонно отрывая надоевший плавник при помощи магии. Наступала самая ответственная стадия: сдирание шкуры. Помнится, когда я единственный раз в своей жизни видела, как повар в Храме чистит селедку, он говорил:

– Самое сложное – это снять шкуру. Либо ты ее правильно снимаешь с первого движения, либо потом полчаса соскабливаешь ножичком!

После этого он поднял рыбку примерно на уровень лица, взял за хвостовой плавник и резко рванул в разные стороны. На подставленную тарелку эффектно упали две филейные половинки. Без костей, без шкуры и без проблем.

– Но это только смотрится так просто, – неторопливо продолжал повар. – Потому что если рвануть неправильно, то сельдь, вывернувшись из рук, прилетит вам прямо в лицо. Удовольствие так себе…

Что ж, проверим. Направление, вектор и силу рывка я, конечно же, не знала, но что мешает узнать методом тыка? Итак, поднимем рыбу на уровень лица… Коварная селедка выскальзывала из пальцев, не давая усилить хватку для сильного рывка… Поудобнее перехватим за хвост – и!..

Удовольствие и вправду маленькое…

– Иньярра, а ты уверена, что эта селедка нам нужна… такой ценой? – опасливо спросила Тая, торопливо колдуя над быстро уменьшающимся синяком на щеке и глубоким порезом от рыбьей чешуи.

– Уже не знаю, – сквозь зубы проскрипела я, чувствуя, что моя легкая неприязнь к морепродуктам с нынешнего дня превратится в пламенную нелюбовь. – Но кое-кому (Ильянта съежилась под моим гневным взглядом) приспичило…

Поужинали запеченной в углях картошкой и помидорами. От вроде бы почти профессионально вычищенной селедки я отказалась наотрез, проигнорировав провокационные фразы о том, какая она вкусная, жирненькая и вообще – пальчики оближешь!

– В следующий раз чистите вы – а я посмотрю, какая она потом будет жирненькая и вкусная! – мстительно сообщила я.

– Но, Иньярра, если еще и мы станем ее чистить – кто же тогда будет есть? – искренне возмутились подруги, звонко расхохотавшись от моего плотоядно-задумчивого взгляда в их сторону.

– А что есть? – вдруг звонко спросили кусты. – Может, я буду?

– Здравствуй, говрокх, – прохрипела я, хватаясь за сердце и чисто машинально выхватывая из воздуха шэрит.

– Бьется? – серьезно спросила Тая, поглядывая на мою руку.

– Ага, – чуть переведя дыхание, ответила я.

– Плохо, – коротко резюмировала та.

– Почему? – грозно вопросила я, вскакивая на ноги.

Ведьма встала, аккуратно обняла меня за плечи и снова, как маленького ребенка, усадила на землю. Уставилась всепонимающим взглядом и грустно, медленно стала объяснять:

– Иньярра, плохо, если человек слушает сердце с правой стороны груди… Но еще хуже – если он его там слышит!

– А иди-ка ты… в кусты! – с чувством послала я, снова вскакивая на ноги. Ведьма прыснула со смеху и отошла. Я посмотрела на руку. И правда – справа. Ну дожилась…

– Кстати, а что там? – спросила Лия, с опаской приближаясь к объекту всеобщей суматохи.

– Ничего! Это я здесь сидю! – звонко ответили кусты, выпуская из-за шикарных густо-зеленых ветвей девочку лет восьми, всю перемазанную в земле, в порванных на коленках штанишках и с полуполным лукошком. Интересно, она специально собирала именно поганки, или здесь люди непрошибаемые?

– Ты здесь откуда? – спросила я, двигаясь и давая малышке место на расстеленном одеяле.

– Из деревни, – доверчиво откликнулась девочка, садясь на землю рядом с одеялом, и вопросительно потянулась к оставшейся на тарелке картошке.

– Бери, – улыбнулась я, пододвигая ей помидоры с селедкой. – И садись на одеяло – простынешь!

– Не-а, – хитро улыбнулась девочка. – Я привыкла. А вы здесь откуда?

– Мы… Мы – путешественницы. Ищем… клад, – почти не сбившись, выдумала я.

– Врешь! – безапелляционно ответила девочка, приканчивая помидоры.

«Какой прозорливый ребенок!» – мысленно подивилась я, не забывая скорчить обиженную рожицу.

– Ты мне не веришь?

– Нет! – твердо ответила девочка. – Потому что все клады уже давным-давно выкопали гномы, и искать их – глупая затея. Не может быть, что ты, такая большая, этого не знаешь!

– Я издалека, – рассмеялась я. – И мы не знали, что у вас нет кладов.

– А у вас есть? – недоверчиво спросила малышка.

– Есть! – твердо ответила я. – Кстати, а раз у вас нет кладов, то, может, хоть деревни у вас есть? А то вот уже три дня едем – и ни одной не встретилось!

Деревня нам и впрямь была нужна позарез: продукты были на исходе, запасы чая – тоже, да и направление сверить не помешало бы… И потом – бадья с водой, мягкая кровать со свежей постелью… Мммрр!

– В деревню приедете завтра, ближе к вечеру, – отозвалась девочка, сонно кутаясь в курточку.

– А ты тогда здесь откуда? – удивленно округлила глаза Лия.

– А мы с мальчишками в поход на два дня пошли – они меня бросили, и я потерялась, – ответила та.

– Ни кворра себе рыцари! Да я таких в детстве из рогатки отстреливала! – возмутилась я.

– Ага, ты бы еще вспомнила бесшпилечный каменный век! – фыркнула Тая, вставая и начиная укладывать в сумку вымытую заклинанием посуду.

– Темные были времена, – сокрушенно качая головой, согласилась я. – Прямо-таки варварские!

Ведьма фыркнула от смеха, скрываясь в темноте:

– В левые кустики не ходить!

– Правильно, там гремучая змея сидит, – согласилась я.

– Что?! – подпрыгнула она, как ужаленная. – А раньше не могла предупредить?!

– Ну ты же пока не там, так о ком предупреждать? – резонно возразила я.

…Спасло меня только то, что Тае и впрямь позарез приспичило в кустики – операция «задуши ведьму, гадину ядовитую» не увенчалась успехом исключительно благодаря ее ограниченности во времени…

– Итак, укладываемся спать! – погромче прикрикнула я, выводя из состояния бессмысленного созерцания почти догоревшего костра Лию и малышку.

– Кстати, а как тебя зовут? – вспомнила я, стеля на земле еще одно одеяло и помогая девочке поудобней устроиться.

– Тора, – отозвалась та сквозь зевок. – А ничего, что я тут с вами останусь?

«Ты уже осталась», – с улыбкой подумала я, глядя на засыпающую малышку.

– Ничего. Спокойной ночи, Тора.

– Спокойной ночи…?

– Иньярра, – подсказала я.

– Спокойной ночи, Иньярра, – послушно повторила Тора, счастливо тая в радужных объятиях детских снов.

Улеглись мы быстро: день выдался долгим, утомительным, так что спорить или переругиваться не хотелось. Уже засыпая, я вдруг подумала, что стелющийся дымок от потухшего костра здорово напоминает змею…

ГЛАВА 2

– Тетя Иньярра? Тетя Иньярра?! – разбудил меня звонкий голосок над ухом. Шаловливые пальцы схватили меня за нос и стали самозабвенно таскать его из стороны в сторону. Непередаваемые ощущения!

Если бы это была Лия или Таирна, я бы послала их куда подальше и успокоилась, но – увы, дети есть дети. Поэтому приходилось корректно утыкаться носом в одеяло, всем своим видом показывая, что тетя Иньярра не испытывает счастья и радости от перспективы вставания ни свет ни заря.

– Тетя Иньярра!!! – обиженно взревел ребенок, запрыгивая на меня «верхом» и начиная «пришпоривать» каблуками. Добрые нынче дети пошли…

– Чего тебе? – грозно спросила я, не открывая глаз.

– Тетя ведьма, а можно я в кустики схожу?

– …! Трать-тарарать! Можно!

– Тетя ведьма, а я в правые боюсь – там крапива! – жалобно протянула Тора.

«Какая же я все-таки гадина – вон ребенка запугала!» – мысленно повинилась я и постаралась как можно более ласково ответить:

– Так сходи в левые – дел-то! Подсматривать не стану, обещаю!

– Так вон та злая тетя (указующий перст обличающе ткнулся в спящую Таю) сказала, что в левые кустики ходить нельзя! – с отчаянием в голосе пояснила девочка. Так-так, устами младенца глаголет истина…

Сон как рукой сняло. Я резко села, чуть не столкнувшись с Торой лбом, но никаких признаков подслушивания вроде подрагивающих ресниц или губ, расползающихся в неудержимой улыбке, в невинно спящей Тае не обнаружила. Что ж, проверим на вшивость…

– Тора, никогда не слушай дураков! – нарочито громко говорю я, не сводя глаз с неподвижного Таиного лица. Выстрел ушел в молоко: Тора, радостно взвизгнув, умчалась в вожделенные кустики, а Тая так и не осчастливила меня признаками подслушивания в виде возмущенных воплей, оскорбленных попыток задушить собственноручно и гневных шэритов в лоб. Отразить их у меня шансов почти не было: Тая и сама никогда не знала, по какой траектории полетит слепленный ею шэрит. Скорее всего – по отчаянно зигзагообразной.

– Ну и зачем я просыпалась тогда? – обиженно спросила я у безнадежно не подслушивающей Таи и снова завернулась в одеяло по самую макушку…

Солнце устало бросало на землю сладковато-мятные пригоршни света, не отгоняя, впрочем, низких грозовых туч, обещавших ни в коем разе не пройти мимо, а пролиться именно на нас. Даже если ради этого им придется промчаться через все Древо со скоростью вемили.

Легкую Тору Шэрка, похоже, даже не замечала, не сбиваясь со звонкого галопа и не отставая от Лены с Ринкой. А вот я Тору замечала, и даже очень. По-моему, за последние два часа я рассказала ей уже даже больше, чем вообще знала.

– Тетя Иньярра, а почему вы не боитесь ехать втроем и без мужчины? – не отставал любопытствующий ребенок.

– Ты вот пошла в лес с мужчинами, так сказать, – а толку? – отшутилась я.

– А разве большие мужчины такие же? Они же не стали бы так шутить! – наивно удивилась она.

– Так – нет, не стали бы, – серьезно согласилась я. – Когда мальчик становится мужчиной, он, конечно, становится сильнее, выдержаннее, но по сути своей – почти не меняется: просто переходит на более «крупные» дела. Если был – поганец, то поганцем и останется. Просто в детстве он тебя бросил в лесу, а потом может и чего похлеще сотворить.

– То есть с возрастом они становятся еще хуже?! – презрительно скривилась Тора.

– Или – хуже, или – лучше, – уточнила я. – Впрочем, есть и такие, кто вообще так и не вырастает. Ходят такие большие дети по миру, свято веря, что ничего плохого они сделать не могут, а если и сделают – то их обязательно пожалеют и простят.

– Они – плохие?

– Не знаю, можно ли так говорить… Но вот женщине рядом с ними точно не место, если только она не желает всю жизнь выступать нянькой для группы в яслях.

– Ясно! – серьезно кивнула Тора, заставив меня сдавленно подхихикнуть.

Солнце, в последний раз плеснув нам в лица ярким светом, окончательно скрылось за тяжелыми низкими тучами. Я поежилась, накидывая на плечи длинный плащ.

– Кстати, а тебе не попадет от мамы, что ты так долго где-то гуляла? – спохватилась я.

– Не знаю, – беспечно пожала плечами девочка. – Она же не знает, что я гулять пошла.

Удивительный ребенок…

– Знаешь, а по-моему, тебе может влететь, – доверительно шепнула я девочке на ухо. Та сделала большие глаза и настороженно притихла. Потом чуть подумала и уверенно протянула:

– Не-а! Маме не до меня: у нас и так всякая чушь творится, чтобы из-за такой ерунды расстраиваться!

– Какая чушь? – встряхнулась Тая, звонко щелкая поводом по шее Ленки, тянущейся к чересседельной сумке с провизией.

– Да какая, – отмахнулась Тора. – Такая! В огороде ничего не растет, потому что сильно жарко все лето было, грибов половину есть нельзя стало – я вон целое лукошко насобирала – и все повыкинули. Так жалко, аж плакала! А вот вода в реке – очистилась зато. Нам, правда, пить ее на всякий случай не разрешают, но мы все равно пьем. Вкуснющая!!! И в лесу теперь не страшно. А раньше темный был, жуткий лес.

– Ясно, – вздохнули мы.

Везде одно и то же. В большей или меньшей степени – но одно и то же. Природа прекращает быть постоянной. Она меняется со скоростью света, и хвала Хранящим, если люди успевают под нее подстроиться. А если нет? Уверена, такие примеры тоже имели место – просто мы пока не знаем. Да и что будет здесь через пару недель, тоже ведь никто не знает.

Скорее всего, мир не остановится, пока не добьется того, чего хочет. Вот только чего он хочет?

– Ведьмы, у меня очередной острый приступ желания поторопиться, – вздохнула я, чуть сжимая коленями бока Шэры. Кобылка послушно прибавила ходу, ведьмы последовали моему примеру, пустив вемилей вскачь.

Небо вздулось промокшим черным шелком, ветвясь язвительными молниями, гневно хлеща стеклянными потоками воды и грозно потрясая угрюмыми раскатами грома. Мы промокли насквозь, не спасли ни плащи, ни заклинания. Сидеть на скользкой Шэркиной спине становилось все опаснее. Если бы она не прогибалась, подстраиваясь к всадницам, то мы с Торой давным-давно уже оказались бы на земле, по самые уши в хлюпающей под лошадиными копытами грязи.

– Куда ехать? – прокричала я сквозь шум дождя и грохот молний, придержав Шэру на развилке.

Тая, борясь с ветром, расстелила на коленях карту. Которую, разумеется, тут же снесло и основательно изгваздало в качественной вздувшейся грязи. Пришлось подманивать назад телекинезом, с брезгливым фырканьем отчищать и вновь разворачивать, заблокировав тремя защитными заклинаниями.

– Так, нам сюда, – первой сориентировалась Лия, тыча длинным ногтем в пару домиков. – Судя по масштабу, должны приехать минут через пятнадцать. Если, конечно, масштаб верен.

– Не знаю, – с сомнением пожала плечами Тая, за что удостоилась от нас таких убийственных взглядов, словно это она лично рисовала эту карту и не удосужилась выверить масштаб. Ведьма подавилась воздухом и судорожно закашлялась.

– Проверим, – сухо сказала я, щелкая пальцами левой руки. Шэрка, привыкшая к подаче команд в любом виде, да и вообще – их отсутствию, послушно повернула влево.

– Показуха! – высокомерно передернула плечами Ильянта, по-простому дёргая за левый повод и ударяя кобылу каблуками. Та, не понимая, чего же все-таки от нее хотят, возмущенно заржала и встала на дыбы, не желая становиться на землю прежде, чем хозяйка не грянется об оную. Вздорную кобылицу пришлось успокаивать нам с Таей.

– Учись, пока я жива, – довольно усмехнулась я.

– Хорошо сказано – покажива, – многозначительно заметила Лия. – Такие вещи преходящи!

Я только тонко улыбнулась, опять особым щелчком заставляя кобылку выбрать верную дорогу.

– Какая же ты все-таки вредная! – злобно прошипело в спину.

– И слава Хранящим!

– Спасибо!

Через пятнадцать минут деревни мы не нашли, через полчаса – тоже, через час я была готова отдать за нее полмира (все равно у меня его не было). Холодные злые струи дождя заливались за шиворот, стекали между лопаток, ветер, словно взбесившись, продувал насквозь, едва не снося с вемили. Больше всего было жалко Тору: девочка нахохлилась замерзшим воробушком, вцепилась окоченевшими пальчиками в мой плащ и вздрагивала всем телом, даже согревающие заклинания, заставившие нас всех почти полностью опустошить ауры, уже не помогали.

– Тая, да где эта йырова деревня? – не выдержав, завопила я, размазывая по лицу то, что еще утром гордо звалось любимыми тенями и тушью.

– Ну… – неуверенно начала она, опять безуспешно пытаясь расстелить на коленях карту.

– Что – «ну-у-у»?!

– Ну-у-у-у… По-моему, мы потерялись… – робко сказала она, тут же сжавшись в ожидании двух раздраженных шэритов.

Ошиблась. Мы уже настолько устали, что даже на расстройство сил не оставалось, да и холод сделал свое дело: единственное, чего хотелось – упасть на шею вемили и заснуть. Мы еще как-то боролись, заставляя друг друга разговаривать, не спать, а вот Тора совсем расклеилась, закрыв глаза и привалившись к моей спине. Не сговариваясь, мы истратили остатки сил на то, чтобы накрыть девочку непромокаемым куполом.

– И что теперь? – безнадежно спросила я.

– Нам направо, – решительно тряхнула мокрыми волосами Ильянта, неестественно глядя прямо перед собой и направляя кобылу прямо через поле. Мы беспрекословно взялись за поводья: если уж тебе взялась указывать дорогу Предсказательница, то молчи и слушай. А дурацкие вопросы – в письменном виде через завкафедрой.

Запахом дыма и лаем собак пахнуло уже через пять минут. Может, это была и не та деревня, которую мы так долго и упорно искали, но уже за одно то, что Лия вывела нас к жилью, я была готова расцеловать ее куда ни попадя!

Впрочем, пока ей было не до поцелуев: колдовство отняло столько и без того отсутствующих сил, что ведьма чуть не упала с вемили, потеряв сознание. Мы с Таей везли ее почти под руки, вплотную прижавшись вемилями, пока она не пришла в себя и не смогла держать равновесие самостоятельно.

В деревню мы въехали через задние ворота, но нас это уже мало волновало: мы остервенело замолотили кулаками в первый же дом.

– Чаго вам? – высунулась из окна неприятного вида женщина. – Марш прочь!

– Пустите нас, пожалуйста, – начала Тая.

– Перен-н-ночевать, – бодро стуча зубами, пояснила Ильянта.

– Мы заплатим, – веско обронила я, не желая сразу выставлять это как главный аргумент в споре.

– Нечо делать! – раздраженно махнула рукой женщина. – Ходют тут всякие, потом кур недосчитаешься!

– Да нужны нам ваши чахоточные куры! – возмущенно фыркнула Лия.

– Чур меня, чур! – суеверно перекрестилась женщина. – Сглазить хочешь?! Вон, я сказала!

М-да, хорошо, она пока не знает, что сглазить мы порой не только хотим, но и запросто можем…

– Женщина, да не нужны нам ваши куры! – попыталась воззвать к голосу разума Тая. – Нам только переночевать!

– Во-о-он! – войдя во вкус, экзальтированно вопила тетка, брызжа слюной. – Вон отсюда!

– Ладно, – вздохнула я, чувствуя, что тут спорить бессмысленно. И, оглянувшись на съежившуюся в комочек Тору, спросила: – Тогда вы, может быть, продадите нам кружку бульона – а то у нас девочка замерзла?

– Какая девочка? – настороженно спросила та.

– Девочка и девочка, – хмуро огрызнулась Тая, пряча озябшие кисти в рукава куртки. – В лесу ее нашли – потерялась. Торой зовут. Так вы бульон-то продадите?

– Тора?! – всплеснула руками женщина. – Так чего же вы молчите-то? Я вам сейчас ключик дам от дома ее тетки. Она, поди, в гости шла – да потерялась. Только вот тетка к матери погостить на пару недель уехала, так что вы по хозяйству уж сами, ага?

– Ага, – бесконечно устало отозвалась я, пытаясь сжать непослушными дрожащими пальцами выскальзывающий ключик.

Горячего чая – и в кровать. А все остальное – завтра, даже если ночью здесь посреди главной площади решит вырасти окейнинский баобаб…

ГЛАВА 3

В доме было просторно и холодно. Впрочем, по сравнению с улицей – второе я зря упомянула.

Тае было поручено довести Тору до комнаты, раздеть, вытереть, растереть – словом, привести в более-менее жизнеспособное состояние. Я занялась нелюбимым делом – растапливанием печки, а Лие, как самой замученной холодом и колдовством, было разрешено тихо посидеть на лавочке, перебирая травки.

Итак, печка. Помнится, разжигают ее бумагой, спичками и щепками. Ни того, ни другого, ни третьего поблизости не наблюдалось. И если бумагу и спички я еще могла найти в своей сумке, то вот со щепками дело обстояло хуже: носить их повсюду с собой как предмет первой необходимости я всю жизнь ленилась, а когда первый и единственный раз попыталась самостоятельно их наколоть, с кухни прибежал главный повар и с воплями отобрал у меня орудие труда, попросив никогда в жизни не брать в руки топор.

С тех пор со щепками в Храме проблем не было: стоило мне в присутствии главного повара случайно обмолвиться, что они закончились и надо бы наколоть, как уже через пять минут возле алхимических котлов высились приличные горки. «Еще раз мои нервы такого зрелища не вынесут!» – говорил в такие минуты повар. И что ему не понравилось? Ну подумаешь, не той стороной топор повернула – по пути бы разобралась…

Итак, помаявшись с печкой пару минут, я собрала жалкие остатки магии и швырнула в нее ярко-желтую искру. Сырые дрова вспыхнули мгновенно, нагнав в комнату едкого дыма. Перестаралась немного, с кем не бывает?

Котелок сыскался на одной из полок в кухне, вода нашлась в ведре – и уже через несколько минут на печке говорливо журчала закипающая вода. Тут спустились Тая с Торой, выглядевшей примерно как я пару дней назад – я еще не там, но уже и не тут. Ничего сытнее чая наши желудки принимать не захотели, так что пришлось ограничиться им одним, оставив более питательные вещи, типа гречневой крупы, напоследок.

Спать улеглись (скорее – рухнули, сбросив только верхнюю одежду) все вместе, под тремя одеялами. Непривычно утомительное тепло душным грузом навалилось на сознание…

Солнце ехидно мазнуло меня лучиком по лицу, заставляя открыть глаза.

За полдень – не меньше!

– Подъем! – решительно объявила я, откидывая одеяло. Протопленная изба за ночь еще не успела остынуть, щедро поделившись уютным теплом.

– Ты что, сдурела?! – привычно отмахнулись ведьмы, метко залепляя мне пинок в бок. Тора, все еще не привыкшая к нашим вечным разборкам, испуганно забилась под одеяло.

– Ну вот, ребенка испугали! – как ни в чем не бывало, выговорила я ведьмам, стаскивая с них одеяло. Не надо думать, что это было просто и легко – движимые природной ленью и многовековым недосыпом, ведьмы упирались всеми существующими и несуществующими конечностями. – Солнце уже встало! Пора готовить завтрак – и решать, что нам делать дальше.

Слово «завтрак» вызвало у ведьм больший энтузиазм, но вот «готовить» – не вдохновило.

– Ну вот и готовь! – радостно спихнула почетную обязанность на меня Тая, вставая и потягиваясь.

– Что готовить? – опешила я.

– Завтрак! – пояснила та, для пущей понятности постучав меня пальцем по лбу.

– Ну уж нет, – уперлась я. – Вы вот придумайте, что и из чего готовить, – тогда я еще подумаю, а так просто – ни за что.

– Уже придумала! – обрадовала меня Тая. – Готовь сырники.

– Не умею, – тут же открестилась я, даже не потрудившись вспомнить, что это вообще такое.

– Научу.

– Не надо.

– Значит, так: берешь семь ложек творога – не спорь, я его вчера в подполе видела, добавляешь два яйца, соду, чуть-чуть соли, две ложки сметаны и тщательно перемешиваешь до ровной консистенции. Потом – добавляешь три-четыре ложки муки – и зовешь меня: посмотрим, сразу это выкидывать – или еще есть шанс не отравиться. Ясно?

– Я запомнила до яиц! – ослепительно улыбнулась я, отправляясь на кухню…

Сырники, вопреки всем ожиданиям, вышли на славу. Уж не знаю, как там вкусовые качества, – питаться собственной стряпней, приготовленной в качестве эксперимента, я, как правило, не рискую, но вот запах горелого жира на кухне прописался на веки вечные.

Ведьмы косились на меня с большим сомнением, но, прикинув, что они мне пока нужны живыми – хотя бы для того, чтобы было кого при случае плотоядной нежити скормить, – все-таки рискнули. Тора – так та вообще уплетала за обе щеки. Золотой ребенок!

– Итак, что же мы собираемся делать дальше? – начала я, расправившись с найденным все в том же подполе куском колбасы.

– Ехать в Храм, по пути завернуть к Онзару, – удивленно напомнила Лия. – Лично меня все это дело настолько достало, что хочется поскорее расставить все точки над «ё» – и успокоиться!

– Или упокоиться, – поддакнула Тая.

– Глобально мыслите, ведьмы! – усмехнулась я. – Однако мне бы хотелось услышать ответы на вопросы попроще: например, что нам делать с этим дивным ребенком, который уже съел все мои, даже горелые, сырники – и не подавился, в отличие от вас?

Ребенок, разумеется, тут же подавился, не выдержав трех изучающе-оценивающих взглядов сверху вниз.

– А я… кх… кх… – Тора натужно покраснела, стремясь выдать наружу слова и проглотить вставший поперек горла сырник. – Не надо со мной ничего делать! Оставьте меня тут.

Удивительное существо – ведьма. Никаких возмущенно-риторических вопросов, типа: «Да что ты тут будешь одна есть? Да тебя мама потеряет!» – и так далее. На таких фразах человека слишком просто подловить. Мы же, подумав три секунды, единогласно заявили:

– Нет.

– Почему? – обреченно вздохнула она, уже зная, что от столь подозрительного единогласия ничего хорошего ждать не приходится.

– Потому.

Тора обиженно насупилась, отодвинув в сторону мои многострадальные сырники:

– Ну и не надо!

– Правильно, – тонко улыбнулась я. – Только вот решить, что нам с тобой делать, все-таки придется.

– Врупт рааз квыров! – заорал мальчишечий голос на улице. – Стой, скотина безрогая, кому сказал!

Заржала вздыбившаяся лошадь, проскрипела старая рассохшаяся телега, послышался звон полетевшей на землю посуды.

– Уггр зратья мритваль! – сочно добавил подросток, соскакивая с телеги и начиная собирать рассыпавшиеся по дороге и частью разбитые горшки.

– Кажется, у мальчика проблемы, – невозмутимо заметила Тая неспешно отставляя чашку в сторону. – Пошли посмотрим?

– Пошли! – усмехнулась я, поднимаясь и стряхивая крошки с юбки.

Шэрка с умеренным любопытством обнюхивала глиняный расписной горшок, прикатившийся прямо к ее ногам, изредка досадливо щелкая зубами на паренька лет пятнадцати, скакавшего кругом и вопящего что-то о том, как чем-то дорога его хрупкому сердцу именно эта посудина. Кобыла не воспринимала попыток воззвания к ее совести всерьез, поскольку точно знала: у хозяйки этой самой отродясь не было – а кобылке оно тогда зачем?

– Что же вы, уважаемый, за добром не смотрите? – улыбнулась я, пробираясь сквозь груду битых черепков к кобыле и щелчком по носу отгоняя ее от чудом уцелевшего горшка. Кобыла фыркнула: «Не больно-то и надо было!» – и обиженно отвернулась.

Мальчишка подобрал единственный оставшийся горшок, покрутил в руках и, досадливо сплюнув, со всего маху разнес о стену дома. Теперь во дворе воцарился идеальный беспорядок.

Вот это по-нашему! Коль рубить – так уж сплеча!

– Нравитесь вы мне, юноша, – усмехнулась я.

– Ага, – фыркнул он, польщенно улыбаясь. – А мне вон та скотина не нравится! – он махнул рукой в сторону низенькой серой лошадки, впряженной в телегу. – Третий раз из-за нее уже весь возок расхлестал!

– Ну и что? – рассмеялась я. – Деньги – дело наживное.

– И то верно, – открыто, по-мальчишески, улыбнулся он. Нет, мне этот юноша определенно нравился все больше и больше!

– Далеко вез-то? На продажу?

– Да нет, наоборот – прикупил, да в село возвращался. А теперь, видно, придется опять назад поворачивать.

– А вы горшки, часом, не в Елере покупали? – вдруг подала голос Тора.

– В ней, в ней, – отозвался парень. – Там женщина одна – Атау – очень хорошую посуду делает, и недорого – всегда к ней езжу.

– Это моя мама! – взвизгнула Тора, подпрыгнув на месте. Иногда мне кажется, что от одного конца Древа до другого – рукой подать…

– Значит, этот молодой человек сейчас поедет к твоей маме? – уточнила я на всякий случай. Уж слишком не верилось, что все наши проблемы могут так быстро и просто решиться.

– Ну да, – подтвердила девочка, бегая кругами вокруг удивленно мотавшей головой Ленки.

– Когда телегу починю, – с мрачной улыбкой уточнил парень, кивая на отлетевшее в заросли крапивы колесо.

– Ну предположим, эту проблему мы запросто могли бы вам решить, – многозначительно улыбнулась я, перебирая в воздухе засветившимися пальцами.

– А чем я смогу вас отблагодарить? – понятливо улыбнулся он в ответ.

– Ну-у-у… – я послушно приняла неуверенно-размышляющий вид, – даже не знаю… Может быть, избавить нас вот от этого ребенка и отвезти его к маме?

– А если ребенок не станет меня слушаться и сбежит по дороге? – «засомневался» он, лукаво отводя взгляд от возмущенной Торы.

– А если ребенок не станет слушаться – то он тот же час превратится в лягушку. Есть такие чары, действующие даже вдалеке от заклинательницы. А лягушку везти куда как проще: посадил ее в банку – и все дела!

– Не хочу в банку! – обиженно взревела доселе молчавшая Тора. – Я маме пожалуюсь!

– Пожалуешься, – серьезно согласилась я. – Но только если будешь хорошо себя вести и приедешь к маме в человеческом обличье. Лягушки, знаешь ли, разговаривать пока не научились…

Тора обиженно надулась и отошла к забору, а мы с ведьмами принялись честно отрабатывать устройство судьбы своей случайной попутчицы.

Колесо пришлось поискать довольно долго, хорошо хоть крапива к нам всегда относилась достаточно лояльно и не обжигала, а иначе… На то, чтобы разобраться в устройстве телег, меня не хватило – категорически отказываюсь понимать, как я даже с седьмой попытки не сумела надеть колесо правильной стороной? Сколько у него сторон, в конце концов?

Так что ремонтом телеги ведьмам пришлось заниматься вдвоем, а я осуществляла чуткое руководство со стороны:

– Тая, да не так ты его суешь!

– А как надо? – раздраженно отзывалась «руководимая».

– Надо другой стороной!

– Слушай, мы этой стороной его пытались надеть последние десять раз. Выполнение одного и того же действия с ожиданием разного результата – главный признак ненормальности!

– А я и не отрицаю.

Кончилось дело двумя дымящимися дырками в заборе, забравшейся от страха на дерево Торой и парнем, собственноручно надевающим колесо, пока мы магией приподнимали телегу… Техника – это не наш профиль…

– Вы уж за ней присмотрите, ладно? – виновато улыбнулась я, обнимая на прощание Тору.

– Конечно, – уверенно кивнул парень. – Не беспокойтесь – доставлю в лучшем виде.

Девочке торопливо всучили окорок на дорогу (чувствую, мы окончательно прикончили все запасы в доме), накрыли курткой – и телега тронулась. Пыль медленно, словно делая нам же одолжение, оседала на дорогу…

Лия тряхнула головой, примеряясь к стремени:

– Ну что, вперед, – на баррикады?

ГЛАВА 4

В лесу прятались тени. Именно прятались – ни за что не поверю, что они просто так необычно лежали. Нет, такой кружащий голову, завораживающий узор черных и серых линий мог родиться на свет только тонкой, точно выверенной магией. Впрочем, это вполне в духе Онзара – отвадить незваных гостей еще за версту. Самоуверенный, нелюдимый тип. Каким был – таким и остался.

Ильянта спешилась, подошла к дереву и прижалась к стволу всем телом, сливаясь с тянущимися ввысь ветвями, с радостно распахнутыми листочками, с опадающими лепестками соцветий… И что же ей скажет это дерево?..

Лия отстранилась, открыла глаза и вновь вскочила в седло.

– Ну? Что там? – не вытерпела я. Знаю, что сама скажет, но дождаться никогда не могу!

– Ничего, – невозмутимо ответила та. И, помедлив, уточнила: – Ничего хорошего.

– То есть? – нахмурилась Тая.

– Нам не стоит туда идти, – пояснила Лия.

– Но мы же все равно пойдем, – безрадостно усмехнувшись, заметила я.

– Все бы тебе смеяться, Иньярра! – недовольно нахмурилась Лия. – Нас там, может, убить могут, а тебе все весело!

– Ну не плакать же теперь.

– Бросьте, ведьмы, – примиряюще проговорила Тая, вклиниваясь между враждующими сторонами. – Еще нам разногласий в строю не хватало!

– Уж чего-чего, но этого-то нам факт хватает! – рассмеялась я.

Скалы были неправильными. Не-пра-виль-ны-ми. Не знаю почему, не знаю с чего я это взяла, но я это почувствовала так же точно, как если бы мне подсунули череду вместо вереска.

– Что делать? – спросила Лия, осторожно щелкая по подозрительным скалам ногтем. – Магии в них вроде бы нет, но ведь для некроманта маскировочные чары – не проблема.

– Ну… Есть два варианта, – пожала я плечами. – Можно подождать пару месяцев – ему надоедят три ведьмы, невесть зачем околачивающиеся в опасной близости от его жилища, и он выйдет покачать собственнические права.

– Иньярра, хватит издеваться! – возмущенно перебили меня ведьмы, но я невозмутимо продолжила:

– А можно попробовать найти вход любимым способом.

– Каким?

– Ненаучного тыка, например.

– Иньярра! – возопили ведьмы, слаженно швыряясь заклинаниями. Йыр побери, да они уже так в этом деле сработались, что в бою им цены бы не было…

– Ну что, «Иньярра»?! – возмущенно оправдывалась я, сбивая пламя с плаща. – Тяжелое детство, нехватка витаминов, бесчеловечные методы воспитания в Храме – вот вам и результат… Эй-эй, хватит – молчу!

– Смотри у нас, – высокомерно проронили ведьмы, демонстративно поигрывая шэритами в ладонях.

«Ну-ну, траванетесь вы у меня на следующем же привале!» – мстительно подумала я.

– А каким образом работает этот твой самый тык? – вдруг заинтересовалась Тая.

– Обычным, – пожала плечами я. – Тыкаешься поисковиком во все пещеры подряд, где находишь что-нибудь подозрительное, – туда топаем, проверяем обстановку, ничего не находим, бьем ногами того, кто дал ложную наводку, – и продолжаем в том же боевом духе, пока чисто случайно не провалимся в какой-нибудь нужный нам подземный ход. Вопросы есть?

– Не нравится мне этот способ! – решила Тая, неуверенно примеряясь к первой пещере.

– Если сможешь предложить чего получше – буду только рада! – пожала я плечами.

– Значит, придется действовать методом тыка, – вздохнула та.

…За четверть часа я проверила десять пещер, Лия – двенадцать Тая… две… Непродуктивность ее работы меня просто убивала. Да за семь минут пещеру можно не то что поисковиком прощупать – облазить вдоль и поперек! Чем она столько времени там занимается? Любопытства ради (ну и еще пальцы устали, если честно…) я встала неподалеку и стала наблюдать. Ага, пускает поисковик… принимает назад… пускает опять… Сорвался, что ли? Да нет, не похоже… Опять… И опять… И опять… И опять! И так – все пятнадцать минут?!

– Знаешь, выполнение одного и того же действия с ожиданием разного результата – главный признак ненормальности, – доверительно напомнила я ей.

– А я и не отрицаю! – язвительно передразнила она. – Просто там, в пещере, мне что-то не нравится, что – понять не могу, и хочу убедиться наверняка.

– Чтобы мы потом тебя ногами не били? – лукаво улыбнулась я.

– Ага, – призналась Тая.

Я усмехнулась, подошла к краю пещеры, не рискуя, впрочем, заглянуть внутрь, тряхнула кистью, примеряясь. И – раз! Тонкая серебристая иголка соскользнула с пальцев и, извиваясь угрем, юркнула в пещеру.

– Н-да, что-то там определенно есть… – помедлив, решила я, перебирая пальцами по вернувшемуся поисковику. – Даже не знаю что, но стоит проверить.

– Если что – ногами бьем тебя! – сразу же предупредила Тая, призывно махнув заработавшейся Ильянте рукой.

– По-моему, там и без вас найдется кому меня бить, – неопределенно отозвалась я, пытаясь отогнать какое-то ну очень нехорошее предчувствие. Ну просто отвратительное предчувствие, уверявшее, что лучшее, что я сейчас могу сделать, – это развернуться на девяносто… сто восемьдесят… или триста шестьдесят? Короче, развернуться на много градусов – и драпануть куда подальше!

– Что, идем? – почему-то шепотом спросила Тая, опасливо заглядывая в достаточно высокую и внешне – весьма гостеприимную пещеру.

– Идем! – решила я, вставая первой. – Значит, так, идете сзади, вперед не лезете, даже если из-за поворота вылезет кто-нибудь и начнет меня жрать. Максимум – колдуете из-за угла. Ясно?

– Конечно, ваше ведьмовство! – язвительно отозвалась Лия. – А когда вас дожрут – нам выйти из-за угла или так там и стоять?

– Хватит! – оборвала я. – У меня очень нехорошее предчувствие, что придется драться с какой-то весьма малоприятной заразой, и я просто не хочу, чтобы вы болтались под ногами или нечаянно засветили мне же шэритом в голову – типа: «Ну подумаешь, на вершок промахнулась – а волосы – они же заново отрастут! Лет через полста…»

– Да ясно, ясно, – вздохнула Тая.

– Ну и отлично, – вымученно улыбнулась я, шагая в пещеру.

Она была непростой. В обычной пещере никогда не будет столь призрачных, дымчатых сталактитов, сплетающихся почти в руны магического языка. Здесь явно кто-то здорово поработал магией. И не хотелось бы мне с этим кем-то встретиться…

– У вас нет ощущения, что тут все не так просто, как кажется на первый взгляд, – нахмурилась Лия, легонько касаясь обледеневшей стены рукой и тут же отдергивая – лед зашипел, трескаясь и осыпаясь на пол. Из открывшейся ниши недоуменно высунуло голову милое мохнатое существо, улыбнувшись во все пару сотен голодных клыков.

– Эт-т-то кто? – бодро отходя на трясущихся каблуках, спросила Лия.

– Лучше тебе не знать, – прошипела я, сосредоточенно лепя в руках «звезду». Тварь, почувствовав присутствие боевой магии, возмущенно уставилась на вконец обнаглевшую ведьму и встала, угрожающе зарычав. Ничего, меня таким не проймешь – мы в Храме и под вопли семи оголодавших упырей «звезды» создавали недрогнувшей рукой. В смысле, остались только те, у кого она не дрогнула…

Тварь, недовольная столь наглым игнорированием ее милой особы, одним резким прыжком выпрыгнула наружу – и тут же получила заслуженную «звезду» в раззявленную пасть. Серый пепел беззвучными хлопьями осыпался на пол, чуть припорошив застывшую в двух шагах Ильянту.

– Все, собираем себя со стенок – и идем дальше! – скомандовала я, брезгливо стряхивая с юбки серую золу.

– Так что это все-таки было? – довольно хладнокровно поинтересовалась Тая. Она-то в моей компании и не с таким встречалась – в отличие от Ильянты, застывшей столбом.

– Юбидь, – спокойно ответила я.

И тут же порадовалась, что не сказала этого им раньше – пока ее не убила. Потому что и сейчас-то бледно-зеленый цвет лица не давал поводов обольщаться на сей счет, а уж тогда…

– Ведьмы, ну что вы встали, как благородные барышни, увидев мышку? Ну подумаешь, почти вымершая нежить, питающаяся исключительно магами и способная выслеживать их месяцами! Во-первых, она была почти спящей, во-вторых, я ее уже убила, а в-третьих я уверена, что в начале пути – это еще цветочки! Так что дальше предлагаю вам не идти.

Нет лучшего способа привести в себя ведьму, чем усомниться в ее смелости и магических способностях.

– А кворр тебе! – возмущенно взревела мигом ожившая Лия, отлипая от стенки и отряхивая платье. – Да ты же без нас вообще бы его не обнаружила – и прибили бы тебя в первой же пещере, так что как тебя дальше-то одну отпускать?

– И сама не знаю, – «озабоченно» покачала я головой, изо всех сил стараясь не расхохотаться.

– Никак! – решительно заявила Лия, гордо становясь во главе процессии.

– Но-но, нечего кидаться грудью на амбразуры, – осадила я, подвигая ее плечом. – Ваше место – на… в арьергарде, короче. Предсказатели нам еще пригодятся.

– Ну-ну, – неопределенно протянула Лия, послушно прячась за мою спину.

Дальше пещера круто ныряла вниз, а потом медленно сужалась витками, словно винтовая лестница. Серый камень с прожилками непонятного цвета действовал как зеркало: не воспринимал магию, отражая. Не слишком-то удобно в бою: вектор заклинаний приходится выверять в соответствии с «зеркалом», но, с другой стороны, – точно такие же проблемы появляются и у твоего противника.

Стало холодно, в воздухе повис неопределенный запах тлена.

– Не нравится мне здесь! – поморщилась Тая.

– Н-да, неуютненько, – согласилась я, носком туфли вороша кучку пепла. Внутри нее что-то фыркнуло, вспыхнуло – и на наши многострадальные головы посыпался фейерверк пыли.

– И грязновато, – мрачно поддакнула Лия, тряся волосами и поднимая вокруг головы нимб пыли. – У тебя что, так руки на этот мусор чесались? Не могла спокойно постоять?

– Скорее – ноги, – виновато поправила я, безуспешно пытаясь отряхнуть выпачканную всем чем только можно и нельзя юбку. – Но с другой стороны – хорошо, что это просто пыль, а не чего похуже.

– Например? – заинтересовалась Тая, чихая в рукав.

– Например – кожеяд, – отозвалась я. – Иначе бы мы с вами уже… Ой!

Глядя на позеленевшие лица подруг и борясь с внезапным приступом тошноты, я поняла, что, кажется, на свою голову, попала в точку: это действительно был кожеяд. Единственный яд, проникающий в организм через верхний слой кожи, а не пищевым трактом…

– Тошнота, головокружение, слабость в ногах, шум в голове? – принялась довольно спокойно перечислять Тая.

– Ага, – в ответ простонали мы.

– Желание присесть на землю, жажда, резь в глазах? – все тем же невозмутимо-провизорским тоном продолжила допрос Тая. Словно на зельеварении перечисляла симптомы отравления, а не сама вот-вот должна была на тот свет отправиться.

– Да! И дай помереть спокойно! – раздраженно отозвалась я, по стеночке сползая на пол.

– Кворр дождешься! – уверенно ответила белая как мел ведьма, расшнуровывая сумку. – Так, где же оно? Точно помню, что было… В таком синеватом пузырьке…

Лично мне уже было – ну никак не до пузырьков. Пещера перед глазами поплыла, неразборчивое бормотание Таи и шум в ушах органично сплелись в какую-то жутчайшую какофонию, холодные, словно чужие, руки рефлекторно сжались в кулаки… И – все? Так просто и до отупения банально?

– Пей давай! – раздался какой-то чужой, глухой голос в моей голове.

– Чего? – прошипела я, судорожно схватив очередную порцию уже плохо проходившего в легкие воздуха. Горло перехватил спазм, на глазах выступили слезы.

– Пей, сказала! – Мне в горло полилось что-то холодное, почти ледяное и на редкость противное. Я надрывно закашлялась, перекатываясь на бок. В лицо заглядывала испуганная Лия:

– Ты как?

– Я? – Сиплый голос сорвался. – Ничего. Жить буду.

– Еще бы! – фыркнула Тая. – Рановато вы, барышня, на тот свет собрались.

– Ничего, когда-нибудь все равно все там будем, – утешила я подругу, поднимаясь с Лииной помощью с пола и подпираясь дрожащими ногами. – Кстати, я тобой восхищена. Какое спокойствие и профессионализм!

– На том стоим, – самодовольно фыркнула Тая, зардевшись до корней волос. – Мы когда экзамены выпускные сдавали – так и похуже гадости пили. Выпиваешь, за одну минуту говоришь преподавателю все симптомы, готовишь противоядие – и стараешься успеть его выпить до того, как будет уже поздно. После такого ни один кожеяд уже не страшен!

– Точно, – пораженно поддакнула я.

В сравнении с таким даже мое выпускное кладбище с пятнадцатью упырями на мага (причем из нашей семерки двое с визгом убежали, увидев только первого – а значит, – по двадцать на одного) стало казаться миленькой детской прогулочкой за грибочками. До сих пор помню испуганное лицо мастера Истеага, не предусмотревшего такой трусливой подлости от экзаменующихся. После шестичасового боя нашей пятерке остальные экзамены засчитали автоматом…

– Что ж, предлагаю всем быть более осторожными, пока нам на головы не просыпалось еще чего похуже, – решительно объявила я, вновь возглавляя колонну.

Больше пещера не вилась вокруг какой-то оси, а превратилась в достаточно широкий прямой коридор без видимых ответвлений. Выглядело это весьма невинно, но оттого – еще более подозрительно. Ну не может быть, чтобы здесь не было никакой гадости…

– Чем дольше нет грозы – тем сильнее она грянет, – напряженно проговорила Тая за спиной.

– Умеешь ты утешить! – поморщилась я. – И так нервы на пределе…

– Лечить надо.

И тут коридор кончился, перейдя в тупиковую почти круглую комнатку. Стены и потолок были облицованы каким-то камнем, каким – я с ходу, как ни странно, определить не смогла; пол присыпан белым песком. А посредине…

Он мне сразу не понравился. Даже не знаю почему, но не понравился.

Казалось бы – зазубренная ржавая сабля и без посторонней помощи осыпающийся с глиняного голема песок должны были вызвать самые нежные чувства и здоровое желание потренироваться в метании шэритов по движущимся предметам, но…

Но, к счастью, у ведьм есть такая вещь, как интуиция, вопившая, что в этот раз лучше не рисоваться, а играть серьезно. Без скидок.

– Ведьмы, назад! – резко скомандовала я, совершая привычную рокировку и выступая на шаг вперед. Голем не проявил недовольства. Они вообще отличаются изрядной тупостью, слабо понимая, какого йыра от них хочет призвавший из уютной могилки хозяин.

Ну что, чем будем бить? Больше всего, если честно, хотелось наколдовать лопату и в пару взмахов обновить песок под ногами. Но, боюсь, Онзар – не дурак, чтобы доверять охрану своего жилища тупой скотине, разваливающейся на куски земли от одного удара. А значит – где-то здесь собака зарыта. Проблема только в том, чтобы найти ее и разрыть, пока этот милый гражданин из меня котлету не сделал…

Голем наступал. Хоть и медленно – но психическая атака ему удавалась блестяще: заклинания, матрицы и векторы нещадно путались в голове, выдавая на поверхность совершенно ненужные вещи: как заговорить прыщи или как поставить защитный купол от дождя. Как будто мне оно сейчас было надо…

В трех шагах от него я не выдержала и швырнула ему силовую волну под ноги, одновременно отскакивая в сторону…

Вашу мать! Его отшвырнуло к противоположной стене, впечатав почти до бесформенности! Впрочем, для голема это не такая уж проблема – единственное, чем их можно убить, – стандартное заклинание огневой петли. Но моя аура опустела почти что наполовину! Что это за кворр такая?!

– Чароид, – сквозь зубы прошипела Лия.

– Йыр побери! – так же откликнулась я, мигом вспомнив, что за камень облицовывает стенки пещеры.

Чароид. Камень, обладающий просто удивительными магическими свойствами – он усиливает всю творимую поблизости магию примерно в десять – двенадцать раз. Но и энергии такое заклинание жрет… – соответственно. В условиях возможности пополнения ауры – милейшее дело, но если попасться так, как я…

Энергии ушло столько, что на огневую петлю мне ее уже попросту не хватало, более того – ее количество утекало, как вода сквозь пальцы, все сокращая список доступных мне заклятий. Видимо, на это и рассчитывал Онзар, выставляя сюда столь никчемного стража. Если маг сильный и опытный – он решит покрасоваться перед противником, разбазаривая энергию на иллюзии и никчемные заклинания – он же не знает, что потом ему не хватит сил на то единственное, могущее спасти его жизнь! Если же маг слабый и трусливый – то у него не выдержат нервы и он изведет все силы на банальный блок или – силовую волну. Результат – все тот же.

Я, по всей видимости, оказалась единственным сильным магом, про… тратившим всю энергию чисто машинально. Идиотка.

Ржавая сабля взметнулась и жалобно всхлипнула, стакнувшись с неведомо откуда взявшимся мечом. Голем недовольно нахмурился – песок и от столь малозначительного движения посыпался на землю – и отошел на пару шагов. Его безобразная примитивность, мое собственное перед ним бессилие и абсолютно беспрецедентный идиотизм ситуации выводили из себя больше, чем тончайшие психологические техники. Оставалось только получать мазохистское удовольствие от собственной тупости и ее последствий. Которые, кстати, не замедлили последовать в виде выставившего вперед саблю, словно крестьянин – вилы, голема.

– Иньярра, строенное заклятие – быстро! – крикнула Лия.

Строенное заклятие – заклятие, разделенное на троих. Сил мне на него хватит только-только, а через минуту, когда оно будет уже доплетено – их вообще не хватит… Хотя чего считать? С математикой мы лучшими подругами никогда не были.

И взвихрилось радужной пылью заклинание, свиваясь в сверкающую золотом нить, вплетаясь в плоть образа, впитывая энергию силы, послушно наклоняясь под вектором направления…

Силы таяли быстрее, чем льдинка на языке. Хватит… Или нет? Хватит… Или – нет? Уже – нет.

– Deire!

В глазах потемнело, в лицо дохнул жаром огромный раскаленный шар, я скорее догадалась, чем почувствовала, как падаю на пол и ударяюсь виском о камень… И – все?

И почему я всегда так глупо умираю?..

ГЛАВА 5

В комнате было тепло. И пусто. Я в первый раз в жизни проснулась от тишины. Недоверчиво потерлась щекой о шершавый хлопок наволочки и рискнула-таки открыть глаза. Хм, любопытно…

Я лежала на вполне обычной кровати, под одеялом, без одежды; посреди комнаты стояла бадья с горячей водой, чуть поодаль к стенке прислонился дубовый шкаф и стол, уставленный тарелками.

Интересно, на том свете всем такие кельи выдают – или это лично мне повезло? Потому что если и бывает рай на земле, то чаще всего он мне представляется именно так… Шучу, конечно. К счастью…

Стол меня интересовал мало, одежда – тоже, а вот бадья… Когда это я последний раз ванну принимала? Давно вообще-то…

Рядом на маленьком туалетном столике стояли пузырьки с маслами, мыльными растворами, кремами и прочей женской ерундой. Разумеется, я не постеснялась использовать абсолютно все по назначению. Теперь вся комната пропиталась насквозь каким-то совершенно невообразимым каскадом ароматов, замешенных на ванильной пенке, клубничном геле, миндальной маске для лица и приправленных морской свежестью. Наверное, вычислить, что я пришла в себя, можно по одному запаху за версту.

Кстати, а где это я?

Новая мысль, доселе не заглядывавшая в мою бедовую голову, заставила не только повнимательнее оглядеться вокруг (что ничего не дало, собственно), но и прислушаться к внутреннему состоянию и завыть от злости. Взграхх!

Аура была на нуле. Причем не на просто банальном нуле, а в диком минусе. Удивительно, как это я вообще жива осталась. Восстанавливаться энергия начнет только через два-три дня. И то – в лучшем случае. А пока…

– Юггр мамрахх продзань! – решительно ругалась я, вылезая из воды и изо всех сил стараясь сдержать наворачивающиеся на глаза слезы. Половина воды расплескалась по полу, но это были уже мелочи. Никогда в жизни мне не было так обидно.

Меня – меня! – ведьму-воина с полувековым опытом обставил и чуть не отправил на тот свет какой-то несчастный мешок глины с камушком в кармане! Да о чем теперь вообще можно говорить?!

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – мрачно добавила я, распахивая дверцы шкафа.

Там висели на плечиках мужские рубашки. И – все.

– Ну и ладно! – независимо фыркнула я, тряхнув волосами. – Нашли чем удивить!

Рукава пришлось закатать, верхнюю пуговицу – расстегнуть, но в целом все было не так уж и плохо. Даже совсем наоборот. Вы никогда не замечали, какой хрупкой, беззащитной и женственной выглядит девушка в тонкой мужской рубашке? Отличный прием, можете взять на вооружение! Я и сама им одно время охотно пользовалась, пока…

И тут я поняла, где я.

– О Хранящие…

– Добрый вечер, – раздался подчеркнуто вежливый голос. Я резко обернулась, откидывая мокрые пряди с лица.

В дверном проеме стоял Онзар.

Такой же, каким и был. Небрежно распущенная шнуровка рубашки, плотно сидящие замшевые брюки, кожаные сапоги. Дьявольский разлет бровей, бело-седые волосы, шелком разлившиеся по плечам, горьковатый серо-зеленый взгляд…

Сразу захотелось неуверенным движением запахнуть поплотнее ворот рубашки, смущенно закусить губу и опустить глаза, но…

Но я уже не тридцатилетняя ведьмочка, ничего не знающая и не умеющая. Между нами пропасть в пятьдесят лет. Так что я могу вести себя так, как мне хочется. То есть так, как не хочется ему.

Поэтому я независимо встряхиваю головой, обдавая его холодными брызгами, и многозначительно хмыкаю:

– Добрый.

Онзар чуть прищурился, вскинув левую бровь, облокотился на косяк и усмехнулся, принимая новые правила игры:

– Как вы себя чувствуете? Вы?..

А чего я, собственно, ждала? Что он бросится ко мне, заключит в пылкие объятия и начнет просить прощения, говоря о том, как он страдал эти пятьдесят лет? Смешно…

А мотивы женского романа с красавцем-брюнетом, отягощенным немереным количеством денег, комплексов и ума, берутся совсем не из жизни, а из бредовых иллюзий замученных женщин под тридцать, не отмеченных подобным – да и вообще никаким – красавцем.

– Ничего, бывало и хуже.

Угольные дуги бровей взметнулись вверх, губы искривились в удивленной усмешке.

Оценил… Жить стало немножко легче…

– Рад за вас.

Это его «вы» било по ушам оскорбительнее любого ругательства.

Ну и зачем? Зачем ты это сделал? Зачем было ставить меня в такое дурацкое положение?

Стою, как дура, в его же, судя по всему, рубашке, как пятьдесят лет назад одевалась по утрам. Волосы мокрые, ноги медленно замерзают – в таком виде лучше всего сидеть дома и болеть, но уж никак не вести язвительно-вежливые беседы с более чем достойным противником, да еще на его же поле. Зачем оно тебе было надо, Онзар?

– Кстати, очень хотелось бы уточнить – с какой целью вы решили посетить мое скромное гостеприимное жилище? – невозмутимо продолжал он, не спуская с меня внимательно-изучающего взгляда.

Я язвительно усмехнулась, зеркальным движением прислоняясь к дверце шкафа.

– Ваше… мм… малогостеприимное жилище я посетила с единственной целью – выяснить некоторые неясности, происходящие с окружающим миром и, возможно, вполне имеющие отношение к некромантии. Очень сильной некромантии. Причем чем скорее мне выпадет честь отсюда уйти – тем лучше.

– Отлично, – тихо проговорил он, слегка кивнув головой. – Боюсь, сейчас вести деловые разговоры мне некогда – мы поговорим как-нибудь потом.

– Я спешу, – непреклонно отчеканила я.

– Боюсь, это уже неважно, – расплылся в мерзкой ухмылке Онзар. – Вы и ваши подруги – мои пленницы, так что решать, что и когда с вами будет, могу только я.

– Какое милое гостеприимное жилище' – съязвила я.

– А вас что-то не устраивает?

– О да!

– Что же?

Я твердо скрестила руки на груди и принялась невозмутимым тоном перечислять, что мне не нравится:

– Во-первых, почему здесь нет полотенец? Во-вторых, где ведьмы и что с ними сейчас происходит? В-третьих, почему пленница должна влачить свое и без того безрадостное существование в еще более безрадостной обстановке серых голых стен и отсутствия окон? В-четвертых, где моя одежда?

Судя по всему, ему больше всего приглянулся четвертый вопрос. По крайней мере, остальные он наглейшим образом проигнорировал:

– Ваша одежда почти полностью сгорела, я бы не советовал вам ее больше носить.

– Обойдусь без ваших советов.

– Верю. Вы всегда любили самостоятельно набивать себе шишки. – Я гневно полыхнула глазами, и он поспешил добавить: – Но сейчас – не об этом. Почему бы вам не воспользоваться своей удивительной способностью переносить вещи через пространство?

Ах, он еще не в курсе столь великолепной новости? Что ж, порадую человека…

– Видите ли, – я непринужденно отошла от шкафа и села на кровать, накинув одеяло на озябшие плечи, – боюсь, я не могу этого сделать.

– Почему? – подозрительно прищурился он, ожидая очередного подвоха. И правильно – со мной по-другому нельзя.

– Потому, – я, все так же не обращая внимания на его присутствие, неторопливо взбивала подушку, – что моя магия исчерпалась и не восстановится еще несколько дней…

На миг мне показалось, что пятьдесят лет мне только приснились: с таким до боли знакомым встревоженным видом он пересек комнату и тремя на первый взгляд хаотично-небрежными движениями пропассировал мою ауру. Потом успокоенно выдохнул и вернулся к полюбившемуся косяку:

– Жаль.

– Мне тоже! – со всем сарказмом, на который была способна, откликнулась я.

– Жаль, что, даже имея немалый опыт за плечами, вы попались в столь примитивную ловушку, – невозмутимо продолжил он.

И, пока я возмущенно хватала ртом воздух, переваривая услышанное, безапелляционно заявил:

– Когда я захочу пообщаться с вами поближе – вам сообщат. Возможно, я учту ваши пожелания по поводу содержания пленников. До встречи, госпожа ведьма.

– До встречи, рильт, – зло прорычала я в закрывающуюся дверь.

На стене висело овальное зеркало в полный рост. Машинально глянув в серебристое стекло, я пришла в ужас. Оттуда на меня с не меньшим любопытством уставилось нечто однозначно неживое, ибо у живых существ просто не может быть настолько сияющей отличнейшим нездоровьем бледно-зеленоватой кожи с чудесным плесневелым оттенком и однозначно больных усталых глаз, оттененных черными кругами. Мокрые облезлые волосы и полупропитавшаяся стекающей с кончиков волос водой рубашка только добавляли колорита.

И вот с этим вусмерть замученным зомби Онзар еще смел спорить? Да где у него вообще совесть? Даже мне, увидев это в зеркале, захотелось аккуратненько положить свое хрупкое измученное тельце в уютный теплый гробик и оставить в покое. Можно – вечном.

– Никто не пинает дохлую собаку! – подвела я итог, аккуратно забираясь на кровать с ногами.

Итак, что у нас в активе?

Древо сошло с ума, решив нечаянно поубивать все живое; ведьмы сейчас сидят где-то невесть где и даже непонятно вообще, живы ли; меня почти сожгли на костре; отравили кожеядом и – Хранящие, позор-то какой! – едва не убил какой-то чахоточный глиняный голем. А еще…

Как он мог? Как он мог так со мной разговаривать? Неужели я и вправду жалкая неудачница, бродящая по Веткам,только чтобы скрыться от себя самой, чтобы заглушить вечную боль и сосущую пустоту одиночества?

Слезы текли по щекам, щекотали скулы, проливая горячие злые дорожки по лицу. Нос хлюпал, дыхание сбилось на судорожные всхлипы и сдавленные рыдания.

Да на кой йыр мне вообще это все было надо? Знала же, что не хочу сюда идти, не должна – так зачем? Все равно толку от меня в итоге – как от козла молока! Надо было сидеть себе спокойно, а не мчаться через все Древо к йыру на кулички. Кто я, в конце концов, такая, чтобы от моих действий зависела судьба Древа? Да никто. Тьфу, ведьма, подумаешь… Даже не Хранящая, если уж на то пошло…

Раствориться… Дать черным волнам одиночества, боли, обиды и усталости захлестнуть утлую лодку, опрокинуть и закружить в безумном смертельном танце агонии… Да, я тоже умею плакать, йыр возьми…

Слезы кончились внезапно: только что были – и уже нет, в висках жарко стучала кровь, щеки горели. Прерывистые всхлипы все еще вырывались наружу – да я их и не сдерживала.

Еще минут десять я просто сидела, глядя в одну точку и ни о чем не думая. Серия бетонная стена, забрызганная водой с уже почти высохших волос, как нельзя лучше подходила на роль того, на чем можно остановить бездумный взгляд, не ищущий, на чем зацепиться. Обычная безликость, которой так много среди людей и от которой я всегда шарахалась, как от морового поветрия, боясь заразиться, словно неизлечимой болезнью. А какая, собственно, разница? Ведь ведьмы плачут так же, как и обычные замученные беспросветной жизнью женщины. Правда, от их слез едва ли пойдет дождь…

– Так, все, хватит! – твердо приказала я себе, решительно вытирая нос рукавом и умываясь холодной водой из кувшина. – Страдать можно хоть до бесконечности, вот только это ничего не изменит.

Как ни странно, помогло: дыхание перестало срываться, а слезы затекли обратно в глаза. Хватит нюни тут распускать. Вот приеду в Храм – выясню, грядет апокалипсис, или просто Древо решило стиль сменить, – вот тогда и настрадаюсь вволю. А пока – баста!

На туалетном столике нашлась расческа, так что волосы перестали напоминать воронье гнездо после сильного землетрясения, а приняли привычный художественно-растрепанный вид. Можно было, конечно, причесать их и получше, но меня пока и так устраивало.

Стол у задней стены был уставлен вазами с виноградом и сливами, халвой и абсолютно не вписывавшейся в общий колорит вареной речной рыбой. Ненавижу…

Поэтому я ограничилась сладостями и фруктами, тут же почувствовав значительный прилив сил. Все-таки можно не есть сутками, но лучше не надо. Организм нужно жалеть, холить и лелеять. Хотя бы иногда, а иначе он начнет играть с вами злые шутки типа «угадай, какую гадость ты увидишь завтра в зеркале».

Кстати о зеркалах… То чудовище – это плод расстроенной психики пополам с застилающими глаза слезами или как? Где тут зеркало?

Или как…

В психически уравновешенном состоянии я поняла, что выгляжу даже хуже, чем казалось час назад. В гроб точно краше кладут. Или их тонируют? Впрочем, такое и не затонируешь.

Смотреть на себя не хотелось, вымыться я уже успела, поесть – тоже, а больше развлечений в моей «темнице» (с открытой, кстати, дверью – я специально проверила) не было. После истерики голова была словно чугунная, клонило в сон, и я не видела хоть сколько-нибудь веских причин мучить себя бдением.

А если Онзару приспичит вдруг со мной пообщаться, то он будет вынужден либо подождать, пока я отдыхать изволю, либо терпеть злобно-невыспавшийся вариант.

– Иньярра? Иньярра… Иньярра!

– Сгинь, ужасть! Вот свинство – даже во сне от этой ведьмы не скрыться! – недовольно пробурчала я, реагируя на Таю, как на обычный ночной кошмар. Той такое обращение не понравилось:

– Ка-а-ак ты меня назвала? Нет, ты, значит, из-за нее жизнью рискуй, противоядиями отпаивай – и вот она, благодарность?

– Изыди! – откликнулась я, пытаясь спрятаться от заклятой подруги за белым щитом подушки.

– Я те сейчас изыду, – подозрительно мягко заверила она, плюхаясь на кровать и начиная меня щекотать. Щекотки-то я не боюсь, но вот то, что Тая вполне материально тычет мне ногтем под ребра, заставило испуганно взвизгнуть и тут же принять сидячее положение:

– Тебя кой йыр принес?

– Вижу, мне здесь очень рады! – язвительно улыбнулась она, стаскивая с меня одеяло.

– В меру, – поправила я, одергивая задравшуюся со всех сторон рубашку и пытаясь пригладить вставшие дыбом, но уже совсем высохшие волосы. – А вы здесь откуда?

– Самим интересно, – медленно проговорила доселе молча стоявшая у стены Ильянта. – После того как мы призвали огненную петлю, едва успев выхватить твое бесчувственное тело из эпицентра заклятия, сразу прибежали какие-то люди во главе с седоватым некромантом – кстати, что ты в нем тогда нашла? – ни капли не симпатичный!

– Смотря как посмотреть, – уклончиво ответила я. – Ну а дальше что?

– А что дальше? Да ничего: ломанулся он к тебе, пульс проверил, ауру – в общем, все как положено. Потом позвал Таю, и они вдвоем там тебя какими-то заклинаниями откачать пытались. Потом тебя положили на носилки и куда-то унесли, а нас в приказном порядке препроводили в комнату – сестру-близняшку вот этой, только с двумя кроватями – и сказали ждать. Даже покормили.

– Я рада, что ваши желудки не пострадали, но как вы все-таки оказались здесь?

– Пять минут назад приперся какой-то мужик, завязал нам глаза на совесть заговоренными повязками и отконвоировал сюда.

– У Онзара если что и заговорено – то исключительно на совесть, – задумчиво кивнула я, рассеянно поигрывая кистями коричневого шерстяного покрывала.

– Эй-эй, подруга! – нахмурилась Тая, звонко щелкая пальцами у меня перед носом. – Ты только не вздумай в него сейчас по второму кругу – того, ага? А то нам и без этого проблем хватает.

– Кто? Я? – Я возмущенно передернула плечами. – Да за кого ты меня принимаешь? Чтобы я влюбилась в этого хамоватого наглого типа? Да йыр бы его побрал! Нужен он мне, как собаке пятая нога!

– Вот и чудненько! – расплылась в улыбке та. – Именно это я и хотела услышать!

– Ну что, все, разобрались? – строго вмешалась Лия. – А теперь, может, подумаем, что нам делать дальше? Кстати, Иньярра, девушка в мужской рубашке, конечно, смотрится очень хрупко, беззащитно, мило и дальше по тексту, но ты не находишь, что другая одежда будет уместнее?

– Нахожу, – вздохнула я. – Только дайте мне эту самую одежду, пожалуйста.

– Только не говори, что у тебя она кончилась! – нахмурилась Тая.

– Не кончилась, – послушно ответила я. – Но она в сумке. А сумку я достать не в состоянии. Увы.

– Почему? – не поняла Лия.

– Потому что на ту пресловутую огненную петлю я вбухала не только всю ауру, но и где-то пятую часть жизненной энергии, – недовольно пояснила я.

– Вот здрыгн! – не сдержавшись, присвистнула Лия. Тая недовольно поморщилась, но читать лекцию не стала: не до того было.

Осторожненько присела рядом на край кровати и легонько обняла за плечи:

– Как ты себя чувствуешь?

– Как с похмелья, – вздохнула я, мягко высвобождаясь из ее рук.

Точнее и вправду сказать было нельзя. Чтобы понять мое состояние, попробуйте однажды надеть темные – почти черные – очки и воткнуть в уши затычки. Получите полное представление о том, насколько серым и безрадостным мне предстал великолепный, пьянящий Жизнью мир. Словно кто-то закрыл настежь распахнутое окно мутными, покрытыми грязными следами от потоков воды стеклами.

– Ничего, просто не забывай, что это очень скоро пройдет, – ласково убеждала меня Тая. – Всего пара дней – и все будет так же, как и раньше.

– Знаю, – тоскливо протянула я. – Но чувствовать себя слепым котенком вместо чуть пригревшейся на солнце пантеры – это кошмар какой-то, одним словом.

– Верю, – вздохнула ведьма.

Настроение и общее отношение к миру неуклонно близились к нулю, имея своей конечной целью глубокий минус.

– Ладно, йыр с ним. – Я вдруг резко оборвала сама себя. – Что мне все-таки надеть?

От такого поворота ведьмы опешили – они-то уже морально настроились на получасовое нытье.

– Ну-у-у, можно попробовать взломать заклинание, – неуверенно предложила Лия. – Хотя и не очень хочется.

Н-да, я ее понимала – взломать чужое заклинание – это вам не детская забава – это занятие для действительного мастера своего магического дела. Хотя, учитывая помощь замкнувшей заклинание, наши шансы сильно повышались. Да и вариантов-то других, собственно, не было.

– Что ж, давай попробуем. Кто-нибудь из вас работал с Нитевыми заклинаниями?

Тая отрицательно покачала головой, а Лия неуверенно пожала плечами:

– Ну не знаю… С kretroj я работала.

Kretroj… Не лучший вариант, не самый близкий. Но – лучше, чем ничего.

– Сойдет, – решила я. – Принципы там примерно одни: образ – сущность – зацеп – ниточка – и материализация – так?

– Так, – кивнула Лия.

– Ну значит, самое главное – это образ и сущность, – подвела я итог, быстро выплетая из маленькой косички возле лба длинную тонкую нить. – Держи!

– Что это? – подозрительно нахмурилась Лия, теребя в пальцах нитку.

– Это? Сущность, – удивленно ответила я и, заметив неподдельное изумление в ее глазах, поспешила пояснить: – Ну частичка вещи, отпечатавшая ее сущность.

– Хм, – скептически фыркнула Тая.

– Я поняла, – сглотнула Ильянта. – Но… Ты хочешь сказать, что у тебя это – просто нитка, вплетенная в волосы? А если косичка распустится – и она потеряется? Останешься без вещей?!

Хранящие, да неужели они все еще сомневаются в моей полной, абсолютной и не подлежащей лечению безалаберности? Пора бы уже и привыкнуть!

– Во-первых, у меня такая работа, что если носить такую вещь в кармане, то рано или поздно она обязательно сгинет вместе с одеждой; во-вторых, у меня этих ниточек пять: одна в медальоне, – я раскрыла створки серебряного кленового листика на груди, продемонстрировав ведьмам скрученную нить, – на вторую нанизан браслет, и три вплетены в косички; а в-третьих, может, хватит меня жизни учить, а?!

Ведьмы переглянулись, безмолвно утвердились во мнении о том, что у меня окончательно поехала крыша, и синхронно вздохнули. Я фыркнула от смеха, закрывая медальон.

– Ладно, образ давай, – скривилась Лия, пропуская нить между пальцами и вслушиваясь в токи сущности.

– Изволь, – охотно откликнулась я. – Мои серебристые босоножки на шпильках.

– Какие босоножки? – нахмурилась та. – Я что-то у тебя таких не видела.

– И не могла, – жизнерадостно подтвердила я. – Потому что они были тридцать лет назад и прослужили ровно неделю, сломавшись на первом же танго.

– И как я, по-твоему, должна себе их представить? – угрожающе прищурилась Лия, начиная подозревать, что я попросту над ней издеваюсь. Я бы и сама очень хотела так думать, но – увы…

– Ну-у-у, – смутилась я. – Они немного похожи на твои и Таины, но только шпильки еще выше.

Лия скептически оглядела свои туфли, Таины босоножки и уставилась на меня, как удав на кролика:

– А больше ты мне ничего, случайно, не скажешь?

– Нет, – тихо пискнула я.

– Ясно, – вздохнула Лия, резким движением выхватывая из воздуха лист шероховатого пергамента и перо с чернильницей. – На!

– Зачем? – опешила я, машинально пряча руки за спину.

– Рисуй! – назидательно объяснила та, впихивая мне в руки все вышеозначенное.

– Что?!

– То! А то я тебе так заклинание взломаю, что от всей Ветки мало что останется!

– Вам же хуже, – пожала плечами я, припомнив собственные способности к художественным искусствам.

– А ты попробуй постараться! – язвительно посоветовала Тая.

Я старалась. Я честно старалась пятнадцать минут, высунув от усердия язык и то и дело смахивая чернильные кляксы. Неужели так тяжело было дать мне обычный карандаш? Ведь из вредности не дала! Впрочем, я бы на ее месте поступила точно так же…

И вот наконец мой шедевр был окончен и вынесен на суд публики…

– Оооооо! – сипло выдохнула Лия, судорожно заглатывая куда-то подевавшийся воздух.

Тая же героически молчала, схватившись за сердце и медленно сползая по стенке. Н-да, при ее уровне мастерства на такое даже смотреть – форменное оскорбление.

– А я предупреждала, – флегматично отозвалась я, благоразумно отходя на пару шагов назад.

– В-в-в-великолепно, – прохрипела Тая, тыкая дрожащим пальцем в произведение искусства, обещавшее меня обессмертить и ославить на все Древо. Правда, посмертно.

Из всей картины мне относительно удалась только шпилька – тонкая дрожащая вертикальная линия, сильно скошенная влево. Ходить на таких каблуках я бы категорически не рекомендовала, но при взгляде на остальные части моего обувеподобного монстра сразу становилось понятно, что шпилька – это лучшая его часть. Ибо остальное…

– Сколько, ты говоришь, они прослужили? – вкрадчиво спросила Лия, комкая в ладонях плод адского труда и душевных метаний.

– Неделю, – боязливо протянула я, малодушно отступая к двери.

– Удивительно, – спокойно покачала головой она, «зачерпывая» из воздуха шэрит.

По вискам непривычно ударило от нарушения нейтральности общемагического поля.

А чего я, собственно, хотела? Энергии нет – значит, привычных блоков тоже нет – вот и наслаждайся ощущениями всплесков энергии во всем ее разнообразии. От противного скрежета на зубах до потери сознания от болевого шока. Магия – это штука тонкая, и коль уж ты с ней решился общаться, то не забывай, что она друг ровно до тех пор, пока у нее нет возможности сделать гадость, – но если только блоки внезапно дезактивировались – так она тут же по полной программе отыграется на тебе за все годы покорного служения!

– Стой! – завопила я, заметив, что подруга напрочь забыла о том, что моя энергия временно в отпуске, и намеревается запустить в меня шэритом на полном серьезе.

– Что? – удивилась она.

– Бедных, несчастных, бесталанных и истощенных энергетически ведьм не бьют! – жалобно напомнила я.

– Ведьм бьют всегда! – поучительно сказала Лия, но шэрит все же рассеяла.

Тая между тем стояла, внимательно на нас смотрела, а потом многозначительно произнесла:

– Ведьмы, а ведь мы занимаемся ерундой.

– А подробнее? – спокойно поинтересовалась я, искоса поглядывая на возмущенно вспыхнувшую Лию – она-то, в отличие от меня, относилась к подобным комментариям совсем не как к надоевшей констатации факта.

– Какого йыра – ой! – в смысле, зачем вы мучаетесь с этим взломом заклинания?

– Тай, ну я понимаю, что я очень трогательно выгляжу в этом… кхм… наряде… но тебе не кажется, что ехать в таком виде в Храм категорически не советуется? К тому же – холодно, между прочим!

– А вы с Лией носите примерно один размер, – с отсутствующим видом произнесла Тая, явно издеваясь.

Будь у меня в активе магия – и от шэрита ей бы не спастись.

– Где ты раньше была, умная? – накинулись мы вдвоем.

– А может, ты прекратишь орать и блистать результатами регулярных посещений неспокойных кладбищ и склепов?

Я дурашливо вытянула вперед стройную ногу и напрягла натренированную беговую мышцу:

– А тебе что, не нравится?

– Почему же? – фыркнула Тая. – Просто вот смотрю на тебя и думаю: на что только не пойдет женщина ради стройной фигуры!

Нет, вот только будь у меня энергия…

Лия деловито осмотрела меня со всех сторон и заявила:

– Платья длинноваты, конечно, будут – но это ничего: шпильки повыше – и порядок.

– Давай, – вздохнула я. – Только ловить меня потом вы будете!

Лия, не обращая больше внимания на мои дурацкие реплики, сосредоточенно плела канву заклинания. Образ – сущность – зацеп – ниточка – и материализация!

В руках у ведьмы оказалось серебристо-лиловое, явно праздничное, платье. Тонкий прохладный шелк стекал между пальцами, послушно прогибаясь под серебряной цепочкой пояска.

– Лий, – пораженно выдохнула я, восхищенно разглядывая это сокровище, – а попроще ничего нет? Нам же не на праздник – а вдруг я его запачкаю или порву?

– Да на здоровье, – пожала плечами ведьма, вручая мне шелковое чудо. – Оно мне все равно уже мало. Лежит в сумке, надеть – не налезает, выкинуть – жалко. Так что дарю!

– Окворреть! – восторженно выдохнула я, скидывая рубашку и ныряя в холодный шелк. Лия между тем выудила из пространственного разрыва белые босоножки на шпильках.

Платье струилось по фигуре, словно на меня было сшито, босоножки оказались чуточку великоваты, но это были уже мелочи – я выглядела как зимняя королева посреди лета.

Я повертелась перед зеркалом, пытаясь оценить ошеломляющую красоту экипировки, расчесалась и чуточку подвела глаза – ну нельзя же быть в таком платье – и не накрашенной.

– Ну-ну, неплохо, – улыбнулась Лия.

– Замечательно! – куда щедрее выразилась Тая.

– А то! – самодовольно рассмеялась я. – Только вот что нам дальше делать? Сидеть таким красивым в комнате и носа наружу не казать? Или привычно наплевать на все правила и запреты?

– Каким образом? – тоскливо протянула Лия. – Дверь опечатана заклятиями герметично, как твое пасхальное яйцо!

Н-да, было времечко – под Пасху поспорили с ребятами, кто назавтра у Лии яйцо выиграет. Всю ночь я накладывала слоями на свое заклятия крепости, защиты – и прочую подобную шушеру. И выиграла-таки. К безмерному удивлению товарищей, проведших ночь точно так же, но, увы, без особого результата. Талант не пропьешь!

– Да ну? – удивилась я, разглядывая явно открытую дверь безо всяких запирающих заклятий. Хотя…

А если на двери лежат заклятия, создающие для магов иллюзию полной невозможности выйти, но совершенно не мешающие людям (в чье число я временно невольно входила), твердо верящим, что дверь открыта? Да, такое может быть – точно!

Вот только на что он рассчитывал? Что я тут же расскажу об этом ведьмам? Скорее всего… А значит, именно этого мне делать ни в коем случае не стоит. Почему? Наверное, потому, что они до конца так и не поверят, а пройти через дверь иначе не смогут. И что же мне делать? Врать…

– А то сама не видишь! Мы с Таей ее пять минут вскрыть пытались, пока тебя не разбудили.

– Ну-у-у… Просто у Онзара большинство заклинаний действуют всего… ммм… несколько минут – чтобы вы подергали закрытую дверь, убедились в невозможности ее открыть – и успокоились. А заклинание через пару минут рассеивается, оставляя за собой лишь иллюзию присутствия.

– Что-то ни разу о таком не слышала… – с сомнением протянула Тая.

Конечно, не слышала. Потому что такое даже чисто теоретически невозможно. Но мне смертельно надо заговорить вам зубы хотя бы на пять минут, пока не включится логическое мышление и не развеет мою легенду в прах – а иначе нам отсюда вообще не выйти. Неужели вам так хочется сидеть здесь, пока нас не решат великодушно отконвоировать в туалет?

– Еще бы ты слышала! – уверенно продолжаю врать я. – Это же чисто некромантские штучки – мы о таких и слыхом не слыхивали. Надо просто пойти и выйти отсюда – а то я уже в уборную хочу!

Столь же страстное стремление мгновенно обуяло нас всех, и последние остатки логического мышления, угрожающие срывом всей операции, были молниеносно вытеснены ударившей в головы… В общем, вы поняли чем.

Но это было уже неважно, главное – мы сумели вывалиться в коридор прежде, чем Тая вспомнила о теории энергетической вспышки при рассеивающихся заклинаниях, делающей фокус с дезактивацией невозможным.

Коридор был длинным и узким, временами ветвился, давая начало таким же шнурообразным тоннелям. Несколько факелов на стенах больше чадили, чем давали свет, – и мы, брезгливо поморщившись, тут же их погасили, надеясь на свое кошачье зрение. К счастью, оно от энергии не зависело и не исчезло у меня вместе с остальными способностями. Интересно, а трансформироваться я тоже смогу? Хотя – не в этом платье. Я в него уже влюбилась.

– И куда теперь? – шепотом поинтересовалась Лия, достигнув первой развилки на три стороны.

– Куда обычно, – улыбнулась я. – Налево!

Ведьмы понимающе фыркнули, но спорить не стали. Коридор ехидной змеей закручивался, увлекая нас влево и вниз, и почти не ветвился. Факелов здесь больше не было, а подозрительно знакомые запахи, щекотавшие нос, навели меня на весьма грустную мысль. Я, кажется, поняла, куда мы идем. И тут же захотела развернуться и помчаться назад.

– Ведьмы, нам лучше вернуться! – дрожащим шепотом оповестила я общественность.

– Почему? – не поняла Лия.

– Потому что мы идем не туда, куда надо.

– А куда?

– Туда, куда не надо.

– Предельно ясно! – недовольно фыркнула Лия. – Ты можешь выразиться попонятнее?

– И желательно внятно объяснить, какого йыра вам всем понадобилось в моей спальне, – властно раздалось из темноты впереди.

– Приехали, – вздохнула я, глядя на проявляющуюся высокую тень.

ГЛАВА 6

Что ж, выглядел он, пожалуй, еще лучше и величественнее, чем тогда, в моей… темнице. Скрещенные на груди руки, расплескавшиеся по плечам белые волосы и спокойный выжидающий взгляд.

Похоже, Онзар, ты уже решил, что я не стою того, чтобы особо напрягаться – на своей территории ты вполне спокойно меня обыграл. А зря…

Ибо между замученной истощенной девчонкой в насквозь промокшей мужской рубашке и спокойной, уверенной в себе ведьмой в шелковом лиловом платье – громадная разница. Но ты этого не понял даже за полгода – куда уж тут осознать за несколько часов?

– Так что же вы здесь делаете? – повторил он, чуть приподняв брови.

– Ищем уборную! – с милой улыбкой и издевательски честными глазами ответила я.

– Втроем? – скептически фыркнул он.

– Именно, – невозмутимо подтвердила я. – Приспичило, знаете ли, рильт. И потом, а вдруг там дверь не закрывается? Кто тогда на стреме стоять будет?

Онзар недовольно нахмурился, барабаня холеными белыми пальцами по стене.

– А каким образом вы вышли из комнаты?

– Так дверь была открыта! – продолжала я разыгрывать дурочку. – Почему бы и не выйти? Тем паче, что удобств в ней мы не нашли, хотя очень старались…

Ведьмы молча стояли, скрестив руки на груди и предоставив мне временную свободу действий, но готовые при первой необходимости поддержать меня словом и делом.

– Госпожа ведьма, а вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? – вкрадчиво поинтересовался некромант, перекатывая в ладони белую шаровую молнию. Ведьмы тут же не менее многозначительно материализовали в руках шэриты. Резкий всплеск энергетического поля отозвался гулким молотом в голове. Я невольно поморщилась:

– И вы нападете на безоружную, не обладающую энергетическим запасом девушку?

– Думаете, не смогу? – испытующе прищурился он.

– Я не думаю. Я хочу в туалет! – съязвила я. – И все мои мысли направлены только туда!

– Я сильно изменился за это время, – продолжил Онзар, словно не заметив моих слов.

– Вижу, – вдруг так же тихо и напряженно произнесла я. – Но почему-то надеюсь, что так низко вы не пали.

– Хотите проверить? – Он тут же поймал меня на слове.

– Хочу в туалет! – привычно выкрутилась я, не желая вступать на скользкую дорожку двусмысленных фраз.

– Прекратите разыгрывать из себя йыр знает что! – не выдержал некромант.

– Да ну? А я сильно изменилась за это время.

Его передернуло, когда я точно скопировала его же интонацию. Ведьмы за спиной сдавленно фыркнули от смеха.

– Говорите прямо, чего вы хотите, – рыкнул некромант.

– Разговор, – быстро ответила я. – Немедленно. И свободу – после разговора.

– А почему вы решили, что я вам это предоставлю? – тут же опять прищурился маг, почувствовав себя на знакомой стезе недомолвок и интриг.

– А вам нужны три ведьмы, шляющиеся всю ночь по лабиринтам в поисках уборной, случайно забредающие в вашу спальню в самый неудачный момент… – Некроманта так передернуло, что я даже засомневалась, а не наступила ли я на самую больную мозоль. Я усмехнулась: —…И опрокидывающие котлы с почти доваренным зельем только потому, что «по темноте его за ночную вазу приняли»?!

Онзар нахмурился, задумчиво перебирая пальцами в воздухе.

– Не думайте, что этого добились вы: не будь подобного у меня в планах – вы бы отправились сейчас прямиком в свою комнату! – сурово сказал он, разворачиваясь и ведя нас в свою спальню.

– Да я и не думаю, – отозвалась я. – Зачем думать, если мне пока больше ничего от вас не надо?

Некромант скривился, но промолчал.

– Куда мы идем? – спросила Тая так, что слышала ее только я.

– К нему в спальню, – так же ответила я. Хорошо, что способности Сказительницы – это не магия.

– А почему не в кабинет? – удивленно спросила та.

– А тебе хочется тащиться по этим коридорам примерно полторы версты? – усмехнулась я.

– Здесь что, такой большой лабиринт? – подключилась к разговору все слышавшая – Сказительница таки – Ильянта.

– Я бы даже скорее назвала это катакомбами, – подтвердила я.

– А у него хоть спальня большая? – озаботилась Тая. – Нам там сесть-то будет куда?

– Большая, – усмехнулась я. – Девяносто процентов пространства занимает кровать. Еще есть два стула. Как мы в такой обстановке будем соблюдать оскорбительную официальность – не знаю.

– А оно тебе надо? Ты и так его уже зашугала, по-моему!

– Тогда говорить будете вы, а я красноречиво молчать в интимном полумраке красного света! – хихикнула я.

– Да запросто! – согласились ведьмы.

Спальня за пятьдесят лет ничуть не изменилась. Все та же огромная почти до пошлости, кровать, разве что покрывало теперь не снежно-белое, а безвкусно-оранжевое. Небольшой ночник, дающий неровное, с бахромчатым краем, пятно красного призрачного света, кресло и стул.

Хозяин независимо прошел к стулу и встал за ним, опершись на резную спинку. Ведьмы с непринужденной наглостью (или наглой непринужденностью) расположились с ногами на кровати, я неспешно погрузилась в бархатные объятия глубокого кресла.

– Итак, что же вы так хотели мне сказать? – обратился Онзар к Тае.

– Хотели спросить, как часто вы выглядываете посмотреть, что творится на поверхности, – закинула пробную удочку ведьма.

– Достаточно часто, – с нажимом ответил тот.

– И как? Нравится? – спросила Лия, глядя в пустоту.

– Что нравится? – невозмутимо уточнил некромант.

– То, что творится. Новые Ветки,глобальные изменения в природе – ну и все остальное.

– Меня это не касается, – пожал плечами он. – Если мир вдруг решил сойти с ума – то пусть, на здоровье.

– С чего же вы взяли, что вас это не касается? Вам не кажется, что вы в нем живете?

– Я – выше него, – самодовольно усмехнулся некромант. – Я буду жить даже тогда, когда все вокруг умрет.

– Сочувствую вашему горю! – фыркнула Лия.

– Какому? – повелся на бородатую шутку Онзар.

– Буйнопомешательству, – с готовностью пояснила та.

Некромант брезгливо передернул плечами:

– И это все, что вы хотели мне сказать?

– Мы хотели спросить, не имеете ли вы непосредственного отношения к происходящему? – спокойно продолжила Тая, не давая сбить себя с нейтрально-недоброжелательного тона.

– Не имею, – твердо сказал некромант. И я ему сразу поверила. Потому что как бы он ни изменился, но таким голосом лгать невозможно.

– А выяснить, что происходит, вы не пробовали? – методично продолжала допрос Тая. Молодец. Меня бы на такое, скорее всего, не хватило.

– Каким образом?

– Ну например, – пообщаться с водяницами или русалками. Или лешими – словом, теми, кого ваша некромантия еще убить или выгнать не успела.

Онзар презрительно скривился:

– Что? Я не ослышался? Мне – мне! – предлагается разговаривать с какими-то там вшивыми водяницами? Не мой уровень, дамы.

– Ваш уровень – это рассыпающиеся в пыль глиняные големы? – холодно поинтересовалась я, не двигаясь и оставляя лицо в тени глубокого кресла.

– Не исключено, – так же холодно ответил он.

Я решила не вступать в перепалку. Не потому, что было лень, не потому, что боялась проиграть – нет. Просто в этом не было смысла. Зачем?

Мне вдруг стало настолько все равно, что он говорит и что он думает, я даже хотела встать и уйти. Что я здесь могу услышать? Что мне может сказать хоть сколько-нибудь важного человек, считающий, что он выше всего мира? Человек, ослепленный своей безмерной безумной гордыней, не желающий общаться с иными расами, кроме себя самого, да только и умеющий пудрить мозги своим меняющимся со скоростью света нимфеткам? Мне, ведьме?

Ни-че-го.

Но и ничего плохого он мне сделать тоже не мог. А потому я прикрыла глаза, перестала слушать спокойные, чуточку издевательские Таины вопросы и его высокомерные ответы – и позволила себе раствориться в тепле. Разлететься на мириады ярких осколков, усыпать собой все Древо, услышать каждый шепоток, почувствовать все пряные, свежие, легкие, тяжеловесные, тонкие ароматы мира, вслушаться в вечную Песнь Жизни. Песнь, слова которой сейчас звучали чуточку иначе, чем всегда, – но все равно близко и ласково, словно тихая колыбельная матери. Сердце легонько уколола возвращающаяся по каплям сила.

Н-да, не скоро я ее соберу назад, такими-то темпами…

– А что вас, собственно, так удивляет? – спокойно и размеренно рассуждал некромант. – Рано или поздно это должно было случиться. Причем случилось скорее поздно, чем рано.

– О чем вы говорите? – решила уточнить Тая.

– О том, что люди расплодились, что рано или поздно Древо должно было не выдержать и уничтожить часть – причем немалую часть – иначе бы погибло само. Древо велико, но людей больше, они не могут расселиться на нем равномерно, чтобы не слишком вредить. Вот мир и пытается выжить, как может.

Что же, его рассуждения здорово похожи на мои собственные. Логичная, стройная цепочка взаимосвязанных следствий. Но все же кое-что меня здорово коробило. Может, это была чисто детская, то бишь ведьминская, обида, но… Но не могла я поверить, что мир станет спасаться от гибели, убивая Жизнь. Не верю… Должен быть другой выход.

– Что же, я думаю, нам стоит завершить разговор, – облегченно сказала Тая, прежде заручившись моей и Лииной безмолвной поддержкой.

– Хорошо, через три минуты я открою вам портал на поверхность, – безразлично отозвался некромант. И тут же, словно вдруг опомнившись, встрепенулся: – А сейчас – не могли бы вы оставить нас с риль, – кивок в мою сторону, – наедине?

– Если риль не против, – напряженно ответили ведьмы.

– Все нормально, идите, я сейчас приду, – откликнулась я, даже не делая попытки приподняться с кресла. Ведьмы укоризненно посмотрели на меня, но спорить не стали. Потом выскажут все, что они думают о моем моральном облике. В двойном объеме.

Дверь бесшумно затворилась, ограничив душное пространство дуэли. Между прошлым и настоящим. Между искренностью и двусмысленностью. Между яростью и безразличием.

Онзар одной рукой снял светильник с полки и поставил на пол. Теперь рваный луч багрового света озарял только темный силуэт – и ничего более. Впрочем, мне и того не надо было, так что свет он убирал, скорее, чтобы не видеть меня.

Он замер напротив, скрестив руки на груди и начал тихим, проникновенным голосом:

– Ты изменилась.

– Ты тоже. – Ну вот. Теперь у меня в голосе и льда не осталось. Только тупое безразличие. Он вдруг сел на кровать и спрятал лицо в ладонях.

И я поняла, что дуэли не будет. Будет исповедь. Тихим, злым, горьким голосом.

– Ну что, видишь, каким я стал? Молчишь? Конечно, что тебе сказать? У тебя-то все прекрасно! Ты красива, молода, добра. Любишь Жизнь, несешься, сломя голову, через все Древо спасать мир. Тебя все любят и восторгаются. Не хочешь перебить и возразить. Тебе все равно? Конечно, какое тебе дело до жалкого сломавшегося идиота? Тем более если он и сам знает, что говорит неправду? Молчишь? Что ж, молчи.

Думаешь, я получаю от этого удовольствие? Нет. Просто не могу по другому. Знаешь, однажды встал утром – и понял, что больше не могу быть хорошим. Завод кончился. И бросил это дело. Плюнул на все: на любовь, на мир, на Жизнь. Забыл все, чему ты меня учила. А потом, когда спохватился – поздно. Тошно. От всего: от всех вокруг, от этих девок, от работы, от магии, от самого себя тошно.

– Еще не поздно все исправить, – заметила я. – Мир принимает всех.

– Конечно! Кто бы сомневался, – резко и зло хохотнул он. – Как я мог только подумать, что объяснить все нужно именно тебе… Что ты поймешь, а не станешь читать дурацкие морали: «Стань хорошим – и все исправится!» Да ничего не исправится, как ты не понимаешь? И этот твой мир – всего лишь клетка, клетка со стальными прутьями, которую некоторые стараются увить цветами и заставить себя полюбить – дескать, нет ничего прекраснее! А на самом деле просто боятся признаться самим себе, что здесь их все связывает по рукам и ногам дурацкими правилами, законами морали и совести, не дает дышать. – Некромант раскраснелся, глаза загорелись диким синим огнем, пальцы судорожно сжимались до белеющих костяшек. – Трусы! Неужели ты так этого и не поняла?!

– Извини! – твердо сказала я, поднимаясь и выходя из комнаты.

Он не стал меня удерживать. Потому что нам и вправду нечего было сказать друг другу.

Ведьмы, бледные, едва сдерживающие возмущение, ждали меня с той стороны.

– Иньярра, не слушай его! Дурак – и все!

– Подслушивали? – усмехнувшись, сказала я, скорее утверждая, чем спрашивая.

– А вдруг бы он тебя… обидел?

– Меня обидишь, пожалуй.

Портал открылся минуты через две – видимо, столько времени потребовалось Онзару, чтобы прийти в себя.

Ярко-голубое небо до слез ласкало уставший от пыльной серости взгляд. Я обессиленно опустилась на траву, закрыв лицо руками.

– Иньярра. – Тая опустилась рядом со мной и встряхнула за плечи. – Ну ты чего? Перестань! Ну хочешь, мы пойдем и заставим его извиниться?

– За что? – горько усмехнулась я. – За то, что разочаровался в жизни и признался в этом мне? Глупо, Тай… Ты скажи лучше что-нибудь…

Таирна внимательно всмотрелась в мои уставшие глаза и чуть опустила веки, сосредотачиваясь. А потом медленно выдохнула словно расправляющая крылья птица:

Как смел говорить ты, что мир – это клетка, Как смеешь кричать, что уверен в ответах, Ты видел сирени намокшие ветки, Когда освещает их молния светом? У них ты спросил о жестокости мира, В созвездия глядя лиловых соцветий? Ведь проще намного сарказм и сатира, А ты бы попробовал радость заметить! А мир, ты поверь уж, был создан не сразу, Так много ли чести, коль ищешь изъяны, Создать – не разрушить – известная фраза, А сможешь творить убежденно и рьяно? А жизнь ведь сокровище – грани алмаза, Где тысячи тысяч мерцает оттенков, Так просто попробуй раскрыть оба глаза И выбраться к солнцу из тесных простенков! [20]

Ступень девятая БЕСХРАМНАЯ

ГЛАВА 1

Колкие стеклянные снежинки плясали в резких порывах ветра, так и норовя забраться под отороченный мехом воротник, модные сапоги на возмутительно высоких каблуках отчаянно скользили на не присыпанной песком дорожке. Злывой бушевал вовсю, с ревом заметая телеги и загоняя обратно в будки глупых выскочивших собак. Зиму Дебову не любила – холодно, вьюжно и ненастно – за что ее любить-то?

Трактир, как всегда, встретил знакомым полумраком. Дебову отстучала каблучками положенные двенадцать ступенек, спускаясь в пряную полутьму, и радостно встряхнула волосами, оказавшись внутри. Сверкающая морось слетевших с прядей снежинок разлетелась по залу. Дебову никогда не носила шапок или капюшонов – даже в самые сильные морозы.

Не по статусу. Ее профессия – неизменно быть молодой, красивой, модной, роковой львицей, непринужденно присевшей в центре зала и всегда готовой скрасить чье-нибудь одиночество. И она дорого брала за свои услуги. Впрочем, считавшие ее достойной таких денег всегда находились, так что и в этот вечер Дебову рассчитывала на приятную или высокооплачиваемую компанию.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, Дебову чуть поморщилась от разочарования: нечего было торопиться. Пришла бы попозже – и уже трактир был полон, глядишь, и не пришлось бы сидеть в одиночестве за столиком, с отвращением потягивая низкосортный мартини. Сейчас же трактир был почти пуст: пяток завсегдатаев, несколько парочек, трепетно держащихся за руки, да три незнакомые девушки, что-то заказывающие у стойки.

Разочарованно вздохнув, Дебову пошла к стойке, кивая по пути знакомым.

– Отбивную, гарнир – желательно, картофель, салат… – неспешно перечисляла белокурая, загибая пальцы. Ее спутницы молча разглядывали зал полуленивым взглядом человека, давно уже все знающего, но желающего лишний раз освежить в памяти.

– Мне как всегда! – привычно-высокомерно перебила девушку Дебову, ослепительно улыбнувшись молодому официанту. Блондинка спокойно смерила ее равнодушным взглядом и все так же невозмутимо продолжила:

– А еще бутылку вина и что-нибудь сладкое.

В первый раз на памяти Дебову официант не бросился стремглав выполнять приказ ее-великолепного-величества, а продолжил записывать заказ.

– Добрый вечер, – мягко улыбнулась черноволосая девушка с озорными искринками в глазах.

– Добрый! – раздраженно рыкнула Дебову.

– Как там на улице? Без шапки не холодно?

– Не ваше дело! – вспыхнула Дебову, не раз уже простывавшая из-за своего глупого комплекса, что шапка ее старит.

– Не мое, конечно, – с улыбкой согласилась девушка.

Дебову не понравился этот улыбчиво-снисходительный тон:

– Между прочим, красота требует жертв! – Как назло, у девушки не было таких недостатков, на которые при такой фразе очень хотелось насмешливо кивнуть головой. Длиннющие блестящие черные волосы, такие же черные глаза и белая, почти бледная кожа. Чуточку усталый вид, но это уже мелочи. Естественная, неприкрытая и не выставляемая напоказ красота девушки жутко раздражала Дебову.

– Даже в виде менингита? – удивленно-насмешливо вскинула брови черноволосая, улыбаясь.

Дебову рыкнула, раздраженно встала с высокого табурета и отошла от стойки. Раздражение накатывало злыми белыми волнами. Если так будет продолжаться и дальше, то клиенты попросту испугаются ее клокочущего вида, и вечер пройдет впустую.

– Ну уж нет! – прорычала Дебову сама себе, «поселяя» на лице приветливую улыбку и направляясь к любимому столику в центре зала. Мартини принесли через десять минут.

– С каких это пор ты стал меня столь нагло игнорировать?! – возмущенно прошипела Дебову, забирая из рук официанта высокий бокал с прозрачной жидкостью.

– Ты просто не знаешь, кто эти леди! – шепотом ответил он, ничуть не смущаясь, и отошел, не обращая внимания на ее обиженно-детский вид: оттопыренная нижняя губка, трогательно алеющие щечки и невинно хлопающие ресницы.

– Йыр! – шепотом рыкнула Дебову, начиная сомневаться в сегодняшней своей неотразимости.

Обычно она здесь правила бал, любой ее каприз становился законом, а при виде ее обиженного личика любой мужчина был готов луну с неба достать – только бы перестала расстраиваться. Сегодня же столь четко выверенные и проверенные временем приемы не срабатывали. И, главное, из-за чего? Из-за каких-то трех девиц самого обычного вида.

Ну ладно, пусть не очень обычного. Пусть даже совсем необычного и весьма красивого – ну и что? Разве это повод сразу же забывать ее, Дебову Великолепную и Неотразимую? Да что в них такого прям-таки особенного?

Девушки между тем дождались своего заказа, расплатились вперед и неспешно пошли вдоль рядов, выбирая себе столик. Как назло, больше всего им приглянулся соседний.

– Девушка, вы не против? – мило осведомилась черноволосая, ее рука вспорхнула на спинку стула и вопросительно замерла, не выдвигая его.

– Нет! – грубо отрезала Дебову, размашисто прикладываясь к бокалу с мартини. Огненный напиток обжег гортань, тонким пламенным следом отмечая свой путь. Девушке потребовалось огромное усилие, чтобы не раскашляться.

– Вот и чудно! – улыбнулась вынужденная собеседница, легко присаживаясь на стул и опуская поднос, уставленный аппетитно дымящимися тарелками.

Ее спутницы молчаливо расселись, придвинув к себе отбивную. Пару минут за столом царило практически полное молчание, не прерываемое даже чавканьем или случайно брякнувшей ложкой. Дебову сидела за соседним столом и медленно закипала. Ну надо же, какая вежливость! «Девушка, вы не против?» – Можно подумать, если бы она была против, то она имела бы право это честно высказать!

Постепенно Дебову начинало раздражать абсолютно все: чуть приглушенная музыка, ненавязчиво играющая на заднем плане, мягкий полумрак, теплым покрывалом опускавшийся на плечи, прохладное стекло бокала в руке и похотливые взгляды, которые бросали на нее все посетители, даже заглянувшие на минутку. Словом, все то, за что она прежде так любила «Черное пристанище», теперь казалось глупым, надоедливым и безвкусным.

Даже она сама, сидящая в центре, словно елочное украшение, – ничего неестественнее просто придумать нельзя было! Еще чуть-чуть – и она плюнула бы на все это и ушла, отговорившись головной болью, – тем паче голова и вправду начинала болеть; но тут вдруг за соседним столом раздалось мелодичное бульканье глиняной бутыли, щедро оделяющей тонкостенные пузатые бокалы темно-багровой жидкостью, и звенящий от смеха голос воскликнул:

– За нас с вами – и за кворр с ними!

Девушки, смеясь, стакнулись фужерами, пролив немного вина на вызывающе белеющую скатерть, и пригубили вино.

– Итак, что же у нас дальше в планах? – спросила рыжеволосая отсмеявшись. – Где будем ночевать?

– Что значит – что у нас в планах? И где мы будем ночевать? – удивилась белокурая, натыкая на вилку крошечный кусочек отбивной. – Едем к Храму – до него же всего полверсты осталось. А уж там, мне кажется, нас не выгонят ночевать на улицу.

– Да ну? – скептически скривилась первая. – А у тебя, Тай, никакого декокта от склероза не найдется часом?

– Только шэрит в лоб! – лучезарно улыбнулась вторая, вроде бы названная Таей.

Дебову пораженно присвистнула – ведьмы! Угораздило…

Нельзя сказать, что маги и чародейки были такой уж редкостью в деревне, соседствовавшей с Храмом, но в трактир они никогда не заходили – разве что студенты, на которых эта троица совсем не походила. Иначе это здорово начинало напоминать бородатую шутку: «Учился в Храме. Три раза. На первом курсе».

– Жаль, жаль, – вздохнула рыжеволосая. – Боюсь, тебе это поможет лишь посмертно!

– А при чем здесь я? – лениво отозвалась Тая, небрежно теребя в тонких, увешанных кольцами пальцах бумажную салфетку.

– При том, что Храмы, если ты помнишь, переехали. И до портала, протянутого к моему Восточному, пилить нам еще верст сто – не меньше. Желаешь преодолеть это расстояние ночью, на морозе и ветру – ради того чтобы выиграть несколько часов?

– Ну забыла я, забыла, – рассеянно отмахнулась собеседница.

– Ну-ну, – скептически фыркнула рыжеволосая, отпивая еще немного вина.

Тая немного подумала, без особого желания доела отбивную и махнула рукой, подзывая официанта:

– Вот что, милейший, не подскажете, где мы втроем можем остановиться на ночлег?

– Здесь же! – расплылся тот в профессионально-обсчитывающей улыбке.

«Ну сейчас-то он с вас три шкуры сдерет!» – злорадно усмехнулась Дебову, допивая свой мартини.

– Да ну? – удивленно улыбнулась ведьма, прокручивая в пальцах игривую огненную змейку. Официант как-то сразу сник, опустил глаза и уже безо всякой охоты кивнул головой, бормоча ничтожно низкую цену за постой. Ведьмы вновь расплатились наперед, встали из-за стола и направились следом за указывающим дорогу мальчишкой.

Дебову еще раз на всякий случай оглянулась по сторонам, осмотрев скудный сегодняшний контингент, вздохнула и направилась к выходу. Впервые за два года день выдался «нерабочий».

Комната была малопритязательна: три матраца на полу, пара стульев, колченогий стол и умывальник, прибитый над ведром. Но нам, вот уже двое суток ночевавшим в злывойский мороз прямо на улице, и эта клетушка показалась верхом совершенства. Тут же скинув осточертевшую рубашку с брюками, я завернулась в покрывало и залезла с ногами на матрац.

– Жизнь прекрасна! – промурлыкала я, укутавшись по самый нос и прислонившись спиной к стенке. Тая, возмущенно отфыркивавшаяся от ледяной воды в умывальнике, едва ли была со мной солидарна, но, к ее ведьминской чести, спорить не стала, только вкрадчиво посоветовав:

– А ты иди умойся сначала!

Пришлось вставать босыми ногами на холодный пол и шлепать к железной конструкции.

А как она, собственно, работает? Облезлый, полуржавый цилиндр с какой-то кворрью внизу… Раньше вот эту вот внизу надо было приподнимать – и лилась вода, но в этот раз фокус почему-то не прокатил.

– Тай, как оно работает? – нахмурилась я.

– Как всегда, – отозвалась она, быстро переплетая косу.

– Ни кворра! – решительно покачала головой я, на всякий случай предприняв еще одну попытку приподнять язычок.

– А ты сильнее! – фыркнула подруга.

Сильнее? Сильнее… Сильнее?! По-моему, это лучше называть «способ отбойного молотка»! На руки хлынула обжигающе холодная вода…

Н-да, будь у меня магия…

Ее не то чтобы совсем уж не было – нет, за два дня она, в общем-то, изрядно прибыла, уже закрыв бреши в жизненном энергетическом резерве и даже худо-бедно восстановив большую часть блоков, но вот в магическом активе…

Максимум – когда злилась, проскользывали искорки между пальцами. Может быть, если пошуровать по закоулкам ауры, там и найдутся какие-нибудь крохи, но снова их сейчас тратить – просто чистой воды безумие.

Так что пришлось с отвращением плескать ледяной водой в лицо.

– Жизнь прекрасна! – издевательски муркнула Тая, по самые уши упаковавшись в одеяло и расстелив на матраце изрядно потрепанную карту.

– Ыгы, – проворчала я, вздрагивая от холода.

– Разве холодно? – удивленно приподняла брови Лия, наконец-то собравшись с духом и приблизившись на целый шаг к умывальнику.

– Да как тебе сказать, – уклончиво отозвалась я. – Бодрит…

– Переживу, – храбро решила Лия, кинувшись к железной штуковине.

– Ну-ну, – с сомнением откликнулась я, расчесывая распущенные волосы.

– Так, ведьмы, все! – прикрикнула Тая, быстро ведя пальцем по карте. – Лий, заканчивай давай – и покажешь мне, куда конкретно твой Храм соизволил переехать.

– Сейчас, – послушно кивнула Лия, быстро умываясь и морщась от «бодрящей» водички. Возобновлять перепалку мы не стали: по холоду как-то не хотелось.

Через несколько минут матрац, в ходе жестоких баталий с выпихиванием, ляганием и толканием противниц, был поделен на три довольно-таки равные части, и мы столкнулись лбами над картой.

– Вот здесь, – сориентировавшись, ткнула в пергамент Лия.

– Странно, – чуть погодя, отозвалась Тая. – Ведь Храмы удалились друг от друга ровно в полтора раза каждый – так какой смысл ослаблять магический фон в центре Древа, если на его концах даже Веток-то,нуждающихся в срочном обеспечении магией, нет?

– Не скажи, – возразила я, качая головой. – В свете трех последних недель это ничего не значит: Ветки запросто могли появиться новые.

– Иньярра, ты чем думаешь? Онзар, конечно, во многом дурак, но про людей он сказал правильно: Древо не справляется даже с количеством ныне живущих – куда уж там создавать Веткидля новых? Если только в качестве редкой самоликвидаторской подлости…

– Ты умеешь мыслить за Древо? – хитро прищурилась я. – Кто знает, что у него на уме? Тем паче, что в свете моих скромных умозаключений эпицентром глобальных изменений становился именно центр Древа – участок, наименее всего сейчас снабженный и патрулируемый магией.

– Ладно, – вздохнула Тая, устало потирая виски. – За Древо мы и вправду думать не можем – так что не стоит и пытаться… Лий, покажи на карте, где этот твой портал к Храму – и кто, кстати, его настроил?

– А никто, – рассеянно отозвалась ведьма, ища на карте местоположение новоявленного природного портала. – Он просто появился в то же утро, когда Храм не прилетел на остановку в привычное место. До сих пор в Храм и из него ходят исключительно по этому порталу, а где Храм находится, если идти к нему пешком, никто не знает. Были, конечно, смельчаки, которые решили выяснить сие методом тыка – то бишь попросту пойти и найти. Но они то ли еще не дошли, то ли уже и не дойдут…

– Здорово, – мрачно отозвалась я, резким движением забирая пергамент, сворачивая в трубочку и протягивая его Тае. – Ладно, ведьмы, хватит. Давайте лучше ляжем спать, а по утреннему холодку поедем к порталу. Все равно ничего лучше никто сейчас не предложит – я права?

– Холодок я тебе хоть сейчас могу обеспечить, – усмехнулась Тая, послушно пряча карту в сумку. – А ну-ка брысь все по своим матрацам. А то придет утром мальчик – решит, что мы тут оргию на троих устраивали.

– Его проблемы, – уже засыпая, отозвалась я.

Всю ночь за окном выла метель, и я испытывала ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения, что она не может забраться мне под одеяло и выстудить все внутри…

ГЛАВА 2

О деревне остались одни воспоминания, да горчащий в горле табачный дым – поднявшаяся метель за считаные секунды скрыла от нас всякие следы жилья неподалеку. Вихрь холодных стеклянных крупинок больно бил по щекам, заставляя зябко кутаться в меховой воротник. Вемили тоже не были в восторге от погоды, но упрямо продирались сквозь вьюгу к клятвенно обещанному хозяйками порталу, теплу и корму.

– Лий, далеко еще? – крикнула я, силясь перекрыть глухой плачущий голос метели.

– Да нет, буквально четверть версты осталось! – надрывно прокричала та в ответ, силясь обуздать кобылу, недовольно попятившуюся от очередного резкого порыва ветра.

Я подальше запихнула руки в рукава и прижалась к шее лошадки. Хотелось спать. Зверски хотелось. Понятия не имею почему, но как только мне становится холодно, у меня сразу ощущение, что я не спала как минимум неделю и вымоталась до предела. Причем – истинное свинство – это не психологический фактор, проходящий, если не обращать на него внимания, а абсолютно полноправное ощущение, издевающееся надо мной до тех пор, пока я не лягу спать.

Вемили осторожно пробирались по напрочь занесенной снегом дороге, то и дело чуточку пуская в ход крылья, чтобы не провалиться в огромные рыхлые сугробы по самую шею. Хвала Хранящим что они были значительно легче обычных лошадей, так что снег их если и не держал, то хоть не засасывал, подобно зыбким пескам.

Причем «хвала Хранящим» в самом что ни на есть прямом смысле: утром, пока я все еще спала, Лия с Таей четверть часа завораживали вемилей, вплетая в гривы заговоренные ленточки и ставя блоки от холода. А я же, бедная, несчастная, энергетически истощенная (не такая уж, кстати, и истощенная – воду в умывальнике я себе утром уже согрела. Но разве Хранящим надо об этом знать?), сладко посапывала под одеялом на матраце.

Нет, зиму я все же не любила. Почти в любом ее проявлении. Все-таки не хватает меня на то, чтобы любоваться чудесной красотой морозного утра, когда зубы стучат от холода. И Веток,где распахнула белоснежные ледяные крылья матушка-зима, я с вопиющим постоянством избегала.

А вот когда я училась в Храме, сбегать из него каждый раз на три месяца, пережидая зиму на какой-нибудь теплой Ветке, –ну никак не получалось. Зима была благостным временем для преподавателей и мастеров: я замерзала, становилась злая, раздраженная и сонная, так что на долю Храма выпадало куда меньше проказ и пакостей, нежели обычно. Хотя это совсем не значит, что я сидела тихо, как мышка…

…Камин сонно шуршал, лениво облизывая поленья, черная кошка умостилась у меня на коленях и время от времени совала черную любопытную морду в огромный фолиант, с явной неохотой перелистываемый и наскоро, «по диагонали» просматриваемый.

Никогда не любила Древоведение. Его, в общем-то, не любили все, кто на стажировках не писал банальных курсовых по поведению домовых, отсиживаясь в Храме, а действительно ходил по Пути и по Веткам.Потому что неимоверная стереотипизированность и сухость изложения материала просто убивали.

Ну что значит «эльфы – возвышенная и одухотворенная раса, они не слишком любят гостей»? Что скажет эта фраза человеку, ни разу не видевшему эльфа в глаза? Лично мне до первого визита в Варильфийт эльфы представлялись этакими благообразными старцами-мудрецами, гневно прогоняющими всех чужаков прямо с границы. А ведь на самом деле все совсем не так.

Нет бы написать: «Эльфы – они, конечно, строят из себя таких одухотворенно-возвышенных, но на самом деле такие же существа, желающие веселиться, гулять, любить и смеяться. А чтобы никто не узнал эту Великую Страшную Таину, не слишком-то охотно пускают людей в Варильфийт. Но если уж вы прознали это, то можете быть спокойны – не только пустят, да еще и банкет по поводу вашего визита закатят. А что? Повод для праздника ничем не хуже других…» Вот это я понимаю. И запоминается, и не пугает, и – что немаловажно, между прочим! – куда как ближе к истине.

Вот и сейчас, читая в графе «климат» напротив Окейны безликое слово «жарко», я поморщилась, вспоминая эту пышущую вечным жаром печь. Интересно, тот, кто это писал, сам-то хоть раз в Окейне был? Наверное, нет. Если ты там был, то одним «жарко» не обойдешься.

– Иньярра? – в гостиную влетел Доен.

– Что? – потянулась я, спихивая с колен пригревшуюся киску, начавшую рефлекторно выпускать когти, норовя зацепить или порвать мою шерстяную юбку.

Доен таинственно обернулся по сторонам, зашел внутрь и тщательно прикрыл за собой дверь. Мне стало интересно.

– Что, тайна Храмового масштаба? – хихикнула я, с удовольствием отодвигая в сторону надоевший фолиант.

– Хуже, – сокрушенно покачал он головой, садясь на стул напротив и внимательно уставившись мне прямо в глаза. Я демонстративно зевнула, скосив взгляд на часы. Научена горьким опытом: стоит только самую капельку показать Доену, что его новости тебя интересуют – и все: будешь их вытягивать по капле в час. А вот стоит сделать вид, что тебя это никак не касается, и вообще он тебя отвлек от важного дела, – и тут же расколется, как миленький.

– Иньярра, как ты думаешь, заклинание Этерны достаточно сильно, чтобы заставить замереть целую башню? – заговорщицким тоном начал он.

Я задумалась. Заклинание состояло в том, что на определенное количество времени можно было сковать, обездвижить абсолютно любой предмет – причем неважно, живой он или нет (кто как, а лично я вечно пользовалась им, роняя и опрокидывая что-нибудь Ценное, да и не очень). Если протянуть его по крови или цепью, то, может быть, оно бы и обрело достаточную силу…

– Ну… А какую башню? – осторожно поинтересовалась я, опять-таки не высказывая особого любопытства.

– Крайнюю Северную, – не моргнув глазом, ответил Доен. Значит, готовил ответ заранее… Значит, у него какие-то планы, а если у него планы…

– На кой йыр тебе это надо? – резко оборвала я, подаваясь вперед.

– Нет, ты скажи сначала, можно или нет, – заюлил он, но, увидев мой насмешливо-издевательский взгляд, понял, что на эту удочку меня не поймать, и со вздохом признался: – Да мы там с ребятами поспорили.

– Можно ли Этерной сковать целую башню? – уточнила я.

Доен поморщился, снова пойманный на слове.

– Не совсем, – замялся он, неуверенно откинувшись на спинку стула.

– А что конкретно? – продолжала выспрашивать я, не сводя с него испытывающего взгляда.

– Что ты сможешь это сделать… – признался он, смущенно прикусив губу и отводя взгляд.

Я скептически вскинула брови:

– Да ну?

– Ага, – покаянно подтвердил он.

– Кхм… – Я задумчиво нахмурилась, перекинула одну ногу на другую и клацнула зубами на Доена, тут же судорожно сглотнувшего, уставившись в распахнутый разрез до середины бедра. – А лично ты спорил, что я смогу – или нет?

– Что ты! – возмущенно надулся он. – Да чтобы я… Да я…

– Короче! – недовольно поморщившись, оборвала я его.

– Короче, я в тебя верю! – сияя, как начищенный медяк, ответил Доен.

– Ну и дурак, – спокойно решила я, откидываясь на спинку глубокого кресла.

Доен неуверенно нахмурился и решил покачать свои права:

– Иньярра, ну как ты можешь бросать друга в беде?

– Ты хочешь сказать – в луже, куда он залез по собственной же дурости?

– Иньярра! Ну ты же можешь! Ты у нас такая молодец, такая умная, талантливая… – попав на привычную колею беспочвенных комплиментов, Доен настолько увлекся, что машинально наклонился вперед, взял мою руку в свою и поднес к губам: – Просто самая удивительная девушка на земле…

– Доен, не надо так стараться – если, конечно, ты не поспорил заодно, что очаруешь меня за три дня.

К его чести, обнаружив сбой программы поведения, Доен не отбросил моей руки, испугавшись, что оскорблюсь, а, смущенно кашлянув, аккуратно положил назад на бархатный подлокотник кресла:

– Извини, забылся.

– Еще и признался! – насмешливо фыркнула я, убирая руку от греха подальше.

Доен, обнаружив, что опять сел в лужу, смущенно нахмурился и решил лучше молчать – он так умнее выглядит.

Я посмотрела на него, на прогорающий камин, на снег за тонким хрустальным стеклом, мягко падающий пушистыми хлопьями, и вдруг решила – а почему бы и нет? Это в любом случае интересней, чем сидеть и брезгливо отплевываться, читая картонные до скрипа песка на зубах описания Древа. Вот только каким бы образом это провернуть?.. Проигрывать-то не хочется…

– На что спорили?

– На три желания, – с готовностью ответил Доен, уже отчаявшийся получить от меня хоть какое-то свидетельство обдумывания сложившейся ситуации.

– Два – мои, – сразу предупредила я. Доен яростно закивал, согласный на практически любые условия, лишь бы я помогла ему не уронить репутацию. И зачем, спрашивается, было себе таких проблем на… искать?

Впрочем, не девушке, из любопытства «доившей» ядовитый хвост мантихоры, об этом говорить… Яд, кстати, оказался самым обыкновенным, на ведьм опять-таки не действующим. Правда, это мы выясняли тем же опытным путем в медиологическом крыле…

– Да хоть все три! – в сердцах воскликнул он, видя, что я то ли колеблюсь, то ли просто задумалась. – Потому что, если я проиграю Курнаку, – это будет все, конец, крышка!

Ах, так они еще и с Курнаком спорили? Что ж, тогда я из беспристрастного исполнителя превращаюсь в весьма и весьма заинтересованное лицо… С Курнаком мы соперничали вот уже лет пять – и взять реванш за последнюю стажировку мне было необходимо, как воздух.

– Кстати, а как дословно звучал спор? – вдруг спросила я, рассеянно теребя серебряный браслет на руке.

– «Иньярра сможет заставить крайнюю Северную башню замереть хотя бы на полминуты», – старательно процитировал Доен. – А что, это имеет какое-то принципиальное значение?

– Может, и нет, – задумчиво ответила я, методично и терпеливо распутывая, как плотно скрученный клубок, залетевшую ненароком идею. И, додумав до конца, торжествующе улыбнулась: – А может – и да!

Можно было, конечно, пойти в библиотеку, засесть там за десятком фолиантов и лет через шесть вычитать-таки, каким образом заклятие Этерны можно настолько усилить – наверняка Курнак с Доеном не первые этим заинтересовались, были и другие, более талантливые и увлеченные маги, и, возможно, они и нашли решение этой задачи…

Но мне было скучно именно сегодня, поэтому растягивать удовольствие на завтра и дальше я никоим образом не собиралась. А значит – будем искать более быстрый и рациональный (по моим меркам) способ решения поставленной задачи.

Точнее, я его уже нашла и теперь, накинув поверх пушистой кофты и юбки зимнюю дубленку, летела вниз по ступеням, собираясь как можно быстрее испробовать в действии. Благо Храм пока стоял на земле, так что пользоваться порталом мне не пришлось. На улице было снежно, но не холодно – снег пушистыми перьями усыпал все вокруг, меховой оторочкой улегшись на карнизах и наружных подоконниках.

По двору носилась ребятня, с дикими криками обкидывая друг друга и всех мимо проходящих зачарованными снежками. Такой снежок, ударившись о преграду, вместо того чтобы упасть, предоставив себя в распоряжение разъяренного противника, тут же пугливо улепетывал обратно к хозяину, а уже через секунду летел к новой цели. Восхищению ребятни не было предела.

Я быстренько накинула на себя защитный купол – заклинание, конечно, энергоемкое, его для отражения стрел и скользящих ударов применяют, но, хвала Хранящим, вблизи Храма задумываться о боеготовности и наполненности ауры не приходилось. Так что вся знакомая ребятня обиженно дулась, глядя на снежки, лихо отскакивающие от невидимой преграды и со свистом устремлявшиеся в обратном направлении. Судя по не стихающим ни на минуту воплям, меткость у меня была приличная…

Видя такое дело, малолетние студентики решили, что они тоже не лыком шиты. И задумали ответную гадость.

Какую – я пока не знала, но, судя по ликующим лицам вновь оповещенных и предвкушающим – оповещающих, гадость обещала быть большой и качественной. Моя школа…

Внезапно перед калиткой, ведущей на задний двор, выросла баррикада. Мальчишки от семи до девятнадцати лет, со съехавшими на одно ухо шапками, всклокоченными волосами и с пылающими горячечным румянцем щеками, стояли насмерть, перегородив мне дорогу.

– Ну? – с мрачной лаконичностью поинтересовалась я, на всякий случай подновляя заклинание защиты, – от этих сорванцов чего угодно можно ждать. Это я, умудренная летами и тоннами пересортированных после уроков жуков-недорогов, уже перешла на куда более интересные и сложные пакости. Мне теперь просто так подложить мастеру биде-шутиху на стул не интересно – мне бы что-нибудь этакое, изящное, но с размахом. Башню заморозить, например…

– Э-э-э… – неуверенно отозвались они, косясь друг на друга.

Эх вы, малышня! Коль уже пакостить собрался – так делай это с чувством, с толком и удовольствием, чтобы потом в подвале не было безысходного отчаяния за бесцельно прожитые годы.

– Чего надо, булькотня рейтузная? – добродушно пояснила я, напоказ засовывая вроде бы озябшие руки в рукава. Дескать, смотрите, я вся такая беззащитная, руки заняты, так что колдовать не могу – так что пакостите на здоровье!

Купились. Восторженно взревев, они хором проорали что-то совершенно несусветное, явно самостоятельно придуманное, – и в меня со свистом полетели клочья снега, норовя залепить глаза, сбить с ног, замести по самую макушку. Когда через полминуты пурга подулеглась, ребятня возмущенно-разочарованно завизжала, увидев меня на том же самом месте, в той же самой позе, не тронутую снегом и с многозначительной улыбкой на губах.

Самодовольно тряхнув черными волосами, я усмехнулась и, глядя на оторопевших мальчишек, заявила:

– Учитесь, пока я жива! – и, разметав их силовой волной по близлежащим сугробам, горделиво-неспешно отправилась к калитке.

Это был триумф. Меня просто пожирали глазами, в который раз признавая, что по части пакостничества и не попадания в оное мне равных нет. Я гордо шла по расчищенной дорожке, самодовольная улыбка не слетала с губ, и… И тут-то вступил в силу самый действенный и непреложный закон, существование которого столь упорно отрицают все физики. Закон подлости.

Ибо в то благословенное время я еще только-только пробовала на вкус жизнь в ритме каблуков, поскальзываясь и оступаясь на них на каждом шагу. И, разумеется, не споткнуться и не растянуться прямо на глазах у всей малышни было просто выше моих сил!

После взрыва хохота мне, как следует искупавшейся в снегу, было терять уже категорически нечего, так что игра закипела вдвое жарче. Воздух звенел от вспарывавших его комков снега и звонко срывающихся с губ заклинаний. Срывались с губ, конечно, и кое-какие другие слова, но их мы, в силу близости Храма и, следовательно, наставников, старались слишком громко не произносить.

Ну скажу я вам, даже если ты – девятикурсница, одолеть с десяток нагло объединившихся в антиведьминскую коалицию перво-второкурсников не так-то просто! Со двора я вышла только через полчаса, вся вымазанная в снегу, промокшая, но донельзя довольная собой – все противники тихонько приходили в себя и тщетно пытались вытащить свои бренные тела из сугробов.

Легко пробежавшись по чуть тронутой ледком тропинке, прошмыгнув в мною же настроенный и уже миллион раз опробованный портал, я очутилась в восьми верстах от Храма. Не много, но идти не хочется.

Вот там, где прямо посреди огромного заснеженного поля дремала жутких размеров куча снега, звучный детский храп далеко разносился во все стороны. Постояв немного, любуясь на это умиротворенное безобразие, я подошла поближе и сильно надавила на одной мне ведомую точку на теле дракона.

Тот недовольно зарычал, инстинктивно ударяя лапой ровно по тому месту, где я стояла минуту назад. К счастью, привычки, рефлексы и инстинкты Масмеда я знала наизусть, так что к тому времени, как громадная когтистая лапа звучно припечатала снег перед собой, меня там больше не стояло.

Смешная голова с наростами за маленькими, почти незаметными ушами повернулась в мою сторону и раззявила пасть:

– Инни? – Хоть убей, но запомнить имя «Иньярра» было выше его драконьих сил. – Тебе чего?

– Вижу, ты уже поменял шкуру? – не отвечая, заметила я, кивая на его снежную одежку. Драконы – удивительные существа. Они даже шкуру меняют четыре раза в год, по сезонам.

Весной шкура покрывается легким мягким оперением, чуть-чуть согревающим, но, главное – для меня, не для дракона – придающим драконьему облику на диво праздничный вид. Летом кожа зеленая и влажная, чтобы было не слишком жарко, осенью – золотисто-бордовая чешуя, не боящаяся дождей и туманов, а зимой – уж не знаю что, но жутко похоже, словно всего дракона вываляли в снегу с ног до головы и запретили отряхиваться. Для маскировки – самое оно, да и Масмед заверяет, что тепло это нечто – сохраняет великолепно, но мне, эстетке… Не ах.

– Да, в этот раз поздновато, правда? – Дракончик расстроенно осмотрел себя с ног до головы, увидел, что с утра ничего не изменилось и прежняя роскошная золотая чешуя к нему не вернулась, и со вздохом уронил морду на лапы. От маленького землетрясения мои, еще не привычные к шпилечным испытаниям, ноги окончательно подогнулись, и я с размаху плюхнулась на пятую точку. От дубленки остались одни покрытые снежно-льдистой корочкой воспоминания.

– Инни? – обеспокоился дракончик, разглядывая меня, как слон муху. – С тобой все хорошо?

– Да, – рассмеялась я, решив пока не вставать – все равно потом опять падать. – У меня просто ноги устали.

Дракончик подумал, важно кивнул и расстелил передо мной огромное теплое крыло:

– Садись! Замерзнешь!

Благодарно рассмеявшись от такой галантности, я с удовольствием перебралась на великодушно предоставленный «коврик».

Масмед был удивительным драконом. Скорее всего, потому что был пока еще маленьким – всего-то первую сотню разменял. Драконов я знала, в общем-то, немало, состояла с ними в разных отношениях – от нежной дружбы до непримиримого антагонизма, но ни один из них не был таким, как Масмед.

Он с удовольствием очертя голову бросался в любые мои, даже самые бредовые, авантюры и ничуть не расстраивался, если они по моей глупости срывались. Его, к счастью, наказать никак не могли – попробуй запрети что-нибудь дракону! – а вот мне влетало постоянно.

Особо трогательным был момент, когда этот громадный ребенок решил незаметнопрокрасться к Храму и просунуть мне в чердачноеокошко в подвале передачку! На нашем счету было три поджога мужской бани, наведенный на все поля вокруг туман, попытка обкурить и без того сумасшедшего дракона беладонной (не увенчавшаяся успехом исключительно потому, что незадачливый Масмед выдохнул сноп искр на загодя приготовленный для его обкуривания стог травы), а уж перепорченных пирогов, каш, супов и прочих блюд, имевших несчастье томиться в печи, когда Масмед походя случайно выплюнул в трубу с десяток искр – не сосчитать!

Вот и сейчас дракончик смотрел на меня с нескрываемым любопытством, явно надеясь на занятное развлечение. Заскучал маленький – давненько мы с ним не виделись. То мне некогда, то Храм не здесь, то у меня на редкость (очень редкую редкость) непакостное настроение…

– А что ты хотела? – вкрадчиво пророкотал дракончик, предпринимая попытку накрыть меня сверху вторым крылом, словно одеялом, но потом понял, что он меня скорее прихлопнет, чем согреет, и благополучно отказался от своей пагубной идеи.

– Масмед, помнится, ты как-то раз говорил, что зимой умеешь выпускать ледяное пламя… – Я начала издалека, внимательно наблюдая за реакцией. Дракончик уверенно закивал, с любопытством подавшись вперед:

– Да, могу! Показать?

– Пока не надо! – торопливо отказалась я. – А какой силы это пламя? Оно может заморозить?

– Конечно! – обиженно взревел Масмед. – Хоть целую десятитысячную армию!

– Ну армию, предположим, мне пока не надо, – тонко улыбнулась я. – Но вот само пламя пригодится…

– Зачем? – тут же поинтересовался «хочу-все-знайка».

– Видишь ли, Масмед, я тут поспорила с одним человеком, что я… Что ты – такой сильный дракон, что сможешь заморозить на полминуты крайнюю Северную башню в Храме. Как ты думаешь ты действительно такой сильный дракон?

– Конечно! – проревел он. – Если не веришь – полетели прямо сейчас, и я заморожу к йыру эту твою башню!

– Поедем, – тут же радостно согласилась я, вскакивая на ноги. – Только вот такие слова тебе пока употреблять еще рано.

– Извини! – тут же смущенно потупился дракончик. – Я забыл, что в присутствии дамы…

Дама фыркнула от смеха и залезла по услужливо подставленному крылу ему на спину. Дракончик вежливо подождал, пока я усядусь и прекращу ворочаться, пытаясь умоститься поудобнее, и на всякий случай спросил:

– Можно?

– Да! – ответила я, стиснув зубы и прижавшись к драконьей спине.

Масмед, храня всадницу, летел очень плавно, рывков крыльев почти не ощущалось – разве что чуточку пугала земля, с каждым мгновением все отдаляясь и отдаляясь, быстро превращаясь в одно смазанное снежно-белое пятно.

Храм возник внезапно: вот еще только что вокруг ничего не было, и вдруг – на тебе. Стекла переливались в болезненно-ярких лучах зимнего солнца, мягкими снежными мазками расписанные подоконники сказочным образом оттеняли и без того великолепный, магический, волшебный фасад.

– Какую башню? – вывел меня из раздумий рокочущий голос дракончика. Когда он разговаривал, подо мной что-то тихонько вибрировало.

– Вон ту, самую правую, – сориентировалась я.

Масмед в три мощных взмаха подлетел к нужной башне и на всякий случай решил уточнить:

– Я должен ее заморозить? Точно?

– Точно! – радостно ответила я, предвкушая выражение лица Курнака, когда он увидит, каким образом Доен выиграл спор.

– Ну смотри.

Дракон стал медленно раздуваться, набирая в легкие воздух, но не торопясь его выпускать. Увеличившись раза в полтора, он блаженно закрыл глаза и с присвистом выдохнул столб ледяного пламени, мигом покрывшего всю Северную башню целиком.

– Ур-р-ра! – завопила я, порываясь захлопать в ладоши и чуть не падая с дракона.

– Хорошо? – самодовольно спросил Масмед.

– Отлично!

Педантично засеченные полминуты прошли, прошли и две, и три, и пять… Посчитав спор наверняка уж выигранным, я решила:

– Все, Масмед, хватит!

– Что – «хватит»? – не понял он, размеренно работая крыльями, чтобы удержаться в воздухе.

– Просто – хватит, – удивилась я. – Можешь размораживать.

– Инни… Инн…

– Что?

– Ты знаешь, а я не умею этого делать…

– Что?!!

А внизу уже собирался ошеломленный народ…

…Свои законные два желания я придумывала, сортируя по кучкам жуков-недорогов. Благо занятие было в меру нудное и способствующее размышлениям на тему «нейросоматическая трансгрессия – как ее нет, не было и не будет»…

…Над башней магистры бились три дня. Через неделю она разморозилась по собственному почину…

ГЛАВА 3

– Иньярра? Иньярра… Иньярра!!!

– А? Что? – Я ошеломленно потрясла головой, выбираясь из недр памяти.

– Бесхрамная, я, конечно, понимаю, что тебя одолевают мысли о несовершенстве этого мира и о вечном…

– Это о желании тебя убить, что ли? – перебила я.

Лия недовольно поморщилась и продолжила:

– Но, может быть, ты все же соизволишь спуститься с небес на землю и активировать портал?

– А почему я? – машинально возразила я, даже еще толком не проснувшись.

И правильно – у меня вообще по жизни принцип был: если тебя пытаются к чему-то припахать, то прежде всего поищи, на кого бы это дело спихнуть. И только потом, если уж первый пункт выполнению не поддастся, начинай думать, а так ли сложно выданное задание и не проще ли самой его сделать, чем носиться по всем этажам, скрываясь от разъяренного наставника.

– Потому что ты у нас маг-воин! – недоумевающе вскинула брови Лия. – И вообще-то должна в порталах разбираться лучше нас с Таей.

– Должна, – послушно кивнула я. И, подумав, глубокомысленно добавила: – Но это же еще ничего не значит!

Лия, не препираясь больше, молча кивнула мне на небольшое вытоптанное – хотя нет, неправильно – скорее, вытопленное магической энергией – пятно на снегу. Синеватая пульсация магии стонущей болью отозвалась в груди.

– Скажу как – а дальше вы сами, – честно предупредила я, нехотя спрыгивая с Шэры в глубокий снег и тут же проваливаясь чуть не по пояс.

– Хоть скажи, чадушко ты наше! – вздохнула Тая, пряча замерзшие руки в карманы дубленки.

Я, протоптав (лучше сказать – прорыв, или вспахав собой) широченную зигзагообразную траншею (а вы попробуйте двигаться по пояс в снегу безо всяких ориентиров перед глазами), приблизилась к вытопленному пятачку. Знакомая магия налобной повязкой стянула голову, в висках застучала боль. Я медленно, преодолевая себя, протянула вперед руку и легонько прикоснулась к снегу.

Ничего, все тихо. Ловушек нет. Да и зачем – кто, не зная точного расположения портала, сюда может забрести? На четыре версты кругом – ни единого селения.

– Обычный портал. – Я неопределенно пожала плечами. – Неактивированный. Вскрывайте через Эльминтову аксиому.

– Это же теорема, – недовольно нахмурилась Лия. Мы с Таирной только понимающе переглянулись.

– Объясняю популярно. Даже после трех бессонных ночей вникнуть в смысл доказательства этой теоремы я не смогла – зазубрила на контрольную, и все. Так что для меня она доказательства не имеет. Значит, аксиома.

– А я все теоремы именно так и зазубривала, – со смешком призналась Лия. – Что ж теперь – все аксиомами называть?

– Да как хочешь, – отмахнулась я, отступая на несколько шагов. Теперь траншеи наших «следов» напоминали прогрызенные ходы сумасшедших кротов, спьяну решивших добраться до дома «короткой дорогой».

Ведьма подошла к порталу, тихонько погладила воздух над ледяной застывшей корочкой и присела на корточки. Тихим, одним длинным присвистом выдохнула заклинание, ни разу не сбившись ни в словах, ни в жестах, ни, как я предполагаю, в образах.

Над растопленным пятачком заколыхалось призрачное марево, повиснув в паре вершков над землей. Из гостеприимно распахнутой двери повеяло легкой весенней свежестью.

– Ну что, поехали? – улыбнулась довольная собой Ильянта.

– Поехали, – кивнула Тая, первой заставляя Ленку сделать три шага вперед. Хорошо иметь дело с вемилью: она преотлично чувствует, что перед ней магия, но совершенно ее не боится. По порталам только так шныряет.

Я бросила последний взгляд на расстилающуюся до самого горизонта снежно-льдистую пустыню, вдохнула полной грудью абсолютное, неоспоримое и чуточку злое всесилие зимы – и шепнула Шэрке на ухо:

– Пошли!

Лошадка послушно прошла несколько шагов до портала, но там остановилась, недоумевающе и весьма красноречиво поглядывая назад: дескать, а они чего? Так тут и останутся?

– Они поедут, но только за нами, – терпеливо объяснила я кобылке, веря, что она понимает каждое мое слово. Впрочем, ни одного повода в этом сомневаться за пятьдесят лет не было. – Портал закрывается, как только в него проходит создатель. Ты что, хочешь остаться здесь в полном одиночестве?

Лошадка обиженно всхрапнула, огрев меня хвостом по ногам: нет, мол, но должна же я за всем проследить!

– Иди уж, беспокойная ты моя, – засмеялась я, легонько трогая ее бока каблуками. Шэрка недовольно попятилась и – была не была! – как-то боком резко скакнула в портал.

В лицо ударил сырой ручейникский [21]ветер…

Лошади осторожно ступали по дороге, брезгливо ставя копыта в весеннюю грязь, и блаженно жмурились под солнцем, щедро поливавшим землю радостными юркими лучиками. Эх, не будь мы ведьмами – ни одно здоровье не выдержало бы такой жизни. Биоритмы бы с ума сошли. Это ведь не так-то просто: в один и тот же день испытать на себе все морозные прелести зимы, согреться под весенним солнышком и расплавиться в светодарской жаре!

Маги – и те вынуждены менять Веткине чаще, чем раз в две недели – для адаптации. Ведьмам, призванным всю жизнь идти по Пути, повезло больше, хотя порой начинает беспричинно болеть голова или темнеть в глазах. Магия – дело тонкое, за все, что ты у нее взял, рано или поздно придется расплатиться. Любовью. Счастьем. Здоровьем.

Лия под ровное убаюкивающее покачивание дремала в седле, мы с Таей разговаривали шепотом:

– Понимаешь, Тай, даже не знаю, как себя вести. Я столько лет с ними всеми не встречалась… Вроде бы – наставники, учителя, а с другой стороны – такие близкие люди, что «выкать», сидя по разные стороны стола совещаний, просто противно!

Тая мягко улыбнулась:

– Не переживай. Все будет хорошо. И нечего думать, что тебе будет тяжело с ними общаться. Первые полминуты – да, может быть. Но потом – куда там! Потом не заткнешь фонтан возбужденного красноречия!

– Надеюсь. – Я расстроенно вздохнула, поерзав на спине лошадки. Шэрка обернулась, словно спрашивая: «Ну что? Чего в этот раз тебя не устраивает?».

– Ничего, все нормально. Просто отсидела себе все, что можно и нельзя, – улыбнулась я ей. Лошадка обиженно повела ушами: «Сидит у меня на спине, ничего не делает, да еще и жалуется!» – и отвернулась.

– Лия там просыпаться думает или как? – зевнула Тая, сладко потягиваясь.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Сейчас узнаем! – И с силой ткнула Лию кулаком в бок.

– Аээуу!!! – возмущенно откликнулась та, не спеша открывать глаза. – Какому йыру что надо?

– Да мы вот тут узнать хотим, ты просыпаться собираешься – или как? – с широченной улыбкой невинно спросила я. Тая согнулась от смеха, обняв Ленкину шею.

Лия возмущенно распахнула глаза и поинтересовалась:

– И все?

– Ну да, – пожала я плечами. – А что, ты еще что-то хочешь нам сказать?

– Сказать не хочу. Хочу убить. Тебя.

– Ни в коем случае! Я – последний представитель вымирающего вида ненормальных ведьм.

– Ну так дадим виду достойно завершить начатое! – спокойно согласилась Лия, окончательно просыпаясь. – Чего у вас тут, пока я спала, интересненького было?

– Да ничего, в общем-то, – откликнулась Тая.

Я промолчала. Я была занята. Тяжким и непривычным делом.

Я думала. И вот тут-то, сквозь непроходимые дебри логики, дедукции и прочих умозаключений, ко мне пришла новая мысль, тут же повлекшая вопрос:

– Тая? Тай, а каким образом мы сейчас попадем в Храм?

Ведьма удивленно окинула меня взглядом, сочувственно вздохнула и ответила:

– Через двери. Вемилей на конюшне оставим. А что?

– Тай, не надо только делать из меня идиотку. Мы к Храму что, полетим? Он же на землю опускается только на рассвете, а ни одну из нас на еще один портал попросту не хватит.

Тая вздохнула и максимально терпеливым тоном начала:

– Солнышко ты наше бесхрамное, ты попробуй подумать…

– Головой! – веско уточнила Лия, тут же схлопотав за это тычок в бок.

– Мы едем к Храму, – не обращая на нас внимания, продолжала Тая. – С нами – его Хранящая. Какой вывод?

Я молчала и обиженно сопела. Тая вздохнула и сама ответила:

– Вывод – что Храм прилетит к Хранящей, если она позовет. Вот как просто можно решить твою проблему, если подумать.

Эх, вот как раз думать мне, похоже, противопоказано.

Лужи радостно сияли золотыми бликами, звонкий перестук тающих сосулек отбивал праздничный гимн. Яркими солнечными улыбками светились еще голые, тонкие-тонкие веточки черных деревьев. Ботинки промокли насквозь, тонкие каблуки то и дело проламывали чуть-чуть подстывший ледок и со звучным плюхом проваливались в лужу.

Мы шли к Храму.

Храмы – это просто удивительные существа. Именно существа, у меня никогда не повернется язык признать Храм неодушевленным предметом. Нет – куда там! У него есть и характер, и любимое время года, и настроение каждый день меняется – на то он и Храм.

Причем в зависимости от этого всего каждый день меняется и внешний вид Храма. Но – только внешний, внутри все остается по-старому, разве что лабиринты порой заново запутываются. Чтобы разгильдяйкам типа меня неповадно было по ним шляться. Эх, дурные психологи накладывали эти заклинания! Ведь каждый месяц изучать новый лабиринт куда интересней, чем годами ходить по одному и тому же, выученному, как свои пять пальцев, еще на первом курсе.

Сегодня Храм был в уверенно-монументальном расположении духа. Внушительные линии корпуса, аккуратные квадратики окошек с изукрашенными резьбой по дубу ставнями. Массивная тяжелая дверь с глухим скрипом отворилась, пропуская нас внутрь.

Ильянта сразу же преобразилась. Пальто и брюки всколыхнулись легкой дымкой, обращаясь в строгий костюм чародейки: черную мантию до пола, черную же юбку и легкую бежевую рубашку. Волосы, словно живые, поползли с плеч наверх и удовлетворенно улеглись на затылке в строгий пучок.

Я бы едва ли была очень счастлива, оказавшись в таком виде: классика – дело, конечно, хорошее, но не для меня. А вот Ильянта была совсем даже не против. Хранящая настолько тесно связана со своим Храмом, что он даже меняет ее внешность под свое настроение. Или – подстраивается под ее. Кто из этих двоих – Храм или Хранящая – доминирует, никто так и не в силах понять. А Хранящие на прямые вопросы только многозначительно отмалчиваются блаженно улыбаясь.

В холле было пустынно. Немудрено: все живущие в Храме не замечают, как Храм меняет направление, поднимается, приземляется, ловит воздушные потоки. Иначе бы морская болезнь была гарантирована всем без исключения. Потому что наш Храм – мало того что может разогнаться до пятидесяти верст в час, так еще и подурачиться в воздухе любит: ап! – тебе кульбитик!

Так что если бы не блоки, невесть кем поставленные и по неведомой причине не нуждающиеся в подновлении, то худо бы студентам с наставниками пришлось. А так – ничего. Никто даже не заметил, что Храм приземлился – такого никогда не ожидаешь посреди бела дня, а за окно, где чаще всего отражается одно и то же небо, студентам надоело смотреть еще на первом курсе.

Так что о нашем прибытии никто даже не знал и не догадывался.

Мы быстро шли по прохладному холлу, мельком разглядывая давно знакомые гобелены и прислушиваясь к приглушенным голосам в караулке. Сколько себя помню – столько дежурные у нас в лото играют.

– Одиннадцать – барабанные палочки!

– Квартира – по одной!

– Сорок пять – а в тот раз так и не вышла, зараза!

– Э, куда полный кулак нагреб? Кому сказано – по одной!

– Бабка – на низ пошла.

– Сколько лет бабке?

– Восемнадцать! – Бочонок звучно шлепнулся на замызганную карту.

– Эк, молодая бабка! У меня уж монет не хватает!

– А ты в передвижку. Венские стульчики – сорок четыре – новосел!

– Верх! Доставляй!

– Иди ты со своим верхом – их у тебя по пять на двух картах!

– Врешь! Доставляй!

– На, подавись! – Звон монеты, покатившейся по деревянной столешнице.

Игра шла уже давно, на мизерные ставки и без особого интереса – лишь бы время провести.

– Туды-сюды, как свиньи спят – шестьдесят девять.

– Низ!!! Что, съел?!!

– Какой низ? Опять мухлюешь? А ну проверять давай!

– Давай! Пять, одиннадцать, тридцать семь, полста, бабка!

– А полста откуда? Не было!

– Какое не было? Вон у тебя на карте стоит!

– Ишь ты, зараза, правда – стоит!

Монеты перекочевали со стола в кошель.

Мы показались из-за угла, и дежурные, сто лет, кажется, знакомые, молодящиеся и еще вполне бодрые старички, забросив лото, выскочили из караулки:

– Кто такие?

– Чего надо?

– Как вошли?! Храм же в воздухе!

– Гля, – вдруг удивленно раскрыл рот Садых, разведя руками, – да это ж Хранящая! Мать моя женщина! И Иньярра!

Глаза подозрительно защипало…

ГЛАВА 4

– Ты что, с ума сошла? Я не стану подслушивать под дверями!

Я измученно вздохнула. Ох, уж эта Ильянта! Ну как выкинет в самый неподходящий момент очередной свой бзик этикета и приличий – так хоть вешайся!

Мы с таким трудом убедили дежурных никому ничего не говорить о нашем приезде – дескать, хотим устроить сюрприз, – дабы можно было спокойно тихонько пошляться по Храму, выясняя обстановку, – и все для чего? Для того чтобы Лия сейчас заявила, что подслушивать под дверями – это низко и недостойно ее?

Юггр мамрахх продзань!

– Лий, если не хочешь – не надо, мы же не заставляем, – вздохнула Тая, снимая дубленку и растворяя в воздухе. Я так не умела, так что приходилось тащить свою на руках.

– Что значит – «не заставляем»? – опять взвилась Лия. – А как иначе мы узнаем обстановку?!

Только я было собралась высказать Лие все, что я думаю по поводу ее логики и прочих интеллектуальных качеств, как Тая вдруг напустила на себя непрошибаемо спокойный вид и сделала мне знак не вмешиваться.

– Да, в таком случае с информацией возникнут некоторые проблемы, – послушно признала она, не спеша, впрочем, развивать и заканчивать свою мысль.

Лия нахмурилась и слегка отступила:

– Ну я же не говорю, что мы не должны разведать обстановку… Просто мы же не столетние глупые ведьмочки (я очень выразительно хмыкнула), чтобы подслушивать под дверями. Наверняка есть какие-то более изящные способы!

– Есть, – невозмутимо согласилась Тая. – Можно создать Сферу Истины. Она позволяет увидеть и услышать, что твориться в любом уголке Храма.

– Ну вот видите! – обрадованно подхватила Ильянта.

– На ее создание у нас уйдет неделя, – так же спокойно и ровно сообщила Тая. – Так что можешь приступать… Пошли, Бесхрамная мы с тобой обойдемся и «глупыми и неизящными» способами.

Лия немножко постояла, нахмурившись и слушая удаляющийся перестук каблуков (Тая вообще на них специально ставила металлические набойки – любила отстукивать шаг), а потом заорала вослед:

– Вы что, серьезно думаете, что я, вместо того чтобы воспользоваться максимально простым и разумным способом, стану, как ненормальный ученый, ударяться в умозрительные трудности?! Да ни в жизнь!

Я чуть не прыснула со смеху, но Тая вовремя пихнула меня локтем в бок:

– Вот и я все удивляюсь, чего ты там стоишь?! Пошли уже!

Лия как ни в чем не бывало поспешила к нам, а я старательно прикрыла неумолимо расползающиеся в улыбке губы ладонью. Все-таки Тае иногда хочется памятник поставить…

Мы быстренько рассредоточились по Храму, начав его осмотр с разных сторон. Что конкретно надо искать, никто не знал, так что действовать приходилось по принципу «увижу – узнаю». Задачей номер один лично я себе поставила хотя бы вообще выяснить, насколько наставники и студенты в курсе того, что творится снаружи, и как они к этому относятся.

Мне достался третий этаж. И первый кабинет – о, разумеется, кому еще могло так повезти?! – первой дверью оказалась та, которая вела в кабинет риль Дарвинт.

– Приехали, – вздохнула я.

Мы с ведьмами накрепко договорились прослушивать каждую встретившуюся на пути дверь, чтобы потом не пришлось прочесывать Храм еще на раз. Но подслушивать под дверью риль Дарвинт… Упаси Хранящие!

Это была Чародейка с заглавной буквы. Преподавала язык – нам, Сказителям, – самое то. Я никогда не решалась подвергнуть ее хоть сколько-нибудь значащей критике потому, что попросту не было за что. Напротив, это была удивительная женщина.

Я ни разу не видела, чтобы у риль Дарвинт был усталый или измученный вид, она никогда не проявляла своего раздраженного состояния или плохого настроения. У меня просто в голове не укладывалось, каким образом она ухитряется следить за всем и сразу. Как можно всегда обо всем помнить, всегда быть собранной и сосредоточенной, но при этом ни разу за все время моей учебы не позволить себе прийти с ободравшимся лаком на длиннющих ногтях или в небрежно подобранных украшениях?

И причем я этим восхищаюсь даже сейчас, когда прошло пятьдесят лет, – а что уж говорить о времени учебы? Она, пожалуй, за всю мою жизнь была единственной, на кого я хотела быть чуточку похожей (честно признаюсь, мне это не удалось).

Я, переминаясь с ноги на ногу, стояла перед закрытой дверью и не знала, что мне делать. Подслушивать за риль Дарвинт? Увольте, бывают и куда менее страшные способы самоубийства…

Вернуться к ведьмам и сказать, что побоялась, не посмев нарушить правил приличия?

Засмеют ведь.

И, глубоко вздохнув для храбрости, я быстро прижалась ухом к двери…

– Так, Ирна, ведь все эльфийские диалекты с третьего по десятый использовались впоследствии магами для составления собственного, магического языка? – в привычной скороговорочно-непринужденной манере напирала Дарвинт.

– Ну… да, – неуверенно-смущенно отвечала девочка.

– Ну так тогда значит, что седьмой диалект также был использован для составления заклятий? – еще больше нападала риль.

– Н-н-нееет, – совсем растерялась девочка. Выучила, по всей видимости, параграф от сих до сих, но забыла порыться в примечаниях… – и теперь студентка совершенно не знала, что делать.

– Но как же, Ирна?! – изумленно откинулась на спинку кресла Дарвинт (нет, я не видела, но просто за десять лет все ее жесты и привычки выучила наизусть). – Если все эльфийские диалекты с третьего по десятый были использованы для создания магического языка, то, значит, и седьмой использовался! Или я не права?

Девочка помертвела и судорожно вцепилась пальцами в столешницу. Сказать риль Дарвинт, что она не права? Повторяю, есть и менее страшные способы самоубийства. На такое не решился бы ни один человек в Храме. Ну разве что Хранящая.

– Ирна, да ответьте же! – недовольно нахмурилась Дарвинт. – Я не права?

– П-п-правы, – запинаясь, прохрипела студентка.

– Да ну? – Тонкая бровь взвилась высокой дугой. – Значит, седьмой диалект использовался?

– Нет! – в отчаянии проскулила девочка.

– Но ведь использовались все – с третьего по десятый, – «недоуменно» повторила Дарвинт. – Вы сами это только что подтвердили!

Ирна мечтала уже только об одном: провалиться сквозь землю. Далеко-далеко, и жить там вместе с кротами и дождевыми червями. Просвещать их относительно толком не выученных эльфийских Диалектов. Подсказать ей заклинание, что ли?

А между тем Дарвинт обожала ставить людей в такие обстоятельства. Скажет какое-нибудь непреложное правило, а потом еще и ехидно спросит: «Я не права?» – и попробуй что-нибудь возрази! Правильный же ответ – на любой такой вопрос – начинался с двух коротких слов: «Да, но…»

Дескать, да, вы правы, я в этом не сомневаюсь, но, видите ли, существуют некоторые исключения из сказанного вами, несомненно действующего в большинстве случаев правила. Исключения вроде того, что седьмой диалект в силу чрезвычайной сложности произношения не был использован магами, хотя об этом и мало кто знает.

Между тем истязание младенцев было завершено фразой:

– Садитесь, Ирна, вы сегодня, видимо, не выспались! – и на заклание позвали к доске кого-то следующего.

Итак, хватит подслушивать, как обычная первокурсница. Лия права, более совершенные способы получения информации действительно имеются. Только знают о них не такие пай-девочки, как она, а хулиганки со стажем. Даже я сама уже не помню, сколько секретных заговоров я порушила в пух и прах благодаря одному такому миленькому заклинанию…

Энергии у меня, конечно, было не много, но на заклинание хватит. Тем более что для него магии требовалось по минимуму: ведь по остаточной энергии очень легко выяснить, кто ее бывший хозяин. А на подслушивающее заклинание магии шло настолько мало, что ее остатки успевали рассеяться прежде, чем изумленный маг успевал сообразить проверить пространство на их наличие. Удобная вещь, одним словом.

Вполголоса прошептав пару слов, я принялась прослушивать комнату. Не слова – нет, они мне были не нужны – определение ноцратических языков я и без того знала, – а мысли. Чувства. Страхи. Общее настроение, короче.

Так-так… Первокурсники – они на то и первокурсники, они еще мало соображают, что вокруг происходит и чем это лично им грозит. Когда самое страшное в жизни – схлопотать «незачет» у риль Дарвинт, то мало задумываешься о том, что творится во всем остальном, не знающем определения метонимии, мире.

Но вот среди ярко-желтых – неувереных, белесо-седых – панически боящихся и ярко-красных – расстроенных пятен эмоций ровным синим светом возникло лиловое. Спокойное, чуть тревожное. Ожидание. Готовность ко всему. Без страха. Без предвкушения и нетерпения. С умеренной долей любопытства. И все.

Эх, риль Дарвинт, как же мне далеко до вас… Вы и внутри, оказывается, такая же, как и снаружи. Спокойная. Уверенная. Совершенная. Без недочетов.

Мне никогда за вами не угнаться, даже если я посвящу этому всю свою жизнь. Хотя – а должна ли я? У нас с вами просто разные жизни, разные дороги. Пересеклись и разошлись. И как бы я вами не восхищалась, но в глубине души всегда знала, что я – это я. А вы – это вы. И я не могу, да и не должна становиться такой же, как вы. Наверное, это было бы неправильно. Несправедливо.

Пятно вдруг вспыхнуло ярким, чуточку злым светом и исчезло. Я, выругавшись вполголоса, поспешила вернуться в реальный мир. Ну конечно, неужели я могла подумать, что у риль Дарвинт не стоят блоки от прослушивания аур?

Добежать до угла и спрятаться я уже катастрофически не успевала, на мгновенное перемещение сил банально не хватало, а неумолимые каблуки уже деловито приближались к двери. И что мне делать?!

Дверь широко распахнулась, я едва успела отскочить, чтобы она не ударила меня по лицу.

– Иньярра?! Проходи! Я очень рада тебя видеть! – тут же защебетала Дарвинт, делая вид, что ничего такого особенного не произошло. Просто к ней заглянула на огонек бывшая ученица.

Аудитория облегченно вздохнула, и белые пятна животного ужаса сменились легкой голубизной любопытства: штурмовой опрос откладывался до следующей пары, и дети с присущей только им непосредственностью приняли это как подарок расщедрившейся судьбы. Теперь им было интересно, кому же они обязаны столь приятным подарком. На меня, все еще стоящую у порога, хотя риль Дарвинт посторонилась, гостеприимно пропуская меня внутрь, плотоядно уставились два десятка жаждущих познания глаз.

Вопрос: «Что делать?» – решился сам собой. Натягивать на лицо улыбку, непринужденно щебетать с Дарвинт, кокетливо отнекиваться от предложенной чашечки чая и всем своим видом демонстрировать, как я люблю и уважаю свою наставницу – в назидание несчастным последователям. Впрочем, здесь притворяться не приходилось.

Дарвинт, налив-таки мне чай, забрасывала вопросами, с улыбкой кивая головой и изредка кидая на меня иронические взгляды, давая понять, что она не дурочка, и фокус с подслушиванием мне с рук не сойдет. Не сейчас, конечно, не при всех, но потом, наедине, она непременно подпустит пару шпилек по этому поводу. Впрочем, это меньшее, что могло случиться.

Класс, к несказанному восторгу первокурсников, риль отпустила на перемену еще до звонка. Едва восторженные крики и радостные вопли стихли, удалившись на первый этаж, как Дарвинт резко бросила заклинание, сопроводив его отточенным до автоматизма жестом, и развернулась ко мне, скрестив руки на груди. Так начинались все разборы полетов с крыши на чердак.

Жутко захотелось потупить виноватые глаза и проскулить, что-нибудь типа: «Я больше так не буду, и вообще она сама виновата…»

С трудом вспомнив, что она больше не наставница, а я – не студентка, что мы просто две чародейки, сошедшиеся поговорить почти на нейтральной территории, я взяла себя в руки и спокойно, чуть удивленно на нее посмотрела.

Риль изогнула губы в одобрительной улыбке, отошла от двери и налила нам еще по чашке чая.

– А все-таки кое-чему я тебя научила, – задумчиво, вполголоса заметила она.

– Конечно, – улыбнулась я. – Например, тому, что седьмой эльфийский диалект не использовался при создании языка магов в силу зубодробильных звукосочетаний.

Услышав такое откровенное признание в преступлении, Дарвинт усмехнулась. Умение проигрывать с достоинством она в людях ценила.

Отколупнув ложечкой микроскопический кусочек песочного пирожного, она задумчиво уставилась в чашку с почти не тронутым чаем. Уж что-что, но пить в ее компании чай я не любила. Ее феноменальная вежливость и абсолютное знание всех правил этикета повергали меня в глубочайшее уныние и заставляли в который раз убеждаться, что ем я как последняя служанка. Ибо бесшумно сделать глоток я не могла даже чисто физически, хоть и очень сильно старалась! А уж если откусить пирожное, то под ее спокойно-внимательным, чуточку испытующим взглядом оно вообще встает комом в горле. Так что я сидела и мужественно ни к чему не прикасалась, изредка из вежливости поднося полную чашку с чаем к губам.

– Что случилось? – наконец решилась риль, видя, что я не спешу заводить разговор о непосредственной причине своего прибытия.

– Мне казалось, что вы и сами знаете? – с отсутствующим видом улыбнулась я, на деле тут же подобравшись и посерьезнев.

Была награждена еще одним одобрительным взглядом. Чтобы выучиться играть по ее правилам на ее поле, мне потребовалось восемь лет. Зато последние два года мы с удовольствием общались, изредка выпуская острые коготки насмешек из мягкой кошачьей лапки вежливо-непринужденной беседы.

– Хотела бы выяснить наверняка, – понимающе улыбнулась риль Дарвинт.

– Как в Храме относятся к тому, что творится снаружи? – вдруг резко и быстро спросила я, подавшись вперед.

– А что конкретно творится снаружи? – мягко уточнила Дарвинт, не поддавшись на уловку.

Что творится? Ах, вы хотите услышать полную версию? Хорошо!

– В Окейне был дождь, в Варильфийте весной зацвел священный цветок, из Нучера куда-то эмигрировали драконы, в Мисвале взбесился Лес, – на одном дыхании выпалила я, сверкая глазами. – Плюс появились несколько новых Веток.Ну и еще так, по мелочи: Храмы, например, свихнулись, и тому подобное…

Надо отдать риль должное: несмотря на то что лично она до моих слов не знала и половины новостей, никаких ахов, охов и глаз на лбу не было. Чуть приподнятые брови – и только.

Я же, закончив свою тираду, замолчала, пытаясь неслышно отдышаться. Дарвинт немного подумала, а потом спокойно сказала:

– Что же, мы и не знали, что дела зашли так далеко. Остальные ведьмы сейчас в Храме?

– Да, – машинально ответила я, даже не задумавшись, откуда она могла об этом догадаться.

– Значит, созываем Большой Совет, – решительно объявила риль, вставая и направляясь к небольшому кристаллу срочной внутрихрамовой связи.

Ровно через шестнадцать секунд весь Храм заходил на ушах, словно огромный потревоженный муравейник. Опоздали вообще-то: по уставу положено укладываться в тринадцать…

Совет собрался абсолютно бесшумно. Помнится, в первый раз меня просто до немоты поразило то, что такая уйма магов – никак не меньше тридцати – способна молча, беззвучно собраться за полминуты в Зале Стихий.

Огромный зал безо всякого труда вмещал всех, причем можно было стоять в аршине друг от друга. Высоченный купольный потолок переливался хрусталем, и сквозь него, причудливо преломляясь и расцвечивая стены воздушными паутинками радуг, легко проходили весенние лучики. На полу был изображен круг стихий: огонь, вода, земля, воздух, а в самом центре, где они все смешиваются, подобно знаку Инь и Ян, переплелись стихии Жизни и Смерти.

Страшный круг. Страшный и завораживающий одновременно. Один раз взглянув на него, не вернуться сюда, чтобы увидеть вновь, просто невозможно. Именно поэтому Зал Стихий – закрытое пространство, спрятанное от студентов за уймой блоков и маскирующих заклятий. Еще ни один из них не сумел сюда проникнуть без разрешения.

Маги молча встали ровным полукругом, обогнув с трех сторон круг стихий. Так делалось уже не раз, так что я быстро заняла свое место на самом краю, последней. С противоположного конца замыкающей встала Таирна. Эпицентр магии стянул грудь железным обручем: такого скопища энергии – чистой, из круга стихий, и опосредованной, в аурах сильнейших магов Древа, – я давно уже не встречала. Мгновения тянулись, колким песком скользя сквозь клепсидру натянутых до предела нервов.

Маги молча склонили головы, приветствуя Хранящую, появившуюся, как всегда, из ниоткуда и вставшую в центр незамкнутой части полукруга. Черная шелковая мантия легонько подметала полой мраморный пол, волосы лежали на затылке, скрученные в узел.

Собравшиеся благоговейно притихли, с замирающим сердцем ожидая главных, ключевых слов всего этого, молчаливого пока, обряда.

Негромкий, но властный голос истинной Сказительницы:

– Большой Совет открыт!

Словно лопнула перетянутая струна. Атмосфера в Зале сразу же разрядилась, маги расслабились, привычно ссутулив выпрямленные было спины. Железные обручи, стягивавшие грудь кольцом резкой концентрации магии, чуточку разошлись, давая вдохнуть поглубже. Но – только чуть-чуть. Совет как был обрядом, так и остался. Разве что самая торжественная его часть осталась позади.

– Кто хочет что-нибудь сказать? – гораздо более спокойно, но все-таки глубоко и величественно спросила Ильянта.

Три мага – в том числе риль Дарвинт – сделали по бесшумному шагу вперед. Ильянта, даже не взглянув, махнула рукой ближайшему и отошла назад. Все равно это было неважно: на Большом Совете имеют право выступить все, и всех обязательно выслушают.

Дарвинт неспешно прошла на место Ильянты и спокойно, подробно и обстоятельно рассказала коллегам все, что слышала от меня несколько минут назад. Пару раз за подробностями и уточнениями обращались и ко мне. Пришлось тоже выйти и встать рядом: на Большом Совете не принято говорить, не выходя из полукруга. Если хочешь высказаться – будь добр, покажись, кто ты такой, а не пищи что-то из-за спин соседей.

Магов новости поразили. Не то чтобы они совсем уж ничего не знали, но знали, похоже, совсем немного. Как я поняла из разговоров и обсуждений вполголоса, когда Храм вдруг поменял место посадки, все всполошились, перепугались, сделали уйму магических анализов и экспериментов, но так ничего и не поняли: все вокруг в том числе и магическое поле Древа вело себя ровно так, словно происходящее было нормой или частью какого-то давно заготовленного плана.

Тогда послали гонцов, узнать, что творится в других частях Дрова, – и успокоились. Гонцы же пока еще не вернулись, так что большая часть магов в Храме пребывала в легкомысленно-удивленном расположении духа, воспринимая происходящее как интересные перемены в будничной жизни – и только. Иные даже радовались.

Про студентов же вообще нечего говорить: самой глобальной проблемой в их жизни была необходимость прогулять завтрашнюю контрольную по практической магии.

Но, к счастью, в Большой Совет не входят маги, которые привыкли прятать голову в песок – нет, таких сюда не берут. Так что присутствующие не стали в ужасе закатывать глаза и падать от расстройства в обморок, а тут же принялись за плодотворное обдумывание сложившейся ситуации.

Предложения были самыми разными: от моего же собственного варианта конца света и до рождения новой расы. Больше всего мне понравилось предположение, что Древу просто надоело быть одним и тем же, и оно решило «сменить стиль». Что мы все от этой смены имиджа можем помереть на кворр, Древо, видимо, не подумало.

– Так, стоп! – прервала начавшийся было шум Лия. – Похоже, до того, что будет в результате, мы все равно не додумаемся, так что давайте, может быть, хотя бы поймем, что послужило причиной? Ну не так же просто решили драконы улететь из Нучера, а Храмы, видимо, поссорившись, разлететься по разным сторонам внезапно чуть не вдвое увеличившего свои размеры Древа…

– Что Древо увеличило размеры – это хорошо, – задумчиво, но вслух и довольно громко вдруг сказал магистр Тертац. И, тут же оказавшись под прицелом трех десятков пар глаз, поспешил объяснить: – Да вы ведь и сами знаете: людей много развелось – жить тесно, Древо губят. Сейчас ему хоть чуть-чуть полегче станет.

– Предположим, – согласилась Ильянта. – Но ведь тогда идет ослабление магического поля – Храмы слишком далеко друг от друга. Разве от этого Древу не хуже?

– От этого хуже нам, магам, – тонко улыбнулся магистр. – Потому что нам колдовать тяжелее станет. А Древу-то, пожалуй, все равно. И потом, знаете, говорят, что из двух зол…

– Ясно, – кивнула Ильянта. – Спасибо за интересную версию. Еще у кого-нибудь есть предложения?

И тут вперед вышел тот, кто никогда на моей памяти не говорил. Я даже вообще не понимала, зачем он ходит на Совет – чтобы постоять тихонько где-то в центре полукруга и так же тихонько уйти?

Старичок-библиотекарь, не раз и не два прощавший мне жутко задержанные книги только потому, что «если бы не ты, то кто бы вообще стал эту „Безвекторную трансгрессию“ читать?», неуверенно посмотрел на Лию, словно спрашивая взглядом: «Можно?» Хранящая тут же посторонилась, давая ему место в центре.

Старый маг откашлялся и начал тихим, глухим голосом:

– Я, конечно, говорить не мастак – все с книгами да с книгами как-то больше. А с ними, знаете ли, говорить особо и не приходится: так все понимают. Так что вы уж извините, если что не так. Я вот чего хотел сказать: ведь если совместить дедукцию и индукцию и вывести общемагический вектор логики, то можно легко сублимировать абстрактную точку в место реальной действительности – и таким образом, через производную Мирра вывести семигранную функцию ступенчатого заклятия на пятую стихию…

Лично я запуталась в его словах еще на второй же фразе и слушать перестала. Он, конечно, в библиотеке был просто незаменим, с ним можно было отыскать абсолютно любую книгу, но вот говорить и вправду был не мастак. Ну разве можно на неподготовленную аудиторию так терминами сыпать?

Самые стойкие маги продержались до слов «инверсионное положение к коллимационным векторным функциям», а потом окончательно отключились от речи говорящего. Минуты две его вежливо слушали, внимательно глядя в сторону Лии, но потом терпение аудитории начало иссякать.

Я отлично знала это болезненное раздражение, медленно, словно снежный ком, растущее в каждом слушателе. Так часто бывает на нелюбимых лекциях. И ничуть не хуже я знала, что когда это раздражение перейдет через критическую отметку, то будет взрыв. В какой форме – неизвестно. Учитывая собравшийся контингент – надеюсь, интеллигентная просьба приостановиться и объясниться чуточку понятнее.

Я ошиблась. Взрыв действительно был. Но вместо обращения непосредственно к говорящему, раздраженные донельзя маги просто перестали его слушать и начали переговариваться друг с другом в полный голос. На возмущенные окрики Лии и наши с Таей испепеляющие взгляды никто попросту внимания не обращал.

В принципе, я и сама была уже готова на все плюнуть и признать, что собрание Большого Совета было плохой идеей. Но тут Лия вдруг как-то по-особому прищурилась – даже я ощутила отклик пришедшего к ней видения – и, схватив меня и Таю за руки, подвела близко-близко к библиотекарю. Маги, увлеченно переговаривающиеся друг с другом, не обратили ни малейшего внимания на наши перемещения.

Старичок, словно маленький ребенок, не понимающий, почему его больше никто не слушает, недоуменно оглядывался кругом. Лия подскочила и взяла его за руку:

– Скажите, пожалуйста, а вы не знаете, когда произойдет то, к чему стремится Древо?

Библиотекарь сначала обвел ее недоумевающим взглядом, а потом, видя, что его снова кто-то слушает, неуверено ответил:

– Ну… Да.

– Когда? – хором выдохнули мы, вцепившись друг в друга, как утопающий – в спасательный круг.

Библиотекарь невозмутимо посмотрел на часы:

– Через одиннадцать с половиной минут.

– Когда?! – опешила я.

– Через одиннадцать с половиной минут, – повторил он.

– Все. Это конец, – глухо проговорила Лия, бессильно прислоняясь к моему плечу.

У меня самой что-то оборвалось внутри, когда узнала, что еще одиннадцать минут – и… Что? Не знаю. Но, боюсь, что так никогда и не узнаю.

По какой-то инерции я продолжала слушать старого мага, чтобы хоть чем-то занять свое сознание и прожить эти одиннадцать минут в своем уме.

– Да-да, через одиннадцать минут, – бормотал себе под нос библиотекарь. – Вот если бы здесь были все три ведьмы…

Я напрягла слух. Похоже, старичок то ли не понял, кто такая Тая, то ли просто малость того…

– Эх, если бы здесь были три ведьмы, – мечтательно повторил библиотекарь.

– И что тогда? – напряглась я.

– Тогда я бы сказал им, как переместиться в то место, где это произойдет, – ответил маг.

– Как?! – судорожно выдохнула я.

Голос предательски сорвался от волнения.

– А они же Сказительницы. Вот и сочинили бы каждая свое слово Пути – и перенеслись бы, – охотно ответил тот.

– Вы слышали? – рванула я за руки ведьм.

– Слышали, – осторожно ответила Тая. – Но ты уверена, что ему можно верить? Он ведь даже не знает, что три ведьмы действительно в этом зале…

– А какая, собственно, разница? – вмешалась вдруг Лия. – Ну попробуем – кому от этого может стать хуже?

Мы втроем переглянулись и, не сговариваясь, пошли туда, куда еще никто не ступал. На переплетение Жизни и Смерти.

Никогда, никогда бы в обычной жизни нам не удалось сплести три разных слова в одно при такой ораве шумящих людей, при таком волнении, срывающемся голосе и дрожащих пальцах. Но тогда… нам уже было все равно. Твердая вера, что через десять минут все будет кончено, оставила нам лишь одно желание: узнать. Узнать, что это такое.

Тройной реаз строится достаточно сложно: взявшись за руки, в одном ритме, с одной скоростью, одним стихотворным размером, но каждая – свое. С каждой новой строфой вступает следующая: первую читает Тая, вторую – Тая и Лия, с третьей вступаю я. Самое сложное – не сбиться, не сплести слово с чьим-нибудь, а вывести собственную линию.

Тая закрыла глаза, сильнее сжала мои пальцы в своей руке и тихо зашептала:

В прах и пыль – воспоминанья, За спиною дом, порог: Вслед за голосом призванья Я иду сквозь вязь дорог.

Лия. Без перерыва, подхватывая, словно свое собственное:

Пыль клубится по дороге, И меня уносят вдаль Старые резные дроги, И мне прошлого не жаль.

Красиво… Как бы мне на них теперь не сбиться? Сколько, кстати, уже строф было? Одна, две… Мой выход…

Черной кошки силуэтом Я бреду сквозь вязь пути, Хоть давно в скитанье этом Смысл отчаялась найти. Серебристою поземкой Тихо льется лунный свет – Я струной гитарной звонкой Грустно зазвучу в ответ. Разольется в поднебесье Белым молоком восход И троих колдуний-бестий Времени закружит ход. Но однажды утром встану – Словно раньше не жила, Словно раньше вокруг стана Не струилися шелка. Словно раньше не летала Мотыльком я на костер, Словно крыл не опаляла, Как любая из сестер. И опять в любом трактире Мне вино взволнует кровь, И опять ищу я в мире – Глупая! – мечту-любовь!

Ну какое это слово Пути? Как только можно было так с темы сбиться? Если только сейчас не получится, то это все из-за меня. Из-за меня… из-за меня…

Между ударами сердца можно досчитать до ста… Сквозь закрытые веки ничего не видно, но и открывать глаза я боюсь. Звуки? Да, где-то далеко-далеко… Все дальше… дальше… совсем не слышно…

А может, десять минут уже прошло, и я просто умерла? Вот так? Неумолимо и до сдавливающих горло рыданий глупо?..

Ну почему?..

По закрытым глазам легко и лениво мазнуло солнышко. Нет, не весеннее, жгучее и сверкающее. Осеннее. Чуть усталое, утомленное жарким летом. Мое любимое солнце.

Запахло только-только начавшими облетать с веток листьями и сырой землей, еще не просохшей от недавнего дождя. Запахло Плододарем.

Осмелев, я открыла глаза.

Мы втроем стояли посреди леса. Осеннего, вызолоченного леса, устало и тоскливо вздыхающего тяжелыми янтарными ветвями. Под ногами стелился хвойный ковер, на ближайшей тоненькой осинке негромко пела малиновка.

– Мы где? – тихо спросила я, глядя на увлеченно оглядывающуюся по сторонам Лию.

– Не знаю, – пожала плечами она. – Какая-то новая Ветка. Находится ровно-ровно в центре Древа – в смысле, изменившегося Древа. Пока пустая – людей и иных разумных рас я здесь не чувствую. Разве что нежить, ну да ее везде полно. Куда пойдем?

– Туда! – Я, почему-то ни на миг не засомневавшись, показала рукой влево. А ведьмы тоже почему-то послушались.

Лес да и лес. Обычный. Красивый. Осенний.

Но, едва пройдя с десяток шагов, я почувствовала, как что-то меняется. Даже не меняется – нет. Просто оно меня здесь давно ждало и теперь встречало. Радостно. Весело. С любовью.

Одежда всколыхнулась легким маревом. Теперь на мне было длинное платье из струящегося лилленского шелка – мечта всей жизни! Облегающее сверху, оно разлеталось скользкой воздушной юбкой от бедер и широкими воланами от локтей. На запястьях зазвенели серебряные браслеты, шею в несколько раз обвили тонкие нити самоцветных бус. Серьги ажурным треугольником прикрывали мочки ушей, распускаясь книзу десятком тонких сверкающих струек.

– Что это? – недоуменно спросила я у Таи, изумленно оглядывая себя с ног до головы. Та на мгновение задумалась, а потом вдруг расплылась в счастливой улыбке:

– Тебе ведь нравится?

– Ну… Конечно!

Честно говоря, в этой одежде я себя чувствовала куда как лучше, чем в прежних брюках и плаще, но как-то это все было… странно.

– Ну вот и иди! – улыбнулась Тая, подталкивая меня вперед.

– Да куда идти-то? – не поняла я, возмущенно разглядывая светящуюся счастьем подругу.

– Да хоть куда! – рассмеялась она. И вполголоса добавила: – Это уже совсем неважно…

На мое обиженное сопение Таирна не обратила никакого внимания, а Лия, похоже, сама понимала ничуть не больше моего, так что все, что мне оставалось, – просто пойти вперед. Вот уже впереди забрезжила светлым пятном опушка, вот уже зажурчал где-то недалеко ручей, вот уже…

И тут я увидела его.

Тонкие черты особенно четко вырисовывались на голубом фоне небес. Твердая, гордая поза не давала и намека на слабость или неуверенность. Напротив – это был настоящий символ мужества и безопасности. Вот кому можно было безо всякой опаски доверить собственную жизнь, жизнь любимого человека – и быть уверенным, что здесь никакой опасности этой самой жизни не будет…

Он был просто создан для меня. Мы словно ждали друг друга всю жизнь, но почему-то никак не могли встретиться. Мы были предназначены друг другу судьбой. А уж она, как известно, в таких вещах не ошибается…

– Вот йыр свиртский! – невольно вырвалось у меня.

И новый Храм сразу понял, что с Хранящей ему не повезло…

Книга 2. Монета встанет на ребро

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Монета встанет на ребро,

Перевернет пасьянсы судеб,

Смешает было, есть и будет,

Перечеркнув гриф «Суждено!»

Я сидела на столе, поджав под себя ноги, и с отвращением разглядывала собственное отражение в зеркале. Нет, нельзя сказать, что оно было столь уж безнадежно, хотя и до совершенства, честно признаться, далековато. Просто в свете одного из мерзейших моих настроений любой предмет, удостоенный хотя бы беглого взгляда, вызывал непреодолимое отвращение. И зеркало исключением не стало.

Не люблю я жалеть себя. Не люблю и… не умею. Вот сесть и навести порядок в своей сумасбродной голове, разложив события по резным шкатулкам и расклеив ярлыки «плюс»-«минус», – это да, пожалуйста. А растворяться в бесконечных причитаниях: «Ну за что мне такое досталось?» – превращая случайных собеседников в сосуд для бессмысленных жалоб и стенаний, – нет уж, увольте. Когда-то, признаться, умела, а потом железной дланью самообладания стерла этот позорный период из истории. Хотя природу не переделаешь, и, будь ты хоть ледяной бездушной убийцей весь день, все невысказанное и невыплаканное прольется ночью, срываясь с губ немыслимыми реазами, [22]а с пальцев – вибрирующим всхлипом струны… Впрочем, я отвлеклась…

Храм [23]невесомо парил в десятке саженей над землей, в лицо дул теплый терпковатый осенний ветер, не давая сосредоточиться и убедить саму себя… хоть в чем-нибудь!

Что ж, ладно, я понимаю. Я понимаю, что Древо не в силах вмещать столько бесконечно плодящихся людей, что оно должно либо расшириться и выбросить еще несколько Веток, – либо погибнуть. Но зачем, йыр побери, было создавать еще один – третий – Храм? Почему нельзя было просто расширить сферу влияния прежних?

«А зачем? – мягко ткнулось в виски. – Ведь на Древе так кстати обреталась одна „лишняя“, бесхрамная ведьма».

Вот леший, а если я хотела и дальше такой оставаться? «Лишней», бесхрамной, счастливой ведьмой!

Хотя, конечно, не стоит оскорблять собственный Храм подобными заявлениями. Тем паче что я совершенно не была против самого Храма. Ну кто, скажите, будет против, этак независимо тряхнуть головой и назвать себя Хранящей? Но вот все те приложения, что шли в одном флаконе с собственно Храмом…

Во-первых, ответственность. Да-да, не смейтесь! Сама пока понятия не имею, каким образом я могу влиять на такую гранитную громаду, но вот то, что я за нее отвечаю, уже несомненно. Хотя бы перед собственной совестью.

Во-вторых, учителя и наставники. Те самые, что сейчас сидят в Круглом Зале и увлеченно обсуждают, что бы со мной сделать, дабы я никуда не делась. Хотите запретить птице летать? Что ж, попробуйте… Удачи вам в этом тяжком начинании, господа!

И, наконец, Гильдия… Вот уж проблема так проблема… Такая, что впору за голову хвататься. Сиречь просить совета у остальных Хранящих.

– А чем тебя не устраивает Гильдия? – удивилась Ильянта. – Ничего ужасного в ней нет. Все, чего хотят гильдийцы, – это чтобы ты агитировала студентов вступать в их ряды и хранила Храм так, как будет правильно с их точки зрения.

– А если наши точки зрения диаметрально противоположны?!

– Значит, поменяй свою!

Таирна была куда менее категорична.

– Знаешь, Иньярра, Храм – это словно еще одна Ветка. Никто не сумеет заставить тебя жить в нем, если ты сама этого не захочешь, временами наведываться – пожалуйста! Помогать при случае – да на здоровье! Но нянчиться с Храмом, а особенно с Гильдией – нет уж, увольте!

И что мне оставалось?!

Залезть с ногами на стол, уставиться в зеркало и мрачно размышлять. Незнамо о чем.

«Грустишь, Хранящая?»

Пытаюсь принять решение.

«И как успехи?»

А никак.

«Помочь?»

Каким образом?!

«Хм… Опытным путем…»

И как же это, интересно?

«Сейчас узнаешь…»

Вот так вот все и началось…

Глава 1 ВЕДЬМОВСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

А кошка гуляет сама по себе…

– Ты немедленно закроешь лицо подвенечным покрывалом и отправишься в церковь! – рассерженно вопил отец, злобно сверкая глазами на неестественно спокойную, бледную дочь.

– Нет.

– А я сказал, немедленно! – хватил он кулаком по столу.

– Нет, – отрешенно повторила девушка.

Мужчина, не выдержав, подскочил к дочери и хорошенько потряс ее за плечи:

– Ты хоть понимаешь, что ты делаешь, девка?! Какой род осмеливаешься опозорить, не придя к алтарю?!!

– Род не имеет значения. Да и позор – понятие относительное…

– Что ты несешь?!! Ты сама себя понимаешь?!

– Да.

Отец, отчаянно зарычав, заметался по комнате, как волк в западне.

– Тебя никто больше не возьмет замуж! Будешь сидеть в старых девах всю жизнь! Хранящие, какой позор!!! Как ты можешь?! Ты же весь век будешь без мужика!!!

– А зачем он мне? – пожала плечами дочь, неспешно расставаясь с уже было надетым подвенечным платьем.

– Как – зачем?! – вконец опешил отец. – А защищать тебя кто будет, кормить, детей тебе кто сделает, в конце концов?!! Думаешь их аист приносит?!!

Девушка спокойно пожала плечами:

– Мужчина – только лишняя обуза в жизни. Я сама себя сумею защитить. И заработаю на жизнь сама. А что до детей… Кто сказал что без замужества это никак?!!

– Поговори еще у меня!!! – Отец разъяренно замахнулся, чтобы дать ей затрещину, и вдруг оказался на полу с вывернутой за спину рукой.

– Не пытайся мной командовать, – отрешенно проговорила девушка, отпуская его. – Не пытайся меня ударить. Я – другая. И нам не по пути. Я буду жить по своим законам, не считаясь с твоими. А ты будешь меня бояться. Потому что я – другая.

– Ингра! – изумленно позвал отец, кое-как поднимаясь с пола и видя удаляющуюся спину дочери.

– Вот именно. Ингра. И с сегодняшнего дня это имя станет нарицательным.

Через пятьдесят лет Ингру зарубили мечом. К тому времени у нее уже было больше сотни девушек-учениц, превосходящих силой, мастерством и ловкостью любого мужчину в королевстве. Ни один телохранитель не стоил так дорого, но ни один и не умел защитить Заказанного от тридцати воинов. Ингры умели…

– Легенда существует вот уже больше тысячелетия. Клан ингр до сих пор живет и процветает на Ветке под названием Версар, – пресным тоном бубнил наставник, лениво косясь на часы. – Это очень самостоятельные девушки, не дающие никому власти над собой. Заключают договоры на бешеные гонорары и выполняют их построчно. Ни буквой больше, ни буквой меньше. Любая попытка их подчинить оканчивается плачевно. Мужчины им не нужны. Мужчин они используют и уходят, язвительно усмехаясь напоследок. А сейчас, если хотите, можете до конца урока поделиться друг с другом впечатлениями об услышанном. – И маг сладко зевнул, закрывая глаза.

С минуту класс молчал, проверяя, не шутит ли наставник. Потом загомонил. Сначала неуверенно, чуть слышным шепотом переговариваясь с соседом, потом – набирая силу и громкость, зашумел растревоженным ульем.

– А что, правильная постановка вопроса, – пожала плечами Ринца – студентка-семикурсница, сидевшая за первой партой. – Они на нас, чародеек, похожи. Только у нас магия, а у них – грубая физическая сила.

– А постановка вопроса с мужчинами мне вообще понравилась, – рассмеялась ее соседка. – Правильно: связался на ночь, получил удовольствие – и гуляй, дорогой. Нечего розовые сопли разводить!

– Да, совсем как чародейки, – убежденно повторила Ринца, быстро запихивая учебники и свитки в сумку и порываясь с места. – Кто в столовую? А то очередь набежит!

Через пять минут в аудитории никого не было. Кроме наставника и меня.

Я медленно подошла к столу преподавателя, нежно погладила затертый переплет зажатой в руке мага книжки, вздохнула.

Наставник заворочался, открыл глаза, обвел недоуменным взглядом опустевшее помещение:

– А что, Иньярра, уже был звонок?

Я только отрицательно покачала головой.

– А где все? – попытался тот рассерженно сдвинуть брови.

Я растерянно пожала плечами, словно в первый раз увидев пустые парты и забытый, одиноко висящий на стуле плащ.

Наставник озабоченно нахмурился, смущенный моей неразговорчивостью.

– Иньярра, как тебе, легенда?

– Большинство легенд выдумывается. Не могу сказать, что эта красива, но чтобы оправдать существование клана, она годится.

– А как тебе вообще ингры? Похожи ведь на ведьм, верно?

– Надеюсь, нет…

Под ноги необдуманно попался очередной булыжник, едва не заставивший Кидранна поближе познакомиться с брусчаткой.

– Гвырт бы тебя хватил! – яростно выругался молодой человек, подхватывая полы длинного плаща.

Камень только ехидно перекатился на пару шагов вперед.

И на кой свирт дяде понадобился этот спектакль с ингрой?! Чтобы в случае чего не слишком сурово спрашивать с собственной совести? Дескать, мальчик был под защитой, значит, не моя вина, что… – и так далее. Да от чего вообще его, здорового парня, может защитить какая-то там воительница?!

Добавив еще парочку эпитетов в и без того переполненную копилку нелестных определений родственничка, Кидранн пнул невзлюбивший его камень под колеса ближайшей повозки и довольно фыркнул, услышав гневную ругань в свой адрес.

Трактирчик «Незабываемая ночь» уже приветливо мигал яркой вывеской, вокруг толпился разношерстный люд – от пьянчужки, выклянчивающего пару сантэров на опохмелку, и до господ, брезгливо передергивающих плечами в шелках.

Три ступеньки вниз – и оглушающий хрип очередного барда заставил забыть то, что было на улице. В нос ударил спертый запах непроветриваемого, насквозь прокуренного помещения, видимость резко сократилась до двух шагов – дальше все плавало в табачном дыму.

– Чего желает господин? – подлетел к Кидранну мальчишка едва не расстелившись по пути.

– У меня здесь назначена встреча… – поморщился тот.

– Сейчас! – тут же вытянулся по струнке подавальщик, сообразив, что за птицу занесло попутным ветром. – Сейчас, господин, прошу, следуйте за мной!

Кидранн быстро прошел за указывающим путь мальчишкой наверх, на второй этаж. Здесь все было куда приличней: отдельные кабинки с непрозрачными стенками, полная звукоизоляция в каждой и колокольчик для вызова официанта. Тихо звучала тягучая мелодия, оттеняя медлительное спокойствие и интимность обстановки. Самое то для важного разговора.

– Прошу вас! – поклонился мальчишка, распахивая дверь одной из кабинок.

– Спасибо! – кивнул Кидранн, бросив ему медную монету, и вошел внутрь.

Кабинка?! Хмм… Пожалуй – комната, упрятанная в пространство четвероугольной [24]сажени каким-то заклинанием. Столик с трехсвечным канделябром, бутылка дорогого вина, ваза с фруктами и несколько кресел, в одном из которых вальяжно расположился собственно дядя – зачинщик таинственной встречи с будущей телохранительницей.

– На пять минут раньше, как всегда? – спокойно улыбнулся он, кивнув племяннику на одно из свободных кресел.

– О, стоило бы опоздать! – раздраженно фыркнул Кидранн. – Ибо ближайшие полчаса мы с тобой будем сидеть в одиночестве!

– Встреча назначена на восемь! – многозначительно прищурился Ликарт.

– О да! И именно поэтому ингра, как и всякая уважающая себя женщина, придет ровно к половине девятого!

– Переведи часы! – спокойно раздалось из вновь распахнувшейся двери.

На пороге стояла… стояло… Нечто.

Черные волосы были вольготно распущены по плечам, если не считать нескольких передних прядок, заколотых искрящимся гребнем. Длинное бордовое платье с разрезом до середины бедра мягко облегало изящную фигуру, заканчиваясь в паре вершков от высоких, острых, словно иглы, черных каблуков. Темные бездны глаз насмешливо сверкали из-под тонких угольных бровей.

– И ты хочешь, чтобы ЭТО меня охраняло?! – возопил Кидранн, окончательно убедившись в дядином сумасшествии.

– Да, – с удовлетворенной улыбкой оглядев девушку, ответил дядя.

Ингра невозмутимо, не дожидаясь приглашения от занятых внутренними разборками родственников, легко присела на подлокотник свободного кресла и закинула ногу на ногу. Разрез распахнулся на грани приличия, заставив Кидранна судорожно сглотнуть и подумать, что сотрудничество с ингрой могло бы ему и понравиться… Правда, в несколько ином свете…

– И не мечтай! – отрезала девушка, вставая и наполняя три бокала вином.

Кидранн раздраженно простучал пальцами столешницу, прежде чем решился пригубить из своего. Нервно хихикнул:

– Значит… Значит, вы хотите меня охранять…

– Меня наняли, чтобы вас охранять, – спокойно уточнила ингра, не распространяясь на тему собственных желаний и нежеланий.

– И от чего же, позвольте спросить? – совершенно по-дурацки фыркнул Кидранн.

– В мои обязанности входит ограждение вашего материального тела от любых повреждений, – веско уточнила она. – С духовными проблемами обращайтесь к психоаналитику…

– А ты сама туда обращаться не пробовала?! – не выдержав, заорал парень.

– Ингра не терпит грубого с ней обращения – пункт пятый договора о найме, – с отсутствующим видом отбарабанила та.

– Отлично! – рассмеялся Кидранн. – Значит, этот самый пункт я стану нарушать так часто, что вам придется расторгнуть тот самый треклятый договор!!!

– Договор, заключенный с ингрой, расторгнуть невозможно, за любое нарушение его со стороны Заказанного увеличивается оплата услуг ингры, – невозмутимо, словно даже не услышав его, продолжала девушка.

– Вы хотите сказать, что я сошел с ума?!

– Нет, – ответила ингра, впервые взглянув ему в лицо. Сверкнула бесовскими искорками в глазах и многозначительно добавила: – Еще успеете!

Ногти, легко терзающие тонкую хрустальную стенку фужера, были одного оттенка с рубиновым вином… И ОНА хочет сказать, что в силах охранить его?! Да это смешно!!!

Кидранн вскочил с кресла, несколько раз прошелся туда-сюда по комнате.

– Голова закружится, – добродушно усмехнулся дядя. – И чего дергаешься, если все равно изменить ничего уже нельзя?

Они что, сговорились, что ли?!!

Это благодушное спокойствие первого и невозмутимая отрешенность второй сидит уже в печенках!!!

Кидранн резко развернулся на жалобно всхлипнувших каблуках и зло глянул на ингру:

– А что еще я не имею права делать по вашему свиртскому договору?!

– А ты почитай договор, – с непроницаемым лицом серьезно посоветовала девушка, кивнув головой на стол.

– «Вы»! – раздраженно исправил тот.

– А кто второй? – изумленно глянула на него ингра. И, не дождавшись вразумительного ответа, заключила: – Значит – «ты»!

Кидранн яростно скрипнул до боли сжатыми зубами и рванул на себя несколько скрепленных между собой листков, лежавших посреди столешницы. От души шибанул кулаком по скатерти, крепко выругавшись в мыслях.

Столик, не привыкший к столь грубому обращению, неуверенно хрупнул, мгновение попытался устоять на двух ногах – и, не выдержав спора с гравитацией, опрокинулся прямо на… пол в вершке от Кидранна.

Парень отупело покрутил головой, силясь справиться сразу с наплывом адреналина, куда-то растворившейся разом злостью и логическими выводами, упорно атакующими и без того перегруженный мозг: стол НЕ МОГ упасть не на него.

– Я же говорил – не дергайся, – вздохнул дядя, протянув руку к колокольчику.

Ингра сидела в той же позе, изредка подносила к губам фужер с вином и хранила равнодушное молчание.

Кидранн, отбросив на время странные мысли, с головой погрузился в изучение документа… Так… ерунда, формальности, правовая основа – ничего интересного. Хотя…

– Что?!! Она еще и жить со мной будет?!!

– Будет, – ответил дядя, пряча в усах смешок.

– Может, еще и в одной спальне?!!

– Можно в смежных, – безразлично уточнила ингра.

Кидранну снова очень захотелось что-нибудь расколошматить, но столик уже и так пострадал, а бить кулаком в мягкие кресла будет лишь дурак. Хотя… вот дочитать до конца – и, пожалуй, не только в дураки запишешься…

– Отлично, – убитым голосом заключил Кидранн, дойдя до последнего пункта. – Отлично. И сколько же времени мне нужно перед всеми притворяться, что я болен, и не выходить из дома?!

– Неделю, – откровенно рассмеялся дядя. – Впрочем, не думаю, что ты выдержишь. И еще – мне пора. Так что вы тут оставайтесь, знакомьтесь, готовьтесь к плодотворному сотрудничеству, вам сейчас новую бутыль вина принесут, а я пошел. Добро оставаться!

– Доброй дороги, – отозвалась девушка.

Кидранн только прорычал что-то нечленораздельное – и дядя захлопнул дверь.

Минуту в комнате висело молчание, ехидно щекоча тонкими перышками натянутые до предела нервы.

Кидранн не выдержал:

– Ну и что по этому поводу думаешь?

– По какому поводу? – откликнулась девушка.

– По поводу того, что мы вдрябались по самые уши!!! – опять начал закипать парень.

– С чего бы это? – насмешливо изогнула тонкую черную бровь ингра.

– А как ты себе это представляешь?!! Чтобы я всем своим парням признался, что меня охраняет какая-то… девка?!

Глаза пыхнули страшным, неуемным огнем – и тут же погасли. Оплата оплатой, но уже из-за одного этого Кидранну здорово расхотелось впредь оскорблять девушку.

– Если твои друзья – не дураки… – Холодный голос выбрасывал слова, словно острые льдинки. Кидранну казалось, что он слышит стук, когда они ударяются о пол и распыляются в стеклянное крошево. – …То они поймут, СКОЛЬКО стоят услуги ингры, и то, что ради банальных заданий и опасностей ингру нанимать не станут. – Девушка возвысила голос, не давая себя перебить: – А если же они дураки и не поймут, то в услуги ингры входит и то, что охрана, при желании Заказанного, может быть незаметной. Например, я вполне могу сыграть роль… спутницы.

– По-моему, в самом начале нашего разговора мне запретили «и мечтать» об этом! – едко отозвался Кидранн.

– Я сказала – сыграть на людях. Это совсем не одно и то же!

– Отлично! Теперь меня еще будут учить как жить!

– Живи как хочешь, – пожала плечами девушка. – Ты спросил совета – я дала.

– Я не просил совета!!! – возмутился Кидранн.

– Хорошо, – невозмутимо согласилась девушка. – Будем считать, что я не слышала, как ты минуту назад орал, словно потерпевший.

Замечательно! И вот с этой язвой ему предстоит жить в одном доме следующую неделю?! Кстати…

– Как тебя зовут?

– Зови ингрой. А как мне тебя называть?

– Почему – называть?

Ингра легко встала с подлокотника, заметив, что он потянулся за висящим на спинке кресла плащом.

– Потому что я не претендую на знание настоящего имени – мне достаточно просто не кричать в толпе: «Эй, ты! Да не ты – вон тот, в коричневых ботинках!»

– Зови меня Кирн, – поморщился парень, силясь не рассмеяться.

– Хорошо, – согласилась девушка.

Кидранн недовольно оглядел раскуроченную комнату, разбитую бутылку, ковер, залитый сладким вином, обломки некогда милого столика…

– Позвать кого-нибудь, что ли…

– Не стоит, – опередила его девушка. – Все равно после каждого посетителя здесь бывает уборщик. А так начнутся только ненужные вопросы: кто все погромил да зачем… И поди докажи, что здесь драки не было…

Кидранн внимательно всмотрелся в спокойное лицо ингры, задумчиво нахмурился – и вышел. Впрочем, не захлопнув дверь у нее перед носом…

…Дом выглядел старым, покосившимся и готовым обвалиться прямо мне на голову, заказчик – дерганым юнцом с комплексами, расцветающими с каждым днем, словно прыщи у подростка на носу, а ближайшее будущее… Вообще не выглядело. Оно сидело за углом и злобно огрызалось на малейшие попытки рассмотреть его получше.

Жизнь прекрасна!!!

Впрочем, я вроде бы сама этого хотела. «Гульнуть напоследок». Потому что при виде толпы наставников, мастеров и просто учителей, разом возжелавших «принять все меры по обеспечению безопасности Хранящей», мгновенно поняла, что, как только они наконец-то устанут перекрикивать друг друга и соберутся за круглым столом, дабы принять судьбоносное для меня решение, свободы мне не видать как своих ушей. И, разумеется, предпочла сбежать до этого момента, тем паче что и сам Храм, проникнувшись вдруг сочувствием к непутевой Хранящей, прикрыл отступление и пообещал, что позовет, если я ему понадоблюсь. А пока великодушно разрешил мне наслаждаться жизнью. Ага, наслаждаюсь…

Как и всегда в подобных ситуациях, судьба действовала по принципу: «Хотели?! Получите, распишитесь!!!» А потом делайте с подученным все, что угодно. Мне было угодно пойти и утопиться…

Заказчик попался преотвратный: во-первых, стойкое отвращение к ингре красочно высвечивалось в каждом сказанном слове, в каждом жесте – и коррекции, похоже, не подлежало. И ладно бы только это! В конце концов, с какими только хамами ведьме за всю жизнь работать не приходилось. Но ведь существовало и «во-вторых»: настолько неуклюжего или невезучего парня я встречаю, пожалуй, впервые.

Нет, я не хочу сказать, что все молодые люди должны, словно воспитанники (а в особо тяжелых случаях – и воспитанницы…) Храма, балансировать с мечом в руке и завязанными глазами на бревне шириной в четыре дюйма. Но ведь банально ходить уметь надо!!! За весьма и весьма пока недолгое время общения с Кидранном мне уже пришлось пять раз отшвыривать камни у него из-под ног, притормаживать во временном пласте две кареты и искажать траекторию падения мусора, выброшенного хозяйкой с третьего этажа. Про приснопамятный столик в трактире я уж и не говорю.

Это, по-вашему, нормально?!

Хотя… кто бы говорил о нормальности…

Утешало одно: мне за это платят деньги. Причем такие деньги, за которые стоит потерпеть капризы работодателя. По крайней мере, первое время…

Кирн распахнул дверь (та опасно скрипнула, словно собираясь рассыпаться в тот же миг), и я быстрым, незаметным движением швырнула внутрь сигнальник. Опасность была. Небольшая, правда, но для Кидранна…

– Позволь, я первая! – мгновенно решила я и проскользнула у него под рукой в дом прежде, чем он успел даже осознать мои слова.

Кирн недовольно покачал головой, нахмурил брови и вошел следом. И, разумеется, тут же запнулся о высоченный порог! Чего и следовало ожидать. Ожидать и – вовремя оказаться на нужном месте, чтобы успеть подхватить под локоток раньше, чем он упадет, а дом не выдержит такого сопротивления и мстительно уронит нам на голову крышу.

– Пусти! – Яростно сверкнув глазами, Кидранн вырвался и взбежал по лестнице наверх. Хвала Хранящим, там возможности упасть или запнуться не было: перила по обе стороны, идеально гладкие ступени и ковер поверх. И к тому же сигнальник вернулся оттуда «чистым».

Нет, ну надо же, какие мы нервные! Да если я каждый раз буду удерживать его от падения только магией (то есть без ущерба болезненно раздутому самолюбию), то резерв ауры кончится еще до того как я наконец-то доберусь до упомянутой смежной спальни!

Кстати, надеюсь, у него в спальне кровать без балдахина? А то ведь еще потеряется ночью, болезный, да грохнется на пол! А мне потом отчитывайся: почему недосмотрела.

О, Хранящие! Ну почему из всех возможных вариантов Заказанных я выбрала самого непутевого?!

«Потому что ты – это ты!» – радостно высунулся мой вечный собеседник.

Кто бы сомневался! А ты не подскажешь, умный мой, как бы мне слегка исправить ситуацию?

«А зачем? – флегматично отозвался голосок. – Так тебе хотя бы жить не скучно. В конце концов, стоило ли сбегать из-под неусыпного надзора Храмовых наставников, чтобы жить размеренно, тягуче и однообразно?»

Нет! Куда уж нам! Это – не наша стихия. Мы лучше будем шишки на ровном месте набивать!

«Абсолютно верно!» – одобрил глас разума и удалился. Оставив меня наедине с собой, скрипящим домом и Заказанным. Короче – в зоопарке.

Хруст почти сырой картошки при попытке насадить ее на вилку заглушил мою злобную и крайне нецензурную ругань. Не в первый раз за сегодняшний ужин. И, похоже, не в последний…

Готовила в доме единственная служанка, девица средней степени заморенности. Судя по всему, как только хозяин наплевал на собственное жилище, предоставив его заботам единственной горничной, та не менее благополучно наплевала на свои прямые обязанности, логично, в общем-то, рассудив, что все и сразу она толком не сделает, так что нечего и пытаться.

Я понимаю, что салат можно пересолить (хотя умудриться пересолить его настолько, чтобы я отказалась от любимой кукурузы – это нонсенс!), я понимаю, что курица может пригореть (пусть даже и до микроскопических обугленных комочков), но не доварить картошку до того, что ее ни раскусить, ни разломить, ни разрезать невозможно?! М-да, у девушки явно талант…

Со вздохом я отодвинула подальше полную тарелку, решив не дразнить голодный желудок видом весьма аппетитной внешне (за счет майонеза и зелени), но абсолютно не съедобной на деле пищи. Кирн, недовольно поморщившись, повторил жест. Но – промолчал.

Интересно, он ей так мало платит, что боится и заикнуться о том, что его не устраивает? Или ему настолько лень разбираться даже с собственным бытом? Больше похоже на второе…

Что же, отвлечем хозяина от тяжких дум, созвучных с песнопениями желудочного сока. Заведем приятную, ни к чему не обязывающую светскую беседу…

– А какие у тебя планы на вечер? – мило улыбнувшись, спросила я, протягивая руку к блюду с фруктами, искренне надеясь, что их испортить даже теоретически невозможно.

Кирн поперхнулся глотком чая, с трудом откашлялся и уставился на меня как оборотень на полную луну.

– А тебе какое дело? – грубо рявкнул работодатель.

М-да, непринужденная приятная беседа скончалась не родившись. Жуткой смертью.

– Чисто профессиональное! – отрезала я. И, не удержавшись, съязвила: – Интересно, сколько раз ночью придется с тобой в уборную выходить, чтоб о порог не запинался!

Глаза полезли из орбит и недовылезли самую чуточку:

– Да ты… ты… ты…

– Заикание врожденное – или будем лечить? – с серьезно-сочувственной миной поинтересовалась я.

Кирн выругался сквозь зубы, грохнул кулаком по столу (ну что за избитый жест?! На большее фантазии не хватает, что ли? Хорошо хоть здесь столы к подобному финту привычные: а то второй сломавшийся за вечер – это уже слишком), достал из внутреннего кармана небольшую фляжку с чем-то очень крепким, душевно отхлебнул. Судорожно выдохнул и, набравшись, видимо, смелости, подчеркнуто вежливо процедил:

– Если вы спросили из профессионального интереса, то можете спокойно идти спать: до вечера я из дому не выйду, а здесь мне ничто не угрожает.

Ага. Поверила и пошла спать. За кого ты меня держишь, мальчишка? Во-первых, я видела, как тебе дома «ничего не угрожает» – если ты с порога чуть не расшибся! А во-вторых… Неужели ты думаешь, что я поверю человеку, у которого вся аура пугливо сжалась, ожидая уличения во лжи?.. Да и зачем мне тебя в ней уличать? Нет, лучше думай, что я тебе поверила, – меньше будешь дергаться. Ты когда меньше нервничаешь, меньше падаешь.

– Что ж, тем лучше! – довольно потягиваюсь всем телом и зеваю напоказ. – Очень хорошо: я как раз сегодня ночью глаз не сомкнула – может, хоть теперь отосплюсь? А вымыться здесь нигде, кстати, нельзя?

– Можно! – Дурак. Даже не пытается скрыть радость по поводу моего скорого отбытия в мир снов. – Ленна тебе воду согреет.

Девица глянула на меня таким взглядом, что чай и тот бы прокис. Но наглая ведьма, видевшая в жизни и не такое, только мило улыбнулась в ответ:

– Вы меня не проводите?

– Конечно! – недовольно проскрипела Ленна, разворачиваясь ко мне не самой привлекательной, но самой необъятной частью тела…

Улицы были залиты ярким электрическим огнем (я все никак не могла привыкнуть, что, в отличие от большинства миров, здесь использовалось и электричество, и магия. Как правило, развивалась лишь одна наука: либо магия вытесняла собой физику, либо наоборот). Вокруг то и дело сновали деловитые горожане, подвыпившие компании и даже носилась, не чуя под собой ног, ребятня. Ни один нормальный конспиратор не стал бы назначать встречу в столь шумном и многолюдном месте, но… Моего подопечного было крайне сложно назвать нормальным. Знакомство же со мной вообще не способствует укреплению пошатнувшейся в глубоком детстве нервной системы.

Но, несмотря на то что в толпе очень легко спрятаться и незаметно продвигаться за охраняемым, я была крайне недовольна. Обстоятельствами, людьми вокруг и самой собой, что самое обидное.

Желудок недовольно бурчал, то и дело поминая недобрым словом (в смысле урчанием) пресловутый ужин, больше поспособствовавший выделению сока, чем удовлетворению насущных потребностей. Ванна (точнее, рассохшаяся и протекающая в трех местах бадья, которую в этом доме пытались выдать за ванну) оказалась немногим теплее лягушатника, причем вода была такой жесткой, что пришлось даже чуточку смягчить ее заклинанием, иначе бы я сейчас оказалась счастливой обладательницей бодро вставших перпендикулярно к голове волос. А столь никчемные растраты резерва в свете весьма сомнительных планов моего подопечного на сегодняшний вечер выглядели… не лучшим образом.

Кирн ушел из дома («незаметно» спрыгнул из своего окна, едва не сломав себе шею и подняв неимоверный шум) слишком рано, и поэтому так и не просохшие до конца волосы теперь окончательно растрепались на ветру, придавая моему и без того не шибко добродушному виду злобной ведьминской пикантности. От тщательно выверенного утром образа выхоленной павы не осталось и воспоминаний. Что ж, как говорят, не садись на чужую вемиль – не придется отбиваться от разъяренной ведьмы, к которой эта вемиль тебя принесет. Пакостливо заржав на прощанье…

Но все вышеперечисленное, по сути своей, являлось мелочами, на которые я и внимания не обратила бы, не зрей внутри ядовитого стебля горького недовольства собой… Ну зачем, зачем, скажите, я с таким трудом сбегала из Храма и теперь постоянно тратила энергию на поддержание магического щита от вычисления моего местоположения? [25]! Чтобы прозябать в каком-то, пусть и гремящем славой на все Древо, но все-таки для ведьмы – скучнейшем мире Версар?!! Хотелось подвигов, хотелось приключений «напоследок», хотелось… хотелось чего-то такого, чтобы аж дух захватывало от одних воспоминаний!!! Ингра в Версаре? Для начинающей ведьмы – опаснейшая и интереснейшая роль. А для меня… Тьфу ты, аж самой себе признаваться стыдно: повелась на баснословный гонорар…

Кидранн в очередной (я уже и считать бросила, какой именно) раз едва не споткнулся и с изумлением уставился на ровное место там, где только что был поребрик. Подозрительно огляделся, покрутился на месте (пришлось шарахнуться в тень ближайшего дома), но ничего особенного не заметил и безо всяких опасений зашел в таверну.

Пришлось поплотнее запахнуть плащ, чтобы скрыть изящество (если не сказать – худобу) женской фигуры, накинуть на голову глубокий капюшон и войти следом, грубым мужским голосом потребовав у разносчика кубок глинтвейна.

На завернутого в забрызганный грязью плащ (и когда я только успела?!!) мужчину никто, кроме отосланного на кухню мальчишки, внимания не обратил. Кирн, заметно нервничая, подошел к столу, за которым сидели пятеро, и неуверенно присел рядом.

Разговор меня по сути занимал мало, но… Не внушали мне эти личности доверия. Совсем никакого. А уж если учесть, что при его приближении ауры всех пятерых брезгливо колыхнулись… Сомнений не оставалось: мальчишку используют как шестерку. А когда он отыграет предложенную партию, задвинут, как марионетку, подальше за авансцену и забудут. И это еще в лучшем случае. Судя по сурово-презрительным лицам, руки в кровь все опустили уже не по разу, так что удалить еще одного ненужного свидетеля для них проблемой не станет.

Нет, стоит, да еще как стоит послушать беседу. А она непринужденностью не отличалась…

– Ну узнал?! – хрипел грузный, пропахший насквозь табаком мужлан.

– Да, – деревянно откликнулся Кирн.

– И когда?

– Сегодня утром… В ежедневнике у дяди подсмотрел…

– Идиот!!! Когда у короля совещание, я спросил!

Кидранн наклонился близко-близко к его уху и что-то прошептал. Моей магии не достало на то, чтобы расслышать…

– Чего ты шепчешь?!! – презрительно фыркнул еще один, тощий юнец, брезгливо пригубив вино в стеклянной чаше. – Говори толком! Чего, боишься вон того хлюпика в плаще?! – Кивок в мою сторону. М-да… Если в женском виде я еще что-то собой представляла, то мужчиной являлась крайне неприглядным. Какой-то куренок ощипанный выходил.

– Нет, – нахмурился Кирн и уже громко сказал: – Совещание будет через пять дней, в полдень. В это время королевские комнаты будут пусты…

– Отлично! – расплылся в паскудной ухмылке толстяк. Остальные довольно потерли руки, переглядываясь. И Кирн не выдержал:

– А зачем вам вообще это все надо?! Ограбить королевские покои не так-то просто!

Четверо тут же настороженно осклабились, непроизвольно потянувшись к припрятанному оружию (четырнадцать кинжалов на пять человек – не многовато ли для дружеской встречи в таверне?!). Пятый успокаивающе поднял руку ладонью вперед:

– Не переживай. В свое время все узнаешь.

Четверка мерзко заржала, а Кидранн, недоуменно нахмурившись, поспешил откланяться, не забыв, однако, уточнить место и время следующей встречи. Завтра – здесь же, только на час позже.

Подопечный вышел, а я, понадеявшись, что брошенное издалека заклятие повышенной удачливости позволит ему хотя бы без приключений добраться до дома, осталась. План компании относительно Кирна был достаточно прозрачен, а вот общая идея рисовалась пока не слишком ясно. Я предпочитала знать, что замышляет противник. Собутыльники заказали себе еще бутылку шафранского и принялись довольно обсуждать планируемую операцию. М-да… такого размаха даже я не ожидала…

– И долго он еще будет болтаться под ногами? – недовольно пробурчал толстый, без смущения почесывая в паху.

– Разве он нам так уж мешает? – тонко улыбнулся непонятный, скользкий субъект, коего я с первого взгляда безошибочно записала в главари.

– Достал уже, – поморщился первый.

– А меня весьма и весьма веселит вся ситуация, – спокойно заметил главарь. – Ведь дурак даже не представляет, кому он помогает на самом деле! И в чем помогает!

– Вот грохнем его дядюшку – тогда и будем веселиться, – не отступал толстый. – А то ведь еще догадается до чего-нибудь!

– ОН?! Да он до сих пор верит в байку про ограбление короля!!! Хотя любой бы уже не раз задумался, что выясняем мы скорее время отсутствия в доме его дражайшего дядюшки, чем занятия Его Величества.

– И все-таки я в упор не понимаю, зачем нам устраивать засаду в доме, если можно спокойно воткнуть перо под ребра в любом темном переулке!!!

– Сыч, если ты будешь так медленно соображать, то скоро опустишься на интеллектуальный уровень этого придурка! – поморщился главарь. – Если ты не в курсе, то на улице, и тем более в темном переулке, министра финансов встретить невозможно! Он ездит в закрытой защищенной карете под надзором королевских телохранителей. Так что, если мы хотим учинить маленький переворот и заодно посадить Ринца на тепленькое место, то «снимать» клиента надо в доме.

– А ингра?! Он не так давно нанимал одну. С этими бестиями сложно управиться!

– Он нанимал не себе и, по-моему, вообще так и не нанял. Услуги этих стерв стоят столько, что можно снять целый бордель на ночь! Причем как раз постельных услуг они не предоставляют!

– Свинство! – припечатал Сыч, отрыгнул и крепко приложился к кружке с вином.

Пальцы, удерживающие нити связывающего заклинания, ощутимо дрожали от усталости. Я утомленно прикрыла глаза и распустила остатки силы, поддерживавшей обострение слуха. Основное было ясно, а детали меня пока не интересовали.

М-да, встряла я в заварушку…

И что теперь? Защищать сугубо своего Заказанного, наплевав на всех его дядьев, сватов и прочих родственничков? Формально имею полное право забыть обо всем услышанном и заниматься исключительно безопасностью Кидранна. Тем более что она сейчас под угрозой. А на деле…

«Ведьма, ну откуда, откуда взялся этот дурацкий альтруизм?!! Своих проблем мало, что ли?!!» – возмутился разум. Правомерно возмутился, кстати.

Ну я только чуть-чуть… Совсем-совсем чуть-чуть!

«Куда ты девала весь накопленный тяжким трудом и вытрепанными нервами цинизм?! Мало тебя кидали, что ли? Все в благородство с благодарностью веришь?! Отработала от сих до сих, за сколько заплатили, а там гори все хоть синим пламенем!»

Знаю. Тут уж трудно не знать: когда судьба методично раз за разом тычет носом в один и тот же урок, то не выучит его только полный идиот.

«Так в чем дело?!»

…Подвигов захотелось…

«Вожжа под хвост попала!» – припечатал собеседник, опошлив благородный порыв.

Да хоть и так – все равно же полезу! Причем вдрябаюсь по самые уши!

«Кто бы сомневался!» – привычно вздыхает голос. Не слишком-то, по-моему, огорченно.

…Бросив на стол монету (мальчишка-разносчик недоуменно покосился на ничем не примечательного господина, расшвыривающегося золотом), я беззвучно выскользнула из таверны и облегченно вздохнула, сбросив на плечи осточертевший капюшон. В волосах намертво запутался ветер, плащ раздулся пузырем, сверху хлестали тонкие струи холодного дождя, но сейчас меня эти мелочи уже совсем не трогали: нужно было успеть добраться до дома прежде Кидранна. Иначе окажусь столь же кворровой конспираторшей…

Кидранн осторожно переступил порог родного дома, в первый раз в жизни не запнувшись. Сегодня весь день вообще творились странные вещи! Начиная с того, что он всю вторую половину дня нигде не спотыкался, хотя эта его неуклюжесть была притчей во языцех, и заканчивая тем, что в первый раз, разговаривая с Вирдом, не ощущал себя одиноким кроликом перед клубком удавов.

Плащ был насквозь мокрый и забрызганный по пояс. Кирн, брезгливо поморщившись, повесил его на спинку стула и взбежал по лестнице наверх, в спальню.

А там ждала засада…

– Вечер добрый, – холодно поприветствовала ингра, не сводя с него пронзительного взгляда.

– Добрый, – несколько смутился он, приостановившись в проеме. Потом вспомнил, кто тут главный, и, хорохорясь, развязно плюхнулся в кресло, закинул ногу на ногу.

Девушка продолжала молчать, прожигая его глазами. Кирн неуверенно нахмурился, сел нормально и недоуменно оглядел ее с ног до головы. Алый атласный халатик наполовину просвечивал, при любых движениях четко очерчивая бедра и грудь девушки. Остальное без труда дорисовало воображение, и тут же пришлось вновь плотно закинуть ногу на ногу. Уже по необходимости скрыть от ингры некоторые… мм… физиологические изменения…

– А ты совершенно неэкономен в отношении финансов твоего родственника, – вдруг ни с того ни с сего заметила она, переводя взгляд на стену перед собой.

– С чего ты взяла? – с задержкой, не успев толком переключиться с фантазий на реальность, спросил Кирн.

– Седьмой пункт договора: ингра и Заказчик не имеют права лгать друг другу. Ты его нарушил.

– С чего ты взяла?! – вскинулся Кидранн. Неуверенно вскинулся. Без огонька в глазах.

– Уж не с того ли, что последние два часа ты провел вне дома? – язвительно скривилась девушка, поведя плечами. Кирн, опять ощутив необходимость свести ноги, решил смотреть лучше куда-нибудь в сторону. Не на нее… Не на изящную шею… Не на приоткрывшийся разрез… Не на тонкие, до хрупкости тонкие, запястья… В СТОРОНУ, ИДИОТ!!!

Ингра хранила безмолвие, совершенно ее, похоже, не тяготившее. Парень быстро начал перебирать в уме последние реплики и ничуть не удивился, что последнее слово осталось за ней. Вот только…

– А ты тоже обязана отвечать на мои вопросы только правду?!! – вдруг загорелся он.

– Да.

В голове завертелись обрывки самых разных – от заумных до просто неприличных – вопросов, но ни один никак не мог сорваться с языка… Интересно в одночасье стало все: и ее прошлое, и ее происхождение, и планы на ночь, и предпочтения в мужчинах…

– А ты не следила за мной? – вдруг неожиданно даже для самого себя спросил он.

Девушка наградила его долгим изучающим взглядом и твердо ответила:

– Нет.

Кидранн вдруг почувствовал себя неловко. И сам не понял почему. Словно заподозрил ее в чем-то неприличном и оказался неправ. Потряс головой, сбрасывая наваждение, но оно никуда не уходило. Вцепилось в уши и жарко шептало: «Виноват, виноват, виноват…»

Девушка легко встала с подлокотника кресла (у нее, видимо, была дурная привычка сидеть на подлокотниках) и, кивнув на прощание, направилась к двери в свою спальню.

– Погоди! – вдруг позвал Кирн.

Ингра удивленно обернулась.

– Спокойной ночи, – смущенно отворачиваясь, бросил он.

Девушка пожала плечами, цепко оглядела комнату и неслышношепнула что-то в адрес кровати. И вышла.

Кидранн вздохнул, усилием воли заставил себя выкинуть из головы все ненужные фантазии и, раздевшись, лег в постель. Вопреки обыкновению, не ударившись головой о прикроватную тумбочку.

В жизни явно происходило что-то удивительное…

Я в который раз приподнялась на локте и взбила подушку. Откинула одеяло, открыла окно. Дело было, конечно, не в подушке и даже не в духоте. Сон не шел совсем по другой причине: в голове царил полный кавардак.

Эмоции бушующим морем разбивались о камни Логики, кольчужным кружевом отступаясь от берега Необходимости.

Разговор в таверне, при всей своей ясности, не дал никакой конкретики: собираются ли они в конечном итоге убить и Кидранна, как дядю? Если собираются – то когда? И каким образом? Собственно, когда и каким образом они собираются убить дядю, я тоже толком не знала, но Кидранн интересовал с более насущной точки зрения. Ибо есть правило магов: если притворяешься профессионалом в чужой области, то будь добр работать не хуже, чем тот профессионал! Иначе могут пострадать те, кто страдать не должен.

Итак, ведьма, пойдем с самого начала.

Дядя Кидранна – Ликарт – министр финансов. И он кое-кому очень сильно мешает. Мешает протолкнуть на свое место нужного кодле [26]человека. Зачем кодле свой человек в кресле министра финансов? Едва ли они так уж хотят порушить на кворр всю денежную систему Версара. Им, скорее всего, просто нужен любой свой человек в министерстве. А то, что выбор пал именно на министра финансов… Может, по жребию, а может – его оказалось проще всего достать. Неважно.

Засаду, скорее всего, готовят в то время, которое указал им Кидранн: через пять дней в полдень. Что ж, по крайней мере, время у меня еще есть. Если его использовать по полной программе, а не про… водить в никчемных терзаниях, как я иногда делаю.

Теперь – о самом Кирне. Он, судя по разговору бандитов, невинен как овечка и понятия не имеет, что пилит сук, на котором сидит. Но, во-первых, не мешало бы это проверить, ибо даже члены одной и той же банды далеко не всегда знают, что на уме другого. Очень не хотелось бы пытаться защищать (в глазах дяди, разумеется, от остальных защищать придется вне зависимости от того, хочется или нет) того, кто этого не стоит. Да и к тому же какая из него бедная овечка вообще?! Пусть даже он не знает, против кого конкретно замышляют бандиты, но о том, что ничего хорошего они замышлять не могут, он догадывается при любом раскладе!!! Это что же получается: против дяди – нельзя, а против короля – пожалуйста?!! Не пойдет!

И – главный вопрос на повестке дня (скорее – ночи)! Как меня угораздило во все это встрянуть?!

Хотя… Если взять желание вляпаться в приключения, да умножить на зашкаливающую степень вредности судьбы, да прибавить произведение таланта влипать во все неприятности без разбору на крайне неудачное положение звезд…

Брр… Совсем я запуталась.

«Ну так, может, ляжешь спать?» – подкинул здравую идейку разум (впрочем, это и есть его обязанность – здравые идеи подкидывать. Я ему за это деньги плачу! Ой, тьфу ты… В смысле глюкозой кормлю во вред фигуре!).

Ага, вот только усну ли? Ни кворра понять не могу! То все виноватые, то все правые!

«А может, все-таки плюнешь на это, а?» – безнадежно спросил тот.

Плюну! – вдруг согласилась я. И тут же уточнила: – До утра!

«Хоть так… – убито вздохнул разум. – А то я уж думал, ты меня до рассвета насиловать будешь!»

Цыц, лентяй!

«На себя бы посмотрела!»

И посмотрю! Где зеркало?! Куда ты задевал зеркало?!! М-да… Ну подумаешь, замученная ведьма с кругами под глазами и красной от недосыпа радужкой…

«Плохо, видать, смотрела! – язвительно отозвался голос. – Спать ложись давай!»

Лягу… Но с одним условием!

«Каким?» – подозрительно насупился он.

Колыбельную спой!

«Чего-о-о-о-о-о-о-о?»

Мм… Неплохо. Только «о» надо напевней тянуть…

Солнце лениво мазнуло по векам хвостатым рассветным лучом, окончательно отгоняя и без того тревожный сон. Снились какие-то лабиринты, лабиринты, лабиринты… Подсознание явно не хотело давать даже короткой передышки замученному уму.

Настроение было преотвратное. Началось оно с крысы у ножки кровати, ледяной воды в умывальнике, невесть куда запропастившейся сережки и продолжалось в течение всего утра, достигнув апогея на завтраке.

Чем Ленна решила «порадовать» нас на этот раз, я даже и угадать-то не смогла.

Однако один вид этого блюда вызвал у меня такие красочные воспоминания о как-то раз сваренной по дурости кукурузной каше (есть оную потом отказались даже самые голодные поросята), что острые приступы тошноты пресекли даже малейшую теоретическую возможность угостить ЭТИМ мой желудок. Желудок же, согласный с тошнотой, свернулся тяжелым клубком и испуганно молчал, не решаясь даже вякнуть, тонко намекая на отсутствие в нем пищи вот уже вторые сутки. А учитывая, что вино я при этом пила уже два раза, причем не самого лучшего качества…

– Предлагаю пойти в какой-нибудь трактир… – поморщившись, произнес Кирн.

– Согласна, – подавленно кивнула я, вставая и спеша как можно быстрее вылететь из столовой.

Даждень – второй осенний месяц – только-только начинался, и солнце отдавало мягко-бархатистые лучики тепла, не выжаривая мостовую. Я быстро шла по каменной отмостке какого-то административного здания, то и дело вжимаясь в стенку, и чувствовала себя сопливой двадцатилетней девчонкой. Потому что уже к тридцати я научилась на вполне удобоваримом, по мнению Ильянты, уровне (то есть в совершенстве) считывать мысли людей. И с тех пор мне ни разу не приходилось следить за объектом в глупой надежде, что он как-то выдаст, кто он такой и чего он хочет!

Но, увы, у главаря вчерашней банды в кармане или сумке находилось какое-то электрическое приспособление, что отшибало все мои магические способности. Я ему даже магическую подножку поставить не могла! Разумеется, пыталась, – надо же мне хоть как-то проявить лучшие качества своего противнейшего характера!

Вот за это я и не люблю «смешанные» миры. Нет, лучше напрямик: или магия – или наука. Одно другому мешает, и даже очень сильно (например, от меня в Миденме [27]телевизоры рябят).

Пока же приходилось незаметно идти следом и запоминать маршрут.

Главаря я увидела совершенно случайно, выходя из трактира с Кирном. И тут же, не давая никаких объяснений, рванулась следом, крикнув последнему, чтобы шел домой. Тот кивнул и тут же чуть не загремел на дорогу, запнувшись о несуществующий, по моему мнению, камень. Пришлось одаривать его очередным заклинанием удачливости (что я при этом в душе сказала, думаю, писать не стоит) и мчаться следом за главарем, уже успевшим к тому времени отойти на весьма и весьма приличное расстояние.

Пока объект вел себя абсолютно спокойно и свободно: шел не спеша, ни от кого не скрываясь, несколько раз покупал у прилавков разные мелочи. Словом, обычный, ни в чем не повинный горожанин.

Но ведьминская зрительная память (специально развиваемая десять лет в Храме) подвести не могла. Значит, оставалось следить и надеяться, что чем-нибудь он себя выдаст. За это, кстати, не слишком люблю города: будь мы в деревне – я бы уже отловила ближайшего мальчишку за рукав или угостила пивком завсегдатая корчмы, и все нужные и ненужные (вторых, к сожалению, как правило, бывает больше) сведения были бы у меня в руках. В городе, даже небольшом и численностью населения, мало отличающейся от села, такой номер не пройдет: у людей совершенно другой склад ума. Так что в лучшем случае мне покрутят у виска (хорошо, если своего, а не моего), а в худшем начнут подозрительно выяснять, на кого я работаю и в чем хочу их обвинить. Одним словом, грымт мамрах выырз!!! Правда, это три слова…

Главарь тем временем вольготно расположился в небольшом трактире со столами на открытом воздухе, потягивая прохладное, судя по запотевшей кружке, пиво. Мне же оставалось только ругаться вполголоса и упрямо изображать горожанку, живо заинтересовавшуюся ирисами, невесть откуда взявшимися на клумбе перед кафе.

К объекту никто не подходил, но тем не менее он не спешил расплачиваться и выходить, наслаждаясь жизнью и заставляя меня изображать не просто упрямую, но и больную на голову горожанку! Еще немного, и я бы присела на корточки пропалывать клумбу (ибо стоять, согнувшись в три погибели, вот уже десять минут было проблематично), но тут пиво наконец-то кончилось, а сам главарь, кажется, вспомнил о каких-то неотложных делах и заторопился.

С деловитым видом выйдя из-под навеса, он значительно прибавил скорости, направляясь вниз по улице. Люди, заполнившие уже тротуары (видимо, начался обеденный перерыв), с выражением крайнего удивления на лице провожали взглядом девушку, пролетевшую сквозь толпу, как стрела, но при этом никого не толкнувшую, да чего там – даже не задевшую! Вроде и поругаться хочется да и не за что…

Главарь между тем схватил за плечо мальчишку в одежде посыльного и, быстро сказав ему что-то, сунул в руку серебряную монету. Паренек понятливо кивнул, быстро направляясь в мою сторону. Я осторожно отошла на несколько саженей назад и, когда он беспечно поравнялся со мной, цапнула за рукав:

– Торопишься?

– Да… – оторопело откликнулся тот.

– Мм… Может, окажешь мне кое-какую услугу?

Мальчишка быстро окинул взглядом длинное бежевое платье с длинными же, расширяющимися книзу рукавами, перехваченными на запястьях тяжелыми браслетами, уложенные узлом волосы и золотистый пояс, обнимающий тонкую талию (учитывая вынужденное голодание, последнее мне не стоило никаких усилий!), и, придя к выводу, что у горожанки есть деньги, осторожно заметил:

– Я освобожусь минут через двадцать: мне необходимо передать одно сообщение, а потом я полностью в вашем распоряжении!

Я насмешливо хмыкнула: все-таки иногда вид благопристойной горожанки играет на руку.

– Нет, уважаемый, боюсь, ваша помощь мне нужна будет именно сейчас. Это не займет много времени: вы всего лишь ответите на пару вопросов. И заплачу куда больше того господина, – торопливо добавила я, заметив, что он собирается возразить.

Мальчишка подумал, закрыл открывшийся было рот, решаясь:

– Ну… Раз недолго – хорошо, спрашивайте.

Я легко прокрутила в пальцах блеснувшую золотом монету, и мальчишка невольно отшатнулся: хотя официально магия в Версаре разрешена, чародейки здесь встречаются не так уж часто (многие заклятия из-за помех работают не так, как надо. Да и вообще, мы предпочитаем, чтобы на нас смотрели как на тринадцатое чудо Древа, а не как на низкопробный заменитель науки). Не удивлюсь, если он с магией вообще в первый раз в жизни столкнулся.

– Что тебе сказал вон тот господин? – резко спросила я, прищурив глаза, и кивнула головой в сторону давно уже скрывшегося из виду главаря.

Мальчишка судорожно сглотнул:

– Но… госпожа, это не разглашается…

– Да ну? – насмешливо приподняла бровь «госпожа», вкладывая в его вспотевшую ладонь сантэр и тут же материализуя еще один.

Мальчишка побледнел. В детской душе отчаянно боролись жадность и чувство долга. В конце концов, никто ведь не узнает, он спокойно отнесет донесение, а эта девушка… Да какое, собственно, ему дело, что ей надо? А два сантэра – это практически недельный заработок!

– Хорошо, – решился он, тут же получив обещанную монету. – Этот господин сказал: «Лети на Тройскую улицу, дом семь, и скажи некоему Кидранну, что Вирд передает ему новое место встречи: таверна „Морская дьяволица“, потому что подозревает, что на старом их уже кто-то отследил», – и все! Честное слово, он больше ничего не говорил!

Я задумчиво хмыкнула и отпустила его движением руки. Парень полетел, как перепуганный заяц.

Итак, Вирд.

Что мне дает имя? Фактически ничего. Особенно учитывая, что я даже не знаю, насколько оно распространено на этой Ветке. А вдруг вообще поддельное?

Можно, конечно, расспросить дядюшку Кирна, не знает ли он кого-нибудь, носящего это имя, но слишком уж гипотетична эта ниточка. И маловероятно, что за нее я распутаю весь клубок.

Похоже, утро прошло зря. Разве что город немного узнала.

И, плюнув ушедшему Вирду вослед, я пошла домой.

Оставшаяся часть дня прошла невыносимо скучно: Кирн маялся дурью в доме, где любые его повреждения не заходили дальше ушибов (от особо сильных его страховало заклятие, а на слабые я уже перестала обращать внимание), и ждал вечера. Я же от нечего делать перебрала сумки с зельями и одеждой, вымыла волосы (ибо от вчерашней помывки остались только нецензурные воспоминания) и переоделась с учетом вечерней вылазки. Вечерами уже было холодно, так что утреннее платье дополнили мягкие полусапожки на извечных шпильках и шерстяная шаль на плечи, прихваченная у шеи аметистовой брошью, позволявшей практически без усилий создавать любые иллюзии.

Часов в шесть по дому разлился подозрительный запах несъедобной пищи…

Желудок жалобно взвыл, напоминая о моей святой обязанности закидывать в него что-нибудь хотя бы иногда, и я решила, что в понятие «ограждение материального тела от любых повреждений» входит и ограждение от голодной смерти. И пошла на кухню.

Выгнала ничуть не расстроившуюся от этого Ленну, с брезгливой гримасой на лице выбросила в ведро то, чем она собиралась отравить нас, даже не удосужившись разглядеть, что представлял собой очередной кулинарный шедевр, и с решительным видом упаковалась в передник.

Картошка нашлась в корзине под кухонным столом, нож – наполке для утвари, а больше мне пока ничего надо не было, так что работа закипела.

Через пятнадцать минут на железном листе, припудренная пряностями, кокетливо возлежала вычищенная и порезанная на пластинки картошка, а я, отправив это чудо в духовку, металась по кухне в поисках чего-нибудь мясного. Не нашла, так что пришлось искать по всему дому Ленну (желудок громко вопил, что если я, в жадности помчавшись за мясом, сожгу картошку, то он мне этого не простит), пять минут объяснять ей, чего я от нее хочу, чтобы в итоге услышать удивленное:

– А я знаю, что ли?!!

– Жрызтра фрахк!!! – зарычала я, разворачиваясь на каблуках и спеша на кухню.

Вяленый кусок мяса отыскался-таки в подполье, куда Ленна, судя по количеству свисающей со стенок паутины, не заглядывала лет этак пять. Возрадовавшись ему, словно блудному сыну, я тут же напластала с десяток кусков, художественно украсив тарелку петрушкой. Подоспела очередь и картошки: румяная, щекочущая ноздри аппетитным ароматом… Просто жалко было на стол ставить!

…Через полчаса от шикарного (по местным меркам – вообще королевского!) ужина не осталось ни крошки, а Кидранн, похоже, смирился с наглой ингрой в собственном доме…

Кусок мармелада упал на юбку, и я с трудом сдержала рвущееся наружу проклятие. Мало того, что он липкий и несладкий, так еще и падает!

Компания, сидевшая через три столика, взорвалась смехом. На четвертом жбане пива им (в том числе и Кидранну) море было по колено, океан по щиколотки. Трезвую голову сохранил только главарь, то и дело оглядывавшийся по сторонам, но и он с явной завистью поглядывал на развеселых товарищей. Эх, тяжела ты, царская доля…

Таверна оказалась ничего себе, получше вчерашнего трактира. На стенах была намалевана соответственно морская дьяволица, явно писанная художником в состоянии подпития: половину шедеврального полотна занимали растрепанные волосы и обнаженная грудь, в силу чего дьяволица поместилась на стене только верхней своей частью, а нижнюю великий творец был вынужден рисовать уже на другой стене (там половину картины занимали обнаженные ягодицы). В итоге получилась дородная баба с трезубцем (по размерам вилкой) в руках и зверской харей. Колоритно, по крайней мере.

Решив не смущать кодлу второй раз таинственным незнакомцем в плаще, я послушно изображала из себя расстроенную девушку, пришедшую на свидание и не обнаружившую там жениха. Вино с мармеладом шло приложением и средством утешения. Впрочем, судя по заинтересованному лицу молодого человека напротив, скоро расстроенной девушке светит придумывать причину, почему она не желает завести приятного знакомства…

Я уже искренне жалела, что пришла: ничего здесь, судя по всему, с Кидранном особого случиться не могло, разбойники решили сегодня не обсуждать предстоящей кампании, а как следует надраться, так что сидение в полном одиночестве с фужером вина уже сильно напоминало уныло-бессмысленную трату времени с уклоном в алкоголизм…

– Скучаете? – белозубо улыбнулся незаметно подошедший (и когда это я отвлеклась?) молодой человек.

Я невольно отшатнулась, быстро собирая нервы в кулак: магией от него пахло. Но как-то мягко, снисходительно, не то что от магов, разящих грубой неотесанной силой. Как будто магия была его неотъемлемой частью, как у… ведьмы!

Брр… Приехали! Ведьм-мужчин не бывает! И петухов-наседок тоже!

– Скучаю, – хищно улыбнулась я, тут же прекращая ломать раскрытую комедию. – А что? Есть проблемы?

Парень мягко улыбнулся и присел за мой столик, не обратив внимания на возмущенный взгляд. Темно-зеленая рубашка под цвет глаз мягко облегала рельефный торс и не по-мужски изящные руки.

– Есть разговор, – спокойно, негромко сказал он.

Я серьезно вгляделась в невозмутимое лицо. Не больно молодой: глаза серьезные, хотя и пляшут на дне золотые смешливые искорки. Но и не старый: ни одной морщины еще не легло на лоб. Хотя у магов возраст всегда трудно определить: молодость у них длится до семидесяти. Вот только маг ли он?..

– Выкладывай.

Парень легко, одними кончиками губ, усмехнулся:

– Не здесь. Когда у тебя будет время и не придется делить внимание между мной и вон тем несуразным юношей.

Я резко повернула голову, вглядываясь в глаза. Ничего. Ни насмешки, ни издевки. Просто спокойное внимание. И уверенность, что я соглашусь.

Э-э-э… нет! Это меня не устраивает! Совсем не устраивает!

Я недовольно прищурилась:

– И с чего это, интересно, ты взял…

– Тебе скучно, – невозмутимо перебил он. – И тебе нужна кое-какая информация, которой я располагаю.

Мило. Особенно учитывая, что я и вправду соглашусь! Врупт рааз квыров!!!

– Где и когда? Он улыбнулся:

– Иди гулять по городу. Я сам тебя найду.

– Отлично! – фыркнула я, отвернувшись и посчитав разговор исчерпанным. Но кое-кто, похоже, считал иначе. По крайней мере, подниматься и уходить он не собирался.

Я раздраженно обернулась:

– Какие-то еще проблемы?!

– Поиск хорошей компании…

– Извини, не ко мне!!! – И, заметив, что разношерстная пьяная компания начинает расплачиваться, я быстро вскочила и прошмыгнула на улицу.

Идти пришлось чуть впереди, дабы не смущать товарищей слежкой (до пьяных это дойдет медленнее, но зато и предпринятые действия интеллигентной лояльностью отличаться не будут), а направление отслеживать по общему эмоциональному фону идущей следом толпы. Впрочем, особо напрягаться в этом плане не приходилось: о том, куда направляется бравая компания, были очень даже в курсе все прохожие и владельцы домов по обочинам:

– На-а-аправо!

– Не-а-а! Опять врешь, Хиляк! На-а-але-эво…

– Напра-а-аво!!!

– Налево-о-о!

– Заткнитесь оба, – зло поморщился вожак. – Направо свернули, быстро.

После минутного молчания (ребята, видимо, осознавали суть приказа) с утроенной силой завыло:

– Я же говорил: напра-а-аво!

– Дура-а-а-ак! Ты говорил: нале-э-эво!

– Напра-а-аво!

– Нале-э-эво!

Судя по звукам глухих ударов и смачной ругани, к согласию мирным путем спорщики так и не пришли…

– А ну разошлись, гвырт бы вас побрал! – гаркнул Вирд. – Через полчаса сходка, а они мало того что нажрались, как свиньи, так еще и изувечить друг друга задумали раньше времени!

Я напряглась, как заяц перед оборотнем, прислушиваясь к разговору и стараясь не пропустить ни слова…

Вон что этот куренок, значит, замыслил! Решил авторитет свой поднять! В драке уличной поучаствовать! Ну погоди ж, гаденыш, дома я тебя за шкирку оттаскаю…

– А где мы собраться-то решили? – вдруг разродилась первым умным вопросом пьяная голова Кирна.

– В Ведьминском проулке, – скрипнув зубами, терпеливо ответил вожак. – И если только вы сей же час не соскребете свои туши с дороги, то туда я пойду один! А вы валяйтесь тут, пока ближайший патруль, йыра им в печенки, не загребет всех без разбору!

Бурный гомон неодобрения и порицания идеи остался за спиной: меня уже интересовали более насущные вещи, чем булыжники, о которые спотыкается Кидранн…

Быстро (ибо кодла еле тащилась, несмотря на грозные проклятия со стороны Вирда [28]) оторвавшись, я вздохнула спокойно: куда приятней гулять по ночному городу, если у тебя за спиной не топочут шесть слонопотамов!

Равнодушно-бархатное небо быстро усыпал стеклянный бисер звезд, чуть припорошенный тонкой вуалью облаков… В окнах дома напротив центральной площади суетливо метались в подсвечниках напуганные собственной дерзостью язычки пламени, облегченно затихая от усталого фуканья хозяев… По ночному городу можно гулять бесконечно… Сбросив надоевшие сапоги, пробежаться по нагревшемуся за день камню, разбудить зловещим ведьминским хохотом всю округу, оседлать чуткую, привычную к малейшим движениям пальцев метлу…

Э-э, ведьма! Ишь, замечталась! Тебя сюда не гулять звали, между прочим! А ну давай отрабатывай свой баснословный гонорар!

Итак, Ведьминский переулок. Хорошее название, ничего не скажешь. Прям как специально кто подбирал…

Высокие каменные дома сменились одноэтажными, а те – и вовсе деревянными по мере моего удаления от центра города. Широкие мощенные булыжником улицы похудели, посмурнели, стушевались и совсем превратились в узенькие лабиринты нищенских трущоб. Гулять в подобных переулках по ночам не рекомендовалось, если только ты не ведьма или не ищешь приключений себе на… истинное лицо. А уж ведьме, ищущей приключений… сами Хранящие велели, одним словом.

Ведьминский переулок мало чем отличался от соседних Вурдалачьего и Упырьего. Видимо, здешних грамотеев потянуло на нежить, или она и вправду не брезговала парой-тройкой куриц в месяц (будь «дань» больше – давно бы уже пожаловались городскому магу. А так – все тихо, все молчат, вроде бы как довольны). Вот только каким боком связана хищная нежить с ведьмой?!

Впрочем, стоило мне, разгоряченной, влететь в переулок, тоскливо скрипнув каблуками на чересчур крутом повороте, как стало ясно каким: тетка, случайно вышедшая на улицу в неурочный час (а может, бегавшая к кому на ночь, пока зарогатевший муж уехал), с воплем отпрянула от жуткого чудовища с всклокоченными черными волосами, развевающимися, аки вымпел в ночи, горящими злостью глазами и хищным оскалом.

– Чур, чур меня! Хранящие, спаси-и-и-ите!!! – тоненько завыла она, бочком-бочком обходя меня по плетню ближайшего палисадника.

– Щас, бегу и падаю, ждите! – фыркнула я. – И воздастся вам!

Тетка противно завыла на одной ноте и кинулась наутек.

С одной стороны переулка, вопреки всякой логике оказавшегося сквозным, уже надвигалось несколько серых теней. Судя по тому, что пришли они с противоположной стороны, да и пьяных возгласов слышно не было, я заключила, что это «не наши». «Наши» же, если верить приближающимся звукам, то шатко, то валко (чаще – валко. Подвыпивший разбойник с жуткой руганью валился на землю, а дружки с еще более сочными эпитетами и красочными описаниями мест, куда бы следовало отправиться не держащемуся на ногах товарищу, поднимали; при этом валились уже дружки – и потеха шла по новой) подходили с другой стороны.

Э-э-э! И куда же, позвольте, деваться бедной, всеми обижаемой ведьме, решившей остаться в строгом нейтралитете?!

Беззвучно, словно кошка, взвившись на ближайший забор, я оттолкнулась (забор оказался хлипеньким и заскрипел, заваливаясь на один бок) и уцепилась за край черепицы дома. Раскачавшись, закинула одну ногу (юбка послушно разошлась по магически скрытому большую часть времени разрезу), подтянулась и влезла целиком. Ползком, нецензурно ругаясь вполголоса, добралась до трубы, испуганно замерла серой тенью.

Как ни странно, маневр удался. Потери ограничились парой царапин на локтях и коленях да горестно покосившимся забором. А, ему, поди, и так недолго оставалось!

Теперь главное – определить расположение заведомо неравных сил. Причем неравных отнюдь не в пользу противника! Ибо одна-единственная ведьма стоит куда больше всех этих вояк, вместе взятых! И у ведьмы есть одна-единственная задача…

С трудом различив среди едва ковыляющего пьяного сброда Кидранна, я набросила на него магическую «кольчугу» и, успокоив свою совесть, присмотрелась к лагерю противника.

М-да, выглядели ребята попрезентабельней… Кожаные куртки, такие же штаны и сапоги, кастеты или россыпь перстней на пальцах, ножи в рукавах, а у одного, кажется, даже лук за спиной… Да, экипировались парни не в пример лучше «моих» бравых молодцев. Впрочем, это их не спасет. Убивать, разумеется, я никого не собираюсь, до вот без пары переломов, вывихов и сломанного носа дело, похоже, не обойдется.

Мм… Не люблю дворовых драк. Грубо, грязно, паскудно и… бессмысленно, что самое смешное!

Банды тем временем наконец-то сошлись, главари сказали друг другу что-то остроумно-оскорбительное (с их точки зрения) – и началось…

Вирда за его остроту тут же пырнули ножом в бок, но тот, к счастью, успел предугадать быстрое (но не молниеносное: я бы увернулась) движение противника, чуть отклонившись и подставив под удар руку, защищенную курткой. Ровная тонкая полоса разрезанной ткани тут же обагрилась кровью, правда, судя по сохранившейся резвости его движений, рана была несерьезной.

Впрочем, уже этого мне хватило, чтобы понять: шутить здесь никто не собирается.

Хмель мигом повылетел из голов, ребята хмуро скучковались и пошли в атаку. Один «кожаный» согнулся пополам, получив ногой ниже пояса (ботинки с тяжелой подошвой – неплохая замена острым шпилькам), второй с шипением и руганью отступил, зажав руками живот. Хотя и в наших рядах не обошлось без потерь: Вирд, орудуя только одной рукой, с трудом отбивался от насевших на него противников, в Кидранна полетел нож и, недоуменно брякнув, отскочил от невидимой простым взглядом кольчуги. Сам Кирн еще несколько минут упрямо разглядывал плечо, силясь узреть там застрявший клинок.

Похоже, пора бы и мне вмешаться.

Второго «кожаного» я сняла тихо и осторожно: никто и не заметил, как он, задев ногой невидимую энергетическую ниточку, осел на землю без сознания. Дальше пошло хуже: пришлось бросить на Кирна дополнительный щит, ибо этот олух теперь, обнаружив радостное свойство своего организма: невосприимчивость к колюще-режущим предметам, кидался под все ножи без разбору!

И тут меня заметили…

«Кожаные», не наши: нашим было не до того, чтобы смотреть, кто там на крышах сидит, а вот лучник заинтересовался скромной особой, косящей его собратьев за здорово живешь.

– Ну ехидна… – премерзко ухмыльнулся он, натягивая двумя пальцами тетиву.

– Приятно попрощаться, – согласно фыркнула я, уворачиваясь сразу от двух стальных птичек, чирикнувших над грудью и под головой (по какой дуге выгнулось тело, даже представить себе не могу).

Лучник оскорбленно вспыхнул, полез в колчан, но – поздно: белесая искра обездвиживания, каплей воды сорвавшись с моих небрежных пальцев, настигла его быстрее, чем он сообразил, что такое вообще творится.

Между тем Вирд справился еще с одним противником, а единственный оставшийся логично рассудил, что лучше уж он отнесет скорбную весть родственникам и близким павших в неравном бою – и драпанул куда глаза глядят.

Победа была за нами! Правда, о моем незначительном участии никто из прочих победителей не подозревал. Обидно, но… Наступим на горло самолюбию…

«Великие люди должны быть скромными!» – как всегда, не ко времени высунулся мой голос разума.

Молчал бы уж! Великий и скромный!

«Ха! Да ты б меня тогда уже забила!»

Вот именно! Так что сиди и не вякай!

«Угу, си… дю. Давай лучше поговорим о другом».

О чем о другом?

«Ну например, о том маге, которого ты встретила в таверне…»

С чего это мы с тобой должны о нем говорить?!!

«Ну вдруг ты решишь поделиться сердечными терзаниями…» – издевательски промурлыкал он, словно кот.

Иди ты в…!!!

«Мне и дотуда недалеко…»

…Пока я препиралась с самой собой, Вирд увел своих подопечных. То ли по домам разошлись, то ли опять пьянствовать – благо, повод теперь есть.

Что ж, пора бы и мне уже слезать с этой осточертевшей крыши! А то там что-то в доме подозрительно шумят…

Слезть я не успела.

Из двери выскочил всклокоченный мужик с вилами наперевес, одной рукой держащий орудие защиты и нападения, второй отмахивающийся от выглядывающей из-за приоткрытой двери жены и одновременно придерживающий спадающие штаны. Ей-ей, вид у него был до того эпатажный, что я бы расхохоталась… если бы не выглядела еще смешнее.

Стоит на крыше девка, растрепанная, разрез на юбке до середины бедра развевается, шпильки по черепице скрипят, искры высекают. Страх, да и только!

– Ты чаво туда залезла?!

– Я – э-э-э… да вот, – «поведьмачить чуток решила» – так и лезло на язык, но, увы, учитывая название переулка, шутить с такими вещами не стоило. – Да я на спор! Пообещала на вашу крышу залезть! Спорили с одним недотепой, что он и трех шагов не пройдет по «высотке», а он – надо ж, гад какой! – четыре прошел! Вот и пришлось… Да вы не беспокойтесь, я ничего не поломала!

…Забор не в счет – он от старости прогнил… Мужик смерил меня КРАЙНЕ недоверчивым взглядом («смотри, девка: я тебя запомнил!») и решительно заорал:

– Так слезай, дура! Или ты еще и петухом там орать на рассвете подрядилась?

Я легко оттолкнулась и по-кошачьи мягко приземлилась рядом с остолбеневшим от такого финта мужиком. Второй шов на юбке треснул, не выдержав тягот нынешней ночи.

– Спокойной ночи, – страстно выдохнула я в лицо виловооруженному представителю местного населения и растворилась в ночи.

– Чаво уставился, будто девок сроду не видал?! – тут же заорала на него жена, невесть когда успевшая найти скалку. – А ну шагай домой!

– Ага, – потерянно откликнулся мужик, с сожалением вздыхая и заходя в избу. Звук скалки, отскочившей ото лба забывшегося мужичка, перепутать нельзя было ни с чем…

Я устало привалилась к плетню соседнего огородика (предыдущий и так изрядно от меня пострадал!). Ну и денек выдался! Вроде бы все по мелочам, по мелочам, а усталость и раздражение копятся, чтобы вечером накинуться на тебя голодным волкодлаком и разодрать в клочья.

Я тяжело вздохнула, отрываясь от полюбившегося заборчика. Зеленоглазый кот у обочины сочувственно мяукнул вслед.

Кидранн не помнил, где они опять пили, да и что (судя по звенящей голове – какую-то дрянь), и сколько (опираясь на тот же факт – ОЧЕНЬ МНОГО) пили – тоже, собственно, не помнил. Но к дому ноги машинально принесли.

Привычно споткнувшись о порог, он уже выставил было руки вперед, чтобы смягчить удар о пол, когда вдруг понял… что не падает. Подозрительно… И уже не в первый, между прочим, раз!

Лестница жалобно заскрипела под тяжелыми ботинками, седьмая, чуть подгнившая, продавленная ступенька совсем прогнулась, грозя переломиться пополам. Давно уже надо бы починить, да все никак руки не дойдут. А у дяди просить денег на плотника неудобно…

Весьма небрежно сбрасывая с себя одежду по пути к спальне (куртка осталась на полу в прихожей, ботинки повесились за шнурки на ручке двери в гостиную), Кирн на рогах дошел до своей комнаты, на ощупь открыл дверь и плюхнулся в кресло.

Абсолютно почему-то не удивившись ингре, непринужденно расположившейся на его кровати.

– Как дошел? – скептически осмотрев хмельное тело, развалившееся в кресле и даже не могущее толком сфокусировать взгляд спросила она.

– Ы-ы-ы, – кивнул подопечный.

– Мило!.. Знать бы еще, что это означает…

– Ы-ы-ы! – начиная сердиться, повторил Кидранн. Голова болела, что никак не располагало к задушевным пространным беседам.

– Я так и поняла! – насмешливо кивнула девушка.

Ингра решительно встала, подошла к недовольно замычавшему Кирну и, сдавив холодными пальцами его виски, прошипела что-то нечленораздельное (а уж для пьяного-то уха…).

В голове словно в набат ударили. Звук раскололся об одну стенку точно пустого черепа, эхом откатился к другой, расплескался болезненными отголосками – и затих, будто круги на воде. А голова так и осталась пустой… но совершенно трезвой!

– Как ты это сделала? – ошалело спросил Кирн, подняв глаза на неспешно расположившуюся снова на кровати ингру.

– Есть способы, – пожала она плечами, потягиваясь всем телом, как кошка: от ушек – и до кончика хвоста…

Брр! Какая кошка?! Ну и ерунда в голову лезет…

– Так как ты дошел?

– Нормально… Точнее – не помню!

– Типичный синдром, – задумчиво подтвердила девушка. – Ничего, к утру вспомнишь!

И, напряженно застыв, вгляделась прямо ему в глаза. Словно ниточку протянула взглядом…

Кидранна вдруг странным образом потянуло рассказать все, что было в этот вечер. Вспомнить, расписать, похвастаться в конце концов!

– Мы тут подрались ночью в переулке, – неуверенно начал он.

– Я знаю, – раздосадованно перебила ингра, словно ее поманили сантэром, а сунули в руку медяшку. Да еще и пнули под зад на прощанье.

Первое рвущееся «Откуда?!!», пройдя некоторую мыслительную обработку, трансформировалось в обличающее:

– Ты за мной следила?!

– Нет, – чуть прищурившись от любопытства, ответила она. И повторила, делая ударение на двух последних словах: – Я за тобой не следила.

Кидранн внимательно всмотрелся в испытующие глаза, слегка изогнутые в вечной насмешке губы…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего, – улыбнулась ингра. – Ничего лишнего. Я ответила на вопрос. Так, как ты его задал.

– А именно?

Девушка тягуче, точно рысь, поднялась, села, мягко закинула ногу на ногу.

– Задавать вопросы – это искусство. И большое искусство, надо заметить.

– Да ну?

– Еще как! Потому что, если ты хочешь узнать мое имя, род и социальный статус, глупо спрашивать «кто ты?».

– Это еще почему?

– Потому что я отвечу «ингра», а кто-нибудь другой имеет полное право ответить «человек» – и будет прав! На все сто процентов!

Кидранн сел прямее, пытаясь разобраться в хитросплетениях логики и риторики. На только-только протрезвленную голову это давалось нелегко.

– То есть получается, что ты…

– Отрицаю факт слежки, – подхватила девушка. И, видя, что одному ему из софистических дебрей не вылезти, добавила: – Факт тайного следования за человеком с целью получения информации.

– А если убрать «цель получения информации»?! – догадался Кидранн.

Девушка довольно усмехнулась, вставая с постели и отправляясь в свою спальню:

– Шевели почаще мозгами – и из тебя выйдет толк!

Всю жизнь скрипевшая дверь беззвучно затворилась.

…Итак, она за ним следила… Тьфу ты, то есть не следила, а… как это? Следовала. Впрочем, особой разницы Кидранн не видел. Следила, следовала, защищала, помогала… Стоп!!!

Но ведь тогда получается, что и выигранная драка – совсем не его, Кидранна, заслуга! Что это просто какая-то ингра помогла ему одержать победу, при этом не допустив появления на его теле ни одной царапины! Девчонка!!! А он тогда, выходит…

Э, нет, так не пойде-о-от!

Кирн со злостью рванул дверь в смежную спальню, с порога заорав:

– Да как ты вообще посмела?!

– Что? – невозмутимо спросила она, поморщившись, но даже не пытаясь поднять только что скинутый халатик или прикрыться лежащей рядом ночной рубашкой.

Кидранн конвульсивно сглотнул, подавшись назад. Помялся в дверях: ни туда, ни сюда. Но уйти было выше его сил! Равно как и продолжать разговор, прежде чем она, совершенно не торопясь, хотя и не растягивая удовольствия, надела через голову рубашку и села к трельяжу расчесывать волосы.

– Так что я посмела? – нетерпеливо напомнила ингра, устало глядя на него из зеркала. Гребень легко проходил через, казалось намертво спутанные прядки.

– Ведь это только из-за тебя мы выиграли драку! – спохватился великий обличитель, растеряв и пыл, и львиную долю уверенности.

– Ну и что? – спокойно пожала плечами она, даже не пытаясь отпереться. И, заметив растерянно-недоуменное выражение его лица, добавила: – Ты бы предпочел в гордом одиночестве ее проиграть?

– Нет, – вырвалось у него.

Девушка, отложив в сторону гребень, непонимающе нахмурила смоляные брови:

– Так в чем дело?

Собственно, в чем дело, Кидранн уже и сам не знал, но осознание того, что его провели, как сопливого мальчишку, действовало на нервы сильнее, чем гарнец [29]ртути на дракона.

– Да как я теперь им на глаза-то покажусь?!! Наших там ножом истыкали, а я без синяка ушел!!! Трусом же окрестят, скажут, за чужими спинами отсиживался!!!

Ингра тяжело вздохнула («Как же у вас, мужчин, все сложно!») и решительно открыла ящик тумбы, безапелляционно приказав:

– Садись в кресло!

– С чего бы это… – начал было отбрехиваться Кирн, но под ее раздраженным взглядом стих, завял и послушно сел.

Девушка, достав какую-то небольшую сумочку, пристроилась рядом на полу. Закатала правый рукав его нательной рубашки, быстро перебинтовала руку от запястья до локтя, а при попытке раздраженно вырваться – ТАК посмотрела, что дальше Кирн предпочел сидеть молча и не играть в последнего из могикан.

– Закрой глаза!

– Зачем?!

– Затем!!!

Левый глаз слегка защипало, Кирн недовольно дернулся, но ингра зашипела разъяренной пантерой, так что пришлось сидеть смирно, даже когда было очень щекотно. Тоненькие волоски быстро-быстро порхали над веком, словно смахивая пыль.

– Все! – решительно заявила ингра, пряча что-то в сумочку и застегивая «змейку». – Надеюсь, теперь проблема исчерпана?

– Каким образом? – скривился Кирн. Раздражение, накопленное за вечер, плескало через край. И все мимо нее!

– Скажешь, что тебя ранили в руку, – медленно, почти по слогам, словно очень больному на голову ребенку, объяснила ингра. Только что на пальцах не показала.

Внутри забилась ярость. Да как эта девчонка, которая ни кворра не делает вот уже два дня, при этом получает бешеные деньги, может себе такое позволять?!

– А кто-нибудь станет меня об этом спрашивать?! Под курткой, между прочим, не видно!

Кирн резко рванулся – и тут же зашипел от резкой боли в перебинтованной руке. Это еще что за взграхх?!! Неужели она… Да когда вообще успела?!!

– Ты меня порезала?!

Ингра со свистом втянула воздух, медленно выдохнула, еще медленнее поднялась с полу и отошла к кровати. Лениво откинула одеяло, залезла, недовольно поворочалась, взбила и без того высокие подушки… и только тогда удостоила возмущенного Кирна ответом:

– Нет. – Коротко и по существу.

– А что тогда? – совсем глупо спросил он, недоуменно кивая на ноющую руку.

Девушка немного побуравила его сочувственно-презрительным взглядом, потом подняла глаза в потолок и тягуче, лекторским тоном, завела:

– В обязанности ингры входит ограждение материального тела Заказанного от любых повреждений. Поэтому ингра не может нанести своему объекту никакого вреда. В силу наблюдений, сделанных за последние два дня, ингра пришла к выводу, что в Заказанном актер скончаться не соизволил, а посему Заказанному станет затруднительно с достаточной степенью достоверности сыграть ощущение боли. Плохая же игра Заказанного, учитывая настоящее положение вещей, может повлечь за собой тяжелые, а то и непоправимые последствия. Посему ингра, приняв во внимание, что ощущение боли – это не повреждение материального тела, взяла на себя смелость одарить этим ощущением Заказанного, дабы он мог правдоподобно отыграть дебют. Если Заказанный уверен в собственных силах, ингра в состоянии забрать ощущение боли назад.

Кирн, с трудом отсеяв официальную шелуху, мешавшую пониманию, подумал, представил, как он, забывшись, размахивает во все стороны «больной» рукой… и не стал настаивать на своем. Пусть уж лучше болит!

– Что же до видимости, – не обращая внимания на его моральные терзания, так же скучно и на одной ноте продолжала девушка, – то, чтобы увидеть результаты работы ингры, Заказанный может посмотреть на себя в зеркало.

Кидранн, в этот раз и не подумав спорить, послушно подошел к трельяжу.

Оба-на! Этакий фингал под глазом, зловеще переливающийся всеми оттенками лилового, не всякий получить сумеет! Синяк грозно обрамлял весь глаз, расходясь желтизной к щеке. Таким украшением сам Вирд бы не погнушался! Вот только…

– Смоется, – мрачно буркнул Кирн, отворачиваясь от отражения.

– Смывай, – равнодушно отозвалась ингра, зевая и накрываясь одеялом.

…Через пятнадцать минут безуспешных попыток отмыть неведомую краску Кирн пристыженно вернулся в свою комнату и осторожно приоткрыл дверь смежной спальни…

Черноволосая спала.

Итак, «иди гулять по городу, я сам тебя найду!». Гуляю. Уже два часа гуляю. А толку – сами понимаете сколько…

На фоне утреннего раздражения (сначала я увидела, ЧЕМ собираются протравить меня в этот раз на завтрак, а потом Кидранн недовольно протянул: «А почему завтрак готовила не ты?!») злобности, равно как и вредности, мне это только добавляло.

Погода в Версаре откалывала такие коленца, что оставалось только преклоняться перед неприхотливостью и долготерпением местных жителей. Я никак не могла привыкнуть к тому, что пробирающий до костей, позднеосенний ветер вечером совсем не означал, что утром будет зябко. Напротив – рассветные лучи решительно разгоняли небесную хмарь, щедро поливая землю плододарским теплом. А ведьме, решившей «предусмотрительно» взять с собой шаль, оставалось только тихонько ругаться сквозь зубы. Почему тихонько? Потому что здесь я не ведьма, которой позволено все и еще немножко, а – ингра. Девушка-воин, живущая только по своим, но оттого ничуть не менее – а то и более! – строгим законам морали. Этакая послушница с двумя вращающимися мечами в руках и арбалетом у пояса (вы можете представить себе такую картинку?.. Вот и я нет…).

Дома сияли свежевымытыми стеклами: приближался какой-то городской праздник, и хозяйки расстарались на славу, кое-где даже украсив несколько вычурные и тяжеловесные, на мой взгляд, перила балконов яркими лентами и живыми цветами. Дворники, закончив утренний «моцион» с метлой, теперь умиротворенно сидели на лавочках и со злорадной ухмылкой на лицах наблюдали, как спешащие горожане поскальзываются на свежевымытой брусчатке. Я, прошедшая мимо на высоченных (по местным меркам: в Варильфийте на такое даже внимания бы не обратили) каблуках и даже ни разу не подвернувшая ногу, удостоилась уничижительного взгляда и презрительного плевка семечной шелухой вослед.

Улица резко разошлась, раздвинулась и мягко перетекла в центральную площадь, главным украшением которой служил, разумеется, огромный фонтан. Ей-ей, из десяти городов на этой Ветке девять имеют на главной площади фонтан! Похоже, на большее у людей фантазии не хватает…

Заметив скромно притулившуюся в уголке «Тайну луготравья» и с трудом, но все же признав в ней лавку знахаря, я отложила осмотр фонтана на потом. Тем паче что «гулять по городу» мне, похоже, предстояло еще долго…

За тяжелой дверью меня встретили сумрак и… вонь. Не скажу, чтобы последнее было так уж нехарактерно для подобных заведений, но эта вонь являла собой нечто совершенно непостижимое.

Каждая лавка при создании профессионального ореола таинственности, как правило, выбирает один-два «ведущих» аромата. Лавочник, приходя на работу, просто сжигает веточку того или иного растения (его может в итоге даже не оказаться в составе ни одного рецепта) – и божественный (кстати, как ни странно, многие полагают, что чем отвратительнее зелье на вкус и запах – тем действенней) аромат на весь день обеспечен. Ибо, что бы вам кто ни говорил, но в самой лавке ни один знахарь не станет готовить зелья: нужны определенные условия, утварь. Здесь их только продают, причем в плотно закупоренных баночках, изначально исключающих возможность распространения запаха (хотя бы потому, что для многих противоядий соприкосновение с воздухом губительно). А знахарская лавка, где ничем «эдаким» не пахнет, изначально вызывает подозрения у покупателей, не посвященных в подоплеку трудов травника, вот и выкручиваются торговцы, как могут.

В этой же комнате пахло так, словно здесь сожгли не одну-единственную веточку, а целый веник!

Впрочем, у факта было очень простое объяснение: стоило только перефокусировать глаза на «кошачий» взгляд, – сразу стало видно, что в одном помещении собрались сразу несколько травников, работающих в условиях жесткой конкуренции: постоянном присмотре за собственными снадобьями и непрекращающимися попытками плюнуть в ступку соседа.

При виде меня тетка лет этак пятидесяти с явным сожалением оторвалась от вышеупомянутого занятия и подхватила потенциальную клиентку под локоток, жарко зашептав на ухо:

– Чего, милка, хотела? Хошь, приворотное зелье продам – самое что ни на есть действенное?! Ей-Хранящие, я с ним всю жизнь не меньше чем с тремя мужиками крутила!

– Нет, спасибо, сама как-то справляюсь. – Я аккуратно вытащила руку из цепких клешней торговки, скривившись при упоминании о Хранящих, как королевский отравитель при виде мясницкого топора.

Тетка, не растерявшись, суетливо забежала за свой прилавок и, достав чуть ли не из кармана баночку крайне сомнительного вида, стала совать ее мне под нос:

– А вот, смотри, отличное средство от запора!

Банка пахла позапозапозапозапозапрошлогодним сеном. Причем однажды пожеванным буренкой, но выплюнутым, ибо оно не соответствовало по вкусовым качествам еде. По крайней мере, некую корову это средство от запора однажды спасло…

– Нет, спасибо!

– Ну так глянь вот это! – Очередной бутылек, выхваченный из-под полы, радовал паутиной на крышке и подозрительным болотно-коричневым цветом содержимого. – Все морщины враз разгладишь, будто утюгом по ткани!

Я, содрогнувшись от садистского сравнения и праведного возмущения (в свои восемьдесят два я искренне считала, что в подобных вещах не нуждаюсь!), хищно прищурилась, перегнувшись через прилавок, наклонилась прямо к огромному уху торговки (от волос пахло дешевыми, значительно разбавленными духами), ехидно прошептала:

– А что, неужели оно такое дорогое, что вы даже саму себя не в силах им побаловать? Или вы уже безнадежны?

И, не дожидаясь, пока разевающая рот от переполнявшего ее гнева торговка придумает что-нибудь в ответ, отошла от прилавка.

Заспиртованные в стеклянных банках змеи меня не впечатлили, весьма посредственные чучела ворон с запыленными крыльями и повыдерганными перьями – тоже. Одним словом, обычная лавка. Но неужели здесь нет ни одного настоящего травника?

Есть. Причем не просто травник, а Слышащий. Вот его-то мне и надо.

Старичок в дальнем углу комнаты удивленно поднял карие глаза, когда я подошла и негромко хмыкнула над его плечом.

– Вам что-то угодно?

– Угодно, – улыбнулась я, чуть наклонив голову и пристально разглядывая выставленные на покрытом чистым отрезом хлопка столе бутылочки. – Настойку женьшеня, толченый корень белоцвета и листья ринницы.

Слышащий внимательно присмотрелся к странной покупательнице и вдруг сказал:

– Вам лучше обратиться к кому-нибудь из них, – широкий жест в сторону конкурентов. – Мои цены на порядок выше.

– Знаю. И верю, что ваши травы того стоят. – Искра, проскочившая между выбивающими дробь по столу пальцами, наконец-то прояснила травнику, кто перед ним и почему этот кто-то готов заплатить столько, сколько потребуется, чтобы заполучить настоящие травы, а не перетертую в пыль траву.

Травник улыбнулся, в глазах промелькнула хитринка:

– Так что вы хотели? Повторите, пожалуйста…

– Женьшень на спирту, корень белоцвета и ринницу, – послушно напомнила я.

Травник отошел, завозился с мешочками:

– А женьшень вам не подскажете для чего?

– Подскажу, – усмехнулась я. – Иммунитет повышать.

– ВАМ? – удивленно вскинул глаза травник. И тут же смущенно пояснил: – В смысле, что некоторые особенности организма, как я слышал… и вы еще так молоды…

– Зато здоровье ни к йыру, – пожала плечами я. – Да и потом, с нашей сквирьфовой работой год за два считать надо!

– Ясно, – улыбнулся травник, возвращаясь к прилавку с двумя бутылочками темного стекла и парой мешочков. – В дополнение к женьшеню для таких целей могу посоветовать экстракт релови.

– Давайте, – кивнула я.

– Итак, сколько же трав вам нужно?

– Мм… Пожалуй, лот [30]белоцвета и пару золотников [31]ринницы, – решилась я.

– Хорошо, – флегматично кивнул Слышащий, отмеряя на весах чуточку больше того и другого… – Еще что-нибудь?

– Нет, спасибо. Сколько с меня?

– Три сантэра…

Я с сомнением оглядела настойки и травы: редкий, цветущий только неделю в году, белоцвет, дорогущую ринницу… И молча, словно в порядке вещей, выложила на стол семь монет. Его «конкуренты» с меня за труху больше бы содрали…

Молчаливый договор завершился: травник убрал деньги со стола, открыто пододвинув к моим покупкам небольшую баночку с плотно притертой крышкой. Поднял глаза, пробежался по моей одежде, широкому каменному браслету, перехватившему запястье и усмехнулся:

– Янтарь… К лицу ли горечь мудрости столь молодой девушке?

Я невесело усмехнулась и наклонилась близко-близко к его лицу:

– Те, кто так решил, умерли еще во младенчестве. Спасибо.

– Помоги вам Хранящие, – привычно благословил на прощание старик.

– Да уж постараюсь! – пробурчала я себе под нос.

Сгребла в кошель на поясе все покупки и, благодарно кивнув, вышла.

Фонтан – это удивительное произведение искусства!

За свою недолгую жизнь я успела перевидать никак не меньше сотни фонтанов! От конусообразных нагромождений камней под самое небо, между которыми брызжут струйки, расцвечивающие все вокруг сотнями маленьких радуг, до миниатюрных эльфиек, льющих неиссякающий поток воды из маленького (но, по логике архитекторов, бездонного) кувшинчика. От прямых струй, взрывающих темную зеркальную поверхность, до шутих, обливающих тебя в самый неподходящий момент водой, взявшейся просто из-под земли! От добрых чародеек (ха-ха и еще раз хи!), одаривающих живительной влагой всех страждущих, до совсем уж непристойных плюющихся русалок и мальчиков, исторгающих воду из самых неподходящих мест.

Фонтаны – это место бурной общественной жизни! У фонтанов ругаются насмерть и мирятся навсегда, встречают любовь всей жизни и расстаются навек, женятся и разводятся, приносят кровные клятвы друзья и расплевываются враги, пишут величайшие произведения века и топятся, но чуть позже, когда «век» пресловутые произведения не оценит (потом потомки найдут, прочитают и зальются слезами раскаяния), прощают великие обиды и вынашивают планы жестокой мести, разжигают конфликты кровопролитных войн и заключают мирные договоры, разрабатывают планы государственных переворотов и просто пускают по воде бумажные кораблики!

В книгах фонтаны также занимают центральное место! У фонтанов встречаются главный герой с главной героиней (он ее спасает, или она его топит…), у фонтанов они впервые ссорятся (т. к. она вовсе не тонула, а он хотел еще пожить), у фонтанов же мирятся (иначе дальнейшее повествование зайдет в тупик), у фонтанов нас настигает кульминация произведения (придумайте сами, в меру своей распущенности), и там же, не отходя далеко, секут в капусту главных злодеев (а чего бегать-то?!).

Но, как бы избито это ни звучало, я сидела на бортике фонтана.

Фонтан откровенно не поражал воображения: в центре бассейна с небольшого, в пядь с кувырком [32]высотой, возвышения стекала тоненькая струйка, поблескивающая на солнце. Единственное, чем мог похвастаться фонтан, – это непривычная, никак не меньше косой сажени, глубина (видимо, чтобы топиться было сподручнее) и кристальная чистота воды. Правда, я подозревала, что второе – явление временное и продержится в лучшем случае до окончания праздника.

Рыбок не было, лягушек, впрочем, тоже. На дне темнели, вспыхивая металлическим отсветом на солнце, монетки. Серебро и медь – золота, видимо, горожане жалели. А если…

«Ты что, с ума сошла?!!»

А почему бы и нет? Я же теперь богатая! Ингра как-никак!

«Транжирка ты, а не ингра!»

Ну и ладно!

«Ну зачем тебе это надо?» – горестно всхлипнул разум, осознав, что отговорить от дурацкой затеи меня уже не удастся.

Не знаю! Но если я стану каждый раз задумываться и делать только то, что «надо», то перестану быть ведьмой!

«А так ты будешь глупой ведьмой!»

Умных ведьм не бывает!

«Это камень в мой огород?!!»

Ыгы.

И не дожидаясь, пока он придумает достойный ответ, я бросила в воду радостно сверкнувшую золотом монету. Фонтан благодарно булькнул, монетки чуть слышно звякнули, принимая новенькую в свои ряды.

«Дура ты!» – обиженно решил разум. И ушел. «Навсегда». То есть до следующего самого неподходящего момента.

– Не помешаю? – Я, вздрогнув, резко повернула голову влево и обнаружила вчерашнего мага, непринужденно усевшегося рядом на бортик.

– Ты что, с ума сошел?! Так подкрадываться?!!

Он усмехнулся кончиками губ:

– Что ты, я и не пытался!

Ах вот мы какие?! Отлично, сам напросился!

Я медленно скрестила руки на груди, ехидно улыбнулась и, издеваясь, протянула:

– А что ж ты так рано? Небось все ноги переломал в спешке?

Тот, признавая поражение, развел руками:

– До ног дело не дошло. Тебя не так просто найти.

– С чего бы это? – искренне удивилась я.

– Ты – ведьма, – просто пояснил маг. И значительно добавил: – Причем Настоящая ведьма.

Я напряглась, вглядываясь в спокойные, кристально честные глаза.

– Откуда тебе это известно?

– Давай не будем настаивать на раскрытии маленьких секретов, – улыбнулся он.

Я, прикусив губу, отвернулась. Посидела, отстукивая пальцами на мраморном бортике похоронный марш, и, устав ждать неизвестного, раздраженно спросила:

– У тебя, кажется, был ко мне разговор?

Он, будто уже успел забыть обо мне, сосредоточенно разглядывал небо, исполосованное высокими слоистыми облаками.

– А? Что? Прости, я не расслышал…

– Разговор, – терпеливо повторила я.

– Ах да! Я хотел рассказать тебе все, что тебя интересует относительно шайки Вирда и ее планов.

– Да ну? С чего бы? – непонимающе нахмурилась я. Несмотря на всю самоуверенность, мне слабо верилось, что такие вещи подносятся на блюдечке за красивые глазки. Даже за очень красивые глазки.

– Разве важно с чего? – улыбнулся он. – Давай я расскажу, что сочту важным, а ты потом спросишь о том, что я забуду.

Я пораженно молчала, а маг, не дождавшись ответа, невозмутимо продолжил:

– Шайка Вирда сформировалась пять лет назад. Они называют себя «кулаки» и соперничают с «ножами» – с ними-то как раз и была драка вчера вечером. Впрочем, не так давно, насколько я знаю, «ножи» и «кулаки» хотели объединиться, но что-то там не склеилось. Наверное, главари не сговорились или еще что. За пять лет «кулаки» успели многое: они возвысились над всеми остальными разбойничьими шайками, промышляющими по городу, и теперь им приходится постоянно отстаивать свое право на пальмовую ветвь первенства. С чем пока успешно справляются. Примерно полгода назад они решили выйти на более высокий уровень противозаконных работ, но для этого им понадобился «свой» человек в министерстве. Чтобы покрывать, доносить и защищать при случае. Выбор был невелик: все, кроме министра финансов, готовили себе преемника, и, если бы с ними даже что-то случилось, тот занял бы освободившееся место. Есть подозрение, что именно министр финансов выбран и еще по некоторым причинам, но о непроверенных фактах я лучше умолчу. А теперь можешь спрашивать.

На кой йыр это тебе понадобилось?!

«Только попробуй спросить такую ерунду, когда тебе готовы выдать любую государственную тайну!» – грозно возопил ушедший навсегда пять минут назад глас разума.

И я в кои-то веки его послушалась…

– Каким образом Кидранн оказался в шайке?

Маг расплылся в довольной улыбке:

– Теперь я вижу, чем профессионал отличается от обычной ингры…

Я, с трудом сдерживая триумфальную ухмылку, серьезно напомнила:

– Я жду ответа…

– Да-да, конечно, – тут же отозвался маг и, задумавшись на минутку, продолжил: – Так вот, Кидранн. Примкнул к «кулакам» месяц назад. Просто так, случайно познакомившись с Вирдом. Мотивация… Хм, вопрос сложный. Тут и желание доказать, что он чего-то стоит, и раздражение на опекающего его Ликарта…

– Короче – ворох комплексов, – поморщившись, заключила я.

Колдун неуверенно поскреб гладкий подбородок:

– Да, если говорить утрированно, то так. В шайке его держат за шестерку, не ценят, что ты, в общем-то, и сама видела. Он об этом смутно догадывается, но признавать не хочет.

Я задумчиво качнула головой:

– Ясно. А что насчет планов убийства?

Во взгляде проскользнула нотка уважения.

– Ты и об этом наслышана? Мм… Кидранна, насколько я понимаю, они убивать не собираются. А вот дядю – еще как! Устроить засаду в доме через три дня, во время совещания у короля, – и застрелить по возвращении. Просто и без шума.

– Совсем просто! – издевательски протянула я.

– Для разбойников это не так уж сложно, да и совесть их едва ли замучает, – улыбнулся маг. – Еще вопросы есть?

– Полагаю, осведомителя ты мне не выдашь?

– Зачем задавать вопрос, на который знаешь ответ?

– Знания бывают ошибочными.

– Бывают, – подумав, согласился он. – Но не в этом случае. Могу лишь сказать, что ты можешь рассчитывать на все сказанное: это чистейшая правда.

– Ыгы. Уже верю. Непонятно кому непонятно зачем сказавшему Непонятно что.

– А разве ведьма не привыкла рассчитывать на интуицию? – лукаво протянул он. – Или она настроена против меня?

Моя интуиция, заметно, кстати, усилившаяся с момента вступления в ранг Хранящей, была очень даже «за», но вот разум многое смущало.

– Что ты хочешь?

– В смысле? – нахмурился маг.

– Не изображай невинную овечку! Подобные услуги не оказываются за просто так. Чего ты хочешь в качестве платы?

Маг внимательно всмотрелся в мое лицо:

– Ты – первое существо, намерений которого я не угадал. А о мотивах даже задумываться не пытаюсь.

– И что с того?

– Полагаю, ты не дашь мне разрешения следовать за тобой и наблюдать? – напряженно спросил он. И тут же добавил: – Из чисто спортивного интереса, разумеется, не пытаясь использовать сведения против тебя ни косвенно, ни напрямую.

– Зачем задавать вопрос, на который знаешь ответ?

Колдун тяжело вздохнул:

– Если бы знал – ты была бы мне неинтересна.

– Боюсь, меня этим не оскорбишь! – фыркнула я. – Порой от этого самого «интереса» не знаешь, куда деться!

– Вот именно, – тяжело вздохнул он, снова пристально вглядываясь в небо.

Я тоже от нечего делать задрала голову. Небо как небо. Ярко-голубое, мягкое, как хлопок, и глубокое, словно океан. Облака за время нашего разговора разошлись, только кое-где приютившись пушистыми клочками сахарной ваты, уютное осеннее солнце не давило болью на глаза. По крайней мере, на мои, с вертикальными зрачками.

Шея затекла, и я опустила голову, медленно переводя глаза в обычное состояние и фокусируя взгляд. Маг уже не любовался небосводом – он откровенно разглядывал меня, словно силясь высмотреть что-то новое, скрывавшееся от него последние полчаса.

– Что-то не так? – Я резко щелкнула пальцами у него перед носом.

Он вздрогнул, будто очнувшись:

– Нет, все отлично.

Я, вглядевшись в побледневшее лицо, скептически уточнила:

– Ты уверен?

– Да, – рассеянно отмахнулся он. Тоскливо поглядел мне за спину, вздохнул, собираясь с мыслями… И тут же весь подобрался, вскочил, кинув на прощание: – Извини, я спешу. Береги себя. – И быстро зашагал прочь, в считаные секунды растворившись в толпе.

А я осталась. Сидеть возле банального фонтана и собирать мысли по клочкам.

Ни кворра понять не могу… Кто он такой? Что ему надо? И улетел ведь как ошпаренный!

Я повернулась к собственному отражению, равнодушно глядящему с поверхности фонтана:

– Ну и кто из нас ненормальный?!

Отражение пошло рябью. Словно плечами пожало. И усмехнулось.

«Маги не имеют права использовать непроверенную информацию. Любая информация, пришедшая из третьих рук, – непроверенная!» – настойчиво бубнил нудный разум.

Знаю! – раздраженно отмахнулась я и негромко, но выразительно выругалась, подвернув ногу на камнях мостовой.

«Неужели ты собираешься слушать этого йырового мага?! Ты его даже не знаешь!! Да он вообще ненормальный, почище тебя самой!» – не выдержав, взорвался обычно терпеливый, хоть и язвительный голосок.

А что мне остается, если никто больше ничего говорить не хочет?!

«Искать ответы самой!»

Каким, интересно, образом? – съехидничала я. – Видишь ли, вот этот увалень, идущий впереди, без меня за пять минут искалечится! Я вообще не понимаю, каким образом он благополучно (в какой-то мере) дожил до своих двадцати! И что будет, если я уйду из дома больше чем на час «искать ответы»?!

«Тогда думай! Должен быть какой-то выход!»

Должен. Но я его не вижу. И вообще, чтобы думать, у меня есть ты! Вот и нечего отлынивать от своих прямых обязанностей!

«Если бы я отлынивал, – вздохнул разум, – тебя бы уже убили раз… много», – и ушел. Думать. Надеюсь, по крайней мере…

Ингра шла позади, в одном шаге, но присутствия человека за плечом совершенно не ощущалось. Как будто и нет никого. Наверное, они этому учатся не день и не два – растворяться в толпе настолько, чтобы быть незаметными даже собственному Заказанному.

Кидранн был раздражен до невозможности. Злило все: ужасный завтрак, утренняя отлучка ингры, странное письмо от дяди с просьбой немедленно прийти и тихая, незаметная поступь девушки за плечом. На кой йыр она здесь? Что делает? Почему не может идти нормально, как все люди, а едва-едва слышно, тягуче-мягкой походкой плывет за спиной так незаметно, что иногда даже забывается, что он, Кидранн, здесь не один!

Перед глазами мельтешили кареты, не сбивавшие его вот уже три дня подряд. Раньше такого не случалось. И это тоже злило.

Бывают такие дни, когда хочется убить всех и повеситься самому ради красочного финала. Сегодняшний явно относился к таким: Кидранну хотелось убить Ленну, вконец забросившую работу по дому, дядю, как всегда не вовремя решившего повидаться с племянником, и ингру, невозмутимо кивнувшую на его зверский рык с порога: «Собирайся быстро – дядя ждет!» А больше всего хотелось убить себя. За нервозность, мелочность и свинское поведение.

– Постой, – негромко произнесла девушка.

– Зачем?!! – зло рванулся назад Кидранн но, тут же спохватившись и мысленно выругавшись на самого себя, постарался как можно спокойней спросить: – Извини, ты чего-то хотела?

Ингра вскинула тонкие черные брови, удивленная резкими перепадами его настроения:

– Что стряслось?

– Ничего, – максимально спокойно и терпеливо ответил он, внутренне снова закипая.

– Понятно, – вдруг с улыбкой протянула девушка. – Не переживай: сегодня Око Дракона входит в мужскую фазу – вот тебя и ломает.

В астрологии Кирн был совсем не силен: даже названий звезд не знал. И уж тем более понятия не имел, какая разница между мужской и женской фазой Ока Дракона. А посему предпочел вернуть разговор в более понятное русло.

– Зачем ты сказала остановиться?

– А ты собрался идти к Ликарту с этим? – Неопределенный взмах руки в сторону его глаза далеко не сразу был осмыслен Кирном как намек на его новоявленный шикарный фингал.

– И что с ним делать? – хмуро спросил парень, сообразив наконец, о чем речь. – Он не отмывается, да и воды сейчас нигде не найдешь.

– Проще надо быть, – тонко улыбнулась девушка, перебирая в воздухе тонкими пальцами. – Закрой глаза.

– Опять?!!

– А ты предпочитаешь, чтобы я тебе случайно выткнула глаз?

Кидранн, вздохнув, закрыл глаза. Едва-едва ощутимое прикосновение прохладной руки – и…

– Все, открывай!

– Уже?

– Ты думал, я три часа половой тряпкой орудовать буду?

Кидранн, не придумав достойного ответа, сплюнул себе под ноги и позвонил в дверь.

– Добрый день, кого вам угодно? – склонился в почтительном полупоклоне пожилой слуга, открывший дверь.

– Дядю, – поморщившись, ответил таким же полупоклоном Кирн. Я, всю жизнь считавшая себя выше всевозможных формальностей, просто кивнула головой.

– Прошу вас, проходите. – Лакей отошел, давая нам войти. – Его превосходительство еще отдыхать изволят, приказали не беспокоить, а ежели вы все-таки придете, то сервировать чай в гостиной, дабы вы не заскучали, пока ожидать будете.

– Вы хотите сказать, что мне еще и ждать тут йыр знает сколько времени придется?! – возмутился Кидранн.

Лакей, привыкший к подобным вспышкам гнева еще на примере своего хозяина, только согласно склонил голову.

– Прошу за мной.

Дом был большим, поражал неискушенный взгляд великолепием: резные перила винтовой лестницы на второй этаж, картины и ковры, развешанные по стенам, ничуть не худшие ковры под ногами. Но я, уже зная, что готовится здесь через три дня, смотрела на дом с чисто профессиональной точки зрения: с лестницы проще всего стрелять во входящего человека, а за огромным диваном можно спрятаться вдвоем или втроем, дабы, в случае промаха лучника, напасть сразу с трех сторон: обогнув диван по бокам и перемахнув через его спинку. Навощенные ступени лестницы помогут поскользнуться в самый неподходящий момент – и готово! Выписывайте путевку на тот свет…

Ей-ей, устраивать коварную засаду здесь было одно удовольствие, казалось, весь дом строился и обставлялся именно с этой целью! Но, увы, у меня была диаметрально противоположная задача…

Гостиная оказалась просторной, светлой комнатой, со стенами, задрапированными мягкими голубыми тканями; несколько кресел, стол и торшер составляли всю мебель. По полу были разбросаны бархатные подушки, высокие, от пола до потолка, окна заливали гостиную спокойным естественным светом.

На столе, покрытом теплой, цвета топленого молока скатертью, разместились всевозможные печенья к чаю, россыпь колотого шоколада, ваза с фруктами и оплетенная бутыль с красным вином посредине.

От вина я категорически отказалась, решив, что с меня и последних двух дней хватит. А то так и спиться недолго! Вместо этого я схватила гранат, горсть печенья и залезла на высоченный подлокотник кресла. За неимением возможности сидеть на полу. У подлокотника есть как минимум два плюса: во-первых, я возвышалась над всеми (не духовно – так физически!), а во-вторых, с него вскочить и драпать при случае куда проще, чем с кресла: пока ты встанешь пока выпутаешься из накидки – тебя застрелят пять раз!

Кидранн, кое-как проглотив пару кусочков шоколада, раздраженно мерил комнату шагами. Нет, с парнем явно творится что-то не то. Ну не с чего ему так переживать!

Вот мне, только-только вернувшейся со своей добровольно-вынужденной прогулки по городу и тут же получившей разнарядку на следующий рейс, очень даже есть, а ему – нет, не с чего.

Гранат я под изумленным взглядом слуги, подбиравшегося с миниатюрным ножичком, привычно разодрала на две части, держа на вытянутых руках, чтобы карминные капли не летели на одежду. Одну половину положила обратно на стол, а крупные, сладкие, чуточку терпковатые зерна из второй принялась быстро выбирать, отправляя в рот.

В комнату неспешно вошел слуга, оповестив:

– Его превосходительство!

Ликарт, недовольно поморщившись при виде племянника, расхаживающего по комнате, словно узник по карцеру, уселся в кресло напротив.

– День добрый.

– Добрый, – кивнула я.

Кидранн только рыкнул что-то нечленораздельно-агрессивное.

– Кирн, что-то не так? – скептически приподнял брови Ликарт, явно привыкший к подобным выкрутасам племянника.

– О нет, все отлично! Только вот что ж ты так рано? Небось все ноги переломал в спешке?

Я фыркнула от смеха, чуть не рассыпав сочные гранатовые зерна по ковру. Где-то я это сегодня уже слышала!

– Я не рассчитывал, что ты соизволишь прийти так скоро, – спокойно парировал Ликарт, пододвигая кресло к столу и наливая себе чай. Слуга, дернувшийся было помогать, был отпущен небрежным взмахом руки.

– А что мне оставалось, если в твоем письме через каждое слово пестрело «срочно!» и «как можно быстрее!», а мальчишка, стоило мне только дать ему ответ, задал такого стрекача, что только пятки сверкали!

– Раньше ты вопиющим образом игнорировал и «срочно», и прочие попытки тебя поторопить, – невозмутимо отозвался мужчина, блаженно вдыхая аромат дымящейся чашки. Жестом предложил мне шоколад. – Неужели с тех пор что-то изменилось?

Кидранн только что-то злобно прорычал в ответ.

– Вижу, вы отлично сработались, – продолжал тем временем Ликарт, отхлебывая между делом чай маленькими глоточками.

Я, последнюю четверть часа с молчаливой усмешкой на губах наблюдавшая за терзаниями подопечного, только рассмеялась. Кирн бросил на меня сердитый взгляд.

– Я имею в виду то, что раньше без синяков он не ходил, – пояснил мужчина.

«Да я его просто мороком пока скрыла!» – так и хотелось абсолютно честно ляпнуть мне. От совсем уж неприличного гогота спасло только то, что Кидранн, которому надоел этот спектакль (эх, не ценит человек искусство издевательства над ближним своим!), решительно плюхнулся на кресло и рубанул напрямик:

– На кой йыр я тебе понадобился?!

– Удостовериться, что с тобой все в порядке, – не моргнув глазом, ответил Ликарт.

– Ты и так сплавил мне эту… – от определения «этой» Кирн, на свое счастье, удержался, – и все еще считаешь необходимым разыгрывать из себя беспокоящегося родственничка?!

– Почему же разыгрывать? – спокойно поинтересовался тот.

– Потому что!!! – исчерпав все словесные ресурсы, Кирн привычно грохнул по столу.

– Что за манеры! – поморщился его дядя. – Неужели так сложно вести себя прилично хотя бы в присутствии женщины?!

– Ты хочешь, чтобы я вел себя прилично постоянно?! – возмутился Кирн.

– Нет, Кирн, невозможного я не прошу, – вздохнул Ликарт. – Я просто хотел удостовериться, что с тобой все в порядке, и предупредить: у меня дурное предчувствие.

– И все?!

– И все.

– А с посыльным ты это не мог передать?!!

Кидранн, окончательно потеряв контроль над бушующим внутри раздражением, вылетел из гостиной и помчался к выходу, пуская дым, как заправский дракон.

Эх, говорю же: не ценит человек искусства издевательства над ближним своим! Тут у него такой пример перед глазами! Учиться и учиться бы…

Про свою подлючественную персону я уже молчу…

Ночь устало расплескалась темнотой по мостовым. В комнатах зажглись пугливые мотыльки свечных огоньков, кое-где разлился холодный желтый свет электрических ламп. Из окон, распахнутых весь день, повеяло прохладой, пришлось подняться с пола и прикрыть ставни.

Вечер застал меня за совершенно нетипичным и даже неприличным занятием: я думала. Точнее – препиралась за право отдохнуть с одним крайне настырным товарищем.

«Ну и почему же ты сидишь здесь и отдыхаешь, вместо того чтобы дышать в спину своему подопечному?»

За тем, что, если я наконец не оставлю его в покое, он меня убьет!

«Ой ли?»

Ну тогда я его!

«Вот это уже ближе к истине!»

Сгинь, моралист! С какой стати я должна портить себе и ему кровь, если знаю, что ничего с ним такого не случится: заклинание я полчаса назад активировала. А опасности больше падения с лестницы не предвидится.

«С чего это ты взяла?» – нахмурился разум, опять заводя бесконечный сегодняшний спор.

С того самого, о чем ты подумал!

«Как ты можешь…» – начал было очередную проповедь разум, но я перебила:

А ты придумал, как я могу сама разобраться в ситуации, не опираясь на информацию из третьих рук и при этом не позволив убиться Заказанному, оставив его в одиночестве на пару часов?!

«Мням-м-м…» – замялся тот.

Вот и не вякай! Лучше дай подумать!

«Над чем?!!» – так искренне поразился голосок, что я обиделась.

Ни над чем! Иди ты… к йыру!

«Нет, погоди, серьезно?!»

Серьезно! Могу маршрут рассказать и планом местности снабдить!

«Брось, я не шучу».

Ты и не умеешь, рационалист треклятый, – уже переставая дуться, отбрила я его. – Мне нужно подумать, что делать с покушением на Ликарта.

«И сдался тебе этот Ликарт! На кой кворр?!»

Ну может, он мне симпатичен как человек, в конце концов?!

«За безупречное владение искусством издевательства над племянником?»

И за это тоже!

«Ведьма не должна ввязываться в политические игры. И уж тем более – менять судьбы целых государств! Твоя привилегия – люди. А вдруг то, что ты сейчас делаешь, капитально аукнется Версару через десять лет?»

Вот через десять лет приду и посмотрю!

«И все-таки отчего тебе не сидится спокойно?! Отдыхай и расслабляйся!»

Я ищу приключений, если ты забыл. А сидеть и расслабляться можно и в Храме, Куда меня вскоре упекут, дабы никуда не делась и не убилась.

«Вожжа под хвост попала!» – с привычным вздохом констатировал разум.

Именно! – удовлетворенно подтвердила я.

Внизу хлопнула входная дверь… Я, охваченная ужасным подозрением, кинулась к окну и…

– Гвыздбр фрахк!!! Он ушел!

«Проворонила?!!»

А все из-за тебя, из-за тебя, поганец! Кто меня отвлекал?!

Я заносилась по комнате, в спешке сдирая с себя одежду: просто так мне Кидранна не догнать, не стоило и пытаться, а вот кошкой по крышам…

«Но-но!!! Попрошу не спихивать на меня свое головотяпство! Я изначально настаивал, чтобы ты ходила за ним тенью!»

Не зуди, и так тошно! Весь день на нервах, а он тут еще сбежать вздумал, зараза!

«Цепочку снять не забудь: золотая – жалко…»

Сняла, сняла…

Желтоватый диск бдительно охранял ночных тварей от любых посягательств на их законное время. В траве задумчиво стрекотали кузнечики, не в силах пересилить инстинкта продолжения рода, даже когда на них с явным удивлением и недовольством смотрит черная кошачья морда. Последние, и так еле-еле различимые в темноте, цвета исчезли, слетев с мира, словно янтарная листва с осины. Вперед выступили невидимые прежде тени, запахи, звуки. Мир словно стал «глубже», острее, пряно закружив черную кошку в невесомых крыльях ночи. Под шерстью перекликались приятным напряжением не существовавшие раньше мышцы, уши ни на миг не оставались в покое, настороженно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Я, не в силах совладать с искушением, словно шаловливый котенок, перекатилась по ласково шуршащей листве, разметав хвостом облетевшие крылатки ижмицы.

Крючковатые тени кустов давали прекрасное укрытие, при этом совершенно не мешая видимости. Хотя мне будет удобнее на крышах: я же не собака, чтобы вынюхивать следы (хотя и могу, если очень уж надо), а видимость с крыши куда лучше…

Я с упоением несколько раз втянула когти в подушечки лап и снова выпустила, взрыхлив землю пятью бороздами. Легко оттолкнулась, упиваясь легкостью тела и мягкостью, грациозностью всех движений, и одним движением вспрыгнула на забор. Сильно сжала дугами коготков тонкую планку под лапами, покрутила головой, высматривая, как бы получше забраться на криону, растущую возле дома, и пошла вперед, осторожно переставляя лапы. Дерево доверчиво протягивало ветвь к самому забору, чем черная кошка и не замедлила воспользоваться, в мгновение ока взлетев по стволу на уровень кровли. Так, теперь перелезть на противоположную сторону и оттолкнуться!

Мя-а-а-а-а-ау!!!

Машинально вывернувшись в воздухе, приземлилась я на лапы мягко спружинив. Ошалело подняла голову, обнаружила ветку, с которой сверзлась, четырьмя саженями без чети [33]выше, и испуганно сглотнула. Неужели там правда так высоко?!! А ведь совсем не страшно было…

Я быстро оглядела себя на предмет повреждений, особое внимание уделила подло сорвавшейся в момент толчка задней лапе («Ну что же ты, зараза! Из-за тебя не допрыгнули!») и, пересилив липкий человеческий страх внизу живота, снова вскарабкалась на дерево. В конце концов, кошка я или трусливая деревенская девка?!!

Вторая попытка удалась куда лучше первой. Черепица словно сама встала под лапы в тот самый миг, когда я, обреченно закрыв глаза, уже приготовилась снова падать. Двумя скачками оторвавшись от опасного края, я развернулась и внимательно огляделась. Дома шли вдоль улицы, послушно изгибаясь согласно ее завихрениям. Значит, заблудиться мне не грозит. А перепрыгивать с крыши на крышу и вовсе оказалось пустяком: в густонаселенных районах дома стоят почти впритык, а если нет, то можно прыгнуть на сарай, а с него уже на дом: мне-то без разницы.

Страх пропал, сменившись диким восторгом: три стелющихся шага – и прыжок! – проносящиеся под брюхом кусты и заборы – толчок! – новых три шага… Ночь послушно скрывала черную тень, невесомо скользящую по крышам, едва-едва народившаяся луна окутывала темноту мягким призрачным маревом полусвета, не режущего глаза контрастными тенями.

Двигалась я куда быстрее обычного человека или ведьмы на шпильках, дорога ближайшие три версты никуда не сворачивала, так что по логике я должна была догнать Кирна в самое ближайшее время…

Осталось только предупредить об этом логику!!!

Кидранна я нагнала только через полчаса, когда он уже стоял посреди банды «кулаков», смеясь шутке Вирда, в которой ни кворра не понял. Компания, вопреки обыкновению, была трезва как стеклышко и оживленно перебрасывалась похабными шуточками:

– Эй, Сыч, ты хоть на доску-то влезешь? А то, гля, задницу отрастил – теперь центр тяжести смещен, равновесия кворр найдешь!

– Заткнись, Щепь, вот спущу тебя башкой вниз оттуда – и будешь ржать внизу, отшибешь себе главное достояние!

– Ха! Мне оно хоть дорого как память, а тебе – и вовсе без надобности! Хошь, схемку нарисую, что у бабы под юбкой и чего с этим делать надо? Впрочем, с твоей комплекцией в таких премудростях тебе разбираться не грозит. Разве что снять кого… За тройную цену!

«Кулаки» залились паскудным смехом. Сыч злобно развернулся:

– Заткнись, я сказал!

– Заткнитесь уже оба! – фыркнул Вирд, которому изрядно прискучили спорщики.

Я медленно пошла следом, стараясь держаться в тени и смотреть в землю, чтобы не выдать себя отсветами глаз.

Куда они идут? Куда собрались залезать и что себе отшибать? В смысле, не что, а зачем?! Что вообще собираются делать?!

Ответ на последний вопрос стал понятен, как только «кулаки» пришли на место: утоптанную площадку с натянутыми между столбами или деревьями на разной высоте канатами и жердями. Я только злобно выругалась про себя.

«Высотка» – любимое развлечение местной шпаны. Два недоноска на спор залезают с разных сторон на жерди, утончающиеся с каждой саженью и уходящие все выше и выше. И кто быстрее доберется до финиша. Или хотя бы продержится дольше, потому что до финиша дойти почти нереально.

Номинально «высотка» – это спортивный снаряд, развивающий ловкость. На деле же – отличный способ покалечиться. Потому что, предположим, в Храме у студентов еще есть возможность пройти все эти планки. У нас даже было подобное сооружение, но только с матами внизу и страхующим наставником рядом. А обычный человек такое пройти не может просто по определению! Тут уже или повезет, или не повезет. Причем удача имеет привычку поворачиваться не лучшей своей частью тела в самый неподходящий момент, а длина всего пути на высоте – не меньше десяти саженей. Так что шансов практически нет…

– Ну что, Щепь, трусишь? – насмешливо крикнул Сыч, взгромоздившись на приступочек у старта.

– Сам уже, поди, в штаны наклал! – зло отозвался тот, взбираясь на свой.

– Все, хватит! – властно поднял руку Вирд. Разбойники заткнулись. Харизматичная личность этот Вирд, надо отметить: власть в кулаке держит. – На счет «три». Раз… два… пошли!

Парни ринулись вперед. Впрочем, «ринулись» – это громко сказано: скорее осторожненько пошли, еле-еле передвигая ноги. С таким началом у «высотки» нам грозило зазимовать… Внизу, выкрикивая советы, столпились остальные «кулаки».

– А ты боком, боком!

– Не, какое «боком»? Он же пока развернется – пять раз грохнется!

– Зато потом проще будет!

– Потом ему будет уже наплевать!

– Да чего вы под руку, тьфу, прыхт, под ноги говорите?! Пусть идет как идет. Только ноги побыстрей передвигал бы…

Бу-бух!

– Курц вырта миздагр!!! – хрипло выругался толстяк, с трудом поднимаясь на ноги. Благо, далеко ни один, ни другой уйти не успели, так что и падать было не слишком высоко.

Щепь с противнейшим злорадным хихиканьем спрыгнул на землю, упер руки в боки и задрал голову петухом:

– Я же говорил, развалюха ты заплывшая, что ни кворра у тебя не получится!

– Да я тебя! – заорал Сыч, порываясь кулаками показать, кто тут главный, но его сразу же оттеснили: итоги «высотки» не оспаривались.

– Так не честно! – вдруг крикнул Кидранн. Я, сообразив, что хочет сказать этот поборник справедливости, выругалась сквозь зубы. Дурак – это не плохое состояние интеллекта. Это особый способ его использования! – Щепь легче по весу, поэтому ему и проще. Надо было давать ему в соперники кого-нибудь такой же, что и у него, комплекции.

«Кулаки» вдруг резко развернулись, оборвав истерический гогот, и вперили в Кирна недобрые взгляды.

– Может, сам хочешь попробовать? – насмешливо спросил Вирд, выразительно кивая головой на «высотку». Ребята одновременно закатали рукава, тонко намекая на последствия отказа…

Кидранн конвульсивно сглотнул, оглядел окруживших его пятерых «кулаков»… И согласно кивнул. Отступать было некуда.

У-у-у! Как холодно, юггр мамрахх продзань!!!

Оказаться обнаженной и босой на ночном дажденьском ветру – удовольствие очень небольшое!!! Волосы развеваются, лезут в глаза, пятки, примерзая к земле, теряют всякую чувствительность, а желудок недовольно ухает вниз, заставляя скрючиться, прижавшись лбом к коленкам. Но что поделаешь: заклинания мне доступны только в человеческом виде. Представляю, как смотрелась бы черная кошка, с выразительным мявом тщательно выплетающая пассы растопыренными лапами!

Купол невидимости тепла не давал совершенно, наоборот – утягивал энергию, холодя и без того покрывшуюся мурашками кожу. Ей-ей, как немного надо, чтобы жизнь перестала казаться медом!

Впрочем, обычно от неприятностей нас отвлекают новые. И, как только Кидранн шатающейся марионеткой взгромоздился на приступочек к «высотке», мне уже было не до собственных проблем, и перспектива заполучить воспаление легких незаметно отошла на второй план.

Долг превыше всего! Мм, интересно, где я это читала?..

«Кулаки», предвкушающе потирая ладони, столпились под рейками, готовые в случае чего просто скинуть Кидранна, ежели вдруг покажется, что Щепь упадет первым. Сам разбойник, нахально расправив плечи, стоял на узенькой ступеньке так, словно мог пройти всю «высотку» с завязанными глазами. Йыра с два, между прочим! Я сама три раза падала, пока сдала этот кворров зачет…

Вирд лениво поднял руку, позевывая во второй кулак:

– Готовы? Раз… два… пошли!

Ыгы, «пошли»! Полетели вниз головой, называется!!!

Пара торопливых пассов не позволили Кирну сверзнуться на первом же шаге, но лишили меня одного-двух миллионов нервных клеток.

«А на кой йыр ты тут стоишь, как не страховать?» – удивился моему праведному возмущению разум.

Страховать – не значит корректировать каждый шаг, изменять направление ветра и дезактивировать силу притяжения, дорогой мой!

«Ты же профессионал – вот и оправдывай оказанное доверие!»

Ага, с такими оправданиями мне ауры и до середины пути не хватит! На кой свирт мне нужно такое доверие?!

«Тебе за него платят!»

Не в деньгах счастье! К тому же я уже начинаю сильно сомневаться, что те злосчастные пять тысяч сантэров возместят мне моральный и материальный ущерб!

«Да ну? И какой же материальный ущерб ты понесла?»

Начиная с порванной юбки и заканчивая иммунитетом, полетевшим к мракобесам собачьим!

Заговорившись с разумом, я как-то незаметно втянулась, вспомнила, как оно бывало в Храме (а там большинство зачетов сдавалось именно при умелой помощи сокурсников), выровняла движения и слова и уже почти машинально координировала перемещение Кидранна, каждый шаг с непомерным удивлением обнаруживавшего, что он все еще стоит на доске, а не шмякнулся на утоптанную в камень землю. «Кулаки» с явным удивлением наблюдали за увальнем всю жизнь цеплявшим плечом каждый косяк, а теперь с потрясающей везучестью прошедшим уже половину опасного пути.

– У него, наверное, амулет удачливости… – нахмурившись, решил Сыч.

– Едва ли, – задумчиво покачал головой Вирд, с опаской поглядывая на качающегося Щепя. – Еще пять минут назад он едва не снес забор.

– Наверное, он активируется только в крайних случаях…

– Ты встречался с такими амулетами? – насмешливо спросил вожак. Сыч неуверенно покачал головой. – Вот и я нет… И творится у нас перед носом явно что-то странное…

И не встретитесь, ребята! И вообще – что за неуважение: ведьму с каким-то квартовским амулетом перепутать! Да этот амулет, каким бы сильным он ни был, исчерпал бы свои резервы еще на второй пяди!

…Вот как тот, что лежит в кармане у Щепя… Хотя, надо признать, что и я этому немало поспособствовала… В меру скромных сил и возможностей…

Разбойник с вибрирующим воплем сорвался вниз. «Кулаки», хотя и толпившиеся под рейками, даже не успели его подхватить: Щепь, с неестественно вывернутой рукой, распростерся без сознания под «высоткой». Рядом, ругаясь и злобно сплевывая на землю, скучковались остальные.

– Вот кворр, и как мы теперь этого свирта на себе потащим?

– А кто его туда пихал? Пусть тот и тащит!

Я легонько подтолкнула Кидранна в спину, смягчив приземление: не век же ему на этой рейке стоять! А самостоятельно он был способен разве что распластаться не менее красочно, чем Щепь…

– Никто его не пихал! Сам пошел!

– А на кой йыр пошел?!!

– Да вон из-за этого! – обличительно ткнул Вирд в только-только поднявшегося на ноги Кидранна.

«Кулаки», злобно переругиваясь, остановили алчущие возмездия взоры на неуверенно переминающемся с ноги на ногу Кирне…

Оба-на!!! Вот тебе, Петька, и бутылка самогону!!!

Только драки мне для полного счастья и не хватало!!! Впрочем, без нее тут, видимо, уже не обойдется…

Вирд оказался на порядок выше всех своих пособников, тонко спровоцировав абсолютно естественную на первый взгляд ситуацию: ну погорячились ребята, прибили сгоряча – не удивлюсь, если такое не в первый раз! А сам вожак сейчас, дабы не марать зазря чистых ручек, тихонько отойдет в сторонку, сохраняя все то же сосредоточенное ледяное спокойствие, могильным холодом которого от него веет вот уже весь вечер… И – дело в шляпе! Ненужный свидетель убит, причем совершенно случайно, даже по мнению самих убийц. А провокатор мирно уйдет в тень, добившись своего… Чистая работа, гвырт бы его побрал!!!

Вот только, боюсь, есть одно маленькое неучтенное обстоятельство… Я.

– Э-э, вы чего? – недоуменно отступая, начал было Кирн.

– Ничего, – зловеще проскрипел Сыч, беззастенчиво разминая пальцы. – Сейчас у нас кто-то получит перца в зад!

– Какого кворра?!

– Такого, – спокойно объяснил Вирд, как я и предвещала, оставшийся в стороне от основного места событий. – Что этот кто-то не понять с чего влился в команду, начал на что-то претендовать, а в итоге – покалечил Щепя.

– Я покалечил?! Да он сам туда полез!!!

– Если бы ты изначально признал свое поражение, он бы туда не полез! – прорычал Сыч.

– А с какого перепугу я должен был…

– Вот с этого самого перепугу ты сейчас и получишь!!!

Та-а-ак, похоже, пора бы и мне вмешаться!

– Хэээииииииеееехххх!!! – Воздух взвился в перепуганное ночное небо диким ведьминским воплем. Купол треснул, осыпавшись обломками расплескавшейся силы под ноги, резкий свист клинка серебристым прочерком рассек темноту.

– Эт-то еще что за сквирьфь?! – пораженно выдохнул Сыч и тут же застыл, получив обездвиживающую «звезду» в грудь.

А я и сама знаю, что хороша!!! Растрепанные волосы едва-едва прикрывают грудь, босая, нагая, злющая, как дивизия мракобесов, девка со сверкающим мечом в руке.

Меня даже не приняли всерьез, оторвавшись от Кирна только из любопытства к новому действующему лицу.

– Ну что, будем трусить или получать что-то с какого-то перепугу? – невозмутимо поинтересовалась я.

Разбойники потрясенно молчали, изредка исторгая из себя утробное мычание. Мое эффектное появление никого не оставило равнодушным. И прежде всего – Кидранна, красноречиво свалившегося в обморок. Тьфу ты!.. Тоже мне, мужчина!

Остальные оказались далеко не столь впечатлительными: посмотрев пару секунд на чудо-юдо и осознав, что исчезать оно не собирается, а мечом размахивает вовсе не в шутку, двое оставшихся «кулаков» (не считая Вирда), ругаясь сквозь зубы, вытащили ножи и пошли навстречу, норовя зайти чуть сбоку и взять в клещи.

Ха, ребята, за кого вы меня держите?! Я, медленно отступая, непрестанно выписывала мечом ровные «восьмерки», пока не уперлась спиной в стену забора. Теперь, по крайней мере, нападения сзади ждать не приходилось.

Вирд, не будь дурак, пользуясь моментом, досконально рассматривал мою фигуру…

– Итак, мальчики, что будем делать? – томно и страстно спросила я.

Правый, окворрев от такого начала, недоуменно остановился, потеряв концентрацию – и тут же получил ногой в пах, горестно загнувшись. Я походя добавила рукоятью меча в спину, окончательно свалив парня с ног.

– Тебя, дрянь, бить! – злобно ответил оставшийся, красноречиво помахивая ножом в воздухе.

– Как все банально, холера! – поморщилась я, в быстром выпаде рассекая ему куртку возле шеи.

– Взграхх!!! – прошипел разбойник, зажимая рукой кровоточащее плечо и роняя из рук нож.

– Полный! – радостно согласилась я, посылая его в мир горячечных иллюзий…

И настороженно замерла, глядя в глаза главному действующему лицу сегодняшнего спектакля, пока с удивительной скромностью скрывавшемуся за кулисами…

– Неплохо, – оценил Вирд, неспешно вытягивая из ножен собственный клинок. Сделал пару взмахов, вспоминая форму рукояти и вес оружия…

И в мгновение ока оказался рядом, рубанув в точности там, где только что была моя голова. Кошачьего полуоборота главарь даже не заметил, пока не услышал мое насмешливое хмыканье над правым плечом.

– Совсем хорошо, – ошарашенно проговорил он, уже не пытаясь взять скоростью, а по-человечески вставая в боевую стойку напротив.

– А ты сомневался? – страстно прошептала я, хищно обнажая верхний ряд зубов.

– Нет! – Меч свистнул в полупяди от моего плеча – я даже не шелохнулась.

А что, все не так плохо, как казалось…

Лезвие рубануло слева, чуть-чуть опередив мое уклончивое движение. По предплечью потекла карминная струйка…

Все гораздо хуже!..

Лязг вгрызшейся в товарку стали – высверк летящих в глаза искр – ломота в напрягшемся до предела запястье – несусветная ругань. Следующие пять минут мы оглашали улицу скрежетом оружия и злобным шипением, попутно пополняя свой нецензурный словарный запас.

Он мою оборону пробить не мог, а я, хоть и имела такую возможность, не нападала из принципа: рукоятью или плашмя мне не ударить, а если рубану – то убью. Он мне ничего не сделал. И он человек, а не нежить. Убить его – переступить черту, за которой ведьма уже не ведьма, а… даже не хочу знать что.

Вирд, раздраженно зарычав, рванулся вперед, и клинок с плотоядным свистом полоснул меня по лицу… Точнее – по дереву, бывшему за моей спиной еще мгновение назад. Я беззвучно взвилась в ночной воздух, в сальто перелетев через недоумевающего противника, и ехидно опустилась на чуть согнутые лапы – тьфу! – ноги за его спиной. Язвительно хехекнула в ухо.

– Какого йыра?!! – пораженно выдохнул Вирд, резко развернувшись и вочередной раз осознав, что решающего удара я не нанесла, хотя могла.

Я не ответила, только дьявольски сверкнула вертикальными зрачками и иронично чиркнула лезвием клинка у его носа.

Вирд, словно решившись, отошел назад на пару шагов, прежде чем я успела что-либо сообразить, со свистом раскрутил клинок над головой – и разжал пальцы…

– Просто услышь, куда он летит. Притормози вдоль лезвия своим клинком – и схвати за рукоять.

– А если не схвачу?!

– В медиологическом крыле ты уже как родная!

– Очень смешно!!!

Свист раскрученного клинка, всхлип стакнувшейся стали… И рукоять, тепло ложащаяся в испуганную ладонь…

Учение – изучение правил, практика – изучение исключений. Клинок то ли был не так сбалансирован, то ли я не рассчитала скорость, но в ладонь он лег лезвием, полоснув по коже…

– Иииаауууу!!! – с воплем выронив жестокую игрушку, я чисто машинально наступила на упавший к ногам меч. В глазах потемнело, грудь сдавило тошнотой.

Невероятным усилием воли отогнав боль на задний план, я презрительно глянула на Вирда. Тот смерил взглядом клинок, прижатый босой ступней к земле, быстрыми ртутными шариками капающую с моих пальцев кровь… – и развернулся, уже через три шага растворившись в ночи.

Головокружение, на пару с нечеловеческой усталостью из-за практически опустошенной ауры, набросилось с новой силой. Не удержавшись на ногах, я плюхнулась на землю, тупо глядя в одну точку и совсем не думая, что Вирд вполне мог где-нибудь притаиться, чтобы вернуться, как только я расслаблюсь… Впрочем, к счастью на такое ему ума и не хватило…

Придя в себя только минут через десять, я первым делом осмотрела руку. Ничего страшного в общем-то: пара заклинаний, мазь перевязка – и через три дня даже не вспомню. Могло бы быть намного хуже: руки мага – одна из самых необходимых и наиболее подвижных частей тела. Что было бы, повреди я сухожилия, – страшно представить.

Меч я растворила в воздухе, клинок Вирда просто зашвырнула за ближайший забор: смотреть на него сил не было. Больше всего хотелось перекинуться в кошку, прокрасться огородами в дом и развалиться спать на постели, даже не меняя мохнатохвостого облика…

«А Кидранн?!!»

Что Кидранн?!

«К твоему сведению, он все еще лежит без сознания!»

Вот и пусть лежит, трус позорный!

«А толку тогда было все это затевать?!»

Ладно, ладно…

Ведьмы – не тонут! Ведьмы – измеряют глубину!!!

Отвесив Кирну пару душевных пощечин и обнаружив, что никакого результата, кроме морального удовлетворения, это не приносит, я с тихой руганью (на громкую уже попросту не оставалось сил) одной рукой взвалила его на плечо (тот еще был спектакль!), предварительно истратив остатки сил на уменьшение веса в несколько раз, и потащила домой.

Прохожим, ненароком заметившим ночью нагую, перемазанную своей и чужой кровью, растрепанную ведьму, со злобным рычанием волокущую куда-то бездыханное тело, оставалось только посочувствовать…

Прежде чем облагодетельствовать мой организм, женьшеню выпала великая честь привести в сознание Кидранна. Ибо ничего более резко пахнущего у меня под рукой не было, а оставлять его в обмороке до утра я побоялась.

Парень недовольно сморщил нос, отворачивая голову от смоченной ватки, промычал что-то нечленораздельное, но явно неприличное. Я мстительно (по официальной версии – на всякий случаи) протерла ему настойкой виски и запястья и, убедившись, что в скором времени подопечный соизволит вернуться в сей бренный мир, ушла в комнату – смывать кровь, перевязывать жутко ноющую руку и одеваться.

Вода в бадье, приготовленной для моего омовения часа два назад, безнадежно остыла, но привередничать не приходилось. Подогреть ее я тоже не могла, и без того ощущая, как пол медленно колышется под ногами от перерасхода энергии. Еще немного – и женьшенем будут пользовать меня…

Осторожно опущенную в лохань руку защипало с неимоверной силой, словно там была не обычная вода комнатной температуры, а концентрированная кислота. К горлу снова подкатила тяжелая тошнота. С трудом удержавшись от вопля, я сцепила зубы и быстрыми легкими движениями смыла с ладони запекшиеся сгустки крови, стараясь не повредить еще только-только начавшую образовываться тонкую корочку. На глаза непроизвольно навернулись злые колючие слезы. Я, упрямо вытерев их тыльной стороной здоровой руки, легонько промокнула ладонь мягкой тряпицей, оставив на белой ткани кровавый отпечаток. С трудом распустив шнурок сумки, отыскала в ней мазь и зубами свинтила невкусную крышечку.

Юггр мамрахх продзань!!!

Никогда мне не быть целительницей: равнодушно накладывать мазь на поврежденную кожу, попутно вспоминая побочные свойства, а не приплясывая с подвываниями и тряся кистью, – это выше моих сил. Перевязать ладонь удалось с первого раза, и даже не слишком позорно. А те три свисающих кончика вообще почти незаметно… Тая, ты бы мной гордилась!!!

Искренне понадеявшись, что мазь, как ей и предписано в инструкции, «снимет к утру любую боль», я с тихими постанываниями смыла с себя потеки крови, вытерлась мягкой простыней и накинула теплый махровый халат. Неудержимо захотелось залезть в кровать, свернуться калачиком, закрыть глаза и заснуть, как кошка у камина…

Тяжелый день давал о себе знать головной болью и до предела напряженными нервами. Русло реки Усталость, перерезав течением смутную вереницу рутины, захлебнулось половодьем. Кое-как добравшись до кровати, я плюхнулась поверх одеяла, зябко подтянула колени к груди и пообещала, что до утра меня ни один некромант не поднимет…

Дверь скрипнула, приоткрывшись меньше чем на четверть. Интересно, это Кидранн бережет мой покой (притащив сюда горящую свечу!) или просто еще не определился, стоит ли отрывать меня от дел государственной важности ради очередной ерунды?

Решившись, Кирн вдруг пинком распахнул дверь, отчаянно заорав:

– Кто ты такая?!

В голове что-то хрупнуло, потемнело от разорвавшего и без того призрачное равновесие вопля. Перед глазами затрепыхалось багровое марево, я со всхлипом вдохнула, судорожно впившись ногтями в ладони и взвыла уже в голос, когда левую руку электрическим разрядом прошила болевая судорога.

Способность слышать вернулась через полминуты, видеть – еще позже. Впрочем, лучше бы не возвращалась: увидеть у себя перед носом взведенный арбалет со стрелой, дрожащей почище щенячьего хвоста в морозы, – невелика радость.

Кидранн, испуганный до смерти и собственным безумием, и моей более чем нетипичной реакцией на простой, казалось бы, вопрос, уже неуверенно переминался с ноги на ногу, отступив на шаг назад.

– Уходи, – невнятно прошелестела я, бессильно откидываясь назад, на подушки.

– Не уйду, – уже на порядок тише, но с нескрываемым возмущением отозвался Кирн. – Пока ты мне все не объяснишь!

Я чуть не расплакалась. Мало того, что я из-за него вот уже три дня почти не сплю по ночам, срываю планы государственных переворотов, берегу его мужское достоинство, тратя собственную косметику на камуфляжные синяки, иду на контакт с какими-то странными личностями, падаю с крыш, зарабатываю себе воспаление легких, трачу йырову тучу энергии, не давая безголовому подопечному погибнуть во время очередного сумасбродства, сражаюсь со вчетверо превышающим численностью противником, не жалея собственной шкуры, тащу его на закорках домой, падая с ног от усталости, привожу в сознание (и зачем оно мне надо было, спрашивается?!) собственной настойкой – теперь ему еще и все объясни, расскажи да покажи!

– УХОДИ!!! – Как ни малы затраты энергии на голосовые эффекты, а в голове снова будто в набат ударили. Эхо разошлось кругами боли…

Кирн горько усмехнулся, вдруг опуская арбалет:

– И откуда мне знать, что ты не убьешь меня во сне?

Сил злиться не было. Объяснять ему его тупость по пунктам – тоже. Даже говорила я с трудом… Бесцветным от усталости голосом:

– Куда проще и удобней это было сделать там, у «высотки», не утруждая себя переноской твоего отнюдь не бесплотного тела сюда. Но почему-то я этого не сделала. И уже жалею…

Не знаю, как насчет всей фразы, но вот в последнее предложение он уверовал сразу, заторопившись к выходу. И, разумеется, споткнувшись на пороге! Арбалет неловко зацепился за дверь, ехидно тренькнув болтом…

Увидев, как я с закрытыми глазами машинально сцапала болт в воздухе, позеленевший от ужаса Кирн испарился в мгновение ока.

Несмотря на нечеловеческую усталость в теле и мозгу, сон не шел. Океан забытья равнодушно мыл песок побережья, изредка облизывая мои босые ступни и отступая на два шага назад, едва я пыталась приблизиться на один. После часа такого лежания меня сковала не то чтобы дрема, но какое-то душное тягостное состояние, нависшее стеклянным куполом и рассыпавшееся острыми царапающими осколками при любой мысли или намеке на движение.

Во рту пересохло, кровь перестала стучать в висках, сменившись отупляющей, ноющей, как Тая над фолиантом по нежитеведению, болью. Ладонь больше не вздрагивала огретой по загривку собакой при любом прикосновении – она просто онемела. То ли от чересчур давящей повязки, то ли так сказывалось действие мази.

Промучившись так еще с полчасика, я поняла, что заснуть мне сегодня не суждено. И, решив, что состояние полупьяного, отупленного восприятия мира как нельзя больше подходит, чтобы подумать, кое-как встала, нащупала халат, дошла по темноте до двери, сбивая по пути все, что попадалось. Мысль сузить зрачки, переключившись на ночное кошачье зрение, даже не пришла в голову: наверное, последняя была слишком занята тщетной попыткой проверить, все ли свои части я подняла с кровати.

Впрочем, стоять мне понравилось больше, чем лежать: вестибулярный аппарат, со вздохом придя к выводу, что без него мне сейчас никак не обойтись, перестал нагло отлынивать от своих прямых обязанностей, и ощущение бесконечного сплава на плоту по горной реке исчезло, притупившись и отступив на второй план.

Дверь я, в отличие от Кирна, открыла бесшумно.

В комнате горела свеча, растаяв белым воском почти наполовину. Кирн, вопреки ожиданиям, не спал, а лежал одетым на кровати. Рядом покоился давешний арбалет – пока, к счастью, без заряда. Видимо, до парня дошло, что этак он и себя застрелить может ненароком.

– Кто здесь? – настороженно спросил он, мигом подскочив и с подозрением уставившись на мою тень.

– Твой глюк, – обреченно ответила я.

– А-а-аа, – понятливо протянул парень. И замолк, боясь помешать Его Превосходительству Глюку.

Я с сомнением покосилась обратно на дверь, вздохнула…

А какая, собственно, разница? Объяснять все равно придется: не сейчас – так утром. И почему бы не разделаться с неприятными делами немедленно, когда хуже уже быть не может, а значит, я имею полное право рассчитывать на лучшее?!!

И, ничтоже сумняшеся, я плюхнулась в кресло. Перед глазами привычно потемнело.

– Ну и чего не спишь?

Кирн, ничуть не удивившись метаморфозе, превратившей его личный глюк в его же личную ингру, помолчал, подбирая слова. И на всякий случай отодвинув подальше арбалет, решился:

– Думаю.

– Похвально, – усмехнулась я. – И о чем же, позволь спросить?

Парень снова замолчал, рассеянно скатывая расплавленный воск в шарик. Неуверенно пожал плечами:

– О жизни.

Я горько усмехнулась:

– Не надо думать о жизни. Надо ЖИТЬ.

– Ну тогда не знаю… Обо всем понемножку. О себе. О тебе. О дяде. О том, что было сегодняшним вечером.

– И что же, по твоему мнению, произошло сегодняшним вечером?

Он поднял на меня непривычно серьезные глаза:

– Меня чуть не убили.

– Не думаю, – нарочито беспечно отозвалась я. – Ты чуть не убился, когда залез на «высотку», – вот это да. Там мне было слишком сложно тебе помогать. А вот покушение они организовали совершенно головотяпски: ты мог пять раз сбежать, даже если бы я не стала с ними драться, а просто отвлекла на время.

– Но я бы не сбежал, ингра, – с нажимом повторил он. – Ты видела, что там было.

– Видела, – равнодушно пожав плечами, подтвердила я. – Но кто знает, что было бы, сложись все чуть-чуть иначе? Организм, даже человеческий, – штука тонкая, умеющая так мобилизоваться в крайней ситуации, что просто диву потом даешься! – Я возвысила голос, не давая себя перебить: – А ты увидел, что я там – значит, ситуация под контролем, вот и предпочел преспокойно полежать в обмороке.

Судя по лицу Кирна, мое объяснение-оправдание ничуть его не убедило, но спорить не стал. Хотя бы из вежливости. Ибо спорить с умирающими – кощунство, а вид у меня наверняка ничуть не лучше, чем у свежего трупа.

Да и зачем я, собственно, пытаюсь его оправдать? Пусть себе думает, что он виноват во всем и вся. Тем паче что это не так уж далеко от истины. На кой йыр мне понадобилось говорить, что это все – просто неудачные обстоятельства?

Не надейтесь: отнюдь не по доброте душевной или из желания помочь ближнему своему. Просто я не переношу мужского нытья. Если начинают плакаться мужчины, то что остается женщинам?

– Зачем им это понадобилось? – глухо стенал между тем Кирн. – Что я им такого сделал?

– Ты сделал все, что от тебя требовалось, вот и все, – фыркнула я. Поморщилась, отцепляя от волос запутавшуюся в прядке сережку. Та благодарно звякнула медными лепестками. – А ненужных свидетелей убирают с дороги. На всякий случай. Вдруг чего-нибудь…

Кидранн поднял на меня недоуменные глаза:

– А что я такого сделал?

– Да ничего такого. Просто выложил им на блюдечке график присутствия и отсутствия Ликарта в доме.

– Они спрашивали о короле! А не о дяде! – встревоженно возразил тот.

– Не сомневаюсь. По-моему, я как-то уже говорила, что задавать вопросы – это искусство.

– Ну и что?

– Ну и то!!! – раздраженно огрызнулась я, не желая продолжать эту тему.

– Ладно, – подумав, согласился Кирн. – А зачем тогда им знать, когда мой дядя дома, а когда – нет?

– Затем, что он министр финансов.

– Они что, думают, что все государственные финансы лежат у него дома?!! – рассмеялся Кирн.

М-да, ночь для него – не самое лучшее время для мыслительной работы…

– Нет, – с выражением крайнего сочувствия на лице к сирым, убогим и на головку тронутым отозвалась я. – Просто им надо его убить, чтобы посадить в кресло министра своего ставленника. А засаду проще всего устроить в доме!

– Почему ты не сказала мне сразу?! – завопил он, даже не подумав ни секунды. Дивная способность за одно мгновение находить, на кого можно спихнуть всю вину!

– А ты спрашивал? – резонно возразила я, глубоким вдохом отгоняя головокружение.

– Ты не имела права утаивать от меня ТАКОЕ! – продолжал гнуть свое Кирн.

– Да ну? – Я скептически вздернула бровь. – В обязанности ингры входит защита Заказанного от любых материальных повреждений. О его родственниках и близких в договоре нет ни слова.

Кирн вдруг резко наклонился вперед:

– А ты всегда делаешь только то, что предписывает договор, – и ни на пядь больше?!

– Смотря с кем я его заключила.

Парень растерялся. Недоуменно нахмурил брови, пожевал губы, но не выдержал:

– В смысле?

Я поудобнее устроилась в кресле, запахнула плотнее халат и не спеша начала:

– А зачем мне было это делать? И что бы я услышала в ответ? Сначала возмущенный вопль: «Как ты смела за мной следить?!» Потом еще более гневное: «Ты не знаешь моих друзей и не смей обвинять их!» А в итоге ты бы мне не поверил, я бы, раздраженная точно перестала делать хоть что-нибудь сверх условий договора – и конец был бы, уверяю, самый что ни на есть печальный.

Кирн, не споря больше, горько усмехнулся:

– А что изменилось сейчас?

– Для начала, полагаю, ты мне все-таки поверишь. Потому что с пеной у рта отстаивать невиновность тех, кто несколько часов назад тебя чуть не отправил в иной, счастливый, мир, будет только полный идиот.

– А если я он и есть?

– Не стану спорить. Тем более кто еще мог ввязаться в банду, разрабатывающую план убийства его собственного родственника!

– Не сыпь мне соль на рану! – горестно провыл он.

– Еще и не начинала, – пожав плечами, отозвалась я.

Мы помолчали. Свеча догорела, пришлось поставить новую. Хотя по мне – так темнота разговору совсем не мешает. Даже наоборот: знание, что собеседник не видит твоего лица, развязывает язык.

– И что теперь делать? – тихо заговорил снова Кирн.

– Да ничего страшного и особенного, – поморщилась я. – Пойти завтра к Ликарту и все объяснить.

– ВСЕ??? – испуганно возопил Кирн.

– А ты хочешь, как маленький, соврать, что это – не ты, а оно само непонятно как разбилось?

На Кидранна стало жалко смотреть. Губы жалобно скривились, глаза смотрели в пол… Ни дать ни взять – нашкодивший сорванец. Да, тяжко, тяжко платить по счетам. Тем более – таким глупым.

– Ладно, – вздохнул он так тяжело, словно я только что огласила смертный приговор.

– Вот и чудно, – кивнула я, потягиваясь. И снова зашипела: по вискам будто огненной плетью хлестнуло.

– Ты чего? – нахмурился он.

– Да так… Голова очень сильно болит.

– Это из-за меня? – полуутвердительно сказал он. Я философски усмехнулась.

Ну из-за тебя. Ну и что? У меня работа такая. За которую ты, точнее – твой дядя, мне платит. И нечего тут сидеть, словно виноватый щенок. Еще извиняться бы начал!

Впрочем, зря надеялась. Кидранна интересовал совсем другой вопрос:

– Слушай, если это так сложно – зачем ты вообще стала ингрой?

Хоро-о-о-о-о-оший вопрос!!!! Тем паче что как раз ингрой-то я и не являюсь… Но разве об этом стоит распространяться?

– Видишь ли, ингра – это не просто профессия, – осторожно начала я. – Это мироощущение, отношение к людям, поведение. Жизнь, одним словом. Жизнь воительницы-одиночки, не считающейся ни с кем и ни с чем, кроме собственного устава и временного договора. Это сложно объяснить…

– Мужика тебе надо, короче, – резко перебил вдруг Кидранн. Как мечом разрубил.

Ну на-а-адо же, какие мы умные!!! И разбегающиеся во все стороны переулки лабиринта Жизни знаем как свои пять пальцев! Ну-ну…

– Первое определение, возникающее в голове при слове «мужик», – вонючий! – насмешливо отозвалась я.

– А почему хотя бы не «крепкий»? – ошарашенно спросил Кидранн. Видимо, в его понимании слово «мужик» было исключительно положительной характеристикой.

– Ну хорошо. Пусть «крепко вонючий».

Кирн развел руками и рассмеялся:

– Ладно, признаю, я не так выразился. Тебе нужен не мужик, а мужчина, – и торопливо добавил: – Приятно пахнущий!

Я скептически усмехнулась:

– А зачем?

Парень замолк. Думаю, над таким вопросом он до сих пор себе тоже голову не ломал. А зря.

– Ну… Чтобы защищал…

– Меня?! – Я искренне расхохоталась. – От чего?..

Кидранн, вспомнив вечерний эпизод, смущенно прикусил губу.

– Тогда хотя бы для того, чтобы скучно не было.

– Мне, в отличие от многих, совершенно не скучно в своем обществе!

Кидранн, словно что-то вспомнив, согласно кивнул собственным мыслям:

– Наверное, ваша дурацкая вера придумала ответы на любые вопросы?

– Не более дурацкая, чем какая-нибудь другая, – пожала плечами я. И замолчала.

Дурак.

Мужчина нужен не для того, чтобы защищать, хотя иногда до безумия хочется, чтобы мечом за тебя помахал кто-нибудь другой, а ты с дурацким хихиканьем стояла у него за спиной. И не для того чтобы было хоть какое-нибудь общество: для этого есть друзья.

Он нужен для того, чтобы знать, что ты имеешь право быть слабой. Что тебя понимают и прощают. Что ты НЕ ОДНА.

Вот только, чтобы понять ведьму, нужно, как она, мотаться неприкаянной кошкой по Веткам, нигде не оставаясь надолго. Летать над тропинками жизни черным вороном, блаженно раскинув крылья и насмешливо каркая при виде пугал. Пряча горькую усмешку под крылом.

А таких не бывает. Мужчины – существа статичные. Вечный путь – это не для них.

Он для кошек, воронов и ведьм.

На черном шелке небес серебряным бисером рассеялись крупинки звезд, золотыми нитями легли холодные лучи вечной скиталицы.

Совсем такой, как я.

Приходящей вороными ночами, сеющей в сердцах сомнения, страхи, тоску, и уходящей.

Ее никто не гонит. Ее никто не ждет. Никто не любит. Не ненавидит.

Ее не замечают. Или с досадой отмахиваются, как от чего-то ненужного. С остервенением грозят кулаком. Или молятся, словно на святую.

А она… Идет. Смотрит, пожимает плечами, удивленно вскидывает брови, скучает. Презрительно усмехается, глядя на таких одинаковых кого-то там, внизу. Верит, ждет, тоскует, сама не зная во что, кого, по кому. И безмолвно рыдает, спрятавшись за вуаль облаков.

А иногда тихонько, пугливым шепотом переговаривается с оборотнями и ведьмами. Настоящими.

Я молча жаловалась луне, едва слышно всхлипывала, стенала, одними губами завороженно молилась. Чему? Зачем? Не знаю.

Так приходят реазы. Завораживающим волчьим воем, чуть слышным щенячьим поскуливанием, говором ночной травы, тихим лунным плачем. Накрывают соленой волной безумия и отступают, оставляя на белесом песке колкие строки…

Где ты? Кто ты? И откуда? Из далеких тех миров, Где все люди верят в чудо, И любви не нужно слов. И зачем тебя узнала? И зачем тебя звала? Я всю жизнь с огнем играла, Ветер на руки брала. А теперь – где то, что было? Где та легкость, смех и плач? Словно все вокруг застыло, Лишь в окне луна-палач. Всего пять шагов разлуки Пережить я не могу: Как осока режет руки, Как след крови на снегу… Чернобыльником качаясь, Мы стояли на ветру, Серебра волос касаясь, Ты сказал мне: «Я приду». Где ты? Кто ты? И откуда? Знаю, это сон и ложь, Но… тебя я жду, как чуда: Вдруг… ты все-таки придешь?..

Заснула я, только когда небо начало светлеть. Опустилась в пучину забытья, уронив лоб на руки…

Я обожаю просыпаться по утрам.

От неловкого движения мужских пальцев, осторожно перебирающих черные завитки на доверчиво уткнувшейся в грудь голове…

От теплого мурчания пушистой кошки, пробравшейся погреться под бок, – наконец-то нагулялась, рыжая, к рассвету-то…

От ласкового фырчания вемили, обшарившей карманы спящей на сеновале хозяйки и с разочарованием обнаружившей там только пару пакетиков яда. Яд она бы переварила, не задумавшись, но он на вкус противный…

От задумчивого пения малиновки, безбоязненно усевшейся прямо на грудь спящей ведьме. Именно ведьме – к чародейке бы она на перестрел [34]не приблизилась. А-а-ааа! Вот только гадить на меня не надо-о-о-о!..

И даже (признаюсь, пока не слышит!) от Таиного «грозного»: «Все дрыхнешь, Бесхрамная?!» – и последующей драки за подло отбираемое одеяло.

Лениво потянуться в первых рассветных лучах, зябко упаковаться по самый нос в измявшийся за ночь плащ, подставить бодрящему утреннему ветерку растрепавшуюся гриву волос…

Но неуверенно сопящий над ухом Заказанный, притащивший в качестве компенсации за нарушенный покой тазик с холодной водой не первой чистоты – не лучшая альтернатива всему вышеперечисленному!

Я недовольно перекатилась на другой бок, запахнувшись поплотнее в одеяло. Может, он постоит-постоит – и уйдет, а?..

Кворра с два!

Подождав еще минут пять и осознав, что его молчаливое присутствие в комнате совсем не мешает мне продолжать спать, Кирн решил перейти к более решительным действиям: осторожно потряс меня за плечо и тихонько позвал:

– Ингра?

А когда меня будят даже не моим именем, а пустым названием профессии, я вообще терпеть не могу!

– Чего тебе? – Такой тон любому, даже наивежливейшему приветствию придавал смысл «а иди-ка ты в…!!!».

Но парень в интонациях ни свирта не понимал, так что продолжал настаивать:

– Вставай!

– Зачем? – «А иди-ка ты…, в…!!!»

Кирну надоело вести пустой разговор, так что он нагло попытался стянуть с меня одеяло! Я же, привыкшая к Тае, всегда знающей, чем окончится подобный маневр, и готовой увернуться или колдануть в ответ так, что мало не покажется, душевно засветила ногой куда-то, где, по моему мнению, должна была располагаться какая-то часть гнусного вредителя. Она там действительно оказалась, причем, судя по судорожно втягиваемому воздуху, весьма чувствительная… Впрочем, надо отдать ему должное: злобный комментарий был покорно проглочен.

– Там Ленна уже обед приготовила, а ты все спишь, – недовольно проскрипел подбитый.

– Я не голодна! – «А иди-ка ты…, в…и прихвати с собой…!!!»

– Иди туда сама! – вдруг обиженно решил Кирн, демонстрируя прямо-таки удивительное просветление мозгов, и вышел из комнаты.

Я поворочалась еще немного из чистой вредности, но спать рас хотелось, да и чувствовала я себя на диво бодро – это после вчерашней-то хандры! – так что пришлось вставать с постели (когда, интересно, я успела на нее перебраться? Совершенно не помню!), распахивать настежь створки окна, пахнувшие, увы, не утренней свежестью, а дневной суетой. Вода на поверку оказалась не грязной, а приправленной какими-то травками (полынь и крапива – остальные лень разбирать было) и оттого мутноватой. Кое-как умывшись одной рукой и пригладив вставшие за ночь дыбом волосы, я решительно уселась на покрывало и размотала бинт на левой ладони.

Ух ты!..

Тая, торжественно клянусь больше верить твоим рецептам!!! До ближайшей простуды, по крайней мере…

Розоватый шрам – вот и все, что напоминало о жестоко располосованной вчера коже. Причем я сильно подозреваю, что к вечеру не останется и его…

Недоверчиво повращав туда-сюда кистью, перебрав в воздухе чуткими пальцами, я легко выплела самый сложный и путаный экзорцизм (смешно признаться – отгоняющий комаров!) современности и, довольная собой, подошла к зеркалу.

У-у-у-у…

Как там меня учили? – Не говори: «Хранящие, какой кошмар!!!»

Говори: «Я могла бы выглядеть лучше».

Так вот: лучше я выглядеть не могла! Потому что вместо ожидаемых темных теней под глазами и благородной вампирской бледности в зеркале отразилось вполне ведьминское лицо: черные пропасти глаз, иронический разлет бровей и изогнутый в усмешке рот. Конечно, гребень и тушь не помешают, но в целом – не так уж и плохо.

«Ну раз все так хорошо и замечательно, то, может, ты соизволишь подумать о действительно важных вещах?!» – ехидно высунулся из подсознания разум.

Каких? – покладисто согласилась я.

«Например о том, что нужно сделать сегодня…»

Это важно?! Хорошо, сейчас придумаю… Пожалуй, я пойду с Кирном к Ликарту и предупрежу его о возможном покушении…

«Ты так в нем уверена?»

В Кирне? Или Ликарте? – Тушь вывернулась из рук, вымазав черным салфетку на тумбочке. Я недовольно скривилась, прикидывая, застирывать или сбагрить это на Ленну.

«В покушении, дурочка!»

Конечно уверена! – Йыр с ним, мороком прикрою – а там пусть сами разбираются!

«С чего бы это? То, что нам сказал тот ОЧЕНЬ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ маг, совершенно не оправдалось! С чего бы оправдаться остальному?»

Брось, у тебя мания преследования! Ну ошибся человек – с кем не бывает?

«А у тебя привычка разгильдяйства!!!»

Не отрицаю, – рассмеялась я. – Но ты мне особо разгильдяйничать, увы, не даешь!

«У меня работа такая! – горделиво надулся он. – А насчет мага ты все-таки подумай. Странный он: с чего бы помогать абсолютно незнакомой девушке, пусть даже углядев в ней ведьму. И как, кстати, углядел?! На тебе же щитов и защит больше, чем на стражнике! Помощничек кворров!»

А что поделаешь, если больше никто помогать не хочет?! – Я со вздохом потянулась за гребнем.

Разум, не найдя что ответить, согласно вздохнул и удалился.

Гребень завяз в первой же растрепанной пряди. Интересно, когда я в последний раз расчесывалась? Явно не вчера… И даже не позавчера… Ыыы… Ну неужели НАСТОЛЬКО давно?!

Пришлось, закусив губу, с боем выдирать гребень из плотных объятий волос и, не жалея времени и заклинаний, осторожно разделять прядки, начиная с кончиков. Упрямо повоевав с нерадивой хозяйкой с четверть часа, волосы сжалились (а кто не захотел сжалиться – бесславно окончил свое существование, так что выбирать им особенно не приходилось) и потекли послушными темными змейками через костяные зубья.

И все-таки странно… Что бы там ни плел разум, интуиция упорно настаивала на том, что маг мне не лгал. А на дилетанта, говорящего абы что, лишь бы сказать, он совсем не похож. И так запросто его дезинформировать и сбить с толку мог либо еще больший профессионал своего дела (тогда мне лучше в этот клубок вообще не соваться – все равно кворр распутаю), либо полный идиот, сам не знающий, что и когда он сделает. Вот с этим мы бы еще померялись силами!

И эти его странные последние слова… Как там его? Такая бессмыслица, что я уже и не помню…

Хотя нет, самые последние помню: «Береги себя».

– Второй закон мага: хранить собственную жизнь. Вирг, не отвлекайся! Поджечь уважаемому магистру Тертацу бороду ты всегда успеешь! Я даже заклинаньице симпатичное подскажу: как раз для таких случаев… Кхе-кхе…

Дверь резко распахнулась, в проеме возник Арранал. Багровый от злости наставник, не находя слов, грозно потрясал обугленным остовом некогда толстенного и дорогущего, должно быть, фолианта. Впрочем, я отлично понимала того, кто его сжег: он оказал и мне, и всей группе, и последующим поколениям студентов неоценимую услугу: запомнить все названия всей существующей нежити было попросту невозможно. Эта пакость плодилась с невероятной скоростью, приспосабливаясь к абсолютно любым условиям, и отличалась порой сущей ерундой – наростами между пальцев! А некий изувер Д'алль не пожалел себя, положив жизнь только ради того, чтобы наставники мучили студентов, заставляя зубрить жуткую книгу «Обо всем неживущем».

– Мирталл!!! Это… – Наставник заметил предвкушающие лица студентов, уже приготовивших перья, чтобы законспектировать компрометирующий комментарий, предоставить в школьный журнал, а потом втихаря вызубрить и пользоваться при необходимости или для поднятия настроения, и нечеловеческим усилием сдержался, мысленно выдав тройную порцию ругательств. – Опять ваши фокусы?!

Мирталл, специализировавшийся по огненной стихии и питавший непреодолимую слабость к новым, им самим придуманным заклинаниям, только философски пожал плечами:

– Не исключаю.

– Я попросил бы не отрабатывать свои подозрительные пассы на столь ценных и существующих только в единственном экземпляре (класс радостно вздохнул) книгах!!! – обличительно потряс тем, что осталось от «Нежитиков», у Мирталла перед носом наставник. Пепел посыпался на пол и на ботинки обоих. Мирталл аккуратно отвел руку Арранала в сторону, «незаметно» вытер ладонь о штаны. Аудитория замерла, готовая взорваться тщательно сдерживаемым до сего момента смехом.

– А, чтоб вас! – досадливо плюнул на нас всех Арранал, испаряясь вместе со своим фолиантом. Точнее, не своим, а Д'алля.

Из коридора плеснуло неконтролируемой силой – явно постарался кто-то из первокурсников, без толку расшвыривающихся энергией – и телепортация, прервавшись, выплюнула Арранала назад. В этот раз он не сдержался, и класс с нескрываемым интересом выслушал, куда бы он с превеликим желанием отправил того, кто устроил ему эту гадость. Потом встал с пола, прижал к себе остатки «Нежитиков», словно самое драгоценное, что у него было, и уже по-простому вышел в дверь.

– У уважаемого наставника Арранала сегодня трудный день, – задумчиво протянул преподаватель.

Класс, не выдержав, грохнул…

Кое-как успокоив студентов, Мирталл продолжил:

– Так на чем мы остановились? Ах да: второй закон мага. Запомните: ваша жизнь драгоценна, она может спасти многие, так что вы не имеете права разбрасываться ею без разумения!

– А если ты своей смертью поможешь выжить кому-то другому? – напряженно сощурилась я.

– Одному? – настырно наседал на арифметику маг.

– Пусть одному.

– Не нужно спасать одного человека, если ты можешь спасти тысячу!!! – недовольно поморщился наставник: это ж надо, не понимать таких простых вещей!

– Почему?!

– Потому что ты ведьма и не должна задавать глупых вопросов!

А вы наставник и не должны говорить глупостей.

Ведь, каждый раз приберегая свою жизнь для «тысячи», ты можешь не спасти ни одной…

За окном призывно засвистела малиновка. Ну чего тебе, родная? Крошек? Извини, нет… Не припасла… Слетай на кухню – там их навалом, честное слово…

Птичка понятливо чирикнула, срываясь с ветки.

На подоконнике белел листок. Это еще что за кворр? Залетел, что ли? Да непохоже как-то…

Я, неуверенно прислушавшись к интуиции, но не почувствовав ничего такого, осторожно развернула сложенный вчетверо листок.

«Извини, ошибся. В банде в последнее время творится что-то неладное: они хотели с кем-то объединяться или заключать договор, но потом что-то не склеилось, так что сейчас все наперекосяк, и сказать что-либо наверняка невозможно. Они действительно сначала не собирались его убивать!

Но на информацию о готовящемся покушении можешь смело полагаться.

Береги себя».

Подписи не было. Впрочем, она была и не нужна…

В этот раз нас ждать не заставили: едва только Кирн с самым разнесчастным видом постучался к дверь, как ее тут же распахнули, причем на пороге стоял сам Ликарт. В домашнем халате, тапочках и с надгрызенным копченым окороком в руке.

– Э-э-э… Добрый день, – с сомнением протянул Кирн, во все глаза рассматривая явившееся пред наши очи чудо. Видимо, до этого дядя ему представлялся вечно деловым человеком, спящим в костюме классического покроя.

Мужчина неподдельно смутился, отступая назад и неуверенно бормоча извинения за неподобающий вид: дескать, только проснулся от послеобеденного сна. Странно он как-то, между прочим, работал: весь день дома, спит, развлекается, над племянником под настроение издевается. А ведь между тем финансовым министром при Его Величестве Каком-то там (имена королей я выучивала исключительно перед личной аудиенцией и сразу по ее окончании благополучно забывала) числится! Впрочем, не исключено, что у него в подчинении рота помощников, выполняющих всю работу под неусыпным оком бдительного начальника.

– Здравствуйте, – решительно поставила я жирную точку в детском лепете извинений одного и смущенных заверений, что все так и надо, другого. – Извините за вторжение без предупреждения, но дам очень нужно сообщить вам кое-что важное.

Ликарт сразу как-то подобрался, перестав казаться смешным даже в своем нелепом наряде.

– Что-то случилось?

– Пока нет, – откликнулась я, сделав ударение на первом слове, и резко захлопнула за собой дверь. Кирн с сомнением покосился на тяжеленные дубовые панели, которыми она была обита, и зябко поежился.

– Хорошо, – шумно выдохнув, решился Ликарт. – Проходите в мой кабинет.

…Кабинет был ничего себе: рабочий. Ничего лишнего. Огромный стол, почти не заваленный бумагами, в меру мягкое кресло для хозяина (чтобы не засыпал за работой) и совсем уж жесткие стулья для посетителей – нечего, мол, засиживаться, отрывая занятого человека от работы. Шкаф с книгами и свитками да настольная лампа.

Я по-кошачьи плавно пристроилась на стуле в углу, подальше от выхваченного светом лампы круга. Ликарт прошел за стол, уселся, сложив холеные пальцы сферой. Я его забраковала: переход между средними и указательными был слишком резкий, без потерь энергии не обошлось бы. Но это уже так, чисто профессиональная вредность. Кидранн потерянно остался стоять посреди комнаты.

– Садись, – удивленно кивнул ему на свободный стул Ликарт. Тот только отрицательно покачал головой в ответ. Так яростно, что я даже заподозрила его в эпилептическом припадке…

– В чем дело? – недоумевающе обратился ко мне Ликарт, отчаявшись добиться от племянника хоть чего-то членораздельного.

– Видишь ли, – с трудом взяв себя в трясущиеся, как у алкоголика, руки начал Кирн. – Я…

Я вдруг, сама от себя не ожидая, вскочила со стула, словно пичужка, сорвавшаяся с ветки, и, оттеснив за спину Кирна, защебетала:

– Видите ли, мы с Кидранном, – зверский взгляд за спину: «Да сядешь ты или так и будешь мне по лопаткам дрожащими ручонками елозить?!!» – вчера совершенно случайно оказались в одной таверне и подслушали… точнее – совершенно случайно услышали, – с лукавой улыбкой поправилась я, – некоторые вещи, тут же нас весьма остро заинтересовавшие…

Ликарт заинтригованно усмехнулся. О да, я его хорошо понимаю: начиная с того, что буквально минуту назад я явно собиралась молчаливо отсидеться в темном уголке, издевательски ухмыляясь, и до того, что ингры, как правило, следуют за Заказанными безмолвной тенью, не ввязываясь в людские передряги.

Мне и самой интересно, откуда взялось это шило… под юбкой. Хотя… Какое, собственно, мне дело до их разборок и отношений? Кирн ни в чем признаваться не хочет: это видно невооруженным глазом и чувствуется невооруженными (увы!) лопатками, от которых он никак не хочет отлипнуть! А заставлять его? Зачем? Как будто мне больше делать нечего! Пусть живет как знает.

А покрывать я привыкла всех и без разбору еще с Храмовой скамьи и оправдать могу что угодно. Главное – не тарахтеть пулеметом, спеша выплюнуть из себя только что придуманную версию, но и не растягивать слова, придумывая ее на ходу. Говорить то, что на самом деле было. А шут его знает, может, и правда было? А то, что не со мной, – так это мелочи!

– И что же такое вы… совершенно случайно услышали? – с довольной улыбкой спросил Ликарт.

Я спокойно, наполняя рассказ подробными деталями (наполовину вспомнила, наполовину придумала – можно подумать, он проверять пойдет!) пересказала то, как я следовала за Кирном в таверну, как осталась, прислушавшись к разговору, и что из этого вышло. По моей версии, Кирн ходил в таверну исключительно в пресном одиночестве, горло промочить. Ликарт поморщился, услышав о подобных манерах племянника, но смолчал.

Кидранн, к счастью, успокоился, до конца убедившись, что я не собираюсь его подло закладывать, и оставил наконец мою заднюю (но не худшую!) половину в покое, усевшись на покинутый мной стул.

– Скажите, а какой был на нем – Вирде – плащ? – вдруг прищурился Ликарт. Стоп, это что, проверка на вшивость?.. Ха!

К известию о готовящемся на него покушении мужчина, кстати, отнесся совершенно спокойно: то ли их устраивали по пять раз на дню, то ли давно об этом подозревал.

– На нем не было плаща, – пожала плечами я. – Какая-то кожаная куртка. Но вообще-то там было темно, да и интересовало меня совсем другое.

Но Ликарта, судя по всему, устроил и такой ответ. Он откинулся назад в кресле, подумал и снова обратился ко мне:

– Скажите, ингра, ведь это совершенно не входило в ваши обязанности? Подслушивать разговоры, сообщать мне о планах злоумышленников. Зачем вы это сделали?

Я язвительно усмехнулась, не отвечая. Есть вопросы, лучший ответ на которые – молчание. Проще и естественней всего. Тем более что я и вправду не знала, что ответить…

Ликарт расценил мою усмешку по-своему.

– Думаю, вам за это следует дополнительно заплатить? – Министр финансов, что с него возьмешь!

Я хотела было разыграть оскорбленную невинность, развернувшись на каблуках и «вылетев» из комнаты с таким расчетом, чтобы меня успели поймать, остановить и извиниться, но…

«Ты что, совсем с ума сошла? Нам же потом полгода можно будет не работать!!!»

А ты-то прям уработался! Не мешай душевному порыву!

«Порыву идиотизма! Какая ингра на твоем месте сейчас ушла бы от денег, которые сами плывут в руки? Ты только вспомни этих стерв по контракту!»

Это значительно остудило мой запал. И вправду, я и так в роль до конца не вписалась, так еще и тут такой промах допустить! Ни за что. Профессионал я или актрисулька подзаборная?!

«Шубу, сапоги и килограмм шоколада…», – тем временем уже блаженно подсчитывал разум.

Замолчи, циник несчастный!

«Иди на кворр, не мешай бюджет составлять!» – неприветливо послал меня он, снова углубившись в свои дебетно-кредитные дебри.

Сам туда иди, – обиженно отозвалась я.

– Так сколько? – продолжал настаивать Ликарт.

– Мм… Давайте как день работы, – решилась я.

Ликарт прищурился, ступив на привычную денежную стезю:

– А не мало?

– А вам какое дело?

– Не хотелось бы, чтобы вы остались внакладе!

Ха! Да так я тебе и поверила! Просто никак не можешь понять, где тут подвох и откуда тебе ждать подлости. А я пока и сама не знаю откуда. Но откуда-нибудь устрою, если сейчас же не отстанешь!

– Позаботьтесь о себе, – лучезарно улыбнулась я, утверждая его в мысли, что где-то здесь порылась собака. Качественно, упорно и всеми четырьмя лапами.

С минуту поиграв со мной в гляделки (эй-Хранящие, такого невинного взгляда я, даже разыгрывая наивную девственницу перед алтарем, не изобразила бы больше!), Ликарт со вздохом опустил глаза и сказал:

– А давайте поступим так: я увеличиваю ваш гонорар ровно вдвое, а вы приходите сюда в день покушения, – и торопливо добавил: – На всякий случай. Стражников я, разумеется, приглашу. Но… мало ли что…

Я согласно кивнула:

– Хорошо, пусть так.

Ликарт расслабленно откинулся на спинку кресла, вспомнив наконец о племяннике, скромно спрятавшемся где-то за моей спиной (нет, это не у меня спина, как шкаф, а он в три погибели скорчился!).

– Кирн, как дела?

– Кворрово! – недовольно отозвался тот, невесть чем разозленный. Казалось бы: никто ничего так и не узнал, я его профессиональнейшим образом покрыла, не затребовав пока взамен ни сантэра – а он все равно будто гнилых помидоров объелся. Вот тебе и людская благодарность!

– С чего бы? – искренне удивился Ликарт. – С такой-то, – наглый взгляд, обшаривший мою фигуру с ног до груди (нет, голова мужчин, как известно, мало интересует!), – ингрой?!!

Кирн, не вдаваясь в подробности, недовольно мотнул головой. Эк тебя от единственной попытки учинить расправу переклинило! А если бы еженедельно, как меня?! Эх, ей-ей, меня надо заносить в Спасательный Свиток [35]как редкий, вымирающий вид камикадзе обыкновенного, ведьмоподобного!

– Ну что же, тогда не смею вас задерживать, – пожал плечами Ликарт, так и не дождавшийся от Кирна более-менее вразумительного ответа. – Или вам есть еще что сказать?

– А у вас есть желание послушать? – фыркнула я, направляясь к двери.

– Слушать вас – сплошное удовольствие! – слащаво, но фальшиво соврал Ликарт, явно желавший вернуться в общество недогрызенного окорока.

– Рада за вас, – небрежно бросила я, выходя из кабинета. Кирн облегченно вышел следом.

В гостиной не было никого: слуги, воспользовавшись временной занятостью хозяина, втихую гоняли на кухне чаи.

Так, значит, это здесь они собираются устроить засаду? Скорее всего, да.

Я легко взмахнула кистями, словно стряхивая воду. С пальцев и в самом деле слетели серебристые капельки силы, видимые только мне. Мягко разлеглись по всей площади, особое внимание уделив окнам и дверям в доме. Спокойно дремлющие до поры до времени. До времени, когда у заклинательницы не возникнут проблемы, требующие срочной магической силы.

Кирн удивленно посмотрел на меня, невесть с чего затрясшую руками. Я равнодушно пожала плечами и, для оправдания почесав левую ладонь с чуть заметным шрамом, вышла. Парень, снова вспомнив о вчерашнем промахе, покаянно опустил голову и вышел следом.

Мало ли что…

– Йыр побери, ты не можешь туда не пойти! – раздраженно выругалась я, изрядно злясь на сложившуюся ситуацию.

– А что я там забыл? – внешне равнодушно спросил Кирн, закидывая ногу на ногу.

Угу, поверила. Не заметила того, как ты прячешь глаза, как виновато-прощальным взглядом окидываешь комнату и отгораживаешься от меня крестами переплетенных на груди рук, и поверила, что тебе абсолютно наплевать на то, что произойдет через час в доме твоего дяди и ты ничего не затеял, желая воспользоваться моим отсутствием.

Кому ты врешь, в конце концов?!!

Ладно, попробуем с другой стороны…

– Неужели тебе совсем не интересно?

– Я что, драки ни разу не видел, что ли? – наигранно-небрежно бросил он, плотнее запахиваясь в халат. – Увальни стражники вдесятером едва-едва поймают троих разбойников, причем ты там окажешься как нельзя кстати, потому что иначе самые сообразительные вроде Вирда сбегут сразу, как только запахнет жареным, а тормоза на службе этого даже не заметят, занятые «шестерками», всегда выпускаемыми вперед.

Отлично, мальчик. Не будь я ведьмой – может, и поверила бы.

– Ты, я вижу, высокого мнения о стражах порядка. Патриотизм хлещет ключом, и все по голове!

– Было бы что уважать, – поморщился он. – Напьются, как свиньи, да всю ночь боятся от своей сторожки отойти – там же СТРАШНО! А по городу ночью хоть трава не расти…

Убедительно. И даже вполне искренне. Но… это не главное. Так – качественная декорация, заслоняющая убогость и пустоту сцены. А настоящие актеры играют только в пустоте. Для пышных декораций им вполне хватает воображения.

Но я-то слышу, как бьется в обезумевшем теле испуганная, отчаянно кричащая Жизнь. Как птица в клетке над пропастью. Йыр с ней, с клеткой, только не сбрасывайте!

За что ты ее так? За собственные ошибки?

Из-за какого-то пустячного промаха убить и без того запуганную, разбившую крылья о железные прутья клетки птицу? Ворона? Чайку? Малиновку? Да какая разница какую?.. Ей же страшно…

И она тебя любит. Несмотря ни на что. Потому что ты есть.

Так почему ты держишь ее в клетке, боясь, что упорхнет раньше времени?

Просто протяни руку с зернами – и погладь второй по мягким перышкам…

Вот и цепляешься взглядом за каждую мелочь: полуоплывшую свечу, еще ночью ласково обнимавшую тебя светом, потрепанную книгу, до сих пор помнящую прикосновение твоих теплых пальцев любимое кресло, столько лет с уютным скрипом принимавшее тебя в свои объятия, – мучительно отпечатываешь их напоследок в памяти и душе. Вместо того чтобы оглянуться по сторонам и рассмеяться собственной глупости, осознав, что Жизнь – это чудо…

– Ладно, стражники – это, конечно, контингент тот еще, достойный отдельного разговора. Но почему ты все-таки так не хочешь пойти со мной?!

Он кисло глянул на меня, засунув никак не находящие себе пристанища руки в карманы.

– И чего тебе так приспичило меня туда потащить?

Я тяжело вздохнула:

– Как ни крути – а ты мой Заказанный. А значит, я должна всегда быть рядом. Не идешь ты – не иду я. И пусть они там разбираются сами как знают.

Страх за жизнь Ликарта на его лице почти в открытую боролся с желанием поквитаться с собственной. И так же ясно на нем нарисовался компромисс…

– Хорошо, я пойду…

Дурак. Если бы меня было так просто обмануть, кворр бы я до восьмидесяти лет дожила. А впрочем… Мне-то какое дело? Пусть он только сейчас пойдет со мной, а дальше уж йыра с два я его из виду выпущу, героя свиртского!

– Отлично, – «облегченно» выдохнула я.

М-да, опыт явно много значит: он-то мне безоговорочно поверил…

В доме было ве-э-э-э-эсело…

Кресла вывернуты наизнанку, стулья перевернуты вверх ногами, разбитые впопыхах графины так и лежали осколками на залитых вином и водой дорогущих коврах. Люди носились загнанными белками, то и дело сталкиваясь со всем подряд: мебелью, стенами и другими людьми. Дальше события зависели от веса столкнувшегося. Был там один типаж в огромной кольчуге и с гигантской секирой у пояса, роняющий на своем пути все: людей, кресла и даже стены (то-то дом мне еще с улицы показался каким-то покосившимся. Да и несущая стена доверия больше не внушала…). Пока не натолкнулся на только что вошедшую ведьму, расценившую несущееся навстречу и грозно орущее: «Разойдись – зашибу!!» – существо как подлую угрозу ее благополучию. Ничего не подозревающий мужик даже не заметил, как из-под него вылетела юркая тень, легко плеснув шалью в воздухе, и уж тем более – как она из вредности подставила ногу, отправляя его в свободный полет… Бу-у-ум!!!

М-да, на месте заговорщиков я бы в такую покосившуюся дверь и заходить не стала… Ладно, совру, что так и было!

– Это что? – подозрительно поинтересовалась я, невозмутимо выдергивая припозднившегося Заказанного из-под последователя того, что уже лежал у дверей.

– Не знаю, – пожал плечами тот. Ей-Хранящие, с тех пор, как мы вышли из дома, он вообще спокоен, словно лот велерии выкурил!

– Мило, – фыркнула я, с трудом прокладывая нам дорогу мимо снующих вокруг людей.

Вы видели когда-нибудь муравейник? Так вот: он – просто идеал строгости линий и точности углов! Ибо того, что творилось в доме Ликарта, ни понять, ни описать вообще невозможно! Если бы не интуиция и не кошачья привычка выворачиваться из любой щели в последний миг – свирт бы мы даже Ликарта нашли!

…И веселая история окончилась бы не начавшись…

«А кворр вам!» – мысленно выругалась я в адрес высших сил, решивших лишить меня заслуженного спектакля. И с упорством гнома, копающего могилу только что прибитому троллю, продолжила пробиваться наверх, на второй этаж.

– Ну зачем нам туда переться? – нудил за спиной Кидранн.

– Цыц! – клацнула я зубами, награждая его очередным блоком от падающей справа этажерки.

Тот меланхолично поглядел на грохнувшуюся почти ему на ноги мебель, подумав, пнул ближайшую кружку сапогом: и продолжил в том же духе.

– Ну зачем нам это надо? – Я с любопытством следила за полетом жалобно грохочущей обо все косяки кружки. – Давай лучше снизу посмотрим! А лучше – с улицы…

Кружка нашла свое пристанище на носу у только-только поднявшегося, опираясь на совсем скособочившуюся дверь, товарища. Тот, разъяренно мотнув головой, зло чихнул и грозно огляделся по сторонам, ища автора сей пакости. И, разумеется, тут же наткнулся взглядом на меня, с интересом взирающую на происходящее!

– Ррразойдись! – прогремело в воздухе.

– Пошли! – рявкнула я, чуть не выдергивая Заказанному руку из сустава.

А знаете, имея такого вот преследователя на хвосте, я вдруг поняла, как это просто – пробираться сквозь людей! Ей-ей, секундное дело!!!

На втором этаже мы оказались меньше чем через полминуты. Там народу было поменьше, так что в кабинет Ликарта мы влетели еще прежде, чем настигающий стражник показался из-за угла, и сразу же захлопнули дверь, подперев ее для надежности столом.

Сам хозяин кабинета взирал на нас с умеренным любопытством даже не пытаясь помешать или возмутиться.

Я, не дожидаясь приглашения, уселась прямо на край стола сквозь дверь слыша едва-едва различимую ругань возмущенно плюющегося стражника.

– Что здесь, йыр вас возьми, творится?!

Ликарт с каким-то детским удивлением рассматривал стол подо мной. Потом потрясенно покачал головой, присвистнув:

– Изумительно!!!

– Что изумительно? – непонимающе нахмурилась я, терзаясь между желанием тоже осмотреть стол и нежеланием с него слезать.

– Он стоял прибитым к полу последние двадцать лет, – пояснил Ликарт, для наглядности кивнув на развороченные доски пола.

Ну подумаешь… И вообще, может, это не я?..

– Так что здесь творится? – уже спокойней, со злорадством прислушиваясь и пополняя лексикон за счет мающегося за дверью мужика, повторила я.

Ликарт бессильно развел руками:

– Я позвал городскую стражу и объяснил ей ситуацию…

– И она решила вас заодно ограбить? Раз уж все равно через три часа возмущаться будет некому…

Ликарт, не сдержавшись, фыркнул:

– Нет, ингра, сие действо номинируется как «возведение оборонительных сооружений в полевых условиях из подручных материалов». Проводка 120-47, учетный счет семнадцать…

Учетный счет меня интересовал мало, а вот «полевые условия» были налицо!

– Великолепно, – поморщилась я. – И почему вы не остановите это безобразие? Они вам скоро картины на бинты резать начнут, ковры уже залили!

Зря я это сказала…

– Ковры?! – схватился за сердце Ликарт, бросаясь к двери.

Э нет! Силой усадив его снова в кресло, я вернулась на боевой пост у двери:

– Вы что, с ума сошли?! Там под дверью стоит маньяк-убийца, а вы хотите добровольно к нему выйти?

– Какой убийца? – отрешенно спросил Ликарт, устало опирая голову на руки и выражая всем своим видом готовность убить любого убийцу, если это поможет хоть сколько-нибудь приблизить коней всего безумства…

– Да так, – уклончиво отозвалась я. – Но вам лучше оставаться здесь, пока мы не наведем порядок там, внизу.

– Это невозможно…

– Ыгы, – кивнула я, за рукав оттаскивая Кирна за собой к двери.

Йыр, ну за что я так люблю слово «невозможно»?..

– Ага!!! – радостно завопил мужик, завидя открывающуюся дверь, и замер, как кот над чересчур наивной мышкой, решившей, что хвостатому уже надоело ждать и он ушел по своим кошачьим делам.

– Ыгы!!! – не менее радостно откликнулась я, просачиваясь в щелку и вытаскивая вслед за собой Кирна.

– Угу… – задумался мужик, не понимая, с чего бы это мышка вылезла такая радостная.

Грех было бы не воспользоваться замешательством в стане противника…

– Как идет подготовка к атаке?!! – рявкнула я так, что даже Кирн подскочил и вытянулся в струнку. Про блюстителя порядка и говорить нечего: мужик, услышав родные и знакомые нотки в вопле, сразу принял меня за замаскированного командира, встал по стойке «смирно» и затараторил:

– Идет, ваше превосходительство! Отряд людей под моим командованием уже практически окончил сооружение окопов!

– В ДОМЕ?! – судорожно выдохнула я, сильно сомневаясь, стоит ли мне вообще спускаться или лучше залезть в какой-нибудь шкаф и там забаррикадироваться, молясь, чтобы именно под ним не решили выкопать ловушку стратегического значения…

– Так точно! – спеша выслужиться, гаркнул в ответ ничего не подозревающий стражник.

– Отлично. Замечательно. Великолепно. Прелестно. Уггр зратья мритваль.

Мужик подхалимски захихикал, тут же, впрочем, завянув под моим, не обещающим долгой счастливой жизни и смерти в окружении правнуков взглядом.

– И что дальше? – кисло поинтересовался Кирн.

Стражник недовольно глянул на сопляка, осмелившегося обратиться ко мне без должного почтения. Я равнодушно пожала плечами:

– Пойдем вниз. Или у тебя есть другие варианты?

– Нечего было вообще сюда приходить…

– Хватит ныть, а?! – не выдержала я, дернув его за руку.

– Хватит мной распоряжаться!!!

– Хорошо, могу бросить – и разбирайся тут сам как хочешь!

– Вот и чудно! – окрысился он, вырываясь из железной хватки.

Щассс! Размечтался!..

Я поудобнее перехватила его за другой рукав и, не обращая внимания на щенячьи писки и возмущенные повизгивания, потащила вниз.

– Вот дождись конца недели – и иди, куда хочешь, и делай, что хочешь! А пока, к сожалению, я за тебя отвечаю!

Он ощерился в ответ, намереваясь вякнуть что-нибудь с претензией на насмешку, но вдруг как-то скуксился и передумал.

– Отпусти, – досадливо буркнул Кирн. – И так вон уже все таращатся…

Я, подумав, отпустила его руку, сняла с пальца тонкое, перевитое искусно выкованной веточкой вольнеита, серебряное колечко.

– Держи!

– Зачем?! – опешил он, рефлекторно пряча руки за спину.

– Надо! – отрезала я, силой впихивая ему в зажатый кулак прохладный ободок. – И только попробуй потерять!

Кидранн брезгливо покрутил колечко:

– И где мне его носить? Карманов нет, не в зубах же!

– Ага, один след от зубов – и от тебя не останется даже их! – грозно пообещала я. Еще не хватало мне в случае чего постоянно помнить про его неуклюжесть! И так проблем, чую, будет выше крыши…

Кирн с гримасой отвращения снова поглядел на кольцо. Дурак. Знал бы ты, сколько архимагов готовы отдать душу за такой артефакт…

– Так как его носить?!

– На палец надеть не пробовал? – ехидно поинтересовалась я, спускаясь вниз по лестнице.

– А ты мои и свои пальцы сравнивать по толщине не пробовала? – передразнил он.

Я резко развернулась и выбросила вперед руку с напряженными пальцами. Кирн рефлекторно отшатнулся, прикрыв грудь ладонью.

– Предупреждать же надо!

Я, привычно не обращая внимания на сявканье, приложила свою руку к его груди, сравнила кисти.

– Мои длиннее, тоньше, чутче и холодней.

– Вот именно! – тут же снова окрысился подопечный. – И как я должен надеть твое кольцо?

– Ну хоть попробовать ты можешь? Или так и будешь трусливо отбрехиваться?

– Я?!

– Ну не я же, – развела я руками и снова пошла вниз, украдкой поглядывая за спину через плечо.

Кидранн с опаской посмотрел на колечко, протер о штаны (больше запачкал, чем очистил, ей-Хранящие!) и, закрыв глаза, осторожно надел на палец. Колечко брезгливо сжалось, отторгая чужую ауру, и едва заметно мигнуло, став обычным перстнем-печаткой.

– Эт-то еще что за холера? – ругнулся Кирн, спешно догоняя меня.

– Ну как, примерил?

– Ага, – осторожно ответил он, мучительно размышляя, сказать мне, какие финты откалывает мое украшение, или промолчать во имя собственной безопасности.

Промолчал. Правильное решение. Объяснять взаимосвязь энергетических и эмоциональных потоков вокруг живых существ мне совсем не хотелось.

Через десяток ступеней меня оглушили крики, ругань, грохот и звуки взрывающихся снарядов – уж не знаю, что они там делали, но звучало это именно так! Небоскребный мат – гулкий удар доски, грохнувшейся на чью-то спину или голову, – вопль – мат, годящийся на небоскреб с чердаком…

Разрушительная деятельность на первом этаже была в самом разгаре! Они еще только что из окон бойниц наделать не догадались! Хотя… Вон тот длинный что, собрался стекло выбивать?..

– Стоять! – уже отрепетированно гаркнула я, едва появившись на площадке за пролет до комнаты.

Вояки реагировали на приказ спинным мозгом: главное – тон и ругань, а твой вид уже значит немного. Да и пока они сообразят, откуда, собственно, идет голос, отдающий приказы…

После воплей и грохота наступившая тишина ударила по барабанным перепонкам сильнее пронзительного визга.

За окном пели птицы… На пол медленно опускалось чуть шуршащее по воздуху перышко…

– Что это за звук? – пораженно выдавил Кирн.

– Тишина, – улыбнулась я, снова беря бравое командование в свои руки. – Так, вы! Если через пять минут в гостиной не будет такой же идеальной чистоты, как когда вы в нее вошли, – я за себя не отвечаю!

Гул тут же возобновился с новой силой, но потерпеть его еще пять минут я была согласна. Лишь бы дом перестал напоминать развороченное поле битвы.

Казалось бы, чего проще – устроить засаду в доме? А вот поди ж ты! Тут скорее можно самому убиться, чем кого-нибудь убить! Не удивлюсь, если покушение сорвется по техническим причинам, а завтра Ликарт умрет, сломав позвоночник в одной из молниеносно нарытых десятью (всего-то!) вояками ям «для окопа»!

– Эй-эй, ты, зеленый! – Стражник, у которого, собственно, зеленой была только фуражка, удивленно остановился, с сомнением покосившись на новоявленную командиршу: мол, это мне, что ль? – Тебя, тебя, – торопливо подтвердила я.

– Я не зеленый! – удивленно, но вежливо (в общем, словно объясняя тему недоразвитой) ответил он.

– Мне сверху только фуражку видно, – нахмурилась я. – И вообще – нечего к синекдохам придираться!!!

Парень, явно принявший «синекдоху» за какое-то изощренное ругательство, уважительно глянул на меня снизу вверх.

– Значит, так: вон там, под лестницей, лежит посох – положи его на панель над дверью.

– Зачем?

– Выполнять!!!

– Слушаюсь! – тут же вспомнил он о хороших манерах, побежав под лестницу.

– Эй-эй, ты, который у стенки! – На меня оглянулось с пяток человек. – Да не вы, а тот, что левее!

Йыр побери, ну насколько же проще крикнуть «рыжий»! Так опять же обиды начнутся!

– Так кого надо-то? – недовольно проскрипел один из стражников, которому прискучило стоять вполоборота.

– Не тебя, – огрызнулась я. – А твоего соседа слева.

– Рыжего, что ль?

– Его!

– Э-э-э, Рыжий! Тебя тут требуют!

Рыжий резко повернулся, вытянувшись по струнке:

– Чего изволите, ваше превосходительство?

– Тебе мозги вправить! Как думаешь, выйдет?

– Никак нет, ваше превосходительство!

– Оно и видно, – вполголоса пробурчала я. – Так прекрати, дубина стоеросовая, диван к стенке сиденьем ставить! Это какая же дримфолфобия должна быть, чтобы запрыгивать на него через спинку?!!

– Чего? – пораженно застыл стражник.

– Боязнь упасть во сне, – недовольно пояснила я только что выдуманный для солидности термин.

– А-а-а…

Мужик засуетился, переворачивая диван в нормальное состояние. Нет, это же надо было до такого додуматься! У них в караулках – что, вся мебель так стоит, что ли? Видимо, да. Чтобы не засиживались.

– А ловко вы с ними… – присвистнул невесть когда спустившийся и вставший рядом Ликарт. – Их ведь кв… едва-едва раскачаешь…

Я только пожала плечами: со студентами в Храме и сложнее бывает. И – ничего, справляются как-то.

Ликарт с любопытством заглянул мне в лицо:

– Большой опыт?

«Восемьдесят лет!» – чуть горделиво не ляпнула я, но вовремя прикусила язык. И язвительно вывернулась:

– Талант!

– Оно и видно, – усмехнулся Ликарт. – А где, кстати, Кирн?

– Кирн? А разве он… – вопрос был снят с повестки, как только я огляделась: Кирн поблизости не околачивался. Жрызтра крухыхкатд!

Ну и куда мог податься этот… Даже ругательств на него жалко. На улицу? Едва ли: я бы увидела. Наверх? Второй этаж? Третий? Четвертый? А что, интересно, там вообще находится?!

– Ликарт, а что у вас на верхних этажах?

Мужчина рассмеялся:

– Да ничего.

– Это как?!

– Они муляжные, если можно так сказать: там даже перегородок и полов нет. Только лестница на крышу…

Йы-ы-ы-ы-ыр!!!

Я резко рванулась, злобно рыкнув что-то нехорошее, и бросилась наверх. Чудно! Замечательно! Великолепно!

Йыр бы тебя побрал, ведьма! Куда ты катишься?! У тебя из-под носа сбежал какой-то сопляк! А ты стояла и моргала с невинным видом, идиотка!

Лестницу на третий этаж я разыскала без труда: в другом конце коридора. И, шмелем пролетев десяток ступеней, остановилась в недоумении: дальше пола не было.

Были только балки, по которым пройти мог бы маг или специально обученный воин, но никак не обычный человек, и тем более уж – Кирн. И что бы это значило? Что у глухо обычного парня вдруг открылся талант левитации?

«А кто ему собственное кольцо ловкости и эльфийского шага силой впихал?!» – вызверился разум.

Иди ты! Без тебя тошно…

Впрочем, мне туда лезть смысла не было: приставная лестница, которой, надо думать, воспользовался не летающий пока Кирн, валялась на третьем этаже. Сквозь дыры в полу (точнее – зияющие пропасти между тонкими балками) полюбовавшись на ее красноречивые обломки, я зло сплюнула и, пробравшись к окну, спрыгнула на улицу, чуть не обеспечив инфаркт случайно оказавшимся поблизости прохожим.

– Ничего, ребята, все нормально, – приветливо улыбнулась я одергивая задравшуюся сзади юбку. – Сейчас пойду и набью морду этому козлу, что меня скинул!

Горожан как корова языком слизнула. И правильно: от столь агрессивных ведьм лучше держаться подальше.

Кое-как протиснувшись в щель между стеной дома и высоченным забором, я пробралась во внутренний дворик. В принципе, забор можно было и перелезть или перепрыгнуть, но… Как бы выглядела девушка, вполне пока приличного вида, нагло залезающая в чужой двор посреди бела дня?!

Как ведьма.

О, какой симпатичный кустик! Просто чудо!

Опасливо кидая взгляды по сторонам, я быстро разделась и спрятала одежду под куст. Осторожно встала на четвереньки, прикрыла глаза. Вдох…

Мырм…

С трудом переборов желание шаловливо сцапать кончик собственного пояса, украшенный бисером и бусинами, я встряхнулась, качнулась пару раз вперед-назад, привыкая к новому телу, и помчалась вперед, прижимаясь к траве. Словно черный ветер всколыхнул изумрудные нити…

В этот раз на дерево я взобралась почти профессионально: с первого раза и бесшумно. Правда, прыгать пришлось дальше, чем в прошлый раз, но вид стоящего у края крыши Кирна здорово придал мне прыгучести!

Я крадучись подошла со спины, лихорадочно размышляя, что бы сделать.

Идиот.

Во-первых, четыре этажа – для Версара, конечно, высоко, – но вот гарантии, что разобьешься насмерть, никакой, а месяц в постели – не лучшая перспектива.

Во-вторых, пытаться покончить с собой в нескольких саженях от собственной ингры – глупейшая затея. Даже если эти сажени идут в высоту.

А в-третьих… Да просто идиот!

Осторожно перекинувшись, я набросила на себя морок какой-то одежки, чтобы не шокировать парня лишний раз, и молча встала рядом.

Помолчала.

– Страшно?

Он только усмехнулся. Качнул головой:

– Не знаю.

Я обреченно вздохнула. Парой оплеух тут не отделаешься.

– Знаешь, я всегда мечтала быть птицей…

– Почему? – безразлично отозвался он. То ли хотел оттянуть решающий момент, то ли вправду было интересно…

Я отрешенно вгляделась в небо.

– Распахнуть плащ крыльев – и распластаться в безудержном порыве ветра. Прочертить серебряную нить, пронзая колкую синеву сорвавшейся в гибельный полет стрелой. Вывязать узор бездумного полета, расколоть луну черным силуэтом смоляных острых крыльев – и кинуться грудью на острые утесы стального моря… Выкупаться в ледяном вихре облаков, со свистом разорвав рассвет гулким страшным хлопаньем отчаянно забившихся крыльев – и медленными сполохами раствориться за горизонтом… Раскричаться рыдающей вороной над полем битвы, ласково защебетать малиновкой, рассмеяться чайкой над свинцовой океанской гладью… Парить над миром, нигде не оставаясь, но везде будучи желанной…

– Это невозможно. – Жестко. Жестоко. Категорично. Безжалостно.

Я горько усмехнулась.

Как всегда. Невозможно. Нельзя. Бессмысленно.

Как всегда.

Знаю. Но… хочу…

– Ну и что? Разве нельзя мечтать?

– Можно. Но глупо.

– Почему?

– Потому что это никогда не сбудется.

– Не сбудется, – спокойно подтвердила я. – Если будешь постоянно себе об этом напоминать.

– А если не будешь напоминать, то однажды дойдешь до грани и прыгнешь вниз, надеясь, что тебя подхватит вожделенный ветер, и разобьешься насмерть.

Не разобьюсь. Опущусь на четыре кошачьи лапы, мягко перекатившись по земле. Обман? Или дар, призванный объяснить, кто ты такая на самом деле?

Не знаю.

Только знаю, что стою на чужой грани, сомневаясь, схватить за рукав или отдать на волю провидения?

– Зачем ты здесь? – Он в первый раз отвел глаза от горизонта, уставившись мне в лицо.

– Тебе правда интересно?

– Нет…

Я помолчала, кусая губы и ища слова. Не просто общие фразы «жизнь прекрасна!», а те слова, которые поймет он. Искренние. Ясные. Простые. Терпкие. Как сама жизнь.

– Знаешь, у воинов есть такой прием: поймать своим лезвием клинок врага, задержав на несколько мгновений, и выхватить меч разрубив противника инерцией завершенного круга.

– Ну и что?

– Когда на твой меч обрушивается сила удара – кажется, что руки не выдержат и сломаются, клинок выворачивается из холодеющих пальцев, в висках бьется огнем кровь, и весь разум заполняет только одно желание: бросить. Бросить, чтобы не чувствовать этой раздирающей запястья боли. Бросить – и будь что будет.

– Но ведь воин знает, что это скоро кончится, причем победой.

– Знает. Но не всегда.

…Я впервые отбила вражеский меч по наитию…

Кирн тяжело вздохнул:

– Зачем ты здесь? Зачем ты мне все это говоришь?

Я с грустной и немножко виноватой улыбкой пожала плечами:

– Ну вдруг хоть что-нибудь из всей той лабуды, что я наплела, тебе чуточку поможет?

Он качнулся туда-сюда на носках и, резко развернувшись, схватил меня за плечи:

– Я – подлец, понимаешь?! Подлец, предавший единственного человека, который так или иначе обо мне заботился! Я мерзавец и трус, решивший проявить свою «взрослость» самым лучшим образом! Выпендриться перед самим собой: великий и ужасный йыр, трать-тарарать!!! Показуха! Даже волки раздирают жертву молча – с дурным гавканьем по улицам только шавки носятся.

Я спокойно выслушала, ни словом, ни жестом не пытаясь перебить или исправить. Задумчиво хмыкнула:

– А тебе не кажется, что ты сейчас занимаешься тем же самым? Говоришь красивые слова, стоя на краю крыши. Кроешь себя всевозможной руганью, скрипящей пафосным картоном на зубах.

Кирн горько рассмеялся:

– Вот именно. Что такое жизнь? Разве я знаю? Я знаю только пачку книг про героев, выражавшихся именно таким языком, режущим слух патетичностью. И сам, как дурак, решил пойти по их пути. Приблизив его к обстоятельствам собственной жизни. А вышел…

– Идиотизм, – послушно продолжила я. – Ну и что? Разве это повод так неэстетично оканчивать жизненный путь?

– Почему неэстетично? – непонимающе нахмурился Кирн.

– Ну может быть, кто-то и находит красочным пятно, оставшееся на каменной мостовой, но я – пас!

Даже не улыбнулся.

– Что мешает тебе просто выбросить те книги? – тихонько, медленно набирая силу убеждения, начала я. – Забыть обо всем, что было, затолкав обрывки мыслей в пыльный сундук памяти? И ступить на свойпуть?

– А он есть? – Сомнение. Хвала тебе, ведьма!

– Есть.

Кирн пытливо прищурился:

– А откуда мне знать, что ты мне сейчас не лжешь?

– А зачем?

Рассмеялся. Наконец-то.

– Действительно, зачем? Ты ведь все равно не дала бы мне ничего сделать, даже если бы и захотел.

– Почему же? Если бы ты меня убедил – то пожалуйста, могу и подтолкнуть для ускорения!

– Серьезно?!

– Седьмой пункт договора: ингра и Заказанный не имеют права лгать друг другу.

Но ты бы не убедил. Есть вещи, в которых ведьму не переспорить.

…Птица успокоенно сложила израненные крылья, доверчиво ткнувшись клювом в мою протянутую ладонь…

Гостеприимно раскрывшаяся дверь встретила меня посохом, звучно припечатавшим по затылку. Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! Прибью того придурка, что так «хорошо» его сюда положил!

В гостиной уже было жарко: стражники вовсю рубились с разбойниками в количестве пяти штук, причем вторые пока если и не одерживали победу, то уж сдаваться не собирались точно!

Двое блюстителей порядка наседали на Сыча, бойко отмахивающегося длинным ножом от секир и невозмутимо обращавшего в обломки все, что он случайно задевал. Кресло, горестно хрупнув, рассыпалось на щепки, Сыч недовольно поморщился, засадив с десяток заноз, стражники откровенно струхнули, решив, что имеют дело с каким-то невиданным воином. Н-да, если здесь все такие вояки, то я пришла совсем даже не зря!

Щепь одной левой (правую он, видимо, повредил, грохнувшись с «высотки») расправлялся еще с двумя, запрыгнув на стол и легко отражая неловкие удары. Противник неуклюже отклонился от колющего удара, потеряв равновесие, и тут же повалился на пол от обычного пинка. Судя по воплю и грянувшему вслед мату – неудачно, вывихнув лодыжку.

Дальше побыть невозмутимым наблюдателем мне не дали: какому-то особо ушлому «кулаку» не приглянулась скромно ругающаяся у входа девушка, и он решил разрядить ситуацию, понадеявшись на отсутствие меча и искреннюю заинтересованность в распылении нехорошего посоха, чувствительно приложившего меня по затылку.

Зря.

Одной рукой задвинув что-то возмущенно вякнувшего Кирна за спину, я со свистом прочертила невесть когда очутившимся в руке мечом звонкую серебристую линию, полоснув героя по руке. Нож выпал, но разбойник, в лучших традициях романов – то бишь с редкостным идиотизмом, – решил замочить «гвыброву выиирту» голыми руками, бросившись грудью на удивленно звякнувший от столь невыносимого маразма меч. В последний момент выхватив клинок из-под неосмотрительного противника, я чуть качнулась влево и с разворота засветила ему каблуком… Не увидела куда, но кулем на пол он свалился – а большего мне, собственно, и не надо было.

– Эх, и почему у меня нет меча! – тоскливо провыл подопечный, наконец-то выпущенный из-за спины, для проверки слегка пиная кончиком сапога бездыханное тело.

– И нечего, – ровно ответила я, переводя дыхание в обычный ритм. – А не то бы я с тобой вообще свихнулась!

– Это еще почему?! – Но толком разыграть оскорбленную невинность ему не удалось: я, снова оказавшись на шаг впереди, начала с боем прорываться к лестнице. Потому что с ужасом обнаружила, что среди дерущихся нет ни Вирда, ни Ликарта…

– Какого йыра? – зашипел мне в ухо Кирн, отвлекая от торжественного отправления очередного разбойничка вниз по лестнице. – Что мы там забыли?!

– Твоего дядю! Заткнись, пожалуйста!

Кирн что-то проворчал, но заткнулся.

Второй этаж поражал тишиной. Странной. Неестественной. Пугающей.

Я, приложив на всякий случай палец к губам, поманила Кирна за собой, в этот раз поблагодарив небо за то, что мое кольцо помогает ему не спотыкаться на каждом шагу и приглушает стук сапог по деревянному паркету. Я же прекрасно обходилась и так.

Дверь в кабинет, приветливо приоткрытая, казалась замаскированной пастью дракона: заходи, милости просим! Вот только выйдешь ли…

– Не высовывайся, что бы ни случилось!

Вопреки привычке, Кирн послушно кивнул и прижался спиной к стене. Хм, а ведь еще не все потеряно!

Я осторожно пробралась к самой двери и, приложив засветившиеся кончики пальцев к глазам, осмотрела кабинет… Волосы встали дыбом.

Ликарт и Вирд сидели друг напротив друга, выразительно любовно поглаживая оголовья клинков, и РАЗГОВАРИВАЛИ!

Я, слегка подкорректировав заклинание и набросив сверху еще одно, заставила голоса звучать на весь коридор. Кидранн удивленно вскинул брови, но промолчал и остался на своем месте.

– Итак, уважаемый Виардерр, не сумев со мной договориться мирно, вы решили попросту устранить конкурента? – насмешливо полуутверждал Ликарт.

– Что поделаешь, уважаемый, если слияние «ножей» и «кулаков» нам не удалось! В этом городе слишком тесно для двоих! – в тон ему отозвался Вирд. И паскудно ухмыльнулся.

– Неужели вы решили, что с моей гибелью «ножи» распадутся? Как будто среди нас мало тех, кто способен стать во главе!

Вирд скептически наклонил голову:

– Не скажите, уважаемый! Как только погибает главарь – начинается раскол. Власти хотят слишком многие. Итог – раскол и образование двух разных, гораздо более слабых и враждующих друг с другом группировок. И это еще в лучшем случае!

– Да ну? – Ликарт откровенно посмеивался.

– Именно, – невозмутимо подтвердил Вирд. – А в худшем – который, кстати, скорее всего и воплотится в жизнь – вся банда просто распадется.

– Малосимпатичная перспектива, – рассмеялся Ликарт.

– Ничего, вам уже будет все равно, – со зловещей улыбкой пообещал Вирд, медленно вытягивая меч из ножен. Другой, похуже. Видимо, тот, заброшенный мной за какой-то забор, он так и не нашел. Впрочем, не думаю, что Ликарт очень уж хороший мечник, так что…

Противники невозмутимо встали друг напротив друга. М-да, Ликарт откровенно проигрывал: на фоне подсознательно выпрямленной спины и мягко пружинящих ног Вирда, его ученически тщательно вымеренное расстояние между ступнями и четко проверенный угол в девяносто градусов смотрелись глупо.

Удар – ловко подставленный клинок, скрежет стали – отскок. Выпад – восьмерка – быстрая серия ударов. Вирд брал скоростью, Ликарт, как ни странно, – изворотливостью.

Удар – шаг влево, укол – шаг назад, замах – клинок, обиженно лязгнувший об стену.

Ликарт быстро развернулся, оказавшись за спиной разбойника, и полоснул наотмашь по открытой шее. По спине в последний момент кое-как вывернувшегося Вирда потекла теплая липкая струйка.

– Йыр бы тебя побрал! – выругался тот, рукой отирая кровь.

– И тебе того же, – язвительно откликнулся Ликарт.

«Да чтоб вас всех туда!» – мысленно кипела я, глядя на мертвенно побледневшего Кирна. И что мне теперь делать? Вмешаться? А на чьей стороне?.. Хрен редьки не слаще!

Нет уж, пусть разбираются сами как хотят!

Вирд, отдохнув во время прошедшей мимо моего внимания перебранки, снова завертел клинок меленкой, вихрем кружа по комнате и в пыль разрубая все, с чем сталкивался. Ликарт неуверенно отступал, с трудом парируя удары. Один, второй, третий…

– Взграхх!!! – просипел мужчина, тяжело оседая на пол. Из разрубленной груди ключом хлестала кровь, заливая рубашку, пол разбросанные, никому уже теперь не нужные бумаги…

– А знаешь, мне почти жаль, – усмехнулся Вирд, легко вспрыгивая на подоконник.

Правильно: зачем ему идти вниз? Куда проще воспользоваться загодя приготовленной веревочной лестницей. К тому же, судя по относительной тишине и душевной ругани, стражники уже одержали тяжелую победу над вдвое уступающим численностью противником.

Гибкий силуэт на секунду задержался у окна, глумясь, прощально вскинул руку… Звякнуло, вспыхнуло, треснуло, блеснуло серебристо-голубым разрядом – и бессознательное тело кулем вывалилось наружу.

Ртутная капелька силы не выдержала напора эмоций, высвободив энергию без моего ведома, – и свернулась виноватой кошкой на подоконнике.

Сил и желания удивляться или сожалеть уже не было. Было только жуткое чувство брезгливости и отвращения. Как будто меня всю, мои мысли, желания, цели взяли и окунули в болото. И ехидно посмеялись сверху.

Что, ведьма, считала себя самой умной? Вершительница судеб, защитница сирых и убогих, разрушительница коварных планов злодеев – ну и как тебе красочный финал?! Здорово, не правда ли?

Я уже безо всякой опаски вошла в кабинет, равнодушно присела возле тела Ликарта. Надежный труп. Как, собственно, и все люди, в отличие от нежити, которая, даже издыхая, считает своим священным долгом вскочить и рвануть зубами и когтями напоследок, как только глупая ведьма решит, что победила. Авось прихватит с собой за компанию. Или хоть настроение испортит…

– Что с ним? – пересилив себя, спросил подошедший Кидранн.

– Мертвый, – безразлично ответила я.

– Да нет, я про того, – пугливый кивок в сторону раскрытого окна.

– Пока не знаю, – на той же ноте сказала я, поднимаясь с корточек и подходя к окну.

Вирд лежал на отмостке, раскинув руки и ноги в разные стороны, голова была неестественно вывернута влево, глаза закрыты.

Кирн судорожно сглотнул и поспешил отойти в глубь комнаты: почему-то труп внутри его смущал меньше.

– С этим то же самое, – констатировала я, отворачиваясь и обводя взглядом разгромленную комнату.

Свитки, фолианты, книги, листы обычной бумаги перемешались на столе, частично изорванные, частично заляпанные сгустками темной крови. Кресло было разрублено напополам, стол изрядно покосился, припадая на подломившуюся ногу. Шторы, сорванные с гардины еще до нашего прихода – видимо, залезал Вирд в кабинет тоже через окно, – валялись под ногами, истоптанные, жалкие. И посреди этого всего – вчерашний хозяин. Сегодняшний гость.

– Ну что, надули нас, как шарики ко Дню Равнолетия? – усмехнулась я, присаживаясь на край подоконника.

Кирн неуверенно покачал головой и, закрыв глаза, прислонился спиной к стене:

– Что теперь будет?

– Ничего, – глухо отозвалась я. – Скажем тем, что внизу, что мы опоздали, когда пришли сюда, что Ликарт уже был убит, а Вирд свернул себе шею, пытаясь спастись бегством. Ты станешь единственным наследником баснословного состояния и займешься приведением этого дома в божеский вид. «Кулаки» и «ножи», потеряв главарей, разбегутся по углам, как крысы в чулане при звуке шагов.

– И все?

– И все.

Только пусто и противно внутри.

По тревожно темнеющим улицам торопливо сновал озабоченный народ. Кто-то спешил домой, кто-то – в гости, кто-то – в корчму. Вечер, в пику всем предыдущим, выдался холодным: руки зябли, машинально пытаясь спрятаться в несуществующие карманы, изо рта при разговоре вырывались пугливые облачка пара, тут же оседающие влагой на наброшенном на голову капюшоне. Люди суетились, спешили, поскальзывались на впервые выпустившем скользкие белесые щупальца льду, и снова бежали. Успеть, добраться, спрятаться… Уф!

Мы с Кирном, предусмотрительно набросив плащи и обувшись в сапоги, заметно выбивались из общего ритма, неспешно идя вдоль улицы и разговаривая.

– Сколько тебе лет?

– Это так важно?

Кирн явно смутился, отведя глаза в сторону и спешно объясняясь:

– Нет, я знаю, вопрос для женщины неприличный, но… ты же ингра?

– Хм…

Торопливо:

– Но, разумеется, всякая ингра – это женщина! И вообще, мне уже неинтересно!

Я чуть слышно фыркнула от смеха. Ну-ну, неинтересно ему… да нет, я бы сказала, ведьмы на подобные вопросы отвечают с охотой ставя собеседника в тупик, но зачем так человека-то пугать? Он же ни в чем не виноват. Почти…

Кирн неуверенно покосился по сторонам, в…дцатый раз чуть не споткнулся о камень, лежащий посреди дороги. Ох уж этот Версар! И физику они себе придумали, и магию не убили, а вот дороги расчистить до сих пор не могут!

– Знаешь, наверное, я должен тебя как-то… – Кирн смущенно прикусил губу, подбирая слова, – отблагодарить.

Я равнодушно пожала плечами:

– За что?

– Ну… По-моему, ты сделала куда больше, чем обычная ингра сделала бы по обычному договору…

– Ты так хорошо знаешь, как ведут себя ингры?

– Ты третья, – спокойно, без тени издевки, ответил он.

Я изумленно закашлялась, торопливо отшвыривая магическим толчком палку у него из-под ног. Йыр побери, и тут опростоволосилась! Ну кто бы знал, что он такой спец?!

– Ну… Будем считать, что я… неправильная ингра. Поэтому дополнительных денег мне не надо…

Кирн удивленно смерил взглядом идущую бок о бок с ним девушку. То есть как это – не надо денег?!! Да любая ингра…

– Давай ты отблагодаришь меня немного по-другому…

Ага, вот это уже чем-то похоже на правду…

Кидранн тут же напрягся, ожидая подвоха: с этими местными валькириями только так, держи ухо востро – не то без штанов оставят!

– И чего же ты хочешь?

Девушка, заметив его опасения, рассмеялась:

– Расслабься, душа и закладная на дом (что порой одно и то же) мне ни к чему.

– А что тогда? – с трудом заставил себя натужно улыбнуться парень.

Ингра скептически оглядела скрюченную физиономию, недовольно поморщилась, но решила удовольствоваться, чем есть. Уж лучше синица в руке…

– Отпусти меня сегодня, – просто и без длинных выматывающих всю душу предисловий.

– То есть как – отпусти?! – опешил Кирн.

– Так, отпусти, – терпеливо, как умалишенному, принялась втолковывать она. – Наш контракт заключен до завтрашнего вечера. В качестве твоей благодарности я прошу позволить мне уйти сегодня, не сокращая при этом моего гонорара.

И всего-то?! А он-то уж надумал…

– Ну… Хорошо, конечно… А что, я тебе уже так надоел?

Ингра чуть иронично склонила голову:

– Хм… Не то чтобы «ТАК», но… Все рано или поздно надоедает. Так я могу уйти?

– Да, конечно, – растерянно кивнул Кидранн.

– До свидания, – усмехнулась та на прощанье.

– Э-э-э… Я даже не знаю, что сказать…

– Скажи: «Чтоб тебе, падали такой, провалиться ко всем мракобесам – век бы этакую пакость не встречать!» – с улыбкой посоветовала она.

– Но я… До свидания.

Девушка в последний раз кивнула и отошла в сторону, почти слившись с людским потоком. Только развевающиеся полы плаща выдавали силуэт, отличая от остальных, замерзших, сгорбленных фигурок.

…Под ноги попался очередной булыжник, едва не заставивший Кидранна поближе познакомиться с брусчаткой…

Парень злобно выругался, недоуменно уставившись себе под ноги: он уже успел забыть, что такое падать на каждом шагу…

Обернувшаяся на вопль ингра только улыбнулась и пожала плечами…

Глава 2 ЗМЕЮЧЕСТВЕННАЯ НАТУРА

На портрете моя жена и змея. Змея та, что справа!

Карты спутала лужа.

Добропорядочная озероподобная лужа, с готовностью выпивавшая ватагу маленьких мутноватых ручейков и пару широких потоков, то и дело норовившая прихлебнуть воду подтаивающего по обочинам снега, подло раскинулась во всю свою болотную ширь, напрочь отгородив меня от оставшегося кусочка ведущей к селению дороги. Глубина ее была, по моим самым скромным прикидкам, никак не меньше четверти сажени, где-то далеко внизу со зловещим шорохом перекатывались куски колотого льда…

– Ну что, Шэра, вброд?..

Вемиль покосилась на меня с таким кислым выражением хитрой морды, что я поспешила ухватиться за гриву, дабы эта поганка даже не подумала меня скинуть. А такая мысль явно пропечатывалась на лошадином лбу. Причем сначала перепрыгнуть лужу, а потом – скинуть. Полетела бы я соответственно именно в нее, родимую.

Весеннее солнышко шаловливо пускало лучики между черных ушек, играя серебристыми резкими отблесками на пряжке моего пояса.

Погода радовала теплом, в воздухе витала характерная весенняя сырость, разве что ветер слегка портил настроение, забираясь под свободный черный плащ, длинные полы которого привольно расстилались по спине и крупу Шэры. Ветви недавно сбросивших снежное оперение деревьев влажно чернели на бессовестно чистом голубом фоне неба, то и дело норовя жестко хлестнуть недостаточно ловкую и проворную всадницу по лицу.

Шэра еще раз горестно посмотрела на меня, убедилась, что в хозяйке совесть не проснулась и эффектно колдануть, высушив к йыру всю лужу, она не собирается, и тяжело, почти по-человечески вздохнула.

Подумала.

Неуверенно тронула тоненькую корочку только-только подстывшего льда правым передним копытом – полукруглый следок тут же почернел, наполняясь ледяной влагой. Лошадь брезгливо отдернула ногу, презрительно фыркнула: «Ах вот как?! Ну не говорите потом, что я вас не предупреждала!» – и взвилась над лужей, распластавшись по воздуху в невероятном прыжке. Пару раз взмахнула полупрозрачными крыльями – и легко встала по ту сторону препятствия, ехидно заржав напоследок.

– Не вброд, а влет, – задумчиво резюмировала я, машинально перебирая пальцами длинную шелковистую гриву.

Лошадка самодовольно фыркнула и, не дожидаясь понуканий, бодро поцокала к виднеющимся недалеко домам, предоставив хозяйке витать в своих мыслях. Впрочем, виталось мне плохо: переменчивый пейзаж и бодрящий ветерок выбивали из головы все заботы, так что больше чем на несколько минут там ничего не задерживалось. А за такой промежуток времени придумать что-то гениальное, согласитесь, трудно.

Названия селение не имело (или въехали мы в него не с той стороны, где шильда висит, а, как обычно, через…), ограничивалось тремя десятками домов, небольшим рынком да парой трактирчиков. Последнее было весьма кстати, ибо нормально поесть – да и вообще хоть как-нибудь поесть – мне не удавалось вот уже третьи сутки, а это даже для ведьминского организма чревато.

Трактиры, как известно, бывают хорошими, дешевыми или хорошими и дешевыми сразу. Если найдете где-нибудь последний вариант – подкиньте адресок, хорошо?

Я же пока терзалась между первыми двумя, стоящими друг напротив друга. Конкуренции, очевидно, не было – слишком уж разный контингент мог себе позволить пойти в тот и другой. Из правого выходили представительные субъекты в плащах и со звенящими шпорами на сапогах, деловито седлали дорогих холеных коней и со значительным видом отправлялись дальше; из левого неуклюже вываливались подозрительные личности в состоянии очень сильного подпития, падали на лавку у забора и начинали нести всякую околесицу, а я стояла и мучительно размышляла, куда мне податься.

Деньги вроде бы были. Да и по внешнему виду я больше подходила тому, что справа. Но вот по ощущениям… Нет, уж лучше честная драка, чем надуманные улыбочки и вызубренные еще во младенчестве приветствия для каждого случая.

И я пошла по любимому направлению…

Таинственный полумрак ловко скрывал от посетителей не отмывшиеся до конца пятна крови на лавках и скрадывал общую обшарпанность обстановки. Столы стояли в два ряда, причем многие столешницы трепетно хранили оставленные на вечную память зазубрины от мечей, пик и топоров, выдавая, что у трактира есть немало историй, которые так приятно рассказать и послушать у попыхивающего теплом камина с кубком доброго вина в руке.

С оформлением стен хозяин не стал особо мудрить, попросту прибив к ним рядами тарелки, вилки и ложки. Дешево и сердито. Даже оригинально, если особо не привередничать.

Я опустилась за свободный столик, положив рядом свернутый плащ, и щелкнула пальцами, подзывая разносчицу.

Девица не слишком-то торопливо подошла, почесала спину и выжидательно уставилась на меня:

– Ну? Что будете есть?

Я тонко усмехнулась, прокрутив в пальцах блеснувшую от магической искры золотом монету:

– А что ты посоветуешь?

Девушка тут же перестала вытирать руки о засаленный передник, наклонилась ко мне и подхалимски зашептала:

– Капусту с утра потушили – ничего, вкусная. И котлеты сегодняшние. Чай с лимоном. А десерт не берите – вся выпечка с той недели сохнет.

Я согласно кивнула, откидываясь на спинку лавки:

– Тащи.

Та с готовностью кивнула и умчалась на кухню.

Я между тем лениво осмотрела комнату на предмет завсегдатаев. Парочка пьянчуг, уже дошедшая до излияний любви пьяными слезами, полулежала на лавках в самом дальнем и темном углу, одинокий мужчина лет тридцати дожидался заказа, расположившись напротив меня, да трое парней в кожаных куртках сидели у стены. Им бы, кстати, больше подошла обстановка заведения напротив: слишком уж претенциозный вид был у новых, пахнущих дорогой кожей курток и блестящих, явно только-только от кузнеца или с ярмарки клинков. Впрочем, по виду не судят.

Я скучающе зевнула и досадливо потянулась, широко раскинув руки назад.

И надо ж мне было случайно совсем чуть-чуть задеть кончиком широкого шифонового волана на рукаве одного из «кожаной» троицы!!

– Ты смотри, куда лезешь, дура! – зарычал он, подскочив как ужаленный.

– Извините, – пожала плечом я.

Было лениво, хотелось спать, и перепалка или драка, как ее логичное продолжение, в мои планы не входила.

– «Извините» ей! – продолжал скакать вокруг горным козлом парень. – А ставни раскрыть никогда не пробовала?!!

Я немножко потерзалась между желанием спокойно отдохнуть и желанием показать этому охламону, кто тут хозяин, и, брезгливо поморщившись, отдала предпочтение первому. Ну не хочется мне сейчас вставать, колдовать, вылетать наружу и выметаться из села, пока трактирщик народ не скликал. Есть я хочу, в конце концов!!

– Ты что, глухонемая? – наседал «кожаный», у которого, видимо, шило в штанах заиграло.

Я тоскливо покосилась на него, на свой свернутый плащ, на кухню, где безвозвратно испарилась моя подавальщица с обещанной котлетой и капустой и, вздохнув, начала разминать пальцы, прикидывая в уме заклятие.

– Ну и чего ты к ней привязался? – донесся спокойный голос из-за стола напротив.

«Кожаный» с раздраженным рычанием развернулся к новому противнику, я же только смерила незваного заступника тусклым взглядом.

– Отзынь! – проревел «мой» парень и снова рванулся было ко мне.

Точнее – ему так только показалось, ибо через долю секунды он уже висел, прихваченный за шиворот на высоко поднятой руке незнакомца. Быстрое тягучее движение сумел поймать только ведьминский глаз.

– Еще какие-то вопросы возникают? – участливо поинтересовался мужчина, не ставя «кожаного» на пол.

Тот отчаянно замотал головой, изо всех сил давая понять, что он уже все осознал, уяснил и вообще его хата с краю.

– Ну вот и прекрасно, – ласково сказал мужчина, аккуратно ставя парня на пол и ощутимым толчком в спину задавая ему направление к двери. Тот послушно открыл последнюю лбом и выкатился на улицу. Его приятели, переглянувшись, подхватили мечи и кинулись вслед за ним.

– Извините его, леди, – белозубо улыбнулся незнакомец. – Допились до чертиков – вот и кидаются на всех подряд.

– Спасибо, – искренне улыбнулась я, довольная, что не пришлось-таки подниматься и разбираться с обидчиком самой.

– Не за что, – пожал тот плечами. – Если что – зовите. Я – Лиридан.

– Иньярра, – кивнула я, протягивая ему руку. Тот легко поднес ее к лицу и прикоснулся губами, но не поцеловал. Знак уважения и интереса. Я кивнула ему на пустую лавку по ту сторону моего стола. – Вы присоединяйтесь ко мне, если хотите.

– С удовольствием, – отозвался он и, быстро взяв со своего бывшего места куртку и сумку, сел напротив. – Осмелюсь спросить, куда держит путь леди в печальном одиночестве.

Я с усмешкой пожала плечами:

– Леди наслаждается последними днями свободы и одиночества, так что печальным его не назовешь.

– Тогда, быть может, мне не нарушать сладких минут уединения? – насмешливо прищурился Лиридан.

– Отнюдь, – рассмеялась я. – Одиночеством я называю то, что путешествую одна и без особой цели, а не полное отсутствие разумных и не очень существ на версту вокруг.

– Так куда же путь держите? – напомнил он свой первый вопрос.

– В город, – пожала плечами я.

Не слишком люблю такие анкетные вопросы: ну какая ему разница, куда я держу путь, если через полчаса мы разойдемся и вряд ли еще раз пересечемся в переулках судьбы?

Разносчица наконец-то вспомнила о голодной ведьме и скучающем мужчине и принесла нам по котлете с гарниром и по глиняной кружке с чаем. Мы согласно замолчали, набросившись на еду. И та не разочаровала: котлета была по крайней мере съедобной, а капуста даже, можно сказать, вкусной.

Минут через семь я с некоторым сожалением отодвинула пустую тарелку, потянувшись за кружкой с чаем.

– Я, кстати, тоже еду в город, – как бы между прочим сказал мой собеседник, тоже покончивший с едой.

– Неужели? – насмешливо вскинула брови я. – А зачем, если не секрет?

– Не секрет, – спокойным ровным баритоном отозвался Лиридан. – Хочу победить в Кубке рыцарей.

Я исподтишка бросила несколько взглядов на ладную фигуру явно с затаенной внутри силой, на не бросающийся в глаза, но очевидно не раз и не два побывавший в деле тускло блестевший в полумраке клинок – и мысленно признала, что шансы у него есть.

– Ну что ж, желаю удачи! – Я решительно поднялась со скамьи, подхватывая плащ и бросая на стол монету. – И еще раз спасибо, что помог избавиться от того типа.

– Еще раз не за что, – ответил мужчина, легко поднимаясь вместе со мной. – Знаешь, у меня есть предложение.

– Прости, но руки и сердца уже в чересседельную сумку не влезают! – насмешливо посетовала я.

– Впихнем! – подыграл Лиридан. – Но вообще-то я хотел предложить тебе приятную компанию для поездки в город. А то… Мало ли что еще может произойти с одинокой беззащитной девушкой в лесу?

Я серьезно смерила его взглядом, прикидывая, насколько мрак может скрывать мою профессию, и равнодушно пожала плечами:

– Почему бы и нет…

– Обрежу к йыру эти волосы!!!

Лиридан только усмехнулся, глядя, как я воюю с растрепавшейся гривой волос, пытаясь не выпускать из рук поводья, – слишком уж Шэрка сегодня была послушной. Значит – жди подвоха. Характером моя лошадка вся в меня, а я доброй просто так не бываю.

– Ну зачем же так категорично? Можно их просто заколоть.

Я смерила ехавшего на полкорпуса впереди мужчину сочувственным взглядом. Как у него все просто в этой жизни выходит! У меня так и в теории-то не получается, а уж на практике…

– Если бы их можно было просто заколоть, я бы едва ли стала с ними мучиться вот уже битый час.

А заодно и восемьдесят лет до этого.

Я наконец-то кое-как отбросила длинные пряди за спину, накинула на голову глубокий капюшон и выпрямилась в седле. Поерзала, пытаясь хоть чуть-чуть размять изрядно затекшую от долгого сидения часть тела, заслужила недовольный трепыхающейся хозяйкой Шэрин взгляд и со вздохом привычно нахохлилась, перехватив поводья через рукава плаща, чтобы не так сильно мерзли руки, – лезть в сумку за перчатками было лень.

Каплезвон [36]бодро стекал капелью с деревьев, теплым влажным дыханием проносясь над послушно тающими сугробами. В воздухе витала весна, нетерпеливо играющая алыми сполохами на стальных шпорах моего спутника, солнышко пригревало, но вот холодный сильный ветер не давал расслабиться, блаженно прикрыв глаза, и ехидно сулил если не простуду, то насморк точно.

В целом я люблю весну. Меньше, чем осень, но все равно люблю. Приятно глядеть на удивленные внезапным теплом деревья, с опаской подставляющие солнцу замерзшие за зиму веточки, приятно ловить лучики, ласково замирающие на доверчиво раскрытой ладони пригревшимся котенком, приятно вдыхать по-весеннему свежий воздух, шаловливо щекочущий ноздри прохладой…

А вот лошадка моя к весне, тем паче ранней, относилась крайне отрицательно. «Спасибо оттепели за скользкую противную дорогу, колющую льдом мои ноги!» – так и говорил весь ее взъерошенный, недовольный вид.

Лошадь вдруг споткнулась о какую-то выбоину передней ногой, недовольно фыркнула и тут же выровнялась, бросив на хозяйку опасливый извиняющийся взгляд: может, не заметила?

– Заметила, заметила, – развеяла я все сомнения, потрепав ее гриву, и озабоченно нахмурилась: – Шэр, что с тобой сегодня такое? Ты, часом, не заболела?

Лошадь презрительно тряхнула головой, возмущенная таким предположением, и тут же демонстративно обогнала Лиридана, самодовольно махнув хвостом перед носом его жеребца.

– Куда-то торопишься? – донесся до меня чуточку удивленный голос.

– Нет, – качнула я головой, движением поводьев призывая расшалившуюся вемиль к порядку и заставляя ее ехать бок о бок с гнедым конем. – Просто кое-кто черный решил молодецкой силушкой похвастаться.

Кобылка обиженно всхрапнула и ощутимо поддала мне задом.

Лиридан улыбнулся, протянув руку и погладив Шэрку по загривку. Та, обычно брезгливая к любой чужой ласке, в этот раз соизволила польщенно повести острым любопытным ухом.

– Хорошая у тебя кобылка, симпатичная.

Вемиль заинтересованно наклонила голову к моему собеседнику. Я рассмеялась, чуть распуская поводья: лошадь уже не пыталась ускакать куда подальше, махнув Лиридану хвостом на прощанье.

– Вся в меня. Кстати, ты ей понравился. А такое бывает не часто.

Тот пожал плечами:

– А меня все лошади любят. Правда, карьера талантливого конюха меня привлекала мало, так что пришлось сочетать приятное с полезным.

– И становиться наемником?

Он, словно сомневаясь, задумчиво поскреб подбородок рукой и не слишком уверенно кивнул:

– Примерно.

– Что значит «примерно»? – не отстала я, почуяв какой-то секрет за коротеньким словом.

– Это значит, что до сих пор я был просто наемником, а сейчас еду на Кубок рыцарей, чтобы победить там и остаться в элитной страже города.

Вот вам и разгадка. Как все в этой жизни все-таки банально! Нет бы присочинил что-нибудь о родовой клятве, не дающей ему расслабиться ни на минуту, рыская по всей Ветке в поисках древнего артефакта или прекрасной дамы… Тьфу!

– А просто так в нее вступить нельзя? – уже без особого интереса спросила я, затягивая потуже шнуровку рубашки под плащом: ветер легко пробирался под вроде бы непродуваемый материал, щекоча тело ледяными перышками.

– Почему, можно, – откликнулся наемник. – Но так эффектней.

Ясно. Родственная душа: я тоже предпочитаю знакомиться с нужными мне людьми не иначе как спасая им жизнь.

– По-моему, наемник – это романтичней.

– Это смотря с какой стороны посмотреть, – не согласился Лиридан. – Не вижу ничего романтичного в ночевке под открытым небом, когда один бок отмерзает на стылой земле, а другой щедро орошается дождем.

Ну что ж, где-то он, может быть, и прав. Действительно, не все всегда так гладко, как видится на картинках или представляется, когда сидишь у камина и смотришь на землю, чернеющую где-то там внизу, из уютно затянутого тонким ледком Храмового окошка.

Но вот только не думала, что наткнулась на такого непрошибаемого материалиста.

– Хотя выпадают, конечно, и загадочные лунные ночи, когда спать не хочется совершенно, душа почему-то тоскует и рвется завыть волком, – поспешил развеять мои сомнения спутник. – Да и байки у костра порой потравить приятно. Если есть с кем.

Я улыбнулась, чуть сжимая бока вемили коленями, чтобы та прибавила ходу.

– Потравим, не сомневайся!

Небо медленно выцветало сизо-серой шалью, проглатывая, словно бездонный колодец, последние лучи света. Сумерки сгустились быстро, обняв нас сырым холодным туманом. Лиридан последние полчаса смущенно оглядывался по сторонам в поисках удобного местечка для ночной стоянки, но найти его никак не мог. Я, уже как-то раз здесь проезжавшая, знала, что толку от этих поисков нет и не предвидится: везде будет такая же дорога с тянущимся по обочинам лесом; но не сообщала эту приятную новость спутнику: скоро сам убедится и придет к единственно верному решению – спать на краю дороги.

Зачем лишний раз щекотать мужское самолюбие? Пусть считает себя главным, я не против. Лишь бы слишком не зарывался.

Еще через четверть часа безуспешных поисков солнце, блеснув на прощание, скрылось за макушками легко касающихся небосвода деревьев, а Лиридан с виноватым выражением лица повернулся ко мне:

– Знаешь, похоже, нам придется спать на обочине…

– Знаю, – согласно зевнула я, натягивая поводья и наконец останавливая сонную Шэру, последнюю версту трусившую уже чисто машинально. Та довольно всхрапнула и услужливо присела, чтобы хозяйке легче было слезть.

– Откуда знаешь? – насторожился Лиридан, также спешиваясь.

– «Знаю» – значит, поняла, приняла к сведению и полностью согласна с принятым решением, – легко выкрутилась я, снимая с вемили седло и вешая его на ближайшую ветку. Шэра встряхнулась от кончиков ушек до хвоста, потом потянулась, словно кошка, и отошла поглубже в лес.

– Потеряется, – кивнул в сторону исчезающей из виду кобылки Лиридан, расседлывая своего скакуна.

– Куда уж там! – насмешливо хмыкнула я, передергивая плечами от холодка. Нахохлившаяся ворона на ветке ели согласно вздрогнула, поплотнее запахнувшись в черные крылья.

– Дело твое, – пожал плечами наемник, стреножив коня, и тут же, деловито оглядевшись, добавил: – Давай так: ты идешь за хворостом, а я разбираюсь со стоянкой и ужином.

Я беспрекословно развернулась и пошла в лес. Тем паче что все равно в кустики захотелось…

С кустиками я разобралась быстро, о хворосте же и думать не стала – я его всегда заклинанием собираю, и в лес пошла просто чтобы ноги слегка размять. Все-таки давненько я целый день на вемили не проводила. Поясница пока неясно ныла, обещая качественно разболеться к утру, если я сейчас же не приму должных мер.

Но мне стало не до нее: я увидела белку. Причем не классическую, рыжую, грызущую невесть откуда взявшиеся зимой орехи и глумливо запорашивающую шелухой глаза всем, кто умиленно взирает на сие действо снизу; а белку нестандартную, черную, увлеченно вынюхивающую что-то, распластавшись всем телом по земле. А может, это был хорек?

Я тоже понюхала. На всякий случай: вдруг пожар? Ничем не пахло.

А может, надо нюхать именно внизу?

Я не поленилась лечь, постаралась развернуть свой нос в ту же сторону, куда был направлен белкин, и принялась увлеченно нюхать.

Пахло сырой землей и собственной дурью.

Белка оставила свое захватывающее занятие и с непередаваемым интересом уставилась на сумасшедшую ведьму, потом неуверенно хрюкнула: ты, мол, что, совсем того? – и смылась на дерево.

Позади раздалось знакомое презрительное фырканье, и Шэра с ошарашенным видом ткнулась мне в плечо, предлагая подвезти до ближайшего дома скорби.

– Да ну вас всех! – обиженно проворчала я, вставая и отряхивая изрядно выпачкавшийся плащ. – Уже и пошутить нельзя!

Шэра успокаивающе положила мне голову на плечо, сочувственно вздохнув. Я удовлетворенно хмыкнула и направилась к оставленной минут десять назад опушке.

Там работа кипела ключом: Лиридан уже успел то ли отпилить, то ли оторвать, то ли отгрызть (ибо стука топора я не слышала) несколько шикарных еловых лап и соорудить нам лежаки, достать откуда-то полковриги хлеба и несколько свежих огурцов и принести от журчавшего неподалеку ручейка котелок воды. На меня он уставился с удивленным осуждением:

– И где ворох хвороста?

– Сейчас будет, – улыбнулась я, перебирая в воздухе пальцами левой руки и шепча незамысловатое заклинание. Посреди нашей стоянки тут же материализовалась горка хвороста, сложенного «шалашиком». Чуть подальше выросла еще одна, уже наваленная как попало – подбрасывать в потухающий костер.

Лиридан недовольно нахмурился, а я поспешила объясниться:

– Я ведьма…

Но наемник уже сменил выражение лица и только досадливо махнул рукой:

– Да знаю я.

– Откуда?!

Лиридан бросил на меня недоумевающий взгляд, потом в темно-зеленых глазах промелькнула досада, будто он в чем-то проговорился, и вскользь ответил:

– Я видел, как ты монету в трактире материализовывала, да и лошади такие только у магов бывают… А что? Это военная тайна.

Я не ответила и запалила костер.

Не тайна, конечно, но я думала, что он пока не знает… Какого Йыра тогда меня беззащитной называл? И вступался зачем?

Впрочем, сейчас не было бы ничего глупее, чем начать задавать бесконечные вопросы, надоедая уставшему человеку. Да и какая мне, собственно, разница? Ну знает и знает. Это избавляет меня от необходимости давать кучу никому не нужных объяснений, которых люди почему-то непременно требуют, встретившись с ведьмой. На первом месте по рейтингу гордо восседает вопрос: «А вы есть умеете?»

Поужинав, мы единогласно решили, что оба устали до смерти и байки травить лучше будем завтра.

А сегодня оставалось только блаженно прикрыть глаза, чтобы полная луна не тревожила полуоборотническую сущность, тоскливо скребясь внутри черной кошкой…

Что-то мягкое неуверенно ткнулось в плечо и тут же испуганно отскочило, уставившись на мгновенно взвившуюся на ноги меня осоловелыми, чуть поблескивающими в темноте глазами.

– Шэрка, трать-тарарать, ты, что ли? – недовольно, но с ноткой облегчения прошипела я. – Ну нельзя же так пугать! Рискуешь вообще на кворр без хозяйки остаться: инфаркт не дремлет, говрокх не спит!

Вемиль виновато вздохнула, еще раз ткнувшись мне в плечо шелковистой мордой, я машинально погладила ее по крутой шее и только тут заметила, что лошадка моя вся в мыле, словно промчалась без остановки несколько верст, и ощутимо подрагивает от беспокойства. Это еще что за шуточки?! Кто мог так напугать вемиль, чтобы она кинулась убегать? Тем паче мою вемиль, прошедшую уже огонь, воду, Море кое-как сляпанных порталов и ночной полет на раненом, то и дело ухающем в воздушные ямы драконе?!! Да и кто может сравниться в скорости и ловкости с летающей лошадью, причем даже не имеющей всадницы на спине? Странно… Очень даже странно…

– Что стряслось-то? – шепотом спросила я у кобылки, особо, правда, не надеясь на ответ.

Его и не последовало. Шэрка так же продолжала жаться ко мне да нервно приплясывала на месте.

Я неуютно поежилась, прислушалась к интуиции и поняла, что ничего хорошего, светлого и оптимистичного меня пока не ожидает. Значит, надо обувать сапоги, поднимать с земли кое-как скинутый при внезапной побудке плащ и вытаскивать меч, дабы если что или если кто – то ого-го!

Лошадка, убедившись, что хозяйка прониклась серьезностью положения, сочла, видимо, свою торжественную миссию выполненной и отошла в сторонку, не мешая мне торопливо готовиться к худшему. Благо, опыт большой…

Я зашнуровала до верха сапоги, накинула на плечи и хорошенько затянула у горла плащ, проверила наличие на пальце кольца, с помощью которого я всегда материализовывала меч, и подошла ко второму лежаку с намерением разбудить Лиридана: чувство опасности по мере того, как я окончательно просыпалась, никуда исчезать не захотело, а, наоборот, усилилось, так что рисковать не стоило.

Лиридана на лежаке не было.

Впрочем, так же как и не было его куртки и меча, так что думать, что его в полном боевом облачении, снятом на ночь, утащила нежить, не приходилось. И все равно мне было неспокойно.

Я отошла от его лежака, вытащила несколько охапок хвороста из огромной, наваленной как попало кучи и, сложив их «колодцем» подпалила магической искрой. Веточки охотно занялись, отбрасывая кругом густые, почти материальные, по-ночному страшные тени.

И тут ему надоело просто молча наблюдать за копошащейся ведьмой, и оно напало. Сзади, беззвучно, мгновенно пролетев добрую сажень и уверенно располосовав мой плащ на ленты.

– Вот сквирьфь!!! – выругалась я, сбрасывая неведомого противника со спины и широко расчерчивая темноту серебристым клинком.

Тварь, размером с большую собаку, недовольно зарычала и припала к земле, беспокойно следя за мечом. Очевидно, она не привыкла принимать бой, нападая сзади и просто одним ударом сильной лапы сворачивая жертве шею. Что ж, в этот раз промахнулась…

– Цыпа-цыпа-цыпа… – глумливо позвала я, отвлекая внимание зверя и одновременно прикидывая, добралась ли она в своем коронном прыжке до моей кожи или же только разодрала одежду, и не ядовитые ли у нее когти.

Зверь нервничал, рычал, раздраженно разметал сырую землю тонким, словно плеть, но сильным хвостом и никак не решался еще раз атаковать.

– Мы тут зазимуем, – недовольно проворчала я, подбирая полы разодранного в клочья плаща и идя на третий заход вокруг костра.

И тут зверь снова прыгнул, видимо решив, что пламя – достаточное прикрытие, чтобы я не заметила подлого маневра.

Заметила, и на память он получил располосованное плечо. Зверюга обиженно взвизгнула, яростно завыв, и двумя длинными стелющимися прыжками скрылась в лесу.

– Ну и йыр с тобой! – ругнулась я вслед.

– Что стряслось?! – закричал запыхавшийся Лиридан, выламываясь из леса.

Я брезгливо вытерла о траву меч, заляпанный темной густой кровью, с искренним сожалением покосилась на ошметки плаща и сонно зевнула:

– Уже, в принципе, ничего.

Лиридан обошел меня кругом, двумя пальцами подхватил один из лоскутов, художественно свисавших с моих плеч, и насмешливо хмыкнул:

– Ну-ну, значит, ничего…

Я, пожав плечами, дематериализовала меч, сбросила плащ и пояснила:

– Почти ничего. Какая-то тварюга выскочила из леса, разодрала мне на спине одежду, побегала тут вокруг костра, получила мечом в бок и умчалась.

– Сильно получила? – уточнил наемник.

Я неуверенно покачала головой:

– Едва ли. До утра, конечно, больше не вылезет, а там, глядишь, и оклемается.

– Ну и йыр с ней, – решил Лиридан. – Дай-ка я лучше твою спину осмотрю: не дай Хранящие, у этой твари ядовитые когти.

– Я уже тоже так подумала, – вздохнула я, с трудом сдержав гримасу недовольства при упоминании о Хранящих, и послушно развернулась к нему спиной.

Мне весьма бесцеремонно распустили шнуровку на боку, задрали рубашку и принялись внимательно осматривать спину. Легкие прохладные пальцы едва-едва касаясь бегали по коже, задерживаясь на наиболее подозрительных участках. Ночной холод, злорадно хе-хекая, разгуливал по моему животу, расписывая его красочными мурашками. Минут через пять Лиридан наконец-то облегченно выдохнул:

– Нет, вроде бы все в порядке. – И опустил рубашку назад.

– Тем лучше, – благодарно кивнула я, затягивая завязки. – Кстати, а ты сам-то где был, пока мы тут с чудой-юдой боролись?

Наемник отошел к своему лежаку, спрятавшись из выхваченного светом костра круга, и, неспешно расставаясь с курткой, объяснил:

– Я проснулся с четверть часа назад – показалось, что-то в темноте сидит. Что-то весьма неблагожелательно настроенное. Взял меч, пошел проверить – ничего не нашел. Потом возвращаюсь – тут уже без меня вопрос решили. Честь и хвала Вашему Ведьмовству!

Я тихонько фыркнула от смеха, доставая из притороченной к седлу сумки нитки и иголку и устраиваясь на еловых ветках поближе к ровно горящему костру. Лиридан смерил то, что осталось от моего плаща, недоуменным взглядом:

– Ты что, собираешься это зашивать?..

Я уверенно кивнула, откусывая тонко тренькнувшую нитку:

– Конечно. Если бы я после каждой драки плащами разбрасывалась, то никаких гонораров бы не хватило, чтобы покрыть расходы!

Наемник даже заинтересованно поднялся со своего импровизированного ложа.

– И как ты собираешься это делать?

Я привычно вывернула одежку наизнанку и принялась сноровисто сметывать неровно разорванные края крупными размашистыми стежками.

– Очень просто. Мне главное, чтобы они хоть как-то поначалу вместе держались, а магически спаять края – не проблема. Сколько раз он уже таким образом шитый-перешитый – не сосчитать!

Лиридан некоторое время с интересом понаблюдал за моей работой, потом скучающе зевнул и улегся на лежак.

– Ну ладно, еще пожалует какая тварь – буди, не стесняйся.

– Угу, – рассеянно отозвалась я, силясь отыскать упавшую куда-то в траву иголку. Ведь сама же потом сяду и буду ругаться!..

…Плащ я дошила почти к рассвету, когда глаза уже окончательно слипались, а игла то и дело норовила выскользнуть из уставших пальцев. Триумфально спаяв последний шов, я довольно оглядела свою работу, мысленно посетовала, что даже показать некому – и Лиридан, и Шэра, и чужой гнедой конь блаженно потягивались в предутреннем сне, – и, завернувшись в заново пригодный к использованию плащ, упала на лежак, да так в сапогах и отключилась…

Простая житейская мудрость, изученная мною за восемьдесят лет вдоль и поперек, гласит: если можешь спать весь день – спи весь день; если не можешь спать весь день – спи двенадцать часов; если не можешь спать двенадцать часов – спи четыре часа; а если не можешь спать и четыре часа, то уж лучше не спи вообще!

Видимо, Лиридан на пару с подло ухмыляющейся кобылой этого не знали, беспардонно обрызгав меня ледяной водой через каких-то полтора часа поле того, как мое тело осчастливило своим весом еловые ветви лежанки. Но оба были тут же введены в курс, причем не в самой цензурной форме…

Рука, опрометчиво высунутая наружу, наябедничала, что атмосфера для счастливого существования ведьм не приспособлена, и малодушно юркнула опять под плащ. Но вставать все-таки пришлось.

– Ты случайно не простыла? Что-то вид у тебя нездоровый… – озабоченно проворчал Лиридан, отходя к неохотно чадящему отсыревшими за ночь ветками костру.

– Нет. Просто не выспалась, – буркнула я, сцеживая зевоту в кулак и с кислой миной поднимаясь на ноги.

– Ты – «сова»? – полуутвердительно сказал наемник, вешая на жердь над костром котелок с водой, тут же расплескавший с десяток капель, заставивших пламя возмущенно, словно обиженная вемиль, расфыркаться.

– Нет, – усмехнулась я, продевая руки в широкие рукава плаща и наклоняясь, чтобы затянуть шнуровку сапог. – Просто антиантиантижаворонок!

Лиридан рассмеялся, подбрасывая в огонь охапку хвороста.

– Ясно. Умыться можешь вон там, – неопределенный кивок вправо. – Там ручей, холодный, правда, зараза…

Я без особого желания удалилась по указанному направлению искать ручей.

Нашла-то быстро, а вот уговаривать себя опустить в него хотя бы руку пришлось оч-ч-чень долго… Ругаясь сквозь зубы, кое-как привела себя в порядок и вернулась на место стоянки.

– Держи. – Лиридан сунул мне в руки обжигающую кружку с каким-то варевом и кусок хлеба.

– Спасибо, – машинально отозвалась я, с сомнением присматриваясь к содержимому чашки.

Странновато оно как-то на вид… Какого-то серо-буро-зелено-малинового цвета в крапинку, да еще и с пленочкой на поверхности. Мучительно раздумывая, рискнуть ли желудком или по-тихому вылить это нечто под куст, я задумчиво протянула:

– Слушай, а это что?

– А шут его знает, – по-честному признался наемник. – Валялся у меня в сумке порошочек какой-то, вроде бы как для киселя. Дай, думаю, сварю – вдруг что путное выйдет? В общем, не хочешь – не пей.

Я старательно принюхалась к кулинарному опусу попутчика, но ничего однозначно несъедобного в запахе не обнаружила. Осторожно попробовала на язык, пожала плечами и – была не была! – сделала большой глоток.

– Ну как? – боязливо поинтересовался более осторожный Лиридан, с сомнением обняв свою чашку ладонями.

Я неуверенно пожала плечами:

– Да вроде ничего. Терпковато чуть-чуть, хотя пить можно…

Наемник сделал смелый глоток, но тут же скривился и брезгливо сплюнул кисель под ближайший куст.

– Ни кворра себе «ничего»! Да как ты такое вообще пьешь?!

Я только хмыкнула, залпом допивая почти остывший кисель. Мои вкусовые пристрастия вообще не отличались заурядностью. Хоть тот же чернас, который большинство людей даже в рот-то возьмут только под страхом смерти!

Лиридан с обиженным видом, словно это я ему сварила какую-то гадость и насильно заставила выпить, распутал ноги довольному таким поворотом событий коню, вытащил из-под своей лежанки потрепанное, но довольно удобное на вид седло и закрепил его на спине гнедого. Я осторожно подошла к жеребцу, стараясь не вставать позади, дабы не стать жертвой лягнувшей от переизбытка эмоций ноги, и, осторожно заглянув в глаза, спросила:

– Ну и как же тебя зовут-то, красивый?

– Киан, – ответил Лиридан, вскакивая в седло. – Ты ехать собираешься? В городе в четыре вечера ярмарка открывается, если поторопимся – как раз успеем.

– Угу.

Я быстренько собрала свою сумку, накинула на Шэрку потник и седло и вспорхнула ей на спину. Лиридан легонько пощекотал жеребца шпорами, вемиль послушно двинулась следом без понуканий.

…Мимо поплыли ели, ели, ели, кое-где встречались почти задушенные ими осинки или березки, но я уже мало смотрела по сторонам, погрузившись душой и телом в приятную дремоту, так хорошо знакомую всем, кто частенько проводит целый день в седле. Шэра шла осторожной иноходью, стараясь поменьше трясти всадницу, Лиридан молчал, пейзаж вокруг убаюкивал однообразием, а я тихонько дремала, машинально сжав в ладонях не нужные ни мне, ни вемили поводья…

Удивительно, но до того, как мужчины открыли интуицию, женщины уже вовсю ею пользовались! Причем уверовать в то, что интуиция порой лучший подсказчик, чем рассудок, мужчины так и не сумели.

– А по-моему, он все-таки какой-то мелкий чиновник, – упорствовал Лиридан, подавшись вперед и с превеликим интересом глядя на обсуждаемый вот уже с четверть часа объект. Объект за это время под нашими пытливыми взглядами успел уже почесаться везде, где только сумел дотянуться, одернуть все свои одежки и теперь тоскливо озирался по сторонам, подумывая, куда бы сбежать.

– Никакой он не чиновник, – безапелляционно бухнула я, устало распрямляя спину и тщетно пытаясь хоть как-то размять свою нижнюю часть, изрядно затекшую от долгого сидения. – Купец. Даже на руки посмотри: он все время пальцы скрюченными держит, словно деньги загребает.

– Может, это от пера, – снова не согласился наемник. – Попробуй попиши целый день – и не так руки скрючит!

– Ага, ты лучше попробуй полдня писать, полдня заучивать магические пассы, полночи махать мечом, а оставшееся время отдыхать на кладбище в приятной компании скелетов и полуразложившихся «свежачков», – пробурчала я, с дрожью припоминая Храмовые будни.

– Вот именно, – отозвался он. – Я и говорю, что он много пишет, значит – чиновник!

– Может, он приходно-расходную книгу составляет!

– Да лавочник я, лавочник! – не выдержала затравленная жертва оживленного обсуждения. – На Кольцевой улице мой магазинчик, перьями и пергаментами торгую!

Я с непередаваемым удивлением поглядела на бедного лавочника, не знающего уже, куда ему от нас с Лириданом деваться, потом, словно очнувшись, ошарашенно схватилась руками за голову и расхохоталась.

– Ты чего? – настороженно спросил сбитый с толку наемник.

– Я-то? Ничего. Ты только вообще подумай, о чем мы с тобой уже полчаса спорим!

На смуглом лице изобразилась усиленная работы мысли, после чего Лиридан усмехнулся уголком рта:

– М-да, крыша едет не спеша…

– Угу, – подтвердила я. – Спор – это прекрасная возможность ознакомить собеседника с большинством своих заблуждений.

Впрочем, у нас с Лириданом было оправдание: трехчасовое стояние в очереди никому жизнь не облегчает, так что на исходе четвертого часа мы уже начали нести полную околесицу, лишь бы говорить хоть что-нибудь.

Тихо-смирно хиреющий на отшибе Ветки городишко, готовый похвастаться ярмаркой, трактиром и здоровенными магическими воротами у входа, пользовался просто невиданной популярностью, стягивая к себе толпы разношерстного люда, словно паук, выплетающий липкую паутину. Длинная очередь у единственного входа растянулась больше чем на версту, волнуясь и подрагивая, словно хвост не вместившейся полностью в нору гадюки.

– Лучше длинная живая очередь, чем короткая шэритометная, – философски высказался мой спутник, глядя вдаль, где стражники за приличную мзду пускали измученных бесконечным ожиданием людей и нелюдей в город.

Я только вздохнула, в который раз подивившись, как много он знает о магах, если пользуется их любимыми словечками, фразами, ругается их языком и ничуть не удивляется любым моим фокусам.

Шэрка не понимала, почему хозяйка предпочитает стоять здесь и ругаться сквозь зубы, то и дело поерзывая у нее на спине, вместо того чтобы отойти подальше от толпы и втихую перелететь через не слишком-то высокую городскую стенку. Впрочем, вемиль не любила загружать свою черную голову ненужными вопросами и сейчас не терзалась в попытках понять ведьминскую логику, с увлечением пожевывая размотавшиеся кое-где тюки тканей на телеге купца впереди нас. Я, обнаружившая сей прискорбный акт вандализма слишком поздно, шикнула на кобылу, сильно дернув на себя поводья и постаралась хоть как-то иллюзией замаскировать безнадежно испорченный аршин материала. Вот ведь поганка! Казалось бы, какая ей разница, что жевать?! И тем не менее моя кобыла из всей россыпи свертков ситца, сатина, крепа и рулонов бязи всевозможных расцветок умудрилась откопать и загадить единственный тоненький, дорогущий батист!

– Зараза ты! – беззлобно просветила я Шэрку, хотя давно уже привыкла к характеру кобылки и ее вечным проказам.

Та досадливо стригла ушами, тоскливо глядя на хозяйку и всем своим видом выражая нежелание и дальше скучать в этой огромной очереди.

– Извини, летать нельзя! – Я щелкнула кобылку длинным ногтем по носу, та недовольно расфыркалась и отвернулась.

Летать-то, в принципе, наверное, было можно, тем более – под куполом невидимости, но не хотелось бросать здесь Лиридана, с которым я неплохо сошлась за два дня и с которым мы собирались вместе побродить после обеда по ярмарке. К тому же магически защищенные ворота редко сочетаются с обычными полуразрушенными стенами, а воевать в Шэркином полете с каким-то неизвестным заклинанием мне совсем не хотелось.

Утешало только одно: вожделенные ворота уже близились, отделенные всего несколькими телегами и парой всадников.

Если в хвосте очередь была шумной, недовольной, говорливой, то и дело то тут, то там вспыхивали мелкие перебранки, то ближе к городу люди уже уставали и по большей части молчали, изредка перебрасываясь парой ничего не значащих фраз да тоскливо поглядывая по сторонам.

– Девушка, вы платить будете? – тряхнул меня за плечо стражник. Йыр, и когда опять успела замечтаться?!

– Да-да, конечно, – торопливо ответила я, щелчком поводьев заставляя Шэру отказаться от идеи стянуть из кармана стражника завлекательно торчащий свиток пергамента. – А сколько?

Мужчина изучающе скользнул взглядом по плащу, холеной лошади, тонким чутким пальцам, унизанным кольцами, и, понадеявшись на богатый опыт в надувании проезжающих, нагло заявил:

– Три сантэра!

…Ну что ж, с опытом даже глупости получаются профессиональнее…

– Ско-о-олько? – вкрадчиво переспросила я, щелчком пальцев материализуя в ладони Свиток, свидетельствующий об успешном окончании Восточного Магического Храма, и с опасным любопытством подаваясь вперед.

– Госпожа ведьма? – полуутвердительно спросил стражник, склонив голову в почтительном поклоне.

Я доброжелательно оскалилась во все тридцать три зуба, любезно протягивая ему пергамент:

– Именно, милейший. Так сколько, вы сказали, за въезд?

Милейший шарахнулся от Свитка, как от моровой язвы, и неуверенно пролепетал:

– Маги – почетные гости нашего города, госпожа ведьма. И въезд, разумеется, бесплатный.

Я, равнодушно пожав плечами, спрятала Свиток и деньги в сумку, притороченную к седлу.

– Что ж, как хотите. Доброй службы.

– Добро пожаловать! – вытянулся в струну стражник, шумно выдохнув, едва я отъехала на пару шагов.

Лиридан, присоединившийся ко мне через несколько минут, уважительно хмыкнул и иронично приложил руку к воображаемому козырьку:

– Куда прикажет идти госпожа ведьма?

Я задумалась на пару секунд, а потом решила:

– Сначала – на ярмарку, пока она совсем не закрылась; а потом поищем местечко, где можно перекусить: я голодная – просто страх!

Лиридан четким выверенным движением склонил голову в почтительном кивке:

– Желание дамы – закон для офицера!

– Еще ногой шаркни, – ехидно посоветовала я, беря в руки поводья и направляя Шэру в общий поток людей, наверняка направляющийся куда-то в центр города. Лиридан согласно хмыкнул и последовал моему примеру. Гнедой жеребец недовольно сморщил морду, получив по наглому, чересчур любопытному носу черным Шэркиным хвостом.

Хряк щерился кривыми потемневшими зубами, нагло демонстрируя миниатюрную черную дыру на месте переднего клыка и возмущенно кося закатившимся правым глазом на брезгливо застывшую подле прилавка ведьму.

– Желаете приобрести, госпожа ведьма? – крутился возле меня продавец в заляпанном кровью фартуке, беспечно помахивающий мясницким топором в руке. – Берите, на студень – самое то!

Я с сомнением оглядела громадную тушу, источающую тонкий аромат мертвечины, причем мертвечины несвежей, и заставляющую меня каждый раз задерживать дыхание, как только ветер приносил от нее благоухающие миазмы. Двумя пальцами провела по щетине на спине хряка и с отвращением потрясла кистью, стряхивая противное ощущение.

– Нет, милейший, вы знаете, мне бы лучше что-нибудь другое. Менее… э-э-э… массивное. Вытяжку из кишечника живоперста, например, как раз неделю назад последний флакончик извела… У вас не найдется?

Продавец ошарашенно почесал маковку и с сожалением развел руками:

– Нет, госпожа ведьма, извините, нету…

– Ничего, ничего, – успокоила я. – Бывает.

Лиридан, и притащивший, собственно, меня к этому прилавку, соблазнился каким-то мослом сомнительного вида и принялся с невероятным увлечением, напором и энергией торговаться, решив, видимо, урвать его как минимум за полцены. Продавец, тоже не будь дурак, охотно поддержал торг, споря до натужной красноты лица, но мало-помалу идя на уступки. Но когда цена упала до половины первоначального уровня, наемник вдруг потерял к товару всякий интерес, заорав на весь ряд:

– Эй, народ! Тут мослы продаются за полцены, кому надо – налетай!

Толпа, мирным муравьиным потоком сновавшая вокруг, вдруг взбурлила, взволновалась, подтягиваясь со всех сторон к прилавку и давая нам возможность нагло по-тихому ретироваться, так ничего и не купив. Боком проскальзывая мимо какой-то толстой старухи и здоровенной девахи, от которой за версту несло луковым духом, я краем уха услышала, как продавец, отстаивая свой товар, костерит Лиридана на все лады.

Рыбные ряды пестрели красными полосами под жабрами, черными пятнами на спине и резкими отблесками серебристой чешуи, идти приходилось по масляным лужам, в которых плавали кружочки нарезанного лука, а нос упрямо утыкался в рукав, не желая вдыхать ароматы даров моря. Я рыбу и приготовленную-то никогда особо не уважала, а уж сырую, бездумно уставившуюся в небо налитым кровью глазом… Мрак.

В молочном отделе повсюду возвышались горы белоснежного творога и горшки со сливками или сметаной; женщины в белых кружевных косыночках азартно зазывали народ «попробовать и купить», успевая одновременно расхваливать свой товар и чернить чужой; покупатели заинтересованно торговались, а мы шли сквозь все это великолепие и не могли дождаться, когда же кончится кошмар под названием «пищевой рынок».

Какой-то бойкий мальчонка бегал между неспешно разгуливающими, приценивающимися, брезгливо воротящими носы покупателями и раздавал пирожки из небольшого лотка, попутно зазывая в кондитерскую неподалеку. На дармовщинку народ всегда был падок, так что мы, поддавшись всеобщему примеру, отхватили себе по пирожку. Как утверждало почему-то мгновенно испарившееся дитя – с капустой.

Я с сомнением надкусила предложенный пирожок, пожевала, скривилась и, оглянувшись по сторонам, незаметно сплюнула чудесную выпечку себе под ноги.

– Ну и как? – съехидничал Лиридан, по моему примеру выбрасывая пирог и вытирая масленые руки носовым платком.

– Как и вся халява, – сказала я, брезгливо поморщившись.

Дальше шли овощные ряды. Пробираясь между лотками, заваленными прошлогодними мочеными яблоками, соленой капустой, картофелем, морковью, перемерзшей свеклой и прочими прелестями погребов, приходилось все время смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на каких-нибудь очистках или кожуре. Двое мальчишек перебегали от лотка к лотку, таская то яблоки, то соленые огурцы; на них почти никто не обращал внимания, только продавцы порой прикрикивали, но тут же возвращались к торгу. Воришки радостно хохотали.

– Здесь что-нибудь кроме… этого… когда-нибудь будет?! – раздраженно шипела я, так и не сумев найти достойного названия «этому», которое выдавалось за продукты питания.

– Будет, – успокоил меня Лиридан, за локоток удерживая от падения в подозрительно несвежую лужу, посреди которой, грустно глядя на меня пустыми глазами, плавала дохлая крыса. Крыс я еще с третьего курса, когда мы их препарировали в бессчетных количествах, перестала бояться, но тем не менее перспектива загреметь в лужу с такой жительницей меня не грела.

– Вот еще до конца этого ряда – и там уже одежда, оружие и украшения, – продолжал наемник.

Я только вздохнула, аккуратно обходя очередной прилавок и стараясь не смотреть на загнивающую на глазах редьку.

– Хорошо бы. Хоть будет на что посмотреть. А то здесь – только пугаться.

Наемник согласно хмыкнул и, наконец-то преодолев последний отрезок тернистого пути через завалы покрытых плесенью помидоров, щедрым жестом заправской цыганки, разбрасывающей на шаль карты, обвел открывающиеся моему раздраженному взору ряды.

– Ух ты! – пораженно выдохнула я, никак не ожидая после удручающего вида пищевого рынка наткнуться на такое великолепие.

По левую руку от меня гордо блистали на солнце всевозможные цепочки, кольца, браслеты, серьги и тому подобные вещи.

– Не пускай меня туда, пожалуйста, – на полном серьезе попросила я Лиридана. – А то потом йыра с два вытащишь!

– Слушаю и повинуюсь, – улыбнулся он, поспешно беря меня под руку и отводя вправо. Я тоскливым взглядом проводила уплывающее из-под носа великолепие, но мужественно сдержала рвущийся наружу страдальческий вздох.

Теперь перед нами тускло поблескивали клинки, топоры, палаши, сабли, шпаги, бердыши и прочее холодное оружие. Холодноватый мертвенный блеск разливался над прилавками с кольчугами и щитами, яркими золотыми отблесками слепили прихотливо изукрашенные пояса. К оружию я относилась достаточно равнодушно, раз и навсегда выковав себе серебряный меч и не без оснований полагая, что лучше мне все равно не найти. Лиридан же просто пожирал глазами все вокруг, по несколько минут не отходя от чем-то глянувшегося ему клинка или топора. В итоге мы решили разделиться: я пойду смотреть одежду, а он останется здесь и будет любоваться оружием в свое удовольствие, не слыша нетерпеливого дыхания над плечом.

– Смотри только к украшениям не ходи, – крикнул он напоследок, когда я уже почти скрылась в толпе.

Я немного еще побродила между рядами с броней, поняла, что никакая опасность не заставит меня носить на себе постоянно кольчугу, весящую как минимум четверть пуда, и безо всякого сожаления отвернулась от железных кружев. Ведьме порой легкость и ловкость служат куда лучшей защитой, чем железная рубашка, не дающая ни подпрыгнуть, ни увернуться.

Пошатавшись по рядам с одеждой, приценившись ради любопытства там и тут, я соизволила-таки соблазниться широким черным корсажем и как раз примеряла его, когда меня нашел Лиридан.

– Симпатично, – коротко и емко оценил он, бросив один только взгляд на меня.

– Правда? – с сомнением переспросила я, крутясь возле зеркала то так то сяк, но никак не в силах увидеть всю картину.

– Правда, – подтвердил наемник и вдруг с живостью закопошился в ящике, откуда я не так давно выудила примеряемый корсаж. – Но здесь есть вещица и получше.

– Какая? – рассеянно отозвалась я, снимая пояс и с нерешительностью крутя его в руках. Взять – не взять? Вроде бы смотрится ничего, не без изюминки, хотя и не так чтобы дух захватывало…

– Вот эта! – Лиридан с торжествующим выражением лица вытащил другой корсаж, темно-красный с черной отделкой, не в пример шире моего и со шнуровкой на спине.

Я заинтересованно протянула руку, но он уже подскочил ко мне, накинул пояс прямо поверх льняной рубашки и принялся затягивать шнурки, словно на корсете.

– Эй, а дышать-то я как-то должна?! – возмущенно прохрипела я, хватаясь за прилавок руками, чтобы не упасть. Столик несмело дрогнул, готовясь рухнуть на подкосившиеся ножки.

Лиридан, спохватившись, слегка распустил шнуровку, завязал окольцовывающие пояс декоративные ленты сложным затейливым узлом и, довольный, отошел на два шага полюбоваться.

Корсаж мы купили не торгуясь…

Вечерело. Блекло-фиолетовые сумерки лениво колыхались над торжищем, заставляя припозднившихся покупателей торопливо, почти не споря с торгашами, скупать товары, а неспешно собирающихся отправиться по домам продавцов называть сразу нижнюю цену, чтобы не ругаться с клиентом до посинения.

Лиридан, поежившись, застегнул доверху куртку и направился к выходу с рынка, туда, где за определенную мзду нам разрешили поставить наших верных скакунов: не могли же мы с ними на поводу по рынку таскаться.

– Ты сейчас куда? – устало зевнув, спросила я.

– В харчевню, – помедлив, отозвался наемник. – Там на втором этаже комнаты есть, с хозяином я знаком, так что заселюсь на время турнира. Если хочешь – пойдем и о тебе договоримся.

Я только покачала головой, отвязывая повод от колышка и влезая в седло:

– Нет, спасибо. Я пойду в гнездо, не думаю, что оно занято. Не такой уж великий город.

– Ну смотри, как хочешь. Если что – третья улица, седьмой дом, спросишь – скажут.

Я искоса лукаво посмотрела на, казалось, слегка сбитого с толку Лиридана:

– Хочешь сказать, что иначе мы больше не встретимся?

Он смущенно пожал плечами, подхватывая поводья и заставляя ленящегося коня перейти хотя бы на легкую трусцу.

– Ну… Не знаю.

Я притворно вздохнула:

– Эх ты… А я-то, наивная, рассчитывала, что ты меня на Кубок посмотреть пригласишь…

Намек был понят, усвоен и, пройдя творческую обработку, предстал в импровизированной форме:

– Вам приглашение в письменном виде или по телепатическому каналу?

Я устало рассмеялась:

– Сойдет и в устной форме. Где и когда?

– Завтра в десять утра регистрация на центральной площади. Приходи, я тебя сам найду.

«Приходи – и я тебя сам найду».

…Мм… У меня дежавю или как?..

Несправедливость начинается с арифметики: если пять не делится на два, то кому-то достанется меньше…

В данном случае меньше досталось, а точнее – вообще ничего не досталось – мне. Хозяйка дома, на мансарде которого располагалось наше гнездо, смущенно прятала глаза и разводила руками в знак того, что ничего не может поделать: гнездо было занято.

– Кто там хоть живет-то? – со вздохом спросила я, внутренне смиряясь с мыслью, что придется-таки идти в харчевню и уговаривать хозяина, чтобы он пустил меня на постой.

– Девушка, молоденькая совсем еще, – с готовностью принялась объяснять хозяйка. – Три дня назад пришла. Работу вроде ищет, хотя я толком не знаю.

«Йыр вас, ведьм, разберет», – мысленно с досадой добавила она.

Я неуверенно перебрала пальцами по резным деревянным перилам, прикидывая, сразу ли мне развернуться и уйти или все-таки попробовать поговорить с чародейкой. Хотя шансы невелики: если молодая – значит, амбиций и заносчивости немерено. Это с годами изначальная чародейская гордость и высокомерие сглаживаются, обтрепливаются, изнашиваются и отходят на второй план. Впрочем, и терять мне тоже было нечего, кроме времени, которого, честно признаться, навалом.

– Можно, я поднимусь и с ней поговорю?

– Разумеется, – разрешила хозяйка. – Сумку можете здесь, на стуле, оставить, лошадку к перилам привязать.

Практического смысла в привязывании кобылы не было никакого, ибо она, будь желание, снесла бы к йыру весь дом, если бы он мешал ей убежать. Но, с другой стороны, привязь заставляла ее понять, что хозяйка где-то недалеко и за ней вернется. Так что я смело затянула повод на узел вокруг фигурного столбика перил, скинула с плеча сумку и направилась вверх по внутренней лестнице.

Я постучала в чуть приотворенную дверь мансарды и осторожно заглянула внутрь. На большой двуспальной кровати поверх покрывала полусидела-полулежала девушка, с выражением отвращения на лице подпиливавшая длинные ненакрашенные ногти. Коротко остриженные светлые волосы расплескались по декоративной подушке, черная кожаная куртка была аккуратнейшим образом повешена на спинку стула, сапоги стояли справа от порога, под углом девяносто градусов к стенке. Я еще раз негромко постучала по уже открытой двери и слегка прокашлялась, привлекая внимание к своей скромной особе. Девушка настороженно вскинула голову и обвела меня удивленным полусонным взглядом серо-зеленых глаз.

– Здравствуйте…

Я мысленно хмыкнула, отметив, что с порога в меня шэритом не зашвырнули, так что есть надежда на определенную лояльность, и постаралась как можно приветливей улыбнуться:

– Здравствуйте, риль. Можно, я войду?

– Конечно. – Чародейка, смутившись, убрала ноги с кровати, отложила в сторону пилочку и кивнула мне на один из свободных стульев.

Я вошла, осторожно прикрыла за собой дверь, но садиться не стала.

– Видите ли, в чем дело… Меня зовут Иньярра, я ведьма…

И я постаралась как можно тактичней изложить проблему, тонкими намеками дав указание к тому решению, на которое искренне надеялась. Результаты были просто ошеломляющими, превзойдя все мои, даже самые смелые, ожидания. Чародейка с серьезным видом выслушала меня, покивала светлой головой, а потом встала с кровати, полувопросительно сказав:

– То есть, видимо, мне надо уйти?

Я оторопела, захлопав глазами и поспешно припоминая, что такого страшного я успела брякнуть. Ничего из ряда вон выходящего не припомнила и решилась вкрадчиво спросить:

– А почему?

Девушка посмотрела на меня очень удивленно:

– Ну… Потому что вам негде остановиться. А я здесь уже третий день живу, так что будет нечестно, если я здесь и дальше останусь, а вы пойдете искать себе комнату в харчевне или где-нибудь еще.

Вот он, юношеский максимализм!

Я неуверенно кашлянула и предложила:

– А может, нам просто вдвоем пожить в одной комнате? Пока я не уеду?

Девушка смерила меня сомневающимся взглядом:

– А вы не против?

Я?! Да кто из нас должен быть против, в конце-то концов? Кто к кому вломился в дом, нарушая покой?!

Впрочем, я уже давно заметила, что странностей у моих коллег гораздо больше, чем у любого среднестатистического человека, так что решила ничему не удивляться и просто ответила:

– Нет, конечно.

– Тогда располагайтесь, как вам удобней, – широкий гостеприимный жест. – Кровать здесь широкая, двуспальная, шкаф я на две трети вещами заняла, но их можно и поплотнее сложить…

– Не стоит беспокойства, – усмехнулась я. – Чтобы разместить мои вещи, с лихвой хватит и двух полок. Вы не думайте обо мне, я сама о себе позабочусь.

– Ну… Тогда, конечно, как хотите.

Я, уже выходя, чтобы забрать снизу сумку, обернулась:

– Еще один вопрос…

– Да, конечно! – улыбнулась она, отрываясь от своих ногтей.

– Давай перейдем на «ты»?

Она удивленно обвела меня взглядом, прикидывая, насколько я старше, и неуверенно согласилась:

– Давайте… Тьфу, то есть давай.

– И еще – как тебя зовут?

– Власта. Тебя – Иньярра, я помню.

Я улыбнулась и прикрыла за собой дверь.

Комнатка оказалась небольшой, но довольно удобной и функциональной: шкаф с несколькими полками и отделением для верхней одежды, комод под белье, большое трехзеркальное трюмо с маленьким косметическим столиком, несколько деревянных стульев, уютное мягкое кресло, широкий дубовый письменный стол с несколькими особо отточенными гусиными перьями и кровать, беспорядочно заваленная прямо поверх покрывала копной подушек. Одна стена оказалась стеклянной от пола и до потолка, в ней же была проделана дверь на широкий балкон с вычурно коваными перилами. На ночь прозрачную стенку можно было задернуть длиннющими темно-зелеными портьерами с золотистой бахромой понизу.

Словом, жить можно.

Я, тихонько насвистывая, разложила одежду по полкам: трепетно хранимое платье из лилленского шелка – «подарок» Храма ко дню знакомства, две запасные льняные рубашки, брюки «раструбами», немного белья, паутинку-шаль. Остальную одежду я, не собираясь наведываться в жаркие или зимние Ветки, оставила в Храме. Пара фолиантов умостилась на нижней полке, снятый плащ я неаккуратно забросила на дверцу шкафа, а батареей всевозможных флакончиков с духами, кремами, лекарствами и прочей дребеденью уставила трюмо; туда же легли и украшения.

Власта, с умеренным интересом наблюдавшая с кровати за процессом разбора вещей, удивилась:

– И это все?

Я только развела руками, не зная, что сказать:

– Ну… Да. Я же не на год здесь оставаться собираюсь.

Ее полки на фоне моих просто ломились от всевозможных штанов, рубашек, поясов и свитеров. Как и большинство чародеек, она одевалась в стиле унисекс, стараясь как можно больше походить на мужчину. Я же отлично чувствовала себя женщиной, не собираясь изменять древним привычкам отращивать волосы и носить юбки. Впрочем, это вечный спор между чародейками и ведьмами, так что лучше оставим его в покое.

Напоследок еще раз перебрав рубашки, я только-только собиралась уже закрыть шкаф, как заметила, что от одной из них отпоролась кружевная тесьма. Пришлось со вздохом выуживать из задвинутой было под кровать сумки иголку с ниткой, присаживаться на стул и тонкими легкими стежками приметывать. А то ведь еще дальше оторвется – совсем тогда шить замучаюсь.

За работой меня всегда тянуло поболтать, и этот случай исключением не стал, тем более что, в пику всем моим скептическим стереотипам, Власта оказалась очень даже приятной в общении чародейкой. Разве что чересчур правильной…

– А ты здесь надолго хочешь остаться? – непринужденно начала я, воюя с ниткой, никак не желающей пролезать в ушко иглы.

– Не знаю, как получится. Я вообще-то из Храма три месяца назад выпустилась, теперь брожу по Веткам, ищу себе место работы.

– И как успехи?

Она недовольно поморщилась:

– Не очень-то. Или маги вообще не нужны, или предлагают разовую работу.

– Разовая работа лучше, чем вообще никакой.

– Да, но я-то ищу постоянное место. Страннического духа во мне маловато, чтобы все время бродить с одного конца Древа на другой.

Я сноровисто работала иглой, стараясь не смещать тесьму дальше от края, чем она была. А то ведь не хватит до конца…

– Ну что ж, главное – не стоять на месте. Идти…

– Искать новые тупики, – мрачно продолжила Власта.

Я тихонько рассмеялась, оценив шутку:

– Не без этого, конечно, но тем не менее.

– Да я и сама понимаю, что иначе никак, – вздохнула чародейка. – Просто поднадоело мне это все. Завтра я приглашена к градоправительнице, как туманно выразился посланник, «подработать по профессии». Судя по слухам, она – та еще стерва.

– Ну и что? Ты же – чародейка. И если она тебя зовет, то, значит, ей нужна твоя помощь. И ты находишься в более выигрышном положении.

– Так-то оно так, – тоскливо поморщилась Власта, поигрывая бахромой на покрывале. – Да только не греет меня все-таки перспектива с ней встречаться…

– Ну откажись.

– Не могу: я уже передала с посланником, что я приду.

Тесьма оказалась на редкость пакостливой, вопреки всякой логике закончившись не раньше, а позже ткани. Короче говоря, конец ее свисал кривым обрывком, мало похожим на изначальную задумку швеи.

– Тогда… Хочешь, пойдем вместе? Я, правда, завтра с утра с одним знакомым встречаюсь, но после обеда – свободна как ветер.

Власта с сомнением закусила губу, покосившись на меня:

– А это будет удобно?

Я уголком губ усмехнулась над ее непрошибаемой вежливостью:

– Если бы было неудобно – я бы не предлагала.

– Ну… Тогда – это было бы здорово.

На том и порешили. Я наконец-то дошила свою рубашку, плюнув на тесьму и по-простому подогнув болтающийся хвостик, свернула ее и убрала в шкаф, Власта тем временем расстелила постель, и, умывшись над тазиком, мы улеглись в кровать. Только-только начинающая подтаивать справа луна косила белесым глазом, не давая мне уснуть, так что пришлось сонно, не раскрывая глаз, пробурчать формулу, и зеленые шторы с шорохом задвинулись, отгораживая меня от призрачного скитальческого света.

Что за милое весеннее настроение поселилось сегодня в городе?..

Ласково дохнуло на улицы морозной свежестью под минус пятнадцать градусов, усыпало дороги, дома и людей весенней снежно-слякотной мрымзтью, хлюпающей под ногами и запорашивающей глаза, загнало нагло распевавших еще вчера птиц под стрехи домов и с мрачной удовлетворенностью уселось прямо посреди центральной площади на макушку здоровенной ели, не забывая посматривать, чтобы никто из нынешних участников турнира не забыл упаковаться в кучу одежек по самый нос, и сбрасывая на головы самым смелым и закаленным охапки залежавшегося с зимы на крышах снега.

Я, тихонько ругаясь, шла по периметру площади, прикрыв глаза от летящего в них противного снега и пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь сквозь эту грязно-бело-мокрую кашу.

Площадь ради турнира была четко разделена на четыре части, словно прямоугольник, рассеченный диагоналями. В верхней части, у самой границы прямоугольника, вчера величаво возносила серебряную голову городская ратуша, а сегодня просто стояло какое-то довольно высокое строение, заметно посмурневшее, полинявшее и упавшее духом от чудесной погоды. Готические витражные окна казались заплаканными, покрытые разводами стены развенчивали все мифы о нерушимости, а деревянные, с ужасным скрипом открывающиеся двери просто молили о ремонте. В общем, испытания дождем, ветром и холодом ратуша не выдержала.

В правой части площади стояло десятка два рослых лошадей разных мастей и пород. Все, как одна, необъезженные трехлетки. Кони недовольно фыркали, когда снег забивался им в ноздри, трясли головой и так и норовили лягнуть соседа. Конюхи, бродившие вокруг, лениво проверяли, правильно ли оседланы и взнузданы животные. Впрочем, народу между ними сновало мало, так что я справедливо решила, что их звездный час в этом турнире еще не пробил.

Левая четверть площади была подозрительно пуста, но зато ограждалась цепью стражников, трижды кольцующей странно пустынное пространство, покрытое не тронутым ни одним следом слоем снега. Магического поля, как я поначалу логично предположила, над ним натянуто не было. Вдвойне подозрительно.

Зато последняя, нижняя часть была так запружена народом, что, вздумай какая-нибудь не в меру зловредная ведьма, пролетая над площадью на помеле, презрительно сплюнуть вниз – непременно попала бы кому-то на голову. Но, на счастье толпящихся рыцарей, единственная присутствующая поблизости ведьма была не в настроении, да и при полете плащ развевается так, что никакого толку от него попросту нет, а это в условиях нынешней теплой весны чревато чем-нибудь типа воспаления легких. Тогда меня Храм точно по головке не погладит. Да что там Храм – Таирна со свету сживет своими бесконечными притирками, декоктами и т. п. г. [37]

Регистрация участников началась в десять утра, я дальновидно пришла на сорок минут попозже, так что Лиридан, когда я к нему присоединилась, стоял уже в непосредственной близости от вожделенного столика, где желающие могли записать свои имя и фамилию (видимо, дабы их потом упомянули где-нибудь в пыльном свитке с летописью и знали, что написать на надгробном памятнике) и получить полагающееся обмундирование: меч, кольчугу, пару кинжалов, шлем и кольчужные перчатки.

Лиридан, хотя и изрядно подмерзший, просто сиял от радостного предвкушения состязаний:

– Привет, соня! Как жизнь?

– Бьет ключом… – мрачно отшутилась я, зябко передергивая плечами.

– А что же так нерадостно? – удивился наемник, незаметно за локоток затягивая меня в поток людей. Товарищи, ожидающие своей очереди за ним, недовольно завопили, что меня, мол, тут раньше не стояло, но им хватило милой улыбки, подкрепленной всплеском приворотного поля, дабы они уверовали, что уж кого-кого, а меня всегда и везде надо пропускать без очереди.

Я мрачно покосилась на темно-серое, как мышиная тушка, небо и тоскливо протянула:

– Да вот как бы погоду обозвать, чтобы природу не обидеть…

– Да, весна нынче теплом не балует, – согласился наемник, проследив за направлением моего взгляда. – Но ничего: вот сейчас начнется турнир – и все думать забудут о погоде.

Я как-то сомневалась в том, что получу удовольствие от наблюдения за состязаниями, если мне за шиворот добрый ветер то и дело будет забрасывать пригоршни мокрого снега, но решила не расстраивать человека и оставить свои сомнения при себе.

– Итак, девушка, ваше имя? – между тем принялся трясти меня за рукав парень с пером за ухом, восседающий за столом, к коему так стремилась вся очередь.

Я удивленно отшатнулась, выставив вперед Лиридана, словно заградительный щит:

– А зачем оно вам?

Парень непонимающе уставился на получившуюся рокировку: он теперь созерцал ухмыляющегося во весь рот Лиридана, а я вещала из-за широкой спины последнего, невидимая глазу. Потом подумал, неуверенно кашлянул и спросил:

– Но вы ведь – чародейка?

Я досадливо поморщилась, выходя из-за своего спасительного бастиона:

– Ну допустим.

– Тогда разве вы не хотите зарегистрироваться?

Я удивленно вскинула брови:

– А разве ведьмам можно?

– Разумеется! – воскликнул регистратор, с опаской глядя на волнующуюся очередь за нашими спинами. Гомон и ропот свидетельствовали о том, что народ не слишком-то интересовала тема нашей милой беседы, а вот мокнуть под не то снегом, не то дождем им уже изрядно надоело. – В Кубке рыцарей участие могут принимать все желающие рыцари, наемники, воины, маги или чародейки. Так как ваше имя?

– Я не хочу участвовать, – с улыбкой отказалась я. – Но все равно спасибо за информацию.

Парень равнодушно пожал плечами, мол, не хотите – как хотите, и быстренько зарегистрировал Лиридана. В качестве обмундирования ему были предложены: меч (кривая полуржавая железяка с однозначно тупым лезвием), кольчуга (треск проносившихся и разлезающихся на глазах скреплений между кольцами я слышала невооруженным ухом), шлем (без подшлемника и без прорезей для глаз и носа, так что я заподозрила, что это бывшее ведро, рассчитанное на железно-пустоголовых рыцарей) и два кинжала, на которые можно было безо всякой опаски садиться голой… истинным лицом. Я одним выражением лица забраковала напрочь все это, и Лиридан поспешил со мной согласиться, сказав, что у него самого есть оружие и броня. Парень невозмутимо отнес обмундирование в сторонку (видимо, для следующего претендента) и дал нам краткие инструкции. Оказалось, что турнир начинается через полчаса: всех участников делят на две группы, сражающиеся друг с другом. Победители выходят в следующий тур.

Я скептически хмыкнула, представив, каким образом собирается жюри разбираться в той куче-мале, которую непременно устроят рыцари, запакованные в железо, словно кильки в консервную банку, и торжественным жестом положила руку Лиридану на плечо, поздравив со вступлением в ряды идио… благородных воинов. Наемник только повернул ко мне изрядно скисшее лицо, но ничего не сказал.

Полчаса мы провели, обходя кругом всю площадь. Ничего нового не увидели, но хоть время протянули, а то на этом ветру и холоде просто так стоять – это однозначно превратиться в ледышку, мне же такое как-то не улыбалось…

Спустя положенное время герольд затрубил, глашатаи принялись скликивать участников, попутно объясняя, что из-за «неподходящих погодных условий» сама градоправительница (вопреки устоявшейся традиции) наблюдать за состязанием не будет, а передоверит обязанность определять победителей компетентному жюри. Жюри сидело тут же в креслах, прикрываясь от весенней небесной слякоти одинаковыми черными зонтами.

– Конечно, в такую погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, – резонно заметил один из двух рыцарей, стоящих бок о бок со мной. – Только нашей Великой и Ужасной Альвире Батьковне могло хватить доброты душевной назначить на такой день открытие турнира!

– А ведь прогноз-то, между прочим, хорошим был! – печально откликнулся второй, направляясь к месту всеобщего сбора, где уже шла раздача красных и синих карточек, определявших, за какую команду ты будешь драться.

– У природы нет плохой погоды – у нее есть плохие предсказатели, – вполголоса прокомментировала я, поворачиваясь лицом к Лиридану. – Ну что, служивый, удачи тебе!

– Не помешает, – усмехнулся наемник и, шутливо отдав честь на прощание, растворился в толпе, устремившись к организаторам.

Я, потыкавшись то там, то тут, наконец-то заняла наиболее удобный пост для наблюдения за предстоящей битвой и принялась увлеченно созерцать разворачивающееся действо.

Наблюдение по жизни: то, что не удается довести до ума, часто доводят до абсурда.

Именно такую ситуацию мне и выпала честь лицезреть на примере Кубка рыцарей. Сначала участников вытянули в две параллельные шеренги, потом заставили поклониться друг другу (представляю, как это было удобно делать, если даже руку поднять, не двинув соседа рядом по уху, было невозможно) и дали сигнал к началу боя.

Линии гордо ощетинились тупыми мечами, ржавыми алебардами и погнутыми бердышами и рванули на абордаж. Заскрипели кольчуги, разрываясь от неумелого тыканья противника, заскрежетали мечи, неловко принимая на себя рубящие удары, заорали зрители, подбадривая обе команды. Разглядеть с такого расстояния, где «наши», а где «чужие», не представлялось возможным даже для ведьмы, так что мы вопили просто от переизбытка эмоций, швыряя в сражающихся лентами, серпантином и яблочными огрызками. Вот теперь-то я поняла, почему участникам выдавали исключительно тупое оружие – половина из них меча, похоже, никогда в руках не держала, так что они лупили как карта ляжет, даже не задумываясь, что могут и вправду убить человека.

Шеренги схлестнулись, словно волны огня между сражающимися магами, но не отхлынули, как сделала бы магия, а намертво сцепились боками. Все смешалось в жуткую, предрекаемую мной изначально кучу-малу, понять, кого надо бить, а кому помогать, я думаю, в том бардаке было просто нереально, так что рыцари косили друг друга направо и налево, не размениваясь на мелочи вроде: «Ты свой?» – «Не, я чужой!» – «Ну тогда вот тебе, гад!»

И вдруг в самый кульминационный момент битвы (уши уже просто закладывало от треска и скрежета, а рыцари матерились так, что заглушали оптимистичный вой ветра у меня под плащом) жюри бесцеремонно остановило бой, сказав, что принято решение о победе «синих». На каких основаниях принималось это судьбоносное для некоторых решение – йыр знает. Но Лиридан, по-моему, был «синим», так что лично у меня претензий к вердикту не возникло, а вот у десятка-другого «красных» рыцарей, сражавшихся ничуть, по сути, не лучше и не хуже своих оппонентов…

Словом, жюри поспешило эвакуироваться каким-то тайным ходом, оставив бывших соперников разбираться друг с другом самостоятельно.

Утратив интерес к происходящему (рыцари от переизбытка чувств принялись вновь увлеченно мутузить друг друга), я лениво посмотрела по сторонам и заметила маленькие крытые ряды, не отмеченные моим вниманием раньше. А может, раньше их тут и не стояло?.. Я машинально поискала взглядом в толпе рыцарей Лиридана, не нашла и решила, что по здравом размышлении наемник сам поймет, где стоит искать ведьму, у которой со вчерашнего утра крошки во рту не было.

Кое-как прорвавшись сквозь толпу возбужденных болельщиков, подбадривавших радостными криками лупцующих друг друга рыцарей, я подошла к запримеченным торговцам и неспешно прошлась вдоль небольшого рядка.

Торговали с крытых повозок в основном едой и питьем. Видимо, ушлые торгаши решили втридорога содрать с голодных и злых рыцарей.

Я только-только собралась было соблазниться горячим пирожком с мясом, как услышала, что меня окликает женский голос:

– Иньярра!

На плечо легко легла тонкая женская рука в кожаной перчатке, я резко обернулась и удивленно отшатнулась от Власты, радостной и сияющей, как купол Храма на солнце.

– Ты здесь откуда?!

– Я? Оттуда, откуда и ты! Ты за «красных» или за «синих» билась? – с восторженным придыханием затарахтела чародейка, окидывая мою замерзшую, закутавшуюся в плащ по самый нос фигуру сочувственным взглядом и быстро стягивая с рук перчатки.

Я скептически приподняла левую бровь.

– Вообще-то я вовсе не билась. А ты что, участница?

– Конечно! Глаза закрой.

Я послушно прикрыла веки, чувствуя, как на виски ложатся прохладные чуткие пальцы, и слыша напевный речитатив формулы. В следующий миг меня словно прошило насквозь электрическим разрядом, мышцы содрогнулись в болевой судороге, а в голове словно взорвался огненный шар. Зато еще через мгновение по всему телу заструилось долгожданное тепло, щеки порозовели, на губах заиграла слабая улыбка.

– Это еще что за судороги? – испуганно воскликнула Власта, торопливо убирая от меня руки. – Я, что ли, что-то напутала? Больно? Извини…

Я только отмахнулась, показывая, что все в норме, и, совладав с перехваченным дыханием, объяснила:

– У меня болевая реакция на творимую на мне магию противоположной стихии. Ты ведь «вода», не так ли?

– Да, – судорожно сглотнула девушка и осторожно спросила: – Очень больно?

Я пожала плечами:

– Сейчас – уже нет. По крайней мере, тепло. А ты-то за «красных» или «синих» выступала?

– За «синих»! – снова широко улыбнулась чародейка, горделиво расправив плечи. – Я теперь в следующий тур вышла!

– Поздравляю!

– Спасибо, – Власта непонимающе нахмурилась. – А разве ты не говорила, что у тебя с утра есть дела? Почему ты тогда здесь, если даже не участвуешь?

– Я здесь болею за одного знакомого. – Я беспокойно огляделась по сторонам. – И вообще-то этот самый знакомый уже должен был меня найти…

На левое плечо с силой опустилась мужская рука:

– Ты обо мне? Я здесь!

Я быстро обернулась и обнаружила неслышно подошедшего Лиридана, которого я ждала совсем с другой стороны…

– А кто эта милая девушка? – Наемник ничтоже сумняшеся, словно заправский кавалер, поцеловал у Власты ручку, чем вызвал непередаваемое удивление последней: уж в ней-то не признать чародейку было невозможно. Коротко стриженные волосы, меч за поясом, короткая куртка с капюшоном, расшитая техническим серебром, и извечные штаны. Юбок чародейки не носят в принципе.

Помнится, когда я как-то раз спросила у одной приятельницы почему, то на меня вылили такой ушат возмущенных претензий, что вспомнить страшно:

– Да как вы их вообще носите?! Они же перекручиваются, словно флюгер во время бури! А если булавкой к трусам приколоть – еще и сползают, как будто на подол две гири нашиты!

Я тогда похихикала, но переубеждать не стала. На вкус и на цвет дуракам закон не писан. К тому же о вкусах обычно не спорят. Их навязывают.

«Милая девушка» между тем возмущенно выдернула свою лапку из рук галантного наемника и прошипела:

– Иньярра, это и есть твой знакомый?!!

Я удивленно, словно в первый раз увидела, оглядела Лиридана с ног до головы – тот подыграл, изобразив на лице зверскую улыбку, как на портретиках «Их разыскивает гильдия Магов», и глумливо раскланялся.

– Да, как ни странно, я как-то раз уже встречалась с этим клоуном… Только тогда он вел себя приличнее.

Лиридан, дурачась, принял вид виноватого школьника, которого поставили в угол, и горестно вздохнул:

– Не любите вы меня… Уйду я от вас!..

– Куда ты денешься, – не выдержав, рассмеялась я. – Значит, так: это – Лиридан, наемник с перспективой в рыцари элитной стражи города; это – Власта, чародейка. Прошу любить и не жаловаться. Друг друга при мне не убивать. Все жалобы на плохое поведение рассматриваются каждую третью пятницу-тринадцатое при совпадении ее с полным лунным затмением!

Вновь познакомившиеся смерили друг друга оценивающими взглядами и сохранили молчаливый нейтралитет. Я вздохнула и предложила:

– Может, поедим где-нибудь?

Идея была принята на ура, и мы тут же присоединились к длинной очереди, успевшей набежать, пока мы знакомились и выясняли отношения.

Выбор был невелик: тетка в замызганном, хотя вроде бы некогда белом фартуке поверх теплой телогрейки предложила нам горячие, завернутые в довольно чистые на вид тряпицы пирожки, стакан чая, сто грамм коньяку и песочные коржики, но по секрету сообщила, что коржики она испекла еще на той неделе, так что теперь их разгрызут только вампиры, если снова прилетят к ней за выпечкой в полнолуние. Я, знавшая несколько вампиров лично и находившая, что это совсем неплохие ребята, весьма скептически отнеслась к предположению, что клыкастые с энтузиазмом отнесутся к прошлогодней выпечке, но благоразумно оставила свои мысли при себе и купила пирожок с чаем. Власта последовала моему примеру, а Лиридан, брезгливо поморщившись при виде того, что мы с чародейкой гордо назвали сегодняшним обедом, обошелся одним коньяком, заявив, что уж лучше никакой еды, чем пирожок с Бобиком.

Не на тех нарвался: если бы благородная дама после таких слов откинула злокозненную сдобу куда подальше и побежала судиться с торговкой, то ведьма и чародейка со здоровым цинизмом в крови только насмешливо хмыкнули, пожали плечами и пожелали приятно поголодать.

Мы неспешно шли вдоль площади, плавно переходящей в главную улицу города, и разговаривали. Узнав, что Власта и я собираемся отправиться на аудиенцию к градоправительнице, Лиридан смерил нас таким искренним сочувственным взглядом, что даже мне почти стало страшно.

– А вы уверены, что оно вам надо? – вкрадчиво поинтересовался наемник, пряча озябшие руки в карманы куртки.

– Конечно! – задиристо встряла Власта, уже расправившаяся со своим пирожком и прихлебывающая чай из бумажного стаканчика.

Я согласно кивнула головой, с сомнением разглядывая свой пирожок и никак не решаясь его надкусить.

– А вы хоть что-нибудь слышали о ней? – между тем насмешливо спросил Лиридан. – Девушки, да лучше сунуться к химере в клетку, чем к нашей милой градоправительнице на прием!

– Что, так уж страшно? – недовольно поморщилась чародейка, хмуро глядя на меня.

– Не то слово! – воскликнул наш «оптимистичный» спутник, и следующие пятнадцать минут мы увлеченно внимали тому, каким чудовищем была Альвира – правительница в городе. И воинов-то она в тюрьмах гноила, и на проезжающих-то опыты ставила, и в больницах-то проводила политику «коли выздоровеет – так и сам выздоровеет, а коли написано на роду помереть – так чего же его лечить?», так что больные выживали скорее вопреки стараниям врачей. Словом, не женщина, а каторга какая-то!

– И на кой йыр я согласилась! – в сердцах выругалась Власта, с круглыми от ужаса глазами слушавшая все эти жутковатые байки. Лиридан, напротив, гордо выпятил грудь колесом: мол, я же вам говорил!

– Да ты его больше слушай, – поморщилась я. – Ну кто нам что сделает, в конце концов? Стража? Охрана? Сама Альвира ночной горшок прицельно метнет?

Пирожок, уже остывший, как позавчерашний труп, пачкал маслом руку. Лиридан внимательно наблюдал за моей внутренней борьбой «съесть – не съесть, выбросить – не выбросить», не понимая ее корней. В конце концов он вкрадчиво признался:

– Иньярра, про Бобиков – это я пошутил. Так что ешь ты уж свой злосчастный пирог, не бойся!

Я и не боялась. Просто тоскливо вспоминала прикупленный вчера темно-красный корсаж, так выгодно подчеркивавший осиную талию, и горестно терзалась между жадностью и эстетикой.

– Я не боюсь, – проворчала я наконец. – Я думаю.

– И о чем, позволь спросить?

Я только тяжело вздохнула и выдала:

– О том, что все, что в жизни есть хорошего, либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению…

Но пирог не выкинула…

Говорили, что она похожа на эльфийку. Гордая, заносчивая, нетерпимая. Да, эльфы – не сахар, они часто перегибают палку в своем стремлении обособиться, часто обдают крещенским холодом презрения, чересчур зацикливаются на собственном достоинстве… Но не до идиотизма же!

Начать с того, что на пороге ратуши нас бесцеремонно обыскали на предмет оружия, отобрали у Власты меч, чем ввели чародейку в такое возмущение, что я поспешила подхватить ее под локоток и увлечь прямо по коридору, пока она не решила гордо плюнуть за порог и удалиться. Возле дверей зала для аудиенций нас попытались облечь в какие-то жуткие ярко-синие тапки, мотивируя это тем, что внутри паркетный пол и мы можем поцарапать его своими шпильками. Такого уже не выдержала даже я, коротко, но емко послав дежурных куда подальше и подкрепив словесное пожелание парой иллюзорных молний, так яростно грохнувших посреди пустынного холла, что парни тут же посмурнели, посмирнели и мило согласились, что для нас, разумеется, может быть сделано исключение.

И вот теперь, сквозь все тернии прорвавшись в вожделенную обитель, мы имели неудовольствие созерцать перед собой Ее Надутость Альвиру Безвестную. Что не мешало последней почитать себя едва ли не за божество и возмущаться, когда кто-то типа пары не в меру наглых ведьм прозрачно намекал ей на обратное.

Альвира была страшна, как бессонная ночь перед выпускным экзаменом.

Длинные, выжженные невесть какой отравой волосы, видимо, ежедневно заплетались служанками в смоченные пивом косички, благодаря чему только и могли еще кое-как раскорячиться по спине, не повиснув окончательно коровьим хвостом. Изрядно постаревшее, исчерченное морщинами лицо было заштукатурено как минимум тройным слоем пудры, румян и теней. Создавалось ощущение, что тот, кто красил, действовал по принципу «меньше дюйма [38]– не заметно, а больше – само отвалится!». Полускрюченные старческие руки с длинными, в полвершка ногтями прочно вызывали у меня ассоциацию с вьютрами – нежитью, у которой даже после смерти почему-то продолжали расти волосы и ногти, достигая просто невообразимой длины. Если труп вьютры закопать, то через некоторое время, когда ногти отрастут до достаточной величины, эти твари могут разгрести сырую землю и снова вылезти на поверхность. Именно поэтому во всех справочниках по нежитеведению советовалось убивать их огнем или, по крайней мере, сжигать потом труп.

Женщина на троне неприятно скривилась, завидев нас, и небрежно бросила Власте:

– Ты – ведьма?

– Я – чародейка, – с неприязнью ответила та, надменно скрещивая руки на груди. – И ты назначила мне аудиенцию.

По лицу Альвиры проскользнула улыбка превосходства, она высокомерно тряхнула головой и лениво просветила:

– Ко мне следует обращаться на «вы» и называть «ваше превосходительство».

Власта нехорошо усмехнулась, притопнув носком ботинка, отчего по залу пронесся угрожающий гул:

– В таком случае ко мне тоже следует обращаться на «вы» и называть «риль».

– Да что ты говоришь? – усмехнулась градоправительница, теряя интерес к яростно закипающей, словно пельмени на печи, Власте и поворачиваясь ко мне. – И ты – ведьма?

Я легко усмехнулась уголком губ и только чуть склонила голову в знак согласия. Градоправительница, явно ожидавшая еще одного гневного всплеска, недовольно сдвинула брови и продолжила допрос:

– Но ведь я назначала аудиенцию только ей? – Отрывистый кивок в сторону только что не рычащей, как собака на цепи, Власты. И с чего, казалось бы, так уж злиться? Я и не с такими индивидами в жизни встречалась…

Я снова молчаливо улыбнулась, соглашаясь.

Альвира растерялась. Поведение ведьмы не укладывалось в привычные рамки. По ее прогнозу, мы уже должны были расплеваться с ней, как два перезревших диких огурца, и я бы раздраженно вымелась из зала с надменно поднятой головой, оставив поле битвы за горделиво усмехающейся соперницей. Планы пришлось менять.

– Зачем ты пришла?

– За компанию.

– Я тебя не звала, – напирала на факт не-приглашения женщина, сама закипая быстро, словно подсолнечное масло.

– Тогда попробуйте выгнать.

Альвира прищурилась, просверлила меня испытующим взглядом и уважительно хмыкнула:

– Ну что ж, может быть, в этот раз мне повезло и вы сумеете справиться с работой.

– Тогда, может, вы уже соизволите сказать, что за работа? – язвительно встряла Власта.

Альвира наградила ее холодным, как ртуть в глазах дракона, взглядом и медленно, намеренно растягивая слова, сказала:

– Да, пожалуй… Ваша работа состоит в том, чтобы принести мне одно, хм… украшение… Проблема в том, что оно находится в Склепе Змия – это такое сооружение неподалеку от города, которое, по поверьям, охраняется злыми духами, и войти в него невозможно. Может быть, в этот раз мне попались не шарлатаны, выдающие себя за великих магов, а кое-что получше… Впрочем, наверное, слишком обольщаться не стоит… Девчонки…

– Где этот твой йыров Склеп? – оскорбленно вспыхнула Власта, с трудом сдержав порыв развернуться и уйти.

– Сядьте, – величественно тряхнула рукой Альвира, указывая на ряд стульев за нашими спинами. Я кивнула в знак благодарности и тихонько потянула Власту за рукав, шепча:

– Пойдем!

Та раздраженно вырвалась, только что не зашвырнув в меня шэритом с досады:

– Не собираюсь я тут рассиживаться! Делать больше как будто нечего! Пусть объясняет, где этот свиртский Склеп и все!

Я, пожав плечами, оставила ее в покое и села, привычно закинув ногу за ногу и довольно равнодушно уставившись на потенциальную работодательницу. Альвира поморщилась, передернула плечами и продолжила:

– Если вы выедете из Восточных ворот, то тогда вам следует ехать по Прямой Малой дороге, свернуть на третьем перекрестке вправо…

Словом, дальше шли нудные, глупые и абсолютно бесполезные инструкции, коими почему-то каждый работодатель спешит снабдить мага. Видимо, не подозревая, что тому, кто в подобной работе ни рожна не понимает, это и не поможет, а для ушей профессионала подобные слова звучат так же смешно, как и бестолково. Только раздражают, как отчеты лекарей, которые еще никого не заставили бросить курить, но зато многим испортили удовольствие от курения!

Власта напряженно слушала, в гордом одиночестве застыв посреди зала, аки селянка, в неурочный час повстречавшая голодного василиска. Я пропускала половину мимо ушей, зная, что дорогу все равно придется узнавать у всех проезжающих-пролетающих-проползающих, и пытаясь дословно восстановить в памяти предыдущую фразу Альвиры. Что-то мне в ней не понравилось. К чему-то так и захотелось прицепиться, придраться, как магистру к безупречно до безобразия составленному зелью. Сундук памяти упрямо скрипел петлями, не давая откинуть крышку и зарыться в него с головой, но все же потихоньку сдавался, неохотно, по кусочкам выдавая требуемое. И когда Альвира наконец-то выдохлась, я слегка склонила голову набок, вкрадчиво поинтересовавшись:

– А что за украшение мы должны достать?

– Зачем это вам? – тут же напряглась она, хотя и попыталась скрыть это за небрежностью. – Оно там одно, так что не перепутаете.

– Чтобы достойно оценить стоимость собственной работы.

Альвира нервно тряхнула волосами:

– Не беспокойтесь, внакладе не останетесь! Так вы беретесь за это дело?

Я выжидательно перебрала пальцами по сиденью соседнего стула и «задумчиво» нахмурилась, исподволь наблюдая, как Альвира незаметно для себя самой, вся подалась вперед, напряженно ожидая судьбоносного решения. Что поделаешь: мой любимый музыкальный инструмент – это нервы. А уж не потрепать их такой «милой» особе, возомнившей себя невесть кем, – это вообще грех!

Наконец мне надоел этот цирк, и я медленно, веско, по отдельности роняя каждое слово, ответила:

– Да, беремся. Но я не гарантирую, что, найдя этого вашего кота в мешке, я сочту необходимым принести его вам.

Альвира вся передернулась, и черты ее лица хищно заострились:

– Оставишь себе, ведьма?! Учти: эту драгоценность могут носить только правители!

Я, не ответив, смерила ее холодным взглядом и, едва кивнув на прощание, вышла из зала. Власта ехидно простучала каблуками за спиной.

Сумерки неохотно касались седыми серо-фиолетовыми тенями земли и тут же отступали, словно кошка, отдергивая лапку. Грустный больной воздух, колкий из-за утренних заморозков, раздражал горло, щекоча мельчайшими льдинками. Огромное, сизое, ватно-мокрое на ощупь небо старательно прочесывал гребень острых еловых макушек. Льдистая дорога холодно хрупала под копытами бодро трусящей вемили, убегая куда-то в серебристо-колючую даль.

Как хорошо торопиться, сидя верхом на лошади! От тебя уже никто и ничто не зависит, в сознании не бьется гулким молотом: «Скорее! Скорее! Скорее!» – и мысли, смутившись и перепутавшись до конца, вдруг испарятся, оставив после себя стеклянную пустоту… Чуть ослабив тренькающие струны перетянутых нервов, распустить длинный хвост ежедневной усталости, недомолвок, обид, перепутать вздохи с цоканьем копыт… И под утомленно прикрытыми веками расцветают рубиновыми пятнами клочья вчерашних прописных истин, в бесконечном бессилии расходясь кругами по воде…

Глупости? Поверьте, не большие, чем суетливая гонка за всем и вся, разрывающая на части душу и тело.

Просто однажды вам и в жизни, как в дороге, захочется забыть, что за следующим поворотом – цель вашей поездки, а вы только-только вздохнули, облегченно ссутулив усталые плечи… Спешиться? Тряхнуть упрямой головой, накинуть на плечи надоевший плащ Всеготовности и выйти в слякотную морось?

Уважаю.

Но я останусь. Хотя бы из пустого любопытства: а куда меня приведет эта дорога, куда помчится вемиль дальше? Без остановки до самого конца, возмущенно загарцевав над обрывом в бездонную пропасть? Или по кругу дурной бесконечности? Самое смешное, что я даже не знаю, какой из двух вариантов предпочтительнее. А может, есть третий? Тот самый поворот судьбы, о котором так здорово мечтается, но совершенно не хочется быть втянутым в него наяву?

Разумеется, есть. И я даже отлично знаю, чем он обычно заканчивается. Все просто. И, как все простое, невыполнимо.

Бывает так, что несешься под парусами жизни: вперед, вперед! Неважно куда, неважно зачем, лишь бы вперед! Лишь бы в ушах свистел яростный ветер, волосы плясали в жутковатом танце бури, а на губах оседали капельки соленого моря. Пришпориваешь коня, прижимаясь к лоснящейся от пота шее, судорожно схватившись рукой за переднюю луку, чтобы не упасть. Вперед! Вперед! Промчаться яростным ураганом над полями повседневности, пресытиться неистовой силой быстроты – и рассыпаться на мириады крупинок, оседающих на пальцы…

И что теперь?

А теперь – сесть в добродушное кресло-качалку, укутаться в старый-престарый, полысевший местами плед, согреть руки глиняной кружкой горячего чернаса…

Должны быть в жизни вещи неизменные, к ним так приятно возвращаться, до тошноты намотавшись по закоулкам жажды перемен! После долгих, бесконечных блужданий по брусчатке неизвестности, где под каждым камнем вполне может оказаться яма, хищно раззявившая голодную пасть на ненезаменимый, но чем-то дорогой твоему сердцу каблук; после яростной борьбы с вредными порывами ветра за любимую юбку; после того, как ноги трижды погрузятся по щиколотку в ледяные лужи, так приятно и даже жизненно необходимо залезть в любимое кресло, снисходительно скрипящее на твои жалкие потуги угнездиться поуютнее, прижав колени к груди…

Только где бы мне, страннице, взять такое кресло?..

– Иньярра? Ты спишь? – Негромкий голос Лиридана вывел меня из сказительской задумчивости, заставив натянуть провисшие поводья, пока моя доброжелательная лошадка, воспользовавшись минутной слабостью хозяйки, не подралась с Властиной вемилью. А она вот уже с полчаса косила на нее злобным взглядом, что не давало мне обольщаться на тему «лошадки нашли друг друга!».

– Нет, не сплю, – помедлив, отозвалась я. – Так, задумалась…

Наемник скользнул по мне изучающим взглядом, почти с болезненным любопытством заглянув в глаза… Впрочем, может, мне, не до конца пришедшей в себя, только почудилось. С чего бы его стали интересовать глюки случайно знакомой ведьмы?

Лиридан со вздохом покосился на мрачную Власту, нахохлившуюся в седле, и заговорщицки прошептал мне:

– Слушай, может, хоть ты мне объяснишь, что там произошло, в ратуше? А то вылетели обе, как леший из пруда, одна злющая, другая еще хлеще, рявкнули, что едем на Кудыкину гору – и думай тут, что хочешь!

Я с улыбкой хмыкнула:

– Да уж. А ты, как и подобает благородному рыцарю, не посмел бросить двух беззащитных девушек в беде…

– Беззащитных, как же… – недовольно проворчал наемник.

– Все просто: нас наняли.

– И из-за этого нужно было срываться чуть не по темноте куда-то за город?! Нашлись энтузиастки!

Я негромко рассмеялась:

– Ну… Как говорится, раньше начнешь – раньше гонорар… И потом, какая разница: сегодня – завтра…

– Да уж, чем раньше мы отвяжемся от этой стервы – тем лучше! – с каким-то ожесточенным воодушевлением поддержала меня Власта.

– Что, совсем плохо? – опасливо спросил у нее Лиридан, готовый к гневной вспышке.

– Еще бы! Я вообще не представляю, как там Иньярра умудрялась с ней спокойно разговаривать! Лично мне сплошные непечатности на язык лезли!

Я иронично усмехнулась:

– Власта, ну нельзя же быть такой нетерпимой! Будь альтруистом – уважай эгоизм в других!

– Ага, дважды! Кворр дождется! Да как ты вообще могла с ней общаться?!

Я неопределенно пожала плечами:

– Опыт есть. Она же – типичный вампир…

– КТО?..

Я, заметив два ошалевших взгляда, поспешила пояснить:

– Энергетический, разумеется… Чем больше ты при ней злишься – тем больше энергии она может у тебя выпить.

– То есть она специально всех провоцирует? – прищурился Лиридан, ободряюще похлопывая коня по гордой шее. – Чтобы побольше высосать?

Я с сомнением покачала головой:

– Нет, не думаю… Не думаю, что Альвира вообще понимает, почему она всегда так себя ведет: резко, грубо, вызывающе. Это все происходит на подсознательном уровне, но результат – эмоциональный подъем, прилив сил – ее вполне устраивает, так что она и не собирается менять линию поведения.

– Это гадко и противно… – с отвращением поморщилась Власта.

Я промолчала. В конце концов, Альвира родилась такой. Может быть, она и могла измениться, но изначально была не в самом выгодном для этого положении. Обвинять же – самое простое. Особенно если чувствуешь, что вела себя глупо, и пытаешься как-то возвыситься в собственных глазах и глазах спутников.

Но посвящать Власту во все эти хитросплетения психологии – глупо и бессмысленно. Собственные шишки все равно набивать придется, да и запоминаются они куда лучше, чем чьи-то вдохновенные нравоучения.

Темнота – друг молодежи…

Видимо, именно такого принципа свято придерживались те, кто возводил эту йырову махину с оптимистичным названием «Склеп Змия». Факелы, услужливо загорающиеся при нашем приближении, ехидно гасли в трех шагах за спиной, оставляя ощущение, что проход попросту смыкается позади. Впрочем, не исключено, что именно так оно и было, но у меня не хватило решимости проверить и узнать наверняка.

Неверного огненного света, разумеется, не хватало, а под ногами кишмя кишели всевозможные пресмыкающиеся гады, так что пришлось зажечь с дюжину световых шэритов, расстелившихся теплым золотистым ковром в пяди от каменного пола. Змеи пока вели себя не агрессивно, нервы у нас были если и не титановые, то из какого-то весьма близкого вышеупомянутому сплава, так что мы хладнокровно, сцепив зубы, аккуратнейшим образом обходили извивающиеся и грозно шипящие тела, брезгливо наступая на узенькие серые клочки не занятого ими пространства.

Конечно, лично мне было бы проще вообще без света: кошачье зрение в темноте куда острее человеческого при свете, да и не пришлось бы делить внимание между очередным милым гадючьим клубком и концентрацией на поддержание заклятия. Но, увы, из всех здесь присутствующих в темноте видела я одна, а Лиридан вообще магией не обладал, хотя и относился к ней с невозмутимым спокойствием знатока, так что выбирать особо не приходилось.

Мы шли по довольно широкому (в косую сажень) коридору, без окон, стены педантично выбелены, но нигде никакой претенциозности вроде красочных останков умерщвленного милыми змейками или кем-нибудь другим рыцаря или изрядно погрызенных неразрубаемых доспехов. Стены арочно переходили в невысокий беленый же потолок, единственными украшениями по всему коридору могли служить все те же факелы, дающие тоскливый, чадящий свет.

Хотя мы шли вот уже с полчаса, дорога ни разу не разветвилась, не запуталась лабиринтом, не вывела к развилке – не менялось вообще ничего. Только не оставляло все то же сосущее ощущение, что вернуться той же дорогой, что мы сюда пришли, нам не дадут. Потому что этой дороги больше не существует. Судьба раскинула новый пасьянс, и глупо надеяться, что она вдруг вздохнет на середине и разложит все карты на свои прежние места. Тут уж, видимо, или пан – или пропал.

– Как-то тихо здесь, – негромко проговорил Лиридан.

– Лично мне вполне хватает шипения вот этих милашек, – брезгливо отозвалась Власта, аккуратно переступая свившихся в клубке змей.

– Но зато кроме них – ничего и никого не слышно, – настаивал наемник. – Ни капанья воды, ни осыпающихся камешков, ни даже наших шагов.

Я настороженно поглядела на него и прислушалась. Действительно: ничего. Я суетливо щелкнула пальцами – и не услышала собственного щелчка. Полная звуковая изоляция. Странно, что мы еще можем друг с другом разговаривать… И почему, интересно, тогда слышно этих змей?!

Я напряженно прищурилась, ловя за хвост мечущуюся в голове, словно крыса в клетке, мысль. Где-то я с таким уже встречалась. Не помню где – то дела давно минувших дней, – но такое уже было. Интуиция упрямо отказывалась воспринимать копошащихся у моих ног змеек как что-то непосредственно опасное для моей жизни и беспечно советовала мне наступить на очередного ужа ногой.

Ну что ж, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас…

– Не поминайте лихом – поминайте водкой, – скороговоркой выдохнула я и со всей силы долбанула каблуком по пучку сцепившихся хвостами змей…

– Иньярра!!! – расколол своды Склепа сдвоенный вопль. Раздался звонкий щелчок – и змеи испарились, будто бы и не было…

– Это еще что за кворр? – настороженно выдохнула Власта, небезосновательно ожидая от гостеприимного заведения очередной гадости.

– Фантом, – коротко пояснила я. – Звуковой, разрушается от резкого соприкосновения с чем-то материальным. Грохнувший по полу каблук вполне подойдет.

– И что дальше? – невозмутимо спросил Лиридан, словно мы не стояли в каком-то Хранящими забытом месте, а обсуждали планы на вечер. – Идем вперед?

Я тяжело вздохнула и решила-таки признаться:

– Да, идем. Потому что выбора у нас все равно нет.

– Как это – нет? – нахмурилась чародейка. – Мы в любой момент можем развернуться и уйти!

– Не можем. Проход смыкается за нашими спинами.

– С чего ты взяла?!! – ошарашенно выдохнула Власта.

Я неопределенно пожала плечами:

– Если не веришь, можешь послать назад сигнальник. Он возвращается через две секунды – значит, за нами свободного пространства от силы десять локтей.

Чародейка не поверила, попробовала сама – и разочарованно скривилась.

– Слушай, ну а как же закон Веды?! – возмутилась она. – Никакими силами нельзя сомкнуть такие стены! Можно только перекрыть проход препятствием, блоком или плитой, но сигнальник почему-то говорит, что за той преградой, на которую он натыкается, свободного пространства вообще нет!

Я только вздохнула:

– Слушай, согласно закону бутерброда, если намазать хлеб с двух сторон – то он зависнет в воздухе! И вообще, единственный действительно непреложный закон в этом мире – это закон подлости, и уж он-то нам показался во всей красе!

– И что же теперь делать? – приуныла девушка.

– Ничего, идти вперед. Из любого лабиринта всегда есть выход…

– К Минотавру, – мрачно пошутила она, припомнив известную на всех Ветках легенду.

– Слушайте, девушки, может, мы уже пойдем хоть куда-нибудь? – не выдержал профессиональной полемики Лиридан. – Хоть к Минотавру, хоть к Змию, хоть к йыру на кулички! А не то мы здесь зазимуем!

Мы послушно потупились с самым виноватым видом, на какой только были способны, и поспешно двинулись вперед.

Лабиринт, неведомо как проведав, что мы разгадали его первую шараду, подстраивал «приятные» сюрпризы на каждом шагу: то плита проваливалась прямо под ногами – Лиридан едва успел меня подхватить и вытащить на твердую поверхность; то сверху обрушивался каменный град, заставляя в темпе вальса выстраивать мощнейший защитный купол; то на нас из темных углов внезапно кидались какие-то неизвестные даже мне, страннице со стажем, твари. Впрочем, здесь проблем не возникало: Лиридан укладывал их с одного взмаха меча, я только едва успевала заметить юркнувшую темную тень и звенящий молниеносный замах. Скорость реакции и движений выдавали в нем не человека, а как минимум полукровку. Только вот из какой расы? Сама я догадаться никак не могла, а спрашивать вроде бы неприлично…

Мы с наемником обходили большую часть ловушек по наитию, а вот чародейке досталось нешуточно: дважды я в последний момент выдергивала ее из-под ржавых, явно смазанных ядом шипов, мгновенно и беззвучно выстреливающих из стены и медленно, с разочарованным скрипом втягивающихся обратно. Власта мысленно ругала Альвиру, Склеп и нас с Лириданом за компанию на чем свет стоит, но виду не подавала, и мы с упорством червяка, насквозь прогрызающего яблоко, шли вперед.

Лабиринт, причудливо извиваясь, плавно скруглился влево, потом туда же резко повернул и еще через четверть версты вильнул направо. Причем – о чудо! – вскоре за поворотом сигнальник сообщал о довольно обширном зале или чем-то подобном: коридор должен был сильно расшириться, предоставляя нам место действия… Только для чего?

Последний вопрос Власта задала вслух, а я только устало тряхнула головой:

– Вот пойдем и узнаем. Честно признаться, мне уже изрядно надоело вилять этими закоулками, спасаясь от камнепадов, гадюк и прочей мелкой гадости, так что пусть уж начнется хоть какое-нибудь развитие событий!

Лиридан согласно кивнул, обнажая на всякий случай меч и выходя из-за поворота первым.

Плеснуло ярко-синим агрессивным светом, лихорадочно озарившим коридор, раздалось жуткое, грозное шипение, от которого кровь стыла в жилах, – и я, больше не раздумывая, кинулась следом за наемником.

Еще одна бешеная вспышка судорожно осветила довольно большой каменный зал, расплескавшись десятками мельчайших холодно-голубых брызг, рассеянных в воздухе. Что-то – едва ли здравый смысл, не разговаривавший со мной вот уже третий день, – подсказывало мне, что не стоит на них натыкаться.

Источником всего этого безобразия был змей – жуткая гадина в две сажени длиной и толщиной с основание кисти руки. Змей возмущенно вскинулся и застыл посреди зала, любуясь результатами своей работы: по всей комнате в воздухе на разном уровне висели зловещие синие огонечки. Он был явным порождением магии, ее дитя плоть от плоти: сине-сиреневая чешуя ластилась к тонкой гибкой голове с раздвоенным языком, хвост раздраженно бил по полу, вызывая небольшие и уже не столь смертоносные облачка ледяной магии. Каждый раз от такого удара комната озарялась ярким голубым светом, навевая ностальгические воспоминания о летних грозах.

Я ужасно люблю такие грозы – безумную, яростную свободу природы, расчерчивающую темное бездонное небо серебристо-голубыми всплесками света, словно звонкое лезвие клинка, серебром вспарывающее ветхую темноту. Только ведьмы могут принимать и обожать природу во всей ярости, страсти и жестокости ее красоты. Только ведьмы могут безумно хохотать, устроив шабаш посреди рушащегося осколками на землю ада, беспощадно вторя вспышкам разрушительной силы восторженной яростью полета.

– Как думаешь, что будет, если на них наткнуться? – с сомнением спросила Власта, гибко уклоняясь от искр зависшей энергии.

– Интересно – так попробуй, – мрачно предложил Лиридан, проделывая то же самое с невероятной ловкостью, пытаясь приблизиться к выжидательно застывшему змею на расстояние удара мечом.

Тварь неуверенно шипела, тщетно пытаясь удержать в поле зрения всех трех противников и все более и более нервно хлеща хвостом по каменному полу.

– Народ, осторожней, – негромко, сквозь зубы процедила я, стараясь лишний раз не раздражать змея. – Чем резче мы двигаемся – тем больше он злится.

– Предлагаешь отвлечь внимание сказками да пряниками сахарными и незаметно всадить клинок? – язвительно отозвался наемник. – Едва ли он настолько глуп!

То ли змей понял, что его здесь оскорбляют, то ли ему просто надоело это бесплатное представление, но по залу прогрохотал взрыв, и от него кольцом во все стороны резко разошлась замораживающая энергия. Мы с Властой инстинктивно – клин клином вышибают – создали вокруг себя огненные щиты, а вот Лиридану повезло куда меньше: его словно вырвало из временного пласта, заставляя замереть в бесконечной доле мгновения – наемник так и остался стоять посреди зала, подавшись вперед в бесконечном стремлении завершить замах и разрубить тело змея.

– Юггр мамрахх продзань!!! – яростно выругалась я, цепляя Власту за рукав и чуть ли не силой оттаскивая назад, за спасительный поворот коридора.

Голубоватые блики гневно плясали вслед дезертирам по холодным каменным стенам.

– Ты с ума сошла, йыр бы тебя побрал?! – заорала Власта, вырываясь из моих рук. – Он же там остался!

– Я знаю, – хладнокровно ответила я, торопливо перебирая пальцами в воздухе, чтобы определить растраченность ауры. Результаты меня не порадовали: израсходована почти наполовину. – Поэтому ты сейчас создашь вокруг меня защитный щит огня и останешься здесь, а я пойду на абордаж.

– Почему не наоборот? – Власта быстро взяла себя в руки, задавая вопросы только по существу.

– Потому что ты, насколько я знаю, маг водной стихии? – Утвердительный кивок. – А змей тоже, так что с ним надо бороться огнем.

Власта понятливо кивнула, начиная создавать вокруг меня чуть мерцающий оранжевыми сполохами купол. Виски заныли противной тупой болью, реагируя на чужеродную магию.

В голове билось лихорадочное беспокойство за оставшегося там Лиридана, но торопить колдующую чародейку я не посмела: сама понимает, что надо спешить. Оставалось только надеяться, что змея не раздражает неподвижно застывшая фигура и он не станет добивать противника.

– Готово! – хрипло выдохнула Власта, обессиленно приваливаясь к стене. Огненные чары ей давались, по-видимому, трудно. – Ни пуха ни пера!

– К йыру, – отмахнулась я, прижимаясь к стене и по-кошачьи мягко выходя из-за поворота.

Змей не оценил моей деликатности, тут же запустив в меня серо-льдистым потоком энергии, разбившимся о Властин щит, словно волна о камень. Тот затрещал, но не дрогнул. Я же поняла, что надо спешить, ибо долго даже он не продержится, и кинулась вперед, на бегу выхватывая из воздуха клинок. Змей с раздраженным шипением шарахнулся в сторону, чуть не хлестнув меня хвостом по лицу, от него во все стороны расползались зловеще потрескивающие ледяные молнии, так и норовящие разлапистыми ветками ударить меня по ногам.

– Курц вырта миздагр, дрянь ты этакая! – вполголоса ругалась я, прыгая между ними, аки горная коза, и между делом отмечая, что Лиридану, застывшему посреди зала, магия змея больше не приносит никакого вреда. И на том спасибо. – Врупт рааз квыров!!!

Змей, словно понимая мою речь (что весьма сомнительно, ибо от переизбытка эмоций я начинаю выражаться ТАК, что даже бывшие однокурсники порой понять не могут), расстарался не на шутку, выплевывая ветвистые разряды со скоростью среднестатистической закоротившей розетки на Миденме. Я гневно ругалась, швыряя в отместку шэриты и тоскливо слушая, как с погребальным треском рушится вокруг щит.

Но тут змей сменил приоритеты, перестав распускать искрящиеся молнии, гневно зашипел: мол, вот так тебе! – и поспешил отползти подальше.

Мы постояли друг напротив друга, полюбовались, отдышались и поняли, что братская любовь вспыхивать не спешит, так что надо давать сюжету какое-то логическое завершение. Их, по сути, могло быть два. Вот только второе мне как-то не улыбалось…

Я торопливым щелчком пальцев создала шэрит, слегка подкорректировала традиционную формулу и послала огненный сгусток прямо в морду язвительно высовывающего язык гада. Шэрит, не слишком обжигая, послушно расплескался по голове змея яркой вспышкой, не давая увидеть хоть что-то – и этого мгновения мне хватило, чтобы одним тягуче-мгновенным движением проскользнуть к гаду и резким росчерком меча снести ему голову. Длинное тело конвульсивно вздрогнуло и расстелилось лабиринтом у моих ног.

– Великолепно, – заценил удар Лиридан, магия с которого сбежала, словно вода с вемили, сразу же после смерти змея.

– Угу, – угрюмо согласилась я, тщетно пытаясь заставить руки не дрожать. Получалось плохо: то ли от нервов, то ли от резкого расхода магии пальцы тряслись так, что меч колыхался развевающимся по ветру стягом. Я, досадливо ругнувшись, дематериализовала его.

– Ну как вы тут? – Из-за поворота наконец-то решилась выйти Власта. Выглядела чародейка ничего так, не то чтобы очень плохо.

– Живы, – коротко резюмировал Лиридан, внимательно глядя на меня. – Иньярра, с тобой все в порядке?

– В полном, – заверила я, наконец-то взяв себя в руки, и огляделась по сторонам. Надо же наконец-то понять, за что мы здесь боролись?

Никаких сундуков с драгоценностями поблизости не валялось, карты к зарытым пару веков назад кладам по стенам не висели, пресловутое украшение в углу не пылилось…

– Вон там – магическая перемычка, – кивнула Власта на дальнюю стену, наполовину скрытую паутиной, и тут же, не дожидаясь ответа, решительно направилась к указанному месту. Я поспешила следом.

Размяла пальцы, приложила ладонь к стене. Камень и камень. Ничего особенного.

– Вот здесь дверь! – радостно воскликнула чародейка, ощупывавшая стену чуть правее.

Я послушно приложила руку рядом с ее. Камень тепло пульсировал, выдавая магию.

– Что ж, будем взламывать, – пожала я плечами, отходя на два шага и прикидывая заклинание поуниверсальнее. Власта сделала то же самое. – Слушай, а что если через Пятый закон попробовать? Удвоим константой, вектора так, на глаз прикинем…

Власта заинтересованно склонила голову:

– А что, можно…

– Девушки, вы только давайте там без самодеятельности, – неуверенно заикнулся было наемник, но тут же скис под двумя насмешливо-профессиональными взглядами и забормотал что-то типа: – Да я что – я ничего… Моя хата с краю…

Мы с Властой решительно переглянулись, переплели руки и принялись негромко плести боевое разрушающее заклинание, направляя ударную силу волны в центр пульсировавшего магией кусочка стены. Ну чем не взломщицы?..

Дверь не просто открылась – кусок стены вылетел к йыровой матери, эффектно усеяв каменной пылью и крошкой несколько саженей пути впереди. Мы пораженно застыли, как благородные дамы перед мышью, лихорадочно размышляющие, завизжать или сразу в обморок можно?

– Хм, перестарались слегка, – смущенно пояснила я ситуацию, стараясь не глядеть на ошарашенного Лиридана. – Ну с кем не бывает…

– Я вас в следующий раз позову ратушу взрывать – опыт уже есть, да и горожан, готовых оплатить такое благое дело, тоже хоть отбавляй, – выдавил Лиридан, кое-как приходя в себя и приобретая обычную насмешливость.

Я почти виновато вздохнула и первой прошла в образовавшийся пролом в стене.

Вокруг царила ночь. Сумрачно-черное небо смущенно укрылось за несколько слоев обиженно надутых облаков, не показывая даже медленно идущей на убыль луны. Над сиротливо темнеющей дорогой холодный ветер нес случайно обломившиеся веточки и прошлогоднюю, почерневшую за зиму и вытаявшую с первым теплом листву. Шэрка, символически привязанная к какой-то тоненькой елочке, радостно заржала, увидев хозяйку, вышедшую из разлома в стене в трех шагах от двери, в которую она же зашла несколько часов назад…

– Что скажешь? – иронично поинтересовался Лиридан, вставая за спиной и кладя теплую руку мне на плечо.

Сказать хотелось многое, причем очень многое – в нецензурной форме.

Но на меня вдруг навалилась такая сосущая усталость и равнодушие, что я только философски развела руками:

– Что ж, отметим наши успехи минутой молчания…

Власта пораженно молчала.

Шэрка, да и остальные кони беспрекословно позволили себя оседлать и довольно бойко поцокали назад, в город. Чародейка утомленно дремала в седле, намотав поводья на переднюю луку, а мы с Лириданом вполголоса разговаривали.

– Да не расстраивайся ты так! – убеждал наемник, окидывая меня сочувственным взглядом. – Ну не мир же клином на этом Склепе сошелся! Не вышло – ну и кворр с ним! Туда, может, вообще невозможно проникнуть, так зачем биться головой в наглухо закрытую дверь?

– Незачем, – послушно согласилась я, усталой улыбкой благодаря за участие. – Но, видишь ли, весь Склеп просто насквозь пропитан магией. Значит, создавали его маги.

– Ну и что? – не понял наемник.

– А то, – продолжала я, – что маги никогда – никогда! – из принципа не создают лабиринтов, которые даже чисто теоретически нельзя пройти. Это было бы попросту нечестно. Значит, разгадка есть и у этой шарады. Надо только постараться найти ее.

Он с сомнением покачал головой, но возражать не стал:

– Ладно, пусть так, но только давай ты будешь стараться завтра, хорошо? А то ты себя доведешь до чего-нибудь, пожалуй! Нельзя же колдовать, драться, да еще и не спать по ночам!

Вообще-то можно… Дней пять. Если у тебя есть потом неделя на беспробудный отдых.

– Хорошо, – покладисто согласилась я, откидываясь в седле и смутно различая далеко впереди огоньки медленно приближающегося города.

Лучик, эльфийским партизаном пробравшийся сквозь щель между не до конца задернутыми портьерами, лениво клюнул меня в щеку и яркой солнечной полосой перепрыгнул через одеяло, рассыпавшись игривыми рыже-золотыми брызгами на разбросанной бижутерии и отразившись от зеркала широким белым потоком. Бессовестно неестественный голубой кусочек неба проглядывал через полосочку, не захваченную тяжелой зеленой тканью штор, в нее же нагло подсматривал чей-то счастливый черный глаз. На балконе озабоченно завозились и зашептались:

– Глянь! Я же говорил тебе, что тут теперь кто-то живет!

– Как живет, если здесь только ведьмы всегда живут?! – неуверенно возражал девчоночий голосок.

– Значит, она и есть ведьма! – уверенно заявил обладатель черного глаза, выгибая шею так и этак, чтобы побольше рассмотреть сквозь узенькую щелку. Моего пробуждения этот бесцеремонный нарушитель спокойствия, похоже, не заметил.

– Она?! А-а-а-а! – заорала вдруг девчонка, перебудив, должно быть, полквартала. Мальчишка тут же подскочил к ней и зажал рот рукой. Некоторое время до меня еще доносились сдавленные возмущенные барахтанья, но потом, видимо, девочка смирилась с моим небезопасным проживанием в комнате и перестала вопить, вместо этого подозрительно спросив:

– А с чего ты взял, что она – ведьма?

Я оскорбилась недоверием и, скатившись со скользкого покрывала на пол, подошла поближе к окну, прячась за шторами.

– Да ты только глянь на нее! Ведьму – ее за версту видно! – Я горделиво приосанилась, тряхнув головой. – Еще позавчера я сюда ходил – была молоденькая, симпатичная, белокурая. А сейчас – какая-то жуткая, с черными длинными патлами и сине-фиолетовыми кругами под глазами! Видать, свое омолаживающее зелье выпить забыла!

Я судорожно сглотнула, услышав такое независимое мнение, и мрачно пригрозила задернутым шторам кулаком: ну погоди ж ты у меня, зараза!

– А-а-а, – понятливо протянула девочка, полностью доверившись мужскому авторитету. Самая распространенная женская ошибка! – А что ведьмы умеют делать?

– Как это что? – презрительно отозвался мальчик, сверху вниз поглядывая на притихшую перед Великим Умным Благородным ним спутницу. – Порчу наводить… («Умею», – мысленно не без удовлетворения отметила я, как раз прикидывая, какую бы навести на него самого)… детей воровать… (и на кой йыр они мне нужны? Ха, нашли идиотку!)… мечом махать (тут претензий не возникло)… А по ночам они вообще на метле по небу летают и хохочут!

– УХ-ХА-ХА-ХА! – покладисто последовала я инструкции, резким взмахом обеих рук раздергивая шторы. Деревянные колечки на карнизе жалобно всхлипнули от столь неделикатного обращения.

– А-а-а-а! – согласно поддержали вопль дети, резво сигая с балкона, будто это был первый этаж, и так вчистили отсюда, что только пятки сверкали!

– У-у-у-у, – передразнила я их вослед, широко потягиваясь и улыбаясь во весь рот. Как же все-таки мелкие гадости поднимают настроение!

Пробежавшись пальцами по прядкам столь бесстыже оклеветанных черных волос, я вздохнула, завернулась в слетевшее с кровати покрывало и подошла к зеркалу. Оттуда на меня с не меньшим любопытством уставилась типично ведьминская физиономия с бледной кожей, темнеющими кругами под чуть запавшими от усталости глазами и слегка растрепанными волосами. Ну и что им, интересно, не понравилось? Умыться-расчесаться-подкраситься – и хоть на бал!

– Вы еще Ильянту на выпускное утро не видели! – обиженно проворчала я в адрес бесследно сгинувших лазутчиков и принялась приводить себя в порядок.

Внизу раздался жуткий грохот, плеск воды, сдвоенный вопль, а через пару мгновений – рулады отборных ругательств, то и дело перемежающихся словами: «Этих ведьм, мать-перемать…» Я торопливо отбросила гребень, завернулась поплотнее в покрывало, подметающее шлейфом пол сзади и путающееся в ногах впереди, и молниеносно сбежала вниз, для ускорения не сойдя с лестницы, а съехав по перилам.

В кухне царил потоп… Весь пол был залит теплой полумыльной водой, тут же вымочившей низ моего «одеяния» и ноги по щиколотки. Под столом каталось пустое здоровенное ведро, жизнерадостно позвякивая железной ручкой о ножки стульев, на которые с воплями взгромоздились две дочери нашей хозяйки и один толстый рыжий кот, мертвой хваткой вцепившийся в ноги старшей из девочек.

– Хватит вопить! – прикрикнула я, не зная, как остановить этот концерт без заявок.

Вопли прекратились, вместо них на мою голову осыпался град такой ругани, какую этим юным леди и слышать-то не положено! Кое-как вычленяя из этого бессмысленного потока экспрессивности слова, наделенные смыслом, я поняла, что эти двое только-только собирались убрать кухню и вымыть пол, налили полное ведро воды, засучили рукава, как моя милая проголодавшаяся лошадка просунула голову в окно в поисках чего-нибудь съедобного и опрокинула к йыровой бабушке всю воду, за что и удостоилась той анафемы, заслышав которую я примчалась сюда и попала под раздачу, получив уже свою порцию праведного негодования. Нет, Шэрка, конечно, поступила не самым лучшим образом, но догадаться поставить полное воды ведро на узкий подоконник перед открытым окном – это же просто верх мудрости!

– Здравствуй, Ихтиандр, – фыркнула я, приподнимая уже безнадежно вымоченное, покрывало и внимательнее оглядываясь вокруг.

Шутка не прошла: девчонки только окрысились, с раздражением пытаясь втолковать непонятливой мне, что им тут работы как минимум на два часа – все убирать, а я даже не извинилась и вообще имею наглость тут смеяться! Это не смешно! Это грустно!

Я согласно покивала, виновато потупясь и вообще изобразив полную солидарность с их горем, подняла ведро на стол, обвела комнату рукой, словно собирая что-то и, брезгливо выплюнув формулу заклинания, плюхнула всю воду обратно в ведро. Кристально чистый пол оптимистично заблестел в лучах утреннего солнца. Девочки, недоверчиво глядя на недовольно поморщившуюся ведьму, слезать пока не торопились.

– Еще какие-нибудь претензии имеются? – шутливо спросила я, горестно подволакивая за собой оставляющий на полу мокрую полосу «шлейф».

– А может, вы нам уж до конца убраться поможете? – осторожно спросила младшая, с восторгом глядя на свежевымытый пол.

– Только если моя кобыла еще что-нибудь вам зальет или испортит, – отозвалась я и, подметив хищный взгляд в сторону маячившей за окном лошадиной морды, поспешила добавить: – Но провоцировать ее на это не советую: она чужих не любит и кусается.

Девочки разочарованно переглянулись, слезли со стульев и потянулись за тряпками. Я, хмыкнув, развернулась и поднялась к себе.

«Как жизнь, Хранящая?» – легко толкнулось в виски, окутав всю голову мягким теплым маревом, не дурманящим, а уютным, как старый пушистый плед.

– Хорошо, пока жива.

«Рад за тебя, – с мудрой снисходительностью отозвался Храм. – Помощь не нужна?»

– Нет, спасибо. А ты там как?

«Скучновато, честно говоря. Ученики ничего толкового пока не умеют, учителя с ног сбились – тебя ищут, комиссия из Гильдии какая-то приезжать через два месяца собирается. Словом, обычная тягомотина».

– Вот поэтому я там и не осталась, – грустно призналась я, садясь на кровать и сбрасывая с себя наконец-то этот мокрый балахон.

«Боюсь, я должен тебя огорчить», – мягко начал Храм.

– Что-то случилось? – насторожилась я, замерев с рубашкой в руке.

«Не совсем. Просто тебе придется вернуться…»

– Зачем?

Храм помолчал, словно задумавшись, но все же ответил: «Ты нужна мне».

Я торопливо кивнула, не пытаясь перечить собственному Храму. В конце концов я и так уже два месяца гуляю по всему Древу под его прикрытием, иначе меня бы уже давно поймали и водворили «на место».

– Только когда?

«Чем скорее – тем лучше. Постарайся завершить свои дела сегодня, – посоветовал он. – И телепортируй не позже, чем завтра».

– Телепортировать?! – с ужасом воскликнула я, больше всех других заклятий боявшаяся именно этой йыровой телепортации.

«Я тебя подстрахую», – с чуть ироничной, но доброй улыбкой пояснил он. Словно отец, пытающийся научить сына ездить на велосипеде.

– Хорошо, – растерянно согласилась я.

«Благословенна будь, Хранящая», – легкий гул в голове растворился, словно его и не было, оставив за собой только чувство какой-то теплой уверенности, что все будет хорошо.

Эй-эй-эй, ведьма! Нечего тут расслабляться! Нашла время!

Когда рано утром меня разбудила Власта и потребовала выражения активной гражданской позиции на сегодняшнем втором туре Кубка рыцарей, я мученически промычала в ответ, что идти куда-либо не хочу, не могу и кворр заставите, так что чародейка, слегка попинав мое сонное тело, но не добившись ни малейшего результата, вздохнула и отступилась, решив, что сегодня они с Лириданом обойдутся без меня. А я на радостях (вот дура-то!) пожелала обоим удачи и пообещала подумать над задачкой, которую нам вчера подкинул Склеп Змея.

И вот теперь, произведя акт воспитания подрастающего поколения и ликвидировав результаты нарушения административной дисциплины голодной кобылой, я пришла к выводу, что оттягивать дальше некуда и надо думать.

Думать было лень.

«Бороться с ленью лучше всего на чем-нибудь мягком!» – подсказал проснувшийся от долгой спячки глас разума, но я героически преодолела искушение снова развалиться на кровати, небезосновательно полагая, что тогда я сразу же отключусь. А надо думать.

Сквозь гостеприимно распахнутые шторы в комнату яркими теплыми потоками вливался утренний свет, широким половодьем расплескиваясь по кровати, полу и стенам. Думать он не помогал, только расхолаживая ниточку рассуждений, обтрепывая факты солнечными зайчиками.

Я основательно потрясла головой, сбрасывая с себя расслабленную лень, порылась в сумке и положила перед собой чистый лист плотной дорогой бумаги и перо. Привычными корявыми штрихами набросала план вчерашнего коридора, по памяти отметила большую часть ловушек, шипов, нападений неизвестных животных, поставила жирный синий крест на месте битвы со змеем. Не помогло: вдохновение не прилетало и одарить счастливыми идеями не спешило.

Я педантично повторила все свои действия, включая встряхивание головой. Еще раз. Еще. Еще…

Через полчаса передо мной возвышалась стопка одинаковых закорючливых рисунков разного размера (это я пыталась масштаб менять), стопка чистой бумаги в сумке значительно уменьшилась, а волосы встали дыбом. Гадючливо свернувшийся коридор по-змеиному язвительно усмехался с эскизов, в очередной раз ехидно убеждая меня, что художник во мне скончался.

– Ну и кворр с тобой! – раздосадованно заявила я, поднимаясь с кресла и подходя к окну. Солнце все так же легкомысленно умывало улицы светом, и не задумываясь ни о каких темных коридорах в никому не нужных Склепах, и не вспоминая сине-сиреневую тварь, чуть не отправившую нас вчера на тот свет. Оно взирало на мир с философско-равнодушной точки зрения, мало понимая, зачем молодой симпатичной девушке в такую хорошую погоду сидеть дома и ломать голову над дурацкими вопросами. Я почувствовала себя ну просто полной дурой, что в радостный весенний денек сижу в душной комнате. И потом, кому нужно это мое самопожертвование?..

Позади скрипнула дверь, впуская воодушевленную чем-то чародейку.

– А мы в следующий тур прошли! – пропела она с порога, чуть отодвигаясь и впуская в комнату Лиридана. Тот, бодро блеснув белыми зубами, шутливо отсалютовал мне мечом.

– Чудно, – рассеянно отозвалась я, тщетно пытаясь собрать в кучу рассеявшиеся по закоулкам сознания клочки мыслей, разбежавшиеся во все стороны при скрипе двери, словно стая вспугнутых шорохом шагов колибри. Те напрочь отказывались собираться, склеиваться и вообще бесстыже посылали меня куда подальше. Это уже высшая степень пренебрежения – когда тебя отправляют к йыру собственные же мысли! Положительно, пора серьезно браться за их воспитание!

Власта, не замечая моего состояния, певчей птичкой пролетела туда-сюда по комнате и удивленным изваянием застыла у кровати с разбросанными по ней неровным слоем листами.

– Это что? Каллиграфией занялась? – со смешком спросила она.

Я, смущенно кашлянув, подошла и постаралась отодвинуть свои художества в сторону, дабы не травмировать тонкую душевную организацию чародейки сим кошмаром в карандаше:

– Э-э-э… Не совсем. А при чем тут вообще каллиграфия?

Власта, в хорошем настроении не имевшая привычки подолгу задерживать внимание на одном и том же предмете, тут же, словно вспугнутая бабочка, перескочила на другой:

– Да ни при чем, это я так. Ты любишь руну Миртл?

Я пожала плечами, не понимая, с чего был задан такой вопрос, и жестом предложила сесть неподвижно стоящему в дверях немым сторожем Лиридану. Тот улыбнулся и оседлал ближайший стул задом наперед.

– Так любишь? – никак не отставала чародейка, обегая меня и заглядывая в глаза.

– Ну люблю, – буркнула я. – У нас этой руной вход в подземный лаз до ближайшей корчмы в Храме был заговорен. Как только Храм опускался на землю – все ломили табуном туда, а возвращаться удавалось уже только на следующий день. Влетало от наставников жутко, ворота все время стоянки они охраняли лучше, чем магические тюрьмы с особо опасными преступниками, но поймать нас с поличным им так и не удалось. За время моей учебы, по крайней мере… А что за интерес-то вдруг взыграл?

Девушка удивленно посмотрела на меня, потом – на ворох исчерченных моими каракулями листочков и пояснила:

– Ну вот я и смотрю, что ты тут эту бедную руну с какой только стороны не нарисовала!

– Где?

– Иньярра, что с тобой? Да вон, на кровати!

– Ничего, – медленно ответила я, глядя на свои же рисунки новым взглядом. На всех была нарисована идеальная руна Миртл. Плавное подковообразное скругление влево, резкий поворот туда же – и небрежный завиток направо, словно раздосадованная кошка хвостом вильнула. – Все нормально…

– Точно? – скептически поинтересовался Лиридан.

– Ага… Ребята, я знаю, как нам пройти этот йыров вчерашний лабиринт…

– Правда?!!

– Правда… Собирайтесь.

Значит, Миртл…

Деньги счастья не приносят, но значительно укрепляют нервную систему. Впрочем, нам, магам-воинам, все нервы напрочь повытрепали еще где-то на третьем курсе, так что вопросами укрепления заниматься не приходилось. А вот заниматься добыванием денег – приходилось, да еще как!

– Всех денег не заработаешь! – как-то философски рассудил один из моих однокурсников, отказываясь от выгодной работенки в пользу очередного пьяного ночного шабаша.

– Да, часть придется украсть, – со вздохом согласилась я.

Лицо будущего коллеги вытянулось от удивленного негодования, я же, втихомолку смеясь в рукав, сохранила кристально-серьезную мину. Он поверил и с тех пор брезгливым святошей обходил зело падкую на деньги ведьму за четверть версты. Расстраиваться из-за такого типа не стоило: он был единственным из всего моего окружения, у кого ВООБЩЕ не было чувства юмора. Видимо, именно поэтому долго в нем и не удержался. Когда меня ни с того ни с сего начинали любить подобные личности, я первым делом проверяла, на месте ли у меня кошелек и чувство юмора, а потом проникновенным шепотом сообщала, что не одолжу конспекты по фантомоведению, на лекции по которому силы воли ходить хватало только у меня одной – учитель не отмечал прогульщиков и бубнил тему на одной и той же ноте, так что никто больше двух-трех занятий не выдерживал. А экзамены надвигались быстро, как голодная гарпия в бреющем полете. Обычно нежелательный элемент тут же скисал забытым на неделю под кроватью борщом и, бубня себе под нос что-то о сварливых жадных ведьмах, прекращал заслонять горизонт.

В этом месяце мы с Мирой – моей очередной соседкой по комнате, а их за все время обучения сменилось как минимум пять, ибо долго выдерживать мой характер не представлялось возможным, – решили пустить стипендию на покупку новых портьер в комнату: старые вконец обтрепались и висели на карнизе грустно, словно замерзший лисий хвост, пришитый к шляпе какой-нибудь фифы.

Долго спорили, обошли все доступные нам магазины (учитывая ограниченность в средствах и времени – вернуться надо было до рассвета), их оказалось не так уж много, ругались, плевались, ворчали, кидали монетку – и в конце концов купили. Причем не нравилось то, что мы купили, ни мне, ни ей, но деваться теперь было некуда – приходилось вешать. И именно этим мы и занимались, когда в комнату, наплевав на все приличия типа стука или открывания двери, просочившись прямо через последнюю, влетел Доен:

– Девчонки, вы пойдете?

– Куда? – мрачно спросила я, качаясь на стуле туда-сюда и честно прикидывая, куда мне в случае чего лучше падать: на подоконник с кактусами или на кровать с вытащенным из ножен и все утро тщательно полированным мечом. Обе перспективы гадливо скалились с ответ на мои тоскливые потуги провести сравнительный анализ.

– Как куда? В корчму, конечно! Сегодня же Скрадень [39]– значит, впереди целых два дня – гуляем! – радостно пояснил парень, бесцеремонно плюхаясь в кресло и закидывая ноги на его подлокотник. От дурной привычки прыгать со всего размаху на мою только-только аккуратно заправленную кровать я его отучила еще в прошлом году. Способ простой и надежный, как табуретка. А кто ее, родимую, «случайно забыл» в тот роковой раз под кроватью, я так никому и не сказала. Ребро Доену срастили за неделю, но больше он с коронными прыжками на пружинные кровати не экспериментировал…

– Идем, – еще более мрачно подтвердила я, мысленно костеря злосчастные шторы на чем свет стоит. Пришитые к верхнему краю петельки язвительно загибались, не желая цепляться за крючочки, а последние с омерзением выскальзывали из пальцев, отскакивая дальше к стенке. Расшатанный стул довольно удобно вихлялся, позволяя мне дотягиваться до дезертиров, но где-то глубоко внутри меня зрело тревожное подозрение, что долго так продолжаться не может несчастная мебель либо согласится с подлым законом притяжения и завалится набок, либо попросту рассыплется прямо подо мной!

– Ну так и хватит здесь из себя девицу-хозяйку изображать! – не выдержав, фыркнул от смеха однокурсник и, бесцеремонно сняв меня со стула, вспорхнул на него сам, всего за пару секунд прицепив эту злосчастную тряпку к карнизу. Честное слово, надо, надо заняться бытовой магией. А то ведь смеяться скоро начнут! – Значит, так, девушки, вам три минуты на сборы, не успеете – через лабиринт пойдете в гордом одиночестве. И нечего фыркать, Иньярра. За тебя-то я не беспокоюсь, а вот Мира…

Я со вздохом мысленно признала, что идти через лабиринт, думая только о себе, – это одно, а постоянно держать под прикрытием дрожащую от страха и то и дело визжащую в ухо в самый неподходящий момент знахарку – совсем другое.

– А раз три минуты – значит, брысь отсюда, – решительно выпроводила я гостя, кидаясь к шкафу.

Через четверть часа в самом дальнем и темном углу первого этажа творилось йыр знает что: Доен и Мира уже исчезли в потайном лазе, когда на горизонте показался наставник, так что пришлось срочно тайный выход закрывать, врать что-то на тему «!», с благодарным выражением лица слушать ответный опус на тему «и сие пройдет, бедное мое дитя» и уверять, что после его слов мне стало намного легче. Наставник с чувством выполненного долга удалился, а я с несусветной руганью полезла в лабиринт.

Студенты имели милую привычку развлекать друг друга подчас странными способами. Например, этот лаз, за сохранность и безопасность которого отвечали мы, маги-воины, почти никогда не сохранялся одинаковым. Мы чуть ли не ежедневно меняли направление веток-ходов, замуровывая старые и открывая новые, и запускали внутрь всякую мелкую нежить. Потому что просто так ходить по нему было неинтересно: ну лаз и лаз. А теперь поход в корчму превращался в целое приключение, причем нередко студенты вваливались туда в полуразодранной одежде, со следами крови на теле и костеря на чем свет стоит «добрых» собратьев. Знахари же в одиночку в лаз вообще не совались – страшно, жутко, и вообще – пить вредно для здоровья! Но что поделаешь: курить – противно, пить – вредно, помирать здоровой – жалко…

Я осторожно выпрямилась, услышала, как с тихим щелчком у меня над головой встала на место каменная плита – лабиринт умел хранить свои тайны, – и с любопытством огляделась по сторонам. Слева, откуда сигнальник приходил довольно быстро, извещая о подлом тупике, доносился вой вурдалака. Справа сосредоточенно копошились упыри, а где-то впереди душевно выводили призывную песню вьютры и слышался пронзительный вопль в очередной раз не сдержавшейся Миры. Скучать мне нынче вечером, видимо, не придется…

Этот лабиринт тоже не отличался любовью к постоянству. Еще вчера он был сумрачным, темным и холодным, а сегодня на стенах везде сияли радостные иллюзорные окна, обливающие мраморный расписной пол струями иллюзорного же света.

– Миленько, – иронично хмыкнула я, подходя к одному такому окошку и шутливо дергая за легкомысленно-голубую занавеску. Рука прошла сквозь мифический шифон, нащупав холодную каменную стену. Я презрительно сморщилась. – Но на скорую руку.

Власта ошарашенно огляделась по сторонам:

– Сотворить такое «на скорую руку»?! Да здесь неделя работы!

Я отрицательно покачала головой, искоса наблюдая за Лириданом, невозмутимо держащим меч наготове. Инстинкты наемника не купились на показную беспечность обстановки.

– Нет, отнюдь. Если иметь опыт и парочку талисманов – можно за час управиться. Был у меня в Храме один знакомый любитель иллюзий. Ручаюсь, он бы тебе раскритиковал здесь все в пух и прах. И окна-то слишком одинаковые – на настоящие не похожи, и занавески-то на них синхронно развеваются, и если внимательно поглядеть, то стена сквозь них просвечивает – словом, никуда не гоже!

Власта хихикнула, согласно наклоняя голову. Сегодня ее хорошего настроения не перешибло даже ожидание очередной пакости от Склепа Змея. Впрочем, на мой мрачно-скептический настрой эти веселенькие окошки тоже не подействовали.

– И что мы будем делать? – негромко спросил Лиридан, внимательно оглядевшись кругом, но не найдя никаких особых дверей, отодвигающихся плит, потайных ходов и прочих атрибутов каждого уважающего себя лабиринта. «Наш» лабиринт себя, видимо, не уважал. Или тщательно это скрывал, дабы его не посмели обвинить в мании величия.

– Вы – ждать, – отозвалась я, глубоко вдыхая и настраиваясь на рабочий лад. – А я – колдовать.

– Тебе помочь? – подкинулась Власта.

– Нет, спасибо. Думаю, сама разберусь. Я, кажется, знаю, где в этом лабиринте собака зарыта. Если от меня останется кучка пепла, то можете считать, что я ошиблась…

Судя по нахмурившимся лицам друзей, шутка не прошла. Я скептически фыркнула и, оглядевшись, отошла в самый дальний, темный и пыльный угол. Чародейка следила за мной испуганным взглядом, Лиридан, весь подобравшийся, как волк перед прыжком, смотрел сосредоточенно, сжав в руке клинок так, что побелели костяшки пальцев.

Я осторожно присела, подобрав под себя полы плаща – стирка его пока не входила в мои планы? – и подула на словно специально оставленную здесь для меня горсть пыли так, чтобы та разлетелась по полу ровным тонким слоем. Пыль послушно, как будто это происходило уже не в первый раз, легла легким налетом на мрамор, прикрыв собой небольшой кусочек, примерно пядь на пядь. Я удовлетворенно кивнула, сосредоточилась и быстро, как бы опасаясь передумать в самый последний момент, начертила на ней руну-Миртл. «Откройся».

Лабиринт дрогнул, сверху посыпалась каменная крошка. Власта, коротко вскрикнув, бросилась было ко мне, но на нее прыгнул сзади Лиридан, прижимая своим весом к полу. Я инстинктивно взмахнула руками, создавая вокруг себя силовой щит, и вовремя: мелкие камни застучали по нему с той стороны, как круглые горошины града по подоконнику. Попадались булыжники и побольше, упади один такой мне на голову – и завтрашнюю проблему телепортации решать бы не пришлось.

Камнепад остановился так же резко, как и начался. Лиридан недоверчиво поднял голову и оглядел пол, усеянный каменной крошкой, словно зал для отработки боевых заклинаний после практикума восьмикурсников. Под ним что-то сдавленно-возмущенно проскрежетала Власта, и наемник поспешил подняться и даже галантно подать ей руку, но разгневанная его бесцеремонностью чародейка не соизволила ею воспользоваться. Я мягким обволакивающим жестом обвела воздух перед собой, и защитный купол растворился в чуть искрящем от переизбытка магии воздухе. Руны всегда давали чересчур мощную отдачу в атмосферу, именно поэтому я не слишком любила ими пользоваться. Пройдет как минимум два часа, прежде чем энергия равномерно распределится по всему лабиринту и спичка не будет загораться просто от соприкосновения с пустотой.

– Идем? – как ни в чем не бывало спросил Лиридан, небрежно кивая на открывшийся в результате устроенного мной маленького землетрясения пролом в стене. Я неуверенно тряхнула волосами, проверяя, не кружится ли голова, и серьезно кивнула:

– Да. Я первая.

Спорить никто не стал.

В этот раз коридор отвечал моим представлениям о приличных лабиринтах: он был темным, путаным, со множеством развилок и тупиков. О последних меня пока послушно извещали сигнальники и интуиция, но совсем исключить возможность ошибки было, разумеется, невозможно. Вообще я чувствовала себя волчицей, уверенно идущей по следу: словно кто-то протянул через весь лабиринт невидимую никому, кроме меня, тоненькую ниточку, легкой тенью скользящую в двух шагах впереди. Мне казалось, что я сама даже мало что соображаю, полностью отдавшись на волю интуиции и рефлексов. Лиридан и Власта шли, иногда, чтобы не отстать, почти бежали за мной следом, стараясь ступать след в след, ибо небезосновательно полагали, что ловушек в этом, настоящем, лабиринте еще больше, чем во вчерашнем, фантомном, меня же от них хранило то безумно взыгравшее шестое чувство, заставляющее тело мчаться вперед и вперед. Несколько раз Власта пыталась что-то сказать, попросить подождать: она запыхалась, но Лиридан тут же обрывал ее, не давая договорить. Я их не слушала: мне было неинтересно, их разговоры отвлекали, сбивали с толку. Я летела вперед, чуя впереди магию, манящую меня так же сильно, как манит нежить запах свежей крови.

Мимо проносились черные дыры ответвлений коридоров, пылающие зловещим красным светом на стенах руны, скрипели старые заржавевшие решетки, кровожадно затягивавшие внутрь всякого кто по глупости их касался. Я же только усмехалась в ответ: это все казалось мне какими-то глупыми декорациями, они не могли причинить мне ни малейшего вреда, потому что та сила, которую я чувствовала почти как запах древесной коры, как легкий лихорадочный зуд на кончиках пальцев, как едва-едва ощутимое прикосновение пера к щеке, хотела, чтобы я добралась до нее.

Коридор кончился резко, вытолкнув нас в широкий светлый зал. По стенам переливались золотистым мягким светом абстрактные линии, хаотично переплетающиеся друг с другом и выбрасывающие бутоны золотых искр в покрытый сияющим напылением потолок. Пол был мраморный, но теплый. Я по наитию скинула с ног сапоги и прошлась босиком. Мрамор мягко пульсировал под голыми ступнями, шлось легко, будто по батуту. Казалось, что если я прыгну – то улечу под самый потолок.

Посреди зала на небольшом возвышении стояла статуя величественно свернувшейся в узорчатые кольца змеи, высеченная из теплого пламенно-оранжевого янтаря. Янтарь считается самым «живым» камнем из всех поделочных. Еще несколько столетий назад, когда велись магические войны, маги прятали души королей именно в янтарные статуэтки – тогда бездыханному, но не мертвому, телу не грозила никакая смерть. Сейчас же маги несколько поумнели и предпочитают не вмешиваться так явно в людские дела: меньше людей погибает. Да и Гильдия, как бы я ее ни ругала, объединяет нас, заставляя действовать именно в интересах магии и мира, а не того несчастного королишки, которому ты служишь.

Пасть змеи была открыта ровно настолько, чтобы хрупкий человек мог просунуть в нее руку до запястья. И, более того, я чувствовала, что не только должна и у меня нет другого выхода, но и могу это сделать. Я, а не кто-то другой. Не Власта, не Лиридан, не Альвира.

Я осторожно вздохнула, подошла поближе и, шутливо подмигнув змее, с замиранием сердца положила руку ей в пасть. Змея дрогнула. Янтарные челюсти сомкнулись.

Сначала я не почувствовала почти ничего: точнее – вообще ничего. Ни пола под ногами, ни зубов, схвативших запястье. Я словно вылетела из тела, удивленно глядя на него чуть со стороны. Зато еще через мгновение… Глаза распахнулись широко, до отчаянья, зрачки расширились от жуткой, невероятной, невыносимой боли, приходившей толчками. Сердце судорожно, с перебоями билось в словно оледеневшей, твердой, неподвижной грудной клетке, загнанно ударяясь о бездушные каменные ребра. Дыхание перехватило. Казалось, что вообще нет больше ничего, кроме этих безумных, сильных, страшных, сотрясающих все тело ударов сердца и… боли, мириадами тонких колких отравленных стеклянных искр вцепившейся в запястье. Руки я не чувствовала, словно ее и не было, только дикая, расползающаяся ледяной змейкой по жилам от запястья к сердцу отрава, разрастающаяся в груди в огромный огненный шар, не дающий дышать, смотреть, думать, жить…

Я, словно чувствуя и не чувствуя все это одновременно, с удивлением смотрела на свое бьющееся в болевой судороге тело, на испуганно распахнутые глаза, на замершие в безмолвном вопле болезненно искривившиеся губы… И вдруг вокруг меня – вокруг моего «второго», не связанного с телом «я» – сгустился холодно-серебристый кокон энергии, окутывающий меня, ластящийся к коже, словно чешуя…

Меня с силой отбросило от статуи, швырнув на пол, как тряпку. Виски тупо ныли, правое запястье слегка зудело, локоть я ссадила об пол. Но это было просто ничто по сравнению с тем, что было еще секунду назад. И, как ни странно, я все еще была жива…

Я осторожно села, тщательно собирая себя с пола, подтянула колени к груди, убедилась, что мышцы, хотя и без особой охоты, но все же слушаются, и только тогда решилась взглянуть на то, что осталось от моей правой руки. Она, вопреки моим пессимистичным прогнозам, все-таки наличествовала, причем в довольно бодром и действующем состоянии. На внутренней стороне запястья нестерпимо блистала настоящим золотом величественно дремлющая змея. Это была инкрустация, хотя в первый раз слышала, что такое можно сделать на живом человеке, – золото, вживленное под идеально гладкую на ощупь кожу. Страшно, жутко, дико, жестоко, неестественно, но… безумно красиво.

Вот только пульс почему-то на этой руке больше не прощупывался…

Я наконец-то вспомнила, что пришла сюда вроде бы не одна, и удивленно огляделась по сторонам, но ничего и никого не обнаружила. Ни Власту с Лириданом, ни довольно облизывающуюся сожравшую их тварь. Но долго логически рассуждать я сейчас была попросту не способна, так что молча пожала плечами и вышла из зала.

Ну нет и нет, найдутся – не маленькие ведь.

Как только я вышла из зала, за моей спиной со щелчком материализовалась плита, наглухо отрезая зал от коридора, а за руку меня схватила чуть не сошедшая с ума от беспокойства Власта:

– Ты где была?!! Мы думали, тебя там уже сожрали без хлеба!

– Подавятся, – рассеянно отозвалась я.

Лиридан, немой тенью стоявший у стены, тремя скользящими шагами подошел ко мне, положил теплые ладони на плечи и, внимательно заглянув в глаза, серьезно и тихо спросил:

– Иньярра, все в порядке?

Я неуверенно пожала плечами, честно пытаясь ответить на этот вопрос хотя бы себе самой:

– Не знаю… Наверное…

Я молча протянула ему правую руку ладонью вверх, и цепкий взгляд наемника впился в мое запястье. Брови на мгновение вскинулись – и тут же опустились. А может, мне и показалось…

– Ну и что тут не так? – непонимающе спросила Власта, тоже вскользь поглядев на золотую змею. – Кожа как кожа.

– Ты ничего не видишь?! – пораженно спросила я.

Та только удивленно отрицательно покачала головой.

– И ты тоже?! – Я резко повернулась к Лиридану.

Он мягко провел по коже большим пальцем, осторожно заглянул мне в глаза и медленно ответил:

– Нет, Иньярра. А что мы должны видеть?

Запястье колко опалил короткий жар, змея недовольно махнула мне хвостом и зашипела, настаивая на сохранении тайны. Я резко несколько раз тряхнула рукой, остужая кожу.

– Да так, уже ничего – я просто там кожу содрала, но уже, как видите, заговорила, даже сама не заметила когда, – неуклюже соврала я, не зная, куда девать глаза от тревожно следящих за мной друзей.

– Так все в порядке? – еще раз на всякий случай спросила чародейка, выжидательно наблюдая за выражением моего лица.

– Да, конечно! – постаралась как можно беспечней улыбнуться я. – Представляете, влетаю туда, оказываюсь в каком-то огромном зале, там змея – типа вчерашней, только поменьше, пока ее ухлопала, думала, с ума сойду!

– А чем ухлопала? – Во Власте тут же проснулся профессиональный интерес.

– Мечом, разумеется! – тараторила я. – Сначала оглушила силовой волной – ну по пятой аксиоме Вернера, помнишь? – а потом убила.

Чародейка понятливо закивала, увлеченно прикидывая, какой силы должно было быть заклятие, а Лиридан только скользнул по моему лицу серьезным внимательным взглядом. Не поверил. Но и с вопросами приставать не стал.

– А вы тут без меня не выяснили, куда нам идти дальше? – Я поспешно перевела разговор в другое русло, избегая смотреть ему в глаза.

– Слева – тупик, – тут же пришла мне на помощь Власта. – Справа – коридор вроде бы и прямой, без ответвлений, но… как будто по спирали закручивается… Хотя не знаю: я туда не ходила, так – сигнальниками покидалась чуть-чуть.

– Значит – идем направо? – подытожила я.

– Направо, – твердо ответил Лиридан, будто невзначай кладя руку мне на плечо и легко подталкивая вперед. Я облегченно вздохнула: слава Хранящим, не сердится. Обидеть ставшего почему-то болезненно дорогим сердцу наемника мне совсем не хотелось, но и рассказать все, что произошло там, в зале, было выше моих сил. Да и не поверят.

Коридор был ровным, довольно широким: шага три поперек. Все ловушки невесть куда сгинули, будто кто-то стер их со стен за ненадобностью так же легко, как мокрая тряпка стирает следы игры в крестики-нолики с запотевшего окна. У меня, конечно, было подозрение, до чего хотели раньше нас не допустить все эти твари, отравленные шипы, проваливающиеся под ногами плиты, но… Какой смысл пытаться преграждать дорогу той, кого зовет, как охотничий рог гончую, само охраняемое сокровище? Теперь же лабиринт расстался со своим главным секретом и не видел смысла дальше чинить нам какие-то препятствия: ну пришли люди – пусть побродят. Может, они земную породу исследовать хотят?..

Коридор и вправду немного закручивался влево, слегка опускаясь с каждым витком, заставляя нас спускаться вниз, как по винтовой лестнице. Власта шла так же напряженно, как и до этого, я – довольно равнодушно, даже без особого любопытства смотрела по сторонам, неведомым, но невероятно сильным шестым чувством зная, что нам навстречу никто не выскочит, плотоядно раззявив зубастую пасть. Лиридан тоже заметно расслабился, выпустив из рук клинок и с любопытством поглядывая вперед. То ли мой спокойный вид придал ему такой уверенности, что все в порядке, то ли что-то другое: что его интуиции может и ведьма позавидовать, я поняла уже давно.

– Как вы думаете, что это за сокровище такое? – вдруг спросила чародейка, решив хоть немного разговором разрядить казавшуюся ей нервозной ситуацию.

– Не знаю, – помедлив, откликнулся Лиридан. – Вообще ходят слухи о каком-то браслете, который носить может только особа королевского рода.

– А Альвира – королевского? – недоверчиво нахмурилась я.

– О да! – усмехнулся Лиридан. – Она – седьмая вода на киселе какому-то хиленькому, давным-давно обнищавшему, завшивевшему, а может – и почившему уже в бозе королю. Ну так, знаете: на одном солнышке онучи сушили. Зато гордится этим непомерно! Хотя сдается мне, если бы украшение действительно не давалось в руки никому, кроме дочерей королей, то Альвира вряд ли смогла бы щеголять им на балах. Артефакты – существа привередливые, их титулами не проведешь…

«Что-то ты, подруга, ошиблась чуток! – мысленно обратилась я к лениво следящей за мной взглядом змее на запястье. – Уж у меня-то, поверь, король даже нашему конюху через дорогу двоюродным кузнецом не приходился!» Та только ехидно шевельнула в ответ высунутым раздвоенным языком: мол, уж я-то лучше знаю!

– Да и вообще – титулы и звания придуманы для тех, чьи заслуги перед страной бесспорны, но народу этой страны неизвестны, – задумчиво отозвалась я. – Впрочем, иногда артефакты, даже заговоренные на кровь, ведут себя престранно…

– Например? – оживился Лиридан.

– Например, слышала я такую невыдуманную историю, что Сабля Беззвучного Наговора – это семнадцатый артефакт из Списка Тридцати Трех – была заговорена неким магом, считавшим, что болтливость женщины – это страшный грех, так, чтобы она убивала всех женщин королевского рода правящей тогда династии, если те будут изрекать больше одной фразы в тринадцать слов раз в месяц. Девушки от нечего делать перечитывали за свою жизнь всю придворную библиотеку, бродили в грустном немом одиночестве ночами под луной, сочиняли в мыслях стихи и говорили сплошными афоризмами: коротко, емко и мудро. За ними неизменно следовали недреманные писцы со свитками, дабы, не приведи Хранящие, не пропустить очередного Великого Слова и увековечить его для потомков. Замуж девушек отдавали просто со свистом: какому мужчине не хотелось иметь дома покорную, почти безмолвную жену? Королевство за счет удачных браков ширилось, процветало, пело и благоухало. Словом, все было слащаво до отвращения. Но вот однажды очередной король вдруг заподозрил свою милую кроткую супругу в измене. То ли родила она раньше срока, то ли чересчур была послушной, словно кошка нашкодившая, то ли еще там что-то не сошлось. Словом, пустяк, только мужчина со своим тупым педантизмом мог к такому прикопаться. И всех своих дочерей, как только им исполнялось года по два с половиной (чтобы могли хоть что-то членораздельно произносить), он заставлял говорить. Так и выяснял, его это дочь была или нет. Правда, посмертно…

– Грустно… – задумчиво отозвалась Власта.

– И что выяснил? – с любопытством покосился на меня Лиридан.

Я тихонько рассмеялась, предугадав этот его вопрос еще на середине рассказа:

– Все его оказались. А когда жена узнала, что он вытворил, пока ее в гости сплавил, так отказалась ему еще детей рожать. С тех пор династия и прекратила свое существование.

– Поучительная история, – хмыкнул Лиридан. – Не без морали.

– И какой же? – насмешливо прищурилась я.

– Женщины – это зло. А молчаливые женщины – это зло затихарившееся и оттого только еще более опасное! Хотя… Бегать за дочерьми Евы еще никому не повредило – опасно их поймать!

– Что? – оскорбленно вспыхнула Власта, пропустив между напряженными пальцами раздраженную искру. – Думай, что говоришь!

Я же только ехидно улыбнулась, угрожающе ласково приобнимая его за плечи и нежно мурлыча в ухо:

– Знаешь, есть два способа командовать женщинами… – Лиридан заинтересованно наклонился поближе ко мне, желая не пропустить ни единой детали. Я победно улыбнулась и с силой оттолкнула его, чуть не впечатав в стену: – Правда, их еще никто не придумал!

– Молчу-молчу, – испуганно замахал руками наемник, показывая, что сдается. – А то ж вы меня тут прямо и убьете!

Мы с Властой самодовольно переглянулись и ударили по рукам в знак общей победы.

Ворота выскочили перед нами мгновенно, йыр знает откуда, как выскакивает в темном переулке убийца или из-за угла наставник, резко и грозно гаркающий прямо в лицо: «Опять прогуливаешь?!» Благонадежные, кованые, заговоренные на совесть: по суетливым переплетениям выгравированной вязи задумчиво текли, мерцая при столкновениях, искры магии. Словом, банальные до омерзения.

– Ну и?.. – постучав по железным створкам согнутым указательным пальцем и недовольно поморщившись, обернулся к нам Лиридан. – Есть какие-нибудь гениальные предложения?

Власта осторожно пропассировала сооружение сверху донизу на предмет скрытых пружин, рычагов и прочих мелких радостей закоренелого вредителя, но таковых, к сожалению, не оказалось.

– Может, просто силовой волной долбануть? – в задумчивости проговорила она.

Я без особого рвения пожала плечами:

– Попробуй. Против лома нет приема. Но результата не гарантирую.

– Почему?

– А ты никогда не замечала, что те, кто гарантирует стопроцентный результат, всегда требуют предоплаты?..

Власта хихикнула и согласилась:

– Ладно, попробуем на свой страх и риск.

Она отошла на несколько шагов назад, встала потверже, чтобы был упор, – и резко всадила в двери силовую волну энергоемкостью в половину ауры. Я знавала ворота, которые от такого толчка имели все шансы разрушиться до основания, но здесь… Не было ничего.

Удар не срикошетил, отразившись, да еще с удвоенной силой (есть такая привычка у некоторых магических щитов – все удваивать в ответ), энергия не растворилась в воздухе, наэлектризовав его до предела, вообще создалось ощущение, что ворота впитали магию, как губка, и сыто облизнулись, еще ярче заблестев быстрее побежавшими искорками.

– Не судьба, – коротко резюмировал Лиридан. – Есть еще великие идеи?

Я неспешно подошла к воротам и, иронично хмыкнув, негромко постучала в них костяшками пальцев, крикнув:

– Эй вы! Есть кто живой? Ау!

– Гениально, – разочарованная провалом своей попытки, вполголоса проворчала Власта, скрывая смешок за кашлем.

Ворота неуверенно скрипнули, размыкая давным-давно сроднившиеся друг с другом створки… Я поспешно отошла назад, давая им место, чтобы разойтись.

– Откуда ты… – пораженно начала было чародейка, но я перебила ее резким небрежным взмахом руки:

– А, ерунда. Маги просто обожают ставить непроходимые препятствия, избежать которых может на деле даже ребенок. Это для них что-то вроде иллюстрации чьих-то там великих слов: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби».

– Чьих? – негромко спросил Лиридан, не сводя настороженного взгляда с медленно, но верно раздвигающихся створок.

– Да уже, честно говоря, и не помню… – Я добросовестно сморщила лоб в бесплодном мыслительном усилии, но толку это не дало. Хорошая болезнь склероз: ничего не болит, и каждый день – новости.

Створки с царапающим нервы шорохом распахнулись до конца и замерли, словно почетная стража у входа в святилище. Я глубоко вдохнула и послушно приняла на себя сомнительную честь первопроходца.

Внутри оказалась обычная комната, не шокирующая ни размерами, ни обстановкой: мягкий пушистый ковер на полу, диван, пара кресел, торшер, стол, заваленный книгами, тарелками с едой и полуоплавленными свечками, и маг, сидящий на диване к нам спиной, едва завидя светло-русую макушку которого я принялась увлеченно, со вкусом, толком и расстановкой ругаться:

– Юггр мамрахх продзань, прыхт мразть ритагхыв!..

Маг резко обернулся, увидел меня и без колебаний ответил:

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз, врупт рааз квыров!

…Торжественное приветствие было завершено…

Мир тесен: все время натыкаюсь на себя, своих врагов и своих же бывших однокурсников! Причем радость от встречи с любым вариантом из трех испытываю примерно одинаковую…

Стол был застелен белоснежной кружевной скатертью и просто ломился от всевозможных блюд, как то: сельдь под шубой, гусь с яблоками, плов, салаты, пирог с капустой – и прочие радости желудка странника. Посредине величественно возвышалась обернутая тонкой холстиной бутыль старого красного вина, пыль веков на горлышке бутыли не имела ничего общего с обычной грязью, которой для колорита посыпают бутылки с вином в дешевых винных лавках. Прислуживали нам три обходящие стол по кругу соблазнительно полуобнаженные девицы пышных форм. Мы с Властой не обращали на них внимания, сразу ощутив, что это – фантомы; а Лиридан оценивающе оглядел всех трех, как только они появились, и равнодушно пожал плечами. Сдается мне, тоже понял, что дело тут нечисто. Лиридан с Властой спокойно, хотя и поглядывая на меня порой настороженно, поглощали еду, изредка вполголоса перебрасываясь ничего не значащими фразами:

– Подай мне соль, пожалуйста.

– Держи. Вот йыр – просыпал!

– К несчастью…

– Хм. Чародейка, а в приметы веришь. Непрофессионально…

– Иди ты… лесом!

Я же затеяла с Доеном длинный, тоже бессодержательный по сути, но невероятно наполненный эмоционально и ассоциативно разговор. Звучало это примерно так:

– Слушай, а что за вино?

Маг с хитринкой в глазах улыбнулся, протягивая руку за моим бокалом и мелодично наполняя его темным почти до черноты, густым терпким вином:

– А ты попробуй…

Я осторожно побултыхала напиток по широкому дну бокала, принюхалась к ни с чем не сравнимому, чуть с кислинкой, терпкому и теплому, как осенняя золотая листва под ногами, запаху истинного вина и сделала глоток. По горлу змейкой пробежало тепло, оставляя горячий след по пути к желудку…

– «Медива»?..

Доен довольно улыбнулся:

– Она самая!

– А ты помнишь, как мы…

– Помню, конечно… Тебя еще потом седмицу из карцера не выпускали!

И так – про все. За что бы ни зацепился мой взгляд, в обществе старого товарища и бывшего разгильдяя-однокурсника все навевало теплые, мягкие и чуть горьковатые воспоминания о Храме. То ли он специально так сервировал стол, то ли просто у меня мозги зашкалило…

Наконец, насытившись, мы откинулись на спинки мягких кресел, и я поняла, что пришла пора вопросов. Слишком уж беспокойно, требовательно смотрела на меня Власта да наемник, похоже, не слишком-то понимал, зачем мы теряем столько времени.

– Доен, слушай…

Он чуть прищурился, глядя на меня из-за яркого пламени свечки:

– Не продолжай. Я тут живу.

– Как? – тупо спросила я.

– Ну вот так… Три недели я обязан тут жить…

– Зачем?

Доен тяжело вздохнул и зашел с другой стороны:

– Иньярра, а зачем ты сюда пришла, а?

Я пожала плечами, пригубив вино:

– Меня наняли.

– Ну вот и меня, можно сказать, наняли… Понимаешь, Гильдия [40]– да не морщись: я, в отличие от некоторых упорных ведьм, вынужден в ней состоять, – так вот, Гильдия устроила в этом Склепе нечто вроде склада: хранят здесь различные артефакты, заговоренные доспехи и прочую чушь на случай войны. Не свалишь же все это на заднем дворе Храма!

Я недоверчиво пожала плечами:

– Можно драконам отдать на хранение.

– Можно, – покладисто согласился маг. – Но ты знаешь, какую дань они запросят за свои услуги?!! Окворреть! Вот Гильдия и выкручивается как может: наняла пять магов, каждый из которых должен жить тут по три недели, никуда не выходя. Скука смертная!!! Мне иногда кажется, что я с ума тут сойду! Потом три месяца гуляй, где хочешь, и снова на три недели сюда!

Я скептически сморщилась: добровольно позволить запереть себя на три недели в какой-то подземной камере?! Да ни в жизнь!

– И много за такое платят?

Доен горьковато усмехнулся:

– Прилично. По крайней мере, то время, пока я не здесь, я могу развлекаться как хочу и не думать о деньгах…

Значит – более чем прилично. И тем не менее не знаю, что должны были бы мне посулить, чтобы я согласилась похоронить себя в какой-то крысиной дыре без права покидать ее на целых три седмицы! Доен, словно прочитав мои мысли, неслышно вздохнул:

– Да уж, я и сам иногда жалею… Но что поделаешь: контракт подписал на десять лет вперед: на гонорар повелся, дурак! А расторгнуть его, разумеется, нельзя. Вот так и живу… Кстати, а ты-то здесь откуда?

Я пожала плечами и коротко пояснила, каким попутным корыстолюбивым ветром меня сюда занесло. На вопрос о том, что это вообще за украшение такое, Доен непонимающе нахмурился:

– Понятия не имею… Здесь есть кольчуги, мечи, пояса – словом, броня и оружие, но украшений, даже артефактных, никогда не было…

Змейка на запястье чуть нагрелась, привлекая мое внимание, и ехидно шевельнула тонким подвижным хвостом. Дескать, нечего задавать глупые вопросы тем, кто на них ответить не может и никогда не сможет. И вообще – хватит гоняться за этим неведомым украшением, если оно уже час как у тебя на руке!

– Значит, вы нам помочь не можете… – грустно подвела итог Власта.

Доен беспомощно развел руками:

– Увы… Боюсь, что ваш гонорар уплывет в неизвестном направлении… Впрочем, я могу попробовать вам это компенсировать!

– Как? – усмехнулась я, уже подозревая, каким будет ответ.

– Сходите в хранилище и выберите что-нибудь, что понравится! Все равно там этого барахла столько, что никто и не заметит!

Власта неверяще переводила взгляд с Доена на меня, а я только усмехнулась, легко поднимаясь с кресла:

– Хорошо, и где тут у вас святая святых?

– Левая дверь, по коридору прямо, потом направо. Там, правда, на двери смертельное заклятие, но вы его можете снять: ты сама, Иньярра, такие на дверь спальни ставила, когда к экзаменам за одну ночь готовилась…

Лиридан и Власта уставились на меня с непередаваемым ужасом в глазах, и я неуверенно прокашлялась:

– Ладно, Доен, сниму, только давай оставим в покое мое темное прошлое, хорошо?

– Хорошо, – острозубо улыбнулся маг.

Я ничуть не менее плотоядно улыбнулась в ответ и направилась к указанной двери. Власта пошла следом, стараясь держаться от ведьмы, с дурной привычкой разбрасываться смертельными заклятиями на уровне автоматизма, на расстоянии хотя бы в сажень…

Говорят, наводить порядок надо тогда, когда еще нет смуты. К той комнате, в которую мы, преодолев все препятствия, все-таки вошли, о порядке не стоило даже вспоминать. Ибо момент, когда смуты еще не было, был однозначно упущен, и теперь навести тут порядок было делом чрезвычайной трудоемкости. У нас, магов, трудолюбия, в принципе, хоть отбавляй, но вот только нам лень им пользоваться…

Поэтому вся комната представляла собой среднестатистическую кладовку, куда кое-как впихивают все то, чего вроде и не надо, но выкинуть жалко… Справа громоздились залежи всевозможной брони, слева – завалы оружия, а стена напротив была полностью скрыта горой абы как наваленных знамен, стягов и прочих, видимо, бесценных в историческом смысле простыней.

– Прелесть какая, – скептически хмыкнула я, приподнимая один из таких пылесборников двумя пальцами и брезгливо отбрасывая назад. Вверх взвилось ехидное облачко пыли. – Апчхи!

– Будь здорова, – пожелала чародейка, недовольно оглядываясь по сторонам. – И как мы здесь должны хоть что-то найти?

Я криво усмехнулась:

– Ты просто не знаешь Доена. Чтобы он что-то сделал просто так, по доброте душевной, не дождешься. И даже не потому что злой, ему это попросту неинтересно. А вот сделать широкий жест, да еще вдобавок получить наконец-то убранное хранилище, – это в самый раз! Так что так оно и было задумано, что мы либо брезгливо отвернемся и ничего не станем брать, либо, вздыхая и костеря его на все лады, примемся-таки за уборку, в процессе выбрав себе что-нибудь в качестве награды.

– И мы будем убираться?!!

Я искоса глянула на нее, хитро прищурившись:

– Неужели ты думаешь, что Доен в Храме один был такой умный?..

Власта с любопытством приподняла брови, понимая, что пытка тряпкой и метлой ей уже не грозит.

– И что же мы сделаем?

– Ну… Сначала ты определишься, что же конкретно ты хочешь отсюда взять. Думаю, будет недурно подобрать что-то такое, что помогло бы тебе на завтрашних соревнованиях.

Чародейка согласно кивнула, но тут же нахмурилась:

– А это не будет нечестно по отношению к другим участникам? Тому же Лиридану, например?

– Будет. Но я сейчас помогу тебе выбрать, что ты хочешь, а его приведу сюда, чтоб он тоже что-нибудь себе выбрал… в счет моего гонорара. Так что вы будете на равных. Так что ты хочешь? Меч? Кольчугу? Пояс? Перчатки?

Власта осторожно огляделась вокруг и с сомнением протянула:

– Ну… Пожалуй, кольчугу.

– Чудненько.

Я смело подошла к груде кольчуг, панцирей, курток с заклепками и прочими прелестями защиты рубашечного типа и резко долбанула прямо в центр силовой волной, так бессовестно не оправдавшей наших надежд у ворот. И в этот раз заклинание не подкачало: с жутким грохотом и скрежетом куча разлетелась во все стороны, усеяв пол ровным слоем кольчужного богатства. Я с победной улыбкой на губах обвела получившийся бардак широким щедрым жестом:

– Выбирай! В ассортименте.

Чего только здесь не было! Тоненькие, словно шелковые кружева, кольчуги; полупрозрачные, как шифоновая шаль, плащи; заговоренные куртки, сплошь расшитые дорогим натуральным серебром, узкие длинные перчатки, так плотно облегающие кожу, как будто их и нет на самом деле, высокие шнурованные сапоги с заговоренными каблуками, придающими любой, даже самой заморенной лошади, невиданную прыть. Многие вещи были украшены прищепленными к ним лаконично-издевательскими записочками с пояснением – кто, когда и при каких обстоятельствах достал эту вещь для Гильдии. Например: «Куртка, полностью заговоренная от огневой магии (на дыру сзади, прожженную моим трехступенчатым огневым залпом, смотреть не рекомендуется. Может, она заговорена только от двухступенчатых? Ужасно хотела проверить, но добровольцев, готовых надеть ее и побыть мишенью, увы, не нашла.) – ч. Ринда».

Или:

«Сапоги Быстрого Бега. Позволяют владельцу покрывать невероятные расстояния, не чувствуя усталости (лично я их снял с однокурсника, упавшего без сил на первом кругу утренней пробежки вокруг Храма. Пользуйтесь на здоровье!) – м. Вьянор».

Впрочем, не все было так уж безнадежно: попадались и вполне приличные вещи. Например, неразрубаемые доспехи (я не преминула продемонстрировать их прочность, душевно полоснув мечом, а Власта, не ожидавшая, что я выхвачу его у нее перед носом прямо из воздуха, тихо и мирно посерела, оседая на пол) или незамораживаемый плащ: никакой ледяной магии было его не пробить. После бесконечных примерок, поправок и переругиваний:

– Ты смотри, как она сзади торчит!

– Ничего не торчит!

– Нет, торчит!

– Ну возьми вот эту.

– Ты думаешь, я надену на себя такую орясину?!

Власта выбрала наконец-то себе плащ, морочащий голову противнику: тот видел тебя всегда на шаг дальше, чем ты был на самом деле. Ехидная надпись на нем гласила:

«Плащ Морока. Штука удобная для всего, кроме победных поцелуев после битвы: когда девушка раз за разом промахивается, утыкаясь губами в твое плечо, то скандала потом не избежать…»

– Ничего, без поцелуев обойдемся, – пожала плечами чародейка, довольно оглядывая себя со всех сторон. – Интересно, а самонаводящиеся шэриты он тоже обманывает?

– Сейчас проверим! – беспечно отозвалась я, вскидывая руки, и уже через пять минут с дикими воплями нарезала круги по хранилищу, спасаясь от разгневанной дымящейся чародейки. Плащ схалтурил…

На ночь мы решили остаться в гостях у Доена, а по утреннему холодку прийти на ристалище, где завтра будут проходить третий и четвертый этапы Кубка рыцарей. Ближе к полуночи Власта и Лиридан отправились спать. Точнее, их отправила я, ехидно подметив, что еще час – и завтра кое-кто сонный, как младенец, с позором вылетит из соревнований, не дойдя до финала. Оба тут же приняли выпад на себя и, оскорбленно переглянувшись, разошлись по спальням. А мы с Доеном остались сидеть друг напротив друга рядом с камином и, сонно щурясь на мягкое пламя, прихлебывать из кубков терпкое вино, не дурманящее голову безудержным восторгом, а ласково раздвигающее границы, размывающее контрасты, окутывающее нежной ленью… Я старалась не смотреть на Доена в упор, сильно подозревая, что он увидит не обычные ведьминские, чуть тяжеловатые для обычного человека глаза, а вертикальные кошачьи зрачки, призрачно отражающие незримо колеблющееся пламя.

Доен, прищурившись, посмотрел на меня, по-домашнему уютно подтянувшую колени к груди, и поднял наконец щекотливую тему, которую мы деликатно замалчивали весь день:

– Иньярра, почему ты не в Храме?..

Я глубоко вздохнула, отбросила тяжелую черную прядь со лба и честно ответила:

– Не знаю.

– Что значит «не знаю»?

– То и значит… – Я помолчала, подбирая слова. – Ну не знаю я почему, но мне совершенно не хочется ехать в этот Храм, изображать там из себя йыр знает что, разбираться с кучей проблем местного значения… Просто отвращение вызывает даже одна мысль об этом.

Он внимательно пригляделся к потрескивающим поленьям, изредка выплевывающим вверх маленькие снопы беспокойных искр, быстро потухающих в воздухе.

– Тебе не нравится сам Храм?

– О нет, с ним мы как раз отлично ладим. Особенно если учесть, что он-то меня и прикрывает от толпы разгневанных наставников, мечтающих водворить меня на официальное место и, желательно, приковать цепью потолще, чтоб никуда не делась в очередной раз.

– А что тогда?

Я неуверенно пожала плечами, пригубив вино. Рубиновая капля сорвалась с губ, расплывшись кровавым пятном по плащу.

– Вот йыр, хорошо, что хоть черный – не так заметно…

Он мягко улыбнулся, сразу разгадав мой маневр и не давая уйти от темы:

– Так все-таки?

– Да Хранящие его знают, – тоскливо вздохнула я. – Я не могу принять самого факта, что я – странница, ведьма – должна, обязана идти куда-то в определенное место, вместо того чтобы бродить только там, где мне захочется. Кошки гуляют сами по себе, а если их заставить сидеть на привязи, то добром это не кончится. И потом, я ведь очень тяжелый человек по сути. Я относительно легко схожусь с людьми только потому, что из всей массы подпускаю к себе только тех, кто в данный конкретный момент подходит мне по настроению, состоянию, ощущению… Сам ведь знаешь, как я могла в один день тебя чуть ли не обожать, а на следующий – гнать в шею. Просто потому, что на другой день у меня было другое настроение и мне хотелось плакать, а не смеяться. Дайте каждому того, чего он хочет. Дайте птице – воздуха, дайте волку – луну, дайте дракону – скалы, дайте ведьме – клубок дороги, разбегающейся мириадами развилок. И дайте право выбора, куда свернуть. Иначе она, запутавшаяся на ровных и прямых линиях рутины, попросту погибнет. Не умрет, конечно, но погибнет как ведьма, странница, кошка…

Он слушал молча этот полуночный бред, поглядывая на меня так… Так, как смотрит уже семь лет как замужняя, располневшая, раздобревшая женщина с двумя-тремя детьми на свое старое, хрустально-белое, тоненькое, как березка, свадебное платье, все эти годы бережно хранимое на самом дне сундука завернутым в тонкий батист и холст поверх. Дочке в приданое. Смотрит с какой-то щемящей душу тоской и в то же время пониманием, что эта ностальгическая жалость и грусть не имеют смысла: жизнь – не круг, а река. Полная резких поворотов, порогов и подводных камней, то бросающая в самый водоворот, придавливающая волнами ко дну, то выносящая на светлый пологий берег, такая разная и похожая… И никогда не возвращающаяся туда, где один раз уже была.

– Знаешь, а ты ничуть не изменилась, – наконец-то проговорил он, подавляя в груди вздох и отводя глаза. – Такая же… неприкаянная…

Я усмехнулась одними губами. Потому что внутри смеха и не бывало.

– Я изменилась, Доен. Изменилась так сильно, что даже самой иногда страшно. Никогда не думала, что, не продавая своих идеалов, не разбивая мечты, не уходя со своего пути, можно так измениться. Я отличаюсь от той Иньярры, которую ты раньше знал, так же сильно, как отличаются два внешне абсолютно одинаковых клинка. Только один – человеческий, стальной, а другой – эльфийский, неприметный с виду, но ложащийся в руку так же привычно и естественно, как младенец в колыбель. С серебряным, перевитым заговорами на крови наконечником внутри.

Он горько дернул уголком губ, на лбу залегла морщинка.

– Что ж, а во мне, кажется, и клинка не осталось… Как можно было за какие-то полсотни – чуть больше – лет так опуститься? Знаешь, порой смотрю в зеркало – и хочется зашвырнуть в него чем-нибудь, лишь бы не видеть этой опостылевшей физиономии. Как дурак! Гонорары и пьянки – вот и все мои радости в этой жизни!

Я тяжело вздохнула, не зная, что ответить. Да, он изменился, что и говорить, это я заметила с порога, причем не в лучшую, с моей точки зрения, сторону, но…

…Прочитать чужую книгу – это просто, приятно, познавательно, интересно, да и еще мало ли как. Прочитать и высказать собственное мнение – это хорошо вдвойне, потому что такие действия предусматривают не только проглоченный суррогат информации, но и мысленную работу над ним. Похвально и полезно.

Но советовать автору, что он должен в этой самой книге изменить… Ненавижу. Даже если просит. Даже если хочет и смотрит на меня просящими глазами ребятенка. Какое я имею право черкать и переписывать набело шуршащие утекающим песком клепсидры страницы чужой жизни? Я и со своей-то разобраться не могу…

Но… как объяснить это автору? Как растолковать обиженному творцу, что ты не даешь советов не потому, что тебе безразлична его книга, а потому, что ты просто не имеешь на это права?

А он обижается! Искренне расстраивается, отворачивается к стене, бурчит что-то раздосадованное, скрывает рукопись пару дней, а потом снова бежит к вам за советом и приговором Высшего суда: быть или не быть?

И ты опять не знаешь, что ему сказать.

Почему люди верят, что тот, кто просто спокойно относится к неспешному плетению собственной жизни и способен понять, что гложет хозяина соседней, вот он-то – гений! Последняя инстанция! И бог, и царь, и судия!

Зачем, йыр побери?

У каждого человека в жизни столько развилок, что он ошибается бесконечное количество раз! Так зачем собирать в русло своей жизни еще и чужие ошибки, нелепости и оплошности? Чтобы потом припомнить: «А! Это ты мне вот тогда-то посоветовал! И вот что вышло…» Или просто осуждающе вздохнуть со страдальческим видом: «Нет, мол, я ни в чем тебя не обвиняю, но просто мне сейчас от твоего совета так плохо, так плохо, что хоть на стенку лезь!» Кому от такого может стать легче?!

Лодочнику, послушно переплавившему лодку в другую струю течения и обнаружившему пробоину в днище?

Или шкиперу, задавшему направление?

Да никому…

Доен со стуком отставил свой кубок и несколько раз сильно тряхнул головой:

– Так, ладно, отставить пьяные излияния! Мне есть еще что тебе сказать.

Я лениво приподняла левую бровь в знак того, что я слушаю.

– Тебя уже ищут не только твои эти наставники, но и несколько представителей Гильдии.

– Зачем? – почти испуганно вскинула голову я. – Они же от меня еще тридцать лет назад вроде бы отстали!

– Ха, размечталась! Они отстали от тебя тогда, когда ты была еще просто ведьмой, странницей с довольно упрямым характером. Теперь же ты – третья Хранящая, и заполучить тебя каким-либо образом в союзники для Гильдии – цель номер один. Так что можешь морально готовиться.

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз! – вполголоса выругалась я.

– Как вижу, подготовка уже началась, – иронично усмехнулся маг. – Если что, через пару месяцев Гильдия собирается провести осмотр нового Храма, причем запретить ты им этого не сможешь. Так что я бы все-таки посоветовал тебе вернуться в Храм и хоть как-то успеть разобраться в ситуации за оставшееся время.

Я бессмысленно теребила кончик собственного плаща, потирая другой рукой левый ноющий висок.

– Да, конечно. Спасибо, что предупредил…

Все равно завтра – последний день. И его я выпью до дна, залпом, сразу, как и оставшееся в кубке вино…

Солнце лениво-лениво облизывало первыми несмелыми лучиками покрытую тонким слоем припорошенного льда убегающую вдаль дорогу. Шэра бодро цокала по льду копытами, мало смущаясь резкими поворотами или ухабами, повергавшими обычных коней в состояние скользящего шока. Я, сонно нахохлившись, для проформы сжимала в руке поводья, на деле предоставляя лошадке самой право выбирать, где и как ей бежать, и со смутным утренним любопытством вглядывалась в только-только разгорающийся день.

Лиридан и Власта на моем равнодушно-замученном бессонной ночью фоне смотрелись просто неприлично бодрыми и говорливыми.

– И какую же, интересно, дрянь они нам нынче подсунут? – рассуждала вслух Власта, имея в виду предстоящий третий тур. Насколько я поняла по их рассказам, в нем на то самое нетронутое поле, удивившее меня еще позавчера, выпускают из клетки какое-нибудь чудище: нежить, зверя или кого-нибудь вроде, а ты должен справиться с раздраженным голодом и ревущей вокруг толпой противником за как можно более короткое время.

– Не знаю. – Лиридан с хрустом потянулся, чуть не потеряв равновесие. – Может, упыря, может, вурдалака, может, вообще просто медведя выпустят. Смотря кого они успели отловить.

– Надеюсь, нежить, – мрачно сказала Власта. – Убивать ни в чем не повинного медведя ради всеобщей потехи мне как-то не слишком хочется.

– Я вот что-то не понял: ты себя в элитную стражу города готовишь или в пансион благородных девиц?

– Иди ты… лесом!

Лиридан протянул руку, чтобы потрепать ее за плечо, но слегка промахнулся – и рукав его куртки полоснул чародейку прямо по глазам.

– Ай! Юггр мамрахх продзань! – завопила та, утыкаясь лицом в тыльную часть ладони. – Лиридан, сквирьфь этакая, я ж тебя прибью!!!

Наемник виновато что-то пробурчал, потом решил по мере сил помочь и достал из внутреннего кармана куртки свой носовой платок, протягивая его Власте.

Но на это нечто мы обе уставились с таким выражением лица, что василиски – те бы обзавидовались! Потому что лично мне в душу закралось глубокое подозрение, что этот платок принадлежал еще бывшему хозяину куртки, видимо, снятой с мертвеца, ибо на нем был не только слой грязи, но и пятна крови, причем где-то в правой части зияла неоднозначная рваная дыра…

– Лиридан, ты им что, дорогу вытирал? – ошарашенно выдавила чародейка, от удивления забыв о своем покрасневшем глазе.

Наемник рассмотрел свой щедрый дар поближе, едва заметно покраснел и поспешно спрятал назад, недовольно пробурчав:

– Вот хочешь людям добро сделать, а наслушаешься сплошных гадостей!

Мы с Властой в ответ только залились безумным смехом. Моя сонливость обтрепалась, размахрилась и сверкающей смешливой пылью осела на быстро убегающей под копытами вемили дороге.

Въехав в город, мы на время распрощались: Лиридан с Властой поехали получать причитающееся им обмундирование и инструкции, а я сказала, что мне надо заехать в гнездо, и пообещала непременно быть на площади среди зрителей к началу состязаний. На меня строго зыркнули: смотри, мол! – и отпустили.

В гнездо я действительно зашла: нужно было собрать сумку и настроить талисманы так, чтобы телепортировать можно было мгновенно и без проволочек. Потому что я глубоко подозревала, что, будь у меня хоть три секунды на раздумья и сомнения, – и никуда я не отправлюсь. А так все проще: как в воду с вышки прыгнуть.

«Ты помнишь, Хранящая?» – мягко толкнулось в виски, как только я села на пол и вплотную пододвинула к себе талисманы.

– Помню, конечно. Вот тут поднастроить кое-что решила. А то улечу к йыру на кулички – ищи-свищи меня тогда.

«Не волнуйся. И талисманы оставь. Когда решишь телепортировать – просто подумай об этом».

– А подумать и потом передумать нельзя?

«Можно. Но не стоит. Доверься мне, Хранящая. Знаешь, ты мне слишком необходима, чтобы я позволил тебе не добраться сюда благополучно».

Я задумчиво потерла переносицу и задала давно гнездившийся где-то в подсознании, но никак не приходившийся к теме вопрос:

– Скажи, а что тебе мешает просто прилететь за мной и забрать?

Храм тихонько усмехнулся:

«Не могу. Там, где ты сейчас, господствует Восточный Храм. Да и потом: в любом деле должна быть добрая воля».

– Хорошо. Я приду, жди.

Отодвинув от себя все талисманы, я еще раз проверила, что все на месте, ничего не осталось на полках шкафа, на трюмо или на спинках стульев, поставила сумку в дальний темный угол комнаты и вышла.

В городе царило хрустальное утро. Отражалось смеющимися лучами от витрин, бодрило дома со смело распахнутыми окнами, насмешливо светило прямо в глаз стражнику у ворот. Улицы были почти пустыми, только кое-где из питейных заведений вываливались странные субъекты в очень нетрезвом состоянии, бормотали что-то типа:

– Шутки кончились – начинается лестница! – И отправлялись по домам.

Только в одном трактирчике до сих пор цвела ночная жизнь, разливаясь по полутемной комнате тоскливой мелодией и низким, тягучим голосом:

Сиротою в городе дождливом Встретившись с бесцветностью весны, Распластаться под дождем строптивым, Как душа под гнетом тишины…

Нет, не менестрель, конечно, но песня – странническая, явно переписанная у кого-то из них. Я огляделась по сторонам, прикинула, что время у меня еще есть, и спустилась в трактирчик, попросив себе чашку чая. Сидела, неспешно прихлебывала горьковатый напиток, лениво подпирала голову правой рукой, слушала песню и…

И, разумеется, опоздала к началу этих йыровых состязаний, за что была предана анафеме со стороны Власты и Лиридана, вышедших-таки в финал! Находилась-то эта парочка от меня, хмуро затесавшейся где-то на галерке среди зрителей, довольно далеко, но стоило только Лиридану случайно отыскать меня в толпе, как черты его лица удовлетворенно хищнически обострились, а Власта, услужливо подпихнутая локтем, одарила меня таким взглядом, после которого живут плохо, но недолго…

– Друзья называются! – обиженно проворчала я, отводя глаза. – Уж и опоздать на минуту нельзя!

Герольд между тем назвал имена победителей во втором туре конкурса, поочередно потряс их руками в воздухе и тут же, без околичностей, предложил встать друг напротив друга и поставить точку в этой затянувшейся какофонии. Заклятые друзья противиться и ломаться: «Ой, а я еще не готова!» – «Да, действительно, пусть носик припудрит, а то с ней, такой страшной, даже драться противно!» – «Я щас как дам кому-то мечом промеж глаз!» – не стали.

Они хладнокровно вытащили мечи, раскланялись друг перед другом (зрители тихо кворрели, не понимая, какого йыра эта парочка так ломается, а я давлюсь смехом) и разошлись.

Хлопок вышедшей-таки сегодня к финалу Альвиры возвестил начало боя. Противники начали сходиться. Легко, безо всякой угрозы, словно бы и вообще глядя в другую сторону. Они шли по сужающейся спирали, медленно, очень медленно сближаясь. И вдруг Лиридан резко? хотя и по-кошачьи мягко, скользнул вперед, едва не полоснув Власту по плечу. Та отбила его клинок одним коротким ударом и открыла серию быстрых длинных выпадов, ни один из которых так и не достиг цели.

Противники разошлись на пару шагов с таким независимым и свободным видом, будто это вовсе и не они минуту назад едва не убили друг друга. И все-таки в их движениях мне чудилась какая-то не то чтобы фальшь, но некоторая скованность, ограниченность: они боялись действительно сильно и болезненно ранить друг друга. Остальные зрители этого совершенно не замечали, увлеченные яростным, красивым, профессиональным поединком.

Наемник закрутил Власту несколькими обманными финтами и резким взмахом нанес рубящий удар. Плеснул серый магический плащ – и меч еще только завершал дугу, а чародейка уже оказалась за спиной у противника, и ее клинок, язвительный и подвижный, как жало на хвосте мантихоры, потянулся к шее Лиридана. Тот быстро интуитивно присел, одновременно с разворота пытаясь ударить по ногам, – девушка ушла красивым высоким прыжком в сторону.

Они дрались сильно, жестко, легко и грациозно. Как будто напоказ. Меня никак не покидало ощущение «ставленного боя», когда оба с самого начала знают, каким будет следующий удар или обманный трюк. Впрочем, разумеется, это на деле было совсем не так: просто соперники подобрались сильные и примерно равные. Власта, насколько я могла судить с такого расстояния, вовсю использовала магию для ускорения или удвоения силы ударов; а Лиридан просто был невероятно хорошим бойцом, да еще и с великолепно развитой интуицией: например, он, как и я, видел сквозь обманную ауру плаща Власту именно там, где она стояла, а не там, где ее видели все зеваки и жюри.

Наконец я даже не столько увидела, сколько почувствовала, как Лиридан мысленно сказал самому себе: «Хватит». И при следующем направленном на него длинном, с протяжкой ударе он не отбросил вражеский клинок веерной защитой или коротким блоком и не переместил центр тяжести назад, выполняя простейший уход, а, напротив, быстро шагнул вперед, принимая на себя удар, несильно полоснувший его по ноге. Разрезанная ткань штанов тут же обагрилась кровью, но рана – это я видела даже отсюда – была несерьезной: закроется через день-другой.

– Ты сдурел?! – завопила Власта, с испугом отбрасывая меч в сторону и кидаясь к поднявшему руки в знак поражения наемнику.

– Мои поздравления, леди, – учтиво улыбнулся он в ответ, целуя ее руку. Власта, растерянная, даже не сопротивлялась.

Герольд радостно взревел, выкрикивая имя победительницы, толпа бесновалась, забрасывая опешившую чародейку лентами серпантина, блестяшками конфетти и горстями какой-то ритуальной на этой Ветке крупы. А я вдруг с грустью поняла, что дождаться их возвращения, сказать: «Прощайте», и уйти я просто не смогу. Потому что не уйду.

Значит, остается одно… И, глубоко вздохнув, я усилием воли заставила себя успокоиться, выровняла дыхание – и отчетливо сказала в пустоту:

– Удачи! Благословенны будьте!

И решительно отправила Храму мысленный импульс:

– Начинай!

Воздух передо мной тут же завихрился, расходясь изумрудно-голубыми разводами и образуя что-то вроде акварельного холста, куда мне следовало войти, и не мешкая, потому что сомнения – это самый короткий путь уйти от решения.

Последнее, что я услышала, уже растворяясь в сине-зеленом потоке энергии, это дикий сдвоенный вопль посреди площади:

– Не смей!

И ругань мужика рядом:

– Вот развелось же этих стерв! Куда ни плюнь – ведьма!..

Глава 3 К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР

У всякого терпения есть одно непременное свойство: рано или поздно оно обязательно заканчивается.

Звенящее лезвие уверенно выводило перед лицом восьмерки, неумолимо подписывая билет на тот свет… Длинный, на пол-локтя длиннее моего, клинок спокойно, завораживающе-мягко плясал перед глазами, насмешливо отвлекая внимание серебристыми спиралями и резко нанося удар по невероятной траектории. Плеснула грива черных волос – я легким кошачьим вывертом оказалась у противника за спиной, тут же, пользуясь преимуществом неожиданности, сильно ударила плашмя, и клинок с обиженным звоном отскочил от торопливо подставленного в последний миг меча.

– Неплохо, ведьма, – ровно, легко дыша, словно мы не выписывали кренделя по всему двору вот уже второй час, оценил противник. Его меч плавно завершил дугу вверх-назад и подло ринулся на меня уколом справа, распоров плащ и не сильно, но чувствительно ранив бок. – Но надо лучше!

Быстрый толчок рукоятью довершил свое черное дело – и я, пошатнувшись, упала. Кожу на щеке прочертила кровавая царапина, в голове зашумело: утоптанная в камень площадка двора – не лучшая перина, чтобы грохнуться на нее с размаху. Волосы расплескались по земле, на которой кое-где все еще продолжала проклевываться упрямая травка, недовытоптанная нами. Я устало прикрыла глаза и мысленно послала все к йыру. Больше я сегодня не встану.

– Хватит придуриваться! – резко окликнули сверху. – Поднимайся давай!

– Ага, уже встаю, – упрямо прошептала я, с ненавистью сжимая губы и заставляя непослушное тело подняться на ноги, не обращая внимания на текущую по правому бедру теплую струйку крови.

Зеленые глаза удовлетворенно смерили взглядом поднявшуюся одной силой воли ведьму, железной хваткой обхватившую рукоять серебряного меча. Пальцы побелели от напряжения, к горлу подкатывала тошнота, в левом виске суетливо пульсировала тупая нитевидная боль.

Мечник одобрительно кивнул:

– Неплохо, ведьма. Заговаривай свой бок.

Я, получив разрешение, не стала больше терзать себя и тут же снова упала на землю, болезненно поморщившись. Рана была неглубокой, вскользь. Кое-как сосредоточившись, я быстро отбросила меч, прикрыла разрезанную кожу «лодочками» ладоней и принялась тихонько нараспев нашептывать. Мечник довольно равнодушно взирал на это действо, давно привыкнув к тому, что большую часть травм я заговариваю прямо на месте, не изображая из себя смертельно раненную и не покрываясь ужасающей бледностью.

Бок сильно-сильно защипало, кожа зачесалась до слез, я до скрипа сжала зубы и упрямо дошептала заговор. Рана затянулась, оставив после себя розоватый след – через четверть часа не останется и его – да легкий зуд. Я глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, подобрала меч и встала на чуть дрожащие от усталости ноги.

Мечник спокойно принял боевую стойку, небрежно бросив:

– Слева веерной.

Я едва кивнула, быстро меняя позицию ног и рук, чтобы успеть отразить резкий, язвительный, словно жало скорпиона, удар, обрушившийся сверху. Отразить левой веерной защитой, которая вообще-то рассчитана исключительно на боковые, параллельные земле, удары справа. Клинки яростно вгрызлись друг в друга, проверяя в тысячный, должно быть, раз, что прочнее – сталь или серебро. Прочнее всего – сила воли, не дающая отпустить рукоять клинка, так и рвущегося из пальцев. Противник отвел клинок так же резко и неожиданно, как и нанес удар. Коротко упрекнул:

– Перетянула. Надо было спустить по длине.

Я едва заметно пожала плечами. Может, часа два тому назад я бы еще и смутилась от такой глупой ошибки, но сейчас подозрительный гул в голове не давал размениваться на глупости типа чувства вины. Хотелось упасть и громогласно заявить, что я не встану даже под страхом самой страшной смерти. Впрочем, здесь такой фокус не пройдет. Да я его себе и не позволю.

Теперь удары уже сыпались отовсюду: слева, справа, сверху, выныривали из-под моего же локтя и разъяренной гадюкой норовили вцепиться в плечо. Действительность крошилась на куски, раздробленная бешеной пляской двух яростных, играющих нестерпимыми солнечными бликами клинков, и осыпалась мне на голову, оглушая, ослепляя, заставляя изворачиваться по невероятным траекториям, избегая соприкосновения с вражеским мечом. Я изредка прикрывала веки, спасая глаза от магических искр, высекаемых вцепившимся друг в дружку заговоренным оружием, и заново понимая, что зрение здесь особой роли и не играет: глаз попросту не поспевал за свистящим клинком, так что крутилась и отбивалась я, больше полагаясь на интуицию и ведьминское чутье. Стальной меч взвился в прямом лобовом ударе, а я быстро скользнула под рукой мечника и коротко, несильно полоснула его по предплечью. Вспоротый рукав обагрился кровью, но он даже не вздрогнул, словно и не чувствуя боли. Зато его клинок, равнодушно довершив бесполезный уже, на мой взгляд, замах, предательски сменил направление и размашисто опустился плашмя на мой левый висок… В голове что-то хрупнуло – и под щеку послушно легла земля. С пятого раза она не показалась такой уж жесткой…

– Мелкое ранение не всегда выводит противника из равновесия, так что не рассчитывай на его беспомощность, – донесся ровный голос сверху. Потом мне, кажется, говорили что-то еще, но я уже не слышала. Сознание медленно уплывало из истерзанного тела легкой тоненькой тучкой за горизонт. Невесомое серебристое перышко, медленно истаивающее на синем крепе небосклона, словно снежинка на теплой ладони…

– Иньярра! – Меня сильно тряхнули за плечо, и действительность тут же ударила по глазам болезненно-белым солнечным зайчиком с моего же, лежащего в двух шагах от меня клинка. Ярко-ярко-голубое небо смотрелось как искреннее издевательство над замученной вконец ведьмой. Вечная жизненная дисгармония. Словно ребенок на кухне: пахнет сладким кексом, а есть заставляют суп.

Мечник внимательно посмотрел в мои мутные черные глаза и, подумав, опустился рядом на землю:

– Ладно, третий час пошел – хватит с тебя на сегодня, не то не встанешь. Ты вообще как?

Я равнодушно скосила глаза на его разрезанную куртку, медленно пропитывающуюся кровью. Я никогда не заговаривала ему раны. Предлагала пару раз поначалу, но он неуклонно, хоть и безупречно вежливо, отказывался. Может, не доверял моему врачевательскому искусству, может, не желал уронить авторитет. В знахарском крыле Храма он тоже не появлялся ни разу, но и раны его неизменно затягивались к следующей же тренировке. Каким, интересно, образом?..

– Э-эй! – Мечник резко щелкнул пальцами у меня над ухом. – Ты меня вообще слышишь? Ты как, я спрашиваю?!

Я беззвучно горестно вздохнула, кое-как соскребла себя с земли, приведя тело в более-менее приличное сидячее положение, вдумчиво прислушалась к неясному звону в голове и честно призналась:

– Как паук, у которого семь лап, причем все торчат в разные стороны.

– Шутишь – значит, живая. А большего нам и не надо.

Свое мнение по этому поводу я предпочла оставить при себе. Меня быть просто «живой» устраивало мало. Еще нужно хотя бы добавить «целой» и «незамужней».

Мечник легко поднялся с истоптанной его сапогами и изрытой моими тонкими острыми шпильками земли и протянул мне руку. Которую я гордо проигнорировала, поднимая меч и вставая без посторонней помощи. Обойдусь как-нибудь.

Мечник равнодушно пожал плечами, убирая свой клинок в ножны за спиной и разворачиваясь к Храму. Я дематериализовала собственный, отправляясь следом. А вокруг благоухала весна, разбивая летний зеленый лагерь на ветвях окрестных деревьев и кустов – шли мы по лесу, сплошь покрывавшему всю Ветку. Птицы что-то шутливо насвистывали друг другу, легко перепархивая с одной еловой лапы на другую и то и дело наклоняясь почесать клювом перышки. Солнце упрямо светило прямо в глаза, заставляя щуриться даже меня, давным-давно уже обзаведшуюся вертикальными кошачьими зрачками.

– Ранняя нынче весна, – озвучил мои мысли мечник, тоже с умеренным любопытством оглядывавшийся по сторонам. – Еще три недели назад снег лежал, ты все проваливалась на своих каблуках.

Я пожала плечами. На каблуках я проваливалась и сейчас, но научилась этого не афишировать.

– Вообще-то снег тут лежал уже не три недели назад, а пять как минимум, – машинально заспорила во мне женская натура.

– А разве мы уже пять занимаемся? – удивился он, оборачиваясь.

– Еще бы! Через два дня будет три месяца, – просветила я. – И когда это уже, кстати, кончится?

Он задумчиво почесал подбородок, помолчал и решил:

– Еще с месяц придется. Ты мало что знаешь: ни флюгерных финтов, ни скользящих уходов, ни змеиных выпадов…

– Не поверишь, но, не зная этого, я уже прожила восемьдесят вполне счастливых лет! – не выдержав, съязвила я.

– Это не делает тебе чести, – холодно отрезал мечник, снова разворачиваясь и отправляясь вперед. – И, между прочим, никто тебя не заставляет так над собой издеваться. Занималась бы спокойно по полчаса в день – все равно бы осилила всю эту фисгармонию.

Я брезгливо поморщилась:

– Ага, года через три.

– А что такое три года для ведьмы? Тебе уже восемьдесят – и хоть бы хны.

– Не говори, чего не знаешь.

На мое лицо наползло темное облако дурных воспоминаний. Да, не зря, ох, не зря я не хотела возвращаться в свой Храм!

Потому что в первый же день был созван срочный совет для принятия решения: что со мной делать. И оный постановил, что ведьма я молодая (вот уж не думала до этого, что подобное может служить отрицательной характеристикой!), неопытная, так что поручиться за то, что где-нибудь на Пути меня не сожрет злобная нежить, никто не может. И мне предложили на выбор: либо я всю оставшуюся жизнь ни на шаг не выхожу из Храма вообще, либо прохожу курс самообороны.

– А где тут, собственно, выбор?! – помнится, возмущенно спросила я.

И вот уже третий месяц я истязаю свое тело, ауру и память, тщательно доказывая всем, и самой себе в том числе, что я в состоянии защититься. Как будто мне десяти Храмовых лет мало было! Но Гильдия, а вместе с ней наставники собственного Храма оставались непреклонны.

С одной стороны, четыре месяца занятий в обмен на свободу были еще не такой уж высокой ценой. Но с другой… КАКИХ занятий?!!

Каждое утро у меня начиналось с пятиверстовой пробежки, потом – двухчасовая тренировка на мечах. За следующие два часа мне предлагалось отдохнуть и привести себя в порядок, дабы к трехчасовому сеансу занятий теоретической магией я уже была свежа и бодра, как лес после дождичка летом! Сразу же за ним меня ожидало приятное общество наставника практической магии, обожавшего забрасывать меня смертельными заклятиями или накладывать порчу, не сняв которую за первые три минуты, дальше можно было не беспокоиться… Час отдыха, а вечером – еще одна тренировка по фехтованию!

И так – каждый день. Без отдыха и выходных. Когда я теряла от усталости сознание, меня наставник, в распоряжении которого я находилась в тот момент, равнодушно относил в мою же комнату, а наутро половина учителей Храма начинала уговаривать сменить темпы обучения. Я неизменно отказывалась. Четыре месяца – это еще не смертельно, а вот несколько лет…

Наставников я для себя искала сама: ни один из тех, кто работал в моем Храме, просто по субординации не мог себе позволить так измываться над Хранящей. А те трое, кто согласился со мной работать, обещая необходимый результат через четыре месяца, сразу же поставили условие: они собираются учить не сопливую девчонку, ноющую и жалующуюся по любому поводу, а ведьму. Я только сверкнула черными злыми глазами и многообещающе улыбнулась:

– Не волнуйтесь. Вы будете довольны.

После того как я, охотно проработав над заклятиями три часа подряд, в первый раз молча и беззвучно упала в обморок от перерасхода энергии, наставники поняли, с чем имеют дело, и научились время от времени сами спрашивать, как я себя чувствую. Впрочем, чаще всего получали в ответ безлико-угрюмое: «Жива».

Солнышко припекало все сильнее и сильнее, обещая жаркий цветеньский денек. Я, подумав, скинула с плеч черный плащ и перебросила его через руку. Волосы тут же прилипли к шее, лениво ворошась от набегающего волнами ветерка. Впереди заблистали ярко-золотые главы Храма, украшенные магическим символом: огненный шэрит. Храму приходилось специально из-за меня устраивать стоянку не на пять минут, как это делали его коллеги на Востоке и Западе, а на несколько часов, которые длилась утренняя тренировка. Впрочем, облететь всю «свою» территорию за оставшееся время он успевал легко, так что угрызениями совести я по этому поводу особенно не мучилась. Тем паче, что и стоял-то он по большей части не из-за меня, а из-за мечника. Я могла в любой момент очень ясно представить в мыслях свое гнездо и оказаться в нем. Причем это была не телепортация, которой я боялась до смерти, а что-то качественно иное: ни тебе воронок, ни завихрений силы… А вот у Галирада такой возможности не было. Он не был даже магом по сути.

У ворот Храма топталась печально знакомая высокая, тонкая, словно спичка, фигура. Таррэ – представительница Гильдии, постоянно проживающая в Храме.

Помнится, когда мы с ней встретились в первый раз, я ожидала чего-то авантажно-монументального. Официальный представитель Гильдии как-никак. А завидев же ничем не примечательную, малосимпатичную, изрядно затрепанную жизнью и нервами чародейку, была несколько разочарована.

– У меня для вас неприятная новость! – многообещающе начала она знакомство. – Через несколько месяцев в ваш Храм придет комиссия из Гильдии – проверить соблюдение правил. А они нарушаются!

Я, доставшая было новый, нетронутый, в первый раз в жизни заведенный для презентабельности блокнотик, вздохнула и убрала его назад, решив, что фраза Таррэ недостойна в нем увековечиться. Тем паче что подобные новости из памяти не вылетят, как ты ни старайся, и записывать их куда-то нет смысла.

Дальше шел длинный перечень всевозможных нарушений всевозможных правил, о которых лично я даже не слышала ни разу. Я, устав через пятнадцать минут их выслушивать, предложила Таррэ записать это все на пергамент и принести мне, попутно набросав варианты их решения. Но уже на следующий же день, получив пухлый рулон и обещание принести завтра вторую часть, сильно пожалела о вырвавшихся сдуру словах… К настоящему моменту она уже настолько надоела мне всевозможными придирками, никчемными советами и организаторскими нововведениями, что, едва завидев ее на горизонте, я старалась испариться быстрее, чем пролитый на горячую плиту спирт.

И этот раз исключением, долженствующим быть в каждом правиле, не стал. Я торопливо сунула свой плащ в руки Галираду, попросив оставить его у дежурных, и тут же скрылась в лесных зарослях. Мечник даже удивиться не успел, не то что спросить о чем-то. Думаю, такая резвость на фоне совсем недавнего полного упадка сил показалась ему как минимум подозрительной, но… Пусть думает, что хочет. Встречаться с Таррэ – себе дороже.

Большую часть Вехрады – Ветки, на которую опускался Срединный Храм, – занимал лес. Можно даже сказать, что она была полностью захвачена в ветвистые лапы елей, сосен, осин и прочих представителей флоры. Посреди леса петляли тропинки: от Храма к корчме, от корчмы к Нови – деревеньке неподалеку. О дорогах, разумеется, говорить и не приходилось. Как и большинство новых Веток, эта только-только начинала опасливо расправлять плечи, вливаясь в шумное, говорливое, бойкое Древо. Вехраде еще очень сильно помогли маги: как-никак здесь теперь находился третий их оплот. Так что на эту Ветку в первую очередь старались привезти людей, помочь им обустроиться на новом месте и зажить более-менее привычной жизнью.

Привозить людей на новые Ветки было сложно, но никак иначе их было не заселить. Да и остальное Древо вздыхало поспокойнее, когда мириады существ, постоянно требующих пищи, воды, да еще временами травящих само Древо электричеством или чем-нибудь похуже, наконец-то расселялись по Веткам хотя бы с относительной равномерностью.

Люди покидали насиженные места неохотно, держась за родные стены до последнего. Да и сама перспектива опасного путешествия по морю мало кого радовала. А никак иначе перевезти смертных, не обладающих магической силой, с одной Ветки на другую было нельзя.

Вода – это единственная стихия, которая может обойти любое препятствие: обогнуть, просочиться в малейшую щелку, размыть упорством рушащихся волн. Все Древо окружено водой, лениво облизывающей соленой пеной его Ветки. Впрочем, на море тоже существуют свои магические перемычки – вот их-то маги и расширяют, позволяя пройти кораблям с людьми. Хотя дело это было небезопасное, без несчастных случаев не обходилось, так что не удивительно, что люди не горели желанием отправиться в дальнее, полное опасностей путешествие, чтобы получить у финиша какого-то кота в мешке. Где-то маги действовали уговорами, где-то – силой, где-то народ и сам был рад сбежать от очередного злобствующего на троне деспота. Но, несмотря на это, проблема переселения людей стояла в списках Гильдии на первом месте.

Кроме леса Вехрада могла еще порадовать привычный к однообразию взор гребнем сверкающих снежными вершинами гор, отгораживающих, словно частокол, от остальной части Ветки сверкающее холодноватым серебристо-сизым оттенком море. Именно к нему-то я сейчас и направлялась, уже давно полюбив спокойствие и уединенность берега. Мало кто решился бы пересечь горы ради того, чтобы нарушить покой ведьмы, равнодушно-расслабленно остановившей взгляд на размытой сине-голубой линии горизонта. Впрочем, я, разумеется, тоже не собиралась изображать из себя больную на голову горную козу, жизнерадостно скачущую с горки на горку. Тем более что «горки» там были высотой под две версты. Просто еще месяц назад обнаружила узкую, крутую и основательно заросшую кустарником тропинку, доводящую до берега за четверть часа быстрого ведьминского шага. Не знаю, кто и для чего ее вытоптал, но, судя по состоянию, ею уже так давно никто не пользовался, что, должно быть, и забыли, где она вообще есть. Кое-где тропка пробегала над самым-самым обрывом, так близко, что камешки из-под ног летели прямо в пропасть, где-то приходилось вскарабкиваться на саженные завалы, сдирая в кровь ладони, но разве это может стать препятствием для ведьмы?.. Особенно если ей ТАК все надоели, что она готова сбежать на край света, лишь бы никого не видеть…

Тропинка наконец-то вильнула узким хитрым хвостом в последний раз, обогнула отвесную холодную скалу и выпустила меня на простор обрывистого побережья. Море свинцовой гладью легло перед глазами. Только ветерок слегка морщил ровную поверхность, игриво рябя меленькими волнами. Наверное, в такую погоду плавать под парусом – лучше и не придумать. Даже на вид вода была упругой и скользкой, готовой легко удержать суденышко на поверхности и промчать его по ветру хоть тысячу верст. Но ни кораблей, ни парусников на горизонте, как и всегда, видно не было. Особо ценной рыбы здесь не водилось, берег для высадки не годился, так что я за весь месяц ни разу не видела ни единого корабля.

Позади захлопали крылья, и на мое правое плечо тяжело опустился здоровенный черный ворон, больно вцепившись длинными когтями в кожу.

– Эй, полегче! – вскрикнула я, пошатнувшись. – Меня и так ноги еле держат после этого Галирада. Он бы сам попробовал три часа на шпильках с мечом наперевес проскакать, а потом над ведьмами издевался!..

Ворон сочувствующе каркнул в ухо, чуть ослабляя когтистый захват. Познакомились мы с ним в первый же день моего прибытия в Храм.

Ворон сидел на подоконнике моего нового гнезда и, увидев меня, почему-то сразу принял за свою хозяйку, нагло усевшись на левое плечо и ни под каким видом не желая с него слезать. Я, в общем-то, была и не против: вороны здорово смотрятся как неизменный ведьминский атрибут, но он был далеко не невесомым, так что таскать его целыми сутками на себе как-то не входило в мои планы!

В итоге мы пришли к компромиссу: он не вцепляется в меня когтями и время от времени слезает с плеча, потому что осанка у меня и без того не идеальная, а если мне все время еще и одно и то же плечо оттягивать будут… Потом мне кто-то сказал, что его зовут Велир. Уж не знаю, откуда это известно, но ворон с высоты своей птичьей снисходительности соизволил отзываться, а большего мне и не надо было.

Я, осторожно лавируя между огромными острогранными серыми валунами, пробралась к самой воде, уселась на холодный сырой камень, расшнуровала сапоги, силой мысли забросив их в сумку, и, блаженно прикрыв глаза, опустила босые ступни в обжигающе ледяную воду…

Ходить в конце Цветня в высоких кожаных сапогах – удовольствие значительно ниже среднего, но выбирать особо не приходилось. Если бы я обула туфли на шпильках, то уже не раз и не два бы вывихнула себе лодыжку, прыгая по тренировочной площадке, аки мартышка по веткам. Сапоги же очень-очень плотно обхватывали голень, намертво скрепляя ногу с каблуком, так что он сидел как влитой, не подворачиваясь и не ломаясь в самый ответственный момент. Разве что зловеще высекал порой искры, скользя на камнях…

Водичка мягко набегала на ноги, не обдавая крещенским холодом, но ласково притупляя бесчувственностью ломящую усталость и зализывая жгучее раздражение намозоленной кожи. Шелковистый ветер осторожно обвевал раскрасневшиеся от быстрой ходьбы щеки и шаловливо путался в длинных, то и дело падающих на лицо прядках тяжелых волос. Ярко-зеленые концы шифонового шарфа, который я не успела отдать Галираду вместе с плащом, лениво полоскались в потоках теплого воздуха. Я разомлела на солнышке, словно греющаяся кошка, и откинулась назад, тщетно пытаясь сдержать расплывающуюся по лицу бессмысленно-счастливую, глупую улыбку…

Ворон тревожно каркнул и, глухо захлопав тяжелыми черными крыльями, сорвался с плеча. Я не обратила внимания: все равно вернется. Хоть каркать под самым ухом не будет.

Сзади послышались шаги. Четверо мужчин очень-очень тихо крались, обходя меня и беря в «клещи». Разговоров слышно не было, но действовали они так быстро и слаженно, что сомнений не оставалось: как-то они общаются. По-видимому, знаками. Я мило продолжала разыгрывать из себя ничего не замечающую дурочку, бессмысленно улыбалась в бессовестно голубое небо и шаловливо болтала ногами в волнах, а между делом напряженно разглядывала незваных гостей сквозь тоненькую щелочку между чуть приоткрытыми веками. Тень от длинных подкрашенных ресниц прекрасно скрывала мой маневр, хоть он и был стар, как Древо.

Четыре фигуры: все, как один, одеты в черно-белые плащи до пола, на головы накинуты капюшоны, так что лиц не видно. Но, судя по резкости и размашистости движений, это были именно мужчины. Велир кружил разъяренно над их головами, каркая и накликивая беду. Двое передо мной осторожно, почти беззвучно вытянули из заплечных ножен длинные клинки, а двое позади, судя по звукам, вытащили из-за пазухи сеть. Решили поймать «птичку» живой? Отлично! Я вам устрою это удовольствие!!! Только потом, чур, не жаловаться, словно девчонка, которой продали хомячка, а вымахала из него крыса. Здоровенная, страшная, с красными злобными глазами и длинным жутким голым хвостом.

Мужчина, стоявший впереди и чуть справа, резко взмахнул рукой – и сзади на меня полетела сеть, а спереди набросились двое, сноровисто связавшие по рукам и ногам. Подозрительное спокойствие и полное смирение жертвы их ничуть не смутило – видимо, его списали на шоковое состояние. Впрочем, правый передний (он, кажется, был тут главным) слегка насторожился:

– Эй, а она чего?

– Да ничего, испугалась, – пожал плечами другой, увлеченно опутывая мне лодыжки.

– Точно? – скептически уточнил первый. – Что-то она слегка… неживая.

– Да вы что! – возмутился собеседник. – Только что тут ногами болтала!

И, желая проверить свои слова на практике, он с силой тряхнул меня за плечо. Ха, ха и еще раз хи! За кого меня тут принимают?! За дрессированную собачку?

– Ну так что? – обеспокоенно подскочил первый, тревожно склоняясь надо мной. – Может, у нее инфаркт?

Сейчас! Кворр дождетесь!

Я, подождав, пока меня закончат связывать и опутывать, соизволила-таки открыть один глаз. Левый.

– Ну?

Разбойники ошалели. Я решила закрепить моральный перевес:

– А дальше-то что, многоуважаемые? Развитие событий будет? Я тут уже, между прочим, замерзла на этом камне!!

Кем бы ни были эти четверо, но в себя они пришли до неприличия быстро.

– В лодку ее, – коротко приказал главный, и меня тут же подхватили за руки и за ноги, потащив в неизвестную сторону. Велир надрывался в вороньем крике над нашими головами.

– Тихо ты! – поморщившись, вполголоса одернула я. – Хватит истерику закатывать!

Птица замолчала и, подумав, опустилась мне на грудь, ластясь черными перьями к щеке.

– Брысь! – махнул на ворона рукой один из разбойников, но Велир и не подумал бросать хозяйку в беде, только злобно щелкнув страшным клювом в сторону неосмотрительной руки.

– Прикажи ему уйти, или я его убью! – грозно приказал главный, решительно обнажая меч.

– Только попробуй, – веско обронила я, угрожающе прищуриваясь. Велир согласно захлопал крыльями, описывая круг почета над его головой и возвращаясь на нагретое местечко.

Разбойник смерил меня презрительным взглядом, но проиграл в «гляделки» на первой же минуте. Скептическое ведьминское хмыканье тоже не подняло его авторитета среди команды. Так что пришлось нам дальше сосуществовать в молчаливом воинствующем нейтралитете.

Лодка оказалась небольшой, но юркой, чутко слушающейся малейшего движения весел. Меня кое-как усадили на лавку и предоставили собственным мыслям, изредка одаривая хмурыми взглядами. Я в долгу не оставалась.

Небо небрежными завитками смешивалось с серо-серебристым, отливающим в сирень морем, белые барашки шаловливо цеплялись за весла, размеренно и синхронно погружающиеся в воду. На горизонте, словно намеченный тремя-четырьмя вольными, смелыми масляными мазками, красовался гордый бриг. Ярко-черный парус соседствовал с таким же ярко-белым; на носу корабля, дерзко вскинув самолюбивую голову, всматривалась с неясную даль высеченная из дерева точеная женская фигура с длинными развевающимися волосами.

– Нам туда? – меланхолично спросила я, кивая головой на горизонт.

– Не твое дело! – нарочито грубо отрезал один из похитителей.

Я ласково улыбнулась Велиру, брезгливо чистящему перья у меня на коленях и упрямо делающему вид, что его ничуть не смущает сплошная вода вокруг и утлое суденышко, готовое, казалось, перевернуться в любой момент. И удовлетворенно заключила:

– Значит – туда.

Пирату, обходившему меня вокруг и придирчиво осматривающему, словно купец породистую лошадь, на вид можно было дать лет тридцать. Еще совсем молодое лицо уже прочертили не глубокие, но серьезные, горьковатые морщинки на лбу, выдавая тревожную, полную опасностей и потерь жизнь. Резко выделяясь на смуглой загорелой коже, темно-серые глаза то и дело бросали на меня или по сторонам дерзкие, своевольные взгляды.

Снежно-белая рубашка, стянутая на груди шнуровкой, оттеняла шелковый, прохладный на вид черный плащ, небрежно наброшенный на широкие плечи. На запястьях – наручья с метательными ножами, у бедра – кинжал.

«Словно с обложки фолианта», – мелькнуло где-то на уровне подсознания.

Пират наконец-то завершил свой осмотр и сел на кресло передо мной, пристально уставившись в мои глаза… Серый, с отливом в темно-голубой, глубокий и шутливо-саркастический взгляд тщетно пытался проникнуть в самую суть ведьминской души. Ибо сути ведьминской души на этом свете еще никто не постиг.

Не победил никто. Просто через пять минут мы оба осознали, что хватит пялиться друг на друга, как два встретившихся в пустыне кита, а пора приступать к более цивилизованным и адекватным способам общения.

– Кто ты? – устало проговорил он, откидываясь назад на спинку кресла.

Я чуть пожала плечом, потревожив недовольно заворчавшего ворона.

– Иньярра.

Смоляная бровь иронически взлетела над правым глазом:

– И все?..

– А что еще? – усмехнулась я. – Смотря что интересует: возраст, состояние здоровья, перспективы карьерного роста, профессия или замужем-незамужем… Спрашивайте, уважаемый! Сегодня добрая – отвечу!

Пират раздраженно сдвинул брови:

– Много себе позволяешь, пленница.

– Много, – с готовностью согласилась я.

– Как ты оказалась в заливе? Откуда знаешь про тропу?

Я тяжело вздохнула. Хоть бы сесть предложил, зараза! И без того уставшие ноги после морской болтанки окончательно подкашивались, не желая держать меня в вертикальном положении.

– Гуляла. Шла. Смотрю – тропа. Думаю: «Пойду, посмотрю, что там!» Пошла. Пришла. Села на камень. Закрыла глаза. Дальнейшее развитие событий уже шло без моего непосредственного участия. Еще что-нибудь вам объяснить?

Пират недовольно посмотрел на меня, словно прикидывая, стоит ему простить еще одну мою шпильку или чашу терпения можно считать переполненной. А потом вдруг прищурился, криво усмехнувшись:

– Эй, там! Развязать ее!

Загремела позади дверь, кто-то подошел ко мне со спины и ножом разрезал веревки на запястьях. Ноги мне освободили еще в лодке, придя к логичному выводу, что это проще, чем таскать меня, увы, не бесплотную, на руках. Я поблагодарила пирата молчаливым кивком и принялась осторожно разминать онемевшие кисти. Хранящие его знает, когда придется колдовать, а с негнущимися пальцами мои шансы на успех стремятся к позорному нулю и уходят в дурную бесконечность. В ладони вонзились мириады ядовитых ледяных иголок.

– Садись! – Пират кивнул на один из подвешенных к потолку гамаков.

Я, мысленно поблагодарив себя за то, что утром надела брюки, а не юбку, уютно угнездилась в гамаке, подтянув колени к груди. Пират помолчал несколько минут, словно ожидая вопросов от меня, но не дождался и заговорил:

– Ты ничего не хочешь спросить?

Я ехидно улыбнулась, покачав головой. Волосы расстелились по плечам.

– Нет, не хочу. А ты хочешь мне что-то сказать?

Он независимо пожал плечами:

– Нет, не хочу. Но неужели в тебе молчит вечное женское любопытство? Обычно пленницы попросту забрасывали меня истеричными вопросами…

– У вас тут что, целый гарем, что ли? – скептически фыркнула я. Пират оскорбленно сверкнул глазами. – А насчет любопытства… Как тебя зовут?

– Фрель, – от неожиданности ответил он, но тут же досадливо поджал губы, чтобы не выболтать еще что-нибудь.

– Очень приятно, – флегматично отозвалась я, рассеянно оглядывая комнату, куда меня привели, как только лодчонка достигла корабля.

Кресло, на котором сидел мой пират, явно было прибито гвоздями к доскам, вокруг висело несколько гамаков, один из которых занимала я, да по периметру стен кто-то прибил доски так, что их можно было использовать как столы. Гамак тихонько покачивался, мягкий плеск волн за кормой ласково напевал какой-то ненавязчивый мотивчик, и глаза закрывались против воли, послав пиратов и иже с ними куда подальше…

– М-да, ну и экземпляр нам сегодня попался, – покачал головой Фрель. – Что-то мне это не нравится!

– Не нравится – нечего было меня сюда тащить, – недовольно пробурчала я, лениво открывая глаза. – Я никого, между прочим, с мечом у горла не заставляла!

Глаза пирата смешливо сверкнули. Ему явно нравились эти мои опасные, на грани приличия фразочки.

– И что ты думаешь делать дальше? – с любопытством глянул он.

Я пожала плечами:

– Интересного мало. Все банально и прозаично до одури. Через час у меня занятия, так что, боюсь, вам недолго осталось наслаждаться моим милым обществом.

Фрель опустил на меня разом потемневший, тяжелый взгляд и веско напомнил:

– Ты – пленница.

– И что? Мое социальное положение, по-видимому, оставляет желать лучшего? – иронично хмыкнула я.

– И еще как, – медленно отозвался пират. – Судьба таких, как ты, обычно грустна и незавидна до крайности. Сначала с ними развлекаюсь я, потом – команда, а в конце концов – попросту выбрасываем за борт на съедение.

Фрель внимательно вглядывался в мое лицо, ожидая, по-видимому, приметить первые признаки ужаса, брезгливости, отвращения… И ехидная улыбка, в которой искривились мои губы, мало оправдала его ожидания.

– Прелестно, – язвительно протянула я, скептически вздергивая левую бровь. – А с учетом того, что в этом море ничего крупнее камбалы отродясь не водилось – просто великолепно! Уточни, пожалуйста, кто кого должен есть?!

– Для обычной пленницы ты слишком языкастая.

– Для обычного пирата ты слишком много со мной церемонишься. И вообще – я на твой корабль не рвалась. Сам подписался – сам и мучайся.

– Слишком много церемонюсь? Отлично!

Он одним быстрым, резким движением оказался рядом и, запрокинув мне голову, впился в губы поцелуем.

Оригинальная реакция, не правда ли?! Но подобные действия были наказуемы, и еще как наказуемы! Один несильный, но весьма болезненный электрический разряд отбросил пирата на пять шагов назад, так что тот едва удержался на ногах:

– Что за…

– Никогда. – Холодно, выбрасывая каждое слово как отдельную колкую льдинку, проговорила я. – НИ-КОГ-ДА не пытайся взять что-то у меня силой. Попроси. Заслужи. Выиграй. Но не бери просто так, «по праву сильного»! Никогда!

Пират ошарашенно глядел на меня, не решаясь теперь сделать и лишнего шага.

За дверью послышался тяжелый гулкий грохот сапог по деревянной палубе – и дверь с громыханьем раскрылась, впустив запыхавшегося пирата в черно-белом, как и все прочие на корабле, плаще.

– Капитан!

– Да, – негромко отозвался Фрель, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Там пришла «Веста» – точнее, то, что от нее осталось. Она наткнулась на патрульных – половина экипажа перебита, корабль в преотвратном состоянии, еле довели досюда. Несколько раненых и умирающих. Что нам делать?!!

Лицо Фреля резко помрачнело и даже как-то постарело:

– Сколько убитых?

– Не знаю, мы не считали. Около дюжины. Раненых – человек шесть.

– Корабль примкнул к нам?

– Конечно! Точнехонько, борт о борт!

Не дожидаясь продолжения, я соскочила с гамака, по-кошачьи ловко просочилась мимо пирата в дверях и бросилась на палубу. Рядом с нашим кораблем и вправду стояло еще одно судно. Но как оно все еще держалось на воде, я вообще не понимала: паруса были сбиты, в днище зияли три огромные пробоины, корма тоже заметно пострадала в схватке, зачерпывая воду завалившимся боком. Пираты уже соорудили что-то типа мостика, по которому медленно переходили на целый корабль те, кто еще мог передвигаться самостоятельно.

На плечо с силой опустилась тяжелая рука и одним резким нервным рывком развернула меня. Фрель стоял рядом, так рядом, что, не отшатнись я от неожиданности – и мы бы соприкоснулись телами. В серых глазах полыхали бессильный гнев и отчаяние.

– Уйди! Иди куда хочешь! Если не можешь уйти сама – вернись в каюту, и мы потом отвезем тебя на берег! Только уйди с моих глаз сейчас! Не мешай!

Я жестко сжала губы, напряженно щуря глаза.

– А лечить тех шестерых ты будешь сам? Или какой-нибудь незадачливый лекарь, вынужденный работать с пиратами, ибо нигде больше его на работу не брали за профнепригодность?! – Я сильно тряхнула его за плечи. – Возьми себя в руки, Фрель! Это ты не должен мне мешать!

В глазах пирата гнев медленно уступал место недоверию. Я, осознав, что это поле битвы осталось за мной, быстро развернулась к тонущему кораблю – и вовремя. Пираты как раз примерялись, как бы им половчее перенести раненых.

– Стойте! Нельзя их трогать!

Пираты недовольно выругались, послав меня куда подальше, и продолжали заниматься своими делами. Но тут над палубой раскатился резкий, повелительный окрик:

– Отойти от раненых! Не перечить девушке!

Команда испуганно замерла, словно над головами людей в небе грянул гром.

Не размениваясь даже на благодарности, я птицей пролетела по мостику и подсела к раненым. Фрель оказался рядом через мгновение.

– У вас бинты есть? – коротко, не тратя сил и времени на разговоры, бросила я.

Фрель кивнул одному из пиратов – и передо мной тут же оказалась горка чистых бинтов. Пальцы быстро, почти что машинально плели обезболивающую сетку на груди умирающего, пока Фрель рылся в моей наспех материализованной сумке в поисках нужных настоек.

– Там темный такой маленький бутылек, пахнет отвратительно, – подсказывала я сквозь зубы, стараясь не спутать канву заговора. Умирающий блаженно прикрыл глаза, наконец-то получив избавление от изматывающей, рвущей на части тело и волю боли. Ловко плеснув на его рану дымящейся жидкостью из бутылька, я легко сомкнула края тяжелейшей рваной раны и «спаяла», словно прореху на своем плаще.

– Переносите, но очень осторожно.

Фрель кивнул двум пиратам, тут же аккуратно подхватившим пострадавшего на руки и понесшим на корабль.

Вода, несмотря даже на короткие, но емкие распоряжения Фреля и все искренние старания команды, затопляла «Весту» быстро – быстрее, чем я рассчитывала. Приходилось работать на грани скорости, молясь только о том, что меня достаточно хорошо натаскали в Храме, чтобы я не спутала ни одного слова, ударения и жеста. Ибо от них сейчас зависели жизни.

Прошло всего двадцать минут, а казалось, что я уже целую вечность кружусь среди стонущих людей, которым так нужна моя помощь. Нужна сейчас, сию секунду, а не через четверть часа, когда от нее уже не будет никакого толку.

– Эх, Таю бы сюда, – себе под нос пробормотала я, с трудом отходя от последнего вылеченного пирата и удовлетворенно наблюдая, как его уносят на корабль. – Она бы мной гордилась.

– Ты идешь?! – тряхнул меня за плечо Фрель. – Корабль затонет через минуту-другую, так что поторопись!

– Ага…

А перед глазами все уже плыло, отправляясь в дальние чудные страны…

– Какого йыра она вообще на «Весту» кинулась?! – размеренно, довольно равнодушно фыркнул кто-то над ухом. – Квартанка какая-то!

«Мило!» – проскользнуло в голове.

Я приходила в себя медленно, толчками, с порциями ритмично выбрасываемой сердцем крови. Первым вернулся слух, и его тут же принялись услаждать два незнакомых мужика, перемывающих мне кости.

– Ты мне лучше объясни, какого йыра он с ней так носится?!

– А я знаю? Его вообще кто-нибудь на этом корабле знает?

Сознание медленно расползалось по телу, возвращая мне не только слух, но и осязание.

Я осторожно повращала кистями, проверяя, не связаны ли руки. Нет, до такой крайности дело пока еще не дошло. Зато мои шевеления не укрылись от глаз сидящих.

– Глянь, в себя приходит.

– Точно. Надо пойти капитану сказать, а то получим потом перца!

Две пары сапог прогрохотали по дощатому полу, с силой бабахнула дверь. Я медленно провела ладонью по правому боку, придя к выводу, что одета все в свою же хлопковую зеленоватую рубашку и лежу на чьей-то мягкой, застеленной свежим бельем постели.

Дверь едва-едва слышно раскрылась, по полу прошуршали три осторожных, мягких шага. На лицо упала тень склонившегося надо мной пирата.

– Иньярра?

– С утра была ею…

Я с неохотой разлепила веки и тут же наткнулась на настороженно-вопросительный серый взгляд. Фрель уже успел снять свой плащ, оставшись в одной белой рубашке. Кинжал у пояса неясно бряцал при ходьбе.

– Ты как? – осторожно спросил он, внимательно заглядывая мне в глаза.

– Не знаю, – пожала плечами я. – Сейчас проверим.

И долю секунды спустя я с зажженным в руке шэритом уже стояла у него за плечом, переметнувшись мгновенно, словно рыжий лисий хвост. Пират вздрогнул и резко развернулся. Я, неспешно гася шэрит, задумчиво проговорила:

– Знаешь, не так плохо, как могло бы быть.

Голова не болела, тело слушалось беспрекословно, аура успела восстановиться более чем на половину. Нет, определенно, занятия теоретической магией пошли мне на пользу. Отдельное спасибо векторной постоянной энергосохранения.

Фрель философски усмехнулся, пораженно покачав головой, и сел на столь эффектно покинутую мной постель. Судя по привычно закинутым на спинку ногам – его же собственную.

– Как раненые? – спросила я, осторожно подсаживаясь рядом. Пират оценивающе окинул взглядом пядь свободного пространства между нами, но отодвигаться еще дальше не стал.

– Живы и почти здоровы, – откликнулся он и, помолчав, словно с усилием добавил: – Благодаря тебе. Спасибо.

– Из спасибо шэрит не сляпаешь, – машинально отшутилась я и, ощутив, что мне чего-то сильно не хватает, заоглядывалась по сторонам.

Каюта небольшая, без окон, однако подозрительно чистая и уютная, разве что на столе в беспорядке навалены всевозможные карты и свитки. Хотя, если вспомнить, что у меня самой на столе – а точнее, на заменяющем его подоконнике – делается… Там напрочь перемешаны конспекты, зелья, стрелы, меч валяется, а сверху сидит черный ворон и гнусаво каркает. Кстати, о вороне…

– Фрель, а где Велир?

– Велир? – непонимающе нахмурился он, но тут же спохватился: – А, это ворон? Он на палубе. Полетал над тобой кругами почета, убедился, что убивать тебя никто не собирается, – и уселся на плечо нашей Лирте. Слетать не желает ни под каким видом.

– А кто такая Лирта? – ревниво поинтересовалась я. До этого Велир демонстрировал похвальное равнодушие ко всем особам слабого пола, за исключением меня. И меня этот факт более чем устраивал!

Пират пожал плечами, словно речь шла о чем-то общеизвестном.

– Покровительница всех флибустьеров. У нас ее фигура на носу стоит и по ее же имени бриг называется.

– А-а-а, – облегченно выдохнула я. – А поближе на нее взглянуть можно?

– Конечно. – И Фрель легко поднялся с постели, распахнув передо мной дверь каюты. – Прошу!

На палубе мне в лицо жизнерадостно ударил разгулявшийся ветерок. Раненых, видимо, разместили в каютах или еще где-то, но в пределах моего видения их не было. Дали прояснились, и далеко до горизонта, покуда хватало взгляда, везде расстилалась ярко бликующая солнечными зайчиками морская гладь. «Веста» уже затонула, не оставив после себя никаких следов, так что, если бы не дурные воспоминания, денек мог бы быть просто великолепным.

Велир и вправду сидел на плече женской деревянной фигуры, но, завидев хозяйку, тут же сорвался с насеста, променяв его на мое собственное плечо. Шифоновый шарфик жалобно заскрипел под вороновыми когтями. Солнце, еще не докатившееся и до середины небосклона, говорило о том, что утро в самом разгаре. Странно…

– Фрель? А я долго была без сознания?

Пират подошел и оперся рядом о корму, тоже вглядываясь куда-то в даль.

– Нет. Минут десять-пятнадцать. Вряд ли больше.

Я напряженно прищурилась, быстро просчитывая в мыслях варианты дальнейшего развития событий сегодня. Вот за это и не люблю быть привязанной к чему-то: только и делай, что считай собственное время, вместо того чтобы равнодушно махнуть на все рукой и по-страннически нахально рассмеяться над ворохом человеческих условностей.

– Значит, я еще все успею, – пробормотала я себе под нос, с тяжелым вздохом вспоминая о море предстоящих дел.

Фрель добродушно усмехнулся:

– И что теперь?

Я резко тряхнула волосами, приводя себя в рабочее состояние, и трезво посмотрела на него:

– Теперь? А теперь я, пожалуй, воспользуюсь твоим любезным разрешением покинуть этот бриг и отправлюсь по своим делам.

Усмешка на лице пирата растянулась еще шире:

– Покинуть этот корабль? Каким, интересно, образом?

Вместо ответа я отыскала взглядом свою брошенную на палубе сумку, дематериализовала ее щелчком пальцев, коротко попрощалась:

– Удачи! – И закрыла глаза, мысленно взывая к Храму.

Кажется, он что-то сказал в ответ, но я уже не слышала, в мгновение ока оказавшись в собственной комнате…

Неприятности неизменно выскакивают из-за угла. Сигают, словно разъяренная кошка, тебе на плечи, цепляются надоедливой репейной плетью за рукав или вгрызаются в новый сапог отчаянно трусящим Бобиком. Таррэ, которая, в сущности, и была одной огромной ходячей неприятностью, вела себя в точности так же, и когда она в очередной раз внезапно выскочила из-за угла, моему далеко разнесшемуся по гулким коридорам воплю: «Изыди, нечисть!!!» – позавидовала бы и идущая на посадку с потусторонним подвыванием гарпия.

– Нечисть?! Где? – тут же вскинулась чародейка.

– Нигде, – перекосившись, как студентка на экзамене, проворчала я. – Умерла от вашего внезапного появления и умчалась выбивать себе вид на жительство на том свете. Больше она вас не побеспокоит, не переживайте.

– Не смешно! – с достоинством ответствовала Таррэ.

Я равнодушно пожала плечами и предприняла заранее обреченную на провал попытку прощемиться по стеночке мимо чародейки, но была тут же уличена и поймана железной хваткой за рукав.

– У меня для вас неприятная новость!

– Кто бы сомневался, – пробурчала я себе под нос. Достаточно громко, чтобы она услышала, и достаточно тихо, чтобы подумала, что для ее ушей это вообще-то не предназначалось. Таррэ смерила меня очень недовольным взглядом, но от комментариев воздержалась, размеренно продолжая:

– Вы знаете, что через три дня приезжает проверяющая комиссия из Гильдии?

Через ТРИ дня?! Я коротко, но емко выругалась в мыслях и, подумав, решила:

– Теперь знаю!

– Что значит «теперь»?! – взбеленилась общественная активистка. – Я вам об этом уже третий месяц говорю, а вы не слушаете…

Вся лекция была рассчитана на четверть часа, но, увы, у меня в запасе этой четверти не было, так что пришлось позорно спасаться бегством прямо по коридору. Толкнувшись в нужную дверь и тут же захлопнув ее за спиной, я мысленно возблагодарила Галирада за изматывающие утренние пробежки, ибо тяжелое дыхание Таррэ слышалось еще только за поворотом…

– Ну здравствуй, ведьма, – улыбнулся маг за учительским столом. – Опаздываешь…

– Извините, – выдохнула я, торопливо присаживаясь напротив.

– Ничего-ничего, – рассеянно отозвался он, неспешно перерывая кипу свитков на столе. – Это нам, старикам, уже некуда спешить, а молодые вечно за день на обоих концах Древа побывать успевают…

Слышать подобные речи из уст сорокалетнего на вид мага было бы очень странно, не знай я, что на деле ему под триста. Но научные исследования в области теоретической магии не проходят даром, и в искусстве продления жизни и сокрытия истинного возраста Винрагеру не было равных.

Маг завел речь о теме прошлого занятия, намереваясь неспешно подвести ее под сегодняшнюю, а я тоскливым взглядом уставилась в окно. Там, далеко внизу, вовсю буянила весна. Деревья кокетливо встряхивали нежно-салатовыми, только-только покрывшимися бахромой листьев веточками, звери торопливо долинивали, оставляя повсюду клоки зимней свалявшейся шерсти, все вытаивало, цвело и смердело. Единственным же украшением моего окна мог служить едко-зеленый плющ, от которого я меланхолично и последовательно отрывала листики.

– Иньярра! Где ты витаешь? – удивленно тряхнул меня за плечо магистр. – Так что ты думаешь по этому поводу?

Позорно спрашивать «какому?» стала бы только семикурсница. Мне же моя голова в последнее время стала напоминать некий механизм, который, в случае необходимости, можно было переключить только на одну линию приема, заблокировав на кворр все остальные. Что я тотчас и сделала, мгновенно возродив в памяти последнюю фразу Винрагера: «Получается, что одной силой воли мы можем заставить свое тело быть таким, каким захотим. Значит, первична воля, а не тело, не так ли?»

– Не всегда! – тут же заспорила я. – Ведь если вспомнить, то ни одного определения жизни не существует без привязки к материальной оболочке. И, какой бы волей человек ни обладал, если тело состарилось или заболело, то ему уже будет не до своей гениальной миссии в этом мире! Так или иначе, но наша жизнь слишком сильно зависит от организма, чтобы сбрасывать его со счетов.

Маг заспорил было, но очень быстро сдался. Помолчал немного, а потом задумчиво пробормотал:

– Знаешь, мне порой кажется, что ты ставишь всей целью своего обучения посадить в лужу учителя!

Я ответила ему нежной улыбкой вьютры перед свежим трупом и послушно с головой окунулась в «сладостный» мир энергий, векторов, констант и тому подобной дряни…

Еле дотянув до долгожданного окончания вечерней (но затянувшейся в силу энтузиазма энных личностей на половину ночи) тренировки, я устало плюхнулась на землю, жестом показав Галираду, что поднимать мое хладное тело и тащить в Храм нет надобности: вот посижу чуток, помедитирую на холодное черное небо – да, глядишь, и сама встану.

– Ладно, заканчиваем на сегодня. А то, гляжу, тебя уже ноги не держат, – проницательно заметил мечник и строго добавил: – А сейчас – иди спать.

– Ага, – машинально согласилась я, бессмысленно пытаясь поплотнее запахнуться в плащ, хотя и без того было жарко.

– Не «ага», Иньярра! – одернул Галирад. – Спать, а не как всегда!

– Ага, – уже с усталой улыбкой на губах повторила я. – Доброй ночи.

Мечник еще раз внимательно на меня посмотрел, прикидывая, сумею ли я вообще сегодня подняться с этой земли, задумчиво хмыкнул и коротко кивнул головой на прощание, беззвучно разворачиваясь и уходя в ночь.

Звезды стеклянно белели между рваными клочьями рыжеватых облаков, от леса, стоявшего темной стеной в десяти локтях левее, интуитивно веяло сыростью и теплом.

Над головой захлопали черные крылья, и Велир привычно опустился на плечо. Я с хитрой усмешкой повернула голову и заглянула в зеленые, вопреки всякой логике, птичьи глаза:

– Ну что, Велир, снова бесстыже нарушаем все существующие и половину несуществующих заповедей?..

Ворон стыдливо спрятал голову под крыло и ехидно раскаркался.

– Значит, единогласно, – задумчиво заключила я, поднимаясь с холодеющей земли.

Шумная корчма после половины версты темного, призрачно-зыбкого леса, обнимающего со всех сторон зловещими ветвистыми тенями, казалась уже единственным оплотом дерзкого света и хохота в этом мире. Я, облегченно выдохнув (ибо вторую часть пути шла уже чисто интуитивно, уверенная в том, что напрочь заблудилась) и зябко передернув плечами – весенние ночи бодрили, – торопливо толкнула дубовую дверь. Над головой тонко тренькнул колокольчик, но на него никто и не обратил внимания, ибо разобрать что-либо во всем этом шуме, гаме и пьяных воплях было довольно сложно.

Велир злобно щелкнул клювом, попав в чью-то наглую руку, по неведомой причине решившую, что меня можно бесцеремонно хватать за плечи. Я тут же развернулась и добавила уже от себя лично, резко выбросив пальцы в ударной Рюргена. Нахал тотчас загнулся, скрючившись пополам и по инерции откатившись на несколько шагов назад. Инцидент особого внимания не привлек: половина студентов Храма большую часть свободного времени проводили именно в «Волчьем стоне», распуская пьяные сопли на тему «как плохо жить» и требуя, чтобы их пожалели. И неизменно находились добросердечные личности, действительно готовые пожалеть жертву собственной бесхарактерности.

Я подошла к стойке, деловито просмотрела меню, заказала себе кубок красного вина и кусок хорошо прожаренного мяса и ленивым взглядом окинула зал. Шумная компания студентов угнездилась в углу, наверняка без спроса сдвинув сразу три стола, посредине комнаты на спор танцевал стриптиз какой-то парень, причем его «мощные» бицепсы лично меня ни на что не вдохновили. У темного, распахнутого настежь, но не спасающего от духоты окна, свободно откинувшись на спинку стула и забросив ноги на соседний, восседал Фрель, поймавший мой рассеянный взгляд и тут же кивнувший на свободное место рядом.

Я пожала плечами, поняла, что других незанятых мест в корчме нет, и решила, что от меня не убудет.

– Ночь добрая, – с хищной улыбкой на губах поздоровалась я, непринужденно усаживаясь рядом с пиратом.

– Добрая, – усмехнулся он. – А ты, я вижу, спать по ночам привычки не имеешь?

– Что ты! – возмутилась я. – Я с воспаленными, красными от бессонницы глазами летаю над Новью и злорадно вою, прикидывая, кого бы мне загрызть в этот раз!

– Я так и понял, – с такой непроницаемо серьезной физиономией подтвердил Фрель, что я, не выдержав, рассмеялась. Пират довольно, словно пригревшийся волк, прищурился и как-то искоса на меня глянул: – Эх, и кто ж ты все-таки такая, а?

…По-моему, мы сегодня это уже проходили…

– Инь-яр-ра, – медленно, почти по слогам ответила я и, хитро прищурившись, доверительно сообщила: – Знаешь, повторение одного и того же действия с ожиданием иного результата – первый признак ненормальности.

– А какой нормальный пират пошел бы ночью в корчму, где до кворра и больше ненавидящих его людей? – не растерявшись, парировал он.

– Зачтено, – кивнула я. – Еще острословие предвидится?

– Сколько угодно! – обнадежил меня Фрель и задумчиво продолжил: – Значит, чародейка…

– Ведьма, – привычно скривившись, поправила я.

– Ну ведьма, – согласился пират, явно не видя особой разницы. Я в объяснители набиваться не стала. – А живешь ты, по-видимому, в Храме?

– По-видимому, в Храме, – язвительно предположила я, с удовлетворением отметив, что корчмарь пробирается сквозь толпу ко мне с подносом. На оном вольготно распластался шикарный кусок хорошо прожаренного мяса, оплетенная бутыль с багровым вином и резной кубок.

– Так ты студентка? – докапывался пират, злорадно следя, как я даже не знаю, с какой стороны мне подступиться к мясу. Ситуация из разряда «в какой руке джентльмен должен держать вилку, если в левой у него котлета?». Впрочем, уж лучше так, ибо, когда есть нечего, то все равно, в какой руке вилка и нож.

– А что, похоже? – иронично отозвалась я, кивая головой в сторону студентов, уже давно руководствующихся мантрой «если вы можете лежать, ни за что не держась, то не так уж вы и пьяны!».

– Не очень, – согласился пират. – А что ж ты тогда в Храме делаешь?

Я честно задумалась и с отвращением объяснила сквозь первый сочный кусок мяса:

– Гублю лучшие годы жизни!

Фрель честно попытался скрыть смех за кашлем, но не преуспел. И, решив переменить тему, поднял свой фужер с ликером:

– Что ж, твое здоровье!

Я скептически скривилась, но вино все же пригубила и тут же с совсем уж перекошенной физиономией отставила кубок куда подальше, зарекшись брать его еще раз.

– Ты чего? – удивился Фрель, без смущения стаскивая с моей тарелки кусочек мяса и невозмутимо кладя себе в рот. – В вине – истина!

– В вине – истина, – согласилась я. – В пиве – сила. В воде – микробы. Кому что больше нравится. Просто настолько паленого вина я ни разу в своей жизни не пила!

Пират слегка нахмурился, протянул руку за моим кубком, слегка поболтал, подозрительно принюхался и, осторожно сделав маленький глоток, сразу же сплюнул дивный напиток в салфетку.

– Дрянь какая!..

– А я так и сказала, – флегматично отозвалась я, почти физически ощущая, как давит на плечи усталость и желание завалиться в кровать.

Флибустьер недовольно заоглядывался по сторонам, явно собираясь высказать корчмарю все, что он думает о его гостеприимном заведении в общем и об этом вине в частности, причем в глубоко нецензурной форме, но я успокаивающе положила руку ему на плечо:

– Брось. Глупо было надеяться, что за дюжину сантэров мне предложат что-то стоящее.

Пират только усмехнулся:

– Приходи к нам – угостим настоящим вином. Ручаюсь, ты такого ни разу в жизни не пила!

Лично я в этом сильно сомневалась, ибо чего только за свои восемьдесят лет в этой жизни не перепробовала и чем только не перетравилась. Но разочаровывать Фреля не стала, только иронично прищурившись в ответ:

– Значит, приглашаешь?..

Он серьезно кивнул:

– Приглашаю. Только не завтра, а дня через три. Приходи на побережье – отправлю кого-нибудь за тобой.

– А почему только через три?

– Дело есть, – отрезал пират, и я поняла, что больше никаких объяснений не получу. Впрочем, Фрель и сам почувствовал, что ответил резче, чем хотел, и постарался смягчить впечатление: – Так ты придешь?

Я пожала плечами. В принципе планов особых не было, но соглашаться вот так сразу было неинтересно.

– Посмотрим.

…В Храм я попала только на рассвете и завалилась спать прямо в одежде, с ужасом предвкушая пробежку через полтора часа…

Взяв в руки камень, обезьяна, мстительно хихикая, повесила его на шею всему будущему человечеству. Впрочем, лично я избытком трудолюбия никогда не страдала, успешно подменяя его талантом или умением сваливать совсем уж противную работу на кого-нибудь еще. Вот и сейчас, вместо того чтобы в поте лица зубрить длиннющий свиток заклятий, пройденных вчера с магистром Винрагером, я вольготно развалилась на кровати, расплескав по зеленоватому шелковому покрывалу гриву черных волос.

– Эх, Велир, ну кому будет легче, если надо мной станут измываться не только наставники на этих йыровых тренировках и пробежках, но и я сама в порыве нездорового мазохизма?! – нудно провыла я на одной ноте.

Ворон, лениво прикрывший глаза, молчаливо соглашался, что никому, так что хватит отвлекать его своими сопливыми стенаниями, призванными заглушить вяло вякающую на задворках сознания совесть. На тренировках или пробежках его со мной никогда не бывает: видимо, боится – и небезосновательно! – случайно получить мечом по шее. Боюсь, для него это вряд ли пройдет так же неприятно, но все же не смертельно, как для меня или Галирада.

Дверь после короткого, но душевного стука распахнулась, и на пороге материализовались ведьмы.

– Как ты вот так спокойно тут лежишь?!! – с места в карьер кинулась ругаться Ильянта, влетая в комнату и предпринимая не увенчавшуюся успехом попытку скинуть меня с кровати (подозреваю – чтобы улечься на нее самой!).

– Лежу, – «вот так спокойно» ответила я. – А что? Девяносто процентов людей вокруг ленивы не менее моего, а остальные попросту врут, что не ленивы!

Тая насмешливо хмыкнула и, подойдя, неспешно растянулась рядом, подвинув мое тело и отобрав половину кровати. Мои ответные пихания ни к чему не привели, так что пришлось довольствоваться тем, что осталось.

Ильянта недобро прищурилась, разворачиваясь лицом ко мне:

– Ты вообще в курсе, что через два дня приезжает комиссия из Гильдии?

Я мысленно застонала. Хранящие, как же меня это достало!!!

– Ну в курсе…

– Иньярра, что это значит – «ну в курсе»? – возмущенно передразнила она. – Ты понимаешь, что в твоем Храме НЕЛЬЗЯ принимать комиссию?! Иначе тебя вообще отсюда никогда не отпустят!..

– И что вам всем так мой Храм не нравится, – обиженно пробурчала я, переворачиваясь набок и кончиками пальцев гладя клюв Велира.

– Да нам-то нравится… – попыталась смягчить меня Тая, осторожно положив руку на мое плечо. Я раздраженно дернулась и села на край кровати. – Но вот Гильдии, боюсь…

Ведьма только беспомощно развела руками. Я, где-то в глубине души признавая их несомненную правоту, тяжело вздохнула:

– Ну и что вы предлагаете?

Ильянта автоматически расставляла бутыльки и коробочки на моем трюмо. Кремы вставали в одну шеренгу, флаконы – в другую. Цепочки дружно вытянулись по струнке, а кольца улеглись друг на друга Вавилонской башней. Только вот браслеты в силу своей непоправимой разномастности никак не хотели ложиться в порядке: одни ехидно бренчали спутавшимися монистами, другие свивались в кольца шипящими змеями, третьи вредно соединялись тоненькими цепочками с кольцами, не поддаваясь таким образом точной классификации. Ильянта мучительно кусала губы, упрямо раскладывая их по столику перед зеркалами.

– В принципе вариант есть… – осторожно начала Тая. – Тебе нужно написать прошение в Гильдию, чтобы они отложили этот визит.

– С чего бы это? – скептически скривилась я.

– А вот и придумай, с чего! – рассеянно отозвалась Ильянта, смахивая с освободившегося пространства на трюмо пыль моим же шелковым шарфиком. Я, не выдержав, подошла и тремя касаниями привела вещи в привычный беспорядок. Ведьма обиженно отвернулась.

Я задумалась. По сути, придумать какую-нибудь приличную причину не так уж и сложно: сколько объяснительных я написала за время обучения – не сосчитать. Но почему, интересно, этим вообще должна заниматься я?!

– Слушайте, дорогие мои ведьмы, объясните мне, почему вы не занимаетесь у себя в Храмах подобной ерундой, появляясь там раз в год?! – взбунтовалась я.

– Если бы ты нашла в свой Храм путного директора – то и сама могла бы расслабиться, – ехидно ответила Ильянта. Я решила пока спустить ей эту шпильку, задав более насущный вопрос:

– Интересно, а как ты себе это представляешь?! Вывесить на всех заборах объявления: «Требуется маг средних лет с ровным спокойным характером, титановыми нервами и без вредных привычек на должность директора Храма»?!!

Ильянта оскорбленно вспыхнула, но промолчала: как искать директора в мой Храм, не знал никто, и она в том числе. Я расстроенно прошлась туда-сюда по комнате, не утруждая себя обхождением предметов мебели, а попросту перепрыгивая их. Ручаюсь, со стороны это выглядело по меньшей мере странно, но ведьмы давным-давно уже привыкли.

– Ладно, в каком хоть стиле писать это послание потомкам? – тоскливо провыла я, обреченно доставая из ящика стола лист бумаги.

– Да в обычном стиле, – пожала плечами Ильянта.

Я скорчила саркастическую гримасу:

– А ты знаешь, какой у меня обычно стиль?

– Нет, а что?

– Вон, на краю подоконника, возьми верхний свиток и почитай.

На подоконнике лежали мои непутевые заметки, от дурацкой привычки вести которые я не могла отделаться вот уже восемьдесят лет. Да особо и не старалась: половина из них, конечно, терялась, но зато другая служила неизменным отличным средством от любой, пусть жесточайшей ипохондрии. Ильянта осторожно, двумя пальцами взяла за краешек свиток, пробежала глазами пару строк и в ужасе содрогнулась. Тая, не выдержав, заглянула за ее плечо и тоже судорожно подняла руку, дабы пригладить вставшие дыбом волосы. Перед ними был мой ночной опус, оптимистично заканчивающийся словами: «Вот так этот маразм и окончился. Впрочем, счастливых концов не бывает, если счастливый – то это не конец…»

– Что это?!! – ошарашенно выдохнула наконец Ильянта.

Я, пожав плечами, отобрала у зачитавшейся Таи свиток.

– Мой обычный стиль. Мне так и писать?

– НЕТ! – в ужасе возопили обе ведьмы.

– Ну ладно, ладно, – ворчливо отозвалась я, смахивая груду потрепанных фолиантов и присаживаясь на краешек письменного стола. Именно так, сидя на столе и положив свиток на высокий подоконник, я писала, напрочь игнорируя доброжелателей, пытающихся донести до моего искалеченного магией сознания, что на самом деле для чего предназначается. Я попробовала на ногте перо, обругала чернильницу и крепко задумалась. Написала: «В силу концептуальных расхождений материальной формы с йыровым содержанием…» Подумала и заменила «йыровым» на «абстрактным». Что такое «концептуальность» я себе тоже представляла весьма слабо, но звучало это весомее и солиднее, чем «маразм».

Через двадцать минут моих титанических усилий злорадно хихикающие в противоположном конце комнаты ведьмы получили-таки это бессмертное творение литературы. Надо было их видеть…

Плод творческих мук гласил:

«Самому Главному Йыру Гильдии

от Хранящей Срединного Храма – Иньярры

Заявление

В силу концептуальных расхождений материальной формы с абстрактным содержанием и несоответствий аналитических методов управленческого типа между МНОЙ и всеми остальными, прошу перенести планируемую вами проверку на две недели, дабы я успела («показать им всем, кто тут главный» – зачеркнуто) навести долженствующий порядок в подведомственном мне заведении.

Подпись:

(«Хранящая Храма»– зачеркнуто: слишком претенциозно)

(«Иньярра»– зачеркнуто: слишком фамильярно)

».

…Через десять минут прошение в Гильдию обе ведьмы, изрыгая проклятия, написали без моего посильного участия…

Каменные вороны, нахохлившись на подставках у стен, умиленно взирали на коридор, полыхающий яростно-багровым, изредка выплевывающим голубоватые раздраженные искорки, магическим пламенем. Вдоль коридора тянулась нервная цепочка чернеющих расплавленным мрамором следов сапог на высоком шпильке-каблуке. Живая аналогия замерших в камне птиц не решилась сесть мне, пышущей гневом, словно дракон серой, на плечо и благоразумно осталась в комнате, оставив меня разбираться со своими нервами самой.

На совесть заговоренные мною же месяц назад стены с похвальным успехом отражали невольно рвущиеся с пальцев сокрушительные волны энергии. «Значит, и дальше надо пятью переменными заговаривать», – мимоходом мысленно отметила я, подбирая полы длинного плаща и сердито взлетая по лестнице. Все попытки обуздать буйное желание кого-нибудь в срочном порядке испепелить пока не приводили ни к чему, так что я старательно носилась тигрицей в клетке по самым безлюдным закоулкам Храма, дабы ни на кого не наткнуться, и срывала злость на ни в чем не повинных воронах.

Лестница, круто выведшая меня на пару этажей выше, закончилась широченным балконом с резным парапетом. Храм беспечно парил над землей в шестидесяти саженях, где-то далеко-далеко внизу, едва заметные глазу, мелькали черные квадратики возделанных полей, зеленые полосы леса, и серебристыми бликами сияло море.

По лестнице кто-то легко взбежал, тремя размашистыми шагами подошел ко мне и сильно сжал левое запястье. Я резко недовольно развернулась, собираясь спустить нахального обознавшегося студентика вниз по лестнице, да еще и проклятие сверху кинуть – и пусть снимает, как хочет. Будет знать, как к ведьмам приставать.

Но за спиной, спокойно, серьезно глядя мне в глаза, стоял мечник. Без привычного клинка в руке и с распущенными, а не подхваченными свободной рукой полами плаща он смотрелся как-то странно… Я глубоко вздохнула, проглатывая уже зарождающееся на губах ругательство, и постаралась как можно мягче и убедительней сказать:

– Галирад, что случилось? До вечерней тренировки, если мне не изменяет память, еще несколько часов… Пустите, пожалуйста…

Попытка вытянуть свою руку из его ладони увенчалась сомнительным успехом: наставник отпустил запястье, вместо этого осторожно сжав мне плечо. Усмехнулся:

– Во-первых, память тебе не изменяет, во-вторых, вне тренировочной площадки мы на «ты», а в-третьих, никуда я тебя в таком состоянии не пущу. Ты себя видела? Смотреть страшно!

Ярко-синяя молния полоснула парапет, отколов приличный кусок мрамора. Рука на моем плече даже не дрогнула.

– Ну так испугайся и испарись! – досадливо посоветовала я.

– Ха, еще чего! А ежели ты тут с балкона сброситься надумаешь?

– Не дождешься, – мрачно заверила я, оценивающе разглядывая его со всех сторон. – Скорее кого-нибудь сброшу. Даже кандидатура уже наклевывается…

– Попробуй, – равнодушно разрешил мечник, и не думая уходить, прерывая небезопасный тет-а-тет.

– Я за себя сейчас не отвечаю, – с тяжелым вздохом честно предупредила я, поворачиваясь лицом к спятившему, по всей видимости, Галираду.

Он беспечно пожал плечами, разворачиваясь снова к лестнице и увлекая меня за собой:

– Ну и ладно. Значит, за тебя придется отвечать мне. Идем!

– Куда?!

– Идем, хватит задавать вопросы. Разве тебе не все равно, где крушить стены?

– Нет, не все равно! Заговоренные только с первого по пятый, а раздолбать все подчистую выше мне не улыбается. Кому, ты думаешь, это потом обратно восстанавливать придется?

– Ну мы же идем вниз. Так чего ты волнуешься?

Вообще-то я уже не волновалась. И даже почти не злилась, точнее – злилась, но скорее была готова без конца сквернословить в бессильной досаде, чем крушить все вокруг. Определенного успеха Галирад явно достиг. Вот только признаваться ему в этом лучше не стоит.

Мечник уверенно тащил меня за собой, спускаясь по шумным, говорливым, наводненным деловито расхаживающей туда-сюда толпой лестницам. Студенты поглядывали на меня, почти насильно влекомую куда-то, с сомнением, но, не слыша грозных ругательств или откровенных призывов о помощи, кидаться спасать девушку из рук бандита с применением грубой магической силы не торопились. Ничем не примечательная дубовая дверь, тяжеленная на вид, беспрекословно открылась от легкого толчка Галирад а и впустила нас в небольшую, по-спартански обставленную комнату. Я наскоро покрутила головой по сторонам, оценивая обстановку.

– Ты здесь живешь?

Галирад насмешливо раскланялся, широким жестом предоставляя комнату в мое распоряжение:

– Добро пожаловать! А что, не нравится?

Я неуверенно пожала плечами. У правой стены расположилась довольно жесткая на вид постель, аккуратно застеленная тонким темно-серым покрывалом, впритык к ней, но уже углом располагался низкий деревянный столик, пространство у окна было ничем не занято, а вдоль другой стены встали два кресла и шкаф. Единственным предметом роскоши в комнате можно было считать камин, затесавшийся между креслами. На полу лежала шкура медведя, стены облицовывали сосновые рейки, испускавшие одурительный пряный запах смолы.

– Да нет, почему… Просто я как-то раньше не задумывалась, где и как тебя поселили, – смущенно призналась я.

Мечник только усмехнулся, подсаживаясь к камину и деловито раскладывая загодя наколотые щепки «шалашиком». Я потыкалась там-сям, ничего особо любопытного не обнаружила, предложила Галираду свою помощь, коя была безапелляционно отклонена, и беззастенчиво влезла на высокий подоконник, подтянув колени к груди и закутавшись в длинные полы плаща.

Вечерело. Храм медленно, но верно и довольно заметно для терпеливого наблюдателя снижался, готовясь к вечерней посадке. Тогда половина студентов, сейчас тоскливо таскающихся по аудиториям и честно пытающихся изображать бурную учебную активность, облегченно вздохнет и дунет в сторону корчмы, нагло пользуясь временной пустотой директорского кресла. Обычным наставникам-предметникам дела до их прогулов не было (точнее, они, злорадно хехекая и кровожадно потирая в предвкушении руки, готовились душевно отыграться на прогульщиках во время сессии), а я не собиралась взваливать на себя сомнительное удовольствие распекать своих же, по сути, последователей. Согласитесь, глупо пить с кем-нибудь ночью в «Волчьем стоне» на брудершафт, а днем с умным строгим видом отчитывать его же за аморальное поведение. Как говорится, «чтобы читать проповеди, нужно чтить заповеди». А вот как раз заповеди-то я привыкла нарушать с достойным лучшего применения упорством.

Галирад, плюхнув над огнем котелок с холодной пока водой (как он это сделал – ума не приложу: обычно подобные рогатины удается поставить только над кострами, да и то не всегда), уставился на меня, пронзительно глядя прямо в глаза:

– Ну так что стряслось-то?

Я, пригревшись на подоконнике и изрядно развеявшись ненавязчивым, но зато быстро сменяющимся, отвлекающим внимание пейзажем за окном, лениво пожала плечами и досадливо поморщилась:

– Давай лучше не будем об этом. Проблемы, сколько бы о них ни говорили, все равно никогда никуда не денутся. Так зачем портить друг другу настроение?

– Не скажи, – возразил мечник, опускаясь в кресло и не сводя с меня странного, силящегося проникнуть в самую суть взгляда. – Иногда разговор вслух, а не внутри с самой собой, помогает понять, что все эти проблемы – ерунда, из-за которой вряд ли стоит крушить Храмовые стены.

Я скривилась, вспомнив, в сколь неприглядном полуистерическом состоянии он застал меня сегодня. Что поделаешь: сколько бы ведьмы ни учились и ни привыкали хоронить в себе эмоции, не выплескивая их потоками ненаправленной силы и добросовестно зарабатывая себе инфаркт, иногда дикое, неподвластное разуму начало одерживало-таки верх, выливаясь в самых невероятных формах. Именно поэтому, не зная, чего можно ожидать от себя самой, и небезосновательно боясь за целостность и сохранность всего и всех вокруг, мы и старались уйти куда-нибудь в безлюдное место и переждать там оголтелую бурю чувств.

– Ты только представь, сколько нервов было бы сбережено в границах хотя бы этого Храма, если бы люди перестали жаловаться друг другу. Не было бы бессмысленного нытья, инфантильного воя и сопливых излияний.

– А чем они тебе так не угодили? Человеку, как правило, становится легче, когда он понимает, что не у него одного в жизни такие проблемы и что никто в принципе не знает, что с ними делать, – усмехнулся Галирад, что-то смешивая в глиняной кружке.

Я неопределенно хмыкнула, по-вемильи любопытно склонив голову набок, и убежденно возразила:

– Напротив, это расхолаживает. Если человек просто знает, что у него проблемы и что надо их решать, он этим и займется, не донимая никого. А если же он узнает, что у всех подобные проблемы и никто ничего не делает, пустив жизнь на самотек, то подумает: «А мне что, собственно, больше всех надо, что ли?» – и опустится во всеобщее болото. Мы же сами себя накручиваем, без конца переливая из пустого в порожнее и не делая никаких при этом выводов!

Мечник серьезно выслушал и, подумав, согласно кивнул:

– Что ж, может, и так. И все-таки – в чем проблема-то?

Я с благодарным кивком взяла протянутую мне кружку и благоговейно втянула носом аромат кофе с коньяком. Осторожно отхлебнула горячий напиток, блаженно потянувшись в мыслях.

– Проблема здесь стоит одна и та же. По-моему, за месяц она новой не стала, разве что заметно приблизилась. Гильдийская проверка, йыр бы ее побрал!

Галирад задумчиво отпил свой кофе, поглядывая на меня снизу вверх.

– Знаешь, по-моему, вся твоя проблема не в Гильдии, тем более что проверка уже завтра, а за эти две недели вы с Хранящими сумели привести Храм в порядок, и никакой комиссии в принципе не прикопаться. Да и директора ты нашла, так что можешь теперь свалить организаторские задачи на него.

– Директор вступает в должность только послезавтра, так что с комиссией я буду разбираться сама, – угрюмо возразила я. – И в чем же тогда, кстати, заключается моя проблема?

– Как раз в том, что здесь ничего не меняется, – серьезно отозвался мечник. – Ведь согласись: Гильдия для тебя не конец света: ты выкрутишься так или иначе, и отлично это знаешь, пусть и на подсознательном уровне. Тебе не нравится то, что в жизни вот уже три с половиной месяца ничего не меняется. Один и тот же Храм, одни и те же люди, одни и те же цели и занятия каждый день. Для Скиталицы, привыкшей нигде не задерживаться подолгу, это тяжело.

Я только согласно вздохнула, безоговорочно признавая его правоту. Странно: порой считаешь людей совершенно далекими, а отношения с ними – чисто официальными. Поздоровались, отработали – разошлись. И гуляй, Вася. А между тем я совершенно влегкую, не задумавшись ни на секунду, перешла с ним на фамильярное «ты» и выяснила, что он совсем неплохо изучил меня и мои привычки за три месяца однообразной, не вызывающей на откровенность, да и вообще на разговоры работы.

– Иньярра, что тебя здесь держит? – мягко спросил Галирад, залпом допивая свой кофе и поднимаясь, чтобы налить еще чашку.

– Ну… Храм!

– В каком смысле? – не понял мечник.

– В прямом. Кто, скажи, кроме меня стал бы заниматься всей этой кутерьмой с Гильдией, заговором стен от случайных заклинаний и прочей ерундой?

– Хорошо, до этого – никто, – согласился Галирад, снова опускаясь в страдальчески скрипнувшее кресло. – Но сейчас-то у тебя появится директор. И это будут уже его, а не твои прямые обязанности. Что еще?

Я допила кофе и поставила кружку рядом, зябко поежилась.

– Еще учеба. Сам же говорил, что меньше чем через две недели мы не закончим. Да и другие наставники…

– В прошлый раз тебя в Храме не удержала даже необходимость вообще набрать студентов и наставников! – усмехнулся мечник. – Что уж тут говорить о каких-то занятиях, весьма сомнительно полезных, кстати сказать. Если уж ты сумела прожить без всех этих знаний, что мы сейчас старательно вдалбливаем тебе в голову, восемьдесят лет, то проживешь и еще триста, не сомневайся!

Я удивленно уставилась на него, не веря собственным ушам. Галирад, самый строгий и требовательный из всех моих наставников, больше всех твердивший, что ничего-то я не умею, сам предлагал мне… сбежать?.. МНЕ?!?

– Ну… предположим, – неуверенно согласилась я. – Но ведь после той моей… эээ… выходки за мной следят не хуже, чем за первым и единственным королевским отпрыском!

Галирад как-то по-особому усмехнулся, забирая у меня опустевшую чашку. Я наконец спохватилась, что сижу в чужой комнате на подоконнике, тогда как это и в моей-то не слишком приветствуется, и подумала было слезть, но решила, что, если его не смущала моя поза предыдущие полчаса, то вряд ли стоит менять диспозицию. Не нравится – пусть сам скажет.

– Ты бы сегодня вместо вечерней тренировки сходила с Фрелем пообщалась. Авось развеешься, у штурвала-то. – Он неожиданно перевел разговор в другое русло и заставил меня невольно вздрогнуть.

– Откуда ты знаешь про Фреля?!

Свое довольно близкое и сильно углубившееся за последние две недели знакомство с пиратом я скрывала. На всякий случай: мало ли что. И осведомленность Галирада была малоприятным сюрпризом.

Мечник на секунду замешкался, а потом неопределенно развел руками:

– Да так, слухами земля полнится. А уж Храм – и подавно…

– Вот йыр, никакой личной жизни! – вполголоса ругнулась я, легко спрыгивая с подоконника. – Ладно, Галирад, большое спасибо за компанию и кофе. Ты мне правда очень помог.

Мечник только рассеянно кивнул в ответ и посоветовал напоследок:

– В море пойдешь – куртку возьми. Замерзнешь и простынешь.

– Разберусь! – запальчиво вздернула я нос, еле-еле справляясь с жутко тяжелой деревянной дверью и мысленно признавая, что его слова не лишены смысла. В прошлую ночь я на корабле так намерзлась, что искренне думала: меньше, чем воспалением легких, отделаться не удастся…

«Чем дальше в лес – тем гуще партизаны». Не знаю, как там партизаны, а вот комары так точно были гуще, злее и наглее. Стоило только смахнуть хладный кровавый (то бишь успевший напиться моей крови) труп со щеки, как еще целая стая вцеплялась с запястье. Порой мне начинало шизофренически казаться, что проклятые насекомые умудряются прокусывать даже плащ, оставляя красные зудящие пятна на руках. Впрочем, не исключено, что так оно и было: у комаров вполне могло хватить подлости залезть под одежду, дабы вволю напиться крови, не опасаясь моих карающих, бестолково размахивающих рук. И на кой я им сдалась? Отравятся же!

Устав отмахиваться от надоедливых тварей, я злобно прошипела себе под нос заклятие – и вокруг распространился нестерпимый аромат лесной чемерицы. Зудящее облако раскололось на отдельные, жалобно вспищавшие легионы и истаяло клоками жужжащего тумана в воздухе. Вопреки всякой логике комары и прочие ночные нарушители порядка питали стойкое отвращение к аромату этой мягкой лесной травки, предпочитая обращаться в спешное бегство при первых признаках ее непосредственного присутствия поблизости.

Справа влажно захлопали черные крылья, и на плечо опустился деловито прочесывающий клювом перья ворон. Недовольно потряс маленькой головой с умно сверкавшими глазками, выказывая свое неодобрение моему новому «парфюму». Я шутливо щелкнула его длинным ногтем по смоляному клюву:

– Не выделывайся! Если не нравится – можешь лететь сам, а то обленился уже, крылья лишний раз боишься раскрыть!

Ворон досадливо отвернулся, демонстрируя свое царственное порицание моему деспотизму, но сняться с плеча и не подумал.

Влажное дыхание леса сменилось легкими ледяными сполохами горного ветра, и я привычно ступила на давно заброшенную (но когда-то, как я выяснила, протоптанную именно пиратами) тропку, дерзко кудрявящуюся по горному кряжу. Та едва-едва чернела между серыми камнями, блудно петляя опасными переходами и проскальзывая над бездонными обрывами. Не вызубри я вслепую каждый ее поворот и камень за две недели ежедневных прогулок туда-сюда, едва ли решилась бы форсировать Снежный Хребет посреди ночи. Даже несмотря на сильно помогавшее кошачье зрение. А может, вообще перекинуться? Кошке здесь пройти куда проще… Впрочем, что скажет Фрель и его команда при виде меня обнаженной – догадаться нетрудно, а становиться объектом для пошлых шуточек и не менее непристойных предложений меня не грело.

Позади послышался чей-то неприкаянный, проникновенный вой. Я замерла. Он был слишком близким, чтобы обманываться насчет тоскующего в лесу волка (кстати, как раз волков я за все месяцы своего вынужденного пребывания здесь, в лесу, не видела ни разу), но слишком далеким, чтобы резко разворачиваться с первым попавшимся на язык атакующим заклятием. Я с сомнением покосилась на Велира:

– Как думаешь, кто это?

Ворон не откликнулся, подозрительно затихнув у меня на плече и напрягшись, словно готовый в любой момент взвиться на воздух. Недобрый знак. Обычно он довольно спокойно относится ко всем заварушкам и авантюрам, что неизменно крутятся около моей беспутной жизни, словно звезды вокруг луны. Я торопливо перебрала в голове всю существующую горную нежить, но никого в ней воющего не нашла. Может, зря тогда волнуюсь?

– Знаешь, наверное, нам показалось, – доверительно сообщила я ворону, но он весьма скептически отнесся к такому предположению, предлагая мне записывать в ненормальные себя, а с ним пока повременить.

Нечто завыло вновь, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности: словно леденящий душу и бьющий дрожью в колени вой раздался прямо у меня над плечом.

– А нервы-то лечить надо, ведьма, – дрожащим голосом попыталась я пошутить, оглядываясь, чтобы окончательно развеять свои сомнения, – и тут же нарастающим воплем в – дцать децибел заголосила первое пришедшее на ум заклятие. Огненный шэрит расплескался жидким пламенем по Горному призраку, опешившему от столь яростной реакции и замершему скорее от неожиданности: никакого вреда огонь ему, бесплотному, причинить, разумеется, не мог. Я же, подкрепив бесполезное заклинание еще парой не менее бесполезных, но рвущихся с языка слов, развернулась и стремглав помчалась по тропинке, тщательно избегая воспоминаний о том, как далеко и глубоко я улечу, стоит оступиться хоть раз. Опомнившийся призрак с дикими завываниями мчался следом, приотстав на пару саженей.

«Позор нации! – глумился глас разума. – Восьмидесятилетняя ведьма спасается бегством! Да последняя второкурсница оказалась бы смелее!»

Иди ты! Далеко и надолго.

Подбодрив себя высоким и душевным: «Иии-эх!!!» – я сбежала с кручи, склона и обвалов которой всю жизнь смертельно боялась, спускаясь боком «лесенкой».

– Ууууу-ах!!! – задорно отозвался сгусток тумана за спиной, швыряя в меня холодную водянистую сеть, с шипением разбившуюся о спешно выставленный огненный щит.

«Так и будем до самого берега бежать? Вообще-то далековато!» – скептически фыркнул разум.

Если не замолкнешь сию секунду, то еще через мгновение зубоскалить будешь в гордом и мертвом одиночестве!

«Да я что? Я так, боевой дух поддерживаю…»

Мой боевой дух меня волновал мало: все внимание занимал его Горный аналог. Он белесым облаком со зловещим подвыванием стелился над тропой, причем, в отличие от меня, упасть в пропасть совершенно не боялся, так что расстояние между нами хоть и медленно, но верно сокращалось. Это было дурным знаком, призывавшим к немедленным действиям. Сам по себе нематериальный, дух, как и любое привидение, причинить мне особого вреда не мог, но вот водной магией владел почти в совершенстве, используя оную щедро и не экономя ауры (впрочем, имелась ли у него последняя, маги до сих пор не знают, предпочитая упокаивать не в меру активных духов, а не терпеливо дожидаться, пока они самообезвредятся).

Я резко остановилась, беспорядочно взмахнула руками, рассеиваясь на мириады болезненно сверкающих во мраке огненных искорок, и кинулась навстречу опешившему от внезапного перевоплощения жертвы духу. Тот, с сердитым «Шхф!» проскочил сквозь обжигающие искры, смутно замерцав в воздухе полупрозрачным маревом – и недовольно взвыл, испарившись почти наполовину.

Я, вернув себе привычное тело, с удвоенной энергией ринулась вперед по тропе. Это была еще не победа: дух, разметанный паром в воздухе, конечно, сильно отстанет, но не оставит своей цели. Знавала я этих «тварей, от них только два спасения: или распыляющее саму сущность, жутко длинное и энергоемкое заклятие, либо рассвет, когда они сами предпочитают убраться подобру-поздорову. И никем не гарантировано, что с сумерками они не кинутся вновь на поиски тебя. Впрочем, вариант рассвета я отмела сразу, ибо нарезать круги по горам до солнца даже с моей, невероятной для девушки силой, выдержкой и подготовкой (мы бежали вот уже минут двадцать, а у меня даже дыхание не сбилось) было довольно затруднительно.

Каблук жалобно взвизгнул, срываясь с камня и проваливаясь в пустоту, я судорожно взмахнула руками, силясь удержать равновесие, но не сумела и шумно и болезненно шлепнулась на острый камень. Окровавленное колено предательски задрожало, медленно съезжая с валуна, Велир испуганно раскричался над головой.

– Не дождешься! – зло прошипела я, отчаянным рывком поднимаясь на ноги и, наплевав на острую боль в ноге, мчась дальше. Мне нужно пространство. Три на три сажени. Можно с препятствиями и камнями. Ну неужели я так много хочу?!

– Ууу! – обиженно, по нарастающей завыло вдали.

– Вот дрянь! – вполголоса выругалась я, вылетая наконец-то с тропы на побережье и переходя на быстрый шаг. Вокруг чернели камни, смелыми масляными мазками набросанные на холст мастера. Лихорадочно оглядывающейся в поисках подходящего временного укрытия ведьмы и злобно вопящего на заднем плане духа в картине, похоже, предусмотрено не было. Боюсь, придется композицию слегка переиграть…

Велир, давно слетевший с плеча и деловито круживший неподалеку, раскаркался, зовя меня к себе и указывая на очень удобную нишу в скале: тропка, которой я только что пришла, оттуда просматривалась как на ладони, а вот меня заметить было не так уж и просто. Впрочем, мне будет достаточно и трех секунд.

Теплая канва заклятия, щемящая перебойно запрыгавшее сердце и щекочущая обнаженные нервы, медленно всплыла в сознании, горячей кровью запульсировав в напряженных, сложенных перед лицом «лодочкой» ладонях. Тихое завывание все приближалось, но я упрямо не обращала на него внимания, вдохновенно выплетая стихийный ряд. Да, Горный дух чует магию и вполне способен выследить меня по ней. Но он еще пока не долетел. А если и долетел, отвлекись я сейчас на какое-нибудь периферийное отпугивающее заклятие – и о выигранном времени можно забыть, равно как и о возможности наверняка упокоить беспокойного духа. И с чего он вообще на меня взъелся?!

Белый клок тумана стремительно вылетел из-за поворота и недоуменно застыл на берегу, не понимая, куда я делась. Потом «огляделся» (предполагаю: глаз у него до сих пор замечено не было) и, ехидно хмыкнув, величественно поплыл в мою сторону. Я, повторив глумливый звук, приготовилась душевно встретить «дорогого гостя».

– У-у-у-у!!! – грозно завыл дух, пытаясь вызвать смятение в рядах противника, но не тут-то было! Велир только скептически чихнул, а я, прокашлявшись для убедительности, исторгла столь жуткое: «Ух-ха-ха-ха!!!» – что оторопевший дух растерял боевой запал и встал как вкопанный. Мне же только того и надо было: бережно несомое в ладонях заклятие полетело на влажный туман, расплескавшись серебристой ловчей сетью. Дух дико завыл, заметался, раздирая заклинание, но поздно: не для того я потратила столько времени и энергии на канву, чтобы какая-то нежить сумела освободиться из смертоносного кокона. Дух, испустив последний вибрирующий всхлип, распылился в воздухе мириадами капелек.

В горах только-только притих грохочущий ведьминский хохот, кажется, устроив пару обвалов…

– Ну и с чего бы нам с тобой такая честь и внимание? – Я скептически покосилась на ворона, но тот не удостоил меня ответом, с полным чувством собственного достоинства и выполненного долга умащиваясь на левом плече. Я тяжело вздохнула и принялась осторожно выбираться из ниши в скале, сослужившей столь добрую службу. – Впрочем, весьма сомнительная честь…

Как правило, Горные духи не нападали, если только ты не пытался разрушить их жилище: расщелину, грот или пещеру. Но подобные нападения не выходили за рамки самозащиты. Питались эти твари энергией, причем для подпитки им обычно вполне хватало случайных путников в горах: дух не убивал их, но высасывал часть душевных сил, оптимизма, веры в счастье… Хоть это и неприятно, но человек потом довольно быстро восстанавливался и даже не вспоминал о неприятном сосущем ощущении, не оставлявшем его на перевале; именно поэтому маги смотрели на проделки Горных духов сквозь пальцы, тем паче что связываться с ними, сигая, как сайгак, по горам, мало кому хотелось. Но чтобы дух вот так, ни с того ни с сего, накинулся на человека с однозначно недружественными намерениями?! Нам определенно сильно повезло. Еще бы узнать, кому обязаны таким «везением»…

В принципе случаи нападения известны были. Горные духи не переносили оборотней и всеми силами стремились выгнать оных со своей территории. Неужели этот милый призрак почуял мою кошачью ипостась? А если и так, то где он предыдущие две недели спал?!! Я тут каждый день туда-сюда шныряла!

Я подозрительно повернула голову и, строго глядя на Велира, спросила:

– Эй, ты, часом, не оборотень?

Птица только возмущенно передернула перышками и обиженно отвернулась.

«Эй, а ты, часом, не дура? – глумливо высунулся глас разума. – Так и будешь здесь стоять и сама с собой разговаривать?!»

А ты вообще молчал бы, убожище! И не с собой, а с Велиром, между прочим!

«Великая разница!!!»

Язва.

Я огляделась по сторонам и медленно двинулась вперед, прихрамывая на поврежденную ногу. Сильно же я тогда о камень хряснулась – любое движение или прикосновение отзывалось злой острой болью, простреливающей ледяной молнией от колена до бедра. Пришлось со злобным шипением останавливаться, кое-как присаживаться на камни и с болезненной гримасой на лице распрямлять ногу. Выглядела она… не ах. Кровь, не сумевшая свернуться из-за непрерывного движения и крайне неудобного – прямо на сгибе – расположения длинной, глубокой раны, запеклась бурыми дорожками, змеисто спускавшимися по голени. Острый край камня раскроил кожу, по счастью не повредив ни суставы, ни особо важные сосуды. Я наскоро прошептала запирающее кровь заклятие, резко выдохнула обеззараживающее – и коротко взвыла: на рану будто неразведенным уксусом плеснули. Вполголоса костеря духа, Фреля и горы на все лады, быстрыми движениями пальцев сомкнула края теперь чистой раны. Осталось только зайти по колено в воду и смыть кровавые разводы, а то они несколько неэстетично смотрятся. А уж в отсутствие раны – еще и нелогично.

Море нынче было спокойным, так что, зайдя на несколько шагов, можно было не опасаться, что тебя окатит соленой волной с головой. Водичка бодрила, поэтому гигиенические процедуры пришлось заканчивать в ускоренном темпе, пока замерзшие ступни окончательно не оледенели и не начали бесстыже поскальзываться. Велир, оставшийся от греха подальше на берегу, с любопытством заглядывал под мою неприлично задранную юбку и обиженно раскаркался, когда я в отместку плеснула на него холодной водой. А потом, замерзший, мокрый, пахнущий сырыми перьями, уселся мне же на плечо и на все грозные требования слезть не реагировал.

Недалеко от берега, саженях в двадцати пяти – тридцати, чинно переваливалось с волны на волну гордо вскинувшее паруса судно. Судя по расслабленному, бесцельному праздношатанию фигурок пиратов, моего появления на берегу они не заметили и великую битву с Горным духом детям не перескажут, а мне-то казалось, что прогромыхавший в горах хохот мог и мертвого поднять из могилы…

Что ж, придется, видимо, привлекать внимание к своей скромной персоне иными способами. Легким выдохом сорвавшийся с моих раскрытых ладоней золотистый луч выстрелил в воздух заклятием – на темно-сизом полотнище неба, припорошенном льдистой крупкой звезд, один за другим расцвели яркими сполохами света лев, единорог и дракон. Судно радостно взревело, бесцельное брожение уступило место деловитому снованию, от кормы отделилась лодка и быстро пошла к берегу, благо было недалеко. Я обернулась на Велира:

– Ну что, опишем в красках, как нас чуть без соли не схарчили?

Птица досадливо мотнула головой: да ну мол, позориться только – взрослая ведьма четверть часа постыдно убегала от какого-то призрака, вместо того чтобы обернуться и надрать ему… Словом, показать, кто в речке главная рыбка.

– Да ну тебя! – не на шутку обиделась я. – Небось легко вокруг летать да каркать почем зря. А вот поди-ка поколдуй на бегу, а я на тебя посмотрю и попридираюсь!

Ворон только насмешливо нахохлился, а я вспомнила, что на критику снизу обычно отвечают величественным молчанием сверху, и плюнула на этого Фому неверующего, решив, что отыграюсь на нем как-нибудь в другой раз.

Подоспевшая тем временем лодка мягко ткнулась острым носом в мизерный кусочек покрытого песком – даже и не песком, а меленькой каменной крошкой – берега. Огромный, словно медведь, Туор неуклюже, но уверенно вылез на сушу, с хитро-добродушной улыбкой щедро махнул рукой:

– Карета подана, Ваше Ведьмовство!

Я шутливо откланялась:

– Благословенны будьте, флибустьер! Как там настроение капитана? Может быть, мне обратиться в постыдное бегство, еще не дожидаясь встречи с ним?

Фрель сам никогда не приезжал за мной на берег, неизменно высылая кого-нибудь из команды. Может, не хотел ронять авторитет (впрочем, последний был столь непоколебим, что пират мог вытворять что угодно – и все равно бы на него смотрели как на божество во плоти), может – и скорее всего! – ему было попросту лень.

Туор рассмеялся снисходительным баском:

– Что вы, госпожа ведьма! Денек такой тухлый, что он вашим картинкам в небе обрадовался больше, чем путник в пустыне оазису! Сразу меня за вами послал, да вот Рекх увязался.

Я задумчиво перебрала вороновы перышки – вольность, ставшая доступной только через месяц дружбы. Остатки ярких иллюзий осыпались в море золотистыми шипящими и посверкивающими искрами.

– Как путник оазису, говоришь… Что ж, главное – на мираж не напороться.

– Что, госпожа ведьма? – недопонял Туор.

Люблю я его: пусть и неповоротливый, пусть и не слишком догадлив, но добрый и всегда готов помочь. На фоне дуто-неестественного общества наставников Храма и представителей Гильдии такая грубоватая простота казалась отдушиной в сыром затхлом подвале.

– Ничего! – решительно ответила я, тряхнула головой и привычным движением поддернула подол темно-вишневого крепового платья с золотой шнуровкой по спине.

Свободная разлетающаяся юбка охотно приподнялась, давая ветерку волю прогуляться по моим голым ногам, пересчитать мониста на бахроме коротенькой нижней юбочки. Кожаные, плотно облегающие голень сапоги прятали перисцелиды, от чисто ведьминской привычки носить которые я не могла отделаться никакими силами. А ведь не раз и не два оказывалась на Ветках, где украшали себя только падшие женщины, остальные же скромно прятали лица, руки, плечи и все остальное под платками, шалями, покрывалами. Что ведьма опустится до платков и шалей, никто, конечно, и не рассчитывал, но и цыганский перезвон ручных и ножных браслетов, длинных ступенчатых серег и горсти ведьминских амулетов на шее приводил людей в священный ужас, заставляя суеверно креститься, злобно плюясь мне вослед. Впрочем, я в долгу не оставалась…

– Госпожа ведьма, а разве это не неприлично – так задирать юбку? – тут же по-детски наивно и бестактно влез Рекх. – Я думал, что женщины не должны так делать!

Туор, смерив Рекха укоризненным взглядом, тихонько засмеялся в бороду, а я отчаянно зарычала, торопливо одергивая злосчастное платье и закутываясь поплотнее в плащ. Велир ревниво щелкнул клювом над ухом у мальчишки. Критиковать величественным презрением мое поведение было его птичьей привилегией.

Этот «милый» ребенок за неделю так надоел мне, что порой и последнее, без того невеликое, человеколюбие приказывало долго жить, и только оперативное вмешательство Фреля, коротким окриком отправлявшего мальчугана на камбуз чистить картошку, спасало бесценную жизнь последнего. Рекха интересовало все: кто такие ведьмы, откуда они берутся, зачем учатся, почему их так не любят… и до бесконечности. Поначалу мне даже льстило такое внимание молодого поколения, но уже на – дцатый вопрос я гневно зарычала, и Рекх на собственной шкуре испытал все прелести хорошего магического образования вкупе с опытом жизни в одной комнате с не в меру болтливыми соседками. Но это ничуть не остудило его энтузиазма: уже через двадцать минут, когда обездвиживающее заклинание предалось самораспаду, он со стуком, способным даже мертвого поднять из могилы, влетел в каюту Фреля и завопил:

– Госпожа ведьма (уж в чем в чем, а в отсутствии вежливости его упрекнуть нельзя было ни разу), а как называется это заклинание?! А оно сложное?! А оно сильно ауру отнимает?! А так могут только ведьмы или чародейки тоже? А оно у вас любимое? – И потом еще штук десять подобных вопросов-возгласов. Лицо Фреля, как раз в тот момент ведшего философские рассуждения о прелести детской непосредственности, описанию не поддавалось! Я же с нескрываемым хохотом сползла с кресла на пол и не могла успокоиться еще с четверть часа после ухода посрамленного Рекха.

– Неприлично, – сквозь зубы подтвердила я, успокаивающе поглаживая перья ворона. – Туор, давайте я заговорю лодку.

– Не надо! – отмахнулся пират. – Что уж я, не догребу, что ли?

– И хочется вам лишний раз трудиться?

Туор беззлобно хохотнул в бороду:

– Да чего уж там, госпожа ведьма! Уж не за тридевять морей собрались! А мне руки размять – самое оно. Вы садитесь спокойно, не тревожьтесь.

Я пожала плечами: мол, мое дело – предложить, и уселась на лавку рядом с мальчишкой. Тот сразу же вскочил, освобождая мне место, и чуть не опрокинул в порыве энтузиазма лодку, я в последний момент успела соскочить со скамьи, уравновесив второй бок успевшей-таки черпануть воды ладьи.

– Ой! – испуганно, но запоздало воскликнул Рекх.

– Уй! – язвительно передразнила я, раздраженная донельзя. И угораздило же его поехать с Туором! – Приземлись уже куда-нибудь и не дергайся! Тоже мне, пират! Чуть лодку не завалил!

Мальчишка обиженно насупился и сел на скамью, я, от греха подальше, умостилась на другой. Туор ловко оттолкнулся от берега и, размеренно опуская в воду весла, погреб к виднеющемуся темным пятном кораблю.

Небо бархатным низким куполом дышало на медленно отдававшее накопленное за день тепло море. Цепи созвездий раскинулись так близко, что казалось – встань во весь рост, протяни руку, дерни на себя, словно кошку за хвост, – и звезды золотистой осенней листвой осыплются в доверчиво раскрытые ладони. Поверхность воды, мерно взрезаемая веслами, морщинилась расходящимися кругами да плавно откатывалась пологими хребтами, располосованная острым носом лодки.

До корабля мы доплыли быстро, даже и заметить-то не успели, а темная громада уже заслонила собой небо и море. Веревочная лестница с негромким плюхом упала к моим ногам.

– Лезь первым! – Я посторонилась, пропуская вперед Рекха.

– Нет, мужчина должен идти по лестнице позади – на случай, если женщина начнет падать! – запротестовал тот.

– Хорошенького же ты обо мне мнения! – негромко проворчала я. – Лезь давай, кому сказала! Если тебя так уж смутили мои голые ноги, то вид, что откроется снизу, полезь ты за мной, пожалуй, вообще развратит до беспредела!

Судя по разочарованно вытянувшемуся лицу мальчишки, именно ради этого вида, а отнюдь не дурацких правил этикета, он и хотел пропустить меня вперед. Ничего, будет знать, как ведьму к приличиям призывать!

– Ну вы там уже закончите препираться, или мне лестницу через полчасика скинуть? – лениво-иронично раздалось сверху, и испуганный Рекх тут же загнанной белкой взлетел по лестнице.

– Есть, капитан!

– Сгинь, Рекх, – поморщился Фрель. – Если из-за тебя вот та милая девушка еще раз решит разнести мне всю каюту, то добром это для тебя не кончится, обещаю!

– Есть сгинуть! – бодро откликнулся мальчишка, и по палубе глухо застучали, удаляясь, его голые пятки. Фрель перегнулся через борт, тщетно пытаясь высмотреть оставшихся внизу:

– Эй, Ваше Ведьмовство! Вы там что, теперь бережете неразвращенность Туора? Беречь нечего, могу лично вас заверить!

– Да лезу я, лезу! – ворчливо отозвалась я, снова неприлично поддергивая подол и примериваясь к ступенькам. С учетом сапог на шпильках процесс подъема грозил затянуться надолго…

Женщина за рулем – как первокурсница с шэритом в руках.

Женщина за штурвалом – ничуть не лучше.

– Госпожа ведьма, левее!

– Ага! Йыр его возьми – не поворачивается!

– Госпожа ведьма, должен! Сильнее!

– Да не поворачивается он!!!

– Давайте я помогу!

– Ты меня за идиотку держишь?! Я сама!

Фрель, недовольно обернувшийся на наши злобные препирательства, изменился в лице и заорал что было мочи:

– Иньярра, врупт рааз квыров, СКАЛЫ!

Одним резким, уверенно-привычным движением, совсем не похожим на мои вдохновенно-бестолковые рывки, он провернул штурвал, в последний момент выводя корабль из-под хищно оскалившихся влажными боками скал… Выровнял судно, убедился, что оно снова бодро вскинуло нос, уверенно вспарывая водную гладь, и ме-э-эдленно обернулся на нас с рулевым. Нехорошо так обернулся… И еще более недобро спросил:

– Ну и кто же догадался дать… этой… ей штурвал?

Рулевой, проспоривший мне четверть часа за штурвалом еще неделю назад – мы все поджидали удачного момента, чтобы капитан не заметил, – виновато потупился. Но Фреля столь искреннее, хотя и безмолвное проявление полного раскаяния не удовлетворило:

– Где были твои мозги?!! Да она же как будто в первый раз штурвал увидела!

– Ну в первый, – обиженно проворчала я, отметив, что ко мне лично взбешенный Фрель в принципе не обращается. Дурной знак. – Ну и что?

– Ну и то, Иньярра, – разъяренно повернулся он ко мне, – что ты мне только что чуть корабль не разбила! Впрочем, это же сущие пустяки в масштабе мировой революции, не так ли?!

Меня даже передернуло от столь едко-злобного сарказма. Не ожидала я такого от пирата, честно признаться…

– Брось. Не разбила же. И вообще – неужели ты думаешь, что я бы позволила «Лирте» врезаться в скалы?

Пират, уже чуть поостынув, смерил меня презрительно-насмешливым взглядом:

– И что бы ты, интересно, сделала?

Я притворилась очень задумавшейся:

– Ну… Например, можно было бы дематериализовать скалы… Или телепортировать корабль… Или…

– Стоп! – удивленно перебил Фрель. – А почему же ты ничего этого не сделала?

Я пожала плечами:

– Не успела: ты подскочил и начал вопить, как девица, ненароком заглянувшая в мужскую баню. Я-то его, – кивок в сторону рулевого, – попугать чуть-чуть хотела.

Фрель насмешливо сощурился, осторожно, с завораживающей угрозой в движениях приближаясь ко мне.

– Ах, попугать?

– Ага. – Я медленно по бортику отступала от подходящего с нехорошей ухмылочкой на губах пирата. Тот двигался быстрее, спокойней и уверенней, как… хищник. Знающий наверняка, что жертве не уйти… – Фрель, ты чего?

– Ничего. – Он усмехнулся, ловко переступая через брошенный на палубе канат, о который я запнулась. – Так, попугать кое-кого хочу…

– Э-эй! Мы так не договаривались!

– Да ну? – Он, уже не изображая из себя терпеливого охотника, кинулся на меня, широко раскинув руки, словно летящий с крыши бодрый самоубийца. Я с оскорбленным воплем увернулась и зигзагами помчалась от пирата, с трудом лавируя между мачтами и всем хламом, наваленным на полу. Пират со зловещим хохотом бежал следом, догоняя меня без особых усилий. Может, я бы еще и побегала от него минут пятнадцать, отбиваясь простейшими пассами, сбивающими противника с ног, но не вовремя подвернувшийся под ноги ящик поставил жирную точку в моих жалких потугах «сделать» пирата на его же территории. В ноге что-то глухо хрупнуло, голень прошила резкая боль. И везет же мне сегодня на травмы!

Флибустьер, подскочивший сзади, подхватил меня на руки и потащил к борту, не обращая ни малейшего внимания на мои злобные выкрики и вопли.

– Фрель, трать-тарарать, опусти меня сейчас же!

– Ага, жди! – иронично отозвался пират, быстро подходя к корме, усаживая меня на борт и несильно толкая в спину.

– Эй, лестницу киньте! – приглушенно раздалось снизу.

– Гвыздбр фрахк, лодка! – крепко выругался Фрель, но было уже поздно: у меня в ушах свистел ветер, а что-то темнеющее внизу приближалось со скоростью курьерского поезда…

Удар, вспышкой адской боли отозвавшийся в левом виске и теплой вязкой струйкой заскользивший вниз…

Вода…

Темная, почти до черноты темная, сдавливающая грудь свинцовой тяжестью саркофага… Холодная, обдающая леденящим душу дыханием студеной смерти, запускающая колючие парализующие волю и мышцы щупальца в пальцы, грудь, виски…

Я даже не пытаюсь что-то сделать, шевельнуть рукой или ногой, рвануться наверх, к жизни и воздуху – просто тупо погружаюсь в скользкий металл моря, послушно и равнодушно принимающий меня в свои объятия, и глупо провожаю остановившимся взглядом уплывающее куда-то далеко небо…

– Иньярра!!!

Чья-то гибкая, легкая тень отделяется от силуэта корабля там, наверху, и почти без брызг, стрелой врезается в воду неподалеку от меня.

Какого ляда? Кто еще пытается там добиться от меня чего-то, не-додобитого при жизни? Опоздали, господа! Можете подать жалобу в письменной форме с пометкой «до востребования»… Кворр, что за мысли в голову лезут? Перед смертью они должны быть вечными и возвышенными!

Нет, ведьма, как жила не по-человечески (а чего еще от ведьмы ждать?), так и помрешь… Как дура!

Это «дура» полоснуло по лицу, словно плетка, мгновенно отрезвив затуманенное сознание и выгнав тело из состояния безразличной отрешенности. Сердце глухо тревожно стучало, рвалось из груди, требуя кислорода. Я резко дернула руками и ногами, сбрасывая с плеч тянущий вниз и сковывающий движения плащ. Левую ступню прожгла стремительная, мгновенная, взрывающаяся в оголенных нервах боль. Гвыхт ларма!

– Иньярра!!!

Темная тень в несколько мощных гребков достигает того места, где я погрузилась в воду, и ныряет, стремительно приближаясь ко мне.

Я, в свою очередь, рвусь к ней из последних сил, вдруг осознав, что всегда больше всего в жизни боялась быть утопленной – смерти хуже почему-то и представить себе не могла.

«Ты плохо кончишь!» – неизменно твердили в унисон наставники в Храме, да и вообще все, у кого я рано или поздно училась по жизни. Что ж, не спорю: я кончу плохо. Заколют разбойники на тракте, сожгут «добродушные» верующие во главе с фанатичным священнослужителем, сотрут в порошок подлые завистники на очередной магической дуэли (а у меня без них и месяца не проходит)… Но «утопят друзья в шутку»?! Это даже не звучит, гритх мирьют! Какая позорная смерть!!!

Гибкая черная фигура наконец-то достигает меня, путаясь в прядях черных тяжелых волос, обхватывает под грудью и, сделав знак, чтобы я расслабилась и не мешала своими ущербными движениями, начинает медленно, но верно выгребать на поверхность…

В голове шумит, немыслимые волны отчаяния со зловещим грохотом обрушиваются на побережье усталости и равнодушия, сознание утекает, как песок сквозь пальцы, багровым пятном расходясь по воде. Мой спаситель пытается свободной рукой закрыть мой глубоко рассеченный висок, чтобы кровь терялась не так быстро, но я только отрицательно мотаю головой: все равно без толку и с поражающим даже саму меня упорством считаю на глаз оставшееся до поверхности расстояние…

Две сажени… Одна…

Аршин…

Половина…

Пядь…

Легкие обжигает резкий толчок упругого холодного воздуха, и, не в силах справиться с этим новым шоком, я теряю последнюю волю, а с ней – и сознание.

В голове глухо щелкает, как будто кто-то тронул неведомый выключатель света, – и темнота…

…Сознание возвращалось медленно. Стучало огненным колоколом в голове, с ехидцей расползалось по кровеносным сосудам и глухо пощелкивало избытком несброшенной магии на кончиках ногтей. Горло саднило, в груди хрипло перекатывалась проглоченная в принудительном порядке и не до конца выкашлянная вода. Подушечки пальцев зудели.

Словом, «лучше бы я умер вчера»…

Чуткая ладонь коснулась моего лба и отпрянула пугливым птичьим крылом. Послышался плеск, звук слегка отжимаемого полотенца – и на лоб мне опустился ледяной компресс. Нельзя сказать, что меня так уж осчастливила мокрая лягушка на голове, да и сбегающие по вискам и щекочущие шею струйки тоже благодушия и удовлетворенности своей судьбой не прибавляли, но при попытке возмутиться из моего горла вырвался лишь сиплый стон, только утвердивший кого-то возле моей постели в мысли, что мне недолго осталось и необходимо скрасить последние минуты никчемной ведьминской жизни дюжиной компрессов. Я, тихонько заскулив, покорилась судьбе…

Окончательно проснулась я только на рассвете, когда солнышко запустило первых лучиков-диверсантов через щель в занавесках и те шаловливо заплясали по моим сомкнутым векам.

Итак, значит, я в каюте Фреля – нигде больше на корабле окон нет. Это его личная страсть: провожать закаты и встречать рассветы, а учитывая, что занятие для капитана пиратского брига не слишком-то серьезное и способное подорвать авторитет, приходилось делать это не на палубе (как делала я, наплевав на все авторитеты и иже с ними), а в собственной каюте.

Я, глубоко вздохнув, открыла глаза и, едва слышно зашипев, села на кровати. Все тело ныло, в горле свербели первые признаки перспективной простуды, левый висок разрывался от боли. Когда я осторожно коснулась его кончиками пальцев, боль стрельнула от одного виска к другому, хлестнув жесткой плетью по глазам. Пришлось оставить попытки самоизлечения до ближайшего зеркала.

В кресле дремал Фрель, одной рукой придерживающий пустой стакан с потеками зелья на стенках, а в другой сжимающий полотенце, которое, видимо, снял с моего лба. Даже во сне вид у него был виноватый.

Я сползла с кровати, завернулась в простыню и огляделась в поисках одежды. Ни платья, ни сапог видно не было, а черный шелковый плащ встрепанной птицей прикорнул на спинке кровати. За неимением лучшего я торопливо завернулась в него и подошла к какой-то карте на стене.

Что за карта, какие моря и земли на нее нанесены, я понятия не имела и, честно признаться, никогда не интересовалась. Единственное, чем она меня так привлекала, – тем, что была застекленной и в ней худо-бедно, но все-таки отражалась моя постная физиономия. Вот и сейчас меня куда как больше интересовал рассеченный висок, чем Крынское море, злодейски перекатывающее огромные валуны волн на пергаменте.

Кожа вокруг припухла, хотя сама ранка была не такой уж глубокой и моих опасений не вызвала, тем паче что ее уже обработали чем-то обеззараживающим, пока я спала. Словом, жить пока буду.

Я осторожно прикрыла висок чашечками ладоней и медленно погрузилась в бархатную тьму, покачивающуюся на волнах тупой ноющей боли. Ярко-белый целительный луч, вспоровший ее, как клинок вспарывает ветхий атлас, чуть отклонился от цели и, ударившись о невидимую преграду, не растекся тягучей животворной энергией, а заметался испуганным птенцом в клетке темноты.

Голову расколола острая, дикая боль, замеревшая бессильным воплем на губах, расплескавшаяся ужасом в расширенных зрачках, пронзившая все кукольно-неподвижное, пригвожденное к полу тело. Будь на моем месте любая другая ведьма – и исход был бы очевиден: мгновенная смерть от болевого шока. Но я, к счастью, не «любая другая».

Я выругалась, резко опуская руки и выныривая на поверхность реальности. Все мышцы меленько дрожали, не в силах сразу прийти в себя от скрутившего их спазма. Раны на голове – самые опасные и болезненные – лечить самой практически невозможно: слишком велик риск.

Но я рисковала. Неизменно рисковала, зная о какой-то странной, появившейся у меня где-то пару-тройку месяцев назад способности «выходить» из скрученного болью тела. Словно тело отдельно и сознание отдельно.

– Доброе утро, – мягко донеслось из-за спины.

– Доброе, – машинально отозвалась я, мысленно отказываясь от повтора попытки. Спасибо, одной хватило. Уж лучше Таю попрошу.

– Ты как? Живая?

Я, с сомнением усмехаясь, подошла к Фрелю и присела на подлокотник его кресла. Тот догадливо обхватил меня за талию рукой, чтобы не свалилась.

– Ну… Пока живая… А что? Ты сомневался?

Тот горько скривил губы в подобии улыбки:

– Еще бы! Когда я тебя вчера вытащил, вообще все думали, что это конец: бледная как смерть, голова разбита, сердце едва-едва бьется. Потом ничего, вроде откачали. Лодыжку вправили. Где ты ее, кстати, вывихнуть умудрилась?

Я возмущенно тряхнула волосами, уставившись на него с видом оскорбленной гарпии: «Либо кто-то сейчас резко осознает свои ошибки, либо я за себя не ручаюсь!!!»

– А кто, интересно, за мной по всей палубе носился – так, что все мачты тряслись?!! Из-за кого я упала? А?!

Фрель осторожно отодвинулся от рассерженно заворошившихся прядей волос, искрящихся на кончиках. Магия простенькая, но впечатление производит неизменно.

– Так, получается, что я виноват?

– Ну не я же!

Фрель восхищенно присвистнул в стиле «наглость – не второе счастье, она попросту образ жизни, призвание и судьба», но протестовать не стал.

Я тоже прикусила язык: чего теперь злиться, если сама виновата? Никто меня не просил лезть к штурвалу или убегать от Фреля. Ну позлился бы, покричал – ну и что?

Я решительно тряхнула головой и поднялась на ноги. Фрель исподволь опасливо глянул: сержусь или нет. Я шутливо запустила руки ему в волосы:

– Ладно, на первый раз прощаю. Живи пока. Но чтобы больше…

– Да я-то что?! Моя хата с краю, ничего не знаю! – торопливо замахал руками Фрель, выражая полную готовность содействовать любой авантюре.

– Вот и молодец, – машинально заключила я. – Кстати, а одежду-то мою вы куда задевали? Боюсь, если я заявлюсь к проверяющей комиссии в одном плаще, они это не оценят как шутку. У них, понимаешь ли, с юмором туговато.

– Сушится. Ее твой ворон сторожит, – послушно откликнулся Фрель. А я-то все думала, куда мой Велир задевался. Он на корабле обычно с плеча не слезал – воду недолюбливает. – Так принести ее тебе?

Я задумчиво скользнула взглядом по дощатому полу, своим босым и уже зябнущим ногам и решительно кивнула:

– Тащи. И Велира зови. Только пираты пусть лучше не приходят. Я злая и голодная, как упырица в полнолуние, так что, боюсь, без инцидентов не обойдется.

Фрель быстро вышел, потягиваясь на ходу, и вернулся через пару минут, держа в руках мое платье и сапоги. Велир жизнерадостно хлопал крыльями у него за плечом.

– Отвернись! – приказала я, сбрасывая плащ и торопливо ныряя в платье. Прохладный креп заструился по бедрам, слетая вниз четырехклинной юбкой. Шнуровку пришлось затянуть заклинанием, резанувшим болью по рассеченному виску. Но не Фреля же просить помочь надеть платье! В очередной раз понимаю, что наличие камеристки у любой мало-мальски знатной дамы на некоторых Ветках – не роскошь, а необходимость…

– КАПИТАН! – заорали на палубе. – КА-ПИ-ТАН!!!

Мы с Фрелем, не сговариваясь, кинулись наружу. Велир суетливо вертелся над моей головой, надоедливо каркая. Пришлось усмирить его малоуважительным: – Тихо ты! – и сгрести в охапку.

Птица обидчиво фыркнула и умолкла, мстительно располосовав мне руки когтями. Мне ничего не оставалось, как с руганью пересадить его на плечо.

На палубе сгрудилась почти вся команда, уставившаяся на небо с таким видом, будто оттуда вот-вот должна была прилететь манна небесная.

– Что такое? – недовольно спросил Фрель. – Кто меня звал?

Пираты торопливо скучковались, оставив разбираться безотказного Туора. Тот же, пожав плечами, протянул руку и ткнул пальцем в небо:

– Смотрите!

Фрель приложил руку ко лбу, защищая глаза от бьющего без промаха солнца, и честно всмотрелся в высь:

– Ну и что там?

– Так если б мы знали, мы бы вас не звали! – обидчиво откликнулся Туор, отходя к остальным. – Оно вроде бы ничего-ничего, а потом ка-а-ак грохнет!

– Что грохнет-то?! – уже выходя из себя, добивался от подчиненных Фрель. – Пушечный залп? Молния? Гром?

Небо вдруг прорезала ярко-оранжевая струя огня, тут же закутавшая перистые облачка в вуаль едкого дыма. Пираты заорали, попадав на палубу ничком, Фрель инстинктивно отшатнулся и выругался. Я же, отметив мысленно точку, послужившую, по моему мнению, источником огня, всматривалась не вверх, а на восток, упорно не отзываясь на провокационные вопли и затыкая самых упрямых заклинанием.

Фрель осторожно подошел и мягко коснулся моей руки:

– Что там? Что-то видишь?

Я с досадой покачала головой: не мешай, мол.

Фрель догадался отойти, выругал растерявшуюся команду и разослал всех по рабочим местам, загнав сменившихся с поста и законно отдыхающих в трюм.

На бесстыдно-пронзительно-голубом небе проглянуло салатово-пушистое пятнышко. Такое вполне себе безобидное, на диво почему-то знакомое, хотя и абсолютно нелогичное пятнышко, способное при случае фугануть испепеляющей струей пламени. Еще пара секунд – и пятнышко стало очертаниями напоминать большую и довольно неуклюжую птицу, уверенно взявшую курс на мой Храм.

И тут-то до меня дошло.

– МАСМЕД!!! – загремел над морем мой усиленный заклинанием сказительский голос. Фрель с ужасом кинулся к сдуревшей ведьме, решившей во всеуслышание выдать местонахождение его пиратского брига, но я только отмахнулась от него как от надоевшей первокурсницы. – МАСМЕД!!!

Дракончик, чьи очертания уже ясно рисовались на фоне неба для острого ведьминского глаза, радостно дрогнул и закружил над морем, выискивая источник голоса. Я резко вскинула руку над головой, бабахнув в небо салютом. Масмед радостно взревел, устремляясь к «Лирте» с бодростью проголодавшегося упыря, завидевшего одинокую, больную на голову девушку, разгуливающую ночью по буеракам и кладбищам.

Через несколько секунд рядом с кораблем плюхнулся на воду дракон, жизнерадостно замахавший мне крыльями и устроивший отличный душ для всей раскрывшей от удивления рты команды. Пираты пришли в себя, выругались, но жаловаться не посмели. Кто станет жаловаться ведьме на ее дракона, подлетающего, как собачка, по команде?!

– Инни! – радостно завопил Масмед. – Доброе утро!

– Доброе! – рассмеялась я.

Это для меня шестьдесят лет, что мы с ним не встречались, много, безумно много. А для него это сущая ерунда, не стоящая даже лишней чешуйки возле носа – определителя драконьего возраста. Масмед остался все таким же жизнерадостным, милым, шаловливым ребенком, не помнящим мое имя до конца и способным очертя голову ввязаться вслед за мной в любое приключение.

– Ты здесь откуда? – спросила я, выставляя блок от непрерывно летящих на меня брызг. – И, кстати, если не сложно – прекрати так сильно плескаться: мне платье и без того всю ночь сушили.

– Не сложно, – согласился дракончик, осторожно усаживаясь на воду и удерживаясь на ее поверхности без видимых усилий. И, подумав, добавил: – Извини.

– Ничего, переживу, – легко простила я. – Так ты здесь откуда?

– Я узнал от Ильянты, что ты здесь! – важно пояснил Масмед и, тревожно оглядевшись по сторонам, добавил громоподобным шепотом: – Подслушал, как она ругалась вообще-то…

Я ускользающе улыбнулась: голова была занята уже другим. Тем, как бы мне произвести на комиссию, ревизующую Срединный Храм, наилучшее впечатление. Такое, чтобы они навсегда зареклись связываться с его Хранящей.

– Слушай, Масмед, а как насчет ма-а-аленькой шалости? – как бы невзначай поинтересовалась я, поглаживая перья ревниво ластящегося Велира.

– Шалости? – Глазенки дракона загорелись таким знакомым игривым огоньком. – А какой?

Я двусмысленно прокрутила кольцо на пальце:

– Какой? Ну… Такой совсем невинной шалости…

Фрель, проницательно глянув на меня, лукаво усмехнулся:

– Эх, Иньярра, не хотел бы я оказаться среди представителей Гильдии…

Рассвет ласково золотился по небу, на краешек горизонта заглянуло яркое, неестественно желтое солнышко, выстлав небосвод пшенично-теплыми лучами. Громада Храма величественно опустилась на загодя расчищенную заботливо площадку, не шелохнув ни травинки вокруг, словно Храм просто встал и стоял здесь всю свою жизнь, никуда не отлучаясь.

Две ведьмы Хранящие терпеливо приветствовали комиссию по проверке Храма, но вот, собственно, Хранящей Срединного Храма среди них не было, и это настораживало. Уж она-то… – как там ее? Иньятта? Инарра?.. – должна бы стоять в первых рядах.

– Доброе утро, рильт, – с нейтральной улыбкой на губах склонилась в полупоклоне одна из ведьм, приветствуя начальника комиссии – мага пятой степени Гридъяра. – Мы просим прощения за вынужденную задержку: Хранящая Срединного Храма риль Иньярра придет приветствовать вас через несколько минут.

Даже если она и лгала, Тилорь этого отследить никак не могла. Может, и вправду придет. А может – они и сами не знают, где она есть. Риль Иньярра в Гильдии пользовалась дурной репутацией нравной и самовольной ведьмы, мало считающейся с приличиями и традициями. С такой станется уехать куда-нибудь из собственного Храма во время ревизии: она, говорят, была не слишком-то счастлива, узнав о скором визите представителей Гильдии.

Свежее цветеньское утро бодрило, пробираясь прохладными сырыми струйками воздуха под куртку и рубашку. Гридъяр терпеливо ждал Хранящую, решив не портить отношения с порога (в Гильдии их предупредили, что это чревато); две ведьмы стояли, глядя в разные стороны, но время от времени телепатически переговариваясь. Сказительницы и не такое умеют; Тилорь тихо мерзла. И все упрямо делали вид, что так оно и должно быть.

И тут в их мирную компанию было внесено смятение: едва-едва появившееся на горизонте над скалами зеленоватое пятнышко стремительно разрослось в дракона, с ревом выдохнувшего струю раскаленного синего пламени. Тварюга лихо развернулась в вираже над Храмом и пошла на посадку, взметнув тучу пыли.

– Что это?! – оторопело вскрикнула Тилорь, торопливо прикидывая, какой бы блок выставить от пыли. Пока она думала, было уже поздно: в глаза и в нос попало столько, что она отчихивалась еще две минуты.

Ведьмы же, по крайней мере внешне, были сплошное спокойствие.

– Это? – отозвалась та, что была с рыжими волосами. – Думаю, это риль Иньярра.

Вторая Хранящая уже торопливо шла к дракону, по крылу которого так ловко, словно только этим и занималась целыми днями, сошла-съехала Хранящая Срединного Храма риль Иньярра.

– Где… – «тебя леший носил» было мужественно проглочено Таирной, модифицировавшись в нейтральное: – ты так задержалась?

Риль Иньярра между тем спокойно тряхнула расплескавшимися по плечам черным шелковым дождем волосами:

– Я-то? Да так, ерунда: Горного духа приструнила, – небрежно обронила она, но так, что никто ни на минуту не усомнился, что так оно на деле и было, и, повернувшись лицом к терпеливо поджидающим Гридъяру и Тилори, добавила: – Доброе утро, господа! Надеюсь, я не заставила вас ждать слишком долго?

– Нет, что вы, – галантно отозвался Гридъяр. – Мы телепортировали всего четверть часа назад и имели удовольствие пообщаться с риль Тиарной и риль Ильянтой.

– Что ж, тогда, думаю, вы не заскучали, – лукаво улыбнулась черноволосая ведьма.

Взъерошенный ворон, покружив над головами чужаков, привычно угнездился на ее плече.

Довольно обычный на вид черный шелковый плащ лежал на ее плечах королевской мантией, под ним при ходьбе, когда привольно развевались полы, виднелось вишневое легкое платье с золотой отделкой. На ногах – черные кожаные сапоги на шпильках, запястья увешаны звенящими браслетами, в уши вдеты золотые длинные серьги, тонкие пальцы унизаны изящными кольцами, явно надетыми не только ради красоты. Может, аура у ведьм и сильнее, да и ступеней мастерства не существует, но артефактами они не брезгуют. Особенно хорошими артефактами.

В целом вид у ведьмы был… ведьминский. В наиболее классическом значении этого слова. Сейчас уже и из чародеек мало кто так одевался, переходя на более удобные штаны и куртки вместо старинных плащей и длинных юбок. Хотя, с другой стороны, за модой никогда не угонишься, и единственный способ выделяться и привлекать внимание – обладать постоянным, ярким стилем. В этом ведьме отказать было нельзя.

И где-то глубоко в душе Тилорь даже призналась себе, что Хранящая ей, пожалуй, симпатична. Призналась и сразу же отругала саму себя. Представительница Гильдии на ревизии нового Храма должна быть непредвзятой и объективной и оценивать Храм даже скорее с критической точки зрения. Еще не хватало плохо зарекомендовать себя на одном из первых же заданий!

Запутавшись в собственных симпатиях-антипатиях пополам с чувством вины, Тилорь приветствовала ведьму небрежно и даже слегка сердито. Но та ничуть не обиделась, только искоса глянула лукаво-понимающим взглядом, словно прочитала или угадала тщательно экранируемые мысли. Подобная осведомленность Тилори совсем не понравилась.

– Итак, с чего же мы начнем? – деловито начал Гридъяр, давая понять, что с официальными приветствиями покончено и пора переходить к делу.

– С чего вам угодно! – пожала плечами риль Иньярра. – Насколько я помню, в присланной мне бумаге было указано, что вы имеете право ревизовать все, что сочтете необходимым, так что вам и карты в руки!

– Но вы, по крайней мере, окажете нам честь сопровождать нас? – насторожился Гридъяр.

Ведьма смерила его долгим пронзительным взглядом. Тилорь поежилась: она бы такого не выдержала. А Гридъяр ничего, молодец.

– Разумеется, окажу, – наконец ответила ведьма и слегка поклонилась. Какая-то кошачья грация, вкрадчивость проскальзывала во всех ее движениях. Словно, стоит ее испугать – и она взовьется на верхушку осины черной тенью, не задумавшись ни на миг. Впрочем, заглянув в глаза ведьме, Тилорь поняла, что испугать такую чем-то было бы весьма проблематично.

– Прошу вас! – пригласила Хранящая и отправилась в Храм, указывая дорогу.

Стены, источавшие могильный холод, уходили вперед огненной лентой вставленных в железные кольца факелов, выхватывающих клочья каменного пола. Впрочем, факелы давали больше едкого дыма, сплошным потоком струящегося по подвалу, чем тревожно-оранжевого света.

Но их провожатая, нимало не смущаясь ни холодом, хотя на ее плечах лежал только шелковый тонкий плащ, ни темнотой, ни дымом, бодро простукивала пол деловитыми каблучками. За всю дорогу она ни разу не оглянулась, чтобы проверить, идут ли за ней Тилорь, Гридъяр и присоединившаяся к ним с некоторым опозданием Таррэ. Видимо, это подразумевалось само собой.

Каменные плиты, выстилавшие путь, не были ни раскрошившимися, ни покрытыми плесенью. Какая-то строгая, суровая красота проглядывала в этом малогостеприимном коридоре, уходящем, казалось, на десятки верст вперед.

– А куда мы, собственно, идем? – наконец не выдержала окончательно промерзшая Тилорь, обращаясь к черной тени, почти сливающейся с темнотой коридора.

Ведьма обернулась.

– Мы идем в подземелья, – ровно ответила она и довольно миролюбиво пояснила: – Скоро Храм взлетит – и осмотреть их станет невозможно. Думаю, будет логично начать снизу и постепенно подниматься – так вы сможете осмотреть весь Храм.

– Разве в вашем Храме есть подземелья? – спросил Гридъяр, не сумев скрыть удивления.

– Да.

– Но как это возможно? – поразился маг.

– Как могут быть подземелья в летающем Храме?! – поддержала его Тилорь, ощущая, что ее разыгрывают как семнадцатилетнюю студенточку.

– Этого не может быть! – авторитетно заявила Таррэ, вызывающе уставившись на Хранящую.

Не любит она ее. Леший знает за что, но не любит. Да и та не пылает к чародейке вечной неугасимой страстью.

– Невозможно. Я знаю, – не стала спорить ведьма. Ускользающая полуулыбка едва коснулась ее тонких губ. – Но, боюсь, никто пока не сообщил этого подземельям.

Гридъяр склонил голову в полупоклоне, признав свою ошибку. А ведьма невозмутимо продолжила:

– Впрочем, если их «быть не может», то мы их можем и не осматривать.

– Нет, что вы, – торопливо покачала головой Тилорь. – Пожалуйста, пойдемте дальше: очень любопытно взглянуть.

Ведьма безмолвно развернулась и снова устремилась в хитросплетения коридоров. Ворон, глухо хлопая крыльями, помчался за ней. Следом потащилась порядком продрогшая комиссия, которую здесь встречали, казалось бы, довольно гостеприимно, но прохладно. Типа «если друг оказался вдруг и не друг, и не враг – а так».

Наконец в пределах видимости появились златокованые ворота, верхний край которых не был виден, утопая в густом дыме чадящих факелов. Ведьма приостановилась, подождала, пока шаги троих магов не замрут за ее спиной. И одним взглядом легко толкнула тяжеленные створки, распахнувшиеся с услужливой готовностью.

– Добро пожаловать в подземелья! – пророкотал под высокими сводами сильный, чуть гортанный голос Сказительницы. В груди Тилори что-то сладко екнуло при звуке этого голоса, но она тут же взяла себя в руки. Что еще за глупости такие?! Она приехала работать, а не пускать по кругу рог с терпким вином и слушать горьковато-пряные песни под гитару. Именно туда, в теплый круг, выхваченный ночным костром, звал этот голос.

Вокруг тянулись бесконечно длинные широкие полки, уставленные всем возможным и невозможным. Пугливо сжималось сердце, не верящее, что вот тут, буквально в двух шагах – дверь в Пустоту. Дрожали пальцы, чуть не роняя склянку с консервированным ядом тарантула.

– Мы обязаны абсолютно все тут осмотреть!!! – восторженно заявила Таррэ, радостно и неверяще оглядываясь по сторонам. Она, по-видимому, просто мечтала найти в Срединном Храме как можно больше недостатков и составить просто разгромный отчет. И за эти подземелья с таким восторгом схватилась лишь по той простой причине, что держать все содержащиеся здесь артефакты, ингредиенты, амуницию и прочее в образцовом порядке просто невозможно. Многие магические предметы обладают волей и, пожелай они потеряться, – за ними не уследит ни один кладовщик.

– Осматривайте, – легко согласилась ведьма, щедрым жестом обводя подземелья. Слишком легко. Подозрительно легко.

Но не успела Таррэ кинуться к первой полке и затребовать полный список содержащихся на ней вещей, как Хранящая ровно, не меняя выражения лица, добавила:

– Только скажите сразу, в какое время вы предпочитаете завтракать, обедать и ужинать.

– Зачем это? – подозрительно нахмурилась Таррэ.

– Когда опись этих подземелий составляли двадцать гномов, работавших в три смены, это заняло у них полгода, – невозмутимо пояснила ведьма.

Таррэ смутилась, не зная, чем ответить. Выручил чародейку сжалившийся Гридъяр. Подойдя к полке, он взял первую попавшую в руки склянку и решительно заявил:

– Что ж, мы не рискнем воспользоваться вашим гостеприимством на полгода, но, по крайней мере, что-то мы все равно вынуждены будем проверить.

– Мое гостеприимство опасно гораздо менее, нежели яд гадюки, который вы сейчас держите в руках, – с учтивой улыбкой отозвалась ведьма. – Но эти подземелья в вашем полном распоряжении, не смею вам мешать.

– Вы не откажетесь дать нам некоторые разъяснения?

– Нет, что вы. Спрашивайте, если что-то заинтересует.

Ревизоры разбрелись в разные стороны, запросив описи полок, и принялись сверять списки с содержимым. Тилорь отошла к компонентам зелий, в которых разбиралась лучше, чем в книгах или оружии. Сушеные листья малинника, ромашка полуночная, соцветия папоротника, кровь дракона, толченые когти вепря – довольно обычный набор ингредиентов для ряда как повседневных, так и запрещенных зелий. Доказать, какие варятся в этом Храме, чародейка, разумеется, не могла. Заинтересовавшись шкатулкой с какими-то деревяшками, идентифицировать которые она с ходу не сумела, Тилорь вполголоса подозвала Хранящую. Она вообще заметила, что в этом подземелье и ей, и остальным хотелось чуть приглушить голос, не выставляя себя на всеобщее обозрение. Спокойным, ровным, громким голосом невозмутимо говорила только ведьма. Хранящая. Хозяйка.

– Вы что-то хотели, риль? – спокойный взгляд черных, чуть уставших глаз.

– Да, – хрипловато ответила смешавшаяся чародейка, но тут же взяла себя в руки. – Что это такое?

Хранящая едва глянула в шкатулку и улыбнулась:

– Это щепки похоронного креста, разбитого о голову покойника.

– Что?!! – удивилась и даже как-то обиделась Тилорь. – Зачем они вам?

– Мне? Незачем. Будь здесь Таирна – она бы вам, может, что-нибудь и объяснила. По ее словам, этими щепками нужно мешать какие-то зелья, чтобы… Даже не помню, признаться, зачем. Зелья – не моя стихия. Но, если хотите, я могу ее позвать.

– Нет, спасибо, – торопливо отказалась чародейка, смутившись своего недоверия. Действительно, почему бы в подземельях летающего Храма и не быть щепкам похоронного креста, разбитого о голову покойника? Даже если они ни для чего и не нужны, стиль-то заведения так или иначе создавать надо.

Ворон, глухо каркавший где-то в темноте, пугал Тилорь суетливым хлопаньем крыльев. Руки окоченели (чародейке даже пришло в голову, что риль Иньярра специально привела их в самое холодное подземелье, чтобы не слишком-то задерживались), а глаза слезились от дыма. Тилорь отошла от полок, заверив Гридъяра, что с зельями все в полном порядке. Ей не терпелось уйти отсюда. Сколько же можно бродить по темноте и холоду?!

Она увязалась за Хранящей, направившейся к нетерпеливо приплясывающей возле чего-то Таррэ.

– Вас что-то заинтересовало, риль? – мягко спросила ведьма тоном мамочки, тысячу первый раз объясняющей ребенку, что это дядя в сказке может прыгать из окна двадцатого этажа и спешить к своей возлюбленной. В жизни финал будет печальней, хотя красивее и трагичней.

– Что это за гребень?

Ведьма осторожно приняла гребень из рук чародейки и тонко улыбнулась, проведя пальцами по его ровным деревянным зубчикам.

– Это гребень Сиямова дерева.

– Ну и что? – не поняла чародейка. – За какие заслуги он здесь-то оказался?

Мечтательное выражение скользнуло по лицу Хранящей и улетело быстро, как облачко после грозы.

– Вы когда-нибудь слышали о Сияме? – Чародейки дружно покачали головами. – Это маг десятого уровня. На некоторых Ветках его называли Вицлипуцли. Он специализировался на исполнении желаний. Полном исполнении. Например, хотел человек всегда молодо выглядеть – Сиям убивал его в двадцать лет и бальзамировал тело. Желание было полностью исполнено, но, боюсь, человек не был счастлив.

– Но это же… Мерзко!

Ведьма философски пожала плечами:

– Смотря с какой точки зрения. Ведь не зря же мудрые говорят: «Бойтесь своих желаний, ибо они исполняются». Люди – странные существа, им нужно доказать и показать, чтобы они поверили. Именно этим – убеждением неверующих – и занимался Сиям.

– А при чем здесь этот гребень? – негромко спросила Тилорь. Ей вдруг показалось, что эта восьмидесятилетняя ведьма старше нее не на два года, а по меньшей мере в два раза.

– Этот гребень он подарил одной женщине, которая очень хотела иметь длинные густые волосы.

– И что?

– И ничего. Расчесываетесь гребнем – и вашим волосам станет завидовать любая красавица. Хотите попробовать?

Ведьма лукаво прищурилась, и Тилорь торопливо отодвинула гребень от протянувшейся руки Таррэ.

– Нет, спасибо!

– Мудро, – улыбнулась Хранящая, убирая гребень на место. – Абсолютно ВСЕ волосы на вашем теле стали бы длинными и густыми. В том числе брови, ресницы и все прочее.

Таррэ перекосилась, когда поняла, какой участи едва избежала.

– Риль Иньярра! – негромко позвал Гридъяр с другой стороны скрытого темнотой подземелья.

Ведьма слегка кивнула головой, словно извиняясь перед собеседницами, и мягкими неслышными шагами отошла от чародеек. Не сговариваясь, Тилорь и Таррэ направились за ней.

Было в этой ведьме что-то… этакое. Что-то такое, из-за чего хотелось стоять рядом с ней и слушать, даже если она иронизировала или насмехалась над тобой же. Словно рядом с ней колыхалась аура вселенского спокойствия, уверенности и какой-то снисходительной мудрости. Мудрости не лет, приходящей рано или поздно к любому магу, а мудрости жизни, которая слилась с ней так естественно, словно была впитана, как греховная красота, с молоком родной матери.

– Вы меня звали, рильт?

Гридъяр без слов повертел в руках полотняный мешочек без опознавательных знаков. Ведьма протянула тонкую, унизанную кольцами руку:

– Можно?

– Разумеется, – маг осторожно – мало ли что там внутри – передал Хранящей мешочек.

Та бережно сжала его в теплой ладони, помолчала, закрыв глаза, словно вслушиваясь в самое себя, и понимающе улыбнулась.

– Что это? – тут же влезла Таррэ, подозрительно косясь на ее ладонь.

– Клыки дракона, – спокойно ответила Хранящая.

– А почему без подписи? – придралась чародейка. Ведьма посмотрела на нее с удивлением и повторила:

– Но ведь это – клыки дракона!

– Большая редкость, я знаю, – нетерпеливо перебила Таррэ. – Но это же не причина держать мешочек без подписи! Как можно проверять опись при таком положении вещей?

– Единственное, что не могут прорезать драконьи клыки, – это шкура дракона, – терпеливо объяснила Хранящая. Чародейка по всем признакам ей уже изрядно надоела, и, хотя она пока сдерживалась, играть с огнем на месте Таррэ не стоило. – А на ней, да будет вам известно, невозможно ни писать, ни оставлять каких-либо пометок.

Щелкнутая по носу чародейка нуждалась в реванше. Она никак не хотела признать победу этой черноволосой, по-драконьи спокойной, независимо держащей себя Иньярры, будь последняя хоть Хранящей, хоть еще кем-нибудь.

– А вдруг там совсем не то, что вы говорите?! – влезла она.

Глаза ведьмы нехорошо, по-змеиному сузились. Чаша терпения плеснула через край, приняв в себя последнюю каплю яда. Но незамедлительного взрыва, как случилось бы, будь на месте ведьмы Тилорь или сама Таррэ, не последовало. Она почти насильно вложила в руку чародейки мешочек с клыками.

– Что ж, проверьте!

– Как? – тут же попалась на крючок Таррэ.

– Помнится, клыки дракона вступают в качественную реакцию с концентратом каштановой вытяжки, – с непроницаемым лицом заметила Хранящая. – Вон на той полке была склянка. Риль, если вас не затруднит…

Не дожидаясь окончания фразы, Тилорь кивнула и принесла концентрат.

Таррэ, вдруг заподозрившая какой-то подвох со стороны Хранящей, засомневалась:

– А такая реакция точно существует?

– Вам методичку зельеварения предъявить? – не выдержала ведьма, впервые сорвавшись на чисто человеческие раздраженные нотки. – Или смешивайте – или верните ингредиенты на место.

Таррэ, независимо тряхнув головой, отобрала у Тилори склянку, осторожно распустила шнурок, стягивающий горловину мешочка из драконьей кожи, и, вытащив оттуда один желтоватый, в потеках багровой крови, клык, бросила его в склянку.

Грохнуло, бухнуло, вспыхнуло. Огненная струя с тихим воем пронеслась под потолком и распустилась вихрем хвостатых зеленоватых искр. Лицо Таррэ, изрядно подкопченное взрывом, выражало животный ужас. По губам Гридъяра скользнула тонкая улыбка. Тилори вдруг подумалось, что он, вполне возможно, знал, к каким последствиям приведет подобный опыт, но промолчал. Старый маг нередко совершал странные поступки, особенно рядом с теми, кто почему-то был ему симпатичен. А ведьма, похоже, вот-вот могла войти в этот список.

– Что ж, реакция прошла, – невозмутимо подытожила она, мягко отнимая драконьи клыки у оцепеневшей Таррэ и аккуратно затягивая шнурок. – Думаю, больше сомнений у вас нет?

– Их и не было, риль, что вы! Как мы могли в вас сомневаться, – непринужденно ответил маг. – Просто риль Таррэ хотела убедиться, что… ингредиенты ваших зелий не отсырели и готовы к использованию. Не так ли, риль?

– Разумеется, – вынужденно буркнула чародейка.

– Я рада, что вы в этом убедились, – вежливо ответила ей ведьма. – Желаете ли осмотреть еще что-нибудь?

Маги заозирались.

– Кажется, никто из нас еще не был у дальнего стенда, – с сомнением протянул Гридъяр, оглядывая подчиненных. – Не так ли?

– Да.

– Что ж, пойдемте посмотрим, что интересного есть там.

Ведьма безмолвно развернулась и неслышно заскользила вперед, указывая дорогу. Черный плащ певуче шептал, касаясь полами гранитных плит. Ворон уселся Хранящей на плечо и неприязненно косился зеленым глазом на незваных гостей.

– Прошу! – Широким жестом Хранящая обвела содержимое широких дубовых и – надо заметить отдельно – совершенно не пыльных полок. Расширенный к запястью черный рукав лизнул шелком выложенные артефакты, оружие и амуницию. Видя замешательство гостей, не знающих, с чего начать, она принялась перечислять: – Проклятые фолианты и гримуары…

Книги величественно мерцали во тьме инкрустированными переплетами и чуть слышно шипели, перебирая смертоносными, пожелтевшими от времени и кое-где покрывшимися зеленоватой плесенью страницами. Изредка та или другая книга гневно вспыхивала и выстреливала в потолок снопом серебрящихся искр или пыхала едким тяжелым дымом.

– Кто их проклял? – услышала Тилорь собственный голос и искренне удивилась: так ровно он прозвучал. В душе она далеко не была уверена, что стоит записывать на свой счет еще один дурацкий вопрос. Впрочем, у Таррэ ее пальмовую ветвь первенства все равно уже не отнять…

Ведьма равнодушно пожала плечами:

– Не знаю. Иногда проклятие поражало и самого заклинателя, затягивая его внутрь или выпивая силы. Иногда книги проклинают себя сами. Иногда срабатывает одно из древних отсроченных заклинаний. Во всяком случае, с повинной ко мне никто пока не приходил.

– А это что? – спросила Таррэ, опасливо кивнув на особо отгороженный уголок на полке.

– Это так называемая «вампирья зона», – усмехнулась Хранящая. – По крайней мере, именно так ее прозвали малыши, когда их водили сюда на экскурсию. Это – схема строения вампирьего крыла, это – слепок челюсти: нижние клыки не слишком длинные, а вот верхние похуже вурдалачьих будут… А здесь – кольца вечного союза.

– То есть?

– Если их использовать при бракосочетании, то вступившие в брак никогда уже не разлучатся.

Тилорь удивленно вскинула левую бровь:

– Тогда почему они лежат здесь, а не выдираются друг у друга брачующимися парочками? Ведь перспектива-то более чем заманчивая!

– Во-первых, мало кто знает, что они здесь лежат, – резонно заметила ведьма. – А во-вторых, у этих колец есть и оборотная сторона: они ведь не обещают вечной любви. Лишь гарантируют вечность и неразрывность союза. Предположим, вы надеваете друг другу на палец эти кольца. Это все равно как если бы священник взял цепь и сковал ею вас друг с другом. Быть может, через пару лет вы поймете, что ошиблись в выборе и этот человек вам не нужен, а уйти не сможете. Потеряется заявление о разводе, родится ребенок, которому нужна полная семья, ваш муж тяжело заболеет, и вам совесть не позволит бросить его без помощи. Кольцам наплевать, каким именно образом они удержат вас друг возле друга. Они просто энергетически неразрывны и подстраивают окружающую реальность под это свойство. Так что, подарить вам колечки на день рождения?

– Нет, спасибо!

– Вечный двигатель, если я не ошибаюсь? – перебил беседу Гридъяр.

– Да уж, – усмехнулась Хранящая. – Удивительная конструкция, которую создатель назвал вечным двигателем.

– Так это неправда? – разочарованно протянула Тилорь, заглядевшаяся было на статуэтку с вращающимися лопастями.

– Спорный вопрос. Этот двигатель не останавливается ни на миг, пока рядом с ним находится хоть один человек. Он питается нашими эмоциями, мыслями, аурой – словом, энергией в любом ее проявлении. Но стоит нам уйти – или просто поставить достаточно сильный блок – и он остановится. Его создатель бессознательно умел так напитать его своей верой в его вечность и детским восторгом разгаданной загадки, что бедная статуэтка едва не взлетала!

– Жалко, что он ненастоящий, – с сожалением вздохнула Таррэ.

– Ну почему же сразу ненастоящий? Он вечен для всякого, кто захочет верить в его вечность.

Они помолчали. Каждый так и этак пробовал на зуб историю вечного двигателя, стараясь или окончательно ее опровергнуть, или окончательно убедиться. Но старые магические легенды мало кому открываются сразу и полностью. Их бессмертие длится ровно до тех пор, пока не поставлена последняя точка, пока не рассеялось облако двусмысленности.

Тилорь в задумчивости взяла с полки лошадиную уздечку. Узда и узда: металлические кольца удил, прочные, но узкие кожаные ремни – и за что она сюда попала?

– Узда Пегаса, – не дожидаясь вопроса, пояснила Хранящая. – Позволяет владельцу поймать вдохновение и оставлять его у себя столько, сколько он захочет.

– А что в ней плохого? – Тилорь уже привыкла к тому, что у всякой вещи, какой бы прекрасной она ни казалась на первый взгляд, есть свои недостатки. Двойственность мира, чтоб ее…

– Подвоха нет, – покачала головой ведьма. – Муза действительно трепещет крылышками над плечом столько, сколько ты хочешь. Но переизбыток вдохновения тоже ведь вреден: от него ломаются перья и путаются в голове слова. Да и к тому же, если творческий процесс не прекращается ни на день, если нет той щемящей тоски ожидания вдохновения и упоения – то творчество, созидание превращается просто в работу. Искусство становится ремеслом.

– Грустно, – признала Тилорь, с сожалением возвращая уздечку на место.

Темь в подземельях стояла такая, что различить что-то дальше, чем на два шага, не позволял даже свет шэрита. Поэтому, пройдя еще немного вперед и буквально нос к носу столкнувшись с каким-то непотребно обросшим мужиком с ржавой алебардой в руке, Тилорь не сумела воздержаться от пронзительного визга, услужливо подхваченного и на все лады повторенного дразнящимся эхом.

– Доброе утро, Джанг, – вежливо кивнула гному Хранящая и улыбнулась. – Зачем вы мне пугаете комиссию?

– Я?! – возмутился тот. – Да туть вобче ничаво… Стою вот, охраняю, как вы велели…

– А что вы охраняете? – спросила покрасневшая от стыда Тилорь, смутившаяся от своего крика и спешащая замять инцидент.

– Как чаво? – вскинулся гном, явно стосковавшийся без собеседников. – Да ведь токмо оставь на минутку – и фьють, уперли, выхлюпали! Оправдывайся потом!

– Что уперли-то? – непонимающе нахмурился Гридъяр.

– Как что? – Мужик уставился на них, как на кроманьольцев, хвастающихся только что добытым огнем. – Спирт, конечно!

– Не поняла, – нахмурилась Тилорь, оглядываясь на Хранящую, стоявшую неподвижно и с каким-то озорством в глазах глядящую на гнома и пораженных магов. – Драконья кровь – один из самых дорогих эликсиров в наши дни – стоит спокойно на полке среди ромашки и дубовой коры; концентратом каштановой вытяжки вы без раздумий пожертвовали, чтобы… мм… развеять сомнения риль Таррэ; а какая-то бочка со спиртом стоит под отдельной охраной?!

Ведьма мягко улыбнулась и развела руками:

– Что поделаешь, боюсь, студентам восемнадцать лет, а не восемьдесят, так что их куда больше интересует спирт, чем драконья кровь…

Гридъяр понимающе тихонько рассмеялся:

– Да уж, как меняются жизненные приоритеты с годами!

– Ух ты! – восторженно раздалось за их спинами и тут же сменилось обиженным: – АЙ!

Голубоватые искры (в который уже раз за это утро!) с язвительным шипением взвились над чем-то, выпавшим из обожженных рук чародейки.

– Философский камень, – не оборачиваясь, определила Хранящая. – Он очень не любит чужих рук.

Таррэ оскорбленно передернула плечами, но промолчала.

– Это тот, что дает бессмертие и обращает любой металл в золото? – неверяще воззрилась на тускло облитый серебристым сиянием гладкогранный камень Тилорь. – Быть не может!

– Может. Смотрите.

Ведьма смело взяла в руки послушно засветившийся игривой белой искоркой где-то в глубине камень и, сняв с тонких пальцев одно из колец, ловко приложила его к гладкому боку камня. Тот чуть нагрелся, искорка разрослась, охватывая белым внутренним пламенем весь камень, – и серебряное кольцо в пальцах Хранящей окуталось багровым облаком. Когда же камень потух и облако развеялось, кольцо в свете шэрита сверкнуло золотыми гранями. Ведьма невозмутимо надела его на палец.

– Но тогда почему…

– Потому что этот камень не служит никому, кроме своего хозяина, – перебила, не дослушав, Хранящая. – А хозяином его может быть только истинный философ. Но философы ни во что не ставят ни богатство, ни жизнь, поэтому им не нужно золото или эликсир бессмертия, да и сам камень не нужен… Философский камень – это артефакт, обреченный на вечное одиночество…

– Но ведь вы… – заспорила было Таррэ, но смолкла, перехватив снисходительно-насмешливый взгляд Хранящей.

– Что я? Я могу брать камень только потому, что меня охраняет защитная магия Храма, да и то только ради демонстрации. Вздумай я и вправду разбогатеть за счет камня – и в этих подземельях впервые появилась бы уборщица с совком и веником.

Ведьма осторожно положила на место дымящийся и явно уже обжигающий ей пальцы камень.

Тилорь вдруг начала стучать зубами. Холод, отступивший было перед увлекательными легендами, сладким вином струящимися из уст Хранящей, набросился на нее с невиданной силой.

– Быть может, мы перейдем к осмотру оставшегося Храма? – спросила-взмолилась она.

Ничуть не меньше замерзшие маги с готовностью подтвердили, что в этих подземельях они уже осмотрели все, что хотели, и Хранящая, невозмутимо кивнув на прощание остававшемуся Джангу, повела комиссию к выходу, скрытому в мареве дыма и темноты. Стены прощально целовали Тилорь холодным дыханием.

Чародейка задумчиво шла рядом с Хранящей, внимательно глядя по сторонам и говоря словно самой себе:

– Странное место этот Храм. Вроде бы появился недавно. Но почему тогда от этих стен, пола и всех артефактов веет такой незапамятной древностью?

– Храмы – это средоточие магии, – отозвалась ведьма. – А что на всем Древе может быть изменчивее, непостояннее и необъяснимее магии? Она сама пишет свою историю, мало обращая внимания на человеческие представления о времени и древности.

– Я бы хотела узнать этот Храм не так, – задумчиво протянула Тилорь. – Не как ревизор, а как человек. Без проверок и дурацких вопросов…

Хранящая смерила ее долгим, проницательным испытующим взглядом и, ничего не сказав, пошла дальше.

«Работа не волк, но что-то звериное в ней определенно есть!» – мысленно решила я и, сплавив уже порядком поднадоевшую комиссию на удачно подвернувшуюся Ильянту, которая, хоть и без особого энтузиазма, но все же подхватила эстафету, отправилась на поиски Таи. Проклятый висок болел все сильней и сильней, причем все увеличивающуюся припухлость уже не скрывали ни пудра (щедрым полувершковым слоем наложенная перед отлетом), ни волосы, и Гридъяр начинал поглядывать на меня как минимум подозрительно. Как на жизнерадостно улыбающегося и машущего ручкой волкодлака с серебряным клинком, застрявшим в груди.

В общежитиях Таи не оказалось, этажи сиротливо пустели добросовестно посещающими лекции или безудержно прогуливающими студентами. Пораскинув мозгами, я направилась к столовой, тихо радуясь возможности идти спокойно, а не следя за любым своим жестом, движением, шагом и взглядом. Честно признаться, меня порядком притомило кормить комиссию свежепридуманными байками (частью я придумала сама, частью помог Храм). С Тилорью все было вроде бы более-менее понятно. Эта если и не по мою сторону баррикад, то и не на противоположной. Таррэ тем более загадкой не казалась. Хотя нынче она вообще словно с цепи сорвалась. Маленьким утешением служил мне только случай с драконьими клыками и концентратом каштановой вытяжки. Как ни крути, а рвануло знатно…

Что же касается Гридъяра, то он был для меня сплошным вопросительным знаком. Единственное, в чем сомневаться не приходилось, – именно от него зависит, пройдет мой Храм проверку или нет. У него решающее право голоса. Но кто он такой? Как ко мне относится? Чего хочет? Вопросов много, а ответ один: леший его знает!

Из-за угла показалась теряющая терпение Ильянта во главе клятой комиссии (и принесла же их нелегкая!), и я поспешила скрыться за лестницей, дабы меня не припрягли объяснять что-нибудь малопонятное, но зело для комиссии интересное.

Тая попадаться на моем пути не спешила, висок ломило все с новой силой, и я, перебрав в уме дюжину вариантов, куда могла удалиться досточтимая ведьма, и плюнув на каждый по отдельности и на все вместе, решила в кои-то веки воспользоваться кристаллом связи.

– Тай?

– Иньярра? А почему на заднем плане не виднеются обезображенные интеллектом лица комиссии?

– Я их сплавила Ильянте, – беспечно призналась я.

– Ильянте?! А сама ты работать когда-нибудь будешь? – язвительно поинтересовалась подруга.

Я отмахнулась:

– Если людей ценить по работе, то лошадь лучше всякого человека: возит и молчит! Тай, мне нужна твоя помощь. В профессиональном плане.

Я уверена, что Тая подозрительно прищурилась:

– И куда ты опять успела влипнуть?

– Тай, неважно: у меня мало времени. Так ты где?

– Ох горе ты мое луковое… Ладно, иди в свою комнату – сейчас приду.

– Я жду, – кивнула я на прощание (как будто это кто-то по звуковой связи мог увидеть!) и стала подниматься вверх по лестнице.

Как следует рассмотрев ранку на моем виске, Тая только руками всплеснула:

– Ну и где ты, чадо, измудрилось так шарахнуться?

– С дракона нырнуть решила, – мрачно отшутилась я.

– Иньярра, я не шучу! Так же и убиться можно!

Можно. И еще как можно. Но разве я пришла к подруге за тем, чтобы мне устроили промывку мозгов?

– Тай, знаешь, за что я тебя люблю? – лукаво прищурилась я. – За то, что ты ворчишь раза в три меньше, чем Ильянта. Давай не будем нарушать традиций, а?

Тая напоказ нахмурилась, довольно улыбнувшись внутри. Уж я-то знаю!

– Будет больно, – строго предупредила она и подошла вплотную. Тонкие холодные пальцы невесомо коснулись кожи, легкий шепоток рассеялся заволакивающим дымком по сознанию – Тая почти никогда не работала без обезболивающих, цинично объясняя это тем, что, когда пациент дергается, как потерпевший, она не может сосредоточиться. Но мои рационализаторские предложения типа: «Хорошо привязанный пациент в анестезии не нуждается!» – удостаивались только возмущенного взгляда и презрительного фырканья.

Тягучее марево тумана в голове пронзила долгая, томительная, тупая, но несильная боль. По сравнению с тем, как меня ломало при утренней попытке самолечения, это было укусом комара на фоне пропоровших грудь упыриных когтей.

– И это все? – спросила я, опасливо приоткрывая один глаз. Левый.

– А тебе мало? – удивилась ведьма, отходя и брезгливо сбрасывая с пальцев остатки магии.

– Вполне достаточно! – торопливо заверила я, соскакивая с подлокотника кресла и собираясь отправиться на поиски добровольно-принудительно развлекающей комиссию Ильянты.

– Постой-ка, – Тая подцепила меня за широкий рукав и насильно посадила назад. – Ты что, пыталась лечить свой висок сама? Он выглядел каким-то… полузалеченным.

– Ну… да, – осторожно призналась я. – А что?

– Что?! И она еще спрашивает!!! – возмущенно взвилась Тая, нависая надо мной карающим мечом. – Ты вообще, прежде чем что-нибудь сделать, имеешь привычку подумать? Ну хоть немножко?!

– Когда как, – честно ответила я, мало понимая, с чего она так взъелась.

– Не «когда как», а вообще никогда! – отрезала ведьма. – Тебя чему в Храме десять лет учили?! Одно из первых правил знахаря: нельзя самому пытаться залечивать раны на голове, груди и запястьях! В девяноста девяти процентах случаев – смерть от болевого шока! Чем ты думала, скажи мне? А?!

Я покаянно молчала, мысленно костеря себя на чем свет стоит. Это ж надо было так глупо вляпаться! Ну сказала бы, что ей кажется, и уже забавляла бы комиссию, а не сидела здесь, с трудом припоминая, как скорчить виноватую рожицу – после окончания Храма практики на этот счет мне явно не хватало.

– Иньярра, хватит отмалчиваться как первокурсница! – наконец взмолилась Тая. – Объясни мне уже хоть что-нибудь.

Я тяжело вздохнула:

– Хорошо. Только сядь. Меня нервирует, когда ты тут носишься взад-вперед. Это моя привилегия. – Тая презрительно фыркнула, но села. – Вот так гораздо лучше. Слушай.

Я помолчала, подбирая слова, повертела кольца на пальцах.

– Где-то месяца три назад я у себя обнаружила новую… способность, что ли… В общем, когда мне очень больно – больно до потери сознания, – у меня происходит как бы… раздвоение личности. В смысле, как будто сознание вылетает из тела и смотрит, как его ломает и корчит, со стороны. Если очень уж постараться, я могу даже им управлять: например, биться с пробитым легким.

– Врешь! – пораженно вырвалось у Таи. Не столько из недоверия, сколько от удивления.

Я отрицательно покачала головой:

– Нет. Только колдовать не могу: нужно единение души и тела, силы и движения. Но смерть от болевого шока или потеря сознания от боли мне не грозят.

Тая ошарашенно смотрела на меня, уронив подбородок на переплетенные колыбелькой пальцы. То, о чем я говорила, было мечтой практически любого мага, ибо единственное, что выставляет нам пределы магии, – это боль. Боль в разрывающихся от нехватки воздуха легких при чтении заклинаний, боль, с которой уходит из ауры сила, боль, взрывающаяся огненным шаром в голове при магической атаке со стороны. Если же предположить, что с ней можно справляться, то… пределов магическому всесилию вообще не будет… Хотя нет, это нереально. Именно на этой нереальности и зиждутся все магические законы. Не мне их ломать.

– И с чего это у тебя?

– Да чтоб я знала!

Мы помолчали.

– Ладно, Тай, я пойду. А не то боюсь, на Ильянту нам потом никакого антиозверина не хватит!

– Иди, – отрешенно кивнула подруга, но тут же встрепенулась: – Хотя постой: объясни мне, откуда ты Масмеда так вовремя взяла?

Я довольно улыбнулась:

– А что, понравилось?

– Да уж, знакомство было эффектным. На магов это явно произвело впечатление.

– Что ж, тем лучше: не мытьем, так катаньем достанем.

И, так и не удовлетворив Таиного любопытства, я вылетела за дверь.

«Заблуждения заблуждениям рознь, взять того же Сусанина!» – мысленно ворчала Тилорь, припоминая историю Миденмы.

Предоставленная Ильянте, а фактически самой себе, комиссия забрела в какие-то холодные каменные лабиринты Храма, причем ни для чего они здесь есть, ни как отсюда выйти, ведьма не знала, на все вопросы реагируя одинаково: раздраженно передергивая плечами и отмалчиваясь.

Маги уже начинали тихонько ворчать себе под нос, когда из-за очередного поворота вынырнула знакомая тоненькая фигурка в плаще и, удивленно вскинув брови, направилась к ним.

– Вижу, предоставленные сами себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему, – тихонько съязвила ведьма, обращаясь к Ильянте. Тилорь, случайно услышавшая не предназначавшееся для ее ушей, с усилием подавила улыбку.

– А я тебе не затейник-экскурсовод! – так же негромко, чтобы не услышали маги, огрызнулась Ильянта. – Объясняй сама, с какой радости в твоем Храме завелись эти лабиринты. Мне фантазии не хватает! Ну чего ты кривишься?

– Я не кривлюсь, я улыбаюсь без энтузиазма, – отрезала ведьма. – Ладно, спасибо и на том, что есть.

Ильянта молча кивнула и удалилась. Ведьма, подумав пару секунд, развернулась к комиссии.

– Как вы смотрите на то, чтобы осмотреть общежития?

– Неплохо, – кивнул Гридъяр, порядком подуставший таскаться в этом каменном чреве змия. – Если только туда идти не дольше получаса.

– Что вы, рильт! – разубедила ведьма. – Идемте!

Общежития (а точнее – несколько этажей, отведенных под комнаты студентов) как раз были многолюдны и шумны: утренние лекции уже закончились, послеобеденные практические занятия еще не начались. Студенты, деловито снующие по своим делам, загадочно кучкующиеся в углах или демонстративно отрабатывающие новые заклинания, бросали на непрошеных гостей любопытные взгляды, но, завидев рядом Хранящую, от вопросов воздерживались. Заклинания даром не проходили: по коридорам то и дело проносились ветвистые, как десятисвечные канделябры, молнии и с глухим «шуххф» разбивались о заговоренные стены или блоки более опытных магов. От снующих над плечами студентов шэритов мельтешило в глазах, стены тонули в огненных кругах.

– Быть может, лучше вернуться сюда попозже, когда ребята разойдутся на занятия? – неуверенно предложил Гридъяр.

«Ребята», подпиравшие стены широкими молодыми плечами, уставились на мага, как обожравшаяся колбасы мышь на засохший кусочек сыра в мышеловке: «Ну как дети, ей-Хранящие!» Ведьма удивленно посмотрела на мага:

– А какой смысл бродить в пустых коридорах? – начала было она, но, тут же перебив саму себя, согласилась: – Хотя как вам угодно…

– Нет-нет! – сразу запротестовала Тилорь. – В коридорах и правда очень шумно и неуютно, но, быть может, мы можем осмотреть какую-нибудь комнату?

Ведьма на секунду задумалась и кивнула:

– Пожалуй.

Ловко лавируя в слегка расступающейся перед ней толпе, ведьма продвигалась по коридору. Студенты, как показалось Тилори, вели себя странно. Вот и этот парень, увидев ведьму, кинулся было к ней с явной радостью в глазах, но, завидев комиссию, смешался, и приветствие, готовое уже сорваться с губ, хрипло застыло, модифицируясь в скомканное:

– Здравствуйте, риль.

Ведьма только кивнула ему, озорные искорки блеснули в черных глазах, но промолчала. Следующая комната оказалась наконец-то той, что была им нужна, и Хранящая, постучав, смело распахнула дверь, пропуская вперед Гридъяра, Тилорь и Таррэ.

Комнатка была небольшой, но довольно уютной, хотя и типовой. Три кровати: две одна напротив другой, третья вдоль стены с дверным проемом. Письменный стол, комод, высокий шкаф, несколько заваленных всяким барахлом стульев. Широкий подоконник окна был занят раскиданными, как попало, выдранными из разных конспектов листами.

– Здравствуйте, – удивленно обронила рыжеволосая девушка, с ногами взобравшаяся на кровать и занимающаяся нелегким ведьминским делом: перекрашиванием ногтей из огненно-багряных в синюшно-фиолетовые.

– Здравствуйте, – рассеянно повторила за ней соседка, не глядя на вошедших и не отрываясь от кастрюли, в которой она взглядом варила борщ. Кисловатый мясной дух висел в комнате, заставляя ревизоров то и дело сглатывать подступающую слюну.

– Добрый день, девушки, – приветливо улыбнулась потревоженным студенткам Хранящая. Завидев ее, те заметно расслабились. – А почему я не вижу Реады? Разве не у нее через четверть часа дополнительные занятия по артефактологии?

– Она… мм… сказала, что пойдет туда сразу с лекций! – наконец нашлась рыжеволосая, торопливо покрывая подругу.

– Я так и думала, – не споря, кивнула ведьма и тихонько, себе под нос добавила: – Вот что у нас действительно хорошо организовано – так это прогулы…

Студентка, услышав, смущенно хихикнула.

– Что ж, господа, вот вам типовая комната студентов. Ничего лишнего, ничего особо интересного. На столе, насколько я понимаю, – готовящееся домашнее задание. Я права, Леда?

Рыжеволосая, оказавшаяся Ледой, торопливо кивнула:

– Ага. Это нам по словосложению задали написать сочинение на полсвитка с использованием как минимум двадцати шести метафор.

Ведьма с любопытством взяла разложенный свиток и вчиталась:

– «Легкий ветерок распахнул окно и переломал все деревья в усадьбе…» «хм… Надеюсь, это еще только черновик?

– Э-э-э… Да, – торопливо соврала Леда, сообразившая, что где-то проштрафилась.

– Ну для первой пробы пера – не смертельно, – утешила ведьма, отходя было от стола, но, вспомнив о чем-то, вернулась. – Леда, у тебя не найдется чистого свитка и пера с чернилами?

– Конечно, – удивленно отозвалась студентка и осторожно, двумя пальцами, боясь смазать свеженакрашенные ногти, подала ведьме требуемое.

– Спасибо, – бегло поблагодарила та, пристроилась на краешке стола, набросала пару строк и, обратившись к лениво дремлющему на ее плече ворону, спросила: – Эй, солнце мое чернокрылое, не поработаешь разок почтальоном?

Ворон, поломавшись и покочевряжившись для приличия пару минут, послушно раскрыл клюв и принял из рук ведьмы письмо. Та наклонилась к нему близко-близко и что-то прошептала. Как ни старалась Тилорь расслышать слова, до нее донеслось только какое-то непонятное:

– …ашь Фрелю…

Ворон понятливо взмахнул крыльями и вылетел через предупредительно распахнутое Ледой окно. Ведьма, довольно тряхнув волосами, обернулась к комиссии:

– Итак, что вы желаете осмотреть?

– Все! – встрепенулась примолкшая было Таррэ. – Мы хотим осмотреть все!

– Стоит ли… – с сомнением начала Тилорь, но Таррэ уже устремилась к письменному столу студенток, дабы проверить, достаточно ли он освещен, не шатается ли, а Гридъяр с потрясающим величием пожал плечами, показывая, что чародейку уже не остановить, так что нечего терять собственное достоинство в бесплодных попытках. Тилорь обиженно замолчала.

– Так… Низковат… Поскрипывает… И стул какой-то странный. – Таррэ целеустремленно выискивала в несчастной мебели все новые и новые недостатки, не ленясь ради этого наклоняться, измерять что-то пальцами, залезать под стол и даже садиться на столешницу.

– Думаю, не стоит столь бесцеремонно мять чужие свитки, – мягко, и оттого особо язвительно, попросила ведьма, с трудом вытаскивая из-под Таррэ чужой мятый свиток с домашним заданием. Бегло просмотрела и добавила: – Не думаю, что мадам Рикх будет рада получить работу в таком… непрезентабельном виде.

Таррэ, смутившись, поспешила ответить колкостью:

– А нечего кидать свитки где не положено! Что за бардак в студенческих комнатах?!

Черные глаза нехорошо сузились. «Ведьмы – существа сильные, мстительные и злопамятные. Не стоит им досаждать без особой надобности и не имея за плечами как минимум пяти магических степеней», – припомнился Тилори справочник по «Магическим существам и прочей нечисти». Леший возьми, ведь ведьмы – не люди! И предугадать их поведение невозможно, равно как и силу, которая проявится, если ведьму разозлить. Вот только глядя на таких похожих на тебя девушек, забываешь, какая пропасть лежит между ними и тобой. И теряешь осторожность, зарываешься…

– Художественный беспорядок, – холодно отчеканила Хранящая. В воздухе словно сверкнула ледяная молния. – И где, кстати, по-вашему, место свиткам, как не на столе?

Гридъяр, проницательно глянув на раздосадованную Таррэ, явно собирающуюся злобно огрызнуться, торопливо произнес:

– Действительно, каждый волен жить так, как ему хочется. И если этим… э-э-э… девушкам угодно жить в… э-э-э… художественном беспорядке – то их воля!

– Быть может, стоит перейти к осмотру прочих помещений, – поспешила на помощь магу Тилорь. – Ведь на ревизию отведен всего один день, а время уже послеобеденное…

Ведьма, незаметно переведя дыхание и прикрыв на секунду глаза, смерила обоих спокойным взглядом, явно разгадав шитый белыми нитками дипломатический маневр, ровно поинтересовалась, накормила ли их Ильянта обедом, и, получив положительный ответ, пригласила к осмотру верхних этажей Храма.

Комиссия, облегченно переведя дух, вышла вслед за Хранящей. Студентки, переглянувшись, обменялись победными улыбками и нервно хихикнули. Уж они-то знали, что такое ведьминский гнев…

– Он что, бесконечный, этот ваш Храм? – жалобно провыла Таррэ, кое-как поднявшись еще на пролет и обессиленно привалившись к перилам. – Здесь сколько этажей?!

– Риль, вы живете в этом Храме вот уже несколько месяцев. – Ведьма словно и ничуть не запыхалась от получасового подъема, имеющего все задатки, чтобы в перспективе стать часовым. – Неужели вы ни разу не были на верхних этажах?

– Что я там забыла? – огрызнулась чародейка. – Так сколько этажей в этом… Храме?!

Проглоченное определение каждый восстановил сам. В меру своей распущенности и познаний в нецензурном магическом языке.

– Столько, сколько он захочет, – честно ответила ведьма. Маги, остановившись от неожиданности, уставились на нее как на вьютру, [41]ласково поглаживающую по головке ребенка.

– Простите? – Гридъяр недоуменно нахмурил брови.

– Столько, сколько он захочет, – спокойно подтвердила ведьма. – Храм – это средоточие магии, он самовольное существо, так чему же вы удивляетесь?

Кхм… Удивиться, мягко говоря, было чему…

В принципе все маги так или иначе десять лет имели дело с тем или иным Храмом – они в нем учились. И, казалось бы, этого времени должно было хватить на то, чтобы узнать его со всех возможных и невозможных сторон. Но нет.

Храм – это обитель для молодых, ни рожна не смыслящих в магии юношей и девушек. Как только ты оказываешься внутри него, ты перестаешь удивляться чему угодно, потому что из-за угла может выплыть бесплотное привидение, причем твое же собственное, и попросить душу на часок; из-за дверей то и дело доносятся то дикие нечеловеческие крики нежити, то нежное, почти ангельское пение Сказителей; с потолка временами начинает лететь снег или хлестать ливень; а смотритель-кентавр непременно подойдет и предложит подвезти до нужной двери. С младых ногтей привыкнув к любым чудесам вокруг, чародеи и не пытаются их объяснить для себя, даже поднаторев в магических науках, – зачем разрушать такую красивую и таинственную сказку? – вот и остается Храм на всю жизнь этаким святилищем тайн, загадок и чудес. Неразгаданной легендой. Легким поцелуем мягкой, снисходительной, всеведающей чистой магии.

К тому же студентам, как правило, принадлежат несколько нижних этажей, и на верхние они не суются, зная, что где-то там живет их бесконечный в своем терпении и всепрощении ангел-хранитель, но грозное в праведном гневе божество – Хранящая. А ведьмы оч-ч-чень не любят незваных гостей…

– Поверить не могу… – пробормотала Тилорь, с грехом пополам одолев последний пролет и тут же почти свалившись на пол. – Неужели все?

– Все, – спокойно подтвердила Хранящая. – Это последний этаж. На сегодня…

– То есть? – пораженно воскликнула добравшаяся наконец Таррэ.

– То есть завтра их может быть и больше, – пояснил невозмутимый Гридъяр. – Или меньше…

– Абсолютно верно, – кивнула Хранящая, прислонившись спиной к каменной стене и с умеренным интересом наблюдая за попытками Тилори подняться на ноги и принять подобающую ревизору позу.

– И что здесь есть интересного? Проклятые клады? Замурованные скелеты? Запретные зелья?

– Все это было в подвалах, – напомнила риль Иньярра. – Здесь нет ничего подобного.

– Но зачем-то же были созданы эти коридоры! – возмущенно воскликнула отдышавшаяся уже Таррэ. – Должно же быть здесь что-то, заслуживающее нашего внимания!

– Необязательно, – возразил Гридъяр. – Заметьте, риль Таррэ, что до этого риль Иньярра предлагала нам осмотреть то или иное место в своем Храме, зная, что там найдется что-то любопытное. Сюда же мы пошли самовольно, по вашему настоянию. Так что я предлагаю довести начатое до конца и осмотреть эти коридоры, но ожидать от них чего-то особенного не стоит… Риль Тилорь, с вами все в порядке? Если хотите, можете остаться здесь и подождать нас…

Тилорь, скривившись, как от зубной боли, поднялась на ноги и кисло выразила готовность идти вместе со всеми. Первой пошла недовольная Таррэ, следом – Гридъяр, за ним – Тилорь. Ведьма беззвучной черной шелковой тенью замыкала процессию.

Гранитные стены источали какой-то благоговейный холод, овевавший коридоры суровым, красивым, вечным и… жестоким духом абсолютной магии. Ровное желтое пламя факелов, продетых в стальные кольца на стенах, горело спокойно и равнодушно, не чадя и не дымя. То и дело то справа, то слева мелькали подъемы и выходы на широкие балконы с резными перилами. Поднявшись на один такой, Тилорь негромко вскрикнула от неожиданности: от земли Храм отделяло никак не меньше шестидесяти саженей.

– Низковато нынче, – заметила подошедшая ведьма, легко опираясь запястьем на парапет, от которого чародейка старалась стоять как можно дальше. – Обычно над этими деревнями Храм летит гораздо выше…

– Вы так хорошо знаете, на какой высоте он где летит? – не удержалась Тилорь.

– Я провела на этих балконах не один день, – спокойно ответила ведьма.

– Тогда почему же сегодня Храм летит низко? – недовольно проворчала Таррэ, у которой уже давно не было ни одного повода к чему-нибудь придраться. – Фундамент потяжелел?

– Или лишние гости на борту, – с непроницаемым лицом подсказала ведьма. – Или настроение плохое…

– У кого?

– У него. Или у меня, – серьезно пояснила она.

– А какое Храму дело до вашего настроения? – нахмурилась Таррэ.

– Ну неужели ж вы думаете, что Хранящая и Храм связаны только обязанностями первой принимать проверяющую комиссию из Гильдии?! – насмешливо произнес мужской голос из темноты коридора.

На свет поднялся высокий черноволосый мужчина в плаще и с мечом у пояса. Широкие коричневые полы полоскались понизу, не подобранные хозяйской рукой, кожаная головная повязка подхватывала чуть вьющиеся пряди, не давая им падать на глаза.

– Иньярра, я тебя искал.

Ведьма, по губам которой скользнула тонкая улыбка при появлении незнакомца, кивнула в его сторону:

– Знакомьтесь: господин Галирад. А перед тобой, Галирад, рильт Гридъяр, риль Таррэ и риль Тилорь.

– Представители и очаровательные представительницы Гильдии, как я понимаю, – перебил ведьму мужчина и, отвесив галантный поклон чародейкам, склонил перед Иньяррой голову в извиняющемся жесте. – Прости, я не подумал, что ты сегодня занята…

– Ничего, – вздохнула ведьма. – Присоединяйся, если хочешь. Господа пожелали осмотреть верхние этажи Храма.

– А что интересного они могут здесь увидеть? – непонимающе нахмурился Галирад, переходя на удивленный шепот.

– Да чтоб я знала! – еле слышно ругнулась в ответ ведьма.

– Не злись! – Галирад, послав магам чуть смущенную улыбку, подхватил ведьму под локоток и отвел в дальний угол. – Спокойно: вдох-выдох…

– Галирад, я целый день держу себя в руках! Опасаюсь, что на вечер меня уже не хватит!

– А ты не трепи себе нервы. И думай только о том, что сегодняшняя ночь наградит тебя за сегодняшний день…

Это прозвучало настолько двусмысленно, что Тилорь, до этого подслушивавшая чужой разговор безо всякого зазрения совести, густо покраснела и отвернулась с непричастным видом. Ведьма с незнакомцем пошептались еще пару минут и вернулись в общество.

– Итак, продолжим экскурсию? – Галирад галантно предложил руку Тилори. Гридъяру ничего не оставалось, как проделать то же самое с Таррэ.

– Спасибо, рильт, – лучезарно улыбнулась Тилорь, опираясь на его локоть.

– Не называйте меня так, – качнул головой мужчина. – Я не маг.

– Как?!

– Так, – пожала плечами оставшаяся без кавалера ведьма. – Бывает и так.

И устремилась черной тенью вперед по коридору. Маги отправились следом.

Шагая по полутемным, холодным, безлюдным коридорам под руку с незнакомым, но крайне привлекательным и, надо думать, опасным молодым человеком, подсознательно ожидаешь чего угодно. Вампира с ощеренными кровавыми клыками, выскакивающего из-за очередного поворота, нападения озлобленной нежити, пола, проваливающегося под ногами, пламенного поцелуя под покровом озорного полумрака, но никак не довольно обычной на вид дубовой двери с надписью, выполненной филигранной вязью: «Не мешай упокою скорбного духа…»

– Что это? – споткнулась Тилорь от неожиданности.

– Дверь, – терпеливо ответила ведьма, уже ушедшая на несколько саженей вперед.

– А что за дверь? – лениво спросила уже уставшая Таррэ.

– Эта дверь ведет в обитель грозного призрака и озлобленного привидения, – замогильным шепотом пояснил Галирад и сильнее сжал запястье чародейки. – А посему давайте попросту пройдем мимо, не вызывая его праведного гнева…

– Я сейчас устрою кому-то праведный гнев… – еле слышно прошипела в адрес мечника ведьма.

Тилорь, не сдержавшись, тихонько хихикнула.

– А что за призрак? – поинтересовался Гридъяр. – И почему живет так далеко от остальных людей? Они же питаются человеческой энергией: эмоциями, аурой, остатками магии от рассеявшихся заклятий. Как он живет один?

Хранящая отвернулась, словно скрывала помимо воли расползающуюся по губам улыбку.

– Этот призрак уже столько крови попортил всем обитателям Храма, что его выгнали сюда, но и отсюда он умудряется досаждать людям, – откровенно веселился Галирад, скосив глаза на ведьму, плечи которой как-то странно подрагивали, передавая легкую дрожь полам шелкового плаща.

– Каким образом? – заинтересовалась Таррэ, даже подавшись вперед.

Кулак, втихаря показанный Галираду из-под полы, несколько умерил пыл весельчака.

– По-разному. Впрочем, если только вы не хотите осмотреть его скромное жилище, нам лучше пойти дальше. Я уже сейчас чувствую, что дальше призрака лучше не злить.

– Совершенно верно, – подтвердила ведьма.

Маги переглянулись.

– Но ведь у нас есть право осмотреть весь Храм… – осторожно начала Тилорь, которой не терпелось взглянуть на то, как живут призраки. – Так, быть может…

– И вправду, неужели четыре мага не справятся с каким-то там призраком? – соблазняла Гридъяра Таррэ.

Галирад выглядел совершенно ошарашенным подобным поворотом событий и виновато поглядывал на окаменевшую ведьму, глаза которой обещали ему такую незабываемуюночь, что не приведи Хранящие…

– Действительно, это должно быть любопытно, – решился маг, резким движением распахивая дверь.

Та, звучно стукнувшись о стену и легко отскочив, с силой ударила входящего мага по лбу.

– Осторожнее, – предупредила ведьма, входя, но останавливаясь на пороге. – Призраки не любят незваных гостей.

Галирад, вошедший после ведьмы, смущенно поглядывал на нее из-под головной повязки, но та с отсутствующим видом смотрела в окно перед собой. Гости, то и дело оглядываясь, с опаской вошли в комнату.

Впрочем, на этот раз призрак, видимо, был в отлучке. Во всяком случае, на первый взгляд хозяина в комнате не наблюдалось. Здесь и без него было на что посмотреть…

Пол застилала золотисто-бордовая драконья шкура, сброшенная по осени и отданная, видимо, добровольно: нигде не виднелось ни единого изъяна, ни единой лишней дырки. Тилорь представила, сколько может стоить такая шкура, и поняла, что зашла в обиталище очень и очень состоятельного призрака. Если только он, конечно, не довел дракона до инфаркта и не освежевал его собственноручно. Впрочем, это маловероятно. Мягкие чешуйки огненно переливались в лучах заходящего солнца, скользивших сквозь забранное пластинами горного хрусталя окно.

Сидел призрак, надо думать, на полу, ибо единственное кресло-качалка стояло задвинутым в угол, спинкой к центру комнаты, так что забраться в него возможности не представлялось. Хотя зачем призраку вообще сидеть?!

Равно не поддавалось объяснению и наличие в комнате туалетного столика с батареей притираний, теней, чернил для ресниц, флаконов с духами и горстью сияющих украшений. Такое под стать разве что отъявленной кокетке, но никак не озлобленному привидению…

Абсолютно пустой стол стоял ровно под высоким подоконником, заваленным всевозможными свитками, пергаментами и стопками с толстыми гримуарами и фолиантами. В две стороны от стола разбегались ленты стоящих одна к одной глиняных опечатанных бутылей с красным вином. На полу то там, то здесь попадались ветвистые канделябры с полуоплывшими свечками, чашки, наполовину полные каким-то теплым рубиновым зельем, и прозрачные круглые чаши из тонкого хрусталя, заполненные высушенными розовыми лепестками, распространяющими одурительный терпковато-осенний аромат.

– Странный призрак, – удивленно заметила Таррэ, кивая на несколько шелковых плащей, небрежно наброшенных на спинку кресла. – Зачем ему плащи?

– Хотите у него спросить? – насмешливо вскинула брови ведьма, с непроницаемым лицом стоящая у порога. – Подождите пару часов – и он с удовольствием с вами пообщается.

– Нет, спасибо, – торопливо открестилась Таррэ. – Я так просто спросила. А почему здесь нет кровати?

– Призраку она не нужна, – терпеливо пояснила Хранящая.

– Видимо, именно поэтому он ее недавно сжег от злости, – язвительно прошептал Галирад с непередаваемо ехидной ухмылкой.

– Одни философски смотрят на вещи, другие – на их отсутствие, – отрезала ведьма.

Таррэ прикусила язык.

Гридъяр, отдернувший черную шелковую завесу, отделяющую одну часть комнаты от другой, торопливо задернул ее вновь и, обернувшись к ведьме, склонил голову в знак извинения. Та только пожала плечами:

– Ваше право.

Тилорь, ничего не уяснившая из этого странного обмена жестами и словами, незаметно просветила шелк магией и увидела за ним стол у стены, на котором стоял великолепно выполненный портрет самой ведьмы в угле, были расставлены в рисунке строгой пентаграммы кристаллы изумрудов и рубинов, а в центре магического построения стояли друг против друга два кристально-чистых зеркала, разделенные двумя свечами с мистическим, страшным, багровым огнем на фитилях. Бесконечный кроваво-огненный коридор уходил в глубины обоих зеркал.

«Алтарь», – торопливо сообразила Тилорь. Но какой? Жертвенный? Энергетический? Призывающий? Кристаллы никогда не были ее сильной стороной, скорее зияя белым пятном в обучении. Впрочем, это было похоже больше на… причастность. Святость этого места для той, на кого был создан алтарь. Для Хранящей.

«Так это ее комната!!! – с ошеломляющей ясностью взорвалось в голове. – А мы тут ходим и доискиваемся до невесть чего, задаем дурацкие вопросы! Да она же нас сейчас убьет!»

Впрочем, ведьма все с тем же невозмутимым видом стояла в дверях, не выказывая кровожадных намерений, и Тилорь незаметно перевела дух, попутно подивившись собственной глупости: ну как можно было хоть на минутку поверить россказням хитро улыбающегося в дверях Галирада?! Ну разве в жилищах призраков бывают гитары и серебряные мечи, прислоненные к стене? Кто соберет для них редчайшие букеты, отгоняющие непрошеных гостей? Неужели на их каминных полках лежат забытые деревянные гребни, а в самих каминах весело трепыхаются огненные саламандры, приветливо машущие хозяйке огненной дланью?

– Странная комната… Бардак тут какой-то! – решительно начала Таррэ, но на нее тут же набросились маги.

– Риль, не придирайтесь к мелочам!

– Таррэ, на вас не угодишь!

Чародейка, не ожидавшая такой агрессии со стороны «своих» же, удивленно примолкла. Гридъяр церемонно поклонился Хранящей:

– Мы покорно благодарим Вас, риль, за интереснейший день. Мы были счастливы освидетельствовать Ваш Храм и убедиться в том, что он идеально подходит для обучения молодых магов, в чем мы, разумеется, с самого начала и не сомневались. Еще большим счастьем конечно же была возможность лицезреть Вас и находиться в Вашем обществе. Мы просим разрешения задержаться в Вашем Храме до утра, дабы за ночь успеть написать отчет об этом сказочном месте и завтра представить его Совету Гильдии.

Ведьма грациозно присела в ответном реверансе:

– Двери моего Храма открыты для вас в любое время, вы можете рассчитывать на мое гостеприимство на столь длительный срок, какой вам потребуется. Я провожу вас, если не возражаете, до ваших комнат.

Черный плащ плеснул по воздуху – ведьма, развернувшись, устремилась назад к лестнице.

– Будем рады, – облегченно вздохнула Тилорь, до сих пор весьма смутно представлявшая себе планировку Храма, и отправилась следом.

Таррэ, удивленно комкая в руках свиток с сотней выписанных ею Ужасных Нарушений, осталась стоять посреди комнаты живой статуей.

Позабытое утром окно простояло открытым весь день, и беловатый пух отцветающей резницы, клочьями или отдельными снежинками безнаказанно впархивавший в комнату сквозь оконный проем, теперь вихрем вился по полу, вздымаясь потревоженным метелью сугробом от моих шагов и изрядно нервируя меня, и без того уже порядком задерганную и уставшую.

На улице уже давно сгустилась непроглядная, плотная, как кисель, темнота, и вокруг беспечно трепещущего теплыми розоватыми лепестками пламени трех свечей канделябра с озорным жужжанием и обиженным ворчанием колыхалось марево мошек, комаров и прочих летуче-сосущих, стекшихся на свет. Заприметив среди серой глухо рокочущей массы пару черно-желтых полосатых тел, я испустила дикий вопль, исполнением которого не погнушалась бы и вьютра в брачный период, и резким взмахом кисти погасила свечи. Ни осы, ни пчелы меня за всю мою восьмидесятилетнюю жизнь не кусали, но я их боюсь как огня. Наверное, у меня на них острая, хотя пока скрытая аллергия.

В стане противника произошло смятение. Утратив последний источник света, насекомые мрачно расползались-разлетались кто куда с явно выраженным намерением кусаться на ощупь.

Я оцепенела от ужаса, как вернувшаяся далеко за полночь студентка, в коридоре случайно – и понесла ж его нелегкая! – наткнувшаяся на коменданта общежития, вышедшего по малой нужде.

Хвышш!!! Тревожный шорох подползающих полчищ врагов оглушал меня, царапая ржавой пилой по натянутым нервам. В темноте мне мерещились огромные мохнатые членистые лапы, тянущиеся к моему беззащитному горлу… Истинные размеры насекомых мое воображение в расчет почему-то не принимало. Вот они заходят на посадку, мстительно занимают заранее оговоренные позиции, ждут лишь малейшего сигнала к началу единовременной атаки, и…

От второго вопля меня спас только дикий, полуистерический смех.

Ведьма чуть не с вековым стажем, весь день высокомерно изображавшая из себя Великую Невозмутимую лаартму, [42]вот уже десять минут дрожит у дверей собственной комнаты в полной темноте, не в силах совладать с десятком комаров и парой пчелок! Глухой щелчок дрожащих пальцев и неяркий световой заряд, повисший в сажени за окном, поставили жирную точку на робких и трусливых оправданиях подсознания («Ну они же стра-а-ашные!»).

Несметное полчище кровососущих послушно потекло к свету и свежему воздуху, и мне осталось только с облегченным вздохом захлопнуть за ним окно и еще раз выругать себя за несообразительность.

Ночью в комнате всегда бывало зябко, и я, беспокойно пошарив взглядом по столам и креслу с разбросанной (изначально – художественно развешенной) одеждой, сменила привычный шелковый плащ на такой же замшевый. Темная ткань мягко улеглась на уставшие плечи, тяжелые полы размеренно покачивались при ходьбе.

Я устала. Хотелось полежать с часок в дубовой бадье, наполненной горячей водой, а потом растянуться на мягкой драконьей шкуре с книжкой в одной руке и кружкой горячего рубинового чернаса в другой.

Размечталась, ведьма! «И вечный бой, покой нам только снится!» Перехлеста никто – даже комиссия! – не отменял, так что о шкуре и праведном сне можно было с чистой совестью забыть. А вот касаемо бадьи… В конце концов, человек я или нет? Имею я право принять ванну в награду за те измывательства, коим подверглась со стороны комиссии?

«Нет. И еще раз нет, – последовательно ответил въедливый голосок разума. – Но ты все равно примешь. И кто над кем больше измывался – это еще вопрос!»

Я не без внутреннего удовлетворения пополам со злорадством с ним согласилась и, особым образом прищелкнув, позвала своих домовят.

Баню, располагающуюся в цокольном этаже и пользующуюся заслуженным уважением среди учащихся (в отличие от лекций и практических занятий, там посещаемость была стопроцентная), я категорически не любила еще со времен бесшабашного вагантства. Никогда не находила удовольствия в том, чтобы «пропотеть до костей» и с разбегу с визгом нырнуть в бочку с ледяной водой, а потом вымыться все в той же жаре, смывая мыльные разводы пополам водой из кувшина, пополам заново выступающим на коже потом. Ну и что толку с того мытья?!

Но если десять лет студенческой жизни приходилось мириться с подобными методами гигиены, ибо альтернативы не наблюдалось, то, вновь обосновавшись в Храме уже в роли Хранящей, я решительно разорвала всякие отношения с березовыми вениками, сосновыми кадками и железными ведрами, из коих ты вроде бы зачерпываешь тепленькую водичку, а на спину льется крутой кипяток!

Подманив однажды упрямых домовят, я договорилась с ними о разумной плате (семь золотых в месяц), за которую буду избавлена от банно-веничных мытарств, и те охотно приняли на себя обязанности по обеспечению капризной меня дубовой бадьей, горячей водой и прочими удовольствиями. Вот и сейчас два появившихся домовенка и три шишиморы уставились на меня подобострастно-вопросительным взглядом.

– Ку-пать-ся, – медленно и четко произнесла я. В принципе нашей речи домовята не понимают, но отдельные слова вполне способны выучить.

Домовые тут же материализовали посреди комнаты огромную, в квадратную сажень, бадью и принялись наполнять ее горячей водой (эти бесенята обладают зачатками магии и довольно успешно используют простейшие умения с максимальной выгодой для себя), а шишиморы, суетливо загомонив, принялись стягивать с меня плащ, расшнуровывать корсет и снимать сапоги.

Наскоро зачаровав дверь от всех непрошеных гостей, я с блаженным вздохом опустилась в густо приправленную эфирными маслами воду и уселась на специальную приступочку, опустив голову на торопливо подложенную шишиморой подушку. Вот оно – счастье…

Вода, подчиняясь ленивому мысленному призыву, легко обтекала пальцы, широкими обручами завихрялась вкруг запястий и сталкивалась множеством мелких течений напротив сердца, повторяя и выравнивая движение энергетических потоков и снимая напряжение с перетруженных мышц.

Домовята тактично исчезли, а шишиморы, благоговейно притихнув на пару минут поначалу, вскоре развели бурную деятельность по моему омовению. Одна взобралась на притащенный невесть откуда стул и принялась массировать мне плечи и шею, то и дело поливая кожу чем-то скользким, но одурительно пахнущим – то ли жидким мылом, то ли ароматическим маслом. Другая распустила по поверхности воды дюжину розовых лепестков, не приносивших никакого проку, кроме эстетического удовольствия, но зело любимых мной. Третья, попросив положить одну ногу на бортик бадьи, занялась растиранием, разминанием и лечением измученных ступней, то и дело лопоча что-то по-своему. Наверняка ругала за привычку ходить или на шпильках, зарабатывая себе отеки, или босиком, размахрачивая кожу и рискуя зацепить где-нибудь осколок бутылки.

Я закрыла глаза и впала в блаженный полутранс…

Резкая трель принявшего запрос кристалла, выведшая меня из сладкой летаргии, удостоилась крепкого ругательства и мрачного:

– Идите все к лешему!

Но услужливая шишимора уже тащила ко мне искрящийся изумруд, бережно сжимая его в мягких руках, так что пришлось со страдальческим вздохом щелкнуть по нему ногтем и тоном, не обещающим ничего хорошего, вопросить:

– Ну и кому чего надо?

– Корвин, если ты не возражаешь, – бодро отрапортовали с той стороны.

– И чего ж тебе надобно, старче? – вздохнула я, снова прикрывая глаза и позволяя шишиморе легкими невесомыми движениями накладывать маску на лицо.

– Как?! А Перехлест? – обиженно отозвался кристалл.

– Будет тебе Перехлест. А я-то тут при чем?

– Так… Пора уже!

– Если тебе уже пора – иди празднуй, – раздраженно отозвалась я, опуская одну ногу под воду и вынимая другую.

– А ты? – тупо спросил кристалл.

– А я раньше полуночи никуда не пойду. У нас что: Перехлест или детский сад на выезде?! Может, утренник устроим?

– Ну… Ладно.

– Ладно – в смысле ты согласен на утренник? – веселилась я.

– В смысле, ждем тебя до полуночи, – расхохотались с той стороны. – А потом идем ломать дверь. Кстати, нас до сих пор двенадцать. Ты никого не нашла?

Я, с сомнением закусив губу, осторожно ответила:

– Думаю, нашла…

– Вот и чудесно, – обрадовался кристалл, не услышав в искаженном связью голосе нерешительных ноток. – Тогда до полуночи.

– До полуночи. – Я с облегчением разорвала зеленоватую связь и послушно наклонила голову, чтобы шишиморе было удобнее лить на волосы воду из кувшина.

Часы били половину двенадцатого. Третья чашка приправленного ромом чая закончилась, отточенное перо и чернила были под рукой, призывно чистый свиток белел перед глазами, а вдохновения все не наблюдалось.

– Вот возьми да подай ему отчет к утру! Командовать-то легко, а вот если не идет текст? – обиженно ворчала себе под нос Тилорь.

Ворчала, впрочем, без особого энтузиазма: просьбу написать отчет за ночь она предвидела еще утром, да и заняться было больше нечем. Но что она может написать? «Здравствуйте, мне очень понравилось в Срединном Храме, дайте мне отпуск – я хочу пожить там хотя бы с неделю»?! Смешно. Но ничего больше в голову не лезло, а такое, пусть это и правда, Гридъяра категорически не устроит – в этом вся и загвоздка.

Заботливо расстеленные домовыми свежие простыни приятно пахли лавандой, мягкие подушки манили опустить на них перегруженную за день впечатлениями голову, но спать чародейке почему-то не хотелось.

Да и какой сон, когда вокруг – в коридорах и общих залах, а особенно в темных углах – продолжала кипеть жизнь, причем куда более бурная, чем днем! Студенты вообще в этом плане здорово смахивают на вампиров: всю ночь занимаются леший знает чем, а отсыпаются по утрам на лекциях.

Трижды в комнату чародейки заламывались странные личности, груженные невесть чем – от подозрительных бутылок до вязанок дров – и с порога вопили что-нибудь несусветное типа:

– Народ, лишней метлы нет? Не хватает одной, хоть убей!

Потом студенты понимали, что ошиблись дверью, и, в цветистых выражениях извиняясь, уходили. Впрочем, уже через пару минут заваливалась какая-нибудь другая компания, причем тоже с таким видом, словно они только что освежевали живого дракона, и теперь ищут, где бы спрятаться от праведного гнева оставшейся туши. На четвертый раз Тилори это надоело, и она зачаровала дверь. Теперь студенты просто молотили в нее со всей дури кулаками и сапогами, вопя просьбы в замочную скважину.

Не то чтобы магу третьего уровня было трудно поставить на место особо надоедливых и наглых, но истерические завывания под дверью и мрачные проклятия изнутри служат плохой приманкой для и без того сбежавшего вдохновения.

– Чтоб вас всех, – вполголоса костерила Тилорь не в меру буйную молодежь, забираясь на кресло с ногами и раздраженно покусывая кончик пера в творческих муках. За дверью раздался грохот, словно кто-то тащил по лестнице волоком рыцаря в полном боевом облачении. Железный шлем гулко отсчитывал ступеньки. – Делать больше нечего, кроме как по коридорам шататься, что ли?! Ночь на дворе!

– Вот именно! – удивленно ответил задорный мальчишеский голос из-за двери. – Такая ночь выпала! На небе – ни облака!

– Ну и что?

– Перехлест! – И грохот удалился куда-то дальше.

Недовольно нахохлившаяся Тилорь мысленно сравнила себя с некупленной под Новый год елкой. Все вокруг носились, суетились, как муравьи, возбужденно перекликались между собой, а она мрачно стояла на морозе и совершенно не понимала, чему народ так радуется. С губ незаметно сорвался тяжелый вздох.

И тут в дверь постучали. Особо постучали. Тремя четко выверенными, негромкими, но четкими ударами. Чувствовалось, что на такой стук всегда открывались двери.

– Идите к лешему! – злобно выругалась Тилорь. – Вы дверью ошиблись!

Тук. Тук. Тук.

– Я же сказала! – Чародейка раздраженно вскочила с кресла и резко распахнула дверь, собираясь отправить нахала на пересчет ступенек в винтовой лестнице. Его же головой.

– Arlet injor fijasta… – негромко и певуче проговорила ведьма, склонив голову в знак приветствия.

Такой знакомый и такой забытый магический язык резанул по ушам, заставив что-то сладко екнуть внутри. «Благословенна будь», – запоздало ткнулся в виски перевод.

– Arlet injor fijasta, – растерянно повторила за Хранящей Тилорь и посторонилась, пропуская ее в комнату. – Regan melaht.

– Не стоит извинений, – улыбнулась ведьма. Магический язык наконец-то перестал казаться Тилори чем-то чужим и перестал требовать нескольких дополнительных секунд для перевода. – Как я понимаю, вас уже основательно побеспокоили из-за Перехлеста?

– En… Да. Правда, я до сих пор понятия не имею – ни что это такое, ни почему из-за этого в Храме поднялась такая суета.

– Хм… Надеюсь, Таррэ и Гридъяра разместили подальше от студенческих комнат, – задумчиво, словно сама себе под нос, проговорила ведьма. – А не то, боюсь, отчет о моем Храме будет таким «замечательным», что придется искать веревку с мылом, а лучше – яд. Универсальное решение любых проблем.

Мягкие, непривычные перекаты гласных и шипение в ее голосе завораживали, как песня русалок: сплошные звукосочетания. Но такие, что загипнотизированные люди кидались с кораблей, лишь бы вечно слышать эти переливы неземного голоса. Смысл фразы до Тилори дошел далеко не сразу. Да и сам факт, что подобные звуки могут иметь еще какой-то смысл, кроме бесконечной музыкальной красоты, казался кощунством. Причем Тилорь была готова поклясться, что в ее устах подобные же слова звучали бы довольно обычно – шутливой фразой, а никак не волшебной песней.

«Она же Сказительница! – вдруг сообразила чародейка. – Да она одним голосом может сделать с любым живым существом больше, чем я всей моей магией. А уж если этот голос наложить на магический язык, изначально наделенный определенной колдовской силой…»

Ведьма с невозмутимым видом стояла в дверях, скрестив руки на груди. Темно-зеленые брюки разлетались клешем от колена, шелковую рубашку с вышивкой по вороту перехватывал на талии широкий шнурованный пояс-корсет, плащ лениво стекал с плеч, завораживая взгляд переливами черного блеска. Спокойный взгляд бездонных черных глаз был устремлен на не на шутку задумавшуюся чародейку. Затянувшаяся пауза ведьму ничуть не тяготила.

– Я пришла, чтобы пригласить вас на Перехлест, – объяснила она, поймав вопросительный взгляд Тилори. – Сегодня в полночь.

Машинально брошенный на часы взгляд оповестил чародейку, что до полуночи осталось всего двадцать минут.

– А… Что такое Перехлест?

– Перехлест? – ведьма задумалась, подбирая слова. – Это… праздник. Праздник только для магов.

– А что празднуем? – осторожно спросила Тилорь, чувствуя себя полной дурой. Здесь о Перехлесте все говорили так, словно это было самое простое, что только может быть. Что-то само собой разумеющееся.

– Празднуем? Мм… – Ведьма мучительно закусила губу, пытаясь объяснить что-то, что объяснять было нельзя. Нельзя и не нужно. Все равно что пытаться ответить на вопрос ребенка: «А почему звезды светятся?» – Понимаете, ведь магия – это тоже в своем роде религия, так?

– Ну…

– А в каждой религии есть свои… э-э-э… культовые праздники. Ну вроде Рождества, Успения и так далее… Вот и в магии есть такие праздники. Особые. Свои. И один из главных – Перехлест. Это что-то типа Нового года у людей. Только Новый год один, а Перехлестов четыре.

– Почему? И чем они отличаются?

– Перехлест – это переход одного времени года в другое. Сегодняшний – Летний. Потому что сегодня последний день весны, а эта ночь будет первой летней ночью. Еще бывает Осенний, Зимний и Весенний.

– А-а-а, – протянула Тилорь. – А как его празднуют?

Ведьма рассмеялась:

– Вот это и есть самое интересное. Потому что Перехлест празднуют компаниями по тринадцать человек. Один из них – Верховный – за несколько дней (а лучше – недель) до Перехлеста начинает набирать себе компанию: шесть юношей и шесть девушек.

– А кто может быть Верховным? Это заранее оговорено?

– Нет. Верховным может быть кто угодно. Если тебя не пригласили ни в одну компанию, то ты можешь создать свою собственную. Но кроме права набирать людей – они, кстати, никогда не знают, кто еще приглашен, и вынуждены целиком полагаться на чужой выбор – у Верховного есть и обязанности.

– Какие?

– Он устраивает праздник, – веско уронила ведьма.

– То есть?

– Никто не знает, как будет праздноваться Перехлест. Кроме Верховного. Он решает, как будут развлекаться его двенадцать человек, он отвечает за безопасность и веселье, он распределяет обязанности между празднующими.

– А если тем двенадцати не понравится, как устроил праздник Верховный?

– Но ведь их никто не заставляет принимать приглашение невесть от кого. Как правило, люди стараются попасть к признанным магам или хулиганам – в зависимости от собственных предпочтений. И недовольных, смею заверить, обычно не бывает.

Тилорь нервно прошлась по комнате. Подсознание вопило, что, если она сейчас откажется, то потеряет очень много не только в плане этого вечера, но и вообще в жизни. А на столе безмолвно вопиял гласом разбуженной совести ненаписанный отчет. Ведьма терпеливо ждала, не торопя и не настаивая.

– А кто Верховный в той компании, куда вы меня зовете? – спросила она, чтобы хоть как-то потянуть время. – На него хотя бы можно положиться?

По тонким губам скользнула улыбка:

– Но ведь приглашаю вас Я. А уж насчет положиться – решайте сами…

Тилорь растерянно обернулась:

– Так это… вы?

Хранящая только улыбнулась.

– Ой… Ну… А если я соглашусь?

– Я буду рада, – терпеливо ответила ведьма.

– А что мне надо?..

– Взять? – понятливо продолжила растерянный вопрос Хранящая. – Себя и плащ. Плащ могу одолжить.

Тилорь покачала головой, снимая со спинки кресла и накидывая на плечи свой:

– Не надо. Риль, вы, должно быть, удивлены…

– Перестань, – перебила ведьма. – Если ты приняла приглашение, то запомни: во-первых, ты сегодня никому – и мне в том числе – не говоришь «риль» и «вы»; во-вторых, ничему не удивляешься и ничего не боишься; в-третьих, беспрекословно меня слушаешься; в-четвертых, говоришь только на магическом языке, – ведьма протянула ей руку ладонью вверх. – Inkors?

«Согласна?»

– Inkors, – ошеломленно подтвердила Тилорь, вкладывая свою руку в ее ладонь и позволяя увлечь себя прочь из комнаты.

Постельное белье сиротливо благоухало лавандой…

Это была странная ночь.

Черно-фиолетовое небо, припорошенное дымкой тонких слоистых облаков, загадочно посверкивало колкими крошками звезд и язвительно усмехалось тоненьким, полупрозрачным серпом только-только народившейся луны. Густо-зеленые в царившем мраке величественные ветви деревьев тихонько вздыхали, потревоженные отводящей их от лица рукой. Неугомонные птицы негромко опасливо перекликались, вслушиваясь в тревожный стрекот поздних кузнечиков.

Терпкие сладковатые духи ведьмы струились в ночном воздухе естественным ароматом, гармонично дополняя слабый запах первых подлунных цветов – риноверницы и звеньецвета. Едва слышный шорох от ее шагов вдруг заглушил грубый треск ломающихся ветвей, и прямо перед ее лицом на тропинку выскочили четыре огромные тени, страшно взвывшие в темноте.

– Уа-уа-уа-у-у-у!!! – самозабвенно завывали тени, заставляя сердце Тилори нестись вскачь, отбивая чечетку по дороге.

– Не смешно, – отрезала Иньярра. – И Тилорь мне не пугайте.

Видимо, у теней были проблемы с пониманием магического языка. Или проблемы с восприятием в принципе. Но, так или иначе, они и не подумали прекратить, а вместо этого подхватили обеих девушек под руки и силком потащили куда-то в лес, не слишком беспокоясь о маршруте, так что, когда их выволокли на освещенную костром поляну, все лицо Тилори было исхлестано жесткими ветками, пара царапин кровоточила. Ведьма, не предпринимавшая никаких попыток к освобождению в пути, теперь вдруг резко скинула чужие руки со своих запястий и разразилась малопонятной тирадой в адрес теней:

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз!!! Кто вас, юггр мамрахх продзань, просил?! – После этого следовало еще несколько строк чего-то столь же эмоционального, но, увы, малопонятного. Для Тилори. Но не для теней, ибо те тут же склонили головы в виноватом жесте и кинулись усаживать их обеих на расстеленные вокруг костра шкуры и осторожными касаниями залечивать царапины на лице Тилори. Ведьма, понаблюдав несколько минут за пикантной суетой, поднявшейся вокруг них, удовлетворенно кивнула головой и милостиво провозгласила:

– Ладно, хватит с вас! Корвин – гитару Леде! Рог по кругу!

Двенадцать человек, рассевшихся вокруг костра, радостно переглянулись и одновременно щелкнули пальцами. Полыхнуло, дрогнуло – и пламя взвилось до макушек деревьев.

– Перехлест! – взлетели ввысь двенадцать сильных голосов. Тилорь, подчиняясь какому-то инстинктивному порыву, кричала тоже. Ведьма с загадочной полуулыбкой на губах сидела молча и переводила бездонный черный взгляд с одного на другого.

Ярко-рыжеволосая девушка с бледной кожей и тонкими чертами лица, которую Тилорь видела еще днем, протянула руку за торопливо поданной ей гитарой, поудобнее разместила ее на коленях и негромко завела тягучим медовым голосом:

Что пустота? Молчанье слов И шепот, не шуршащий в полночь, И глухо-вечное: «Бог в помощь!», Разбитое, как чашка снов…

Глухо щелкнула вылетевшая из тугого глиняного горлышка плотно притертая пробка, и в огромный рог, озорно посверкивая рубиновыми бликами, хлынуло густое, терпкое, не один год выдержанное вино. Осторожно наполнив рог до краев, смуглый незнакомец в белой рубашке и черном плаще почтительно подал его ведьме:

– Прошу…

– Спасибо, Фрель, – улыбнулась та, принимая из его рук вино. Аристократически потянула носом, побултыхала и осторожно пригубила. – Иньярра. Ведьма. Верховная.

И подала рог сидящей рядом Тилори.

Что неуспех? Обломки целей, Гул неразбитых городов, Неутешительный улов И страшный выкрик: «Не успели!!!»

– Что мне с ним делать? – испуганно прошипела чародейка, беспомощно оглядываясь по сторонам.

– Ничего особенного, – вполголоса отозвалась Иньярра. – Отпиваешь глоток и громко говоришь, кто ты… на сегодняшний вечер.

– То есть врать?

– Зачем сразу врать? Впрочем, если ты хочешь…

– Я не хочу! Но представляться «проверяющая из Гильдии» – это самоубийство!

– Но можно же и не врать, но… не договаривать.

Что есть тоска? Подлунным воплем Разбитая в осколки льда Надежда. «Не вернешься?» – «Да». И в сердце «Реквием» вдруг грохнет…

«Как она сама! – вдруг вспыхнуло в голове у Тилори. – На сегодняшний вечер она не риль Иньярра, Хранящая Срединного Храма, а просто ведьма». Вишневая жидкость, словно живая, нетерпеливо плескалась в роге, переливаясь всеми оттенками красного. Тилорь осторожно поднесла вино к губам и отхлебнула. В голову ударило что-то безумное, хохочущее, свободное, огненное. Захотелось с диким свистом пронестись по ночному небу верхом на драконе, повергая в дикий ужас жителей окрестных деревень.

– Тилорь. Чародейка.

Что ожиданье? Детский лепет, Подглядывание под дверь, Взъерошившийся глупый зверь Внутри, что время нервно треплет.

Сладковато-свинцовый перелив гитары, вишневый привкус во рту…

– Галирад.

Тревожный шепоток, плеск разлитого вина, смущенный смех. Тонкий девичий голосок:

– Реада.

Бездумная пляска огня перед глазами и в голове. Бездонный черный взгляд с золотистыми озорными искорками в глубине. Имена, имена, имена…

Фрель… Таирна… Корвин… Трэя… Хъясс… Ильянта… Древин… Леда… Акур…

Что жизнь? Безоблачное чудо, Обломки скомканных надежд… А может – просто шелк одежд, Ласкающий заклятьем: «Буду»…

«Земля!» – бился в висках пойманной птицей многоголосый вопль, устремившийся в небо. Что земля? Почему земля? Какая земля?!!

«Какая разница!» – с хохотом отмахивалась от всех вопросов чуть охмелевшая Тилорь, с трудом поспевая за своими новыми знакомыми. Парни остались там, на поляне, а девушки, выкрикнув это слово в воздух, вдруг дружно устремились за ведьмой, чей черный плащ почти растворился в темноте. Шли по каким-то холмам, буйно цветущим одной из разновидностей вереска. Впереди грациозно и неподвижно высились незыблемые горы.

– Куда мы идем? – спрашивала попутчиц чародейка, и в ответ получала неизменное:

– А тебе есть до этого дело? Какая разница?!

Мир цветными стеклышками рассыпался перед глазами и, словно в огромном калейдоскопе, собрался вновь, но уже другим. Хранящие, да что же это было за вино такое?! Горы, нависшие над девушками, дышали льдистым холодом. Стужа приятно щекотала кожу, забираясь под тонкий шелковый плащ, но ни на грамм не освежала буйную голову.

А стоило бы! Потому что пробираться по почти отвесной тропинке меж утесов, когда перед глазами пляшут огненные искры, размывая картинку бытия, безумно опасно. Безумно опасно, но безумно весело! Ибо Тилорь наверняка знала, что никогда больше она в этой жизни не решится повторить подобное, даже с трезвой головой и страховкой.

По левую руку раскинулось бездонное ущелье, глухо ворочающее на непроглядной глубине валуны и рокочущие волны. Даже сброшенные внутрь шэриты, осветив почти отвесные, покрытые трещинами и острыми уступами стены, не помогли разглядеть дна пропасти. Но страха не было. Только приятно щекочущее нервы ощущение смертельной опасности, пляшущей за плечом.

Выйдя на относительно ровную площадку в четвероугольную сажень, девушки сгрудились в круг плечом к плечу. Ведьма присела на корточки в центре и поворошила тоненький налет пыли на голом холодном камне. Встала и присоединилась к остальным, тягуче заведя:

– Tevsssar et olos ivert…

– …l'aviss edzar menberg avert, – тут же подхватили девушки, покачиваясь в такт певучему заклятию. – J'avens en tedjub atevs…

Подчиняясь инстинкту и примеру других, Тилорь самозабвенно выводила незнакомые, непривычные языку и небу, но непременно наделенные каким-то безумно важным смыслом строки, напряженно глядя туда, где еще недавно порхали легкие пальцы ведьмы, и подсознательно ожидая чего-то… небывалого. Так ребенок ждет боя часов в полночь.

– …vehav izvarit hevodi loif…

На ледяном граните из непроглядной для человеческого глаза щелки медленно, пугливо, с опаской показался маленький, мягкий, робкий росток…

– En ajanz inemer artev…

Быстро впитывая благоговейно предлагаемую энергию, росточек выбросил несколько вьющихся побегов, накрепко зацепившихся за камни и выступы вокруг, обзавелся резными изумрудными листьями…

– …en dzaref neogov' insevil'!

Ярко-алый светящийся цветок вспыхнул радостным сиянием, бесстрашно бросая вызов каменной смерти и могильному холоду вокруг.

– О Хранящие… – пораженно прошептала Тилорь, неверяще глядя на цветущий на граните папоротник. С таким благоговением в душе и тревожными слезами, наворачивающимися на глаза, она когда-то в детстве встречала рассвет над белогривой рекой. «И да вырастут цветы на камнях», – ткнулась в виски строка когда-то слышанной молитвы.

– Вот только о работе не надо, – шутливо открестилась Иньярра, расцепляя руки и снова устремляясь вверх по тропе. Чародейки, горделиво оглядываясь на папоротник, отправились следом.

Рассыпаться янтарной крошкой по зеркальной глади, раз и навсегда замерев серебристым смехом эльфийки, ночным воем-всхлипом оборотня и горькой насмешкой ведьмы в одном-единственном звуке…

Черное до слез небо летело в лицо со скоростью метлы, мчащейся над горами в бесконечной пляске крыльев ветра. Холодные звезды, вперив в чародеек пронзительные, как шпага, взгляды, глухо перемигивались в вышине. Высверки огненных шэритов перемешивались с бездумным хохотом горьковато-пряной свободы. Прохладные потоки ласково омывали невесомое тело, шаловливо купающееся в воздушных ручьях. Влажные облака холодной мокрой ватой проскальзывали мимо.

Клин летящих чародеек быстро двигался вслед за не оборачивающейся назад Верховной. Плащи черными хвостами полоскались по ветру.

Бесконечное море внизу сверкало свинцовой поверхностью, грохотало громадными валунами волн и гремело во гневе. Иньярра уверенно держала курс на высокий утес, нависший над водой и курящийся каким-то магическим дымом с проскальзывающими в белой туманной воронке голубоватыми искрами. Вокруг утеса немо кружили семь огромных орлов, изредка взмахивая ленивыми крыльями.

– Воздух! – взвились в воздух шесть сильных голосов над утесом – и ведьма, не задумавшись ни на миг, соскользнула с метлы и раскинула руки, как крылья. Черный шелк плаща встрепенулся раздутым парусом.

– Иньярра!!! – в ужасе закричала Тилорь, резко бросая метлу в пике и кидаясь на помощь падающей ведьме. К ее удивлению, лица девушек вокруг не выражали ни малейшего страха. Более того – они сами смело отпускали метлы, устремляясь следом за Верховной.

– Прыгай, дурочка! – весело крикнула одна из них ошеломленной Тилори.

– Куда?!!

– Вниз!!!

«Прыгай!» – приказал инстинкт. «Прыгай!» – прозвучал в голове спокойный голос ведьмы. И Тилорь, закрыв от страха глаза, отпустила метлу, разжав колени…

Вниз-вниз-вниз… Быстро набираемая скорость отзывалась нестерпимым свистом в ушах.

Бурно вздымающаяся грудь моря все приближалась и приближалась, обещая мгновенную и легкую смерть… Но Тилори вдруг стало плевать на смерть. Что такое смерть? Просто миг между «здесь» и «там». Ею овладело бесконечное, безмерное, почти чувственное наслаждение свободным полетом – или падением – какая разница?!

Воздух упруго держал ее тело на своих ладонях, овевая горящие щеки ледяным дыханием ночи, орлы летели перед Иньяррой, ловко ловившей воздушные потоки раскинутыми руками и полами своего легкого плаща. На лицах летящих чародеек разливались бессмысленно-счастливые улыбки. «Да ведь мы парим! Парим!! Не падаем!!!» – восторженно поняла Тилорь и, не в силах сдержаться, безумно расхохоталась.

Орлы, за которыми следовала ведьма, медленно, по спирали снижались к воде, отлетая с каждым витком все дальше и дальше от берега. Но и это не пугало не умеющую толком плавать Тилорь. Нынешней ночью все это – ерунда! Все ерунда!

«Да ведь я отравлена, – весело поняла она. – Меня отравили тем единственным глотком вина! Отравили как наркотиком. Мне из-за этого теперь на все плевать! И нам всем плевать! И мы совершенно не контролируем себя, мы можем умереть, но… Как я хочу еще раз отхлебнуть той отравы!!!…Я просто отравлена… Этим вином… Этой луной… Этим морем… Этим небом… Этой жизнью… Как ведьма!»

Сознание дробилось в хрустальное крошево и осыпалось в море завитками обрезанных волос… Обрывки неясных мыслей путались в завихрениях эмоций, ассоциаций и впечатлений. В голове плескалась строка невесть когда слышанной песни: «И вдруг яростно вспыхнет под веками отвращение к дню серо-блеклому…»

Многоголосный вскрик: «Вода» – был заглушён глухим ударом о холодное море…

Ледяной свинец медленно выталкивал безвольно застывшее тело наверх, хотя Тилорь не помогала воде ни одним движением. В голове бились чьи-то, но не ее слова…

Согреться в пламени не своего костра Я лишь мечтаю – большего не надо.

Вода заливалась под одежду, холод медленно приводил девушку в чувство, но стучащая рефреном кровь в голове упрямо отбивала строки:

Я знаю, как реальности искра Испепеляет тень ночного взгляда.

Воздух с полузадушенным хрипом ворвался в легкие, заставив чародейку судорожно раскашляться, попутно пытаясь оглядеться вокруг. Шесть мокрых голов потерянно выискивали кого-то над водой.

– Вон она! – крикнула Иньярра, кивком показывая на появившуюся на поверхности Тилорь. – Не спускайте с нее глаз, хорошо?

Три девушки тут же слаженно подплыли к чародейке, не оскорбляя ее откровенной помощью, но держась на расстоянии половины сажени, чтобы в случае чего…

– К берегу! – резко скомандовала ведьма, решительно разворачиваясь и начиная мерно рассекать воду руками. Путающийся плащ мешал, сковывая движения, но она словно и не обращала на него никакого внимания.

Тилорь обреченно вздохнула. До берега ей было не доплыть, это точно.

Сажень… Две… Три… Десять… Густые водоросли на поверхности цеплялись за спутанные волосы. Усталость в руках удваивалась при мысли, что из-за нее все девушки плывут в два, а то и в три раза медленнее, чем могли бы. А если они из-за нее же не доплывут?

Легкие разрывались от недостатка воздуха: уже два раза она погружалась под воду и всплывала только благодаря упрямству и, должно быть, магии трех чародеек, плывущих неподалеку.

«Я так больше не могу!» – отчаянно взорвалось в голове, руки бессильно опустились, вода с готовностью приняла в стылые объятия измученное и безвольное тело…

И тут Тилорь вдруг поняла, что она не только может дышать под водой, но и не может по-другому! Ноги перестали казаться такими тяжелыми из-за полных водой сапог, плащ больше не оттягивал назад усталые плечи, малейшее движение ступней продвигало чародейку на полсажени вперед безо всяких усилий! Хотя… ступней ли? И чародейку ли?..

Зеленоватый чешуйчатый хвост легко колыхался, мощно рассекая пласты воды, и вот уже Тилорь настигла Иньярру, плывущую впереди всех чародеек, и сбавила скорость, пристроившись рядом с ней. Ведьма, удостоверившись в ее полном превращении, удовлетворенно улыбнулась и показала Тилори поднятый вверх большой палец.

Девушки быстро обращались в зеленохвостых русалок – по мере того, как выбивались из сил, и через полчаса единственным человеком осталась ведьма, упорно преодолевавшая водное пространство собственными силами. Хотя можно ли называть ведьму человеком?

С восторгом обнаружив, что может не только плавать, но и нырять на любую глубину, Тилорь радостно плескалась в море, рассматривая цветные ракушки на дне и принося Иньярре самые красивые водоросли с цветками, которые та с улыбкой вплетала в свои или ее волосы.

За полверсты до берега торжественная эскадра русалок, украшенная причудливо сплетенными тонкими ведьминскими пальцами венками, подхватила Иньярру под руки и за несколько восторженных секунд с хохотом домчала до побережья.

«А как, интересно, обратно?!» – озадаченно подумала вдруг Тилорь, которую до этого момента почему-то ничуть не беспокоило собственное перевоплощение. Но стоило ей только коснуться пальцами камней берега, как хвост бесследно растаял, а она осталась все в тех же тяжелых хлюпающих сапогах, с тем же насквозь промокшим плащом за плечами и… бессмысленной блаженной улыбкой на губах…

«Огонь!» – шепотом повторила Тилорь, морщась от боли в скрученных за спиной руках. Темный лес, обступающий тонкую мокрую тропинку со всех сторон, щерился остроконечными ветками елок и хлестал по глазам жесткими мясистыми листьями резницы. Пылающие пятна ярко-оранжевых факелов перед глазами суетливо перемещались с места на место.

Чародейку и всех остальных девушек, подловив на берегу, скрутили какие-то незнакомые, но весьма грубые личности, заломили им руки за спину и силой повели куда-то в лес. «Только что волоком не потащили!» – раздраженно думала Тилорь, возмущенная как бесцеремонностью людей, чьи лица и тела были скрыты плащами, так и полным бездействием чародеек вкупе с приказом Верховной не сопротивляться. Впрочем, ее саму сквозь лес тащили ничуть не менее беспардонно, чем остальных, так что упрекнуть в чем-то ведьму было нельзя.

– Смерть исчадиям ада!!! – экзальтированно завопили впереди, там, на невидимой за ветвями деревьев поляне. – Смерть ведьмам!

– Смерть!!! – восторженно откликнулись их конвоиры, несколькими сильными рывками заставляя чародеек двигаться быстрее и выталкивая их на довольно большую поляну с семью столбами, вкопанными по кругу. Вокруг столбов были красноречиво разложены вязанки дров и положены еще не зажженные, но зато хорошенько просмоленные факелы.

– Нет!!! – вырвался из груди одной из девушек истерический вскрик. – Нет!!!

«Ничему не удивляться и ничего не бояться! – спокойно напомнила ведьма мысленным посылом и, поморщившись, добавила: – Я же просила!»

Тем временем восторженные фанатики уже прикрутили ее к первому столбу и подошли с тем же намерением к Тилори. Та, связанная, могла только злобно сверкать глазами, отплевываться и сыпать проклятиями под чуть насмешливым взглядом привязанной Иньярры. Прочие девушки, скрепя сердце, выдержали процесс подготовки к казни молча. Угрюмые взгляды исподлобья обещали палачам (в случае счастливого спасения) замечательную и веселую жизнь… На том свете.

– Да сгинет зло! – возбужденно завопил первый фанатик, с детской радостью поджигая факел и опуская его в костер под ногами Иньярры.

– Аминь, – насмешливо отозвалась та, полуисчезнувшая в едком дыме. Розовый цветок пламени целовал ее ноги, облизывая полы плаща.

«Безумие! – билось в голове Тилори. – Этого просто не может быть!!!»

Костер под ее ногами уже полыхал во всей гамме – от винного рубина и до нежной голубизны неба на рассвете. Огонь взбирался по лодыжкам, обнимал шелковый плащ, поднимался до волос и… сушил, не сжигая…

– Asden mifol injirno, – размеренно выплетала ведьма, запрокинув голову, чтобы уберечь глаза и горло от едкого дыма. – Deart itrenti lignos!

Заклинание, как песня, мягким элем заливало душу, наполняя тело невесомой легкостью. Костры медленно прогорали, высушив одежду и волосы девушек. Рассеивался дым, обнажая лица жестоких палачей…

– Да святятся не сгоревшие в очистительном пламени, – пронесся над поляной шепот вставших на одно колено… Фреля, Галирада, Корвина и остальных…

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз!!! – вдруг от души выругалась Тилорь, враз осознав всю силу и смысл тех непонятных слов, что щедро рассыпала Иньярра, когда их обеих притащили на поляну. Не эту, другую. Ту, что, кажется, была целый век назад…

Ведьма обвела вновь собравшуюся в полном составе – тринадцать – компанию довольным взглядом, тщетно пытаясь прогнать с губ довольную – или самодовольную? – улыбку. Впрочем, ей простительно: ведь, как ни крути, а это все устроила она.

– ПЕРЕХЛЕСТ! – взвился ввысь сильный, страшный голос Сказительницы. Небо отозвалось грохотом и молнией.

– Перехлест! – воскликнули тринадцать голосов, тринадцать серебристых голубков устремились в небо со вскинутых к звездам рук.

– Перехлест! – радостно загремело по всему лесу. Мириады серебряных искр – голубей – пронзили темноту, рассеиваясь блестящими разводами, взрываясь сполохами нестерпимого света. Казалось, само небо раскололось на множество сверкающих осколков и осыпалось на головы празднующих. Празднующих самый лучший праздник в жизни Тилори.

Летний Перехлест.

Дрожащие пальцы, выбивающие нелепую дробь по кубку с горячим глинтвейном, сваренным парнями. Рваные ниточки строк, изломанные струнным воем слова и рифмы… Слезы. Торопливо смахиваемые, чтобы мир не растворялся перед глазами. Тревожно замершее время, застывшее в безумной пляске сбившегося дыхания.

И МУЗЫКА. Терпкая, горькая, страстная, безумная, бесконечная, сильная, жестокая. Мучительно медленно разливающая тягучее пламя яда в груди. Резким росчерком стали бьющая по глазам. Щедро посыпающая свежие раны горстями горькой соли. Осторожно ласкающая душу в нежных ладонях. Опасно и небрежно ранящая обнаженные нервы тонкими лезвиями струн. Равнодушно струящаяся густой янтарной смолой на еловый ковер неосторожно раскрывшейся души.

Взвился над пыльной дорогой мой конь: Меж городами по весям. Кто-то кричит, что в любви жизни соль, Кто-то вином лишь и весел. Я же, шальная, лечу все вперед, Хоть чашу с жгучей отравой Смерть мне к руке левой несет, Жизнь – эликсир к правой. …Смерть мне к руке левой несет, Жизнь эликсир – к правой.

Это было совсем не то, что вначале. Если Леда – студентка-Сказительница – терпеливо выводила ноту за нотой, старательно вытягивая верхние и послушно продлевая нижние, то Иньярра, должно быть, удивленно приподняла бы брови, услышав загадочное: «Минорный лад исполнения». Она не думала ни о нотах, ни о гитаре, отпустив на волю голос и летающие по струнам пальцы. Она пела душой, срывая голос и выплетая строками невероятный, сказочный, суровый и завораживающий своей точеной завершенностью мир. В этом пении было все.

Огонь, бьющийся запертой в клетке птицей в висках. Холодеющие запястья, устало звенящие дешевыми браслетами. Юбка, путающаяся цветастым шелком в ногах, волосы, жаркой волной расплескавшиеся по спине и плечам. Срывающийся голос, безуспешно сдерживающий глухие рыдания. Открытое окно в зиму, мороз, ледяной змейкой струящийся по полу, заползающий внутрь, яростно шипящий, разбиваясь о волны безумного огня и расходясь вихрями узорчатых созвездий.

Ложь? Истина? Любовь? Ненависть? Жизнь? Смерть?

Пусть мне размочат седые дожди Душу, пусть сердце забьется. Вы не кричите мне вслед: «Подожди!» – Видите: конь с узды рвется. Кто вы такие, и я вам на что? Наши обиды так стары… В левой руке сжато перо, Повод коня – в правой. …В левой руке сжато перо, Повод коня – в правой.

Тилорь сидела, оглушенная и пораженная. Не словами, нет – бывают стихи и получше. Тем, КАК пелись эти слова. Тем, как может человек вообще выдержать такой безумный накал энергии и внутреннего напряжения – и не умереть, разорвавшись на тысячу сверкающих искр. Тем, что такоепоется запросто так: ради праздника. Без бесконечных репетиций и подготовок. Без нервов и истерик перед выходом на сцену.

Бездна бессвязных образов закружилась в одурманенной голове…

Гитарный плач и вплетенный золотой нитью голос. Мир. Вселенная. ВСЁ.

Бессвязные обрывки слов, фраз, строк – своих, чужих – какая разница?! Смех, слезы, горечь, счастье…

Дробь, упрямо выбиваемая до смерти уставшими ступнями, ведьминская пляска перед окном, раскрытым в холодное жестокое небо. Дикий хохот, заглушающий неистовые молитвы.

И ужасающее: «Сумасшедшая!» – со священным благоговением расходящееся испуганным шепотком во все стороны…

Вдаль разбегаются ветки пути: Дальние чудные страны. Ты моей песней души не буди – Пусть подживут сердца раны. Ну а как срок – мой билет на покой – Мятый, истрепанный, рваный – Ты мне протянешь левой рукой, Я подпишу – правой. Ты мне протянешь левой рукой, Я подпишу – правой…

Резкий срыв струны – и нежный, убаюкивающий перезвон напоследок…

Мягко откинувшись назад, Тилорь блаженно прикрыла глаза, словно боясь расплескать подаренное чудо, не сберечь безумные воспоминания об этой ночи, которая, должно быть, через неделю станет казаться попросту бредом. Самым настоящим. И не зря.

– Ты мне открой великий секрет, подруга, – негромко перешептывались рядом. – Сколько энергии ты вбухала в этот Перехлест, а? Одно знание магического языка не-магами – чего стоит! Да и все остальное тоже…

«А ведь и вправду, – отрешенно согласилась Тилорь. – Это нам все так запросто и весело, а вот тому, кто все это готовил, натягивал заклинания и вкладывал силу…»

– А вот и не открою я тебе этого великого секрета, – со смешком отозвалась Иньярра. Тилорь тут же широко распахнула глаза и изумленно глянула на ту, что вообще решилась заговорить с ведьмой после… ТОГО. Невысокая девушка с пшеничными волосами и непривычными при таком раскладе карими глазами насмешливо поглядывала на Иньярру.

– Зачем тебе, Тай? – продолжала та. – Чем меньше знаешь о компонентах – тем проще пить зелье!

Собеседница невольно хихикнула и отвернулась.

Небо медленно светлело, распуская по темному полотнищу золотистые стежки солнечных лучей. Иньярра тихонько перешептывалась с подсевшими с двух сторон Фрелем и Галирадом, Таирна с Ильянтой неодобрительно поглядывали на это трио, остальные отрешенно допивали остывший глинтвейн, задумавшись каждый о своем.

– Иньярра, – вдруг неожиданно для самой себя позвала Тилорь.

– Что? – тут же откликнулась ведьма.

– А как другие праздновали Перехлест? Мы же не одни здесь были, наверное…

– Да уж, – хохотнул Корвин. – Тут народ развлекался как мог. Танцевали. Через костер прыгали. Гадали. Ну и надирались, конечно!

– Думаю, этой ночью в Храме ночевали только Таррэ и Гридъяр, – с невольной улыбкой подтвердила ведьма.

Прыгать через костер? Пить? Гадать? В Перехлест?!

После того магического, завораживающего обряда, что устроила для них Иньярра – начиная с запрета говорить обычным человеческим языком и заканчивая тем последним безумным реазом, – подобные способы празднования казались Тилори сущим кощунством! Очевидно, мысли настолько ясно отразились на ее лице, что Корвин расхохотался:

– Да уж, Тилорь! Тебе просто безумно повезло с Верховной. – Восторженный взгляд в сторону ведьмы напоролся только на довольно-насмешливую ухмылку. – После любого Перехлеста с Иньяррой остается либо повеситься, либо всеми правдами и неправдами напроситься еще на одно приглашение, либо самому заделаться Верховным. Потому что ТАКОГО для тебя больше не сумеет устроить никто и никогда. Тут талант нужен. Ведьминский и буйно-хулиганский.

Смущенные мысли Тилори (а она-то, дурочка, еще сомневалась: идти – не идти) прервал треск ломаемых веток, и впервые за эту ночь на поляну вышел неприятный сюрприз. Таррэ, невесть как сумевшая ее отыскать.

– Тилорь?! Ты здесь?!! – Укоризненный взгляд василиска был ничем в сравнении с мечущими молнии глазами Таррэ. – Ты что, с ума сошла?! Сидеть на земле, пить вино, да еще в компании каких-то… даже слов подобрать не могу!

– И слава Хранящим. Тогда у вас еще есть шансы уйти отсюда целой и невредимой, – спокойным властным голосом прервала поток словоблудия Иньярра.

– Ты что, забыла, как тяжело тебе досталось это место в Гильдии?! – продолжала чародейка. – Хочешь опять зависнуть где-нибудь в Версаре или Окейне и меркнуть там всю жизнь?! Думаешь, начальство будет довольно твоим поведением?!

Иньярра медленно, давая прочувствовать всю подоплеку этого действия, поднялась на ноги. Откинула назад голову, волосы черным вихрем рассыпались по плечам. Черные глаза неподвижно смотрели в лицо скандалистке.

– Замолчи, женщина, – коротко и хлестко осадил крикливую чародейку Фрель, неподвижной тенью вырастая рядом с ведьмой.

– С какой это стати? Кто ты такой, чтобы мне указывать?! – взъерепенилась она.

– Или мы заставим тебя замолчать, – коротко и емко добавил Галирад, становясь неподкупным стражем у другого плеча ведьмы и как бы невзначай кладя руку на меч в ножнах, притороченный к поясу.

– Ты оскорбила мою гостью, – медленно и тихо проговорила Иньярра, не спуская магнетического взгляда с Таррэ. – Извинись и уходи.

– Да что вы говорите, дорогая моя Хранящая! Это не ваше дело, кого я оскорбила! Я и вам скажу, не сомневайтесь! Вы что, упиваетесь своей важностью?! Единственная и незаменимая!.. Осадите коней, бесценная вы наша, иначе уедете не в ту степь! Слишком много гонора и слишком много заносчивости, а на деле-то вы кто? Тьфу! Плюнуть и растереть! Что это за Хранящая, которая не только всячески поощряет ночные попойки студентов, но и принимает в них активное участие?! Вы думаете, Храм вами очень доволен? Или директор Храма? Или наставники? Ваш Храм станет самым захудалым на Древе, сюда будут сбывать производственный брак – тех, кого самим учить не хочется, уж попомните мои слова!

– Стойте! – осадила ведьма готовых кинуться на чародейку мужчин. Фрель и Галирад, удивленно переглянувшись, послушно застыли, не сводя горящих взоров с Таррэ. Остальные студенты угрюмо остановили руки, с пальцев которых уже готово было сорваться боевое заклятие. – Уходи, женщина. – Слоги падали медленно и размеренно, как песок, сыплющийся сквозь узкое горлышко клепсидры. – Я спускаю тебе твои слова только потому, что сегодня ты моя гостья. Но если когда-нибудь встретишься мне на пути – не рассчитывай на снисходительность. Магических дуэлей еще никто не отменял!

– Так отменят! – раздраженно зашипела поверженная чародейка, пятясь назад под тринадцатью гневными и презрительными взглядами. – Этот проект еще только в разработке, но исключительно ради вас, Хранящая, я дам ему максимально быстрый ход, уж будьте уверены!

– Уходи.

Отличный выдался денек. Теплый, но не жаркий. Озорное солнышко то пускает свои лучики прямо в глаза, то кокетливо прячется за облачко. В самый раз для первого летнего дня. В такие бы дни играть свадьбы, гулять выпускные балы и отмечать золотые юбилеи.

Кони неторопливо рысили по ровной дороге к ближайшей перемычке пространства, к вечеру маги должны были уже оказаться в Гильдии. Завернув поводья на луку седла, Тилорь устало позевывала в седле: бессонная ночь давала о себе знать.

– Нет, я все-таки не понимаю, какая муха тебя укусила! – в который раз выговаривала она Таррэ. – Ты как теперь вообще по трактам ходить будешь? По Веткам? Она же тебе практически вызов бросила! Отсроченный, правда…

– Да брось ты, – досадливо морщилась Таррэ. – Она будет сидеть в своем Храме – Хранящая же, какая бы ни была. А я едва ли сюда загляну еще раз. Незачем.

«Сейчас, будет она сидеть!» – мрачно подумала Тилорь. Но вслух высказывать свои сомнения не стала.

Иньярра спросила страшным голосом:

– Ну и у кого это здесь испортилось в Перехлест настроение?.. – И, потянувшись к гитаре, исполнила еще одну из своих невероятных песен.

А потом были безумные танцы у костра, дикий ведьминский хохот над лесом, внеплановое спасение падающей чародейки – та подвыпила и полезла со всей дури на метлу, – и долгое, бесконечно долгое ожидание нежно-розового рассвета, выплывшего из ниоткуда прямо на лежащих на спине и уставившихся в небо магов…

Иньярра не вспоминала о безобразной сцене, да и другим не давала. Но Тилорь чувствовала, что так просто она этого не оставит. Да и прощальная фраза: «Вы всегда можете рассчитывать на гостеприимство моего Храма», – относилась исключительно к Тилори и Гридъяру.

Кстати, последний ничуть не удивился ни Перехлесту, ни тому, что Тилорь его отмечала со студентами. «Видно, и сам не безгрешен в свое время был!» – со смешком подумала расшалившаяся за ночь чародейка. Разве что попросил в следующий раз сначала написать отчет, а потом уже гулять до утра. Впрочем, отчет они с ребятами тоже написали. Под неумолчный хохот и постоянные причитания Хранящей:

– Да вы что! Вы еще напишите, что тут попросту рай на земле! Если они не поверят и решат перепроверить, то второй комиссии я уже не выдержу…

Или:

– Ах так?! «Рассадник богомерзких знаний»?! Ну я вам это припомню!!!

Конь вдруг споткнулся о камень и чуть не завалился набок, рискуя подмять под себя всадницу. Тилорь, с трудом выровняв нравную животину, вдруг неожиданно сама для себя обернулась еще раз взглянуть на оставшийся за спиной Храм.

Тот медленно и торжественно поднимался над землей, оставляя внизу суету, людские обиды и глупые ссоры. На балконе седьмого этажа за низким парапетом неподвижно стояла тонкая фигурка в широкополом шелковом плаще. Ветер шаловливо трепал мягкие черные пряди длинных распущенных волос.

– Я тебя видела такой разной, – тихонько прошептала в адрес силуэта Тилорь. Ведьма, словно почувствовав ее взгляд, подняла тонкую руку в прощальном жесте и выпустила в небо того самого, памятного серебристого голубка. Тилорь, грустно улыбнувшись, выпустила такого же в ответ. – А так и не поняла…

– Arlet injor fijasta… – тихонько ткнулся в виски далекий сказительский голос.

– Фрель, она права.

– В чем, интересно? – Удивленный пират даже на минутку оторвался от вертела, на котором они с Галирадом вот уже полчаса добросовестно пытались запечь окорок. Окорок не соглашался, сгорая с одной стороны и не прожариваясь с другой.

Я задумчиво пожевала прицепившуюся к рукаву соломинку.

– В том, что наставники, мягко говоря, не счастливы лицезреть в Храме такую Хранящую. Не являю я собой, с их точки зрения, доброго примера для студентов. Скорее разлагающий фактор какой-то.

– Тебе-то что за дело? – нахмурился Галирад. – Они тебе что, говорили об этом?

Я горько усмехнулась. Куда уж там! Кто посмеет в лицо оскорбить Хранящую?

– Чтобы оповестить о чем-то ведьму, не обязательно говорить ей это. Мы очень тонко чувствуем ауры и настроения. Ходить по коридорам, то и дело натыкаясь на брезгливо-презрительные энергетические поля при показных улыбочках на лицах, не слишком приятно, смею заверить.

– Верю, – вздохнул Фрель. – И что же теперь тебе, горемычной, делать?

– Да чтоб я знала! – Я в сердцах грохнула кулаком по подоконнику.

– По-моему, мы это уже обсуждали, – веско напомнил Галирад, глядя на меня в упор.

– Что обсуждали? – торопливо вклинился Фрель, боясь потерять нить разговора.

Я раздосадованно вздохнула:

– Галирад раз за разом предлагает мне сбежать из собственного Храма.

– Ну и что? Отличная идея! Решение сразу всех проблем! – Фрель непонимающе нахмурился. – Я что-то не могу разобраться, – тебя что, совесть…

– Да какая, к лешему, совесть! – перебила я. – Ты до сих пор веришь сказкам, что она у меня есть?! Я просто понятия не имею, как это сделать, если перемычка на Путь для меня с Вехрады заблокирована.

– Пробить блок?

– Слишком большая энергопотеря, магия не успеет рассеяться, и за мной тут же вышлют погоню. А мне нужна фора хотя бы в один день.

Фрель вдруг как-то искоса глянул на меня:

– Иньярра, а ты не знаешь, зачем на пиратские корабли нанимают магов?

– Нет.

– И я нет. Но, думаю, мне представился отличный шанс узнать. Вдруг понравится?

– Ты предлагаешь…

– Нет, Иньярра, я не предлагаю. Я нанимаю.

Торжественную сцену трех скрестившихся заговорщицких взглядов испортил окорок. Измучившись над огнем, он заполыхал и опрокинул вертел, грохнувшись прямо в камин.

– Ну что ж теперь… Нанятый маг должен быть голодным, – философски рассудила я, ободряюще потрепав расстроенных мужчин по плечам.

Глава 4 ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ

…Дорогой Вампа, вы умеете так любезно исправлять свои ошибки, что хочется поблагодарить вас за то, что вы их совершили.

А. Дюма. Граф Монте-Кристо

Багрово-черная ночь раскрыла свои смоляные крылья, спрятав нас в благословенной темноте от встречных кораблей, часовых на стенах портов и – хвала Хранящим! – от патрульных крейсеров. Таинственный диск луны, припорошенный дымкой мрака, почти не давал света, теряясь в клочковатой вате быстро плывущих облаков и уступая по яркости мелькающим в разрывах туч звездам.

Напряженно щуря кошачьи глаза, то и дело подсвечивая себе магией, я осторожно вела «Лирту» меж прибрежных утесов в тщетных поисках более или менее удобной бухты, чтобы причалить хотя бы на час, пока не рассеется совсем уж непроглядная темь и пираты со своим человеческим зрением не смогут снова вывести сбившийся корабль на нужный курс.

Чуть покрапывавший, негромко шуршавший в темноте дождик быстро набирал силу, хлеща упругими холодными жесткими струями по моему лицу и рукам. «Полетела тушь к лешему!» – досадливо подумала я, накидывая на голову глубокий капюшон, но отлично понимая, что это меня уже не спасет. Ледяные струйки, стекая с намокших волос, неприятно скользили по спине, приклеивая тонкий лен рубашки к холодной коже.

Скалы, бесшумно нависавшие над моим левым плечом, наконец-то чуть расступились, подарив «Лирте» небольшой, но довольно глубокий залив, которым я и не преминула воспользоваться, с облегчением причалив и коротко кивнув пиратам, тут же с готовностью бросившим тяжелый якорь. Плащ противно лип к плечам, не спасая уже ни от холода, ни от дождя.

– Риль, идемте! – хрипло позвал пират, брезгливо стряхивая с рук размокшую грязь. – Что за дрянная ночка выдалась!

– Идемте, идемте! – поддержал его второй. – К лешему, кому это надо – стоять у штурвала под дождем и ветром, тем более что и торопиться-то нам некуда. Идемте, промокнете же!

– Куда? – отозвалась я, зябко передергивая плечами и тщетно пытаясь спрятать замерзшие кисти рук в широкие рукава плаща. Без толку: холодный мокрый черный шелк прилип к запястьям, не давая ни тепла, ни его иллюзии. – Тьфу, что за ночь! И это Вязень! [43]

– В трюм, – пояснил Туор, недовольно глядя на первого пирата, уже исчезнувшего в светлом проеме, ненадолго вспыхнувшем за распахнутой дверью. Укоризненно покачал косматой мокрой головой с откинутым за плечи капюшоном. – Даже дамы не дождался, – что за воспитание!!

Я тихонько рассмеялась: уж чего-чего, а воспитания от пиратов в принципе никогда ждать не приходилось. Хотя попадались, конечно, приятные исключения.

– Бросьте, Туор! К чему ему меня ждать, если я даже, признаться, не помню его имени? К тому же в трюм я все равно не пойду.

– Ну зачем вы так, госпожа Иньярра! – искренне огорчился великан.

– Опять госпожа?! – возмутилась я. – Сколько можно просить?!

Пираты за неделю моего пребывания на корабле поделились на два мнения и типа отношения. Одни добродушно-уважительно называли меня по имени, как я просила, но не могли удержаться от неизменного – и весьма раздражающего меня – «госпожа». Вторые же ограничивались холодно-вежливым «риль», сохраняя невозмутимый нейтралитет.

– Мы вам рому нальем, – соблазнял флибустьер, виновато посверкивая в темноте темно-карими глазами.

– Я и без того-то буйная, а что после рома будет? – шутливо отозвалась я. – Нет, Туор, вы идите, а я лучше к капитану зайду. Что-то нынче он весь день в каюте сидит. Заболел, что ли?

– Если бы, – тяжело вздохнул Туор. Но от объяснений воздержался и, кивнув на прощание, направился в трюм. Я лезть человеку в душу не стала. Захочет – сам скажет. Или сама пойму.

– Ну и погода! – Я возмущенно тряхнула распущенными волосами, и сорвавшиеся с них капли воды звездочками расплескались по полу и стенам.

В каюте Фреля, как всегда, было тепло и сухо. Мой брезгливо снятый двумя пальцами плащ уютно устроился на спинке кресла, пресные холодные капли, стекая со скользкого шелка, мерно плюхали на пол. Льняная рубашка, разумеется, тоже промокла, но, по счастью, только наполовину – ибо снять ее я бы не рискнула. Довольно и того, что про наши с Фрелем вечные вечерние посиделки и без того ходят сплетни одна другой хуже. Стоило бы капитану только намекнуть на то, что это ему не по нраву, – и слухи улеглись бы так же быстро, как вспорхнули заговорщицким шепотом под лишнюю кружку рома. Но пирату до этого и дела не было.

К моему бесцеремонному вторжению, нарушившему безмолвный ночной покой, Фрель отнесся с неизменным философским равнодушием. «Женщина – это существо капризное, непостоянное, не понимающее самое себя и напрямую зависящее от своих то и дело сбивающихся гормональных циклов», – без труда читалось в его покорных, усталых глазах.

– Полотенце на полке возьми, – только и сказал пират, подпирая голову ладонью и закидывая ноги на спинку. Кровать привычно страдальчески скрипнула.

– А сама бы я не догадалась! – фыркнула я, торопливо отжимая волосы и на ощупь намереваясь уничтожить особо жуткие разводы растекшейся по всему лицу черной туши. Видимо, безуспешно, ибо на отнятом от вытертого лица полотенце остались темные пятна явно косметического происхождения.

– Я все еще наивно верую, что, и догадавшись, ты бы не взяла его без моего разрешения, – отшутился пират.

– Верно, – послушно подтвердила я. И, вдоволь налюбовавшись вытянувшимся от удивления лицом Фреля, пояснила: – Верно, что наивно.

– А-а-а.

Кое-как приведя себя в порядок, я по-хозяйски плюхнулась в кресло, закинула ноги на подлокотник. Растерла замерзшие кисти рук, демонстративно размяла пальцы и пронзительно уставилась на пирата. В усталых, воспаленных от бессонницы глазах плескалась бесприютная человеческая тоска, тонкие морщинки на лбу обозначились четче и горше.

– Что-то стряслось?

– Нет. – Он улыбнулся несколько натянуто. Поднялся и налил мне чашку чернаса, подал вместе с сушкой. Я, кивнув в знак благодарности, отпила глоток. – С чего ты взяла?

Я с сомнением побултыхала в чашке рубиновый напиток, подумав, подогрела заклинанием.

– Да просто вид у тебя… Как у Фауста перед визитом Мефистофеля.

– Что-что?

– Не что-что, а кто-кто, – с улыбкой поправила я.

– Ну и кто это такие? – Пират, подумав, отцепил от пояса фляжку с каким-то пойлом и душевно отхлебнул. Впрочем, ни сосредоточенности взгляда, ни отрешенности мыслей хмель не уменьшил. А жаль.

– Ты когда-нибудь был на Миденме? – Я залпом допила чернас и уютно, по-кошачьи свернулась клубочком в широком кресле.

– Нет.

– Молодец, продолжай в том же духе. Преотвратная Ветка. Магии и колдовства там нет в принципе – не рождаются ни маги, ни скитальцы, ни даже Слышащие… Но – вот странность! – именно на этой Ветке жили многие – и очень многие – поэты и писатели, чьи произведения считаются классикой на всем Древе.

– Почему?

– Да чтоб я знала! Но если проверить список обязательного чтива для Сказительского факультета, то никак не меньше четверти произведений будут иметь миденмовское происхождение.

Черные брови взлетели двумя крыльями вспугнутой птицы.

– Так ты училась на Сказительском факультете?

Я недовольно поморщилась:

– Я училась на мага-воина. Неужели не похоже?

Фрель задумался. Припомнил серебряный меч, небрежно брошенный сейчас на кровать в моей каюте, наши с Галирадом тренировки…

– Похоже. Но после Перехлеста я готов был бы поклясться…

– А я и не отрицаю, что Сказительница, – перебила я. – Но чтобы петь реазы, совсем не обязательно убивать десяток лет на изучение ямбов, хореев и прочей ерунды. Достаточно родиться ведьмой.

– Какая малость! – съязвил Фрель.

– Не ерничай.

– Хорошо, – подозрительно легко согласился пират. – Так какая же все-таки связь между мной и этим… Ваусом?

– Фаустом, – машинально поправила я. Сощурилась на поблескивавший в слабом свете трех свечей кинжал у пояса Фреля, лениво потянулась, грустно покосилась на опустевшую чашку из-под чернаса и, прикинув, что больше заняться все равно нечем, пустилась в пространный рассказ о метаниях, нравственных исканиях и бесконечных страданиях Фауста на фоне корыстолюбивых стараний неутомимого и хитрого на выдумки Мефистофеля.

К полуночи свечи прогорели, потухли, замененные моими наскоро сляпанными шэритами, зависшими над столом. Я увлеклась, рассказывала то в лицах, страстно цитируя, то полуотрешенно уставившись в одну точку, под ленивый перебор гитарных струн. Фрель напряженно подался вперед, ловя каждое следующее слово и щедро вознаграждая меня горячим чернасом, приправленным несколькими темными каплями из его фляжки. На вид она была точь-в-точь такой, как у остальных пиратов, но вот даже мысленно сравнивать содержимое было попросту кощунственно.

Контракт, легкомысленно подписанный кровью, отвергнутая девушка, деньги, власть – все летело к концу час за часом, легко скользя под быстро порхающими над грифом пальцами и не срывающимся от постоянного потока чернаса голосом. И вот оно – оно! – «остановись, мгновенье, ты прекрасно!»…

– И он его убил??? – Фрель, словно разом сбросив оцепенение между сном и явью, разумом и бредом, хищно ощерился и напряженно подался вперед.

– Да. – Я грустно приласкала струны в последний раз и отложила гитару. – Как и было сказано в контракте.

– Вот и славно! – зло расхохотался пират. – Вот и чудно!

Я недоуменно глянула на сбрендившего приятеля:

– Что славно?

Но тот лишь горько смеялся не отвечая. Я неодобрительно покачала головой и протянула ему свою чашку с чернасом. Флибустьер покорно отхлебнул, брезгливо скривился и с поспешным кивком благодарности вернул мне посудину, не оценив сомнительной прелести ее содержимого.

– Славно, что хоть одна книга на этом Древе не оканчивается счастливыми сентиментальными соплями, – чуть погодя пояснил он. – А то уже порядком надоели детские сказочки, которыми кормят нас подкупленные очередным правителем писатели – дескать, все у нас хорошо и замечательно! А Сказители и менестрели с готовностью пересказывают их ночами, ленясь придумать что-нибудь свое или хотя бы художественно обработать чужое…

Я обиженно фыркнула, тряхнув черной гривой, и надменно скрестила руки на груди. Уж после такого-то договаривать, что бессмертную душу Мефистофель так и не получил, явно не стоило.

– Я тебе подборку Шекспира, пожалуй, достану. Или Альфинду. У этих любое произведение гарантированно оканчивается горой трупов. Количество варьируется в зависимости от начального числа персонажей. Как минимум трети к финалу автор стандартно недосчитывается. – Я раздраженно затягивала кулиски на широких рукавах светло-зеленой льняной рубашки. – Или что-нибудь из натурреализма – в свое время это направление безбожно процветало сразу на десяти Ветках – с красочным описанием процесса пожирания сырого человеческого мяса или чего-нибудь еще столь же чудесного, милого и способствующего развитию светлой гармоничной личности…

– Не кипятись, – перебил пират. – Чего ты от меня ждала? Что обрыдаюсь, выдирая клочья волос?

Я полночи потратила на последовательное насилование собственной памяти, с боем добывая из нее повороты сюжета и цитаты, коих никогда, казалось, и не помнила, саму себя довела гитарой чуть не до слез, заново переживая судьбу потерявшего смысл жизни человека, а этот бездушный пень даже и не проникся!

– От тебя дождешься, – огрызнулась я. – Мог бы хоть промолчать. Или ты ждал, что я осчастливлюсь обвинением в плагиате?

– Я пират, Иньярра, – безапелляционно отрезал Фрель. – Человек, не считающийся ни с одним людским законом. Плюющий с высокой колокольни на все и вся, и в том числе на такт и деликатность. Меня мало волнует, что приятно тебе слышать, а что нет. И дурак тот, кто посмеет меня в этом обвинить!

Флибустьер содрал раздраженно со спинки кровати свой плащ и, хлопнув легкой дверью, вышел в ледяной ночной дождь.

А, чтоб тебя!

Зябкое ледостилское [44]солнышко белесым потоком скользило сквозь изукрашенные Храмовые витражи, расплескиваясь мириадами синеватых, ярко-алых и брызжуще-желтых пятнышек по коричневатым грифам. Озорные лучики игриво рассыпались по заботливо навощенным струнам.

Риль Дарвинт украдкой, но неотрывно следила за моей рукой, медленно плывущей над длинным рядом щедро предложенных на выбор инструментов. Чуткие тонкие пальцы невесомо перебирали что-то в воздухе, красно-черный гипюр разлетающегося к запястью рукава ласкал подкрученные колки.

Гитара в жизни Сказителя может быть только одна. Как меч у мага-воина. Конечно, драться можно и торопливо выдранной ножкой кованого стула, да и играть на чем попало не запрещается, но ни один меч, бадлер или гладиус не ляжет в руку так просто, легко и послушно, как собственный. Вот и гитара – это ведь тоже иногда оружие – может быть только одна. Своя. Неповторимая.

Вот эта.

– Хороший выбор, Сказительница.

Ты выбрала свой путь… Ну так вперед! Чего теперь оглядываться и сожалеть о бездарной развилке дорог, на которую никогда уже не вернуться? Никогда – потому что та, что один раз разбередила душу каменному истукану, навсегда отравлена плачем струн и привязана к теплому грифу гитары…

Что зря страдать и сомневаться? Что клясть свой жестокий – и в первую очередь к тебе самой – талант, заставляющий плакать камни?

Лечить сломленные души, врачевать раны, от которых нет и никогда не будет никаких человеческих лекарств, звать и манить в бесконечно прекрасную, но, наверное, все же существующую даль…

Ты выбрала, Сказительница.

Но как же мне тебя теперь жаль…

Я звонко и со злостью припечатала чашку к столу. Вот леший!

Впрочем, при чем тут леший? Все как всегда… Только вот от этого «всегда» все чаще хочется убить кого-нибудь. Желательно Фреля.

Иногда мне кажется, что я бьюсь лбом о стену. Упрямо, последовательно и целенаправленно. Раз за разом пытаюсь проломить гранитную глыбу, в кровь сбивая подушечки бесчувственных пальцев и до дна вычерпывая ауру. Причем, честно признаться, даже сама и не догадываюсь, что там, за этой стеной, и стоит ли это освобождать… Бьюсь в бездарных застенках равнодушия, бессильно сползаю по стене и теряю сознание от дурной бесконечности, чтобы, придя в себя, вгрызаться в гранит с новой неистощимой энергией. Ну не идиотка ли?

И ведь все как всегда.

Сейчас я с час буду сидеть тут и дуться, а потом не выдержу и пойду за ним, туда, на холодную, доступную всем ветрам и дождям палубу. Он, странно блеснув в темноте серыми глазами, без слов возьмет мою руку и в знак извинения приложит к сжатым губам, а я потащу его сюда, в каюту, и снова начну безумную пляску струн и голоса, выкладываясь до конца, до последней капли, выдерживая просто невероятное натяжение нервов ради того, чтобы хоть чем-то отвлечь пирата, хоть как-то развеять его глухую тоску и стереть из глаз выражение неподвижно затаенной мысли. До утра, до рассвета, чьи лучи примут из моих рук это бремя и станут нести их до ночи, до темноты, бесчувственно срывающей покровы со всех застарелых ран, вытягивающей наружу все старые обиды…

Чернас тонко зажурчал, струйкой вливаясь в…дцатый раз за сегодняшний вечер в наполняемую чашку. Фрель неизменно поражался этой способности пить полынный напиток с десятком дополнительных «оттеночных» травок, интригующий на вид, но отталкивающий непривычных к подобному на вкус.

– Еще и вредно, – неизменно вставлял он.

Я же только отшучивалась:

– Ну… Курить противно, пить опасно – так должна же быть у ведьмы хоть одна вредная привычка! А то в святые запишут – никакого спасения потом!

– Ты же и так Хранящая…

– Ага. И зело наивен тот, кто представляет меня всепрощающей дурочкой с нимбом вокруг головы!

– Да уж, благодати от тебя не дождешься! – коротко в ответ хохотал Фрель и тут же торопливо нырял под стол в поисках укрытия от моих синевато-серебряных ветвистых молний. Наивный… Они же самонаводящиеся…

Я решительно вытерла размазавшуюся тушь тыльной стороной ладони и поднялась с кресла. Леший с ним, какая разница, минутой раньше или позже?

На палубе гуляли сквозняки, весело подгоняющие крупные, щедрые капли заметно потеплевшего дождя. Темная одинокая фигура высилась у носа, полуобняв искусно вырезанный силуэт Лирты. Одинокое пятно луны старательно рисовало золотистую кудрявую дорожку на волнах. Желтоватую стежку то и дело взрезали треугольники дельфиньих плавников, по зигзагу приближаясь к бригантине.

Я тихим кошачьим шагом подошла и пристроилась рядом. Нащупала в темноте грубую мужскую руку и легонько сжала, впившись длинными ногтями в ладонь.

Дельфины выпрыгнули из воды, радостно покрикивая, и с фонтаном брызг плюхнулись обратно. Не поспевшие за ними капли воды вызолоченными луной искрами осыпались в море.

– Красавицы! – не сдержалась я.

– А почему не красавцы?

– Хм… Из чисто женской солидарности.

Пират неопределенно хмыкнул и, подумав, медленно поднес мою руку к губам…

Ну не идиотка ли?!

Темно-синяя стекляшка вывернулась из дрогнувших пальцев и звонко проскакала по полу до дальней стены. Я, негромко ругнувшись, поманила ее пальцем, мысленно прикидывая векторную составляющую, но не угадала и только загнала хрустальный ромбик под кровать. Пришлось с мученическим вздохом подниматься на четвереньки и ползти за упрыгавшей стекляшкой.

Шел третий час, а дело все не спорилось.

Собирание витражной мозаики из цветного хрусталя, подаренной ехидно хехекающей в рукав Таей на последний (из тех, что я помнила) день рождения, – занятие в меру глупое, в меру нудное и без всякой меры долгое, способствующее растеканию ленивой мыслью по древу. Самое оно для бесконечных размышлений и рассуждений. А подумать мне было о чем…

Желтоватые клочья парусов на подозрительно тонких реях складывались без особого труда, разительно отличаясь формой, оттенком и особой округленностью краев составляющих их хрусталиков, бревенчатая корма тоже труда вроде бы не составила, послушно уложившись в два тонких ряда чуть тронутых подсветкой стекляшек, но вот плавно переходящие друг в друга небо и море… О Хранящие, ну как же мне их – куда уж там, к лешему, сложить! – хотя бы различить, где что?!

Тяжело вздохнув, я взялась за нудную сортировку. Впрочем, вздох скорее относился не к тускло поблескивавшим стеклышкам, а к собственным невеселым мыслям.

Работа для мага на корабле нашлась, да еще как. Просто ни одной минуты свободной поначалу не было. Начиная с того, что, подойдя вплотную к перемычке, пираты не находили другого способа перейти на другую Ветку, как терпеливо дождаться, пока с той стороны пойдет какой-нибудь легальный и соответственно сопровождаемый городским магом корабль, и безбожно ограбить его, по ходу дела воспользовавшись раскрывшимся на время проходом. Когда я, этак эффектно размяв пальцы и исключительно для зрелищности сделав пару пассов, распахнула перемычку одним присутствием своей страннической паршивой душонки, пираты дружно распахнули рты, да так и стояли, пока я не прищелкнула перед лицом ошарашенно застывшего Фреля, а тот уже взял в свои руки управление остолбеневшей командой.

А уж потом, по мере сближающегося знакомства, флибустьеры разохотились припрягать меня ко всякой работе: от склеивания разбитой тарелки до магического навеса от дождя. Уборкой на корабле больше никто не занимался: узнав, что мне для этого требуется всего лишь мученический вздох да легкое шевеление тонкими пальцами по дуге, пираты взбунтовались и возопили о несправедливости сущего, награждающего одних всем необходимым для ничегонеделания, а других – низвержением в пучину унизительного быта. Мое честное предложение потратить десять-пятнадцать лет на обучение в Храме – хоть бы и в моем, – а потом с чистой совестью заняться пресловутым ничегонеделанием ни у кого почему-то здорового, да и вообще никакого, энтузиазма не вызвало. С чего бы?..

Впрочем, я если и сопротивлялась потоку бесконечной мелкой работы, то только машинально, по привычке, не бунтуя внутренне. Это отвлекало от дурных мыслей, рассеивало внимание, помогало скоротать длинные скучные дни на палубе с неменяющимся видом во все стороны… Как витражная мозаика.

Велир, покорно слетавший в Храм, принес мне письмо от Галирада, уверявшего, что по поводу своего пристанища я могу не беспокоиться. Мои наставники с мечником во главе во всеуслышание заявили учителям и мастерам Храма, что всю намеченную ими программу я освоила, так что никаких претензий предъявить не получится, и, пафосно пожав горячую руку заново вступившего в должность директора, распрощались с Вехрадой. Учителя поворчали-посудачили, но открыто возмущаться, как и высылать за мной погоню, было попросту глупо, брехней по углам дело и ограничилось. Свою лепту внес и красочно распевающий дифирамбы Срединному Храму первый отчет Гильдийской комиссии. Студенты расстроились, лишившись надежной «покрывательницы» и лихой собутыльницы. Сам Храм недовольства не выражал.

Так что за свои «тылы» я была пока относительно спокойна, если бы не кольнувшая в грудь тоска расставания с полюбившимися лабиринтами, подвалами, балконами и самим Галирадом. Впрочем, туда я всегда смогу вернуться, и меня примут с распростертыми объятьями… или воротами.

А вот авангард пока терялся в прибрежных туманах и неохватных свинцово-водных гладях… Особого смысла в своем пребывании на корабле я не видела. Да, работа для меня тут есть, но с ней могли бы справиться и обычные люди, приложив побольше старания.

И скучно. Море-море-море. Первый день я, очарованная, проторчала на палубе, любуясь затейливыми завитками кокетливо расходящихся от острого корабельного носа «барашков», пристально вглядываясь в гривастые, грозно рокочущие валуны, играючи подхватывающие «Лирту» на свои темные ладони, и с радостной улыбкой наблюдая за забавами резвящихся дельфинчиков, звонко вспарывавших воду, высоко выбрасывавших в воздух черное блестящее тело и звучно нырявших обратно. Второй день пресытившийся взгляд лениво скользил по горизонтам, ища зацепку для заскучавшего воображения. На третий я не вышла из каюты.

Ну и что дальше? Без конца плавать по морям и океанам, днем вежливо прикрывая зевоту вымученной улыбкой, а по ночам развлекая полубезумного капитана совсем уж безумными реазами? Глупо. И нелепо. Тем паче для ведьмы. Хранящей.

А значит, надо просто попросить Фреля высадить меня на ближайшем берегу. Хвала Хранящим: имея восьмидесятилетний опыт за плечами, я хоть где не пропаду, да и выбраться смогу, если не понравится. Чай, не сопливая студентка.

Приняв решение и успокоившись, я увлеченно принялась разделять синие стекляшки на «в хлам синие» и «так, синеватые». Сообразно моей логике, первые должны были оказаться морем, а вторые – небом. А на деле как – леший его знает…

Море поднялось злобно хрипящей раззявленной пастью остерикта [45]и упало на Ликра, безжалостно сдавив грудную клетку и заставив расстаться с ничтожными остатками завтрака. Пучина сыто облизнулась чуть шелохнувшимися волнами, словно только того и добивалась. Стало чуть полегче.

Ликр, страдальчески застонав, ухватился за корму. Хранящие, ну как можно было так напиться?.. И главное, чем?!

Память услужливо стерла даже малейшие воспоминания о вчерашнем вечере, видимо, опасаясь, что в кои-то веки проснется совесть. А это была совсем не желанная гостья для пирата! Подельники тоже, чтоб их разодрало, прояснять ситуацию не собирались, кидая издалека сочувственные взгляды, но подходить или предлагать похмелиться не намеревался ни один. Оно и понятно: капитан подобное, мягко говоря, не поощрял, мог и по доске с завязанными глазами погонять, если очень уж рассердится, так что становиться даже подозреваемым сообщником никому не хотелось.

А Ликру уже не хотелось ничего. Разве что три лота свинца в висок…

«То ли к ведьме сходить», – безнадежно мелькнуло в затуманенном мозгу. Боль каталась по голове от одной стенки черепушки к другой, причем все увеличивая и увеличивая скорость. Как-то раз Крыст вскользь обронил, что, мол, «ведьма-то наша не такая стерва, как кажется. Вон башку мне с утра вылечила – и ничего, до сих пор не болит!».

С другой стороны, идти к ней не хотелось. Отказать-то она, конечно, не откажет – никому еще ни разу не отказала, но и выслушивать лекцию о вреде браги от девчонки, с грехом пополам окончившей свой Храм и тут же возомнившей себя великой вершительницей судеб, как-то не хотелось.

Корабль легонько качнулся, и Ликр чуть не вывалился за борт, в последний момент судорожно стиснув руки на деревянных досках и нечеловеческим усилием откинувшись назад. Голова закружилась добротной верьневской [46]юлой, к горлу опять подскочила тошнота. Ликр медленно осел на палубу.

Что ж, при всем богатстве выбора альтернативы нет…

С немалым трудом выложив хотя бы внешний контур моря, я восстанавливала силы, прихлебывала безнадежно холодный чернас – так, бурдяшка какая-то – и мысленно вздыхала: «То ли еще будет!» Синеватые хрусталики ехидно переливались в свете тринадцати не гаснущих весь день – ибо окон в каюте, разумеется, не было – шэритов.

Дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и на пороге возник безнадежно пошатывающийся пират.

– Доброе утро, – осторожно произнесла я, озабоченно нахмурившись, – чего это ему у меня понадобилось? Может, к себе шел, да не дошел?

– Э-э-э, – промычала жертва качки и начала медленно и картинно вваливаться в комнатушку.

– Эй! – Я возмущенно взвилась на ноги, подскочила к неизвестному субъекту (лица пиратов я через неделю плавания, разумеется, запомнила, а вот с именами дело как-то не сложилось) и оттащила его на ближайший прибитый к полу стул, по дороге отметив, что от него несет перегаром, как от придорожной корчмы поутру после мальчишника, и догадавшись, что бравый флибустьер пал жертвой отнюдь не банальной качки, а еще более распространенной болезни, созвучной с названием небезызвестной на многих Ветках птички. Перепел. Правда, пишется чуток иначе: «перепил».

– …иба, – промычал пират. Я, подумав, расшифровала это как «спасибо» и раздраженно отозвалась:

– Пожалуйста!

– Извините, – уже потверже, сиплым шепотом продолжил флибустьер и негромко застонал, словно это короткое слово отозвалось в его голове медным колоколом. – Меня зовут Ликр.

Я, решив, что сидеть пират сможет и без посторонней помощи, отодвинулась, пока одежда не провоняла перегаром, и вспорхнула на подвесную доску, долженствующую заменять стол. Верхние крепления скрипнули, но выдержали. Еще бы им не выдержать! Пребольно грохнувшись на пол один раз, я со злости так зачаровала цепи и вбитые в потолок кольца, что расколдовать теперь не смогла бы при всем желании. Равно как и оборвать.

– Очень приятно. Меня – Иньярра.

– Я помню, – с чуть виноватой улыбкой ответил пират.

Я скептически вздернула левую бровь:

– Да ну? Верится как-то слабо! – Пират покаянно потупился, и я тут же одернула сама себя. – Впрочем, не мое это дело. Чего вы хотели от меня, милейший Ликр?

– Ну так… это… похмелиться бы…

– Вина нет. Чернасом не похмеляются. Так что предложить выпивку возможности не имею. – Я, пряча злорадную ухмылку в прядях распущенных волос, полюбовалась разочарованно вытянувшимся лицом Ликра и, сжалившись, добавила: – Могу только снять все сегодняшние проявления вчерашней гулянки.

Велир, неодобрительно чирикнув, отлетел подальше от благоухающего во все стороны типа и еще более неодобрительно глянул на меня. Ну да, Фрель терпеть не может, когда я помогаю таким вот страждущим. Дескать, разлагаю ему дисциплину. Если пират один раз поймет, что вечерняя гулянка не обернулась страшным утренним похмельем, то он начнет гулять каждый вечер, а поутру таскаться ко мне. Впрочем, когда я лечила от подобного его самого, Фрель ничего против не имел.

Я же рассуждала по-другому. Ну что толку сейчас Фрелю будет с этого вот молодца, который мученически кривится от малейшего толчка покачивающегося пола? Он ведь даже собственное имя только с третьей попытки договорил! А воспитанием пускай сам занимается.

– Закройте глаза. – Я легко прошелестела холодными кончиками пальцев по вискам, векам и лбу пирата. – Представьте, что стоите под приятным прохладным водопадом… Струи тихонько журчат, прокладывая извилистые дорожки по коже… Солнце шаловливо играет белесыми зайчиками на гребешках чистой, хотя и немного взбаламученной воды…

Дальше придумывать было лень, да и на деле – что он будет себе представлять, – меня мало волновало, лишь бы отвлекся мысленно от самой боли. Я тихонько вдавила ладонь в его лоб и, нахмурившись, пробормотала заклинание, вспыхнувшее в голове розоватым свечением и ушедшее мягким откатом. Пациент дернулся, приоткрыв один глаз:

– Ыыы?

– Не «ыыы», а спасибо, – с усмешкой поправила я, убирая руки. – Не болит?

Пират осторожно качнул головой вправо-влево, легонько прикоснулся пальцами к вискам – и, просияв улыбкой до ушей, закивал как дурачок.

– Вот и славно. – Не обращая внимания на гостя и полагая, что он уже уходит, я спрыгнула со стола и уселась возле полусобранного витража, удобно подогнув под себя одну ногу и вытянув другую – хвала Хранящим, ширина юбки позволяла хоть на шпагат садиться.

Пират же потоптался и, не зная, как бы меня поблагодарить, ввязался в разговор:

– А это корабль будет?

Я тяжело вздохнула. До той стадии, когда будет, собственно, корабль я рисковала и не дожить.

– Будет. Лет через…дцать.

Пират услужливо захихикал.

– Это вы для нервов? – Считалось, что собирание подобных витражей расслабляет и укрепляет нервную систему.

– Это я от нервов. Во всяком случае, остается их с каждым правильно подобранным кристаллом все меньше и меньше.

– Да, скучновато вам с нами пока, – признал пират, неуклюже подсаживаясь на корточки напротив. Избавившись от похмелья, равновесие он держал просто бесподобно.

– Пока? – Я не сдержала ехидства в голосе. – А что, есть шанс на изменение ситуации?

Пират добродушно хохотнул:

– Так вы, госпожа ведьма, думаете, что мы всегда вот так вот… блох по океану гоняем? – Видимо, на месте «блох» обычно употреблялось что-то другое, но Ликр пожалел дамские уши. – Это нам пока задания не дали. Вот причалим, сходит капитан куда надо – и начнется веселая жизнь. Не до гулянок нам тогда.

– А «куда надо» – это куда? – осторожно покосилась я на пирата.

– Ха, да чтоб мы знали!

– А почему не до гулянок? – Желто-песочный кристаллик, упрямо подгоняемый мной к парусам, оказался кусочком мачты. Ярко-синий я отбросила, не имея желания часами тыкаться с ним то к небу, то к морю, причем с равным нулевым эффектом.

– Ну… Вы же, госпожа ведьма, не думаете, что мы, как в древности, живем тем, что грабим все подряд купеческие корабли?

– Этим вы тоже не гнушаетесь, – не удержавшись, нахально съязвила я.

– Верно, – покладисто согласился Ликр. – Но все-таки прежде всего мы работаем на заказчиков.

Ну прям как я!

– Мы же вне закона, – тем временем продолжал флибустьер. – Вот и заказывают нам на ушко короли да монархи то, чего сами не могут сделать и подданным поручить права не имеют. Официально нас, разумеется, объявят в розыск, а на деле… мы ведь, как видите, не бедствуем…

А что, неплохо устроились. И пираты, и монархи. Волки сыты, овцы целы. Думаю, у Фреля наверняка есть ряд потенциальных заказчиков, имеющих с ним связь. Кому надо провернуть какое-нибудь нелегальное, но позарез необходимое дельце – тот и зовет пирата для выполнения грязной работенки. И платит, причем наверняка щедро.

– А вы, госпожа ведьма, я погляжу, решили на берегу от нас уйти? – Пират кивнул на собранную сумку, прикорнувшую под стулом. На деле сумка была попросту неразобранной, но Ликр все равно угадал.

Я смерила флибустьера долгим проницательным взглядом прищуренных глаз с вертикальными кошачьими зрачками. В голове что-то щелкнуло, полярно меняя настроение.

– Еще подзадержусь, пожалуй…

Экзамен длился второй час, изрядно достав и экзаменаторов, и жертву. Мастер устало взирал на подведомственного ему парня, тщетно пытаясь выбить из оного хотя бы предисловие инструкции по безопасному физическому труду.

– За сколько шагов ты должен стоять, когда мимо станет проезжать карета Ее Величества?

Жертва комкала в потных ладонях затрапезный листок с невыразимыми каракулями по обеим сторонам. Разобраться с такой шпаргалкой, сунутой ему от щедроты души уже отстрелявшимся подельником, мог только леший или студенты магических Храмов. Парень, увы, ни к первому, ни ко вторым никакого отношения не имел.

– Э-э-э… За тринадцать, – безнадежно закинул он удочку.

Мастер в сердцах хватил кулаком по столу:

– За двадцать пять, и ни пядью ближе! Ты что, совсем дурак?!

– Я учил, – заканючил парень.

– Учил он! – Мастер в раздражении вскочил с кресла и прошелся туда-сюда по комнате. – Что и когда ты в этой жизни последний раз учил?

– Инструкцию…

– Дур-рак! – Мастер сел и уныло поглядел на своего коллегу. Десятник равнодушно пожал плечами: мол, о чем тут разговаривать? Но все-таки спросил:

– Так, ладно. Правила безопасности при счищении снега с крыши?

Парень, радостно выпрямившись, забубнил:

– Ну значит, это… Веревкой под крышей огородить, чтоб кто попало не шлялся.

– Так.

Экзаменуемый, воодушевившись первой победой, бойко продолжил:

– Еще надо в нескользкой обуви быть…

– Так.

«А ведь и вправду учил», – мелькнуло в голове у мастера.

– И, это, веревкой надо к чему-нить покрепче привязаться!

Экзаменаторы переглянулись. Дело, кажется, шло на лад.

Подозрительно прищурившись, десятник впервые за весь экзамен повернулся лицом к вспотевшему от гордости и распиравших его знаний парню.

– Хм… Ну а какой длины должна быть веревка?

Тот посмурнел. О длине веревки в чужом конспекте, читанном вчера вечером, не говорилось. Оставалось только догадываться самому.

– Ну… Чтоб полсажени до земли не доставала!

Экзаменаторы дружно закашлялись, смутив и без того не уверенного в правильности ответа парня.

– Ладно, – первым справился с собой десятник. – А в какой конкретно обуви ты зимой будешь работать?

– Ну… Не скользкой…

– Я сказал – конкретно.

– Тогда… Сапогах!

Десятник, иронично прищурившись, кивнул и опять спросил:

– А летом?

– Ну… Да хоть и босиком…

Десятник добродушно расхохотался и отошел к окну.

– И-ди-от! – Мастер, подскочив, чуть не обрушил на работничка шквал нецензурной ругани, но покосился на коллегу и сдержался. – Какой летом снег?!

– А чего тогда спрашиваете? – тупо обиделся парень, скатывая шпаргалку с тугой комок. Все равно толку от нее никакого.

– А кому тут снега летом не хватает? – Входная дверь легко распахнулась от неслышного тычка, и на высокий порог взвилась стройная черноволосая ведьма. «Не неслышного, а магического», – мысленно поправился десятник, спеша навстречу нежданной гостье и галантно предлагая ей руку. Молодой темноволосый человек, вошедший следом, был принят за верного пса, которого ниоткуда не гонят в угоду блистательной хозяйке.

– Снега нам летом и даром не надо, – торопливо отказался десятник, усаживая ведьму в собственное кресло. – И без того погода дрянная всю неделю была.

С ведьмой его связывали более чем теплые отношения. К Ларинге – королеве – она приходила не раз в поисках работы, неизменно ее получала и с блеском выполняла, за что бывала награждена не одной сотней сантэров. А самому десятнику как-то раз бесплатно вылечила подхватившего воспаление легких ребенка, за что ей, разумеется, преогромное спасибо и верность до гроба. Чтобы он ее к Ларинге не впустил, будь королева хоть в уборной в полевых условиях, – да ни в жизнь!

– Вы небось, госпожа ведьма, к Ее Величеству пройти желаете?

– Да, было бы неплохо. – Черноволосая удивленно окинула взглядом ошалевшего при ее внезапном появлении парня со шпаргалкой и сочувственно хмыкнула, искоса глянув на десятника. Тот мигом отреагировал:

– Эй ты! Вали отсюда и можешь считать, что пока сдал. Но в следующий раз…

Вмиг просиявший парень отвесил ведьме поясной поклон и дунул в не успевшую захлопнуться дверь.

– …я с тебя три шкуры спущу! – проорал десятник уже вслед удирающей, пока мастер не передумал, спине.

– Мы хотели бы видеть Ее Величество, – сухо и официально обратился к десятнику сопровождающий ведьмы. Та чуть заметно кивнула, подтверждая просьбу. – Можете доложить ей о нас как…

– Да уж доложу, не боись! – Десятник фамильярно хлопнул черноволосого по плечу и направился к высокой кованой двери. Пробыл там пару минут и вернулся, радостно закивав еще на входе: давайте, мол!

– Какого йыра он так с тобой носится? – негромко спросил незнакомец у ведьмы. Десятник, обладавший на диво острым слухом, тут же нахмурился.

– Понятия не имею, – так же вполголоса отозвалась ведьма, из-за плеча подмигивая немедленно ухмыльнувшемуся мужику.

А все-таки молодец, девка! Умеет быть снисходительной к мужским глюкам. Хоть и ведьма, а молодец!

Впервые выглянувшее за последнюю седмицу солнышко легко пронзало полупрозрачные приспущенные портьеры, заставляя искриться мелкие капельки сока на белой сахарной мякоти эльдирской [47]дыни, порезанной полукруглыми кусочками. Иссиня-черный виноград крупными бусинами раскатился по здоровенному серебряному блюду. Но должного внимания от нас фрукты пока не дождались, хотя очень старались привлечь к себе сладким тягучим ароматом.

Ларинга со строгим выражением лица сидела во главе небольшого стола, кидая неодобрительные взгляды то на меня, то на Фреля, то на обоих вместе. Причем, что ее больше возмущало – ведьма в компании пирата или пират в компании ведьмы, – она бы и сама решить не смогла.

Фрель сидел с отрешенно-равнодушным видом, изредка кидая на меня недовольные взгляды: дескать, не напросилась бы ты со мной «в гости» – договорился бы уже, а так вот сидим и ждем невесть чего. Я старательно прятала безудержно расплывающуюся по лицу улыбку в прядь «случайно» упавших на щеку волос.

Ларинга протянула щепоть за ягодкой винограда, прожевала ее с таким видом, будто во рту на деле оказался тушеный крысиный хвост, но выплюнуть его при гостях она не может себе позволить, и наконец определилась, к кому хочет предъявить претензии в первую очередь.

– Ну и зачем он тебе нужен? – тоскливо скривилась она, небрежно кивая на пирата так, словно его здесь и не сидело.

Я с готовностью жизнерадостно ощерилась во все тридцать зубов (зубы мудрости у меня появляться ни в коем случае не желали, равно как и сама мудрость, неизменно обходившая ведьму по широкой дуге) и довольно поинтересовалась:

– А что? Не нравится?

– И какой тебе в нем прок? – брезгливо пожала плечами королева.

Пораженный Фрель переводил полыхающий возмущением взгляд с одной на другую, никак не находя подходящего предлога и слов, чтобы ввязаться в этот рьяно порочащий его диалог.

– Ха, ни кворра себе, какой прок! – Я доверительно склонилась в сторону Ларинги и свистяще прошептала: – Знаешь, тут, говорят, нежить водится – так как же я одна-то ходить буду? Загрызут ни за сантэр!

Ларинга судорожно закашлялась:

– Ты еще скажи, что влюбилась в него, как в Грекха…

Я зябко передернула плечами:

– Ну зачем так сразу? При виде Грекха я попросту тупела, так что если это влюбленность, то я разочарована: тупеть я умею и множеством других способов!

– Правильно. – Ларинга одобрительно кивнула и повернулась уже к Фрелю, решив, что мне подарила от королевских щедрот достаточно внимания. – Ну а вы, милейший флибустьер, неужели так мало дорожите своим пока еще плавающим кораблем, что берете на борт ведьму? Хуже – эту ведьму!

На «эту» я не обиделась, горделиво расправив плечи и ехидно клацнув зубами в адрес Ее язвительного Величества. Не сиди тут Фрель, та не преминула бы ответить не менее глумливым жестом. А так – только высокомерно фыркнула и отвернулась. Пират же досадливо переводил взгляд с меня на Ларингу, быстро сообразив, что его провели. Вроде бы и не обманули, но и вовремя в известность не поставили…

– Кхм… С этой,я думаю, мы еще поговорим на корабле, – многозначительно начал он, тщетно пытаясь испепелить меня взглядом. Получалось плохо. – А сюда, Ваше Величество, мы пришли для того, чтобы узнать, зачем вы нас звали.

Ну… Лично я, признаться, пришла исключительно для того, чтобы позубоскалить с давнишней приятельницей, но если капитан приказывает…

– Да-да… Исключительно для этого, – покаянно опустив голову, с готовностью подтвердила я. Эпидемия кашля поразила не только Ее Величество, но и пару знакомых со мной стражников, подслушивающих за дверьми.

Королева глянула на пирата и досадливо поморщилась:

– Эх, и скучно же с тобой! Не мог еще минут десять дурачка поизображать?

Фрель насмешливо вскинул угольные брови:

– Найдите на эту роль кого-нибудь другого!

Королева тяжело вздохнула:

– Ладно, о деле так о деле. Угощайтесь, кстати. – Небрежный кивок в сторону блюд с истекающими соком фруктами был излишним: лично я уже загребла полную горсть винограда и неторопливо его уничтожала, тишком сплевывая косточки под стол. – Вот только дело это невеселое…

– Брось! – беспечно тряхнула я головой. – Можно подумать, у нас когда-нибудь бывает веселая работа!

Королева смерила меня каким-то подозрительно-грустным взглядом и отшутиться не пожелала…

Торговые Воды безопасными, честно признаться, никогда и не считались: купеческие суда курсировали регулярно, так что и от пиратов отбою не было. Конечно, государственный патруль честно пытался «взять ситуацию под контроль», как и было сказано в последнем королевском приказе, но на деле предпочитал отсиживаться поближе к каменным освещенным стенам фортов, особенно ночью. Всех пиратов все равно не перебить, а так хоть иллюзия защиты мирных морских торговцев имеется. Впрочем, умные купцы на подобных вояк и не надеялись, нагружая суда помимо товаров и команды еще и парой боевых магов и несколькими наемниками. Конечно, порой и это не спасало, но тогда, как правило, попросту тонули оба корабля: погибающие маги неизменно желали прихватить с собой всю команду противника. Хоть какое, а утешение.

Посему, когда корабль вошел в Торговые Воды, держа курс на Вехраду, никто и не удивился воплям одинокого пловца, кое-как еще держащегося на воде, ухватившись за обломок бревна, – видимо, после удара флибустьерских пушек всю корму разметало на подобные щепки.

– Эй, держись! – заорали тонущему с корабля, торопливо и ловко – ибо привычно – спуская на воду спасательную лодку. Гребцы легко оттолкнулись от борта и направили утлое суденышко к барахтающемуся.

На палубе после многочисленных растираний, ругательств и кружки рома, влитого в насильно разжатые ножом зубы, мужик с трудом пришел в себя и затравленно огляделся по сторонам.

– Я где, а?

– Да уж не на том свете! – расхохотались моряки. – Что, брат, чай, струхнул там, в воде? А?

– Ага, – безнадежно согласился мужик, зябко подтягивая колени к подбородку, и вдруг как-то жалобно всхлипнул: – Чтоб им, гадам, сдохнуть!

– Пиратам? Эге, так они с тобой и согласились!

– Да не пиратам, – отмахнулся тот и с трудом, держась за руку ближайшего моряка, поднялся на ноги. – У, нелюди проклятые!..

– Да ты о ком? – недоумевала команда, задним числом прикидывая, не рехнулся ли спасенный, барахтаясь там, в холодном море.

– Мы на Элейну курс держали, – бесцветным голосом начал объяснять мужик. – Пока Древо не содрогнулось, [48]чуть не каждый день туда ездили – и ничего, как на прогулку. И никакие флибустьеры нас не трогали: туда везли-то ткани некрашеные да древесину – что на этом заработаешь? Пираты ведь тоже не дураки: им ковры златотканые да меха дорогие подавай. А тут эта дрянь…

– Что за дрянь-то?

– Ветка новая объявилась. Да живут на ней… гвырты какие-то. Чуть подплывешь поближе – да хоть за три перестрела – уж палить начинают. И, главное, из чего? Это даже не пушка – от той одна брешь в корме, а тут словно бы взорвали корабль в самом трюме: весь в клочья с одного удара! Все потонули…

Мужик жалобно всхлипнул и замолк.

Моряки тревожно переглянулись, презрительно сплюнули под ноги и пошли к капитану. Может, ему, утопшему почти, и почудилось, но вот курс все же лучше чуток подправить…

– Это был уже третий корабль, – ровно, не глядя ни на кого, но и не опуская потемневших грустных глаз, закончила королева. Помолчала. И резко повернулась ко мне: – Иньярра, я х о ч у знать, что за дрянь завелась на той Ветке? Я хочу знать, кто потопил три моих корабля подряд! И чем эти корабли им не угодили!!!

Я спокойно выдержала полыхающий гневом взгляд. Неторопливо и выразительно размяла кисти рук. Многозначительно покрутила в пальцах тонкую синеватую змейку-молнию.

– Узнаешь.

Фрель легко оттолкнул на край стола блюдо с нетронутой дыней. Как бы невзначай коснулся кинжала, висящего у пояса в кожаных ножнах.

– Узнаешь.

Даже самая интересная и увлекательная работа, самый верный и заботливый муж, самые любимые и послушные дети никогда не заменят полноценного отдыха от них!

Вот фраза, под которой готова подписаться каждая вторая женщина в возрасте от тридцати пяти до шестидесяти. Но и восьмидесятилетняя ведьма, честно признаться, тоже не была против подобных циничных афоризмов. Хотя нет, не всегда.

Когда-то и я делила мир исключительно на белое и черное, презрительно игнорируя кошачьи полутона. Считала, что работать – так от зари до зари, гулять – так от заката до рассвета, и искренне верила, что умирать надо молодой, в рукопашном бою и с надменной улыбкой на губах…

Началось последовательное развенчивание девичьих мифов где-то полвека назад, когда я, еще только-только выпускница Храма, попавшая в уже привычную сейчас петлю безденежья, пришла наниматься на первую в жизни работу. Настоящую работу, а не случайный приработок по постоялым дворам.

Лилия Тимовна – полная дружелюбная женщина, преклонный возраст которой легко маскировался неизменной улыбкой, мстительно проглядывая в сеточке неглубоких морщинок вокруг глаз, – проницательно глянула на колеблющеюся застывшую у порога ведьму и гостеприимно шлепнула ладонью по пустому стулу:

– Заходи-заходи! Гостьей будешь.

– Гостьей? – Я из осторожности попятилась, решив, что ошиблась дверью. Выглянула, проверила. Да нет, тринадцатая, как и положено штатной чародейке. – Да я вообще-то…

– Знаю, – добродушно отмахнулась Лилия. – Помощница моя. Оно и хорошо: мне одной сейчас никак. Лето, работы много – кворр разберешь!

Я попала в свою колею, успокоенно захлопнула дверь и деловито подобралась:

– А что за работа, собственно? Не могли бы вы немного ввести меня в курс дела, раз уж я буду вам помогать?

Лилия уставилась на меня мученическим взглядом студентки, которую экзаменаторы ласково попросили перечислить двести сорок восемь неправильных существительных магического языка. Потом недовольно покосилась на дверь, зачаровала ее от всех незваных гостей, включая начальство, и, тяжело вздохнув, решительно предложила:

– Пойдем-ка лучше чаю попьем!

Вот так и началось мое вхождение в настоящую трудовую жизнь. Чай мы с Лилией пили по пять раз, пока не заканчивалась заварка, посреди рабочего дня не стеснялись сбегать в лавку за фунтом халвы, а на просьбы прямого начальства кривились, как домохозяйка перед мышью, и страдальческим тоном вопрошали:

– Ой, а оно вам точно надо, а?

Самым смешным было то, что в каждом третьем случае начальник ни с того ни с сего смущенно отвечал:

– Ничего, подождет, – и предпочитал молниеносно ретироваться в коридор.

За малейшую услугу, стоящую мне одного щелчка пальцев, благодарные сослуживцы, уверенные, что любая волшба требует от ведьмы предельного напряжения физических и ментальных сил, спешили одарить нас с Лилией нескончаемым шоколадом и коробками конфет, а мы бессовестно брали, беспечно болтали целый день обо всем на свете и увлеченно ничего не делали. Трудно жить, не работая, но мы не боялись трудностей!

Мечтательная улыбка, без спросу вспорхнувшая на лицо при воспоминании о той благословенной поре, сменилась гримасой неподдельного ужаса. Пираты, едва заслышав от вернувшегося на судно капитана о новом задании, разразились таким дружным и счастливым: «УРА», что мне стало безумно стыдно за крамольные мысли. Не знаю, что уж такое чудесное примерещилось флибустьерам в этом довольно рядовом для них, казалось бы, поручении, но все лица сияли неподдельным и, по моему мнению, абсолютно нездоровым энтузиазмом.

Любая следующая фраза Фреля, говорящая о всевозможных опасностях и трудностях на пути, встречалась громким гулом одобрения, перекрывавшим плеск расштормившихся к полудню волн. Напоследок капитан, хитро сверкнув глазами, махнул рукой в мою сторону и во всеуслышание заявил, что если бы не моя протекция, то к королеве нас могли и не пустить, да и на выполнение задания первая согласилась я.

Сказал и ушел в свою каюту.

На мои удивленно взлетевшие брови (какая протекция?! да и разве его последнее слово было не весомее моего первого?!) никто из пиратов внимания не обратил, и тотчас я, еще минуту назад стоявшая у кормы в невозмутимом одиночестве, оказалась заключена в довольно тесный круг дружно обступивших меня пиратов.

Вот тут-то до меня и дошла вся подлость поступка Фреля, решившего отыграться за афронт на приеме у Ларинги! Каждый (!) считал своим святым долгом лично заверить меня в правильности моего решения, своей подлинной благодарности и полной готовности приступить к выполнению задания хоть сейчас!

С трудом (и немалым) изобразив на лице вежливо-согласную улыбку, я терпеливо выслушала первых трех ораторов, после чего поняла, что речи повторяются почти слово в слово, как клятвы сюзерену, и решила обойтись без двадцатикратного рефрена. Скомканно отговорилась совершенно внезапно возникшими делами, с ловкостью юркой кошки проскользнула между столпившимися пиратами и была такова.

Боюсь, длительное общение с двумя десятками психов не смогло бы благотворно повлиять на мою пошатнувшуюся ауру.

Настроение, и без того не сиявшее золотым шэритом на маковке Храма, безо всяких видимых причин закопалось на глубину гномьих туннелей. Жизнь ведьмы, как жизнь цветка или растения, расписана по ежемесячно повторяющимся фазам луны. Я подвержена лунному влиянию чуть больше или чуть меньше – в зависимости от степени занятости, высоты нагромоздившейся горы проблем и количества приятных или неприятных людей вокруг.

Но Серпомрачие [49]неизменно несет с собой мерцающие блики на изумрудных листьях, теплый аромат ночных цветов, щемящую тоску в скитальческой душе и подсознательное ожидание разгульного шабаша у яркого костра, выплевывающего в темное небо золотые обжигающие искры.

Полулуние – самая «рабочая» фаза, когда я, вопреки обыкновению, неизменно собранна, деловита и (совсем уж на редкость) трудолюбива. Никаких сомнений, колебаний, глупостей и прочих мешающих долгой плодотворной деятельности факторов. За это время я неизменно старалась выполнить львиную долю подвернувшейся работы, ибо знала, что всю оставшуюся часть месяца заклинание, добросовестно разбудившее меня на рассвете, удостоится исключительно трехэтажного мата в два наката и деактивируется от смущения.

В Полнолуние, вопреки многочисленным легендам и страшилкам, лично мне летать на метле и швыряться сглазами направо и налево не хотелось. На меня накатывала лениво-сытая, умиротворенная расслабленность пригревшейся на коврике у очага кошки. Хотелось согреть зябкие ладони о глиняные бока чашки с теплым чернасом, забиться под пушистую треугольную шаль, щекочущую нос ехидными ворсинками, и задушевно посплетничать под свежие плюшки.

Тусклосветие [50]– самая тревожная и загадочная пора. Пора ветреного и капризного вдохновения. Все мои лучшие реазы написаны в еще спокойном и уверенном, но уже медленно идущим на убыль свете половинчатой стареющей луны. В это время я брожу по ночам как шальная, не выпуская пера из рук, вдохновенно жестикулирую перед сочувственно внимающей осиной и в раздражении сжигаю совершенно чистые свитки уже за одно то, что за ночь мне так и не удалось ничего на них написать.

Но самая паршивая и коварная фаза – это Тайнолучие. [51]Резкий, болезненно-яркий, вспышечный свет серповидной Вечной Скиталицы, вкупе с тягостным послевкусием проходящего месяца, имел дурное обыкновение пробуждать от долгой спячки остатки моей совести, дабы она неупокоенным призраком вопияла над руинами напрочь загубленной ведьминской жизни. В такие дни я ходила злая, как голодный упырь, раздраженная, донельзя недовольная собой и всем вокруг (чтоб уж не совсем одной страдать) и тихо ненавидела себя за это. А единственный способ избавиться от подобного состояния – упоенно предаться самобичеванию – меня, как правило, по непонятным причинам ну совершенно не вдохновлял! Но тут уж, при всем богатстве выбора, альтернативы не было. А значит, начинался дотошный разбор полетов с крыши на чердак…

«Ну и как ты здесь без меня, ведьма?»

О Хранящие, кто это у нас тут вновь объявился?! Дотошный скептик, материалист и зануда? Без тебя мне жилось очень даже неплохо!

«Врешь! – безапелляционно бухнул глас разума. – То-то я смотрю, что у тебя тут все хорошо и замечательно, на счету побег из Храма, ссора с Гильдией в лице Таррэ и наставниками».

А не пошел бы ты…

«Не дождешься! Тебя только оставь на две минуты – и все, потом год разгребать последствия! Объясни мне, пожалуйста, чего тебе в Храме не сиделось?»

Надоело.

«Ага, как же. Ведьма, сколько можно?! Ты ведешь себя как ребенок! Надоело ей, видите ли! А как насчет того, что, потерпи ты еще две недели, – и наставники тебя отпустили бы сами, да еще и платочком вслед помахали?»

От радости?

«Не язви! Гляньте-ка, надоело ей! Конца месяца дождаться не могла?»

Ну могла… Ладно, отстань. Да, сглупила. Но кто из нас не совершал в этой жизни глупостей?

«В восемьдесят лет?! Ладно, предположим. Но вот, видишь ли, есть разница: сделать глупость в запале, под влиянием эмоций или обстоятельств; сделать глупость потому, что неверно оценила ситуацию или не знала чего-то; и сделать глупость, потому что не захотела подумать и просчитать последствия… Особенно если делающему отнюдь не три года!»

Что ты прицепился ко мне с этим возрастом?! Можно подумать, ведьмы когда-нибудь умнеют!

«Хе-хе, верно подмечено!»

Иди ты!

«Не уйду, пока не объяснишь, зачем ты это сделала. Стоили ли эти две недели потери только-только зародившихся профессиональных отношений? Ты уже один раз удрала от своих обязанностей. Теперь – сокрушаешься по поводу неприязни наставников и подачи плохого примера… И на фоне этого – опять сбегаешь, хотя до „цивилизованно-официального“ решения проблемы – рукой подать… Вот и странно: настроилась на четыре месяца, терпела-терпела, а когда чуть-чуть осталось, решила выкинуть фортель, из-за которого твоему слову и добрым намерениям верить уже не будут и противодействовать побегу станут еще серьезнее… Да и потеря авторитета – обещала, нарушила слово…»

Я только вздохнула. Можно подумать, я сама всего этого не понимаю! Кто бы мне самой объяснил, с какой радости я вдруг так сорвалась с места, а Фрель с Галирадом с готовностью подхватили эту гиблую затею и даже здорово помогли претворить ее в жизнь.

Да и дело было вовсе не в наставниках, не в профессиональных отношениях и вере в мои добрые намерения (ха-ха!), о которых упорно сокрушался дурак-разум.

Дело было в том, что прошла всего декада, а я уже вся извелась от тоски по своему Храму. По широким холодным коридорам, по резным парапетам, по высоким опасным балконам, по язвительно шипящим в железных кольцах факелам… И по непередаваемому ощущению причастности. Нигде больше я никогда не ощущала себя такой нужной и незаменимой. Только вот как втолковать это логичному до тошноты разуму?

«И, кстати, зачем было так резко принимать комиссию из Гильдии? Не могла поулыбаться хоть ради приличия?»

Ради чего, прости? И почему, интересно, Гильдия (членство в которой не обязательно) вообще имеет право ревизии Храма? Почему я должна перед ними отчитываться? Почему вообще не могу сказать: «Не нравлюсь в качестве Хранящей? Ну и найдите себе ту, которая нравится! Мне эта должность даром не нужна – как была ведьмой без Храма, так и буду!» Какого лешего я должна перед ними улыбаться?!

«А то ты не знаешь, что Гильдия у нас – это дело исключительно добровольное, не пойдешь – застрелят!»

Меня же не застрелили…

«Не равняй! Если ты и увиливала от этого членства, то только наглостью и тем, что прижучить ведьму, вечно шляющуюся невесть где, весьма проблематично. Да и лень было Гильдии так уж всерьез тобой заниматься: ну гуляет где-то девушка – и леший с ней!»

А раз «леший с ней», то почему бы и не «леший и с ее Срединным Храмом», а? Я бы не обиделась, честное слово!

«Щас, размечталась! Плюнуть на одну ведьму – это пожалуйста, но сколько магов в конечном итоге выпустится из твоего Храма? И как минимум половина из них вступит в Гильдию, причем – заметь! – по собственному желанию, в обмен на защиту и покровительство. А значит, Гильдия не может допустить того, чтобы в твоем Храме их научили чему-нибудь запрещенному или неправильному. На тебя рычагов давления она не имеет, а вот на твоих студентов…»

Грустно…

«Да ладно тебе, – сжалился голос разума. – Ну подумаешь, пережила одну-единственную проверку… Да плюнь и забудь! Иначе большего ты уже не переживешь. Не грусти и… зови, если что!»

И исчез, щелкнув болью в висках на прощание.

Глупый. Грустно мне совсем не из-за Гильдии…

Дверь, зачарованная мною от незваных гостей, чуть слышно скрипнув, отворилась для желанных. Фрель осторожно застыл в проеме, вопросительно приподняв смоляную бровь:

– Можно?

Я пожала плечами и поднялась с пола, кивнув ему на ближайший стул.

– Зачем спрашивать, если ты уже вошел?

Пират, не ответив, с независимым видом опустился на предложенный стул, огляделся по сторонам и удивленно присвистнул:

– М-да, вот и посели ведьму на недельку в каюту!

Я машинально глянула по сторонам и виновато потупилась. За неприлично короткий срок комната успела приобрести на диво ведьминский вид. И это при том, что я даже не пыталась обставлять ее под себя. Просто материализовывала то одну вдруг понадобившуюся вещь, то другую, а потом бросала на стол или стул за ненадобностью и забывала убрать. И кто бы мог подумать, что уже через седмицу вся каюта окажется завалена зельями, фолиантами, кристаллами и прочей аналогичной дрянью!

– Я уберу.

– Да ладно, брось! – Фрель запустил смуглые пальцы в темные волосы и задумчиво уставился на меня. – Ты-то чего квелая, как петрушка на пятые сутки?

– Ну сравнил! – Я честно попыталась скорчить обиженную рожицу и обратить вопрос в шутку, но не преуспела и обреченно созналась: – Тоскливо мне, Фрель.

Пират напряженно сощурил глаза, вдумчиво качнулся туда-сюда на стуле.

– Из-за Храма?

– Ага. До сих пор в толк взять не могу, как я посмела оттуда уехать?

– Ну знаешь ли, в этом как раз нет ничего удивительного! Сколько можно было терпеть эти бесконечные придирки и наставления? Ты Хранящая «ли студентка-первокурсница?!

– Вот поступила я как раз как первокурсница.

Я нервно материализовала в ладони два теплых ершистых шэрита и начала раздраженно перекатывать по ладони. Новая привычка, которой я была обязана Винрагеру. Он неизменно вращал шэриты в ладони и меня заставлял. Дескать, это снимает стресс и успокаивает расшатанные нервы. Пальцы, привычные к сотням и тысячам всевозможных пассов, безо всякого труда освоили еще одно движение, но меня поначалу шэриты не успокаивали, а бесили. Потому что, будь на их месте обычные световые сгустки или материальные костяные шарики – я бы вертела их в руке машинально, даже не задумываясь ни об энергетике первых, ни о ценности вторых. Но когда у тебя в руке два тринадцатилучных заряда, каждый из которых способен прожечь лесную просеку шириной в сажень, – попробуй тут расслабься!

Первый день я ходила злая и взвинченная до предела, второй – просто злая, третий – недовольная, а через неделю Винрагер подловил мою руку, автоматически крутящую сияющие шарики под столом незаметно от хозяйки. На хохот прибежала даже Таррэ.

– Слушай, – Фрель с усилием отвел взгляд от вращающихся сгустков огня в моей руке. – Если смотреть с циничной, но разумной точки зрения, то тебя сделали Хранящей, сиречь объектом почитания народа, навалили ответственность за «должность», подчинили Гильдии, перед которой надо отчитываться, опутали долгом и правилами. И – грубо говоря – что ты с этого имеешь? Да ничего, кроме связи с Храмом. Но зато получила гору проблем. Так что вопрос: почему ты не пошлешь Гильдию подальше? Это же, кстати, прекрасный метод давления на наставников – вы мне, по сути, не нужны, а я вам как Хранящая – очень даже. Поэтому – давайте договариваться по-хорошему, то есть учитывать интересы обеих сторон, а то получается кабала…

Я тяжело вздохнула, интуитивно припомнив, как втолковывала Тилори, что такое Перехлест.

– Фрель, если бы все было так просто, то я бы сейчас не сидела тут и не ныла! Понимаешь, так было всегда. И в Восточном Храме, и в Западном. Хранящие Гильдии подчиняться не обязаны – мы, как ни крути, ведьмы, а это кое-что да значит. А вот сами Храмы… Наставники в них и студенты – это обычные маги, которые почти наверняка состоят или будут состоять в Гильдии. Поэтому откровенно послать ее куда подальше и выгнать из Храма я не могу.

– Да почему?! – Фрель поперхнулся собственным возмущением и моей непонятливостью. – Это же твой Храм!

– Мой. Но он мне не принадлежит.

– То есть?

Я отрешенно перебросила шэриты из одной руки в другую, подняв сноп сверкающих искр.

– Моя власть другая. Не материальная, а… Понимаешь, мы с ним принадлежим друг другу так же, как художник и вдохновение. Или писатель и муза.

– Или музыкант и гитара? – старательно попытался втиснуться в мою логику Фрель.

– Нет. Тогда получается, что один – инструмент в руках другого. А мы… равноправны, но – неразлучны. Храм, конечно, может жить без Хранящей, но это все равно что заброшенный замок, в котором нет привидения. Согласись, тебе будет до одури не хватать проникновенных завываний и бряцанья кандалов под дверью.

– Не уверен, – скептически фыркнул пират. – Но пусть так. Пусть ты не обладаешь на Храм никакими материальными правами и с Гильдией таким образом ничего поделать не можешь. Но какой-то же выход должен быть!

– Должен. И есть. Целых два.

– Тогда в чем проблема?! – Пират насмешливо сверкнул черными глазами, легко провернув в пальцах золотой сантэр. – Выбрать не можешь? Давай монетку подкину! Могу даже не мухлевать, если хочешь.

– Отнюдь. Проблема не в том, какой выбрать, а в том, что ни один не нравится. – Я тяжело вздохнула, взбираясь на давно облюбованный насест – подвешенный к потолку стол. – Можно, как Ильянта, вступить в Гильдию, улыбаться при проверках и старательно следовать всем правилам. Тогда тебя там любят, ценят, уважают и Храма без тебя не мыслят. Можно, как Таирна, плюнуть на всех и все и упрямо не появляться в своем Храме годами, наведываясь туда только в совсем уж чрезвычайных ситуациях. Тогда тебе в лицо натянуто улыбаются, за спиной злобным шепотом перемывают кости и по-гадючьи шипят вослед. А можно…

– Что? – Пират даже подался вперед, ловя каждое слово.

– В том-то и дело: я не знаю, что! Что бы мне такого сделать, чтобы не лебезить перед Гильдией и не повеситься от тоски по Храму!

Пират, поморщившись, почесал затылок, ухмыльнулся и сильным толчком пихнул стол, словно качели. Цепи ехидно скрипнули, и я с возмущенным:

– Эй!!! – Чуть не полетела на пол, чудом не выпустив из рук шэриты. – Ты совсем сдурел?!

– Нет, – сверкнул белыми зубами флибустьер. – Это ты совсем распустила сопли. Ты ведьма или нет? Что толку даром терзаться? Решай, что делать, а дальше – гори все синим пламенем! Если хочешь – верну тебя в Храм, не хочешь – оставайся на борту или высадись на любой Ветке. Главное, прекрати сидеть здесь с похоронным видом и разводить сырость! Ты меня просто пугаешь. Я ведь по делу пришел, да и забыл.

– С испугу?

– Ну… Примерно.

Я решительно тряхнула головой, рассыпая волосы по плечам. И вправду, что это такое?! Что за детский сад, пеленочная группа?!

– А какое дело?

Пират замялся, уклончиво пожимая плечами:

– Да… Виднеется там на горизонте дрянь какая-то… Глянула бы, не патрульный ли крейсер или… еще чего похуже.

– А куда для нас хуже-то?

Пират обреченно махнул рукой, но объяснить не пожелал. Я резко спрыгнула со стола и, скомкав, впитала шэриты. К лешему хандру! Если есть работа, то нечего расхолаживаться. Пропади оно пропадом, это Тайнолучие…

Полуденное солнце шаловливо плескалось на грозно вздымавшихся волнах и сверкало болезненно белыми бликами, мешающими толком разглядеть некоторое нечто на горизонте, увеличенное мной сквозь магическую призму в несколько раз.

– Леший бы побрал эти йыровы лучи, – ругнулся Фрель, недовольно щуря глаза.

Я в последний раз тщетно глянула на безбожно бликующий горизонт и, пожав плечами – знать, не судьба, – распустила энергию. Кучка любопытствующих пиратов неподалеку разошлась по каютам с разочарованным гудением. Вслед скользнул опасливый ведьминский взгляд.

– Не нравлюсь я им, Фрель.

Пират удивленно ухмыльнулся:

– С чего бы? Неужели тебя не сумели убедить в том, как они рады полученному благодаря тебе заданию? Тогда можно повторить для пущей торжественности. Эй!

Я испуганно замахала руками, как мух, разгоняя тут же высунувшихся на палубу пиратов.

– Прекрати сей же час! Мне и первого раза хватило!

Пират с видом нашкодившего и безумно гордого кота облокотился о корму.

– Тогда с чего ты взяла, что им не нравишься?

Я пожала плечами. Как втолковать мужчине, что такое интуиция? А ведьминское чутье? А просто обида за незаслуженный взгляд исподлобья? Ладно, леший с ним.

Сцепленные полусферой пальцы конвульсивно дернулись в болевой судороге, и чуть заметно сгустившийся воздух повис маревом призмы, мгновенно приблизившей горизонт с тревожащей Фреля точкой на оном. Вот только лучше бы он этого не делал…

О нет, это был не патрульный крейсер. И даже не бригантина какого-нибудь монарха с эскадрой охраны. Это было то самое «гораздо хуже»…

Черные шелковые паруса самовольно взвивались ввысь, холодным пламенем облизывая тонкие гнущиеся мачты; высокая, без пробоин и трещин корма сияла художественно развешенными по внешней стороне гирляндами монет; тяжелая пушка посреди палубы ехидно чернела смертоносным зевом. Ни одно судно не вскидывает острый нос так горделиво и так надменно, как пиратское. Ни купеческое, надраенное до блеска, ни королевское, наскоро залатанное на последние не пропитые строителями деньги, ни военное, тяжеловесно идущее по воде со снарядами на борту, чуть не цепляя кормой воду.

Но есть судно самовольнее пиратских, новее купеческих, надменней королевских и смертоносней военных.

Летучий Голландец.

О нем не зря складывают сотни легенд и сказок на всех Ветках Древа. Да, многое перевирают, утрируют и придумывают, но суть от этого не меняется. Корабль, встретившийся с Летучим Голландцем, обречен на смерть.

Судно словно затягивает в кильватер Голландца, теряется управление, ломается штурвал, обрывается якорная цепь. Остановить бригантину невозможно. Пока не остановится сама… напоровшись на скалы или рифы…

Фрель судорожно сжал пальцами тяжелые брусья борта. Резко развернулся ко мне – отчаянный огонь сверкнул в черных глазах. Резкий, срывающийся с привычных приказных нот голос:

– Лево руля! Меняй галс!

Скрип штурвала, страдальческий стон покосившейся мачты и чуть удивленный голос, падающий, как топор на плаху:

– Капитан, судно не слушается руля…

Пират нечеловеческим усилием удержал рвущееся с губ ругательство, судорожно сжал руки в кулаки и абсолютно спокойным тоном продолжил:

– Что ж, тогда ищите неисправность…

Фрель решительно тряхнул головой и глубоко вздохнул. Рулевой, удивленный странным переходом со срывающегося крика на скучающе-бытовой приказ, подозрительно покосился на капитана, но весь вид того выражал только легкое изумление, что в его словах могут сомневаться, и флибустьер торопливо ушел в трюм за помощью.

Я осторожно растворила в воздухе призму, опасливо покосилась на пирата.

– Фрель, насколько правдивы легенды?

– А они бывают правдивы? – Под ироничной дугой брови и насмешливым тоном ответа с трудом, но угадывалась крепко взнузданная ярость… и отчаяние. Я медленно положила тонкую руку на его плечо.

– Они бывают – «совсем ерунда» и «что-то в этом все же есть».

– Тогда второе. – Пират глубоко вздохнул, с опаской огляделся по сторонам. Пустая палуба его слегка успокоила. – Корабль, попавший в сети Голландца, теряет управление и разбивается, или…

Что ж, тогда дело и вправду плохо…

– Что или?

Уголок жесткого рта презрительно дернулся вниз.

– Или сам становится Голландцем.

Я честно попыталась это понять, но не преуспела.

– Хочешь сказать, что Голландцев много?!

Пират откровенно, неприятно, зло расхохотался:

– А ты думаешь, что «Лирте» повезло наткнуться на единственного?!

– Не кричи.

– Извини. – Пират с усилием прикрыл вновь полыхающие гневом глаза. – А что мне еще остается? Пока в истории не известно ни одного случая, когда кораблю или экипажу удалось спастись от Голландца.

Я задумчиво скользнула взглядом по надраенной палубе, беспечно трепещущим на ветру парусам…

– Но пока неизвестно и ни одного случая, чтобы на пиратский корабль была нанята ведьма-Хранящая.

Пират горько усмехнулся, не выказывая особого доверия моим магическим способностям. И я его отлично понимала. Я не всесильна. Отнюдь не всесильна. Я не могу телепортировать целый корабль или уничтожить призрака, бороздящего морскую гладь уже тысячи лет.

Горделиво вскинувшая голову «Лирта» небрежно разметала длинные распущенные волосы по плечам, соленые брызги оседали на высоком лбу, филигранно вырезанных ресницах и тонких, воздетых к небу руках. Черно-белые паруса бесстрашно развевались на высоких стройных мачтах.

Это все, что у него есть. Единственное пристанище давно потерявшейся в лабиринтах собственных обид и горьких разочарований, отравленной необузданным ветром беззаконной свободы пиратской души. Корабль, надменно взрезающий острым носом водное полотно. Бригантина, мягко покачивающаяся огромной колыбелью на волнах. Судно, бесстрашно ввязывающееся в любой – даже неравный – бой.

Я опустила глаза, не выдержав злого серого взгляда.

– Фрель, я не смогу спасти корабль. Но попробую вытащить из этой передряги людей.

Капитан с делано-равнодушным видом уставился на бескрайнюю водную ширь.

– Что ж, попробуй…

Резко подхваченная за ручку кружка плеснула через край и оставила на столе круглое мокрое пятно. Ром мягко потек в горло, привычно щекоча, но не обжигая давно сжившуюся с алкоголем гортань.

Рулевой обвел трюм полупьяным раздраженным взглядом, залпом допил булькающие на дне остатки и отставил в сторону уже третью по счету кружку.

Вот ведь дрянь, а! И как это капитан ее не прибил сразу же? Ведь ясно, что это она!

Она, больше некому.

Подсоленные сухарики служили плохой закуской к крепчайшему, выстоянному в дубовых бочках самогону, но выбирать не приходилось. Иначе он совсем захмелеет и упадет полумертвым под стол, вместо того чтобы что-то предпринять. А действовать следовало быстро и решительно. Ибо в подобную кучу здрыгна «Лирта» не попадала уже давно.

Вот леший, ведь правду говорят, что женщина на корабле – к беде. А если ведьма? Так еще хуже!

Корабль резко тряхнула налетевшая на левый борт волна, и пират чуть было не свалился под лавку. Нет, так не годится. Следовало немедленно закусить получше, иначе перед глазами разбегутся разноцветные шарики и наспех увиденный в призме через плечо ведьмы Голландец станет всего лишь одним из пьяных воспоминаний.

Ведь ведьма – она ж кто? Это… как его? Магическое существо, о! А на здрыгн и мухи летят…

Четвертую кружку, сочувственно предложенную товарищем, рулевой героически отодвинул в сторону. Голова гудела, руки дрожали.

Вот вам ведьма – вот вам и призрак. Объявился. А что эта йырова ведьма никогда не сможет справиться с таким призраком, и корабль с командой потонет ко всем бесам, до этого никому там, наверху, дела нет. Все как всегда: проблемы крыс капитана не волнуют.

Вот ведьма – вот призрак.

Нет ведьмы… нет проблемы…

Вот теперь комната и вправду выглядела как натуральное ведьминское гнездо. Некогда бывшая столом доска валялась у входа, перегораживая порог. Собственноручно перерубленные Фрелем цепи злобно позвякивали при тряске в углу. Чтобы освободить побольше места для портала, пришлось отодрать от пола все стулья и привязать к кровати, дабы не громыхали по комнате, отвлекая заклинательницу.

То там, то сям виднелись нагромождения карт, кристаллов, зелий, пучков трав, свеч и еще множества всевозможной магической шебуры, которой и я не всегда могла дать название. Увы и ах, но способа найти требуемые травы и зелья иначе, как вывалить из сумок все на пол и со злобным пыхтением закопаться в груду по большей части ненужных, но эффектных ведьминских вещиц, не было.

Велир недовольно взирал с изголовья кровати на весь этот бардак, но молчал.

Кроваво-красный и такой же вязкий и соленый на вкус экстракт манжида медленно, тягучими каплями падал в чашу с разведенной чемерицей, пока не окрасил зеленоватое зелье в ровный коричневато-вишневый оттенок. Я решительно отвела с лица волосы. Велир недовольно каркнул со своего насеста: дескать, может, лучше не надо?

– Надо, – мрачно заверила я, сама не горя желанием травиться этой дрянью, но не видя другого выхода. – Твое здоровье!

На вкус зелье не подвело, оказавшись как раз таким, какого тщетно добивался от нас мастер по зельеварению на пятом курсе. С трудом подавив резкий приступ тошноты и собрав глаза в кучку, я с треском впечатала пустую чашу в пол. Голова кружилась, в висках покалывало – побочные эффекты собирающейся по каплям из всех упрятанных резервов и заначек энергии. Итак, три часа. Отсчет пошел…

Гептограмму я чертила почти на ощупь: голова кружилась, и пол бессовестно уплывал в далекое плавание по рекам тающего сознания, проваливаясь в темноту. Только через полтора часа первое действие зелья пошло на убыль, дав мне возможность полюбоваться творением рук своих. М-да… Художница из меня всегда была кворровая, но чтобы настолько?! Как можно было гептограмме пририсовать восьмой угол?!

Со злобной руганью растерев по не слишком-то чистому уже полу набросанный угольный контур, я принялась за дело снова-снова… И так – шесть раз. Не то чтобы последний получился лучше, чем остальные, – я просто к этому времени поняла, что большего мне от себя ожидать не приходится, и плюнула на художественную ценность чертежа, ограничившись тщательно вычерненными острыми уголками и четкими ровными линиями.

Теперь – встать в центр, тщательно проследив, чтобы даже краешек плаща не выходил за границу…

Губы привычно бормотали затверженные до автоматизма слова, прикрытые веки помогали не отвлекаться на бытовые картинки и мелочи, кисти рук меленько тряслись от напряжения, а на кончиках нервных пальцев дрожали двадцать жизней…

Сила уходила медленно, багровыми откатами, расходясь рваными клочьями света под закрытыми веками, набирая скорость и мощь с каждой новой ушедшей волной, рокочущим гребнем энергии. Аппетит приходит во время еды, и гептограмма, едва заметно лизнувшая ауру голодным языком, приняв меня в свои границы, теперь жадно припала к отверзшейся реке энергии…

Я стояла неподвижно, молча, почти не дыша. И ждала. Высшей точки. Грани. Перевала, после которого или пан – или пропал. Выплеснувшаяся в никуда аура распылится в воздухе, но ко мне не вернется.

Пять секунд… три… две…

Елмань тихонько дрожала в напряженных мужских руках. Расширение сабельного лезвия в последней четверти клинка злобно сверкало обратной заточкой, кончик клинка выписывал неуверенные восьмерки.

Палуба, словно по заказу, оказалась темной и пустынной, а дверь в каюту ведьмы, вопреки обыкновению, была приоткрыта и сияла ровной светлой щелью внизу.

Рулевой осторожно, прижимаясь спиной к стенке, заглянул в приоткрытую комнату. Тонкий черноволосый силуэт точено рисовался в свете магических, сияющих под потолком шариков. Ведьма с закрытыми глазами неподвижно стояла в центре какой-то руны и прерывисто, тяжело дышала, не замечая ничего вокруг. Чуть слышно скрипнувшая дверь не удостоилась ее внимания.

Рулевой медленно, с опаской обошел тонкую фигуру по дуге, заходя со спины. С обычной женщиной он бы так, разумеется, не поступил, но разве подлая ведьма достойна его благородства? Елмань звучно рассекла неподвижный, плотный, напоенный энергетической тяжестью воздух и звучно опустилась… на молниеносно подставленное серебряное лезвие клинка.

Резкий разворот, плеск черных волос, едва заметное движение тонких пальцев – и пирата впечатало в стену, а ведьма, по-волчьи вскинув к небу голову, коротко, отчаянно взвыла и медленно опустилась на пол, с болью в голосе простонав:

– Идиот…

Влетевший в каюту на звон стали и серебра капитан кинулся к ведьме, тщетно пытаясь поднять ее с пола. Рулевой непонимающим взглядом обвел комнату и вопросительно глянул на Фреля.

– Так те сплетни правда, что ли?

Капитан, гневно обернувшийся на голос, изменился в лице, заслышав глухой, бессильный женский шепот:

– Говорила же: не нравлюсь я им…

Ночь – черная гибкая кошка – легким извивом скользнула в приветливо распахнутое окно и испуганно отшатнулась от ехидно ерошащегося тринадцатью острыми лучами шэрита. Редкое крошево звезд высыпалось крупинками соли на черную скатерть.

В корсете сомнений бреду путем Жизни, Вплетая монеты в созвездий узор. Пылают рябины горчащие кисти, Маня яркой краской измученный взор…

Гитарная струна жалобно тренькнула и оборвалась. Третья. Многовато для одной ночи.

Фрель, устало прикрыв глаза, сидел в углу на полу, вытянув одну ногу и согнув в колене другую. Темные волосы небрежно разлохматились, не приглаженные хозяйской рукой, на лоб легло тяжелое облако задумчивости.

– Опять порвала?

Я досадливо покосилась на собственные пальцы, безмолвно укоряя их за непростительную неловкость.

– Ага…

– Не играй больше. – Ровный глухой голос тягуче струился по комнате, равнодушно разбиваясь об углы и выплескиваясь за распахнутое окно. – А то остальные, я так чувствую, дорвешь…

Я обиженно поморщилась, но спорить не стала. Поднялась с его кровати и умостилась рядом на полу. Опасливо покосилась на бесстрастный невозмутимый профиль. Тяжело вздохнула, вспомнив смеющегося черного Роджера на черных же шелковых парусах. Парусах, приближающихся с каждой минутой…

– И что теперь будет?

Капитан неопределенно пожал плечами:

– Едва ли что-то хорошее. – Я молчала, ожидая продолжения, и Фрель покорно пустился в красочное описание малооптимистичных перспектив. – Сейчас, конечно, никто Голландца в темноте не разглядит, так что ночь мы можем спать спокойно.

– Ха, куда уж там!

Рулевого, умудрившегося бездарно атаковать меня в самый неподходящий для этого момент, когда собравшаяся в протянутых ладонях аура как раз вживалась в плоть заклинания, мы заперли где-то внизу, мало заботясь об его участи до утра. Фрель вообще в плане дисциплины был строг до неприличия, а я слишком сильно злилась на дурака, из-за которого лишилась ни за что ни про что ауры на ближайшие день-два и не сумела открыть портал. Проще говоря – угробила единственный план спасения с обреченного корабля.

– Ну а утром, – не обращая внимания на мои комментарии, продолжал Фрель, – пираты, разумеется, увидят Голландца, опознают, и начнется… Паника, суета, истерия… Словом, после этого надеяться будет уже не на что: обезумевшую от страха команду даже я не сумею призвать к порядку.

Я промолчала. А что тут можно сказать?

Темнота причудливыми извивами скользила в воздухе, клубами заползая в углы и клочьями отшатываясь от яркого шэрита. За дверью уверенно, не таясь, прогрохотали тяжелые шаги, и чья-то рука решительно замолотила в косяк:

– Капитан?

Фрель страдальчески поморщился.

– Чего там?

– Капитан, там, наверху… это…

Я взвилась на ноги и рывком распахнула дверь. Стучавший пират рефлекторно отшатнулся.

– Ну чего там такое «это»? – рыкнула я, за шиворот втаскивая беднягу в каюту. Если эти дурни приметили Голландца, то наше дело – труба: спокойная ночь отменяется. Впрочем, последняя моя спокойная ночь была в Храме, причем до знакомства с Фрелем, так что терять особо нечего.

– Земля, кажись, какая-то… – растерянно пролепетал пират, ошарашенный нежданным натиском со стороны совершенно, казалось бы, не имеющей никакого отношения к делу ведьмы.

Мы с Фрелем переглянулись. Земля?!

Капитан мгновенно поднялся на ноги, жестко глянул на подчиненного:

– Что там? Рифы? Скалы?

Пират конвульсивно замотал головой:

– Нет-нет! Просто берег, но незнакомый, и яркие точки на нем. Люди с факелами, что ли…

Фрель отвернулся от пирата и вопросительно уставился на меня:

– Мираж? Иллюзия? Морок?

Я, подумав, отрицательно покачала головой и убийственно обронила:

– Ветка.

– Какая Ветка?! – хором удивились флибустьеры.

Велир только ехидно каркнул с моего плеча, высмеивая пиратскую непонятливость. Я загадочно улыбнулась и решительно направилась к двери. Фрель молниеносно преградил мне путь и для верности схватил за плечи:

– Иньярра, что за фокусы?

– А ты случайно не помнишь, куда нас отправляла Ларинга?

Капитан покаянно стукнул себя кулаком по лбу и пропустил меня в дверях вперед. Шэрит послушно скользнул за моим поманившим светящийся шарик пальцем.

Огненные точки на темнеющем в трехстах саженях берегу суетливо перетекали с места на место, сбиваясь в небольшие светящиеся водовороты. С земли веяло опаской, выжидательной злобой и… магией. Не нагроможденными друг на друга охранными или атакующими заклинаниями, а чистой природной магией, неотъемлемо живущей в причастных к ней существах.

Фрель напряженно застыл рядом со мной, в темноте незаметно для пиратов кусая губы. Еще бы: лишенная управления «Лирта» была совершенно беззащитна перед лицом неизвестных, но, судя по рассказу Ларинги, весьма неприветливых существ. Мы не сможем даже уйти от обстрела, буде таковой откроется.

Велир на моем плече довольно каркал, словно узнал в копошащихся на суше точках своих добрых друзей. Дурная птица. Вот как грянет сейчас оттуда ядро – и полетят твои перья над морем. Покаркаешь тогда…

Точки вдруг застыли, прекратив хаотичное и непонятное непривычному взгляду движение. Яркое скопление как раз прямо по курсу судорожно дрогнуло, встрепенулось – и навстречу «Лирте» полетело в темноте огромное, растянутое, словно ловчая сеть, пышущее жаром жидкого пламени облако…

Пираты завопили, попадав ничком на палубу, Фрель грязно выругался у меня под ухом, а я в инстинктивном, отработанном до бесчувствия за годы обучения защитном жесте вскинула правую руку – и только тут вспомнила, что энергии на создание защитного купола у меня нет. И не будет.

Запястье чуть заметно нагрелось, словно я разминала кисть, само повернулось внутренней стороной вверх – и золотая инкрустированная змея, вживленная в кожу в Храме Змия и мирно дремлющая на моей руке вот уже несколько месяцев, сонно раззявила клыкастую пасть, впитывая огненное облако. До конца, до последней капли. А потом воссияла нестерпимым желтым светом, превратив всю кисть руки в единый сгусток светящегося золота. На берегу раздались восторженные вопли, яркие точки снова засуетились туда-сюда. Пираты злобно ругались на полу. Фрель непонимающе вскинул черную бровь:

– Это еще что за кворрь?

– Да чтоб я знала…

«О Змий, ну за что мне еще и это?!»

Жрец обреченно зевнул в ладонь, поддернул подол длинного багрового одеяния и, с трудом напустив на себя серьезный представительный вид, распахнул двустворчатые двери. В глаза ударил подозрительно яркий для пяти расставленных по полу канделябров свет. Приглядевшись повнимательней, он различил под потолком несколько неподвижно зависших в строгом рисунке пентаграммы сияющих шариков.

Чрезмерное, по мнению жреца, освещение позволяло увидеть не только обшитые волнисто спускающимися вниз тканями стены, стройный мраморный алтарь и таинственно поблескивающую серебром статую Змия, но и трещины на потолке, облупившуюся краску пола и обветшалость всей внутренней обстановки. Священный зал, куда неизменно приводили тех, на кого стоило произвести неизгладимое впечатление, утерял всю свою мистическую прелесть и власть.

Зато ринда, невозмутимо сидевшая на кресле для посетителей, ее обрела, скептически разглядывая потрепанный бархат вишневых портьер. М-да, он ожидал чего-то совсем иного… и, пожалуй, лучшего.

– Приветствую тебя, дочь Большой Земли. – Жрец чуть-чуть наклонил голову в знак приветствия, напряженно наблюдая за реакцией ринды. Усмехнется или смутится?

Девушка неуловимым движением поднялась с кресла и несколько иронически присела в церемониальном реверансе.

– Приветствую и тебя, неизвестный в одеждах цвета крови.

Даже если в этой фразе и была запрятана издевка, вычленить ее жрец не смог. Зато понял, что на наивность и растерянность приведенной невесть куда посреди ночи девушки рассчитывать не приходится. А жаль.

– Ты ничего не хочешь у меня спросить? – отеческим тоном поинтересовался он, садясь в собственное кресло напротив девушки.

Черные волосы ринды рассыпались по спинке кресла, стекая через плечи на грудь смоляными длинными полосами. Зеленоватая льняная рубашка, явно дешевый, простенький берестяной браслет, плотно обхвативший левое запястье, темно-зеленая вышитая юбка… Одета, кажется, как обычная селянка из зажиточной семьи, но на этом сходство с деревенской девкой и кончается.

Ринда вскинула тонкие черные брови и коротко качнула головой:

– Нет.

Жрец нервно дернул щекой. Прекрасная, по его мнению, заготовка пропала ни за сантэр.

Что ж, зайдем с другой стороны…

– Неужели ты не хочешь спросить, зачем тебя сюда привели?

Ринда кинула на него короткий проницательный взгляд и равнодушно пожала плечами:

– Вы и без этого пришли сюда для того, чтобы рассказать мне, зачем я вам понадобилась. Так на кой йыр спрашивать?

Жрец недовольно нахмурился. Ругаться в Священном зале вообще-то не полагалось. Вот только кто бы ей на это намекнул, а?

– То есть ты из тех, кто предпочитает слушать?

– Это гораздо удобнее, – цинично усмехнулась ринда. – Нельзя сморозить глупость, нельзя проговориться, зато можно ненароком выведать чужую тайну или поймать собеседника на слове. Короче, с какой стороны ни глянь – великолепная комбинация. А посему – рассказывайте, уважаемый. Рассказывайте, я вас внимательно слушаю.

«О Змий, ну неужели ты не мог подобрать на роль ринды девушку попокладистее?! Льеттиа тебе мало было, что ли?!» – обреченно подумал жрец, мучительно гадая, с чего бы начать свой запутанный и непонятный рассказ. Но Змий, и без того не слишком-то жаловавший своего служителя ораторским вдохновением, заслышав крамольные упреки в свой адрес, окончательно обиделся и отозвал сонно помахивающую тонкими крылышками музу. Значит, придется говорить грубой, неуклюжей, бытовой прозой… Хотя, можно подумать, когда-то он умудрился написать хоть две строки стихов! Смешно.

– Видишь ли, дочь моя… – Усмешку, пробежавшую по тонким губам, жрец предпочел не заметить. – Тебя не случайно привели именно в это святилище – ведь как раз здесь находится главный алтарь Змия!

Широкий жест в сторону серебряного постамента заглох на середине, не встретив провожающего его заинтересованного взгляда.

– И на кой леший вам сдалась эта самая Змия? – со вздохом спросила ринда.

– Хм… Змий – это наше божество. Он когда-то создал этот мир, воплотив в своем детище всю накопленную столетиями мудрость, силу и мощь. Лишь наша вина в том, что мы не умеем всем этим правильно воспользоваться.

Девушка скептически вскинула левую бровь, но промолчала, взглядом поторапливая собеседника. Тот мученически вздохнул и продолжил:

– Когда-то давно наше племя, вельды, было в чести у Великого Змия, но потом грозное божество рассердилось на нас и прекратило дарить наш край своей живой благодатью.

– За что рассердилось-то? – В черных глазах плескалась усталость пополам с тоскливой скукой. Ринда явно прилагала нечеловеческие усилия, чтобы вникнуть в суть проблемы и уяснить, что требуется собственно от нее и когда ей уже можно будет свалить с надоевшей за первый же час знакомства Ветки. Черную, чуть воспаленную радужку перерезала еще более темная вертикальная щель зрачка.

– Глаза у тебя… странные, дочь моя, – не в такт, не в лад вдруг брякнул жрец.

Черноволосая неопределенно пожала плечами, маскируя зевок горьковатой усмешкой:

– Если бы вы спали столько, сколько я, и при этом колдовали столько же, и у вас были бы такие глаза… Но мы отвлеклись от темы. Так за что же Великий Змий разозлился на ваше несчастное племя?

– Увы, мы этого не знаем, дочь моя, – потерянно развел руками жрец. – Но с тех пор, ты абсолютно права, наше племя несчастно…

– Ну и?

– Что и? – нахмурился жрец, не успевший продумать следующую часть вытягиваемого клещами по капле в час повествования.

– Ну и я-то здесь при чем? – терпеливо объяснила ринда. – Помолились бы своему Змию покрепче, глядишь – и простил бы.

– Прощает только тот, кто исправил, – машинальной скороговоркой возразил жрец. – Ты не права, дочь моя.

«Дочь» страдальчески закатила глаза и шепнула небу пару молитв… ну или вроде того…

– Ты здесь «при чем», и еще как «при чем»! Твой приход был предсказан нашими жрецами еще несколько лет назад, мы искали тебя по всему Древу, но никак не могли найти, пока не наткнулись совершенно случайно…

– Так, может, вы перепутали? – с тусклой надеждой взмолилась ринда.

– Что ты, дочь моя! – ужаснулся жрец, вскакивая со своего кресла и описывая привычный круг почета вокруг Змия. – Тебя вот уже почти полгода охранял виттар, а мы не разбрасываемся ими за просто так, если осталась еще хоть малейшая возможность ошибки. Здесь же она исключена!

– Очень жаль, – с непередаваемым отвращением процедила ринда.

– Напротив, дочь моя! Наконец-то у нашего племени появилась надежда на нормальную жизнь!

– Чем вас не устраивает ваша?!

Жрец смущенно замолк. Ибо как раз его жизнь его вполне устраивала.

– Видишь ли, наши ары…

Девушка, не выдержав, возмущенно перебила:

– Вельды, виттары, ары – кто это все такие? Мне это гаврокх объяснить должен?!

– Не знаю, кто есть тот самый уважаемый человек, о котором ты говоришь, дочь моя…

– Ладно, оставим, – досадливо отмахнулась она. Помолчала, медленно вдохнула и еще более медленно выдохнула: – Давайте по существу: что вас конкретно в вашем племени не устраивает, как я могу вам помочь и что за это получу?

«Получу»?! Это еще что за новости?!! Да она должна гордиться оказанной ей Змием честью…

– Дочь моя, за выполнение собственного долга люди обычно получают награду богов, – вкрадчиво начал жрец, тонко намекая на то, что платы за выполнение возложенного на нее судьбой девушке ждать не стоит. Но ринда только насмешливо фыркнула:

– Скажите еще, Хранящих!

Кто есть те Хранящие, жрец не знал, но по неприкрытой иронии в голосе понял, что на награду от них рассчитывать бы не пришлось. Что ж, попытаемся воззвать к самолюбию и приобщить к чувству избранности…

– Дочь моя, ты выбрана самим Змием для исполнения священной миссии! Ты избрана риндой – святой, чье предназначение…

– Почему, интересно, этот Змий не сподобился узнать моего мнения на этот счет? – резонно возразила ринда. – А если я против?

– А с какой это стати ты будешь против? – удивился жрец, недовольный, что его столь бесцеремонно перебили. – Змий оказал тебе честь…

Искренний хохот ринды непривычным раскатом пролетел по залу, гулко откликнувшись эхом из далеких углов. Девушка смеялась чуть не до слез, восхищенно стуча ладонью по подлокотнику своего кресла.

– Что смешного ты нашла в моих словах, дочь моя? – неприязненно спросил жрец, поплотнее закутываясь в свое одеяние: от этого смеха мурашки бежали по коже.

– Хм… Немного сомнительной мне представляется сия честь, – пояснила девушка. – Тем паче – в свете альтруистских побуждений, коих у меня всегда была катастрофическая нехватка!

– Дочь моя… – возмущенно начал было жрец, но снова был перебит жалобным стоном:

– Да хватит уже, мил-человек, в родственники ко мне набиваться! Я, может, вашей бабке ровесница, а вы заладили – «дочь моя, дочь моя»!

– Хорошо, доч… ринда, – покорно согласился жрец. – Если тебе неприятно сие обращение, я не стану терзать им твой слух.

– Покорнейше благодарю! – язвительно отозвалась девушка. – Даже не представляете, как я рада!

– Ринда, – устало завел в сотый раз ту же песню жрец, – ты должна понять, как нужна нам твоя помощь…

– Для начала будет эффективней понять, что я получу за эту помощь, – непреклонно возразила ринда. – Ибо работа на общественных началах как-то не вдохновляет…

– Ты получишь… всеобщий почет и уважение, – несколько подрастерялся от такого наглого натиска жрец.

– Ыых, – презрительно зевнула в кулак ринда. – И это все?

– Ну… Э-э-э… – Больше громких пустых слов в закромах памяти, увы, не завалялось. – Да, все.

– Тогда с какой, интересно, стати, я буду вам помогать? – скучающим тоном протянула она.

– Да у тебя попросту нет другого выхода! – в раздражении откликнулся жрец, отчаявшись добром склонить к сотрудничеству вздорную девчонку. Вот еще упрямица свалилась на его и без того больную голову!

Едва заслышав безапелляционные нотки в его голосе, ринда тут же хищно подалась вперед, черные глаза мгновенно полыхнули злым багровым пламенем, поглотившим зрачки и радужку.

– А кто это посмеет не дать мне выйти? – медленно, с тщательно отмеренной угрозой в голосе прошипела она.

– С нашей Ветки никто не может уйти просто так, без разрешения хотя бы одного вельда, – тоном довольного кота, уверенного в своей власти над пойманной мышью, промурчал жрец. – А ни один из нас, вельдов, не разрешит тебе уйти, пока не исполнишь того, что предначертано.

Ринда плотоядно усмехнулась, ехидно клацнув зубами.

– А ни одна из нас, ведьм, не станет спрашивать разрешения, если захочет уйти.

Входная дверь резко распахнулась, и в зал быстрым уверенным шагом вошел виттар. Скользнул быстрым небрежным взглядом по давно знакомой обстановке, подошел почти вплотную к жрецу и почтительно, но с оттенком какого-то тщательно завуалированного издевательства склонил голову в поклоне:

– Разрешите сказать вам два слова, ваше святейшество?

– Говори, сын мой, – устало отмахнулся жрец, втайне радуясь неожиданному вторжению, разрядившему острый момент.

– Наедине, если вы, риль, – поклон уже ринде, – не возражаете. Всего две минуты.

– Да хоть час, – фыркнула ринда.

Виттар тут же воспользовался любезным разрешением и оттащил вяло упирающегося жреца к окну.

– Что вы делаете, ваше святейшество?

– Объясняю ринде, чего мы от нее хотим, – искренне удивился жрец, не привыкший к беспардонному обращению, тем более – со стороны подчиняющихся ему виттаров.

– Ваше святейшество, если разговор и дальше пойдет в том же духе, то добром это не кончится, – настойчиво сжимал его локоть виттар. – Она же ведьма!

– Она – ринда, – недовольно возразил жрец, отнимая свою руку. Оно, конечно, ясно, что стоящий за дверью на страже виттар безо всяких усилий слышит абсолютно все, что говорится в зале, но столь откровенная осведомленность жреца не порадовала.

Виттар негромко рассмеялся:

– Ваше святейшество, не будьте столь наивны!

– Да как ты смеешь…

– Прошу прощения, – торопливо склонил голову виттар и тут же продолжил: – Ваше святейшество, я просто не хочу потерять ринду теперь, когда мы уже даже привезли ее к нам.

– Уверяю, наши желания совпадают, – буркнул жрец.

– Не сомневаюсь, – с готовностью подхватил виттар. – Но эта девушка – ведьма, причем живущая вот уже восемьдесят лет. За такое время все понятия о чести, долге и альтруизме давно успели вытесниться циничной мантрой «ты – мне, я – тебе». Она из принципа не согласится работать для нас за просто «почет и уважение» – видала она их в… Хм, в общем, не согласится… Так неужели нам сложно пойти ей навстречу?

– И что ты предлагаешь? – нахмурился жрец. Речи виттара были слишком умны и логичны. До неприличия.

– Узнать, за какую плату она пойдет на сотрудничество, и, если та не окажется чрезмерной, – заплатить.

Жрец опасливо покосился на ринду, даже ни разу не глянувшую в их сторону за все время разговора. Интересно, а как у нее со слухом? Если только слышала хоть два слова из того, что здесь говорилось…

Та лишь устало прикрыла глаза и, сгенерировав два энергетических сгустка, ровно катала их по ладони. Должно быть, сие действо успокаивало ее, но зато чрезвычайно сильно раздражало и пугало прочих случайных свидетелей. От двух плавно перекатывающихся в тонких гибких пальцах смертоносных шаров невозможно было отвести взгляда, загипнотизированного непрерывным, как горение огня, движением. Изящная женская рука, небрежно поигрывающая двумя жуткими смертями, рождала в груди животный страх и терпковатое чувство щекочущей нервы опасности.

– Ваше святейшество, – осторожно тронул жреца за рукав виттар, – с вами все в порядке?

– А? Ах да, да. Иди, сын мой.

Виттар молча кивнул ему, поклонился ринде и отошел к стене так же молча и целеустремленно, как и вошел. Жрец со вздохом вновь приблизился к невозмутимо поигрывающей огненными шарами девушке.

– Кхм…

Ринда с мученическим вздохом подняла на него глаза. Шары, сталкиваясь сияющими боками, порождали белесую сеточку молний, окутывавшую ее запястье и поднимающуюся выше, к локтю.

– Вы что-то хотели сказать?

Жрец задумчиво почесал затылок, но, так и не придумав ничего стоящего, рубанул с плеча:

– Ладно, начистоту так начистоту. Чего ты хочешь?

– Мира во всем мире, – язвительно откликнулась ринда.

– Я хотел спросить, за какую плату ты согласна работать на нас, – торопливо поправился жрец. Ринда, напряженно прищурив глаза, прожгла его испытующим взглядом, но откровенных признаков лжи не нашла.

– Хм… А какая, собственно, работа?

Жрец отрицательно покачал головой:

– Не могу объяснить, пока не получу согласия на ее выполнение. Эта работа – тайна, которая не должна покинуть пределы нашей Ветки.

– Тогда каким, интересно, образом я должна оценить свои услуги, даже не зная, в чем они будут заключаться?

– А вы попросите чего-нибудь универсального, – негромко посоветовал мягкий баритон из темноты комнаты. – Имеющего ценность независимо ни от чего.

Ринда не обернулась на голос, но по губам скользнула тонкая оценивающая улыбка. Виттар в ее глазах явно поднялся на пару ступенек по иерархической лестнице.

– Ценность независимо ни от чего имеет только жизнь, – медленно ответила она.

– Вот именно, – раздалось из темноты. – Вот именно.

– Так чего же ты хочешь за свои услуги? – поторопил жрец, которому уже изрядно поднадоела эта тихая перекличка глуховатых голосов.

Ринда решительно сверкнула черными глазами.

– Двадцать жизней.

– Что?!! – опешил жрец. – В каком смысле?!!

Негромкий, тщательно сдерживаемый смех из темного угла только подстегнул его раздражение.

– Тебе что, людей для опытов не хватает?!

Смех в углу перешел в сдавленные всхлипывания, а ринда тщетно попыталась скрыть истерическое хихиканье за кашлем, но не преуспела.

– Вы не так меня поняли, уважаемый.

– Хвала Змию!

– Мне не нужны жизни ваших людей, вельдов, аров, виттаров – как вы их там называете? – Ринда поморщилась, окончательно запутавшись в иерархии племени. – Мне нужны жизни моих спутников. Пиратов с корабля, на котором я сюда приплыла, до того, как меня подхватили под белы руки и безо всяких объяснений, но зато с величайшим почтением препроводили сюда.

– А что им угрожает? – удивился жрец. – Убивать их мы пока вроде бы не собирались…

– Ваше счастье, – отрезала ринда. – А им угрожает… призрак.

– То есть? – нахмурился совсем уж запутавшийся жрец. – Какой призрак может угрожать двадцати сильным, здоровым мужчинам?

Виттар беззвучно вышагнул из темноты.

– Позвольте, я объясню, ваше святейшество.

– Объясняй, Арлирриг, – кивнул тот. – Проще перечитать все летописи, чем понять женщину!

Пресловутая женщина тонко улыбнулась, но промолчала.

– Корабль, на котором прибыла наша ринда, – пиратский бриг «Лирта»… – Жрец обреченно закатил глаза. Ну чего хорошего можно ожидать от девушки, приплывшей на пиратской бригантине?! Арлирриг тем временем невозмутимо продолжал: —…Попал в кильватер к Летучему Голландцу. Судно, встретившее этого призрака, обречено на гибель: оно теряет управление и рано или поздно натыкается на скалы или рифы.

– И как, интересно, мы можем им помочь? – скривился жрец. Во всем, что касалось общей истории Древа, он был не силен, предпочитая казаться всесильным властителем на своей Ветке. – Тебе не кажется, доч… ринда, что плата должна быть более реальной?

– А вам не кажется, отче, что вы можете еще несколько лет поискать себе другую дурочку… то есть ринду?

«Отче» скис и недовольно покосился на Арлиррига. Тот же казался воплощением спокойствия, его вся эта затянувшаяся перепалка даже забавляла.

– Ваше святейшество, мы можем помочь этим пиратам. Корабль, простоявший в гавани чуть больше суток, избавляется от проклятия Голландца.

– То есть от нас просто требуется не выгонять его пару дней? – просиял жрец.

– Вот именно.

А ведь жизнь-то налаживалась! Жрец довольно потер ладони и повернулся к ринде:

– Ну что, теперь ты согласна?

Та смерила его долгим тяжелым взглядом и, немного помедлив, кивнула.

– Да. Договор. Вы предоставляете пиратам убежище на несколько дней, по истечении которых не препятствуете им уплыть, а я… выполняю вашу работу.

Жрец с опаской хлопнул по протянутой ладонью вверх руке.

– Что конкретно я должна сделать?

– Ну… Не знаю, – замялся жрец, стараясь потактичней подвести ринду к тому, что выяснять суть проблемы и искать ее решение ей придется самой.

– Что?!

– Ринда, на нас прогневался Змий. Много лет назад было предсказано, что, если мы найдем тебя и привезем сюда, то ты сумеешь исправить то, из-за чего рассердился на нас наш бог. В том, что ты – это ринда, сомнений нет: ты была избрана еще несколько месяцев назад, в храме Змия на одной из Веток Древа.

Глаза ринды нехорошо сузились.

– А каким именно образом я должна исправлять вашу ошибку, если даже не знаю, в чем она заключается? Что это за работа: иди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что?!!

– Мы думали, что ты сама должна подсознательно понимать, что от тебя требует Змий.

– Индюк тоже думал, что купается, пока вода не закипела! – отрезала ринда.

Жрец только покаянно развел руками, виттар насмешливо ухмыльнулся.

Гнев Змия этот Священный зал некогда выдержал, но вот гнева раздраженной ведьмы…

Корчмарь равнодушно плюхнул передо мной тарелку с вареной картошкой, блюдце, по донышку которого была тоненько размазана сметана, и чашку горячего когда-то очень давно (видимо, с вечера) чая. Обещанный сантэр тихонько звякнул, перекочевав из моей ладони в его загребущую лапу. Корчмарь недоверчиво хмыкнул, попробовал монетку на зуб и, успокоенный, опустил ее в карман порядком засаленного передника.

– А вы чего на завтрак желаете, господин хороший?

Арлирриг неопределенно пожал плечами:

– Что угодно, лишь бы горячее и съедобное.

Вторая монета исчезла в руке корчмаря, и того словно ветром сдуло.

Я с опаской подцепила на ложку немного пюре и, подержав во рту чуть дольше положенного, все-таки проглотила. Ничего, есть можно. А подсолить – вон солонка стоит.

– Ну и как? – Арлирриг с сомнением глядел на подозрительную картофельную кашицу в моей тарелке.

– Да ничего, съедобно. Дай мне соль, пожалуйста.

Солонка на поверку оказалась пустой, и за солью погнали на свое горе не вовремя вернувшегося корчмаря. Перед виттаром оказалась тарелка с овсяной кашей, хлеб с маслом и такая же чашка чая. Он с сомнением принюхался ко всему поочередно, потом зачерпнул-таки каши и со страдальческим видом проглотил.

– Ненавижу столичные таверны, – простонал он. – Дерут с три шкуры, да еще и кормят какой-то дрянью.

– Так мы в столице?

– Разумеется. Вийна – самый большой и населенный город Авалоры. [52]Посему считается столицей, хотя ни особых прав не имеет, ни достопримечательностей в ней нет. – Арлирриг с трудом проглотил еще ложку каши, поморщился и отодвинул тарелку. – Разве что запредельные цены и отвратная еда.

Моя же картошка, вопреки ожиданиям, после щедрой щепоти соли (корчмарь, на минутку поднесший полную солонку, сморщился так, словно этой щепотью я обделила его почтенную семью и восьмидесятилетнюю мать) оказалась вполне ничего себе. Я даже честно предложила виттару разделить трапезу, но тот только досадливо отмахнулся.

– Значит, здесь мне делать нечего, – подытожила я. – На достопримечательности я не падкая, привилегированных городов не люблю, а отравиться с успехом можно и в любом другом месте.

– Ну почему? Можешь сходить к мраморному постаменту Змия – вдруг пробьет вдохновение?

Я только презрительно сморщилась.

Со жрецом мы разругались в прах: ничего конкретного он мне так и не сказал, дельных советов не дал. Вот вынь да положь ему прощение Змия. В чем заключается гнев последнего, мне тоже толком не объяснили: жрец надулся, как мышь на крупу, и вообще замолк, а виттар только загадочно усмехнулся и сказал, что лучше это понять самой. И поэтому, куда мне идти и что делать, я себе представляла весьма слабо. Но к постаменту…

– О нет, едва ли. Ваш Священный зал меня откровенно не поразил и не вдохновил. Не думаю, что с памятником дело будет обстоять лучше. Пункты мертвой веры – это совсем не места ее средоточия.

– Что-что? – нахмурился Арлирриг.

– Ну… Видишь ли, когда ты проезжаешь через деревню с церковью, энергетикой истинной веры обычно веет не от креста и напоенного ладаном здания, а от неприметной хаты какой-нибудь бабки, которая, может, и не отвешивает по двадцать поясных поклонов образам еженощно, но искренне верит, что ее детки на том свете попали в чертоги Хранящих.

– А чем так плоха церковь?

– А это и есть так называемый «пункт мертвой веры»: туда, как правило, ходят «для галочки». Прикупить побольше обеден да молитв за себя, любимого, да и грешить себе дальше припеваючи. Хорошо, хоть индульгенции сейчас отменили.

Виттар задумчиво побултыхал в чашке подозрительным пойлом, которое здесь пытались наивно выдать за чай. Лично я, чуть пригубив сие чудесное зелье, поняла, что заваренный стог позапрошлогодней травы и то будет ароматней.

– Тогда куда ты намерена отправиться сейчас?

Я неопределенно пожала плечами:

– Не знаю. Вот поем и пойду поброжу где-нибудь. Авось надумаю.

– Тогда не «поброжу», а «побродим», – поправил меня виттар. – И даже не пытайся откреститься от моего общества: бесполезно.

Да я вообще-то и не собиралась. Попадая на новую Ветку, лучше уж иметь кого-нибудь под рукой, кто способен объяснить непонятное и подсказать, как лучше себя вести. Да и потом, со жрецом я уже разругалась, так что вообще ссориться с аборигенами не стоило. Глупо и создает массу проблем.

– Хорошо, не буду. А куда мы пойдем?

Виттар залпом выпил свой чай, поморщился и протянул руку за корочкой хлеба – зажевать.

– Куда скажешь. Но желательно – по направлению к моему дому.

– Это еще что за новости? – Впервые встречаю настолько странное начало знакомства. Тем паче с ведьмой!

Арлирриг негромко рассмеялся:

– Не подумай дурного. – Хм… Ну смотря что можно считать дурным… – Просто так чаще всего и бывает: если гостья жрецов не хочет жить в святилище – она живет у своего виттара. Впрочем, если предпочитаешь Священный зал и общество Великого Змия…

– О нет!

Я задумчиво потеребила берестяной браслет на запястье, сдвинула повыше.

– Арлирриг – правильно?

– Можно Лир, – улыбнулся тот. Странно улыбнулся: приподняв только левый уголок губ. Но это была именно улыбка, не ироническая усмешка и не скептическое хмыканье. Может, не слишком открытая, но добрая.

– Хорошо, Лир. Я – Иньярра, уже говорила?

– Нет, но я в курсе. Сложно не знать имя той, к кому приставлен уже полгода.

Я поморщилась: звучало это как-то странно, но объяснений я, видимо, не дождусь.

– Лир, а кто вообще такие виттары? Чем вы отличаетесь от всех остальных?

Арлирриг задумался, словно вымеряя слова и количество информации, которую мне можно сообщить.

– Виттары – это… защитники… телохранители… охранники. Не знаю, как лучше выразиться. Мы подчиняемся жрецам, точнее – работаем на них за поддержку и деньги, разумеется.

– И много вас таких?

– Никто не знает. Виттары – это словно секретное оружие: никто из моих знакомых и понятия не имеет, что я им являюсь. Поэтому и знать, сколько нас вообще, нельзя. Но как минимум четверо: трое льет и одна ринда.

Я, честно признаться, ни кворра не поняла, но дальше выспрашивать поостереглась: тут, видимо, чем дальше в лес… Да и вообще, по ходу дела разберусь. Можно подумать, впервые оказалась на новой Ветке. Опыта, хвала Хранящим, завались, так что разберусь. «С нашим-то опытом, да не заблудиться!» – любила восклицать Таирна, в очередной раз ловя себя на какой-нибудь откровенной глупости.

Я решительно вылила свой чай в цветок, на свое горе стоявший слишком близко к столу. Впрочем, судя по его однозначно мутировавшему и нездоровому виду, не я была первой и не я стану последней. Переживет.

– Итак, тогда куда же мы идем?

Арлирриг согласно поднялся, отряхивая с колен крошки хлеба.

– Для начала – за городскую стену.

Хм… На диво подозрительно логично…

Дураки учатся на своих ошибках, умные – на чужих, а мудрые смотрят на них и не спеша пьют пиво. Ведьм же в эту классификацию почему-то включить не удосужились. Должно быть, потому, что не знаю, как к Ильянте или Таирне, но ко мне фраза «учится на ошибках» вообще никак не относилась. Я на них не учусь – я их коллекционирую.

И, попав на новую, незнакомую, сразу же начавшую чего-то от меня беспардонно требовать Ветку, не ощерилась в ответ гадючьими клыками, а наивно отмахнулась на время от проблем и искренне залюбовалась новым пейзажем.

Арлирриг вел меня по какой-то давным-давно заброшенной козьей тропке шириной в две с половиной пяди. Виттар играючи перескакивал с одного камня на другой, не обращая даже малейшего внимания на их сотоварищей, выскальзывающих из-под ног и с веселым грохотом отправлявшихся вниз, в кипящую белесой пеной реку.

По левую руку от меня упорно взбирался по крутому каменистому склону упрямый вьюнок, справа над обрывом торчали жесткие плетенки длинных корней. Слоистые сине-серые камни казались до блеска отшлифованными десятками проходивших здесь ног. Шумливая горная река в урочище меж двух гор ехидно щерилась острогранными валунами.

– Ты там как, идешь? – Виттар впервые за четверть часа соизволил обернуться, чтобы узнать, не сверзлась ли я часом в пропасть. До этого подразумевалось, что я, аки горная коза, могу скакать по корням и камням не задумываясь. Правда, так оно на деле и было…

– Иду-иду.

– Замечательно! – Вот словечко, которым, как я уже заметила, он мог выразить все, что угодно: от восхищения до ярости, по-особому повторяя его на все лады.

– Погоди! – Я на минутку остановилась перевести дух и откровенно залюбовалась щемящей сердце бездной, глухо рокочущей быстрыми волнами на глубине. – Лир, а как называется эта река?

– Эта? – Виттар почему-то усмехнулся. – Льеттиа.

– А что смешного?

– Просто с этим местом связано множество легенд. Например, вон с той горы – видишь, самая высокая?

– Ага. – Я, больше по привычке, прикрыв рукой глаза от солнца, пригляделась к высоченной каменистой горе, верхушка которой терялась не то в утреннем тумане, не то в низких облаках. Погода нас здесь не баловала. Когда я спросила у Лира, как у них обстоят дела с предсказаниями погоды, он только рассмеялся и сообщил, что прогноза у них в принципе не бывает: горы маковками цепляют тучи, так что, если дождя не было утром, это просто означает, что он будет вечером.

– Так вот, – продолжал виттар, – это гора Змия. С нее в Льеттиа раньше сбрасывали неверных жен. Если выплыла – значит, была верной.

– Ха, тогда уж лучше быть неверной: хоть будет за что страдать! Знавала я пару Веток с подобными же способами «проверок» на ведьмовство. Связывают женщину, прижимая колени к груди, и бросают в реку. Если всплывает – значит, ведьма: стихия чистоты и невинности ее не принимает. Тогда забивают камнями. Так что выбор – утонуть или получить камень в висок – невелик. А что человек в принципе легче воды и имеет обыкновение даже плавать в ней, никого не волнует.

Арлирриг как-то искоса глянул на меня и заметил:

– Судя по тебе, ведьмы имеют обыкновение выживать даже при столь невеселой альтернативе.

Я обворожительно улыбнулась и вернула шпильку:

– Ведьмы просто не имеют обыкновения попадаться.

А что меня дюжину раз сжигали на кострах – так это так, ерунда. Должна же ведьма на Пути чем-то себя и народ развлекать?!

Тропка чуть расширилась, впереди показался разлом, впускавший в урочище новое ущелье. Вьюнок на склонах стал перемежаться с невысокими березками и осинками, то тут, то там замелькали лохматые лиловые шапки чертополоха. Облака нависали над головой клочьями неспряденной овечьей шерсти.

Лихая и самовольная Льеттиа перемешивала свои бело-серые воды с зеленоватыми волнами новой реки, расходясь изумрудно-белесыми завитками возле скал.

– А это что за река? – Я опасно наклонилась над обрывом, пристально разглядывая разноцветные причудливые завихрения скачущих по валунам волн. Виттар весьма бесцеремонно подхватил меня под мышки и поставил на ноги.

– Не наклоняйся: голова закружится.

Я презрительно передернула плечами, тщетно пытаясь остановить бессовестно качающийся перед глазами мир. К горлу подкатила тошнота.

– Мм… Ну так что все-таки за река?

Виттар равнодушно, словно в сотый раз, глянул вниз.

– Это Огневик.

Я удивленно захлопала глазами. Ничего багряного или хотя бы желтоватого в речке не наблюдалось.

– А почему Огневик?

– Потому что стекает с древних ледников и на первых своих порогах до того холодный, что в него невозможно опустить руку. Зато потом, на равнине, он почему-то за три версты успевает так разогреться, что уже вот здесь в нем горячо купаться. Говорят, что вода его содержит какое-то соединение, быстро поглощающее и долго хранящее тепло.

Я хитро улыбнулась:

– И по этому поводу тоже наверняка придумана легенда?

– Непременно, – рассмеялся он. – И еще какая!

– Расскажи!

– Подожди, на ровное место выйдем. Я, увы, не могу делить внимание между красочным повествованием и тобой, то и дело норовящей загреметь в Льеттиа.

Я фыркнула с видом обиженной кошки, но протестовать не стала. Приятно, леший возьми, что тебе уделяет внимание такой мужчина… пусть и просто выполняя свои прямые обязанности. Хватит вздыхать, ведьма!

Злосчастная тропка, с которой так и норовили соскользнуть с жалобным всхлипом мои каблуки, и вправду безо всяких предупреждений расширилась, выпуская нас на небольшую площадку, открывавшую великолепный вид на клокочущую внизу воду. Деревья – ничего необычного: осинки и березы – упрямо стиснув зубы, вцепились корнями в каменистые склоны гор. Ветер дрался с пламенеющей свежей зеленью листвой на тонких хлестких ветках.

Арлирриг, удовлетворенно вздохнув и потянувшись, достал из заплечного рюкзака тонкий кусок непромокаемой ткани и расстелил его по земле, широким жестом предложив мне располагаться. Я зябко поежилась, тщетно закутываясь в шелковый плащ поплотнее – тоже мне, нашла, в чем под конец Вязеня ходить! – и присела на краешек, с любопытством наблюдая, как следом за подстилкой из бездонного рюкзака на белый свет появляются пакет с печеньем, плетенка упакованных в пленку сосисок и загадочная бутыль, задумчиво булькавшая в руках виттара.

– Это что?

– Вино. Красное.

Я удивленно вскинула брови, но, хотя и привыкла пить вино исключительно по вечерам или ночам, спорить поостереглась. Новая Ветка – новые обычаи. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Громкий рокот сливающихся горных рек заглушал голоса, поэтому разговаривать мы перестали, отложив до лучших времен, когда Арлирриг прекратит увлеченно нарезать круги по всей площадке в погоне за улетевшим мешочком из-под сосисок, и сядет рядом со мной. Чего зря орать-то? Плеск накатывающих друг на друга волн напомнил мне первые дни на борту «Лирты», когда я, зачарованная игрой солнечных бликов на воде, целые дни напролет проводила на палубе.

– Лир, а как там пираты?

Виттар смерил меня серьезным взглядом и несколько досадливо поморщился, словно вопрос его неприятно кольнул.

– Все с ними нормально: высадили всех в одном из селений, команда разбрелась по тавернам, пьет без отдыха, капитан ежеминутно интересуется, где ты есть и что с тобой стало, какая зараза тебя увела и когда вернет. Грозится, что ежели только… Хм. Словом, дело идет на лад, никакой Голландец им, по-моему, больше не страшен. А почему ты спросила?

Я уклончиво пожала плечами. Не станешь же так сразу признаваться человеку, что откровенно не поверила обещанию жреца позаботиться о пиратах.

– На всякий случай. Мало ли что…

Виттар бросил на меня тяжелый взгляд, отвернулся и отрывисто упрекнул:

– Зря ты так. Ничего мы с ними не сделаем.

Я виновато поморщилась:

– Эх, Лир, если бы речь шла обо мне – я бы и не спросила. А они – просто люди, из-за меня загремевшие на вашу Ветку. И за все, что с ними здесь может случиться, отвечаю я.

– Перед кем?

– Хотя бы перед собственной совестью. – Тяжелый вздох помимо воли сорвался с губ. Ох, и не ладили же мы с этой особой…

Виттар иронично покосился, приподняв левый уголок губ:

– Что, загрызет без соли?

– Ха, отравится!

Печенье мы поделили поровну, на две кучки (свою я, признаться, так и не доела, потихоньку сплавив ее под конец Арлирригу), честь чистить копченые прямо в шкурках сосиски досталась, разумеется, мне. И занятие оказалось вовсе не из приятных.

– У тебя хоть нож есть? – тоскливо выла я на седьмой минуте мучений, горестно разглядывая забившееся под ногти мясо (ну, или что они тут в сосиски суют?).

– Нет, – глумился виттар, с любопытством наблюдая за моими страданиями и бесплодными попытками содрать эту йырову пленку с помощью ногтей, зубов и нецензурных слов в очень большом количестве.

– Да проще содрать шкуру с живой мыши, чем с этой сосиски!

Арлирриг живо заинтересовался фактом:

– Это ты из личного опыта?

– Не сомневайся! – заверила я, потеряв терпение и освежевав сосиски заклинанием. С боков теперь художественно свисали розоватые клочья, но аппетита Арлирригу это не испортило, а я была готова съесть их уже и нечищенными.

Несколько минут над поляной царило только сосредоточенное жевание: полуночной-полурассветный завтрак уже переварился напрочь, равно как и все воспоминания об оном. Солнце медленно взбиралось по дуге на уже готовую подстилку из грозных кучевых облаков, лишь изредка бросая на нас лукавый взгляд сквозь разрыв белой пелены. Мне быстро надоело прислушиваться к нудному и вдумчивому вою ветра, заблудившегося в скалистых расщелинах гор, и я педантично потребовала:

– Легенду!

– Какую? – искренне удивился позабывший все на свете Арлирриг, протягивая мне раскрученную фляжку, которую я с превеликим сомнением приняла.

Не то чтобы мне претило пить с ним из одной фляжки, но просто все вокруг мне вечно твердили, что пить из горла – это первый знак недремлющего в генах алкоголизма, а Таирна вообще после каждой чашки чая с коньяком или ликером воспитанно передергивала плечами, с материнским терпением увещевая: «Иньярра, я вот смотрю на тебя, на то, сколько ты пьешь, и только надеюсь, что ведьминская кровь обладает какими-нибудь невиданными способами расщепления всего, что ты можешь выпить за день!» Я не обижалась. Просто предлагала распить бутылку красного полусладкого на пару.

– Ту самую, которую ты отказался рассказать мне на этой козлячьей тропе!

– Не козлячьей, а козьей, – со смешком поправил виттар. Помолчал и начал: – Это не совсем легенда. Скорее вольное переложение одного из апокрифических текстов Змеиной книги.

– Какой-какой?

– Змеиной, – терпеливо повторил виттар. – Это священная книга вельдов.

– А-а-а…

Из-за огромного сероватого валуна показалась хитрая мыркающая мордочка бурундука. Зверек бесстрашно вспрыгнул на камень, распушил роскошный полосатый хвост и деловито огляделся.

– Змий – это наш бог. Он создал наш мир, он дал силу жить растениям, зверью, птицам и вельдам. Но он именно божество, и посему не может жить здесь, среди нас. Поэтому однажды он женился на вельде и наделил ее той силой, которая должна была продолжать давать энергию жизни всему рождающемуся и уже живущему. И оставил ее здесь вместо себя, чтобы этот мир не погиб. Сам же он раз в день пролетал над миром на огромной высоте – так, что видна была только темная тень, – и проверял, все ли здесь в порядке.

Что ж, я не впервые сталкивалась с подобным. Побочные ветви веры – обычное дело. Их не слишком много, но есть: так или иначе, а не все живущие на Древе верят в Хранящих, так что отдельные секты неизбежны. Любая подобная вера каким-то образом метафоризировала проносящийся по небу ежедневно Храм, восстанавливающий магическое поле Ветки, ибо это был слишком очевидный жест свыше, чтобы его игнорировать. А в остальном сектанты изгалялись как могли, приплетая к своим поверьям нежить, сонм богов и преисподнюю. Особенно любили жечь ведьм и колдунов, за что были пламенно «любимы» последними.

– Но вельда, оставшись одна, без своего божественного мужа, не выдержала пустоты и холода затворничества… – спокойно, гладко продолжал виттар. – Ей казалось, что никому до нее нет дела: она только отдает свою силу миру, а тот ничем не отплачивает ей. Ее томили завистливые или восторженные взгляды, раздражали вечные придирки: «Жена Великого Змия не должна делать того, не должна делать этого…» Она долго бродила в одиночестве по городам и весям, пока однажды не решилась на страшное.

Хорош муженек, однако! Чем он, интересно, думал, когда оставлял ее здесь в таком положении? Вот он, мужской эгоизм! Во всей красе!

– Она изменила своему мужу с одним из влюбленных в нее вельдов…

Тоже мне, великий грех! Да таким мужьям не изменять надо – травить их! Толченым стеклом в варенье!

– …и родила от него трех дочерей-близняшек…

Уже хуже. Осторожнее надо быть.

– А потом вообще сбежала со своим любовником от вельдов и Змия, решив, что хватит с нее подобной жизни.

– А дочери? – торопливо вклинилась я в ровную, словно не раз уже рассказанную им историю. Ему бы баюном заделаться!

– А дочери остались здесь, с нами. Но с той поры, как вельда сбежала с Авалоры, никогда больше тень Змия не мелькала на небе. И живительная сила, дарованная богом своей жене, тоже исчезла вместе с ней. Ее дочери в какой-то мере унаследовали материнский дар, но не полностью, и их сил едва-едва хватает на то, чтобы поддерживать хоть какую-то жизнь на Авалоре. Вот с тех пор и пало на наш край проклятие, по сей день именуемое «гневом Змия». Впрочем, это, конечно, только легенда, а не официальная версия.

После такой легенды «официальной версии» мне уже не хотелось.

– Лир, а при чем тут, собственно, речки и горы? – вдруг пришла мне в голову удивленная мысль. – Ты ведь обещал мне легенду об Огневике!

Арлирриг изумленно вскинул брови:

– А я разве не сказал? Здешние ущелья служат как бы живой иллюстрацией к легенде: гору Змия, философски взирающего с высоты на бесчинства собственной жены, я тебе показывал, саму вельду, ставшую его женой, звали Льеттиа, а вельда – ее любовника – Огневиком. Если бы мы шли в противоположную сторону, то наткнулись бы не на венчание двух рек, а на дельту, где Льеттиа распадается на три реки – Льеты. Так звали ее дочерей.

– Всех одинаково?!

– Да. Они воспитывались у разных вельдов, так что, несмотря на одинаковую внешность и имена, путаницы не возникало. Они, в отличие от своей матери, не предали родного мира и не ушли вслед за ней.

Меня покоробила такая безапелляционность.

– Лир, подумай сам, как могла жить в подобных условиях обычная женщина? Она же не святая, в конце концов, чтобы со стоическим терпением выдерживать все подколки и издевки соседей, раз в сутки видеть своего мужа на непреодолимо огромной высоте и целыми днями вышивать крестиком!

Виттар резко повернулся ко мне лицом, в его прекрасных темных изумрудных глазах мелькнула черная вспышка. И я вдруг совершенно отчетливо поняла, что одинокая, несчастная, оставленная всеми женщина, не выдержавшая тяжести возложенной на нее ноши и нарушившая свой долг, никогда не найдет прощения в этих зеленых глазах.

– Ее никто не заставлял быть примерной женой, Иньярра, – холодно возразил Арлирриг. – Никто не упрекнул бы ее, начни она осаживать обидчиков и плевать на советы «доброжелателей» – поворчали бы и умолкли. Леший с тем, что она изменила Богу и даже родила от любовника трех дочерей. Все это можно списать на женскую слабость, беспомощность и тому подобное. Но как она посмела бросить на погибель целый мир? Ведь знала, что каждая капля ее силы – это распустившийся цветок, раскрасневшаяся в подвенечном уборе невеста и радостно засмеявшийся ребенок. Чем ты можешь оправдать это?

Я не ответила и отвела глаза.

Как можно ответить почти незнакомому человеку на вопрос, который снедает тебя саму вот уже седмицу?

Пещеры темнели зловещими черными зевами на высоте полуверсты, будя во мне ненасытное любопытство, пережившее уже огонь, воду и медные трубы, но все никак не унимающееся вот уже несколько десятков лет. К таинственно манящим входам вела змеящаяся по склону тропинка, кое-где даже художественно украшенная подобием ступенек и двумя лавочками.

«Икскурсий нет. Са склона падають камни!» – гласило полуобглоданное хорошенькой рыжей дикой козочкой объявление. Козочку я тщетно пыталась подманить минут десять, дабы выяснить содержание съеденной части, но потом отчаялась: рыжая хитро посверкивала янтарными глазами и подозрительно стригла аккуратными ушками, любопытно тянясь к моей перевернутой ладонью вверх руке, но не приближалась ни на шаг, пугливо отбегая при любом резком движении.

– Не подойдет, – качнул головой Лир. – Они тут пуганые: когда экскурсии бывают – народу много, и каждому непременно приспичит погладить козу. Ладно, если только погладить, а то ведь…

Я с сожалением покосилась на симпатичную рыжую мордочку и вздохнула:

– Жалко. Ну да ладно. Так что, лезем?

Виттар опасливо покосился на меня, проверяя, не шучу ли, но неприлично честная ведьминская физиономия его не вдохновила.

– Иньярра, ты умеешь читать? – мягко поинтересовался вельд, подходя вплотную к объявлению и пальцем тыкая во вторую строчку.

Я надменно тряхнула волосами:

– Не поверишь: да!

– Тогда будь добра, прочти мне вот это вслух.

Я оскорбленно дернула плечом и сквозь зубы процедила:

– «Со склона падают камни». Ну и что?

– Действительно, какие мелочи!

– Лир, ну здесь же не написано: «подниматься к пещерам запрещено»!

– Ах да, как это организаторы оплошали! – Лир постучал меня согнутым пальцем по лбу. – Раньше проезжающим хватало предупреждения о камнях, чтобы народ туда не совался после дождя.

– Раньше здесь не проезжало ведьм! – резонно возразила я и тут же уступила: – Ладно, если ты боишься – подожди меня здесь: я сама схожу и посмотрю. Могу даже пообещать особо не задерживаться.

– Щас! – фыркнул виттар, решительно направляясь к полуобвалившейся лесенке и галантно предлагая мне руку: – Пожалуйте, Ваше Ведьмовство!

Мое Ведьмовство с сомнением покосилось на свои двухпяденные каблуки-шпильки, тяжело вздохнуло и очертя голову ринулось на штурм горы.

Тропинка язвительно петляла меж камней, порой делая повороты чуть не на сто восемьдесят градусов, бесстыже заканчиваясь тупиком из поваленного ствола дерева или змеисто разветвляясь на несколько рукавов. Некогда добротно сделанные, а ныне лишь горестно догнивающие ступеньки были склизкими и так и норовили выскользнуть из-под осторожно поставленной на них ноги. Прямо из каменного валуна, по-акульи раззявившего сколотую пасть, хищным извивом тянулась к солнцу береза. Впрочем, учитывая местный климат, тянулась она скорее к тяжелым, грозно нависавшим над нашими бедовыми головами тучам. Земля казалась все дальше и дальше, а крутизна подъема на каждом шагу предрекала экспресс-спуск до подножия горы. Мной вдруг овладела несвойственная беспечной ведьминской душе нерешительность:

– А если я упаду?

– Я подниму! – великодушно пообещал легко взбирающийся по склону виттар.

– А поймать?!

– Это сложно, – пожал плечами вельд. – А поднимать можно особо и не торопиться…

– Ну ты и… – Приличных слов для определения его сущности я сразу не нашла, неприличными с ходу разбрасываться не хотелось, а выдумать что-нибудь оригинальное не позволяла тропинка, отнимающая все внимание.

– Ага, – с готовностью подтвердил гнусно ухмыляющийся вельд. – Я такой!

Я с досадой плюнула на подвернувшуюся фиолетовую метелку чертополоха и продолжила бесконечный подъем. И на кой леший мне вообще сдались эти пещеры?..

Черный ход овевал ледяным дыханием разгоряченные после длинной лестницы щеки. Где-то далеко внизу виднелась ровная земля, на которой я, кажется еще так недавно, спорила с Лиром. Последний с небрежным, совершенно незапыхавшимся видом стоял у входа в пещеру, опираясь плечом о холодный камень.

– Как она хоть называется? – тяжело вздохнула я, с уже весьма поумерившимся любопытством оглядывая скалистый свод, казавшийся таким занимательным снизу.

– Тайдинская Большая, – охотно отозвался виттар. – Из нее по лабиринтам есть выход к малой Медвежьей, средней Круговой и Ходу Змия.

– Что ж, будем искать, – бодренько объявила я, исподволь любуясь мученически вытянувшимся лицом своего проводника. – Вижу я, хвала Хранящим, в темноте как кошка.

– Да ну? – не поверил вельд. – Ручаюсь, в тех пещерах и кошка потерялась бы.

Не нравилось мне это. Ох, не нравилось… То он знал о ведьмах до неприличия мало, спрашивая об элементарных вещах, то проявлял недюжинные знания, как, например, в разговоре со жрецом. Словно… проговаривался, досадуя за это на самого себя и тут же пытаясь сгладить эффект, но зарождая только еще больше подозрений в недоверчивой ведьминской душе. Что он на самом деле знает обо мне? Откуда? И, главное, каким образом узнал?

– Тогда как же туда водят экскурсии? – возразила я. – Неужели осматривают на ощупь?

– С факелами, – пояснил Лир. – Поэтому там сейчас уже все стены напрочь прокопчены, и смотреть особо не на что.

– Все равно пойдем! – решительно заявила я, примеряясь к грязной скользкой тропке, ведущей в высокий лаз. – Глупо было бы взлезть на такую высоту, переглянуться и вернуться несолоно хлебавши!

Лир философски пожал плечами, с высоты мужского всепрощения промолчал и отправился следом за мной.

В пещерах было сыро, грязно и скользко. Даже ведьминский взгляд выхватывал из темноты только куски темных, на совесть закопченных сотнями факелов стен и обрывистый пол, в щели которого то и дело пытался попасть каблук, страстно, видимо, желая там на веки вечные и остаться. Арлирриг терпеливо шел следом, ни разу не запнувшись, не споткнувшись и неизменно поддерживая меня под локоть, когда я оступалась.

– Пахнет сырым и затхлым подвалом, – поделилась я впечатлениями после недолгого осмотра. – Или склепом.

– Тебе видней, – со смешком согласился виттар и, видя мое недовольное непонимание, пояснил: – Как профессионалу. Склепы там всякие, урочища с упырями, неспокойные кладбища…

– И упокоением отдельных антиобщественных элементов тоже не брезгую, – веско просветила я вельда, медленно приходя к унылому выводу, что пробраться по лабиринтам к другим пещерам нам уже не удастся: грязь под ногами скользила, не давая забраться ни в один мало-мальски приличный лаз, так что оставалось только плюнуть с досады и отложить осмотр до лучших времен. – Ладно, возвращаемся.

– А как же обещанный осмотр всего каскада пещер? – мстительно съязвил виттар.

– В следующий раз, – отрезала я. – А не то, боюсь, мы здесь зазимуем, а обедать нечего. Далеко до ближайшей таверны?

– У меня еще печенье с вином осталось, – нахально соблазнял вельд. – А до лаза могу и подсадить…

– После вина? – наигранно испугалась я. – Опасаюсь, подсадишь ты меня куда-нибудь не туда, а потом еще и снимать откажешься! Нет уж, пойдем к выходу!

Легко сказать: пойдем! Красиво развернуться и решительно направиться в сторону тускло светлеющего где-то довольно далеко узкого входа в пещеру. Не учла я только одного: что спускаться по скользким острым камням гораздо сложнее, чем подниматься.

Крупитчатая грязь с готовностью поехала под каблуками – и я с отчаянным воплем полетела вниз, судорожно пытаясь уцепиться за что-нибудь руками. Вспышка слепящего ужаса, мелькнувшие своды пещеры, сменившиеся серым небом, сосущее ощущение свободного падения, злая мысль: «Ну на кой йыр я туда полезла?!!» – и болезненный рывок в запястье.

– Тихо, спокойно, – ровным голосом увещевал Лир, беззвучно кинувшийся следом за мной, лишь заслышав крик, и стальной хваткой сжавший мне руку.

Я судорожно сглотнула, отгоняя мысленный образ той бездны, от падения в которую меня сейчас удерживала только ладонь виттара. Причем удерживала, надо признать, с нечеловеческой, почти звериной силой, без малейшего напряжения.

– Дай мне вторую руку, – спокойно попросил виттар, не меняя непроницаемого выражения лица и всем своим видом не позволяя сомневаться в том, что он меня вытащит. Где-то в глубине души трусливая струнка напомнила, что, как ни крути, а все же я женщина – то есть существо изящное, хрупкое и беззащитное. Захотелось заорать не своим голосом, но я упрямо заглушила панику и медленно, стараясь особо не дергаться, протянула виттару левую руку.

– Так, хорошо, – похвалил он. – А теперь цепляйся и подтягивайся, я помогу тебе рывком. Давай: раз, два, три!

Я резко подалась наверх, и Лир, сильно дернув, втащил меня на площадку перед лазом.

– Вот леший… – глухо пробормотала я, медленно оседая на землю. Виттар бережно поддержал меня под руки, усадил, прислонив спиной к скале, и уселся на корточки рядом. Мир хмельно качался перед глазами, к горлу подкатывала тошнота, к голове – запоздалый страх.

Странно, сколько раз стояла вот так, один на один со смертью в лице вьютры, вурдалака или кого еще похлеще – и ничего, ни один мускул не дрожал. А здесь пальцы меленько тряслись от пережитого ужаса.

Впрочем, идя на бой с нежитью, я готова к этому бою: меч в руке, полусогнутые в готовности швырнуть любое заклинание пальцы, ледяная пустота и сосредоточенность в голове. А здесь все было слишком быстро и неожиданно.

– Ты как? – Арлирриг осторожно приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза. – Испугалась?

Я неопределенно пожала плечами и отвела взгляд, стыдясь признаваться, что да, и не в силах лгать, что нет.

– Не знаю, Лир… Я не боюсь смерти: когда то и дело подмигиваешь старухе, выглядывающей на твоем пути из-за кустов, перестаешь каждый раз суеверно креститься. Все мы, маги-воины, слишком хорошо понимаем, что встали на тот путь, конец которому наступит не дома в постели и окружении десятка детей и внуков. Умереть было бы не страшно, но… обидно.

Виттар рассмеялся и беспечно потрепал меня по плечу:

– Не бойся, не умрешь! Это моя работа. Нудная и тяжелая.

– Вот как?! – возмутилась я. Призрак бездонной бездны таял в воспоминаниях, заслоняясь язвительными речами вельда.

– Зато увлекательная и интересная! – мигом исправился виттар, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку. На мужском запястье багровели пять глубоких кровоточащих дуг – памятка от слишком сильно вцепившейся в свое единственное спасение ведьмы.

– Тебе не больно? – поразилась я, осторожно, подушечками пальцев касаясь ранок.

Виттар равнодушно пожал плечами:

– А то ты сама не знаешь.

– То есть? – нахмурилась я, озабоченно разглядывая его руку, так не похожую на привычные загребущие лапы мужчин: ненамного шире меня в кости, она обладала какой-то неестественной силой, удержавшей меня – признаться, не бесплотную – над обрывом.

– То есть сознание не воспринимает боль тела, – послушно объяснил виттар. – Тот дар, который ты получила в Храме Змия, – просто часть способностей вельдов. Этакое «приобщение». Так ты идешь?

Я покорно поднялась на ноги, искренне сомневаясь, что они будут меня держать. Но ничего, обошлось. Опираясь на локоть Арлиррига, я даже смогла снова подойти к тому обрыву и начать долгий спуск вниз. О том, как быстро я могла бы спуститься, если бы не виттар, думать не хотелось.

Арлирриг шел впереди и на всякий случай крепко держал меня за руку, развлекая дурацкими побасенками. А я со всей осторожностью выбирала место для ступни, вполуха слушала его и мучительно размышляла, кто же такой этот странный человек, умеющий смеяться одними глазами, мгновенно превращаться из ледяного демона в иронизирующего скептика или беспечного спутника и сохранять абсолютное хладнокровие перед зияющей пастью смерти.

Да и человек ли?..

Вельде, гостеприимно распахнувшей перед нами калитку, навскидку можно было дать лет сорок. Ну может, чуть больше. Приветливая улыбка не сходила с подвижного лица, озаренного какой-то по-девичьи шаловливой радостью.

– Где ж тебя носило полгода, горе луковое? – беззлобно корила она «виновато» потупившегося виттара, чуть не силой затаскивая нас обоих во двор. – Я уж думала, ты в кощунцы подался!

Виттар возмущенно засопел:

– Как?! Я?!!

– Ты-ты, – со смехом подтвердила вельда и повернулась ко мне. – Да ты заходи, девочка, не стесняйся!

«Девочка» поспешно захлопнула разинутый от удивления рот, мысленно пообещала себе вернуть шпильку и заперла за собой калитку на крюк.

– По Веткам шлялся, где ж мне еще быть-то, – уже серьезно объяснил виттар, привычно распахивая дверь в дом и разуваясь у порога. – А вы здесь как живете?

– Да как нам жить, – пожала плечами вельда. – Как жили, так и живем. Только Льету я что-то давненько не видела, ну да это и раньше бывало.

Виттар нахмурился, но промолчал.

– Ты меня со спутницей своей не познакомишь? – напомнила вельда, когда мы обе уже отчаялись дождаться от Арлиррига инициативы в этом пикантном вопросе. Мне-то что: я и сама назваться могу. Вот только на каждой Ветке свои обычаи: вдруг здесь представляться самой неприлично? Хорошенькое же впечатление я тогда произведу с самого порога!

– Это Иньярра, ринда, – покорно объявил виттар. Лицо вельды изумленно вытянулось, как колбаска теста в умелых руках стряпухи, и медленно залилось багровой краской. – А это Грида, ара.

Интересно, это такое имя: Грида-ара или я опять чего-то не поняла? Это уже становится печальной традицией…

– П-простите, ринда, – торопливо склонилась в поклоне Грида, испуганно перекосившись от своего панибратского и даже несколько покровительственного тона. – Я не знала…

Я суетливо замахала руками, открещиваясь от этих дурацких почестей:

– Да бросьте вы! Еще чего не хватало – поклоны отвешивать! – Я бросила на виттара гневный взгляд – тоже мне, нашел как представить! – но он и не смотрел в мою сторону, искренне наслаждаясь сценой всеобщего смущения и замешательства.

Грида удивленно выпрямилась и просверлила меня непонимающим взглядом.

– Давайте на «ты», – осторожно увещевала я.

– Ну… – видимо, спорить с риндой здесь и подавно не полагалось. – Хорошо…

– Вот и чудненько!

– Замечательно! – поддержал меня вельд, вложив в это словечко весь свой скепсис и ехидство.

Вельда, быстро оправившись от шока и сообразив, что я совсем не горю желанием быть великой святой, пришедшей, дабы спасти их мир, мгновенно повернулась к Арлирригу и иронично скомандовала:

– А сейчас самый вредный из нас немедленно возьмет ведро и отправится за водой! Ибо иначе он останется без обеда!

– А почему сразу я, – по-детски заканючил Арлирриг, хитро поблескивая зелеными глазами. – Чуть что – так сразу и самый вредный, и за водой… Что я вам, ишак навозный?..

Мы дружно расхохотались, но не сжалились и за водой его все же погнали. Ибо приготовить обед без воды мог бы разве что закоренелый любитель черствых сухарей или… ведьма.

Но кто сказал, что я собиралась объявлять это общественности?

Женщины, безусловно, умеют хранить любые смертельные тайны. Но сообща.

И поэтому, в две руки варганя обед на троих, мы с Гридой сплетничали безо всякого зазрения совести. Картошка быстро белела, освобождаясь от кожицы, мясо послушно обваливалось в муке, а разговор, разумеется, крутился вокруг ушедшего к колодцу виттара. Хвала Хранящим (или уже Змию?), колодец был далеко.

– Давно ты его знаешь? – невинно обронила я, кладя очередную очищенную картошку в миску к остальным. Прищурилась, прикидывая, хватит ли нам этого или спуститься в подпол и принести еще. А леший с ней, если что – урежем порцию Арлиррига. Под предлогом его повышенной вредности.

– Давно, – усмехнулась вельда. – Уж всяко дольше, чем ты.

– И как?

Вельда неопределенно пожала плечами:

– Да так… Скептик, насмешник, шутник. И просто хороший вельд. Сейчас таких немного. А тебе как?

Я тяжело вздохнула. «Как» он мне, очень хотелось бы знать самой. Но то, что лезло в голову, признавать правдой категорически не хотелось, а ничего больше не придумывалось. И голос разума, как назло, куда-то запропастился…

– Не знаю пока, – уклончиво ответила я и перевела тему. – Грида, если не секрет, а сколько тебе лет?

– Много. И сама не упомню, – отшутилась та.

– Но уж не больше, чем мне!

– А тебе сколько? – удивилась вельда.

– Восемьдесят два… нет, уже три!

Грида удивленно захлопала красивыми, ярко-васильковыми глазами с длинными пушистыми ресницами.

– То есть?

– Я же ведьма, – беспечно пояснила я. – А маги – и те живут никак не меньше трехсот лет. Хотя редко какая бесь им позволит столько прожить, конечно, но в теории…

– А, – понятливо протянула вельда. – Ты не удивляйся, что я так спрашиваю: я же не витта, чтобы про другие Ветки много знать. Так что, где услышу… А мне двадцать три года.

– Ско-о-олько?! – удивленное словцо сорвалось с губ прежде, чем я подумала, что произносить его, пожалуй, все же не стоило. Даже несмотря на то, что выглядела вельда в два с лишним раза старше. Но каким образом, леший побери?!

– Двадцать три, – не обижаясь, повторила вельда, и с таким видом, как будто мне это должно все объяснить, обронила: – Я ведь ара.

– Ну и что? – тупо спросила я, машинально нарезая картошку соломкой и отправляя в большой казан с шипящим на дне маслом, сыто булькавшим с каждой новой порцией. Раскаленная печь пыхала жаром, но не было ни видно привычных сполохов пламени за неплотно притворенной заслонкой, ни слышно уютного потрескивания поленьев. Да и не пахло огнем, если уж честно.

– Как что?

Я отодвинула подальше разделочную доску, чтобы не порезаться в запале, и повернулась к вельде лицом. Хватит, дальше терпеть этот идиотизм я не намерена.

– Грида, я понятия не имею ни о том, кто такие ары, ни о том, кто такие витты, вельды, кощунцы, жрецы и все остальные! Я в принципе оказалась на Авалоре сегодня ночью, а этот наглый тип, – раздраженный кивок в стороны открытой входной двери не дал посомневаться, о ком это я, – и не подумал что-нибудь мне объяснить!

Вельда пораженно всплеснула руками:

– Да как же жрецы тебя выпустили, ничего не объяснив?!

– Встреча с ними была далека от теплой и дружественной, – угрюмо буркнула я.

Вельда тяжело вздохнула, вывалила мясо на сковороду, размешала и накрыла крышкой, чтобы не так сильно брызгалось масло.

– Ладно, сядь. О Змий, и как же мне объяснить все так, чтоб ты поняла?

– Начни с главного, – посоветовала я.

Вельда по-кухарочьи вытерла руки о передник и села за стол напротив меня. Задумчиво переплела тонкие пальцы рук в замок.

– Прежде всего: на Авалоре живут вельды. Только вельды. От людей они отличаются рядом… немного необычных на первый взгляд особенностей.

– Так, – я торопливо укладывала информацию по полочкам памяти. – А какими конкретно особенностями наделены вельды?

– Хм… Разными. В зависимости от того, какой путь они избрали. Понимаешь. – Вельда запнулась, подбирая слова. Мясо глухо шкворчало под крышкой. – С самого начала жизни каждого вельда заставляют выбрать то, как он будет жить. На Авалоре очень мало энергии. Не знаю, какой: магической, жизненной или еще какой-нибудь – я не философ и не жрец, пусть они там пустословят. Но витты говорят, что на других Ветках просто… дышится легче, что ли…

Я поднялась помешать наш обед, чтоб не пригорел, стараясь не пропустить ни слова Гриды и быстро соображая.

Итак, о какой энергии идет речь, я очень даже понимала. Неважно, как ее назвать: элементарной, ментальной, магической или еще какой-нибудь. Любая энергия может преобразоваться в другой ее вид. Правда, с помощью этакого «проводника», которым обычно выступают маги, жрецы или представители магических рас, но это уже не суть как важно. На Авалоре же энергии в принципе было катастрофически мало: над ней не летал ни один Храм, орошая землю своей силой. Храмы словно в принципе вычеркнули эту Ветку из Древа, забыв про нее раз и навсегда. Только с чего бы? И как тогда вообще живет эта Авалора, если запасы ее энергии не пополняются, а жить-то надо, и соответственно тратить ее приходится?!

– А поэтому жить здесь всем вельдам нельзя, – продолжала тем временем Грида. – И мы делимся как бы на три «лагеря». Одни из нас – кощунцы – в принципе уходят на другие Ветки и никогда сюда уже не возвращаются. Они живут обычную человеческую жизнь – довольно долгую по нашим меркам, – но, как выяснилось, теряя связь с Авалорой, они теряют и все способности вельдов. Становятся просто людьми. Это словно плата за лишние годы жизни.

Хм, интересно, а какие же конкретно способности они теряют? И стоит ли овчинка выделки?

Масло на сковороде с треском брызнуло, осев на руке вельды. Та вскрикнула от неожиданности, накрыв предплечье второй ладонью.

– Ох, прости, – покаянно пролепетала я, спешно накрывая сковороду позабытой на столе крышкой.

– Прощает тот, кто исправил, – отмахнулась вельда и продолжила: – Так вот, когда мы поняли это, появились витты. Они живут жизнь «пополам»: полгода здесь – полгода в другом мире, глубоко вдыхая насыщенный жизненной силой воздух прочих Веток. От них мы, по сути, и знаем все то немногое о Древе, что записано в наши книги. Они живут около пятидесяти лет – тоже немало – и платят за это половиной своих способностей. Кощунцы не могут ничего. Витты остаются универсальными оборотнями, продолжают не ощущать боли, регенерировать – хотя и не так хорошо, как раньше, – и умеют безо всякой магии переноситься с Ветки на Ветку.

– Что такое универсальный оборотень? – торопливо вклинилась я.

– Это оборотень, у которого не одно звериное обличье, а много. Он может быть птицей, волком, медведем, змеей – кем угодно!

– Окворреть! – выдохнула я. – Но если это все – только половина способностей, то каковы же они в полном наборе?!

М-да, с таким современная магия еще не сталкивалась… Вот так Ветку я раскопала! Да тут работы исследователям – непочатый край и еще немножко!

– А полным набором, – с затаенной болью улыбнулась вельда, – обладают только ары. Мы регенерируем, обладаем редкостной силой, невероятным здоровьем и недюжинными способностями к лечению других. А еще мы – абсолютные оборотни.

Назревал вопрос «что такое абсолютные оборотни», но он мог и подождать.

– Грида, а сколько вы живете? – вырвалось у меня, хотя в глубине души я понимала, что ни одна из нас не захочет услышать этого ответа.

– Тридцать лет, – глухо ответила женщина… девушка.

У меня потемнело в глазах. Йыр побери, да что же это такое творится?! Какого лешего эти Храмы позволяют себе такое!..

– И это только из-за Льет. Не знаю, каким образом, но они словно призывают на нас благословение. Без них мы бы и десятка лет не жили. Тело, не болея, не ранясь, катастрофически быстро стареет и умирает.

– А что значит «абсолютный оборотень»? – машинально спросила я, все еще не оправившись от предыдущего ответа.

Грида рассмеялась:

– О, этого не объяснишь! Это надо показывать.

Она как-то неуловимо взмахнула тонкими руками – и передо мной оказался совсем другой человек.

Вьющиеся тонкие волосы превратились в толстые ровные косы, лежащие по обе стороны пышной груди, тонкие, почти девичьи руки загрубели и раздались в запястьях, открытый лоб стал гораздо выше и шире («Быков бить!» – говаривала одна моя знакомая, завидя женщину с таким лбом). Еще одно суетливое движение – и уже рыжеватые пряди пышной гривой усыпали плечи, тонкие нервные пальцы оказались украшены длинными – почти как мои – ногтями, тонкий нос аристократически морщился, вдыхая запах однозначно подгорающей картошки. Только глаза – яркие, выразительные васильковые глаза – оставались такими же, как бы ни менялась остальная внешность.

– Ничего себе! – пораженно присвистнула я. – Вот бы мне так: без косметики, гребня и прочих женских штучек!..

Картошку мы спасли общими усилиями, выловив ее из масла в последний момент: еще чуть-чуть – и остались бы только угольки. Грида, явно довольная произведенным эффектом, весело щебетала, поясняя:

– Точно так же и с любым звериным обликом: могу быть серой волчицей, могу рыжеватой или серебристой – по настроению!

– А вы в зверином облике – разговариваете?

– Спрашиваешь! – возмутилась Грида. – Еще как! И имен у нас много: для каждой человеческой ипостаси. Например, Грида – Ригридьет, Гридьятта, Гридента – и так далее, до бесконечности.

Я задумчиво кромсала ножом мягкие листья салата, пытаясь поймать за хвост какую-то упрямо крутившуюся в подсознании мысль. Мысль язвительно ускользала, дразня блестящим оперением.

– А жрецы?

– А жрецы обитают в святилище, и поэтому живут гораздо дольше, нежели мы, – равнодушно пожала плечами Грида. – Правда, понятия не имею, чем они там занимаются и что в них такого особенного, но нас воспитывают в уважении к ним. Это они некогда провозгласили приход ринды, которая якобы должна спасти наш мир от такой полужизни-полусмерти. Вот только я сильно сомневаюсь, что его вообще можно спасти. Гнев Змия слишком силен, а Льеттиа, как ни крути, не вернешь.

– Ты тоже знаешь про Льеттиа? Это же апокрифический текст.

– Да, – просто согласилась вельда. – Апокрифический, конечно. Но только эту легенду знают все в округе и все, кстати, в нее верят, а вот Книгу Змия не сподобилась прочитать и половина аров – что уж говорить о виттах или кощунцах? Я, например, и то не читала.

Хм…

– А чем таким знамениты виттары?

Грида настороженно прищурилась, осторожно поинтересовалась:

– А откуда ты знаешь про виттаров?

Я как можно простодушнее пожала плечами:

– Жрец рассказал.

– А, – успокоилась ара. – Виттары – это наше секретное оружие. Про них мало кто знает даже среди вельдов, куда уж там за пределами Авалоры. Они – нечто среднее между виттами и арами. Живут долго, бесконечно, кажется, долго. Могут уходить на другие Ветки, но при этом не теряют своих способностей и остаются абсолютными оборотнями. Понятия не имею, для чего их используют жрецы, но, думаю, этого мне никогда уже и не узнать. Иньярра? С тобой все нормально?

Остаются абсолютными оборотнями. Меняют во внешности все, кроме глаз. Ярко-васильковых, широко и любопытно распахнутых. Или темно-изумрудных, странных, бездонных, как пропасть, с золотистыми искрами в глубине зрачка… «И имен у нас много…»

– Грида…

– Что? – услужливо откликнулась ара, удивленно разглядывающая мое застывшее в маске нечеловеческого ужаса лицо.

– А сколько на Авалоре дают за убийство?..

Что-то было не так. И ох как не так.

Это он понял еще с самого начала, когда звонко плюхнул на порог полное ведро, звучно причитая на весь двор:

– А вот каму вада?! Каму вада чистая, целебная, всякую хворь почище трав снимает!! Сам час из лужи цедил!!!

А в ответ вместо циничного голоса Иньярры получил только короткое от Гриды:

– На кухню неси. Тоже мне шутник.

Ведьма безмолвно накрывала на стол, даже не обернувшись на звук шагов, когда он вошел. Попытка шутливо обрызгать ее мокрыми руками тоже успехом не увенчалась: она, не глядя и не возмущаясь, поставила стеклянный блок, по которому капли тихо стекли на пол.

Виттар пожал плечами и оставил бесплодные попытки. Леший ее поймет. Может, устала. Поди-ка вот так полдня поскачи по горам, а потом еще и упади с обрыва. Она же не мужчина и даже не вельда. Больше думать о девушке надо, виттар, больше.

– К столу! – певуче позвала ара, поставив на середину столешницы блюдо с поджаренным мясом и горкой картошки.

– Ура! – ослепительно улыбнулся вельд. Ведьма все так же молча подсела с краю. – Положить тебе салат?

– Нет, спасибо, – ровно ответила она. – Я сама.

Странно. Вроде бы и не обиделась: разговаривает же. Ладно, разберемся. Хотя, как говорится, на свете нельзя сделать трех вещей: выпить бочонок вина, съесть быка и понять женщину. Надорвешься. А ведь так хочется хотя бы попытаться!

– Кстати, – пробурчал Арлирриг с набитым ртом, обращаясь к Гриде, – что там за школу новую в конце селения поставили? На нее же леший знает сколько лет деньги копили – и без толку.

– О, это та еще история! – хохотнула вельда, пододвигая к нему поближе блюдо с мясом и чуть не силой накладывая Иньярре салат. Ведьма недовольно поморщилась, отнимая тарелку, но спорить вслух не стала. – Копили мы на школу деньги, копили – сам ведь знаешь: в старой места совсем не было, дети в три смены занимались! Год копили, два, три. А на четвертый смекнули, что этак мы до прихода Змия копить можем. Снарядили, значит, комиссию – и отправились по купцам.

Вельд быстро разрезал мясо на множество мелких кусочков и украдкой покосился на Иньярру. Та сидела почти неподвижно, изредка лениво тыкая вилкой в салат. Выглядело это так, словно перед салатом был съеден обед из семи блюд, а ведь последний раз они ели часов шесть назад. Да и на аппетит ведьма никогда не жаловалась.

– Иньярра, ешь!

Ведьма удивленно вскинула тонкие смоляные брови, но даже глаз на него не подняла.

– Что-то не хочется.

Как там она в свое время говорила? «Существует два способа, как заставить женщину что-нибудь сделать. Только вот никто их не знает».

А если женщина еще и ведьма… Мрак.

– Так вот, – продолжала тем временем ара. – Приходим к Звонову – двести сантэров дает. Приходим к Люхину – помялся, полторы сотни дал. И так каждый. Уж меньше сотни-то нам ни разу не давали. И вот напоследок приходим мы, значит, к Карманову – ну знаешь, он же у нас самый денежный мешок – как ни месяц – пять тысяч чистого доходу.

– Ну знаю, – вынужденно буркнул виттар, бросив очередной хмурый взгляд на ведьму. Та проигнорировала его с потрясающим величием. Без малейшего надрыва, обиды или назревающего скандала. Никаких привычно женских заморочек. Ведьма никогда не разменивалась на подобную показуху. Леший побери, и как же тогда вообще выяснять, чего она на него взъелась?

– Ну и вот, – обрадованно подхватила вельда, придя к выводу, что ее все же слушают. – Приходим – а тот нам двадцатку этак небрежно на стол швырнул – и, дескать, вы мне еще спасибо сказать должны! Ну а нам что оставалось? Взяли и ушли. Всю ночь ему потом кости перемывали. А наутро и сообразили, как из него деньги вытрясти.

Ведьма невозмутимо отодвинула тарелку и поднялась налить всем чая. Впрочем, себе, разумеется, чернаса. Тонкие руки быстро сновали от полки к полке, доставая чашки, чай, мелиссу и сахар. Волосы игриво плескались по спине, цепляясь за отделку на вороте.

– Созвали всеобщее собрание, пригласили всех купцов, у которых деньги просили, провозгласили им общую благодарность и сказали, что честь зачитать список купцов, пожертвовавших деньги на школу, с указанием сумм, ими пожертвованных, предоставляется тому самому Карманову. Ну тот только на свиток глянул: а там цифр меньше сотни-то и нет! А его фамилия – первая, напротив несчастные двадцать сантэров прописаны! Ну он со всей дури и брякнул: «Карманов – пятьсот!» А после собрания уж – хочешь не хочешь – а отдать пришлось. Не то бы мы такой скандал устроили, что еще год бы помнил. Вот так школу и построили.

– А, – рассеянно протянул виттар.

Иньярра безмолвно расставила на столе три чашки, присела на край лавки и обняла кружку тонкими пальцами, сплошь унизанными кольцами. И как они ей при волшбе не мешают? Привыкла, наверное.

– Гри-да!!! – прокричал кто-то на улице. – Гри-ида!!!

– Ой! – вскочила с места вельда. – Я же забыла совсем!!! Лирке с поливкой помочь обещала! Чай без меня попьете, ладно? И посуду вымоете!

Последние слова уже едва слышались за захлопнувшейся за арой дверью.

Иньярра с умеренным любопытством огляделась по сторонам, отыскала взглядом тазик и тряпку с мылом и, залпом выпив чашку чернаса, поднялась со скамьи.

– Подожди! – Виттар схватил ее за запястье, силой усадив назад. – Иньярра, что случилось?

Ведьма равнодушно пожала плечами:

– Ничего. Пусти, пожалуйста.

И отошла к другому столу. Виттар, помедлив, встал тоже и подошел, застыв за ее левым плечом. Ведьма спокойно наполняла тазик водой и подогревала ее взглядом, опущенной на дно рукой проверяя температуру.

– Ты на меня злишься?

Ведьма горько усмехнулась:

– Нет, ты что. С чего бы, Арлирриг? Или как там тебя?

– То есть? – нахмурился виттар.

– Арлирриг. Лиридан. Галирад. Велир. – Имена падали четко и безжалостно. Как горошины в пустую кастрюлю. – Вариантов много. А как, кстати, звали того мага с Версара?

Виттар тяжело вздохнул и снова сел. Вот зараза! Оставил на полчаса, называется…

– Иньярра, это еще ничего не значит.

– Да, ничего, – холодно согласилась она. – Ровно ничего, кроме того, что ты обманщик.

– Все совсем не так! – отчаянно выкрикнул он, в запале хватив кулаком по столу. – О Змий, убил бы того, кто тебе все так бездарно преподнес!

– Мне никто и ничего не преподносил, – отрезала ведьма. – Даже такую дурочку, как я, невозможно водить за нос без конца. Хотя ты бы от этого, пожалуй, не отказался, не так ли?

– Я и не пытался водить тебя за нос!

– А чем ты занимался последние полгода?! – Иньярра наконец развернулась к нему лицом, и виттар ошеломленно отшатнулся. Голос хлестал больнее плети, глаза жгли хуже каленого железа. – И неужели наивно предполагал, что я буду рада, когда узнаю?!

– А что тут такого?..

– Ничего, – легко согласилась ведьма и снова отвернулась, остервенело намыливая первую попавшуюся под руку тарелку. Причем чистую. – Ровным счетом ничего. Кроме того, что меня развели как последнюю деревенскую девку!

– Иньярра, я просто не мог по-другому!

– Почему? – удивилась ведьма. – Почему нельзя было хотя бы не менять постоянно личины? Примазаться на какой-нибудь Ветке, сочинить красивую легенду, почему умеешь телепортировать без магии – ты на них и без того мастак – и отираться поблизости положенные полгода под видом приятеля? Неужели тебе не пришло этого в голову, Лир?! Или было просто приятно поморочить ничего не подозревающую Хранящую?! А потом уговорить сбежать из собственного Храма и отправиться невесть куда?

Эх, девочка моя… Ну как, как тебе объяснить? Как объяснить, что просто боялся, что, если не буду каждый раз представать в новом обличье и из просто «знакомого» превращусь в «приятеля» или, того хуже, «друга», то уже ни от себя, ни от тебя не смогу скрыть, что я…

– Объясни мне, Лир! – возмущенно потребовала ведьма.

– Хорошо, – покорно согласился он. – Хорошо. Да, признаю, я поступил не слишком честно. Прости меня. Но, начиная работать, я вообще не думал, что в итоге для меня будут что-то значить твое мнение на мой счет или твоя обида. А потом прекратить затянувшуюся игру уже не было возможности, хотя – клянусь – я с удовольствием бы сделал это!

И он снова лгал. Лгал, и сам это отлично понимал. Даже будь у него такая возможность, он никогда бы ее не использовал.

Уж слишком хорошо знал он, чем заканчиваются все ее романы. Две недели терпкой до горечи сказки – и короткое, хлесткое: «Я должна идти». О нет, никогда. Никогда он не позволит ей сказать эти слова в его адрес. Уж лучше пусть все будет так, как сейчас.

Ведьма недоверчиво смотрела на него исподлобья. И хотела верить, и… боялась снова быть обманутой. О Змий, не хватало только вот так, мгновенно, сразу же потерять ее доверие раз и навсегда. И, главное, из-за чего?! «Убью Гриду за болтливость!» – мрачно пообещал себе виттар.

– Ну что? Мир?

Он осторожно, словно боясь спугнуть дикую кошку, протянул руку ладонью вверх. Она только тяжело вздохнула:

– Дурак ты, Лир. Неужели не понимаешь, что я и злюсь-то не на тебя?

– А на кого? – нахмурился виттар.

– На саму себя, конечно! – горько рассмеялась ведьма и села на лавку, бессильно склонив голову на руки.

– Почему? – Виттар осторожно присел рядом, положил руку на узкое девичье плечо. Йыр побери, даже не верится, что вот в этой тонкой девушке силы и воли едва ли не больше, чем в нем самом. – Ты-то тут при чем?

– Да при том, что пора бы уже не доверяться первому встречному, а думать головой! – зло припечатала Иньярра. – Тоже мне умница, ни кворра вокруг не замечала! Что глаза одинаковые, что ауры похожие – все по боку! Вот и доигралась…

– Брось! Уж кого-кого, а себя-то тебе точно винить не за что! – резко возразил виттар, тряхнув ее за плечо. – Это уже паранойя, Иньярра! Как можно было ожидать подобного?

– Ожидать надо всего. Я же ведьма.

– А ведьма что, не имеет права на доверие? Какая разница, к кому?! К ворону, приятелю, оборотню? – возмущенно возразил вельд и, словно опомнившись, тише, глуше добавил: – Или она не имеет права прощать?

Иньярра пожала плечом, отбросила со лба прядь тяжелых волос.

– Право – имеет, – вздохнула ведьма. – А вот уметь – не умеет.

– Хочешь, научу? – Виттар чуть виновато улыбнулся, медленно скользя пальцами по ее руке, пока не наткнулся на брызжущий искрами авантюриновый браслет.

Она смерила его долгим, бесконечно усталым взглядом и, помедлив, вложила в его ладонь тонкие пальцы:

– Леший с тобой. Мир.

Авалора – это одна из самых странных Веток Древа. Она делится ровно на три части: первая отведена под крупные города аров и временами наезжающих в гости виттов, вторая – дикие горы с редким вкраплением причудливо и хаотично разбросанных по урочищам деревенек, а третья – это подвесные мосты.

Ей-Хранящие, если все эти мосты вытянуть в одну линию, то по ним можно было бы преспокойно прошествовать с одного конца Древа на другой! Каменных здесь не строили в принципе: зачем? Это дорого и долго, а так – по две сваи с обеих сторон, бревенчатый настил и дедуля с берданкой, собирающий «налог на содержание моста». Когда я от щедроты души предложила укрепить хлипенькое сооружение так, чтоб оно несколько лет даже не качалось под ногами людей и копытами лошадей, последний этак хитренько усмехнулся в жидкую бородку и проскрипел:

– Это, конечно, можно, госпожа ведьма. А полсантэра все ж таки пожалуйте!

Лир со смешком заплатил за двоих, и наши лошадки бодро зацокали по мосту над ущельем.

– Что за наглость! – возмущалась я, походя трепя Киана за ушком. Вообще-то этот жеребчик не имел ни малейшего отношения к магическим лошадям, коими являлись вемили, но менять Ветки мог так же легко, как подковы. «При рождении заговаривали», – с гордостью пояснил виттар.

Вельд только коротко хохотнул:

– Иньярра, тебе что, жалко полсантэра?

– Нет, конечно! Но за что их тут платить?! Да не проверь я этот мостик «поисковиком» – йыра с два бы я вообще на него ступила! Куда, интересно, они девают все деньги, собранные-содранные с путников?

– А ты угадай! – хитро предложил Арлирриг, кивая головой назад. Я обернулась и застала старичка за увлеченным запихиванием полученного сантэра в задний карман штанов. Едва ли там находилась касса.

– А сидеть не жестко? – участливо поинтересовался вельд. Старичок приветливо сделал ему ручкой – и был таков, исчезнув в ближайших кустах.

– Что за наглость! – с чувством повторила я, поторапливая кобылку каблуками. С моими шпильками шпор никогда было не нужно.

Лошади с чавканьем увязающих в глинистом песке копыт потрюхали вдоль берега Льеттиа. С левой стороны над моим ухом нависали ветви деревьев, справа монотонно шумела река, глухо перекатывая камни по чреву дна. Куда ни брось взгляд – нас везде обступали невысокие, но горделиво вскидывающие головы горы. Елки узорчатыми гребнями спускались по покатым склонам. Взобраться на такую гору, не зная особых обходных тропок, лично я бы не смогла. Но, хвала Хранящим, Лир их знал как свои пять пальцев.

– Ух ты! А что там за заводь? – Я приподнялась на стременах, пристально вглядываясь в противоположный берег.

– Где? – Лир придержал жеребца, дожидаясь, пока Шэрка поравняется с ним.

– Вон, чуть впереди с той стороны. – Я махнула широким рукавом плаща, одновременно силясь понять, что же такое было не так с седлом вемили. Путлища, что ли, коротковаты? Странно, вроде бы не уменьшала…

– А, это «морозильник»! – охотно пояснил вельд. – На том берегу любят ставить палатки приезжающие витты. А если опыта нет и они ставят их слишком близко к воде, то Льеттиа, разливаясь от дождей, смывает если не сами палатки, то все их содержимое, как правило – провизию. А в этой заводи все смытое оседает и плещется, пока кто-нибудь не выловит. Местные пьянчуги тут по очереди дежурят – тем и сыты!

Я расхохоталась:

– Брось, выдумываешь!

– Куда уж там! Хочешь – переправимся и проверим! – обиженно предложил вельд.

– Нет уж, еще одного скрипящего подвесного моста мои нервы не выдержат! – торопливо отказалась я. – Так что лучше уж поверю на слово!

– Ну как хочешь.

Послушные поводьям лошади свернули с берега на лесную тропинку. Сквозь причудливую бахрому вольно раскинувшихся сосновых ветвей проглядывало быстро темнеющее небо. Шэрка увязала по самые бабки в грязи, то и дело оступаясь на камнях, меж которыми с задумчивым ворчанием тек ручеек. Что она упадет, я, конечно, не боялась – крылья ей на что, в конце концов? – но когда у тебя всего четыре точки опоры, причем они по очереди оскальзываются, ощущения малоприятные.

Обе лошади упрямо стремились пробраться к самому краешку тропинки и идти по траве, но тогда нас с Лиром начинали хлестать по лицу жесткие колючие ветки боярышника, и мы с руганью дергали поводья, выводя лошадок опять на середину тропы.

– Лир, мы когда-нибудь уже приедем?! – не выдержав, взмолилась я через полтора часа такой прогулки.

Понятия не имею, где находится этот его дом, но, учитывая, что у Гриды он забрал своего коня и сказал мне, что дальше лучше ехать верхом, до дома было еще пилить и пилить…

– Приедем, – согласился он. – Рано или поздно.

Я тяжело вздохнула, косясь на спускающиеся в лес сумерки:

– Ладно, о «рано» речь уже не идет. Хотя бы просто «поздно» – или «очень поздно»?!

Виттар рассмеялся и не ответил, пришпорив коня.

Лес поредел и отступил, выпуская нас на опушку. По другую ее сторону мрачно мерзли коровы во главе с каким-то мелковатым быком, на шее которого тягуче бренчал колокольчик. Пастуха поблизости не наблюдалось.

– Странно, Лир.

– Что странно? – беспечно откликнулся тот.

– Странно, что они одни, – пояснила я, осторожными рывками поводьев направляя вемиль между пятнистых буренок.

– А почему бы и нет? – не понял он, явно не искушенный в вопросах скотоводства.

– Нет, ну если они надоели своему хозяину – то пожалуйста. Но ни один нормальный селянин не станет избавляться от скотины подобным образом. Их же сейчас угнать – раз плюнуть! Погнаться на конях – они тут же прочь понесутся. Сбить в кучу в каком-нибудь овраге – и всех порешить. Потом год жить можно будет.

– Да ты, я смотрю, искушенная быкокрадка! – уважительно присвистнул виттар. – Только понесутся ли? С ними же бык. Вроде как вожак стада.

– Ха! Шэритом того вожака – и поминай как звали!

– Ну садистка! – возмущенно прошипел вельд.

– А ты думаешь, быку приятней, если его маленьким ножичком зарежут?! – скептически фыркнула я.

– Ну… Топором с одного удара можно, – предположил вельд.

– Тоже мне гуманист!

Коровки обиженно покосились на нас, так и не осознав, какой страшной участи избежали только что, и презрительно замычали вослед.

Льеттиа, сделав замысловатую петлю, снова стелилась вдоль едва заметной в опускающихся сумерках тропинки. Вода звонко перепрыгивала с камня на камень, лихо отсчитывая пороги. Лир помалкивал, я начинала устало зевать. Как ни крути, а несколько бессонных ночей подряд даром не даются. Да и от таких насыщенных дней я в последнее время очень даже отвыкла, втянувшись в размеренную жизнь Храма.

– Лир, а Льеттиа на зиму вообще замерзает? Или слишком быстрое течение?

– Замерзает, – неохотно откликнулся он. – И еще как замерзает. Только вот вскрывается очень странно: может проломить лед в каком-нибудь месте, где потоньше, выплюнуть фонтан воды – та пробежит несколько верст – и снова замерзнет от мороза. Тогда получается такой «двойной» лед. Я как-то раз проваливался: верхний слой проламывается – потом полусаженный слой холодной воды – и снова лед.

– Это еще что! Я встречалась и с такой рекой, которая в принципе на зиму по поверхности не замерзала: куски льда смерзались – и, не в силах остановить стремительное течение, опускались на дно. Так что ни одна глубинная рыба в той реке не жила. Ой, а что там за башенки?

Лир бросил беглый взгляд в сторону моей указующей руки.

– А, это водокачки.

– Зачем? Река же под боком!

– Ох, это та еще история, – усмехнулся вельд и, убедившись, что йыра с два он отвяжется от моих бесконечных расспросов, принялся рассказывать. – Понимаешь, эти земли когда-то принадлежали одному вельду – Златоумнию. Правда, нельзя сказать, что он очень уж соответствовал своему имени, но тем не менее. И вот однажды приходит к тому Златоумнию охотник с парализованной рукой – еще в детстве когда-то повредил: бревном перешибло. Приходит, приносит фляжку какой-то воды и начинает рассказывать, что нашел на землях Златоумния озера, которые очень хорошо помогают при болях в костях. Дескать, как рукой снимает. И вода, мол, с того озера. Златоумний, не будь дурак, воду ту взял да и отправил в столицу к жрецам – пусть выяснят, что такого особенного в этой воде.

– И что, выяснили? – Я досадливо шлепнула по крупу вредничающую Шэрку. Кобылка недовольно пятилась, не желая идти по вязкой глине, намытой трудолюбивой рекой.

– Куда уж там! Жрецы с водой повозились-повозились – да и плюнули. Ничего, говорят, в ней такого нет, так что пусть тот охотник тебе, Златоумний, голову не морочит. Тот плечами пожал, да и забыл. На следующий год снова приходит к нему тот же охотник, опять фляжку несет. Златоумний ну его гнать с порога: ничего, говорит, нет в твоей воде – так что проваливай, и нечего меня тут за дурака держать. «Ну как: там уже со всех окрестных селений лечиться ходят!» – обиделся охотник. И ушел.

– И все? – презрительно скривилась я. – А где же торжество добра над злом?!

– В словах «добро всегда побеждает зло» так и не понятно, кто же кого побеждает, – отшутился вельд. – А истории на том еще не конец. Потому что на третий год охотник пришел к Златоумнию, размахивая полной фляжкой в парализованной с детства руке…

– Замечательно! – Я и сама не заметила, как переняла его любимое словечко.

– Еще бы. Выяснили, что в этой воде содержится какой-то полумагический элемент, который разлагается вскоре после того, как вода появляется на поверхности. И поэтому, пока фляжку с ней привозили к жрецам, там уже действительно плескалась самая обычная вода. Чуть протухшая в пути.

– А что это за элемент?

– А леший его знает, – пожал плечами вельд. – Помогает – вот и славно. Какая разница как?

Эх, могла бы я ему порассказать об энергетических подземных путях, порой пересекающихся с грунтовыми водами, о ликварках – простейших соединениях магической силы, рассеянных в природе и быстро погибающих при отсутствии магии поблизости, но… зачем? Пусть будет у вельдов чудодейственная «живая вода». Они, похоже, большие любители легенд и чудес…

«Переступлю порог – и упаду спать. Не раздеваясь!» – мрачно пообещала я сама себе, лениво затягивая лошадкин чембур вокруг столбика у дома. Проскользнула в предупредительно распахнутую Арлирригом дверь, окинула взглядом единственную имевшуюся в доме комнату и маленькую кухоньку и обомлела.

– Хм… Спать здесь нельзя.

– Почему? – удивился Лир, вошедший следом, и тут же замолк от изумления. Видимо, и сам отвык от вида своего жилища за полгода преследований меня. На фоне этого кавардака мое брошенное в спешке и полном хаосе гнездо казалось идеалом чистоты и опрятности.

Я обреченно вздохнула, скидывая ему на руки плащ. «И снова в бой, покой нам только снится!»

– Где у тебя тряпка и ведро?

– Да зачем? – неуверенно принялся отговаривать Лир. – Ну подумаешь, пыльно чуть-чуть…

С каких это, интересно, пор вершковый слой пыли, последовательно покрывающий все без исключений поверхности вокруг, это «чуть-чуть»?.. Я показательно чихнула в рукав, не слушая вялых возражений, подхватила за ручку найденное возле кухонного стола ведро и вышла в ночь за водой. Хвала Хранящим, до реки было рукой подать. Лир виновато остался стоять посреди захламленной комнаты.

Греть воду снова пришлось заклинанием, ибо топить печку было долго и муторно, а спать хотелось жутко, так что минута промедления была смерти подобна. «Вымою все быстренько – и спать!» – решила я, смело закатывая рукава рубашки.

Наивная…

На полу ровным слоем, словно специально рассыпанная, лежала пыль. С потолка художественными клочьями свисала паутина. Чтобы понять, какого цвета изначально было покрывало, мне пришлось вытрясать его на дворе минут двадцать.

– Как ты здесь вообще жил?

Лир, услужливо подхвативший прядь лезущих мне в глаза волос, осторожно убрал их за ухо.

– Не знаю. Как-то не помню, чтобы уж такой бардак был, честно признаться…

Я тяжело вздохнула и сжала зубы, чтобы не сказать еще чего-нибудь нелестного в адрес его жилища. Вроде бы как в гости пришла. Неудобно…

Вот уже второй час я скребла, терла, отмывала и чистила. Виттар трижды ходил менять грязную воду в ведре. Плечи разламывались от усталости. А фронт работ только-только начинал подходить к концу.

– Затопить печку? – предложил вельд, без дела слоняющийся туда-сюда с самым разнесчастным и виноватым видом.

– Зачем?

– А что, есть горячее желание пить холодный чай? – по привычке съязвил виттар и тут же прикусил язык под моим пламенным взглядом снизу вверх.

– Топи.

Печка здесь была странная. Топили ее не углем и не полешками. Да и огня-то, как такового, не было: просто огромный черный камень внутри, который вельд несколько минут усердно тер наждачной бумагой, пока тот не заполыхал нестерпимым жаром. Но так и остался черным и неподвижным.

Свеч мы тоже не зажигали: их заменили мои на скорую руку сляпанные шэриты.

Я устало бросила грязную тряпку в звонко плюхнувшее ведро и с непередаваемым удовлетворением разогнулась. Все.

Нельзя сказать, что комната прямо-таки сияла чистотой и сверкала кристально отмытыми стеклами, но все же теперь ее хотя бы вообще можно было признать комнатой, а не хлевом, как мне почудилось поначалу.

– Руки-то у тебя хоть можно где помыть?

– На улице, – рассеянно отозвался увлеченный поисками чайника Лир. – Там дорожка деревянными досками выстлана, и рукомойник к дереву приколочен.

– Ага, – я небрежно накинула на плечи свой плащ и скользнула в темноту.

Ночь обнимала сырыми свежими крыльями. После пуда собранной мною отовсюду пыли воздух сам струился в горло мягкой хмельной струйкой. Доски, основательно размокшие от сырости, были скользкими, так что каждый шаг грозил закончиться задом на земле и вывихнутой ногой. Рукомойник я отыскала на ощупь, долго искала носик, который требовалось вдавить внутрь, чтоб полилась вода.

Тем временем Лир развел бурную деятельность в доме, так что к моему сонному возвращению на столе уже стояли две чашки, высилась горка недоеденного днем печенья и плескалось в пиалке вишневое – мое любимое – варенье.

– Садись, – коротко пригласил виттар, кивая на лавку у стены. Я без церемоний плюхнулась на нее и молча протянула руку за чаем. Хотелось спать. Спать-спать-спать.

– Э-эх, – я тяжело вздохнула в такт собственным мыслям, тоскливо поглядывая на тарелку с печеньем. Протянутой руки, чтоб достать ее, мне бы не хватило, а двигаться ближе к столу было катастрофически лень.

– Что ж так тяжко-то? – тепло улыбнулся виттар.

– Да вот думаю, – доверительно призналась я.

– Да ну?! Прекрати сейчас же! Вредное для мозгов занятие!

– Брось, Лир, – поморщилась я. – Лучше дай мне печенье.

– Ладно, бросил. – Виттар покорно протянул мне тарелку и на всякий случай придвинул к краю стола пиалу с вареньем. – А о чем думаешь-то?

– О том, что прошел уже целый день, а я к цели ни на шаг не ближе, чем утром.

– Так ты же особо и не пыталась, – беспечно напомнил виттар и, заметив мое возмущение, поспешил исправиться: – В смысле, я хочу сказать, что мы весь день шли ко мне домой, так что у тебя и времени-то заняться этим дурацким проклятием не было.

– Эх, Лир, что за дилетантский подход! – не выдержав, поморщилась я. – Ну неужели ты думаешь, что завтра утром я выйду из дома и примусь, словно ищейка, выискивать следы проклятия?

Еще как примусь. Просто никто и не поймет, что я этим занимаюсь, ибо даже не заподозрит, что можно искать проклятие таким вот способом.

– А как иначе? – не понял Лир.

– А так. Все, что мне надо выяснить, я узнаю и просто так, если буду держать ушки на макушке и почаще прислушиваться к интуиции.

– Тогда в чем ты себя сейчас обвиняешь?

– Я не обвиняю. Просто сетую на то, что день прошел, а я его прошляпила.

Вельд коротко хохотнул, пришлепнув ладонью столешницу:

– Нет, тебя положительно не переспоришь!

– Ага, – сквозь непрожеванную печенюшку согласилась я. – И не пытайся!

Тянуться за вареньем тоже было лень, а попытка притянуть его к себе заклинанием окончилась самым плачевным образом: неправильно рассчитанное направление приложения силы резко опрокинуло всю пиалку на колени вельду.

– Гвыздбр фрахк лажгрыматзз!! – не сдержавшись, выругался он, возмущенно вскочив со стула. Я смущенно опустила глаза долу, торопливо пробормотала заклинание очищения – и штаны вельда засияли невиданной чистотой, но ругаться тот не перестал, занимаясь этим неторопливо и со вкусом.

– Ну прости.

– Прощает тот, кто исправил! – явно привычной скороговоркой отозвался вельд, снова садясь к столу.

– Слушай, – не выдержала я, – какого лешего вы всегда так отвечаете? Это правило, что ли?

– Это? – Виттар не на шутку призадумался. – Даже не знаю. Просто присказка такая. Знаешь, бывает так, что с детства привыкаешь на «спасибо» отвечать «пожалуйста» или на «доброй дороги» – «добро оставаться». Вот так же и тут: «прости» – «прощает кто исправил». Мы даже о смысле-то, честно признаться, и не задумываемся.

– А.

Виттар откинулся на спинку стула и блаженно потянулся, раскинув руки в обе стороны. Я машинально вращала в ладони тринадцатилучные шэриты.

– Ну хочешь, я тебя завтра к Льеттиа свожу?

– То есть? А сегодня мы полдня не вдоль нее, часом, ехали?

– Нет. То речка. А мы пойдем к призраку.

Я чуть не уронила сияющие шары из руки.

– Куда?!

– К призраку, – спокойно повторил виттар. – У нас тут есть гора Привидений – недалеко, и полверсты, пожалуй, не будет. А на ней, говорят, живет призрак Льеттиа.

Я скептически фыркнула:

– Говорят?

– Я не видел, – подтвердил вельд. – Но слышал не раз. Вдруг да есть? Что-то же там по ночам воет и рыдает в конце концов. Едва ли это местные пьяницы затевают еженощный концерт.

Откуда здесь может быть призрак никогда, скорее всего, не жившей на свете, а попросту выдуманной скальдами женщины? Откуда у этого призрака энергия на существование? Да и один ли он там, если уж на то пошло?

А то напорюсь, как тогда, на Снежном Хребте. Хотя теперь мне понятно, какого лешего взъелся на меня Горный дух. И совсем даже, надо сказать, и не на меня.

– Что ж, сходим.

Я сузила зрачки до вертикальных черточек и пристально вгляделась в темноту за окном. Вяло охранял двор заметно покосившийся заборчик, уныло шелестел в кронах ветер. Чувствовалось приближающееся дыхание усталой осени, несущей на крыльях сбор урожаев, починку прохудившихся крыш и долгие дождливые дни, когда так приятно залезть с ногами в кресло, упрятаться по самый нос в плед и смотреть на медленно стекающие по оконному стеклу капли.

На опушке темнеющего леса стояла тонкая, едва различимая – и то лишь благодаря окружавшему ее золотистому ореолу – девичья фигурка.

– Лир, это кто?

Виттар пристально вгляделся в ночь, ничего не увидел – и за долю мгновения превратился в филина. Щелкнул клювом перед моим оторопевшим лицом, довольно ухнул, перекидываясь снова в человека.

– Это Льета.

– Дочь Льеттиа?

– Ну… Согласно легенде – да.

Я с любопытством посмотрела на полупрозрачную в ночи девушку. Крутые медные локоны, тонкие черты лица и хрупкая фигурка – вот и все, что удалось разглядеть в темноте. Льета неподвижно постояла у опушки несколько секунд – и беззвучно растворилась в лесу.

– Что она тут делала?

Лир кивнул на шэриты в моей руке:

– Она приняла их за огонь.

– Ну и что?

– Ну и то. – Вельд широко зевнул, покосился на свой недопитый чай, но допивать не стал. – Огонь – это просьба о помощи. Мы, как видишь, никогда не жжем его просто так, для быта. Огонь – это священное оружие Льет, его кощунственно зажигать без крайней нужды.

Я удивленно вскинула брови и хотела было уже пуститься в бесконечные вопросы, как же они без огня обходятся, как греются, готовят пищу, освещают дома по вечерам, но бросила случайный взгляд на уже расстеленную виттаром постель и поняла, что все вопросы подождут до завтра.

Тем более что на гору Привидений подниматься и подниматься. Будет нам готовая тема для разговора…

Клочья тяжелого тумана упрямо оседали на полах быстро тяжелеющего плаща. Красный диск солнца болезненно багровел на снова затянутом еще не сомкнувшимися тучами небе. Вздымавшие упрямые седые гривы горы обступали меня со всех сторон. Арлирриг быстро истаял в белесом тумане неподвижной статуей.

Я сама попросила его остаться, по наитию решив, что дальше должна идти одна. Почему? Зачем? Да и куда, собственно, идти-то? А леший его разберет! Но Лиру дальше путь заказан – это я чуяла так же необъяснимо и так же безошибочно, как волчица чует дорогу к курятнику.

Тропинка змеисто стекала по склону горы, ловко огибая огромные валуны и держась в стороне от непролазных нагромождений обрушившихся во время последнего обвала камней. Там, в урочище между довольно пологими на вид, но весьма крутыми, лишь попробуй влезть хоть на одну, горами, вельды и встречались с самым настоящим, по их мнению, призраком стенающей и раскаивающейся в своем непростительном проступке Льеттиа.

Лично я пока не видела ни одного призрака или, на худой конец, духа и не ощущала здесь ни малейшего присутствия фантомной – да и вообще любой – магии. Но, может, еще не все потеряно?

Я терпеливо спустилась до самого конца, отдохнула несколько минут на очень уж симпатичном камушке и принялась за планомерный осмотр урочища. Ну вдруг призрак застеснялся ведьмы? Так мы побойчее будем, сами отыщем дневное логово!

Через четверть часа тщательных, но, увы, тщетных поисков – не был пропущен ни один подозрительный, уже потихоньку желтеющий кустик, ни одно слишком уж раскидистое на мой скептический взгляд дерево, не обойдена вниманием ни одна расселина или ниша в каменистых утесах – я разочарованно вздохнула, придя к выводу, что к чрезмерным возлияниям, видимо, склонны не только пираты на корабле Фреля. Зато Арлирриг, пожалуй, огребет у меня с дюжину едких замечаний и подтруниваний. Это ж надо: чуть не час взбираться на эту йырову гору, еще дольше спускаться со склона – и все ради абсолютно нулевого результата! Тоже мне, экскурсовод-затейник!

Я огорченно вздохнула и снова присела на полюбившийся камень. Безотчетно захотелось чернаса. Не заставленного вазочками с вареньем и печеньем стола, во главе которого важно пыхает горячими щеками закипающий самовар, а простой кружки с тепловатым зельем в руке. Ничто так не помогает разобраться с самой собой и запереть по клеткам ехидно разбегающиеся мысли, как чашка горячего чернаса. Эх… Ну чего нет – того нет.

А вот с твоей головой, ведьма, давным-давно пора разобраться и разложить по полочкам сваленный в кучу хлам с трудом добытой информации. Итак, что же у нас в активе?

В активе – готовое место проживания, и, несмотря на то, что мне пришлось отскребать его полночи, это уже немало. Вторым пунктом актива идет наконец-то разгаданная тайна виттара, а третьим – двадцать спасенных пиратских жизней. Едва ли, конечно, я дождусь от них хоть малейшей благодарности, но упрямо вякавшая всю последнюю седмицу совесть наконец-то замолкла, а это для меня немалое достижение!

Что ж, а что у нас творится в пассиве?

А в пассиве сидит злобный жрец в своем протухшем мертвечиной Священном зале и наивно ждет, пока я принесу ему на блюдечке прощение Змия. И это при том, что наглядно доказать мне то, что имело место быть проклятие, он ни в коем случае не может! Дескать, верьте на слово, уважаемая! Идиотизм…

Так, ладно, ведьма, соберись! Вопрос ведь не в том, насколько дурацкую веру выдумали местные служители культа, а в том, что проблема действительно существует, и отрицать этого нельзя. А раз нельзя отрицать – значит, надо решать. Для начала – правильно сформулировав.

В чем беда медленно, но верно погибающей от недостатка жизненной силы Авалоры? В том, что над ней по неизвестным мне пока причинам не желает летать ни один из ныне существующих Храмов. Спрашивается, с какой бы это радости? Отвечается: а йыр бы знал! Просто так.

Что вообще может помешать Храму – Храму! – пролететь над еще одной Веткой, которая, если уж разобраться, ничуть не хуже, да и не особо лучше всех остальных? Что-то невероятно сильное магически или энергетически.

Но где найти настолько сильную энергетику на Авалоре, где даже Храм Змия – главное, казалось бы, средоточие энергии Ветки – стоит заброшенный и полумертвый, если не считать пятка живущих в нем жрецов? Вельды не верят в мощь служителей их грозного божества. И, надо признать, совершенно справедливо не верят, но мне-то от этого не легче.

Странные люди! Впрочем, вру – нелюди. В жрецов и Храм они не верят, Змеиную книгу не читают – а апокрифические тексты знают чуть не наизусть! Хотя… Тебе ли, ведьма, делить легенды на «апокрифическую ересь» и «божественные откровения»? Какая разница, по сути? Ведь верят же вельды? Верят. И Льеттиа, вон, в этом урочище чуть не ежедневно встречают, а ты со своим высшим магическим образованием сидишь на холодном камне, с омерзением предвкушая подъем на гору, и заунывно стенаешь. Ну не стыдно ли?

А если и мне попробовать? Может, вельды оттого и встречаются с призраком, что свято верят в его существование? Что ж, попытка – не пытка.

Для чистоты эксперимента я прикрыла веки, настроилась на внутреннее восприятие, восстановив перед мысленным взором картинку урочища. Несколько чахлых кустов, три обнявшихся цепкими ветвями березки, невысокий ковер зеленой травки, большой рыжеватый камень подо мной…

Из-за трех пятнистых стволов вышла полупрозрачная фигура молодой стройной женщины. Мягкие рыжие волосы легко стелились по узким плечам, огненным водопадом стекая на спину. Темные изумрудные глаза в обрамлении золотистых ресниц смотрели печально и устало.

Тихо-тихо, осторожно, боясь разорвать хрупкий до неосязаемости контакт:

– Кто вы?

Льеттиа вскинула голову и обвела меня изумленным зеленым взглядом.

Еще тише, глуше:

– Кто вы? Чего вы хотите?

Вместо того чтобы иносказательно ответить и исчезнуть, как свойственно большинству таких призраков, Льеттиа вдруг бросилась через всю поляну ко мне, упала в ноги и молящим голосом пролепетала:

– Прости меня!

– Что?! – изумленно вскрикнула я, инстинктивно отшатнувшись, и, разумеется, разорвала непрочную ниточку, связывавшую два сознания на грани небытия. Вот леший!!!

«Так, ведьма, рвать на голове волосы с досады ты будешь потом! – отрезвляюще вмешался голос разума. – А сейчас просто сосредоточься и пойми, чего она от тебя хотела».

Чтобы я ее простила…

«Так за чем же дело стало?»

Как я могу ее простить?! Она же мне ничего не сделала…

«Хм… А ты стала недогадлива…»

Это твоя работа! Не томи, чего ты там снова удумал?

«А как же одна… присказка? Этакая бессмыслица, впитанная каждым вельдом с первым весенним дождем, с первым разбудившим младенца лучиком солнца, с молоком матери?»

Прощает тот, кто исправил?

«Вот именно!» – довольно подтвердил голосок.

Как я могу исправить ее ошибку? Тем паче что она ее, скорее всего, и не совершала вовсе?

«Вельды верятв то, что она виновна, – резко возразил разум. – Так что реальность происходившего и достоверность излагаемого можешь оставить историкам. С энергетической точки зрения Льеттиа действительно жила и действительно провинилась перед Змием».

Даже если так – чем я могу это исправить?

«Думай!» – буркнул разум и исчез.

Думаю. Но как-то безуспешно.

Говорят, чтобы лучше понять человека, нужно поставить себя на его место. Представить, что это меня Змий выбрал в свои жены. Что это меня дразнили завистницы-соседки. Что это я, не удержавшись, изменила мужу и родила от любовника троих дочерей.

И что это я ушла, оставляя за своей спиной медленно погибающих вельдов или потерянно бродящих без хозяйки по Храму домовят, увядающие еще по весне цветы, или постепенно, но неотвратимо зарастающие вековой пылью никому не нужные проклятые фолианты, почти не дающие урожая поля или вмиг осиротевшие без своего любимого привидения каменные коридоры и балконы?..

«Ее никто не заставлял быть примерной женой, Иньярра».

А кто меня, леший побери, заставляет быть идеальной Хранящей?!

«Никто не упрекнул бы ее, начни она осаживать обидчиков и плевать на хорошие советы „доброжелателей“ – поворчали бы и умолкли».

Ну что ж, а если и скажут? Неужели ты, ведьма, не найдешь, что ответить?

«Но как она посмела бросить на погибель целый мир? Ведь знала, что каждая капля ее силы – это распустившийся цветок, раскрасневшаяся в подвенечном уборе невеста и радостно засмеявшийся ребенок. Чем ты можешь оправдать это?»

А я и не могу оправдать. Но могу…

А разве нельзя исправить чужую ошибку, не совершив такой же собственной?

Разве нельзя разбить веру в чужую вину самым логичным продолжением легенды?

Разве нельзя подарить жизнь и покой Ветке, жители которой мучительно погибают по собственному же приговору?..

–  Прощаю…

Иньярра молча, чуть ссутулившись, словно промокшая ворона, сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и медленно, маленькими глоточками пила свой обожаемый чернас. Виттар исподлобья наблюдал, мучительно вырабатывая в голове план действий. Ну что вот с ней такой прикажете делать?

– И что теперь? – глуховато спросил вельд.

Иньярра подняла на него бездонные, чуть усталые черные глаза. Что ж, неделя бессонницы никому даром не дается…

– Теперь? А теперь все чудесно и замечательно. Картинный жест с моей стороны сделан и даже подкреплен показухой в виде мелькнувшего где-то в облаках под грохот грома миражного Змия. Как минимум половина вельдов его видела, другая уже оповещена и рвет на себе волосы от досады, и обе гадают, что бы это могло означать.

– А дальше? – Виттар блаженно потянулся от подвижных ушей на макушке до кончика хвоста и ехидно клацнул зубами на пролетевшую мимо муху. Волкам и не такое позволено.

– А дальше – еще проще, – невозмутимо продолжала ведьма. – Осталось только раззвонить по всей Ветке, что великая и неприкосновенная ринда была наделена правом прощать, чем и занялась сразу же, как только попала в урочище призраков. Так что больше Льеттиа не будет нарушать покой добропорядочных вельдов. Думаю, оповещение населения лучше всего поручить жрецам, у них каналы шире.

Виттар, одним прыжком бросившийся к креслу и сменивший в полете ипостась, положил на колено ведьмы теплую мягкую лапу с предусмотрительно втянутыми когтями.

– Иньярра, а с чего ты вообще взяла, что призрак исчезнет?

Ведьма как-то по-особому улыбнулась: одними глазами, горьковато и чуть иронично.

– А его никогда и не было, Лир.

– Что?! – опешил вельд. – Но ведь ты сама говорила, что встретилась…

– Не с призраком. В том урочище в принципе никогда их не было. Они приходили туда вместе с вельдами.

Вконец запутавшийся виттар озадаченно потряс гривастой головой:

– Объясни толком.

– Хорошо, попробую. – Ведьма тяжело вздохнула, подбирая слова. – Для начала пойми, что вера – это великая сила. Сильнее разума, сильнее всех этих дурацких законов физики, сильнее магии. Впрочем, здесь уже вопрос спорный, ибо магия вся, как есть, зиждется на вере.

– Ну и что?

– Ну и то. То, что вельды сами поймали себя в ловушку. Вы же все, как один, верите в эту сказку про Змия и Льеттиа.

– А даже если и так? – недовольно нахмурился виттар.

– А если так, то слушай дальше и прекрати перебивать без конца. Понимаешь, вера – это сила, способная преобразовывать материю. А в сочетании с изначальной полумагической сущностью вельдов эта ее способность возрастает в несколько раз, доходя почти до возможностей необученного мага. Там, в горах, никогда не было призрака.Каждый спускавшийся в урочище вельд создавал собственный фантом.

– Стоп! Но если призрака никогда не было, если Льеттиа не жила на белом свете, то почему тогда, чтобы снять проклятие Змия, ты ее прощала? Зачем, если она – просто плод больного воображения?!

– Затем, что Авалору никто и никогда не проклинал, – веско обронила ведьма.

– Что?! Тогда с какой это, интересно, радости, ары умирают к тридцати годам? По собственному почину?!

– Почти, – кивнула ведьма и невозмутимо продолжила: – Никакой Змий Авалору, разумеется, не проклинал. Кому это надо?

– Так, хорошо. – Виттар принял уже привычный для ведьмы вид Арлиррига и уселся перед ней на табурет. «Эх, да тут без поллитры не разберешься!» – тоскливо пронеслось в голове. – Отложим в сторону все эти религии. Легенды и сказки. Почему вообще на Авалору не поступает энергия?

– Потому что вельды верят в то, что она не должна поступать. Понимаешь, человека, втемяшившего себе в голову какую-нибудь дурь, не переспоришь. Можно только пойти ему навстречу, как и сделали Храмы. Не хотите энергии? Не будет вам ее!

– И что теперь делать?

Ведьма рассыпчато рассмеялась, отставляя в сторону пустую чашку:

– Повторяетесь, молодой человек! С этого мы и начинали. Нужно заставить всех вельдов поверить, что Льеттиа прощена и Авалора вышла из-под опалы Змия.

– Для этого и нужно раззвонить всем «окончание» легенды?

– Браво, юноша! Ура! Неужели и до тебя дошло?!

Виттар расхохотался, шутливо стукнув ее кулаком по плечу.

– Ах так?! – возмутилась ведьма. – Злые вы! Уйду я от вас!

Вельд мгновенно посерьезнел, но постарался как можно беспечней спросить:

– Кстати, а что теперь собираешься делать ты?

Иньярра едва слышно вздохнула и преувеличенно бодро пожала плечами:

– А мне отсюда лучше уехать. Когда вельдам разнесут благую весть, бедной ринде будет некуда спрятаться от навязчивой благодарности. Это мы уже проходили на «Лирте». Между прочим, как там пираты? Скоро им можно будет отбыть по своим делам?

– Дня через два. Выпивка в окрестных корчмах уже кончилась, так что бедные люди мучаются бездельем.

– Два дня? Это много. Значит, придется телепортировать. Извинишься за меня перед Фрелем? Скажи, что я его потом сама найду.

– Непременно. А ты-то куда пойдешь?

Ведьма неопределенно качнула головой:

– Сначала – на любую ближайшую Ветку. А потом – исправлять свою, а заодно и чужую ошибку.

Виттар осторожно взял ее за руку, переплел свои пальцы с тонкими ведьминскими, искательно заглянул в глаза:

– Значит, мы с тобой прощаемся?

Ведьма глубоко вздохнула и резко, не жалея ни себя, ни его, припечатала:

– Значит, прощаемся.

Вы знаете, что это такое – уходить? Обрывать поток глухих причитаний и так и не пролитых слез резким: «Не драматизируй! Можно подумать, ты не сможешь сюда вернуться!» – и безжалостно разрывать едва сплетенную цепочку взглядов? Нет? Тогда я вам, наверное, завидую…

Потому что каждый уход – это маленькая смерть. Смерть крохотного кусочка бытия, последняя строка очередной дописанной страницы книги Жизни. Наверное, поэтому странники и не боятся смерти: мы пережили ее сотни раз, так разве это страшно: еще раз – последний – уйти?

«Но ведь тогда ты уходишь навсегда!» – возразите вы. Ах, уважаемые, поверьте: откуда бы я ни уходила, я неизменно ухожу навсегда. Что толку обманывать себя? Лучше отточить это умение на ближних своих. Я никогда не смогу вернуться на раз облюбованную Ветку. Хотя бы потому, что к моему возвращению она уже успеет неузнаваемо измениться, и я приду в другое место…

Мне не войти в одну и ту же реку дважды. Да и зачем? Зачем тебе это, ведьма? За восемьдесят лет уже давным-давно пора было привыкнуть, накинуть на плечи Мантию Безразличия, спрятать лицо в тени глубокого капюшона и превратить прощание в пустую формальность.

А не рвать каждый раз, словно первый, душу на части, оставляя по кусочку в каждом покинутом месте. Ведь рано или поздно окажется, что тебе больше нечего оставить – и странница умрет захлебывающимся воплем души, не сумев еще раз сказать:

– Прощай!

Рано или поздно…

Чтобы не разочаровываться – не нужно очаровываться…

Давно пора выжечь это на лбу и прекратить топтаться по одним и тем же граблям. Ну и что, что с промежутком в три года – все равно ведь я на них уже наступала! Что ж, видимо, недостаточно сильно треснули, раз не запомнила… Значит, так мне и надо.

Уже ни слез, ни упреков, ни себяжаления… Нет. Просто какое-то стеклянное отупение, неподвижное ощущение того, что нечто умирает внутри. Жизненно важное? Нет, увольте. Смертельно необходимое? И снова нет.

Но… Такое любимое, что сам факт того, что и такое кончается, никак не может достучаться до моего сознания с достаточной ясностью. И в душе состояние не кромешной боли, когда резким взмахом меча рассекается золотистая нить, связывавшая с другой душой, а просто медленное… онемение. Я просто разрываю ниточку по волокнам, не находя в себе сил покончить с ней одним сильным рывком, и постепенно перестаю чувствовать то, с чем она меня связывала. Без боли, без истерик, без отчаяния. Все это было вчера, отгорело, покрылось за бессонную ночь пылью пепла.

Сейчас – хуже. Потому что это действительно страшно, когда на смену тому, во что ты верил, приходит… ничто. Бессмысленность формальностей – и ни на шаг ближе или дальше. Когда на месте привязанности остается… Даже не злость, не ненависть, не раздражение или досада… А просто Пустота. Не холодная. Не темная. Не пугающая. Безликая и бессмысленная.

Так лучше? Так правдивее? Нечего верить в то, чего нет?

Да, правильно. Рано или поздно так, наверное, должно было случиться. И лучше отвернуться от того, что не имеет смысла, стряхнуть с сознания бессмысленную шелуху иллюзий и идти по жизни дальше.

Вот только я жутко боюсь, что однажды посмотрю по сторонам и пойму, что ВСЕ, во что я верила, оказалось шелухой. Потому что нельзя идти, если идти НЕКУДА…

На скорую руку вызванная Шэрка флегматично жевала шипастую и колючую ветку боярышника. По моему мнению, есть подобное было катастрофически опасно для здоровья, но лошадка корректно, однако непреклонно не соглашалась, считая, что раздирающие небо колючки нанесут ее организму самую что ни на есть пользу. Голова зверски кружилась после телепортации. А может, и от голода.

После упавшего могильной плитой на грудь «прощаемся» нам с Лиром вдруг сразу стало не о чем разговаривать, спорить и ерошиться. Да и смотреть-то друг на друга было тяжело.

Так что на обед я задерживаться не стала, решив, что долгие проводы – лишние слезы. Да и сцена торжественного прощания не удалась, скомкавшись первым блином на сковороде, на слезу не прошибла и восторженных оваций с криками «бис» не сорвала. Это потом будут бесконечные ночи без сна, полные бездарных сожалений и тоскливых слез. Потом будут печальные реазы, сами рвущиеся с губ. Потом будет глухая невосполнимая пустота внутри, болезненно дрожащая при любом неосторожном воспоминании.

А сейчас передо мной лежала пустынная утренняя дорога, и я понятия не имела, куда мне по ней ехать. Вариантов, конечно, было только два, но и из них проходилось выбирать.

Тут на мое счастье из кустов выдрался, видимо, залезший туда по малой нужде местный житель, и я решительно хлестнула кобылу, послушно направившуюся к аборигену.

Парень и парень: матерчатые штаны, заправленные в высокие расхлябанные сапоги, расстегнутая по случаю выглянувшего солнца (эх, а я-то от него уже почти отвыкла!) куртка и огромный, явно с чужой головы, берет, совершенно закрывающий опущенное лицо. Селянин, поди.

Я неспешно поравнялась с ним и предельно вежливо осведомилась:

– Скажите, пожалуйста, а эта дорога ведет к…

– Ведет, – не дослушав, подтвердил он.

– Но вы же еще даже не знаете, куда я хочу попасть!

– Знаю, – уверенно отозвался парень, поднимая голову. – Да и зачем на Древе нужны дороги, которые не ведут к Храму?..

…А из-под дурацкого берета на меня хитро смотрели бездонные, как Ашурийская пропасть, изумрудные глаза с насмешливыми золотыми искорками…

Мягкие лапы – колкие травы, Узость тропинок – горше отравы, Пусть выбирают – на перекрестке, Я без тропинок – в зелени хлесткой, Мне не в охотку – стоптанный гравий, Я напрямую – путь разнотравий, Камень былинный – три направленья, Кошка не станет жить по веленью, Грация жизни – выбор за нею, Три направленья: пусть каменеют, Лапы привыкли – стебли и листья, Мимо тропинок – хитростью лисьей, – Сквозь силуэтом – мягкость движений, Три – это мало – сотня решений Есть у задачи – с именем «выбор», Я не играю – в сыгранных играх. [53]

Примечания

1

Здесь и далее в книге, кроме особо оговоренных случаев, стихи автора.

(обратно)

2

Вязень – последний летний месяц. – Здесь и далее примеч. авт.

(обратно)

3

Кворр – ругательство. Используется только ведьмами и теми, кто с ними долго общался. Остальным обычно предлагается совершить туда внеплановый визит.

(обратно)

4

Йыр – то же, что кворр. Часто употребляется в сопровождении слов «побери» и «возьми».

(обратно)

5

Сообразительные сами догадались. А несообразительным советую поближе познакомиться с неким фольклорным элементом по имени Кондратий.

(обратно)

6

«Мне не совсем нравится такая погода» – в более экспрессивном варианте.

(обратно)

7

Документ, подтверждающий образование мага.

(обратно)

8

Хм, даже не знаю, как это объяснить. Проявите смекалку!

(обратно)

9

Кварт – тот, кого часто обманывают (обычно – ведьмы, а не ведьм, но бывают и исключения).

(обратно)

10

Для особо любопытных: Инкварт Въ'ярнокфф Мартсвольн Эдранкт – и это усеченный вариант!

(обратно)

11

Ценитель хорошей кухни. Ну еще животное есть такое…

(обратно)

12

Плододарь – первый осенний месяц.

(обратно)

13

Злывой – второй зимний месяц.

(обратно)

14

Даонна, кстати, была в два раза младше меня и прекрасно об этом знала.

(обратно)

15

Цветень – последний весенний месяц.

(обратно)

16

Ветка, обладающая осевым, срединным положением, считающаяся ровным центром Древа.

(обратно)

17

Даждень – второй осенний месяц.

(обратно)

18

К коим относятся: защитные чары, заклятия, старые заговоры и природные приворотные поля.

(обратно)

19

Светодар – средний летний месяц.

(обратно)

20

Стихи Дарьи Ушаковой.

(обратно)

21

Ручейник – второй месяц весны.

(обратно)

22

Реаз – это стихотворное заклятие, непреодолимо влияющее на эмоциональное состояние как Сказителя (мага-заклинателя), так и слушателей. Маги-Сказители – единственные, кто может составлять и использовать реазы, – встречаются очень редко, являются уже большой ценностью и обучаются на отдельном факультете Храма. Природных Сказительниц, то есть тех, кто родился с этим даром изначально, а не развивал его жалкие зачатки десять лет на Занятиях, – три: ведьмы. Впрочем, с нами вы познакомились…

(обратно)

23

Храмы – их до недавнего времени, как вы помните, было два, а теперь, на мою беду, уже три – это средоточия магической энергии. Восточный, Срединный, Западный – у каждого своя «сфера влияния», на которой он ежедневно восстанавливает пласт магической энергии, нарушаемый магами. Каждый Храм имеет собственную Хранящую, неразрывно связанную с ним. Хранящими могут быть исключительно ведьмы. Что конкретно они должны делать для Храма, пока не имею ни малейшего понятия, но боюсь, что скоро узнаю…

(обратно)

24

То есть квадратной. Равняется 4,552 кв. м.

(обратно)

25

Совершенно, кстати, скорее всего, напрасно тратила: не обеспечивай мне Храм своей защиты, меня бы уже давным-давно поймали и вернули. Но так запросто понадеяться на кого-то еще, если всю жизнь рассчитывала только и исключительно на себя, никак не могла.

(обратно)

26

В ведьминском лексиконе – банда преступников.

(обратно)

27

Миденма – одна из северных Веток, где отсутствует магия, но зато бурно развивается агрессивная наука. Напрямую не ссылаясь, автор имеет в виду Землю.

(обратно)

28

Чего стоило хотя бы: «Всю жизнь один говрокх по ночам сниться будет!»

(обратно)

29

1 гарнец = 3,280 л.

(обратно)

30

1 лот – 12,8 г.

(обратно)

31

1 золотник – 4,266 г.

(обратно)

32

Пядь с кувырком – 27 см.

(обратно)

33

Сажень без чети – 197 см.

(обратно)

34

Перестрел – расстояние, которое пролетает выпущенная из лука стрела. Обычно тридцать – тридцать пять саженей. У эльфов как мера длины не используется, т. к. найти выпущенную стрелу и измерить расстояние до нее не представляется возможным.

(обратно)

35

Спасательный Свиток – свиток, куда заносятся виды редких, вымирающих или очень ценных животных, нуждающихся в защите.

(обратно)

36

Каплезвон – первый весенний месяц.

(обратно)

37

тому подобная гадость.

(обратно)

38

Дюйм – 2,54 см.

(обратно)

39

Скрадень – пятый день седмицы.

(обратно)

40

Это что-то вроде союза магов, куда маг вступает добровольно (номинально, – на самом же деле у всех Храмов заключен с Гильдией договор, что определенное – и весьма немалое! – количество выпускников вступят в ее ряды), потом он ей платит некоторый процент от всех заработков и может при случае рассчитывать на помощь Гильдии (опять-таки номинально. Лично я таких историй из жизни не знаю). Одно время меня тоже пытались заманить в ее ряды, но я честно заявила на каком-то там всеобщем собрании, что, по моему мнению, толку с этой Гильдии лично мне, как ее члену, – ровно как с козла молока, так что просто так туда вступать и платить им деньги, не получая ничего взамен, я не намерена. Был жуткий скандал. С тех пор предпочитаю обходить любое проявление Гильдии по широкой дуге. Но с момента моего становления Хранящей это, увы, становится все сложнее и сложнее. Ох, чую, столкнемся мы еще на узкой дорожке…

(обратно)

41

Вид опасной кровожадной неразумной нежити.

(обратно)

42

Мягко говоря, не комплимент. Честно – НИКОГДА не называйте так ведьму, если не хотите очнуться счастливым калекой…

(обратно)

43

Вязень – последний летний месяц.

(обратно)

44

Ледостил – последний месяц осени.

(обратно)

45

Остерикт – одна из наиболее агрессивных разновидностей драконов (методичка по «Магическим существам и попыткам мирного сосуществования с оными»).

(обратно)

46

Верьня – одна из северных Веток, славная чудесными детскими игрушками.

(обратно)

47

Эльдира – одна из южных Веток, расположенных ближе всего к Вехраде.

(обратно)

48

То есть до появления третьего Храма и ряда новых Веток.

(обратно)

49

Отсутствие луны на небосклоне.

(обратно)

50

Время луны, идущей на убыль.

(обратно)

51

Время молодой луны.

(обратно)

52

Авалора – Ветка, на которой живут вельды.

(обратно)

53

Стихи Дарьи Ушаковой.

(обратно)

Оглавление

Книга 1. Ступени к Храму

  ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

  Ступень первая ТИХИЙ ВЕЧЕРОК

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

    ГЛАВА 8

    ГЛАВА 9

  Ступень вторая ДОЖДЬ В ПУСТЫНЕ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

  Ступень третья ЭЛЬФЫ БЫВАЮТ РАЗНЫМИ…

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

  Ступень четвертая ВОЛКИ – ЛЮДИ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

  Ступень пятая СВЯТОША-ОБОРОТЕНЬ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

  Ступень шестая ШАБАШ В СОЮЗЕ ПИСАТЕЛЕЙ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

  Ступень седьмая КОСТЕР ВО СЛАВУ ХРАНЯЩИХ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

    ГЛАВА 7

  Ступень восьмая НЕКРОМАНТИЯ КАК ОБРАЗ ЖИЗНИ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

    ГЛАВА 5

    ГЛАВА 6

  Ступень девятая БЕСХРАМНАЯ

    ГЛАВА 1

    ГЛАВА 2

    ГЛАВА 3

    ГЛАВА 4

Книга 2. Монета встанет на ребро

  ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

  Глава 1 ВЕДЬМОВСКИЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

  Глава 2 ЗМЕЮЧЕСТВЕННАЯ НАТУРА

  Глава 3 К НАМ ЕДЕТ РЕВИЗОР

  Глава 4 ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg