«Эльфы. Во власти тьмы»

Эльфы. Во власти тьмы (fb2) - Эльфы. Во власти тьмы [сборник] (пер. Анатолий Александрович Михайлов) 3430K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джеймс Баркли

Джеймс Баркли Эльфы Во власти тьмы

Посвящается Молли

Книга первая ТОТ, КТО БЫЛ РАВЕН БОГАМ

Глава 1

Только в гармонии можно созидать.

Только вера позволит нам исполнить свою судьбу.

Последние пять миль за ними следили неотрывно. Силдаан ощущала чужое присутствие, хотя и не видела преследователей. А вот те, кого она привела с собой, ничего не замечали. Они не имели ни малейшего представления об опасности, которой подвергались. С чего бы вдруг? Как это похоже на мужчин. Они были здесь чужими. Надувались от сознания собственной силы и могущества. Невежи. Они и живы-то оставались только потому, что с ними была она.

Тем не менее ей пришлось вверить им свою жизнь. Силдаан вздохнула про себя. Здесь, на краю благословенного тропического леса, откуда открывался потрясающий вид на величественный храм Инисса в Аринденете, подобное решение представлялось чистым безумием.

Гигантский золотисто-зеленый купол храма возносился ввысь на добрых две сотни футов, опираясь на круговую каменную кладку. И в самом куполе, и в стенах красовались многочисленные окна, забранные витражными стеклами, переливающимися всеми цветами радуги. Каждый камень в стенах был украшен изображением одного из воплощений даров Инисса, будь то свет, вода, животное, растение или минерал. Внушительные, обитые железными полосами двери выходили на извилистую мощеную дорожку, сбегавшую по широкому каменному козырьку и терявшуюся в лесу.

На этой самой дорожке они и стояли, тридцать мужчин, столпившихся позади Силдаан и с раскрытыми ртами глазеющих на величественный храм. Несколько мгновений они даже не обращали внимания на тех, кто встал на площадке перед ним.

Девять ТайГетен. Три звена элитной касты воинов Инисса, отца эльфийской расы. Звено, преследовавшее их, присоединилось к двум остальным. Лица их были разрисованы коричневато-зелеными маскировочными узорами, а одежда по цвету сливалась с лесной подстилкой. Под лиственным пологом леса они в буквальном смысле превращались в невидимок.

Силдаан еще никогда не оказывалась с ними по разные стороны баррикад. Их неподвижность внушала страх и лишала присутствия духа. Их немигающие взгляды прожигали зияющие дыры в броне ее мужества. Клинки покоились в ножнах за спинами. Подсумки с метательными дисками-полумесяцами оставались застегнутыми. Пожалуй, именно поэтому люди сохраняли столь недальновидное спокойствие. Она даже пожалела их за столь вопиющее невежество. Чтобы убивать, воину ТайГетен не требовалось оружие.

— Остановись, жрица Силдаан, — скомандовал Мириин. — Они не осквернят храм своим присутствием.

Силдаан ощутила, как неприятное чувство вины робко кольнуло ее в сердце. Но она выпрямилась, не поддаваясь слабости. То, ради чего они пришли сюда, должно быть сделано. Она цеплялась за свою веру так, словно та могла вырваться у нее из рук и улететь, пробив зеленый шатер листьев над головой и унося с собою ее мужество.

— Мириин. — Силдаан наклонила голову и прикоснулась пальцами ко лбу. — Настали необычные времена. Инисс простит мне то общество, в котором я вынуждена находиться.

Мириин едва заметно приподнял брови.

— И в самом деле необычные. Мы заметили, что ты пришла сюда без принуждения. Привела их сюда по собственной воле.

— Так и есть, — согласилась Силдаан. По рядам ТайГетен пробежал гневный ропот. — Потому что у нас нет другого выхода.

— Время, когда эльфы встанут плечом к плечу с людьми, не наступит никогда. А эти еще и видели Аринденет. Ты обрекла их на смерть. Ради чего?

— Ты их не тронешь, — негромко ответила Силдаан. — Они останутся здесь. Этому храму нужна защита надежнее той, которую можешь предложить даже ты.

Воины ТайГетен недовольно заворчали. Стоявшие за спиной Силдаан мужчины встревожились. Ладони их легли на рукояти мечей, между ними пробежал шепот, но Силдаан не могла разобрать ни слова.

— Не делайте глупостей, — прошипела она на языке людей. — Клинками вам их не победить.

— Мы будем защищаться, — заявил Гаран, вожак людей.

Силдаан оглянулась на него. Он стоял чуть позади нее, впереди своих воинов, уродливый, с грубой щетиной на подбородке. Кожу его покрывали гнойники и нарывы — следы неравной борьбы с тропическим лесом. Впрочем, то же самое можно было сказать и об остальных его спутниках. Силдаан могла помочь им, но предпочла не делать этого. Пусть не забывают о том, кто они такие и в чьих руках сосредоточена истинная власть и сила.

— Ты даже не понимаешь, о чем говоришь, Гаран.

— Зато я знаю, что они бессильны против магии.

— Лучше бы тебе оказаться правым, — заметила Силдаан. — Иначе мы все умрем.

— Просто делай то, что должна, — посоветовал ей Гаран. — Все эти разговоры кажутся мне бесполезными. К чему рисковать лишний раз?

Силдаан не сочла нужным ответить и вновь повернулась к Мириину. Воин ТайГетен шагнул вперед, отделившись от строя своих соплеменников.

— Я буду говорить с тобой.

По спине Силдаан вдруг пробежал предательский холодок. Ей отчаянно хотелось, чтобы слова Гарана не оказались пророческими. Она взошла на козырек, ощущая на себе взгляды воинов ТайГетен. Гнев, почтение и подозрение. Они давали клятву защищать жрецов Инисса, но при этом готовы были убить ее в мгновение ока, если решат, что она стала предательницей. Теперь, оказавшись лицом к лицу с Мириином, она видела, что он взбешен — руки у него подрагивали от сдерживаемой ярости.

— Я привела их сюда с самыми лучшими намерениями, — сказала Силдаан.

— Ты — жрица Инисса! — На лице Мириина отразилось нескрываемое презрение. Она покачала головой. — Ты противоречишь сама себе.

— А ты слишком много времени провел в лесу. Тысячелетний порядок и стабильность вот-вот рухнут, а детей Инисса слишком мало, чтобы противостоять тому, что неизбежно низвергнется на нас.

Мириин выпрямился.

— Ты говоришь об отречении Такаара?

— Ты сомневаешься, что это случится?

— Я сомневаюсь в том, что Аринденет станет мишенью для орд Туала, если это произойдет. — Мириин ткнул пальцем в сторону людей. — Что они здесь делают?

— Мириин. Ты знаешь, что я отношусь к тебе с уважением, так же, как и к любому воину ТайГетен. Не будь тебя, гаронины собрали бы куда более кровавую жатву в последние дни на Хаусолисе. Но это было десять лет назад, а с тех пор Такаар впал в немилость. Ты спасал нас, а на его совести остались жизни тех, кто погиб, когда он бежал. Он отбросил нас назад. Эльфы всех кланов все громче говорят о предательстве. Скрыть правду еще никому не удавалось. И эти люди пришли сюда, чтобы защитить детей Инисса и нашу веру.

Но глаза Мириина оставались холодными.

— За Такаара говорят тысячи лет единства и гармонии. Только неверные могут выступить против него. А мы не нуждаемся в помощи людей.

— Инисс — вот средоточие и воплощение нашей веры. Инисс, а не Такаар. — Силдаан почувствовала, как разгорающийся в душе гнев заглушил страх. — Неверные — это как раз те, кто готов возвысить одного эльфа над своим богом.

— Такаар спас эльфийскую расу. Всех эльфов. А не только клан Инисса. Каждый эльф чувствует себя перед ним в неоплатном долгу.

— Ты слишком давно не был в Гардарине и потому не знаешь, что в общественном мнении преобладает недовольство. Не слышишь ты и речей, что звучат в каждом храме Исанденета. Ты отстал от жизни.

— Очевидно, — согласился Мириин. — Я пропустил момент, когда для жрицы Инисса стало возможным привести еретиков в дом нашей веры.

Силдаан заметила, как по лицу Мириина скользнула тень. Время истекало.

— Только потому, что твоя собственная судьба и участь твоих людей мне не безразлична, Мириин, я даю тебе последний шанс. Сдайте караул и покиньте территорию храма. Вы не в силах предотвратить надвигающуюся бурю. А те, кого я привела с собой, способны на это. Собери своих людей и уходи. Исчезните. Для вас это — единственный способ сохранить себе жизнь.

Силдаан знала, что будет дальше, и на глазах у нее выступили слезы, а печаль окутала сердце.

— Предательница.

Клинки ТайГетен с негромким шорохом покинули ножны. Воины шагнули вперед. Но Мириин поднял руку, и они остановились.

— Силдаан, ты арестована. Время в ожидании суда за свои преступления ты проведешь под стражей.

Силдаан крепко зажмурилась. Она знала, что этим все и кончится, но не могла не попытаться.

— Мне очень жаль, Мириин. Да благословит тебя Инисс на пути. — Она опустила голову. — Гаран.

— Ложись, — скомандовал Гаран.

Силдаан рухнула на землю, как подкошенная. Она почувствовала, что ТайГетен рванулись к толпе человеческих воинов и магов. Стремительно упала температура. Взвыл ветер, и над нею прокатилась волна холода. Тело ее окоченело. Она ощутила, как в волосах заскрипели снежинки, а кусочки льда закупорили ноздри. Когда она сделала робкий вдох, горло ей обожгло морозным воздухом.

Она не слышала ничего, кроме рева ветра, старательно прижимаясь лицом к каменной подушке козырька. Если вокруг и звучали крики, то она их не слышала, потому что закричала сама. Голос ее звучал так, словно горло ей забили каменным крошевом. У нее перехватило дыхание, и каждый вдох сопровождался мучительной болью.

Силдаан решила, что ветер свирепствовал недолго. По словам Гарана, именно так и обстояло дело с большинством заклинаний. Но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем душераздирающий вой и визг стихли. Силдаан лежала, не шевелясь, ожидая скорой смерти от клинка ТайГетен. Но она услышала лишь шаги людей, приближающиеся к ней и храму.

Силдаан неловко оттолкнулась от промерзшей земли, опираясь на подгибающиеся руки. Холод захлестнул ее, и она повернула онемевшее лицо к храму. А тот стал неузнаваем. Его покрыла ледяная корка, пряча под собой камень, а с подоконников и карнизов свисали ледяные копья. Иней окутал каменный козырек и набросил ледяной саван на зеленый покров леса на опушке храма. Вокруг стыла белизна.

Силдаан почувствовала, как чья-то сильная рука взяла ее под локоть: Гаран помог ей подняться на ноги.

— Осторожнее, — предостерег он. — Здесь скользко.

Силдаан кивнула, глядя, как лед превращается в воду, которая разбегается в разные стороны ручейками, чтобы напоить корни и ветви Биита. Начали оттаивать и тела ТайГетен. Силдаан зажала рот ладонью. Лица воинов почернели, обезображенные холодом и обожженные до неузнаваемости. Они рассыпались на куски, подобно статуям, которые кто-то столкнул с пьедестала. Конечности отделились от тел, которые сбрасывали с себя оцепенение смерти по мере того, как лед выпускал их из своих объятий.

Над каменной площадкой зачирикала какая-то птаха. Силдаан вздрогнула.

— Здесь так тихо, — выдохнула она. Она потерла руки и подышала на них в надежде вернуть им чувствительность. — Что ты сделал?

— Я же говорил тебе, что наша магия очень сильна, — отозвался Гаран.

— Слышать — это одно, — сказала Силдаан. Она саркастически улыбнулась и посмотрела на свои руки. Они дрожали, но холод здесь был ни при чем. Жрица понизила голос до еле слышного шепота. — Но оставим это. Похоже, все может получиться даже проще, чем я думала.

Ауум беззвучно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Раны были оскорблением Бииту, богу корней и веток. Жестокие, бездумные и уродливые. Сломанные ветви, оборванные лозы и раздавленные кусты. И все это сделали те, кто не был рожден в лесу. Те, охоту на кого для ТайГетен благословил сам Инисс.

Ауум опустился на корточки и провел пальцами по земле, все еще сохранявшей следы ног, обутых в тяжелые сапоги. Они остались здесь, в самом сердце тропического леса. Причем настолько далеко от побережья, что это казалось невозможным. Рука Ауума застыла на земле, когда с широченного листа над головой на него обрушился настоящий водопад. Слезы Гиал освежили его, и он буквально растворился в шуме дождя.

Выпрямившись, он повернулся к своему наставнику, жрецу Серрину, которого ему выпала честь защищать на протяжении последних десяти лет, прошедших с момента его бегства в Калайус. Жрец был высокого роста, с наголо бритой головой и телом, целиком выкрашенным в белый цвет. Наготу прикрывали лишь набедренная повязка и кожаные сандалии. В ушах и носу красовались серьги и кольца.

Серрин был одним из Молчащих, давших клятву посвящения бессловесно служить Иниссу во всех его храмах, хранителей архивов и священных реликвий.

— Чужаки, — пришел к заключению Ауум, поднимаясь на ноги. — Идут к Аринденету.

Большие овальные глаза Серрина прищурились. Ауум видел, что жрец раздумывает над тем, а не заговорить ли ему. Здесь это разрешалось, хотя Молчащие старались не пользоваться такой возможностью.

— Кто? — негромким и хриплым голосом спросил Серрин.

— Это не Терассины. Слишком уж явно для них. Люди. Пятнадцать человек, по крайней мере. — Ауум сплюнул. — Тысячи лет благословенного уединения. Почему они не могут оставить нас в покое?

В глазах Серрина он прочел охватившую жреца тревогу. Первые паруса появились на горизонте пятнадцать лет тому. Люди. Обещающие дружбу, от которой разило предательством и обманом. Их предупреждали, что в лес соваться не стоит. Очевидно, предупреждение пропало втуне.

— Мы догоним их задолго до того, как они достигнут Аринденета, — сказал Ауум. — След совсем свежий, а идут они медленно, потому как несут на себе слишком большой груз.

Ауум двинулся вдоль следа. Полдень уже миновал. Дождь лил как из ведра, насыщая землю и наполняя влагой листья зеленого покрова, который жадно тянулся вверх, подставляя ладони слезам Гиал. Внизу, у самой земли, уже сгущались сумерки. Баньян, пробковое дерево, инжир, лианы и виноградные лозы душили лесную подстилку. Густой низкорослый кустарник разбросал толстые побеги, цепко хватавшие неосторожного путника за ноги. Но растения были безжалостно уничтожены. Сквозь чащу леса чужаки прорубили тропу, достаточно широкую для того, чтобы по ней в ряд могли пройти три человека.

Ауум глухо зарычал. Время пришло.

Серрин опустил руку в мешочек на поясе и достал оттуда маленький глиняный горшочек, горлышко которого была замотано кожаной лентой. Открыв его, он сунул внутрь два пальца правой руки. Склонившись к самой земле, он принялся размазывать белую краску по щекам, носу и лбу, стараясь наносить ее ровным слоем.

Несколько мгновений Ауум глядел на него, любуясь точными и выверенными движениями жреца, после чего взялся за собственную маскировочную раскраску. Коричневая и зеленая краска холодили кожу. И заодно придавали сил. Ауум вознес краткую молитву Иниссу, прося его направить его руку и обострить чувства. Закончив, он заметил, что теперь уже Серрин наблюдает за ним. Жрец, лицо которого поражало ослепительной белизной, а в глазах полыхал яростный огонь, одобрительно кивнул.

— А теперь начинаем охоту.

— Не обращай внимания, идем дальше, — сказал Халет, безуспешно стараясь почесать правую руку, обтянутую кожей доспехов. — Это — всего лишь одна из маленьких глупых свинок.

— Тапир, — поправил его Аршул, худой наемный убийца.

Халет равнодушно пожал плечами.

— Тебе виднее.

— Нет, — вмешался другой. Его, кстати, звали Херол, но он называл себя Одноглазым. Непонятно почему, учитывая, что оба его глаза были на месте. — Я что-то видел. Что-то промелькнуло, совсем рядом. Белое, как привидение.

— Я тоже видел, — поддакнул Риссом, здоровенный и безрассудный наемник.

После укуса какой-то гадости он мучился лихорадкой. Не он один, разумеется. Но он хотя бы не скулил по этому поводу, хотя выделения у него из носа и одного уха выглядели просто омерзительно. Халет поморщился.

— Ну, хорошо, вы что-то видели. Мои поздравления. Но давайте двигаться дальше. Конечно, если вы не желаете погнаться за своим призраком, рискуя сдохнуть от укуса змеи, жабы или какого-нибудь земляного насекомого. До храма еще целый день пути. Говорю специально для тебя, Херол: можешь отстать на двадцать шагов и идти в арьергарде. Возьми с собой троих. Риссом, ты берешь двоих и прикрываешь правый фланг. Кутан, на тебе — левый фланг. Не теряйте друг друга из виду и криком сообщайте обо всем, что видите. И никакого геройства, понятно? Это очень опасное место. Ну, все, вперед.

Халет шел первым, небрежными взмахами меча разрубая плотные и длинные стебли ползучих растений, цеплявшихся колючками за одежду и лицо. Толстые ветви деревьев низко нависали над землей, хватая их за руки, и внизу клубились проклятые корни, о которые то и дело спотыкались люди. На Балайе, например, корни росли под землей. Халет проклинал лес Калайуса, густой слой прелых листьев, укрывающий почву, и чертовых насекомых. И зачем он только согласился вернуться сюда?

Лицо его распухло и было сплошь искусано гнусными тварями. Не помогали ни мази, ни питье, которыми снабдили их эльфы, встретившие корабль. Впрочем, в храме обязательно найдется снадобье, которое позволит избавиться от этой гадости. Какой-нибудь лист, не встречающийся в этой части леса. А под кожей на руках и ногах у него уже наверняка были отложены яйца. Как же отвратительно то, что под твоей кожей гнездятся насекомые, пожирающие твою плоть. Халет содрогнулся и почесался. Он предпочел бы, чтобы его укусила змея.

— В этом проклятом месте с каждым часом мне становится все хуже, — заявил Аршул. — Дождь когда-нибудь кончится, хотел бы я знать?

— Перестань ныть, лучше иди сюда и помоги мне, — распорядился Халет. — Что-то я не вижу, в какой стороне прячется солнце, а твои глаза лучше моих.

— Это точно, ведь из твоих скоро полезут какие-нибудь черви, верно? Ничего удивительного, что тебя подводит зрение. — Аршул подошел к Халету с левой стороны, ловкими движениями клинка расчищая себе дорогу, и уставился на игру света и теней впереди. — Мы по-прежнему идем в нужном направлении. Приблизительно.

— Отлично, — сказал Халет. Споткнувшись о торчащий из земли корень, он едва не упал, но успел опереться рукой о ствол пробкового дерева. — Будь оно все проклято.

— А куда запропастился наш проводник? Силдаан же обещала нам его.

— Остроухие много обещают, но не спешат выполнять обещанное, — ответил Халет.

Кто-то пересек им путь примерно ярдах в десяти впереди. Свет и тень. Быстрый, как молния. Глаз не успевал за его перемещениями. Аршул ткнул в ту сторону пальцем.

— Вот оно, — дрожащим голосом проговорил он. — Привидение меж деревьев.

— Цель прямо впереди, — крикнул Халет, чувствуя, как тяжело всколыхнулось в груди сердце. — Расстояние — десять ярдов, идет слева направо. Всем внимание! Одноглазый, направляется в твою сторону.

— Понял, командир.

Отряд продолжил движение, но теперь очень медленно. Наемники напряженно всматривались в лесную чащу. У Халета появилось неприятное ощущение, что он узнал, кто это, но в такой ливень, да еще учитывая сгущающиеся сумерки и невероятно густую растительность, утверждать что-либо наверняка было невозможно.

Он буквально кожей чуял, как звенят натянутые нервы у его спутников. Подобное испытание было для них внове. И это при том, что все они провели на Калайусе уже больше ста дней, пытаясь акклиматизироваться. Но привыкнуть к тропическому лесу оказалось не так-то легко. О том, какие существа обитают под густым лиственным покровом, ходили самые невероятные слухи. Халет был одним из тех, кто знал это наверняка.

— Пока ничего, — сказал Одноглазый. — Подождите. Движение. Прямо впереди, расстояние — пятнадцать ярдов. Разве мы…

Пронзительный вопль, раздавшийся слева от Халета, могло исторгнуть только существо, охваченное невыразимым ужасом. Напуганные птицы сорвались со своих мест. Зеленый навес над головой наемников наполнился шорохом листьев и шумом крыльев. Кто-то с треском ломился сквозь заросли. Халет, Аршул и еще восемь наемников в основной группе резко развернулись в ту сторону, держа мечи наготове. Халет уже понял, что к ним приближается не враг. Но недруг мог запросто скрываться за спиной бегущего.

Из-за деревьев вынырнул молодой человек. В сумерках лицо его казалось белым от ужаса. Оружие он потерял, как, похоже, и свой разум. Продравшись сквозь кустарник, оплетенный лозой, он рухнул на землю к ногам Халета.

— Кутан! — взвыл он. — Его голова… Все произошло очень быстро. Ничего не было видно. И слышно.

— Посмотри на меня, Илеш. Я должен знать, что случилось. — Халет опустился на колени и схватил юношу за плечи. Тот поднял голову. — Вот так-то лучше. Теперь говори.

— Я уже все сказал. Кутан мертв. Обезглавлен, а я так ничего и не увидел. Но там что-то было! А потом исчезло.

Заунывный шум дождя вдруг заглушил пронзительный вопль. На мгновение Халету показалось, что это кричит раненое животное. Но потом он вдруг расслышал треск ломаемых веток, который раздавался пугающе близко. Он инстинктивно отпрянул. Голова Илеша резко дернулась влево. В лицо Халету ударила струя крови. Он выпустил несчастного юношу и неловко выпрямился, подхватив с мокрой земли свой меч.

Из шеи Илеша торчало страшное оружие. Изогнутое полумесяцем лезвие с выемками под пальцы с одной стороны. Оно глубоко вошло в плоть, перерезав яремную вену и застряв в дыхательном горле. Бедняга содрогнулся всем телом и повалился набок. А Халет не сводил глаз с оружия. Силдаан рассказывала о подобных штуках. Она называла их «джекруи». Очень своеобразное и знаковое оружие.

— Проклятье, — выдохнул он. — ТайГетен.

Сзади вдруг раздался новый душераздирающий вопль, за которым последовали крики о помощи. Халет резко развернулся и вновь едва успел увидеть, как за деревьями мелькнул призрак.

— Все ко мне! Быстро! Строимся в круг. Расчистите место вокруг, черт вас подери. Всем держаться вместе. Держаться! Аршул, встань позади меня. Одноглазый, возвращайся сюда. Лучники и маги — в центр. Слева от меня. Вперед! — На лицах своих людей Халет видел страх. Его голос вселил в них уверенность, но ненадолго.

Наемники принялись безжалостно рубить растительность под ногами, пытаясь расчистить место для боя. Сверху непрестанно падал дождь, сумерки сгущались, что означало, что совсем скоро стемнеет окончательно. Одноглазый вел двух своих спутников обратно к основному отряду. Они настороженно озирались по сторонам, в любую минуту ожидая нападения, и орудовали клинками, расчищая себе путь.

— Мы вас видим, — крикнул им Халет. — Давайте быстрее!

За спиной Одноглазого мелькнула тень. Во рту у Халета пересохло. Наемник слева от Одноглазого вдруг согнулся пополам и упал лицом вперед. Халету показалось, что он сумел рассмотреть зловещий блеск клинка, который сверкнул и пропал, словно его и не было.

— Беги, Одноглазый! — заорал он во всю силу легких. — Беги!

Он буквально кожей ощущал ужас столпившихся вокруг него людей, которые напряженно вглядывались в лес, пытаясь проникнуть взглядами за сплошную стену зелени. Земля под ногами по-прежнему оставалась ненадежной и предательской, но тут уж ничего не поделаешь. Стволы деревьев, ползучие стебли и толстые ветки обязательно помешают рукопашной схватке. Да и круг был слишком мал. Халет понимал нежелание своих людей расширять его. Тем не менее попробовать стоило…

— Всем сделать шаг вперед. Дайте больше места лучникам и магам. А вы не ждите команды, чтобы выстрелить или ударить заклинанием. Ну, двинулись. Нам нужно больше места. Места для боя.

Халет демонстративно сделал два шага вперед, жестами подгоняя людей справа и слева последовать его примеру.

— Сколько их? — спросил кто-то.

— Разве я похож на ясновидящего?

Одноглазый со своим единственным уцелевшим спутником вбежали в неровный круг. К ним присоединились те, кто остался жив в арьергарде и на левом фланге. Семнадцать мужчин застыли в напряженном ожидании. Из них трое были вооружены луками. Двое магов. Слышался шорох ног, выбирающих участок земли потверже. Раздавались сдавленные ругательства и требования подвинуться, чтобы освободить место. Зазвучал шепот составляемых заклинаний.

Но лес вокруг, если не считать шороха, стука и всплесков дождя, хранил гробовое молчание.

Глава 2

Благодушие — вот твой злейший враг.

Ауум и Серрин смотрели на людей. Тех троих, что уже были убиты, заберет к себе лес. Ауум вознес краткую молитву Шорту, дабы тот послал им вечные муки. И его мольба наверняка будет услышана. Шорт с превеликой радостью завладеет душами людей. Милосердный Шорт, чей гнев, когда он сталкивался с предательством, был страшнее ярости самого Инисса.

— А у них есть мужество, — заметил Серрин.

Ауум презрительно фыркнул.

— У них есть дисциплина. А мужества нет. Мы подождем, пока страх не сожрет те крохи веры, что у них еще остаются. Подданные Туала породят в них сомнения и неуверенность. Слезы Гиал скроют от них настоящую угрозу. А потом мы с тобой завершим дело Инисса.

— Их вожак. У него есть мужество.

— Оно его не спасет.

— Кто-то один должен остаться в живых.

— Это приказ? — осведомился Ауум.

Серрин пожал плечами.

— Совет.

Ауум наклонил голову.

— Я понимаю.

Он отвернулся, внимательно глядя на людей и выбирая следующую жертву.

* * *

— Где они? — спросил Аршул, и голос его шипением ворвался в какофонию воплей, которыми разразились дикие животные и насекомые после того, как дождь внезапно ослабел.

На такое он не подписывался.

Приличные деньги, но неприемлемые условия. Он предпочитал иметь полную уверенность в завтрашнем дне. Сознавать, что ему известны все ответы и что он сам — хозяин своей судьбы. Сюда он прибыл для того, чтобы выполнить определенное задание. Убрать определенные цели. Эта вылазка в лес представлялась ему чем-то вроде познавательной, увеселительной прогулки. Способа лучше понять сложности этого нелепого общества. Но подвергнуться нападению смертельно опасных эльфов никак не входило в его планы. Предупредить об этом его забыли.

— Где-то там, — ответил Одноглазый.

— Спасибо, ты очень мне помог. Эй, там, никто ничего не видит?

— Всем сосредоточиться, — подал голос Халет с противоположной стороны круга. — Помните о том, как все было до сих пор. Белый призрак отвлекает внимание. Остальные нападают с другой стороны. Можете разговаривать, но, что бы вы ни делали, не разрывайте ряды. Если мы будем держаться вместе, то прорвемся обязательно.

— Призраки в лесу, — проворчал Аршул. — Оказывается, не все рассказы оборачиваются досужими байками.

— Это — не призрак, — ответил Халет. — Можешь мне поверить.

Наемники умолкли. В лесу вновь воцарилась тишина. Но Аршул чувствовал, что за ними наблюдают. Неужели настал его смертный час? Как это мучительно — знать, что он уже близок, но ничего нельзя поделать, и остается лишь наблюдать за тем, как солнце ползет по небу. Ждать, пока чужой клинок не перерубит тебе ребра или не подействует смертельный яд. И умереть, даже не зная, кто приказал убить тебя.

Воздух над их головами наполнился птичьими трелями и воплями обезьян. От жужжания насекомых у него вдруг зачесалось ухо. Подлесок бурлил жизнью. Животные воспользовались возможностью, чтобы посмотреть, кого повыгонял из нор дождь. Времени у них было немного. Над лиственным покровом уже прокатился первый раскат грома. Приближалась очередная гроза.

Но здесь, в вечных сумерках тропического леса, враг выжидал удобного момента. Можно было не сомневаться, что таковой обязательно наступит. А отсрочка оказывала на солдат деморализующее действие. Люди нервничали, не зная, сколько еще им придется стоять на месте. Сколько им осталось жить. Кто-то уже наверняка подумывает о бегстве.

— Споем, что ли? — вдруг предложил Аршул.

— Ты, наверное, шутишь, — отозвался чей-то дрожащий голос.

— Ничуть. Песня поднимет настроение. Разгонит кровь. Придаст нам сил. Вдохнет в нас мужество.

— Отличная мысль, Аршул, — подхватил Халет. — Этой проклятой дыре давно уже пора услышать настоящую балайянскую песню. Ну что, затянем нашу «Порвем цепи»?

— Тогда мы не услышим, как они подкрадываются к нам.

— Ты не услышишь их в любом случае, даже если в этом лесу заткнутся все твари, а солнце высушит дождь, — проворчал Одноглазый. — Споем, уроды. Только держите глаза открытыми и поглядывайте по сторонам.

Поначалу робко и неуверенно, а потом все громче зазвучала боевая песня, набирая силу. С каждым ее звуком и словом Аршул чувствовал себя все увереннее и сильнее, а кровь веселее побежала по жилам, так что он даже удивился.

Меч подвысь, тетиву натяни,

Цепи рви!

Цепи рви!

Сталь красна, твое сердце горит,

Цепи рви!

Цепи рви!

Враг трепещет и в страхе бежит,

Цепи рви!

Цепи рви!

Всех сомнем и порвем на куски.

Цепи рви!

Цепи рви!

Струя теплой жидкости ударила Аршулу в лицо. Он посмотрел налево. Призрак с белым лицом стоял перед Жиношем, погрузив пальцы в его шею. Аршул поднял меч. Белолицый вынул пальцы, разрывая острыми ногтями плоть. Жинош закричал и повалился лицом вперед. Аршул замахнулся, но белолицый пригнулся. Получив удар ногами в грудь, Аршул рухнул на раскисшую от воды землю.

Перед глазами у него сверкнул клинок. Диким голосом закричал еще один наемник, зажимая руками распоротый живот. Не понимая, что происходит, Аршул растерялся. Он почувствовал, как ТайГетен убрал ноги с его груди. Тишина вокруг вдруг взорвалась какофонией звуков. Раздались щелчки тетивы, но сочного чавканья попаданий он не услышал. Эльф оказался внутри кольца солдат. Кто-то из наемников попробовал поразить его мечом, но он двигался слишком быстро, так что лезвие лишь рассекло воздух.

Вот один из стрелков отбросил в сторону лук и попытался схватиться за нож. В нос ему ударила раскрытая ладонь, вгоняя раздробленные хрящи и кости в мозг. Что-то кричал Халет. Аршул встал на четвереньки. Эльф сделал новый выпад, и его короткий меч поразил второго лучника в глаз.

— Заклинания! — во всю глотку надрывался Халет. — Ублюдки, заклинания!

— Против кого? — пронзительно крикнул в ответ маг, и в голосе его прозвучал животный ужас.

Мечники, все до единого, развернулись лицом внутрь круга. В тот же миг эльф ускользнул. Он подпрыгнул, ухватился за свисающую лиану и перелетел через кольцо воинов. Аршул, раскрыв от изумления рот, смотрел ему вслед. А что еще ему оставалось делать? В лесной чаще, где и шагу нельзя было ступить свободно, эльф двигался стремительно и беспрепятственно. Он был у себя дома. Совершая прыжок, он поджал ноги, а потом, приземляясь, распрямился и с разворота нанес сильный удар Одноглазому пониже затылка. Здоровяк покачнулся и мешком повалился на землю, а голова его безвольно повисла на сломанной шее.

— Всем развернуться! — надрывался Халет. Но его больше никто не слушал. Круг распался. — Нет! Держаться вместе!

Вдруг, откуда ни возьмись, на расчищенном месте вновь возник белолицый. Растопыренными пальцами он ударил по лицу бегущего мага, вырывая ему глаза, и тот с разбегу врезался в дерево. ТайГетен тем временем атаковал очередного наемника, обрушив на него два молниеносных удара, которых Аршул даже не увидел, довершив дело смертельным ударом клинка в сердце.

Аршул попятился назад. Эльфы безжалостно истребляли тех, кто оказался впереди и пытался убежать.

— Оставайся со мной, — прошипел Халет.

Но огненные капли ужаса уже превратили сердце Аршула в пепел, и он лишь отрицательно прокачал головой.

— Нет. Ты станешь следующим. А один я смогу спрятаться и спастись.

— Ты ни за что не сможешь сбежать от них в одиночку.

— Я попытаюсь. Извини меня, Халет.

Отчаянно пытаясь сохранить остатки самообладания, Аршул потихоньку двинулся прочь.

— Держитесь, ублюдки! — взревел Халет. — Подлые трусы. Безродные псы. Держитесь! Все ко мне!

Халет не стал спасаться бегством вместе с ним. Аршул знал, что этого не случится. Командир был слишком горд. Слишком сильно верил в отряд, который сам же и собрал. Да вы только посмотрите на них сейчас. Они погибали один за другим. Поэтому Аршул, человек очень осторожный и привыкший не оставлять следов, постарался незаметно ускользнуть как можно дальше.

Отчаянные крики наемников, так похожие на женские вопли, тонули в тумане, сплошная пелена которого уже заволакивала подлесок. О местонахождении врага Аршул мог судить по треску ломаемых кустов, который с каждым мгновением удалялся и становился глуше. По нему да по слабым крикам о помощи, которая никогда не придет.

Один только Халет ревел, словно разъяренный буйвол, но Аршулу казалось, что голос его, вот странность, раздавался со всех сторон одновременно, хотя и сдержанно, словно прибой, накатывающийся на берег в заливе Корина-бэй. Храбрый человек. Его было почти жаль приносить в жертву, но, как говорится, своя рубашка ближе к телу.

Следует отдать должное эльфам. Если глаза его не обманывали, их было всего двое, но они оказались способны справиться с отрядом в двадцать человек. Но Аршул был одиночкой и в конечном итоге оказался самым умным из всех. Отныне он не даст втянуть себя в подобную авантюру.

Аршул спиной ощутил подбадривающее прикосновение ствола баньяна и запрокинул голову, осматривая его гостеприимную крону. Ему рассказывали, что среди его раскидистых ветвей, увитых широкими листьями, собирающими дождевую воду, таится смерть. Но даже она не может быть такой быстрой и бесшумной, как та, что подстерегала его внизу, на земле.

Аршул замер, прислушиваясь. В лесу вновь воцарилась тишина. Дело было сделано. Наверняка Халет, подобно всем остальным, уже истекал кровью, которую жадно впитывала вечно голодная земля. В этом даже ощущалась некая поэтическая закономерность. Во всяком случае, эльфы в это верили, и теперь он понимал почему.

Он посмотрел на свои руки. Они дрожали. Какое счастье, что сегодня днем ему не пришлось стрелять из лука. Аршул улыбнулся. Вокруг него сплошной стеной сомкнулся лес. Даже он сам не смог бы сказать, где был мгновением раньше. Очень хорошо. Какая неподвижность. Такая умиротворяющая и покойная, несмотря на приглушенные звуки животной жизни.

Аршул повернулся, ища взглядом нижние ветки, за которые можно было бы ухватиться. Эльф стоял совсем рядом, в каком-нибудь шаге от него. Глядя на него, Аршул почувствовал, как у него подвело живот и опорожнился мочевой пузырь. В глазах эльфа стыла холодная неизбежность.

Аршул вдруг понял, что по щекам его текут слезы. Он знал, что рот его приоткрылся, чтобы молить о пощаде, но смог исторгнуть лишь душераздирающий вопль. Вопль женщины.

Ауум и Серрин смотрели на последнего из людей, лежащего у их ног. Такой же неуклюжий, как и все остальные, разве что чуточку более осторожный. Кровь уже перестала течь из раны в его сердце. Она еще пузырилась у него на губах, которыми он целовал землю, но шарики воздуха уже начали лопаться.

— Мы совершили ошибку, позволив уйти тому, другому. Это их вожак. И по-прежнему способен доставить нам неприятности. А вот этот подошел бы нам намного лучше. Одиночка, — сказал Ауум.

— Нет. Рассказ того, второго, услышат, и ему поверят. Это породит страх.

Ауум кивнул.

— В том, что ты говоришь, есть смысл. Идем. До храма еще целый день пути.

Но Серрин не двинулся с места, глядя на тело наемника.

— Здесь могут оказаться и другие, — сказал Ауум. — Мы должны предупредить ТайГетен и подготовить храм. Как такое вообще могло произойти?

— Им кто-то помогает.

Ауум кивнул.

— Согласен. В противном случае они бы никогда не нашли храм. Но мы все равно узнаем, кто за этим стоит. Инисс направит наши руки. Здесь им не победить нас, мой жрец. Это — наша земля.

Глава 3

Одиночество — самое суровое из наказаний, потому что эльф никогда не остается один, даже в смерти.

— Я спас столько своих людей, сколько смог.

А тысячи других оставил умирать.

— У меня не было выбора.

У тебя был выбор — стоять насмерть и сражаться. Но ты повернулся и бежал.

— Я защищал тех, кого мог спасти.

Ты бросил тех, кто нуждался в тебе. Ты — трус.

— Нет!

Трус, малодушное ничтожество, отступник. Ты потерял все, и мужество, и Родину. Ты заслуживаешь смерти. Почему ты до сих пор дышишь этим воздухом?

— Потому что Инисс, мой бог и повелитель гармонии, желает еще сильнее покарать меня, сохранив мне жизнь.

Ха! Как удобно. Значит, в твоей жалкой и бесполезной жизни виноват твой бог. Он отвернулся от тебя в тот день, когда ты предал свой народ. Он ждет того момента, когда ты соберешь остатки мужества и сделаешь то, что должен был сделать в день своего унижения. В день, когда кровь невинных жертв запятнала твои руки.

— Я не мог сделать большего.

Ты мог умереть ради тех, кто любил тебя. Ты обязан был умереть. Доставь им это удовлетворение хотя бы сейчас. Признай свою вину. Встреться со своим богом лицом к лицу. Будь честен перед самим собой.

Такаар отвернулся от камня, на котором восседал его мучитель, будучи не в силах и дальше слушать справедливые упреки. В нескольких сотнях футов внизу текла река Шорт. Соблазнительная и чарующая, даже с такой высоты. Вокруг торчащих валунов пенилась и вскипала вода.

Необъятный и вечный тропический лес за его спиной, казалось, тоже смотрел на него со злой насмешкой. Каждое создание, что дышало, жило и умирало на службе у их бога, Туала, издавало какофонию звуков, которые звенели у него в голове, туманя разум.

Он поднял глаза к небу, моля Гиал о помощи. И богиня дождя услышала его мольбу, ниспослав грозу, которая заглушила голос леса и пролилась барабанным боем капель на его голову, очищающим и обещающим прощение. И вновь вызвала к жизни воспоминания.

«…в тумане вставало алое зарево. Вдали замерла песня. Дымка рассеялась, словно ее смахнул рукой сам Инисс, обнажая выстроившиеся напротив вражеские шеренги. Воины, стоявшие вдоль парапета, застыли в напряженном ожидании. Такаар смотрел вперед, всеми фибрами души впитывая чувства, охватившие обороняющиеся войска. Он глубоко вздохнул, чтобы унять сердце, гулко стучавшее в груди.

Такаар провел рукой по лбу. Это было неправильно. Поколение войн и сражений не могло закончиться вот так. В лесу, меж деревьев, теснилась пехота гаронинов. Солдаты стояли кучно и плотно, как муравьи. А потом они медленно двинулись вперед. Тысячи и тысячи. А за ними, возвышаясь над макушками деревьев, поплыли осадные машины. Десятки и сотни».

Такаар сгорбился, прижав колени к груди и тихонько раскачиваясь взад и вперед. Пальцы его босых ног впились в край обрыва. Взгляд его не отрывался от противоположного утеса и тропического леса за ним. Но вот взор его затуманился, и по щекам потекли слезы. Сегодня, как и всегда, он знал правду.

— Я — трус. Невинная кровь запятнала мою душу, — прошептал он.

Хорошо, очень хорошо.

Такаар встал. Снизу доносился грохот волн, сливаясь со стуком дождевых капель о голые скалы и мокрую листву деревьев. В голове у него воцарилась звенящая пустота. Даже воспоминания не беспокоили его. Пустота внутри была страшнее видений прошлого.

Ты можешь покончить с этим. Сделай шаг вперед. Всего один. Это же так просто. И тогда все, конец.

Такаар пошевелился, скользя вперед и чувствуя, как осыпается под ногами земля. Выпрямившись во весь рост, он вдохнул пьянящий аромат влажного леса. Родного дома, благословенного Иниссом и окропленного кровью тех, кто так и не успел почувствовать его почву под ногами. Тех, кто остался в старом мире и наверняка погиб.

По его вине.

— Я не заслуживаю дышать этим воздухом и любоваться красотой рассвета.

Нет.

Такаар взглянул вниз, на камни, о которые разобьется его тело, и стремительные пенные струи, которые унесут его кровь и плоть. Его позор, унижение и трусость. Лес примет его в свои объятия и вернет Иниссу. Раскаявшегося. Искупившего вину. Прощенного.

— Но я не заслуживаю прощения.

Мы все заслуживаем его.

— Моя смерть не станет справедливым воздаянием для тех, кому я причинил зло.

Не путай справедливость с прощением. Справедливого воздаяния не существует. Есть только месть. Поступи с собой так, как хотели бы поступить с тобой жертвы твоей трусости. И тогда ты обретешь прощение. Инисс по-прежнему любит тебя.

— Я не заслуживаю любви Инисса. Как и любого другого бога.

Милосердие и прощение идут рука об руку. Но только в том случае, если им сопутствует жертвоприношение. Сделай то, что должен.

Такаар склонил голову. Дождь пошел сильнее. Слезы Гиал падали, оплакивая финальный акт жизни падшего героя. В небесах зарокотал гром. В свинцовых тучах сверкнула молния.

«…Такаар провел рукой по лбу. Он был горячим и влажным, несмотря на рассветную прохладу. Но душа его заледенела. Его бил озноб. Он смотрел, как они приближаются. В оборонительных порядках насчитывалось не более трех тысяч защитников. Извне наступало в десять раз больше, а во мгле за осадными машинами как будто из-под земли вырастали все новые и новые шеренги.

— Такаар?

Такаар вздрогнул. Он так резко оглянулся, что едва не потерял равновесие.

— Пелин. — Он сделал глотательное движение. — Что тебе нужно?

Пелин нахмурилась и развела руки в стороны, ладонями кверху.

— Приказ.

Такаар кивнул.

— Да. Приказ.

Он вновь перевел взгляд на выстроившиеся напротив вражеские войска, до которых теперь оставалось меньше двух сотен ярдов. Они уже входили в зону поражения. Ложа осадных машин разворачивались в их сторону, задираясь в небо. Он слышал, как скрипят натягиваемые огромные луки. Звуки эти эхом отдавались у него в голове, туманя разум».

Такаар вновь ощутил сатанинский жар, испепеляющий сердце, словно все это происходило прямо сейчас. Перед глазами у него все поплыло, руки задрожали, а ноги подогнулись. Дышать стало трудно. Он судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом. По телу пробежала дрожь, а глаза защипало, словно в них насыпали песка.

Ты вынес им приговор.

Руки Такаара дрожали, когда он отнял их от лица, и влага на нем была вызвана не только проливным дождем.

Ты судил их. И решил, что большинство недостойны того, чтобы жить. Еще одно жалкое оправдание для твоей трусости. Ты бросил стариков и больных, чтобы спасти свою никчемную жизнь.

— Я сделал то единственное, что мне еще оставалось. И спас тех, кого смог.

Голос Такаара вспугнул птиц с насиженных мест, и они сорвались с веток. Дождь ослабел. Он резко развернулся лицом к своему мучителю, но камень был пуст. Пуст, как и всегда.

Ты один. И ты лжешь только самому себе.

Как часто в его голове звучали эти слова. Он знал, что будет дальше. Он уже слышал их бессчетное множество раз. Губы его шевельнулись в унисон.

— Тебе не хватает мужества расстаться даже с собственной жизнью.

«…— Мы остаемся на месте или выступим им навстречу?

Вновь заговорила Пелин, но теперь голос ее доносился откуда-то издалека.

— Столько жизней, — сказал Такаар, качая головой и протирая глаза тыльной стороной руки. — Эвакуация закончена?

— Закончена? — В разговор вступила Катиетт. Или же ему показалось, что это была она. Что-то неладное творилось с его слухом. В ушах у него стоял звон, а слова доносились, словно сквозь вату. — Пелин уже говорила тебе. Чтобы закончить ее, нам нужно еще десять дней. Мы должны продержаться, Такаар. Решай.

— Решать что? — вопросил он. — Как мы умрем? Или здесь, или там. Другого выхода нет. Инисс оставил нас.

Такаар улыбнулся, глядя на Пелин. Она недоуменно нахмурилась.

— Ты сказал…

— Уже слишком поздно. — Такаар вновь покачал головой. — Слишком поздно. Мне очень жаль. Прости меня.

Он сделал шаг назад».

Дождь прекратился. Слезы Гиал перестали течь. Она вновь отвернулась от него. Ничего другого он и не заслуживал. Такаар бросил взгляд на вершину утеса и вытоптанную площадку, на которой стоял. Он знал, что вернется сюда. Знал, что у него нет выбора.

— Завтра, — сказал он. — Завтра все будет по-другому.

Он развернулся, унося свою ложь с собой, и нырнул под сочившийся влагой зеленый покров леса.

Получив заверения Силдаан в том, что им ничего не грозит, Лиит вывел жрецов храма на козырек перед входом. Находясь внутри, они не слышали почти ничего из того, что происходило снаружи, но каждый камень пропитался предчувствием беды. Когда внутрь проникла волна холода, жрецы начали молиться. Лиит пожалел их тогда, как жалел и сейчас, когда они стояли у врат своего святилища, встречая первый день нового мира. Или, точнее говоря, возвращения к старому.

Первым выйдя на свет и увидев тела ТайГетен на земле и иней, все еще прячущийся в тени храма, Лиит понял, что не готов. По краям козырька выстроились уродливые фигуры людей. Один из них стоял рядом с Силдаан. Их вожак, Гаран.

Пятеро жрецов за спиной Лиита возмущенно зароптали. Послышались слова молитв. К их гневу примешивалось смятение. Вот стоит Силдаан. Одна из их числа. Стоит рядом с врагами, среди изуродованных тел лучших воинов Инисса. Вокруг витает запах смерти. Воздух отравлен ею. Значит, вот какая она, магия, о которой говорила Силдаан и на которую возлагала такие надежды.

— Ждите меня здесь, — распорядился Лиит и подошел к Силдаан. — Что ты наделала?

— Это — борьба за выживание, Лиит, — ответила Силдаан. — И не делай вид, будто не понимаешь этого.

— Ты считаешь, что мы выиграем эту борьбу, убивая себе подобных?

— В таком деле жертвы неизбежны.

— Значит, вот как ты это называешь?

— ТайГетен никогда не поддержат нас. Дети они Инисса или нет, но они встали на нашем пути. Другого выхода у нас нет.

— Мы говорили о том, чтобы взять их в плен, — напомнил Лиит.

Силдаан рассмеялась.

— О да, ты говорил об этом. Но я живу в реальном мире. Тем не менее из уважения к тебе и к ним я предложила им выбор. Угадай, какой была их реакция?

— Мне кажется, что мы поступаем неправильно, — Лиит покачал головой. — Мы с тобой пришли к согласию о том, что происходит здесь и сейчас. Мы знаем, что наш долг восстановить прежний, настоящий порядок. Но нас должно остаться достаточно, чтобы править. Тебе известно, с чем столкнулись дети Инисса — или все эльфы, если на то пошло. Мы не можем позволить себе небрежно и мимоходом убивать своих братьев. Даже если они — ТайГетен.

Силдаан шагнула к Лииту, подойдя к нему вплотную. Она превосходила его ростом. Кроме того, она была быстрее и опытнее. Но жрец не отступил ни на шаг. Силдаан взглянула ему в глаза, явно рассчитывая смутить.

— Мы уже столько говорили об этом, Лиит. Те представители нашей расы, что выступают против нас, нам не нужны. Мы должны завладеть храмом. А потом, как только совершим это, сделать заявление, эхо которого прокатится по лесу и достигнет больших городов. Это будет правильным первым шагом.

— Овладение храмом — да. Особенно теперь, когда Джаринн отбыл в Исанденет. Но вот это? Это же бессмысленная бойня. Они были твоими друзьями. Ты слишком на многое закрываешь глаза. А я смотрю на происходящее и испытываю отвращение оттого, что мы запятнали свой храм присутствием людей.

— У тебя сдали нервы, Лиит. Эти люди помогут тебе остаться в живых. Ты должен решить, с кем ты.

Силдаан обеими руками толкнула Лиита в грудь. Он покачнулся и отступил на несколько шагов, отмахнувшись от Гарана, попытавшегося поддержать его.

— Не смей прикасаться ко мне, — прошипел жрец.

— Силдаан права: ты должен передать послание.

— Что ты знаешь об этом, чужеземец?

Резко развернувшись, Лиит поглядел в покрасневшие глаза на распухшем от укусов лице. Густые брови Гарана уродовали его лоб. Подобно всем людям, он был широкоплеч и коренаст и носил тяжелые кожаные доспехи и меха, совершенно неуместные во влажном тропическом лесу, а его оружие годилось только для того, чтобы рубить растения, расчищая путь.

— Я знаю, что нужно сделать. Нам нужна война; ты должен спровоцировать ее, а не вежливо предложить, — заявил Гаран.

— Нам не нужна война. Мы…

— Лиит, — перебила жреца Силдаан, стараясь, чтобы голос ее прозвучал негромко и спокойно.

Напрягшись, Лиит развернулся к ней.

— Ты этого хочешь, — сказал он. — Верно?

— Да, я хочу положить конец той глупости, что зовется «законом Такаара». Мы оба хотим одного и того же. И это послание услышат во всем Калайусе.

— Ты вынудишь их обрушиться на нас, — прошипел Лиит. — И человеческой магии окажется недостаточно. Ты сама говорила, что нужно действовать исподволь и незаметно.

— Здесь не самое подходящее место для того, чтобы обсуждать подобные вещи. Наши союзники не должны слышать, как мы ссоримся.

Но Лиит только покачал головой в ответ. Силдаан вдруг ощутила, что в душе у нее разгорается гнев.

— Их не должно быть здесь. Никого. Это — наше и только наше дело.

— Ты знаешь, для чего они здесь, — зло бросила в ответ Силдаан. — Нам нужна помощь. Нас слишком мало.

— И стало еще меньше.

Силдаан нанесла молниеносный удар справа, сломав Лииту нос. Кровь горячей струей хлынула из ноздрей жреца ей на правую руку. Лиит отпрянул и поднес обе руки к лицу. Глаза у него расширились, и он сильно закашлялся от неожиданной боли.

— За что?

— Ты — не моя чертова совесть, Лиит. Инисс свидетель, что я не нуждаюсь в том, чтобы мне говорили, что и как делать. Я должна быть уверена, что ты с нами. Я должна знать, что ты веришь мне. Итак?

Лиит взглянул на нее, зажимая руками разбитый нос, кровь из которого капала на его короткую куртку без рукавов. Крепко зажав кость пальцами, он осторожно вернул ее на место, чем вызвал ошарашенное ворчание у солдат, стоявших рядом с ним. Но сам Лиит даже не поморщился. Закончив, он убрал руки от лица, и кровь вновь хлынула струей.

— Мы с тобой знакомы вот уже восемьсот лет, — слегка гнусавя, проговорил он. — И ты знаешь, что я не стал бы лгать тебе.

Он сплюнул кровь на землю и вытер рот рукавом.

Силдаан вздохнула.

— Все когда-то случается в первый раз.

— Зачем? Силдаан, ты ведь не настолько глупа, как хочешь казаться. Что с тобой происходит? Нам не нужны союзники. Мы не можем доверять им и должны действовать по-другому. Им не рады здесь, и их никогда не примут, как равных. И кто вообще разрешил им прийти сюда и предложить нам свое столь воинственное и кровавое содействие?

— Случилось то, что я поняла — время истекает. Его осталось меньше, чем думает кто-либо из этой жалкой кучки слюнтяев. Ты знаешь, что должно произойти в Исанденете, в Гардарине. Сегодня. Тебе давно пора научиться идти в ногу со временем.

— Ты говоришь о том, чтобы разрушить гармонию. Собираешься вернуть нас во времена Войн Крови. Для чего тебе это нужно?

— Лиит, я выслушала тебя. Но мы должны двигаться дальше. Каков твой ответ?

Но она уже видела, что он уперся и своего мнения не изменит, и застонала в душе. Жрец отрицательно покачал головой.

— Проклятые остроухие, — пробормотал Гаран.

Лиит стремительно развернулся к нему. Он уступал Гарану в росте и телосложении, но почему-то ничуть не казался от этого менее опасным. И сам знал об этом. Он заговорил на языке обитателей северного континента.

— Что тебе до этого, короткоживущий? — Лиит стоял всего в шаге от Гарана. Достаточно близко, чтобы убить его голыми руками. — Это — не твоя война. И земля тоже не твоя. Ты все равно получишь свою плату, будешь ли ты сражаться или молча простоишь под дождем. Решаем здесь мы. А ты принадлежишь нам. Сейчас ваши жизни — в наших руках. Мы можем раствориться в своем лесу, и тогда вы никогда не найдете дорогу обратно.

— Поэтому я останусь здесь и буду говорить со своей сестрой в храме моего бога столько, сколько сочту нужным. А если ты посмеешь оскорбить меня еще раз, я убью тебя. Ты меня понял?

— Я понял тебя, — отозвался Гаран на весьма приличном эльфийском. — А еще я понял, что и дальше оставаться здесь — значит терять время, которого у тебя и так нет. Я знаю, что Силдаан права, а те, кто отказывается видеть, что сулит им будущее, рискуют навлечь гибель на детей Инисса.

— Я не намерен дискутировать с тобой по этому поводу, — коротко бросил Лиит. — Ты — никто. Наемные мускулы.

— Ты повергаешь меня в отчаяние, Лиит, — сказала Силдаан. — Почему ты ведешь себя так?

— Потому что мы все должны сделать правильно, иначе мы предадим всех эльфов, а подонки, подобные этому, невозбранно ступят на благословенную землю Инисса.

Силдаан поманила его в сторону от Гарана.

— Чего ты добиваешься, Лиит?

— Я хочу, чтобы ты пообещала мне, что больше не будешь убивать детей Инисса. ТайГетен и других. Я хочу, чтобы ты смирилась и признала, что не вправе решать судьбу кого бы то ни было из наших людей. Не считай себя выше их. Силдаан?

— Я не могу пообещать тебе этого, — негромко ответила жрица, и голос ее заглушил шум дождя, хлынувшего с новой силой. — И я в отчаянии оттого, что не могу убедить тебя в своей правоте.

— В таком случае я не пойду с тобой, — прошептал Лиит, и на глазах его выступили слезы. — Мы не можем вернуться к порядку, замешанному на страхе. Это тебе следует учиться идти в ногу со временем. Чтобы нам повиновались, мы должны внушать уважение.

Силдаан подошла к жрецу вплотную и положила руку ему на плечо. А он вдруг ощутил прилив небывалой грусти. Почти скорби.

— Знаю. Но мы не сможем достичь этой цели без боя. Ни один эльф не пожелает преклонить колени только потому, что мы попросим его об этом. Почему ты не хочешь понять столь простую вещь?

— Если они откажутся, значит, мы недостойны править ими.

— Ох, Лиит. Мы не можем упустить такой шанс, иначе попадем в рабство к кланам туали[1] и биитан[2]. И уж они-то не проявят такой робости и нерешительности, как ты.

— Такаар научил нас тому, что война — это не путь вперед. Несмотря на все его недостатки и неудачи, именно он положил конец Войнам Крови. А эта дорога ведет к краху.

— Значит, следует избрать другую.

Силдаан привлекла жреца в свои объятия. Преодолев мгновенную растерянность, он припал к ее груди и расплакался. В самом страшном сне он и представить себе не мог, что погибнет от ножа, который она вогнала ему под ребра, и клинок поразил его в самое сердце. Лиит ахнул и еще крепче вцепился в нее.

— Пусть твоя дорога к предкам будет легкой и безопасной. Когда-нибудь ты благословишь мой путь, и мы пойдем по нему вместе.

Лиит не чувствовал боли. Ноги у него вдруг подогнулись, и Силдаан опустилась на колени рядом с ним. Он уставился на нее, пока она вытирала ему кровь из носа и рта.

— Твой путь приведет всех нас к смерти, — успел прошептать он.

— Успокойся и помолчи. Оставь свою ненависть здесь. Иди свободным.

Глаза Лиита закрылись. Тело его повалилось на землю. Щекой он почувствовал прикосновение прохладного камня. Он вознес краткую молитву Шорту, прося бога принять его душу. Жрец смутно ощутил, как Силдаан вытащила нож. Он больше не испытывал гнева. Его охватила всепоглощающая печаль.

Лиит попытался сделать вдох, но легкие его уже наполнились кровью, и он захлебнулся ею. Жрец попытался открыть глаза, но сил у него уже не осталось. Над головой у него зазвучали голоса.

— Пусть Шорт сопроводит твою душу в благословенные объятия Инисса. Пусть твое тело достанется подданным Туала. Пусть лес вновь возьмет тебя к себе. Пусть твоя жертва не будет напрасной, — сказала Силдаан.

— У тебя не было другого выхода, — сказал Гаран.

— Я любила его. Но то, что нам предстоит, больше любви к одному ula[3]. А тебя я ненавижу. Так что подумай сам, насколько я ценю твою жизнь.

По щеке Лиита скатилась одинокая слеза.

Глава 4

Вера в собственное тело составляет самую суть выживания.

— Посмотри на себя, прекрасная тварь.

А ты посмотри на себя, ползающего на брюхе, подобно рептилии, в любви к которой ты объясняешься. Очень уместно.

Такаар вздрогнул от гнева, и трава под его ногами возмущенно зашелестела. Змея повернулась к нему и подняла свою плоскую голову, свивая тело в кольца. Она уставилась на него черными зрачками неподвижных глаз в окружении темно-коричневой радужки. Такаар застыл как вкопанный, не обращая внимания на издевательские призывы своего мучителя протянуть руку и встретить смерть от укуса столь убийственного и прекрасного создания.

Вместо этого он продолжил наблюдение. Вокруг и на нем самом кишели насекомые и пиявки. Тайпан[4] языком попробовал воздух на вкус. В длину змея достигала восьми футов, спина и бока ее были окрашены в яркий красно-коричневый цвет. Чешуйки же на животе отливали желтым. Голова была округлой и вытянутой, с обрубленным носом, а шея сверкала глянцевым черным блеском.

Змея могла убить его в мгновение ока, если бы у нее возникло такое желание. Или думала, что могла.

— Такая сдержанная и пугливая, — прошептал он. — И такая могущественная.

Самая ядовитая тварь в лесу, подумал он, но в этом ему еще предстояло убедиться.

— Согласна ли ты мне помочь, хотел бы я знать? Обещаю, что не причиню тебе вреда.

Тайпан расслабился; голова его вернулась на лесную подстилку. Он принялся тыкаться носом в палую листву. Такаар очень медленно и осторожно присел на корточки. Змея не обратила на него внимания, высматривая более подходящую добычу.

— Этому придется подождать, дорогой друг. — Такаар коротко рассмеялся. — Для начала тебе предстоит пройти небольшое испытание.

Такаар зашуршал палыми листьями. Тайпан мгновенно поднял голову и замер не далее, чем в четырех футах от него. Они, не мигая, смотрели друг на друга, разве что тело змеи медленно колыхалось. Такаар стал осторожно раскачиваться из стороны в сторону, отмечая краем сознания, что змея в точности повторяет его движения.

— Хорошо, — сказал Такаар. — А теперь…

Он резко отпрянул в сторону. Змея отреагировала мгновенно — голова ее выстрелила вперед и вверх с пугающей быстротой. Такаар выбросил ей навстречу правую руку, и пальцы его сомкнулись на шее твари, прямо под ее головой. Зубы тайпана беззвучно клацнули в считанных дюймах от лица Такаара, а тело стало извиваться и дергаться, стараясь вырваться. Но Такаар не отпускал свою добычу. Тайпан обвился вокруг его руки стальными тисками.

Такаар нажал пальцами на шею змеи под челюстями, заставляя их раскрыться. Клыки тайпана оказались совсем маленькими, меньше дюйма высотой. Они не были суставчатыми, как у других ядовитых змей, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. Внутреннее нёбо пасти было розовым и мягким. А ведь оно таило ужасную смерть. Такаар улыбнулся.

— А ты у нас злючка, верно? Знаешь, я ведь поджидал такую, как ты, давно, очень давно. М-м.

Такаар развернулся и зашагал обратно к своему убежищу, находившемуся неподалеку, на самой опушке тропического леса, где деревья встречались со скалами, глядящими на завораживающий простор дельты у Верендии-Туал. Воздух здесь был свежее, в нем не чувствовалось удушливой мокроты, скопившейся под зеленым лиственным покровом.

Постепенно его убежище разрослось. Раньше это был просто шалаш, крытый шкурами, а теперь оно щеголяло соломенной крышей и глиняными стенами. На столе рядами стояли несколько горшков для опытов.

Тайпан прекратил борьбу и ослабил хватку. Такаар ощущал на руке вес его тела. Очаровательное создание. Он мельком взглянул на него. Оно смотрело на него немигающим взором, а он по-прежнему крепко сжимал его шею под головой. Такаар пригнулся и вошел в дом. Внутри было темно, но глаза его быстро привыкли к полумраку.

Какой позор, что ты не дал ей укусить себя. Почему ты упорно продолжаешь столь жалкую шараду?

— Если бы это касалось тебя хоть каким-нибудь боком, я, пожалуй, дал бы тебе подробный и исчерпывающий ответ. Но сейчас я ограничусь тем, что скажу — разум должен оставаться активным, в противном случае начинается безостановочный спуск к сумасшествию.

Начинается? Для тебя этот путь уже превратился в смутное воспоминание.

— Сумасшествие всегда субъективно. В той или иной степени оно проявляется у каждого из нас. И я — не исключение. Как и ты. Таков порядок вещей. Но я, по крайней мере, созидаю нечто полезное. А что оставишь после себя ты?

Твой труп, пожираемый тварями, которых ты так обожаешь.

— А я оставлю после себя истину.

Собственную истину, которую ты создавал столь усердно, не правда ли?

— Не могли бы мы обсудить это позже? Сейчас я занят.

Я просто не понимаю, почему ты упорствуешь в своих глупых заблуждениях. Ты собираешься оставить наследство там, где его никто не найдет? Ведь именно поэтому ты поселился здесь, верно? Чтобы никто не нашел тебя, живого или мертвого.

— Ты превратно толкуешь цель моего покаяния.

Более того, я совершенно не понимаю, в чем смысл твоего бесполезного существования.

Такаар сосредоточился на предстоящей задаче. Вдоль одной стены дома тянулся стол, ставший конечным результатом многочисленных опытов по приделыванию ножек к крышкам. Поверхность его была шероховатой и неровной, высеченной из ствола железного дерева, как, впрочем, и ножки. Которые имели специальные зарубки и были вставлены в выемки в нижней части, после чего привязаны к крышке лианами и молодыми виноградными лозами. Стол слегка покачивался, но при этом обладал достаточной устойчивостью.

Зато порядок на нем царил идеальный. Даже слишком, как издевательски утверждал его мучитель, но Такаар должен был точно знать, что именно находится в каждом из глиняных горшочков, заткнутых деревянными пробками. Ровными рядами они выстроились по правую и левую руку от него, оставляя место в самом центре свободным для опытов. На каждой из затычек он вырезал особый символ, означающий определенный животный или растительный экстракт. Состав он записывал, вырезая его на плашках железного дерева, предварительно отполированного для этой цели.

Посередине стола стоял одинокий глиняный горшок размером с половину кулака Такаара. Горлышко его было перетянуто полоской ткани из материи ручной работы, запасы которой неуклонно уменьшались. Он взял горшок, заставил тайпана разжать зубы и зацепил их за горлышко. Ткань спровоцировала укус, и из зубов змеи стал выделяться яд, который потек по стенке горшка на дно. Сказать, много его или мало, было невозможно, но Такаар держал тайпана до тех пор, пока тот не попытался отдернуть голову.

— Вот и все, друг мой. Совсем не больно. Ты — один из подданных Туала, и у меня нет никакого желания причинять тебе вред.

Сомневаюсь, что он испытывает к тебе схожие чувства.

Такаар пропустил это замечание мимо ушей. Пригнувшись, он вышел наружу, отошел от хижины ярдов на сорок и выпустил рептилию обратно в лес, глядя, как она быстро и безо всяких усилий скользнула прочь, моментально затерявшись среди густой растительности и опавшей листвы.

— Вот так. А теперь — за работу.

Сегодня утром Такаар плотно позавтракал рыбой, выловленной в притоке Шорта, протекавшем не далее чем в трехстах ярдах отсюда и обрывавшемся прекрасным водопадом с утеса чуть южнее. Если его предположения верны, в ближайшие часы ему понадобится вся сила, которую дала ему еда.

Вернувшись обратно в хижину, Такаар оглядел стены и стол, как делал всегда.

— Если сегодня мне суждено умереть, что подумают эльфы, когда мои труды будут обнаружены?

Они подумают, что ты — жалкий трус, отыскавший тысячу способов умереть, но у которого недостало мужества, чтобы использовать хотя бы один из них по прямому назначению. А тот факт, что смерть твоя будет случайной, станет для них последним оскорблением.

— Почему я должен тебя слушать?

Потому что в глубине души, там, под пеплом остатков твоей совести и здравого смысла, ты знаешь, что я прав.

На полках, протянувшихся вдоль стен, выстроились три сотни горшочков. Каждый из них был помечен и наименован на резной деревянной табличке, висящей справа от полки. Но лишь немногие могли похвастать подробным описанием свойств, характеристиками воздействия и более сложными заметками о способах составления и приготовления. Впрочем, даже если он сегодня умрет, начало положено, и хорошее начало. Какой-либо смышленый ТайГетен или Молчащий Жрец сможет продолжить его дело.

Такаар вытащил из-за голенища сапога нож превосходной работы. Долгими днями он оттачивал лезвие до бритвенной остроты, пока оно не превратилось в тонкий, как игла, шип. Размотав полоску ткани с горлышка горшка, он заглянул внутрь. Оказывается, тайпан снабдил его весьма приличным количеством яда. Более чем достаточным для того, чтобы убить его сто раз подряд.

Такаар обмакнул острие ножа в яд на дне горшочка, оценивающе осмотрел маленькую капельку, сверкающую на его кончике. По его меркам, она была среднего размера. Учитывая то, что ему довелось видеть в дикой природе, он затеял опасную игру. Он в последний раз проверил снаряжение. Осмотрел продукты питания, воду, одежду, куски материи и деревянное ведро из ствола дерева с выдолбленной сердцевиной. Они лежали рядом с гамаком, подвешенным в трех футах над землей меж двух деревьев, вокруг которых он и выстроил свою хижину.

Острием ножа Такаар проколол кожу на внутренней стороне запястья и сделал глубокий вдох. Именно сейчас он ощущал небывалый прилив сил и приятное возбуждение. Наступало время единения с природой, какого не знал еще ни один эльф или ТайГетен. Чтобы выжить, надо было узнать больше. И отыскать новое оружие против гаронинов.

Неужели ты настолько заблуждаешься? Очевидно, так оно и есть. Гаронинов больше нет. Ты убежал от них и захлопнул дверь у них перед носом, помнишь? Или это каким-то образом не стыкуется с весьма удобной тебе версией истины?

— А вот здесь ты ошибаешься. Убежать от гаронинов нельзя. Поверь мне. Они вернутся.

Вера — как раз то, чего больше к тебе не будет испытывать никто.

— Это — часть моего наказания. А теперь помолчи. Я должен наблюдать за реакцией и симптомами.

Мир станет чище, если на сей раз ты переборщил с дозировкой.

Но Такаар уже перестал обращать внимание на своего мучителя. Выпрямившись во весь рост, он дышал полной грудью, пытаясь ускорить распространение яда по своему телу. Затем побежал на месте, размахивая руками и чувствуя, как учащенно забилось сердце. Ничего. Ничего, если не считать солнца, которое неспешно продолжало свой путь над лесом, и дождя, вновь хлынувшего из туч, стремясь закрыть собой светило.

— Слишком медленно, — сказал он. — Слишком медленно.

Ядовитые выделения древесной желтоспинной лягушки оказывали куда более быстрое действие на организм эльфа. К этому времени ему бы уже было трудно стоять, и он бы уже задыхался. А яд тайпана действовал медленно, и это было досадно. Пока что он мог отметить лишь появление слабой пелены перед глазами да неуверенность походки. Тем не менее всему можно найти свое применение.

Такаар направился к гамаку. Голова у него стала тяжелой, а в затылке нарастала тупая боль. Он сделал глотательное движение. Или попытался. Это далось ему с трудом. Такаар выразительно приподнял брови.

— Уже лучше.

Он уперся рукой в ствол левого дерева, готовясь опуститься в гамак. Ему стало жарко. На лбу и под мышками выступил пот. К головной боли добавились желудочные колики. Все поплыло перед глазами. Он покачнулся. Симптомы, конечно, проявлялись медленно, зато действие их было сокрушительным.

Такаар обнаружил, что для того, чтобы устоять на ногах, ему пришлось обхватить ствол рукой. Он не помнил, как сделал это. Он поднял ногу, чтобы лечь в…

Силдаан на кого-то кричала. Слова, которые Молчащий Жрец Сикаант не мог разобрать, нарушали покой его медитации. Жрец сломал печать на зале с реликвиями, где он провел три последних дня, и распахнул дверь. За храмом, с левой стороны, оттуда, где располагалась деревня рабочих, накатывалась волна гнева и скорби. Справа, на площадке позади купола, воздух пах бедой. Голос Силдаан эхом отражался от стен Аринденета, визгливый и диссонирующий.

Сикаант содрогнулся. В храме было намного холоднее, чем можно было ожидать от древних камней, навевавших благословенную прохладу. Он беззвучно пересек зал под куполом, не сводя глаз с яркого квадрата распахнутых настежь дверей. Из тени на него испуганно смотрели двое жрецов. Они стояли плечом к плечу с левой стороны от проема.

Слова Силдаан донеслись до него со столь пугающей четкостью, что он тут же пожалел о том, что услышал их. Она больше не кричала, а говорила пронзительным и холодным голосом. Причем говорила страшные вещи. Не просто ужасные, а кощунственные.

— Как ты можешь выглядеть таким несчастным? Неужели так трудно понять простую вещь? Я никогда не была согласна с законом Такаара. И я совсем не одинока. Отнюдь. Но гармонию нельзя установить силой. Она или возникает сама, или нет. Ты руководил тем, что было всего лишь одной видимостью, и не более того. А теперь она готова разлететься на мелкие кусочки, чтобы оказаться преданной забвению.

— Чем хорошо то, что мы отказываемся от своего положения правящего клана? Или ты думаешь, что, сказав туали или гиаланам[5], что мы любим их и считаем равными себе, они станут таковыми на самом деле? Они нам не верят. Более того, они нас ненавидят. Как и все остальные кланы. И скоро это станет очевидным для всех. Сначала — в Исанденете, а очень скоро — и в других местах. Повсюду. Даже здесь.

Смятение, царившее в голове Сикаанта, рассеялось, едва только глазам его предстала сцена, разыгравшаяся на площадке перед входом в храм. Люди осквернили ее своим присутствием. Их собралось здесь человек тридцать. Кое-кто настороженно вглядывался в лес, словно намереваясь отразить нападение, которое они все равно заметили бы только в самый последний момент. Большинство же наблюдали за Силдаан, расхаживавшей перед тремя жрецами, стоявшими на коленях. Все трое держали головы высоко поднятыми, несмотря на то что руки их были связаны за спиной. Солдаты-люди приставили к горлу каждого меч.

— Вы сами увидите, если я позволю вам жить дальше, что цена этого фальшивого мира слишком высока. Я согласна со всеми представителями кланов, которые считают, что действия Такаара на Хаусолисе стали свидетельством полнейшего краха закона Такаара. И самого Такаара заодно.

Заговорил один из жрецов, Ипууран. Ему всегда было не занимать мужества.

— Ты полагаешь, что осуждение и денонсация сделают кланы врагами друг друга, но ты ошибаешься. Тысяча лет мира — слишком долгий срок, чтобы взять и просто забыть о нем. Мира, который не стоил нам ничего.

— Ничего? — Силдаан снова начала кричать. — Он стоил детям Инисса всего. Нашего положения, нашего права первородства. Нашего уважения. Любви нашего собственного бога. Ты слеп, если не видишь того, что надвигается на нас. Ты похож на Мириина, ТайГетен и Молчащих, которые прячутся под покровом леса, не имея понятия о том, что варится в котле под плотно закрытой крышкой гармонии.

— Лориус сделает… — вновь начал было Ипууран.

— Лориус. Ха! Лориус сделает только то, о чем его настоятельно попросят. Или ты надеешься, что он сумеет укротить надвигающуюся бурю, встав и отрекшись от Такаара? Какая чушь. Он так же глуп, как и ты. Он твердо верит в гармонию и в то, что она сохранится, какие бы препятствия он ни убирал с пути хаоса. Он думает, что его слова позволят ему занять подобающее место в кланах послабее, но те ненавидят его ничуть не меньше, чем любого из ныне живущих иниссулов[6]. За исключением, разве что, Джаринна.

— То, что происходит в Гардарине, — это реализация наших замыслов, о великий жрец храма. Вот почему здесь оказались люди. Потому что только они способны предотвратить убийство тех, кто рожден повелевать. И мы добьемся этого. Когда кровопролитие закончится, могущество эльфов вновь окажется в руках детей Инисса. Так, как это должно быть.

В тени вновь пошевелился Сикаант. Он подошел к жрецам, глядящим на площадку перед входом. Ему очень не нравилось то, что он должен будет сделать. Заговорить под куполом — значило нанести его ордену оскорбление. Но не такое сильное, как те слова, которые он услышал только что. Сикаант действовал стремительно. Настолько, что почти не уступал в быстроте ТайГетен. Его длинные пальцы, заканчивающиеся заостренными ногтями, легли на голые шеи обоих жрецов и замерли в обманчивой неподвижности. Казалось, что несчастные не смеют даже дышать. Он просунул между ними голову.

— Те, кто наблюдает за происходящим с безопасного расстояния, неизбежно превращаются в еретиков, — прошептал он.

— Мы не знали, что ты рядом, — выдавил из себя один из жрецов, чьего имени Сикаант не помнил.

— Несомненно, — согласился Сикаант.

Пальцы его сомкнулись. Ногти его проткнули кожу, вонзились в плоть и разорвали ее в клочья. Он разжал пальцы, высвобождая их. Из разорванных шей толчками била кровь. Крики захлебнулись и умолкли. Ноги подогнулись под умирающими телами, но Сикаант удержал их от падения. Их сопротивление было слабым, а борьба — символической. Он вытащил обоих на свет.

Силдаан заметила его, и слова замерли у нее на губах. К нему двинулись люди.

— Тебе понадобятся другие еретики, — сказал Сикаант. — Эти двое подвели тебя.

После чего он развернулся и бросился бежать туда, куда последовать за ним не осмелился ни один человек.

И вот он вновь на самом краю. Опять смотрит на реку. Жалеет о том, что некому подтолкнуть его. Быть может, научить этому какую-нибудь обезьяну? Он невесело рассмеялся. Научить обезьяну. Едва ли это возможно. Они годились только на то, чтобы красть у него еду. Или самим превращаться в пищу.

— Таков круговорот жизни. Вот так, бег по кругу. И остановить его нельзя.

Нет, можно. Для тебя, во всяком случае.

Такаар небрежно отмахнулся.

— Глупости. Одна смерть не может нарушить цикл. Она лишь добавит ему движения. Одна смерть означает лишь появление очередного тела, которое можно взять себе. И разделить его с другими. Обогатить и насытить им лес.

В твоих устах такой шаг звучит соблазнительно. Так почему же ты не сделаешь его?

— Фу. У меня слишком много работы. Я обязан возместить причиненный ущерб. Понемногу, зато регулярно. Каждый день, чтобы сравнять счет. Если я проявлю слабость, то подведу тех, кто идет по моим стопам.

О неудачах и потерях ты написал целую книгу, так что здесь я верю тебе на слово.

— Верю ли я в искупление? Не знаю. Пожалуй, нет. Я не заслужил его. Наказанием за мое преступление стала жизнь. И потому я бессмертен.

Только в том случае, если ты сам сделаешь подобный выбор.

— Я не смогу повторить самого себя. В действительности выбора у меня нет. Бежать, бежать — нет, с меня хватит. Смерть — это бег. Жизнь — страдание. И покаяние тоже. Я могу влезть на дерево и упасть. Я могу прыгнуть вот с этого обрыва, и никто не станет меня оплакивать. Но мне не нужна скорбь. Мне нужны ненависть и гнев. Вот их я хочу заслужить. Хм. Они стоят того, чтобы добиваться их и получить.

Но ведь ты ничего этого не делаешь. Ты не ищешь ничего, кроме уединения и сосредоточенности на своих внутренних переживаниях. Тебе нужен гнев? В Исанденете его больше, чем ты можешь себе представить.

— Нет. Нет. Люди. Боги. Да.

Я тебя ненавижу.

— В таком случае сегодня победа останется за мной.

Тебе не победить никогда. Ты всего лишь оттягиваешь неизбежное, играя со смертью и бессмертием.

— Ага, вот теперь я тебя понимаю. Ты ненавидишь меня за то, что тайпан не смог убить меня.

Да, но ты был близок к смерти, как никогда.

Такаар содрогнулся. Его мучитель и понятия не имел, как близка была его гибель. И дело было не в том, что в том месте, где он проколол кожу, вводя себе яд, образовалась опухоль. Это было мучительно, и ему еще несколько дней предстоит страдать от боли от порезов, которые он нанес себе, чтобы облегчить давление на плоть. Гадко и противно. Как ни при чем оказалось и разжижение крови, достигшее таких величин, что, придя в себя в гамаке, куда он упал, потеряв сознание, Такаар обнаружил, что крошечная ранка на внутренней стороне запястья все еще кровоточит, а из носа тоже течет кровь.

Нет, самым опасным стал паралич. Сначала у него отнялись руки и ноги, так что, свалившись поперек гамака, так, что голова свисала с одной стороны, а ноги — с другой, он даже не мог пошевелиться. А потом паралич добрался и до горла с легкими, отчего ему приходилось буквально сражаться с собственным телом за каждый вдох. Неужели прошел всего один день? В это было трудно поверить. Он видел, как чередуются свет и тени. Он слышал звуки дня и ночи, но не отдавал себе отчета в том, находится ли в сознании или бредит.

Когда паралич ослабел, его стошнило и он обмочился. Минуло несколько часов, прежде чем Такаар нашел в себе силы встать. Его одолевала мучительная слабость, но мозг при этом лихорадочно работал, подыскивая возможное применение яду. Эта отрава действовала медленно, зато эффект оказался сокрушительным. Он ни за что бы не осмелился увеличить дозу сверх той крошечной капельки, которой воспользовался.

Такаар улыбнулся.

Самодовольное ничтожество. Ты всегда был им.

— Вера в собственное тело — ключ к выживанию.

Избавь меня от своих сентенций.

— Никогда.

Глава 5

Отступить — значит погибнуть.

За прошедшие тысячелетия стены правительственного здания еще ни разу не видели такого волнения и беспорядков. Перед сценой-возвышением колыхалось море голов. Галерка и боковые ложи были забиты битком так, как никогда раньше. Во всех оконных и дверных проемах теснились любопытные лица. На площади перед дворцом собрались тысячи тех, кто не смог попасть внутрь, но отчаянно на это надеялся.

Дворец был выстроен в самом сердце Исанденета, первого города и морского порта в Калайусе. На языке древних он именовался «Гардарин», но местные жители подыскали для него куда более прозаичное словцо «жук». Дворец возвышался на мощенной булыжником восточной торговой площади, а его шпили были видны из любой точки города. Формой здание напоминало панцирь жука, живущего на лианах. Метафора подразумевала колоссальную силу и прочность. Этот панцирь не раздавит нога случайного прохожего.

Стены, выложенные из камня, добытого в карьерах Толт-Аноора, скрывались под роскошной деревянной кровлей, свесы которой опускались с обеих сторон почти до самой земли. Конек крыши изящно вздымался над главным входом и лестницей, достигая почти ста пятидесяти футов в высоту в своей срединной точке. Шпили украшали все четыре угла и центр здания. Когда в Гардарине шло заседание, на них развевались алые флаги, а в маленьких башенках стоял на часах почетный караул в классических темно-зеленых камзолах.

Вместе со своей тройкой ТайГетен Катиетт забралась на верхние стяжки стропил, перекрещивающихся под самой крышей. Они поднялись по лестнице на главную балюстраду, а уже оттуда — еще выше, в царство теней. Отсюда, на благоразумном удалении от огромной толпы, заполнившей собой каждое кресло, скамью, проход и подоконник, они могли видеть все.

Там, где сходились зоны для размещения приглашенных, располагалось возвышение. Задняя его часть представляла собой пять рядов кресел, поднимающихся уступами. Кресла были простыми, но удобными и снабженными мягкими подушечками. Одно место для верховного жреца и еще одно амлана[7] от каждой деревни, поселения и города, равно как и прочих представителей эльфийских кланов.

Перед этими рядами стояли три кафедры, украшенные резными изображениями Инисса при сотворении земли и эльфов. Они располагались полукругом вокруг темного пятна на в остальном безупречно выскобленном белом каменном полу. Однажды в Гардарине пролилась кровь. День инаугурации дворца навсегда останется в истории как гнетущее и мрачное событие. Большое пятно неправильной формы тщательно сохраняли в качестве напоминания о днях, память о которых канула в Лету, на что, впрочем, надеялись далеко не все.

В воздухе повисло напряжение. Часом ранее над Исанденетом прокатилась гроза, разрывая небо проливным дождем и вспышками молний. В городе начали перешептываться, что, дескать, боги подают знак. Но Катиетт не обращала на такую ерунду внимания. Если эльфы хотят избежать беды, то должны рассчитывать только на себя. Именно для этого боги и населили ими землю. Чтобы эльфы жили в гармонии и мире. Любили землю и все, что на ней обитает и произрастает.

Но слишком многие из них забыли об этом. И сейчас их здесь собралось тоже слишком много. Толпа глухо волновалась в ожидании, пока не начнутся речи, буквально исходя слюной от перспективы возможного осуждения. А Катиетт испытывала одну лишь глубокую печаль. Она знала, в чем кроется причина их ярости, но ведь ни одного из них не было здесь в тот судьбоносный день десять лет назад, когда Такаар отступил. Ни одного. Она спросила себя, а кто же в действительности стоит за всем этим и почему они так долго ждали, чтобы привести свой план в действие. Быть может, сегодня она получит ответы на эти вопросы.

Катиетт взглянула вниз на старшего представителя клана Инисса, Джаринна, Верховного жреца Инисса, которому явно хотелось поскорее оказаться в храме в Аринденете. На Ллирон, Верховную жрицу Шорта, обладательницу немигающего взгляда. На Калидда, амлана Денет-Барина, нервно потирающего руки. И на Пелин, архонта[8] Аль-Аринаар, главнокомандующего гвардии Инисса, которая, подобно всем остальным, выглядела взбешенной и готовой бросить вызов всему миру. Разумеется, сама она к детям Инисса не принадлежала, зато была верной сторонницей Такаара. Приближались нелегкие времена, и от того, на чью сторону встанет Аль-Аринаар, гвардия, составленная из представителей всех кланов, зависело слишком многое.

Взгляд Катиетт переместился на гобелены, которыми была увешана стена за рядами кресел на возвышении. Прекрасные творения описывали историю славных сражений и великих побед, потрясающий героизм и подвиги Такаара. Но картина эта была не совсем точной. Неполной. И Катиетт спросила себя, как долго они еще провисят здесь.

— Сейчас он бы нам не помешал, — подал голос Графирр, стараясь перекричать шум толпы.

Катиетт повернулась к своему Тай. Он сидел верхом на балке, опираясь грудью на другую, ведущую на самый верх «панциря». Она выразительно подняла брови.

— Он бы не помешал нам таким, каким был когда-то, — заметила она.

Графирр кивнул.

— Да. Извини. С моей стороны это было неумно.

Катиетт улыбнулась.

— Совсем немного. Инисс свидетель, что ты прав.

— Ты должна быть там, внизу, — сказала Меррат, и глаза ее лукаво блеснули.

— А ты не боишься упасть? — парировала Катиетт. Закусив губу, она окинула взглядом шумное сборище внизу. — Ни за какие благословения Инисса я не согласилась бы сегодня оказаться там.

— Ты так полагаешь? — осведомилась Меррат.

— Для этого не требуется особого ума, — отозвалась Катиетт. — Но я сомневаюсь, что сегодняшнее сборище обладает хоть каплей здравого смысла.

Враждебность и агрессия ощущались буквально физически. К ним примешивалась одуряющая влажность. Воздух снаружи был совершенно неподвижен, и, несмотря на открытые двери и оконные створки, в помещении не ощущалось ни малейшего сквозняка. Волны духоты поднимались все выше, становясь невыносимыми, запах пота смешивался с древесными и животными ароматами, забивая ноздри. За происходящим следили взгляды. Гневные. Презрительные. Ненавидящие.

— Ну, наконец-то, — сказала Меррат.

Распорядитель Гардарина поднялся на ноги. Его приветствовал оглушительный рев собравшихся. Звали его Хелиас, и свою зелено-белую церемониальную мантию он носил с привычной властной небрежностью. Он был молодым и амбициозным членом клана Туала. Обожаемым и ненавистным в равной мере. Он упивался своим положением и должностью. Разговоры на балконах и в зале стихли, когда Хелиас подошел к центральной кафедре. От стен отразилось эхо нескольких криков. Обычно они были добродушными. Только не сегодня.

— Итак, мы собрались здесь! — начал Хелиас. — Все вы знаете, что время пришло. И у каждого из вас есть свое мнение. И вы спрашиваете себя, почему же мы ждали так долго. Что ж, предлагаю вам выслушать тех, кто, в свою очередь, готов прислушаться к вам и надеется, что вы им поверите.

— Недурное начало. Он пытается снять напряжение, — пробормотала Катиетт.

— Думаешь, он готов переметнуться? — полюбопытствовала Меррат.

— Гони от себя подобные мысли, — улыбнулась Катиетт. — Он так же нейтрален, как и любой презренный туали.

— Для участия в дебатах приглашается Джаринн, Верховный жрец Инисса, хранитель храма Аринденета и защитник памяти Такаара!

Эти слова были встречены какофонией неодобрительных выкриков и свиста. Джаринн, высокий и стройный, что было свойственно представителям клана Инисса, обладал роскошной шевелюрой, длинные черные пряди которой были зачесаны назад и перевязаны золотой нитью. Лицо его с тонкими чертами светилось горделивостью, которая, по его словам, случайно досталась ему по праву рождения, а глаза, большие и раскосые, овальной формы, поражали синевой. Его мантия была простой и безыскусной, как того и требовал Инисс. Коричневой, лишенной каких бы то ни было украшений и даже капюшона. Он ходил босиком, что являлось символом веры в Инисса, который оберегал его от зла. Катиетт надеялась, что сегодня утром его молитвы были особенно горячими.

Подойдя к кафедре, Джаринн окинул собравшихся твердым взглядом. Пожалуй, он даже слегка покачал головой, прежде чем сосредоточиться на противоположной кафедре. Он пренебрег своим правом обратиться к спикеру-распорядителю с требованием защитить его от оскорблений, градом обрушившихся на него. Однако же он задержался на мгновение, чтобы кивком поблагодарить тех, кто встал из кресел в арочных рядах, дабы приветствовать его аплодисментами. От этого шум в зале стал оглушительным.

— Ну, и где же поддержка общественности? — осведомился Графирр, когда Хелиас воздел обе руки, запоздало призывая собравшихся к порядку.

— Джаринн посоветовал сторонникам Такаара не приходить на собрание, — ответила Катиетт и вновь улыбнулась. — Как бы то ни было, но большинство из нас находятся здесь, наверху.

На балках расположились сразу пять звеньев Тай[9]. Изрядное, следует признать, количество элитных воинов Инисса. Еще пять троек были рассредоточены по городу, наблюдая за местами наиболее вероятных беспорядков, которые непременно должны были возникнуть, если будет объявлено о всеобщем порицании и осуждении. Катиетт должна была знать о царящих в городе настроениях на тот случай, если Джаринну потребуется срочно и без помех вернуться обратно в Аринденет.

Собравшиеся внизу, под ними, гулко и ритмично начали топать ногами. По залу покатилось грозное эхо, напомнившее о великих битвах древности, прелюдия к хоровым песнопениям и погребальному плачу. Катиетт ощутила, как задрожали в такт балки перекрытия, и мысленно перенеслась во времена, предшествовавшие гармонии и принятию закона Такаара.

— Слово предоставляется… — начал Хелиас.

Голоса присутствующих слились в громоподобный воинственный рев.

— Ло-ри-ус, Ло-ри-ус, ЛО-РИ-УС!

Рев безостановочно катился по залу собраний. Хелиас вновь поднял руки, но это ни к чему не привело. И все-таки сквозь шум толпы Катиетт расслышала его голос, взлетевший к самому потолку.

— Слово предоставляется Лориусу, Верховному жрецу Туала, хранителю храма Тул-Кастарина и порицателю Такаара!

Ритмичный речитатив и топанье ногами сменились откровенным подхалимажем. Некоторые из присутствующих верноподданнически бросились к краю возвышения. Но путь им преградили гвардейцы Аль-Аринаар. В воздух взлетели гневно воздетые кулаки, духота и напряжение нарастали. Графирр шумно выдохнул. Катиетт отчетливо представляла себе, какие чувства он сейчас испытывает.

Лориус поднялся или, точнее говоря, воздел себя на ноги. Он был уже стар, стар даже для представителя клана Туала. Верховный жрец родился еще до того, как был принят новый календарь, провозгласивший гармонию. Годы мира. О боги! Если он еще что-то и помнил, то его воспоминания о временах, предшествовавших эпохе гармонии, были смутными и расплывчатыми.

Лориус с раздражающей неспешностью прошествовал к кафедре. Разложив на ней бумаги, он некоторое время изучал их, прежде чем поднять голову и долгим взглядом окинуть собравшихся в зале. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, но в карих глазах по-прежнему полыхало пламя, а на слегка подрагивавшем подбородке еще сохранились редкие клочья некогда роскошной бороды.

Лориус откинул капюшон, обнажая лысый череп, обтянутый сморщенной кожей в старческих пятнах, и обвислые уши, острые кончики которых загибались наружу. Стоило ему поднять руки, как шум и гвалт в зале стихли, словно по мановению волшебной палочки. Он величественно кивнул в знак признательности.

— Наступают черные дни, — хриплым и задыхающимся голосом провозгласил он. — Ожили и зашевелились темные силы, скрывающиеся под маской доброжелательности и милосердия.

— Напыщенный глупец, — пробормотала Катиетт.

— Эта ползучая и заразная болезнь угрожает всем нам и тому, чего мы достигли. Но большинство из нас пока еще даже не подозревает об этом, хотя свидетельства этого видны повсюду. Они вполне очевидны для тех, кто умеет смотреть и видеть. И нас постигнет незавидная участь, если только мы не начнем действовать немедленно.

Ответом ему послужили театральные стоны, раздавшиеся во всех углах зрительного зала. Лориус вновь поднял руки, призывая к тишине. Джаринн лишь покачал головой.

— Да, это будет настоящая трагедия. Такаар и все его грандиозные идеи, его гармония, его поступки. Притворство и профанация. Все это — сплошное надувательство!

— Как могут тысячи лет мира быть притворством и надувательством? — выкрикнул Джаринн перед тем, как негодующие вопли толпы заглушили все остальное.

По Гардарину прокатился удар гонга. Спикер призвал собравшихся к порядку. Гонги в рамах висели справа и слева от возвышения, а рядом стояли ula с колотушками длиной в руку, ожидая сигнала распорядителя. Гулкое эхо отразилось от стен Гардарина, успокаивая толпу. Точнее, ораву.

— Я требую соблюдать правила поведения в этом зале. Зрителям запрещается громкими криками мешать дебатам, — заявил Хелиас перед тем, как вперить суровый взгляд в Джаринна. — А Верховный жрец Джаринн обязан дождаться своей очереди, чтобы высказаться.

Толпа взорвалась улюлюканьем, свистом и оскорбительными выкриками. Многие из собравшихся издевательски грозили Джаринну пальцами. Верховный жрец лишь развел руки в стороны и пожал плечами, изображая неотесанного деревенщину, но заслужил лишь новые насмешки и оскорбления. А Лориус вновь успокоил слушателей.

— Благодарю тебя, Хелиас. Я не сказал вам ничего, чего вы уже не знали бы сами. Мы все поверили словам Такаара. Мы все поверили в миф о гармонии эльфов. Почему я называю ее мифом? Сейчас я поясню вам почему. Причин тут две. Первая.

И жест, которым он выставил палец, тут же повторили тысячи слушателей.

— Такаар поначалу и впрямь мог руководствоваться чистыми идеалами, но что случилось, когда возникла угроза его собственной жизни и жизни его братьев по клану Инисса? Он сбежал, как трусливый пес, коим и является на самом деле. Он побежал к вратам, и его приспешники повалили за ним. И он прошел через врата, обрекая тем самым сотни тысяч эльфов на смерть. Вот такая «гармония» получилась в тот день. Хорошенькое дело, нечего сказать!

Следовало отдать должное Лориусу: он не боялся манипулировать переменчивым настроением огромной толпы. Катиетт вгляделась в лица, которые могла видеть со своего места. На них были написаны праведный гнев и негодование. Они искали выхода душившей их ярости и сконцентрировали ее на кафедре, стоявшей напротив их обожаемого героя. Шквал оскорбительных выкриков, обрушившийся на Джаринна, оглушал. А Хелиас преспокойно стоял рядом, не вмешиваясь в происходящее. Джаринн же изо всех сил старался сохранить на лице невозмутимое выражение.

— Вторая! — взревел Лориус, и вслед за приветственными криками в воздухе поднялся целый лес растопыренных буквой «V» пальцев. — Что же мы увидели за десятилетия, прошедшие с того момента, как Такаар прошел сквозь врата у Хаусолиса, которые обрушились за его спиной, и бежал в лес? Разве мы видели, чтобы дети Инисса трудились, как проклятые, чтобы поддерживать гармонию, которую навязал нам их трусливый предводитель?

Лориус сделал паузу. Слушатели затаили дыхание.

— Давайте-ка на минуту перенесемся в прошлое. На протяжении тысячи лет в тропическом лесу жили эльфы. Все мы верно следовали гармонии Такаара. Закону Такаара. И среди нас не найдется никого — хотя уже очень немногие помнят первые дни, проведенные нами здесь, — кто осмелился бы утверждать, что у нас ничего не получилось. Туал свидетель, мы должны были жить в мире, чтобы справиться с проблемами, с которыми столкнулись здесь.

— Все кланы держались вместе, чтобы мы не только выжили, но и процветали. Включая и клан Инисса.

Свист и улюлюканье прервали его речь, и на лице Лориуса впервые отразилось раздражение. Выйдя из-за кафедры, он подошел к самому краю возвышения и остановился, глядя в толпу. На мгновение Катиетт показалось, что он лишится власти над собравшимися столь же легко, как и обрел ее. Он стоял, одинокий ula, перед вопящим сборищем, которое не обращало на него никакого внимания. Но вот уже во второй раз, хотя и скрепя сердце, ей пришлось воздать ему должное.

На лице его не дрогнул ни один мускул. Не сделал он и умиротворяющего жеста, как и не отвел глаз от беснующейся толпы. И, мало-помалу, та угомонилась, сообразив, пожалуй, что спектакль окончен и что ее главный актер сошел со сцены.

— Благодарю вас, — негромко произнес Лориус, после чего вновь вернулся за кафедру, словно бросая вызов собравшимся. — Почему вы глумитесь над правдой? Пожалуй, у вас короткая память. Клан Инисса стал инструментом для достижения успеха гармонии, а Верховный жрец Джаринн — ключевой фигурой, обеспечившей этот успех. Можете свистеть и улюлюкать и дальше, если не верите мне.

В зале стояла тишина. Почти мертвая. Меррат коротко рассмеялась.

— А он — хороший оратор, не правда ли?

— Очень, — подтвердила Катиетт. — Смотри, как умело он подвел толпу к тому, что скажет сейчас.

— Так почему же мы собрались здесь, зная, что наши люди — несчастливы? Что они чувствуют себя обманутыми? Что напряжение нарастает день ото дня и что между кланами уже произошли столкновения? Вновь наступают темные времена, о которых мы думали, что они больше никогда не вернутся. Ответ прост и трагичен одновременно.

— Вслед за позорным крахом Такаара, клан Инисса, ободренный количеством воинов, вернувшихся вместе с ним — что само по себе удивительно, ведь другие кланы понесли ужасающие потери, — принялся заново утверждать себя в качестве доминирующей силы.

Свист и улюлюканье раздались вновь, но на сей раз Лориус лишь согласно кивнул головой.

— Да. Да. На всей нашей земле они назначают себя главными. Амланы Исанденета, Толт-Аноора и Денет-Барина?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

— Верховный жрец Шорта?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

— Наварх, командующий флотом?

— ИЗ КЛАНА ИНИССА!

Лориус развел руки в стороны. Ответом ему послужили громовые аплодисменты. Он погрозил аудитории пальцем, когда они достигли своего пика, и заговорил вновь.

— Я могу продолжать до бесконечности. — Он взял стопку бумаг, лежавших перед ним на кафедре. — Судьи и землевладельцы, гражданские служащие и хранители казначейства. Дети Инисса повсюду. И пусть архонт Аль-Аринаар принадлежит к клану Туала, но любовь к Такаару делает ее верной сторонницей клана Инисса. Они действуют незаметно и исподволь, но уже прибрали к рукам всю власть. Они повсюду! Даже здесь, на верхних балках!

Собравшиеся, как по команде, подняли головы, глядя на воинов ТайГетен, сидящих под самым потолком. Многие стали швырять в них чем попало, главным образом фруктами. Воины на балках тщательно уклонялись, ловя почти все, что летело в них. Меррат с вызовом подняла руку, демонстрируя готовность метнуть обратно зажатый в кулаке незрелый и твердый плод манго.

— Нет, — сказала Катиетт. — Еще рано. Не сейчас.

— Вы только посмотрите на них, — продолжал сыпать упреками Лориус. — Подобно обезьянам, раскачивающимся на ветках баньяна, они боятся сойти на землю, чтобы мы не увидели лжи и обмана в их глазах. Слишком высокомерные, чтобы поселиться среди своих братьев, и боящиеся подхватить от нас что-либо неприличное. Или, быть может, они, наши так называемые бессмертные, укрылись там, дабы защитить нас от беды? Или обеспечить единство кланов? Думаю, нет. Все ТайГетен принадлежат к клану Инисса. ВСЕ ДО ЕДИНОГО! И сейчас они собрались там в ожидании приказа защищать только самих себя и себе подобных.

— Такаар — вот причина того, что члены клана Инисса отказываются от смешанных браков. Они используют против нас закон Такаара. Почему любую мало-мальски значимую должность занимает только представитель одного клана? По той же самой причине. По закону Такаара. Закону, который гласит, что любой обладатель властных полномочий должен сочетаться браком только с братом или сестрой, кои способны наилучшим образом обеспечить гармонию. Гармонию Такаара!

— Гармонию, ради которой погибли сотни тысяч тех, кто не принадлежал к клану Инисса. Гармонию, благодаря которой мы вновь станем рабами под пятой клана Инисса. И поэтому мы должны освободиться, пока не стало слишком поздно. Мы должны жить в гармонии, каковой она задумывалась изначально. До того, как она превратилась в орудие подавления наших ничтожных, смертных душ.

С каждым его словом и жестом гнев и воинственность толпы нарастали.

— Прежде чем подлинная гармония будет уничтожена, мы должны вернуть себе ту жизнь, которой наслаждались до того, как Такаар предал нас. Я говорю — к дьяволу закон Такаара! Я говорю — вычеркнем его из наших уложений. Я порицаю и осуждаю Такаара, называя его трусом, коим он в действительности и является. Я отрекаюсь ото всего, что он олицетворяет, и говорю — лишите его последнего влияния. Я осуждаю Такаара и обвиняю его. Голосуйте со мной!

Глава 6

Инисс безупречен, чего, увы, нельзя сказать о его последователях.

Халет отпил большой глоток отвара из корней и листьев, который Силдаан приказала приготовить для него одному из насмерть перепуганных служителей храма. В общем-то, напиток был не так уж и плох. Поначалу он немного горчил, зато обладал сладким послевкусием. Откровенно говоря, даже если бы по вкусу питье напоминало лисью мочу, Халет все равно проглотил бы его ради обещания покончить с кишащими паразитами и их яйцами, отложенными у него под кожей.

Он вышел к храму около полудня, ликуя от радости, что остался жив, но взбешенный ценой, которую пришлось заплатить за это.

— Ты выставила нас в качестве учебных мишеней, — сказал он, протягивая обратно глиняную кружку. — Проводника у нас не было, и идти нам пришлось только по солнцу. Я до сих пор не верю в то, что остался жив. И еще меньше — в то, что сумел добраться сюда. Там разыгралось настоящее побоище. Почему ты заставила нас разделиться?

Силдаан передала кружку служителю. По крайней мере, у нее достало такта и сообразительности напустить на себя извиняющийся вид. По большей части, лица остроухих оставались непроницаемыми, так что это было уже кое-что.

— Я разделила наши отряды, чтобы отвлечь от вас дежурное звено ТайГетен. И, похоже, моя уловка сработала. — Она покачала головой. — Вы случайно наткнулись на Молчащего Жреца, верно? Это — единственное возможное объяснение.

Халет согласно кивнул.

— Правильно. Белолицый был один, со своим телохранителем. После себя они оставили одни только трупы. Кто-нибудь еще добрался сюда?

Стоявший рядом с Силдаан Гаран вздохнул.

— Пока что нет.

— Больше не придет никто, — заявила Силдаан. — Мне очень жаль. Произошло непредвиденное.

— Будь я проклят, — выругался Халет. — Это еще мягко сказано. Мы лишились доброй половины своего отряда. Плюс двоих магов. Мы совершили большую ошибку, придя сначала сюда. Нашим основным силам следовало отправиться прямиком в Исанденет. Именно там сосредоточена вся власть.

— Вот почему я принимаю руководство на себя, — отрезала Силдаан. — Ты не понимаешь логики эльфов. Все, что мы собой представляем — это лес. Именно здесь мы живем по-настоящему. Большие города составляют менее половины процента от всего Калайуса. Да, там находятся рынки, там заседает правительство, но душа наша здесь. И она пребывает в полной безопасности.

— И если мы действительно хотим низвергнуть гармонию и вернуться к должному порядку вещей, то обязаны подорвать это ощущение безопасности. И захват храма поможет нам в этом. Потому что те, кто услышит об этом, разнесут по своим домам и дальше весть о том, что ТайГетен не смогли защитить Аринденет. Но понадобится некоторое время, прежде чем известие об этом распространится повсюду.

— Ты хочешь, чтобы они перестали доверять ТайГетен?

— Их окутывает ореол мистики и загадочности, который надо развеять. И они по-прежнему живут по закону Такаара. Им следует нанести поражение, и сделать это нужно с равным успехом как в умах, так и с помощью клинков и твоей магии. Доверься мне. Я поступила правильно. Мне очень жаль, что ты лишился части своих людей. Нам дорог каждый солдат, но потери в таком деле неизбежны. — Силдаан пожала плечами. — Здесь очень опасно.

— Неужели ты наконец тоже это заметила?

— По крайней мере ты жив, Халет, — заявил Гаран, но и он хмурился. — Силдаан, может, ты объяснишь нам, как такое могло случиться? Я и не подозревал, что ТайГетен настолько беззаботны.

— Ничего подобного, — отрезала Силдаан.

Несмотря на одуряющую жару, Халет почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.

— Что ты имеешь в виду?

— Они намеренно позволили тебе уйти, — пояснила жрица.

Взгляд Халета метнулся к лесу, который обступал их со всех сторон. В нем могла укрыться целая армия. Во рту у него пересохло, а в ушах вновь зазвучали испуганные крики его людей.

— Значит, они придут сюда, — сказал он.

— Да, — согласилась Силдаан. — Но не сразу.

— Прошу прощения? — Гаран щелкнул пальцами, обращаясь к кому-то, кого Халет не мог видеть, прежде чем обернуться к Силдаан. — Почему это?

— Ну, во-первых, им незачем постоянно следить за тобой, поскольку они способны пройти по твоему следу с закрытыми глазами. А во-вторых, они хотят дать тебе время рассказать свою историю всем, кто готов ее выслушать, прежде чем придут сюда и завершат то, что начали.

Халет не мог, естественно, смотреть во все стороны сразу, поэтому, куда бы он ни повернулся, ему казалось, что в спину ему из лесной чащи глядят враждебные глаза чужака. Здесь он не чувствовал себя в безопасности, но, по крайней мере, мог хотя бы прижаться спиной к стене. Или спрятаться в каком-нибудь темном укромном уголке.

— В таком случае мы должны подготовиться, — сказал Гаран. — А, Келлер, вот и ты.

Старший маг Гарана оказался человеком среднего роста с неприметными чертами лица. Но выдающимся талантом.

— Что тебе нужно?

— Мне нужно, чтобы ты расставил охранные заклинания по всему периметру площадки. Сигнальные, обездвиживающие и убивающие. И пусть их будет много, чтобы мои часовые могли укрыться за ними. Мы…

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Силдаан.

Халет подумал, что в ее устах слова эти прозвучали не вопросом, а требованием. Гаран окинул ее таким взглядом, словно сожалел о ее скудоумии. А она не сводила с него глаз. Затуманенных, как у того призрака в лесу.

— Обеспечиваю нашу безопасность, — ответил Гаран. — Любой, кто шагнет на эту площадку, не успеет даже пожалеть об этом. А если кто-нибудь при этом уцелеет, то ему придется иметь дело с мечами моих солдат. Недурно, а?

— Глупость несусветная, — заявила Силдаан.

Халет напрягся. Лицо Гарана превратилось в каменную маску.

— Это война, — сказал он. — А я умею воевать.

Силдаан покачала головой.

— Я сама разберусь с этой парочкой. Убери своих людей с площадки. Пусть они спрячутся и не показываются на глаза. Пожалуй, тебе стоит отдать этот приказ прямо сейчас.

Гаран пристально уставился на нее. Халет видел, что командир полон сомнений и не уверен в ее честности.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Это — моя земля, — отрубила Силдаан.

— А как насчет второго Молчащего? Того самого, что играючи расправился с верными тебе жрецами?

— К тому времени, как он решит вернуться, мы будем уже далеко. — Силдаан обвела обоих мужчин тяжелым взглядом. — Итак, вы поняли, что нужно сделать?

Развернувшись, она решительным шагом направилась к храму. Гаран шумно выдохнул.

— Наглая сука.

— Да, но знаешь, что я тебе скажу, босс? — заметил Халет.

— Что?

— То, что она собирается разобраться с этими ублюдками без моего участия, устраивает меня как нельзя лучше.

— Если не считать того, что остроухим доверять нельзя. Как бы далеко ты от них ни находился, полагая себя в безопасности, не поворачивайся к ним спиной. Уяснил? Ты мне нужен.

— Я понял тебя, босс.

День уже клонился к вечеру, когда Ауум и Серрин достигли Аринденета. Они легко отыскали след, оставленный человеком. Но, чем ближе они подходили к храму, тем очевиднее становились свидетельства надругательства над святыней. Они решили, что храм подвергся нападению.

Ауум привел Серрина на опушку леса, и уже оттуда они вместе принялись наблюдать за пустынным козырьком у входа и распахнутыми настежь вратами. Внутри храма было темно и тихо.

— Похоже, в этом году праздника Возрождения не будет, — заметил Ауум. — Куда подевались мои братья и сестры? А заодно и твои?

В глубине души Ауум уже знал ответ. Как, кстати, и Серрин. Храм ни на миг не оставался без охраны. В нем всегда находились паломники и жрецы. Была только одна причина, по которой он мог лишиться ТайГетен. Ауум вдруг почувствовал, что ему трудно дышать. Перед его глазами возникло то, чего попросту не могло быть, то, что нельзя было себе даже представить. И лишь ярость при мысли о тех, кто надругался над его храмом, заставила его взять себя в руки и успокоиться.

— Мы должны войти внутрь, — сказал Серрин.

Ауум кивнул. Он провел Серрина по краю козырька, и они поднялись к вратам. На камнях виднелись темные пятна. Над ними жужжали мухи. Повсюду пахло смертью. Он боялся того, что они обнаружат внутри. Знаком показав Серрину следовать за собой, он переступил порог.

Прохлада, царившая внутри храма, умиротворение и благоговение, которое он внушал, мгновенно произвели свое успокаивающее действие. Его любимое место на Калайусе. Нигде больше Ауум не чувствовал себя так, как дома. Здесь не было и следа ТайГетен, обычно стоящих вдоль стен купола. Никто из жрецов не молился перед статуей Инисса, которая, казалось, заполняла собой все огромное внутреннее пространство.

Стены между окнами, отстоящими друг от друга на равном расстоянии, были расписаны изысканными фресками. Здесь было изображено сошествие Инисса на Калайус еще до того, как на эти земли ступила нога первого эльфа, и испытания, через которые довелось пройти племенам, прежде чем они завоевали право жить на ней. Настенная живопись рассказывала и о Такааре, который решил разделить свое время между двумя эльфийскими домами. А над вратами красовалось графическое изображение текста, написанного Такааром: о силе, которую, по его словам, он ощутил на Калайусе, силе, которая олицетворяла собой самую суть гармонии.

Но в борьбе за внимание паломников ни один рисунок или историческая запись не могли соперничать со статуей Инисса, вздымавшейся под куполом на высоту в семьдесят футов. Инисс, отец всех эльфов. Инисс, подаривший им жизнь в единении с землей и ее обитателями, с воздухом и природной силой земли, которую держал в руке Икс, самый капризный изо всех богов. Ауум, как всегда, с обожанием остановил свой взор на статуе, вырубленной из монолитной глыбы отполированного светлого камня с прожилками.

Инисс стоял на одном колене, опустив голову и глядя на свою правую руку, распрямив указательный и большой пальцы, а ладонь сжав в кулак. Бог был изображен в виде пожилого эльфа, с паутинкой морщинок в уголках глаз и на лбу. Его длинные волосы роскошной волной ниспадали на правое плечо.

Тело Инисса было атлетически безупречным. Простая накидка, перехваченная застежкой у горла, прикрывала лишь пах и живот, оставляя открытыми широкие плечи, мускулистые руки и сильные ноги. Казалось, что глаза Инисса искрятся жизнью, но это было лишь игрой света и тени на воде у его ног.

Через большой и указательный пальцы жизненная сила Инисса стекала в озеро, у которого бог и преклонил колено. Озеро гармонии. Отсюда энергия распределялась по всей земле, неся с собой блаженство и процветание. Трубы, скрытые в пальцах статуи, подавали воду из подземного источника в бассейн, вырубленный под вытянутой рукой бога.

Кое-кто полагал, что сама статуя и ее точно рассчитанная подача воды были последним фрагментом завершения гармонии, олицетворявшей собой бесконечный цикл жизни. Ауум тоже верил в силу, поддерживавшую землю, но статуя была создана эльфами, а не их богами. Маловероятно, чтобы сама она была наделена какой-либо божественной энергией.

Ауум и Серрин преклонили колени перед статуей, умоляя Инисса сберечь их жизни для грядущих свершений. Впервые в жизни Ауум был не уверен в своей молитве, и молодой воин вдруг сообразил, что ему неуютно здесь. Поймав взгляд Серрина, он понял, что и жрец испытывает те же чувства.

— Иди за мной, — сказал Ауум.

Серрин кивнул в знак согласия. Ауум двинулся по кругу, обходя статую Инисса, оставляя бассейн по правую руку. Случалось, что иногда храм пустовал, но стража у дверей в залы медитации и комнаты для чтения стояла всегда. Там, внутри, хранились величайшие реликвии эльфийской веры. По проходу к ним приближалась одинокая фигура. При виде ее Ауум испытал невероятное облегчение.

— Силдаан, — сказал он. — Мы опасались, что храм захвачен. На камнях повсюду видна кровь.

Силдаан опешила, завидев их. Приоткрыв от изумления рот, она едва не споткнулась, но продолжила свой путь, быстро оглянувшись украдкой.

— Я не ожидала увидеть вас, — сказала она. — Вам здесь нечего делать.

Силдаан была одета в мантию жрицы священных свитков, и каждый дюйм кремовой ткани ее одеяния был расшит любимыми цитатами и максимами. Она выглядела растерянной и смущенной. Казалось, присутствие Ауума вселяет в нее тревогу.

— Ты пребываешь в замешательстве. Мне очень жаль, что нас не было здесь, дабы помочь тебе отразить нападение чужеземцев. — Ауум помолчал. — Силдаан. Куда подевались все остальные? ТайГетен? Жрецы?

Силдаан нахмурилась.

— Как вы здесь оказались?

— Поблизости есть люди. Их следы встречаются по всему лесу. Во всяком случае, были.

Силдаан резко вскинула голову.

— Что ты имеешь в виду?

— Я — воин ТайГетен, — гордо ответил Ауум. — Чистильщик леса.

Силдаан ахнула.

— Так это были вы?

Ауум переглянулся с Серрином. Молчащий Жрец лишь развел руками. Он тоже ничего не понимал. Ауум предпринял новую попытку.

— К храму направлялись двадцать человек. Мы пощадили одного, чтобы он рассказал о случившемся тем, кто послал его. Мы пошли по его следу, и он привел нас сюда. Мы боялись, что остальные в это время могли разграбить и осквернить храм. Хвала Иниссу, что мы ошиблись.

Силдаан побледнела, но все-таки сумела выдавить улыбку.

— Здесь все в полном порядке, — сказала она и вновь оглянулась.

— Что происходит, Силдаан? Из леса опасность храму не грозит. Но мы должны оставить стражу. Куда подевались ТайГетен?

Силдаан махнула рукой, указывая себе куда-то за спину.

— Я кое-что забыла. Вы не возражаете, если я оставлю вас на минуту?

— Разумеется. Да благословит тебя Инисс, Силдаан, мы очень рады видеть тебя живой и невредимой.

Улыбка жрицы была вымученной. Она повернулась, чтобы уйти. Как оказалось, слишком поздно.

— Силдаан. Нам пора идти. Меня уже тошнит от скулящих магов. Где…

Голос принадлежал человеку. Одному из двух, что вышли из кельи, расположенной от них через несколько дверей дальше по коридору, и приближающихся к залу с куполом с таким видом, словно они были здесь хозяевами. Клинки-близнецы Ауума с тихим шорохом покинули ножны. Только сейчас он с ужасающей ясностью понял, что означало замешательство Силдаан, ее слова и жесты, и выругал себя за то, что был слеп. Серрин, оцепенев, замер рядом. В груди жреца клокотала ярость, с губ его сорвалось злобное рычание, а пальцы скрючились, превращаясь в когти.

Мужчины остановились позади Силдаан, в упор разглядывая Серрина и Ауума. Один из них улыбнулся.

— Хорошо, что вы сохранили мне жизнь, — произнес он на приличном современном эльфийском. Халет. Так называли его остальные. — Вы и не думали, что я приведу вас сюда, а?

— Ты получил лишь отсрочку в исполнении смертного приговора, — сказал Ауум.

Он шагнул к нему, уже зная, куда нанесет удар. Но Силдаан преградила ему путь и положила руку ему на грудь. Она была жрицей. Ему не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Пока.

— Ты не посмеешь пролить кровь в храме, — сказала она, и вместо неуверенности в голосе ее прозвучала жестокая решимость, которой Ауум еще не слышал.

— Эльфийскую кровь — да, не посмею, — ответил он. — Я буду ждать тебя снаружи, cascarg[10]. А вы оба уже трупы.

— Не лезь не в свое дело, Ауум. Ты даже не представляешь, с чем связался.

— Я имею дело с человеком, который видел, как умерли все его друзья. Он знает, что не сможет победить меня. А ты знаешь, что не сможешь помешать мне достать его. Или его друга.

— Прошу тебя, Ауум, — взмолилась Силдаан. — Здесь задействованы такие силы, с которыми тебе не справиться. С ТайГетен покончено. Беги в лес и прячься. Тебе больше нечего делать в Аринденете.

Ауум отшатнулся, словно от удара, прижав к бедрам обнаженные клинки. Смятение и растерянность овладели им. Он не мог ослушаться ее. Ведь он был всего лишь простым телохранителем и не принадлежал к храмовой элите. Он не мог нарушить субординацию и выступить против власти, дарованной ей самим Иниссом. Ему повелели удалиться. Он более ничего не мог сделать и потому отступил на шаг, переводя взгляд на Халета, который выразительно поднял брови и помахал ему рукой на прощание.

Ауум не мог проявить неповиновение. И Серрин тоже. По крайней мере, до тех пор, пока они оставались в стенах храма. Но времена наступили такие, когда ни в чем нельзя было быть уверенным. Молчащий шагнул вперед и одной рукой схватил Силдаан за горло, так что заостренные ногти на его длинных пальцах впились ей в плоть.

— Ауум — мой телохранитель. Он делает то, что говорю ему я. И сейчас я приказываю ему не слушать предательницу, — прошипел Серрин, которому каждое слово, произнесенное под куполом храма, давалось с величайшим трудом.

Глаза Силдаан расширились от страха. Рука ее метнулась к поясу, но Серрин перехватил ее запястье свободной рукой. Ауум зарычал и вновь посмотрел на Халета. Самодовольное выражение исчезло с лица человека, и он пробормотал ругательство, которое Ауум не понял. Эльф поднял клинки, готовясь нанести смертельный удар.

Но Халет не сплоховал. Шагнув за спину Силдаан, он выхватил кинжал и приставил его к левому глазу Серрина. Жрец замер. Второй мужчина повернулся и что-то крикнул. Ауум не понимал человеческую речь, но очень скоро послышался топот ног. В коридоре появились еще четверо мужчин. Ни один из них не был воином. Последовал быстрый обмен репликами, после чего квартет начал совершать какие-то непонятные пассы и жесты, сопровождая свои движения невнятным бормотанием. В воздухе резко похолодало. Ауум вдруг ощутил, как учащенно забилось у него сердце, а по жилам растеклась тянущая боль.

Второй мужчина громко прочистил горло и заговорил, обращаясь к Аууму и Серрину.

— Слушайте меня внимательно. Пусть этот деятель с отточенными ногтями отпустит Силдаан. Он сделает это очень осторожно, иначе Халет может споткнуться, и тогда он умрет в мучениях. А ты, мой друг ТайГетен, спрячь свои клинки в ножны и отойди назад, пока не упрешься спиной в статую. Затем я, вместе с Силдаан, двинусь в обратную сторону, и мы расстанемся, не причинив вреда друг другу. Можешь быть уверен, что если тебе все еще хочется убить нас, мои коллеги заморозят вас обоих, так что одним щелчком пальца я разобью вас на миллион кусочков. Я ясно выражаюсь?

Ауум пожал плечами.

— Я могу убить вас обоих еще до того, как вы доберетесь до первой же двери.

— Ауум, у тебя ничего не выйдет, — вмешалась в разговор Силдаан. — Я знаю, ты меня ненавидишь, но сейчас поверь мне. Я уже видела, на что способны эти маги. Не родился еще на свет такой ТайГетен, который смог бы опередить их заклинания.

— Что такое «маг»? — осведомился Ауум, глядя на них. Беспомощные, безвредные людишки. — Им меня не напугать.

Халет рассмеялся.

— Ну, еще бы. Наверное, ты раньше никогда не видел магии? Как насчет небольшой демонстрации?

— Нет! — резко бросила Силдаан. — Ты не сделаешь ничего подобного. Ауум, пожалуйста, я умоляю тебя. Сделай так, как говорит Гаран. Сохрани себе жизнь сегодня, а завтра можешь поступать так, как тебе заблагорассудится.

— Я приду за тобой, — пообещал Ауум.

— Так тому и быть. То, что я задумала, сделает детей Инисса сильнее. Это поможет нам вернуться туда, где мы вновь станем самими собой.

Ауум на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как его охватывает невыразимая печаль.

— Все, что разрушает гармонию и направлено против Такаара, способно лишь погубить нас. Мы тебя остановим.

— Уже слишком поздно, — ответила Силдаан.

Серрин разжал руку, которой держал Силдаан за горло, и отступил на шаг от жрицы-еретички. Cascarg. Предательницы. Ауум уже изготовился, чтобы броситься на нее и Гарана, но Серрин жестом велел ему угомониться. Молчащий слишком хорошо знал его. Ауум поднял руку и вложил короткие клинки в ножны, закрепленные на спине. Он сделал шаг назад, потом еще один, стараясь ступать как можно медленнее.

Гаран улыбнулся.

— Ну, спасибо тебе, — сказал он.

Он прокричал что-то на языке людей и резко потянул Силдаан на себя, отчего оба они повалились на пол.

— Нет! НЕТ! — выкрикнула жрица.

Маги, стоявшие неподалеку в проходе, открыли глаза и свели ладони вместе. В тот же миг Ауум понял, что Силдаан говорила правду. Схватив Серрина за руку, он заставил того развернуться и увлек вперед, переходя на бег. Подталкивая жреца в спину, он из всех сил устремился к статуе Инисса.

В уши ему ударила волна воздуха, который остывал и замерзал на лету. Он уже чувствовал, как обледенели у него шея и затылок. Вокруг раздавался неумолчный рев. Могучим толчком Ауум буквально перебросил Серрина через левую руку Инисса, и оба рухнули в озеро гармонии. Ауум нырнул, свободной рукой хватаясь за трубу, проложенную под ладонью статуи.

Над ними прокатилась волна леденящего холода. Бассейн замерз. Лед нарастал дюйм за дюймом, потрескивая и осыпаясь, заставляя их опускаться все ниже. Серрин, которого Ауум не выпускал ни на минуту, вдруг задергался в его объятиях. Ауум свободной рукой взял его за подбородок, заставляя ula взглянуть себе в лицо. Заметив панику в глазах Серрина, он покачал головой, а потом прижал руку к сердцу. У ТайГетен это был жест полного доверия. Серрин понял и успокоился.

Ауум отпустил его и поднял голову, глядя вверх. Над ними нависал толстый слой льда, который, впрочем, отнюдь не выглядел непреодолимой преградой. Вода вокруг была ледяной. Никогда еще ему не было так холодно. Дно бассейна и глыбу льда разделяло примерно шесть футов ледяной воды. Он еще не заметил никакого движения вокруг бассейна, но очень скоро все наверняка изменится.

Передвинувшись в центр бассейна, Ауум вытащил клинки из ножен и принялся бить рукоятями в толщу льда, ожидая, пока не появится характерная сетка трещин. Так он привык разбивать высохший грязевой оползень, и теперь надеялся, что его план сработает.

Серрин наблюдал за его действиями. Ауум перехватил клинки, на сей раз нацелив их остриями вверх. Серрин ухватил его за пояс и потянул на дно, давая эльфу возможность опуститься на корточки и разглядеть тонкое место в ледяном панцире. Ауум кивнул Серрину.

Жрец отпустил его.

Ауум рванулся вверх. Он оттолкнулся ногами ото дна, и стальные мускулы, натренированные долгими годами бега по лесам Хаусолиса и Калайуса, не подвели его. Он нацелился в самое сердце сетки трещин и вонзил туда свои клинки, молясь про себя, чтобы те оказались достаточно широкими, а его клинки выдержали и не разлетелись вдребезги.

Он держал лезвия перед самым лицом, прижав локти к груди, чтобы смягчить удар. В самый последний момент он втянул голову в плечи, моля Инисса направить его руку. Ауум ощутил, как клинки его вонзились в лед, и услышал треск и хлопки. Ледяной панцирь вздрогнул и подался.

Ауум пробил слой льда и с шумом вырвался на поверхность, жадно вдыхая воздух и наслаждаясь теплом, которое уже хлынуло в храм, изгоняя из него холод, который призвали маги, пытаясь убить его. Он уронил руки вдоль тела, и клокочущая в груди ярость заставила его содрогнуться. У края бассейна как раз начали собираться люди. Маги, или кто они там были, спешили полюбоваться на дело рук своих. С ними был и Халет, который, заметив его, разинул от изумления рот.

Кто-то отчаянно завопил, предупреждая товарищей об опасности. Ауум приземлился на бортике бассейна, но не задержался ни на миг, устремляясь вперед. Маги поспешно прянули врассыпную, бормоча заклинания и нелепо размахивая руками. Ауум выбросил клинки в стороны, и режущая кромка лезвия в правой руке полоснула одного из магов по лицу, а меч, разящий слева, распорол руку другому.

Ауум мгновенно перенес вес тела на правую ногу, а левую выбросил вперед и вверх, пяткой размозжив нос третьему магу. Опустив ногу, он оперся на нее и с разворота ударил последнего из магов носком в ухо, отчего тот со стоном опрокинулся на пол.

— Да дарует тебе Шорт вечные муки, — сказал он.

Теперь ничто не мешало ему заняться Халетом. А тот уже успел вытащить из ножен свой меч и, присев, по-крабьи двинулся боком, выбирая момент для удара. Ауум прыгнул вперед, упал на спину и заскользил по гладкому каменному полу к своему врагу. Халет попытался зарубить его нисходящим ударом, но Ауум сгруппировался и с силой пнул его ногами в колени, одновременно скрестив клинки над головой, чтобы отразить выпад Халета.

Халет повалился набок. Ауум развернулся на правом колене и слитным скользящим движением вскочил на ноги. Халет заскользил назад, судорожно перебирая ногами и безуспешно пытаясь встать, выставив перед собой меч.

— Ничтожество, — обронил Ауум. — Твоя отсрочка истекла.

Одним клинком он отбил меч Халета в сторону, а другим поразил его в сердце. Выдернув клинок, Ауум обернулся к магам. Все четверо были еще живы. Ауум шагнул к ним и вонзил правое лезвие в грудь вопящего от боли мага, лицо которого заливала кровь из глубокой раны — первый удар эльфа рассек ему губу до подбородка, лишил глаза и отсек нос, который повис на лоскуте кожи на щеке. Ауум лишь оборвал его страдания, проявив милосердие, которого тот никак не заслуживал. Кровь его осквернила священные камни храма Инисса.

Слева от него, пошатываясь, на ноги поднялся маг со сломанным носом и бросился бежать к дверям, не удостоив своих раненых товарищей и взгляда. В этом не было ничего удивительного. Ауум выпустил из левой руки клинок, достал из сумки на поясе метательный полумесяц, прицелился и плавным движением отправил его в полет.

Стальное лезвие, с еле слышным шорохом рассекая воздух, впилось магу в шею. Ауум развернулся. Серрин как раз вылезал из бассейна, кивком давая понять, что с ним все в порядке. Ауум поднял свой короткий меч. Маг, которого он ударил ногой в висок, был еще без сознания, и эльф постарался сделать так, чтобы в следующий раз он открыл глаза уже в присутствии самого Шорта. Последний из оставшихся в живых колдунов тупо смотрел на свою раненую руку — боль оказалась настолько сильной, что он ничего не замечал вокруг себя.

Подойдя к нему, Ауум заметил, что его клинок почти перерубил руку пополам и глубоко вошел в живот магу, под которым уже натекла огромная лужа крови.

— Твоя кровь станет пищей для моего леса. А душа твоя будет вечно визжать под пытками. Тебя не спасет уже ничто.

Он отвернулся, готовясь обежать статую Инисса, чтобы отправиться в погоню за Силдаан и Гараном, но Серрин коротким взмахом руки остановил его. Он кивнул на главные врата, и они выбежали наружу.

— Сегодня мы остались живы, Ауум.

— Надо обезглавить зверя, — сказал Ауум.

Серрин, не останавливаясь, вбежал в лес с правой стороны от каменного козырька перед входом.

— Собери всех верных людей и возвращайся.

— Как мы их узнаем? Нас предала Силдаан. Силдаан. Кто следующий?

Серрин вздохнул и остановился. Со своего места они видели храм, но сами оставались укрытыми от любопытных глаз густой листвой. Ауум смотрел на себя словно со стороны. От того, что предстало его глазам внутри храма, он испытывал не шок, а холодную ярость. В глазах Серрина блестели слезы.

— Мы начнем со своих братьев и сестер. — Серрин положил руку Аууму на плечо и поцеловал его в лоб. — Ты спас мне жизнь.

Ауум наклонил голову.

— И я буду готов делать это до тех пор, пока ты нуждаешься в моих услугах.

— Ты заслуживаешь лучшей участи, чем охранять Молчащих Жрецов.

Серрин нахмурился, и Ауум заметил, что глаза его затуманились.

— Мы вернем Аринденет, — проговорил Ауум, — и исправим причиненное зло. Инисс не отвернется от нас.

— Неужели ты ничего не понял, Ауум? Все, во что мы верили, все, что делает нас эльфами, подвергается опасности. Кровь людей запятнала камни пола нашего храма, а внутрь их привела жрица Инисса. Гармония гибнет.

— Это — неизбежное умозаключение. — Улыбка на губах Ауума выглядела вымученной. — А ты не в меру разговорчив для Молчащего Жреца, а?

— Наступили необычные времена. Они требуют нестандартных решений.

— Что ты имеешь в виду?

Ауум заметил, что Серрин задумчиво покусывает нижнюю губу, явно не решаясь высказать вслух то, что было у него на уме.

— Кланам грозит разобщение. Вновь начнутся конфликты. Совсем как во время Войн Крови.

— Хуже, — возразил Ауум. — На этот раз с нами нет Такаара, который бы объединил нас.

Серрин пристально взглянул на него.

— Не спеши с выводами.

Ауум едва не упал от неожиданности.

— Он не придет. Он ушел от нас десять лет назад. Мы даже не знаем, жив ли он.

Но, несмотря на собственные возражения, Ауум вдруг ощутил, как учащенно забилось у него в груди сердце, а в душе затеплилось нечто, очень похожее на надежду.

— Неужели ты действительно веришь в то, что он мертв? Такаар? — Серрин помолчал. — Ты должен отыскать его и убедить вернуться. А я доставлю весть о том, что случилось здесь, в Исанденет, и расскажу обо всем Джаринну и Катиетт. И о твоей миссии тоже.

— Я — твоя тень, и не оставлю тебя.

Серрин положил руку ему на плечо.

— Наши пути вскоре вновь пересекутся. Сделай это ради меня. Приведи его обратно в Исанденет. Я сам найду тебя.

Ауум кивнул.

— Где он?

— В Верендии-Туал, — ответил Серрин. — Он обладает силой и властью, о которой даже не подозревает, но будь осторожен. Десять лет одиночества не прошли для него даром.

— Этот план мог родиться только в голове глупой обезьяны, — заявил Ауум.

— В стране, где глаза большинства обитателей отвернулись от бога, даже обезьяна кажется мудрецом.

— Этого нет в священных свитках.

— Пока еще нет, — поправил его Серрин.

Глава 7

Вступая в бой, ты сражаешься с тремя врагами одновременно: со своим страхом, своим врагом и его мужеством.

В Гардарине стояла изматывающая и одуряющая духота. Бедлам, начавшийся после того, как Лориус закончил свое выступление, все еще продолжался, а Хелиас явно не стремился восстановить в зале порядок, как того требовал протокол. Но Джаринн не искал помощи или поддержки. Он просто ждал, пока шум стихнет.

— Оказывается, Лориус по-прежнему полон страсти, — в конце концов проговорил он.

Катиетт ожидала, что толпа вновь начнет освистывать его, но собравшиеся утихомирились окончательно и теперь повернулись к нему, готовые слушать.

— И в том, что он говорит, есть своя доля правды, — продолжал Верховный жрец Инисса.

— Нет, ты только послушай его, — ахнула Меррат.

— Надежда остается, пока они помнят, что любят его, — ответила Катиетт, и на сердце у нее чуточку потеплело.

— Я не отниму у вас много времени. Я уже стар, хотя по мне, быть может, этого не скажешь, и долго стоять на ногах для меня утомительно.

Веселые искорки в глазах Джаринна безошибочно подметили те, кто стоял ближе к сцене. В зале вспыхнул смех, а какой-то шутник даже напомнил Верховному жрецу о его бессмертии.

— Увы, друг мой, хоть вы и правы, но никто из детей Инисса не может похвастаться невосприимчивостью к болезням, неуязвимостью к стали или прочим немощам. Уверяю вас, бессмертие может показаться проклятием, когда вы страдаете от артрита.

В едином порыве толпа театрально выдохнула:

— Ааах!

Джаринн поднял руки.

— Но я стою перед вами не для того, чтобы заручиться вашей симпатией и сочувствием, а чтобы вернуть нашим людям логику и здравомыслие и не дать нам скатиться к кровопролитию.

В зале вновь раздались оскорбительные выкрики, свист и улюлюканье.

— А чего же еще вы ожидали — что я соглашусь с ним? А теперь позвольте обратить ваше внимание на одну вещь, сказанную им, которая меня чрезвычайно беспокоит. Я узнал, что представители клана Инисса заняли все мало-мальски важные должности, какие только возможно. Это совершенно недопустимо. Я посоветуюсь с Лориусом, и мы исправим положение. Приношу свои извинения за то, что до сих пор я этого не знал. Храм Аринденета все-таки очень далеко отсюда.

В зале воцарилась тишина, сменившаяся затем громовыми аплодисментами.

— Они верят ему, — сказал Графирр.

— А что здесь удивительного? — заметила Катиетт. — Следует признать: если в ком и нет сомнений в том, что он всегда говорит правду, так только в Джаринне.

— По большей части я не намерен возражать Верховному жрецу Лориусу, ula, которого я уважаю и которого с гордостью называю другом, — продолжал Джаринн. — Я расскажу вам о том, во что верю сам, а вы уж решите, стоят ли мои убеждения сегодняшней гармонии. Вы согласны меня выслушать?

В зале раздались несколько презрительных выкриков, но вскоре их сменила уважительная тишина.

— Благодарю вас. Чего хочет для нас Такаар? Он хочет, чтобы мир продолжался еще двенадцать столетий. Он хочет, чтобы Войны Крови превратились в смутное и далекое воспоминание. Он хочет, чтобы в нашем обществе все кланы были равны. Почему же вы хотите разрушить все это?

— Лориус говорит о том, что Такаар не смог стать той движущей силой, которая позволила бы клану Инисса обрести доминирующее положение. Он ошибается. Вот я стою перед вами, я, Верховный жрец Инисса, и говорю вам, что дети Инисса не стремятся занять главенствующее положение. К этому не стремлюсь и я сам. Все, чего я хочу — служить своему богу, своему народу и нашей чудесной земле.

— Если закон Такаара и научил нас чему-нибудь, так это тому, что мы — один народ и что мы едины. Мы не можем существовать в качестве кланов, враждующих друг с другом. Посмотрите, насколько выросла численность нашего населения за годы гармонии. Посмотрите, насколько сильнее стали наши боги. Посмотрите, сколько нового мы узнали. Храмы полнятся свитками. Лес снабжает нас всем необходимым для жизни. Совместная работа идет на пользу нашему уму и телу.

— Так зачем же вы хотите разрушить все это?

Джаринн сделал паузу и обвел глазами толпу, которая теперь внимала ему в полном молчании. Джаринн умел подчинить себе аудиторию, хотя говорил мало. Ему и не требовалось быть велеречивым и громогласным. Катиетт прекрасно знала, какие чувства испытывают в этом зале каждый ula и iad[11]. У них возникало ощущение, будто Джаринн обращается только к ним, и к ним одним.

— Такаар всегда оставался для нас загадкой. Большинство из вас, скорее всего, никогда не встречались с ним, не говоря уже о том, чтобы видеть его в бою. Эльфа храбрее и отважнее его еще не бывало на нашей земле, да и вряд ли будет. За более чем двести лет до того, как кто-либо из нас попал сюда, до того, как Такаар открыл врата, именно он узрел путь к нашему спасению. Он первым открыто заявил о своей любви ко всем эльфам, ходящим по этой земле под взорами наших богов. И именно он уничтожил самое семя и зерно конфликта и показал нам нашу глупость.

— Войны Крови. Звучит красиво, хотя на самом деле мы сражались из-за спора, кто из нас живет дольше других. С таким же успехом можно было биться насмерть из-за длины рук или цвета волос. Изменить подобные вещи — не в нашей власти. Я не стремился родиться в клане Инисса, как и Лориус не выбирал себе клан Туала. Это — всего лишь прихоть судьбы.

— Или вы считаете себя проклятыми, если родились в клане Гиал и живете относительно недолго? Нет. Вы обладаете чистотой души, которая недоступна детям Инисса. В этом заключается особая прелесть. А вы не пробовали поинтересоваться у людей с севера, не считают ли они жизнь длиной в четыре сотни лет и больше короткой? Короткоживущие завидуют нашему долголетию. Ведь их век по-настоящему короток, не правда ли? Будь вы людьми, то смогли бы понять, если бы это стало причиной конфликта, верно?

По залу прокатился смех.

— Такаар научил нас принимать наши различия. Использовать наши сильные стороны для того, чтобы объединять, а не разъединять нас. И он преуспел в этом, не правда ли? Да, преуспел. Вот что дали нам Такаар и его закон. Двенадцать сотен лет мира, гармонии и понимания. Помните об этом. Это — истинная правда.

Джаринн вновь умолк и обвел собравшихся внимательным взглядом.

— Итак, вернемся к событиям десятилетней давности и причине того, почему мы все собрались здесь, а не снаружи, любуясь красотой нашей земли. Такаар сплоховал. В тот судьбоносный день мужество изменило ему. Очень многие эльфы лишились жизни. Отрицать все это невозможно и бессмысленно.

— Но подумайте вот о чем. Что за сорок дней до того, как Такаар впал в немилость, его действия в борьбе с гаронинами, атаковавшими стены Тул-Кенерита, спасли сотни тысяч жизней. И действительно, всего лишь днем ранее девять тысяч прошли сквозь врата у Хаусолиса, дабы обрести убежище здесь, на Калайусе. Опровергнуть эти факты невозможно. У нас есть документы, подтверждающие их.

— И наконец, еще одно соображение. Когда мужество изменило Такаару, он бежал. Этот позор он будет нести до конца дней своих. Он бежал через портал на улицы Исанденета. Кое-кто утверждает, что только так он мог спастись от войск гаронинов. Наверное, это правда. Но этот его поступок подтверждает наличие у него острого ума, несмотря на муки, которые он в тот момент испытывал. Самое популярное из обвинений, выдвинутых в его адрес, гласит, что он бежал, бросив на произвол судьбы сто тысяч эльфов. Но представьте, что было бы, если бы он этого не сделал? Мы все прекрасно знаем, что гаронины в первую очередь стремились захватить врата, а уже потом покорить эльфов. Такаар остановил их полчища, когда врата обрушились за ним. Таким образом, он спас всех и каждого из вас.

В зале послышалось перешептывание. Лориус громко фыркнул.

— Не имеет значения, что подобное спасение стало непредвиденным последствием его бегства. Как бы там ни было, он добился своего. Я пришел сюда не для того, чтобы защищать самого Такаара; я стою перед вами, чтобы показать вам, что будет, если вместе с ним будет отвергнут и его закон, если вы откажетесь от него и даже наши боги перестанут руководствоваться им.

— Закон Такаара связывает нас в единое целое. Соединяет кланы Туала, Биита, Икса, Гиал, Оррана, Инисса; кто бы ни был нашим богом и какой бы ни была продолжительность нашей жизни. Он является руководством к действию в случае возникновения сомнений. Он — становой хребет нашей расы. Огонь, освещающий самые темные закоулки наших душ. И солнце, выглядывающее из-за туч после дождя. Он так же глубоко вошел в нашу плоть и кровь, как и воздух, которым мы дышим. Он соединяет нас, давая нам силу и единство. Он не дает разыграться обидам. Он служит опорой и утешением для тех, кому нужна помощь.

— Закон Такаара живет в сердцах эльфов. Вырвите его оттуда, и вы посеете горе и кровопролитие. Никто не отрицает, что у нас есть трудности, но мы должны решать их вместе. Как и учил нас Такаар. Отказавшись от него и его закона, вы ослабите себя. Собьетесь с пути, ведущего к величию. Станете ничем не лучше людей.

— И я говорю вам: не отворачивайтесь от Такаара. Ни сейчас. И никогда в дальнейшем. Можно преодолеть все преграды. Можно уладить любое недоразумение и недовольство. Но только не в том случае, если вы вырвете хребет из нашего тела. Идемте со мной и, как некогда Такаар, идемте вместе с нашими богами.

— Благодарю вас за то, что выслушали меня.

Аплодисменты были оглушительными, но совсем не таким лихорадочными, как те, что последовали за речью Лориуса. Красноречивые, сопереживающие, искренние. Но в улыбке Катиетт сквозила печаль.

— Все ли он сделал, что должен был? — поинтересовался Графирр.

— А что ты думаешь по этому поводу, Граф?

— Думаю, что нам следует быть готовыми сделать то, в чем обвинял нас Лориус, — отозвался Графирр.

— Да хранит нас Инисс. Мы сделаем то, что должны, — прошептала Меррат.

Катиетт внутренне подобралась, готовясь к неизбежному. Несколько человек выступили в поддержку Лориуса, и толпа встретила их приветственными криками, взлетевшими к самому потолку. И лишь немногие, очень немногие, включая Пелин, высказались в поддержку Джаринна, но их ждали оскорбления и освистывание. В толпе сновали провокаторы, и умиротворение, наступившее после речи Джаринна, исчезло, сменившись нетерпеливым ожиданием.

Пелин стояла под непрекращающимся градом насмешек и оскорблений. Ее называли предательницей и трусихой. Ее называли рабой детей Инисса. Один-единственный раз она подняла глаза к балкам потолочного перекрытия, и Катиетт увидела в них боль воспоминаний, которые она до сих пор носила в себе. За кулисами и в боковых коридорах выстраивались гвардейцы Аль-Аринаар, готовясь утихомирить тех, кто уже бесновался перед возвышением. Большая часть собравшихся вскочила на ноги, и толпа грозно напирала, готовая смести все на своем пути.

Катиетт призвала к себе ТайГетен. Их было пятнадцать, пять звеньев, оседлавших балки, не потревожив при этом вековую пыль.

— Вы все знаете, что будет дальше. Вы все знаете, что мы должны делать. Никаких клинков. Мы не можем позволить себе обагрить свои руки кровью. А теперь по местам. И да благословит Инисс каждый ваш шаг.

В сопровождении Графирра и Меррат Катиетт направилась к переднему краю возвышения, где они и остановились как раз над тремя кафедрами. Остальные отошли чуть назад, чтобы затаиться в ожидании над задней частью сцены, где уступами возвышались ряды кресел. Сановники и высокие должностные лица внизу явно нервничали, а некоторые уже в открытую высматривали пути отступления на тот случай, если события примут совсем уж нежеланный оборот.

Катиетт же не сводила глаз с толпы. В передней части зала она разглядела четверых туали. Они рассредоточились вдоль края сцены, отступив от нее примерно на три ряда. Она видела, как они сыпали проклятиями, нашептывали что-то на ухо соседям и выкрикивали оскорбления в адрес Такаара.

— Видишь их? — спросила Катиетт.

— Да, — отозвался Графирр.

— Если дело дойдет до драки, их нужно будет нейтрализовать в первую очередь.

Пелин закончила выступление и вернулась на свое место. Вслед ей полетели оскорбления и издевательства. Наблюдавшая за ней Катиетт заметила тайные команды, которые та рукой подала своим воинам. Архонт ТайГетен закусила губу. Ситуация очень быстро могла выйти из-под контроля. Она не могла поймать взгляд Пелин, а архонт Аль-Аринаар тем временем обратила весь свой гнев на толпу.

Хелиас воздел руки перед собой, призывая собравшихся к порядку, и зал притих, словно небо перед грозой. Джаринн и Лориус вернулись на свои места за кафедрами.

— Ну, вот мы и подошли к самому главному, — провозгласил Хелиас, и Катиетт не смогла сдержать улыбки при виде его потуг сохранить драматизм интриги. — Вы выслушали обе стороны. Прозвучали слова страсти, силы и веры. Но принимать решение в этом самом главном вопросе будете вы. На чью сторону вы встанете? Подумайте об этом и выслушайте заключительные выступления Лориуса и Джаринна. И еще я хотел бы напомнить вам о необходимости соблюдать тишину и порядок. Уважайте своих жрецов, уважайте своих богов и историю этого места. Лориус, прошу тебя.

Лориус важно качнул головой.

— Братья и сестры. Голосовать за осуждение и порицание — не значит голосовать за уничтожение гармонии. Вы отдадите свои голоса за новый и равный путь вперед, равный для эльфов всех кланов. Вы проголосуете за мир и славу наших богов.

— Джаринн, твоя очередь, — сказал Хелиас.

Джаринн кивнул.

— Братья и сестры. Отмена закона Такаара обезглавит тело эльфийской гармонии. Одно не может существовать без другого. Голосуйте за сохранение закона. Голосуйте за сохранение гармонии и возможность избежать стремительного падения в бездну кровопролития и ненависти.

Хелиас обменялся взглядом с каждым жрецом по очереди.

— Благодарю вас. А теперь прошу всех присутствующих сесть на свои места.

Сердце Катиетт гулко стучало в груди. В зале эльфы рассаживались по креслам, скамьям и прямо на полу. Многим пришлось опуститься на корточки. Кое-кто взобрался друзьям на плечи. Гул голосов звучал громким и неумолчным рокотом. В воздухе повисло громкое и постоянное гудение, как при нашествии насекомых.

— Итак, мы приступаем к голосованию, — провозгласил Хелиас. — Я требую тишины. И еще я требую соблюдения порядка, иначе голосование будет объявлено недействительным.

Гул голосов стих. Шум толпы, собравшейся снаружи, смешивался с какофонией окружающего леса и стуком дождевых капель по крыше.

— Пусть встанут те, кто хотел бы сохранить закон Такаара, а его имя признать почитаемым Иниссом.

За спиной Хелиаса встали со своих мест две трети сановников и высокопоставленных гостей, но, вопреки ожиданиям, собравшиеся в зале не последовали их примеру. На ноги поднялась лишь небольшая горстка, которую приветствовали оскорбительным свистом и выкриками. Стоявший на сцене Джаринн понурил голову. Хелиас выжидал. По залу прокатилась волна, эльфы напряглись, готовые вскочить по первому его слову, уже едва сдерживая свои эмоции.

— А теперь пусть встанут те, кто хотел бы осудить Такаара и исключить его закон из наших уложений.

Зал взорвался оглушительным шумом. Эльфы стремительно вскакивали на ноги, их голоса взлетели к самым потолочным балкам, прокатились по сцене и эхом отразились от стен. Катиетт сразу же заметила, как внизу завязалась драка — немногочисленные сторонники Джаринна расплачивались за свое мужество. Но сейчас она не могла позволить себе беспокоиться о них. Присутствующие сбились в кучу и качнулись к сцене. Она увидела, как вспыхнули словно ниоткуда появившиеся факелы. Катиетт уловила блеск стали, когда кое-кто достал из-под одежды оружие, что являлось прямым нарушением законов Гардарина.

— Объявляю голосование о порицании и денонсации состоявшимся! — прокричал Хелиас, хотя в зале царил хаос и в подведении итогов голосования толпа уже не нуждалась.

Хелиас отступил назад, подавая знак Джаринну и Лориусу следовать за ним. Ни один из жрецов не двинулся с места. Джаринн обернулся к висевшим на стенах гобеленам — символам доблести Такаара и его закона, который столь долго правил эльфами.

Катиетт почувствовала на себе взгляды окруживших ее ТайГетен. Пожав плечами, она кивнула.

— Тай, мы начинаем.

Элитные воины эльфов повисли на руках, держась за потолочные балки, после чего спрыгнули с высоты семьдесят футов. Мягко и уверенно приземлившись прямо на сцену, одновременно выпрямились. Два звена встали перед кафедрами, а остальные три бросились в заднюю часть возвышения, чтобы прикрыть ряды кресел. Катиетт остановилась в самой середине сцены. Внизу, в зале, шеренга гвардейцев Аль-Аринаар приготовилась к схватке.

— Никакого оружия, — крикнула она. — Обезоружить и обездвижить.

Рев толпы оглушал. Вряд ли все те, к кому она обращалась, расслышали ее голос. Она резко развернулась на месте. Хелиас все еще пятился прочь.

— Хелиас. Прикажи ударить в гонги. Мы должны освободить зал.

Но Хелиас не слушал ее; повернувшись, он побежал.

— Будь ты проклят!

Катиетт прикоснулась к плечу Графирра. Воин ТайГетен полуобернулся к ней.

— Они попробуют обойти нас с флангов, — сказал он. — А мы не можем допустить, чтобы сокровища были уничтожены.

— Раздели Тай. Пусть Аль-Аринаар удерживают центр.

Катиетт окинула быстрым взглядом зал. Толпа у переднего края сцены, слегка отпрянувшая при появлении ТайГетен, вновь стала напирать. Провокаторы подзуживали собравшихся, и те стали хором требовать уничтожить гобелены с изображением Такаара, равно как и все цитаты на древнем языке. Напряжение нарастало. В воздухе запахло предчувствием беды.

Катиетт вернулась к кафедрам и увидела, как ряды кресел за ними быстро пустеют. Сановники и высокопоставленные гости поспешно выходили в вестибюль, кухни и конторские помещения за сценой, направляясь к трем выходам, которыми обычно пользовались поставщики провизии и сотрудники. Она подошла к пятну крови в центре сцены и наступила на него.

— Милорд Джаринн, вам пора уходить. Одно звено будет охранять вас. Отправляйтесь прямиком в Аринденет. Здесь, в городе, некоторое время будет неспокойно. Верховный жрец Лориус, вы тоже. Я отправлю еще одну тройку с вами, чтобы она препроводила вас в безопасное место.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, ТайГетен.

— Как вам будет угодно, — отозвалась Катиетт. — Но мы очистим это здание от посторонних. Предлагаю вам укрыться в безопасном месте, пока у вас еще есть такая возможность.

— Лориус, не дури, — вмешался Джаринн. — Я позабочусь о нем, Катиетт. Твое присутствие наверняка требуется где-нибудь в другом месте.

— Благодарю вас, Джаринн. Олмаат! Твоя тройка Тай охраняет жрецов.

Олмаат кивнул, принимая оказанную ему честь. Он был превосходным воином. Самым быстрым среди ТайГетен. Катиетт вновь вернулась к краю сцены. Волна шума и криков неуклонно нарастала. Толпа разделилась: те, кто стоял перед сценой, хором выкрикивали оскорбления и насмешки, а те, кто оказался в задних рядах, ждали и наблюдали молча. Катиетт шагнула влево, чтобы присоединиться к своим Тай.

— Слишком хорошо они организованы, — заметила Меррат.

— Следи за факельщиками. Мы…

Внизу, в зале, кто-то пролаял команду. Над головами у них засвистели метательные снаряды. Глиняные горшки разбились о каменные стены с гобеленами, и содержащаяся внутри жидкость хлынула наружу, заливая каменную кладку, пряжу и кресла. Катиетт потянула носом воздух.

— Масло. — Она знала, что последует дальше. — Тай, за мной.

Катиетт перепрыгнула через шеренгу гвардейцев Аль-Аринаар, выстроившихся перед сценой, и врезалась в толпу ногами. Эльфы горохом посыпались в разные стороны. Рядом приземлились Меррат и Графирр и тут же устремились к целям слева от нее. Вокруг раздались возмущенные крики. Гибким слитным движением Катиетт вскочила на ноги. Не далее чем в трех ярдах от нее стоял туали ula, держа в руке горящий факел. Он изготовился к броску.

— Не делай этого, — предостерегла она его.

— Не подпускайте ее ко мне, — закричал провокатор. — Видите, она одна.

В беснующейся толпе Катиетт могла полагаться только на свои отточенные боевые инстинкты. Дитя природы, вверив себя Иниссу, она заставила себя не думать ни о чем, кроме поставленной перед нею задачи. Противники, оказавшиеся перед нею, поспешно попятились и бросились врассыпную. Но тут вдруг один из них неожиданно атаковал ее слева, замахиваясь незажженным факелом и целясь, ей в голову. Катиетт шагнула вперед и встретила удар левым предплечьем, одновременно уводя руку нападающего вниз и в сторону. Факел переломился об ее запястье.

Перед нею вдруг оказался один из подстрекателей, и она поймала его взгляд. Он только замахнулся, чтобы метнуть факел, а она уже рассчитала его траекторию и подпрыгнула еще до того, как факел вылетел у него из руки. Она перехватила его в полете, приземлилась и бросилась в атаку. У провокатора не осталось ни единого шанса. Катиетт бросила факел на пол, затоптала пламя ногами, шагнула вперед и правым кулаком нанесла ему сокрушительный удар прямо в подбородок. Голова его беспомощно запрокинулась, и он мешком осел на пол.

На мгновение Катиетт замерла над его неподвижным телом. Она стояла на открытом месте. В радиусе пяти ярдов рядом никого не было. Но это была еще не победа. Справа от нее, переворачиваясь в воздухе, горящие факелы падали на сцену, рассыпая искры на кресла и стены. Толпа вдруг заволновалась, выстроилась клином и атаковала возвышение.

Из служебных помещений в задней части дворца в зал вбежала Пелин. Восемь гвардейцев Аль-Аринаар неотступно следовали за нею. Заслышав шум схватки, она ощутила, как по спине ее пробежал холодок. Воспоминания о том, как встретила ее аудитория, и о презрительной усмешке Хелиаса все еще жгли ее, как огнем. Ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы проводить спикера парламента в безопасное место.

Она успела увидеть, как толпа прорвала тоненькую цепочку гвардейцев и ворвалась на сцену, как от огня факелов занялись и запылали гобелены и кресла, а языки пламени взметнулись там, где разлилось масло, запах которого она явственно ощутила. Слева и справа от возвышения в схватку вступили ТайГетен, но самой Катиетт нигде не было видно.

— Потушить огонь, — крикнула она, махнув рукой направо. — Не давайте никому подойти к гобеленам. Я хочу, чтобы вы очистили сцену.

Двое воинов Аль-Аринаар метнулись вправо и схватили с кресел подушечки, чтобы гасить ими огонь. К ним присоединились еще двое, чтобы отогнать тех, кто лез на возвышение поглазеть, как гибнет в огне национальное достояние. Пелин же направилась прямо к центру сцены, где к кафедрам уже подбирались первые зрители. Она увидела ножи в их руках и лица, искаженные праведным негодованием. Но они лишились своих предводителей. Рядом не было никого, кто мог бы направить в нужную сторону их гнев, затмивший радость победы.

Пелин и сопровождавшая ее четверка воинов были жалкой каплей в море по сравнению с напирающей толпой. Она побежала ей навстречу, раскинув руки в стороны.

— Назад. Все назад. Убирайтесь со сцены.

Но ее никто не слушал, и голос ее потонул в гомоне надвигающейся толпы. Пелин повела своих гвардейцев через площадку, на которой стояли кафедры. Внизу, в зрительном зале, тоненькая цепочка ее воинов все еще пыталась сдержать натиск нападавших. Прямо перед нею какой-то ula размахивал топором, явно намереваясь в щепы изрубить украшенные искусной резьбой стойки кафедр. Подобно ей самой, он был туали, и на лице его читалось нескрываемое презрение. За его спиной она вдруг уловила какое-то движение. Оттуда вынырнули Катиетт и ее Тай, перепрыгнули через передние ряды толпы, приземлились, мягко перекатившись, и вскочили на ноги, развернувшись в цепь рядом с нею. Справа от нее гвардейцы Аль-Аринаар теснили эльфов, дав возможность двум своим товарищам с подушками в руках начать тушение пламени.

Гвардейцы Пелин встали по обеим сторонам своей предводительницы. Ula с топором шагнул им навстречу, поддерживаемый прочими бунтовщиками.

— Прочь с дороги. — Голос его походил на рычание, а лицо исказилось от ярости и стало уродливым. — Такаар низложен. Мы снимем его изображение.

— Назад. Убери топор.

Туали рассмеялся.

— У тебя больше нет власти, чтобы остановить меня.

Пелин подскочила к нему вплотную и взглянула ему прямо в лицо.

— Не испытывай мое терпение, — сказала она. — Ты ведь туали. Вот и веди себя соответственно.

— Беги обратно к своим друзьям из клана Инисса, — огрызнулся он. — Ты для меня такая же туали, как бродячая собака. Efra[12].

И ula плюнул ей в лицо, так что слюна попала ей на нос и правый глаз. Пелин поняла, что терпению ее пришел конец, и без замаха вонзила ему кулак в живот. Он согнулся пополам. Пелин шагнула вбок и ударила его локтем в висок. Грубиян рухнул, как подкошенный, и перекатился на спину. Пелин вынула из ножен на поясе клинок, опустилась на одно колено и замахнулась, чтобы пронзить ему ножом сердце.

Чья-то рука схватила ее за запястье. Сильная рука.

— Не надо. — Это была Катиетт. — Не давай им то, в чем они нуждаются сильнее всего.

Краем сознания Пелин отметила, что в зале воцарилась тишина. В голове у нее царил сумбур, и она не могла унять снедавшую ее ярость.

— Он…

— Пелин. Послушай меня.

Пелин попыталась высвободить руку, но Катиетт крепко держала ее, и она добилась лишь того, что выронила нож.

— Им нужна трепка, — прорычала Пелин.

— Им нужен мученик, — возразила Катиетт. — Прошу тебя, Пелин. Только не от твоей руки.

Пелин кивнула.

— Все в порядке. Со мной все в порядке.

Катиетт отпустила ее запястье. Пелин повернулась к ula. Тот ничуть не выглядел испуганным, и на губах его играла легкая улыбка.

— Видишь? — издевательски осведомился он. — Ты — по-прежнему их раба.

Пелин сжала пальцы в кулак и изо всех сил ударила его в нос. Он отлетел к каменной стене и рухнул на пол, потеряв сознание.

— Вышвырните его отсюда, — приказала она.

Выпрямившись, она отряхнулась, приводя одежду в порядок. Через передние и задние двери в зал вливались дополнительные силы Аль-Аринаар. Пелин повернулась лицом к притихшей толпе.

— Следующий из вас, кто рискнет назвать меня efra, станет тем самым мучеником, который вам так нужен. Освободите помещение.

Катиетт положила руку ей на плечо.

— Нам с тобой нужно поговорить. Сейчас же.

Глава 8

Политики ищут победы, чтобы прославиться, а солдаты — чтобы выжить.

— Ты не должна позволять им с такой легкостью манипулировать собой, — начала Катиетт, едва только за нею и Пелин закрылась дверь одного из внутренних помещений.

Там, снаружи, гвардейцы Аль-Аринаар и ТайГетен вытесняли зрителей из Гардарина. Агрессия улетучилась, словно вода из треснувшего кувшина, и Катиетт оставила после себя угрюмую, но притихшую толпу. Впрочем, можно было не сомневаться, что они найдут себе жертву где-нибудь в другом месте, чтобы дать выход своему разочарованию.

— Ты слышала, как он назвал меня. И видела, что он сделал.

— Да, а ты едва не дала ему то, чего он добивался больше всего.

— Он не заслуживал ничего иного.

Пелин стояла спиной к Катиетт. Она заламывала руки и никак не могла успокоиться — ее буквально трясло от обиды и негодования. Но на смену гневу и ярости пришел шок. Катиетт шагнула к ней, чтобы положить ей руку на плечо или даже обнять, но передумала, и рука ее повисла в воздухе.

— Пелин, посмотри на меня. — В ответ воительница лишь слегка повернула голову. — Пелин, пожалуйста.

Пелин обернулась. По ее юному лицу текли слезы, размазывая пыль и грязь, поднявшуюся в воздух в зале после того, как там начались беспорядки. В ней чувствовалась недюжинная сила, обаяние и харизма. Но сейчас Катиетт видела перед собой лишь хрупкую iad, в которой Такаар разглядел будущую военачальницу, когда создавал гвардию Аль-Аринаар, способную оказать помощь и поддержку элитным воинам ТайГетен. Пелин взглянула на Катиетт, и та прочла на ее лице давнюю боль и обиду.

У Катиетт упало сердце.

— Он сам не знал, что говорит, — сказала она.

— Он прекрасно понимал, что говорит.

— Нет. Я имею в виду, он, конечно, знал, что означает сказанное им слово, но о том… что случилось с тобой на Хаусолисе, не имел ни малейшего понятия. Об этом вообще не знает почти никто.

Пелин закрыла лицо руками, после чего в отчаянии прижала ладонь ко рту.

— Об этом знают многие, коим повезло сбежать через врата. Ты полагаешь меня наивной, но на самом деле ничем не лучше прочих. Осуждение и низвержение Такаара случились не сегодня. Все это продолжается уже добрый десяток лет. А если ты думаешь, что в Исанденете нет таких, кто способен использовать любые сведения против… против близких ему людей, то тогда тебе надо научиться получше разбираться в природе озлобленного эльфийского разума.

— Но то, что сделал Такаар, он сделал для тебя. Ты ведь это понимаешь?

Пелин вновь охватила ярость, и она едва сдерживалась, чтобы не броситься на Катиетт.

— Я знаю лишь то, что он трижды отверг меня. Даже когда я вступила в пору расцвета женской красоты, он смотрел в другую сторону. Он счел меня лишней. Недостойной носить его ребенка. И даже тогда, еще до того, как пришли гаронины, люди называли меня efra.

— А еще я знаю, что, несмотря на то как он поступил со мной, несмотря на все унижение, я все еще люблю его. Я по-прежнему люблю его, даже сегодня.

Катиетт вздохнула.

— Он тоже не переставал любить тебя.

— Правда? — В голосе Пелин сквозила горечь. — Он верил в мои способности на поле боя, что совсем не одно и то же.

— Для Такаара это было одно и то же. Он разглядел в тебе величие и сделал все, чтобы развить его. Показал всем, на что ты способна.

— Из чувства вины, полагаю.

— Не говори глупостей, Пелин. Ты думаешь, он отверг тебя, потому что ему было все равно? Что он не пожелал стать отцом твоего ребенка, плода союза Туала и Инисса? Он поступил так потому, что желал тебе лучшей участи.

— Есть ли счастье выше, чем стать матерью ребенка Такаара? — вскричала Пелин. — Или ты считаешь меня полной идиоткой, Катиетт? Я знаю, почему он отверг меня. И это не имеет никакого отношения к моим полководческим талантам. Они бы не изменились оттого, что у меня появился бы ребенок! Просто глаза его смотрели в другую сторону. Разве не так? Я тебя спрашиваю!

Пелин замахнулась раскрытой ладонью, но Катиетт перехватила ее руку и удержала так же, как выдержала ее взгляд.

— Да, так. А ты знаешь, что было дальше? Ничего. Я не принесла ему ничего. Моя любовь была такой же отчаянной и безрассудной, как и твоя. Инисс свидетель, такой она и останется. Но я не могла дать ему того, чего он хотел. Все то время, что я провела вдали от ТайГетен, люди думали, что я беременна, тогда как я скрывала свой позор, пытаясь любым способом, травами и религиозными обрядами, вернуть себе способность к оплодотворению. Но у меня ничего не получилось. Ничего, Пелин, и мы с ним оба знаем, что он должен был выбрать тебя.

Пелин уже совершенно успокоилась, и Катиетт отпустила ее руку. Пелин машинально погладила ее и, в свою очередь, взяла Катиетт за руку.

— Прости меня, — негромко сказала она. — Об этом я и не догадывалась.

— А я бы не возражала, чтобы меня назвали efra, — вырвалось вдруг у Катиетт. — Тогда бы я, по крайней мере, держала голову высоко поднятой и говорила, что могла бы стать матерью.

— Ты бы возражала, и даже очень. Поверь мне.

Обе iads улыбнулись, а потом крепко обнялись.

— У Такаара нет наследника, — сказала Катиетт, размыкая объятия, но не отстраняясь от собеседницы.

Пелин закусила губу.

— А ты? Ты вернешь себе способность к деторождению?

— Может быть, — отозвалась Катиетт. — Но сначала мне нужно пережить все это. А потом найти Такаара и убедить его в том, что ему нужен ребенок. Сохрани и помилуй нас Инисс, он ведь мог уже погибнуть.

— Несмотря на все, чего он добился, не иметь ребенка — это ужасно, — согласилась Пелин.

— Ты права. Сколько тебе лет?

— Триста семь, — ответила Пелин.

— И ты еще можешь зачать?

Пелин пожала плечами.

— Да, могу, но лучшая моя пора миновала уже двадцать лет назад. У меня остался всего один сезон, каким бы долгим он ни казался.

Катиетт кивнула.

— Мы преспокойно обошлись бы и без этой войны, если дело дойдет до нее.

— Согласна. Мы вернулись бы к тем временам, когда зачатие считалось святым долгом каждой женщины.

— Забавно, не правда ли, что именно Такаар дал iads возможность самим выбирать себе партнера, а потом наглядно продемонстрировал, к каким проблемам это может привести.

— Ох, Катиетт, в этом нет ничего забавного. То, что он захотел сделать тебя матерью своего ребенка — самое здравое и наименее удивительное изо всех принятых им решений.

Катиетт расплакалась и вновь крепко обняла Пелин.

— У тебя такая добрая и щедрая душа, — прошептала она.

— А у тебя — сильная, — ответила Пелин. — Но война нам совершенно ни к чему.

— В таком случае давай перестанем стенать об утраченной любви и разберемся с этим сбродом.

Пелин рассмеялась и отстранилась от нее.

— Спасибо тебе, Катиетт, — сказала она. — А то я едва не забылась.

— Хочешь узнать еще кое-что? Если кто-нибудь еще вздумает назвать тебя efra, тебе придется здорово постараться, чтобы опередить меня и убить негодяя первой.

— Я принимаю вызов.

Дверь в контору отворилась.

— Катиетт. На площади перед собором назревают неприятности, — сообщил Графирр.

Катиетт вздохнула.

— Похоже, впереди у нас будет долгий день, совсем как в старые времена. Идемте.

По городу они мчались, как сумасшедшие. Желчь и злоба, копившиеся подспудно, прорвались наружу. В Катиетт плевали люди, которых она знала чуть ли не с самого детства. Люди, которых она могла бы назвать друзьями. Но сегодня словно лопнула какая-то невидимая нить, и она стала членом клана Инисса, а они остались прежними. Другими. Она стала прокаженной, потому что сохранила верность ula, который оплошал после того, как спас многих их братьев и сестер.

Они пробежали мимо суда Ланьон-Джайл, ворота которого стояли распахнутыми настежь, словно приглашая преступников всех мастей заглянуть на огонек и устроить пожар. По Тропе Инисса они быстро приближались к площади перед храмом, раскинувшейся на холме, за которым на северо-востоке начинался тропический лес. По всему городу эльфы сбивались в банды.

Катиетт встряхнула головой. В большинстве своем они состояли из членов одного клана. Главной мишенью агрессии, которую предположительно раздували туали, стали иниссулы, но опыт прошлых поколений подсказывал им, что хрупкое единство с другими кланами не продлится долго. Все группы эльфов, которые встретились им на пути, ограничились лишь словесными оскорблениями в адрес звеньев ТайГетен и тридцати гвардейцев Аль-Аринаар. Ничего удивительного.

На площади перед храмом полыхал костер. Еще издали заметив высокие языки пламени и клубы черного, маслянистого дыма, Катиетт ускорила шаг, а потом и вовсе перешла на бег, ворвавшись на площадь и увидев собравшуюся здесь толпу. Она мельком бросила взгляд на небо, надеясь на возвращение дождя и молясь про себя, чтобы Инисс подтолкнул локтем Гиал и та разразилась бы потоком слез.

Храмовая площадь обычно выглядела красивой и умиротворенной. Во всяком случае, так было раньше. Круглая открытая площадка в четверть мили диаметром, в центре которой были разбиты лужайки и сады, а по периметру расположились городские храмы. Культовые сооружения, выстроенные по зову сердца и веры, воплотившие в себе лучшие качества горячего поклонения и изящества эльфийской души. Площадь считалась олицетворением творческого таланта эльфов, о чем свидетельствовали и поражающие воображение спиральные шпили храма Биита, бога корней и ветвей, и эффектный вход и разукрашенный фресками вестибюль храма Сефу, бога полога листвы, и величественный храм Шорта, возведенный в форме лежащей ничком фигуры бога.

Всем им сейчас грозила опасность, но более всего мог пострадать относительно скромный храм Инисса. Он являл собой цилиндрическое сооружение с невысоким, выкрашенным в темно-зеленый цвет куполом и тридцатифутовыми шпилями на каждом углу. Деревянные ступени вели к ярко раскрашенным дубовым вратам. У входа в него столпились примерно сотни две эльфов. Многие держали в руках факелы, и их намерения не вызывали сомнений.

Редкая цепочка воинов Аль-Аринаар выстроилась на краю паперти, за которой начинались ступени, остальные же блокировали подступы к зданию с боков и сзади. Еще несколько гвардейцев стояли на ступеньках, держа луки наготове, но даже издали Катиетт видела, что они вряд ли станут стрелять.

— Надо пройти сквозь толпу, Пелин, и удержать ее, пока не пойдет дождь.

— Я обойду слева, — отозвалась Пелин и подала знак своим гвардейцам следовать за нею.

Катиетт же зашагала прямо через толпу.

— Тай, прокладываем проход. Оружия не применять. Пошли.

Те, кто стоял в задних рядах, заметили их приближение и поспешили расступиться. Но дальше, ближе к середине, внимание собравшихся было приковано к храму. Катиетт расталкивала людей локтями.

— Отойдите с дороги. Немедленно. Всем разойтись.

Ее ТайГетен следовали за ней, выстроившись клином. Со всех сторон слышались сдавленные ругательства и проклятия. Какой-то ula обернулся и загородил ей дорогу. Катиетт подошла к нему вплотную.

— Отойди в сторону или будешь сбит с ног. Выбор за тобой, — сказала она. — Никто не сможет помешать мне пройти к своему храму.

— Времена изменились, ТайГетен. Я останусь здесь, это мое право. Ты не посмеешь прикоснуться ко мне. Разговор окончен.

Катиетт покачала головой, стремительно присела на корточки и подсекла ноги мужчине. Тот опрокинулся набок и перевернулся на спину. Катиетт выпрямилась над ним.

— Ты ошибаешься, — обронила она.

Воины ТайГетен взяли ее в кольцо, отталкивая тех, кто мог бы прийти на помощь упавшему. Лежащий на земле ula стиснул кулаки. Катиетт презрительно фыркнула.

— Я не хочу причинить тебе вред. Но если другого способа остановить тебя не существует, значит, так тому и быть. — Она наклонилась к нему. — Ты глуп, если думаешь, что можешь угрожать ТайГетен. Нас направляет Инисс. Он хранит нас для куда более важных дел. А ты просто путаешься у меня под ногами. Ты — жалкая помеха, которую придется убрать с дороги.

— Вас слишком мало. Недостаточно для того, чтобы остановить перемены.

— Ступай домой, ula. Ищи своих настоящих врагов. Тех своих соотечественников, кому нужна война и кому нет дела до твоей души.

Катиетт отступила на шаг и протянула ему руку. Он с презрением взглянул на нее и быстро поднялся на ноги. Вокруг них все теснее смыкалась толпа, угрожающая и выкрикивающая имена Туала и Лориуса.

— Время, когда ты могла говорить мне, о чем думать и что делать, прошло. Помни об этом.

Катиетт отвернулась и вновь принялась проталкиваться сквозь толпу, не обращая внимания на сопротивление — плечи, которыми собравшиеся упирались ей в грудь, и ноги, стремящиеся подставить ей подножку. Из всей толпы только у одного ula достало мужества бросить ей вызов, пусть он и ошибся адресом. К несчастью, и одного оказалось более чем достаточно.

Прорвавшись сквозь первый ряд собравшихся, Катиетт увидела, что Пелин выстраивает своих гвардейцев по периметру паперти перед храмом. Сама она остановилась на ступеньке за их спинами. Катиетт присоединилась к ней и повернулась, чтобы взглянуть на толпу, которая, похоже, лишилась стимула и побудительного мотива.

— Где жрецы? — осведомилась Катиетт.

— Все еще не добрались сюда от «жука». Или, если у них есть хоть капля здравого смысла, затаились где-нибудь в ожидании, пока мы не наведем хотя бы некоторое подобие порядка.

— И как мы заставим их разойтись?

— Не знаю, — честно призналась Пелин. — Я не стану стрелять и не смогу ударить ни одного из них, даже если буду держать клинок плашмя. Кое-кого я знаю. Обычные люди. Столяры, булочники, гончары. Мы не имеем права атаковать их.

— Значит, мы должны поговорить с ними.

— Думаешь, они станут нас слушать?

— Только не меня, — заметила Катиетт. — Сегодня я, кажется, принадлежу не к тому клану, что нужно.

Пелин одарила ее кривой улыбкой.

— Ладно. Я попробую.

— Говори с ними так, как говорил бы Такаар. Взывай к их здравому смыслу и разуму.

— Я буду иметь это в виду.

Катиетт подняла глаза к небу. Там сгущались тяжелые тучи, обещающие скорый дождь. Но те, кто намеревался поджечь храм, тоже заметили их.

— Тай, — сказала она, будучи уверена, что из-за скандирования в толпе ее никто не услышит. — Как и в зале собраний, следите за факелами. В случае необходимости перехватывайте их.

Пелин подняла обе руки.

— Пожалуйста. Прошу вас. Проявите уважение к месту почитания наших богов. Дайте мне сказать.

Но голос ее потонул в выкриках и улюлюканье, которыми разразилась толпа. Катиетт прищелкнула языком, и ее ТайГетен повернулись к ней.

— Зовем. Все хором. Как звал Такаар, когда спешил на помощь своей Тай, моей подруге, погибшей на Хаусолисе.

Катиетт помолчала, а потом обратила глаза и руки к небу, подавая пример своим воинам.

— Джалеа! Джа-ле-а!

Снова и снова они выкрикивали ее имя. Голоса их слились в один, стали громче и зазвучали грозно и мощно. Отразились от фасадов храмов, окруживших маленькую площадь, и эхом прокатились под зеленым покровом леса, где их подхватил Сефу и помчал еще выше, в небесные чертоги. Навязчивый и тревожный крик зазвучал в ушах всех эльфов, собравшихся перед ними. И когда последнее эхо голосов ТайГетен замерло вдали, на площади воцарилась относительная тишина. Пелин кивнула в знак благодарности.

— Лориус и Джаринн ушли из Гардарина вместе. Они были и остаются друзьями, хотя и оказались по разные стороны во время дебатов. Никто не может отрицать страсти, на которую вдохновляет Такаар, — при этих словах она метнула быстрый взгляд на Катиетт, — но нельзя допустить, чтобы страсть переродилась в насилие и ненависть. Какими бы ни были преступления Такаара в ваших глазах, неужели Инисс и его храм превратились от этого в цель ваших нападок? Мы же все с вами — подданные Инисса.

— Я — туали по рождению; мои воины Аль-Аринаар, что стоят перед вами, пришли в гвардию из разных кланов. Помните, что сказал Лориус? Гармония должна остаться неприкосновенной. Если мы унизимся до войны между кланами, то рискуем погибнуть все. Совсем как раньше, когда Такаар пришел спасти нас.

— Помните об этом, какими бы ни были наши личные невзгоды и горести. Что бы ни натворили иниссулы, прикрывающиеся, как считают некоторые, именем Такаара, мы не можем, не должны впасть в бессмысленную и братоубийственную ересь. Мы не смеем осквернить места почитания наших богов. Если мы начнем разрушать храмы, то действительно погибнем, все до единого.

— Я, ваша сестра, архонт Аль-Аринаар, туали, с радостью готова сотрудничать с представителями всех кланов ради блага и процветания нашей расы. Но сейчас я прошу вас разойтись. Возвращайтесь в свои дома. Неужели вы действительно хотите разрушить храм? Я не верю в это.

Она умолкла. На площади зазвучали свист, улюлюканье и оскорбления в адрес Инисса. Но они были разрозненными и немногочисленными. Однако толпа не двинулась с места. Никто из эльфов не развернулся и не зашагал прочь. И подстрекатели поняли, что еще не все потеряно.

— Разойдитесь, — вновь заговорила Пелин. — Мы не позволим причинить вред ни этому, ни любому другому храму. Потушите свои факелы и закупорьте горшки с маслом. Аль-Аринаар и ТайГетен дали клятву защищать Инисса от тех, кто покушается на него. Напав на этот храм, вы оскорбите самого Инисса. Как и нас. Мы не желаем вам зла, но вынуждены будем сделать то, что должны.

Толпа глухо заволновалась, и Катиетт с беспокойством спросила себя, а не были ли последние слова Пелин ошибкой. Но они, похоже, все-таки произвели желаемый эффект. Те, кто не горел желанием иметь дело с элитными воинами Инисса, начали проталкиваться сквозь толпу.

Но тут на землю упали первые капли дождя.

И тогда кто-то швырнул факел.

Глава 9

Доверие — сильный союзник и смертельный враг.

Джаринна и Лориуса поспешно вели задними коридорами Гардарина. Их сопровождали Олмаат и его звено ТайГетен. Их присутствие успокаивало. За стенами дворца лежал город, притихший и зловещий, словно тропический лес в ожидании урагана. Полный невнятных отзвуков и агрессии.

В небольшом дворике снаружи, куда привозили припасы, выстраивались гвардейцы Аль-Аринаар. Олмаат приостановился, заговорив с одной из них, незнакомой Джаринну iad. Судя по ее хрупкому телосложению, она, напуганная и разгневанная, принадлежала к клану Гиал.

— На площади перед храмом уже начались волнения, — сказала она.

— Мы сможем пройти отсюда к речному причалу? — спросил Олмаат.

— Только на юго-восточном берегу. Сначала обогнете рынок пряностей, а потом идите прямо через Убежище Биита. Там пока спокойно. Беспорядки охватили главным образом район гавани и моста Ултан-бридж, и на храмы пока еще не перекинулись.

— Хорошо, — сказал Олмаат. — Катиетт должна быть где-то внутри. Поговори с нею. Расскажи ей о храмовой площади. Мы не можем допустить осквернения ни одной святыни. Сейчас — не самое лучшее время для того, чтобы гневить богов.

— Они уже разгневаны, — возразила девушка Аль-Аринаар.

— Нет, — в один голос ответили Джаринн и Лориус. Джаринн подошел к iad вплотную и положил руку ей на плечо. — Боги посылают нам испытания, чтобы мы могли доказать, что достойны жить в этом раю. То, что произошло в Гардарине, не направлено против богов. Инисс благословляет каждого эльфа на собственные решения и поступки. В этом проявляется одна из составляющих нашей силы. А вот чего никогда не примут ни Инисс, ни Туал, ни Гиал, так это беспричинного разрушения священных зданий и земли. Именно этого вполне справедливо и опасается Олмаат. И вы должны предотвратить это.

Джаринн заметил, что на лице ее отразились сомнения, и улыбнулся со всей теплотой, на которую был способен.

— Наступили тревожные времена. Времена перемен. Я боюсь последствий, но, как и Лориус, я должен встретиться с ними лицом к лицу. Мы остаемся друзьями, хотя и оказались по разные стороны в жарком споре. Помни об этом. Отказ от закона Такаара вовсе не означает неминуемого уничтожения гармонии. Сделать это могут только сами эльфы.

— Джаринн прав, — вступил в разговор Лориус. — Я всего лишь ищу новый путь для поддержания и укрепления того, чем мы уже обладаем. Мы никогда не станем врагами. В тот день, когда это случится и жрец пойдет войной на жреца, будет утрачена последняя надежда. Укрепись духом и верой. Молись своему богу. И исполняй дело Инисса, который благословляет всех нас.

— Спасибо вам, — сказала девушка, выдавив слабую улыбку.

— Иди, — приказал Олмаат и повернулся к Джаринну и Лориусу. — Мои жрецы? Нам сюда.

Он и его Тай вышли со двора, производя при этом не больше шума, чем ветер, ласкающий булыжник мостовой. По сравнению с ними башмаки Лориуса набатным громом оповещали об их местонахождении всех и каждого. Передвигались они чрезвычайно медленно. У Лориуса болели колени, а артрит Джаринна неизменно обострялся в минуты стресса.

Над головами собирались тяжелые тучи. Вот-вот должен был начаться очередной вселенский потоп. Воздух был душным и влажным. Ветви высоких деревьев жадно устремились к небу в ожидании благословенной влаги. Обитатели леса разразились воплями и криками, призывая слезы Гиал упасть на землю. Высоко в небесах зарокотал гром, и тяжкое эхо его прокатилось по окрестностям.

Олмаат повернул налево, на широкий проспект Гиаам. Впереди манил простор рынка пряностей. Он работал один раз в десять дней и никогда не открывался в то время, пока в Гардарине шло заседание. Несколько эльфов бродили по вымощенной каменными плитами рыночной площади, заглядывая в витрины магазинов, и это было странно.

— Я бы сказал, что сейчас выбор специй должен волновать их меньше всего, — пробормотал Лориус.

Когда небеса разразились дождем, позади них раздались шаги. Кто-то бежал, догоняя их. Олмаат мгновенно развернулся, изготовившись к бою. Джаринн тоже обернулся, и лицо его осветилось улыбкой.

— Хитуур, — сказал он. — Рад видеть тебя целым и невредимым.

Высокий и худощавый богослов, посвятивший себя изучению писаний, постоянно жил в Аринденете и редко выбирался в город. В храм он пришел сломленным. Его семья погибла от рук гаронинов, и лишь в Иниссе он обрел утешение, став верным его последователем и учеником. Джаринн подозревал, что амбиции его распространяются куда дальше чтения «Арин Хиила», главного учения веры Инисса.

Хитуур никогда не заговаривал об этом, но явно мечтал о том, чтобы стать одним из Молчащих. В его глазах пылала страсть, а в вопросах, которые он задавал, и в напряженной позе читалась непреклонная решимость. А еще он не искал любви новой iad. Он упорно верил в то, что его семья жива по-прежнему и что в один прекрасный день он ее отыщет и освободит.

— Я хотел убедиться, что с вами все будет в порядке, — сказал Хитуур, рысцой подбегая к ним и поднимая воротник рубахи, чтобы укрыться от дождя.

— Со мной Олмаат. О защите надежней нельзя и мечтать.

Но Хитуур даже не улыбнулся.

— Вы нарветесь на неприятности, если пойдете прямиком через рыночную площадь. Зато я знаю одно надежное место к северу отсюда.

Дождь лил как из ведра, капли его громко барабанили по куполам и остроконечным крышам домов, отскакивали от камней мостовой. Олмаат встал между Джаринном и Хитууром.

— О каких неприятностях на рыночной площади ты говоришь? — осведомился он.

— У нас есть сведения, что… — Хитуур окинул Лориуса беглым взглядом, — вас хотят похитить эльфы из других кланов. Чтобы использовать в качестве разменной монеты в борьбе за власть. Им хорошо известны те немногочисленные пути, какими вы можете попытаться покинуть город, выйдя из Гардарина. Вам следует затаиться на некоторое время, Верховный жрец Джаринн. А когда страсти улягутся, вы вновь двинетесь в путь.

— В этих словах есть смысл, Олмаат, — сказал Джаринн, чувствуя, как охватывают его тревога и печаль. — Видишь, Лориус? Твой план оказался непродуманным и поспешным.

— Где находится это надежное место? — требовательно спросил Олмаат.

— В театре «Хаусолис».

— Развлекательное заведение, пользующееся большой популярностью, — заметил Олмаат. — Неужели ты не мог найти что-нибудь более заметное? Например, лужайку на площади перед храмом.

Лицо Хитуура потемнело.

— Здесь есть свои преимущества. И одно из них заключается в том, что на период траура по Джиладу Кантуру театр закрыт. А если воспользоваться черным входом, то никто не заметит, кто в него входит и выходит. Там вполне безопасно.

— Предоставь мне судить об этом, — заявил Олмаат. — Тай. Сто шагов вперед. Слева и справа. Быстро и тихо.

Воины Олмаата повернули на север. Достигнув угла боковой улочки, Тай вскарабкались по стенам домов на крыши так быстро, что обычные эльфы и глазом не успели бы моргнуть. По черепичным крышам, крутизна которых позволяла дождевой воде стекать в сточные трубы и дренажные канавы, они взлетели на самый верх с такой легкостью, словно поднялись на несколько ступенек по широкой лестнице. Джаринн наблюдал за ними с улыбкой, несмотря на всю серьезность положения, проливной дождь и боль в суставах.

— Ими можно любоваться, — сообщил он Хитууру, взглянув на своего адепта. Хитуур обернулся к нему, и на лице его появилось выражение, которое Джаринн ошибочно принял за беспокойство. — Что-то не так?

Хитуур выдавил улыбку.

— Нет-нет. Я всего лишь сожалею о том, что недостаточно хорош, чтобы стать одним из них.

— Тебя с радостью примет любой другой орден, — утешил его Джаринн. — Тебя ждут великие дела.

Олмаат жестом приказал своим подчиненным выступать, и сам двинулся следом. Фасад театра выходил в парковую зону. Это было популярное место отдыха, где люди наслаждались изысканной едой и напитками, равно как и наблюдали за выступлениями бесчисленной армии жонглеров, певцов и менестрелей, предварявшими главное представление.

Театр был темен и тих — актеры оплакивали свою главную звезду, и лужайки тоже были пусты. Сейчас здесь не было и следа отдыхающих, которые поспешили бы укрыться под его крышей от столь сильного дождя. Джаринн рысцой приблизился к зданию; передвигаться быстрее не позволял ему артрит. Он увидел, как из теней по обеим сторонам от него вынырнули Тай Олмаата и исчезли за пеленой дождя слева и справа от театра. Олмаат поднял руку. Джаринн, Лориус и Хитуур послушно остановились.

— Что случилось? — полюбопытствовал Джаринн.

— Ничего, — отозвался Олмаат. — Просто я должен быть уверен, что за нами не следят.

Получив сигнал, который Джаринн даже не заметил, он двинулся вперед, оставляя слева от себя массивные двойные двери театра, засовы на которых были выполнены в виде танцовщиц в масках. Здесь залегли глубокие тени. Позади театра располагались мастерские и склады. Поленницы дров лежали у высокого деревянного частокола, за которым простирался пустырь, предназначенный для строительства новых складских помещений. Здесь планировалась к обустройству и новая рыночная площадь, на которой должна была развернуться торговля изделиями из камня и дерева.

Хитуур оказался прав: черный вход был свободен. Но к нему еще следовало подобраться незамеченными. Олмаат остановился во дворе, под прикрытием здания, и заговорил о чем-то со своими Тай. Один из них перелез через ворота и направился к пустырю. Девушка-воин открыла дверь черного хода и исчезла внутри. Оставшихся Олмаат жестом подозвал к себе. А дождь все барабанил по крыше, и капли его мячиками отскакивали от каменных плит, которыми был вымощен двор.

Джаринн вытер лицо. Бессмысленный рефлекс. Капли дождя тут же вновь поползли по нему. Он переступил с ноги на ногу, стараясь хоть немного согреться. Его босые ступни мерзли в лужах воды.

— Хитуур, — сказал Олмаат. — Что обнаружат внутри мои Тай? Что увижу я сам?

Хитуур кивнул.

— Сразу же за этой дверью находится служебное помещение для актеров. Сейчас оно пустует. Прямо впереди располагается зрительный зал. Занавес задернут, и ступени за ним ведут на сцену. Там есть кое-какие продукты. Там мы и переждем в полной безопасности, пока к нам присоединятся остальные, чтобы помочь нам благополучно добраться до Аринденета.

— Верховному жрецу Джаринну не нужна толпа сопровождающих, — заявил Олмаат. — У него есть ТайГетен.

Дверь черного хода вновь приоткрылась, и наружу вышла девушка-воин.

— Там пусто, — сказала она. — В зрительном зале тоже все тихо.

Олмаат кивнул и повел их внутрь. Джаринн никогда не бывал за кулисами театра «Хаусолис», хотя и неоднократно выступал на его сцене, обычно с молитвами или чтением «Арин Хиила». Ряды кресел были отодвинуты к стенам, а посредине стояли несколько стульев и пара столов, выглядевшие ужасно одиноко в просторном и пустом помещении.

Прямо впереди виднелся неподвижный задернутый занавес. За ним располагалась овальная сцена со скамейками в партере и двумя ярусами балконов с обеих сторон. Это было замечательное место. Теплое, светлое и полное чувств. В воздухе до сих пор ощущались эмоции. Но сейчас отнюдь не они привлекли внимание Олмаата. ТайГетен настороженно принюхался, после чего жестом отправил своих воинов за кулисы.

— Олмаат?

Тот поднял руку.

— Одну минуту, мой жрец. Здесь какой-то странный запах.

— Что ты имеешь в виду?

— Здесь пахнет чем-то, что не принадлежит лесу.

— Хитуур? — Джаринн повернулся к своему адепту.

Но тот лишь развел руками.

— Я понятия не имею, о чем он говорит.

— Олмаат?

— Что-то здесь не в порядке.

Джаринн внезапно почувствовал себя старым и бесконечно усталым.

— Делай то, что считаешь нужным. А я лично собираюсь присесть. Лориус?

— Я уж думал, ты так и не предложишь мне этого.

Оба жреца подошли к стульям, стоявшим вокруг стола в нескольких ярдах справа от занавеса.

— Хитуур? — Джаринн поманил к себе своего адепта.

— В зрительном зале мне будет удобнее.

С этими словами он направился к занавесу. Олмаат напрягся. А Джаринн вдруг почувствовал себя уязвимым и напуганным, хотя и не мог понять почему.

— Олмаат? — окликнул он воина в третий раз.

Из-за кулис показалась ТайГетен Олмаата.

— В партере театра никого нет, — сообщила она, подходя к Олмаату.

Хитуур вдруг сорвался с места и побежал. За кулисами раздался какой-то шум. Послышался глухой стук, словно люди приземлялись после прыжка. Олмаат резко обернулся. Занавес раздвинулся. В проеме стояли шесть фигур. Это были не эльфы. Какие-то чужаки. Короткоживущие. Джаринн замер на месте, не дойдя до своего стула. У короткоживущих не было оружия, но они развели руки в стороны, ладонями кверху, и забормотали что-то невнятное.

— Такаар нас предал! — завопил Хитуур, останавливаясь рядом с чужаками. — Он убил мою семью. Гармония мертва.

Тай Олмаата метнулась к короткоживущим. В воздухе прошелестел метательный полумесяц и глубоко погрузился в шею одного из них. Тот схватился за пробитое горло и опрокинулся, безуспешно ловя вытекающую из него по капле жизнь. Выхватив из ножен на спине клинок, девушка полоснула им по животу другого чужака.

Но тут из глубины зрительного зала свистнула стрела и угодила ей в горло.

Олмаат не бросился в атаку. Вместо этого он развернулся и со всех ног кинулся к Джаринну.

— Бегите! — заорал он во всю силу легких. — Прочь отсюда! Спасайтесь!

Но Джаринн с раскрытым ртом застыл на месте как вкопанный. Из-за кулис тем временем появлялись все новые фигуры. В воздухе повисла странная сухость. Слова Хитуура еще звенели у него в ушах, раня в самое сердце.

— Новый порядок сметет закон Такаара, — продолжал надрываться Хитуур. — Ты уже старик, Джаринн, и твое время прошло. А Лориус станет первым мучеником туали.

Джаринн попятился. Олмаат был уже совсем рядом, по-прежнему крича ему, чтобы он уходил. Уши у жреца вдруг заложило от пронзительного воя, и ему стало жарко, словно его окунули в горячую воду. На него волной накатила неведомая сила, и душа его вспыхнула. Он растерянно уставился на чужаков. Уцелевшая четверка свела руки вместе.

Невыносимая жара. И ослепительное сияние.

Глава 10

Уважай тех, кого убиваешь в бою, потому что все мы — братья в глазах Шорта.

Такаар не мог совладать с тошнотой. Перегнувшись через край гамака, он с четырехфутовой высоты рухнул на землю, и его вырвало коричневато-зеленой желчью с кровью. Голова гудела от боли, а живот сводило судорогой. Его снова вырвало, и он почувствовал себя совершенно беспомощным. Буйство в желудке продолжалось. Он с трудом встал на четвереньки, но тело его по-прежнему сотрясалось от судорог.

В ушах у него стоял неумолчный рев. Такаар было решил, что это шумит кровь в висках, но звук, как оказалось, доносился издалека. Но вот, когда боли немного поутихли, улеглась волна спазмов, за которыми следовали конвульсии, прекратились, он смог наконец сосредоточиться на том, что происходит вокруг.

Рев и рычание издавала пантера. Причем не одна. Гортанные звуки эхом следовали за его собственной болью, став зеркальным отражением смятения, которое он уже начал испытывать. Откатившись от мерзко пахнущей лужи рвоты, он перевернулся на спину, жадно хватая благословенный воздух широко раскрытым ртом. Лес притих. Причем весьма неестественно.

Такаар сел. Сорвав с правой руки пиявку, он шаткой походкой направился к краю своего бивуака, где поспешил передохнуть, привалившись к стволу фигового дерева. Сделав несколько глубоких вдохов, он попытался восстановить в памяти мгновения перед тем, как ему стало плохо. И еще ему очень не нравилось то, что говорило ему тело.

Тебе страшно. Это чувство должно быть тебе хорошо знакомо, но ты, похоже, думаешь иначе.

— Наступили необычные времена. — Такаар отказывался поворачиваться к своему мучителю, который сидел рядом с ним под навесом. — Они разрушают все, ради чего я жил.

Тем больше у тебя причин прыгнуть вниз со скалы, о чем я говорил тебе неоднократно.

Такаар лишь покачал головой и вышел из-под навеса. Память сохранила обрывки воспоминаний о трех случаях. Вот только случаях ли? Хотя, пожалуй, назвать их по-другому не представлялось возможным. Они оказались куда сложнее любых эмоций, будучи при этом намного более ошеломляющими, чем просто чувства. Они проникли ему в самую душу, в самую суть его расы, и принялись играть и забавляться с нею.

Все началось с недомогания, природа которого была не только физической. За ним быстрой чередой последовала попытка захвата души леса, богов и каждого эльфа в отдельности. Именно из-за этого на него и навалилась тошнота. А теперь он мучился от головной боли, очень напоминающей ту, что случилась у него после яда тайпана.

Но более всего Такаара пугало то, что он знал, откуда пришли эти события. Попытка захвата его души зародилась и была предпринята в Аринденете и Исанденете, тогда как недомогание проистекало отовсюду. Оно наверняка отразится на здоровье каждого эльфа, хотя многие его попросту не заметят. Но он, Такаар, творец и защитник гармонии, ula, некогда бывший равным богам, чувствовал его и страдал один за всех.

Вот уже некоторое время на него то и дело накатывали тревожные приступы тошноты. События же в Аринденете и Исанденете носили куда более жестокий и насильственный характер. Они являли собой внезапные, пусть и непродолжительные возмущения, эхо которых растекалось по всей энергетической системе мира.

Он решил, что сила, которую они олицетворяют, является благотворной и латентной, скрытой. Тем не менее внезапное проявление его слабости и ее интенсивность означали, что силовые линии нарушены, а в воздухе появилось нечто новое, чего он не мог ни попробовать, ни коснуться, а лишь ощущал всем телом и разумом.

Да и энергией этой он воспользоваться не мог. Пока, во всяком случае. Но она напоминала ему ту, которую он ощутил на Хаусолисе, в те далекие теперь времена, до начала эры гармонии, когда он обнаружил врата и каким-то образом сумел установить с ними связь. Что же разбудило землю? И какое это имеет отношение к гармонии и беспокойству эльфов?

Он не должен был ломать голову над такими вещами. Просто не мог себе этого позволить.

Но у него ничего не получалось.

Да уж, будет куда лучше, если ты примешь еще один лист пассифлоры, отваренный с жужелицей и толченым крылышком жука. Забудь об этом. Забудь.

Такаар кивнул. Не часто ему приходилось слышать в голосе своего мучителя сочувственные нотки. Еще реже тому случалось быть правым. Такаар вернулся к своему убежищу. Шевеление в кустах слева привлекло его внимание. Он уже сталкивался со всеми опасностями, которыми лес мог грозить одинокому ula, и теперь уже ничто не могло поколебать его душевного равновесия.

Он остановился и стал пристально вглядываться в подлесок. Оттуда выскользнула лоснящаяся черная тень и направилась к нему. И она была не одна. Он насчитал их целых три. Наверное, Такаар должен был испугаться. Ведь он был легкой добычей. Но его плоть их не интересовала.

Такаар присел на корточки и протянул зверям руку. Один из них подошел к нему вплотную, и он почувствовал, как пантера ткнулась носом ему в ладонь. Затем она лизнула ему руку и убрала голову.

— Что происходит? — спросил Такаар. — Что мы с вами чувствуем?

* * *

Слезы разъедали ожоги на лице. Он полз вперед, и каждое движение сопровождалось мучительной болью — одежда прилипла к коже и слезала вместе с нею лохмотьями. Кожа на руках почернела, а лишенная кожи плоть — все, что осталось от пяток. Но Инисс спас его от смерти. Сохранил ему зрение. Он не знал зачем. Последнее, чего ему хотелось — это остаться в живых и смотреть на то, что предстало перед его глазами.

Он с трудом преодолел последний ярд. Запах горелого мяса ударил ему в обожженный нос. Перед ним лежали дымящиеся тела Лориуса и Джаринна. И Олмаат оплакивал их, потому что не смог защитить.

Он не знал, куда подевались люди. Олмаату пришлось с головой окунуться в собственную боль, собрать в кулак всю свою волю, чтобы унять корчащееся в агонии тело. Притвориться мертвым, пока они осматривали трупы, чтобы удостовериться, что убили всех. Только после этого они ушли, прихватив с собой Хитуура. Короткоживущие и cascarg. Предатель. Ядовитая змея, проникшая в самое сердце их веры.

Убиты. Враги перешли последнюю черту. Но это было не просто убийство. Это было истребление, жертвой которого стали великие эльфы. Совершенное с особой жестокостью, не поддающейся пониманию, и с применением оружия, ужасающего и неизвестного. После которого во рту у Олмаата остался привкус, который он не мог определить. Но чем бы ни была сила, к которой прибегли люди, Олмаат в буквальном смысле испытал ее на собственной шкуре.

Даже когда он прыгнул к Джаринну, отчаянно пытаясь закрыть его собой, и его, словно куклу, отбросил в сторону столб пламени, он испытал чувство, которое можно охарактеризовать как вознесение. Да, назвать это чувство по-другому было нельзя, пусть даже теперь боль в каждой жилке превратила память об этом в смутное воспоминание.

Олмаат с трудом приподнялся на обожженных руках. Ладони не слишком пострадали, а вот тыльная их сторона обгорела страшно, и кожа обуглилась до мяса, слезая черными рваными лохмотьями. Он с хрипом втянул в себя воздух, и ему показалось, будто в горло ему насыпали битого стекла.

Останки двух тел прижарились друг к другу. Разобрать, где кто, было уже невозможно. Одежда и прочие отличительные признаки сгорели без следа. Фрагменты конечностей попросту исчезли, испарились. Один из черепов оказался смят и раздавлен. Плоти как таковой вообще не осталось. Олмаату казалось, что он смотрит на какое-то двухголовое чудовищное порождение природы, погибшее в момент своего появления на свет. Нечто ужасающее и жалкое. Один рот приоткрыт в смертельной агонии, словно умоляя, чтобы все поскорее кончилось.

Что ж, по крайней мере, конец действительно наступил быстро. Олмаат вознес краткую молитву Шорту, прося его принять души обоих эльфов. А Туала он попросил сохранить ему жизнь, чтобы он мог рассказать о случившемся Катиетт и найти тех, кто повинен в этом. Он умолял Инисса помочь ему отыскать их, встретиться с ними лицом к лицу и убить.

— Олмаат?

От невероятного облегчения Олмаат лишился последних сил и вновь упал на живот.

— Помоги мне, Пакиир.

Олмаат вдруг услышал сдавленный вздох и всхлипы.

— Скажи мне, что это — не Джаринн.

— Не могу. Теперь нам остается лишь исправить то, что еще можно, и отомстить.

— Да хранит нас Инисс, неужели на свете больше не осталось чести? — Олмаат увидел, как Пакиир опустился на колени перед обгорелыми останками Джаринна и Лориуса и, запинаясь, принялся шептать заупокойную молитву. — Что я должен сделать, Олмаат?

— Найди храмового целителя. Найди Катиетт. ТайГетен больше не могут доверять никому. Против нас обратились наши собственные люди. Мы вынуждены защищаться, и она должна знать, кто предатель. — Олмаат закашлялся. — Больше никто не должен увидеть это место в таком виде.

Олмаат почувствовал, как на спину ему легла ладонь друга, и испытал недолгое утешение в этом прикосновении.

— Отдохни, если сможешь. Постарайся не шевелиться. Я приведу кого-нибудь, чтобы забрать тебя отсюда. С тобой все будет в порядке.

— Как тебе удалось уцелеть?

— Это мой позор, Олмаат. Я выбежал наружу и спрятался.

Олмаат бы улыбнулся, но губы его были слишком сильно обожжены и потрескались.

— Здравого смысла нечего стыдиться. Инисс направляет твой разум, Пакиир. Ступай.

Шаги Пакиира быстро затихли вдали. Олмаат старался лежать неподвижно. Адреналин уходил, и боль вновь становилась невыносимой. Но он все-таки нашел в себе силы поднять голову.

— Простите меня, мои жрецы. Я подвел вас. Я не оправдал доверия Инисса.

На него накатила тошнота, и он с облегчением провалился в благословенную черноту беспамятства.

* * *

Повторялась сцена, уже ранее разыгравшаяся в Гардарине, разве что ставки были неизмеримо выше.

— Поливайте стены водой! — закричал кто-то из воинов Аль-Аринаар храмовым служителям, выбежавшим на шум, когда от первого факела и горшка с маслом занялись деревянные брусья и балки. — Гасите огонь и поливайте стены. Быстрее!

— К оружию! — отдала приказ Катиетт.

Двенадцать ТайГетен и сорок воинов Аль-Аринаар обнажили клинки и дружно шагнули вперед. ТайГетен выстроились в звенья, по трое. Пелин окинула взглядом боевой порядок своих гвардейцев.

— В две шеренги становись! Вперед по моей команде. Оттесняйте их назад.

В толпе появилось оружие. Оттуда полетели факелы. Горшки с маслом ударялись о ступени и стены, обдавая тягучей жидкостью и защитников. Тройки ТайГетен передвинулись на фланги. Катиетт, Графирр и Меррат остались в центре. Толпа отреагировала радостным завыванием, когда пламя принялось лизать настенную фреску с изображением Инисса, дающего жизнь земле. Несколько воинов Аль-Аринаар отошли назад, чтобы защитить храмовых служителей.

— Нейтрализуйте провокаторов, — крикнула своим людям Катиетт.

Сердце гулко бухало у Пелин в груди. Она стерла с лица масло. Как же близко подошли они к самому краю пропасти!

— Вперед, — скомандовала Пелин.

Сама она стояла в первом ряду своих воинов. Они двинулись вперед, опустив мечи, но держа их наготове. Толпа было попятилась, но тут со всех сторон раздались крики и призывы держаться и не отступать.

— Помните о том, кто вы есть на самом деле, — обратилась к ним Пелин. — Самые обычные люди. У каждого из вас есть дети, есть своя жизнь. Возвращайтесь к ним.

Они сошлись так близко, что могли коснуться друг друга рукой. Дождь пошел сильнее, но смоляные факелы не гасли, да и масло сопротивлялось воде, способное причинить реальный урон. И вдруг кто-то из задних рядов просунул факел, ткнув им прямо в живот одной из воинов Аль-Аринаар.

Уже перепачканная маслом, та отпрянула, а пламя охватило ее доспехи, побежало по рукам и перекинулось на лицо. Девушка отчаянно закричала от страха и боли. Трое ее братьев отбросили мечи и подскочили к ней, повалив ее на землю. Но тут из толпы выскочил какой-то ula, за которым следовали сразу шесть факельщиков.

Они устремились прямо в брешь в первой шеренге. Засверкали мечи и ножи. Безоружным воинам Аль-Аринаар грозила смерть или увечья. У Пелин не было времени на долгие раздумья. Она парировала нисходящий удар своим мечом, отвела в сторону руку ula и обратным движением полоснула клинком по его груди, издав боевой клич.

Брызнула кровь, смешиваясь с каплями дождя. Мужчину отбросило назад, и он выронил нож, хватаясь за грудь. Пелин видела все происходящее, как в тумане. Вот распахиваются в изумлении рты эльфов. Вот поднимаются пальцы, чтобы ткнуть в нее. И рушится последнее подобие порядка.

В толпе раздались пронзительные крики. Охваченные паникой люди бросились врассыпную. Вот, пытаясь убежать, столкнулись какие-то ula и iad, и оба упали на землю. Другие же эльфы атаковали воинов Аль-Аринаар. На несчастную, объятую пламенем девушку и ее защитников обрушились кулаки. В них, царапая лица, вцепились скрюченные пальцы. Оставшиеся воины Аль-Аринаар врезались в нападавших, оттесняя и рассеивая их.

ТайГетен атаковали слева и справа одновременно. Катиетт просто перепрыгнула через шеренгу гвардейцев. Ее сопровождали Графирр и Меррат. Крутнувшись на одной ноге, она ступней другой ударила в живот одного из нападавших, сминая его руку с мечом, которым он безуспешно пытался защититься. Он отлетел назад, и клинок вырвался у него из руки, попав в лицо его соседу и выбив тому глаз.

Перед Пелин собралась кучка возбужденных эльфов.

— Убийца! Рабыня клана Инисса!

А она продолжала смотреть на мужчину, которого ранила своим мечом. Он проталкивался сквозь задние ряды, пытаясь сбежать.

— Возвращайтесь в свои дома и к своим семьям. Мы не хотим причинять вам вред. Вы пытались сжечь моих людей и храм Инисса. Ваш позор навсегда останется с вами в глазах Шорта. — Пелин поудобнее перехватила меч и двинулась на толпу. — Кто из вас хочет возразить?

На нее бросились сразу четверо. Но по обеим сторонам от нее выстроились ее гвардейцы, да и атака была непродуманной и бестолковой. Впереди неслись двое. Один размахивал над головой древним ржавым коротким мечом. Пелин шагнула влево, и оружие беспомощно просвистело мимо ее плеча, не причинив ей ни малейшего ущерба. Второй попытался выцарапать ей глаза длинными ногтями. Пелин перехватила свой клинок двумя руками, отвела удар в сторону сведенными вместе запястьями, а правым плечом с силой толкнула эльфа в грудь. Того развернуло и отбросило на несколько шагов. Он не устоял на ногах и тяжко рухнул на землю.

Дорогу третьему преградил один из ее воинов. Четвертый из нападавших попытался метнуть нож, но чья-то рука перехватила его запястье. Последовала подножка, и он опрокинулся на спину. Катиетт встала коленом ему на грудь и направила острие клинка в глаз.

— Прекращай это безумие, или тебе придется первым объясняться с Шортом.

Пелин тем временем приставила лезвие меча к горлу опрокинутого ею противника. Остальных разогнали ее гвардейцы, которые только и ждали малейшего повода обнажить клинки по-настоящему. На лице эльфа, уставившегося на Катиетт, были написаны страх и ярость.

— День не задался с самого утра, — сообщила она ему. — И рука, которая держит меч, у меня уже устала.

— Дай мне встать, — прошипел он.

— Перебьешься. Я помню тебя еще по залу собраний. Кроме того, это ведь ты поджег факелом мою сестру из Аль-Аринаар. Так что ты никуда не пойдешь. Тебе стоит спросить себя, что лучше — сдохнуть прямо сейчас или гнить заживо в Ланьоне. Дай команду прекратить беспорядки.

Но атака уже и так захлебнулась. Стремительность ТайГетен и решительность воинов Аль-Аринаар разогнали толпу и сломили сопротивление. Все, кого гнала вперед лишь неудовлетворенная злоба, уже разбежались. Те же, кто держал в руках оружие, беспомощно отступали. Пелин знаком приказала своим гвардейцам не спешить, оттесняя толпу от храма.

Небеса разразились таким сильным ливнем, что он причинял нешуточную боль незащищенным головам. Пелин вернулась к храму, чтобы узнать, как себя чувствует обожженная девушка из Аль-Аринаар, но тут ее внимание привлек одинокий воин ТайГетен, вбежавший на храмовую площадь с восточной стороны. Движения его были быстрыми и уверенными, но на лице его Пелин подметила душевное страдание. Мгновением позже она узнала Пакиира и похолодела.

Катиетт тоже заметила его и бросилась навстречу. Немногочисленная толпа затаила дыхание. Пелин наблюдала за Катиетт и увидела, как та схватила Пакиира за плечи, останавливая его и пытаясь успокоить. Потом Катиетт оцепенела, поцеловала Пакиира в лоб и крепко обняла, на мгновение прижав к себе. Когда же она отпустила его, Пакиир вбежал в храм, а Катиетт вернулась на прежнее место. Лицо ее было мрачнее тучи, и проливной дождь лишь подчеркивал его выражение, которого устрашились бы сами боги.

— Метиан, вытесняй толпу с площади, — обратилась Пелин к своему капитану. — Когда закончишь, выстави охрану у храма.

Сама она направилась к Катиетт, которая подзывала к себе своих Тай. Когда они собрались вокруг нее, то присели на корточки, прижав ладони к земле и опустив головы. Пелин уже могла разобрать слова погребальной молитвы и догадалась, что случилось нечто ужасное.

— Катиетт? — негромко окликнула она напарницу.

А у той по лицу текли слезы. Пелин отчетливо видела их, несмотря на дождь.

— Инисс и Туал отвернулись от нас, — прошептала она. — Подставь лицо слезам Гиал. Чувствуешь, что они полны гнева?

Пелин содрогнулась. Дыхание ее участилось. Она больше ничего не видела, кроме лица Катиетт.

— Что случилось? Пожалуйста.

Катиетт покачала головой.

— Джаринн и Лориус. Оба мертвы. Погибли от рук людей и предателей. Обожжены до неузнаваемости чем-то, что люди принесли с собой, Пелин.

Ноги у Пелин подкосились, и она села на землю. Пальцы ее разжались, и меч с лязгом выпал на каменные плиты. Она закрыла лицо руками. На нее навалилась тошнота. Она запрокинула голову к небесам, чувствуя, как слезы Гиал больно бьют по тыльным сторонам ладоней.

Она ощутила, как Катиетт присела рядом с нею. ТайГетен затянули похоронную песнь.

— Мы не сможем удержать это известие в тайне. Мы должны быть готовы к тому, что грядет, — сказала Катиетт. — Предупреди своих гвардейцев.

— Кто предал нас? — Пелин отняла руки от лица и взглянула Катиетт прямо в глаза.

— Сейчас не время говорить об этом.

— Что я скажу своим гвардейцам? — не унималась Пелин.

— Люди убили наших жрецов. Люди, которых поддерживает иниссул, — ответила Катиетт, и по ее лицу было видно, каких трудов ей стоило произнести последние слова.

— Иниссул убил Лориуса, — проговорила Пелин, чувствуя, как подкатывает к горлу тошнота. А потом ее охватила иррациональная ненависть к храму за спиной, с которой она ничего не могла поделать. — Ты знаешь, какой эффект произведет это известие.

— Иниссул убил и Джаринна тоже.

— Мы с тобой обе понимаем, что для врагов Такаара это не будет иметь никакого значения, — сказала Пелин. — Ведь это иниссул привел чужаков к этим берегам.

— Знаю, — сказала Катиетт. — Пелин, наступил поворотный момент. Самое главное сейчас — как отреагирует на эту новость твоя гвардия, Аль-Аринаар. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?

Пелин кивнула. В душе у нее кипели самые разные и противоречивые чувства.

— Будет нелегко.

— Тогда вспомни, за что ты сражаешься. За что боролись мы все. Мы с тобой стояли плечом к плечу. На стенах Тул-Кенерита мы дрались с гаронинами. Только потому, что верили в то, что дал нам Такаар. Но ведь ничего не изменилось! Сейчас из его осуждения и развенчания стараются извлечь выгоду преступные элементы. А мы должны твердо стоять на своем, выкорчевывать и убивать негодяев, которые захотят уничтожать тех, кто больше всего дорог нам, чтобы посеять среди эльфов хаос. А мы начинаем охоту на того предателя из нашего клана. Прямо сейчас.

— Мне бы хотелось в это верить, — сказала Пелин.

Катиетт моментально ощетинилась.

— Я — ТайГетен!

— У меня есть гвардейцы, в душе которых неизбежно возникнет конфликт. Не только с собой, но и окружающими. Туал свидетель, я их понимаю.

— Ты не имеешь права сломаться. Ты не можешь отступить. Стоит только дрогнуть, и все, ты погибнешь, Пелин. Помни об этом. Причем это будет не только твоя смерть. Это будет конец всего нашего уклада жизни. Тысячи лет усилий пойдут прахом.

Пелин вновь кивнула.

— А что будешь делать ты?

Катиетт оглянулась. По площади куда-то пробежали Пакиир и целители.

— Сначала я должна повидаться с Олмаатом. Он еще жив, и то, что он видел, имеет для нас решающее значение. А что будет дальше, я не знаю, Пелин. Правда, не знаю. Ни один представитель нашего клана не может чувствовать себя в безопасности. Я подумываю о том, чтобы увести всех иниссулов из Исанденета.

— Ты знаешь, какое впечатление это произведет.

— Разве у меня есть выбор?

Пелин пожала плечами и выпрямилась. В сердце у нее поселилась боль, и все ее тело стонало в предчувствии беды. ТайГетен, допев свою погребальную песнь, выстроились за спиной Катиетт. Ей помогли подняться на ноги.

— Не знаю, Катиетт. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что на душе у меня пусто и холодно. Как и у тебя, наверное. Жрец, павший от руки убийцы из другого клана, не только твоя потеря. Скоро об этом узнают все. Сколько пройдет времени, прежде чем известие об этом достигнет Толт-Аноора или Денет-Барина? Как оно может не захлестнуть нас?

— Скорби о Лориусе. Оплакивай его. Можешь возненавидеть меня, если это поможет тебе. Только не поворачивайся спиной к гармонии. Думай, Пелин. Приводи Аль-Аринаар с собой, иначе мы все погибнем.

— Я думаю, Катиетт. И я не знаю, кому верить.

Глава 11

Если ты остановился, сожалея о нанесенном тобой смертельном ударе, то тебе придется просить прощения у Шорта.

Силдаан смотрела, как Гаран опускается на колени рядом с Халетом, а потом и рядом с каждым магом по очереди. Она могла бы сказать, что он лишь напрасно теряет время. Ауум ни за что не оставил бы их в живых, не будь их раны смертельными. Тот единственный, кто еще дышал, не приходил в сознание и одной ногой стоял в могиле.

Пол под куполом был залит кровью. Лед таял и стекал ручейками со стен, а со статуи Инисса он лился потоками, словно дождь. Заклинания на первый взгляд не причинили фигуре бога особого вреда. Физического, во всяком случае. Но вот их воздействие на силы, которые отныне противостоят ей, будет иметь далеко идущие последствия.

Силдаан вздохнула.

— Быть может, в следующий раз ты все-таки последуешь моему совету. Я сама разберусь с ТайГетен.

— Вот это ты называешь «разобраться с ними», да?

— Ты без спросу влез со своей магией и все испортил. Ты сам во всем виноват. Ты даже не представляешь, каких врагов себе нажил и какие силы ополчились против тебя.

Гаран вскочил на ноги.

— Надеюсь, что очень скоро ты уразумеешь, что я все себе прекрасно представляю. Этот ублюдок вместе со своим жрецом-призраком убили девятнадцать моих людей. А теперь он расправился с моим заместителем и четырьмя моими магами до того, как лед успел растаять в его волосах. Поэтому, думаю, ты простишь меня за то, что сейчас я не в настроении выслушивать эту чушь типа «я же тебе говорила».

— А ведь ты и впрямь не представляешь, что натворил, я права? — осведомилась Силдаан.

— Я уверен, что ты просветишь меня на этот счет.

Силдаан подошла к нему вплотную.

— Ауум немедленно протрубит общий сбор ордена ТайГетен, после которого у них будет одна цель — вырвать у тебя сердце заживо.

— Похоже, их осталось не так-то много, — заметил Гаран.

— Учитывая, что на счету одного Ауума двадцать четыре твоих лучших бойца, Тай необязательно должно быть много, согласись? — Силдаан мимоходом спросила себя, уж не ошиблась ли она в союзнике. — А ведь он — далеко не самый способный из них. Он еще молод, и его навыки оставляют желать лучшего. Подумай об этом.

— Я думаю о том, что с остальными Тай, защищавшими храм, у нас не возникло особых проблем.

— Действительно, но убить оставшихся одним заклинанием будет уже не так-то легко, ты не находишь?

— Мои маги разберутся с ними. Об этом можешь не беспокоиться.

Силдаан жестом указала на трупы у бассейна.

— Я не разделяю твоей уверенности. Как ты не хочешь понять, ТайГетен представляют собой большую опасность!

— По-моему, я уже объяснил тебе, что все прекрасно понимаю.

— В таком случае ты не слышишь собственных слов. По всему тропическому лесу рассредоточены звенья ТайГетен. Они есть и в каждом крупном городе. Ты попросту не увидишь их, если они не захотят быть увиденными. Твои чертовы маги не могут колдовать против тех, кого не видят, верно? И у ТайГетен есть право убить любого чужака, встреченного ими в лесу. При этом они не обязаны задавать ему вопросы.

— Они убивают безошибочно и безжалостно. Они действуют стремительно и бесшумно. Они беззаветно преданы Такаару и гармонии эльфов. Он для них — отец в той же мере, как Инисс — их бог. И ни один из них ни на йоту не отступит от этого убеждения. Что делает их нашими смертельными врагами. А ты, Гаран, сумел объединить их в единое целое и дать им общую цель. Пусть это не беспокоит тебя, зато, выражаясь твоим языком, пугает до чертиков меня.

Впервые на лице Гарана отразилась некоторая неуверенность.

— Сколько их всего?

— Трудно сказать, — ответила Силдаан, с шумом выдыхая воздух. — Если предположить, что за исключением тех, кого мы лично видели мертвыми, все остальные живы, то их около девяноста.

— Девяносто?

— Вижу, ты начинаешь понимать.

— Я начинаю понимать то, что до сих пор ты вела себя очень уклончиво. Нам нужны еще люди. Особенно если твои Аль-Аринаар встанут на их сторону.

— Гвардия Аль-Аринаар будет расколота. Об этом мы позаботимся. И нам больше не нужны просто люди. Нам нужны люди умные, тебе не кажется?

Гаран напустил на себя тот самоуверенный и самодовольный вид, который Силдаан уже начала ненавидеть в мужчинах.

— Ты поставила меня во главе сил вторжения. И я говорю, что нам нужны еще люди.

— Ты уже получил всех, кого мог, из числа новых членов клана Инисса, Гаран. Тебе надо уменьшить потери. Ты забываешь о том, что все твои подкрепления находятся на Балайе. А до нее очень далеко. По крайней мере, тридцать дней пути.

— А ты забываешь, что, избавившись от своих эльфийских воинов, ты осталась совершенно одна. — Гаран неприятно улыбнулся. — Что ты на это скажешь?

* * *

— Это похоже на приливную волну в Толт-Анооре. Ты чувствуешь ее. Иногда даже слышишь. Как она нарастает и нарастает, становясь все выше. Но ты ничего не можешь с этим поделать. Море наступает, оно колышется уже у самых твоих ног, а стена вот-вот рухнет. Это — последний хрупкий момент мира, равновесия и тишины. То же самое происходит сейчас, правда?

Катиетт выразительно приподняла брови. Меррат уловила самую суть происходящего. Странное затишье в Исанденете. Оно установилось в городе после разгона толпы на храмовой площади. Ночные улицы опустели, и на них лишь изредка раздавались скандирование и гомон толпы.

Известие о смерти Лориуса и Джаринна уже распространилось по всему городу, достигнув самых отдаленных его уголков.

В небе стало тесно от почтовых птиц. С рассветом у Гардарина, на храмовой площади и у театра «Хаусолис» собрались толпы эльфов. Они жаждали получить ответы или излить свою скорбь и гнев. Гвардейцы Аль-Аринаар, около трех сотен тех, кто остался верен своему долгу, охраняли ключевые государственные здания и учреждения, патрулируя улицы, насколько им хватало сил. Пелин же обходила дома тех воинов, чью совесть надеялась пробудить, так что к середине дня численность гвардии должна была увеличиться.

Но более всего Катиетт поражала видимость нормальной жизни. Рыбацкие лодки вышли в море. В гавани под погрузкой и разгрузкой стояли корабли. Все рынки были открыты, и члены всех кланов посещали их, относясь друг к другу без видимой враждебности. Но выражение глаз, скрытое под вежливыми улыбками, выдавало правду.

— Оставайтесь настороже, — сказала Катиетт. — Рано или поздно, но где-нибудь ненависть непременно разожжет пожар. И мы должны быть к этому готовы.

Торговля шла бойко. Гериалу следовало бы радоваться, но, как только на глаза ему попадались кредитные листы и кошель с монетами, он спрашивал себя, а не окажутся ли все его труды напрасными. Под прилавком у него, вместе со свежими овощами и фруктами, лежало мачете. Сегодня он без стеснения принес его с собой.

Центральный рынок кишел людьми, словно муравейник. На сотне лотков продавались все продукты и товары, какие только можно было найти в Исанденете. С момента открытия не прошло и двух часов, а у некоторых торговцев уже заканчивались припасы. Это было любопытно. Гериал не заметил, чтобы покупатели пребывали в панике, но все, кого он сегодня обслуживал, начиная от постоянных клиентов и заканчивая случайными посетителями, покупали чуточку больше обычного. Запасались на будущее, каким бы оно ни было.

— Отец?

Гериал обернулся. Ниллис и его придурок-приятель Улакан протискивались сквозь толпу, галдящую, торгующуюся, размахивающую руками и тычущую пальцами. Оба были высокими горделивыми туали. Вот только этот Улакан, вечно недовольный своей судьбой, так и норовил вляпаться в какие-нибудь неприятности. Вчера, например, он толкался на храмовой площади. У Ниллиса, к счастью, хватило ума остаться дома. И сегодня утром разница в выражении их лиц бросалась в глаза.

Ниллис был явно встревожен, но полон надежды. Улакан же кипел гневом и презрением. Гериал смотрел, как он грубо отталкивал тех, кто попадался ему на пути, и гиалан, и биитан. А вот членов клана Инисса на рынке Гериал сегодня не видел, если не считать тройки ТайГетен, прошедших мимо чуть раньше. Он прочистил горло.

— Улакан, эти люди — мои клиенты, — сказал Гериал.

— Вы не должны обслуживать их, — проворчал тот в ответ.

Гериал почувствовал, что лицо его заливает краска гнева.

— В самом деле? Хочешь манго?

Гериал протянул юноше фрукт. Улакан протянул за ним руку, и на губах его заиграла глупая, самодовольная ухмылка.

— Это — настоящая еда туали для… — начал было он.

— Которую вырастили гиалане, собрали аппосийцы[13], а привезли сюда иксийцы[14], — перебил его Гериал. — Тебе еще не расхотелось съесть ее? Ты — недоумок. Убирайся прочь от моего прилавка. Ниллис, а ты мне нужен. Что ты хотел мне сказать?

Ниллис метнул быстрый взгляд на Улакана, который стоял с видом обиженного ребенка.

— Хеол и старый Йасиф снизили цены. Видел бы ты, какие толпы собрались у их прилавков.

— В таком случае они — такие же идиоты, как и твой друг, понятно? К чему снижать цену в такой день, когда торговля и так идет очень бойко?

— Они чувствуют, что приближается гроза, — заявил Улакан. — Поэтому и хотят распродать все и побыстрее смыться. Так что это вы — глупец, а вовсе не они.

Гериал покачал головой.

— Лучше замолчи и проваливай от моего прилавка. Я больше не желаю тебя видеть ни здесь, ни в моем доме.

— Но… — начал было Улакан, кивая на Ниллиса.

— Тогда сначала думай, а уже потом открывай рот. Твое мнение нам неинтересно. Туали уже давно ушли вперед. Самое время тебе отправиться за ними вдогонку.

Улакан собрался было что-то возразить, но потом передумал. Гериал смотрел, как он повернулся, чтобы уйти. В этот момент с ним столкнулся какой-то ula, который смотрел в другую сторону и отлетел от его крепкой фигуры, словно наткнувшись на каменную скалу.

— Прошу прощения, друг мой.

— Я — не твой друг, короткоживущий, — злобно рявкнул Улакан и обеими руками толкнул его в грудь.

Гиаланин отлетел на несколько шагов, потерял равновесие и врезался в группу людей, стоявших у прилавка со свежим мясом. Гериал закричал, предупреждая их, но в таком гаме его никто не услышал. Один из покупателей, нелепо взмахнув руками, упал прямо на прилавок. Подносы со звоном разлетелись в стороны. Прилавок содрогнулся, и одна его ножка подломилась. Куски мяса полетели на землю.

Группа покупателей обернулась. Владелец лотка — Китал, крупный, широкоплечий аппосиец, — обежал его кругом, пытаясь спасти свой товар. Улакан хохотал во все горло. Гиаланин выпрямился. Покупатели, стоявшие вокруг, попытались было удержать его, но он стряхнул их. Подбежав к Улакану, он замахнулся, метя в челюсть. Улакан уклонился и вонзил ему кулак в живот, а другой рукой ударил в лицо.

— Гиаланская мразь!

Эльфы начали оборачиваться на звук его голоса. Гериал выбежал из-за своего прилавка.

— Успокойтесь, — взмолился он, разводя руки в стороны. — А ты, Улакан, закрой свой глупый рот.

Гериал наклонился, чтобы помочь гиаланину подняться. Но тут Улакан, окончательно потеряв терпение, закричал:

— Он чужак, не из нашего клана.

Гериал повернулся к нему.

— Это ты здесь чужак. Ниллис, уведи его отсюда.

В это мгновение чей-то кулак угодил Ниллису в висок. Гериал выругался и вновь развернулся на месте. Ему показалось, что со всех сторон к его лотку бегут люди. Ниллис распростерся на земле. Улакан наклонился, чтобы помочь ему.

— Что он вам сделал? — закричал Гериал. — Прекратите драку. Немедленно.

Один из покупателей, стоявших у прилавка Китала, оттолкнул его.

— Никто не смеет смеяться надо мной, — заявил он.

— Никто и не думал смеяться над тобой. Это всего лишь глупый мальчишка, — заверил его Гериал. — Успокойся.

— А кто ты такой, чтобы указывать мне? С каких это пор туали командуют биитанами?

Биитанин сжал кулак, но его запястье перехватил Китал.

— Этот ula — мой друг, — сказал он. — Как и ты.

— Убери от меня свои руки.

Приятели биитанина набросились на Китала и повалили его на землю. Гериал заорал на них, требуя, чтобы они прекратили драку. Биитанин ударила Гериала кулаком в лицо. Перед глазами у Гериала все поплыло, и он повалился на колени. Он почувствовал, как чьи-то руки поднимают его.

— Гериал, с вами все в порядке? — Это был Улакан. Гериал кивнул. — Вы можете меня ненавидеть, но я буду драться за вас. За всех туали.

— Нет, — выдавил Гериал, сплевывая кровь. — Не лезь в драку.

Но Улакан уже вскочил на ноги. В руке его сверкнул нож. Гериал смотрел ему вслед. В сердце у него поселилась тупая боль, а голова кружилась. Рядом с ним появился Ниллис.

— Со мной все в порядке, — сказал Гериал. — Останови Улакана.

Улакан прыгнул на спину гиаланина. Гериал увидел, как блеснуло лезвие ножа. Гиаланин осел на землю. На камнях начала растекаться лужа крови. Прилавок Китала опрокинулся. Мясник в ярости взревел и замолотил кулачищами. Гериал увидел, как безвольно откинулась чья-то голова. Какой-то биитанин огрел Китала лотком для мяса по затылку. Фермер повалился на землю лицом вперед.

Гериал увидел, как во все стороны брызнула кровь.

Катиетт наблюдала за тем, как беспорядки охватывают рынок, словно огонь — сухую ветку. Она смотрела, как гвардейцы Аль-Аринаар пытались восстановить порядок и как у них ничего не вышло. Она видела убийства, грабежи и погромы. Они видела, как люди начали делить окружающих на своих и чужих. На сей раз это были обычные эльфы. Она видела, как начался раскол ее расы.

— Стена рухнула, — сказала она. — Время действовать. Идемте.

Ночь в Исанденете озарилась пламенем пожаров.

Свой импровизированный штаб Катиетт развернула на крыше театра «Хаусолис». Отсюда перед нею открывался прекрасный вид на все стороны света. Кроме того, крыша здания была одной из немногих плоских во всем городе. Она была слегка приподнятой в центре и понижалась к краям, чтобы дождевая вода стекала с нее, не нарушая акустики в зрительном зале.

Беспорядки вспыхнули в доках уже на закате. Были сожжены несколько пришвартованных к пирсам каботажных торговых судов. Погрузочные работы остановились, склады были разграблены или уничтожены. Можно не говорить, что корабли, склады и прочее принадлежали иниссулам. Эльфов изгоняли из их домов за мгновение до того, как те, облитые маслом, загорались от факелов. Жилища эльфов из клана Инисса. До убийств дело пока не дошло, но это был лишь вопрос времени.

Весточку о своем местонахождении она послала всем ТайГетен, еще остающимся в городе. Здесь были установлены столы, а к ним прикреплены поспешно нарисованные схемы улиц и кварталов. На каждой из них камешками были обозначены очаги напряженности и позиции, занятые гвардейцами Аль-Аринаар, тогда как углем были отмечены места наибольших разрушений.

— Графирр, какого… — На крышу, один за другим, быстро поднялись три воина ТайГетен. — Да хранит нас Инисс, но спокойнее там не становится. Итак, какие вести вы мне принесли?

— Большая толпа движется к рынку пряностей. Не исключено, она направляется сюда, — сказал один.

— Сколько их?

Катиетт подошла к южному краю крыши, откуда могла видеть колышущиеся огни факелов.

— По крайней мере, две сотни.

Графирр задумчиво присвистнул. Катиетт перевела взгляд на двух других эльфов.

— Что у вас?

— В Садах Такаара вот-вот разгорится сильный пожар. Вполне предсказуемо, но, на мой взгляд, делается это исключительно для отвода глаз.

— Ладно. Будем надеяться, что это хотя бы отвлечет их от зданий. Патрули Аль-Аринаар там есть?

— Есть, и много. Но они почти ничего не делают, чтобы остановить их.

— Черт бы тебя побрал, Пелин, где же ты? — Катиетт с силой провела руками по лицу. — А у тебя?

Третий ТайГетен развел руками.

— Это больше ощущение, нежели точные факты. Вокруг храмовой площади вновь наблюдается нездоровое оживление. Небольшие группы здесь и там.

— Пытаются не привлекать к себе внимания? Что за дьявольщина, кто же стоит за всем этим? — Катиетт вновь отыскала взглядом толпу, приближающуюся к рынку пряностей. Она двигалась очень быстро, и к ней присоединялись все новые и новые участники, растекаясь по прилегающим улочкам. — Граф, что происходит с твоей стороны?

— Вижу множество факелов. По-моему, они направляются сюда.

— Они хотят окружить нас, — заметила Катиетт. — Что-то должно произойти у храмов. Кто остался там?

— Там есть гвардейцы Аль-Аринаар, а в храме укрывается много народа из клана Инисса. Полагаю, там же находятся и жрецы, и целители, за исключением тех, кто ухаживает за Олмаатом внизу, — ответил Графирр. — А в чем дело?

— Не знаю. Просто меня не покидает дурное предчувствие. Нужно отправить ТайГетен на площадь. Всех. — Катиетт опустила взгляд на свои руки. Они слегка подрагивали. Она встряхнулась и повела плечами, пытаясь отделаться от внезапно нахлынувшего чувства беды. — Ладно. Пошли.

Лица всех восьмерых ТайГетен обратились к ней.

— Ты хочешь оставить командный пункт? — спросила Меррат. — А как же Олмаат и целители?

— После того как разберемся с храмом, я хочу, чтобы мы насовсем покинули город. А Олмаат останется в безопасности. В театр они войти не рискнут — боятся того, что здесь произошло. Тай, мы выступаем.

Катиетт возглавила небольшой отряд. Подойдя к углу крыши, она перелезла через край и спустилась на арку над дверями быстрее, чем многие успели бы сойти вниз по лестнице. Метнув быстрый взгляд в сторону приближающихся факелов, она одним прыжком преодолела оставшиеся двадцать футов, бесшумно приземлилась и побежала в сторону храмовой площади, намереваясь попасть на нее с северной стороны, через святилище Шорта.

Оказавшись на уровне улицы, Катиетт почувствовала себя слепой. С ней было восемь воинов, и еще три звена патрулировали город на случай новых беспорядков. За ее левым плечом возникла молодая ТайГетен.

— Я знаю, как быстрее всего добраться до площади, — сказала она. — Мы сможем разминуться с толпой и проскользнуть между храмами Шорта и Гиал, а потом подняться по лестнице мимо западных нижних садов.

— Спасибо, Фалин. Веди нас. Меррат, Граф, я хочу, чтобы вы отыскали остальные тройки и как можно быстрее привели их на площадь перед храмом.

— Считай, что это уже сделано.

Тройка Катиетт распалась, воины тенью скользнули влево и вправо, растворившись в ночи. Она же двинулась вслед за Фалин, которая со всех ног припустила по узкой аллее, которая вела на юго-восток между домами и стенами Садов Аппоса. Здесь она почувствовала себя увереннее. Сюда не доносился шум толпы, а высокие стены обступили их со всех сторон, словно благословение Сефу.

Аллея вывела их на тихую улочку, мощенную булыжником. По обеим ее сторонам тянулись небольшие лавки и магазинчики вперемежку с невысокими домами с куполообразными крышами. Кое-где виднелись огоньки, но большинство зданий было погружено в темноту. Простые эльфы затаились за запертыми дверьми, напуганные и встревоженные тем, что происходило в их городе и с их устоявшимся и привычным укладом жизни.

Именно на таких вот улочках Катиетт сильнее всего охватывал гнев на то, что творилось в городе. Мужчины и женщины, молодые и старые, родители и дети. За запертыми дверями и закрытыми ставнями окнами притаились представители всех кланов. А ведь всего несколько часов назад они жили своей обычной жизнью, согреваемые осознанием того, что Инисс благословляет каждый их шаг, а гармония остается с ними, вечная и нерушимая. Беззвучный и невидимый покров безопасности и спокойствия оберегал всех.

А потом произошли осуждение и низвержение, и те, кто решил, что настал подходящий момент вернуть эльфов в тот мир, что существовал до начала Войн Крови, захватили власть в городе. Те, кто организовал убийство Джаринна и Лориуса, приняли все меры к тому, чтобы пролилась кровь каждого клана.

Катиетт понятия не имела, существует ли выход для тех, мимо кого она сейчас проходила вместе со своими братьями и сестрами. Она не знала, переживет ли гармония бойню, и никак не могла взять в толк, для чего вдруг эльфам понадобилось разрушать ее. Слишком хорошо она помнила зверства и ужасы Войн Крови. Именно этим и объяснялось то, что сейчас на душе у нее было неспокойно. Она до сих пор чувствовала давние слезы горя на своих щеках.

На улицу откуда-то слева выбежал воин ТайГетен и бросился вперед, но тут же притормозил, заметив их.

— Да благословит нас Инисс, мы еще можем успеть, — выдохнул он.

— Пакиир. Давай с нами, — приказала Катиетт. — Рассказывай.

— Они приближаются со всех сторон. На храмовой площади уже яблоку негде упасть. Аль-Аринаар пытаются сдержать толпу, но их слишком мало. Толпа хочет сжечь храм Инисса.

Катиетт похолодела.

— Нет, — прошептала она, — только не это. Тай, бежим. Поднажмем изо всех сил.

В небе над храмовой площадью встало зарево от множества факелов. Катиетт бежала рядом с Фалин. Чем ближе они были к площади, тем сильнее душу Катиетт поглощал мрак. Она уже слышала рев толпы и буквально кожей ощущала ее намерение. На площади началось скандирование. Зазвучали строчки на древнем языке.

Chilmatta nun kerene. Бессмертные умирают с криком боли.

Она выругалась и наддала еще, вырвавшись вперед и обогнав Фалин. До площади оставалось еще около двухсот ярдов, а она уже слышала шум схватки. Лязг оружия. Крики боли, заглушавшие рев толпы. Агрессия и злоба нарастали. Пролилась кровь. Эльфы умирали.

— На крышу храма Шорта, — скомандовала она, оглядываясь на бегу. — Сначала надо разобраться, что там происходит.

Пакиир все-таки ошибся. Они не успевали. До слуха Катиетт донесся торжествующий рев, который мог означать только одно — линия обороны прорвана. Сразу же за ним в воздухе раздался протяжный свист, и запахло горящим маслом. Рев стал громче.

Катиетт обежала задний фронтон храма Шорта и промчалась по нижнему саду под крики толпы, звучащие вокруг, над нею и впереди. Вслед за ней ТайГетен вскарабкались вверх по стене храма, по толстым лианам, что росли здесь. Подтянувшись на руках, Катиетт перевалилась через край крыши и взглянула вниз, где совершалось массовое убийство.

Бунтовщики окружили храм Инисса. Двери и оконные проемы были забаррикадированы тяжелыми ящиками и перевернутыми повозками. Масло ручьем текло по стенам, в здание полетели сотни пылающих факелов. Храм вспыхнул с такой яростной готовностью, что это удивило даже самих мятежников. Катиетт видела, что те, кто оказался заперт внутри, пытаются вырваться наружу, но возведенные баррикады оказались чудовищно надежными. Они трещали и раскачивались, но держались.

В ловушку попали сотни прихожан, наивно полагавших себя в храме в безопасности. Но снаружи их осаждали тысячи. Тысячи.

— Мы должны спуститься вниз, — сказала она. — И открыть двери.

— Нас сомнут, — заметил Пакиир. — Ты только посмотри на них. Взгляни на их лица.

Уродливые, искаженные ненавистью. Некоторые из них были запрокинуты и смотрели на ТайГетен. В них тыкали пальцами, тогда как десятки мятежников подбрасывали горшки с маслом в огонь, который уже добрался до крыши. От невыносимого жара краска пузырилась и вспыхивала. Изнутри храма доносились пронзительные крики. Площадь была битком забита эльфами, численный перевес которых позволял им чувствовать себя в безопасности, и они насмехались над ТайГетен, криками выражая свою ненависть к членам клана Инисса.

Внизу, на самом краю паперти, еще сражалась горстка гвардейцев Аль-Аринаар, пытаясь оттеснить бунтовщиков. Трое вырвались из толпы и бросились к завалам у главных дверей в попытке их разобрать. В погоню за ними устремились не меньше сорока эльфов. Катиетт увидела, как в воздухе замелькали кулаки и блеснули лезвия ножей.

Десятки рук подняли над толпой окровавленное тело гвардейца Аль-Аринаар и швырнули его в огонь. За ним последовало второе, но этот воин еще сопротивлялся. Катиетт зарычала. Она увидела Пелин. Архонт сражалась отчаянно. Мятежники сбили ее с ног, нанося удары кулаками, раздирая кожу ногтями.

— Да хранит нас Инисс. Тай, вперед.

Катиетт отошла от края крыши на пару шагов, разбежалась и прыгнула, сжимая в руках вынутые из ножен клинки. От желания пустить их в ход ее била дрожь. В прыжке она перелетела через узкую дорожку, разделявшую храм Шорта и паперть храма Инисса, тенью скользнув над головами мятежников. Но перепрыгнуть через все их ряды она не смогла, такой подвиг был не под силу даже тренированному воину ТайГетен. Она лишь надеялась, что ее появление внесет беспорядок в их действия и отвлечет их от храма.

Катиетт падала с высоты в сорок футов. Она закричала, требуя освободить себе место, и эльфы начали поспешно разбегаться в разные стороны. Здесь, внизу, было уже очень жарко. В уши ей ударили пронзительные крики о помощи и возбужденный рев толпы. Повисшая над площадью атмосфера смерти и ненависти ощущалась буквально физически.

Катиетт скрестила руки на груди таким образом, что клинки плашмя прижались к ее щекам. Она коснулась земли за спиной какого-то ula, который отчаянно пробивался вперед, стремясь уйти от столкновения. Катиетт стремительно присела, амортизируя силу удара, после чего выпрямилась, опустив клинки вдоль тела.

Она побежала вперед, пока ее воины приземлялись вокруг, криками требуя освободить для себя место, чего никто не спешил делать. Почти мгновенно ей загородили дорогу. Она выбросила ногу и пнула какого-то ula под колено. Тот упал лицом вперед, и Катиетт пробежала по нему, ударив рукоятью меча в затылок iad, оказавшуюся у нее на пути. Та рухнула на землю, потеряв сознание. Катиетт перепрыгнула через нее, ощутив под ногами паперть храма.

Здесь уже было трудно дышать, в воздухе висел густой дым и пепел. Жар казался невыносимым. Она прорвалась сквозь основную цепь бунтовщиков. Прямо впереди показалась группа эльфов, дравшихся с последними уцелевшими гвардейцами Аль-Аринаар. Пелин отчаянно пыталась освободиться. Здоровенный ula, биитанин, обхватил ее руками за талию. Она откинула голову и ударила его затылком в лицо, одновременно выбросив ноги вперед и угодив в голову эльфу, попытавшемуся атаковать ее спереди.

Не раздумывая, Катиетт ввязалась в драку, плечом оттолкнув iad, оказавшуюся прямо перед Пелин. Мимо нее проскользнули ТайГетен, бросившиеся к баррикадам в поисках хоть чего-нибудь, чем бы можно было растащить их в стороны.

— Отпусти ее, — скомандовала Катиетт.

Ula повернул к ней залитое кровью лицо. На губах его заиграла презрительная улыбка. Вместо этого он развернулся к огню. Пелин отчаянно закричала, она поняла, что он намеревается сделать. Как и Катиетт. Шагнув вперед, она взмахнула мечом и перерезала мужчине подколенные сухожилия. Тот не успел вскрикнуть, как спереди к нему подскочил Пакиир и вырвал у него из рук Пелин. Ula рухнул ничком, ударившись головой о горящую баррикаду. Волосы его задымились и вспыхнули.

Катиетт переместилась влево, чтобы прикрыть Пакиира. Закричала Пелин, требуя отпустить ее. Пакиир повиновался. Катиетт успела заметить, что, когда Пелин коснулась ногами земли, поворачиваясь к горящему храму, лицо подруги исказилось от боли, брови и волосы опалены огнем, а доспехи покрыты пятнами сажи и местами обуглились. Пелин побежала ко входным дверям. ТайГетен, пытавшиеся разобрать горящую баррикаду, оттащили ее назад и сами попятились — вблизи жар был просто невыносимым.

Мятежники начали разбегаться с паперти. Вот кто-то из ТайГетен выбросил ногу, ударив одного из них в низ живота, и тот с воем полетел на землю. В воздухе прошелестел метательный полумесяц, угодив другому в предплечье, и нож со звоном выпал у него из руки. Повсюду на земле лежали тела гвардейцев Аль-Аринаар. Смаргивая слезы от дыма, Катиетт насчитала двадцать трупов.

А чуть ниже, на площади, продолжала безумствовать толпа. В сторону храма и его защитников полетели камни. Само здание и все, кто оказался внутри, погибали страшной смертью. Крыша начала проваливаться, а сгоревшие двери рухнули. Доносившиеся изнутри крики смолкли. А ТайГетен до последнего пытались погасить огненный ад и прорваться в храм.

Катиетт чувствовала, как по щекам ее текут слезы. Перед ее глазами все вдруг расплылось, звуки доходили до нее с трудом, словно эхо. У Катиетт возникло ощущение, будто она смотрит на происходящее со стороны. Крики доносились словно бы издалека. Фигуры двигались в замедленном ритме. Она повернула голову, глядя на языки пламени, вздымавшиеся в ночное небо среди столбов густого черного дыма. Внутри храма находились более трех сотен членов клана Инисса. Невинные горожане. Булочники, гончары, бондари, жрецы, целители. Дети. И все они сгорели заживо.

Позволив памяти навсегда запечатлеть зрелище своего оскверненного храма, командир ТайГетен вновь повернулась лицом к толпе. Плечом к плечу с нею встали и остальные — Графирр и Меррат, отыскавшие в городе своих товарищей. Пакиир. Фалин. Воины выстроились в ряд, глядя на тех, ради кого защищали лес и ради кого поклялись оберегать народ эльфов.

Поднялся ветер. Он ерошил и теребил одежду павших. Раздувал языки пламени в ожидании прибытия Гиал. Слезы богини будут сегодня горьки. Боги, которых прогневили и предали, отвернутся от эльфов. Их вере нанесли оскорбление, их милосердием пренебрегли. Отныне эльфам придется идти по миру в одиночку. И путь этот будет щедро полит их собственной кровью.

В ночи раскатился грохот. Катиетт оглянулась. Фронтон храма Инисса обвалился внутрь, подняв снопы искр и выбросив языки пламени, окутанные столбами дыма. Символ гармонии в Исанденете пал. Его уничтожили руки эльфов, направляемые чьей-то злой волей.

Катиетт вновь повернулась к толпе, растерянной и не знающей, что делать дальше. Командир ТайГетен больше не сомневалась. В душе ее ярким пламенем вспыхнуло чувство, которое она приберегала для еретиков. Для воров и убийц. Ненависть.

А ТайГетен как раз и существовали для того, чтобы очищать землю Инисса от подобных вредителей, хищников и паразитов.

— Тай, — приказала она. — Уничтожайте всех.

Глава 12

Предводитель обязан в каждый миг знать состояние тела, на которое взирают его подчиненные, получая приказ рискнуть жизнью.

Такаар отпрянул от гуараны[15], словно та обожгла его. Он даже подул на кончики пальцев, с опозданием сообразив, сколь нелепа его реакция. Но ему действительно было очень жарко. Его трясло, словно он оказался в тисках жестокой лихорадки. На лбу у него выступили крупные капли пота.

Он с трудом опустился на грубую деревянную табуретку в своем бивуаке, дрожа всем телом и тяжело дыша. На него вдруг нахлынула такая печаль, что у него защемило сердце. Подобно отчаянному крику боли бога, она эхом отозвалась в его теле. Пронзительное неверие. Ужас из темноты.

Такаар обхватил голову руками, и слезы его упали на землю под ногами. Он всхлипывал и рыдал, будучи не в силах справиться с бушующими у него в душе эмоциями. Как невозможно усмирить мчащуюся по каменистым порогам бешеную горную реку, которая отбросила его в прошлое. В те дни, когда он осознал, что сделал, бежав из-под стен Тул-Кенерита. И еще раньше, в то утро, когда узнал, что отца убили во сне повстанцы туали.

В тот день, раздираемый скорбью и печалью, он поклялся, что объединит кланы, дабы больше никто из эльфов не страдал так, как сейчас страдает он. Сегодня ему не на чем было сосредоточиться, но боль оказалась ничуть не слабее. Пожалуй, она стала даже сильнее, потому что он растерялся.

— Что тебе от меня нужно?

Его полный горя крик спугнул птиц, которые с шумом сорвались с ветвей деревьев, и на мгновение заглушил вопли обезьян, цоканье ящериц и кваканье лягушек.

Всем от тебя нужно только одно — твоя смерть. Почему ты обращаешься к богам? Они уже давно отвернулись от тебя.

— Тогда почему мне так плохо?

Это всего лишь чувство вины вернулось к тебе, чтобы напомнить о твоих преступлениях. Смирись. Прыжок к спасению совсем рядом.

Такаар покачал головой.

— Нет. Это не для меня. Послания. Послания, которые передает мне земля и воздух. Они зовут меня.

Что ты несешь? Земля передает тебе послания? Ну да, конечно. А каждое утро тебя одевают обезьяны.

— Прочь! Поди прочь от меня!

Такаар вскочил на ноги и побежал. Ветки, листья и шипы впивались ему в лицо и руки. Он пригнул голову и выставил перед собой ладони, продираясь сквозь густой подлесок. Сжигавший его изнутри жар стал нестерпимым. Невыносимая боль и тоска сводили с ума. Сердце сбилось с ритма и грозило выскочить из груди. Воздух застревал в горле, и он не мог перевести дыхание.

Продравшись сквозь последние кусты, он, скользя, замер на самом краю утеса, обрывающегося прямо к ревущим водам Шорта далеко внизу. Он задыхался, дрожал всем телом и плакал, будучи не в силах справиться с обуревающими его чувствами. Преступление было ужасающим, но он не знал, где или когда оно совершено. Органы чувств отказались повиноваться ему, и он полностью потерял чувство направления.

— Что они делают, что же они делают?!

Такаар подтянул колени к груди, обхватил их обеими руками и принялся раскачиваться взад и вперед, умоляя сердце успокоиться, а тоску — оставить его.

Знакомая поза. Что, неужели у тебя не хватает духу наклониться вперед чуточку сильнее? Это всего лишь раса эльфов напоминает тебе о масштабах твоего предательства. Они разорвут друг друга на части. Уничтожат. Не оставят после себя ничего. И все из-за тебя. Все из-за того, что ты сбежал. Все из-за того, что ты — трус.

Такаар громко всхлипнул, судорожно дыша и давясь слезами. Он знал, что это — правда. И еще он знал, что не может ничего исправить.

Беги. Беги. Это — все, что тебе осталось.

Такаар уставился на лес. Его так и подмывало сделать так, как советовал его мучитель.

— Разве я не должен убить себя, к чему ты все время меня подталкиваешь?

Теперь это бессмысленно. Уже слишком поздно.

Такаар вдруг заметил свое отражение в лужице воды, образовавшейся в небольшой впадине в скальном грунте. Рассмеявшись, он вспомнил, как смотрел на себя в свое любимое зеркало. Кто этот совершенно незнакомый ему эльф? Неровно подстриженная, клочковатая борода, все еще длинная и черная, в которой копошились вши и насекомые, с застрявшими сухими листьями и кусочками пищи. Волосы, с которыми он обращался в аналогичной манере, но так и не сумел укротить. Они росли так быстро, что ему казалось, будто сами боги тянут за них, просто чтобы подразнить его. Они превратились в густую спутанную гриву, от которой у него чесалась кожа на голове.

Такаар нахмурился. Он никогда даже и не думал о том, чтобы подстричь их. Он взглянул на свои руки. Они дрожали мелкой дрожью, которая лишь временами ненадолго прекращалась. Так было всегда, с тех пор как он появился здесь десять лет назад. Ах да.

— Это я?

Увы. Жалкое зрелище, не правда ли?

Так оно и было. Такаар оторвался от своего отражения. Боль в сердце не утихала, но сжигавший его жар ослабел, давая ему передышку. Он встал и окинул взглядом простор Верендии-Туал, там, где устье реки выходило в океан.

У него были ножи, которые следовало наточить.

* * *

Аринденет притих и затаился, и обманчивое спокойствие нарушали лишь звуки подготовки отряда к отходу. Улыбки облегчения, пробегающие по лицам людей, не могли скрыть обещаний страшной мести, срывавшихся с их губ. Силдаан закрыла врата храма, оставив за ними кровь на камнях пола перед статуей и у бассейна и воспоминание о выражении лица Ауума.

Она обошла храм по кругу, не обращая внимания на людей, укладывавших в заплечные мешки снаряжение и припасы, точивших мечи и неизменно почесывавшихся. Ни один из них не выглядел здоровым, несмотря на примочки, настойки и бальзамы, которыми она их снабдила.

Углубившись в лес, она преклонила колени и стала молиться Иниссу перед Алтарем Возвращения, священной реликвией, у которой выложили умерших, дабы лес взял их к себе. Перед нею, уже отчасти скрытые буйной растительностью, со следами пиршества подданных Туала, лежали ее верные жрецы и близкий друг Лиит. Здесь же находились и девять ТайГетен. Плоть их, почерневшая от яростной человеческой магии, отвалилась с обглоданных и омытых добела костей.

— Инисс, услышь меня. Шорт, услышь меня. Защити души новопреставленных слуг твоих, и пусть они славят твое величие и твою доброту. Пусть они узрят то, что я молю тебя явить живым. Твои армии должны восстать со мной. Эльфы не могут жить, как единое целое. Кланы не могут запятнать себя кровосмешением. Порядок должен быть восстановлен. Порядок к вящей славе твоей.

— Родословная богов должна отразиться в наших людях. Мы, члены клана Инисса, милосердные и всепрощающие, снова будем править эльфами. Мир будет нашим. Прости мне мои дела и поступки. Я живу только для того, дабы вершить дела твои и увидеть, как люди твои живут и радуются на земле твоей. Пролитая кровь да послужит грядущему процветанию.

— Твой храм будет очищен от скверны. Все следы людей будут стерты с лица его. Все, что я делаю, дороги, которые я выбираю, — все это ради тебя. Благослови руки мои, благослови глаза мои и направь меня. Душа моя принадлежит тебе. Услышь меня.

Силдаан еще долго стояла на коленях, положив одну руку на землю, а другую простирая к небесам. Жужжание мух над телами и шорохи в подлеске внушали ей покой и умиротворение. Обновление, возрождение и возвращение. Она вновь склонила голову перед павшими иниссулами и гибким движением поднялась на ноги.

Гаран уже ждал ее, и она зашагала рядом, когда он направился обратно в храмовую деревню.

— Мне нужно сообщить тебе кое-что о твоем бывшем друге ТайГетен и его жреце. Они расстались и движутся в очень интересных направлениях.

Силдаан вопросительно подняла брови.

— Ни к чему, чтобы они и дальше нарушали наши планы. Они и так доставили нам достаточно хлопот. Найдите их и убейте, если сможете. Твои люди способны выполнить такую задачу?

— У меня есть люди, обладающие нужным опытом именно в этой области.

— Хорошо. — Силдаан оглянулась на ходу, бросив быстрый взгляд на Алтарь Возвращения и мертвых, лежавших у его подножия. — Очень хорошо.

— Тебя гложет чувство вины, насколько я понимаю? — осведомился Гаран.

— Я не чувствую за собой вины. Одно лишь сожаление о том, что эти достойные эльфы не смогли раскрыть глаза и увидеть правду.

— А ты еще называешь людей жестокими. — Гаран приостановился посреди опушки. С правой стороны, у задних врат храма, стояла группа из двадцати пяти солдат и магов. Но он махнул рукой налево. — А что делать с этими? Почему я должен их помиловать?

Силдаан вздохнула. Дюжина насмерть перепуганных храмовых служителей и трое жрецов, старавшихся их утешить. Жрецов, которые поверили в дело Силдаан и избежали несчастья встретиться с Сикаантом.

— Они не совершили никакого преступления. Это — люди Инисса. Они не пострадали, и мои жрецы позаботятся о них.

Гаран покачал головой.

— Тебе виднее, но я бы советовал…

— Не стоит. Это — мои люди. Или я плачу тебе недостаточно, чтобы ты держал свое мнение относительно моих дел при себе?

Гаран коротко рассмеялся.

— Сколько бы ты ни заплатила за то, что мы деремся на твоей стороне в этой проклятой дыре, все будет мало. Но это — наша ошибка на переговорах, а не твоя, верно? Просто не опаздывай с платежами, и все дела.

— О да. Я, конечно, осталась одна, но ведь без меня вы не просто потеряетесь и погибнете в тропическом лесу, вы потеряетесь и погибнете в нем задаром. Дерись лучше, Гаран. Отрабатывай свои деньги. Убеди меня в том, что мы встретим твои подкрепления там, где должны, и именно в то время, когда они нам понадобятся.

Гаран направился к своим людям. Недовольный ропот стих, и они выжидательно уставились на него.

— Заканчивайте сборы и разбирайте снаряжение. Мы уходим. Я слышал, что в Исанденете и на побережье, к нашему великому счастью, дуют прохладные ветры, а этих кусачих тварей куда меньше. Да и пути туда всего-то три дня. Вы со мной?

Его люди повеселели, засмеялись и начали вскидывать на спины заплечные мешки, затягивать пояса и завязывать шнурки на башмаках. Кое-кто поспешно ставил примочки на язвы и нарывы.

— У вас есть только птицы, гонцы и лодки, чтобы доставлять послания на другой конец этой нелепой страны; у нас же есть магия. Мои маги умеют разговаривать с нашими кораблями так, словно сами стоят на их палубах. Мы называем это единением, и вскоре ты поймешь, что это и есть краеугольный камень твоей драгоценной победы.

Силдаан вопросительно приподняла брови.

— Вы и в самом деле способны на это?

— Тебе нужна демонстрация?

Она молча взглянула наемнику прямо в лицо. В его глазах не было и следа злорадства. Или лжи. Впервые за много дней она вдруг поняла, что может немного расслабиться.

— Я вполне удовлетворюсь тем, что твои корабли будут стоять в гавани, когда мы войдем в город.

— Что ж, благодарю тебя за то, что ты по-прежнему веришь мне.

— Разве у меня есть выбор?

— В общем-то, нет. Но для нас это не повод враждовать. Но я хотел сказать тебе еще кое-что; я могу гарантировать своевременное прибытие моих сил, а вот уверена ли ты в том, что твои люди в городе сделают то, что ты им прикажешь?

Силдаан пожала плечами.

— Ты прекрасно понимаешь, что в таком деле не может быть никаких гарантий. Но в Исанденете у меня есть влиятельные союзники. Те силы, которые мы привели в движение, способны дать только один-единственный результат. Верь мне так, как я вынуждена доверять тебе. Я знаю, как мыслят эльфы.

— И ТайГетен?

— Можешь считать их самой большой угрозой для себя. И твои маги должны находиться в постоянной готовности встретить их, потому что солдаты не будут готовы никогда.

— Вижу, твое доверие очень ограничено.

Пришла очередь Силдаан издать короткий смешок.

— Вера не остановит звено ТайГетен. А магия может. Если постараться.

* * *

Они оказались настолько глупы, что даже не поняли, что им грозит. Они так и стояли, растравляя свою ненависть и размахивая дубинками, кулаками, факелами и мечами. А ТайГетен, уже в боевой раскраске, опустили головы в краткой молитве, после чего стремительно хлынули с паперти вниз по ступеням в толпу.

— Очистить это место, — прокричала Катиетт. — Осквернители святынь. Еретики.

Лицо оказавшегося перед нею ula прояснилось в самый последний момент, и от тоскливого осознания неизбежного конца у него отвисла челюсть. Катиетт выбила у него из рук факел, который улетел куда-то в толпу. Взмахнув одним своим клинком, она отсекла ему ухо, а вторым перерезала горло слева направо. Мужчина схватился обеими руками за рану и попытался закричать.

Еще один ula свалился ей под ноги, зажимая ладонями распоротый живот, из которого вываливались курящиеся паром внутренности. Катиетт перепрыгнула через него, мельком бросив взгляд направо, где Графирр коротко взмахнул своим окровавленным клинком. Катиетт ударила ногой в лицо какую-то iad, волочившую по земле длинный меч, приземлилась на ту же ногу и с разворота вонзила свой клинок в незащищенную грудь эльфийки.

В лицо ей сунули факел. Катиетт выбросила левую ногу, блокируя палку с горящей шерстью, вымоченной в смоле. На мгновение она застыла в этом положении, удерживая ступней запястье ula и бедром касаясь щеки. Крутнувшись на месте, она взмахнула обоими клинками, вспарывая ими живот эльфа.

Затем Катиетт согнула ногу и выстрелила ею прямо в висок очередного бунтовщика, отбрасывая его в сторону, после чего шагнула вперед. К ней метнулись чьи-то руки и скрюченные пальцы, за которыми маячило искаженное злобой лицо. Рот вдруг рванулся к ней, и зубы лязгнули в опасной близости от ее лица. Катиетт поднырнула под растопыренные пальцы, уворачиваясь от укуса. Девушка завизжала и бросилась вперед. Катиетт нанесла ей прямой удар клинком. Ее жертва разразилась истошным предсмертным воплем.

На мгновение Катиетт приостановилась. Вокруг нее уже образовалось свободное пространство. Считая тех, кого разыскали и привели с собой Графирр и Меррат, всего пятнадцать воинов ТайГетен противостояли многотысячной толпе, собравшейся на небольшой площади. Но на земле валялись уже несколько десятков тел. Пламя пожара в храме Инисса отбрасывало жуткие отблески на лица эльфов и залитые кровью камни.

Пакиир возглавил другую тройку ТайГетен. Он свирепствовал в толпе, мстя за тех невинных, что заживо догорали в храме у него за спиной и, вне всякого сомнения, за Олмаата. Звено Фалин окружило группу невооруженных ula, пустивших в ход ногти и зубы. Брошенный метательный полумесяц вонзился в лоб одному из бунтовщиков. Второй лишился ноги после короткого взмаха парных клинков, а третьему сломали шею сильным ударом под подбородок.

— Гоните их обратно в их грязные норы! — крикнула Катиетт.

И вновь бросилась в бой. Ее открытая ладонь врезалась в грудь iad, которая, широко расставив ноги, стояла и плевала в сторону горящего храма. Эльфийка опрокинулась на спину. Катиетт приземлилась обоими коленями ей на грудь, ломая ребра, круша грудную клетку, легкие и сердце. Изо рта девушки хлынула кровь, брызги которой попали и на лицо Катиетт.

— Это был твой последний плевок, efra.

Катиетт прыжком стала на ноги. Толпа уже пятилась назад. Невзирая на колоссальный численный перевес, собравшиеся спасались отчаянным бегством от своих немногочисленных, но смертельно опасных противников. Она поудобнее перехватила клинки и бросилась вперед. И тут позади нее раздался крик. Кто-то выкрикивал ее имя. Катиетт резко развернулась.

По ступенькам, прихрамывая, спускалась Пелин. Кровь текла из ран у нее на лице, пятная ворот рубахи. Но девушка нашла в себе силы, чтобы двигаться. Пелин кричала им, вкладывая в слова весь гнев, на который была способна.

— Что вы творите? Прекратите. Остановитесь!

Катиетт оглянулась и увидела, что ее братья и сестры по-прежнему заняты своим делом, убивая всех, кто осмеливался оказать им сопротивление. Она перевела взгляд на Пелин и поняла, как холодно у нее на душе.

— Я делаю работу Инисса, — сказала она.

Пелин подошла к ней и остановилась на расстоянии полушага. Обе замерли посреди вымощенной каменными плитами площади, усеянной трупами и освещенной мерцающими отблесками догорающего храма. Шум поспешно разбегающейся толпы эхом отражался от стен других храмов, застывших в молчаливом осуждении того, что натворили эльфы.

— Ты сделала именно то, от чего сама предостерегала меня, — едва сдерживаясь, выкрикнула Пелин.

— О чем ты говоришь?

— Помнишь, что ты сказала мне? — Пелин брызгала слюной, которая попала в лицо Катиетт. — «Не дай им спровоцировать себя», не так ли? «Не дай им обрести мученика». Клянусь зубами Шорта, что, по-твоему, ты наделала?

— Я вынесла приговор и покарала убийц.

— Ты убила тех, кто оказался беспомощен и не смог защититься от твоей агрессии и выучки. Это называется «бойня».

Катиетт схватила Пелин за плечо и развернула ее лицом к руинам храма, над которыми еще плясали языки пламени.

— А как тогда называется вот это, Пелин? Сотни моих людей сгорели заживо в месте, которой они полагали неприкосновенным святилищем. И я не оставлю подобное преступление безнаказанным.

Пелин освободилась от хватки Катиетт.

— Я была здесь. Я была здесь, пытаясь защитить их. Самую очевидную цель во всем городе. Я была здесь. А вот где была ты? Чьих людей ты защищала на крыше театра?

Катиетт помолчала, тщетно пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

— Мы — не полиция. Это — твоя работа. Или ты действительно хочешь уверить меня в том, будто предполагала, что толпа может и впрямь поджечь храм Инисса?

— Ты не чувствовала этой ненависти, — устало ответила Пелин. — В отличие от меня. Они готовы были бросить в огонь и меня, и я должна поблагодарить тебя за то, что это им не удалось. Они бы сделали это только потому, что я посмела защищать иниссулов. Я, туали. Храм тут ни при чем, им были нужны те, кто укрылся внутри.

— Что сделано, то сделано, — сказала Катиетт, глядя на площадь, на которой лежало около полусотни тел. А, может, и больше. — Но те, кто совершил подобное зверство, отныне будут знать, что их преступления не останутся безнаказанными.

Пелин вздохнула.

— Нет, Катиетт. У тебя всегда все просто, верно? А иногда — еще и наивно. Ты слишком много времени провела в лесу. Эти люди усвоили лишь то, что элитные воины Инисса неуправляемы и никому не подчиняются. Что они готовы навязать свое представление о справедливости беспомощным эльфам.

— Они убили несколько сотен моих братьев и сестер. Они сожгли мой храм. Они сами преградили путь клинкам ТайГетен. Я должна была ответить, и я не намерена вежливо просить их удалиться с места совершенного ими преступления.

Пелин кивнула в сторону последних остатков разбегающейся толпы.

— А что бы ты сделала, если бы они не дрогнули, а остались на месте? Убила бы всех?

Катиетт ничего не ответила и лишь взглянула в глаза Пелин. Та приглушенно ахнула.

— А чему ты так удивляешься, Пелин? Мы для того и существуем, чтобы устранять угрозу разрушения гармонии. А как же иначе?

— Из-за того, что случилось здесь сегодня ночью, погибнет еще много иниссулов.

— Нет, больше никто из них не погибнет. Во всяком случае, здесь, потому что мы заберем всех с собой. Ни иниссулы, ни эльфы любого другого клана не должны повторить судьбу всех невинных жертв в моем храме.

Катиетт отвернулась, глядя на своих ТайГетен. Они собирались на паперти перед храмом, глядя на его догорающий остов, от которого вверх все еще летела россыпь искр и поднимались клубы черного дыма. Воины затянули погребальную песнь.

— Куда ты собираешься их увести?

Катиетт повернулась к Пелин. Та выглядела потерянной и опустошенной, стоя посреди следов массового побоища. Одинокая и растерянная. Испуганная. Катиетт вдруг страшно захотелось подойти к подруге и утешить ее. Но сейчас было не самое подходящее время для проявления дружеского участия. Наступило время сделать то, чему их учили, обеспечить безопасность членов клана Инисса и сохранить остатки гармонии. Если от нее осталось вообще хоть что-нибудь.

— Мы разместим их в Ултане, а потом отведем в лес.

— Вы уходите из города?

— Члены клана Инисса превратились в мишень. Если мы хотим избежать войны, то должны устранить ее катализатор. Мне понадобится помощь Аль-Аринаар. Я получу ее?

Но Пелин, похоже, уже не слушала ее.

— Город погибнет.

— Я не стану проливать слезы по тем, кто умрет, пытаясь разрушить то, что создавалось тысячелетиями.

— А как же те невинные души, что окажутся в самом сердце конфликта?

Катиетт пожала плечами.

— Это твоя гвардия призвана охранять и поддерживать мир и порядок. Именно поэтому твоих гвардейцев и набирают изо всех кланов. Сдается мне, вы будете очень заняты.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты намерена сделать, — сказала Пелин.

— Я делаю то, ради чего родилась на свет. Как, кстати, и ты. Ты давеча сказала, что больше не знаешь, кому можно верить. Что ж, пришла пора верить только самой себе. Ты — сильная девочка, Пелин. Ты стояла одна перед толпой и не отступила ни на шаг. Ты пыталась спасти моих людей. Наших людей. Инисс да благословит тебя за твое мужество.

— Где-то сидят умники, которые все это придумали. Они преследуют какие-то свои цели. ТайГетен должны найти их и остановить. А если ты действительно веришь в гармонию и наследие Такаара, то попытаешься сохранить этот город в целости и сохранности, чтобы, когда конфликт будет исчерпан, у нас бы осталось это место, общество и раса эльфов, которой Инисс мог бы гордиться.

— Подумай об этом.

Катиетт отвернулась и направилась к своим людям, чтобы присоединить свой голос к погребальной песне о погибших.

Глава 13

Покажи своему врагу его внутренности. Это — единственный вид переговоров, который он понимает.

Расставшись с Серрином, Ауум направился на восток. Он шел очень быстро, практически без остановок. Оказалось, что разлука с наставником и другом причиняет ему куда более сильную боль, чем он мог себе представить. Выйдя по притоку на берег Шорта, он повернул на север, следуя течению могучей реки, но не выходя при этом на открытое место из-под лесного полога.

Одет он был по-походному, за спиной в ножнах покоились парные клинки, а на поясе висели три коротких ножа да мешочек с маскировочной краской и еще один, в котором лежали шесть метательных полумесяцев. Сапоги его были мягкими и удобными, позволяя чувствовать малейшую неровность почвы под ногой. Он предпочел бы передвигаться босиком, как частенько делал на Хаусолисе, но в лесной подстилке таилась слишком большая опасность, а позволить себе стать жертвой несчастного случая он не мог.

За водопадами у Зубов Шорта он обнаружил небольшую лодку с веслами, мачтой и потрепанным, но вполне еще годным парусом. Он бы заплатил владельцу, но деревня оказалась брошенной — здесь повсюду виднелись следы поспешного бегства. Очевидно, послание Силдаан дошло уже и сюда.

Ветра, чтобы наполнить его парус, не было, зато присутствие Гиал ощущалось всегда. По лодке забарабанил дождь, отчего ему пришлось бросать весла и вычерпывать воду всякий раз, когда разверзались небеса и начинался потоп. Словом, путешествие выдалось нелегким, его тяготы смягчало лишь осознание того, что река несла его в нужном направлении.

Ауум плыл по Шорту три дня. Здесь, в самом сердце тропического леса, он собственными глазами видел страдания земли и людей. А Инисс, казалось, не мог или не хотел вмешиваться. Ауум греб или шел под парусом мимо прибрежных поселений, обитатели которого смотрели на него с подозрением или даже откровенной ненавистью. Он не уставал проклинать Силдаан за то зло, что она причинила.

В промежутках между ливнями и краткими часами, которые он урывал на сон, Ауум размышлял. Пожалуй, даже слишком много. Там, где-то впереди, его ждал Такаар. Юноша спрашивал себя, осталось ли в нем что-нибудь от того ula, которого он когда-то знал, пусть и не слишком близко. Героя расы эльфов. Того, кто когда-то был равен богам.

Ауум ломал голову над тем, что скажет Такаару. Он представлял себе разговор с ним. Иногда беседы с Такааром приходили к нему во сне, и тогда он просыпался с учащенно бьющимся сердцем. Быть может, Такаар не хочет, чтобы его нашли. Он может презреть все мольбы и призывы Ауума. В конце концов, он вполне мог умереть за это время.

Но вот эту, последнюю, мысль Аумм старательно гнал от себя. В моменты отчаяния он истово молился Иниссу или просто ложился на спину, глядя на окружающее великолепие, которое являл ему Калайус. Шорт следовал своему прихотливому руслу, и пейзаж по сторонам менялся стремительно. Вскоре после того, как он миновал водопады у Зубов Шорта, берега реки затянуло болотами, отчего высадиться на них стало невозможно.

Вдали же, за болотами, вставали горы, поросшие лесом и тянувшиеся к облакам в объятия Гиал. Еще один день пути на север, и местность вокруг вновь изменилась самым разительным образом. Река текла меж глиняных обрывов в добрую сотню футов высотой, которые приютили целые стаи водоплавающих птиц и мириады рептилий. Вершины обрывов густо поросли лесом, раскинувшим над рекой свой непроницаемый полог, и лишь солнце, поднявшись в зенит прямо над головой, ненадолго разгоняло вечный полумрак, царивший внизу. В конце концов, с приближением Верендии-Туала, впереди замаячили гигантские скалы и утесы дельты. Они вздымались на сотни футов в высоту, пронизанные пещерами и кишащие жизнью.

Но вскоре утесы остались позади, резко обрываясь у устья реки, которая впадала в море Гиаам. Ауум причалил к берегу еще до того, как начался лиман, где существовала реальная опасность встретиться с опасными приливными течениями, надеясь и молясь, чтобы у Такаара достало здравого смысла поселиться наверху.

А здесь, внизу, Ауум сполна ощутил все грандиозное величие утесов Верендии. Ему уже неоднократно доводилось бывать здесь раньше, но он не переставал восхищаться мощью и силой, которыми дышал каждый камень. Здесь как нигде он впитывал великолепие творений Инисса, и потому решил отдохнуть, усевшись на западном берегу, опустив ноги в воду и глядя вверх.

Пошел дождь, вспенивая воды реки и окрашивая скалы в темный цвет. Подъем за его спиной выглядел не таким крутым, как на другом берегу. Вскоре он уже окажется в лесу, оставив свою метку и указав направление на путеводных камнях и в святилище Инисса. Они договорились с Серрином, что Ауум попробует причалить к берегу у Верендии-Туала и навестит святилище перед тем, как начать поиски.

Ауум оценивающе взглянул на предстоящий ему подъем. Он был уверен, что Такаар живет где-то там, на восточных скалах. Оттуда открывался потрясающий вид на лес, простирающийся далеко на запад, к Денет-Барину и Исанденету, и оттуда же легко было первым заметить корабли, входящие в дельту или бросающие якорь в узком проливе за нею. Ну и, разумеется, река Шорт была естественным барьером между ним и большей частью эльфийской цивилизации.

В таком месте эльф, рожденный в лесу, мог видеть тех, кто рискнул бы приблизиться к нему, и решить, то ли дать им обнаружить себя, то ли уйти и спрятаться. Здесь фактор неожиданности имел бы решающее значение.

Наверху Ауум не заметил признаков жизни. Да он и не рассчитывал на это. Поэтому легкой походкой углубился в лес, оставил метку в святилище и погреб к противоположному берегу. В четверти мили к югу наверх вела более удобная тропа, но он предпочел подняться по почти вертикальной стене. Найдя, за что можно ухватиться руками, он вставил носки сапог в едва заметные трещины в скалах на высоте пояса и начал подниматься.

* * *

Над Исанденетом занимался рассвет. Над городом, среди столбов дыма, повисла гнетущая тишина, которую нарушали лишь горестные причитания, доносившиеся из каждого квартала. Сказать, было ли это следствием преступлений, совершенных самыми обычными эльфами, которые днем распахивали перед вами двери своих лавок, чтобы продать буханку хлеба, или же известиями об очередном акте страшной мести, к которой прибегли ТайГетен, было невозможно.

Пелин стояла на крыше театра «Хаусолис». Теперь она, по крайней мере, понимала причины, которыми руководствовалась Катиетт, устроив здесь штаб. Но это было единственным проявлением здравого смысла, с которым она столкнулась в то утро. Бедняги Олмаата внизу уже не было — глухой ночью его потихоньку унесли оттуда на носилках, когда мятежники немного утихомирились и на улицах стало спокойнее и безопаснее, чем днем.

Он ушел, чтобы встретиться на общем сборе вместе с остальными элитными воинами в огромной чаше Ултана, раскинувшейся к востоку неподалеку от города. Ушел, чтобы принять решение, к которому придут ТайГетен, каким бы оно ни оказалось. Гвардейцы Аль-Аринаар, в большинстве своем, помогали им. Иниссулов будили от тревожного сна, вытаскивали из укромных убежищ и тщательно охраняли, пока они с гордо поднятыми головами выходили из своих покрытых боевыми шрамами домов, направляясь туда, где в лесу их ждали сопровождающие.

Все было проделано быстро и согласованно. Так, как это свойственно ТайГетен. Пелин завидовала им. Не их проворству, силе и потрясающим навыкам. Она завидовала ясности их восприятия. Незамутненной чистоте их веры. Можно назвать это простодушием, но они не испытывали смятения или растерянности. Для них существовали только два цвета — черный и белый.

Рассвет, робко разбрасывающий первые свои лучи под тяжким одеялом туч, принес гвардейцам Аль-Аринаар, собравшимся на крыше театра, ощущение горечи разочарования и несбывшихся надежд. Пелин отчетливо слышала у себя за спиной негромкий ропот. С нарисованных карт стерли капли дождя, чтобы отметить на них новые разрушения.

Внизу, у гавани, почерневшие деревянные остовы все еще пятнали небо столбами дыма, а кое-где даже вспыхивали отдельные пожары. Порт лежал в руинах. Из воды торчали мачты. Доки были завалены мусором и обломками. Более половины складов были уничтожены и разграблены, а с ними вместе — и половина припасов Исанденета.

После тайного исхода ТайГетен из города, состоявшегося прошлой ночью, толпа, намеревавшаяся окружить их, вернулась на рынок пряностей и разгромила там все до последней лавки. В центре вымощенной булыжником площади разгорелся огромный костер, который полыхал до сих пор.

К Аль-Аринаар поступили сообщения о трехстах жилых домах, которые подверглись нападению и были подожжены. Дровяные склады по всему городу стали легкой добычей. Были разграблены правительственные здания, отныне считающиеся оплотом иниссулов, включая суды и дворец жрецов. Последний являл собою скорее музей, но его покои предоставляли кров для странствующих членов жреческой касты всех кланов. Смутные воспоминания и слухи, однако, заклеймили его как место, где на членов младших кланов оказывалось давление и где втихомолку приводились в действие рычаги власти, укрытые от глаз общественности и Гардарина.

В сторону храмовой площади Пелин боялась даже смотреть. Все уже знали о том, что там произошло. Согласно последним сведениям, кое-кто рискнул появиться там, чтобы забрать тела, остальные же просто стояли и смотрели. От храма Инисса и тех, кто заживо сгорел внутри, остался только пепел, запах гари и всепоглощающее чувство ненависти и стыда.

С тех пор как стало известно об убийстве Джаринна и Лориуса, Пелин не видела ни одного из высокопоставленных правительственных чиновников. Дом Хелиаса стоял пустым, и никто из его сотрудников ничего не знал о местонахождении босса. Верховные жрецы лесных храмов, скорее всего, поспешили укрыться в своих святилищах, а тех, чья власть, подобно Хелиасу, распространялась и на Исанденет, нигде не было видно.

В Гардарине сегодня днем должно состояться очередное заседание. Совершенно очевидно, что этого не случится, но жрецы, администраторы и чиновники обязаны ведь были приступить к исполнению своих обязанностей. С чувством растущей тревоги и смятения Пелин вдруг сообразила, что если они этого не сделают, то вся ответственность ляжет на нее. Но ответственность за что?

— Пелин?

Она обернулась, радуясь возможности хоть ненадолго отвлечься от невеселых мыслей. В руки ей сунули глиняную кружку с горячей настойкой гуараны и сладких листьев. Она вдохнула бодрящий аромат и сделала большой глоток, чувствуя, как жидкость огненным шаром растекается по горлу и согревает желудок.

— Инисс да благословит тебя, Метиан.

Пожилой гиаланин улыбнулся ей. Вот уже две сотни лет он оставался ее надежной опорой. Она не представляла, что бы делала без него.

— Ты выглядишь ужасно, — сообщил ей Метиан.

Пелин почувствовала, что вот-вот расплачется, но вместо этого лишь согласно кивнула.

— Что же, это — не самые лучшие для меня времена. Даже драться с гаронинами было легче. По крайней мере тогда я знала, чего ожидать.

— Ты вообще-то спала хоть немного?

— Угадай с одного раза. Но ты, я вижу, тоже не принес мне хороших известий, верно?

Метиан покачал головой.

— Люди начинают вновь собираться вместе. На этот раз — в Гардарине. Настроение у них, правда, не такое мрачное, как вчера, но речь идет не о вчерашних мятежниках. Это — обычные эльфы, которые хотят получить ответы от выбранных ими представителей.

Пелин с силой потерла лицо ладонями и отпила еще один глоток напитка.

— Полагаю, этого следовало ожидать, но я буду очень удивлена, если там появится кто-либо из администрации. А дальше будет только хуже, правильно?

Метиан выразительно приподнял брови.

— Если законы не действуют, люди очень быстро создают собственное правосудие.

— Но теперь, когда иниссулов в городе не осталось, люди должны успокоиться.

— Мы с тобой оба знаем, что это — напрасная надежда. Может, Лориус и хотел сохранить гармонию, обвиняя Такаара во всех смертных грехах, но его обманули те, кто подтолкнул его к этому выступлению, ты не находишь? Дело не только в том, что все кланы ополчились на иниссулов. Они стали лишь первой жертвой. Речь идет о восстановлении старого миропорядка. Хотя я не могу сказать, что хорошо знаком с ним. — Метиан коротко рассмеялся. — Мы, гиалане, не настолько долго живем.

— Ты думаешь, за этим стоят туали?

Метиан пожал плечами.

— Скорее некоторые из них. Но не все, иначе ты не стояла бы здесь. Все так запуталось, правда? Нам известно, что член клана Инисса убил твоего Верховного жреца и своего заодно. Но я не понимаю, чего он стремился этим достичь. Если и есть сейчас клан, который не может позволить себе роскоши конфликта, так это иниссулы. Они попросту слишком малочисленны, даже вместе с ТайГетен.

— А для чего ему понадобилось убивать Джаринна?

— Полагаю, Джаринн мог помешать ему в чем-то…

— Нам пора отправляться к Гардарину и посмотреть, что там и как. Сохранить мир, если получится, — заметила Пелин.

— Да, пожалуй, — согласился Метиан и умолк. На лице его отразились противоречивые чувства. — Я могу говорить с тобой откровенно?

— Если только мне понравится то, что я услышу.

— В таком случае я предпочту промолчать.

Пелин улыбнулась, хотя улыбка ее получилась невеселой.

— Выкладывай.

— В Исанденете мы располагаем примерно четырьмя сотнями гвардейцев Аль-Аринаар. А население города составляет, даже с учетом того, что все выжившие иниссулы ушли отсюда, сколько? Шестьдесят пять тысяч или около того. Ты сама видела, что для того, чтобы завести толпу и толкнуть ее на преступление, достаточно дюжины человек, так что не имеет значения, что девяносто пять процентов жителей не испытывают склонности к насилию и не желают его. Теперь, когда иниссулы ушли, кланы лишились общего врага и неизбежно ополчатся друг против друга.

— Но почему?

— Необязательно должна существовать какая-то одна причина, если только это — не гнев, требующий выхода и не направленный против кого-либо конкретно. — Метиан покачал головой. — Вспомни, что произошло вчера на рыночной площади. Дикая ненависть, очень долго тлевшая подспудно. Тем не менее мы с тобой остаемся друзьями вот уже две сотни лет. Я веду к тому, что мы больше не знаем, кто — друг, а кто — враг. Так что четырехсот гвардейцев Аль-Аринаар будет недостаточно ни в первом приближении, ни даже во втором…

Метиан оборвал себя на полуслове и вздохнул.

— Продолжай. До сих пор ты не сказал ничего такого, что испугало бы меня сильнее, чем раньше.

— Тебя поддержат не все, Пелин, — прошептал он. — И не все будут доверять тебе, потому что ты — туали, а многие именно в туали увидят истинных агрессоров, несмотря на то, что сделал Хитуур.

Пелин была ошеломлена. Она сама испытывала схожие чувства, когда говорила Катиетт, что больше не знает, кому можно верить, но молилась, чтобы это поветрие не коснулось ее гвардейцев. И то, что еще оставалось от ее уверенности, вдребезги разбилось от соприкосновения с жестокой правдой.

— Ну, и как же нам остановить этот хаос?

Метиан облокотился о парапет рядом с нею, глядя на город и океан за ним.

— Окружить Исанденет неприступной стеной, затаиться в лесу и ждать, пока все не кончится.

— Не смешно.

— Извини. На самом деле я не знаю. Начать можно и с Гардарина, эта попытка ничем не хуже любой другой. Но на твоем месте я бы сделал то, что сделали ТайГетен, и объявил бы общий сбор своих людей. Ты должна знать, Пелин, кто готов идти с тобой, иначе ты причинишь больше неприятностей, чем сможешь предотвратить.

— Если я последую твоему совету, то мне придется убрать своих гвардейцев с улиц, и они не смогут помешать беспорядкам.

— Знаю. — Метиан неожиданно выпрямился. — Что-то многовато там парусов.

— Прошу прощения?

— Взгляни. Они идут сюда с запада. Десять. Или даже двенадцать. Это не торговцы. И не эльфы.

Пелин проследила за взглядом Метиана, и сердце у нее упало.

— Новые неприятности, верно?

Глава 14

Бой — самое простое из взаимоотношений.

Твой враг хочет убить тебя. Останови его.

Дождь лил как из ведра, пока Ауум карабкался на вершину утеса. Подъем занял у него целый час, не меньше. Очередную опору для рук и ног приходилось выбирать очень тщательно, и каждый следующий шаг был опаснее предыдущего. Каждый миг напоминал Аууму о том, за что он так любит лес, любит творение Инисса и любит силу и ловкость, которыми благословил его бог.

Лежа на самом краю утеса, на расстоянии вытянутой руки от первой лесной зелени, он ждал, пока дождь не смоет грязь с его одежды и тела. Он набирал полную грудь воздуха и задерживал дыхание, пока в висках не начинало стучать, и только потом делал выдох. Здесь была жизнь. Здесь была причина желать спасти и сохранить все, что создали эльфы. И никому нельзя отказывать в этом, если у него возникало подобное устремление.

Ауум сел и свесил ноги за край обрыва. Далеко внизу осталась вытащенная на берег лодка, которую он перевернул вверх днищем, чтобы ее не залило водой. Он воспрянул духом, вот только руки и ноги налились свинцовой усталостью, словно после трехчасового спарринга с Серрином, Молчащим Жрецом, быстротой и ловкостью не уступавшим ТайГетен. Ауум улыбнулся.

Слева раздался какой-то звук, и он оглянулся. Такой сильный дождь обычно смывал все следы. Но слезы Гиал были другом ТайГетен. Правда, сейчас он не мог разобрать, что это было. Ауум стремительно вскочил на ноги. Это вполне могла оказаться упавшая с дерева ветка. Так могло бы рухнуть смертельно раненное животное. Но шестое чувство подсказало юноше, что это — нечто совсем иное.

Здесь, на самом краю обрыва, на открытом месте, он представлял собой отличную живую мишень. Ауум нырнул под сень деревьев, позволяя их густой листве укрыть себя. Теперь шум раздавался уже совсем близко. Какой-то непонятный стук. Он пристально вглядывался в сумрак, пытаясь разглядеть что-либо необычное в переплетении баньяна, фиговых и пробковых деревьев, виноградных лоз и покрытых мхом ветвей. Взору его предстало мельтешение сотен оттенков зеленого и коричневого, теней от крупных листьев и буйство ярких цветов.

Это была его земля. Земля ТайГетен. А стук был здесь чужим. Ауум бесшумно скользнул в лес, оставив позади свежесть утесов и вслушиваясь в звуки природы. На ветвях пронзительными голосами перекликались обезьяны, повсюду раздавались птичьи трели, шуршание скользящих по земле животных и трескучая какофония насекомых. Словом, подданные Туала явили себя миру во всей красе.

Но было здесь и кое-что еще. Запах, напоминавший жженую кору с горьким привкусом паленой абуты[16]. Он доносился откуда-то справа. С той же стороны, что и странный чавкающий шум. Ауум присел и затаился. В подлеске и листве нижних веток ощущалось движение. Листья и ветки шумно тряслись и шуршали. И тогда он понял, что его встревожило: чья-то тяжелая поступь.

Трое людей. Наверное, один из них упал, хотя звук скорее напоминал падение плода с ветки баньяна. Ауум замер, вжимаясь в ствол дерева, за которым притаился. Они подойдут к нему, и тогда им придется пожалеть, что они родились на свет.

Теперь он видел их совершенно отчетливо. Двое были воинами. Кожаные доспехи, никуда не годные мечи и кинжалы. Высокие и злобные мужчины. А за их спинами неподвижно стоял еще один, в очень легких доспехах и без меча. Он был одним из тех, кого, как уже успел узнать Ауум, называли «магами». Вот он был опасен. Маг сделал шаг вперед и исчез.

Ауум растерянно заморгал, будучи уверенным в том, что маг просто спрятался за деревом или упал ничком на землю. Но воины не обратили на исчезновение спутника никакого внимания и медленно двинулись вперед, глядя куда-то мимо Ауума или себе под ноги. Он же пренебрег ими, напряженно всматриваясь в палую листву на предполагаемом пути мага. Но там не шелохнулась ни одна травинка.

Воздух, казалось, замер в неподвижности, а потом ринулся внутрь него. Ощущение было любопытным, но в следующий миг у Ауума заложило уши и он почувствовал невероятное давление на барабанные перепонки. Череп взорвался болью. Он обеими руками зажал себе рот, чтобы не закричать, но сдавленный звук все-таки вырвался наружу.

Ауум не понимал, что с ним происходит. Перед глазами у него все поплыло. Он обхватил голову руками, пытаясь унять сокрушительную боль. Юноша ничего не слышал. Потом он упал на колени и яростно заморгал, пытаясь понять, куда подевались его враги, но увидел лишь их размытые силуэты. Они были слишком близко. То, что поразило его, не произвело на них, очевидно, никакого эффекта.

Они заметили его. В голове у Ауума начало проясняться. Медленно, но этого будет достаточно. Его мечи по-прежнему покоились в ножнах за спиной, а мешочек с метательными полумесяцами был крепко завязан на поясе. Он старался не подать виду, что пришел в себя, прижавшись спиной к дереву и подтянув колени к груди. Воины разделились, чтобы подойти к нему слева и справа одновременно. А вот мага он все еще не видел.

Воины приблизились. Ауум уже различал положение их тел и взметнувшиеся вверх клинки. Они явно полагали, что он уже ни на что не способен. Он постарался расслабиться, изобразив на лице болезненное выражение, а потом потряс головой, как человек, приходящий в себя. Воины ускорили шаг. Один из них поскользнулся на влажной земле.

Ауум прыгнул вперед и вверх, потянувшись через левое плечо за клинком, который и метнул в правого воина. Потом упал, перекатился и ударил сомкнутыми ногами своего левого противника в пах. Тот завопил от боли и согнулся пополам, прижав одну руку к животу. Ауум вскочил на ноги, обеими руками схватил голову воина и резко повернул.

Отвернувшись от поверженного противника, он увидел, что первый пытается вытащить из живота его клинок. Кровь сочилась у него изо рта, а из раны в животе била струей. И вдруг Ауум услышал, как треснула сухая веточка. Вот теперь появился и маг. Он стоял чуть позади своего умирающего товарища и улыбался. Губы его шевелились, и он совершал какие-то пассы руками.

Ауум бросился к нему, уже понимая, что остановить не успеет. Маг свел ладони вместе, готовясь хлопнуть в них. Затем уронил голову на грудь, а потом поднял ее и взглянул Аууму прямо в глаза. Ауум остановился, решив, что лучше будет послать молитву Иниссу, чтобы тот защитил его душу.

А потом маг вдруг дернулся вперед и едва не упал. Он издал какой-то кашляющий звук, глядя на Ауума с выражением невероятного изумления на лице. Изо рта у него хлынула кровь. Из его шеи, под самым подбородком, торчала головка метательного полумесяца. Маг покачнулся и рухнул лицом вперед.

Не далее чем в десяти ярдах от Ауума стоял какой-то ula. На нем была рваная и кое-как заштопанная одежда. У него было вытянутое, худое лицо со ввалившимися щеками. На подбородке и щеках топорщились остатки длинной бороды. Там, где виднелась кожа, она была покрыта царапинами и порезами, словно он пытался побриться тупым ножом. Волосы у него тоже пребывали в беспорядке, торча в разные стороны нечесаными прядями, в которых запутались сухие листья и веточки, коротко обрезанные в одних местах и неряшливо длинные — в других.

Но держался он горделиво. Руки его висели вдоль тела, но он потирал большие и указательные пальцы или прижимал их к ладоням. Глаза его стреляли по сторонам, а щеки подергивались. При дыхании ноздри его втягивались и раздувались. Ауум смотрел, как он плавно скользнул к магу и вытащил у того из шеи свой метательный полумесяц.

— К счастью, я еще не забыл, как ими пользоваться. — Он рассмеялся и взглянул направо. Смех замер у него на губах. — Я ничего не забыл и тренировался, когда ты не подсматривал за мной. Ты ведь не следишь за мной постоянно, верно? Да, так я и думал. Один — ноль в мою пользу.

Ауум смотрел, как его спаситель подошел к умирающему человеку. Опустившись рядом с ним на колени, он развел руки в стороны, не касаясь клинка Ауума, а потом схватил его, повернул и по самую рукоять всадил в грудь солдату, после чего медленно, словно священнодействуя, вытащил его. Мужчина мешком повалился набок.

Дикарь ula выпрямился, вытер лезвие об одежду человека и подошел к Аууму, протягивая ему клинок рукоятью вперед. Ауум принял его и кивнул в знак благодарности, все еще не находя слов, чтобы задать вопрос так, чтобы тот не прозвучал угоднически-льстиво. Незнакомец окинул его внимательным взглядом и кивнул.

— Что ж, думаю, он узнал меня. Пожалуй, мне стоит причесаться.

Он зарычал, и Ауум вздрогнул от неожиданности. В голову ему начали закрадываться сомнения.

— Собственно говоря, я сам узнал его. У меня хорошая память на лица. Особенно когда владелец принадлежит к числу самых талантливых моих учеников. — В глазах у него светились теплота и настороженность. — Тебя зовут Ауум.

У Ауума подкосились ноги. Он сунул меч в ножны, испытывая невероятное облегчение.

— Архонт Такаар, я польщен, что вы узнали меня.

И тут же проклял себя за неосторожные слова.

— Ха! — Такаар хлопнул в ладоши. — Я же говорил тебе, говорил.

Такаар схватил Ауума за плечи.

— Хорошо. Как приятно будет поговорить с кем-нибудь еще.

Ауум спохватился, едва сдержавшись, чтобы не задать вполне очевидный вопрос. Вместо этого он улыбнулся.

— ТайГетен будут вечно благословлять Инисса за то, что вы еще живы, — сказал он.

Лицо Такаара окаменело.

— Я в этом сомневаюсь.

Он опять скосил глаза в сторону и пробормотал нечто неразборчивое, после чего развернулся на каблуках и зашагал в лес, не оглядываясь и на ходу продолжая разговор с Ауумом.

— Хороший вопрос. Даже очень хороший, а у тебя их много, я же вижу. Но зачем ты пришел сюда, Ауум? Тебя никто не звал. А я терпеть не могу непрошеных гостей. Хотя нельзя сказать, что за последние десять лет у меня их было много.

Такаар остановился и обернулся.

— Идем, идем, раз уж ты все равно здесь.

И вновь зашагал вглубь леса. Ауум заторопился за ним, про себя удивляясь тому, как быстро движется Такаар, не оставляя после себя никаких, даже малейших следов на сырой и мягкой земле.

— Сегодня я собирался заняться совсем другими делами, — продолжал Такаар. — Очень смешно. Быть может, ты помолчишь хотя бы некоторое время? В конце концов, у нас гости. Я не буду этого делать. Во всяком случае, сегодня. Как ты и говорил.

Аууму не требовалось особых усилий, чтобы не отстать от него. Двинувшись в путь со сноровкой опытнейшего воина ТайГетен, Такаар вскоре начал спотыкаться и явно сбился с пути. Казалось, он заблудился и растерялся. Он то что-то бормотал себе под нос, то разражался громкими криками. Ауум в очередной раз спросил себя, как Такаар сумел столь эффективно выследить мага. А вот вздумай кто-нибудь проследить за ними, то особого труда это ему не составит.

Это был совсем не тот Такаар, которого он надеялся найти. Во всяком случае, судя по первому впечатлению. Вопрос о том, как он отреагирует, когда Ауум сообщит ему о цели своего визита, оставался открытым. Здесь возникали самые различные варианты, и слишком многие из них были юноше неприятны. Эльфы попросту не могли их себе позволить. Перед ним был совсем не тот вожак, который смог бы объединить разрозненные кланы и восстановить гармонию.

— Мы почти пришли, — объявил Такаар. — Милости прошу в мой скромный дворец.

Он коротко рассмеялся. Наверху слезы Гиал уже высохли, и солнце пробилось сквозь пелену тяжелых туч. Ауум вошел вслед за Такааром в лагерь и остановился, глядя на то, что было трудно назвать творением больного и неуравновешенного разума. Взору его предстала крепкая мазанка, крытая соломой, бивуак под растянутыми шкурами животных и торфяная печь для обжига. Быть может, дела все-таки обстояли не так мрачно, как ему показалось поначалу.

— Мне есть что показать тебе. Тысяча способов умереть. И еще сотня, чтобы остаться в живых. Все это здесь. Прямо перед нашим носом, стоит только руку протянуть.

Такаар скрылся в своей хижине. Он говорил, не умолкая, и беспрестанно щелкал пальцами, словно подчеркивая очередную мысль. Ауум последовал за ним внутрь мазанки и замер на пороге, глядя на полки с рядами горшков, грязный и провисший гамак, вонючее деревянное ведро, полное рвотных масс, и длинный стол, на котором опять-таки выстроились горшки и лежали разбросанные листья, цветы, кусочки коры и стебли растений.

— Это не дом, а настоящая мастерская, — выдохнул он, собирая все свое мужество. — Прошу прощения за то, что нарушил ваше уединение, Такаар.

Но Такаар не слушал его. Все его внимание было обращено на нож и тонкую деревянную дощечку, на отполированной поверхности которой он тщательно вырезал какие-то символы.

— Тысяча. Тысяча способов и…

Он вдруг умолк, резко оборвав себя на полуслове, и быстро подошел к длинному столу, после чего хлопнул обеими ладонями по крышке, перевернув пару горшков и разметав остальное содержимое.

— Но это не входило в мои намерения. Я всего лишь занимался исследованиями. Мое наследие. Мое…

Гнев его улетучился, и он кивнул, возвращаясь к прерванной работе. На лице его появилось печальное выражение.

— Это правда. Я никогда и не отрицал очевидного. На самом деле, я заслуживаю этого. Но даже эльф-неудачник может принести некоторую пользу. Не исправить причиненное зло, а просто принести пользу.

— Такаар, — проговорил Ауум.

Такаар резко обернулся и раздраженно взглянул на юношу. Впрочем, постепенно выражение его лица прояснилось.

— Где же мое гостеприимство? — сказал он. — Я оказался не готов принять троих гостей сразу.

— Троих…

Такаар вновь схватился за нож и направился к своему бивуаку.

— У меня есть настойки пьедры и гвоздики. И мускатного ореха тоже, если желаешь, — сообщил он, постукивая кончиком пальца по заткнутым пробками горлышкам кувшинчиков. — Холодные, разумеется, но очень хорошие. А вот поесть нечего, разве что какие-нибудь корешки. Охотиться можно на закате. Пойдешь со мной? По крайней мере, это хотя бы расстроит его планы.

Такаар кивнул на грубую деревянную табуретку в углу бивуака.

— Это доставит вам удовольствие? — осведомился Ауум.

— Огромное, — отозвался Такаар.

— В таком случае я почту за честь принять ваше предложение и поучиться у великого мастера.

Глаза Такаара засверкали. Подойдя к Аууму, он положил обе руки на плечи молодого воина ТайГетен. Выражение лица его было ясным и незамутненным, и Ауум впервые увидел перед собой того Такаара, которого помнил с давних времен.

— А потом, когда мы будем есть свежину, ты расскажешь мне, зачем пришел сюда и что грозит уничтожить расу эльфов.

Ясность и сосредоточенность исчезли. Такаар потер лицо руками и взъерошил волосы, а потом ткнул Ауума пальцем в грудь.

— А вообще хорошо, что ты здесь. Мне нужно побриться. И постричься заодно. Нож лежит вон там, а кожаный ремень для заточки — вон он. Не будем терять времени. Принимайся за дело.

Глава 15

Боги редко отверзают уста. Стыд и позор, что мы так часто предпочитаем их не слушать.

Ултан-ин-Кайеин. На древнем языке это означало: «Место, где можно услышать богов».

Ултан представлял собой открытую U-образную естественную чашу, образованную отвесными скалами, которые преграждали доступ к морю. С тропическим лесом и рекой Икс. Чаша обладала прекрасными акустическими свойствами и с момента основания Исанденета оставалась тем местом, где эльфы собирались во времена празднеств и распрей. Ултан мог вместить в себя четверть миллиона iads, ulas и детей. Все население Калайуса и даже больше.

На протяжении сотен лет он оставался таким, каким задумал и создал его Инисс, но в последние годы здесь начались работы по сооружению колоссального монумента, посвященного богам. Огромные каменные плиты и пилястры, вырубленные в каменоломнях к западу от Исанденета, привозили на баржах для строительства сцены на северном склоне Ултана, там, где утесы обрывались в море. Их украшали искусной резьбой, увековечивая деяния богов и эльфов, равно как и порой бурную историю Хаусолиса и полную лишений жизнь на Калайусе.

Поговаривали, что со временем вся котловина, заросшая сейчас травой, будет занята скамьями, которые расставят концентрическими кругами вокруг сцены. Какой-то умник предложил построить и крышу. Катиетт, когда она глядела на огромную травяную чашу и представляла себе, каких размеров потребуется деревянный навес, не покидало легкое чувство нереальности.

Но сегодня утром, естественно, ни о каком праздничном настроении не могло быть и речи. Не было даже чувства общей цели. Преобладали гнев, разочарование, отчаяние и растерянность. А те, кто выжил только благодаря защите ТайГетен, испытывали еще и страх, и неизбывную тоску.

К этому времени эвакуация иниссулов стала секретом полишинеля. Подступы и вход в Ултан надежно охраняли воины ТайГетен. Многие из них, следует признать, надеялись, что нападение все-таки состоится. С одной стороны, реакция эта была досадной и вызывающей разочарование, с другой — совершенно нетипичной для эльфов. Катиетт, впрочем, разделяла чувства своих бойцов, вспоминая о том, что случилось на храмовой площади, без угрызений совести или сожаления.

В Ултане нашли прибежище почти три тысячи иниссулов. Еды у них было очень мало, одежды — еще меньше, поскольку пришли они сюда, что называется, в чем стояли. Когда они поспешно покидали свои дома, которые превратились вдруг в смертельные ловушки для эльфов из клана бессмертных, удалось прихватить с собой лишь кое-что из ценных вещей.

Их безопасность обеспечивали тридцать ТайГетен. Первым делом Катиетт выпустила на волю почтовых птиц, отправив их в лес с сообщением об общем сборе. Они должны были разлететься по укрытым в лесной чаще святилищам Инисса и уже там ждать в потаенных гнездах, пока туда не заглянет какая-нибудь тройка Тай, чтобы прочесть сообщение, выпустить птиц на волю и передать послание другим.

В силу обстоятельств, подобный способ связи не отличался надежностью и эффективностью. Процедуры обязательной проверки гнезд не существовало. Птицы могли пасть жертвой хищников как в полете, так и в гнездах, несмотря на их особое устройство, поскольку туда могли пробраться змеи и грызуны.

В огромном котловане Ултана несколько тысяч иниссулов и их защитники выглядели именно теми, кем были на самом деле: жалкой деморализованной кучкой эльфов, промокших под предрассветным дождем и прячущихся под убогим навесом, который смогли соорудить звенья ТайГетен. Они же разожгли несколько костров, дым от которых поднимался в небо, смешиваясь с черной пеленой, повисшей над Исанденетом.

ТайГетен переходили от одной группки беженцев к другой, предлагая помощь и утешение, равно как и немногие крохи сведений относительно их ближайшего будущего. Но лесные воины оказались непривычны к роли наставников и советчиков, неумело подставляя плечо, на котором можно было выплакаться. Однако же они не упускали из виду ничего, о чем им говорили, и из этих рассказов складывалась общая картина, питающая растущую в них ярость.

Катиетт смотрела на стаю птиц, кружащую над Ултаном. Эти птахи не понесут дурные вести иниссулам и ТайГетен. Они должны будут отправиться к Толт-Аноору и Денет-Барину. До первого был день пути под парусом вдоль побережья на восток от Исанденета. А вот чтобы добраться до последнего, нужно было сначала пересечь море, потом проплыть по реке и пройти по лесу до восточного берега Калайуса. Она вздохнула. Конфликт ширился, разлетаясь во все стороны на крыльях подданных Туала.

Лежащий рядом с нею на носилках бедняга Олмаат с трудом приподнял голову, глядя на приближающуюся группу ТайГетен, которых возглавлял его воин, Пакиир. Катиетт успокаивающим жестом положила ему руку на плечо.

— Не напрягайся, Олмаат. Отдыхай.

— Сорвиголова, — выдавил Олмаат, обожженные легкие и горло которого с трудом тянули дыхание и голос. — Ему еще многому предстоит научиться.

Пакиир вел своих Тай — Макран, Килметт и Лимула. Они составляли относительно новое звено, которое начало обучение всего каких-то пятьдесят лет тому, причем с пылом, который приходилось все время сдерживать. Вот и сейчас по выражению лица Пакиира было понятно, что он находится в плену эмоций.

— Мы должны вернуться в город. Мы должны очистить его. Были совершены преступления, подрывающие саму основу нашей веры.

Голос Пакиира эхом прокатился над Ултаном. Лицо его исказилось от ярости, клокочущей у него в груди. Катиетт намеренно выдержала долгую паузу, чтобы не подбрасывать свежую вязанку дров в костер ненависти. Она предпочла заговорить деловым тоном, прекрасно зная, что у них не будет другого выбора, кроме как ответить ей тем же.

— Во-первых, говорите тише, чтобы те, кого мы тщимся утешить, еще сильнее не испугались назойливого гвалта нашего желания начать войну, — негромко сказала она. — Во-вторых, каждый из нас должен полностью разобраться в обстановке. И, в-третьих, мы не должны выдвигать требования архонту ТайГетен, а можем лишь советовать и убеждать.

— Но не можем же мы просто стоять здесь и… — начала было Макран.

Катиетт одарила ее взглядом, способным испепелить камень.

— Мы — ТайГетен, — прошипела Катиетт. — Избранные Иниссом и созданные Такааром для того, чтобы защищать неприкосновенность наших земель и гармонию от всех, кто на нее покушается. Мы не убиваем, движимые одной только ненавистью и местью. Мы здесь для того, чтобы оберегать эльфов любых кланов. Сегодня мы защищаем иниссулов. Завтра на их месте могут оказаться туали, биитане или сефане. Мы действуем, как предписал нам Такаар. Пакиир. Говори.

— Вчера ты возглавила атаку на эльфов на храмовой площади. Разве это не было убийством из ненависти?

— Мы все видели, кто повинен в преступлении, которое совершилось на наших глазах. Инисс был нашим свидетелем. Мы не убивали безрассудно. Мы устраняли еретиков. То, что случилось, было преднамеренным осквернением и уничтожением гармонии эльфов. Мы не можем позволить виновным избегнуть справедливого наказания.

— Я воспринял случившееся совсем не так. Мне показалось, что мы мстим, — возразил Пакиир.

— Претворение в жизнь заветов Инисса дарует радость, — заявила Катиетт. — Макран. Говори.

Молоденькая ТайГетен кивнула и сделала глубокий вдох. Катиетт положила руку ей на плечо.

— Все мы здесь — братья и сестры, Макран. Всем нам не чужды чувства, которые обуревают остальных эльфов, но мы должны научиться управлять ими. Расскажи мне о том, что ты слышала. О том, что разожгло в тебе такую ярость. Которой не должно быть места в сердце воина в маскировочной раскраске, которую мы наносим на охоте.

Глазами Макран помимо ненависти овладело опустошение.

— К некоторым мы пришли слишком поздно, — начала она. — Я имею в виду не только тех, кто уже умер. Я говорю о том, что мы слышали. Неужели ты не видишь этого на лицах iads?

— Что случилось, Макран?

Катиетт почувствовала, как учащенно забилось у нее сердце, а в памяти всплыли зверства, которые, как ей казалось, навсегда остались в прошлом.

— Они знали, что мы собираемся делать. Они знали, что мы отправимся к храму и будем стараться погасить главный очаг конфликта. А сами тем временем вламывались в дома иниссулов. Они винят нас в том, что наш клан все еще чист. Никаких браков с представителями других родов. Им плевать, что наша способность к зачатию и деторождению находится на другом уровне по сравнению с ними. Поэтому они насиловали всех iads подряд, всех, кто попадался им по пути, готовы они к зачатию или нет. Не для того, чтобы укрепить гармонию или разрушить жизнь. Для того, чтобы лишить выбора. И посеять ненависть.

— Что ж, в этом они преуспели.

Макран трясло. Катиетт тоже чувствовала себя опустошенной. Она взглянула на спасенных иниссулов, и ей показалось, что все iads, все до единой, смотрят на нее, умоляя действовать. Рядом с ними стояли ulas, и лица большинства были избиты и покрыты синяками. Вне всякого сомнения, их заставляли смотреть на изнасилование. А потом оставили жить с осознанием своего бессилия.

Она видела в их глазах потрясение и безысходную печаль. Поначалу она решила, что это всего лишь следствие изгнания из родного дома. Как же глупа она была! Катиетт откашлялась.

— Я понимаю твой гнев, Макран…

— Мы обязаны действовать. Немедленно. Мы можем установить виновных.

Катиетт кивнула, а потом сделала глубокий вдох.

— Поверь мне, я очень хочу отдать такой приказ. Но сейчас у нас есть задачи поважнее. Молчи, Макран. Я говорю. Для каждого насильника обязательно наступит судный день. Я даю тебе слово. Никто не уйдет от наказания. Но сначала мы должны отвести этих людей, невинных людей, в безопасное место.

— Затем мы дождемся всех ТайГетен из леса. Мы призовем и всех Молчащих тоже. И только после этого вернемся и очистим город от скверны, которая в нем поселилась.

Макран вновь попыталась было возразить, но на сей раз ее заставил замолчать Олмаат. В его голосе чувствовалась надрывная боль, а говорил он с хрипом и придыханием.

— Подумай, Макран, — сказал он. — Мы должны сохранить то, что у нас есть сейчас. Судить же станем потом. Мы нужны этим людям здесь, когда защищаем их, а не мстим, проливая кровь на улицах Исанденета.

Олмаат умолк, чтобы откашляться. Все его тело сотрясалось, а на лице его и в глазах отразилось страдание, скрыть которое он не мог, как ни старался. Наконец он собрался с силами, вытер рот тыльной стороной обожженной, покрытой мазью ладони и продолжил.

— Мы оказались втянутыми в конфликт, который представляется тем более опасным, что мы не знаем, кто в действительности наш противник. Мне кажется, здесь одновременно действуют несколько групп, каждая из которых преследует свои интересы. Но эти преступники не уйдут от наказания. Если они попробуют скрыться в лесу, то превратятся для нас в легкую добычу. Поэтому они останутся в городе, как в тюрьме, которую сами для себя построили. И мы очистим город от этой мерзости. Когда придет время.

Макран кивнула. Ее примеру последовал и Пакиир.

— Я услышал тебя, Олмаат, — сказал он. — Прости меня.

— Мне не за что прощать тебя, брат мой. Все мы испытываем одни и те же чувства. Но мы должны действовать как единое целое, иначе мы погибнем.

У входа в Ултан возникла какая-то суматоха, и Катиетт подняла голову.

— Что там такое? — спросила она, уже испытывая чувство огромного облегчения. — Инисс все-таки не оставил нас.

В Ултан вошел Молчащий Жрец Серрин.

* * *

Гардарин был полностью разграблен. Взломаны сейфы с драгоценностями. Все без исключения лавки, магазины и фермы подверглись мародерским набегам. Продукты питания превратились в главную ценность, цены на них на черном рынке подскочили до небес, приводя временами к ожесточенным столкновениям.

Всякая видимость гармонии исчезла, словно утренний туман над морем с наступлением жаркого дня. Кланы, было объединившиеся против иниссулов, погрязли в междоусобной войне. Туали перенесли свою ненависть на биитан по причинам, которых не могла представить себе Пелин, за исключением, разве что, их относительно долгой жизни. На нее легла ответственность за город, разделенный на клановые гетто. Повсюду возводились баррикады. Административный вакуум быстро заполнялся законом толпы, проще говоря — самосудом. Эльфы с ошеломляющей быстротой скатились по ступеням эволюции, превратившись в диких животных. Теперь, с отменой закона Такаара, их, похоже, больше ничего не связывало. В большинстве кланов появились свои собственные жрецы.

Усиленные патрули Аль-Аринаар охраняли храмовую площадь, где царили воинственные настроения и где грозили повториться преступления двухдневной давности. ТайГетен и почти все иниссулы укрылись в Ултане, пытаясь понять, что им делать дальше. Все знали, что они там, но нападать на них никто не собирался.

Радовало то, что неизвестные корабли, по крайней мере, держались в отдалении от берега. Они, несомненно, ожидали какого-то сигнала, но Пелин не смогла выяснить, кто именно должен был его подать.

— Вот и хорошо, — пробормотала Пелин, небрежно перебирая официальные бумаги и записи в разгромленных конторских помещениях, находящихся за кулисами зала собраний Гардарина.

— Простите, что вы сказали?

— Просто мысли вслух, Метиан. Клянусь глазами Туала, какой беспорядок! Те, кто все тут разгромил, просто желали хаоса? Или преследовали какую-то конкретную цель?

— О да, — ответил Метиан, и лицо его помрачнело. — Адреса. Здесь хранятся все документы публичного характера. Или, точнее, хранились. Данные на управляющих высшего звена и чиновников всех кланов пропали, насколько мы можем судить. Я имею в виду, что до сих пор мы их не нашли. Похоже, именно эти записи и были изъяты, причем с большой тщательностью. Они да еще сведения о казначейских хранилищах. Так что теперь эльфы знают, где и что искать. Кое-кто изрядно погреет на этом руки.

— И что они будут делать со своим богатством? — осведомилась Пелин.

Метиан неопределенно кивнул головой в сторону моря.

— Заплатят наемникам с севера, например.

— А ты умеешь вселить оптимизм.

— Я старался.

Пелин взглянула на Метиана. Вокруг гвардейцы Аль-Аринаар, главным образом гиалане, перебирали бумаги и свитки пергамента, разбросанные по полу, пытаясь восстановить хотя бы некоторое подобие порядка. Метиан выглядел ужасно. Двое суток без сна и постоянная борьба за то, чтобы сохранить единство и боеспособность Аль-Аринаар в свете вспыхнувшей вражды, отняли у него последние силы.

— Спасибо за то, что поддерживаешь меня.

— А как может быть иначе.

В задней части Гардарина громко хлопнула дверь, и Пелин услыхала, как кто-то окликнул ее по имени. Она вздохнула, сознавая, что невероятная усталость отняла у нее еще капельку силы воли и уверенности в себе.

— Я здесь!

Вошел перепуганный гонец-сефанин. Лицо его было грязным, в потеках от пота, а руки были сбиты в кровь и перепачканы.

— Я только что из гавани. Там назревают большие неприятности, и, не исключено, беспорядки уже начались. Банды туали, биитан и орранов собрались у склада начальника порта. К ним присоединились иксийцы и аппосийцы. Внутри до сих пор лежит много всякого добра. Воины Аль-Аринаар встали между ними, но они, если захотят, легко сомнут нас.

Пелин кивнула.

— Хорошо. Метиан, ты останешься здесь. Продолжай разбирать бумаги. Если начнется заварушка, отступай. Возвращайся к театру или к казармам. По возможности не ввязывайся в драку. Я возьму с собой караул с центрального рынка. Готов бежать обратно, юный Якин?

Якин кивнул.

— Обстановка накаляется. В воздухе пахнет большим мятежом.

— Доверься мне, — сказала Пелин. — Мы справимся. Как-нибудь.

— Сейчас нам бы не помешали несколько ТайГетен.

— ТайГетен никому бы не помешали. Но сейчас мы одни, так что сожалеть об этом бессмысленно. Выстроимся в шеренгу и посмотрим, кто кого, хорошо?

Якин кивнул, и они вдвоем выбежали из Гардарина на враждебные улицы Исанденета.

Глава 16

Сражение — это чаще битва умов, а не мечей или луков.

Серрин выглядел так, словно решил прогуляться по лесу для поднятия настроения. Его выкрашенное белой краской лицо оставалось невозмутимым, зато в глазах светились тревога и беспокойство. Со всех сторон к нему бросились иниссулы, ища благословения и надеясь, что он даст им заодно и надежду. Он не отказал никому, возлагая руки на головы, плечи и приподнимая подбородки. При его приближении Катиетт встала, не позволив Олмаату сделать то же самое.

— Не делай глупостей, Олмаат. Думаю, он все поймет.

Катиетт развела руки и воздела к небесам. Выстроившиеся вокруг ТайГетен последовали ее примеру. Жрец Серрин ответил ей тем же. Он обнял ее и поцеловал в глаза и губы.

— Инисс да благословит тебя, Катиетт и твоих ТайГетен. — Он кивнул собравшимся в Ултане иниссулам. — Какую боль они испытывают. Все намного хуже, чем я опасался.

— Укрепи нас в молитве, а потом мы поговорим, — сказала Катиетт. — У меня нет для тебя добрых вестей, мой жрец. И ты странствуешь в одиночку.

— А вот мои новости не все настолько мрачные.

Серрин опустился на колени, положив ладонь одной руки на камень Ултана, а вторую обратил к небесам. Катиетт увидела, как иниссулы в точности повторили его движение, хотя очень немногие услышат слова этого спокойного и тихого эльфа, не умеющего говорить и совершенно не привыкшего к тому, чтобы возвышать голос.

— Инисс, повелитель всех богов и отец наш, услышь нас. Враги оскверняют нашу землю. Руки твоих детей губят души эльфов. Сделай так, чтобы Туал направил нашу длань, когда мы уничтожим наших врагов. Сделай так, чтобы Шорт раскрыл свои объятия всем тем невинным созданиям, что против своей воли предстали перед ним. Пусть наша вера не оставит тех, кто проявил слабость, и дарует им утешение. Пусть гнев и прощение, милосердие и месть правят нашими сердцами. Не дай нам ослабеть и пасть духом. Я, Серрин, прошу тебя об этом.

Жрец заглянул Катиетт в глаза, и она затрепетала от страсти, которую увидела в них.

— А теперь постушайте, — сказал он. — И я буду просить прощения у своего бога за те слова, что вынужден буду сказать.

— Инисс прощает всех, кто приносит себя в жертву ради имени его.

Серрин улыбнулся.

— Но это не уменьшит боль у меня в горле.

Услышав, как закашлялся Олмаат, Серрин перевел взгляд на него. Быстро подойдя к раненому эльфу, он возложил обе руки ему на грудь и разгладил мазь, покрывавшую его тело.

— Отдыхай, брат мой. Отпусти боль из своей души. Сдержи гнев. — Катиетт смотрела, как нахмурился Серрин, глядя прямо в глаза Олмаату, словно заглядывая ему в самую душу. — Ты тоже это видел, не так ли? То, что принесли с собой люди. И ты ощутил это на себе. Оставайся с нами. Ты нам нужен.

Глаза Олмаата увлажнились, и он схватил Серрина за запястье.

— Я не собираюсь никуда уходить. Я еще должен отомстить.

Серрин кивнул.

— Тем не менее в твоей душе должно жить и милосердие, брат мой.

— То, что я видел, оставляет для него мало места.

Серрин поцеловал Олмаата в глаза.

— Инисс да наставит тебя в делах твоих.

Молчащий Жрец встал и жестом подозвал к себе Катиетт. Взяв ее под локоть, он отвел ее в сторонку, так, чтобы остальные не могли их слышать. Катиетт нервничала. Были вещи, о которых Серрин еще не знал. Ужасные вещи. И еще она боялась неизбежных расспросов. А он, кажется, ощутил ее тревогу.

— Ауум все еще жив? — спросила она, надеясь хоть ненадолго отсрочить неизбежное.

Серрин отпустил ее локоть и вместо этого обнял за плечи.

— Ауума нелегко убить. И становится все сложнее с каждым прошедшим днем. — Он помолчал. — Джаринн мертв, правильно? Трудно представить, что они его пощадили.

Катиетт была ошеломлена. Остановившись, она взглянула в сторону Исанденета, над которым в вечернее небо вздымались все новые столбы дыма.

— Как ты узнал? — спросила она. — Да, люди, нанятые предателем-иниссулом, Хитууром, убили Джаринна. Пытаясь спасти его, Олмаат получил ожоги.

Серрин прикусил нижнюю губу.

— Хитуур? Измена на самом верху. Что я видел. Катиетт… Ауум был вынужден пролить кровь людей в Аринденете. Они применили в храме свою магию. Нас предала Силдаан. Она хочет добиться, чтобы всеми остальными эльфами правили иниссулы. Все поселения в лесу страшатся новой Войны Крови. Там уже почти умерла надежда.

Катиетт вытерла губы тыльной стороной руки.

— Силдаан. Вот никогда бы не подумала, что она связана с происходящим.

— Как я полагаю, Такаар был осужден?

— И его денонсация привела к вспышке ненависти в Исанденете. Храм Инисса был сожжен, и сотни эльфов погибли внутри. Члены всех остальных кланов убивают иниссулов без разбора. Мне пришлось привести их сюда, иначе жертв было бы намного больше. Неужели за всем этим действительно стоит Силдаан? В этом нет смысла. Она хочет власти, но при этом иниссулы погибают сотнями. Их останется слишком мало. Она сама преподносит туали власть на блюдечке.

Серрин покачал головой.

— Нити тянутся намного дальше самой Силдаан. Иначе и быть не может. В высшие эшелоны духовенства. Лориус мог, конечно, привести осуждение и порицание в движение, но он уж никак не хотел этого, я уверен.

— Конечно, нет. Он погиб вместе с Джаррином.

Серрин не сдержался и ахнул.

— И Лориус тоже? Это тяжелый удар. Туали наверняка окончательно потеряли разум. Кто выжил?

— Лориус и Джаринн — единственные, о ком нам точно известно, что они погибли. Мы полагаем, что остальные члены правительства живы, но об их местонахождении и планах нам известно слишком мало.

— Одни живут в страхе. Другие утешают своих подданных. Третьи плетут заговоры. Нам нужны имена. Все может оказаться далеко не так просто, как предательство одного иниссула.

— Но что мы можем сделать? — спросила Катиетт. — Если смотреть на вещи здраво. До начала беспорядков у нас насчитывалось всего сто семнадцать ТайГетен. Нас попросту ничтожно мало, а человеческая магия кажется очень сильной. Гвардия Аль-Аринаар занята сейчас собственными проблемами, им бы не распасться, не говоря уже о том, чтобы поддерживать порядок в Исанденете. Если кланы действительно разделятся, мы окажемся бессильны перед теми, кто пожелает взять власть в свои руки.

— Всегда есть надежда, Катиетт. Спаси тех иниссулов, что собрались здесь. Верь в то, что нельзя по-настоящему сломать гармонию. Она по-прежнему жива в душах эльфов, только скрыта. Мы еще можем восстановить мир. Но если только будем верить сами.

Катиетт пристально всматривалась в лицо Серрина. В его плане чего-то не хватало.

— А где Ауум, мой жрец?

— Ауум отправился на поиски Такаара.

* * *

Гавань бурлила. К тому времени, как Пелин добралась до склада начальника порта, там уже собрались представители семи разных кланов. Кое-кто прихватил с собой импровизированное оружие — багры, цепи и лопаты. Полагались на эти орудия труда, к которым привыкли от рождения.

Пелин видела, как смутьяны упражняются в площадной брани, неуклонно сокращая дистанцию. Толпа неуклонно теснила жиденькую шеренгу гвардейцев Аль-Аринаар, выстроившуюся перед складом. В центре расположились несколько сотен туали и биитан. Гиалане, сефане и орраны тоже присутствовали здесь, хотя и в меньшем количестве. Иксийцы и аппосийцы, сбившись в плотные группы человек по двадцать, напирали с флангов.

Воины Аль-Аринаар отступили, прикрывая здание. Пелин с разочарованием отметила, что они выстроились таким образом, чтобы свести к минимуму шансы скрестить оружие с представителями собственных кланов. Она не могла винить их за это, но такой поступок, независимо от того, был ли он преднамеренным или нет, многое говорил об умонастроениях ее гвардейцев.

Пока что между кланами сохранялась дистанция. Каждый хотел первым добраться до склада. Но дорогу преграждали гвардейцы Аль-Аринаар. Благо что бунтовщики из разных кланов еще не созрели для нанесения совместного удара. Но бреши между группами неуклонно сужались. Появление Пелин несколько поумерило их пыл.

С мужеством отчаяния перед входом в склад выстроилось сорок с небольшим Аль-Аринаар. Пелин поспешила вселить в своих воинов уверенность.

— Гвардейцы, я горжусь каждым из вас. Носите свои плащи с гордостью и помните о том, ради чего вы их надели. Мы призваны защитить гармонию ради всех эльфов. Я останусь с вами. Я не брошу вас и не предам. Я знаю, чего вы опасаетесь. Вы боитесь поразить кого-либо из членов вашего собственного клана. Я — туали, а они стоят перед нами. И, если придется, я буду сражаться с ними. А тот туали, кто нападет на меня, предаст и свой клан, и гармонию. А всем нам известно наказание за подобное преступление.

Пелин развернулась лицом к приближающейся толпе. Она знала, что не все услышат ее голос за воплями, скандированием, лязгом оружия и старинными песнями, которым было самое место только на уроке истории о мрачных страницах прошлого.

— Меня зовут Пелин. Я — архонт гвардии Аль-Аринаар. Передо мной и моими воинами, набранными изо всех кланов, Инисс поставил задачу защищать наших людей, города, здания и улицы. Мы охраняем каждый камень мостовой, оконное стекло, каждое бревно. И мы исполним свой долг. Остановитесь. Больше ни шагу вперед. Расходитесь по своим домам. Возвращайтесь к мирной жизни. Запасы, хранящиеся на этом складе, принадлежат городу и будут расходоваться по мере нужды.

Они не обратили на нее никакого внимания. Она знала, что так и будет.

— Мы будем убивать тех, кто попытается напасть. Я вас предупредила. Аль-Аринаар. К бою!

Мечи гвардейцев Аль-Аринаар, доселе опущенные вниз, взметнулись кверху. Каждый воин сделал шаг вперед, занимая выгодную позицию. Те, у кого были щиты, прикрылись ими, готовясь защищать себя и товарищей. Пелин прошлась вдоль жидкого строя, длина которого не превышала пятидесяти ярдов. Она негромко обратилась к своим воинам так, чтобы ее слышали только они.

— Никто из них не умеет сражаться. Помните о своей подготовке. Бейтесь за своих братьев и сестер. Ни один из тех, кто оказался сейчас перед вами, не может победить вас.

— А если они начнут драться между собой? — спросил кто-то.

— Не вмешивайтесь. Те из них, кто начнет убивать себе подобных, окажут нам большую услугу. Или вы хотите, чтобы кто-либо из них породил следующее поколение эльфов? Подумайте об этом и умерьте свое сочувствие.

Пустое пространство перед строем воинов Аль-Аринаар быстро сокращалось. Наступавшие в центре биитане и туали сблизились друг с другом вплотную, и оба клана попытались одновременно втиснуться в слишком узкое для них место. Явных лидеров, как и четкого строя, у них не было. Случилось неизбежное. В тылу наступающих оба клана соприкоснулись. Началась драка. В ход пошли кулаки и ноги. Они толкались и брыкались. Пока что без оружия.

— Спокойно, — крикнула своим воинам Пелин. — Оставайтесь на своих местах.

Наступление моментально захлебнулось. Головы повернулись в сторону схватки. Эльфы начали поворачивать обратно, и боевые порядки смешались окончательно, когда представители обоих кланов кинулись друг на друга.

— Стойте! — закричала Пелин. — Стойте!

На землю полетели первые тела. С дружным ревом туали и биитане вцепились друг другу в глотки. Пелин увидела, как багор врезался в чью-то голову и вверх фонтаном ударила кровь. Того, кто им орудовал, поглотила толпа разъяренных туали. В воздухе засверкали и опустились цепи, круша конечности. Ноги топтали тела, лежавшие в грязи на мостовой. Ногти впивались в лица. Кулаки взлетали кверху с зажатыми в них клочьями чужих волос. В сгущающихся сумерках блеснули лезвия ножей, и все скрылось за пеленой начавшегося дождя.

Но из-за общей свалки вынырнула группа эльфов. Они обошли сражающихся слева. Потом побежали. Справа их примеру последовали другие.

— Фланги, приготовиться к отражению атаки. Центр, удерживайте позицию. Смотрим вперед. Якин, за мной, — скомандовала Пелин.

Она побежала на правый фланг. Атакующие справа аппосийцы и иксийцы были хорошо вооружены и полны злобной ярости. Они двигались плотным, организованным строем, по десять человек в ряд, четырьмя шеренгами. Бойцы в передних рядах держали в руках мечи и топоры, а сзади виднелись заостренные палки и копья. Воины Аль-Аринаар развернулись им навстречу. Их приближение не вызвало трепета у гвардейцев. И не вынудило их попятиться.

Во дворе склада начальника порта эльфы скрестили клинки. Шеренга Аль-Аринаар прогнулась, но выдержала напор. Пелин побежала в центр обороны. Она буквально кожей чувствовала, с какой неохотой сражаются ее гвардейцы. Якин парировал прямой выпад, отведя меч напавшей на него iad в сторону. Та подставила ему бок, но он лишь оттолкнул ее плечом вместо того, чтобы выпустить кишки.

На дальнем фланге шеренги один из гвардейцев Аль-Аринаар принял на щит удар топора. И он тоже просто оттолкнул противника, тогда как удар мечом поверх щита мог бы запросто прикончить того.

— Убивайте их! — закричала Пелин. — Сражайтесь, а не играйте.

Она протиснулась вперед между двумя своими гвардейцами. Перед нею оказались сразу трое иксийцев. Один проигнорировал ее, атаковав ее напарника справа. А вот остальные двое тут же набросились на нее, занося над головами мечи. Пелин поднырнула под первый удар, а второй отразила, отведя клинок противника в сторону, после чего развернулась и ударила первого иксийца кулаком в лицо. Тот потерял равновесие и отлетел назад, нелепо размахивая руками.

Пелин выдернула свой клинок из зацепления с рукоятью меча своего врага, отчего тот раскрылся, и сделала то, что должна была сделать. Прямым ударом вонзила меч в горло смутьяну. Из перерубленной артерии фонтаном ударила кровь. Ula схватился обеими руками за шею и попытался закричать, но, не издав ни звука, рухнул ничком.

Пелин встретилась взглядом с iad, стоявшей позади него.

— Только дернись, и тебе конец, — крикнула она.

Архонт сделала выпад и вонзила свой меч в незащищенную грудь иксийки. Та в немом изумлении уставилась на нее. Пелин слышала, как взревела толпа вокруг. Ярость. Негодование. Она выдернула свой клинок.

— Я вас предупреждала! — закричала она. — Расходитесь!

Но дело зашло уже слишком далеко. Аппосийцы, объединившись с иксийцами, вновь рванулись вперед. И вот уже одному из гвардейцев Аль-Аринаар отрубили руку ударом топора. Еще одной воительнице пронзили грудь, и она упала лицом вперед, весом своего тела придавив нападавшего. То, что не смогли сделать слова Пелин, произошло само собой. Ярость боя мгновенно выплеснулась на поверхность. Третий из воинов Аль-Аринаар отразил выпад, направленный ему прямо в шею, и ответил ударом щита в лицо иксийцу. А потом вонзил ему меч в живот по самую рукоять.

Пелин уклонилась от удара с замахом от плеча, просвистевшего у нее над головой, и присела на корточки, а потом, как учила ее Катиетт, выбросила ногу, угодив в коленную чашечку аппосийца. Тот завалился набок, задев при этом своего товарища. Пелин выпрямилась, ударом кулака в лицо опрокинув его на землю, и вышла из боя. Отскочив к дверям склада, перед которыми образовалось небольшое пустое пространство, она окинула гавань взглядом.

Дерущиеся между собой биитане и туали врезались сзади в союзные кланы, атакующие гвардейцев Аль-Аринаар. Справа от нее аппосийцев с иксийцами попросту выкосили, как траву. А вот слева вышла заминка. Там, за рядами сражающихся, уже лежало около двадцати трупов в лужах крови.

— Якин! — Юноша подбежал к ней. — Открой эти двери. Нам нужно место, куда можно отступить. Быстрее!

Туали и биитане наконец-то обратили свои взоры на гвардейцев Аль-Аринаар. Сотням разъяренных эльфов противостояла жалкая кучка гвардейцев, численностью уступающая им в десять раз. Пелин вновь встала в центр шеренги. В воздух взвились сразу три багра. Заостренные концы впились в одежду и доспехи. Двоих воинов просто свалили с ног и утащили в ряды противника, где и принялись рвать зубами и ногтями. В образовавшуюся брешь хлынули туали.

— Отходим! — выкрикнула Пелин. — Отступаем к дверям.

К ней устремились враги. На мгновение она осталась одна. Ее атаковали сразу четверо, за которыми виднелись лица других, хотя ее уцелевшие воины изо всех сил старались заткнуть брешь, и им это почти удалось.

Пелин выхватила левой рукой кинжал и приняла боевую стойку. Выставив перед собой оба клинка, она слегка подалась вперед, чтобы увеличить зону поражения, одновременно сохраняя равновесие. В следующий миг на нее налетела четверка врагов. Ни у одного из них не оказалось клинка. Одна iad размахивала над головой цепью. Второй ula орудовал киркой, которая, судя по всему, была слишком тяжела для него. Он был еще очень молод, этот эльф, совсем еще мальчик.

Эльфийка раскрутила цепь над головой и нанесла удар. Пелин отпрыгнула назад, упершись спиной в бревенчатую стену склада. Она даже не заметила, когда успела оказаться так близко к нему. Цепь лязгнула о камни мостовой, высекая искры. Пелин оттолкнулась от стены и воткнула кинжал в живот юноше с киркой, оставив клинок в ране. Откуда-то справа ее к лицу метнулась чья-то рука. Пелин отшатнулась, чувствуя, как чужие ногти пробороздили ей щеку, задев нос.

Архонт отмахнулась мечом сверху вниз, чувствуя, как он скользнул по черепу туали, вспарывая его до кости. Вторая невооруженная эльфийка замялась, не решаясь напасть. Пелин выпрямилась. Девушка напротив явно растерялась и не знала, что делать. Пелин ударила ее ногой в живот, а потом огрела рукоятью меча по затылку, и та рухнула на камни, неестественно вывернув шею, как не бывает у живых.

Пелин повернулась к владельцу кирки. Юноша туали, не отрываясь, смотрел на рукоять кинжала, торчавшую у него из живота как раз под грудиной. Якин высвободил свой меч и взглянул на Пелин.

— Мы вместе учились в школе, — сказал он.

— Что ж, значит, он был плохим учеником.

— Двери открыты.

Пелин кивнула.

— Аль-Аринаар. Выходим из боя.

Шеренга воинов Аль-Аринаар качнулась вперед и тут же отступила, выиграв себе ярд пространства. Временный союз туали и биитан держался. Враги остановились, переводя дыхание.

— Все внутрь склада. Немедленно. Якин, двери.

Пелин с Якином откатили в сторону огромную одностворчатую дверь. Якин вбежал в проем, ожидая приказа закрыть дверь. Воины Аль-Аринаар бегом устремились внутрь. Последняя четверка вошла в склад, пятясь задом и отражая мечами напор наступающих врагов. Один из воинов споткнулся о порожек и упал. Оказавшиеся ближе всех биитанин и туали рванулись внутрь.

— Якин, закрывай.

Юноша изо всех сил налег на дверь, и та быстро заскользила по направляющим, но уперлась в тело раненой девушки из числа нападавших и остановилась, подавшись назад. Кто-то из воинов втащил ее внутрь. Якин закрыл дверь.

— Заприте ее. Намертво. Как угодно.

Якин всем телом налег на дверь, которая уже содрогалась от ударов снаружи, удерживая ее на месте, пока остальные возились с запорами. Кто-то добил раненого врага. Теперь можно было оглядеться и перевести дух, правда ненадолго.

— Мы задержали их, но скоро они ворвутся внутрь, — заметил Якин.

— В таком случае давайте найдем выход отсюда, — сказала Пелин.

— Если бы он существовал, они бы уже давно нашли его, — возразил один из ее воинов.

— Ты о них слишком хорошего мнения.

Пелин отвернулась от двери, которая содрогалась под тяжелыми ударами, обрушившимися на нее. Лезвия топоров уже прорубили деревянную преграду. А склад был огромен. Вдоль всех его стен тянулись стеллажи, убегая вдаль шестью рядами на добрую сотню ярдов. На них в строгом порядке лежали всевозможные припасы, какие только могли понадобиться городу. Начальник порта, сразу видно, отнесся к порученной ему работе со всей ответственностью.

Здесь можно было найти все, начиная от корабельных мачт, якорей, стальных тросов, полотнищ парусины и уже готовых парусов до горшков всех видов и размеров, тарелок, кружек и подносов, глиняных и оловянных, элементов конструкций водопроводных труб и сточных желобов, тележек, седел, хомутов, бочек, обручей, замков, ключей, медикаментов… Между рядами полок и стеллажей можно было заблудиться и бродить целую вечность, ища выхода.

Но самое главное и лакомое богатство размещалось на полках справа, над сетями, чтобы до него не могли добраться крысы и мыши. Целые тонны его. Продовольствие. Сушеное, соленое и консервированное. По большей части, это было мясо, фрукты, зерно и рис. Бесчисленные бочки вина и спирта. Бесконечные ряды горшков с высушенными травами. Неприкосновенный запас на самый крайний случай, чтобы город смог пережить самые тяжелые времена. Вот как сейчас, например.

Пелин во все глаза смотрела на продовольствие, оценивая масштаб своего провала. У нее было слишком мало гвардейцев, чтобы сберечь хотя бы неприкосновенный запас. Запас, который, как они полагали, сгорел в первые же часы после отречения и который обрел жизненно важное значение теперь, в свете надвигающихся трудностей. А ведь она израсходовала почти весь свой запас сил, энергии и времени на защиту храма Инисса. Еще одна неудача.

Деревянные двери начали рассыпаться. Люди Пелин подались в стороны, изготовившись для боя и нервно сжимая рукояти мечей. Те, кого они защищали еще вчера, сегодня были готовы разорвать их на куски. Как такое могло случиться? Пелин покачала головой. На самом деле ее гвардия была всего лишь военизированной охраной, и главари мятежа прекрасно знали об этом. Как знали и то, как поведут себя ТайГетен, если жизнь иниссулов окажется под угрозой.

Высоко над головой, в крыше, опирающейся на массивные балки, виднелись несколько световых люков. Пелин ткнула в них пальцем.

— Несите веревки. Лезем наверх. Наш выход отсюда сам к нам не спустится.

Глава 17

Терпение выиграло больше битв, чем мужество и сила, вместе взятые.

От неожиданности Катиетт едва не лишилась чувств. Она почувствовала, как по телу прокатилась волна жара, взорвавшись где-то под ложечкой. Ступни словно загорелись, кончики пальцев закололо, и у нее перехватило дыхание. Она никак не ожидала услышать из уст жреца что-либо подобное.

— Что за ерунду ты несешь? — выдавила она наконец.

Она не знала, прыгать ли ей от восторга или негодовать. Не понимала, какие чувства испытывает. Но, как бы там ни было, сердце у нее учащенно забилось, а в висках зашумела кровь. Такаар. При мысли о том, что она может вновь увидеть его, по телу ее пробежала дрожь. Перед ее внутренним взором возникло его лицо, настолько живое и близкое, чтобы она могла коснуться его рукой.

— Это — шанс, который мы не можем упустить.

— Кто принял такое решение?

— В лесу не проводят совещаний, — ровным голосом отозвался Серрин.

Катиетт тряхнула головой, пытаясь прогнать шум в ушах и туман перед глазами.

— Ты с Ауумом пошел на такой огромный риск ради всех нас?

— Ауум выполняет мой приказ.

— Как он найдет Такаара, если предположить, что тот еще жив?

Серрин улыбнулся с едва заметной ноткой самодовольства.

— Такаар разговаривал со жрецами перед тем, как отправиться в добровольную ссылку.

Катиетт кивнула.

— Понятно.

— Я уверен, что тебе ничего не понятно.

— Оставь свой покровительственный тон! — вспылила она.

— Прошу прощения, Катиетт. Я не хотел обидеть тебя.

Катиетт вздохнула.

— Я тоже, мой жрец. Признаться, ты застал меня врасплох.

— Не часто мне удается проделать такое с ТайГетен, особенно с их лидером.

— Я просто не понимаю, какой от этого может быть толк.

— Ты сама сказала, что не видишь способа восстановить гармонию, если кланы отдалятся друг от друга. Вот я и предлагаю тебе его.

Катиетт фыркнула.

— Думаешь, его примут с распростертыми объятиями? Ты отстал от жизни, Серрин. Я даже не уверена, что его примут все ТайГетен, а население Калайуса — точно нет. Большинство из них родились уже здесь и потому не знают, каким влиянием и харизмой он обладал когда-то. А те, кто помнит, ненавидят его за то, сколько жизней он принес в жертву. Так что Ауум лишь напрасно теряет время.

— Мне очень жаль, что ты так к этому относишься. А еще я думаю, что ты ошибаешься.

— Что ж, поживем-увидим. И все-таки, на что именно ты рассчитываешь? Или ты хочешь провести его церемониальным маршем по улицам Исанденета в сопровождении почетного караула ТайГетен и тех Аль-Аринаар, кто доживет до этого дня? Или, быть может, ты надеешься, что он возглавит армию, которая сметет вторгшихся людей и их магию с нашей земли? Что ж, нам осталось только собрать армию. Всего-то.

Серрин собрался было что-то возразить, но потом передумал.

— Я думал, ты будешь рада, — вместо этого сказал он. — Уж кто-кто, а ты особенно.

Катиетт едва не рассмеялась, но ей не хотелось оскорблять Серрина еще сильнее.

— Такаар в буквальном смысле сбежал из моей жизни десять лет назад, жрец Серрин. Я провела эти десять лет, пытаясь привыкнуть к мысли, что больше никогда не увижу его и что ula, которому я присягнула на верность, и которого беззаветно любила, предал всю нашу расу. И совсем недавно я убедила себя, что надо двигаться дальше, что пора задуматься о союзе с другим. Обязательно членом клана Инисса, потому что мой ребенок должен иметь возможность присоединиться к ТайГетен.

— Я пребывала в смятении и растерянности, жрец Серрин. Я гордилась тем, чего достиг Такаар, и ненавидела его, потому что именно его трусость привела к тому, с чем мы сейчас имеем дело. А теперь еще и это. Ты хочешь вернуть его обратно. Рискуя показаться совершенным безумцем, ты хочешь вернуть эльфа, который провел десять лет в ссылке, чтобы он спас всех нас. У тебя ничего не получится. Это просто невозможно.

— Невозможно или ты этого не хочешь?

— Твое замечание неуместно.

Серрин вновь окинул ее внимательным взглядом, но на сей раз в его глазах просьбы о прощении не было.

— Мы должны испробовать все доступные средства. Мне необязательно самому видеть улицы Исанденета, чтобы понять, насколько отчаянным стало положение. Я достаточно хорошо знаю природу эльфов, чтобы представить себе глубину низости, до которой могут опуститься некоторые.

— Могут? Некоторые уже на дне.

— Изнасилование покажется нам цветочками, если мы не сумеем переломить ситуацию. У меня нет никакого желания вновь изведать то, что я однажды пережил на Хаусолисе.

Было так легко забыть, сколько в действительности Серрину лет. У него было настолько молодое лицо. И он так свободно чувствовал себя в лесу.

— Я сделаю все, что смогу.

— В этом никто и никогда не сомневался, Катиетт.

— Итак, что дальше? Теперь остальные будут взирать на тебя с надеждой, видя в тебе лидера.

— Мысль об этом повергает меня в смущение, — заявил Серрин. — Но я постараюсь сделать все, что в моих силах. Мы должны исполнить то, о чем договорились. Обеспечить безопасность иниссулов и привести Такаара в город.

— Я приведу его, — вызвалась Катиетт. — В конце концов, он — мой архонт. Это — моя обязанность.

— Только не в этот раз. Пойду я. Я обещал Аууму. Не волнуйся. Все у нас получится.

Серрин поцеловал Катиетт в глаза и быстро покинул Ултан. Катиетт смотрела ему вслед, спрашивая себя, как, ради всего святого, сообщит принесенные им новости своим людям. И размышляя над тем, а действительно ли ее разговор с Серрином имел место.

* * *

Дверь в склад распахнулась, и внутрь хлынули эльфы. Толпа заполнила огромное помещение. Пелин почти пожалела их. Туали и биитане все еще дрались друг с другом, хотя представители обоих кланов оказались среди таких сокровищ, которые помогут им продержаться, по крайней мере, еще сотню дней.

Уцелевшие восемнадцать воинов Аль-Аринаар действовали быстро. Размотав корабельные канаты, они поднялись на крышу склада, уничтожив ведущие наверх лестницы. Здесь они были почти в полной безопасности. Во всяком случае, по сравнению с большей частью Исанденета.

— Вы только посмотрите на них, — сказала Пелин.

— Подумать только, что будет твориться, когда продовольствие полностью закончится, — заметил Якин.

— Конфликт столько не продлится. А если даже и так, то ТайГетен будут поджидать их на опушке леса. — Мысль об этом привела Пелин в содрогание. — Ладно, пора возвращаться к «жуку». Метиан был прав. Мы должны собрать всех наших людей. Точнее, то, что от них осталось.

Над головами мятежников были распахнуты створки двух световых люков, а с балок потолочного перекрытия в дальнем конце склада до самой земли опускались канаты. Даже когда Пелин приостановилась, чтобы плюнуть вниз, никто из эльфов не поднял голову, чтобы взглянуть вверх. Они так увлеклись дележом добычи и своей ненавистью друг к другу, что даже не дали себе труда задуматься над тем, куда подевался их общий враг.

Уже пройдя полпути к «жуку», она все еще слышала их. Пелин бежала почти всю дорогу от порта и перешла на шаг только тогда, когда они достигли первых лавок и площади одного из небольших продуктовых рынков. Отсюда до Гардарина было уже совсем недалеко, и она сбавила темп, прислушиваясь к звукам просыпающегося города.

Пошел дождь, но он был слепым и воспринимался скорее как утренний туман, который принес с собой на берег легкий морской ветерок. При мысли об этом она вдруг вспомнила о парусах, маячивших на горизонте всего в сутках или двух пути от гавани. Кем бы они ни были, но если намеревались захватить или разграбить город, то организованного сопротивления им опасаться не пришлось бы. Они бы не могли выбрать более подходящего времени для своего прибытия, даже если были бы…

Пелин вновь сорвалась на бег.

— Быстрее! Аль-Аринаар, за мной.

Она со всех ног припустила через площадь, вниз по Сейлмейкерз-Роу и по пустынному Парку Обновления, в котором до сих пор чадили несколько пожаров, несмотря на дождь, который к этому моменту усилился. Промчавшись по улице Биитс-Крещент, она выскочила на южную площадь. Гардарин по-прежнему стоял с распахнутыми настежь дверями и окнами, а ее люди несли вокруг него стражу.

— Да благословит нас Инисс, хоть здесь мы не опоздали.

Рядом с нею пристроился Якин.

— Архонт Пелин?

— Не сейчас, Якин. Я кое-что придумала. Мы можем выиграть эту войну. Действительно можем. Все за мной. Идемте внутрь, послушаете, что я вам скажу. Быстрее.

Пелин взбежала по ступенькам, ведущим ко входной двери. Пройдя через зал собраний, она взошла на сцену, торопясь в служебные помещения. Ее воины следовали за нею по пятам. По пути она заглядывала в каждую комнату, мимо которой проходила, остановившись наконец в центральном архивном хранилище, где Метиан и еще трое гиалан Аль-Аринаар разбирали море бумаг, разбросанных по полу. Стараниями ветерана в комнате уже наблюдалось некое подобие порядка. Он поднял голову, удивленный ее неожиданным появлением.

— Пелин? Полагаю, склад захвачен.

— Да, но они будут грызть друг другу глотки из-за его содержимого до самого вечера.

— Шорт их всех забери, — с чувством выразился Метиан. Он взглянул на лица воинов, столпившихся позади нее. — Привела мне помощников?

— Нет, — ответила она и вошла в комнату, остановившись в самом центре и поворачиваясь лицом к собравшимся. — Выслушайте меня внимательно и передайте мои слова всем Аль-Аринаар, что еще остаются на своих постах в городе. Я хочу, чтобы ровно через час все собрались в казармах учебной базы. Если только они не умерли или при смерти, передайте им мой приказ: прибыть туда обязательно. Если их вера поколебалась, попросите их прийти, и я скажу им, как мы сможем восстановить мир и порядок в нашем городе.

— А теперь слушайте. По всей видимости, у нас мало времени. В гавань направляются с дюжину кораблей. Завтра перед рассветом они подойдут к пристани. Кто бы ни оказался на борту, они приплыли сюда сражаться. Захватить город. Но подумайте вот о чем. Их появление не случайно. Им точно подсказали, когда нужно появиться здесь, а так случиться могло только потому, что кто-то отсюда, из Исанденета, послал им весточку. Готова поставить свое жалованье за сто дней, что они стояли на якоре не далее чем в двух сутках пути отсюда. Скорее всего, в Казолеанском устье.

— Не понимаю, чем это может помочь, — признался Якин. — Двенадцать кораблей с войсками на борту. Если потесниться, то на каждом судне поместится до пятисот человек. Этого больше чем достаточно, чтобы овладеть городом. У нас и половины такого количества воинов не наберется.

Метиан прижал палец к губам.

— Ш-ш, тише, юноша. Корабли — только одна сторона монеты.

Пелин улыбнулась.

— Метиан прав. А ты задал хороший вопрос, Якин. Продолжай думать, и тогда сможешь пережить нынешний кризис. Пять сотен, говоришь? С таким же успехом там легко может оказаться и семьсот человек. И они могут привезти с собой ту магию, что убила Джаринна и Лориуса, а бедного Олмаата сделала калекой.

— Но этот город очень разросся, к тому же сейчас он пребывает в хаосе. Чтобы запугать и подчинить себе его население, они должны располагать сведениями о том, где размещаются кланы, какие ключевые районы необходимо захватить и каковы могут быть наши ответные действия. Руководить ими почти наверняка должны люди, которые сейчас находятся здесь. Больше ни у кого нет информации должного уровня, достаточного для захвата города.

— Ну, и что же нам делать? — осведомился Якин.

Пелин коротко рассмеялась.

— Этак скоро окружающие поверят в то, что я заранее договорилась с тобой, какие вопросы задавать, молодой ula. Мы сделаем две вещи одновременно. Мы найдем тех, кто крысятничает в Исанденете против нас. Причем мы будем искать не подстрекателей в толпе. Нужно смотреть шире. Хитуур — один из предателей, но должны быть и другие. Уничтожив их, мы нанесем врагу сокрушительный удар. А во-вторых, мы посеем семя страха среди кланов. Нужно рассказать им о том, что их ждет, и пусть это сделают те, кого они еще готовы слушать. Пусть они узнают и о грузе, который привезли эти корабли. Не о настоящем грузе, разумеется. Думается, мы вполне можем позволить себе безобидные выдумки.

— Расскажите обо всем гвардейцам Аль-Аринаар в городе. Приведите их на общий сбор. Мы в силах осуществить то, что задумали. Верьте в это, как верю я. Решите между собой, в какой район пойдет каждый из вас. И будьте осторожны. А теперь ступайте.

Пелин положила руку Метиану на плечо, а другую подняла, не давая Якину выбежать вслед за своими братьями и сестрами.

— Вы оба нужны мне сейчас в казармах. Мы должны будем обсудить кое-что перед общим сбором.

Якин покраснел до корней волос.

— Мой архонт Пелин, я…

— Метиан может умереть. Я могу умереть. Ты тоже мне нужен. Может, ты и молод, но они тебя послушают. Они тебя уважают. Отнесись к этому, как к уроку для последующего повышения по службе. И перестань делать вид, будто безмерно удивлен. Ты прекрасно знаешь себе цену.

Они втроем вновь вышли на храмовую площадь. Со всех сторон до них доносился шум толпы. Как обычно, на горизонте стояли столбы дыма от пожаров. Раздавались звуки бьющейся глиняной посуды и лязг металла. Улюлюканье и вопли эхом отражались от высоких стен. Общество рухнуло так быстро, что трудно было поверить, насколько оно оказалось хрупким и недолговечным.

— Пелин, смотри.

Метиан показывал на площадь перед храмом. Пелин взглянула в ту сторону, боясь вновь увидеть языки пламени, но вместо этого ее взору предстали четыре столба синего дыма, протянувшиеся к небесам, которые уже развеивали дождь и ветер. Она хрипло рассмеялась.

— Ну, вот и наступил заключительный этап плана, — сказала она.

— Ты думаешь? — осведомился Метиан.

— Когда мы прогоним обратно эти корабли и захватим или убьем всех предателей, народу Исанденета понадобится авторитетная и уважаемая власть. Сдается мне, что Ллирон, наша благословенная Верховная жрица Шорта, только что выдвинула свою кандидатуру на эту должность. Если поспешим, то у нас еще будет время ввести ее в курс дела перед общим сбором. Идемте.

Глава 18

Никогда нельзя обдумывать боевые действия слишком долго.

Храм Шорта оставался единственным зданием на площади, не понесшим никакого урона, хотя дым от сожженного святилища Инисса запятнал его стены. Шорт лишь стал выглядеть от этого еще величественнее, вздымаясь на окружающем его пепелище.

Пелин быстрым шагом пересекла площадь, расталкивая кучки эльфов, собравшиеся перед храмом Шорта. Храм был выстроен по образу и подобию самого Шорта, лежащего ничком, и поднимался на высоту сорока футов от уровня площади. Главный вход был устроен в центре головы, и попасть в него можно было, пройдя по окруженной колоннадой дорожке, проложенной по утопленным[17] нижним садам. Беломраморные ступени вели к огромным резным дубовым дверям, перед которыми, выстроившись двумя рядами, горели сорок факелов. У самых дверей стоял квартет Сенсерии, Стражей Шорта в низко надвинутых на лица капюшонах.

Одетые в простые серые накидки, они олицетворяли собой добрых пастухов душ эльфов, чьи лица всегда оставались бесстрастными и невыразительными, дабы скрыть вечную скорбь, которую вызывала у них порученная им неблагодарная задача. Все они держали в руках посохи, увенчанные лезвиями, нечто вроде алебард, на древнем языке называвшиеся «икари». В старинных летописях говорилось о том, что этими посохами пастухи отрубали головы арахам, которые похищали души эльфов.

Икари были, в первую очередь, церемониальным оружием, но любой, кому хоть однажды доводилось наблюдать ритуальную схватку Сенсерии, знал об их возможностях. Например, Катиетт считала, что Сенсерии, которые были эльфами, рожденными от смешанных браков, намного более опасны, чем ТайГетен. К сожалению, их было крайне мало, и на каждом празднике священных текстов их число никогда не превышало пятнадцати человек.

Пелин по мосту пересекла ров с водой и кивнула Сенсерии, которые разошлись в стороны, чтобы дать ей пройти. Архонт почувствовала, как в душе у нее затеплилась надежда. Здесь все было знакомо, здесь ей были рады. Она позволила себе чуточку расслабиться. Как обычно, жрецы Шорта занимались своими делами. По-другому и быть не могло, учитывая, сколько душ нуждалось в помощи, молитве и утешении перед тем, как отправиться в чертоги предков.

Центральное место в величественном зале храма занимал роскошный, находящийся на возвышении алтарь и лестница к трону Верховной жрицы. Алтарь был вырублен из цельной глыбы узорчатого серого мрамора и представлял собой цилиндр более двенадцати футов в диаметре, украшенный по бокам резными узорами в виде сплетенных рук, покоящийся на очищенной от коры колоде массивного баньяна. Поверхность ее была исписана изречениями мертвых, которые жрецы зачитывали нараспев в праздничные дни, а подняться на нее можно было по четырем массивным деревянным ступеням, до блеска отполированным ногами верующих за многие века.

С обратной стороны алтаря крутая лестница высотой в двадцать футов вела к деревянному трону Верховной жрицы, который, в свою очередь, украшала резьба в виде переплетенных конечностей и лиц умерших. Именно отсюда Верховная жрица первой затягивала песнопения, открывавшие дорогу в объятия Шорта. Ее глаза последними провожали душу в путь, когда та вырывалась из оков земной жизни.

Трое воинов Аль-Аринаар склонили головы перед алтарем и стали ждать, пока к ним подойдет служитель.

— Пелин. Твое появление — большая честь для нас.

Пелин обернулась к высокой худой фигуре в темно-серой накидке с надвинутым на лицо капюшоном. Служитель протянул ей обе руки, и Пелин пожала их.

— Это вы оказываете нам благоволение, Телиан, — отозвалась Пелин. — А еще я рада тому, что ты жив и невредим. Многим повезло куда меньше.

Лицо Телиана помрачнело.

— Мы эвакуировали всех в Чертоги Возвращения, но сами там остаться не могли. Мы нужны здесь. Сейчас как никогда. Поэтому все мы вернулись обратно. И Ллирон тоже. Столбы дыма будут подниматься до тех пор, пока беспорядки не прекратятся. Эльфы должны знать, что они могут прийти к нам, когда с кем-либо из их близких случится несчастье.

— Величие Шорта остается неизменным, но ты можешь послать за нами, если вы решите, что нуждаетесь в большей безопасности.

Телиан выпустил руки Пелин и улыбнулся.

— Подозреваю, что ты держишься из последних сил. Все пятнадцать жрецов сейчас в сборе. Итак, что мы можем для тебя сделать? Чьи-то души нуждаются в утешении перед тем, как отправиться в объятия Шорта?

— Я прошу аудиенции Ллирон. Если она примет нас, мы сможем приблизить развязку кризиса. И вновь объединить кланы под рукой представителя власти, который пользуется всеобщим уважением. Под властью Ллирон, ведь других почти не осталось.

Телиан на мгновение заколебался.

— Ллирон обычно дает личные аудиенции только в дни великих праздников.

Пелин всплеснула руками.

— Ты знаешь, что я могу ответить на это. Телиан, я должна поговорить с нею. Город гибнет. Но еще есть шанс восстановить должный порядок. Она наверняка захочет выслушать меня.

Телиан улыбнулся.

— Я в этом уверен. Следуйте за мной. Я не могу гарантировать тебе аудиенцию, но я сделаю все, что смогу. Если, конечно, ты уверена, что желаешь именно этого.

— Разумеется, — ответила Пелин, сбитая с толку. — Почему я должна желать чего-то иного?

— В настоящее время уверенность — это все. Помни об этом.

Пелин предпочла не отвечать. Она попросту не знала, как следует реагировать на подобное замечание. Оно показалось ей чуть ли не бессмысленным. Вместо этого она жестом предложила Телиану показывать дорогу. Жрец Шорта обошел алтарь справа, приостановился у подножия трона, чтобы отвесить поклон, и направился в правое крыло храма.

Здесь жили и работали жрецы и гости храма, когда их присутствие не требовалось в зале. Они составляли лекарства от стольких болезней, сколько не могло привидеться Пелин и в страшном сне, разрабатывали новые методы хирургических операций и, разумеется, корпели над священными текстами и службами, призванными облегчить путешествие душ в объятия Шорта.

Парадокс ревнителей и почитателей Шорта заключался в том, что, хотя главной их обязанностью было приходить на помощь мертвым и утешать скорбящих, все они до единого искренне желали продлить жизнь. Ллирон однажды пошутила, что делает все для того, чтобы остаться без работы. Она была единственным представителем клана Инисса в ордене, став, ко всеобщему удивлению, преемницей биитанина, занимавшего эту должность до нее и скончавшегося четыре года назад. О ее возвышении Джаринн знал, хотя и не подозревал о возвеличивании многих других, что и вызвало такое негодование Лориуса.

Телиан провел их мимо выкрашенных в светлый цвет стен, увешанных гобеленами с изображением многочисленных ликов славы Шорта, умиротворения и красоты смерти и роскошных чертогов предков. Правый же придел храма выглядел куда как скромнее. Работа Шорта требовала сосредоточенности и не терпела того, что отвлекает внимание. Бревенчатые и каменные стены выглядели голыми, а двери в кельи, покои, архивные комнаты и лаборатории являли собой самые обычные деревянные створки, обитые железом.

В храме царила атмосфера прохлады и тишины. В этом крыле Пелин прежде бывать не доводилось, она посещала лишь левое ответвление, куда приносили тела для благословения и переодевания для путешествия в чертоги. Сегодня Залы Безмолвия будут полны, как никогда.

Телиан подвел их к двери едва ли не в самом конце крыла. Дальше располагался лишь выход на площадь.

— Ждите здесь.

Телиан отворил дверь, на которой красовался символ Шорта — обнимающие руки, вошел внутрь и плотно прикрыл ее за собой. Каким бы ни был результат разговора, он не затянулся. Дверь отворилась, и Телиан жестом пригласил их войти, после чего закрыл ее снаружи, оставив троих воинов Аль-Аринаар наедине с Ллирон, Верховной жрицей Шорта.

Ллирон сидела за широким дубовым столом, до краев заваленным свитками пергамента, книгами и текстами писаний. Держа в руке увеличительное стекло, она внимательно рассматривала отрывок, написанный изящным почерком, но выцветшими чернилами.

— Какая восхитительная работа, — заметила она. — Вы должны обязательно ознакомиться с этим текстом. Я уверена, что перед тем, как покинуть храм, у вас найдется много времени для этого.

Она подняла голову и одарила их широкой улыбкой, от которой глаза ее засверкали, а в холодной и по-спартански обставленной комнате стало теплее. Для иниссула Ллирон обладала необычайно высоким ростом и мягкими чертами лица, которые редко встречались у представителей ее клана. Уши у нее были крошечными и плотно прижатыми к голове, нос — тонким и длинным, а глаза — не слишком раскосыми. Она была красива холодной, сдержанной красотой. Воплощенным идеалом художника, представляющим два лица Шорта.

Подавая пример Метиан и страшно нервничающему Якину, Пелин раскинула руки и склонила голову, а потом заговорила, глядя на выцветший ковер у себя под ногами.

— Я польщена и благодарна вам за честь, которую вы оказываете нам, согласившись принять нас, — прошептала она.

— Перестань, Пелин, сейчас не самое подходящее время для соблюдения церемоний. Воины Аль-Аринаар пользуются здесь заслуженным уважением. Обращаясь ко мне, ты можешь смотреть мне в лицо. Всегда.

Пелин подняла голову. Ллирон вышла из-за стола, краем своей простой белой накидки задев его угол, отчего с покрытой оспинами и царапинами поверхности взлетели несколько бумаг.

— Благодарю вас, — сказала она.

— Говори, дитя Туала. Расскажи мне о своих планах.

Пелин сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не сбиться на бессвязную скороговорку.

— У нас еще есть возможность остановить конфликт до того, как ущерб, нанесенный гармонии, станет необратимым. К нам направляется чужой флот. Я уверена, что его встретят предатели, которые сейчас укрываются здесь, в этом городе. Я намерена остановить их. Найти и убить. Нам известно, что Хитуур — один из них, и мы установим остальных, если вы поможете нам.

— Возвысьте свой голос. Кланы прислушаются к вам и сделают так, как вы скажете. Вы можете заставить языки развязаться. Указать пальцем на виновного. Если они сделают это, я тоже смогу. Даже с теми немногими Аль-Аринаар, что у меня еще остались, я сделаю свое дело. Вы согласны помочь мне? Помочь всем нам?

Ллирон наклонила голову.

— Ты пришла ко мне в роли спасителя Исанденета. Но Исанденет не хочет, чтобы его спасали. Как и все население нашего великого народа. Спасение уже вокруг нас.

Пелин оглянулась на Метиана, словно для того, чтобы удостовериться, что она расслышала слова Ллирон правильно. Метиан беззвучно шевелил губами, как делал всегда, когда был смущен и растерян.

— Ничего не понимаю. Кланы распадаются. Они просто рвут друг друга на куски. Иногда — в буквальном смысле. Они уже убили всех иниссулов, кого не успели спасти ТайГетен. Простите меня, но это — не спасение, а бойня.

Улыбка на губах Ллирон увяла.

— В глубине души каждый эльф до сих пор остается первобытным стадным животным. Это живет в его крови, определяя нормы его поведения и желания. Он лишь весьма смутно представляет себе необходимость создания справедливого и уравновешенного общества или проявления терпимости к остальным.

Сердце замерло у Пелин в груди, и она похолодела. Стоявший рядом с нею Метиан напрягся и застыл, словно изваяние. Якин вообще старался не дышать. Ллирон продолжала.

— Нельзя накрыть деревянным настилом жерло действующего вулкана. Тысячелетний эксперимент Такаара провалился. Среди нас есть те, кто горячо молился о том, чтобы этот день наступил поскорее. День, когда все кланы обратятся против него. И вот это случилось. Эльфы проголосовали словами и действиями. Им не нужна близость к другим кланам. Межклановые союзы вызывают у них чувство омерзения. Только Шорт может спасти тех, кто рожден в этом греховном разврате. Народу нужен порядок. Авторитетная власть, а не пустая болтовня в «жуке». Люди желают восстановления старого порядка. Такого, какой существовал до начала Войн Крови. Такого, какой существовал в те времена, когда мы наслаждались самым долгим периодом мира в своей истории. Войдите.

Пелин оглянулась на дверь. Та отворилась, и вошел Телиан в сопровождении троих Сенсерии, за которыми следовали Силдаан, жрица-толкователь священных текстов, Хитуур и шестеро людей. Кое-кто из последних был в доспехах. Остальные предпочли обойтись без них.

Пелин почувствовала, как жаркая волна ненависти захлестнула ее. Она вырвала из ножен свой короткий клинок и бросилась на Хитуура.

— Предатель! Ты убил моего жреца. Ублюдок!

Пелин действовала стремительно. Хитуур стоял впереди шестерых людей и был уязвим, почти обречен. Пелин упала на пол и заскользила по нему, как учила ее Катиетт, выставив перед собой меч. Ее ноги врезались в его лодыжки, и Хитуур грохнулся на пол. Пелин одним прыжком выпрямилась, отводя руку с мечом назад для удара.

У каждого из людей было оружие, но Пелин не думала о том, что ее могут убить. В конце концов, она находилась в том самом месте, которое было нужно ее душе, чтобы уйти к предкам. Но тут тупой конец икари ударил ее под колени, подсек и дернул кверху. Пелин почувствовала, что падает на пол спиной вперед. Второй посох ударил ее в грудь, ускоряя падение. Она тяжело рухнула на пол, и от удара воздух улетучился у нее из легких. И прежде чем она успела сделать вдох, лезвия всех трех икари уперлись ей в горло.

— Прекратить! — разорвал тишину властный голос Ллирон. — Сенсерии, отставить. Еще никто из эльфов не был убит в этом храме. Солдаты, спрячьте мечи в ножны. Ваши действия можно расценить только как святотатство. Встань, Пелин. Ты вела себя глупо.

Пелин в бешенстве вскочила на ноги и стремительно развернулась к Ллирон.

— Он убил моего Лориуса. Он убил вашего Джаринна. Как вы можете стоять рядом с ним?

— Он выполнял мой приказ, — невозмутимо ответила Ллирон. — Чей же еще, по-твоему?

— Ваш? — ошеломленно переспросила Пелин, глядя, как двое стражников Сенсерии встают по бокам Ллирон. — Значит, я искала вас.

— Ну, разумеется, — сердито бросила Ллирон. — Кто еще может возглавить эльфов теперь, после смерти Джаринна и Лориуса? Верховный жрец Шорта всегда был правителем эльфов. И он всегда был иниссулом, до тех пор, пока не вмешался Такаар. Только в стенах храма Шорта все кланы могут рассчитывать на равноправие. Только Верховный жрец ордена может справедливо управлять теми, чьи души проходят через его руки. И только иниссулы обладают достаточно острым умом и силой крови, чтобы обеспечить должный уровень процветания для каждого клана.

Ноги у Пелин подкосились. Подобные слова следовало навеки похоронить в прошлом и использовать только в качестве примера того, насколько несправедливой и неправедной была раньше жизнь большинства эльфов. Она стояла рядом со своими братьями, гиаланином и сефаном. Она боялась за них так, как должна была теперь бояться и за себя.

— Всю свою жизнь вы проповедовали гармонию, — сказала Пелин. — Почему же сейчас вы обратились против нее?

— Всю мою жизнь? Едва ли. Мне приходилось лишь шевелить губами и притворяться, пока Джаринн продолжал проповедовать свои ущербные истины. — Жрица перенесла внимание на Метиана и Якина. — Вы двое. Что вы стоите с открытыми ртами, словно голодные пираньи в поисках пищи? Вам нечего сказать в поддержку своей начальницы?

— Что теперь будет с нами? Или с Аль-Аринаар? — осведомился Якин на удивление спокойным голосом.

— Не бойся, — ответила Ллирон. — Гвардия Аль-Аринаар — пожалуй, самое лучшее и величайшее из всех творений Такаара. Сила, составленная из представителей всех кланов, обученная действовать, как единое целое. Превосходное вооруженное формирование для защиты Шорта, разве нет? Во всяком случае, на мой взгляд. Очень жаль, что ТайГетен при этом не будут играть никакой роли, но ты сама понимаешь, что это только изрядно усложнило бы дело.

— А если мы откажемся? — осведомился Метиан.

Тон Ллирон остался ровным и спокойным.

— Разумеется, выбор остается за вами. Но, завернутых в свои накидки, вас бросят к ногам тех, кто проявит куда меньше милосердия и жалости к плодам неудач Такаара, нежели я.

— Вам придется убить нас всех. К вам не пожелает присоединиться никто, — заявила Пелин.

— Не будь такой наивной. Многие уже сделали это. Я осведомлена о твоих планах куда лучше, чем тебе представляется. Что же касается вас троих, то я дам вам время остыть и обуздать свою ненависть. Я вернусь к вам на рассвете. Перед самым прибытием нашего флота. И тогда я выслушаю ваш ответ. Сенсерии, отведите их в зал созерцания и воспоминаний. Там им самое место.

Глава 19

Я могу скорбеть о тех, кто пал в битве. Или я могу сделать так, чтобы их жертва оказалась не напрасной.

Пелин долго хранила молчание. Зал созерцания располагал к этому. Он был полон всевозможных растений. Дневной свет проникал сквозь стеклянную крышу, раскинувшуюся надо всей комнатой в сорока футах у них над головами. Беззаботно журчала живительная влага в искусственном пруду, вода в который поступала по скрытым трубам. В нем лениво шевелили плавниками крупные белые и черные рыбины.

Пелин сидела в глубоком и удобном кожаном кресле, одном из шести, расставленных вокруг низкого деревянного столика, на котором стояла ваза со свежими пахучими цветами, срезанными в саду, разбитом позади храма. Но вид Якина, без устали расхаживающего по комнате взад и вперед, в конце концов, вывел ее из задумчивости.

— Вот скажи-ка мне, что ты делаешь? — поинтересовалась она.

— Ищу способ выбраться отсюда, — ответил он. — Не можем же мы просто сидеть здесь и ждать?

— Если ты еще не понял, то это — не спектакль «Похищение Верендии», — язвительно заметил Метиан.

Старый гиаланин сидел в кресле напротив Пелин, погруженный в такую же задумчивость, как и Пелин. И столь же немногословный. До сих пор она просто не замечала его.

— Я знаю, — резко бросил Якин. — Но я просто не вижу смысла сидеть и ждать наступления рассвета, чтобы получить клинок икари в живот.

— Ты только зря тратишь силы, которые тебе еще понадобятся, — сказал Метиан. — Иди сюда и присядь.

— Я не могу, — отказался Якин.

— Нетерпеливая юность, — вздохнул Метиан. — А ты, архонт Пелин, у тебя есть план?

Пелин взглянула на него. План. Она предупредила своих воинов о том, что предателями могут оказаться жрецы высшего эшелона власти, а сама добровольно отдалась в руки самой высокопоставленной из них. Хорошенький же из нее стратег.

— Идиотка, — пробормотала она.

— Прошу прощения? — отозвался Метиан.

— Это я о себе, Метиан. Мне очень жаль, что я втравила вас обоих в это дело. Я привела нас всех прямо в лапы врагу.

— Ты же не могла знать об этом заранее, — возразил Метиан.

— Я могла бы последовать своему собственному совету и не доверять никому. Уж во всяком случае, не высокопоставленному иниссулу. Хотелось бы мне знать, состоялся ли общий сбор. Как вы думаете, Эссерал приняла на себя командование?

— По идее, должна бы. В конце концов, ты ведь назначила ее своим заместителем.

— Да, но она — недовольная своей судьбой сефанка.

— Мы все здесь недовольны своей судьбой, — заметил Якин, взобравшийся на бортик у пруда. — Просто надо делать свое дело, верно?

— Осторожнее, ты сломаешь себе лодыжку. Как же ты пойдешь на казнь, прихрамывая, что ли?

— Метиан! — прошипела Пелин.

— Слезай оттуда, юный глупец, — с улыбкой обратился к юноше Метиан.

— Они действительно так поступят с нами? — ошеломленно поинтересовался Якин.

Пелин одарила своего пожилого спутника яростным взглядом.

— Только если мы откажемся сотрудничать.

— Они все равно не будут нам доверять, — сказал Якин. — Они не поверят, что мы так легко переметнулись на их сторону.

— Может, и не поверят, но одно я знаю совершенно точно, — заявила Пелин. — Даже оставаясь в подземелье храма и занимаясь какой-нибудь грязной работой, у нас все равно больше шансов помочь нашим людям, чем если наши души отправятся прямиком к Шорту.

Метиан откашлялся.

— Пелин, я намерен сделать нечто необычное — я позволю себе не согласиться с тобой.

— Неужели ты и впрямь думаешь, что они преподнесут тебя твоим врагам, дабы те казнили тебя традиционным способом? Не глупи.

— Я готов пойти на риск. Посуди сама. Если мы скажем, что готовы встать на сияющий новый путь и стать приверженцами Шорта, я ничуть не сомневаюсь, что нас закуют в кандалы и на первые двести лет обучения вручат нам швабры, ведра и грязные тряпки. Если Ллирон победит, то до конца дней своих мы останемся лишь жалкими и презренными рабами. Она никогда не будет доверять нам. Мы превратимся для нее в низшую форму жизни. Не иниссулы и даже не полукровки, хотя и работающие в ее храме.

— А вот если мне представится шанс продемонстрировать свое красноречие, то я уберегу нас от беды или умру, стараясь добиться этого. Вот как я предлагаю поступить. Если я сумею уговорить своего палача не спешить и не убивать меня сразу, то вновь окажусь на улице. То есть опять смогу драться.

Уголки губ Пелин дрогнули в улыбке.

— А что будет, если Сенсерии прикончат тебя прямо на опушке леса?

— Тогда ты выскажешь мне свое неудовольствие, когда присоединишься ко мне в чертогах предков.

Улыбка зажгла у нее в груди искорку слабой, но все же надежды.

— Лучше бы тебе не ошибиться на этот счет, — сказала Пелин.

— Разве я когда-нибудь ошибался? — вопросом на вопрос ответил Метиан, и глаза его озорно сверкнули.

— Сейчас — не самый подходящий момент для того, чтобы фортуна поворачивалась к тебе спиной, — заметила Пелин. — Якин, а ты что скажешь?

Якин приподнял брови, задумчиво пожевал губами и пожал плечами.

— Пожалуй, нам лучше отдохнуть. Если верить Метиану, завтра нас ждет трудный день.

* * *

— Мы следим за ними? — полюбопытствовал Хитуур.

Вместе с Силдаан и двадцатью людьми-наемниками он стоял у входа в Ултан-ин-Кайеин. Каменная чаша была пуста. Не осталось никаких следов того, что здесь вообще кто-либо был. Около трех тысяч мирных иниссулов и охранявшая их горстка ТайГетен растворились в тропическом лесу.

— В этом нет необходимости, — сказала Силдаан. — Мы и так знаем, куда они направились.

— А жрецы в Аринденете? Мы должны предупредить их.

Силдаан равнодушно пожала плечами.

— Они умны. Они во всем обвинят меня и скажут, что ухаживают за теми, кого я приказала бросить. Во всяком случае, я бы на их месте поступила именно так. В конце концов, нельзя помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.

— А где Лиит?

— Лиит выбрал другой путь, — ответила Силдаан, не оглядываясь, и зашагала прочь от ложбины, возвращаясь к мосту и городу за ним. — Идем. Флот войдет в гавань через два часа. А нам еще предстоит произвести облаву на Аль-Аринаар.

Хитуур немного помедлил, задумчиво глядя вслед Силдаан. Она изменилась. Стала жестче. Так ли все будет на самом деле, как говорит Ллирон? Действительно ли эльфы никогда не смогут стать другими, неизменно руководствуясь низменными инстинктами? Силдаан хорошо играла свою роль. Жестокость в глазах и холодное равнодушие в душе. А ведь всего десять лет назад она считала большой честью для себя быть принятой в ряды высшего духовенства Аринденета и говорила только о том, как распространить гармонию еще дальше, создавая нерушимые связи между кланами.

Но это было до того, как она стала второй после Ллирон жрицей Шорта в лесном храме. Именно там и началось ее перерождение. И еще она никогда не жила на Хаусолисе. Никогда не знала ужасов войны. Она ее обожала. А Хитуура тошнило от крови. Ллирон показала ему путь, когда он погрузился в пучину отчаяния, поняв, что семья его погибла безвозвратно, оставшись по ту сторону рухнувших врат. Хитуур верил в то, что проповедовала Ллирон. А вот ее методы достижения цели ему претили. Воспоминания о том, как он предал Джаринна, приводили его в ужас. Он знал, что отныне и до конца дней своих не сможет избавиться от кошмаров. Он не заслуживал права на новую жизнь.

Силдаан не заметила, что он так и не тронулся с места. Вздохнув, он поспешил за нею следом. Его обогнал вожак людей, уродливый здоровяк по имени Гаран с покрытым язвами лицом и лютой ненавистью в глазах, и положил руку на плечо Силдаан. Она сбросила его руку и развернулась к нему, отталкивая его прочь.

— Разве я не говорила тебе, чтобы ты не смел прикасаться ко мне, короткоживущий?

Гаран примирительным жестом развел руки в стороны.

— Эй, расслабься. Мы ведь работаем вместе, верно? Я всего лишь хочу убедиться, что ты поступаешь правильно.

— Ты опять сомневаешься во мне?

Гаран напустил на себя выражение оскорбленной невинности. Хитуур следил за их разговором со всевозрастающим интересом.

— Теперь, без Лиита, кто еще будет твоей совестью?

В глазах Гарана вдруг вспыхнуло пламя. Силдаан прошипела что-то сквозь стиснутые зубы и метнула быстрый взгляд на Хитуура, явно недовольная тем, что он откровенно подслушивал их перепалку. Она отошла в сторону, поманив за собою Гарана. Хитуур улыбнулся. Он обладал очень острым слухом. Дождя сегодня еще не было, и его ничто не отвлекало, не считая негромкого неумолчного шума леса.

— Никогда больше не вспоминай о нем. Никогда больше не смей пытаться уязвить меня, словно личинка ядовитой мухи, поселившаяся у тебя под кожей. Не забывай о том, кто тебе платит. И благодаря кому ты все еще жив.

— Я жив только благодаря самому себе, Силдаан. Это — моя работа. И я никогда не забываю о том, кто мне платит. Этим я зарабатываю себе на жизнь. Но ты платишь мне не только за мой меч, но и за мои советы. Поэтому я хочу знать, почему ты беспрепятственно позволяешь большому количеству наших злейших врагов и трем тысячам иниссулов раствориться в лесу. Ведь они обязательно примутся мешать тебе и попробуют сорвать твои планы. Ты говоришь, что их мало. — Он ткнул большим пальцем себе за спину. — Но ведь там осталась большая часть уцелевших иниссулов, не так ли?

Силдаан провела рукой по волосам и медленно покачала головой. Хитуур заметил, как ощетинился Гаран, когда она досадливо прищелкнула языком.

— Вот поэтому ты и не можешь советовать мне ни в чем, кроме того, как убивать мечом или магией, не правда ли? Ты ведь совершенно не разбираешься в умонастроениях эльфов, верно? И уж, во всяком случае, в том, как мыслят иниссулы.

— А разве тебя это удивляет?

— Ничуть.

— Ну, так просвети меня. Помоги мне узреть свет твоего расчудесного плана.

Гаран в бешенстве уставился на Силдаан. Предводитель наемников едва сдерживался. Хитуур на миг даже задумался над тем, а кто из них победил бы в схватке один на один. Силдаан блестяще владела ножом. Как и все жрецы, впрочем, хотя очень немногие из них носили при себе оружие. Да и голыми руками она могла убить кого угодно. Во всяком случае, куда быстрее и лучше Хитуура. Но она все-таки не была ТайГетен. Она ни разу не продемонстрировала свойственной им уравновешенности, гибкости или скорости реакции.

Гаран же, напротив, являл собой сгусток грубой силы. Он будет очень удивлен, когда Силдаан окажет ему достойное сопротивление, но Хитуур живо представил себе, как он орудует своим длинным двуручным мечом, и спросил себя, а найдется ли вообще эльф, способный отразить хорошо поставленный удар. Пожалуй, было бы недурно посмотреть на их схватку. И Хитуур не был уверен в том, что знает, кого хотел бы видеть победителем.

Силдаан взмахом руки указала на тропический лес и вновь зашагала вперед. Гаран пристроился слева от нее, приотстав на шаг и с раздражением глядя на жрицу из-под нахмуренных бровей.

— Где-то там сейчас собрались более трех тысяч мирных иниссулов. Большинство из них жили в городе с тех самых пор, как попали сюда, или вообще родились здесь. А те, кто раньше жил в лесу, переселились сюда тоже не просто так. Из них никогда не получится новых воинов ТайГетен. Это — изнеженные iads и ulas, которые привыкли иметь крышу над головой, мягкий матрас, на который можно улечься, и горячую пищу, когда им вздумается проголодаться, причем свои любимые свежие продукты они покупают на рынке.

— А теперь представь, каково им сейчас. В городе с ними жестоко обошлись представители других кланов. Их избивали и насиловали. Они чудом избежали страшной смерти в храме. Зато теперь им приходится искать спасения в тропическом лесу, где под каждой веткой и на каждом шагу их подстерегает опасность. Укрыться от дождя они отныне могут только под листьями, а спать, если они вообще смогут заснуть, им предстоит на земле, кишащей ползающими и кусачими насекомыми и рептилиями.

— Они неизбежно будут голодать. Жалкая кучка ТайГетен не сумеет накормить три тысячи эльфов. Они будут страдать от жажды, пока не наткнутся на ручей с чистой водой. Они ушли без ничего, почти голыми, прихватив с собой лишь кое-что из одежды. Какую-нибудь ценную книгу. Они настолько не готовы к жизни в лесу, что по сравнению с ними ты выглядишь ветераном лесных войн.

— А когда они все-таки доберутся до святилищ, то обнаружат там лишь пару хижин, костер и нескольких эльфов, которые отнюдь не горят желанием ухаживать за ними. Кормить их будут корешками, ягодами и обезьяньим мясом. Спать им придется в дырявых гамаках. Что за жизнь, а?

— Поэтому, когда я протяну им руку дружбы… Я — одна из них, и я приду к ним, чтобы отвести домой, очистив город и сделав так, что те, кто оскорблял и унижал их, отныне вечно бы прислуживали и пресмыкались перед ними. И как ты думаешь, за кем они пойдут? За ТайГетен, которые презирают их за их слабости и отсутствие веры? Или за мной, Ллирон и Хитууром? За эльфами, которые понимают их и их подлинные желания и нужды? За эльфами, которые смогут предложить им лучшую жизнь, чем та, от которой они вынуждены были отказаться и бежать?

— Математика не так уж сложна, как кажется, ты не находишь, Гаран?

Хитуур видел, как лицо Гарана прояснилось, и воинственное выражение на нем сменилось неприкрытым восхищением.

— Тем временем те иниссулы, кто мог выступить против тебя, вынуждены скрываться и не путаются у тебя под ногами, а у ТайГетен и без тебя хлопот полон рот.

— Вот теперь ты начал кое-что понимать, — провозгласила Силдаан и лукаво улыбнулась. — Я же говорила тебе, что разбираюсь в психологии эльфов, но признаюсь, даже я не ожидала, что все пойдет, как по маслу. Тот факт, что Пелин сама пришла к нам, стал неожиданным, но очень приятным сюрпризом.

— И что же решит эта могущественная воительница, как ты думаешь? — поинтересовался Гаран.

Силдаан мгновенно ощетинилась.

— Она может убить тебя голыми руками, Гаран. Пусть тебя не вводит в заблуждение ее хрупкое телосложение. Такаар не зря поставил ее во главе Аль-Аринаар.

— Я не хотел никого обидеть.

— Отвечая на твой вопрос, думаю, будет забавно заглянуть в храм Шорта по пути в гавань и узнать новости из первых рук, а? А как бы ты поступил на ее месте?

— Пожалуй, я бы попытал счастья с Ллирон.

— Так я и думала. Но, подозреваю, Пелин поведет себя далеко не столь малодушно. Хочешь побиться об заклад?

— С тем, кто так хорошо разбирается в психологии эльфов? Благодарю покорно, но нет.

— Знаете, я даже затрудняюсь сказать, разочарована я или нет, — сказала Ллирон. — Я отдаю должное вашей вере и мужеству. Ну и, разумеется, я буду молиться за ваши души, которые, без сомнения, обретут милосердный и теплый прием в объятиях Шорта. Но мне представляется, что все это — напрасная трата времени и сил.

Пелин промолчала. Все, что нужно, она, Метиан и Якин уже сказали друг другу глубокой ночью. Они помолились, составили планы и произнесли слова, которые должны были быть сказаны. И теперь им оставалось лишь молчать да удивляться самообладанию Ллирон, которая вела себя так, словно они всего лишь решили не присутствовать на каком-то малозначительном собрании.

Они втроем лежали на полу в коридоре, в тени дверей. Их раздели догола, а потом зашили в их же собственные накидки так, что в прорези капюшонов виднелись одни лишь лица. Разумеется, их еще и связали, дабы исключить возможность побега.

— Раньше это называлось «стручкованием», если вам интересно, — продолжала Ллирон. — Я специально заглянула в летописи прошлой ночью. Провинившегося эльфа приносили в лес и оставляли лежать на земле в таком вот положении, словно стручок гороха, упавший с ветки. Обычно первыми за дело принимались муравьи. Чуть позже к ним присоединялись жуки, пиявки и мухи. Кусачие ящерицы. Змеи тоже не упускали случая отведать лакомства, а потом, когда в воздухе разливался запах крови и страха, на пиршество наведывались пантеры, собаки и обезьяны.

— Наказание было очень творческим. И считалось весьма действенным средством устрашения. Нечто вроде возвращения и переработки живьем, вам не кажется? Я, правда, подумывала о том, чтобы отдать вас биитанам, но они не позволили бы вам и слова сказать в свою защиту, не говоря уже о том, чтобы вымолить жизнь. Они попросту прикончили бы вас на месте безо всяких разговоров.

Ллирон умолкла, укоризненно качая головой и глядя на них.

— Полагаю, сейчас вам дьявольски неуютно. Но помните, что лучше вам уже не будет до самого конца жизни. Повозки ждут вас снаружи.

Глава 20

Командующий подвергает свою армию опасности всякий раз, когда останавливает ее, чтобы вновь обдумать свое решение.

Их погрузили по одному на запряженные волами повозки, привязав к ним в сидячем положении. Вскоре телеги с Метианом и Якином в сопровождении высших жрецов укатили каждая в свое гетто. Пелин же повезли вниз по улице в Парк Туала, где клан собирался перед тем, как совершить набег на другую часть города.

Пелин с горькой иронией сказала себе, что должна чувствовать себя польщенной. Впереди ехала роскошная алая карета, в которой восседала сама Ллирон. Флаги, почетный караул Сенсерии и легко узнаваемый силуэт Верховной жрицы Шорта вызывали почтительное уважение всех кланов и притягивали толпы любопытных, которые, на время забыв о своих разногласиях, словно мухи на мед, сбежались поглазеть на процессию, чтобы понять, что же здесь происходит.

Публичные выезды Верховной жрицы Шорта были событием исключительным и редчайшим. Как правило, церемониальным поводом для них становилась лишь смерть Верховного жреца Инисса и Фестиваль Ушедших Душ. Разумеется, ее можно было увидеть и в Гардарине во время публичных слушаний, но мифы и аура, окружавшие Верховную жрицу Шорта, обладали для эльфов неизъяснимой притягательностью.

Мужчины и женщины шагали рядом с телегой, на которой везли Пелин. Уже очень скоро самые нетерпеливые и любопытные начали проталкиваться к ней поближе, дабы выяснить, кто она такая и почему удостоилась столь строгой охраны и, одновременно, почетного эскорта. Отсюда был всего один короткий шажок до первой порции плевков, оскорблений и угроз. Зеваки, разумеется, не могли знать, что ожидает Пелин, но отсутствие малейших следов тревоги у нее на лице в свете их обещаний лишь еще больше раззадорило толпу.

Сенсерии и жрецы, сопровождавшие повозку, не делали попыток отогнать самых нетерпеливых и рьяных. Напротив, они даже расступились, освобождая место тем, кто хотел подобраться поближе, и лишь не давали причинить пленнице физический вред.

У Пелин, связанной в своем стручке-коконе, была масса времени насмотреться на откровенную ненависть и понять, какую же несусветную глупость они сотворили. В ходе очень эмоционального разговора они убедили друг друга в том, что сумеют усмирить разбушевавшуюся толпу, воззвав к голосу разума и здравому смыслу.

Суровая правда заключалась в том, что к ним приближался неприятельский флот, что их предал высокопоставленный иниссул, а по городским улицам с видом победителей расхаживали люди. Нужно было проникнуться сочувствием к эльфам, у которых оказался общий враг, но которым надо было указать направление, чтобы они увидели его. Пожалуй, случится настоящее чудо, если кому-нибудь из пленников хотя бы позволят открыть рот для чего-либо еще, помимо криков боли.

Пелин, пожалуй, отрешенно пожала бы плечами, смиряясь с судьбой, но у нее не было возможности совершить столь экстравагантный поступок. Руки и ноги у нее затекли, по коже бегали мурашки, а боль в левой лодыжке становилась нестерпимой. Спиной она то и дело ударялась о металлическое ребро в задке повозки, а кожа на голове чесалась просто неимоверно.

Пелин посмотрела налево, на проплывающие мимо здания, сидя спиной по ходу движения. Она заметила вдали, с правой стороны, шпили Гардарина, царапающие небо над скульптурными постройками Глейда, самого престижного жилого района Исанденета. Значит, уже скоро.

Глейд постепенно сменился кварталом ремесленников, в просторечии именовавшимся «Фреской». Следом за ним показался центральный рынок первоклассных и очень дорогих товаров, а потом и небольшая красивая площадь, за которой начинался Парк Туала. Пелин почувствовала запах гари и горелого мяса. Он смешивался с запахом моря и куда более неприятными ароматами гнили и плесени. Хороший ливень прибил бы их к земле, но, похоже, ее убьют еще до восхода солнца, сухим и жарким ранним утром.

Карета и повозка с грохотом покатились по брусчатке рыночной площади. Сенсерии и жрецы теснее сомкнулись вокруг Пелин. Прозвучала отрывистая команда. Стражи в капюшонах угрожающе задвигались. Толпа, следовавшая за ними, численностью теперь уже более ста человек, в едином порыве замерла на месте. Пелин смотрела, как эльфы неловко переступают с ноги на ногу и по-новому, оценивающе глядят друг на друга. Биитане поспешно отступили от гиалан. Аппосийцы шарахнулись в сторону от сефан. Она была уже почти готова пожалеть их, но, ощутив вместо этого на своем лице мерзкую и липкую слюну, вдруг отчаянно захотела, чтобы случился бунт.

— Шорт вас всех забери, — пробормотала она.

Повозка вздрогнула и остановилась. Она почувствовала, как с передка на землю спрыгнули возница и его напарник. Из парка доносился гул множества голосов и треск огня. Перед нею вдруг возникли возница со своим товарищем, откинули задний борт повозки, державшийся на цепях, ухватились за ее наглухо зашитый саван и потянули на себя. Голова ее несколько раз больно ударилась о доски, из которых было сбито дно повозки, и она оцарапала кожу о заклепки, которыми они крепились к поперечной балке.

Они едва успели подхватить ее с обеих сторон, чтобы она не ударилась о землю, и в вертикальном положении, почти бегом, понесли к тому месту, где перед толпой мгновенно замолчавших туали остановилась Ллирон. При виде Пелин эльфы разразились бурей оскорблений и дружно качнулись было к ней, но тут же остановились, натолкнувшись на ответное движение Сенсерии, которые молча шагнули вперед.

Ллирон подняла руки, требуя тишины. Она была единственным членом клана Инисса, который мог невозбранно расхаживать по улицам Исанденета, не говоря уже о том, чтобы отдавать приказы, ничуть не сомневаясь в том, что они будут выполнены.

— Да пребудет с вами благословение Шорта, подданные и почитатели Туала. Мой храм открыт и готов принять всех вас в эти времена столкновений и гнева. Я в отчаянии от той боли, что причинило осуждение Такаара и молюсь денно и нощно за его скорейшее и благополучное разрешение. И решение, приближение которого я чувствую, уже близко, хотя я сомневаюсь, что вы видите его. И вот теперь я принесла вам дар в знак того, что ночь уступает место рассвету, и Шорт с облегчением взирает сверху на тех, кто еще ходит по нашей земле.

— Шорт благословляет каждый клан, и в его храме все вы можете рассчитывать на его любовь и равное обхождение. Шорт принимает в свои объятия души всех павших, добрых и злых. Только он имеет право судить мертвых. И только я должна судить тех, кто осмеливается бросить вызов его воле. И подобное вызывающее неповиновение продемонстрировала Пелин, архонт Аль-Аринаар.

— А теперь, дарованной мне властью, я возвращаю ее вам, ее народу, чтобы вы свершили над ней правосудие так, как считаете нужным, за выказанную ею ересь, предательские действия по отношению к собственному клану и за убийство тех, кто всего лишь хотел накормить своих голодающих детей.

Пелин хрипло рассмеялась.

— Она предаст вас! Она — марионетка в руках людей. Она…

Конец посоха вонзился ей в живот, заставляя ее согнуться пополам. Охранники тут же подхватили ее под руки, не давая упасть.

— Это она приказала убить Лориуса. Она — cascarg. Выслушайте меня. Прошу вас.

Кулак возницы впечатался ей в лицо и рассек губу. Толпа разразилась радостными воплями. Ллирон вновь подняла руку и ласково улыбнулась собравшимся.

— Непокорная до самого конца, правильно? А ну, где ваш предводитель? Я могу передать пленницу только представителю законной власти.

Толпа притихла. Эльфы начали переглядываться и расступились. В образовавшуюся брешь шагнула чья-то фигура. Пелин взглянула в лицо своему палачу.

Хелиас, распорядитель и спикер Гардарина.

* * *

Они не успели пройти вглубь тропического леса и мили, как жалобы и стенания достигли такого накала, что Катиетт вынуждена была объявить привал, останавливая и без того медленное и тягостное движение вперед. Она честно пыталась проникнуться к ним симпатией и сочувствием. Пыталась изо всех сил. Но, курсируя вдоль несообразно длинной, едва ковыляющей колонны неподготовленных, неприспособленных и откровенно недостойных эльфов, она видела, какой вред они наносят ее лесу и как стремительно улетучивается их воля и самообладание, словно кровь из перерезанной яремной вены.

— Граф. Отдай приказ устроить их поудобнее. Насколько это вообще возможно, разумеется.

Услышав за спиной сдавленное проклятие, Катиетт обернулась и увидела эльфов, мужчину и женщину, которые отчаянно цеплялись друг за друга. Вот он споткнулся о торчащий из земли корень. Лицо у мужчины распухло, на щеках и шее виднелись синяки. Нос у него был сломан несколько раз, и один из ее ТайГетен вправил его в полевых условиях. Женщина негромко плакала. На шее у нее виднелись темные пятна, словно кто-то пытался намеренно задушить ее, а в глазах застыло тоскливое выражение, навеянное воспоминаниями, которые никогда не поблекнут.

Катиетт присела рядом с ними на корточки, когда оба обессиленно повалились на землю, поддерживая друг друга с отчаянием людей, сознающих, что больше им терять нечего. Увидев ее так близко от себя, в боевой раскраске и маскировочном костюме, iad инстинктивно отпрянула. На мгновение у Катиетт болезненно защемило сердце.

— Вы не должны меня бояться, — прошептала она. — Я здесь для того, чтобы защитить вас. И еще я клянусь вам Иниссом, своим богом и властелином, и своей жизнью, что, когда все это закончится, вам больше никого не придется бояться.

— Но почему мы здесь? — вопросил ula. — Ей столько пришлось выстрадать. А теперь вы просите нас совершить многодневный марш по тропическому лесу. Неужели для нас нет более безопасного места, чем Аринденет?

— Доверьтесь мне, — сказала Катиетт. — Вы все поймете. Я очень сожалею обо всех тяготах, выпавших на вашу долю, потому что в этом нет вашей вины. Но мы должны обеспечить вашу безопасность. Мы должны сделать так, чтобы больше никто не смог добраться до вас и причинить вам вред.

Катиетт наклонилась к iad и достала из кармана лоскут чистой ткани. Та приняла его и прижала к носу, из которого тоненькой струйкой текла кровь.

— Благодарю вас.

— ТайГетен открыли сезон охоты на тех, кто стремится уничтожить все, что мы построили. На тех, кому нет места в нашем мире и кто с радостью вернул бы нас во времена Войн Крови. И все это мы делаем во имя Инисса.

— Я не хочу, чтобы вы убивали из-за меня, — прошептала iad.

Катиетт окинула девушку внимательным взглядом. Скромная и тихая, не отличающаяся особой красотой. Одета в платье, которое наверняка сшила сама, купив материал на блошином рынке, а руки ее привыкли держать перо, а не лопату или оружие. Но при этом она была чистокровным иниссулом.

— Инисс направляет мою душу, а Туал — руку. Мы делаем то, что должны.

— И получаете от этого удовольствие, — возразила iad. — Разве не так? Все ТайГетен одинаковы. Вы убиваете, чтобы исправить зло.

Катиетт нахмурилась.

— Мне нравится красота тропического леса, и мне нравится быть ТайГетен. А вот нравится ли мне убивать? Нет. Но наши враги не оставляют нам иного выбора. И они знают, что, хотя мне может и не нравиться то, чем я занимаюсь, свою работу я делаю очень хорошо.

Обе женщины обменялись понимающими улыбками. Катиетт поцеловала свою собеседницу в глаза, прежде чем вновь направиться в голову колонны, затерявшейся в густом подлеске. Начался дождь. Сильный. В небе глухо зарокотал гром.

— Ох, Гиал, какое же неудачное время ты выбрала!

Ее Тай в меру своих сил и возможностей пытались помочь всем страждущим. Они отвечали на вопросы и умоляли проявить терпение. Катиетт, не останавливаясь, прошла мимо них и разыскала Пакиира, стоявшего на коленях рядом с Олмаатом. Поблизости была и Меррат. Катиетт свистом подозвала и ее. Они заговорили на диалекте ТайГетен, представляющем собой смешение древнего языка со щелканьем и чириканьем подданных Туала.

— Все, дальше не пойдем. Смотрите, сколько вреда они причинили, — сказала Катиетт. — Меррат, что там с Ултаном?

— За нами не следят. Они все вернулись в город.

Катиетт кивнула.

— Хорошо. И мы уверены, что наши следы уже затерялись?

Пакиир коротко рассмеялся.

— Они исчезли уже через две сотни ярдов.

— Очень хорошо. А первый cascarg? Тот, что задавал вопросы в Ултане?

Меррат выразительно приподняла брови, и Катиетт вновь кивнула.

— Хорошо, очень хорошо. Ваше мнение. Не пора ли нам развернуть это ходячее бедствие и направить его в перевалочный лагерь?

— Самое время, — решительно выразился Пакиир.

— Думаю, они достаточно страдали, — поддержал его Олмаат.

— Согласна, — заявила Меррат.

Катиетт улыбнулась.

— Пожалуй, еще не достаточно. Давайте-ка не спеша повернем налево, хорошо?

— А ты — жестокая начальница, — заметил Олмаат и попробовал рассмеяться, но смех тут же перешел в сильный кашель.

— Успокойся, брат мой. Я ведь не имею в виду ничего плохого. Женщинам в особенности требуется ощущение безопасности. Так что не будем терять времени. И давайте не скажем им о том, что происходит. Во всяком случае, пока. Проверьте, не нужно ли еще кому-нибудь оправиться перед тем, как мы двинемся в путь.

— Сколько еще до лагеря? — спросил Олмаат.

— Видишь ли, покинув Ултан, мы ходили кругами, — ответила Меррат. — Думаю, до лагеря осталось ярдов четыреста.

Олмаат выдавил болезненную улыбку, от которой слой мази на губах у него потрескался.

— Хотите, чтобы я показал вам дорогу?

* * *

Хелиас подождал, пока Ллирон со своими приспешниками вновь не пересечет площадь, теперь уже в обратном направлении, а ее процессия не исчезнет на улице, ведущей к «Фреске», прежде чем в первый раз взглянуть на Пелин. Ее положили на землю, и туали столпились вокруг почти в полном молчании, ожидая, пока вожак стаи не сделает первый укус. Тишина действовала на нервы и выводила из себя. Пелин попробовала было заговорить, но болезненные пинки под ребра, тычки посохами и удары дубинками оборвали ее попытки.

Когда же стук колес затих вдали, Хелиас вошел в круг и остановился у ног Пелин, держа в руке короткий меч. Он уставился на нее сверху вниз, но она, не дрогнув, встретила его взгляд.

Дрогнуть — значит умереть.

В результате раскола эльфийского общества Хелиас пострадал не слишком сильно. Одежда его была элегантной и опрятной. Подбородок у него оказался чисто выбритым, а волосы недавно вымыты и завязаны на затылке в «конский хвост», который он перебросил через левое плечо. Слухи о нехватке воды в его случае явно оказались преувеличенными. Хотя, не исключено, туали захватили контроль над колодцами и источниками. Скорее всего, так оно и было.

Пелин попыталась увидеть в нем того ula, которого хорошо знала и который часто оказывал ей громогласную поддержку. Вскоре после бегства Такаара и закрытия врат гражданских миротворцев сменили гвардейцы Аль-Аринаар. Естественно, в некоторых кварталах они не пользовались популярностью. Тогда Хелиас поддержал их.

Но сейчас, разумеется, гвардия Аль-Аринаар была злонамеренным порождением дискредитировавшего себя героя. Полиция общества, которого больше не существовало. А Хелиас, помимо всего прочего, всегда чутко улавливал настроения толпы и знал, куда ветер дует. Пелин увидела в его глазах одно лишь презрение, потому что именно этого ожидали от него его вновь обретенные прислужники. Архонт, впрочем, увидела и кое-что еще и сказала себе, что здесь далеко не все так просто.

— Надо же, какой нежданный сюрприз. Пелин. Cascarg Шорта. По-видимому. Хотя не думаю, что я поверил в это. Но есть вещи, в которые я верю. Горячо и искренне.

Хелиас просунул лезвие своего меча под первые путы, которыми она была связана. Веревка не была ни особенно толстой, ни особенно прочной. Хелиас рванул лезвие кверху. Веревка разошлась на волокна и лопнула под одобрительные крики собравшихся туали.

— Я верю в право туали быть хозяевами собственной судьбы в эльфийском обществе. А не падать ниц или бить челом перед иниссулами.

Его клинок перерезал вторую веревку.

— Я верю, что те, кто поддерживает иниссулов в их усилиях вернуть себе власть над эльфами, не заслуживают ничего, кроме вечной ненависти клана, в котором они появились на свет.

Настала очередь третьей веревки. Вот лопнула и она.

— Я верю, что гармония Такаара стала для нас обманом, который длился целую тысячу лет. Поводом для порабощения остальных кланов иниссулами и ширмой, под прикрытием которой оно продолжалось, с использованием железного кулака ТайГетен и Аль-Аринаар.

Меч подобрался к последней веревке. Готово, перерезана и она.

— И еще я верю, что те туали, которые носят в себе ребенка иниссула — не просто efra. Они не заслуживают того, чтобы жить дальше.

Толпа вокруг Хелиаса разразилась одобрительными воплями. Эльфы напирали, закрывая серый рассвет, едва начавший теснить ночную тьму. Хелиас присел на корточки рядом с Пелин и наклонился к ней, так что их лица почти соприкоснулись. Она уже изнемогала от духоты внутри своей накидки, и мерзкий запах, исходящий у Хелиаса изо рта, не помог ей преодолеть подступающую тошноту. Но она вдруг поняла, что не боится его. И испытывает одно лишь разочарование. Единственное, чего она опасалась, так это того, что ей не дадут возможности высказаться. Это стало бы катастрофой для всех, кто столпился вокруг нее, обуреваемый жаждой ее крови.

— Я знаю, что ты собой представляешь, — прошипел он ей на ухо. — И я знаю, кем ты считаешь меня. Но я не настолько невежествен. И я не хочу, чтобы мои братья и сестры слышали то, что ты хочешь нам сказать.

Его лицо расплывалось у нее перед глазами, но она все-таки заметила неприятную улыбку у него на губах.

— Что? — поинтересовался он. — Ты думаешь, что ula не должен думать о себе в первую очередь? Какие пошлости.

— Ты всегда был змеей подколодной, Хелиас.

— Я смогу жить с этим. В отличие от тебя.

Итак, Пелин предстояло умереть. Осознание этого непреложного факта причинило ей боль, и она уронила голову на землю. Хелиас опустился на колени, спрятал свой короткий меч в ножны и вынул нож.

— А давайте-ка посмотрим, что находится там, внутри этого стручка. Давайте насладимся зрелищем командира Аль-Аринаар без одежды. — Хелиас гадко ухмыльнулся ей в лицо. — Я знаю правила стручка. А ты всегда пряталась от меня. Какой позор, моя красавица. Какой позор.

Хелиас провел ножом по ее накидке от горла до самого низа. Швы легко подались острому лезвию и разошлись, выставляя ее на всеобщее обозрение.

Пелин улыбнулась.

— Ой! — сказала она. — Тебе следует вести себя осторожнее с тем, что ты обнажаешь.

Она быстро села и с наслаждением врезала ему левой рукой в подбородок.

Глава 21

Командир, под началом которого ты служишь, не может спасти тебе жизнь в бою. Сделать это могут только те, кто стоит рядом с тобой.

Такаар вновь погладил свою бритую голову. Ладонь его ощутила несколько царапин. И подбородок. Он тоже был гладким на ощупь. Зато теперь голова мерзла. Интересно, отрастут ли волосы снова, подумал он. Тем временем ему, пожалуй, придется соорудить себе шляпу из подручных материалов. Сильный дождь тоже причинял его бритой голове сильную боль. К счастью, у него был лес, под сенью которого он мог укрыться. А вот по утрам ему придется несладко. Особенно здесь, на краю утеса, когда он будет разговаривать со своим мучителем. Дожди здесь часто бывают проливными.

Неприятно. Все это очень и очень неприятно.

Но Ауум был рядом. Он поможет ему. Как помог ему побриться. Как сейчас помогал на охоте. Он был хорош, этот Ауум. Очень спокойный. Очень старательный. Но ему еще многому предстоит научиться. И еще он был очень грубым. Он напрочь отказывался разговаривать с его мучителем, когда они оставались в лагере.

Неприятно.

И еще один вопрос — для чего он пришел сюда? Такаар боялся того, о чем он может его спросить. Того, что ему может понадобиться от него. Такаар хотел остаться здесь. Здесь он мог жить. И здесь он мог спрятаться.

Здесь ты можешь упиваться осознанием собственной вины и находить причины для продления своего существования.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел Такаар. — Тебя никто не звал.

Я хожу там, где хочу. И наблюдаю за тем, что мне интересно.

— Смотри, не напорись на копье.

Я спрячусь за твоей спиной.

Такаар метнул взгляд на Ауума, который стал почти невидимым, притаившись за стволом фигового дерева. Такаар приподнял брови и развел руками. Ауум нахмурился и приложил палец к губам. Потом спохватился, но Такаар уже успел увидеть его жест. Ученик учил своего учителя. Что ж, самое время проверить, что он действительно умеет.

Пятнистый олень, которого они выслеживали, был лакомой добычей. Маленький, быстрый, цветом шкуры сливающийся с окружающей растительностью, он вел ночной образ жизни, предпочитая отлеживаться днем, когда риск подвергнуться нападению пантеры в этой части леса возрастал многократно. Такаар и Ауум прошли по его следу, который вывел их к бойкому ручейку с красивейшим водопадом, падающим с покрытого ледяной шапкой утеса высотой примерно в сорок футов. У подножия его образовался небольшой, но глубокий пруд, к которому приходили на водопой многие подданные Туала.

Кроме того, место это считалось безопасным. Здесь не убивали ни пантеры, ни эльфы. Загрязнить воды пруда кровью — значило на много дней отвратить животных от водопоя. Но на этот раз Такаар мог позволить себе роскошь погнать оленя на своего напарника. Это было рискованно. Он не мог знать, насколько хорошо Ауум владеет копьем, а то, которое он вручил ему, было корявым и летало не очень хорошо. Они запросто могли остаться голодными оттого, что Ауум многого еще не умеет.

Такаар знаком показал Аууму, чтобы тот был начеку, и направился к пруду. Тот являл собой идиллическое зрелище. Вода сверкающей струей ниспадала вниз, поднимая брызги, а на берегу стоял олень, вытянув длинную, изящную шею, чтобы напиться. Уши его непрестанно подергивались, улавливая любые звуки, свидетельствующие о приближении хищника. Но Такаар не производил ни малейшего шума. Он подкрался к самому краю небольшой поляны. Мягкие коричневые и красные пятна на боках животного подрагивали, пока тот жадно глотал воду.

Такаар осторожно сдвинулся влево. Почувствовав, что земля под ногой подалась, он отпрянул назад. Подняв ногу, он ступил на другое место. Твердо и бесшумно. Затем метнул взгляд на Ауума. Тот не шелохнулся, по-прежнему крепко сжимая в правой руке метательное копье. Такаар на мгновение спросил себя, а понял ли напарник, что он задумал.

Кажется, тебя ждет очередное разочарование.

Но Такаар не ответил. Было в самом Аууме, его позе и пронзительном взоре нечто такое, что выдавало в нем уверенного в себе и умелого охотника. Что ж, да будет так. Такаар прошел по краю опушки еще немного. Олень поднял голову. Его короткий хвост предостерегающе вздрогнул. Он что-то почуял, хотя и ничего не услышал.

Такаар мог поразить его, не сходя с места. Его броску ничего бы не помешало. Мясо пятнистого оленя, приготовленное на огне, стало бы прекрасным угощением. Но ведь это был урок, не так ли? А сегодня вечером он достаточно долго рассказывал о том, как поведет себя олень, уходя от преследователей. Теория закончилась. Теперь только практика могла превратить внимательного слушателя в хорошего охотника.

Такаар вышел из-под деревьев и резко хлопнул в ладоши. Олень испуганно оглянулся на него и сорвался с места. Он высоко подпрыгнул, стремясь избежать клыков пантеры. Приземлившись, он устремился влево. Промчавшись мимо одинокого дерева, он повернул направо. Его движения были столь стремительны, что глаз не успевал следить за ними. Он мчался, наклонив голову к самой земле. Еще один прыжок. Очередная смена направления.

Ауум прицелился и метнул свое коротенькое копьецо самым плавным движением, какое Такаар когда-либо видел. Он не вкладывал в бросок чересчур много сил, а остался на месте и даже замер на мгновение, провожая взглядом копье, полет которого получился ровным и стремительным, и лишь корявое древко слегка подрагивало. Олень вновь резко развернулся, изготовившись рвануться в обратном направлении и остановившись на миг, твердо упершись в землю расставленными копытами.

Копье вонзилось ему в грудь у основания шеи и пронзило сердце. Животное беззвучно рухнуло на землю замертво. Ауум стремительно вынырнул из своего укрытия и присел на корточки рядом с оленем. Такаар остался на месте. Он вдруг ощутил в сердце такую легкость, какой не знал уже долгое время, а на Калайусе не испытывал вообще никогда.

Ауум выдернул копье и прислонил его к дереву. Подняв оленя, он забросил его себе на плечи. Подхватив копье, он посмотрел на Такаара.

— Проголодались? — осведомился он, не сдержав улыбки.

Такаар оглянулся.

— Разочарован? Ты снова проиграл, а я опять выиграл.

Но ведь это еще не конец, верно? Для чего он пришел сюда — пировать с тобой или убить тебя?

— Ты надеешься, что я позволю себе расслабиться и потеряю осторожность.

Поскольку ты слишком труслив, чтобы убить себя, мне больше ничего не остается. Думаешь, что сумеешь справиться с ним, если он бросится на тебя?

— Я — Такаар.

Ты был им.

— Прошу прощения?

К нему направлялся Ауум. Такаар небрежно отмахнулся.

— Ерунда. Приватный разговор. Отличная работа. Безупречный бросок. Ты уже охотился на пятнистых оленей?

— Так, как сегодня — еще никогда. Спасибо вам.

Такаар покачался с пятки на носок. Что-то надвигалось. Он ощущал его приближение в земле и воздухе. Это «что-то» вдруг вцепилось ему в мозг и сдавило его, а потом запустило ледяную лапу в живот и скрутило ему кишки. Невыносимой тяжестью легло на грудь. Такаар растерянно заморгал. Наступал рассвет. Но почему вокруг так темно?

* * *

Пелин вскочила на ноги еще до того, как Хелиас грохнулся об землю. Перед тем, как толпа накинулась на нее, она еще успела ударить его одной ногой в висок, а другой — по почкам. Но ее оттеснили назад, грубые руки схватили ее за талию и шею, толкая в грудь и голову. Ее сбили на землю и вываляли в грязи. Она вновь быстро вскочила на ноги и поняла, что оказалась в полном окружении. Со всех сторон в нее были нацелены острия клинков. Толпа начала напирать, растоптав ее накидку. Двое мужчин помогли Хелиасу подняться. Он сплюнул кровь, вытер рот ладонью и надвинулся на нее. На сей раз, однако, у него была вооруженная охрана.

— Выслушайте меня, — сказала она, пытаясь поймать взгляд хоть кого-либо из тех, кто стоял в первых рядах. — Хелиас продаст вас всех иниссулам. Он с ними заодно. А сюда плывут люди. Быть может, они уже высаживаются в гавани. Пожалуйста.

Трудно сказать, расслышал ли кто-нибудь ее слова. Оскорбления зазвучали еще громче, стоило ей только открыть рот. На нее нацелились два копья, острые и гладкие наконечники которых зловеще поблескивали. Одно уперлось ей в живот, другое — в шею. Попятившись, она почувствовала, как ее толкнули в спину. Повинуясь знаку Хелиаса, эльфы схватили ее за руки. Он поднял ладонь над головой, требуя тишины.

— Я разочарован, — изрек он. — Столь грязная и отчаянная ложь, слетающая с таких прекрасных губ, венчающих роскошное тело.

Хелиас вытер рот и нос. Пелин вдруг остро ощутила свою наготу, но не сделала и попытки высвободить руки, чтобы прикрыться. Вместо этого она лишь выпрямилась во весь рост, стараясь выглядеть еще выше и величественнее.

— Подойди поближе, чтобы рассмотреть меня получше, — предложила она.

— Для этого у меня еще будет время. Столько, сколько понадобится, — отозвался Хелиас. — Как и у любого другого ula, которому вдруг придет в голову такая блажь.

Толпа радостно заулюлюкала. Пелин плюнула на землю у ног Хелиаса.

— И каждая iad будет в восторге от того, что их предводитель — самый обычный насильник.

Хелиас шагнул вперед и ударил ее кулаком в лицо. Пелин почувствовала, как у нее сломалась носовая перегородка, а от боли закружилась голова. Из носа потекла кровь. Открылась и полученная вчера рана, больно щипая и стягивая кожу.

— Ой, какая жалость, — протянул Хелиас. — Кажется, я испортил тебе вывеску.

— Ллирон была права, — парировала Пелин, ощущая на губах солоноватый привкус. — Эльфы так и остались в глубине души всего лишь животными.

Она вдруг ощутила внезапный прилив сил. Смерть казалась неминуемой. Равно как и насилие над ее телом. Но она уже увидела брешь. Можно попробовать воспользоваться ею. Расширить ее до предела. Хотя она уже успела понять, что ее последние слова, едва успев сорваться с губ, стали роковой ошибкой.

— Ага! — Хелиас отступил на шаг и развел руки в стороны, поворачиваясь кругом, словно для того, чтобы вовлечь в разговор те сотни эльфов, что столпились вокруг. Мужчин и женщин, разгневанных и встревоженных. — Слышите, как заговорила наша бывшая защитница? Оказывается, мы с вами — животные. Так что же, давайте разбежимся по своим убежищам и норам и будем думать о своем недостойном поведении?

Ритмичное скандирование и улюлюканье, становившееся все громче, напомнило Пелин ухудшенный и извращенный вариант собрания в Гардарине. Хелиас был его самопровозглашенным спикером, а вокруг него правительство и публика слились воедино.

— Мы ошибаемся, все мы! Покайтесь, неверные! Вы здесь не для того, чтобы обеспечить безопасность туали. Совсем не для того, чтобы добыть еду и питье для своих семей. И не для того, чтобы сражаться за лучшее будущее своего клана. Я всех вас ввел в заблуждение и обманул. Вы — всего лишь стая диких собак. О, архонт Аль-Аринаар, мы премного благодарны вам за то, что вы открыли нам глаза.

Толпа ответила ему жестоким, злым смехом. На лицах собравшихся появилось маниакальное выражение. Пелин почувствовала, как сердце у нее сбилось с ритма и замерло в груди.

— Вы достойны лучшей участи, — крикнула она в оглушительный шум, доносящийся со всех сторон. — Помните о том, кто вы такие. Он — не один из нас. Прошу вас. Обратитесь против настоящего врага. Это — не я. Это — не я!

Хелиас вновь повернулся к Пелин. Подойдя к ней вплотную, он грубо схватил ее за подбородок, заставляя откинуть голову, а потом прижался к ней всем телом, причем те, кто держал ее за руки, не дали ей отпрянуть. От него исходил запах похоти, он упивался своей силой и властью. Пелин попыталась отвернуться, но он крепко держал ее. Пальцы Хелиаса больно сдавили ей щеки. На руку ему закапала кровь.

— Ты — действительно не враг; ты — всего лишь самая обычная убийца. Cascarg, efra. И ты лишь напрасно тратишь наше время. Идет война, от участия в которой нас больше не отвратит твое назойливое вмешательство. Ты даже не понимаешь, что происходит. Почему кланы разъединились так быстро. Прежний порядок не должен быть восстановлен. Подобно всем остальным кланам, мы будем сражаться за овладение землей, которая нам нужна.

— Я прекрасно понимаю, что ты намерен выдать всех этих людей иниссулам.

Но слова ее прозвучали глухо и неразборчиво из-за того, что он по-прежнему держал ее за подбородок.

— А мне известен закон стручка. Как и многим из тех, кто здесь присутствует. Ты лишилась своего статуса. Ты больше не принадлежишь ни к одному клану. Ты превратилась в мясо. Животные насыщаются мясом перед тем, как неизбежно убивают свою жертву. Мы — животные. Ты сама об этом говорила.

Хелиас сделал приглашающий жест.

— Возьмите ее. Держите ее крепче, и можете делать с нею все, что вам заблагорассудится, любому из вас. Не забывайте, только вчера она убивала в доках таких же эльфов, как вы. Помните о том, что она раздвинула ноги перед Такааром. Наверное, это была его последняя здравая мысль, после чего он и решил прогнать ее прочь. Быть может, она не захочет сама отдаться вам. Пожалуй, я покажу вам, как это делается. Уложите ее на землю. Не дайте ей вырваться. Раздвиньте ей ноги.

Пелин отчаянно сопротивлялась, но врагов было слишком много. Ее опрокинули на спину, прижав плечи к земле. Она выгнулась дугой и принялась лягаться. Несколько мужчин уселись ей на живот, а другие раздвинули ей ноги. Хелиас злорадно улыбался, глядя на нее сверху вниз. Она в бешенстве уставилась на него.

— Туал отвернется от тебя. А Шорт обречет на вечные муки.

— Все это будет завтра. А мы с тобой находимся здесь и сейчас.

Возле ее ног остановились еще двое мужчин. Они встали рядом, плечом к плечу, оттолкнув прочь эльфов, прижимавших к земле ее ноги. Оба держали в руках короткие, острые, сверкающие мечи.

— Закон также гласит, что такие действия должны совершаться только после наступления рассвета, — сказал один из них.

Пелин с хрипом втянула в себя воздух. Она узнала этот голос. Тулан. Один из ее воинов. Но уже без плаща Аль-Аринаар. Он стал дезертиром.

— Отойди прочь, — проскрежетал Хелиас.

— Нет, — отозвался второй, и его голос тоже показался Пелин знакомым. Это был брат Тулана, Эфран. — Предводитель должен выполнять законы, если хочет, чтобы те, кто следует за ним, тоже соблюдали их. Иначе как он может быть вожаком?

— Не цитируй мне дерьмовые изречения Такаара, — заявил Хелиас. — Или я должен усомниться в вашей лояльности клану? Или самому Туалу? Защищая это мясо, вы сами становитесь cascarg.

Толпа притихла в ожидании. Пелин была уверена, что они слышат даже, как колотится о ребра ее сердце. Хватка удерживавших ее рук ослабла, но она не пошевелилась.

— Дело вовсе не в ней, — возразил Тулан. — Мы отказались от плащей не просто так, и причина эта не изменилась. Но законы, отмененные или действующие, должны выполняться, иначе преступления останутся безнаказанными. А эльфы так никогда не поступали. Даже перед Войнами Крови. Рассвет близок. Прибереги свое наказание до его наступления. Какой от этого будет вред?

Вытянув шею, Пелин увидела выражение лица Хелиаса. Сама же она изо всех сил старалась ничем не выдать своего волнения. Глаза у него вылезали из орбит, ноздри раздувались, а щеки заливал алый румянец. Только он и она знали о том, что с рассветом начнется вторжение людей. Он угодил в ловушку, которую сам же и расставил.

Медленно, с величайшим трудом, Хелиас натянул на лицо беззаботную улыбку. Пожав плечами, он с выражением покорности развел руками, держа их ладонями кверху.

— Рассвет так рассвет. Почему бы и нет? Быть может, мысли о предстоящем приговоре сделают нас более изобретательными, а?

Толпа разочарованно вздохнула. Пелин больше не прижимали к земле. Она обхватила себя руками и поджала ноги, но вставать не спешила. Тулан наклонился, поднял ее накидку и отряхнул ее от пыли и грязи. Она была порвана и потеряла всякий вид. Он швырнул ее Пелин, избегая ее взгляда.

— Прикройся.

Пелин жадно схватила ее и подтянула ноги к груди, после чего закуталась в накидку. Она почувствовала, что вся дрожит. Облегчения она не испытывала. Это было не чудесное спасение, а всего лишь отсрочка в приведении приговора в исполнение. На миг она задумалась о том, как идут дела у Метиана и Якина. Не оказались ли их захватчики более жестокими, чем ее собственные? Если они намеревались убить ее, то милосерднее было бы прикончить ее быстро и без мучений. Но это явно не входило в планы Хелиаса.

— Я поручаю ее вашим заботам. — Хелиас ткнул пальцем в двух бывших гвардейцев Аль-Аринаар. — Не вздумайте бежать или отпустить ее. Охраняйте ее здесь. Другие, более лояльные члены клана, будут следить за вами. Понятно?

Тулан и Эфран согласно кивнули. Хелиас развернулся на каблуках и принялся проталкиваться сквозь толпу. За ним сразу же пристроились две iads. Жесты, которыми они стали обмениваться между собой, не сулили новоявленным защитникам Пелин ничего хорошего. Не получив четкой команды, эльфы поодиночке и небольшими группами разочарованно потянулись вслед за Хелиасом. Все их планы, все, что собирался устроить Хелиас, чтобы отвлечь их внимание перед тем, как предать — все это было забыто. Очень немногие оглянулись, чтобы окинуть ее взглядом на прощание, но один или двое подошли вплотную. В нее полетели плевки и оскорбления; досталось и Тулану с Эфраном.

— Вам обоим здесь будет неуютно, — сказала Пелин братьям.

Эфран повернулся к ней и протянул руку.

— Вставай, — сказал он.

Пелин оттолкнула его руку и одним прыжком поднялась на ноги. Все тело у нее ныло, разбитый нос и губы пульсировали болью, а мышцы настоятельно требовали отдыха. Она набросила плечи плащ, придерживая его концы на животе.

— Теперь Хелиас прикажет убить вас, если вы сами еще не поняли этого, — сказала Пелин. — Полагаю, что должна поблагодарить вас, хотя это и кажется мне неправильным.

— Ну, так и не благодари, — отозвался Тулан. — Мы сделали это не ради тебя. Любой мог подвергнуться стручкованию и оказаться здесь, но мы все равно поступили бы так же. Нам сюда. И не вздумай бежать. Ты знаешь, что мы сделаем.

Пелин ощутила мгновенный укол разочарования, хотя и понимала, что удивляться тут нечему.

— У меня нет сил бежать.

— И идти тебе тоже некуда. Можешь мне поверить, — сказал Тулан.

Братья зашагали немного впереди нее, очевидно, не находя в себе сил посмотреть ей в глаза. Но прежде чем она скажет то, что должна, неплохо бы выяснить, как они относятся к происходящему.

— Итак, вы полагаете, что я должна остаться с вами, пока не наступит рассвет, а потом придет Хелиас, чтобы изнасиловать меня и передать тем, кто ждет своей очереди? Нет уж, благодарю покорно, я предпочту попытать счастья с биитанами.

Тулан поежился.

— Нет. Нет, я совсем не это имел в виду. Просто безопасных местечек больше не осталось. Во всяком случае, для гвардейцев Аль-Аринаар. Кстати, ты не знаешь, куда они все подевались, мои верные и надежные братья и сестры? Все еще стоят на своих постах, или патрулируют свои участки, или валяются со вспоротыми животами где-нибудь в районе Солта или Орчарда?

— Забились в казармы и носа оттуда не кажут, судя по тому, что я слышал, — сказал Эфран и обернулся к Пелин. — Немногие теперь хотят носить плащ. Твое исчезновение стало причиной массового дезертирства.

— Сколько их все-таки осталось? — спросила Пелин, пытаясь сохранить спокойствие и самообладание даже после столь сокрушительного удара.

— Он не знает, — решительно отрезал Тулан.

Они пересекли угол парка, направляясь к площади, на которой стояли респектабельные городские особняки, для которых парк служил своеобразной лужайкой. Пелин хорошо знала этот район. Свое название — Пепел — он получил после того, как был заново отстроен после страшного пожара, случившегося сорок лет назад и уничтожившего все в округе. Здесь располагался дом Хелиаса, как и прочих сановников. В паре особняков тускло горели масляные лампы, но не доносилось ни единого звука. Ничего удивительного — всех, кто не был туали по рождению, наверняка изгнали отсюда.

Тулан направился к ближайшему дому, двухэтажному особняку с отдельным садиком. Он был темен и пуст. Под куполообразной крышей располагались балконы, выходившие на все стороны света. Войдя в просторный холл, Тулан открыл первую же дверь налево. За нею располагался большой обеденный зал с единственным окном. Другого выхода из комнаты не было. Он указал на стул во главе стола, стоявший дальше всех от двери и окна. Пелин опустилась на него. Ее стражники, бывшие некогда ее братьями не только перед богом, но и в служении и вере, остановились на другом конце зала, упорно глядя в окно.

— Итак, — начала она, — скажите мне, что мы ждем, пока по лестнице не спустятся вниз затаившиеся наверху воины Аль-Аринаар.

— Ты ведь шутишь, верно? — полюбопытствовал Тулан.

— Не совсем.

— В таком случае ты будешь разочарована.

Пелин обессиленно откинулась на спинку стула. Оказывается, она бессознательно цеплялась даже за столь призрачную и хрупкую надежду.

— Но ведь вы отпустите меня, чтобы я сделала свое дело. А я позабочусь о том, чтобы с вами обошлись по справедливости. Вы можете доверять мне.

Тулан впервые поднял на нее глаза. Он выглядел так, словно со дня обвинения не спал ни минуты.

— Ты что, ничего не поняла? Все кончилось. Невозможно поверить, что все произошло так быстро, но ведь это случилось на самом деле. Хелиас прав. Сейчас начнется драка за землю и ресурсы. Потом начнутся переговоры, и порядок будет восстановлен. Новый порядок.

— Ох, Тулан. Эфран, неужели ты тоже в это веришь? Хелиас — предатель. Cascarg, как он назвал меня. Вот только он еще хуже. Нет такого слова, которое подходило бы для того, чтобы описать его. Он…

— Пелин, — резко бросил Тулан. — Замолчи. Ты не имеешь права так говорить.

— А я хочу дослушать ее, — заявил Эфран.

— Кто наверху, Эф?

— Ну, я не знаю. Может…

— Вот именно. Ты не знаешь. А у Хелиаса уже везде свои глаза и уши. Он не теряет времени зря.

— Нет, — возразила Пелин. — Этот заговор был составлен несколько лет назад. Лет десять минимум.

— Пелин…

— Если хочешь, чтобы я замолчала, подойди сюда и заткни мне рот. В противном случае позволь мне сообщить тебе, что Хелиас действует заодно с предателем-иниссулом, а возглавляет их Ллирон. Да, Эфран, Ллирон. Мне все равно, веришь ты или нет. В гавань вот-вот войдет флот наемников. И Хелиас намерен выдать им зачинщиков-туали, дабы спасти свою собственную шкуру.

— Но знаете что? Думаю, что больше не скажу вам ни слова. Почему бы нам не усесться поудобнее, не расслабиться и не дождаться восхода солнца, чтобы кончить свои дни в потоке человеческой магии? Эй, можно даже подняться наверх. Оттуда последний рассвет эльфов будет виден еще лучше.

— Что вы на это скажете?

Глава 22

Позор труса виден в глазах тех невинных жертв, которых он предает.

Перевалочный лагерь был заброшен и пребывал в запустении вот уже девять лет, с тех самых пор, как последние беженцы из Хаусолиса разъехались отсюда на постоянное место жительства. Девять лет в тропическом лесу — долгий срок. Биит хорошо поработал за это время. Повсюду разросся густой подлесок, но лиственный покров над головами был еще редким.

Лагерь находился примерно в часе ходьбы от южной границы Ултана, на живописной поляне, которую расширили вручную, разместив на ней двенадцать длинных бараков с глиняными и бревенчатыми стенами, крытых соломой, и место общего пользования для еды и отдыха с навесом. Уборные и бани располагались в отдельных пристройках, имевшихся у каждого барака.

В лучшие свои времена в лагере размещалось пятнадцать сотен беженцев. Катиетт вошла в него с колонной, насчитывавшей в два раза большее количество, и обнаружила, что он пребывает в куда более запущенном состоянии, чем докладывали ее разведчики. Окинув лагерь беглым взглядом, она увидела, что на четырех бараках провалились крыши, навес над открытой лужайкой мог в любую минуту обрушиться под тяжестью плюща, виноградных лоз, лишайника и плесени, а густая трава высотой в добрых четыре фута, которой заросла вся территория, служила превосходными охотничьими угодьями для любого лесного хищника.

Но это было лучшее из того, что они могли предложить, за исключением форсированного марша в Таанепол, на что, учитывая скорость передвижения мирных иниссулов, понадобилось бы не менее шести дней. Коэффициент естественной убыли к концу перехода или, проще говоря, смертность, оказалась бы ужасающей. Надолго оставаться здесь было опасно, но в качестве временной базы лагерь годился вполне.

Катиетт оглянулась на растянувшуюся позади колонну и зажмурилась от отчаяния. Первым делом она отправила сообщение в лагерь ТайГетен, чтобы те примяли траву и распугали зверье, прежде чем приступать к обустройству всех остальных. Затем ТайГетен разделились — часть воинов приступила к патрулированию территории, а оставшиеся занялись осмотром бараков, выбирая наиболее пригодные для жилья.

Олмаата оставили на попечение гражданских эльфов, и его мгновенно окружили сердобольные iads, вооружившись чистыми тряпицами и целебной мазью, появившейся словно бы из ниоткуда. Впервые с тех пор, как он покинул Гардарин вместе с Джаринном и Лориусом, Катиетт увидела у него на лице улыбку, которая коснулась и глаз.

— Граф, Меррат, Пакиир, Фалин. — Четверка ТайГетен подбежала к ней. — Мы должны действовать быстро. Нам еще повезло, потому что дождь не начнется раньше чем через час или два. Во всяком случае, до рассвета его можно не опасаться. Я хочу, чтобы вы отобрали добровольцев среди беженцев и разделили их на несколько отрядов, поставив во главе каждого из них свободного Тай. Под «свободными» я подразумеваю тех, кто не занят непосредственно в патрулировании.

— Кроме того, я хочу, чтобы рабочие группы удалили растительность из бараков, пригодных для обитания, и, было бы прекрасно, с навеса над бивуаком. Если нам удастся очистить его и он не рухнет, под ним можно будет разместить множество беженцев.

— Остальные тем временем пусть собирают все, что годится в пищу. Инисс свидетель, нам понадобится помощь Биита, чтобы обеспечить сносное пропитание. Итак, ягоды, корешки, травы. И не только для еды, но и для приготовления снадобий. Давайте не будем наивными. Мы привели сюда эльфов, которым неизбежно грозят укусы, расчесывания ран, заражения и инфекции. Нам понадобится масса жизненно важных лекарств. То есть минимум — чайное дерево, зверобой, вербена и лабруска.

— Пусть кто-нибудь спустится к реке. У нас с собой есть копья. Если привязать к ним виноградную лозу, можно удить рыбу. Кроме того, нам нужны силки. Да хранит меня Туал, что я вам рассказываю, если вы и без меня все знаете? Ловите любую живность, какая вам попадется, и чем больше, тем лучше. Обучайте всех, кого сочтете нужным. Нельзя, чтобы сверху и издали были заметны дым и огонь в лагере, поэтому учите своих подопечных тому, как разводить бездымные костры и складывать печи из камней, глины и всего прочего. Пусть обыватели активно участвуют в обустройстве собственного быта. Если позволить им сидеть без дела, то они моментально впадут в отчаяние, и тогда нам с ними не справиться. Вдохновляйтесь и выживайте, как сказал бы Такаар. Ултан находится от нас всего в трех милях. Нам не нужны незваные гости, и мы не должны привлечь к себе ничьего внимания.

— Есть вопросы?

Меррат коротко рассмеялась.

— Нет, мы все поняли. А тебе остается лишь вести разговоры, правильно?

— Какие еще разговоры?

Меррат с самым невинным видом развела руками.

— О том, как выжить в тропическом лесу, естественно. Какая жалость, что у тебя нет с собой шкур, раковин и маскировочной раскраски, верно?

Катиетт поджала губы и одарила Меррат гневным взглядом, хотя в глубине ее глаз плясали смешинки.

— А тебе, Меррат, вместе с твоим отрядом я поручаю самую ответственную работу в лагере.

Веселость Меррат мгновенно испарилась.

— Можно не спрашивать, какую именно, не так ли?

Катиетт покачала головой.

— Да, но я все равно приказываю тебе спросить.

Меррат рассмеялась.

— Мой архонт Катиетт, командир ТайГетен. И какая же работа самая ответственная в лагере?

— Уборные, — ответила Катиетт. — Отхожие места для трех тысяч эльфов, непривычных к грубой пище, жаре и дождю. Кстати, я буду особо пристально контролировать выполнение этого задания. Тебе повезло, ты не находишь? Прости, Меррат, я не расслышала.

— Я сказала, что да пребудет со мной благословение Инисса.

— И не только его, моя Тай. Не только.

* * *

Пелин так и не сумела убедить братьев подняться наверх. Но, как оказалось, в этом не было особой необходимости. Если на Силдаан и можно было в чем-то положиться, так это на ее пунктуальность. Небо оставалось девственно чистым. Солнце во всей своей сверкающей красе поднялось над высокими шпилями Гардарина и загнало тени глубоко под деревья в парке.

Но в нижней части города, там, где располагалась гавань, в кварталах, облюбованных сефанами и орранами, которым удалось достичь некого подобия перемирия, небо оставалось чистым недолго. Там шел дождь, роняя прозрачные, крупные и ужасающие в своей красоте капли темно-желтого цвета. Слезы Гиал падали настолько густо и обильно, что походили на столбы, подпирающие небосвод.

Небо было расчерчено огненными хвостами коричневых и зеленых шаров, которые попадали в крыши или исчезали из виду. Их столкновения с землей сопровождались гулкими взрывами. Дождь из шаровых молний воспламенял все на своем пути. Очень быстро огнем оказались охвачены районы Харбор-Сайд и Солт. Небо начало затягиваться черным дымом пожаров.

Пелин встала и подошла к окну, чтобы лучше видеть. Затем они все трое, пусть и с опозданием, но вышли на балкон, ужаснувшись представшей их взорам картине. Пелин показалось, что она слышит крики и лязг оружия. Впрочем, полной уверенности у нее не было, зато она точно знала, что чувствует.

Инисс отвернулся от них. Туал удалился в свою лесную цитадель. Шорту придется настежь распахнуть свои объятия, чтобы принять все души, устремившиеся к нему. В старинном городе эльфов правили бал люди и магия. Пелин смотрела, как вздымаются и опадают их заклинания. Она чувствовала на коже жар огня и холод льда.

Она испытывала такой ужас, что он прошел сквозь нее и вернулся в прошлое. Он заморозил души предков в чертогах мертвых. Он приковал ее к месту, не давая пошевелиться. Она уже не обращала внимания на то, что ее накидка вновь распахнулась, или что ее бывшие стражники замерли по обе стороны от нее. Уже не как конвоиры, а как гвардейцы Аль-Аринаар плечом к плечу со своим архонтом.

В глазах Пелин отражалось бушующее пламя. Она стояла, глядя, как потемнело небо, и с неба обрушился первый настоящий дождь, а на улицах зазвучал топот ног эльфов, бросившихся бежать, куда глаза глядят. А потом она отвернулась от деяний бездушной силы, подминающей под себя ее город, и взглянула прямо в ошеломленные глаза Тулана.

— Ну, ты все еще полагаешь, что должен отдать меня на поругание всем мужчинам туали в Исанденете, или, может быть, ты все-таки найдешь мне какую-нибудь одежду и меч?

* * *

Перед самым рассветом Катиетт и ее ТайГетен собрались на северной окраине лагеря, словно почуяв надвигающуюся угрозу. Нюх на опасность, говорил Такаар — вот то, что по-настоящему отличает воина ТайГетен от обычного эльфа. Катиетт позволила себе не согласиться с ним, полагая быстроту и тренированную реакцию своими главными преимуществами.

Но, кто бы из них ни был прав, сейчас ими овладело одно и то же чувство. Утро обещало быть великолепным, но это ощущение было обманчивым. И, хотя небо наливалось прозрачной синевой, которую постепенно пятнали облака, в воздухе повис едкий приторный запах. Калайус пах бедой.

К ним начали присоединяться самые любопытные из беженцев, глядя на побережье, поверх стен Ултана, в сторону Исанденета, кончики самых высоких шпилей которого можно было увидеть в ясное утро, такое, как сегодня. Катиетт скосила глаза влево. Между нею и Меррат стояла та самая iad, с которой она разговаривала вчера на марше, а за ее спиной виднелся ее давешний спутник. Ее звали Онеллой, и если Катиетт сможет спасти хоть кого-нибудь из нынешней передряги, это будет она.

— Не думаю, что тебе нужно видеть это, — сказала она.

— А что это? — спросила Онелла.

— Внушающая ужас энергия, вырвавшаяся на свободу, — ответила Катиетт, остро ощущая собственную беспомощность, что было для нее крайне непривычно.

— Туали захватили власть, — предположила Онелла.

Катиетт покачала головой.

— Ты ищешь не того врага и не в том месте. Это рука человека, которую направляет cascarg иниссул. А негодяи туали лишь воспользовались случаем, чтобы творить зверства и попытаться усилить свое влияние.

Онелла хотела что-то возразить, но тут над городом вспыхнуло зеленое зарево, окрашенное коричневыми тонами, и по океанским волнам побежали мертвенно-лиловые сполохи. Небо засверкало мириадами вспышек темно-желтого цвета, осыпавшимися вниз, подобно увядшим лепесткам. Они падали на землю, выбрасывая искры света до верхушек самых высоких шпилей. Жадное и злое ослепительно-желтое пламя вгрызалось в беззащитные бревна.

Катиетт с трудом проглотила комок в пересохшем горле. В душе у нее поднималась холодная ярость, прокатившаяся по всему телу. Творились чудовищная несправедливость и зло. Источником этого зла являлась эльфийка из клана Инисса. Жрица, движимая жадностью, преувеличенным чувством собственной значимости и стремлением уничтожить все, что создал Такаар. Сознавать это было больно. Ведь короткая память считалась позором у народа Инисса, ее соплеменников.

— И что мы будем делать? — прошептала Меррат.

— Ждать, — ответила Катиетт. — Действовать в соответствии с прежним планом. Скоро вернется Та… Ауум и Серрин. И тогда мы получим ответы, а быть может, и знамя, под которым пойдем в бой.

— Ничего не понимаю, — вырвалось у Онеллы, и девушка густо покраснела. — Прошу прощения, я не собиралась вмешиваться в ваш разговор.

— Это касается тебя так же, как и нас, — ответила Катиетт. — Чего ты не понимаешь?

В городе вспыхнуло не меньше пятидесяти пожаров. Демонстрация чудовищной силы, которую несли люди, продолжалась. Олмаат предупреждал их о том, что именно они увидят. Но он ни словом не обмолвился, как от такого зрелища сжимается сердце и замирает душа, так что даже воздух кажется нечистым и ядовитым, а земля под ногами — отравленной.

— Почему бы нам не вернуться, когда иниссулы восстановят порядок в городе?

— Порядок? — переспросила Меррат. — Ну, извини.

Катиетт покачала головой.

— Они не собираются восстанавливать гармонию. Не интересует их и ее поддержание. Если ты веришь в право иниссулов повелевать, тогда ты найдешь там друзей. Если же нет, тогда тебе лучше оставаться с нами.

— Но как можно восстановить гармонию после всего, что случилось с нами? — спросила Онелла.

— Потому что даже после Войн Крови мы научились жить вместе. Мы научились прощать. Но не будем загадывать наперед, потому что это подразумевает, что иниссулы останутся у власти.

— Вы полагаете, что они не сумеют подчинить себе кланы с помощью той силы, которой сейчас владеют безраздельно? — осведомился Ридд, спутник Онеллы.

— О, у меня нет никаких сомнений в том, что Исанденет покорится человеческой магии. Но больше всего я опасаюсь того, что случится потом.

— Почему? — спросила Онелла.

Катиетт пожала плечами.

— Потому что, будь я человеком и обладай я такой силой, вряд ли бы я захотела оставаться наемником на службе у эльфа.

* * *

Такаар взревел от боли, и Ауум не на шутку испугался за его жизнь. Такаар упал весьма неудачно, основательно приложившись головой о камень. Ауум помог ему подняться, не сбрасывая с плеч оленя, после чего поспешил в лагерь. Поначалу он никак не мог взять в толк, что произошло с Такааром. Его что-то укусило или ужалило? Или приключился приступ давнего недуга, с которым он сражался? Причина могла заключаться в чем угодно.

Но видимых признаков всех вышеупомянутых поводов не наблюдалось. При первой же возможности, когда тело Такаара более не сотрясали конвульсии, Ауум внимательно осмотрел его, разыскивая следы укусов или крошечные красные точки, свидетельствовавшие бы о том, что его что-то ужалило. Он ожидал обнаружить участки кожи, изменившие цвет, нарывы, язвы, пену в уголках губ, трещины на черепе, треснувшую кожу на ступнях. Ничего. Ровным счетом ничего.

Очевидно, тот припадок буйства, что случился с Такааром, был вызван процессами в его голове, но наблюдать со стороны за болью, терзавшей его, за отчаянной мольбой в его глазах, с которой он обращался к Аууму всякий раз, с трудом разлепляя веки, было мучительно. Ощущая свою полную беспомощность, Ауум попытался устроить мастера поудобнее, дав ему напиться и согрев его. Тот дрожал, как при лихорадке, хотя утро выдалось просто великолепным.

Ауум развел костер. Освежевав убитого оленя, он принялся жарить куски мяса на огне. Вскоре вокруг распространился умопомрачительный запах. Оставалось надеяться, что это поможет. Приступ у Такаара длился уже целый час, а между тем взошло солнце, и небо начало затягиваться облаками. Время от времени он начинал скрести ногтями землю, но тут же отдергивал руку, словно обжегшись о горячие уголья.

И вдруг глаза Такаара распахнулись. Он сосредоточенно смотрел куда-то мимо Ауума. Казалось, взгляд его был устремлен на запад, далеко за пределы тропического леса.

— Жадный, всепоглощающий огонь, — прохрипел он. — Шары, изрыгающие коричневую силу. Пожирающие все.

— Такаар? — Ауум склонился над наставником, чтобы тот увидел его и пришел в себя. — Вас что-то укусило? Или вы отравились чем-то?

— Он прожигает оборонительные порядки. Они бегут, но их следы обращаются в пепел. Зло разгуливает по улицам. Пожирает беззащитных. От него нет спасения. Почему до сих пор не пошел дождь?

— Он пойдет, — отозвался Ауум. — Скоро.

Но Такаар словно не слышал его.

— Разобщение. Бегство. Шпиль пожирают языки пламени. Они утратили веру. Надежда разбилась вдребезги.

— Пожалуйста, — сказал Ауум. — Поговорите со мной.

Голос Такаара понизился до бессвязного шепота. Ауум не мог разобрать ни слова. Тело наставника застыло в неподвижности, и лишь глаза судорожно вращались в глазницах. Он очень быстро мигал. И вдруг Такаар расслабился, успокоившись. Напряжение покинуло его, и он глубоко вздохнул. Дыхание его выровнялось.

— Они убивают нас, — сказал он. — А ведь мы сами открыли перед ними двери.

— Кто? — спросил Ауум. — Люди?

— Я знаю, для чего ты пришел сюда. Не настолько уж я глуп.

Теперь уже Ауум с трудом заставил себя взглянуть Такаару в глаза. Его взгляд проник ему в самую душу.

— Вы нужны нам, — сказал он. — И не только ТайГетен. Всем эльфам. Они постепенно разрушают все то, что создали вы. Мы вернемся во времена Войн Крови, если только вы не согласитесь встать с нами вместе. Вновь объединить нас.

Такаар приподнялся и сел, опираясь спиной на ствол дерева на своем бивуаке. Голова его тряслась, и смотрел он куда-то в сторону.

— Я знаю, что сам во всем виноват. И тебе необязательно еще раз напоминать мне об этом. Ты и так целых десять лет делаешь это каждый день. Дай мне подумать.

Ауум вдруг представил, как входит в Исанденет с Такааром, а тот нечленораздельно что-то бормочет и спорит с голосом у себя в голове. Хорош спаситель, нечего сказать. Юношу вновь охватили сомнения.

— Пойдемте со мной. По крайней мере, поговорите с ТайГетен и Молчащими. Они ждут вас. — Ауум глубоко вздохнул, сознавая, что следующие его слова могут привести к катастрофе в возбужденном эмоциональном состоянии Такаара. — Катиетт ждет вас.

Но Такаар отреагировал отнюдь не сразу. Он по-прежнему упорно смотрел в землю слева от себя. Рука его машинально поглаживала траву.

— Она еще жива? — Такаар кивнул самому себе, и по щекам его потекли слезы. — Она — причина моего предательства. Моей трусости. Я всегда был недостоин ее внимания и любви. И успешно доказал это, не так ли?

Ауум ничего не ответил. Такаар, похоже, заглянул себе в душу. Аууму оставалось только молиться, чтобы он нашел там силу, которая понадобится ему уже в ближайшие дни.

— Такаар? Я — ТайГетен. Вы — мой брат и мой командир. По-прежнему. Ничего не изменилось. Мы существуем для того, чтобы служить Иниссу так, как учили нас вы. Поэтому я и обращаюсь к вам с просьбой. Возвращайтесь, чтобы возглавить нас. Возвращайтесь, чтобы вновь объединить кланы. Возвращайтесь, чтобы восстановить гармонию и вернуть нам милость Инисса.

Такаар долго, не отрываясь, смотрел на него. Жир стекал с мяса оленя в костер и шипел на угольях.

— Что случилось? — наконец спросил он. — Что случилось после того, как я бежал?

Глава 23

Последним прибежищем того, кто лишился мужества, становится теплая вода и острый клинок.

На Тул-Кенерите, последнем бастионе Хаусолиса, царила тишина. Ее не мог скрыть даже шум и лязг приближающейся армии гаронинов. Через двор в одиночестве пробежал Такаар, к которому были прикованы взгляды всех ТайГетен и Аль-Аринаар. С каждым его шагом воля, вера и мужество ослабевали. Ауум, подобно всем остальным, отказывался верить тому, чему был свидетелем.

Такаар не остановился и ни разу не оглянулся. Его ладони легли на металл двери замковой башни. Собрав все силы, он распахнул ее настежь. Вбежав в темноту, он скрылся из виду. Эльфы молча смотрели ему вслед. Ауум почувствовал, как его охватывает отчаяние, как будто он остался один на всем белом свете. С трудом оторвав взгляд от донжона[18] и по-прежнему распахнутой двери, он посмотрел на Катиетт и Пелин, стоявших рядом с ним на парапете стены над воротами замка.

Свист и вой.

Шум и грохот наступающих гаронинов вновь завладели его органами чувств.

— К оружию! — заорал он.

Его крик подхватили на стенах. Ауум выглянул из-за парапета. Сотня стволов разом выплюнули дым и пламя. Прогремел второй залп, хотя первые снаряды еще не долетели и не разорвались.

— Да хранит нас Инисс.

Вражеские снаряды врезались в верхнюю кромку стены или перелетели через нее, падая во двор замка. Установки с тяжелыми луками были уничтожены. Ломались бревна, и осколки дерева и камней летели во все стороны, уродуя лица, тела и ноги. Эльфы закричали. Крепостные стены сотрясал один тяжелый удар за другим. Сталь гнулась и раскалывалась. Камень дробился в щебень. Тела, нелепо размахивая руками, летели вниз.

Ауум присел за парапетом, зажимая руками уши. Приказы если и отдавались, то их никто не слышал. Из надвратной башни потянулся густой столб дыма. Он видел своих братьев и сестер, лишившихся рук и ног, со вспоротыми животами, лежавшими на парапете. Повсюду лилась кровь.

Очередной залп потряс крепость. Снаряд врезался в стену прямо перед Ауумом. Сталь выгнулась внутрь, камни горохом посыпались вниз. Он попытался перевернуться в воздухе, сброшенный сверху силой взрыва. Усеянная воронками земля двора метнулась ему навстречу. Он умудрился погасить инерцию падения, перекатившись через плечо и гася ее. Но ноги отказывались ему повиноваться, и он, спотыкаясь и ковыляя, пробежал вперед, прежде чем остановился в семидесяти футах от того места, где прятался за парапетом.

Ауум с трудом выпрямился и едва не упал от внезапной боли. Опустив взгляд, он увидел, что из левого сапога торчит толстая деревянная щепка. Вокруг нее сочилась кровь. Он попробовал наступить на раненую ногу. Больно. Ладони были содраны до крови, а облегающие кожаные штаны висели клочьями. А вот доспехи уберегли грудь и живот от тяжелых ранений и ушибов.

Ауум поднял глаза на крепостную стену. Ее по-прежнему бомбардировали снаряды. Некоторые залетали и во двор замка. Задрав голову, он двинулся вдоль стены, ища, где бы укрыться. Здесь уже не было ни намека на порядок и дисциплину. Эльфы поворачивались спиной к врагу, сбегая вниз по каменным ступеням и приставным лестницам. Земля вокруг была густо усеяна телами. Большинство не подавали признаков жизни. Уцелевшие бежали к донжону.

Обстрел прекратился. Крепостные стены затянуло дымом, который начал медленно рассеиваться. В тишине стали отчетливо слышны крики раненых и стоны умирающих. Зазвучали молитвы, возносимые Иниссу и Шорту. Посреди двора выстраивались те, кто серьезно не пострадал. Из-за стен донесся барабанный бой. Это наступала пехота гаронинов. Наступала бегом.

— Стройся! — Ауум резко развернулся. Раненую ногу пронзила острая боль. Тут была Катиетт, стоявшая рядом с Пелин. — Ко мне, братья и сестры. Защищайте донжон.

Ауум заковылял к ним. Какой-то ТайГетен подбежал к нему и подставил плечо.

— Спасибо, Олмаат, — сказал он.

— Ты можешь держать клинок? — спросил Олмаат.

— Смогу удержать оба. Только не проси меня драться голыми руками.

— Думаю, это время прошло.

Оба поспешили к эльфам, выстраивавшимся в оборонительные порядки около входа в донжон. Дверь была распахнута настежь в ожидании того, что должно было неминуемо произойти, но что они оттягивали до последней возможности. Около трех сотен воинов сгрудились вокруг главной башни. Аль-Аринаар и ТайГетен. Выстроившиеся в восемь рядов с оружием на изготовку.

Катиетт заняла место в переднем ряду, в самом центре. Ее Тай погибли. Джалеа была тяжело ранена и наверняка не выживет. Такаар бежал. Рядом с нею оставалась только Пелин. Архонт Аль-Аринаар плечом к плечу с новым архонтом ТайГетен. Они еще представляли собой грозную силу. Рядом с ними встали и другие эльфы. Им нельзя было отказать в мужестве и храбрости.

Раздался ритмичный металлический лязг. Стальная обшивка крепостных стен задрожала. Взгляды большинства эльфов были прикованы к воротам. Но они смотрели туда напрасно; гаронины, словно саранча, полезли через стены. Руки в латных рукавицах хватались за изломанные зубцы бастиона. Появились головы в шлемах и металлических доспехах. Ноги с гулким стуком опускались на парапет. Не останавливаясь, они спрыгивали вниз, во двор, и хлынули к башне, словно волна, накатывающаяся на дамбу.

— Ни шагу назад, — крикнула Катиетт. — Стоим на месте. По моей команде первые четыре шеренги вступают в бой.

Гаронины приближались с пугающей быстротой, держа оружие наперевес. Стволы ружей выплюнули короткие языки пламени, кося беззащитных эльфов, как траву.

— Вперед!

ТайГетен и Аль-Аринаар сорвались с места. Будучи не в состоянии сражаться на бегу, Ауум остался вместе с Олмаатом прикрывать дверь донжона. ТайГетен, опередив своих собратьев Аль-Аринаар, схлестнулись с гаронинами врукопашную. Засверкали клинки. Враг дрогнул, усеивая землю трупами. По рядам защитников прокатился рев. Это вырвались наружу ярость, отчаяние и гнев.

Катиетт обеими ногами ударила в забрало шлема ближайшего гаронина, опрокидывая его на землю. Один из ее клинков полоснул его по горлу. Второй описал полукруг над самой землей, перерубая лодыжки второму врагу. Катиетт стремительно выпрямилась, и первое лезвие вонзилось в живот третьему, а другое опустилось на шею второго, раненного ею противника.

Гаронины не успевали следить за ее движениями. Ее стремительность сбивала их с толку. Ее сноровка изумляла их, а сила приводила в трепет. Но эльфов было мало, а ТайГетен среди них — еще меньше. Обстрел усилился, убивая всех подряд без разбору, и эльфов, и гаронинов. Шеренга Аль-Аринаар перед входом в башню качнулась вперед.

— Нет, — прозвучал громкий голос Олмаата. — Отступаем. Все внутрь башни. Битва проиграна.

Увы, неизбежное все-таки произошло. Но Катиетт все еще отчаянно сражалась. Пелин вместе с десятью гвардейцами Аль-Аринаар пробилась к ней на выручку. Прозвучала громкая команда, и эльфы, те, что еще оставались в живых, отступили, выходя из боя.

— Назад! — закричал Олмаат. — Все назад, к донжону. Защищайте скважину.

С грохотом обрушились ворота. Тул-Кенерит был взят. Внутрь начали вкатываться осадные орудия. По стенам главной башни застучали осколки, высекая искры. Изнутри донеслись пронзительные крики. Башня была полна эльфов, ожидающих своей очереди уйти.

— Нужно, чтобы кто-нибудь спустился вниз, к вратам. Надо начинать переход. Спасем столько людей, сколько успеем, — сказал Ауум.

— Иди ты, — распорядился Олмаат.

— Только не я. Феррилл? — Стражник у дверей обернулся. — Спускайся к вратам. Делай все, что в твоих силах, чтобы через них прошли как можно больше беженцев. Постарайся не допустить паники. Это нелегко, я знаю. Скажи им, что мы дадим им столько времени, сколько сможем. И еще одно, Феррилл. Не вздумай оставаться сам. Когда придет время, переходи на ту сторону.

Под градом осколков в башню вбежали последние ТайГетен. Внутри, среди гражданских эльфов, ожидающих своей очереди на спуск, началась паника, которой Ауум изо всех сил стремился избежать. В дверь прыжком влетела Катиетт, следом за нею — какой-то отчаянный гаронин.

— Закрыть дверь! — заорал Олмаат.

Он присел, уворачиваясь от железного кулака, и вонзил клинок гаронину в живот. Солдат попятился назад, наткнувшись спиной на закрывающуюся дверь. Ауум метнул полумесяц, и тот глубоко вошел в верхушку вражеского шлема. Солдат мешком осел на пол. Дверь с лязгом захлопнулась. А поверженный и окровавленный гаронин был затоптан толпой эльфов. Хрупкую тишину в тамбуре нарушало лишь тяжелое дыхание, хриплым эхом отражавшееся от потолочных балок.

Свет ламп озарял холодную и круглую стальную комнату, в центре которой виднелась широкая винтовая лестница, уводившая вниз, в ярко освещенное подземелье, откуда доносился гул голосов простых эльфов, охваченных отчаянным желанием спастись. Они стояли плотной группой, а в туннеле, через который они прошли, своей очереди ожидали другие. Под их ногами вниз уходил вертикальный ствол шахты. Скважина глубиной в триста футов, на дне которой находились врата в Калайус. Именно их жаждали захватить гаронины, а эльфы стремились защитить любой ценой, иначе Калайус тоже будет разорен и опустошен.

Открытыми врата поддерживали силы, природу которых не понимал никто, за исключением Такаара. Они должны были рухнуть после того, как он пройдет сквозь них. И, хотя их обрушение наверняка остановит гаронинов, оно погубит и всех эльфов, оставшихся по эту сторону.

Недолгое спокойствие похоронил под собой страх столпившихся внизу обывателей. Конец был неизбежен, и предотвратить его возможности не было. Осадные машины гаронинов принялись бомбардировать дверь донжона. Ауум резко обернулся, заслышав топот бегущих ног внизу, у подножия винтовой лестницы.

— Нет! Катиетт, они пытаются вернуться обратно по туннелям. — Ауум перегнулся через перила, криком предупреждая о последствиях. — Вы идете не в ту сторону. Спускайтесь по лестнице в шахту!

— Аль-Аринаар. Двадцать человек. Спускайтесь вниз. Помогайте людям сойти вниз по лестнице, — приказала Пелин. — Метиан. Ты — старший. Вперед!

Удары в дверь слились в оглушительный грохот. Снизу ему эхом вторили крики насмерть перепуганных эльфов. Казалось, ими овладел панический ужас, и они устремились вперед, ничего не видя вокруг себя. А вот воины, выстроившиеся лицом к двери, молчали. В толстенной четырехдюймовой стали возникли первые вмятины. Гигантские кулаки без устали молотили в нее. Кулаки богов. В самом центре двери появилась первая пробоина. В нее пробился лучик света. Гаронины мгновенно перенесли всю тяжесть бомбардировки на слабое место.

— Теперь уже недолго, — обронил Олмаат.

А за его спиной ширилась и нарастала паника. Снизу, со дна шахты, вдруг ударил мощный луч света. За ним последовал второй, сопровождаемый чередой ослепительных вспышек. Сердце екнуло у Ауума в груди. Перед Катиетт и Пелин возник кто-то из воинов Аль-Аринаар.

— Врата вот-вот рухнут. Такаар пробежал сквозь них, и теперь они разваливаются.

Катиетт взглянула на Пелин и ее воинов. Ауум прочел в ее глазах обреченность. Они проиграли. Снаряды, подобно снежной лавине, продолжали падать на дверь. Узкая пробоина превратилась в дыру, через которую в полный рост мог пройти эльф. В нее влетел снаряд, ударился о дальнюю стену и разорвался, породив водопад каменных осколков и раскрошив несколько деревянных балок.

Катиетт проглотила комок в горле и кивнула.

— Все кончено, — сказала она. — Воины Хаусолиса. Нам не остается ничего иного, кроме как бессмысленно пожертвовать собственными жизнями. Машины гаронинов убьют нас с дальнего расстояния. Выбор за вами. Идите к своим соплеменникам и ждите, пока они не придут за вами. Или проходите через врата и живите в ожидании битвы, когда гаронины отыщут нас снова. Отправляйтесь на Калайус и помогите эльфам Хаусолиса начать новую жизнь. Мой совет: живите сегодня. Спускаемся вниз, соблюдая порядок. Вперед.

Олмаат закинул руку Ауума себе на шею.

— Я тебя не оставлю, — сказал он.

Ауум и Олмаат побежали вместе. Вниз по винтовой лестнице, на самое дно шахты. Остальные Тай и Аль-Аринаар бросились к разбегающимся, охваченным паникой эльфам, чтобы попытаться остановить их и повернуть в другую сторону, а потом повести за собой к свободе и безопасности. Ауум смотрел им вслед, пока свет от врат не замигал, начиная слабеть.

— Бегом! Вперед!

Воины-эльфы, за которыми следовали обыватели, ринулись вниз по лестнице. У ее верха бурлил живой водоворот; эльфы отчаянно стремились ощутить под ногами первую ступеньку. Тай и Аль-Аринаар понукали тех, кто уже оказался на лестнице, спускаться быстрее. А сверху напирали все новые толпы, толкая тех, кто оказался внизу.

— Не давите так сильно! — закричала Катиетт.

С протяжным стоном рухнула стальная дверь. Наверху раздался тяжелый топот. Гаронины ворвались в донжон. Всякая видимость порядка исчезла. Эльфы хлынули на ступени. Они лезли по головам друг друга или устремлялись в туннели, надеясь выскочить и затеряться в лесах Хаусолиса.

Ауум убрал руку с шеи Олмаата.

— Мы должны выиграть время, — сказал он и заковылял обратно к лестнице. — ТайГетен!

Около сотни эльфов откликнулись на его призыв и атаковали гаронинов. Первые вражеские солдаты как раз ступили на лестницу. Сверху загремели выстрелы. Мимо Ауума скользнул Олмаат, на ходу полоснув мечом по левой ноге какого-то солдата. Тот кубарем покатился вниз по лестнице, где его мгновенно добили ТайГетен. Но на его место тут же встали другие. Стрельба усилилась. Воинов ТайГетен разметало в стороны. Гаронины начали прыгать сверху, тяжело приземляясь у шахтного ствола.

Ауум стремительно пригнулся. Над головой у него просвистел приклад очередного гаронина. Эльф рванулся вперед и схватил солдата за ноги. Тот опрокинулся на спину. Ауум вспрыгнул ему на грудь и вонзил свой короткий клинок в прорезь для глаз. Прогремел выстрел. Что-то с силой ударило Ауума в бок, отбрасывая его в сторону. Рядом с ним возник Олмаат. Его клинки со свистом рассекли воздух над головой Ауума. Труп гаронина перелетел через балюстраду и обрушился на плотную массу людей внизу, сбивая с ног и врагов, и друзей.

— Самое время уходить, друг мой.

Олмаат схватил его за левую руку и потянул. Все тело Ауума пронзила острая боль. Он стиснул зубы, но руку друга не выпустил. Вокруг них сомкнулись клинки ТайГетен. Выстрелы следовали один за другим, лязгая о металл и высекая искры, с тошнотворным звуком ударяя в беззащитные тела, отрывая конечности и головы.

— Уходим! — надрывался Олмаат. — Все вместе. Уходим!

ТайГетен оторвались от противника. Внизу, на лестнице, продолжалась давка. Самые слабые и те, кому не повезло, падали, не в силах устоять на ногах. Презрев лестницу, ТайГетен побежали вниз по стенам.

— Сможешь спуститься так же? — спросил Олмаат.

Он коротко взмахнул свободной рукой, и его клинок вошел в бок гаронину, вспарывая тому ребра. Ударом ноги Олмаат отшвырнул труп в сторону. Они подошли уже к самому краю шахты. Гаронины преследовали их по пятам.

— Со мной все будет в порядке, — ответил Ауум.

Олмаат отпустил его, и он едва не упал. С хрипом втянув в себя воздух, он швырнул свое тело в шахту. Воины ТайГетен уже заскользили вниз по стенам. Гаронины стреляли им вслед. Вот они накрыли огнем лестницу. Эльфы валились, как подкошенные. Уцелевшие еще сильнее рванулись вперед. У самого края шахты отчаянно сопротивлялись гвардейцы Аль-Аринаар и ТайГетен. Вот кто-то из гаронинов рухнул вниз, насмерть разбившись об пол комнаты с вратами. За ним последовали другие.

Все это время свет, который излучали врата, искрил, слабел и дрожал, бросая мертвенно-лиловые жуткие сполохи вверх по шахтному стволу. Как и все остальные Тай, Ауум ринулся вперед вниз головой. Стены шахты были грубо вырубленными и неровными, так что отыскать опору для рук и ног было легко. Он всем телом прижимался к камню, позволяя одежде создавать дополнительное трение, чтобы замедлить падение. Боль в боку становилась все сильнее. Кровь текла из обеих ран.

У Ауума закружилась голова. Он подавлял стремление ускорить движение. Его догнали двое ТайГетен. Третья оказалась впереди.

— Не останавливайся, брат, — сказала она.

В следующий миг выстрел сорвал ее со стены и швырнул на землю. Ауум закричал. Руки его дрожали от напряжения, в голове помутилось.

— Спускайтесь, — сказал он. — Оставьте меня и спасайтесь сами.

Но они не обратили на его слова никакого внимания, и он испытал невероятное облегчение, слишком сильное для того, чтобы хотя бы поблагодарить их. Весь путь вниз он проделал, хватаясь руками и ногами за те же выступы и выемки, что и идущий впереди ТайГетен. Впереди яростно мигал проход. Вот он вспыхнул ровным светом, а потом вновь замерцал, угасая.

— Бегом! Бегом! Надо успеть проскочить!

Ауума чуть ли не на руках потащили к проходу. Здесь было тесно от бегущих эльфов. У самых врат выстроилась шеренга воинов, готовых отразить атаку гаронинов.

— Отпустите меня, — сказал он. — Я еще могу драться.

— Не говори глупостей, — оборвал его Олмаат, вновь оказавшийся рядом.

Он принял Ауума у его опекунов и пробежал с ним через врата. Последнее, что слышал юноша, была яростная стрельба, крики эльфов и спокойные команды воинов, оставшихся по ту сторону на верную смерть.

— Шорт, прими их души.

* * *

Ауум знал, о чем думает Такаар. Точнее, о чем бы думал Такаар, пребывающий в здравом уме. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на ком лежит вина за разгромное поражение.

— Если бы я остался, мы продержались бы еще несколько часов, — прошептал наконец Такаар. — Подумай о том, сколько еще тысяч могло бы спастись.

— Может быть, — согласился Ауум.

Но он знал всю правду.

Такаар прищурился и сердито ткнул пальцем себе через плечо.

— Так я и знал, что ты снова расчирикаешься. Неужели ты никогда не устанешь попрекать меня прошлым?

— Такаар, — сказал Ауум.

— Нет, думаю, нет. И я не стану этого делать. Ты думаешь, если я не набрался мужества за прошедшие десять лет, то оно появится у меня сейчас? И можешь не льстить мне и не упрашивать, я все равно не стану делать того, чего не хочу. Нам понадобятся некоторых из тех ядов, над которыми я работал.

Такаар уставился на Ауума. Молодой ТайГетен растерянно заморгал.

— Что он говорит? — уклончиво поинтересовался он.

Плечи Такаара поникли.

— Такое впечатление, что ты совсем его не слышишь, — пожаловался он. — А еще мне кажется, что ты не слышишь и меня. А я говорю, что нам понадобятся яды, над которыми я работал. И еще мазь от ожогов. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Чувство, охватившее Ауума, иначе как искренней радостью и назвать было нельзя.

— Значит, вы идете со мной! — воскликнул он, и звук его голоса распугал мелкое зверье в соседних кустах.

— Я сказал бы, что это было очевидно.

Ауум кивнул.

— Конечно, конечно. Спасибо вам. Вся раса эльфов будет вам благодарна.

— А вот это вряд ли, — возразил Такаар. — Да и тебе придется забыть об этом. Я не собираюсь бросаться вниз с утеса. Я придумал другой способ умереть, и он представляется мне более подходящим. Хочешь присоединиться к нам?

— Я… — начал Ауум и только потом сообразил, к кому обращается Такаар.

— Ты прекрасно знаешь, что это не имеет ничего общего с искуплением, или завоеванием авторитета, или чем-нибудь еще в том же духе. Ты знаком со мной вот уже десять лет, но до сих пор не понял, что подобные вещи меня не волнуют.

Ауум решил промолчать, ожидая продолжения. Но его не последовало. Такаар удалился в свою хижину и принялся отбирать различные горшки. Он явно полагал разговор законченным.

— Я могу спросить, почему вы делаете это?

Такаар пристально взглянул на Ауума. Под его взглядом юноша почувствовал себя неуютно. Ему вдруг показалось, что наставник заглянул ему в самую душу. А тот взял несколько горшков и корзину, сплетенную из крепкой лианы, и сунул ему в руки.

— Сложи их. По дороге я расскажу, как они действуют. — Он подошел к своему гамаку и поднял с него связку каких-то длинных палок, завернутых в ткань. Он развернул ее, и в руках у него оказались заплечные ножны. В одних до сих пор торчал клинок.

Это очевидно, почему я так поступаю. Потому что он говорит, что у меня не хватит на это мужества.

В душе у Ауума царил сумбур: надежда то вспыхивала ярким пламенем, то тут же гасла.

— Вы делаете это не ради своих братьев и сестер? Не ради Катиетт?

Такаар презрительно фыркнул.

— Никоим образом. За прошедшие годы я понял, что ничего не знаю. Но меня бесит, что кто-то вознамерился разрушить дело всей моей жизни. А я достаточно эгоистичен и храбр, хотя он и утверждает обратное, чтобы попытаться помешать этому.

Что ж, спасибо и на этом. Ауум принялся наводить в лагере порядок, а заодно проверил и свое скудное снаряжение. Но потом, уже собираясь забросать землей костер, он вдруг заметил, что Такаар вновь пристально разглядывает его.

— Что это ты делаешь?

— Готовлюсь выступить в путь, — ответил Ауум.

— Не нужно так спешить.

— Но…

— У нас готова еда, а ни один эльф не должен приступать к выполнению задачи на голодный желудок. Ни один эльф не должен принимать пищу на ходу, когда это можно сделать в комфортных условиях. Садись. Мы поедим. А потом я покажу тебе, как лучше всего уложить наше мясо, сырое и жареное, чтобы оно не испортилось. Только после этого мы тронемся в путь.

Ауум пожал плечами, шумно выдохнул и присел у костра.

Глава 24

Нет более легкого противника, чем упорствующий в своем заблуждении командующий на территории, которую в принципе невозможно защитить.

Одежда оказалась Пелин великовата, да и пошита она была из куда более дорогого материала, чем тот, к которому она привыкла. Кроме того, платье оказалось мужским и свободно болталось совсем не в тех местах, где нужно. Доспехов не было вообще. Пелин набросила себе на плечи свой плащ и поморщилась, глядя на то, во что он превратился. Но, по крайней мере, на боку у нее был острый меч — второй клинок Тулана, а он всегда следил за состоянием своего оружия.

— Ну, и что мы теперь будем делать? — осведомился Эфран.

Из окна на верхнем этаже он смотрел на пожары, взявшие гавань в плотное кольцо окружения. В районах Солт и Сэйл-Мейкер горели все улицы. Парк Туала оказался как раз на пути наступления людей. К этому времени сотни сефан и орранов уже спасались бегством из своих гетто, даже не подозревая о том, что оказались на вражеской территории. Впрочем, большую часть их отогнали к Блейду, Гардарину и кварталу Чамберс.

Самых настойчивых, которые вздумали умолять туали бежать, пока еще не поздно, попросту избили. Некоторым повезло куда меньше: их повесили на деревьях, казнив старинным способом туали — tua-mossa. Выпотрошить и вздернуть. Так эта страшная казнь именовалась в просторечии. Пелин смотрела, как эльфы в отчаянии умоляют выслушать их. Но единственным ответом им было вспарывание живота, за которым следовал удар копьем, пригвождавший их к дереву.

— Вы все еще радуетесь тому, что дезертировали из Аль-Аринаар, братья мои? — осведомилась Пелин.

У обоих достало совести промолчать.

Общей стратегии не было. Имела место бессмысленная, ужасная и жестокая оборона отдельных небольших участков Исанденета разрозненными кланами. Именно на это и рассчитывали Ллирон и Силдаан. А туали никак не могли понять, что же на самом деле происходит, хотя каждый пожар и каждое заклинание буквально кричали им о том, что надо бросать все и спасаться бегством. Их вера в предателя Хелиаса, который ее совершенно не заслуживал, должна была обойтись им очень дорого. Они ждали его приказов и никак не рассчитывали, что, вернувшись, он приведет с собой несколько сотен людей.

— Мы должны выяснить, что случилось с Аль-Аринаар. Но прежде чем идти к казармам, если от них что-нибудь осталось, мне надо сделать одно дело.

— Мы с тобой, — заявил Тулан.

— Надеюсь, вы меня простите, если я пока что не стану поворачиваться к вам спиной.

— Нам придется защищать свои собственные, — негромко ответил Эфран.

— Черт побери, почему же вы не делали этого раньше? — Пелин подступила к братьям вплотную. — У всех у нас были сомнения, но только те, кто обладал настоящей силой духа, знали, что единственная вещь, единственная, я повторяю, которая имеет значение — это сохранение гармонии. Смотрите, что вы наделали. Вы превратили туали в диких животных, готовых убивать тех, с кем они молились вместе всего пару дней назад. И я нисколько не сомневаюсь в том, что где-нибудь в городе та же участь уже постигла и ваших соплеменников. Примите мои поздравления с тем, что воткнули меч в живот расе эльфов!

Братья уставились на нее с выражением незаслуженно обиженных детей.

— Что? Или вы думали, что я начну петь вам дифирамбы, обливаясь слезами благодарности, а потом прижму вас к груди? Давайте-ка сразу расставим все точки над «i», чтобы на горящих улицах между нами не возникло недопонимания. Вы двое — дезертиры. Тот факт, что вы спасли мне жизнь, означает, что у вас достало здравого смысла и порядочности понять, что вы совершили большую ошибку. Но я больше не могу доверять вам, как своим братьям, это понятно? Я не могу просто взять и забыть о том, что вы совершили. Или что натворили другие дезертиры. Так что решайте сами. Оставайтесь со мной, чтобы попытаться выиграть эту войну, а потом, когда все закончится, мы посмотрим, что делать дальше. Или же бегите в лес и положитесь на милость подданных Туала, Молчащих и ТайГетен.

Тулан кивнул.

— Не думаю, что мы побежим.

Пелин улыбнулась.

— Хорошо. Так и я думала. А теперь пошли. Расскажите мне, где окопались аппосийцы. Полагаю, на южной стороне. Скорее всего, в районе Гранс или Олд-Миллерз.

— Сила привычки, — отозвался Тулан. — Но зачем они тебе понадобились?

— Метиана зашили в стручок и отдали им.

Тулан присвистнул.

— Пелин…

— Знаю. Но я должна хотя бы попытаться.

— Мы выйдем через черный ход. Чтобы не попасться на глаза туали.

— Они нужны нам, — сказала Пелин. — Все, кто уцелеет. И не имеет значения, что они бы сделали со мной. Пока, во всяком случае.

Тулан кивнул.

— Но сначала — самое главное, правильно?

— Правильно. И наденьте плащи Аль-Аринаар, хотя, Инисс свидетель, вы не заслуживаете того, чтобы носить их. Я не хочу, чтобы мы выглядели как группа захвата вашего клана, или во что вы там еще играли, черт бы вас побрал.

Спустившись по лестнице, они вышли наружу через заднюю дверь, пересекли маленький садик и оказались в узком переулке. Тулан шел первым, Эфран следовал за ним. Пелин старалась держать в поле зрения обоих, не поворачиваясь к ним спиной. Солнце уже взошло, принеся с собой жару, но небо было раскрашено в жуткие цвета магического огня людей, к которому добавлялись желтые блики горящего дерева. В воздухе висел сильный запах гари.

Здесь, вдали от мест непосредственных боев, в городе царила странная тишина. Улицы были пусты. Клановые банды затаились. Большинство обывателей, потрясенные происходящим, сидели по своим домам — в том случае, если они у них еще оставались, конечно. Или укрывались там, где позиции их клана были особенно сильны, вынужденные искать спасения среди тех, кого в душе презирали за их поступки.

Пелин почувствовала, как ее охватывает отчаяние. Проблемы навалились со всех сторон, и она не видела путей для их решения, во всяком случае, долгосрочных. Конечно, можно склеить разбитый горшок, но трещины никуда не денутся, и он обязательно развалится на куски снова.

Гранс был густонаселенным районом, в котором предпочитали селиться те, кто работал в лесу, и он представлял собой настоящий лабиринт извилистых улочек, плотно застроенных домами и складами пило- и строительных материалов. Аппосийцы, почитающие бога земли, старейшего божества в пантеоне, издавна составляли здесь большинство, и их клан славился своими успехами в земледелии и деревообработке.

Но так уж исторически сложилось, что они же были и самым агрессивным кланом. Нетерпимым. И самым короткоживущим, если не считать гиалан, с которыми они веками враждовали из-за всякой ерунды.

Выйдя из переулка на широкий проспект Яннерз-Аппроач, ведущий в Гранс, Тулан замедлил шаг.

— Прошлой ночью большинство из них собрались в Орсанз-Ярд, — сказал он, кивая в ту сторону, где над остроконечными двускатными крышами поднимался столб густого дыма.

— Но сейчас их там может и не быть.

— Почему? — спросила Пелин.

— Потому что вчера вечером мы совершили на них налет, — признался Эфран. — Отомстили за то, что днем они напали на нас возле Гардарина.

— Просто здорово, — заметила Пелин. — Значит, сегодня утром они будут настроены особенно дружелюбно.

Тулан быстрым шагом вошел в Гранс. Навстречу им стали попадаться эльфы. Идущие по своим делам, набирающие воду. Кое-где на улице даже играли дети. Взрослые же делали вид, будто вокруг течет нормальная жизнь, но тех, кто не останавливался, чтобы посмотреть на их форменные накидки, больше интересовали столбы дыма, поднимающиеся над доками. Наверняка кое-кто в клане точно знал, что их ждет.

Когда они приблизились к Орсанз-Ярд, Тулан свернул с главного проспекта и углубился в лабиринт улочек и переулков. За последним рядом домов вскоре показался высокий забор, протянувшийся поперек пустыря, на котором детишки играли или смотрели на огонь. Изнутри долетел взрыв смеха. Он был искренним и веселым, и за ним последовали бурные аплодисменты и крики:

— Еще!

Пелин приостановилась в удивлении.

— Я бы сказала, что байки сейчас должны интересовать их меньше всего, — обронила она.

Они пересекли пустырь и двинулись вдоль забора направо, в сторону ворот. Через них туда и сюда сновали эльфы, а сам вход охраняли двое стражников с мечами. Их появление вызвало легкое замешательство.

— Аль-Аринаар. Вам здесь нечего делать, — заявил один из стражников, невысокий аппосиец с мускулистыми руками и здоровенными кулаками, в которых топор и меч выглядели игрушечными.

Теперь Пелин шла впереди братьев. Она откинула полу плаща, выставляя напоказ перевязь с мечом, но не сделала попытки обнажить его.

— У вас находится один из моих людей. Я пришла забрать его. Я не хочу драться с вами. Аппосийцы — мои друзья.

Стражник подозвал к себе двоих товарищей, таких же мускулистых и коренастых ulas, и неторопливо направился к ней, презрительно сплюнув на ходу.

— Туали? И ты еще говоришь, что не хочешь драться? Надо было сказать об этом своим братьям и сестрам вчера вечером. У нас восемь убитых и двадцать раненых. Тем не менее. На этот раз вас всего трое.

Обнажив свои клинки, он взмахнул ими и двинулся вперед. Тулан и Эфран разошлись в стороны, прикрывая Пелин с боков. Она сделала успокаивающий жест и вышла навстречу аппосийцу.

— Ваш враг не Аль-Аринаар, — сказала она.

— С чего ты взяла, — возразил аппосиец.

Последние пару шагов он пробежал, выставив перед собой клинки. Взмахнув ими, он вознамерился снести ей голову. Пелин поднырнула под удар, блокировала его руки своими, а коленом левой ноги врезала ему в пах. Аппосиец согнулся пополам. Когда же он, переводя дыхание, распрямился, она раскрытой ладонью ударила его в лоб, опрокидывая навзничь, а затем опустилась рядом с ним на одно колено, выхватив из ножен меч и приставив клинок к его горлу.

— У меня была очень тяжелая ночь, — сказала она. — Я устала, и мое терпение на исходе. Верни мне Метиана. Живым.

Аппосиец выпустил из рук оружие, умоляющим жестом выставив ладони перед собой. Тулан и Эфран встали перед двумя другими стражниками. Вокруг все замерли. Детишки во все глаза смотрели на них, позабыв о своих забавах. Пелин гибко выпрямилась и протянула руку поверженному противнику.

— Я — не враг тебе.

После недолгой заминки стражник принял ее руку и позволил поднять себя на ноги.

— Метиан? — с невероятным облегчением переспросил он. — Он внутри. Уверяю тебя, он жив и здоров и прекрасно себя чувствует.

— Хорошо. Отведи нас к нему.

Пелин тоже не смогла скрыть своего облегчения, хотя и пыталась напустить на себя равнодушный вид. Стражник, поеживаясь от близкого соседства с нею, повел их на территорию склада. Там было многолюдно. В самом центре склада горел большой костер, и по краям его, над углями, на треногах и рогульках висели несколько горшков всевозможных форм и размеров. Рядом какие-то ula и iad изготавливали копья и грубые стрелы.

Их догнали Тулан и Эфран в сопровождении двух стражников, и небольшая процессия приблизилась к группе из примерно сорока аппосийцев, стоявших или сидевших на земле вокруг одинокого рассказчика. Их появление заставило его оборвать свою байку. Собравшиеся повернулись к ним, обнажили оружие, и круг распался.

В середине его на бревне, подстелив плащ, восседал Метиан, держа в руках дымящуюся кружку. На нем были кожаные штаны, толстая шерстяная рубашка и короткая кожаная куртка. Типичная одежда лесоруба. Он был босиком, но рядом с бревном, на котором он сидел, стояла пара поношенных сапог.

Пелин улыбнулась и покачала головой.

— Они должны были убить тебя, — сказала она.

— Да, но Ллирон не настолько умна, как полагает. Трое из моих дочерей вышли замуж за аппосийцев. Вот это питье приготовил мне один из моих внуков. Гуарана и гвоздика. Замечательный напиток.

— Только тебе могло так повезти, — заметила Пелин. — Ты мог бы предупредить меня об этом вчера ночью.

— У Шорта повсюду глаза и уши, — отмахнулся Метиан.

Аппосийцы вокруг них расслабились, успокаиваясь. Метиан пришел им на выручку.

— Друзья мои, позвольте представить вам Пелин, архонта Аль-Аринаар, которая защищает нас от самих себя. А это — Тулан и Эфран. — Метиан окинул братьев долгим взглядом, но не стал ничего добавлять. — Прошу вас, опустите оружие. Давайте отметим это событие. Кстати, что с тобой случилось? Туали не было на месте или еще что-нибудь в этом роде? Или ты просто сбежала от них прямо в стручке, прыгая, как кузнечик?

Аппосийцы захохотали, опуская оружие. Пелин сунула свой меч в ножны. Стражник, стоявший у ворот, развернулся и зашагал обратно на свой пост.

— Сейчас им есть чем заняться и помимо меня, — ответила она. — Кроме того, ко мне пришла нежданная помощь. — Пелин выразительно приподняла брови.

Метиан кивнул.

— Прекрасный наряд, — заметил он.

— У тебя тоже. Что ты им рассказал?

— Правду. Теперь аппосийцы знают, что с кораблей высадились люди и готовятся уйти в лес.

— Хорошо, — сказала Пелин. — Кто здесь главный?

— Так уж получилось, что я. Меня зовут Болта.

Вперед вышел пожилой ula. Лицо его покрывала сеточка густых морщин, под глазами набрякли мешки, а кончики ушей обвисли. Волосы его оставались густыми, хотя и поседели, и лишь на макушке просвечивала плешь. Пелин несколько раз видела его в городе. Кажется, он был кем-то вроде финансиста или банкира. Скорее всего, половина здешних складов принадлежала ему.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, — сказала она. — Все, что рассказал вам Метиан — правда. В городе свирепствуют люди, которых за деньги наняли Ллирон и жрецы Аринденета. Они непременно захватят город по частям. Оставайтесь в лесу. Не вздумайте выходить оттуда, пока за вами не приду я или ТайГетен. Вы направляетесь к водопадам Катура-Фоллз?

Болта покачал головой.

— Не спеши. Мы не собираемся бежать сию же минуту; мы ждем подходящей возможности, если ты понимаешь, что я имею в виду. А укрыться мы намерены в Олбек-Райз.

— Хорошо. Мы можем обратиться к вам за помощью, если она нам понадобится?

Болта улыбнулся.

— Топором срубить человека легче, чем дерево.

— Да хранят вас Аппос и Инисс. Я этого не забуду. — Пелин обернулась к Метиану. — Где Якин?

Метиан кивнул.

— С ним все должно быть в порядке. Он умен, а гиалане не так раздражены и обозлены, как на то рассчитывает Ллирон.

— Он нам нужен.

— Я знаю, где они могут быть, — заверил ее Метиан.

И наклонился, чтобы надеть сапоги.

* * *

Но с Якином все было далеко не в порядке.

Вход в музей Хаусолиса украшала резная деревянная арка, под которой вымощенная каменными плитами дорожка вела к ступенькам, поднимавшимся к самым дверям здания, сделанным по образу и подобию ворот Тул-Кенерита. Гиалане выбрали музей в качестве свой опорной базы, поскольку он располагался в центре занятого ими района.

Якина привязали к арке за руки. Над ним висели скрещенные флаги, олицетворяющие капли дождя, падающие в подставленные ладони. Обнаженное тело Якина блестело от крови. По бокам стояли стражники-гиалане, не обращая на него никакого внимания. Но Якин уже давно не мог молить о чем-либо, если вообще когда-либо собирался. Пелин сразу же поняла, как его пытали и убили.

Надрезы. Их были сотни. Они покрывали все его тело, каждую его часть. Мелкие порезы и глубокие раны. Ему отрезали нос и оба уха. Срезали губы по всей длине. Кастрировали. Отрезали веки и соски. Его тело подверглось всем мыслимым и немыслимым унижениям. Последним надругательством стало то, что ему выкололи глаза.

Поведение, типичное для гиалан. Во всяком случае, таковым оно считалось раньше. Когда они приблизились, Метиан шагнул вперед и подошел к двум стражникам.

— Добро пожаловать, брат, — сказал один из них. — Хотя мое приветствие не распространяется на твоих спутников.

— В этом нет необходимости, — заверил его Метиан. — Настоящее церемониальное klosil. Пожалуй, вы очень этим гордитесь, а?

Стражник улыбнулся, глядя на тело Якина.

— Жаль, что тебя здесь не было. Видел бы ты, как он дергался и кричал. Взывал к своему богу. Наверное, недостаточно громко, как ты считаешь? А вон тот порез у него на лбу — моих рук дело. Вторая улыбка, правда?

— Не возражаешь, если я добавлю к ней свою собственную? — спросил Метиан.

Пелин напряглась. Стражник заулыбался во весь рот.

— Там хватит места для всех желающих.

Правой рукой из ножен, висевших у него на левом бедре, Метиан выхватил меч. Одним движением, не останавливаясь, он вонзил его в грудь стражнику и вскрыл ее, распоров рубашку, горло и развалив напополам нижнюю челюсть.

Одно долгое мгновение стражник ошеломленно смотрел на Метиана, а потом попытался схватиться руками за шею и рухнул на землю. Тело его содрогнулось несколько раз в предсмертной агонии, и все было кончено. Метиан приставил лезвие меча к горлу второго стражника, который даже не успел схватиться за свое дрянное копьецо.

— Гиал призывает мстить таким, как ты. Шорт услышал ее, и твоей душонке уготовано место в чистилище. Вот этот эльф. Вот этот славный молодой сефанин, которого вы зверски убили, был моим другом. Перережь веревки и опусти его на землю. Осторожно, с глубоким уважением и почтением. А если ты его уронишь, я уроню тебя.

Глава 25

В убийстве, совершенном руками воина ТайГетен, есть своя, особая красота.

— Хватит пожаров, — сказала Силдаан, подходя к Гарану и останавливаясь рядом с ним.

Тот с улыбкой оглянулся на нее. Нападение на Исанденет разворачивалось невероятно быстро. До сих пор им ни разу не пришлось прибегать к стали. Эльфы в страхе разбегались, напуганные человеческой магией. На берег высадились около пятисот солдат-наемников и магов. Они были хорошо организованы, сильны и безжалостны.

Они наступали с трех направлений одновременно, охватив северную часть города широкой петлей и двигаясь на юг. Некоторые из магов летали — поправ все законы, известные Силдаан, и те, что она была готова принять, — обеспечивая, таким образом, полное превосходство. Они оказались способны перелететь по воздуху через любую базу кланов, любой очаг сопротивления и направлять магический огонь с потрясающей точностью.

— Они должны понять, что нас невозможно остановить. Мы же хотим, чтобы они разбегались, едва завидев нас, не так ли?

— Я хочу, чтобы они притихли, а не ударились в панику. А еще хочу, чтобы достаточная часть города уцелела и туда можно было переселиться. Отзови своих магов. Прикажи согнать пленных в одно место. Нам нужно очистить этот квартал перед тем, как атаковать Гардарин. Когда мы его захватим, город окажется в нашей власти.

— Как прикажешь, босс.

Гаран приподнял брови. Этот его жест несогласия приводил Силдаан в бешенство. Он выкрикнул распоряжение на уродливом наречии людей с севера. Маги начали приземляться за линией вооруженных мечами наемников. Впереди основных сил двигался отряд в сто человек под командой гневливого командира со шрамом через все лицо. Маги пролетели над ними.

Силдаан покачала головой.

— И что ты им приказал?

— Именно то, о чем ты просила. Тех, кто ищет укрытия, мы оттесним налево, обратно к докам и загоним в одно из уцелевших складских помещений. Я отправляю лучников и мечников вперед, чтобы они обыскали каждый дом в… Как ты его называешь? Ладно, какая разница. Словом, вверх по Тропе Инисса. А наш правый фланг сближается с группой твоего друга. Нам нужно лишь его подтверждение.

— Хелиас — не мой друг.

— Скажи ему об этом сама. Это ведь он, не так ли?

Маленькая группа эльфов вышла на Тропу Инисса, широкий и извилистый проспект, обсаженный деревьями, который пересекал город с севера на юг. В некоторых местах его прерывали здания и памятники, но, в общем и целом, он считался спинным хребтом Исанденета. Группу из пяти эльфов возглавлял Хелиас.

— Пусть они подойдут поближе, — распорядилась Силдаан. Гаран повторил ее команду на своем языке. — Хелиас. Ты пришел не один.

Хелиас развел руки в стороны.

— Маленькая личная гвардия, моя жрица. На улицах нынче неспокойно.

— Ничего, скоро все придет в норму. Кто это?

— Советники и охранники.

— Отлично. Но они тебе больше не понадобятся. — Она махнула рукой Гарану. — Убери их куда-нибудь, хорошо?

— Хелиас, я протестую, — заявила одна из них, высокомерная iad с длинным ножом за поясом. — Эта иниссул не может…

— Думаю, туали, ты быстро убедишься в том, что я могу делать все, что захочу.

Iad выхватила из-за пояса нож. Гаран шагнул к ней и отвесил сочный апперкот в челюсть. Девушка рухнула на землю, лишившись чувств.

— Все остальные живенько заткнулись и ведут себя тихо, — сказал он. — Куда их отвести?

— Ты полагаешь, мне есть до этого дело? Это ведь ты у нас командуешь загонами для скота.

Гаран подал знак, и к нему подбежали шестеро его солдат. Он бросил им несколько слов, и они окружили людей Хелиаса.

— Вам не причинят зла, — успокоил их Хелиас. — Это для вашей же безопасности.

Когда их уводили, они принялись осыпать проклятиями его и Силдаан.

— Знаешь, а ведь это может оказаться правдой, — заметила жрица.

— Что мне делать? — спросил Хелиас.

— Твои люди находятся в назначенном месте? — поинтересовалась она.

— Естественно.

— А маленький, но удаленький подарок Ллирон?

Хелиас улыбнулся, и при виде этой улыбки содрогнулась бы любая iad.

— Она ждет, когда у меня будет время заняться ею. Просто скажи своим наемникам, чтобы они не трогали дома на площади.

— Хорошо, а потом ты можешь убираться на все четыре стороны. Возвращайся к себе и делай с нею все, что тебе заблагорассудится. Хотя на твоем месте я бы отложила удовольствие на потом и вернулась бы к храму Шорта. Ллирон обеспечит тебе безопасность.

— Я не собираюсь отправляться в столь дальний путь в одиночку, — вспылил Хелиас.

— Тогда идем с нами. Только не путайся под ногами; у меня еще есть дела.

— Не смей обращаться со мной, как с презренным слугой!

— А как еще прикажешь жрице иниссулу обращаться с туали? — парировала Силдаан. — Не волнуйся, ты получишь свою награду и должность. А до тех пор… — Силдаан в задумчивости прижала палец к губам.

— Я тебе нужен, — заявил Хелиас. — Не забывай об этом.

— Твое присутствие неизбежно, но раздражает, как мозоли от новых сапог. Идем.

Хелиас метнул на нее взгляд, заставивший Гарана выразительно приподнять брови. Затем бывший спикер принялся проталкиваться сквозь толпу наемников, но куда он направился, знали лишь одни боги, которым, впрочем, не было до этого никакого дела.

— А вот и еще один кандидат на то, чтобы не спускать с него глаз, — заметил Гаран.

— Он — ничтожество. В одиночку у него не хватит ни силы, ни мужества для драки. Идем. Я хочу устроить еще один крупный пожар до того, как начнется дождь.

* * *

Пелин смотрела, как люди летают по небу на крыльях, сотканных, казалось, из теней и дыма. Она видела, как они то опускаются к самой земле, то вновь взмывают в вышину. И скорость они развивали весьма приличную. Очень проворные и быстрые, нарушающие законы всех эльфийских богов. И еще они представляли собой очень большую проблему.

Они вернулись к дому на площади перед Парком Туала, в котором собрались сотни туали. Они стояли группами, переговаривались, точили оружие и ждали, как она полагала, Хелиаса. Впрочем, получить они должны были нечто совсем иное, и Пелин хотела быть тому свидетельницей. Тулан уже приготовил путь для отступления, и сейчас вместе с Эфраном ждал ее внизу.

Пелин повернулась к Метиану. С лица старого гиаланина до сих пор не сошел гнев, охвативший его при виде Якина и музейной арки.

— Ты поступил совершенно правильно, — сказала она ему.

Он поднял голову и впился взглядом в ее лицо.

— Дело не в этом. Эти двое гиалан должны были сдохнуть, как собаки, которыми и были на самом деле. Я жалею лишь о том, что мы не сожгли музей. Ни один из них не заслуживал остаться в живых. Особенно после того, что они сделали.

— Я все понимаю, но ты не можешь позволить себе подобные мысли. В конце концов, время прощать обязательно наступит. Да избавит меня Инисс от этой участи, но мне, пожалуй, придется простить Хелиаса. Этот ula — скользкий, как тайпан, и, клянусь, он проживет дольше любого иниссула.

Как только гиаланский стражник опустил беднягу Якина на землю, Пелин увидела то, чего не ожидала никогда. Метиан вышел из себя. Пелин ожидала, что вот сейчас он шлепнет стражника мечом по заду и прикажет тому убираться и передать весточку остальным. Но, едва он успел выпрямиться, как Метиан ударил его в живот, затем эфесом меча огрел по затылку, когда тот скорчился, а потом опрокинул на землю, пинком ноги перевернул на спину и вонзил ему меч прямо в сердце.

И только тогда старый эльф расплакался. Тулан и Эфран перенесли Якина в тень, где Тулан накрыл изуродованное тело несчастного своим плащом. Они решили, что заберут его на обратном пути и отнесут в лес. Храм Шорта оставался для них недосягаем.

— Я подумаю об этом. Но я уже стар, Пелин. Старею, во всяком случае. И я никогда не думал, что доживу до этого. Размах насилия ужасен. А мое собственное стремление убивать пугает меня еще сильнее. — Руки у Метиана дрожали. — Мне следовало бы уйти в лес вместе с аппосийцами.

— Ты еще можешь это сделать. Это будет не дезертирство, а выход в отставку.

Метиан с трудом выдавил улыбку.

— Спасибо тебе, Пелин. Но, думаю, я должен увидеть все своими глазами. Узнать, что мы собой представляем как народ. Не хочу поворачиваться спиной и не знать, что же я пропустил.

Пелин перевела взгляд на Парк Туала. По всему его периметру наблюдалось оживление. Как, впрочем, и в Пепле.

— Тулан. Приближаются люди.

— Мы готовы, — донесся от подножия лестницы голос Тулана.

Пелин отступила на шаг от окна, прячась в тени.

— Думаю, мы совершили большую глупость, придя сюда, — заметила она.

— Мы должны точно знать, что творится в городе, чтобы планировать свои дальнейшие действия.

Пелин коротко рассмеялась.

— Я видела выражение твоего лица, когда ты услышал мое предложение, старина. И еще я заметила, как ты оглянулся на театр «Хаусолис».

Метиан поднялся с изножья кровати, на которой сидел, и присоединился к ней у окна.

— Что ж, не стану скрывать, я был удивлен. Неужели ты не рассчитывала хоть немножечко позлорадствовать, глядя на то, как разбегаются туали?

— Ты слишком хорошо меня знаешь. Но, на всякий случай, будь и сам готов к поспешному бегству. Можно не сомневаться в том, что Хелиас просил их не трогать дома, но ведь это — те самые люди, о которых мы с тобой говорили. Наемные убийцы. Разве можно им доверять?

— Скорее уж я поверю пиранье.

* * *

Ниллис, заметив какое-то движение, решил поначалу, что это охранники периметра, присмотрелся повнимательнее и понял, что ошибся. Покрепче перехватив посох, конец которого заострял в ожидании возвращения Хелиаса, он похлопал по плечу сидящего рядом Улакана.

— Что это?

Улакану было скучно. Ниллис видел это по глазам приятеля. Про себя он думал, что тот зашел слишком уж далеко и чересчур увлекся насилием во время ночных рейдов. Но Улакан, едва закончив школу, как и он сам, похоже, получал от этого подлинное удовольствие. Подобно своим родителям, которые тоже были здесь, он, не стесняясь, утверждал, что это должно было случиться и что дело к этому шло уже давно.

Многие туали видели, как те, кто предположительно считались их врагами, собирались на границе парка, по-прежнему частично скрытые забором, стенами и деревьями. Зазвучали тревожные голоса, и группа эльфов, числом около трехсот, рассыпалась по парку в ожидании схватки.

— Идите сюда, трусы! — крикнул Улакан. — Покажитесь. Возьмите нас, если сумеете.

Насмешки Улакана подхватили в толпе, по которой прокатился издевательский смех. Эльфы потрясали кулаками и оружием. Но из кустов и через забор, ломая его, полезли отнюдь не иксийцы, биитане или сефане. Голоса смолкли. Туали попятились от врага, который наступал на них со всех сторон.

Насмешливые возгласы замерли на губах. Кончики клинков опустились. Эльфы принялись нервно оглядываться по сторонам, в поисках утешения или поддержки вглядываясь в лица тех, кто стоял рядом. И не находя его. Ниллис решил, что их не меньше сотни. Большинство вооружены, остальные — нет. Люди.

Туали охватил страх. Ведь они, в подавляющем большинстве своем, были простыми обывателями. Сильными и храбрыми, когда нападали на таких же обывателей или дрались с ними. А сейчас на них наступали профессиональные солдаты, шагавшие с холодной решимостью и державшие на изготовку острые мечи. Они были в кожаных доспехах и сапогах с обитыми сталью носками. Они выглядели высокими, сильными и беспощадными. Все в шрамах, которые частично скрывали бороды. С ледяными глазами.

Впереди шли невооруженные бойцы. Все туали слышали о том, что к ним пожаловали люди, которые с помощью чего-то непонятного, что называлось магией, убили Лориуса. Ниллис знал, что вот эти самые люди в простой одежде умеют с нею обращаться, чем бы она ни была на самом деле. Ниллис почувствовал, как рядом с ним остановился Улакан.

— Надо сматываться отсюда, — прошептал приятель. — Прорываться, или мы окажемся в ловушке.

Сердце учащенно застучало у Ниллиса в груди.

— Кажется, уже слишком поздно, ты не находишь?

— Нет. Иди за мной. Если кто-либо еще последует за нами, пожелаем ему удачи.

— А как же твои родители?

— Сейчас или никогда. Бежим!

И Улакан побежал. Он побежал к северной окраине парка, где цепочка людей выглядела вовсе уж редкой. Ниллис припустил за ним вслед. Он услышал крики и топот ног тех, кто последовал за ними. Улакан смеялся на бегу, радуясь собственной смекалке и ловкости. Но тут из шеренги навстречу им шагнули двое невооруженных людей. Они подняли руки, выставив перед собой ладони. Ниллис видел, как они заговорили, а потом словно толкнули что-то от себя.

Улакан налетел на нечто невидимое, ударился о него головой и упал навзничь. Казалось, он с разбегу наткнулся на стену. Через два шага и Ниллиса ждала такая же участь. Он в кровь расшиб себе нос о невидимую преграду, вывихнул запястье и сломал посох. Тяжело рухнув на землю, он взглянул на Улакана. Его друг смотрел на него так, словно не верил своим глазам. Вот он поднялся. Но на этот раз оказалось достаточно и шага, чтобы он вновь уперся в барьер.

Улакан вытянул руку и коснулся его пальцами. Ниллис последовал его примеру. Ощущение было ни на что не похожим. Не металл и не дерево. Он не мог описать его. Но барьер двигался вместе с людьми, которые пошли вперед. Ниллис попятился. Повернувшись, он побежал обратно к толпе соплеменников. А люди сужали вокруг них кольцо окружения. Их была всего-то дюжина, не больше, толкавшая выставленными перед собой руками невидимый барьер.

Туали один за другим пробовали прорваться наружу, но лишь бессильно натыкались на непреодолимую преграду. Повсюду раздались крики. В панике эльфы, мужчины и женщины, раз за разом бросались на невидимые барьеры. Кровь перепачкала руки и лица. Костяшки пальцев были содраны. Ниллис и Улакан застыли плечом к плечу. За ними стояли родители Улакана. Все они шаг за шагом пятились назад, по мере того как стена смыкалась вокруг них.

Ниллис с трудом заставлял себя поверить в происходящее. Он понимал, что это не сон, что барьер находится от него на расстоянии вытянутой руки, но какая-то часть сознания отказывалась признать реальность того, что творилось вокруг, и убеждала его, что все это — фокусы воспаленного воображения.

— Кажется, мы вляпались по-настоящему, — сказал Улакан. Самоуверенность его куда-то подевалась, в глазах стоял страх. — А что, если они не остановятся и будут давить дальше?

Свободного места больше не осталось. Туали оказались плотно прижатыми друг к другу. Началась давка. Дышать было нечем. Ниллис опустил руки вдоль тела, и поднять их не было никакой возможности. Шаг за шагом их сдавливали все сильнее. На ограниченном пространстве все громче и настойчивее раздавались крики и мольбы остановиться. Зазвучали молитвы, возносимые Иниссу и Туалу.

Ниллис попытался повернуться, но обнаружил, что не может этого сделать. Державшегося рядом с ним Улакана толкали в грудь и спину. Он судорожно и коротко дышал. Позади Ниллиса кто-то потерял сознание, и тело несчастного прижалось к его спине, будучи не в состоянии упасть.

И вдруг всяческое движение прекратилось. Давление чуточку ослабло. Люди вновь смогли сделать вздох. В буквальном смысле. Ниллис смотрел, как солдаты выстраиваются в круг позади тех, безоружных. Один из них шагнул вперед и заговорил с сильным акцентом, но на вполне приличном эльфийском.

— Те, кто держит в руках оружие, бросьте его. Взамен мы дадим вам больше места. Затем вы бросите те клинки, что носите в ножнах, за поясом или в сапогах. После этого мы уберем барьер, и вы станете нашими пленниками.

Iad и ula поспешно повиновались. Оружие полетело на землю со стуком и лязгом. Стоявший впереди человек что-то прокричал на своем языке, и несколько голосов ответили ему, явно утвердительно. Невооруженные люди опустили руки, давая задыхающимся туали вожделенное свободное пространство. Ниллис принялся разминать кисти рук и водить плечами. Того парня, что потерял сознание у него за спиной, опустили на землю и принялись приводить в чувство. Ниллис насчитал, по крайней мере, еще шестерых эльфов, пребывавших в аналогичном состоянии.

— Хорошо, — сказал предводитель людей. — А теперь бросьте последнее оружие, если оно у вас еще осталось. И помните: мы наблюдаем за вами.

Ниллис вынул из-за пояса два своих ножа и швырнул их на землю, которая уже была укрыта толстым слоем клинков. Улакан заколебался.

— Не валяй дурака, Улак, — сказал Ниллис. — Сейчас — не лучшее время для твоей бравады.

— Мы не можем просто взять и сдаться. Это будет означать, что мы добровольно отдаем себя в руки иниссулов.

— Останешься жив сегодня — сможешь драться завтра, — возразил Ниллис. — Ты не поможешь никому, если тебя проткнут человеческим мечом потому, что ты решил победить всех в одиночку.

Улакан окинул его раздраженным взглядом, но расстегнул свою перевязь, на которой висели три кинжала. Из сапога он вынул короткий нож и тоже бросил его на землю. Мужчинам за барьером он показал, что в руках у него пусто.

Предводитель, крупный, коренастый мужчина с густой бородой и носом картошкой, расхаживал взад и вперед вдоль строя, кивая и посмеиваясь.

— Долбаные остроухие, — сказал он. — А вы ведь ничуть не поумнели, верно?

Ниллис похолодел, когда солдаты подхватили его смех. Мужчина выкрикнул очередную команду. Барьеры рухнули, и солдаты ринулись на безоружных эльфов.

— НЕТ! — закричал Улакан.

Резко присев на корточки, он подхватил с земли свой меч. Ниллис, слишком напуганный даже для того, чтобы просто закричать, почувствовал, как что-то теплое потекло по его ногам, и попятился, сам не зная куда. Люди врезались в беззащитных эльфов. Он увидел, как один из них отбил в сторону меч Улакана и с размаху вогнал ему в грудь свой клинок. В воздух ударил фонтан крови.

Окровавленные клинки взлетали и опускались, рубили и кололи. Эльфы разбегались во все стороны. Люди завывали в зверином, жестоком восторге. Ниллис обернулся. Меч, перепачканный запекшейся кровью, врезался в шею ula, стоявшего прямо перед ним. Эльф повалился на него, сбивая его с ног.

Он лежал и смотрел на продолжающуюся кровавую бойню. В ушах у него отдавались крики. И смех тоже. Молитвы переходили в плач и обрывались. Повсюду слышалось чавканье и глухой стук, с которым сталь вгрызалась в плоть и кости. Отчаянная мольба и крики обрывались один за другим. Тела зияли ужасными ранами. Раздробленные челюсти. Расколотые черепа. Трупы со вспоротыми животами, из которых вываливались внутренности. Хлюпанье крови под сапогами. Удушливая вонь экскрементов смешивалась с запахом крови и внутренностей, над которыми поднимался пар.

Кровь лизнула мочки ушей Ниллиса, словно ласковая приливная волна. Придавивший его собой эльф еще содрогался в последних корчах. Сверху на голову ему опустился меч, и судороги прекратились. Труп соскользнул в сторону.

Ниллис взглянул прямо в жестокие глаза человека с мечом.

Тот хрипло расхохотался и поперхнулся, давясь смехом. В улыбке обнажились его сломанные и гнилые зубы.

Он занес над головой клинок.

Ниллис до самого конца смотрел, как опускается на него меч.

Глава 26

Мужество — это готовность умереть за тех, кто еще не родился.

Пелин прижала обе ладони ко рту, чтобы не закричать. Снизу по лестнице взбежали Тулан и Эфран, и представшее их глазам зрелище подтвердило то, что они слышали. Метиан загородил собой дверь спальни, не давая братьям выбежать наружу и ввязаться в бой.

Кровавая бойня закончилась. Сотни туали пали жертвой людей, состоящих на службе у иниссулов. Пелин подташнивало. Брызги крови с мечей, взлетающих в воздух, чтобы оборвать жизнь очередного юноши или девушки, мужчины или женщины, навсегда останутся в ее кошмарах. Как и вид людей, расхаживающих по страшному кладбищу и пинающих тела ногами, дабы убедиться, что все они мертвы. Добивающих тех, кто еще бился в предсмертной агонии.

Другие приседали на корточки рядом с зарубленными эльфами, старательно вытирая окровавленные мечи об их одежду, прежде чем обшарить их карманы и забрать себе хорошее оружие. Кинжалы в запекшейся крови. Короткие мечи, выбитые из рук тех, кто пытался защищаться.

— Мы не можем просто стоять здесь и смотреть! — выкрикнул Эфран.

— И что вы собираетесь делать? Вот вы двое? — обозлился Метиан, отталкивая их от двери. — Выскочите отсюда и два счета порубите сотню людей с их ублюдочной магией?

— Мы должны сделать что-нибудь, — процедил, давясь рыданиями, Тулан.

— Для начала мы должны сидеть тихо, — прошипела Пелин, с трудом отрывая взгляд от парка. — И мы обязательно сделаем кое-что. О том, что случилось здесь, мы расскажем всем, кто будет готов нас выслушать. И мы отомстим, обещаю вам.

Пелин чувствовала себя опустошенной. И не имело значения, что многие из убитых готовы были сотворить не меньшую жестокость с ней самой. Такого они не заслуживали. Такого не заслуживал ни один эльф. Она вновь выглянула наружу. Люди собирались в кучки и разговаривали, бурно жестикулируя. И вдруг часть из них направилась к домам Пепла. Оставшиеся двинулись прочь, удаляясь по улице.

— А еще им не нужны свидетели, — сказала Пелин. — Уходим, быстро.

Четверка Аль-Аринаар сбежала по лестнице и выскочила в сад, направляясь к задней калитке. Люди уже ломились в переднюю дверь. Она услышала за спиной крики. Их заметили.

— Бегом! — крикнула Пелин.

Они пробежали по просторному городскому саду, продрались сквозь густые заросли бамбука и выскочили в глухой переулок. Пелин осмотрелась по сторонам. С правой стороны появились люди и сразу же устремились к ним. Она подтолкнула Метиана и бросилась бежать. Выбранный ими маршрут приведет их обратно в Глейд, прямо в объятия людей, которые сейчас шли по Тропе Инисса, направляясь к центру города.

В погоню за ними бросились шесть или семь солдат. Они безнадежно отстали, но криками сзывали своих товарищей на подмогу. Первым по узкому проходу между оградой садов несся Тулан. Повинуясь шестому чувству, Пелин подняла голову. Над ними летели маги, руководя преследованием.

— В укрытие! — крикнула она. — Тулан, веди нас на рыбный рынок. Там мы оторвемся от них, если только успеем добежать.

В конце переулка Тулан повернул направо. Остальные следовали за ним по пятам. Все вместе они выскочили на улицу Киперз-Роу. Она шла параллельно Тропе Инисса, а потом резко сворачивала, соединяясь с проспектом в самом начале Глейда. Примерно на полпути отсюда и до гавани располагался рыбный рынок.

Пелин оглянулась. Над головой кружил маг. Он что-то кричал и жестикулировал. Из переулка ярдах в пятидесяти позади выскочили несколько человек. Маг закружил над ними, указывая путь. Она заметила, что он вдруг посмотрел влево и замахал руками, словно подзывая к себе кого-то.

— Тулан, осторожно. Слева к тебе идут люди.

Ей можно было не предупреждать его. Еще шесть человек выбежали из переулка впереди, перекрывая им путь к отступлению. Тулан пробежал еще несколько шагов по инерции и остановился, вытаскивая из ножен меч; справа от него встал Эфран. Пелин развернулась, обнажая свой клинок. Слева к ней на помощь поспешил Метиан. Четверо против двенадцати, к которым, несомненно, спешат подкрепления. Обстановка складывалась явно не в пользу беглецов. Маг продолжал кружить наверху. Что ж, по крайней мере, он, похоже, не мог причинить им особого вреда, находясь в воздухе.

— Продолжаем говорить, — сказала Пелин. — Не останавливаемся. И ни в коем случае не разрываем круг.

Люди выстроились в шеренгу и побежали на них. Они были вооружены длинными мечами; кое у кого в свободной руке виднелся кинжал, другие же предпочитали держать оружие обеими руками.

— Пришло время отомстить, Тулан, — сказал Метиан.

— Я слышу тебя, — отозвался тот.

По фасаду справа от Пелин скользнула тень, и она услышала скорбный вопль. Блеснул солнечный зайчик, отраженный от стали. Дико заорал маг. Все глаза устремились кверху. Из его груди торчал метательный полумесяц. Крылья его затрепетали и исчезли, и он рухнул на землю.

Пелин улыбнулась людям, в рядах которых возникло легкое замешательство.

— Какое несчастье, — пропела она. — Похоже, у вас начинаются неприятности.

Улучив момент, Пелин рванулась вперед, держа меч на уровне груди. Ее противник заметил ее слишком поздно и не успел приготовиться к обороне. Пелин выбила клинок у него из рук, тут же восстановила равновесие и обратным движением нанесла удар. Ее меч рассек солдату лицо.

Рядом с ним на землю лицом вперед повалился его сосед, не издав ни звука. За ним последовал третий; изо рта его хлынула кровь — эльфийский клинок пронзил ему легкое и сердце. Оказавшийся за их спинами Графирр приветствовал Пелин летящей улыбкой, прежде чем броситься в новую атаку.

— Метиан, помоги Тулану. С этими мы разберемся сами, — крикнула Пелин.

В рядах врага началась неразбериха, люди не знали, в какую сторону бежать и что делать. Один из них атаковал Пелин, но как-то неуверенно, словно думал о чем-то другом. Пелин легко отразила нацеленный ей в лицо нерешительный удар, шагнула вперед и ударила врага в переносицу. Он, шатаясь, отлетел назад. Кто-то из его товарищей закричал, предупреждая об опасности. Вот рухнул еще один солдат, и его доспехи окрасились кровью.

Графирр высоко подпрыгнул, перекувыркнулся через голову и, приземляясь, обхватил ногами шею следующей жертвы, а потом вонзил оба кинжала ей в виски. Солдат рухнул, как подкошенный. Графирр перевернулся в воздухе, приземлился на руки и тут же вскочил, выпрямляясь во весь рост. Пелин тем временем погрузила свой меч в живот последнему солдату, вонзив его над самым ремнем, там, где заканчивался кожаный нагрудник.

Тот поперхнулся криком и упал на колени. Графирр схватил его сзади за голову и резко повернул, ломая ему шею. Пелин обернулась. Еще трое людей уже были мертвы. Графирр поудобнее перехватил свои клинки, но ввязываться в дальнейшую схватку не спешил.

— Оставь их, — обратился он к Пелин. — Они справятся сами.

Так оно и вышло. Тулан ударил мечом в бок одного из солдат, опрокидывая его на землю. Меррат тут же прикончила его одним из своих коротких клинков, одновременно вонзая второй в низ живота другому солдату, который уже успел понять, что время его прошло. Эфран отрубил кисть руки последнему из оставшихся людей, в которой тот держал меч. Солдат громко вскрикнул и застонал, зажимая обрубок второй рукой и со страхом и ненавистью глядя на шестерых эльфов.

Рядом с ним, словно из ниоткуда, возникла Меррат, заговорив на общеэльфийском.

— Ты меня понимаешь?

Солдат кивнул.

— Хорошо. Тогда слушай. Эта земля — наша. И этот город тоже наш. Мы не отдадим его. Возвращайся к своим. Передай им — или вы уйдете отсюда сами, или погибнете все до единого.

Мужчина уставился на нее во все глаза, еще не веря, что остался жив. Он пошевелил губами, но не издал ни звука. Эфран подтолкнул его мечом, на котором уже начала подсыхать его кровь.

— Беги, — сказал он. — Пока мы не передумали.

Подвывая от страха, боли и облегчения, солдат бросился бежать обратно в ту сторону, откуда пришел.

Пелин повернулась к Графирру.

— Откуда вы взялись? Да, кстати, спасибо за помощь. Без вас нам бы пришлось нелегко.

— Мы заметили магию и пожары, — ответил Графирр. — Катиетт забеспокоилась, как бы с тобой ничего не случилось.

— Ты имеешь в виду ту самую Катиетт, которая бросила город на произвол судьбы пару дней назад?

— У нас есть только одна Катиетт, — ровным голосом ответил Графирр. — И мы пришли, чтобы вытащить отсюда и тебя. Нам нужны все гвардейцы Аль-Аринаар. Остальные сейчас находятся в казармах. Вам надо уходить из города.

Графирр и Меррат развернулись и зашагали прочь.

— Уходить из города? — Пелин догнала их и пошла рядом, знаком показав своим спутникам, чтобы они следовали за нею. — Но почему? А как же все остальные жители? Ведь люди убивают всех без разбора. Я сама только что была тому свидетелем.

— У нас есть план, — отозвался Графирр. — А напасть мы сможем только ночью. Когда маги не смогут летать.

— А при чем здесь ночь? — поинтересовалась Пелин.

— Люди не способны видеть в темноте.

— В самом деле? — Пелин окинула Графирра внимательным взглядом, чтобы убедиться, что тот не шутит. — Тогда конечно. У нас будет преимущество.

* * *

— Это самый лучший способ применения яда. Ты уверен, что до этого еще никто не додумался?

— С чего бы вдруг? Здесь, на Калайусе, стрельба из лука и без того доказала свою эффективность.

Такаар пожал плечами.

— Надо приспосабливаться к окружающей среде.

— Да и животный яд мы раньше никогда не использовали.

— В это трудно поверить.

— Нет, правда. С отравленными стрелами нельзя охотиться, верно?

— К счастью, у меня было время разобраться в этом вопросе. Попробуй. Сам убедишься. Только смотри, не втягивай воздух ртом. Это не самый лучший способ умереть.

Ауум закрепил рулевое весло и принял из рук Такаара стебель бамбука и заглянул в него. Такаар отполировал его внутреннюю шершавую поверхность до зеркального блеска. Трубка имела в длину около трех футов. Может, чуть больше. Такаар протянул ему короткую стрелу. Она была сделана из толстой иглы сандалового дерева, с мелкими колючками на конце.

Ауум вложил дротик в трубку и осторожно поднес ее к губам. Втянув в себя воздух через нос, он резко выдохнул, как учил его Такаар. Дротик быстро пролетел по прямой футов пятнадцать и упал в прибрежные воды моря Гиаам.

— М-да. — Ауум протянул трубку обратно ее владельцу. — Дальность стрельбы оставляет желать лучшего.

— Просто из тебя никудышный стрелок, — возразил Такаар.

Он вложил в трубку новый дротик и выстрелил им на расстояние, в три раза большее, чем Ауум. Тот выразительно приподнял брови.

— Я начну практиковаться.

— Представь, что ты окунул его кончик в яд желтоспинной лягушки. Кстати, чуть большая доза яда тайпана тоже эффективна, если попасть, скажем, в шею или глаз.

Ауум старался не смотреть на Такаара слишком пристально, чтобы тот не сорвался из периода просветления в один из своих приступов помешательства, которые могли случиться с ним в любой момент. Такаар все больше и больше времени проводил в состоянии, которое Ауум называл молчаливым самоанализом.

В этом не было ничего страшного, поскольку оно ничем не грозило их утлой лодчонке. А вот перепады настроения и приступы помешательства были далеко не столь благостными.

— А сколько лягушачьего яда нужно для того, что смазать им кончик стрелы? — спросил Аумм.

— Крошечное количество, — Такаар потер кончики большого и указательного пальцев. — Я бы сказал, бесконечно малое. Того яда, что у меня есть вот в этом одном горшке, хватит для того, чтобы погубить сотни, а быть может, и тысячи жизней. Малейшего контакта с кожей будет достаточно.

На лице Такаара отразилось ожесточение.

— В лесу таится много такого, о чем мы до сих пор не имеем ни малейшего представления. А люди почему-то решили, будто могут управлять страной эльфов. Они жестоко ошибаются.

— С вашей помощью мы отправим их обратно за море, чтобы они больше никогда не вернулись вновь.

— Обратно? — переспросил Такаар. — Живым отсюда не уйдет никто.

Едва в душе Ауума успела затеплиться вера, как он увидел, что взгляд Такаара настороженно заметался из стороны в стороны, а тело напряглось.

— Ты ведь пришел один, не так ли? — вдруг требовательно поинтересовался он.

— Вы же знаете, что один, — ответил Ауум.

— Понятно, — кивнул самому себе Такаар. — Кто-нибудь еще знает о том, что ты ищешь меня?

— Что? Ах да, конечно. Собственно говоря, мне было приказано разыскать вас.

Такаар презрительно фыркнул.

— А вот я в этом сомневаюсь. ТайГетен никогда не отправляется в путь в одиночку. Это оскорбление.

Аууму не хотелось спрашивать об очевидном, но и промолчать он тоже не мог.

— Что вы имеете в виду?

Глаза Такаара яростно сверкнули.

— Я — Такаар. К моим словам прислушиваются боги. Я преломляю хлеб с Иниссом. Я — первый архонт ТайГетен и спаситель эльфийской расы. И в час нашей величайшей нужды на поиски меня отправляется одинокий воин.

Такаар поднял палец.

— Всего один. Неужели я настолько ничтожен, что мне полагается всего один охранник? Кто принимал подобное решение — старейшины иниссулов? Духовенство? Катиетт? Или, быть может, меня просто хотят отдать врагам, как приманку, если мне повезет и я доберусь до места назначения живым?

— Решение принималось совсем не так и не такое, — не сдержался Ауум и тут же пожалел о своих словах.

— Да? А какое же?

Ауум заколебался, не зная, а не выдумать ли что-нибудь, но Такаар явно ждал подвоха. Лучше сказать правду. Такаар слушал его с таким видом, будто заранее не верил ни единому его слову.

— Я — телохранитель жреца Серрина из касты Молчащих. Мы стали свидетелями осквернения Аринденета. Мне самому пришлось пролить кровь людей под куполом храма. Нас всех предал один из иниссулов, старшая жрица. У нас не было времени на то, чтобы посоветоваться с Катиетт, Джаринном или Ллирон. Поэтому Серрин в одиночку ушел в Исанденет, чтобы рассказать там о случившемся и предупредить ТайГетен. Я же отправился сюда. Чтобы найти вас.

Такаар оперся о планшир, передвинувшись ближе к носу лодки.

— Получается, вы вдвоем устроили в лесу посиделки, во время которых и приняли такое вот решение?

— Я считал и считаю это решение правильным, — осторожно подбирая слова, ответил Ауум, стараясь из последних сил удержать себя в руках. — Я уверен, что Катиетт всем сердцем поддержит его, когда узнает о нем.

— А ведь тебе почти ничего не известно об истории наших с нею взаимоотношений, а?

— Какое это имеет значение? Угроза гибели нависла надо всей расой эльфов, по крайней мере, цивилизованной расой.

— Значение имеет то, что меня сдуру решила призвать парочка эльфов, которые увидели в лесу нечто такое, что им не понравилось. Это не то возвращение, которое способно вдохнуть новую жизнь в гармонию, не так ли?

— Я везу вас назад, чтобы помочь спасти мой народ, а не для того, чтобы польстить вашему самолюбию, — проворчал Ауум и пожал плечами. — Тот Такаар, которого мы помним по Хаусолису, не придавал значения славе или обожанию. Он просто хотел победить. Может, вы изменились даже сильнее, чем мы с вами думаем. Поэтому, если вам не нравится мое предложение, если вы полагаете его унизительным, чтобы снизойти до него, то можете просто развернуться и отправиться домой. Я не намерен тащить вас в Исанденет против вашей воли.

Такаар кивнул, словно прислушиваясь к чему-то, а потом, не меняя выражения лица, просто взял да и перекинулся через борт лодки. Ауум выругался.

— Ты, конечно, не мог промолчать, правда? — сказал он себе. — Идиот.

А лодка спокойно плыла себе дальше, пользуясь попутным ветром. Ауум налег на рулевое весло, разворачивая ее в сторону берега, до которого оставалось около ста пятидесяти ярдов. Тот выглядел песчаным и ровным. К такому легко будет пристать. В тридцати ярдах за ним высился тропический лес. Они находились примерно на полпути между Толт-Аноором и Исанденетом, то есть все еще очень далеко от места назначения.

Такаар оказался опытным и очень умелым пловцом. Начавшийся прилив помогал ему, а его сильные гребки и легкое скольжение по воде так и несли его вперед. Если Аууму то и дело приходилось менять галс, старательно ловя ветер потрепанным парусом, то Такаар мощно и быстро плыл прямо к берегу, которого и достиг, намного опередив Ауума.

Но вот наконец днище рыбацкой лодки заскрипело по песку, и Ауум выпрыгнул на сушу с кормы, задержавшись только для того, чтобы вытащить суденышко на берег выше отметки прилива. Такаар бросился прямо в лес и моментально пропал из виду. Ауум успел заметить лишь место, где он скрылся, и последовал за ним туда же. Глаза его сразу же привыкли к полумраку, царившему под густым лиственным покровом.

Сделав всего пять шагов, Ауум понял, что потерял свою добычу. Звуки моря остались вдали, а запах соленой воды уже растворился в сочных ароматах сырой земли и листьев. Такаар оказался самым легконогим эльфом из тех, кого когда-либо видел Ауум. Он буквально растаял в воздухе, не оставив после себя и следа.

Ауум остановился и прислушался. Эта часть леса была ему совершенно незнакома. Здесь было куда тише, чем в окрестностях Аринденета. Очень немногие из крупных хищников обитали в здешних местах, да и шум от возни рептилий и грызунов звучал приглушенно. Что же касается звуков, издаваемых мастером ТайГетен при движении по лесу, то их не было слышно вовсе.

— Мы думаем, что мотивы, которыми ты руководствуешься, далеко не так чисты.

Голос Такаара донесся откуда-то сверху и справа. Ауум мягко шагнул в ту сторону, внимательно вглядываясь в деревья в поисках признаков его местонахождения.

— Мы думаем, что ты готовишь нас на заклание.

Теперь голос доносился справа и снизу. Но никто не может перемещаться столь стремительно. Ауум замер. Прижавшись спиной к стволу дерева, он вглядывался в подлесок, который здесь вымахал на высоту человеческого роста. Слева от него начинался склон, ведущий к песчаному берегу. С правой же стороны местность, напротив, плавно повышалась, и растительность там редела.

— Я — воин ТайГетен, — напомнил ему Ауум. — Я не предаю своих товарищей.

— Но я — больше не один из вас, не так ли? — Голос Такаара эхом отражался от камней и деревьев. — Тот факт, что я выжил, — как острая заноза в боку всеобщего прогресса.

— Всего несколько человек знают, что вы до сих пор живы.

Ауум повернулся на шуршание справа. Тапир.

— Идиот. Несколько — это более чем достаточно, когда речь идет о жрецах-предателях. А ведь ТайГетен — телохранители духовенства, разве нет?

— Некоторые из них.

— Вроде тебя. И они должны умереть.

Ауум нахмурился. Даже для Такаара подобное утверждение выглядело абсолютно бессмысленным.

— Без того, чтобы предоставить им последнее слово? Эльфы так не поступают.

— Эльфы больше никак не поступают. Они покорились тем немногим, кто хочет прибрать к своим рукам всю власть.

Такаар явно приближался к нему. Ауум изготовился, вознеся краткую и безмолвную молитву Иниссу.

— Я не принадлежу к их числу, — сказал Ауум. — Я мечтаю о том же, что и все остальные ТайГетен.

— О чем же?

Слева. Он явно подкрадывается слева. Неужели всерьез собирается напасть?

— О возвращении гармонии. О твердой вере.

— Сдашь Такаара, и все будет хорошо, не так ли?

А вот это был уже не голос Такаара. Он звучал низко, угрожающе.

— Нет, — ответил Ауум. — Тогда все развалится окончательно.

Ауум пока не спешил обнажать клинок.

— Мне показалось, ты говорил, что пришел сюда не для того, чтобы льстить моему самолюбию.

— Это правда.

— Вот и хорошо.

Нога Такаара ударила Ауума в правый висок. За долю секунды до этого Ауум понял, откуда последует удар, и успел сгруппироваться, чтобы не потерять сознания. Он упал на плечо, подобрав ноги, чтобы погасить силу удара, перекатился и вскочил, развернувшись в ту сторону, откуда последовало нападение.

Но Такаар действовал жестоко и стремительно. Его открытая ладонь врезалась Аууму в грудину, вышибив из него дух и отправив его в короткий полет вниз по склону, в ручей с солоноватой водой. Холодная вода оказала свое живительное действие, и в голове у Ауума немного прояснилось. Он бросился к противоположному склону, намереваясь оказаться как можно дальше от Такаара. Выбравшись на берег, он перекатился вправо и присел на корточки, прижавшись правым боком к стволу пробкового дерева.

Такаар перепрыгнул через ручей и оказался слева от него. Он двигался совершенно бесшумно. Казалось, ноги его не касаются лесной почвы.

— Только трус не дает своему противнику возможности встать и принять бой.

— Только глупец дает своему противнику возможность ощутить вкус победы, — парировал Такаар. — Хотя я рад тому, что ты запомнил мои слова.

Ауум выпрямился во весь рост. Он еще плохо соображал после удара в голову, и дышать ему было больно. Наверняка Такаар повредил ему несколько ребер.

— Я — не враг вам, — сказал Ауум. — Вы — мой архонт, мой командир.

— Я был им, Ауум. Был. — Такаар двинулся к нему. Походка его была легкой и даже летящей, а тело расслабилось. — Мы разговаривали, пока я плыл к берегу.

— Уверен, беседа была захватывающей.

Такаар пропустил издевку мимо ушей.

— Мы решили, что если кто-то и придет к падшему герою, то не для того, чтобы отвести его к славе, а чтобы вверить его собственной участи.

— Иногда это одно и то же, — заметил Ауум.

Такаар посмотрел налево.

— Я же говорил тебе, что он скажет что-нибудь в этом духе. А вот ответь-ка мне, Ауум: ты боишься умереть?

— Только глупец не боится смерти, когда жизнь благословляет сам Инисс.

Такаар медленно хлопнул в ладоши четыре раза подряд.

— Похоже, ты накрепко запомнил мои слова.

— Только те, которые имеют хоть какой-то смысл.

Такаар стоял рядом, в каких-нибудь десяти футах от него. Достаточно близко, чтобы нанести удар без предупреждения. Ауум попытался сохранить расслабленность. Он изо всех сил цеплялся за слабую уверенность, что Такаар на самом деле вовсе не хочет убивать его. Если бы хотел, то метательный полумесяц уже давно оборвал бы его жизнь, и для этого вовсе необязательно было наносить ему удары ногами.

Но проблема заключалась в том, что большую часть времени Такаар пребывал в нескольких шагах за гранью здравомыслия. Его восприятие действительности было непредсказуемым. В памяти у Ауума всплыл один из принципов Такаара.

Понять, о чем думает враг, — значит, победить его еще до того, как он вступит с тобой в схватку.

Понять, о чем думает Такаар, — значит испытать всесокрушающее чувство вины, влияние десяти лет одиночества и нездоровой одержимости тем, как лучше умереть в тропическом лесу, проявляя при этом крайнюю осмотрительность, чтобы этого не случилось на самом деле. Нет, это невозможно.

Такаар атаковал.

Ауум был готов к этому, потому что сам учился у этого великого мастера.

Такаар бросился прямо на него, перенес вес тела на левую ногу и нанес удар правой. Первый обманный удар он нанес в пах, за которым последовал второй, в полную силу, уже нацеленный в горло. Блокировать скрещенными запястьями. Отступить влево. Прямой удар левой рукой. Качнуться вправо. Ответить ударом на удар. Удар локтем блокируется легко. Перенос веса тела на другую ногу. Отпрыгнуть. Присесть. Левой ногой в правую коленную чашечку. Мимо. Удар в голову. Блокировка запаздывает.

Ауум рухнул на спину. Перекатился вправо. Услышал сочное чавканье кулака, впечатавшегося в землю на том месте, где он только что лежал. Он успел вскочить и присесть. Быстро и легко. Такаар атаковал его снова, в прыжке, обеими ногами.

Качнуться влево. Ударить локтем по ребрам. Есть, попал.

Такаар отлетел в сторону и застрял в густой поросли бамбука на берегу ручья. Ауум бросился к нему. Такаар оттолкнулся от земли руками, и его ноги попеременно ударили в тело Ауума справа и слева. Инерция рывков заставила его присесть. Ауум остановился, переводя дыхание. Оба эльфа выпрямились, стоя друг напротив друга. В голове у Ауума зазвучали слова Такаара.

Инстинкт помогает тебе избежать первого удара, а предчувствие — всех остальных.

Ауум улыбнулся. Такаар окинул его злобным взглядом, а потом машинально, хотя и явно не собирался этого делать, потрогал ребра в том месте, куда пришелся пока единственный удар Ауума. Ауум прыгнул вперед, проведя стремительную и ошеломляющую атаку. Прямой удар в голову. Тройной джеб[19] по корпусу. Тычок прямыми пальцами в горло. Удар прямой ногой в пах. Удар ногой в левый висок.

Ни один из них не достиг цели. Такаар защищался настолько стремительно, что Ауум просто не успевал за его движениями. Его ответные удары оказались вполне предсказуемыми, чтобы он сумел уклониться. Оба воина ТайГетен наконец отпрыгнули друг от друга, оценивая разделявшее их расстояние и слабости друг друга.

— Такаар. Я здесь не для того, чтобы убить вас или привести вас к смерти. Призываю в свидетели Инисса и заклинаю Шортом, которому принадлежит моя душа. Я — ТайГетен. Вы можете довериться мне, не опасаясь предательства.

Такаар смотрел куда-то вправо от себя.

— Он — тот, кем называет себя. У меня хорошая память на лица.

— Мне не следовало приходить, ты прав. Лучше прыгнуть с вершины утеса, разбежавшись для верности. Может, завтра я все-таки прыгну.

— Я здесь не для того, чтобы доказать тебе, на что я еще способен. Я — Такаар. Я…

На лицо Такаара набежала тень.

— Я виноват. Это я убил их. Убил всех. На моих руках кровь. Но я еще могу смыть ее.

Такаар попятился обратно к ручью и сунул руки в воду, царапая ладони ногтями.

— Видишь? Она смывается. Бледнеет. А в один прекрасный день вообще исчезнет.

Выпрямившись, Такаар ткнул пальцем в Ауума.

— Ты — шпион. И намерен украсть все мои секреты. — Такаар побежал к нему вверх по склону. — Я хочу получить их обратно. Куда ты дел плоды всех моих трудов?

— Они в лодке, — ответил Ауум. — В полной безопасности, и никто к ним и пальцем не притронулся.

Такаар шагнул на ровную поверхность, оперся на левую ногу и прыгнул на Ауума, вытянув правую ногу параллельно земле, сжав кулаки и прикрыв ими лицо. Ауум развернулся, стоя на месте, и выставил руки в двойном блоке, вложив в него вес своего тела. Такаар немыслимым образом извернулся в воздухе, приземлился на ноги, присел, гася инерцию, и в следующий миг выпрямился.

Ауум остался стоять на полусогнутых ногах, широко расставив их, чтобы понизить центр тяжести. Такаар снова бросился в атаку, и кулаки его заработали так, что уследить за ними было невозможно. Ауум защищался практически вслепую, наугад. Приподнять левую руку, блокировать удар правой. Развернуть корпус вправо, отвести удар вниз. Ответить ударом раскрытой ладони в грудь. Новый блок. Прямой удар в пах, блокировать левой ногой. Уход от выпада. Ногой в правый висок. Попал. Раз, два, три.

Ауум полетел на землю, но тут же перекатился на живот и присел. Такаар обрушился на него сверху. Левый его кулак врезался юноше в челюсть, вновь швыряя его на землю. Ауум сделал кувырок назад, через голову, поднялся на ноги, пробежал три фута вверх по стволу дерева и ухватился за ветку в десяти футах над землей. Сделав сальто-мортале, он прыгнул вниз, ногами вперед. Такаар уклонился, отскакивая в сторону. Ауум приземлился и присел. Над его головой просвистела нога Такаара. Ауум выпрямился и прыгнул прямо с места, без разбега, нанося удары сначала левой, а потом и правой ногой.

Такаар схватил его за правую ступню и резко вывернул ее. Ауум извернулся всем телом вслед за этим его движением, чтобы не дать бывшему учителю сломать ему лодыжку. Такаар подобрал ногу и нанес ею прямой удар Аууму в пах. Ауум подставил под удар левое бедро и упал на спину, вырывая ступню из рук Такаара.

А тот перепрыгнул через него. Ауум попытался отползти в сторону и перевернуться на живот. Но он был недостаточно быстр, и попытка не удалась. Такаар успел ударить его в область почки. Спина взорвалась болью. Ауум упал лицом вниз и вновь попытался перевернуться. Здесь его встретил кулак Такаара. Он успел его отбить, но второй удар пришелся ему прямо в нос, разбив его до крови, хотя и не сломал переносицу.

Голова Ауума с глухим стуком ударилась об землю. Он резко подтянул колени к груди и повернулся, согнутыми ногами ударив Такаара в бок и заставив того потерять равновесие. Юноша тотчас же пустил в ход кулаки и провел апперкот левой в челюсть. Такаар отшатнулся от него и вскочил на ноги. Ауум последовал его примеру, бросился вперед и сделал выпад, целясь ногой в колено. Такаар легко уклонился.

Ауум блокировал удар, нацеленный ему прямо в горло. Но второй и третий последовали настолько стремительно, что он не успел среагировать. Один превратил в кровавое месиво его нос, а потом локоть врезался ему в шею сбоку. Он вновь рухнул на землю. Такаар обрушился на него сверху, прижал коленями и занес руку, выставив пальцы, чтобы нанести ими прямой удар в горло.

— Никто не смеет искать меня, — прохрипел Такаар. — Меня нельзя найти. Никогда. А ты. Пришел сюда один и умрешь один. Мы подумали и согласились.

И вдруг над ними, словно из ниоткуда, соткался белый призрак. Пальцы с жестоко заостренными ногтями сомкнулись на горле Такаара, а в висок ему уперлось острие ножа.

— Уж кому-кому, а тебе следовало бы знать, что ТайГетен никогда не остается один.

Глава 27

Быстрота — ничто, если не уметь пользоваться ею.

— Кто дал тебе право отдать такой приказ? Какой в нем смысл? Мы здесь для того, чтобы усмирять и подавлять, а не убивать без разбору! Мы хотим, чтобы они остались разобщенными. А ты заставляешь их объединиться.

Силдаан была в бешенстве, которое не давала себе труда скрывать. Голос ее дрожал от едва сдерживаемой ярости. Она без конца потирала лицо руками, расхаживая по кругу. Гаран терпеливо ждал, пока жрица выпустит пар. На его лице ровным счетом ничего не отражалось, а его подчиненные сочли за благо ретироваться подальше. Здесь, в самом центре Парка Туала, где груды тел начали уже смердеть, день выдался жарким, а дождя не было, они могли чувствовать себя в полном уединении.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты здесь натворил!

Силдаан кивнула на горы трупов. К парку съезжались запряженные волами упряжки, чтобы отвезти их в лес, вернуть в родную для эльфов среду. Гаран обнаружил, что мысль об этом вызывает в нем отвращение. Очевидно, эльфы находили особое утешение в том, что знали — после смерти тела их будут разорваны на куски самыми разными представителями животного мира. У Гарана же от одной только мысли об этом усиливалась чесотка.

— Ллирон желала править этими людьми, а не молиться на массовом богослужении о том, чтобы Шорт принял их души. — Лицо жрицы чуточку просветлело; она начала успокаиваться. — Почему ты так поступил?

— Хорошо, — сделав глубокий вдох, начал Гаран. — Тому есть две причины, но сначала позволь мне извиниться за то, что я не обсудил предварительно свои планы с тобой. Это была ошибка.

— Ошибка? «Ох, извини, я рассуждал неверно. Вместо того, чтобы запереть этих туали на складе начальника порта, я приказал устроить массовое побоище. Как недальновидно с моей стороны. Произошла нелепая ошибка». Ты это хочешь мне сказать?

Гаран выслушал ее, и на лице его не дрогнул ни один мускул, хотя далось это ему нелегко.

— Сарказм тебе не идет, Силдаан.

— А тебе не идут неискренние извинения, короткоживущий.

Гаран почувствовал, как в груди у него поднимается гнев.

— Тот факт, что ты платишь мне, не дает тебе права оскорблять меня, остроухая. Я пытаюсь заставить этот город повиноваться так быстро, как только могу. А твое вмешательство и недостаток знаний относительно соответствующей тактики лишь сводят на нет мои усилия и подрывают веру в успех всей операции. Лучше позволь мне просто делать свою работу, за которую, кстати, ты мне явно недоплачиваешь.

Силдаан покачала головой.

— Я вмешиваюсь, чтобы ты не совершил двух вещей, делать которые я запретила тебе совершенно недвусмысленно: не стер город с лица земли и не сжег всех эльфов на кострах. Если позволить тебе действовать по твоему разумению, то ты покоришь город потому, что в нем не останется ни одного эльфа, способного оказать сопротивление. А поскольку плачу тебе я, то буду вмешиваться, когда мне захочется, и планы менять стану так часто, как только сочту нужным. Тебе все понятно или я должна произнести свой приказ по слогам, чтобы ты своим недалеким человеческим умишком наконец уяснил бы его?

Гаран едва не сорвался. Только мысль о ближайшем будущем не позволила ему свернуть ей шею незамедлительно. Одной рукой в перчатке он схватил ее за воротник плаща и притянул к себе. Он знал, как она отреагирует, и потому не сделал попытки отстраниться, когда острие ножа уперлось ему в живот.

— Или ты отпустишь меня, или я тебя убью, — сказала Силдаан.

— Я нисколько не сомневаюсь в том, что ты это сделаешь. Но лучше спроси себя, сколько ты проживешь с моей кровью на своем клинке в окружении четырех сотен моих людей, ожидающих моего приказа? Поэтому ты сначала выслушаешь меня, а потом мы двинемся дальше.

Нож не отодвинулся от его тела ни на миллиметр. Но и не погрузился в него. Хороший знак. Ни один из них не отвел взгляда. Гаран смотрел в ее глаза, полные негодования и презрения. Он надеялся, что его собственные выглядят такими же холодными, какими казались его подчиненным. Он отпустил воротник ее плаща.

— Ты мне не веришь, но это должно было случиться, — сказал Гаран. — Во-первых, потому, что каждый эльф в этом городе должен знать, какую цену ему придется заплатить за сопротивление и неповиновение. А ты уверяешь меня в том, что теперь эльфы устроят нам засаду и добровольно ни за что не сложат оружие, не оставив нам выбора. Во-вторых, это были туали. Тот самый воинственный клан, который, по твоим же словам, нуждается в устрашении. А теперь позволь задать тебе один вопрос. Что для тебя более желательно? Чтобы вот эти самые туали ждали возможности нанести ответный удар — быть может, не сейчас, и даже не завтра или послезавтра. Но когда-нибудь такой день обязательно настанет. Или позволить мне уничтожить их всех, чтобы уцелевшие туали, а может, и остальные эльфы и подумать не могли о том, чтобы выступить против тебя на улицах?

— Нечто подобное случилось и на Балайе. Ты не можешь позволить себе иметь таких вот эльфов в твоем новом обществе. Просто не можешь. Ты должна установить порядок и послушание, начиная с самого первого дня. Прокляни меня, если хочешь, и я попытаю счастья с вашим богом Шортом. Или подожди немного, пока не поймешь всю мудрость моего жалкого человеческого умишки.

Гаран отступил на шаг и распахнул на груди рубаху.

— Ну, или убей меня на месте, или идем к Гардарину. Уже к закату город окажется в нашей власти.

Силдаан явно раздумывала, а не прикончить ли его. Он видел это по ее глазам. Интересные создания эти эльфы. Шелуха цивилизации слетала с них моментально, обнажая звериную натуру, готовую разорвать тебя на части. Гаран еще ни разу не видел, как они сражаются друг с другом. Он, правда, слышал, как это бывает, и отнюдь не был уверен, что хочет стать тому свидетелем. Наконец, Силдаан едва заметно кивнула.

— Хорошо, но больше никаких убийств, если только на вас не нападут. Мы не можем себе этого позволить, — сказала она.

— Даю тебе слово, — отозвался Гаран, стараясь изобразить на лице самую искреннюю улыбку.

Но выражение лица Силдаан не изменилось ни на йоту.

— Твое слово для меня ничего не значит. Зато твои действия говорят обо всем. Не забывай, что ты очень далеко от дома.

— Но и рядом с тобой нет соплеменников, которые могли бы защитить тебя. — Гаран жестом подозвал к себе старшего мага. — Мне кажется, мы напрасно ссоримся и даже могли бы подружиться.

— В тот день, когда ты уплывешь отсюда, я по-дружески помашу тебе рукой на прощание.

— Обещай, что будешь писать, — сказал Гаран.

Силдаан едва удержалась, чтобы не улыбнуться.

— Только если ты оставишь достаточное количество своей крови, чтобы его хватило для письма.

Гаран громко расхохотался.

— Отлично. Но вернемся к делу. Я собирался послать своих солдат вверх по Тропе Инисса и к Садам Сефу. Кроме того, мы подойдем к Гардарину с юга, через рынок, название которого я забыл. Мы перекроем все подступы к нему и очистим здание. Потом мы станем ждать тебя. Как тебе мой план?

Силдаан ненадолго задумалась, после чего согласно кивнула.

— А пленные?

— Для охраны пленных я отрядил отряд в сто человек. Мы собираемся использовать для их содержания склад начальника порта, в котором не осталось ничего, чем могли бы воспользоваться эльфы, чтобы устроить беспорядки. Мы также организовали безопасный маршрут для доставки пленных из западной и южной частей города. Там, где мы физически не можем обеспечить свое присутствие, установлены охранные заклинания.

— Что это такое — охранные заклинания?

— Примитивная магическая формула, которая поднимает страшный шум, если кто-либо проходит рядом с нею. Невооруженным глазом увидеть ее практически невозможно.

Еще один короткий кивок.

— Хорошо, но не забывай о том, что ты только что пообещал мне. Я буду с Хитууром и Хелиасом.

Гаран смотрел ей вслед. У повозок и штабелей тел она приостановилась и склонила голову в краткой молитве. Гаран не понимал ее, если честно. Это же враги. Неужели она не отдает себе в этом отчета и лишь напрасно тратит на них свое время?

— Гаран, ты хотел меня видеть? — спросил Келлер.

Временно исключенный за неподобающее поведение из Триверна, города и одноименного университета магии, Келлер идеально подходил для такой работы. В его распоряжении находилось еще сорок три мага. Силдаан и понятия не имела о той силе, которую они собой представляли.

— Какова общая ситуация в городе?

— Заминка случилась только в одном месте. Чуть позже я отведу тебя туда. А в остальном на западе все спокойно. На улицах клановых банд не наблюдается. А вот на площади перед храмом многолюдно, как мы и предполагали. У Ллирон появилось много работы. — Келлер выразительно приподнял брови, ожидая дальнейших вопросов.

— Меня больше беспокоит юг. В частности аппосийцы и биитане. По мере возможности я хочу избежать там неприятностей.

— Судя по последним рапортам, аппосийцы подались в лес, и мы не знаем, где именно они сейчас находятся. Биитане многочисленны, и они хорошо охраняют свой квартал, но за его пределы не высовываются.

— Мы можем захватить его?

— Мечом и магией, друг мой. Мечом и магией.

Гаран ухмыльнулся.

— Сколько мечников тебе нужно?

— Тридцати хватит вполне. И десятка магов.

— Можешь считать, что они у тебя есть. Быстрая Рука сейчас свободен. Бери его с тридцатью его людьми и закупорь биитан. Дай мне знать, когда закончишь. — Он рассмеялся. — Провалиться мне на этом месте, а эти эльфы еще считают нас тугодумами. Ладно, о какой заминке ты мне только что докладывал?

* * *

Побывав в переулке, Гаран пожелал увидеть Силдаан. Двенадцать трупов. Маг и одиннадцать мечников. Это означало, что один солдат пропал без вести. Никаких следов эльфийской крови.

— ТайГетен, — без колебаний заявила жрица.

— Говорил же я тебе, что надо было проследить за ними. Совершенно очевидно, что далеко не все они убежали в Аринденет.

— А мы никогда и не сомневались в том, что они вернутся. А еще я всегда знала, что они обязательно эвакуируют всех иниссулов. От тебя же требуется разобраться с ними, когда они нагрянут вновь с той же целью.

Гаран коротко рассмеялся.

— Твое чувство юмора куда тоньше, чем ты полагаешь. Убийство ты теперь называешь «целью», верно?

— Нет, — ответила Силдаан. — Я бы сказала, что здесь поработало всего одно звено. Наверняка они пришли осмотреться, но ты говорил, что твои люди преследовали нескольких Аль-Аринаар от самого парка. Судя по расположению твоих сил, рискну предположить, что именно здесь они их и настигли. Какая жалость, что здесь же оказались и Тай.

Гаран увидел, что Силдаан улыбается. В улыбке читалась горечь, а потом она покачала головой, и он понял, что таким образом жрица воздает должное своим противникам.

— Что еще?

— Мы ведь не обнаружили Пелин в числе погибших в парке, не так ли? Мне почему-то начинает казаться, что она все-таки сумела вырваться из их лап туали после того, как Хелиас предал их.

В нескольких шагах от них вдруг открылась дверь. Гаран обнажил меч. На свет с опаской вышел какой-то юноша, на лице которого был написан исступленный восторг. Он был смертельно бледен и придерживал обрубок руки, обмотанный окровавленной тряпкой. Спотыкаясь и едва не падая, он побежал к ним, принеся с собой запах экскрементов и мочи. Гаран увидел пятна у него на штанах и предостерегающе поднял руку.

— Стой там. Думаю, это достаточно близко. Как тебя зовут, сынок?

— Нарил, сэр. — Парень послушно остановился и теперь вглядывался в трупы, лежавшие на земле. Очевидно, воспоминания оказались не слишком приятными, потому что на лице его вновь отразился недавний ужас. — Они так быстро напали на нас. Я даже не видел их, пока они не заговорили со мной.

— Они с тобой разговаривали? — переспросил Гаран.

— Что они сказали? — вмешалась Силдаан.

Гарану нравилось слушать, как она говорит на языке Балайи. Ударения она ставила абсолютно неправильно, но звук ее голоса вызывал непонятное шевеление у него в паху, признаваться в котором даже самому себе ему было… неудобно.

— Они предупредили меня, что мы все умрем, — ответил Нарил.

— Ах да, — сказал Гаран. — Оставить в живых одного, дабы он передал весточку остальным. Это роднит нас с тобой, юный Нарил. Сколько их было?

— Двое быстрых. Четверо остальных. Аль-Аринаар, но какие-то потрепанные.

— Двое? — Гаран обернулся к Силдаан. — Есть какие-нибудь мысли о том, кто бы это мог быть?

— Пока нет. На охоте они всегда работают втроем. А здесь, я уверена, они всего лишь хотели осмотреться.

— На наши планы это никак не повлияет. Не бойся, Нарил, Возвращайся на свой корабль. Найди мага, который займется твоей раной. Приведи себя в порядок и постарайся отдохнуть.

Нарил коротко кивнул и, раскачиваясь из стороны в сторону, побежал к докам.

— Планы? — осведомилась Силдаан.

— Ага.

— Я горю желанием услышать их сегодня вечером в храме Шорта. Уверена, и Ллирон тоже.

— Будем надеться, что я вас не разочарую.

— В очередной раз.

— Силдаан?

— Да.

— Твой юмор. Я ошибался насчет него.

* * *

Пелин дрожала, как в лихорадке. Крупная дрожь начала сотрясать ее тело вскоре после того, как она вбежала в перевалочный лагерь. По ее приказу верные ей Аль-Аринаар разоружили и взяли под стражу Тулана с Эфраном. Точно так же, выполняя ее распоряжение, Метиан отправился отдыхать в один из длинных бараков. Сама же Пелин сидела в обществе Катиетт, когда ее вдруг затрясло. Она была уверена, что Катиетт хочет сообщить ей нечто важное, но все было забыто, когда зубы ее начали выбивать барабанную дробь.

Катиетт принесла ей горячего напитка от одного из костров, разведенных ТайГетен и иниссулами в стволе дерева. Хитроумная штука, позволявшая нагревать воду для стирки и питья, но при этом почти не дававшая дыма и огня. Дым отводился полыми корнями в бегущий поблизости ручей, а огонь разводился в помещенном в ствол дерева глиняном куполе, в который по бамбуковым трубкам подавался воздух.

— Что со мной творится? — спросила она.

— Ничего такого, чего нельзя вылечить, — ответила Катиетт. — Тебе изрядно досталось. Попробуй расслабиться и успокоиться. Замерзла?

— Нет. — Пелин подняла глаза к темнеющему небу. — Просто я грязная. И почему все смотрят на меня?

— Наверное, потому что у тебя изуродовано лицо. Но это мы поправим, — сказала Катиетт. — И, кстати, кого ты имеешь в виду под словом «все»?

— Хотя бы ТайГетен.

— Тебе показалось, — ответила Катиетт, избегая, однако, взгляда Пелин.

— Меня колотит дрожь, но я еще не ослепла, — возразила Пелин. — Что происходит?

— Позже. Для начала давай разберемся с тобой, поговорим о чем-нибудь другом и постараемся избавить тебя от пережитого шока.

— Значит, что-то случилось.

— Пелин!

— Ну, хорошо, хорошо. Что ты хочешь знать?

— Можем начать с того, что происходит в Исанденете.

— Ладно, но сначала скажи мне, почему ты ни словом не обмолвилась о том, что вы собираетесь укрыться здесь? Это бы нам пригодилось.

— И Ллирон тоже, — парировала Катиетт. — Кроме того, мы не знали, кому можно доверять.

— Но мне-то ты могла доверять, — возразила Пелин, понимая, сколь неубедительно прозвучал ее собственный голос.

— Перестань, Пелин. Ты не настолько глупа. Тебе я бы доверила свою жизнь. А вот остальные в твоем войске, — Катиетт кивнула на Тулана и Эфрана, сидевших в сторонке ото всех, да еще под охраной, — не заслуживают этого. Кроме того, мы хотели намеренно обеспечить утечку информации, чтобы она стала доступной некоторым иниссулам, о которых мы точно знаем, что они — подсадные утки.

— Откуда ты знаешь?

— Мало синяков. Мнимые душевные травмы. Слишком спокойные и слишком уравновешенные. С собой в Ултан мы привели пятерых. И все они доложили о нашем предполагаемом маршруте движения.

— А ты уверена, что больше никого не осталось?

Катиетт пожала плечами.

— В таких делах ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. У нас есть парочка подозреваемых, но они пока никуда не собираются. Это место легко обезопасить от тех, кто надумает бежать, и мы дали понять всем, что тот, кто уйдет отсюда без разрешения, будет объясняться уже с Шортом, а не со мной. Итак, что творится в городе?

— Тебе известно почти столько же, сколько и мне. Меррат и Граф наверняка доложили тебе о том, сколько людей находится на улицах. Город они захватили просто блестяще, следует отдать должное Силдаан и ее наемникам. О каком-либо организованном сопротивлении не может идти и речи. Они знали, что Аль-Аринаар будут разрываться на части и что в наших рядах наступит разброд и шатание. Скорее всего, они рассчитывали, что мы уйдем вместе с тобой. Теперь я жалею, что мы не сделали этого сразу. Сколько своих мы вывели? Сто? Ничтожно мало. Это означает, что еще триста гвардейцев остались в городе. Убиты, захвачены в плен или дезертировали. Среди них много наших друзей.

— Сколько времени понадобится Ллирон, чтобы взять власть в городе в свои руки?

— Они действуют очень быстро. Люди ведут себя жестоко, и у них есть четкий план. Насколько мы сумели понять, они переходят из одного гетто в другое. Мы полагаем, что большинство эльфов сидят взаперти в своих домах или же их отвели в доки, в наспех сооруженные места заключения. Не сомневаюсь, что и городские тюрьмы будут забиты до отказа, когда они их захватят. К сегодняшнему вечеру они установят полный контроль над городом. Самое позднее — к завтрашнему утру.

Пелин отпила большой глоток гуараны с гвоздикой. Теперь она понимала, почему эта настойка так нравится Метиану. Пахла она просто потрясающе, и каждый новый глоток вливал в нее свежие силы.

— Ллирон, — со вздохом обронила Катиетт. — Ты действительно веришь в ее предательство?

Пелин рассмеялась и покачала головой.

— Теперь верю. А если серьезно, то, когда все кончится, у тебя появится куча проблем. Клан Инисса расколот сверху донизу. Кто знает, какие еще его жрецы придерживаются того же мнения, что и Верховная жрица Шорта? Кого ты собираешься назначить в Аринденет?

Катиетт шумно выдохнула.

— Беспокоиться об этом сейчас нет смысла. Если они победят, то я не сомневаюсь, что место Верховного жреца займет Хитуур или Силдаан.

— А как можем победить мы? Нас осталась всего горстка. Сколько, по-твоему, ТайГетен и Молчащих откликнутся на твой зов?

— Не знаю. Может быть, их наберется сотня, если все прочтут призыв к общему сбору. Через восемь дней мы будем знать наверняка.

— Восемь дней? — Дрожь перестала сотрясать Пелин, сменившись сосущим предчувствием беды в животе. — К этому времени Ллирон полностью захватит город и закроет в него доступ. И какие шансы на успех будут у крошечной армии, не обладающей магией и не представляющей, как от нее защититься? Клянусь языком Туала, маги даже умеют летать!

— Восемь дней и для них станут долгим сроком. Каждую ночь мы будем устраивать налеты. Мы станем убивать людей и выкладывать их трупы в наиболее защищенных местах в качестве предупреждения. Мы будем противодействовать их стремлению подчинить себе население. Мы постараемся сделать так, чтобы никто из них не чувствовал себя в городе в безопасности.

— Надеюсь, ты права, — заключила Пелин. — А еще я надеюсь, что у эльфов хватит решимости последовать за тобой и вернуться к мирной жизни, сознавая, что только вчера их соседи были готовы убить их.

— Но для такой надежды есть основания. По крайней мере, я так считаю. И мы хотим, чтобы они последовали не за мной. Я должна тебе кое-что сказать. Боюсь, это станет для тебя очередным потрясением, как стало и для меня.

Пелин догадалась обо всем. Она ничуть не сомневалась в том, что догадка ее верна, и ее вновь начала бить такая дрожь, что она выронила грубую деревянную чашку на землю. Возвращение к прошлому. К боли и смятению. Вот почему ТайГетен смотрели на нее с таким сочувствием и симпатией. На нее и Катиетт, на них обеих. Вновь откроются старые раны. Оживут прежние воспоминания, причиняя нестерпимую боль. А ведь она только-только научилась просыпаться, не терзаясь страданием из-за того, что ее отвергли.

— Это Такаар, да? Он возвращается, верно?

Глава 28

Заставь своего врага вертеться на месте. Поэтому, когда ты нанесешь удар, он не будет знать, с какой стороны тот последует.

— Он действительно собирался убить тебя? — своим обычным, хрипловатым голосом поинтересовался Серрин. Но для Ауума он прозвучал небесной музыкой. — Его рассудок пребывает в неустойчивом состоянии.

— Это, мой жрец, еще очень мягко сказано. Он то выступает в роли превосходного учителя, то мгновенно начинает нести всякую чушь, общаясь с голосом у себя в голове. Он ненавидит себя, но временами в нем просыпается нелепая гордыня, которой он не страдал, пребывая в расцвете сил и могущества на Хаусолисе. Будет ли от него какой-нибудь толк? Не знаю. Отвечая на твой вопрос, да, я не сомневаюсь, что он убил бы меня. Видел бы ты его. Он стремителен до невероятного.

Серрин нахмурился.

— Почему же? Я видел, как он движется.

— Наблюдал за представлением со стороны, а?

Серрин улыбнулся.

— И давно ты за нами следишь?

— От Верендии-Туала.

— Хорошо. Как идет общий сбор?

— Большинству сообщили о нем. Все, кто уже узнал, двинулся к месту сбора.

— Нам тоже пора трогаться в путь, — сказал Ауум. — Лодка ждет внизу на пляже.

Серрин перевел взгляд на Такаара. Тот сидел на камне у берега ручья. Похоже, внезапное появление Серрина выбило его из колеи и погрузило в состояние самобичевания. Вот уже целый час он разговаривал со своим мучителем, поглядывая на них только для того, чтобы разразиться очередной порцией брани и ненормативной лексики.

— При передвижении пешим порядком Такаар не столь опасен.

Ауум кивнул.

— Я знаю, но мы и так опаздываем. Я ничего не понимаю. Когда я отыскал его, он ненавидел этот голос у себя в голове. Делал все, что мог, чтобы разозлить его.

— Десять лет — очень долгий срок, чтобы провести их наедине с чувством вины.

— Мы даем ему возможность искупить ее.

— Не исключено, он относится к этому совсем по-другому.

Такаар пристально смотрел на них. Лицо его заливала смертельная бледность. Покусывая верхнюю губу, он хмурился, словно стараясь вспомнить что-то. А потом ткнул пальцем в Ауума.

— Твоя левая защитная стойка запаздывает. Висок остается неприкрытым.

Ауум открыл было рот, собираясь возразить. Но потом ограничился тем, что сказал:

— Спасибо.

Такаар кивнул Серрину.

— Твоя стойка тоже была неверной. Хотя ты мог убить меня ножом, я бы успел ударить локтем назад и разбить тебе яичко. Ты поставил левую ногу слишком близко, и стойка стала уязвимой. Мою шею ты обхватил правильно, но в следующий раз приближайся сбоку, чтобы не превращаться в легкую добычу. По крайней мере, для меня.

Серрин кивнул в знак благодарности.

— Нам пора отправляться в путь, — сказал Ауум. — Лодка…

Но Такаар отрицательно покачал головой.

— Только не лодка. Больше никаких лодок. Я боюсь воды. — И он беспомощно рассмеялся. Справившись наконец с собой, он заговорил. — Он пытался заставить меня покончить с собой, прыгнув в воду, но при этом не знал, что я боюсь воды, а не высоты и что я бы никогда не решился на это, даже если бы прожил десять тысяч лет.

Такаар фыркнул, и из носа у него полетели сопли. Ауум показал большим пальцем себе за спину, в сторону океана.

— Но вы только что проплыли сто пятьдесят ярдов. Я наблюдал за вами. Вы — прекрасный пловец.

Такаар согнулся пополам от смеха, держась за живот.

— Знаешь, почему я плыл так быстро? Потому что думал о том, что может таиться под поверхностью. Ухватить меня за пятки. Утащить под воду. — Веселье Такаара угасло так же быстро, как и началось. — Утонуть. Не иметь иного выбора, кроме как открыть рот и позволить воде заполнить легкие. Чувствовать, как с пузырьками воздуха уходит жизнь, а тебе остается лишь цепляться за солнечный свет, который остается недосягаемым.

Такаар пристально уставился на свою руку, сжимая и разжимая кулак. Серрин и Ауум обменялись взглядами.

— Я спущусь к лодке и принесу снаряжение.

Серрин кивнул. Оба эльфа поднялись на ноги. Ауум увидел, как Серрин подошел к Такаару и заговорил.

— Помолимся? — предложил он.

— Боги больше не слышат моих молитв, — ответил Такаар.

Еще несколько шагов, и Ауум оказался вне пределов слышимости. Выйдя из леса на морской берег, он несколько раз вздохнул полной грудью, наполняя легкие и все тело свежестью. Шорох волн, набегающих на песок, показался ему волшебной музыкой, а запахи моря, которые принес с собой легкий ветерок, вдохнули в него силы и придали бодрости.

Направляясь к лодке, Ауум приостановился и обернулся лицом к лесу. Он вновь принялся прокручивать в памяти события последних двух часов, которые уже обретали оттенок некоей нереальности. Ему пришлось даже потрогать собственный нос. Тот распух, в ноздрях запеклась кровь, а еще он очень сильно чесался.

— Значит, все это случилось на самом деле.

Вытаскивая из лодки мешки Такаара и его духовую трубку для пуска отравленных стрел, он вдруг почувствовал, как по телу у него пробежала дрожь. Ему повезло, что он остался жив, а не стоит перед Шортом, умоляя того явить милосердие и допустить его в Чертоги предков. Ауум повел плечами, стремясь отогнать от себя неприятные мысли. Под кормовой банкой[20] лежал кожаный мешок для пойманной рыбы. Он был небольшим, что говорило об уверенности в себе хозяина лодки. Зато размеры и качество делали его как нельзя более подходящим для целей Ауума. Он переложил в него куски мяса и плетеную корзину с травами, снадобьями и ядами Такаара.

Взвалив мешок на правое плечо, Ауум легкой трусцой побежал обратно под покров леса. Он застал Серрина и Такаара сидящими на корточках, прижав руки к земле. Серрин молча молился. О том, чем занимался в это время Такаар, оставалось только гадать. Ауум предпочел бы думать, что он тоже молится, но для того, кто некогда был равен богам, допущение, пожалуй, выглядело слишком уж смелым.

ТайГетен подождал, пока они не закончат.

— Сколько отсюда до Исанденета? — поинтересовался он у Серрина.

— Шесть или семь дней пути. Мы направляемся в старый перевалочный лагерь.

Ауум согласно кивнул.

— Хорошее место, чтобы нанести оттуда удар. Такаар, вы готовы?

— Это еще предстоит выяснить.

Сотня человек окружила Гардарин. Позади них стояли эльфы всех кланов, напуганные, но одновременно и сгорающие от любопытства. Мирные обыватели, боявшиеся и нос высунуть за дверь своего жилища, теперь, когда в городе, усмиренном железным кулаком человеческих наемников, стало тихо, осмелели и вышли на порог. Вместе с людьми пришли и двадцать магов.

Над головами сгущались тучи. Вот-вот должен был начаться настоящий дождь, первый за весь день. Силдаан стояла рядом с Гараном, Хитууром и Хелиасом. Над зданием кружили маги. Двери дворца были заперты, окна наглухо закрыты ставнями. В башенках никого не было.

— Кто там, как ты думаешь? — поинтересовался Гаран. — ТайГетен?

— Нет, — ответила Силдаан. — Может, гвардейцы Аль-Аринаар, но без Пелин едва ли они смогут устоять и защитить что-либо. Нет. Скорее всего, там засели наши друзья орраны. Хорошее крепкое здание, много свободного места, обильные припасы. Особенно не зверствуй и ничего не ломай. Нам нужно всего лишь очистить дворец и перенести все записи в храм Шорта.

— Тебе понадобилась груда бумаг. Для чего, скажи на милость?

— Архивы дают возможность осуществлять надзор и контроль. Там, конечно, сейчас творится неизвестно что, но вряд ли пропало что-либо серьезное. Зато в наших руках окажутся имена, адреса и клановая принадлежность каждого эльфа в Исанденете и зоне тропического леса Исун. А как только мы возьмем Толт-Аноор и Денет-Барин, то будем располагать данными на каждого эльфа на всем Калайусе.

— И ты всерьез полагаешь, что тебе верноподданно сообщают о каждом эльфе, рожденном в любой забытой богами дыре этого зеленого ада? Или о каждой перемене места жительства? Не смеши меня.

Силдаан улыбнулась.

— Я никогда не устану повторять, что ты никогда не поймешь нас, не так ли? Рождение каждого ребенка дарит эльфам несказанную гордость. Посему они полагают исключительно важным принести новорожденных в храм, чтобы те ощутили прикосновение богов и благословение жреца. Общины настолько близки друг другу, что любое передвижение, во-первых, совершается редко, а во-вторых, дает повод для печали и торжества в равной мере. Вот так мы и живем.

— Точнее говоря, жили, — заметил Гаран. — Ладно, оставим это. Мне никогда вас не понять. А мои люди будут просто счастливы превратиться во вьючных животных, чтобы перенести все твои бумаги и свитки.

— Лучше займись своим делом, — посоветовала наемнику Силдаан.

— Келлер! — заорал тот. — У тебя все готово?

Келлер находился в воздухе, выстраивая своих магов кольцом вокруг Гардарина. Он скользнул вниз и приземлился рядом с Гараном. Силдаан содрогнулась. Изо всего, что ей довелось увидеть в последнее время, включая огонь и лед, только это по-прежнему внушало ей трепет. Ни человек, ни эльф не должен летать. Это было противно вере и законам природы.

— По первому же твоему слову мы готовы поддержать штурм.

— Хорошо. — Гаран развернулся к своим людям. — Третий и четвертый отряды. За вами — подступы к дверям. Все остальное вас не касается. Если кто-нибудь попробует сбежать, берите его осторожно. Держать периметр. Келлер, можешь приступать.

Келлер вновь взмыл в небо.

— Щиты!

— Щиты поднять! — эхом прокатилась команда вокруг Гардарина.

— Вперед! — приказал Гаран.

Двенадцать воинов и двое магов, державшихся позади, устремились к дверям. Во всем здании распахнулись ставни. Оттуда на нападавших обрушился град стрел. Но все они бессильно натыкались на невидимые щиты, окружавшие солдат, которые на мгновение вспыхивали разноцветными искрами, поглощая силу удара.

Повсюду раздались удивленные и негодующие возгласы. Силдаан оглянулась на толпу, которая все прибывала и теперь уже запрудила всю площадь. А солдаты неуклонно двигались вперед, не обращая внимания на стрелы, что по-прежнему отскакивали от магических щитов, не принося им никакого вреда. Два отряда приблизились к дверям вплотную. Один из мужчин шагнул вперед и подергал огромные железные кольца. Потом покачал головой и отступил. Один из магов подошел поближе и принялся делать пассы перед своим лицом.

Гаран прокричал очередную команду. Солдаты подступили к открытым ставням, закрыли их, и град стрел прекратился. Последовал новый приказ. Половина людей Гарана на площади дружно повернулись лицом к толпе. Другие побежали к зданию, укрепляя оборону. Оставшись в одиночестве, Силдаан вдруг почувствовала себя неуютно. Она жестом подозвала к себе Хитуура, и они вместе подошли поближе к Гардарину. Хелиас последовал их примеру.

Маг тем временем закончил свои приготовления. Он выставил перед собой руки ладонями вперед, словно толкая воздух вперед. Двери, которые открывались наружу, застонали на петлях. Силдаан увидела, как они прогнулись вовнутрь. Маг, напряженный, как струна, уронил голову на грудь и вновь толкнул воздух перед собой, медленно и решительно.

Двери задрожали. Гвозди со скрежетом вылетели из петель. Дверная рама треснула. Доски затрещали и прогнулись. Маг закричал от напряжения, опустил руки, а потом снова толкнул воздух от себя, резко и сильно. На месте дверей образовался вихрь щепок и пыли. Железные полосы и обломки досок с грохотом обрушились в коридор и разлетелись по главному залу. Силдаан увидела, как эльфы бросились врассыпную, ища, где бы укрыться. Ставни на фасаде дворца задребезжали. Одна из них сорвалась с треснувшей петли и повисла, жалобно поскрипывая.

Две группы людей, за спинами которых вновь оказались маги, вбежали внутрь. Силдаан услышала донесшиеся изнутри крики и лязг металла, недолгий и жалкий. За спиной у нее раздались гневные возгласы эльфов, недовольных тем, что оплоту и краеугольному камню их города причинен столь значительный ущерб. Оглянувшись, она увидела, что толпа ее соплеменников слаженно движется вперед. Стоявший рядом Гаран тоже заметил происходящее и коротко рявкнул, отдавая приказ солдатам и магам.

— Не бойся, — сказал он. — До тебя им не добраться.

— Идем внутрь, — предложила Силдаан. — Хитуур, собери все архивные записи как можно быстрее. Хелиас, это твоя вотчина. Ни в коем случае нельзя пропустить что-либо ценное.

Вчетвером они подошли к разбитым в щепки дверям, и Гаран первым вошел внутрь. В главном зале его люди сломили сопротивление около двадцати эльфов. Сам же зал напоминал мусорную свалку. На полу в беспорядке валялись одеяла, смятая одежда, продукты питания, бурдюки с водой и прочий откровенный хлам. Силдаан, осторожно ступая, направилась к сцене.

— Не спеши, — окликнул ее Гаран. Повернувшись, он крикнул, обращаясь к людям, оставшимся снаружи. — Отряды десять, одиннадцать и двенадцать. Осмотреть все комнаты. Вперед!

Внутрь с улицы вбежали солдаты, за которыми следовали маги. Сверху, с потолочных балок, где когда-то укрывались ТайГетен, на них обрушился град стрел. Гаран даже не поморщился, когда Силдаан инстинктивно отпрянула в сторону, закрывая руками голову. Он взглянул наверх. Там засели эльфы. Он поманил их пальцем, заговорив на чистом общеэльфийском.

— Лучше спускайтесь сами, пока мы не сняли вас оттуда. Вы не сможете причинить нам вреда, а вот мы вам — запросто. Выбор за вами. — Взмахом руки он подозвал к себе мага. — Накрой эту комнату щитом. Мне плевать, будут они сопротивляться или нет. Так или иначе, им все равно конец.

— Слушаюсь, сэр.

Силдаан подняла глаза к потолку. Оттуда ее обожгли полные ненависти взгляды. Взгляды эльфов, так и не смирившиеся с ее предательством. Взгляды, полные беспомощности и отчаяния.

— Делайте, как он говорит, — обратилась она к ним. — Теперь уже поздно сопротивляться.

Рядом с нею остановился Хитуур. Он рассматривал местами обгоревшие гобелены.

— Мы должны сохранить их, — вдруг заявил он.

— Зачем? — спросила Силдаан.

— Они — часть нашей истории.

Силдаан лишь презрительно фыркнула в ответ и махнула рукой в сторону административных и архивных помещений, располагавшихся за сценой. До ее слуха еще доносился шум мелких стычек и громкие крики и мольбы о пощаде.

— Наша история — вон там. И еще в музеях. А это — ложь, выдумка романтика-неудачника. Их надо сжечь.

* * *

Силдаан в одиночестве сидела на ступенях Гардарина. Невзирая на солнцепек, сменившийся проливным дождем, ящики, в которых хранились архивы нации, один за другим грузили на реквизированные повозки и увозили под надежной охраной в храм Шорта. День уже клонился к мрачному, облачному вечеру, но на площадь и улочки вокруг Гардарина все прибывали и прибывали эльфы. Слухи распространялись очень быстро. Эльфы всех кланов спешили увидеть, как опустошается самое почитаемое ими здание. Они даже попытались прорвать магические барьеры. Они отправили депутацию, пытавшуюся протестовать и воззвать к голосу разума. Но Силдаан отказалась встречаться с кем бы то ни было.

И вот теперь большинство из них стояли, погрузившись в угрюмое молчание или молитву. Время от времени собравшиеся принимались хором скандировать старинный напев, проклинающий иниссулов, требующий свободы и равенства власти. Громкий, волнующий и патетический речитатив из уст пятнадцати или двадцати тысяч эльфов. Но, увы, бесполезный.

Рядом с нею сидел Гаран. Его люди выносили последние ящики с архивами, и толпа встречала появление каждого грозным гулом.

— По каким норам они все прятались?

Силдаан передернула плечами.

— По домам, скорее всего. Смешно, не правда ли? Хитуур говорит, что у него сложилось впечатление, будто весь город взялся за оружие и присоединился к бандам мародеров, но ведь на самом деле это были не они, верно? Большинство из них сидели по домам, если только их силой не выгоняли наружу, и надеялись, что все образуется.

— А почему они на это надеялись?

Похоже, Гарану было действительно интересно. Силдаан вновь пожала плечами.

— У нас уже случались беспорядки. Иногда в своих поступках мы демонстрируем сложность и утонченность, а иногда — простоту. Но бунтовать или выходить на митинги в знак протеста всегда готово было только меньшинство. У нас случались волнения из-за нехватки продуктов питания — что наверняка покажется тебе странным, учитывая наличие леса и океана, — но это правда. У нас были крайне непопулярные законы о строительстве и налогообложении, а еще мы приняли очень жесткие законы об охране природы. Это всего лишь несколько наиболее ярких примеров.

— Но у нас всегда была гвардия Аль-Аринаар для восстановления порядка и Гардарин, в котором можно было призвать к ответу правительство и духовенство. Теперь ничего этого нет, и они начинают понимать, что порядок вещей изменился навсегда. Это нанесло такой удар по мироощущению эльфов, что я удивлена тому, что многие еще не ощутили его сполна. Но что есть, то есть. Большинство просто закрывает глаза и молится о том, чтобы к утру кошмар исчез.

— Только не в этот раз, — сказал Гаран.

— Да, только не в этот раз, — согласилась Силдаан. — Долго еще?

— Мы почти закончили.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы дождь испортил зрелище.

Гаран рассмеялся.

— Магическому огню все равно, идет ли дождь или светит солнце, моя жрица.

Это заявление встревожило Силдаан, хотя она затруднилась бы сказать почему. Позади нее из Гардарина легкой походкой вышел Келлер. Подойдя к ним, он кивнул ей.

— Пусто, — сказал он. — Что дальше?

— Фейерверк, — ответил Гаран, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Силдаан, ты отдаешь приказ?

Жрица тоже встала, глядя на красоту «жука» Гардарина. Тысяча лет дебатов и да, пожалуй, истории. Но теперь он устарел, превратившись в опасный символ жизни, которая должна измениться безвозвратно. Она глубоко вздохнула и на мгновение прикрыла глаза.

— Отдаю.

— Отлично. Келлер, приступай. Подожги его изнутри и снаружи. Я хочу, чтобы огненный ад был виден даже на Балайе.

— Можешь считать, что дело уже сделано.

Силдаан повернулась к нему.

— Ты уверен, что они услышат меня? Ты уверен, что я буду в безопасности?

— Сейчас произойдет нечто такое, что все, кто увидит это зрелище, не забудут его никогда.

Маг оказался прав. Некоторое время спустя Силдаан вновь стояла на ступенях Гардарина. Над нею со свирепой жестокостью падали слезы Гиал. За ее спиной в темное небо с ревом рвались пожиравшие Гардарин языки пламени, окрашенные в коричневые тона человеческой магии. Перед нею двадцать тысяч эльфов яростными криками выражали свое негодование и бессилие, будучи неспособными помочь своему обожаемому дворцу избежать гибели. Но когда она заговорила, прикрываясь магическими щитами, закрывающими ей спину от огня, а силу ее голоса увеличивали другие заклинания, то ее слова разнеслись над притихшей площадью и прокатились по городу.

— Слушайте меня, эльфы Исанденета. Те из вас, кто стоит сейчас передо мной, или в ужасе заперлись в своих домах, или же изгнаны из них на улицы. Слушайте меня. К вам обращаюсь я, Силдаан, жрица-толкователь священных текстов. Я говорю с вами от имени Ллирон, Верховной жрицы Шорта, которая, начиная с этого момента, становится правительницей эльфийской нации Калайуса.

Это заявление заставило толпу притихнуть куда более верно, чем если бы перед ними предстал сам Инисс и приложил палец к губам. Барабанный бой дождя и шипение и рев пламени, пожирающего Гардарин, стали зловещим фоном для речи Силдаан.

— Гармония мертва. Хрупкая вера, которой придерживались многие, несмотря на то что она противна самой природе эльфов, разбита вдребезги. Обнажилась подлинная сущность Такаара, который некогда был равен богам, и он подвергся справедливому осуждению вместе с придуманными им законами. За последние дни мы с вами собственными глазами увидели, какова она, истинная душа эльфов. Она требует разделения. Каждый клан должен жить своей общиной, отдельно от других, и на своей территории. Она жаждет силы, которая определяется продолжительностью жизни.

— Сам Инисс привел сюда своих детей, иниссулов, чтобы они правили вами. Мудрость достижима только для бессмертных. Мудрость, которая способна принести нашей расе подлинный мир и которая может передаваться только теми, кто прожил достаточно долго, чтобы понять ее. Эльфы прожили тысячу лет с осознанием того, что те представители других кланов, с которыми им пришлось иметь дело, свои истинные намерения скрывали за фальшивым и хрупким фасадом так называемого братства.

— Но, начиная с этого момента, будет восстановлен прежний порядок. Отныне больше не будет межклановых столкновений. Знайте об этом. Те, кто станет верно служить иниссулам, наделяются полномочиями применять любую силу для поддержания мира и покоя на наших улицах.

— Возвращайтесь в свои дома и ожидайте дальнейших указаний. Но вы должны знать вот что. До тех пор пока мы не восстановим работу рынков, еду, одежду и прочие предметы первой необходимости будет централизованно распределять начальник порта. Операции на черном рынке и тому подобные спекуляции будут пресекаться безжалостно. Ожидайте объявлений относительно того, в каких жилых помещениях разместится каждый клан. Кое-кому из вас придется переселиться. Предлагаю вам собрать ценные вещи, в противном случае вы рискуете лишиться их.

— Имущество, право владения которым вы утратили, если ваш клан относится к короткоживущим, будет возвращено иниссулам для справедливого распределения в качестве подтверждения занимаемого общественного положения. В ближайшее время будут изданы и другие распоряжения относительно трудовой деятельности и доступа в различные районы города, храмы и тропический лес. Тем из вас, кто живет в смешанном браке, предстоит расстаться, а ваши незаконнорожденные дети будут переданы в храм Шорта на воспитание и обучение.

— Все вы читали об истории нашей расы. Все вы слышали наши легенды и предания. Инисс сотворил эту землю и малых богов, чтобы они служили ему. Он сотворил иниссулов, дабы они правили эльфами, и другие кланы, дабы те служили им. И да будет так снова. Отныне и навеки.

— Я провозглашаю это от имени Инисса и Ллирон, его наместницы и слуги на земле. Да пребудет с вами мир и ваш бог.

Силдаан сошла по ступеням, но, прежде чем присутствующие разразились бурей эмоций, до ее слуха долетал лишь негромкий плач Исанденета.

Глава 29

Поражай землю в том месте, где твой враг возлагает голову. Уничтожай ложь в отсутствие уверенности и безопасности.

Траурная музыка, не смолкая, звучала в храме Шорта. Музыканты сидели в своих акустических альковах и ласкали губами и пальцами бамбуковые трубы. Красота смерти ощущалась повсюду. Жрецы и служители храма, Сенсерии и чтецы текстов невозмутимо выполняли свою работу, как делали вот уже целое тысячелетие. Для Шорта никогда не имели значения ни общество, ни неофициальная иерархия кланов, ни горе или беда. Здесь всегда торжествовали только жизнь или смерть.

Покои Ллирон преобразились до неузнаваемости. Ее обеденный стол был накрыт для роскошного пиршества. Вдоль стен комнаты, на столах поменьше, выстроились кувшины с белым вином и пшеничным элем. Разговор же вертелся главным образом вокруг первоочередных задач по управлению Исанденетом и, в более широком смысле, всем Калайусом.

— Долго еще нам ждать сообщений из Толт-Аноора и Денет-Барина? — осведомилась Ллирон.

Она стояла в окружении особо приближенных особ. В лесу, однако, находились многие жрецы, занимавшее более высокое положение, которые сейчас делали необходимые заявления и готовили перемены. Когда все закончится, они будут сидеть за ее столом выше Силдаан, Хитуура и уж, конечно, Хелиаса.

— Первые известия начнут поступать суток через пять, не раньше. Но, скорее всего, пройдет не меньше десяти дней или даже больше, прежде чем мы с уверенностью сможем судить об успехе или провале наших планов. — Силдаан отпила глоток вина. Ллирон отметила, что она ест очень мало, не сводя глаз с Гарана и его мага Келлера. — Ни в одном из этих городов у нас нет людей, которые могли бы сделать то, что сделали сегодня здесь, поэтому период разделения их на гетто и конфликтов между кланами неизбежно затянется.

— Я согласна ждать, при условии, что преданным членам клана Инисса будет обеспечена безопасность. Тогда все у нас получится, — сказал Ллирон.

— Это непременное и обязательное условие всего, что мы задумали, — согласилась Силдаан. — Все верные нам жрецы, находящиеся сейчас в лесу, сделают остановки в обоих городах. Эльфы, сочувствующие туали, которых мы внедрили в ряды Аль-Аринаар десять лет назад, готовы действовать. Но перед тем, как должный порядок будет восстановлен, прольется еще немало крови. Это неизбежно.

Ллирон кивнула.

— Шорту предстоит много работы. А интересные эксперименты с анархией и расколом в рядах лидеров порождают у рядовых эльфов стремление цепляться за любую новую надежду.

— Вы говорите прямо как по учебнику, — заметил Гаран.

Его рот был полон еды, а рука не выпускала деревянный кубок с вином. Келлер тенью сопровождал его повсюду.

— Я изучаю историю, — ровным голосом отозвалась Ллирон и сделала крохотный шажок к своим Сенсерии. — Кроме того, я усердно штудирую науку ведения военных действий. Быть может, вы сочтете возможным просветить меня насчет того, как вы намерены поддерживать в городе мир и порядок, который воцарился в нем сейчас, и как вы намерены решить нашу проблему с ТайГетен.

Гаран улыбнулся.

— Оба эти вопроса, разумеется, неразрывно связаны. Мы готовы отразить любую атаку ТайГетен. Да, один раз они застали нас врасплох, но уже очень скоро мои люди расставят по всему городу магические ловушки и устроят наблюдательные посты, дабы предупредить нас о приближении врага.

— Я имел возможность на личном опыте убедиться в том, насколько искусны эти дети Инисса. Так что можете не беспокоиться о том, что я веду себя наивно. Кроме того, они беззащитны перед магическими ударами, и их общая численность невелика.

— Мы будем убивать тех, кто приближается к городу или входит в него, с безопасного расстояния. Мы будем разведывать и находить их убежища и уничтожать их во время отдыха. В отношении Аль-Аринаар, которые вздумают присоединиться к ним, мы поступим аналогичным образом.

— Что же касается города, то с устранением угрозы со стороны ТайГетен угаснут и надежды ваших недовольных подданных на перемены к лучшему в их судьбе. Но прошу не забывать о том, что в моем распоряжении имеется немногим более пятисот мечников, лучников и магов. Этого явно недостаточно для поддержания мира и спокойствия в случае организованного восстания и массовых беспорядков. И уж, во всяком случае, совершенно недостаточно для усмирения населения других городов.

— И что же? — осведомилась Ллирон, метнув острый взгляд на Силдаан.

— А то, что мы в состоянии оплатить услуги только тех, кого уже наняли, и не более того, — ответила жрица.

— Или же твое умение вести переговоры далеко не так безупречно, как ты старалась мне внушить, — отрезала Ллирон.

Гаран прочистил горло.

— Я считаю своим долгом выступить в защиту Силдаан. Предложенная ею плата минимальна, а умение вести переговоры достойно восхищения. Я бы ни за что не согласился на предложенные ею условия, если бы не сопутствующие факторы.

— Например? — не унималась Ллирон. — И обеспечат ли они нашу безопасность?

— Да, в некотором смысле. Видите ли, ваши деньги — это всего лишь один из способов оплатить услуги наемника. На мой взгляд, сокровище переходит в собственность человека только тогда, когда его владелец больше не может обеспечить его сохранность. Поэтому мои люди вполне счастливы, и я полагаю, что именно на это вы и рассчитывали. Но нам нужны подкрепления, иначе поставленная задача не будет выполнена. Поэтому они прибудут в самом скором времени. Причем весьма многочисленные подкрепления.

— Прошу прощения? — вмешалась в разговор Силдаан. — Об этом мы не договаривались.

— Да, не договаривались, но это все равно произойдет.

— Но у нас нет для них денег.

Гаран рассмеялся, но глаза его оставались холодными.

— Как я уже говорил, на мой взгляд, сокровище переходит в собственность другого человека только тогда, когда его бывший владелец больше не может обеспечить его сохранность.

* * *

Город притих в молчании, если не считать ожесточенных стычек между многочисленными представителями разных кланов, запертых на складе начальника порта. Стражники снаружи не делали попыток остановить насилие внутри. Оно не слишком их заботило. А схватка и не думала заканчиваться даже с наступлением ночи, и звуки ее эхом разносились над гаванью, над водами океана Гиаама и были слышны даже за стенами города.

Катиетт, Графирр и Меррат разведали подступы к самой гавани и ее жилым кварталам. Здесь сгорело почти все, за исключением нескольких ключевых зданий, которые сейчас были заняты людьми. Очень немногие могли видеть то же, что и ТайГетен, распластавшиеся на коньке крыши склада. И совсем уж горстка тех, кто был готов действовать.

— Разве не должны мы освободить тех, кто находится внизу, у нас под ногами? В самом крайнем случае, вызвать неразбериху и посеять панику.

— Только не сегодня ночью, Граф. У нас слишком мало времени. А освободив их сейчас, мы не добьемся того, к чему стремимся. Большинство из них вновь окажется в плену еще до того, как случится самое страшное, и это никому не поможет. А люди вдобавок поймут, что их периметр зияет дырами. Мы должны выбрать подходящий момент до того, как солдаты решат сжечь склад.

— И когда же он наступит, Катиетт?

Катиетт перевела взгляд вдаль, на океан. Луна светила ярко, но она не нуждалась в ней. К берегу приближалось множество парусов. Пятьдесят по меньшей мере. Пожалуй, на их борту находились не меньше двух тысяч человек с севера с оружием и магией.

— Ветер переменился. Теперь он дует в сторону моря и, скорее всего, таким и останется еще некоторое время, — сказала она наконец. — Они войдут в гавань через два дня, в крайнем случае через три. И вот тогда все пленники, включая тех, кто сейчас находится у нас под ногами, превратятся для них в досадную помеху. Не стоит заблуждаться насчет их целей — люди пришли сюда, чтобы завоевать эту землю для себя.

— И что теперь? — поинтересовалась Меррат.

— Теперь мы уйдем, а на обратном пути уничтожим пару сторожевых постов, а потом расскажем Пелин обо всем, что видели. Но прежде всего давайте помолимся, чтобы Такаар был жив и чтобы, когда он придет сюда, у него нашлись ответы на все наши вопросы.

Глава 30

Многочисленный враг склонен к расточительству и благодушному самодовольству. Нет ничего более достойного презрения, нежели напрасная трата времени и сил.

Непредсказуемость состояния Такаара вынуждала их спешить. Пренебречь одним из основополагающих правил быстрого перемещения по тропическому лесу. Главным и оттого жизненно важным — смотреть под ноги. Ауум забыл об этом и наступил на ветку, которая подалась под его ногой. Серрин тоже забыл, и ветка сломалась под ним.

Молчащего Жреца бросило вперед, но левая нога его застряла в переплетении корней и вьющихся растений. Падая, он дернулся всем телом, и его колено вывернулось в сторону, потому что ступня и лодыжка оставались на месте на один удар сердца дольше, чем нужно. Его вскрик был очень похож на вой кого-либо из подданных Туала, попавших в капкан охотника. Упав, он покатился вниз по склону, но остановился на полпути, непроизвольно вскрикнув еще раз, прежде чем взял себя в руки.

Когда Такаар и Ауум подбежали к нему, он уже сидел и размеренно дышал полной грудью. Глаза его были закрыты, а губы беззвучно шевелились — он молился молча, про себя. Обеими руками он сжимал колено, бережно ощупывая его и морщась при каждом прикосновении.

Ауум испытывал мгновенное облегчение оттого, что, по всей видимости, перелома нет. Нога не была вывернута под неестественным углом; под кожей не было шишек, означающих, что кость рвется на поверхность. Но повреждение явно было серьезным. Сустав уже распух, и сухожилия, связки и мышцы наверняка были порваны. Вопрос заключался лишь в том, насколько это происшествие задержит их возвращение.

Такаар уже рылся в своем рыбацком мешке. Разносящиеся оттуда запахи способны были привлечь тварей, питающихся падалью, со всех концов леса. Мастер выудил наконец большой горшок, развязал тряпицу, которой была обмотана горловина, и подцепил ладонью мягкую зеленую пасту.

— Ворсянка, — огласил он таким тоном, словно это все объясняло, и принялся бережно втирать мазь в сустав. Серрин медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы, когда снадобье проникло ему под кожу. — Обычно она столь же эффективна, как и чай, при промывании ран, но это, похоже, тебе уже известно. Я обнаружил, что из нее можно изготовить однородную массу путем тщательного измельчения и вываривания листьев. Так она действует лучше. Быстрее снимает боль и уменьшает опухоль.

— Она уже действует, — выдавил Серрин. — Оставь ее мне.

— Извини, мой жрец. Твоя попытка решить проблему засчитана, но мы не оставим тебя здесь одного, — заявил Ауум. — Ты не в состоянии бегать и сражаться. Все хищники в радиусе пяти миль слышали твой крик боли. Мы соорудим для тебя костыль или носилки.

— У вас нет для этого времени, — возразил Серрин.

— ТайГетен никогда не оставляют беспомощного товарища на смерть, — сказал Ауум.

— Какой парадокс, — вмешался Такаар, и на лице его появилось выражение удовлетворенного злорадства. — Оставить его здесь одного и беспомощного умирать или задержать возвращение к своим, тем самым обрекая множество других несчастных на смерть?

— Молчащие — друзья подданных Туала, — прохрипел Серрин, со стоном отказываясь от попытки пошевелить раненой ногой. — Со мной все будет в порядке.

Ауум тоже слышал эти легенды. Как Молчащие Жрецы отражали атаки голодных пантер. Как змеи, кусая их, не выделяли яд. А скорпионы опускали напряженные хвосты. Он лично в них не верил, но и поддаться влиянию непоколебимой веры Серрина тоже не мог.

— Надо смастерить лубок, чтобы обездвижить колено. Сооруди ему костыль, а мы должны спешить, — сказал Такаар. — Он все понимает. Другие нуждаются в нашей помощи сильнее, чем он.

Ауум тяжелым взглядом впился в лицо Такаара, ненавидя его за то, что он получает извращенное удовольствие от ситуации.

— Посмотри на меня, — сказал Серрин.

Ауум заколебался, уже зная, что собирается сказать ему Молчащий Жрец. Но он не стал вынуждать Серрина повторять свою просьбу дважды.

— Ты же понимаешь, что он прав, верно? — спросил жрец.

Кажется, лес вокруг затаился в напряженном ожидании, и негромкий голос Серрина вдруг показался Аууму оглушительным.

— Я знаю, что мое беспокойство представляется ему забавным и что твоя рана вызывает в нем схожие чувства.

— Но ты все равно осознаешь, что он прав, не так ли? — Ауум едва заметно кивнул головой. — Поэтому делай так, как он говорит. Со мной ничего не случится.

— Ты понимаешь, почему мне так трудно согласиться с тобой, — сказал Ауум.

— Я бы почувствовал себя оскорбленным, будь это не так. Ауум, наклонись ко мне. У меня нет желания напрягать голос сверх необходимости.

Ауум присел перед своим наставником на корточки.

— Ты намерен освободить меня от выполнения моих обязанностей.

— Я еще не настолько закоснел, — возразил Серрин. — Или поглупел. Просто выслушай меня. Я уверен, что этот несчастный случай произошел не просто так.

Ауум не сдержался и выразительно закатил глаза, собираясь отвернуться. Но руки Серрина с длинными пальцами схватили его за щеки, а острые ногти впились в мочки ушей.

— Слушай. Инисс не настолько бездеятелен, как ты полагаешь, и корень Биита сломался под моей ногой, а не твоей. Я чувствую, что действия Биита направляла рука Инисса. Наступило время перемен. Таких перемен, каких мы не видели с момента окончания Войн Крови. Но Молчащие ощущают их лучше и глубже всех. Нам всегда было нелегко в обществе других, и, хотя я был готов к путешествию с тобой, боль от предчувствия того, что должно случиться, становилась все сильнее.

— И вот я сижу здесь, будучи не в силах идти с вами или помочь. Для меня это означает, что решение уже принято. У других моих собратьев разум пока еще пребывает в беспокойстве, а желания вступают в борьбу с обязательствами. Освободи их, если встретишь, и пусть они станут такими же свободными, каким сейчас ощущаю себя я.

Ауум покачал головой.

— Я тебя не понимаю.

— Молчащие изменились. Я сам стал другим. Тропический лес — мой дом. Моя душа принадлежит ему. Это место, где я служу Иниссу и забочусь о созданиях Туала, ветвях и корнях Биита. Я больше никогда не выйду из-под его зеленого покрова. Как не войду в поселение или храм. Даже в Аринденет. Мое место здесь. Предоставь меня моей судьбе.

Ауум почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы.

— Если это то, чего ты искренне желаешь.

Серрин улыбнулся, погладил Ауума по щеке и разжал руки.

— Да. Мы все желаем этого, если честно заглянем внутрь себя. Помоги тем, кого встретишь, сделать правильный выбор.

— Несомненно.

— Благословенны да будут твои труды, Ауум. Гармонии ничего не угрожает, пока среди ее защитников есть такие, как ты. И помни, что бы ни происходило в городах, лес всегда принадлежит эльфам, которые одни только и понимают гармонию, равновесие и взаимосвязь всего сущего.

Ауум наклонился и поцеловал Серрина в глаза и губы. Встав, он обронил:

— Сейчас я выломаю тебе костыль.

И поспешно отвернулся, чтобы скрыть текущие по щекам слезы.

* * *

Катиетт привела своих Тай к городскому периметру на третью ночь, к третьему пропускному пункту. Звено Макран выдвинулось вперед по направлению к сторожевым постам по обеим сторонам моста Ултан, стоящего на границе сельскохозяйственных угодий, чтобы произвести разведку для будущей ночи.

Катиетт видела, как они скользят вдоль бамбуковых зарослей на берегу предательски опасной реки Икс, кишащей пираньями и крокодилами. Сама она с Меррат и Графирром затаилась в высокой траве слева от протоптанной тропы к Ултану.

— Мы побежим сразу же за ними. По тропе через пустошь. — Она обернулась. — Пакиир, Фалин, Марак. Ждите нас здесь, пока мы не зачистим мост. Не высовывайтесь из укрытия. Следите за своими целями. В бой не ввязывайтесь.

До сих пор им удавалось оставаться незамеченными. Они поодиночке убивали стражников и магов, чтобы держать оккупантов в постоянном напряжении, а сами старались не попадаться им на глаза. Но сегодня все должно было измениться. Ветер снова задул с моря на сушу, помогая приближающимся судам. Они должны были пристать к берегу уже на следующий день. Враги они гармонии или нет, но Катиетт не могла оставить эльфов беззащитными перед людьми.

У ближнего края моста стояли двое стражников, прислонившись к одной из опорных свай. Те были вырублены из огромных стволов баньяна, врыты глубоко в землю и украшены резьбой в виде обвивающих дерево виноградных лоз и листьев. Стражники держали мечи на изготовку и время от времени взмахивали ими, рассекая воздух.

Они разговаривали, жестикулировали и смеялись, но глаза их были устремлены в ночь за пределами кругов света от факелов и ламп, подвешенных на мосту. Щебетанье ночных птиц и треск цикад заглушали их голоса. Они старательно демонстрировали друг другу свою беззаботность, но напряженные тела и позы выдавали страх.

На другом конце моста вокруг костра, разложенного слева от свай, расположились трое стражников и маг. Двое, и колдун в том числе, сидели на бревнах. Оставшиеся двое оставались на ногах. Они то поглядывали на мост, то включались в разговор.

Макран обернулась и сделала приглашающий жест. Катиетт махнула рукой в ответ. Тай Макран поднялись из укрытия, и три тени заскользили по траве, грациозные и проворные, как пантеры. Они устремились к свету и людям, которые даже не подозревали, что сейчас умрут. Макран повела своих Тай к выходу на мост.

Но стражники что-то почувствовали; быть может, они уловили смутное движение в темноте, за пределами круга света. Они сошлись вместе, сжимая в руках мечи и напряженно вглядываясь во тьму. Макран выскочила на дорогу в паре шагов от бревенчатого настила моста. Солдаты попятились. Один из них улыбнулся.

А Макран окутали языки пламени.

Жуткие крики Макран и ее Тай, сгорающих заживо, навсегда останутся в памяти Катиетт. В воздух поднялась стена пламени, яростно поглотившая троих ТайГетен. Они погибли мгновенно. Огонь жадно вгрызся в их плоть, уничтожил одежду и расплавил металлические пряжки поясов и ножен.

Они зашатались, теряя равновесие, по инерции сделав еще несколько страшных и болезненных в своей агонии шагов к мосту. Они превратились в ничто, в пылающие ходячие скелеты, кричащие от дикой боли и взывающие к Шорту, умоляя даровать им утешение. Упали они уже на мосту. Макран — во всяком случае, Катиетт показалось, что это была именно Макран, — приподняла руку в прощальном жесте. Катиетт решила, что услышала, как ее сестра прохрипела: «Пожалуйста». А люди просто наблюдали за происходящим, молча и безучастно. Не предложив взамен даже милосердного удара мечом, чтобы оборвать их мучения.

Языки пламени безудержно рвались в черное небо. Катиетт во все глаза глядела на них. Маги были здесь ни при чем. Такое впечатление, будто пламя таилось в земле, выжидая, пока Макран не наступит на него, позволив вырваться на свободу. Словно капкан или силок в лесу, поставленный на тапира. Невидимая и страшная смерть.

— Что будем делать? — спросил Графирр.

Катиетт повернулась к своим Тай, глаза которых округлились от шока.

— Будем идти только там, где ходят они. Бежим только по краю настила. И заставим людей заплатить за то, что они сделали с Макран. Марак, твоя задача остается в силе. Тай, за мной.

В следующее мгновение Катиетт вскочила на ноги и бросилась вперед. Она мчалась к зарослям бамбука, тянувшимся перпендикулярно к концу моста, не сводя глаз с дьявольского пламени, на бегу шепча молитву Иниссу. А потом она прыгнула, вытянув ноги вперед и отправив тело в горизонтальный полет.

Она ухватилась за край украшенной резьбой сваи и перебросила себя через нее и через перила, врезавшись сапогами в спину ближайшего стражника, отчего тот слетел с моста и кубарем покатился по склону. Солдат с размаху влетел в пламя, которое поглотило его так же, как и ТайГетен, которым он отказался помочь.

За спиной Катиетт через перила перепрыгнула Меррат. Одним прыжком она пересекла мост и влепила левый хук в челюсть второго стражника. Голова его резко откинулась назад. Ударившись спиной о перила, он перекувыркнулся через них и рухнул в реку.

Графирр приземлился прямо на поручень, развернулся и побежал по нему. Меррат, на другой стороне моста, последовала его примеру. Катиетт рванулась вперед по центру. Трое оставшихся стражников двинулись им наперехват, рассчитывая перекрыть выход с моста, а маг за их спинами уже принялся выделывать пассы перед лицом. На бегу Катиетт достала из мешочка метательный полумесяц и бросила его, почти не целясь. Лезвие отправилось в полет, завывая в смертной тоске, и располосовало правую руку стоявшего в центре стражника. Тот заорал от боли, выронил меч и попытался зажать здоровой рукой глубокую рану.

По команде мага стражники присели. В воздухе резко похолодало. Маг сделал движение руками, словно выдавливая что-то перед собой. Катиетт предостерегающе закричала и рухнула ничком, по инерции покатившись вперед, прижав локти к груди и закрывая кулаками шею. Меррат и Графирр высоко подпрыгнули на бегу, сделали в воздухе сальто-мортале и вытянулись горизонтально, раскинув руки в стороны.

Заклинание холодом провыло над Катиетт. Она с трудом вдохнула ледяной воздух. Бревна позади нее покрылись инеем. Она услышала треск, когда влага в них замерзла и стала расширяться. Она перевернулась еще один раз, последний, оперлась на ладонь и оттолкнулась от земли. Уже в воздухе она совершила еще один пируэт, поймала ногами землю и бросилась дальше. Меррат и Графирр приземлились по обеим сторонам от нее.

Стражники впереди застыли, разинув рты, не в силах поверить своим глазам. Но им не суждено было рассказать об увиденном друзьям или любовницам. На бегу Катиетт выдернула из ножен свой короткий меч, перехватила его обеими руками и с размаху всадила в шею раненого солдата, чувствуя, как сталь заскрежетала о кость.

Она перепрыгнула через падающее тело, оставив клинок торчать там, где он застрял, и рванулась к магу. А тот пытался создать новое заклинание, но страх пересилил, и он поднял руки, сдаваясь. Катиетт отодвинула его с дороги левой рукой, одновременно нанося правой сокрушительный удар в челюсть. Он отлетел назад и спиной вперед рухнул на землю.

Катиетт развернулась. Меррат и Графирр уже шли к ней, оставив позади своих жертв. С кончиков их мечей капала кровь. Меррат приостановилась, чтобы вырвать меч Катиетт из шеи убитого ею стражника. Она вытерла лезвие об одежду солдата и протянула его Катиетт. Та посмотрела на мост. Марак опустилась на колени перед Макран и ее Тай и стала молиться.

— Нужно уходить. То, что произошло здесь, не могло остаться незамеченным, — сказала Катиетт и кивком показала на мага. — Берем его с собой. Ему за многое придется ответить. Уходим.

Прямая, как стрела, дорога в город от моста вела через возделанные земли, проходя мимо рыбацких лодок, причалов для них, залива и скопления обветшалых хижин и сарайчиков. Они углубились в лабиринт зданий и маленьких предприятий, обслуживающих рыбаков: судостроительных и ремонтных мастерских, цехов по изготовлению парусов, весел и ловушек для ловли крабов, харчевен, постоялых дворов и местного рынка.

Людей нигде не было видно. Да и вообще здесь было тихо и пустынно, как на кладбище. Лишь немногие эльфы селились в этих краях надолго, да и те давно сбежали в лес в поисках убежища. Лабиринт улочек вывел их к пустоши Кирит-Марш. Здесь начиналось болото, губительное для любого, кто совался в него наобум, но вполне проходимое для тех, кто знал потайные тропинки. Через него можно было попасть прямо в гавань и на берег моря.

Катиетт, ее Тай и так и не пришедший в себя маг двинулись дальше, а их след уже остывал, как и кровь убитых ими стражников.

Глава 31

Если я встану рядом с тобой в битве, то умру до того, как позволю умереть тебе. Таково мое торжественное обещание. И если мы все дадим его, то станем непобедимы.

Горизонт на закатной стороне посветлел. Окна панорамной комнаты, расположенной на последнем этаже в левом приделе храма Шорта, выходили прямо на мост Ултан. Весь верхний этаж был любезно предоставлен в их распоряжение, но именно в этой комнате, светлой и теплой, роскошно обставленной так, чтобы дарить радость, они проводили большую часть времени.

Гаран сообщил им, что они могут не считать себя пленниками. Правда, в их распоряжении остался один только храм, а не весь город, в котором действовал комендантский час. Гаран даже настоял, чтобы службы в храме отправлялись, как обычно, или, во всяком случае, как можно ближе к обычному порядку вещей. Он сказал, что они стали партнерами в деле установления контроля над Калайусом. Балайянский университет магии в Триверне хочет заключить долговременный и взаимовыгодный союз с эльфами Калайуса. Но в краткосрочной перспективе это означало, что контроль над страной должен перейти к военной и магической мощи Балайи.

— ТайГетен, — проговорила Силдаан, испытывая неожиданную грусть. — Надеюсь, они уцелеют.

— Какая тебе разница? — осведомилась Ллирон. — Мы теперь все равно что умерли.

— Я бы предпочла умереть от клинка эльфа, а не человека, — ответила Силдаан. — Тогда, по крайней мере, мы бы знали, что на нашей земле не осталось людей.

— Подобные комплименты из твоих уст звучат противоестественно, — заявила Ллирон. — И на Шорта они не произведут особого впечатления.

— Вам что, больше не о чем поговорить?

Обе жрицы отвернулись от окна и обратили свои взоры на Хелиаса, который расхаживал по комнате взад и вперед, заламывая руки. Подобная демонстрация тревоги и беспокойства смотрелась бы вполне уместно на сцене театра «Хаусолис».

— Видишь ли, Хелиас, люди нас предали, а я полагаю, что мы должны были не допустить подобного развития событий, — сказал Хитуур, постаравшийся сесть в кресло как можно дальше от бывшего спикера.

— Интересно, как мы могли избежать этого? — сердито осведомилась Ллирон, которую возмутил прозрачный намек на ее недальновидность.

Силдаан тоже хотела услышать ответ, хотя в глубине души была согласна с Хитууром. Если не считать пятнадцати Сенсерии, которые пребывали где-то в других помещениях храма и, скорее всего, уже распрощались с жизнью, заговорщики не обращались к другим профессиональным эльфийским воинам, не говоря уже о том, чтобы завербовать их для своих нужд.

— Вы целиком и полностью понадеялись на то, что за деньги можно купить верность.

— Но раньше так было всегда. К чему ты клонишь?

— Наша земля слишком богата для того, чтобы наемники со спокойной совестью ушли отсюда, имея в карманах лишь пару монет за выполненную работу, — пояснил Хитуур. — Мне неприятно говорить об этом, но мы должны были подумать о том, чтобы заручиться содействием народного ополчения, состоящего, как всем известно, из туали, соплеменников Хелиаса. Сотня-другая разгневанных фермеров и рыбаков пришлись бы нам сейчас очень кстати.

— Это не имеет уже никакого значения, — заявил Хелиас. — Вы сами не понимаете, о чем говорите. Это совершенно бессмысленно.

Ллирон удостоила Хелиаса испепеляющим взглядом.

— В самом деле?

— Потому что мы находимся там, где находимся, а еще потому что, по сравнению со всеми остальными обитателями Калайуса, у нас по-прежнему самая выгодная позиция для переговоров.

— Смотри-ка! А я было подумала, судя по выражению страха на твоей физиономии, что ты, подобно всем нам, уже ощутил себя смертником, ожидающим приведения приговора в исполнение за то, что знаешь слишком много, — съязвила Ллирон.

А вот Силдаан слова спикера, похоже, заставили задуматься.

— Это суровая страна, моя жрица. Думаю, мы должны выслушать этого туали.

Ллирон махнула рукой в знак согласия и направилась к длинному дивану, заваленному подушками, чтобы прилечь.

— Я знал, что ты поймешь меня, Силдаан. Я расхаживаю по комнате, пытаясь найти выход из сложившегося положения, а вы рассуждаете о неминуемой смерти и о том, как не навлечь на себя гнев Шорта. А я, кажется, кое-что придумал. — Хелиас остановился, потирая переносицу указательным пальцем. — Калайусом невозможно управлять иначе, кроме как со всеобщего согласия. Он слишком велик и сложен, а жизнь за пределами городов очень трудна и опасна. Я ни на миг не допускаю и мысли о том, что люди намерены править нами дольше, чем это совершенно необходимо.

— Они прислали сюда еще две тысячи солдат. Наемники же, которых мы наняли, выполняли приказ этого магического города, как он там называется, что совершенно очевидно, — возразила Силдаан. — Это — явное вторжение.

— Это заявление о намерениях и демонстрация силы, — позволил себе не согласиться с нею Хелиас. — Теперь мы знаем, что с помощью военной силы и магии они способны захватить любой наш город, когда и как пожелают. Кроме того, они могут поддержать силой любое будущее правительство. Давайте рассуждать логично. Будь вы уроженцем Балайи, чего бы вы хотели — сражаться каждый день за то, чтобы просто остаться в живых, или постарались бы извлечь максимальную выгоду из Калайуса посредством марионеточного правительства?

Силдаан обменялась взглядами с Ллирон, на лице которой отвращение сменилось неприкрытым презрением.

— Ты хочешь, чтобы вся страна платила дань людям? — осведомилась она.

— В данный момент — да, хочу. Послушайте, самое главное сейчас — сохранить себе жизнь. Можете негодовать и возмущаться, сколько душе угодно. Называйте меня трусом. Меня это не волнует, потому что я говорю правду. Мы живы до сих пор лишь потому, что еще можем оказаться полезными. А как только перестанем быть таковыми, то сразу же умрем. Или как только начнем представлять собой угрозу.

— И поэтому я говорю — пусть устанавливают оброк, дань, налог, называйте это, как хотите. Пусть управляют экономикой ради извлечения прибылей. Пусть люди правят. У нас уже давно существует система, при которой кланы работают над тем, что нам нужно, и так долго, как нам нужно. Система разделения кланов подходит для этого как нельзя лучше. На протяжении нескольких лет они будут сохранять здесь подавляющее военное присутствие, но как только решат, что мы полностью находимся в их власти, то начнут сокращать его, потому что держать здесь людей стоит очень дорого.

— А мы тем временем сможем наращивать свою боевую мощь. Мы наберем и подготовим новую армию. Люди перестанут пристально следить за нами, если мы будем регулярно платить им налоги. А когда старое поколение вымрет, а на его место придет новое, то внимание к нам ослабеет еще больше. А что же мы? Ну, во-первых, вы вообще бессмертны; а у меня, если я буду осторожен, остается шанс прожить еще несколько веков.

— И не имеет значения, если на это уйдет сотня лет. Или две сотни. У нас есть время. А у них его нет. А когда мы в достаточной мере окрепнем, то просто перестанем платить им дань. К этому времени за нами встанут все эльфы. Их ненависть к людям станет настолько сильной, что они сами будут жаждать войны. И тогда победа будет за нами. Ненависть превратится в любовь, когда рабство сменится свободой.

Силдаан понимала, что Хелиас рассуждает вполне здраво и разумно. И она видела, что с ним согласны и Ллирон с Хитууром, как бы не противно им было признаваться в этом.

— Прежде чем ты начнешь претворять свой план в жизнь, хочу напомнить тебе, что у нас осталась одна, но очень большая проблема, — сказал Хитуур. — Лес по-прежнему не принадлежит ни нам, ни людям. И что бы мы ни предприняли, он слишком огромен для того, чтобы полностью контролировать его, и именно там неизбежно будет зреть недовольство. Разумеется, нельзя забывать и о ТайГетен, и о Молчащих Жрецах. Как ты намерен поступить с ними?

Хелиас лишь развел руками.

— Эй, я всего лишь посредник, а не солдат. Пусть эту проблему решает Гаран со своими вояками. В конце концов, если вы хотите владеть джунглями, то должны прежде разобраться с обитающими в них хищниками.

* * *

Катиетт вытолкнула мага вперед. Они приближались к складу. Сожженные здания лежали в руинах. В бесконечный и неумолчный рокот океанских волн почти не вплетались другие звуки, кроме заунывного плача и гневных выкриков.

— Можешь криком позвать на помощь, если хочешь. Беги, если желаешь. Но знай, что тогда ты умрешь, а мы исчезнем, и смерть твоя окажется совершенно напрасной.

— Я просто хочу, чтобы вы сказали мне, что вам от меня нужно, — взмолился маг. Его звали Палант. Вот уже, по крайней мере, в десятый раз он обращался к ним с одним и тем же вопросом. — Тогда я смогу помочь вам.

По-эльфийски он говорил вполне сносно. Не без ошибок, конечно, но понять его было можно. На подбородке и нижней челюсти, в которой у него уже недоставало нескольких зубов, наливался огромный багровый синяк. Скорее всего, его мучила еще и головная боль, и он то и дело двигал челюстью, чтобы разработать ее и уменьшить отечность.

— Ты ставил магические ловушки — как, ты говоришь, они называются?

— Охранные заклинания.

— Охранные заклинания. — Балайские слова с трудом скатились с языка Катиетт. — Нам нужно проникнуть в склад начальника порта, но мы не хотим подорваться на ловушках. Ты выкопаешь их, или как там это у вас делается.

— Обезврежу, — прошепелявил Палант.

— Вот почему ты идешь первым. Чтобы принять удар на себя.

— Заклинание огня или льда убьет нас всех, — сказал Палант.

— Но тебя — первого, — возразила Меррат. — Как тебе это нравится?

Палант покачал головой.

— Охранных заклинаний особенно много на южной стороне. В зданиях они покрывают все стены до самого верха.

— Ты обезвредишь их.

— Зачем? Вы все равно убьете меня.

— Может, да, а может, и нет. Посмотрим, — сообщила ему Катиетт. — А вот если ты откажешься — убьем наверняка.

— Нет нужды обезвреживать все, — заявил Палант. — Со стороны моря их нет вообще.

— Вот как, — удивленно протянула Катиетт. Достав нож, она зажала Паланту рот и вонзила клинок между ребер, так что он вошел магу прямо в сердце. — Благодарю.

Тай сорвались с места. На следующем перекрестке они повернули направо, направляясь к гавани. Палант, конечно, мог и солгать, но Катиетт так не думала. Собственно, в этом была своя логика. Должен же существовать какой-то безопасный коридор, чтобы вводить и выводить людей оттуда. Но вот оставить свободными от магических ловушек решительно все подходы от гавани захватчики не могли.

Они осторожно пробирались через развалины мастерских и небольших предприятий, в которых еще каких-нибудь десять дней назад, как и в доках, бурлила жизнь. Забравшись в частично разрушенную лавку, они увидели, что вход в склад охраняют восемнадцать солдат и трое магов.

Большая их часть сгрудилась у костра, разведенного примерно на полпути между береговой линией и складом. Остальные расхаживали вдоль фасада. Двери склада, изрядно поврежденные во время бегства Пелин, были кем-то умело отремонтированы. С обеих сторон склад патрулировали охранники. Но вели они себя излишне беззаботно, полагаясь на то, что здание было выстроено крепко и надежно.

— Никто из них не подходит близко к двери, — сказала Меррат. — Смотрите.

Она была права. Собственно, теперь, присмотревшись, они поняли, что выстроенные полукругом бочки у входа, которые Катиетт поначалу приняла за импровизированные стулья, отмечали запретную зону. Должно быть, дверь находилась под защитой заклинаний.

— Ну вот, наш первый план пошел прахом, — заметила Катиетт. — У кого есть какие-нибудь идеи?

— Может ли заклинание быть настолько чутким, что срабатывает, если подойти к нему слишком близко? — поинтересовался Графирр.

— Я бы спросила об этом Паланта, но, боюсь, ему немного нездоровится, — чуточку резче, чем было необходимо, отозвалась Катиетт. — Мы не знаем этого наверняка и потому не будем рисковать.

— Ты не поняла. Думаю, мы должны предупредить всех внутри, прежде чем освобождать их. Я просто хочу знать, что станет спусковым крючком для заклинаний, наложенных на дверь. Они ведь должны были скормить пленникам какую-нибудь байку. Но в чем заключается правда?

Катиетт улыбнулась.

— Верно подмечено. Что ж, спросить об этом людей мы не можем, но я полагаю, что в таком просторном месте убивать пришлось бы слишком многих, потому давайте поинтересуемся у наших друзей, а? Но не забывайте об осторожности. Мы же не знаем, на какую высоту распространяется действие этих заклинаний.

Тройка ТайГетен скрытно подобралась к тыльной части склада, памятуя о том, что говорил Палант насчет заклинаний. Они смотрели, как стражники подходят друг к другу, останавливаются, разворачиваются и вновь расходятся. Считают шаги, соблюдают дистанцию и вообще ведут себя очень осмотрительно и осторожно.

Когда они выработали общую стратегию, Катиетт повела их за собой. Внутри склада царила почти полная тишина. Большинство пленников наверняка спали. Весь расчет Катиетт строился на том, что кланы наверняка отгородились друг от друга и выставили охрану на случай внезапной атаки соседей. Она понятия не имела, сколько эльфов находится внутри, но счет наверняка шел на тысячи.

Они набиты там, как сельди в бочку. И малейшей искры достаточно, чтобы вспыхнул бунт.

Стражник дошел почти до самого конца своего маршрута. Он остановился, взглянул на торец склада и развернулся на каблуках. Катиетт подождала, пока он не отойдет на пять шагов, и знаком показала своим Тай следовать за нею. Они двигались стремительно и бесшумно, сразу же начав карабкаться на крышу. Склад был сложен из толстых бревен, скрепленных железными скобами, и имел двускатную сланцевую крышу. В свое время он благополучно пережил нашествие ураганов, поджог и попытку взлома. Начальник порта гордился своим детищем и поддерживал его в надлежащем состоянии.

Словом, подъем получился легким. Ни одна скоба не выскочила из пазов, и ни одна доска не скрипнула. ТайГетен быстро и слаженно взлетели по стене на крышу задолго до возвращения стражника. Затем они подползли к световому люку, который Пелин оставила полуоткрытым. Катиетт сунула в отверстие голову и тут же отдернула ее, вытирая моментально заслезившиеся глаза.

— Да хранит нас Инисс, ну и вонища!

Набрав полную грудь воздуха, она предприняла вторую попытку. Склад был совершенно пуст: из него вынесли все, вплоть до последней полки и стеллажа. На полу лежали спящие тела. Кое-где взад и вперед расхаживали эльфы. Как она и ожидала, один клан от другого отделяли нейтральные полосы.

В южном конце склада, неподалеку от немногочисленных сефан, разместилось то, что могло с большой натяжкой сойти за уборные. Там в ряд выстроились несколько ящиков, в верхней части которых были проделаны отверстия. Дно каждого ящика было обвязано парусиной, которая явно не справлялась со своим предназначением. Со своего места Катиетт разглядела у каждого ящика лужи мочи и кучи экскрементов. Впрочем, аналогичные лужи виднелись и там, где эльфы не утруждали себя ожиданием, пока ящик освободится, или, что тоже не исключено, просто не могли заставить себя справить нужду в отведенных для этой цели местах.

У самых дверей на полу полукругом лежала одинокая веревка, в точности повторяя конфигурацию бочек снаружи. Внутри этой границы пол был чист. Катиетт окинула помещение быстрым взглядом. Кланы расположились в порядке убывания своей продолжительности жизни от дверей к отхожим местам. Слева от двери на полу лежала небольшая группа. Охраны рядом не было. Катиетт присмотрелась повнимательнее. Потом пересчитала их. Тридцать четыре тела. Накрыты простынями.

Она убрала голову и разразилась такими непарламентскими выражениями, что поразила даже Графирра и Меррат.

— Они даже не позволили им вынести наружу мертвецов, — сказала она, чувствуя, как ее охватывает холодное бешенство. — Мы должны с этим покончить. Прямо сейчас.

— Мы сможем спуститься? — спросила Меррат.

— Придется попрыгать, но ничего настолько опасного, как переправа через Икс у Таанепола. Я пойду первой.

Катиетт пролезла в световой люк и повисла на руках, держась за его края, после чего спрыгнула на балюстраду, тянувшуюся вдоль стены. Окинув ее взглядом, она внимательно осмотрела поперечные балки, уходившие к стенам и другим световым люкам на крыше, после чего негромко выругалась. Меррат и Графирр присоединились к ней.

— Какие-то проблемы? — поинтересовался Графирр.

— Можно и так сказать. Они убрали лестницы.

Звено Тай посмотрело вниз, на грязный и вонючий пол, на котором спали эльфы.

— Сколько до него отсюда — сотня футов? — предположил Графирр.

— Что-то около этого, — сказала Катиетт. — Но проблема заключается не в том, чтобы спуститься вниз. По потолочным балкам и свесам мы доберемся до стены, а потом уже спрыгнем оттуда. Но ты приглядись к стенам. Они выкрашены проклятой голубой краской. Она скользкая и лощеная. Спуститься-то мы спустимся, а вот подняться по ней обратно, будь ты хоть трижды ТайГетен, уже не удастся.

— Можно поговорить с ними прямо отсюда, — предложила Меррат.

— Мы должны быть внизу, вместе с ними. Обратиться к ним, стоя у них над головами — значит сделать то самое, за что они нас ненавидят, не так ли?

— И что?

— А то, Граф, что я спускаюсь. Поговорю с ними. А потом мы начнем действовать. Я — отсюда, а вы — снаружи.

— Ты очень сильно рискуешь, — заметил Графирр.

Катиетт пожала плечами.

— А что делать? Но ты только посмотри на них. Кто из них, по-твоему, сделает первый шаг и нападет на меня? Тай, помолимся.

Они уронили головы на грудь и забормотали две краткие молитвы, прося благословения на действия разделившегося звена. Катиетт молилась о том, чтобы ее поняли. Графирр и Меррат просили даровать им силу, быстроту, темную ночь и ураган слез Гиал. Словно в ответ на их просьбы, в небе зарокотал гром.

— Гиал услышала вас, — заметила Катиетт.

— Ты и сама в это не веришь, — возразила Меррат.

— Получится недурное предание, а?

Катиетт на миг возложила руку на голову каждого из своих друзей, после чего двинулась по поперечной балке. Дойдя до конца, она перепрыгнула на стропила и побежала по ним к карнизу, а уже оттуда перебралась на стену, с отвращением глядя на голубую краску. А стражники внизу даже не подозревали о присутствии ТайГетен у себя над головой.

Кивнув на прощание Графирру и Меррат, Катиетт присела и повисла на руках, держась за верхний брус. Качнувшись взад и вперед, она примерилась и разжала руки. Ноги ее коснулись стены, и она стремительно побежала вниз, наклонившись вперед. Когда же вес ее тела стал больше скорости, она оттолкнулась от бревен, совершила полный оборот в воздухе, пролетела последние шестьдесят футов, приземлилась на пятки и покатилась по полу, гася инерцию прыжка.

Вскочив на ноги, она поняла, что оказалась как раз на нейтральной полосе между биитанами и гиаланами. Стражники резко обернулись на шум. Катиетт подняла руки над головой, показывая, что пришла с миром, поднесла палец к губам и быстро зашагала к двери склада. Стражники, невооруженные, разумеется, устремились к ней со всех концов. Но здравый смысл возобладал, и они хранили молчание. Катиетт остановилась у веревочного барьера. Она позволила окружить себя эльфам, которые с радостью разорвали бы ее на куски, если судить по ненависти, горевшей в их глазах, и нетерпению, с которым они переминались с ноги на ногу.

— Вы можете сделать одно из двух, — обратилась к ним Катиетт. — Вы можете убить меня на месте, причем я не стану защищаться. Или выслушаете меня, а я постараюсь спасти вам жизнь. Выбор за вами.

Глава 32

Я не требую, чтобы ты умирал за меня. Я не хочу, чтобы ты умирал за меня. Я просто прошу тебя быть готовым умереть за меня.

— Они не дают нам ни пищи, ни воды. Они хотят, чтобы мы ослабели. Единственное, чего здесь имеется в избытке — это сон, и большую часть времени мы просто спим. Что еще нам остается, кроме отчаяния?

Биитанка выглядела больной и измученной. Никто из тех, кто стоял перед Катиетт, не был готов к серьезной драке. Жажда наверняка сводила их с ума, голод подтачивал силы, а тоска подрывала веру.

— Откуда здесь взялись трупы? — спросила Катиетт, показывая на накрытые простынями тела. — Отчего они умерли?

— Вскоре после того, как нас загнали сюда и заперли дверь, у нас случился мятеж, — пояснил гиаланин с синяками на лице и длинным порезом на правой руке, нанесенным, скорее всего, чьими-то ногтями или зубами. — Погибло двадцать человек. Все началось из-за межклановой ненависти и слухов о том, кто получит еду и воду. Остальные погибли, когда попытались выломать двери. Это было жуткое зрелище.

— Что ты имеешь в виду?

— Пойдем со мной, — сказал гиаланин.

Он подвел Катиетт к трупам. Остальные стражники, числом пятеро, последовали за ними на некотором отдалении. Гиаланин наклонился и откинул плащ, которым было накрыто ближайшее тело. Катиетт непроизвольно попятилась и взглянула наверх, на балюстраду, на которой притаились Граф и Меррат. Но потом она заставила себя опустить взгляд.

Было невозможно сказать, кто лежит перед нею — iad или ula, гиаланин, сефанин, биитанин или иксиец. У трупа не было волос. Кожа на голове почернела и обуглилась. Лицо выглядело так, словно его исполосовали огненным хлыстом. Оно обгорело и покрылось волдырями в двадцати местах. Вместо глаз, носа и губ были шрамы от ожогов, подбородок выгорел до самой кости.

Хотя одежда почти не пострадала, на правой руке огонь сожрал плоть, в черном месиве Катиетт увидела белые костяшки пальцев. Левой руки не было вовсе. Ноги были босыми, они почернели и запеклись. Боль наверняка была ужасной. Катиетт опустилась на колени и стала молиться, чтобы душа несчастного обрела мир, покой и утешение.

— Кто это сделал? — спросила она, накрывая труп плащом и выпрямляясь.

— Человеческая магия, наложенная на дверь, — ответил охранник-сефанин, ula с проплешинами на голове, сочащимися сукровицей там, где у него были вырваны волосы. — Это было похоже на молнию во время самого страшного урагана Гиал. Она сорвалась с двери и окутала их, пронзая огненными иглами, заживо сдирая кожу и воспламеняя плоть. С того момента мы перестали драться между собой и больше не пробовали сбежать. Здесь поселился страх. Большинство просто ждут смерти.

— И это вы во всем виноваты, — сказал биитанин. — Это дети Инисса пригласили людей к нашим берегам. И вот результат.

— Ну, так выместите свою ярость на мне, если вы действительно думаете, что я, Катиетт из рода ТайГетен, пригласила врагов в наши дома. Хотя правда заключается в том, что вы все, те, кто радостными криками приветствовал осуждение Такаара и разрушение гармонии, сделали нас бессильными. Если бы мы объединились, то кланы победили бы общего врага. А кровавая междоусобица делает нас слабее.

— Еретики-иниссулы навлекли на нас это бедствие. А мы, все остальные, позволили чуме распространиться.

— Ты смеешь обвинять нас? — Гиаланин повысил голос.

— Говори тише! — прошипела Катиетт. — Я виню всех нас, включая и себя. Я не заметила язвы предательства в тех, кому служила и кого любила. Это мой позор. А вас я обвиняю в том, что вы ступили на путь ненависти ко всем кланам, кроме своего собственного. Потому что вы решили, что можете защитить самих себя, а остальные пусть убираются к дьяволу. Потому что это вы сделали все, что в ваших силах, чтобы облегчить людям их задачу по захвату власти. И можете не сомневаться — теперь уже весь город находится у них в руках.

— В самом деле? — Биитанин взмахом руки обвел склад. — Что-то я не вижу здесь иниссулов. Как не вижу аппосийцев или туали.

Катиетт шагнула к нему, сделав первое угрожающее движение с тех пор, как спрыгнула к ним с крыши. Биитанин поспешно отступил назад.

— Иниссулов здесь нет, потому что они стали первыми жертвами насилия. Над ними издевались, их избивали и насиловали эльфы всех остальных кланов, и поэтому мне пришлось увести их из города. Хотела бы я знать, кто из тех, что находятся здесь, повинен в этих преступлениях, но я все равно пришла спасти вас. А аппосийцев здесь нет потому, что им повезло — их вовремя предупредили, и они успели укрыться в лесу.

— Тюрьмы забиты орранами и иксийцами, равно как и вашими братьями и сестрами. Для всех остальных эльфов в городе введен комендантский час, и они остаются пленниками в собственных домах. Что же касается туали, то их нет здесь потому, что люди окружили их в Парке Туала и зверски убили четыреста представителей их клана после того, как Хелиас заблаговременно удалился вместе с cascarg в другую часть города.

— Мы все превратились в бессловесных пешек в руках людей. Мы все страдаем. А ваша ненависть только усугубляет положение. Но, несмотря ни на что, я все еще хочу спасти вас.

Катиетт ткнула пальцем вглубь склада.

— Каждый ula и iad вон там заслуживают свободы. Но мне нужна ваша помощь, иначе большинство попросту погибнет. К берегу направляется множество кораблей. Завтра на берег высадятся новые тысячи людей, и мы полагаем, что после прибытия они убьют здесь всех. Вы представляете для них угрозу, и они не могут оставить вас в живых.

— Поэтому я на вашей стороне. Если вы готовы пойти за мной, то вскоре большинство из нас снова вдохнет воздух свободы. Если вы согласны, то сейчас вернетесь каждый к своему клану и разбудите тех, кто обладает властью и пользуется уважением, а я расскажу им, что надо делать.

Катиетт вынула из ножен оба своих клинка и протянула их рукоятями вперед.

— А если вы не со мной, то возьмите их и убейте меня прямо сейчас, потому что я не желаю жить среди эльфов, у которых нет мужества, веры и силы воли, чтобы остаться в живых. А еще я не хочу сгореть заживо.

На краткий миг возникла едва уловимая заминка, после чего охранники обменялись взглядами и быстрой походкой направились к своим. Катиетт подняла голову, ища взглядом Графирра и Меррат, и принялась быстро жестикулировать.

Приведите Пакиира, Марак, Фалин и Экуурта.

Катиетт обладала великим даром убеждения. Окажись на ее месте кто-либо иной, тысяча эльфов смяла бы его в мгновение ока, но ее железная воля и самообладание превратил толпу отчаявшихся и потерявших надежду соплеменников в единое целое, пусть и ненадолго. Это был максимум того, на что она могла рассчитывать, и Катиетт надеялась, что этого будет достаточно.

Графирр и Меррат вернулись на свой наблюдательный пост в сгоревшей лавке. На этот раз компанию им составили те ТайГетен, которых приказала привести Катиетт. Они ходили на разведку в самое сердце Исанденета и сейчас вшестером отслеживали территорию, где разместились доки и склад. Восемнадцать солдат, трое магов. Численность врагов осталась прежней, зато атмосфера изменилась.

Графирр улыбнулся про себя. Люди наверняка что-то почувствовали и оттого занервничали. Они напряженно всматривались в ночь за пределами круга света от костра, но ничего не видели. То и дело они поглядывали на двери склада, откуда, как подсказывали им их жалкие органы чувств, грозила наибольшая опасность.

В заранее оговоренный момент изнутри донеслось низкое монотонное пение, и по коже у Графирра пробежали мурашки.

К хору голосов присоединилось ритмичное хлопанье. Эльфы торжественным речитативом молились Сефу, Гиал, Бииту и даже Иниссу. Люди повскакали на ноги или прибежали со своих мест к черте, обозначенной полукругом из бочек. Они обменивались встревоженными взглядами. Обнажали мечи. Маги сошлись вместе за спинами солдат. Прозвучали короткие приказы. Двое мечников побежали вдоль стен с обеих сторон склада.

Пение становилось все громче. Над головами людей набрякли темные, тяжелые тучи. В их глубинах засверкали молнии. Хлынул дождь.

— Давайте не будем терять зря благословенное время, — сказал Графирр. — Мы возьмем на себя магов. Марак, бери Пакиира и Экуурта, они будут твоими Тай. Займитесь мечниками. Не заходите за линию бочек. А еще нам нужно чем-то выбить двери, не приближаясь к ним вплотную. В доках где-то обязательно должны быть мачты. Начальник порта обычно хранил с дюжину их на складе. Фалин. Найди хотя бы одну. ТайГетен, вперед.

Графирр и Меррат сорвались с места и бросились к гавани. Мгновением позже за ними проследовали Тай Марак, устремившись прямиком к солдатам. Звуки от их приближения потерялись в грозном гуле песнопений и шуме дождя. Люди заметили ее приближение, когда было уже поздно. Обернувшись, солдаты разразились отчаянными криками, предупреждая товарищей об опасности. Маги встрепенулись и принялись выделывать пассы и бормотать.

Подбегая к костру, Графирр заметил, как Тай Марак пошли в атаку. В воздухе зашелестели метательные полумесяцы. Солдаты отреагировали на удивление быстро. Один из дисков прошел слишком высоко, второй солдат отбил мечом летящий в него полумесяц, а третий просто присел, пропуская завывающую смерть над головой. Метательный полумесяц врезался в доски двери. Резкий, ослепительный свет окутал оружие решеткой сверкающей, шипящей энергии.

Марак на бегу выхватила оба своих клинка, приближаясь к линии солдат. Справа от нее маги замерли в неподвижности, сосредоточенно опустив головы. Графирр устремился прямо к костру, и Меррат следовала за ним по пятам. Оба подпрыгнули, сделали в воздухе сальто-мортале над языками шипящего пламени и приземлились в глубокую лужу прямо перед тройкой магов.

Те вздрогнули и одновременно отпрянули назад. Графирр злорадно оскалился. Выхватив левой рукой клинок из ножен на правом боку, он вонзил его в плечо первого мага, перерубив тому ключицу и повредив верхнюю часть грудной клетки. Правая же его рука метнулась вперед, и железные пальцы вонзились в горло второму магу, перебив ему трахею.

Меррат пнула третьего мага в пах. Тот отлетел назад. Она развернулась боком и ногой ударила ему вдогонку, угодив прямо под подбородок. Мага подбросило, и голова его с глухим стуком ударилась о камни мостовой. Выхватив клинок, Меррат раскроила ему горло.

Обернувшись, Графирр увидел, что на земле лежат уже четыре трупа. На его глазах Пакиир резко присел и подрубил обе ноги мечнику. Экуурт перепрыгнул через голову Пакиира и приземлился прямо на грудь солдату, пронзив ему мечом сердце. Пакиир стремительно выпрямился и обратным движением полоснул по животу очередного стражника. Экуурт тем временем развернулся, клинки его сверкнули, и его меч погрузился в пах третьему солдату.

Марак достался в противники опытный мечник. Он стремительно атаковал ее, имитировав удар снизу и слева, но на замахе вывернул руку и нанес удар справа в голову. Марак парировала его и отпрыгнула на шаг. Но солдат не унимался и упорно теснил ее. Она уклонилась от удара в шею, а потом и в живот. Третий удар пошел низом, нацеленный ей в ноги. Марак высоко подпрыгнула, выбросила правую ногу и ударила противника в грудь. Того отбросило назад. Марак приземлилась и совершила стремительный пируэт, ударив своего оппонента ногой в висок. Он отлетел в сторону, а Марак, завершая оборот, уже обеими ногами опустилась подле него на землю и вонзила клинок ему в сердце.

Экуурт отступал перед солдатом, который отчаянно размахивал мечом. Но вот он мгновенно собрался и сделал выпад правым мечом. Его противник парировал удар кинжалом, зажатым в левой руке. На помощь подоспел еще один мечник. Экуурт продолжал отступать. Оба наемника атаковали его одновременно, и их клинки обрушились на эльфа справа и слева. Экуурт парировал оба удара своими короткими мечами, но тут в грудь ему по самую рукоятку вошел кинжал. Кровь хлынула у него изо рта. Тай упал.

Графирр и Меррат вновь ринулись в бой. Графирр полоснул своим клинком по икрам солдата сзади. Ноги у того подогнулись, и он рухнул на землю. Левой рукой Графирр нанес удар в лицо второму противнику, но тут третий сделал выпад, целясь клинком ему в шею. Этот удар отбила Меррат, вторым мечом располосовав лицо своему противнику.

А песнопение продолжалось, и дождь по-прежнему лил как из ведра. На двери склада, хотя само дерево уцелело, метательный полумесяц расплавился и стек горячими каплями металла на каменные плиты мостовой, где немного пошипел и застыл в луже воды. Графирр отметил это краешком сознания, присел, пропуская бездумный замах над головой, и вонзил клинок в пах нападающему. Тот отступил, пошатываясь.

Графирр выпрямился, подпрыгнул и обеими ногами ударил его в грудь. Человека отбросило к линии бочек, он не удержался и врезался спиной в дверь, дико закричав. В следующий миг его окутало слепящее белое пламя, молнии которого пронзили лицо, руки, рот и глаза. Огонь сжег ему волосы на голове и сожрал плоть на щеках. Глаза наемника задымились, и он захлебнулся криком, когда изо рта у него вырвался язык пламени.

Графирр проглотил комок в горле и отвернулся. В живых оставался всего один солдат. Храбрец. Он встал напротив четверых ТайГетен, держа меч наготове, и поманил их к себе свободной рукой. Со всех сторон вдруг зазвучали колокола и запели горны. Поднялась тревога, сзывающая врагов в гавань. Мужчина ухмыльнулся.

— Слишком поздно для меня. Слишком поздно и для вас. Если вы откроете вон те двери, то все здание рухнет.

Сбоку к нему неожиданно подскочила Меррат и кончиком клинка перерезала ему горло.

— Сдохни, — сказала она.

— Сейчас прибудут подкрепления, — сказал Графирр. — Нам нужно как-то открыть эту дверь. Фалин?

— Сюда! — крикнула та, откидывая парусину, которой были укрыты три мачты, спутанный такелаж, бочки и ящики. Графирр бросился было к ней, как вдруг сообразил, что пение смолкло. Резко затормозив, он побежал обратно к линии бочек. Дождь по-прежнему лил как из ведра, и капли его барабанили по черепице, отскакивая от каменных плит мостовой, но ему показалось, будто он услышал чей-то голос.

— Катиетт, это ты? — крикнул он. — Катиетт?

Графирр сделал еще один шаг вперед. Сосредоточиться ему мешал тлеющий труп у самых дверей, но теперь он совершенно явственно расслышал доносящийся изнутри голос. От него требовали рассказать, что здесь происходит.

— Катиетт. Если ты меня слышишь. Охрану мы убрали. Теперь нам предстоит выломать двери. Отойдите от них подальше. Будьте готовы бежать. Сейчас сюда придут подкрепления противника.

Он повторил свое послание трижды. Обернувшись, Графирр увидел, что его братья и сестры бегут к нему с мачтой каботажного тендера[21] в руках, которую они несли, держа за кожаные петли, прибитые к ней гвоздями в четырех местах. Графирр поспешил к ним навстречу. Его товарищи развернули мачту основанием вперед.

— Пакиир, Марак. Отойдите назад. Эта пара петель прибита слишком близко к концу и окажется возле самых дверей, когда мы начнем выбивать их. Поспешим. Я попросил тех, кто находится внутри, отойти вглубь склада.

— Они услышали тебя? — спросила Меррат.

— Скоро узнаем.

Графирр присоединился к Меррат у второй пары петель. Фалин осталась одна у третьей пары, тогда как Пакиир и Марак взялись за последние петли. Мачта была тяжелой и громоздкой, несмотря на ручки для переноски. ТайГетен устремились к дверям, стараясь не споткнуться и не раскачать свой тяжелый груз. Дождь немного ослабел, но тревожные сигналы по-прежнему будоражили округу. Время истекало.

— Направляем ее прямо на двери, — скомандовал Графирр. — Разгоняемся изо всех сил!

Они ускорили шаг. Мачта больно колотила Тай по бедрам, кожаные петли врезались в ладони. От основания пятидесятифутовой мачты, которое служило тараном, первую пару носильщиков отделяло всего десять футов. Графирр наклонил голову. Еще через три шага и мачта врезалась в двери склада. Затрещало дерево. По дверному полотнищу заплясали ослепительно-белые молнии. Во все стороны полетели щепки, а посередине образовалась глубокая вмятина. Но первый удар дверь выдержала — пробоины не было.

— Еще раз!

Они отошли на десять шагов и вновь устремились вперед, стараясь попасть основанием мачты как можно ближе к месту первого удара. Щепки брызнули фонтаном, а вмятина стала глубже. Вспышки же молний показались им чуточку более тусклыми.

— Еще раз!

Когда эльфы приготовились нанести третий удар, сигналы тревоги смолкли. Вокруг воцарилась настороженная, зыбкая тишина.

— И что это означает? — спросил Пакиир.

— Ничего хорошего, — ответила Меррат. — Давайте попробуем снова.

Они вновь побежали вперед. Мачта ухнула в двери в третий раз. Доски протяжно заскрипели. Затем раздался оглушительный треск, и две из них все-таки сломались. Одна доска раскололась пополам и отлетела в сторону. Человеческая магия, наложенная на дверь, принялась плеваться молниями, злые всплески которых облизывали основание мачты. Когда они попятились от двери, огонь не погас, а продолжал шипеть и брызгать искрами.

— Мы почти выбили их, Катиетт! — крикнул Графирр. — Отойдите назад.

— Ну что, остался последний удар? — предположила Марак.

— Будем надеяться.

Они вновь отошли назад. К ним приближалось целое море огней — это факелы подпрыгивали в руках людей, бежавших к складу с обеих сторон. Фалин выпустила петлю и потянулась за мечом.

— Нет, — остановила ее Марак. — Сначала мы все-таки должны выбить дверь.

— Я могу защитить вас, — возразила Фалин. — Так будет правильно.

— Держись рядом, — сказала Марак.

Четверка ТайГетен вновь побежала вперед, причем отсутствие Фалин сказалось как на скорости, так и на силе удара. Мачта решительно врезалась в дверь. Слева показались первые солдаты. Фалин побежала им наперерез. А вот пробить дверь им так и не удалось.

— Мы провозимся слишком долго! — крикнул Пакиир.

Фалин отрубила правую кисть с мечом одному солдату, выхватила факел у другого и ударила его же им в лицо. Пламя охватило голову несчастного. Фалин сделала сальто назад, уходя от мечей, которые обрушились на нее слева и справа. Четырнадцать человек выбежали из-за левого угла склада.

— Нам нужно во что бы то ни стало пробить дверь, — сказал Графирр. — Тогда все, дело будет сделано.

— Откуда ты знаешь?

— У меня такое чувство. Неужели ты не понимаешь, что теперь дверь держится только на магии? А ей нужно, чтобы дверь была ровной и гладкой. Все назад. Быстро.

Четверка ТайГетен вновь попятилась. Графирр посмотрел налево. Там людей атаковала Фалин. Она перепрыгнула через передний ряд солдат, перевернулась в воздухе и приземлилась уже за их спинами, как раз перед двумя магами. Ее мечи взлетели и опустились. Солдаты в панике обернулись, и в воздухе раздались сердитые и испуганные крики.

— Беги, Фалин! — закричала Меррат.

Справа появились еще люди. Семь человек. Из их строя вышел маг и принялся готовить заклинания. Мечники же бросились в атаку на эльфов с их тараном. ТайГетен вновь разбежались и устремились к двери. Меррат то и дело поглядывала вправо.

— Не отвлекайся, — сказал Графирр.

Меррат коротко выбросила в сторону правый кулак. Солдат упал. При этом она даже не сбилась с шага.

— Заклинание! — заорал Пакиир.

Маг хлопнул в ладоши, а потом развел их в сторону, сопровождая свои действия громким криком. Люди бросились врассыпную. С рук мага сорвался огненный шар. Даже с такого расстояния Графирр ощутил исходящий от него жар.

— Осторожно! — крикнул он. — Пакиир. Марак!

Торец мачты рухнул на землю, когда эльфы прыгнули в разные стороны, уходя с пути огненного шара, коричневую поверхность которого прочеркивали злые алые искорки. А вот Графирр и Меррат останавливаться не стали. Набрав скорость, они пробежали по инерции еще несколько шагов и изо всех сил швырнули таран в дверь. Но та лишь дрогнула и осталась стоять.

Магическое пламя коснулось кончика мачты и побежало по ней. Графирр обернулся.

— Да хранит нас Инисс, — выдохнул он. — Меррат, прочь. Спасайся!

Графирр выпустил из рук кожаную петлю, отбежал на два шага и прыгнул влево, распластываясь в воздухе. Он увидел, как Фалин по-прежнему вертится ужом, уходя от сыплющихся на нее ударов, то подпрыгивая высоко вверх, то приседая и бросаясь из стороны в сторону, пытаясь увести людей за собой, подальше от доков. Упав на землю, Графирр перекатился и замер. Пламя лизнуло дверь. Магия столкнулась с магией. Над его головой промчалась воздушная волна. Уголком глаза он заметил, как Пакиир вскочил на ноги.

— НЕТ! Пакиир. ЛОЖИСЬ!

Дверь склада разлетелась на куски. Взрывная волна подхватила Графирра и отшвырнула далеко в сторону. Но он еще успел увидеть, как Пакиира охватило пламя. И еще кто-то, лежавший на земле, сгорел без остатка в мгновение ока. Графирр взмолился, чтобы это оказался кто-нибудь из наемников, а не Марак.

Языки пламени, пепел, копоть и щепки высоко взлетели в ночное небо над доками. Огненная волна прокатилась по песку и лизнула волны, накатывающиеся на берег, отчего линия прибоя заклубилась паром. Графирр упал и покатился по земле, не в силах остановиться. Грохот взрыва оглушил его. Он с трудом поднялся на ноги, сообразив, что стоит в пятидесяти ярдах от того места, где мгновением раньше находились двери.

А теперь их просто не было. Взрывом вырвало и кусок фасада склада. Пламя с гудением вгрызалось в бревна и уже распространилось на тридцать футов с боков и по крыше. Каменные плиты перед входом захлестнуло сплошное море огня, переливавшееся белым, оранжевым и коричневым тонами. Из дверей валили густые клубы дыма. Провал входа жутко светился оранжево-коричневым цветом.

— Катиетт, — выдохнул Графирр.

Не обращая внимания на то, что после падения у него болят плечи, бедра, локти и колени, он припустил обратно к складу. Солдат, пытавшихся захватить Фалин, разбросало по вымощенной камнем мостовой. Самой Фалин нигде не было видно.

Но взрыв не зацепил людей, оказавшихся по другую сторону склада. Они сбились в кучу, держась подальше от магического пламени и пятясь перед Меррат, которая молча шла на них, не сводя глаз с единственного мага.

Перед входом в склад Графирр вынужден был остановиться. Жар здесь был невыносимым. С каждым мгновением пламя разгоралось все сильнее, распространяясь все дальше и дальше. Из-под свесов крыши уже вырывались тугие языки огня и дыма. Графирр едва разглядел обожженную и изувеченную площадку перед входом, где надеялся увидеть Катиетт, открыв ей путь к свободе. Ведь у нее с собой были всего два коротких меча да горсточка метательных полумесяцев. Такое оружие было бессильно против стен, чтобы проделать в них аварийный выход, пока здание не рухнуло и не погребло ее под собой. Она оказалась в огненной ловушке.

Особого выбора у Графирра не было. Он стоял, глядя на огненный ад, пожирающий склад, камни и небо. Это зрелище служило боевым призывом и трубным гласом для каждого вражеского солдата и мага в городе. А еще оно означало смерть для всех, кто оказался внутри, кому оставалось лишь молить Инисса о чуде. Графирр мельком подумал о том, кричат ли они и услышал ли его кто-нибудь. Но в ушах у него звенело от грохота взрыва, а в глазах рябило от слепящего блеска пламени.

Он глубоко вздохнул, пытаясь унять внезапную дрожь, пробежавшую по телу. Огонь не утихал даже на площадке перед зданием, лишь набирая силу. Снова пошел дождь, но и он принес с собой лишь бессильное шипение, когда небесная влага обращалась в пар.

Он попятился; обжигающий жар буквально оттолкнул его назад. Часть боковой стены склада обрушилась, выбросив в небо сноп искр, но за горящими обломками не было видно ничего, кроме стены бушующего пламени. Графирр посмотрел налево. Там все было неподвижно, и лишь от одного тела к другому скользила чья-то тень. Фалин.

Графирр перевел взгляд направо. Меррат уже обнажила оба своих клинка и шла в атаку. Противник этого не замечал, но она подволакивала левую ногу, на бедре расплывалось кровавое пятно. Мага защищали четверо солдат, а сам он выделывал какие-то пассы. Ее целью был именно он, и они догадывались об этом.

И вдруг Графирр понял, что нашел ответ, и в душе у него затеплился слабый лучик надежды. Закричав, он бросился вперед, стараясь привлечь внимание Меррат. Рев пламени насмешливо потешался над его усилиями. Он изо всех сил мчался вперед, огонь жадно облизывал ему ноги, и лишь быстрота уберегла его от смертельных ожогов. Он даже не стал доставать из ножен клинки. Чем бы все ни обернулось, они ему не понадобятся.

Меррат атаковала, и Графирр уже знал, как она будет действовать. В отличие от солдат. Она побежала прямо на стоявшую перед ней четверку, делая вид, что намерена схватиться с ними. Они послушно подготовились к отражению атаки и даже слегка разошлись в стороны, чтобы им было сподручнее орудовать мечами. Но за шаг до того, как они успели нанести удар, она упала на левый бок и покатилась по земле.

В следующий миг Меррат вскочила на ноги, оказавшись с левой стороны от стоящего крайним справа солдата, оставив троих вне игры. Обратным движением правой руки с мечом она перерубила шею своей жертвы. Разворачиваясь вправо, ее левый клинок обрушился на плечо следующего солдата. Минус два.

А остальные еще толком не успели сообразить, что происходит. Первый из оставшихся отбил ее прямой выпад, но при этом потерял равновесие, и ее левый клинок пронзил ему сердце. Четвертый и последний солдат оказался к ней лицом к лицу. Меррат стремительно присела, сбила его подножкой на землю, и в следующий миг погрузила ему правый клинок в пах, а левым пробила грудь.

Выпрямившись, она развернулась к магу, который оборвал заклинание, которое пытался сплести, и попятился.

Графирр побежал еще быстрее. На бегу он выкрикивал имя Меррат, но она не слышала его. Собственный голос набатным звоном звучал у него в голове и оглушал, колотясь в виски.

Меррат устремилась в атаку, быстро шагнув вперед. Графирр знал, что последует дальше. Она держала левый клинок у пояса, а правый — на уровне шеи. Вот она сделала последний шаг. Графирр прыгнул. Вытянул обе руки, и пальцы его правой руки коснулись кожаной куртки Меррат. Левой рукой Графирр ухватил девушку за запястье и развернул. Но остановить удар она уже не могла, сверкнул клинок, и Графирр услышал, как маг охнул от боли и схватился за голову.

Оба ТайГетен полетели на землю. Меррат отреагировала первой. Привстав на одно колено, она уже занесла меч для удара, когда увидела, кто лежит перед нею.

— Граф! — закричала она, но он едва расслышал ее голос. — Что ты делаешь?

— Доверься мне, — крикнул в ответ Графирр. — Он нам нужен живым.

Меррат нахмурилась. Маг понял, что исполнение смертного приговора откладывается. Он во все глаза смотрел на них, прижав ладонь к виску. Кажется, Меррат отсекла ему ухо. Он вдруг попятился, и она толчком опрокинула его на землю. Пламя за их спинами заревело громче. Обрушилась еще одна стена склада. Вот теперь Графирр расслышал доносящиеся изнутри крики. Он поднялся на ноги и, пошатываясь, подошел к магу. Жар обжигал гортань, и ему уже было трудно дышать.

— Погаси его, — крикнул он магу в лицо. — Погаси огонь.

Маг в ужасе уставился на него. Графирр и Меррат рывком подняли его на ноги.

— Я знаю, ты понимаешь меня. Погаси огонь. И тогда я сохраню тебе жизнь.

— Граф…

— Не сейчас, Меррат. Слишком многое поставлено на карту.

— Вы зарежете меня, как свинью, — сказал маг.

— Я обещаю, что непременно сделаю это, если ты не погасишь огонь.

— Я не могу.

— Ты используешь огонь, — сказал Графирр. — Воспользуйся льдом. Хотя бы попробуй.

Маг взглянул на огненный ад, бушующий за его спиной.

— У меня ничего не выйдет.

— Попробуй, и я не стану тебя убивать, — сказал Графирр. — А если не станешь и пытаться, то сгоришь в собственном пламени.

— Я…

— У нас нет времени. Внутри погибают мои друзья. Ты ведь здесь для этого? Чтобы принести смерть тысячам беззащитных эльфов? Неужели за свои прегрешения они заслуживают смерти? У тебя так же, как и у них, есть душа. Загляни в нее. Только побыстрее. — Графирр взглянул магу в глаза. — Я — воин ТайГетен. Ты можешь довериться моему слову. Я сохраню тебе жизнь.

Маг был один. Быть может, к нему уже спешила помощь, но прийти вовремя она не успевала. Он стряхнул с себя руки эльфов и шагнул вперед.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах.

Графирр и Меррат встали к нему вплотную, пока он занимался приготовлениями. Меррат сделала едва заметный жест, и Графирр утвердительно кивнул. Она вынула нож и приставила его к спине мага. Тот глубоко вздохнул и свел ладони вместе перед самым лицом. Затем, прошептав какое-то слово, он раскрыл ладони, направив пальцы на огонь.

Воздух замерз, совсем как тогда, на мосту. Графирр опять почувствовал, как его обдало ледяным ветром. Маг направил волну холода на огонь, пожирающий переднюю часть склада. Лед встретился с пламенем. В воздухе заклубился густой туман. Он окутал коричнево-оранжевое пламя, и оно зашипело и погасло. Но склад продолжал гореть, бревна обрушивались одно за другим, а черепица трескалась и проваливалась вовнутрь.

Маг вытянул руки вперед, толкая замерзший воздух на вымощенную каменными плитами площадку перед входом. Графирр судорожно сжал руку в кулак. Меррат спрятала нож. Туман редел и рассеивался на глазах под действием ветра и дождя. В нескольких местах пламя вновь взревело, возрождаясь к жизни, но теперь, по крайней мере, из склада можно было выбраться наружу. Графирр коснулся плеча мага, выводя его из транса.

— Уходи, — сказал он. — Остальные будут далеко не так милосердны, как я.

Маг со всех ног припустил прочь. Графирр же устремился к складу.

— Катиетт! Выходи. Пусть свободен. Выводи остальных. Склад долго не продержится! — Он вбежал через зияющий провал внутрь горящего здания. — Катиетт!

Здесь царила кромешная тьма, полная едкого дыма. Повсюду на полу лежали тела. На расстоянии сорока футов от входа потолочные балки обрушились. Многие до сих пор горели. Огонь упорно карабкался по стенам, подбираясь к самой крыше. У входа громоздились завалы из трупов, похороненных под горящими обломками или сожженных во время первого взрыва.

— Катиетт! — изо всех сил крикнул Графирр.

Движение. Он разглядел во тьме какое-то движение. К выходу бежали эльфы. Откуда-то изнутри донесся рокочущий грохот обвала. С крыши начал падать огонь. Обрушились тонны черепицы. Эльфы отчаянно закричали. Кое-кто исчез под горящими обломками. Те же, кто остался на ногах, продолжили путь к выходу. Мимо него на свежий воздух выбегали биитане, сефане, орраны и гиалане. Некоторые, обессилев, падали на землю сразу же, едва поняв, что оказались в безопасности. Другие бежали дальше, стараясь оказаться как можно дальше от своей тюрьмы и затеряться в городе.

Графирр высматривал в толпе Катиетт. Сердце у него заходилось в тоске, а дыхание частыми хрипами вырывалось из груди. Он старался успокоиться из последних сил. Толпа редела на глазах. Внутри теперь оставались одни только раненые. Некоторым помогали товарищи и соседи, но остальные оказались предоставленными сами себе.

— Быстрее, быстрее.

И тогда он увидел ее в дыму, позади всех. Какой-то эльф забросил руку ей на плечо, тяжело навалившись на нее всем телом. Он почти не мог идти, с трудом переставляя ноги. На его лице виднелись ожоги. С ними были и еще несколько соплеменников, помогавшие им выбраться наружу. Графирр бросился к ним навстречу.

— Да благословит тебя Инисс. Идем скорее. Здание вот-вот рухнет.

Катиетт с трудом выдавила улыбку.

— Ты тоже заметил? Почему вы так задержались, кстати?

— Потом расскажу. Пакиир погиб. Его сожрал огонь. Фалин жива, но я нигде не могу найти Марак.

Графирр поперхнулся кашлем.

Катиетт передала своего подопечного другому эльфу и остановилась рядом с верным соратником. Но сначала она обратилась к главам кланов.

— Вы знаете, что делать. Прячьтесь, убегайте, что угодно. Только не попадайтесь на глаза людям. С ними мы разберемся сами.

— Спасибо тебе, Катиетт, — сказал один из них. — Я…

— Это не имеет значения. Благодарите Инисса. И благодарите гармонию за то, что я остаюсь у вас на службе. — Она обернулась к Графирру, и они вдвоем быстрым шагом двинулись прочь от входа, к тому месту, где перед схваткой встретились с Меррат и Фалин. — Граф?

Графирр крепко зажмурился, усилием воли пытаясь сохранить самообладание.

— Пламя было очень горячим. Пакиир, он… Оно просто поглотило его. Разве можно выжить в таком аду? От него ничего не осталось. Пепел и тот развеял ветер. Его больше нет.

— Его душа не пострадала, — сказала Катиетт. — Шорт раскроет ей свои объятия. Чертоги предков примут его к себе. Он будет ждать нас.

— А Марак?

Меррат покачала головой. Они втроем вышли на берег моря и оглянулись на склад. Объятый пламенем, он сложился, словно карточный домик. Эльфы, разделившись на кланы, разбегались в разные стороны, следуя за своими вожаками. По всему городу виднелись цепочки факелов.

— Нам нужно уходить, — сказала Катиетт.

— Прежде чем вы соберетесь сделать это, может, кто-нибудь поможет мне вылезти отсюда? — Графирр резко обернулся, пытаясь понять, откуда доносится голос. — Я тут, внизу.

— Марак. — Графирр упал на колени и протянул руки вниз, с пристани. От облегчения у него закружилась голова. — Время для купания ты выбрала явно неподходящее.

— Я не нарочно. Взрывом меня отбросило так далеко, что я уж испугалась, как бы не приземлиться на Балайе. Вытащите меня на берег. Здесь так холодно, что у меня больше не осталось сил бултыхаться в воде.

— Мы потеряли Пакиира и Экуурта, — сказал Графирр, вытаскивая ее на пристань. К нему на помощь пришли Фалин и Катиетт.

— Молиться и скорбеть мы будем позже, — сказала Катиетт. — Люди захотят отомстить. И мы должны быть готовы.

Глава 33

Если ты готов сделать для себя хоть что-нибудь, поступи следующим образом: никогда не позволяй своему клинку затупиться.

Гаран и Келлер смотрели на приближающиеся шлюпки. После прошлой ночи было решено, что кораблям лучше не приставать к берегу, а встать на якорь подальше от него, чтобы даже самый ловкий из ТайГетен не смог до них допрыгнуть. Но даже при этом всем матросам раздали луки для несения вахты.

За их спинами люди Гарана разбирали развалины склада. Большая часть трупов обгорела до неузнаваемости. Эльфы ничем не отличались от людей, превратившись в обугленные головешки. Сказать, сколько эльфов погибло вокруг здания или внутри него, было невозможно — руины еще не остыли и были слишком горячими. Гаран потерял сорок своих людей, а его единственный свидетель утверждал, что с ними сражались всего пятеро эльфов.

— Сколько человек должно высадиться на берег, по твоим сведениям? — поинтересовался он.

— Две тысячи двести семнадцать, — отозвался Келлер. — Думаешь, этого будет достаточно?

— Я собирался спросить тебя о том же.

— С ними прибыл Истормун.

— Прекрасно. Явился дать нам благословение университета или вразумить, как правильно нужно вести наступление.

— Ты говоришь о лорде Триверна, — резко бросил Келлер.

— Ох, только не надо читать мне мораль о верности лордам, Келлер. Клянусь всеми богами, тебя отправили сюда со мной вовсе не потому, что ты был их любимчиком, верно? Все тамошние фавориты сейчас или сходят на берег, или попивают вино в полной безопасности, сидя дома и любуясь видами Терновых Гор или долины Триверна.

— Но ведь ты знал о том, что один из них непременно прибудет сюда. Называй это крупным вложением или подкреплением, как тебе будет угодно.

— Они опасны. Он и его кадры обладают слишком уж большой силой и властью и нагло стремятся захапать еще.

— В кольце башен всегда идет борьба за власть, — дипломатично заметил Келлер.

— А я был рад убраться оттуда, — заявил Гаран. — Неужели ты ничего не почувствовал? У меня лично было такое ощущение, будто я сижу на пороховой бочке, готовой взорваться в любую минуту. Когда я думаю о том, что может случиться, мне становится страшно, Келлер.

— Ну, можешь спросить об этом его самого, — ответил маг. — Вон он, в первой шлюпке.

Истормун. Высокая фигура в темно-синей накидке с откинутым капюшоном, обнажающим лысую голову с ястребиными чертами. Нос такой тонкий, что, казалось, переломится, стоит его обладателю высморкаться посильнее. Глазки — крохотные и посаженные слишком близко. А вот скулы были высокими и выдающимися, словно у иниссула, а тонкие бескровные губы плотно сжаты, неизменно выражая миру свое презрение.

Впрочем, Гаран понимал, что Истормун был лучшим из них. Самым либеральным. Все могло обернуться куда хуже. Они могли прислать ему Памуна, например. Вот уж кто настоящий ублюдок.

— Тебе лучше отойти на пару шагов, — посоветовал командиру Келлер. — Я сам приветствую его.

— Если ты настаиваешь.

Гаран смотрел, как шлюпка причаливает к берегу. Келлер подошел к пирсу и стал ждать, сложив руки на животе в церемониальном жесте приветствия. Когда шлюпка приблизилась, Истормун встал, и вслед за ним с готовностью вскочили на ноги его охранники и помощники. Три пары гребцов перестали грести, удерживая утлое суденышко на месте, благо волнения на море не было. Келлер застыл на ступенях. Истормун метнул на него беглый взгляд, после чего плавно поднялся в воздух. Сотканные из тумана крылья бережно перенесли его на причал.

— Проклятый пижон, — проворчал себе под нос Гаран.

Крылья растаяли, едва подошвы колдуна коснулись набережной, и он прошагал мимо Келлера, словно мимо пустого места. Келлер поспешил вслед за своим хозяином. Гаран глубоко вздохнул, чувствуя, как по спине у него пробежал холодок.

— Начинается, — проворчал он.

Истормун широким шагом подошел к нему, так плотно сжав губы, что они стали почти невидимыми. Глазки его спрятались за недовольно нахмуренными бровями.

— Милорд Истормун, — сказал Гаран. — Добро пожаловать на Калайус.

— Во главе нашего завоевательного похода они поставили солдата, — процедил Истормун, глядя на Гарана сверху вниз. — И вот результат. По прибытии благодетеля встречают не развевающиеся знамена и стяги, а дым пожаров и ужасный запах горелой человеческой плоти. А мне докладывали, что этот город полностью находится в вашей власти.

— Прошлой ночью на нас было совершено небольшое нападение. Но мы успешно его отразили.

— Интересный выбор эпитетов, — голос Истормуна не соответствовал ширине его грудной клетки и звучал мощно и властно, так что эхо его разнеслось над руинами и уцелевшими зданиями. — Еще с борта своего корабля я заметил пожар. Мои причастники предполагают, что у вас возникли серьезные проблемы с группой эльфов, которые именуют себя ТайГетен. Это так?

Гаран вперил тяжелый взгляд в Келлера, который старательно смотрел куда-то в сторону.

— У меня нет привычки лгать и выдумывать. В свете нашего завоевания города и контроля над ним нападение действительно было мелким. Хотя и успешным в том смысле, что пленные были освобождены. Но все они — самые обычные мирные эльфы, раздираемые внутренними конфликтами. Они не представляют для нас опасности. Но ваш информатор прав. ТайГетен и впрямь остаются нашей самой серьезной головной болью.

Истормун поднял глаза к небу, на которое быстро наплывали тяжелые, свинцовые тучи.

— Здесь часто и подолгу идет дождь, — заметил Гаран.

— В таком случае идемте под крышу. Где мой экипаж?

— Келлер, ты позаботился об этом? — осведомился Гаран. — Где экипаж милорда?

Келлер метнул на Гарана убийственный взгляд. Истормун резко обернулся к нему, и брови его взлетели на лоб.

— Это жаркая и неблагоустроенная страна, — сказал он. — Я не собираюсь летать или ходить пешком, когда могу с комфортом устроиться сидя. Полагаю, у этих дикарей имеются экипажи, не так ли?

— Да, — подтвердил Келлер. — Иногда они пользуются вычурными церемониальными каретами. Но прошлой ночью у нас было второе нападение, на храм Шорта, в самом центре укрепленной территории, в результате чего экипажи, конюшни и упряжные быки серьезно пострадали.

Шлюпки причаливали одна за другой, и на берегу тем временем стало тесно от солдат и магов. Несколько мгновений Истормун наблюдал за ними, после чего поманил к себе Келлера и Гарана, обращаясь к обоим одновременно.

— Так сколько раз ТайГетен атаковали вас прошлой ночью?

— Восемь.

Истормун помолчал. Такой ответ явно стал для него неожиданностью.

— Восемь раз.

— Упрямые ребята, — заметил Гаран. — Настоящее шило в заднице.

— И где же они прячутся?

— Тропический лес велик.

— Но, если не ошибаюсь, летать они не умеют. Значит, они ушли совсем недалеко, если могут напасть в любое время и в любом месте.

Истормун вперил в Гарана многозначительный взгляд.

— Мы ищем их и непременно найдем, — заявил в ответ тот.

— Ты считаешь, это должно приободрить меня? — желчно бросил Истормун. — В какую сторону прикажете идти среди этих нелепых построек? Выслушав ваши некомпетентные объяснения, я пришел к выводу, что должен сделать нечто полезное.

Келлер махнул рукой, указывая направление, и они зашагали к храмовой площади. В качестве прелюдии к предстоящему ливню в небесах зарокотал гром, а в тучах сверкнула первая молния. Гаран поморщился и взмолился про себя, что неплохо было бы дождю обождать, хотя и знал, что молитва его не будет услышана.

— Мне нужно, — заявил Истормун, — чтобы вы сообщили мне, что знаете, где они затаились, и что вы убьете их всех.

— Непременно, — пообещал Гаран. — Они немногочисленны, зато преуспели в искусстве тайной войны. На это потребуется время.

— Немногочисленны? Надо же. Сколько их, по-вашему, участвует в этих нападениях?

Гаран хотел было солгать, но вместо него заговорил Келлер.

— Это очень умелые и опытные воины. Куда лучше тех, с которыми мы имели дело на Балайе. Если допустить, что сведения, которыми мы располагаем, верны, то их насчитывается около девяноста. В настоящий момент, по нашим расчетам, в непосредственной близости от города находятся около тридцати ТайГетен.

Истормун закрыл глаза и двинулся дальше, хотя перед этим явно собирался остановиться. На щеках у него выступил легкий румянец, а пальцы, сплетенные на животе, побелели от напряжения. Щелкнули костяшки.

— И скольких вы убили прошлой ночью? — негромко поинтересовался он.

— В доках со всей определенностью можно говорить о двоих убитых, — ответил Гаран.

— А скольких наших людей они убили?

— Если считать все нападения, то пятьдесят семь человек.

— Пятьдесят семь! — вспылил Истормун, не в силах более сдерживаться. — Это же десять процентов всех передовых сил. За одну ночь. Черт вас побери, Гаран, чем вы здесь занимаетесь?

— Охраняю город и охочусь на наших врагов, — тщательно подбирая слова, отозвался тот.

— На них не нужно охотиться, неужели это не ясно? Они сами идут к нам. Мне представляется, что это они охотятся на нас. Следовательно, и город вы охраняете плохо. Скажите мне, разве после вчерашнего нападения на улицах не стало опаснее?

— Мы держались. Ожидали подхода главных сил. Теперь, с прибытием двух тысяч солдат и сотни с чем-то магов наше господство станет полным и окончательным.

— Почему я должен верить вашим словам? По моим расчетам, через пятьдесят дней они истребят нас едва ли не подчистую, а их при этом останется не меньше четверти. Каковы бы ни были ваши планы, они недостаточно хороши. Имеющиеся у меня сведения позволяют сделать вывод, что ваши методы отличаются слабостью. Вы ведете переговоры с эльфами, а не заставляете их действовать так, как нужно нам. А ведь однажды утром в каком-то здешнем парке вы уже преподали им урок. К сожалению, я вижу, что он впрок не пошел. Где ваша стратегия, рассчитанная на демонстрацию нашей силы?

Гаран пристроился рядом с Истормуном. Келлер держался на шаг или два позади. Трусливый глупец. Гаран постарался, чтобы в голосе его не прозвучало и следа жалобы или недовольства.

— Признаю, что здешние условия и враги застали нас врасплох, а наши бывшие союзники не выполнили своих обещаний и не передали нам ТайГетен до того, как мы отстранили их от власти. Но мы удвоили караулы на всех подступах к городу, установив сложную систему охранных заклинаний, тревожных и взрывчатых, в качестве первой линии обороны.

— Она не работает! — выкрикнул Истормун и на сей раз остановился. — Вы говорите мне, что эти эльфы не похожи на тех, с кем нам приходилось иметь дело до сих пор. Тем не менее вы установили оборонительный периметр, способный отпугнуть лишь дикарей вроде племен уэсменов и рейхов. Какая глупость! Неужели я должен объяснять вам, что для других врагов необходима и другая тактика?

— Мы можем установить дополнительные заклинания, — предложил Келлер.

Истормун вперил в него настолько гневный взгляд, что тот испуганно попятился к охранникам его светлости лорда-мага, от всей души наслаждающимся унижением местных начальников.

— Неужели я остановил свой выбор на тебе из-за твоих умственных способностей? Если так, мне придется отказаться от своего места в Круге. Другая. Это означает иная, а не та же самая. Вы должны отбить у этих ублюдков всякое желание проникать в город, потому что уже ясно, что вы не можете помешать им в этом, если они того захотят. А как только вы добьетесь этого, то должны выйти за пределы города и отогнать их прочь. Как, кстати, вы их ищете? Парочка магов в воздухе и горстка насмерть перепуганных солдат на опушке леса?

И Гаран, и Келлер предпочли промолчать.

— Слушайте меня, — продолжал Истормун. — Вот как вы отныне будете действовать.

И они выслушали его. Закончив, Истормун зашагал прочь в сопровождении своей охраны, ориентируясь на шпили храма, торчавшие неподалеку. Келлер посмотрел на Гарана.

— У нас есть выбор? — спросил он.

— Нет, если мы хотим остаться в живых, — ответил Гаран.

— От этого они взбесятся еще сильнее, — сказал Келлер. — Он ничего не понимает.

— Скоро поймет. Скорее всего, еще до наступления ночи, не сегодняшней, так завтрашней, когда их ярость окончательно вызреет.

— Мы должны указать ему на его ошибку.

Гаран искоса взглянул на Келлера.

— Правильно. Валяй. Когда вернешься, я поставлю тебе выпивку.

* * *

Стражники покинули свои посты. По всему периметру города, через равные интервалы, в землю были вбиты ежи из бревен, и на каждом из них висел эльф. Так было на мосту Ултан, на перекрестке Аппосан-кроссинг, на южном мосту через Икс и на всех прочих пунктах въезда.

Всего были убиты сорок эльфов. Им вспороли животы, так что внутренности вывалились на землю, чтобы дикие звери лакомились ими, пока они были еще живы. Им срезали веки, чтобы они сполна ощутили яростный жар солнца и колючие уколы дождя. Их распяли на деревянных брусьях, и запястья и лодыжки у них обильно кровоточили от тщетных и бесплодных попыток освободиться. У каждого на груди был приколот листок пергамента. Написанный на них текст был одинаковым.

Катиетт вознесла молитву на мосту через Икс, прежде чем отправить своих воинов снять распятые тела. Они отнесут их в лес и оставят там для Возвращения. Молитвы должны были раздаваться всю ночь. Нападений сегодня не будет. Еще до того как прочесть пергамент, она знала, что увидит там преднамеренные угрозы и обещание страшной кары. Ничем иным он быть просто не мог.

Катиетт прочла написанное вслух Меррат и Графирру на обратном пути в лес, куда они возвращались, неся на себе убитых собратьев, пока их полностью не скрыл лесной полог. Затем они остановились и притаились, как делали каждую ночь, чтобы убедиться, что за ними не следят.

— Здесь чувствуется рука эльфа, — сказала Катиетт. — Их предательство стало окончательным. Когда все это кончится, cascarg не будет пощады. Эти слова пропитаны злом и ненавистью.

— Мы хотим их услышать? — спросила Меррат.

— Нет, но ты должна. Чтобы знать, с чем мы сражаемся. — Катиетт откашлялась и начала читать. — «…Эльфы ТайГетен, сражение за обладание Исанденетом закончилось, а вместе с ним — и битва за Калайус. Вы более не будете вторгаться в город. Кровь этих сорока жертв — на ваших руках. Если ваша нога еще раз ступит в пределы городской черты, умрут сорок раз по сорок эльфов. Если вы убьете еще хотя бы одного солдата или мага, то умрут сорок раз по сорок раз сорок эльфов. Итак, отныне в вашей воле спасти или пожертвовать жизнью каждого эльфа в этом городе.

Далее. Вы выдадите всех мирных иниссулов, которых защищаете, и всех гвардейцев Аль-Аринаар, которые ушли вместе с вами. И наконец, вы сдадитесь сами. На принятие решения у вас есть два дня. Если на рассвете третьего дня вас не окажется в Ултан-ин-Кайен, мы будем убивать по сорок эльфов с каждым ударом колокола и каждой каплей дождя. Казнь состоится перед храмом Шорта. Мы не лишены сострадания. Душам погибших не придется идти далеко, дабы обрести утешение в его объятиях.

Никаких переговоров больше не будет. Вы получили предупреждение».

— Обращение подписано? — спросила Меррат.

— А ты как думаешь? И они еще называют нас дикарями. Идемте.

Наступил рассвет, но он был кровавым и тошнотворным. Ночью Хитуур так и не сомкнул глаз. Крики несчастных, которых выволакивали из своих домов и потрошили на окраинах города, будут преследовать его в кошмарах до конца жизни. И дело было даже не столько в криках боли. В ушах у него до сих пор звучали слова мольбы. Причем мужчины молили не о том, чтобы сохранить им жизнь. Они взывали к Ллирон.

Хитуур одевался с необычной тщательностью, надеясь справиться с тошнотой, поселившейся в душе. Да, он совершил преступление, но только ради блага эльфов. Чтобы нация крепла и развивалась, вернувшись к прежнему образу жизни, который, как все они интуитивно понимали, был лучшим и единственно возможным. Да, при нем не было равенства, зато он давал уверенность и безопасность. Он работал. Инисс свидетель, он работал! Но это… Ужасно и отвратительно. А он своими руками помог устроить бойню. Это должно прекратиться. Чем скорее, тем лучше.

Покинув свою комнату, Хитуур прошел коротким коридором и оказался в панорамном зале, где надеялся застать Ллирон и Силдаан. Он уже собрался взяться за ручку двери, как услышал голос Ллирон. Хитуур замер, прислушиваясь. Оказывается, там был еще и Хелиас. И Силдаан тоже. Присутствовали и люди. Гаран. И высокий и худой лорд-маг, презиравший их всех, от которого исходил запах смертельной опасности. Хитуур замер, стараясь не дышать.

— …но вы не смогли отдать мне ТайГетен, — сказал Гаран.

— Мне нужно было время, — заявила в ответ Ллирон. — И тогда я бы передала их тебе тепленькими.

— При чем здесь время? Результаты приносят действия, как я уже продемонстрировал, — прошипел лорд-маг Истормун. Он говорил по-эльфийски правильно, хотя и с едва уловимым акцентом. — Я лишил их возможности нанести нам ответный удар.

Силдаан поперхнулась смехом.

— Ничего подобного. Они не сдадутся, как бы тебе этого ни хотелось. Они будут ломать голову, как добраться до тебя, не позволив тебе погубить при этом тысячи невинных жертв, но если для того, чтобы заполучить тебя, им придется пожертвовать всеми эльфами Исанденета, они это сделают безо всяких угрызений совести. И единственная разница теперь заключается в том, что они не просто убьют тебя, а вырвут у тебя сердце и покажут его тебе, пока оно еще будет биться.

В комнате воцарилась тишина. Хитууру показалось, что из-за закрытой двери на него потянуло холодом. Бревенчатые стены сочились страхом, который проник ему в самое сердце. Он содрогнулся, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы остаться на месте.

— Ты преувеличиваешь, — заговорил наконец Истормун, и голос его прозвучал холодно и зловеще. — Разыгранная тобой мелодрама ничего тебе не даст. ТайГетен будут уничтожены. Ни один эльф, сколь бы быстр он ни был, не устоит перед магией. А я владею ею очень хорошо.

— Я всего лишь хотела предупредить тебя, что они придут по твою душу, — сказала Силдаан.

— Тогда пусть приходят, — резко бросил Истормун. — И пусть горят. Довольно. Почему я должен тратить на тебя свои силы и время? Итак, теперь Хелиас, верно?

— Милорд Истормун, — отозвался Хелиас. — Что вам угодно?

Хитуур покачал головой.

— Змей подколодный, — прошептал он.

— В твоих предложениях есть рациональное зерно, и мы поговорим о них подробнее. Чем меньше времени я буду вынужден провести здесь, тем лучше будет мое настроение. Но пока у нас есть и более важные дела. Скажи мне, Хелиас, какие из ваших… кланов, не так ли? Кланов, да. Какие из ваших кланов могут быть мне полезны, а какие — нет?

— Прошу прощения, милорд? — переспросил Хелиас.

— Что здесь может быть непонятного? — обронил Истормун.

Стоя в коридоре, Хитуур почувствовал, как на лбу у него выступил холодный пот.

— Я не… — начала было Ллирон.

— Я не с тобой разговариваю, — оборвал ее Истормун. — Сядь. Давай-ка по порядку, Хелиас. Начнем, пожалуй, с иниссулов, как они себя называют. Жрецы и воины, насколько я понимаю. А что насчет остальных? Они умеют работать? Приносить пользу и производить товары для Балайи? Для меня?

В комнате вновь воцарилась тишина. Хелиас явно взвешивал свои слова. Хитуур взмолился про себя, чтобы он ответил мудро. Увы, его надеждам не суждено было сбыться.

— По традиции они принадлежат к правящему классу. Большинство из них — владельцы деловых предприятий. Хозяева, а не работники. Стойкие приверженцы кодекса жречества и воинов.

— Видишь, как легко, — рассудительно отозвался Истормун. — Здесь появился новый правящий класс. Со мной во главе. Иниссулы нам больше не нужны, за исключением разве что жрецов. Хуже того, они поставляют бойцов для ордена ТайГетен. Мне представляется, что само их существование порождает больше проблем, нежели решает таковые. Гаран. Уничтожить всех.

— Ты не можешь так поступить! — взорвалась Ллирон.

Послышался звук звонкой пощечины.

— Тебе еще предстоит узнать, иниссул, что я могу делать все, что захочу.

Силдаан презрительно фыркнула.

— Ты даже не знаешь, где они.

— И вновь неправильный ответ, — заметил Истормун. — Какие же вы на самом деле тупицы. Идем дальше. Кланов у вас много, не так ли? Так что давайте займемся делом. Кто останется жить, а кто умрет?

Застыв у двери, Хитуур почувствовал, как его охватывает паника.

— Что же я наделал? — прошептал он.

Он стал слушать дальше, и душа его заплакала горючими слезами.

Глава 34

Воин с ясной головой живет дольше того, кто вспоминает вчерашние победы.

День был уже в самом разгаре, когда они вышли из-под зеленого покрова и оказались на ярком солнечном свете, заливавшем перевалочный лагерь сквозь разрывы в ветвях и листве. Облака рассеялись, и повсюду заплясали тени. Иниссулы приветствовали их радостными криками и разразились неожиданными аплодисментами, чем привели в явное замешательство ТайГетен и Молчащих, которые оказались совершенно непривычны к чему-либо иному, кроме молчаливого уединения тропического леса.

Катиетт стояла на самом краю закрытой зоны, где располагался ее импровизированный командный пункт, и молилась с каждым звеном по очереди, целуя их глаза и губы, в молчании преклоняя колени и благословляя Инисса за то, что он даровал им очередную встречу. При виде их сердце ее переполняла гордость. Высокие, грациозные дети Инисса, с мечами за спиной, в легком кожаном облачении, коричневых и зеленых рубахах, мягких сапогах, с коротко стриженными или наголо бритыми головами и лицами в маскировочной раскраске.

Она знала каждого из них по имени, а каждого вожака звена узнала бы с закрытыми глазами по запаху и на ощупь. Они оставили все свои дела в лесу и вышли из-под его зеленого покрова, сразу же став уязвимыми для врага. Но все они пришли сюда, чтобы остановить осквернение своей земли людьми, приняв новую задачу, которую возложил на них Инисс, со стоицизмом и решимостью.

Других разговоров, кроме обмена приветствиями да радостных восклицаний от встречи с братьями и сестрами, разлученными гигантскими просторами леса, пока не было. Катиетт всем своим существом ощущала тепло от долгожданного воссоединения и грусть оттого, что их оказалось так мало. В дни расцвета на Хаусолисе орден ТайГетен насчитывал три с лишним тысячи первоклассных воинов. А сейчас, за исключением тех, о ком было точно известно, что они погибли или пропали без вести, в ее распоряжении остался восемьдесят один эльф. Всего двадцать семь звеньев. Должны были подойти еще двадцать Молчащих со своими телохранителями. И все.

Тем не менее те, кого сейчас пристально и с надеждой рассматривали мирные обыватели-иниссулы, обладали отменной выучкой и знаниями. Квиллар, Тринн, Ориаал, Илласт, Керрин, Дравин, Корсаар, Эсток. Все они были ветеранами войны с гаронинами. Командиры звеньев Тай, которым она, не раздумывая, доверила бы свою жизнь.

Когда на общий сбор прибыли уже шестьдесят воинов, что составило двадцать полных троек ТайГетен, в лагерь вошел первый из Молчащих Жрецов вместе со своим телохранителем. Иниссулы в лагере провожали его взглядами, полными немого благоговения. При иных обстоятельствах никто из них в жизни не увидел бы одного из Молчащих, представителя той касты духовенства, что никогда не заходила в города, предпочитая до конца дней своих оставаться в лесу. Лицо и тело его покрывала белая краска, из одежды на нем была только набедренная повязка, ноги его оставались босыми, а зубы и ногти были остро отточены. Пугающее зрелище для молодежи, внушающее почтение и трепет — для старшего поколения.

Это был Сикаант с Улисаном, своим ТайГетен. Казалось, Сикаант не идет, а скользит над землей. Иниссулы уважительно расступались перед ним, словно трава под ветром, когда он направился к Катиетт. Она шагнула вперед, чтобы приветствовать его. Сикаант взял ее лицо в ладони и притянул ее голову к себе, поцеловав в лоб и веки.

— Благодарю за то, что ты почтил нас своим присутствием, жрец Сикаант.

Вместо ответа Сикаант кивнул. Катиетт встретила его взгляд и содрогнулась.

— Что ты видел? — спросила она.

— Слишком много, — ответил он. — Помолимся.

Все ТайГетен преклонили колени, прижав одну ладонь к земле, а другую обратив к небу. Иниссулы последовали их примеру. В лагере воцарилась тишина. Голос Сикаанта, хриплый и прерывистый, эхом заметался меж деревьев, отражаясь от стен бараков.

— Шорт да примет наши души. Зло ходит по лесу. С твоего благословения, Инисс, мы уничтожим его. Направь наши руки и устрани препятствия с нашего пути. Подготовь нас к тому, что грядет. Я, Сикаант, прошу тебя об этом.

— Спасибо тебе, Сикаант. Ты знаешь что-либо о других Молчащих?

Сикаант отрицательно покачал головой.

— На твой зов откликнутся немногие, — вмешался Улисан, молодой ТайГетен, сдержанный и смертельно опасный. — Ты знаешь, что произошло в Аринденете?

Катиетт кивнула.

— Здесь побывал жрец Серрин.

— Жрец Сикаант был там, когда на храм напали.

Катиетт вздохнула и протянула обе руки Сикаанту. Молчащий Жрец принял их.

— Тогда ты видел то, с чем мы столкнулись. Мне очень жаль.

— Наш храм осквернен, — сказал он.

— Да, но мы выжжем скверну каленым железом. Я обещаю тебе. — Катиетт вновь повернулась к Улисану. — Расскажи мне о том, что ты видел, пока вы шли сюда.

Улисан провел рукой по подбородку, размазывая маскировочную раскраску.

— По лесу ходят слухи. Доверия к ТайГетен и Молчащим больше нет. Большинство просто отказались говорить с нами. Кое-кто даже не позволил нам присесть у своего костра. Предстоит много работы, чтобы вернуть лесу гармонию.

Катиетт обернулась к своим воинам.

— Лес разобщен. Но прежде чем мы вернем ему мир и порядок, нам предстоит уничтожить заразу, пожирающую нашу столицу. Предателя иниссула и людей с севера. Корни предательства уходят в высшие эшелоны духовенства и правительства нашей земли. К Ллирон и Хелиасу. Мы можем доверять только самим себе и Молчащим. Но при этом мы должны быть очень осторожны. Люди принесли с собой силу, от которой у нас нет защиты. Я видела ее собственными глазами. Как и жрец Сикаант. Она куда более опасна, чем клинок ТайГетен.

Катиетт подняла руку, чтобы утихомирить прокатившийся ропот.

— Есть и еще одна вещь. Жрец Серрин и Ауум отправились на поиски Такаара. Если он еще жив, он придет.

* * *

— Нет, нет, нет.

Ауум остановился. В который уже раз. Такаар сидел на корточках, прислонившись головой к стволу дерева, увитого колючей лозой. Чем ближе подходили они к перевалочному лагерю, тем глубже уходил в себя Такаар. Голос у него в голове все чаще обращался к нему, настойчиво и властно. Такаара охватили сомнения.

— Стоит мне войти туда, как я стану изгоем, отверженным. Меня забросают камнями. Убьют. Мне все равно, что ты там говоришь. Я тот, кем ты меня называешь. И всегда был им. Но так умирать я не согласен. Я сам сделаю свой выбор. И ты не столкнешь меня вниз.

— Такаар, — негромко сказал Ауум, опускаясь на колени рядом с ним. — Он отравляет вас. Загляните в свою душу и сердце. Вы нужны своему народу. Вы нужны мне.

Такаар поднял на него глаза.

— Я так и знал, что ты мне скажешь. А вот он говорит, что это ты отравляешь меня. Я странствую в обществе двух человек, и ни один из них не говорит мне правду.

— Разница заключается в том, что я не заставляю вас идти куда-либо. Вы делаете только то, что считаете нужным и во что верите. Один из нас, похоже, подталкивает вас к самоубийству. Для чего ему это понадобилось, если не для того, чтобы причинить вам зло?

— Но я заслуживаю смерти, — отозвался Такаар, стиснув руки. На лице его отражалась искренняя душевная мука. — Я — предатель и трус.

Ауум тщательно подбирал нужные, на его взгляд, слова.

— Вы всю свою жизнь посвятили служению Иниссу и эльфам всех кланов. Вы спасли бесчисленное количество жизней. Мир, продлившийся целое тысячелетие — ваша заслуга. Вы — не предатель.

— Но я струсил. Сбежал. Погибли десятки тысяч. Ты-то знаешь об этом. Ты был там.

— Я знаю, что без вас смерть собрала бы куда более обильную жатву. Я знаю, что без вас мы бы сдались и исход, нет, паническое бегство состоялось бы на двадцать лет раньше.

Такаар приложил ладонь к щеке Ауума.

— Ты — добрый. Но я слышу их голоса отсюда. Они меня ненавидят. Все до единого. Почему остальные ТайГетен нас до сих пор не заметили?

Ауум умолк. До лагеря оставалось меньше пяти миль, но в пределах слышимости они еще не оказались. Остальные ТайГетен шли на общий сбор, но Ауум выбрал такой маршрут, чтобы не столкнуться ни с кем из них.

— ТайГетен с уважением относятся к тому, что в дороге вам нужен мир и покой. Как и я тоже. К вам не подойдет никто, если только вы сами этого не захотите. Вас ждут иниссулы. Да, в их душах живет ненависть, но она направлена не на вас. Они ненавидят тех, кто в последние дни совершил против них преступления в Исанденете. И ваше появление даст им надежду на то, что они смогут вернуться к прежней жизни.

Такаар покачал головой.

— Я не могу взвалить на себя такую ношу. Мне не нужна их вера. Да, ты прав. С ненавистью жить легче. Ненависть не требует мужества и широких плеч. Я знаю. Мне не следовало приходить сюда. Я не могу возглавить борьбу.

Ауум мысленно перебрал слова Такаара в поисках тех, что, предположительно, были адресованы ему.

— Никто не ожидает от вас того, что вы станете лидером. Идемте, прошу вас. Оцените то положение, в котором оказался ваш народ. Дайте нам совет. А потом можете уйти, если захотите. Вы ведь наверняка все еще любите тех, кто вверил себя Иниссу и живет, надеясь на его покровительство? Пусть даже они полны ненависти, которой нет в иниссулах.

— Я не вынесу такого количества людей. Их запаха, когда они окажутся близко. Крика их души. У меня заболят уши.

Ауум протянул ему руку.

— Я — ТайГетен. И я буду защищать вас, Такаар. В глубине своего сердца вы знаете, что можете довериться мне. Прошу вас. Пойдемте со мной, и посмотрите сами. Сделайте это для ваших братьев и сестер.

— Он не принуждает меня силой. Он протягивает мне руку помощи. Не для того, чтобы связать меня. Замолчи. Твои слова бессмысленны. Здесь нет утеса, с которого можно прыгнуть. Я пройду еще немного. А там посмотрим.

Такаар схватил Ауума за руку и вскочил на ноги.

— Я не подведу вас.

— Когда-то я тоже так говорил, — ответил Такаар.

Ауум быстрым шагом двинулся на север, рассчитывая выйти к лагерю по старой западной дороге. От нее уже ничего не осталось к этому времени, разумеется, но земля под ногами по-прежнему была твердой, и вряд ли их здесь заметит кто-либо, кроме разведчиков, да и то это случится только тогда, когда они приблизятся к месту своего назначения.

Пошел первый утренний дождь. Он начался резко и неожиданно, и капли его звонко забарабанили по зеленой крыше над головой. Подданные Туала на разные голоса подхватили мелодию дождя. Птицы и млекопитающие, ящерицы и лягушки устроили оглушительный звуковой фон для слез Гиал. Ауум понимал, что может гордиться тем, что ему удалось привести Такаара так далеко, но он не мог отделаться от ощущения, что над эмоциональным состоянием падшего героя он потрудился недостаточно. Он вдруг обнаружил, что с тревогой ждет того момента, когда они войдут в лагерь. Смешно и странно. До того, как отправиться на поиски Такаара, он видел лица, полные надежды, радости и улыбок. Видел силу, уверенность и решимость. Но в последнее время перед его мысленным взором все чаще вставали презрение, разочарование и тоска. Поникшие плечи, слезы отчаяния и увядающая надежда.

Ауум тряхнул головой. Дождь помог ему прогнать гнетущие мысли, и он ускорил шаг. Такаар тенью следовал за ним, двигаясь совершенно бесшумно и без малейших усилий, чего Ауум никак не мог понять. Каким-то образом это было связано с его близостью к линиям силы, которые он ощущал в земле. Ауум даже спросил себя, уж не следует ли всем ТайГетен провести дюжину лет в полном одиночестве, имея в своем распоряжении лишь изобильный лес, одежду да личное оружие. Чтобы выучить, познать себя и окружающий мир и стать единым целым с землей, которую они поклялись защищать. Он почувствовал, как по телу его пробежал восторженный холодок. Остаться совершенно одному. Без жрецов, без товарищей по звену Тай.

Такаар услышал голоса иниссулов раньше Ауума. Слух его отличался уникальной остротой. Ауум сомневался, что в этом умении с ним могло поспорить хоть одно живое существо в лесу. Такаар положил ему руку на плечо, и оба застыли, присев в густом кустарнике, растущем на берегу ручья, который с двух сторон служил границей лагеря.

— Кто-то купается, — сказал Такаар. — А в лагере слышна оживленная болтовня. Совершенно очевидно, наши враги сюда еще не добрались.

— Люди боятся леса, — согласился Ауум. — Они не могут проникнуть в его тайны и не понимают его.

— Не будь таким самоуверенным. Если то, что донеслось до меня из города, — отголоски их силы, то они запросто могут нагрянуть сюда с мощным оружием и дурными намерениями. Мы не можем позволить себе, чтобы нас захватили врасплох.

— Нас возглавляет Катиетт, так что этого не случится. А теперь у нас есть еще и вы.

Ауум искоса взглянул на Такаара, и сердце у него упало. Он опасался, что звуки голосов пробудят в нем неадекватную реакцию, аналогичную той, что заставила его выпрыгнуть из лодки. Но то, что он увидел, потрясло его куда сильнее. Такаар не находил себе места. Он судорожно скреб ладони, потирал руки, ковырял под ногтями, сплетал и расплетал пальцы. Глаза его были прикрыты тяжелыми веками, а на лице читалась неуверенность.

— Разумеется, я не могу войти туда. И это не страх перед тем, что они могут сказать. Нет. Я понимаю, на что ты намекаешь. Мне нужно подготовиться. Чтобы взглянуть в лица столь многих людей после того, как я долгие годы жил один. — Он посмотрел на Ауума, и на лице его отразилось облегчение оттого, что он наконец нашел уважительную причину. — Вот так. Мне нужно подготовиться.

— Такаар, не думаю, что у нас есть время для…

— Ложись, — прошипел Такаар.

Он ухватил Ауума за плечо, и оба простерлись на земле. Справа от них, всего в нескольких ярдах, в поле зрения вдруг возник маг. Вслед за ним появилось и еще несколько человек. Всего их было девять, и двигались они с поразительной легкостью, не производя почти никакого шума. Это были совсем не те обычные солдаты, которых Ауум встретил неподалеку от убежища Такаара. Они направлялись к ручью, на плеск воды, которым сопровождалось купание, и должны были неизбежно обнаружить лагерь.

Ауум приподнялся, собираясь скользнуть вслед за ними, но рука Такаара удержала его на месте. Юноша взглянул на мастера. Вся нервозность покинула того, и в глазах Такаара светилась прежняя решимость, хорошо знакомая Аууму еще по боям на Хаусолисе.

— Их слишком много, они рассредоточены и хорошо обучены. Идем за ними, но нападать не спеши. Они хотят установить местонахождения иниссулов. Мы не можем позволить им уйти с этим знанием.

— Они убьют тех, кто купается в ручье, — прошептал Ауум.

— За все нужно платить. И можешь не спрашивать меня о том, откуда я все это знаю.

От ручья донесся пронзительный крик, тут же резко оборвавшийся. Катиетт вскочила на ноги, на ходу выхватывая клинки, и, расталкивая мирных обывателей-иниссулов, рванулась через весь лагерь на голос. Все головы повернулись в ту сторону, откуда он прозвучал.

— Тай, за мной. Пелин, возьми десять человек. Расставь их на опушке, но в лес пусть не входят. Марак, Фалин, охраняйте тыл. На нас напали.

Катиетт пробежала мимо последних бараков. ТайГетен взяли лагерь в кольцо, успокаивая встревоженных обывателей. У нее было восемьдесят воинов. И пятнадцать Молчащих Жрецов. Общий сбор почти состоялся.

Она вбежала под зеленый покров и остановилась. Позади нее замерли Меррат и Графирр. Она жестом показала им: расходимся в стороны. Глаза ее моментально привыкли к полумраку, и она вгляделась в подлесок в поисках чужого присутствия. Крик донесся от ручья. Или из купальной зоны, или чуть выше по течению, где вода собиралась в бочажок. Взгляд, брошенный направо и назад, подсказал ей, что Марак и Фалин заняли свои места. Пелин уже должна была выставить оцепление. У нее наверняка руки чешутся пустить клинки в ход. Именно поэтому Катиетт не позволила ей вернуться обратно в город. Пелин могла поддаться жажде мести, а несмотря на всю ловкость, она все-таки не обладала скоростью или умениями подлинного воина ТайГетен.

Листва здесь была еще не такой густой, как в чаще леса. Ручей, причудливо петляя, неспешно нес свои воды на запад, а на его отлогих берегах росли кусты и деревья, низко свисавшие над водой, в которых искали и находили укрытие многие подданные Туала. Но на излучине ручья, у самого края воды, течением за долгие годы намыло широкий слой ила.

Любой, вздумавший остановиться здесь, оказывался у всех на виду. Катиетт выругала себя за то, что слишком уж уверовала в глупость и некомпетентность людей. Другого объяснения у нее не было: или это, или же за кем-то из них умело проследили, когда они уносили из города сорок погибших соплеменников.

Движение. Прямо впереди. Катиетт подняла руку над головой, выпрямив пальцы. Меррат и Графирр замерли. Ни у кого из них не было на лицах маскировочной раскраски. Она пугала обывателей в лагере, а после того, как прозвучал этот дикий вопль, времени наносить ее уже не было. Без нее Катиетт чувствовала себя голой. Выставленной на всеобщее обозрение и уязвимой. Она плотнее прижалась к стволу какого-то широколистного растения.

В поле ее зрения появились двое мужчин, ступавших осторожно и почти бесшумно. Они двигались, раздвигая кустарник грудью, держа клинки опущенными вниз, а не прорубая ими дорогу. Расстояние до них не превышало тридцати ярдов. Чуть дальше и правее появились еще двое. С левой стороны — еще одна парочка. Заметить их было нелегко. Они надели накидки темно-зеленого цвета, а кисти их рук прикрывали черные перчатки. Смуглые лица обрамляли длинные волосы и темные бороды.

— Идут по двое, — прошептал Графирр, притаившийся рядом с ней. — Явный промах.

— И они разошлись слишком далеко, чтобы прикрывать друг друга. Похоже, они знают, что делают, но это — общая ошибка. Мы возьмем среднюю пару. Добейте остальных, если они станут убегать. В любом случае ими займутся Пелин и Марак. Тай, вперед.

Катиетт выбрала место для удара. Протоптанная тапиром тропа пролегала сквозь засохшие кусты, в которых виднелся небольшой проем, за которым, однако, открывалась целая поляна. Она бесшумно скользнула вперед, не выпуская из виду намеченную жертву. Меррат двигалась в паре ярдов справа от нее, Графирр — слева. Люди не заметили их маневра.

Катиетт выскочила из укрытия в пяти ярдах от первого солдата. Тот мгновенно отреагировал, криком оповестив своих товарищей и взяв меч на изготовку. Над головой у него заунывно просвистел метательный полумесяц, с глухим чавканьем впившийся в ствол дерева у него за спиной. Солдат невольно вздрогнул и отшатнулся. Катиетт прыгнула вперед, поджав колени к груди, а руки — к бокам и выставив оба клинка перед собой. Мужчина пришел в себя и попытался защититься.

Катиетт взмахнула левым клинком, отводя его меч в сторону, а правым полоснула его по лицу. Он успел присесть, но лезвие зацепило верхушку черепа, с тошнотворным хрустом вонзившись ему в голову над самым ухом. Мужчина повалился набок. Катиетт приземлилась и взмахнула клинками, восстанавливая равновесие. Меррат стремительно атаковала второго. И вдруг в поле зрения совершенно неожиданно, словно из ниоткуда, возник третий. Он стоял от них в десяти шагах, прижавшись спиной к дереву, беззвучно шевелил губами и совершал какие-то пассы руками.

— Маг! — выкрикнула Катиетт.

И бросилась к нему. А он швырнул в нее заклинание. Катиетт показалось, будто на нее обрушился ствол дерева. Невидимая сила ударила ее в грудь, развернула и отбросила в кусты терновника. С шумом разлетелись перепуганные птицы. А маг развел руки в стороны и вновь соединил перед собой. Заклинание смяло и изломало кустарник и ветки, прижимая их к земле. Задрожали, роняя листву, деревья.

— Обходите его с боков, — крикнула Катиетт, вновь обретая способность двигаться. — Граф, прячься за деревьями.

Меррат тем временем сошлась в рукопашной схватке со вторым солдатом. Тот продемонстрировал чудеса реакции, но тягаться с ней в быстроте движений все равно не мог. Он был вооружен мечом и кинжалом, а Меррат предпочла два коротких клинка, легко фехтуя ими. Откуда ему было знать, что самым ее опасным оружием являлся смертоносный удар ногами?

Графирр быстро перемещался влево. Маг вновь свел руки перед собой, пытаясь одновременно следить за ними обоими. Справа наметилось какое-то новое движение. На сцену выступили еще два солдата. Скорее всего, где-то неподалеку обретался и сопровождавший другой маг. Ситуация в точности повторилась и с левой стороны, за спиной Графирра.

— Граф, сзади! Слева к тебе идут еще двое.

Маг перед нею вновь толкнул воздух обеими руками. Но на этот раз Катиетт была готова и нырнула за толстый ствол баньяна. Маг повторил движение, нацелив его теперь уже на Графирра. Катиетт скользнула вперед.

— Сбивай его с толку, — сказал Графирр. — Я…

И вдруг неведомая сила оторвала его от земли и швырнула вперед, чуть ли не к самым ногам первого мага. Катиетт метнула взгляд налево. Там между двумя солдатами стоял еще один колдун. Вся троица быстрым шагом двинулась к ним. А Графирр был явно оглушен и даже не мог пошевелиться.

— Меррат, ко мне. Быстрее!

Катиетт укрылась за деревом. Заклинание обломало с него ветки, оборвало листву и сбросило на землю нескольких подданных Туала. Катиетт нырнула вправо. Маг пытался уследить за ее перемещениями. Тем временем троица врагов подошла к Графирру почти вплотную. Катиетт выпустила из рук меч, выхватила из мешочка на поясе метательный полумесяц и отправила его в полет. Лезвие прошелестело в воздухе и вонзилось в живот одному из солдат.

Графирр наконец зашевелился, но движения его были вялыми и замедленными. Маг свел руки перед грудью, готовясь очередным заклинанием добить Графирра, и улыбнулся Катиетт. Он так и умер с улыбкой на губах, когда клинок Меррат разорвал ему горло.

— Меррат, сзади. Займись остальными.

Катиетт быстро осмотрела Графирра и встала над ним, оказавшись лицом к лицу с двумя противниками. Маг и солдат. Заклинание уже готово было сорваться с рук колдуна. Солдат осторожно шагнул в сторону, держа меч обеими руками. Никто из них явно не хотел умирать. Они понимали, что сейчас Графирр ничем не сможет ей помочь, а справиться с двумя врагами сразу ей не удастся.

Люди разделились, маг двинулся налево, а солдат — направо. Маг высматривал свободное место, чтобы ударить ее заклинанием. Если он обогнет следующее дерево, она окажется перед ним как на ладони. Катиетт не сводила с него глаз, одновременно грозя клинком мечнику. За ее спиной слышался лязг металла — это Меррат схватилась с остальными. Катиетт решилась.

Перебросив клинок в правую руку, она, не прерывая движения, выхватила метательный полумесяц и швырнула его в солдата. Ласточкой перелетев через простертого на земле Графирра, она перекатилась, вскочила на ноги и, выпрямляясь, вонзила клинок в пах магу. Тот ахнул, когда сталь разорвала ему мошонку и снизу вверх вошла в живот.

Катиетт развернулась и метнулась в обратную сторону, оставив клинок торчать там, где он застрял. Метательный полумесяц не попал в цель. Солдат уже бежал к Графирру. Катиетт выхватила из-за пояса кинжал, уже понимая, что опаздывает на один удар сердца. Солдат поднял меч, готовясь обрушить его на беззащитного Графирра. Катиетт прыгнула, рассчитывая прикрыть Графирра собой. Но удара так и не последовало.

Послышался глухой стук. Она обернулась. Мечник упал на колени. Оружие выпало у него из рук. Он уже смотрел в никуда, а изо рта у него толчками била кровь, заливая грудь. Потянувшись рукой за спину, в которой торчал чужой меч, он повалился набок.

Позади него возник чей-то силуэт. Катиетт во все глаза смотрела на него. Он протянул ей руку, и она машинально приняла ее, позволив ему поднять себя на ноги. Отняв руку, она судорожно проглотила застрявший в горле комок.

— Привет, Катиетт, — сказал Такаар.

Глава 35

Скорбеть о потерянном времени — дело неблагодарное и бесполезное. Лучше не начинать его вовсе.

Катиетт понимала, что должна привести свои мысли и тело хотя бы в некое подобие порядка. Она отвернулась от Такаара, чтобы скрыть шок, вызванный в равной мере его появлением и внешним видом. Растрепанный, какой-то взъерошенный и при этом прежний. Да, это действительно был он. Все такой же красивый и сильный. Она опустила взгляд на Графирра и помогла ему сесть.

— М-м. Граф. У тебя что-нибудь сломано? — срывающимся голосом осведомилась она. Ей отчаянно хотелось обернуться и убедиться, что Такаар — не мираж и не видение, но она сосредоточилась на своем Тай. — Ничего не вывихнул?

Но Графирр только покачал головой.

— Всего несколько синяков.

— Вот и хорошо. Не спеши вставать, посиди и соберись с силами. Он здесь.

— Он? — переспросил Графирр, но взглянул на Катиетт и все понял.

Катиетт повернулась. Ауум торопливо вытер кровь и протянул ей оба клинка и метательный полумесяц. Катиетт кивнула в знак благодарности и занялась оружием, старательно избегая взгляда Такаара. Она решительно не представляла, как ей вести себя. Но и игнорировать его до бесконечности она тоже не могла. А он стоял и ждал.

— Твоя ловкость и мастерство теперь намного лучше, чем раньше, — наконец торжественно изрек Такаар, хотя в голосе его и позе ощущалась неловкость. Он протянул свой клинок Аууму, который вытер его об накидку мертвого солдата. — Я рад, что Инисс уберег тебя, сделав вожаком ТайГетен.

Катиетт налетела на Такаара, свалила его на землю, уселась на него верхом и принялась трясти, ухватив за воротник потрепанной кожаной куртки.

— Я не должна была брать на себя такую ответственность, верно? — выкрикнула она ему в лицо. — А где был ты? Десять лет назад ты бросил меня одну. И все эти десять лет гармония увядала, а ненависть крепла. Неужели ты этого не чувствовал? Торчал неизвестно где, занимался неизвестно чем и видел, как рушится все вокруг тебя? Ты, который говорил, что гармония живет в твоем теле так же, как бьется твое сердце? Ну, что скажешь? Или ты настолько упивался угрызениями совести и жалостью к себе самому, что в душе у тебя ни на что другое больше не осталось места? Мы шли за тобой. Мы верили тебе. Мы любили тебя.

Катиетт разжала руки и слезла с него, чтобы он мог встать, если захочет.

— И любим до сих пор, — прошептала она.

Катиетт почувствовала руки Графирра на своих плечах. Они показались ей напряженными и тяжелыми, словно камни. Такаар поспешно отполз в сторону, и на лице его отразились смятение и страх. Ауум покачал головой, укоризненно глядя на нее, и подошел к нему, намереваясь успокоить.

— Он говорил мне, что я не должен был приходить сюда, но я не послушал его, — сказал Такаар, не зная, куда девать руки.

— Вы слышали, что она сказала? — спросил Ауум. — Она по-прежнему верит вам. И по-прежнему любит вас.

— Нет. Нет, — ответил Такаар. — Я не стану этого делать! И не упрашивай меня. Ты считаешь меня слабаком. Прошло десять лет, но ты так и не понял, что твои льстивые речи не ослабили меня. Оставь меня в покое. Ауум, почему они мучают меня? Почему они так смотрят на меня? Мне некуда спрятаться. Я не могу. И где люди?

— Они все мертвы, — ответил Ауум. — А вы только что спасли Катиетт жизнь.

Такаар нахмурился, бормоча что-то себе под нос. Слов Катиетт разобрать не могла. Ауум вздохнул и отодвинулся, ожидая, когда Такаар придет в себя. Катиетт прижала руку ко рту. От слов Такаара веяло безумством. Он вел себя, словно испуганный ребенок, спасающийся от родительского гнева. А сейчас он обхватил себя обеими руками, подтянув колени к груди.

Катиетт встала, чувствуя, как сомкнулись вокруг ее Тай. Сердце бешено колотилось в ее груди, дыхание было быстрым и прерывистым. У нее кружилась голова, и ее подташнивало. Меррат и Графирр обняли ее за плечи, успокаивая и не давая упасть.

— Я не нужен никому, — сказал Такаар и посмотрел налево, где не было ничего, кроме редкого подлеска. — Ты прекрасно знаешь, почему я пришел сюда. Для того, чтобы доказать тебе, что ты не властен надо мной. Что я могу поступать по собственной воле. Ты расстроен, не так ли? Расстроен тем, что я не стою на краю утеса, а ты не можешь подтолкнуть меня в спину. Я бы рассмеялся тебе в лицо, но сейчас мне не до смеха.

— С кем… — начала было Катиетт.

— Позже, — оборвал ее Ауум. — Все не так просто.

— Здесь нет ничего сложного, — возразил Такаар. — Ауум предпочитает не замечать нашего спутника. Но я надеюсь, ты не будешь такой же невежественной.

От необходимости отвечать Катиетт избавило появление Пелин, которая буквально влетела на небольшую поляну. Она не заметила ни Такаара, ни Ауума.

— У нас возникли проблемы, — сообщила она.

— Ты даже не представляешь какие, — отозвалась Катиетт.

— Что?

Катиетт кивнула головой, показывая, куда надо смотреть. Пелин увидела Такаара. У нее перехватило дыхание, и она замерла, боясь пошевелиться. Катиетт смотрела, как на лице подруги, словно в зеркале, отразились чувства, так хорошо знакомые ей самой. Пелин проглотила комок в горле и повернулась к Катиетт. Глаза ее были сухи, но черты лица заострились, а голос дрожал.

— Да. Тай Фалин взяли еще троих людей на противоположной стороне лагеря. Они прочесывают лес и окружают нас. А когда найдут, то задавят силой. Это лишь вопрос времени.

— Инисс, смилуйся надо мной. Только этого нам сейчас не хватало, — вырвалось у Катиетт, и она протянула руку Пелин, чтобы успокоить ее. Та с благодарностью приняла ее и пожала, прежде чем отпустить.

— С такими темпами еще до наступления ночи они обнаружат наш лагерь. Мы должны быть готовы. На рассвете истекает срок, который нам дали, чтобы сдаться.

— Сдаться. Ну да, как же. Скорее уж я съем свой метательный полумесяц. Что касается готовности, то я не думаю, что это возможно в принципе. Летуны уже близко? С лазутчиками на земле мы справимся, а вот с этими проклятыми летающими магами поделать ничего нельзя.

Пелин ненадолго задумалась.

— Но ведь сверху сквозь зеленый покров многого не разглядишь. Поэтому они и высматривают такие вот поляны, как эта. Но они увидят ее не раньше, чем перелетят через холмы с юга или обогнут крутые склоны с севера. Они уже близко, но им приходится часто менять лазутчиков. То ли они устают, то ли еще что-то, то ли просто заканчивается заклинание. Но если удача отвернется от нас, они найдут нас раньше, чем мы сядем обедать. Может, посадим на деревья лучников?

— Не смей со мной разговаривать таким тоном! Ты даже не знаешь этих людей. Как ты можешь судить их?

Голос Такаара нарушил относительное спокойствие. Пелин вздрогнула всем телом, разом позабыв обо всех проблемах. Она было решила подойти к Такаару, но потом замялась, поколебавшись, стоит ли это делать.

— Может быть, ты сумеешь успокоить его. У меня не получилось, — сказала Катиетт.

— А что ты с ним сделала, ударила в челюсть?

— Нет. Я всего лишь накричала на него, в тот момент, когда била его головой об землю.

Пелин громко фыркнула, чтобы не рассмеяться в голос. Такаар резко вскинул голову и поднялся на ноги. Стряхнув с себя руку Ауума, он сделал пару шагов вперед.

— Пелин, я так давно не слышал твоего смеха.

Катиетт наблюдала за Пелин и словно видела в зеркале себя. Смятение, грусть. Ярость. Восторженная радость.

— Даже не знаю, что и сказать, — заявила наконец Пелин. — Столько лет прошло. Наверное, я веду себя глупо, нет? Хотя я много раз представляла себе нашу встречу. Правда, я считала, что ты умер. Иногда мне очень хотелось, чтобы ты оказался мертв. Я даже была готова к тому, что тебя больше нет на свете.

— В тропическом лесу существует тысяча способов умереть. Разве ты не знала об этом?

— Причем тут тысяча способов?

— Видишь ли, я изучил многие из них. — Такаар обернулся и поманил к себе Ауума. — Вот некоторые, например. Ими можно с легкостью убить тысячу человек. Но для этого надо подобраться к ним близко. Да, очень близко, чтобы слышать запах их пота. Но эту цену стоит заплатить за возможность уже на следующий день обонять вонь от их разлагающихся трупов, разве нет? Хм. Я снова выиграл.

Пелин повернулась к Катиетт, в замешательстве качая головой.

— По-моему, у него не все дома.

— Согласна.

— Но у нас нет времени сюсюкать с ним. Скажи что-нибудь. Только не бей его головой об землю.

Пелин выразительно скривилась.

— Постараюсь.

— Прояви такт, — посоветовала Катиетт. — Он очень неуравновешен. Эльф со странностями, одним словом.

Пелин кивнула.

— Такаар, можно тебя на минуточку?

А Такаар рылся в заштопанном кожаном мешке, от которого исходил сильный запах рыбы. Испустив торжествующий вопль, он извлек из него глиняный горшок, заткнутый деревянной пробкой, и принялся перебрасывать его из руки в руку.

— Осторожнее, — сказал Ауум.

— Здесь заключена смерть тысяч живых существ. И еще многие тысячи погибнут, если специально заняться заготовкой. — В глазах Такаара блеснуло нечто очень похожее на фанатизм. — Пелин, а ведь ты считаешь, что у меня не все в порядке с головой, верно?

— Я не об этом хотела поговорить с тобой, — тщательно подбирая слова, сказала Пелин. — Такаар, у нас мало времени.

— Люди идут сюда. Они обрушат на наш лес такой ураган, которого мы можем и не пережить. А я не могу повести вас за собой. Даже не проси меня об этом. Ну вот, ты довольна, что я справился со своей гордыней?

— Я не прошу тебя вести нас за собой, — ответила Пелин. Такаар выглядел пришибленным. Казалось, он вот-вот расплачется. — Но нам действительно нужна твоя помощь. Ты нам поможешь?

Такаар прищелкнул языком, а потом со свистом втянул в себя воздух и быстро покачал головой. Катиетт даже пожалела его. Как и всех остальных, впрочем. Она возлагала на Такаара большие надежды, и вот он здесь, стоит перед нею, едва сохраняя последние остатки здравомыслия.

— Плащ с капюшоном, — вдруг сказал он.

— Он тебе нужен?

— Несомненно. Мы же не хотим неприятностей в том случае, если меня узнают остальные, а?

Пелин явно испытала облегчение.

— Нет-нет, разумеется, нет. Быть может, одолжить у одного из мертвецов…

— Великолепно.

Катиетт нахмурилась. Они шли на огромный риск, соглашаясь с ним. Но Меррат уже стаскивала просторный дорожный плащ с убитого мага. Она протянула его Пелин, а та передала его Такаару.

— Вот и отлично. — Такаар зашагал в сторону лагеря, и ТайГетен и Пелин поспешили догнать его. Ауум пристроился рядом с Катиетт. — А теперь давай поговорим. Ты что-то говорила о том, что у вас над головами летают маги. Как такое возможно? Я должен увидеть это своими глазами. Ауум, убери его на место.

И бывший архонт ТайГетен, не глядя, швырнул горшок себе за спину. Ауум выбросил руку и едва успел поймать его. Осторожно держа сосуд в вытянутой руке, он сунул его в мешок, висящий у него на плече.

— Что здесь? — поинтересовалась Катиетт.

— В горшке или мешке?

— И там, и там, но давай начнем с горшка.

— Яд желтоспинной лягушки. Такаар говорит, что она выделяет его через кожу. Дотронься до него, и умрешь. Если нанести его на кончик стрелы или еще чего-нибудь в этом роде, то можно быстро убить своих врагов.

Катиетт выразительно приподняла брови.

— Он собирал эту гадость? Разве нас не учат никогда не прикасаться к таким тварям?

— Да, именно этому меня и учили. Но Такаар, чем он очень гордится и не устает подчеркивать, имел в своем распоряжении целых десять лет, когда ему больше нечем было заняться, кроме как растравлять чувство вины и придумывать способы, чтобы покончить жизнь самоубийством, если бы у него достало на это мужества.

Катиетт улыбнулась.

— Представляю, каково тебе было странствовать в его обществе. А вообще, какой он? Сейчас, я имею в виду?

Ауум понизил голос до шепота.

— Откровенно говоря, я не знаю, что и думать. Он совершенно непредсказуем в перепадах своего настроения. Я не уверен, что он до конца понимает, зачем пришел сюда. Иногда во время нашего путешествия он выглядел таким спокойным и просветленным, что я забывал о том, что он бывает совсем другим. А в следующий миг он впадал в ярость и принимался спорить с голосом, который звучит у него в голове, или уходил в себя настолько, что я не мог ничего от него добиться. Ни единого шага в нужном направлении.

— Он представляет собой серьезную опасность, не так ли? — заметила Катиетт, тоже понижая голос.

Идущие впереди Такаар и Пелин о чем-то разговаривали. Командир Аль-Аринаар явно чувствовала себя не в своей тарелке. Ауум коснулся руки Катиетт и знаком предложил ей отстать еще немного. До этого момента Катиетт даже не замечала, что дрожит всем телом.

— В этом сражении Такаар может принести нам победу или поражение. Но где-то в нем таится вся его прежняя сила. Мне жаль негодяя-иниссула, который примет его странность за слабость. Его боевые навыки стали еще лучше.

— Вы что, подрались?

— Он пытался убить меня, но его остановил Серрин. Кстати, с Серрином все в порядке. Я расскажу тебе о нем чуть позже.

— Как тебе будет угодно. А теперь выслушай меня. Наше положение осложнилось. Теперь, в первую очередь, надо беспокоиться не о предателях-иниссулах. Такаар, между прочим, угадал причину, но не масштаб бедствия.

— Я весь внимание.

И Катиетт пересказала ему последние события в Исанденете, отметив про себя, что на лице Ауума отразились тревога и разочарование.

Некоторое время он хранил молчание.

— Именно после применения этой магии ему становится хуже. Вот что беспокоит меня сильнее всего, если маги начнут массово использовать против нас свои заклинания.

Катиетт нахмурилась.

— Как такое может быть? Он же никогда раньше не бывал здесь, верно? Во всяком случае, в окрестностях Исанденета.

— Он — не такой, как мы, — заявил Ауум.

— Теперь я и сама это вижу, — пробормотала Катиетт и подивилась горечи, прозвучавшей в ее голосе.

— Нет, я не это имею в виду. В большей или меньшей степени, но он чувствует все, что происходит вокруг. Это имеет какое-то отношение к линиям силы, которые он обнаружил здесь. Он ощущает изменения и нарушения в энергии земли. Как аппосийцы или орраны, если верить их словам. Только куда сильнее. Помнишь, что ты только что рассказывала мне о театре и складе? Все сходится. Он ощутил их так, словно они были направлены прямо на него.

— В нем что-то такое пробуждается, и он говорит, что это есть в каждом из нас. Думаю, этим и объясняется добрая половина проблем у него с головой. Если бы он действительно терзался угрызениями совести и чувством вины за то, что случилось у Тул-Кенерита, то неужели ты думаешь, что он остался бы жив до сих пор? Не смеши меня.

Катиетт не нашлась, что ответить Аууму. Вскоре они вошли в лагерь. Глаза всех мирных обывателей и воинов были устремлены на них, как и всех Аль-Аринаар тоже. Самые наблюдательные обратили особое внимание на Ауума и незнакомца в капюшоне. ТайГетен по всему лагерю обменивались сигналами. Некоторые даже начали подтягиваться под сень деревьев, где Катиетт устроила свой импровизированный командный пункт.

— Меррат. Здесь есть иниссулы, которые должны подготовить своих собратьев к Возвращению. Помоги им, но поспеши. Мы должны выработать план.

Ответ на вопрос Такаара был хорошо виден из лагеря. Примерно в миле к югу от него, высоко в небе. Катиетт содрогнулась. Она до сих пор так и не смогла привыкнуть к подобному зрелищу. Она увидела, как Пелин жестом показала на мага. Такаар остановился на самом краю опушки, не выходя из-под зеленого покрова, и стал наблюдать за колдуном. Катиетт ускорила шаг, заметив, что он простер к нему руки, и побежала, когда увидела, что он начал делать такие движения, словно тянул за веревку.

Поведение Такаара выглядело настолько театральным и комичным, что окружающие засмеялись, сочтя, что он разыгрывает перед ними шуточную пантомиму. Но тут капюшон сполз с его головы, и при виде его исказившегося от усилий лица и ярости в глазах смех стих. И тогда те, кто обладал долгой памятью и уцелел на Хаусолисе, начали спрашивать себя, что это за чужак затесался в их ряды. И кое-кто уже сложил два и два, получив четыре.

— Будь оно все проклято, — выругалась Катиетт. — Пелин, вытащи его из толпы.

Но слухи распространялись быстрее, чем пожар в лесу. Люди вставали, тыкали пальцами, начинали собираться вокруг. ТайГетен, по знаку Катиетт, преградили им путь. Они выстроили кордон, надвигаясь на своих подопечных и пряча Такаара от их взоров. Катиетт же остановилась прямо перед ним.

— Вот, значит, как ты представляешь себе незаметное проникновение? Что ты делаешь?

Такаар опустил руки, но глаза его сверкали.

— Я вижу, что привязывает его к земле. Это нечто вроде паутины, и он сидит на ней. И, одновременно, она удерживает его в небе. Я вижу ее настолько отчетливо, что, кажется, могу коснуться. Но вот стащить его вниз у меня не получается. Какая-то иная сила мешает мне.

Катиетт оглянулась на Ауума, который в ответ выразительно приподнял брови.

— И что еще ты видишь? — спросила она у Такаара.

— Цвет и силу. Форму крыльев, которые позволяют ему сохранять равновесие. Волшебное зрелище.

— Но ты не можешь разорвать эту паутину. Не можешь сбросить его вниз.

Такаар покачал головой.

— Жаль, — сказала Катиетт. — И еще мне очень жаль, что ты привлек к себе столько внимания. Боюсь, твое прикрытие рухнуло.

Такаар взглянул через головы ТайГетен на море лиц, повернутых к ним. Повсюду звучало его имя. Эльфы задавали друг другу вопросы, на которые у них не было ответа. Катиетт чувствовала исходящую от толпы растерянность и агрессию.

— Ну, и что мы теперь будем делать? Объявим, что это он? — поинтересовался Графирр. — Так просто они не успокоятся, и нам нужно выработать линию поведения и подготовиться.

— Дайте мне поговорить с ними, — сказал Такаар.

Глаза его сверкали и были полны внутренней силы, совсем как тогда, при Тул-Кенерите, перед тем…

Катиетт помолчала, прежде чем ответить.

— Ты уверен? — спросила она наконец.

Такаар покачал головой.

— Нет. Но он разозлится, если я предстану перед теми, кого предал, и заговорю с ними. Он думает, что у меня не хватит для этого мужества.

Катиетт обнаружила, что вновь смотрит на Ауума в поисках одобрения. Молодой ТайГетен пожал плечами и склонил голову к плечу. Почему бы и нет? В эти безумные дни подобная причина была ничуть не хуже любой иной. Катиетт приказала ТайГетен рассредоточиться и сообщить всем остальным о том, что должно произойти.

Ее распоряжение было выполнено незамедлительно, и взгляды всех присутствующих обратились к маленькой группе в ожидании, что к ним обратится Катиетт. Но шаг вперед сделала не она. Это был он, самый знаменитый эльф в их истории. Ula, сошедший к ним со страниц далекого прошлого.

Глава 36

Не иди за мной. Верь в меня и следуй зову своего сердца.

— Иниссулы Исанденета. Аль-Аринаар всех эльфийских кланов. ТайГетен, мои братья и сестры. Среди вас есть те, кто слышал обо мне, но никогда не видел меня. Есть и те, кто видел меня, но не знает, кто я такой. И наконец, остались те, кто сражался рядом со мной, но уже более не надеялся увидеть меня вновь. Я подвел вас всех, оказался недостоин доверия и всей расы эльфов. Я — Такаар.

Фраза «сердце готово выпрыгнуть из груди» всегда казалась Катиетт мелодраматичной и нелепой. Но только не теперь. Кровь назойливо шумела в ушах, а сердце готово было проломить грудную клетку. Она не могла проглотить комок в горле, и каждый вдох давался ей с величайшим трудом. У нее вдруг закружилась голова, и она оперлась на плечо Графирра, чтобы не упасть, шепча одну молитву за другой и отчаянно надеясь, что все не пойдет прахом прямо здесь и сейчас. Не ради себя. Ради него. Ради Такаара. Она вдруг поняла, что очень хочет, чтобы его приняли обратно. Выслушали. Поняли. Стали уважать. Только бы не насмехались. Только не это, молила она Инисса. Что угодно, только не это.

Если после этих слов Такаар рассчитывал на преклонение или отвращение, то его ждало разочарование. По толпе прокатился негромкий ропот, но и только. Такаар подождал, пока в лагере вновь не воцарилась тишина. Стоявший на шаг позади него Ауум обернулся к Катиетт и ободряюще кивнул. Такаар продолжал.

— Я пришел сюда не для того, чтобы просить прощения или искать искупления. Я не достоин ни того, ни другого. На моих руках кровь каждого эльфа всех кланов, кто погиб под Тул-Кенеритом после моего бегства. И десять лет жизни в изгнании не смыли ее. Она останется там навсегда. Как и должно быть.

— Поэтому я стою перед вами не как главнокомандующий или вожак, а как самый обычный ula, который просит вашей помощи, чтобы очистить нашу землю от людей, восстановить гармонию эльфов и вернуть нас всех к той жизни, которую мы так любим. Я хочу знать, готовы ли вы выслушать меня.

Многие в толпе согласно закивали головами. Кое-кто выкрикнул: «Да!» — а еще несколько эльфов зааплодировали, требуя продолжения. Такаар почтительно склонил голову.

— Благодарю вас. — Он указал на мага. — Вон там, вопреки законам природы и воле самого Инисса, нас высматривают человеческие глаза. Они ищут нас под зеленым покровом леса. А в городе сотни солдат ожидают приказа перейти в наступление. Точно так же, как ожидают приказа убить тысячи беззащитных эльфов, запертых в своих домах.

— В конце концов, они непременно обнаружат это убежище и пришлют сюда магов с их заклинаниями, которые попытаются сжечь нас и выгнать прямо на мечи своих солдат. Они хотят, чтобы все мы умерли. Вы, я и ТайГетен, которых они справедливо боятся.

Испуг и оцепенение охватили собравшихся. Катиетт закрыла глаза. Графирр со свистом втянул в себя воздух. Но Такаар лишь сделал еще один шаг вперед и простер руки.

— Да, мы попали в беду. Но если мы будем держаться вместе, то сможем справиться с ней. Кто-то из нас погибнет. Другие будут ранены. Третьи ударятся в панику и убегут. Такова жизнь. Я знаю. Но можете быть уверены, я вовсе не жду, чтобы вы взяли в руки мечи и пошли воевать с людьми и их магией. Это — дело ТайГетен и Аль-Аринаар. А от вас мне нужно следующее. Выслушайте меня. Не задавайте вопросов. Идите туда, куда вам говорят, и так быстро, как вам говорят. Помогайте тем, кто не может помочь себе сам. Несите раненых. Берите с собой воду и продовольствие. Вселяйте мужество в тех, кто в этом нуждается. Вместе со своими собратьями боритесь с тем, что противостоит вам. Потому что, если вы сделаете это, ТайГетен и Аль-Аринаар смогут обрушиться на врага в едином порыве.

— Я…

Такаар умолк и уставился на мага в южной части неба. Он неуверенно ткнул в него пальцем и потряс головой.

— О нет, — выдохнул Ауум. — Сейчас он свихнется прямо у всех на глазах.

Толпа зашевелилась. Многие смотрели на мага, который находился очень далеко и, по всей видимости, не представлял собой никакой угрозы. Другие показывали пальцами на Такаара, и уже зазвучали голоса, призывающие оказать ему помощь. Ауум подбежал к нему и взглянул в лицо. Такаар побледнел, что стало заметно даже под слоем маскировочной краски.

— Ему нужна помощь, — сказал Ауум. — И как можно быстрее.

Пелин и Катиетт шагнули к нему одновременно. И вдруг Такаар оттолкнул Ауума.

— Нет. — Он повернулся, и Катиетт замерла на месте, завидев смертельную бледность, залившую его лицо, дрожащую нижнюю губу и покрасневшие белки глаз. На лбу у него выступил пот, а на виске пульсировала жилка. — Начинается. Сюда идет магия. Тот маг не ищет нас. Он наблюдает за нами.

— Он… — начала было Катиетт.

Темно-коричневый сгусток магии пронесся по небу, оставляя за собой белый след. На мгновение он завис в высшей точке, и толпа, как зачарованная, уставилась на него. А потом шар начал падать.

— Бегом, врассыпную! — отчаянно закричала Катиетт. — Все в укрытие! Прячьтесь под деревьями!

Мужчины и женщины, крича и плача, кинулись в разные стороны в поисках укрытия. Шар рухнул в широкие листья деревьев у них над головой. Ударившись о толстую ветку баньяна, служившую наружной опорой бивуака, он взорвался с оглушительным грохотом, разбрасывая вокруг огненные слезы величиной с кулак, и те дождем обрушились на лагерь.

Всякое подобие порядка улетучилось. Кустарники, трава, листья и ветки вспыхнули ярким пламенем. Волна жара швырнула эльфов на землю, и жадное магическое пламя принялось пожирать их плоть. Дым пожара и запах горелого мяса смешивался с отчаянными криками. Иниссулы бежали, не разбирая дороги, отталкивая и сбивая с ног тех, кто оказывался у них на пути.

Катиетт повернулась к своим людям, остающимся внутри бивуака.

— Илласт, уноси Олмаат в безопасное место. Выходите к реке и двигайтесь на юг. ТайГетен, готовимся к охоте. Сикаант, ты будешь нужен тем, кто заблудился в лесу. Пелин, прикрой иниссулов с флангов. Ты — их последняя линия обороны. Найди людей и убей их.

ТайГетен и Аль-Аринаар молча бросились вон из-под прикрытия бивуака, на ходу бормоча молитвы и покрывая лица коричнево-зеленой краской. Катиетт смотрела, как они поднимают иниссулов с земли — тех, кому еще можно было помочь. Она слышала вопли ужаса и крики о помощи. На земле остались лежать десятки тел, мертвых или умирающих. Для них уже ничего нельзя было сделать, и теперь оставалось только молиться об их душах, чтобы те поскорее отыскали дорогу в объятия Шорта.

А в небе вспыхивали все новые и новые шары, проливая огненный дождь, который Катиетт уже видела над городом несколько ночей назад.

— Да хранит нас Инисс, — вырвалось у Графирра.

Огненный шар взорвался прямо на крыше бивуака, в клочья разнося шкуры, доски и пальмовые листья, поднимая в воздух столетний мох и обрушивая все это на лесную подстилку. Катиетт увидела, как в тыльной части бивуака Илласт и его Тай бросились на землю, не выпуская из рук носилок с Олмаатом, который судорожно вцепился в них, чтобы не выпасть на ходу.

Ауум схватил Катиетт за руку и потащил ее прочь, через пылающий лагерь. У них за спиной с грохотом обрушились пылающие подпорки. А с неба продолжал падать огонь. Шары прорывались сквозь поредевший зеленый покров, растекаясь по крышам бараков, поджигая кусты и разливая море огня по высокой траве. Тела превращались в головешки там же, где падали на землю.

На юге и востоке крики охваченных паникой мирных обывателей стали для врага лучом маяка. Зеленый покров заглушал плач и стоны. Бесчисленные животные, напуганные криками эльфов, запахом гари и видом огня, сорвались со своих мест, лагерь захлестнула какофония рычания, хрюканья и визга. Нападение людей было организовано по всем правилам. Иниссулы, лишившись своих защитников, стали для них легкой добычей. Но тут на охоту вышли самые страшные хищники леса — в бой вступили ТайГетен.

Катиетт резко остановилась и оглянулась. Графирр и Меррат следовали за ней по пятам. За ними бежали Марак и Такаар. На подбородке у Такаара и спереди на рубахе виднелись следы рвоты. Он выглядел заторможенным и готовым в любой момент потерять сознание. Пламя, ревущее и шипящее, жадно вгрызалось в землю в нескольких шагах от них. Столбы дыма и пара поднимались в небо, потемневшее в приближении нового дождя.

— А ведь тебе это нравится, правда? — прохрипел Такаар.

Катиетт не ответила, но Ауум коснулся ее руки и покачал головой.

— Надеешься, что одна из этих штук свалится мне прямо на голову и я умру, вопя от боли? Chilmatta nun kerene. Можешь не повторять одно и то же. Я уже слышал это раньше. — Он взглянул на Катиетт. — Я потерял свою духовую трубку.

— Такаар, — решительно заявила Катиетт. — Послушай меня.

На лагерь падали все новые и новые шары, но теперь в воздух уже вздымался преимущественно пепел. Огонь принялся пожирать зеленую листву. Колдовской огонь, который не потушит обычный дождь. Такаар с трудом отвернулся и вперил в Катиетт взгляд, полный боли и ярости. Она вздрогнула.

— Я знаю, где они залегли, — сказал он вдруг и с неожиданной быстротой устремился прочь.

Катиетт побежала за ним, отметив краешком сознания, что он почти не оставляет следов на лесной почве, а тело его едва касается густой растительности, через которую он скользил.

— Марак, Ауум, вы — звено Такаара. Марак, ты — старшая. Граф, Меррат, за мной. Давайте-ка покажем им, кто в лесу хозяин.

Онелла потеряла Ридда. Инстинктивное стремление вырваться из лагеря, испепеляющий жар заклинаний и растерянность в темноте под плотным лиственным покровом породили панику. В густой растительности глохли и смолкали крики заблудившихся и раненых iad и ula. Запах горелой плоти преследовал ее, пока она подныривала под низко нависшими ветвями, продираясь сквозь переплетающиеся виноградные побеги и лианы. Отовсюду доносился шум, но она была совершенно одна.

Она побежала сначала влево, потом прямо и повернула направо, стараясь догнать затихающие вдали звуки бегства остальных иниссулов. Онелла дважды окликала Ридда, но ей отвечали лишь крики животных. Она никак не могла понять, как отбилась от основной массы соплеменников. Ей казалось, что она направляется к ручью, но, похоже, она просто кружит вокруг лагеря. В такой суматохе было трудно сохранить ясную голову и чувство направления.

В конце концов она остановилась, привалившись к стволу дерева, и внимательно посмотрела себе под ноги, прежде чем сползти вниз, на землю. Здесь, в папоротниках, которые скрыли ее из виду, она присела на корточки и затаилась. Онелла вдруг вспомнила одну вещь, которую как-то сказала ей Катиетт. Что она ни за что не услышит ТайГетен и что только мирные обыватели и враги производят в лесу шум. Поэтому она решила ждать и слушать, пытаясь сориентироваться и понять, где же оказалась.

Онелла подняла голову, пытаясь разглядеть солнце, но вокруг смыкался лишь черно-зеленый лиственный покров. Полный жизни и смерти. Ей казалось, что она должна еще видеть пламя в лагере, но, повертевшись в своем укрытии, ничего не заметила. Вокруг нее обвилась какая-то туманная дымка, и все. Подсказать ей что-либо она не могла.

И вдруг раздались крики. Поначалу слабые, они с каждым мгновением становились все громче и ближе. Мимо пробежали шесть членов клана Инисса. Двое поддерживали друг друга. Оставшиеся четверо пытались помочь им передвигаться как можно быстрее. Все они непрестанно оглядывались. Нужно смотреть вперед, а не назад, хотела крикнуть им Онелла, но почему-то не сделала этого.

Дорогу им преградил человек. Размахнувшись мечом, он просто разрубил первую пару напополам. На широкие листья брызнула кровь. Мертвые эльфы беспомощно повалились в стороны. Остальные четверо остановились, потом разделились и бросились бежать. Позади них появился еще один человек и ударил одного из бегущих мечом в спину. Еще одна эльфийка прижалась спиной к дереву и стала умолять пощадить ее. Меч пронзил ее незащищенное сердце.

Онелла поспешно зажала себе рот рукой, чтобы не закричать. Ее всю трясло. По щекам ручьем текли слезы. Ей не хотелось смотреть на то, что произойдет с оставшимися двумя, но кто-то ведь должен увидеть это своими глазами, чтобы потом рассказать другим.

Оба уцелевших иниссула остановились, а потом стали пятиться, держась за руки и не произнося ни слова. Трое мечников направились к ним. Они улыбались. Как бы ей хотелось стереть эти ухмылки с их довольных физиономий и заставить их умыться кровью! Онелла отняла руку ото рта и согнула ее, напрягая пальцы, отчего ладонь превратилась в лапу хищника. Ногти у нее были крепкими и острыми. Может, она так и сделает.

Справа от нее вдруг мелькнула тень. Человек начал поворачиваться. Просвистели парные клинки. Один вонзился ему в шею, другой перерубил талию. Застонал рассекаемый воздух, и метательный полумесяц впился в лицо второму человеку, глубоко войдя ему в переносицу и задев оба глаза. Третий рухнул, как подкошенный, под градом ударов, за которыми не успевал следить глаз. Их крики быстро оборвались, и наступила агония.

Онелла вдруг поняла, что ее вновь трясет от ужаса. Жестокость людей внушала отвращение, но быстрота и стремительность ТайГетен попросту повергли ее в шок. Она хотела было встать и выйти на открытое место, но что-то удержало ее. Какое-то смутное ощущение, ничего больше. Она смотрела, как ТайГетен подошел к телам погибших эльфов, после чего утешил, как сумел, оставшихся в живых соплеменников и показал рукой, в какую сторону им следует идти.

Одна из девушек развернулась и прямиком направилась к ней, остановившись в нескольких шагах и присев на корточки. Онелла ее не узнала. Девушка протянула ей руку, но Онелла покачала головой.

— Опасность миновала, — сказала девушка. — Можешь выходить.

— Нет. Пожалуйста, — сказала Онелла.

И вдруг ее обдало леденящим холодом. На листьях и ветках осел иней, и они мгновенно почернели от его мертвящего прикосновения. Взвыл штормовой ветер, принесший с собой мороз, и она обхватила себя обеими руками и крепко зажмурилась. Но ураган стих так же быстро, как и начался, вызвав у нее лишь тошноту и головокружение. Но когда Онелла открыла глаза, от ТайГетен, убитых людей и эльфов не осталось и следа.

На прихваченную морозом траву с хрустом ступил человек в плаще и стал оглядываться по сторонам. На лице его было написано мстительное удовлетворение. Впоследствии Онелла так и не смогла бы описать, что на нее нашло. Она выпрямилась во весь рост и вышла из своего укрытия, глядя на него. Она замерзла до костей, но холод уже отступал, каплями влаги стекая с почерневших и мертвых листьев.

Человек замер и отступил на шаг, прежде чем на губах его заиграла улыбка, когда он увидел ее, одинокую iad. Он коротко рассмеялся и что-то пробормотал себе под нос. Онелла же возненавидела его лютой ненавистью. Возненавидела его глаза, которые смотрели на нее, как на дикое и неразумное животное. Возненавидела его запах и то, что он носил в себе. Она чувствовала это. Силу, призванную причинять боль и зло.

Онелла пробежала разделяющее их расстояние. Она двигалась быстро. Очень быстро. Выбросив вперед руку, она скрюченными пальцами схватила его за шею, чувствуя, как ее ногти глубоко погружаются в его плоть, разрывая ее. Ей, пожалуй, следовало бы ужаснуться и отпрянуть, но она не сделала ни того, ни другого. Она чувствовала, что поступает правильно. Пальцы ее погружались все глубже, пережимая сухожилия, а ногти разорвали трахею. Она вонзила ему в шею большой палец и сжала руку в кулак. По ее запястью и локтю стекала чужая кровь. Маг поперхнулся воздухом, и презрение на его лице сменилось ужасом.

— Не смей убивать моих братьев, — сказала Онелла.

И резко рванула руку на себя, не разжимая пальцев.

Такаар опоздал на один удар сердца. Маг выбросил обе руки перед собой, толкая воздух. Стоявшего перед ним ula оторвало от земли и ударило об ствол дерева, да так сильно, что голова его с тошнотворным треском врезалась в кору. Тело его обмякло. Такаар ухватился на нижнюю ветку, подтянулся и прямой левой ногой ударил мага в висок.

Заклинание разрушилось, и ula сполз на землю. Такаар приземлился и развернулся. Слева от него встал Ауум. Но вокруг были лишь солдаты противника. Рядом с ним, на земле, еще корчился в агонии маг. Тело его судорожно подергивалось, веки трепетали. Такаар упал на колени и прямой рукой с вытянутыми пальцами ударил его в горло. Смерть для него будет полна отчаянного страха.

А потом Такаар отвернулся, и его вырвало желчью. Этот район леса все еще пронизывали заклинания, отчего у него кружилась голова, а желудок выворачивало наизнанку. Он крепко зажмурился, стараясь взять себя в руки и выровнять дыхание. Взглянув сверху вниз на мага, он увидел, что тот еще цепляется за жизнь, задыхаясь и царапая ногтями пробитое горло.

— Я могу забрать у тебя то, чем ты владеешь, — прошептал Такаар.

В большей или меньшей степени этой энергией обладало все живое. Она была столь же обыденной, как воздух, которым они дышали. Но в теле, лежащем перед ним, этой энергии было куда больше. Словно оно могло собирать и удерживать ее, а потом концентрировать и направлять, превращая в нечто неизмеримо более плотное, по сравнению с обычным человеком, эльфом или животным.

— Я научусь тому же, что умеешь ты, — сказал Такаар.

Вот, значит, каков твой новый грандиозный проект?

— Отстань.

На твоем месте я бы прежде всего подумал о том, как остаться в живых.

— Такаар! В сторону!

Такаар упал влево. В следующий миг в землю на том самом месте, где он только что находился, вонзилось лезвие. Через него перепрыгнула Марак и ногой с разворота ударила солдата в голову. Он потерял равновесие, и уже в падении его настигли клинки Катиетт, отправив в объятия Шорта, где его ждало вечное проклятие.

Марак обернулась и подала ему руку. Такаар принял ее и встал.

— Здесь мы закончили, — сказал Ауум. — Теперь они будут бежать до самого Ултана, пока не остановятся.

— Гоните их до самого города, — распорядился Такаар. — Катиетт, надо не дать им перегруппироваться.

— В обычных условиях я бы согласилась с тобой, но сейчас у нас есть дела поважнее. Пелин! Пелин, ты нужна мне.

Слева к ним подошел воин Аль-Аринаар. Его лицо показалось Такаару знакомым, но вспомнить, как его зовут, он не мог.

— Метиан, — позвала его Катиетт. — Иди сюда.

Метиан. Точно. Близкий друг и доверенное лицо Пелин. Ничего удивительного, что он взирал на Такаара безо всякой душевной теплоты и приязни.

— Она здесь, рядом, — сказал Метиан, — и наверняка услышала тебя.

— Нам нужно вернуть и собрать вместе тех, кто уцелел. Увести их отсюда. Лучше всего — в Олбек-Райз. Как ты думаешь, вы сумеете договориться с аппосийцами?

— Запросто, — отозвался Метиан.

— Скольких, по-твоему, мы потеряли? — спросила Меррат.

— Сотни, — ответил Метиан. — Несколько сотен точно. Безо всякого преувеличения.

— ТайГетен покажут вам дорогу. Идите вдоль ручья. Мы будем прикрывать вас и отправлять вам вслед тех, кого найдем.

— Катиетт?

Из подлеска показалась Пелин в сопровождении еще двоих Аль-Аринаар. Братья. Бывшие дезертиры, которые сейчас, похоже, получили прощение. Она посмотрела на Такаара, закусила губу и перенесла все внимание на Катиетт.

— Ты закончила?

Пелин кивнула.

— Последние из тех, кого мы преследовали, или мертвы, или бегут без оглядки к мосту Ултан.

— Хорошо, — сказала Катиетт. — Мы уходим к Олбек-Райз. Метиан расскажет тебе остальное.

Пелин покачала головой.

— Нет. Мы не можем просто собрать тех, кто уцелел, и уйти. Через несколько часов наступит ночь.

Катиетт безучастно взглянула на нее.

— Я тебя не понимаю.

— Либо ТайГетен должны сдаться на рассвете, либо люди начнут убивать невиновных, помнишь? Вешать их на окраине города.

Катиетт со свистом втянула в себя воздух.

— Какая же я дура. Как я могла забыть об этом?

— Это не имеет значения, — сказала Пелин.

— Имеет, — возразила Катиетт и не удержалась, чтобы не посмотреть на Такаара. — Он сейчас не в себе. А значит, на роль лидера никак не годится.

— Успокойся. Об этом мы поговорим попозже, если хочешь, — заявила Пелин. — Но я не понимаю, для чего им вообще понадобилось нападать на нас?

— Они пытаются спровоцировать вас. Сделать так, чтобы вы наверняка вошли в город, — пояснил Такаар. — Они не ждут покорной капитуляции. Не сомневаюсь, что Ллирон просветила их на этот счет. Они надеялись посеять панику, убить всех, кого смогут… ослабить вас.

— Что ж, они в этом преуспели, — сказала Катиетт. — Но вернемся к делу. Вопрос заключается в следующем: как мы можем помешать им убивать наших людей? Потому что сдаваться мы не собираемся, а напротив, нападем на них. Выбора-то у нас нет. И они об этом знают, не так ли? Поэтому они будут готовы.

Такаар кивнул.

— Это станет для нас настоящим испытанием на прочность.

— Лобовая атака ни к чему не приведет, — заметила Марак. — Нас слишком мало. Нужно придумать что-то такое, что помешало бы им осуществить свою угрозу.

Катиетт улыбнулась, и Такаар понял, что к ней понемногу возвращается самообладание.

— Нам нужен заложник, — сказала она. — Граф. Марак. Собирайте ТайГетен. Встретимся у моста Ултан на закате. У нас остается целый день на то, чтобы собрать всех, кого сможем.

— Олбек достаточно далеко от города? — осведомился Ауум.

Такаар заметил, как Метиан и Пелин одновременно покачали головой.

— Пелин, я хочу, чтобы ты отправилась вместе с Метианом, — сказала Катиетт. — В Олбеке не останавливайтесь. Идите прямо в Катура-Фоллз.

Пелин ответила не сразу. Такаар видел, что она раздумывает над тем, как ответить. Он понимал, о чем она думает. Ее отстраняли от участия в нападении на город. Выводили из боя и отправляли в тыл. Пренебрегали ею.

— Аль-Аринаар — полиция Исанденета. Мы вам понадобимся.

— Вас осталось слишком мало для того, чтобы выполнять эту функцию.

Пелин вопросительно приподняла брови.

— У тебя еще меньше людей, чем у меня. Мы нужны вам.

— Да, и поэтому я хочу, чтобы ты спасла аппосийцев и иниссулов и увела их отсюда. Обеспечила их безопасность. Все они — тоже жители Исанденета.

Пелин покачала головой.

— Просто ты считаешь, что мы недостаточно хороши для того, чтобы драться рядом с тобой.

Лицо Катиетт окаменело.

— За исключением тебя самой, твои люди недостаточно подготовлены для той работы, которая нам предстоит сегодня ночью. Метиан — умелый воин, и его помощь пришлась бы очень кстати, но он не умеет двигаться быстро. Он знает об этом, как и ты, кстати. Пожалуйста, Пелин. Сделай, как я говорю. Так будет правильно.

— Пелин, — обратился к ней Такаар тем тоном, что всегда заставлял ее прислушаться к нему. — Ты готова выслушать меня?

— Ты знаешь, что я всегда слушала тебя, — негромко ответила Пелин.

— Не гонись за славой в бою. Задача, которую поставила перед тобой Катиетт, очень почетна и важна. Если ее постигнет неудача, если она погибнет, выжившим эльфам понадобится такой лидер, как ты. У тебя дар объединять кланы. Именно поэтому я и назначил тебя архонтом Аль-Аринаар. Никто не подходит для этой работы лучше тебя. А когда мы закончим, то присоединимся к тебе в Катуре.

Пелин наклонила голову в знак согласия.

— Хорошо, я сделаю так, как ты просишь. Но только ради гармонии, а не ради тебя. И еще одно, Катиетт. Пожалуйста, не дай им убить себя, хорошо?

Катиетт улыбнулась.

— Да благословит тебя Инисс, Пелин. Я постараюсь.

Глава 37

Герою не нужен второй шанс, потому что он никогда не упускает первый.

Семьдесят четыре ТайГетен. Считая Такаара. Никто не заговаривал с ним. Никто не желал находиться рядом с ним. Его присутствие вселяло надежду, веру и тревогу. Такаар стоял в стороне ото всех, не желая или не считая нужным присоединиться к ним, пока они совещались и вырабатывали план.

Марак и Ауум согласились сопровождать его в атаке на город. Катиетт понятия не имела, останется он с ними или нет. В лесу он дрался хорошо, но только после того, как маги перестали творить заклинания. А до той поры он был беспомощен, как новорожденный котенок.

Катиетт окинула взглядом своих бойцов. Как же мало их осталось! Они собрались у входа в Ултан. Ночь выдалась темной. Гиал закрыла своим саваном звезды, и глаза людей не могли их видеть. Они помолились вместе, нанесли краску на лица и благословили свое оружие, то, что из плоти, и то, что из стали.

Семьдесят четыре против нескольких тысяч. В городе, где магия была разбросана повсюду, словно пыль под ногами. Любой неосторожный шаг мог привести их в объятия Шорта. На городских улицах их поджидал невидимый убийца, равного которому не было во всем тропическом лесу. Но в глазах ее людей не было страха. Инисс благословил их тела. Туал направлял их руки и стопы.

— Люди рассредоточены по всему Исанденету. Они заняли храм Шорта, казармы Аль-Аринаар и дома эльфов, вышвырнув их на улицу или попросту убив. Их магия смертельно опасна, а навыки владения оружием вызывают уважение. Они сражаются отчаянно и носят доспехи, компенсирующие их недостатки. Они умеют обращаться и с луками. Но двигаются они медленно.

— Ни в коем случае нельзя недооценивать их. Они многочисленны, и страх перед своим командиром погонит их вперед. Не отклоняйтесь от тех путей, которые я для вас наметила. Вы все знаете о том, чего мы должны добиться. Будьте беспощадны. Но и сами не ждите пощады.

— Они знают, что мы придем. Они не смогут разместить свои заклинания там, где стоят сами, но они наверняка расставят их на предполагаемых направлениях нашей атаки. Если что-нибудь покажется странным и необычным, идите другим путем. Я не могу позволить себе потерять кого-либо из вас. Я люблю вас. Вы — мои братья и сестры. Моя семья.

— Вопросы.

Воцарилось молчание, но Катиетт видела, что ими овладело смутное беспокойство. Заметила она и взгляды, которыми они обменялись.

— Эсток, — сказала она. — Говори. Не в твоем обычае хранить молчание.

Эсток согласно кивнул и жестом указал на Такаара, стоявшего неподалеку, в пределах слышимости.

— Что он здесь делает? — прошипел он. — Мы не можем доверять ему. А ты повесила его на шею Аууму и Марак.

— Он нам нужен, — ответила Катиетт.

Ответ Эстока прозвучал жестко и хлестко, словно пощечина.

— Нам? Мы подчиняемся тебе вот уже десять лет, и до сих пор ты ни разу не ошиблась. И вдруг из ниоткуда появляется он, и всякий раз, когда тебе нужно принять решение, ты смотришь на него, будто спрашиваешь у него согласия. Он нам не нужен. Нам не нужно и то невидимое существо, с которым он все время ведет беседы. Быть может, он нужен только тебе?

Катиетт почувствовала себя уязвленной и едва удержалась, чтобы не посмотреть на Такаара. Но она заставила себя взглянуть прямо в лицо Эстоку.

— Мое прошлое с Такааром касается только меня одной, — осторожно подбирая слова, сказала она. — А ты ошибаешься в оценке происходящего. Да, мы идем на риск, взяв его с собой. Он сам скажет тебе об этом. Но подумай вот о чем. Каким бы ни был исход сегодняшней схватки, равно как и тех, что нам еще предстоят, мы должны будем объединить наших людей для борьбы. Чтобы очистить Калайус от людей. Репутация духовенства погублена безнадежно. В тот момент, когда они были нужны нам более всего, жрецы не смогли выступить единым фронтом ради гармонии. Они раскололись. Некоторые вообще предали нас всех. Эльфам нужно знамя. Пусть номинальный, но лидер. Можешь предложить кого-либо получше?

— Он был осужден и заклеймен позором! — Голос Эстока эхом отразился от стен Ултана. Эльф спохватился и заговорил тише. — Да кто пойдет за ним? С такой-то репутацией? Ты же видела, как он разговаривал с иниссулами. Что, разве они приняли его с распростертыми объятиями? Нет, они исполнились подозрений. Он не может всерьез рассчитывать обрести влияние, которым некогда располагал. Это просто смешно.

Эсток в упор взглянул на Такаара.

— Это безумие, — сказал он. А Такаар, казалось, вообще не обращал на них никакого внимания. Он потирал подбородок и что-то бормотал себе под нос. — Неужели это действительно спаситель эльфийской расы?

Катиетт посмотрела на Такаара, и от слов Эстока у нее защемило сердце. Тот был прав — Такаар вновь затеял войну с самим собой. Все глаза были устремлены на него, но он ничего не замечал. Она уловила обрывки его фраз. Его ответы голосу, звучавшему у него в голове, выдавали в нем человека, который отчаянно стремится обрести самостоятельность суждений и поступков, но которому это не удается.

— А теперь выслушайте меня.

Катиетт испытала прилив благословенного облегчения.

— Ауум. Да, конечно.

— Эсток, я выслушал тебя, — продолжал Ауум, явно отдавая предпочтение формальному стилю обращения. — У меня сложилось впечатление, что Эсток говорил от имени всех. Я выслушал вас. А теперь послушайте меня. Такаар спас мне жизнь. Он также пытался отнять ее. Он — не тот самый ula, что стоял со многими из нас на стенах Тул-Кенерита.

— Такаар отдает себе отчет в том, что он сделал и кем стал. Он живет с этим осознанием каждую минуту, спит он или бодрствует. Вы не доверяете ему. Но он и не ожидал этого от вас. Вы не любите его. Он не требует вашей любви. Или вашего прощения. Но подумайте вот о чем. Когда-то Такаар был равен богам, а теперь низведен до роли самого презираемого изо всех эльфов.

— Но он все-таки вернулся. Подумайте о том, какая сила воли и решимость требуются для того, чтобы прийти обратно и предстать перед судом своего народа. Спросите себя, почему он так поступил. Не ради себя. Не для того, чтобы искупить грехи. Спросите его. Он не считает, что заслуживает прощения. Но в своей ссылке в Верендии-Туале он ощутил сотрясение гармонии. И его вера в то, что она может быть сохранена, оказалась сильнее любых его страхов.

— Такаар вернулся ради вас. Ради каждой iad и ula, которые хотят оттащить нас от края пропасти, в которую мы вот-вот сорвемся. Он может потерпеть неудачу. Как и любой из нас. Но разве не заслуживает любой эльф второго шанса?

Катиетт подождала, пока слова Ауума не проникнут в сознание своих бойцов, прежде чем заговорить.

— Тай. Мы выходим на охоту.

Молчащий Жрец Сикаант увидел ее, когда она сидела, прижавшись спиной к дереву и подтянув колени к груди. Он увидел кровь у нее на руках и на лице. Тело человека лежало неподалеку. Горло у него было разорвано и представляло собой жуткое, кровавое месиво. Он умер в страхе и агонии. Шорт позаботится о том, чтобы его мучения длились вечно.

Сикаант присел перед нею на корточки.

— Я потеряла своего Ридда, — сказала она.

Жрец протянул ей руку.

— Давай поищем его вместе.

Iad взяла его за руку, и он ощутил волну энергии, которая потекла из ее пальцев, окутывая его тело невидимым коконом. Это длилось всего мгновение и было похоже на удар молнии.

— Со мной что-то случилось, — сказала она.

— Тебя благословил Инисс, — ответил Сикаант.

Он уже ощущал эту энергию раньше, но только ступнями ног, и никогда — от другого эльфа. Iad отпрянула, явно испугавшись чего-то, что возникло у него за спиной. Сикаант обернулся, не вставая с корточек. Это был еще один Молчащий. Рессеррак. Он очень давно обитал в лесу, и Сикаант понимал, почему Онелла испугалась его.

Только половина его лица была белой. Вторую половину покрывали татуировки, как и большую часть его тела. В Арин-Хииле говорили, что он еще ни разу не открыл рта. Его нос и мочки ушей были проколоты костями. Глаза у него были широко раскрыты, и в них застыло безумие. Рессеррак всегда был ближе к подданным Туала, чем к кому-либо из Молчащих. И теперь, похоже, его обращение почти завершилось. Сикаант выпрямился во весь рост, и два жреца поцеловали друг друга в глаза и лоб. За спиной Сикаанта iad нашла в себе достаточно мужества, чтобы тоже подняться на ноги.

— Меня зовут Онелла. Прошу вас. Я хочу найти своего Ридда. Вы поможете мне?

Рессеррак взглянул на нее, и Сикаант понял, что собрат тоже увидел это.

— Мы меняемся, — хриплым шепотом произнес Рессеррак. — Серрин знает.

Сикаант улыбнулся.

— Мы растем. Пойдем, Онелла. Мы найдем твоего Ридда. Мы найдем всех, кто заблудился.

На мосту Ултан стояли стражники. Десять солдат и трое магов. Мост был залит светом. Лампы висели повсюду. У каждой сваи горели факелы. Стражники и маги ничуть не выглядели встревоженными. Без сомнения, они все еще купались в лучах успешного налета на перевалочный лагерь эльфов. При этом, что тоже не вызывало сомнений, они, очевидно, полагали, что охранные заклинания спасут их от ТайГетен, притаившихся как раз за пределами круга света.

Такаар всматривался в хитросплетения заклинаний, установленных магами. На земле лежали бледно-серые сферы неведомой энергии. Они подрагивали и вращались, иногда выбрасывая коричневые и зеленые искры, которые соединялись в радугу. Перед самым мостом их было ровно восемь штук. Причем располагались они таким образом, что подойти к настилу, не наступив на одну из них, что наверняка привело бы в действие и все остальные, было практически невозможно. Он не знал в точности, какие именно это были заклинания, но ему рассказывали о фонтанах огня, так что следовало предполагать самое худшее.

Впрочем, были здесь и другие магические ловушки. Эти размещались на перилах моста. Люди не собирались повторять ошибки, допущенные несколько ночей назад. К несчастью для себя, они не подозревали о даре, обнаружившемся у Такаара. Они так и умрут, ни о чем не догадавшись.

— Мы можем избежать их, — обронил наконец Такаар. — Они установлены по всей ширине моста и на десять шагов в нашу сторону. А на перилах они висят на расстоянии первых пятнадцати шагов.

— Хорошо. Тай, ко мне. Пришло время задать последние вопросы. Говорите не колеблясь.

Такаар одобрил выбор целей и количество звеньев, выделенных для каждой из них. Пять троек под командой Эстока нападут на гавань, где люди держали свои припасы и где диверсия окажется наиболее эффективной и разрушительной. Десять звеньев должны будут окружить храмовую площадь. Пять, которые поведут в бой Катиетт и сам Такаар, совершат налет на Шорт, где, как они полагали, и квартировал Гаран, лидер наемников. Оставались еще четыре тройки и двое одиночек ТайГетен, чьи звенья погибли во время нападения на лагерь. Они должны установить наблюдение за казармами и служить связными между Эстоком и Катиетт.

— Ты уверен, что этот Гаран — тот, кто нам нужен? — поинтересовалась Марак у Ауума.

Тот кивнул.

— Он — вожак людей. По крайней мере солдатами командует именно он. Он — единственный, с кем разговаривала Силдаан, и это он возглавлял отряд людей, который мы с Серрином уничтожили в лесу. Мы не знаем, кто прибыл на кораблях второй волны. Так что он остается единственной известной нам целью.

— Придется удовлетвориться этим, — заключила Катиетт. — Марак, он — твой, но ты всегда можешь взять и других заложников, если они подвернутся тебе под руку. Еще есть вопросы?

Марак покачала головой.

— Значит, все ясно. Действуем максимально просто. Ллирон и других предателей не трогаем. Атаковали, взяли заложников и ушли. — Она многозначительно посмотрела на Эстока. — Никто из нас не может позволить себе роскоши задержаться в городе дольше необходимого.

— Мы не должны оставлять невинных обывателей запертыми в собственных домах и совершенно беззащитными, — вырвалось у Эстока.

— Эсток, — сказала Катиетт, и в голосе ее прозвучала сталь. — Мы уже говорили об этом. Нельзя объять необъятное. Помни о том, что мы собираемся сделать, что мы должны сделать. Уничтожь свою цель и уходи. Нам нужны козыри для ведения переговоров, равно как и доказательства того, что мы можем нанести удар, когда захотим и где захотим.

Эсток кивнул, но Ауум видел, что собрат остался при своем мнении. Такаар сумрачно взглянул на него и нахмурился.

— Мы все обязаны выполнять приказы своих лидеров. Иначе мы погрузимся в хаос. А там, где владычествует хаос, эльфы умирают.

В глазах Эстока вспыхнул гнев, и он уже открыл было рот, чтобы возразить. Ауум напрягся. Такаар же ограничился тем, что улыбнулся, хотя Ауум видел, что руки у него дрожат мелкой дрожью.

— То, что ты думаешь о таких вещах, и делает тебя ТайГетен. Я горжусь твоим гневом.

Паруса Эстока потеряли ветер. Он вздохнул и понурил голову.

— Это не делает мне чести, — сказал он. — Позор падет на мою голову.

— Только один из нас должен нести свой позор, — прошептал Такаар.

После его слов воспоследовало неловкое молчание. Он чувствовал его так же, как ощущал биение магических ловушек, установленных на мосту.

Пусть они боятся. Пусть они увидят настоящего тебя. Нерешительного. Испуганного. Малодушного.

— В магии есть своя красота, — сказал Такаар, крепко зажмурившись, чтобы не слышать своего мучителя. — Прекрасный и безупречный способ умереть. Точно так же, как красота присутствует в укусе тайпана или капельках пота желтоспинки.

— Но ты можешь овладеть ею и приручить? — прошептала Марак.

— О нет, — отозвался Такаар. — Пока нет, во всяком случае. Мне еще многому нужно научиться.

— Мы должны заявить о себе, сказать свое слово, — заключила Катиетт.

— Согласен, — подхватил Такаар.

И посмотрел на Катиетт, как делал всегда, когда его мучитель на время умолкал. Красивая, сильная, верная. Она почувствовала его взгляд и обернулась. Он не стал отворачиваться и отводить глаза, хотя в ее взоре и прочитал сожаление о прошедших впустую десяти годах.

— Что? — спросила она. — После такого твоего взгляда всегда следовали какие-то очень умные и важные слова.

— Мне очень жаль, — негромко сказал он.

— После прошедших десяти лет это даже не смешно, — ответила Катиетт.

— Я говорил о тебе.

— Я тоже. Но спасибо уже за то, что ты хотя бы пытался.

— И что это должно означать? — А ты ведь никогда не понимал ее, верно? Вечно отставал от нее на один шаг. Бедный Такаар. — Нет, ничуть. Себя мне не жаль.

— Что? — Катиетт выпрямилась, и черты лица ее обрели жесткость. — Сейчас у нас нет времени вспоминать прошлое. Вперед. Все сразу. Если маг сплетет заклинание, рассыпайтесь в стороны. Следуйте за Такааром. Не старайтесь опередить его. Не ступайте там, где не прошел он. Смотрите. Повторяйте его движения. И не дайте убить себя.

* * *

— В общем-то, это — моя лучшая работа, — заявил Порадж, делая вид, что оскорблен в лучших чувствах. — Сам Истормун не сделал бы лучше.

— Поскольку до сих пор твоей лучшей работой оставалась борьба с крысами в трущобах Триверна, то твои таланты не вселяют в меня особой уверенности.

— Твоя беда заключается в том, Дагеш, что ты не в состоянии рассмотреть настоящего произведения искусства, даже если ткнуть тебя в него носом.

— Я вообще ни черта ни вижу. Да и как я могу видеть заклинания? Я ведь не маг, верно?

Порадж улыбнулся. Иногда Дагеш бывал очень забавным. Особенно когда напускал на себя деланую воинственность. Если им повезет, то совсем скоро он начнет пародировать Гарана.

— Увы, мой бедный незрячий друг. Раз такой прекрасный мир остается для тебя навсегда закрытым, тебе приходится полагаться лишь на меня, несчастного смиренного мага.

— Проклятье, откуда они взялись? — Дагеш махнул рукой в сторону тропического леса, откуда доносилась неумолчная какофония дьявольских звуков. — Эй, парни, а ну-ка все сюда. К нам пожаловали гости. Пора ставить защиту, тебе не кажется, Аджо?

Проследив, куда указывает вытянутая рука Дагеша, Порадж заморгал так, словно увидел привидение. В круге света от ламп и факелов, но недостаточно близко, чтобы привести в действие заклинания, стояли проклятые размалеванные эльфы. Их неожиданное появление заставило его содрогнуться. Он не видел, как они сражаются, зато слышал, что рассказывают другие. Ужас.

— Джилан, прикрой меня, будь любезен.

— Да, босс.

Стражники выстроились вокруг Дагеша в нескольких ярдах от конца моста. Эльфы же сгрудились вокруг своего соплеменника, который, честно говоря, выглядел среди них просто неуместно. Казалось, кто-то побрил его собачьей челюстью. Но было в нем нечто такое, что выдавало его понимание происходящего, и это Дагешу совсем не нравилось.

Они просто смотрели на них, безмолвно и неподвижно. Глаза их не моргали. Порадж ощущал исходящую от них холодную агрессию и ненависть. Намерения их были вполне понятными, хотя он и знал, что до моста им не добраться.

— Что они намерены делать? — вопросил Хадран, и его рокочущий бас эхом отразился от бурных вод реки, несущихся под мостом.

— Я думаю, что они не слишком умны, — отозвался Дагеш. Он сделал пару шагов вперед и поманил эльфов к себе. — Идите сюда. Присоединяйтесь к нам. Места всем хватит. А вообще вы рановато пришли сдаваться. Наверное, с определением времени суток у вас нелады, а? Рассвет — это когда встает солнце. Чертовы остроухие дикари. Тупые как пробки.

Стоявшие позади него люди рассмеялись. Дагеш даже плюнул в сторону эльфов и отвернулся. На лице его заиграла широкая улыбка. Он не увидел, как за его спиной эльфы стремительно и бесшумно растворились в темноте.

— Ну, и что это было? — осведомился Порадж.

— Будь я проклят, если знаю, — ответил Дагеш. Он подошел к Пораджу и остановился рядом, напряженно вглядываясь в ночь. — Кто может понять, о чем они…

К ним по воздуху летел тот самый, встрепанный эльф. Порадж оцепенело смотрел, как он сжался в комок, совершил два переворота и приземлился на пятки в двух шагах от них. В следующий миг, еще до того, как Дагеш успел крикнуть, предупреждая остальных, в луче света сверкнул его клинок. Дагеш даже не успел схватиться за собственный меч, как эльф пронзил ему сердце и вспорол грудную клетку.

Порадж почувствовал, как на лицо ему брызнула горячая кровь. Закричав, он попятился. Из темноты на мост один за другим выскакивали эльфы. Они преспокойно перепрыгивали через установленные им заклинания. Какая-то часть его сознания даже восхитилась изящной грациозностью их движений. Но в остальном он был слишком напуган, чтобы сплести заклинание и помочь себе или другим.

Он уже слышал, как кто-то из его товарищей попытался спастись бегством. Порадж попятился. К нему приблизился один из эльфов, легко и непринужденно, словно скользя по воздуху. Порадж почувствовал удар в висок. Потом еще один, в живот. Третий, самый болезненный, сломал ему левое колено. Он закричал и рухнул ничком, пытаясь отползти в сторону.

Солдаты дрогнули и побежали, но эльфы двигались с потрясающей быстротой. Порадж видел, как один за другим гибли его товарищи. Их безжалостно убивали. Разум бесстрастно отмечал стремительность их ударов, за которыми не успевал следить глаз. Они ни секунды не стояли на месте. Словно танцевали. Порадж перестал дергаться. Колено горело дикой болью, и он понял, что сейчас его вырвет.

Сильная рука схватила его за плечо и перевернула на живот. Тот самый, нечесаный эльф смотрел на него с любопытством хищника, впервые увидевшего новую жертву. Под его взглядом Пораджа затрясло. В глазах врага светился ум, но было там и кое-что еще. Словно разум его присутствовал в нескольких местах одновременно, и его глазами на мага смотрели несколько существ сразу.

Эльф заговорил. Порадж не удосужился выучить эльфийский и потому не понял ни слова. Эльф положил одну руку ему на голову, а другую — на грудь. Потом он глубоко вздохнул и кивнул, сказав что-то еще, вновь кивнул и отошел. Его место заняла эльфийка.

Эта держала в руках окровавленные клинки.

Эсток повел звенья налево, через территорию складов, в обход топи, намереваясь выйти к берегу и уже оттуда пробраться в гавань. С ним отправились и две резервных тройки. Остальные же двинулись по главной дороге и растворились в лабиринте переулков, направляясь на свои исходные позиции.

Катиетт повела главные силы по темным полям, где уже заколосились зерновые. Такаар шел первым, прокладывая путь. Там, где посевы редели, над первыми домами Фрай-Ултан, района, населенного в основном фермерами и сельскохозяйственными рабочими, вздымались четыре столба дыма, что означало — Верховная жрица Шорта по-прежнему находится в своем храме.

Катиетт спросила себя, а остается ли Ллирон на свободе или томится взаперти в одной из келий в подземелье храма. Тех самых, что предназначались для эльфов из смешанных кланов, дабы оценить их пригодность или непригодность для службы. Хотя, не исключено, она уже мертва. Но почему-то Катиетт сомневалась в этом. Ллирон не преминула бы указать на то, что в отсутствие Верховной жрицы Шорта среди эльфов было бы невозможно поддерживать хотя бы подобие порядка. Людям не нужны были бунты; им требовалось повиновение.

Храмовая площадь выходила к лесу на юго-восточной окраине города. Путь экспансии зеленой растительности преграждала река Икс, текущая средь обрывистых берегов на протяжении двух миль. Выше по течению располагался Олбек-Райз, а ниже — стремнина Ултан-бридж. А здесь, прямо напротив площади, через нее был устроен переход, известный под именем Сенсерии-Апроач. Это было величественное деревянное сооружение, которое обожали пилигримы и путешественники, поскольку оно обеспечивало прямой и кратчайший доступ из леса на площадь.

По преданию, первые Сенсерии или те, кто впоследствии стал таковым, воспользовались этим маршрутом, дабы спастись от преследования в своих деревнях и городах, расположенных в глубинах тропического леса, и обрели пристанище в объятиях Шорта. Легенда была красивой, но Катиетт предпочитала считать, что первые Сенсерии появились на свет в результате смешанных браков в трущобах Баньяна и Валемира в западной части города, и от них, нелюбимых и нежеланных детей, попросту избавились, отдав их на воспитание в храм Шорта.

— Хотела бы я знать, что с ними сталось? — вслух пробормотала она.

— С кем? — полюбопытствовал Графирр.

— С Сенсерии, — ответила она.

Теперь они шли по самому краю поля, скользя, словно призраки, меж колосьев. Внезапно Такаар резко замедлил шаг. Катиетт издала трель стрижа, подавая знак остальным. ТайГетен, шедшие за ней, замерли на месте.

— Они бы нам сейчас не помешали, — заметил Графирр.

— Если только они не остались верными Ллирон, — отозвалась Катиетт.

— Что бы там ни думала себе Пелин, у них фактически не было выбора, — добавила Меррат.

Они подобрались вплотную к Такаару, который присел на корточки вместе с Марак и Ауумом. Катиетт буквально кожей ощущала тревогу своих воинов. Их недоверие к своему бывшему архонту. Но на сей раз Такаар ничего не бормотал себе под нос. Катиетт знаком приказала Тай опуститься на корточки и затаиться. Стены храма Орра были уже совсем близко. Эльфов отделяли от них двадцать шагов по открытому месту и сточная канава. Такаар заговорил.

— Они установили заклинания по всему периметру и вдоль всего моста с наружной стороны перил. Они стоят на стенах и, скорее всего, на крышах Аппоса, Орра и Гиал. А вокруг Шорта я ничего не вижу. Мы слишком далеко.

— А перепрыгнуть через них нельзя? Или пройти насквозь? — спросила Катиетт.

— Только не здесь. Ловушки слишком хорошо расставлены. Подозреваю, что они стянули всю стражу к центральным улицам и площадям, а заклинания здесь оставили в качестве раннего предупреждения.

— Ну и как же мы попадем внутрь? — осведомилась Катиетт.

— Нам придется идти прямо по Тропе Инисса, — ответил Такаар.

— Это здорово осложнит нам незаметное проникновение. А почему не попробовать с другой стороны площади?

— Ты думаешь, что от этого что-либо изменится?

Катиетт в упор взглянула на Такаара.

— Подождем, пока не начнет Эсток. А потом пойдем и мы.

Глава 38

Держись подальше от ula, который уверяет, что не испытывает страха в бою.

Корсаар выглянул из-за конька островерхой двускатной крыши дома, стоявшего прямо напротив казарм гвардии Аль-Аринаар. Сердце гулко стучало у него в груди. Именно оно заставило его отправить двух гонцов к Эстоку с приказом задержать его атаку, если только они успеют к нему вовремя.

— Здесь что-то не так, — прошептал он. — Что они делают?

Сотни людей заполонили учебные полигоны и плацы казарм гвардии. Во всех окнах горел свет. Корсаар видел, как солдаты раз за разом повторяют упражнения, а маги отрабатывают взаимодействие с небольшими отрядами мечников. Оглянувшись назад, на Тропу Инисса, которая спускалась под гору, он заметил протянувшиеся вдоль нее цепочки огней. Там были видны сотни и тысячи факелов.

Огни тянулись до самой гавани, заворачивая и в каждый квартал города. Отсветы факелов дрожали на скатах крыш. А под факелами вдоль улиц и переулков выстраивались солдаты. Эльфы знали, что в городе введен комендантский час, но сейчас на их глазах происходило нечто совсем иное.

— Это похоже на тюрьму, — предположил Эвераш, заместитель Корсаара.

— Хуже. Похоже, что никто из них не спит и спать не собирается, а ведь уже полночь.

— Катиетт говорила, что они будут ждать нас.

— Но не до такой же степени, — возразил Корсаар. — Они готовы к отражению атаки, верно? Готовы все до единого.

На крутой скат крыши вместе со своими Тай поднялся Тринн. Корсаар заметил выражение его лица раньше, чем тот покачал головой.

— Дело плохо, Корсаар. Мы шли и по земле, и по крышам. Они повсюду. Все кварталы города обнесены кордонами. Мы полагаем, что где-то по периметру установлены и заклинания, но стражу солдаты несут вперемежку с магами. Мы не видели ни единого эльфа. И огни горят только те, которые зажгли люди. Что происходит?

— Не знаю. Но мы очень быстро можем вляпаться в крупные неприятности. Нужно предупредить Катиетт. Они…

Внизу, в доках, вдруг вспыхнуло яркое зарево. Во дворе казарм коротко зазвучали приказы. По меньшей мере сотня солдат с магами поспешно выбежали с плаца в направлении гавани. Корсаар выругался.

— Тринн, бегом к Эстоку. Скажи ему, пусть как можно быстрее уходит оттуда. Возвращайтесь в лес. Я иду на площадь. Все это может плохо кончиться.

На севере вспыхнуло зарево заклинания. Катиетт подала сигнал подтянуться. Позади раздался топот марширующих ног, а со стороны казарм, находящихся ниже по улице, донеслись крики. Впереди уже показался двойной проход на храмовую площадь. Тропа Инисса разветвлялась, огибая с обеих сторон храм Сефу, уходя налево мимо низких, выкрашенных в темный цвет стен Аппоса и направо, мимо красочных фресок и живого камня Туала.

Солдаты охраняли оба прохода, а на лужайках вокруг костров и походных котлов сгрудились остальные. Маги и мечники. Теперь пробраться мимо них к храму Шорта без боя было невозможно, и план изменился с тайного проникновения на стремительное. Если они сумеют убрать охрану до того, как поднимется общая тревога, то смогут попасть внутрь и убраться оттуда без особых проблем.

Сорок пять ТайГетен разделились на два отряда и двинулись налево и направо. Они подобрались к самым стенам храмов, держась в тени и оставаясь невидимыми для врагов. Расстегнули сумки с метательными полумесяцами. Вынули из ножен короткие мечи. Размяли руки и ноги. Вознесли молитвы и нанесли маскировочную краску.

— Идем быстро, пригибаясь, — прошептала Катиетт, — чтобы не представлять собой легкую цель для магов. Марак, не задерживайся здесь. Ты знаешь, что должна сделать.

С противоположной стороны улицы донесся треск цикад. Левый отряд готов. Катиетт подала стрекочущий сигнал в ответ. Выждала несколько мгновений. Люди не всполошились и не насторожились. Катиетт испустила трубный возглас паукообразной обезьяны, и ТайГетен с двух сторон хлынули на храмовую площадь.

Прямо перед ними в немом удивлении застыли мечники, но быстро опомнились, рассредоточившись и криками предупреждая товарищей об опасности. В воздухе прошелестели двадцать пять метательных полумесяцев. Убийственные лезвия мгновенно преодолели небольшое расстояние. Металл вгрызался в кожу и плоть, вспыхивал искрами, ударяясь о сталь. Люди завопили от боли.

Один попытался присесть, но оказался недостаточно проворен, и летящая смерть угодила ему прямо в лоб. Еще трое погибли на месте, когда клинки врубились им в шеи и лица. Полумесяцы высекали искры из стены, рикошетом отлетали от металлических доспехов, вонзались в живот, грудь и руки.

Ауум бросился вперед. Он прыгнул, сделал сальто и перелетел через разрозненную шеренгу людей. Марак и Такаар последовали его примеру. Еще в воздухе он взмахнул клинком, и тот врубился в шею незадачливого вояки. Приземлившись, Ауум перекатился и вскочил на ноги, слыша, как ТайГетен за его спиной смяли оборонительные порядки, а он устремился дальше, уводя товарищей к лужайкам, на которых вокруг костров грелись маги.

Со всех сторон к нему, от него и наперерез ему бежали люди. Зазвучали приказы. Он видел, как маги выстраиваются за спинами своих защитников и опускают головы на грудь, начиная составлять заклинания. Ауум побежал еще быстрее. Но Такаар промчался мимо него так, словно он стоял на месте. Скорость его была невероятной и невозможной. Он мчался к магам. Мастер перепрыгнул через костер и пропал из виду.

Ауум поспешил ему на помощь, обойдя пламя слева. Такаар прыгнул, перевернулся в воздухе и нанес страшный удар первому магу в висок. Тот рухнул, как подкошенный. Такаар приземлился на обе ноги и заработал кулаками. На землю повалился второй маг, лицо его было обезображено до неузнаваемости, а грудь пробита в нескольких местах.

Ауум скользнул по земле, целясь в ноги третьему магу, который уже поднял голову, готовясь пустить в ход заклинание. Выпрямляясь, Ауум ударил его ногой в лицо, кулак его врезался в челюсть четвертому магу, а клинок вонзился в его незащищенный живот. Справа от него мимо костра пробежали его воины.

— Луки, — приказал Ауум.

Впереди показались маги. Звенья, наступавшие на левом фланге, взяли их на прицел. К ним по лужайкам, от оборонительных постов по периметру площади, бежали мечники. Марак коснулась плеча Ауума.

— Храм.

Ауум последовал за ней. Позади них основные силы ТайГетен вступили в бой с людьми и магами на лужайках. В воздухе засвистели метательные полумесяцы. Прямо перед Ауумом стальное лезвие перебило лук и вошло в горло лучнику. С флангов на площадь ворвались остальные воины ТайГетен.

Слева маг ударил заклинанием. Оно оторвало троих ТайГетен от земли и с силой впечатало их в стены храма Орра на противоположной стороне площади. Маг вновь принялся выделывать пассы, но недостаточно быстро. Клинок кого-то из ТайГетен взлетел и опустился, отрубив ему руку по плечо, а обратным движением вскрыв грудь.

Ауум мчался вслед за Марак и Такааром к храму Шорта. Двери его прятались в глубокой тени, почти наверняка крепко запертые изнутри на засовы. Их охраняли стражники, готовые принять бой, но явно нервничающие. Впрочем, Марак не собиралась вступать с ними врукопашную. С ними разберутся другие. Она спрыгнула вниз, в утопленный нижний сад, и быстро полезла вверх по виноградным лозам, что обвивали боковые и заднюю стену сплошным ковром.

Аууму всегда хотелось взглянуть на храм сверху вниз. Увидеть голову статуи, лежащую лицом кверху, в макушке которой были устроены главные врата. Пробежаться по рукам, заканчивающимся кистями, пальцы которых как будто царапали землю. Храм заканчивался на уровне пояса статуи. Согласно первоначальному замыслу, фигура бога должна была иметь еще и ноги, но на площади для них попросту не хватило места.

Очередной причудливой архитектурной особенностью Шорта было почти полное отсутствие окон. Главные врата пропускали внутрь свет, которые рассеивался по храму с помощью системы зеркал и выкрашенных в белый цвет внутренних стен, но в остальном строители постарались как можно точнее придерживаться строения эльфийского тела. Так что помимо немногочисленных световых шахт, прорубленных над комнатами для размышления, лишь на кончиках пальцев под ногтями и, разумеется, в глазах наличествовали настоящие окна.

Ауум повернулся, чтобы взглянуть на лужайки и город за ними. Схватка почти закончилась, но в воздухе сверкали заклинания. Он нахмурился, чувствуя, как по телу его пробежала холодная дрожь.

— Они ждут, что мы атакуем двери, — обронила Марак.

Ауум опустился на колени и прижался лицом к оконному стеклу в левом глазу бога. По всему огромному залу Шорта были расставлены солдаты. Заметил он и нескольких жрецов. Они занимались своими повседневными делами. Аномалия нормальности. Он спросил себя, кому они придут на помощь, а кому станут препятствовать, если дело дойдет до этого.

— Готовы? — спросила Марак.

— Здесь высоко, — отозвался Такаар.

— Почти как прыгать с верхних ступеней шахты, — сказал Ауум. — Зато внизу ждет благословенное приземление.

— Где Катиетт? — поинтересовался Такаар.

— Производит генеральную уборку на площади, но скоро присоединится к нам, — ответил Ауум.

Марак, Ауум и Такаар отступили на шаг, разбежались и ногами вперед прыгнули вниз через глаза Шорта.

Катиетт успела заметить их прыжок и поняла, что опаздывает. Она обежала последний костер. Возле него стояла группа из трех магов, которых защищали столько же мечников. К ней присоединились Графирр и Меррат. С левой стороны на помощь спешили Тай Дравина. Справа — тройка Акклана. Катиетт метнула полумесяц. Он ударился о невидимый щит перед солдатами и отскочил. Она заметила, как при этом скривился от боли один из магов.

Солдаты, похоже, не знали, в какую сторону смотреть в первую очередь и как защищаться. Один из них обернулся и закричал на магов.

— Рассыпаться! — крикнула Катиетт. — Следите за руками.

Три звена бросились врассыпную. Сама же Катиетт устремилась прямо на мечников, на бегу выхватывая второй клинок. Воины, стоявшие перед нею, вдруг присели на корточки, а стоявший позади них маг поднял голову и раскинул руки в стороны, ладонями кверху.

— В стороны! — во всю силу легких заорала она, бросаясь вправо.

Заклинание мага с воем пронеслось над площадью. Мириады кристаллов льда обрушились на Тай Дравина. Острые, как бритва, осколки пробивали одежду насквозь, впиваясь в кожу и рассекая лица, глаза, шеи и щеки. Дравин закричал, закрыл лицо руками и пошатнулся. Лед ободрал плоть у него на руках, обнажив кости быстрее, чем это сделала бы стая голодных пираний, и он ничком рухнул на землю.

Его братья по звену распластались рядом с его изуродованным телом, и из сотен порезов у них хлынула кровь. Плоть свисала кровавыми ошметками. Там, где их жалкую защиту пробили крупные осколки, зияли глубокие рваные раны.

Но месть Акклана была быстрой и жестокой. Его звено прорвалось к группе магов с тыла. Его мечи сверкнули в свете костра, и маг, бросивший заклинание, лишился головы. Обезглавленное тело неловко сунулось вперед. Тройка эльфов в мгновение ока разделалась с остальными магами. Тем временем стоявшие впереди мечники с трудом выпрямились, отпихнув в сторону тело обезглавленного мага.

Первый из них поднял голову. Сапог Катиетт размозжил ему нос. Она опустила ногу и нанесла новый удар, в голову, а потом и в шею, вколачивая его в землю. Упав на него сверху, Катиетт пустила в ход клинки, пронзив ему горло и сердце. Меррат оттащила ее в сторону. Графирр и Акклан прикончили остальных.

— Все кончено, — сказала Меррат. — Дело сделано.

Катиетт подбежала к Дравину и упала рядом с ним на колени. Он еще дышал.

— Ему нужна помощь, — крикнула она.

Но, перевернув его на спину, Катиетт поняла, что ему уже ничем не поможешь. Плечи ее бессильно поникли. Узнать Дравина было почти невозможно. Он попросту лишился большей части лица. Глаза его смотрели на нее кровавыми провалами, а губы были разорваны в клочья. Из горла у него толчками била кровь, а сквозь обрывки кожи на щеках проглядывали скулы.

— Лежи спокойно, брат мой, — сказала она. — Помощь уже идет.

— Лгунья, — выдавил Дравин, и на губах у него выступила кровавая пена. — Что ж, по крайней мере, моей душе не придется долго искать Шорта.

Слеза Катиетт упала ему на скулу. Она наклонилась и поцеловала его в лоб, ощутив на губах соленый привкус крови.

— Да. Спи. Инисс призовет тебя к себе. Ты нужен ему в другом мире.

Дравин улыбнулся, и голова его упала на плечо. Катиетт выпрямилась во весь рост и обвела взглядом лужайки, которые были усеяны трупами солдат, запятнавшими их своей кровью. В свете костров лица ее сподвижников осунулись и помрачнели при виде того, что стало с Дравином. Она вытерла окровавленные руки о штаны, нагнулась и подняла с земли свои клинки.

— Тащите трупы людей к краю площади. Используйте их, если понадобится привести в действие заклинания, чтобы освободить пути к отступлению. Акклан. Твои Тай идут на крышу. Смотри по сторонам. Не давай нам потерять друг друга. Все остальные. Разобрались на тройки. Затаились. Ни одна из этих тварей не должна пробраться сюда. Никакой пощады. Отправляйте их прямиком к Шорту. Он наблюдает за нами, и они будут вечно гореть в аду. Меррат, Графирр. За мной.

Эсток одним прыжком взлетел на накрытые парусиной ящики. Пробежав по ним до дальнего конца штабеля, он перевернулся в воздухе и приземлился прямо перед своей следующей жертвой. Его клинки пропели песню смерти, вспарывая кожаный доспех и глубоко входя в грудь. Откинувшись назад, он ударил солдата ногой в колено и почувствовал, как оно сломалось. Эсток шагнул в сторону и позволил ему упасть.

Он обернулся. Задание было выполнено. Диверсия. Бойня. Здесь, в доках, их ждали семьдесят солдат. Против пятнадцати ТайГетен. Но исход мог быть — и всегда будет — только одним. Эсток подозвал к себе свои звенья. Они потеряли двух бойцов. Он вознес молитву за их души и порадовался победе.

Но тут позади раздался топот бегущих ног, и он резко развернулся.

— Тринн. Ты опоздал к веселью. Стыдись.

Но Тринн даже не улыбнулся в ответ.

— Они идут сюда. Их сотни. Мы должны уходить. Немедленно.

— Откуда они…

— Они были готовы. Они ждали нас, вооружившись и отработав свой маневр. Эсток, пожалуйста. Мы должны вернуться в лес.

Эсток почувствовал, как улетучивается радость победы. Но он не уйдет отсюда просто так. Не убежит, поджав хвост, как какой-нибудь насмерть перепуганный зверек. Как Такаар.

— Нет. Мы можем сражаться. Мы можем победить. Взгляни, что мы сделали здесь.

Но Тринн лишь покачал головой.

— Сделай так, как просит Катиетт. Твоя задача выполнена. Идем.

Тринн развернулся и в сопровождении своей тройки побежал обратно к берегу и топи Кирит-Марш. Звенья Эстока выжидательно смотрели на него. Кое-кто уже последовал за Тринном.

— Мы должны ослабить их. Доказать, что можем победить их, — сказал он.

Эсток услышал слитный топот ног — кто-то шел сюда маршем. Нет, бегом. Он доносился со стороны разрушенного склада капитана порта. Одна из воинов ТайГетен побежала туда, чтобы рассмотреть все получше, но очень быстро вернулась назад. Эсток, не веря своим глазам, всматривался в темноту. Тринн был прав. Сотня солдат или даже больше. Мечи и заклинания. Он выругался. Они заполнили все пространство доков, направляясь прямо на ТайГетен.

— Эсток?

Эсток взглянул в ту сторону, где уже скрылся Тринн. Путь к отступлению был отрезан.

— Мы не можем привести их к Катиетт. Тай, мы будем сражаться до конца.

Над их головами разорвались первые заклинания.

Ауум приземлился на мраморном полу в водопаде осколков. Присев, он упал на бок и перекатился, гася инерцию прыжка. Выпрямился он уже за гранью круга. Люди, не веря своим глазам, в изумлении таращились на него. Рядом приземлились Такаар и Марак.

— Куда? — коротко бросил Ауум.

— Сначала в левое крыло, — ответила Марак. — Пошли.

Не обращая внимания на стражу и жрецов в большом зале, трое ТайГетен развернулись и побежали в заднюю часть храма. Позади них с опозданием раздались крики. Призыв к действию и к оружию звучит почти одинаково на любом языке. Такаар возглавил процессию, и, с его-то скоростью, быстро оторвался от остальных. Свернув за угол, в коридор левого крыла храма Шорта, он вдруг резко затормозил и попятился, одной рукой показывая вдаль, а другой совершая едва заметные круговые движения.

Ауум и Марак побежали налево, миновав по пути жреца, скорчившегося у колонны. А Такаар продолжал пятиться назад. На него наступали пять человек, держа в руках обнаженные мечи. Но Гарана среди них не было.

— Шорт напомнит вам, — сказал Такаар, — что ТайГетен никогда не остается один.

Марак заскользила по полу, Ауум прыгнул, а Такаар рванулся вправо. Марак подсекла подножкой первого солдата, сбив его на пол. Ауум перелетел через упавшего и на лету ударил ногами в голову его соседа, после чего врезался головой в лицо третьему.

На стену в углу плеснула кровь. В воздух взлетел клинок Такаара, уже окрашенный красным, и вновь опустился. Ауум приземлился между двух сбитых им людей. Первый уже не двигался. Второй очумело тряс головой, так и не придя в себя. Ауум схватил его за волосы и трижды ударил лицом о каменный пол. Из-под его головы стала быстро расползаться темная лужа крови.

Троица ТайГетен вскочила на ноги и помчалась дальше, едва только закончилась скоротечная схватка. Стражники, бежавшие за ними сзади, так и не успели догнать их.

— Вверх по лестнице, — сказала Марак.

— Почему? — спросил Ауум.

— Там находятся лучшие жилые помещения.

Лестницы были расположены с правой стороны и в конце крыла, там, где стены смыкались с пальцами. Марак побежала по первому пути, перепрыгивая через две ступеньки, повернула на лестничной площадке и, не останавливаясь, взлетела на второй этаж. Ауум едва не наступал ей на пятки, ну а Такаар не отставал от них обоих.

В коридоре одна за другой с грохотом захлопывались двери. Последняя вела в панорамную комнату, устроенную в пальцах, с окнами, выходящими на тропический лес и Ултан.

— Здесь легко угодить в ловушку, — заметил Такаар.

— Мы начнем с дальнего конца. Мы знаем, что там кто-то есть, а выбраться оттуда иначе чем через окна невозможно, — ответила Марак. — Бежим беззвучно.

Хотя с обратной стороны к каждой двери могли прижиматься любопытные уши, это не имело уже никакого значения. ТайГетен бесшумно заскользили по деревянному полу. Как и в лесу, преследуя тапира или обезьяну, они не могли позволить себе шуметь.

Марак жестом показала, чтобы Ауум и Такаар разошлись в стороны. Пробежав последние несколько шагов, она упала на бок, проехала по полу и с силой ударила ногами в нижнюю крестообразную стяжку. Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. Над головой у нее засвистели стрелы, отскакивая от стен и беспомощно подпрыгивая на полу.

Ауум и Такаар метнули в проем двери свои стальные полумесяцы. Марак уже вскочила на ноги. Метательные звездочки в цель не попали, но свою задачу выполнили. Лучники пригнулись. Марак взмахнула своими клинками слева направо перед собой, перерубив луки в руках двух стрелков.

Оба попятились и потянулись за ножами. Ауум и Такаар ворвались в комнату вслед за нею. Мужчины переглянулись и подняли руки, сдаваясь. Ауум покачал головой. Его меч стремительно рванулся вперед, войдя первому солдату в левый глаз, в стиле гаронинов, и пронзив ему мозг. Марак проткнула насквозь второго.

Ауум обернулся, оглядывая комнату. Она была пуста, если не считать двух iads. Иниссулы. Одна из них во все глаза смотрела на Такаара, и он, не дрогнув, встретил ее взгляд.

— Ты, — сказала она.

Глава 39

Раскрывая объятия другу, с которым давно не виделся, ты идешь на риск, пока не узнаешь, где он пропадал столько времени.

— Ты должен признать, что он очень умен.

Гаран поддел носком сапога тело одного из эльфов, переворачивая его на спину. Там, где ожоги не уничтожили ее, маскировочная краска осталась неповрежденной. Но в остальном лицо было сожжено напрочь. Должно быть, перед самой смертью жар от многочисленных шаров и капель огненного дождя был невыносимым. Ливень получился весьма зрелищным. А маги сработали аккуратно, сохранив большую часть пустых ящиков, которые были замаскированы под съестные припасы.

Гаран кивнул.

— Я сомневался не в его уме, Келлер, а лишь в его способности планировать и осуществлять военные операции. Но, похоже, он учится на ходу. Но я по-прежнему не согласен приносить в жертву столько своих людей ради столь малого количества их.

— Это простая математика, Гаран. Простые уравнения и допустимые потери.

— Я запомню твои слова и обязательно включу их в письма с соболезнованиями семьям погибших.

— Он ведет эту войну к быстрому и победному концу. И меня, например, это радует, потому что скоро я смогу вернуться домой.

— Не торопись укладывать вещи, — посоветовал ему Гаран. — Мы с ними еще не покончили, и даже здесь их осталось еще предостаточно.

Келлер принялся раскачиваться с носка на пятку, и глаза его затуманились. Губы его шевелились, но с них не слетало ни звука. Гаран ждал. Когда начиналось Общение, больше ему ничего не оставалось. Келлер хмурился, сжимая и разжимая кулаки. Контакт был недолгим, и, когда он закончился, Келлер занервничал.

— Быть может, он вовсе не так умен, как мы полагали. ТайГетен проникли в храм.

* * *

— Да, — подтвердила Марак. — Он.

Марак приставила кончик своего клинка к горлу Ллирон. Верховная жрица подняла голову, не сводя глаз с Такаара.

— И еще он очень неуравновешен, — сказала Марак. — Склонен к внезапным перепадам настроения и непредсказуемым поступкам. Так что, cascarg, лучше тебе заговорить.

— Заговорить? — Ллирон с трудом оторвала взгляд от Такаара. — Вы пришли сюда не для того, чтобы убить меня?

— Ты льстишь себе. Мы пришли за главным из людей, а не за iad, которая предала нас. Ты нам не нужна. Пока. Можешь считать это отсрочкой своего приговора.

— Жителям Исанденета нужна жрица Шорта, — обронил Такаар.

— Как и защитник гармонии? — подхватила Ллирон.

Такаар нахмурился.

— Она не права. Но я здесь — не главный. Я вернулся только для того, чтобы помочь. Не возглавлять. Не вести за собой. Я предложил лишь пару рук в помощь. Это причиняет одни только неудобства. Я опять ошибся. Но зато я могу наносить удары, как тайпан, и убивать, как пантера. Я могу быть полезным. Да.

Ауум смотрел, как Ллирон понемногу отклоняется от клинка Марак и бормотаний Такаара. Марак склонила голову к плечу.

— Убивать, как пантера, — повторила она. — Итак, ты готова говорить?

Ауум перенес внимание на вторую iad в комнате. До сих пор она хранила молчание, с открытым ртом и немым изумлением в глазах наблюдая за происходящим. Силдаан выглядела разбитой и сломленной. Куда-то подевалось выражение неизменного высокомерия и растущего могущества. Его сменила тупая покорность судьбе, нарушить которую не смогло даже появление ТайГетен.

— Где Гаран? — требовательно спросил Ауум.

Силдаан подняла голову и взглянула на него. Она явно не собиралась говорить ничего. Сидевшая рядом Ллирон сухо рассмеялась.

— Гаран? Он в казармах. Там, где живут солдаты. А какое вам до него дело?

— Как я уже сказала, нам нужен главный!

Ллирон вновь рассмеялась, и Марак вновь уперла кончик клинка ей в горло.

— Так вы ищете Гарана? Но он — отнюдь не главный здесь. Бедные глупцы, зачем вы пришли сюда? Вы ведь и впрямь не имеете ни малейшего представления о том, какая сила прибыла к нашим берегам, не так ли? Отныне для эльфов Исанденета все кончено, и то же самое вскоре случится и с жителями Толт-Аноора и Денет-Барина.

— Все, что вам остается — бежать в лес. Спрячьтесь в самом темном его уголке и ждите неизбежного конца. Сюда пришли люди. Здесь властвует магия. И вам уже не остановить ее.

Ауум увидел, что Марак заколебалась. Теперь он понимал причину отчаяния и опустошенности Силдаан. И его ненависть к ней лишь усилилась.

— Итак, кто же у них главный? — требовательно спросил он. — Нас не интересует, как его зовут. Он нам нужен. Нет человека настолько быстрого, чтобы одолеть воина ТайГетен.

Силдаан встретилась с ним взглядом, и да хранит его Инисс, если он не прочел в ее глазах жалость.

— О, Ауум. Как часто ты бываешь прав и как сильно ошибаешься сейчас. Прошу тебя, беги отсюда, пока у тебя еще есть такая возможность.

В ее голосе прозвучало нечто такое, отчего по спине у Ауума пробежал холодок.

— Что вы натворили? Кого вы привели на нашу землю?

— Мы, как и все вы, живы только до тех пор, пока можем быть полезными, — ответила Силдаан.

— Силдаан! — резко бросила Ллирон. — Довольно.

— Почему? — спросил Ауум. — Почему вы не хотите рассказать нам всего?

Силдаан не успела ответить ему. Такаар застонал. Он пошатнулся и неуверенно попятился, держась за голову, потом согнулся пополам и повалился на пол. Его вырвало на дубовый пол, и он забился в конвульсиях.

И Ллирон, и Силдаан вскочили со своих мест и отпрянули от него, пока он извивался на полу и пытался что-то выкрикнуть, но челюсти у него сводило судорогой.

— Что происходит?

— Магия, — ответил Ауум. — Вот что. Причем ее много и сразу. Или здесь, или внизу, в доках.

За окнами заиграли всполохи огней. Марак подбежала к двери и распахнула ее. Ауум, стоящий на коленях подле Такаара, вдруг увидел весь коридор, до самого конца. Он был пуст, но снизу доносился шум схватки, который постепенно приближался. В храм прорвалась Катиетт.

В середине коридора распахнулась дверь, и из нее вывалился какой-то ula. Врезавшись в стену напротив, он повернулся и ткнул пальцем в сторону комнаты.

— Я никогда не соглашусь на это. Это совсем не то, что мы планировали. Как ты можешь поощрять подобный геноцид?

Мужчина присел. В стену, в то место, где только что находилась его голова, врезалась стрела. Он посмотрел направо, потом налево, заметил Марак у дверей и побежал к ним. Ауум зарычал и выпрямился.

Хитуур.

Жрец-предатель ласточкой, головой вперед, прыгнул в комнату.

— Закройте дверь. На засов. Пожалуйста.

Из комнаты появились еще какие-то люди. Марак с грохотом захлопнула дверь, подбежала к тяжелому креслу и подтащила его к двери. Ауум обрушился на Хитуура.

— Cascarg. Ты убил моего Джаринна. Ты убил нашего Верховного жреца. Добро пожаловать на свою казнь.

— Нет. О чем ты говоришь? Это сделали люди. Люди и их магия. Я любил Джаринна.

Хитуур попытался вырваться и отползти прочь, но Ауум был слишком силен для него. Он наступил на горло Хитуура обутой в сапог ногой и надавил.

— Лжец. Олмаат видел все. Олмаат выжил.

Глаза Хитуура испуганно расширились. Он забулькал горлом, пытаясь вытолкнуть наружу слова. Ауум придавил ему шею чуточку сильнее. Марак подтащила к двери еще одно кресло. Такаар за их спинами еще стонал, но уже тише — мастер явно приходил в себя.

— Пожалуйста, — прохрипел Хитуур. — Иначе умрут еще многие тысячи эльфов.

— Я готов стать одним из них, только чтобы увидеть, как твоя душонка испытает на себе вечное проклятие Шорта, — сказал Ауум.

— Я. Заслужил. Это. Пожалуйста. Ты можешь помочь им.

Дверь содрогнулась от удара. Марак всем телом навалилась на нее, крикнув Силдаан, чтобы она помогла ей. Но та не шелохнулась.

— Ничего им не говори, Хитуур. Ничего, — приказала Ллирон. Ауум расслышал ее слова, метнул на нее убийственный взгляд и убрал ногу.

— Говори. Говори сейчас же. Ллирон не сможет причинить тебе зла. А я могу.

— Хитуур, — вновь предостерегла жреца Ллирон.

— Замолчи. Заткнись. Ты пытаешься спасти собственную шкуру. Но уже слишком поздно.

Ллирон поднялась на ноги, но Такаар загородил ей дорогу и толкнул обратно в кресло. Дверь вновь содрогнулась. На этот раз удар оказался куда сильнее. Кресла со скрипом поехали по полу. Марак опять подперла ими дверь.

— Всем командует очень могущественный человек. Лорд-маг. Он расчленил город. Разделяет кланы.

— Ага, — сказал Ауум. — Можете радоваться. Ведь именно этого вы и хотели, не так ли? Восстановления старого порядка.

— Истормун, так зовут лорда-мага, расчленяет город не для того, чтобы восстановить прежний порядок. Он делает это, потому что намерен уничтожить те кланы, которые, по его мнению, не принесут ему пользы.

Ауум отшатнулся от Хитуура и ошеломленно взглянул на Марак, дабы удостовериться, что не ослышался. Хитуур озвучил страх, который жил в душе каждого эльфа. Потерять клан — все равно что лишиться бога.

— Он полагает, что аппосийцы и орраны могут ему пригодиться. А вот иксии, гиалане и иниссулы — нет. И не только здесь, — продолжал Хитуур. — По всему Калайусу. В каждом городе, в каждом поселении. Мы… мы спасли архивы. Теперь у него есть все, что ему нужно.

Дверь, кресла и Марак отлетели в сторону, словно их небрежно отшвырнул сам Иниссул. Марак врезалась в стену под окном. Кресла ударились о каменную кладку и разбились в щепки. Ауум вскочил на ноги, выставив перед собой меч. Хитуур остался лежать на месте, слабо скуля. Штаны у него в паху потемнели.

В комнату широким шагом вошел человек. Это мог быть только Истормун. Высокий. Сухопарый и костлявый, словно скелет, который обтягивало мясо, высохшее и превратившееся в сыромятную кожу. Наголо бритая голова. Ввалившиеся глаза, обрамленные темными кругами. Они были необычного изумрудно-зеленого цвета, и в них светилась лютая злоба. Одет очень просто. Серые брюки и кремовая рубашка. На ногах — светло-коричневые сапожки. Рядом с ним стоял лучник. А за их спинами виднелся Хелиас. Последний из предателей.

Истормун обвел их взглядом и вытянул руку. Из нее ударили черные нити, похожие на молнии, и впились в тело Хитуура. Жрец судорожно задергался, лязгнул челюстями, и откушенный язык вывалился наружу. Изо рта у него хлынула кровь. Одежда задымилась, и глаза его на краткий миг полыхнули пламенем, прежде чем с губ его сорвался истошный крик, и он замер в неподвижности.

Истормун прошел на середину комнаты, втягивая носом воздух, словно принюхиваясь. Едва удостоив Силдаан и Ллирон короткого кивка, он перенес все внимание на Такаара, который опять схватился за голову и упал на колени, когда Хитуура постигла страшная участь. Ауум взглянул на Марак. Та пошевелилась, но встать не смогла. Хелиас расположился за спиной лучника, который немедленно взял Ауума на прицел.

— В моем городе мы называем это пробуждением. Весьма болезненно, не так ли? — Голос Истормуна прозвучал едва слышным шепотом, но в нем слышалась такая скрытая сила, что Такаар поднял голову, чтобы взглянуть на него. — Часто, при неумелом обращении, оно приводит к смерти. Забавно, что подобного благословения удостоился один из вас.

Истормун протянул руку и возложил ее Такаару на лоб. Черты лица мастера мгновенно расслабились; боль ушла. Он глубоко вздохнул. Истормун убрал руку и вытер ее о брюки. Взгляд его переместился на Ауума.

— ТайГетен, — протянул он. — Впечатляющее зрелище. Достойный объект для изучения. Быть может, однажды я создам существо, которое станет соперничать с тобой.

Сила взгляда Истормуна была такова, что Ауум помимо воли сделал шаг назад, но тут же взял себя в руки и принял вызов, стараясь не моргать.

— Мы никогда не будем служить тебе.

— В этом нет необходимости, — ответил Истормун. Ауум напрягся, готовясь нанести удар, но лорд-маг лишь рассмеялся. — Уймись. Даже если лучник промахнется, то я — нет. Наслаждайся тем, что осталось от твоей жизни. Вложи свои клинки в ножны.

Ауум повиновался, сам не зная почему.

За мгновение до того, как разразился хаос, Хелиас что-то учуял, потому что уже двигался в тот момент, когда стрела сорвалась с лука и ударила в потолок, а лучник согнулся пополам и рухнул на пол. Истормун обернулся и шагнул к Катиетт и ее тройке. Марак с трудом поднялась на ноги. Такаар закричал. Ауум видел все происходящее, но не мог ничего поделать.

— Нет, Катиетт, нет, — кричал Такаар.

Но Катиетт не слышала его. Она быстро скользнула вперед по отполированным дубовым половицам и с силой ударила Истормуна по лодыжкам, отчего тот опрокинулся на пол. Меррат и Графирр развернулись, чтобы оборонять дверной проем от приближающихся солдат. Катиетт прыгнула сверху на Истормуна и прижала его к доскам, словно разъяренная медведица, не давая пошевелиться.

— Готово, — сказала она. — Я его держу.

— Убей его! — отчаянно закричал Такаар, выхватывая из ножен меч и бросаясь вперед.

— Нет. Внизу мне все рассказали. Он — тот, кто нам нужен. И он нужен нам живым. Помоги мне.

Истормун не оказывал сопротивления. Он всего лишь накрыл лицо Катиетт рукой и выпустил на волю свои черные молнии. Катиетт пронзительно закричала, когда лицо ее обуглилось, почернело и почти что превратилось в пепел. Такаар взвыл и упал на пол, снова держась руками за голову. Ауум бросился к Катиетт, которая билась в агонии. Тело ее дымилось. Волосы ее вспыхнули и загорелись чадным пламенем.

Марак обеими руками обхватила Ауума и потянула его назад.

— Нет. Стой. Ты ей уже ничем не поможешь. Ничем.

Меррат и Графирр отвернулись от дверей, где отбивали атаки солдат, и бросились на Истормуна, но его свободная рука выплюнула в них черные молнии, отчего по их лицам и кистям потекли темные слезы.

— Уходим! — отчаянно закричала Марак. — Уходим!

Катиетт была мертва. Тело ее было изуродовано до неузнаваемости и тлело, курясь дымом. Истормун встал и сцепил пальцы перед грудью, так что черные молнии плевались и шипели теперь в кольце его рук, словно в колыбели. Меррат и Графирр вновь сделали попытку атаковать его.

— Поздно, — сказал Истормун. — Слишком поздно.

Но тут из груды голых костей, с которых обгорело все мясо, протянулись черные ладони. Они схватили Истормуна за лодыжки. Потянули на себя. Опрокинули. Истормун упал, молнии в его руках погасли, а с губ его сорвался дикий вопль, издать который было не под силу ни одному живому существу. Хитуур обратил к Аууму свое безглазое лицо, на котором было написано одно-единственное отчаянное желание — умереть.

— Беги, — прохрипел он. — Беги.

Истормун уже поднимался на ноги, что-то бормоча себе под нос. Ауум увидел, как покачал головой Хитуур, когда Тай вновь решили было атаковать лорда-мага. Было нечто такое в этом движении, отчего кровь у него застыла в жилах. Марак кричала, призывая их убираться отсюда как можно скорее. Графирр и Меррат не сводили глаз с Истормуна. Такаар начал действовать.

Он скользнул по полу и подхватил тело Катиетт. В следующий миг он вскочил на ноги и бросился к дверям. Коридор впереди был битком забит солдатами. Такаар остановился и обернулся. Истормун улыбался. Силдаан и Ллирон испуганно помалкивали, скорчившись за спинками своих кресел. Графирр и Меррат сорвались с места, чтобы прикрыть Такаара. Но деваться им было некуда.

— Окно! — выкрикнула Марак. — Прыгаем!

Замешательство длилось лишь долю мгновения. Истормун разъединил руки. В дверном проходе возникли вражеские мечники. Ауум рванулся вперед. Он врезался в Такаара, который застыл на месте, выкрикивая имя Катиетт, обхватил их обоих руками и выпрыгнул в окно. Долей секунды позже за ним последовали Тай Марак и Тай Катиетт.

* * *

Такаар опомнился, когда оконная рама разлетелась под его весом, и оттолкнулся от Ауума. Он увидел, как черная молния лизнула оконный проем и побежала вниз по стене, воспламеняя краску и дерево. Его крутило и вертело в воздухе. В следующий миг он увидел быстро приближающуюся землю. Времени поджимать ноги уже не оставалось.

Такаар врезался в землю, выпустив из рук тело Катиетт. Приняв первый удар плечом, он свернулся в клубок, оберегая голову, и несколько раз перевернулся. Но сила инерции была слишком велика, и, на мгновение вскочив, он не удержался на ногах и снова упал, но теперь успел выставить перед собой руки, сделав кувырок вперед, и замер, сидя на корточках.

Такаар оглянулся на храм Шорта. Катиетт ошиблась в оценке происходящего, но при этом спасла ему жизнь. Спасла жизнь всем пятерым ТайГетен. На него обрушилась ужасающая боль. Она затопила все его существо и острой занозой вонзилась в сердце. Слова Истормуна лишь подтвердили то, что он уже и сам начал подозревать. В окнах появились лица. Ауум поднял его на ноги.

Яркий свет залил все пространство площади, и воздух содрогнулся от разрывов. По стенам храмов и лужайкам ударили заклинания. Такаар подошел к телу Катиетт и вновь подхватил его на руки. Он взглянул ей в лицо. Оно было обожженным и почти неузнаваемым. Когда он попытался убрать упавшую ей на лоб прядку волос, она рассыпалась прахом у него в руке. Он заплакал.

— Такаар.

— Оставь меня.

Идти ему больше было некуда. Перед ним была та, ради кого он вернулся. Она лежала у него на руках, украденная у него в тот самый миг, когда он обрел ее вновь. Любовь к Катиетт захлестнула душу и сердце. Он сделает для нее все. Он готов умереть ради нее.

Прошу прощения, что ты сказал?

— Нет. — Ауум крепко взял его за плечо и потащил к площади. — Ты нужен нам. На нас напали. Как ты там говорил раньше? Или предавайся бесполезной скорби, или сделай так, чтобы смерть тех, кого ты потерял, оказалась не напрасной?

Такаар поднял глаза на Ауума. Из пальцев Шорта в них полетели стрелы.

— Я не оставлю ее им. Она заслуживает лучшей участи.

— Тогда бери ее с собой, но идем. Нужно убираться отсюда.

К нему потянулись руки помощи. Такаар оглянулся. Меррат и Графирр. Марак шла рядом с Ауумом. Они впятером, покрытые синяками после падения, вбежали на площадь, оставив позади лицо Шорта, в котором не было окон. Марак бежала между Меррат и Графирром, шепотом утешая обоих, похоронив собственную скорбь глубоко в душе до лучших времен.

В воздухе с рычанием сталкивались шары коричневого и зеленого пламени. Лужайки охватило магическое пламя. Если на них и оставались тела, то теперь они обратились в пепел. Их пятерка старалась держаться поближе к краю, под прикрытием храмов, которые кольцом обступили площадь. Все охранные заклинания в проходах между храмами сработали. В небо били фонтаны пламени, которые заперли их, как в ловушке, внутри, а людей — снаружи.

Такаар поискал взглядом ТайГетен. Они оказались совсем рядом. Укрывающиеся в альковах и нишах храмов Туала, Сефу и Аппоса. Кое-кто уже поглядывал на подходы к Тропе Инисса. В сорока ярдах от них там виднелась плотная масса солдат. У Такаара упало сердце. Перед основными силами людей стояли маги, готовя одно заклинание за другим. Шум на площади оглушал. Чуть ниже по улице люди бряцали оружием, поднимая собственный боевой дух и вызывая их на поединок.

Марак подбежала к лидеру ближайшей тройки.

— Почему ты не ушла, Керрин?

— И оставила бы вас одних? — вопросом на вопрос ответила та.

Керрин посмотрела на Такаара. Увидела тело у него на руках и горько вздохнула, отказываясь верить своим глазам.

— Погибла архонт ТайГетен! — закричал Графирр. — Дайте волю своему гневу. Отомстите за ее смерть. Убивайте людей. Это они виновны в ее гибели.

— Нет, — подал голос Такаар и сам удивился тому, что сделал. Они услышали его, несмотря на шум, крики и рев пламени. Впрочем, он знал, что так и будет. — Мы не можем зря отдать свои жизни. Это будет означать, что и Катиетт тоже погибла напрасно.

— Но у нас ничего нет! — выкрикнула ему в лицо Меррат. — У нас нет заложника. У нас нет вожака, и нам отрезали путь к отступлению. Все, что нам осталось — мстить.

О, должно быть, ты наслаждаешься происходящим. Лучше и быть не могло, даже если бы ты постарался устроить это специально.

Такаар мельком взглянул на вражеские войска. Они находились от них не далее чем в тридцати ярдах и готовились к атаке. Маги отступали в тыл, за шеренги солдат. Кто-то должен был обратиться к ТайГетен, которые уже молились, прося богов о славной смерти.

Да. Поговори с ними. Обратись к ним со вдохновенной речью и обмани их надежды.

У Такаара разрывалось сердце. Или это только казалось ему? По лбу и по спине у него тек пот, а руки дрожали. Сейчас он видел перед собой только врагов. Они были близко, очень близко. Совсем скоро они накатятся на жалкую горстку, что противостоит им, погребут ее под собой, и с ТайГетен будет покончено навсегда.

Быстроногий эльф, эльф-одиночка, может еще и спастись. Никем не замеченным проскользнуть по куполам за храмом Туала. Здесь, на виду, останется достаточно глупцов, за которыми начнется настоящая охота. А в одиночку ты сможешь уцелеть. Но только если побежишь прямо сейчас. Брось этот труп, что баюкаешь в руках. Сделай это. Ты должен жить. Кто-то должен остаться в живых, чтобы сложить легенду о том, что произошло здесь. Ты, Такаар. Это должен быть ты.

Соблазнительно-мучительное предложение. Подняться наверх будет нетрудно. А в живых не останется никого, кто смог бы опровергнуть его версию событий.

Подумай о том, какую славную легенду ты сможешь сочинить. С твоим-то умом и воображением.

Такаар вышел вперед, оставив за спиной первую линию защитников, уже готовящихся к последнему бою. Его провожали взглядами. Недоверчивыми. Он уже предал их однажды. У ТайГетен долгая память, в которой не было места прощению. Позади них распахнулись врата храма. На ступеньках появились солдаты. Истормун был уже близко.

Такаар окинул взглядом предполагаемый маршрут бегства. Поднял глаза к небу. Там Гиал уже раскинула свой саван, закрывая от глаз богов разворачивающуюся бойню. Собирая тяжелые тучи. Ливень будет достаточно сильным, чтобы скрыть эльфа, пытающегося убежать от судьбы.

Такаар обвел взглядом шпили и стройные башенки храма Туала. Там вили гнезда птицы и присаживались отдохнуть обезьяны. Там в пределах города находили укрытие рептилии и насекомые.

Нет. Даже не думай об этом.

— Я же говорил тебе, что должен буду сделать выбор, — пробормотал Такаар. — Что ж, я его сделал.

Он поднял тело Катиетт на вытянутых руках над головой.

— Неужели вы позволите своему архонту, своей героине, отправиться к Шорту, зная, что гибель ее была напрасной? Десять тысяч ваших соплеменников лежат сейчас в своих постелях, даже не подозревая о том, что доживают последние минуты. Да-да, это правда. Их ждет страшная смерть от рук людей. Они будут уничтожены все до единого. Но мы не можем допустить, чтобы это случилось. Торговаться мы не в состоянии — значит, мы должны сражаться. Мы должны освободить наших братьев, тех, кого сможем. Даже одна спасенная жизнь — благословение для эльфийской расы и рана на теле людей. У нас нет защиты от магии, и потому мы должны нейтрализовать ее. Вы все знаете, что мы должны сделать.

— Мы — ТайГетен. Рожденные служить Иниссу и нашему народу. Но мы служим ему не для того, чтобы сложить свои головы и отправить несколько бесполезных душ к Шорту. Если придется, я сделаю это сам. Но я не оставлю наш народ погибать бесславной смертью. Только не в этот раз.

Такаар прижал Катиетт к груди, и мертвый груз ее тела и безжизненно повисшие руки и ноги пронзили ему душу, словно острым клинком. Он опустил ее на ступеньки паперти у арочного входа в храм Сефу, где дождь не попадет ей на лицо.

— Я не предам и не подведу тебя снова, любовь моя. Ни за что.

Я не верю своим ушам.

— Тогда ступай и выслушай кого-нибудь еще.

Такаар бросился вперед, прямо на многотысячную армию людей. И тридцать семь воинов ТайГетен в едином порыве последовали за ним.

Глава 40

Численное превосходство — это одно, а фактор неожиданности — совсем другое.

Истормун отвернулся от разбитых вдребезги оконных створок. Хитуур еще дышал. Лорд-маг небрежно шевельнул ладонью, и зигзаг молнии вонзился ему в лоб, поджаривая бывшему жрецу мозги. Уловив какое-то шевеление справа, он посмотрел в ту сторону.

— Я вижу, ты сумел спасти свою шкуру, Хелиас. Молодец.

Хелиас закивал головой в ответ, отчего стал похож на детскую игрушку, настолько униженно и жалко он выглядел в своей благодарности. Ллирон и Силдаан тоже не получили видимых увечий. Просто замечательно. Истормун быстро подошел к Ллирон и сгреб ее за воротник одной рукой, одним плавным движением приподняв ее и оторвав от пола, так что она начала задыхаться.

— Что они попытаются сделать теперь? — требовательно вопросил он.

— Понятия не имею, — прохрипела Ллирон.

Истормун почувствовал, как его охватывает гнев, который придал ему новых сил.

— Верховная жрица Шорта, вот уже два раза подряд меня сбили с ног. Но в третий раз этого не случится. Ты знаешь их. Скажи мне, где они попробуют прорваться, даже невзирая на то, что моя армия взяла в плотное кольцо окружения это смехотворное и нелепое скопище храмов.

— Ты убил их архонта, — сказала Силдаан, вылезая из своего убежища. — За это они убьют тебя. Но не сегодня. Сегодня ночью они попробуют освободить тех, кто, как сообщил им Хитуур, должен умереть.

— У них нет ни единого шанса. Их самих осталась лишь жалкая горстка.

— Ты не знаешь их. Ты даже не представляешь силу их веры. Ты понятия не имеешь о том, насколько они быстры и искусны. Они не станут пытаться победить тебя. Сегодня ночью, во всяком случае. Но они доставят тебе массу хлопот. Это я тебе обещаю.

Истормун отпустил Ллирон, и Верховная жрица мешком свалилась на пол, благодарно хватая воздух широко открытым ртом. Колдун угрожающе навис над Силдаан, которая, как он ясно видел, еще сохранила остатки мужества. Но у него еще будет масса времени лишить ее последних иллюзий.

— Ты чересчур щедро раздаешь обещания, Силдаан. Но это очень мило с твоей стороны, что ты сочла возможным поделиться со мной своей уверенностью. Я тоже умею быть благодарным. — Истормун щелкнул пальцами, и его помощник, маг невеликих способностей, подбежал к своему повелителю. — У нас все готово?

Маг сверился со свитком пергамента, который сжимал в руках.

— Да, милорд. Иксийцы, гиалане, орраны, сефане и установленные буйные туали находятся под надежной охраной и в надлежащих местах. Их содержат в музее, двух самых больших амбарах, на рыночной площади к северу от центра города и во дворе, обнесенном стеной, перед особняком Ллирон. Никто из вышеупомянутых эльфов не сможет выбраться оттуда. Мы ждем только вашего распоряжения.

— В таком случае я отдаю его, — сказал Истормун и повернулся к Силдаан. — Видишь, как легко и просто все получилось.

— Что получилось?

Истормун вздохнул с деланым сожалением.

— А я полагал, что ты умнее прочих представителей своей расы. Меня заверил в этом Гаран, но, очевидно, я допустил ошибку, прислушавшись к его мнению. У меня нет достаточного количества солдат, чтобы поработить всю твою расу. Но для того чтобы собирать и получать нужные мне ресурсы, твой народ целиком, откровенно говоря, мне и не нужен. А также у меня нет ни сил, ни желания держать эльфов взаперти и под охраной. Это очень дорого. Да и жестоко, ты не находишь, держать под замком создания, которые так желают свободы, а?

— Я тебя не понимаю, — сказала Силдаан.

— То, что мне не нужно, я выбрасываю за ненадобностью. Только так можно добиться максимальной эффективности, максимальной выгоды и исключить раздор и вражду. — Истормун с улыбкой смотрел, как посерело и осунулось лицо Силдаан. — Ага, вижу, ты начинаешь понимать. И, поскольку я не намерен рисковать своими мечниками, которые могут пострадать в ходе этого процесса, то поручил своим исключительно талантливым и изобретательным помощникам провести процедуру чисто и быстро. Они могут сделать это с безопасного расстояния. И безболезненно, так что я рад случаю лишний раз проявить милосердие.

Силдаан побледнела так, что на нее было страшно смотреть. По щекам ее потекли слезы, и она захлебнулась словами. Стоявшая рядом Ллирон была настолько потрясена, что не могла говорить вообще.

— Прошу вас, милорд. Вы заключили под стражу тридцать тысяч — iad, ula и детей. Они ни в чем не виноваты.

— Ни один эльф не может считаться невиновным, — провозгласил Истормун и обернулся к своему магу. — Их действительно тридцать тысяч?

— Пожалуй, да, милорд.

Истормун выразительно приподнял брови.

— Вот как? Что ж, Силдаан, какое счастье, что ваш лес так велик — вы сможете похоронить в нем всех.

ТайГетен рассредоточились по всей ширине Тропы Инисса и изо всех сил устремились навстречу армии людей. Графирр и Меррат оказались в самом сердце наступательного порыва. Они отдавали приказы. Их боль и страсть отдавались в каждом слове. И ТайГетен откликнулись, на бегу скандируя погребальную песнь, слова которой эхом отражались от немой стены нервничающих и напряженных солдат.

Такаар бежал слева от них. С боков его прикрывали Ауум и Марак. Он чувствовал каждого из своих собратьев так, словно прикасался к ним. Их энергию, их веру и их решимость. Их яростное желание очиститься и отомстить. Шеренги людей впереди остановились. Они выстроились по сорок человек в ряд, оставив свободные места между собой, чтобы не задеть друг друга своими двуручными мечами и щитами.

За передовыми шеренгами солдат стояли маги и метали заклинания. Коричневые и зеленые сгустки огня взлетали в ночное небо, устремляясь к площади. Маги подняли головы, чтобы полюбоваться на дело рук своих, и оказались лицом к лицу с набегающими ТайГетен. Коротко прозвучали приказы. Сосредотачиваясь, маги вновь уронили головы на грудь.

Двадцать ярдов до столкновения.

— Полумесяцы! — выкрикнул Графирр. Воины выхватили из мешочков метательные звездочки. — Огонь!

Такаар смотрел, как летучая смерть в мгновение ока пересекла разделяющее их пространство. Солдаты выставили щиты. Подняли мечи. Врагов охватил страх. Метательный полумесяц Такаара попал в щеку выбранному им противнику, когда тот присел, пытаясь увернуться. Остальные звездочки с глухим стуком вонзались в щиты, со звоном отскакивали от клинков, рикошетировали от стен или впивались в тела тех, кто стоял позади. Большая часть все-таки нашла своих жертв, насквозь пробивая кожаные доспехи.

— Полумесяцы! — вновь крикнул Графирр. — Огонь!

По шеренгам людей прокатился очередной приказ. Мечники опустились на колени. Многие ничком бросались на землю, прекрасно понимая, что сейчас произойдет. Маги подняли головы и изготовились. Метательные полумесяцы засвистели в воздухе. Страшные лезвия врубались в руки, головы и туловища. Маги закричали от боли. Заклинания окрасились темным цветом, в самый критический момент выходя из-под власти магов. Лед и пламень обрушились на ряды людей.

Десять ярдов. Дистанция сокращалась стремительно. Но те маги, кто сумел сохранить спокойствие и ясную голову, метнули заклинания.

— В стороны! Бейте по готовности!

Облака льда рванулись навстречу ТайГетен на крыльях жуткого холодного ветра. Языки пламени срывались с рук магов, даже когда метательные полумесяцы опрокидывали их на землю. Такаар увидел, как летят к ним заклинания, и ощутил миг умиротворения, смешанный с тошнотой, которая, правда, ослабела после прикосновения рук Истормуна. Грохот и шум в ушах стих, и силы, бушующие вокруг, скорее ласкали, а не терзали его. Это состояние было ему знакомо. Последний раз он испытывал его в бою с гаронинами, и сейчас мастер вновь наслаждался им сполна.

В той сплошной массе льда, что летела на него, Такаар различал отдельные осколки. Он видел, как играют на их острых гранях маслянистые желтые отсветы факелов. Видел, как они вращаются и переворачиваются в воздухе. Обманчиво прекрасные. Такаар подпрыгнул, оттолкнувшись левой ногой, и стрелой взмыл ввысь, вытянув руки перед собой. Уже в полете он выпрямился и прижал их к бокам.

Лед с ревом промчался под ним. Он почувствовал, как его осколки цепляются за куртку и вгрызаются в каблуки сапог. Волна холодного воздуха, пришедшая следом, едва не заставила его задохнуться. Но для того, чтобы разминуться с ледяным облаком, ему потребовался всего один удар сердца. Теперь под ним были уже враги. Никто из них даже не подозревал о том, что их ждет. Окровавленные тела, жертвы метательных полумесяцев, еще корчились на земле в агонии вместе с теми, кого настигли заклинания их собственных магов.

Такаар поджал ноги и обрушился сверху на плечи стоящего солдата, оседлав его. Он выбросил руку с вытянутыми и напряженными пальцами, перебив ему дыхательное горло, и выпрямился. Враги были повсюду. ТайГетен, прокатившиеся по земле под заклинаниями, вскакивали на ноги. Те же, кто предпочел перепрыгнуть их, приземлялись один за другим.

— Прорываемся вперед! Прикрывайте спину! — выкрикнула Меррат. — Тай, за мной!

Маг, оказавшийся прямо перед Такааром, поднял голову. Такаар увидел, как губы его зашевелились, скорее всего, изрыгая проклятие. Такаар выхватил из-за спины клинок и полоснул им мага по лицу. Тот, не издав ни звука, рухнул на землю. ТайГетен неудержимо рвались вперед, по-прежнему распевая песнь смерти.

Келлер не зря был назначен ведущим магом. Он сразу понял, к чему идет дело, и потому отрастил крылья за спиной, а не ледяные иглы на пальцах. Взмыв в небо, он сверху окинул взглядом прыгающие и скользящие фигуры ТайГетен и с облегчением вздохнул, радуясь, что у него хватило ума не остаться на земле.

После того как сведения об атаке на храм подтвердились, Гаран приказал отправить на Тропу Инисса семнадцать сотен солдат из казарм и тренировочного лагеря. Истормун предусмотрел, казалось бы, все, но он недооценил упорство и стойкость ТайГетен. Быть может, он рассчитывал, что людям удастся уничтожить их всех в храме, но такого развития событий он предвидеть не мог.

На площади оставшиеся в живых ТайГетен попали в ловушку. Они не могли выбраться из нее — все пути отступления были перекрыты и воины превратились в легкую мишень для заклинаний, а мечи солдат должны были довершить начатое. То, что они пойдут в атаку, казалось невероятным и невозможным. Это было против всех правил. Но отсюда, с безопасной высоты, слыша крики умирающих, вплетающиеся в какофонию суматошных приказов и низкое грозное пение эльфов, наблюдая за тем, как рушится порядок построения войск, Келлер понял и кое-что еще.

Они не просто атаковали. Они пытались прорваться. Невероятно. Келлер полетел обратно к Гарану. Он увидел, что командующий стоит в окружении своих людей, находясь слишком далеко от передовой линии, чтобы понять, что там происходит.

— Гаран! — Тот поднял голову. — Ты должен разделить свои войска. Они ворвались в самую середину. Там слишком тесно, чтобы сражаться.

— Мы задавим их числом.

— Ты не понял. Они не просто сражаются, чтобы убить как можно больше и погибнуть. Они пытаются вырваться из окружения. По крайней мере, прикажи достать кинжалы и быть готовыми встретить их.

Гаран злобно посмотрел на мага снизу вверх.

— Так не встречают врага. Они слишком быстрые. Нам нужно усилить оборону.

— В таком случае прикажи им расступиться. Освободи место для заклинаний.

— А вот это я сделаю с радостью.

Келлер кивнул и вновь поднялся выше.

— И побыстрее, иначе будет слишком поздно.

Он полетел обратно в гущу сражения. Во мраке ночи он почти ничего не различал внизу. Еще и потому, что эльфы двигались дьявольски быстро. Сближаясь с шеренгой солдат, они перепрыгивали через нее, приземлялись и наносили удар в спину. Трое солдат погибли на месте. Маги, стоявшие позади, собрались ударить заклинаниями. Слишком медленно. Сверкнули клинки, и маги упали замертво.

Посреди улицы группа солдат заняла круговую оборону, ощетинившись оружием. Эльфы подбежали к ним вплотную, перепрыгнули через них и помчались дальше, а люди бросились врассыпную. Эльфы возникали словно из ниоткуда. Наносили удары руками и ногами. Ломали шеи. Свет факелов отражался от лезвий мечей. Брызги крови туманной дымкой повисли в ночном воздухе.

— Храни нас боги, — прошептал Келлер. — Это же настоящая бойня.

В самой сердцевине своих войск люди стояли слишком плотным строем, чтобы сражаться. Они даже не могли вынуть мечи из ножен и толкались, пытаясь освободить место для боя. По шеренгам катились гневные крики. В рядах солдат начала зарождаться паника. Люди умирали один за другим, а эльфы, словно заговоренные, упорно пробивались вперед. На столь ограниченном пространстве маги не решались пустить в ход заклинания. Все больше и больше солдат отказывались умирать и пускались наутек, бросая своих товарищей на произвол судьбы и холодной, дисциплинированной, убийственной ярости ТайГетен.

— Вперед! — надрывался Графирр. — Не останавливаться!

Камни мостовой покраснели и стали скользкими от крови. Сточные канавы по бокам были завалены трупами людей. Ауум крутнулся на месте, высоко выбрасывая ногу, и носок его сапога врезался в висок очередному врагу. Того отбросило куда-то в сторону. Ауум шагнул на освободившееся место и увидел, что к нему на высоте пояса летит чей-то клинок. Он присел, пропуская его над головой, и солдат не смог остановить руку. Его меч врезался в живот кого-то из товарищей.

Такаар добил своего противника и наступил на него, осматриваясь. Марак отбила удар, нацеленный ему в голову, и мастер сунул клинок под ребра очередному противнику. Шагнул на освободившееся место. Его догнал Ауум. Такаар двинулся вперед и прыгнул. Перевернувшись в воздухе, он приземлился и нанес удар. Кровь брызнула из шеи его противника.

Ауум упал на бок и подсек ноги мага. Марак пронзила ему грудь насквозь и встала на свободное место. Давка между тем усиливалась. И сзади, кстати говоря, тоже. Ауум впервые почувствовал, что ему трудно двигаться. Солдаты впереди медленно смыкали строй, выставив перед собой мечи и используя их в качестве копий, чтобы наносить колющие удары. Над головами солдат вдоль всей Тропы Инисса кружили маги. Но не растерянно и беспорядочно, а весьма целенаправленно. Завидев их, Ауум с болью в сердце понял, что время приговоренных к смерти кланов истекает.

— За мной! — закричал Такаар.

— Куда?

Ауум парировал выпад, нацеленный ему в грудь, и ладонью толкнул в грудь атаковавшего его противника. Тот отлетел обратно к шеренге своих товарищей. Такаар кивнул на небо.

— Туда.

Ауум улыбнулся.

— Граф! Бежим по головам. Вперед!

Графирр передал его приказ, и ТайГетен выполнили его незамедлительно. Человеку, сбитому Ауумом, не дали упасть стоящие позади. Ауум пробежал по его телу и взлетел в воздух, оттолкнувшись от его лица. Он взлетел высоко над вражеской армией. Вытянувшись, как стрела, он постарался улететь как можно дальше, выискивая подходящее место для приземления, и вдруг увидел, как в нем отразились огни факелов с обеих сторон Тропы Инисса.

Шлем.

Ауум взглянул направо, потом налево. Улица оказалась перед ним, как на ладони, и он увидел, как эльфы ТайГетен парят в полете над головами своих врагов. Те провожали их взглядами, но безнадежно запаздывали и даже не пытались остановить их, не говоря уже о том, чтобы преследовать. Рядом с ним выделывала сальто-мортале в воздухе Марак, а Такаар вытянулся в одном из своих горизонтальных полетов, яростном и грациозном. Графирр и Меррат, держась за руки, опустились и тут же синхронно оттолкнулись левыми ногами.

Ауум приземлился. Обладатель шлема хрюкнул и присел под тяжестью, внезапно навалившейся ему на затылок, но она тут же исчезла вместе с Ауумом. Это напоминало ему бег по болотистой трясине в устье реки Икс или зыбучим пескам в Палинт-Рич. Быстрые шаги, моментальный перенос веса с одной ноги на другую и наклон тела под острым углом вперед. Прыгать при этом нужно вперед и вверх, не задерживаясь ни на мгновение. Олмаат называл этот бег управляемым падением.

Вслед за ними катилась волна дикой ярости. Когда солдат или маг соображали, что произошло, эльфы были уже далеко позади. Над головами в бессильной злобе вздымались мечи. Кулаки бесполезно молотили воздух. Пальцы хватали пустоту.

На бегу Ауум прыгал то влево, то вправо. Глазами он прокладывал путь на четыре шага вперед, и разум его всецело положился на ноги в том, что те не совершат ошибки при приземлении. ТайГетен скользили по головам своих врагов, словно туман, который легкий бриз гонит над океанскими волнами. Вон он легонько касается вашего лица и исчезает.

— При приземлении всем собраться. Поворачиваем налево. Общий сбор у склада Орсанз-Ярд, — сказал Графирр, и голос его услышали все парящие в воздухе эльфы.

Ауум уже видел последние шеренги. Там было посвободнее, и он понял, что их ожидает. Он закричал, предупреждая собратьев, и ТайГетен насторожились, глядя туда же, куда и он. Он выбрал место приземления, выпрямился и с силой ударил обеими ногами в голову своей последней цели.

Маг рухнул, как подкошенный. Ауум упал, перекатился и вскочил на ноги. ТайГетен рванулись вперед, собравшись в единый кулак. Ауум выхватил второй меч. Взмахнув левой рукой, он всадил его в живот зазевавшегося солдата и, оттолкнув его падающее тело, двинулся дальше. Вонзив правый клинок в шею оказавшегося на пути мечника, он высвободил левый и по самую рукоять вогнал его в грудь врага, оказавшегося позади своего товарища. Такаар, от которого ни на шаг не отставала Марак, перепрыгнул через него и обеими ногами ударил в челюсть стоявшего за ним солдата. Марак скользнула мимо и кончиками пальцев разорвала горло пятому. Ауум встал слева от нее, парировал шальной замах и перерезал подколенные сухожилия шестому.

Впереди открылось свободное пространство, но маги уже наверняка поворачиваются, и теперь основная часть армии им больше не мешает.

— Вперед, вперед, — сказал Ауум, подталкивая Такаара в спину.

Они продвигались к повороту налево, который должен был вывести их на улицу Киперз-Роу. Графирр и Меррат шли первыми, и основная часть ТайГетен следовали за ними. До поворота оставалось десять ярдов, и тогда они наконец смогут покинуть Тропу Инисса, начинавшуюся от храмовой площади.

— Заклинатели готовы! — вдруг раздался чей-то голос. — Бежим!

Такаар подхватил Ауума и Марак и буквально швырнул их за угол. Мимо с завыванием пронесся вихрь ледяного ветра. Ауум почувствовал, как заиндевели у него волосы. Клинок меча покрылся сверкающей корочкой льда. ТайГетен уже бежали на юг, направляясь в густонаселенный район Гранс.

Ауум и Марак последовали за Такааром, а сразу же за ними двигались замыкающие звенья. И вдруг Такаар споткнулся, беспомощно выставив руку, которую, к счастью, тут же подхватил Ауум.

— Такаар? — спросил он.

Такаар продолжал бежать, хотя и намного медленнее.

— Что-то надвигается, — прохрипел он. — Что-то опасное и злое. Словно Гиал готова прогневаться, но только у меня под ногами. Я чувствую это по силовым линиям. По магии. У нас осталось совсем мало времени.

— О чем ты говоришь?

— Если Истормун действительно задумал уничтожение остальных кланов, то для этого ему не понадобится меч, — ответил Такаар.

Ауум вспомнил о магах, летавших у них над головами, и содрогнулся.

Вбежав на склад Орсанз-Ярд, они едва не попали под удар пятидесяти с чем-то топоров и мечей. Обе группы застыли на несколько мгновений, с недоверием глядя друг на друга, прежде чем вперед выскочила Меррат и заключила Пелин в яростные объятия.

— Да благословит Инисс тебя и топоры аппосийцев. Вы нужны нам.

— Я не смогла выполнить последний приказ Катиетт, — ответила Пелин и нахмурилась. — А где она сама?

Вопрос оказался риторическим. Поминовение по павшим героям шептали уже все воины ТайГетен. Пелин крепко зажмурилась, и по щекам ее потекли слезы. Такаар, которого тошнило все сильнее — очевидно, магическая активность возрастала, — шагнул вперед. Его по-прежнему поддерживал Ауум.

— У нас еще будет время для скорби, Пелин, — сказал он. — Расскажи мне, для чего вы собрались здесь. И побыстрее. Время истекает.

Пелин метнула на него быстрый и гневный взгляд, но не заметила на его лице ни следа высокомерия и заносчивости. Только боль оттого, что творилось у него под ногами.

— Здесь есть и другие аппосийцы. Многие эльфы хотят уйти из города. Мы пришли помочь им.

Такаар кивнул, и на лицах ТайГетен появились понимающие улыбки.

— Ты выбрала путь, который имеет большее значение, чем ты себе представляешь. И топоры твоих аппосийцев помогут сохранить жизнь многим сотням, если не тысячам эльфов. — Такаар умолк и сделал глубокий вдох. — Я вижу большой огонь и панику. Я все объясню, но мы должны воспользоваться ими к своей выгоде. Графирр, нам нужно разделиться, чтобы добраться до всех самых уязвимых кланов одновременно.

Графирр ограничился тем, что коротко кивнул в ответ. В глазах его стояла боль потери. Он повернулся к своим эльфам и заговорил.

Гаран опустился на колени рядом с телом эльфийки и перевернул ее на спину, подставляя ее обожженное и изуродованное лицо каплям дождя, а потом задумчиво потер щетинистый подбородок, покусывая нижнюю губу.

— Значит, хотя бы одну из них мы все-таки достали, — заявил Келлер, опускаясь рядом с ним на землю и рассеивая магические крылья за спиной.

— Нет, — возразил Гаран. — Мы едва зацепили кое-кого из них. А эту они принесли с собой. У нее на лице виднеется жуткая роспись Истормуна. Наверняка она занимала у них какой-нибудь важный пост.

Гаран встал и обернулся. Вокруг него сгрудились его солдаты.

— Я хочу, чтобы эту эльфийку никто не трогал, — сказал он. — Не вздумайте отодвинуть ее тело в сторону, или справить нужду на нее, или забрать у нее что-нибудь. Я ясно выразился? Хорошо. Передайте мои слова остальным. Вернусь — проверю.

— Что ты задумал? — спросил Келлер.

— Есть у меня одна мысль, — ответил Гаран. — Расскажу тебе попозже.

Келлер пожал плечами.

— Как скажешь. Как, по-твоему, они могут сделать это? То, что они задумали, как говорит Истормун?

— Мне кажется, что ТайГетен, если только действительно захотят, способны на все. Но главная их беда заключается в том, что их слишком мало.

Гаран обернулся и взглянул на храм Шорта. Закопченные стены и курящиеся дымом руины храмов вокруг нагоняли на него тоску. Но эльфы сами разрушили большую их часть, и помощь людей в этом деле им не требовалась.

— Куда ты собрался? — поинтересовался Келлер. — Все самое интересное начнется в той стороне.

Гаран не удосужился повернуть голову, чтобы ответить своему старшему магу.

— Мне так не кажется. Я — солдат, а не убийца безоружных обывателей. И не желаю иметь отношения к этой бойне. С чего ты решил, что мне будет интересно смотреть, как убивают беспомощных штатских?

— В Парке Туала тебя это не беспокоило.

— То были провокаторы и подстрекатели. От них можно было ожидать неприятностей. А те, что остались, сейчас хотят только одного — мира и покоя. Почему я должен желать им смерти?

— Потому что они — всего лишь эльфы, а сейчас наступил такой момент, когда мы должны закрепить свою победу и успех.

Вот теперь Гаран обернулся и сам удивился тому презрению, которое испытал, глядя на Келлера. Оно смешивалось с сожалением о том, его помощник столь недальновиден.

— Я был о тебе лучшего мнения. Оказывается, ты — всего лишь лакей лорда-мага. Знаешь, на твоем месте я бы подумал о том, откуда берется эта его сила и почему она столь разительно отличается от твоей. Иначе, боюсь, в один прекрасный день тебе придется решать, по ту ли сторону баррикад ты оказался.

— Каких баррикад?

Гаран коротко рассмеялся.

— Со мной этот номер не пройдет. Не настолько ты наивен, чтобы не знать о напряженной обстановке в Триверне. Тебе известно, какая грызня там идет и чем все может кончиться. Шестеро — на одной стороне. Все остальные маги Круга — на другой. Неужели тебе никогда не приходило в голову, почему Истормуну нужно так быстро установить здесь свою власть? Оцени ресурсы. Посмотри на силу, которую они собой олицетворяют. Недалек уже тот день, когда обитатели Балайи будут сражаться друг с другом за обладание этим местом.

— А что намерен делать ты, пока этого не случилось? — Скептицизм Келлера куда-то подевался. — Будешь сидеть тихо и не высовываться или подашь в отставку?

— Сомневаюсь, что Истормун благосклонно примет мою отставку. Нет, Келлер, после того, как я отряжу своих людей разгребать пепел невинно убиенных на развалинах их домов, то, пожалуй, пойду в лес и попытаю счастья с ТайГетен. А ты?

Земля вдруг задрожала у них под ногами. Языки пламени взметнулись в ночное небо на сотню футов. Раздался протяжный стон и оглушительный грохот рушащихся бревен. Эхо взрывов разнеслось над городом.

— Начинается, — сказал Келлер.

— Как ты несокрушимо прав, мой бедный друг.

Глава 41

Воину ТайГетен не нужно другой защиты, кроме благословения Инисса.

ТайГетен бежали изо всех сил. К каждому из трех отрядов, которые Графирр отправил на поиски и освобождение гиалан, исксийцев и сефан, остающихся в плену, присоединились аппосийцы. Они понятия не имели, как добиться того, чего хотел от них Такаар, зато они точно знали, что хотя бы попытаются это сделать. Именно в этом и заключался смысл существования ТайГетен.

Ауум вместе с остальными звеньями бежал к музею. Пелин пообещала Метиану, что попытается помочь гиаланам. И это несмотря на то, что случилось с юным гвардейцем Аль-Аринаар всего несколько дней назад. Но Графирр заявил, что сейчас не время вспоминать прошлые обиды и сводить старые счеты. Эльфы могут начать убивать друг друга и позже, таково было их право. А вот люди этого права не имели.

Они бежали на свет факелов, цепочкой огораживавших квартал города, где вот уже на протяжении многих лет жили гиалане. Испокон века они были ткачами, гончарами и прочими ремесленниками, славившимися своими яркими и неповторимыми творениями. А теперь от смерти их отделяло всего несколько мгновений. Их нельзя было назвать ни чересчур многочисленным, ни чрезмерно плодовитым кланом. Они не могли позволить себе вмиг лишиться такого большого числа своих соплеменников.

Ауум и Марак поддерживали с обеих сторон бледного и трясущегося, как в лихорадке, Такаара. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Каждый вдох вызывал боль в груди. В бою от него будет не много толку. Сейчас они бежали по темным улицам Оулд-Миллерз. С ними пошла Пелин, как и Графирр с Меррат. Тринн и Корсаар охраняли аппосийцев. Улисан остался в арьергарде. В общей сложности, набралось сорок пять воинов. Ауум не сомневался, что все они погибнут.

— Помните, воцарится хаос, — прохрипел Такаар. — Воспользуйтесь им. Солдаты привыкли к порядку. Отнимите его у них.

Музей Хаусолиса являлся центром и средоточием всего квартала. По всему периметру площади, на которой ежегодно проводились торжества в честь закрытия врат, теснились дома. В остальное время она поступала в полное распоряжение рыночных торговцев и бродячих артистов. В разные стороны от нее разбегались улицы, уводившие к Оулд-Миллерз, Фреске и Глейду, а также к рынку пряностей.

Завернув за угол, они оказались на улице, залитой светом факелов. Территорию контролировали солдатские патрули, а на тротуарах небольшими группами собрались маги. Другим концом улица упиралась в площадь, на которой и располагался музей. По обеим ее сторонам тянулись жилые дома и торговые лавки. Место, где жили самые обычные, нормальные люди. Но теперь каждый дом был заперт наглухо. Все ставни были закрыты и заколочены снаружи.

Графирр подал знак рукой. Тройки ТайГетен вскарабкались на стены по обеим сторонам улицы. Сам же он с Меррат побежали дальше. Ауум с Марак прикрывали собой Такаара. Солдаты заметили их с опозданием, закричали, поднимая тревогу, и попятились к своим сослуживцам.

Маги повернулись в их сторону и опустили головы.

— Аппосийцы, обходите каждый дом! — крикнула Меррат. — Ломайте двери и отправляйте жителей к Олбеку. Толкайте их, гоните, если понадобится. Все, что угодно, только уводите их отсюда.

Ауум побежал дальше под ритмичный грохот топоров, выбивающих двери. Под звуки испуганных криков и встревоженных воплей. В атмосфере гнева и страха.

— Цельтесь в магов, — приказал Графирр.

Двое магов подняли головы и развели руки в стороны.

— В укрытие!

От крика Меррат вся улица мгновенно опустела. ТайГетен и аппосийцы укрылись в дверных проемах, вламываясь сквозь выбитые двери в дома и ныряя внутрь прямо через ставни, с треском выламывая их. А вдоль по улице понесся поток бесчисленных осколков льда, настоящая лавина, способная в мгновение ока содрать плоть с костей и отнять жизнь.

Аппосийцы валили бегущих на землю. Жертвовали собой, ради спасения тех, кого только что освободили из плена. Ледяной шторм с воем выламывал бревна, расширяя и умножая трещины в дереве и камне. Ауум услышал над собой шорох ног.

И вдруг заклинания иссякли. ТайГетен вновь выбежали на улицу, оставляя позади насмерть перепуганных гиалан — цепляющихся друг за друга в ожидании, пока аппосийцы не проводят их в безопасное место. Ауум метнул беглый взгляд на Такаара и выглянул наружу. ТайГетен прыгали с крыш вниз, и маги умирали один за другим.

Ауум выскочил на улицу и понесся по самой ее середине. Марак следовала за ним по пятам, а Такаар держался чуть позади. Их обогнали Графирр и Меррат. Солдаты выстраивались в каре. Над ними и слева проскользнул Тринн со своей тройкой и атаковал их с фланга. Уцелевшие маги готовились ударить новыми заклинаниями.

Ауум врезался в хлипкую преграду из человеческих тел через мгновение после того, как Графирр погрузил свой клинок в живот перепуганному солдату. Кулак Ауума раздробил нос очередной жертве. Он ударил солдата под колено, опрокидывая его, и вонзил ему меч в бок, протыкая насквозь жизненно важные органы. На землю горячей струей хлынула кровь.

Рядом Такаар протаранил еще одного солдата, обхватив его руками за пояс, и сбил с ног. Оба покатились по земле. Такаар выпрямился, слегка оглушенный. Человек выронил из рук оружие и замахнулся, собираясь нанести удар. Такаар одной рукой поймал его кулак, а напряженными пальцами второй пробил ему горло.

Ауум устремился дальше. Тринн со своей тройкой добежали до края крыши и спрыгнули вниз. Под ними маги творили заклинание. ТайГетен погребли их под собой.

— Идем прямо в музей, — сказал Такаар. — Они постараются уничтожить его в первую…

Он споткнулся и упал, со стоном схватившись за голову. Ауум опустился на корточки. Рядом замерла Марак. ТайГетен на мгновение приостановились в нерешительности.

— Нет, — прохрипел Такаар, с трудом выталкивая слова сквозь стиснутые зубы. — Идите. Оно приближается. Помогите им.

Ауум вскочил на ноги.

— Музей. Немедленно. Ломайте двери.

ТайГетен и аппосийцы рванулись вперед, выбегая с улицы на площадь перед музеем. Внезапно рядом с Ауумом оказалась Пелин, звонко стуча каблуками по брусчатке. Солдаты кольцом выстроились вокруг роскошного здания, и их шеренга вдруг напомнила Аууму боевые порядки эльфов при Тул-Кенерите, вызвав нежеланные и болезненные воспоминания. По другую сторону музея Тропа Инисса купалась в пляшущих отблесках огня. Оттуда приближалась вражеская армия.

Площадь залил свет факелов. Над головами солдат летали маги, выкрикивая команды. Те перестраивались в оборонительный порядок вокруг своих колдунов. С севера долетел гулкий рокот взрыва, от которого задрожала земля под ногами, и горизонт над океаном осветили жаркие всполохи. Ауум выругался. Теперь уже и он ощущал магическую атаку. Он бросился вперед, молясь про себя, чтобы его братья успели вовремя.

На сей раз маги не обернулись. Все их внимание было сосредоточено на музее. Ауум увидел простертые руки, дрожащие от напряжения. Тела била крупная дрожь. В небе над ними начало зарождаться тусклое зеленое зарево. Оно пульсировало и переливалось, быстро становясь все ярче.

— Забудьте о солдатах, — выкрикнул Графирр. — Два звена, перепрыгнуть через их шеренгу. Аппосийцы, будьте готовы. Пелин, останься и займись ими.

Ауум побежал быстрее. Он пронесся через площадь, чувствуя, как непонятная тяжесть все сильнее давит ему на грудь по мере того, как свет становился ярче.

Заклинание пульсировало, набирая силу. В нем уже засверкали коричневые вспышки. Оно походило на прежние шары, разве что было во много раз больше. Его было видно со всех концов города.

Ауум метнул полумесяц в ближайшего солдата, причем бросил его намеренно высоко. Солдат присел, и Ауум оперся правой ногой ему на плечо и прыгнул вверх. Прижав колени к груди, он сделал в воздухе переворот и приземлился на левую ногу, с ходу ринувшись на первого мага.

Перехватив меч обеими руками, он вонзил его в тело колдуна пониже спины. Того швырнуло вперед, и он умер еще до того, как ударился об землю. Ауум развернулся влево, рассекая горло следующему. Из раны фонтаном ударила кровь, и маг упал на колени. Ауум повернулся направо. Марак уже успела обезглавить одного мага, крутнулась и ударила ногой в голову второго, попав ему прямо в висок, отчего тот кубарем полетел на землю. Его прикончила Меррат. Зарево над их головами затрещало искрами и начало угасать.

Ауум развернулся на месте, оказавшись лицом к лицу с солдатами. Их уже атаковали Пелин с аппосийцами, которых поддержали остатки ТайГетен. А зарево наверху вдруг запульсировало и вновь начало разгораться. Графирр запросил подкрепления для атаки на магов.

— Осторожно, справа! — вдруг выкрикнул Тринн. — Справа идут свежие силы!

Сотни людей, которых на земле и в воздухе поддерживали маги, хлынули на площадь с Тропы Инисса. Ауум выругался.

— Все к дверям. Аппосийцы, к дверям! — отдала приказ Пелин и повела их за собой по открытому пространству к задним дверям музея.

Они были заперты на засовы, а ручки обмотаны цепями. Аппосийцы набросились на них, рубя топорами дерево и сталь. Во все стороны полетели искры. Доски затрещали и начали подаваться.

— ТайГетен, обороняйте двери.

Совсем как раньше. Как десять лет назад. ТайГетен жиденькой цепочкой выстроились перед аппосийцами. Пелин вернулась к Аууму. Солдаты постепенно заполняли площадь, отрезая им путь к отступлению в Оулд-Миллерз, где они могли бы чувствовать себя в относительной безопасности. Такаар по-прежнему лежал на камнях совершенно беспомощным.

А зеленый шар над их головами наливался цветом и становился все крупнее. Потом он начал вращаться. Внутри зашипели и засверкали молнии. Им управляли маги, до которых эльфы просто не могли добраться. Их заклинание вот-вот будет готово. За их спинами топоры аппосийцев продолжали вгрызаться в двери. ТайГетен сбили еще нескольких магов. Ауум слышал, как кричат внутри музея гиалане, а снаружи их призывают сохранять спокойствие. Хотя о каком спокойствии могла идти речь?

Солдаты, сближавшиеся с цепочкой воинов ТайГетен, вдруг остановились и даже попятились назад. Глаза их были прикованы к заклинанию. На эльфов, стоявших перед ними, они даже не смотрели.

— Выбивайте же скорее двери, — потребовал Графирр.

Он стоял по левую руку от Ауума, глаза его сверкали, а лицо было пепельно-серым от горя, которое он тщетно пытался загнать внутрь. Дверь наконец рухнула. Гиалане, подгоняемые аппосийцами, хлынули на площадь позади ТайГетен. Небо затаилось. Давление на барабанные перепонки Ауума стало невыносимым. Что-то было не так. Ауум оглянулся. Шар раскачивался и дергался в разные стороны. Бока его пульсировали вспышками яркого света, а вниз ударила ослепительная молния. Ауум проследил за нею взглядом и увидел, что она вошла прямо в сердце мага, готовящего заклинание. Он вдруг услышал крики. Испуганные и отчаянные. Это кричали люди.

— Бегом! — заорал Ауум. — Бегом!

ТайГетен нарушили строй и побежали, образовав кордон вокруг своих подопечных гиалан. Шар обрушился на музей. Люди с криками бросились врассыпную. Ослепительный зеленый свет залил площадь. Воздух заревел, и порыв сильного ветра толкнул Ауума в лицо. До его слуха донесся треск тысяч черепичных плит, а потом глухой басовитый удар.

— Ложись!

Ауум бросился на землю, больно ударившись об нее, и перевернулся на спину. Он должен увидеть происходящее своими глазами. Он обязан смотреть.

Гиалане все еще выбегали из дверей. Аппосийцы буквально вышвыривали их на площадь. Вокруг большинство собратьев последовали его примеру и лежали ничком. За открытыми дверями, внутри музея, разгорался зеленый свет, от которого было больно глазам. Раздались шипение и треск, какой бывает от молнии, бьющей из грозовой тучи. В следующий миг музей взорвался.

Стены по обе стороны от дверей выгнулись и разлетелись на тысячи осколков, расшвыривая куски камней и дерева на сотни ярдов по всей площади. Из раскрытых врат рванулось пламя. Гиалане, аппосийцы, ТайГетен — все, кто оказался у него на пути, сгорели без следа в мгновение ока. Тела их обратились в пепел. Ударная волна подхватила и расшвыряла эльфов и людей, стоявших поодаль. Они падали на землю изломанными куклами, застывая в неестественных позах. Камни мостовой окрасились кровью.

Над их головами крыша музея взлетела в небо. Куски лепнины и дерева, фрагменты экспонатов и изуродованные тела поднялись в воздух на много ярдов над землей. Эхо взрыва больно ударило Ауума по ушам. Он поднял глаза. Там, в вышине, кружились обломки. Некоторые были мелкими, другие — размером с повозку.

И вот они посыпались вниз.

— Встать! — Крик Ауума моментально подхватили все воины ТайГетен. — Встаем и бежим. Немедленно.

Ауум рывком поднялся на ноги. Кусок бревна гулко ударился об землю в том самом месте, где он только что лежал, и разлетелся в щепки. Он почувствовал, как они пробивают ему штаны и втыкаются в ноги. Он споткнулся, но потом выпрямился и начал обходить эльфов одного за другим, силой поднимая их на ноги и толкая их к северному выходу с площади. Туда, где лежал Такаар.

Разрозненное движение быстро обретало упорядоченность и напор. Ауум обернулся. Мимо него пробежала Пелин. Он последовал за нею. Солдаты вновь выстраивались в боевые порядки на площади. Пока их шеренга выглядела редкой и неубедительной.

— ТайГетен. — Благословенный голос Графирра разорвал тишину. — Прорываемся. Аппосийцы в арьергарде. Тай, вперед.

Элитные воины Инисса собрались в кулак. Теперь их осталось совсем мало. Куда-то подевался Тринн. Нигде не было видно Корсаара. Но Меррат бежала рядом с Графирром. Марак, из раны на лбу которой текла кровь, догнала Ауума и Пелин. Они неслись прямо на растущую и уплотняющуюся на глазах шеренгу солдат, чтобы отомстить за смерть своего архонта, своего товарища. Своей сестры.

В рядах солдат зазвучали приказы. С правой стороны к ним на помощь спешили лучники. Маги, те из них, кто еще мог передвигаться, спешили занять места за их спинами. Ауум сделал ложный замах, целясь в голову солдата, оказавшегося перед ним. Тот испуганно отпрянул в сторону, а Ауум упал на землю и ужом проскользнул между ним и его соседом. А в висок солдата врезался клинок Марак.

Ауум встал и нанес рубящий удар, пробивая защиту солдата в следующей шеренге. Меч врага сломался, и кончик вонзился ему прямо в лоб. Он закричал и схватился руками за голову. Ауум, воспользовавшись его беспомощностью, всадил свой клинок ему под ребра. Позади Ауума ТайГетен смяли передовую шеренгу людей. Строй попятился назад под их яростным натиском, давая Аууму краткую передышку.

Сзади на бегущих гиалан обрушился град стрел и послышался рев: это к людям прибыло подкрепление. Ауум ударом кулака опрокинул стоявшего перед ним солдата, тот потерял сознание и упал.

Через его голову уже прыгали ТайГетен, приземляясь в самой гуще людей, которые сбились в кучу. До края их оборонительных порядков оставались еще четыре шеренги, стоявшие вплотную друг к другу. Ауум и Марак бросились в атаку одновременно. Четыре клинка взлетели и опустились. К ним присоединились Меррат и Графирр, а слева от Ауума появилась Пелин.

Сзади накатилась волна новой атаки. Это вступили в бой аппосийцы. Не так красиво и зрелищно, зато ничуть не менее эффективно. Топоры взлетели и опустились. Кровь веером ударила во все стороны. Ауум приободрился. Он шагнул вперед, пропуская мимо колющий выпад в голову, и рукоятью своего меча ударил очередного противника в лицо, затем последовал страшный удар ногой в живот. Тот поперхнулся воздухом и согнулся. Следующим ударом Ауум раздробил ему переносицу. Солдат упал. Ауум с размаху наступил ему на горло и двинулся дальше.

Марак подпрыгнула, сделала разворот в воздухе и нанесла удар обеими ногами в голову своему противнику. Тот отлетел назад. Стоявший позади него солдат попытался было оттолкнуть своего товарища в сторону, но преуспел лишь в том, что вонзил меч ему в поясницу. Марак ударила с обеих рук одновременно, и оба они умерли. А сзади продолжали лететь стрелы, звонко стуча по камням мостовой.

Ауум пригнулся, пропуская шальной удар над головой, и услышал скрежет — это Пелин приняла чужой меч на свой клинок. Он быстро выпрямился. Удивленный солдат замахнулся вновь. Ауум ударил его в незащищенное горло. Тот опрокинулся навзничь. Солдат, стоявший позади него, уставился на Ауума. Но удара можно было уже не опасаться — по его лицу вдруг потекла кровь, он покачнулся и упал вперед, а за его спиной возникла Керрин.

— Мы пробились! — закричал Ауум. — Атакуем влево и вправо. Граф. Надо добраться до магов.

Строй солдат сломался. ТайГетен и аппосийцы стали преследовать убегающих. А на площади по-прежнему творился ад кромешный. То, что еще оставалось от музея, рушилось вовнутрь. Языки пламени облизывали небеса, которые вновь затягивали тяжелые тучи.

— Бегом! Бегом!

Это кричали аппосийцы. Они окружили гиалан полукольцом, подталкивая их к проходу на улицу, которая должна была вывести их в квартал Гранс. Мимо Ауума один за другим пробегали насмерть перепуганные iad и ula. Он побежал за ними следом. За их спинами на площадь выплескивались все новые и новые отряды людей, пустившиеся за ними в погоню. А впереди их поджидали маги. Их больше не прикрывали выстроившиеся в шеренгу товарищи. Зато и цель оказалась перед ними, как на ладони.

— Граф! Маги! — заорал Ауум, но Графирр его не услышал.

Ауум увидел его вместе с Меррат справа от себя. Они вступили в недолгую схватку с тремя людьми, стоявшими кучкой, в мгновение ока опрокинули их, развернулись и принялись подгонять гиалан и аппосийцев к выходу на улицу. Были спасены сотни и тысячи эльфов. Разрушение музея стало сигналом для тысяч тех, кто был заперт в своих домах — они выбивали заколоченные двери и окна, присоединяясь к бегущим собратьям. Вопросов не задавал никто. Эльфам не нужно было спрашивать, стоит ли им спасаться бегством. Одного взгляда на лица людей было достаточно. Любой, кто остался бы дома, мог считать себя мертвым.

Ауум бросился к магам, которые выстроились в ряд. Их было семеро. Море эльфов грозило поглотить их, но они не двинулись с места, готовя заклинания. Ауум прорвался сквозь толпу бегущих гиалан и аппосийцев, оказавшись совсем рядом с врагом. Но он уже не успевал.

Как по команде, маги открыли глаза и сосредоточились на своих противниках.

Но они не могли видеть того, что происходит за их спинами. В воздухе вдруг возникла чья-то фигура, крутящая сальто-мортале и приземляющаяся в самую середину их строя. Такаар. Взмахи его клинков слились в сверкающий круг. Магов разбросало в стороны. Вот упала на землю рука, пальцы которой все еще сжимались и разжимались. Рухнул на землю маг, обеими руками хватаясь за разрубленную грудь. Уцелевшие маги попытались обернуться и защититься, но он двигался слишком быстро.

Последний из оставшихся в живых магов сошелся с ним врукопашную, обхватив его за пояс и отталкивая назад. Такаар выронил оба клинка и в упор взглянул на мага. Ауум притормозил, пропуская мимо себя тех, кто спасался бегством. Такаар склонил голову к плечу. А маг, похоже, не знал, что ему делать дальше. Он судорожно зашарил одной рукой по поясу, отыскивая нож и надеясь пустить его в ход.

Такаар положил ладонь на грудь магу и несильно оттолкнул его, всего на какой-нибудь шаг, а второй ладонью накрыл ему лицо. И голову мага вдруг охватило пламя. Это была слепящая вспышка коричневого и зеленого цветов с проблесками серого. Маг отчаянно закричал и затих.

Такаар отнял ладонь и, не веря своим глазам, уставился на нее. Губы его беззвучно шевелились. Ауум оглянулся. Мимо него пробегали последние гиалане. А сзади к ним приближались люди. Они, конечно, двигались далеко не так проворно, как самый медленный из эльфов, но они непременно сомнут ТайГетен, которые остановились в ожидании.

— Такаар. Идем, — сказал он, хотя ему хотелось произнести нечто совсем другое.

Такаар поднял голову и уставился на него невидящими глазами, когда Ауум подошел к нему вплотную, потом сделал глотательное движение и попятился, словно пытаясь оказаться как можно дальше от собственной руки.

— Я ощутил это в себе, — сказал он. — И в нем тоже. Посмотри, что я наделал. Но как?

Стрела щелкнула по камням рядом с ногой Ауума. Другая вонзилась в еще дымящийся труп мага. Ауум схватил Такаара за руку и почувствовал, что его как будто пронзила молния. Ему хотелось выпустить руку мастера, но вместо этого он лишь еще крепче стиснул ее.

— Идем. Поговорим позже, ладно? А сейчас надо остаться в живых.

Ауум побежал. Мимо пронеслись последние гиалане, которых подгоняла Пелин. Она была забрызгана кровью с головы до ног, но в глазах ее светилось торжество.

— Мы победили, — сказала она Такаару, подхватывая его с другой стороны. — Мы победили.

Такаар коротко взглянул на нее и покачал головой.

— Мы ничего не добились. Спасли жалкую горстку и позволили остальным умереть. Мы потеряли Катиетт и свою столицу. Отныне Калайус принадлежит людям.

Глава 42

Пока у воина ТайГетен остается лес, в нем живет и надежда.

Еще два дня уцелевшие эльфы поодиночке выходили из города и искали прибежища в лесу, где их встречали ТайГетен и провожали в безопасное место. На третий день люди устали убивать и перекрыли все подступы к городу. Столь надежно, что наружу не проскользнула бы уже ни одна живая душа.

В лесу эльфов никто не преследовал. Скорее всего, люди отложили эту забаву до лучших времен. Пелин сказала, что они одержали победу, но Такаар оказался прав. На самом деле они проиграли. Эльфов изгнали из их собственного города. Теперь он принадлежал людям, и вскоре они придут в лес, чтобы забрать то, что им нужно.

Столько смертей. У Ллирон прибавилось работы на много лет вперед, и она будет занята с утра до вечера, отправляя души в объятия Шорта. При условии, разумеется, что Истормун сохранит ей жизнь. Ауум почему-то не сомневался, что так оно и будет. Колдун был умен. А еще жесток и злокознен. Но при этом очень умен.

Ауум сидел вместе с Серрином из клана Молчащих на утесе над Ултаном. Внезапное появление сильно хромающего и опирающегося на клюку, но в остальном живого и здорового Серрина вызвало в душе Ауума смешанные чувства. Серрин не хотел приходить сюда, но чувствовал себя обязанным сделать это. И вот теперь Ауум ждал объяснений, чувствуя, как усиливаются и крепнут охватившие его дурные предчувствия и смятение.

Здесь они находились в полной безопасности, глядя на город и то, что сделали с ним люди. Видели они и эльфов. Без сомнения, те превратились в рабов. Радость от нападения на музей давно поблекла. Попытки освободить остальные кланы в других местах города оказались далеко не столь успешными.

— Нелепо и странно, верно? — сказал Ауум. — Иниссулы теперь — самый многочисленный клан среди спасенных обитателей Исанденета.

Серрин взглянул на него и пожал плечами.

— Сюда придут еще многие.

— Только не оттуда, — возразил Ауум. — И не сейчас.

Немногим более двух тысяч гиалан присоединились в лесу к примерно двум с половиной тысячам иниссулов. Сефан было ровно вполовину меньше, а иксийцев так вообще насчитывалось всего несколько сотен. О том же, что стало с остальными эльфами, запертыми в городе, можно было только гадать. В ту ночь к бегущим присоединились еще несколько десятков представителей других кланов, сумевших воспользоваться последней возможностью спастись.

Но горькая правда заключалась в том, что спасенных насчитывалась жалкая горстка. По расчетам Пелин выходило, что только в одном Исанденете погибло никак не меньше двадцати тысяч их соотечественников. ТайГетен и Аль-Аринаар уже отправились на разведку в Толт-Аноор и Денет-Барин, чтобы узнать, не постигла ли жителей этих городов та же страшная участь.

ТайГетен погибли почти все. Теперь их едва набиралось на десять звеньев. Во время нападения на музей большая часть их уцелела, зато потом очень многие простились с жизнью, когда вернулись в город в попытке разыскать иксийцев, представителей клана, который подвергся самому жестокому уничтожению со стороны людей. Иногда Ауум спрашивал себя, что было тому причиной. Такаар, когда он спросил его об этом в редкий миг просветления, лишь понимающе кивнул головой и вновь принялся разглядывать собственную ладонь.

— Мы проиграли, — сказал Ауум, чувствуя, как охватывает его горькое отчаяние, которого он не испытывал даже десять лет назад, когда они потеряли намного больше жизней. — Я даже не уверен, что мы вообще переживем это.

Серрин глухо откашлялся.

— Я буду говорить свободно и открыто, Ауум. В последний раз.

Ауум почувствовал, как у него защемило сердце.

— Я все время спрашиваю себя, зачем ты вернулся. После того, что ты сказал мне в лесу, я уже решил, что больше тебя не увижу.

— Времена меняются, — ответил Серрин. — Это касается не только Молчащих. Духовенство утратило былой авторитет. То, что затеяли Силдаан, Ллирон и Хитуур, означает, что жрецы больше никогда не будут править эльфами, хотя со временем они могут превратиться в доверенных хранителей веры. Но не более того.

Ауум открыл было рот, чтобы возразить, но Серрин покачал головой.

— Выслушай меня, Ауум из клана ТайГетен. Ты считаешь воинов и видишь поражение и вырождение. Но появление на этих берегах людей с их магией разбудило в эльфах нечто такое, что спало на протяжении многих тысячелетий. И самым ярким тому примером может служить Такаар. Как и я. И, по крайней мере, еще одна iad из рода иниссулов, на которую наткнулся в лесу Сикаант.

— Тебе никогда не приходило в голову, почему столь многим не удавалось стать Молчащими Жрецами, или гвардейцами Аль-Аринаар, или воинами ТайГетен? Людям еще предстоит ужаснуться тому, что они в нас пробудили. Оно таится в подсознании тех из нас, кто служит Иниссу с клинком в руке. Именно оно лежит в основе всех твоих умений, стремительности и ловкости.

— Ты хочешь сказать, что нас станет больше? — спросил Ауум. Все эти рассуждения и доводы казались ему бессмысленными и притянутыми за уши, но в устах Серрина они обретали реальность неизбежного.

— Намного больше, — подтвердил жрец.

— Надеюсь, ты прав.

— Но тебе придется искать и находить их самому. Прочесать лес насквозь. Катиетт знала, чего хочет. Возвести новую твердыню в Катура-Фоллз. Именно там надо собрать всех свободных эльфов. Молчащие продолжат присматривать за храмами. Мы позаботимся о том, чтобы ни один чужак не осквернил их своим присутствием до тех пор, пока ТайГетен не станут достаточно многочисленны, чтобы вновь взять их под свою охрану. ТайГетен и Аль-Аринаар должны тренироваться и накапливать силы. Набирать в свои ряды новых талантливых бойцов.

Ауум покачал головой. На словах все получалось легко и просто. Слишком легко. И слишком просто.

— Но мы никогда не сможем отвоевать свои города. Люди останутся здесь навсегда.

— Ты действительно в этом уверен? Ты пока еще не умеешь думать на перспективу. Не забывай, что без даров тропического леса города не стоят ничего. Это пустые сосуды. Все, что у нас есть, дает нам лес. Пусть люди боятся его. Заставь их пожалеть о том, что их нога ступила здесь, чтобы, когда вы выйдете из-под лесного покрова, они уже были внутренне готовы убраться обратно за море Гиаам.

— Мы многое потеряли, но многое и обрели, хотя это и нелегко увидеть. Раны и горечь потерь еще слишком свежи.

— Например? — Ауум понимал, что ведет себя, как обиженный ребенок, но сдержаться не мог. И не желал.

— У вас есть Такаар.

— Вовсе необязательно. Последние два дня его никто не видел. Что бы ни случилось с ним в Исанденете, он вновь пережил сильнейшее потрясение. Вероятнее всего, Такаар сбежал обратно в свою берлогу. Быть может, на этот раз он все-таки позволит тайпану укусить себя или вотрет яд желтоспинки себе в язык.

Серрин коротко рассмеялся.

— Надо же. Я вижу, что нам предстоит еще многое сделать, чтобы ты вновь научился видеть красоту и гармонию.

— Извини.

— Можешь не извиняться. И не беспокойся насчет Такаара. Мастер появится вновь. Уж что-что, а выживать он умеет, верно?

Ауум не смог сдержать улыбки.

— Хорошо, — сказал Серрин, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — Наконец-то ты хоть немного развеселился. Я должен идти. Мы еще увидимся, друг мой. Молчащие никогда не оставят лес своим вниманием. И помни, что у нас есть то, чего нет и никогда не будет у людей.

— Что ты имеешь в виду?

Сррин повернулся и зашагал прочь. Его фигура четко выделялась на фоне заходящего солнца. Эту картину Ауум не забудет никогда.

— У нас есть тропический лес, и мы знаем, что его нельзя покорить силой. Людям этого не понять никогда, и в этом как раз и заключается одна из причин того, что их постигнет неудача.

— Согласен, — ответил Ауум, и в душе у него затеплился лучик надежды. — А что еще есть у нас и чего никогда не будет у них?

— Время. — Серрин уходил все дальше. — Времени у нас в избытке.

* * *

Только на третью ночь своих бдений Гаран был вознагражден. Нет, он не усомнился в собственной правоте, но знал, что его люди уже выражают недовольство. Впрочем, это не имело никакого значения. Он сидел совершенно неподвижно, когда одинокий эльф соскользнул вниз по стене храма Сефу. Вокруг царила тишина. Стояла глухая полночь, покой которой нарушал лишь далекий плач и стоны тех, кто оплакивал павших. Впрочем, тех, кто осмеливался возвысить свой голос, осталось слишком мало.

Эльф опустился на колени рядом с телом. Он прошептал несколько слов, которые ускользнули от слуха Гарана, и поднял окоченевший труп эльфийки на руки. Оценивающе посмотрел на стену. Подъем предстоял нелегкий, и Гаран ему не завидовал. Он встал и вышел из тени портика[22].

— Я могу проводить тебя через мост Ултан в целости и сохранности, — сказал он.

Эльф обернулся. Лицо его было мокрым от слез, а в глазах тлело безумие, столь резко контрастировавшее с холодной уверенностью, свойственной касте воинов.

— Я могу убить тебя раньше, чем ты успеешь пошевелиться, — сказал эльф.

Гаран кивнул.

— Очень может быть. Но после этого тебе все равно предстоит ускользнуть из города с телом твоей любимой на руках. А это нелегко. Даже для ТайГетен.

— Почему ты хочешь мне помочь?

— Потому что скорбь о смерти тех, кого мы любим, свойственна всем расам, и не зависит от поражения или победы.

— Ты знал, что я приду?

— Я знал, что ее оставили здесь не просто так. Этот плащ принадлежит мне.

Эльф кивнул в знак благодарности.

— Она была архонтом ТайГетен. Я любил ее, — сказал он.

— Тогда пойдем со мной. Позволь мне помочь тебе выразить ей свое уважение в смерти, как я восхищался ее ловкостью при жизни.

Эльф долго смотрел на него, явно взвешивая все «за» и «против». Пробормотав что-то себе под нос, он бросил несколько резких слов и шагнул вперед.

— Меня зовут Гаран.

— Мы приходили, чтобы похитить тебя, — сказал эльф.

— И вместо меня наткнулись на Истормуна. Я почти жалею о том, что не подвернулся вам под руку первым.

Такаар не ответил. Гаран вышел вместе с ним на Тропу Инисса, и они зашагали к мосту Ултан-бридж. Патрули останавливались и провожали их взглядами, но Гаран лишь отсылал их прочь небрежным взмахом руки, приказывая продолжить движение по заданному маршруту. Показывая им, что с ним все в порядке.

На дальнем конце моста, за последним сторожевым постом, они остановились. Эльф смотрел себе под ноги.

— Ты ведь видишь магические ловушки, верно?

Эльф согласно кивнул.

— Я могу пройти между ними.

Он повернулся, чтобы взглянуть Гарану в лицо, и если тот ожидал благодарности, то остался разочарован.

— Передай своим хозяевам, что с нами еще не покончено. И мы еще вернемся. А Истормуну передай, чтобы он боялся моего имени.

Гаран увидел в нем скрытую силу и содрогнулся. Постаравшись взять себя в руки, он выдавил короткий смешок и сказал:

— Знаешь, а ведь я, пожалуй, так и сделаю. Как, говоришь, тебя зовут?

Эльф поднял голову, и на лице его отразилась тень былой славы.

— Меня зовут Такаар.

Книга вторая ВОССТАНИЕ ТАЙГЕТЕН

Предисловие

Целых сто двадцать лет лес истекал кровью.

Серрин из клана Обращенных

Они стояли вместе на утесах, обступивших ущелье Ултан, и смотрели на лес. В бессильной ярости Ауум стиснул зубы, чувствуя, как по коже у него пробежали мурашки. Святотатство поражало своими масштабами и попросту не укладывалось в голове.

В самом начале вторжения людей, когда эльфы еще оставались отчаянно слабыми и рассеялись по всему тропическому лесу, их враг начал безжалостную эксплуатацию ресурсов, ради которых и заварилась эта кровавая каша. Вред был нанесен колоссальный и ужасающий, быть может, даже непоправимый. Серрин, стоящий рядом с Ауумом, дрожал всем телом, и пантера ласково терлась об его ногу носом, пытаясь успокоить.

— Ради чего ты подвергаешь себя таким мучениям? — спросил Ауум.

— Чтобы ты осознал, чему позволил случиться. В этом и состоит мой долг.

В радиусе двух миль от Исанденета тропический лес был уничтожен полностью. Для борьбы с подлеском люди использовали магию. Дальнейшее опустошение не продвинулось на запад только из-за непроходимых болот и неприступных скал, но люди повернули на юг и взялись за реку Икс.

Дороги тянулись на семьдесят миль вдоль ее русла, но баржи забирались еще дальше, неся на борту бригады рабов. В тех местах, где можно было пристать к берегу, лес вырубался подчистую. Река задыхалась. Стволы огромных вековых деревьев перегородили ей путь у лесопильных заводов, которые не останавливались ни днем, ни ночью.

На север, в Балайю, бесконечной вереницей потянулись корабли с драгоценной древесиной Биита, возвращаясь обратно с трюмами, доверху забитыми инструментами и механизмами, чтобы и дальше творить чудовищные злодеяния. Ауум знал, что в окрестностях второго и третьего по величине городов Калайуса происходит то же самое. Вдоль всего северного побережья лес подвергся безжалостному истреблению. Приходу дровосеков предшествовал варварский сбор наиболее ценных растений и цветов.

Там, где эльфы веками бережно выращивали лес, занимаясь земледельческим лесоводством, люди бездумно и безжалостно уничтожали его, руководствуясь своей ужасающей логикой.

Эльфы, в силу необходимости, заглядывали вперед на тысячелетия, поскольку неизменно жаждали видеть зеленый покров у себя над головой. Люди же, продолжительность жизни которых исчислялась жалкими мгновениями, были начисто лишены подобной прозорливости.

В бескрайних лесных просторах они видели лишь «вечный» источник древесины. Люди не задумывались о последствиях своего крайне недальновидного поведения. В отличие от эльфов, которые знали, что равновесие природы, однажды нарушенное, не удастся восстановить уже никогда. До этого еще не дошло, но отсчет времени, когда случится катастрофа, начался. Не сейчас, не в следующем году и даже не через десять лет. Но это время настанет непременно.

И поэтому Серрин из рода Обращенных привел Ауума сюда, чтобы тот сам увидел то, о чем знал в глубине души, но не хотел признаваться даже самому себе.

— Мы не можем остановить их, — сказал Ауум. — Нас слишком мало, а цена, которую платят наши братья в неволе за наше сопротивление, слишком высока.

— Значит, ты и дальше намерен сидеть сиднем и смотреть, как люди уничтожают нашу землю. Ты. Архонт ТайГетен. Поклявшийся защищать свою страну, свой народ и свою веру.

Ауум вздохнул. Вот уже сотню лет Серрин обитал в лесу вместе с пантерами и другими Обращенными, и это не могло не сказаться на эльфийской стороне его натуры. Он утратил объективность. Его словарный запас оскудел, а его вера обрела куда более тесную связь с Туалом и Биитом, чем с Иниссом.

— Ты прекрасно понимаешь, что не все так просто. Я несу ответственность за существование всей эльфийской расы. Я должен смотреть вперед, не ограничиваясь настоящим и теми преступлениями, свидетелем которых я стал против своей воли. Мы не можем победить людей. Пока еще не можем. Нам нужно развивать свои боевые и магические навыки. Мне больно и неприятно говорить об этом, но такова реальность.

— Разумеется, мы в силах остановить надругательство людей над нашим лесом. Но за каждого убитого нами человека в Исанденете умирает невинный эльф. И я несу ответственность и за их жизни тоже, как и за всех свободных представителей нашего народа.

Серрин окинул его равнодушным взглядом и пожал плечами.

— Когда в городах не останется рабов, кому они будут мстить тогда?

— Посмотри чуть дальше своих охотничьих угодий, — резко бросил Ауум. — Когда в городах исчезнут рабы, эльфов останется слишком мало, чтобы возродить нашу нацию. Нам нужны и они, и катураны, иначе мы просто вымрем.

— Иниссулы бессмертны.

Ауум взглянул Серрину в лицо, и охватившая его печаль была очень похожа на скорбь.

— Ты же не веришь в то, что иниссулы сумеют выжить в одиночку. Ты был Молчащим Жрецом, адептом гармонии, и уважительно относился ко всем кланам.

— Взгляни на наш лес, — ответил Серрин. — Взгляни на то, с какой быстротой пожирает его зараза. Люди убьют нас, так или иначе. Придет тот день, когда твои слова уже не смогут остановить Обращенных. Надеюсь, ты поддержишь нас, когда это время придет.

Ауум смотрел, как Серрин со своей пантерой легко и беззвучно спускаются по узкой тропинке к лесу. Наступала ночь, накрывая бархатным пологом весь ужас человеческих преступлений. Ауум остался и вознес молитву Иниссу, прося наставить его на путь истинный, пока солнце вновь не поцеловало землю и не отпрянуло в страхе при виде представшего ему кошмара.

Глава 1

Минуло сто пятьдесят лет, и настало время остановить медленную смерть.

Серрин из клана Обращенных

Ауум опустился на корточки, резким взмахом руки показав своим Тай, чтобы они последовали его примеру. Здесь, у самой земли, в густых зарослях подлеска, было слышно лишь приглушенное эхо бурной животной жизни, ликующей наверху, в зеленом покрове. И потому посторонние звуки доносились особенно отчетливо.

Ауум повернул обратно к храму в Аринденете. Встревожившие его колебания воздуха докатились издалека, и никто из пятерки тех, кто сейчас смотрел на него, не уловил их, хотя все эти юноши и девушки подавали большие надежды. Вскоре им предстояло стать полноправными членами боевых звеньев ТайГетен, а через десяток-другой лет — возглавить их.

Ауум внимательно всматривался в их лица, замершие в ожидании его команды. Глаза их сияли — еще бы, он оказал им великую честь, согласившись стать их учителем и наставником. Их неприкрытое восхищение изрядно смущало его, но они были хорошими слушателями. Маскировочная краска была нанесена на их лица безупречно, с должным уважением к Иниссу, отцу всего живого, Бииту, богу корней и ветвей, и с соблюдением всех ритуалов воина ТайГетен.

Ни один из них не проявлял ни малейших признаков страха. Ауум знал почему: потому что с ними был он. Тот самый Ауум, который сражался с гаронинами и остался жив. Ауум, который отыскал Такаара и дрался рядом с ним, чтобы освободить эльфов Исанденета. Ауум, архонт ТайГетен. Бессмертный.

— Но по-прежнему уязвимый, — пробормотал он. Им должно быть так же страшно, как и ему. — Что вы слышите?

Все они напрягли слух, пытаясь распознать то, что уже уловил их наставник. Он знал, что они делают: пытаются отсеять обыденные звуки, издаваемые подданными Туала. Не должны его ученики обращать внимание и на шум легкого ветерка, и на шорохи опадающих листьев, и на стук капель дождевой воды, падающих на землю. Именно оставшиеся звуки приводили Ауума в содрогание.

— Для птицы это что-то чересчур большое, — сказала Элисс, лучшая из них. Она обещает вырасти в великую воительницу. — И их много.

— Сколько? — поинтересовался Ауум.

Элисс вновь склонила голову к плечу и прислушалась.

— Двадцать.

— Двадцать два, — поправил ее Ауум и обернулся к остальным. — Блестяще. Все согласны?

Трое его учеников ТайГетен согласно кивнули.

— Мне стыдно, но я ничего не слышу, — признался Малаар, опуская глаза.

Ауум улыбнулся.

— Здесь нечего стыдиться. Но нас ждет бой. Элисс услышала магов, летящих на крыльях, сотканных из теней. Они направляются в Аринденет, и нам надо постараться опередить их. Дистанция пять шагов друг от друга. Атакуем по моей команде. Тай, вперед.

С каждым шагом Ауум все явственнее ощущал приближение врага, словно тот подкрадывался к нему со спины. В скорости передвижения в лесу с ТайГетен могли поспорить только пантеры. А вот наверху, там, где не было густой растительности, где путь не преграждали цепкие лианы и предательские корни, люди могли перемещаться быстро и бесшумно.

Однако врага выдал гомон птиц, обитающих в кронах деревьев. В чистом небе раскатился пронзительный клекот ястреба. Туканы разразились отрывистыми криками и тут же смолкли, когда на их гнезда пала тень чужих крыльев.

Чуть ниже в мелодичную перекличку гиббонов вплелись нотки отчаяния, когда они попытались утвердить свое право на принадлежащую им территорию, почуяв приближение нового опасного врага. Птицы, звери и рептилии пришли в состояние крайней тревоги, и лес наполнился визгом, рычанием и шипением. В каждом звуке слышался призыв спасаться бегством или затаиться.

Ауум посмотрел вправо. Элисс, казалось, не касаясь земли, скользила по густому подлеску. Походка ее была легкой и стремительной, листья и ветки не колыхались, пропуская ее, и дыхание девушки оставалось спокойным и размеренным. Когда ТайГетен находились на удалении в сто шагов от каменной площадки перед входом в храм, над головой у них пролетели маги. Элисс лишь вскинула голову, провожая их взглядом, и ускорила шаг.

Она подмечала все, даже самые незначительные детали. Воительница была настроена на окружающий мир, ее разум был открыт лесу, и каждое его послание она воспринимала ушами и ступнями ног, впитывая его всем своим существом. Элисс олицетворяла собой будущее. Таких, как она, рождалось все больше. Воинов ТайГетен завтрашнего дня.

— Они опередили нас, — сказал Ауум так, чтобы его услышали только ученики и никто больше. — Но им еще предстоит опуститься на землю.

— Нужно подать сигнал, чтобы предупредить охрану храма, — предложил Тиирадж.

— Они не нуждаются в предостережениях, а люди не должны узнать о нашем присутствии, — возразил Ауум и опустил руку на пояс. — Подсумки с метательными лезвиями открыть. Цельтесь тщательно.

Ауум скользнул между бальзовыми и фиговыми деревьями, оберегавшими ближние подступы к Аринденету, Дому Земли. Растущие вплотную друг к другу, перевитые диким виноградом, лианами и колючим плющом, цеплявшимся за одежду и ноги неосторожных путников, они являли собой непреодолимую преграду для человека, у которого не было в руках меча.

Еще через пятьдесят шагов Ауум увидел стены увенчанного куполом храма, сверкающие в последних лучах солнца, которое уже затягивали тяжелые грозовые тучи. Вновь пошел дождь. Вид золотисто-зеленых построек, увитых ползучими побегами вьющихся растений, обрадовал бы сердце любого паломника, кому посчастливилось узреть их. Святилище.

Ауум и его Тай должны были выйти из леса у правого угла площадки перед храмом. С каждым шагом, приближавшим их к цели, архонт ТайГетен видел и слышал все больше. К храму с левой стороны бежали какие-то фигуры. Другие силуэты рассредоточились по укрытиям: это были гвардейцы Аль-Аринаар. При виде их Ауум испытал некоторое удовлетворение: значит, он не зря тренировал их.

Еще через двадцать шагов лес вздрогнул от взрывов и по нему ударили сполохи синего пламени. Ударная волна подхватила с земли всякий сор. Осколки камней и щепки с заунывным воем и визгом понеслись навстречу Аууму и его Тай, с сочным чавканьем впиваясь в стволы деревьев, ломая ветки и сбивая листья. Ауум распростерся на земле за стволом пробкового дерева, прячась от смертельного града, уродовавшего корни и ветви Биита вокруг.

Но ураган миновал так же быстро и внезапно, как и начался, и в лесу воцарилась жутковатая тишина, которую нарушали лишь вой раненых животных да крики перепуганных эльфов в храме. Ауум одним движением вскочил на ноги, отметив уголком глаза, что его Тай поднялись вместе с ним.

— Бить только наверняка, — прошептал он.

ТайГетен бесшумно вышли к площадке перед храмом. На ней столпились люди. Мечники штурмовали врата храма, которые все еще держались, несмотря на свежие шрамы от первой магической атаки. Еще два отряда на флангах теснили гвардейцев Аль-Аринаар. Позади линии солдат по каменной площадке у входа расхаживали маги, одним своим присутствием оскверняя священную землю Инисса.

Ауум заметил целую стаю магов, которые подлетают сзади и приземляются в деревне, что притаилась в тени храма. Каждая пара магов несла с собой одного солдата. И вдруг у него перехватило дыхание. Откуда-то с левой стороны храма вылетела стрела, угодив одному из магов в горло. Оставшиеся трое мгновенно развернулись в ту сторону и раскрыли ладони, с которых сорвались темно-синие шары, пронизанные белыми и красными нитями.

Ауум увидел, как кто-то из гвардейцев Аль-Аринаар наложил на тетиву новую стрелу и прицелился в ближайший шар. Но она попросту испарилась в воздухе на полпути к нему, а в следующий миг шары обрушились на стрелка, угол храма и примыкающий к нему лес, в мгновение ока испепелив дерево, плоть и кости.

С раскрытых ладоней и вытянутых пальцев магов сорвались новые заклинания. Огонь врезался во врата храма, отчего дерево застонало и вспыхнуло. По дрожи земли под ногами ТайГетен ощутили, как в ярости взревел Инисс.

Ауум бросился в атаку.

Ноги его едва касались каменной площадки. Его Тай последовали за ним, рассредоточившись для удара. На бегу Ауум выхватил из подсумка на поясе полумесяц и метнул его в цель. Лезвие отправилось в полет. Отверстия на его конце, поймав ветер, затянули скорбную, поминальную песню. Маги обернулись на звук, как он и хотел. Его жертва заметила летящую к ней смерть за миг до того, как полумесяц врезался ей в переносицу, поразив оба глаза.

За первым последовали еще пять метательных полумесяцев, вонзаясь в не защищенные доспехами тела, отсекая руки, поднятые для защиты лиц, и с глухим чавканьем глубоко погружаясь в животы и торсы. На камни плеснула горячая человеческая кровь. Зазвучали громкие встревоженные голоса людей. Солдаты повернули, чтобы бежать обратно под защиту магов.

Ауум со всех ног устремился вперед, пересекая открытое место. Четверо магов погибли. Восьмеро уцелевших повернулись лицом к нападавшим. Ауум отметил, что четверо яростно шевелят губами, готовя заклинания. Остальные пребывали в панике и непосредственной опасности пока не представляли. Бежавшая справа от наставника Элисс обнажила клинок и с ходу врезалась в пару магов, выделывавших пассы руками. Ее меч отсек ухо одному и врезался в плечо, а второго она ударила локтем в горло.

Ауум пробежал еще два шага и прыгнул, вытянув левую ногу вперед, а правую подогнув под себя. Ступня его угодила в голову выбранного им противника, оглушив и отбросив его в сторону. Еще в воздухе он выхватил из-за спины оба клинка, подобрал левую ногу и нанес два удара с обеих рук, чувствуя, как сталь впилась в чужую плоть.

Приземлился он прямо в гуще людей. Рядом упал на колено Малаар, резко крутанулся на месте и воткнул свой меч в пах одному из мечников, потом стремительно выпрямился и отточенным ударом снес голову второму. Продолжая разворот, вторым мечом он рассек грудь третьему противнику.

Ауум одобрительно кивнул и, повернувшись лицом к солдатам, выругался. Деревню позади храма охватило пламя. Под сводами деревьев заметалось эхо отчаянных криков. Мечники тем временем крушили врата храма. От заклинаний по доскам побежали трещины, петли и засов расплавились, и теперь люди пытались довершить дело.

— Элисс! — окликнул девушку Ауум. — Держись справа от меня. Тай, огибаем храм. Зачищаем деревню.

Ауум побежал к вратам, увидев, как шесть мечников проделали в них пролом, достаточно широкий для того, чтобы через него можно было попасть внутрь. Магическое пламя тем временем с жадностью пожирало изуродованное дерево. Элисс держалась за его правым плечом. Ауум скользнул в пролом, на мгновение ощутив тяжелый запах магии и огня, и оказался в полутемной прохладе храма.

Как и тысячу лет назад, под величественным куполом статуя Инисса стояла на одном колене перед бассейном гармонии. Из-под протянутой руки бога все так же тек ручеек, издавая мелодичные и красивые звуки. Но сейчас в него вплетались резкие крики людей и топот их обутых в сапоги ног, оскверняющий святые камни. Солдаты разделились, обойдя бассейн с двух сторон, и теперь торопились к проходу в тыльной части, выводившему к задним дверям и деревне за ними.

Ауум заметил жрецов и адептов Инисса, притаившихся в тени, беспомощных и напуганных. Они оказались запертыми в западне, между людьми, спешащими обогнуть бассейн, и теми, кто уже высадился в деревне. Подбежав к краю бассейна, Ауум левой ногой оттолкнулся от бортика и подпрыгнул, подобрав под себя ноги и раскинув в стороны руки с зажатыми в них клинками. В полете он выпрямился и бесшумно приземлился между двух групп солдат, направив на каждую по мечу.

— Дальше вам не пройти, — прошипел он.

По крайней мере один из них понял его, рассмеявшись вместо ответа.

— Неужто нас остановит один-единственный эльф, — прохрипел он на сносном общем эльфийском.

Солдаты устремились к нему. Ауум шагнул им навстречу, загораживая проход, и тут по воздуху пролетела Элисс, врезавшись ногами в группу по левую сторону от него, и вот уже двое солдат повалились на пол, а третий отлетел спиной к стене и сполз по ней на землю.

— Один? — рассмеялся Ауум. — Воин ТайГетен никогда не бывает один.

Ауум предоставил Элисс возможность завершить свою работу, перехватил клинки поудобнее и стал ждать. Оставшиеся трое солдат бросились на него, пылая гневом при виде столь бесславной гибели своих товарищей. Ауум поднырнул под широкий замах на уровне пояса, выпрямился, вгоняя клинок в живот противнику по самую рукоять, и шагнул вперед, оставив меч торчать в теле врага.

Тот, шатаясь, попятился назад. Ауум обратным движением второго клинка рубанул им по шее другого солдата. К нему обернулся третий, явно не успевая уследить за его перемещениями. Ауум резко крутанулся на месте, и его правая нога врезалась в нос солдата, который, впрочем, устоял и даже поднял меч, защищаясь, хотя лицо его заливала кровь, а в глазах застыли изумление и боль.

Ауум замер на миг, прикидывая, а не оставить ли его в живых, чтобы он рассказал своим хозяевам обо всем, что здесь произошло.

— Нет, пожалуй, это должен быть тот, кто умеет летать, — вслух произнес он.

Архонт ТайГетен шагнул вбок, легко уходя от неуклюжего выпада, и спокойно вонзил клинок в грудь солдату, затем отвернулся от падающего тела и выдернул свой второй меч. Вытерев оба лезвия об одежду убитых, он сунул их в заплечные ножны. Элисс к этому времени уже покончила со своими противниками и удалялась по проходу. Ауум бросился за нею вдогонку, жестами показывая жрецам и адептам, чтобы они расступились.

— Оставайтесь внутри, пока я не скажу, что можно выходить.

Ауум вдвоем с Элисс устремились к задним дверям, пробегая мимо залов для медитаций, комнат для чтения свитков и отдыха, внутри большинства которых укрывались эльфы. Им еще оставалось до дверей около десяти ярдов, когда те распахнулись и внутрь хлынули служители, мирные жители, ученики… словом, самые обычные эльфы, толкая и топча друг друга в отчаянной надежде спастись от врага, который уже дышал им в спину.

В воздухе резко похолодало, и Ауум выругался.

— Ложись! — заорал он и толкнул Элисс в зал для медитаций, ныряя туда же вслед за нею. В коридоре взвыл ледяной ветер. Крики перепуганных эльфов резко оборвались, словно кто-то захлопнул за ними гигантскую дверь.

Содрогнувшись, Ауум перекатился на спину. В дверном проеме бахромой повис иней, а в коридоре на полу и потолке образовался толстый слой льда. Лед вскарабкался и на стены, отчего проход превратился в сверкающий голубой тоннель. Снаружи доносилось эхо разрывов, от которых вздрагивал храм, и громкие крики. Внутри же царила гробовая тишина.

Ауум вскочил на ноги и выбежал в коридор, поскальзываясь на обледенелом полу. Присев на корточки, он принялся отталкиваться руками и ногами, скользя к дверям и деревне за ними. Элисс последовала за ним, правда, не так быстро. Проход впереди был завален телами беззащитных иниссулов, замерзших насмерть. Они протягивали застывшие руки, моля о помощи, а рты их были распахнуты в беззвучном крике.

А за ними в дверном проеме стояли маги. Они готовили заклинания. Ауум попытался заскользить быстрее, но на тающем льду это было уже невозможно. Тогда он выхватил из подсумка метательный полумесяц и, оттолкнувшись в очередной раз, обратным движением руки отправил его в полет. Зашелестел рассекаемый оружием воздух, и лезвие вонзилось магу в ногу. Он вскрикнул и упал. Оставшиеся трое расцепили ладони, направив их на Ауума, и он вознес молитву Иниссу, прося бога принять его душу.

Но вдруг дверной проем на мгновение заслонила чья-то тень; заклинания так и остались незаконченными. Слева мелькнул размазанный в стремительном движении силуэт. Один из магов лишился головы, и она покатилась, подпрыгивая, по обледенелому полу храма, остановившись у ног Ауума и глядя на него мертвыми глазами, в которых навеки застыло изумление.

Ауум плюнул ей в лицо и поднял взгляд к дверям. В повадках стоявшего там эльфа ощущалось безумие, избавиться от которого ему, наверное, уже не суждено. Как и от затравленного выражения в глазах. С клинков, которые он держал в руках, капала кровь, а у его ног корчились в агонии и умирали маги.

— Что-то ты подзадержался, — бросил ему Ауум. — Пожалуй, тебе надо больше практиковаться.

Эльф не обратил на него внимания, пробормотал что-то себе под нос и склонился над магом, который еще дышал.

— Ты доложишь о постигшей вас неудаче своим хозяевам, — сказал он. — Но только после того, как расскажешь мне все, что я хочу знать.

Ауум лишь покачал головой и направился к дверям. Его догнала Элисс и пристроилась рядом. Вдвоем они миновали эльфа и вышли к горящей деревне.

— Это и есть… — начала было Элисс.

— Да, — ответил Ауум. — Это и есть Такаар. Или, точнее, то, что от него осталось.

И вместе с Элисс он шагнул под проливной дождь, чтобы в очередной раз стать свидетелем кровавой бойни, порожденной человеческой магией.

Глава 2

Путь от Молчащего Жреца до Обращенного короток по времени, но бесконечен в утешении, которое дарует душе. Он навсегда останется в памяти тех, кто прошел его. Это — цена, которую они вынуждены платить за подлинное единение с самыми замечательными созданиями Туала.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

На мгновение Ауум позволил себе испытать гордость. Его ученики ТайГетен проявили себя как зрелые ветераны. Убивая мастерски и беспощадно, они спасли десятки жизней. И вот сейчас они бродили по деревне, готовя мертвых к путешествию в Чертоги Возвращения, предлагая утешение раненым и скорбящим, врачуя их тела бальзамами и снадобьями.

Несколько домов еще догорали. Погасить магическое пламя было трудно, но падающие слезы Гиал хотя бы не дадут ему распространиться дальше. Ауум вернулся в храм. Лед уже растаял, и скользкие камни блестели влагой. В каждой комнате молились жрецы, а из-под купола доносился многоголосый напев. Это звучала поминальная песня по погибшим и призыв к Шорту явить свою месть душам врагов.

Войдя в зал под куполом, Ауум вновь обошел бассейн по кругу, пройдя мимо жрецов и адептов, преклонивших колени в молитве. У обгоревших половинок врат храма застыла одинокая фигурка. Ауум подошел к ней и проследил за ее взглядом: она смотрела на залитую кровью каменную площадку перед входом, на которой по-прежнему валялись тела магов-людей.

— Мне очень жаль, что нас не было здесь, чтобы спасти всех твоих людей, Онелла, — сказал Ауум.

Онелла в ответ рассмеялась сухо и безрадостно, накрыв руку Ауума своей.

— Без вас они погибли бы все, а эльфы оказались бы в безвыходном положении.

Ауум всмотрелся в лицо Онеллы и увидел в ее глазах отчаяние. Она была членом клана Инисса, которой пришлось много выстрадать, но именно на нее возлагалось столько веры и надежды. Она была первой, кто овладел и дальше всех продвинулся в изучении Иль-Арин, Одной Земли — таким именем нарекли нарождающуюся эльфийскую магию. Но это знание состарило даже ее, а ведь она была иниссулом. Бессмертной. Волосы ее подернулись пеплом седины и поредели, придавая лицу суровое и аскетическое выражение еще и потому, что она стягивала их в тугой узел на затылке.

Лицо Онеллы покрывала сеточка бесчисленных глубоких морщин, а под глазами, зелеными и по-прежнему яркими, отражающими неугасимый свет ее пылкой и юной души, залегли темные круги. На ее плечи легла невероятно трудная и почти невыполнимая задача, и об отдыхе она могла только мечтать. Но ум ее оставался острым, а желание учиться и передавать это знание ученикам лишь усилилось за сто пятьдесят лет, прошедших с момента ее бегства из Исанденета и пробуждения в ней магической силы.

— Скольких мы потеряли? — спросил Ауум.

Онелла судорожно вздохнула.

— Мы насчитали четырнадцать послушников. Еще больше ранены. Полагаю, нам повезло хотя бы в том, что ученики из класса ориентирования занимались в лесу. Их у меня двадцать восемь, и они остались живы только потому, что их здесь не было.

Онелла понурила голову. Ауум понимал, что она плачет, но он должен был выяснить все до конца.

— Что осталось от подготовительного класса и класса применения заклинаний?

Онелла лишь покачала головой в ответ.

— Ничего. Они все погибли. Но хуже всего то, что мы знали — так и должно было случиться.

— Что?

— Мы знали, что они найдут нас, если мы начнем пробовать свои силы. Они умеют чувствовать применение Иль-Арин. Они могут идти по ее следу, подобно тому, как пантера выслеживает оленя глубокой ночью по запаху. И до сих пор мы старались быть очень осторожными.

— Не вини себя. У тебя не было другого выхода — силу надо было проверить.

Онелла подняла глаза на него и улыбнулась сквозь слезы, и от вида этой улыбки у Ауума защемило сердце.

— И оказалось, что мы ужасно неполноценные, верно?

— Я тебя не понимаю.

— Мы пытались возвести защиту против магической атаки, — сказала Онелла. — Я была уверена в успехе. Мы работали, не покладая рук. А потом пришли люди, ударили одним-единственным заклинанием, и вся наша защита рассыпалась на куски. А все они погибли.

— Кто? — спросил Ауум.

— Ученики из класса практического применения заклинаний. Практики. Погибли все, кроме меня. Вместе с учениками из подготовительного класса, которые наблюдали за занятиями и учились на их примере. Всех их настигло одно заклинание. Столько сил и времени оказались потрачены впустую. Все напрасно. Я в отчаянии.

— Твой труд не может быть напрасным, — попытался утешить ее Ауум, хотя после ее слов на сердце у него легла свинцовая тяжесть. — Мы начнем все сначала.

— Те, кто оказался заперт в Исанденете, не могут больше ждать. У них просто нет для этого времени. И мы все знаем об этом.

— Им не грозит опасность, если они не станут устраивать беспорядки.

— Они рабы! — Голос Онеллы хриплым эхом отразился от стен храма. — Мы поклялись освободить их.

— И мы сделаем это. Инисс поможет нам. Не теряй веру.

— Ауум, ты не понимаешь. — Онелла смеялась сквозь слезы, но смех ее был горек. — Мы пытаемся приручить Иль-Арин на протяжении вот уже ста пятидесяти лет, с тех самых пор, как кое в ком из нас пробудилась душа Икс. И вот, спустя столько времени выясняется, что мы вновь оказались у разбитого корыта. Неужели ты не видишь этого сам?

— Все десять учеников класса практиков строили одно и то же заклинание. А один человеческий маг взял и в один миг легко развеял его по ветру, заодно убив их всех. У нас нет ни силы, ни знаний, чтобы противостоять магии людей. Пройдут века, прежде чем мы сможем встать рядом с тобой и защитить тебя от их огня, льда и прочего зла, которым они столь мастерски владеют.

— Но к тому времени от эльфов не останется и следа. Мы или погибнем, или вымрем. То, что происходит в Катуре, — симптом болезни, которая неизбежно поразит нас всех. И люди будут вечно править Калайусом.

Ауум ощетинился. Слова Онеллы в очередной обнажили пропасть между человеческой и эльфийской магией, сорвав с его глаз флер надежды. Но, несмотря на это, он не собирался отказываться от своих планов.

— Люди никогда не будут править моей страной, — отрезал он. — Катура подхватила болезнь, которая порождена тоской по тому времени, которое ушло и больше не вернется. Теперь будущее нашего народа зависит от тебя, меня и всех тех, кого мы ведем за собой. Нельзя поддаваться отчаянию. Всегда можно придумать что-либо. Ускорь процесс обучения. А я постараюсь побыстрее подготовить своих учеников.

— Чем я могу помочь тебе?

Онелла вытерла с глаз слезы.

— Прости меня. Просто мне сейчас очень тяжело. Мы так старались, а они походя уничтожили нас, словно прихлопнули комара. Оказалось, что вся наша уверенность в своих силах и способностях — на самом деле пустой звук.

— Я могу обещать тебе, что отныне охрану Аринденета от поругания возьмут на себя ТайГетен. Нам помогут гвардейцы Аль-Аринаар. В храме больше никто не умрет.

Онелла согласно кивнула.

— Что ж, по крайней мере, те из нас, кто остался жив, нынче ночью будут спать спокойно. Вот только нас совсем мало! Нам нужно найти новых учеников, обладающих хотя бы зачатками способностей, чтобы можно было расширить поле для экспериментов.

Ауум понял, что Онелла вновь начинает мыслить рационально и уже строит планы, и в душе его затеплилась робкая надежда.

— Не волнуйся, мы обязательно отыщем их и отправим к тебе.

— Как тебе это удается? — поинтересовалась вдруг Онелла.

— Что именно?

— Никогда не падать духом и не позволять сомнениям овладеть твоей душой.

Ауум нахмурился, прежде чем ответить. Подобрать нужные слова оказалось нелегко.

— Потому что я никогда не сомневался в своей вере или целесообразности своей миссии. Это — наша земля и наш лес. И я не успокоюсь до тех пор, пока все наши кланы не станут свободными и пока запах людей не будет навечно стерт из нашей памяти. Сам Инисс вручил нам Калайус. И ни один человек не сможет отнять его у нас.

Его внимание вдруг привлекло какое-то движение в дальнем конце каменного козырька перед входом. Это была всего лишь мелькнувшая тень, которую не заметил никто, кроме самых зорких лесных хищников. Ауум сорвался с места и рванулся в ту сторону, на бегу бросив Онелле:

— Укрепись духом, и никто не сможет победить нас. Занимайся своими людьми.

Сердце гулко колотилось у Ауума в груди. Тень мелькнула и исчезла, но он точно знал, кому она принадлежит.

— Стой! — крикнул он. — Поговори со мной. Скажи мне, что ты почувствовал. Прошу тебя. Ты — Обращенный, но при этом еще и эльф. Стой!

Но тень уже исчезла. Эльф и сопровождавшая его пантера растаяли в лесу без следа.

Ауум остановился на краю площадки. Взбудораженные чувства мешали ему мыслить связно, и отчаянная надежда на встречу угасла так же быстро, как и зародилась. Он всматривался в лес, вопреки всему продолжая верить, что вот сейчас навстречу ему выйдет Серрин.

— Проклятье, — сказал он и нахмурился. — Что ты здесь делал?

Ауум вернулся обратно к храму. К нему быстрым шагом подошли Элисс и Тиирадж.

— А где остальные?

— Малаар занят со жрецами, готовит мертвых для Возвращения. Виранн и Гинеев ухаживают за ранеными. У них множественные ожоги. А бальзама и мазей у нас мало.

— Жрецы дадут им все необходимое. Сколько раненых выживут? — спросил Ауум.

— Как далеко может прыгнуть ТайГетен? — вопросом на вопрос ответил Тиирадж. — Олмаат остался жив, получив ожоги, способные гарантированно погубить любого эльфа. Тяжесть ранений играет второстепенную роль, все зависит от силы духа и желания выжить.

— Это не ответ. Сколько человек получили ожоги, несовместимые с жизнью? И сколько останутся живы, потому что они — поверхностные и неглубокие?

Тиирадж кивнул на храм.

— Думаю, вам лучше сходить туда и посмотреть самому.

Ауум пожал плечами и жестом предложил им идти впереди, и они вместе вошли в прохладу храма. На каменных плитах вокруг бассейна гармонии вповалку лежали раненые послушники и жрецы. В воздухе висел запах горелой плоти, а под куполом звучало скорбное эхо стонов.

Ауум медленно обошел зал по кругу, опускаясь на колени рядом с каждой жертвой, чтобы произнести слова утешения или молитвы, если все усилия жрецов не помогали спасти их подопечных.

Только к концу обхода Ауум понял, почему Тиирадж отвечал столь уклончиво. Он видел эльфов с ужасающими ожогами на лицах, с одеждой, прикипевшей к телу, и руками, обгорелыми почти до кости, но в глазах у них светилась ярость и сила, которые позволят им выздороветь. Но видел он и тех, у кого ожоги и раны были относительно легкими, но в ком шок внезапного нападения подточил мужество, угрожая отправить их души прямиком в объятия Шорта.

— Тай, — сказал он, — предоставим этих славных эльфов выздоровлению. Инисс благословляет вас всех, и он же вернет вам здоровье и возможность учиться дальше. Мы будем молиться за вас и почтем за честь встать с вами в один ряд в тот день, когда отвоюем свою землю у людей и освободим свой народ.

Ауум повел своих учеников наружу, знаком попросив Онеллу присоединиться к ним.

— Расскажи мне о Такааре, — попросил он.

Выражение лица Онеллы было красноречивее любых слов. Ауум вдруг почувствовал, как его уверенность пошатнулась.

— Если он вам мешает, я могу убрать его.

Онелла вздохнула.

— Нет, нет, я не хочу этого. Нам нужны его озарения, в какой бы форме они ни снисходили на него.

— Он составляет заклинания?

— Сейчас нет. Он никак не может сосредоточиться. Думаю, у него в голове слишком много существ.

— Ладно, — проворчал Ауум, ощущая уже привычный наплыв самых противоречивых чувств, едва только речь зашла о Такааре. — Держи меня в курсе. И не давай ему вселять в учеников чувство неуверенности в своих силах.

— Вселять неуверенность? Видел бы ты их. Они обожают его. Сказки, которые он рассказывает, и знания, которыми он делится с ними, относительно энергии, заключенной в земле, буквально зачаровывают их, прошу прощения за каламбур.

— А он по-прежнему… наносит визиты?

— Все чаще и чаще. Полагаю, в этом нет ничего удивительного, учитывая состояние его рассудка.

Ауум выругался.

— Для чего он это делает?

Онелла лишь пожала плечами в ответ. Ауум вполне понимал ее разочарование и досаду.

— Он неизменно говорит, что получает ценные сведения, хотя на самом деле они — всего лишь друзья и им нравится разговаривать друг с другом.

— Как можно дружить с человеком? — осведомился Малаар.

— Не знаю, — отозвалась Онелла. — Хотя, полагаю, если и есть на свете человек, достойный доверия, так это он.

— Это неправильно, — сказал Ауум. — Хочет он того или нет, но он выдаст наши секреты. Глядя на то, что происходит вокруг, я спрашиваю себя, а не случилось ли это уже.

Онелла собралась было что-то ответить ему, но тут воздух потряс многоголосый рев пантер. Его подхватили хриплые и воинственные крики эльфов. Это был призыв к немедленному действию и мести. Ауум вздрогнул, вслушиваясь в эхо криков, прокатившихся из конца в конец по всему лесу. Но вот они постепенно замерли, сменившись хрупкой тишиной, прежде чем ее вновь нарушили вопли опомнившихся подданных Туала.

Онелла дрожала всем телом. Никогда раньше в лесу Калайуса не раздавалось столь жутких звуков.

— Что это было? — спросила она.

— Обращенные, — ответил Ауум. — Объявляют общий сбор.

— Для чего? — поинтересовалась Элисс.

Ауум покачал головой.

— Не знаю, но, боюсь, их действия еще аукнутся нам. Здесь был Серрин. Он стал свидетелем надругательства над храмом.

— Вы думаете, они начнут мстить? — спросил Тиирадж.

— Они — Обращенные. А люди напали на храм Инисса.

— Но… — начала было Элисс.

— Знаю, — перебил ее Ауум. — Но эти угрозы для Обращенных ничего не значат. Они считают, что те, кто оказался в рабстве за стенами наших городов, способны постоять за себя сами. А здесь произошло нападение на сердце нашей веры. И они отомстят за него.

По лицам своих учеников он видел, что они или не понимают, о чем он говорит, или не верят ему.

— Почитайте учение Лизаэль, — посоветовала Онелла. — А еще лучше — поговорите с ней, когда будете в Катуре, если она все еще там, конечно. С тех пор, как возникла первая пара Обращенных, прошло всего сто тридцать лет, но разум переродившихся эльфов настолько далеко шагнул за грань нашего понимания, что к ним уже неприменимы наши понятия о здравом смысле, добре и зле.

— Тем не менее, мы должны попытаться остановить их, — возразил Ауум.

— Как? — поинтересовался Тиирадж. — Мы даже не сможем выследить их. Как мы узнаем, куда они направились?

— Хороший вопрос. — Ауум развел руки в стороны. — Кто-нибудь готов предложить вразумительный ответ?

Первой подала голос Элисс.

— Они захотят создать прецедент. Привлечь к нему внимание людей, чтобы те задумались над происходящим.

— Хорошо, — сказал Ауум. — Малаар?

— Это будет нечто представляющее большую ценность. Охотники за шкурами или собиратели редких растений?

— Нет, — ответил Ауум. — Человеческие деньги ничего не значат для Обращенных. Думайте. Виранн?

— Значит, это будет какая-то массированная и показательная акция. Где-нибудь неподалеку от Исанденета.

Ауум кивнул.

— Правильно. А почему Исанденет?

— Потому что это — военный оплот и магическая база людей, — сказал Виранн. — Потому что там живет Истормун.

— Хорошо, — вновь кивнул Ауум. — Гинеев, будь ты на месте Обращенных, в каком месте бы ты атаковал?

— Лесосплав на реке Икс, — без колебаний отозвался Гинеев. — Его тщательно охраняют, там много рабов и стражников, а сам он является самым гнусным надругательством над лесом.

Ауум преклонил колени, и Онелла с учениками последовали его примеру.

— Тай, помолимся. — Ауум положил одну ладонь на камень, а другую простер к небесам. — Инисс, услышь меня. Биит, услышь меня. Благословите землю, по которой должны ступать ТайГетен. Покажите нам путь и наставьте нас, когда мы постараемся остановить руку слуг ваших, Обращенных.

— Шорт, услышь меня. Благослови души тех, кого отправила в твои объятия злая воля людей, и даруй им теплый прием предков. И пусть те люди, что стоят пред тобой, сполна испытают на себе всю силу твоего гнева.

— Икс, услышь меня. Направь руку Онеллы. Благослови ее труды и укрепи ее дух, когда она начнет возрождать орден Иль-Арин. Открой им глаза на природу их силы и научи управлять ею. Поставь их на пути овладения ею, чтобы они встали рядом с нами и мы сбросили бы с себя людское иго.

— Я, Ауум, прошу вас об этом.

После недолгого почтительного молчания Ауум поднялся на ноги. Онелла же еще некоторое время оставалась коленопреклоненной. Когда она, наконец, выпрямилась, в глазах ее вновь заблестели слезы.

— Икс не сможет дать мне новых учеников. Это под силу только Иниссу.

Ауум кивнул.

— Я услышал тебя, Онелла. Элисс, Малаар, вы пойдете со мной. Тиирадж, Виранн и Гинеев останутся охранять храм. Тиирадж — старший. Не уходите отсюда, пока я не вернусь.

— Тай, в путь.

Глава 3

Если кто-либо задается вопросом о том, почему эльфы не пробовали атаковать Исанденет раньше, значит, он не присутствовал при том, как Истормун убивал нашу любимую Катиетт.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Однажды наступило время, правда, когда именно, он уже не помнил, когда он превратил происходящее в игру. Для него это стало единственным способом справиться с болью. Справиться… нет, это неподходящее слово. Терпеть ее, так будет точнее. А смысл игры заключался в том, чтобы определить, какой орган, мышца или кость болят сильнее всего во время его редких посещений храма Шорта в Исанденете.

Все начиналось с первого вдоха, что само по себе было нелегко. Очевидно, это как-то объяснялось слабостью его грудных мышц. Проблема состояла в том, что они оцепенели, не позволяя грудной клетке подниматься, и каждый вздох походил на жалобный всхлип. Но не позволял этой боли победить себя. Он уже привык к ней и научился не обращать на нее внимания.

С величайшим трудом стал подниматься по лестнице. Во время долгого шаркающего пути от лестницы до панорамного зала в конце коридора он мысленно перебирал список источников боли.

Ага, кажется, сейчас в игру вступила его голова. Истормун что-то сделал, чтобы остановить ухудшение деятельности мозга. Он уже сомневался, к добру ли это, потому как голова теперь гудела так, словно мозг пытался вырваться наружу, просверлив дыру в макушке. Очередным кандидатом стало и левое бедро — результат его недавнего покушения на собственную жизнь.

Он бросился вниз вот с этой самой лестницы и переломал все косточки в левой ноге и еще несколько других. Большую часть тут же залечили с помощью заклинаний и наложенных шин, но вот левое бедро превратилось в сплошную кашу осколков. Ему сказали, что оно раздроблено до такой степени, что магия тут бессильна. Теперь каждый его шаг сопровождался сильной болью, огненными стрелами отдающейся в стопу и поясницу.

И уже не имело значения, что мышечная атрофия, судя по всему, прогрессировала. Он бы лишь порадовался этому, если бы не осознание того факта, что она лишь приведет Истормуна в бешенство и заставит испробовать на нем какой-либо очередной болезненный метод, чтобы остановить распад тканей.

Сегодня он вычеркнул из черного списка артрит в плечах и кистях, потому что боли в животе были просто дьявольскими. Он не ел твердой пищи вот уже почти двадцать лет, с тех самых пор, как его пищеварительная система отказалась принимать что-либо крупнее горошины. Но нынче утром он проснулся в луже собственных жидких испражнений от адской рези в животе. Заклинание уняло колики, зато оставило ему на память такую боль, какая бывает, когда в живот тебе втыкают меч и начинают проворачивать его в ране.

Он, наконец, добрался до верхней площадки лестницы и привалился к стене, переводя дыхание и с тоской глядя на путь, который ему еще предстояло преодолеть. Его охранники, которых Истормун величал помощниками, но от которых никакой помощи ждать не приходилось, поскольку они были явно приставлены к нему для того, чтобы помешать ему совершить новую попытку самоубийства, в ожидании замерли сзади и по бокам.

— Я не намерен ставить рекорды, — обратился он к одному из них охрипшим голосом, поскольку в горле у него пересохло, а губы растрескались. — Сегодня настала очередь кишок.

— Мы уже опаздываем, — пробурчал в ответ один из помощников. Он не помнил, как его зовут. В последнее время у него стало совсем плохо с памятью. — Хозяин не любит, когда его заставляют ждать.

— Ну, вы знаете, куда он может засунуть себе то, что любит или не любит. Хозяин. Тоже мне, жалкие лизоблюды.

Он двинулся по коридору, стараясь, чтобы его движения выглядели медленными и неуверенными. Вздохи и негромкая ругань его помощников доставили ему крошечное удовлетворение. В последнее время ему нечем было особенно хвастаться. Он мельком подумал, а не обмочиться ли ему. Сегодня утром к нему вернулась способность управлять собственным кишечником, а они об этом еще не знали. Но потом он решил, что не стоит. Можно было бы рискнуть хотя бы ради того, чтобы увидеть выражение их лиц, но вот потом приводить себя в порядок… Нет, этим оружием он воспользуется в другой раз.

Ему нравилось представлять, как движется по небу солнце, хотя и скрытое большую часть времени тяжелыми грозовыми тучами, пока он медленно ковылял по коридору на встречу с Истормуном. В самом начале подобные свидания происходили у них каждый день. Но только не теперь. И он был благодарен за это тому эльфийскому богу, который услышал его молитвы.

Не то чтобы Истормуну прискучил эксперимент сам по себе — хотя он всей душой жаждал, чтобы это случилось поскорее. Нет, просто правитель Калайуса стал кем-то вроде куратора, передоверив ежедневную рутину поддержания жизнедеятельности своего подопечного младшим магам. К несчастью, те оказались чрезвычайно усердными и исполнительными. Хотя чему тут удивляться? Истормун терпеть не мог разочаровываться в ком бы то ни было.

Один из его опекунов распахнул дверь в панорамный зал с роскошным видом на восточную часть Исанденета и изуродованный лес за рекой Икс. В этот момент солнце выглянуло из-за туч, заливая длинную комнату с высоким потолком ярким ласковым светом. Сценка, поражавшая своей свежестью и красотой, поразительным образом контрастировала с единственным обитателем комнаты.

Истормун сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за огромным полированным деревянным столом. Пресс-папье прижимало внушительную стопку бумаг, а на трех тарелках перед лордом и властителем Калайуса лежали остатки еды. Истормун был худ как спичка. Кожа так туго обтягивала его лицо и руки, что, казалось, кости вот-вот могут прорвать ее. Он походил на ходячий скелет в свободных одеждах ручной выделки, которым отдают предпочтение те, кто ищет спасения от чрезмерной влажности. Вопрос о том, кто из них выглядел хуже, оставался открытым.

— Ваш отвратительный запах опережает вас, Гаран, — сказал Истормун. — Садитесь.

Небрежным взмахом руки Истормун указал на глубокое и удобное кресло слева от себя. Но Гаран проигнорировал приглашение и опустился на жесткий стул с прямой спинкой справа, из которого у него, по крайней мере, был шанс выбраться по окончании встречи.

— А вокруг вас пахнет, как от выгребной ямы, — парировал он. — В моем запахе повинны вы сами. Что вы можете сказать в свое оправдание?

В темных глазах Истормуна полыхнула молния, но его тонкие губы сложились в улыбку.

— И сколько же вам нынче? — проскрежетал колдун, и голос его скрипучим эхом раскатился по почти пустой комнате.

— Сто семьдесят шесть лет, — ответил Гаран, и названная цифра ему самому показалась нереальной, как было всегда.

— И за все это время вы так ни разу и не сумели уязвить меня.

— Я все еще не теряю надежды. Более того, каждая попытка приносит мне удовлетворение. Кто еще смог бы сидеть здесь и говорить вам, что от вас пахнет хуже, чем от дерьма пантеры, и рассчитывать остаться в живых?

— Смотрите не ошибитесь с длиной своего поводка, Гаран.

— А мне так хочется узнать, какова она на самом деле. Именно мысль о том, что когда-нибудь я переступлю предел дозволенного, и позволяет мне засыпать каждую ночь.

Истормун фыркнул и принялся перебирать бумаги, лежавшие перед ним на столе, после чего выудил один листок из толстой кожаной папки.

— Итак, к делу. Ваше зрение. Улучшилось? Стало острее?

— Теперь я даже вижу у вас под кожей тот усохший черный орган, который вы, наверное, величаете сердцем. Ну, что скажете?

Истормун проворчал что-то, и этот хриплый звук показался бы куда уместнее в лесу, а не в храмовом зале.

— Ваши почки вернулись к нормальной работе десять дней назад. У вас была какая-либо отрицательная реакция на лечение?

— Да, — ответил Гаран. — Я все еще жив.

Истормун с такой силой стиснул зубы, что на скулах у него заиграли желваки, а на висках под желтоватой кожей с коричневыми пятнами вздулись вены.

— Ваш желудок, — сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова, в которых прозвучала явственная угроза, но она лишь вдохнула надежду в Гарана. — Три дня нового лечения. Уменьшилась ли опухоль, и способен ли теперь ваш желудок удерживать пищу?

Гаран, не дрогнув, встретил взгляд Истормуна. В его манерах не ощущалось и следа того ужаса, что так явственно проступал на лицах прочих слуг Истормуна.

— Мой желудок по-прежнему причиняет мне дикую боль, тем самым давая мне надежду на скорую смерть, невзирая на ваше бесчеловечное вмешательство в работу моего организма. Ваш эксперимент был и остается жалким провалом.

Истормун отличался завидной быстротой движений, а его рост, когда ему это было нужно, внушал страх. Он с размаху ударил ладонями по столу и угрожающе навис над Гараном, чей высохший скелет непроизвольно дернулся, хотя взгляд его не отрывался от лица мага. Уголком глаза он отметил, что стол треснул и задымился под руками Истормуна. Ну, еще немножко. Еще!

— Ничто из того, к чему я прикасаюсь, не может быть провалом. — Голос Истормуна напоминал скрежет камней, попавших в камнедробилку. — А вам давно пора уразуметь, что даже если вы скончаетесь прямо сейчас, то мой эксперимент все равно можно считать триумфальным.

У Гарана отвисла челюсть, и он ощутил, как из уголка рта у него струйкой потекла слюна.

— Взгляните на меня, — прошептал он, а потом заговорил так громко, как только мог. — Взгляните на меня! Стоит мне чихнуть чуток сильнее, как у меня лопается кожа. Все мои суставы настолько распухли от артрита, что без посторонней помощи я не в состоянии вылезти из постели, а без остановки не могу пройти и десяти шагов. Стоит мне сделать вздох поглубже, как от боли у меня перехватывает дыхание. Если я упаду, то переломаю себе все кости. Все тело, как и вся моя жизнь, превратилось в сплошной источник боли. Вот уже пятьдесят лет я не узнаю себя в зеркале. Я мертв, но вы заставляете мое сердце биться. Неужели в этом и заключается твой триумф, ублюдок?

В лице Истормуна на миг проступило нечто человеческое. Треск прекратился, и лорд-маг убрал руки со стола, на котором остались почерневшие отпечатки его ладоней.

— Да. Потому что я дал тебе жизнь, о которой ты даже и мечтать не смел. Я дал тебе возможность видеть, слышать, касаться и пробовать на вкус, когда твои выбеленные кости уже давно должны были сгнить в земле. Я сделал так, что твое имя навсегда останется в истории человечества.

— А моя семья будет вечно нести на себе позор оттого, что я был игрушкой в руках Истормуна. Я не желаю, чтобы мое имя входило в историю. Все, чего я когда-либо хотел — исполнить свой воинский долг, вернуться к тем, кого я любил, и умереть на руках жены, когда придет мой час. А ты отнял у меня это право. Я плюю на землю, по которой ты ступаешь.

Приступ человечности миновал у Истормуна так же быстро, как и начался.

— Вы считаете себя невезучим, потому что я не оставляю вас в покое. Меня так и подмывает вырвать вам язык. Поверьте, в моих силах сделать вашу жизнь куда более неприятной, нежели вы полагаете ее в настоящее время. На вашем месте я бы подумал вот о чем: эксперимент с вами еще не закончен, и я не могу позволить вам умереть до его завершения.

— У вас органы человека, стоящего одной ногой в могиле. Но сердце ваше будет преспокойно биться в теле тридцатилетнего мужчины. А мои маги с каждым днем приближаются к решению проблемы с вашей мускулатурой, кожей и костями. Вы, Гаран, имеете все шансы стать первым бессмертным человеком, но при этом продолжаете скулить и жаловаться на свое долгожительство.

— А вы вообще были когда-нибудь человеком? — спросил Гаран. — Какую такую сделку вы заключили, что честь, стыд и стремление к свободе не затронули вашего сердца?

Истормун фыркнул, умудрившись вложить в этот звук все свое презрение и одновременно показать, что не намерен больше разговаривать на эту тему.

— Вам вряд ли захочется узнать подробности этой сделки, больше того, вы их уже знаете, — заявил лорд-маг, и Гаран готов был биться о заклад, что этот живой скелет в просторных одеждах непроизвольно содрогнулся.

— По крайней мере, у вас был выбор, — сказал он.

Истормун вышел из-за стола и остановился перед Гараном.

— Да, был. Но теперь у меня нет времени на честь или свободу. Меня интересуют только завоевания и власть. — Истормун наклонился, так что глаза его оказались на одном уровне с глазами Гарана, и в ноздри последнему ударил характерный запах плесени. — А вы — очередная ступенька в моем восхождении к вершинам власти на Балайе.

— Подарите мне новый меч, да? Жду не дождусь увидеть страх на лицах ваших врагов, когда я заковыляю к ним.

Истормун вновь зарычал.

— В этой земле есть нечто такое, что обеспечивает эльфам их долгую жизнь, и я найду это семя и посею в вас, даже если мне понадобится для этого еще сто пятьдесят лет. Так что вы будете жить долго, Гаран, и своими глазами увидите рождение новой расы людей. Тех, кого я наделю долгой жизнью, колоссальной силой и быстротой. Несокрушимых. Верных. Покорных.

Наконец-то Гаран узнал правду и понял, чем объяснялись пытки последних ста пятидесяти лет. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не рассмеяться лорду-магу в лицо.

— Вы пытаетесь слепить эльфа из моего тела, чтобы собрать армию таких, как я, и захватить власть в Триверне? А вы ведь и впрямь конченый идиот, а?

Глаза Истормуна потемнели, а с ладоней сорвались молнии.

— Вы могли бы встать вместе со мной во главе доминиона, — обронил лорд-маг. — Но каждое ваше оскорбительное слово я припомню, так что вы отправитесь на свалку, когда мне надоест возиться с вами.

— Моя смерть не может быть слишком близкой.

— Смерть? Нет, Гаран, иначе она станет для вас наградой, а не наказанием. — Истормун торжественной поступью подошел к окнам и уставился на тропический лес. — Наша сегодняшняя встреча подошла к концу. Следующий сеанс лечения может показаться вам неприятным, зато он придаст силы вашим ногам. Иначе вас ждет паралич.

Гаран похолодел. Истормуна можно было назвать кем угодно, но он был человеком слова. Впрочем, шанс, что его все-таки удастся спровоцировать, оставался всегда.

— С нетерпением жду возможности приползти на следующую встречу с вами на руках, — съязвил Гаран.

— Иногда мне кажется, что все мои усилия по поддержанию работы вашего мозга пропали втуне, — холодно заметил Истормун. — Вы видите куда меньше, чем должны.

— В самом деле? — Гаран поднял дрожащую руку и погрозил колдуну искривленном артритом пальцем. — Например, сейчас я вижу, что вы не находите себе места. Вы нервничаете, но отнюдь не из-за меня. А еще слышу, как вы без конца щелкаете пальцами.

Истормун пристально взглянул на него, и Гаран вдруг понял, что колдун очень устал; в его ввалившихся глазах, окруженных темными кругами, появилось новое выражение.

— Очевидно, ваши собратья не желают оставить вас в покое; а расстояние для продолжительных дебатов слишком велико, верно? — предположил Гаран.

Ему срочно нужно было прилечь. Одно только присутствие Истормуна буквально вытягивало из него силы. Но сейчас наступил один из тех редких моментов, когда лорд-маг был явно чем-то озабочен. И Гаран не намеревался позволить каким-то ста семидесяти годам почтенного возраста помешать ему еще немножко поиздеваться над колдуном.

Взгляд Истормуна стал напряженным и сосредоточенным, и Гарану показалось, что у него задымилась кожа на лице.

— Вот те на, — продолжал он. — А ведь вам и вправду пришлось несладко, не так ли? И чего же маги Круга потребовали от вас на этот раз?

— Я не намерен обсуждать подобные вещи с вами.

— Что ж, в таком случае мне, пожалуй, пора.

Гаран представил себе, как будет подниматься со стула. Перспектива вырисовывалась, прямо скажем, не радужная. Он боялся, что ноги у него прихватило судорогой, а голова отчаянно кружилась. В последнее время это случалось с ним частенько, особенно после умственного перенапряжения.

— А вам никогда не приходило в голову, что, будучи единственным человеком, находившимся здесь с самого начала, я могу посоветовать вам кое-что дельное? — осведомился Гаран, надеясь еще хоть ненадолго отсрочить процесс вставания на ноги.

По лицу Истормуна мелькнула тень и тут же исчезла.

— Я не признаю за другими слабостей, — отрезал он. — Только невежество.

— Ага, — удовлетворенно протянул Гаран. — Значит, речь опять зашла о «тонком балансе сил» и «хрупком равновесии», верно?

Казалось, Истормун расслабился; немного, самую чуточку.

— Кое-кто в Триверне не желает признавать угрозу, которую представляют собой ТайГетен.

— Ага. Вот как можно объяснить паруса на горизонте. Полагаю, сюда плывут подкрепления, чтобы помочь вам поскорее покончить с ними.

Но Истормун отрицательно покачал головой.

— Это всего лишь рабочие.

— Чушь собачья. — Гаран вдруг понял, что испытывает давно забытые эмоции. Сочувствие. — Здесь и так все работает, как часы. Что происходит?

— Политика, — неопределенно ответил Истормун.

— Очередная чушь, — уверенно заявил Гаран, чувствуя, что близок к успеху как никогда. — Я горжусь тем, чего мы здесь добились. Я ненавижу вас за то, что вы не даете мне умереть, но, по крайней мере, я вижу плоды своего труда. Если уж вы намерены и дальше заставлять мое сердце биться, то сделайте так, чтобы я мог быть вам полезным. Доверьтесь мне. В конце концов, разве я могу чем-то навредить вам?

— Помимо разговоров с вашим любимцем эльфом?

Гаран откинулся на спинку стула.

Все его тело пронзила жестокая боль и клещами впилась в голову. Каждый имеет право на одну-единственную маленькую тайну.

— Вы обиделись, словно маленькая девочка, — заметил Истормун. — После стольких-то лет вам давно пора бы знать, что от моего внимания не ускользает ничто.

— Он не оставляет следов, — прошептал Гаран.

— Как воин — да, не оставляет. Но в качестве мага его отпечатки кричат громким голосом и сохраняются очень долгое время. Так что вы там только что говорили?

— Вы все прекрасно расслышали. — Гаран оттолкнулся от стула, с трудом поднимаясь на ноги, и покачнулся от боли, волной прокатившейся по телу. Его едва не стошнило. — Я устал и ухожу.

В голове у Гарана зашумело. Он чувствовал себя измочаленным и обманутым.

— Передайте своему другу — пусть держит своих подопечных на привязи. Они ходят по лезвию ножа, и я — единственный, кто не дает прихлопнуть их, как мух.

— Вас послушать, так вы чуть ли не делаете им одолжение, — вновь съязвил Гаран.

— Просто передайте ему мои слова.

— Нет. У него и без вас есть чем заняться.

— Не вынуждайте меня применять силу, Гаран.

Бывший главнокомандующий рассмеялся.

— Или что? Приберегите свои угрозы для тех, кто боится вас.

Глава 4

Неверно думать, что это случилось как-то вдруг. Подозреваю, эволюция началась многие сотни лет назад. Быть может, в тот самый день, когда мы впервые ступили на Калайус. И можно не сомневаться, что появление людей всего лишь ускорило этот процесс. Будет большой ошибкой полагать, что в противном случае связь между ними не стала бы настолько прочной. Как интересно, не правда ли? Но будьте осторожны с ними. Их разум уже не принадлежит эльфам. Боюсь, что со временем они станут еще более непредсказуемыми.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Серрин — потому что он по-прежнему думал о себе, как о Серрине, хотя это было имя из другой жизни, которая теперь виделась ему только во сне, — присел на корточки рядом со своей напарницей. Он ощущал исходящее от нее тепло под гладкой черной шерстью. Он чувствовал, как с каждым вздохом вздымается грудь пантеры. Он делился с нею всем, что видел, а она разделяла с ним каждый запах, который улавливал ее чуткий нос.

Их разум стал общим, и это ощущение восторженного единения должно было оставаться безоблачным. Тот факт, что воспоминания прошлого притупили его, лишь добавлял горечи к охватившей его ярости. Впрочем, для напарницы все обстояло куда проще: в их охотничьи угодья вторглись чужаки, которым следовало преподать кровавый урок.

Грубые звуки присутствия людей и жестокой рубки векового леса они услышали задолго до того, как увидели или уловили что-либо. С ними вместе были еще пять пар Обращенных, каждая из которых затаилась под зеленым покровом настолько неприметно, что грубые органы чувств людей ничего не заподозрили.

А сами они видели и обоняли осквернение такого масштаба, которое и в мыслях не могли себе представить: организованную вырубку зеленых насаждений, после которой на гигантских пустошах не оставалось ни травинки. Пройдут долгие десятилетия, прежде чем лес найдет в себе силы зализать эти раны. Река Икс задыхалась под тяжестью барж, сетей и плотов, сплавляющихся по ней на север от Исанденета. Люди безжалостно принуждали рабов отнимать жизнь у природы, которой Инисс одарил эльфов.

Серрин насчитал около сотни эльфов, двадцать с чем-то солдат и магов. Его пантера глухо зарычала, внимательно глядя на представшую перед ней картину и втягивая носом воздух. Серрин уловил мерзкий запах, исходящий от людей, и ощутил незамысловатую простоту желаний зверя. Взгляд пантеры переместился на эльфов, сопровождавших каждый взмах топора молитвой о прощении. Согнать в стаю. Защитить.

Но вот зверь перевел взгляд на людей. Тело пантеры напряглось, шерсть на загривке встала дыбом. Добыча.

Серрин погладил бок и положил руку ей на голову. Пошел проливной дождь. Полог тяжелых туч над головой означал, что он затянется надолго.

Потерпи. Уже скоро, мысленно обратился к зверю бывший жрец.

* * *

— Ненавижу. — Джерал запрокинул голову, глядя на небо, которое стало видимым после того, как они вырубили весь лес на берегу реки и вклинились широкой полосой в зеленую чащу. Впрочем, его надеждам не суждено было сбыться. Хотя день был в самом разгаре, черные грозовые тучи похоронили под собой любой намек на солнечный свет, и весь мир вокруг подернулся серой тусклой пеленой. — Ненавижу эту проклятую страну.

— Что ж, рад слышать. Наша песня хороша, начинай сначала. Вот уже десятый раз ты открываешь свою жирную пасть, чтобы изречь одно и то же. Пора бы уж тебе придумать что-нибудь новенькое. Нет, правда?

Джерал посмотрел налево, но лица Нуина видно не было. Маг наблюдал за тем, как эльфы рубят лес, и черты его лица скрадывал низко надвинутый на лоб капюшон плаща. Но зато его хриплый голос не мог заглушить шум дождя, барабанивший по палубе баржи и выстукивающий монотонный ритм по бритой голове Джерала и коже его плаща с высоким воротником.

— Ну, зато тебе можно ничего не бояться, верно я говорю? При малейшей тревоге ты взлетишь и смоешься отсюда.

Нуин повернулся к нему. Черты его лица по-прежнему оставались неразличимыми, но на сей раз из-за дневного сумрака. Джерал различал лишь, как шевелятся его губы да поблескивают в темноте глаза.

— Ты действительно думаешь, что я брошу тебя?

— На твоем месте я бы так и сделал, — заявил Джерал.

— Ты слишком сильно беспокоишься из-за всякой ерунды.

— В самом деле?

Джерал кивнул на корму баржи. Они стояли на якоре на самой стремнине, и с обоих бортов к ним были пришвартованы такие же баржи. Между судами была натянута сеть, удерживавшая стволы срубленных на берегу деревьев, которых становилось все больше. Они выбрали именно этот участок реки Икс, потому что течение здесь было медленным, но даже при этом колоссальная масса сплавного леса, скопившаяся в воде, не на шутку тревожила Джерала.

На берегу рабочая партия численностью в сто пять шарпов валила лес так медленно, как только позволяли хлысты и угрозы надсмотрщиков. Шарпы хранили молчание, а вот взгляды их были достаточно красноречивы. Здесь и сейчас совершалось самое гнусное из всех возможных преступлений, а они стали его соучастниками. Джерал, честно говоря, их не понимал. Лес не просто велик, он огромен; сотней деревьев больше, сотней меньше — он и не заметит. Это все равно что зачерпнуть пригоршню воды из Южного океана, к тому же их проклятые молитвы надоели ему хуже горькой редьки.

— Нет, правда, — продолжал Нуин. — Вот уже три дня о них ни слуху, ни духу. Они даже не знают о том, что мы здесь.

— Они просто не знают, что мы до сих пор здесь.

— А ты пессимист, однако!

— А ты — просто идиот. Тебя послушать, так выходит, что чем дольше мы здесь проторчим, тем выше вероятность того, что они нас никогда не найдут. А я вот уверен в обратном. Вот почему я ненавижу это место, будь оно проклято. Вовсе не из-за дождя, а потому, что они могут появиться из ниоткуда в любой момент — понимаешь, в любой — и разорвать нас на куски.

— Но они этого не делают, верно? — возразил Нуин. — Они просто наблюдают. И так продолжается уже долгие годы. С тех самых пор, как…

— Я прекрасно знаком с занимательными правилами возмездия Истормуна, благодарю тебя. Но неужели ты не чувствуешь, что кое-что изменилось, а?

Нуин покачал головой.

— Откровенно говоря, нет. Все будет как раньше. Они покажутся, немного покрасуются вдалеке, а мы соберем лагерь и уйдем отсюда, если шарпы начнут слишком уж дергаться. Лес — большой, а река — длинная.

Дождь продолжал выбивать барабанную дробь на палубе баржи. Джерал вновь посмотрел на шарпов и на мгновение даже проникся к ним сочувствием — слишком уж скорбные были у них лица. Удары топоров по стволу очередного дерева совпали с ритмом его собственного сердца. Или это ему так показалось? Они завораживали. А потом вдруг кто-то из его людей пролаял короткую команду, и в ответ раздались тревожные крики.

Сопровождаемое треском, шуршанием и скрежетом, огромное дерево рухнуло, причем так, что крона его оказалась в воде. Глухой звук удара ствола о землю прокатился над рекой, в воздух поднялся фонтан брызг, а баржи, стоящие на якоре, закачались. К дереву подошла бригада шарпов, чтобы обрубить лишние ветки. Послышались частые удары маленьких топориков.

Ну вот, срублено еще одно дерево. Сделан еще один шаг к тому благословенному моменту, когда они смогут убраться отсюда. Джерал содрогнулся. Но и тогда за их безопасность он не даст и ломаного гроша. Им предстояла долгая обратная дорога к дровяному складу к югу от Исанденета, почти два дня пути по реке — и все это время они будут совершенно беззащитны перед ТайГетен, вздумай те нарушить многолетнее воздержание и устроить бойню.

— Этак и свихнуться недолго. Помолюсь-ка я лучше, — пробормотал себе под нос Джерал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, мой магический друг. Так, мысли вслух, чтобы убить время. — Джерал вперил взгляд в мокрый полумрак векового леса. — Как же я его ненавижу!

Небо стало еще темнее. Дождь усилился. Джерал зажмурился, чувствуя, как капли барабанят по его лысому черепу и стекают по лицу. Тряхнув головой, он с раздражением спросил себя, а может ли быть еще хуже. Вновь открыв глаза, он увидел, что Нуин скривился от боли, и от этого настроение его чуточку улучшилось.

— Угадай, досчитал я до десяти на этот раз или нет, — сказал Нуин.

— Удиви меня, — ответил Джерал и обнаружил, что улыбается.

Внезапно у него перед глазами мелькнула тень, и Нуин исчез. Джерал испуганно шарахнулся в сторону, отметив краешком сознания, что слышит злобный рев пантеры. Нуин лежал посередине палубы. Над ним, водрузив лапы ему на грудь, стояла черная лесная кошка. Словно при замедленной съемке, Джерал увидел, как зверь наклонил голову и сомкнул челюсти. Из разорванного горла Нуина фонтаном ударила кровь.

Джерал заорал, чтобы отвлечь внимание животного, выхватил меч и двинулся к нему по палубе, хотя и сознавал в глубине души, что уже слишком поздно. Пантера повернула к нему морду, оскалила клыки и прыгнула в сторону. Джерал, словно завороженный, смотрел, как она перемахнула через борт, в два прыжка пересекла предательскую запруду из бревен и выскочила на берег.

Джерал перевел взгляд на Нуина.

— Почему именно ты?

На берегу реки столпились люди и эльфы. Все они являли собой куда более легкие и доступные цели, и никто из них еще не понял, что только что произошло. А случилось то, что Нуина… казнили, за неимением более подходящего слова.

Джерал оглянулся на пантеру. Животное остановилось на опушке леса, не далее чем в пятидесяти ярдах от него, там, где деревья нависали над рекой, на самом краю расчищенного участка. Там стоял эльф. Во всяком случае, Джерал решил, что это эльф.

Половина его лица была раскрашена в белый цвет. Другую половину сплошь покрывали татуировки и пирсинг. Его уши и нос тоже были проколоты, а зубы, как и ногти на руках, были отточены до бритвенной остроты. Все его тело, прикрытое лишь набедренной повязкой, сплошь усеивали татуировки.

Джерал, стоя под проливным дождем, барабанящим по его бритой голове и кожаному плащу, содрогнулся. Эльф открыл рот и испустил гортанный, хриплый крик. Его подхватили по всей опушке леса вокруг расчищенного участка, а пантеры присоединили к нему свой рык. Как по команде, шарпы побросали орудия труда и преклонили колени в молитве.

Джерал похолодел. Спрыгнув за борт, он побежал по скользким бревнам, норовившим выскользнуть у него из-под ног, стремясь побыстрее достичь берега. Пантера убила Нуина, потому что тот был магом и именно это выделяло его среди остальных. Мысль эта показалась ему нелепой и абсурдной, но другого объяснения у него не было.

— Это нападение! Охраняйте магов. Всем перейти на баржу номер один.

И вдруг из леса выступили высокие, размалеванные белой краской и украшенные татуировками эльфы. Рядом с каждым из них шла пантера. Прозвучала команда, и они побежали. Быстро. Очень быстро, просто невероятно быстро, как показалось Джералу. Он смотрел, как они разделились и каждый устремился к своей цели.

— Этого не может быть, — выдохнул он. — Этого просто не может быть.

Ноги Джерала коснулись речного берега.

— На баржу номер один. Бегом! — завопил он, устремившись к месту сбора. — Прикройте магов.

Но его голос потонул в шуме и грохоте ливня. Кроме него, больше никто не видел того, что эльфы и пантеры действуют заодно. Они словно понимали друг друга без слов. Джерал пробежал мимо баржи к группе солдат, окруживших двух магов. Они застыли в неподвижности.

— Бегом! Назад! — скомандовал он. — Ко мне.

Справа прозвучал рык атакующей пантеры, и она прыгнула, избрав целью голову одного из солдат, и опрокинула его прямо в толпу людей. Трое покатились по земле, а еще трое растерянно застыли на месте. Двое из них были магами. Слева к ним гигантскими прыжками приближалась еще одна пантера в сопровождении двух эльфов.

— Бейте заклинаниями, черт бы вас подрал! — заорал Джерал.

Но было уже поздно. К ним подскочил первый эльф и выбросил руку, пробороздив ногтями по лицу одного из магов. Он оставил у него на щеке четыре глубоких кровоточащих борозды, разорвал в клочья нос и вырвал глаз. Маг закричал и попытался закрыть лицо руками. Эльф отнял руку, и в следующий миг клыки пантеры впились магу в горло.

Джерал содрогнулся и притормозил. Ему оставалось до них не больше десяти шагов, но он уже видел, что не успевает. Те трое, что лежали на земле, были уже мертвы. Второй эльф схватил уцелевшего мага обеими руками за голову. Тот запричитал, моля о пощаде, а эльф наклонился и впился ему зубами в горло. Кровь фонтаном ударила в темное небо.

Джерал закричал, не помня себя от ужаса. Он ничего не мог с собой поделать. Он увидел, что к лесу бегут солдат и последний маг, а за ними по пятам гонится эльф с пантерой. Дикая кошка прыгнула на плечи солдату, вонзив клыки ему в основание черепа. Эльф пробежал еще шаг и подпрыгнул. Перебирая ногами в воздухе, он выбросил руку и полоснул ногтями по шее своей жертвы. Маг рухнул лицом в песок, дернулся в агонии, и все было кончено.

Джерал вновь обернулся. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди, лицо горело, а сердце гулко билось о ребра, грозя проломить их. Он хватал воздух широко раскрытым ртом. Дождь ослабел. Землю усеивали тела, перепачканные кровью и грязью. Люди были мертвы, все до единого.

Бежать было некуда.

Джерал медленно попятился к реке. Быть может, если он прыгнет в воду…

Эльфы и пантеры бесстрастно наблюдали за ним. В следующий миг все они, кроме одной пары, растворились в лесу, не обращая внимания на рабов, которых, предположительно, приходили спасти. Но одна пара осталась и направилась к нему. Эльф, зубы и ногти которого блестели свежей кровью, положил руку на голову зверя. Пантера глухо зарычала.

Когда вода лизнула носки его сапог, Джерал остановился. Пытаться бежать — бессмысленно.

— Пожалуйста, — произнес он по-эльфийски. Меч выпал у него из рук. — Прошу, не убивайте меня.

Джерал никогда не считал себя трусом, но мысль о том, чтобы атаковать эту парочку и попытаться отомстить за гибель своего отряда, даже не пришла ему в голову. В ноздри ему назойливо лез запах крови и мокрой шерсти. Тело сотрясала дрожь. Ему понадобилось все его мужество, чтобы не обмочиться.

Эльф протянул руку, медленно и целенаправленно, и взял его за подбородок. Его ногти впились Джералу в щеки. Он стиснул пальцы, и боль стала невыносимой. Затем он приблизил свое лицо вплотную к лицу Джерала, и тот буквально физически ощутил исходящую от него силу и дикую ненависть.

— Мы — Обращенные, — негромким хриплым голосом сказал эльф. — Бойтесь нас.

Эльф разжал руку, отпуская Джерала, напоследок расцарапав ему щеки. Джерал почувствовал, как по лицу его течет кровь.

— Мы вернемся и уничтожим вас, — прошептал он, демонстрируя показную храбрость после того, как понял, что жизни его ничто больше не угрожает.

Эльф склонил голову к плечу.

— Ты ошибаешься.

Эльф повернулся и вместе с пантерой зашагал обратно к лесу. Джерал долго смотрел им вслед даже после того, как они скрылись за деревьями, а потом в последний раз обвел взглядом сцену кровавой бойни, стараясь не всматриваться в трупы слишком уж пристально. В ста ярдах от него по-прежнему молились шарпы. Ни один из них не тронулся с места.

Джерал тряхнул головой. Его тошнило. Он повернулся к реке, баржам и сетям с бревнами, ожидающим отправки вниз по течению. Он мрачно спросил себя, а сумеет ли управиться с тяжелой баржей в одиночку.

Глава 5

Их можно считать или ярким примером совершенства и чистоты эльфов, или свидетельством того, что мы скатываемся к неизбежному вырождению. Скорее всего, они олицетворяют собой и то, и другое.

Ауум, архонт ТайГетен

Ауум схватил голову человека за волосы и приподнял ее с земли. Внимательно осмотрев раны, он выпустил ее, вытер руки о штаны на бедрах и поднялся на ноги.

— Пять, — сказал он. — Малаар?

Малаар выпрямился над трупом, который осматривал, и согласно кивнул.

— Еще одна, — заметил он. — Но это все.

— Всего шесть пар Обращенных, — проговорил Ауум, подходя к нему. — А ты взгляни, что они натворили. Это был не бой, а убийство. Пройди по их следам в лес и посмотри, ушли ли они в одном направлении или разделились.

— Мы можем спросить у них.

Малаар кивнул на кучку рабочих. Ауум не знал, какие чувства они в нем вызывают — жалость или презрение. После нападения Обращенных прошло уже больше трех часов, а освобожденные эльфы все так же сидели рядом со своими топорами, не уходя от места надругательства над лесом, которое их вынудили совершить. За приближающимися ТайГетен они наблюдали с опаской, которая граничила с подозрительностью.

— Я поговорю с ними, — решил Ауум. — А ты займись следами. Потом расскажешь мне, что нашел.

— Ауум!

Ауум обернулся. Элисс внимательно рассматривала землю у себя под ногами, стоя на берегу реки. Уродливые корпуса барж низко сидели в воде, а сети по-прежнему были набиты ворованными бревнами. Ауум легким шагом направился к ней по взрытой и пропитавшейся кровью грязи, в которой валялись многочисленные изуродованные трупы.

— Что тут у тебя?

Элисс присела на корточки и показала на цепочку следов, уходивших по илистой земле на север, вдоль берега. Спустя три часа дождь и речная вода уничтожили почти все отпечатки, но картина оставалась предельно ясной.

— Серрин, что же ты наделал!

— Одного они отпустили, — сказала Элисс. — Он не мог уйти далеко.

— Мы еще можем догнать его. Не дать ему сообщить о том, что случилось здесь, своим хозяевам в Исанденете.

Ауум перевел взгляд на три баржи, перегородившие реку поперек. У двух из них к корме были привязаны весельные лодки. У третьей ее не было.

— Он ушел значительно дальше, чем ты думаешь.

— Мы должны остановить его. Разве нет? — спросила Элисс.

— Это не поможет, — обронил Ауум, глядя на лес и чувствуя, как его охватывает отчаяние. — Лучше уж мы попробуем удержать Обращенных от повторения того, что произошло здесь. Хотя, Инисс свидетель, какая-то часть меня совсем не хочет мешать им.

Ауум выпрямился, и взгляд его упал на эльфов, собравшихся на опушке леса. Их скорбная молитва негромкой скороговоркой прокатилась по лесу, и именно она привлекла ТайГетен к месту кровавой расправы. И все то время, что Ауум со своими учениками осматривал сцену разыгравшейся бойни, они молились не переставая.

Ауум зашагал к ним, впервые вслушиваясь в напевные слова, и недоуменно нахмурился. Это была молитва об умерших. Но Обращенные не позволили себе и пальцем коснуться ни одного эльфа, так кто же тогда погиб? Ауум оглянулся на трупы, над которыми уже роились мухи после того, как дождь прекратился. Ведь не о своих же поработителях?

Поминальную службу, судя по его широким плечам и мускулистым рукам, вел аппосиец. Ауум опустился на колени рядом с ним, положив одну руку ему на плечо, а ладонь другой прижав к мокрой земле.

— Инисс благословляет вас. Он уготовил вам иную судьбу, чем быть рабами людей. Не нужно оплакивать их, кем бы они для вас ни стали.

Аппосиец повернул к нему голову, избегая, впрочем, его взгляда, и скосил глаза куда-то влево, на уровне плеча ТайГетен.

— Люди оскверняют лес даже после смерти, — сказал он. — Их кровь отравит нашу реку. Мы оплакиваем не их, а тех, кого это нападение обрекло на гибель.

— Это действительно так?

— За каждого из людей, лежащих здесь, умрут десять эльфов.

— Десять? — Ауум услышал, как за его спиной испуганно ахнула Элисс. — Мне очень жаль, что мы не успели остановить их.

Аппосиец кивнул. На опушке воцарилась тишина. Ауум осторожно взял его за подбородок и заставил поднять голову.

— Ты можешь посмотреть на меня, — мягко сказал он. — Я — не человек. Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен. А вы все свободны.

Но эльф покачал головой. У него было могучее телосложение, но рабство уже наложило на него свою печать, а морщины на лице и редеющие волосы преждевременно состарили его.

— Меня зовут Коэль. Я говорю от имени всех рабочих. Мы не можем быть свободными. Мы никогда не станем свободными.

Ауум откинулся назад — так он лучше видел глаза Коэля. Сто пятьдесят лет рабства превратили его волю в ничто, но в нем по-прежнему оставалось нечто такое, чего люди не смогли уничтожить.

— Вы возвращаетесь к своим хозяевам? — спросил Ауум.

Коэль кивнул и вновь опустил взгляд на землю.

— Но вы не можете так поступить! — Элисс шагнула вперед, и голос девушки прозвучал неестественно громко в предгрозовой тишине. — Вы свободны. Вы можете присоединиться к нам, и мы станем сражаться вместе. Освобождать ваших товарищей!

Коэль посмотрел на Ауума.

— Сначала надо сделать так, чтобы вам было кого освобождать.

— Скольких эльфов они убьют?

— Они убивают десятерых за каждого из тех, кто убегает от них. Вытаскивают из бараков и вешают на деревьях в Парке Туала. Эльфам вспарывают животы, чтобы рептилии, крысы и птицы пожирали их внутренности. Первыми убивают стариков, больных и слабых. Даже те из нас, кто не видит их тела, могут обонять их. Поэтому больше никто не пытается бежать. Мы не можем себе этого позволить.

— Что же вы тогда делаете? — спросил Ауум, жестом останавливая Элисс, которая уже была готова разразиться очередной гневной речью. — Как вы сражаетесь за свою свободу?

Коэль пожал плечами.

— Мы ждем вас, ТайГетен. Только вы можете нас спасти.

Еще никогда Ауум не чувствовал себя таким пристыженным. Собираясь с мыслями, он понурил голову, а потом выпрямился, чтобы обвести взглядом всю бригаду рабов.

— Ваша честь и ваша сила обезоружили меня. Вы — причина того, почему ТайГетен день и ночь борются за то, чтобы избавить Калайус от присутствия людей. Ни один эльф не сложит оружия, пока с захватчиками не будет покончено. Ваша задача — дожить до этого времени. Наш долг — освободить вас. Вы заручились уважением ТайГетен. Я даю вам слово, что мы будем бороться за вашу свободу до тех пор, пока Шорт не заберет нас к себе.

— Но сегодня у нас есть возможность помочь вам. Малаар, Элисс, разводите костры и готовьте горячую еду. Обыщите баржи или добудьте мясо для наших друзей на охоте. Коэль, пройдемся со мной. Мне нужно поговорить с тобой.

Во время прогулки Коэль говорил, а Ауум смиренно слушал.

— В самом начале у нас была только надежда. Мы уповали на то, что людей одолеет скука и они потеряют бдительность. Мы надеялись, что нас освободят ТайГетен. Особенно учитывая, что наказание за сопротивление было очень суровым. Истормун — вот кто настоящий ублюдок. Мы ждали, что он подохнет, потому что было совершенно ясно — без него вся операция пойдет прахом. Но он не умирал, а лишь еще больше становился похожим на скелет. И преисполнялся злобы. Я не знаю, что он собою представляет, но он — не человек. Я бы посоветовал вам убить его, потому что это решило бы все проблемы, но он неприкасаем. Он слишком силен и могуществен, даже для ТайГетен.

— В некотором смысле люди очень умны, хотя им помогают сами эльфы. Cascargs. Предатели. Те, кто доносит на своих соплеменников. Несмотря на то что они загнали нас в угол, то есть тех, кого еще не убили, они по-прежнему обыскивают каждое здание, выискивая потайные убежища.

— Они изолировали те кланы, которые им не нужны — иксийцев, гиалан, орранов, сефан — и убили их. Нам удалось спасти кое-кого, но их оказалось слишком мало. Мы были совершенно беспомощны.

— Я помню крики и плач. А тебе известно, что я не помню, сколько это продолжалось? Нас перегоняли с места на место, словно стадо свиней. Они разделяли нас, понимаешь? Это было очень умно с их стороны. Они решали, какую работу мы способны выполнять. Потому что от этого зависело, будем ли мы жить дальше… точнее, существовать.

— Я ненавижу каждую жилочку в их телах; я призываю Шорта обрушить на них свой гнев. Но мне ничего не остается, кроме как воздать должное их организованности и попыткам разобщить нас, какими бы ущербными они ни казались. Смешно, если подумать. Они ведь так и не поняли, что мы сами постарались разделиться, причем без их помощи, верно?

— Каждая группа эльфов получила свою собственную тюрьму. Они намеренно смешали кланы, чтобы не допустить объединения представителей одного клана, и приложили все усилия к тому, чтобы мы не виделись друг с другом, не говоря уже о том, чтобы общаться. Сначала мы должны были расчистить место. Мы знаем, что одних определили в старый квартал Солт, а других — в Муравейник. Третьим повезло, и они остались в Грансе. Нам пришлось сравнять с землей старые верфи, потому что они располагались слишком близко к пристаням и баржам, поднимавшимся вверх по реке туда, где валили лес.

— В этом есть смысл, чего нельзя отрицать. Мы больше не бываем в других частях города, разве что нас гонят в Парк Покаяния на казнь. Полагаю, раньше вы называли его Парком Туала. Что ж, по крайней мере, его они содержат в должном порядке. Они остановили свой выбор на самом жутком из древних способов казни. Кажется, это — один из ваших. Он называется «кеджак». Как только они распинают жертву и вспарывают ей живот, то начинают делать ставки, кто из зверей первым доберется до ее внутренностей и сколько продержится несчастный после начала пиршества.

— А вокруг стоит такая тишина. Иногда нас собирается там до десяти тысяч, но сквозь стук дождя слышны лишь крики жертвы да насмешки кое-кого из людей. Ты можешь подумать, что мы храним молчание из уважения, но на самом деле, тем из нас, кто осмеливается открыть рот, вырывают язык, поэтому наше нежелание разговаривать вполне понятно, не правда ли?

— Тем не менее, свои способы общения у нас все-таки имеются. Сигналы, которые мы подаем головой или руками, люди распознавать так и не научились. Не замечают они, похоже, и меток, которые мы оставляем прямо на земле или на стенах наших бараков. Мы не знаем, много ли узнают по ним другие кланы, но нам удается собирать крохи сведений. Аппос свидетель, времени у нас вдосталь.

— Не знаю, принесло ли это общение нам какую-либо пользу. Теперь мы знаем, что все пребываем в одинаковых условиях… уборная, спальный барак, кухня под открытым небом и бамбуковая ограда. Один-единственный вход, он же выход. Ограда пронизана охранными заклинаниями. При попытке приблизиться к забору взвывает сигнал тревоги, либо раздается взрыв.

— Но, тем не менее…

— Мы живем на территории старой верфи, потому что валим лес. Да простят нас Аппос, Биит и Инисс. Другие бригады готовят бревна к транспортировке; строят то, что требуется Истормуну; обрабатывают поля; работают в доках… словом, занимаются всем, чем угодно. Тяжелым ручным трудом.

— А есть еще бригада, которая обслуживает людей. Иногда из наших кланов забирают того или иного эльфа. Раньше мы думали, что их попросту убивают, но теперь мы знаем правду. Iad или ula, но вкусы людей столь же извращенные, сколь и безбожные.

— Мы живем в грязи, потому что они не дают нам достаточно воды для того, чтобы мыться, а только чтобы утолить жажду. Мы все время испытываем чувство голода, потому что еды у нас мало и она — невкусная. Мы спим на дерюжках или прямо на голой земле. Мы даже не помещаемся в бараке, потому что там мало места. Наши дети рождаются больными — мы бы вообще не рожали их, если бы Истормун сурово не наказывал за то, что мы не поставляем ему рабочую силу. Нам остается лишь цепляться за надежду, что когда-нибудь мы станем свободными.

— Но и эта вера дала трещину. Люди прибывают каждый день, и очень часто это — не солдаты, не маги, а простые рабочие. В конце концов, они просто начнут выполнять нашу работу, и тогда мы станем лишними. Истормун не хочет, чтобы эльфы сохранились как раса. Он использует нас как рабов до тех пор, пока мы нужны ему, пока здесь не наберется столько чужаков, что они займут наше место. Никто не знает, сколько на это уйдет времени.

— До сих пор, насколько я могу судить, Истормун допустил всего одну ошибку: он не приказал прочесать лес, найти и уничтожить всех тех, кто сбежал из городов перед тем, как они были закрыты. Он решил, что клановое смешение ослабит нас, помешает образованию групп сопротивления и уменьшит шансы на восстание. Первые десять лет он, наверное, был прав. Но только не теперь. За эти годы он сделал для укрепления гармонии больше, чем Такаар — за целое тысячелетие. Смешно, правда? Мы черпаем силу друг в друге, мы молимся и страдаем вместе.

— А еще мы ждем. Ждем вас и молимся за вас. Вы ведь обязательно придете, правда?

Ауум выслушал эту исповедь, как страшный сон. И лишь в последней фразе наружу прорвалось отчаяние, которое испытывал Коэль. Они вдвоем уже довольно далеко углубились в лес, и Ауум знаком показал, что им пора возвращаться.

— Сколько всего насчитывается бригад лесорубов? — спросил Ауум.

— Тридцать. Мы уничтожаем лес гораздо быстрее, чем он успевает вырастать вновь. Биит кричит от боли. Аппос рычит в ярости.

— Но только не на вас. На людей.

Коэль пожал плечами.

— Мы можем не брать топоры в руки.

— Нет, не можете, — возразил Ауум. — Теперь я это понимаю. Собери бригаду. Позволь мне поговорить с ними перед тем, как вы уйдете.

В просеке лесорубы уже сворачивали лагерь, пока на кострах готовилась еда. На баржах подняли паруса, чтобы поймать попутный ветер. Ветер донес запах жареного мяса. Коэль подозвал к себе рабочих. Ауум смотрел, как они подходят к нему: в основном здесь собрались аппосийцы, биитане и орраны, но среди них он узнал и нескольких иксийцев. Усталость, моральная и физическая, ощущалась в каждом их шаге, когда они, спотыкаясь, брели по неровной земле. У всех на лицах было написано одно и то же выражение: с мужеством отчаяния они шли навстречу своей судьбе, и сердце Ауума преисполнилось гордости.

— То, чем я занимаюсь каждый день, я делаю ради вас, — начал он. — Сила эльфийской расы заключается в нашем духе и нашей вере. И за сто пятьдесят лет людям не удалось сломить нас. Но за это же время вы научились любить эльфов из других кланов.

— Я горжусь тем, что встретил вас и разговаривал с вами. И теперь каждого из вас я буду вспоминать в своих молитвах. Вашим мужеством и вашей решимостью я буду вдохновлять всех свободных эльфов, которых встречу на своем пути. Ваша история станет известна всему лесу.

— Но, хотя душа моя полна желания освободить вас, я призываю вас оставаться сильными. Не теряйте веру, даже если пройдут годы, прежде чем вы обретете свободу. Мы можем победить людей в честном бою, но у нас нет защиты от их магии. Но когда мы создадим ее, то очистим Калайус от людей.

— А теперь все, кто пожелает, могут говорить свободно.

Воцарилась неловкая тишина, но вот один из эльфов поднял руку. Его примеру последовали другие. Ауум наугад выбрал первого попавшегося. Им оказался туали с ввалившимися глазами и бледным от лихорадки лицом.

— Кто напал на хозяев?

Все поднятые руки разом опустились. Ауум скорбно улыбнулся. За время плена они пропустили возникновение новой разновидности эльфов.

— Вы знали их как Молчащих Жрецов, но даже тогда видели их крайне редко. А сейчас они называют себя Обращенными. Они вернулись обратно к природе и водят дружбу с пантерами.

— Сегодняшняя атака стала ответом на нападение людей на Аринденет. Там погибло много достойных эльфов, которые учились и готовились к тому, чтобы освободить вас. Но Обращенные не подчиняются ТайГетен. Смысл своего существования они видят в том, чтобы очистить лес от скверны и вернуть его в первоначальное состояние.

— Люди для них — опасная болезнь, зараза, которую следует выжечь каленым железом. И хотя они никогда не причинят вреда ни одному эльфу, они остаются глухи к последствиям своих действий. Они понимают, чего мы пытаемся добиться и почему мы выжидаем и накапливаем силы, но люди переступили черту, напав на великий храм Инисса, и мы не можем остановить Обращенных.

По бригаде рабочих пробежал шепоток. Обуревавшие их чувства были просты и понятны, хотя Ауум не разобрал ни слова. На помощь ему пришел Коэль.

— Слишком много людей понимают эльфийский, поэтому мы разработали собственный язык. В конце концов, у нас была для этого масса времени.

Ауум улыбнулся.

— Воля к победе сильнее желания капитулировать. Что их беспокоит?

Коэль пожал плечами.

— Они хотят знать, нанесут ли Обращенные новый удар.

Архонт ТайГетен вздохнул.

— У меня нет причин полагать, что они удовлетворятся содеянным.

Услышав его слова, толпа дружно затаила дыхание, и голос Коэля прозвучал глухо и мрачно.

— Ты должен остановить их. Мы рассказали тебе о том, что произойдет в противном случае. В результате одного только этого нападения умрут две сотни эльфов. Людям все равно, сколько нас погибнет; они лишь увеличат приток человеческой рабочей силы. А Обращенные добьются лишь того, что на Калайус прибудет еще больше людей. Не дай им погубить то, ради чего мы жили и страдали. Мы хотим умереть свободными.

Ауум покачал головой.

— Я не могу поверить в то, что люди уничтожат всех рабов только ради того, чтобы заменить их соотечественниками. Это противоречит здравому смыслу.

— Ты не знаешь их, — возразил Коэль. — А мы знаем. Наши жизни ничего не значат для них. Стоит кому-либо из нас заболеть или состариться, став непригодным для работы, как нас отводят в подземные казематы храма Шорта, где мы и умираем. Для них мы не больше чем животные. И они начнут убивать нас, если сочтут, что это подвигнет вас начать войну на уничтожение.

Ауум на мгновение прикрыл глаза, вознося краткую молитву, после чего взглянул налево, где стоял Малаар.

— Куда они ушли? — спросил он.

— Следы разделились, но все они ведут на север и в какой-то точке, очевидно, сойдутся вновь. Они никогда не ходят стаей, если только не охотятся.

— Да благословит Инисс наши руки и ноги, пусть они будут быстрыми. — Ауум обернулся к Коэлю. — Выше по течению есть другие бригады лесорубов?

— Нет. Мы дальше всех поднялись на север по Иксу.

— Значит, они выслеживают тех, кто собирает растения. Коэль, пусть твои люди поедят вволю, а потом отправляйтесь, и да пребудет с вами благословение и молитва ТайГетен. Догоните того человека, которого отпустили Обращенные. Заберите с собой и все бревна. Быть может, такой поступок облегчит вашу участь. А я клянусь, что сделаю все, чтобы остановить Обращенных, а если меня постигнет неудача, то я приду в ваш лагерь и сам освобожу вас.

— Да благословит тебя Аппос, Ауум, тебя и всех вас, — ответил Коэль. Он покрутил в воздухе указательным пальцем, и его люди поднялись со своих мест и побежали к баржам. — Мы постараемся рассказать остальным о том, что здесь произошло, и попросим их не терять веру.

— Я надеюсь на тебя. — Ауум обнял Коэля. — Люди умрут. Вы станете свободными. Но сначала поешьте, прошу вас.

Коэль улыбнулся.

— Мы поедим в дороге.

Ауум смотрел, как Коэль поднялся на борт головной баржи и приказал поднять парус. Вскоре флотилия отчалила от берега, увозя с собой срубленные деревья Биита, которые грозно и недовольно ворочались в сетях, когда плот медленно двинулся в обратный путь к Исанденету.

К Аууму подошла Элисс. Малаар гасил костры.

— Это было смелое обещание, мой архонт Ауум.

— И я выполню его, — ответил Ауум. — Тай, мы выступаем.

Глава 6

Силой воли эльфов очень легко воспользоваться к своей выгоде. Они, похоже, не отдают себе отчета в том, что их исключительное стремление дожить до того мифического дня, когда они станут свободными, играет мне на руку, и мне от них нужно именно это.

Дневники Истормуна, лорда Калайуса

Серрин отдыхал под сенью зеленого покрова, слушая, как слезы Гиал ласково стучат по широким листьям у него над головой, отыскивая дорогу вниз, к земле, чтобы благословить подлесок и все создания, живущие в нем. Вокруг него собрались его братья и сестры, и он возглавил молитвенную службу. Обращенные эльфы встали на колени вокруг огромного ствола баньяна, а пантеры держались рядом, охраняя и оберегая их.

Закончив молитву, Серрин прислонился спиной к дереву, наслаждаясь вкусом человеческой крови на губах и кончиках пальцев. Это был вкус первого удара, нанесенного по людям за более чем столетний период, сладостный вкус победы и разрыва кандалов, надетых на них ТайГетен.

Серрин причмокнул губами от удовольствия. Широкий лист над его головой, словно воронка, собирал дождевую воду и непрерывным потоком направлял ее на землю. Серрин вытянул шею и поймал губами струйку, чувствуя, как ее свежесть разбавляет привкус крови на языке. Его пантера сидела рядом, принюхиваясь. Ее усы подрагивали, выискивая в воздухе чужие запахи.

Серрин вдыхал ароматы, которые она сочла безопасными. Повсюду была разлита сладость дождя, укрывая собой, словно одеялом, тысячи подданных Туала, затаившихся поблизости. Но к сочному запаху земли и свежести жизненных сил и соков примешивался резкий запах человека.

Серрин погладил свою напарницу по голове. Они прячутся за щитом своей магии. Подожди, отрада моего разума, они скоро устанут, и тогда их мясо утолит твой голод.

Пантера расслабилась и легла на мокрую землю, утробно урча. Серрин почесал ее под подбородком, после чего вновь оперся спиной о ствол дерева. Сон Обращенных освежает и придает сил. Туал хранит нас от беды, а Инисс прижимает нас к своей груди. Мы — дети леса и хранители сокровищ Биита. Мы — праведники. Мы — всего лишь…

Серрин проснулся. Его напарница стояла рядом, тело ее напряглось, а бока ходили ходуном. Она втянула носом воздух, и на Серрина обрушился вал запахов. Большинство были чистыми, их благословили Туал или Биит, и лишь один казался тошнотворным и едким: те, кого они преследовали, остановились. То ли для того, чтобы отдохнуть, то ли для того, чтобы украсть. Плавным движением Серрин поднялся на ноги. Расступились окружающие его тени, и оттуда вышли еще пять пар Обращенных. Серрин наклонил голову: наступило время охоты.

Пантера Серрина скользила впереди, опередив его на тридцать или сорок шагов. Ее усы тщательно фильтровали воздух, определяя расстояние до чужаков и их местоположение. Всего их было шестеро. Двое пахли железом, мускулами и страхом. А остальные четверо несли на себе тот странный, сложный запах, соблазнительный и одновременно ядовитый. Он принадлежал магам, опасным, но физически слабым созданиям. Серрин прищелкнул языком и издал птичью трель.

Приближаемся не спеша, убиваем беззвучно.

Ауум неутомимо мчался вперед. Малаар и Элисс следовали за ним по пятам. Он ничего не упускал из виду — лес не прощает беззаботности. Ауум нырял под низко нависающие ветви, перепрыгивал через заросли густого кустарника, форсировал мелководные ручьи и тенью проскальзывал между близко стоящими деревьями, увитыми лианами и ползучими лозами. Одно неверное движение, и эта сумасшедшая гонка может закончиться смертью. Ауум в тысячный раз вознес молитву Иниссу, вверяя ему свою душу.

Впереди и слева Обращенные нагоняли своих жертв. Вдруг с неба хлынул ливень, настоящий потоп, заглушая все прочие звуки.

— Спасибо тебе, Гиал, — прошептал Ауум.

На бегу он оглянулся. Его Тай не отставали ни на шаг. Лица их выражали решимость и сосредоточенность. Они были по-настоящему хороши, эти двое. Выносливые, быстроногие и надежные. Ауум доверял им. В его устах это был самый лучший и заслуженный комплимент.

Примерно в тридцати шагах впереди, сквозь завесу дождя и сумеречные тени, Ауум различил тусклый блеск металла. Ему хватило одного взгляда, потому что дождь припустил вновь. Кто-то вынул из ножен клинок, скорее всего, просто для собственного спокойствия и удобства, но оружие привлекло внимание охотников.

Слева шевельнулась смутная тень, и Ауум моментально сбавил шаг. Очень медленно он повернул в ту сторону голову и встретился взглядом с пантерой. Выражение глаз зверя поразило его в самое сердце. Пантера глухо зарычала, затем перенесла все внимание на свою жертву и прыгнула.

— Вперед! — выкрикнул Ауум.

О скрытности пришлось забыть. Ауум рванулся через лес напрямик. Его меч безжалостно рубил лианы, расчищая путь, ноги едва касались промокшей земли, и каждый шаг громовым раскатом отдавался у него в ушах. Элисс упорно держалась у него за правым плечом; быстрота девушки потрясала. Малаар чуть приотстал, но и его дыхание оставалось ровным, а движения — плавными и отточенными.

Впереди стали видны мечущиеся в панике люди. Лес вокруг них взорвался звуками, но они по-прежнему ничего не видели. Их зрение и при дневном-то свете оставляло желать лучшего, а в сумерках они вовсе ослепли. Поэтому они остановились, сбившись в кучу, и маги начали плести заклинания.

— Элисс, Малаар, встаньте вместе с ними. Клинки в ножны!

Двое ТайГетен обогнали своего архонта. Слева от него раздался грозный рык пантер, и Обращенные завизжали и заулюлюкали, отчего подданные Туала в испуге кинулись врассыпную. Ауум вложил свой меч в ножны, пригнулся и бросился вперед, в отчаянной попытке помешать пантерам разорвать глотки людям и тем самым, как следствие, пролить кровь невинных эльфов.

Рядом с ним скользила гладкая черная тень: пантера не сводила глаз со своей жертвы. Оскалив клыки, она на мгновение напряглась, готовясь к прыжку. Теперь Ауум уже отчетливо различал людей. Они встали кругом посреди зарослей лиан, не зная, в какую сторону смотреть. Солдат, по бокам которых стояли маги, по рукам и ногам сковал ужас, а их подопечные вообще не замечали ничего, с головой уйдя в подготовку заклинаний, пока не стало слишком поздно.

— Серрин! — крикнул Ауум. — Остановись! Отзови своих, пожалуйста.

Но его никто не слушал. Вот один из магов ударил заклинанием, и длинный язык пламени врезался в лесную чащу. Стволы деревьев мгновенно почернели и обуглились, а листья, вспыхнув, тут же обратились в пепел. Подданные Туала разразились испуганными воплями, а пары Обращенных ответили разъяренным рыком. Пантера, державшаяся сбоку от Ауума, прыгнула.

Он нырнул головой вперед, продравшись сквозь густую поросль вьющихся лиан прямо перед группой насмерть перепуганных людей. Он по-прежнему чувствовал пантеру рядом с собой и обонял запах животного. Кто-то из магов открыл глаза, готовясь метнуть заклинание, но вместо этого испуганно заверещал, видя, кто мчится к нему. Прямо на его глазах Ауум и пантера столкнулись.

Вес зверя развернул архонта и заставил его потерять контроль над своим телом. Ауум боком врезался в мага, опрокидывая на землю и его, и стоявшего рядом солдата. Жуткие челюсти пантеры клацнули в каком-нибудь миллиметре от шеи мага, и она разочарованно взвыла. Ударившись плечом об землю, кошка распласталась в грязи, но в следующий миг уже вновь вскочила на лапы.

На крошечном островке леса Калайуса воцарился настоящий хаос. Ауум перекатился по телам спасенных им людей, отталкиваясь от земли и вставая на ноги, одновременно крича им, чтобы они убрали мечи в ножны. Прямо через его голову перепрыгнула Элисс и, словно пушечное ядро, врезалась в двух магов и повалила их на землю. Малаар совершил в воздухе сальто-мортале и приземлился прямо перед Ауумом, пытаясь защитить его сразу и от людей, и от Обращенных, пока архонт поднимался на ноги.

Слева и справа от него мелькнули стремительные тени лесных кошек, и он услышал, как кто-то из людей закричал от боли. Перед ним замаячили раскрашенные в белый цвет лица Обращенных эльфов. Они скалили зубы и глухо рычали. Вместе со своими напарницами они окружили свои жертвы со всех сторон, выбирая момент для смертельного удара, пока тройка ТайГетен отчаянно пыталась прикрыть тех сразу со всех направлений, одновременно защищая себя от людей, которые совершенно не представляли, кто на них напал и кто по непонятной причине старается сохранить им жизнь.

Малаар и Элисс отталкивали людей назад, криками призывая все противоборствующие стороны умолкнуть и успокоиться. Осталось неизвестным, поняли ли люди их слова, но, по крайней мере, кое-кто из них начал осознавать происходящее. Маг что-то коротко пролаял солдатам, и оба вложили свои мечи в ножны.

Ауум одним прыжком вскочил на ноги, поворачиваясь лицом к Обращенным, которые окружили их, грозные и взбешенные. Он попытался встретиться взглядом с Серрином, но, когда высокая фигура бывшего Молчащего Жреца выросла перед ним, архонт вдруг подумал, а не погибнет ли он сам и его ученики вместе с людьми: в глазах Серрина не осталось ничего от эльфа, которым он был когда-то.

— Не делай этого, Серрин, — сказал Ауум, протягивая руки к своему бывшему другу и наставнику. — Ты лишь навлечешь гибель на невинных эльфов.

Архонт видел, что пантеры уже изготовились к новой атаке. Остальные Обращенные отступили на шаг, предоставляя Серрину возможность принять решение. Тот обвел взглядом людей и ТайГетен, прежде чем остановил свой взор на Аууме. Желтые зрачки в окружении покрасневших белков больно впились в него. Ауум буквально кожей ощущал исходящее от него презрение.

— Серрин, прошу тебя. Я знаю, что не смогу помешать тебе убить этих людей, но буду вынужден хотя бы попытаться.

Серрин зарычал, и от этих леденящих звуков Ауум содрогнулся. Его собственная жизнь и жизнь его Тай зависела от того, какая часть сознания его бывшего ментора сохранилась за прошедшие сто тридцать лет. Серрин прищелкнул языком, взмахнув рукой, и пантеры у его ног изготовились к прыжку. Элисс ахнула: у девушки перехватило дыхание. Малаар машинально вскинул руки, готовясь защищаться.

— Не прикасайтесь к оружию, — прошипел Ауум. — Серрин, услышь меня.

Бывший Молчащий Жрец смотрел на него так, как хищник рассматривает свою жертву, выбирая место, куда можно вонзить клыки. Он соединил руки перед собой, и его пальцы с заостренными ногтями инстинктивно подергивались, царапая кожу.

— Серрин, ты знаешь меня. Я — Ауум. Я не пытаюсь защитить людей. Я пытаюсь спасти эльфов.

Серрин шумно выдохнул.

— Я хочу, чтобы ты отдал этих врагов мне. Они больше ничего не украдут, и ноги их никогда не будет в нашем лесу. Я клянусь в этом, стоя перед тобой и Иниссом. Отзови пантер. Смерть этих негодяев не стоит тех страданий, которые нам придется вынести в стенах Исанденета.

Когда же Серрин, наконец, заговорил, то голос его прозвучал свистящим шепотом.

— Слишком поздно. — Он облизнул губы. — Других остановить некому.

У Ауума мгновенно пересохло в горле. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Кажется, Серрин улыбнулся, хотя, не исключено, это была лишь тень прежней жизни.

— Там, где люди оскверняют, мы наводим порядок, — сказал Серрин, и Обращенные эльфы, как-то незаметно сомкнувшиеся за его спиной, вдруг затянули монотонный негромкий напев.

— Да хранит нас Инисс, — прошептал Малаар. — В лесу насчитывается около сорока отрядов людей и рабов.

— Это еще по меньшей мере, — сказала Элисс.

— Серрин, пожалуйста, выслушай меня, — взмолился Ауум.

Люди за его спиной начали нервничать, уловив отчаяние в голосах своих незваных спасителей. Серрин, казалось, целую вечность молча смотрел на Ауума, прежде чем коротко кивнуть в знак согласия.

— Благодарю тебя. — Ауум глубоко вздохнул. У него будет одна-единственная попытка, не больше. — Я с уважением отношусь к тем задачам, которые поставил перед вами Инисс. Я преклоняюсь перед вашим усердием, пониманием, выдержкой и снисходительностью, которые вы демонстрировали на протяжении многих лет. Вам известно и то, что я хочу видеть всех людей мертвыми или бегущими без оглядки за море Гиаам.

— Но за каждого человека, которого вы убьете сегодня, в порабощенных городах умрут десять эльфов. И ваши действия нельзя оправдать благословением Инисса. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не станем достаточно сильны, чтобы освободить их всех.

В ответ Серрин лишь пожал плечами.

— Наступление этого дня откладывается до бесконечности, — сказал он. — И больше мы не будем ждать.

— Те эльфы, которых вы сегодня бросили на берегу реки. Что с ними будет?

На лице Серрина отразилась некоторая растерянность.

— Они стали свободными.

— Нет. — Ауум понимал, что в голосе его слышны умоляющие нотки, но больше ему ничего не оставалось. — Поначалу я тоже так думал. Но они решили вернуться.

Еще одно равнодушное пожатие плечами.

— Значит, они слабы.

— Нет! — Пантеры зарычали, а монотонный напев Обращенных смолк. Глаза Серрина расширились. — Они сильны, сильнее тебя и меня, и достойны того, чтобы их спасли. Если они не вернутся, то обрекут на смерть сотни эльфов. И поэтому они возвращаются, чтобы принять смерть, но спасти своих друзей. Сегодня вы убили двадцать человек, и это означает, что казнят двести эльфов. Вот цена их самопожертвования. А сейчас ты готов сделать его бессмысленным.

— У них был выбор.

Гнев, охвативший Ауума, заглушил голос разума, и он шагнул вперед, надвигаясь на Серрина.

— Выбор? Позволить своим родным жить или умереть? Да хранит меня Инисс, и это ты называешь выбором? — Ауум судорожно вздохнул. — Черт тебя возьми, Серрин, ты же знаешь, что я прав. Вы так долго наблюдали и не вмешивались. Так почему сейчас?

— Потому что мы не можем освободить всех. Зато мы можем очистить наш лес.

— Будь он проклят, этот ваш лес! Речь идет об эльфах, а не о ветках деревьев. О детях нашего народа, души которых обречены на вечные муки. Мы клялись освободить их. Неужели в твоем сердце не осталось сострадания? Не осталось милосердия?

Серрин нахмурился, а потом пожал плечами в третий раз.

— Нет.

Пантера прыгнула, задевая Ауума боком и отталкивая его в сторону. Он вскинул руки, закрывая лицо, и едва успел уклониться, чтобы не удариться головой о ствол баньяна. Лесная кошка все-таки опрокинула его на землю, придавив своим весом, но в следующий миг спрыгнула с него и рванулась вперед. Ауум с трудом поднялся на ноги. Он находился всего в четырех шагах от людей, но с таким же успехом это могли быть и четыре мили.

Серрин шагнул вперед и вонзил ногти своей правой руки в шею ближайшего мага. Один из солдат отреагировал на удивление быстро. Вскинув меч, он открыл было рот, явно собираясь прокричать какой-то приказ. Но его так и не последовало. Прыгнувшая пантера сомкнула челюсти на его лице.

Обращенные эльфы разошлись в стороны из-за спины Серрина. Один из них встал перед Малааром и Элисс, перекрывая им путь и не давая вмешаться в происходящее. Оставшиеся двое бросились в атаку, оказавшуюся ужасающе эффективной. Маг закричал от боли, когда острые зубы впились ему в плечо, опрокидывая на землю. Удар могучей лапы оборвал его крик. Второй попытался сотворить заклинание, но ужасные ногти полоснули его по лицу и глазам, ослепили, вырывая куски плоти.

Пантеры взвыли, обуреваемые жаждой крови. Ауум услышал, как треснул, раскалываясь, череп, раздавленный мощными челюстями, и Обращенные разразились неистовыми криками, радуясь своей победе. Они облизывали окровавленные пальцы и ладони, размазывая по лицу темно-красные потеки человеческой крови.

— Стойте! Остановитесь! — закричал Ауум.

А вокруг творилось безумие, больше похожее на нападение дикой стаи на беззащитную жертву, нежели на продуманную атаку элитных воинов эльфийской расы. Элисс и Малаар с раскрытыми ртами смотрели на то, что происходило перед их глазами. Ауум схватил Серрина за плечо и оттащил назад.

— Стойте! Серрин, ради любви к Туалу, ради бессмертия твоей души, когда она предстанет перед Шортом, остановись!

Бывший Молчащий Жрец резко развернулся и оскалился. Его губы были красными от крови, которая стекала по подбородку ему на грудь. Лицо его ничего не выражало, глаза смотрели на Ауума, не узнавая его. Архонт ТайГетен оттолкнул его в сторону, презрев опасность, которой подвергался.

— Тот Серрин, которого я знал, никогда бы не унизился до такого. Эта бойня недостойна эльфов. В глазах Шорта мы все равны.

Серрин зарычал.

— Тот Ауум, которого я знал, никогда бы не стал прятаться в лесу, пока его народ порабощают люди. Быть может, это ты перестал быть эльфом, а не я. — Он положил окровавленную ладонь ему на грудь, чуть повыше сердца. — Пожалуй, вот здесь у тебя больше нет желания сражаться.

После этих его слов притихли даже пантеры. Ауум не сводил глаз с Серрина. Оба, не мигая, смотрели друг на друга. Ауум прикинул разделяющее их расстояние, относительную быстроту рук и время, которое понадобится им, чтобы обнажить меч или кинжал. Пожалуй, они стояли слишком близко, чтобы знать наверняка.

Как-нибудь в другой раз.

— Объяви общий сбор ТайГетен в Аринденете, — Ауум первым отвел глаза. — Надеюсь, ты еще помнишь, как это делается?

На протяжении полутора столетий Обращенные созывали воинов ТайГетен во время величайших испытаний. Ауум даже не знал, сколько времени потребуется, чтобы собрать его воинов без их помощи и сможет ли он вообще это сделать. Несколько мгновений Серрин молча смотрел на него, а потом наклонил голову в знак согласия.

— Это будет сделано.

Ауум развернулся и побежал прочь от места кровавой бойни, и его Тай последовали за ним.

Глава 7

Когда я впервые навестил Гарана, он решил, что я пришел убить его. Он ошибался. Тогда я хотел убить Истормуна, но забрался не в ту комнату. Эта ошибка спасла жизнь мне, и не только мне.

Такаар, первый архонт Иль-Арин

Такаар вскарабкался по стене и протиснулся в маленькое окошко, оставленное открытым специально для него. Наступила полночь, небо затянули тяжелые тучи, готовясь пролиться очередным дождем, и в городе царила сплошная темнота, которую нарушал лишь слабый свет факелов у входа в главные административные здания. Запахи, исходившие от загонов, где размещались пленные эльфы, ощущались даже острее, чем запах людей.

Глаза его легко видели в темноте, и потому он без труда различал обстановку спальни, в которую пробрался. Комната была просторной. Одна дверь вела в ванную, а другая выходила на лестничную площадку, где разместились стражники и помощники. Посередине же самой спальни, на деревянном полу, покрытом толстыми коврами, стояла простая койка и потертое кресло. На стенах для борьбы со сквозняками висели гобелены, но в остальном комната выглядела убогой и голой, не считая оловянного ночного горшка и кружки воды на прикроватном столике.

Лежавший на кровати мужчина смотрел, как он мягко спрыгнул на пол, и глаза его влажно поблескивали в темноте. Такаар услышал, как он хрипло откашлялся, а потом рассмеялся сухим, дребезжащим смехом.

— А я все ломал голову, сколько времени тебе понадобится, чтобы проникнуть сюда, — проговорил Гаран шелестящим шепотом, который Такаар едва разбирал. — Мне очень жаль, что все так получилось.

Такаар сел, как делал всегда, там, где Гаран мог видеть его, не отрывая головы от подушки.

— В самом деле? Значит, именно поэтому ты забыл предупредить меня об этом, когда я был здесь в прошлый раз?

Гаран вздохнул.

— У тебя преувеличенное мнение о моем влиянии и осведомленности.

— Но ты еще не оглох.

— Прошу прощения?

— И на шута ты тоже не похож.

— Только этого мне еще не хватало в своей нелепо бесконечной жизни.

Такаар улыбнулся.

— Дружба с эльфом?

— Полагаю, придется удовлетвориться этим.

Такаар знал, что Гаран едва различает его, поскольку обычная человеческая неспособность видеть в темноте усугублялась у него еще и плохим зрением. В некотором смысле ему было неловко оттого, что они могут встречаться лишь по ночам. Такаар казался Гарану всего лишь смутным силуэтом.

— Итак? Выкладывай, не стесняйся, — заявил Такаар. — Расскажи мне, какая часть твоего тела перестала функционировать или вообще отвалилась.

Прежде чем заговорить, Гаран на мгновение прикрыл глаза.

— К сожалению, мне стало лучше. Пару дней назад один из исследователей Истормуна разработал новую методику очистки почек, и она, похоже, сработала.

— Прими мои соболезнования.

— Дерьмо собачье. Если я умру, с кем, скажи на милость, ты будешь вести задушевные беседы?

— Не злись. Но ты прав, разумеется. — Несмотря на то что прошло уже столько лет, он до сих пор не мог понять, какие чувства испытывает к этому человеку. — Ты же не станешь отрицать, что тебе нравится быть ходячим парадоксом.

— Я хочу умереть, — прошептал Гаран.

У Такаара защемило сердце.

— Тогда позволь мне убить тебя. Это будет наградой — отправить тебя в объятия Шорта.

— Не позволю. Тебе скоро станет скучно одному.

— Ну и кто теперь несет всякую чушь?

Гаран немного помолчал, и Такаар спросил себя, уж не заснул ли он. Но вот глаза бывшего командующего открылись, и, когда он заговорил вновь, его хриплый голос смягчился.

— Скажи честно, для чего ты приходишь сюда, Такаар? Уверен, что не для того, чтобы бранить меня за нападение на твоих людей.

У Гарана перехватило дыхание, и Такаар напрягся, хотя и не сделал попытки вытереть ему пот со лба или взять за руку.

— Мне показалось, ты говорил, что тебе стало лучше?

— Они еще не до конца разобрались с моим желудком. У меня такое ощущение, будто он растворяется в собственной кислоте или что-то в этом роде. Итак. Для чего ты приходишь сюда?

— Я не сомневаюсь, что ваши маги еще много лет назад засекли Иль-Арин и ее главное местонахождение. Поэтому нынешнее нападение… это смена стратегии, не так ли? Провокация. Полагаю, что в результате ее люди, рассеянные по лесу, уже умерли. Как не выжил ни один из тех, кто напал на храм.

— Вот как? А я думал, что одного ты всегда отпускаешь, чтобы он сеял страх.

— Я передумал. — Такаар пожал плечами. — Собственно, я так и собирался, но не услышал того, чего хотел.

— То есть?

— Ответа на вопрос, который я только что задал тебе. И я с радостью убью тебя, ответишь ты на него или нет. Только скажи.

— Сдается мне, что не я один гожусь на роль шута горохового. — Гаран хрипел и задыхался. — Проклятье. Надо перевернуться на бок. Понимаешь, в груди не осталось достойных упоминания мышц, так что легкие у меня иногда слипаются. Во всяком случае, такое у меня возникает чувство. Чертовски больно.

— Представляю, — посочувствовал Такаар.

— Не смеши меня. И не вздумай помогать, иначе я позову охрану.

Ага, очередное испытание для твоих ну очень хрупких эмоций.

— Оставь меня в покое, — прошипел Такаар.

И не подумаю. Кажется, здесь будет очень весело.

Гаран пошевелился, и Такаар мгновенно встряхнулся. Он не мог отвести взгляда от исказившегося болью лица Гарана. Оно настолько состарилось и покрылось морщинами, а кожа истончилась и обвисла до такой степени, что в нем уже нельзя было узнать того мужчину, что сто пятьдесят лет тому назад проводил Такаара к выходу из города, когда тот нес тело своей возлюбленной Катиетт на руках. И только глаза, сохранившие весь свой прежний цинизм и, как это ни удивительно, ум, выдавали в нем того отчаянного вояку из далекого прошлого.

Гаран с кряхтением начал переворачиваться, помогая себе одной рукой. Он весил не больше пушинки, но мышцы его ослабели настолько, что потуги пошевелиться в лежачем положении превращались для него в настоящую пытку. Черты лица его исказились, отчего и так уже плотно зажмуренные глаза утонули в складках кожи. С губ его срывались слабые стоны, а тело повиновалось ему с мучительной медлительностью. Правая его рука затряслась, когда он выпростал ее из-под себя. Из уголка рта у него потекла струйка слюны, и Такаару показалось, что он слышит, как трещат у Гарана сухожилия.

Нет-нет. Не смей закрывать глаза. Ты клялся, что не станешь этого делать.

— Я должен помочь ему.

Ты мог бы избавить его от боли, но он не позволит тебе, а твое уважение к этому человеку подавляет тебя настолько, что ты молча соглашаешься. Или это твоя ненависть к нему настолько сильна, что ты впитываешь боль своего врага, подобно самому божественному нектару?

Гаран откинулся на спину, и вздох облегчения перешел в приступ кашля, настолько сильного, что в воздухе повисла кровавая дымка, а сам он судорожно схватился за живот. В дверь громко и требовательно постучали. Такаар замер. Он увидел, как ручка едва заметно опустилась вниз.

— Гаран, вам нужна помощь?

Вместо ответа Гаран вновь разразился надрывным кашлем.

— Гаран!

Ручка опустилась еще ниже, и дверь приоткрылась. Такаар приготовился к поспешному отступлению.

— Со мной все в порядке, — прохрипел Гаран. — Никогда не чувствовал себя лучше. А теперь проваливайте и дайте мне уснуть с миром.

За дверью послышалось сдавленное ругательство, и она вновь закрылась. Такаар улыбнулся.

— И что будет дальше? Твои легкие слипнутся и провалятся вниз, выпав у тебя через спину на матрас?

Гаран поперхнулся смехом. Впрочем, отвечая, он вновь понизил голос до привычного шепота.

— Послушай меня, Такаар. Скоро кто-нибудь придет проверить, не задохнулся ли я под одеялом, так что времени у нас мало. — Взгляд Гарана впился в лицо Такаара, стараясь разглядеть его выражение в темноте. — Перемены на моей родине приведут к переменам здесь. Если только не случится чуда, вскоре начнется чудовищная драка за магическое превосходство, настолько кошмарная, что те, кто оказался расквартирован тут, будут с полным на то правом полагать себя счастливчиками.

— Разновидностей магии намного больше, чем тебе довелось видеть. Существует четыре основные школы, а этические нормы и моральные принципы, которыми они руководствуются, плохо согласуются друг с другом. Истормун и его присные занимаются магией, которую лучше вообще оставить в покое. А ты и тебе подобные владеете магией намного более чистой, которую от Истормуна требовали подавить еще тогда, когда она впервые проявилась много лет назад. Теперь перед ним поставлена задача полностью уничтожить ее.

— А ты невольно помогаешь ему в этом.

Такаар почувствовал себя так, словно ему отвесили пощечину.

— Каким образом?

— Потому что те, кого ты искренне полагаешь истинными эльфийскими волшебниками, практикующими природную магию, таковыми не являются.

— Члены клана Инисса — прирожденные владыки эльфов и остаются единственным кланом, в коем вообще проявилась Иль-Арин.

Гаран закрыл глаза и поднес трясущиеся руки к лицу.

— И ты еще называешь себя отцом гармонии? Да предрассудки укоренились в тебе так же крепко, как и в Силдаан. Неужели ты никогда не задавался вопросом, с чего это вдруг Истормун решил поголовно уничтожить всех иксийцев и гиалан? Иксийцев! Неужели это тебе ни о чем не говорит?

Такаар открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его, подавляя внезапно подступившую тошноту.

О, какой позор. Сто пятьдесят лет впустую потрачено не на тех эльфов. Каково вновь ощутить себя неудачником, причем во всем опять повинна твоя собственная слепота? На твоем месте я бы убежал в лес, чтобы скрыться ото всех.

— И ты знал обо всем с самого начала?

— Разумеется.

— Но…

— Не будь наивным, Такаар. Да, мы — друзья. Между нами установилась очень любопытная и занятная дружба, но, тем не менее, мы — друзья. Но когда это мы с тобой обменивались действительно ценными сведениями, а? Не забывай, что я верю в справедливость нашей оккупации. Или верил, во всяком случае.

Последние слова прозвучали едва слышно.

— А теперь?

— Эта оккупация больше не приносит пользы Триверну. Она превратилась всего лишь в ресурсную базу, которая склонит чашу весов в ту или иную сторону в предстоящей магической борьбе. От Истормуна с его магией следует избавиться раз и навсегда, пока его еще можно остановить. От этого зависит будущее и Калайуса, и Балайи. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Такаар кивнул, но потом, спохватившись, пробормотал, что да, понимает.

— Есть и еще кое-что, — продолжил Гаран.

Дверь спальни с грохотом распахнулась, и комнату залил свет лампы. Такаар прыгнул вверх из сидячего положения, и пальцы его ухватились за потолочную балку, расположенную высоко над кроватью. Он забросил на нее ноги, подтянулся и улегся плашмя, одним глазом поглядывая вниз сквозь поднятое им облако пыли, медленно опускающееся на пол.

Истормун вошел в комнату в окружении четверых своих магов-приспешников и двух стражей. Гаран смотрел, как он подходит к нему, и, хотя другой на его месте съежился бы от страха, выразительно закатил глаза и испустил драматический вздох.

— Он был здесь. Я чувствую его ману. Отдайте его мне.

— Ну, разумеется, — съязвил Гаран. — Он же прячется у меня под одеялом.

Один из магов шагнул вперед, собираясь откинуть одеяло. Истормун остановил его, прошипев что-то нелицеприятное.

— Идиот, — коротко бросил он. — Гаран, у меня мало времени. Где он?

Гаран, простертый на кровати, тем не менее нашел в себе силы с деланой небрежностью передернуть плечами.

— В этой комнате масса потайных мест, где можно легко спрятаться.

Истормун в бешенстве уставился на него. Щелкнув пальцами, он взмахом руки указал на дверь в ванную. Один из магов поспешно метнулся туда, чтобы проверить.

— Не испытывайте мое терпение, — процедил лорд-маг.

— Это — единственное доступное мне удовольствие, — любезно сообщил ему Гаран.

Такаар сохранял спокойствие. Всего-навсего семеро врагов. Шестерых он мог убить еще прежде, чем они успели бы прикоснуться к нему, причем троих — до того, как они успеют сообразить, что происходит. И только Истормун оставался темной лошадкой. Он распространял вокруг себя ауру неуязвимости, к которой примешивался сильный неприятный запах магической мощи, окутывавшей его подобно кокону. Было и еще кое-что: нечто зловещее и страшное, пронизывающее насквозь все его существо.

Такаар ждал и наблюдал. Ему было нужно, чтобы Истормун остановился прямо под ним. В этом случае у него появлялся шанс внезапно обрушиться на него сверху, как удав. Но тут, словно ощутив намерения Такаара, Гаран на мгновение поднял глаза к потолку и едва заметно покачал головой.

— Последний шанс, — процедил Истормун.

— Или что? — прохрипел Гаран. — Станете пытать меня, чтобы узнать правду? Или прикажете казнить? Вы не можете сделать со мной ничего такого, о чем бы я не мечтал сам или чего еще не испробовали на мне и чего бы я боялся. Даже такой скелет, как вы, в которого вселился сам дьявол, должен понимать, что он давно ушел через окно. Я уже старый человек. Сообщаю это вам на тот случай, если вы не заметили этого сами.

Такаар ощутил, как в комнате резко похолодало, и заметил, как съежились маги, ожидая вспышки гнева Истормуна. Но лорд-маг лишь кивнул в ответ. Сердце учащенно забилось у Такаара в груди. Истормун собирался уйти. Живым.

У тебя не хватит духу. И никогда не хватало.

Неправда.

Такаар прыгнул с балки головой вниз, вытянув руки. Под ним стоял один из стражников. Когда тело его врезалось охраннику в спину, он схватил его обеими руками за голову и резко повернул. Стражник мешком повалился на пол. Такаар же совершил кувырок вперед и вскочил на ноги, уже держа в руках свои парные клинки.

Первым он ударил в живот мага, а вторым пронзил шею охранника, все еще пытающегося вытащить меч из ножен. Затем он бросился вперед, перепрыгнул через Гарана, приземлился по другую сторону его кровати и ногой с разворота ударил в висок второго мага.

Не останавливаясь, он по инерции уклонился от молодецкого замаха и полоснул мечом по лицу стражника. Последний из магов готовил заклинание. Такаар выронил на пол левый клинок, сунул руку в мешочек на поясе, вынул оттуда стальной полумесяц и метнул его в колдуна. Отточенная сталь вошла тому прямо над переносицей.

Такаар выбросил вперед правую руку, и острие зажатого в ней клинка уперлось в шею Истормуна.

— Твоя очередь.

Он всем телом налег на меч, но лезвие не смогло проткнуть кожу лорда-мага. Он отдернул руку и нанес рубящий удар с плеча. Меч отпрыгнул, а Истормун даже не покачнулся, и на его костлявом лице проступило некое подобие улыбки.

— Впечатляюще, Такаар из рода ТайГетен, но, как видишь, я слеплен совсем из другого теста. — Лорд-маг небрежно оттолкнул в сторону клинок Такаара. — Итак, что же мне с тобой делать, хотел бы я знать? А вот в вас я разочаровался, Гаран. Неужели вы не предупреждали его обо мне?

— Я пытался.

В следующий миг рука Истормуна метнулась вперед. Нависая над Такааром, он схватил его за горло и притянул к себе. У Такаара перехватило дыхание. От колдуна разило таким запахом, какого он раньше не встречал еще никогда. Это был аромат власти, закутанный в саван темной ночи. Такаару показалось, что душа его стала вратами для неистовой злобы, хлынувшей в этот мир из преисподней.

Он поднял руки, пытаясь разжать пальцы Истормуна, но добился лишь того, что тот еще крепче стиснул ему горло. С такой силой, что ногти лорда-мага пробили ему кожу и из-под них выступила кровь. Истормун смотрел на него с таким видом, словно видел его насквозь, задумчиво рассматривая его разум и душу.

— Мне жаль убивать тебя. По многим причинам. Мне доставит удовольствие не спеша исследовать столь забавные конфликты в таком примитивном существе, как ты. У тебя есть… способности. Но вопрос заключается в следующем: не сделает ли тебя мученическая смерть еще опаснее?

Истормун опустил взгляд на Гарана.

— Я знаю, каков будет ваш ответ, но, увы, уже не доверяю вам.

— Вы уязвили меня до глубины души, — ответил бывший командир наемников. — Но я все-таки настойчиво советую вам оставить воина ТайГетен в живых. Да, он мой друг, а дружба — редкий гость в отношениях между нашими расами, но ваше представление о его влиянии и популярности сильно преувеличено. Если вы убьете его, то память о нем будет крепнуть и набирать силу. А если оставите в живых — что ж, он с каждым днем все больше вредит себе сам.

А ведь он и вправду хорошо тебя знает, не так ли?

Такаар с трудом проглотил комок в горле. Истормун по-прежнему цепко держал его за шею и разжимать пальцы явно не собирался. Он мысленно прикинул, стоит ли говорить что-либо, но потом решил, что молчание в данном случае — лучшее, что ему остается. Истормун вновь впился в него взглядом.

— Понимаю. Я знаю, что все мои люди погибли во время нападения, но как насчет твоих… адептов, Такаар?

— Твоя магия оказалась сильнее нашей, но в храме присутствовали не все ученики, — ответил Такаар на невыразительном языке людей, которому научил его Гаран. — Можешь считать, что добился победы, но цену, которую ты за нее заплатил, еще предстоит установить.

В лице Истормуна не осталось и следа чувства юмора или вообще чего-либо человеческого.

— Все ответные действия ваших воинов, тех, что пока еще живы, вызовут такие карательные акции, что тебе даже подумать о них будет страшно, — пообещал он.

Такаар попытался было покачать головой, но железная хватка Истормуна сделала это невозможным.

— Ты ничего не понимаешь. Ты напал на Аринденет. Храм, являющийся самым сердцем и средоточием нашей веры. И теперь Обращенные очищают лес. Больше никто из людей не сможет ступить под его покров и надеяться остаться в живых.

Истормун выдохнул сквозь стиснутые зубы, по-прежнему глядя Такаару в лицо, и одной рукой оторвал его от пола. Такаар начал задыхаться, шаря руками по пальцам лорда-мага и безуспешно пытаясь разжать их.

— Они прекратят свою деятельность, или все вы будете уничтожены. Мы оставили вас в живых только до тех пор, пока вы не мешали нам. И не думай, будто мы боимся вас. Только не теперь, спустя столько времени. Особенно теперь, когда мы обрели подлинную силу.

И он внезапно отпустил Такаара. Тот упал на корточки, растирая онемевшее горло и с хрипом проталкивая воздух в горящие огнем легкие. Он встретил взгляд Гарана, и бывший наемник лишь осуждающе покачал головой.

— Итак, решение принято. Я покамест сохраню тебе жизнь, а ты передашь послание вашим Обращенным, кем бы они ни были. Ответные действия должны прекратиться немедленно. Если этого не будет сделано, я сожгу лес со всеми его обитателями. У тебя есть три дня, чтобы принести мне их ответ.

— Не забывай о том, кто правит этим проклятым континентом, Такаар. Я не потерплю больше потерь от рук эльфов.

Такаар медленно выпрямился, глядя в лицо Истормуну.

— Пообещай мне, что не причинишь вреда Гарану, и я доставлю твое послание по назначению, — сказал он.

Вот речь истинного труса.

Истормун расхохотался. Это был жестокий и пустой смех, в котором не было веселья.

— О, я с удовольствием пообещаю тебе это. Собственно говоря, во мне вновь проснулся интерес к эксперименту над Гараном, так что он может рассчитывать на долгую, очень долгую жизнь. — Истормун подался вперед. — А теперь ступай.

Глава 8

Однажды я сказала Аууму, что мы все сделали неправильно. В лесу сокрыто столько всего, способного убить любого человека, что мы должны приветствовать их проникновение под его зеленый покров и просто позволить лесу сделать свое дело. Пусть Биит и Туал сами исполнят смертный приговор. Но он даже не улыбнулся в ответ. Иногда я спрашиваю себя, а не потому ли, что на миг принял мои слова всерьез.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Коэль подал знак эльфу, стоявшему на руле, направить баржу на стремнину, туда, где было глубже. Он полной грудью вдыхал свежесть реки Икс и тропического леса, наслаждаясь временным ощущением свободы. Потемневшее небо на севере пятнали дымы промышленных предприятий Исанденета. Через день они вновь окажутся внутри его заграждений.

Коэль вдруг обнаружил, что почти все время проводит в молитвах. Встреча с Ауумом глубоко тронула его, даровав ему утешение, силу и отчаяние в равной мере. Искушение свободой было очень сильным, но ни один из них не был готов пожертвовать своими родными, по-прежнему томящимися в городской неволе. И, хотя они помогали осуществиться планам людей, Коэль испытывал огромное чувство гордости за своих соотечественников. А ведь именно гордости эльфам сейчас и недоставало.

— Коэль.

Коэль оторвал взгляд от столбов дыма, карабкающихся в небо. Лиун стояла на носу судна и измеряла лотом глубину. Она была сильной и упрямой биитанкой — как и все они, впрочем, — но он со временем научился уважать ее непреклонность, сделав ее своим заместителем в бригаде лесорубов. Он доверял ей даже больше, чем своим соплеменникам, аппосийцам.

— Мы что, цепляем дно?

Лиун пожала плечами.

— Глубины хватит. Если я хоть сколько-нибудь знаю эту реку, то под килем у нас сейчас добрый фатом[23], и так останется еще на протяжении двадцати миль. Хотелось бы мне, чтобы это была наша самая большая проблема.

Лиун больше ничего не добавила, молча кивнув на берег по правому борту. Коэль не видел там ничего особенного, один только лес, подступающий к самой воде. Наклонившиеся стволы протягивали ветви, листья которых гладили реку. Присмотревшись повнимательнее, однако, Коэль заметил, как вокруг широких листьев вечнозеленых растений вода буквально вскипает и пенится.

— Пираньи, — прошептал он и поспешил к поручням. Но еще до того, как он успел облокотиться о них, Коэль увидел останки пиршества маленьких хищников. — Да хранит нас Инисс!

На поверхности покачивалась голова, отделенная от тела. Мяса и кожи на ней уже почти не осталось, и когда она подпрыгнула в воде после очередной атаки рыбешек, то показалось надорванное ухо. Голова принадлежала человеку. В переплетении мелких ветвей запутались обрывки его окровавленной одежды. Чуть подальше, в небольшой заводи, образованной выступом берега, виднелось обглоданное туловище без рук и ног. Здесь плавали и еще несколько частей тела, которые, впрочем, очень скоро исчезнут после столь свирепого пиршества.

Коэль задумчиво пожевал нижнюю губу, вглядываясь в стену леса, начинавшуюся почти у самой воды. На опушке на коленях стояли эльфы. Он насчитал семерых, но их должно быть намного больше. А этих он знал. Они входили в разведывательную партию, которая занималась поиском мест, наиболее подходящих для рубки леса, и зачищали поселения, если таковые обнаруживались поблизости. Это была самая тяжелая из обязанностей рабов; никому не хотелось наткнуться на соплеменников и лишить их свободы.

Коэль с силой потер ладонями лицо.

— Лодку на воду! — скомандовал он. — Гребите к берегу и возьмите на борт всех, кто согласится отправиться с нами.

Поймав взгляд Лиун, он отвернулся.

— Для чего? — спросила она. — Мы лишь быстрее доставим их к месту казни.

Коэль развел руки в стороны и покачал головой.

— Потому что мы должны держаться вместе. И умирать вместе, если такова наша судьба.

* * *

В голове у Ауума царил сумбур. Он бежал по лесу, не разбирая дороги, зная, что подвергает опасности себя и тех, кто следует за ним. Он бежал по руслам ледяных ручьев, продирался сквозь цепкий, колючий кустарник, не сворачивая, пересекал заброшенные деревушки и поселения, к которым уже жадно подбирался лес.

Жуткий зов Обращенных, собирающих ТайГетен на совет, все еще эхом звучал у него в ушах. Он расколол лес и пронзил его насквозь, застряв в ветвях самых высоких деревьев и прокатившись по дну самых глубоких ущелий и пещер. Ауум остановился только когда усталость взяла свое, и объявил привал.

— Тай, помолимся, — сказал он.

Они опустились на колени лицом друг к другу. По листьям над их головами барабанил дождь. Земля насквозь пропиталась влагой, превратившись в непроходимое болото. Ночь выдалась темной хоть глаз выколи, и тяжелые тучи затянули небо и звезды. Гиал плакала в темноте, и боги слушали ее.

— Инисс, услышь меня, твоего верного слугу Ауума. Мы просим твоего благословения для того, чтобы с честью выдержать предстоящие нам испытания. Наставь нас на путь истинный. Нас мало, и мы одиноки. Укрой нас в своих объятиях, пока мы станем освобождать тех, кто попал в рабство, и изгонять с нашей земли людей, вместе с тем злом, которое они с собой принесли. Если нам суждено погибнуть, приведи наши души к Шорту. Убереги нас от беды и направь наши руки, сжимающие клинки.

— Мы продолжаем дело твое. Услышь нас.

Ауум еще несколько мгновений держал голову склоненной, сознавая, что Элисс и Малаар смотрят на него. Не поднял он ее и тогда, когда обратился к ним.

— Вы хотите о многом меня расспросить. Подвергнуть мои действия сомнению. Выразить свое несогласие. Быть может, даже упрекнуть меня. Но думаете, что у вас нет для этого власти. В нашем кругу нет места страху. Не имеет значения, кто я такой. Для вас важно только то, что я — воин ТайГетен. И если вы полагаете, что я совершил ошибку, то должны оспорить мое решение. Я уже знаю, что вы полагаете, будто я ступил на неверный путь. Говорите. Выслушав ваши слова, я стану уважать вас еще сильнее.

— Вы — наш архонт, — начал Малаар.

— В первую очередь, я — эльф, во вторую — иниссул, и в третью — ТайГетен. Никто из нас не может считать себя непогрешимым. — Ауум поднял голову и обнаружил, что у него достало сил ободряюще улыбнуться своим ученикам. — Продолжайте, иначе я сам скажу, о чем вы думаете.

На этот раз заговорила Элисс, торопясь и захлебываясь словами, которые хлынули наружу, словно горный поток, прорвавший плотину.

— Гнев помешал вам мыслить связно. Ярость, которую вы испытываете к Обращенным, и чувство вины за то, какая судьба ожидает Коэля, заставило вас подвергнуть риску всех нас. Вы долго учили нас тому, что терпение — добродетель, но сейчас оно покинуло вас, растворившись в желании доказать что-то Обращенному эльфу. Не позволяйте этому чувству отвратить нас от нашего плана. У нас есть время, а у людей его нет.

Ауум выразительно приподнял брови.

— Эльфам уже давно следовало понять, что подобный образ мыслей — ошибочен. Это уяснил Серрин, а теперь наступила и наша очередь. У людей, как отдельных особей, действительно мало времени, но ведь мы сражаемся не с одним-единственным поколением, а с несколькими. Они бесконечны. С каждым годом мы слабеем, тогда как они становятся сильнее.

— Они не устают от жизни и не становятся беспечными. Истормун все так же силен и непобедим. И месть его за действия Обращенных будет жестокой. Единственный способ навредить ему и уязвить его — увести наших соотечественников прямо у него из-под носа.

— Таков был наш план, — заметил Малаар. — Но у нас нет магии, которая помогла бы нам.

Ауум согласно кивнул.

— Так каков же наш выбор? Вы знаете, скольких людей собираются убить Обращенные и чем это обернется для рабов в Исанденете и, не исключено, в Толт-Анооре и Денет-Барине. И вот, понимая это, сможете ли вы, взяв Инисса в свидетели, отвернуться от них? Я, например, не смогу.

Элисс и Малаар переглянулись. В их поведении ощущалась неуверенность, а маскировочная раскраска, размытая потеками дождя и пота, придавала их лицам скорбное выражение.

Ауум вполне понимал их сомнения. Во время безостановочного бега к Аринденету он мучил себя этим же вопросом.

Элисс, очевидно, решила предпринять еще одну попытку.

— Мы не готовы к столь масштабному наступлению. У нас недостаточно сил, чтобы напасть на них.

— Если нападение на Аринденет и научило нас чему-либо, так это тому, что люди никогда не позволят нам подготовиться. А всего через несколько дней наши братья начнут умирать. И вы, и я знаем, что у нас нет выбора.

— И вы, и мы понимаем, что если мы отважимся на это, то большинство из нас назад уже не вернется, — заметила Элисс.

— Нам нужно подкрепиться, — предложил Ауум. Он потянул носом сырой, промозглый воздух. — К западу отсюда есть стручки гуараны, да и ягоды асаи[24] растут там же. Корни маланги[25] встречаются здесь повсюду, как и бататы. Быстренько соберите все, что найдете. Мы не можем здесь долго рассиживаться.

Ночь стала еще темнее, а дождь лил как из ведра, так что земля покрылась предательской и вязкой жижей. Складывалось впечатление, что Гиал заранее оплакивает то, что должно было произойти, изливая душу бескрайнему лесу.

Но Аууму казалось, что и сквозь барабанную дробь дождя и приглушенный шум жизни леса до него доносятся крики людей. Отчаянные мольбы о помощи, они поднимались со дна самых глубоких ущелий и осыпались, словно пыль, с самых крутых склонов. Крики ужаса, обрывающиеся резко и страшно, после того как невидимые убийцы сеяли смерть и растворялись в ночи, оставляя свои жертвы в качестве угощения для подданных Туала.

В лесу появился новый хищник. Он двигался стремительно и бесшумно, носил на плечах лес, словно роскошную мантию, и был начисто лишен сострадания. Обращенные вступили в эпоху зрелости.

* * *

Истормун положил мягкую подушечку на стол перед собой и стал ждать. Сердце его забилось учащенно, а на шее завибрировала жилка, словно натянутый корабельный канат. Хотя он знал, что время пришло, ему хотелось получить какое-либо предупреждение перед тем, как связь будет действительно установлена, например возросшее давление или усилившийся звук. Все, что угодно, только не…

Тело Истормуна вдруг сложилось пополам, и голова врезалась в подушечку, подложенную на голый стол. У него перехватило дыхание, и он с трудом протолкнул воздух в легкие, ожидая, пока гул голосов у него в голове не превратится в упорядоченный поток. Он мельком подумал, а не выпрямиться ли ему и откинуться на высокую спинку кресла, но вместо этого лишь повернул голову направо, чтобы устроиться хотя бы с минимумом комфорта и при этом смотреть в панорамные окна.

Шум в ушах ослабел, а боль от удара головой о подушечку и голый стол под нею стихла. Ему стало холодно, и его зазнобило — столь сильным было противостояние сущностей, собравшихся вместе с его бестелесным образом в чертогах причастия. В воздухе повисло ощущение разочарования, щедро сдобренное цинизмом. Дебаты не обещали быть легкими.

— Милорды, — сказал Истормун. — Рад приветствовать вас.

Лорды и властители Триверна отличались завидным долголетием, насквозь пропитавшись магией. Долгие десятилетия они обладали неограниченной властью, но сейчас испытывали на себе беспрецедентное давление. От них требовали перемен, требовали включить в число магов Круга представителей трех других школ магии. Всего их было шестеро, включая Истормуна, а их имена обрели столь ужасающую славу, что родители пугали ими непослушных детей. Если бы только они знали правду!

Памун, Арумун, Белфамун, Вейамун, Гириамун, Истормун.

— Нас не интересуют ваши банальности. Мы желаем знать новости. — Холодный голос Памуна сотряс голову Истормуна, словно хлесткая пощечина. — Опишите в подробностях, каковы ваши успехи.

— Наши эксперименты по отслеживанию использования эльфийской магии закончены. Кроме того, состоялось уничтожение большей части их магического потенциала, — доложил Истормун.

— Большей части? — язвительно поинтересовался обладающий холодным разумом Вейамун. — Поданные вам отчеты настолько неточны?

— У нас вообще нет никаких отчетов, — сообщил коллегам Истормун. — Я устал напоминать вам, что здесь — не Балайя.

— И как это понимать? — пожелал узнать Вейамун.

— А так, что ни один из членов наших ударных групп не выжил, чтобы назвать мне точные цифры.

— Тем не менее, вы уверены, по крайней мере, в частичном успехе, — вмешался Арумун, голос которого сочился нескрываемым презрением. — Как такое может быть?

— Мои источники не должны вас волновать, — отрезал Истормун. — Удовлетворитесь тем, что я прав и что в данный момент на Калайусе нет магической силы, представляющей для нас угрозу.

Последовало молчание, которое он уже успел возненавидеть. Когда Истормун покидал Балайю, он был самым сильным среди них. А теперь к нему относились, как к лишней цифре в могучей сумме, которая слагалась из остальных пяти членов.

Он отсутствовал слишком долго.

— Мы чувствуем сопротивление, — заявил Гириамун. — У нас сложилось ощущение, что следующего логического шага не последует. Мы не услышали ничего, что потребовало бы внесения изменений в первоначальный план. То, что нам удается выудить у вас, означает лишь дальнейшую путаницу и все новые задержки. Так дальше продолжаться не может.

— Я буду рад получить совет от того из вас, кто отважится прибыть сюда лично.

— Вы — полномочный представитель магов Круга на Калайусе, — незамедлительно отреагировал Памун.

Истормун рассмеялся и почувствовал, как через Южный океан протянулся праведный гнев, погребая под собой его веселье. Несмотря на боль, колдун собрался с силами и заговорил, надеясь переправить на тот берег хотя бы частичку своих физических страданий.

— Я останусь здесь и буду продолжать заниматься своим делом столько, сколько сочту нужным. Я здесь не потому, что я — младший партнер, а потому, что я — самый способный из вас. Именно я и буду решать, стоит ли преследовать тех, кто уцелел, и если стоит, то когда и каким способом это будет сделано.

— Ваша изоляция может стать перманентной, — резко бросил Белфамун.

— Прошу всех успокоиться, — вмешался Памун. — Истормун, мы — партнеры. Никто из нас не может действовать в одиночку. Вы должны прислушиваться к нам.

— Я слишком часто прислушиваюсь к вам. Но прежде чем кто-либо из вас вздумает поучать меня, осмелитесь ли вы отрицать, что предложенный мной механизм работает? Осмелитесь ли вы отрицать, что товары и ресурсы, которые я вам экспортирую, сделали вас состоятельными настолько, что вам больше не о чем мечтать, равно как и позволили укрепить и усилить нашу регулярную армию до уровня, неслыханного на Балайе в мирное время? Осмелитесь ли вы отрицать, что продление нашей миссии здесь и далее послужит усилению нашей мощи, благосостояния и влияния?

— Мы не станем отрицать ничего из сказанного вами, — заявил Белфамун. — Но ваша проблема, Истормун, заключается в том, что вы не осведомлены об изменениях, произошедших на самой Балайе. Вы правы в том, что наша регулярная армия сильна как никогда, но добрая треть сил постоянно находится в вашем распоряжении. Тогда как эти солдаты и маги нужны нам здесь.

— Ротация численного состава должна продолжаться, — ответил Истормун. — От этого зависит безопасность нашего предприятия на Калайусе.

— В таком случае повлияйте на ситуацию, чтобы для обеспечения безопасности требовались сотни, а не тысячи человек.

— Все не так просто.

— Все именно так просто! — Голос Памуна резким эхом донесся сквозь разделяющее их пространство, и каждая жилка в теле Истормуна застонала от боли. — Найдите их и уничтожьте. Их мало, а вас много. Перестаньте прятаться в собственном дворце и сделайте то, ради чего вас туда отправили.

Истормун понял, что очень устал. Общение на столь огромном расстоянии, да еще против столь сильных собеседников, какими являлись пятеро лордов, требовало колоссального расхода сил. Он постарался взять себя в руки и сохранить спокойствие. Он должен победить в этом споре с помощью веских аргументов.

— Нельзя просто взять и отправить армию в тропический лес. Он способен поглотить всю Балайю и не заметить этого. Я уже работаю над тем, чтобы установить местонахождение их главного тайного убежища, но выступать до того, как мои сведения подтвердятся, было бы крайне недальновидно и даже преступно. Прибавьте к этому и наших врагов. Они немногочисленны, но об их воинском искусстве слагают легенды, и мы понятия не имеем о том, сколько их сейчас находится в лесу.

— Я не стану бездумно сжигать лес только для того, чтобы выкурить их оттуда, потому что такой шаг лишит нас всех ресурсов. Я намерен решать эту задачу в зависимости от развития ситуации. У нас, милорды, нет другого выхода.

— Вы боитесь, — заявил Гириамун.

— Я всего лишь осторожен, — возразил Истормун. — И я имею на то полное право. Нынешнее положение дел таково, что я могу бороться с нашими врагами, не нанося по ним ударов, и, одновременно, беспрепятственно продолжаю изымать потребные нам ресурсы.

— Отпущенное вам время подходит к концу, — заметил Белфамун. — Нам угрожают. Наши враги знают о том, насколько прочно мы увязли на Калайусе, и вскоре сочтут себя достаточно сильными для того, чтобы бросить нам вызов. Вы больше не получите военной поддержки, и я рекомендую вам быть готовым к тому, что большая часть армии вскоре будет отозвана.

— Вы так ничего и не поняли, — сказал Истормун. — Если я начну наступление, не располагая точными сведениями, может случиться так, что вам некого будет отзывать. Наши враги остаются хозяевами леса, но у нас сохраняется хрупкий паритет. Объявите там, у себя, мобилизацию. Не подвергайте опасности наше здешнее хозяйство, заставляя меня прибегнуть к преждевременным действиям.

— Ваше упрямство дорого нам обойдется, — заявил Памун.

И внезапно контакт был прерван. Истормун ждал, не отрывая головы от подушки, пока дрожь не перестанет сотрясать его тело, а боль в голове не утихнет. Когда же он, наконец, поднял ее, то ее левая сторона и подушечка оказались мокрыми от пота. Перед его столом обнаружился секретарь, глядевший себе под ноги.

— Надеюсь, ты принес мне хорошие известия?

Но помощник покачал головой.

— Произошло еще несколько нападений.

Истормун вздохнул.

— Только не сейчас. Только не сейчас.

Ауум привел Элисс и Малаара в Аринденет через час после восхода солнца. Двери храма стояли распахнутыми настежь, а на каменном козырьке у входа было не протолкнуться от работников и ТайГетен, уже откликнувшихся на зов Обращенных.

— Элисс, узнай, сколько наших уже здесь и кто еще должен подойти. Малаар, расскажи им о том, чему мы стали свидетелями и что намерены сделать Обращенные. Но о моем решении не говори ничего. А я пойду поищу Такаара.

Ауум вошел в прохладный зал под куполом и преклонил колени в молитве перед статуей Инисса, прежде чем поспешно пройти в глубины храма. В неподвижном воздухе раздавался негромкий гул голосов, один из которых звучал отчетливее остальных. Они доносились из часовни, расположенной в непосредственной близости от индивидуальных молитвенных келий и комнат для жрецов-паломников.

Ауум на мгновение приостановился в дверях, глядя, как Онелла разговаривает с группой учеников, которым, очевидно, повезло, что они находились в лесу в момент атаки людей. Голоса смолкли, когда он переступил порог, и адепты инстинктивно придвинулись друг к другу и отступили на шаг. Онелла улыбнулась ему, и Ауум обнял ее и поцеловал в глаза и лоб.

— Должно быть, я похож на огородное пугало, — сказал он.

Ответом ему стал неуверенный смешок.

— Тебе нужно повторно нанести маскировочную краску, — сказала Онелла. И тут же с лица ее вмиг слетела веселость. — Ты не сумел остановить их, верно?

Ауум покачал головой.

— Они начинают собственную войну, и их действия вынуждают нас прийти на выручку тем, кто не может спастись сам. Мне нужен Такаар. Где он?

Онелла заколебалась, и Ауум почувствовал, как его охватывает гнев.

— Он… отправился в гости. Во всяком случае, я так думаю. Его нет уже два дня.

— Будь проклято его сердце иниссула! — Ауум с силой провел руками по лицу. Ученики дружно поморщились.

Онелла взяла его за руку, вывела его в коридор, и оттуда они вместе вышли через задние двери к деревне.

— Не имеет значения, на чьей ты стороне, но в присутствии разъяренного воина ТайГетен неуютно становится всем.

— Не беда, им придется привыкнуть к такому зрелищу, — парировал Ауум. — Почему он ушел именно сейчас? Ведь наверняка его вторая половина должна отдавать себе отчет о том риске, которому подвергают нас Обращенные. А он в ответ уходит в гости к человеку, чтобы поболтать с ним? Быть может, он еще не готов учить овладению магией Иль-Арин.

Онелла настойчиво увлекала его все дальше, и они уже прошли через всю деревню и углубились в лес, направляясь к святилищу Туала, распложенному совсем рядом с Чертогами Возвращения.

— Успокойся, Ауум. Что происходит? Мы до сих пор не оправились от шока после нападения, и обряды для возвращения умерших только-только завершились. Мне теперь до конца жизни будут являться в кошмарах лица моих учеников, сожженных заживо, а ведь есть еще и те, от кого смерть не оставила и следа.

— Что я хочу сказать? Мы слышали, как Обращенные объявили общий сбор. Сюда приходят воины ТайГетен, людям становится страшно. Мне страшно. Лес кажется чужим, и мы чувствуем изменения в линиях силы. Ты решил атаковать людей, не так ли? А у меня нет никого, кого я могла бы отрядить тебе в помощь.

Ауум положил руки Онелле на плечи и улыбнулся, ему хотелось надеяться, что ободряюще.

— Мне очень жаль, Онелла. Все развивается куда быстрее укуса тайпана. Слушай: Обращенные собираются не просто отомстить, они затеяли настоящую чистку… а это означает, что сотни эльфов в порабощенных городах умрут, если только мы не сумеем их спасти. Серрин больше не прислушивается к голосу разума, и он уже посмел усомниться в моем мужестве и бросил вызов моей власти. — Ауум вздохнул. — Он вынудил нас перейти к решительным действиям. Мы должны атаковать Исанденет и спасти стольких, скольких сможем.

Восхитительные удлиненные глаза Онеллы расширились на ее постаревшем лице. Она беспомощно всплеснула руками.

— Но мы… Я имею в виду, я не могу…

— Мне очень жаль, Онелла. Мы должны проникнуть в Исанденет раньше, чем известия о нападениях достигнут ушей Истормуна. Мы уже и так опоздали, не сумев предотвратить несколько смертей. А теперь ситуация ухудшилась еще больше, поскольку у нас нет Такаара, который смог бы провести нас через охранные заклинания. Никто, кроме тебя, не может этого сделать.

Ауум видел, что подобная перспектива не внушает ей особой радости. Но отнюдь не страх перед людьми или вооруженным столкновением двигал ею, когда она отрицательно покачала головой.

— Я не могу вернуться туда, Ауум. После всего, что случилось, — не могу. После того, что они сделали с нами. Там до сих пор живы некоторые эльфы из тех, что преследовали иниссулов. Другие поселились в Катуре. Как, по-твоему, почему я перебралась сюда? Не только для того, чтобы изучать магию.

Ауум по-новому взглянул на Онеллу. Она дрожала всем телом, вновь переживая события стопятидесятилетней давности.

— Не для того ли ты учишь других, чтобы вооружить нас для борьбы с расой людей? Я научился прощать эльфов из других кланов, которые нападали на моих братьев и сестер иниссулов. Если мы хотим процветания под рукой Инисса после того, как люди уйдут, то должны простить друг друга.

— Тебе легко говорить, Ауум. В твоем доме никто не выбивал двери ногами, никто не насиловал тебя, а твоего мужа не избивали и заставляли смотреть. Никто не кричал тебе в лицо, что иниссулы заплатят за все, когда среди них появятся дети от смешанных союзов. Я обучаю магии для того, чтобы люди, включая тех, кто убил моего мужа в тропическом лесу, погибли бы в огне, как это случилось с ним. Но я не смогу вернуться туда. Никогда.

— Онелла, ты должна…

— Я ничего и никому не должна. Даже тебе, архонту ТайГетен. Дай мне еще пятьдесят лет, и я подготовлю для тебя новых учеников Иль-Арин. Но это — все, что я могу сделать. Если ты хочешь попасть в Исанденет, тебе придется найти Такаара.

В глазах ее стояла горечь. Ауум еще мгновение смотрел на нее, после чего коротко кивнул и зашагал в обход храма, возвращаясь на площадку перед входом. Он должен был уважать решение Онеллы, но ему было ясно, что добровольное заточение здесь, среди иниссулов, лишает ее возможности залечить душевные раны.

А на площадке перед храмом Элисс и Малаар выступали перед собравшимися воинами ТайГетен. Ауум насчитал семь звеньев и не смог скрыть своего разочарования столь малым их количеством. Он присоединился к своим Тай, кивком дав понять Малаару, чтобы тот продолжал.

— …мы уверены в том, что Обращенные продолжат очищать лес, а это означает, что невинные эльфы будут умирать и дальше. Ауум.

Ауум шагнул вперед.

— Сколько еще звеньев идут сюда?

— Четыре из южных и восточных зон патрулирования. Из отдаленных мест, таких как Толт-Аноор или Денет-Барин, пока никого. Этого следовало ожидать. — Элисс пожала плечами. — Зов прозвучал лишь вчера вечером на закате.

Ауум коротко кивнул.

— Остальные подойдут попозже, но пока что нам придется удовлетвориться тем, что есть. Сообщите Онелле о том, куда мы направляемся. Тай, мы должны попросить Инисса сохранить наши души и тела для решения великих задач. Нам нужно молчание Туала и скрытность Биита. Нам нужна удача Икс и сила Аппоса. Мы должны освободить рабов Исанденета, но, прежде чем мы попадем туда, нам нужно найти Такаара. Когда мы отправимся в путь, возьмите под особый контроль все северные подходы к храму.

— Этот ублюдок поможет нам попасть в Исанденет, дружит он с людьми или нет. Тай, мы выступаем.

Глава 9

Инисс благословил обожженную землю, и на ней взошло и расцвело великолепие леса. Глаза Биита выдавали его неимоверное удивление случившимся, и потому Инисс оказал Бииту честь, сделав его хранителем корней и ветвей. Биит ощутил аромат новой жизни, наклонился и погладил зеленый покров. «Ты — долгожитель, — сказал ему Инисс. — Но ни одно дерево не может считаться бессмертным. Пусть будет так и для твоих детей.

Арин-Хиил

Городок Катура приютился на ладони Инисса. Это было, несомненно, самое красивое место во всем тропическом лесу. Находясь на его южной окраине, от которой нужно было идти целых три дня, прежде чем роскошь зеленого покрова сменялась обжигающим жаром пустыни, он раскинулся в окружении великолепных и величественных утесов, озер, долин и гор.

Эльфы называли его «детской площадкой Туала», и на протяжении многих веков его подданные резвились здесь невозбранно. Ни один из двуногих охотников не нарушал естественного хода жизни и смерти. Ни одно растение не использовалось в пищу, для разведения огня или в качестве укрытия. Нетронутый, девственный, роскошный тропический лес; так было до тех пор, пока не пришел человек и эльфы перестали чувствовать себя в безопасности даже в собственных храмах.

Согласно преданиям, именно с ладони Инисса и разошлись по миру все создания Туала, так что это было самое подходящее и единственно правильное место, где могла найти прибежище потрепанная и изрядно поредевшая раса эльфов — в самом сердце своей прошлой жизни. Место, где они могли зализать раны, набраться сил и научиться жить заново. Если где они и могли найти бальзам для своих душевных травм, так только здесь.

Ладонь Инисса представляла собой водоем в форме лошадиной подковы, расположенный у подножия отвесного утеса, за которым начинались поросшие лесом горы. Водопады с ревом срывались со скал сразу в пяти местах, стекаясь в богатое рыбой озеро, северный исток которого через много миль впадал в реку Икс. И озеро, и река назывались Карентан, по имени горной гряды за ними, а водопады получили название Катура.

За отлогими берегами озера и реки начиналась огромная равнина, поросшая травой и невысокими деревьями. Это было прекрасное место, чтобы осесть здесь навсегда, заняться земледелием и радоваться жизни, и, не будь на него наложен запрет, эльфы обосновались бы здесь много поколений назад.

Но ладонь бога была выбрана не только из-за своей красоты и мифологии. Это была земля, скрытая от глаз посторонних туманами и низкими тучами, которые время от времени срывались с горных вершин и тысячефутовых утесов. Отсюда, с отвесного обрыва, открывался потрясающий вид на равнину, но, чтобы взобраться на вершину, нужно было вскарабкаться по скалам с самого дня ущелья, пересечь горную гряду и пройти через густой лес, где по-прежнему хозяйничали пантеры.

Попасть сюда можно было только по узкой долине, по дну которой и текла река Карентан. Русло ее было широким, а тропинки по обоим берегам — узкими и коварными, постепенно поднимающимися к плато. Склоны долины были образованы скалистыми утесами и поросшими пробковым деревом холмами, изобиловавшими диким виноградом и плющом, так что пробраться через них было практически невозможно.

Неспешно прогуляться по долинам, отыскивая новые тропинки, и вновь восхититься бескрайними лесными просторами, где солнце, казалось, порождает новую жизнь всякий раз, когда целует зеленую листву, — вот такая награда ждала путника, не пожалевшего трудов, чтобы добраться до этих мест. Поэтому Метиан собрал оставшиеся силы и заставил-таки свое постаревшее и одряхлевшее тело преодолеть последний подъем и присоединиться к Болте на вершине.

Двое старых эльфов, гиаланин и аппосиец, взирали сверху на зеленый ковер леса, убегающий к горизонту, и город, раскинувшийся на ладони Инисса. Небо пятнали столбы дыма, и даже с такого расстояния ветер доносил эхо эльфийских молитв, лязгающие удары молотов по металлу и визг пилы, вгрызающейся в дерево.

Болта сплюнул на землю.

— Мы — позорное пятно на совершенстве мира, — изрек он. — Липкая грязь, просачивающаяся сквозь коренную горную породу и заражающая нечистотами то самое место, которое должно было вдохнуть в нас стремление вернуться к былому величию. Мы не заслуживаем того, чтобы нас спасали.

Метиан оторвал взгляд от безобразных очертаний города. Катура стала для эльфов символом величайшего позора. Работа, начавшаяся с таким подъемом и воодушевлением, выродилась в свою полную противоположность. Здесь не нашлось ни единого здания, которым можно было бы гордиться. А еще в пределах городской черты с каждым днем возрастала враждебность.

— Когда ты был здесь в последний раз?

Слезящиеся и водянистые глазки Болты уставились на Метиана со старческим прищуром. Он страдал дальнозоркостью и боялся, что вскоре вообще ослепнет.

— Более пятнадцати лет тому. С тех самых пор, как мы отвели аппосийцев в долину Халиат-Вейл. Мы не задержались там ни на одно лишнее мгновение. Неудивительно, что ты предпочел выйти в отставку.

— Я не выходил в отставку, — возразил Метиан, и в голосе его прозвучала горечь, которую он не сумел скрыть. — Мне грустно оттого, что мне не рады те самые эльфы, которым я поклялся помогать.

— Не вини себя. Эдулис[26] — наркотик, отнимающий разум, здравый смысл и чувство родственной привязанности. Она прогнала тебя, потому что перестала узнавать.

Метиан вздохнул.

— Я мог бы помешать ей превратиться в наркоманку. Я должен был заметить, что она катится вниз, в пропасть.

— Наркоманы — самые умные и изворотливые создания на свете, вплоть до того момента, пока не потеряют разум. Она ведь все еще жива, не так ли?

— Мертвые наркоманы не приносят прибыли. А мертвые губернаторы не издают удобные законы. Так что поставщики проявляют осторожность и предусмотрительность. В конце концов, рождаемость остается настолько низкой, что население практически не увеличивается. Они не могут позволить себе начать убивать жителей.

Болта рассмеялся сухим, лающим смехом.

— Пожалуй, нам надо сжечь это место к чертовой матери.

— Я слышу тебя, старый друг, но не все его обитатели пали так низко. Некоторые работают по-прежнему, да и многие все еще молятся об искуплении грехов Катуры.

— Но кто из богов услышит их? — Голос Болты прозвучал резко и хрипло. — Город превратился в выгребную яму.

— А ты ничем не помог ему, когда увел свой клан отсюда.

Собственные резкие слова были неожиданностью и для Метиана, тем более что он заметил, как исказилось от гнева лицо Болты.

— Мы лишь повторили то, что сделал Ауум, когда увел иниссулов из Катуры еще до того, как было срублено первое дерево на строительстве этого проклятого города.

— У него не было выбора, — коротко бросил в ответ Метиан. — Он должен был вырастить новых воинов ТайГетен и отыскать учеников для Иль-Арин, а рождаемость среди иниссулов низка настолько, что появление на свет каждого ребенка отмечается с таким размахом, словно на землю с небес спускаются боги. А какое оправдание есть у тебя? Особенно если учесть, что ты сам помогал возводить то, к чему сейчас относишься с таким презрением.

— Мы слишком уж полагались на Иль-Арин. И блестящий крах твоего лидера стал провозвестником всего, во что превратилась Катура. А я увел свой клан только после того, как мне стали докладывать о том, что мирных обывателей насильно превращают в наркоманов. Интересно, что получают взамен сборщики листьев и дилеры, хотел бы я знать?

— Землю, — ответил Метиан. — Что же еще? Пелин получила право выделять каждому эльфу участок земли в лесу и на равнине. Теперь большая часть их перешла в руки банд туали и биитан. Они сильны. Теперь Катура принадлежит им.

Болта выразительно приподнял брови.

— В самом деле? Кто-нибудь говорил об этом Аууму?

— Ауум не бывал здесь вот уже более пятидесяти лет. Сюда не заходит ни один воин ТайГетен. — Метиан вздохнул. — Прости меня. Я не собирался дразнить тебя.

Болта улыбнулся.

— Мы с тобой будем вечно скандалить друг с другом, как и положено представителям наших кланов. А теперь говори, зачем ты пригласил меня подняться на такую верхотуру? Уж наверняка не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о славных минувших деньках.

— Нет, конечно, — согласился Метиан. — Пойдем-ка лучше присядем. У меня есть с собой недурной самогон и хлеб, тапир и сушеные фрукты.

— Я знал, что могу положиться на тебя, — заявил Болта.

Старый аппосиец, не растерявший былой силы и сноровки, несколькими ударами расчистил кустарник и виноградные плети вокруг лежащего на земле бревна, и старые друзья уселись на него. Метиан полез в свой заплечный мешок и вручил Болте глиняный кувшин, заткнутый деревянной пробкой.

— Попробуй, — сказал он. — Забористое зелье.

Болта сделал глоток, а потом медленно выдохнул, и Метиан улыбнулся, представляя, как огненная жидкость катится у него по пищеводу, согревая желудок.

— Из чего он сделан? — осведомился Болта. — В нем чувствуется привкус ямса[27].

— Верно, но мы перегоняли его с гуараной. От него пьянеешь, зато спать не хочется. И голова на другой день не болит, кстати.

Болта сделал еще один глоток и вернул кувшин Метиану.

— По крайней мере, ты не зря прожил свою жизнь.

Метиан понюхал содержимое, прежде чем смочить губы жидкостью, после чего отпил долгий глоток.

— Я уже стар, Болта, — сказал он и принялся рыться в своем мешке в поисках хлеба и мяса. — Но только сейчас я это почувствовал. Больше трех сотен лет я оставался гвардейцем Аль-Аринаар, и горжусь этим не меньше, чем тем, что родился гиаланином. Я видел лучшие проявления эльфийского духа и поверил в то, что мы вступаем в золотой век гармонии и прогресса. Но последние годы стали свидетельством неуклонного упадка и конфликтов, и я понял, что не могу принять этого, как эпитафию своей жизни, отданной служению эльфам.

— А почему, по-твоему, я ушел оттуда? Катура стала похожа на раковую опухоль.

— Вот именно! — воскликнул Метиан, чувствуя, как играющий в крови алкоголь придал ему новых сил. — И ее следует вырезать.

— Ну, так поговори со своим бывшим лидером. Должен же к ней когда-нибудь вернуться рассудок и здравый смысл! Сколько гвардейцев Аль-Аринаар все еще носят свои плащи?

— Кто знает? Наверное, впервые в эльфийской истории в наших рядах меньше воинов, чем у ТайГетен. Их недостаточно даже для того, чтобы поддерживать порядок в городе с двадцатитысячным населением.

— И становится все меньше с каждым днем, — добавил Болта.

— Этому следует положить конец. В городе есть люди, желающие очистить его, но у них нет для этого сил.

Болта поднял обе руки.

— Я уже понял, к чему ты клонишь.

— Вы сильны, — сказал Метиан, наклоняясь к нему и протягивая сушеный плод манго, который Болта принял и надкусил. — Ваш клан чист. Вы искусно владеете топорами. Остальные боятся вас, даже туали. Вернись. Помоги искоренить заразу в городе. Помоги мне вернуть Катуру к чистоте и порядку. К гармонии.

— Это можно сделать одним-единственным способом — сжечь город дотла.

Метиан пожал плечами.

— Пусть так, лишь бы помогло.

— Почему я должен рисковать жизнями своих людей ради тех, кому было наплевать на нас?

— Потому что если ты не сделаешь этого, то после падения Исанденета все, к чему мы с тобой стремились, рухнет. Твоя вера будет опозорена. А я знаю тебя, Болта. Ты веришь в гармонию. Помоги мне, и мы сможем начать сначала, чтобы Катура обрела величие еще до того, как мы с тобой умрем. — Пошел дождь, и Метиан улыбнулся. — Гиал знает, что нам обоим немного осталось.

С севера долетел жуткий, гортанный вой, эхом заметавшийся меж деревьев и прокатившийся по долинам и ущельям. Даже за пределами Катуры пантеры подхватили его. Метиан вздрогнул всем телом.

— Что это?

— Это Обращенные. Они сзывают ТайГетен на общий сбор.

— Ты уверен?

Болта кивнул и поднялся на ноги.

— Я должен вернуться в Халиат.

— Понимаю, — отозвался Метиан. — Подумай о том, что я тебе сказал. Помоги мне. Помоги нам всем.

Крики и вой стихли вдали.

— У тебя есть план, как организовать это твое восстание или как ты его там называешь?

— Я знаю, куда мы должны нанести удар, если ты это имеешь в виду.

— А твои враги знают, что ты злоумышляешь против них?

Метиан коротко рассмеялся.

— Я — старый гиаланин. Я даже не ношу при себе оружия. Никто не подозревает меня ни в чем, кроме того, что я — старый брюзга и ворчун.

— С этим трудно не согласиться. — Болта обнял Метиана за плечи. — Ты бросил вызов опасным людям. Не обманывай себя, говоря, что они не видят в тебе угрозу. Гвардия Аль-Аринаар поддержит тебя?

— Я очень надеюсь на это.

— Хорошо. Тогда пойдем со мной — среди аппосийцев ты будешь в безопасности, пока не придет время нанести удар.

— Так ты со мной?

— Не могу же я позволить старому ревматику-гиаланину присвоить себе всю славу, а? Кроме того, у меня ведь нет особого выбора.

— Почему?

Болта мотнул головой, указывая на север.

— Я могу придумать только одну причину, по которой Обращенные сзывают ТайГетен на общий сбор, и она пугает меня до дрожи. Нам нужно, чтобы Катура была сильной и вновь превратилась в убежище, каковым когда-то и задумывалась. Если у нас ничего не выйдет, боюсь, мы все погибнем.

* * *

Истормун выглядел больным. Точнее, больным более обыкновенного. Как правило, по его виду трудно было понять, как он себя чувствует, но сегодня кожа колдуна обрела какой-то сероватый оттенок, и Силдаан показалось, что он стал куда ближе к могиле, чем раньше; а ведь она видела его каждый день. Таково уж было ее счастье. Подобно Гарану, каждую ночь, когда ей дозволялось передохнуть, она жаждала смерти. И, подобно Гарану, Истормун, похоже, получал извращенное удовольствие оттого, что сохранял ей жизнь.

Силдаан остановилась перед большим деревянным столом, ожидая вопросов от этого человека, своего лорда и господина. Она не желала признавать за ним этих качеств, но и обманывать себя больше не могла. Она была иниссулом, мечтавшим о возврате господства над эльфами и обретении всесилия и могущества, и теперь она видела его перед собой, но была от него еще дальше, чем когда-либо прежде.

Это стало для нее наказанием, и Ллирон по справедливости должна была стоять рядом и разделить с нею страдания, но бывшая Верховная жрица Шорта оказалась избавлена от этой участи. Она нашла свой путь к смерти, что делало стоящую перед Силдаан задачу еще труднее.

Поэтому Силдаан пришлось испытать на себе всю тяжесть его злой воли. Она посмотрела налево, в ночное небо Калайуса. Свет лампы, отбрасывающей тень на окна, показал ей собственное отражение, и она внутренне сжалась при виде своих поредевших волос, ввалившихся глаз и тонких, бескровных губ. Уши ее, некогда такие нежные, обвисли на кончиках, как у эльфа на тысячу лет старше нее. Она до сих пор помнила силу своих рук, ума и сердца. Гордая иниссул, ныне падшая так низко. Вот какой оказалась расплата за то, что ее бог отвернулся от нее. Силдаан не сдержала стона, сорвавшегося с ее губ, и отвернулась от окна.

Сидящий перед нею Истормун с хрипом втянул в легкие воздух. Ему было больно. Руки у него дрожали, а на лбу выступил пот. На висках пульсировали жилки. Он открыл глаза, и у Силдаан перехватило дыхание. Они были белыми. Зрачков не было вовсе. Тем не менее, он видел и ее, и стоявшего рядом с нею мужчину. Колдун внимательно рассматривал их обоих, взвешивая свои первые слова. Что-то шевельнулось в молочной белизне его глаз, и Силдаан подумала, что сейчас ее стошнит.

— Время летит, — сказал наконец Истормун. — Есть вещи, которые мне просто необходимо знать.

Голос колдуна тоже изменился, став прерывистым и неблагозвучным, словно во рту у него было несколько языков, каждый из которых чуточку запаздывал с произнесением одних и тех же слов.

— Что вы хотите знать, лорд Истормун? — спросил мужчина, которому невероятно повезло в том, что он остался жив и мог стоять в его присутствии.

— А. Джерал. Получил временную отсрочку в исполнении приговора из рук животного, не так ли? Я бы, пожалуй, с пристрастием расспросил тебя о том, как так вышло, что, располагая сильным отрядом магов и солдат, ты оказался неспособен разбить безоружных эльфов и их любимиц-кошек. Но я уверен, что услышу бессмысленные бредни о быстроте, скрытности и лесных тенях. Вместо этого я спрошу тебя только об одном месте в твоем отчете, которое вызвало мой интерес.

Истормун небрежно повел рукой в сторону одинокого свитка.

— Это — честный отчет.

— Да, в котором в подробностях описаны некомпетентность, неумение руководить и незнание первого правила обращения с шарпами в полевых условиях. В воздухе обязательно должен находиться маг. А теперь скажи мне, Джерал, в твоем рапорте говорится, что эльфы и их пантеры действовали сообща. Говоря твоими же словами, «у них словно был один разум на двоих». Объяснись.

— Благодарю вас, милорд, за предоставленную возможность.

— Я не сказал, что это сохранит тебе жизнь.

У Джерала перехватило дыхание. Запнувшись, он откашлялся.

— Атака была стремительной. Защититься от нее не было никакой возможности, потому что каждого эльфа сопровождала пантера, и они действовали без слов, слаженно и по плану. Я видел, как их вожак, то есть, я думаю, что это был вожак, посмотрел своей пантере в глаза, после чего они, словно единый организм, атаковали наших магов, а потом взялись за солдат. Это были животные, но они совершенно точно знали, кого надо убивать в первую очередь. Так выдрессировать обычного зверя невозможно. Да, я знаю, что у нас есть заклинания, с помощью которых можно добиться почти того же, но у эльфов-то похожей магии нет. Я стоял рядом с Нуином, и он не почувствовал применения какой-либо магии. Это случилось как раз перед тем, как пантера разорвала ему горло, не тронув меня.

— Какой позор, — проговорил Истормун. — Но этим стоит заняться. Силдаан, ты хорошо выглядишь сегодня. С каждым днем ты все лучше переносишь то, как с тобой распорядилась судьба.

— Это получилось нечаянно, — ответила бывшая жрица.

Истормун рассмеялся, но смех его быстро перешел в сухой кашель, и черты его лица заострились и затвердели.

— Ты признаешь подобные таланты за своими подданными?

— Когда я в последний раз была в тропическом лесу, то не видела ничего подобного.

— Значит, Джерал лжет. А я почему-то недолюбливаю лгунов.

Джерал пролепетал отчаянное «Нет!».

— Но я не возьмусь утверждать этого со всей определенностью, — быстро поправилась Силдаан, ощущая некоторое родство с Джералом. — Хотя теоретически я вполне допускаю их существование.

Истормун взял со стола свиток и развернул его.

— Да, прошу тебя. Джерал называет их Обращенными. Кто они такие?

— У нас всегда ходили легенды о том, что некие эльфы чуть ли не породнились с подданными Туала. Их не кусали змеи, не жалили насекомые, не трогали хищники. Поговаривают, что Молчащие Жрецы давно искали подлинного единения со всеми созданиями в тропическом лесу, чтобы добиться большего понимания того, что создал Туал, а через него — Инисс.

— Я внимательно прочла рапорт Джерала, и у меня нет сомнений в том, что эльфы, которых он описывает, — это Молчащие Жрецы, хотя и сильно изменившиеся. Очень может быть, что большую часть времени они работали именно с пантерами, хотя я не смогу объяснить тебе, как им удалось установить с дикими кошками столь сильную ментальную связь. Я могу сказать лишь, что это вполне возможно, поскольку и Инисс, и Туал обладали подобным даром.

— Ваша вера способна объяснить все, что угодно, Силдаан, а ты прекрасно знаешь, что у меня нет времени на религиозные толкования. Вопрос заключается в следующем: ты готова поставить свою жизнь на то, что это возможно?

Силдаан ответила, не раздумывая.

— Да.

Истормун удовлетворенно кивнул.

— Так мы и думали. Очень хорошо. Джерал, можешь быть свободен. Отдыхай. Тебе и твоим людям силы еще понадобятся.

Джерал покинул комнату с неприличной поспешностью, и Силдаан вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной. Истормун откинулся на спинку кресла, пробормотал что-то и закрыл глаза, содрогнувшись всем телом. С губ его сорвались слова на человеческом языке, которых Силдаан никогда прежде от него не слышала. Вот тело его напряглось, а потом расслабилось. Колдун открыл глаза, и Силдаан увидела, что они почти обрели свой обычный темный цвет, разве что белки оставались покрасневшими.

— Чем они занимаются, эти Обращенные? — поинтересовался он.

— Они поддерживают чистоту леса, — ответила Силдаан. — Молчащие Жрецы всегда считали это своим долгом.

— Да, мне говорили. И они не остановятся?

Силдаан улыбнулась.

— Нет. До тех пор, во всяком случае, пока все люди в его пределах не будут мертвы. Это означает, что отныне лес для тебя закрыт.

— Какая жалость, — сказал Истормун. — Потому что именно сейчас, в этот решающий и поворотный момент, я не могу этого допустить.

Под его взглядом, тяжелым, убийственным, Силдаан как-то съежилась.

— Прошу тебя. Не заставляй невинных страдать. Это не нарушает негласного соглашения, которое ты заключил с ТайГетен. Это — призыв эльфов, действующих в одиночку, на свой страх и риск, я уверена в этом.

— Ты напрасно полагаешь меня тупицей, — заявил Истормун. — Во всяком случае, достаточно глупым для того, чтобы в отместку погубить собственную рабочую силу. Признаюсь, искушение было велико. Уничтожение шарпов всегда выглядит заманчиво, но только не в этом случае. Сейчас даже у меня есть приказ. Быть может, мы и не готовы, но поворот событий в моей стране и действия твоих сородичей не оставляют мне выбора.

— И поэтому мы захватим тропический лес, а заодно и покончим с сопротивлением — самим существованием, я бы сказал, — эльфийской расы. Хочешь посмотреть, как она будет уничтожена? Я могу предложить тебе место в первом ряду.

— Недальновидно всерьез рассчитывать на то, что удастся нанести поражение ТайГетен в их собственном лесу. Воды наших рек станут красными от человеческой крови, а ты никогда не найдешь наш скрытый город. Даже я не знаю, где он находится.

— Он называется Катура, и я уверен, что тебе прекрасно известно, где его местоположение, Силдаан. Но можешь не волноваться. Я не стану подвергать тебя пыткам, чтобы узнать это. В этом нет никакой необходимости. У меня есть кое-кто, кто приведет нас прямо туда.

Силдаан пришлось ухватиться за край стола, чтобы не упасть.

— Ни один эльф не способен на столь гнусное предательство своего народа.

— Разве? Кому как не cascarg судить об этом лучше всех. Впрочем, несмотря ни на что, ты сохранишь пальму первенства в этом деле и звание главного предателя. Этот эльф понятия не имеет о беде, которую принесет своему народу. А самое приятное во всем этом то, что он — один из самых верных и ярых ваших патриотов. Он обладает талантами, которые до конца не осознает и сам, хотя и намерен поставить их на службу всем эльфам.

— К несчастью, он не знает, что средоточие маны в его теле сильнее запаха крови в реке Икс. От него буквально разит ею, а он не в состоянии скрыть ее. А мы, моя дорогая Силдаан, воспользуемся этим, чтобы последовать за ним к самому центру земли. Право слово, ты должна пойти с нами и полюбоваться на это представление.

Глава 10

Тропический лес настолько велик и огромен, что его трудно объять разумом. Нужно полетать с магами, постоять на высочайшей его вершине или проплыть по самой протяженной его реке — только тогда можно получить о нем некоторое представление. Но единственный способ понять лес — идти по нему пешком, изо дня в день, в одном и том же направлении, после чего на пятидесятый, шестидесятый или семидесятый день пути осознать, что вы не одолели и половины расстояния до его края. Осознать, что до его границ так же бесконечно далеко, как и в начале пути. Осознать, что ТайГетен прошли его вдоль и поперек, изучив каждый клочок этой земли, и знают, как убить там своего врага. Осознать, что таких мест в нем — великое множество.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке).

Такаар добежал до опушки леса и только здесь принялся проклинать свое невезение.

Невезение? Помни, что воин ТайГетен никогда не остается один.

— Я больше не ТайГетен, а этот меч никогда не перерубит ему шею. Не спрашивай меня почему.

В этом нет нужды. Твоя трусость поднимает голову в самые неподходящие моменты, делая тебя слабым, словно дохлая муха. О, эльфы должны услышать о твоем последнем по счету предательстве.

— Ты больше не сможешь изводить меня, как делал когда-то. Но даже тогда я был слишком силен для тебя. Или, может, я все-таки шагнул с края того утеса? Нет. Ты проиграл битву много десятилетий назад, но до сих пор не смирился с тем, что не можешь управлять мною.

У меня нет никакого желания управлять тобой. Зато мне очень хочется увидеть, как ты ползаешь на брюхе, словно твои обожаемые змеи, на глазах у каждого честного эльфа, узнавшего правду об их бывшем герое.

— Им уже известна вся правда! — Хриплый голос Такаара распугал окрестное зверье. — И они простили меня, вновь раскрыли передо мной свои сердца и позволили мне попробовать сделать их сильнее и вдохнуть в них гордость, когда люди будут изгнаны с Калайуса.

Раскрыли перед тобой свои сердца, говоришь? Поэтому ты убегаешь к Гарану всякий раз, когда что-нибудь идет не так? Предпочитая услышать слова человека, а не эльфа, когда мир вокруг затягивает грозовыми тучами?

— Гаран дает мне больше, чем получает взамен, вот и на этот раз он поведал мне тайну и открыл глаза. Я знал, что, рано или поздно, но он пойдет против Истормуна. Я знал, что он поймет — вторжение сюда людей было святотатством.

— И что же именно раскрыл тебе Гаран, а?

Такаар резко развернулся, выпрямляясь, и парные клинки с шорохом покинули ножны за его спиной. Он насчитал пятерых, но вокруг наверняка затаились еще несколько, оставаясь невидимыми.

Да хранит тебя Инисс, как же ты беспечен!

Такаар улыбнулся и вложил клинки в ножны.

— Я ждал тебя.

Выражение лица Ауума было мрачным.

— Неужели? Ты всегда встречаешь друзей с клинками в руках?

— Признаю, ты подкрался незаметно, а я…

— Был занят разговором. Довольно громким, скажу тебе.

Такаар услышал, как по рядам ТайГетен, выходящим из леса на маленькую опушку, прокатился негромкий смешок. Ого, сколько их! Вокруг него теперь стояли пятнадцать воинов.

Не позволяй ему подначивать тебя. А ведь к этому он и стремится, не так ли?

— Никто меня не подначивает.

— Прошу прощения? — переспросил Ауум, подходя ближе.

— Я не с тобой разговариваю, — резко бросил Такаар.

— Очевидно, — мирно согласился Ауум. — Но и нам с тобой нужно поговорить. Наедине. Только мы втроем.

Такаар всматривался в лицо архонта в поисках насмешки, которая, по его убеждению, непременно должна была присутствовать в его словах, но по какой-то причине ее там не было. Он даже растерялся на миг.

Идиот. А я-то думал, ты уже привык к тому, что окружающие оскорбляют тебя, смеются за твоей спиной и все такое прочее.

— Мне не нравится твой тон, — прошипел Такаар.

Наконец-то.

Ауум подошел к нему вплотную, так что Такаар ощутил исходящий от него запах маскировочной краски. Ему даже пришлось слегка отвернуться, а еще он не знал, куда девать руки.

— А мне плевать, нравится он тебе или нет, — заявил Ауум. — Зато меня беспокоит, что совсем скоро Исанденет вновь будет завален телами невинных эльфов, и кровь их обагрит руки людей.

Такаар коротко рассмеялся.

— А хорошо все-таки, что я рядом, верно?

— Не вижу ничего хорошего в том, что ты пропадаешь неизвестно где, а не там, где ты нужен больше всего. Идем.

Ауум махнул рукой своим воинам, и ТайГетен исчезли в свежей поросли, возникшей на месте первой вырубки в окрестностях Исанденета, неподалеку от моста Ултан. Своему звену он жестом приказал оставаться на месте, прежде чем углубиться в густой подлесок на южном направлении.

Как ты думаешь, он вернется, если ты останешься стоять здесь?

— Зачем мне так вести себя? Во мне сосредоточено все, что сейчас имеет особое значение. Я нужен ему.

Как же ты жалок. Ты похож на подхалима-слугу, стремящегося во что бы то ни стало угодить своему хозяину. Ты пал еще ниже, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

Такаар пошел вслед за Ауумом.

— Эльфы должны выжить. Все остальное вторично.

Ты имеешь в виду, что вторично все, помимо твоего стремления оправдать свое существование в глазах эльфа, который некогда обожал тебя. По крайней мере, испытай его. Докажи ему, что ты все еще лучше его, тем единственным способом, который он признает. Только так ты сможешь сохранить хотя бы крохи самоуважения.

— Я не нуждаюсь в подобных доказательствах.

В самом деле? А ты хотя бы помнишь, как был одним из них?

— Покажись, и тогда узнаешь, что я по-прежнему остаюсь тем, кем был всегда.

Я бы посмеялся, но ты убил наше чувство юмора сто шестьдесят лет назад.

— Почему ты мучаешь меня?

Потому что ты всегда обращаешься ко мне, когда тебе нужны ответы.

— Довольно.

Такаар догнал Ауума, который на тридцать шагов углубился в чащу леса и остановился, поджидая его. На его лице отражалось разочарование, смешанное с презрением. Он знал, о чем думает Такаар.

— Не делай этого, — сказал архонт ТайГетен. — Даже не пытайся. Знаешь, я всегда восхищался тем, что даже в своем помешательстве и одиночестве ты продолжал совершенствовать свое искусство. Когда я нашел тебя, твои навыки и умения были беспримерными. А теперь? Ты перестал тренироваться, а голова у тебя забита мыслями о магии. Ты стал недостаточно быстр, чтобы бросить мне вызов.

Такаар ничего не сказал, но слова Ауума больно ужалили его в самое сердце. Быстро присев, он выбросил вперед ногу, но зацепил лишь пустоту. Ауум же всем весом обрушился на Такаара и опрокинул его на землю, уперев ему колено в грудь, стремительно отбил его руки в сторону и приставил кинжал к его горлу.

— У меня нет времени на игры, — сказал он. — Я должен попасть в город, а к несчастью, это означает, что мне нужна твоя помощь.

Ауум убрал колено и выпрямился. Такаар тоже поднялся на ноги. В голове у него царил сумбур; его мучитель насмехался над его боевыми навыками, а магия в нем пришла в беспокойство, грозя вот-вот выйти из-под контроля. На голову ему давила огромная тяжесть, а в душе крепло осознание жестокой несправедливости происходящего. Он схватил Ауума за плечи.

— То, что сокрыто во мне, трудно контролировать. Ты должен это понимать. Но теперь я увидел путь. Знаешь, мы ведь были слепы. Не видели того, что лежало у нас под самым носом. Но больше нельзя терять ни минуты. И тогда, быть может, я смогу избавиться от боли.

Посмотри на Ауума. Я — не единственный, кто не имеет понятия, о чем ты говоришь.

— Заткнись! Замолчи, иначе я не смогу сосредоточиться. Ауум, минуты просветления у меня очень редки, но я был в здравом уме, когда Гаран разговаривал со мной, и я понял все, что он сказал мне. Но с каждым прошедшим днем я все больше седею. Мысленно. Мы должны сражаться, пока у нас еще есть время.

Мои поздравления. Ни одного разумного слова. Ни единого.

— Мне нужно, чтобы ты знал: я с тобой. Каждый день я стараюсь распутать тайну своего дара, чтобы передать его тем, кто сумеет воспользоваться им лучше меня. Попытаться вырастить новую силу в эльфах, которая позволит нам защищаться на протяжении грядущих поколений.

Уже лучше.

— Я должен найти новых практиков. Я больше не могу ждать. Здесь их нет ни одного, верно? Поэтому не задерживай меня и дай мне уйти.

О боже.

Такаар умолк. Он не мог вспомнить ни слова из того, что сказал только что. Ауум убрал его руки со своих плеч, и Такаар ощутил сокрушительную силу пальцев воина, прежде чем тот отпустил его.

— Более всего на свете я хочу, чтобы ты ушел и не возвращался, но у меня возникли две проблемы. Во-первых, я думаю, что ты не годишься для того, чтобы обучать Иль-Арин, но Онелла, похоже, доверяет тебе. Во-вторых, я думаю, что ты неспособен помочь мне попасть в Исанденет, но у меня нет иного выхода, кроме как довериться тебе.

А он крут, этот Ауум, ты не находишь?

— Я не…

— Молчи и слушай, — продолжал Ауум. — Будь на то моя воля, я бы и на пушечный выстрел не подпустил тебя к тем, кто практикует. Иль-Арин. Ты — ходячая угроза, ты якшаешься с людьми, и ты сам не знаешь, о чем подумаешь, что сделаешь или что скажешь в следующую минуту. Вот каким я вижу тебя, Такаар.

Но прямо сейчас ты пойдешь со мной и моими людьми и поможешь нам освободить эльфов из Исанденета. Потому что если ты этого не сделаешь, на твоих руках окажется и их кровь тоже. Я понятно говорю?

Такаар покачал головой.

— Если вы пойдете туда, то все умрете.

— Если мы не пойдем туда, то умрут тысячи невинных душ. Об этом позаботились Обращенные.

— А ты ведь ничего не слышишь, правильно? — спросил вдруг Такаар.

— Что я должен…

Лицо Ауума просветлело, и он обернулся в сторону Исанденета. Такаар буквально чувствовал, как он просит лес умолкнуть, отсеивая посторонние звуки и вслушиваясь в те, что доносились из Исанденета. Он застыл на месте, словно каменное изваяние, и простоял так, казалось, целую вечность, и Такаар вдруг понял, что в глубине души восхищается его сосредоточенностью и целеустремленностью. Наконец Ауум неуверенно выдохнул.

— Почему там так тихо? — прошептал он.

— Потому что в черте города больше не будет смертей, — ответил Такаар. — Люди приберегают ее для леса.

— То есть?

— Твои драгоценные Обращенные своими действиями вызвали не волну мести, а начали настоящую войну.

Ауум взглянул на Такаара с новым интересом, и он торжественно кивнул, насмешливо призывая своего мучителя сказать что-нибудь. Что угодно. Но тот хранил молчание.

— Лучше бы это не оказалось твоей очередной выдумкой, — процедил Ауум.

Такаар пожал плечами.

— Тебе необязательно верить мне. Истормун поставил мне ультиматум. После этого я разговаривал с Обращенными, но они не намерены идти на уступки. Поэтому люди придут в лес, чтобы закончить то, что, сами того не желая, начали иниссулы, пригласив их сюда.

Ауум по-прежнему испепелял его тяжелым взглядом, вот только глаза его расширились.

— Ты разговаривал с Истормуном.

— Я пытался убить его.

И потерпел неудачу.

— И потерпел неудачу, — сказал Ауум. — Почему? Твоя магия оказалась недостаточно сильной? Или рука — недостаточно быстрой?

— Презрение не идет тому, кто не сталкивался с этим врагом лицом к лицу.

Тебе почти удалось произвести впечатление. Жаль, что второго шанса у тебя уже не будет.

— Ну так просвети меня. Ты оказался в таком положении, что смог угрожать нашему злейшему врагу, и… что?

— Его защищает не просто магия. Мой клинок даже не поцарапал ему кожу.

Ауум отвернулся.

— В таком случае тебе, быть может, стоит наточить его.

— Не спеши судить меня. Себя, который отправил на смерть стольких людей, что тебе и не снилось, могу судить только я сам. — Такаар хлопнул себя ладонью по лбу. — И вот здесь, в этом самом месте, я храню ключ к нашему выживанию. Если ты подождешь до рассвета, то увидишь, как люди маршем выступят из города. Я должен начать поиски тех, кто может, если тебе удастся хоть немного задержать людей, возродить наше величие.

Ауум вернулся к нему, тыча пальцем в грудь. Такаар не сдержался, кривясь от боли при каждом прикосновении.

— В этом и заключается суть моей проблемы с тобой. Ты всегда стремился присвоить себе всю славу. Всегда должен быть на голову выше всех нас, отчаянно стремясь испытать обожание, в котором некогда купался на Хаусолисе. Всегда придерживаешь кое-что в рукаве, чтобы сохранить хоть капельку власти в своих дрожащих ручонках.

— Но эльфы не могут позволить себе и дальше потакать твоему самолюбованию. Мы не можем и дальше раздувать твое непомерное самомнение, с вожделением вспоминая давно прошедшие времена. А теперь ступай, Такаар. Совершай очередные подвиги. Кажется, ты говорил, что намерен гоняться за новыми практиками, да? — Ауум небрежно взмахнул рукой, а потом указал ею в сторону Исанденета. — Если люди действительно идут на нас войной, то в ближайшие пятьдесят или сто лет нам понадобится отнюдь не магия. Уже завтра нам будут нужны сила, честь, быстрота и воины, ими обладающие.

К горлу Такаара оказался приставлен клинок, и, говоря по правде, он даже не заметил, когда Ауум выхватил его.

— Войну, если это — война, выиграет сталь. Люди думают, что их магия решает все. Но это — мой лес. Очень уединенное и пустынное место, чтобы умереть в нем.

Такаар попятился; он знал, что дрожит, но ничего не мог с этим поделать. Он погрозил Аууму пальцем, но в этом жесте не было убежденности.

— Гаран уже сделал мне большой подарок, и он подарит мне еще один. Он сам так сказал. Так что можешь пренебречь мною, Ауум. Тебе же будет хуже. Я — Такаар. И будущее по-прежнему за мной.

Клинок вернулся в ножны, но от этого Ауум не превратился в добрячка.

— Нет, Такаар, ты живешь вчерашним днем, а не завтрашним. Возьми с собой тех, кто любит тебя, и уходи из леса. Найди себе другое место, в котором ты сможешь тешить свое безумие. У эльфов нет ни времени, ни желания заниматься магией.

Такаар открыл было рот, но не нашелся, что ответить.

Как я уже говорил, он крут, этот Ауум, верно? Парой слов уложил тебя на обе лопатки.

По щекам Такаара ручьем потекли слезы. Он хотел прокричать Аууму, что тот сильно ошибается. Что он должен принять магию в любом виде и форме, потому что она столь же естественна для них, как воздух, которым они дышат, или кровь, текущая у них в жилах. Но Ауум был воином. Он принадлежал к касте ТайГетен. И не было больше ничего, что он должен был бы понять и чего бы он еще не знал.

А ты ведь собираешься сбежать, правильно? Умчаться прочь, куда глаза глядят, словно олень, которого укусила за круп пантера. Еще одна неудача. Очередной акт беспардонной трусости.

— Ты прав и неправ одновременно, и я тебе это докажу.

— Ты сейчас со мной разговариваешь?

Такаар пожал плечами.

— Решай сам.

После чего развернулся и побежал прочь.

* * *

Коэль осторожно вел баржу по последнему повороту реки Икс, которая текла здесь ниже уровня города, по дну скалистой расщелины глубиной в тридцать футов, прежде чем выныривала, чтобы соединиться с морем, сразу же за причалами и лесопильными заводами. Течение в этом месте было быстрым, расщелина — узкой и коварной, а приливы и дожди делали ее опасной вдвойне. Именно здесь, под береговыми выступами, поджидали свою добычу пираньи; эльф или животное исчезали здесь без следа, стоило им оступиться и упасть в воду. И если не река, то пираньи наверняка несли им смерть.

За баржей Коэля осторожно следовали еще две. Между ними была натянута сеть, в которой колыхались тяжелые бревна, а экипажи изо всех налегали на весла, стараясь уберечь свои суда от скалистых выступов. Они благополучно миновали проход Сенсерии-Апроач, который, под прямым углом от реки, вел прямо к храму Шорта. Их уже заметили стражники, наверняка горящие желанием устроить им неласковый прием на причале лесопилки.

Впереди, пока еще невидимый, их ждал мост Ултан. Коэль жадно вдыхал ночной воздух, свежий и сладкий, не загрязненный городскими отбросами. Небо было чистым. Гиал отдыхала, и ее облака и дождь нежились вместе с ней. Он почти мог представить себя свободным, если бы не запах города, навсегда запечатлевшийся в его памяти.

— Коэль.

Коэль насторожился. Здесь, у руля, он был один. Кормчий медленно повернулся. На кормовых поручнях стоял Ауум. Коэль одним взглядом окинул его разрисованное лицо и ощутил его решимость, когда воин легко спрыгнул на палубу. Никто из его экипажа даже головы не поднял, настолько бесшумно двигался архонт ТайГетен.

— Откуда ты взялся? — спросил Коэль. Ауум запрокинул голову. Коэль проследил за его взглядом до самой вершины утеса. — Что ты здесь делаешь? Я думал…

— Мы начинаем, — просто сказал Ауум.

Коэль покачал головой.

— Начинаете…

— Мне нужно, чтобы вы были готовы к тому, что грядет.

— Вы собираетесь атаковать? — Коэль никак не мог понять, что же изменилось за столь короткое время. — Прямо сейчас?

— Нет, — ответил Ауум. — Люди собираются вторгнуться в лес. Именно там произойдут основные бои, но, каков бы ни был их исход, ты должен найти способ подготовить всех попавших в рабство эльфов к борьбе за свободу.

— Мы будем готовы, — сказал Коэль, и на лице его, помимо воли, проступила улыбка. — Теперь нам не о чем больше мечтать.

Ауум несколько мгновений молча смотрел на него.

— Я ожидал, что ты потребуешь, чтобы мы освободили вас. В конце концов, основные силы людей покинут город.

— Да, все так, но если у вас нет магии, чтобы обезвредить охранные заклинания и магические ловушки, то не имеет значения, сколько людей останется охранять нас. Вы погибнете все до единого. Уж лучше воюйте с ними в лесу. Это ведь тот самый шанс, которого вы так долго ждали, верно? Разбейте их там, а потом, когда наступит подходящий момент, освободите нас здесь. Мы ждали этого сто пятьдесят лет, так что потерпим еще немного.

Ауум ничего не ответил.

— Я все понимаю, Ауум. Не терзайся угрызениями совести. Сразиться с людьми в лесу — правильное решение.

Ауум кивнул в знак благодарности.

— Но мы можем и проиграть в этой войне. Нас — несколько десятков, а их — многие тысячи. Если мы победим, мне понадобится помощь твоих соплеменников, чтобы убрать остатки человеческого мусора с наших улиц. А если мы потерпим поражение, вы должны убить как можно больше тех людей, которые придут за вами.

— Не забывай о том, что целью этого вторжения является полное истребление эльфов на Калайусе. Сначала в лесу, а потом и в городах.

Коэль вздохнул.

— Это из-за Обращенных.

— Да, своими действиями они обострили ситуацию, — согласился Ауум. — Но, возможно, это и к лучшему.

— Победите ради нас, — сказал Коэль. — Я буду молиться за вас каждый день.

Ауум положил ему руки на плечи и стиснул их.

— Наша кровь дорого им обойдется.

— Мы будем готовы, — пообещал Коэль.

Ауум молча кивнул в ответ. Коэль смотрел, как он вновь запрыгнул на поручни, а с них — на утес, прилипнув к нему, словно ящерица, и быстро исчез из виду.

— Лиун, — окликнул помощницу Коэль. — У нас появилась новая работенка.

Ауум затаился в зарослях бамбука, протянувшихся вдоль отвесного берега Икс в том месте, где река протекала под мостом Ултан. Светало. Стражники на мосту проявляли несвойственную им доселе тревогу и настороженность, а доносившиеся из-за стен крики, лязг металла или топот тысяч ног явственно свидетельствовали о том, что армия готовится выступить походным маршем.

И не важно, что численностью люди превосходили ТайГетен в отношении сто к одному. И то, что они обладали магией, способной воплотить в жизнь их сокрушительное численное превосходство, тоже не имело значения. Врагам была уготована одна дорога — в ад. И если будет на то воля Шорта, Ауум заставит их дорого заплатить за каждый святотатственный шаг.

Он понял, что люди выступили в путь, когда над мостом пролетела фаланга магов и пересекла узкую полосу сенокосных угодий, за которой начинался обезображенный лес. Он насчитал тридцать колдунов, разлетевшихся в стороны, чтобы обеспечить безопасный проход огромной армии. Они пролетели прямо над его головой, и он заметил, как они закружили, по крайней мере, над двумя звеньями ТайГетен, разместившимися чуть поодаль, чтобы помочь Аууму оценить численность и вооружение армии, когда она будет проходить мимо.

Ауум вновь перенес все внимание на мост. Земля задрожала под ногами приближающейся армии Истормуна. В течение следующих двух часов войска шли по мосту непрерывным потоком. Солдаты и маги походным порядком направлялись к лесу, где перестраивались на маршруты лесозаготовок, проложенные вдоль берегов Икс. В строю попадались и рабы-эльфы, сгибающиеся под тяжестью снаряжения, оружия и одежды.

Одновременно от речных причалов отчалил целый флот — баржи, битком набитые солдатами, магами и припасами. Ауум задумчиво прикусил губу. Он рассчитывал, что люди разделятся, но никак не ожидал, что каждая часть окажется настолько многочисленной. По его наблюдениям пешим порядком выступили три тысячи солдат, и еще около тысячи разместились на борту барж.

Если только люди не оставили Исанденет практически без охраны, то получалось, что Ауум серьезно недооценил масштабы оккупации. Сейчас он более всего опасался, что столь же многочисленные вооруженные отряды выступили одновременно из Толт-Аноора и Денет-Барина, имея целью либо присоединиться к главным силам, либо вести наступление на лес по трем фронтам.

Напрашивался вопрос: почему мощное наступление не началось раньше, когда эльфы были слабее? Оно не могло быть только ответной реакцией на действия Обращенных, хотя, несомненно, последние тоже сыграли свою роль. Что-то произошло. Что-то заставило людей изменить планы.

Ауум смотрел, как арьергард армии исчезает за первым поворотом реки. В воздухе над ними парил усиленный эскорт магов. Ауум с силой потер лицо руками. Решения, которые ТайГетен примут сейчас, определят судьбу всех эльфов. Он осторожно выбрался из зарослей и поспешил обратно к своим Тай, лихорадочно размышляя на ходу.

Если на призыв об общем сборе откликнутся все звенья, то пятидесяти четырем воинам ТайГетен будут противостоять четыре тысячи людей из одного только Исанденета. И тогда единственная тактика, которая может принести успех — следить за людьми и нападать на них неожиданно, из засады, после чего быстро отступать, растворяясь в лесу. Куда бы ни направились их враги, ТайГетен будут преследовать их и наносить им обескровливающие удары, лишая их сил и мужества. Люди на собственной шкуре узнают, каково это — быть врагом самого Инисса.

Глава 11

Действительно ли только чувство вины привело к изменениям в психике Обращенных? Я в этом совсем не уверена. Страх — вот главный побудительный мотив у всех подданных Туала. Гораздо более вероятно, что Обращенные, столкнувшись с уничтожением своей среды обитания, всего лишь изменили в ответ свою тактику, а тот крохотный фрагмент эльфийского сознания, что еще оставался в них, интерпретировал эту перемену как желание избавиться от чувства вины.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Пять дней ТайГетен следили за противником, выискивая его слабые места. Время от времени в просветах листвы над головой они замечали магов, что подтверждалось и сообщениями лазутчиков на верхушках деревьев, но Ауум не считал их серьезной угрозой.

В дневное время основную колонну прикрывали с флангов отряды магов и воинов, которые должны были поднять тревогу в случае нападения. По ходу движения люди выслали дозоры, выискивая наиболее удобные пути, по которым можно было пройти по самому краю леса, когда дороги вдоль берега становились вовсе уж непроходимыми. Ауум, впрочем, не обращал на них внимания.

Но он не мог игнорировать тщательно охраняемый отряд эльфов, двигавшийся в трех часах пути перед колонной. Эльфы прокладывали путь, рыли и обустраивали отхожие места и готовили площадки под полевые кухни, вырубая и расчищая растительность между деревьями и собирая дрова для костров. Эта головная партия насчитывала более сотни эльфов; их сопровождали двадцать два мага и около пятидесяти солдат.

— Элисс, что ты видишь? — спросил он.

— Солдаты вполне справляются со своей задачей, — тут же ответила она. — Это — элитные воины, в легких доспехах и с короткими мечами. Они обучены ведению боя в условиях леса. Мы должны отнестись к ним с уважением. Они совсем не похожи на тех, кто напал на храм.

— Превосходно, — согласился Ауум. — Малаар, расскажи мне о магах.

— Половина магов выставляет заклинания, пока другая половина отдыхает. Онелла говорила нам, что использование магии приводит к истощению организма и требует большого расхода сил и энергии. Поэтому, чем больше заклинаний они используют или чем больше уже установленных чар поддерживают, тем уязвимее становятся. В их арсенале не только оборонительные или наступательные заклинания. Некоторые явно предназначены для лечения ран и болезней. Однако я не понимаю, почему на рабочую партию эльфов наброшено одно общее заклинание. — Малаар улыбнулся. — Буду рад возможности поинтересоваться у них, что это такое.

— Хорошо. Передай собранные сведения остальным и жди меня в точке первого прыжка.

По всему периметру человеческого лагеря ТайГетен взобрались на огромные баньяны. Пять звеньев взлетели по стволам на самый верх, цепляясь пальцами прямо за кору, когда под рукой не оказывалось ветки, за которую можно было бы ухватиться, и быстро и бесшумно отталкиваясь от дупла, если таковое попадалось на пути. Ауум решил посостязаться в скорости с Улисаном, разведчиком мощного телосложения, пальцы на руках и ногах которого, казалось, сами находили малейшие неровности на коре, удобные сучья и выступы.

Они поднялись на две сотни футов, чувствуя, как легкий ветерок начал обвевать их лица, облегчая жар палящего солнца. Улисан расположился в двадцати футах выше него, когда вдруг потянул носом воздух и замер. Ауум проследил за его взглядом. Сквозь переплетение веток и листьев он увидел в небе мага. Тот кружил над местом лагерной стоянки, постепенно увеличивая радиус полета.

Ауум испустил пронзительный крик обезьяны-ревуна. Ему ответили такими же воплями разведчики и, что поразительно, стая обезьян. Эхо от их криков раскатилось на несколько миль вокруг. Они взобрались достаточно высоко. Ауум заметил, что Улисан улыбается.

— Не будем зря терять времени. Сдается мне, только что ты нашел себе подружку и трех соперников, готовых отбить ее у тебя.

Ауум внимательно огляделся, высматривая ветки для прыжка и приземления. Баньяны росли привольно, на большом расстоянии друг от друга, а между ними к солнцу тянулись сосны, пробковые деревья и пальмы, но все они были значительно ниже лесных великанов. Ауум спустился вниз, на ветку толщиной с его торс, и замер в ожидании. К нему присоединился Улисан. Вскоре его примеру последовали Элисс и Малаар.

— Потерял свое звено, Улисан? — насмешливо поинтересовалась Элисс.

— Боюсь, тебе придется падать с большой высоты, если ты вдруг оступишься, — парировал тот.

— Прекратить болтовню, — вмешался Ауум. — Мы — четверка Тай, и от этого должны стать еще сильнее.

Один за другим до слуха Ауума донеслись четыре призывных крика, заглушившие на мгновение обыденную суету созданий Туала. Звуки, издаваемые млекопитающими, рептилиями, птицами и насекомыми, повторялись снова и снова. Ауум ответил ревом цепохвостого медведя, удостоверившись, что его Тай заняли исходные позиции.

Ауум первым двинулся по ветке, пока она не стала тонкой настолько, что прогнулась под его весом. Тогда он наклонился, взялся за нее обеими руками и подался вперед. Сердце у него учащенно забилось, когда он увидел цель.

Вознеся краткую молитву Иниссу, он соскользнул с ветки и принялся раскачиваться. Когда его тело приняло горизонтальное положение, Ауум разжал руки, подобрал под себя ноги, совершил в воздухе кувырок назад и приземлился на толстый сук на соседнем баньяне. Присел на корточки, гася инерцию прыжка, ухватился за ветку над головой и побежал к стволу.

Он не стал останавливаться, чтобы посмотреть, как будут прыгать остальные. У него просто не было на это времени. Он спустился на пятьдесят футов, но земли внизу все еще не было видно. Но он знал, что находится прямо над защитным периметром лагеря, то есть ему остается совершить еще один прыжок. Ауум обошел ствол кругом, взобрался на подходящую ветку, торчавшую в нескольких футах у него над головой, и двинулся по ней.

Он ступал очень осторожно, внимательно глядя себе под ноги и высматривая прогалины в зеленом покрове, достаточно большие, чтобы сквозь них можно было увидеть землю внизу. Ветка начала прогибаться под его весом. Впереди, сквозь нижние ветки того баньяна, на котором он сейчас притаился, тянулась ввысь пальма. Прекрасно. Он обернулся. Элисс, Малаар и Улисан ждали своей очереди у ствола. Его молодых напарников переполнял восторг предстоящей схватки, ощущение собственной ловкости и вера в Инисса. Он вспомнил себя в их возрасте.

Ауум взмахом руки указал на цель своего следующего прыжка. Его Тай закивали головами в знак того, что все поняли. Ауум сделал еще один шаг вперед. Этот прыжок был намного проще. Ему предстояло приземлиться прямо на крону пальмы, что оставляло ему каких-то шестьдесят футов до врага.

Он сделал еще два шага, оттолкнулся от прогнувшейся ветки баньяна, как от трамплина, и прыгнул. Ауум поджал ноги и вобрал голову в плечи, чтобы не поцарапать лицо о листья и ветки, и вытянулся во весь рост. Проломив верхние ветви пальмы, он рухнул как раз на верхушку дерева, обеими руками обхватил ствол и замер.

Затем он вышел к краю кроны и поманил к себе Элисс, с улыбкой наблюдая за нею. Походка девушки была легкой, прыжок вышел безупречным, и вот она уже летит к нему, с почти неслышным шорохом раздвигая листья. Он схватил ее за руку, и они встали рядом, чтобы поймать Малаара и Улисан. Оба приземлились безошибочно.

Внизу, под собой, Ауум заметил стражников, патрулирующих вокруг рабочей партии эльфов. Отдыхающие маги сидели, опираясь спинами о деревья, или же вытянулись прямо на земле, подстелив плащи для защиты от сырости. Ауум ждал, пока не услышал, как остальные звенья, подражая крикам животных, сообщили, что заняли исходные позиции.

— Бьем насмерть, — сказал он. — Не останавливайтесь ни на миг и в первую очередь цельтесь в магов. Не гоняйтесь за легкой добычей. Тай, вперед.

Рев цепохвостого медведя прозвучал в третий и последний раз. Схватившись за кончик ветки, Ауум прыгнул вниз с кроны дерева. Он летел очень быстро, но в нужный момент ветка спружинила, замедляя падение, и в десяти футах над землей он отпустил ее. Стоявший под ним солдат начал было поднимать голову, успев заметить, что его атакуют.

Ауум рухнул ему на плечи, обхватив шею солдата ногами. Затем вскинул руки, схватил его за голову и резко повернул, ломая ему шею. Солдат мешком повалился на землю, но Ауум уже соскользнул с него и бросился вперед, на лету совершив кувырок через голову. Оказавшись на земле, он присел, и рядом с ним приземлились Элисс и Малаар. Чуть впереди спрыгнули на землю Тай Фалин, сразу же бросившиеся к стражникам, охранявшим границу лагеря.

Люди заметались и закричали, отдавая приказы. Солдаты внутри периметра дружно устремились к отдыхающим магам. Ауум бросился влево, и его Тай последовали за ним. Улисана нигде не было видно. Вдруг сзади раздался истошный человеческий крик, и Ауум ощутил, как на затылок ему брызнула теплая кровь.

— Идем дальше, прорываемся в гущу магов, — выкрикнул он.

Элисс и Малаар разделились, устремившись налево и направо. Солдаты впереди услышали его крик и начали поворачиваться. Их было четверо, с короткими мечами и щитами, висящими на сгибе руки, и они без страха ждали его приближения. Еще трое следили за перемещениями его Тай. Ауум правой рукой выхватил клинок, а левой сорвал с пояса метательный полумесяц и на бегу метнул его в цель, заметив, как солдат щитом отбил его в сторону.

Ауум выхватил второй клинок и бросился в атаку, опустив кончик меча к самой земле. Солдаты стояли плотной группой, прикрывая щитами грудь и шею и опустив мечи. Ауум имитировал атаку справа, увидел, как напрягся стоявший крайним справа солдат, перенес вес тела на правую ногу, оттолкнулся ею и прыгнул налево. Клинок в его левой руке со свистом врезался в пространство под ним.

Он почувствовал, как кромка его впилась в чье-то плечо, и услышал крик боли. Ауум извернулся в прыжке, на мгновение оказавшись спиной к своим противникам, и пустил в ход правый меч, который врезался в щит второго солдата. Приземлившись, он вновь развернулся к ним лицом.

Оба фланговых солдата ринулись на него, выставив перед собой мечи на уровне груди. Ауум блокировал их своими клинками и нанес страшный удар ногой, угодив раненому солдату в низ живота. Того отбросило назад. Меч выпал у него из рук, а из раны на плече ручьем хлынула кровь.

Ауум шагнул вперед, по-прежнему удерживая вытянутыми клинками мечи своих врагов. Но тут в бок ему ударил щит, и он упал, поворачиваясь в падении и переводя силу удара в кувырок. В землю совсем рядом с ним вонзился вражеский меч. Ауум вскочил на ноги и выбросил вперед правую ногу. Пятка его врезалась в руку нападающего и сломала ее в локте.

Он нырнул вправо, перекатился по земле и в следующий миг вскочил на ноги. С двумя врагами было покончено. Элисс вонзила меч в живот третьему, который охранял магов, и бросилась к тем, кто уже готовился пустить в ход заклинания. Малаар отчаянно сражался сразу с двумя противниками. Было очевидно, что быстро разделаться с ними ему не удастся.

— Ули…

Мощный и сложенный как бог, воин ТайГетен перелетел через голову Ауума, приземлившись как раз перед двумя оставшимися врагами, атаковавшими архонта. Ауум бросился влево. Улисан же с разворота нанес прямой удар ногой в голову одному из противников, отчего рука того вместе со щитом врезалась ему же в висок, когда тот попытался защититься. Второй солдат, воспользовавшись моментом, нанес Улисану удар в незащищенный бок. Клинок Ауума обрушился на него сверху, отсекая кисть руки у запястья. Он закричал и обернулся, но только для того, чтобы поймать ртом второй клинок Ауума, острие которого выглянуло у него из затылка.

Улисан не нуждался в особом приглашении. Он бросился вслед за Элисс прямо на магов, и в воздухе повисла кровавая дымка. Те, кому удалось уцелеть после столь стремительного нападения, повернулись и бросились врассыпную, спасаясь бегством.

— Добейте их! Не дайте им убежать! — выкрикнул Ауум.

Он развернулся. Тело Фалин изогнулось под прямым углом к солдату, атаковавшему ее, а правой ногой, выпрямленной и высоко поднятой, она пришпилила его к стволу баньяна, уперев подошву сапожка ему в горло. В следующий миг клинок Виранна выпустил ему кишки. Акклан повел своих Тай в атаку на шестерых солдат, защищавших группу магов, которые даже не подозревали о том, что с тыла к ним подбирается звено Илласта.

Акклан метнул сюрикэн[28]. Лезвие попало в цель, вонзившись солдату в бедро. Но тот даже не замедлил шаг, поведя свой отряд в атаку на звено Акклана. Выставив перед собой круглые щиты наподобие таранов и держа клинки на уровне пояса, чтобы колоть, солдаты бросились в бой.

— Рассыпаться! — закричал Акклан.

Подпрыгнув, он ухватился за свисающую лиану, чтобы та перенесла его через головы атакующих. Слева от него Тиирадж простерлась в падении и вскочила на ноги почти в тот же самый миг, как плечо ее коснулось земли. А вот Гинеев оказался не столь проворен. Когда он сорвался с места, кто-то из солдат выбросил ему навстречу руку, край щита ударил его в висок, и эльф, потеряв сознание, врезался в ствол пальмы.

Ауум испустил рык пантеры и бросился на его защиту. Он был всего в десяти шагах от юноши. За спинами солдат приземлился Акклан, поворачиваясь к своему обеспамятевшему воину. Тиирадж полоснула мечом по ноге одного из людей и бросилась в атаку на магов. К ним на помощь спешило звено Илласта. Ауум проводил его взглядом, отметив, что Тиирадж вступила в бой. В свою очередь, Ауум тоже метнул свой полумесяц в солдата, оказавшегося ближе всех к Гинееву, отвлекая его и спасая жизнь товарищу.

Маги ударили заклинанием.

Вихрь подхватил Илласта с его Тай, оторвал от земли и отшвырнул обратно в лес. Ауум встал перед Гинеевом, закрывая его собой, и принял очередной удар на свой клинок. Солдаты атаковали его со всех сторон. К своему архонту присоединился Акклан, но он был один, и численный перевес по-прежнему оставался на стороне врагов.

— Акклан. Займись магами, — приказал Ауум.

Его самого атаковали сразу трое солдат. Одного он ударил ногой в колено, парируя нисходящий удар второго своим клинком. Одновременно он вонзил правый меч в бок того же солдата, и из раны хлынула кровь. Но третий обежал его и по самую рукоять вогнал свой меч в спину Гинееву, когда молодой ТайГетен, пошатываясь, поднялся на ноги.

Ауума захлестнула бешеная ярость.

— Трус! — взревел он.

Ногой он ударил солдата в грудь, отчего тот отлетел на несколько шагов. Ауум развернулся вправо и ударил мечом раненого врага в лицо. Третий замахнулся на него своим клинком, но опустить его не успел: нога Малаара пришла в соприкосновение с его шеей у основания черепа, и он умер раньше, чем успел упасть на землю.

Ауум развернулся к убийце Гинеева. Тот попятился, внезапно обнаружив, что остался один в окружении воинов ТайГетен, да еще и с кровью одного из них на руках. За его спиной Акклан и Тиирадж добивали магов, не успевших спастись бегством. Он увидел, как мимо промчалась Фалин, спеша к Илласту и его поверженному звену, чтобы защитить их от солдат-одиночек, во множестве рассеявшихся по лесу. Ауум шагнул вперед.

— Ни один из воинов ТайГетен не унизится до того, чтобы убить достойного противника ударом в спину, — провозгласил он.

Его левый клинок метнулся вперед, раскроив солдату лицо ото лба до подбородка.

— Ни один из воинов ТайГетен не проявит неуважения к врагу, имеющему представление о чести.

Его правый клинок обрушился на круглый щит солдата, раздробив тому предплечье.

— Следовательно, ни один из воинов ТайГетен не считает людей достойными противниками, как и ни один из вас никогда не обретет чести.

Ауум нанес перекрестный удар обоими клинками, и правая рука солдата у плеча отделилась от тела, а горло его пересек порез — пока что неглубокий. Солдат затрясся от боли, шока и ужаса. В глазах его застыла обреченность. Но смерть еще не спешила явить ему свое милосердие.

— Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен. Если ты сумеешь живым добраться до своих, передай им, что все вы останетесь в этом лесу навсегда. Вы идете к вратам места, которое на вашем языке называется адом, и на этом пути мы подвергнем мучениям души каждого из вас. Вам не победить нас, вы можете только бояться нас и погибать в бою с нами. Мы — эльфы. И этот лес — наш.

Ауум крутнулся на пятке и ударом ноги размозжил солдату нос.

— А теперь беги. И пусть подданные Туала устроят пир из твоей плоти и крови, прежде чем смерть унесет твою визжащую душу на вечные муки к Шорту.

Солдат, пошатываясь, развернулся и побрел прочь, горестно вопя на ходу, и его стоны метались жалким эхом меж деревьев.

Ауум обернулся. Битва была выиграна, но слишком дорогой ценой. Гинеев погиб. Акклан и его Тай тяжело ранены, и это в лучшем случае. Эльфы из рабочей группы сбились в кучу в ста шагах от них, побросали лопаты и топоры, приготовившись бежать прочь.

— Улисан, найди Фалин и узнай, как там Акклан. Потом доложишь. Илласт, твой воин пал. Подготовь его тело, а мы помолимся за него, когда окажемся в безопасном месте. Элисс, мне нужен доклад о состоянии раненых. Мы должны оказать посильную помощь. Это — только начало.

Землю усеивали трупы. Ауум насчитал тринадцать магов и двадцать солдат. Их тела достанутся подданным Туала к вящей славе леса. Архонт окинул их беглым взглядом и подозвал к себе одного из Тай; это оказался Хассек из тройки Фалин.

— Забери у них все, что может нам пригодиться.

Сам же Ауум направился к группе рабочих, но его опередили Малаар и Виранн. Освобожденные эльфы испуганно отпрянули, выставив перед собой руки и умоляя ТайГетен не приближаться к ним. Нахмурившись, Ауум ускорил шаг.

— В чем дело? — спросил он.

— Они напуганы, — ответил Виранн. — И умоляют, чтобы мы не прикасались к ним.

— Все в порядке, — раздался голос Малаара. — Мы пришли, чтобы спасти вас.

Но эльфы продолжали пятиться от него. Большинство бывших рабов уже поднялись на ноги, крича, что это — ловушка и что все они погибнут.

— Больше никто не причинит вам вреда, — сказал Ауум, убирая свои клинки в ножны. — Успокойтесь. Теперь вы свободны. Здесь нет никакой ловушки, кроме той, которую устроили мы сами. Вы больше не рабы.

Малаар смеялся. На губах Виранна играла теплая и сочувственная улыбка. После стольких лет, проведенных в плену, кто взялся бы укорять этих бедолаг за то, что они верили каждому слову своих поработителей? Один из эльфов споткнулся о торчащий из земли корень и упал на спину. Виранн протянул руку, чтобы помочь ему подняться.

И вдруг кровь застыла у Ауума в жилах. Он вспомнил слова Малаара, как тот говорил что-то о едином заклятии, наброшенном на эльфов.

— Виранн! — во всю силу легких крикнул он. — Нет!

Виранн коснулся руки эльфа, и лес поглотила вспышка синего пламени.

Глава 12

Меня всегда учили, что возможность встретить своего врага лицом к лицу — главное и необходимое условие для того, чтобы решить, вступать ли с ним в бой или бежать без оглядки. Вот только в случае драки с ТайГетен в лесу вы их не видите и, соответственно, не можете выбирать, сражаться с ними или удирать. Вам остается лишь присмотреть подходящее местечко, куда упасть, когда вас убьют.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Жар, рев пламени, отчаянные крики и боль от ожогов.

Ауум перевернулся на спину и открыл глаза. Его окружали языки синего пламени с проблесками желтого и коричневого, пробивающиеся сквозь клубы густого дыма. Магический огонь пожирал деревья и…

— Малаар!

Ауум попытался сесть. Правую ногу пронзило острой болью, которая отдалась в поясницу. Левое плечо было вывихнуто. Левая рука висела безжизненной плетью, а шею сводило судорогой, от которой у него кружилась голова. Его подташнивало. От дыма слезились глаза, и он почти ничего не видел вокруг, но и того, что сумел рассмотреть, оказалось достаточно. Его правая нога застряла между корнями, и лодыжка, скорее всего, была вывихнута.

Ауум тряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями. В памяти начали всплывать первые подробности случившегося. Взрыв покатился к нему, поглотив Малаара и Виранна. Ауум бросился за ствол пальмы, чтобы укрыться, но не успел. Уже в воздухе его настигла ударная волна и изрядно приложила об землю.

Рев в ушах начал стихать, и теперь он отчетливее слышал крики. Со своего места он ясно видел эпицентр взрыва, как и ТайГетен, бегущих к нему в поисках тех, кто выжил. Их крики свидетельствовали о том, что глазам их наверняка предстало ужасающее зрелище.

Огонь быстро распространялся по опушке. Деревья вокруг были объяты пламенем, и обугленные ветки начали падать на землю. Пальма, к которой привалился спиной Ауум, уже горела с обратной стороны. Земля вокруг него тоже занялась, и лишь туда, где он лежал, пламя еще не добралось.

Упершись правой рукой в ствол, Ауум оттолкнулся, опираясь на левую ногу и вытаскивая правую из переплетения корней. Все его тело пронзила жгучая боль, и он почувствовал, как по лицу его потекла кровь. Огонь все ближе подбирался к нему, и жар становился невыносимым. Его бойцы растерянно метались по прогалине. Надо было срочно что-то делать.

Оттолкнувшись от дерева, он выпрямился, стараясь сохранить равновесие, насколько это позволяли ему раны. Земля под ногами задрожала от тяжелого топота. Ауум огляделся, но из-за сильного дыма и пламени видимость ограничивалась двадцатью ярдами, и он ничего не увидел. Дыхание с хрипом вырывалось у него из груди, и он из последних сил старался не потерять сознания. Воздух был густым и отравленным, и волны боли накатывали на него одна за другой.

— Ауум!

Ауум посмотрел налево. Испытанное им облегчение стало бальзамом для его ран.

— Улисан. — К нему подбежал мощный воин. — Помоги мне вправить плечо.

— Нет времени, — ответил тот. — Сюда идут люди, чтобы закончить то, что начали. Теперь мы знаем, почему они так быстро бросились наутек.

— Я должен сражаться, — заявил Ауум.

— Ты шутишь, — возразил Улисан. — Я вообще удивляюсь тому, что ты жив до сих пор. Надо убираться отсюда. Обопрись на меня.

— Я не собираюсь покидать поле боя инвалидом. Помоги мне. Мы должны увести отсюда всех наших. Ты не сможешь организовать грамотный отход, если я буду висеть мертвым грузом у тебя на шее.

Улисан вздохнул и покачал головой. При обычных обстоятельствах Ауум бы рассмеялся; он отлично знал, о чем думает его Тай. Но сейчас он лишь уперся правой рукой в ствол пальмы, которую уже пожирало пламя, и, стараясь не обращать внимания на дым, становившийся все гуще, попытался поднять левую руку, чувствуя, как сустав со скрежетом трется о кости, отчего мышцы отозвались протестующей болью.

Улисан взял его обеими руками за предплечье, продолжая медленно поднимать его, то и дело поглядывая в ту сторону, откуда, по его предположениям, должны были или появиться враги, или прилететь новые заклинания. Подняв руку Ауума чуть выше плеча, Улисан перехватил ее за кисть, завел ее архонту за затылок и потянул к правому плечу.

Ауум медленно выдохнул, чувствуя, как сустав возвращается на место. Раздался громкий щелчок, по ребрам прокатилась боль, и плечо было вправлено. Улисан отпустил его руку, и Ауум уронил ее вдоль тела. Лопатка дьявольски болела, рука ныла, но, по крайней мере, теперь он мог владеть ею. Сжав пальцы в кулак, он скривился от боли, а потом закинул правую руку Улисану на шею.

— Идем, — сказал он.

Наступить на поврежденную лодыжку Ауум не мог. Двое ТайГетен со всей возможной быстротой заковыляли к тому месту, где лежали останки рабочей партии. Несмотря на дым и огонь, уцелевшие воины собрались вокруг.

— Построиться! — скомандовал Ауум. — Отступаем за деревья. Мы не можем…

Элисс стояла на коленях, не обращая внимания на то, что вокруг нее уже занялась лесная подстилка. Когда он заговорил, она обернулась, и выражение ее лица заставило его умолкнуть. Вместе с Улисаном он подошел к ней. Ее била дрожь. Слезы ручьем текли по лицу, размазывая грязь и копоть по щекам. Девушка держала что-то в руках.

— Это все, что от него осталось, — проговорила она надтреснутым и срывающимся голосом. — Как они могли так поступить? Даже для них это…

Элисс разжала руки, и Ауум увидел, что они обожжены. На ладонях у нее лежала застежка от мешочка с метательными полумесяцами Малаара, сплавившаяся в комковатую массу вместе с остатками лезвий. Ауум обвел взглядом место трагедии. Вот оно — одна только обугленная и почерневшая земля.

Не осталось ничего. От рабочей партии, насчитывавшей сто эльфов, не уцелело ни единой косточки. Сила заклинания уничтожила их полностью, вместе со всем остальным, что попало в радиус поражения. Земля спеклась до каменной твердости, а в центре образовалась неглубокая воронка, стенки которой были усеяны черными пятнами.

То, что метательные полумесяцы Малаара еще можно было узнать, было само по себе удивительно, но это не имело уже никакого значения. И он, и Виранн погибли; обоих стерли с лица земли так, словно их никогда и не существовало. Вот почему крики показались ему такими жуткими и отчаянными; как могла душа надеяться уцелеть в таком огненном аду?

Ауум опустил левую руку на плечо Элисс и поднял ее на ноги. Уцелевшие ТайГетен собрались вокруг. Среди них были и Илласт со своей тройкой, исцарапанные и покрытые синяками, но в остальном целые и невредимые.

— ТайГетен, — негромко сказал он, и глаза всех воинов обратились к нему. — Вы чувствуете, как дрожит под ногами земля, и знаете, что это означает. Все вы ранены. И смотрите на чудовищное зверство, только что свершенное над нашими братьями. Я знаю, что вы хотите сражаться в память о тех, кто погиб, но сейчас у нас нет для этого сил.

— Мы отправимся в Аринденет, чтобы залечить раны и отдохнуть. Если люди пойдут туда, мы должны быть готовы. Акклан понесет Гинеева. Улисан останется с моим звеном, и мы вместе произнесем поминальную молитву.

Тай, мы выступаем.

Лес за их спинами накрыла волна леденящего холода. Магический огонь угас. Деревья покрылись инеем. Под тяжестью льда ветки, почерневшие от огня, с треском падали вниз.

— Бегом! — выкрикнул Ауум.

ТайГетен покинули место жуткой бойни. Ауум оттолкнул Улисана, а сам мешком свалился на землю.

— Иди, Улисан. Отведи их в Аринденет.

Улисан поднял голову и взглянул на приближающийся ледяной фронт, затем молча кивнул и побежал. Ауум перевернулся на спину, глядя, как налетевший ветер принес с собой облако кристалликов льда, промчавшееся футах в четырех у него над головой. Он стал молиться, чтобы его Тай сумели быстро исчезнуть и чтобы ничто их не задержало. Дрожь земли подсказала ему, что враги замедлили шаг, наступая вслед за своими заклинаниями.

Дым рассеялся, и с деревьев на землю обрушился ледяной дождь; те листья, что уцелели от огня, почернели от холода. Биит будет умолять Гиал ниспослать свежий, целительный ливень, но он уже не спасет раненые деревья. Ауум ждал, оставшись там же, где и упал.

Со своего места, лежа ногами к противнику, он увидел, как на прогалину опасливо вышли пятеро солдат, за которыми следовали трое магов. Несомненно, поблизости были и другие, но он не осмеливался повернуть голову. Еще рано. Люди медленно приближались, держа мечи наготове и прикрываясь небольшими, круглыми щитами. Вот зазвучали хриплые голоса, за которыми последовал смех.

Ауум напрягся, чувствуя, как заныли мышцы и сухожилия в плече и лодыжке. К счастью, у него ничего не сломано, хотя лодыжка и правая нога ему не повиновались. Тем не менее, он стал прикидывать, скольких врагов заберет с собой, прежде чем они прикончат его. К нему направлялись двое солдат. По тому, как они держались, он понял, что они считают его мертвым, но все равно осторожничают.

Ауум закрыл глаза, оставив лишь крохотные щелочки, и постарался расслабить тело. Один из солдат пнул его правой ногой. Боль оказалась слишком сильной, чтобы он мог скрыть ее. Он вскрикнул и изо всех сил нанес удар левой ногой, чувствуя, как носок ее угодил солдату в низ живота. Тот согнулся пополам, а Ауум резко выпрямился, ухватил его за легкую кольчугу и рванул на себя, опрокидывая на землю. В следующий миг, используя инерцию рывка, он вскочил на колени, чувствуя, как из правой лодыжки по ногам хлестнула боль. Но он, не обращая на нее внимания, выхватил правой рукой меч и вонзил его в шею упавшему солдату.

Ауум отпихнул в сторону бездыханное тело и выпрямился во весь рост, опираясь на левую ногу. Собственная стойка показалась ему ужасно неуклюжей. Он ударил локтем в лицо второго солдата и метнул сюрикэн в ближайшего мага. Кто-то из солдат подставил щит, отбивая его, но сделал это так неловко, что метательный полумесяц изменил траекторию и впился ему в лицо.

Ауум прыгнул вправо, на мгновение прицельно наступив ногой на горло второму солдату. Оставшиеся трое бросились на него. Двое магов за их спинами начали готовить заклинания, и он услышал, как слева и справа к ним на помощь спешат другие. Солдаты, бежавшие к нему, замедлили шаг, увидев, что он ранен. Они разошлись в стороны, намереваясь не дать ему ни малейшего шанса.

Ауум перенес внимание на того из них, кто был в центре. Чисто выбритый, со свежим лицом, этот молодой человек явно обладал невеликим боевым опытом, нервно сжимая рукоять меча. Ауум смотрел, как он подходит к нему, уверенный в том, что раненый эльф станет для него легкой добычей.

Ауум выхватил из мешочка на поясе сюрикэн и метнул, целясь в шею врага. Юноша пригнулся. Ауум подобрал левую ногу и подпрыгнул, выпрямляя ее и нанося удар, который пришелся молодчику в висок и отбросил на несколько шагов назад. Оставшиеся двое побежали к нему, и он метнул в одного свой клинок, но промахнулся. Приземлившись, Ауум выхватил из ножен второй.

Он развернулся влево. Времени у него оставалось совсем мало. Уголком глаза Ауум видел, что маги закончили плести заклинание, и обратился к Иниссу, прося спасти его душу. А потом он прыгнул головой вперед, выбросив руку с мечом перед собой и надеясь, что заклинания просвистят над ним.

Его клинок угодил врагу прямо в живот. Ауум врезался в него, и оба упали на землю. Умирающий навалился всем телом на раненую ногу Ауума, и архонт закричал от боли и попытался оттолкнуть тело, отползая назад и борясь с подступившей тошнотой. Над ним вырос маг, раскрыв ладонь, на которой расцвел синий огонь, и потянулся ею к лицу Ауума.

И вдруг раздался тонкий, зловещий свист, на мгновение заглушив звуки боя, и маг дернулся, а изо рта у него хлынула кровь, заливая шею и грудь. Он повалился на бок, слабеющей рукой пытаясь дотянуться до метательного полумесяца, вонзившегося ему в шею за ухом. Воин ТайГетен перепрыгнул через Ауума. Приближающиеся солдаты разразились гневными воплями. Ауум увидел, как Улисан могучим ударом в подбородок опрокинул какого-то неосторожного смельчака, а Элисс вогнала ему меч под ребра.

Кто-то из магов ударил заклинанием. К ним метнулся короткий язык пламени, и Илласт подпрыгнул, сделал кувырок в воздухе, пропуская его под собой, и вновь вернулся на землю, одновременно нанося смертельный удар своими клинками. Ауум услышал, как где-то еще лязгнула скрещенная сталь. В воздухе вновь заунывно затянули песню смерти метательные полумесяцы, и кто-то из солдат пронзительно вскрикнул, насмерть ужаленный сюрикэном. Вот прозвучал топот убегающих ног, и вскоре голоса людей затихли в лесу.

Умирающего солдата, наконец, стащили с ног Ауума и коротким ударом сломали ему шею. Улисан протянул архонту руку, и Ауум с благодарностью принял ее.

— Это уже входит в привычку, — сказал он. — Фалин преследует остальных.

— Мне показалось, что я приказал тебе уходить, — проворчал Ауум.

Улисан улыбнулся и театральным жестом потер ухо.

— В самом деле? Наверное, я оглох после этого чертова взрыва, потому что обычно я в точности выполняю твои распоряжения.

— Пусть Инисс сделает так, чтобы твой слух и дальше оставался нарушенным, Улисан, — с чувством сказал Ауум. — Ну, а теперь давайте убираться отсюда.

* * *

Напарница уловила запах, и он показался Серрину настоящим оскорблением для его обоняния. Бывший Молчащий Жрец со своей пантерой и еще восемь таких пар преследовали армию людей, мечтая вновь ощутить на губах вкус их крови.

Но этот отвратительный запах заставил его забыть обо всем. В воздухе витали самые разные ароматы: сожженного дерева, пепла, горелой плоти и запекшейся крови. Но над всеми остальными преобладал двойной запах магии, застрявший в опавших листьях и густом подлеске, и эльфийской крови, которой здесь было пролито очень много.

Серрин шагнул на почерневшую прогалину и понял, что в случившемся есть и доля его вины. Его пантера обнюхала землю и обнаружила неглубокий кратер, от которого буквально разило остаточной магией и пеплом сожженных заживо эльфов. Вокруг, примерно в радиусе четверти мили, валялись трупы людей. Некоторые выглядели так, словно только что оттаяли после мгновенной заморозки, и у всех виднелись раны от метательных полумесяцев, эльфийских клинков или типичных для ТайГетен ударов открытой ладонью.

Серрин замер на месте, положив ладонь на голову своей напарницы. Она отошла от кратера и сейчас обнюхивала пятно крови на земле. Пантера глубоко втянула запах носом, и Серрин вдруг испытал чувство утраты, которое, как он надеялся, оставило его навсегда.

Ауум.

Его пантера не могла с уверенностью определить, погиб ли он здесь и был унесен своими Тай для погребения, но он явно сражался тут и пролил свою кровь, а пара следов, уходящих прочь, принадлежала эльфу, который получил серьезные раны. Серрин всматривался в землю, выискивая признаки того, что Ауум покинул место боя без посторонней помощи, но следов было столько, что разобраться в них было очень трудно. Десять пар отпечатков пересекались в разных направлениях, уходили и снова возвращались, а потом окончательно терялись в подлеске в направлении Аринденета, до которого отсюда был день пути на восток.

Серрин или, по крайней мере, та часть его сознания, в которой еще сохранилась память о Молчащем Жреце, вознес краткую молитву Иниссу, прося его сохранить душу Ауума, жив он или мертв. У тех же, кого настиг магический огонь и порожденное им огненное пекло, такой надежды не было.

Все Обращенные собрались на прогалине. Восемь пар вновь ощутили присутствие друг друга после того, как шок от увиденного стал проходить, а желание отомстить завладело ими с новой силой. Все они смотрели на Серрина, ожидая его знака пуститься по следу армии людей и начать убивать их.

Да, они отомстят, но не так. Серрин вновь обвел взглядом место страшного побоища, терзаясь чувством вины. Ему следовало бы знать, что реакция людей будет именно такой. Он должен был понимать, что Истормун предпочтет нанести удар по свободным эльфам, чем в порыве безумной мести лишать жизни рабов, которые еще могли оказаться ему полезными. Ему следовало бы прислушаться к Аууму. Он должен был остановить поход очищения. Они были недостаточно сильны, чтобы в одиночку отразить вторжение.

Серрин опустился на колени, и глаза его наполнились слезами. Прикоснувшись к земле, он ощутил ее боль. Набрав полную грудь воздуха, он понял, что тропический лес вокруг полон смерти. Прислушавшись, бывший жрец уловил полные отчаяния крики подданных Туала, которые были не в силах уразуметь, что за ужас навестил их.

И все потому, что Обращенные сами превратились в животных, растеряв свою эльфийскую сущность.

— Да простит нас Инисс, — прошептал Серрин. — Мы зашли слишком далеко.

Глава 13

Инисс шел по бескрайнему тропическому лесу, восхищаясь его красками, звуками и запахами. Подняв голову, он увидел над собой чистое небо и понял, что его работа еще не закончена. Тогда Инисс протянул правую руку и возложил на голову Гиал, самой прекрасной, брызжущей весельем и искренней богини. И заплакала от счастья Гиал, и там, где слезы ее падали на землю, буйным цветом расцветала новая жизнь. «Этот дар я не мог вручить никому, кроме тебя», — молвил Инисс.

Арин-Хиил

Ауум очнулся после долгого забытья. В лесу царили мир и спокойствие, а в храме — прохлада. Он лежал в покоях жреца. Кровать оказалась мягкой и удобной. Он лежал, не шевелясь, вслушиваясь в звуки, что долетали снаружи, и те, что раздавались внутри. К нему постепенно возвращалась память. Но воспоминания об отступлении после боя все еще оставались смутными. И вот чего он совершенно не помнил, так это того, как попал сюда, и в храм вообще, и в эту комнату в частности.

Он сел на постели. В ногу и плечо тут же клыками вцепилась боль. Ауум отбросил в сторону тонкое одеяло и оглядел себя. На нем была чистая набедренная повязка. Лодыжка забинтована, и тряпица выглядела чистой и свежей. Плечо превратилось в один сплошной синяк, которому, правда, судя по его виду, уже исполнилась, по крайней мере, пара дней. Дотронувшись до живота, он скривился от боли, а потом, прислушавшись к себе, понял, что у него стонет и ноет все тело.

Он опустил ноги на пол и попробовал наступить на левую ногу, ухватившись за столбик кровати и намереваясь допрыгать до двери. Но когда кровь отхлынула от головы, он покачнулся и тяжело опустился обратно на постель, дыша широко открытым ртом, чтобы прогнать тошноту. Окинув взглядом комнату, он коротко рассмеялся. Здесь побывал тот, кто хорошо знал его: у открытой двери стояла тросточка для ходьбы. Он вновь заставил себя подняться и потянулся к ней, как вдруг дверной проем заслонила чья-то фигура. Ауум совершенно не ожидал увидеть здесь это такое знакомое, такое прекрасное лицо и теплые, ласковые глаза.

— Как я рада видеть тебя живым и здоровым, — улыбнулась Лизаэль, протягивая ему тросточку.

— Спасибо, — поблагодарил Ауум.

Взяв тросточку, он для пробы оперся на нее. Вырезанная из темной сосны, она выглядела старой. От прикосновений бесчисленных рук набалдашник стал гладким и круглым. Пальцы Ауума накрыли его, и самыми их кончиками он ощутил едва заметную шероховатость — все, что осталось от резного орнамента из птиц и деревьев, некогда украшавшего набалдашник, которые теперь сохранились лишь на шейке трости.

— Идем со мной, — сказала Лизаэль. — Онелла и ТайГетен собрались снаружи. Сегодня — Праздник Обновления. Ты голоден?

Ауум от неожиданности едва не споткнулся.

— Этого не может быть. До праздника еще три дня.

Лизаэль рассмеялась.

— Есть вещи, в которых я, как Верховная жрица Инисса, разбираюсь лучше прочих. Одна из них — точное знание дат праздников моего бога. Можешь мне поверить.

Сердце Ауума учащенно забилось у него в груди.

— Я не мог проваляться без сознания столько времени, — прошептал он.

Лизаэль не ответила. Они вместе вошли под купол храма. Тросточка Ауума глухо стучала о каменные плиты пола, и гулкое эхо разнеслось под высоким потолком. С каждым шагом он все увереннее опирался на поврежденную лодыжку. Повязка была наложена очень умело, ограничивая боковое смещение, но стоило ему опереться на носок или пятку, как он ощущал тянущую боль в суставе, мышцах и связках.

Под купол проникал дым от костров. В животе у Ауума заурчало, а от восхитительных запахов у него потекли слюнки. На вертелах жарились тапир, пятнистый олень и заяц. Чуть поодаль готовились овощные рагу. Фруктовый суп добавлял сладости витающим ароматам, а завершал общую атмосферу праздника запах свежеиспеченного хлеба. Ауум ускорил шаг, стремясь побыстрее выйти из-под купола на солнце. Гиал благословила день празднества; похоже, дождя не будет еще несколько часов.

На площадке перед входом было людно, и не в самую последнюю очередь оттого, что на мягких подушечках в окружении многочисленных тарелок с едой сидели воины ТайГетен. Походные костры горели с правой стороны, у самого края площадки. Вокруг них суетились храмовые служители, которые резали мясо, добавляли ингредиенты и подавали готовые блюда.

Ауум направился к своим бойцам, пересчитывая их на ходу. Сорок четыре воина присоединились к празднеству. Включая его самого, в его распоряжении насчитывалось пятнадцать звеньев. Три тройки дежурило в поле. Звенья Графирра и Меррат следили за передвижениями армии Исанденета, а тот факт, что он нигде не видел Корсаара, означал, скорее всего, что ветеран вместе со своей тройкой собирал сведения об остальных силах людей в лесу.

Улисан заметил приближающегося Ауума и встал, знаком предлагая остальным последовать его примеру. ТайГетен подняли кубки, салютуя своему архонту, после чего склонили головы в ритуальном приветствии, ожидая разрешения пригубить напитки.

— Гиал наполняет наши реки, а лес дает нам корни. Умения, которыми Инисс наделил эльфов, позволяют нашим губам ощутить радость вкуса, а сердцам — познать сладость свободы. Пейте, чтобы Икс не похитила ваши силы.

— За Ауума. За нашего архонта. За ТайГетен. За лес.

Произнеся слова приветствия, они выпили и вновь вернулись на свои места. Ауум сел рядом с Лизаэль, между Улисаном и Онеллой. Он предпочел воду горячительным напиткам, положив себе на тарелку мясо пятнистого оленя и взяв миску фруктового супа. Угощение выглядело превосходным, но кусок не лез ему в горло.

— Расскажи мне, что было потом, Улисан.

Тот оставил кубок в сторону и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Когда мы, наконец, добрались до храма, ты потерял сознание, хотя, честно говоря, большую часть пути ты и так бредил. Мы решили, что ты потерял куда больше крови, чем мы думали изначально, но не могли найти достаточно глубокой раны. Так что жизнь тебе спасла Онелла.

Онелла жарко покраснела, когда он остановил на ней свой взор.

— Я в вечном и неоплатном долгу перед тобой.

— Не говори глупостей, — сказала Онелла. — В конце концов, если бы я говорила такие слова всякий раз, когда кто-нибудь из ТайГетен спасал мне жизнь, то и до сих пор не расплатилась бы. Ты убиваешь. Я лечу. И все это ради одного бога.

— С помощью Иль-Арин?

Онелла улыбнулась и неуверенно пожала плечами.

— Грешно не воспользоваться даром, если он во благо. А тебе была нужна помощь, Ауум. Тот удар, который привел к вывиху плечевого сустава, сломал еще и ребро, а оно пробило тебе внутренности. Ты медленно истекал кровью и мог умереть. А я смогла остановить кровотечение и срастить ребро, вернув его на место.

— Иль-Арин спасла тебе жизнь.

Ауум не понимал, почему осознание этого факта заставляет его испытывать неловкость. Он почесал ребра под мышкой, словно это могло избавить его от магии, которой воспользовалась Онелла.

— Спасибо тебе, — сказал он.

— Ты уверен? — лукаво поинтересовалась она.

— Инисс наделил тебя способностями, которые позволили тебе продлить мою жизнь здесь, на Калайусе.

— Это — не ответ на мой вопрос, — возразила Онелла. — Но пусть это тебя не беспокоит. Со временем ты к этому привыкнешь. Как и все мы.

Ауум наклонил голову, показывая, что услышал ее, и повернулся к Улисану, когда Лизаэль и Онелла заговорили о чем-то своем. Он жестом предложил гиганту говорить.

— Мне очень жаль, Ауум. Но другого выхода у нас не было.

— Я вернусь к этому в своих молитвах, — отозвался Ауум. — Что слышно о наших врагах?

Улисан всмотрелся в лицо Ауума, чтобы понять, не обвиняет ли его архонт, но ничего не увидел.

— Они продолжают наступать вдоль реки, не обращая внимания на этот храм. Они также не предпринимают попыток найти Лошаарен или кого-либо из иниссулов. Их армия уверенно продвигается вперед, к какой-то неведомой нам цели, и, боюсь, им что-то известно.

Ауум понял, о чем он думает, и тоже помрачнел.

— Но они ведь не могут знать туда дорогу, а?

— Конечно, нет, да и Онелла подтвердит, что ни у одного мага не хватит сил долететь до Катура-Фоллз…

— Тем не менее, они наверняка располагают какими-то сведениями. Иначе почему они оставили в покое Аринденет?

— Мы не нашли другого разумного объяснения происходящему.

— Катура не в состоянии защититься от такой армии, — сказал Ауум.

— Жители Катуры не в состоянии прокормить и одеть себя, не говоря о том, чтобы сражаться, — обронила Лизаэль. — Когда ты был там в последний раз?

Ауум пожал плечами.

— По крайней мере, лет пятьдесят назад. Мне незачем было возвращаться туда после того, как последних иниссулов убедили уйти из города. Там распоряжалась Пелин, укрепляя гвардию Аль-Аринаар. Да, я знаю, что в последнее время там возникли некоторые сложности, но…

— Ты слишком долго пренебрегал ими, — заявила Лизаэль. — От того места и людей, которых ты помнишь, не осталось ничего, даже надежды.

— Я не могу быть везде и одновременно, — негромко возразил Ауум. — Я должен доверять остальным. Я доверял Пелин. Или я ошибался?

Лизаэль уткнулась в свою тарелку.

— Когда мы остаемся одни, а наши молитвы не находят ответа, любой из нас может поддаться искушению.

— А где были наблюдатели? Почему мне никто ничего не сказал?

— Потому что в Катуре есть те, кто не хочет, чтобы ТайГетен знали о том, что происходит, — ответила Лизаэль.

Она упорно избегала его взгляда, и это пугало Ауума куда сильнее, чем то, что ему пришлось видеть и слышать после начала вторжения людей в лес.

— Но ты-то могла рассказать мне обо всем, — сказал Ауум, кладя руку ей на плечо. — Мы с тобой разговариваем всегда, где бы ни встретились, здесь или Лошаарене. У нас нет тайн друг от друга.

Когда же Лизаэль, наконец, повернулась к нему, он увидел, что по щекам ее текут слезы. Разговоры вокруг смолкли.

— Я не выполнила свой долг, — срывающимся шепотом проговорила Лизаэль. — Храм Инисса уснул. Сейчас там нет ни одного жреца. Я не возвращалась туда более десяти лет.

— Почему? — осведомился Ауум, не зная, как отнестись к ее откровениям.

— Потому что когда я была там в последний раз, то едва не лишилась жизни.

Ошеломленное молчание, воцарившееся в рядах ТайГетен, накрыло и поваров с обслугой. Он убрал руку с плеча Лизаэль, чтобы охватившая его ярость не заставила его причинить ей боль. Здесь, на паперти самого священного для всех эльфов места, где Инисс неизменно смотрел на них с небес, оберегая ото всех несчастий, его Верховная жрица была вынуждена признаться в своих страхах.

Ауум справился с собой и оглянулся на своих Тай. Затаив дыхание, они ждали его слова.

— Тебе угрожали? — спросил он. — Неужели какой-то эльф действительно посмел угрожать тебе смертью?

Лизаэль долго смотрела на Ауума, крепко сжав губы, чтобы не расплакаться, а потом кивнула.

ТайГетен взорвались гневными криками. Они вскочили на ноги, потрясая кулаками и требуя возмездия и справедливости. Один лишь Ауум остался сидеть. Вот он поднял руку, и его воины умолкли.

— Приберегите свой гнев для людей, — сказал он. — Направьте огонь своих сердец на тех, кто готов надругаться над нашим лесом, а нас всех стереть с лица земли. Верьте мне. Ни один преступник не уйдет от справедливого возмездия. А того, кто осмелился взглянуть в глаза нашей обожаемой Лизаэль и помыслить о том, чтобы оборвать ее жизнь, ждет особенная пытка и боль.

— А теперь давайте праздновать дальше. Не будем омрачать столь торжественную церемонию. Отдыхайте и набирайтесь сил. А завтра мы двинемся в путь.

* * *

Джерал наблюдал за Хундом, пока маг общался с Истормуном. Тот побледнел и дрожал всем телом. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и кровоточили в тех местах, где он прокусил их. Глазные яблоки его двигались безостановочно за закрытыми веками, а когда Джералу показалось, что маг вот-вот потеряет равновесие, он протянул руку, чтобы поддержать его, хотя тот и так сидел, скрестив ноги, на берегу реки.

Сгущались сумерки. Наступало время суток, которого Джерал боялся больше всего. До того, как походные костры, факелы и лампы создадут иллюзию безопасности охранного периметра, и значительно позже того, как кто-либо из них еще мог разглядеть хоть что-то под сводами леса.

Джерал почесал глубокие царапины на шее и подбородке, оставшиеся после знакомства с Обращенными. От них останутся шрамы. Он не сомневался, что это было сделано намеренно. Всякий раз, когда лицо эльфа, глядящего на него в упор, всплывало у него в памяти, он содрогался. Он до сих пор ощущал его дыхание, пахнущее кровью. А его слова все еще звучали у него в ушах, и он страшился их.

Сумерки были временем Обращенных, и единственный вопрос, на который у него не было ответа, заключался в том, почему, спустя столько дней, они еще ни разу не напали на армию. Все-таки в лесу люди были очень уязвимы, несмотря на охранные заклинания, которые маги щедро рассыпали по ночам. Почти четыре тысячи человек растянулись на много миль вдоль берега, на котором лес был безжалостно вырублен. Разбитые на сводные отряды солдат и магов, они поддерживали связь с соседними подразделениями, и каждое отвечало за безопасность всех трех колонн, равно как и за бригаду шарпов, которых связывали перед тем, как оставить без присмотра на ночлег.

Вдоль всего периметра были выставлены посты, на которых стояли часовые с магическими лампами, освещавшими опушку леса. По лагерю непрерывно курсировали патрули. Между лагерем и периметром размещались группы магов, действующие как команды быстрого реагирования. Все это выглядело здорово, но Джерал прекрасно понимал, что если нападение все-таки состоится, то они дорого заплатят за каждого убитого ими эльфа.

Он оглянулся на баржи, стоявшие на якоре посередине реки.

— Везучие ублюдки.

Хунд вздохнул. Джерал перевел взгляд на него, в который уже раз радуясь в душе тому, что не принадлежит к числу магов Истормуна. Хунд ссутулился и шумно выдохнул. Открыв глаза, он прищурился и уставился на Джерала, который сидел перед ним на корточках, держа его за плечи.

— Ты… — начал Джерал.

Даже в сумерках было видно, что лицо Хунда посерело и что он выглядит больным.

— О господи, — пробормотал он.

Хунд отвернулся, его стошнило. Рвота попала на руку Джералу, и от едкого и вонючего запаха у него заслезились глаза.

— Просто замечательно.

— Извини, — прохрипел Хунд, сплевывая желчь.

— Вот, держи. — Джерал протянул ему бурдюк с водой. — Но смотри, не напусти вовнутрь своих слюней. Я не желаю пробовать на вкус твою блевотину, когда мне захочется напиться.

— Спасибо. — Хунд сделал долгий глоток, прополоскал рот и вновь сплюнул. — Проклятье, какой же он все-таки ублюдок.

— А, так ты тоже это заметил? Поздравляю.

Джерал подошел к воде, чтобы сполоснуть руку. Понюхав рукав своей легкой кожаной куртки, он скривился. Да, пожалуй, такой запашок выветрится еще не скоро.

— Нет. То есть, я хотел сказать «да», — пробормотал Джерал. — В общем, мне надо доложить генералам.

Командующие армией рассредоточились вдоль всей колонны. Самую первую ночь они провели в своей нелепой палатке, а утром обнаружилось, что какой-то шутник грязью нарисовал на ней мишень, а другие обозначили вход в нее стрелами. Хулиганский поступок возымел свое действие.

— Лореб остановился ниже по течению, вон там, позади нескольких подразделений. А Пиндок и Киллит разместились ближе к голове колонны. Выбирай, кто тебе нужен: пьяница, трус или полный придурок.

Хунд покачал головой и понизил голос.

— Не думаю, что наши парни должны слышать такие речи, капитан Джерал.

— Любой, кто решит походным маршем отправить целую армию по этому континенту, который представляет собой одну сплошную западню, не заслуживает ничего, кроме моего презрения и презрения всех нас. Можешь сам спросить у своего босса.

— А ты, конечно, придумал кое-что получше, верно?

Джерал коротко хохотнул.

— Да. Построить. Больше. Барж.

— Подумай о том, сколько времени это займет, — возразил Хунд.

— А ты подумай о тех людях, которые останутся живы, если мы сделаем это, — парировал Джерал. — Подумай о тех, кто все-таки добрался до этого мифического места, каким бы адом оно нам ни представлялось.

— Истормун хочет преподать урок шарпам. И лучший способ для этого — пройти маршем по их землям.

— Нет. Истормун хочет уничтожить их подчистую. Нет смысла делать громкие заявления, если цель в том, чтобы не оставить в живых никого, кого потом можно было бы взять на борт. А вот если подождать пятьдесят дней и построить из этих груд бревен суда для перевозки войск, то это куда лучше поддержит его намерения. И смысл его послания будет ясен всем: мы собираемся уничтожить всех вас, будьте вы прокляты, а вы не сможете помешать нам. А учитывая, как мы движемся сейчас, смысл нашего послания гласит: приходите и угощайтесь свежей человечинкой, поскольку защитить такую колонну решительно невозможно.

Хунд решительно хлопнул в ладоши, подводя итог дискуссии, и встал.

— Слезами горю не поможешь, — заявил он. — А я должен передать послание людям, которые нами командуют.

— Ах да, — съязвил Джерал. — Кстати, что он сказал?

Хунд улыбнулся.

— Помимо всего прочего, кое-что такое, что наверняка тебя обрадует. Он сказал, что мы движемся слишком медленно и что каждый день мы должны идти быстрее и дольше.

У Джерала от изумления отвисла челюсть.

— Ты, наверное, шутишь.

— Я никогда не шучу, капитан. Уж кому, как не тебе, знать об этом.

И вдруг из лесу, откуда-то ниже по течению, донесся чей-то отчаянный крик, на мгновение заглушивший суету и шум большого лагеря. Сработали охранные заклинания, и в лес ударили снопы света. Бивуак замер в недолгом оцепенении, а потом поднялась суматоха. Солдаты обнажали оружие, а маги готовили заклинания.

Джерал вскочил на ноги и помчался вниз по берегу. Хунд следовал за ним по пятам.

— Всем оставаться на местах! — надрывался капитан. — Стоять, кому говорю!

Джерал помчался вдоль позиций своего отряда. Охранные заклинания срабатывали полукругом, растянувшись на сотню ярдов вниз по течению и примерно на пятьдесят ярдов в глубину леса, в самой середине участка, который обороняла его рота.

— Не приближайтесь к лесу. Помните, чему вас учили.

Джерал выругался себе под нос и почесал шею. Он чувствовал, как его все сильнее охватывает страх, а жуткие воспоминания оживают с пугающей четкостью. Между деревьями то и дело вспыхивали пучки света, а звуковые охранные заклинания выли на одной ноте, распугивая спящих птиц и заставляя зверье глубже забиваться в свои норы или карабкаться на самые макушки деревьев.

Джералу очень хотелось, чтобы заклинания срабатывали как-нибудь потише. Он хотел знать, кто противостоит им на сей раз — ТайГетен или Обращенные. Он нырнул в лес вслед за заклинанием, брошенным прямо впереди него. Волна холода окатила деревья, и треск замерзающих стволов и сучьев походил на звон битого стекла.

Он слышал, как за его спиной раздаются приказы. Кто-то по-прежнему кричал от боли. Но вот наконец он услышал рык пантеры. Ноги у Джерала подкосились, и он споткнулся. К горлу подступила тошнота, лицо загорелось, а ладонь, сжимавшая рукоять меча, вспотела. Он уже различал впереди свет ламп и сторожевых костров, вокруг которых метались тени людей и Обращенных.

Джерал с трудом зашагал дальше, прилагая отчаянные усилия, чтобы не повернуть назад, и отказываясь поддаваться животному ужасу. Он обогнул ствол огромного баньяна, и в грудь ему ударили двести фунтов стальных мускулов. Воздух моментально улетучился из легких, а его самого отбросило назад с такой силой, что он рухнул в опавшие листья, проехавшись по грязи лицом.

Джерал быстро перевернулся на спину, выставив перед собой меч, но увидел лишь Хунда, столбом застывшего на месте, прижавшись спиной к дереву, и глядящего на реку. Джерал вскочил на ноги, широко открытым ртом хватая воздух и проталкивая его в ноющую грудь. А пантера даже не сбилась с шага и теперь неслась к реке. Джерал заметил и эльфов, и других пантер — все они атаковали главную колонну.

А вопли позади все не смолкали. Мимо него пробежали часовые, преследуя Обращенных. Вой последнего охранного заклинания смолк, и Джерал оглянулся на лагерь, высматривая, кто же там кричал столь надрывно. Вокруг костра лежали неподвижные тела. Какой-то человек еще стоял, маг, судя по одежде. Он застыл совершенно неподвижно, держа руки по швам.

А вниз по реке катилось эхо громких приказов. Джерал слышал, как солдаты готовятся к отражению атаки. Но вот все заглушил рык пантер, и он понял, что выбора у него нет. Никакого.

— Вот дерьмо, — пробормотал он. — Хунд, займись им.

Джерал развернулся и побежал к реке, где его глазам предстала жуткая картина. Обращенные парами выскакивали из леса, врезаясь в его людей. Прыгали пантеры. Челюсти и когти вгрызались в тела и рвали плоть, сея страх и панику. Он увидел, как какой-то маг крутнулся на месте и рухнул в реку с разорванным лицом. Вот другой солдат нанес мечом удар в пустоту, а пантера перепрыгнула через клинок и сомкнула челюсти у него на затылке, опрокидывая его на землю.

Но эльфов с животными не было. Они атаковали подразделения слева и справа от того, на которое набросились пантеры. Нет, это было не стихийное нападение, только чтобы убить и напугать. Это была тщательно спланированная операция.

— Цельтесь в эльфов! Остановите их!

Джерал перепрыгнул через торчащий из земли корень, продрался сквозь кусты и вырвался из леса. Прямо перед ним на землю с сочным шлепком рухнул труп мага. Пантера играючи перекусила ему шею и, рыча, повернула морду к Джералу.

Джерал отмахнулся от нее мечом и попятился. Его клинок отсек зверю кончик уха, и пантера, которая не привыкла получать отпор, взвыла и отпрыгнула в сторону. Джерал устремился за нею, но тут же лоб в лоб столкнулся с эльфом, который вышел из боя, зажимая ладонью собственное ухо.

В самой гуще битвы Джерал на несколько мгновений застыл с открытым ртом. Вокруг с лязгом скрещивались и сверкали мечи. Люди и Обращенные дрались не на жизнь, а на смерть. Армия наступала с обеих сторон, а посреди всего этого безумия эльф опустился на колени перед пантерой и зажал ладонью ее раненое ухо. Они на краткий миг соприкоснулись головами, а потом повернулись и взглянули на Джерала. В следующую секунду оба стремительно бросились на него.

— О нет, — Джерал беспомощно оглянулся по сторонам. Вокруг шел ожесточенный бой, но рядом не было никого, кто мог бы прийти ему на помощь. — Ко мне! Меня атакуют!

Отступать ему было некуда, разве что в лес, где его ждала одинокая и бесславная смерть. Пара Обращенных гигантскими прыжками неслась к нему. Слева от него один из магов ударил заклинанием. Невидимый конус маны подхватил двух эльфов, оторвал их от земли и зашвырнул обратно в лес. В следующий миг пантера зарычала, словно в агонии. Она прыгнула прямо на мага, и ее когти пробороздили глубокие раны у него на груди, а челюсти сомкнулись у него на плече, разрывая плоть.

Пара Обращенных оказалась перед ним. Джерал выставил перед собой меч, твердо решив, что не станет умирать хнычущим трусом. Но они не стали его атаковать. Вместо этого эльф и пантера разошлись в стороны, тесня его назад. Эльф, словно одичавшая собака, пролаял какую-то команду, и остальные Обращенные тут же вышли из боя, образуя полукольцо, в середине которого оказались освобожденные из рабства шарпы.

— Заклинания! — заорал Джерал. — Бейте закли…

Эльф, наступавший на него, стремительно шагнул вперед и нанес ему сокрушительный удар в подбородок. Джерал понял, что произошло, только оказавшись на земле. Вокруг него послышался топот ног. Затем в воздухе провыло запоздалое заклинание, и он услышал полный боли крик кого-то из эльфов и разъяренный рык пантер.

Джерал попытался встать. Голова у него кружилась. Чьи-то грубые руки подняли его на ноги и всунули ему в руки меч. В пылу погони люди забежали в лес, и Джерал последовал за ними, поначалу неуверенно и пошатываясь, но потом все с большей целеустремленностью. Он бежал на свет дозорных костров, но остановился рядом с Хундом и стал кричать своим людям, чтобы те прекратили погоню. Они уже и так гонялись за тенями.

— Хунд, — сказал он.

Хунд стоял рядом с раненым магом, который так и застыл в одной позе, глядя на лес. Мимо них поспешно проскакивали вышедшие из боя мужчины. Кое-кто бросал взгляды на мага и тут же испуганно отворачивался. Хунд поманил к себе Джерала.

Кровь Джерал заметил раньше, чем увидел раны, и, глядя на несчастного мага, не чувствовал к нему ничего, кроме жалости. У костра лежали погибшие в первые же минуты нападения солдаты и маги, но они, к счастью, уже ничего не могли видеть. Джерал вполне отдавал себе отчет в том, что смерть их была ужасной, но при этом не мог уразуметь жестокости, с которой Обращенные обошлись с единственным уцелевшим человеком.

Джералу показалось, что он узнал в нем Пириана, но ошибиться было очень легко. Порезы, нанесенные когтями пантеры и рукой эльфа, начинались у него на лбу. Длинный разрез тянулся от виска до виска, нанесенный с хирургической точностью. Кровь заливала его лицо, капая с бровей. Нос был отрезан по всей длине, и порез тянулся ниже, рассекая напополам верхнюю губу.

На щеках у Пириана красовались по четыре продольные борозды, тянувшиеся от носа к ушам, которые были наполовину откушены. И, наконец, шея была вспорота от подбородка до воротника рубахи. Ни одна из ран не выглядела достаточно глубокой, чтобы стать смертельной, но они были нанесены с таким расчетом, чтобы оставить шрамы. Джерал машинально потрогал рукой собственное горло и возблагодарил свое относительное везение.

Пириан же пребывал в глубоком шоке. Глаза у него закатились, чтобы не видеть произошедшего кошмара, а лицо заливала кровь. Но пострадали только его смертельно бледное лицо и разум, тогда как в остальном он не получил ни царапины.

— Его можно увести отсюда? — спросил Джерал. — Ты не пробовал?

— Он застыл, как изваяние. Думаю, нам придется нести его, — негромко ответил Хунд. — Почему они так обошлись с ним? Почему бы просто не убить его?

Джерал вздохнул, и для него приоткрылась еще одна маленькая дверца, позволявшая заглянуть в психику эльфов. Его страх и уважение к ним возросли в равной мере, причем очень значительно.

— Это — послание, — медленно проговорил он. — К утру вся армия будет знать о том, что с ним случилось. Рано или поздно, но его увидят все. Эльфы знают, что мы не можем убить его, так что он каждый день будет с нами, как жуткое напоминание о том, что ждет нас в лесу.

— И они проделали такой путь только ради этого? Чтобы доставить нам послание?

— О нет, — ответил Джерал. — Это — всего лишь интермедия. Они только что освободили семьдесят шарпов. При этом не стали убивать всех подряд, без разбору, что с легкостью могло случиться. Но, тем не менее, они нас изрядно ослабили.

— И что нам теперь делать?

— Строить. Больше. Барж.

Глава 14

Рядом с ним прыгала и кружилась Икс, смеющаяся, капризная и озорная. Инисс смеялся вместе с нею, и лес радостно вторил им. Икс танцевала на линиях земли, брызгая водой, окуналась в реки и ручьи, которые повторяли ее движения в такт переплетениям силы, которые проложил Инисс. И потому, что она получала от этого огромное удовольствие, он сделал ее их хранительницей, и ее смех до сих пор звонким эхом раздается в ветвях Биита.

Арин-Хиил

Только на следующее утро Ауум заметил то, на что ему следовало бы обратить внимание давно. Он разыскал Онеллу, и они вместе помолились у статуи Инисса, после чего двинулись к Чертогам Возвращения, расположенным сразу за деревней.

— Здесь был Такаар, да? — спросил Ауум.

Онелла кивнула.

— Я сама хотела поговорить с тобой об этом, но ведь известия, которые принесла Лизаэль, оказались важнее? А прошлой ночью тебе обязательно надо было отдохнуть. Прости меня. Не ты должен был первым поднять эту тему.

— Тебе не за что просить прощения. Он увел с собой всех твоих учеников, ведь так?

Онелла обхватила голову руками.

— Ауум, он выглядел так, словно окончательно сошел с ума. Он был небрит, от него разило так, словно он пробежал весь путь от Исанденета без остановки, и еще он очень ослабел от голода и жажды. Любой другой на его месте свалился бы без чувств от переутомления, но в нем есть нечто такое, что поддерживает его и заставляет идти дальше. Он собрал вместе всех учеников Иль-Арин и обратился к ним с крайне необычной речью. Она длилась около часа, может, даже больше. И мы все сидели и слушали его, хотя большая часть того, что он говорил, напоминала бред сумасшедшего. Просто бессмысленное бормотание. Иногда я не понимала, к кому он обращается — к нам или своему второму «я». Я никогда не видела его в таком состоянии.

Ауум молча кивнул. Похоже, это было всего лишь продолжением той горячки, что охватила Такаара неподалеку от города несколько дней назад.

— Он опять разговаривал с Гараном, — пояснил Ауум. — И что-то из сказанного настолько сильно поразило его, что он не может избавиться от этого. Он стремительно катится под откос, ты не находишь?

— В самом деле? Не знаю, Ауум.

— Надеюсь, ты сумеешь объяснить мне, что имеешь в виду, — сказал Ауум. — Потому что с моей точки зрения он представляет собой угрозу, реальную и серьезную.

Онелла вздохнула.

— Я знаю, что вы с ним недолюбливаете друг друга, но я часто виделась с ним за годы, прошедшие после его возвращения. Мы учились вместе, работали вместе и вели бесконечные разговоры об Иль-Арин и том, как лучше овладеть ею и применять на благо всех нас.

— Он буквально одержим этой мыслью, иногда склонен к причудам и полету фантазии, но при этом он — гений. Не фыркай так презрительно, Ауум, потому что ты не понимаешь этого и не видишь. Он верит в то, что Икс — восходящая богиня в нашем пантеоне и что Иль-Арин — краеугольный камень нашего будущего.

Сердце замерло у Ауума в груди.

— Понятно. Значит, дни иниссулов остались в прошлом?

Онелла остановилась, и Ауум с удивлением увидел на ее лице выражение разочарования.

— Нет, Ауум, ты опять упускаешь из виду самое главное. Инисс навеки останется отцом всех нас, но мы должны развиваться и эволюционировать. Сюда пришли люди со своей магией, и мы должны огнем бороться с огнем, иначе погибнем. В нас проснулась магия. В одних кланах она останется в зачаточном состоянии, в других расцветет пышным цветом. Мы обязаны приручить ее, овладеть ею. Невозможно отрицать, что Икс начала восхождение к славе, и ты должен смириться с этим. Принять это всем сердцем. Магия станет спасением эльфийской расы.

— Вот, значит, как, — Ауум выразительно поднял брови и кивнул на реку Икс. — Вон там, в лесу, сейчас находятся тысячи людей. И магия не спасет нас от них. От Такаара было бы куда больше пользы, если бы он вспомнил свои забытые боевые навыки и присоединился к ТайГетен. А вот когда мы разобьем их и прогоним с нашей земли, тогда можно будет поговорить и о нашем будущем.

— Ты не можешь остановить то, что происходит уже сейчас, — возразила Онелла. — Почему ты не желаешь признать очевидного?

— Да, не могу. Зато это могут наши враги. В данный момент у нас нет магии, следовательно, мы должны сражаться тем оружием, к которому привыкли. — Ауум прошел еще несколько шагов. — Я хочу быть уверен, что он больше не доставит нам хлопот. Иниссулы пребывают в безопасности, в надежном месте, и это уже кое-что. Но Такаар собрал все те невеликие магические силы, что у нас есть, и увел их с собой. Что задумал этот полоумный гений? И почему ты не пошла вместе с ним?

Онелла неуверенно улыбнулась.

— Ты прекрасно знаешь, что времена, когда я странствовала по миру, давно миновали. Я больше никогда не уйду из этого храма.

Она остановилась, и Ауум заметил, что женщина нервничает, не зная, что еще сказать.

— Ты начала с того, что описала мне безумца, а закончила портретом непризнанного гения. Я ценю твою лояльность, но мне представляется, что ты растеряна и никак не можешь решить, то ли идти с ним, то ли забрать у него своих учеников. Поэтому расскажи мне о том, что он говорил.

Онелла вытерла ладони о кожаные штаны. В ее прекрасных удлиненных глазах заблестела влага, и ей пришлось дважды откашляться, прежде чем она смогла заговорить.

— Я люблю Такаара. Я люблю то, что он принес нам, хотя и часто возражаю против его методов. Когда он прибежал сюда, то у него хватило времени только на то, чтобы собрать и увести с собой всех адептов Иль-Арин. Он назвал их учителями и заявил, что они не будут первопроходцами. Он сказал, что мы двигались не в том направлении и что другие дадут то, чего недоставало нам самим. Он сказал, что Икс посмеялась над ним, но теперь он нашел ответы на все вопросы.

— После этого он принялся разговаривать сам с собой. Я расслышала что-то насчет дара, что только время расставит все по своим местам и прочее в том же духе. Должна признаться, что я почти ничего не поняла из его слов.

— А именно?

— Он разговаривал со своим вторым «я». Я догадалась об этом, потому что он все время смотрел направо, а не на нас. И еще он злился. Он сказал, что его преследуют, но он не дастся им в руки. А потом рассмеялся и добавил, что даже Шорт недостаточно быстр для этого.

— Как, по-твоему, о ком он говорил?

Онелла пожала плечами.

— Я думала, что о вас, о ТайГетен.

— Он льстит себе. — Ауум не видел смысла углубляться в рассуждения на эту тему. — Но почему, ради всего святого, ученики пошли с ним? На их месте я бы бежал от него без оглядки.

Онелла нахмурилась, давая понять, что полагает ответ очевидным.

— Потому что он попросил их об этом.

— Неужели они не видят, что он собой представляет? Куда он их повел и что собирается с ними делать? В конце концов, по лесу бродит как минимум одна армия людей.

— Он ищет другие кланы, помимо иниссулов, в которых живет активный потенциал Иль-Арин. Насколько мне известно, он собирался вплотную заняться иксийцами, хотя ни у одного из них до сих пор не обнаружилось даже зачатков магических способностей. Он не сказал, куда направится отсюда, но, на самом деле, выбор у него невелик, не так ли? Скорее всего, он пойдет в Катуру.

После первых же слов Онеллы Ауум почувствовал, как его одолевают дурные предчувствия. И стоило ей упомянуть прибежище свободных эльфов, как он вдруг осознал всю тяжесть надвигающейся катастрофы.

— Ничего удивительного, что они не стали наносить удар по храму, — прошептал он. — В том не было необходимости.

— Ауум?

— Его предали, — пояснил Ауум. — Он приведет их прямиком в Катуру. Мы должны остановить его, иначе он погубит всех нас.

Он полагал, что проследить путь Такаара будет несложно. Или, точнее, найти следы тех, кто ушел с ним, поскольку опытному глазу это сделать столь же легко, как и услышать стаю обезьян-ревунов в поисках самки.

В поисках принимали участие пятнадцать звеньев, но прошло два дня, а они ничего не обнаружили. Совершенно ничего. Ни случайного отпечатка сапога, наполненного дождевой водой, ни оборванной лозы или оцарапанного ствола дерева. Ни золы от костра, ни нитки одежды, ни даже следов испражнений. Такаар должен был вести учеников на юг, но даже если он переправился с ними через Икс или направился к двум другим великим рекам, Орре и Шорту, то Тай должны были обнаружить их следы на земле.

Создавалось впечатление, что Такаар и его ученики растворились в воздухе.

Ауум понимал, что его поступок вызван отчаянием и безысходностью, но не смог удержаться, чтобы не влезть на вершину дерева в последней надежде обнаружить дым от костра. Раскинувшийся перед ним пейзаж пологими волнами уходил на север, к Аринденету и Исанденету, и многочисленные столбы дыма пятнали горизонт. Больше всего их было в районе Икс, где армия людей двигалась вдоль русла реки, скорее всего, идя по следу эльфа, которого он никак не мог отыскать.

В небе, среди парящих огромных орлов, украшающих своим присутствием владения Гиал, крошечными точками виднелись маги. Тяжелые тучи собирались на востоке, среди дымов, означающих, что и другие армии людей углубились в лес. Корсаар, несомненно, доложит ему об их численности, когда вернется.

А вот на юге, там, где рука Инисса погладила землю, образовав долины, горы, кряжи и утесы, не было вообще ничего. Красота тамошних мест оставалась девственно нетронутой и чистой.

— Где же ты, Такаар?

Ауум напряг слух, ловя знакомые звуки, раздающиеся позади и слева. Он слушал, как они приближаются, не поворачивая головы. Вместо этого Ауум выпрямился во весь рост и замер в неподвижности на самой высокой ветке, без усилий сохраняя равновесие и не обращая внимания на ветер, который трепал и рвал его одежду. Раскинув руки в стороны, он сделал глубокий вдох.

Едва слышимый шелест воздуха превратился в хлопанье невидимых крыльев, становившееся все громче по мере приближения. Ауум стремительно присел, и над самой его головой пронесся маг. Архонт увидел, как человек на сотканных из теней крыльях завис и стал парить в воздухе примерно в двадцати ярдах от него.

— Ты уже никогда не научишься летать, остроухий, — невыразительно и монотонно проговорил маг, как всегда получалось у людей, когда они переходили на эльфийский. — Это дарит такое ощущение свободы, что, готов держать пари, ты отдал бы за него все на свете.

— Я предпочитаю великолепие травяного покрова, — ответил Ауум, вновь выпрямляясь и опустив руки вдоль тела. — А ты вторгаешься туда, где имеет право ступать только Гиал.

— Что ж, когда я увижу Гиал, то принесу свои извинения.

Ауум улыбнулся.

— Бога могут увидеть только мертвые.

— В таком случае ему придется немного подождать.

— Ей, — поправил его Ауум. — Но я отправлю тебя к ней.

Стремительным движением он выхватил метательный полумесяц из мешочка на поясе и отправил его в полет. С протяжным стоном рассекая воздух, сюрикэн угодил магу в живот чуть ниже пояса. Тот закашлялся, схватился за рану и согнулся пополам, когда его крылья вдруг растаяли, словно туман на заре. Он дико закричал и рухнул вниз, ломая ветки.

Ауум стал быстро спускаться, подозвав Улисана и отправив его на поиски тела мага. Последние тридцать футов, отделявшие его от земли, он пролетел, спрыгнув с нижней ветки, и помчался к своему Тай, который обозначил свое местонахождение криком дроздовой мухоловки. Маг переломал себе все кости, лицо его заливала кровь, но он упорно цеплялся за жизнь.

— Все-таки лучше твердо стоять на земле, — обратился к нему Ауум. — Не так высоко падать.

Маг закашлялся, и на губах у него выступила кровавая пена. Ауум видел, что грудная клетка у него буквально вдавлена, а одежду прорвали обломки ребер. Руки его по-прежнему сжимали метательный полумесяц. В конце концов приступ миновал.

— В следующий раз я буду иметь это в виду, — прохрипел маг, захлебываясь кровью.

— Что ты искал? — спросил Ауум. — Говори, и я помогу тебе перейти в мир иной, чтобы ты мог попросить прощения у Гиал, если Шорт дарует тебе такую милость.

Маг лежал на земле изломанной кучей костей, в окружении ТайГетен, которые не сделали попытки облегчить его участь. Улисан стоял рядом с Элисс. Посмотреть на добычу Ауума подошла и Фалин со своей тройкой. Глаза мага затуманились; ему уже было трудно дышать.

— Мой конец и так уже близок. Я ничего тебе не скажу. А вот добрый совет дам.

Ауум подождал, пока маг справится с очередным жестоким приступом кашля. Когда он миновал, стало ясно, что нового ему уже не пережить.

— Ваш лес бесконечно красив. Поздравляю вас, вы сделали правильный выбор дома. Но теперь он принадлежит нам. Забирай своих людей и уходи отсюда, иначе Истормун попросту сотрет вас с лица земли. Ничто не сможет его остановить.

Ауум присел рядом с магом на корточки.

— Мы знаем, что вы ищете Такаара, и знаем, куда, по-вашему, он вас приведет. — Ауум заметил, как глаза мага округлились от удивления. — Но мы найдем его первыми, а ваши армии будут ходить кругами до тех пор, пока мы не убьем всех, до последнего солдата. Вам никогда не отыскать Катуру; во всяком случае, до тех пор, пока в лесу остается хотя бы один эльф.

— Молись своим богам, если они у тебя есть. Пусть Шорт явит тебе каплю милосердия. А теперь я хочу забрать обратно свой метательный полумесяц. Похоже, он очень острый, и еще мне пригодится.

С тела мага они сняли два кинжала и его легкий плащ. Забирать остальное смысла не имело, а труп они оставили для возвращения. Ауум привел своих Тай к водопаду и озеру, где они выкупались, поели и помолились под слезами Гиал.

Ауум подождал, пока они вновь не соберутся все вместе, и только тогда заговорил.

— Ауум?

— Я не верю, что он исчез бесследно. Тридцать или около того иниссулов должны сильно замедлить его продвижение. Когда мы выступили в путь, он опережал нас всего на два дня. Он наверняка использует магию, чтобы запутать следы… отчего нашим врагам будет куда легче обнаружить его. Мне нужно решение.

— Ты думаешь, он осознанно ведет их? — осведомился Улисан.

Ауум задумчиво почесал лоб.

— Нет. Он может быть кем угодно, но только не предателем. Но и нам не поверит тоже, что здорово усложняет нашу задачу. Ты все еще разговариваешь с Сикаантом?

Улисан покачал головой.

— Он уже много лет водит дружбу с Серрином, и его обращение приняло уже необратимый характер.

— Они нужны нам, — заявил Ауум. — Как их найти?

— Надо идти к Икс. Подобраться поближе к врагу, и тогда они сами нас найдут.

— Это — шаг назад, Улисан. Не может быть, что Такаар пошел на север.

— Есть и еще одна причина. Нам нужно подстраховаться на тот случай, если мы не найдем Такаара.

Ауум покачал головой.

— Тот день, когда я задумаюсь над обороной Катуры, станет днем нашего конца.

Улисан помолчал, явно обдумывая то, что хотел сказать.

— За все годы, что я тебя знаю, ты никогда не терял надежды.

Ауум тряхнул головой, сознавая, что только что высказал вслух свои самые сокровенные страхи.

— Иногда трудно сохранять веру, когда со всех сторон враги, а те, кого мы считали друзьями, ополчаются против нас. Если Инисс испытывает нас, то он ниспослал нам самое тяжкое из возможных испытаний. Как мы можем победить, Улисан? Нас — пятьдесят один воин против нескольких тысяч, и у них имеется могучее оружие. Если Лизаэль права, то гвардии Аль-Аринаар больше не существует. Такаар сбежал, унеся с собой все наши магические возможности, и теперь он, словно маяк, указывает нашим врагам путь к Катуре. А Обращенные отныне сражаются не за дело эльфов, а ради леса и Туала.

— Я не оставил надежду, Улисан, но мне все труднее поддерживать ее. Каждый новый день утекает, словно вода сквозь пальцы. Я пытаюсь поймать ее, но она всякий раз ускользает от меня.

— Мне очень жаль.

Улисан положил руки Аууму на плечи.

— Почему? — негромко спросил он. — Потому, что мы не можем оставаться равнодушными и не представляем себе жизни безо всего, что любим. Это лишь делает тебя одним из нас, Ауум. И от этого я чувствую себя счастливым, потому что ты станешь сражаться еще отважнее, чтобы спасти нас. За это мы тебя и любим… и потому ты должен позволить нам разделить с тобой твою ношу.

— Мы — ТайГетен. Перед лицом Инисса мы едины.

Собравшиеся вокруг воины негромким гулом выразили свое согласие.

Ауум улыбнулся.

— Я был неправ, когда позволил отчаянию завладеть моим сердцем. Простите меня.

— Нам нечего прощать, — ответил Улисан. — А надежда есть всегда. Мы должны воззвать к Бииту, Туалу и Аппосу, а потом правильно воспользоваться полученными от них дарами. Использовать лес. Ничего не пропустить и не забыть.

Ауум, не отрываясь, смотрел на Улисана, проклиная себя за слепоту.

— И мы не должны доверять никому, кроме ТайГетен, — закончил он, все еще отказываясь верить той догадке, которая только что осенила его. — Я знаю, где он.

Глава 15

Инисс и Туал недолюбливали друг друга. Туал бросил вызов Иниссу, провозгласив себя отцом эльфов и всего живого. Но Инисс лишь рассмеялся в ответ, и на звук его голоса к нему сбежались все живые существа. «Вот ваш отец, — сказал Инисс. — Имя ему Туал, и его любовь всегда будет утешать вас. Но я — отец Туала. Я — отец всего мира».

Арин-Хиил

— Где он прячется? — требовательно вопросил Ауум.

Он сам, Элисс и Улисан бежали без сна и отдыха, не останавливаясь даже ради того, чтобы поесть и вознести молитву. Оставшиеся ТайГетен разделились, чтобы найти Обращенных, и двинулись навстречу двум вражеским армиям.

Онеллу они нашли под куполом храма, где она стояла на коленях перед величественной статуей Инисса. Здесь же находились и другие жрецы, занятые подготовкой к службе. Ауум жестом показал Элисс и Улисану, чтобы они были наготове и не дали кому-либо помешать ему прервать ее молитвы.

Онелла резко вздрогнула, когда совсем рядом с нею раздался голос Ауума, но осталась стоять на одном колене, прижав одну ладонь к каменному полу, а другую обратив к крыше купола. Она встала только после того, как закончила молитву, отряхивая платье. Затем она повернулась к нему, и Ауум понял, что она потрясена до глубины души.

— Что ты здесь делаешь, Ауум? В лесу идет война, ты сам говорил мне об этом.

— Где он?

— Кто?

— Не оскорбляй меня, изображая невежество. Ты уже и так наговорила мне много лжи. А ведь я верил тебе, Онелла. И теперь тебе просто нет смысла лгать: где Лизаэль?

— Вчера она вернулась в Лошаарен. Там подрастают ее ученики и последователи. Вскоре после того, как ты отправился на поиски Такаара, Обращенные отвели туда же и семьдесят освобожденных эльфов.

— Значит, некоторые из наших предполагаемых союзников действительно сражаются на нашей стороне, — сказал Ауум. — В отличие от тебя. Это ведь ты заставила нас потратить целых два дня на поиски эльфа, который вообще не покидал Аринденета. Ведь он по-прежнему здесь, не так ли? Мы не смогли найти его следы по той простой причине, что их не существует в природе.

— Ауум, клянусь, что не знаю…

— А вот теперь твои слова для меня почти ничего не значат. Знаешь, мне ведь понадобилось немало времени, чтобы понять, где — правда, а где — ложь. Как идиот, я решил, что враги не обращают внимания на Аринденет, потому что преследуют Такаара. Но потом они остановились, и я лишь с запозданием сообразил почему. Потому что если Такаара не было в Аринденете два дня назад, то он наверняка вернулся сюда сейчас. И знаешь, как я догадался об этом? Потому что Аринденет уже известен людям, и это — совсем не то место, которое они ищут. Значит, они ждут, когда он сделает первый шаг и уйдет отсюда. Они предоставили ему видимость свободы, зная, что он приведет их прямиком в Катуру. Он предаст нас всех. Итак, Онелла, я даю тебе последний шанс. Где он?

Шестеро жрецов, двумя группами собравшиеся по обеим сторонам бассейна перед Элисс и Улисаном, явно занервничали. Ауум окинул их внимательным взглядом, после чего вновь требовательно уставился на Онеллу. Лицо женщины жалобно сморщилось, нижняя губа задрожала.

— Ты должен дать ему шанс поступить по-своему, Ауум. Пожалуйста. Он спасет эльфов, а не предаст их.

— Элисс, Улисан, обыщите храм. Открывайте каждую дверь и заглядывайте во все углы. Ступайте, я догоню вас. — Ауум не отрывал взгляда от лица Онеллы. — Не заставляй меня зря терять время. Говори.

Онелла покачала головой.

— Он должен добраться до Катуры раньше людей. Мы не можем рисковать новыми учениками Иль-Арин.

— Он не просто рискует ими, он их погубит. Неужели ты этого не понимаешь?

Ауум развернулся и обежал бассейн, расталкивая жрецов в стороны и направляясь к анфиладе комнат, часовен и молитвенных келий.

— Не смей причинять ему вред! — крикнула ему в спину Онелла. — За ним — наше будущее! Он спасет нас! Мы не позволим тебе остановить его.

В храме зазвучали рассерженные голоса. Жрецы и послушники попытались помешать Элисс и Улисану. Ауум услышал раздраженный рев Улисана, за которым последовал протяжный скрип петель и громкий удар двери об стену. Ауум поспешил к нему на выручку.

— Тот, кто укрывает Такаара и адептов Иль-Арин, действует в интересах наших врагов, во вред всем эльфам, — громко сказал он. — Разойдитесь.

Посередине центрального прохода стояла старшая помощница Лизаэль, по бокам которой выстроились послушники, перекрывая проход. Ауум хорошо знал ее. Она была старейшиной клана Инисса, предпочитая брить голову наголо, нежели демонстрировать себе и окружающим свои изрядно поседевшие волосы. Лицо ее покрывала сеточка глубоких морщин, да и зрение уже давно оставляло желать лучшего. Сколько тысяч лет она прожила, чтобы теперь, на старости лет, столкнуться с такими испытаниями?

— Своими действиями ты оскорбляешь Инисса. Сойди со своего пути, Ауум.

— Ты здесь ни при чем, Айнаэра, — ответил Ауум. — Гостеприимство и щедрость Лизаэль позволили ученикам Иль-Арин жить и практиковаться здесь. Но ее доверие было подло обмануто. Не прячь Такаара, руководствуясь неправильно понятым чувством лояльности и дружбы.

— Верующие заняты молитвами и пребывают в мире и покое в тех самых комнатах, двери в которые ты желаешь распахнуть настежь. У тебя нет права мешать им.

— Тогда скажи мне сама, где он, — возразил Ауум. — У меня нет никакого желания мешать искренне верующим. Но я — архонт ТайГетен. На меня возложена обязанность защищать лес и всех, кто обитает в нем. А Такаар сейчас превратился в угрозу для нашего дальнейшего существования.

— Я не предам его. Клянусь тебе, что в этом храме его нет, — ответила Айнаэра. — Его благословила Икс. Он обладает способностями, которые может пробудить во многих эльфах, а Икс — дочь Инисса, который правит всеми нами. Разве есть более благородный путь, чтобы идти по нему?

— В таком случае духовенство тоже действует вопреки здравому смыслу, — негромко ответил Ауум. — Уйди с дороги, Айнаэра, иначе мне придется отодвинуть тебя силой. Тай.

Элисс и Улиан встали по обеим сторонам Ауума. Оружие оставалось в ножнах, но угроза от этого не стала менее явной. Айнаэра, не дрогнув, встретила взгляд Ауума, и он понял, что за долгие столетия женщина отнюдь не растеряла силы духа. Она не двинулась с места, и тогда Ауум заговорил вновь.

— Мы оба — слуги Инисса. Моя вера не запачкана обещанием нового оружия, и я не отойду в сторону, чтобы позволить сомнительному занятию привести наших врагов прямиком в Катуру. — Он помолчал. — Его магия оставляет след, который видят люди. В лесу их сейчас собрались многие тысячи, ожидая, пока он не покажет им дорогу. Но трагедия заключается в том, что ты, как и он, в это не веришь, не правда ли? Отойди в сторону.

— Даже если бы я поверила тебе, его миссия от этого станет лишь еще важнее. Доверься мне сейчас, — ответила Айнаэра. — Сойди с этого пути. Возвращайся в лес. Сражайся так, как умеешь. Не иди дальше. Я не могу отступить.

— Что ж, мне очень жаль, — сказал Ауум. — Да простит меня Инисс. Тай, вперед.

Ауум шагнул вперед. Из уважения к ней он не тронул жрицу, а лишь вклинился плечом между Айнаэрой и ее сподвижниками, чтобы проложить себе дорогу. Один из жрецов положил руку ему на плечо, и Ауум развернулся, глядя прямо в глаза молодого иниссула.

— Твоя честь, какой бы она ни была, осталась незапятнанной. Правда, пользы она тебе не принесет, — сказал он. — Твоя рука касается моей рубахи. Отпусти ее, или я уберу ее сам.

Ауум двинулся дальше, ощутив, как пальцы молодого жреца разжались. Он зашагал к задним дверям, знаком показав своим Тай продолжить поиски в храме. Ему было очень плохо. Он чувствовал себя преданным теми, кто стоял во главе его веры. Похоже, одну лишь Лизаэль не убаюкали речи Такаара. Но самое плохое заключалось в том, что они не станут прислушиваться к голосу разума.

Задние двери храма были закрыты и заперты на засов. За его спиной центральный проход заполонили храмовые служители, жрецы и послушники, плотной массой двигаясь вслед за одиноким звеном ТайГетен. Он слышал крики, призывающие его устыдиться и образумиться, обвиняющие его в том, что он пошел против своего бога. Он слышал угрозы страшной мести со стороны Инисса, Иль-Арин и всей эльфийской расы.

— Мы пытаемся спасти наш народ, и вот чем он нам платит, — обратился он к своим Тай. — Он где-то здесь, не так ли?

Ауум отпер и распахнул двери храма, выходящие в деревню, и вышел на свет.

— Знаешь, а ведь я, если захочу, пришпилю тебя и твоих драгоценных воинов к стенам храма и стану медленно выжимать из вас все соки, пока вы не начнете молить меня о пощаде, — сказал Такаар.

— Ну так сделай это, — ответил Ауум. — И увидишь, сколь слабы твои последователи.

Больше всего на свете Такаар обожал театральные эффекты. Так было всегда, начиная с его выдающегося и трагического падения и заканчивая подъемом к некоему подобию чести и уважения. Вот и сейчас он стоял посреди деревни, а его сторонники Иль-Арин полукругом расположились за его спиной. Храмовые работники небольшими группами стояли чуть в стороне или выглядывали из полуоткрытых дверей своих домов.

— Что ты здесь делаешь, Ауум? Мне казалось, мы сказали друг другу все, что нужно, на окраине Исанденета.

Ауум отошел на несколько шагов от храма, радуясь тому, что те, кто столпился позади, могут выйти на улицу и услышать все, что будет сказано. Элисс и Улисан следовали за ним по пятам. Улисан смотрел во все стороны сразу, внимательно обшаривая взглядом толпу в поисках скрытой угрозы. Элисс безостановочно потирала руки, а дыхание девушки было мелким и учащенным.

— Твой большой друг-человек предал тебя, Такаар. Гаран отправил тебя в Катуру только для того, чтобы ты привел к ее вратам врагов. Ты играешь роль светлячка, указывающего им путь в темноте. И твой свет притянет огонь и лед. И обрушит человеческую сталь на головы беспомощных и невинных. И обратит весь ужас магии на наш народ. Это станет концом эльфийской расы.

Такаар зааплодировал, медленно и с подчеркнутым презрением хлопая в ладоши.

— Пожалуй, тебе бы стоило приберечь подобные речи для своих людей. Очень впечатляюще, Ауум, но в твоих словах, как я с грустью и ожидал, нет ничего, кроме лжи и запугивания.

— Запугивания? — Ауум кивнул на Икс. — Что ты сказал им, Такаар? Что там нет никакой армии, марширующей вдоль берегов нашей великой реки? Что вторжение в лес вовсе и не начиналось? Они уже здесь, и они следуют за почерком твоей магии. А хуже всего то, что ты намерен привести их туда, куда они более всего стремятся попасть.

Но Такаар остался совершенно невозмутим. В его глазах не было характерного смятения, свидетельствующего о том, что он вновь затеял ссору со своим вторым «я». Его жесты были скупыми и уравновешенными. Ауум привык видеть в мучителе Такаара кого-то вроде временного союзника; но если они в кои-то веки придут к единому мнению, его задача усложнится стократ.

— Ни один эльф не станет отрицать угрозу, с которой мы столкнулись, — заявил Такаар. — Своими предположениями ты оскорбляешь и меня, и всех тех, кто стоит рядом со мной. Именно потому, что по лесу идет маршем армия людей, Инисс и возложил на меня задачу создать силу Иль-Арин, способную защитить нашу расу. А достижение ее стало возможным только потому, что Гаран, друг всех эльфов, указал мне путь. Он указал мне на наши ошибки, потому что хочет, чтобы мы выжили. Эльфы должны благодарить его, а не проклинать, как это делают ТайГетен.

Толпа вокруг них жадно внимала каждому слову Такаара. Речь его то и дело прерывалась возгласами одобрения и обвинениями в адрес ТайГетен. Аууму совсем не нравилась атмосфера почти религиозного экстаза, постепенно накалявшаяся вокруг них.

— Воевать нужно сегодня, Такаар. Скажи мне, сколько времени понадобится для того, чтобы сделать из эльфа мага, достаточно сильного для того, чтобы противостоять человеческой мощи? Двадцать лет? Тридцать? Больше?

— Можно строить будущее, сражаясь за настоящее.

— Такаар, — продолжал Ауум. — Я знаю, что ты — не предатель и что ты искренне веришь в то, что поступаешь правильно. Ты можешь и дальше идти своим путем с моего благословения, но только не попадайся мне на глаза. Но не делай этого, отправившись в Катуру за новыми учениками.

Такаар ответил не сразу. Несколько мгновений он молчал, нахмурившись, а потом сердито отмахнулся, глядя направо.

— Я сам справлюсь, — прошипел он. — Я не стану раньше времени рассказывать о своих планах всем и каждому.

— Выходит, еще кое-кто согласен со мной, не так ли? — поинтересовался Ауум.

Взор Такаара, устремленный на Ауума, был полон ярости.

— С тобой согласны лишь твои подхалимы, — буквально выплюнул он низким и хриплым голосом. — И ты, и я знаем, что враг все равно придет в Катуру, это лишь вопрос времени. А когда они обнаружат город, то войдут в него без помех, потому что в нем нет уже ни силы, ни воли, чтобы драться с ними. Вот почему я пойду туда, чтобы спасти тех, кто станет грядущей основой нашей расы: иксийцев, сефан, орранов и гиалан. Я не допущу, чтобы они рассеялись по лесу. Что касается остальных обитателей Катуры, то пусть они молятся своим богам и вверяют свои души Шорту, потому что это — единственное место, где они могут рассчитывать на милосердие.

В толпе зазвучали молитвы по падшим душам в Катуре, и Ауум вдруг обнаружил, что и сам пробормотал несколько слов, прежде чем сделать попытку вновь воззвать к голосу разума.

— Такаар, я слышал твои слова, а теперь и ты выслушай меня. Возвращайся в Верендии-Туал. Как никто другой, ты знаешь, как можно спрятаться там. Возьми с собой своих адептов и продолжи их обучение искусству Иль-Арин. Отправляйся туда с благословения и ТайГетен, и всех, кто следует по пути Инисса. Ты можешь рассчитывать на наше покровительство. Я же постараюсь защитить Катуру и лично приведу к тебе твоих учеников. Я гарантирую их безопасность.

— Я не доверю выполнение этой задачи никому, — отрезал Такаар.

Ауум обратился к толпе.

— Неужели вы действительно верите ему? Или вы не понимаете, к чему приведут его поступки? Тысячи умрут ради того, чтобы в живых остались несколько десятков. Как вы можете поддерживать его, зная, что он совершает преступление?

По толпе прокатился глухой ропот, и кто-то возвысил свой голос, который перекрыл остальные.

— Он не совершает никакого преступления. Это люди — преступники. Такаар же стремится лишь спасти эльфов.

— Но ведь он… — начал было Ауум, но толпа грозно зашумела, выражая свое одобрение говорившему, и его слова лишь потонули бы в поднявшемся ропоте. Он обвел взглядом собравшихся эльфов и покачал головой, словно отказываясь поверить своим глазам.

Затем он скосил глаза сначала в одну сторону, а потом в другую, и его Тай согласно кивнули, показывая, что они с ним.

— Такаар, не знаю, как тебе удалось убедить их в своей правоте, но я не буду стоять в стороне, позволяя тебе вонзить человеческую сталь в горло эльфов. — Ауум двинулся вперед, пока не оказался в пяти шагах от Такаара. Достаточно близко, чтобы тот не пытался ударить заклинанием. — Я вынужден арестовать тебя и взять под стражу. Тебя будут содержать там, где ты никому не причинишь вреда и откуда, если люди и дальше последуют за тобой, ты уведешь их далеко в сторону от тех, кого я поклялся защищать. А если ты или кто-либо из твоих сторонников Иль-Арин попытаются достичь Катуры, то ТайГетен придется убить тебя для защиты нашего народа.

Хотя его слова не могли стать сюрпризом ни для кого из той сотни с лишним собравшихся, что слушали его, толпа дружно ахнула, а потом вновь глухо и недовольно зароптала. Такаар же блаженно улыбнулся и раскинул руки, словно собираясь обнять их всех.

— А этих людей вы убьете тоже? Этих iads и ulas, которые посвятили себя служению Иниссу и увидели путь к спасению?

Ауум повысил голос, чтобы его было слышно во всех концах деревни.

— Те, кто последуют за тобой в Катуру, заблуждаются, представляя собой угрозу для всех эльфов. Никто из них не сможет устоять против ТайГетен. А если попробуют, то провозгласят себя врагами всех эльфов, и да, мы убьем их.

— Вот этого я и боялся, друзья мои, — провозгласил Такаар в манере древних ораторов Хаусолиса. — Те, кто поклялся защищать нас, напротив, уже готовы поднять на нас руку. Но, к счастью, я нашел истинных защитников эльфийской веры.

И он хлопнул в ладоши. Ауум оцепенел. Именно ТайГетен были истинными защитниками веры — неужели Такаар уговорил какое-то звено присоединиться к нему? Двери четырех домов в самом сердце деревни отворились, и Ауум уже приготовился схватиться с предателями-ТайГетен, хотя каждая клеточка в его душе кричала, что только в кошмарном сне Такаару мог удаться его замысел.

Из домов вышли пятнадцать фигур. Они были одеты в серые накидки, лица их закрывали тряпичные маски, а вооружены они были копьями с длинными лезвиями — ikari. Они выстроились в ряд между Такааром и ТайГетен, образовав барьер, и Ауум сразу же понял, что его ему не преодолеть.

— Сенсерии, — выдохнул он. — Этот ублюдок где-то разыскал Сенсерии.

Элисс, стоявшая за его спиной, приготовилась к бою. Пятнадцать ikari перед ними дружно качнулись вперед и вверх; Сенсерии готовы были броситься в атаку. Ауум поднял руку.

— Элисс, нет. Они убьют тебя, — сказал он.

— Наконец-то он заговорил как здравомыслящий человек, — провозгласил Такаар и захихикал, как мальчишка. — Ты плохо учила историю, Элисс, любовь моя. Кто преподаст ей урок, Ауум, ты или я?

Ауум ощутил, как в душе у него поднимается волна гнева, и с трудом взял себя в руки. Он ткнул пальцем в Такаара и шагнул вперед, намереваясь пройти между двух Сенсерии. Клинки ikari с лязгом скрестились у него перед лицом.

— Ауум! — прошипел Улисан. — Элисс, оставайся на месте. Я видел их в действии. Все, что ты читала о них, — правда.

Ауум не двинулся с места. Не поднял он и головы, чтобы взглянуть на двух Сенсерии перед ним.

— Я знаю тебя, Гильдерон, — негромко сказал он. — Я знаю всех вас и уважаю ваши умения. Вы знаете меня. Не нужно доводить дело до смертельной схватки между элитными воинами эльфийской расы. Вы нужны нам, чтобы вместе сражаться против людей. Вы слышали, что Такаар не должен попасть в Катуру. Дайте мне пройти, и я не причиню ему зла.

Они не обронили ни слова, на их лицах не дрогнул ни один мускул, они вообще ничем не показали, что слышали его, поняли или согласятся на его просьбу. Ауум задумчиво потер рукой подбородок. Ему отчаянно хотелось крикнуть им в лицо, что они заблуждаются и что Такаар одурачил их всех, но при этом он понимал, что это было бы напрасной тратой времени. Такаар собирался обрушить лавину человеческой стали и магии на Катуру, и Аууму предстояло рискнуть жизнями всех ТайГетен, чтобы не допустить этого.

— Да будет так, — прошептал он.

Ауум сделал шаг назад, развернулся спиной к Сенсерии и знаком показал своим Тай следовать за ним. Обогнув угол храма, он вбежал в лес. У первого же ручья он остановился, чтобы умыться и сполоснуть руки.

— Как только Такаар направится к Катуре, туда же двинутся и наши враги. Мы должны быть готовы.

Улисан согласно кивнул, но Элисс мотнула головой в сторону Аринденета.

— Почему ты не вышел через храм? Мы должны были помолиться. Я очень хотела вознести там молитву.

Но Ауум покачал головой.

— Инисс больше не слышит молитв, что звучат там. До тех пор, пока Аринденет не пройдет обряд повторного освящения, он перестал быть нашим храмом.

Глава 16

Одним из самых сокрушительных и трагических последствий порабощения эльфов и предательства Ллирон, Верховной жрицы Шорта, стало исчезновение и предполагаемая смерть Джуйджуена, наставника и учителя Сенсерии. Пожалуй, это был первый смертельный удар, невольно нанесенный рукой человека.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

На бескрайних просторах леса спрятаться было негде. Ауум бежал, как никогда раньше, мысленно пытаясь выработать стратегию поведения и отчаянно цепляясь хотя бы за тень надежды. И то, и другое оказалось одинаково сложным. Зов прозвучал, ТайГетен собрались вместе. Для некоторых из них этот раз должен был стать последним.

Через два дня после недолгой заминки у храма, армия, вставшая лагерем по берегам Икс, вновь пришла в движение, и Ауум понял, что Такаар отправился в путь.

ТайГетен разделились. Пятнадцать звеньев, включая тройку Ауума, будут продолжать терзать мелкими нападениями войско, идущее вдоль Икс, а две оставшиеся тройки под командованием Корсаара должны будут препятствовать армии, вышедшей из Денет-Барина, которая, согласно полученным данным, двигалась вдоль реки Шорт.

Ауум старался не думать об огромных силах, отправленных Истормуном в лес, и малочисленности рядов обороняющихся. Разумеется, Улисан был прав, когда говорил, что эльфы должны воспользоваться преимуществами родной земли. Но пока что единственной хорошей новостью, которую он услышал от Онеллы, стало известие о том, что Обращенные продолжают атаковать людей в попытке освободить рабов. Ауум предпочел бы разработать с ними стратегию совместных действий, но подобная перспектива представлялась маловероятной.

Враг прошел через Олбек-Райз пешим порядком. Двенадцать барж отставали на полдня. Солдаты и маги не покидали палубы, а на ночь суда вставали на якорь посередине реки.

Сумерки уже сгущались, когда Ауум, наконец, догнал звенья Меррат и Графирра примерно в миле к северу от передовых частей противника. Зарядил нудный мелкий дождь, который наверняка будет идти всю ночь, отчего разбивка лагеря должна была превратиться для армии вторжения в долгое и неблагодарное дело. Девять ТайГетен взобрались на нижние ветви огромного баньяна, укрывшись под его широкими листьями, и устроили военный совет.

— Каков у них процент естественной убыли? — поинтересовался Улисан.

— Бытовые условия у них отвратительные, — сказала Меррат. — Многие спят прямо на земле, и мы видели множественные укусы паразитами, заражения и инфекции. Проблема в том, что маги, очевидно, способны справиться с большинством напастей, поэтому я не думаю, что мы можем надеяться на то, что мелкие творения Туала сильно нам помогут.

— Хорошо, давайте подумаем, как нанести им наибольший урон во время отдыха. Я не хочу рисковать и устраивать открытое нападение прямо сейчас. Лучше предпринять скрытную диверсию, которая поддержала бы усилия Обращенных. Мы можем устроить массовое отравление, например? Что-нибудь такого масштаба, что свело бы на нет усилия магов. Передаваемая через воду зараза представляется наиболее очевидной, но мы не можем позволить себе отравить водную артерию.

— Они кипятят всю воду для питья и даже бурдюки и меха наполняют ею. Они учатся на собственном горьком опыте и стараются соблюдать максимальную осторожность, — сказала Меррат. — Так что и здесь на особый успех рассчитывать не приходится.

— Как насчет запасов провианта? — осведомилась Элисс.

— Они питаются преимущественно рыбой, — сказал Нианн, который вместе с Иссет составлял звено Меррат. Нианн был молодым ТайГетен, одним из новичков, которым еще предстояло стать полноправными воинами. — Самые храбрые ходили на охоту. Во всяком случае, так было до последнего времени. Но прошлой ночью Обращенные вернули охотников к периметру лагеря по частям. Правда, они несут с собой большое количество сушеных продуктов. Все это добро погружено на баржи в бочках и ящиках. Что представляется вполне разумным, на мой взгляд.

Ауум ненадолго задумался.

— Хорошо. Вот что мы сделаем: выбранный маршрут должен неизбежно привести их в долину Халиат-Вейл, то есть прямо мимо аппосийцев вглубь материка и дальше к Катуре. Я хочу, чтобы здесь собрались все оставшиеся звенья, включая твое, Граф. Назначаю тебя ответственным за подготовку местности и лесного покрова к обороне. Используй все, что только возможно. Ты знаешь, как аппосийцы любят подраться, а Шрам — превосходное место для засады.

Графирр согласно кивнул.

— Ну, а мы…

Ауум улыбнулся.

— Идем «купаться».

— Никто не порезался? — спросил Ауум.

— Скоро узнаем, — отозвалась Меррат. — Здесь полно крокодилов и пираний, которые с радостью примчатся на запах. А вообще, Ауум, ты выбрал такой участок Икс, который буквально кишит ими.

Стояла глухая полночь. Дождь немного ослабел. Ауум, Элисс и Улисан сидели на берегу вместе с Меррат, Нианном и Иссет, щедро покрывая свои тела толстым слоем снадобья, сваренного из вербены, листьев винограда и толченых клубней. Оно должно было отбить в воде их запах и скрыть порезы. Для того чтобы проплыть вниз по течению, эта мера предосторожности вполне годилась, а вот для возвращения на берег выглядела уже далеко не столь надежной.

— Биит оказался не слишком любезен, — заметила Элисс. — Эта гадость чешется, как личинка мухи под кожей.

— Но, по крайней мере, ты знаешь, что она прилипла, — жизнерадостно откликнулся Улисан.

— А что она делает еще? — поинтересовалась Элисс, лучшая пловчиха из всех.

— Портит цвет лица, — сказала Иссет. — Потом тебе понадобится крепкая настойка померанцевой травы и мирциарии[29], чтобы избавиться от красных пятен на коже.

— Утешила, нечего сказать, — проворчала Элисс. — Немного найдется в мире вещей, которые я ненавижу сильнее померанцевой травы. Пожалуй, я все-таки предпочту походить с пятнами.

Ауум не возражал против их болтовни. После того, как он изложил им свой план, воцарилось недолгое молчание, за которым последовали бурные возгласы одобрения и истовые молитвы. И вот сейчас они находились не далее чем в двухстах футах от носа первой баржи. Все двенадцать из них стояли на якоре кормой по центру судоходного фарватера.

Огни барж и свет от многочисленных костров во вражеском лагере на берегу раскрашивали ночь в диковинные мерцающие цвета. Яркие точечки огоньков на мгновение гасли, когда их заслоняли фигуры людей, проходивших перед фонарями и факелами. Звуки армии, располагающейся на отдых, плыли над рекой вместе с ароматами готовящейся еды и нечистыми запахами людей. Визг оружия о точильные камни напоминал крик лесной ящерицы, заглушая треск и шипение сырого дерева и разговоры людей.

Ауум осторожно нанес слой вербеновой мази на лоб Элисс, покрыв ею корни ее коротко стриженных волос, после чего принялся за нос и щеки, не оставляя нетронутым ни клочка кожи.

— Закрой глаза, — попросил он. Намазав веки, он принялся втирать снадобье в уголки глаз. Она поморщилась. — Извини. Все, готово.

Элисс открыла глаза и улыбнулась.

— Теперь твоя очередь.

— Жду не дождусь, — проворчал Ауум, покорно зажмуриваясь и подаваясь вперед.

Выбранный ими яд лежал у их ног: грибы-черноголовки, аккуратно срезанные и высушенные на скрытом огне, а потом и измельченные, чтобы легче рассыпать получившийся порошок. Ауум понятия не имел, способна ли человеческая магия победить действие их страшных токсинов, но сама идея вызвать обширные желудочные колики, резкую боль, сходную с той, что бывает при вспарывании живота, в сочетании со рвотой, кровавым поносом и отказом почек, пусть даже и временным, должна была дать Обращенным лишнюю возможность нанести удар и выиграть для ТайГетен еще немного драгоценного времени.

Когда Элисс закончила, Улисан пересыпал ядовитый грибной порошок в два кожаных мешочка. Один он швырнул Меррат, а второй протянул Аууму.

— Плыви, держа руку над водой.

— У меня есть идея получше, — отказался Ауум.

Они плыли медленно и осторожно, без всплесков, спрятавшись среди речного мусора, который река безостановочно выносила от водопадов Сератон-Фоллз, расположенных в нескольких сотнях миль к югу. Ауум и Меррат водрузили свои мешочки поверх кучи спутанных виноградных лоз и веток.

Приблизившись к первой барже, Улисан и Элисс затаились в тени ее корпуса. Звено Меррат направлялось к восьмой и двенадцатой баржам.

Ауум со своим импровизированным плотом поравнялся с четвертой баржей. Огни мерцали на леерах вдоль планшира, собираясь в лужи тусклого света на открытой носовой палубе, на которой вповалку лежали солдаты, пытающиеся заснуть. Вдоль леера расхаживали часовые, поглядывая на берег, находившийся от них в ста пятидесяти ярдах по обоим бортам. Они знали, что таится в темной воде. Никто из людей не рисковал бездумно опустить в нее руку и поболтать ею.

Зажав мешочек большим и указательным пальцами, Ауум взялся рукой за борт. Он медленно сместился к корме. В этой части судна располагались грузовые тали, при помощи которых на палубу были подняты десятки бочек, мешков и ящиков. Груз размещался под защищающим его от дождя деревянным навесом. Далее три ступеньки вели на ют[30], обнесенный высокими поручнями. Здесь стояли и разговаривали четверо мужчин, поглядывая на палубу баржи, которая была видна до самого носа, и груз под собой.

Ауум подбросил мешочек к ближайшим ящикам и затаился, глядя вверх по течению. Он уже различал голову Улисана у носа головной баржи. Элисс нигде не было видно, но вот она вынырнула на поверхность, и Тай вдвоем стали аккуратно продвигаться вдоль борта к корме.

Очень медленно и незаметно, словно повинуясь легчайшему дуновению ветерка, баржа начала разворачиваться носом к берегу, удерживаемая на середине кормовым якорем. Но вот тишину нарушил чей-то тревожный крик, и на палубе раздался топот ног. Прозвучала команда поднять парус, и Ауум увидел, как солдаты ухватились за канат носового якоря, чтобы выбрать его, но он оказался обрезан. Когда баржа встала к остальным под углом в почти девяносто градусов, Элисс перерезала канат и кормового якоря.

Палуба над головой Ауума ожила. Солдаты толпой ринулись на нос. Ют опустел, хмурые матросы ушли вперед, и там остался лишь один из них, подозрительно поглядывая на якорный канат, исчезающий в темной воде. До слуха Ауума донесся хриплый смех и несколько насмешливых выкриков, которые, впрочем, тут же заглушили гневные вопли и яростные команды.

Ауум бесшумно подобрался к краю юта. Часовой все так же внимательно смотрел вниз, словно гипнотизируя якорь взглядом. Архонт вдруг заметил в воде темную тень, на глубине примерно трех футов, скользившую к канату, и улыбнулся.

Темный силуэт взлетел наверх по якорному канату, используя его в качестве опоры. Элисс выпрыгнула из воды и врезалась в часового, кинжалом в мгновение ока перехватив ему горло. Он сдавленно забулькал, захрипел и повалился на палубу. Ауум перевел взгляд на пятую баржу, стоявшую на якоре ярдах в пятнадцати от них. Там пока было темно и тихо. Элисс никто не заметил.

Ауум бесшумно перебрался через борт, старательно пригибаясь. Элисс стояла на коленях над трупом, и руки ее были скользкими от крови.

— Извини, — сказала она. — Но у меня не было другого выхода. Но ведь они увидят его, правильно?

— Не беспокойся об этом. Пока я наблюдал за людьми, мне пришла в голову идея получше, чем это скрытное проникновение. Жди, пока я не подам знак.

Элисс кивнула, вытерла руки о штаны мертвого солдата и, крадучись, двинулась вперед вдоль левого борта. Ауум нашел свой мешочек и подобрался к грузу, расположенному под деревянным навесом, обнюхивая крышку каждой бочки и ящика в поисках вяленого мяса. Он обнаружил его в четырех бочках, крышки которых были надежно закрыты, а у трех — еще и запечатаны. А вот четвертую явно открывали. Он приподнял ее лезвием ножа и посыпал грибной крошкой полоски вяленого мяса, после чего перемешал их рукой.

Он опустил крышку на место; теперь надо отыскать зерно и крупы. Люди питали нелепую привязанность к перловой каше и ячменному супу, а они должны храниться в мешках. Ауум ползком вернулся на палубу, знаком показав Элисс, что пора вновь идти к рулю.

Неподалеку вновь поднялся громкий шум: должно быть, это Тай Меррат пошли в атаку. Ауум улыбнулся и начал осматривать мешки. Три из них были уже распороты и вновь небрежно завязаны у горловины. Ауум посмотрел на палубу. Солдаты возвращались с носа — кто-то из командиров разгонял их обратно по спальным местам, без особого, впрочем, успеха. А вот трое матросов с весьма решительным видом шагали к рулю.

Времени у него оставалось совсем мало. Он сорвал тонкую бечевку с горловины, щедро сыпанул внутрь содержимое своего мешочка, поспешно перемешал его и накинул бечевку обратно, уже не успевая завязать ее и надеясь, что это останется незамеченным. Троица впереди разделилась, явно собираясь обойти груз с обеих сторон. Двое шли прямо на Ауума; что ж, тем лучше.

Он оглянулся. На палубе к Элисс присоединился Улисан, и оба видели надвигающуюся опасность. Хорошо. Было бы грешно не воспользоваться возможностью нанести врагу дополнительный ущерб… что же касается отступления, то, очевидно, придется что-то придумывать на ходу.

Ауум затаился в тени одной из бочек. Люди отличались поразительной слепотой, и эти двое заметят его, только если наступят. Вынув кинжал, он прижал его к телу, чтобы скрыть блеск клинка. Ширина палубы здесь была недостаточной, чтобы идти по ней вдвоем. Но матросы не замедлили шаг, сердито жестикулируя и оглядываясь то на баржу позади, то бросая взгляды на суматоху на соседнем судне.

Они находились уже в четырех шагах от Ауума, когда он встал, загораживая им проход, и выкрикнул на древнем языке:

— Flethar kon juene bleen. Пусть река покраснеет от крови.

Прыгнув вперед, он резанул кинжалом первого матроса по лицу. Тот вскинул руки в отчаянной попытке защититься. Ауум обратным движением полоснул лезвием ему по тыльным сторонам ладоней, шагнул вперед и ударил его локтем в горло. Матрос поперхнулся криком, и глаза его испуганно расширились, когда Ауум, крутнувшись на левой ноге, правой нанес сокрушительный удар ему в голову. Результат был вполне предсказуем: взмахнув руками, матрос перелетел через борт и рухнул в воду.

Ауум не остановился, чтобы проводить его взглядом. Он бросился ко второму матросу, нанес ему прямой удар в живот, а потом толкнул плечом, когда тот согнулся пополам. Мужчина ухватился за канаты, которыми был принайтовлен к палубе груз. Ауум взмахнул кинжалом, отрезая ему палец. Человек отчаянно закричал и боком свалился в реку. И с этим покончено.

Пробежав мимо груза, Ауум выскочил на открытую палубу. Справа от него тенью скользнул мимо падающего тела Улисан, повторяя движения Ауума. Элисс держалась чуть позади. Впереди враги только-только начали соображать, что подверглись нападению. Над рекой прокатились встревоженные крики. Солдаты вскакивали на ноги, судорожно нашаривая оружие и доспехи.

— Бьем и уходим, — сказал Ауум. — У нас есть дела в другом месте. Тай, вперед.

Один из мужчин, барахтавшихся в воде, испустил душераздирающий крик: до него добрались пираньи. Ауум устремился в самую гущу врагов. На борту находилось около сотни солдат, разместившись в тесноте на ограниченном пространстве, что было только на руку ТайГетен. Одни развернулись им навстречу, другие, наоборот, попятились назад, пытаясь что-то разглядеть в тусклом свете фонарей на планшире.

Ауум ударил ногой в лицо солдата, все еще не нашедшего свой меч, и тот отлетел к борту, где опрокинул фонарь в воду, уже кишевшую пираньями. Внизу, в реке, продолжал надрывно кричать человек, умоляя спасти его. Его крики ясно дали понять тем, кто оставался на палубе, что в воде их поджидает верная смерть. Улыбка Ауума померкла и стала мрачной. ТайГетен подстерегает точно такая же опасность, если кто-либо из них будет ранен перед тем, как прыгнуть в воду и поплыть к берегу.

Уголком глаза Ауум заметил, как Улисан обеими ногами врезался в грудь какому-то здоровенному солдату, который, падая, придавил собой товарища, спрятавшегося за его спиной. Следом за ним в толпу врезалась Элисс, и клинки в ее руках засверкали, разя врагов в незащищенные участки тела. Ауум перенес вес тела на правую ногу, а левую выбросил вперед и вверх, угодив в подбородок своему противнику. Тот упал, и Ауум шагнул вперед, на освободившееся место. Левой рукой он выхватил клинок, полоснул им по ягодицам поверженного врага и перебросил свою жертву через борт.

И тут же ему самому пришлось уклоняться вправо. Чей-то меч врезался в палубу, лишь чудом разминувшись с его плечом. Он перекатился и вскочил на ноги, настолько быстро, что враги не смогли застать его врасплох. Перед ним встали двое людей. Ауум высоко подпрыгнул и нанес удар сначала левой, а потом и правой ногой. Оба удара пришлись точно в цель: первым он сломал солдату нос, а вторым выбил ему зубы и в кровь разбил губы.

Приземлившись между двумя врагами, Ауум чуть присел и опрокинул одного из них за борт, одновременно нанося правой ногой удар в коленную чашечку второму. Сустав раскрошился, и Ауум скользнул вперед, мимоходом перерубив ему шею мечом.

Он поспешил к своим Тай. Улисан рукоятью меча ударил в лицо дородного солдата, и тот, пошатываясь, отлетел к леерам правого борта. Вытянув перед собой руки, он ухватился за Улисана, опрокидывая воина ТайГетен на себя. Улисан отпрянул, но подошвы его сапог заскользили на мокрой от крови палубе. Ауум уже не успевал прийти к нему на помощь. Улисан вот-вот должен был упасть в бурлящую воду, из которой раздавались леденящие душу крики; крокодилы спешили присоединиться к кровавому пиршеству.

Воин Тай безостановочно скользил по палубе навстречу смерти. Лодыжки солдата ударились о леера. Улисан сделал еще одну попытку отпрянуть, но солдат цепко держал его. Ауум услышал крик, когда перед его глазами один за другим сверкнули клинки Элисс, перерубив руки солдата у локтей. Тот рухнул в реку, окрашивая все вокруг кровью из обрубков. Шок был настолько силен, что он даже не вскрикнул, когда вода сомкнулась над его головой.

Улисан отпрыгнул назад, поскользнулся и едва сумел удержать равновесие. В этот момент он оказался очень уязвим. Ауум встал слева от него, погрузив оба клинка в живот солдату, который решил, что сумеет воспользоваться беспомощным положением своего противника. Улисан кивком головы поблагодарил его. С другой стороны от него оказалась Элисс.

— Быстрее, — сказал Ауум. — Надо успеть еще на одну баржу.

Звено ТайГетен развернулось и устремилось на ют, на бегу вкладывая мечи в ножны. Стоило им оторваться от врага, как вслед им засвистели стрелы, отскакивая от палубы. По обеим сторонам от них вода кишела тварями-людоедами. Повсюду виднелись кричащие тела, а в борта плескала кровавая пена.

Ауум первым добежал до юта, вскочил на поручень и прыгнул в воду, стараясь оказаться как можно дальше от баржи. Тело его вошло в воду без единого всплеска. Он принялся яростно смывать с себя кровь, надеясь, что остатки снадобья защитят его. Когда он открыл глаза, то увидел, как мимо него стремительно скользят в воде серебристые тела. Казалось, они заполонили собой все пространство. Увидел он и огромные тени стремительных крокодилов, которые колотили хвостами, передвигаясь с поразительной быстротой.

Ауум быстро поплыл вперед, к носу пятой баржи. Последняя из двенадцати барж отдала якорь и выдвинулась на стремнину. На берегу столпились люди, они размахивали руками, кричали, спорили. На борту еще одной баржи, предположительно той самой, которую атаковала Меррат со своей тройкой, творился настоящий хаос. На третьей барже сумели поднять маленький парус, и она двинулась вдоль строя посудин, спеша прийти на помощь.

Целью его была баржа, битком набитая людьми, выкрикивающими советы, приказы и слова поддержки. Почти все они были вооружены, но никто из них и не думал соваться в реку. Вот на нос протолкались лучники и взяли оружие на изготовку. Ауума обогнала Элисс, от которой на несколько гребков отставал Улисан.

Ауум вновь нырнул, и очень вовремя. В воду вонзилась стрела, и ее оперение пощекотало его по лбу. Оглядываясь в поисках якорного каната, он вскоре заметил его, а подплыв поближе, разглядел и темный силуэт Элисс, удалявшийся к корме с кинжалом в зубах. Ауум увидел, как она перестала грести и замерла, когда мимо нее проплыл огромный крокодил.

Тварь неслась прямо на него, гигантская черная тень в толще воды, подсвечиваемая сверху лунным светом, становясь все крупнее с каждой секундой. Стрелы пронзали воду под самыми разными углами, и одна из них задела уголок глаза крокодила и бессильно отскочила от чешуек его кожи. Тот настолько стремительно изменил направление движения, что Ауум едва не потерял его из виду. Кровь застыла у него в жилах. Он изо всех сил заработал ногами, устремившись к барже, но рептилия нагоняла его с ужасающей быстротой. Схватившись за якорный канат, Ауум принялся подтягиваться по нему. Перед глазами у него встал тускло-зеленый борт баржи. Перебирая руками, Ауум выпрыгнул из воды и побежал по туго натянутому якорному канату.

Крокодил вынырнул вслед за ним, подгоняемый яростью и инерцией. Оттолкнувшись, Ауум взлетел в воздух, над широко раскрывшими от изумления рты и глаза солдатами, столпившимися на барже. Совершив переворот, он выхватил из заспинных ножен клинки. Сверху он на мгновение увидел крокодила, выпрыгнувшего на палубу с канатом в огромной пасти. Он распугал людей, а некоторых так и вовсе сбросил в воду ударами мощного хвоста. Затрещали доски настила. Тварь злобно зашипела.

Переворачиваясь в воздухе, Ауум высматривал свободное место на палубе, куда можно было бы упасть. Он приземлился на ноги в четырех шагах от носа и мгновенно пустил в ход клинки. Впереди, на палубе, метался и щелкал челюстями крокодил. Солдаты растерянно шарахнулись от него, стремясь оказаться вне досягаемости его чудовищных зубов. Несколько человек не удержались на ногах и полетели в воду.

Крокодил рванулся вперед. Его гигантский хвост метнулся слева направо, безжалостно сбивая в воду оказавшихся на его пути людей. Челюсти рептилии распахнулись и сомкнулись с ужасающей силой. Раздался дикий крик, на палубу брызнул фонтан крови, и изломанное тело взлетело в воздух. Солдаты развернулись, чтобы бежать от него, но оказалось, что сзади их поджидает воин ТайГетен. Через поручни правого борта перелезли Элисс и Улисан. Их клинки дружно взлетели и опустились. Ауум шагнул вперед, внося свою лепту в царящую на носу панику. Крокодил попятился обратно к борту, зажав в зубах беспомощное тело.

Ауум развернулся и побежал на ют. Его Тай последовали за ним. Люди в панике расступались перед ними. Вновь засверкали клинки ТайГетен, разбрызгивая кровь и глубоко впиваясь в плоть. Быстроногие лесные охотники безжалостно сбивали с ног неуклюжих солдат, и вскоре палуба оказалась завалена трупами. Некоторые падали в бурлящую воду.

— Фонари! — выкрикнул Ауум.

Подбежав к планширу, он сунул клинки в ножны, оттолкнув в сторону зазевавшегося солдата. Сорвав с крюка фонарь, он швырнул его в грузовой отсек. Стекло разбилось под деревянным навесом от дождя, и горящее масло брызнуло на деревянные бочки и ящики. Элисс и Улисан последовали его примеру, и вскоре возле груза разбилось уже шесть фонарей, и пламя принялось лизать деревянную обшивку. Жар быстро стал невыносимым.

На юте столпились несколько человек, которым некуда было бежать. У руля стоял шкипер, удерживая баржу на стремнине. Двое остальных обнажили длинные мечи.

— Элисс, руль. Улисан, удар с полулета.

Звено Тай дружно рванулось вперед. Улисан взял на себя левого солдата, Ауум — правого. За три шага до часовых оба ТайГетен подпрыгнули и ногами ударили обоих солдат в лицо, прежде чем те успели хотя бы замахнуться мечами. Ауум приземлился своему врагу на грудь, упав на колени, и одним ударом перебил ему дыхательное горло. Через его голову перелетела Элисс, очутившись прямо перед шкипером, и с разворота влепила ему безупречный удар в висок. Оглушенный, он отлетел к поручням и рухнул на палубу, а подскочившая Элисс благополучно перевалила его через борт.

— На сегодня хватит, — сказал Ауум. — В воде становится слишком опасно. Пора сматываться, пока пираньи и крокодилы не принялись искать новую добычу, повкуснее, чем люди.

ТайГетен прыгнули в воду с кормы и изо всех сил устремились к противоположному берегу, на котором не было солдат. Они направлялись к заранее оговоренному месту встречи, где их уже должна была поджидать Меррат. Три баржи полыхали ярким пламенем, нарушив строй, еще на двух запасы провианта были отравлены. Две баржи дрейфовали вниз по течению. На берегу Ауум приостановился, глядя на учиненный ими погром. На поверхности реки, в кровавой пене, во множестве плавали кости, хотя они убили относительно немного своих врагов. Но не в этом заключалась цель сегодняшней ночной вылазки. Ауум улыбнулся.

— Мы с вами хорошо поработали, — обронил он.

Глава 17

Человек никогда не сможет понять всеобъемлющей и основополагающей простоты леса, что неизбежно приведет его к смерти.

Ауум, архонт ТайГетен

— Надо построить больше барж. Так, кажется, ты говорил?

Джерал с трудом оторвал взгляд от реки, горящих барж и отвратительной возни в воде. Он в бешенстве воззрился на Хунда, полагая, что тот смеется над ним, но маг даже не смотрел на него. Он во все глаза глядел на жуткую сцену, и лицо его в сумраке было смертельно бледным.

— Да. — Голос у Джерала сорвался, и он откашлялся. — Да, именно это я и говорил.

Пожар на трех баржах до сих пор не потушили, но Джерал не собирался винить кого-либо в том, что они не горели желанием подходить к реке ближе, чем то было необходимо. У всех трех на борту по-прежнему оставался экипаж и солдаты. Распространение огня удалось локализовать, а тем временем вот-вот должен был начаться очередной проливной дождь. Они рассчитывали спасти если уж не груз, то хотя бы корпуса барж.

Джерал не знал, что будет потом. Лично он подогнал бы баржи к берегу и выгрузил бы весь личный состав на сушу, пусть даже на время. Но проблема заключалась в том, что никто не знал, где сейчас безопаснее.

— Мы знали о том, что они умеют плавать? — осведомился Хунд. Голова его тряслась, когда он кивнул на воду.

— Думаю, мы предполагали это, Хунд. Как тебе известно, большинство из нас умеет плавать. — Джерал встал и отошел на шаг от воды, поближе к костру. — Но есть разница между тем, чтобы просто окунуться, и тем, чтобы проплыть по кишащей смертельно опасными тварями воде, дабы прикончить десяток людей, чего они, кстати, с легкостью могли добиться на твердой земле.

— Больше всего меня удивляет то, что они не атаковали нас одновременно и на берегу, — заметил Хунд. — В конце концов, никто из нас не удосужился прикрыть себе спину, не так ли?

Джерал пожал плечами.

— Об этом я и говорю. Как будто мы не догадывались о том, что и здесь небезопасно.

— И все-таки что-то здесь не так, — заявил Хунд, наконец-то отвернувшись от реки.

— Разумеется. Они пытаются измотать нас, чтобы мы боялись хотя бы на миг сомкнуть глаза, и у них это получается, верно? Теперь каждый человек на баржах чувствует себя голым и обмирает от страха, глядя, как очередная рябь приближается к его посудине. Опусти в воду ногу, и ты ее потеряешь, правильно? А ведь на палубе не очень-то постреляешь из лука. Да и заклинанием тоже не ударишь. Теперь меня и калачом не заманишь на одну из этих штуковин, верно тебе говорю. Ни за что, будь я проклят.

Джерал вновь оглянулся на реку. Горящие бочки и мешки сбросили в воду, почти потушив пожары. Вокруг воцарилась мертвая тишина. Вода перестала бурлить и пениться. Между баржами сновала пара весельных лодок. Людей перебрасывали с одного судна на другое, а вспыхивающие время от времени огоньки показывали, что и маги принялись за работу, врачуя раны. А вот от тех, кто свалился в воду, не осталось и следа.

В лесу были усилены сторожевые дозоры, и, куда ни глянь, солдаты повсюду вздрагивали и поеживались, словно от холода. А ведь дождь еще даже не начался.

— Видел кого-нибудь из наших достойных отцов-командиров? — поинтересовался Хунд.

Джерал презрительно фыркнул.

— А ты как думаешь? Держу пари, они окружили себя магами, заклинаниями и копьями, забившись под самый большой камень, какой только смогли найти. Хотя нет, что я говорю? Ведь сейчас уже полночь, верно? Лореб упился до полусмерти и даже не подозревает о том, что случилось. Киллит, скорее всего, устраивает импровизированный молебен или что-нибудь в этом роде. Ну а Пиндок, тот действительно забился под какой-нибудь камень и обделался со страху. А вот что нам сейчас не помешало бы, так это хорошая новость от вашей братии. Я имею в виду, сколько нам еще осталось до этого места? Лучше бы оно существовало на самом деле, вот что я тебе скажу.

— Такаар выступил в путь, — сообщил Хунд. — И нам лишь остается следовать за ним.

— Но сколько еще это будет продолжаться? Десять дней? Сорок? — Хунд пожал плечами, и Джерал шумно выдохнул. — Оглянись вокруг, Хунд. Здесь полно насмерть перепуганных людей. А мы даже не знаем, сколько еще будем забираться в глубину этого проклятого зеленого ада, и только что, в довершение ко всему, мы лишились изрядной части припасов. Как, кстати, поживают твои волдыри?

Хунд улыбнулся.

— В профессии мага есть свои преимущества.

— А мои, значит, вылечить жалко? А ведь я — не самый больной из всех. Кое у кого началась гангрена или образовались такие глубокие трещины, что можно подумать, будто их нанесли ножом. Что нам нужно, простым солдатам, я имею в виду, так это немного общения. Так дальше продолжаться не может.

— Скажи об этом Киллиту, — резко бросил Хунд. — Это — не моего ума дело. В конце концов, я знаю не больше тебя.

— Правда?

— Правда. План тебе известен. Мы идем вслед за эльфом в Катуру, а потом убиваем всех, кого найдем там.

— И надеемся при этом, что он не станет ходить кругами, водя нас за собой.

— Истормун так не думает.

Джерал сплюнул.

— Видишь ли, Истормуна здесь нет. А мы только что получили наглядное доказательство того, что эти эльфы — ушлые и скрытные ребята. Хотел бы я знать, сколько у нас останется людей, когда дело дойдет до настоящей драки?

— У тебя слишком богатое воображение.

— Нуин сказал то же самое как раз перед тем, как пантера вырвала ему глотку, — сообщил Джерал, почесывая свои шрамы. — Я имею в виду, неужели твоим хозяевам не пришло в голову, что Такаар может специально увести нас черт знает куда, чтобы предоставить ТайГетен лишнюю возможность напугать нас до смерти?

— Он идет почти прямо на юг, — возразил Хунд, — а не водит нас кругами. При каждом удобном случае мы посылаем вперед разведчиков, но наши силы не безграничны.

— Как и кожа у меня на ногах. И так думает вся армия, особенно после сегодняшней ночи, можешь мне поверить. Мы идем в никуда, причем каждый шаг приближает нас к врагу, до которого мы даже не можем дотянуться. И не имеет значения, что их должно быть очень мало, при условии, разумеется, что наши сведения верны. До тех пор, пока мы не доберемся до этого города, им необязательно навязывать нам открытый бой, не так ли?

Хунд с силой потер руками лицо.

— Ну, ладно. Я пойду и поговорю с Локешем. Только обещай, что перестанешь ныть.

Джерал коротко рассмеялся.

— Я могу пообещать тебе что угодно, только не это. В конце концов, что тогда мне останется?

— Дружелюбное молчание.

* * *

— Я — единственный, кто сохраняет веру среди неверующих. Я — истина во лжи. Я — слово среди дикарей. Я иду по истории, и за мной — будущее. Я — первый вздох новорожденного. Я — последний и смертельный удар для мертвых. Я — архонт новых бессмертных.

— Я совершенен.

Последний мазок краски лег на подбородок. Такаар стоя встречал сырой рассвет нового дня, и его ноздри жадно втягивали восхитительные запахи Икс и ее силы.

И кто же ты сегодня?

— Я — Такаар. Первый среди Иль-Арин.

А камуфляж…

— Сегодня мы соединяем магию с воинским искусством. И кто может быть лучшим учителем, чем тот, кто равен богам?

Спаси и сохрани нас Инисс, зрелище обещает быть забавным!

— Ты полагаешь, что я лишился рассудка?

Ну, ты же до сих пор разговариваешь со мной.

— Хотя ты неизменно остаешься рядом, ты упустил момент, когда я вышел на свет, пока мы спали.

Продолжай, прошу тебя.

— Путь открыт. Обучение будет быстрым, а рост числа Иль-Арин — несомненным и неизбежным.

Что, как я полагаю, означает, что ты бросаешь своих бедных растерянных последователей на произвол судьбы.

— Ты ошибаешься. Они верят в меня.

Они верят в Онеллу. А от тебя они устали. Они тебя боятся. И этот маленький акт лишь переполнит чашу их терпения.

— Я — единственный, кто может научить их. Единственный, кто способен их спасти.

Спасти от чего?

Такаар улыбнулся и зашагал обратно к лагерю, разбитому на берегах реки Шорт.

— Спасти их от Иль-Арин, силы, которая сожжет их, если они не смогут принять ее.

О чем ты говоришь?

— Слушай и учись.

Ненавижу, когда ты начинаешь вести себя так.

— Значит, сегодня я по-настоящему велик.

Сенсерии переносили багаж в лодки и раздавали на завтрак простой овощной суп из корнеплодов, гуараны и приятно пахнущих трав. Ученики уже проснулись. Многие выбрались из своих гамаков и собрались у костра. Тот, кто увидел его первым, явственно вздрогнул и попробовал спрятаться за спинами своих товарищей, прежде чем потянуть ближайшего за рубашку. Бессвязный разговор стих, и у костра воцарилась атмосфера тревоги и предчувствия беды.

Какая прелесть. Теперь они готовы внимать твоим речам.

Такаар зашипел, а потом улыбнулся, чтобы скрыть неловкость.

— Если мое появление удивило вас, то вы должны внутренне собраться и подготовиться к еще большим потрясениям. Сегодня я пробудился, и знание, которым вы должны овладеть, сосредоточено во мне. И я передам его вам. Но ваш путь не будет легким. Кое-кто из вас может споткнуться и потерпеть неудачу. Но имена тех, кто пройдет его до конца, навеки останутся в памяти.

Такаар подошел к ним, раскрыв объятия. Но они не ответили ему блаженными улыбками, как он того ожидал. Ничего страшного. Вместо этого они лишь плотнее сбились в кучку, поглядывая на своего вожака. Тот вышел вперед. Такаар приветствовал его одобрительным кивком. Талантливый молодой ula с таким странным именем… Как же его зовут? Ага, Дреч. Да.

— Милорд Такаар, я… в растерянности. Мы все растеряны.

— Все прояснится в самое ближайшее время, мой ученик.

По губам Дреча скользнула неуверенная улыбка.

— Да, конечно. Но мы что же, будем овладевать навыками ТайГетен? Ваша маскировочная раскраска…

— Ха! Да. — Такаар хлопнул в ладоши. — Вы имеете полное право так думать, поскольку, по сути своей, понимание магии — оружие столь же острое, как и клинок ТайГетен.

— Но мы уже поняли, что…

— Вы ничего не поняли! — презрительно бросил Такаар, ощутивший их страх и растерянность, словно неприятную тяжесть в животе. — Вы же не знаете, почему рухнула защита в Аринденете, а я знаю. Вы не знаете, почему наша магия и в подметки не годится человеческой. Я, конечно, могу научить вас, но для этого вам предстоит бороться. Я тоже боролся и победил, — Такаар улыбнулся с видом превосходства, — но ведь я — ТайГетен.

Дреч оглянулся на старших, но те пребывали в точно такой же растерянности, как и он, не понимая, о чем говорит Такаар. А тот недовольно фыркнул, чувствуя, как растет его разочарование. Его мучитель мелко захихикал. Такаар попытался не обращать на него внимания.

— Но ведь все мы отправились в путь для того, чтобы, как вы объяснили, стать учителями новой Иль-Арин, — сказал Дреч. — Мы уже можем помочь им осознать дремлющие в них способности, научить их различать форму и поддерживать запас жизненных сил. Но при чем здесь боевые навыки?

— Вы открыли дверь, но пока не в состоянии сдержать поток, хлынувший в нее, — пояснил Такаар. — Сила, текущая через вас, уничтожит вас, если вы не научитесь управлять ею.

— Но мы уже управляем ею, — возразил Дреч. — Мы обуздали и направляем ее туда, куда нужно.

— В самом деле? — Такаар поскреб подбородок. — Тогда позвольте мне продемонстрировать вам ваши слабости в этой области.

Глаза Дреча расширились. Такаар подошел к молодому адепту и остановился в каком-нибудь шаге от него, раскинув руки в стороны.

— Что я должен сделать? — спросил Дреч.

— Атакуй меня, — ответил Такаар. — Воспользуйся самым мощным и быстрым своим заклинанием. Ты ведь уже умеешь создавать огонь на ладонях, не так ли? Направь его прямо мне в лицо. Растопи мой камуфляж, сожги мою кожу.

— Я не могу…

— Бей или возвращайся в Аринденет и оставайся там, пряча свой позор. Я не потерплю непослушания и трусости.

Дреч взглянул Такаару в глаза, и Такаар прочел в его взгляде мужество и ярость. Прекрасно. На мгновение глаза Дреча затуманились, и руки его метнулись вперед. На ладонях у него вспыхнуло пламя, окутало их огненным облаком и рванулось к нему. Такаар открыл рот и вдохнул его, чувствуя, как сила, его породившая, заструилась у него по жилам. Он изменил ее природу, воспользовавшись сущностью собственного тела, и выдохнул уже ураган.

Сильный ветер подхватил полы накидок, бросив их в лицо ученикам, мелкий сор поднялся в воздух, а котелок с супом опасно закачался на импровизированной треноге, и кто-то из Сенсерии остановил его в самый последний момент. Дреча отбросило к его товарищам, и все они кучей повалились на мокрую землю.

Такаар скрестил руки на груди и стал ждать, пока ученики поднимутся на ноги, отряхнутся и приведут себя в божеский вид. Он видел, что Дреч пребывает в ярости.

— Никто из вас не потерпит унижения над собой, — сказал Такаар. — С ним нельзя мириться и допустить его повторения. Но вот что вы должны усвоить накрепко. Эльф, который видит дерево, еще не стал плотником. А вы лишь попробовали магию на вкус, и все, что вы способны сделать с нею — строить бумажные домики. До тех пор, пока энергия Икс не станет частью вашей души, не врастет в ваши кости и не растворится в вашей крови, вы не сможете управлять ею.

— Вы будете не просто слабыми, вы подвергнете себя опасности того, что любой поток энергии разорвет ваш разум на части. Поэтому вы должны научиться впитывать эту энергию, стать с нею единым целым, позволить ей превратиться в неотъемлемую часть вашего тела и разума. Она должна стать вашим «я». Иначе она поглотит и сожжет вас.

Он видел, как в них борются противоречивые чувства и они не знают, верить ему или нет. А вот Дреч, судя по всему, уже стряхнул с себя унижение и теперь смотрел на Такаара с неприкрытым благоговейным трепетом и обожанием, которое, впрочем, относилось не к нему лично, а к тому знанию, которым он обладал. Именно это Такаар и рассчитывал увидеть в своих учениках.

— Я хочу чувствовать то же, что и вы, — заявил Дреч.

Но Такаар видел, что остальных ему убедить пока не удалось, а они нужны были ему все.

— Мне не нужны те, кто не верит в меня. Я не стану мешать вам вернуться в Аринденет и припасть к груди Онеллы. Уж она-то, в отличие от вас, сумела слиться с Иль-Арин в единое целое. И она, в отличие от вас, не умрет однажды с криком ужаса на губах, потому что сумела обуздать поток магии у себя в голове. А без меня вы не добьетесь того же.

— Собственно говоря, выбор за вами. Идемте со мной, учитесь у меня и сами станете наставниками для новых поколений. Или возвращайтесь домой и ждите смерти.

А ведь ты — настоящий ублюдок, не так ли?

— Спасибо. Большое тебе спасибо.

Глава 18

Человеческая магия может лечить болезни, сжигать плоть на костях и кричать громче рушащейся горы. Но она не способна вдохнуть и укрепить веру, и потому люди остаются, по сути своей, слабыми.

Ауум, архонт ТайГетен

Тушеное мясо не пошло Хунду впрок. Или, пожалуй, все дело было в том, что Локеш наорал на него за то, что он осмелился предположить, будто рядовые солдаты получают лишь жалкие крохи жизненно важных сведений, например, о том, сколько еще будет продолжаться эта пытка. Ему понадобился целый день, проведенный на марше, чтобы набраться мужества и испросить аудиенции, вот только ранний привал заставил его сердце ухнуть куда-то в пятки.

Сначала Джерал заставил его поесть, скорее всего, для того, чтобы потом помучить в свое удовольствие. И довести до белого каления бесконечными причитаниями и жалобами, которыми и не подумал побеспокоить собственных командиров. Но Хунд не вслушивался в его болтовню, наблюдая за ремонтом барж.

Когда его, наконец, позвали, желудок у него взбунтовался, словно он всю ночь напролет пил самое отвратительное пойло, которое эльфы варили из своих любимых корнеплодов. Заданная ему взбучка ненадолго отвлекла его от мыслей об этом, но сейчас, возвращаясь к Джералу мимо расставленных постов, «чтобы выкинуть из головы всякие глупости, проверив каждое заклинание вдоль периметра», он вновь ощутил колики, которые списал на порывы холодного ветра.

Первый по-настоящему сильный приступ настиг его, когда он переделывал наспех установленное заклинание, которое наверняка сработало бы, если бы в зону его действия попало любое животное крупнее зайца. При этом он сидел на корточках, так что когда резкая боль заставила его потерять равновесие, падать ему было невысоко.

Хунд застонал и обеими руками схватился за живот. Колики продолжались, боль жадно вгрызалась ему во внутренности, к горлу подступила желчь, а лоб покрылся холодным потом. Несмотря на боль, маг попытался встать. В нескольких шагах от него, у костра, дозорные пытались облегчить мучения своего товарища, корчившегося на земле.

Хунд упал на четвереньки, и его вырвало. Коричневато-зеленая жижа растеклась по опавшим листьям, и он едва не лишился чувств. Собрав все силы, он перевернулся на спину и откатился подальше от лужи рвоты, жадно вдыхая сырой, спертый воздух. Он услышал, как кто-то окликнул его, но ему показалось, будто голос доносится издалека.

Хунд попытался сосредоточиться, вспоминая формулу лечебного заклинания. Но все его усилия оказались тщетными. Оно не желало складываться. Его охватил липкий страх, который лишь усилился, когда на плечо ему легла чья-то рука. Открыв глаза, он увидел, что над ним склонился один из дозорных.

— Живот? — спросил часовой.

Хунд коротко кивнул, задохнувшись от нового приступа острой боли. В голове разлилась жуткая боль, а в висках застучало так сильно, что он едва разобрал последующие слова часового.

— …хорадка. Хунд… ноги.

Дозорный протянул руку, чтобы помочь ему встать. Хунд кивнул и отмахнулся, показывая, что ему нужно еще пару минут, чтобы прийти в себя. Боль чуточку утихла, пока ему не стало казаться, будто он проглотил пригоршню толченого стекла или двуручный меч. Острием вперед. Он протянул руку часовому, но тот уже не смотрел на него.

— Ты собираешься мне…

Земля под ним вздрогнула, листья взметнулись кверху, словно подхваченные ураганом, и сработало охранное заклинание, залив окружающую местность ослепительным светом и оглушительным ревом, который вонзился Хунду в уши. В часового врезалась пантера и сбила его с ног, так что маг потерял из виду обоих.

На мгновение позабыв о боли, Хунд вскочил на ноги, чтобы бежать обратно к реке. Но его подкосил новый приступ колик, прежде чем он успел сделать хотя бы пару шагов, и ему пришлось привалиться к дереву, чтобы не упасть. Сквозь шум в ушах он услышал утробное рычание и, открыв глаза, увидел, что перед ним сидит пантера, изготовившись к прыжку. Зверь прыгнул ему на грудь, сбил с ног и прижал к земле. Кошка наклонила голову, готовясь вцепиться клыками ему в горло, но вдруг замерла, подняла морду и обнюхала его губы.

Хунд замер, боясь не то что пошевелиться, а даже дышать. Он не знал, чего ждет. Жизнь его подошла к концу, но, по крайней мере, он избавится от дикой боли, сжигающей ему внутренности. Пантера вновь утробно зарычала, отдернула морду и спрыгнула с него, негодующе рыкнув на прощание.

Хунд перекатился на живот и с трудом поднялся на ноги. Мимо тенями скользили эльфы. Свет охранного заклинания потускнел, освещая теперь лишь несколько неподвижных трупов да единственного живого человека, который все еще корчился на земле, совсем как он сам. Мага снова вырвало, причем мышцы живота свело такой судорогой, что он не представлял, как они смогут расслабиться снова. Но вот боль отпустила, и, хватаясь за низко нависающие ветки и упираясь руками в стволы деревьев, он заковылял к реке, вдруг заметив, что плачет от облегчения и кричит что-то бессвязное, радуясь тому, что остался жив.

Мимо него к пикету никто не пробежал, и это было неправильно. Хунд слышал крики людей, но они доносились откуда-то справа, и, вывалившись из лесу, он стал свидетелем сцены, более уместной в инфекционной больнице, а не на армейском привале. Повсюду, куда ни глянь, люди катались по земле или стояли на коленях, обхватив головы руками или прижимая их к животу. В воздухе висела одуряющая вонь рвоты и экскрементов, а крики пострадавших заглушили его собственные.

Хунд стал искать Джерала и нашел его на берегу. Тот стоял, согнувшись пополам, и вытирал рвоту с губ, тяжело дыша. Маг упал на колени рядом со своим другом.

— Джерал, — выдавил он.

— Нас отравили, — сказал Джерал. — Проклятье, как же мне больно!

— Знаю, — прохрипел Хунд. — Но это нас и спасает.

Джерал взглянул на него. Белки его глаз покраснели от лопнувших сосудов, а на лбу выступил пот. Потеряв равновесие, он вынужден был с размаха опустить ладонь в грязь, чтобы не упасть.

— О чем… ты говоришь?

— О пантере. Она не стала меня трогать. Просто понюхала и убежала.

Несмотря на терзавшую его боль, Джерал сумел выдавить улыбку, и на мгновение глаза его насмешливо блеснули.

— Не думаю, что это был яд, Хунд. — Он поперхнулся, и его вновь вырвало зеленой желчью. — Помощь уже идет. Пострадали далеко не все.

Хунд заскулил, когда у него начались очередные колики. Он попытался сосчитать, сколько времени длится приступ, но не мог сосредоточиться. Рядом раздался топот бегущих ног, и чей-то голос с сильным акцентом прервал его жалостливые размышления.

— Позвольте нам облегчить вашу боль.

Джерал с трудом принял вертикальное положение, покачнулся и положил ладонь на рукоять меча.

— Хунд. Прячься за меня.

А потом Джерал рухнул навзничь.

Серрин привел Обращенных в святилище Маллиос-Кейвз, расположенное в нескольких часах пути на юг от Аринденета. Впрочем, пришли не все. Серрин не знал в точности, сколько именно пар бродит по просторам тропического леса, но их явно было больше тех, кто досаждал людям стремительными нападениями во время их продвижения вдоль реки Икс.

Одни настолько глубоко погрузились в царство подданных Туала, что уже не общались с остальными Обращенными. Другие искали уединения по собственным резонам, а третьи — и таких было большинство — предпочли заняться очищением леса у Толт-Аноора и Денет-Барина. Ну и, разумеется, Серрин не знал и не мог знать, все ли Молчащие Жрецы приняли образ жизни Обращенных. Этого требовала вера, но некоторые до сих пор могли нести свет учения Инисса по старым канонам.

Но, по крайней мере, те, кто собрался в прохладном уединении пещер, узнали его, признавая за ним и право называть себя их вожаком. Четырнадцать пар расположились на грубом и холодном каменном полу. Никто из прочих созданий Туала не рисковал забредать сюда, разве что в минуту отчаянной нужды. Здесь и нашли прибежище Обращенные.

Серрин сидел рядом со своей пантерой, как и все остальные. Он обвел взглядом своих братьев, раздувая ноздри при виде Сикаанта и Рессеррака, с которыми кочевал после падения Исанденета. Еще нескольких он знал по именам: Эйрол, Тамоор и Венрас. Остальные ему были едва знакомы, но он знал, что со временем и их имена всплывут у него в памяти.

— Вы все собрались здесь, и потому мы стали сильнее в глазах Инисса и Туала, — начал Серрин. — И здесь мы должны оставаться до тех пор, пока не решим, где наше место.

— Мы чистим, — сказал Рессеррак. — Очищаем лес.

— Да, — согласился Серрин. — Но слишком многие из нас забыли о том, куда уходят корни нашей веры. Мы ведь не одни в лесу. Мы должны действовать заодно с остальными, кто разделяет наше желание.

В ответ на его слова собравшиеся зашипели. Серрин зарычал в ответ, и шерсть на загривке его пантеры встала дыбом.

— Это они ввергли нас в нынешнее состояние хаоса и отчаяния, — заявил Венрас. — Они не могут нам помочь.

— Они уже помогают нам. Без них мы не сможем одержать победу.

— Я не позволю им указывать мне путь. У них нет веры, — упорствовал Венрас.

— Они и не будут делать этого. Зато мы видели, как они действуют против наших врагов. То, что они применили яд — это очень умно, но и опасно для нас, а еще опаснее — для наших напарниц. Мы с вами освободили более трехсот эльфов. Теперь настало время защитить то, что мы имеем.

— То, что ты предлагаешь — не очищение, — проворчал Рессеррак.

— Ты бы предпочел осквернение? — осведомился Сикаант, вставая вместе со своей пантерой рядом с Серрином.

— Не понимаю, — признался Венрас.

— Подумай хорошенько, — сказал Серрин. — Это — верный признак того, что всем нам пора задуматься над тем, до чего мы докатились. Неужели неизбежным итогом нашего призвания станет то, что мы окончательно превратимся в подданных Туала, стряхнув с себя благодать Инисса? Я так не думаю.

— Это — наше естественное состояние, — парировал Рессеррак.

Серрин покачал головой.

— Нет. Только твое подспудное желание заставило тебя ступить на этот путь: стремление ощутить восторг охоты и вкус крови врага на губах. Но мы — не животные. Мы служим мостом между эльфами и подданными Туала. Грань эта узка, и мы сбились с пути.

— И что ты нам предлагаешь? — спросил Тамоор.

— Снова начать думать, как эльфы, и перехитрить людей. Вот скажи, что бы ты сделал на их месте?

Ответом на вопрос Серрина стала мертвая, непонимающая тишина. Рессеррак гневно смотрел на него, а его пантера глухо рычала, напряженная и рассерженная. Другие тоже отреагировали так, словно не поняли ни слова из того, что он сказал. Хотя не исключено, это больше не интересовало их ни в малейшей степени.

— Любой, кто хочет вернуться в лес и кочевать по нему в одиночестве, может поступать по собственному разумению и с моего благословения.

Никто из них не пошевелился, даже Рессеррак. Пожалуй, они просто не знали, что сказать. Но что-то все-таки изменилось в самой атмосфере. Пантеры принялись потягиваться и зевать, глядя в глаза друг другу. Руки Обращенных эльфов бессознательно потянулись к их головам.

Одна за другом пары поднимались и проходили мимо Серрина, почтительно наклоняя головы. Рессеррак приостановился и положил руку Серрину на грудь.

— Мы все знаем, куда идти.

* * *

— Затяни покрепче, — распорядился Ауум.

Турникет[31] был затянут на бедре Элисс чуть выше колена. Улисан еще раз провернул палку, продетую сквозь него, и она застонала.

— Куда запропастилась Меррат, черт ее подери? Ункария[32] нужна мне как можно скорее, иначе заражение пойдет дальше. — Ауум бросил взгляд на лес, после чего перевел его на Элисс. — Дыши ровно. Давай не будем разгонять эту заразу по всему телу.

Элисс улыбнулась, хотя лицо ее заливала смертельная бледность и оно блестело от пота.

— До тех пор, пока ты не затянул жгут, мне было совсем не больно.

— Обманщица.

Ауум обмакнул чистую тряпицу в масло чайного дерева, количество которого в деревянном горшке, стоявшем на угольях маленького костерка, быстро уменьшалось, и повернулся к ране Элисс. Крокодил зацепил ее лодыжку зубами, когда проплывал мимо, и занес в рану бактерии. Пока девушка плыла к берегу, ее атаковали пираньи. Но во время ночной атаки, когда они напали на людей, отравившихся ядом, она ни словом об этом не обмолвилась, убивая врагов с привычной сноровкой, хотя сама должна была страдать от невыносимой боли.

И только на следующее утро у нее появились симптомы воспаления, а теперь, помимо проблем с раной, у нее началась еще и лихорадка.

— Тебе виднее, — ответил Ауум. — Зря ты молчала.

— Перестань суетиться, — оборвала его Элисс. — У нас был один-единственный шанс на атаку, и мы им воспользовались. Посмотри, как здорово мы их потрепали.

— А я до сих пор смеюсь, как вспомню о том, что они думают, будто действие яда закончилось, — добавил Улисан.

— Я присоединюсь к тебе, как только Элисс поправится, — сказал Ауум. — Займись делом.

Ауум принялся смазывать рану маслом чайного дерева. Она покраснела и воспалилась, а края ее были рваными там, где ее покусали рыбы, и глубокой в том месте, где ей в лодыжку вцепились челюсти крокодила.

Элисс поморщилась.

— Это означает, что она действует, верно? — спросила она.

— И что там осталось еще кое-что, с чем нужно бороться, — отозвался Ауум. Он приложил ладонь свободной руки к ее лбу. — У тебя жар.

— Со мной все будет в порядке, — заявила Элисс.

— Продолжай и дальше думать в том же духе.

Ауум поднял глаза на Улисана. На лице гиганта ТайГетен отражалась тревога, и Ауум не мог утешить его. Он накрыл руку Улисана своей.

— Я сниму жгут. Готовь горшок. Меррат скоро вернется. — Ауум улыбнулся, глядя сверху вниз на Элисс. — Ждешь не дождешься своего супчика, а? На вкус ункария потрясающе отвратительна.

— Я думала, ты будешь варить мазь.

— И ее тоже.

Наконец, из лесу вышла Меррат, которую сопровождал Нианн. Присев на корточки рядом с Ауумом, она не смогла скрыть своей озабоченности.

— Я займусь корнями и лозой, — сказала она. — Иссет ищет висмию, которая нам сейчас очень нужна.

— Хорошо. Спасибо тебе.

Ему казалось, что прошла целая вечность. Меррат и Улисан работали умело и быстро, очистив и покрошив ункарию, а потом высыпали ее в кипящую речную воду, но вот ждать, пока жидкость настоится, было невыносимо. Все это время Ауум смотрел, как Элисс постепенно впадает в беспамятство. Турникет не мог остановить циркуляцию зараженной крови по ее телу, а масло чайного дерева было недостаточно сильным, чтобы победить болезнь в самом очаге ее возникновения.

— Держи глаза открытыми, — попросил Ауум. — Поговори со мной о чем-нибудь.

Веки Элисс затрепетали.

— Например?

— Ну, не знаю, — ответил Ауум и развязал турникет, чтобы хоть немного уменьшить боль. — Теперь от него все равно никакого толку, верно? Расскажи мне, о чем ты сегодня молилась.

На губах Элисс заиграла улыбка, и она провела по ним сухим языком. Ауум нацедил ей воды в уголок губ, которую она с жадностью проглотила.

— Я молюсь о том, чтобы яд, попавший в мое тело, не омрачил той радости, которую я ощутила вчера.

Ауум нахмурился.

— И что же вызвало твою радость?

— Пришло мое время, Ауум. — В глазах Элисс заблестели слезы, и она судорожно сжала его руку. Ее ладонь была сухой и горячей, и он ощутил жар сжигавшей ее лихорадки. — Я так хочу жить, чтобы познать гордость и наслаждение.

Ауум нашел прохладную тряпицу и вытер ей лоб. Состояние девушки стремительно ухудшалось.

— Оставайся со мной, — прошептал Ауум. — О какой гордости ты говоришь? Представляй ее, верь в нее, и ты познаешь ее.

Элисс вновь заговорила, но Ауум уже не слышал ее. Он оглянулся на Меррат, но та лишь развела руками.

— Уже скоро, Ауум. Я не могу ускорить процесс. Недоварить — то же самое, что и не сварить вовсе.

— Знаю, — ответил Ауум. — Держись, Элисс. Скажи мне еще раз, не стесняйся. Крикни об этом во весь голос. Чем ты хотела бы гордиться?

— Тем… чего желает… каждая… девушка-иниссул.

У Ауума перехватило дыхание.

— Да хранит тебя Инисс, Элисс. Меррат, скажи мне, что у тебя все готово.

— Почти.

Элисс уронила голову на плечо. Она потеряла сознание. Ауум легонько похлопал ее по щеке, но девушка не очнулась.

— Пора, Меррат, иначе она умрет. Шорт уже ждет ее.

Меррат подошла к нему с бурдюком.

— Подними ей голову. Нам самим придется влить настойку ей в рот.

Элисс обмякла, как тряпичная кукла, и кожа ее была неприятно сухой и горячей на ощупь. Инфекция набирала силу невероятно быстро, и Ауум взмолился про себя, чтобы они не опоздали. Он подложил ладонь ей под шею, а другой рукой попытался открыть рот, надавив на нижнюю челюсть.

— Улисан, ты мне нужен, — позвал Ауум. — Массируй ей горло; она не должна выплюнуть жидкость. Лей понемножку, Меррат.

С величайшей осторожностью, на какую у нее только достало терпения, Меррат по капле принялась вливать настойку ункарии в уголок губ девушки. Глотательный рефлекс Элисс еще не нарушился, и Ауум слегка ослабил нажим на нижнюю челюсть, чтобы она сама проглотила целебную жидкость с бережной помощью Улисана.

— Ну, Элисс, давай. Держись, все будет хорошо, — приговаривал Ауум. — Ты молодчина. Совсем скоро ты у нас будешь как новенькая. Помедленнее, Меррат.

— Я знаю, что делаю, — огрызнулась та.

— Да хранит тебя Инисс, — сказал Ауум.

— И тебя тоже, друг мой.

В лагерь вбежала Иссет.

— Как она?

— Начинай вываривать смолу, — распорядился Улисан. — Знаешь, как это делается?

— Да.

— Хорошо, она понадобится нам для раны. Чайного дерева недостаточно.

— Готово, — сказала Меррат. — Я вылила все. Когда она очнется, я приготовлю новую настойку. А сейчас надо устроить ее поудобнее. Пожалуй, я растяну гамак.

Ауум поднял голову, глядя на Меррат. В глазах его стояли слезы.

— Она должна жить. Она может дать нам так много.

Меррат оттолкнулась и поднялась на ноги.

— Мы не можем позволить себе терять воинов из-за таких пустяков. Она — сильная девочка.

Ауум опустил голову Элисс на мягкую землю и погладил ее по щеке. Она горела огнем, но лицо ее при этом оставалось мертвенно бледным. Глаза ее не двигались под опущенными веками, но по телу пробегали судороги, а на лбу выступил пот. Улисан коснулся его плеча и протянул ему тряпку, смоченную прохладной дождевой водой. Ауум благодарно кивнул и вытер ею шею и лицо Элисс.

— Улисан, посмотри, как там наши враги. Я хочу знать, когда они двинутся в путь и какие потери они понесли. Пусть Меррат отправляется к Графирру в Халиат-Вейл после того, как сварит настойку и мазь. Когда Элисс очнется, мы тоже отправимся туда же.

— А ты?

— Я не оставлю ее. Она — ТайГетен. Из моего звена. И мое место здесь.

Глава 19

Где бы я был без веры? Преломлял бы хлеб с людьми.

Ауум, архонт ТайГетен

Проснувшись, Хунд обнаружил, что над ним стоит Джерал. Если не считать зеленоватого цвета лица, в остальном он выглядел вполне нормально. Маг нахмурился.

— Разве кто-то из эльфов не выпустил тебе кишки?

Джерал рассмеялся.

— Пожалуй, в тот момент я бы не стал возражать против этого. Нет, как подобает настоящему герою, я свалился с приступом необычайно сильной боли. Мне сказали, что мы с тобой остались живы только потому, что в бой вступила Пятая рота, которая не ела из того котла, что и мы. Пока вокруг шла драка, мы просто валялись без движения. Неужели ты не помнишь, какой шум и крики тут стояли?

— Я помню только, что сам орал, как будто меня режут. — Хунд вновь стал серьезным. — Что тут произошло?

— Давай-ка я помогу тебе встать, и ты сам все увидишь.

Хунд понимал, что не должен быть таким эгоистом, но первым, на что он обратил внимание, было то, как неплохо он себя чувствует. Лишь спина немного побаливала в области почек, но в остальном он был свежим и бодрым. Впрочем, так было лишь до тех пор, пока он не огляделся по сторонам и не увидел следы жестокого боя.

На их участке реки по берегу влажная земля была изрыта и забрызгана внутренностями и кровью, убрать которые у людей не хватало или сил, или духу. Раненых перенесли на опушку леса и выложили в три ряда длиной человек в двадцать, не меньше. Убитых свалили штабелем с подветренной стороны ниже по течению, чтобы сжечь. И повсюду виднелись лежащие солдаты и маги, грязные и обессиленные.

— И сколько эльфов нас атаковали?

— Всего шестеро, — ответил Джерал.

— Но мы их убили, не так ли? — Джерал не ответил, и Хунд вздохнул. — Но среди мертвых я вижу и эльфов.

— Это всего лишь шарпы. Кое-кто склонен во всем винить именно их.

— Что ж, теперь им придется самим тащить на себе снаряжение. — Хунд сплюнул. — Проклятые идиоты. Мы-то точно знаем, на ком лежит вина за случившееся.

— Зато мы не можем ткнуть в них пальцем. Вчера мы потеряли примерно пятнадцать солдат и около тридцати магов, потому что эльфы, в первую очередь, взялись за колдунов, которые пытались нейтрализовать яд. Нам с тобой еще повезло. Мы стали последними, кого сподобился вылечить наш спаситель.

— А те, кто отравился, но помощи не получил?

— Кое-кто выжил, остальные умерли. — Джерал пожал плечами. — Будешь завтракать?

— Умираю с голоду. Но только давай обойдемся без каши, хорошо? — Хунд потянулся. Должно быть, он отлежал спину; боль становилась сильнее. — Так дальше не может продолжаться. Они побеждают нас, Джерал. Ты — капитан Первой роты. Тебе не кажется, что пришло время поговорить со своим начальством?

Джерал согласно кивнул.

— Я ждал, пока ты проснешься. В конце концов, ты — старший ротный маг.

— И еще ты не хотел получать взбучку в одиночку.

Джерал улыбнулся и развел руками.

— Ты же знаешь, что я готов поделиться с тобой последним, что у меня есть.

— Понятно. Ладно, идем. Пока Лореб не успел приложиться к бутылке.

Джерал почесал спину и скривился.

— Они могли бы положить нас на матрасы или что-нибудь в этом роде. Я чувствую себя так, словно меня били ногами. Идем.

И они зашагали вдоль берега реки, мимо измученных солдат, собиравшихся маленькими группами, магов, у которых не осталось сил на лечение, и шарпов, на лицах которых было написано тревожное ожидание. На борту стоявших на якоре барж развернулась бурная деятельность. Хунд чувствовал, как запасы провианта обрабатываются заклинаниями — маги пытались разобраться, какие припасы отравлены, а какие — нет.

Груз проверяли на всех посудинах без разбору. Хунд видел, что людей охватила мания подозрительности. Да он и сам разделял ее. Солдаты оживленно жестикулировали. Вот кто-то перевалил очередной ящик через борт, и судовой маг яростно заспорил со шкипером. Над водой разнеслись крики. Хунд покачал головой.

— Нет, ты только посмотри на них. Хотя не могу сказать, что я с ними не согласен. Теперь я буду есть только то, что поймаю или выловлю своими руками.

— Значит, тебе придется остаться голодным, — философски заметил Джерал.

— Какая разница? Все равно мы все умрем.

Хунд резко обернулся. Голос раздался в группе шарпов. Одна из них не сводила глаз с Джерала, сидя прямо на земле. Выглядела она ужасно — впрочем, как и все они, — измученная, усталая, голодная, покрытая синяками и одетая в рваные лохмотья. Ее сосед пихнул ее локтем в бок в попытке заставить замолчать.

Джерал сплюнул себе под ноги и упер лезвие своего меча ей под подбородок, заставляя ее запрокинуть лицо.

— Думаешь, что ваша жалкая шайка воинов может победить целую армию? — Женщина медленно покачала головой. — Хочешь, я покажу тебе, как легко убить эльфа?

Она в ответ улыбнулась, обнажив гнилые зубы и кровоточащие десны.

— Поторопись, потому что иначе нас ждет мучительная смерть, предотвратить которую твои маги не в силах. Я тоже ела отравленную пищу и знаю, что будет дальше.

Последовал еще один тычок под ребра, за которым прозвучала резкая тирада на эльфийском. Джерал шумно выдохнул и сунул меч в ножны.

— Мы найдем ваш священный город и убьем всех его обитателей до последнего. Если тебе повезет, я позволю тебе взглянуть, как угаснет свет твоей расы.

Он отвернулся. Хунд уже собрался последовать за ним.

— А спина у тебя еще болит? Подожди, пока тебе не захочется отлить.

Она с трудом выговаривала слова на человеческом языке.

— Что ты сказала?

Хунд рассеянно потер спину. Женщина ткнула в него пальцем и пожала плечами.

— Вот так все и начинается. А когда моча заставит тебя кричать от боли, это будет означать, что яд завладел тобой и тебя ждет мучительный конец.

Хунд присел на корточки и схватил женщину за грудки, что не составило труда, поскольку она почти ничего не весила.

— Что это такое? Что они сделали?

— Господь с тобой, Хунд, неужели ты поверил этой брехне, а?

А маг вдруг почувствовал, как на лбу у него выступил пот, а руки похолодели. Эльфийка не лгала, он чувствовал это.

— Говори, — приказал он. — А вы, все остальные, заткнулись, иначе мой друг начнет отрезать вам языки.

— Хунд, у нас нет времени на твои…

— Мне больше нечего добавить, — сказала эльфийка. — Все мы, те, кто ел черные грибы, умрем. Ты думал, что прошлой ночью тебе было плохо? Подожди, ты еще ничего не знаешь о боли. Весь лес услышит наши крики, а Шорт уже ждет, чтобы прижать нас к своей груди, а вас обречь на вечные муки.

— Вы знали, что пища отравлена, и все равно ели ее?

— Отказаться — значило бы вызвать подозрения. Я горжусь тем, что умру за свой народ, за ТайГетен. Они будут помнить меня. А вот о тебе не вспомнит никто, и ты будешь гнить в безвестной могиле.

Хунд оттолкнул ее и встал, вытирая ладони о рубаху, словно надеялся стереть воспоминания о ее словах.

— Для чего ты говоришь мне все это?

— Потому что мне будет радостно видеть человека, умирающего в адских муках, когда я отправлюсь в объятия Шорта.

Джерал выхватил свой меч и вогнал его эльфийке в горло. Она дернулась, и кровь ручьем хлынула по лезвию. Жизнь вытекла из нее с ужасающей быстротой. Джерал выдернул меч, и, когда она повалилась на колени еще одному шарпу, Хунд готов был поклясться, что увидел улыбку у нее на губах.

— Хватит с меня этой болтовни, — заявил Джерал. — Может, еще кто-нибудь хочет открыть рот?

Он вытер меч об одежду убитой женщины и зашагал в сторону командного пункта Лореба. Хунд поспешил за ним, стараясь унять вспыхнувший в груди гнев.

— Ты уже стал и судьей, и палачом, а?

Джерал не замедлил шага, и Хунд услышал, как вокруг раздались громкие возгласы одобрения.

— А ты думал, что я буду спокойно стоять и слушать, как какой-то шарп несет всякую чушь?

— Она пыталась помочь нам.

— Неужели? — Джерал развернулся к нему. — А мне показалось, что она обещала нам смерть в страшных муках.

— Это потому, что ты не слушал, — резко бросил Хунд.

— Она всего лишь хотела задурить тебе голову.

— Ты так в этом уверен? А ведь спина у тебя действительно болит, не правда ли? Над почками? И у меня тоже. И боль не унимается.

По лицу Джерала промелькнула тень беспокойства. Хунд быстрым взглядом окинул расположение Первой роты.

— Похоже, у нас здесь масса народу мучается болями в спине, ты не находишь?

— Ты преувеличиваешь. Это — всего лишь усталость.

— А если нет? Хочешь, я осмотрю тебя? Это не будет стоить тебе ни гроша.

Джерал пожал плечами и почесал спину.

— Ну, если ты считаешь это необходимым. Только побыстрее. Лореб уже наверняка мается жаждой.

— Повернись.

Хунд положил руки Джералу на спину и сформировал заклинание поиска. Он очень устал, потому оно далось ему с трудом, хотя конструкция его была очень проста: заклинание представляло собой тоненькие щупальца маны. Он начал осматривать спину Джерала, машинально отмечая состояние сигнатур, которых касалось заклинание: вен, костей, артерий, нервов. Вот оно добралось до почек.

— Господи, спаси и помилуй, — ахнул он.

На него навалилось настолько сильное ощущение болезни, что он вынужден был отступить на шаг. Поверхность почки была серой, холодной и мертвой. Паразитарная болезнь уже блокировала ее работу, отчего орган раздулся и стал практически бесполезен.

— Что там такое? — поинтересовался Джерал, и в голосе его явственно прозвучала тревога. — Ты можешь вылечить меня?

— Будем надеяться, — отозвался маг. — А теперь ложись.

Хунд влил в заклинание все силы, что у него еще оставались, пытаясь при этом не думать о том, что и у него внутри творится то же самое. Заклинание получилось неровным и рваным, но и этого должно было хватить. Хунд мог думать лишь о том, чтобы накрыть болезнь толстым одеялом маны, после чего вырвать ее из тела Джерала. Наверняка можно было составить и более тонкое, аккуратное заклинание, которое проделает то же самое, но сейчас у него не было времени упражняться в изяществе. Надо было ударить сильно и наверняка.

Хунд подавил растущее в душе беспокойство, вызванное собственным здоровьем, и влил заклинание в Джерала. Он почувствовал, как у капитана расслабились мышцы, о которых он даже не подозревал, что они сведены судорогой, а с губ его сорвался вздох облегчения, который, впрочем, быстро сменился площадной бранью.

— В чем дело? — поинтересовался Хунд, неловко опускаясь на землю, хватая воздух широко раскрытым ртом и пытаясь поудобнее устроить свое измученное тело. — Что не так на этот раз? Я ведь вылечил тебя.

— Я обмочился, чтоб тебя черти взяли, — заявил в ответ Джерал.

— Ах да, прости. Я забыл предупредить тебя об этом.

Джерал перевернулся и сел, и раздражение на его лице сменилось тревогой, когда он взглянул на Хунда.

— С тобой все в порядке?

— Не уверен. Спина побаливает немного, и еще я чертовски устал. Заклинание для тебя отняло у меня последние силы.

Хунд чувствовал, как боль все глубже зарывается в его тело. Болезнь быстро распространялась. В лагере она наверняка поразила уже сотни людей: почти всю Первую роту и ее шарпов.

— Спать будешь потом. Сначала вылечись сам.

— Извини, капитан, но больше я ни на что не годен. А вот ты теперь здоров, так что давай, требуй от Лореба помощи для тех солдат Первой роты, кого еще можно спасти. А я попытаюсь продержаться, пока ты будешь занят.

Джерал покачал головой, поднялся на ноги и заставил встать мага.

— К чертовой матери твои советы, — заявил он.

Джерал чуть ли не на себе поволок Хунда через весь лагерь. Маг не думал, что ему грозит немедленная смерть, но понимал, что у него не хватит сил вылечить себя. Он бы поблагодарил Джерала, но капитан был слишком занят — он громовым ревом требовал срочной помощи.

— Эй, ты! Иди сюда. — К ним подошел совсем молоденький еще маг. — Тебя что, не научили бегать в Триверне? Шевелись! Имя.

— Селиак, капитан Джерал.

— Селиак, готовь заклинание. Хунд, расскажи ему, что надо делать.

Хунд последовал его совету, и молодой маг, уставший от продолжавшейся всю ночь рвоты и страха погибнуть от рук ТайГетен, соорудил весьма приличное ударное заклинание. Мана плотным слоем окутала ему поясницу, задушила болезнь и вымыла заразу из почек. Он опорожнил мочевой пузырь, как и Джерал до него, но теплая струя мочи, текущая по ногам, показалась ему благословением.

— Спасибо, — поблагодарил Хунд молодого мага. — Ну как, сможешь сделать то же самое для себя?

— Не знаю. Не уверен. Что-то здесь не так.

— Тогда найди себе другого мага. Вся Первая рота по-прежнему подвергается опасности, потому что яд еще действует. Ступай. И не вздумай умирать.

Селиак улыбнулся.

— Ваша забота делает мне честь.

— Забота здесь ни при чем, малыш, — заявил Джерал. — Он просто не хочет терзаться чувством вины, глядя на твой бездыханный труп. А теперь ступай. Помощь уже идет. Да, и не забудь помочиться, прежде чем тебя начнут лечить.

Джерал и Хунд чуть ли не бегом направились к штабной палатке. Они уже различали ее за суетой солдат Первой роты, их магов и шарпов. Джерал приказал своим людям позаботиться о себе и найти магов, чтобы те вылечили их. Он призвал подчиненных верить ему, не задавать лишних вопросов и не сомневаться в том, что умрут, если не выполнят его приказ.

Хунд поддержал его, прокричав всем магам, кто оказался поблизости, что нужно делать. Но он тоже умел считать. Магов катастрофически не хватало, чтобы начать эффективное лечение. Они отчаянно нуждались в помощи других рот. Лоребу придется выслушать их, и как можно быстрее.

А изрядно подвыпивший генерал, тем временем, восседал на бревне, изучая карту известных маршрутов движения по лесу. Его окружали приближенные особы, вне всякого сомнения, рассыпающиеся перед ним в льстивых похвалах его военному гению. За их спинами кольцом выстроилась стража из солдат и магов, а по краю леса было установлено столько охранных заклинаний, что за ними можно было укрыть целый полк, а не одного человека — за исключением, пожалуй, Пиндока.

Один из адъютантов Лореба остановил Джерала.

— Генерал занят, капитан. Вам придется подождать.

Джерал сплюнул себе под ноги.

— Хорошо, я подожду, Иштак. Но прошу вас передать генералу, когда вы сочтете это удобным и возможным, что вскоре вы услышите о том, что Первая рота погибла вся, до последнего человека.

Иштак только назывался солдатом. Никудышный администратор, страдающий манией величия и любящий пустить пыль в глаза, он олицетворял собою все, что Джерал презирал в мужчинах. Подозрительно прищурившись, Иштак воззрился на него.

— Вам снова снятся кошмары, капитан Джерал?

Джерал улыбнулся в ответ.

— Хорошо, я перефразирую свой рапорт: они все скоро умрут. Дай мне поговорить с генералом, или я сверну тебе твою подхалимскую шею и все равно поговорю с ним.

Хунд оглянулся. В лагере начиналась паника; об этом свидетельствовали встревоженные голоса и беготня солдат и магов.

— Но вы не можете просто взять и войти… — начал было Иштак.

— Когда речь идет о жизни и смерти моей роты, я сделаю то, что считаю нужным.

Хунд отодвинул его в сторону, оставив и дальше пререкаться, протиснулся мимо двух стратегов Лореба, наклонился к самому уху генерала и заговорил.

— Прикажите магам из других подразделений прибыть в расположение Первой роты. Пожалуйста. Иначе яд эльфов может унести еще сотни жизней. Сэр.

Лореб вздрогнул от изумления и повернулся к Хунду. Он был небрит, выглядел так, словно всю ночь не смыкал глаз, и от него разило спиртным. В руках он баюкал большой кубок. Лицо его налилось кровью и побагровело.

— Я не привык к тому, что мне мешают, когда я строю планы следующего этапа нашей кампании.

— А я не стану извиняться за то, что пытаюсь спасти сотни ваших людей и магов от смертельной опасности.

Лореб приподнял палец, требуя молчания, и надолго приложился к кубку. Хунд слышал за спиной голос Джерала, негромкий и угрожающий.

— То главное, что отличает нас от дикарей вокруг, — чувство порядка и субординации. Доложите свои соображения моему адъютанту, и ваши тревоги будут должным образом оценены. — Лореб могучим глотком осушил свой кубок. — Иштак, еще вина.

Хунд обнаружил, что челюсть у него отвисла от изумления. Он отказывался верить своим ушам.

— Генерал. Прошу вас! Вы должны выслушать меня.

— Иштак!

Хунд расслышал характерное чавканье, с которым кулак врезается в плоть. Джерал поспешил присоединиться к нему.

— Иштак не может подойти к вам прямо сейчас, генерал, но вы должны выслушать нас, — заявил он. — Мы хотим, чтобы как можно больше свежих магов прибыли в расположение Первой роты. Яд действует…

— Джерал! Хорошо. Скажите-ка мне, почему мы прошли мимо храма в Аринденете и не разрушили его?

— Что? — Джерал явно растерялся, непонимающе глядя на ухмыляющиеся физиономии подхалимов из внутреннего круга. — Сэр, у нас здесь критическая ситуация. Ожидаем ваших распоряжений.

— Думаю, что Аринденет станет подходящей резиденцией для военачальника, который захватит столь ценный приз. Джерал, организуйте диверсионную группу и займитесь им. Захватите его. Мне нужно еще вина. Эй, кто-нибудь, кувшин стоит вон там, рядом с моим мечом.

Хунд положил руку на плечо Джерала.

— Не делай этого. Оно того не стоит.

Джерал разжал кулаки и понизил голос до свистящего шепота.

— Ступай к Пиндоку, к кому угодно. Проси других магов о помощи. Мы не можем ждать, пока возобладает здравый смысл.

— Уже иду.

Хунд развернулся и побежал прочь, успев, впрочем, расслышать последние слова Джерала.

— Сэр, я выполню ваш приказ. Но если вы не сделаете то, о чем я вас прошу, то от Первой роты не останется вообще никого, кто сможет захватить этот приз для вас.

Лореб повернулся в сторону головы колонны, откуда доносился нарастающий шум.

— Понятно. Ладно, скажите Иштаку, пусть распорядится. А пока вы будете выдвигаться к храму, подумайте о том, почему не сумели предотвратить сей прискорбный инцидент.

* * *

— Добро пожаловать домой, — сказал Ауум.

— Ты выглядишь ужасно, — ответила Элисс.

Ауум не спал двое суток. Элисс едва не угодила в объятия Шорта. Ее дыхание стало едва уловимым, а сердце почти перестало биться. Меррат отказалась оставить их одних, и пятеро ТайГетен сидели вокруг девушки, моля Инисса сохранить ей жизнь для выполнения других задач в лесу. Ауум молча молился вместо со всеми, прося Инисса сжалиться над нею и дать ей возможность возрадоваться тому дару, коим он наделил ее; дать ей сыграть свою роль в продолжении рода иниссулов.

Перед самым рассветом лихорадка ее стала спадать, и Ауум понял, что девушка погрузилась в целительный сон без сновидений. Но даже тогда он отказался покинуть ее — ему хотелось стать первым, кого она увидит, когда откроет глаза.

— Я принесу тебе зеркало. — Ауум улыбнулся. — Расскажи мне, как ты себя чувствуешь.

— У меня все болит. И еще я чувствую ужасную слабость. И голод, прямо-таки зверский голод.

— Хорошо, — сказал он. — Меррат, бульон и мясо. Наша пациентка хочет есть.

— Что ж, такие новости приятно слышать, — заметила Меррат.

Ауум помог Элисс выбраться из гамака и усадил ее спиной к дереву. Меррат принесла миску горячего бульона — суп из зайчатины с травами, корешками и гуараной. Ауум принял миску у нее из рук и вручил Элисс маленькую деревянную ложку. Она протянула за ней трясущуюся руку, и Ауум скорбно покачал головой.

— Я сам покормлю тебя, — негромко сказал он. — Иначе ты прольешь суп на себя и обожжешься.

— Прости меня, — сказала Элисс.

— За что?

— Я задержала нас, помешала вступить в бой. Я…

Ауум протянул ей ложку бульона, прерывая ее самобичевание.

— Совсем напротив, — успокоил он ее. — Ты дала нам время собраться с силами, и мы нанесли врагу мощный удар.

Элисс слабо улыбнулась, и капелька бульона стекла у нее по подбородку.

— Правда?

— Правда. Держись. Улисан? Иди сюда и расскажи Элисс о том, что ты видел вчера утром.

Улисан быстрым шагом подошел к ним. Опустившись рядом с Элисс на колени, он расцеловал ее в обе щеки, после чего уселся лицом к ней.

— Хорошо, что ты опять с нами.

— Значит, грибы сделали свое дело?

— Можно и так сказать. Вчера утром умерли сотни людей. Их маги оказались не готовы, как и командиры, впрочем. Правда, мы тоже потеряли эльфов, которых в отместку убили солдаты и черные грибы, хотя и знали, что это должно случиться. Радуйся тому, что Обращенные успели освободить столь многих, иначе наши потери были куда больше.

— Так мы побеждаем? — спросила она.

Ауум пожал плечами.

— Еще рано говорить об этом. Быть может, после Халиат-Вейла об этом можно будет заявить с уверенностью. Но из Исанденета вышло четыре тысячи человек, а теперь их осталось немногим больше трех тысяч. Мы вырываем у них сердце и лишаем их души мужества. Но расслабляться и почивать на лаврах еще рано. Нас очень мало, и одна-единственная неудача может самым кардинальным образом изменить ход событий.

Ауум огляделся. Все шестеро воинов собрались вместе, чтобы послушать его. Он протянул Элисс новую ложку бульона.

— Улисан, в каком направлении движутся наши враги?

— Они вновь выступили в путь, хотя и очень медленно. Они значительно усилили свои оборонительные порядки. На флангах армии появились маги, и, я полагаю, они прочесывают лес заклинаниями по ходу движения, чтобы не оказаться захваченными врасплох на марше, тогда как раньше подобные меры предосторожности они предпринимали лишь в темное время суток.

— Кроме того, на флангах они сосредоточили дополнительные силы. Похоже, они предпочли принести быстроту в жертву безопасности. Если только они не изменят направление, то пройдут близ Халиат-Вейла и при нынешних темпах достигнут его через пять дней. Мы хорошо поработали. Солдаты нервничают, а маги выбиваются из сил, ставя много дополнительных заклинаний.

— Мы не станем нападать на них до тех пор, пока они не попадут в устроенную нами западню. Сегодня мы отдохнем и дадим Элисс возможность набраться сил, а завтра на рассвете выступим, — распорядился Ауум. — В Халиате кровь людей будет литься рекой.

— Тай, помолимся.

Глава 20

Сегодня был плохой день. Мне пришлось принимать законы, регулирующие производство и сбыт наркотиков. Катура строилась как священное убежище для эльфов. Так откуда же здесь взялось это огромное зло?

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Болта был слишком стар для еще одного сражения, но неукротимый аппосийский дух не позволял ему остаться в стороне и уступить дорогу молодежи. Его всегда мучило осознание того, что им пришлось перебраться из Олбек-Райз в Катуру под давлением двух факторов — вторжения людей и манипуляций понятием «гармония» в среде эльфов.

Деградация Катуры и погружение ее в хаос дали ему предлог, который он так долго искал, чтобы увести соплеменников в лес, в Халиат-Вейл, то самое место, о котором они мечтали долгие десятилетия. Широкую равнину пересекал богатый рыбой приток реки Икс. Густой зеленый покров над головами защищал их от любопытных глаз человеческих магов, а богатый добычей лес позволил поселению вырасти и раскинуться на обоих берегах ручья.

Дальше на юг склоны долины становились все круче. Густо поросшие деревьями, которые своими кронами закрывали солнце, они тянулись вплоть до каменных исполинов, охранявших подходы к Катуре. На западе лес спускался к основному руслу Икс. На севере река растекалась, превращаясь в болото, непроходимое для речных судов, соваться в которое рисковали лишь глупцы, поскольку оно кишело крокодилами, гигантскими удавами и прочими смертельно опасными хищниками.

Так что восток оставался единственным направлением, откуда можно было подобраться к Катуре со стороны реки Икс. Но даже и здесь легко можно было пройти мимо Вейла. Сначала вам предстояло отыскать охотничьи тропы, ведущие через лес и вверх по крутым склонам на гребень долины Халиат.

В противном случае беспечному путнику предстояло долго брести по руслу дождевого стока, который привел бы его в узкую щель в лесном массиве, склоны которого были настолько крутыми и настолько густо поросли лесом, что на дне его даже в самый солнечный день царил полумрак. Это проклятое место сам Инисс создал для того, чтобы заманивать и уничтожать врагов леса, и именно на нем остановил свой выбор Графирр из рода ТайГетен. Местные называли его Шрамом.

Болта и Метиан готовили аппосийцев к штурму Катуры, но появление Графирра, который принес с собой известие о начавшемся в лес вторжении людей, заставило их изменить планы. Они поступили в полное распоряжение двенадцати звеньев ТайГетен, прибывших в Вейл в то хмурое утро. Болта изо всех сил старался не поддаться щенячьему восторгу, но в самой возможности поработать с элитными воинами эльфийской расы крылось эмоциональное возбуждение, отрицать которое было бессмысленно, и чувство это не могло заглушить даже осознание того, что лес наводнили тысячи врагов.

Но сегодня, однако, в поселке вновь царило праздничное настроение — прибыли Ауум, Меррат и Улисан со своими Тай; все трое были легендарными воинами ТайГетен, прославленными в боях и снискавшими себе славу непобедимых бойцов. Весть о появлении Ауума заставила и стар и млад покинуть свои дома, так что на площади собралась восторженная толпа, жадно внимавшая каждому его слову и жесту.

Ауум, однако, задержался в поселке ненадолго — только для того, чтобы определить на отдых одну из своих Тай по имени Элисс. В остальном же все его мысли занимал Шрам и работа, проделанная там. Болта напыжился от гордости, когда его с Метианом пригласили участвовать в инспекции ТайГетен.

Двое друзей пристроились позади Ауума, Графирра, Улисана и Меррат, но архонт жестом пригласил их присоединиться к нему в самом сердце отряда.

— Это — ваша земля, — сказал он.

Болта взглянул Аууму в глаза.

— Предстоит драка за всех эльфов сразу, — сказал он. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы мы победили.

Ауум положил ему руки на плечи и поцеловал в лоб.

— Вот ради таких эльфов, как ты, и сражаются ТайГетен. За тебя и за всех настоящих героев, которые все еще остаются за стенами Исанденета. За Коэля.

Болта ахнул, и сердце замерло у него в груди.

— Он еще жив?

— Жив и находится в самом центре возрождения гармонии среди эльфов. Когда мы покончим с людьми в нашем лесу, то освободим всех рабов в каждом городе Калайуса. И Коэль будет первым. Тогда ты и твои люди смогут вернуться домой, — сказал Ауум.

Болта улыбнулся.

— Хотелось бы мне знать, сколько их будет. Времена изменились.

— Вам всегда будут рады в лесу, и мы всегда будем защищать вас.

Ауум подошел к началу Шрама и окинул его долгим взглядом. По обеим сторонам от него встали Болта и Метиан, а остальные ТайГетен сгрудились за их спинами. Шрам тянулся почти по прямой с севера на юг, и лишь едва заметный изгиб на восток искривлял его русло.

Край болота начинался в ста ярдах справа от них, а подходы за их спинами сужались и становились труднопроходимыми, естественным образом загоняя путников в Шрам.

— Граф, рассказывай. — Ауум двинулся вперед. — Мысли, планы и позиции. Все.

Графирр пристроился рядом с Болтой. За последние несколько дней они подружились, и между ними сложились почти родственные отношения, так что друзья Болты шутили, что он обрел нового сына и телохранителя в одном лице.

— В длину Шрам имеет восемь миль, и на всем протяжении рядом с ним тянется Вейл. Мы позволим армии беспрепятственно углубиться в него на три мили. Я исхожу из предположения, что люди будут идти по четверо в ряд; до сих пор таков был их излюбленный строй, и ширина Шрама вполне позволяет и здесь прибегнуть к нему. При этом они окажутся в относительной близости от первых поселений в Халиате, но эти три мили будут означать, что вся армия целиком войдет в Шрам, когда мы захлопнем капкан.

— Мы предполагаем, что они отправят фланговые отряды вверх по обоим склонам, но поскольку им придется держаться на расстоянии слышимости от основных сил, то главные точки сброса мы установили на высоте двух третей с каждой стороны. Идеальной была бы ситуация, когда капкан сработал бы сразу же после того, как хвост армии втянется в Шрам.

Графирр прошел еще несколько шагов и присел на корточки, указывая на левый склон. Болта сразу же понял, что он имеет в виду. Ауум поднял голову, всмотрелся и кивнул в знак одобрения.

— Мы замаскировали места, где будут скатываться бревна. Их двадцать с обеих сторон. Больше всего их находится в точке, отстоящей на милю от входа, где мы рассчитываем сломить им хребет и разделить армию на две части, создав посередине непреодолимый завал. Затем, по нашим расчетам, армия должна отступить и нанести ответный удар. При этом они неизбежно разобьются на еще более мелкие отряды.

— Остальная часть ловушек, силков, падающих бревен, волчьих ям и решеток с кольями должны будут заставить врага отступить вниз по склонам. Мы планируем загнать хвост колонны в болото, для чего я отрядил большую часть аппосийцев и несколько звеньев ТайГетен, которые покажут им дорогу. Мы рассчитываем рассеять их и убивать поодиночке, когда они устремятся вглубь Шрама.

Ауум кивнул на склоны.

— А что будет с теми, кто продолжит карабкаться вверх и пройдет через ловушки?

— На деревьях в засадах мы разместим аппосийских лучников, на гребне их станут поджидать аппосийцы с топорами, а ТайГетен образуют мобильный резерв на случай внезапного прорыва. Я не волнуюсь насчет того, что люди смогут прорваться на восток, — лес там настолько дикий и непроходимый, что уже одно это заставит их повернуть вспять. Поэтому большая часть оборонительных сооружений размещена со стороны Халиата. Мы выведем из боя тех рабов, кто сумеет освободиться, но следует признать, что многие будут ранены или погибнут.

— План не безупречен, но нас мало, и мы должны исходить из этого. Впрочем, я готов внести в него любые изменения, если таковые будут предложены.

— В этом нет необходимости, Граф. — Ауум ласково толкнул друга в плечо. — Именно поэтому я и отправил тебя сюда.

— И еще одно. До нашего появления здесь этим же путем прошел и Такаар. Похоже, он намного опередил нас и попадет в Катуру первым.

— Нам остается молиться, что он не успеет причинить слишком большого вреда, прежде чем мы доберемся туда. — Ауум вздохнул. — Хорошо, идем дальше: отправь два звена на разведку, чтобы они за полдня предупредили нас о приближении армии. Это даст нам время настроить ловушки, ямы и прочее. Остальные как раз успеют рассредоточиться по склонам, чтобы у нас не образовалось дыр в обороне. Сколько у нас силков?

— Около тысячи. И не все из них установлены нами. Охотники Болты — ребята опытные и умелые.

— Тысяча — это хорошо, но неплохо было бы установить и побольше. Болта, я хочу, чтобы ты отрядил всех, кого только можно, на установку дополнительных силков. Полагаю, вы используете для этого ветки пробкового и пальмового деревьев.

— Что еще? — спросил Графирр.

— Хорошо. Мы готовы. Сегодня после обеда я пройдусь по всей длине Шрама. Болта и Метиан, идемте со мной. Я хочу поговорить с вашими людьми.

— Они почтут это за честь, — отозвался Болта.

— Я намерен не оказать им честь, а сохранить жизнь, — возразил Ауум. Они вернулись по своим следам на охотничью тропу, что вела обратно в Халиат-Вейл, оставаясь единственным безопасным путем в поселок в радиусе четырех миль. — Я рад видеть тебя здесь, Метиан. Мне рассказывали всякое о том, что творится в Катуре. Что я увижу, когда мы придем туда?

— А ты придешь? — спросил Метиан. — В этом действительно есть необходимость?

— Глупо надеяться, что мы остановим их здесь. Мы можем лишь серьезно потрепать и ослабить их, но они все равно прорвутся, причем в достаточном количестве. Кроме того, в Катуру маршем идет еще одна армия. Она двинулась на восток из Денет-Барина и приближается вдоль реки Шорта. Так что, да, мне придется побывать в Катуре.

Болта заметил, как Метиан вздрогнул и внутренне сжался. Старый гиаланин вложил столько сил в борьбу за процветание гармонии, а теперь оказался в ссылке. Он дважды попытался открыть рот, но оба раза лишь вздыхал, словно понимая, что слова будут лишними. Но на третий раз он все-таки заговорил.

— Те немногие из нас, кто придерживается прежних взглядов на существование города, превратились в изгоев. В пределах городской черты кланы разделились. Вся власть перешла от Аль-Аринаар к тем, кто контролирует поставки эдулиса и других наркотиков. Есть и те, кто влачит некое подобие нормальной жизни, то есть работают, занимаются сельским хозяйством и строительством, но у города больше нет души. Разве что это душа преступника.

— А что же Пелин?

Метиан понурил голову, и последующие слова дались ему с явным трудом.

— Она не устояла перед наркотиками, попав в полную зависимость от криминальных элементов, и распустила гвардию. В городе нет единой власти. Но там еще остается столько эльфов, что мы просто не можем бросить их на произвол судьбы. Мы с Болтой думали о том, чтобы захватить город, поэтому я и оказался здесь, но теперь мы надеемся, что ты поведешь нас.

Болта внимательно следил за реакцией Ауума. Он рассчитывал увидеть проявление бурных эмоций, но архонт лишь молча вглядывался в тропу впереди с таким видом, словно услышал от Метиана именно то, чего ожидал. В конце концов, он перевел взгляд на старого верного гвардейца Аль-Аринаар.

— Один из них угрожал Лизаэль смертью. Я начну отсюда.

Болта содрогнулся и поспешил вслед за Ауумом, машинально отметив про себя, что тот почти не оставляет следов на влажной земле. Но когда ТайГетен заговорил, Болта едва не подпрыгнул от негодования.

— Наши враги без стеснения используют магию, и их не беспокоит, кого она коснется. Люди пришли сюда, в лес, для того, чтобы окончательно стереть эльфов с лица земли. Их численное превосходство способно вселить страх и неуверенность в душу мирного обывателя. Графирр не должен был привлекать тебя к подготовке к сражению, и вам придется уйти из своего поселка. Никаких костров до тех пор, пока люди не уйдут. Никаких песнопений и молитв, никакой охоты. Не должно остаться никаких следов того, что там живут эльфы. Это — не место для детей, стариков или тех, кто ищет покоя. Ты не можешь и дальше оставаться здесь, Болта. Уводи своих людей в горы на западе, пока все не закончится.

Болта остановился так резко, что Метиан ткнулся носом ему в спину. Ауум ощутил заминку и обернулся.

— Ты не заставишь меня уйти, поджав хвост, ТайГетен. И ты не сможешь отказать моим людям ни в мужестве, ни в умениях.

— Я не хотел обидеть тебя, — сказал Ауум. — Я всего лишь хотел спасти жизнь тем, кто не является воином, и не должен чувствовать себя обязанным примерить накидку солдата.

Болта кивнул, и гнев его испарился, словно утренний туман над водой.

— Ты прячешься от тех, кого клялся защищать, и потому совершенно не понимаешь нас.

— Ну так просвети меня. Что я должен понять?

— Сердца эльфов преисполнены силы и мужества, и в них никогда не ослабевало и не ослабеет желание освободить наших соотечественников. Мы сделаем все, чтобы положить конец человеческой оккупации. И я, и все члены моего клана, собравшиеся здесь, в Халиат-Вейл, готовы предложить тебе нашу помощь, и мы с радостью умрем ради того, чтобы наши земли стали свободными.

Ауум вновь поцеловал Болту, на этот раз — в глаза.

— В таком случае почту за честь встать рядом с тобой в грядущей битве и умереть вместе, если такова будет моя судьба. — Ауум уже собрался отвернуться, но потом вновь сосредоточил все внимание на старом аппосийце. — Я собирался говорить с твоими соратниками… но пусть лучше это будешь ты. А я буду стоять рядом с тобой.

* * *

В комнате Элисс царили полумрак и прохлада. Дом Болты отличался скромностью, но при этом был надежным и просторным, да еще и располагался на осушенных землях, так что в нем всегда было сухо и уютно. Сам Болта все еще разговаривал со своими аппоссийцами.

Ауум намеренно оставил его одного, поскольку не видел необходимости в своем присутствии и хотел узнать, как себя чувствует его Тай. Элисс спала, когда Ауум отодвинул занавеску и вошел на ее половину. Подойдя к ее койке, он поправил одеяло, которое сбилось под ее запястьем, и укрыл им девушку до подбородка.

Комната была обставлена весьма скудно: помимо кровати, здесь были лишь стул и маленький столик, на котором стояли таз и кувшин для умывания. Ауум подумал было, что нужно намочить тряпицу, но потом вспомнил, что лихорадки у Элисс больше нет. Поэтому он просто присел на край кровати и стал смотреть на ее прекрасное лицо. На высокие и резко очерченные скулы, аккуратный маленький носик чистокровного иниссула и большие миндалевидные глаза, которые распахнулись, когда она почувствовала на себе его взгляд.

Элисс улыбнулась, сделала долгий вдох и счастливо потянулась.

— Я не слышала, как ты вошел, — сказала она.

— Это не должно тебя удивлять, — ответил Ауум.

Элисс рассмеялась.

— Прощу прощения, — сказала она.

— За что? — Ауум пожал плечами. — Как ты себя чувствуешь?

— Отдохнула. Готова к бою. Когда они доберутся сюда?

— У нас есть еще пара дней, чтобы окончательно подготовить западню, — отозвался Ауум. — Граф отправляет на разведку два звена, Фалин и Илласта, я полагаю, так что мы узнаем об их появлении за полдня. Набирайся сил. Они тебе понадобятся.

— Ауум.

— Да?

— Зачем ты на самом деле пришел сюда?

Ауум откинулся назад и шумно выдохнул.

— Ты — моя Тай. Я должен был удостовериться, что ты в достаточной мере здорова для того, чтобы сражаться.

— И только?

— Да. В общем, нет. Хотя… Перестань, Элисс.

Под ее взглядом Ауум поежился. Она села, опираясь о спинку кровати, и взяла его руки в свои. От затаенного восторга у него перехватило дыхание.

— Я знаю, у нас мало времени, — сказала она. — Мы не знаем, кто останется в живых после грядущего сражения. Я буду горячо молиться о том, чтобы мы оба вышли из него живыми. Но если этого не случится, мы не сможем жить поодиночке или умереть вместе, сожалея о том, чего не сделали.

Ауум кивнул. Сердце гулко бухало у него в груди, и больше всего на свете ему хотелось крепко обнять ее и прижать к себе, чтобы чувствовать ее дыхание и утонуть в ее волшебном аромате.

— Я достигла расцвета женской силы, Ауум. Нет такой девушки-иниссула, которая не ощущала бы потребности зачать… но меня волнует не это. Я хочу, чтобы ula, на котором я остановлю свой выбор, дал бы моему ребенку лучший шанс последовать за мною и стать ТайГетен. Этот ula должен быть тем, кого я люблю и ради которого готова пожертвовать собственной жизнью. Это ты, Ауум. Ты согласен стать отцом моего ребенка?

Ауум не ведал, то ли ему страшно, то ли он готов потерять сознание, зато понимал, что его охватывает полная и исступленная эйфория. Кажется, он глупо улыбался, но и на это ему было наплевать.

— Я почту это за честь, которую не в состоянии передать словами.

— Вот и не нужно ничего говорить, — прошептала Элисс.

Ауум привлек ее к себе, и души их слились в поцелуе.

Глава 21

Они думают, что купили мое расположение и благосклонность наркотиками. Неужели у них совсем нет мозгов?

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Джерал вышел на каменную площадку перед входом в храм Аринденета. Он был один. Было нечто очень личное и глубоко волнующее в том, чтобы невозбранно стоять в самом сердце веры твоего врага. Он медленно прошелся по кругу и вновь оказался перед распахнутыми настежь вратами. Джерал направился к ним, полной грудью вдыхая тишину, отсутствие угрозы и ощущение полной и окончательной победы.

— Что ты делаешь? — прошипел из кустов чей-то голос.

Джерал оглянулся и увидел, что за ним напряженно следят несколько человек.

— Собираюсь войти внутрь. А что еще я должен сделать?

— Там полно всяких потайных местечек. Это самоубийство.

— Хунд, там никого нет. Это должно быть понятно даже тебе. — Джерал остановился. — Почему бы вам всем не выйти сюда?

Они неохотно повиновались. Всего их оказалось сорок девять человек: тридцать восемь солдат и одиннадцать магов. Здесь были все, кто остался в живых из двухсот сорока бойцов Первой роты, которую теперь издевательски именовали не иначе как Мертвой ротой. Джерал смотрел на них, не зная, кем они должны считать себя: проклятыми или счастливчиками. В душе у него поселилась боль, оказавшаяся намного острее и засевшая куда глубже, чем Джерал готов был признать. Они с Хундом сделали все, что могли, чтобы спасти как можно больше людей. Но Лореб поручил Иштаку разобраться, и остальные роты не спешили прийти им на помощь, не понимая всей тяжести положения, пока Хунд не вправил им мозги через Локеша, но к тому времени было уже слишком поздно. А самая мрачная ирония заключалась не только в том, что непозволительно много прекрасных молодых солдат и магов умерли страшной смертью, но и в том, что в случившемся обвинили капитана и первого мага роты.

— Все то же самое, будь оно проклято, — пробормотал Джерал себе под нос. — Чертов алкаш наверняка уже забыл о том, что отправил нас сюда.

Целый день они шли маршем вдоль берега реки, а потом еще два — вглубь материка, пока основные силы армии с ужасающей медлительностью продвигались в сторону Катуры. С каждым шагом в душе Джерала крепло раздражение и желание выжить любой ценой. И вот сейчас, стоя на пустом каменном козырьке перед входом в храм Аринденета, он вдруг почувствовал себя сильным.

— Твоя горечь отравляет всю радость пребывания в таком чудесном месте.

— А почему нет, Хунд? Чему ты радуешься, хотел бы я знать? Лореб отправил нас сюда на верную смерть. Мы видели, что он сделал, или, точнее, не сделал, так что кровь моих парней падет на его голову.

Джерал зашагал к храму, на ходу убирая меч в ножны.

— И что ты намерен с этим делать?

— Во-первых, убедиться, что здесь не осталось ни живой души.

— А потом?

К ним на паперти присоединилась вся диверсионная группа. Джерал знаком приказал солдатам окружить здание.

— А потом я доложу об этом Киллиту или Пиндоку, смотря кто первый из этих идиотов попадется мне на глаза и будет в состоянии выслушать.

Джерал и Хунд вошли под купол храма, и в прохладной тишине на обоих снизошло успокоение, которое лишь подчеркивало журчание бегущей воды. Двое мужчин с восхищением принялись разглядывать статую.

— Вот это да, — вырвалось у Хунда. — Настоящее произведение искусства. Неудивительно, что Лореб хочет жить здесь, ведь это место буквально дышит красотой.

— Ну да, он поселится здесь только через мой труп, вот что я тебе скажу, — ответил Джерал. — Держу пари, самое меньшее, что я сделаю — заставлю наших генералов рвать друг другу глотки из-за того, кому достанется это место.

Но Хунд думал уже о другом.

— Почему они ушли отсюда? — хмуро осведомился он. — Разве не здесь находится самая большая их святыня?

Джерал хлопнул его по спине.

— Ага, вижу, ты понемногу учишься думать головой. Почему, по-твоему, мы должны будем представить рапорт?

Хунд лишь пожал плечами в ответ.

— Хунд, ты — безнадежный двоечник.

— Да, ваши армейские премудрости никогда меня не интересовали, это точно.

— Тогда позволь мне просветить тебя. Когда мы начнем осматриваться, то обнаружим, что здесь царит полный порядок и благолепие. Следовательно, узнав о нашем приближении, эльфы отнюдь не бежали отсюда в панике и спешке. Почему? Да потому что заранее знали о том, что мы идем сюда, или же догадывались об этом.

— А это — уже свидетельство того, что они мыслили вполне предметно и, прихватив с собой свою магию и все вооруженные формирования, ушли туда, где, по их мнению, смогут с наибольшей эффективностью применить их против нас.

— Ты думаешь, они знают, куда мы направляемся?

Джерал рассмеялся.

— Провалиться мне на этом самом месте, Хунд, они всегда знали об этом. Но больше всего меня беспокоит то, что они знают, каким маршрутом мы туда идем. Последнее, что нам нужно — это попасть в тщательно подготовленную засаду, тебе не кажется?

Обойдя бассейн по кругу, Джерал направился в полумрак храма. Помедлив несколько мгновений, Хунд поспешил за ним.

— А разве мы каждый день не ожидаем засады? Я видел, как строится армия перед маршем.

— Да, превосходная работа, — согласился Джерал. — Громоздкое, медлительное, хорошо защищенное формирование, ползущее, как черепаха, и дающее врагам сколько угодно времени на подготовку любой засады в любом удобном месте. Лореб подготовил колонну для нападения в любой момент и показывает любому шарпу, которому это интересно, как именно строится ее оборона.

— Как обычно, он совершенно упустил из виду кое-что очевидное, а именно: чтобы победить этого врага, нам нужна соответствующая тактика ответного реагирования, нечто такое, что стало бы для них неожиданностью, иначе они и дальше будут терзать нас своими партизанскими рейдами, как делали до сих пор.

— Ничего не понимаю. Ты догадался об этом, просто придя сюда?

— Нет. Это лишь подтверждает то, о чем я думал раньше, — сказал Джерал. Приостановившись, он взглянул на Хунда, на лице которого отражалось полное непонимание, и сокрушенно покачал головой. — Мой дорогой маг, с тех самых пор, как мы двинулись в этот дурацкий поход, эльфы переигрывают нас на каждом шагу, и это несмотря на то, что они крайне малочисленны. И вот этот опустевший храм — лишнее тому доказательство.

— Нас должно беспокоить то, что шарпы прекрасно знают, куда именно мы направляемся и сколько нам еще осталось идти до этого места, тогда как мы этого совершенно не представляем. Не знаем мы и леса и просто лезем вглубь его вслепую, не подозревая, когда и где выйдем из него. Наши замечательные командиры свято уверовали в то, что эльфы поспешно отступают к Катуре, где и станут ждать, пока мы не придем и не убьем их всех до единого.

— Но они не собираются этого делать! Нам придется заставить их отступить к городу, а прежде — разбить в отрытом бою. А сделать это можно, только проявив изобретательность и смекалку. Став умнее их. Они забрали с собой всю магию из Аринденета, Хунд. Куда? Где состоится их очередное нападение? Кто его устроит — маги, проклятые ТайГетен или эти чертовы эльфы с дикими кошками?

Они вдвоем вышли на свет, в деревню, лежавшую за храмом, и Джерал понял, что был прав. Все дома стояли аккуратно запертыми и пустыми. Эвакуация была спланирована и проведена безупречно.

— Но ведь именно поэтому мы и дальше должны двигаться так, как сейчас? В оборонительных порядках.

— Нет! Мы должны уяснить себе все их наступательные приемы и разработать против них контрмеры. А потом нужно двигаться ускоренным маршем, потому что каждый лишний день, проведенный в этом проклятом месте, уносит новые жизни, истощает силы и подрывает боевой дух. А теперь у нас еще и заканчивается провиант, верно? Если ничего не изменится, то мы доберемся до Катуры настолько ослабленными, что даже не сможем разбить этих хитрых ублюдков.

Джерал впился взглядом в лицо Хунда и понял, что до того начал понемногу доходить смысл сказанного.

— Значит, нам нужно как можно скорее вернуться назад, правильно? — спросил маг.

— Почему?

— Потому что они намерены уйти от реки вглубь материка.

— В самую точку, — согласился Джерал. — Прямиком в пасть льва.

* * *

Линию передовых постов Хунд пересек вместе с Джералом. Армия остановилась на привал, разбив лагерь на берегу какой-то мелкой речушки, в которой, впрочем, в изобилии водилась рыба, которую солдаты и глушили звуковой магией. Повсюду уже горели костры, и к запахам готовящейся еды в кои-то веки не примешивалось подозрение.

— Все еще злишься? — полюбопытствовал Хунд.

— А ты все еще жив? — парировал Джерал.

— Призываю тебя соблюдать осторожность, — сказал Хунд.

Джерал пожал плечами. Всю обратную дорогу он раздумывал над тем, что скажет, и осторожности не было места в том плане разговора, который сложился у него в голове.

— Почему?

— У меня две новости: хорошая и плохая. Хорошая заключается в том, что все генералы собрались в одном месте и обсуждают тактику. Кстати, Локеш тоже с ними. Плохая состоит в том, что завтра они ждут драки, и я не думаю, что в данный момент Аринденет так уж сильно их заботит. Быть может, тебе стоит потерпеть до завтрашнего вечера, когда мы встанем лагерем на ночлег.

— Нет, сейчас нам выпала прекрасная возможность. А вот если мы промолчим, то потеряем еще много жизней, особенно если не изменим тактику.

— И тебе, полагаю, уже известно, какой она должна быть, эта новая тактика, — съязвил Хунд.

Джерал почувствовал, как его охватывает гнев.

— Чтоб ты знал, у этих идиотов ее точно нет. Чего ты так нервничаешь? Я ведь не прошу тебя идти со мной.

Хунд понурился.

— Это же очевидно. Мы — друзья. Во всяком случае, мне хочется так думать, но я же вижу, как ты накручиваешь себя с тех самых пор, как мы вышли из Аринденета. Я с тобой, и я понимаю, что наши генералы могут запросто угробить целую армию, но если тебя повесят за нарушение субординации, нашему делу это не очень-то поможет, верно?

— Прости меня, мамочка. Обещаю, что изо всех сил постараюсь сохранять спокойствие.

Хунд вздохнул.

— Полагаю, придется удовлетвориться этим и надеяться, что все обойдется.

— Можешь не сомневаться. — Джерал почувствовал, что охватившее его напряжение чуточку ослабло. — Послушай, я услышал тебя, верно? Но мне нужно, чтобы они услышали меня.

— Что ж, не считая Лореба, думаю, ты пользуешься авторитетом среди рядовых тактиков.

Джерал выразительно поднял брови.

— Это комплимент?

— Почти.

— Хорошо. — Джерал огляделся. Остатки Мертвой роты ждали его распоряжений. Его солдаты были злы, считали, что их предали, и ждали от него улучшения своей жизни. — Ладно, не будем хоронить себя раньше времени. Эй, парни, никаких драк и прочего насилия, но не позволяйте никому помешать мне принять участие в совещании, понятно?

Джерал повел своих людей вдоль линии внешних постов, не желая привлекать к себе ненужного внимания. Совещание проходило в самом центре лагеря, внутри палатки, установленной исключительно для этой цели. Вокруг нее плотным кольцом выстроились солдаты и маги. Большинство из них служили в личной гвардии Пиндока, которую за глаза называли «Желтой гвардией». У входа в палатку столпились адъютанты, а рядом стоял небольшой столик, предназначение которого было Джералу непонятно.

Джерал знаком приказал своим людям расступиться, а сам направился ко входу в палатку. Хунд не отставал от него ни на шаг. Один их адъютантов Киллита подтолкнул Иштака локтем, и Джерал приветствовал его широкой улыбкой. Выражение лица Иштака никак нельзя было назвать приветливым. Джерал заметил, как шевельнулись его губы, и напрягся.

— Рады видеть меня, Иштак? — осведомился Джерал, с удовольствием наблюдая за смятением, охватившим адъютанта. — Или разочарованы тем, что я еще дышу?

— Как посмотреть. Что вам нужно?

— Ну, как видите, мы чувствуем себя на удивление хорошо, учитывая последнее полученное нами задание. Как вам известно, чтобы благополучно завершить его, я должен доложить о его выполнении старшему по званию. Вот и я пришел. Проводите меня внутрь.

Иштак натянуто улыбнулся.

— Не спешите, капитан. Генерал Лореб совещается с командным составом армии, чтобы выработать тактику для завтрашнего наступления. Это — не то общество, которому я готов вас представить.

— Мой дорогой Иштак — кстати, рад видеть, что синяк у вас на скуле уже почти сошел, — я доставил сведения, которые имеют важное значение для этого обсуждения. Я должен на нем присутствовать.

Еще один помощник наклонился к Иштаку и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул, и на губах его заиграла уродливая улыбка. Он отступил в сторону.

— В таком случае прошу вас, капитан. Входите. Генералы и главный маг будут счастливы получить дельный совет от человека, который проглядел, как отравилась ядом его собственная рота.

Входя в палатку, Джерал постарался посильнее задеть Иштака плечом. Внутри было так накурено, что его едва не стошнило. Генералы сидели на чурбаках, а на земле между ними лежала наспех нарисованная карта. И Пиндок, и Локеш попыхивали трубочками, набитыми самым отвратительным эльфийским табаком. Локеш явно маялся скукой, почти не вслушиваясь в обсуждение, а Пиндок нервничал, чего, впрочем, и ожидал Джерал.

Выражения лиц Лореба и Киллита он разглядеть не мог — оба сидели к нему спиной. Он громко откашлялся.

— Мои генералы и почтенный лорд-маг, прошу простить меня за вторжение.

Лореб поперхнулся, выплюнув себе под ноги очередную дозу горячительного, которую не успел влить себе в глотку, и дернулся так резко, что Джерал испугался, как бы он не упал с бревна. Но генерал удержал равновесие и обернулся, вставая.

— Я не намерен вам ничего прощать, — заявил он. — Вон отсюда.

— Нет. Сэр. — Теперь уже все головы повернулись к ним. — При всем уважении, вы должны выслушать то, что я обязан вам сказать. У меня есть сведения, которые позволят спасти многие жизни.

— Вы, как всегда, преувеличиваете, капитан Джерал, — проворчал Пиндок. — Что скажете, Киллит, может, и впрямь выслушаем его?

— Киллит здесь ни при чем, — резко бросил Лореб. — Капитан Джерал, или вы уйдете сами, или вас выведет отсюда стража и вы предстанете перед военным трибуналом.

— Как ты меня достал своими картинными позами, старый дурак, — проворчал себе под нос Джерал.

— Прощу прощения? — требовательно осведомился Лореб.

— Мне очень жаль. Позвольте мне выразиться более откровенно.

— Джерал! — предостерегающе произнес Хунд.

— Вон! — заорал Лореб.

— Нет, — ответил капитан и, подумав, добавил: — Сэр.

Лореб взревел, требуя стражу. Киллит кричал что-то невразумительное, а Пиндок уже забился в дальний угол палатки. И тогда заговорил Локеш. Голос главного мага вонзился в мозг каждому из присутствующих, а рты, уже готовые разразиться обвинениями, тут же захлопнулись.

— Хунд, — сказал он. — Ты связался с возмутителем спокойствия. Почему?

— Потому что я считаю, что ему надо дать высказаться, — ответил Хунд.

Джерал кивнул, благодаря Хунда за поддержку. Локеш был высоким мужчиной с тяжелыми чертами лица и мощным телосложением. Пожелай он стать военным, то наверняка снискал бы себе славу. Он встал. Генералы — такое впечатление — съежились в ответ. Джерал был уверен, что Локеш прибегнул к помощи какого-то заклинания, чтобы добиться подобного эффекта, но какое это имело значение? Он был очень опытным и умелым магом.

— В таком случае мы выслушаем его. — Локеш вперил взгляд в Хунда. — Но пусть он изъясняется вежливо и по делу, иначе вы оба дорого заплатите за свое вторжение.

— Не дави на них, капитан, — прошептал Хунд.

Джерал пожал плечами.

— Аринденет оказался пуст, генерал Лореб. Шарпы ушли оттуда задолго до нашего появления.

— Очевидно, сбежали в страхе, — заметил Киллит. — Что ж, я их вполне понимаю.

— Нет, сэр, — возразил Джерал. — Они знали, что мы намерены атаковать их храм, и отступили заранее. Они знали, что мы будем делать, задолго до того, как мы сделали это. Они перехитрили нас и оказались умнее. Но я знаю, что мы должны изменить и как можно заставить их сразиться с нами до того, как мы доберемся до Катуры. Если нет, то я не дам за наши жизни и гроша. Боюсь, мы просто не дойдем до своей цели и главного приза, не говоря уже о том, чтобы сохранить достаточно сил для его захвата.

В палатку вошли стражники, но Локеш жестом приказал им удалиться. Трио генералов во все глаза уставилось на Джерала, словно языки проглотили. Локеш прочистил горло.

— У вас есть доказательства?

От этих слов у Джерала по спине пробежал холодок, а кровь застыла в жилах.

— Вспомните все нападения, которые предпринял противник. Они наносят удар и отступают. А мы просто стоим и смотрим, как умирают наши товарищи. Мы же добились незначительных успехов, и то единственный раз, причем случайно, — во время первой атаки на их передовой патруль и строителей лагеря. С тех пор ни один волос не упал с их головы. Хунд рассказал мне о том, что завтра вы ожидаете столкновения и что впереди нам предстоит трудный путь.

— Да, — ответил Киллит. — Мы ожидаем засады.

— Со всем уважением, сэр, но какую тактику вы выбрали или обсуждаете?

— Мы сошлись на том, что наилучшим порядком будет оборонительный. При нынешнем построении нам не страшна никакая засада.

— Вы просто ничего не понимаете, не так ли? — с горечью воскликнул Джерал.

— С меня хватит! — заявил Лореб. — Я хочу, чтобы этого человека вывели отсюда и разжаловали в рядовые.

— Хотите узнать, как нам остаться в живых? — поинтересовался Джерал, в упор глядя на Пиндока, прежде чем перевести взгляд на Лореба. — Или вы предпочтете выслушать, зачем меня на самом деле посылали в Аринденет?

Лореб зарычал и впервые на памяти Джерала стал страшен — но потом надолго приложился к бутылке вместо того, чтобы огреть ею капитана по голове.

— Я бы очень хотел узнать, для чего вас отправили к эльфийскому храму, — обронил Локеш.

— На разведку, — резко бросил в ответ Лореб. — Предлагайте свою тактику, Джерал. А потом мы с вами немного побеседуем наедине.

Глава 22

Метиан объявил амнистию всем наркоманам, желающим излечиться от своей пагубной привязанности. У дверей комнаты собралось в восемь раз больше эльфов, чем она могла вместить. Но количество бандитов Калена, требующих компенсации за свои потерянные доходы, попросту ошеломляло.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Небеса разверзлись проливным дождем. Начавшись еще на рассвете, он, похоже, не собирался стихать. Перед самым восходом солнца Ауум провел последний краткий инструктаж ТайГетен, после чего каждое звено вновь отрепетировало совместные действия с аппосийцами. Жизнь в деревне замерла, а тех, кто не мог держать в руках оружие, увели в лес подальше от Шрама.

— Гиал благословляет нас сегодня, — заметила Меррат.

— Она делает землю предательски скользкой под ногами наших врагов, затмевает им взор и притупляет слух, — добавил Графирр.

Ауум улыбнулся.

— Она была любимой богиней Катиетт.

— Самой полезной в бою богиней, — поправил его Графирр.

— Сегодня она бы нам пригодилась, — сказал Ауум.

— Как и каждый день, — согласилась Меррат. — И еще человек пятьдесят таких же, как она.

Катиетт, бывший архонт ТайГетен и командир звена, в которое, помимо нее самой, входили Меррат и Графирр, погибла во время первой волны вторжения людей, и ее смерть стала для эльфов невосполнимой потерей. Не только из-за того, что она обладала чрезвычайными и выдающимися способностями. Ауум был убежден, что с ее гибелью оборвалась последняя ниточка, связывающая Такаара с реальным миром здравомыслия и душевного равновесия, и он окончательно превратился в опасного и неуправляемого бродягу.

— Хотел бы я знать, где он сейчас, — задумчиво пробормотал Ауум, размышляя вслух.

— Такаар? — Меррат пожала плечами. — Нам известно то, что он жив и движется в правильном направлении. Это немало, верно?

Ауум вспомнил огонь и ярость, вспыхнувшие в глазах Такаара на окраине Аринденета. Это не было душевным надломом, как на Хаусолисе, но последствия оказались теми же самыми. Такаар ударился в бега, и жизнь десятков тысяч эльфов оказалась в опасности. Правда, на этот раз появилась возможность спасти хотя бы некоторых из них.

Подойдя к позиции, занятой Графирром, ТайГетен умолкли. Каждый из них сознавал всю неподъемную тяжесть стоящей перед ними задачи, как понимал и то, что засада должна сработать безупречно, иначе у них не будет даже тени шанса на победу.

Теперь все зависело от Графирра. Именно он был тем эльфом, который приведет в действие все скрытые пружины, чтобы наголову разбить врага. Ауум взглянул на уложенные штабелями бревна. В землю были вкопаны четыре мощных пальмовых ствола, перевитые для надежности лианами, которые должны были послужить спусковым механизмом. Пальмы удерживали более ста пятидесяти стволов, готовых покатиться вниз и обрушиться на врага.

Спуск на дно долины был расчищен с большим тщанием, и лишь нижние ветки деревьев скрывали его от любопытных глаз. Точно такая же конструкция располагалась на противоположном склоне, чуть севернее, чтобы усилить хаос и разрушения, которые должны были начаться внизу. Тридцать восемь штабелей бревен размещались вдоль всей долины, готовые принести с собой смерть и опустошение.

— Кто подаст сигнал? — спросил Ауум.

Графирр выразительно поднял брови.

— Я сам его подам, — ответил он.

Ауум мотнул головой в сторону аппосийцев, расположившихся выше штабеля бревен.

— Побереги их. Не раздумывая, отзывай и уводи их отсюда, если что-нибудь пойдет не так. Каждая смерть для нас — невосполнимая утрата.

— Из-за моего небрежения не погибнет ни один эльф, — заявил Графирр.

Ауум встал.

— Сражайтесь достойно, — напутствовал он их, обращаясь ко всем сразу, — и умрите от старости, а не сегодня.

Ранним утром Ауум обошел место засады. Он разговаривал с каждым звеном и каждым отрядом аппосийцев, подмечая в них нетерпение и решимость, приправленные здоровым страхом. Когда он возвращался обратно, его догнал Улисан, сообщивший о приближении людей. Птичьи крики разнесли эту весть по всей долине.

Они наступали.

— Каким строем они идут?

— Их построение немного отличается от того, что они использовали раньше. Они стали больше внимания уделять защите своих магов: те равномерно распределены по всей длине колонны, а на флангах их теперь почти нет. Совершенно очевидно, что они ожидают нападения, но в этом нет ничего удивительного. Маги прилетали сюда на разведку, а даже человеческие глаза способны заметить, что Шрам — самое подходящее место для засады.

— И когда нога первого солдата ступит в долину?

— Через два часа, — ответил Улисан.

— Будем молиться, чтобы к тому времени дождь не прекратился.

Оба воина ТайГетен покинули дно долины и приток, текущий по ее центру. Словно в ответ на мольбу Ауума, дождь полил еще сильнее. Вода бурным потоком струилась по склонам, неся с собою грязь и листья. Земля под ногами стала предательски влажной и скользкой. Боги помогали им всем, чем могли.

Когда они подошли к устью долины, Ауум повел Улисана безопасной тропой к Элисс и группе аппосийцев, перед которыми стояла задача завести хвост армии в болото. Свыше сотни членов клана Аппоса, возглавляемые постаревшими, но все еще бодрыми и надежными Болтой и Метианом, расположились между двумя группами ловушек, которые должны были прикрыть их с флангов, когда они пойдут в атаку.

С ними останется и звено Ауума. Особого напряжения здесь не ощущалось. Метиан, в бытность свою гвардейцем Аль-Аринаар, участвовал во многих конфликтах, и он сумел найти нужные слова, чтобы вместе с Болтой, подававшим пример выдержки и спокойствия, поддержать боевой дух своих товарищей.

— Мы готовы, — сказал Ауум. — Все на своих местах, каждая ловушка проверена, и все спусковые механизмы взведены. Еще раз повторите про себя пути наступления, точки нанесения ударов, сигналы об отходе и места встречи. Большинство из вас не являются воинами, и я горд тем, что буду драться рядом с вами.

— Но предупреждаю вас: азарт боя может ослепить и оглушить вас, и вы не заметите, что вас ждет — победа или поражение. Не отрывайтесь от остальных. Помните о том, где стоят ваши товарищи и кто им противостоит. Откликайтесь на любой зов и приказ. Всякий бой — это риск, но не жертвуйте бездумно своей жизнью в надежде стать героем. Умрите от старости, а не сегодня.

— Тай, мои братья и сестры аппосийцы, помолимся.

Они услышали армию задолго до того, как первые солдаты показались в поле зрения. Несмотря на непрекращающийся шум дождя, разноголосый и воинственный гул тысяч людских глоток и топот ног разнеслись по Шраму, опережая дрожь земли. Впереди людей бежали подданные Туала, спасаясь бегством.

Ауум уловил перемены в общей атмосфере. Метиан еще говорил, но теперь он настраивал аппосийцев на предстоящее сражение. Эльфы принялись затачивать лезвия топоров и натягивать тетивы коротких луков; зазвучали молитвы, которые не прекратятся до того, как прольется первая кровь.

Ауум повернулся к Элисс.

— Побереги себя, — негромко сказал он. — А я буду присматривать за тобой.

— Даже не думай, — вспылила Элисс. — Сражайся так, как делал это всегда. Поступить по-другому — значит подвергнуть себя опасности.

— Но…

— Нет, — отрезала Элисс. — Ничто не имеет значения, кроме того чтобы нанести поражение людям. Ничто.

Ауум почувствовал себя уязвленным. Он взглянул на Улисана, но тот быстро отвернулся.

Приказом командования, продиктованным исключительно желанием отомстить за испытанное унижение, Джерал был поставлен во главе отряда, которому предстояло первым войти в узкую лощину с крутыми склонами, чему он нисколько не удивился. Дождь лил как из ведра, но и к этому он уже привык за три года, проведенных на Калайусе, а грязь и травяной перегной превратились в непроходимое болото еще до того, как на них ступила нога двух сотен солдат. О том, что будет, когда здесь пройдут три тысячи, не хотелось и думать.

По дну лощины тек быстрый ручеек, достаточно мелкий, чтобы его с легкостью можно было перейти вброд, и армия двигалась вперед строем по пять человек в ряд, но разделившись, так что с одной его стороны шли двое, а с другой — трое человек. Маги и шарпы шли посередине, слитной группой, окруженные двойным кольцом солдат. На флангах магов не было вообще, а солдаты, прикрывавшие колонну по бокам, получили строжайший приказ отступить при малейших признаках опасности.

— Ваша братия знает, что делать?

— Мы не подведем, — ответил Хунд.

— Это не просто важно; это принесет нам победу, если на нас нападут. Все должны в точности следовать полученным указаниям.

— Я все понял, — повторил Хунд. — Слушай, тебя проверяют и ждут, что ты…

— Я все равно окажусь прав, — перебил его Джерал. Он чувствовал себя прекрасно и одарил Хунда широкой улыбкой. — А знаешь, что самое хорошее? То, что наше трио идиотов, несмотря на мой совет, решило идти в середине колонны. Но, по крайней мере, Локеш послушался меня.

— Локеш всего лишь хочет первым выйти с другой стороны.

— Ага, но сначала ему придется оттолкнуть меня, — заметил Джерал.

Он огляделся по сторонам. Склоны лощины, по дну которой двигался его авангард, густо поросли деревьями и кустами. Но он не видел их, хотя они находились от него не дальше чем в десяти ярдах, и от этого нервничал. Приходилось полагаться только на то, что видимость на самом дне лощины была чуточку получше.

Над их головами смыкался сплошной зеленый покров, так что дозорные маги, отправленные в воздушную разведку, ровным счетом ничего разглядеть не могли. От них было бы больше толку на земле, но Локеш наотрез отказался выступать в путь без магов в воздухе, хотя они создавали лишь иллюзию тактического преимущества.

На каждом шагу их поджидало одно и то же: проливной дождь, густая зеленая растительность и предательски скользкая земля под ногами. После двух часов непрерывного марша люди начали расслабляться.

— Идиоты, — проворчал себе нос Джерал. — Передай по команде, Хунд. Мы даже не дошли еще до самой опасной точки. Я хочу точно знать, когда последний из наших людей войдет в пасть лощины.

— И что потом?

— Если это засада, то именно тогда капкан захлопнется.

Прошло совсем немного времени, и он получил сообщение, что армия полностью втянулась в долину.

— А теперь — за работу, — прошептал Хунд.

И тут, словно в ответ на его слова, склоны лощины задрожали от грома, заглушившего шум дождя.

Графирр знал, что ожидает эльфов; он молился о том, чтобы люди услышали, как к ним спешит смерть. Пальмовые стволы оттащили в стороны, и бревна покатились вниз, разгоняясь с чудовищной быстротой и сотрясая грохотом склоны лощины, сталкиваясь и перекатываясь друг через друга, словно соревнуясь в том, кто первым доберется до врага и сокрушит его.

Графирр поднял руки над головой, удерживая свою группу на месте. Он знал, что на противоположной стороне долины Меррат обрушила свою лавину бревен, и если эльфы станут действовать чересчур поспешно, то внизу их будет подстерегать та же самая участь, которую они уготовили людям. Но если они замешкаются, то солдаты успеют прийти в себя и перегруппироваться.

А внизу, под ним, бревна уже прокладывали собственный маршрут. Большая часть, правда, катилась по расчищенной тропе, но некоторые отлетали в стороны, наталкиваясь на деревья по обеим сторонам от просеки, или же вообще становились на попа, ломая нижние ветки зеленого покрова. Графирр рассчитал момент, когда вражеская армия поймет, что ее ожидает, и постарался предугадать реакцию людей, молясь про себя, чтобы не ошибиться.

Он опустил одну руку. Аппосийцы подобрались, взяв оружие на изготовку. Он кивнул своим Тай, Аллину и Борруну.

— Да направит Инисс наши руки, — прошептал он.

Графирр уронил вторую руку. ТайГетен рванулись вперед, оставив аппосийцев далеко позади. Сначала — неразбериха и хаос, а уже потом — кровавая бойня. Графирр помчался вниз вместе со своей тройкой, следуя за всесокрушающей лавиной.

На бегу он молился, чувствуя, как сила переполняет его тело. Инисс направлял его шаги, а воздух в легких обострял чувства. Жизнь обрела сладостный аромат и стала прекрасной, как никогда, обещая скорую смерть людям. Шрам содрогался от грохота катящихся бревен, спешащих сокрушить мягкую плоть и хрупкие кости врагов. Подданные Туала в паническом бегстве взлетали в небо или искали спасения на верхних ветках деревьев. Под ними, на дне лощины, люди уже должны были расслышать гибельный грохот смерти, торопившейся им навстречу, и по их рядам наверняка прокатилась паника, подобно эпидемии, передающейся с зараженной водой.

Графирр ощущал свою тройку всем своим существом. Ему не нужно было оглядываться, чтобы посмотреть, как они ведут себя. Аллин мчался вниз по склону легкими скользящими прыжками, почти не касаясь земли. Графирр всегда завидовал манере его бега. Боррун, вытянув шею, с широко раскрытыми глазами, несся вперед, словно матерый вожак-олень. Вот он перепрыгнул через глубокую яму и помчался дальше. Чуть ниже, под ними, бревна приминали невысокий кустарник.

Графирр услышал, как одно из них с громким треском врезалось в стоящее дерево, и по лесу заметалось гулкое эхо многочисленных столкновений и отскоков, напрочь заглушив все остальные звуки. Это давало им еще одно преимущество, на которое он даже не рассчитывал. Если у него от такой какофонии лишь учащенно забилось сердце, то у врага наверняка кровь стыла в жилах.

Склон у него под ногами стал чуточку более пологим. Бревна оставили на земле глубокие шрамы, наматывая на себя опавшие листья и суглинок, тем самым увеличивая вес, готовый вот-вот обрушиться на захватчиков. Графирр стал считать в обратном порядке от десяти. Сейчас. И вот он уже расслышал встревоженные крики и низкий, монотонный гул тысяч человеческих голосов — люди наконец-то увидели, какая лавина несется на них с обоих склонов.

А вот он разглядел и их самих. Они стояли неподвижно, задрав головы, и глядели вверх, на скаты лощины. Бревна сталкивались, подпрыгивали, вращались и ударяли с огромной силой. Вспыхнуло голубое зарево, замерцало и погасло, а те, кто укрывался за ним, превратились в кровавое месиво. Зрелище гибели врагов привело Графирра в неописуемый восторг, и он ускорил бег, с безошибочной и уверенной легкостью перепрыгивая через все еще катящиеся бревна.

Шрам оглох от страшного грохота. Бревна сталкивались друг с другом, отскакивали от магических щитов или разносили их вдребезги, погребая под собой тех, кто прятался за ними. Графирр стал выкрикивать приказания своим Тай, но его голос потонул в общем безумном грохоте. Землю под его ногами усеивали бездыханные тела, а взбаламученная грязь стала красной от человеческой крови.

Графирр повернул на юг. Впереди солдаты скорчились за уцелевшим магическим щитом. Он устремился прямо к ним. Аллин и Боррун прикрывали его с флангов.

— Цельтесь в магов.

Им навстречу вышли солдаты, рассредоточившись по дну лощины. Графирр присел, пропуская над головой широкий замах двуручного меча. Выпрямившись, он плечом оттолкнул мечника с дороги и бросился в образовавшуюся брешь. Но впереди вырастали все новые враги. На бегу Графирр выхватил из мешочка на поясе полумесяц и метнул его в ближайшего противника. Здесь, под куполом магической защиты, проверенное оружие вновь доказало свое надежность, и стальная звездочка впилась в запястье солдата, который поднял руку с мечом, защищая лицо.

К нему присоединился Аллин. Боррун развернулся назад, чтобы встретить ту шеренгу, сквозь которую они проскочили. Графирр обнажил оба своих клинка. Шагнув вперед, он с размаху опустил правый на голову раненого солдата, сбивая его с ног. Используя инерцию замаха, Графирр крутнулся на правой ноге, левой нанося удар в грудь очередному врагу.

Совершив пируэт, он оказался лицом к лицу с еще несколькими противниками. Полоснув правым клинком по шее третьего солдата, он левым пробил защиту четвертого и вспорол ему бок, ощутив, как лезвие застряло в позвоночнике. Бросив взгляд налево, он увидел, как Аллин взлетел в высоком прыжке, совершил сальто-мортале и приземлился прямо посреди группы магов.

Щит над ними мигнул, потом еще раз и еще. Аллин же принялся разить врагов направо и налево. Графирр окликнул Борруна, подзывая его к себе, и локтем ударил в горло последнего солдата, вставшего у него на пути, и устремился в открывшийся проход. В то же самое мгновение по колонне людей прокатился приказ. Один за другим люди крепко зажмуривались и вскидывали руки, закрывая лица.

— Тай! Берегите глаза!

Графирр выронил клинки и закрыл лицо ладонями.

Сквозь грохот катящихся бревен, ощущая под ногами дрожь земли, Джерал расслышал, как посыльные передают его приказ по колонне.

— Держаться, — повторил он свое распоряжение. — Стоим на месте.

Маги изготовились. Он постарался донести до каждого из них важность составления нужного ему заклинания, причем по его команде и в нужный момент. Капитан присвоил каждому заклинанию порядковый номер, а магов разбил на группы по цветам. И вот сегодня он увидит, сохранилось ли в армии хотя бы подобие дисциплины. Если нет, то эльфы одержат сокрушительную победу.

— Красные! Один! — выкрикнул Джерал. Щиты.

Голос Хунда эхом вторил его собственному. Остальные подхватили клич. Маги приготовились, пригнулись и ударили заклинанием, и Джерал почувствовал, как над колонной встали многочисленные заклятия.

— Ты уж постарайся, чтобы ваша братия не подвела меня, — сказал Джерал.

— Доверие — великая вещь, — язвительно откликнулся Хунд.

По подлеску и нижним ветвям деревьев по обеим сторонам лощины прокатилась дрожь. Грохот катящихся бревен неуклонно нарастал. Над их головами прокатился треск от сталкивающихся стволов. Джерал понимал, какие чувства испытывают стоящие рядом люди, и не мог осуждать их за это. Ему тоже было страшно.

— Что бы нам ни грозило, — вновь закричал он, — мы должны выстоять. Держитесь!

Между деревьев замелькали тени. Темные и массивные, они катились вниз с ужасающей быстротой. В щит забарабанили сучья, мелкие камни и куски земли. И вот последний рубеж подлеска рухнул. Над его головой, кувыркаясь, пролетел огромный ствол дерева, а потом ему показалось, будто на дно лощины обрушился весь лес сразу.

— Стоять! — заорал Джерал, но голос его потонул в грохоте обвала.

Десятки срубленных деревьев, очищенных от сучьев, врезались в магические щиты. Джерал затаил дыхание, глядя на происходящее. Руки его взлетели к лицу, а слова о доверии и силе оказались забытыми. Совершенно беспомощный, он с ужасом смотрел, как один ствол за другим с грохотом ударяется о щит, порождая ослепительные синие вспышки.

Джералу казалось, будто он наблюдает за происходящим со стороны. Деревья ударялись в щит абсолютно беззвучно и, лишь сталкиваясь друг с другом, порождали грохот. Бревна пролетали над головами, врезаясь в те, что еще катились вниз по склонам, образуя огромные завалы с обеих сторон. Стена леса нависала над ним и жаждала его крови.

Маги стонали и кряхтели от натуги. Солдаты мысленно умоляли их держаться. Когда грохот катящихся бревен стал стихать, Джерал услышал крики. Вокруг него солдаты и маги с облегчением вздыхали и распрямлялись.

— Всем внимание! — взревел он. — Синие! Три!

А спустя всего несколько мгновений вновь подал голос.

— Глаза! Глаза! Глаза!

Волна слепящего белого света затопила лощину.

Свет погас так же быстро, как и вспыхнул. Графирр ощутил это даже с закрытыми глазами, сквозь ладони, которыми по-прежнему закрывал лицо. Вокруг раздались громкие вопли, и к стонам умирающих людей добавились отчаянные крики ослепших эльфов.

Графирр отнял ладони от лица, и глаза его моментально приспособились к окружающей обстановке. Он присел, подхватывая с земли упавшие клинки, и вынул метательный полумесяц из мешочка на поясе. Вокруг него приходили в себя солдаты и маги. Аллин уже дрался с ними. Графирр резко развернулся. Быстрота, с какой люди нанесли ответный удар, неприятно поразила его. Боррун лежал на груде бревен, закрывая ладонями лицо. Вокруг него валялись люди. Боррун оказался недостаточно проворен и принял на себя весь удар заклинания. Солдаты опомнились и перешли в контратаку.

— Аллин! Борруну нужна помощь. Быстрее!

Борруна заметили. Графирр расшвыривал мертвые тела и отпихивал бревна. Ему оставалось пройти какие-то несколько шагов.

— Боррун! Пригнись! — выкрикнул он.

Графирр метнул стальной полумесяц. Тот стремительно просвистел над его головой, пока ТайГетен пытался прийти в себя. Зрение еще не вернулось к нему. Стальное лезвие вонзилось в грудь солдату, пробив кожаные доспехи и легкие. Остальные бросились к нему на выручку, но тут в бой вступил Аллин. Пробежав еще два шага, он подпрыгнул, каблуками ударив в лицо солдата, уже вознамерившегося проткнуть Борруна насквозь.

Боррун попытался отползти в сторону, но в суматохе боя он потерял ориентацию.

— Ко мне! — выкрикнул Графирр.

Он метнул еще один сюрикэн, но на сей раз тот лишь отскочил от чьего-то щита, рикошетом уйдя куда-то вверх и в сторону. Сразу четверо солдат заметили беспомощного эльфа и бросились к нему, чтобы добить. Аллин уже приземлился на ноги и встал над Борруном, держа клинок в руке и широким взмахом заставляя врагов отступить.

Графирр пробивался к нему слева. Но тут из толпы врагов вынырнул дюжий солдат, врезался в Аллина и опрокинул его на землю. Графирр поспешил занять его место. Его меч вонзился в бедро очередному врагу, и тот рухнул навзничь. Еще один развернулся к нему лицом, а последний остался один рядом с Борруном, который, наконец, встал на ноги, но по-прежнему ничего не видел.

— Боррун, в сторону!

Графирр отбил вражеский выпад и, в свою очередь, нанес удар в грудь своему противнику. Рядом с ним Аллин прикончил здоровяка и отпихнул в сторону его труп. Он ласточкой прыгнул к Борруну, рассчитывая сбить его с ног, но опоздал. Солдат с размаху вонзил свой меч в незащищенную грудь Борруна, и кровь брызнула из-под лезвия, пронзившего ему сердце.

— Трус!

Графирр бросился к солдату, который так и не успел вытащить свой меч из груди Борруна. Первым ударом Графирр рассек ему лицо, а обратным — перерубил шею. Тот рухнул на землю, как подкошенный.

Аллин склонился над упавшим Борруном; тот был мертв. Графирр взревел от ярости, и в это время уцелевший щит налился магическим светом, зеленым на этот раз. Графирр бросил взгляд на склоны лощины и запоздало заметил на них эльфов, ослепленных и беспомощных. Они брели, спотыкаясь, сами не зная куда, в отчаянной надежде спастись.

— Аллин! Новое заклинание. Мы должны увести аппосийцев. Уходим. Уходим!

Графирр пробормотал заупокойную молитву по Борруну и с разбегу влетел в группу аппосийцев, слепо цепляющихся друг за друга. К нему присоединился Аллин, одним глазом поглядывая на врагов, которые еще не перешли в контратаку.

— Вверх по склону, — крикнул Графирр. — Ползите, если не можете идти, только не стойте на месте. Поднимайтесь наверх.

Аппосийцы повиновались. К одним зрение возвращалось быстрее, чем к другим, и они поспешили на помощь тем, кто пострадал сильнее всего. Они начали подниматься к линии деревьев, но слишком медленно.

— Граф! Сейчас они ударят заклинанием.

Сердце замерло у Графирра в груди. Он перевел взгляд со склона на дно лощины, до которого было не больше двадцати шагов.

— В укрытие!

В воздухе резко похолодало. Взвыл и протяжно застонал ветер. Графирр увидел, как на широкой просеке, уходящей наверх, вдруг почернела трава, опавшие листья и подлесок.

— О нет. Вверх, Аллин, вверх!

Графирр подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и забросил ноги еще выше. Разжав руки, он выгнул спину, совершая полный оборот, и схватился руками за сук, растущий выше той ветки, за которую зацепился ступнями. Под ним с воем пронесся ураган крошечных кристалликов льда. Графирр крепко зажмурился, но в уши ему вонзились отчаянные крики тех, кто остался внизу.

Глава 23

Как быстро слабые духом соблазняются щедрыми посулами Калена и Джисан! Я лишилась стольких Плащей, что больше не могу поддерживать в городе порядок. Только что здесь побывал Кален, посоветовав Аль-Аринаар стать вооруженной силой, состоящей из представителей одного клана. Я должна остановить их, но не знаю как.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Ауум со своей тройкой спустился на дно лощины, когда уже начала становиться понятной реакция людей на устроенную бойню. Они оставили аппосийцев позади, чему сам Ауум был только рад. Он хотел, чтобы им пришлось иметь дело с уже деморализованным врагом, готовым обратиться в бегство.

Элисс держалась слева от него. Ауум понимал, что не должен следить за нею, но ничего не мог с собой поделать. Но поступь ее была такой же уверенной, как и всегда, а движения — плавными и точными. Ауум осматривал тропу, по которой она шла, подмечая торчащие из земли корни, низко нависающие ветки и переплетения лиан. Он уже открыл было рот, чтобы предостеречь ее, но тут же инстинктивно пригнулся. Его правого уха коснулись листья, а вслед за ними раздался голос Улисана.

— ТайГетен, который не смотрит себе под ноги, подвергается величайшей опасности.

— Кто это тебе сказал?

— Ты.

Ауум понимал, что его друг прав. Он встряхнулся, стал внимательнее смотреть себе под ноги и прислушиваться к тому, что происходит вне зеленого покрова и подлеска. Они находились уже в сорока ярдах от дна Шрама. И тогда он услышал голоса людей, повторяющие одни и те же слова, и еще успел подумать о том, почему они вызывают у него такое беспокойство.

Он взглянул на Улисана, чтобы понять, как реагирует на происходящее гигант, но в следующий миг лощину затопила вспышка слепящего белого света. Ауум закрыл лицо ладонями и рухнул на спину, скользя ногами вперед, в попытке уберечь голову. Рядом закричала Элисс, но Улисан молчал, а вот за его спиной послышались крики боли и отчаяния, и он понял, что аппосийцев охватила паника. Единственный вразумительный голос, донесшийся до его слуха, принадлежал Болте, который призывал всех к спокойствию и требовал остановиться.

Ауум отнял руки от лица и широко распахнул глаза, но перед ними тут же заплясали светлячки — последствия огненной вспышки. Силуэты деревьев, превратившиеся в размытые темные пятна, колыхались на фоне ослепительно белого пламени, яркость которого постепенно угасала, сменившись сначала желтым, а потом и оранжевым тонами. Он быстро заморгал, пытаясь вернуть себе хотя бы некое подобие нормального зрения. А вот внизу, на дне лощины, действие вспышки наверняка было сильнее стократ.

Он услышал, как к нему подошел Улисан, и отчетливо слышимый голос друга прозвучал непривычно громко на фоне жуткой тишины, воцарившейся в Шраме после чудовищной вспышки.

— Мы ослепли, — прошептал Улисан. — Мы все слепы.

Тишина отступала. Со дна лощины начали долетать человеческие голоса. И вновь это были всего лишь несколько слов, повторяемых всей колонной. Точнее две фразы, передаваемые по цепочке. Ауум содрогнулся; это были новые заклинания.

К архонту постепенно возвращалось зрение, но он по-прежнему плохо видел; наверное, так воспринимают окружающий мир люди. Он не мог проникнуть взглядом в тени, а края листьев представлялись ему толстыми и размытыми, словно поросшими бахромой. Он с трудом поднялся на ноги, и тревога, охватившая его, усилилась. Воздух в Шраме вновь похолодел, а потом взорвался ревом. Аууму уже был знаком этот звук.

— О нет.

Он побежал, старательно отводя в сторону тени ветвей и выставив перед собой руку, чтобы с разбегу не налететь на деревья, которых он по-прежнему не различал из-за светлячков в глазах. Ауум испустил тревожный клич обезьяны-ревуна, эхо которого должно было проникнуть даже в самые густые заросли.

Улисан попытался было схватить его за плечо, чтобы заставить бежать помедленнее, но Ауум стряхнул его руку, продолжая почти вслепую мчаться навстречу врагу. Он живо представил себе картину кровавого побоища, устроенного ледяным ураганом. Лес вокруг почернеет и погибнет, а его бесчисленные создания встретят смерть в своих ульях, берлогах, гнездах и норах. Засада не удалась, разрозненные группы воинов наверняка сильно потрепаны и остались без командиров. А те, кто уцелел после удара заклинаниями, станут легкой жертвой солдат.

— Ауум, помедленнее…

Улисан захлебнулся воздухом, ударившись плечом о ствол дерева. Не сумев остановиться, он по инерции налетел на Ауума, и оба эльфа покатились по земле. Улисан оказался сверху и выставил перед собой руки, призывая архонта успокоиться.

— Нельзя убить того, кого не видишь, — сказал Улисан, скатываясь с Ауума и протягивая тому руку. Оба поднялись на ноги. — Ты должен верить командирам троек. Они сделают то, что требуется сейчас. Меррат, Графирр, Фалин… Они — великие воины. Отдышись.

К ним торопливо подошла Элисс, неуверенно щурясь. Ауум вновь заморгал. К нему начало возвращаться зрение, но он по-прежнему не различал мелкие детали.

— Те, кто бежал вслед за катящимися бревнами, должны были оказаться слишком близко к врагам, — сказал он. — Мы должны заставить их обороняться.

Рев ледяных заклинаний стих вдали. Снизу, со дна лощины, больше не доносились звуки боя. Эльфы молчали. А вот вдоль колонны людей опять зазвучали команды. По Шраму прокатилось безошибочное эхо шороха вынимаемых из ножей мечей и оружия, взятого на изготовку.

— Порядок действий нарушен, — сказал Ауум. — Давайте сигнал к отступлению. Нужно увести тех, кто выжил, в безопасное место.

Джерал смотрел, как уносятся вдаль заклинания. Они сжигали листву, образовывали эффектные ледяные скульптуры, натыкаясь на стволы деревьев, и валили подлесок, выискивая шарпов, беспомощных и ослепших. Наступил момент решительного удара, и его следовало нанести безо всякой жалости.

— Мечи! Два! — проревел он и подождал, пока его команда не прокатится по всей колонне. — Вперед. Гоните и добейте их.

Джерал увидел, как его солдаты двинулись вверх по склонам лощины с обеих сторон. Группами по пять человек они прорубались сквозь густой подлесок, расчищая себе дорогу. Из укрытий выскочили эльфы. Судя по быстроте их движений и камуфляжной раскраске, это были ТайГетен. Джерал улыбнулся. Они выбежали не для того, чтобы сражаться, а чтобы спасаться бегством. По всему лесу зазвучали крики животных. Повсюду было заметно движение, но оно устремилось наверх, к хребту лощины, а не вниз, на ее дно. Битва была выиграна.

Джерал смотрел, как его солдаты гонят шарпов вверх по склонам. После того как по ним прокатились сотни бревен, ничто не мешало капитану любоваться представшим ему зрелищем, и он сполна наслаждался им. Солдаты, стоявшие вокруг него, разразились радостными криками, некоторые весело смеялись. Хунд, поздравляя, положил руку ему на плечо.

ТайГетен бежали неуверенно, словно пьяные. Наверняка зрение еще не до конца вернулось к ним. По их меркам, передвигались они очень постепенно, то и дело поскальзываясь в грязи. Солдаты Джерала медленно настигали их. В каждой группе трое шли впереди, а еще двое — сзади, но всех их подгоняли радостные вопли и улюлюканье тех, кто остался внизу, в колонне.

Проходя между двух деревьев, трое ТайГетен ускорили шаг, высоко подпрыгнули и сделали в воздухе кувырок через голову, прежде чем приземлиться и двинуться дальше. Джерал едва успел задуматься над тем, что за фокус они выкинули, как трое первых солдат исчезли из виду и до него лишь донеслись их предсмертные крики. Двое, шедшие позади, притормозили и обошли два дерева с боков. Но ни один из них не прошел дальше и шагу. Частокол бревен вырос перед каждым из них, ударив каждого солдата в грудь и пронзив насквозь заостренными кольями.

Радостные крики замерли в глотках, а смех застыл на губах. Джерал услышал новые крики у себя за спиной. Вот уже второй раз за день он обнаружил, что может лишь стоять и смотреть на происходящее с раскрытым ртом. ТайГетен остановились, развернулись и притаились, наблюдая за реакцией врага. Обменявшись трелями птиц и криками животных, они скрылись из глаз. Над головой Джерала лес медленно приходил в себя, возвращаясь к жизни.

— Зеленые! Два! — крикнул Джерал. Конусы силы. — Красные! Один! — Он негромко выругался себе под нос.

— Надо двигаться дальше, — напомнил ему Хунд. — Командуй. Ты здесь по-прежнему главный.

— Я помню, — отозвался Джерал. — Дай сигнал к продолжению движения.

Графирр слышал, как враг сломал строй, чтобы начать преследование. Спрыгнув на землю вместе с Аллином, они пробежали мимо застывших на месте аппосийцев, которых ледяной ураган превратил в жуткие, почерневшие статуи. Он бежал дальше, перепрыгнув через волчью яму с заостренными кольями на дне и обогнув подъемную ловушку, молясь про себя Иниссу, чтобы они сработали, как надо, и погубили людей. Вскоре его молитва была услышана.

Двое воинов ТайГетен добежали до второй линии ловушек, помогая уцелевшим перебраться через нее и отправиться в точку сбора. Найдя подходящее укрытие, они остановились, глядя на дно лощины. Графирр заметил, что прыти у солдат поубавилось и они уже не горят желанием бездумно бросаться за ними в погоню, с подозрением вглядываясь в землю у себя под ногами.

— Графирр.

Аллин показывал на север лощины. В тридцати ярдах от них затаилось звено Керрин, наблюдая за тем, как несколько человек повернули и стали спускаться обратно, вниз по склону, спеша присоединиться к основным силам армии. По колонне прокатились команды, и маги принялись готовить новые заклинания. Красные и зеленые огни пульсировали вдоль рваной цепи щитов.

Графирр издал очередную птичью трель, чтобы привлечь внимание Керрин. Жестами он показал ей, чтобы они сместились влево, прежде чем ринуться вниз и атаковать выбранные цели в колонне людей, а потом сложил пальцы щепоткой. Керрин понимающе кивнула.

— Надо дать нашим людям время уйти, — сказал Графирр. — Остерегайтесь магов. Убивайте их первыми и при малейшей возможности. Тай, вперед.

Графирр устремился вниз по склону, забирая немного вправо и не выпуская из виду намеченные цели. Они походили на командиров. Люди старшего возраста, так и не вынувшие своих мечей из ножен и окруженные лучшими человеческими бойцами, глаза которых непрерывно обшаривали лес. Были в этой группе и маги, причем некоторые выглядели очень сосредоточенными. Остальные ждали команды ударить заклинаниями.

По колонне врагов прокатился новый приказ. Они готовились двинуться дальше.

— Атакуем их, — сказал Графирр.

С северного конца лощины долетел клич обезьяны-ревуна — это Ауум подавал команду отступать к точкам сбора — но Графирр не мог позволить, чтобы все кончилось вот так. Они едва-едва потрепали противника. Лишь огромные бревна Биита нанесли людям кое-какой ущерб, причем в масштабах, весьма далеких от тех, на которые они рассчитывали. Столько сил и времени было потрачено на устройство засады, что Графирр не мог допустить, что все они пропали втуне.

Графирр набегал на шеренгу людей, Аллин следовал за ним по пятам, а чуть дальше Керрин повторяла его тактику. Еще через пять шагов он окажется на открытом месте, среди завалов бревен, грязи и крови.

— Быстро наносим удар и отступаем! — крикнул он. — Я беру на себя людей постарше.

Графирр ворвался на дно Шрама. Солдаты, спустившиеся со склонов, все еще пристраивались к колонне, потрясенные тем, что ловушки с такой легкостью убивали их товарищей, беззаботно устремившихся в погоню за эльфами. Графирр услышал, как по колонне прокатились предупреждающие крики. Кое-кто из солдат начал оборачиваться. Аллин метнул стальной полумесяц, вскрывший, словно ножом, бедро его противника. Графирр прыгнул ногами вперед, угодив уже раненому противнику в висок.

Он приземлился, не оглядываясь, выпрямился, выхватил очередной сюрикэн из мешочка на поясе и метнул его в цель, но стальной полумесяц лишь бессильно ударился о магический щит и отлетел обратно. С Графирром поравнялся Аллин и нанес стремительный удар с правой руки, опрокидывая на землю зазевавшегося солдата, который не успел вернуться в строй.

Графирр выхватил оба клинка и врезался в толпу людей. Рядом с ним орудовала короткими мечами Керрин. Графирр нанес страшный удар прямой ногой, угодив противнику в низ живота. Проскочив по инерции вперед, он прижал одну руку с клинком к груди, чтобы отразить возможный выпад, а взмахом второй раскроил череп очередному солдату вместе с кожаным шлемом.

Мозги и внутренности полетели в разные стороны. Люди стали сбиваться в кучу. Солдаты быстро потянулись к ТайГетен, а маги, наоборот, отпрянули. Аллин отрубил одному кисть с мечом, а второго ударил с разворота ногой в голову, отчего тот полетел спиной в ручей, прихватив с собой двух товарищей.

Впереди Графирр уже видел намеченные жертвы. Один из людей побелел от страха, а второй держал в одной руке бутылку, а в другой — меч. Третий вскочил на ноги и принялся выкрикивать приказания, размахивая руками, но его никто не слушал. Графирр парировал удар, нацеленный ему в левый бок, и обратным движением вогнал свободный клинок в лицо нападавшему. Тот рухнул на землю, заливая ее кровью.

За его спиной маг развел руки в стороны и ударил заклинанием.

— Ложись! — заорал Графирр.

Упав на землю, он перекатился, выставив клинки перед собой и вырезав ими свободное пространство, в которое тут же и вклинился. До мага он добрался на один удар сердца позже, чем следовало. Ушей его достиг негромкий гул, и он услышал, как закричала сзади Керрин. Уже вскакивая на ноги, Графирр увидел, как она отлетела назад, врезавшись спиной в ствол баньяна, и изломанной куклой сползла на землю.

— Пора уходить! — крикнул Аллин.

— Нет, — выплюнул Графирр. — Еще рано.

С флангов уже подбирались солдаты, чтобы окружить их и уничтожить. В воздухе провыло очередное заклинание. Из колонны ударило пламя, и Графирр услышал, как отчаянно закричал кто-то из эльфов. Заглушая разрозненные вопли и гвалт, вновь прозвучал клич обезьяны-ревуна. И на сей раз его настойчивость и призыв проникли в затуманенное яростью сознание Графирра.

Вогнав правый клинок ударом снизу по самую рукоять в грудь магу, он обратным движением раздробил солдату коленную чашечку и вырвался из гущи боя.

— В укрытие, — заорал на бегу Графирр. — В укрытие!

В следующий миг его едва не смяли атакующие аппосийцы. Он едва успел отскочить в сторону, с раскрытым от изумления ртом глядя им вслед. Откуда они взялись? Выкрикивая ругательства и проклятия, они, обещая врагам смерть, бросились в атаку, не сводя глаз со своего противника, крепко сжимая в руках топоры, мечи и дубинки.

— Нет! — закричал Графирр. — Все назад! Они…

Застонал раздираемый заклинаниями воздух. Пламя, лед и чистая магическая сила врезались в аппосийцев. Эльфы отчаянно закричали от боли, чувствуя, как с них живьем сдирают кожу или сжигают плоть до костей. Кое-кого, как Керрин до них, отбросило назад, и они спинами врезались в столь обожаемые ими деревья. Нескольким удалось спастись, и они, не разбирая дороги, бросились обратно вверх по склону, не глядя себе под ноги, причем один, уже считающий себя в безопасности, угодил в расставленную на людей ловушку.

Графирр тоже побежал. Его душила ярость, но она была направлена против него самого. Аллин остался жив, но Боррун и Тай Керрин погибли. Аппосийцы тоже пали в бою, их убивали, словно животных на бойне, и злорадные крики людей стали для него последним унижением. Он проиграл. Более того, он обрек на страшную смерть многих из своих товарищей.

Графирр бежал, думая о том, что скажет Аууму, и вознося молитву Иниссу.

Спускаясь вниз по склону, они почти беспрерывно подавали сигнал к отступлению и общему сбору, и теперь им оставалось лишь надеяться, что он будет услышан. Ауум, Элисс и Улисан возглавили отряд в сорок аппосийцев, выскочили из-под покрова леса у самого окончания Шрама и врезались в арьергард армии людей.

Метательные полумесяцы бессильно отскочили от магического щита, но тот не смог уберечь солдат от рукопашной схватки. В ход пошли мечи, кулаки, топоры и ноги. Их противники оказались оторванными от основного войска — дорога была перегорожена двумя завалами из бревен, которые сумели пробить магическую защиту. Тут и там, преграждая путь, валялись изломанные и изуродованные тела. Тем, кто рвался присоединиться к своим товарищам, пришлось рисковать и обходить завалы по склонам, там, где были установлены ловушки.

Ауум понимал, что дает выход душившей его бессильной ярости, подвергая тем самым свою жизнь ненужной опасности, но отступать не собирался. Поглядывая одним глазом на Элисс, которая сражалась легко и безжалостно, он врубился в самую гущу отряда, насчитывавшего около двух сотен солдат и магов, в то время как аппосийцы атаковали их с флангов.

— Бьем влево, — окликнул его Улисан. — Там можно прорваться.

— Разворачиваемся влево! — немедленно подхватил его клич Болта.

Ауум увидел, как престарелый аппосиец, с ловкостью, достойной эльфа в три раза моложе, увернулся от широкого замаха и раскроил топором череп своему врагу. Видевшие это аппосийцы взревели от восторга и усилили нажим. Ауум бросил взгляд поверх их голов на основную колонну. Оттуда отделилась группа солдат, намереваясь прийти на помощь попавшим в беду товарищам. Время истекало. Ему нужно было, чтобы люди перед ним дрогнули и побежали.

— За мной.

Ауум вновь устремился вперед. Пробежав три шага, с мечами в руках, он высоко подпрыгнул. Подобрав колени к груди, он перелетел через шеренгу людей и выбросил вперед и вниз руки с мечами, ощутив, как клинки вгрызлись в плоть. Он с шумом приземлился прямо в ручей, за спинами солдат и магов, внося в их ряды смятение и панику.

Стремительно выпрямляясь, он бросился в атаку. Клинки его засверкали, впиваясь в ноги, торсы, руки и лица. В нескольких футах от него приземлился Улисан. Вот через голову Ауума перелетела Элисс и приземлилась прямо на плечи магу, обхватив коленями его шею, после чего, сломав ее, повалила того на землю.

Люди вокруг них бросились врассыпную. Ауум вонзил клинок в спину магу, который повернулся, рассчитывая спастись бегством; и тут на него бросился еще один. Архонт ТайГетен замахнулся мечом, но тут голова мага лопнула, словно гнилой арбуз, — это постарался Улисан. Ауум двинулся в сторону болота, и враги на его пути повернули и бросились наутек.

— Не давайте им остановиться, — крикнул Болта, возглавивший аппосийцев, бросившихся в погоню. Старый эльф приостановился рядом с Ауумом. — Возвращайся. Мы загоним их прямо в зубы Туалу. А тебе нужно собрать наших людей. Мы и дальше будем донимать людей стремительными налетами, но остановить их не сможем, верно? Они быстро учатся.

— Не рискуй понапрасну. Уводи своих людей в безопасное место, — сказал Ауум.

— Мы присоединимся к вам в Катуре.

— Нет. Спрячьтесь в надежном месте. Ты и твои люди и так уже сделали достаточно. Мы найдем вас, когда все закончится.

Болта кивнул, повернулся и побежал. Ауум бросил взгляд на врагов, двинувшихся им навстречу. Рядом с ним встали Элисс и Улисан.

— Ауум?

— Давайте спасать тех, кого еще можно спасти.

Глава 24

Драка между туали и биитанами стала наглядной демонстрацией силы. Она состоялась в базарный день, прямо посреди нашей мирной жизни. Кто же в действительности управляет Катурой? И кто может надеяться остановить их? Эльфы обращают свои взоры на меня, а я отнюдь не уверена, что могу спасти их.

Дневники Пелин, губернатора Катуры

Ауум бежал посередине склона, чувствуя, как его охватывает отчаяние, которого он не испытывал вот уже долгие годы.

Аппосийцы, те немногие из них, кто остался жив, были разбросаны по верхним склонам лощины или уже ушли обратно в Халиат-Вейл, направляясь к месту общего сбора. Ауум полагал, что новости эти в некотором смысле хорошие, поскольку они откликнулись на команду отступить. Но на этом приятные известия заканчивались.

Склоны были усеяны телами. Обожженные, почерневшие от мороза или раздавленные до полной неузнаваемости. Маги все еще били по лесу заклинаниями, не давая собрать тела погибших. Ауум видел листья и ветки, расплющенные о стволы деревьев, в тех местах, где маги разбрасывали свои заклятья по широкой дуге, предупреждая любые попытки повторить нападение.

Среди погибших у центра колонны аппосийцев архонт заметил и изувеченные тела Керрин и ее Тай. Они лежали слишком далеко, чтобы их можно было забрать, поэтому Ауум вместе с Улисаном и Элисс преклонили колени, чтобы помолиться за их быстрое возвращение. После недолгой молитвы они оглядели изуродованную долину.

— Что здесь произошло? — прошептала Элисс.

— Они обрели силу, — ответил Улисан.

— Нет. У них был план, — возразил Ауум.

Магические щиты отразили натиск катящихся бревен, чем спасли сотни людей, а последующий ослепляющий магический удар сделал засаду беспомощной, и эльфы оказались беззащитными перед убийственными заклятьями, которые обрушились на них следом.

— Как мы можем победить такую силу? — дрожащим голосом поинтересовалась Элисс.

Она положила руку себе на живот, и Ауум ласково накрыл ее своей ладонью.

— Мы не можем терять надежду, особенно сейчас, — сказал он.

Слеза скользнула по щеке Элисс и упала на руку Ауума.

— Но как можно не потерять надежду? Сегодня мы должны были сокрушить их, но вместо этого они почти беспрепятственно идут дальше, а мы подсчитываем убитых. Скольких ТайГетен мы потеряли? Сердце мое обливается кровью при одной только мысли об этом.

— Мы скорбим, но будем сражаться дальше, — сказал Улисан, вставая на ноги и протягивая каждому из них руку, чтобы помочь им обоим подняться. — Потому что у нас нет другого выхода.

Элисс попыталась улыбнуться, но с губ ее сорвался смех, в котором прозвучали нотки отчаяния.

— И что же мы будем делать, устроим другую засаду? Вы только посмотрите, что с нами стало. Только посмотрите!

— Нет. На такой риск мы больше не пойдем, — отрезал Ауум. — Катура — единственное место, где эльфы проживают в количестве, достаточном для того, чтобы угрожать захватчикам.

Элисс покачала головой.

— Ты сам говорил о том, что если мы начнем думать, как отступить туда, чтобы защитить нашу расу, то битва будет проиграна заранее.

— Тогда вы должны доказать, что я ошибся. Как и народ Катуры. — Ауум быстрым шагом направился наверх, к первому месту сбора, в то время как армия людей возобновила марш на юг. — Идемте. Мы должны знать, кто у нас остался.

Надеясь на лучшее, но внутренне готовясь к худшему, Ауум повел своих Тай на встречу с остатками ТайГетен.

Джерал, капитан Мертвой роты, чувствовал себя неуязвимым великаном десяти футов росту. В засаде, устроенной эльфами, они потеряли свыше четырех сотен солдат и магов, но среди тех, кто сейчас шагал по дну лощины, не нашлось бы никого, кто не понимал бы, что все могло закончиться гораздо хуже.

В каждой роте нашлись люди, которые лично пожелали поблагодарить его. А Локеш, идущий в авангарде, тоже выбрал момент, чтобы сделать ему комплимент по поводу выбранной тактики и организации. Что же касается Хунда, то маг смотрел на него с немым обожанием во взоре.

Но когда подошел к концу второй час марша, во время которого маги поддерживали походный щит, поигрывая маной на нижних уровнях склонов лощины, в душу Джерала закралось неприятное подозрение.

— Сколько еще мы сможем поддерживать защиту на таком уровне? — поинтересовался он.

Он оглянулся на колонну, в середине которой по-прежнему двигались генералы. Ни один из них не снизошел хотя бы до того, чтобы прислать к нему адъютанта с поздравлениями. Он знал, что не должен удивляться этому, но охватившее его беспокойство не ослабевало.

— Это — то самое балансирование на грани, которое тебе так нравится, — отозвался Хунд. — Если мы и дальше будем двигаться с такой черепашьей скоростью, то магам довольно легко удастся сохранять концентрацию, но запас жизненных сил превратится в проблему уже через пару часов, а их у нас осталось крайне мало. По моим расчетам, как и докладам твоих лазутчиков, мы еще будем идти по этой лощине, когда заклинания начнут срываться.

— И что ты посоветуешь?

— Что ж, мой высокочтимый капитан, думаю, что мы нанесли им серьезный урон и больше они нас не побеспокоят — сегодня, во всяком случае. Держи щиты наготове, но не вдоль всей колонны, а конусы маны прикажи убрать совсем.

Джерал улыбнулся.

— И маги отдохнут, пока солдаты будут их защищать.

Хунд пожал плечами.

— Ну, нельзя сказать, чтобы сегодня им пришлось изрядно потрудиться.

— Значит, так и сделаем.

— Капитан Джерал.

Джерал поморщился; он ничего не мог с собой поделать. Было нечто угрожающее и неприятное в поведении Локеша, что вызывало подобную реакцию даже у человека, к которому, предположительно, главный маг испытывал нечто вроде признательности.

— Милорд Локеш… дважды за один день. Вы оказываете мне честь.

Локеш пристроился рядом с Джералом и взмахом руки приказал Хунду отстать на пару шагов.

— Не принимайте это за признак слабости, — сказал он. — Но я испытываю к вам достаточно уважения, чтобы предупредить вас о последствиях вашего же успеха. Хунд, прикройте нашу беседу, чтобы нас никто не мог подслушать.

— Сию секунду, милорд.

Джерал вздохнул и кивнул головой.

— Молчание моих генералов было достаточно громким.

— Все намного хуже, — сообщил Локеш, когда Хунд закончил плести заклинание. Лицо его выражало холодную решимость, и он не сводил глаз с Джерала. — Они расположились в самой середине, полагая, что там легче всего будет избежать смертоубийства, которое, как они рассчитывали, произойдет здесь, в голове колонны. А теперь они застряли там, как в ловушке, униженные вашим успехом, слыша, как слова поздравления в ваш адрес раздаются и спереди, и сзади.

— Каждый солдат в этой долине знает, что они не имеют никакого отношения к вашему плану и могут поставить себе в заслугу лишь то, что поставили вас командовать армией, надеясь, что вы погибнете.

— Обиженный и уязвленный командующий — очень опасное животное, Джерал, и последнее, что им нужно — это всеобщий любимец, вышедший из низов. Лореб уже пытался дважды убить вас, и один раз — дискредитировать. Но теперь они все втроем ненавидят вас в равной мере. Вам понадобятся друзья. Пусть они будут рядом.

— А вы — мой друг, милорд Локеш?

Локеш выразительно приподнял брови и рассмеялся лающим смехом.

— Едва ли, капитан. Я — человек, который хочет выжить, а вы в данный момент олицетворяете мой лучший шанс добиться этого. И если кто-нибудь сумеет занять ваше место, я повернусь к вам спиной в тот же миг.

— Что ж, по крайней мере, это — честный ответ.

— Никогда не считал себя лжецом.

Джерал немного помолчал. Локеш все так размеренно шагал рядом. Лес вокруг постепенно возвращался к жизни. Вновь начали перекликаться птицы и животные. Орали обезьяны и шипели насекомые. Приказ уменьшить интенсивность заклинаний прокатился по колонне, и Джерал дал команду ускорить шаг.

— Вы думаете, они попытаются убить меня? — спросил он наконец.

Локеш коротко рассмеялся.

— Все не так просто.

— Разве?

— Конечно нет. — Локеш прочистил горло. — Наши досточтимые генералы заняли нынешнее положение потому, что купались в лучах общественной славы, а не пачкали руки недоразумениями вроде убийства, которое способно дать толчок их карьере. По крайней мере, их никогда напрямую не связывали с таковыми.

— Значит…

Локеш прищелкнул языком и покачал головой.

— Святые угодники, неужели Хунд до сих пор не посвятил вас в тонкости политических махинаций, приносящих высшие командные должности?

— Что-то такое было, — признался Джерал. — Но я — всего лишь солдат. Кажется, я слушал не очень внимательно.

Хунд пробормотал нечто невразумительное, явно выражая свое согласие.

— В таком случае послушайте меня, а потом накрепко усвойте услышанное и подумайте, что оно может для вас значить, — сказал Локеш.

— Я очень ценю то, что вы тратите на меня свое время, милорд, — сказал Джерал.

— Это — не альтруизм, а защита собственных интересов, и, кстати, это должно стать для вас первым уроком. Генералы — ваши непосредственные начальники, и вы не можете оспаривать их приказы, хотя оказывались в опасной близости от этой черты уже не один раз. В любом случае вы можете не беспокоиться о том, что вас обвинят и казнят под каким-нибудь вымышленным предлогом. Это было бы слишком очевидно.

— Но вы можете возразить, что, пока мы идем столь опасным маршрутом, вам не грозит никакая опасность со стороны Лореба. В конце концов, вы показали себя способным командиром, а они, подобно мне, рассчитывают выжить любой ценой, верно?

— Должен признаться, что я подумал нечто подобное, — признался Джерал.

— М-да. Это очень наивно с вашей стороны, к сожалению, — сказал Локеш. — Во-первых, увидев собственными глазами, как надо обороняться от эльфов, они ошибочно решат, что отныне и сами смогут повторить ваш успех. Во-вторых, они уже считают себя в полной безопасности. Я уверен, что от вашего внимания не ускользнул тот факт, что каждый из них держит при себе магов, способных унести его по воздуху от любых неприятностей, если таковые возникнут.

Джерал пожал плечами.

— Собственно говоря, это — вполне разумное решение.

— А почему у вас нет подобной страховки?

— Потому что я буду драться и умру, как подобает солдату. Я — вожак, а не беглец.

— Вот именно. — Локеш оглянулся. — Именно на это они и рассчитывают.

— Поэтому они не станут убивать меня сами, а лишь отправят туда, где меня, вероятнее всего, убьют другие.

— Вижу, вы начинаете понимать суть вещей. — Локеш впервые улыбнулся. — А если вам удастся добраться целым и невредимым до этого мифического эльфийского города, который мы ищем, то вы сами увидите, как быстро может опытный генерал выйти на первый план, когда победа покажется гарантированной. И как легко номинальный лидер вроде вас может оказаться по уши в грязи, захлебываясь собственной кровью.

— Судя по всему, всех троих вы считаете некомпетентными командирами, не так ли? — осведомился Джерал.

— Я иду в голове колонны, а не в середине, — ответил Локеш.

— Но именно настоящего командира и не хватает этой армии, — сказал Джерал, испытывая в равной мере ожесточение и уныние. — Ведь я наверняка позволяю им выглядеть лучше, успешно выполняя их работу. Или как?

— Все зависит от точки зрения. Если вы — настоящий военный, стремящийся сделать карьеру и пройти весь путь от солдата до генерала, то да, конечно. Если же вы, однако, помешаны на политике и рассматриваете армию как способ обретения власти в Триверне или, паче чаяния, на всей Балайе, то вы ни в коем случае не должны позволить затмить себя кому-либо из ваших же подчиненных. А вы, мой дорогой капитан, своими действиями уже подорвали авторитет сначала Лореба, а потом и всех остальных, причем очень быстро.

— Теперь вы обречены. Примите это как данность. Проверяйте свою пищу. Заглядывайте в сапоги, прежде чем сунуть в них ноги. В тот момент, когда мы выйдем из этой долины и ситуация станет менее напряженной, ищите подвох в каждом приказе, который отдает вам Лореб. Ни один из них не пойдет на пользу армии.

— Я всегда говорил, что этой армией командуют не те люди, что нужно. С этим нужно что-то делать, — сказал Джерал и тут же пожалел о своих словах.

Локеш пристально взглянул ему в глаза, и Джерал решил, что та ярость, которую он прочел во взгляде главного мага, сейчас выплеснется наружу. Но Локеш ограничился тем, что чуточку приподнял брови и едва заметно кивнул.

— Я должен вернуться к генералам, прежде чем мое продолжительное отсутствие будет замечено, — сказал главный маг. — А вы, Джерал, запомните мои слова. И свои собственные тоже.

Локеш развернулся и зашагал обратно. Джерал изо всех сил старался не смотреть ему в спину, уставившись себе под ноги.

— Хунд, ты все еще держишь свое заклинание? — спросил он.

— Да, — жалким голосом отозвался тот.

— Он действительно предложил то, о чем я только что подумал?

Свое согласие Хунд озвучил совсем уже неслышно.

Глава 25

Сегодня я приказала Тулану и Эфрану отказаться от Плащей гвардейцев и ждать возможности нанести ответный удар. Но ожидание может затянуться. Я знаю, что должна сделать, чтобы они остались живы. Метиан говорит, что я схожу с ума, но я вверила себя Туалу. Душа моя чиста. У меня хватит сил противостоять соблазну нектара.

Последняя запись в дневниках Пелин, губернатора Катуры

Такаар постоял несколько мгновений, ожидая, пока не улягутся нахлынувшие на него чувства. Совсем не такую картину ожидал он увидеть в этой комнате. Десять дней назад он ощутил тошнотворное и массированное применение магии и понял, что ТайГетен потерпели очередное поражение в борьбе против мощи человеческих заклинаний. Он давно уже знал, что только тот путь, по которому пошел он сам, может спасти эльфов и что он должен как можно скорее попасть в Катуру, чтобы увести из города тех, кто был ему нужен.

Поэтому он бежал так, как умеют бегать только воины ТайГетен. А это время Сенсерии вели его учеников в заранее оговоренное место встречи в нескольких часах пути от ладони Инисса, укрытое от подозрительных и любопытных глаз обитателей Катуры.

Ночь сделала его невидимым, а его изрядно подзабытые навыки воина ТайГетен позволили ему без помех пробраться в зал Аль-Аринаар, а оттуда незамеченным проскользнуть в покои губернатора Катуры.

Оказалось, что все ради этого. Последний лучик надежды в его душе угас, оставив после себя только пустоту и гнев, отвращение и ощущение того, что его предали. В спальне стоял знакомый аромат. Из трубки, валявшейся на низеньком деревянном столике, еще вился дымок, а рядом лежал небольшой кожаный кисет, из горлышка которого многозначительно просыпались крошки содержимого.

Пелин лежала на грязных простынях. Обнаженная. Одна рука безвольно свешивалась с постели. Скорее всего, она была без сознания, но точнее сказать было невозможно, поскольку три туали ulas загораживали Такаару обзор. Двое наблюдали за тем, как третий насиловал ее тело, которое вяло подергивалось в такт его напористым толчкам.

Все трое стояли к нему спиной, и он пересек комнату совершенно беззвучно. В двух шагах от них ему уже были слышны гнусные комментарии, которыми они обменивались, и отвратительное сопение третьего. Такаар остановился и обнажил клинки.

Пусть прольется кровь.

В кои-то веки он был полностью согласен со своим мучителем.

— Думаю, вы уже достаточно насмотрелись, — сказал он.

Двое ulas резко обернулись, с комичной синхронностью открыв от удивления рты. Один даже умоляющим жестом протянул к нему руку. Такаар вонзил оба клинка им снизу вверх в подбородки, заставив закрыть рты. Оставив мечи торчать там, где они застряли, он прошел между обоими ulas, которые беспомощно схватились за рукояти; изо рта у них уже потекла кровь, и оба бессильно хрипели, пытаясь сказать что-то.

Третий ula настолько увлекся изнасилованием, что даже не заметил, что его дружки умирают. Такаар шагнул вперед и схватил его за волосы, стаскивая с тела Пелин, и швырнул на окровавленные и еще подергивающиеся тела подельников.

Тот заорал и неуклюже сполз с них, пытаясь прикрыться и одновременно пятясь к двери в надежде удрать и уже понимая, что это ему не удастся. Прежде чем взяться за насильника, Такаар сначала убедился, что Пелин еще дышит. Оттолкнув туали к центру комнаты, он вынул кинжал из ножен, закрепленных на лодыжке.

— Вот, значит, как ты предпочел восстанавливать могущество и силу эльфов? Надругавшись над моей Пелин?

Парень нахмурился, и страх в его глазах ненадолго сменился растерянностью. Такаар взмахнул кинжалом, и на груди малого появился аккуратный разрез, из которого выступила кровь. Ula взвизгнул.

— Ты знаешь, кто я такой, мальчик? — проревел ему в лицо Такаар. — Ты меня знаешь?

— Ты… Я…

Такаар, пританцовывая, двинулся вокруг него. Он успел трижды надрезать ему кожу на спине, прежде чем ula обернулся. В глазах его стояли слезы, а от ужаса он дрожал всем телом. Умоляющим жестом он простер к Такаару руки.

— Меня зовут Такаар, и, хотя мои преступления стоили жизни многим, я никогда не опускался так низко, как ты.

— Как…

Клинок Такаара скользнул по животу парня. Тот вскрикнул и попятился. Такаар же продолжал пританцовывать вокруг него, толкая его и нанося все новые порезы.

Хорошо, очень хорошо.

— За то, что ты посмел надругаться над моей Пелин, Шорт обречет тебя на вечные муки. Но твои преступления намного серьезнее. Кого ты представляешь?

— Кого я представляю?

Рука Такаара с зажатым в ней кинжалом метнулась вперед, и над бровью парня появился очередной порез. Из него капельками выступила кровь, грозя скатиться вниз. Тот заскулил и обмочился.

— Я не привык повторять свои вопросы.

— Здесь правят туали. И я тоже туали.

Такаар нанес ему еще один порез, на сей раз — на левой щеке.

— Как и Пелин, кстати. Отчего она, наверное, стала твоей собственностью, полагаю.

— Она сама сделала свой выбор.

— Ложь. — Такаар еще трижды провел острием кинжала по ребрам молодчика. — Ты хотя бы понимаешь, что вы здесь натворили?

— Мы захватили Катуру, и теперь она принадлежит туали. Прочие кланы не смогут долго сопротивляться нам. Особенно теперь, когда гвардии Аль-Аринаар больше нет.

— Вы захватили ее для туали, а в результате поднесли на блюдечке людям!

Такаар кивнул и до кости рассек парню лоб.

— О да, они идут сюда. И что станется с вашей властью, когда на улицы начнут падать заклинания?

Следующим взмахом он рассек молодчику подбородок.

— Ты сказал мне все, что я хотел знать. А теперь ступай и держи ответ перед Шортом.

Последним ударом Такаар вонзил клинок парню в глаз, так что острие пробило мозг, отчего тот умер мгновенно. Тело его повалилось на пол. Взглянув на руки, Такаар отметил, что они дрожат. Опустив взгляд на пол, он как будто заново увидел то, что сделал с насильником Пелин, и его едва не стошнило.

Ты должен гордиться.

— Только тем, что он мертв. Это — не я. Это не мог быть я.

Нет, ну надо же. Суровая реальность опять оказалась тебе не по вкусу.

Такаар вытер лезвие кинжала о рваную серую рубаху молодчика и отвернулся. Двое других туали тоже были мертвы, и ковер пропитался их кровью, так что различить оригинальный узор на нем было уже невозможно. Лужа кровь медленно растекалась по доскам пола, заполняя щели между ними. Такаар склонился над телами и вырвал свои застрявшие клинки. Подойдя к кровати, он вытер их о нижнюю простыню, прежде чем спрятать в ножны.

Наконец, он накрыл Пелин грязной влажной простыней и опустился на колени подле ее изголовья. От нее исходил отвратительный запах. На смятой тонкой подушке были видны следы плесени, а в ее поседевших раньше времени и грязных волосах застряли высохшие кусочки рвоты. Подушка, матрас и простыни были покрыты пятнами пота, крови и рвоты.

Пелин явно превратилась в законченную наркоманку, павшую жертвой пагубного пристрастия к самому сильному эльфийскому наркотику. В ноздрях у нее запеклась кровь, а из уголка губ стекала струйка пенистой слюны. Вены на ее покрасневших ушах пульсировали, а правая сторона лица непроизвольно подергивалась.

Дыхание ее было прерывистым и слабым, а лицо заливала смертельная бледность, если не считать глубоких темно-красных кругов под глазами. Кожа ее была холодной и безжизненной на ощупь, обтягивая костлявое и высохшее тело.

Такаар шмыгнул носом и заплакал. Рука его дрожала, когда он положил ее ей на грудь, чтобы убедиться, что сердце Пелин, пусть и слабо, но все еще бьется, и обнаружил, что груди ее ссохлись, а ребра торчат наружу. Он провел рукой ей по животу, призвав себе на помощь всю силу Иль-Арин, чтобы выяснить степень ее физической деградации. Все ее жизненно важные органы оказались поражены опухолью и едва функционировали.

— Как же ты могла пасть так низко? — прошептал он.

Вот что случается, когда те, кого ты любишь, бросают тебя.

— Все не так просто, и тебе это прекрасно известно.

Странно, но я виню в случившемся не только тебя. Слишком многие предали ее.

Взгляд Такаара остановился на столике с трубкой и кожаным кисетом. Эдулис. Им пропах весь город, и он укоренился даже здесь, там, где должно было находиться его правительство. Взмахом руки он смел кисет с его содержимым со стола, а трубочка ударилась о стену и разбилась вдребезги.

Такаар поднялся на ноги, не находя себе места. У дальней стены на умывальнике стоял кувшин с водой и таз. Такаар наполнил его водой, мельком взглянув на свое отражение в зеркале над умывальником. Эльф, который смотрел на него оттуда, исхудал и был близок к полному изнеможению. Щеки ввалились, под глазами залегли круги, а волосы торчали в разные стороны. Пожалуй, ему стоит постричься. Но в глазах светилась вера и надежда.

Красавец, не правда ли?

— Я никогда не был красив. Но, по крайней мере, я по-прежнему сражаюсь.

Да, но борьба с внутренними демонами не считается.

— Почти смешно.

Я стараюсь.

Такаар перебросил через плечо относительно чистое полотенце и перенес таз с водой на столик возле кровати. Он согрел воду, передав ей тепло рукой, несколько мгновений вдыхал пар, после чего обмакнул в воду полотенце и принялся вытирать ей лицо.

— Это вернет тебя к жизни, — негромко сказал он. — И ко мне. Грязь смоется с твоего тела, и ты вырвешься на свободу из тюрьмы своего пристрастия. Вместе мы отыщем новых адептов Иль-Арин, и раса эльфов переживет нашествие людей.

Просто поразительно, на что способна капелька теплой воды, верно?

Такаар услышал снаружи чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и на площадку перед входом упал луч света. Он не обернулся, предоставив вошедшему возможность увидеть кровь, трупы на полу и сцену подле кровати. Такаар вновь обмакнул полотенце в воду и принялся вытирать губы и нос Пелин.

— Забирайте мертвых и уходите, — сказал он. — Пелин снова моя.

Такаар услышал шорох вынимаемого из ножен клинка. Слегка повернув голову, он оглянулся через правое плечо. У дверей стояли два эльфа. Опять — туали. Похоже, они не могли решить, что делать дальше — то ли атаковать его, то ли бежать за помощью.

— Вам ведь совсем не хочется этого, — негромко сказал Такаар.

Парочка шагнула в комнату.

— Ты кто такой? И что ты здесь делаешь?

— Меня зовут Такаар. Я умываю Пелин. Смываю с нее дерьмо туали. — Он повернулся к Пелин, которую начала бить мелкая дрожь. Она застонала, и глазные яблоки ее под закрытыми веками пришли в движение. — Ш-ш, тише, любовь моя. Все пройдет. Наступит утро, и ты откроешь глаза к новой жизни.

Скрипнула половица. Такаар приготовился метнуть стальную звездочку. Оба туали подошли еще ближе, но желания начинать драку пока не проявляли.

— Забирайте тела или бегите за помощью. Мне все равно.

— Тебе не выстоять против нас всех.

— Я пришел сюда не для того, чтобы сражаться с вами, — отмахнулся Такаар. — А теперь оставьте меня в покое. Вы мне мешаете.

Он поднялся на ноги и шагнул к ним, стараясь унять охватившее бешенство.

— Пелин нуждается в тишине и покое, — прошипел он. — Ее надо искупать. Ей не нужны ни вы, ни тела ее насильников, которые бы напоминали ей о перенесенных страданиях.

Оба эльфа попятились. Такаар перешагнул через трупы тех двоих, которых он убил первыми.

— Или, быть может, вы пришли, чтобы… присоединиться к веселью? Подошла ваша очередь? Иначе что еще вам здесь понадобилось?

Такаар зарычал, и его мучитель зашелся мелким, радостным смехом. Один из эльфов покачал головой, а второй показал на залитый кровью пол.

— Кровь, — пояснил он. — Она просочилась на первый этаж и начала капать с потолка.

— Ага, испугались? Это хорошо, — заявил Такаар. — Подождите, то, что вы сделали с Пелин, аукнется вам стократ, когда они придут сюда.

— Кто?

— Люди. А теперь убирайтесь отсюда. И не вздумайте побеспокоить нас до рассвета. А потом я встречусь с тем, кто утверждает, что он у вас — главный.

— Ты — не в том положении, чтобы выдвигать подобные требования.

Хочешь побиться об заклад?

Такаар отвернулся и продолжил умывать Пелин. Лицо и шея ее покрылись потом, а дрожь, сотрясавшая ее тело, усилилась. Дыхание же, напротив, стало мелким и частым.

— Прости меня, — прошептал Такаар. — Я не должен был оставлять тебя одну.

У кого-то из тех, кто знал о том, что он находится в зале Аль-Аринаар, достало чувства такта, и известие о том, кто он такой, наверняка достигло ушей тех, кто принимал решения. Ему принесли еды, свежей горячей воды, чистые полотенца, постельное белье и длинную белую сорочку, чтобы он переодел в нее Пелин, когда закончит.

Такаар не обращал внимания на тех, кто входил в комнату. Приносили ли они ему то, что требовалось, или забирали трупы — он по-прежнему занимался своим делом. Благодарить их было бессмысленно. То, чего они хотели, оставалось неизменным. Проявление щедрости со стороны врага всегда было лишь прелюдией к кровавой развязке.

Закончив, он взглянул на Пелин. Следы ее пагубной привязанности останутся с ней навсегда. Но, по крайней мере, она стала больше походить на себя прежнюю. И, когда она, наконец, проснулась под шум проливного дождя снаружи, он мог без содрогания смотреть на нее.

Такаар был уверен, что перед глазами у нее плывет и что ей трудно сосредоточиться. Несколько раз она провела дрожащей рукой по лицу, но, в конце концов, узнала его. Он улыбнулся и присел на край кровати. Ставни были распахнуты настежь, пропуская в комнату свет, свежий воздух и брызги дождя. Вонь немытого тела и эдулиса наконец-то заглушил запах свежести за окном.

— Пелин, сможешь ли ты простить меня за долгое отсутствие? — очень тихо спросил он, зная, что громкие звуки будут резать ей слух, когда наркотик начнет выходить из ее тела.

Пелин молча смотрела на него, и темные круги под глазами делали ее красоту какой-то зловещей. Облизнув пересохшие губы, она перевела взгляд на прикроватный столик, где сейчас стоял тазик с полотенцами. Тряхнув головой, она вновь уставилась на Такаара. А потом размахнулась и попыталась его ударить. Такаар перехватил ее запястье, но свободной рукой она сначала отвесила ему пощечину, а потом стала брыкаться, пытаясь укусить и поцарапать его. Но она была слаба, как котенок, и он без труда прижал ее к постели, пока она продолжала извиваться, шипя от ярости.

— Где мой нектар? — взвизгнула она. — Что ты сделал с моим нектаром? Давай его сюда немедленно. Я заплатила за него. Он — мой по праву.

— Пелин, послушай меня. Пелин.

— Он. Мне. Нужен.

— Нет, не нужен. Больше не нужен.

На мгновение она перестала брыкаться, пока его слова не дошли до ее затуманенного сознания. Глаза ее расширились, и она закричала так громко, что Такаару пришлось отпустить ее и зажать уши. Она спрыгнула с постели и, подбежав к платяному шкафу, начала выдвигать ящики, хлопать дверцами и расшвыривать по комнате содержимое в поисках эдулиса, которого, как прекрасно знал Такаар, ей не найти.

Он стоял посреди комнаты и наблюдал за нею, надеясь, что гнев ее иссякнет. Но первым сдалось ее ослабевшее тело, и она опустилась на пол рядом с дверью, что вела в ее кабинет за стеной. Пелин заплакала, снова и снова требуя наркотик.

Мои поздравления. Ты нашел единственного эльфа на Калайусе, который продвинулся по дороге, ведущей к сумасшествию, дальше тебя самого.

— Значит, именно я должен вернуть ее назад.

Да, я уверен, она будет в восторге, достигнув твоего уровня здравомыслия.

Такаар лишь пожал плечами, словно рассчитывая этим выбить своего мучителя из колеи. Он присел на корточки рядом с Пелин, не пытаясь, впрочем, коснуться ее. Она сидела, привалившись спиной к двери, вытянув ноги и глядя прямо перед собой. На лбу у нее вновь выступили крупные капли пота, а лицо подергивалось, словно у паралитика.

— Позволь мне помочь тебе, — сказал Такаар.

Пелин коротко рассмеялась сухим, горьким смехом и уставилась куда-то сквозь него.

— Твоя помощь. Молитвы, общие фразы и обещания. Все пустое. То, — она судорожно вздохнула, — что мне нужно, ты мне не дашь.

— Это — доказательство силы твоего духа. Того, что яд еще не до конца погубил тебя.

— Яд? Так говорят только святоши и праведники, которые никогда не пробовали сладкого нектара и не знают, что такое жизнь разума без границ.

— Я видел эту жизнь, Пелин. Видел вчера ночью. Жаль, что я не могу показать тебе, как она выглядела.

— Я могу сама показать тебе ее. Мне нужно еще. Прямо сейчас.

Пелин вновь охватило возбуждение. Она вытерла ладони о сорочку и потерла ими лицо, а потом наморщила нос.

— Ты должна вернуться ко мне. Я хочу получить обратно свою Пелин. Мне нужен архонт гвардии Аль-Аринаар.

Взгляд, которым одарила его Пелин, был холоден, как лед.

— Я не видела тебя сто пятьдесят лет! А Ауума — пятьдесят. Единственным, кто оставался со мной, был Метиан, но теперь ушел и он. Где вы были, когда все здесь начало рушиться? Где вы были, когда клановые банды заполонили улицы, а нас было слишком мало, чтобы переломить ситуацию? — Голос ее упал до едва слышного шепота. — Где ты был, когда мне пришлось продавать себя, чтобы сохранить жизнь тем, кто остался мне верен? Ты опоздал, Такаар. Ты не найдешь здесь того, что тебе действительно нужно. Я не хочу помогать тебе. Если только ты не дашь мне нектара.

— Я не намерен потакать твоей пагубной привычке, чтобы получить то, для чего пришел сюда. Я не желаю становиться соучастником твоей гибели.

Пелин подалась к нему, обдавая дыханием, таким же зловонным, как и уцелевшие зубы у нее во рту.

— Ты уже стал им.

Какая жалость. А у тебя и вправду нет ничего, что ей нужно, верно?

— Неверно, — сказал Такаар и поднялся на ноги. Пелин наблюдала за ним со слабой улыбкой. — Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем тяга станет нестерпимой? Когда ты начнешь умолять мне дать тебе то, что тебе нужно? Ты набросишься на меня снова или забьешься в угол, вся дрожа, готовая отдаться тому, кто предложит тебе отраву?

Пелин уронила голову на грудь. Она не знала, куда девать руки, а ноги ее беспрестанно елозили по полу.

— Через час наступит рассвет, — сказал Такаар. — Это — твоя первая цель, потому что до тех пор сюда не войдет никто. Видишь ли, они думают, что загнали меня в ловушку, и потому не рискнут войти, учитывая, что я настоятельно просил их не делать этого. А теперь и ты полагаешь, что обладаешь надо мною властью. Если ты скажешь, чтобы я уходил, я уйду, хорошо?

Пелин подняла голову.

— Уходи.

— А я возьму и останусь. А ты подумай вот о чем. С тобой или без тебя, но я найду то, за чем пришел. По моим расчетам, у меня есть примерно десять дней, чтобы найти это и забрать с собой. Это означает, что здесь, с тобой, я могу провести девять С половиной дней, не давая тебе дорваться до нектара, которого ты так жаждешь, и убивая всех, кто рискнет войти в эти двери.

Пелин вновь взглянула на него, но теперь в ее глазах застыло выражение загнанного в угол зверя.

— Почему ты так поступаешь со мной? Я думала, ты любишь меня.

— Люблю, — ответил Такаар и коротко рассмеялся, видя, что его мучитель предпочел промолчать. — Поэтому и сделаю все, что в моих силах, чтобы избавить тебя от этого проклятия. Но не только ради тебя одной. Десять дней — достаточно долгий срок, чтобы ты поправилась настолько, чтобы удержать меч в руках и возглавить оборону. Тебе придется это сделать. Ты будешь нужна всем тем, кто верит в тебя или думает, что верит. И тебе отчаянно захочется не обмануть их доверия.

— Почему?

Такаар заметил, как Пелин пытается встать, опираясь спиной о дверь.

— Потому что за мной следят. Поначалу я в это не верил и убедился лишь недавно. Возмущения в остаточных следах магической силы, скажем так. — Такаар небрежно взмахнул рукой. — Я ничего не могу с этим поделать, разве что взять то, за чем пришел, и попытаться оставить тебе хотя бы лучик надежды. Поэтому мне нужна твоя помощь.

Пелин развернулась и схватилась за ручку двери, ведущей в соседнюю комнату. Она успела приоткрыть ее, прежде чем Такаар ударом ноги вновь захлопнул дверь и схватил за плечи, разворачивая к себе лицом.

— И эта помощь нужна мне в эту секунду.

— Что? Что!

— Этот город поделен на гетто, правильно? Так вот, ты должна отвести меня в гетто иксийцев и гиалан, а потом и орран с сефанами. А после этого, может быть, я оставлю в живых того эльфа, который снабжает тебя этой дрянью, чтобы он своими глазами увидел, как рушится то, что он, по его мнению, построил здесь. Потому что когда они доберутся сюда, если только ты не встанешь против них, это будет конец. Не станет Катуры. Не станет эдулиса. Бедная маленькая Пелин, что же она будет делать?

— Кто придет? Кто следит за тобой?

— Тысячи и тысячи людей.

Глава 26

Спрос на калайанский лес неуклонно растет. Тому, у кого есть средства, и в голову не придет остановить свой выбор на другой древесине. Проклятые идиоты наверняка спалили бы собственные дома, будь они построены, скажем, из грейторнского дуба.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Гаран сидел в своем любимом кресле в западной панорамной комнате, откуда перед ним открывался потрясающий вид на Исанденет. За прошедшие десятилетия он полюбил смотреть, как меняется городской ландшафт; теряет эльфийские черты и, наоборот, приобретает человеческие. Истормун не ценил и не понимал красоту, для него главным была функциональность. Гаран утверждал, что никто не сможет найти прелести в том варианте функциональности, который построил Истормун, хотя эффективность этого нового Исанденета, безусловно, поражала.

Над городом доминировали огромные и не лишенные изящества складские здания, в которых содержали шарпов. Тысячи эльфов были втиснуты в явно недостаточное для нормальной жизни пространство. В сочетании с издевательскими условиями для отправления нужд, пищевыми рационами, едва-едва позволявшими не умереть с голоду да эльфийскими травами, излечивавшими лишь смертельные заболевания, они служили наглядным примером жестокого плана Истормуна, призванного лишить эльфов присутствия духа.

Следовало признать, он оказался необычайно эффективным. Угроза голодной смерти страшила шарпов ничуть не меньше, чем драконовское наказание за нарушение правил распорядка. В сущности, весь город представлял собой один огромный концентрационный лагерь со складами и причалами, с помощью которых ресурсы и материальные ценности в колоссальных объемах вывозились на север, в Балайю.

Сидя однажды у окна после утренней грозы с сильным ливнем, сменившейся слепым дождиком под лучами жаркого солнца, Гаран размышлял о том, когда же стало меняться его мировоззрение. Боги свидетели, он прожил долгую жизнь. Бывший военный комендант отпил глоток медового напитка, призванного залечить язвы, образовавшиеся у него на внутренних стенках пищевода.

Некоторые, самые туманные воспоминания можно смело отбросить. Например, о том дне, когда он понял, что никогда не вернется домой, или когда узнал, что представляет собой всего лишь объект для эксперимента. Не потому, что эти строки в его памяти перестали причинять боль, а потому, что им исполнилось сто двадцать лет. Но он признавался самому себе, что достаточной компенсацией за них стала возможность наблюдать за тем, как меняется окружающий мир на протяжении последних ста пятидесяти лет.

Несомненно, большую роль в этом сыграла и его странная и вынужденная дружба с Такааром. Хотя он не помнил почти ничего из того, о чем они разговаривали в самом ее начале, Гаран признавал, что именно это заронило в его душу семена уважения к эльфийской расе. Он никогда не сомневался в том, что они отнюдь не те примитивные дикари, коими их изображали.

Такаар, в своей путаной, но весьма обаятельной манере научил его тому, что эльфы, наравне со своими знаниями, навыками и силой, обладают глубокой духовностью и даже человечностью, которую следует приветствовать и развивать, а не уничтожать. Нет, Гаран не уверился в том, что оккупация леса людьми была ошибкой, но он постепенно начал склоняться к мысли о том, что, в конечном итоге, некая разновидность вассальной зависимости оказалась бы куда полезнее и выгоднее обеим сторонам.

Бывший вояка вздохнул и поерзал в кресле, пытаясь устроиться поудобнее и унять боль в боку, отчего правая нога то и дело вспыхивала жарким огнем. Что же тогда стало поворотным пунктом, своеобразной точкой отсчета, если таковая была одна, разумеется? Уж, во всяком случае, не Истормун. За последние пару десятков лет Гаран научился кое-как понимать его и видел, что тот смягчился и подобрел, если такие чувства вообще были свойственны существу невероятно древнему и изначально злобному.

Он действительно уважал Истормуна за его достижения на Калайусе, чем колдун, кстати, очень гордился, а в последнее время — еще и за отчаянные, но бесплодные попытки противостоять желанию коллег отправить в лес армию, чтобы уничтожить эльфов, как расу.

— Хм-м, — Гаран отпил еще капельку своего напитка. — Разумеется, дело не в том, «как», а «почему».

Теперь у него был ответ на этот вопрос. Все остальное — лишь ходьба вокруг да около или поиски черной кошки в темной комнате. Это случилось относительно недавно, каких-нибудь пятнадцать лет назад, пусть воспоминания о них и слились воедино в комок боли и неприятных запахов. Это случилось в тот самый момент, когда он понял, что завоевание и удержание Калайуса не принесет пользы ни Триверну в частности, ни магии в целом.

Более того, он выяснил, на поддержание чего уходили все ресурсы Калайуса. Гаран любил Триверн, как и всю Балайю, хотя и знал, что больше никогда не увидит их снова. А то, что ему удалось узнать, означало смерть для обоих. Власть, поддержанию которой он посвятил жизнь, в стремлении доминировать готова была превратить и его страну, и его город в руины. Тем не менее, даже располагая таким знанием, он понимал, что сам сделать ничего не сможет.

Но именно в тот день его умонастроение претерпело самые решительные перемены. И теперь, много лет спустя, он должен был сделать выбор… который неизбежно приведет его к действиям, каковые он намеревался санкционировать сегодня. Сейчас.

Гаран удостоверился, что его люди находятся у дверей панорамной комнаты и что они готовы удовлетворить любую из его многочисленных прихотей. Малейший промах, и всех их ждет страшная смерть — всех, кроме самого Гарана. Он со своими помощниками ждал удобного случая с того самого момента, как им стало понятно — Балайя и Триверн находятся на грани войны.

К его креслу приблизились шаги. Свет ему заслонила чья-то фигура. Гаран улыбнулся. Это был именно тот, кого он надеялся увидеть, когда вчера поздно ночью его корабль пришвартовался в гавани. Тем не менее, на него произвел должное впечатление тот факт, что этот человек сделал так, что Истормун вновь призвал его к себе после того, как восемь лет назад он побывал здесь впервые.

Штайн был коренастым широкоплечим мужчиной. Череп его покрывала густая копна светлых кудрей, а черты лица были чуточку крупнее, чем требовалось, чтобы назвать их правильными и красивыми, особенно когда им было тесно на круглом личике, увенчанном кустистыми бровями и остроконечной ухоженной бородкой.

— Значит, ты получил мои послания? — осведомился Гаран.

— Все до единого, — отозвался Штайн. — У нас мало времени. Истормун желает очертить круг моих обязанностей.

Гаран жестом указал ему на кресло.

— А ты все так же невероятно уродлив, — заметил он.

Штайн расхохотался и сел.

— И это говорит мне человек, чьего отражения не выдерживает ни одно зеркало! Лишнее подтверждение тому, что все мы обманываться рады.

Гаран прочистил горло.

— Я должен быть уверен, что ты понимаешь всю серьезность предложения. Давай смотреть правде в глаза: я хочу умереть. И настолько же я уверен в том, что у тебя такого желания нет.

— Правильно, но тем не менее, вот он я, сижу перед тобой. Это — все, что тебе нужно знать о том страхе, который завладел на Балайе всеми, у кого осталась хоть капелька мозгов. Все обстоит гораздо хуже, чем ты думаешь.

— И когда же грянет гром?

— В буквальном смысле в любой день. Причем магическая братия может победить, несмотря на те силы, что готовы бросить им вызов.

— Я не прошу тебя убивать себе подобных, — сказал Гаран. — И ты это знаешь. Демонстрация силы — вот что от тебя требуется.

— Ну, спасибо, утешил.

— Но мы полагаемся на шарпов — эльфов — в том, что они одержат победу в лесу. Если им это не удастся, значит, мы опоздали и это место превратится в такую ресурсную и энергетическую базу, какой еще не бывало в истории.

Штайн кивнул.

— А они победят?

— Все обстоятельства против них, но они — умные ребята, а трио генералов в поле даже не сможет правильно выговорить слово «тактика». Так что все будет зависеть от магов.

— Как и всегда, — заметил Штайн.

— Не умничай. Ладно, слушай дальше. Если они действительно одержат победу, у нас будет очень мало времени. У меня есть союзник среди них, но остальные… они опасны. По-настоящему. Сделай то, что обещал, и тогда они начнут относиться к тебе с уважением.

— Другого я и не ожидал, — заявил Штайн. — В конце концов, мы здесь для того, чтобы помочь им. Вроде как.

— Смотри не переусердствуй.

— Или что?

Гаран пожал плечами.

— Они убьют тебя.

— Что-нибудь еще?

— Говорить буду я.

— Или что?

— Угадай с одного раза.

* * *

Совершенно не заботясь о скрытности, что, впрочем, было вполне в духе туали, они набились в комнаты этажом ниже, готовясь атаковать. Последний час Пелин хранила молчание. Время от времени она делала глоток воды, но наотрез отказалась от несвежей еды, что так и осталась лежать на тарелке с минувшей ночи. Не отвечала она и на его вопросы, предпочтя сидеть в продавленном кресле и смотреть на книжную полку, с которой вот уже очень давно никто не брал в руки книг.

А ведь ты загнал себя в славную маленькую западню, не находишь?

— Даже для тебя это уже чересчур, — пробормотал Такаар.

Приложив ухо к полу, он расслышал отдаваемые приказы. Его изумляло, что им понадобилось так много времени, и он решил, что его имя все-таки еще кое-что значит и способно внушать страх. День приближался к зениту; дождь сменился солнцепеком, и шум города за окнами создавал иллюзию нормальной жизни.

— Самое время сматываться отсюда, — пробормотал Такаар.

Я уверен, что они расступятся и с поклоном распахнут перед тобой дверь.

Он принялся фальшиво насвистывать, приводя в порядок свои клинки, проверяя содержимое рюкзака и наполняя бурдюк водой из кувшина для умывания.

— Тебе обязательно надо свистеть? — не выдержала наконец Пелин.

— Ага, ты еще не разучилась говорить.

На губах Пелин заиграла злорадная и торжествующая улыбка.

— Сейчас они придут за тобой. А самое хорошее в этом то, что я получу свой нектар и смогу забыть о том, что ты возвращался в мою жизнь.

— Что им от тебя нужно?

Этот вопрос Такаар задавал ей снова и снова.

— Глупо, не правда ли? Они хотят меня, потому что я — туали. Потому что я — губернатор этого города и потому что именно я издаю законы. Так что все просто и понятно.

Но в смехе ее чувствовалась горечь, а в глаза стояла тоска — недолго, правда, до того, пока у нее вновь не началась ломка. Такаар кивнул. Он слышал, как внизу, у подножия лестницы, собираются эльфы. Теперь уже недолго.

— Трудно поверить, что добрые люди в этом городе, а я уверен, что такие в нем еще остались, смирятся с такой видимостью власти. Ведь ты на самом деле ничего не решаешь и растеряла даже остатки былого могущества — но я могу вернуть его тебе обратно.

— Мне нужно только одно.

Что ж, она, по крайней мере, последовательна.

— Пора идти, — провозгласил Такаар, и при виде его улыбки она содрогнулась.

— Ты действительно собираешься убить их всех?

— А вот это было бы несусветной глупостью, не так ли? — Такаар шагнул к ней. — Я вошел сюда не через дверь, и я не собираюсь выходить через нее. Выбирай: в сознании или без?

— Что?

Туали уже поднимались по лестнице, даже не пытаясь скрыть свое присутствие.

— Не обращай внимания.

Кулак Такаара врезался ей в висок, и Пелин лишилась чувств. Он подхватил ее, не дав упасть, и перебросил через левое плечо. Затем он распахнул дверь в ее кабинет, в два прыжка пересек его и выскочил на открытый балкон. Такаар легко вспрыгнул на перила, на мгновение повис на правой руке, после чего пролетел весь путь до земли.

В переулке было тихо. Такаар стал удаляться от центра Катуры и нырнул в четвертую по счету боковую улочку от зала Аль-Аринаар, оставаясь невидимым для туали, но находясь еще достаточно близко, чтобы расслышать их яростные вопли, когда те обнаружили, что они с Пелин сбежали.

Такаар положил голову Пелин на сгиб руки, плеснул ей водой в лицо и влил несколько капель в рот. Она закашлялась и открыла глаза. На одно невероятное мгновение улыбка осветила ее лицо, и она превратилась в прежнюю Пелин, но уже в следующий миг все исчезло и она оттолкнула его, с трудом поднявшись на ноги.

Голова у нее еще кружилась, и Пелин пришлось привалиться к стене дома, чтобы не упасть. Такаар одним гибким движением вскочил с земли и притянул ее к себе, глядя ей в лицо и держа за плечи.

— Иксийцы и гиалане. Где они живут?

— Достань мне нектар, и тогда, быть может, я покажу тебе, — заявила Пелин.

— У меня нет на это времени. — Такаар встряхнул ее за плечи. — Говори, куда идти. Быстро.

— Или что? Ты бросишь меня еще на сто пятьдесят лет?

Оказывается, она знает, как причинить тебе боль, не так ли?

Такаар прижал Пелин к стене так, что ноги ее оторвались от земли. Она попробовала ударить его коленями в грудь, но у нее ничего не получилось — она была слаба, как котенок.

— Не заставляй меня применять силу, — сказал Такаар, глядя ей в глаза, пока их не захлестнул страх, подобно грозовым тучам, закрывшим солнце. — Было бы жаль оставить тебя умирать одну на этой мусорной свалке.

Такаар отпустил ее, она упала на землю и сжалась в комочек, обхватив себя руками, раздираемая страстным желанием заполучить эдулис и страхом перед ним. Сердце его кричало, что он должен обнять ее и прижать к груди, но холодный разум на сей раз возобладал.

— У меня остался один-единственный шанс спасти эльфов от людей; и шанс этот состоит в том, чтобы взрастить в наших соотечественниках новую силу. Помоги мне начать возвращать то, что я отнял у всех нас. — Такаар пожал плечами. — Или тебе придется умереть. Я никому не позволю встать у меня на пути. Даже тебе.

Она подняла голову, глядя на него. По переулку прокатилось гулкое эхо — это банда туали вывалилась на улицу. Они быстро приближались. Если Такаар и ожидал увидеть свет понимания в ее глазах, то он был разочарован. В них не было ничего, кроме примитивного лукавства.

— Поклянись, что достанешь мне нектар, и я помогу тебе.

Это — единственное, что она готова взять у тебя. Сделай это для нее, Такаар.

Губы Такаара шевельнулись, и он предал ее вновь.

— Договорились, — сказал он, и ложь легко слетела у него с губ. — А теперь идем.

Центр Катуры был застроен в виде концентрических кругов, в полном соответствии с представлением о ладони Инисса. Здесь располагалась местная промышленность. Городская администрация благополучно соседствовала с кузницами, булочными, мясными лавками, гончарными мастерскими и прочими всевозможными заведениями. Здесь же были выстроены храмы самым разным богам, и одно время его обитателям даже казалось, что в город вернулась гармония.

Все эльфы получили земельные наделы для занятий сельским хозяйством, охотой, заготовкой древесины или добычей полезных ископаемых, если таково было их желание.

Население начало расти, и город протянул щупальца в лес, куда удалились те, кто предпочитал старинный уклад, принося свои товары для обмена на рынок, процветавший в самом сердце города.

Было невозможно с точностью сказать, когда атмосфера и настроения начали меняться, но молчание старых городов и тех, кто поклялся продолжать борьбу и освободить всех, кто попал в рабство, начали подтачивать мужество Катуры. Чувство оторванности нарастало, а вместе с ним — и ощущение безнадежности, осознание того, что у них осталось лишь то, что они построили здесь.

Дух горожан был сломлен. Как и всегда, когда происходит нечто подобное, нашлись те, кто возжелал нажиться на слабостях. Эдулис стал их оружием, столь же мощным, сколь и разрушительным. Земля переходила из рук в руки, и кланы начали обосабливаться друг от друга. Скольжение по наклонной плоскости происходило с ужасающей быстротой, и, хотя многие остались верны своим принципам, не намереваясь отступать от них, давление клановых банд возрастало с каждым днем.

Пелин привела Такаара в лабиринт немощеных улочек, являвших собой результат попытки построить процветающие кварталы, но в результате превратившихся в обособленные гетто, в которых один неверный шаг мог стоить неосторожному путнику жизни. Такаар видел уже достаточно, чтобы понять — доминирующим кланом стали туали, но они не пожелали вытеснить остальных, предпочитая извлекать прибыль из их бедственного положения.

Улочки за пределами центральных колец были узкими и извилистыми, словно пародируя районы Муравейника старого Исанденета. Большинство домов были одноэтажными и построенными из дерева. По большей части они пребывали в запущенном состоянии, но среди них кое-где встречались и опрятные, ухоженные домики. Такаар покачал головой. Ему казалось, будто он вернулся на Хаусолис до прихода гаронинов и до начала Войн Крови.

Пелин остановилась посреди грязной улочки, которая, причудливо петляя, убегала вдаль. Над крышами домов в первозданной красе виднелись водопады, скалистые утесы и леса, обступившие Катуру со всех сторон. Но здесь, однако, печной дым смешивался с вонью отбросов; дети играли в грязи, а иксийцы жались друг к другу, глядя на незнакомцев.

— Мне показалось, ты говорила, что по-прежнему остаешься губернатором, — прошипел Такаар.

— Они уже давно меня не видели, — призналась Пелин. — Сомневаюсь, что они склонны доверять мне.

После долгой пешей прогулки Пелин била крупная дрожь. Лицо ее заливала смертельная бледность, на лбу выступил пот, и дышала она тяжело и с хрипом. Взглянув на Такаара, она выразительно развела руками.

— Ну, вот мы и пришли в гетто иксийцев, — сказала она. — И что теперь?

Хороший вопрос.

— Ответить на который очень легко. У них есть какое-нибудь место для собраний?

— Зачем оно им? — вопросом на вопрос ответила Пелин. — Катура строилась не для того, чтобы устраивать здесь сегрегацию. Просто все получилось не так, как мы задумывали.

— Ладно, сойдет и так, — сказал Такаар и зашагал к нескольким иксийцам, собравшимся в кучку у дверей одного из домов неподалеку. — Пожалуйста, я бы хотел поговорить с вами. Со всеми вами. Со всеми достойными иксийцами, а также вашими друзьями гиаланами, орранами и сефанами. Вы готовы меня выслушать?

Родители подозвали к себе своих детей. Атмосфера стала холодной и враждебной. Ни один из них не вышел вперед, чтобы ответить Такаару. Он повысил голос и прибег к помощи Иль-Арин, чтобы быть услышанным.

— Меня зовут Такаар, и я принес вам новую надежду, — сказал он, и голос его эхом отразился от стен домов, прокатившись по соседним улицам и переулкам. — Выходите наружу. Выслушайте меня. Я расскажу вам о даре, который могу предложить вам. О том, как можно противостоять тем, кто стремится поработить вас. Внутри вас, иксийцев, живет сила, способная спасти всех эльфов.

— Прошу вас, выслушайте меня. Я не причиню вам зла.

Заплакал какой-то ребенок. За спиной Такаара зазвучали голоса — это были его преследователи, которые не могли не услышать его. Одна за другой начали открываться двери, из которых выглядывали любопытные лица. Видя, что остальные уже начали собираться, они присоединились к ним. Все-таки стадное чувство клана, которому угрожает опасность, было очень сильно развито у всех.

На это и рассчитывал Такаар. У него заложило уши. Туали были уже близко. Он спросил себя, а не сыграет ли их присутствие ему на руку. Он решил выждать еще немного, поскольку иксийцы продолжали собираться вокруг него. Еще около сотни эльфов направлялись к нему, останавливаясь подле своих соплеменников.

— Здесь находится Пелин. Я говорю с вами с одобрения вашего губернатора и прошу лишь одного — выслушать меня.

Такаар зашагал к ним. Пелин побрела следом, неохотно, но с надеждой — она не могла думать ни о чем, кроме своего желания забыться и его обещания дать ей наркотик. Иксийцы придвинулись друг к другу и попятились, но не из страха перед ним. Просто на улицу за спиной Такаара высыпали туали. Все они были хорошо вооружены и организованы, держа на виду мечи и луки. Очевидно, многие прежде служили в гвардии Аль-Аринаар.

— Расходитесь по домам. Этот преступник — наш.

Такаар взглянул на ula, который первым подал голос.

— Как его зовут? — шепотом спросил он у Пелин.

— Кален, — ответила та, и в голосе ее послышалось восхищение. — Похоже, я смогу получить свой нектар и без твоей помощи.

Такаар взял Пелин за руку.

— Потерпи еще немного.

Отлично. Если тебе нужна была благодарная аудитория, то она у тебя есть. Все это время я уговаривал тебя покончить с собой. Оказывается, это была несусветная глупость с моей стороны. Все, что мне было нужно — подождать, пока твое самомнение не сделает эту работу за меня.

Такаар улыбнулся. Он стоял так близко к иксийцам, что понимал — стрелять из луков туали не решатся. Их было никак не меньше сорока человек, но за его спиной собралась добрая сотня иксийцев, и к ним поспешно направлялись еще многие.

— Кален, — сказал Такаар. — Очень кстати. Я хотел поговорить с тобой.

Но Кален не обратил на него ни малейшего внимания. Внешность у него была весьма примечательная: свирепое выражение лица, надорванное ухо, темная одежда, за исключением светло-коричневой кожаной куртки. Руки у него были испещрены шрамами, а на лбу красовалась свежая уродливая ссадина.

— Пелин, — сказал он. — Мы очень беспокоились о тебе. Что ты делаешь рядом с этим трусом? Он бросил тебя давным-давно. Теперь ты с нами.

Пелин напряглась, уже готовая шагнуть к нему, но Такаар лишь крепче стиснул ее руку.

— Ей хорошо со мной. У нас есть кое-какие дела с иксийцами, а потом мы с тобой поговорим о том, как защитить Катуру.

Кален расхохотался.

— Иксийцы — слабаки и прячутся по своим норам, пока те из нас, кто остается сильным, обеспечивает их безопасность. Ты не будешь говорить ни с кем, пока я не разрешу.

Такаар оглянулся. Иксийцы во все глаза смотрели на них, и большинство явно не знало, что и думать.

— В самом деле? — спросил он. — Но ведь это Пелин — губернатор города, не так ли?

По рядам туали прокатился жестокий смешок. Такаар покачал головой и повернулся к иксийцам.

— Позвольте мне рассказать вам, почему я здесь и почему вы должны пойти со мной.

— В твою спину смотрят десять луков, Такаар, — сказал Кален. — Сейчас ты повернешься, а впредь будешь относиться ко мне с уважением.

— Стреляй, Кален, — не оборачиваясь, сказал Такаар. — Но все ли твои стрелы попадут в меня? Ты не боишься, что некоторые угодят в Пелин или тех самых иксийцев, которых, по твоим словам, ты защищаешь? И останешься ли ты стоять на месте, когда они бросятся на тебя, чтобы отомстить? Стреляй.

Но Кален не отдал приказ. Вместо этого он повел своих людей за собой, и они двинулись к Такаару. А Такаар лишь улыбнулся, продолжая полностью игнорировать туали, и обращался лишь к иксийцам. Он чувствовал, как бурлит и рвется наружу скрытый в них потенциал Иль-Арин. И он должен сделать так, чтобы они сами ощутили его.

— Вы ничего не знаете и даже никогда не слышали об Иль-Арин. Это сила, которая течет в ваших жилах и которую вы можете приручить, чтобы стать сильнее. Я начал изучать ее с тех пор, как люди стали захватывать наши города, и у меня уже есть учителя, которые ждут вас, чтобы помочь вам овладеть ею. Вы ничем не рискуете и ничего не теряете. Перед вами откроется удивительный мир, если вы решитесь стать свободными, и, по крайней мере, я предлагаю вам возможность избежать медленной смерти, которая ждет здесь всех вас.

Кончик меча уперся Такаару в основание шеи.

— Не усложняй свое и без того безнадежное положение, — сказал Кален. — Я заставил уйти отсюда Лизаэль и, не колеблясь, сделаю то же самое с тобой. Заканчивай.

Такаар резко присел, развернулся и выпрямился во весь рост, одной рукой перехватив запястье Калена с мечом, а ладонью другой накрыв его лицо. Такаар направил поток Иль-Арин в кончики своих пальцев, собирая ее в тонкий луч, а потом раскрутил его, превращая в ослепительное веретено, и тогда выпустил на свободу.

Голову Калена охватило пламя. Он закричал и вцепился в руку Такаара, но силы уже покидали его. В мгновение ока лицо его почернело от огня, а волосы на его голове вспыхнули жарким пламенем. Тело его затряслось в конвульсиях, когда огонь сжег его череп и проник в его мозг. Кипящая кровь фонтаном ударила из его глазниц и рта, а уши оплавились.

Такаар сжал ладонь в кулак, кроша череп Калена в пыль. Тело его, с дымящейся шеей и тем, что осталось от головы, рухнуло на землю. Такаар вытер руку о штаны и повернулся к иксийцам, которые, подобно туали и Пелин, в ужасе шарахнулись от него.

— Хотите научиться тому, как это делается?

Глава 27

Наши эксперименты с Гараном дали поразительные результаты. Магическое обновление тканей жизненно важных органов стимулирует и регенерацию кожи. Уже нет сомнений в том, что мы можем поддерживать жизнь в человеческом теле неопределенно долгое время. Сейчас следует сосредоточиться на разработке методов предотвращения старения, которые позволят нам сделать очередной решительный шаг вперед.

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Даже воинам ТайГетен потребовалось пять дней, чтобы достичь Катуры. Люди будут здесь самое позднее еще через десять. Ауум отрядил два звена, чтобы они не давали покоя неприятелю, пытались замедлить его продвижение, просто показываясь ему, убивали охотников и отбившихся от строя солдат, но все это были лишь детские шалости.

В битве у Шрама они потеряли шестерых, но и те, кто выжил, несли на себе раны, душевные и физические. С учетом двух троек, идущих по следу армии Исанденета, и Корсаара с его двумя звеньями, следящего за войском, двигающимся вдоль Шорта, Ауум мог привести в Катуру всего лишь двенадцать звеньев. Он собрал их вокруг себя, когда они остановились на последний привал перед тем, как выйти из леса на ладонь Инисса с ее жестокой красотой.

— Поражение уязвило нас, но не сломило, — сказал он, обнимая Графирра за плечи и притягивая его к себе. — Мы — одна семья. Допущенные вчера ошибки следует обдумать, чтобы не повторять в будущем. Сегодня начинаем подготовку к решающему сражению. Если мы потерпим неудачу, раса эльфов будет уничтожена. А если победа будет за нами, в чем я не сомневаюсь, тогда начнется освобождение наших людей.

Ауум помолчал, вглядываясь в лица друзей.

— Мы все слышали рассказы о том, что случилось в Катуре. Все мы знаем о преступлении, совершенном против Лизаэль. И мы отомстим за нее. Но не каждая душа в городе погрязла во зле. Внутренняя сила и мужество скрываются под завесой отчаяния и утраты надежды. Если сорвать эту завесу, то мы вновь увидим подлинный дух эльфов.

— Мы должны увидеть его, потому что победить в одиночку мы не в состоянии.

Ауум отпустил Графирра и поцеловал его в лоб.

— Смотрите не ошибитесь. Мы собираемся взять Катуру под свой контроль. Нам окажут сопротивление. И мы должны будем сломить его. Никому из нас не хочется убивать себе подобных, но я не вижу иного пути, на котором этого не случится. Здесь укрылись самые матерые преступники, и они не станут покорно смотреть, как у них отбирают власть и влияние.

— Давайте помолимся о том, чтобы нас услышали честные и колеблющиеся эльфы. О том, чтобы гармония не оказалась уничтожена безвозвратно. О том, чтобы те, кого мы любим и кого надолго покинули, были еще живы.

— Давайте помолимся об этом вместе.

* * *

Истормун лежал на постели, и простыни под ним промокли от пота. Общение оказалось чрезвычайно болезненным и потребовало от него отчаянных усилий. Он впервые почувствовал страх в умах своих сподвижников, и это причинило ему ощутимую физическую боль.

— Вы действуете недостаточно быстро, — упрекнул его Гириамун.

— Да как вы смеете! — парировал Истормун.

— Скажите в таком случае, сколько им еще осталось до цели? — осведомился Памун.

— Максимум двенадцать дней. Меньше, если дорога станет легче.

Разум пятерки исторг такой возмущенный стон, что Истормун заверещал, корчась от боли, разрывавшей ему психику.

— Вы слишком долго откладывали поход. Ваша любовь к эльфам приведет всех нас к краху. — Голос Арамуна гулко забился у него в черепной коробке. — Нам нужны эти солдаты.

— И вы их получите, — заявил Истормун. — Наверняка у вас достанет вооруженной мощи, чтобы противостоять всем нашим врагам.

— Идиот! — вновь подал голос Памун. — Будь это так, мы не тратили бы силы на общение с вами.

— В таком случае я отдам приказ об отступлении, и вы получите своих драгоценных солдат скорее. К несчастью, это означает, что мы вернем Калайус шарпам. Или вы считаете, что это — та самая небольшая цена, которую можно заплатить?

— Мы не можем позволить себе потерять Калайус, — отрезал Вейамун.

— Тогда предоставьте мне делать мое дело, а сами займитесь своим. Вы полагаете, что причина всех наших трудностей кроется в постигшей меня неудаче. Я же, например, уверен в обратном. Быть может, вы хотите, чтобы я помог вам выработать соответствующую тактику?

Шум поднялся несусветный, тем не менее он доставил Истормуну некоторое удовлетворение.

— Вы не оставляете мне выбора, — сказал он. — А сейчас я с радостью отвечу вам услугой на услугу. Не затевайте конфликт прямо сейчас. Направьте все свои усилия на дипломатические переговоры. Тяните время, сколько удастся.

— Глупец, — предельно ясно выразился Арамун. — Не мы, а наши противники хотят войны. А у нас не хватает сил остановить их.

— Найдите способ, — отрезал Истормун. — Но если вы проиграете, так тому и быть. Я единственный уцелею изо всех нас и сохраню здесь все свои позиции. Я смогу с этим жить, а вот сможете ли вы с этим умереть? Разговор окончен.

Истормун прервал связь, прежде чем они вновь набросились на него с упреками. Прошло несколько часов, прежде чем он забеспокоился о том, почему ему это так легко удалось.

* * *

День уже клонился к вечеру, когда ТайГетен под командой Ауума вошли в Катуру. Они ни с кем не заговаривали, никого не искали, а сразу же направились на рыночную площадь в самом сердце Катуры, где и остановились. Вокруг них немедленно начала собираться толпа. Прошло уже более пятидесяти лет с тех пор, как кто-либо из воинов ТайГетен в последний раз бывал в городе.

Базарный день уже закончился. Те лотки, что еще оставались на площади, были или накрыты материей, или их оттащили за край круга. Ауум вдохнул зловещую и отравленную атмосферу города. Со всех сторон их окружали двух- и трехэтажные здания и храмы. Мощенные булыжником улицы разбегались по шести направлениям. Линию горизонта заслоняли островерхие крыши, шпили и купола.

ТайГетен собрались у камня Инисса на рыночной площади, первым заложенного в основание города. Вокруг него стояли скамейки, окруженные цветочными клумбами, на которых были вырезаны пожелания благополучия от жрецов всех храмов. Но цветы засохли, а высадить новые никто не удосужился. Надписи же были осквернены граффити и посечены клинками. На самом камне был вырезан знак Туала.

Даже флагшток, на котором некогда гордо развевались штандарты всех кланов, был исчеркан оскорблениями и угрозами, обещаниями и бессмысленными изречениями. Он стоял совершенно голый, на нем не развевался ни один флаг, и, скорее всего, так было уже не первый год.

Они оказались в самом сердце города, и у Ауума упало сердце. Сбылись самые худшие его опасения. Город издавал зловоние. Переулки и сточные канавы были забиты мусором и экскрементами. Многие дома и лавки стояли заколоченными, зияя провалами выбитых окон и дверей. Другие были полностью разрушены, а деревянные части разворованы и явно использованы для других нужд.

Наркоманы пустыми глазами взирали на них из открытых окон и дверей обшарпанных ночлежек или просто лежали на камнях мостовой, лишившись всего имущества или обменяв его на адское зелье. На улицах можно было встретить эльфов всех кланов, которые брели, понурив головы, или же смотрели на ТайГетен с откровенной опаской. Но все-таки любопытство оказалось сильнее страха.

Болта и Метиан нарисовали ему чересчур радужную картину. Здесь больше не осталось гармонии. Катура умирала.

Весть о прибытии ТайГетен разнеслась по улицам, и жители спешили посмотреть на спектакль. Вскоре вся площадь была битком забита, а задние ряды все напирали, горя желанием хоть одним глазком взглянуть на элитных воинов, которым они доверились в том, что те уберегут их от людей и помогут вернуться в родные дома.

Но сто пятьдесят лет бесплодного ожидания изрядно поубавили священный трепет и даже страх, который внушали воины ТайГетен, и за первым неуверенным оскорблением вскоре последовали другие. Собравшихся на площади эльфов вдохновляла и раззадоривала собственная численность, и они дали выход накопившемуся раздражению и отчаянию.

— Фалин, возьми своих Тай и сходи на разведку в зал Аль-Аринаар. Мне нужна Пелин. Илласт, бери своих Тай и иди с нею. Здесь небезопасно. Не рискуйте без нужды. Не доверяйте никому. Всем остальным выстроиться вокруг флагштока. Нам представилась слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее.

Ауум вскарабкался на флагшток, и его ловкость заставила окружающих умолкнуть. Он воспользовался тишиной и заговорил.

— Граждане Катуры. Мои братья и сестры. Выслушайте меня. Я — Ауум, архонт ТайГетен, и мне нужна ваша помощь.

Тишина стала полной. Со своего места над головами толпы Ауум видел, как Фалин прокладывает путь ко второму кольцу, туда, где гвардейцы Аль-Аринаар построили свой Зал собраний. И как с разных сторон города спешат эльфы, чтобы присоединиться к толпе на площади. Он мельком подумал, кто из них остался чист душой, а кто уже успел пасть. Ничего, скоро все прояснится.

— Вы обманули нас! — прозвенел чей-то голос.

Остальные поддержали его клич. Ауум ждал, пока их гнев хоть немного утихнет.

— Если вы действительно так считаете, то я не стану убеждать вас в обратном. Тем не менее, ТайГетен каждый день сражаются за то, чтобы освободить нашу страну. Пролитая нами кровь сдерживает наступление людей, давая вам шанс на возрождение. Но мне кажется, что вы упустили этот шанс. В вашем городе зловоние эдулиса перебивает запах дерева. Быть может, мы ошибались, когда сражались и верили. Быть может, эльфийская раса не заслуживает того, чтобы ее спасали.

— Но у меня есть для вас и хорошие новости. Всем тем, кто верит в то, будто ТайГетен обманули их, я готов дать шанс доказать нам, что вы достойны лучшего.

Ауум, обхватив ногами флагшток и держась за него одной рукой, неторопливо описал полный оборот вокруг него. Глаза всех присутствующих были прикованы к нему. Они напрягали слух, чтобы услышать, что он скажет дальше. Вновь зазвучали оскорбления, но их никто не поддержал, и они быстро прекратились.

— Сюда идут две армии людей. Первая прибудет под стены города через десять дней. В общей сложности, в их составе насчитывается свыше четырех тысяч солдат и магов. Достаточно, чтобы, как они считают, стереть ваш город с лица земли вместе со всеми его жителями. Если бы не противодействие шестидесяти ТайГетен, которых теперь стало меньше ровно на треть, их бы пришло на две тысячи больше.

Ауум помолчал, давая собравшимся возможность уяснить и осознать страшные новости. Катура задумывалась как священное прибежище на все времена. Внизу словам Ауума жадно внимали те немногие, кто еще трудился на ее благо или, по крайней мере, не пал жертвой ее обратной стороны, погрязшей в наркотиках. Они держались, пока город вокруг катился в пропасть, но теперь рисковали потерять все.

— Десять дней — большой срок, и за это время можно вполне убежать в лес и затеряться в нем. Бегите, если таково ваше желание, потому что я не хочу, чтобы рядом со мной стояли трусы, когда враг начнет штурмовать стены.

— Я пришел сюда, чтобы сказать вам: оставайтесь! Ваше бегство будет означать конец эльфийской расы. Люди переловят нас и уничтожат поодиночке. И я не желаю, чтобы таковой была история нашей жизни.

— Я пришел сюда, чтобы сказать вам: оставайтесь и сражайтесь! Укрепляйте свой город, вооружайтесь и присоединяйтесь ко мне в сражении, которое решит судьбу эльфов по всей стране. Хотите ли вы вернуться к той жизни, которой жили до появления людей? Хотите ли вы вновь увидеть процветание эльфов без того, чтобы нами правила злая рука человека?

— Хотите остаться в живых?

Ауум смотрел, как по толпе прокатился гневный ропот. Там и сям стали вспыхивать споры, кое-где дело дошло до драки. Некоторые эльфы развернулись и, расталкивая соседей, направились обратно к своим домам, скорее всего, чтобы собрать вещи и бежать.

Ауум ждал, спрашивая себя, а воцарится ли вновь тишина достаточно продолжительная, чтобы он мог заговорить вновь и спросить о том, что хотел узнать. Но на него самого обрушился град вопросов. Как люди нашли их? Или это ТайГетен привели их сюда? Как они могут победить столь многочисленную армию? Вернутся ли аппосийцы? Не для этого ли пришел сюда Такаар?

При звуках этого имени Ауум вздрогнул. Он обвел толпу глазами, высматривая того, кто произнес имя Такаара вслух. Но в многотысячном море лиц это оказалось безнадежной задачей. Он поднял руку, надеясь восстановить хотя бы некое подобие тишины, и получил ее, правда весьма относительную.

— Мы ответим на все ваши вопросы. Я знаю, их у вас накопилось предостаточно. Но время бежит, а нам дорого каждое мгновение. Мне нужны все, кто хочет остаться в живых. Кузнецы, архитекторы, оружейники, мастера по изготовлению луков и стрел. Мне нужны все, кто умеет обращаться с луком или мечом. Мне нужны строители, и мне нужны ваши жрецы. А пока я приглашаю всех прийти на закате в зал Аль-Аринаар.

— И последнее. Кто из вас упомянул Такаара? — В первом ряду неуверенно подняла руку испуганная iad-гиаланка. — Я бы хотел поговорить с тобой. Улисан, проводи ее внутрь периметра. А всех остальных я прошу остаться в Катуре, чтобы сразиться с врагом. Мы можем победить. Никто из ТайГетен не уйдет отсюда до тех пор, пока в живых остается хотя бы один эльф. Мы верим. И вы тоже должны верить. А теперь ступайте и молитесь, чтобы боги дали вам силу, а потом возвращайтесь со своими умениями и оружием, которое сможете найти.

Ауум соскользнул по флагштоку на землю. Толпа обступила его со всех сторон, и на него градом посыпались вопросы. Воины ТайГетен предложили всем разойтись, напомнив, что у них будет достаточно времени на закате. Iad провели внутрь периметра, и Ауум опустился рядом с нею на скамейку. Толпа вокруг начала рассасываться. Кое-кто, впрочем, остался, вознамерившись досмотреть представление до конца.

— Благодарю тебя за то, что согласилась побеседовать со мной. Меня зовут Ауум.

Iad улыбнулась. Особа средних лет, в волосах ее уже пробивалась седина, а лоб испещрили морщины. Платье ее было поношенным, но чистым, а в чертах лица сквозила гордость.

— Меня зовут Нерилла.

— Сколько времени провел здесь Такаар?

— Два дня. Его прибытие наделало много шума, он убил Калена, главаря банды клана туали. За это мы благодарны ему. Чем больше торговцев эдулисом умрут, тем лучше.

Ауум не выдержал и улыбнулся. Даже охваченный безумием, в глубине души Такаар оставался прежним.

— Где он сейчас? Ушел с гиаланами? Или, быть может, с иксийцами?

Нерилла выразительно подняла брови.

— Значит, тебе известно, для чего он приходил сюда. Он говорит, что то, что он задумал, пойдет на благо всех эльфов. Я полагала, что он тоже собирается сражаться.

— Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой, — со вздохом ответил Ауум. — Но он хочет увести с собой тех, кого обещает сделать магами, хотя они должны остаться здесь и драться с мечом в руке. Скольких ему удалось убедить?

— Многих. — Нерилла пожала плечами. — Две сотни? Точно не знаю. Он беседует с ними по несколько раз на дню, убеждая их приводить к нему как можно больше соплеменников. Он их буквально очаровал.

— Где он встречается с ними?

— В храме Икс.

Нерилла кивнула на безвкусно и аляповато разукрашенный храм на другой стороне площади, острый шпиль которого пронзал облака, а нижние бревна в основании были обтесаны таким образом, что напоминали корни деревьев.

— Благодарю тебя, Нерилла, ты мне очень помогла.

Она улыбнулась.

— А мы и вправду можем победить их, врагов, я имею в виду? У меня семья, мои мальчишки уже совсем взрослые и могут держать в руках оружие, хотя двое из троих стали ярыми поклонниками Такаара. Я бы не хотела рисковать ими в предприятии, которое заранее обречено на неудачу.

— Мы победим, — уверенно сказал Ауум. — И, если тебя это успокоит, я сам встану рядом, чтобы с ними ничего не случилось. Мы должны спасти всех, кого сможем. Вы — последние, кто остался из свободных эльфов.

Нерилла порывисто схватила его за руки.

— Мы останемся. И будем драться.

Ауум расцеловал ее в обе щеки, но потом отстранился — он должен был задать ей еще один вопрос.

— Пелин еще жива?

Нерилла вздохнула.

— Да, в некотором смысле. Кален буквально околдовал ее, а эти чары нелегко разрушить. Но сейчас она с Такааром, во всяком случае, то, что от нее осталось.

Ауум задумчиво уставился на храм.

— Значит, ей предстоит узнать, что ее ждет работа.

Глава 28

Наступил момент, когда некоторые эльфы усомнились в богом дарованном им праве владеть лесом, и судьба всей расы повисла на волоске.

«Путь падения», Пелин, архонт гвардии Аль-Аринаар, губернатор Катуры

Когда Ауум вошел в храм Икс, Пелин отчаянно пыталась вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз курила свой нектар. Она не могла думать ни о чем ином, ее голова горела, как в огне, а кости стали мягкими, как воск. Каждый нерв ее тела требовал наркотика, а каждый вдох давался невероятным напряжением сил.

Запах его назойливо лез ей в ноздри, она скрипела зубами при воспоминании о сладостном дыме, а когда она думала о нем, глаза ее застилал туман вожделения. Она не могла забыть о струйках дыма, вьющихся в неподвижном воздухе, о божественном ощущении свободы, омывающем все тело, о благословенном бегстве в самые дальние уголки сознания, об ощущении того, что она не одна и что другие слились с ней воедино и любят ее плоть так неистово, что, кажется, останутся в ней навсегда.

— Он мне нужен, — пробормотала она.

— Нет, не нужен, — прошептал чей-то голос.

Пелин вздрогнула. Такаар как раз держал очередную речь. Храм был битком набит новообращенными, жадно внимавшими каждому его слову, свято поверившими ему и жаждущими изведать славу Иль-Арин. Он был ничем не лучше Калена, назойливо предлагая свой собственный дурман и свои пустые обещания. Но Кален был мертв, и дорога к эдулису оказалась для нее закрыта, потому что раньше ее заботливо опекали день и ночь. Сейчас она с трудом могла вспомнить их имена, хотя тогда они казались ей старыми и добрыми друзьями.

Пелин понурилась и искоса взглянула на ula, который неслышно подошел к ней слева. Это был туали, сильный и верный, хотя, если ей не изменяет память, он был таким не всегда.

— Тулан, — сказала она. — Ты же знаешь, что я рассталась с пагубной привычкой, не так ли? Так что еще один разочек мне не повредит. Чтобы попрощаться с нею окончательно.

— Боюсь, что ты нужна нам здоровой, — произнес другой голос, принадлежавший Эфрану.

Оба были гвардейцами Аль-Аринаар, и оба вновь надели плащи.

— Что с вами случилось? — нахмурилась она, недоумевая, почему ее вообще интересуют такие вещи. Ведь ни один из братьев наверняка не даст ей дурмана.

— Когда началась зачистка, мы укрылись в гетто, как ты нам и посоветовала, ожидая шанса вернуться. О чем ты нам тоже говорила.

— Я такое говорила? — Пелин улыбнулась. — Значит, я спасла вам жизнь. Вы прониклись ко мне достаточной благодарностью, чтобы достать для меня капельку нектара? Это действительно будет в самый последний раз.

— Я так не думаю, — ответил Тулан. — Я…

И вдруг в проходе показался ula, направлявшийся к возвышению, с которого разглагольствовал Такаар. Никто не загородил ему дорогу. Желающих почему-то не нашлось.

— Когда он появился здесь?

Пелин слышала странный шум за стенами храма, но решила, что это — обычное дело в базарный день. Быть может, выступление труппы бродячих артистов. В Катуре еще сохранилась одна такая. Но, похоже, она ошибалась. Она смотрела на Ауума. Он выглядел очень решительно. Глаза всех присутствующих в храме устремились на него, так что, в конце концов, его вынужден был заметить и Такаар.

— Ага, а вот и туча явилась закрыть солнце, — сказал он, и в храме, такое впечатление, резко похолодало. — Недобрый голос намерен разрушить нашу гармонию. Прошу вас, не уходите, мои эльфы нового времени. Мы с Ауумом сейчас поговорим, и я вернусь.

— У меня нет намерения вести с тобой тайные переговоры, — провозгласил Ауум, и его резкий голос прозвучал разительным контрастом мягкому тону Такаара. — Этому следует положить конец.

На мгновение Пелин даже позабыла о своей ломке, глядя на то, как два самых могущественных эльфа на Калайусе сцепились, словно пантеры, оспаривающие друг у друга охотничьи угодья.

— Они не станут тебя слушать. Это — свободные эльфы. Свободные в своих поступках и мыслях. И они выбрали свой путь, путь нового поколения. Иль-Арин живет в их телах, а я научу их управлять ею. Таким образом, мы обретем силу, необходимую для того, чтобы избавить Калайус от присутствия человека.

— И всего этого ты достигнешь за десять дней, не так ли?

В голосе Ауума прозвучало нескрываемое презрение. Он подошел к Такаару почти вплотную и остановился в каком-нибудь шаге от него. В позе архонта ощущалась угроза. Такаар был быстр, но Ауум был стремителен, как молния, и Пелин поняла, что Такаар помнит об этом.

А тот коротко рассмеялся и приветственно помахал рукой.

— Теперь, когда среди нас появились ТайГетен, мы можем ничего не бояться, правда?

— А ты так ничего им и не сказал? — Ауум кивнул на север. — Сюда идет целая армия. По твоим следам. Она будет здесь через десять дней. Великий Такаар случайно забыл упомянуть об этом, не правда ли? Для магии есть свое время, но оно наступит не сейчас. Те из вас, кто уйдет с ним — жалкие трусы, бегущие с поля боя.

— Посмотрите на себя. Внимательно посмотрите. Здоровые молодые ulas и iads, которым хорошенько промыли мозги. Какой толк от магии, если исчезнет сама раса эльфов, которую вы собрались с ее помощью защищать? Вы должны присоединиться ко мне и сражаться мечами, луками, голыми руками, если потребуется. Объединившись, мы станем непобедимыми. А если вы уйдете, то ослабите всех нас. Когда мы победим, можете уходить, и я дам вам свое благословение. Но только не сейчас. Вы нужны мне. Вы нужны всей эльфийской расе.

— Им не нужно твое благословение, чтобы стать воинами Иль-Арин, — насмешливо улыбнулся Такаар. — Но вот что я тебе скажу: я дам им возможность самим сделать выбор, в котором отказываешь ты. Те из вас, кто хочет сражаться, проливать свою кровь и умереть с Ауумом, пусть выйдут наружу. Те же, кто хочет остаться и овладеть величайшим могуществом, пусть сидят на своих местах.

Ни один из них не встал и не вышел из храма; они лишь захлопали в ладони, и Ауум испытал унижение, какого не знал до сих пор. Пелин испугалась, что он совершит что-либо непоправимое, но он не собирался прибегать к насилию.

— Ты предал всех эльфов, Такаар, — бросил Ауум, когда аплодисменты стихли.

Но Такаара, похоже, его слова ничуть не задели.

— Нет, Ауум, если кто и предает нас, так это ты и те, кто готов лишить всех нас будущего.

— Очень хорошо. Забирай своих людей и уходи. Прямо сейчас. Потому что я не разрешу больше никому присоединиться к тебе. Не устраивай сцен и не суетись. Я не позволю тебе превратить трусливое бегство в громкое представление. А когда ты доберешься до своей норы в лесу и забьешься в нее, отправь ко мне Сенсерии. Или оставь их мне сейчас. Каждый из них стоит десятка твоих последователей.

— Я не намерен отдавать тебе своих верных защитников, — заявил Такаар. — Но я дам тебе кое-что другое.

Он снял с плеча рюкзак и протянул его с благоговением, достойным бесценной культовой реликвии. Ауум взглянул на него, после чего поднял глаза на Такаара, даже не пытаясь скрыть охватившее его презрение.

— За все, в чем ты отказываешь эльфам Калайуса, ты отдаешь мне свой заплечный мешок? Если ты вздумаешь оскорбить меня еще хотя бы раз, я убью тебя, и плевать я хотел на последствия.

Такаар поднял руку, успокаивая волнение, охватившее присутствующих.

— Не выставляй свое невежество напоказ, Ауум. В этом мешке находится то, над чем я долго работал и от чего ты неизменно отказывался, несмотря на мои настойчивые советы. Но используй луки, а не духовые трубки. Последние обладают очень коротким радиусом поражения, а я усовершенствовал вязкость, так что теперь яд удержится и на кончике стрелы. — Он вновь протянул Аууму свой мешок, и на сей раз тот принял его. — Здесь достаточно, чтобы убить две тысячи человек. Может, даже больше, если ты будешь бережно расходовать его. Но смотри, не прикасайся к яду сам. При попадании на кожу он вызывает мгновенную смерть.

Такаар блаженно улыбнулся, и Пелин уже решила, что сейчас Ауум прикончит его. Левая рука архонта ТайГетен сжалась в кулак, но потом он расслабился. Развернувшись на месте, Ауум зашагал обратно по проходу, и никто не рискнул ни заговорить с ним, ни остановить его. У дверей он остановился, обернулся и вперил в нее тяжелый взгляд.

— Пелин, ты идешь со мной. Это не предложение, архонт Аль-Аринаар, а приказ. У тебя есть плащ. Пришло время надеть его вновь.

Ауум не находил себе места от гнева. Катура пребывала в ужасающем состоянии. Его воины обыскали весь город в поисках тех, кто мог держать в руках оружие или обладал умениями, необходимыми для его обороны. Тай вернулись с докладом, что примерно восемьдесят процентов города принадлежат двум поставщикам наркотиков и предметов роскоши — редких растений и трав, алкоголя и дорогих тканей.

Большая часть всего этого поступала из окрестных деревень, которые по-прежнему жили и работали в тропическом лесу, как было всегда, на протяжении всей истории эльфийской расы. Но, совершенно очевидно, они находились под властью крупных гангстерских группировок, туали и биитан. Что касается эдулиса, за который приходилось втридорога расплачиваться землями и товарами, то его производили в самом городе.

— Мы должны хорошенько придавить их, — заявил Улисан. — Положить конец их господству.

ТайГетен собрались в зале Аль-Аринаар. День клонился к закату, и из леса вокруг ладони Инисса уже доносился нестройный вечерний хор его обитателей. После ухода Такаара в городе воцарилось относительное спокойствие, и приглушенный рокот водопадов, едва доносившийся из-за деревьев, завораживал и очаровывал.

— Это — работа гвардейцев Аль-Аринаар, — отозвался Ауум. — Во всяком случае, так было раньше. А у нас нет ни времени, ни сил, чтобы очищать город от наркоторговцев. Мы должны заручиться их поддержкой и словом, и делом.

— Думаю, ты рассуждаешь наивно, — возразила Элисс. — Мы прошлись по округе, пока ты разбирался с Такааром. Они отказываются говорить с нами. Просто смотрят, исподлобья и настороженно, и все. Они опасны и пользуются здесь колоссальным влиянием.

Ауум пожал плечами.

— Они — трусы. А мы сражаемся за то, чтобы наша раса выжила.

— Для тебя всегда все просто, верно, Ауум?

Это подала голос Пелин. Почти весь день она спала; с нею оставалась Элисс, а на балконах ее дома были выставлены дозорные. Тулан и Эфран, двое молодых гвардейцев Аль-Аринаар, занимались подготовкой главного зала к вечернему собранию; наводили в нем порядок и расставляли по периметру столы. Аууму они внушали опасения. Готовые бежать при малейшей опасности, но спешно вернувшиеся обратно, как только ветер задул в другую сторону.

Пелин по-прежнему выглядела бледной и изнуренной, но в глазах ее проскакивали искорки жизни. Ауум знал об эдулисе достаточно, чтобы не уверовать в ее быстрое выздоровление, но, по крайней мере, начало ему было положено.

— А что здесь сложного? — вопросом на вопрос ответил он. — Если мы потерпим поражение, с нами будет покончено. Если же мы победим, то очистим лес и станем жить той жизнью, которую у нас отняли.

— Но, Ауум, совсем не в интересах гангстерских банд поверить тебе, — заявила Пелин.

— В самом деле? А кому они будут продавать свою отраву, если в живых не останется ни одного эльфа?

— Ты не слушаешь меня. Они не откажутся от своей власти. Они накинули городу удавку на шею и не намерены ослаблять хватку.

— А вот этого нельзя было допустить ни в коем случае, — резко бросил Ауум, глядя Пелин прямо в глаза. — Что с тобой произошло? Что случилось с Аль-Аринаар? Вас любили и уважали. Город разрастался и процветал. Последним же гвардейцем, с кем я разговаривал, был Метиан, а его выгнали отсюда, и его жизни угрожали, как и Лизаэль, кстати.

— Я доверял тебе, Пелин. Я верил в тебя. А ты взялась за эдулис. Ты предала самое себя, Аль-Аринаар и эльфов Катуры. Когда я вошел сюда, то первым делом спросил себя, а для чего я пытаюсь спасти нашу страну. Подумай об этом, и о своей слабости тоже.

Гнев грозил захлестнуть Ауума. Он возвышался над Пелин, которая съежилась от страха. Она дрожала всем телом, и в глазах ее стояли слезы.

— Тебя здесь не было, — жалким голосом пролепетала она. — Ты ничего не знаешь.

— Я знаю то, что Нерилла из Катуры вырастила свою семью посреди этого хаоса и насилия, и никто из них не стал наркоманом, не уронил своего достоинства. Это люди, у которых не было оружия, зато была сила и вера вот здесь. — Он прижал руку к сердцу и понизил голос до свистящего шепота. — А если мы потеряем веру, то потеряем все.

— Тогда для чего тебе нужна я? Какую пользу я могу принести?

Ауум взглянул Пелин прямо в глаза. В них он увидел смятение, боль потери, отчаяние и тоску, которая тронула его душу.

— Ты — Пелин. Архонт гвардии Аль-Аринаар. Я знаю, на что ты способна. Я знаю глубину твоей веры. — Ауум взял ее руки в свои. — Я ненавижу то, что случилось с тобой и этим городом, но это не умаляет моей любви к тебе. Но сначала ты должна признать свои неудачи и помириться с Туалом и Иниссом.

— Только тогда ты вновь сможешь надеть плащ и занять то место, которое принадлежит тебе по праву. Ты еще способна на это?

Пелин не колебалась ни секунды.

— Да.

Ауум поцеловал ее в лоб.

— Тогда ступай в храм и молись. Я хочу, чтобы завтра ты начала обучать тех, кто никогда не держал в руках оружие, как выжить в бою.

Ауум смотрел, как она уходит в сопровождении Тулана и Эфрана. Голову она держала высоко поднятой, но левой рукой потерянно и непрестанно потирала правую. Он надеялся, что Туал окажет ей помощь, в которой она так нуждалась.

— А ты был жесток с нею, — заявила подошедшая Элисс.

— Тот, кто не поддерживает нас полностью, тянет нас назад. Мы не можем себе этого позволить.

— Ну, а что мы будем делать с бандами наркоторговцев? — поинтересовалась Меррат.

Вокруг него собрались уже все ТайГетен, и зал понемногу начал заполняться жителями Катуры.

— Какова их численность? — спросил Ауум.

— Несколько сотен, — ответила Фалин. — И они запросто могут силой и угрозами заставить других присоединиться к ним.

— Мы можем грозить эльфам смертью, если они не встанут рядом с нами в бою, но тогда их ждет смерть от рук людей. — Ауум ненадолго задумался. — Мы не станем ввязываться с ними в открытое противостояние. Но мы отберем у них все ресурсы, которыми они располагают. Убивайте тех, кто окажет вам вооруженное сопротивление. На всех остальных просто не обращайте внимания. Пусть они сами сделают первый шаг, тем самым настраивая против себя население. Пусть все увидят, что это они готовы рискнуть всем ради наживы.

Сумерки сгущались, и зал быстро заполнялся эльфами. Отблески света от факелов и ламп заплясали на деревянном вогнутом потолке храма. Взвинченные и напуганные эльфы сгрудились перед линией столов, за которыми стояли ТайГетен. На столах лежали листы бумаги и перья, чтобы записывать имена, профессии, потребности и рабочие графики.

В самом центре стоял Ауум. По бокам от него расположились Меррат и Графирр. Он настороженно вслушивался в царящую в зале атмосферу. Преобладали волнение и решимость, но к ним примешивалось и недоверие. Те, кому не нашлось места в зале, уже останавливались в дверях, и Ауум шагнул вперед и заговорил.

— Вы пришли сюда, потому что надеетесь на победу в предстоящем сражении. За это я благодарю вас, как и за ту работу, что нам предстоит проделать, чтобы эта надежда оправдалась. Я собираюсь просить у вас больше, чем вы можете себе представить. У вас может сложиться ощущение, будто задача перед нами стоит невыполнимая, но это не так.

— Я знаю о том, что сталось с вашим городом, но вы уже сами видите, что в нем произошли перемены. Гвардейцы Аль-Аринаар вновь наденут плащи и станут носить их бесстрашно и гордо. Сейчас их очень мало, но станет намного больше.

Ауум повел рукой. Тридцать четыре гвардейца Аль-Аринаар выстроились вдоль стен и у дверей.

— Я знаю, что вы жили под пятой гангстерских банд. Но вы можете больше не бояться их. Такаар уже отрубил голову зверю туали. Биитане затаились, поскольку они — трусы.

— С сегодняшнего дня они больше не будут досаждать вам. Помогите тем, кого они заразили пагубным пристрастием. Заберите у них все, что они отняли у вас. Не силой оружия, а силой воли разверните свой город лицом к людям, чтобы нанести им поражение.

Две сотни эльфов, собравшихся в храме, неуверенно зааплодировали, а кое-где даже зазвучали робкие крики одобрения. Но тут снаружи раздался шум, и все замерли. По залу покатились крики и лязг вынимаемых из ножен клинков. Толпа в страхе застыла, и Ауум впервые осознал всю тяжесть стоящей перед ним задачи — вновь вдохнуть в жителей Катуры мужество и веру. ТайГетен изготовились к бою, но Ауум поднял руку, призывая их к спокойствию.

Большая группа эльфов заставила толпу расступиться, угрозами и оскорблениями проложив себе путь в главную часть зала. Это были биитане, мощные фигуры которых как нельзя лучше соответствовали тем, кто вел свою родословную от бога деревьев, корней и ветвей, с резкими чертами лица, высокими скулами, орлиными носами и тонкими губами.

Возглавляла их iad, одетая в платье из дорогой материи и вооруженная тонким клинком. Ее окружали семьдесят или восемьдесят соплеменников с мечами и луками в руках. Мирные обыватели поспешно прянули в стороны. Некоторые уже поспешили покинуть зал, но большинство спряталось за спинами гвардейцев Аль-Аринаар, которые вышли на середину зала, чтобы обеспечить пусть ненадежную, учитывая их численность, но все-таки защиту. Но тут биитане разразились злобными и колкими насмешками, которые достигли своей цели, и Ауум понял, что не сможет целиком и полностью полагаться на гвардейцев, если дело дойдет до драки.

Биитанка воздела руки над головой, требуя тишины, и ее свита дружным ревом призвала собравшихся к молчанию. Она же одарила Ауума, стоявшего по другую сторону стола, холодным и высокомерным взглядом.

— Твой отряд хорошо вооружен и очень нам пригодится, когда нас атакуют люди, — миролюбиво начал Ауум. — Добро пожаловать.

— Придержи язык, ТайГетен, — резко прервала она его, и голос ее прозвучал уверенно и властно. — Меня зовут Джисан, и я благодарю тебя за то, что ты избавил этот зал от туали и снес с плеч голову Калену. Но ты ошибаешься, полагая, что командуешь этим городом. Каждый твой шаг стал вторжением на мою территорию. Все твои слова адресованы эльфам, которые в долгу передо мной.

— Твоя хитрость наивна и шита белыми нитками; люди не знают и не могут знать об этом месте. Здесь не будет никакого сражения, поэтому вот что я тебе предлагаю: предоставь мне управлять этим городом, и тогда я сохраню тебе и твоим людям жизнь. Ты можешь даже предложить, как укрепить наши оборонительные сооружения, чтобы отразить нападение, которое может и состояться когда-нибудь, а я очищу улицы от присутствия туали.

— Теперь, когда Калена больше нет, Катура принадлежит мне. ТайГетен — великие воины, но вас слишком мало, чтобы бросить нам вызов на улицах. Здесь вам не лес. Не забывайте об этом.

Ауум ничего не сказал. Он стремительно перемахнул через стол, левой рукой отбив в сторону запястье Джисан с зажатым в ладони мечом, а правой схватив ее за горло. Она рухнула на спину, голова ее со стуком ударилась об пол, а меч с лязгом вылетел из руки. Элисс и Улисан встали по обе стороны от Ауума, оттеснив биитан.

— А что ты скажешь, если я снесу с плеч и твою голову заодно? И чего тогда будет стоить твоя власть?

Ауум крепче стиснул ее горло, но Джисан все-таки сумела выдавить несколько слов.

— Сам увидишь, — прохрипела она. — Луки на изготовку.

По ее команде все биитане, вооруженные луками, мгновенно развернулись и взяли на прицел безоружных и беспомощных катуранцев. В зале зазвучали испуганные крики и мольбы о прощении.

— Ауум, — предостерегающе сказал Улисан.

— Отпусти меня, — улыбнулась Джисан.

Ауум рывком вздернул ее на ноги и отшвырнул обратно в толпу соплеменников. Она рассмеялась.

— Вот это и есть власть, — сказала биитанка. — Это и есть умение управлять.

Джисан наклонилась, чтобы поднять с пола свой меч, а потом знаком приказала своим людям опустить луки и выйти из зала.

— Можешь говорить, что угодно и сколько угодно, — бросила она через плечо, подойдя к дверям. — Но без моего разрешения в этом городе не делается ничего. Ты знаешь, где меня найти.

Перед тем как выйти в ночь, Джисан окинула долгим ненавидящим взглядом Ауума, Элисс и Улисана. После ее ухода в зале воцарилась звонкая тишина, которую нарушило испуганное перешептывание. Ауум закусил губу и одним махом вспрыгнул на стол, требуя тишины и порядка.

— Вот, значит, как ты взял на себя управление, да? — крикнул кто-то.

— Так я добился того, что никто из вас не умрет сегодня ночью, — ответил Ауум. — Эта биитанка затеяла драку, победить в которой она не сможет. Она пошла ва-банк, как смертельно раненное опасное животное. Она может надеяться победить только в том случае, если заставит вас бояться. Но вам больше нечего опасаться. Это она должна теперь жить в страхе, потому что знает, что потеряла власть.

Медленно и неохотно, обмениваясь растерянными репликами и взглядами, катуранцы вновь сгрудились вокруг Ауума, чтобы выслушать его планы.

— Нам нужно сделать очень много, а времени у нас очень мало. Мы должны позаботиться о своем оружии, провианте и запасах воды, о том, как будем лечить раненых и тушить пожары. Мы должны будем установить очередность дежурства и отдыха, назначить санитаров и разносчиков воды, квартирмейстеров и полевых лекарей. Но все это не будет иметь никакого смысла, если мы не сможем укрепить город для защиты от человеческой магии.

— У нас есть неиссякаемый источник древесины, но дерево не выстоит против магии людей, их огня и льда, которые попросту уничтожат его. Вместо этого, граждане Катуры, я хочу, чтобы за десять оставшихся дней мы выстроили ограду из железа и стали в десять футов высотой, которая протянулась бы от реки к востоку от утесов до скал на западе.

— Разводите огонь в кузнечных печах и не давайте им остыть.

И вот тогда началось настоящее безумие.

Глава 29

Огонь Икс горит сильнее и ярче всего в тех, чья жизнь коротка.

Арин-Хиил, впоследствии переименованная в «Хроники Калайуса»

Разговоры и споры продолжались до глубокой ночи, и даже после того, как они завершились, сомнения, охватившие катуранцев, так до конца и не рассеялись. Ауум совершенно выбился из сил. От долгого пребывания на людях он не находил себе места и нервничал. Он отчаянно нуждался в глотке свежего воздуха, пока, наконец, вместе с Элисс и Улисаном не вышел наружу под дождь, направляясь к рыночной площади. Это было самое большое открытое место во всем городе.

У него болело все тело, словно он весь день бежал без остановки, всю ночь карабкался на крутую гору и дрался голыми руками в перерывах между вздохами, как гласит поговорка. Усталость туманила мозг, и он даже не находил в себе сил заговорить до тех пор, пока они не уселись на скамейки, расставленные вокруг флагштока.

— Поскорее бы наступил бой. Ненавижу города. — Ауум жадно глотал воздух, запрокинув лицо и подставляя его каплям дождя. — А это место — вообще худшее из всех. Здесь нет парков, деревьев, здесь нечем дышать. От него исходит зловоние цивилизации, уничтожающей природу. Здесь даже не слышно ее звуков, словно кто-то взял и отгородился от леса непроницаемой стеной. И я слышу лишь крики отчаявшихся наркоманов и стук дверей, захлопывающихся у них перед носом. Нам предстоит пройти долгий путь, а времени катастрофически мало.

Элисс сидела рядом с Ауумом. Она обняла его за плечи.

— Мы пройдем его. — Она махнула рукой в сторону зала за их спинами. — Там сейчас твои ТайГетен разговаривают со жрецами кланов. У них, помимо сомнений, есть вера и решимость. А когда они увидят костры вражеской армии, то удвоят усилия.

— Хотел бы я знать, что тогда станут делать туали и биитане? — пробормотал Ауум.

— Будем молиться о том, чтобы они начали острить свои мечи и встали рядом с нами на стенах, — ответил Улисан. — Но, честно говоря, меня больше волнует то, что они будут делать завтра.

Ауум вздохнул.

— Вот почему мне нужна Пелин. Она знает город так, как его никогда не узнаем мы, и старая гвардия Аль-Аринаар потянется к ней, невзирая на ее падение, когда она вновь наденет плащ и призовет их к себе. Гангстерские банды располагают стратегическими запасами ресурсов. Если мы прямо сейчас не сумеем укрепить город, то с нами будет покончено еще до того, как мы возьмемся за дело. Кто-нибудь уже подсчитал, сколько металла нам понадобится, чтобы возвести эту стену?

Улисан улыбнулся.

— Мы только что спорили о том, какой толщины должна быть облицовка, или сколько заклепок или отверстий под болты нужно проделать на каждом ее квадратном футе.

Теперь, прислушавшись, Ауум понял, что поиск и сбор сырья уже начался. Заревели плавильные печи во втором кольце, готовые принять первые порции металла. Стук молотков и визг пил означали, очевидно, что ремесленники приступили к изготовлению форм для литья.

— По сравнению с сооружением стены все остальное представляется простым, — заметил Ауум. — Что дальше?

— Молитва и сон, — отозвалась Элисс и посмотрела на Улисана. — Будь добр, оставь нас одних ненадолго? Мы присоединимся к тебе в храме.

Улисан улыбнулся, кивнул и быстрым шагом направился к храму Инисса. Тот представлял собой скромное здание, как и все остальные, впрочем; его не коснулось надругательство, но в нем не осталось ни одного жреца с тех пор, как туали прогнали отсюда Лизаэль.

Ауум всматривался в лицо Элисс, перепачканное пылью и грязью, мокрое от дождя, но по-прежнему полное жизни и прекрасное. Ее била мелкая дрожь, и Ауум решил, что это от сырости, обнял и привлек ее к себе.

— Пойдем внутрь, там тепло, и ты согреешься.

— Я чувствую не холод, — прошептала она, — а рождение новой жизни.

Ауум почувствовал, как губы его расплываются в улыбке, а на глаза наворачиваются слезы. Говорить он не мог, а лишь схватил Элисс за руки и заглянул ей в глаза. По щекам ее текли слезы, и она дрожала всем телом. От волнения у него перехватило дыхание. Приложив ладонь к ее животу, он представил, как там зарождается жизнь. Жизнь нового иниссула. Жизнь ТайГетен. Будущего эльфов.

— У нас получилось, — прошептал он.

Элисс рассмеялась, и звук этот серебристыми колокольчиками раскатился по рыночной площади, озаряя ее ласковым светом, и эхом отразился от темных громад зданий, окружающих их. Ауум оглянулся; это место явно отвыкло радоваться.

— Чему ты так удивляешься? — спросила она. — Лучше подумай о нашем будущем. У нас будет ребенок ТайГетен.

— Сначала мы должны победить, как за стенами, так и внутри них.

— Разве теперь что-либо может остановить тебя?

Ауум привлек ее в свои объятия, разомкнуть которые его не могло заставить ничто на свете.

— Нет.

Он поцеловал ее в щеку и в ямочку над ключицей. Она оттолкнула его, и лицо ее стало серьезным.

— Но сначала я хочу сказать тебе одну вещь. Ты не должен беспокоиться обо мне и мешать мне сражаться. Я — воин ТайГетен, и это — мое призвание. Последнее, что нужно нашему сыну — родители, которые настолько волнуются друг о друге, что забудут о своем общем враге.

Ауум кивнул.

— В этом мы с тобой очень похожи.

— Смешно, если подумать, верно?

Ауум встал, чувствуя себя высоким, сильным и преисполненным благословения Инисса. Он протянул ей руку.

— Пойдем помолимся вместе с Улисаном. Он — часть нашей семьи.

— Как и все ТайГетен.

Элисс поднялась на ноги и замерла, глядя куда-то поверх плеча Ауума. Он заметил, как изменилось выражение ее лица, и коротко кивнул.

— Надо же, как трогательно. Нет, правда, — раздался голос Джисан. — Хорошими новостями всегда приятно делиться, не так ли?

Ауум обернулся, закрывая собой Элисс. Он не сводил глаз с Джисан, хотя трое других биитан, неслышно пришедших по одной из тихих улочек, что выходили на площадь, зашли ему за спину. С обеих сторон Джисан прикрывали двое лучников, а сама она держала в руке свой меч с тонким лезвием.

— Мы собираемся помолиться о жителях Катуры и вознести благодарность за ту силу духа, которую они проявили перед лицом безжалостного врага, — пояснил Ауум. — Присоединяйся к нам.

— Вам придется идти гораздо дальше, чем до ближайшего храма, — ответила Джисан. — Уходите через ворота и возвращайтесь в лес, где можете и дальше скакать по деревьям со своими приятелями-обезьянами. Этот город принадлежит мне. А вы здесь слепы и глухи, ТайГетен. — Она сплюнула на землю. — Вот они, ваши хваленые умения. Вы ведь даже не слышали, как мы подошли, не так ли?

— Противостояние не пойдет на пользу никому из нас, особенно учитывая, что здесь вот-вот появится армия людей, — возразил Ауум. Он заметил, как Элисс подает ему сигнал руками. Пары биитан обходили их с флангов. Они оказались в окружении. — Спрячьте мечи в ножны и опустите луки. Мы пришли сюда не для того, чтобы захватывать ваш город, а чтобы спасти его. Помогите нам.

Джисан шагнула вперед. Лучники по бокам от нее напряглись и натянули тетивы.

— Ты не слушаешь меня, ТайГетен. Твоя ложь меня не обманет; люди никогда не смогут отыскать нас здесь. Поэтому вы уходите, прямо сейчас. Оба. Убирайтесь немедленно, или ты, — она ткнула пальцем в Ауума, — уйдешь из Катуры один.

Ауум загородил Элисс своим телом и услышал, как она зашипела от негодования.

— Не надо угрожать моим людям, Джисан. Отойди в сторону. Мы будем молиться о том, чтобы ты не прозрела слишком поздно и все-таки увидела свет истины.

— Я не намерена повторять дважды, — сказала Джисан.

Элисс вышла из-за плеча Ауума.

— Мы не можем уйти, — заявила она. — И не можем оставить вас наедине с тем, что грядет.

— Очень хорошо, — сказала Джисан.

И кивнула. Щелкнули тетивы, и две стрелы глубоко впились в грудь Элисс, опрокинув ее на брусчатку, по которой она заскользила на спине, пока не ударилась головой о скамью, на которой только что сидела. Ауум увидел, как она замерла, а потом, еще не придя в себя после удара головой, попыталась остановить кровь, заливавшую ее рубашку. Он перевел взгляд на Джисан и сорвался с места.

Ясность. Благословения Инисса, наверное, еще бурлили в теле Ауума, поскольку он видел, что биитане реагируют так, словно бредут по грудь в болоте. Стрелы пролетели мимо. Он ощутил, как вздрогнул воздух, и различил издаваемый ими свист. Услышал он и крик боли — кричал кто-то другой, а не Элисс.

Ауум пересек разделявшее их с Джисан пространство, прежде чем она хотя бы успела поднять меч. Он прыгнул, выбросил ногу и ударил ее в подбородок, отчего она потеряла сознание. Тело ее еще не успело коснуться земли, а Ауум уже держал в руках оба клинка. Приземлившись между лучниками, он взмахнул ими слева направо, чувствуя, как один вонзился в живот стрелку, а другой перерубил лук у него в руках.

Ауум перенес вес тела на правую ногу и ударил клинками справа налево, на этот раз целясь выше. Его меч рассек второму лучнику горло, отрубил ухо и снес верхушку черепа. Архонт, не замедляя движения, сместился влево, огибая противников, которые уже падали на землю. У первой пары лучников стрелы все еще были наложены на тетивы, хотя у одного из правого бедра торчало оперенное древко.

Аууму казалось, что они невыносимо медленно поднимают оружие. Он видел, как начали разжиматься их пальцы. Не останавливаясь, он метнулся влево, и стрелы просвистели мимо. Ауум выпрямился и побежал еще быстрее. За пять шагов от них он прыгнул, поджимая колени к груди и занося над головой левую руку с мечом.

Он с размаху опустил его на макушку своей жертвы, одновременно отпуская рукоять. Выбросив вперед и вниз обе ноги, он почувствовал, как каблуки его сапог вгоняют голову второго лучника в плечи, сминая позвоночник. Оттолкнувшись от падающего тела, он обрел ускорение, достаточное для того, чтобы перекувыркнуться в воздухе, прежде чем коснуться земли и устремиться навстречу трем лучникам, подкрадывавшимся к нему со спины.

Ауум смотрел, как они поднимают луки и начинают натягивать тетивы. Выхватив из мешочка на поясе полумесяц, он метнул его в них. Стальная смерть с заунывным воем рассекла древко лука, тетиву и вонзилась в рот лучнику, стоявшему в центре.

Оставшиеся двое спустили тетивы. Ауум отчетливо видел полет стрел. Он уклонился вправо, убирая голову. Древки просвистели совсем рядом, не задев его. До лучников оставалось пятнадцать шагов. Достаточно, чтобы заметить, как на их лицах проступило изумление, а потом они повернулись, спасаясь бегством.

Ауум вонзил свой единственный оставшийся клинок в поясницу первому лучнику, шагнул вперед и раскрытой ладонью ударил в основание черепа второго, сбивая его на землю. Голова биитанина с громким стуком врезалась в бордюр. Тело его еще подергивалось в агонии, а вокруг уже натекла лужа крови.

Ауум развернулся. Последние двое лучников уже со всех ног бежали к боковой улочке. Джисан сидела, обхватив голову руками, явно не успев прийти в себя. Ауум бросился к ней. Ноги его едва касались земли. В последний миг она подняла голову. Ауум перехватил клинок обеими руками, пригнулся и на последнем шаге снес ей голову с плеч.

Меч выпал из рук Ауума, а он устремился к Элисс. Она лежала на спине, и дыхание ее было частым и затрудненным. Рубашка на груди у нее намокла от крови, а на губах пузырилась пена. Закашлявшись, она вскрикнула от боли. Ауум с размаху бросился перед ней на колени. Обеими руками, перепачканными кровью тех, кто напал на нее, он приподнял ее голову и опустил себе на колени.

— Все в порядке, Элисс, — сказал он. — С тобой все будет в порядке.

— Ох. Ауум, — сдавленным и отчаянным шепотом ответила она. — Я умираю.

— Улисан! Улисан! — взревел Ауум. — Нет, ты не умрешь. Успокойся. Сейчас мы приведем к тебе целителя. Мы вылечим тебя.

— Обманщик, — выдохнула она, захлебываясь кровью, хлынувшей у нее изо рта. — Не оставляй меня одну.

— Я никогда тебя не оставлю, — сказал Ауум. — Я люблю тебя. Я люблю нашего ребенка.

Элисс вздохнула и закрыла глаза. Ауум с трудом проглотил комок в горле, вознося жаркую молитву Иниссу и прося бога вернуть ее ему. Он обратился к Шорту, умоляя того не раскрывать перед нею своих объятий. Элисс вновь открыла глаза.

— Я снова буду охотиться с тобой, когда предки призовут тебя, любимый мой, мой Ауум, — прошептала она. — Помни о нашем сыне. Не забывай нас никогда.

— Держись, — прохрипел Ауум, но голос у него сорвался. Он уже видел, что ее ничто не спасет. — Не оставляй меня здесь одного.

Грудь Элисс поднялась и опустилась в последний раз. Кровь хлынула у нее изо рта и ран на груди, где обе стрелы пробили ей легкие. Прощаясь, она долгим взглядом посмотрела на него и подняла окровавленную руку, чтобы погладить его по щеке.

— ТайГетен никогда не остается один, — прошептала она.

Рука ее бессильно упала на землю. Улыбка коснулась ее губ, а глаза закрылись. Она вздохнула еще раз, и тело ее обмякло. Грудь ее больше не вздымалась. Ауум склонился над нею, и мучительные рыдания, сотрясавшие его тело, с громким стоном вырвались из горла, как он ни старался сдержать их.

Все было кончено. Радость, такая светлая поначалу, стала темнее ночи. Будущее, которое представлялось ему таким многообещающим и замечательным, подернулось пеплом утраты. Голова у него раскалывалась от горя. Слезы капали на ее прекрасное лицо всякий раз, стоило ему открыть глаза, но ее веки даже не дрогнули в ответ.

— Дыши, — прошептал он. — Дыши, пожалуйста.

На его плечо легла чья-то рука. Ауум стремительно вскочил на ноги и спрятал лицо на груди Улисана, крепко вцепившись в побратима обеими руками. Улисан бережно погладил его по голове и по спине. Архонт услышал, как друг его негромко выругался и стал криком сзывать к себе ТайГетен.

Ауум сделал вдох, хотя воздух отказывался идти в легкие. Он разомкнул объятия и взглянул на Улисана, видя, как лицо друга исказилось от ярости, а подбородок задрожал. Улисан оглянулся на рыночную площадь и одним взглядом окинул сцену, разыгравшуюся у флагштока.

— Что случилось? — спросил он.

— Они убили ее, — ответил Ауум. — Они застрелили ее, когда она, безоружная, стояла рядом со мной.

Издалека донесся топот бегущих ног. К ним спешили воины ТайГетен.

— Как…

— Все остальное случилось потом, — пояснил Ауум. — Они не дали ей ни единого шанса, и я ответил им тем же.

Ауум понимал, о чем думает Улисан. Одинокий воин ТайГетен просто не мог расправиться со столькими лучниками сразу. Особенно когда они стояли порознь, держа луки наготове, а он сам не получил ни царапины. Но Ауум не знал, что сказать. Он не мог заставить себя вновь взглянуть на Элисс. Пока еще не мог. Рядом с нею на коленях уже стояли остальные, чтобы вытащить стрелы из ее груди, умыть ей лицо и руки и подготовить к возвращению.

— Биитане, — с ненавистью прошептала Фалин.

Ауум огляделся. ТайГетен смотрели на него, ожидая его приказа. Но в нем не осталось больше ни ярости, ни желания отомстить. Он уже расправился с врагами, а теперь спрашивал себя, как же ему это удалось. Он почувствовал, как на него снизошла холодная решимость, и в голове у него прояснилось.

— Больше никаких убийств, — сказал Ауум. — На сегодня с нас довольно. Нынче вечером вам нужно отдохнуть. В последующие дни нам предстоит очень много работы. А завтра Пелин и гвардейцы Аль-Аринаар оттеснят банды туали и биитан в лес, где они никому не смогут причинить вреда. А вы вывернете их логова наизнанку, но найдете металл, который нужен нам для обороны города.

— Потерпеть поражение — значит вдребезги разбить мечты Элисс о свободе, и я этого не допущу.

— Но сначала мы проводим тебя и Элисс в Чертоги, — сказала Фалин. — Мы — ТайГетен, а значит, одна семья.

Но Ауум лишь покачал головой.

— Она была моим светом и моей любовью. И теперь она станет только моей ношей, как и наш сын, который спит в ней.

Издалека донесся крик какого-то наркомана, взывающего о помощи. Ночь взорвалась ревом плавильных печей и отблесками пламени. Но здесь, в кругу ТайГетен, стояла мертвая тишина, и Ауум черпал в ней силы. Подойдя к Элисс, он опустился рядом с ней на колени, кивком поблагодарив тех, кто обмыл ее, и сложил ей руки на животе. Он улыбнулся; теперь она обнимала их сына. Вот так она и отправится в объятия Шорта.

Ауум подсунул одну руку ей под плечи, другую подложил под колени и оторвал ее от земли. Голова Элисс откинулась назад, и волосы ее коснулись тыльной стороны ее ладони. Вокруг него ТайГетен преклонили колени в молитве, прижав одну руку к земле, а раскрытую ладонь другой обратив к небесам. Это была молитва об освобождении.

Ауум сделал небольшой круг, показывая Элисс ее братьям и сестрам. Ее семье.

— Ты никогда не останешься одна, — прошептал он.

Он пересек город и углубился в лес.

Глава 30

Лишенная веры протянутая рука ищет только помощи и поддержки, но никогда не предложит их сама.

Ауум, архонт ТайГетен

Через час после рассвета уже весь город знал о том, что случилось на рыночной площади. Пелин проснулась с гудящей от боли головой, а душа ее кричала криком и требовала эдулис. Простыни на ее кровати промокли от пота, а запах мочи недвусмысленно свидетельствовал о том, что мочевой пузырь опять подвел ее во сне.

Она села на кровати, когда в комнату к ней заглянули первые лучи солнца, жадно вдыхая свежий, прохладный и влажный воздух. У окна стоял Тулан. Он молча налил в таз воды для умывания, жестом указал ей на одежду и плащ и вышел из комнаты.

И вот теперь она шагала во главе отряда Аль-Аринаар, который насчитывал всего тридцать семь гвардейцев, включая ее саму. Ее подташнивало, и она чувствовала себя слабой. Кожаные доспехи и плащ невыносимой тяжестью давили ей на плечи, а меч в ножнах на поясе казался чужим и незнакомым. Она была недостойна стоять с ними в одном ряду, не говоря уже о том, чтобы возглавлять.

Гвардейцы быстрым шагом приближались к гетто биитан. Испуганные катуранцы провожали их взглядами. Здесь, вдали от мастерских в кольцах города, где кипела жизнь и бурлила энергия и вера, еще сильны были подозрения, отравленные ядом сомнений, а сама она чувствовала едва скрытое презрение.

Она приказала своим людям не обращать внимания на насмешки и издевательства, которые наверняка обрушатся на нее. С высоко поднятой головой Пелин вошла в лабиринт узких улочек и грязных переулков биитанского муравейника. ТайГетен докладывали, что ночью здесь не наблюдалось никакого движения, а сейчас не было никаких сомнений в том, что его обитатели, справедливо опасаясь мести со стороны элитных эльфийских воинов, затаились за крепко запертыми дверьми и ставнями.

— Шлюха туали!

Окно с грохотом захлопнулось, прежде чем Пелин успела обернуться. За первым последовали и другие выкрики.

— Беззубая наркоманка!

— Дневной свет не режет тебе глаза, дряхлая старуха?

— Не останавливаемся, — приказала Пелин. — Надо смотреть правде в глаза. Я действительно стала такой.

— Ты была такой, — поправил ее Тулан.

— Это еще предстоит доказать. — Пелин сделала глубокий вдох. — Моя неутолимая жажда никуда не делась.

Сейчас ей особенно сильно хотелось забыться. Она знала почему. Здесь производили эдулис. Наркотик был совсем рядом, стоило только протянуть руку, он хранился за закрытыми дверями, мимо которых они проходили. Она чувствовала в воздухе его запах, а кончик языка защипало, когда она вспомнила его вкус. Рот ее наполнился слюной, в висках застучала боль, а руки начали дрожать. Но она, не останавливаясь, шла вперед.

Гвардейцы оказались в самом сердце гетто. Перед глазами у Пелин все плыло, и она почувствовала, что начинает задыхаться. Эфран громко откашлялся.

— Приказывай, мой архонт, — прошептал он.

— Спасибо, — отозвалась Пелин и дала команду остановиться. — Развешивайте листовки. Стучите в каждую дверь. При малейших признаках сопротивления, не колеблясь, применяйте силу. Лучники — на крышу. Мне нужен свободный проход. Никаких поганых сюрпризов вроде тех, что случились прошлой ночью.

Сдержанность ТайГетен поразила Пелин. Хотя сам Ауум убил восьмерых биитан, включая Джисан, никто из Тай не стал мстить врагам. А Улисан настойчиво подчеркнул, что зачистка гетто должна производиться в полном соответствии с законами Катуры. Лишь с большим запозданием Пелин поняла, что стало тому причиной. Она подала знак Тулану, что можно зачитывать обращение. В ее гвардии он обладал самым громким голосом.

— По приказу Пелин, губернатора Катуры, все, кто повинен в нарушении статьи тринадцатой Гражданского кодекса, запрещающей производство и сбыт наркотических веществ, должны быть выселены из их домов. Все их движимое и недвижимое имущество, включая земли, подлежат конфискации и возвращению в собственность граждан Катуры. Все виновные в нарушении статьи тринадцатой должны быть немедленно выдворены за пределы Катуры. Любого, кто осмелится вернуться в город, ждет смертная казнь.

— Настоящий приказ вступает в силу незамедлительно. Все виновные в его нарушении должны покинуть пределы города до наступления ночи. Любой, кто останется в Катуре после захода солнца, поплатится за это жизнью. Лица, замешанные в укрывательстве тех, кто нарушил настоящий приказ, тоже объявляются виновными и подлежат аналогичному наказанию. Это все.

Ответом ему стали нестройные приветственные крики и робкие аплодисменты. Пелин сухо улыбнулась.

— Аль-Аринаар! — приказала она. — Приступайте!

К стенам домов, в которых проживали обвиняемые, прикалывали копии манифеста. Если по первому же требованию им не отворяли двери, их взламывали. Шестеро Аль-Аринаар зачищали каждый дом по очереди, пока остальные оставались в резерве на улице.

Стычек и беспорядков не возникло. Лучники, чудом спасшиеся после нападения на Ауума, рассказали соплеменникам о его стремительности и бешеной ярости, так что желающих повторить судьбу своей покойной предводительницы не нашлось. Немногочисленные протесты безжалостно подавлялись дубинками и угрозой применения клинков.

Впрочем, довольно быстро выяснилось, что с наступлением рассвета, после того как ТайГетен вернулись в зал Аль-Аринаар, многие попросту сбежали сами, не дожидаясь расправы. Тех же, кто остался, согнали в центр гетто, где они сполна ощутили на себе всю тяжесть насмешек и издевательств тех, кого угнетали еще вчера.

Пелин не препятствовала происходящему, вглядываясь в лица гангстеров. Они смотрели себе под ноги, чувствуя себя подавленными и униженными. Сознавая, что совершили роковую ошибку, когда пошли служить Джисан и превратились в изгоев. Их возненавидела лютой ненавистью та самая группа эльфов, причинить неприятности которой они хотели меньше всего. Существовала даже старинная поговорка о тех, кто заслужил проклятие ТайГетен. Пелин обошла гангстеров по кругу, с превеликой радостью повторяя ее им вновь и вновь.

— Sithiate, nun hannot thol, TaiGethen. Отмеченные печатью умрут, так и не услышав приближения ТайГетен.

Эфран подошел к ней, когда сто семьдесят восемь биитан оказались в кольце гвардейцев Аль-Аринаар, только и ждущих малейшего повода, чтобы отомстить им за смерть Элисс.

— Здесь все, — сказал он. — А у меня для тебя хорошие новости. Мы нашли много металлолома: дистилляторы, печи, трубную разводку…

— Хорошо. Хотя, боюсь, этого все равно будет мало, — отозвалась она. — Отведи их к воротам. При некоторой удаче ты выгонишь их прямо на мечи людей, в появление которых они столь решительно отказывались поверить. Быть может, они прихватят с собой на тот свет парочку из них. А потом дай команду тем, кто проводит обыски, собраться здесь. Мы сделаем небольшой перерыв, перегруппируемся и возьмемся за туали.

— Думаешь, они еще ждут нас?

— Кое-кто — наверняка. Трудно добровольно расстаться с былой властью.

— А ты как, держишься?

Пелин помахала рукой.

— То вверх, то вниз, как на качелях. Мне бы сейчас отдохнуть, да и голова буквально раскалывается, но я переживу. Я в долгу перед Ауумом. Кстати, я понятия не имею, почему вы до сих пор остаетесь со мной.

Тулан пожал плечами.

— Ну, не буду говорить за всех, но что касается Эфрана и меня, то ты знаешь почему. Должна знать. Ты дала нам второй шанс. Мы этого никогда не забудем.

Пелин, совершенно неожиданно для самой себя, обвила его руками за шею и крепко обняла.

— Спасибо вам, — вырвалось у нее. — Я в неоплатном долгу перед вами.

— Что ж, как мне представляется, мы в расчете, — проворчал расчувствовавшийся Тулан. — Эфран вон там. Пусть он проводит тебя в зал, а я займусь туали. Увидимся после обеда.

— Ты справишься сам? Это ведь наш клан, и мы втроем принадлежим к нему.

Тулан покачал головой.

— Мы должны очистить свои ряды, иначе никогда не сможем носить Плащ. Ты сама учила меня этому. А теперь иди, пожалуйста.

Улисан вместе с Меррат и Графирром выбрали такую позицию, откуда могли хорошо видеть стену Катуры. В длину она протянулась почти на три четверти мили, с воротами посередине, над которыми встала надвратная башня. Она была срублена из дерева, материала, крайне уязвимого для человеческой магии.

Стена прикрывала город лишь с северной и западной стороны. Две другие стороны оставались открытыми; правда, они выходили на озеро и реку, которые обеспечивали некоторую защиту. Но сейчас они волновали Улисана меньше всего. Противник не имел в своем распоряжении лодок, поскольку двигался вглубь материка, так что атака с этого направления представлялась крайне маловероятной. Конечно, люди могли выстроиться вдоль берега реки и начать обстреливать Катуру заклинаниями, но в радиусе их действия можно легко эвакуировать всех эльфов. Куда больше его беспокоила суша.

Лес обрывался, если не считать разбросанных тут и там редких деревьев, примерно в двухстах ярдах от стен. На опушке ТайГетен собирались устроить волчьи ямы и ловушки, но они не могли задержать армию надолго. Сложно было выстроить оборону с западной стороны, где лес, пахотные угодья и пастбище тянулись полосой шириной в триста ярдов, упираясь в подножие утесов на закатной стороне. Это было самое уязвимое место.

— Кто скажет Аууму, что на всем Калайусе не наберется столько железа и стали, чтобы сделать то, что он хочет? — поинтересовалась Меррат.

— Думаю, он и сам знает об этом, — отозвался Улисан.

— Как он, кстати? — спросил Графирр.

Улисан пожал плечами.

— Не знаю. Он еще не вернулся из Чертогов. Я не стану торопить его. Мы и сами управимся здесь, пока он вернется.

Сюда, под своды леса, долетал лишь приглушенный лязг металла, хотя он и отражался от утесов с достаточной силой, чтобы подданные Туала притихли в испуге.

— Не имеет значения, насколько тонкой будет обшивка. Как мне представляется, мы сумеем обшить листовым железом лишь сами ворота да стену на пару сотен ярдов в обе стороны от них. Это все, на что мы способны. — Меррат покачала головой.

— Камень, — вдруг сказал Графирр.

— Что?

— Я помню, что вчера вечером мы отказались от этой идеи, но, на мой взгляд, это неправильно. Он тверже и прочнее дерева, а у них здесь имеется цемент, хотя каменщики из них никудышные. Что ж, если у нас не хватает металла, надо просто заложить дыры камнем насухо. — Графирр показал на открытый западный край. — Особенно вон там.

— Да, он не выдержит бомбардировки, — заметила Меррат. — Но, по крайней мере, не замерзнет и не сгорит. Что скажешь, Улисан?

Улисан ответил не сразу. Вместо этого он быстрым шагом направился обратно в город.

— Пожалуй, сейчас мы должны обговорить устройство ловушек, а потом обсудить, как идут дела с подготовкой провианта. Учитывая, что карьер находится на другой стороне озера, с доставкой камней возникнут проблемы, но, кажется, другого выхода у нас просто нет.

— Я займусь этим, — предложил Графирр.

— Спасибо, — ответил Улисан и оглянулся на лес. — Не торопись, старый друг. Мы подождем.

Ауум уже выплакал все слезы над телом Элисс. Он молился до утра, прежде чем уйти из Чертогов, позволив подданным Туала приступить к возвращению тела. Элисс лежала среди тех, кто убил ее, но Ауум не испытывал гнева. Ее душа уже давно отправилась в объятия Шорта вместе с их сыном. И, хотя трупы биитан лежали совсем рядом, их душам предстояло пройти по другому пути.

— Душа живет вечно; тело же должно вернуться туда, откуда пришло, — прошептал Ауум.

Он смотрел, как занимается рассвет, и слышал, как оживает город, выполняя его приказы. Он воспользовался случаем, чтобы возблагодарить Инисса за силу, которую тот даровал ТайГетен, но сам еще не был готов вернуться в Катуру. Он нашел ручей, выкупался в нем и выстирал одежду. Над головой собирались тучи, поэтому он не стал одеваться; вместо этого он остановился на маленькой опушке, позволяя слезам Гиал благословить его тело.

Сейчас Ауум ощущал одно только спокойствие. Натянув на себя влажную одежду, он привалился спиной к стволу баньяна, мысленно перебирая события, произошедшие сразу после гибели Элисс. Тогда он счел, что им двигала слепая ярость, но теперь понял, что ошибался.

Какое-то куда более глубинное и древнее чувство, чем ярость, помогло ему в те минуты — оно пришло к нему всего на несколько секунд. Это был инстинкт самосохранения, первобытная реакция, призванная защитить самого себя и тех, кого он любил.

Она дала ему невероятную ясность мыслей, обострив его чувства до предела, чего с ним раньше никогда еще не случалось за всю его долгую жизнь. Этот инстинкт придал быстроту его рукам и ногам, но, самое главное, он многократно сократил время его реакции. В любой другой день он бы только порадовался тому, чего достиг. Но сегодня он мог лишь сожалеть о том, что такая необходимость возникла.

Но, несмотря на то что его обуревали самые противоречивые чувства, одно Ауум знал совершенно точно. В том состоянии он представлял собой мощное оружие, а еще он полагал, что достичь его способен каждый воин ТайГетен. Но при этом он понятия не имел, как его можно высвободить, что должно стать толчком для его проявления, как им управлять и как прерывать.

Ауум запрокинул голову и простер к небу раскрытую ладонь, а вторую опустил в мокрый ил на берегу ручья.

— Инисс, услышь меня, слугу твоего Ауума. Ты явил мне великий дар, но цена, которую я заплатил за него, заставляет меня задуматься, а стоил ли он того. Если по твоей воле у меня открылись глаза на то, кем я могу стать, но при этом я должен искать этого возвышения, тогда я принимаю его.

— Но душа моя в растерянности, Инисс. Задачи, которые ты поставил передо мной и перед всеми эльфами, крайне тяжелы. Дар ясности… Ты показал мне танец, но не научил правильным шагам. А ведь это может переломить ход сражения и принести нам победу в войне с силами, многократно превосходящими нас.

— Господь мой Инисс, я прошу вновь возрадоваться в имени твоем.

— Я, Ауум, прошу тебя об этом.

Ауум опустил голову и на несколько мгновений крепко зажмурился. Когда же он вновь открыл глаза, то увидел перед собой пару ног, обутых в потрепанные кожаные сапоги — сапоги ТайГетен. Подняв взгляд, он остановил его на неряшливой одежде, знакомом лице и глазах, в которых плясал огонек безумия.

— Я очень сильно сомневаюсь в том, что ты и есть тот знак, который сулит мне перемены к лучшему, — сказал он. — Оставь меня.

— Я услышал твою боль, и я услышал твои молитвы. Я знаю, что ты потерял, и скорблю вместе с тобой. Но мне также известно и то, чего ты добился, и здесь я могу помочь тебе. Или ты забыл, каким быстрым я был когда-то? Как легко сумел победить тебя, когда мы подрались на обратном пути в Исанденет?

Ауум молча смотрел на него, чувствуя, как по спине пробежал ледяной холодок, медленный, как одинокая капелька воды.

— Тогда присаживайся и поговори со мной, если только это не имеет отношения к магии. В противном случае возвращайся обратно к своим аколитам, потому что больше я не желаю иметь с тобой дела.

И Такаар сел.

Глава 31

Вопрос: Кто более опасен — Обращенный, к которому отнеслись с незаслуженным небрежением, или несправедливо обиженный ТайГетен?

Ответ: опаснее всего желтоспинная древесная лягушка.

Эльфийская детская шутка

На таком удалении от Исанденета Хунду понадобилась помощь других магов, что позволяло ему сохранять сосредоточенность. Но ни одному из них не приходилось испытывать на себе приступы чудовищной боли и тошноты во время и после Общения.

Когда его перестало рвать желчью и он опорожнил свой и Джерала бурдюки с водой, то с величайшей неохотой поднял глаза на Иштака, который стоял у него над душой с этой идиотской ухмылкой на физиономии.

— Я же сказал, что приду, как только уверюсь, что меня не стошнит прямо на сильных мира сего, — проворчал Хунд.

— Зато он запросто может обрыгать вас, Иштак, — жизнерадостно сообщил адъютанту Джерал. — Представляете, какое благоухание будет исходить от вас?

Наступили сумерки, и армия остановилась на ночлег. До цели оставалось всего четыре дня пути. Маги, летающие на разведку над лесом, уже заметили ее вдалеке, и известие о том, что место назначения появилось в поле зрения, самым решительном образом повлияло на умонастроения солдат.

Большинство позволило себе чуточку расслабиться, поскольку теперь стало ясно, что им удалось разбить ТайГетен и у тех осталось слишком мало сил для того, чтобы устроить новую засаду. Осознание того, что конец долгого пути уже близок, а там их ждут шарпы, на которых можно будет сорвать свою злость, вселило в солдат предчувствие праздника.

В лагере тут и там были слышны смех и шутки. Солдаты с утроенной энергией принялись чистить доспехи и точить мечи, а командиры вернули в распорядок дня спарринги, дабы обострить притупившуюся реакцию и напомнить всем о том, как нужно обороняться и наступать. Повсюду заключались пари на то, сколько продлится бой, сколько шарпов испытают на своей шкуре остроту чьего-либо клинка и сколькими женщинами овладеют солдаты с самой отталкивающей внешностью во время первой ночи после взятия города.

Кроме того, полученные известия стали сигналом для генералов вновь вернуться в голову колонны, где они и шагали, раздуваясь от гордости и с важным видом поглядывая по сторонам, чувствуя себя в полной безопасности под защитой магических щитов.

Случилось именно то, что и предсказывал Локеш. Стоило генералам воспрянуть духом и вернуть себе обычный апломб, как Джерал и его Мертвая рота превратились в жертвенных агнцев, которых беспрестанно гоняли на разведку, чтобы они проверяли пути наступления и места наиболее вероятных засад. К счастью, авторитет Джерала взлетел на такую высоту, что маги из других подразделений наперебой вызывались сопровождать его, обеспечивая прикрытие, в котором столь отчаянно нуждалась Мертвая рота.

Большинство сошлось во мнении, что Лореб хочет попросту угробить Джерала. Пари, кстати, заключались и на исход этого противостояния. Восторженные крики, коими солдаты приветствовали каждое благополучное возвращение Джерала, становились все громче, а раздражение Лореба, соответственно, лишь усиливалось. Локеш предостерег капитана, что вскоре генерал прибегнет к более решительным действиям. Джерал бесился из-за того, что может стать жертвой вопиющей несправедливости. Новости, полученные Хундом, позволяли, однако, рассмотреть сложившуюся ситуацию в более широком контексте.

— Вы отправитесь со мной немедленно, — резко бросил Иштак.

— Или что? Ты почешешь ему спинку? — Джерал поднялся на ноги. — Истормун выбрал Хунда, чтобы именно он обеспечивал Общение. Хунда, а не тебя. Следовательно, он куда более важная птица, чем ты. Значит, тебе придется обождать.

Хунд слабо отмахнулся и с трудом воздел себя на ноги.

— Я готов настолько, насколько это вообще возможно.

— Я пойду с тобой, — тут же заявил Джерал.

— Ваше присутствие…

— Совершенно необходимо, — отрезал Джерал. — Хунд — мой старший маг. Показывай дорогу, Иши.

— Прекратите называть меня этой дурацкой кличкой, капитан, иначе я обвиню вас в нарушении субординации.

— Как только вы перестанете вести себя, как полный идиот, я с радостью принесу вам свои извинения.

— Дети. Сущие дети, — пробормотал Хунд, как только они отправились в недолгий путь к штабу.

— Одна вещь не дает мне покоя, — заявил Джерал. — Почему Истормун выбрал именно тебя? Без обид, но ты — всего лишь военный маг.

— Откровенно говоря, меня выбрал не Истормун, а Локеш.

— Но почему?

— А что, разве ты можешь представить себе Локеша, которого выворачивает наизнанку после каждого Общения? Черт возьми, Джерал, да ведь он фактически сам входит в Круг магов. И если нужно сделать грязную работу, он находит для нее какого-нибудь лакея. На сей раз отравленное шило в задницу получил я.

Джерал расхохотался, и даже у Иштака по губам скользнуло нечто похожее на улыбку. Впрочем, все следы веселости исчезли с его лица, когда они подошли к штабной палатке. Иштак сделал приглашающий жест рукой Хунду и скалой встал перед Джералом.

— Лучше не дергайся и дай ему сделать по-своему, — сказал Хунд. — Я тебе потом обо всем расскажу.

Хунд побрел к Локешу, и Джерал напутствовал его несколькими крепкими словечками. В обычных условиях маг бы только улыбнулся, но послание, которое он должен был доставить сейчас, не располагало к веселью. Заметив его, Локеш щелкнул пальцами, призывая поторопиться.

— Вам было приказано явиться немедленно, а не когда вам будет удобно, — раздраженно заявил Локеш.

— Прошу прощения, милорд, генералы, но Общение на таком расстоянии временно лишило меня способности двигаться.

Пиндок нетерпеливо отмахнулся.

— Просто передайте нам то, что вы узнали.

Хунд сделал глубокий вдох.

— Давление на Истормуна все возрастает. Он хочет, чтобы вы знали: маги Круга продолжают требовать быстрой победы с минимальными потерями. Собственно говоря, их требования становятся все настойчивее с каждым часом. Близится схватка за Триверн. Круг магов не может надолго сдержать своих врагов дипломатическими методами.

— Вот-вот наступит Раскол.

Лореб надолго приложился к бутылке вина, которую держал в руке. Пиндок побледнел еще сильнее, если только это было возможно, и тяжело опустился на бревно, вытирая лицо. Киллит проворчал нечто нечленораздельное и растерянно взъерошил сальные волосы. И лишь Локеш с раздражением взглянул на Хунда.

— Это все?

— Да, милорд Локеш. Беседа была краткой, но весьма содержательной.

— Что вы ему ответили?

— Ничего, кроме того, что заверил его в том, что передам его послание слово в слово, что я и сделал. Я ничего не упустил.

Локеш едва заметно наклонил голову.

— Ваше самопожертвование не останется незамеченным, — обронил он. — Вы уверены в том, что он не отдал вам никаких особых распоряжений или не упомянул каких-либо конкретных имен?

— Совершенно уверен, — ответил Хунд, радуясь тому, что может сказать чистую правду.

— Напомните-ка нам вот что, — вмешался Киллит. — Какой наихудший сценарий развития событий для вас, магов, если и когда начнется Раскол?

Локеш выразительно закатил глаза.

— Раскол — некогда сугубо теоретическая, а ныне — катастрофически вероятная возможность разрушения Тривернского камня, главного источника магии на всей Балайе. Вам известно, что каждый маг использует ману, которая направляется и фокусируется как раз через этот камень. Это правило работает всякий раз, когда мы плетем заклинание, в каком бы месте мы ни находились. И что, по-вашему, произойдет, если этот камень расколется?

Заговорил Пиндок, с трудом выдавливая слова дрожащими губами.

— Я бы сказал, что составлять заклинания станет значительно труднее, — заявил он, явно надеясь, что последствия окажутся далеко не столь катастрофичными.

— Нет, — сказал Локеш, подходя к профессиональным политикам, вырядившимся в солдатские мундиры. — До тех пор, пока не будет создан новый камень — новое сердце, если угодно, — это не позволит нам вообще составлять какие-либо заклинания. Мы станем совершенно беспомощны.

— Сейчас мы пребываем внутри звуконепроницаемого пузыря, не так ли? — осведомился Лореб. Локеш лишь вздохнул, глядя на него. — Хорошо. Потому что солдаты не должны узнать об этом. А это означает, что вы, Хунд, не имеете права рассказывать об этом никому, даже своему дружку. Я лично убью вас, если хоть слово из нашего разговора просочится наружу. С вашего разрешения, разумеется, лорд Локеш.

— Разумеется, — бросил Локеш. — Хунд, подождите меня. Никому ни слова. Особенно, как подчеркнул генерал, капитану Джералу. После того как мы закончим, я хочу побеседовать с вами.

Хунд поклонился и вышел из штаба. Его трясло. Еще во время Общения и после него слова эти похоронным звоном звучали у него в голове, но он как-то не осознавал их. И лишь теперь он уразумел их смысл, и они потрясли его. Он без конца пробовал поток маны, чтобы убедиться, что она никуда не делась.

Он боялся даже представить себе, что будет, если она исчезнет и, потянувшись за ней, он вдруг обнаружит, что ее больше нет. Наверное, это будет смерти подобно. Во всяком случае, утрата станет невосполнимой, это точно. Он обхватил себя обеими руками за плечи и опустил голову. К горлу опять подкатила тошнота. Маг вновь потянулся к потоку маны. А такой ли он сильный и непрерывный, как раньше?

Хунд внезапно замер на месте, остановившись в нескольких шагах от Джерала, который с нетерпением поджидал его, и шумно откашлялся. Построить заклинание и ударить им… А вдруг мана исчезнет именно в этот момент? Святые угодники, последствия будут ужасающими, даже катастрофическими. Ахнет такой взрыв, что мало не покажется никому. Хунд содрогнулся и тряхнул головой, пытаясь убедить себя, что этого никогда не случится.

— Ты что, заблудился? Я здесь.

Хунд поднял голову. Джерал махал ему рукой и орал так, словно пытался докричаться до него из далекого далека.

— Извини, задумался о своем, — сказал Хунд, пытаясь расслабиться.

— Ты что-то совсем на себя не похож, — заметил Джерал, подходя к нему.

— Тебе показалось. — Хунд знаком предложил приятелю отойти в сторонку и сел, привалившись спиной к дереву, не обращая внимания на влагу, которой мгновенно пропитались его штаны. Джерал опустился на корточки рядом с ним. — Смешно, нет? Когда мы только отправлялись в поход, я бы тщательно расчистил место, прежде чем сесть на землю, и вывихнул бы себе шею, высматривая, не собирается ли мне на голову упасть какая-нибудь змея или паук. А посмотри на меня сейчас.

— Да, теперь ты — тот, на кого обращают свои взгляды шарпы. Ладно, не обращай внимания. Выкладывай. Что это за новости, из-за которых ты так разнервничался?

— Я не имею права ничего тебе говорить.

— Имеешь, и еще какое.

— Я получил приказ.

— Да, — заявил Джерал, — от меня. Ну, так что поведал тебе старый ходячий скелет? Чем бы это ни было, эти идиоты, что нами командуют, наверняка наложили в штаны. Давай-давай, не стесняйся. Сейчас я — не капитан, а твой друг. Тот самый, который убирает за тобой и подтирает твою блевотину, помнишь?

— Я ничего тебе не скажу, — заявил Хунд. Он не находил себе места и ничего не мог с собой поделать. Кивнув в сторону штаба, маг добавил: — Приказ вышестоящего начальника. Он хочет, чтобы я дождался его, так что, не исключено, ты обо всем узнаешь от него сам.

— Выходит, это что-то очень важное?

— Да.

Им не пришлось ждать долго. Быстрым и решительным шагом явно взбешенный Локеш вышел из штабной палатки, злобным рыком разгоняя солдат, оказавшихся у него на пути. Коротким жестом поманив за собой Хунда и Джерала, он, не останавливаясь, направился к дозорным пикетам, костры которых горели ярким пламенем в сгущающихся сумерках.

— Проклятые идиоты, — злобно пробормотал он. — Итак, Хунд. Они думают, что я прикажу вам вновь связаться с Истормуном, чтобы получить разъяснения. Неважно, что Истормун сам выбирает, когда и с кем начинать Общение. Их невежество сейчас нам как никогда на руку. Мы с вами побеседуем за котелком того отвратительного варева, что сейчас кипит на костре.

— Джерал… Полагаю, вы ничего не сказали нашему славному капитану, а?

— Нет, он не обмолвился ни словом, черт бы его подрал, — подтвердил Джерал.

— Тем лучше. — Локеш немного помолчал. Хунд почувствовал, как он выстраивает заклинание, а потом запускает его, небрежно помахав указательным пальцем правой руки перед лицом. — Хорошо. Джерал, я намерен поделиться с вами сведениями, которые в случае если станут известны кому-либо еще, навлекут на вас немедленную, преждевременную и крайне болезненную смерть. Вы меня поняли?

— Да, милорд.

— Хорошо. Истормун сообщил, что Раскол может произойти раньше, чем ожидалось, но не сказал, когда именно. Достаточно будет упомянуть, что это может случиться в любую минуту, причем безо всякого предупреждения. Полагаю, вы понимаете, какие трудности это для нас создает, не так ли?

— Хунд уже все подробно мне растолковал, милорд.

— Не сомневаюсь, — сказал Локеш. — К несчастью, то, что он вам рассказал, — не досужие выдумки. Как вы легко можете себе представить, перспектива лишиться магической поддержки заставила наших генералов бегать кругами и лезть на стену от волнения. Кроме того, она вынудила их принять ряд поспешных решений относительно будущего наступления, что приведет нас к смерти.

— Вы слышали доклады магов о местоположении города и подступах к нему. Вскоре вы получите дополнительные сведения о его оборонительных укреплениях. Я хочу, чтобы вы уже сейчас начали разрабатывать план наступления, который не предусматривает магического сопровождения. А еще я хочу, чтобы вы придумали, как защитить беспомощных магов от партизанских набегов ТайГетен. Собственно говоря, в том, что касается меня, собственная защита представляется мне гораздо более важной, нежели захват какого-либо города.

— Возьмите себе в помощники Хунда. Составьте планы, предусматривающие очень ограниченное применение магии… щиты, стены и так далее, словом, простые и быстрые заклинания. На всякий случай, скажем так.

Локеш остановился и развернулся лицом к ним обоим. Хунд понимал, что должен бояться, но по какой-то неведомой причине испытывал возбуждение. Как и Джерал, кстати. Неизбежность поражения обернулась вероятностью победы, если, разумеется, его друг и дальше будет командовать.

— Единственная хорошая новость заключается в том, что вас, Джерал, пока что вычеркнули из списка смертников. Им нужен очень способный солдат, на которого они могли бы положиться. Тем не менее, Хунд, я запрещаю вам расслабляться. Приложите все усилия, чтобы он остался жив.

— Опасность Раскола заставит генералов очертя голову спешить там, где им следовало бы затаиться и выждать. Они постараются добиться победы в самое ближайшее время и потому наделают таких ошибок, которые студенты военных заведений будут изучать на протяжении нескольких поколений. И, когда такие приказы будут отданы, я хочу, чтобы вмешались вы, капитан Джерал. Если ваш авторитет действительно настолько высок, как я думаю, то солдаты пойдут за вами, а не за ними, хотя это может случиться и не сегодня. — Локеш облизнул губы. — Я тоже поддержу вас. В нужный момент.

Хунд вздрогнул. Прозвучали слова, которых он надеялся никогда не услышать. Он обменялся взглядами с Джералом. В кои-то веки тот промолчал, не спеша с ответом. Джерал все понял.

— Благодарю вас, милорд, — сказал он.

— Не доверяйте никому. Ни с кем не делитесь своими соображениями, — продолжал Локеш. — Мы многим рискуем, принимая подобные меры предосторожности, но мы рискуем потерять куда больше, если не будем готовы, когда наступит время. Не подведите меня. Я не хочу умереть здесь. Ни ради вас и, уж во всяком случае, ни ради нашего трио бесполезных придворных шаркунов.

— Я не подведу вас.

Локеш кивнул, и выражение его лица смягчилось. Впервые он позволил себе выказать заботу о тех, кто рисковал своими жизнями вместе с ним.

— Послушайте, Джерал. Я понимаю, что прошу от вас слишком многого, и, даже если мы одержим победу здесь, ваше будущее представляется весьма туманным. Я могу защитить вас, но я бессилен перед армейскими интриганами. Когда мы вернемся домой, вас или повысят в звании, или казнят.

— Богатый выбор, не так ли? — сказал Джерал, и по губам его скользнула легкая улыбка.

Локеш согласно кивнул.

— Добро пожаловать в мир политики Триверна.

Глава 32

Нет ничего важнее напарницы.

Серрин из рода Обращенных

Ауум отсутствовал три дня, и, хотя нельзя было сказать, что он начал понимать Такаара, за это время тот вернул себе толику его уважения.

Он смотрел, как уходит Такаар, после чего сам вернулся в город. Выйдя на опушку, он увидел и услышал, как продвигается работа, и, хотя трудовая суета подняла ему настроение, в глубине души Ауум понимал, что этого безнадежно мало. Заметив у городских ворот Улисана, он быстрым шагом направился к нему. Прошел мимо эльфов, копающих волчьи ямы на открытом месте. Мимо Пелин, обучавшей приемам рукопашного боя местное народное ополчение, вооруженное луками, стрелами, дубинками и прочим самодельным оружием, которое они смогли отыскать.

Ауум отошел на обочину, пропуская повозки, везущие в город фрукты, дичь, овощи и травы, но сердце у него упало, когда он бросил взгляд на стены. Металлическая обшивка выглядела тоненькой и ненадежной. Чтобы укрепить деревянные стены, их обкладывали камнем — где на растворе, а где и всухую. Облицовка закрывала лишь треть стены, а от атаки с запада по открытой местности защищаться вообще было нечем.

Улисан руководил установкой очередного листа металла.

— Улисан, — сказал Ауум. — Да благословит тебя Инисс за все, что ты уже сделал. Прости, что я отсутствовал так долго. И спасибо за то, что не забывал присматривать за мной.

Улисан по-медвежьи облапил его, а потом отстранил, держа на вытянутых руках, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Воин ТайГетен никогда не остается один. Но ты выбрал себе неподходящего спутника для молитв, — заметил он. — Ну, как ты? Укрепился духом?

Ауум приложил руку к груди, чувствуя, как перехватило у него дыхание.

— Элисс и наш сын живут у меня вот здесь. Слезами горю не поможешь. Скорбеть я буду потом. А пока расскажи мне, как продвигаются наши дела.

— Везде мы идем с опережением графика, за исключением одного места. К несчастью, этим местом является стена. У нас нет в достаточном количестве ни сырья, ни рабочих рук, чтобы выплавить достаточно металла и облицевать стену так, как ты хотел. Мы обыскали все дома и все рудники. Все, что удалось найти, теперь ждет своей очереди у плавильных печей. Они работают день и ночь. Никто не сидит без дела.

— Пока мы переправляем камень из карьера на лодках, но это требует времени, и скоро нам придется вновь начать рубить его в каменоломнях, разве что мы выбьем его здесь, прямо из фундаментов. Мы уже снимаем брусчатку со всех улиц.

— Камни разлетятся на куски, — заметил Ауум. — Лед победит цемент.

Улисан пожал плечами.

— Это — все, что у нас есть. По крайней мере, камень крепче дерева.

— А как насчет западных подступов? Там же сплошное открытое место. Его надо каким-то образом укрепить.

Улисан закусил губу.

— Вообще-то у нас есть план, но он очень рискованный.

Он показал на вершины утесов, вздымающиеся на сотни футов над землей. Ауум увидел, что там мельтешат фигурки эльфов, и, прислушавшись, уловил их кряхтение и дружные вскрики.

— Что там происходит?

— Мы приволокли валуны с обратной стороны города и втащили их наверх на веревках. Некоторые из них размером с двадцать таких, как ты. По последним подсчетам, у нас их набралось семь штук. Еще четыре мы поднимем сегодня и установим на самом краю, чтобы они обрушились от малейшего толчка.

Ауум окинул взглядом отвесный обрыв, открытое место под ним, поросшее редкими купами деревьев, и остановил его на западной стене Катуры.

— За долгие годы потоки дождя размыли склоны утеса. Там полно мелких камней. — Ауум взмахнул рукой, показывая, что имеет в виду. И действительно, землю у подножия утесов усеивали булыжники самой разной величины. — Валуны такого размера вызовут настоящую лавину, которая по инерции запросто может обрушить и городские стены. Даже не знаю, что и сказать, Улисан.

— Я же говорил тебе, что план рискованный. Мы постарались расположить валуны в таком порядке, чтобы деревья внизу встали преградой между ними и городом. Я уже голову сломал, прикидывая, как уменьшить опасность. Меррат, Графирр и Фалин тоже не придумали ничего лучшего. Мы считаем, что попросту не успеваем привезти достаточно камней, чтобы укрепить стену, а если срубить деревья и устроить из них завалы, то этим мы лишь ослабим собственную оборону. Они не устоят против магии. Мы с радостью выслушаем другие предложения.

Ауум представил себе лавину и ту разрушительную мощь, которую она собой олицетворяла, и у него захватило дух — картина получилась впечатляющая и соблазнительная, пусть даже камнепад, раз начавшись, станет совершенно неуправляемым. Риск, конечно, велик, но и потенциал огромен; а они отчаянно нуждались в любых средствах, которые помогут им защитить город.

— Когда ты собирался обрушить валуны вниз?

— Сегодня. Мы решили, что, если случится самое худшее, у нас еще будет время, чтобы все исправить и превратить груду камней в непроходимое препятствие.

Ауум выразительно поднял брови.

— Думаю, это слишком рано — ты чересчур увлекся обороной. Враг сочтет этот открытый участок нашим слабым местом и начнет атаку именно там, я уверен. Пусть они приблизятся на достаточное расстояние, а уже тогда мы обрушим на них валуны. Такой удар не выдержит никакой магический щит. Не забывай, мы должны выиграть эту битву, а не просто отражать их атаки, пока не выбьемся из сил.

Улисан улыбнулся.

— Я рад, что ты вернулся.

— Я тоже.

— Ты мне ничего не хочешь сказать?

— Например?

— Например, о чем вы с Такааром разговаривали целых три дня.

Ауум ненадолго задумался, прикидывая, вдохновит или разочарует Улисана то, что он собирался ему сказать, но потом поставил на то, что вдохновит.

— Есть одно необычное состояние в бою. Такаар обнаружил его, пока жил в изгнании, а меня ввергло в него убийство Элисс. Оно очень необычное, Улисан. Я видел все невероятно отчетливо. Мои противники двигались медленно и неуклюже, а я… я был очень точен и стремителен. Но этому состоянию невозможно научить. Его следует только обрести.

— Когда все закончится, мы сможем покопаться в своем разуме и найти ту его часть, которая отвечает за этот дар. К моему величайшему сожалению, вряд ли мы сумеем обрести его до подхода людей. Но тем из нас, кто останется жив, предстоит изведать много чего интересного.

— Так что постарайся не умереть, хорошо?

Несколько мгновений Улисан молча смотрел на него.

— Это было весьма неожиданно, мягко говоря. Тебе придется рассказать мне побольше.

— Позже. И наедине. Пока ничего не говори остальным; это может отвлечь их, а, Инисс свидетель, мы не можем себе этого позволить.

— Я тебя найду, — пообещал Улисан.

— Я буду очень разочарован, если ты этого не сделаешь.

В Катуру вернулись тройки разведчиков, принеся с собой новости, которые все и так знали. Вот уже пару ночей вдали виднелись отсветы костров вражеской армии, а со вчерашнего дня стали слышны звуки песен и топот тысяч марширующих ног. Еще до заката враг окажется под стенами города.

Ауум вместе с остальными защитниками и горожанами видел, как над головами летают маги, старательно держась вне досягаемости выстрела из лука. Воздетые кулаки и угрозы летунам несколько ослабили напряжение, а внезапный ливень эльфы и вовсе встретили радостными криками — ведь он заставил магов поспешно убраться восвояси.

Ауум надеялся, что они увидели достаточно, чтобы остановиться, посовещаться, как отразить наступление с западной стороны. Он провел весь день на надвратной башне, наблюдая за последними приготовлениями. В стену укладывали последние камни и листы металла. А внизу, под ним, инструкторы раздавали последние наставления народному ополчению — сегодняшняя тренировка стала генеральной репетицией перед решающим сражением.

Каждый знал свое место. Каждый знал поставленную перед ним задачу. Но главный вопрос заключался в том, сумеют ли едва обученные и неопытные эльфы выстоять под огнем заклинаний и отбить атаку солдат противника.

А опытных защитников у них было ничтожно мало. Всего двенадцать полных звеньев ТайГетен, что вместе с самим Ауумом и Улисаном составляло всего тридцать восемь воинов. Плюс сто восемнадцать гвардейцев Аль-Аринаар, откликнувшихся на призыв Пелин. Сама же она не выдержит и одного дня боев, а в глубине глаз ее таилась неутолимая жажда вдохнуть дым эдулиса.

Более двух тысяч жителей прошли подготовку в качестве народных ополченцев, и некоторые показали себя вполне достойными учениками, но правда заключалась в том, что солдатами они не стали. Это была зеленая молодежь, или пожилые iads и ulas… плюс фермеры, рыбаки и гончары. Их никак нельзя было назвать грозной силой. Хотя некоторые проявили способности командиров, во главе отрядов народного ополчения поставили гвардейцев Аль-Аринаар. Остальной части двадцатитысячного населения Катуры предстояло драться зубами и ногтями, когда придет время.

И лишь охотники порадовали Ауума. Всего их было пятьдесят человек, но зато они отлично умели управляться с копьями и луками. Он вручил им добытый Такааром яд древесной лягушки, наказав уложить как можно больше врагов, но не рисковать собой понапрасну.

После того как вражеские маги отступили, он посоветовал всем отдохнуть. Собраться вместе, если есть такое желание, чтобы поесть, послушать легенды и байки. Или сходить в храм и помолиться в тишине, пройтись по улицам, очищенным от клановых банд, или же просто провести время в объятиях тех, кто был им дорог и кого они поклялись защищать даже ценой собственной жизни.

Сердце самого Ауума заходилось в тоске не только по Элисс. Он всматривался в лес на северо-востоке и небо над ним, ожидая сигнала, увидеть который уже отчаялся. Когда Улисан принес ему поесть, он отказался от угощения.

— Где же Корсаар? — вырвалось у него. — И где шортианская армия?

С рассветом он получил ответ на свой вопрос, но вместе с ним умерла последняя надежда. Когда над горизонтом встало солнце, над Катурой еще стлался утренний туман, который не спешил рассеиваться и исчез только после сильного ливня, на смену которому пришел солнцепек.

Когда небо и горизонт прояснились, Ауум заметил магов на северо-востоке и понял, что вторая армия людей находится всего лишь в одном дне пути от города. Опережая ее, на опушку леса вышла армия Исанденета. Она остановилась перед усеянным ловушками открытым пространством, не далее чем в двухстах ярдах от ворот.

Пелин стояла на надвратной башне вместе с Ауумом, Улисаном, Меррат и Графирром. В проходе за парапетом и на всех наблюдательных пунктах теснились катуранцы, глядя на лес.

А люди все выходили и выходили из-за деревьев, выстраиваясь в ровные шеренги со сноровкой профессиональных солдат. Над головами вновь закружили маги, приглашая эльфов заглянуть в глаза смерти. Тысячам хорошо вооруженных людей в доспехах противостояли, по большей части, мирные обыватели в повседневной одежде, кое-как обученные, с деревянными дубинками или сельскохозяйственными орудиями в руках.

Ауум мысленно перенесся в тот день на Хаусолисе, когда, стоя на бастионах Тул-Кенерита, он увидел орды гаронинов, выходящие из тумана, который они сами же и напустили, чтобы скрыть собственное наступление. Тот самый день, когда Такаар струсил и бежал с поля боя.

— Ничего удивительного, что он сбежал, — заметила Пелин, словно прочтя его мысли. — Как он мог вновь пережить все это?

— Не мог, — согласился Ауум. — Но сейчас он бы нам пригодился.

По рядам защитников пробежал нервный шепоток. Мужество покидало катуранцев при виде врагов, выстраивающихся перед ними в боевые порядки. Вражеская армия насчитывала более двух с половиной тысяч солдат, обеспечивая им подавляющее численное превосходство.

— Мы должны приободрить своих, — обронил Ауум.

Солдаты противника что-то декламировали нараспев, потрясая оружием и топая ногами. Их дружный рев потрясал, оказывая нужное действие.

— Споемте, — вдруг предложил Улисан. — Пожалуй, «Победа Верендии» подойдет лучше всего. Ее все знают.

Ауум кивнул.

— Давайте покажем этим варварам, каким красивым может быть хоровое пение.

Те, кто собрался на надвратной башне, запели первыми. Остальные защитники тут же подхватили слова и ритмичный напев, быстрый и вдохновенный. Это была песнь победы.

На взрытой земле, испещренной скале Стоял Верендии один, Враги окружили его, но Мужество не изменило ему. Сквозь лязг мечей и посвист стрел Шагал Верендии гордо вперед, Грозным оружьем своим и мечом Насмерть разя всех врагов. Верендии, о лук твой и клинок, Один ты средь врагов, Погиб вдали от дома, Виктория, славная победа, Которой радуются эльфы, Виктория, славная победа, Добыл ее для нас Верендии, И пал героем.

Песня разнеслась над равниной, и Ауум увидел, как смолкли враги. Немногие из них могли понять слова, но смысл был очевиден всем. Последние такты эхом отразились от скал, и защитники разразились восторженным ревом.

— Отличная работа, Улисан, — сказал Ауум.

И вдруг Улисан схватил его за руку, показывая на северо-восточный край долины. С той стороны к реке скользили стремительные тени. Пригибаясь и растянувшись широким строем, чтобы не являть собой легкую мишень для стрел, они, не останавливаясь и вздымая брызги на мелководье, бросились на глубину и сильными гребками поплыли на другой берег, презрев хищников. Выскочив на сушу, они не остановились даже для того, чтобы перевести дух, и стремглав бросились к воротам.

— Корсаар, — выдохнул Ауум и закричал во всю силу легких. — Давай, старый черт! Покажи им, как нужно бегать!

Его крик подхватила толпа зрителей на бастионах, повторяя имена Корсаара и его Тай. Эльфы подбадривали своих товарищей, призывая их бежать еще быстрее и насмехаясь над медлительными, словно улитки, людьми. Корсаар со своими Тай уже выскочил на отрытое место, перепрыгивая через ловушки и силки, огибая волчьи ямы и колья.

Но враг отреагировал незамедлительно. Шеренга солдат вышла на открытое место и остановилась, не доходя до первого ряда ловушек. За их спинами изготовились маги.

— Корсаар! — взревел Ауум, хотя и понимал, что голос его утонет в общем шуме. — Осторожно! Заклятия! Они ударят заклятиями!

Но Корсаар и его пятерка мчались вперед. Когда до ворот оставалось не более ста шагов, они выскочили на дорогу и припустили по ней. Ауум в недоумении уставился на людей, спрашивая себя, почему они не…

В небо один за другим взмыли шесть, семь, восемь ярко-синих шаров, оставляя за собой дымные полосы. Они шипели и потрескивали, а внутри каждого бесновались свирепые ослепительно-белые молнии. Шары неслись по небу с ужасающей быстротой, стремительно настигая свою жертву. Ауум оказался с ними на одной линии. Он смотрел, как шары приближаются, увеличиваясь в размерах до гигантских валунов. Даже со своего места на площадке надвратной башни он ощущал исходящий от них жар. Приветственные крики на бастионах смолкли. Эльфы начали тыкать пальцами, выкрикивая предостережения. Корсаар оглянулся на бегу.

До слуха Ауума донесся его последний, отчаянный приказ.

— В стороны! В стороны!

Шары врезались в землю, и все вокруг утонуло в ослепительной синей вспышке, от которой вздрогнули и затряслись стены. Волны огня лизали землю, сжигая траву и скрытые в ней ловушки. Заклубился тяжелый черный дым, который тут же разметало ударной волной. Ауум, не веря своим глазам, смотрел на обожженную и изуродованную землю. От Корсаара и его людей, шестерых великолепных воинов ТайГетен, не осталось и следа.

Катура погрузилась в тягостное, ошеломленное молчание.

Восторженные крики и вопли оглушали. Стоявший рядом с Джералом Лореб от души хлопал в ладоши, а Киллит с Пиндоком смеялись. И только Локеш даже не улыбнулся.

— Прекрасный выстрел, — сказал Джерал.

Лореб обернулся к нему.

— Давайте закрепим наш успех. Не будем откладывать дело в долгий ящик. Капитан Джерал, приказываю вам возглавить передовой отряд и подойти к стенам на расстояние удара заклинаниями. Обстрел начнется, как только вы займете свои позиции. Ваша задача — захватить западный бастион. Я хочу, чтобы вы лично возглавили атаку еще до полудня.

— При всем уважении, генерал, я призываю не спешить. Ваш план вполне разумен, но это — слишком легкий путь к победе, чтобы шарпы не предусмотрели его. Необходимо разведать тот отрезок открытого пространства, прежде чем идти по нему в атаку. Устроенная ими засада научила нас тому, что там, в траве, могут таиться ловушки. И атака может запросто привести нас в западню. Я предлагаю подождать, пока к нам не присоединится вторая армия.

— Вы отказываетесь выполнять мой приказ? — Лицо Лореба обрело нездоровый красно-кирпичный оттенок, и он повысил голос. — Я жду ответа, капитан!

— Я предлагаю альтернативу.

— У нас нет времени на поиск альтернатив, — стиснув зубы, прорычал Лореб. — Обстрел должен начаться немедленно. Командуйте наступление.

Хунд заметил, как Джерал метнул взгляд на Локеша, по лицу которого ничего нельзя было прочесть.

— При всем моем величайшем уважении, — сказал Джерал, — я не стану подвергать жизнь своих людей неоправданному риску.

— Как вы смеете, — проскрежетал Лореб. Трое генералов напоминали стервятников, слетевшихся к еще живой жертве. — Вы — трус. Я отстраняю вас от командования и приказываю арестовать. На закате вас будет судить военный трибунал, а в полночь вас казнят.

Выдержке Джерала можно было только позавидовать. Он расстегнул перевязь с мечом и протянул ее Лоребу, который швырнул ее на землю. Прежде чем уйти в сопровождении злорадно ухмыляющегося Иштака, капитан кивнул Хунду.

— Береги себя. Не лезь на рожон.

Лореб молодецки расправил плечи.

— Я сам поведу моих людей в атаку, — заявил он.

Он прошелся вдоль замершего строя солдат, набрал полную грудь воздуха, и его зычный голос раскатился над их головами.

— Роты с первой по шестую. На передовые позиции. Шагом марш!

Ротные капитаны дружным ревом повторили его команду. Три шеренги солдат двинулись вперед, а за их спинами двумя рядами потянулись маги. Хунд тоже пошел с Мертвой ротой, уговаривая солдат драться за Джерала, за свою честь и за завтрашний день. Он начал плести заклинание огненного шара, собираясь забросить его за стены, чтобы причинить как можно больше вреда и посеять панику. Хунд старался подавить испуганный внутренний голос, нашептывавший ему, что шар может начать плеваться огнем в любой момент и испепелить его самого. А еще он очень завидовал другим магам, потому что они не знали о риске, которому подвергались при подготовке любого заклинания.

Лореб расположился в самом центре первой шеренги. Хунд видел, как он надувает щеки от осознания собственной храбрости и важности — ведь люди пошли за ним, и сейчас последует массированный удар, который вознесет его на новую вершину власти. Он самодовольно выступал по густой и высокой траве, приказывая ударить заклинаниями по выбранным им целям.

Хунд скорее представил, нежели действительно услышал треск дерева, но он ясно увидел ветку, вынырнувшую из травы под самыми ногами Лореба. К ней была привязана доска, утыканная шипами, которая ударила генерала в лицо и опрокинула его навзничь, буквально пришпилив к земле.

Какое-то мгновение казалось, что никто ничего не заметил. Солдаты продолжали идти вперед. Затем с фланга донесся чей-то дикий вопль, когда солдаты провалились в волчью яму, и их пронзительные крики оборвались, когда они рухнули прямо на заостренные колья. Совсем рядом с Хундом еще двое наступили на связанные ветки, и те разомкнулись полукругом, дробя им лодыжки.

Вспыхнула паника, когда передняя шеренга остановилась, а задние, не понимая, в чем дело, продолжали напирать. Прозвучала команда «Стой!», но не раньше, чем еще несколько человек, которых подтолкнули в спину, нашли свою смерть.

— Назад! Отходим!

Солдаты повернули и со всех ног побежали под прикрытие леса и своих товарищей. Хунд шагал медленно, стараясь ступать по собственным следам, внезапно утратив всякое доверие к земле под ногами, в которой таилась смертельная опасность. Кричали раненые и умирающие, а известие о смерти Лореба распространилось по армии со скоростью лесного пожара. Две с половиной тысячи здоровых мужчин, еще минуту назад уверенных в своей победе, теперь в испуге шарахались от зарослей высокой травы.

Пиндок исчез. Киллит стоял, суматошно размахивая руками и широко раскрыв рот, но при этом не издал ни звука. Один лишь Локеш сохранил самообладание.

— Маги, ко мне! Давайте-ка проложим дорогу для наших тупоголовых солдат. Хунд, становись в центр; ты будешь главным. Жгите траву. Жгите ее на корню, в пепел.

Ауум смотрел, как пламя пожирает траву, демаскируя и уничтожая оставшиеся ловушки. Решение было быстрым и эффективным. Дым клубами поднимался в небо, в котором собирались грозовые тучи, но дождь пойдет не раньше, чем трава сгорит дотла. Тем не менее, это была пусть маленькая, но все-таки победа, и Пелин постаралась, чтобы о ней как можно скорее узнали все защитники города. Один из старших командиров людей был убит, а маги истощили запас жизненных сил, сжигая траву огненными заклинаниями.

Начало стало хорошим, но им было нужно нечто куда большее.

Задолго до полудня подступы к городу не таили больше никаких секретов. Ауум смотрел, как армия вновь выстраивается в боевые порядки, готовясь к наступлению, и на сей раз им не оставалось ничего иного, кроме как искать укрытия и молиться.

— Улисан. Играй общую тревогу. Всем покинуть улицы, отойти от ворот и стен. Пожарным командам и санитарам — готовность номер один. Кто обороняет ворота и надвратную башню?

Улисан жестом показал вниз. Более сотни эльфов нанесли на себя маскировочную краску и оделись, как воины ТайГетен. Ауум улыбнулся. Они выглядели очень правдоподобно, во всяком случае, достаточно, чтобы издалека обмануть людей.

— А они храбрецы. Но сейчас здесь будет жарко. Проверь, чтобы они не забыли, куда бежать в укрытия.

— Считай, что это уже сделано.

— В таком случае жди меня на западной стороне. Мы должны быть готовы.

Улисан схватил Ауума за плечи.

— Вот он, решающий момент, мой архонт. Эта битва решит судьбу нашей земли.

Ауум обнял его в ответ.

— И пока мы живы, пока Элисс смотрит на нас с небес, пока бьются наши сердца, надежда не умрет.

Зазвучали команды, и легкий ветерок понес их по стенам города. За спиной Ауума сгрудились защитники Катуры, готовясь к худшему. Жители поспешно запирали окна и двери, в сотый раз проверяя наличие воды в бочках и ведрах. Улицы опустели. На стенах выстроились эльфы, гордо подняв головы. Ауум спустился со смотровой площадки надвратной башни на бастион и окинул взглядом выжженную землю перед стенами.

Шеренги солдат пришли в движение. Маги изготовились.

Битва за Катуру началась.

Глава 33

Ничто не сравнится с радостью единения, разве только горечь расставания. Мы, Обращенные, благословлены и прокляты многократно. Иниссулы бессмертны. А жизнь пантер страшно коротка.

Серрин из рода Обращенных

Нерилла закрыла ставни и поспешила вниз по лестнице. Ее била крупная дрожь. Сыновья покинули отчий дом; двое ушли с Такааром, а один, переодевшись ТайГетен, отправился на бастион. Улисан сказал им, что если они спрячутся в укрытии, когда люди начнут обстреливать город заклинаниями, то с ними все будет в порядке, но стена казалась ей ненадежным заграждением.

Нерилла жила в Исанденете, когда люди впервые применили там свою магию. Она никогда не забудет отчаянных криков, которые слышала, или картин страшных разрушений, которые предстали ей в то утро. И вот теперь ей предстояло пережить все это заново.

Она старалась помочь всем, чем могла, и ее определили к квартирмейстерам — выдавать пищевое довольствие и следить за запасами провианта. Вчера она осматривала огромные запасы еды, которую привезли из леса и озера. Откровенно говоря, она не думала, что сражение продлится настолько долго, чтобы успели съесть все.

Как-то Нерилла случайно подслушала разговор одного из ТайГетен с гвардейцем Аль-Аринаар: людей не интересовала длительная осада города. Так что битва вполне могла состояться и закончиться за один день.

Внизу, в полумраке за закрытыми ставнями, перед тем как выйти на улицу, прямо на противоположной стороне которой находилась укрепленная городская стена, Нерилла остановилась и прислушалась. В городе стояла тишина, которую не нарушали даже крики наркоманов. Этих бедолаг отвезли к озеру и предоставили самим заботиться о себе, тогда как все остальные жители помогали ТайГетен и великолепному Аууму, которому довелось пережить такое горе.

Напрягая слух, она расслышала топот ног приближающейся армии и обрывки негромких разговоров на бастионах. Но в остальном в городе было тихо. Тысячи и тысячи ждали возможности вступить в бой. Всем им не мешало бы помолиться.

И вдруг внимание Нериллы привлек блеск металла на маленьком столике, стоявшем у дверей. Сердце замерло у нее в груди. Это был амулет ее сына, серебряный медальон с изображением Гиал, благословляющей лес дождем.

— Джио, идиот несчастный, — пробормотала она.

Без амулета мужество наверняка изменит ему. Она схватила его со стола и выбежала наружу, направляясь к надвратной башне и лестнице на бастионы. Улица под стеной была пуста, но сверху доносились голоса соотечественников, и Нерилла немного успокоилась, поняв, что не осталась одна.

Нерилла побежала к главной дороге и по ней устремилась к надвратной башне. Отворив дверь, она юркнула внутрь и с разбегу врезалась в Ауума. Он легко подхватил ее, но растерянность на его лице тут же сменилась узнаванием.

— Тебе нельзя здесь находиться, — сказал он. Выражение его лица выдавало внутреннее напряжение. — Ступай на склад; там ты будешь в безопасности.

— Я должна передать его Джио, — ответила Нерилла, показывая ему медальон. — Без него он пропадет.

— А где он? — спросил Ауум.

— На бастионах, переодетый одним из вас. Он говорил, что его позиция находится где-то со стороны реки.

— Давай я передам ему медальон, — предложил Ауум.

— Нет, — отказалась Нерилла. — Он — мой сын, и я должна помочь ему. Я должна сделать это сама. Я хочу посмотреть ему в глаза и увериться, что он останется жив.

Ауум поцеловал ее в лоб.

— И город этот — тоже твой. Я все понимаю. Иди, но пригнись и не задерживайся надолго. Слушай, что кричат наблюдатели, и прижмись к стене, если они подадут сигнал тревоги. Не рискуй понапрасну.

— Да благословит тебя твой бог, — ответила она.

Ауум разжал руки, и она поспешила к лестнице, ведущей на первый уровень. Но он заговорил опять, как раз перед тем, как она должна была скрыться из глаз.

— Не дай им себя убить, — сказал он. — Все, что я делаю сейчас — это для тебя.

Она улыбнулась и поднялась на последние несколько ступенек. К ней обернулись городские жители и гвардейцы Аль-Аринаар. Кое-кто зашикал на нее, но остальные были слишком заняты наблюдением за приближением врага и потому просто отвернулись.

— Джио, — сказала Нерилла. — Где мой Джио?

К ней вновь обернулся кто-то из гвардейцев. Это оказалась Пелин. Нерилла едва успела сдержать горестный возглас изумления. Пелин была вся мокрая от пота, но полуденная жара или тяжесть плаща на плечах были здесь ни при чем. Глаза ее ввалились, а лицо заливала ужасающая бледность. Она выглядела так, словно готова была сию секунду упасть в обморок, опираясь плечом на стену надвратной башни.

— Он вон там, со стороны реки, но лучше бы ты не ходила туда.

— Я должна, — ответила Нерилла.

Пелин ограничилась тем, что просто кивнула в ответ. Нерилла шагнула на бастион, но остановилась, чтобы накрыть ее ладонь своей.

— Сколько уже прошло дней?

Пелин сумела выдавить улыбку, но она получилась блеклой.

— Одиннадцать. Хотя мне кажется, будто минула целая тысяча лет.

— Ты выдержишь, — сказала Нерилла. — У тебя хватит сил, я знаю.

— Спасибо тебе, — прошептала Пелин.

Нерилла заспешила дальше, вдоль бастиона. Взгляд ее зацепился за почерневший участок земли перед воротами, и у нее перехватило дыхание. Они приближались, тысячи людей, думающие только о том, как бы убить ее. Они шли ровным строем, солдаты держали наготове мечи и луки, а маги за их спинами плели заклинания.

Они двигались тремя колоннами: одна шла прямо к воротам, другая повернула на запад, где тянулся открытый участок местности, который, как все они опасались, станет их самым уязвимым местом, а третья направлялась прямо к Джио и его друзьям. В каждом отряде насчитывалось больше сотни солдат, а магов с ними было столько, сколько она никогда не видела за один раз, даже в те тяжелые дни, когда пал Исанденет.

Они никогда не смогут разбить такую армию. Сейчас начнется самая настоящая бойня.

— Ты же не собираешься торчать здесь целый день, а?

Нерилла вздрогнула, приходя в себя. Оглянувшись, она заметила, что у входа в надвратную башню стоит Пелин и смотрит на нее.

— Нет, я…

— Поспеши, — сказала архонт гвардейцев. — А потом прячься. Времени осталось совсем мало.

Нерилла кивнула, сделала глубокий вдох и поспешила вдоль бастиона, на каждом шагу спрашивая, не видел ли кто ее Джио. Парапет вдоль стены был узким, и она продвигалась очень медленно. Примерно через каждые тридцать шагов к нему были приставлены лестницы, что еще больше затрудняло путь. Ей приходилось переступать через груды мечей и обходить прислоненные к стене пики и стрелы, то и дело извиняясь.

И вдруг она увидела сына. Он стоял, выпрямившись во весь рост, изображая собой могучего воина ТайГетен и не выказывая страха при виде приближающегося неприятеля. На поле под ними прозвучала команда, и армия остановилась.

— Джио!

Во внезапно воцарившейся тишине голос ее прозвучал неожиданно громко. Головы всех повернулись в ее сторону, а у Джио от изумления отвисла челюсть.

— Клянусь Гиал, мама, что ты здесь делаешь? — прошипел он, заливаясь жарким румянцем и оглядываясь на улыбки, уже заигравшие на лицах его друзей, несмотря на то что перед ними вот-вот должен был разверзнуться ад магической атаки.

— Ушел из дома и не почистил зубы, да, Джио? — поинтересовался один из них.

— Или мамочка принесла тебе сухие штанишки? — подхватил другой.

— A-а, знаю. Ты забыл обед на кухонном столе, правильно?

Пронзительный смех, неестественно громкий из-за охватившего всех напряжения, прокатился по бастиону.

Нерилла пропустила их зубоскальство мимо ушей и попыталась обнять сына, но он поспешно отстранился.

— Джио…

— Воины ТайГетен не обнимаются со своими матерями перед боем.

Нериллу охватил приступ гордости за сына. Она погладила его по щеке.

— Конечно, нет, прости меня. — Она вынула из кармана медальон. — Я принесла тебе вот это. Я не хотела, чтобы ты остался здесь без него.

Рука Джио метнулась к шее, а глаза у него изумленно расширились.

— Да хранит меня Инисс, я забыл его! — Нерилла надела медальон ему на шею и крепко взяла его за руки. Улыбка Джио осветила лица обоих. — Спасибо. Теперь я знаю, что останусь жив и увижу, как мы победим.

— Конечно, увидишь, — сказала она.

— Заклинания!

Тревожный крик прокатился здоль стены и вернулся обратно. Нерилла выглянула наружу. Солдаты опустились на одно колено. Маги остались стоять. Нерилла испытала странное ощущение, словно ее насквозь продувает теплый ветер, согревая ее. Маги ударили заклинаниями, и Джио потянул ее вниз, накрыв своим телом, когда оба скорчились у стены, молясь про себя, чтобы она выстояла.

От звуков летящих заклинаний кровь застыла у нее в жилах. Рев, перемежающийся свистом и сопровождающийся раскатами грома, становился все громче. В небе стремительно нарастало ослепительное синее сияние, и стена накрыла мать и сына глубокой черной тенью. Заклинания врезались в надвратную башню, ворота и пролетели у них над головами, падая уже в городе.

В десяти шагах от них зубцы стены разметало взрывом. В пролом рванулось пламя, сотрясая парапет и пожирая беспомощных защитников. Взрывная волна сбрасывала горящих заживо эльфов со стены во двор, и они падали, нелепо размахивая руками и ногами. Бастион дрожал, как в лихорадке, под градом ударов, которые обрушивались на него один за другим, и вот прямо под ними в стену врезалось заклятие льда. Нерилла услышала, как жалобно застонал металл, заклепки с громкими щелчками начали выскакивать из отверстий, а камни кладки разлетелись в пыль.

Огненные заклинания разорвались на крыше надвратной башни. Одно из них влетело прямо в проем, у которого стояла Пелин, пробило внутреннюю стену башни и расплескалось на главной улице. Второй взрыв потряс угол башни. Та устояла, но огонь хлынул внутрь. Нерилла услышала отчаянные крики и увидела, как эльфы охлопывают себя ладонями и прыгают с платформы, пытаясь сбить пламя, пожирающее их плоть.

Джио вцепился в нее обеими руками, враз позабыв о том, что только что изображал собой неустрашимого воина. Они смотрели, как огненные шары падают на их город. Вот от прямого попадания разлетелся на куски дом булочника Харина. Очередной шар свалился на крышу одного из пяти домов, стоявших тесной кучкой в гетто иксийцев, и поджег их разом, перепрыгивая с крыши на крышу. Третий упал прямо на балкон Второго здания суда, обрушив его, и закатился внутрь, где и взорвался; языки пламени в мгновение ока вышибли все ставни, а сотни бумаг обратились в пепел.

На мгновение все стихло. Джио собрался было подняться на ноги, но мать удержала его.

— Подожди. Сейчас все начнется снова.

В воздухе резко похолодало, и в небе над их головами показались глыбы льда величиной с ручную тележку. Быстро вращаясь в полете и замораживая все вокруг себя, они промчались высоко в небе, достигнув самого сердца Катуры. Инерция движения занесла их гораздо дальше любого огненного шара.

— Инисс, спаси нас и помилуй, — прошептал Джио. — В укрытие! Все в укрытие!

Но его крики никто не услышал. Ледяные глыбы начали падать в центре города. Вот один сбил шпиль с храма Икс. Сразу три рухнули на крышу храма Инисса, и та провалилась внутрь под их тяжестью. Десятки и сотни замерзших кусков льда падали на головы мирных катуранцев, которые надеялись спастись — ведь они находились так далеко от стен города. Очередная глыба приземлилась прямо на ступеньки временного импровизированного склада. Нерилла громко ахнула. Только что там стоял квартирмейстер. Он не мог не видеть приближающейся опасности, и она стала молиться о том, чтобы он успел отбежать в сторону.

Ураганный обстрел начал стихать. На пустых улицах зазвучали крики, призывающие санитаров и пожарные команды. Эльфы стали выбираться из своих укрытий. Огненные шары причинили колоссальный ущерб. Огонь перекидывался с одного дома на другой, с лавки на лавку, и магическое пламя распространялось со скоростью бегущего пятнистого оленя.

Джио встал, и Нерилла последовала его примеру. Оба взглянули вниз. Листы стальной обшивки держались на честном слове. У основания стены валялись груды обломков. Надвратная башня опустела, и внутри бушевало пламя. Пелин и эльфов, которые обороняли ее вместе с нею, нигде не было видно.

— Заклинания!

Они вновь бросились ничком на парапет. Джио дрожал всем телом, судорожно сжимая в ладони амулет.

— Сколько еще это будет продолжаться?

— Скоро все закончится, — ответила Нерилла. — Мужайся, Джио. С нами воины ТайГетен. Они ничего не боятся, и каждый из них стоит сотни хумансов. А я должна вернуться на склад и посмотреть, не могу ли я чем-либо помочь там.

— Нет, — возразил Джио. — Ты же видела, как глыба упала прямо на ступеньки. Тебя могут убить.

— И на стенах мне будет безопаснее, не так ли? — Нерилла улыбнулась и поцеловала его в щеку. — Будь осторожен и не лезь на рожон.

Подойдя к ближайшей лестнице, Нерилла спустилась в город. Над головой снова начали рваться заклинания. Огонь и лед ураганным дождем обрушились на город. Она вжалась в стену, которая уже не вздрагивала от новых попаданий, потому что теперь бомбардировке подвергся центр. В небе закружили маги, выбирая новые цели и корректируя огонь. Нерилла прокляла их и стала молиться Гиал, прося богиню обрушить на Катуру дождь и туман, чтобы жители могли хоть немного перевести дух. Но с ясного неба палило безжалостное солнце, и лишь где-то далеко показались первые облака. Даже Гиал укрылась от магического обстрела.

Нерилла взглянула направо. У основания надвратной башни кто-то лежал. Вот он зашевелился, сбрасывая дымящийся плащ. Это наверняка Пелин, больше некому. Нерилла бросилась к ней на помощь, старательно держась поближе к стенам. Над головой воздух рассек очередной огненный шар и с грохотом врезался в гончарную мастерскую, так что обломки камня и щепки полетели в разные стороны.

Нерилла почувствовала, как острый осколок поранил ей щеку. Отвернув голову, она, пригибаясь, двинулась дальше, стараясь не высовываться. Пелин тем временем встала на колени и, опираясь на створку ворот, поднялась на ноги. Нерилла подбежала к ней и поддержала. Лицо губернатора почернело от пепла, а на коже красными пятнами рдели ожоги, но огонь в глазах горел ярче любого заклинания.

— Хорошо, что ты пережила первую волну, — прохрипела Пелин.

— И ты тоже. Центр города полностью разрушен. Им нужна помощь.

Пелин кивнула.

— Идем. Держись поближе к стенам, перебегай от укрытия к укрытию. Бомбардировка закончится еще не скоро.

Над ними полыхала надвратная башня. Повсюду появились пожарные команды; рискуя собой, они пытались погасить магическое пламя. А над головами продолжали рваться огненные шары, сея в Катуре смерть и разрушения. Нерилла и Пелин направились к центру города, туда, где здания, которые должны были стать прибежищами от огня, обратились в пепел и лед.

Хунд стоял рядом с Локешем, передавая его приказы. Первый же обстрел принес отличные результаты. Маги-наблюдатели докладывали о значительных разрушениях и панике в городе. Стало ясно, что листовая обшивка стен в нескольких местах оказалась слабой, не выдерживая огня. Все, что от них требовалось — продолжать наносить удары в нужные точки, и дело будет сделано.

Киллит с умным видом расхаживал взад и вперед позади выстроившихся шеренг, призывая усилить обстрел и не давать врагу пощады. У солдат чесались руки вступить в бой, потому что они почувствовали, что шарпы дрогнули. Пятнадцать сотен мечников и магов ждали команды начать наступление на западном направлении. Несмотря на опасения, высказанные Джералом до его ареста, Киллит по-прежнему считал его наиболее подходящим для захвата города, одновременно пытаясь взять штурмом ворота.

Но сейчас главная задача заключалась в том, чтобы максимально облегчить захват Катуры. Ничто так не подрывает дух защитников, как зрелище бесславной и беспомощной гибели тех, кто поклялся защищать город и его жителей. А ТайГетен на стенах были поистине беспомощны. Их было слишком мало, чтобы организовать атаку на открытой местности, и, несмотря на свою скорость, они по-прежнему оставались беззащитными перед магией.

Покойный Лореб, кажется, все-таки получит свою быструю победу.

Хунд вновь потрогал поток маны, наблюдая за тем, как последние заклинания магов первой волны перелетают через стену и обрушиваются на город. Тот оставался все таким же мощным и ровным, но в глубине души он сознавал, что если его попросят ударить заклинанием, то он запросто может не совладать со своими нервами и у него ничего не получится.

— Первая волна! Отбой и отдых, — крикнул Локеш. Хунд передал его приказ. — Вторая волна! Полная готовность!

К ним подошел Киллит.

— Мы должны немедленно начать атаку с запада, — решительно заявил он. — Нужно развить успех и закрепить преимущество. К чертям осторожность! Мы побеждаем. Я желаю отпраздновать свою победу уже сегодня вечером и заснуть в эльфийской постели, сполна насладившись прелестями эльфийских шлюх.

— Сначала нужно разведать подступы. ТайГетен по-прежнему представляют опасность, — предостерег его Локеш.

— ТайГетен есть чем заняться — они прячутся на стенах, — продолжал Киллит, тыча пальцем в сторону города, куда с шипением унеслись последние заклинания первой волны. — Здесь я — старший военачальник, и я хочу одержать победу еще до захо…

— Вы вообще остались единственным генералом, — прошипел Локеш, все еще надеясь образумить этого идиота. — Кстати, а куда подевался Пиндок?

— Приказ будет отдан тотчас же. Ваши маги должны поддержать меня.

Локеш безучастно взглянул на Киллита.

— Как вам будет угодно, генерал.

А тот с решительным видом зашагал прочь, на ходу подзывая к себе адъютантов. Коротко прозвучали приказы. Колонна двинулась на запад. Хунд молча смотрел ей вслед.

— Какие будут распоряжения, милорд? — осведомился он наконец.

— Второй волне сосредоточиться на воротах и западной стороне. Посмотрите, может, им удастся поджечь там деревянную стену. Резерву расчистить подходы для атаки с запада. В траве не должно остаться поганых сюрпризов, как и самой травы. И еще я не хочу, чтобы там уцелело хотя бы одно дерево, за которым могли бы укрыться ТайГетен.

— Вы думаете, они могли залечь там в засаде? — поинтересовался Хунд и кивнул на стены. — Но ведь у них…

— Вам не кажется, что там их слишком много? — спросил Локеш. — Я отказываюсь верить в то, что все они — настоящие.

— Да, милорд.

— Еще кое-что, Хунд.

Маг, уже повернувшийся, чтобы уйти, остановился.

— Да, милорд?

— Джерала следует освободить и доставить ко мне. Обвинения против него умерли вместе с Лоребом, и он должен увидеть, как Киллит докажет его правоту насчет этого западного участка. Кроме того… — Локеш кивнул на вершины утесов, возвышавшихся над западной долиной. — Думаю, надо отправить туда лазутчиков. Займитесь этим. Четверо магов, двое солдат.

— Слушаюсь, милорд. Будет исполнено немедленно, — ответил Хунд.

Он окинул взглядом утесы, которые выглядели смертельно опасными и предательски ненадежными, а потом отвернулся, чтобы выполнить приказание Локеша и найти ничего не подозревающих простаков, готовых слетать туда и взглянуть на мир с высоты.

Ауум смотрел, как враги вышли из-за линии деревьев, что росли в начале открытого участка земли, защищенного утесами. Он поднял голову. Там, наверху, сейчас находился один-единственный воин ТайГетен и сорок катуранцев, ожидающие сигнала столкнуть вниз каменную лавину, способную погрести под собой и половину городской стены, если инерция разгона донесет их до нее.

На западный угол бастионов обрушилась новая волна заклинаний. Здесь она была обшита металлическими листами, а там, где их не хватало, ее прикрывал бутовый камень, посаженный на цементный раствор. Ледяные валуны вдребезги разбивались об обшивку, заставляя ее дребезжать. Огненные шары поливали ее жаром, и от резкого перепада температур она протестующе стонала, но держалась. Пока еще держалась.

Рядом с ним, с правой стороны, залегли все ТайГетен плюс еще двадцать охотников из пятидесяти, вооруженные отравленными стрелами, да тридцать гвардейцев Аль-Аринаар под предводительством Тулана и Эфрана. Воины прятались за деревьями, и каждый в точности знал, что должен делать. Ауум выжидал нужного момента, оценивая сокращающееся расстояние и быстроту передвижения.

— Сейчас они начнут бить сюда заклинаниями, — обронил он. — Будьте готовы отступить по моей команде. Держитесь поближе к их мечникам и выманивайте их на открытое место в зону обрушения. Ее границы вам известны. Не задерживайтесь, потому что мы не можем ждать никого. Приготовились.

Враг остановился. Солдаты опустились на колено, а маги стали плести заклинания.

— Внимание, — сказал Ауум. — Все в укрытие!

Они дружно пригнулись, прячась за широкие стволы деревьев, которые вырастил Биит. Ауум ощутил жар летящих к ним заклинаний. Земля под ногами задрожала от многочисленных ударов, выжигающих и уродующих участок открытой местности между деревьями и стенами. Огненные шары падали не далее чем в двадцати шагах от них, на стыке стен. Ауум подобрался.

— Нужно оказаться внутри круга их действия, — предупредил он. — Не давайте им возможности поправить прицел.

Очевидно, удовлетворенные произведенными разрушениями, враги вновь двинулись вперед. Ауум насчитал пятьдесят шагов, прежде чем они вновь остановились, оказавшись на расстоянии сотни ярдов от стен и края выжженной земли. Бомбардировка бастионов заклятиями прекратилась из опасения поразить своих же людей.

— Приготовились, — повторил Ауум.

Маги людей расцепили ладони, готовясь ударить заклинаниями.

— Вперед!

ТайГетен и Аль-Аринаар вырвались из-под прикрытия и побежали по сожженной земле, едва касаясь ногами углей, пепла и пламени. В центре гвардейцев вел Тулан. По бокам от них шли в атаку ТайГетен, намереваясь обойти солдат с флангов и добраться до магов.

Ауум сдерживал себя, стараясь не отрываться от звеньев Улисана и Фалин с одного бока, и Мерке и Квиллара — с другого. Они атаковали правый фланг врага. Над их головами провыли заклинания. Ауум пригнулся и услышал, как среди деревьев грохнул взрыв. За первым последовали другие.

Он увидел, как вторая шеренга солдат ощетинилась луками. Но его воины не нуждались в предупреждении. Эльфы рассыпались широким полукольцом, пригнулись и побежали зигзагами. На них обрушился град стрел. Ауум увернулся от древка и услышал, как одна из стрел попала в цель. Гвардеец Аль-Аринаар, бежавший рядом, покатился по земле, держась за бедро.

Солдаты противника застыли на месте.

— Сюрикэны! — крикнул Ауум. — Огонь!

С заунывным воем пролетели метательные полумесяцы. И, не принеся вреда, отскочили от магических щитов, хотя солдаты внутри инстинктивно вскидывали руки, защищаясь от летящей смерти. Еще через мгновение эльфы схлестнулись с ними врукопашную.

Ауум с разбегу вонзил один клинок в живот первому солдату, а второй с размаху опустил на шлем его соседа, отчего тот потерял сознание и рухнул на землю. Рядом с ним в строй людей врезались Улисан и Фалин. Гигант ТайГетен, стремительный и проворный, открытой ладонью сломал нос своему противнику и перебил ему горло. Фалин подножкой опрокинула своего врага на землю, пронзив ему клинком сердце.

Слева от Ауума в бой вступили Аль-Аринаар. Двигаясь с меньшей быстротой, зато куда более внушительно, они натолкнулись на сопротивление умелых и опытных мечников. Тулан криком призвал эльфов не сдаваться, и гвардейцы сомкнули ряды. Началась жестокая сеча. Тут же зазвучали голоса людей, отдающих приказы, и фланги людей пришли в движение.

— Отлично, — сказал Ауум. — ТайГетен, окружаем!

Меррат подхватила его крик. ТайГетен рассыпались вдоль вражеского строя, выбирая каждый свою жертву. Улисан плечом врезался в своего противника и мечом вспорол ему живот. Фалин подпрыгнула, нанесла удар сначала правой, а потом и левой ногой, приземлилась и с разворота врезала оглушенному солдату в челюсть, так что тот лицом вниз повалился на своих товарищей, сбивая их с ног.

Ауум уже несколько раз ранил, правда неопасно, своего противника. Ему попался ловкий мечник, отразивший большинство его выпадов и умело уклоняющийся от смертельных ударов. Архонт даже проникся к нему некоторым уважением. Он замахнулся, имитируя удар сверху, но вместо этого стремительно присел и атаковал врага снизу. Тот не успел среагировать, и клинок Ауума вошел ему в живот. Из раны хлынула кровь.

Ауум отпрыгнул назад и выпрямился, уходя от сильного удара в голову. Шагнув влево, он перерубил шею своему противнику. Вырвав клинок, он бросил взгляд налево. Гвардейцы увязли в плотной обороне. Пока он смотрел на них, двое упали.

— Им недостает смекалки, — пробормотал он. — Отступить на три шага!

По всему фронту эльфы разорвали контакт, отходя назад, на те самые три шага, а враги качнулись вперед, преследуя их. Ауум схватился с сильным, худощавым мужчиной, который уверенно орудовал мечом, но парные клинки Ауума явно ошеломили его. Ауум отступал, позволяя ему атаковать.

— Отступаем! — крикнул архонт. — Выманиваем их на себя!

Над их головами вновь промчались заклинания, врезаясь в деревья, расплескиваясь по деревянным стенам и поджигая их. По шеренгам врага прокатились команды, и они усилили натиск. Очевидно, их командир решил, что простое численное превосходство принесет ему долгожданную победу.

Эльфы медленно пятились назад. Угол городской стены виднелся уже в тридцати шагах за их спинами. Фланги людей начали смыкаться, и лучники с отравленными стрелами изготовились. Свистнули спущенные с тетивы стрелы, но… ни одна из них не пробила магических щитов.

В ответ заревели заклинания, волнами накатываясь на стены. Солдаты перестроились, усиливая натиск на правый фланг, все ближе и ближе подходя к утесу. Ауум улыбнулся.

— Отрываемся! — крикнул он.

Развернувшись, он со всех ног бросился бежать к почерневшим и горящим деревьям, слишком стремительный, чтобы стать легкой добычей для лучников или магов врага. Люди устремились за ним в погоню. Ауум на бегу вскинул голову и успел заметить, как к вершине утеса поднимаются две пары магов, неся с собой двоих солдат.

— Надеюсь, ты увидел их вовремя, Димуунд, — прошептал он. — Не подведи меня.

Ауум вновь развернулся, видя, как его бойцы спокойно возвращаются в укрытия, хотя со стороны их отступление выглядело паническим бегством под стены города. Он метнул полумесяц во врага, чтобы те держались настороже и чтобы им было некогда задуматься над тем, что происходит на поле боя. Остальные ТайГетен последовали его примеру.

— Делай, как я, — крикнул Ауум. — Мы почти на месте.

Глава 34

Люди считают себя существами высшего порядка, но при этом не могут различить, кто к ним подкрадывается — пятнистый олень или пара Обращенных. Они начисто лишены способности сопереживать окружающему миру, что делает их ущербными даже по сравнению с самыми простыми созданиями Туала.

Ауум, архонт ТайГетен

Димуунд наблюдал за боем, стоя на самом краю осыпающегося утеса. Перед ним открывался великолепный вид на поле брани, и он вздрагивал и морщился всякий раз, когда заклинание разрушало очередное здание, разметывало в сторону членов пожарной команды или расплескивалось по открытому месту. Эльфы проигрывали сражение.

Внизу, перед городскими стенами, маги бомбардировали ворота. Обшитые толстой сталью, они еще держались, зато участки стены по обеим сторонам от них начали поддаваться. Местами камень разметало на протяжении двадцати ярдов, и под ним осталось только дерево.

Внизу, на западном направлении, Ауум повел ТайГетен в атаку, и Димуунд с завистью наблюдал за стремительной точностью своих братьев и всесокрушающей мощью Аль-Аринаар. Маги противника продолжали обстреливать западную стену. Он заметил, что солдаты перестраиваются именно так, как и предсказывал Ауум, и уверенной поступью входят в зону поражения.

— Приготовились, — сказал он.

Сорок его катуранцев похватали с земли свои молоты, ломы и толстые деревянные брусья, готовые выбить стопорные камни, удерживающие валуны на месте, а потом и обрушить их за край утеса. Тренировки не было и быть не могло. Димуунд от всего сердца надеялся, что задуманный план сработает как надо, потому что второго шанса у них не будет.

И вдруг какое-то движение привлекло его внимание. Он бросил взгляд налево. К ним направлялись враги. Маги, несущие солдат, быстро поднимались к вершине утеса и уже находились в какой-нибудь паре сотен ярдов от него.

— В укрытие! — скомандовал он. — Прячьтесь за камни.

Димуунд махнул своим помощникам рукой, глядя, как они перелезают через плоские булыжники, лежащие на самом краю утеса. Он сомневался, что они успеют надежно укрыться хотя бы потому, что спрятаться было негде. Как только они покажутся на вершине скалы, враг поймет, что к чему.

Димуунд перегнулся через край и посмотрел вниз. Атакующие еще не дошли до точки сброса. ТайГетен и Аль-Аринаар по-прежнему оставались прямо на пути валунов, и нужно будет досчитать до ста, прежде чем они отойдут на безопасное расстояние. На семьдесят ударов сердца это было слишком долго.

— Будь оно все проклято, — проворчал он.

Пройдя вдоль линии валунов, он присел у последнего, свесив правую ногу за край обрыва. Маги противника перевалили через гребень скалы в шестидесяти шагах от него. Они поднялись достаточно высоко для того, чтобы увидеть эльфов, готовых обрушить смерть на армию внизу. Димуунд услышал, как они что-то прокричали друг другу и ринулись к земле. Приземлились оба солдата и три мага. Четвертый перемахнул через край утеса и полетел вниз, чтобы предупредить своих об опасности.

Димуунд выругался. Выскочив из своего укрытия, он бросился на врага.

— Готовьтесь столкнуть их вниз! — крикнул он на бегу. — Начинайте отсчет.

Солдаты стояли в двадцати шагах от него, и маги за их спинами уже плели заклинания.

— Сейчас ударят! — закричал он. — В укрытия! Наблюдайте оттуда!

Димуунд выхватил клинок и сюрикэн. Полумесяц он метнул в крайнего справа мага. Сверкнул меч солдата и отбил летящую смерть в сторону. Двое магов ударили заклинаниями. Один синий шар промчался мимо него и расплескался на валунах, отчего те закачались на своих опорах, а эльфы вокруг испуганно закричали. Димуунд отогнал от себя все посторонние мысли, чтобы не слышать их агонии. Второй маг выбросил руки прямо перед собой, и невидимая сила толкнула воина в грудь, отбрасывая к самому краю утеса.

Ноги Димуунда заскользили по осыпающейся земле. Уцепиться было не за что. Он неминуемо должен был сорваться вниз. Димуунд оглянулся. На земле валялись обугленные трупы эльфов. Один из валунов горел. Димуунд крутнулся на месте, опираясь о магическую силу, как о стену. Перекатившись через нее, он рухнул на землю в нескольких шагах от края утеса.

Оба солдата и двое магов уже бежали к катуранцам. Димуунд с трудом поднялся на ноги. Оставшийся маг повел руками влево, намереваясь сбросить его с обрыва. Он высоко подпрыгнул, чувствуя, как заклинание пронеслось под ним, обрывая каблуки его сапог, выхватил из мешочка на поясе сюрикэн и метнул его. Полумесяц вонзился магу в грудь, и заклинание умерло вместе с ним.

Димуунд приземлился и побежал. Солдаты уже пошли в атаку. Димуунд увидел, как один из эльфов попытался отразить удар кувалдой, но лишился при этом обеих рук. Другого поразили в спину, когда он повернулся, чтобы бежать в укрытие. Третий метнул нож, но тот лишь беспомощно ударился о магический щит.

Димуунд догнал мага, идущего за солдатами, и ударом меча перерезал ему подколенные сухожилия. Тот упал лицом вперед, и Димуунд, пробегая по его телу, наступил ногой на шею у основания черепа, ломая ему позвоночник. Его заметил последний маг. Развернувшись к нему лицом, он ударил заклинанием. Огненный шар полетел прямо в него, распространяя вокруг волну невыносимого жара. Димуунд нырнул в сторону, но заклинание краем зацепило его ногу. Он закричал, споткнулся, упал и покатился по земле.

Боль была невыносимой — колдовское пламя охватило ногу до колена. Димуунд со стоном поднялся и побежал дальше. У мага от изумления отвисла челюсть. На ходу Димуунд скользнул ладонью по его горлу, разрывая сонную артерию. Кровь с шипением хлынула на землю.

Димуунд закричал, невероятным усилием отгоняя подступающее беспамятство. Один из солдат обернулся к нему, но у Тай не было времени на драку. Хромая, он подбежал к краю утеса, над которым нависали валуны. Запах собственной горелой плоти забивал ноздри. Подпорки из-под трех валунов были уже выбиты, и один даже покачивался, готовый покатиться вниз.

Димуунд схватил кувалду и выбил опорные камешки, удерживающие четвертый булыжник. Вдруг спину ему пронзила жуткая боль, и он споткнулся. Обернувшись, он оперся о валун, чтобы не упасть. В шаге от него стоял человек, держа в руках меч, лезвие которого было перепачкано кровью Димуунда.

Взор Димуунда затуманился. Солдат шагнул к нему, намереваясь добить, и Димуунд со стоном отпрыгнул назад. Все его тело налилось невероятной слабостью. Удар солдата пришелся в пустоту, он потерял равновесие, и Димуунд схватил его за волосы и ударил головой о валун. Огромный камень покачнулся; достаточно было малейшего толчка, чтобы он покатился в пропасть. Солдат перелетел за край и покатился вниз.

Димуунд обошел валун. Оставшиеся в живых катуранцы окружили и добили последнего солдата, а потом поспешили к нему, крича, что с ним все будет в порядке. Димуунд, выпрямился, пошатнулся, из последних сил цепляясь за ускользающее сознание, и покачал головой.

— Вы знаете, что делать. Приступайте немедленно. — Доковыляв до покачивающегося валуна, он примерился, уже с трудом соображая, что делает. — Но этот… этот — мой.

ТайГетен всем телом навалился на валун, когда тот завис в крайней точке над обрывом. Он почувствовал, как тот подался, совсем немножко, потом еще чуть-чуть. И наконец Димуунд понял, что летит.

Ауум заметил одинокого мага, поспешно опускающегося в арьергарде людского строя. Еще через несколько мгновений он услышал, как кто-то отдает солдатам команду остановиться и бежать.

— Я так не думаю, — сказал он. — ТайГетен, атакуем!

Все, как один, дружно развернулись и набросились на врага. Люди, оказавшись между угрозой сверху и обещанием скорой победы впереди, вновь устремились навстречу эльфам. Ауум заметил, как Фалин повела своих Тай на правый фланг, чтобы окружить и добить магов. Квиллар последовал за ней.

Ауум подпрыгнул и прямыми ногами ударил в грудь того же самого худощавого мечника, с кем фехтовал несколько минут назад. Приземлившись ему на грудь, он вогнал ему меч в рот, спрыгнул с падающего тела и присел на корточки, пропуская над головой широкий замах вражеского меча. Развернувшись, он уперся руками в мертвого солдата, сделал стойку и обеими ногами ударил в грудь напавшего на него врага. Тот отлетел назад на несколько шагов.

Ауум вскочил на ноги. На него напирали сразу с трех сторон. Он ударил вправо, чувствуя, как его клинок глубоко вошел в бедро противника, влепил раскрытой ладонью в лоб переднему солдату… а вот удара сзади так и не последовало.

— Это был мой, — сказал Улисан.

ТайГетен встали спина к спине, жестами предлагая врагам напасть на них. Позади шеренг людей отчаянно надрывался маг-летун, крича, что они должны развернуться и бежать. Кое-кто последовал его совету, но ТайГетен связали остальных боем. Со стен вновь полетели стрелы, заставляя врагов вплотную прижиматься к отвесным скалам — маги побежали, и теперь солдаты лишились магической защиты.

Сначала Ауум услыхал слабый треск наверху, за которым последовал низкий гул набирающей скорость лавины.

— Отходим! — во всю силу легких закричал он.

Влепив в челюсть своему противнику сильнейший удар, архонт развернулся, схватил Улисана за рубаху и потащил его прочь. Небо над их головами расколол ужасающий грохот обвала. Вокруг них на землю начали падать мелкие камешки и прочий мусор. У самого основания утеса сверху рухнуло тело одинокого солдата, и людей охватила паника.

Грохот валунов, катящихся по склону утеса, оглушал. Еще никогда в жизни Ауум не слышал ничего подобного. Один за другим огромные камни срывались с откоса, и земля принимала их со стоном и содроганием. Ауум со всех ног бежал прочь, за ним по пятам несся Улисан. Слева от них к горящим стенам города устремилась Фалин со своими Тай. Квиллар также не отставал от них.

С устрашающим грохотом обрушилась часть стены, примыкавшая к утесу. Первый валун врезался в землю прямо посреди толпы солдат, погрузившись в грунт футов на двадцать, не меньше. Валуны сыпались сверху, словно их метал сам Шорт, превращая врагов в кровавое месиво. От сотрясения люди и эльфы отлетали в разные стороны, словно изломанные куклы.

Ауум вскочил на ноги и побежал дальше, а за его спиной вместе пытались убежать от наступающей лавины и враги, и друзья. Гулкий грохот забивал уши. Сзади их догнал порыв сильного ветра, вздымающий перед собой тучи пыли, который с корнем вырывал кусты и мелкие деревья. А сверху, по обрыву, продолжала катиться многотонная лавина, увлекая за собой все новые камни.

Скорость она набрала просто невероятную. Ауум нырнул в прыжке за обломанный ствол дерева и увидел, что позади него на землю обрушилась часть утеса. Подгоняемая тысячами тонн камней, катящихся вниз по склону, лавина выплеснулась на равнину и понеслась к стенам города.

Она подхватила сотни людей и разметала их по земле, над которой заклубились столбы пыли. Стало трудно дышать, а тут еще во все стороны летел всякий мусор. Ауум спрятался за деревом, слушая, как в ствол его стучат обломки камней, и молясь про себя Бииту, чтобы оно выдержало. Пыль застилала видимость, и в этом тумане лишь смутно виднелись уцелевшие деревья.

Ауум зажал ладонью рот и поднялся на ноги, кашляя и задыхаясь. Мимо него, спотыкаясь и едва не падая, проковылял какой-то солдат. Ауум уже собрался добить его, но увидел, что затылок его уже превратился в кровавое месиво. Архонт принялся высматривать своих воинов, но видимость во все стороны ограничивалась какой-нибудь парой шагов.

Лавина растеряла всю свою мощь столь же стремительно, как и набрала ее, и шум начал стихать. В ушах у Ауума стоял звон, а лицо и руки были испещрены бесчисленными мелкими порезами от летящих щепок и осколков камней. Он не знал, выстояли ли стены. Он не знал, скольких своих людей потерял. Зато он точно знал, что опасный и открытый участок местности превратился отныне в непроходимый завал.

Теперь все атаки будут направлены только на главные ворота. Криком сзывая на сборный пункт всех, кто мог услышать его, Ауум зашагал обратно к стенам, чтобы по свисающим веревкам подняться в город.

Киллит приказал играть отступление. Джерал смотрел, как возвращаются уцелевшие, а раненые помогают умирающим выбраться из-под обломков каменной лавины. Он не испытывал удовлетворения от этого зрелища, стоя рядом с Локешем перед вконец растерявшимся генералом.

— Пиндок по-прежнему где-то прячется и скорее обделается по полной программе, чем придет вам на помощь, — заявил Джерал. — А вы, генерал Киллит, как и этот беспробудный пьяница Лореб до вас, продемонстрировали свою полнейшую неспособность командовать армией. Ротные капитаны перешли на мою сторону, и я заручился поддержкой лорда Локеша и магов. С этой минуты я принимаю на себя командование армией и ходом сражения. Истормун хочет, чтобы его солдаты вернулись на Балайю. Я выполню его приказ, поскольку вы этого сделать не в состоянии. И, хотя арестовывать вас я не намерен, вы немедленно удалитесь вместе со своими адъютантами в тыл армии. Полагаю, вы найдете там Пиндока и всю Желтую гвардию.

— У вас нет никаких полномочий для подобных действий. Это — мятеж. Круг магов узнает об этом, и ваша жизнь не будет стоить и ломаного гроша. — Но в голосе Киллита не чувствовалось убежденности, и его слова прозвучали жалко и унизительно.

— Очень может быть. Но Круг далеко отсюда. Истормун общается только с Хундом, а Хунд подчиняется мне.

— Вы угрожаете мне, капитан Джерал?

— Нет, но могу, если вы будете настаивать, — ответил Джерал. Локеш недовольно зашипел, и Джерал поправился: — Нет, конечно. У меня нет желания проливать вашу кровь. В конце концов, вы навредили себе больше, чем при всем старании это мог бы сделать я: кровь сотен тех, кто погиб под лавиной, падет на вашу голову. Но вы можете обдумать собственное положение и то, как Круг отнесется к вашим сегодняшним действиям.

Из Киллита словно выпустили воздух. Понурившись, он пробормотал:

— Желаю удачи, — после чего развернулся и побрел прочь.

Известие о смене командования распространилось по рядам с быстротой лесного пожара. Повсюду раздавались приветственные крики. Маги удвоили усилия, врачуя раненых и облегчая страдания умирающих. Воодушевление сменило апатию и обреченность, в которую погрузилась армия после схода лавины. Но Джерала не покидали дурные предчувствия. Стоящий рядом с ним Локеш выразительно приподнял брови.

— Ожидания, — сказал он, — интересный феномен. Надеюсь, вызов окажется вам по плечу.

— Поживем-увидим, не так ли? — отозвался Джерал, всматриваясь в город, со стен которого эльфы осыпали их насмешками, радуясь поражению людей. — Каковы наши магические возможности, Хунд?

— Только в трех ротах маги в состоянии бить заклинаниями, — ответил тот. — В восьмой, девятой и десятой. Но этого должно хватить, чтобы еще до наступления ночи вызвать в городе катастрофические разрушения.

— Мы должны нанести ответный удар. Что-нибудь такое, что подорвало бы их уверенность в себе и лишило мужества, сделало бы их уязвимыми и оставило на ночь в таком состоянии, чтобы они хорошенько призадумались. Собственно говоря, здесь возможен только один вариант.

Джерал не сводил глаз с городских стен. До сих пор они не подвергались особым испытаниям и благополучно выдержали бомбардировку льдом и огнем. Шарпы проделали фантастическую работу, обшив переднюю стену листовым железом, но он уже заметил слабые места и придумал, что делать дальше. А в самом центре крылась поистине ахиллесова пята всей их обороны.

— Приказывайте, господин командующий, — сказал Хунд.

— Ротам восемь, девять и десять выдвинуться к стенам на расстояние удара заклинанием. Сосредоточить огонь на воротах. Выбейте их и откройте мне дорогу вовнутрь.

Хунд отвернулся, чтобы передать его распоряжения, и Джерал услышал, как они эхом покатились по позициям. Люди поднимались на ноги; ротные капитаны зычным ревом требовали соблюдения дисциплины.

— Вижу, вы больше не намерены ждать подхода армий Синеза и Денет-Барина? — осведомился Локеш.

— В этом нет нужды. Мы можем взять ворота и сами. Если вы правы насчет-сами-знаете-чего, чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Хотя, откровенно говоря, хотел бы я видеть физиономии эльфов, когда завтра на рассвете к нам на подмогу подойдут еще две тысячи человек. Если ворота падут сегодня, то завтра к обеду дело будет сделано, какими бы ни были наши наступательные возможности.

— Очень хорошо, — улыбнулся Локеш. — Знаете, у меня вдруг появилось такое чувство, что я все-таки сумею остаться в живых после этой маленькой экспедиции.

— Держитесь рядом, и я постараюсь, чтобы ваши надежды сбылись, — заявил Джерал, лишь в самый последний момент удержавшись, чтобы не похлопать лорда-мага по плечу.

— Договорились, — отозвался Локеш.

Тем временем три роты выстроились в боевые порядки, и Джерал дал команду выступать. Солнце как раз скрывалось за тучей, клонясь к горизонту. Времени оставалось едва-едва. Капитан обернулся к Хунду.

— Знаешь, что я тебе скажу? Подыскал бы ты себе замену, что ли, а то тебя так и запомнят адъютантом. Это будет несправедливо, учитывая то, что ты сделал.

— У меня есть на примете подходящая кандидатура, — заявил Хунд.

— Отлично. А пока распорядись, чтобы разожгли походные костры. Горячая пища еще никому не вредила, даже этот отвратительный гуляш из клубней, который так любят шарпы. А потом собери мне остальных ротных капитанов. Нам придется устроить совещание или что-то в этом роде.

— Получается, сегодня мы не будем входить в город?

— Не вижу к тому достаточных причин. Кроме того, у меня есть свои планы на завтрашнее утро. К нам на помощь идут другие маги, так что если шарпы считают, что их город уже превратился в руины, они еще ничего не видели.

Квиллар вместе со своим Тай погиб; их накрыло лавиной. Димуунд пропал без вести. У Фалин была сломана лодыжка, а Хассеку, ее заместителю, перебило оба запястья, когда он прикрывал голову руками от летящего мусора. Для обоих сражение уже закончилось; принять в нем участие они не смогут.

Но Ауум понимал, что должен быть доволен. День клонился к закату, а людям так и не удалось взять город. Он направился к воротам в сопровождении своих Тай, которые по-прежнему сохраняли свежесть, хотя и скорбели о потерях. Их осталось совсем немного: тридцать воинов, способных сражаться, и еще двое на попечении целителей.

Подойдя к надвратной башне, Ауум увидел ее выгоревший остов, и сердце его сжалось от страха за Пелин. Направившись к бастиону, он окликнул защитников. Показался Тулан. Неподалеку обнаружился и Эфран; братья на два голоса рассказывали об одержанной победе всем, кто мог их слышать.

— Где Пелин?

Тулан кивнул на город.

— Последний раз ее видели, когда она уходила к складам. Они переместились дальше к югу, перевозя все ценное на берег озера.

— Хорошо. А стены?

— Держатся, — сказал Тулан. — Большую часть своих заклинаний они направляют через головы. В городе погибло больше ста человек; там творится настоящая неразбериха.

— Да, я уже заметил.

Тулан прервался на мгновение, бросил взгляд на поле боя и шумно выдохнул.

— Они снова атакуют.

Ауум взлетел по лестнице. По полю стройными рядами приближались семьсот солдат и магов. Они двигались прямо по дороге. Ауум подумал, а не выйти ли им навстречу, но тут же отказался от этой идеи. На открытом месте их в клочья разорвут заклинаниями и стрелами еще до того, как они сумеют приблизиться настолько, чтобы завязать рукопашную схватку.

В ближний бой им придется вступить в пределах городской черты, где на узких и извилистых улицах враг не сможет наступать организованно и каждый будет драться за себя. Ауум принял парадоксальное решение. Он стремился любой ценой не пустить врага в город, но понимал, что на открытом месте не сможет нанести ему сколь-нибудь существенный урон. Чтобы разбить противника наголову, им придется драться на тех самых улицах, которые они столь отчаянно старались защитить.

— Что они задумали, хотел бы я знать? — поинтересовался Эфран.

— Им нужно ворваться внутрь, — ответил Ауум. — Скорее всего, они решили, что посеяли в наших рядах панику, и теперь постараются пробить брешь в стене. Тулан, дай команду воинам на бастионах отойти подальше от ворот. Размести лучников в укрытиях на тот случай, если ворота действительно рухнут и люди пойдут в атаку. Эфран, я хочу, чтобы ворота подперли дополнительными опорами; на улицах сейчас валяются тонны бесхозной древесины. Давай сложим их подле ворот и укрепим распорками. Приступай.

Ауум спрыгнул со стены вниз, к ожидавшим его ТайГетен.

— Помогите подтащить бревна и камни к воротам. И кто-нибудь, найдите Пелин.

Со стен спрыгивали эльфы, чтобы подтащить доски и укрепить ими ворота. Ауум слышал, как снаружи, в поле, остановились атакующие. Он с Улисаном притащили тяжелое бревно и уложили его поверх быстро растущей кучи.

— Нужно приподнять повыше распорки, — сказал Ауум. — Чем больше заклинаний они израсходуют на воротах, тем меньше их достанется нашим людям.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Улисан.

— Воздух!

Со стен в город передали сигнал тревоги. Его подхватили все эльфы. В ворота один за другим начали врезаться огненные шары. Ауум отошел от них на двадцать шагов, глядя, как дрожат обшитые металлом деревянные брусья. Вокруг него эльфы подтаскивали все новые бревна и доски к основанию, стараясь уложить их как можно надежнее.

Попадания следовали одно за другим, сливаясь в непрерывный грохот. Ауум увидел, как руины надвратной башни охватило пламя. Возникла недолгая заминка, за которой последовал отчаянный крик дозорного.

— Осторожно! Заклинания!

Громыхнул сильный взрыв, и верхняя створка ворот разлетелась в щепки. В воздухе засвистели раскаленные обломки металла. Один из них пронзил грудь катуранцу, стоявшему прямо перед Ауумом. Осколок прошел навылет, проделав у него в спине выходное отверстие размером с кулак. Несчастного отбросило назад, к самым ногам Ауума.

— Всем уйти с дороги! — закричал архонт. — Несите балки и подпирайте верхнюю створку. Быстрее!

Верхние три фута ворот прогнулись вовнутрь. Ауум устремился вперед, заметив краем глаза, что Улисан и еще трое эльфов тащат флагшток. Он присоединился к ним, и они опустили широкое основание мачты прямо в грязь, откуда была выбрана брусчатка, а верхний конец уперли в поперечную балку ворот.

— Флагшток свалило заклинанием, — пояснил Улисан. — Десять верхних футов снесло напрочь.

— Воздух! — раздался предупреждающий крик. — В укрытие!

Ледяные глыбы с грохотом ударились в проем в воротах. Сзади в ледяное крошево врезались огненные шары. Ауум вместе с семью эльфами навалился на мачту, чувствуя, как каждый удар дрожью отдается во всем теле. Металл стонал, швы расходились на глазах, а под обшивкой ломались деревянные брусья. Ворота трещали по швам и разлетались на куски, правая створка оторвалась и повисла на одной петле, так что в образовавшийся проем мог войти, не пригибаясь, эльф в полном боевом снаряжении.

Наконец, случилось неизбежное. Вновь раздался гулкий удар, и остатки ворот попросту вдавило внутрь. Застонал металл, а опорные балки медленно отъехали по земле назад. Ауум заметил, что швы на стыках листов металла разошлись окончательно. Тяжелые засовы выгнулись, готовые выскочить из пазов от малейшего толчка. Древесина задымилась.

— Воздух! Все в укрытие, быстро!

Ауум расслышал в голосе нотки паники и понял, что все кончено.

— Бегом!

Сделав два шага, он прыгнул под защиту стен. Упав на спину, он перевернулся и успел увидеть, как третий удар проделал дыру прямо посреди ворот. Флагшток разлетелся на куски, и щепки с визгом протаранили воздух. Ворота с треском распахнулись, сминая опорные балки, и с гулким стоном врезались в боковые стойки. Металлические листы обшивки с лязгом обрушились на землю. Искореженную правую створку вырвало с корнем, и она несколько мгновений парила в воздухе, прежде чем рухнуть вниз.

В проем влетели еще несколько заклинаний, окончательно разрушив уже поврежденные здания за воротами. Все вокруг затянуло клубами черного дыма, который пах раскаленным металлом и горящим деревом. Оборона Катуры оказалась прорвана, и легкость, с которой этого удалось добиться, заставила Ауума спросить себя, почему враг не сделал этого раньше.

Ауум подошел к искореженным воротам и выглянул наружу, на сгоревшее поле. Увиденное повергло его в такое удивление, что он выпрямился во весь рост, да так и застыл на виду у неприятеля. А тот отступал, и лишь один человек остался на месте, подняв над головой копье с привязанным к нему куском белой тряпки. Небольшие группки солдат и магов остановились и обернулись, не дойдя нескольких шагов до основных позиций. Человек же принялся размахивать своим импровизированным флагом, а потом вынул меч из ножен и положил его на землю.

— Он хочет говорить, — заметил Улисан, подходя и останавливаясь рядом с Ауумом.

— Мне не о чем разговаривать с человеком, — отрезал Ауум.

— Ты ничего не потеряешь, если выслушаешь его.

— И ничего не выиграю, — заявил Ауум. — Совершенно очевидно, что они считают сражение выигранным, и он намерен потребовать нашей капитуляции. Но он должен знать, что мы не сдадимся.

— Поговори с ним, — предложил Улисан. — Такаар всегда повторял, что знание своего врага дает тебе преимущество. Он скажет тебе больше, чем сможет узнать сам. В конце концов, он — всего лишь человек.

— И он полагает, что мы с уважением отнесемся к какой-то белой тряпке? Он или очень храбр, или очень глуп.

— Его прикрывают маги, готовые ударить заклинаниями, если его убьют. Не настолько уж он глуп.

Ауум ненадолго задумался.

— Что ж, полагаю, вреда от этого не будет. Я пойду.

— Ты должен подстраховаться, на всякий случай, как сделал он.

Но Ауум лишь покачал головой.

— Я их не боюсь.

Он вышел из ворот, не сводя глаз с человека. К чести последнего следует отметить, что и он не выказывал страха. Он стоял, гордо выпрямившись во весь рост, держа левой рукой копье, на котором обвисла белая тряпка, уперев его в землю. Ауум остановился в трех шагах от него так, чтобы солдат своим телом заслонил его от магов, но достаточно близко, чтобы убить его одним ударом в случае необходимости.

— Меня зовут Ауум. Я — архонт ТайГетен, — сказал он.

— А я — Джерал, командующий этой армией, — ответил человек на вполне приличном эльфийском.

— Ты? Не думаю. Вашими силами командуют трое старших офицеров. Один из них, как нам известно, мертв. Пришли кого-нибудь из оставшихся.

— У нас произошла смена командования, — пояснил Джерал.

Ауум медленно кивнул. По крайней мере, этим можно было объяснить изменения в тактике ведения боя.

— Что тебе нужно?

Джерал улыбнулся.

— Все кончено, Ауум. Ваших ворот больше нет. Завтра я могу сделать то же самое и с вашими стенами. Я могу забросать ваш город заклинаниями, а потом отправить своих солдат, чтобы они довершили остальное. Мы знаем, что у вас нет достаточно сил, чтобы противостоять нам. Мы уважаем и опасаемся ТайГетен, но ведь вас очень мало. Вы переодели городских жителей, чтобы выдать их за воинов, а у меня за спиной стоят две тысячи солдат, и еще две тысячи подойдут к утру. Наша численность такова, что мы запросто победим вас и без магии. Сдавайтесь.

— Какой смысл? — Ауум и сам знал примерную численность войск противника, но, произнесенная вслух, да еще врагом, она обрела особую значимость. — Мы не станем вашими рабами.

— Я буду ждать вашего решения до рассвета. Любой, кто захочет сдаться, может выйти из ворот и сдаться мне, не опасаясь за свою жизнь. У меня нет желания бесцельно проливать кровь твоего народа.

— Ты лжешь. Мы знаем, для чего вы пришли сюда. Чтобы уничтожить нас. Стереть расу эльфов с лица земли. Да, быть может, вы добьетесь своего, но при этом заплатите кровью за каждый шаг. Присылай сюда своих магов и мечников. За каждого нашего погибшего мы убьем десятерых ваших. И ты думаешь, что победил нас? Ты еще ничего не знаешь о силе духа моего народа. Возвращайся к своей армии, Джерал. Скажи своим солдатам, что им еще предстоит схватиться с ТайГетен. Это — наш лес, и эта земля — наша, ее вручил нам Инисс, и он не отвернется от нас. Тебе не победить никогда.

Джерал кивнул.

— Да будет так. Твои слова будут преследовать тебя и твоих людей до могилы.

— Я буду искать с тобой встречи в бою и убью тебя, — пообещал ему Ауум.

— Я найду тебя первым.

Джерал отвесил короткий поклон, развернулся и зашагал прочь. Ауум несколько мгновений смотрел ему вслед, после чего вернулся к воротам, где его уже с нетерпением поджидал Улисан вместе с остальными ТайГетен.

— Ну? — поинтересовался гигант.

— Он не боится нас, но кто-то в его армии сомневается в успехе, поэтому он и предлагает бескровную капитуляцию. Я ответил отказом. Мы знаем, сколько их, и знаем теперь, что он намерен предпринять. Идемте, нам предстоит еще многое сделать до рассвета.

Глава 35

Примерно через восемьдесят лет после того, как, следуя призванию, он стал Обращенным, Серрин дал мне аудиенцию. Он показал мне выдержки из священных текстов Арин-Хиил, вытатуированные у него на спине и груди. Это, заявил он, и есть подлинное выражение сути Молчащего Жреца.

«Обращенные и Молчащие», Лизаэль, Верховная жрица Инисса

Джерал наслаждался заслуженным отдыхом в гамаке подле пышущего жаром костра, когда его разбудили гневные вопли. Он открыл глаза. Стояла глухая ночь. Крики доносились откуда-то слева, там, где располагались передовые дозоры. Он опасался ночного нападения ТайГетен и потому распорядился установить дополнительные охранные заклинания. Отдохнувшие маги готовы были испепелить все, что пересечет запретную черту.

Джерал тяжело слез на землю и опоясался перевязью с мечом. Когда он зашагал на шум, к нему стали присоединяться другие любопытствующие. Но выяснилось, что ругаются старшие офицеры. Голоса принадлежали Локешу, лорду-магу, и Синезу, командующему второй армией. Их любезности стали слышны Джералу задолго до того, как он увидел их подсвеченные пламенем костра силуэты.

— …сам знаю, что нужно моим людям. Я вам не подчиняюсь, Локеш. Так что отвалите и не путайтесь под ногами.

— Мы весь день работали с заклинаниями. Мы выиграли битву. А теперь ваши губошлепы нашептывают всякие гадости моим магам.

— Они имеют право знать, — сплюнул Синез.

Он был высоким и широкоплечим мужчиной. Профессиональный военный, для которого, правда, грань между командованием и заботой частенько стиралась.

— У них нет вообще никаких прав, — вспылил Локеш. — Они — военные маги. Они делают то, что им приказывают, как и все остальные солдаты.

— Я поражен вашим благодушием. А ведь речь идет не о каком-нибудь пустяке. Маги могут просто попадать с небес на землю, как дохлые мухи, или их поглотит собственное пламя.

— Если! Если Раскол действительно произойдет. Но этого еще не случилось, и, значит, ваши маги пойдут в бой вместе с моими. Они будут сражаться.

— Джентльмены, джентльмены. Лагерь уже проснулся, и теперь ловит каждое ваше слово, — вмешался в свару Джерал, кивая на Хунда, стоявшего рядом, на лице которого отражался откровенный испуг. — Я могу чем-нибудь помочь?

Синез взглянул на него так, как смотрел бы на кусок дерьма, в который вляпался по неосторожности.

— А ты кто такой, черт тебя подери?

— Я — Джерал, командующий армией Исанденета.

Синез запрокинул голову и разразился гомерическим хохотом.

— Наконец-то я услышал хоть что-то хорошее. Настоящий солдат, судя по твоему виду. — Но вот он посерьезнел. — Но тоже наверняка замешан в преступном утаивании от наших магов судьбы, которая их ожидает.

— Напротив, сэр. Я стремлюсь выиграть эту битву до того, как риск станет неоправданно высоким. Что здесь произошло?

Локеш махнул рукой в сторону Синеза.

— В своей неизреченной мудрости генерал передал предостережение Истормуна всем, кто находится под его командой. И теперь, по его словам, его маги боятся работать с заклинаниями из опасения погибнуть от собственных чар.

— Предостережение было недвусмысленным, — заявил Синез. — Это сражение следует выиграть одной лишь сталью.

— А мы придерживаемся другого мнения, — отрезал Локеш. — Мы полагаем, что его следует выиграть как можно скорее, чтобы избежать подобной опасности. Мы уже на полпути к победе, но завтра должны воспользоваться своими магическими ресурсами.

Джерал кивнул.

— Так и есть, генерал.

— В таком случае можете подвергать опасности своих магов, если вам того так хочется. Пусть они бьют заклинаниями, зная, что каждое может обернуться против них же без предупреждения.

— Что ж, это справедливо, — сказал Джерал. — Но при условии, что ваши мечники первыми войдут в ворота.

— Это будет не так-то легко, — негромко сказал Хунд.

— Что? Почему?

— Милорд Локеш, вы позволите? — Локеш кивнул, и Хунд продолжал: — Вред уже нанесен.

— Вред? Какой вред? — Джерал вдруг занервничал. — Объяснись, Хунд.

— Ты должен понять, что способность мага зависит от его уверенности в том, что поток маны не прервется, и осознания опасности, которой он подвергнется, если это случится. Во время обучения мы испытывали имитацию этого феномена на себе, и отнюдь не все сохранили после этого здравый рассудок.

— Но ведь поток не прерывается, верно?

— Да, пока что, — ответил Хунд. — Но кто знает, что случится в следующий миг? Или через минуту? Осознание опасности подтачивает нашу уверенность в себе, а маг, беспокоящийся о потоке, не способен построить сильное заклинание.

— Ну, значит, придется рисковать, верно? Другого выхода нет, — и Джерал развел руками. — Всякий раз, вступая в бой, я ставлю на то, что противник окажется не столь искусен, как я. Война — опасная игра для всех. Вы нужны нам.

— Я всего лишь стараюсь быть честным с тобой, — отозвался Хунд. — Я видел выражение на лицах многих наших магов. Они считают, что их предали, ничего не сказав о том, что с ними может случиться в следующий момент.

— Но ты, Хунд, — напирал Джерал. — Если я попрошу, ты ведь полетишь?

Хунд выдержал его взгляд, но потом опустил глаза и покачал головой.

— Не знаю, Джерал. Честное слово, не знаю.

А капитан не мог поверить своим ушам.

— Ну, хорошо, пожалуй, полет — не самая хорошая идея. Тогда огненный шар. Его-то ты запустишь или как?

Хунд не ответил.

— Провалиться мне на этом самом месте, — прошипел Джерал. — Мне нужны летуны-наблюдатели, и мне нужны заклинания на земле.

— Не могу обещать, что ты получишь и то, и другое, — пробормотал Хунд.

Джерал гневно ткнул пальцем в сторону города.

— Вон там полно шарпов. Многие из них — совсем не солдаты, но они все до единого — опасные ублюдки, которые не боятся ничего, кроме нашей магии. И поэтому, когда мы войдем внутрь, перед нами должно лежать открытое пространство. А сейчас они могут прятаться за каждым углом и убивать нас поодиночке. И без вас мы потеряем сотни солдат, пока будем захватывать этот город. Вы должны помочь мне. Вы должны лишить их всех укрытий, чтобы мои солдаты, которые не станут праздновать труса, могли видеть, с кем, мать их, они сражаются.

— Это — не трусость, — возразил Хунд.

— А что же, по-твоему?

— Я сам буду готовить заклинания, — сказал вдруг Локеш.

Джерал вздрогнул и недоуменно воззрился на него.

— Что вы сказали, милорд?

— Я сказал, что буду готовить заклинания, как самый обычный маг. Я не растерял… своей уверенности. — Он одарил Хунда презрительным взглядом. — Пусть об этом узнают все. На рассвете я сам поведу всех магов, которые пожелают присоединиться ко мне.

— Благодарю вас, милорд, — сказал Джерал. — Каждый солдат отныне в долгу перед вами.

— Я всего лишь хочу поскорее покончить с этим и выйти из этой передряги живым, только и всего.

— Отлично, — воскликнул Джерал и хлопнул Хунда по плечу. — Ну, вот и все.

— Не совсем, — возразил Сениз, явно взбешенный тем, что Локеш взял над ним верх и продемонстрировал недюжинное мужество. — Я хочу поговорить с вами, Джерал, о должном соблюдении субординации.

— Можете беситься сколько вашей душе угодно, но подчиняться вам я не намерен.

* * *

Наступил рассвет, и глазам тех немногих, кто еще оставался на бастионах, предстало зрелище, способное лишить мужества кого угодно. Когда первые лучи солнца рассеяли тьму, загоняя ее обратно в лес, оттуда стали выходить враги, выстраиваясь в шеренги, протянувшиеся от одного края обожженной земли до другого.

Ауум, вместе с покрытой синяками и ссадинами Пелин и десятком ТайГетен, рассредоточившимися на бастионах по обе стороны от выбитых ворот, взглянул на противостоящие им силы и понял, что защитникам города остается надеяться только на божественное вмешательство.

Внизу, под ним, виднелись наспех залатанные ворота. Плотники заменили разбитые балки и установили на прежнее место стальные листы, но это была лишь видимость прежней преграды, и их враги, несомненно, знали об этом.

— Они пойдут вперед, не зная жалости, и не остановятся, пока дело не будет сделано, — сказал Ауум. — Твои люди готовы?

Пелин кивнула. Она обхватила себя руками, потирая предплечья, и голос ее дрожал, но не от страха.

— Кое-кто сбежал, переправившись на другой берег озера. Они рассчитывают отсидеться в горных пещерах над каменоломнями, но большинство остались. Они — городские жители, гордые люди, которые не знают другой жизни. Они не дрогнут и будут сражаться, когда придет их час.

Ауум приказал эвакуировать всех горожан в районы, расположенные позади Зала собраний Аль-Аринаар. Катуранцы укрылись в гетто в южной части города и в домах, разбросанных по внешнему периметру. И лишь одни ТайГетен патрулировали улицы, непосредственно примыкающие к воротам. Перед ними была поставлена задача: атаковать магов при первой же возможности, едва только начнется вторжение. Они возвели многочисленные баррикады, перегородив ими улицы, но все они были деревянными и не могли выдержать попадания больше чем пары заклинаний.

Лучники засели на крышах и верхних этажах уцелевших зданий. Недостатка в стрелах и ядах не было, но сначала придется убрать магические щиты, чтобы они смогли сполна продемонстрировать свою эффективность.

— Идут, — сказал Ауум.

Армия людей двинулась с места. Ауум следил за ними, пока они не остановились, чтобы подготовить первые залпы.

— Всем отойти назад. Пусть они израсходуют свои заклинания. Оставшись здесь, мы лишь станем для них легкими мишенями.

Защитники спрыгнули вниз со стен, а гвардейцы Аль-Аринаар отступили в переулки, уводя за собой свои отряды народного ополчения. ТайГетен собрались под прикрытием стен, чтобы помолиться. Когда они закончили, к ним обратился Ауум.

— Продавайте свою жизнь как можно дороже, но лучше бы при этом остаться в живых. Помогайте своим братьям и сестрам. Да направит Инисс каждый ваш шаг. Марак, Илласт, Акклан, Тринн — ведите свои звенья на запад. Не высовывайтесь, наносите удар и тут же отступайте. Меррат, Графирр, Мерке, Ориаал, Коринн — ваши тройки отправятся на восток. Мы с Улисаном будем курсировать между вами, выполняя роль резерва и приманки одновременно. Если нам удастся справиться с магами, мы победим. Тай, мы выступаем.

Ауум вместе с Улисаном побежали по главной улице, мимо разгромленных и сожженных домов в гетто гиалан, иксийцев и туали, направляясь ко внешнему из четырех колец. Главная улица выходила на рыночную площадь, но в пределах внутренних колец аллеи и переулки представляли собой удобное место для засады и обороны. Большая часть зданий в первом кольце и в непосредственной близости от ворот уцелела, но повреждения, нанесенные многим домам, были настолько серьезные, что Ауум не решился задерживаться здесь надолго.

Воздух наполнился ревом и свистом. Ауум смотрел, как огненные шары и глыбы льда перелетают через стены и обрушиваются на улицы сразу же за воротами. В небе висели всего лишь трое магов. Заклинания врезались в хлипкие ворота и долбили стены с обеих сторон.

Из-под навеса, прикрывавшего их от наблюдателей, Ауум и Улисан видели, как вдребезги разлетелись ворота, а надвратная башня покачнулась и рухнула наружу, проделав проломы шириной с телегу в стенах по обеим сторонам. А огненные шары все продолжали падать, плавя тонкий металл, выбивая целые ряды заклепок и дробя камни на мелкие осколки.

И вдруг маги сместили прицел. Люди явно что-то заметили. Шквал огня обрушился на стены к западу от ворот. Остальные заклинания, перелетая через тот же участок стены, бомбардировали гетто гиалан. На месте разрушенных до основания домов поднимались клубы дыма, а осколки камней и щепки взлетали в воздух. Бастионы обрушились внутрь, сквозь них прорывались глыбы льда, а огненные шары поджигали доски и бревна, образовав брешь шириной в тридцать футов.

И в эту дыру Ауум увидел, как люди устремились в атаку одновременно с двух направлений.

— Улисан, за мной.

Они стремглав бросились вперед, прячась за остовами разрушенных зданий. Вокруг них падали заклинания, земля дрожала под ногами, а из узких переулков вырывались клубы пыли и дыма, отчего на зубах и во рту появился горький и резкий привкус магии.

— Следующий поворот направо, — скомандовал Ауум.

В здание перед ним врезалась ледяная глыба. Ауум оттолкнул Улисана влево, а сам щучкой прыгнул вправо, спасаясь от обломков бревен и досок, которые полетели во все стороны. Айсберг пробил дом насквозь, вылетел наружу и врезался в здание на другой стороне кольца. Оно не выдержало удара и обрушилось, засыпав улицу битым кирпичом и разбросав на двадцать футов вокруг замерзшую каменную крошку.

Ауум смахнул кровь, выступившую из пореза на щеке, и вытер руку о штаны.

— Улисан?

Архонт стал пробираться сквозь удушающее облако пыли. Он увидел, как зашевелилась груда мусора, и из-под нее вылез гигант ТайГетен. Ауум оттащил в сторону несколько бревен и помог другу подняться на ноги.

— Как ты, цел?

— Ты спас мне жизнь, — прохрипел Улисан.

— Думаю, у тебя будет масса возможностей ответить мне тем же. Ладно, идем на запад.

Ауум пробежал по соседней улице, направляясь к стенам, и свернул налево, подальше от главной дороги. Заклинания по-прежнему падали на город, но их становилось все меньше по мере того, как наступающие приближались к Катуре. Он уже видел лучников на бастионах, ведущих огонь по врагу. Пока он наблюдал за ними, двое погибли от вражеских стрел — одному стрела попала в глаз, другому пронзила грудь. Остальные отступили на вторую линию огневых позиций.

Ауум и Улисан вернулись в гетто гиалан. Дома здесь были в основном одноэтажными, улицы — прямыми, но узкими, а в самом центре располагалась чаша церемониального огня. Ауум услышал голоса соотечественников. Но сейчас большая часть зданий на участке, выходящем к стене на западной стороне, была разрушена, и в него рвались столбы дыма и длинные языки пламени. Завернув за угол, он увидел посреди улицы Акклана и Кепплера, стоявших на коленях по обе стороны от чьего-то неподвижного тела.

Ауум бросился к ним. Улисан не отставал от него. Заслышав шум их шагов, Акклан поднял голову. По щекам его, смывая грязь и копоть, текли слезы. Дисаарт был мертв. Три сотни лет он оставался заместителем Акклана. Настоящий герой среди ТайГетен.

— Ему не дали даже шанса сразиться с врагом, — сказал Акклан. — Кусок льда угодил ему в затылок. Это бесчестно.

— Так думают эльфы, но не люди. — Ауум обнял двух друзей и помог им подняться на ноги. — Мы все потеряли тех, кого любим. Враг пробил бреши в стенах позади вас. Теперь они атакуют нас на двух фронтах. Сражайтесь и за него тоже.

Они вчетвером двинулись прочь. Кепплер сильно хромал, припадая на левую ногу. Ауум заметил кровь у него на лодыжке.

— Ерунда, — поймав его взгляд, заявил Кепплер. — Я могу сражаться.

Уже через три поворота ему представилась возможность делом подкрепить свои слова. Гетто спускалось к пролому в стене. В него одно за другим ударяли заклинания, расширяя его так, чтобы в него могли протиснуться люди. На обломках бревен расположились лучники, готовые стрелять во все, что движется. Ауум придержал своих Тай, чтобы враг не заметил их. Здесь и через ворота солдаты противника выплеснулись на улицы Катуры.

— Отступайте к следующему перекрестку; я выманю их прямо на вас. Надо убрать магов.

Киллит с размаху ударил эльфийку. И еще раз. И еще. Рабыня давно уже не шевелилась и ни разу не вскрикнула. Она всего лишь раз взглянула на него, но при этом имела наглость выплюнуть кровь из разбитого рта прямо ему на сапог. Это была единственная реакция, которой он от нее добился.

— Ну что, полегчало? — съязвил Пиндок, сидя на бревне.

Его до смешного многочисленная охрана рассыпалась среди деревьев, оберегая своего подопечного на случай появления какого-нибудь необычайно агрессивного паука.

Киллит ненадолго задумался.

— Нет, — сказал он, наконец, и пнул бездыханное тело еще раз, просто чтобы увидеть, как оно содрогается. — По крайней мере, еще нет. Я всю ночь размышлял над этим, после того как отведал густого картофельного супа, и решил вот что. Сначала я прикончу все запасы вина Лореба, а потом забью до смерти каждого шарпа, который попадется мне на глаза, и тем самым внесу свой вклад в победу. А после буду думать, как убрать этого проклятого выскочку Джерала.

— Что ж, мне остается пожелать тебе удачи. Кажется, теперь его взял под свое крылышко Локеш, не так ли?

Издалека доносился топот бегущих ног, шум сражения, крики раненых и умирающих и гул взрывов заклятий. А совсем рядом раздавались шаги караульных, которым осточертело все на свете, и внезапный шум падения чего-то тяжелого — очевидно, кто-то из них споткнулся обо что-то, скрытое в палой листве, что нередко случалось в этом совершенно идиотском лесу.

— Яд не спрашивает разрешения даже у могучих лордов-магов. — Киллит опустил взгляд на свои сапоги. Они были доверху забрызганы грязью и кровью. Он сел, брезгливо стянул их и швырнул адъютанту. — Вычисти их. Когда мстишь, обувь должна быть чистой и сверкать, так я полагаю.

Адъютант наклонился, чтобы поднять сапоги, но потом пробормотал ругательство и выронил их снова.

— Ты что… — начал было Киллит.

Но адъютант смотрел не на него. Он глядел куда-то за спину командующему, и на ширинке у него расплывалось темное пятно. Киллит обернулся. Пиндок, скуля и причитая, уже пытался отползти в сторону, хотя и знал при этом наверняка, что у него ничего не получится. Где-то рядом раздался отчаянный крик — кто-то из солдат звал на помощь.

— Встань рядом со мной, Пиндок. По крайней мере, сделай вид, что ты — мужчина.

Киллит не боялся смерти. С другой стороны, ему еще никогда не приходилось так близко сталкиваться с нею. Теперь, когда она стала неизбежной, он даже ощутил облегчение при мысли о том, что ему не придется оправдываться перед своими хозяевами на Балайе. Он жалел только о том, что не успел надеть сапоги.

Киллит, стоя в дырявых носках и с мечом в руке, развернулся к ним лицом, потому что не хотел, чтобы его застали безоружным. Эльфы возникли словно из ниоткуда, но при этом сохраняли столь величественную осанку, что он даже ощутил чувство вины оттого, что стоит здесь, перед ними. Это был их лес и их земля.

Киллит смотрел, как они приближаются к нему и тем троим, что предпочли встать рядом с ним. Восемь размалеванных и покрытых татуировками эльфов, рядом с каждым из которых вышагивала пантера, полукругом остановились перед ним. Остальные, судя по крикам, окружали лагерь.

Киллит поднял меч, держа его обеими руками и прикрывая корпус. В следующий миг на него с места, без разгона, прыгнула пантера. Ее челюсти сомкнулись у него на плече, вырывая кусок мяса и опрокидывая генерала на усыпанную опавшими листьями землю. Воздух в мгновение ока улетучился у него из легких, а меч вылетел из рук. Нащупав его, он положил ладонь на рукоятку, ощущая некоторое успокоение.

Лежа на спине, Киллит видел, как бросились вперед Обращенные. Заверещал Пиндок, моля о пощаде. Его стонущие причитания не смолкали, и он вопил до тех пор, пока в его теле теплилась жизнь.

Киллит попытался было подняться, но на грудь ему навалилась чья-то фигура. Эльф смотрел на него, как на музейный экспонат, с любопытством, но холодно и безо всякой жалости. Он ничего не сказал, лишь наклонился и заостренными ногтями расцарапал генералу обе щеки. Тот взвыл от боли, будучи не в силах сдержаться.

Эльф вздернул ему подбородок, откидывая голову. Его ногти вспороли Киллиту лоб. Он заорал, требуя прекратить издевательство и крича, что не хочет служить посланием и напоминанием для остальных, тех, кого оставили в живых, но кто выглядел настолько омерзительно, что люди неловко отводили взгляды.

И только тогда эльф остановился, чтобы покачать головой.

— Значит, тебе повезло, — произнес он по-эльфийски, медленно и тщательно выговаривая слова, чтобы Киллит мог понять его. — Ты уже не будешь дышать, когда тебя найдут.

Глава 36

Подозреваю, что эльфы обладают естественным сродством к потоку маны, которая и обеспечивает им невероятную продолжительность жизни. Она же восполняет запасы жизненной силы и дает им энергию без необходимости непосредственного магического вмешательства. В своих будущих экспериментах я намерен исследовать движение маны в эльфийском организме. К счастью, я не испытываю недостатка в объектах для опытов.

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Ауум выбежал из укрытия, оказавшись на виду у сотен врагов. Брошенный им метательный полумесяц бессильно отскочил от магического щита, и он взялся за клинки. Уклонившись от стрелы, архонт увидел, как одни солдаты поворачиваются к нему, а другие направляются вглубь гетто. Он бросился вперед, подпрыгнул и прямой ногой ударил солдата, который обогнал своих товарищей. Приземлившись, Ауум присел на корточки.

К нему устремились сразу три меча. Один двигался слева направо. Ауум перепрыгнул через него и нанес удар с левой руки, так что его клинок рассек плечо нападавшему. Второй прямым выпадом нацелился ему в грудь. Прогнувшись назад, архонт вонзил клинок своему противнику в низ живота. От третьего он просто отпрыгнул в сторону, нанося удар снизу вверх в пах и рассекая жизненно важную артерию на внутренней поверхности бедра.

Подпрыгнув прямо с места, Ауум перекувыркнулся в воздухе и побежал. Коротко прозвучал приказ, и целый отряд врагов устремился за ним в погоню, выкрикивая обещания отомстить и оскорбления в адрес его матери. Он был слишком быстр, чтобы они смогли догнать его, и, завернув за угол, он увидел своих Тай, застывших в ожидании с метательными полумесяцами в руках.

Ауум подпрыгнул снова, на этот раз перелетев через своих Тай, и перевернулся в воздухе так, чтобы, приземлившись, оказаться лицом к врагам. А те толпой вывалили из-за угла. Улисан, словно дикий пес, пролаял короткую команду, и шесть метательных полумесяцев с протяжным воем пересекли разделяющее их пространство, и первый ряд солдат упал прямо под ноги своим товарищам.

Улисан повел своих побратимов в атаку, врезавшись в самую гущу противников. Из переулка слева выскочили Тай Илласта, Билаан и Ашосс, атаковав людей с фланга. Илласт с разбегу вонзил кинжал в лицо первого врага и опрокинул его на тех, кто бежал следом. Клинком в другой руке он парировал удар, нацеленный ему в шею, а Билаан пинком ноги отшвырнул солдата обратно.

Врагов насчитывалось около двух сотен человек. Солдаты кольцом окружили магов, оказавшихся в середине, защищая их от нападения. Улица была узкой, но заклинания расширили пространство для боя. Одни маги воздвигли щиты, а другие метали лед и пламень перед собой и в правую сторону. Над местом схватки стоял оглушительный шум, эхом отражавшийся от стен уцелевших домов. Грохот заклинаний, рушащих здания, смешивался с ревом голосов, лязгом стали и тупыми ударами клинков, разрывающими кожу и плоть.

Ашосс, оказавшийся в шаге от своего противника, ударил его ногой в лицо. Тот рухнул на землю, словно подрубленное дерево, не издав ни звука. Ашосс пробежал по его телу и высоко подпрыгнул, вращая клинками и раскинув руки в стороны. Приземлился он прямо посреди группы магов.

— Вперед! — заорал Ауум.

К нему присоединились Улисан, Кепплер и Акклан. Они вчетвером врубились в ряды врагов. Первым же ударом Улисан опрокинул своего противника на землю. Кепплер споткнулся на раненую ногу, и Акклан парировал выпад, которым кто-то из солдат вознамерился прикончить его. Ауум правым клинком отбил вверх нацеленный в него меч, а левый с размаху вонзил в грудь своего оппонента. Он слышал, как кричит Илласт, призывая Ашосса не увлекаться и отступать; но вместо этого к нему на выручку поспешил Билаан. Кровь фонтаном ударила в воздух, так что даже Ауум разглядел ее со своего места. Маги умирали.

Строй врагов распался: солдаты в центре повернулись, чтобы защитить магов, а те, кто оставался на флангах, продолжали двигаться вперед. Ауум отступил на шаг, а вслед за ним грозящую им опасность заметил и Улисан. Кивнув Аууму, он бросился в левую сторону. Ауум же устремился направо, оставив двух ТайГетен сражаться в центре.

Ауум увидел, как взлетел и опустился клинок Ашосса, но тут же закричал от боли и эльф. Заклинания больше не падали вокруг. Он метнул сюрикэн, но тот лишь бессильно отлетел в сторону. Ауум выругался; магические щиты были на месте. В голосе Илласта, раздающемся по другую сторону схватки, уже зазвучало отчаяние, а в центре Акклан уже не нападал, а лишь отбивался, стараясь спасти Кепплера. А раненый Тай отбросил всякую осторожность и с безумной яростью все дальше продвигался вглубь вражеских боевых порядков, разя их направо и налево.

Ауум атаковал с правого фланга. Ему навстречу шагнули сразу двое, прикрываясь мечами. Ауум приоткрылся и с размаху опустил правый клинок на голову стоящего слева солдата. Не прерывая движения, он совершил пируэт и вонзил левый меч в живот второму солдату.

По-прежнему не останавливаясь, он развернулся кругом и подпрыгнул, вытянувшись в струнку и перелетев через первый ряд сражающихся. Подобрав ноги, он взял клинки обратным хватом и обрушился сверху на головы врагов. Выбросив оба меча вперед и вниз, он почувствовал, как один впился в плоть, а второй провалился в пустоту.

Ашосс тем временем оказался в смертельной опасности. Вокруг него штабелем лежали тела солдат и магов, но враги окружили его со всех сторон. Лицо и грудь его покрывали многочисленные порезы, одна рука повисла плетью, а кровь из раны на плече пропитала рукав кожаной куртки. А Билаан находился еще слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь.

Ауум вновь перебросил клинки, взяв их прямым хватом, и ударил ими крест-накрест, разя солдата в спину, а мага — в лицо.

— Билаан! Выходи из боя! — крикнул Ауум. — Я вытащу Ашосса.

Билаан услышал его. Он резко крутнулся на месте, выставив перед собой клинки и парируя удары, нацеленные ему в голову и грудь. Ашосс ударил прямой ногой, отбивая в сторону вражеский меч, а его собственный клинок врезался в бок магу. Его атаковал очередной противник. Ашосс отпрыгнул, но лезвие вражеского меча рассекло ему кожу на животе. Из раны выступила кровь.

— Ашосс, назад! — скомандовал Ауум.

Он ударил локтем в лицо солдата, бросившегося на него справа. В рядах врага возникло замешательство, и Ауум удвоил усилия. Его клинки веером замелькали перед ним, и удары градом обрушились на врагов, прокладывая ему путь к побратиму. Ашосс принял на свой клинок очередной удар, но споткнулся о труп под ногами и упал.

Ауум плечом оттолкнул с дороги последнего солдата, сунул клинок под ребра магу и наклонился, чтобы поднять раненого воина ТайГетен. С обеих сторон и спереди на него обрушились удары. Левой рукой Ауум схватил Ашосса, пытаясь поставить его на ноги, а правой парировал нацеленный ему в бок выпад. Выбросив левую ногу, он опрокинул очередного противника и перенес вес тела на правую ногу. Невыносимый смрад крови и человеческих тел забивал ему ноздри.

— Уходим!

Ашосс, наконец, обрел опору под ногами, и оба они стали пробиваться наружу. Ауум видел, как отчаянно сражаются Билаан и Акклан, пытаясь проложить путь к отступлению. На них со всех сторон вновь обрушились удары. Архонт шагнул навстречу одному, заметив, как чужой меч высек искры, ударившись о мостовую. Он парировал и второй выпад, но третий достиг цели, ранив Ашосса в лицо и шею.

Ноги Ашосса подогнулись, но Ауум не позволил ему упасть. Обхватив собрата за пояс, он волоком протащил его сквозь шеренгу врагов, воспользовавшись их минутной заминкой.

— ТайГетен, отрываемся и уходим, — прокричал он.

Илласт и Билаан стремительно атаковали людей, после чего развернулись и подхватили Ашосса, забрав его у Ауума, и побежали вдоль улицы. За ними последовали Улисан, Акклан и Кепплер. Последний припадал на раненую ногу, и его тоже приходилось поддерживать. Засвистели стрелы. Вскоре за ними последуют заклинания.

Ауум бежал рядом с Улисаном. В двух кварталах впереди улицу перекрыли люди и быстро двинулись им навстречу.

— Следующий поворот налево, по моей команде.

Сзади и спереди в них полетели стрелы. Ауум понял, что лучники целятся в тех, кто тащил на себе раненых. Кепплер тоже это заметил и оттолкнул товарищей, помогавших ему. Улисан вновь схватил его за руку.

— Отойди в сторону, — крикнул Кепплер. — Не лезь под стрелы. Со мной все будет в порядке.

Не успел он сделать и шага, как очередная стрела вонзилась ему прямо в глаз, и он мертвым рухнул на землю. Акклан выругался и сделал попытку атаковать стрелков, но Улисан успел перехватить его и увлечь за собой в переулок. Сверху их заметил маг, находившийся слишком высоко, чтобы его можно было подстрелить. Но с правой стороны к нему все-таки устремились несколько отравленных стрел, заставив его подняться еще выше. Улисан выбил плечом дверь первого попавшегося дома и побежал в заднюю его часть, ища второй выход. Он вывалился на улицу, пересек ее и оказался в еще одном узком переулке.

Позади них дождем посыпались заклинания, обдавая эльфов волнами жара. Один огненный шар угодил в соседний дом, и тот обрушился, а вслед за ним, словно костяшки домино, рассыпались и остальные здания ленточной застройки.

— Улисан, пора возвращаться, — сказал Ауум.

Оглянувшись, архонт увидел, как Илласт и Билаан остановились, опустив Ашосса на землю. Илласт закрыл Ашоссу глаза и бережно поцеловал. Когда он выпрямился, в его собственных зрачках горела холодная ярость.

Улисан вывел их на улочку пошире. По перекрестку, находившемуся от них не далее чем в тридцати шагах, пробежали люди, направляясь к первому кольцу, и над головами у них пролетело несколько заклинаний. И вдруг среди врагов возникло замешательство. Зазвучали встревоженные голоса, и люди остановились, взяв оружие на изготовку и запрокинув головы.

Ауум увидел в воздухе летящего воина ТайГетен, вытянувшего в стороны руки с клинками. Это была Тринн. Она приземлилась в самой гуще врагов. В воздухе повис кровавый туман. Совсем как в случае с Ашоссом, вот только на этот раз Ауум не собирался позволить храброй эльфийке умереть. Архонт врезался в правый фланг противника, отчаянно прорубаясь к ней на помощь. Клинки Тринн слились в один сверкающий круг. Люди инстинктивно расступались вокруг нее, но лишь попадали под удары Илласта, Билаана, Акклана и Улисана.

Ауум ударил в лицо рукоятью меча оказавшегося перед ним солдата, разбив ему переносицу. Тот, шатаясь, попятился, машинально вскидывая меч над головой, чтобы защититься, но сделал это так неудачно, что раскроил им череп своего соседа. Ауум перерезал ему горло и отступил на шаг, оказавшись рядом с Илластом.

Тот парировал удар, нацеленный ему в бок. Но второй выпад проткнул ему левую руку выше локтя. Из раны потекла кровь. Но тут Билаан шагнул вперед, не давая солдату времени вновь поднять меч, и ударил его кулаком в лицо. Ауум оглянулся и полоснул клинком по груди мужчины, который только начал разворачиваться к нему. Второго он ударил прямой ногой в низ живота и, крутнувшись на месте, сопроводил его сокрушительным ударом в висок, опрокидывая солдата на землю. Услышав, как вскрикнула от боли Тринн, он заработал клинком, пробиваясь к ней. К ним на выручку поспешил Улисан.

Люди предостерегающе кричали, призывая отступить и перегруппироваться, и требовали подкреплений. Но в их рядах свирепствовали сразу восемь воинов ТайГетен, так что все было напрасно. Ауум уже почти добрался до Тринн, а с другой стороны к ней пробились ее Тай. Ауум оттащил солдата за волосы и вонзил ему меч в поясницу. Тот упал, и архонт перешагнул через него.

Какой-то шустрый солдат воровато ткнул Тринн в бедро. Девушка потеряла равновесие и начала падать. Солдат уже замахнулся мечом, готовясь добить ее. Заметив это, вперед с ревом метнулся Поррак, один из ее Тай, и парировал удар. Но при этом он раскрылся сам, и вражеский меч пропорол ему живот, отчего внутренности вывалились наружу.

Поррак закричал от боли и упал. Тринн выкрикнула его имя и в бешенстве перерубила шею его убийце.

— Вперед! — приказал Ауум. — Прорываемся.

Он ударил мечом по ноге одного солдата, оттолкнул плечом в сторону другого и подхватил Тринн одной рукой. Пригнув голову, он помчался прямо на шеренгу солдат, которые перегородили ему путь. Тем, правда, было уже не до него — их атаковал Атаан, заместитель Тринн, и Ауум вслепую ударил мечом, не видя, кого убивает. Он услышал, как Улисан испустил жуткий боевой клич, за которым последовал отчаянный крик умирающего человека.

Прорвавшись сквозь ряды противника, Ауум нырнул в первый же переулок, ведущий к главной дороге.

— Атаан, отрывайся и уходи!

Воин ТайГетен нанес последний удар и бросился прочь. Ауум отпустил Тринн и оглянулся. Все остальные благополучно вышли из боя. Но прямо впереди люди неудержимым потоком вливались в город, на который продолжали падать заклинания. Вскоре солдаты доберутся до жителей, и Ауум страшно было даже представить себе, какая бойня может начаться.

Катура испуганным эхом вторила грохоту рушащихся зданий и победному реву людей. Столбы дыма поднимались в небо, и смрад клубился на изуродованных улицах. В воздухе повис горьковатый запах горящей древесины. Земля под ногами Меррат вибрировала от взрывов и топота сотен человеческих ног — захватчики хлынули в город.

Она осторожно выглянула из-за угла и окинула взглядом улицу. Откуда-то слева вдруг выскочила Иссет и со всех ног бросилась по центру практически неповрежденного гетто туали. Вот она затормозила и нырнула в переулок, погруженный в глубокую тень.

— Сюда идут Тай Коринн. Но ее преследуют несколько сотен солдат, охраняющих отряд примерно из восьмидесяти магов. Их слишком много.

— Шансы есть всегда, — ответила Меррат. Она подала знак на противоположную сторону улицы, где в такой же засаде затаился Графирр. — Помните: мы бьем по магам и сразу же уходим. Приводим их в следующую ловушку. Не останавливайтесь, чтобы подобрать мертвых. Тай, помолимся.

Меррат опустила голову, но короткий свист Графирра прервал ее недолгую медитацию. Графирр показывал вверх. Там вдоль улицы летел маг-наблюдатель, старательно держась вне досягаемости выстрела из лука. Вот он повернул и направился обратно к воротам. Меррат прижалась к стене дома, стараясь стать как можно незаметнее.

Как только маг пролетел над ними, Меррат снова высунулась из-за угла, и вовремя: она увидела, как на улицу выбежала Коринн в сопровождении своих Тай — Аркииса и Перрара. За ними, отставая на несколько шагов, гнались люди. Их крики и улюлюканье, звучавшие до сего момента приглушенно, стали слышны отчетливо и эхом раскатились по улице. Они были похожи на шакалов, злобно завывающих в погоне за жертвой. Жажда крови туманила им разум, и они даже не подозревали о том, что бегут прямиком в ловушку.

— Держись, Коринн. Сохраняй хладнокровие, — прошептала Меррат.

И она словно услышала его. Вокруг ее Тай начали падать стрелы, но ни одна не попала в цель. Зато несколько отскочили от магических щитов, породив гневные и возмущенные вопли. Она находилась слишком близко к солдатам, чтобы маги рискнули ударить заклинаниями, и подавляла в себе желание ускорить бег, чтобы обрести временное убежище в лабиринте переулков, в одном из которых затаилась и Меррат.

И вдруг какое-то движение в воздухе привлекло внимание Меррат. Маг-наблюдатель вернулся и теперь завис над центром улицы, выбирая цели. Еще через несколько мгновений от главных сил людей, сосредоточенных у городских ворот, по широкой дуге прилетели огненные шары, волоча за собой длинные дымные хвосты. Гроздья сине-коричневых сфер, шипящие и плюющиеся огнем, обрушились на дома по обеим сторонам улицы примерно в тридцати ярдах позади Коринн и ее отступающих Тай.

В воздух взметнулось пламя и куски горящего дерева. Мостовую засыпало пылающими обломками. Меррат услышала, как с грохотом рухнул дом, и мимо них прокатилась волна жара и грохота, вновь наполнив воздух отвратительным запахом магии. Меррат увидела, как маг-наблюдатель скрестил руки на груди.

— Мимо, — сказал Нианн.

— Нет, они не промахнулись, — возразила Меррат и знаком подала сигнал Графирру, чтобы тот был наготове. — У Коринн неприятности.

В воздухе похолодало настолько стремительно, что очередной вдох застыл у Меррат на губах. С обеих сторон улицы ударили волны леденящего холода, разметав горящие здания и валя на землю все, что еще не успело упасть, и гася огонь. В небо рванулись клубы дыма и пара. Меррат выругалась и испустила тревожный рев черной обезьяны-ревуна.

— Тай, вперед!

Она вывела своих Тай на улицу. На другой стороне Графирр последовал ее примеру, а маг над головой отчаянно замахал руками, подавая сигналы. Заслышав приказ отступать, Коринн лишь обернулась, но не ускорила движения.

— Коринн! — во всю силу легких закричала Меррат. — Беги к нам! Скорее!

Словно в замедленном сне, Меррат увидела, как Коринн оглянулась на разрушенные здания у себя за спиной с таким видом, словно впервые увидела их после того, как побежала со своими Тай. Но в этот момент по холодным, обугленным обломкам на улицу впереди выбежали первые люди, и вскоре она целиком была запружена людьми.

— Вперед, атакуем! — закричала Меррат. — Надо проложить Коринн путь к отступлению.

Люди, бежавшие сзади, встретили появление подкрепления воодушевленным ревом. Меррат стремительно повела своих Тай в атаку. С высоких зданий во внешнем кольце засвистели стрелы эльфийских лучников. Несколько человек были убиты, но почти мгновенно маги воздвигли щиты, от которых стрелы лишь бессильно отскакивали, а на позиции лучников начали падать заклинания.

На бегу Меррат выхватила свои парные клинки и врезалась в толпу людей. Нианн и Иссет не отставали от нее ни на шаг. Справа от них в строй солдат врубился Графирр со своими воинами. Несколько десятков людей развернулись к ним, предоставив остальным разбираться с Тай Коринн. Меррат заметила, как Коринн, пригнувшись, заработала обоими клинками, уже густо окрашенными кровью, намереваясь унести с собой как можно больше врагов.

Меррат парировала удар вражеского меча и вторым клинком перерубила солдату шею. В воздух фонтаном ударила кровь, заливая соседей, и ее противник беспомощно повалился на бок. Меррат шагнула вперед, прикрывая клинками голову и грудь. Она услышала, как хрипло выдохнула Иссет, и вслед за этим раздался истошный вопль кого-то из хумансов. Уголком глаза Меррат отметила, как сверкнули сбоку клинки Иссет: один, высекая искры, с лязгом столкнулся с вражеским мечом, а второй по самую рукоятку погрузился в шею противнику.

В следующий миг Меррат пригнулась, пропуская над головой широкий замах, и вонзила оба своих клинка в живот врагу. Выпрямившись, она небрежно оттолкнула труп в сторону и шагнула вперед. Ее Тай неотступно следовали за ней.

— Идем дальше, — сказала она. — Мы должны прорваться.

Но люди на флангах сообразили, в чем заключалась цель их отчаянной атаки по центру, и начали огибать место схватки, чтобы замкнуть кольцо окружения. А сверху маг-наблюдатель обрушивал на них все новые заклинания огня и льда. Меррат, Коринн и их Тай оказались в плотном кольце врагов.

— Меррат! — Это подал голос Графирр. — Их слишком много. Надо прорываться обратно, иначе мы погибнем.

Меррат ударила рукоятью меча в лицо своего противника, а вторым клинком отбила выпад, нацеленный в Нианна. Тот отреагировал очень быстро: выпустил кишки человеку, а потом качнулся вперед и в сторону, уходя от выпада, направленного ему прямо в сердце. Иссет же, в свою очередь, жестоким пинком раздробила коленную чашечку своему врагу и коротко шагнула к нему, встретив его ударом локтя в лицо, а вторым ударом пронзила ему сердце клинком.

— Нет! Мы не можем оставить их умирать, — крикнула в ответ Меррат.

Но в глубине души она уже поняла, что он прав: ряды людей становились все плотнее. Короткий взгляд назад подсказал ей, что еще немного, и им окончательно отрежут путь к отступлению, а донесшийся спереди отчаянный эльфийский вскрик, за которым последовал торжествующий рев, подсказал ей, что кто-то из Тай Коринн только что принял смерть. Меррат отступила на шаг; ей нужно было несколько мгновений, чтобы принять решение.

И вдруг она оказалась совсем рядом — Коринн. Она высоко подпрыгнула над головами людей, прижав колени к груди и совершая вращательные движения клинками, с которых капала кровь. Одежда ее насквозь промокла от крови, текущей из многочисленных ран по всему телу. Меррат взглянула подруге в лицо. На лбу красовался длинный порез, а щеки и подбородок были залиты кровью. Рот открылся в яростном крике, а в глазах полыхала жаркая ненависть к врагам.

Глаза всех обратились на нее, когда с губ Коринн сорвался яростный крик. Один из ее клинков впился в шею какому-то солдату, наполовину перерубив ее. Из раны струей ударила кровь, и Коринн восторженно закричала. Но когда она начала опускаться, навстречу ей взметнулся неприятельский клинок, погрузившись ей в живот. Она нашла глазами своего убийцу и вонзила свой второй меч ему в грудь по самую рукоять. В следующий миг оба исчезли из виду, погребенные толпой врагов.

— Нет! — закричала Меррат и сделала попытку броситься вперед.

Иссет схватила ее за руку и оттащила назад.

— Надо уходить. Немедленно.

За миг до того, как вновь окунуться в горячку боя, в голове у Меррат прояснилось, и она повернулась и побежала, криком сзывая своих Тай. Рядом с нею оказался Графирр. Лицо друга было серым и злым, и горечь поражения доставляла ему буквально физическую боль. Люди за их спинами возмущенно заорали и бросились в погоню.

Меррат бежала мимо домов, разрушенных человеческой магией. Улицу впереди перепахали разрывы новых заклинаний. В воздух взвились языки пламени. Дома рушились по обеим сторонам от них, а за ними обнаруживались все новые толпы людей, заполонившие улицы города. ТайГетен побежали еще быстрее, хотя это и казалось невозможным. Меррат вела их к узкому проему между двумя еще целыми зданиями.

В воздухе засвистели стрелы, с глухим стуком вонзаясь в дерево и землю, но ни одна из них не попала в цель. Меррат с разбегу затормозила у прохода, заталкивая своих подопечных внутрь.

— Не останавливаемся. Надо добраться до главного места сбора.

Она в последний раз оглянулась на преследователей и стремительно присела, а в следующий миг в доски, там, где только что была ее голова, вонзились сразу три стрелы. Она устремилась вслед за своими воинами, чувствуя, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Но от людей они легко оторвались в лабиринте улочек и переулков, которые соединяли гетто туали с кварталом, в котором обитали иксийцы, а уже оттуда добрались и до самого сердца Катуры.

Оказавшись на месте сбора, они остановились, и Графирр обернулся, глядя Меррат в лицо.

— Разве можно победить такую мощь? — спросил он.

Меррат положила обе руки Графирру на плечи, стараясь отогнать тревогу, которая грозила захлестнуть и ее саму. Как легко они были разбиты. Против магической мощи людей они оказались бессильны.

— Мы будем драться до конца, потому что у нас нет иного выхода, — сказала Меррат. — Мы будем драться, пока в живых остается хоть один из нас.

Стоявшая рядом с нею Иссет вдруг покачнулась.

— Иссет?

— Все нормально, я просто… — По лицу ее промелькнула какая-то детская растерянность, и она упала на колени, а потом повалилась на бок. — Меррат?

Меррат присела рядом с подругой. Из уголка ее губ показалась тоненькая струйка крови. Меррат внимательно осмотрела ее. Под левой подмышкой у Иссет быстро расплывалось пятно крови.

— О нет, — выдохнула Меррат.

— Все в порядке, — задыхаясь, проговорила Иссет. — Я знала, что этим все кончится.

— Ты должна была выйти из боя и позвать на помощь.

— Я никогда не бросаю своих Тай в беде. — Иссет улыбнулась. — Я сразу поняла, что это — конец. Смысла звать на помощь не было.

Улыбка Иссет увяла, она нашарила руку Меррат и судорожно сжала ее. Меррат смотрела ей в глаза, пока последний вздох не слетел с ее губ. Меррат почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо.

— До тех пор, пока в живых остается хоть один из нас, — сказал Графирр.

— До последнего, — ответила Меррат. — Осталось уже недолго.

* * *

— Чтоб мне провалиться на этом месте, я снова чувствую себя так, словно мне опять двадцать пять лет, — вскричал Локеш.

Хунд не знал, что изумляет его сильнее — умение и опыт главного мага или его радость. Ничего подобного ему до сих пор наблюдать не приходилось. Лорд-маг был мокрым от пота, но он заразил своей уверенностью и вывел на поле боя свыше пятисот магов, где они делали именно то, чего хотел от них Джерал.

Они только что миновали ворота в окружении четырех рядов солдат, готовых защитить их от любого нападения. ТайГетен пришлось отступить, и, по крайней мере, трое из них погибли. Джерал возглавил наступление на центр города. Эльфийские лучники не могли пробить магическую защиту, а горожан вообще нигде не было видно — после того, как ополчение было разбито, гражданские куда-то попрятались. Над головами солдат то и дело пролетали заклинания, обрушиваясь на здания впереди, срывая крыши, разрушая стены и обращая в пепел все, что попадалось на пути. Совсем скоро здесь не останется ни одного потайного убежища. Это был лишь вопрос времени.

Хунд следил за тройкой магов, круживших над тремя передовыми отрядами Джерала, который вел наступление сразу по трем направлениям. Храбрецы, однако. Несмотря на все уговоры Локеша, Хунд так и не согласился надеть сегодня крылья; на эту роль вызвались всего лишь трое магов. До сих пор им удавалось очень эффективно находить ТайГетен и стрелков из луков, так что преимущества от их нахождения в воздухе оказались поистине неоценимыми.

Локеш выпустил заклинание. Синий шар, внутри которого зрелищно бесновались ослепительно-белые молнии, отправился в полет, стремительно и неотвратимо приближаясь к домам, что окружали центральную рыночную площадь Катуры. Хунд провожал его взглядом. Пробив ставни, он влетел внутрь и там взорвался.

Ударная волна оказалась настолько сильной, что крыша содрогнулась, не выдержав напора, и провалилась, а ставни и окна с грохотом вылетели наружу. Внутри стен затрещали деревянные перекрытия, и все здание наклонилось вправо. Верхний этаж обрушился вниз, здание не выдержало собственного веса и сложилось, как карточный домик. В воздух столбом поднялась пыль, а восторженные крики заглушили треск ломающегося дерева.

Шум оглушал, и Хунд сначала даже не расслышал тревожных криков. Он настолько увлекся созерцанием зрелища рушащегося дома, что толчок в спину застал его врасплох и он едва не сбил с ног стоявшего перед ним мага.

— Какого… — Хунд обернулся, чтобы отпихнуть солдата. — О, черт, черт, черт!

Зарычала пантера. Хунд видел, как она прыгнула, и огромные челюсти, с которых капала слюна, сомкнулись на голове беспомощного солдата. Позади зверей стояли высокие разрисованные эльфы. Ногти у них на руках были отточены до бритвенной остроты, а зубы специально заострены, чтобы рвать мясо с костей. Хунду показалось, что они со своими пантерами были повсюду. В воздух взлетели мечи; фонтанами ударила кровь; закричали люди. Шеренга солдат, защищавшая магов, качнулась вперед, оттесняя эльфов, чтобы дать колдунам хоть немного свободного места.

— Сосредоточиться! — заорал Локеш.

Хунд еще никогда не слышал такого испуга в его голосе. Забыв об Обращенных, он обернулся. Локеш смотрел на мага, стоявшего рядом с ним. Хунд не знал, как его зовут, но тот был мокрым от пота и шатался, словно пьяный. Его буквально парализовал страх. А ведь он явно собирался ударить заклинанием в тот момент, когда началась атака. Солдаты напирали на них со всех сторон, а маги пытались оттолкнуть их, криками требуя дать им свободное место, чтобы можно было составить заклинания.

— Я не могу… — прошептал маг, плача, как ребенок.

— Нет, можешь, — твердо сказал Локеш. — Почувствуй форму и стабилизируй ее.

Хунд дотянулся до потока маны и увидел форму, которую принял шар в исполнении молодого мага. Он был дырявым и вместо того, чтобы вращаться вокруг своей оси, растягивался в овал, который колыхался и содрогался. Хунд с трудом проглотил комок в горле. Если маг потеряет контроль над своей конструкцией, она взорвется, расплескав губительный магический огонь во все стороны.

— Отпусти ее! — сказал Хунд. — Пусть летит!

Но тут сзади на него обрушился сильный удар. Он не устоял на ногах и с силой толкнул руками в спину мага, стоявшего перед ним. Хунд рухнул на землю, его придавило чем-то тяжелым, и он ощутил прикосновение чего-то горячего и влажного к своей шее.

Перекатившись на спину, он сел, пытаясь сбросить с себя тяжесть. Это оказался труп солдата с разорванным горлом. Хунд заорал и стал отползать в сторону.

— Сожми его! — надрывался Локеш. — Уменьши форму!

Все вокруг двигалось, как в замедленном сне. Сквозь мельтешение рук и ног Хунд нашел взглядом молодого мага. Люди вокруг двигались в разные стороны; одни хотели бежать прочь, другие старались развернуться навстречу Обращенным. Мимо него черной тенью скользнула пантера. В толчее он разглядел ноги эльфов, а потом увидел, как юный маг проиграл борьбу с собственным заклинанием.

Молодой человек открыл рот, чтобы закричать, когда плоть начала таять у него на лице. Он поднес руки к щекам, и тут глаза его взорвались, кровь хлынула изо рта, а голову охватило пламя. Волосы вспыхнули и сгорели в мгновение ока, кожа почернела и струпьями осыпалась с черепа, а губы распухли и лопнули.

Он потянулся к Локешу, но лорд-маг, все еще работающий с потоком маны, оттолкнул его.

— Беги! — крикнул он. — Беги!

Локеш попытался протиснуться сквозь толпу, но было уже поздно. Молодой маг взорвался, превратившись в столб пламени. Огонь побежал по потоку маны, захлестывая остальных магов, творящих заклинания. Хунда отбросило назад, когда невидимая рука ударила его в грудь, а Локеша вообще оторвало от земли и подбросило футов на десять в воздух, швырнув на головы солдат в шести рядах впереди. Лицо его обгорело до костей.

Два мага-наблюдателя, круживших над ними, подлетели ближе. Хунд увидел, как крылья у одного из них за спиной затрепетали и опали, а другой, в ужасе от увиденного, понесся прочь, крича во все горло.

— Он погиб! Локеш мертв!

— Раскол! Раскол!

По рядам солдат прокатилась паника, словно рябь на озере от порыва сильного ветра.

— Нет, нет, нет! — забормотал Хунд, но обнаружил, что у него нет сил даже на то, чтобы закричать. — Это не Раскол. Вернитесь. Вы должны повернуться и сражаться.

Он с трудом поднялся на ноги. Повсюду бушевало пламя. В густом дыму он даже не мог сосчитать мертвых. Хунд услышал, как кто-то криком призвал солдат сохранять спокойствие и порядок, чтобы оттеснить Обращенных, но те не могли пробиться сквозь ряд обезумевших магов.

Хунд снова споткнулся. Вокруг него были люди. Маги в панике разбегались по горящим переулкам. За ними по пятам гнались пантеры и эльфы, убивая их, как загнанную дичь на охоте. Хунд уже собрался потянуться к потоку маны, но в самый последний миг испугался того, что может обнаружить. Локеш погиб. Магические щиты рухнули.

Хунд не знал, что делать. Со всех сторон его окружали люди, но он чувствовал себя совершенно беззащитным. А Обращенные продолжали атаковать, и теперь уже чей-то крик донесся из передних рядов армии.

— Вот они! — истошно завопил кто-то. — Лучники на крышах домов. Дайте мне щиты. Хунд!

Кажется, Джерал был где-то совсем рядом, но Хунд уже не мог мыслить связно. Он услышал рев пантеры и отпрыгнул, оказавшись вдруг по соседству с Джералом. Капитан с размаху нанес удар, и маг услышал, как зверь яростно взвыл от боли.

— Колдуй, — выдохнул Джерал, отступая к центру армии, машинально почесывая шрамы на щеках. — Ты же можешь.

— Не могу, — пролепетал в ответ Хунд. — Локеш погиб. Я не…

Мимо левого виска прошелестел порыв холодного ветра, и Хунд увидел, как в землю воткнулась стрела. В следующий миг он ощутил резкий толчок в плечо. Маг застонал и пошатнулся.

— Я ранен, — сказал он. — Джерал, меня ранили.

Перед глазами у него все плыло. Он попытался вдохнуть, но воздух отказывался идти в легкие. Хунд схватился руками за горло, но пальцы потеряли чувствительность. Ноги у него подогнулись, и он упал на колени. По телу прокатилась волна жгучей боли, и каждая жилка застонала и заверещала в тисках огненных объятий. Хунд бессильно царапал ногтями горло. Ему нечем было дышать, легкие горели, он отчаянно пытался сделать вдох, но все было тщетно. Воздух улетучился, а рот не открывался.

— Все в порядке, Хунд, я держу тебя. С тобой все будет в порядке, — сказал Джерал.

Хунд упал лицом вперед, не в силах ни отвернуть голову, ни выставить руки перед собой. Глаза его были широко распахнуты, но он уже ничего не видел. Боль стала невыносимой, и он потерял голос. А потом звуки боя стихли вдали, и последнее, что он услышал, был Джерал, криком зовущий на помощь.

Глава 37

Гаран ищет смерти при каждом удобном случае. Означает ли это, что и дух человеческий тоже должен претерпеть эволюцию, чтобы сполна принять бессмертие?

«О бессмертии», Истормун, лорд Калайуса

Пелин видела, как все случилось, и поняла, что пришло их время. В самой гуще врагов вспыхнул гигантский факел, и заклинания прервались. Она видела, как запаниковали люди и как одного из них подбросило в воздух. Обращенные наверняка потеряли многих, но своего добились. Ей оставалось лишь надеяться, что и Ауум видел все, где бы он ни находился.

Она возвысила голос, подавая команду идти в бой, и повела за собой три сотни тех, кто собрался в Зале Аль-Аринаар, к центральному кольцу, туда, где захлебнулось наступление людей. На крыши уцелевших зданий с обеих сторон поднялись лучники и открыли огонь. Наконец-то их отравленные стрелы начали достигать цели; магические щиты рухнули.

Пелин выстроила своих гвардейцев в шеренгу, а за ними следовало кое-как обученное народное ополчение из катуранцев. В других концах города под командой Тулана и Эфрана были собраны такие же силы, готовые отразить нападение людей. Всем же остальным горожанам было приказано укрыться на берегах озера и возле водопадов, то есть отойти как можно дальше на юг, пока путь им не преградят отвесные скалы.

Люди превосходили их числом в соотношении пять к одному, но без магии Пелин сомневалась в их мужестве. Обежав вокруг горящего и разрушенного здания суда, она оказалась на площади, где горели эльфийские храмы и метались охваченные паникой люди.

Пелин взвыла от ярости и ускорила шаг. Враги увидели ее и, после недолгого замешательства, по команде своего офицера, выстроились в боевые порядки. Из задних рядов полетели стрелы, и трое гвардейцев Аль-Аринаар упали. Погибли и несколько катуранцев, которым так и не представился случай защитить свой родной город. Но атакующие не остановились.

Пелин во главе передней шеренги своих бойцов схлестнулась с людьми. Она приняла лезвие вражеского меча на эфес своего, отвела его в сторону и ударила солдата в лицо. Затем она полоснула его по груди и пинком под ребра опрокинула наземь, прямо под ноги его товарищей.

Ее атаковали сразу двое. Она пригнулась, уходя от широкого замаха, и выбросила навстречу левый кулак, чувствуя, что высадила противнику зубы и разбила губы. Выпрямляясь, она парировала выпад, нацеленный ей прямо в живот, и отступила на шаг, переводя дыхание. Ее вновь атаковал какой-то солдат, на сей раз целясь ей мечом прямо в голову. Она едва успела подставить под удар свой клинок и отвела его в сторону, а потом выбросила ногу вперед, угодив ему прямо в живот. Но он оказался очень быстр, и кончик его меча рассек ей щеку, когда она попыталась отбить его выпад.

Рядом с нею с залитым кровью лицом и раскроенным черепом рухнул один из гвардейцев Аль-Аринаар. В образовавшуюся брешь устремился ula из народного ополчения и сильнейшим ударом лопаты рассек лицо своему врагу от правого глаза до левой щеки, переломав ему все кости и сбив с ног. Человек врезался в того солдата, которого атаковала Пелин, и она воспользовалась случаем всадить ему в грудь свой клинок по самую рукоять, пробив кожаные доспехи.

Ополченца с лопатой тут же зарубили, но это не остановило остальных горожан. Еще один закрыл собой брешь, орудуя вилами, от острых зубьев которых испуганно шарахнулся кто-то из солдат. Пелин поспешила на помощь к своему бойцу. Стремительно присев, она резким ударом раздробила коленные чашечки своему оппоненту и, выпрямляясь, атаковала его прямым ударом в голову. Ее клинок скользнул по лезвию чужого меча и вошел солдату в шею.

Пелин начала задыхаться. Сердце учащенно билось в груди, и она чувствовала, как по спине ручьями течет пот. Руки у нее ныли, а ноги дрожали от напряжения. Она отчаянно нуждалась хотя бы в глотке воды. Ей позарез нужен был ее нектар. Но она знала, что не получит ни того, ни другого. Пообещав себе, что, как только сражение закончится, она вволю напьется и примет столько нектара, сколько сможет найти, она тряхнула головой, чтобы зрение ее прояснилось, и снова бросилась в бой.

Ауум видел, как упал на землю последний из магов-наблюдателей: призрачные крылья за его спиной сложились и исчезли. Теперь его лучники, вооруженные отравленными стрелами, стали хозяевами положения, сея смерть и внося панику в ряды людей в центральном кольце. Ауум повел своих Тай по боковой улочке, выходящей на рыночную площадь. Люди сломали ряды и бросились в разные стороны — маги искали спасения в лабиринте переулков. Обращенные преследовали их по пятам.

— Марак, передай Графу и Меррат, что они должны немедленно атаковать. Потом вместе с Аккланом иди на запад. Акклан, на тебе закатная сторона. Возьми с собой Ориаала и Илласта. Нужно, чтобы и там катуранцы нанесли удар по людям до того, как к ним вернется магия. Тай, мы выступаем.

Ауум побежал к рыночной площади вместе с Улисаном, Тринн и Атааном. Здесь людей атаковали в лоб и с тыла. Пелин искупила свою вину, а Обращенные… Наверное, слова Ауума, сказанные целую вечность назад в глубинах тропического леса, наконец-то дошли до сознания Серрина. Но теперь это уже не имело значения. Они пришли, и их появление изменило ход сражения.

Они выбежали на площадь, перепрыгивая через трупы магов и догоняя пантер, которые устремились обратно к своим хозяевам. Только здесь Ауум смог сполна оценить масштаб того хаоса, что посеяли Обращенные. Они продолжали наступление на северном краю рынка у частично разрушенного храма Инисса, заблокировав соседнюю улицу, чтобы люди не смогли ударить им в тыл. Лучники, засевшие на обугленных балках и стропилах домов, посылали стрелы через их головы в толпу врагов.

На южной стороне Пелин и ее гвардейцы пытались отбить организованную контратаку, а в центре маги, вооруженные одними лишь кинжалами, искали защиты у солдат. Боевые порядки людей распались, и они небольшими группами были разбросаны по всей площади, причем большинство отчаянно искали пути поскорее убраться отсюда.

— Идем вперед и помогаем Пелин отразить нападение, — приказал Ауум.

Лучники людей стреляли по задним рядам бойцов Пелин и по крышам домов на окраине кольца, пытаясь выбить оттуда охотников. А прямо впереди солдаты, охранявшие фланг, и маги, оказавшиеся в центре сражения, заметили ТайГетен и развернулись к ним лицом.

— Сюрикэны, — скомандовал архонт.

Лишенные защиты своих магических щитов, люди в полной мере ощутили на себе убийственную силу стальных полумесяцев. Ауум метнул два, и оба они нашли свои жертвы. Он услышал заунывный вой новых сюрикэнов, отправившихся в полет, и увидел, как один снес верхушку черепа зазевавшемуся солдату, а другой перебил магу руку, в которой тот держал кинжал.

Ауум выхватил свои парные клинки и побежал прямо на врагов, рассчитывая добраться до Пелин. Люди изготовились к бою, но у него не было для них времени. За два шага до строя он подпрыгнул, совершил переворот через голову и приземлился за их спинами, в самой гуще магов и лучников.

Колдун, оказавшийся у него на пути, испуганно заверещал; Ауум разрубил ему плечо и оттолкнул в сторону. В следующий миг к нему развернулся лучник и выстрелил почти в упор; Ауум увидел, как летит в него стрела, и прянул вправо, а потом взмахнул клинком и раскроил стрелку череп. Резко развернувшись влево, он принял на эфес удар кинжала очередного мага. Выворачивая запястье, он отвел оружие вниз, к земле, а второй клинок вонзил магу в лицо. Высвободив правый клинок, он ударил им в бок очередного противника, подпрыгнул, пропуская под собой неуклюжий выпад, и выбросил вперед обе ноги, одной разбив солдату нос, а другой сломав ему челюсть.

Не останавливаясь, Ауум устремился дальше, слыша, как его Тай смяли сопротивление на фланге. Оглянувшись на бегу, он заметил, что Обращенные медленно отступают, подзывая к себе пантер — звери начали уставать. Но свое дело они сделали. Люди впереди начали выстраиваться в шеренгу, чтобы перейти в контратаку. Ауум подал знак лучникам сосредоточить огонь на их передовой шеренге.

К нему бросились сразу трое солдат, заметив, что он остался один, и сочтя его легкой добычей. Глядя на них, Ауум с легкостью разгадал их намерения. Они атакуют его одновременно, но пользы им это не принесет.

Первый подпрыгнул, собираясь нанести сверху сокрушительный удар двуручным мечом. Ауум же просто-напросто шагнул в сторону, пропуская его мимо, и ударом в поясницу проткнул его насквозь. Второй решил перерубить ему ноги, но архонт уже перепрыгивал через его меч. Приземлившись, он застал врага врасплох — тот еще не успел восстановить равновесие после неудачного замаха, и Ауум просто дал ему подножку, опрокидывая его на землю. Третьего же он ударил кулаком в лицо еще до того, как тот сумел сделать запоздалый выпад. Второго солдата он прикончил, с размаху наступив ему на шею у основания черепа, ощутив, как хрустнул под сапогом позвоночник.

Архонт приостановился на мгновение. К нему бежали новые враги. Целились в него и стрелки людей, но в общей сумятице он пригнулся и стремглав бросился в мертвую зону, где они не могли достать его. В то время как его собственные лучники отравленными стрелами разили врагов направо и налево, он с тыла врезался в шеренгу людей. Мгновением позже рядом с ним вырос Улисан.

Пелин шестым чувством уловила замешательство в рядах врага и поняла, что к ней на помощь подоспели ТайГетен. Она тяжело дышала, руки налились свинцовой тяжестью, а меч стал казаться неподъемным. Большая часть гвардейцев Аль-Аринаар, сражавшихся рядом с нею, были уже мертвы, а катуранцы дрогнули под натиском обученных профессиональных солдат.

— Еще раз! — крикнула она, отражая удар, нацеленный ей в голову, и вонзая свой меч в живот противнику. — Еще чуть-чуть, и мы сомнем их.

Слева от нее отчаянно вскрикнула молодая биитанка. Мясницкий нож вырвался у нее из руки, которая повисла плетью, почти полностью перерубленная у плеча. Солдат рывком потянул меч на себя, намереваясь довершить начатое, но девушка не стала дожидаться, пока он прикончит ее, и прыгнула к нему, здоровой рукой выцарапывая ему глаза, а зубами впившись в нижнюю челюсть.

— Вот так! — закричала Пелин. — Бейте их всем, что подвернется под руку. За Катуру!

Катуранцы подхватили ее клич и вновь пошли в атаку. Враг попятился, перестраиваясь, но не собираясь сдаваться. Опытные мечники с легкостью орудовали клинками, пробивая бреши в рядах плохо обученных и еще хуже вооруженных горожан. Долго они не продержатся. Пелин судорожно втянула в себя воздух и вновь бросилась в бой.

Ее противником оказался человек, в повадках и выражении лица которого угадывался командир. Пелин отпрыгнула, чудом избежав его выпада, нацеленного ей прямо в живот, а потом рванулась вперед, целясь ему в голову. Он ответил ей встречным ударом, приняв ее клинок на свой меч, так что рука у нее занемела до плеча.

Ополченцы рядом с нею один за другим расставались с жизнью; их жалкое оружие не выдерживало столкновения с отточенной сталью. У одного из раны на животе наружу вывалились внутренности. Другому пронзили сердце, потому что он не успел и не сумел защититься. На их место встали другие. Надежда еще оставалась, но Пелин чувствовала, что еще немного, и она угаснет.

Противник Пелин пошел в атаку. Имитируя удар справа, он атаковал ее слева. Она парировала выпад, но его меч краем зацепил ей бок. От неожиданной и острой боли она сдавленно охнула. В ответ она атаковала замахом слева направо, и мужчина отпрыгнул, но кончик ее меча вспорол ему кожаные доспехи на шее.

За спиной Пелин раздались крики, и катуранцы сплотились вокруг нее, заставляя врага отступить. Ее противник совершал круговые движения мечом, выискивая слабые места в ее обороне. Пытаясь уследить за его клинком, она почувствовала вдруг, как к горлу подступила тошнота. Она совершенно выбилась из сил, а во рту пересохло. Пелин отступила на шаг, прикрываясь мечом, чтобы дать себе передышку.

Враг снова атаковал ее. Он оглушил ее, ударив лбом в переносицу, прежде чем она успела поднять свой меч. Пелин отлетела назад и покачнулась. По бокам от нее в контратаку перешли и другие солдаты, вынуждая ее ополченцев отступить. Мужчина вновь шагнул вперед, и Пелин нанесла удар. Он блокировал ее выпад, а в следующий миг грудь Пелин пронзила леденящая боль.

Солдат вытянул руку и оттолкнул ее от себя. Его меч выскользнул из ее тела, ломая ребра. Рот ее наполнился кровью. Пелин выронила клинок и упала. Боль сменилась ревом в ушах, который становился все громче с каждым ударом слабеющего сердца. Оглядевшись по сторонам, она увидела лишь разверстые в безмолвном крике рты и широко раскрытые глаза мертвых катуранцев.

Голова ее ударилась о землю. В воздухе показались какие-то фигуры, они кувыркались и падали прямо на нее. Кто-то окликнул ее по имени, но сил ответить у нее уже не было.

— Пелин! — Ауум приземлился над нею, широко расставив ноги, а Улисан вновь оказался в паре шагов справа. — Сражайтесь! Сражайтесь за Пелин! Деритесь за свою жизнь!

Катуранцы остановились, в результате чего кое-кто простился с жизнью. Появление Ауума вновь придало им сил, вдохнуло в них мужество и заставило наброситься на врага в последний раз.

Контратаку возглавил Улисан. Он врезался в шеренгу солдат, прорубив в ней брешь, в которую и устремились горожане. Джерал стоял перед Ауумом, опустив меч, с кончика которого капала кровь Пелин. Он махнул рукой в сторону Ауума.

— Убейте его, — приказал он.

Четверо солдат бросились вперед. Ауум держал один клинок перед лицом, а кончиком второго касался земли. Он подался вперед, а под ногами у него лежала еще живая, но умирающая Пелин. Он не стал ждать, пока они нанесут удар. Отняв клинок от лица, он ударил им по лицу крайнего слева врага, а опущенным мечом разрубил бедро крайнему справа. Мгновенно восстановив равновесие, он подобрался и прыгнул, обеими ногами ударив в грудь третьего солдата. Приземлившись на грудь несчастному, он располосовал его тело обоими клинками, левым парируя удар последнего мечника, а правым, вдогонку, выпуская ему кишки.

Ауум направился к Джералу, сойдя с тела опрокинутого солдата и попутно раздавив ему горло. Командир людей остался один. Шеренга солдат за его спиной пятилась и отступала. На флангах на нее наседали ополченцы, а в центре свирепствовал неукротимый Улисан.

Джерал махнул мечом слева направо. Ауум пригнулся и левым клинком отвел его меч в сторону и вниз. Шагнув вперед, он без замаха вонзил правое лезвие в грудь Джералу по самую рукоятку. На мгновение взгляды их встретились, а потом глаза капитана затуманились — жизнь уходила из них. Следующим движением Ауум высвободил свой меч, а левым изо всех сил, с такой яростью, какой еще никогда не испытывал ранее, рубанул Джерала по незащищенной шее.

Тело Джерала еще секунду содрогалось в агонии, а потом безжизненно повалилось набок, и голова его скатилась с плеч и легла у ног Ауума. Эльф поднял глаза на людей, застывших за спиной своего теперь уже мертвого командира, с трудом подбирая слова на уродливом языке людей.

— Бегите, — сказал он.

И они побежали. Ауум взял голову Джерала за волосы и поднял ее высоко над собой.

— Их командир мертв! — проревел он. — Их магия исчезла, и чудовище обезглавлено. Сражайся, Катура! Добейте их.

Горожане, столпившиеся позади Ауума, оглушительным ревом подхватили его клич и устремились в атаку, а он стоял и смотрел им вслед, после чего швырнул голову в сторону бегущего врага.

— Вот, забирайте. Он мне больше не нужен.

Он увидел, как голова ударилась о землю, подпрыгнула пару раз и остановилась. Широко раскрытые глаза смотрели в никуда, а рот безобразно распахнулся. Ауум же повернулся к Пелин и упал рядом с нею на колени. Она уже почти пересекла черту между жизнью и смертью, но все же нашла в себе силы улыбнуться, завидев его.

— Ты победила, — сказал Ауум. — Ты всем показала себя настоящую. Шорт раскроет перед тобой свои объятия, и предки с почестями примут тебя.

Пелин попыталась заговорить, но захлебнулась кровью.

— Ш-ш, помолчи, — продолжал Ауум. — Ты заслужила прощение, Пелин. Все осталось в прошлом. А враги разбиты. Мы победили. Ты спасла Катуру и всех эльфов.

Пелин стиснула его руки и с трудом оторвала голову от земли. Изо рта у нее хлынула кровь, и она хрипло закашлялась, забрызгав его лицо красным.

— Всегда… верила… в тебя, — выговорила она и откинулась на землю. Грудь ее вздымалась, а на губах пузырилась розовая пена.

Ауум кивнул. Наклонившись, он поцеловал ее в лоб и глаза.

— Героиня Хаусолиса. Героиня Исанденета. Героиня Катуры. Спи спокойно. Ты сделала свое дело. Теперь Инисс найдет для тебя другие задачи, уже по ту сторону смерти.

Пелин умерла. Ауум улыбнулся и поднялся на ноги.

— Носилки! — крикнул он. — Отнесите Пелин в храм Туала и позаботьтесь о том, чтобы ей было удобно.

Ауум перевел взгляд на своих людей. Ополченцы, возглавляемые Улисаном, теснили людей на рыночной площади. Тринн и Атаан прорубались навстречу Улисану сквозь поредевшую шеренгу солдат. Обращенные вновь вернулись в битву, теперь уже с правого фланга, и, завидев их, захватчики начали в панике разбегаться.

Клубы дыма, застилавшие улицу, что вела к восточной стене, рассеивались, и Ауум увидел, что и там враг разбит. Катуранцы преследовали бегущих по пятам, безжалостно убивая всех, кого им удавалось настичь. Ауум зашагал прочь с рыночной площади. Тут и там он натыкался на людей, которые еще дышали, и одного за другим отправлял их на вечные муки к Шорту.

Подойдя к отрубленной голове Джерала, он остановился и плюнул на нее.

— Этот лес — наш. И ни один человек никогда не поработит эльфов.

Глава 38

Истормун полагает, что дух мой должен развиваться и подняться на новую ступень, дабы я мог наслаждаться болью, которую испытываю ежесекундно. Вот что бывает, когда продаешь свою душу дьяволу, верно? Идиот.

«Воспоминания старого солдата», Гаран, военный комендант Исанденета (в отставке)

Не позволяй их стонам разжалобить себя, хорошо? Это же так естественно для некоторых — жаловаться и скулить, пусть даже ты спас их от верной смерти, а теперь предлагаешь им силу, о которой они не могли и мечтать.

Такаар ускорил шаг, направляясь к реке и лодкам, готовым отвезти тех, кто устал сильнее всего и нуждался в помощи, обратно в Лошаарен. Там он оставит своих учеников на попечении их учителей, а сам закончит одно дело в Исанденете с единственным человеком, который не зря жил на этой земле. Это был парадокс, самый нелепый и жестокий, учитывая стоящую перед ним последнюю задачу.

Сейчас с ним были почти две сотни адептов, в ком дремал дух Иль-Арин: гиалане, иксийцы, орраны и сефане. Изрядное количество и амбициозная задача для иниссула, который будет стараться обучить их под неусыпным присмотром его самого и Онеллы. Но даже просто доставить их в Лошаарен оказалось очень и очень нелегко.

Действительно. Они ведь совершенно беспомощны, не так ли? Ты заметил выражение, которое все чаще появляется на лицах у Сенсерии? Страшно подумать, что будет, если и они бросят тебя. Кто же тогда будет охотиться, собирать и защищать этих ничтожеств?

Такаар поскреб подбородок и пробормотал:

— Чем скорее я доберусь до реки, тем скорее начнется недолгое и спокойное путешествие. Давай не будем понапрасну терять времени и беспокоиться. Это ведь ничего не изменит, лишь создаст нам дополнительные трудности, а мы ведь и так сыты ими по горло, верно?

— Такаар! Такаар!

Дреч. Как всегда. Он стал самозваным спикером всех и каждого эльфа, что уныло брели по полному жизни и красок лесу и чье настроение Такаар безуспешно пытался поднять. Шаги молодого иниссула по редкому и невысокому подлеску зазвучали у него в ушах, словно колокола Страшного суда.

Повернись и улыбайся.

Такаар остановился и обернулся. Поверх плеча Дреча он бросил взгляд на эльфов, которые остановились. Опять.

— В чем дело?

А где же твоя улыбка?

Такаар пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное. Дреч вопросительно приподнял брови, но Такаар махнул ему рукой, разрешая заговорить.

— Многие из ваших учеников жалуются на усталость. Было бы очень желательно отдохнуть до утра.

Такаар запрокинул голову. Полдень. В их распоряжении оставалось еще целых четыре часа хорошей ходьбы.

— Что скажете? — не отставал Дреч.

М-да. Упрямый парнишка.

— Ничуть. Вот что я тебе скажу.

Такаар оттолкнул Дреча и зашагал обратно к оленьей тропе. Он машинально потирал левое предплечье, которое вдруг страшно зачесалось. Слепцы, все до единого, и полные идиоты. Неужели они и вправду думают…

— …что это какая-то забавная игра, и вы решили пересидеть ее в ожидании, пока не изотрутся подметки ваших сапог?

Погруженная в тоску и уныние группа застряла посреди деревьев, окружающих небольшое озерцо, в которое стекала вода со скалы в нескольких футах над головой. Они разительно отличались друг от друга. Те, кому много лет назад пришлось пешком добираться до ладони Инисса, чтобы на голом месте возвести город, оставались на ногах, но таких было немного. А вот те, кто родился и вырос в пределах городской черты Катуры, в относительной и весьма спорной безопасности, уже расселись на земле. Их было большинство, причем именно они обладали наибольшим потенциалом.

— Вы что же, думаете, что мы здесь играем в прятки?

Никто из них не удостоил его и взглядом. К ним продолжали подходить все новые бедолаги, а некоторые так и вообще сидели спиной к нему. Такаар яростно расчесывал руку под рубахой, где чесотка становилась все сильнее, а потом резко дернул подбородком в сторону Катуры.

— Я вырвал вас из лап смерти, а ведь все вы могли пасть от рук людей. Вон там прямо сейчас сражаются ТайГетен, давая вам время сбежать. А вы, значит, решили вот так отплатить им за самопожертвование? — Такаар прошелся между ними. — Пожалуй, я сделал ошибку, когда решил спасти вас. Пожалуй, вы слишком слабы, чтобы стать носителями Иль-Арин.

Такаар закатал рукав и взглянул на больное место, после чего зачесался еще сильнее, царапая ногтями кожу.

— У меня нет времени на то, чтобы с ленцой прогуливаться по лесу. Меня ждет работа. Я должен кое-что сделать и кое-где побывать. Вы не должны располагаться здесь на отдых. Просто не можете. Черт бы вас подрал.

Такаар вновь уставился на свою руку. Ему показалось, что под кожей что-то ползет. Он принялся расчесывать болячку совсем уж бешено, до крови, и зашипел сквозь стиснутые зубы.

— Видите? Видите? У человеческой злобы и впрямь длинные руки. Люди наслали на меня насекомых, чтобы те поселились у меня под кожей и украли у меня Иль-Арин. Но я не допущу этого. Со мной этого никогда не случится, иначе эльфам конец. Как и всем нам!

Просто замечательно. Ты действительно умеешь убеждать.

Такаар еще раз взглянул на свою окровавленную руку и пальцы. Теперь там ничего больше не ползало.

Если там вообще было хоть что-нибудь.

Такаар подошел к озерцу с дождевой водой. К нему присоединились Дреч и спикер Сенсерии. Он заговорил громко, чтобы его услышали все.

— Ты знаешь, как выйти к реке, и тебе известен кратчайший путь в Лошаарен, — сказал он Гильдерону. — У вас есть лодки. Поспешите. Хорошенько охраняйте наших эльфов. Они слабы, но их надо сделать сильными. Не слушай никаких жалоб или надуманных предлогов. Любого, кто не сможет выдержать заданный темп, следует оставить там, где он упал.

Такаар взглянул в глаза Дречу.

— Я больше не могу терять времени, а ты не станешь помогать слабакам. Я ухожу в Исанденет, потому что там меня ждет человек, куда более достойный, чем все те, кто сейчас сидит и скулит у моих ног. Найди Онеллу и начни изучение Иль-Арин. А я вернусь, как только смогу.

На лицо Дреча набежала туча.

— Я не оставлю никого из этих эльфов умирать в лесу.

— Тогда оставайся с ними. Выбор за тобой. Гильдерон, ты все понял. Ты — старший.

Гильдерон наклонил голову.

— Да, мой архонт Такаар. Я отправлю с вами троих.

— Они понадобятся тебе самому. — Такаар вновь принялся чесаться. — Я должен идти. Меня уже ищут.

Не удостоив и взгляда эльфов, которых он уговорил отправиться в глубины леса ради весьма туманного будущего, Такаар повернулся и скрылся за деревьями. До Исанденета ему оставалось десять дней пути. Он посмотрел на свою руку. Масло чайного дерева поможет ему залечить рану, а магия Иль-Арин станет надежной повязкой.

— Я иду, мой друг. Ты не умрешь в одиночестве.

* * *

Катура ежилась под проливным дождем. Горные речушки вышли из берегов, и водопады отозвались победным ревом. Ливень смыл кровь с брусчатки, унося ее в сточные канавы, тянувшиеся вдоль большинства улиц. Она пенилась, постепенно теряя свой насыщенный цвет, пока окончательно не впиталась в изуродованную землю поля боя.

Те, для кого нашлось место, взобрались на развалины бастионов, чтобы понаблюдать за тем, как убегают в лес остатки разбитой армии людей. Пожалуй, сотен шесть все-таки сумели избежать яростной мести эльфов, то есть примерно десятая часть воинства, пришедшего сюда с намерением устроить кровавую бойню.

После одержанной победы в городе царило радостное возбуждение. Катуранцы принялись очищать улицы от трупов. Тысячи тел стали свидетельством ожесточения и ярости, с которыми велось сражение. Работа не прекращалась даже ночью. Погибших эльфов приносили в полуразрушенные храмы, чтобы подготовить к Возвращению. Людей складывали штабелями в погребальные костры на обожженной земле за стенами города и сжигали. Ветер, дующий с вершин утесов, уносил жирный и горький дым на север, в сторону Исанденета.

На рассвете следующего дня работа еще продолжалась. Ауум вместе с уцелевшими ТайГетен шел к воротам, где собрались Обращенные перед тем, как уйти из города навсегда. Товарищи по оружию помогали идти Фалин и Хассеку, пострадавшим при обрушении лавины, посему, в силу необходимости, процессия двигалась медленно.

Везде, где бы они ни проходили, катуранцы бросали работу, чтобы поблагодарить их, помолиться вместе с ними и благословить. Ауум горько сожалел о том, что всего четырнадцать Тай дожили до этого момента. Ему предстоял долгий путь к возрождению элитной касты эльфийских воинов, но ступить на него они смогут только после того, как закончат свою работу. При освобождении остальных эльфийских городов могли погибнуть и другие.

На рыночной площади скамьи и сады были уничтожены безвозвратно, зато на ней уже красовался новый, только что вырубленный из дерева и установленный флагшток. Он пока еще оставался голым, но зато это был верный признак того, что город возрождается к жизни. Ауум заметил Нериллу, разговаривавшую с Туланом из гвардии Аль-Аринаар. Левая сторона его лица была изуродована зигзагообразным шрамом, да и во всем его облике читалась скорбь по погибшим Пелин и Эфрану.

— Я так понимаю, вы уже уходите? — спросила Нерилла.

— Я дал слово Коэлю из Исанденета и намерен сдержать его. Теперь, когда люди разбиты, мы должны очистить от них лес и города. А как твой сын?

Нерилла улыбнулась.

— Жив и здоров. Это настоящее чудо. Мне очень жаль, что вы потеряли столь многих.

ТайГетен молчаливыми кивками приняли ее соболезнования.

— Будете отстраиваться? — поинтересовался Улисан.

Нерилла шумно выдохнула.

— Нам предстоит очень много работы, но думаю, что да, будем. Пожалуй, в скором времени, когда мы узнаем о том, что наши города вновь освобождены, кое-кто вернется туда. Но я останусь. Это — мой дом. Своими руками я помогала строить Катуру, и теперь хочу, чтобы меня и похоронили здесь.

— Хорошо, — сказал Ауум. — Тулан, сколько у тебя осталось гвардейцев?

— Тридцать пять, хотя почти все из нас ранены.

— Что ж, тебе есть с чего начинать. — Ауум помолчал, собираясь с мыслями. — Мы все совершали ошибки, которые дорого обошлись нам. ТайГетен больше никогда не бросят этот город на произвол судьбы, во всяком случае, до тех пор, пока здесь остается хоть один эльф. А на твои плечи ложится задача возродить гвардию Аль-Аринаар. Набирай себе добровольцев по всему Калайусу и изо всех кланов. Мы больше никогда не должны оказаться настолько слабыми, как никогда не должны забывать и о том, что мы — одна раса перед лицом общего врага.

— Я назначаю тебя архонтом гвардии Аль-Аринаар.

Глаза Тулана восторженно расширились.

— Я… принимаю… эту честь. Я не подведу тебя.

— Ты должен не подвести память Пелин, а не меня. — Ауум повернулся к Нерилле. — Не колеблясь, зови нас, если мы тебе понадобимся. Мы гордимся тем, что сражались плечом к плечу с твоим народом.

Они с Нериллой обнялись.

— Спасибо тебе, Ауум, за все, что ты для нас сделал. Да благословит тебя Инисс на выполнение того, что ждет тебя впереди. Пусть он утешит тебя в твоей скорби.

У Ауума перехватило дыхание.

— Я буду молиться, чтобы этот день когда-нибудь наступил.

Он привел ТайГетен к воротам. Дождь и не думал стихать, но Обращенные, как и все остальные жители, собрались на открытом месте, наслаждаясь его очистительными струями. Их осталось всего десять пар, и все они были покрыты шрамами, полученными в бою. И пантеры, и эльфы встали, когда к ним приблизились ТайГетен. Серрин, правая рука которого была покрыта заживляющим бальзамом, шагнул вперед. Ауум последовал его примеру, и они вновь встретились на нейтральной территории, представители двух своих народов.

— Вы спасли нас, — сказал Ауум. — Вы переломили ход битвы. Пока живы эльфы, они будут чувствовать себя перед вами в неоплатном долгу.

На лице Серрина отразилось смущение и растерянность.

— Просто мы вспомнили, кто мы такие, только и всего. Это вы спасли расу эльфов.

Серрин положил руку на плечо Ауума, и архонт ответил ему тем же. Двое старых друзей крепко обнялись, оставив в прошлом столетие боли и непонимания.

— Я бы хотел, чтобы все вновь стало так, как раньше, — сказал Серрин. — Как в самом начале.

— О большем я не смел и мечтать, — отозвался Ауум.

Серрин улыбнулся.

— Тебе предстоит многое простить.

— Я уже все простил.

Пантеры вокруг заурчали в унисон, выражая им свое одобрение, и их Обращенные эльфы протянули руки в жесте нового приветствия. ТайГетен пересекли разделявшее их расстояние, и Улисан радостно обнялся с Сикаантом.

— Вы идете в Исанденет? — спросил Серрин.

Ауум кивнул.

— Если мы сумеем освободить тех, кто попал в рабство, то сомнем те оборонительные заграждения, которые еще остаются у людей. А если мы вернем себе Исанденет, другие города падут сами. Без магии у людей нет мужества.

Серрин втянул ноздрями воздух.

— Тех, кто разбежался по лесу, предоставь нам. Охота на них станет для нас редким удовольствием.

— Найди Такаара, — попросил Ауум. — Расскажи ему о том, что случилось здесь.

— Быстрого тебе бега, Ауум.

— Доброй тебе охоты, Серрин.

Ауум смотрел, как Обращенные пересекли участок обожженной земли с его погребальными кострами и исчезли за деревьями на опушке леса. Невыполненной оставалась еще одна задача.

— Фалин, Хассек. Вы останетесь здесь. Поправляйтесь, набирайтесь сил, а потом возвращайтесь в Аринденет. Там мы найдем вас сами. Тай, мы выступаем.

Панорамная комната была погружена в темноту, и Истормун пытался унять дрожь в руках. Он вновь и вновь сканировал поток маны, ища свидетельства присутствия своих подопечных по Общению, находящихся за сотни бесконечных миль от него, в лесу под Катурой, и не находил ничего.

Тишина кричала ему в лицо.

А в городе пели шарпы.

Почему они поют? Они не могли узнать то, чего не знал он. Зато они могли считать дни, и с каждым прошедшими сутками, не принесшими весть о победе людей, надежда крепла в их грязных эльфийских душонках.

Истормун подошел к окну и уставился на тропический лес.

Вскоре Круг магов вновь возникнет у него в голове, и на сей раз они не примут его заверений. Он не мог сообщить им ничего нового. У него не было вообще никаких новостей.

Истормун сделал долгий и судорожный вдох и внезапно понял, что ему страшно.

Глава 39

Человек, протягивающий руку дружбы, таит в ладони ядовитые зубы тайпана.

Эльфийская поговорка

— Привет, дружище.

Такаар беззвучно скользнул в комнату, в которой только что побрызгали благовониями. Наступила полночь, но Гаран по-прежнему сидел в своем кресле, и темнота сомкнулась вокруг него.

— Ты ждал меня, — заметил Такаар, подходя ко второму креслу, и вопросительно приподнял брови. Гаран следил за ним. — Ты меня видишь?

— Да и да, — ответил Гаран. Впервые за последние двадцать лет голос его звучал бодро. — У меня есть друзья, которые искали тебя или, точнее, твою ауру, и они же даровали мне на сегодняшнюю ночь способность видеть в темноте.

— С каждым днем ты все больше становишься похожим на эльфа, — ухмыльнулся Такаар.

— С чувством юмора у тебя по-прежнему проблемы, — парировал Гаран.

В комнате воцарилось долгое молчание, но оба не испытывали от этого ни малейших неудобств. Такаар пересел на кровать. Он не мог заставить себя взглянуть Гарану в глаза.

— Ну, так ты мне скажешь, наконец?

— Что я должен тебе сказать? — осведомился Такаар.

Гаран покачал головой.

— Кто победил?

Такаар замер. А мучитель у него в голове захлебывался от смеха. Обращенные нашли его не далее чем в одном дне пути от Исанденета, и только сейчас он запоздало сообразил: поскольку магическое сообщение прервалось, здесь никто еще ничего не знает.

Растяни удовольствие. Помучай его немножко.

— Мы, — ответил Такаар. — Назад не вернется никто.

Как трогательно.

Гаран поднес руки ко рту, а когда заговорил, то впервые стало ясно, как же он стар.

— Я пытался предостеречь его. А ведь он поступил так только ради того, чтобы иметь возможность отправить армию обратно на Балайю. Сейчас он слаб. Слабее, чем когда-либо.

— После того, что нам довелось пережить, я искренне надеюсь на это.

Гаран коротко рассмеялся, но смех его быстро перешел в удушливый кашель.

— Неплохо, — заметил он и посерьезнел. — Сколько жизней загублено зря.

— Вас сюда никто не приглашал. С самого начала было ясно, что этим дело и кончится.

Гаран покорно склонил голову.

— Но тебе все равно понадобится помощь. Истормун слишком могуществен для тебя. Я хочу, чтобы познакомился кое с кем. Только прошу тебя, не пере…

Такаар услышал, как открылась дверь умывальной комнаты. Оттолкнувшись от кровати руками, он сделал кувырок назад и приземлился на пол. Крутнувшись на левой ноге, он с размаху упер правую под подбородок вошедшему мужчине. Тот выругался, и Такаар надавил сильнее, грозя задушить его.

— Спокойно, Такаар. Это — мой друг, — сказал Гаран. — Штайн, я же просил тебя подождать, пока я не позову тебя. И еще я говорил тебе, что он опасен.

Такаар еще несколько мгновений смотрел на странного человека, прежде чем убрать ногу.

— Ты кто? — требовательно спросил он на языке людей.

— Его зовут Штайн, — пояснил Гаран. — Он возглавляет команду из двадцати пяти магов. Они, Такаар, — мой подарок тебе.

Такаар развернулся к Гарану.

— Как прикажешь тебя понимать?

— Не знаю, сколько твоих друзей ТайГетен придет сюда, но, сколько бы их ни было, без магии этого будет мало. Штайн со своими людьми придерживается тех же убеждений, что и я. Калайус следует избавить от присутствия Истормуна, потому что сила, которую дает эта земля ему и Кругу магов, слишком велика. В нашей стране грядет война, Такаар. И Истормун со своими приспешниками не должен победить в ней. Если мы ослабим его здесь, это даст нам шанс.

Такаар подошел к Гарану и услышал, как Штайн последовал за ним.

— И что вы можете сделать? — пожелал узнать эльф.

— Все, что сможем, лишь бы не дать Истормуну и его людям вмешаться в ход событий, — ответил Штайн.

— Нам нужно, чтобы вы убрали охранные заклинания с бараков для рабов, ворот и стен храмов на площади, — заявил Такаар. — И еще вам придется где-нибудь спрятаться, когда эльфы окажутся на свободе. Погибнет много людей.

— Ты готов мне поверить? — поинтересовался Штайн.

— Тебе доверяет Гаран, а я доверяю ему.

— Спасибо, Такаар, — кивнул Гаран. — А теперь, Штайн, тебе пора уходить. Ты знаешь почему. Я устал, а Такаар еще должен выполнить давнее обещание.

— Ты уверен? — спросил Штайн.

— В моем распоряжении был целый век, чтобы обдумать все это, — отозвался Гаран.

Штайн пожал ему руку.

— Ты поступаешь правильно.

— Не прошло и ста лет, — согласился Гаран.

Штайн взглянул на Такаара.

— Я подожду тебя снаружи. Нам надо поговорить и составить план.

— Я сам тебя найду, — ответил Такаар.

Штайн закрыл за собой дверь, и Такаар опустился на колени перед Гараном. Тот погладил его по щеке холодной и влажной ладонью.

— Наконец-то, — сказал он. — Только не надо меня жалеть.

— Ты станешь легендой, когда мы напишем историю эльфов.

— Что-то я очень в этом сомневаюсь, — ответил Гаран. — Я хочу поблагодарить тебя, Такаар.

— За что?

— За то, что ты разговаривал со стариком и не дал ему окончательно сойти с ума. Мои самые одинокие и самые болезненные часы скрашивали воспоминания о наших беседах.

— Ты проявил милосердие, когда я уносил отсюда Катиетт, — сказал Такаар. — Я никогда этого не забуду.

— Теперь у вас появился шанс, — сказал Гаран. — Штайн — талантливый маг, и его люди верны ему. Смотри не облажайся. Мой призрак будет наблюдать за тобой.

— Ты сам не веришь в то, что говоришь.

— Нет, но легенда получится знатной, не правда ли?

Такаар улыбнулся.

— Ты прав. Ну, как это будет?

— Быстро, — ответил Гаран.

— Обещаю.

— Хорошо. Позаботься об этом, друг мой.

— Прощай, Гаран.

— Прощай, Такаар.

Кинжал Такаара пронзил Гарану висок, и на его глазах умер единственный достойный человек.

Хорошая работа. Так, теперь главное — не расплакаться. Ой. Кажется, предупреждение запоздало.

Обратный путь в Исанденет получился сладостно-горьким. Он пролегал мимо Халиат-Вейла и дальше, к реке Икс и баржам людей. Здесь же Ауум узнал и о судьбе аппосийцев. Двое из каждых троих были или тяжело ранены, или убиты.

Правда, и Болта, и Метиан остались живы, но печать Шрама навечно легла на их лица, и Ауум выругался в бессильной злобе оттого, что два пожилых, храбрых и заслуженных эльфа дожили до таких времен.

Ауума и его ТайГетен встретили с неприкрытой радостью, но, пока Болта уверял, что жертвы, принесенные аппосийцами, были не напрасными, лица его людей свидетельствовали об обратном.

Зная, что путешествие вниз по реке будет быстрым, Ауум пригласил Болту и всех желающих принять участие в освобождении Исанденета. Добровольцев набралось пятьдесят человек, и Болта среди них, а вот Метиан отказался. Он предпочел вернуться в Катуру, чтобы помочь Тулану отстроить город и возродить гвардию Аль-Аринаар.

Баржа, на борт которой поднялись эльфы, проплывала мимо мест ожесточенных столкновений, которые тянулись почти вдоль всего течения Икс. На берегу были разбросаны оторванные части тел и кости, с которых дикие звери обгрызали то, что там еще оставалось пригодного в пищу. Лес нес на себе следы человеческой магии, но сама река хранила благоговейное спокойствие.

Ауум высадился на берег за полдня пути до Исанденета, опасаясь того, что их могут увидеть. Он повел своих людей по протоптанной людьми дороге, так что идти было легко. Он без устали взвешивал и прикидывал варианты, всякий раз приходя к одному и тому же неутешительному выводу: без помощи магии они даже не сумеют войти в город.

Такаар пообещал ждать их, но все равно его появление стало для них неожиданностью, когда часа за два до города из-за деревьев показался встрепанный эльф с безумным взглядом.

Такаар широко раскинул руки в стороны, а на губах его заиграла идиотская блаженная улыбка. Завидев ее, Ауум похолодел.

— Что ты наделал, Такаар?

По обеим сторонам Ауума встали Графирр, Меррат и Улисан.

Такаар выразительно приподнял брови.

— Я подготовил все для нашей победы, а ты ведешь себя так, словно я совершил тяжкое преступление.

Ауум обменялся взглядами с Улисаном.

— А где же твои последователи? — поинтересовался тот.

Такаар небрежно махнул рукой на запад.

— Надеюсь, сейчас они в полной безопасности в Лошаарене и, не исключено, уже начали курс обучения магии. Предоставив мне возможность провести вас в Исанденет и показать вам дар, который напоследок оставил мне Гаран.

Ауум напрягся.

— Человек не может дать тебе ничего, что пошло бы нам на пользу.

— В самом деле? Даже если речь о силе, способной обезвредить охранные заклинания на воротах, заглушить тревожную сигнализацию на ограждениях вокруг бараков с рабами и обуздать мощь самого Истормуна?

— Ты, должно быть, шутишь, — резко ответил Ауум. — Он дал тебе магов? Человеческих магов? Я в это не верю. Не могу поверить, что даже ты мог оказаться таким… наивным.

Лицо Такаара исказилось от гнева.

— Эти маги — с нами. Их двадцать пять человек, и они хотят смерти Истормуна ничуть не меньше нас.

— А почему ты так в этом уверен? — выкрикнул Ауум и, схватив Такаара за грудки, притянул его к себе так близко, что их лица почти соприкоснулись. — Чтобы они правили нами после него? Ты повторяешь ошибку Ллирон. Ты столь же близорук и самоуверен, как и она, но я не позволю тебе проделать это с нами.

С этими словами Ауум оттолкнул от себя Такаара. Тот, однако, не упал и даже не споткнулся, а шагнул вперед и взглянул Аууму прямо в глаза. На лице его появилось спокойное и даже безмятежное выражение, в котором не было и следа сумасшествия.

— Без их помощи мы не можем рассчитывать на то, что нам удастся прогнать Истормуна. Мы не сможем одолеть его магию, не располагая хотя бы толикой своей собственной. — Такаар развел руки в стороны. — Ауум, ты должен мне поверить. Доверься мне. Посмотри, как вас до обидного мало, и вспомни, что сделал Истормун с Катиетт. Если у нас не будет своей магии, он сделает то же самое со всеми нами, после чего невозбранно продолжит свое правление. В память о Катиетт, Пелин и Элисс, ты должен мне поверить. Я — не предатель.

Аууму была ненавистна сама мысль об этом, но в глубине души он понимал, что Такаар прав. Он и сам знал, что им понадобится помощь, но при этом убедил себя в том, что магия Иль-Арин с течением времени станет достаточно сильной.

— Да простит меня Инисс, — сказал он. — Хорошо. Я сделаю так, как ты хочешь. Но пусть они держатся от меня подальше. Скажи им, что, если хотя бы один из них сделает подозрительный жест, ТайГетен в мгновение ока разорвут их на куски. Ты понял меня?

— Они уже и сами знают об этом, — ответил Такаар.

Ауум повернулся к своим людям.

— Идемте, — сказал он. — И пусть все закончится сегодня ночью.

Ворота Исанденета были заперты. Наверху, над ними, стояли трое часовых, глядя в ночь и вслушиваясь в неумолчный шум тропического леса. Работенка им выпала непыльная: прежде чем неприятности доберутся до них, они должны будут начаться на мосту Ултан. Но там дежурили маги Штайна, которые обезвредили заклинания, охраняющие его, так что часовые на мосту так и не узнали, от чего умерли.

Ауум беззвучно скользнул к воротам. Жестами он показал Улисану и Меррат занять позиции слева и справа от себя. Наверх они поднимались стремительно и бесшумно. Над их головами беззаботно смеялись и переговаривались часовые, а в паре шагов от них весело трещал костер. Трое ТайГетен взмахнули руками, три горла были перерезаны одновременно, и на землю перед воротами рухнули три трупа.

Ауум спрыгнул в город. Пение, которое он слышал несколькими часами ранее, смолкло, и рабы вели себя тихо. Наверное, спали, если это было возможно в их положении. Улисан и Меррат отодвинули засовы и осторожно приоткрыли створки ворот, пропуская в город ТайГетен и аппосийцев. Последним шел Такаар с пятеркой магов.

— Заклинания в бараках сняты? — обратился к нему с вопросом Ауум.

— Да, и маги Штайна тоже ушли оттуда. Все, кого вы там найдете, — враги.

Ауум посмотрел на магов, сопровождавших Такаара.

— Ваши друзья умрут, — сказал он.

— Они — не наши друзья, — ответил один из них.

— Жаль, — обронил Ауум. — Тай, идем к верфям. Болта, веди своих людей. Мне надо выполнить одно обещание.

Ауум не доверял магам людей, и потому в город они входили медленно и скрытно, со всеми предосторожностями. Патрулей оказалось немного, и они были слабыми — всего лишь пары и тройки солдат, которые даже не подозревали о том, кто крадется в темноте по улицам, которые они считали своими. Никто из них не доживет до того момента, чтобы узнать об этом.

Такаар провел их окольными путями через верфи к лагерю, в котором содержали Коэля и тысячи других заключенных. Ауум вдохнул зловонный воздух и впервые ощутил в нем запахи скорой победы и свободы. Он вознес короткую молитву Элисс и их нерожденному сыну, после чего повел своих Тай вперед.

У ворот стояли шестеро часовых. Ни один из них даже не догадывался о том, что их ждет. Такаар остановился рядом с Ауумом.

— Охранные заклинания обезврежены? — спросил его Ауум.

— Все до единого. Я же говорил, что ты можешь доверять мне.

— Я поверю тебе только тогда, когда увижу Истормуна мертвым, — ответил архонт. — Меррат, Граф, Мерке, возьмите троих слева. Улисан, Марак, за мной. Тай, вперед.

Коэлю было страшно. Подошла его очередь отдыхать, и он лежал на полу, зажатый с обоих боков товарищами по несчастью, но уснуть не мог. Сегодня вечером они пели громко и страстно, и послание, которое они хотели передать, было получено в каждом бараке в городе. Коэль давно молился о победе эльфов, и еще пару дней назад ему казалось, что его мечта сбылась.

Двери в склад были закрыты на засов. Эльфов заперли внутри, снабдив их скудным запасом воды и питья. Для Коэля это означало, что ТайГетен одержали победу и что они скоро придут, чтобы освободить своих собратьев, но сегодня, на третью ночь, когда голод и жажда грозили отправить тех, кто ослабел, в объятия Шорта, он начал сомневаться в этом.

Он знал о прибытии рабочих-людей. Не исключено, их было куда больше, чем они думали, и их заключение продлится до тех пор, пока не вернется армия людей. В тот вечер Коэль решил, что они должны попытаться вырваться на свободу самостоятельно, и поэтому сейчас ему было страшно.

Должно быть, он все-таки забылся тревожным сном, потому что вдруг увидел над собой чью-то тень и услышал голос Ауума.

— Я же обещал, что ты будешь первым, друг мой, и сдержал слово. Вставай и идем со мной, Коэль, герой Исанденета. Ты и твои люди свободны.

По правде говоря, по большей части, слова Ауума потонули во внезапном шуме: проснувшиеся эльфы обнаружили, что к ним на выручку пришли ТайГетен. Они закричали, завопили и бросились к дверям, едва не затоптав Коэля, но архонт ТайГетен крепко держал его, так что бегущие благополучно обогнули их и вырвались в ночь.

— Толпа сделает то, что считает нужным. А мы должны открыть двери всех бараков и прийти на храмовую площадь, — прокричал Ауум.

— Я покажу дорогу, — сказал Коэль. — За мной пойдут многие.

— Снаружи тебя ждут друзья, — сказал Ауум. — С ними Болта.

Коэль разрыдался и крепко обнял Ауума.

— Старый черт, — всхлипнул он. — Неужели он никогда не умрет? Спасибо тебе, Ауум. Спасибо тебе.

— Давайте покончим с этим, — ответил тот. — Берегитесь Истормуна и его охраны; они по-прежнему опасны.

Они с Коэлем вышли из барака и направились к воротам. Коэля била крупная дрожь, а при виде Болты ноги у него вообще подогнулись. Ауум оставил их вдвоем и присоединился к ТайГетен. На улицах Исанденета уже зазвучали крики эльфов, и радостные возгласы перемежались яростными воплями. В них безнадежно глохли стоны умирающих людей.

— Пять тысяч станут тридцатью тысячами, — обратился Ауум к ТайГетен. — И они очистят этот город от грязи и смрада людей. Идемте, храмовая площадь ждет нас.

— Мы должны возглавить эльфов, — предложил Улисан. — Уберечь их от опасности.

Ауум покачал головой.

— Сегодня — их ночь, а не наша. Толпа обладает собственным разумом и отыщет правильный путь.

ТайГетен быстро направились к храмовой площади под звуки просыпающегося к восстанию города. Громовой рев означал, что освобождены новые рабы из бараков. Видели они и вспышки заклинаний, но те были редкими и никогда не появлялись в одном и том же месте дважды. Толпа действительно проявила собственный разум — эльфы кружили по городу, освобождая все новых рабов из бараков, но при этом неуклонно приближались к храмовой площади, где должно было состояться решающее противостояние с их главным палачом.

Ауум заметил, что солдаты и маги тоже отступают к площади, пытаясь перегруппироваться на единственном пятачке, оставшемся в их распоряжении. Уже совсем скоро магам Штайна предстоит продемонстрировать все свое умение. Только это и вызывало беспокойство у Ауума, но, к своему удивлению, он вдруг понял, что всецело доверяет Такаару… Хотя, откровенно говоря, поводов для беспокойства было ровно два, поскольку самого безумного и взбалмошного эльфа и след простыл.

Ауум привел ТайГетен к западной оконечности площади, где когда-то охранные заклинания гроздьями висели на стенах храмов, а стены домов в переулках поросли ими, как плесенью. Он остановился позади храма Орра и знаком показал своим воинам отойти в сторону.

— Пришло время узнать, прав ли был Такаар, — сказал он и, прежде чем они успели остановить его, положил ладони на деревянную стену и стал карабкаться наверх. Из бревен не ударило ни одного языка пламени, чтобы сжечь его заживо. — Похоже, так оно и есть. За мной.

ТайГетен укрылись среди резных фигур и плинт[33], украшающих храм Орра, и стали смотреть вниз на площадь. Следы ужасающего надругательства, которому люди подвергли храмы, были видны повсюду. Стены были изуродованы похабными рисунками и надписями, резные украшения безжалостно разбиты, шпиль храма Икс исчез вообще, а храм Инисса был полностью разрушен.

Ауум стал внимательно наблюдать за происходящим внизу. Солдаты перекрыли все подступы к площади со стороны Тропы Инисса десятью шеренгами по тридцать человек в ряд. За их спинами стояли, по крайней мере, сорок лучников, а третий кордон был составлен из магов. Некоторые из них, похоже, уже установили щиты, а остальные готовили огненный обстрел восставших.

— Нужно правильно рассчитать время, — прошептал он, хотя никто на земле не смог бы расслышать его из-за приближающегося оглушительного шума. — Истормун тоже выжидает нужного момента, и мы должны не дать стрелам и заклинаниям обрушиться на толпу. Там, внизу, у нас остались друзья. Помните об этом.

Ауум смотрел, как приближаются освобожденные эльфы. По всему городу пылали пожары, но ни у одного эльфа из тех, что шли к площади, не было в руках факелов; горели только постройки, сооруженные людьми. Вот эльфы побежали вверх по Тропе Инисса, включая стариков и детей, и из каждой улочки и переулка к ним присоединялись все новые восставшие.

Некоторые размахивали над головами оторванными конечностями или головами людей, насмехаясь над защитниками храмовой площади, которые нервно переминались с ноги на ногу. Эльфы дали волю темной стороне своей натуры, их зловещие завывания навевали дрожь, и скорая расправа обещала быть жестокой.

Они быстро приближались. Бояться им было некогда. Их подгоняла жажда мести. Пятьдесят ярдов, сорок…

Над рядами людей на площади разнеслась команда. Лучники вскинули луки, готовые спустить тетивы, а маги сцепили руки, чтобы ударить заклинаниями.

— За тех, кто попал в рабство, — сказал Ауум.

ТайГетен спрыгнули вниз с крыши храма Орра. Ауум заставил себя не вслушиваться в оглушительный шум, и тот послушно отдалился и стих. Архонт бросился к магам, чувствуя, как ноги его едва касаются каменных плит. На бегу он выхватил метательный полумесяц и отправил его в полет, увидев, как он врезался в бок магу. Тот растерянно оглянулся, и от увиденного у него отвисла челюсть. Маг открыл рот, чтобы криком предупредить своих о новой опасности.

Ауум заметил, как в их сторону поворачиваются головы, а рты раскрываются в проклятиях. Выхватив оба своих клинка, он сделал еще три шага и прыгнул, перелетев через первый отряд и раскинув руки в стороны, словно крылья. Подобрав ноги, он приземлился в самой гуще магов и принялся разить клинками налево и направо, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, пронзают внутренности и скрежещут о кости.

Навстречу набегающей толпе по высокой дуге устремились заклинания, но их было немного, и скоро они совсем прекратились. Ауум ударил мага ногой в лицо, а потом отвесил ему сочный апперкот, раздробив подбородок и сломав нос. Он услышал глухой стук стрел и рванулся сквозь редеющий строй магов к лучникам, которых уже атаковали остальные ТайГетен.

А толпа… толпа набросилась на застывших в ужасе солдат, погребая их под собой. Месть эльфов была страшной. Ненависть, вскормленная ста пятьюдесятью годами рабства, жестокого обращения, издевательств и унижений, аукнулась людям стократ. Ауум увидел, как ногти бывших рабов рвут лица солдат в клочья, а зубы впиваются им в горло и плечи.

На каждого солдата пришлось не меньше сотни эльфов, которые рвали их на куски, испепеляя их своей ненавистью и отправляя на вечные муки к Шорту. Очередное появление над головами оторванной конечности сопровождалось ликующим ревом. Каждая голова, сорванная с плеч цепкими, жадными руками, становилась компенсацией за перенесенные неслыханные пытки, казни и издевательства.

Ауум отвернулся. Он перевел взгляд на храм Шорта и увидел его. Истормун стоял в одиночестве на крыше над главными вратами.

— Cascarg, — пробормотал Ауум и закричал: — Всем в укрытие! В стороны, в стороны!

ТайГетен бросились врассыпную, устремившись под защиту храмов, но толпе освобожденных рабов деваться было некуда.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки! — взревел Истормун. Голос его прозвучал неестественно громко, гулким эхом отразившись от стен храмов. Толпа мгновенно притихла. — Я — ваш истинный повелитель.

Колдун воздел руки над головой, и с его скрюченных пальцев сорвались черные ветвистые молнии, пожирая невинные души. Ауум нырнул в дверной проем храма Орра. Черные пальцы с треском вцепились в бревна, выискивая трещины. Площадь накрыло рябью заклинания, и зловещие черные отростки впились в тела эльфов.

Те, кто совсем недавно обрел свободу, закричали от боли, когда плоть их начала сгорать заживо, а чудовищная сила принялась сдирать кожу с их рук и лиц. Над площадью повис отвратительный запах горелого мяса. Истормун расхохотался, и молнии погасли.

— Возвращайтесь обратно в свои бараки. Я преподал вам урок. Ни один эльф не сможет победить меня.

— Нет, — ответил ему столь же громкий голос. — Зато мы можем.

На другом краю крыши возникло несколько фигур. Истормун резко обернулся, и лицо его, похожее на обтянутый кожей скелет, исказилось от гнева. Полы плаща зловеще захлопали вокруг его ног.

— Ты, — выплюнул он.

Истормун вновь поднял руки, и с кончиков его пальцев опять сорвались черные молнии. Но Штайн и его маги были готовы. Они ударили своими заклинаниями, которые вспыхнули ярким пламенем и сжались, но не погасли. Вот они остановились, набирая силу, и поползли вперед, отталкивая к Истормуну языки его черного пламени. Истормун попытался отразить их атаку, но они были слишком сильны для него. Они взяли его в плотное кольцо. Колдун оказался в их власти.

— Все кончено, Истормун, — сказал Штайн, и голос его гулким эхом прокатился над застывшей в ошеломленном молчании площадью. — Ты низвергнут.

— Вы не можете убить меня, — злорадно оскалился Истормун. — Даже будь вас втрое больше, вам все равно не набрать и половины той силы, что понадобится для этого.

— Да, но мы можем ослабить тебя и выбросить из этой реальности.

— Но я вернусь, снедаемый одним-единственным желанием — скормить ваши души демонам.

— Да будет так, — ответил Штайн. — Начали.

Его маги окружили Истормуна, черное пламя которого явственно теряло силу. Он совсем погасил его и сцепил руки перед грудью. Ауум увидел, как между ладоней у него вспыхнул ярко-синий огненный шарик.

— Сильнее! — призвал Штайн.

Его маги развели руки в стороны, и Истормун закричал. Шарик в его ладонях мигнул, затрещал искрами и погас.

— Нет, — прохрипел он. — Вы этого не сделаете.

Ауум заметил, как он пристально уставился на одного из магов.

— Нет! — выкрикнул Штайн. — Не смотри ему в глаза. Отвернись!

Слишком поздно. Глаза мага задымились. Голову его охватило черное, ревущее пламя. Он закрыл руками лицо, и оно смялось и осыпалось под его пальцами, а сам он рухнул на крышу.

— Один, — без всякого выражения проговорил Истормун.

— Сильнее! — заорал Штайн.

Истормун вновь вскрикнул. Он решил испепелить взглядом еще одного мага, но его заставили запрокинуть голову, так что глазам его предстали лишь тучи, собирающиеся в небесах, чтобы пролиться сильным дождем, который бы смыл с Калайуса смрад человека. Истормун продолжал бороться со своими невидимыми узами, но тюремные стены все теснее смыкались вокруг него. Вот уже руки его оказались плотно прижаты к бокам. Ауум услышал, как трещат и ломаются его кости, когда он попытался было воспротивиться, и Истормун вновь испустил душераздирающий крик боли.

А Штайн, тем временем, опять призвал своих соратников удвоить усилия. Двадцать четыре мага вновь ударили заклинаниями, и Истормун взвыл. Тело его сломалось, ребра пробили сердце, а кипящий мозг взорвался, выплеснувшись из раздавленного черепа. Его длинный черный плащ, кровь и кости еще несколько секунд висели в воздухе, а потом Штайн развеял заклинание, и останки Истормуна упали на крышу.

На мгновение воцарилась тишина, и Аууму показалось, будто он расслышал протяжный крик, затихший в ночном небе.

А потом толпа вновь обрела голос. Звуковой взрыв походил на тот, что сопровождал бы обрушение самой высокой в мире горы, или удар гигантской волны, вобравшей в себя весь океан, о неприступную твердь. Он потряс стены всех храмов, передаваясь мелкой дрожью земле под ногами. От него во все стороны побежали круги, расходясь все дальше и дальше, пока каждый эльф в Исанденете не узнал о том, что Истормуна больше нет.

Ауум обхватил лицо руками и заплакал, когда рокочущая волна радости захлестнула его. Он почувствовал, как кто-то поднимает его, и, отняв ладони от лица, увидел Улисана, который и заключил его в свои знаменитые медвежьи объятия.

— Все кончено! — кричал он. — Мы победили!

Толпа заволновалась, в ней образовались ручейки и потоки. Эльфы спешили к своим храмам, чтобы вознести благодарственные молитвы, или скрывались в ночи в поисках еды, питья и людей, которых можно будет убить. Но многие обратили свои взоры на храм Шорта, который за долгие годы превратился для них в символ угнетения. Толпа дружно подалась к нему.

— Заприте двери! — приказал Ауум, срываясь с места. — Оттесните их.

ТайГетен устремились за ним, и архонт вбежал внутрь.

— Закрыть двери. Выстраиваемся в шеренгу снаружи и пытаемся воззвать к их здравому смыслу. Нашим магам надо позволить уйти невозбранно.

Ауум бросился вглубь храма, слыша, как за спиной с грохотом захлопываются двери и засовы со скрежетом вползают в петли, отрезая гул толпы. Он взлетел по лестницам на самую крышу. Штайн и маги уже ждали его. Здесь же оказался и Такаар.

— А я все спрашивал себя, куда ты запропастился, — обратился к нему Ауум.

— Никогда нельзя упускать возможности научиться чему-нибудь новому, — высокопарно изрек тот.

— Что ж, тебе придется учиться чему-нибудь другому. На Калайусе более нет места для человека.

Штайн подошел к нему и протянул руку.

— Мы никогда не встречались, но я благодарю тебя за то, что ты поверил нам. Мы сделали еще один шаг к тому, чтобы и Балайя обрела свободу.

— Меня не интересуют ваши мотивы, — отрезал Ауум. — Меня заботит лишь то, чтобы люди потерпели очередное поражение. Отныне мой народ свободен, и ваше присутствие стало нежелательным.

Он не пожал Штайну руку, хотя кое-что необычное на ладони мага привлекло его внимание. Штайн протянул обе руки к своим магам, которые дружно выразили свое неудовольствие, успокаивая их.

— Я напоминаю вам, что мы и не ждали благодарности, — сказал он. — Но доброе слово пришлось бы кстати.

— В самом деле? — вспылил Ауум. — Насколько я понимаю, люди поработили моих людей и обращались с ними, как с животными, на протяжении целых ста пятидесяти лет. Я понимаю, что ваша магия дает вам силу, но не придает мужества. А еще я знаю, что людям больше никогда не удастся поработить эльфов.

— Но ты должен понимать и то, что мы связаны неразрывной цепью. Отголоски войны, которая вот-вот начнется на Балайе, докатятся до самых отдаленных уголков нашей планеты. Когда-нибудь почувствуете их и вы. Если Круг магов Истормуна выйдет из нее победителем, то однажды они окрепнут настолько, что вновь станут заглядываться на ваши берега, и вам придется защищаться.

— Истормун мертв, — сказал Ауум.

Но Штайн покачал головой.

— Нет. Мы всего лишь выбросили его из этого мира. Мы не обладаем достаточной силой, чтобы убить его. Сейчас его душа отправилась к… вы называете их арахами… но он вернется. Он ничего не забудет, Ауум, и никого не простит. И может настать такой день, когда нам придется призвать на помощь эльфов, чтобы не допустить, дабы он и ему подобные вновь правили миром.

— И вы должны будете откликнуться на этот призыв ради всех нас, и людей, и эльфов.

Неожиданно Ауум схватил Штайна за запястье и повернул его ладонью кверху. На ней красовалось родимое пятно, по форме напоминающее дерево.

— Ты доказал, что умеешь держать слово, и за это достоин уважения, — сказал Ауум. — Но только когда минет четыре поколения твоих потомков и у одного из них снова появится на ладони такое вот родимое пятно, человеку будет позволено ступить на нашу землю. Тот, кто придет раньше, умрет страшной смертью. Это — мое обещание, и, в отличие от тебя, я буду еще жив, чтобы сдержать его.

— Да будет так, — согласился Штайн. — Мы передадим известие о том, что здесь произошло, в другие города. Без Истормуна они падут перед вами, как листья осенью.

— Благодарю тебя, — ответил Ауум. — Мы отправим армию в Толт-Аноор и Денет-Барин. Тех людей, которых мы там найдем, ожидает та же участь, что и здесь. Передай им и мои слова тоже.

Штайн отдал короткий приказ, и у его людей выросли за спиной туманные черные крылья.

— Надеюсь, что настанет такой день, когда эльф и человек встретятся, как братья, — сказал он.

— Как говорил Гаран, — заметил Такаар, — не искушай судьбу.

Штайн улыбнулся.

— Прощайте.

Ауум смотрел, как он со своими магами поднялся в воздух и полетел к кораблю, стоящему на якоре у входа в гавань, а потом подошел к краю крыши, слыша, как хрустят под подошвами его сапог кости Истормуна.

— Это ему за Катиетт, — сказал он.

— И за каждого эльфа, который пал от руки человека, — добавил Такаар.

Они стояли рядом, глядя на Исанденет. Улюлюканье и крики толпы уже смешивались с песнями, рвущимися из тысяч глоток. По всему городу пылали пожары, а в оскверненных храмах молились эльфы, благодаря богов за свое освобождение.

Ауум взглянул прямо вниз, себе под ноги. Выстроившиеся цепочкой ТайГетен все еще стояли перед входом в храм, хотя толпа перед ними уже начала рассасываться. Улисан почувствовал на себе его взгляд и поднял голову, а потом сложил руки вместе и улыбнулся. ТайГетен дружно затянули песнь в память о своих павших.

Ауум вздохнул. На глаза ему навернулись слезы об Элисс и их нерожденном сыне. Стоявший рядом Такаар смотрел на лес, и в глазах его опять вспыхнул огонек безумия. Он приплясывал на месте и чесался от нестерпимого желания поскорее уйти отсюда. Ауум не винил его за это.

— Черт бы тебя подрал, Такаар, но нам предстоит много работы, — сказал он.

Такаар перевел взгляд на него, и по губам его скользнула слабая улыбка.

— По меркам людей, четыре поколения — не слишком долгий срок, — заметил он.

— Ты успеешь подготовить к тому времени магов Иль-Арин?

— Думаю, да.

— Вот и отлично, — сказал Ауум. — В таком случае можешь приступать прямо сейчас.

И спрыгнул вниз с крыши храма, чтобы присоединить свой голос к песне ТайГетен.

Благодарности

Выражаю огромную благодарность своей супруге Клэр, которая мирилась с моей внезапной раздражительностью, понимая, что у меня что-то не получается. Я искренне признателен Саймону Спантону, у которого черпал вдохновение и силы. Мое почтение Лиззи Хилл, благожелательному критику и рецензенту. И Ричарду Гриффитсу, за его бесконечную помощь и поддержку.

Примечания

1

Туали — представитель клана Туала, бога зверей и лесной живности (эльф.). (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Биитане — члены клана Биита, бога корней и ветвей (эльф.).

(обратно)

3

Ula — мужчина, молодой человек (эльф.).

(обратно)

4

Тайпан — большая ядовитая змея.

(обратно)

5

Гиалане — члены клана Гиал, богини дождя (эльф.).

(обратно)

6

Иниссул — член клана Инисса, бога-творца всего сущего (эльф.).

(обратно)

7

Амлан — староста; глава, старейшина (эльф.).

(обратно)

8

Архонт — здесь: главнокомандующий (эльф. Arch).

(обратно)

9

Тай — сокращенно: ТайГетен (эльф.).

(обратно)

10

Cascarg — предатель; ублюдок (эльф.).

(обратно)

11

Iad — девушка, молодая женщина (эльф.).

(обратно)

12

Efra — шлюха (эльф.).

(обратно)

13

Аппосийцы — члены клана Аппоса, бога земли (эльф.).

(обратно)

14

Иксийцы — члены клана Икса, бога воздуха и сил природы (эльф.).

(обратно)

15

Гуарана — растение горького вкуса, используемое в пивоварении.

(обратно)

16

Абута — одно из растений, используемых в приготовлении яда кураре, которым индейцы Южной Америки смазывают наконечники своих стрел.

(обратно)

17

Утопленный сад — сад, расположенный ниже уровня улицы, площади.

(обратно)

18

Донжон — главная башня в замке.

(обратно)

19

Джеб — внезапный быстрый удар, мощный тычок.

(обратно)

20

Банка — скамья для гребцов на гребных судах.

(обратно)

21

Тендер — одномачтовая парусная яхта.

(обратно)

22

Портик — здесь: крытый вход, крыльцо, паперть.

(обратно)

23

Фатом (мор.) — морская сажень, 182 см.

(обратно)

24

Асаи — высокие деревья (до 30 и более метров) с тонкими, гладкими стволами. Ягоды их обладают очень приятным вкусом, напоминающим чернику или черноплодную рябину.

(обратно)

25

Маланга — тропическое растение с толстым прямым наземным стеблем высотой более одного метра и превышающими его по длине стреловидными листьями с черешками до 2 м длиной. В пищу употребляют предварительно обработанные толстые клубневидные корневища, содержащие 18 % крахмала, а иногда — надземный стебель и листья.

(обратно)

26

Эдулис — вечнозеленый кустарник семейства бересклетовых. В пищу употребляют листья. Их можно заваривать или жевать. Легкий наркотик, снимающий усталость и боль, но вызывающий неадекватное поведение, чрезмерную разговорчивость и гиперактивность.

(обратно)

27

Ямс — разновидность батата, сладкого картофеля.

(обратно)

28

Сюрикэн — здесь: метательное оружие скрытого ношения. Эльфы носили его в специальных мешочках на поясе. Представляет собою небольшие полумесяцы с просверленными в них отверстиями, издающими в полете пугающий вой и имеющими аэродинамическое значение, и выемками под пальцы (для удобства метания) с одной стороны.

(обратно)

29

Мирциария (мирциария сомнительная) — маленькое вечнозеленое густорослое дерево, вид рода Мирциария семейства Миртовые, растущее в тропических лесах Амазонской низменности и по берегам рек. Культивируется ради съедобных красно-фиолетовых плодов, которые имеют приятный кисловатый вкус и особый аромат. Их красноватый пигмент придает извлеченному из них соку уникальный привлекательный розовый цвет.

(обратно)

30

Ют — кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы.

(обратно)

31

Турникет — здесь: кровоостанавливающий жгут. Матерчатая или кожаная петля, скручиваемая с помощью какого-либо рычага.

(обратно)

32

Ункария (кошачий коготь) — уникальное древовидное растение-трава из джунглей Амазонки. Обладает противовоспалительным, детоксицирующим, общеукрепляющим и повышающим иммунитет действием.

(обратно)

33

Плинт — квадратная плита, нижняя часть базы (основания) колонны или столба.

(обратно)

Оглавление

Книга первая ТОТ, КТО БЫЛ РАВЕН БОГАМ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

Книга вторая ВОССТАНИЕ ТАЙГЕТЕН

  Предисловие

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg