«Год жизни»

Владимир Васильев Год жизни. Тема о неизбежности

* * *

1.

Юго-западный ветер трепал кроны вековых буков и рвал в клочья низкие облака. Но Клим чувствовал: ветер скоро утихнет. Чутье его никогда не подводило.

Поправив заплечный мешок, он размеренно зашагал по утоптанной тропе.

Куда вели его ноги, Клим не знал. Жизнь в крохотном городке на границе степей и леса ему осточертела, даже частые набеги прибрежников не разгоняли навалившуюся скуку. Клим честно сражался на стенах бок о бок с горожанами, а про себя все твердил: «Уйду… Уйду…»

Вот, наконец, решился. Дорога всегда действовала на него бодряще, наверное, среди его предков было много кочевников. И вообще, сидя на одном месте Клим кис и грустил, а чуть ступит на убегающую к горизонту тропу – глядишь, и ожил.

На этот раз тропа вела его почти точно на запад. Ветер постепенно стихал, растрепанные облака уползали прочь, открывая безупречно-голубое небо, но эта голубизна с трудом пробивалась под сень старого леса. Стало заметно светлее.

Клим вдохнул побольше воздуха, пропитанного растительными запахами, и довольно зажмурился. Хорошо! Дорога, лето, и еще ему скоро исполнится двадцать один год, а значит, он станет взрослым по-настоящему. Можно будет открыто наниматься в охрану, в войско – на любую службу. А уж мечом Клим владел для своих лет… ну, скажем так: недурно. Чем заслуженно гордился.

Через два дня, когда солнце застыло в зените, Клим медленно поднял голову и заслонился ладонью от нестерпимо яркого света.

«Пора», – решил он. Никто не посмел бы упрекнуть его в спешке.

Нарочито неторопливо Клим сбросил с плеч мешок, не спеша развязал его и запустил внутрь правую руку. Так же неторопливо нашарил заветный кожаный чехольчик.

Вот он, знак совершеннолетия! Блестящий серебристый медальон на короткой цепочке. На обратной его стороне двадцать один год назад выгравировали имя и день появления на свет будущего владельца.

«Все», – подумал Клим, надевая медальон. Похожая на две трубочки застежка сухо клацнула и зафиксировалась. Застегнуть ее можно было лишь один раз – в день совершеннолетия, а потом медальон, не снимая, носили до самой смерти. Да и с мертвых не снимали, ибо снять его удалось бы, лишь отрезав голову или разорвав цепочку, но, хрупкая на вид, она не рвалась.

«Теперь я не просто Климка, подросток без голоса и права на слово. Клим Терех, гражданин Шандалара, именем Велеса и во имя его».

Солнце нещадно слепило глаза, но лишь теперь Клим опустил голову. Вздохнув, подобрал мешок и продолжил путь с радостью в сердце, и пела в его жилах кровь предков-кочевников.

Людей Клим встретил спустя шесть дней. Конный отряд, десяток латников, и во главе, как ни странно – сотник. Пешего да одинокого встретили без враждебности: одиночка городу не угроза, а кроме как в городе, и в немалом, сотнику нечего делать.

– Здоров будь, человече! Кто таков? Куда собрался?

Клим стал, откинув назад отросшие волосы.

Собственно, он хотел показать медальон.

– Взрослеющий я… В город иду.

Сотник хмыкнул. Клим доверчиво захлопал глазами.

– На службу, что ли, целишь?

Клим опустил глаза. Сотник вспомнил, как сам много лет назад пришел в город с юга, как долго все смеялись над его смуглой кожей и враз смягчился:

– Ладно! Гордей! Подбери!

Худощавый латник, забрав в левую руку и пику, и уздечку, протянул правую Климу. Секунду спустя Клим сидел на лошади позади латника, поправляя съехавшую сумку.

Отряд долго полз вдоль тихого ручья, сотник явно не спешил. Кони понуро плелись, изредка тряся головами и позвякивая сбруей. Наваливался вечер и Клим уже было решил, что придется еще раз ночевать в лесу, но тут отряд наконец выбрался из чащи. Вдали виднелась городская стена, розоватая в лучах заката.

Сотник вдруг оказался бок о бок с Гордеем и Климом.

– Вот она – Зельга! Гляди. Теперь это и твой город.

Клим кивнул, рассматривая высокие башни, чеканно проступающие на фоне неба.

Кони нетерпеливо зафыркали, предчувствуя близкий отдых, и пошли мелкой рысью. Клим покрепче ухватился свободной рукой за кожаный пояс Гордея.

Ворота, вопреки ожиданиям, были распахнуты настежь. Видимо, Зельга не боялась мелких врагов, а серьезные редко посещали эти места.

Казармы располагались совсем недалеко от ворот. Латники спешились, лошадей уводили высыпавшие из казарм конюхи. Сотник, на ходу сдирая доспехи, мурлыкал однообразную мелодию; валящееся на булыжник железо подбирал парнишка-оруженосец.

– Где Влад? – зычно осведомился сотник, прервав мурлыканье. От доспехов он освободился, оставшись в кожаных штанах, куртке и добротных яловых сапогах. Из оружия при нем остался меч да кинжал за поясом.

Кто-то из солдат, выбревших на шум, с готовностью сказал:

– Известно где – в таверне. Где ж ему еще быть под вечер?

Сотник нашел глазами Клима.

– Пойдем, парниша. Влад – здешний воевода. С ним и поговоришь.

– Погоди минутку, Хлум, – крикнул от дверей казармы Гордей, держа в охапке свои доспехи. Заходящее солнце отражалось от гладко отполированных пластин нагрудника. – Сейчас железо отнесу…

Видимо, ему не полагалось оруженосца.

Хлум дошагал до ворот и остановился, извлекая из-под куртки потертый кисет. Двое стражей зашевелили, словно кролики, ноздрями, но сотник добродушно прикрикнул на них:

– Неча, неча, сменитесь – тогда накуритесь.

Стражники с одинаковым вздохом отвернулись, пошевелив пиками. Клим отметил, что дисциплинка тут наличествует, но не тупая, а сознательная.

Гордей скорым шагом приближался к воротам в компании еще двух солдат. Мечи все трое взяли с собой. Клим запомнил это. В городе, где жил он раньше, оружие обычно оставляли в казарме. Здесь было не так. Или в любой момент могло произойти нападение, или просто принято так: каждый город создавал и хранил свои обычаи и традиции.

Город Климу понравился. Улицы не то чтобы сверкали чистотой, но и помоев никто сверху не лил. Дома аккуратные, ограды крашены, люд приветлив, нарядно одет и весел, а это приметы благополучия.

Часы на башне пробили девять; когда эхо от последнего удара колокола впиталось в вечерние городские шумы, Клим услышал песню. Слова было не разобрать, но мотив показался Тереху знакомым. Доносилась она из таверны, что заманчиво распахнула двери как раз напротив башни с часами. Хлум с солдатами шли прямо ко входу.

Над солидной дубовой рамой двери висела потемневшая от времени вывеска, но надпись на ней постоянно подновляли свежей краской.

«Облачный край, – гласила надпись. – Заведение Парфена Хлуса».

Внутри вкусно пахло жареным мясом, пряностями, пивом; за столами сидел народ, выпивал, закусывал, громогласно беседовал и смачно хохотал. Поварята в белых колпаках только и успевали подносить деревянные блюда с жарким. Дюжий молодец, обнаженный по пояс, нес на закорках огромную бочку с внушительным краником; мышцы молодца так и перекатывались под лоснящейся кожей, поросшей рыжими волосами. Бочка с шутками-прибаутками была водружена на один из столов, пожилой мужчина, с виду – купец, сломал сургучную печать, выбил пузатый чоп и повернул краник. В подставленную кружку ударила пенистая струя. Сидящие за столом одобрительно загудели.

– Эй, – Клима пихнули в бок. – Заснул? Пойдем!

Гордей дернул его за рукав и увлек в дальний угол, где царил полумрак. На Клима постояльцы совершенно не обращали внимания, словно он зашел сюда не впервые.

Спустя некоторое время Клима подвели к столу, покрытому алой скатертью. Блюда со снедью здесь стояли серебряные, а питье разлито по серебряным же кубкам, а не по деревянным кружкам, как везде. За столом сидело всего двое: седой воин, что легко угадывалось по иссеченному шрамами лицу, и благообразный розовощекий господин, одетый подчеркнуто по-городскому. Хлум слегка поклонился сначала одному, потом второму, и, обращаясь к седому, доложил:

– Обход закончили только что, все тихо и чисто.

Седой кивнул:

– Добро. Садись, Хлум.

Сотник отодвинул стул с резной высокой спинкой и, прежде чем сесть, указал рукой на Клима:

– Вот, встретили путника за Мешей. На службу желает.

Седой внимательно глянул на Клима, внешне оставаясь совершенно бесстрастным.

– Кто? Откуда? Что умеешь?

Седой говорил отрывисто, сверля взглядом Тереха.

– Клим Терех из Сагора. Последние годы провел в Тенноне, что за Вармой. Мечник.

Клим старался отвечать так же коротко.

– Лет сколько?

– Двадцать один.

При этом он слегка выпятил грудь, чтобы медальон стал виден под распахнутым воротом куртки.

– Добро. Сегодня пей и ешь, как любой солдат Зельги. Хлум отведет тебя после в казарму – там заночуешь. А завтра проверим, какой ты мечник.

Седой взялся за кубок, давая понять, что разговор окончен. Сотник сел рядом с ним, жестом отсылая Клима куда-то в зал.

Клим обернулся. Ни одного полностью свободного стола не было, хотя за многими хватало незанятых мест. Но садиться к незнакомым людям было как-то неловко.

Он медленно вышел в центр зала, вертя головой, словно высматривал кого-то.

– Эй!

Клим обернулся на окрик. За столом, где высилась бочка, сидел Гордей и призывно махал рукой.

– Давай к нам, парниша!

Терех, придерживая меч у пояса, чтоб не задеть кого-нибудь ненароком, решительно зашагал к Гордею.

Ему освободили место.

– Садись!

Словно из ниоткуда возникло блюдо с мясом, второе – с картошкой, поджаристый ломоть хлеба и кружка с чем-то заманчиво-пенным. В животе сразу заурчало, ведь Клим ничего не ел с утра.

Все это оказалось еще и потрясающе вкусным, без скидок на голод. Местный повар знал свое дело весьма крепко – тарелка Клима опустела очень быстро. Вновь будто из ниоткуда появилась добавка, и Клим отдал ей должное.

Сидящие за столом не обращали на Тереха никакого внимания, и это его удивило: обычно к новичкам подсаживаются, донимают расспросами, ведь пришлый человек – это всегда новости, свежие байки. Здесь люд горланил о своем: поминали какого-то Прона, называя его растяпой и ротозеем, подзуживали сидящего здесь же паренька по имени Марк, а тот звонко хохотал в ответ на все шуточки, обсуждали недавний набег прибрежников на Торошу, судачили о рыбалке на Скуомише – Клим слушал вполуха.

Насторожился он, когда услышал знакомое слово: Теннон. Речь зашла о городке, где провел он последние два года.

– …скверный городишко: пиво паршивое, народ ленивый, жадный… Охрана их вовсе никуда не годится – старики да долдоны безмозглые. Я там бывал, я знаю.

Вещал белолицый, хрупкий на вид юноша, презрительно кривя губы.

– Неправда! – подал голос Клим. – Зачем врешь, если не знаешь?

Теннон населяли вполне обычные люди – в меру веселые, работящие, а что касается охраны, так там хватало опытных воинов, прошедших не одну битву. Клим знал всех: сколько раз приходилось плечом к плечу отражать атаки плосколицых прибрежников, вооруженных кривыми саблями и разящими без промаха луками.

Белолицый осекся.

– Это еще кто?

Встал Гордей.

– Не лезь к нему, Максарь. Не лезь лучше.

Максарь еще больше скривил губы.

– Тебе-то что? Приблудь всякую защищаешь?

Клим вскипел. Ноги выпрямились сами, и он резко поднялся, собираясь назваться.

Стул Тереха с шумом отъехал назад, плечо снизу ткнулось в поднос, некстати нависший справа, и целая кварта пива выплеснулась ему на голову.

Слова застряли в горле под дружный хохот окружающих. Клим зажмурился; он стоял у стола мокрый, жалкий и растерянный. В плотном хоре смеющихся отчетливо выделялся голос Максаря.

«Черт бы побрал этого поваренка», – с досадой подумал Терех, оборачиваясь. Рука его напряглась для дежурной оплеухи. Глаза щипало от крепкого пива.

Обернувшись, он чуть не утонул во взгляде огромных зеленых глаз с потрясающе длинными ресницами.

Поваренок стянул с головы колпак и целый водопад огненно рыжих волос хлынул по плечам.

– Извини, – сказал поваренок. Вернее сказала, ибо это была девушка. – Я не ожидала, что ты встанешь…

Рука Клима опустилась сама собой. Надо было выкручиваться.

Он провел ладонью по своей щеке, задумчиво лизнул и заметил:

– Доброе пиво! Принесешь еще?

За столом снова грянул хохот, на этот раз – одобрительный. Кто-то даже хлопнул его по плечу, мол, молодец парень! Не растерялся.

Девушка, не понимая, хлопала глазами. Она ожидала брань, а не шутку.

– Ты что, помыться решил? – ехидно встрял Максарь.

Клим молча взял кружку из руки соседа, нарочито медленно обошел стол и остановился рядом с белолицым.

– Я из Теннона, – негромко сказал он. – Служил там в охране. И вот что думаю по поводу твоих слов…

Клим опрокинул кружку точно над макушкой Максаря, пиво залило его кудри и потекло на куртку. Максарь разинул от неожиданности рот, потом с проклятием вскочил. Меч его рванулся из ножен.

Клим обнажил свой лишь на миг позже.

– Это еще что? – загремел вдруг властный голос. Клим скосил взгляд, не желая упускать Максаря из поля зрения.

У столика стоял седой. Усы его топорщились, как у рассерженного кота.

– Хорошо же ты начинаешь службу, – жестко сказал он Климу.

Еще несколько секунд седой мрачно глядел то на Максаря, то на Тереха.

– Отведи их, пусть умоются, – велел он девушке, теребящей поварской колпак. – Живо.

– А вы, – обратился седой к белолицему и Климу, – если сцепитесь до завтра, заказывайте отпевал.

Максарь, скрипнув зубами, вогнал меч в ножны и, не глядя на Клима, пошел вослед девушке куда-то за стойку у дальней стены. Терех последовал за ним, тоже убрав меч.

Они по очереди умылись в большой дубовой кадке. Максарь утерся полотняной салфеткой, швырнул ее на пол и вышел вон, все так же избегая смотреть на Клима. Девушка подала вторую салфетку Климу, и негромко предупредила:

– Берегись его.

Клим подал ей мокрую салфетку.

– Спасибо.

На секунду он поймал взгляд ее умопомрачительно зеленых глаз и повторил:

– Спасибо.

Клим хотел спросить, как ее зовут, но почему-то не решился.

Когда Терех вернулся в зал, его окликнул Гордей:

– Эй, парниша! Пойдем со мной.

Клим повиновался. Они вышли на площадь. Часы на башне пробили десять – всего час минул с тех пор, как вошли в таверну.

«В этом городе все происходит на удивление быстро…» – рассеянно подумал Клим.

– М-да, – сказал Гордей. – Зря ты с Максарем связался.

Он помолчал.

– Сегодня его можешь не бояться, слово Влада – закон. А с утра готовься постоять за себя.

Клим пожал плечами и погладил рубчатую рукоять меча. Постоять за себя впервые ему пришлось в семь лет, и с тех пор он здорово поднаторел в этом искусстве.

Смеркалось; они шли засыпающим городом к казармам. Гордей молчал, Терех молчал, город молчал, и лишь сверчки монотонно верещали на чердаках.

В казарме Клим повалился на указанную Гордеем койку и мгновенно забылся.

Утром из крепкого сна его выдернул трубач. Тряхнув головой, Клим сел и огляделся. Солдаты поднимались с коек и нестройно тянулись к светлому проему выхода. Клим побрел за ними.

Во дворе буйствовало солнце, приходилось щуриться. Воевода Влад нарочно выстроил всех лицом к восходящему светилу; ратники терли глаза и заслонялись ладонями.

Кого-то определили в стражу, кого-то в конный обход, кого-то в охрану торговцев; солдаты разбирали оружие и доспехи, да и разбредались по назначению. Скоро от плотного строя осталась жиденькая цепочка. На дальнем фланге Клим углядел фигуру Максаря.

Влад всыпал по первое число угрюмому ратнику, погоревшему накануне на пьянке, отослал его к штрафникам (Клим отметил – без конвоя) и обратился к Тереху.

– Теперь ты.

– Выйди из строя, – шепнул стоящий рядом Гордей.

Клим дважды шагнул и полуобернулся, чтоб стоять к воеводе лицом.

– Вчера за меч хватался, я видел. Горяч больно? Или первый мечник под солнцем?

Говорил Влад сухо и отрывисто. Клим пожал плечами.

– Ладно. Докажи, что не зря клинок на поясе носишь. Максарь!

Воевода хлопнул в ладоши; строй дрогнул и развалился. Всего несколько секунд, и солдаты образовали замкнутый круг. Внутри остались Клим, Максарь и Влад. Белолицый, криво улыбаясь, потащил из ножен меч. Влад, скрестив руки на груди, отошел в сторону и приготовился наблюдать.

Ладонь Клима легла на рукоять меча, привычно обласкала рифленую кость и сжалась, а в ушах все еще звучал тихий шепот проскользнувшего при перестроении совсем рядом Гордея: «Учти, на самом деле Максарь левша…»

Клим, изготовившись, наблюдал за противником. Меч Максарь держал в правой руке, но теперь стало понятно, что это ничего не значит. Терех и сам умел биться обеими руками, но правой выходило лучше. Он сосредоточился, и спустя мгновение Максарь напал.

Косой рубящий сбоку Клим изящно отвел и атаковал сам, но и его выпад отвели не менее изящно. Некоторое время двое кружили внутри круга, присматриваясь, и снова сшиблись, на этот раз надолго. Максарь завел серию, быстро работая мечом, Клим оборонялся, пока успешно.

Белолицый очень сильно фехтовал, это Терех почувствовал сразу. Удары его были быстры, коварны и нестандартны. Явно самоучка. Как, впрочем, и Клим.

Прощупав умелую защиту Клима, Максарь неуловимым движением перебросил меч в левую руку и обрушился с удвоенной силой. Но Терех ждал чего-то подобного, ведь Гордей его предупредил, поэтому неожиданный финт не смутил и с толку не сбил.

Железо звенело еще около минуты, потом Влад неожиданно хлопнул в ладоши:

– Довольно!

Максарь тут же прекратил атаковать и убрал меч. Клим, успокаивая дыхание, свой просто опустил.

– Ты оказался лучше, чем я ожидал, – честно признался воевода. – Осталось доказать всей Зельге, что ты будешь ей верен. Тогда попадешь в мою гвардию. А пока – походишь в караулы да в патрули. Гордей, глаз с него не спускай.

Сухощавый воин сдержанно кивнул.

– Резерв – разойдись! – скомандовал Влад и, не оборачиваясь, зашагал к воротам. Стражи браво отсалютовали ему пиками.

Максарь и еще несколько ратников ушли вместе с ним.

Гордей подошел к Климу и уважительно хлопнул его по плечу:

– Ну, парень, нет у меня слов! Ты первый, кто фехтовал с Максарем и не был унесен из круга! Траги тебя дери! Где ты научился так работать клинком?

Клим пожал плечами:

– В Тенноне. И раньше – в Сагоре.

– Влад изумлен, поверь мне. Не гляди, что он остался бесстрастен. Я его давно знаю. Но теперь и спрос с тебя будет особый: смотри не подведи…

Задачей резерва было бездельничать в казарме или около нее. Запрещалось только выходить за ворота и пить хмельное. Солдаты большей частью отсыпались, иногда фехтовали, чтоб не заржаветь, швыряли ножи в специально установленный щит, правили клинки, чинили доспехи, если требовалось; судачили о тем о сем. Клим старался держать поближе к Гордею, чем-то понравился ему сухопарый воин, да и тот охотно сносил общество новичка, рассказывал о местных нравах и обычаях.

Вечером, освободившись из резерва, Гордей и Клим снова пошли в таверну. Солдаты ходили туда с удовольствием – вкусный стол и доброе пиво полагались им бесплатно. Хозяин Хлус, однако, не оставался внакладе, ежедневно кормя полсотни человек: всякий купец, проезжающий через Зельгу, обязан был часть товара оставить в таверне; жители города и окрестных деревень поставляли снедь и питье, причем часто приносили больше, чем того требовал закон, потому что гарнизон всегда защищал людей от врагов, солдат в городе уважали, стремились облегчить им службу и обеспечить всем необходимым.

Песню Клим вновь услышал за квартал от «Облачного края». Наверное, ее здесь пели издавна:

Путь наш труден и долог,

Оттого всем нам дорог

Этот временный уют.

От Сагора до Цеста

Ждут нас дома невесты —

Верить хочется, что ждут.

– Скажи, Гордей, а почему таверна зовется «Облачный край»? Что, дожди у вас часты?

Гордей пожал плечами:

– Не знаю… Как везде. Ее назвали так давным-давно, и никто не менял вывеску бог знает с каких времен. Да и зачем? Все привыкли…

Внутри собралось больше народу, чем вчера; свободных мест за столами почти не было. В углу гуляли моряки, видимо в порт зашел какой-нибудь купец. В центре собралась большая компания горожан, праздновали удачную сделку с соседями. Солдаты большей частью расположились у камина. Гордей без колебаний повернул туда.

Максарь смерил Клима быстрым взглядом и уткнулся в тарелку.

Вчерашняя зеленоглазая девушка вмиг принесла им ужин. Гордею и Климу она улыбнулась; впрочем – она улыбалась всем, но Климу показалось, будто ему она улыбнулась иначе, чем остальным. Клим провел ее глазами до самой стойки.

– Что, приглянулась? – насмешливо хмыкнул Гордей.

Клим вздохнул:

– Красивая… Как ее зовут-то?

– Райана… Райана Хлус.

– Дочь хозяина?

– Племянница.

– Странное имя. Не наше.

– А ее отец – тэл. Откуда-то из-за Кит-Карнала. И брат Райаны с виду – тэл тэлом: высокий, светлокожий, волосы – чернее смолы, бороды же нет вовсе. А девка больше на мать похожа, хотя и тэльское в ней что-то есть…

Клим вновь поглядел на Райану – она хлопотала у стойки. Словно почувствовав его взгляд, девушка обернулась.

Они долго глядели друг другу в глаза; Клим отрешился от всего остального – от сдержанного шума в таверне, от едва слышного боя часов; остались только они, Клим и Райана, и еще связавший их взгляд.

– Эй, ты чего? – Гордей хлопнул Клима по плечу. – Заснул?

Клим очнулся. Сколько он сидел, уронив голову на дубовую столешницу? Последнее, что сохранилось в памяти, – это зеленые глаза, медленно приближающиеся к его лицу. В огромных зрачках отражалось пламя факелов, и он, Клим Терех.

Ничего не понимая, он потряс головой. Сознание было свежим, как после долгого здорового сна.

Клим окинул взглядом зал, высматривая Райану. Как ни в чем не бывало, она убирала посуду с опустевшего стола. Через минуту, когда она пересекала зал, взгляд ее вновь встретился с взглядом Клима; теперь девушка улыбнулась.

Клим чувствовал: за этой улыбкой что-то кроется.

Таверна была уже почти пуста.

– Я долго спал? – смущенно спросил Терех.

– Спроси у Велеса, – буркнул Гордей.

Клим непонимающе захлопал глазами.

– Что-что?

Сначала Гордей озадаченно глядел на Клима, потом хлопнул себя по лбу:

– Это местная присказка. Есть одно местечко – у Камня Велеса. Там якобы можно задать богам вопрос и получить ответ. Или просьбу высказать – говорят, выполняют, если заплатишь.

Терех поморщился.

– Так сколько я спал-то?

Гордей развел руками:

– Откуда мне знать? Весь вечер просидел, уставившись на дно кружки, потом меня Влад вызвал, возвращаюсь – ты спишь. Хорошо еще, что не мордой в блюде…

Клим усмехнулся.

– Я не пьян, Гордей. Совершенно не пьян.

– Да вот и я удивляюсь… Кружек шесть пива выцедил. По глоточку, как заморщина.

– Шесть? – Клим недоверчиво прислушался к себе. Такое впечатление, что он вообще сегодня за пиво не брался.

Он встал. Тело слушалось беспрекословно.

Гордей вопросительно глядел на него.

– Ну-ка, подойди, – попросил он.

Клим четким шагом приблизился.

– Глазам своим не верю, – покачал головой сотник. – Ну и здоров ты пить, парень… Ладно, пошли в казарму. Завтра в патруль.

Утром все повторилось – звук трубы, построение; но сегодня десятник и с ним несколько солдат отправлялись с дозором по окрестностям Зельги. Оказалось, что Климу уже справили латы, на удивление легкие. Вообще-то он не привык к железу на теле, полагаясь больше на меч, однако приходилось привыкать. Гордей помог ему приладить нагрудник и остальное; пику Климу вручил бородач, которого вчера Влад отослал к штрафникам.

Стражники у ворот проводили патруль дружным кличем.

Клим трясся в седле, стараясь держаться так же естественно, как прочие. Верхом ему не часто доводилось ездить, хотя совсем уж профаном он не был. Гордей замыкал группу, вел же ее десятник по имени Агей.

Вскоре добрались до леса. Здесь Агей стал забирать вправо, к востоку. Клим уже знал, что им предстоит пересечь узкую полосу леса, берегом залива Бост добраться до устья Маратона, затем повернуть на запад, достичь реки Чепыги и, идя вдоль берега, вернуться в Зельгу.

На опушке Клим обернулся и взглянул на башни.

«А что? – подумал Клим. – Неплохой город. Кажется, мне здесь понравится…»

Лес был зелен, как глаза Райаны.

Патруль оказался вполне скучным делом. Тряска в седле, царапающие лицо ветви на узких тропинках, потом долгий путь под солнцем. Правда, с высокого берега открывался впечатляющий вид на залив; вдалеке виднелись туманные берега острова Ноа. Но Клим знал, что это вид скоро ему наскучит. Сырые и топкие подходы к Чепыге, рай для комарья и лягушек, тоже не могли особо порадовать. Под вечер они вышли к Зельге с запада.

На западе тоже были ворота. Ведущая к ним дорога справа круто обрывалась к устью сливающихся рек – Чепыги и Санориса. Стража встретила патруль бодрым постукиванием железа о железо: кто барабанил рукояткой кинжала по нагруднику, кто – по снятому шлему. К казарме тоже вышли с другой стороны, и некоторое время пришлось ехать вдоль забора; ватага ребятишек, галдя, сопровождала их до самых ворот.

Избавившись от доспехов, Клим поискал Гордея: тот переминался рядом с десятником, что докладывался Владу. Видимо, воевода спросил и о Терехе, потому что Гордей ответил, обернулся, отыскал взглядом новичка и вскинул кулак с отогнутым большим пальцем.

Клим сдержанно кивнул и решил подождать Гордея, чтобы вместе отправиться в таверну. Но неожиданно воевода и десятник подошли к нему.

– Как первый выход? – спросил Влад.

– Нормально, – пожал плечами Клим.

Влад пошевелил бровями.

– Не ошибусь ли я, если скажу, что всадник ты похуже, чем мечник?

Клим развел руками:

– Там, где я учился фехтовать, лошадей мало…

– Понятно. Впрочем, есть у нас дела и для ходоков – ты ведь ходок, не так ли?

– Так. Был ходоком в Тенноне и Сагоре.

– Чего ж сразу не сказал?

– А меня и не спрашивали…

– Врешь, спрашивали. Что умеешь, спрашивали. Ты сказал – мечник.

Клим напрягся и вспомнил – действительно, он представился как мечник.

– Мечник я во-первых. А потом уж ходок. Да и стоило ли мечника вооружать пикой и садить на коня? Сказал бы – ходок, послали бы в арбалетчики…

Глаза десятника поползли на лоб от подобной дерзости: мальчишка, без году неделя в гарнизоне, а как с воеводой разговаривает!

Неожиданно Влад захохотал.

– Смел! Ценю! Только не перегибай – я человек крутой, чуть что – в штрафники!

Клим не ответил. Он-то понял, что Влад проверял его: если чей-либо шпион, проведя день в городе и гарнизоне, он обязательно попытался бы улизнуть из патруля. Поэтому и решился на рискованное высказывание.

– Ладно. Есть поручение, но о нем поговорим после – в таверне. Гордей, сегодня вы ужинаете за моим столом.

– Понял, – кивнул Гордей.

Воевода отослал десятника, круто развернулся и широким шагом направился к воротам.

Клим проводил его взглядом. Поручение… Небось, очередная проверка.

– Пошли, – хлопнул его по плечу Гордей, – квасу с дорожки хряпнем.

Квасом поили у казармы. Несколько солдат с кружками в руках внимали штрафному бородачу, плетущему какую-то замысловатую байку. Когда Гордей и Клим утолили жажду и взяли курс на таверну, из-за забора донесся дружный зычный хохот.

Войдя в «Облачный край», Клим украдкой глянул в сторону стойки – не там ли Райана. Она была там – протирала вымытые кружки. Словно почувствовав его, девушка вскинула голову.

Несколько неожиданно для себя Клим направился к ней. Почему-то казалось, что все без исключения в зале смотрят на него.

Он приблизился и положил локти на стойку.

– Здравствуй, Райана. Меня зовут Клим.

– А я знаю. Клим Терех из Сагора.

– Что ты вчера со мной сделала?

Райана загадочно улыбнулась; губы ее едва двинулись.

– Спроси у Велеса…

– Эй, Терех! – это Гордей звал, уже сидя за столом воеводы. Влад, сотник Хлум и два десятника ужинали тут же. – Давай сюда!

Клим кивнул, на секунду повернулся в девушке-полутэлле, и сказал:

– Ты мне нравишься.

И, не дожидаясь ответа, ушел к покрытому алой скатертью столу.

Ему показалось, что Райана вздохнула.

В тот вечер Клим больше ее не видел.

За ужином Терех не без удивления отметил, что воеводе и мэру – тому самому благообразному господину, что сидел здесь в первый вечер, – подают те же блюда, что и простым солдатам. Он ожидал каких-нибудь изысков, однако отличий нашлось лишь два: скатерть и серебряная посуда. К этому Клим не привык: везде, где ему довелось побывать раньше, те, кто стоял повыше, и получали от жизни больше. Это приятно поражало, но понять подобную странность пока не удавалось.

За едой о делах не говорили.

Покончив с ужином, воевода отпил туранского вина и обратился к мэру:

– Ну что, Пирс? Начнем, пожалуй.

Мэр несколько раз кивнул.

– Я получил послание от мэра Эксмута. У них какие-то странности происходят, но не в этом дело. Нужно доставить ему ответ, однако… будет несколько необычных условий. Например, пока не будет вручено это послание, все трое гонцов не могут применять оружие, даже для самообороны.

Клим поднял брови. Почему, траги навечно?

– Во-вторых, ни в коем случае нельзя идти по дорогам, тропинкам, вообще по хоженому. И в Эксмут придется проникнуть не в ворота, а тайком, через стену. В-третьих, идти придется только ночами, днем же ни одна живая душа не должна заподозрить о вашем, – мэр поглядел на Клима и Гордея, – существовании. И, наконец, самое важное. Если на вас нападут, вы должны будете убить себя.

Клим, почувствовал, как по спине прогулялся холодок. Вот так дела! Ничего себе заданьице!

Но непонятно другое. Дело явно важное – почему выбор пал на Тереха? Его же здесь никто не знает. Гордей, понятно, свою преданность не раз доказал. Но Клим?

– Если же кто-нибудь из троих откажется умереть, остальные сначала должны убить его, – добавил мэр, пристально глядя в глаза Климу. Взгляд этого розовощекого господина был тяжек, как базальт.

Он явно намекал, что Клим может сломаться.

И еще он сказал, «из троих». Терех, Гордей, а кто же третий?

– Если вы не уверены во мне, – сказал Клим как можно ровнее и спокойнее, – пошлите кого-нибудь другого. Да и вообще, я ведь только появился в Зельге. Не подумайте, что я трушу, просто даже самому последнему тугодуму понятно, что новичкам такие задания не доверяют.

Мэр пожевал губу.

– Мы должны послать именно тебя. По ряду причин. Хотя бы потому, что в послании говорится и о тебе тоже. А главное – там говорится, что ты непременно должен стать одним из троих. Это неубедительно, но подробнее я рассказывать не могу, не хочу и не буду.

– Ладно, – Клим нарочито небрежно пожал плечами. – Я согласен. И клянусь чем угодно, что выполню все приказы.

– Хорошо сказано, – отметил Влад. – Я верил в тебя, парень.

– Итак, – продолжил мэр, – напоминаю. Первое. Никакого оружия. Второе. Никаких дорог. Третье. Идти только ночью, днем крыться так, чтоб пустельга не разглядела. Четвертое. Если встретится хоть один человек – умереть. Пятое. В город – ночью, через стену. Дом мэра знает Гордей. Передать ему слова, по очереди, и все. С той минуты вы вновь свободны от всех запретов. Вопросы есть?

Клим переглянулся с Гордеем. Непонятного становилось все больше.

– Если никакого оружия, как умереть? – поинтересовался Клим.

Мэр кивнул и поставил на стол небольшую шкатулку. Крышка откинулась с легким скрипом.

На черном бархате лежали три короткие серебристые иглы.

– К завтрашнему вечеру вам вошьют их в воротники курток. Нужно просто уколоть себя в горло. А впрочем, куда угодно, но в горло удобнее.

– Яд? – догадался Клим.

– Да. И очень сильный.

– Понятно. А слово? Что передавать-то? Надо же выучить.

– Ты уже знаешь слово. Ну-ка, повтори. рэО тэкА…

Он пристально взглянул на Клима, и тот, разбуженный первой фразой, вдруг осознал, что знает целый кусок какого-то текста. Смысла его Терех не понимал, но мог повторить сколько угодно раз, с любого места, хоть задом наперед. И он начал, шевеля губами:

– рэО тэкА нвЭ рэО крАт’И фОр хЭл щЕрд. оЭлдэ Оми…

Около минуты звучал странный язык. Клим ни разу не запнулся, до самой последней фразы:

– …зЭнэн эскА.

Он открыл глаза. Предполагать, откуда ему известна подобная тарабарщина, Клим даже и не пытался.

– Прекрасно. Теперь ты, Гордей.

Гордей почему-то тоже закрыл глаза. Видимо, так было легче сосредоточиться.

– вэтЭ фОр дэЕ рэО эспЭ…

Он тоже ни разу не запнулся.

– Вот и все. Больше вам знать ничего и не надо. Оружие оставите в казарме. Советую вам до утра посидеть в таверне, попить пивко, днем отоспаться, а завтра перед полуночью выступить.

И мэр крикнул:

– Хозяин, пива!

Влад и десятники встали, явно собираясь уходить.

– Постойте, – встрепенулся Клим. Все взглянули на него.

– Кто третий-то?

Мэр посмотрел на воеводу.

– Максарь, – сказал Влад. – А что?

Клим на секунду смешался.

– Да ничего… Надо же знать…

Когда все ушли, Гордей шумно вздохнул.

– Однако! Ты что-нибудь понимаешь?

Клим развел руками.

– Просто карусель! Два дня как пришел…

Они помолчали. Сам хозяин Хлус принес им небольшой бочонок пива, нацедил по кружке, поставил на стол блюдо с солеными орешками и, не сказав ни слова, удалился.

– Почему Максарь, интересно? – гадал Клим, не надеясь на ответ.

Но Гордей, как выяснилось, знал почему.

– Если ты откажешься кольнуться той дрянью, он убьет тебя голыми руками.

Клим пробормотал:

– Очень смешно… Слушай, а вдруг мы какого-нибудь психа встретим? По чистой случайности – не того, из-за которого должны полечь, а просто полуношного путника?

Гордей пожал плечами.

– Наверное, заранее известно, что никого мы встретить не сможем. До самого Эксмута.

Терех отхлебнул пива.

– Это далеко, кстати? Я там никогда не бывал.

Гордей тоже отхлебнул и захрустел орешком.

– Да не очень… Дня за три-четыре успеем. Вернее, ночи три-четыре. Хотя ночью идти труднее – может, и за пять.

Мысли роились в голове, но обсуждать их охота отпала.

– Откуда ты родом? – спросил Клим напарника.

Гордей хмыкнул:

– А я только хотел попросить тебя рассказать о себе…

Они хохотнули, чокнулись кружками и налегли на пиво. Впереди была ночь, долгий разговор и – Клим вдруг ясно почувствовал – время, когда будешь иметь право на слова: «У меня есть друг».

Утром со слипающимися глазами, слегка пошатываясь, они дотащились до казармы и свалились на койки. В дальнем углу спал еще кто-то. Должно быть, Максарь.

Проснулся Клим под вечер. Выбрел во двор – солнце садилось, все уже подались в таверну, только караульные топтались у ворот. Гордей сидел на пороге и тянул квас из ковша.

– Желаешь?

– А то!

Пить и правда хотелось.

Когда начало темнеть, на порог вышел, потягиваясь, Максарь. Ни на кого не взглянув, он подошел к посту и о чем-то переговорил с часовыми; потом исчез за воротами.

Скоро появился Влад с десятниками.

Играя желваками на скулах, воевода приблизился. Агей бросил на крыльцо дорожный мешок, двое других десятников – еще по одному. Щуплый человечек, похожий на двуногую крысу, опустил на крыльцо три куртки.

– Оружие, – потребовал Влад.

Гордей и Клим отдали свои мечи, расстались с кинжалами и остались с пустыми руками. Клим не знал, как себя чувствует напарник, но сам ощущал себя чуть ли не голым. И это несмотря на то, что и без оружия Терех кое-что умел (спасибо Сагору!), да и любая палка или бечевка в ловких руках становилась страшнее меча в руках профана.

Максарь вернулся спустя минуту.

– Все помните? – сухо спросил воевода.

– Все.

– И клятву?

– И клятву.

– Иглы в правом отвороте воротника. Усекли?

– Усекли.

– Тогда – в путь. И да пребудет с вами удача.

Трое подобрали мешки со снедью и просторными дорожными плащами, кожаные фляги с водой, и сошли с крыльца.

Еще четыре дня назад Клим и представить не мог, что окажется в таком переплете.

«А вдруг встретим кого? Вот так глупо умирать?»

Зельга еще не стала для него настолько родной, чтобы сложить голову не в бою, а вот так, непонятно из-за чего. В бою – тут все ясно: вот ты, вот враг, взялся защищать город – защищай, сплоховал – сам виноват. Знал, на что соглашался.

Но вот так… Клим не знал, как поступит, если они кого-нибудь встретят. Не знал, хотя и поклялся Владу и мэру Зельги. Он просто надеялся на лучшее, ибо больше надеяться было не на что.

Они вышли за городские ворота, и одновременно тьма сомкнулась над городом.

Максарь шагал впереди, свернув с дороги в первую же минуту. Клим с Гордеем следовали за ним. Некоторое время слышался только легкий звук шагов Максаря. Гордей недовольно морщился, но этого никто, естественно, не видел. Слабый свет узкого рожка, в который превратилась полная луна, едва обозначал землю под ногами; позади смутно чернели сторожевые башни Зельги. В караулке одной из них горела лучина, и этот огонек был единственным в округе. В городе царила народившаяся ночь, а огней таверны с этого места не рассмотрел бы и филин, ибо даже он не способен видеть сквозь стены. В порту звякнул колокол – на купеческом корабле отбили склянку и сразу вслед за тем загудели металлом часы на башне мэрии, отмечая полчаса до полуночи.

– Эй, Максарь, ты дорогу знаешь? – проворчал Гордей вопросительно.

Максарь неохотно отозвался:

– Сказано же: никаких дорог.

– Вот попутничка же навязали, – вздохнул Гордей. – Ну хорошо, ты дорогу не по дороге знаешь?

– Знаю, – Максарь говорил равнодушно, словно у него спрашивали, бывал ли он на луне, и он отвечал, что нет.

– Вот и веди, – заключил Гордей. – А мы за тобой.

Шагов через полста Максарь вновь подал голос:

– Эй, Клим! Райана желала тебе удачи.

Терех чуть не споткнулся.

– С-спасибо. А к чему это?

– Так, ни к чему. Понравился ты ей. Первый, кто ей действительно понравился.

– Ты-то откуда знаешь? – недоуменно спросил Клим.

«Дорогу я ему перешел, что ли? Так ведь и не было ничего. Хотел бы я видеть, как за два дня у парня девку сведут…»

Гордей пихнул его в бок:

– Дак Максарь ее брат! Родной.

Клим чуть не поперхнулся. Но, с другой стороны, испытал и облегчение.

«Хоть сразу не убьет», – мысленно ухмыльнулся он.

Теперь он понял, кого напоминал ему белолицый Максарь: тэла. Чистокровного тэла, хотя на самом деле он был лишь полукровкой.

Они погружались в ночь, зная, что эта ночь может оказаться последней в их жизни.

В первый переход одолели треть расстояния между Санорисом и Кутой; во второй – переправились через Куту на полузатопленном плоту, в третий – миновали озеро Майт и лишь немного не дошли до Эксмута. За это время им не встретился ни один человек, только во вторую ночь долго трусила следом бродячая собака, отстав лишь на переправе через Куту. Скоротав день в перелеске, троица из Зельги дождалась полуночи и направилась к недалекому городу, стоящему на реке Питрус.

Стены его походили на стены Зельги – такие же высокие, хранящие следы былых штурмов, морщинистые от времени, кое-где серебрящиеся лишайником. Через равные промежутки возвышались дозорные башни с узкими бойницами под крышами; на углах башни были повыше и посолиднее, чем просто в разрывах стен. Клим молча следовал за Максарем и Гордеем. Через стену перемахнуть решили поближе к дому мэра, а тот жил в южном пределе, у самого порта. Они обогнули город с запада, потому что северо-восточная часть Эксмута – это порт, и она охранялась даже ночью.

Наконец Гордей остановился и схватил Максаря за руку.

– Здесь! – прошептал он, показывая на стену.

Клим взглянул – почти на самом верху в свете серпика луны смутно угадывалась неровная выбоина.

– Достанем, пожалуй, – оценил Максарь и прислушался: из-за стены не доносилось ни звука.

– Должны, – подтвердил Гордей и обратился к Климу, – становись сюда. Да упрись в камень покрепче.

Терех стал подле стены, вжавшись в седой лишайник. Гордей ловко взобрался ему на плечи. Максарь, пользуясь живой лестницей, влез на плечи Гордею и дотянулся руками до выбоины.

– Держусь, – сказал он, как следует вцепившись в край.

Гордей повис у него на ногах; Клим уже все понял, и когда Гордей выдохнул: «Давай!» – полез наверх, по Гордею, по Максарю, и скоро оказался на гребне стены. Уцепившись левой рукой, за кромку, правую протянул Максарю. Максарь уцепился покрепче – выдерживать вес двоих на кончиках пальцев было не так-то просто. Мгновение – и Гордей очутился рядом с Климом. Вдвоем они подтянули Максаря. Тот тяжело дышал.

– Сейчас, – прошептал он. – Сейчас.

Через минуту он пришел в себя.

Внизу было тихо и темно, как в трюме парусника. Бесшумно спустившись, троица впиталась в лабиринт окраинных улиц.

Дом мэра стоял совсем недалеко от стены, кварталах в двух. В окнах его царила тьма, но этого они и ждали. Условный стук в створку ворот, и сразу же распахнулась калитка. Безмолвный, закутанный в черное привратник впустил их во двор, запер калитку на внушительный засов и повел к задней двери.

Клим чувствовал, что напряжение последних дней достигает пика. Постоянная готовность к смерти измотала его, в голове словно в колокол били – беспрерывно, час за часом. Хотелось побыстрее разделаться с этим странным поручением, упасть и заснуть и проспать весь день, нет – два дня, а потом сладко потянуться и просто выйти во двор, спокойно поглядеть на людей и не шарахаться боле от каждой тени.

В полутемном зале с завешанными тяжелым бархатом окнами их встретили двое – средних лет плотный мужчина, одетый точно так же, как Пирс, мэр Зельги; и запахнутый в дорожный плащ старик с длинной седой бородой, разделенной на два пучка.

Максарь и Гордей поклонились, Клим, чуть замешкавшись, тоже.

– Рад видеть вас, – сказал мэр напряженно, – это значит, что вы никого не встретили в пути. Ведь так?

– Так, – сказал Максарь без излишней болтовни.

– Тогда начинайте. Вы должны помнить все наизусть.

И Максарь начал:

– фОр мУУт эрщА трО тэцЭ…

Старик в плаще внимательно слушал, шевеля бровями. Иногда шевелились и его губы, словно он повторял сказанное. Мэр просто стоял, устало прикрыв глаза, он явно ни слова не понимал, но был рад, что все подходит к концу. Почему-то Климу казалось, что эта затея стоила многим больших нервов.

Когда Максарь закончил, настал черед Гордея:

– вэтЭ фОр дэЕ рэО Эспе…

Потом говорил Клим, старательно выговаривая непривычные слова, вызывая их из памяти без малейшего усилия. Речь его не мешала мыслям; все время, пока звучал чужой язык, Клим думал о своем, например, кто ухитрился втиснуть в его память это послание? Не Райана же?

Стоп!

Терех даже запнулся. Старик тут же вскинул брови, но Клим сразу собрался, отбросил мысли на некоторое время и продолжил с того же места:

– Ом, псЕ вэтЭ Эспэ фОр дэзнА, дэЕ Ас йЭр…

И так до последней фразы:

– зЭнэн эскА.

Повисло молчание, и Клим вернулся к своему воспоминанию. Когда он забылся в таверне, после того как взглянул в глаза Райане. Не тогда ли в него поместили это странное знание? Очень может быть…

– Спасибо, – скрипуче произнес старик. – Хоть все произошедшее и кажется вам странным, знайте: вы сослужили неоценимую службу Шандалару. Полагаю, вы устали; о вас позаботятся люди мэра. Можете идти и отдыхать. Вы свободны от всех клятв, что связывали вас последние дни. Нил!!

Последнее слово старик произнес по-тэльски. Значило оно: «Спасибо, вы сделали все, что могли».

Максарь, Гордей и Клим повернулись, чтобы уйти; они почти уже вышли за дверь, когда старик позвал:

– Эй, юноша! Останься на минутку.

Он глядел на Клима.

– А вы идите, идите, – махнул он рукой остальным.

Мэр удивленно воззрился на старика:

– В чем дело, Дервиш?

Старик не обратил на него внимания. Он смотрел на Клима. Странно смотрел: с печалью и интересом. Долго – около минуты. Потом вздохнул.

– Хэ-ххх… Запомни на всякий случай: скоро ты окажешься перед выбором. Знай, что ты способен заплатить ту цену, которую у тебя испросят.

Клим хлопал глазами, ровным счетом ничего не понимая. Какую цену? Кто испросит? За что?

– Запомнил? Повтори!

– Я способен заплатить испрашиваемую цену. А за что? – не удержался Клим.

– Не забывай меня. Иди, – отмахнулся Дервиш и повернулся к мэру, словно Клим из зала давно уже вышел.

Ничего не оставалось, кроме как отправиться к двери.

Гордей долго пытал Тереха, зачем его оставил загадочный старик, но объяснить этого Клим так и не сумел.

Отоспавшись, они вернулись в Зельгу на подвернувшейся шхуне торговца из Турана. Все быстро закончилось, и Клим с трудом верил в произошедшее – словно кто-то нагнал на него морок. В памяти почти ничего не отложилось, кроме слов старика-Дервиша. Немного удивляла странная отчужденность Максаря – казалось, что он не впервые выполняет подобные задания. На вопрос Клима Гордей ответил, что никогда раньше ни о чем подобном не слышал и никогда не участвовал в похожих делах. Насчет Максаря Гордей не знал – тот слыл натурой скрытной и необщительной.

Спустя несколько дней Клима перевели в личную гвардию Влада – три десятка отборных бойцов. Начались изнурительные тренировки – Клим вдруг понял, что до сих пор умел не так уж много. Не было ему равных, разве что, в работе с мечом. Но искусство воина заключалось не только в этом. Впрочем, он схватывал все на лету, природная смекалка, сила и прежний опыт помогали постичь многие секреты. Как-то незаметно все перевернулось, теперь он обращался за советом все реже, а его чаще просили научить какому-нибудь трюку.

Постепенно он освоился в Зельге, его признали жители – и солдаты, и горожане. Пару раз случались стычки с прибрежниками, заходившими в залив на многовесельных ладьях. Клим показал себя в бою с самой лучшей стороны, его зауважали. Вечерами в таверне все чаще слышался его голос; Клима приглашали к своему столу, просили рассказать о краях, где довелось побывать.

Еще он заметил, что посетители таверны в его присутствии перестали позволять себе сальные шуточки в сторону Райаны, хотя прежде Клим слышал их немало. Когда выдавался свободный вечер, он часто уводил девушку в порт, к морю, и они подолгу бродили у прибоя, ни о чем толком не говоря. Раньше трактирщик отпускал Райану неохотно, теперь же иногда сам отправлял ее к Тереху, особенно после того, как его сделали десятником.

Остальные офицеры Зельги – почти все – были женаты и жили в городе, а не в казарме; такую же судьбу прочили и Климу, но тот не спешил. Отчасти оттого, что еще не вжился окончательно в Зельгу, хотя мысль остаться здесь навсегда посещала его все чаще; отчасти оттого, что не понимал, что же его на самом деле связывает с Райаной. Им нравилось бывать вместе, но иногда Клим напоминал себе: ведь он почти ничего о зеленоглазой полутэлле не знает.

Близилась зима, купцы-корабелы заходили в Зельгу все реже, предпочитая торговать у южных берегов моря – в Туране; набеги прибрежников прекратились, патрули далеко от города не отходили; жизнь, еще недавно бившая ключом, поутихла. Долгие вечера горожане проводили в тавернах и кабачках; в «Облачном крае» собирался весь цвет Зельги, здесь всегда было не протолкнуться. Как-то раз в середине зимы Парфен Хлус отозвал Клима в сторону и открыто предложил ему комнату на втором этаже. Ему и Райане. Клим подумал и согласился, если Райана не возражает.

Райана не возражала.

С тех пор он стал реже бывать в казарме, реже видеть Гордея, с которым успел крепко сдружиться, зато заметил молчаливое одобрение в глазах воеводы и мэра. Теперь Клим часто сиживал за одним столом с ними, бывало, его даже просили высказаться по какому-нибудь вопросу и к мнению прислушивались.

Клим и верил, и не верил: всего год назад мальчишка без медальона, наемник, шалтай-болтай, сегодня вдруг вознесся к самой вершине. Странно было видеть бывалых солдат, вдвое старше его по возрасту, которые просили: «Рассуди!»

Но если случилось так, значит он того достоин.

Иногда он вспоминал слова Дервиша, услышанные в Эксмуте, но чем дальше, тем реже. Как заволакивает неясным туманом ночной сон, так и летние странности погружались в небытие.

Неожиданно Клим понял: прежняя жизнь кончилась. Началась иная. Теперь у него был дом, было дело, была Райана, был друг. И новые мысли.

За окнами сыпал снег, заметая память о бродяге-мальчишке, но в кого превратится он, когда снег растает?

2.

– Клим, вставай!

Сон медленно отступал, но вставать отчаянно не хотелось. Он перевернулся на другой бок и засопел.

– Вставай-вставай, время уже! Рассвет скоро!

Райана тормошила Тереха, не обращая внимания на вялое сопротивление.

Через минуту Клим тяжко вздохнул и сел. Встряхнул головой.

Раньше он вскакивал от малейшего шороха, теперь же мог валяться в постели до полудня. Правда – только дома, в комнате на втором этаже таверны «Облачный край». В любом другом месте он оставался прежним – чутким, выносливым и терпеливым. Но здесь – здесь можно было расслабиться, а единожды расслабившись, привыкаешь.

Клим встал и оделся. Чмокнул Райану в щеку, нацепил меч и спустился в зал. Поваренок Трига поднес ему квасу.

Сур и Агей, тоже десятники, ждали за ближним к выходу столом. Зевая на ходу, Клим приблизился и сел. Спустя минуту подошел четвертый из офицеров, живущий в комнатах таверны, – Франциск, мастер оружейников.

Негромко переговариваясь, они направились в сторону казарм.

День казался вполне обычным: Сур уехал в дозор, Агея отправили провести купцов до переправы через Маратон, Франциск с самого начала ушел в кузницу, даже на разводе не появился, Клим с Максарем натаскивали новичков в лагере у стен Зельги. Воевода Влад подался к мэру на встречу с посланниками Гурды. Ничто не предвещало новостей вот уже который день.

Гонец на взмыленном коне вырвался из леса на простор пригородных полей и во весь опор поскакал к Зельге. Часовой на башне тотчас протрубил «внимание!»; в лагере насторожились.

Клим, приставив к глазам ладонь, глядел на приближающегося всадника.

– Кто-то из агеева десятка… – сказал Максарь и сплюнул в пыль. – Не нравится мне это…

Клим покосился на шурина – с ним до сих пор общего языка найти не удалось. Хоть и служили оба в гвардии Влада, хоть виделись каждый день… Ссору при первой встрече никто не вспоминал, но и тепла в отношениях вовсе не прибавилось.

Всадник добрался до первых палаток, ссыпался с коня и, поправляя куртку, протянул Максарю свиток бумаги.

– Мэру! Срочно!

Полутэл командовал первым десятком гвардии и формально был старшим.

Не говоря ни слова, Максарь отвязал свежего коня и вихрем унесся за ворота Зельги.

– Откуда вести-то? – мрачно спросил Клим.

Гонец, утираясь рукавом, ответил:

– Из Тороши…

Спустя час Клим услышал слово «мор»…

Всех лекарей срочно созвали в мэрию. Клим остался в лагере наедине с безрадостными мыслями: однажды он пережил чуму и вспоминал пережитое с содроганием.

«Уж лучше бы прибрежников орда, ей-богу», – подумал он вяло.

Он знал, что произойдет дальше: несколько дней изнурительного ожидания, когда нервы натягиваются как шкоты в шторм, потом первый заболевший, а потом первая смерть.

Первый человек в Зельге заболел через неделю. Ребенок. Сгорел за четыре дня; к этому моменту больных было уже больше сотни. Город словно вымер. Люди сидели по домам, не решаясь выйти на улицу. Только страх бродил по улицам в обнимку со смертью.

Кто вспомнил старое поверье – Клим не знал. Будто бы город может спасти пришелец, явившийся не больше года назад. Люди почему-то верили этой небылице, и обитатели таверны все чаще смотрели на Клима недружелюбно, словно он действительно мог их спасти, но не делал этого. Терех считал подобные росказни чушью и вздором, больше надеясь, что лекари найдут лекарство.

Но однажды утром стало известно, что лекари мертвы.

В «Облачном крае» больных пока не было; пища и вода хранились в глубоком холодном подвале, наверное, это и спасало первое время. По улицам Зельги шатались призраки: те, кого поразил мор, и кому стало все равно. Дважды таверну поджигали, но совместными усилиями огонь удавалось погасить.

Клим перестал выходить из комнаты, чтобы не видеть ненавидящих взглядов. Райана рассказала ему поподробнее о Камне Велеса – что находится тот в трех днях пути от Зельги, что богам можно задать только один вопрос или высказать одну просьбу; какова плата за это – никто не знал. Клим отмахнулся – какие боги? Люди умирают, а тут боги…

В таверне первой заболела Райана – ночью у нее начался жар, а наутро она не смогла встать с постели.

И тогда Клим влез в дорожную куртку, валяющуюся в углу восьмую неделю, прикрепил к поясу меч, взял в подвале несколько полос вяленого мяса и направился к выходу под молчаливыми взглядами обитателей «Облачного края». Дверь со скрипом отворилась и Зельга погрузилась в тревожное ожидание.

Клим знал, что у него есть четыре дня.

3.

Лишь далеко в лесу Клим заметил, что наступило лето.

«Просидели весь май и пол-июня взаперти, словно крысы», – с неожиданной злостью подумал он.

Камень Велеса, как сказал Максарь вчера, искать следовало на южном берегу Скуомиша. Единственным человеком, которого Клим встретил в городе, был шурин. Скривив губы, не то презрительно, не то от боли, он подробно описал дорогу и ушел, не оборачиваясь. Клим буркнул ему в спину: «Спасибо» – и вышел за ворота.

Наверное, Максарь тоже болен, раз осмелился выйти на улицу. А может, и нет. Пойми его…

Здесь, в лесу, мор казался чем-то нереальным. Лес о море ничего не знал – и это казалось неправильным. Клим то шел, то трусил, пока хватало дыхания, сцепив зубы и вспоминая беспомощные глаза Райаны, зеленые, как листва.

Обретенный дом обманул его. Если он не сумеет помочь, в Зельге не останется никого. Кто знает, сможет ли он тогда жить? И зарастет ли когда-нибудь эта рана?

Клим шел даже ночью, памятуя о странном походе в Эксмут, и надеялся, что старик Дервиш сказал тогда правду: он способен заплатить богам, и надеялся, что боги его услышат.

Камень Велеса, темную бесформенную глыбу, Клим увидел наутро третьего дня. По Скуомишу гуляли волны; стлался зыбкий туман, скрывая от взгляда острова.

Ноги ныли и гудели, но Клим упрямо шел к камню, хрустя валежником. Вскоре стало видно, что у самого камня курится дымком небольшой костер; согбенная фигура в длинном плаще с капюшоном подкармливала его хворостом.

Клим даже не очень удивился, когда увидел торчащую из-под капюшона седую бороду, разделенную на два пучка.

Подойдя вплотную, Терех вдруг задумался: а как, собственно, общаться с этими богами? Орать на весь лес, что ли?

Когда Клим подошел к самому костру, Дервиш медленно стянул с головы капюшон.

– Я знал, что ты придешь…

Не зная, что ответить, Клим опустился у костра. Прямо на землю, влажную и холодную.

– Что я должен делать? – спросил он чуть погодя. Вдруг навалилась безмерная усталость; Терех с трудом ворочал языком.

Дервиш ломая очередную валежину, ответил:

– Обратиться к богам. Я научу тебя, как учил всех, кто приходил ранее.

Он отправил валежину в костер и встал.

– Помни: ты можешь отказаться. Но тогда она умрет.

– Кто? Райана?

Дервиш не ответил.

В нетронутой плоти Камня на уровне груди было выдолблено небольшое углубление; там стояла деревянная чаша. Дервиш взял ее обеими руками.

– Напои ее кровью, – сказал он. – Своей кровью.

Клим, совершенно ничего не испытывая, вытащил из-за голенища кинжал и полоснул по руке. Парящая струйка ударила в деревянный сосуд.

– Опусти в чашу свой медальон.

Серебристая пластинка погрузилась в вязкую алую кровь.

Сейчас Клим вдруг заметил, что у Дервиша на шее нет пластинки! Но почему-то это его не очень удивило.

– А теперь произнеси свое имя и обратись к небу, возможно, тебя услышат сразу же.

Со стороны, наверное, это выглядело странно: измученный путник с чашей в руке, с шеи свисает серебристая цепочка и тянется к чаше.

– Я Клим Терех, гражданин Шандалара, во имя Велеса и именем его, взываю к тебе, небо: услышь и помоги!

«Может, я просто болен и мне это просто чудится?» – подумал Клим совершенно отстраненно. Чувство реальности покинуло его напрочь.

Он повторял призыв еще дважды, постепенно теряя надежду и жалея, что купился на эту дешевую выдумку. И лишился возможности быть с рядом с Райаной в страшный час – может, это облегчило бы ее страдания.

Откуда появилась фигура в белом, Клим не заметил.

– Я слышу тебя, смертный, и знаю, чего ты хочешь. Но и ты знаешь: за все в мире нужно платить. Готов ли ты заплатить богам?

Клим сосредоточился, собирая воедино разбегающиеся мысли.

– Я не знаю, что нужно богам. Да и есть ли у меня что-нибудь ценное для вас?

Голос срывался, Клим то и дело судорожно сглатывал.

– Я могу служить вам, сколько скажете…

– О, нет, это нам ни к чему, – ответил Белый, величественно поведя рукой.

«А что у меня есть, кроме жизни?» – зло подумал Терех.

– Ты прав, платой будет твоя жизнь. Но не вся: мы не так алчны, как о том рассказывают легенды. Год твоей жизни – всего год. И болезнь уйдет. Согласен?

У Клима внутри все замерло.

Год? Всего-навсего год жизни? Умереть на год раньше отпущенного срока и купить тем самым жизнь Райане и нескольким сотням горожан?

– Я согласен!!

– Да будет так! – сказал Белый. – Все, кто еще жив в Зельге, не умрут от мора. Плату мы возьмем завтра в полдень. Можешь идти, смертный, и ни о чем не жалей…

– Эй! – выпалил Клим, – скажи, Райана еще жива?

Руки с чашей задрожали сильнее.

– Узнаешь, – Белый рассмеялся и исчез.

Совершенно ошеломленный, Клим некоторое время стоял неподвижно перед Камнем Велеса, потом медленно опустил чашу. Алые капли стекли с медальона на куртку.

– Завтра в полдень… Завтра они приблизят мою смерть на год…

«Если Райана умерла…»

Додумать Клим не посмел.

Он поискал Дервиша – тот стоял у костра, протянув к огню костлявые руки.

Клим бережно поставил чашу в прежнюю выемку, прямо с оставшейся кровью, и приблизился к старику.

– Дервиш, а почему у тебя нет медальона? – зачем-то спросил Терех, словно более важных вопросов не существовало.

Старик шелохнулся.

– Потому что я не человек.

Клим вздрогнул.

– Бог?

Дервиш вдруг скрипуче захохотал, и так же внезапно умолк.

– Нет, я не бог.

– А кто же тогда? – недоуменно спросил Клим.

– Узнаешь, – пообещал Дервиш загадочно.

«Узнаешь, узнаешь… – подумал Клим. – Все так говорят. И боги, и люди, и Дервиш, который не бог, но и не человек».

– Может, ты траг?

На этот раз Дервиш фыркнул:

– Еще чего? Сказал же: узнаешь.

– А почему ты в этом уверен?

Старик обернулся к Климу и долго глядел ему в глаза.

– Потому что мы с тобой встретимся еще не однажды. В этом я уверен твердо.

Клима неудержимо клонило в сон, и он опустился на землю прямо у костра.

– Ничего, если я подремлю? – спросил он у Дервиша, едва ворочая языком.

– Спи, – проворчал старик. – Ты свое дело сделал…

Через секунду Терех уже крепко спал.

Дервиш посидел у костра еще с час, потом подобрал котомку с нехитрым скарбом и ушел на юг, к Зельге.

Клим проснулся за полдень. Сладко потянулся, потряс головой.

«Сегодня», – подумал он радостно и взглянул на небо. Солнце уже перевалило через зенит.

– Ого! – воскликнул он. – Проспал! Надо же!

Но зато никто не посмеет упрекнуть его в спешке.

Нарочито неторопливо Клим подтянул поближе мешок, не спеша развязал его и запустил внутрь правую руку. Так же неторопливо нашарил заветный кожаный чехольчик.

Вот он, знак совершеннолетия! Блестящий серебристый медальон на короткой цепочке. На обратной его стороне двадцать один год назад выгравировали имя и день появления на свет будущего владельца.

«Все, – подумал Клим, надевая медальон. – Теперь я не просто Климка, подросток без голоса и права на слово. Клим Терех, гражданин Шандалара, именем Велеса и во имя его».

Кровь предков кочевников пела в жилах и рвалась в дорогу непоседливая душа.

Людей Клим встретил спустя три дня. Двоих парней и зеленоглазую девушку с огненно-рыжими волосами.

– Клим!

Девушка кинулась навстречу и повисла у него на шее.

«Это еще что?» – удивился Терех.

Его крепко хлопнули по плечу.

– Здорово, Клим!

Терех резко оттолкнул девушку; та, не ожидавшая такого, упала в шальную траву. На лице ее застыло недоумение.

– Потише, приятель, – с угрозой сказал Клим хлопнувшему по плечу худощавому парню. – А то можно и мечом схлопотать…

Тот уставился на Тереха, словно увидел родного дедушку.

– Ты чего? Это же я, Гордей!

– Да хоть туранский султан!

– Клим, ты что, нас не узнаешь? – с дрожью в голосе спросила девушка.

«Психи, – решил Клим. – Надо убираться, пока ничего худого не случилось…»

– Дай-ка пройти, – попросил он назвавшегося Гордеем.

– Постой, – тот попытался его задержать, и Клим резко ударил локтем.

Гордей согнулся от боли.

Второй, похожий на тэла, белолицый и черноволосый, кривил в усмешке тонкие губы.

– Клим, опомнись! – взмолилась девушка, и что-то в ее голосе не понравилось Тереху.

– Бесполезно, – констатировал белолицый. – Это не он.

– Вот-вот, – подтвердил Клим. – Не я.

Гордей мучительно хрипя распрямился.

«Эк я его», – мимоходом подумал Клим.

– Хочешь бить? Бей! Мечом, если хочешь. Но я тебя никуда не пущу! – Гордей говорил с трудом, дыша громко и неровно.

«Так, значит? – сердито подумал Клим и обнажил меч. – Посмотрим…»

Он занес блестящий клинок.

– Кли-им! Что ты делаешь?!

Крик девушки отрезвил его. Рука Тереха опустилась.

«Траги, что творится? – подумал Клим, внезапно устыдившись. – Я чуть не зарубил безоружного…»

Сердито вогнав меч в ножны, он повернулся и скорым шагом направился в лес. Подальше от этой ненормальной троицы.

– Клим, постой! Ты же ничего не знаешь!

Терех ускорил шаг.

– Я иду за ним, – сказала Райана Гордею. – Как хотите…

Гордей последовал за нею.

Клим перешел на бег.

«Что за придурки?» – подумал он, все больше теряясь.

Никто не заметил старика в дорожном плаще, стоявшего в густом орешнике и скептически наблюдавшего за всем, что произошло.

– Как всегда, – проворчал старик. – Никак не могут понять, что нельзя отдать год еще непрожитой жизни…

Клим обернулся: за ним спешила рыжая девушка; чуть дальше – трусил Гордей.

И он, подавив неясную мысль, что где-то уже видел эти бездонные зеленые глаза, побежал прочь еще быстрее.

...

© Октябрь 1993 – май 1995 Магнитогорск – Николаев – Москва