«Первозданная. Дорога на Тир Минеган»

Олег Авраменко ДОРОГА НА ТИР МИНЕГАН

Алене Косюк, которая помогла Первозданной прийти в этот мир

Глава I ГОСТЬЯ С СЕВЕРА

Взобравшись по стремянке до середины высокого стеллажа, Эйрин услышала, как во дворе внезапно поднялась суматоха, залязгали металлические запоры, пронзительно заскрежетали петли на воротах, заглушив неразборчивые голоса часовых. А когда все стихло, кто-то выкрикнул: «Эй, разойдись!» — и до ее ушей отчетливо донеслось цоканье подков по брусчатке.

«Что-то рано они вернулись», — удивилась Эйрин. Она поднялась еще на две ступеньки, достала с полки книгу, ради которой явилась в библиотеку, а потом быстро спустилась вниз, подошла к ближайшему окну и выглянула наружу.

Как раз в это время через распахнутые настежь ворота во внутренний двор въехали всадники. Но это были не отец с дядей Рисом и кузеном Логаном, как сначала подумала Эйрин, и даже не пьяный в стельку Делвин со стаей своих друзей-гуляк, а четверо незнакомцев: трое мужчин и молодая женщина. За ними следовала вьючная лошадь, чей длинный повод был привязан к седлу белой кобылы, на которой ехала женщина.

Старая Башня, где находилась библиотека, стояла почти возле самых ворот, и Эйрин ничто не мешало как следует разглядеть гостей. Впрочем, мужчин она удостоила лишь беглым взглядом, мгновенно признав в них обычных охранников. Ее вниманием всецело завладела женщина, а вернее, девушка — на вид ей было лет семнадцать или восемнадцать, всего на два-три года больше, чем самой Эйрин.

Незнакомка была одета в платье из красного шелка, насыщенный цвет которого очень шел к ее длинным темным волосам, выгодно оттенявшим нежную белизну лица с тонкими, безупречно правильными чертами. Ее роскошный наряд не был предназначен для верховой езды: на нижних юбках не было специальных разрезов от колен до подола, и поэтому они немного задрались, открыв взору стройные ноги в полупрозрачных белых чулках и коротких коричневых башмачках. Эйрин предположила, что перед прибытием в Кардугал девушка ненадолго остановилась на одном из местных постоялых дворов — то ли в старом добром «Одноухом коте», то ли в недавно построенном «Золотом венце», — где привела себя в порядок и сменила простую дорожную одежду на более нарядную.

Во дворе гостей встречал управляющий замком, мастер Левеллин аб Фаргал, дородный мужчина средних лет, за спиной которого толпилась любопытная челядь. Грузно поклонившись, он произнес громким басом:

— Добро пожаловать в Кардугал, леди Шайна. Сейчас наш государь Келлах отсутствует, но обещаю вам, что к вечеру он вернется и непременно окажет вам подобающий прием.

Гостья, которую назвали леди Шайной, что-то ответила. Она говорила гораздо тише, чем мастер Левеллин, и ее слов Эйрин не расслышала. Но голос у нее был очень приятным — звонким и мелодичным.

Управляющий торопливо вытер платком вспотевшее от жары лицо и вновь поклонился.

— Ну что вы, любезная госпожа, никаких хлопот! Ваше появление, хоть и нежданное, для нас большая честь. В Кардугале всегда найдется место для вас и ваших спутников.

Леди Шайна, не прибегая ни к чьей помощи, ловко соскочила с седла и быстрыми взмахами рук расправила платье. Конюх немедленно схватил кобылу под уздцы и повел ее за ворота — в конюшни, которые располагались с обратной стороны крепостной стены. Тем временем охранники тоже спешились и сняли с вьючной лошади несколько тяжелых сумок с вещами.

Левеллин аб Фаргал предупредительно предложил леди Шайне руку и, без умолку разглагольствуя о большой чести для Кардугала, повел ее в Башню Иралах, где размещались гостевые покои. Эйрин проводила их заинтригованным взглядом, гадая о том, что же это за гостья их посетила. Безусловно, очень знатная — об этом свидетельствовала и исключительная учтивость мастера Левеллина, и то обстоятельство, что перед леди Шайной распахнули внутренние ворота, а не заставили ее спешиться на внешнем дворе и войти через боковую калитку в стене.

Сначала у Эйрин мелькнула мысль, что ее отец после неудачного сватовства к леди Блодвен вер Фейглим нашел себе другую невесту, но вскоре она отвергла это предположение. Приготовления к свадьбе, даже самой скромной, никак нельзя было сохранить в тайне, а Эйрин об этом ничего не слышала. Кроме того, леди Шайна была слишком молода для ее отца и по возрасту больше подходила Делвину или Логану. Однако у первого уже была жена и маленький сын, а второй обручился с литримской принцессой Рианнон. Да и в любом случае, если бы леди Шайна была чьей-то невестой, ее бы сопровождали не трое охранников, а большая свита со слугами и придворными.

Девушка с сокрушенным вздохом отстранилась от окна. У нее было большое подозрение, что отец уже окончательно отказался от намерения вновь жениться. Поэтому Эйрин и дальше будет оставаться его наследницей, пленницей своего высокого положения, которое ограничивало ее свободу не хуже тюремных решеток. А ведь она так жаждала освободиться!

Прижав к груди книгу, Эйрин вышла из библиотеки, поднялась этажом выше и по галерее, тянущейся вдоль внутренней стены, направилась в Княжескую Башню. Вернее, в Королевскую — Тыр Бренинол. Ее название изменили меньше года тому назад, когда отец Эйрин, князь Келлах, провозгласил себя королем Леннира.

Эйрин до сих пор не могла привыкнуть к новому отцовскому титулу и к новому статусу их маленькой страны, приютившейся между тремя большими государствами, каждая провинция в которых не уступала по размерам всему Ленниру. Да и все остальные южные королевства были значительно больше, их правители жили во дворцах, имели свои столицы — а в Леннире таковая отсутствовала по той простой причине, что здесь не было не единого приличного города, только села и небольшие городки. Ну а замок, даже если это Кардугал с его пятью башнями и двумя кольцами крепостных стен, никак не дотягивал до гордого звания столицы.

Впрочем, Эйрин ни в коей мере не считала это изъяном Кардугала. Она любила замок, где провела все пятнадцать лет своей жизни, и не променяла бы его ни на один город. Вместе с тем девушка страстно мечтала когда-нибудь вырваться отсюда, отправиться в длительное путешествие, побывать во всех уголках Абрада — не только Южного, но и Северного, — посетить разные страны континента и все самые большие острова, а в первую очередь — легендарный Инис Шинан, не менее легендарный Тир Минеган и совсем уж загадочный Инис на н-Драйг, где почти тысячу лет назад умер последний в мире дракон… К сожалению, обо всем этом ей оставалось только мечтать.

Галерея была открытой, полуденное солнце жгло немилосердно, и Эйрин пожалела, что не пошла по коридору на первом этаже. Хотя на ней было лишь легкое платье без нижних юбок, она все равно изнывала от жары. С завистью подумав о том, какой свежий вид был у леди Шайны, словно палящие солнечные лучи и раскаленный воздух совсем не донимали ее в пути, Эйрин ускорила шаг, почти бегом добралась до конца галереи и с наслаждением окунулась в приятную прохладу Королевской Башни. Толстые каменные стены в сочетании с чарами, наложенными на них Иганом аб Кином, придворным колдуном Кардугала, защищали жилые помещения замка от жарких объятий лета, а зимой надежно удерживали внутри тепло, благодаря чему не приходилось слишком сильно топить камины.

Эйрин взбежала по лестнице на пятый этаж, где располагались девичьи покои, и первым делом заглянула к своей кузине Финнеле, намереваясь рассказать ей о леди Шайне и вместе дождаться мастера Левеллина, который должен был доложить о прибытии гостьи. Сегодня утром отец с дядей Рисом поехали на охоту, и до их возвращения Эйрин оставалась главной в Кардугале. Во всяком случае, формально.

Финнелы у себя не было, а дежурная служанка сообщила, что недавно она отправилась гулять по замку. Тогда Эйрин прошла в свою спальню, сбросила мягкие туфельки, забралась с ногами на широкую кровать и раскрыла на коленях принесенную из библиотеки книгу. На титульной странице большими буквами было напечатано: «РАЗМЫШЛЕНИЯ О МОР ДЕОРАХЕ», ниже мелким шрифтом: «Кара Великого Дыва или происки Китрайла?», и в третьей строчке заголовка: «А может, что-то другое?»

Наличие таких вольнодумных книг в библиотеке Кардугала постоянно служило предметом ожесточенных споров между дедом Эйрин, князем Тырнаном аб Овайном, и местным духовником Эваном аб Гивелом. В позапрошлом году, после смерти старого князя, преподобный Эван вознамерился было очистить библиотеку от «еретической мерзости», однако новый князь, Келлах аб Тырнан, хоть и не интересовался философскими проблемами, категорически запретил ему трогать отцовские книги, пригрозив изгнанием из Кардугала. Духовнику пришлось подчиниться: борьба за чистоту веры, безусловно, дело святое, но и терять свое место при дворе ему совсем не хотелось, особенно с учетом грядущего провозглашения Леннира королевством. С тех пор преподобный Эван больше не заговаривал об уничтожении книг, а вдобавок вынужден был мириться с тем, что почти на каждой исповеди Эйрин из чистого озорства цитировала ему то или иное высказывание из научных трактатов, противоречащих официальной доктрине Духовного Совета Юга. В прошлом он мог позволить себе конфликтовать с князем, но обходиться так с королем и королевской дочерью уже не осмеливался.

В ожидании управляющего Эйрин наугад листала книгу в поисках какой-нибудь меткой цитаты, чтобы огорошить ею преподобного Эвана на завтрашней встрече, и одновременно думала о своем деде Тырнане. Старый князь слыл жестким и суровым правителем, однако для Эйрин он в первую очередь был любимым дедушкой, который просто души в ней не чаял. Конечно, он любил и других своих внучек, дочерей младшего сына Риса, но Эйрин всегда была у него на особом счету. Возможно, потому, что росла полусиротой — ее мать, леди Гледис вер Амон, умерла, когда девочке не исполнилось и двух лет. А может, причина была в том, что Эйрин, в отличие от своих кузин, с малых лет жадно тянулась к знаниям.

Впрочем, не исключено, что эту черту привил ей именно дед, который часто рассказывал внучке разные увлекательные истории, читал вместе с ней книги, всячески поощрял ее любознательность, учил докапываться до самой сути вещей и явлений. Так или иначе, князь Тырнан был для Эйрин самым близким человеком, гораздо ближе, чем ее родной отец. Она очень по нем тосковала…

Потратив более получаса, Эйрин наконец-то выбрала подходящий отрывок:

«Духовники Юга отвергают саму мысль, что Мор Деорах мог быть вызван действиями Китрайла, ибо это, по их убеждению, свидетельствовало бы о том, что Великий Дыв оказался неспособным помешать Врагу захватить целый остров и перенести его со всеми обитателями в другой мир, к берегам тогда еще дикого и смертельно опасного Абрада. Северяне же, насмехаясь над невежеством своих южных коллег, сами предстают не в лучшем свете, почти обвиняя Создателя в сговоре с Темным Властелином Ан Нувина. А по большому счету, различие между теми и другими не столь уж и велико; просто первые утверждают, что Великий Дыв самолично покарал людей Инис Шинана за их грехи, а вторые — что Он сделал это руками Китрайла.

Зато в одном, самом главном, обе стороны этого затяжного религиозного конфликта единогласны: они не оставляют нам, потомкам древних шинанцев, иного выбора, кроме как усердно молиться и уповать на то, что наши предки, очистив Абрад от адской скверны, смыли свои грехи собственной кровью и снискали нам милость Дыва…»

Эйрин отметила страницу закладкой и уже собиралась встать с кровати, чтобы положить книгу на стол, когда в передней послышались быстрые шаги, двери распахнулись и в комнату вошла стройная синеглазая девушка с копной волос цвета спелой пшеницы. Чертами лица она очень напоминала свою ровесницу и двоюродную сестру Эйрин, но была намного красивее — во всяком случае, так считала сама Эйрин. Со своей стороны, Финнела искренне уверяла, что из них двоих более красива именно Эйрин. Иногда девушки даже спорили по этому поводу, но каждый раз приходили к компромиссному решению, что они обе очень хорошенькие.

Финнела и Эйрин вместе занимали восточную часть девичьих покоев, их спальни располагались рядом, а гардеробная и мыльня у них были общими. И хотя остальные помещения пустовали (в прошлом году обе старшие сестры Финнелы, Дилиш и Морин, вышли замуж и уехали из Кардугала, две младшие еще жили вместе с матерью в женских покоях, а у Эйрин сестер не было), но ни той, ни другой даже в голову не приходило расселиться. Они с детства были вместе, делили все на двоих и даже сгонять злость предпочитали друг на дружке. Финнела полушутя-полусерьезно утверждала, что им просто необходимо выйти замуж за двух братьев, в идеале — за близнецов. Доля шутки в этих словах кузины не слишком веселила Эйрин, а едва завуалированная серьезность этого предложения даже пугала ее. По поводу замужества (как, впрочем, и во многих других вопросах) она решительно расходилась во мнениях с Финнелой, которой в последнее время не терпелось вкусить взрослой жизни и ощутить себя настоящей женщиной. А Эйрин и без этого считала себя взрослой (да и выглядела взрослее, чем Финнела); она и так была женщиной, пусть очень молодой, даже юной. Выходить же замуж ей совершенно не хотелось — она боялась, что брак свяжет ее по рукам и ногам, лишит самостоятельности…

— Ты слышала новость? — прямо с порога спросила Финнела.

Эйрин сразу догадалась, о какой новости идет речь. Вряд ли сегодня в Кардугале произошло что-нибудь более значительное, чем приезд загадочной знатной гостьи.

— Не только слышала, — ответила она, — но и видела.

— Ага, — протянула кузина с легкими нотками разочарования в голосе; она любила узнавать обо всем раньше, чем Эйрин. — А я еще нет. Просто была у мамы, когда мастер Левеллин пришел с докладом.

Эйрин с досадой поджала губы. Она, впрочем, уже привыкла к тому, что в замке распоряжается мать Финнелы, леди Идрис вер Верах, и в принципе не имела ничего против, когда это касалось повседневных дел. Но по такому поводу мастер Левеллин должен был обратиться именно к ней, Эйрин! В конце концов, она первая принцесса Леннира, а тетя Идрис всего лишь невестка короля.

Подавив в себе невольное раздражение, Эйрин поинтересовалась:

— Кстати, а кто она такая?

В васильковых глазах Финнелы вспыхнули озорные огоньки.

— Так ты не знаешь? — Казалось, неосведомленность Эйрин очень порадовала ее. — Действительно не знаешь?

— Действительно. Я просто видела из библиотеки, как она приехала. И еще слышала, как мастер Левеллин назвал ее леди Шайной.

Финнела с важным видом кивнула:

— Ее зовут Шайна вер Бри О'Мейнир. Высокая госпожа Тир Минегана.

Эйрин рот разинула от изумления. Ей было хорошо известно, что значит этот титул, который приравнивал его обладательниц к особам королевской крови. Тир Минеган был островом на северо-западе континента, за двести миль от побережья Ивыдона. О его существовании знали и дети, и взрослые во всех уголках Абрада. А еще его иногда называли Инис Эрахойд — Остров Ведьм…

Пока Эйрин переваривала это известие, Финнела разулась, проворно вскочила на кровать и устроилась напротив, подвернув под себя ноги. Несмотря на знойный день, кузина была в роскошном платье из синего шелка, щедро украшенного золотой вышивкой и тонким кружевом. Под платьем был корсет и пышные юбки, а на ногах — чулки вместо коротких носочков, как у Эйрин. Финнела обожала хорошо одеваться, и никакая жара не мешала ей щеголять в самых лучших нарядах.

— Значит, леди Шайна ведьма, — наконец произнесла Эйрин, не спрашивая, а просто констатируя факт.

— Вот именно, — подтвердила Финнела. — Представляешь, нас посетила ведьма! Самая настоящая! Я хотела сразу пойти к ней, но мама сказала, что так нельзя, нужно сначала дать ей отдохнуть с дороги. Наверное, она права… Но мне так не терпится ее увидеть!

Эйрин очень хорошо понимала нетерпение кузины. Ее самое так и подмывало немедленно отправиться в башню Иралах и как бы невзначай зайти к леди Шайне, поговорить с ней, расспросить о множестве интересных вещей. На Юге ведьмы были большой редкостью — это не Север, где их можно встретить почти при каждом королевском или княжеском дворе. Они там не служили (из книг Эйрин знала, что при ведьмах не стоит употреблять это слово), а просто гостили у властителей и в благодарность за гостеприимство предоставляли им различные магические услуги. Ну а владыки подкрепляли свое гостеприимство бесплатными подношениями: деньгами, драгоценностями, землями — дарами, соизмеримыми с оказанными услугами.

Когда-то давно точно так же обстояли дела и в Южном Абраде, но ситуация коренным образом изменилась после того, как в середине двенадцатого столетия Духовный Совет, прежде объединявший всех духовников континента, раскололся надвое в вопросе о причинах Мор Деораха. По большому счету, ведьмам было абсолютно безразлично, как южане и северяне толкуют события глубокой древности, однако их оскорбил тот факт, что Духовный Совет Юга причислил использование чар к числу греховных деяний. Это было особенно возмутительно, если учесть, что тогда еще не миновало и ста лет, как совместными усилиями ведьм и колдунов были уничтожены последние чудовища на Абраде. С тех пор ведьмы объявили бойкот всем южным королевствам и появлялись там лишь изредка, исключительно по своим делам. В таких случаях они соглашались воспользоваться гостеприимством одного из местных властителей, но не связывали себя никакими обязательствами и не задерживались дольше, чем того требовали их ведьминские дела. Из семейных хроник Эйрин знала, что в последний раз ведьмы были в Кардугале в середине пятнадцатого столетия — почти двести лет тому назад…

— А ты хорошо рассмотрела леди Шайну? — вновь отозвалась Финнела, аккуратно расправляя вокруг себя юбки. — Какая она? Красивая?

— Да, очень. Хотя до тебя ей далеко. — Девушки обменялись лукавыми улыбками. — А еще она довольно молода. Примерно на три года старше нас. Максимум на четыре. А может, всего лишь на два.

Финнела скептически хмыкнула:

— С чего ты взяла? Все ведьмы выглядят как юные девушки, даже старые-престарые. Так говорится в книгах.

Эйрин снисходительно улыбнулась. Финнела была умной и сообразительной девушкой, но свои знания об окружающем мире черпала в основном из женских сплетен, песен бардов и любовных романов. А почти на всех уроках, кроме занятий по музыке, рисованию и словесности, она или перешептывалась с придворными барышнями (ведь Эйрин всегда была сосредоточена на учебе), или дремала, или погружалась в мысли о симпатичных парнях и благополучно пропускала слова наставников мимо своих хорошеньких ушек.

— Так написано в тех книгах, которые ты привыкла читать, — уточнила Эйрин. — Но это преувеличение. Примерно до тридцати лет ведьмы стареют внешне, как и обычные женщины, а потом время для них как бы останавливается, и они на всю жизнь остаются внешне молодыми. Именно молодыми, но не юными. А если ведьма кажется юной девушкой, то, скорее всего, так оно и есть… Кстати, мастер Левеллин не спрашивал леди Шайну о цели ее визита?

— Спрашивал, но она уклонилась от ответа. Хотя ясно дала понять, что с удовольствием примет предложение погостить у нас. Мама полагает, что вскоре где-то в Леннире должна появиться на свет новая ведьма.

— Вполне возможно, — кивнула Эйрин. — И если это так, то вскоре к леди Шайне присоединятся еще две, а то и три ведьмы. А когда придет время, они неожиданно нагрянут в дом роженицы, примут роды и заберут с собой новорожденную девочку.

— А если родители не захотят ее отдавать? Что тогда?

— Не знаю, — честно ответила Эйрин. — В исторических хрониках я читала только про стычки на Лахлине… Но это же Лахлин, там не родители отказывались отдавать, а поборники, и ведьмы задавали им жару. А чтобы кто-нибудь не отдавал на Абраде — об этом я не встречала ни единого упоминания, а во все те страшные сказочки не верю. Полагаю, ведьмы просто умеют убеждать — и золотом, и словами.

Финнела с сомнением покачала головой:

— Не представляю, какое золото и какие слова могли бы убедить моих отца и маму отказаться от меня.

— Слова, думаю, нашлись бы. Таким родителям, как твои, я не стала бы предлагать ни денег, ни земель, а обратилась бы к их чувствам. Постаралась бы убедить их, что твое место среди ведьм, так ты будешь счастлива, проживешь долгую жизнь, не познав старости. И у тебя будет могущественная сила, которую ты станешь использовать для блага людей. А еще я бы сказала, что присутствие среди ведьм леннирской принцессы надолго обезопасит нашу страну от врагов и послужит возвышению нашего рода.

Финнела откинулась на подушки и вытянула ноги, пристроив их на коленях у Эйрин.

— Может, это и сработало бы, — задумчиво проговорила она. — Но к чему эти пустые разговоры? Я же все равно не ведьма…

— Зато можешь стать колдуньей.

Кузина демонстративно зевнула, всем своим видом изображая скуку:

— Не начинай снова, Эйрин. Мне это ни капельки не интересно.

Способность к чародейству не была достоянием одних только ведьм — горстки женщин, одаренных ведьмовской Искрой. Существовали также люди, наделенные намного более слабой силой, но вполне достаточной для того, чтобы управлять магией, существующей в окружающем мире, — в земле и воде, в воздухе и огне, в растениях и животных, в различных волшебных предметах, как артефактах (то есть созданных искусственно, руками людей или нелюдей), так и реликтах (которые появились еще в начале времен). Эти мужчины и женщины после соответствующего обучения становились колдунами и колдуньями. Они были не такими могущественными, как ведьмы, но все равно многое умели, и, кроме того, в отличие от ведьм, им не приходилось хранить девственность — их сила от этого не зависела.

Финнела родилась с колдовским даром, а вот у Эйрин, к ее величайшему сожалению, его не было. Поэтому она по-доброму и завидовала кузине, и в то же время сердилась на нее за нерадивое отношение к собственному редкостному таланту. Когда Финнела была еще маленькой, придворный колдун Иган аб Кин научил ее сдерживать свою силу, чтобы она по неосторожности не навредила ни себе, ни окружающим. А когда ей исполнилось одиннадцать лет, мастер Иган с разрешения отца Финнелы, лорда Риса аб Тырнана, начал уже по-настоящему обучать девочку магии. Только все без толку — Финнела никогда не отличалась особой старательностью в учебе, была очень нетерпелива и неусидчива, а увидев, как много ей придется работать, прежде чем она сумеет сделать что-нибудь значительное и полезное, вообще опустила руки и отказалась от дальнейших занятий. В течение следующих лет Финнела несколько раз поддавалась на уговоры Эйрин и возобновляла учение, однако ее выдержки хватало ненадолго.

А Эйрин отдала бы все на свете, чтобы иметь такие способности, как у кузины. Но еще больше, еще отчаяннее ей хотелось быть ведьмой. Частенько перед сном, лежа в своей уютной постели, Эйрин представляла, что она ведьма — прекрасная, грозная и величественная. Такие мысли доставляли девушке мучительное наслаждение, она испытывала восторг от захватывающих картин, проносившихся в ее воображении, и одновременно — острую боль и глубокую грусть от осознания всей бесплодности своих грез. Эйрин никогда не делилась этими фантазиями с Финнелой. Они были слишком личными, слишком сокровенными, чтобы доверить их даже самой близкой подруге…

Эйрин убрала ноги кузины со своих колен, передвинулась на край кровати и встала.

— Нет, так не пойдет! — возмущенно произнесла она. — Это просто безобразие!

— Ты о чем? — спросила Финнела, поднявшись с подушек.

— Мастер Левеллин до сих пор не доложил мне о леди Шайне. Первым делом побежал к твоей матери, но и после этого не удосужился прийти ко мне. Хотя бы из обычной вежливости.

— Все понятно, — сказала Финнела. — И тебя это рассердило?

— Еще бы! — ответила Эйрин. — Пойми меня правильно, сестричка, я не имею ничего против тетушки Идрис, я ее люблю и уважаю. Но не она хозяйка в Кардугале.

— Конечно нет, — сразу согласилась кузина. — Раз у твоего отца нет жены — хозяйка тут ты. И к твоему сведению, мама этого не оспаривает. Она просто выполняет твои обязанности и все ждет, когда ты взбунтуешься.

Эйрин вопросительно взглянула на нее:

— Ты так думаешь?

— Я это знаю. Мама сама мне сказала, еще год назад. Но попросила молчать, пока ты первая не заговоришь. Дескать, ты должна сама захотеть, чтобы тебя воспринимали серьезно.

— Я этого хочу, — решительно объявила Эйрин. — И для начала задам взбучку мастеру Левеллину.

— Для начала ты оденешься соответствующим образом, — твердо сказала Финнела, встав с кровати и обувая туфли. — Мастер Левеллин отнесется к тебе серьезнее, если ты будешь выглядеть как принцесса, а не как дочь захудалого помещика.

Эйрин собиралась было возразить, но потом признала, что в словах кузины есть свой резон:

— Хорошо. А ты вели разыскать его и вызвать ко мне.

Девушки вместе вышли из спальни в переднюю. Финнела двинулась к дверям, ведущим в коридор, а Эйрин прошла в гардеробную. Горничную она звать не стала, так как еще с детства привыкла одеваться и раздеваться сама, и только в тех случаях, когда не могла справиться с чем-то вроде хитроумных застежек на спине, обращалась за помощью.

Против ожиданий Финнела вернулась не сразу, а только через четверть часа, когда Эйрин уже нарядилась в зеленое шелковое платье под цвет своих глаз, надела ожерелье из жемчуга и теперь сидела перед зеркалом, расчесывая волосы. С ними у нее всегда было много хлопот, ее непокорные светло-рыжие пряди упрямо не хотели укладываться в аккуратную прическу, а все попытки заплетать их в косы непременно терпели фиаско.

Едва Финнела вошла в гардеробную, Эйрин, не дав ей и рта раскрыть, спросила:

— Куда ты подевалась? Сама бегала за мастером Левеллином?

— Нет, с ним придется обождать. Есть более важное дело.

— Какое?

— Я встретила Шайну вер Бри. Она явилась засвидетельствовать тебе свое почтение, как хозяйке Кардугала.

Услышав это, Эйрин довольно усмехнулась, отложила гребень и встала со стула:

— Отлично! Где она?

— Я проводила ее в гостиную и попросила обождать, — ответила Финнела. — А ты погоди, не торопись.

Кузина придирчиво осмотрела Эйрин со всех сторон, немного поправила ее платье в талии и убедилась, что она сменила носки на чулки и надела красивые туфли.

— Сейчас ты просто прелесть, сестренка, — одобрительно сказала Финнела. — Еще бы побольше драгоценностей… Хотя и так хорошо. Пойдем.

Делать замечания по поводу отсутствия корсета она не стала. Эйрин решительно отвергала эту деталь одежды, заявляя, что скорее обрежет себе волосы и облачится в белый балахон невесты Дыва, чем будет так издеваться над собой. Собственно, и худенькой Финнеле с ее маленькой грудью корсет был ни к чему; она носила его лишь для того, чтобы казаться взрослее, поскольку, хоть и была на полтора месяца старше Эйрин, внешне казалась почти на год моложе. Но это вовсе не значило, что Финнела задерживалась в развитии, — она выглядела как раз на свои пятнадцать с хвостиком; другое дело, что Эйрин повзрослела быстрее, чем большинство девушек ее возраста. Финнела очень ей завидовала, хотя Эйрин не видела для этого никаких оснований. Максимум за пару лет эта разница исчезнет — и тогда кузина станет и выше, и, без сомнения, красивее.

— Кстати, ты была права, — сказала Финнела на ходу. — Шайна действительно молода. И очень красива. А еще наглая, как не знаю кто.

— Вы уже успели поцапаться? — удивилась Эйрин.

— Да нет, ничего такого. Но она страшно заносчивая. Я говорю ей «вы» и «леди Шайна», а она в ответ — «ты» и «Финнела». Понятное дело, я тоже стала называть ее просто по имени.[1]

— Не думаю, что она собиралась тебя обидеть, — заметила Эйрин. — Вероятно, таким образом решила показать, что хочет обойтись без лишних церемоний.

Кузина фыркнула:

— Могла бы сделать это по-другому. Не так… бесцеремонно.

Они дошли до середины коридора, соединявшего восточную часть девичьих покоев с северной, и остановились возле двери гостиной. На лице Финнелы вдруг возникло лукавое выражение, и она шепнула:

— Обожди немного. Я первая.

Эйрин мгновенно все поняла, согласно кивнула и отступила в сторону. А кузина распахнула настежь обе створки двери, вышла на середину и торжественно, как будто это была официальная аудиенция, провозгласила:

— Ее королевское высочество леди Эйрин вер Келлах О'Дугал, первая принцесса Леннира!

Стараясь придать своей походке непринужденную величественность, Эйрин прошла в гостиную. Шайна вер Бри стояла в глубине комнаты рядом с креслом, в котором, очевидно, сидела до их появления. Как и во время прибытия в замок, на ней было красное платье, но уже другое, более роскошное, с боковыми разрезами, которые открывали взгляду белоснежные юбки. Она была где-то на полголовы выше Эйрин и Финнелы. Хотя, если учесть разницу в возрасте, Финнела вскоре обгонит ее, а вот Эйрин, наверное, так и останется ниже ростом.

Когда Эйрин приблизилась, Шайна лишь слегка наклонила голову как гостья, приветствующая равную себе по положению хозяйку дома:

— Мое почтение, принцесса.

В ответ Эйрин доброжелательно, хотя и с легким оттенком высокомерия, кивнула:

— Рада с тобой познакомиться, Шайна. Для нашей семьи большая честь принимать у себя высокую госпожу Тир Минегана. — Она опустилась на диван и взмахом руки указала на кресло. — Прошу, садись. Можешь называть меня просто Эйрин.

Финнела, закрывая двери, украдкой ухмыльнулась. Шайна конечно же сразу поняла, что со стороны Эйрин это была небольшая месть за неучтивое обхождение с ее кузиной, но она и глазом не моргнула, а с полностью серьезным видом поблагодарила за оказанную честь и устроилась в кресле.

Какое-то время они с любопытством разглядывали друг друга. Эйрин пыталась отыскать во внешности Шайны что-то особенное, специфическое, то, что указывало бы на ее ведьмовское происхождение. Но в конце концов ей пришлось признать, что ничего такого не замечает и Шайна больше похожа на девицу из какого-нибудь знатного рода.

Мастер Иган аб Кин утверждал, что даже колдуны и колдуньи не способны с полной уверенностью распознать в женщине ведьму, пока та не начнет использовать чары, поскольку источник их силы, ведьмовская Искра, заметна только самим ведьмам. Зато сами ведьмы безошибочно отличают людей с колдовским даром от тех, у которых его нет.

— Надеюсь, ты хорошо устроилась? — спросила Эйрин. — Наши слуги обо всем позаботились?

— Да, спасибо. Я всем довольна, — вежливо ответила Шайна. Как Эйрин и ожидала, ее выговор был типично северным: она немного растягивала гласные и слишком смягчала согласные.

— Извини, если что не так, — продолжала Эйрин. — И говори об этом прямо. Мы ведь не привыкли принимать у себя гостей из Тир Минегана. Со времени предыдущего визита ваших сестер в Кардугал прошло двести тридцать шесть лет. Тогда в Леннире родилась ведьма.

— Да, знаю, — кивнула Шайна. — Сестра Аслин вер Эймер. К сожалению, я никогда с ней не встречалась, так как еще до моего рождения она уехала на Шогирские острова и уже два десятилетия гостит у тамошнего короля.

— А у нас она вообще не была, — сказала Эйрин. — Во всяком случае, в этом столетии.

— Так теперь у Леннира будет две ведьмы? — нетерпеливо отозвалась Финнела, присев на диван рядом с Эйрин. — Ты же приехала за новой сестрой?

Лицо Шайны на мгновение омрачила тень досады. Эта тень была легкой, мимолетной и сразу же исчезла без следа, однако Эйрин успела заметить ее. Шайна, безусловно, ожидала этого вопроса, но, когда он прозвучал, едва сдержала раздражение, так как знала, что слышит его далеко не в последний раз.

Эйрин прекрасно понимала чувства гостьи, ее бы тоже разбирала злость при мысли о том, что в ближайшее время (а может, и не только в ближайшее — возможно, в течение следующих нескольких месяцев) ей придется вновь и вновь слышать эти слова и каждый раз уклоняться от ответа.

— Если и так, я бы этого не признала, — сдержанно произнесла Шайна. — Ведь тогда начались бы расспросы, кто именно из беременных женщин Леннира должен произвести на свет ведьму. А это поставило бы меня в очень затруднительное положение.

— Ясно, — сказала Финнела. — А сформулировать вопрос… ну, чисто гипотетически. — Она старательно произнесла последнее слово, которого до сих пор никогда не употребляла, но иногда слышала его от Эйрин, деда Тырнана и мастера Игана. — Допустим, ты вместе с другими сестрами прибыла за маленькой ведьмой, дождалась ее рождения, а девочку отказались отдавать. Наотрез. Несмотря на все уговоры и обещания. Что тогда?

— Ее все равно забрали бы, — ответила Шайна без обиняков. — Впрочем, за последние пять столетий мы ни разу не прибегали к таким крайним мерам. Нам всегда удавалось договориться с родителями.

— Даже с самыми знатными и богатыми?

— Даже с ними. Иногда бывает очень трудно, но в конце концов все идут на уступки. Одних привлекает щедрое вознаграждение, другие поступают так из любви к своим дочерям, заботясь об их благополучии.

Финнела с сомнением покачала головой:

— С трудом в это верится. Ведь разные родители видят счастье своих детей по-разному. Неужели не встречается таких, которые считают, что наилучшая судьба для их дочери — быть обычной женщиной, иметь мужа и детей?

— Конечно, встречается. Они считают, что стоит лишь дождаться, когда девочка подрастет, поскорее выдать ее замуж, и все будет хорошо. Но это не так.

— А как?

Ответить Шайна не успела, ее опередила Эйрин:

— Ведьма не может стать обычной женщиной. Познав мужчину, она теряет свою Искру, но сохраняет в себе ее отпечаток, который дает силу, соизмеримую с силой колдуньи. Превращается в ведьмачку — слабое, жалкое подобие настоящей ведьмы.

— Я это знаю, — обиженно сказала Финнела. — Не считай меня глупенькой. Речь совсем о другом. Эта девочка будет расти, не зная, что она ведьма, и будет считать правильной ту жизнь, которую для нее выбрали родители. А после замужества, став ведьмачкой, только обрадуется, обнаружив в себе магическую силу…

Эйрин саркастически фыркнула:

— Ну да, еще бы! Ко всему прочему, она еще будет покорнейше благодарить родителей, которые эгоистично лишили ее долгой жизни, вечной красоты и настоящего могущества. Бедняжка будет невыразимо счастлива обладать крохотной силой ведьмачки и нисколечко не будет страдать от того, что по глупой прихоти родных людей лишилась бесценного дара, которым обладала от рождения.

В карих глазах Шайны промелькнуло какое-то странное выражение — то ли сожаления, то ли вины. Она поспешно отвела взгляд и заговорила:

— Есть и более весомая причина, по которой мы не оставляем новорожденных ведьм с родителями. Искра очень редко сохраняет пассивность до наступления брачного возраста, обычно она пробуждается уже на третьем или четвертом году жизни. Этот процесс невозможно ни обратить, ни остановить, его можно только контролировать и направлять. А без присмотра опытных сестер-воспитательниц неконтролируемая магия просто убьет девочку.

Шокированная Финнела молча уставилась на Шайну. А Эйрин потрясенно произнесла:

— Милостивый Дыв! Я никогда об этом не слышала. И нигде не читала…

— Мы уже более тысячи лет этого не допускаем. В свое время наши предшественницы вели спор о том, стоит ли силой забирать девочек у слишком неуступчивых родителей или лучше бросить их на произвол судьбы. В конце концов, Искра не исчезает после смерти ведьмы, а находит себе новую носительницу. Но все же возобладала точка зрения, что мы не имеем права обрекать на смерть наших маленьких сестер из-за глупости их родителей. Да и все те страшные истории о том, что мы якобы убиваем девочек, если нам их не отдают, возникли отнюдь не на пустом месте. Малышки гибли при неконтролируемом пробуждении Искры, а обезумевшие от горя родители винили во всем ведьм. Когда же было решено при необходимости прибегать к силе, оказалось, что хватает одной лишь угрозы ее применения.

— И часто приходится угрожать? — спросила Эйрин.

— Нет, только в отдельных случаях. Сначала мы используем более деликатные подходы, а откровенные угрозы придерживаем для самых упрямых родителей, на которых не действуют никакие другие доводы. И тогда, оказавшись перед выбором — либо согласиться на наши условия, либо дочь у них все равно заберут, не дав ничего взамен, — они становятся гораздо уступчивее. Хотя обычно до этого не доходит. Скажем, мои родители очень не хотели со мной расставаться, ведь я была их первенцем. Но в конце концов их убедили, они отдали меня под опеку сестер, а сами получили в награду большое поместье в Гвыдонеде.

— Ты поддерживаешь с ними отношения?

Шайна немного помедлила, затем ответила:

— Это трудно назвать отношениями. Мы лишь изредка переписываемся, и этим все ограничивается.

— Гвыдонед все-таки далековато от Минегана, — произнесла Эйрин, представив карту Северного Абрада. — Но неужели они ни разу не навестили тебя?

— Пока мне не исполнилось тринадцать, это было запрещено. А потом… Думаю, к тому времени они уже смирились с тем, что нас связывает только кровь, а в остальном мы чужие. — Шайна говорила об этом бесстрастно и почти безразлично. — К тому же мои родители совсем не одиноки. После меня у них родилось еще пятеро детей: двое сыновей и три дочери.

— И ты не хочешь встретиться с ними?

— Отчего же, хочу. Просто еще не представилось возможности. Только зимой я закончила обучение и сдала экзамены, а вскоре старшая сестра Айлиш вер Нив взяла меня с собой в поездку по западному побережью. В Гулад Данане наши пути разошлись — Айлиш отправилась в Эврах и отплыла на корабле на Инис Ливенах, а я получила от тылахморского герцога Довнала аб Конховара приглашение погостить у него. В Тылахморе пробыла четыре месяца, вскоре собиралась отправиться на север, в Гвыдонед, но обстоятельства сложились так, что пришлось ехать на юг. Но я об этом не сожалею, мне нравится путешествовать.

— Ты уже много стран посетила?

— Те, что были на моем пути. Ивыдон, Коннахт, Катерлах, Торфайн, Гулад Данан, Румнах, кусочек Литрима и, наконец, ваш Леннир. В Ихелдиройде не была, так как не захотела ехать через Двар Кевандир, а поплыла на корабле из Эвраха в Конви.

— А я бы с удовольствием побывала в горах, — сказала Эйрин. — Кстати, те трое охранников, которые приехали с тобой, это переодетые гвардейцы Тир Минегана?

— Нет, мы с сестрой Айлиш путешествовали без сопровождения. А этих троих мне навязал герцог Довнал. Хотя я не сказала ему о цели своей поездки, он знал, что я собираюсь на Юг, поэтому настоял на охране. В конце концов он оказался прав: когда люди видят на дороге одинокую молодую женщину, у них сразу возникает подозрение, что она ведьма. Я же до поры до времени не хотела выказывать себя, поэтому согласилась на охранников. И это было правильное решение. В следующий раз, когда поеду на Юг, обязательно возьму наших гвардейцев.

— У тебя тут есть еще какие-то дела?

— Пока нет, но могут появиться. А если нет, все равно поеду — просто из любопытства. Как я уже говорила, мне нравится путешествовать, я хочу объехать весь Абрад, от Ан Каваха до Фыннира, и побывать на всех окружающих островах. За исключением, ясное дело, Лахлина.

— А это правда, — отозвалась Финнела, — что Лахлин проклят и на нем не рождаются ведьмы?

— Он не проклят, а заклят, — уточнила Шайна. — Почти десять столетий назад объединенными усилиями всех наших сестер Лахлин был окружен особыми заградительными чарами, Лахлинским Барьером. С тех пор ни одна Искра, освободившаяся после смерти ведьмы или ее превращения в ведьмачку, не попадала на этот остров.

— Понятно, — сказала Финнела. Она немного помялась в нерешительности, но все-таки спросила: — А много ведьм становятся ведьмачками?

Шайна отрицательно покачала головой:

— Это происходит крайне редко. Мы слишком дорожим своей Искрой, чтобы беспечно обращаться с нею, к тому же в зрелом возрасте ее потеря становится смертельной. На сегодняшний день ведьмачек три. Одной уже за девяносто, и вы, наверное, слышали о ней — это Гривильд вер Мирген, королева-вдова Алпайна. Второй ведьмачке под шестьдесят, а третья почти моя ровесница, ей девятнадцать лет.

— Ты хорошо ее знала?

— Достаточно хорошо. — В голосе Шайны явственно послышались грустные нотки. — Вообще-то мы были лучшими подругами.

— О! — сочувственно проговорила Финнела. — Мне очень жаль.

— Мне тоже, — вздохнула Шайна. — И хватит об этом. Поговорим лучше о тебе, Финнела. Я чувствую в тебе колдовской дар, но он совершенно не развит. Почему ты не учишься? Родители запрещают?

Финнела явно смутилась, а Эйрин вместо нее ответила:

— Дядя Рис и тетя Идрис тут ни при чем, они совсем не возражают. Проблема в самой Финнеле. Несколько раз она начинала обучение, но почти сразу бросала. А все из-за лени.

— Ничего подобного! — возразила кузина. — Это не из-за лени. Просто… — Сначала она собиралась в очередной раз заявить, что ей неинтересно, но потом почему-то передумала и честно призналась: — Это очень трудно. У меня ничего не получается. Может, мне еще рано?

— Ни в коем случае не рано, — сказала Шайна. — Чем раньше, тем лучше. И у тебя все получится, просто наберись терпения. Начинать труднее всего, я знаю это по собственному опыту. Моя Искра пробудилась в три года, и я не помню, как все происходило. Но это была лишь чистая энергия, без формы и содержания, и до шести лет сестры учили меня, как сдерживать ее, подчинять своей воле. А потом уже началось настоящее обучение — как направлять хаотичные магические потоки, расщеплять их на тонкие нити и сплетать их в чары. Мне пришлось хорошенько помучиться над моим первым, самым простым заклятием, но, когда я преодолела этот барьер, с каждым следующим шагом становилось все легче и легче.

— Ты говоришь о ведьмовской магии, — заметила Финнела. — А магия колдунов совсем другая.

— Ну, если честно, магия та же самая, разница лишь в ее происхождении. Колдуны используют уже готовую, находящуюся вокруг них, а мы производим свою собственную, черпая силу из Искры. Колдуны на это не способны. Но с другой стороны, ни одна ведьма не имеет колдовского дара — по какой-то причине наша Искра с ним несовместима. И поэтому мы не можем управлять никакой посторонней магией, даже магией своих сестер.

— А разве в этом есть необходимость? — спросила Эйрин.

— Иногда бывает полезно. Вот представьте такую ситуацию: ведьма и колдун вступают в поединок с другой ведьмой. Кто, по-вашему, победит, если все трое хорошо обучены?

Ощутив в такой постановке вопроса какой-то подвох, Эйрин промолчала. А Финнела простодушно ответила:

— Если обе ведьмы равны по силам, то победит та, которая в паре с колдуном. Но ни один колдун не поможет слабой ведьме победить сильную.

— А вот и нет, — сказала Шайна. — Исход такого поединка известен наперед при любом соотношении сил. Ведьма с колдуном всегда побеждают.

— Правда? И почему?

— Именно потому, что колдун способен управлять чужой магией. Сам по себе он беззащитен перед силой ведьмовских чар, но при его содействии даже самая слабая ведьма может легко разрушить как защитные, так и атакующие заклятия соперницы. Это называется эффектом ведьминско-колдовского взаимодействия. Именно поэтому в те давние времена, когда на Абраде господствовала нечисть, ведьмы нередко прибегали к помощи колдунов в борьбе с особенно большими стаями чудовищ. Да и сейчас мы тесно сотрудничаем с ними — ведь наше взаимодействие имеет множество мирных применений. Как правило, работаем с колдуньями — нам намного проще найти общий язык с женщинами, чем с мужчинами. Кроме того, некоторые колдуньи обладают даром пророчества и ясновидения, а мы его очень ценим. Ни один мужчина-колдун, ни одна ведьма ворожить не умеют.

— Теперь понятно, — сказала Эйрин. — Я и раньше знала, что на Тир Минегане живут колдуньи, а в Абервене даже есть школа для девушек с колдовским даром. Но до сих пор не могла понять, зачем вам это нужно. А когда спросила мастера Игана, нашего колдуна, он мне сказал, что вы делаете это назло колдунам, а колдуний используете как личную прислугу.

Шайна тихонько, но от души рассмеялась:

— Поверь, мы не такие надменные дуры, чтобы брать себе в горничные колдуний. Они не прислуга, а наши помощницы.

— Получается, мастер Иган соврал?

— Я так не думаю. Наверное, он сам в это искренне верит. Многие мужчины-колдуны не любят ведьм и осуждают тех колдуний, которые с нами сотрудничают. По-видимому, ваш мастер Иган именно из таких колдунов. Он даже не пришел поприветствовать меня, когда я приехала, хотя этого и требовали элементарные правила вежливости.

— Сейчас его нет в замке, — объяснила Эйрин. — Вчера он поехал на один день в Бентрай, соседний городок, где живет его семья. К вечеру должен вернуться.

— Так вот оно что, — кивнула Шайна. — Значит, я поторопилась с выводами.

— Мастер Иган странный человек, — произнесла Финнела. — Служит у нас уже тридцать с лишним лет, за это время обзавелся женой и детьми, но так и не забрал их в Кардугал. Сколько себя помню, лишь два-три раза в месяц посещает их в Бентрае.

— Мужчины-колдуны все такие. По своей натуре одинокие волки. Даже те из них, кто женат, все равно предпочитают жить отдельно от семьи.

— А колдуньи?

— Они не столь убежденные одиночки, хотя замуж выходят далеко не все. На свете мало мужчин, готовых связать свою жизнь с колдуньей. Конечно, все было бы иначе, если бы колдовской дар передавался по наследству. Тогда бы колдуны и колдуньи больше заботились о продолжении рода.

— Дед Тырнан говорил, — заметила Эйрин, — что в таком случае вся знать и на Севере, и на Юге давно бы стала колдовской.

— Наверное, так и есть, — согласилась Шайна. — И один только Дыв знает, к добру бы это было или к худу. Но колдовской дар не наследуется, и никакой закономерности его появления пока обнаружить не удалось. Поэтому большинству мужчин-колдунов абсолютно безразлично, будут у них дети или нет, а колдуньи, хотя и стремятся завести семью, не всегда находят себе пару. Понятное дело, это не касается колдуний знатного рода, а тем более принцесс. Как, например, ты, Финнела. У нас на Севере они нарасхват, к каждой из них выстраивается длинная очередь претендентов. Любой король, не говоря уже о князьях, мечтает заполучить жену или невестку с таким приданым.

— У нас на Юге то же самое, — сказала Эйрин. — Дядя Рис просто не знает, что делать с предложениями, которые сыплются на него со всех сторон. А недавно Гвылим аб Килан, король Литрима, предложил женить на Финнеле своего младшего сына Лавраса. Хочет устроить двойную свадьбу — в конце лета его дочь Рианнон выходит замуж за брата Финнелы Логана. Но дядя не спешит соглашаться, ждет лучшего варианта.

— Лучше младшего принца может быть только старший принц, — заметила Шайна.

— Или король, — добавила Эйрин. — Падрайг аб Миредах из Ферманаха. Недавно ему исполнилось шестнадцать, и королева-мать Блодвен вер Фейглим сейчас ищет ему невесту.

— А я слышала, что короля Падрайга сватают к тебе.

— Ну… — протянула Эйрин, — все было немного иначе. Весной, когда закончился траур по покойному королю Миредаху, мой отец сделал предложение леди Блодвен. Она ответила принципиальным согласием, но выдвинула условие, чтобы одновременно я вышла за Падрайга. А для отца это было неприемлемо.

— Почему?

— Потому что я наследница престола, и, если бы его брак с леди Блодвен оказался бездетным, корону Леннира унаследовал бы наш с Падрайгом старший сын. А отец и дед Тырнан не для того так долго добивались для Леннира статуса королевства, чтобы в конце концов сделать его провинцией Ферманаха.

— Понимаю, — сказала Шайна. — А ты небось жалеешь об этом. Ведь правда было бы заманчиво стать королевой такой большой страны, как Ферманах?

Эйрин безразлично пожала плечами:

— Сдался мне этот Ферманах! Я жалею лишь о том, что отец не женился на леди Блодвен.

— Она тебе нравится?

— Я с ней ни разу не виделась. Слышала, что она красива, молодо выглядит для своих тридцати пяти лет, а по характеру настоящая мегера. Но мне все равно. Я просто хочу, чтобы у отца была жена, которая родила бы ему сына. А кто она, не имеет значения.

— То есть, — удивленно проговорила Шайна, — ты не хочешь унаследовать престол?

— Нисколько, — решительно ответила Эйрин.

— А точнее, — вмешалась Финнела, — она не хочет выходить замуж. Ее пугает даже мысль об этом.

Эйрин сердито глянула на кузину.

— Ничего подобного, — возразила она. — Просто я не хочу с этим спешить, а отец уже начинает давить на меня. Мол, если я наследница престола, то должна с ответственностью смотреть в будущее, заботиться о преемственности власти. Иными словами, выйти замуж и родить сына-наследника.

— Об этом я и говорю, — настаивала Финнела. — Ты рассматриваешь замужество как полную потерю свободы.

— А разве это не так? Если у меня будут муж и дети, я уже не смогу надолго оставить Леннир, не смогу поехать, куда мне захочется, никогда не отправлюсь в путешествие по Абраду… — Эйрин опять перевела взгляд на Шайну. — Тебе, наверное, трудно это понять. Вы, ведьмы, не знаете таких ограничений.

— Но все-таки я понимаю, — сказала Шайна. — Еще в прошлом году я была младшей сестрой, то есть ученицей, а младшим сестрам не разрешают оставлять Тир Минеган. Было время, когда я боялась, что еще долго не стану полноправной сестрой, останусь ученицей лет до тридцати и не скоро смогу увидеть другие страны. Хотя, конечно, между «нескоро» и «никогда» существует огромная разница. К сожалению, ничто в этом мире не дается даром, и ограничение личной свободы — это твоя плата за богатство и власть. Мы, ведьмы, тоже платим за свое могущество, долголетие и вечную молодость. Платим тем, что не можем иметь семью и детей.

— Но и не отказываетесь из-за этого от своей ведьмовской силы, — отметила Эйрин.

— Конечно нет. Точно так же и ты должна признать, что сейчас находишься в более выгодном положении, чем, скажем, Финнела. Даже выйдя замуж за Падрайга и став королевой, она будет просто женой короля, а ты унаследуешь от отца корону и будешь управлять Ленниром по своему усмотрению.

— Я говорю ей то же самое, — произнесла Финнела. — А все эти разглагольствования о свободе и несвободе яйца выеденного не стоят. Вот бродяги абсолютно свободны, они шатаются, где им заблагорассудится. Но, Эйрин, разве ты хотела бы оказаться на их месте?

— Нет, конечно. Зато с радостью поменялась бы местами с тобой. Твой колдовской дар стоит гораздо больше моего титула первой принцессы. Я бы не стала выходить ни за Падрайга, ни за Лавраса, ни за кого-либо еще, а в первую очередь отправилась бы в Кованхар, чтобы обучиться чарам. Или на Тир Минеган — в ту ведьминскую школу для девушек-колдуний. Похоже, она тоже хороша, раз мастер Иган так категорично осуждает ее существование. Даже если бы отец возражал, я бы его не послушала и все равно поехала. Просто убежала бы из дому.

Шайна смерила ее испытующим взглядом:

— Ты серьезно?

— Абсолютно, — без малейших колебаний кивнула Эйрин. — Разве есть что-то более захватывающее, чем заниматься магией? Разве променяла бы ты свою силу на королевство, пусть даже самое большое?

В ответ Шайна лишь вздохнула.

Глава II НОВАЯ ИСКРА

У Келлаха аб Тырнана, короля Леннира, были такие же изумрудно-зеленые глаза, как у дочери, и такие же, как у нее, непокорные ярко-рыжие волосы — правда, щедро припорошенные сединой. Ему уже перевалило за пятьдесят, и хотя в таком возрасте у большинства мужчин есть по несколько внуков, Келлаху с этим не повезло. Его брак с Гледис вер Амон, дочерью рувинского герцога Амона аб Гована, долгое время оставался бездетным, потом наконец родилась Эйрин, а от второй беременности леди Гледис умерла. Овдовев в сорок лет, Келлах аб Тырнан пытался жениться вновь, но каждый раз уже договоренный брак по тем или иным причинам, главным образом политическим, расстраивался. Насколько Шайне было известно — а после встречи с Эйрин и Финнелой она говорила и с другими жителями Кардугала, среди которых нашлось несколько весьма словоохотливых придворных, — кое-кто объяснял эти неудачи тайными происками принца Риса, который был моложе короля на целых тринадцать лет и якобы строил коварные планы унаследовать после смерти брата корону в обход Эйрин и ее будущих детей.

Шайна не знала, можно ли хотя бы на йоту верить этим сплетням. Во время ужина в банкетном зале она занимала почетное место между королем и его дочерью, а по другую сторону от Келлаха сидел Рис. Братья непринужденно общались, и Шайна почувствовала в их отношениях искреннюю, непритворную приязнь, без малейших признаков наигранности или фальши. Да и в той информации, которую ей прислали из Тир Минегана, когда она получила свое задание, не было ни единого упоминания о возможных интригах со стороны Риса аб Тырнана. А ведьмы, даром что бойкотировали южные королевства, старались быть в курсе всех важных событий и для сбора сведений прибегали к услугам местных колдунов и колдуний. Конечно, не все из них соглашались на такое сотрудничество, в частности кардугальский колдун Иган аб Кин, еще когда занял свою нынешнюю должность, наотрез оказался, по его словам, шпионить за своими работодателями. Тем не менее информация из Леннира все равно исправно поступала — и, по иронии, как раз от его жены, Шинед бан Иган, которая также была колдуньей, известной в Бентрае целительницей.

К слову, Иган аб Кин успел вернуться в Кардугал перед самым ужином и теперь сидел в противоположном конце королевского стола, раз за разом бросая на Шайну испытующие взгляды. Шайна знала, что ему уже исполнилось шестьдесят лет, но на вид он казался моложе, в основном из-за отсутствия в густых черных волосах даже намека на седину — очевидно, тщательно закрашивал их чарами. В отличие от большинства придворных колдунов, мастер Иган не носил традиционной мантии с руническим шитьем и в своей скромной, но добротной дворянской одежде больше походил на солидного вельможу.

Впрочем, не только Иган аб Кин пристально следил за Шайной. Она находилась в центре внимания всех присутствующих в банкетном зале. Одни разглядывали ее просто с любопытством, как редкостную диковинку, другие — с некоторой опаской, а три женщины с явными признаками беременности не могли скрыть своего беспокойства. Понять последних было нетрудно: каждая из них побаивалась, что Шайна приехала именно за ее ребенком. Хотя, возможно, это был не страх, а надежда.

Родители новорожденных ведьм получали значительные отступные за своих дочерей и сразу продвигались на несколько ступеней выше в общественном положении. Так, например, родные Шайны были простыми кередигонскими рыбаками, а после ее рождения стали зажиточными землевладельцами — им досталось богатое поместье в Гвыдонеде, одно из множества в Северном Абраде, которые ведьмы получили в собственность Тир Минегана в благодарность за предоставленные тамошним правителям услуги.

На Юге Сестринство не имело земельных владений, поэтому договариваться с южанами было сложнее. Обычно приходилось искушать их деньгами и драгоценностями — а это, следует признать, не производило такого впечатления, как земли. Хотя те, кто принадлежал к знати или высшим слоям мещанства и не боялся быть одураченным, все-таки соглашались принять в дар поместья на Севере. И не жалели об этом, поскольку ведьмы, когда речь шла об их маленьких сестрах, считали ниже своего достоинства прибегать к обману…

Словно подслушав мысли Шайны, король наклонился к ней и тихо проговорил:

— Помните, вам представляли Бронан вер Ригнан, придворную моей невестки Идрис? Это та беременная блондинка в голубом платье за столом справа. Похоже, она была бы рада родить ведьму. Еще девицей мечтала выйти за какого-нибудь лорда с Севера, но ей пришлось удовольствоваться прапорщиком моей гвардии.

— У нее будет мальчик, — сказала Шайна.

— Хорошая новость для ее мужа. После двух дочерей у него наконец-то будет сын. — Келлах аб Тырнан собственноручно наполнил бокал Шайны вином и продолжил: — Известие о вашем прибытии уже облетело окрестности, так что сегодня ночью многие будущие матери не смогут заснуть. Я вообще не пойму, почему вы до последнего момента скрываете, у кого родится ведьма. Неужели боитесь, что та женщина сдуру попробует убежать?

— Нет. Больше всего мы боимся, что она станет мишенью для какого-нибудь ведьмоненавистника. В прошлом такое уже случалось.

— И то правда, — вынужден был согласиться король. — Агрессивных фанатиков везде хватает, а особенно у нас, на Юге. — И он бросил взгляд на пожилого человека в сутане духовника, единственного из присутствующих, кто не скрывал своей враждебности к гостье.

— Вообще-то, — заметила Шайна, — я ожидала от Юга гораздо худшего. Поэтому путешествовала, не афишируя своей принадлежности к Сестринству. Но, как оказалось, тут к нам относятся точно так же, как и в Гулад Данане или Торфайне.

— Это при королевском дворе, сударыня. Отнюдь не все местные жители отличаются большим умом, но они, по крайней мере, свободны от суеверий и обладают более или менее широким кругозором. Зато наши крестьяне, да и многие простые горожане, искренне верят, что магия бывает только черной, а все ведьмы и колдуны продали свои души Китрайлу. Хотя это не мешает им, когда очень припечет, со всех ног бежать за помощью к целителям. А после этого еще быстрее — к духовникам, чтобы исповедаться в грехах.

— Дед Тырнан говорил, — отозвалась Эйрин, которая внимательно прислушивалась к их разговору, — что наши духовники потому и объявили чары греховными, чтобы извлекать из этого выгоду.

— И они ее извлекают, — подтвердил король. — В большинстве приходов на территории Леннира плата за очищение от грехов, связанных с чарами, является третьей по величине статьей доходов после свадебных и похоронных обрядов. Полагаю, точно так же дела обстоят и в других южных королевствах. Однако наш преподобный Эван почти ничего на этом не зарабатывает. Двенадцать лет назад, едва лишь утвердившись в этой должности, он каждую неделю вдохновенно изгонял бесов из светильников, водопровода, печей, каминов и всего прочего, где используется магия. Но постепенно его энтузиазм сошел на нет — ведь ему никто за это не платил. И теперь святой отец только дважды в год производит общее освящение замка. Впрочем, мы на него не в обиде — и без благословения все замечательно работает.

Шайна взглянула на люстры с магическими шарами, которые светились мягким желтым светом. Отсутствие даже малейшего красноватого оттенка свидетельствовало о том, что колдун, смастеривший их, весьма опытен и искусен в чарах. Конечно, у ведьм светильники получались гораздо совершеннее, они и работали дольше, и их свет ничем не отличался от солнечного, — но это уже были частности. Главное заключалось в другом: судя по всему увиденному Шайной в Кардугале, на службе у короля Келлаха состоял очень хороший колдун.

Без сомнения, с такими выдающимися способностями Иган аб Кин мог легко получить место при любом большом королевском дворе как на Юге, так и на Севере. Однако он выбрал маленький Леннир, где появился на свет, и всегда оставался верным своему выбору, хотя (и в этом Шайна была абсолютно уверена) его неоднократно искушали заманчивыми предложениями короли из соседних стран.

Постепенно ужин подошел к концу. Собственно говоря, присутствующие уже давно поели, а теперь просто сидели за столом, неторопливо потягивая вино, разговаривая друг с другом и наблюдая за выступлением придворных музыкантов, жонглеров и танцовщиц.

Наконец Келлах аб Тырнан поднялся со своего места и пожелал всем доброй ночи. Потом предложил Шайне руку, которой она охотно воспользовалась, чтобы встать.

— Если не возражаете, — сказал король, — я хотел бы продолжить наше общение в более узком кругу.

Шайна была готова к этому и немедленно ответила:

— Да, нам есть о чем поговорить. Думаю, будет нелишним пригласить на эту беседу и мастера Игана аб Кина.

Короля такое предложение удивило, но он не стал ни о чем спрашивать, лишь выразительно посмотрел на старого колдуна, а потом перевел взгляд на дверь. Мастер Иган все понял (а возможно, у него был острый слух и он расслышал последние слова Шайны), немедленно встал из-за стола и направился к выходу. А Шайна тем временем попрощалась с членами королевской семьи и леннирскими вельможами, договорилась с Эйрин и Финнелой завтра утром позавтракать с ними в их покоях, после чего вместе с Келлахом аб Тырнаном и двумя гвардейцами из его личной охраны покинула банкетный зал.

В коридоре к ним присоединились Иган аб Кин и ливрейный слуга с фонарем. Все шестеро дошли до лестницы и стали подниматься. По дороге король любезно расспрашивал гостью об ее гвыдонедской родне, колдун молча шел за ними, а Шайна почти физически ощущала на своем затылке его заинтригованный взгляд. Он, несомненно, догадывался о теме предстоящего разговора и не мог понять, зачем его пригласили.

Около своих покоев король отпустил обоих гвардейцев и лакея и проводил Шайну и мастера Игана в просторный кабинет с двумя письменными столами, несколькими шкафами и добрым десятком стульев и кресел. Меньший из столов стоял возле самого входа, справа от двери; на нем в канделябре горел небольшой светильник. За этим столом работал с бумагами молодой мужчина, вернее, юноша всего лишь на год или два старше Шайны, в строгом черном наряде, который обычно носили стряпчие и чиновники. При появлении короля он немедленно вскочил, низко поклонился, а выпрямившись, дернул за веревку, свисавшую вдоль стены рядом с дверным косяком. Комнату залил яркий свет от магического светильника под потолком.

— Государь, — с почтением произнес юноша. — Госпожа, мастер.

— Гавин, — кивнул ему Келлах, — на сегодня ты свободен. Можешь идти. Спокойной ночи.

Парень, которого звали Гавином, вновь поклонился, бросив на Шайну слегка настороженный и одновременно заинтересованный взгляд, и быстрым шагом вышел из кабинета. Когда дверь за ним затворилась, король объяснил:

— Это Гавин аб Левеллин, сын управляющего и мой личный секретарь. Вы не видели его за ужином, так как он наверняка заработался и забыл о нем. Слишком уж усерден в работе.

Тем временем Иган аб Кин проверил наложенные на кабинет заглушающие чары, которые защищали помещение от подслушивания, и доложил, что с ними все в порядке. Король предложил Шайне присесть, где ей удобно, а сам устроился за стоящим посреди комнаты широким письменным столом из красного дерева. Шайна выбрала себе место в мягком кресле по другую сторону стола, а мастер Иган разместился на стуле возле окна. Было видно, что он до сих пор озадачен приглашением на эту беседу.

— Насколько мне известно, — заговорил Келлах, — вы извещаете местных правителей, которая из их подданных должна произвести на свет ведьму. Однако я не знал, что это правило распространяется и на королевских колдунов.

— Нет, не распространяется, — ответила Шайна. — Но ситуация сложилась из ряда вон выходящая, так что обычные правила к ней неприменимы. Я действительно приехала за нашей новой сестрой, однако никто из беременных женщин Леннира меня не интересует. Девушка с ведьмовской Искрой уже родилась — и к тому же не вчера, и не на прошлой неделе, и не в прошлом месяце, и даже не в прошлом году. Ей уже пятнадцать. — Тут Шайна сделала паузу, но вовсе не за тем, чтобы придать своим следующим словам больше драматизма. Напротив, она заставила себя сосредоточиться и произнести их как можно спокойнее, почти буднично: — Это ваша дочь Эйрин.

От неожиданности Иган аб Кин взорвался громким, неудержимым кашлем. Король внешне отреагировал не так бурно. Его лицо побледнело, он замер, словно окаменел, и вперился в Шайну взглядом, в котором читались растерянность, недоверие, подозрение, что над ним решили зло подшутить, а также страх, что все это может оказаться правдой…

Первым опомнился колдун. Он унял свой кашель и, продолжая прижимать руку к груди, хриплым голосом произнес:

— И вы так долго искали ее? — Очевидно, ему даже и в голову не пришло, что это какой-то розыгрыш. — Все эти годы? А Эйрин ведь столько раз могла погибнуть! Если не ошибаюсь, в былые времена лишь одна из семнадцати девушек-ведьм, росших без присмотра, доживала до безопасного возраста.

— Какого безопасного возраста? — отозвался Келлах аб Тырнан, который в конце концов взял себя в руки или, по крайней мере, вернул себе дар речи. — О чем вы… Но нет. Сперва, леди Шайна, я хотел бы услышать ответ на вопрос мастера Игана. Если Эйрин и впрямь ведьма, то почему вы так мешкали? Где вы были пятнадцать лет назад?

«Я была маленьким ребенком на Тир Минегане, — подумала Шайна. — И как раз переживала первые результаты пробуждения моей силы».

А вслух сказала:

— Тогда мы ничего не знали. Никто из нас даже не подозревал, что в мир пришла еще одна ведьма.

Осуждение на лице старого колдуна сменилось изумленным и немного недоверчивым выражением.

— Новая Искра?.. Неужели?!

Именно поэтому Шайна хотела, чтобы при разговоре присутствовал Иган аб Кин, который по роду своих занятий многое знал о ведьмах. Сложные вещи намного легче объяснять, если один из твоих собеседников имеет о них хотя бы общее представление.

— Да, мастер, Новая Искра. В том смысле, — добавила Шайна уже для короля, — что до сих пор она не принадлежала ни одной из наших сестер. Так случается, хотя и очень редко. Последний раз Новая Искра была обнаружена еще до религиозного раскола между Югом и Севером. Мы точно не знаем, откуда берутся Новые Искры — то ли их посылают с небес, то ли они были здесь и раньше, но по каким-то причинам не проснулись вместе с остальными Искрами, когда на Абраде появились шинанцы.

Иган аб Кин медленно кивнул:

— Теперь все ясно. Вы просто не могли знать об Эйрин.

Король испытующе взглянул на него и с откровенным сарказмом, даже немного раздраженно, произнес:

— Если вам ясно, то просветите и меня. С чего вдруг ведьмы не могли знать об Эйрин? Разве они не чувствуют, когда Искра — пусть новая или старая — вселяется в еще не рожденного ребенка?

Шайна с некоторым трудом сдержала удовлетворенную улыбку. Ее расчет оправдался: мастер Иган поневоле включился в разговор на ее стороне и теперь сам вынужден давать объяснения королю, который не станет сомневаться в словах своего колдуна или искать в них завуалированную двусмысленность.

— Это, государь, — тем временем заговорил Иган аб Кин, — весьма распространенное, но глубоко ошибочное мнение. На самом деле ведьмы могут лишь отследить конкретную Искру с помощью специальных чар и определить местонахождение беременной женщины, которая должна произвести на свет новую ведьму. А для этого нужно знать индивидуальные характеристики Искры, иначе поисковые чары не сработают. Когда ведьма умирает, другие ведьмы легко находят ее преемницу — ведь они часто имели дело с ее Искрой. Но Новую Искру, незнакомую им, отследить таким образом невозможно, даже зная об ее существовании.

— Это не совсем так, — заметила Шайна. — Когда наши предшественницы узнавали о появлении Новой Искры, а это, к сожалению, происходило уже после гибели девочки, которая была первым ее носителем, они отправлялись на место этого печального происшествия и там находили достаточно магических следов, чтобы получить возможность…

— Постойте, постойте! — взволнованно прервал ее король. — А почему те девочки гибли?

— Из-за отсутствия присмотра, когда пробуждалась их Искра, — объяснила Шайна. — Как раз по этой причине мы забираем наших младших сестер сразу после рождения, а не оставляем их у родителей, пока они еще дети. Эйрин очень повезло, что ее ведьмовская сила оставалась пассивной. Если бы она пробудилась в детстве…

— А сейчас?

— Опасность уже миновала, государь, — успокаивающе произнес Иган аб Кин. — И не только потому, что теперь здесь леди Шайна. Насколько мне известно, когда девочка-ведьма становится девушкой, ее Искра приобретает окончательную устойчивость. — Быстрый взгляд на Шайну, и она молчаливым кивком подтвердила его слова. — Так что пробуждение в леди Эйрин силы скорее угрожает окружающим, нежели ей самой. Собственно говоря, именно такие девушки, как ваша дочь, и стали первыми ведьмами среди древних шинанцев. Ведь тогда еще не существовало взрослых ведьм, которые позаботились бы о безопасности своих младших сестер… И кстати, — мастер Иган опять взглянул на Шайну, — я так понимаю, что вы приехали в Кардугал, уже зная об Эйрин. Как вы ее нашли?

— Абсолютно случайно. Четыре недели назад тут проездом побывала леди Дорис вер Мырнин, ведьмачка. По южным королевствам она путешествовала под другим именем, но я его не запомнила.

— Это, наверное, та госпожа из Гулад Хамрайга, леди Дорис вер Мираг О'Флаган, — предположил колдун. — Мне еще показался подозрительным ее слишком торопливый отъезд на следующее утро.

— Да, это была она. Леди Дорис очень спешила оповестить о своей находке, но не поехала в Эврах, так как очень плохо переносит морские путешествия. Поэтому первой ведьмой, которую она встретила после пересечения Двар Кевандира, оказалась я. Понятно, что я сразу отправила сообщения старейшим, а они приказали мне и еще двум сестрам, находящимся в Гулад Данане, ехать сюда.

— Они еще в дороге? — спросил Келлах.

— Нет, остановились в Килбане и ждут от меня известий.

— Так вас прислали оценить ситуацию?

Шайна слегка улыбнулась:

— Я сама себя прислала. Я старшая среди них.

На лице короля промелькнуло недоумение.

— Тогда извините. Я полагал, что вы… — Очевидно, он хотел было сказать «полагал, что вы молоды», но передумал, ибо это фактически означало назвать ее старой. — Я думал, вам столько лет, на сколько вы выглядите.

— Так и есть, — подтвердила Шайна, — осенью мне исполнится восемнадцать. А оставшимся в Килбане леди Мораг вер Дерин и леди Этне вер Рошин соответственно сорок семь и сто тридцать два года. Тем не менее из нас троих я самая старшая.

— Позвольте мне объяснить, государь, — вмешался мастер Иган. — Наверное, вам известно, что по возрасту ведьмы делятся на четыре группы. К первой относятся девять старейших, их так и называют — старейшие сестры. За ними идут двадцать семь старших сестер, а остальные — просто сестры, за исключением учениц, которые являются младшими сестрами. Младшие сестры становятся полноправными сестрами не в каком-то определенном возрасте, а после того, как закончат базовое обучение и сдадут все положенные экзамены. Субординация между представительницами разных групп целиком очевидна, а вот внутри каждой группы существует своя, особая иерархия. Так, например, среди обычных сестер старшей считается не та, что дольше прожила, а та, которая превосходит других по своей силе. Видимо, леди Шайна, несмотря на ее юный возраст, очень могущественная ведьма.

«А еще очень тщеславная», — про себя добавила Шайна, уже жалея, что ухватилась за первую же возможность похвалиться своей ведьмовской силой. Хотя, с другой стороны, она должна была дать королю понять, что, невзирая на присутствие еще двух сестер, к тому же старших по возрасту, она все равно останется главной.

— Следовательно, — подытожил Келлах аб Тырнан, сделав из ее слов быстрый и правильный вывод, — о судьбе Эйрин я в любом случае буду договариваться с вами.

— Именно. А я конечно же буду придерживаться инструкций, полученных от старейших сестер. — Шайна мысленно вздохнула. То, что она должна была сказать, не нравилось ей с самого начала, а после знакомства с Эйрин стало не нравиться еще больше. Но выбора не было… — И прежде всего четко обрисую нашу позицию. С учетом исключительности обстоятельств мы готовы отказаться от претензий на вашу дочь, но при одном непременном условии: вы должны в кратчайшие сроки выдать Эйрин замуж, чтобы ее Искра как можно скорее освободилась и нашла себе новую носительницу.

При последних словах Шайну охватила злость на старейших сестер, вынудивших ее сделать это предложение, и одновременно она преисполнилась глубочайшего презрения к себе за то, что послушно исполнила их приказ. Внезапно ей пришло в голову, что как раз поэтому они отправили ее в Кардугал, вместо того чтобы просто поблагодарить за переданное от сестры Дорис известие, а задание поручить Этне вер Рошин, которая, кстати, всю дорогу выражала неудовольствие таким решением и вполне могла проигнорировать волю старейших.

В отличие от Шайны, лишь недавно ставшей полноправной сестрой, у Этне было достаточно опыта и уверенности в себе, чтобы поступать по своему усмотрению, именно так, как она считала правильным. И если раньше Шайна еще находила в решении старейших определенный смысл, то встреча с Эйрин развеяла ее последние сомнения. Теперь она была полностью согласна с Этне, которая утверждала, что Искра, пусть и не имеющая разума, а подчиняющаяся одним лишь инстинктам, все же не случайно выбрала своей первой носительницей именно эту девушку, а посему не стоит пренебрегать ее выбором.

К сожалению, Шайне не хватило смелости поступить так, как ей подсказывала совесть. Она послушно отдала решение судьбы Эйрин в руки ее отца, который, судя по всему, был очень озабочен обеспечением преемственности власти, и в его планах главенствующая роль отводилась дочери…

Выйдя из задумчивости, Шайна заметила, что и король и колдун во все глаза уставились на нее. Ее слова застали обоих врасплох, они совсем не ожидали такого поворота разговора, и если мастер Иган уже успел обдумать услышанное и в его устремленном на Шайну взгляде чувствовался немой упрек, то Келлах аб Тырнан был просто сбит с толку. Он медленно поднялся, взмахом руки остановил колдуна, который собирался встать вслед за ним, и неспешно прошелся вдоль глухой стены кабинета, нервно сжимая и разжимая кулаки. Потом остановился и произнес:

— С тех пор как я узнал, что Эйрин ведьма… вернее, с того самого момента, как я в это поверил, я пытался примириться с потерей дочери. Пытался даже отыскать в этом некий позитив. А тут вы мне говорите, что Эйрин может остаться, то есть я могу оставить ее — обманом или силой.

— Только обманом, государь, — отозвался Иган аб Кин. — Только скрыв от нее правду. Если леди Эйрин узнает о своей Искре, вы ее уже ничем не удержите, никак не принудите к браку. Ну разве что найдете покладистого духовника, свяжете ей руки и ноги, да еще заткнете рот кляпом, чтобы она в решающий момент не сказала «нет»…

— Хватит, мастер! — яростно зыркнул на него Келлах. — Думаете, я этого не понимаю? Я хорошо знаю свою дочь, хотя, возможно, сама Эйрин считает, что я не интересуюсь ее жизнью, уделяю ей мало внимания. Я знаю, как она завидует Финнеле, как печалится из-за отсутствия у нее колдовского дара.

Мастер Иган согласно кивнул:

— Меня это тоже огорчало. По складу своего ума леди Эйрин просто создана для магии. Да простит меня леди Финнела, но я всегда считал, что Великий Дыв обратил свою милость не на ту кузину. Как оказалось, я несправедливо обвинял Всевышнего — Он ни в коей мере не обделил вашу дочь, а просто избрал для нее другое призвание. И я уверен, что лишить леди Эйрин этого дара будет не только надругательством над нею, но и тяжким преступлением в глазах Создателя, пренебрежением Его ясно выраженной волей.

Шайна удивленно взглянула на старого колдуна. Она совершенно не ожидала от него такой запальчивости, поскольку знала, что Иган аб Кин не испытывает особой симпатии к ведьмам. Об этом свидетельствовали как его упрямое нежелание снабжать Тир Минеган информацией, так и история сорокалетней давности, когда молодой Иган учился в Кованхарском университете, мировом центре колдовства. Именно там у него случился весьма неприятный конфликт с несколькими сестрами.

Верно истолковав ее взгляд, мастер Иган криво усмехнулся:

— А вы думали, я займу другую позицию, леди Шайна? Не потому ли пригласили меня на эту беседу? В таком случае вы совершили большую ошибку. Я вовсе не считаю ведьм злом, а всего лишь убежден, что вы слишком много на себя берете, пытаясь контролировать колдунов и колдуний и сверх всякой разумной меры вмешиваясь в дела северных королевств. Как вы думаете, почему владыки Юга до сих пор не оказали давление на наш Духовный Совет, чтобы отменить положение о греховности использования чар? Они же прекрасно понимают, какую выгоду им сулит возобновление сотрудничества с вами, но боятся, что постепенно вы приберете их к рукам, навяжете им свои правила, ограничите их власть, как уже давно сделали на Севере. Что касается леди Эйрин… Для меня не секрет, почему ваши старейшие не хотят видеть ее ведьмой. Им нужны сестры, целиком и полностью преданные Тир Минегану, и только ему одному, а леди Эйрин из-за своего происхождения и воспитания навсегда останется принцессой Леннира и в той или иной степени будет заботиться об интересах своей родины.

— Именно в этом я усматриваю позитив, — заметил король. — Должен признать, что как ведьма Эйрин может принести гораздо больше пользы, чем как первая принцесса и будущая королева. В конце концов, у меня есть брат, у него трое сыновей и маленький внук, поэтому никаких проблем с наследованием престола не предвидится. А присутствие среди ведьм леннирской принцессы только усилит влиятельность нашего рода и послужит дополнительной гарантией от территориальных притязаний со стороны Румнаха.

«Ну и ну!» — потрясенно подумала Шайна. Похоже, старейшие сестры сильно ошиблись в своей оценке Келлаха аб Тырнана. Они нисколько не сомневались, что леннирский король непременно ухватится за их предложение оставить при себе Эйрин — своего единственного ребенка и фактически единственную надежду на продолжение династии. Ясное дело, каждый правитель стремится передать власть детям и внукам, но это естественное и по-человечески понятное желание не ослепляло Келлаха. Он прежде всего думал о благе страны, которое, по случайному стечению обстоятельств, было также и благом для Эйрин…

Король подошел к столу, взял небольшой медный колокольчик и дважды позвонил. Защищавшие комнату чары были настроены таким образом, чтобы пропускать этот звонок, поэтому уже через несколько секунд двери открылись и на пороге возник лакей.

— Ваше величество?

— Немедленно разыщи лорда Риса, — распорядился король. — Я хочу его видеть.

— Рад это слышать, — донесся из коридора голос, и в кабинет, оттеснив слугу, вошел высокий, невероятно худощавый, чем-то похожий на цаплю Рис аб Тырнан. — Я и сам решил прийти к тебе. Мне стало интересно, почему ты пригласил на разговор с нашей уважаемой гостьей мастера Игана, а обо мне позабыл. — Впрочем, было видно, что это не только заинтересовало, но и слегка обидело его.

— Садись, Рис, — произнес король и бросил быстрый взгляд на лакея.

Слуга все понял, молча поклонился и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Тем временем принц устроился в кресле рядом с Шайной. Кресло оказалось слишком низким для его высокого роста, так что ему пришлось вытянуть ноги, чтобы колени не торчали на уровне груди.

Келлах вернулся на свое место за столом и кратко рассказал о ведьмовской Искре Эйрин и о предложении, сделанном старейшими сестрами. У Шайны не было ни малейших сомнений в том, на чью сторону встанет брат короля, — хотя бы с учетом собственной выгоды. Однако ее ожидания не оправдались.

— Так это же замечательно! — с энтузиазмом воскликнул Рис. — Могу себе представить, какое впечатление произведет новость, что наша Эйрин ведьмачка. Другие короли просто свихнутся от зависти. А графу Гонвару придется забыть о своих притязаниях, мы даже сможем склонить его к подписанию мирного договора.

Шайна знала, о чем идет речь. Самой большой проблемой Леннира, с тех пор как он появился на карте Абрада в качестве самостоятельного княжества, были постоянные конфликты с тинверскими графами, чей род контролировал весь юг Румнаха. Из поколения в поколение, от отца к сыну они передавали искреннее убеждение в том, что северная часть Леннира является их законной собственностью, и мечтали о возвращении своих «исконных» земель, постоянно провоцируя пограничные стычки. А в последнее время конфликт еще больше обострился, поскольку на этих землях были обнаружены богатые залежи бокситов — сырья для производства белого железа. И хотя большая часть новооткрытого месторождения находилась собственно в Тинверском княжестве, нынешнему графу, Гонвару аб Кихану, этого было мало, и он во что бы то ни стало стремился подгрести под себя все, до чего только мог дотянуться.

По большому счету, историческая правда была на стороне тинверцев: раньше юг нынешнего Леннира был просто спорной территорией между Румнахом и Литримом, а шесть столетий тому назад младший литримский принц Дугал аб Артир, во главе войска наемников и при молчаливом содействии своего брата-короля, установил контроль над этими землями, заодно отхватив приличный кусок Тинверского княжества. Однако ссылаться в территориальных спорах на прошлое было весьма рискованным занятием — ведь, заглянув немного дальше во времени, скажем, еще на два столетия, можно внезапно обнаружить, что тогда никакого Румнаха вообще не существовало, а большинство его земель, так же как и литримских, входили в состав Ферманахской Империи…

Расчет Риса аб Тырнана был очевиден. Как правило, люди не видят особой разницы между ведьмами и ведьмачками, за исключением того, что последние живут не так долго, в среднем лет сто, и не сохраняют на всю жизнь молодость. Поэтому большинство воинов графа Тинверского не захотят участвовать в нападениях на Леннир, побаиваясь, что местная принцесса-ведьма нашлет на них какое-нибудь страшное проклятие. Да и лорду Гонвару придется умерить свой пыл: ведь если он и дальше будет конфликтовать с Ленниром, то во всех бедах, которые обрушатся на Тинвер, — неурожай, падеж скота, знойное лето, холодная зима — люди станут обвинять не только Эйрин, но и его самого — за то, что он не смог мирно договориться с соседями.

А впрочем, как считала Шайна, такого же эффекта можно достичь и в том случае, если Эйрин станет настоящей минеганской ведьмой. Более того — отсутствие в Леннире окружит ее образ ореолом таинственности, а возможные беды от ее проклятия на головы врагов станут еще страшнее. Похоже, такой же точки зрения придерживался и Келлах аб Тырнан.

— А я склоняюсь к тому, — сказал он брату, — чтобы отпустить Эйрин на Тир Минеган.

— И напрасно, — стоял на своем Рис. — Она нужна здесь. Эйрин должна это понять. Она серьезная, ответственная, рассудительная девушка и, надеюсь, прислушается к нашим советам. Это тебе не Финнела.

Король вздохнул:

— Ты преувеличиваешь ее послушность, Рис. Да, Эйрин не капризничает по мелочам и делает то, что ей говорят, но только до тех пор, пока считает это правильным. А когда решит, что правда на ее стороне, упрямством превзойдет не только Финнелу, но и всех твоих дочерей, вместе взятых. Никакие уговоры не заставят ее отказаться от своей Искры, тем более что все аргументы в пользу этого слабы и неубедительны. А если попробуем силой навязать ей свою волю, она попросту сбежит. Эйрин изобретательна и найдет способ, ты уж не сомневайся.

— Тогда мы ничего не скажем, пока не выдадим ее замуж. Потом она, конечно, обидится на нас…

— Обидится? — переспросил Келлах. — Не обманывай себя, Рис, она нас возненавидит! И не по-детски, а по-настоящему, той лютой, неутолимой ненавистью, которой ненавидят только тех, кого любили и кто предал эту любовь. Эйрин будет искать малейший предлог, чтобы досадить нам, а когда станет королевой — к счастью, уже после моей смерти, — то берегись, брат: она превратит остаток твоей жизни в сущий ад. — Он покачал головой. — Нет, я не хочу терять ее. Пусть она будет далеко, возможно, мы никогда больше не увидимся, но, во всяком случае, она останется моей дочерью. А с королевством ничего не случится — после меня престол унаследуешь ты.

— А после меня, — сокрушенно добавил Рис, — корона перейдет к Делвину. Понятное дело, королю необязательно быть мудрым, главное, чтобы у него были толковые советники. Но боюсь, что Делвин будет слушать лишь своих дружков — таких же безмозглых недотеп, как он сам.

При упоминании о племяннике Келлах аб Тырнан помрачнел.

— Надеюсь, со временем Делвин поумнеет, — произнес он, однако в его голосе слышалось сомнение. — В конце концов, ему всего лишь двадцать лет… Хотя жаль, что Логан не старше его.

В записях, с которыми Шайна ознакомилась перед прибытием в Кардугал, упоминалось о том, что Делвин аб Рис не радовал своего отца успехами ни на поприще управления государством, ни в военном деле, ни в каких-либо науках, зато любил всяческие развлечения, почти каждый день устраивал пьянки, которые частенько заканчивались громкими дебошами. Зато другой сын Риса, шестнадцатилетний Логан, был парнем умным, воспитанным и образованным, обладал незаурядными лидерскими способностями и для своих лет имел весьма мужественную внешность. Уже в Кардугале Шайна узнала, что недавно он принял участие в вооруженной стычке с тинверцами, где показал себя с лучшей стороны — и как воин, и как командир. В Леннире к нему относились с большим уважением.

— Государь, ваше величество, — сказал Иган аб Кин, встав со своего стула. — С вашего позволения, я пойду. Не смею больше вам мешать.

Догадавшись, что король действительно хочет поговорить с братом наедине, Шайна тоже поднялась. Келлах и Рис вежливо встали вслед за ней.

— Я, наверное, тоже пойду, — сказала она. — И буду ждать вашего решения.

— Я сообщу его утром, сударыня, — ответил король. — За это время мы с лордом Рисом окончательно согласуем наши позиции.

Оставив братьев вдвоем, Шайна и мастер Иган вышли из кабинета и спустились на третий этаж, где располагалась правительственная канцелярия. Оттуда выходило две галереи: одна вела в Башню Иралах, где разместили Шайну, а другая — в Старую, где было жилье Игана аб Кина и его алхимическая лаборатория. Старый колдун вызвался проводить гостью до ее покоев, и они вместе двинулись по безлюдной галерее, которую насквозь продувал прохладный ночной ветерок.

— Как думаете, — спросила своего спутника Шайна, — чем закончится их разговор?

— Ну сначала они пригласят леди Идрис, — сказал мастер Иган. — И втроем придут к единственно правильному решению.

— Отпустить Эйрин?

— Это и так понятно, без всяких обсуждений. Других разумных вариантов просто не существует. А говоря о единственно правильном решении, я имел в виду ситуацию с молодым лордом Делвином. Леннир слишком маленькая и уязвимая страна, чтобы позволить себе роскошь иметь такого безответственного короля.

— И что они смогут сделать?

— Известно что. Применить Шестое правило Крови.

— Шестое? — удивилась Шайна. — Их же всего пять.

— Это на Севере. А у нас есть еще и Шестое: «Если у государя нет прямых наследников, он может усыновить на свое усмотрение кровного родственника, который одновременно является потомком одного из предыдущих властителей этой земли не далее девятого колена. Тогда такой названый сын становится преемником действующего государя и после его смерти наследует все положенные ему титулы и полномочия». Когда леди Эйрин отречется от своих прав на престол, чтобы отправиться с вами на Минеган, она останется королевской дочерью, но уже не будет наследницей. Поэтому король сможет воспользоваться Шестым правилом и усыновить лорда Логана. Ни другие короли Юга, ни Духовный Совет не станут возражать, ведь в противном случае им придется признать отречение леди Эйрин недействительным и фактически отдать Леннир под власть ведьм. На это они ни за что не пойдут. — Колдун довольно усмехнулся. — Воистину говорят: все, что ни делается, к лучшему. Из леди Эйрин получилась бы замечательная королева, однако ей уготована другая судьба. А назначение юного Логана первым принцем королевства устранит все возражения со стороны лорда Риса.

— И лишит его шанса когда-нибудь стать королем, — заметила Шайна.

— Как вы сами заметили, лорд Рис не честолюбив… Впрочем, при других обстоятельствах он бы не отказался от короны, но для него на первом месте всегда стоят государственные интересы. Если бы у всех королей были такие младшие братья, мир был бы намного лучше…

В отведенной ей комнате Шайна первым делом нашла среди своих вещей шкатулку с письменными принадлежностями, взяла несколько листов бумаги и, устроившись за столом, стала писать подробный отчет о своей встрече с королем. На это ушло больше времени, чем она рассчитывала: ей постоянно приходилось стирать предложения, а то и целые абзацы и переписывать все заново. Но в конце концов ее повествование подошло к финалу, и в завершение Шайна высказала свою убежденность в том, что замысел передать Искру Эйрин другой носительнице был изначально обречен на провал. Потом разложила исписанные листы перед собой и, сосредоточившись, наслала на них особые, доступные лишь ведьмам чары. На какой-то момент строчки вспыхнули золотистым сиянием, а потом без следа исчезли, оставив после себя девственно чистую бумагу.

Наблюдая за этой метаморфозой, Шайна улыбнулась мысли о том, что в ее возрасте большинство сестер еще плохо справляется с почтовым заклятием, часто посылая свои письма в никуда. А она с четырнадцати лет ни разу не ошиблась; вот и сейчас письмо попало именно туда, куда и следовало, — в город Абервен на Тир Минегане, в ведьминский дворец Тах Эрахойд. Ее отчет получили старейшие сестры, и одновременно этот же текст появился в тетради с хрониками рода О'Мейнир, которая хранилась в личной квартире Шайны. Она была настолько уверена в своих действиях, что даже и не подумала подстраховаться, сохранив на всякий случай оригинал отправленного письма.

Покончив с делами, Шайна разделась, прошла в мыльню и, быстро приготовив себе ванну, следующие полчаса нежилась в горячей воде с душистой мыльной пеной. А когда вернулась в комнату, увидела, что на одном из оставленных на столе чистых листов с заклятием ожидания появился ответ. Всего лишь три слова: «Принято к сведению».

Таким образом старейшие сестры извещали, что ознакомились с ее отчетом, и в то же время давали понять, что недовольны результатом.

«Да ну их в Тындаяр!» — подумала Шайна, расчесывая перед зеркалом высушенные чарами волосы. Реакция старейших была предсказуемой и не вызвала у нее ни капельки страха. Она не чувствовала себя виноватой, так как в точности выполнила их поручение — и это уже не ее проблема, что Келлах аб Тырнан сделал другой выбор. Вне всякого сомнения, правильный выбор. Эйрин заслужила стать ведьмой уже хотя бы потому, что выжила в детстве и, сама того не подозревая, сумела укротить свою Искру, удержать ее от раннего пробуждения. Как было известно Шайне из исторических хроник, все подобные девушки становились очень могущественными ведьмами. А из-за того, что Эйрин слишком сильно будет переживать за своих родных и свою страну, большой беды не произойдет. В конце концов, Шайна и сама хотела бы любить своих родителей, но не могла. Они вычеркнули старшую дочь из своей жизни, ни разу не навестив ее на Тир Минегане, несмотря на то что в последние годы это было разрешено. И своим младшим детям привили безразличие к ней…

Расчесав волосы, Шайна надела ночную рубашку, легла в постель и погасила свет. Впереди ее ждал новый день, и он обещал быть лучше предыдущего. Ей больше не придется хитрить, изображать таинственность, уклоняться от прямых ответов, а встречаясь взглядом с Эйрин, она не будет чувствовать угрызений совести и сможет честно и открыто смотреть ей в глаза.

С этой успокаивающей мыслью Шайна быстро уснула.

Глава III БЕЛАЯ НИТЬ

Ветви кустарника раздвинулись, и оттуда выглянула покрытая густой рыжей щетиной клыкастая кабанья голова. Налитые кровью маленькие глазки уставились на Бренана одновременно яростно и испуганно, а в угрожающем хрюканье отчетливо слышались панические нотки. Привязанный к соседнему дереву конь возбужденно фыркнул и раздул ноздри, но уже через мгновение, получив от своего молодого хозяина порцию успокаивающих чар, затих.

А Бренан с досадой вздохнул — это была не та добыча, на которую он рассчитывал. Но не стал сразу отпускать кабана, а заставил его выйти на открытую местность. Кабанище оказался на удивление огромным, сильным и по-свински красивым; любой вельможа счел бы за удачу присоединить его голову к своей охотничьей коллекции. Но Бренан не искал трофеев, а всего лишь собирался приготовить себе ужин.

— Ну и что прикажешь с тобой делать? — обратился он к кабану, словно тот мог ему ответить. — Я ведь приманивал кролика, самого обычного кролика. И был уверен, что ко мне бежит кролик, а оказалось… — Тут Бренан осекся, увидев на кабаньих клыках кровь. — Так ты его сожрал, чертов боров! Кролик действительно бежал сюда, а ты встретил его и сожрал! В результате он стал наживкой, на которую я подцепил твою жирную тушу. Вот только ты мне совсем не нужен. Не буду же я убивать тебя, такого здоровенного, ради небольшого куска мяса. Да и мороки слишком много… Ну ладно, убирайся прочь.

Подчиняясь воле Бренана, кабан развернулся и, ужаленный в толстый зад слабенькими огненными чарами, с неожиданной для своей комплекции прытью умчался в заросли. Проводив его взглядом, юноша приготовился было вновь использовать чары, чтобы в этот раз наверняка приманить кролика. Но тут за его спиной раздался голос:

— Это было мудро с твоей стороны, мастер колдун.

Бренан резко обернулся и увидел в нескольких шагах от себя всадника на гнедом коне, чье появление стало для него полной неожиданностью. Сосредоточив все внимание на приманивании кролика, который внезапно превратился в кабана, он прозевал приближение другого человека.

Незнакомец был коренастым мужчиной лет за сорок, в темно-зеленом, под цвет листвы, костюме, в высоких кожаных сапогах и коричневой шляпе с серым гусиным пером. За его спиной виднелся колчан с луком и стрелами, на поясе висел кинжал в потертых ножнах, а к седлу была приторочена длинная кобура с ружьем.

Мужчина спешился с небрежной проворностью, которая свидетельствовала о том, что добрую половину жизни он проводит в седле, и продолжил:

— Охотиться на кроликов у нас может кто угодно, эти маленькие поганцы расплодились без меры. А вот кабанов без специального разрешения трогать запрещено. Было бы очень досадно, если бы ты надумал забить того кабана. Досадно для нас обоих — тогда бы мне, как здешнему леснику, пришлось взять тебя под стражу, а ты бы отказался подчиниться и использовал против меня свою магию. Разве нет?

— Наверное, пришлось бы, — подтвердил Бренан. — Я совсем не хочу попасть в тюрьму из-за какого-то глупого кабана.

— И не попал бы, — успокоил его лесник. — Тебе просто пришлось бы компенсировать нанесенные убытки — или деньгами, или работой. Наша госпожа не бросает за решетку всех подряд, а приберегает такое наказание для настоящих браконьеров. Правда, только самые отчаянные из них рискуют соваться сюда, а все прочие предпочитают обходить Кыл Морганах десятой дорогой.

— Кыл Морганах? — переспросил Бренан. — Он где-то тут, поблизости?

— Ты уже в нем, парень, — ответил мужчина. — Этот лес называется Кыл Морганах. Это собственность леди Гвенет вер Меган, у которой я имею честь служить.

От неожиданности Бренан застыл с разинутым ртом. Ведь Меган — женское имя, а даже самый последний бастард не станет называть себя по матери, тем более знатная госпожа. Если человек не знает своего отца, он берет имя деда или другого родственника мужского пола. И лишь несколько сотен женщин на всем Абраде являются исключением из этого правила. Они…

— Так леди Гвенет — ведьма?

— Именно. Она уже полтора года хозяйничает на этой земле. Поэтому браконьеры обходят Кыл Морганах стороной, боясь ее гнева. Странно, что ты об этом ничего не слышал. Хотя, судя по выговору, ты не местный. Откуда, если не секрет?

— С северо-востока, — уклончиво ответил Бренан, и пусть собеседник понимает как хочет: то ли речь идет о северо-востоке Катерлаха, то ли всего Абрада. — Кстати, меня зовут Бренан аб Грифид.

— А я — Киран аб Гилри, — в ответ представился лесник.

— Рад познакомиться, мастер Киран. Так вы не возражаете, чтобы я поймал себе на ужин кролика?

— Хоть и десяток, — безразлично пожал плечами Киран аб Гилри. — Но, по правде говоря, я слегка удивлен. Всегда считал, что колдуны — люди при деньгах, в путешествиях снимают себе самые лучшие комнаты в трактирах, а не ночуют под открытым небом, охотясь на мелкую дичь. В крайнем случае ты мог бы напроситься на ночлег к какому-нибудь зажиточному крестьянину, а там всегда найдется чем отплатить — выгнать мышей из погреба, очистить воду в колодце или наложить на посевы чары против вредителей. Впрочем, ты еще молод, наверное, только учишься…

— Деньги у меня есть, — поспешно сказал Бренан. — И я неплохо зарабатываю колдовством. Но сегодня неудачно сложились обстоятельства. Когда я проходил мимо последней деревни, было еще слишком рано останавливаться на ночлег. — Он конечно же не стал объяснять, что не остановился в той деревне в первую очередь из-за присутствия другого колдуна. — Там я лишь спросил дорогу в Кыл Морганах. Был уверен, что это город или городок.

Лесник кивнул:

— Теперь понятно. Перепутать «кыл» и «кил» нетрудно. К твоему сведению, у нас еще частенько говорят «кыл». По-старому это означает «лес».

— Я знаю. Просто не подумал об этом. Со слов той гадалки, у меня создалось впечатление… — Бренан несколько секунд колебался, но все же пояснил: — В Торфайне я обратился за советом к одной колдунье-провидице. Она наворожила, что ответы я найду в Кыл Морганахе, на юге Катерлаха. Мне даже в голову не приходило, что она имела в виду лес.

— Или госпожу этого леса, — заметил мастер Киран. Он оказался человеком весьма деликатным и не стал расспрашивать, какой именно ответ ищет Бренан. — Вряд ли это просто совпадение, что гадалка отправила тебя именно в то место, где обитает ведьма.

— В том-то и дело, — вздохнув, согласился Бренан. У него возникло такое подозрение в то же мгновение, когда он услышал от лесника о леди Гвенет вер Меган. Да и гадалка первым делом посоветовала ему обратиться к ведьмам, а уже потом добавила, что, кроме этого, он может поехать в Кыл Морганах. Бренан выбрал последнее, так как ему очень не хотелось связываться с ведьмами. Но от судьбы не уйдешь — если ему суждено встретиться с ведьмой, то в любом случае это произойдет…

Тем временем Киран аб Гилри взглянул на небо и сказал:

— Ты уже не успеешь засветло доехать до усадьбы леди Гвенет, ведь она на другом конце леса. Можешь остаться здесь и охотиться на кролика, а можешь воспользоваться моим скромным гостеприимством — я живу неподалеку. Мой домишко, конечно, не господские хоромы, однако место для тебя найдется. Роскошного банкета на ужин не обещаю, но еды будет вдоволь, наешься от души.

— Благодарю вас, мастер, — уважительно сказал Бренан. — Я с удовольствием принимаю ваше предложение и отплачу вам, чем смогу. И мышей, если понадобится, прогоню, и…

— Нет, парень, не нужно, — с улыбкой прервал его лесник. — О мышах и тому подобном беспокоится леди Гвенет. Она очень заботливая госпожа, при каждой встрече спрашивает, нет ли каких-то проблем. И скрыть от нее ничего не удается — видит людей насквозь. Одним словом, ведьма… Хм. Но если захочешь отблагодарить за еду и кров, просто позабавь моих младших детей своими колдовскими штучками. Ты, наверное, знаешь несколько фокусов?

Бренан утвердительно кивнул, подхватил из травы свои котомки с вещами и забросил их на круп лошади. Он решил не рассказывать, что зарабатывает на жизнь главным образом не полезными услугами по хозяйству, а именно волшебными фокусами, которые особенно хорошо ему удаются и очень нравятся деревенским детям, не таким избалованным постоянным присутствием колдунов, как их городские сверстники. Это и было одной из причин, почему он, путешествуя в последний год по Северному Абраду, в основном обходил стороной большие города. Впрочем, далеко не главной причиной…

Менее чем через полчаса неспешной езды они добрались до жилища лесника, расположенного в живописной местности неподалеку от лесного озера. Как выяснилось, мастер Киран слегка прибеднялся, называя свой дом просто домишком. Это был внушительных размеров двухэтажный особняк, построенный из прочной дубовой древесины, с застекленными окнами и черепичной крышей. Да и семья у Кирана аб Гилри оказалась немаленькой: жена, старая мать, девять детей, две невестки — жены старших сыновей — и трехлетняя внучка. И когда все собрались на ужин, в просторной горнице, которая занимала почти половину первого этажа, стало очень шумно и почти тесно.

Очевидно, запрет охотиться на диких кабанов не распространялся на самого лесника, поэтому к столу подали именно кабанятину — в грибном соусе, щедро приправленном специями. Это уж точно было вкуснее пригоревшей на открытом огне крольчатины, которой пришлось бы довольствоваться Бренану, если бы не любезное приглашение мастера Кирана. К мясу был толченый картофель, овощной салат, свежий, только что испеченный хлеб, ароматный сыр, а на десерт — пирожные с повидлом и молоко. Никто из домашних, включая хозяина, спиртного не пил, а Бренан, когда ему предложили вина, вежливо отказался, заслужив одобрительные взгляды женщин. А жена лесника, Гелед бан Киран, ткнув пальцем в своего восемнадцатилетнего сына Арнога, наставительно произнесла: «Вот таких друзей следует искать, а не водиться с теми пьянчужками!»

После ужина Бренан, как и обещал мастеру Кирану, принялся развлекать домочадцев своими колдовскими умениями. Он жонглировал сразу десятью полными чашками, не пролив из них ни капли; создавал в воздухе разноцветные световые линии и сплетал их в затейливые узоры; потом извлек из своих вещей несколько кукол, заставил их двигаться и, разговаривая за них разными голосами, разыграл целое представление по мотивам известных ему сказок. Последнее давалось Бренану легко и непринужденно, поскольку в детстве он почти не общался с ровесниками, а в основном сидел дома и развлекался с игрушками, управляя ими при помощи чар.

Напоследок, когда на улице уже совсем стемнело, он пригласил всех выйти из дома и устроил над озером роскошный фейерверк: создавал огненные шары и подбрасывал их высоко вверх, где они взрывались, рассыпаясь по сторонам множеством ярких искр. Это зрелище произвело огромное впечатление не только на детвору, но и на взрослых. Мастер Киран вполне искренне сказал ему, что лучший фейерверк видел лишь в исполнении леди Гвенет.

На ночь в распоряжение Бренана предоставили отдельную комнату, и для этого никому не пришлось потесниться, так как летом младшие сыновья Кирана (разумеется, при хорошей погоде) предпочитали ночевать под открытым небом. Хозяин предлагал гостю первым воспользоваться мыльней, однако Бренан заверил его, что ему еще не очень хочется спать. Тут юноша слегка покривил душой — его уже сильно клонило в сон, — но вместе с тем ему хотелось не спеша вымыться, не заставляя никого ждать. Поэтому, когда мыльня освободилась, он смог вдоволь полежать в деревянной ванне, наполненной горячей водой, время от времени досыпая в нее горсть нагревательного порошка. Даром что Бренан уже больше года жил на Абраде, его не переставало удивлять, как широко тут использовалась магия: ею был насквозь пропитан даже повседневный быт. Правда, на Юге чары считались грехом, и каждое их использование требовало дальнейшего очищения молитвой. Однако это не шло ни в какое сравнение с суровыми обычаями его родины, где даже за малейшее использование магии людей приговаривали к казни, как прислужников Китрайла…

Этот приятный вечер в доме лесника закончился весьма неприятным инцидентом. Едва лишь Бренан улегся спать, как к нему в комнату тихонько проскользнула старшая дочь Кирана, шестнадцатилетняя Ринаг, и, сбросив ночную рубашку, голышом забралась в кровать. Ошеломленный таким развитием событий, юноша растерялся и просто не знал, что ему делать. Еще за ужином он ловил на себе игривые, а то и откровенно похотливые взгляды девушки, но даже подумать не мог, что она отважится на такой отчаянный и бесстыдный поступок.

Не теряя времени на разговоры, Ринаг сразу же начала целовать Бренана — и тут появился мастер Киран. К счастью, лесник ничуть не идеализировал свою дочь, поэтому объективно оценил ситуацию и весь свой гнев обрушил на Ринаг. Безжалостно схватив за косы, он вытащил ее из кровати и вытолкал из комнаты, бормоча что-то про розги. Как оказалось, это была не пустая угроза — в скором времени со двора донеслись девичьи вопли и мольбы, сопровождающиеся издевательским хохотом братьев Ринаг. Очевидно, уже не впервые сестра получала на орехи за свои похождения.

Утром, после завтрака, когда они с Кираном аб Гилри отправились в усадьбу леди Гвенет, Бренан начал было извиняться за ночное приключение, но лесник решительно прервал его:

— Ради Дыва, мальчик, ты ни в чем не виноват. Ну разве только в том, что родился таким красавчиком, и Ринаг просто не смогла обойти тебя вниманием. Я знаю, что ты и не думал соблазнять ее.

«Но и не сопротивлялся», — сокрушенно подумал Бренан. От первых же поцелуев девушки он просто одурел и уже не мог дать ей отпора. Напротив — еще минута, и он сам начал бы отвечать на ее ласки. В чем, после некоторых колебаний, и признался мастеру Кирану.

— Я ценю твою честность, Бренан аб Грифид, — ответил тот с кислым видом. — Другой бы на твоем месте промолчал, чтобы не сыпать мне соль на рану, но ты, я вижу, очень уязвим и жить не можешь с нечистой совестью. Так вот что я тебе скажу… Кстати, ты в кого-нибудь влюблен?

— Нет.

— Тогда твое поведение было вполне нормальным. Мы, мужчины, всегда хотим женщин, а в твоем возрасте это желание просто невыносимо. Его может победить только любовь, но у тебя нет девушки, которой ты должен хранить верность. И когда тебе на шею вешается молоденькая, хорошенькая и очень развратная красотка… — Он тяжело вздохнул. — Не знаю, что я в жизни сделал не так, где недосмотрел, за какие грехи мне такое наказание. В последние три года у меня с Ринаг больше хлопот, чем с остальными моими детьми. Я был бы и рад выдать ее замуж, но упустил время, а теперь такую потаскушку не примут ни в одну приличную семью. А брать в зятья какого-нибудь нищего бездельника… Нет, уж лучше буду воспитывать ублюдков. Боюсь, долго ждать не придется.

Дальше они ехали почти не разговаривая. Мысли Бренана были целиком сосредоточены на предстоящей встрече с ведьмой. Он панически боялся этого и одновременно желал все выяснить. У него уже просто не было сил терпеть неопределенность. Если в нем кроется Зло и ничего поделать с этим нельзя, пусть леди Гвенет убьет его. Единственное, о чем он ее попросит, — сделать это безболезненно и милосердно.

Хорошо хоть самый большой страх, который раньше ни на миг не оставлял Бренана, уже не мучил его. Больше всего его пугала мысль, что он может довериться не тому человеку и попасть в руки прислужника Китрайла. Ему стоило немалых усилий обратиться за советом даже к старой, немощной колдунье, которая ворожила людям на рынке в торфайнском городе Довран. В конце концов он все-таки отважился, но не стал открывать ей свою колдовскую силу, а просто сказал, что у него есть кое-какие проблемы и он ищет пути их решения. Ворожея вложила ему в руку свой хрустальный шар, какое-то время пристально всматривалась в него, а потом дала ему совет касательно ведьм и путешествия в Кыл Морганах. А после этого удивленно заметила, что до сих пор никому не советовала связываться с ведьмами, тем более людям, полностью лишенным магического дара. Немного осмелев, Бренан поделился с ней своим страхом перед встречей со слугами Китрайла, не объяснив, впрочем, причины этого самого страха. Гадалка скрипуче рассмеялась и ответила: «Когда имеешь дело с ведьмами, следует бояться многих вещей, но только не происков Врага. Ведьмы бывают разные, среди них хватает злых женщин, есть настоящие стервы, которые запросто вырвут тебе язык за одно лишь невежливое слово. Однако злых ведьм, не женщин, а именно ведьм, не бывает. Даже при очень большом желании они не могут продаться Китрайлу. Их Искра просто несовместима с Темной Энергией Ан Нувина…»

Слова старой колдуньи, которая не скрывала своей антипатии к ведьмам, убедили Бренана. Так что теперь, направляясь на встречу с ведьмой, он по крайней мере не боялся, что она окажется сторонницей Тьмы, пробудит в нем скрытое Зло и заставит служить Ан Нувину. А то, что он может умереть… Конечно, больно думать о смерти, когда тебе нет еще и восемнадцати, однако Бренан пытался утешить себя тем, что он хотя бы убережет свою душу от вечного проклятья. Наверное, лет в пятьдесят это было бы веской отрадой, но сейчас…

Так прошло часа три. Наконец, выехав за мастером Кираном на очередной холм, Бренан увидел впереди огромное здание, окруженное многочисленными хозяйственными постройками и высокой крепостной стеной. Сердце тяжело забилось в груди юноши, и он, чтобы хоть немного умерить волнение, начал мысленно молиться. Своими словами, так как здешних обрядов до сих пор не выучил, а во всех молитвах его родины были примерно такие строки: «Спаси и сохрани нас от Китрайла и его прислужников, ведьм и колдунов». Но в данном случае они были совершенно не к месту.

До усадьбы они доехали быстрее, чем того хотелось Бренану, миновали распахнутые ворота и очутились на широком людном дворе. Кирана аб Гилри тут хорошо знали, поэтому слуги встретили их обоих приветливо. И хотя поглядывали на Бренана с интересом, лишними вопросами не донимали. А леснику сообщили, что леди Гвенет сейчас дома и как раз собирается отправиться на прогулку.

Когда Бренан и мастер Киран, спешившись, передали коней под присмотр конюхов, из дома на крыльцо вышел стройный юноша лет четырнадцати с по-девичьи красивым лицом… Тут Бренан растерянно заморгал, осознав свою ошибку. Это был вовсе не юноша — у юношей нет выпуклостей на груди и такой соблазнительно изогнутой талии. На самом деле это была девушка его возраста или немного старше, одетая в мужской костюм и с короткой, по женским меркам, стрижкой — светло-русые волосы едва доходили ей до плеч.

Краем глаза Бренан заметил, как мастер Киран склонился в почтительном поклоне. Сам он поклониться не успел, поскольку девушка — вне всяких сомнений, леди Гвенет вер Меган, — сделав шаг вперед, внезапно застыла как вкопанная, тихонько вскрикнула и вперилась в Бренана изумленным взглядом.

В следующее мгновение он ощутил присутствие чар. В ответ немедленно призвал свое магическое зрение и увидел, что силуэт девушки окутывает сияние, похожее на то, которое он раньше замечал у колдунов, но все же немного другое. Более приятное, более близкое и даже в чем-то родное… Но больше всего Бренана поразило, как она сплетала свои чары. Иногда он тайком наблюдал за действиями колдунов и колдуний и постепенно убедился, что делает все не так, как они. Сначала думал, что причина в том, что он самоучка, и пытался исправиться, но это приводило лишь к резкому снижению эффективности его магии. Со временем Бренан стал побаиваться, что его особая манера работы с чарами вызвана таящимся в нем Злом. И вот теперь, встретившись с ведьмой, неожиданно обнаружил, что леди Гвенет сплетает магические нити точно так же, как он, только намного искуснее. Получается, что с малых лет, сам того не подозревая, он чаровал на ведьмовской лад?

Созданное девушкой заклятие накрыло Бренана, а он и пальцем не пошевелил, чтобы противодействовать этому. Еще по дороге решил ничему не сопротивляться, да и в этих чарах не было никакой угрозы — ведьма просто хотела изучить его магическую силу. Через узор до Бренана донесся отголосок ее чувств, и в них он не ощутил ни омерзения, которого так боялся, ни малейшей тени враждебности, ни даже настороженности. Чувства, которые охватывали леди Гвенет, можно было охарактеризовать двумя словами — безграничное удивление. Создавалось такое впечатление, будто она хорошо его знала и одновременно никак не могла поверить в его существование.

Словно откуда-то издалека донеслись слова мастера Кирана, который назвал имя Бренана и начал было рассказывать об их встрече. Но ведьма жестом остановила лесника, убрала свои чары и подошла к Бренану.

— Ты хоть понимаешь, кто ты такой? — спросила она, пристально всматриваясь в его лицо. Ее большие серые глаза лихорадочно блестели. — Что ты знаешь о себе?

— Почти ничего, госпожа, — ответил Бренан, догадавшись, что она спрашивает о его колдовском даре. — Только то, что умею чаровать, но отличаюсь от остальных колдунов. Поэтому я пришел к вам.

— Именно ко мне? И кто тебе посоветовал?

— Одна колдунья из Доврана. Она наворожила мне, что в Кыл Морганахе я найду ответы.

— Значит, она не была мошенницей, — сказала леди Гвенет, продолжая жадно изучать взглядом каждую черточку на его лице. — Я действительно могу кое-что прояснить, хотя далеко не все. Не имею ни малейшего представления, почему о тебе до сих пор ничего не слышали. Не могла же Айлиш вер Нив… нет, я даже не знаю, что и думать. Уверена только в одном: ты — это ты. И твоя внешность, и твой возраст… Тебе ведь семнадцать?

— Да, госпожа.

— А когда будет восемнадцать?

— В последний день монфовира.[2]

Девушка кивнула:

— И тут все сходится.

— Что сходится, госпожа? — спросил Бренан, окончательно сбитый с толку.

— Сейчас мы обо всем поговорим, — пообещала она. — Только не здесь.

Леди Гвенет поблагодарила мастера Кирана за заботу о госте, известила присутствующих, что отменяет сегодняшнюю прогулку, и повела Бренана в дом.

В коридоре около входных дверей толпились любопытные служанки. Хозяйка разогнала их, приказав одним приготовить гостевые покои, а других отправив на кухню за сладостями и прохладительными напитками.

— Я даже не спрашиваю, завтракал ли ты, — обратилась она к Бренану. — Не сомневаюсь, что у мастера Кирана тебя кормили как на убой. Это ведь ты вчера развлекал их фейерверком?

— Да, госпожа, — подтвердил он.

Леди Гвенет как-то странно взглянула на него — то ли раздраженно, то ли с досадой — так, словно в таком ответе ей что-то не понравилось. Но уже в следующее мгновение искренне улыбнулась:

— А у тебя здорово выходит. И очень мощно. Даже отсюда было видно.

Они миновали просторный зал для приемов и начали подниматься вверх по ступеням. Бренан шел вслед за девушкой, глядя ей в спину, и изо всех сил старался не опускать взгляд ниже талии, туда, где обтягивающие брюки плотно облегали ее фигуру. Мысли в его голове совсем перепутались. Чтобы немного сосредоточиться, он ухватился за первую попавшуюся и начал гадать, не ошибается ли, принимая леди Гвенет за молоденькую девушку. Ему было известно, что ведьмы живут очень долго и не стареют, поэтому ей могло быть сколько угодно лет — хоть пятьдесят, хоть сто, а хоть и двести. Но Бренану в это не верилось. Ее манеры свидетельствовали о молодости, а тут еще этот наряд — ни одна зрелая женщина так не оденется. Только девчонка, которая не должна никому подчиняться, ни перед кем не отвечает за свое поведение и у которой достаточно власти над людьми, чтобы диктовать им свои собственные представления о приличиях…

На втором этаже они вошли в небольшую светлую комнату, обставленную изысканной мебелью; ее стены были увешаны пестрыми гобеленами, а пол устлан мягким пушистым ковром. Леди Гвенет устроилась в кресле около невысокого столика и кивком указала на соседнее:

— Прошу тебя, садись.

— Благодарю вас, госпожа, — ответил Бренан, немедленно воспользовавшись предложением.

На лице девушки вновь появилось то самое выражение, что и тогда, когда речь шла о фейерверке. Но в этот раз она объяснила причину:

— Не могу слышать, как ты называешь меня «госпожа». Для тебя я просто Гвен. Не Гвенет, а именно Гвен. Это никакая не фамильярность. Из всех ведьминских имен, которые начинаются на «гвен», только мое дает право на такое сокращение — даже в официальном употреблении. Ну что, договорились?

— Э-э… — растерянно пробормотал Бренан. — Разве я могу… Вы же ведьма…

— Бывшая ведьма, — уточнила она. — А теперь ведьмачка. Знаешь, что это значит?

Бренан раскрыл было рот и сразу закрыл, чуть не сболтнув первое, что пришло ему в голову. А потом с опаской проговорил:

— Это когда ведьма… по определенным причинам лишается Искры.

— А вместе с нею и большей части своей силы, — добавила леди Гвенет… то есть просто Гвен. Похоже, она догадалась, о чем подумал Бренан, и ее щеки густо покраснели. — Для обычных людей это не имеет большого значения, они искренне считают меня настоящей ведьмой, разве что более слабой, чем другие. Но ты не просто человек и должен понимать разницу.

— В общем, понимаю, — ответил Бренан. — Но мои знания нельзя назвать исчерпывающими и достоверными, они из очень ненадежного источника.

— А именно?

Бренан замялся. Ему стало немного неловко.

— Ну, из обычных разговоров, а еще — из книги «Волшебный остров Тир Минеган и его удивительные жительницы».

Несколько секунд Гвен сдерживала себя, но в конце концов не сдержалась и разразилась звонким смехом:

— Правда? Ты не шутишь? Это же детская книжка… Ну, не совсем детская, но несерьезная.

— У меня не было возможности покупать серьезные книги, — пояснил Бренан. — Колдовскую литературу продают лишь в магазинах, которыми владеют колдуны. А я не рисковал привлекать к себе лишнее внимание. Боялся… — Он замолчал, собираясь с духом. Некоторый оптимизм ему придавало то, что Гвен отнеслась к нему доброжелательно, без малейшей настороженности… Хотя это могло быть всего лишь хитростью с ее стороны. — Да и сейчас боюсь, что во мне сокрыто зло.

Смешливые искорки мгновенно погасли в глазах девушки.

— Зло? — переспросила она. — Имеешь в виду не человеческое, а магическое Зло?

— Да.

— И с чего ты взял?

— Ну, я же умею скрывать свою силу. А это — одна из особенностей злого колдуна. Разве не так?

Гвен утвердительно кивнула:

— Да, ты прав. Колдуны, которые питаются Темной Энергией, в состоянии скрывать от других свою силу. Но ты этого не умеешь.

— Как это не умею? Ни один колдун не замечает моей силы, если я не использую чар. Они не видят ее даже тогда, когда я вызываю колдовское зрение.

— Это зрение, как и чутье, относится к пассивным средствам магического восприятия. Оно не создает чар, а лишь позволяет видеть их. Что касается твоей силы…

Тут ей пришлось прерваться, так как в комнату вошли две служанки и проворно расставили на столике вазы с фруктами, печеньем и пирожными, кувшин яблочного сока, хрустальные бокалы и фарфоровые креманки с мороженым.

Гвен предложила Бренану угощаться, и он, даром что его мысли сейчас были далеки от еды, охотно принялся за мороженое. Это было одно из тех лакомств, которое Бренан впервые попробовал уже на Абраде и очень к нему пристрастился.

Гвен тоже начала есть мороженое. А когда служанки ушли прочь, она продолжила:

— Умение скрывать свою силу означает, что при желании ее можно показывать другим, а можно и не показывать. Но ты не в состоянии так делать. Независимо от твоей воли твоя сила невидима для колдунов, если ты не чаруешь.

— Но почему?

Девушка покачала головой:

— Ты удивительный невежда, Бренан. Просто потрясающий. Вместо того чтобы пугать себя дурацкой мыслью о том, что в тебе скрывается Зло, мог бы пошевелить своими извилинами и сам обо всем догадаться. Твоя сила… Кстати, со сколькими цветами одновременно ты можешь работать?

— Со всеми семью, — ответил Бренан не без гордости. — Правда, с синим, а особенно с фиолетовым, мне немного трудновато.

— Оно и понятно, они самые сильные. А теперь взгляни. — В воздухе между ним и Гвен появилось семь разноцветных магических ниток. — Ты когда-нибудь пробовал сплести их вместе?

— Да. И у меня получалась белая.

— Вот именно. — Гвен стянула семь нитей в пучок, переплела их между собой, и они превратились в одну нить, которая излучала яркий белый свет. — В магии, как и в природе, белый цвет сложный, он состоит из семи основных цветов. Но его принято считать отдельным, восьмым цветом. А еще его называют ведьмовским. И знаешь почему?

— Нет, не знаю.

— Потому что любой колдун, соединив семь основных цветов, получит не белый, а другой, девятый цвет магии — черный. В таком контрасте нет ничего зловещего, он всего лишь демонстрирует самое главное отличие магии ведьм и колдунов. Создавая нити для сплетения чар, мы насыщаем их энергией, которая исходит от нас; а нити, созданные колдунами, вбирают в себя энергию из окружающего мира. Поэтому колдовское соединение семи разноцветных нитей дает в результате одну черную нить — она не излучает цветов магии, а просто поглощает их.

— Что же тогда получается? — проговорил Бренан. — Моя магия больше похожа на ведьмовскую, чем на колдовскую?

— Не просто похожа, она и есть ведьмовская, — сказала Гвен. — Ты не колдун, у тебя нет ни капли колдовского дара. Мы с тобой одинаковые, ты точно так же несешь в себе отпечаток ведьмовской Искры.

Едва не уронив мороженое себе на колени, Бренан осторожно поставил креманку на столик.

— Отпечаток?.. Искры?.. Разве так бывает? Я ведь мужчина…

— Это очень редкое явление. Юноши-ведьмаки вроде тебя рождаются крайне редко. В этом тысячелетии их было лишь четверо, ты — пятый. Мы не скрываем их существования, о них известно всем образованным людям. И не только образованным. Скажем, в Ивыдоне про ведьмаков знают практически все, так как двое из них были ивыдонскими королями. Если бы ты не был так сосредоточен на воображаемом Зле внутри себя и открылся какому-нибудь колдуну, он объяснил бы тебе, что твоя сила невидима не из-за связи с Ан Нувином, а из-за ее ведьмовского происхождения.

— В прошлом году весной я обратился к одному колдуну, — сказал Бренан. — Прибыв в Динас Ирван, первым делом зашел в магазин магических принадлежностей и спросил у хозяина совета, где лучше всего учиться чарам. Он ответил, что, вне всякого сомнения, в Кованхаре, но не советовал мне отправляться в такой далекий путь, потому что у меня все равно нет даже малейшего колдовского дара. Я как раз собрался показать ему, что это не так, но тут он со смехом добавил: «Если, конечно, ты не прислужник Китрайла и не прячешь от меня свою силу. Но тогда тебе тем более не стоит ехать в Кованхар…» Вот так я впервые услышал о свойствах злых колдунов скрывать свои способности.

Девушка устремила на него сочувствующий взгляд:

— Бедняга! Представляю, как ты мучился… А до этого ты не встречал ни одного колдуна? Неужели их так мало в Кередигоне?

— Я не кередигонец, — сказал Бренан. — Мой выговор только кажется кередигонским. На самом деле я с Лахлина.

Гвен была шокирована:

— С Лахлина? Да ты шутишь!

— Нисколько. Я родился и вырос на Лахлине.

Она вернула свое мороженое на столик, налила в бокал сок и отпила глоток. Весь ее вид выказывал крайнюю растерянность.

— Это просто невероятно. Не понимаю, как… Да и вообще ничего не понимаю! Ты не мог родиться на Лахлине. И выжить там не мог.

— Да, это настоящее чудо, — согласился Бренан. — Иногда мне и самому не верится, что я так долго прожил на Лахлине и смог уцелеть. Тем более что чаровать начал еще в пятилетнем возрасте. Другие родители сразу бы отдали меня в руки поборников или просто задушили во сне — все меньше хлопот. У нас часто так делают, когда замечают у детей проявления колдовского дара, — или собственноручно их убивают, или просят об услуге кого-нибудь из знакомых — а потом выдают это за естественную смерть.

— Я слышала об этом, — почти шепотом промолвила Гвен. — Это так ужасно…

— Но, с другой стороны, это более милосердно, чем обрекать детей на пытки и сожжение на костре. Поборники называют это «очищением от мерзости»… — Бренан невесело усмехнулся. — Не знаю, да и знать не хочу, рассматривали ли мои родные такой вариант. Главное, что они на это не пошли, а решили сохранить мне жизнь, рискуя собственными головами. К счастью, наша семья жила обособленно, на маленькой отдаленной ферме, где работали только отец с матерью, а гости нас посещали нечасто. Поэтому единственным ограничением, которое мне досаждало, был запрет бегать в ближайшую деревню, где жили все мои товарищи. А когда они приходили ко мне, отец их прогонял: мол, я уже вырос и должен работать, а не бить баклуши с друзьями-бездельниками. В конце концов они перестали приходить, и мне доводилось играть в одиночестве, все чаще развлекая себя чарами, а родители по очереди приглядывали за мной. Ясное дело, что в магии они ничего не смыслили, но следили, чтобы я не навредил себе, и учили меня осторожности. Постепенно я усвоил от них две важные вещи: во-первых, в моей силе нет ничего плохого, плохими могут быть только мои поступки; а во-вторых, другие люди ненавидят магию и боятся колдунов, поэтому ни при каких обстоятельствах я не должен показывать, что владею чарами.

— Твои родители — мудрые люди, — заметила Гвен. — Если бы они просто запугивали тебя и запрещали чаровать, ты рано или поздно выдал бы себя. И скорее рано, чем поздно.

— Эта идея принадлежала моей матери. Она была из образованной семьи и понимала, что мой единственный шанс на спасение — научиться контролировать свою силу. Также она осознавала, что я все равно не смогу долго продержаться на Лахлине, поэтому убедила отца откладывать все свободные деньги для будущего переезда на Абрад.

— Так теперь они живут в Кередигоне?

Бренан почувствовал, как к его горлу подкатывает тугой комок. Каждый раз при воспоминании о родителях его душили слезы, но он всеми силами их сдерживал — ведь мужчинам плакать не к лицу.

— Нет, остались на Лахлине, — глухо ответил он. — В могиле. Четыре года назад у нас была эпидемия холеры, от которой они оба умерли. Всегда боялись только поборников, а сгубила их болезнь. А у меня не было даже легкого недомогания. Вообще не помню, чтобы я чем-нибудь болел, даже насморком. Наверное, это из-за моей кол… ведьмовской силы. — Бренан вопросительно взглянул на Гвен, та утвердительно кивнула, и он продолжил: — Я ничем не мог им помочь. И тогда не умел лечить, и сейчас не умею. А наши врачи были беспомощны, так как все действенные средства от холеры изготавливаются абрадскими колдунами и их запрещено завозить на Лахлин.

— Мне очень жаль, Бренан, — мягко сказала Гвен. — Так после смерти родителей ты переехал на Абрад?

— Не сразу. Сбережений не хватало даже на одно место на корабле, а за нашу ферму мне предложили просто смешные деньги — и из-за моей молодости, и из-за недавней эпидемии. Я сам хозяйничать на земле не умел, родители вырастили меня белоручкой. — Он мельком взглянул на свои пальцы. — Они в основном поощряли меня к учебе, у нас было много книг, которые мама унаследовала от деда. Родители постоянно твердили, что я должен быть грамотным, чтобы потом, когда мы переберемся на Абрад, я мог выучиться на настоящего колдуна и обеспечить им безбедную старость. Поэтому я сдал ферму в аренду — за символическую плату, но надежным людям, которые могли о ней позаботиться. А сам поехал в Дервег, где жила родня матери, и стал работать в их мастерской. В начале прошлого года наконец-то смог продать отцовскую ферму и отправился на Абрад… Вот и вся моя история.

Гвен молча встала с кресла, взмахом руки показав Бренану, чтобы он сидел, и в задумчивости прошлась по комнате. Бренан следил за ней взглядом и надеялся, что не слишком откровенно выказывает свое восхищение. Теперь, зная, что она ведьмачка, он просто не мог смотреть на нее иначе. В той наивной книжонке про волшебный остров Тир Минеган было написано, что все ведьмы красивы, — ведь Искры выбирают себе только самых лучших девочек — и по уму, и по внешности. Возможно, здесь автор нисколько не преувеличивал, и если это так, то Гвен была ярким тому подтверждением — она была и умницей, и красавицей, а необычный для женщины наряд лишь подчеркивал ее привлекательность. И что самое главное, в отличие от настоящих ведьм, она уже не должна была избегать мужчин. Во всяком случае, один у нее точно был, а может, и до сих пор есть. Правда, ни мастер Киран, ни его родные не упоминали ни о каком мужчине, но они ведь и словом не обмолвились, что их госпожа — ведьмачка. На Лахлине по полному имени женщины можно безошибочно определить, девица она или замужем, но на Абраде ни один закон не обязывал замужних женщин зваться по мужу. Была лишь традиция, которой придерживались простые люди и которую решительно отвергали знатные женщины, — они считали ее унизительной и предпочитали сохранять в замужестве свое девичье имя. Здравый смысл подсказывал Бренану, что Гвен все-таки замужем, иначе пришлось бы считать ее похотливой дурочкой, которая поддалась минутной слабости и променяла свою Искру на мимолетный миг наслаждения. Но она не такая, это понятно. Только настоящая любовь, глубокая, самоотверженная и непреодолимая, могла заставить ее отказаться от своего могущества, от долгой жизни и удовольствоваться простым женским счастьем…

— Вот что, Бренан, — произнесла Гвен как-то нерешительно. — Заранее прошу прощения, но я должна об этом спросить. У тебя никогда не возникало подозрения, что твои родители… что ты им не родной?

— Никогда, — ответил он, абсолютно не обидевшись. — Это просто невозможно. Я слишком похож на мать, чтобы быть приемышем. Обычно сыновья удаются в отца, а я вот целиком пошел в маму — это все замечали.

— А не могло быть так, — продолжала расспрашивать девушка, — что ты родился в Кередигоне, а потом твои родители вернулись с тобой на Лахлин?

— Нет, не могло, — уверенно сказал Бренан. — Я точно родился на нашей ферме, родители рассказывали мне о том странном дне. И они никогда не были на Абраде… А почему это так важно?

Гвен вновь села в свое кресло и объяснила:

— Дело в том, что Лахлин окружен специальными чарами, которые не дают Искрам попадать на ваш остров. Это было сделано еще в прошлом тысячелетии, после того как нашим предшественницам не удалось договориться с поборниками о беспрепятственной передаче новорожденных ведьм. И тогда, во избежание дальнейших конфликтов, сестры возвели Барьер, чтобы ведьмы на Лахлине вообще не рождались.

— Я читал о Лахлинском Барьере, — кивнул Бренан. — Но разве меня это касается? У меня же нет Искры — только ее отпечаток.

— Чтобы получить этот отпечаток, ты должен был, находясь в утробе матери, контактировать с Искрой. И все указывает на то, что она все-таки попала на Лахлин. Если я ничего не напутала в датах, то уже через месяц после рождения… после твоего рождения наши старейшие созвали всех опытных сестер, чтобы усилить Барьер. Будто бы для пущей уверенности, а как оказывается, не только для этого. На самом деле он был поврежден. А значит, сестра Айлиш… Погоди-ка! — Гвен вопросительно взглянула на Бренана. — Ты назвал день своего рождения странным. Почему?

— Потому что тогда действительно произошло кое-что странное. Вне всякого сомнения, магическое. Накануне наш дом посетила молодая женщина. Она объяснила, что едет к тетке в Дервег, но сбилась с главной дороги. Поскольку был уже вечер, отец не мог оставить ее на ночь без крова — на Лахлине, даже на юге полуострова Аден Флахт, где мы жили, конец монфовира считается началом зимы. Поэтому он предложил женщине заночевать у нас, однако предупредил, что ей вряд ли удастся выспаться, так как у его жены уже начались схватки. В ответ женщина сказала, что, наверное, ее привел сюда сам Дыв — у себя в городе она училась у самой лучшей повитухи и уже успела принять множество родов. И хотя за мамой присматривала старая повитуха из соседней деревни, от лишних рук грех было отказываться. Роды оказались тяжелыми, схватки продолжались целую ночь и почти все утро, а ближе к обеду наконец-то родился я. Незнакомка очень умело приняла меня, спеленала, передала матери — и вот тогда произошла эта самая странность. И у отца, и у мамы, и у старой повитухи одновременно потемнело в глазах, а когда прояснилось, все осталось, как было, за исключением того, что гостья исчезла, как будто растворившись в воздухе. Как потом выяснилось, также исчез ее конь вместе со всей поклажей. Сначала родители были очень напуганы, но, убедившись, что со мной все в порядке, постепенно успокоились. А вот старая повитуха никак не могла угомониться, все причитала и умоляла молчать о том, что произошло, не обмолвиться никому ни единым словом. Ее страх был понятен: тут явно не обошлось без чар, а если поборники начнут следствие, то сразу возьмут ее в оборот, так как все повитухи у них под большим подозрением. Отец с матерью тоже не хотели связываться с представителями власти, поэтому все трое поклялись хранить все в тайне. Старушка умерла через три года, так и не рассказав никому о том случае. А когда у меня проявились первые способности к магии, это не застало родителей врасплох. Они уже давно поняли, что та загадочная женщина была колдуньей и появилась у нас именно из-за меня.

— Это была не колдунья, — уверенно сказала Гвен, — а ведьма. Я даже догадываюсь, кто именно. Родители не описывали тебе ее внешность?

— Описывали. Отец хорошо ее запомнил, хотя имя вылетело у него из головы. Слегка пухленькая, невысокая, розовощекая, с кудрявыми темно-рыжими волосами, круглым веснушчатым лицом, зеленовато-карими глазами и курносым носом.

— Так и есть. Это была старшая сестра Айлиш вер Нив, тогда еще просто сестра.

— И она прибыла на Лахлин, чтобы принять у мамы роды? — спросил Бренан. — Зачем? Какой в этом смысл? Другое дело, если бы объяснила родителям, кто я такой, и предложила помочь с переездом на Абрад. А так просто исчезла. Неужели ведьмы умеют переноситься с места на место?

— Сестра Айлиш никуда не переносилась. Твоим родителям и повитухе просто показалось, что она мгновенно исчезла. На самом деле на них наслали чары забвения.

— О! — пораженно протянул Бренан. — Такие чары существуют?

Гвен кивнула:

— Они очень сильные, но имеют одно существенное ограничение. С их помощью нельзя заставить человека забыть прошлые события — только грядущие.

— Как это?

— Чтобы вычеркнуть из памяти определенный промежуток времени, чары забвения нужно наложить еще в начале этого промежутка. Так сказать, поставить метку, обозначить момент, с которого будут стираться воспоминания. В вашем случае, полагаю, события развивались следующим образом. Сестра Айлиш, определив, что рождается мальчик, спокойно приняла тебя, отдала матери — и именно тогда наслала на нее, твоего отца и повитуху чары забвения. Дальше случилось то, о чем все трое вскоре забыли, а когда все закончилось, сестра Айлиш обездвижила их, передвинула на те места, где они находились в первоначальный момент действия чар, вновь положила тебя рядом с матерью, а сама убралась прочь. После себя, очевидно, оставила особое заклятие, которое сработало где-то через полчаса, активировав чары забвения и одновременно отменив чары неподвижности. Возможно, в мелких деталях что-то было иначе, но я не сомневаюсь, что в общих чертах правильно воспроизвела ход событий.

— И о чем же могли забыть мои родители и повитуха? — спросил Бренан. — Чего такого важного случилось после моего рождения?

— Еще одно. У твоей матери была двойня — ты и твоя сестра-близнец. Ведьма, чья Искра оставила в тебе отпечаток. Айлиш вер Нив забрала ее и стерла из памяти твоих родителей малейшее воспоминание о том, что у них, кроме сына, родилась еще и дочь. Это уже не просто мое предположение, а бесспорный факт. Собственно, только так и появляются на свет мальчики-ведьмаки — в паре с сестрой-ведьмой.

Ошеломленный такой новостью Бренан попросту лишился дара речи. Он с молчаливым изумлением таращился на Гвен, а девушка тем временем продолжала:

— Я сразу поняла, кто ты такой, потому что хорошо знаю твою сестру Шайну, а ты невероятно похож на нее. Поэтому и была уверена, что родился в Кередигоне — ведь именно оттуда привезла ее сестра Айлиш. Теперь я понимаю, что она просто нашла там молодую супружескую чету и уговорила их в обмен на поместье в Гвыдонеде выдать себя за родителей Шайны. Таким образом удалось скрыть от всех, что Лахлинский Барьер дал слабину. Думаю, об этом никто не узнал, кроме, конечно, самой Айлиш вер Нив и девяти старейших сестер. Люди думают, что мы с легкостью определяем, где и когда должна родиться новая ведьма, но на самом деле это очень сложная процедура, и по традиции ее проводят старейшие. А когда они выяснили, что Искра, освободившаяся после смерти сестры Бри вер Айрен, попала на Лахлин, решили не предавать этот факт огласке и поручили сестре Айлиш уладить дело.

— Но это же подло! — наконец выдавил из себя Бренан. — Это жестоко, не по-человечески! Ваша сестра Айлиш знала, что я ведьмак, но бросила меня на Лахлине, заставила моих родителей каждый день, каждую минуту рисковать собой, чтобы защитить меня от поборников. А если бы их разоблачили, то сожгли бы на костре вместе со мной. Ну разве так трудно было забрать на Абрад всех нас вместе — и меня с сестрой, и маму с отцом? Сейчас они были бы живы, я бы заботился о них… — Парень умолк, почувствовав, что на глаза наворачиваются слезы.

— Я не оправдываю сестру Айлиш, — после недолгого молчания заговорила Гвен. — Но могу понять ее мотивы. Главным для нее было спасти нашу новую сестру Шайну — духовную дочь и преемницу покойной сестры Бри. А вывезти с Лахлина одного ребенка намного легче, чем двух взрослых с двумя младенцами.

— Значит, ты поступила бы точно так же?

— Нет, я бы забрала вас двоих. Еще до того, как постучать в дверь, навела бы на всех присутствующих в доме чары забвения, стерла бы из памяти твоих родителей и повитухи все воспоминания о моем визите и вашем рождении, а еще наслала бы на всех троих долгий крепкий сон. Пока бы они проснулись, пока разобрались, что случилось, пока решали, что делать, — меня бы уже и след простыл. Но, — выражение красивого лица девушки посуровело, а в серых глазах застыл лед, — я бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не открылась твоим родителям. Разумеется, они оказались исключительными людьми, но разве могла я знать об этом? Разве могла рассчитывать на встречу с ними в стране, где людей сжигают живьем за одно лишь наличие колдовского дара. В стране, где мужья доносят на жен, невестки — на свекровей, братья — на сестер, а падчерицы — на отчимов. Где девушки-простолюдинки отдаются знатным юношам из страха, что в случае отказа те натравят на них поборников, а слуги учатся грамоте лишь для того, чтобы записывать названия книг, которые читают их хозяева… Я, конечно, никогда не была на Лахлине, до сих пор не общалась ни с одним лахлинцем и знаю обо всем этом только из третьих-четвертых рук. Если же мои представления о твоих соотечественниках ошибочны, так и скажи — я извинюсь.

Бренан в замешательстве отвел взгляд:

— Они не ошибочны. Именно поэтому я выдаю свой акцент за кередигонский. Абрадцы не любят лахлинцев. А особенно — лахлинских колдунов.

— И это абсолютно понятно, потому что среди них много черных. Намного больше, чем среди выходцев из любой страны Абрада и остальных островов. Когда человеку с младенчества втолковывают, что колдовской дар исходит от Китрайла, а потом он в себе этот дар обнаруживает, требуется большая сила воли и ум, чтобы избавиться от привитых в детстве стереотипов и осознать, что способность к чарам не является ни добром, ни злом, это лишь инструмент управления природными силами, а выбор между Светом и Тьмой делаешь ты сам. Намного легче просто смириться с тем, что ты отродье Китрайла, открыть ему свою душу, призвать его на помощь — и если твой призыв будет искренним, он услышит тебя и пришлет тебе во сне демонов, которые подскажут, что делать, научат, как защищаться, предоставят доступ к Темной Энергии… — Гвен сокрушенно покачала головой. — Вот так и калечат людей тамошние порядки. Поэтому ты должен понять, что ни одна ведьма не рискнула бы забрать с Лахлина твоих родителей. Не торопись выносить сестре Айлиш обвинительный приговор, а лучше подумай о том, что она сделала. Не суди ее намерений, не рассматривай гипотетических вариантов, просто посмотри на результат. Твои родители потеряли дочь, но не горевали по ней, потому что не знали об ее существовании. Вместо этого у них остался ты — их единственный сын. Других детей они иметь не могли — ведь после рождения ведьмовской двойни женщина становится бесплодной. Без тебя им бы пришлось коротать свой век в одиночестве, а так с ними был ты, дарил им свою сыновнюю любовь и сам тешился их любовью и заботой. Из твоего рассказа я поняла, что вы были счастливы втроем; счастливы вопреки всей шаткости вашего положения, вопреки страху перед поборниками и их соглядатаями. Вот и скажи — хотел бы ты, чтобы тебя младенцем забрали у них вместе с сестрой?

— Нет, — твердо ответил Бренан. — Не хотел бы.

— Если твои родители еще не пошли на следующее перерождение, — продолжала Гвен, — а до сих пор находятся в Кейганте, то можешь не сомневаться: сейчас они смотрят на тебя с небес и гордятся тобой. Гордятся тем, что смогли, вопреки враждебному окружению, вырастить из тебя настоящего ведьмака. Также я уверена, что они гордятся и Шайной — могущественной ведьмой и чудесной девушкой. Недавно она стала полноправной сестрой, а в таком возрасте это редкость.

— Она сейчас на Тир Минегане? — поинтересовался Бренан.

— Нет, на Юге, в маленьком королевстве Леннир. У тамошней принцессы обнаружили ведьмовскую Искру, и Шайна поехала договариваться с ее отцом-королем. Собственно, переговоры уже фактически окончены, просто король Келлах продолжает настаивать на одном неприемлемом для нас пункте лишь для того, чтобы подольше удержать при себе дочь. Но Шайна утверждает, что вскоре они отправляются в путь, подождут лишь свадьбы двоюродного брата принцессы.

— Ты с ней переписываешься?

— Ну, вернее будет сказать, что это она переписывается со мной. Регулярно пишет мне, а я лишь изредка ей отвечаю, так как после потери Искры могу создавать лишь чары ожидания. А свои письма передаю обычным способом в соседний Ридихен, где при дворе тамошнего графа Идвала гостит сестра Элайн вер Мовирнин, а она уже пересылает их Шайне. Кстати, сегодня после обеда я отправлю гонца, чтобы сообщить о тебе. Может, и ты хочешь ей написать?

После некоторых колебаний Бренан отрицательно мотнул головой:

— Нет, не хочу. Я ее совсем не знаю, а она вообще обо мне не слышала. Не стану же я ей писать: «Привет, я твой брат, которого оставили на Лахлине…» Да и кто знает, как она отнесется ко мне.

— Хорошо отнесется, обещаю. Шайну всегда огорчало, что ее… гм, люди, которых она до сих пор считает своей родней, ни разу не проведали ее на Тир Минегане, а все их письма были короткими и сухими. Она очень хотела любить их, но они сами этого не позволяли. А теперь у нее появится настоящий брат… — Гвен на секунду умолкла. — Хотя ты прав. Вам лучше начать с личного знакомства, а не с обмена посланиями. Можешь подождать Шайну тут, она обязательно заедет в Кыл Морганах на обратном пути. А можешь сразу поехать в Тир Минеган.

— Зачем? — нахмурился Бренан.

— Для встречи со старейшими сестрами. Так или иначе, а ты принадлежишь к ведьмовскому сообществу. Ты — наш брат.

— Раньше их это не очень волновало. Они вместе с Айлиш вер Нив бросили меня почти на верную смерть.

Гвен тихо вздохнула:

— Я понимаю твои чувства, Бренан. Но все равно советую тебе увидеться со старейшими. Хотя бы для урегулирования имущественных вопросов. Тир Минеган издавна стоит на позиции, что ни ведьмачки, ни ведьмаки не должны никому служить, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Вот я, потеряв свою Искру, получила Кыл Морганах. Точно так же и ты сможешь выбрать себе поместье в любом из северных королевств — или, если пожелаешь, на одном из островов, где у Тир Минегана есть земельная собственность.

— Мне не нужна милостыня!

— Это не милостыня. Рассматривай это как справедливое возмещение. Кроме того, ты овладел лишь частью своей силы, тебе еще нужно учиться. Но ни один колдун тут не поможет, так как у твоей магии ведьмовская природа.

Из упрямства Бренан собирался сказать, что не хочет учиться, но передумал. Это была бы откровенная ложь — на самом деле он очень хотел овладеть всей магией, которой обладал, и сплетать чары так же мастерски, как делала это Гвен.

— А ты, — спросил Бренан нерешительно, — могла бы учить меня?

Она задумчиво посмотрела на него и медленно кивнула:

— Могу попробовать, хотя успеха не гарантирую. Я полностью контролирую свой отпечаток Искры и умею почти все, что подвластно моей силе, но у меня совсем нет учительского опыта. Я вообще еще неопытная, мне же всего девятнадцать, но если ты настаиваешь, поработаю с тобой.

— Я не настаиваю, ни в коем случае, — запротестовал парень. — Извини, что так бесцеремонно навязываюсь тебе…

— Ради Дыва, Бренан, — прервала его Гвен. — Ты не так меня понял. Я только имела в виду, что буду для тебя не лучшей учительницей. Но я хочу учить тебя, я очень рада, что ты здесь, мне так не хватало ведьминского общества… — В ее глазах застыли боль и горечь. — Если бы ты знал, как я скучаю по Тир Минегану!

— Тебя выгнали оттуда? — неосторожно сорвалось у Бренана с языка. — То есть, — запоздало стал исправляться он, — я хотел спросить…

— Все нормально, — успокоила его девушка, — никто меня не выгонял. Я сама уехала, по собственной воле. Невыносимо быть ведьмачкой там, где была ведьмой, то и дело встречаться с сочувствующими взглядами, знать, что меня жалеют даже те младшие сестры, которых я постоянно уязвляла, подшучивая над их слабостью и похваляясь своим мастерством… Зато мы с тобой одинаковые, в твоем присутствии я не чувствую себя неполноценной. — Она через силу улыбнулась. — Та гадалка из Доврана оказала мне большую услугу, когда отправила тебя в Кыл Морганах. Ты тут дорогой и желанный гость. Я рада, что мы встретились.

Пока Бренан подбирал подходящие слова для ответа, Гвен внезапно насторожилась и повернула голову в сторону, к чему-то прислушиваясь.

— Кажется, — произнесла она, — вернулся Лиам. — С этими словами вскочила, подбежала к окну и выглянула наружу. — Точно, это он. Идем, я вас познакомлю.

«Наверное, ее муж», — подумал Бренан, неохотно вставая с кресла. Его не слишком вдохновляла будущая встреча с человеком, из-за которого Гвен лишилась Искры и теперь так страдала. Похоже, она уже сожалела, что пожертвовала силой ради любви, — но прошлого, увы, не вернешь…

Выйдя в коридор, Гвен повернула в сторону, противоположную той, откуда они пришли.

— Перехватим его в столовой, — сказала она Бренану. — Обычно Лиам возвращается с охоты голодным и сразу же бежит завтракать.

— Возвращается с охоты? — переспросил Бренан. — А разве не слишком рано?

— Для такой охоты скорее поздновато, — ответила Гвен, и на ее лице появилось смешанное выражение иронии, осуждения и снисходительности. — Я пытаюсь его перевоспитать, но все напрасно. Лиам легкомысленный, безответственный… но очень милый. Он обязательно тебе понравится.

Бренан в этом сомневался.

Когда они спустились в пустую столовую, широкие двустворчатые двери неподалеку от лестницы резко распахнулись, пропустив в комнату высокого крепкого юношу в расстегнутом коричневом камзоле и такого же цвета штанах, небрежно заправленных в башмаки. Увидев Гвен и Бренана, он торопливо расправил одежду и пригладил спутанные русые волосы. Его живые серые глаза глядели на Гвен немного виновато и одновременно шаловливо, а на Бренана — с любопытством.

— Привет, Лиам, — произнесла Гвен, пытаясь говорить сдержанно и холодно, однако в ее голосе отчетливо ощущались ласковые нотки. — Наконец-то ты нагулялся.

Лиам подошел к ней, обнял за плечи и поцеловал в лоб.

— Доброе утро, сестренка. Смотрю, ты тоже времени зря не теряла. — Он вновь смерил Бренана любопытным взглядом, и выражение его лица свидетельствовало о том, что он лихорадочно пытается припомнить, где они виделись раньше. — Э-э… Прошу прощения, мы уже знакомы?

— Еще нет, — ответила Гвен. — Но это легко исправить. — Сначала она обратилась к гостю: — Бренан, это мой младший брат, Лиам аб Конлайд О'Дойл.

— Очень приятно, — ответил Бренан, неожиданно для себя ощутив огромное облегчение от того, что Лиам оказался не ее мужем, а братом.

— На самом деле я старший, — заметил тот, крепко пожав Бренану руку. — Мне на год больше, чем Гвен. Но она всегда называет меня младшим, потому что я самый младший из ее братьев.

— И самый несерьезный, — добавила Гвен. — Лиам, позволь представить тебе лорда Бренана аб Грифида О'Мейнира.

— Я вовсе не лорд, — запротестовал Бренан. — И не О'Мейнир. Я из простого рода.

— Ты ведьмак, а значит, обладаешь титулом высокого господина Тир Минегана, — объяснила она. — И это без вариантов. А Мейнир звали первую шинанскую женщину, овладевшую Искрой, отпечаток которой ты в себе носишь, — и потому принадлежишь к благородному ведьмовскому роду О'Мейнир. Такова традиция.

— Ого! — воскликнул Лиам, вытаращив от удивления глаза. — Ведьмак? Сестричка, ты не шутишь?

— Никаких шуток, — заверила его Гвен. — Бренан действительно ведьмак.

— Разве такое возможно? Я раньше никогда не слышал о… — Тут он осекся и потрясенно уставился на Бренана. — Провалиться мне в Тындаяр! А я, дурак, все думал-гадал, где же мы встречались. И как это сразу не понял, что ты чертовски похож на Шайну! Просто жуть, как похож. Ее брат?

— Близнец, — кивнул Бренан.

— Вот это да! — покачал головой Лиам. — А Шайна ни разу и словечком не обмолвилась, что у нее есть близнец-ведьмак. И ты, сестричка, ничего не говорила. И остальные ведьмы об этом молчок. Вы все такие скрытные!

— Какие уж есть, — безразлично пожала плечами Гвен и перевела взгляд на Бренана. — Мне нужно написать несколько писем, а ты, если хочешь, отдохни с дороги. Тебе уже должны были приготовить покои и отнести туда твои вещи.

— Спасибо, — ответил Бренан, — но я не устал. Мастер Киран был настолько любезен, что предоставил мне целую комнату, и ночью я хорошо выспался.

— Так ты ночевал у нашего лесника? — вмешался Лиам. — Надеюсь, малышка Ринаг тебя хорошо развлекла?

Бренан мгновенно покраснел.

— Вовсе нет, — взволнованно промямлил он. — Ничего такого не было…

— Тогда ты много потерял, — почти облизнулся Лиам. — Ринаг такая прелесть, а в постели сущий чертенок.

Гвен сурово взглянула на брата:

— Прекрати, несносный! Не меряй всех по себе… Ладно, Лиам. Позаботься о нашем госте, покажи ему усадьбу, поговорите вдоволь — вы же, парни, любите чесать языками. Только не вздумай потащить его на дневную охоту.

— Не вздумаю, — пообещал он. — Я и ночной сыт.

Бросив на Бренана быстрый взгляд и слегка улыбнувшись, Гвен побежала вверх по лестнице, а Лиам, попросив его немного подождать, отправился через столовую к меньшей двери, которая вела на кухню. Буквально через минуту он вернулся с большой плетеной корзиной, накрытой белой скатертью.

— Гвен хорошо вымуштровала слуг, — сказал он Бренану. — Не успел я вернуться, как они уже приготовили мне провизию. Я предпочитаю завтракать на свежем воздухе. Идем.

Молодые люди вышли из дома и через широкий задний двор направились к небольшому пруду, посреди которого плавали белоснежные лебеди. Побаиваясь, что Лиам вот-вот опять начнет расспрашивать о нем и Шайне, и еще не решив, что ему рассказать, Бренан заговорил первым:

— А о какой охоте вы с Гвен говорили? Что-то твой наряд не очень похож на охотничий.

Лиам широко усмехнулся:

— Это смотря на кого охотишься. Мили через две отсюда лес заканчивается, и начинаются крестьянские хозяйства. А на каждой ферме живет хотя бы одна хорошенькая цыпочка. Это и есть моя добыча.

— Имеешь в виду девушек?

— Ясное дело. И все они, как одна, быстроногие. Пока догонишь — запыхаешься. Вот почему я называю это охотой.

Бренан недоверчиво впился в него:

— Неужели ты…

— Да нет, — рассмеялся Лиам. — Конечно же нет! Я никого не принуждаю. Если девчонка не хочет, то и пальцем ее не трону. Мне хватает тех, которые сами напрашиваются. А убегают от меня, потому что так интересней. Небольшая разминка перед главным развлеченьем. Что бы там Гвен ни говорила, а тебе стоит это попробовать. Если захочешь, дай знать — пойдем на охоту вместе.

Смущенный Бренан покачал головой:

— Спасибо за предложение, но я в такие игры не играю.

Лиам серьезно кивнул:

— Еще бы. Я знал, что ты откажешься. Ты же приехал сюда не гулять, а свататься.

При этих словах Бренан едва не споткнулся:

— Ты о чем?

Его удивление было настолько искренним и неподдельным, что Лиам немедленно и безоговорочно поверил ему.

— Выходит, я ошибся. Тогда извини. Гм… Хотя, возможно, все так и есть, просто ты сам об этом не догадываешься. Недаром же Шайна прислала тебя к Гвен.

— Она меня ни к кому не присылала, — сказал Бренан. И, немного поколебавшись, добавил: — И вообще я еще ни разу не встречался с ней.

Вопреки его ожиданиям, Лиам не стал спрашивать, почему так сложилось. Лишь сочувствующе сказал:

— Ох уж эти ведьмы!..

Они дошли до пруда и устроились на скамейке возле самой воды. Лиам откинул с корзины скатерть и первым делом выудил две пустые кружки и кувшин холодного пива. Бренан им с удовольствием угостился, а вот от остального угощения отказался, объяснив, что до сих пор сыт завтраком у мастера Кирана и мороженым, которое ел вместе с Гвен. Так что он потихоньку попивал приятный прохладный напиток и обдумывал услышанное от Лиама. Судя по его словам, получалось, что Гвен не замужем; а если так, то что же тогда произошло с мужчиной, который сделал ее ведьмачкой? Умер, погиб, она разлюбила его? Или, может быть, обманул ее и бросил? Если последнее, то не только негодяй, но и болван…

Тем временем Лиам с отменным аппетитом занялся жареной курицей, молниеносно умял добрую половину, а утолив голод, стал есть медленнее и вновь заговорил:

— Не повезло тебе с Шайной, хотя вы и близнецы. Зато у меня с Гвен все сложилось иначе. Возможно, из-за того, что наша семья живет в Ивыдоне, да еще и на самом побережье, — а это меньше трехсот миль до Абервена. С тех пор как Гвен исполнилось тринадцать, мы все часто проведывали ее, а я больше всех. Отец с матерью едут на Минеган — и я с ними; едет кто-то из старших братьев или сестер — я тоже составлял им компанию. Мы с Гвен очень быстро подружились, и из всей родни она больше всех привязалась именно ко мне. Может быть, из-за небольшой разницы в возрасте, а может, потому, — он лукаво усмехнулся, — что я такой замечательный парень. Словом, мы стали настоящими братом и сестрой не только по крови, но и по чувствам, которые испытываем друг к другу. А когда Гвен превратилась в ведьмачку, — тут улыбка Лиама мигом увяла, — и решила отправиться в Кыл Морганах, она пригласила меня с собой. Я согласился без раздумий и не жалею об этом.

— А остальные ваши родные до сих пор живут в Ивыдоне?

— Да, у нас там большое семейное предприятие. Мы и раньше были небедными, у нас был хороший дом в Карфирдине, два поместья на юге Ивыдона, а после рождения Гвен получили в собственность пять торговых судов, которые приносят чуть ли не в десять раз больше прибыли, чем наши земельные владения. Правда, прошлым летом сюда приезжала мама с двумя старшими сестрами, но Гвен их очень быстро спровадила. Фактически выгнала в шею.

— Почему? — удивился Бренан.

— Ну, они сами напросились. Как правило, большинству людей все равно, ведьма иди ведьмачка, для них это небольшая разница. А вот мама и сестры ударились в другую крайность и вбили себе в голову, что теперь Гвен стала обычной девушкой. Пытались помыкать ею, хозяйничали в Кыл Морганахе, словно он принадлежит им, а в довершение ко всему начали договариваться с ридихенским графом Идвалом аб Горонви о браке его старшего сына Ройри с Гвен. Когда сестрица узнала об этих переговорах, ее терпению пришел конец, и она показала, кто тут хозяйка на самом деле, показала, что до сих пор остается ведьмой. Это нужно было видеть!

Лиам доел жареную курицу и швырнул кости двум псам, которые на удивление терпеливо и даже вежливо ждали гостинца в отдалении. Порычав друг на друга, псы быстренько разделили кости и начали их грызть, а Лиам, вытерев руки о скатерть, налил себе еще пива.

— Я очень уважаю нашу мать, — вел он дальше свой рассказ, — но должен признать, что тут она перегнула палку. Ведьма Гвен или не ведьма, но по закону она не подчиняется родителям. Ведь они сами отказались от своих прав на нее, заключив договор с Сестринством. Хотя в одном я все-таки с мамой согласен. Нет, не в том, что она за спиной Гвен начала договариваться с графом Идвалом; это как раз очень некрасиво. Но Гвен на самом деле уже пора задуматься о замужестве. Искры она лишилась, ее не вернешь, так, может, найдет утешение в семейной жизни, в детях. А выбирать есть из кого — претендентов из катерлахского дворянства хоть отбавляй. Тот же граф Ридихенский и сам, без постороннего вмешательства, хотел видеть ее своей невесткой, а его сынок с самого начала зачастил к нам в гости. Их обоих можно понять — Гвен богата, красива, а что самое главное, она ведьмачка и сохраняет за собой титул высокой госпожи Тир Минегана. Нынешний король Катерлаха уже давно дышит на ладан, а корона в этой стране не передается по наследству, нового короля выбирает совет лордов, который всегда прислушивается к мнению ведьм. Поэтому, если Гвен выйдет замуж за кого-нибудь из графских сынков, они вдвоем почти наверняка станут следующими королем и королевой. Во всяком случае, ведьмы приложат к этому все усилия.

— Ты так думаешь? — спросил Бренан. — Разве они не злятся на Гвен?

— А какого черта им злиться? Наоборот, они чувствуют себя виноватыми перед ней… — Тут во взгляде Лиама промелькнуло понимание. — Ага, все ясно. Ты же ничего не знаешь. Думаешь, Гвен стала ведьмачкой из-за того, что втрескалась в какого-то парня? Как бы не так! Трагедия в том, что у нее не было никакого парня, а своей Искры она лишилась через дурацкий артефакт… точнее, реликт — никак не пойму разницы между ними. Гвен сдавала один из последних экзаменов на звание полноправной сестры и должна была исследовать некоторые из этих артефактов и реликтов, а сестра-наставница, которая проводила экзамен, ошибочно положила среди них один очень могущественный и смертоносный. Гвен утверждает, что сама виновата, что должна была почувствовать опасность, но это она себя накручивает. Как мне потом объяснили, этот экзамен был проверкой на скорость, и его условия предусматривали наличие лишь безопасных чар. Это вроде того, как если играешь с друзьями в мяч, то совсем не ожидаешь, что он будет набит камнями, поэтому проверяешь, прежде чем ударить его ногой… Короче говоря, этот проклятый реликт чуть не угробил Гвен, у нее даже остановилось сердце. И хотя ее быстро вернули к жизни, этого оказалось достаточно, чтобы Искра признала ее мертвой и улетела в поисках новой ведьмы.

— Вот это да! — грустно произнес Бренан, вспомнив, какой несчастной выглядела Гвен, рассказывая о причинах своего отъезда с Тир Минегана. — Теперь понимаю, почему она так страдает. И очень сомневаюсь, что скорое замужество утешит ее.

— А я ничего не говорил о скором, — не слишком разборчиво возразил Лиам, запихнув в рот большой кусок ветчины. Судя по содержимому корзины, он привык завтракать исключительно мясом и пивом. — Я лишь считаю, что ей стоит об этом подумать. Подумать о будущем — ведь воспоминаниями о прошлом она себя точно не утешит. Если же у тебя сложилось впечатление, что я только и мечтаю о том, чтобы стать членом королевской семьи, то уверяю — это не так. Мне все равно, кого выберет Гвен, лишь бы она была счастлива. Кстати, ты у нас надолго задержишься?

— Пока не знаю, — ответил Бренан; он догадался, к чему клонит Лиам, и почувствовал, как его щеки зарделись. — Твоя сестра согласилась обучать меня магии — я ведь самоучка и мало что умею. Наверное, останусь тут до возвращения Шайны с Юга.

— А потом? Поедешь с ней на Тир Минеган?

— Еще не решил. Но если честно, меня не очень туда тянет.

Лиам хмыкнул:

— Сам ведьмак, а боишься ведьм?

— Скорее, их количества. А еще их силы. — Бренан замялся. — По правде говоря, я даже немного побаиваюсь встречи с Шайной. А вот Гвен меня совсем не пугает. С ней мне легко… и спокойно…

Он смущенно умолк, а Лиам, взглянув на него, добродушно рассмеялся.

Глава IV ПРОРОЧЕСТВО О ПЕРВОЙ

Мощеная улочка, зажатая между двумя рядами тесно прилегающих друг к другу домов, тянулась по пологому склону холма, на вершине которого сияли многочисленными огнями величественные строения Университета.

Впрочем, в этот вечерний час света было достаточно во всем центре Кованхара — и, разумеется, он был магического происхождения. На улице было достаточно людно: то тут, то там спешили по своим делам прохожие, неспешно прогуливались под руку влюбленные, постоянно встречались шумные стайки студентов и студенток — и это было отличительной чертой Кованхара, ибо только в здешнем Университете девушки могли учиться наравне с юношами. Изредка слышалось цоканье подков по мостовой — это гвардеец из местной стражи патрулировал отведенную ему территорию. Другие всадники тут не появлялись: для них, как и для подвод и экипажей, предназначались более широкие улицы, а эта была исключительно пешеходной.

Шимас аб Нейван шел по правой стороне, под самыми стенами домов, и нисколько не боялся, что из какого-нибудь окна выльют помои, испортив и его одежду, и ценную книгу, которую он держал в руках. Подобное могло случиться в любом другом городе, но только не в Кованхаре, где даже в самых бедных кварталах все жилые дома были оборудованы водопроводом и канализацией.

Кованхар вполне заслуженно снискал себе славу самого богатого и чистого города во всем мире (ну, за исключением разве что ведьмовского Абервена на Тир Минегане). Этот колдовской город, сердцем и мозгом которого был Университет, формально входил в состав Ивронаха, хотя в действительности никакой реальной власти ивронахские короли над ним не имели и уже давно с этим смирились. Время от времени в Университетском Магистрате поднимался вопрос о провозглашении Кованхара свободным и никому не подчиненным городом, но это предложение всякий раз отклоняли. Колдуны нисколько не боялись королевского гнева, однако отдавали себе отчет во всех нежелательных последствиях такого поступка. Крайний запад страны, который из-за его формы на карте называли Эйс Геданом, Рыбьим Хвостом, экономически был связан с Кованхаром; благосостояние всех местных жителей, от простых крестьян до лордов, целиком и полностью зависело от торговли с колдунами, так что в этом случае они не замедлят отделиться от остального Ивронаха и попроситься под власть Кованхара.

Этого король точно не стерпит и отправит в Эйс Гедан свою армию. А большинство колдунов воевать не хотело, несмотря на то что неминуемым результатом этой войны стало бы образование подконтрольного им государства.

Шимас тоже не хотел воевать, но если бы был магистром, непременно голосовал бы за самостоятельность Кованхара. Согласно данным последней переписи, проведенной по инициативе Магистрата, на всем Абраде и окрестных островах, за исключением Лахлина, проживало более ста пятидесяти тысяч колдунов, и было совершенно несправедливо, что у них до сих пор нет собственной страны, в то время как несколько сотен ведьм уже тринадцать столетий безраздельно властвуют на Тир Минегане. И самое обидное, что среди их подданных много колдуний, которые сочли лучшим прислуживать ведьмам, а не сотрудничать на равных со своими коллегами по колдовскому цеху.

Впрочем, как беспристрастный ученый, а значит, человек объективный, Шимас должен был признать, что в свое время ведьмы многое сделали для колдуний. В давние времена, когда в Кованхаре была основана Колдовская Школа, в нее принимали исключительно юношей — а девушки, по мнению тогдашних колдунов, должны были учиться в домашних условиях, так как настоящая академическая наука не предназначена для женского ума. Ситуация не изменилась и после превращения Школы в Университет, поэтому ведьмы открыли на Тир Минегане собственное учебное заведение для девушек с колдовским даром. В конце концов, хотя и не так быстро, как хотелось бы, это вынудило мужчин изменить свои взгляды на место женщин в колдовском сообществе, и в Кованхарском университете стали учиться не только студенты, но и студентки. Однако за шестьсот с лишним лет, которые прошли с того времени, ведьмы так и не удосужились закрыть свою Школу. Они и дальше заманивают на Тир Минеган самых способных юных колдуний, зачаровывая их своим ведьмовским величием и болтовней о каком-то там женском единстве…

Дойдя до конца улицы, Шимас аб Нейван оказался на краю Керног Блатай — центральной площади города, по ту сторону которой возвышалась громада Университета.

Какое-то мгновение он постоял на месте, восхищенно разглядывая выкрашенные в красный цвет корпуса, башни и галереи и вспоминая, как четырнадцатилетним мальчуганом впервые прибыл в Кованхар. С тех пор прошло больше двадцати лет, этот город стал для Шимаса родным, а Университет — настоящим домом. Свою квартиру в престижном районе Лар-на-Катрах он хоть и называл домом, но воспринимал его лишь как место для ночлега.

Быстрым шагом Шимас двинулся наискосок через площадь, следуя к одной из крайних башен, едва ли не самой маленькой из всего архитектурного ансамбля Университета. На площади тоже гуляли студенты; завидев его мантию, они вежливо, но без излишнего рвения здоровались. Многие девушки узнавали его и приветливо, а временами даже кокетливо улыбались.

Шимаса — вернее, профессора аб Нейвана — знали в основном студентки. И вовсе не потому, что он был объектом их девичьих грез, хотя в свои тридцать шесть лет выглядел весьма привлекательно и нравился многим женщинам. Просто Шимас преподавал на кафедре пророчеств и ясновидения, а этим даром обладали исключительно колдуньи — за всю историю не было известно ни одного случая, чтобы мужчина-колдун был способен хоть на какое-нибудь достойное внимания пророчество. Поэтому на занятия, которые вел Шимас, ходили главным образом девушки, хотя каждый год среди слушателей случались и два-три юноши, которых интересовала исключительно теоретическая сторона этого явления. Таким в свое время был и сам Шимас, а со временем его полностью захватила эта отрасль магии, и он решил посвятить ей свою жизнь.

Некоторые профессора откровенно подтрунивали над своими коллегами-мужчинами, преподававшими на кафедре пророчеств, но Шимас уже давно перестал обращать внимание на их насмешки и больше не пытался объяснить им суть своей работы. Если они не хотят этого понимать, то никакие слова не смогут убедить их в том, что сами пророчества и толкования пророчеств — две абсолютно разные вещи.

Пророческий дар не требует ни сколько-нибудь значительной магической силы, ни большого ума, ни склонности к тщательному и всестороннему анализу. Наоборот — последнее иногда очень вредит провидицам, мешает им полностью раскрыться и погрузиться в бурный поток картин реализовавшегося прошлого и гипотетических вариантов будущего. Как правило, они плохо понимают значение своих видений и способны лишь механически повторять слова, звучащие в их головах во время пророческого транса. За исключением самых простых случаев, они лишь формулируют загадки, а разгадывают их другие люди. Такие, как Шимас аб Нейван, на чьем счету уже было много удачных толкований как предсказаний на будущее, так и видений о прошлом. Но все его прошлые достижения тускнели по сравнению с тем, что он сделал сегодня. Это был его звездный час, вершина его карьеры. Он разгадал одно из самых древних пророчеств, причем не обычное, а неотвратимое, над которым напрасно ломали голову бесчисленные поколения толкователей. А разгадка оказалась такой простой и очевидной…

Пророческая Башня была молчаливой и безлюдной. Кроме кольца фонарей на ее верхушке, которые зажигались с наступлением сумерек, свет горел только в одном окне на чердачном этаже. Держа в левой руке маленький светящийся шар, а в правой сжимая книгу, Шимас поднялся по темным ступеням и подошел к широкой дубовой двери с вырезанной на ней руной Таред — девятой буквой древнего абрадского алфавита.

На самом деле никто не знал, какой по счету была эта буква и как она раньше называлась, так как все предыдущие жители Абрада погибли в борьбе с демонами и чудовищами задолго до появления здесь первых шинанцев, и разгадать их язык до сих пор никому не удалось. Эти символы встречались на многих предметах и фрагментах зданий, оставшихся в наследство от той цивилизации. Историки давно упорядочили их на свое усмотрение и дали им условные названия, а колдуны и ведьмы использовали руны для обозначения основных природных и магических явлений. Руна Таред отдаленно напоминала глаз, поэтому именно ее выбрали символом предвидения.

Шимас постучал в дверь, и уже в следующую секунду щелкнул стальной замок, она немного приоткрылась, и изнутри донесся хриплый голос:

— Входи, Шимас.

Немного пригнувшись, чтобы не удариться макушкой о косяк (к сожалению, большинство дверей в Пророческой Башне было рассчитано на женский рост), он прошел в кабинет, который можно было назвать просторным, если бы не захламленность книгами. Очевидно, им стало слишком тесно на полках, которые тянулись вдоль стен, занимая все пространство от пола до потолка. Часть перекочевала на стулья и кресла, подоконник, низенький столик у окна и на широкий письменный стол, за которым сидел невысокий пожилой человек в фиолетовой магистерской[3] мантии с морщинистым, словно печеное яблоко, лицом. Его четырехугольная шапка небрежно лежала на краю стола, не прикрывая, как обычно, почти лысую голову с узеньким венчиком седых волос.

— Добрый вечер, магистр, — обратился к нему Шимас, почтительно кивнув.

— Приветствую тебя, мой мальчик, — ответил Ярлах аб Конал, руководитель кафедры пророчеств. — Прошу, садись… гм, если найдешь куда. Я решил перебрать свои книги. До утра надеюсь управиться.

Шимас все-таки нашел более или менее свободный стул, переложил книги с него на подоконник, пододвинул его к столу и сел. Тем временем магистр, взяв в руки чашку, отпил небольшой глоток и спросил:

— Хочешь чаю?

— Нет, спасибо, — ответил Шимас.

— Ну и напрасно, чай просто великолепный. Меня угостил Пылиб. Ты, наверное, в курсе, что у его семьи чайные плантации на Талев Гвалахе.

Пылиб аб Махавин был третьим мужчиной-колдуном, который преподавал на кафедре пророчеств. Остальными преподавателями были колдуньи, лучшие на Абраде провидицы, которые исподтишка, а порой и открыто высказывали свое недовольство тем, что уже пятнадцать лет их кафедру возглавляет не женщина, а мужчина, полностью лишенный пророческого дара. Как подозревал Шимас, для них это было скорее вопросом принципа, а не целесообразности, так как все они без исключения не скрывали презрительного отношения к таким «приземленным» вещам, как административная работа. А Ярлах аб Конал, несмотря на то что являлся непревзойденным толкователем, очень умело руководил кафедрой, прилагая все усилия, чтобы освободить профессорш-провидиц от такой неприятной для них ежедневной рутины.

— Кстати, — произнес магистр, — я и не знал, что ты до сих пор здесь. Думал, уже ушел.

— Так и было, — подтвердил Шимас. — Но потом я решил вернуться. Был уверен, что еще застану вас тут.

Ярлах аб Конал пристально присмотрелся к нему:

— Ты взволнован. Что-то случилось?

Вместо ответа Шимас раскрыл свою книгу на нужной странице и передал ее магистру.

— Что это? — спросил тот. — Ага, вижу. Знакомая загадка. В молодости долго бился над ней, но безрезультатно. — И он прочел вслух:

«Она была первой, но придет последней. Однако сыновья не заметят ее появления, а найдя, не поймут, кто она такая.

А распознать ее можно по нескольким приметам.

Она придет в этот мир, озаренная величием земным.

Дочери не примут ее облика и захотят найти другую, но последний король на великой земле разрушит их планы.

Она отречется от отца в пользу матери и отдаст свое наследство второму брату.

А ее вторая сестра пойдет тем путем, которым хотела пойти она».

Дочитав, Ярлах аб Конал отложил книгу и сказал:

— Так называемое Пророчество о Первой. Оно короткое, поэтому сложное для толкования, так как в нем мало ключей. Тут нет ни разветвлений, ни ответвлений, ни предпосылок типа «если произойдет то-то и то-то», а значит, оно является неотвратимым — ничто не может помешать его исполнению.

— А еще, — добавил Шинас, — текст пророчества неточен.

— Ну, об этом знает каждый, кто пытался его верифицировать. Исследователи датируют появление этого пророчества первыми десятилетиями от Мор Деораха. А это значит, что задача его толкования усложняется еще и языковым фактором. Как тебе известно, в те времена на Шинане было в ходу три языка. Самый распространенный из них — старошинанский, на котором говорил простой люд; второй — лейданский, язык тогдашней знати и письменности; из этих двух языков образовался современный шинанский. А еще на севере острова жили потомки переселенцев со Старого Лахлина, который остался в Старом Свете; они использовали лахлинский язык, который, впрочем, быстро исчез, а его влияние на формирование шинанского ограничилось несколькими десятками заимствованных слов и собственных имен. Изначально пророчество было записано на лейданском, но мало кто верит, что неизвестная провидица произнесла его на этом языке, — ведь даже вельможи предпочитали общаться в частном кругу на народном языке. А отсюда следует, что уже сам оригинал пророчества был переводом, но и он давно потерялся, поэтому мы имеем в своем распоряжении лишь двойной перевод — со старошинанского на лейданский и с лейданского на шинанский. При этом в текст закрались ошибки, сводящие на нет все попытки его истолковать. Хотя, скажем, тезис о земном величии не вызывает никаких дискуссий — все соглашаются с тем, что Первая, кто бы она ни была, должна родиться в могущественной и знатной семье. С отречением от отца в пользу матери намного сложнее, тут возможны различные варианты; однако больше всего интригует упоминание о последнем короле. Одни объясняют это так, что в конце концов все короли исчезнут и Абрадом будет править другая сила — колдуны, например, или, не приведи Дыв, ведьмы. Иные утверждают, что при переводе произошла подмена понятий, и вместо слова «последний» на самом деле должно быть слово «единый». То есть когда-нибудь в будущем весь Абрад объединится под властью одного государя… — Ярлах аб Конал замолчал, растерянно посмотрел на Шимаса и тряхнул головой. — Ой, извини, мой мальчик. Я по привычке начал читать лекцию, а ты ведь и так все это знаешь, если уж взялся за исследование Пророчества о Первой. Ты пришел ко мне за советом? Выяснил что-то новое?

Шимаса так и подмывало сказать: «Выяснил все!» — но удержался. Прежде всего, это было не совсем правдой, потому что некоторые второстепенные моменты до сих пор оставались для него загадкой. Кроме того, хоть Шимас и был уверен в правильности своего толкования, оставался мизерный, почти микроскопический шанс, что он где-то допустил оплошность, поэтому решил последовательно изложить свои соображения, чтобы в случае чего старший коллега и бывший учитель смог указать ему, где вкралась ошибка.

— Да, магистр, — осторожно начала Шимас. — Меня удивляет, почему до сих пор никто не обращал внимания на одно несоответствие в тексте пророчества. В первом абзаце упоминается о сыновьях, а потом они словно исчезают, и дальше уже говорится о дочерях. Между тем слова «сын» и «дочь» в лейданском языке однокоренные — filius и filia, а в дательном падеже множественного числа имеют одинаковую форму — filis. Значит, если в тексте оригинала использовалась пассивная глагольная конструкция, переводчик на шинанский мог допустить ошибку и сделать дочерей сыновьями.

— Гм, — промычал Ярлах. — Интересная мысль.

— И тогда, — продолжал Шимас, — количество мужчин в пророчестве уменьшается до двух, а главными действующими лицами становятся женщины. А там, где слишком много женщин…

— …непременно появляются ведьмы, — подхватил магистр аб Конал.

Шимас кивнул, подбодренный тем, что пока они рассуждают одинаково.

— Во всяком случае, начинаешь думать о ведьмах. А первый абзац пророчества в новой редакции вызвал у меня стойкую ассоциацию с ведьмовскими Искрами. Вернее, с одной маргинальной гипотезой об их происхождении, которую не приемлют как большинство ведьм, так и большинство колдунов. Считается общепринятым, что Искры остались от древнейших людей, чью цивилизацию уничтожили адские существа из Ан Нувина. Но почему-то никого не смущает, что среди артефактов той цивилизации до сих пор не найдено ни одного магического предмета ведьмовского происхождения — одни лишь колдовские. Лично мне кажется более вероятным, что ведьмовские Искры появились в этом мире одновременно с шинанцами… Вернее, появилась одна-единственная Искра — Первозданная, которая и породила остальные Искры.

Ярлах аб Конал вновь посмотрел в книгу и прочел начало пророчества с предложенной Шимасом поправкой:

— «Она была первой, но придет последней. Однако дочери не заметят ее появления, а найдя, не поймут, кто она такая…» Значит, по твоему предположению, когда Первозданная Искра исчерпает способность порождать другие Искры, то есть своих дочерей, она сама воплотится в ведьму. Тогда между нею и остальными ведьмами возникнут какие-то трения, и их уладит последний король.

— Не совсем так, магистр. Слово «король» — это вторая ошибка в тексте. С «сыновьями» и «дочерьми» я разобрался уже давно, но пророчество и дальше не поддавалось верификации. Только сегодня, когда я вернулся домой, мне внезапно пришло в голову, что, возможно, все исследователи ошибались, считая потерянный лейданский текст переводом со старошинанского. У нас сложился определенный стереотип о лахлинцах как о лютых врагах любой магии, поэтому никто даже не рассматривал возможность, что это пророчество принадлежит лахлинской провидице. А если так, то нужно принять во внимание, что среди немногих слов, которыми исчезнувший лахлинский язык пополнил шинанский, есть слово «князь». У древних лахлинцев оно означало главу рода или военного вождя, но на лейданский неточно переводилось как «rex». Учитывая это, слово «король» в пророчестве следует заменить на «князь», и тогда этот отрывок приобретает абсолютную ясность, даже актуальность. Во многих абрадских королевствах есть княжества, которыми правят графы и герцоги; очень часто князьями неофициально называют всех высших лордов. Есть еще князья на островах, в частности на Лахлине, Инис Шинане и Шогирах, — но в пророчестве говорится о большой земле, то есть о континенте. А на Абраде княжеского титула не существует с прошлого года, с тех пор как Келлах аб Тырнан, князь Леннира, стал королем. Вот именно он и является тем последним князем, который, в соответствии с пророчеством…

Шимас замолчал, заметив на морщинистом лице своего старшего коллеги выражение, к которому не мог подобрать более удачной характеристики, чем «очумелое». Ярлах резко поднял руку и наслал на страницу с текстом пророчества чары верификации. Узор засиял не красным светом, как если бы его применили к обычному тексту, а желтым с красноватыми прожилками — это означало, что написанное действительно имеет пророческую силу, однако содержит ошибки. Магистр аб Конал торопливо, даже несколько нервно, исправил «сыновья» на «дочери», а «король» на «князь».

— Еще замените «второму брату» на «двоюродному брату», а «вторая сестра» на «двоюродная сестра», — подсказал Шимас. — Хотя и так сработает.

Ярлах аб Конал прислушался к его совету и повторно активировал чары. Красные прожилки исчезли, теперь узор был полностью желтым, без малейших примесей других цветов, что свидетельствовало об успешной верификации пророчества. Старый магистр откинулся на спинку кресла и как-то затравленно посмотрел на Шимаса.

— Келлах аб Тырнан… — пробормотал он. — Его дочь Эйрин — ведьма с Первозданной Искрой… Теперь все понятно…

— Так пророчество уже исполнилось? — изумленно спросил Шимас. — Вы что-то знаете об этом?

— Конечно же знаю, — устало кивнул Ярлах аб Конал. — И по твоей милости знаю больше, чем положено.

— Но разве это плохо, магистр?

— Для меня — да. Ведь мне этого не говорили, а значит, не считали нужным. Я знал только то, что девушку нужно остановить, не пустить ее на Тир Минеган, но непременно сохранить ей жизнь… и теперь ясно почему.

— Я вас не понимаю, — сказал сбитый с толку Шимас.

— А тебе и не нужно понимать, мальчик мой, — грустно ответил Ярлах аб Конал. — Знай только, что мне жаль. Я очень жалею, что ты оказался таким умным и так не вовремя разгадал это проклятое пророчество, да еще меня с ним ознакомил. У меня просто нет другого выхода…

С этими словами он нанес магический удар. Шимас, хотя и был растерян, успел отреагировать и чисто рефлекторно поставил защиту, однако мощный поток Темной Энергии мгновенно ее разрушил.

В эти последние секунды никакие картины прошлой жизни не проносились перед внутренним взором Шимаса аб Нейвана. Он испытывал лишь безграничное удивление от того, что его бывший учитель оказался черным колдуном…

Глава V МЛАДШАЯ СЕСТРА

Тронный зал в Кардугале был небольшим, но обычно его вполне хватало для проведения различных торжественных церемоний при маленьком королевском дворе этого небольшого королевства. Однако сегодня он едва вместил всех приглашенных — хорошо хоть день был не жаркий, а скорее прохладный, и между раскрытыми окнами и дверьми гулял свежий ветерок, разгоняя духоту. Эйрин очень не хотелось, чтобы на таком важном для нее событии женщины изо всех сил обмахивались веерами, а мужчины украдкой вытирали вспотевшие лица, мечтая о том, чтобы все как можно скорее закончилось.

Ее отец король Келлах в гордом одиночестве сидел на троне. Все соседние места справа и слева от него были пусты — и кресла для ближайших родственников, и меньший трон для королевы, который в последние годы, по настоянию отца, всегда занимала Эйрин.

Сейчас же она стояла перед парадными дверьми зала, а мастер церемоний провозглашал:

— Ее высочество принцесса Эйрин со всей дочерней покорностью обращается к своему отцу и государю, светлейшему господину нашему королю Келлаху, с просьбой принять ее и выслушать ее ходатайство.

Когда мастер церемоний договорил, король выждал еще несколько секунд, а потом сказал:

— Пусть заходит.

Придерживая свое тяжелое парчовое платье с пышными шелковыми юбками, Эйрин неторопливо двинулась по красной ковровой дорожке, по обе стороны которой стояли придворные. Они почтительно кланялись ей — в последний раз как своей принцессе, и от осознания этого факта девушке становилось немного грустно.

Нет, Эйрин нисколько не жалела о том, что должно случиться. Уже больше месяца она с нетерпением ожидала этого и то и дело предавалась щемяще-сладким мечтам о будущем — уже таком близком и осязаемом. Но в то же время прекрасно понимала, что тогда у нее начнется совсем другая жизнь, а то, к чему она привыкла с детства, навсегда останется в прошлом. И может, оно и к лучшему, что отец так затягивал переговоры с Шайной, даже выдвинул заранее неприемлемое условие о признании Тир Минеганом нерушимости существующей границы между Ленниром и Румнахом. Он прекрасно знал, что ведьмы не захотят вмешиваться в территориальные споры между южными властителями, а просто использовал это как предлог, чтобы хоть ненадолго отсрочить час прощания с единственной дочерью. Да и сама Эйрин, несмотря на свое нетерпение, радовалась этой задержке. Как бы она ни сетовала на отсутствие со стороны отца надлежащего внимания, но очень любила его и мысль о долгой разлуке с ним навевала ей глубокую печаль. Если бы не эта месячная отсрочка, Эйрин было бы очень трудно оставлять Леннир, а так ей хватило времени, чтобы постепенно приучить себя к неизбежному, насладиться последними днями общения с отцом, кузиной Финнелой, дядей Рисом и тетей Идрис, с остальными родственниками, друзьями и знакомыми…

Дойдя до возвышения, на котором стоял отцовский трон, Эйрин опустилась на колени на мягкую подушку, которою предусмотрительно положили у подножия ступеней.

— Государь! — заговорила она. — Я ваша дочь и первая принцесса Леннира, но я также являюсь дочерью нашего общего Отца Небесного, Великого Дыва, который в своей безграничной милости одарил меня ведьмовской Искрой. Мой долг, как вашей дочери, подчиняться вашей воле, помогать вам в государственных делах, выйти замуж и родить детей, которые продолжат наш род, а если Дыв не подарит вам потомков мужского пола, унаследовать от вас корону и править Ленниром ради благополучия всех ваших подданных. Мой долг, как ведьмы, которой я родилась по милости Всевышнего, состоит в том, чтобы овладеть своей силой и поставить ее на службу всем людям нашего мира, защищать землю от злых колдунов, демонов и чудовищ. Эти два моих долга несовместимы, ибо ведьма не может быть подданной ни одного земного владыки, и точно так же она не может быть правительницей отдельного королевства, возвышая его над всеми остальными. Кроме того, как ведьма, я должна блюсти целомудрие, дабы сохранить Искру, дарованную мне великим Дывом; следовательно, у меня никогда не будет мужа, и я не смогу родить детей для продолжения нашего рода. Поэтому, как дочь, я обращаюсь к вам за отцовским советом и прошу указать мне, какой из путей я должна выбрать.

Эйрин почти слово в слово произнесла заготовленную наперед речь, изменив в ней лишь упоминание о черных колдунах на злых, решив, что обычным людям так будет понятнее. Саму же речь написала для нее сестра Этне вер Рошин — самая старшая по возрасту (но не по статусу) из трех присутствующих в Кардугале ведьм. Как и раньше, Тир Минеган представляла самая младшая из них — Шайна вер Бри. В ожидании своей очереди она стояла в первом ряду среди королевской родни, между Финнелой и теткой Идрис.

— Да, я твой отец, Эйрин, — произнес Келлах аб Тырнан. — И твой король. Но разве я могу спорить с волей Отца всего сущего и Царя Небесного. Если Он отметил тебя своим даром и возложил на тебя обязанность защищать земной мир, мне остается только подчиниться Его выбору. Как отец, я благословляю тебя, а как король — согласен принять твое отречение. Ты готова отказаться от своего права на престол?

— Готова, мой король, — ответила Эйрин. Она глубоко вдохнула, сдерживая волнение. — Я, Эйрин вер Келлах из рода Дугала аб Артира, перед лицом Великого Дыва и в присутствии леннирских вельмож и представителей других государств слагаю перед вами, государь Келлах, свои полномочия первой принцессы Леннира и отказываюсь от всех связанных с этим титулом прав и привилегий, включая право при соответствующих обстоятельствах унаследовать королевский престол. Клянусь бессмертием моей души, которая движется сквозь Вечность во многочисленных перерождениях, что не выдвину никаких претензий на власть в Леннире, не позволю никому выдвинуть их от моего имени и воздержусь от любых действий, направленных на ее получение. — Эйрин сняла с головы свой венец принцессы и положила его перед собой на третью ступеньку трона. С отречением было покончено, но оставался еще один важный момент. Конечно, Эйрин даже не догадывалась, что своими следующими словами одна завершает выполнение предпоследнего пункта Пророчества о Первой. — Также с болью в сердце я должна отказаться от вашего имени, отец, ибо по правилам Сестринства каждая ведьма должна зваться именем своей духовной матери, а в случае ее отсутствия — кровной. Так как предыдущие носители моей Искры неизвестны или их вообще не было, я принимаю имя женщины, которая дала мне жизнь, моей родной матери. Отныне прошу всех называть меня Эйрин вер Гледис.

Король кивнул:

— Я принимаю твое отречение, Эйрин вер Келлах, и принимаю твое новое имя, Эйрин вер Гледис. Прошу, встань.

Пока Эйрин осторожно вставала, пытаясь не запутаться в юбках, отец оставил трон, спустился по ступенькам, обойдя венец, и взял ее за руку.

— Свои королевские обязанности по отношению к тебе я выполнил, — сказал он. — Теперь остались обязанности отцовские. — И обратился к присутствующим: — Я отпускаю дочь мою Эйрин на Тир Минеган, чтобы она вместе с другими ведьмами защищала мир от Зла. Но Эйрин еще юная и необученная ведьма. Кто позаботится о ней в мое отсутствие?

— Я, — выступила вперед Шайна. — Старейшие сестры уполномочили меня, Шайну вер Бри, представлять ведьминское Сестринство. В соответствии с моими полномочиями я беру вашу дочь, Эйрин вер Гледис, под свою опеку, объявляю ее нашей младшей сестрой и предоставляю ей титул высокой госпожи Тир Минегана.

До этого момента все происходило по заранее согласованному сценарию. Однако свою последнюю реплику король то ли забыл, то ли, возможно, в последний момент счел ее слишком формальной, поэтому просто положил руку на голову Эйрин и ласково произнес:

— Будь счастлива, доченька. Да хранит тебя Дыв.

Девушке захотелось броситься ему на шею и расплакаться, но она сдержалась. На это еще будет время. В конце концов, они не сегодня уезжают. И даже не завтра…

Эйрин присоединилась к толпе родственников и стала рядом с Финнелой. Кузина с улыбкой прошептала:

— Поздравляю, младшая сестра Эйрин вер Гледис.

Тетя Идрис лишь погладила ее по плечу, а долговязый дядя Рис, перегнувшись через жену, сказал:

— Ну вот, племянница, ты свое уже получила. А теперь наша очередь.

Тем временем король вернулся на трон, прихватив по дороге венец, от которого отказалась Эйрин, и объявил о том, что, отдав дочь ведьмам, он теперь не имеет прямых наследников. По его знаку из шеренги высших чиновников вышел главный правовед королевства, процитировал Шестое правило Крови и засвидетельствовал, что после отречения Эйрин существуют все условия для его применения. А на вопрос короля, отвечает ли требованиям Шестого правила его племянник Логан аб Рис, правовед ответил утвердительно, поскольку принц Логан является внуком князя Тырнана аб Овайна, который, хоть и не был королем, являлся суверенным правителем, а значит, государем Леннира.

Дальше к действу присоединился облаченный в роскошную рясу преподобный Эван аб Гивел. Как представитель Духовного Совета Юга, он подтвердил заключение главного правоведа и заверил, что с канонической точки зрения нет никаких причин, которые препятствовали бы Логану стать приемным сыном короля и наследником престола. Тогда Келлах аб Тырнан вызвал Риса аб Тырнана, и тот выразил свое согласие разделять со старшим братом отцовские обязанности касательно Логана.

После каждого выступления среди присутствующих пробегал одобрительный гул, и это разительно отличалось от той мертвой тишины, которая царила во время отречения Эйрин. Оно и понятно — ведь тогда Леннир терял свою первую принцессу, а сейчас получал нового первого принца и будущего короля.

Наконец в Тронный зал вошел Логан аб Рис, и началась церемония его усыновления. Едва ли не единственный, кто имел при этом хмурый вид, был страший брат Логана, Делвин аб Рис. Впрочем, Эйрин сомневалась, что он сожалел о потерянном шансе когда-нибудь стать королем. Скорее, просто чувствовал себя униженным из-за того, что его обошел младший брат, а еще был трезв, как стеклышко, так как с самого утра мать держала его под строжайшим надзором, а он страдал от жестокого похмелья после вчерашней попойки и просто изнемогал от желания хлебнуть хотя бы глоточек чего-нибудь хмельного.

Финнела смотрела на Логана и вся просто сияла. Она очень радовалась за брата, а еще, наверное, думала, что теперь Падрайг аб Миредах, юный король Ферманаха, уж точно захочет жениться на ней — сестре наследника престола и кузине ведьмы… А может быть, и не думала об этом, кто знает. В последнее время Финнела перестала быть для Эйрин открытой книгой, за прошедший месяц она разительно переменилась. Нет, не внешне и не по характеру — кузина осталась такой же красавицей с трогательно-невинным личиком и капризным характером. Однако с тех пор, как стало известно об Искре Эйрин, Финнела радикально пересмотрела свои жизненные приоритеты, стала меньше заглядываться на красивых парней, свела к минимуму когда-то длинные посиделки с придворными барышнями, где обсуждались в основном наряды, разные украшения, духи и брачные планы присутствующих, а вместо этого повадилась в Старую Башню и там часами занималась под руководством мастера Игана магией. Каждый день она донимала Эйрин жалобами на трудности, сетовала на суровость и требовательность учителя, почти каждый вечер зарекалась от дальнейших занятий, но на следующее утро отказывалась от своего решения и продолжала учебу. Да еще с таким рвением, что через две недели мастер Иган уже начал жаловаться на нее, поскольку она оставляла ему совсем мало времени для выполнения обязанностей придворного колдуна. В конце концов он даже вызвал из Бентрая свою жену, целительницу Шинед бан Иган, которая сняла с него часть нагрузки. Но, несмотря на все, он был очень доволен настойчивостью своей ученицы и утверждал, что за этот месяц она достигла таких успехов, которыми обычный начинающий колдун мог похвалиться лишь через год напряженной учебы.

Так что теперь Финнела имела полное право называться юной колдуньей, а не просто девушкой с колдовским даром. Эйрин очень радовалась за кузину — и самым приятным в этой радости было то, что ее не омрачала, как раньше, невольная зависть, даром что она сама до сих пор не могла совершить ни одного магического действия. Пробуждение ее ведьмовской силы было отложено до прибытия на Тир Минеган, но это нисколько не печалило Эйрин. Ей некуда было спешить — ведь впереди ее ждала долгая, интересная, наполненная захватывающими приключениями жизнь…

Когда церемония закончилась, король и его приемный сын первыми покинули Тронный зал. За ними потянулись члены королевской семьи, высшая знать Леннира и почетные гости — и все они, спустившись по ступенькам, выходили во внутренний двор замка. Там внимание Эйрин сразу привлекла полноватая молодая женщина невысокого роста с темно-рыжими кудрявыми волосами, одетая как знатная госпожа, но с явными следами долгого пути на прическе и наряде.

Шайна, которая шла рядом с Эйрин, резко остановилась, на ее лицо набежала тень, губы крепко сжались, а глаза потемнели. Заметив Шайну, женщина неуверенно, почти робко направилась к ней. Краем глаза Эйрин заметила, что две другие ведьмы, Этне вер Рошин и Мораг вер Дерин, тоже остановились и, обменявшись быстрыми взглядами, отступили в сторону. Она подумала, что и ей следует так поступить, но уже было поздно — незнакомка как раз подошла к ним.

— Добрый день, Шайна, — сказала она. Затем смерила Эйрин заинтересованным взглядом и произнесла традиционные при встрече новой ведьмы слова: — Я, Айлиш вер Нив, приветствую тебя в нашем кругу, сестра.

Эйрин не успела ничего ответить, так как ее опередила Шайна:

— Не скажу, что рада нашей встрече, старшая сестра. — Ее голос был, как лед, холодным, жестким и колючим. — Напрасно ты так спешила. Я уже взяла Эйрин под свою опеку.

— Если бы я хотела потеснить тебя, — сказала сестра Айлиш, — то прибыла бы гораздо раньше. А так отплыла с Инис Ливенаха, лишь когда узнала о Бренане.

Шайна еще сильнее нахмурилась:

— На твоем месте я бы не смела упоминать это имя! И вообще нам не о чем говорить. Да и не время сейчас. Торжества еще не окончились, нам нужно поторопиться, а тебе стоит отдохнуть с дороги и переодеться. Извини, Эйрин, за задержку, мы уже идем… — И почти насильно потащила ее через двор к раскрытым настежь внутренним воротам.

Сбитая с толку девушка не стала сопротивляться. Через несколько шагов она оглянулась и увидела, что к Айлиш вер Нив уже подходят Этне и Мораг.

— Вот что, Шайна, — укоризненно отозвалась Эйрин. — Может быть, твои отношения с сестрой Айлиш и не мое дело, но ты поставила меня в очень неловкое положение. Я не привыкла, чтобы со мной так обращались. Само собой, теперь я твоя младшая сестра, но мы все еще находимся в Леннире, где я, кроме всего прочего, королевская дочь.

— Прости, — сказала Шайна со вздохом. — Встреча была настолько неожиданной, что я потеряла над собой контроль. Эту женщину я просто ненавижу… хотя до недавнего времени любила всем сердцем. На самом деле она оказалась совсем не такой, как я думала. Она… Я обязательно все расскажу, только не сейчас. Завтра. А сегодня у нас праздник, и я не хочу еще больше портить себе настроение. Договорились?

— Хорошо.

— Собственно, — вела дальше Шайна, — я должна была раньше поделиться с тобой, в конце концов, мы же подруги. Но мне было больно даже думать об этом, поэтому я ничего не говорила. Хотя, как мне кажется, ты все равно что-то почувствовала.

В ответ Эйрин молча кивнула. В отличие от Этне и Мораг, с которыми у нее сложились просто приятельские отношения, с Шайной она по-настоящему сдружилась. Они много времени проводили вместе, нашли много общих интересов и иногда общались на такие деликатные темы, на которые раньше Эйрин могла говорить лишь с Финнелой, поверяли друг другу свои личные тайны. Поэтому на позапрошлой неделе она сразу заметила, что у Шайны возникли какие-то проблемы, но не стала ни о чем спрашивать, так как не хотела навязываться и подвергать лишнему испытанию их нарождающуюся дружбу…

Они миновали ворота и по короткому спуску сошли на замковую площадь, где вплотную к внутренней крепостной стене был установлен помост, обтянутый белым шелком и украшенный цветами. Со стены за помостом свисали цветочные гирлянды, а также многочисленные флаги и штандарты. Вся площадь целиком была заполнена простонародьем и мелким дворянством, а вокруг помоста собиралась знать. На самом возвышении уже находился главный виновник сегодняшних торжеств, кузен Логан; его окружали родные во главе с обоими отцами, настоящим и приемным, а тетя Идрис непрестанно кружила вокруг сына, то и дело поправляя его наряд и прическу и стряхивая с него невидимые пылинки. Немного в стороне с величественным видом стоял преподобный Эван аб Гивел, который время от времени устремлял свой взор к небу, словно прислушиваясь к инструкциям, исходящим от самого Дыва.

Эйрин собралась было отвести Шайну на помост, но та сказала:

— Ты иди, а я лучше останусь тут. Рядом с ведьмами преподобный начинает заикаться и едва не падает в обморок от страха. Чего доброго, еще испортит Логану праздник.

— Тогда и я останусь, — решила Эйрин. — Ведь я тоже ведьма.

— Кстати, — заметила Шайна. — Вот тебе еще одно отличие между Севером и Югом. В любой стране Северного Абрада меня бы упрашивали провести обряд вместе с духовником. А здесь подобное предложение сочли бы святотатством.

Эйрин знала об этом. Хотя в действительности сестры исповедовали почти еретическое с точки зрения традиционной религии учение об устройстве мира, северные лорды считали делом престижа заполучить себе на свадьбу ведьму. Духовники Севера были не в восторге от такого обычая, но были вынуждены с ним мириться. А в пяти королевствах северо-запада, в так называемой Минеганской Пятерке — Ивыдоне, Коннахте, Алпайне, Лойгире и Катерлахе, — закон давал ведьмам полномочия единолично заключать браки.

Вскоре к Эйрин и Шайне присоединились Этне и Мораг. Айлиш вер Нив с ними не было, а сами они ни словом о ней не обмолвились и вообще вели себя так, будто никакой старшей сестры здесь нет. Высокая темноволосая Этне похвалила Эйрин за то, как хорошо она держалась во время своего отречения, а бойкая синеглазая блондинка Мораг добавила:

— Особенно в самом конце, когда тебя просто душили слезы. Но ты не дала им воли. Молодчина!

Эйрин непривычно было видеть Мораг в платье, так как после прибытия в Кардугал она появлялась на людях только в мужском наряде. Вернее, в брюках с рубашкой или короткой туникой, но их ни в коей мере нельзя было назвать мужскими, поскольку их покрой вместе с вышивкой буквально вопил о женственности, и ни один мужчина не согласился бы их надеть. Еще в самом начале Мораг призналась Эйрин, что платья и юбки она любит не меньше, чем брюки, и вообще обожает роскошно одеваться, но тут, на Юге, чтобы позлить всех местных святош, решила ходить исключительно в брюках. И только по случаю сегодняшних торжеств, по личной просьбе матери Финнелы, она сделала однодневный перерыв.

Подавляющее большинство местных женщин, включая Финнелу, крайне неодобрительно относилось к такому смелому стилю в одежде, а вот Эйрин он внезапно понравился. Несколько раз она наведывалась к Мораг, примеряла ее наряды (обе были одного роста и с одинаковыми фигурами), придирчиво рассматривала себя в зеркале — и в конце концов пришла к выводу, что ей это идет. Она решила, что и сама попробует носить такую одежду, но уже после того, как прибудет на Тир Минеган.

Келлах аб Тырнан, заметив дочь, жестом подозвал ее к себе. Эйрин отрицательно покачала головой, указала на ведьм и ткнула пальцем себя в грудь — мол, теперь она одна из них. В ответ отец грустно кивнул.

Как раз в этот момент в толпе послышались приветственные восклицания и на площадь въехала белая кобыла с всадницей — златовласой девушкой в роскошных одеждах из тончайшего белого шелка. Под уздцы кобылу вел юный литримский принц Лаврас, который по поручению короля Гвылима аб Килана должен был передать свою сестру Рианнон ее будущему мужу. По обе стороны от невесты шли семь девушек в разноцветных платьях; среди них была и Финнела, одетая в свой любимый синий цвет.

Эйрин тоже получила предложение быть подружкой невесты, однако вежливо отказалась. По традиции подружками были девушки на выданье, а для ведьмы это звучало абсолютно неуместно.

Подведя кобылу к помосту, Лаврас помог сестре сойти на землю и подвел ее к взволнованному Логану, который не мог отвести сияющего взгляда от своей будущей жены. Рианнон очень мило краснела и смущенно прятала глаза.

— Красивая пара, — негромко сказала Этне вер Рошин. — Дай им Дыв таких же красивых детей.

А у Эйрин внезапно защемило сердце. Маленькой она, как и все девочки, играла в невесту и мечтала о прекрасном принце, но, повзрослев, начала понимать, что замужество существенно ограничит ее личную свободу, которую она ценила больше всего на свете. А когда у нее обнаружили ведьмовскую Искру, Эйрин наконец избавилась от страха лишиться свободы, перед ней открылись новые, безграничные горизонты, и в то же время она осознала, что некоторые радости жизни, такие привычные и естественные для простых людей, стали ей недоступны. В частности, она никогда не познает любовь мужчины, не родит и не воспитает детей, а единственная женщина, которая будет зваться ее дочерью, появится на свет лишь после ее смерти…

Догадавшись, что происходит на душе у Эйрин, Шайна мягко сжала ее ладонь в своей и сказала:

— К сожалению, ничто не дается даром, за все приходится платить. И это — часть нашей платы за могущество. Тут ничего не поделаешь.

— Ну, вы обе еще можете передумать, — заметила Этне. — Время еще есть. А вот я уже действительно ничего не поделаю. Да и Мораг вряд ли выдержит шок от потери Искры.

— И не собираюсь выдерживать, — фыркнула Мораг. — Прежде всего, я не собираюсь совершать подобную глупость. Ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него лишиться Искры. А если со мной случится такое несчастье, как с бедной Гвен, то пусть лучше я сразу умру, чем буду доживать свой век ведьмачкой… Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!

А вот Этне, как поняла Эйрин, не придерживалась такой категоричной точки зрения. Возможно, она и хотела бы превратиться в ведьмачку, завести семью, детей, но для нее было уже поздно. С течением времени ведьмы так крепко сживаются со своей Искрой, что ее потеря становится для них смертельной. По словам Шайны, самой старшей ведьме, которая уцелела после разрыва с Искрой, было пятьдесят шесть, но она представляла счастливое исключение. Полностью безопасным считался возраст до тридцати лет, затем риск постепенно возрастал, а в пятьдесят смерть становилась практически неизбежной. Именно по этой причине так редко появлялись ведьмачки: те, кто еще мог лишиться Искры, слишком ценили ее, а те, кто пресытился ведьмовской жизнью и хотел бы попробовать другой, уже не имели такой возможности…

Венчание прошло возвышенно и торжественно. Преподобный Эван провозгласил очень красивую и трогательную напутственную речь, но при этом все-таки не удержался от шпильки в адрес ведьм. Говоря о главной обязанности женщины быть хранительницей домашнего очага, заботиться о муже и детях, он осуждающе зыркнул в их сторону, тем самым подчеркивая, что вот эти конкретные женщины пренебрегают своим предназначением и нарушают волю Дыва. Впрочем, Эйрин была рада, что этим все и ограничилось и духовник не высказался более откровенно, как делал это в течение последнего месяца на каждой довнахской[4] проповеди.

Под радостные возгласы толпы Логан аб Рис и Рианнон вер Гвылим стали супругами. На площадь замка выкатили бочки с вином и пивом, тут и там начали разводить костры, чтобы жарить на них забиваемых овец и свиней для угощения простого народа. Ну а для вельмож было устроено пышное застолье, которое обещало продлиться до самого утра.

Как и положено, на свадебном пиру король уступил почетное место молодым, еще и пропустил вперед брата с невесткой, а сам сел уже после них, рядом с дочерью. Место по другую сторону от Эйрин занимала Шайна; вообще-то там собиралась сидеть Финнела, однако принц Лаврас пригласил ее к себе, а она не нашла никаких веских причин для отказа. За несколько дней пребывания в Кардугале Лаврас аб Гвылим основательно надоел кузине своими навязчивыми ухаживаниями. В последний раз они виделись еще детьми, потом он конечно же слышал, что Финнела стала красивой девушкой, и когда речь зашла об их возможной женитьбе, был совсем не против — политические браки между членами Литримского и Леннирского домов, которые выросли из одних корней, давно стали традиционными. А когда Лаврас встретился с Финнелой и убедился, что она на самом деле писаная красавица, он до безумия влюбился в нее. К сожалению для юного принца, его чувства остались без взаимности — и Финнела, и ее родители рассматривали более выгодный брачный союз с Ферманахом.

Старшая сестра Айлиш вер Нив также присутствовала на пиру, но сидела на другом конце королевского стола и не мозолила Шайне глаза. Эйрин очень хотелось узнать, что за черная кошка пробежала между ними и при чем тут Бренан. Она и раньше слышала его имя в разговорах Этне и Мораг, однако поняла лишь то, что этот парень (или, может быть, мальчик) был как-то связан с Шайной и сейчас проживал в поместье ее ближайшей подруги, ведьмачки Гвенет вер Меган. Эйрин подозревала, что он был младшим братом Шайны, но это никак не объясняло, почему Шайна так сердита на Айлиш…

Когда на землю опустилась ночь, молодых супругов с песнями и музыкой проводили в брачные покои. После этого все знатные женщины покинули свадебный банкет, чтобы по давней традиции, которая восходила еще к временам Ферманахской Империи, предоставить мужчинам возможность беспрепятственно напиваться, заигрывать со служанками и развлекаться выступлениями полуобнаженных танцовщиц. Эйрин всегда считала этот обычай варварским, позорным и унизительным, но сегодня была даже рада ему, так как чувствовала себя очень усталой — и не столько физически, сколько морально.

Молодоженам отвели северную часть девичьих покоев, так что Эрин и Финнеле достаточно было лишь пересечь коридор, чтобы оказаться в своих комнатах. Но и на этом коротком участке пути кузина ухитрилась потеряться — а вернее, ее умыкнул пьяненький Лаврас и потащил на верхушку Королевской Башни любоваться звездами. Наверное, рассчитывал хоть разок, но по-настоящему поцеловаться с ней, однако Эйрин сомневалась, что Финнела, которая на банкете почти ничего не пила, согласится на что-нибудь большее, чем просто дружеское чмоканье в щечку.

В своих покоях Эйрин первым делом прошла в гардеробную, где с помощью горничной разделась. Присутствие служанки в данный момент было необходимым, так как попытка самой снять это тяжелое, очень неудобное и в то же время деликатное праздничное платье могла привести к повреждению швов и разрыву ткани, — а Эйрин не любила портить одежду.

Впрочем, для одной составляющей своего наряда она все-таки сделала исключение. Избавившись от корсета, который ей пришлось сегодня надеть и который хорошенько намял ей бока, Эйрин со злостью швырнула его на пол и начала с наслаждением топтать каблуками своих туфелек.

— Больше никогда, — приговаривала она при этом. — Ни за какие сокровища. Не надену. Эту. Проклятую. Отвратительную. Мерзкую. Штуку…

Молоденькая горничная, не на шутку перепуганная приступом гнева у принцессы-ведьмы, быстренько поместила платье в шкаф и тут же бросилась наутек. А Эйрин, отведя душу, напоследок пнула ногой истоптанный корсет, отбросив его в угол, потом разулась, сняла чулки, вступила в мягкие тапочки и голышом прошла в мыльню. Там уже собиралась наполнить ванну, однако в последний момент передумала. Ей очень хотелось полежать в горячей воде и расслабиться, но еще больше ее тянуло в постель. В конце концов, сегодня утром она мылась, поэтому сейчас ограничилась лишь чисткой зубов и простым умыванием, после чего отправилась в спальню, надела ночную сорочку из тонкого батиста и улеглась в уже расстеленную постель.

Гасить свет Эйрин пока не стала, а взяла с прикроватной тумбочки объемистую тетрадь, которая своей толщиной и плотным переплетом, оправленным в кожу, скорее напоминала книгу, — правда, с чистыми страницами.

На обложке магическим способом были вытиснены золотые буквы:

«Ведьминское Сестринство.

ХРОНИКИ РОДА О'ЭЙРИН. Том Первый».

Эту тетрадь ей вчера подарили Шайна, Этне и Мораг. Такие тетради были у всех ведьм, они передавались по наследству по линии Искры, и Эйрин посчастливилось стать первой — матерью-основательницей нового ведьмовского рода.

Она перевернула обложку. На первой странице было написано:

«ЭЙРИН ВЕР ГЛЕДИС.

Родилась 27 белтена 1679 М. Д.».

В следующей строке кто-нибудь в надлежащее время укажет дату ее смерти, но это будет еще не скоро. Перелистнув страницу, девушка стала перечитывать написанную аккуратным почерком Шайны предысторию: о рождении Эйрин, об ее кровной родне и о том, как сестра Дорис вер Мырнин обнаружила у нее Новую Искру. Шайна уложилась ровно в одну страницу, указав в самом конце, что ход переговоров с королем Келлахом аб Тырнаном является темой соответствующей главы в хрониках рода О'Мейнир.

Перейдя к чистой странице, Эйрин подумала, что ей следует сегодня же сделать первую свою запись. Превозмогая усталость, она подтянулась и села в кровати, положив тетрадь себе на колени. Как раз тогда в спальню заглянула Финнела:

— О, ты уже собираешься спать. А я еще хотела поговорить.

— Так заходи, поговорим, — предложила Эйрин. — Можешь лечь со мной. Будем разговаривать, пока не заснем.

— Прекрасно! Я сейчас разденусь.

Она исчезла за дверью, и из передней донесся ее тонкий, но властный голос, зовущий служанку. А Эйрин взяла из шкафчика волшебное перо, не требующее чернил, и аккуратно вывела в тетради: «38 линаса 1694 года от начала Мор Деораха».

По правилам следовало написать просто «М. Д.» или, в крайнем случае, «от Мор Деораха». Но Эйрин хотела показать своим преемницам, что еще до того, как обнаружилась ее Искра, она прекрасно осознавала разницу между трактовкой Мор Деораха духовниками, северными и южными, и тем, что происходило на самом деле.

Эйрин коротко написала о своем сегодняшнем отречении от права на леннирский престол и о том, как Шайна приняла ее в Сестринство и объявила младшей сестрой. Детали решила добавить уже завтра, а так как написанное волшебным пером не размазывалось и не оставляло отпечатков на прилегающей странице, смело закрыла тетрадь и положила ее на тумбочку. Потом вновь улеглась на подушку и стала думать о том, долго ли ей придется учиться, прежде чем она освоит почтовые чары. От Шайны Эйрин знала, что ведьмы никогда не берут с собой в путешествия родовые хроники, а всегда хранят их на Тир Минегане. Когда же возникает потребность что-нибудь написать, они просто делают запись на первом попавшемся листе бумаги, а потом пересылают написанное на страницы своей тетради.

Вскоре пришла Финнела, облаченная в длинную ночную рубашку. Сбросив свои пушистые тапочки, она забралась в кровать и устроилась рядом с Эйрин. Протянула руку, направив ее на магический светильник под потолком, и он постепенно потускнел — но окончательно не погас. В комнате воцарился уютный полумрак.

— Хорошо получилось, — заметила Эйрин. — Ты и Лавраса отшила с помощью чар?

— Да нет, хватило обычной немагической пощечины.

— Он к тебе приставал?

— Ага. Полез целоваться. Наглый мальчишка!

— Еще бы, — согласилась Эйрин. — Он же не Падрайг.

— А я бы и Падрайгу дала… ну, в смысле, дала бы ему пощечину. Я же не какая-то там потаскуха. Пусть сначала жениться на мне, а потом… — Финнела замолчала и вздохнула. — Но я уже не знаю, действительно ли этого хочу. Во всяком случае, не сейчас, это точно. Сейчас я могу думать только о том, что послезавтра ты уедешь, а я останусь одна… Мне так будет тебя не хватать!

— А мне — тебя, сестренка, — сказала Эйрин. — Так тяжело расставаться с тобой. Особенно теперь, когда ты начала меняться, становиться такой, какой я всегда хотела тебя видеть.

Кузина опять вздохнула:

— В этом моя беда. Раньше было легко, раньше я знала, что мне нужно, планировала свою жизнь наперед — муж, корона, дети… А теперь этого мало, хочу чего-то большего. Хочу стать настоящей колдуньей, магия — такая замечательная штука! Ты была права, Эйрин, на свете нет ничего увлекательнее чар.

Эйрин придвинулась к Финнеле и погладила ее по голове.

— А самое забавное то, — произнесла она, — что это был лишь умозрительный вывод. Я до сих пор так и не ощутила вкуса чар.

— Он… волшебный. И чем больше его пробуешь, тем больше хочется. Мастер Иган утверждает, что я могу стать могущественной колдуньей…

— Шайна с ним согласна, — подхватила Эйрин. — Она говорит, что с каждым днем твоя сила возрастает.

— А еще, — продолжала кузина, — мастер Иган вчера разговаривал с отцом и мамой. Советовал отправить меня на учебу в Кованхар.

— Ого! — Это стало для Эйрин неожиданностью. — И что же они… Хотя об их реакции я догадываюсь.

— Вот-вот, — с грустью подтвердила Финнела. — Они просто на дыбы встали. Мол, это за полторы тысячи миль отсюда, а я еще маленькая, кроме того, у меня есть обязанности принцессы. А еще в Кованхаре много молодых студентов-колдунов, и никакая охрана не защитит меня от их ухаживаний… — Кузина нервно хохотнула. — Тогда мастер Иган очень неохотно заговорил о Тир Минегане, о той ведьминской школе для девочек-колдуний. У него было такое кислое лицо, как будто ему скормили целый лимон. Но все равно сказал, что это еще лучший вариант, там мы с тобой друг друга поддержим, ты будешь присматривать за мной, да и мужчины-колдуны, хоть молодые, хоть старые, на Минегане большая редкость. Мне показалось, что мама восприняла эту идею благосклонно, а вот отец уперся, и все тут. Очень резко ответил, что наша семья уже отдала одну дочь ведьмам, этого достаточно. И больше не стал об этом говорить.

— Наверное, я знаю, почему он так завелся, — медленно произнесла Эйрин. — Многие мужчины считают, что раз ведьмы должны хранить девственность, то они только то и делают, что развлекаются с молодыми девушками. Но на самом деле это большое преувеличение. Ясное дело, среди ведьм есть и такие, но их очень мало и обычно они ищут пару в своем кругу. А остальные сестры находят другой выход для страсти — просто обращают ее в магию.

— Знаю, — кивнула Финнела. — Как-то расспрашивала об этом Мораг. Думала, что раз она так бесстыдно ходит в брюках, то ей уж точно нравятся девушки и она не будет этого скрывать. Однако Мораг сказала, что девушками никогда не интересовалась, ее привлекают высокие, широкоплечие, жилистые мужчины, особенно военные. Но она легко с этим справляется, просто начинает интенсивно чаровать, и приступ похоти быстро проходит. Я ей верю, мне и самой после занятий магией даже смотреть не хочется на парней. Вот только отцу этого не объяснишь. Даже если я осмелюсь заговорить с ним об этом, он в лучшем случае наорет на меня, а в худшем — отлупит.

— Скорее всего, так и будет, — подтвердила Эйрин. — Кроме того, он хочет выдать тебя за Падрайга.

— А если ничего не получится, — сокрушенно добавила кузина, — то найдет мне другого жениха. Ты была права: богатство и власть — это как клетка с золотой решеткой. Раньше я тебя не понимала, а теперь… Я тебе так завидую, сестренка! Не только твоей ведьмовской Искре, но и твоей силе воли, твоей решительности. Ты не раз говорила, что если бы у тебя был колдовской дар, ты бы убежала из дома. И ты бы наверняка так поступила. А я… я не могу, я слабая, беспомощная. Даже не представляю, что буду делать, когда уеду из Кардугала.

Эйрин не стала с ней спорить. Она и сама так считала, всегда видела в Финнеле нежный тепличный цветочек и понимала, что кузина об этом знает. Поэтому просто обняла ее, прижала к себе и, уже засыпая, думала о том, каким удивительным образом изменилась их жизнь после того знаменательного дня, 26 горфеннава, когда к ним приехала Шайна вер Бри. С тех пор Эйрин, до этого чувствовавшая себя пленницей своего высокого положения, превратилась в самую счастливую девушку на всем белом свете. А вот Финнела, которая раньше была всем довольна и мечтала лишь о хорошем муже, внезапно стала несчастной.

Ну разве это справедливо? Неужели Великий Дыв посылает на землю так мало счастья, что когда кто-то один получает его, другой обязательно теряет?..

Глава VI ПОСЛЕДНИЙ ПУНКТ ПРОРОЧЕСТВА

Шайна сидела вполоборота на стуле, положив локоть на письменный стол, и неприязненно смотрела на только что вошедшую к ней гостью. Непрошеную гостью, следует добавить. И крайне нежелательную.

— Сестра Айлиш, — произнесла она, едва сдерживая свой гнев, — кажется, я достаточно ясно дала тебе понять, что нам не о чем говорить. И не просто дала понять, а сказала об этом прямо и недвусмысленно. Если же ты пришла ко мне с требованием придерживаться субординации, то будь уверена: я признаю, что теперь ты старшая среди нас. Как раз сейчас заканчиваю писать отчет и в нем уже указала, что передаю тебе руководство. Но опеки над Эйрин не уступлю — ведь именно на меня король Келлах возложил ответственность за нее до нашего прибытия на Тир Минеган. А захочешь это изменить — иди и договаривайся с ним.

Айлиш медленно покачала головой:

— Я не собираюсь ничего менять, Шайна. И можешь вычеркнуть из отчета слова про передачу мне своих полномочий.

Так и не дождавшись приглашения сесть, она пригласила себя сама и устроилась в кресле возле кровати. Айлиш вер Нив относилась к тем немногочисленным ведьмам, которые не считали худощавость неотъемлемым атрибутом женской красоты и предпочитали иметь пышные формы. Но, несмотря на пухлость своей фигуры, двигалась она на удивление живо и грациозно, словно юная девушка, да и вообще ничто в ее внешности не указывало на солидный ведьминский возраст. Ее зеленовато-карие глаза не светились мудрым всеведением, как у большинства старших сестер, а казались обычными глазами обычной женщины. Даже Шайне, выросшей в окружении вечно молодых ведьм, иногда с трудом верилось, что несколько лет тому назад Айлиш разменяла свою четвертую сотню.

— Это невозможно, — сказала Шайна. — Правила есть правила, их нельзя нарушать.

— А ты и не нарушишь, — заверила ее Айлиш. — Я вообще-то зашла к тебе попрощаться. Сейчас седлают моего коня, я решила уехать отсюда.

— Прямо сейчас? — удивилась Шайна. — Ночью?

— Да. На рассвете буду в Килбане, там и отдохну. Этой ночью я все равно не засну — меня очень расстроила наша встреча.

— А чего ты от нее ожидала? Что я брошусь тебе на шею, стану благодарить за свое спасение с Лахлина и напрочь забуду о брате, которого ты бросила на произвол судьбы, обрекая на верную смерть? Это просто невероятное чудо, что он там выжил, но тут нет ни капли твоей заслуги. Бренан остался жив вопреки тебе и всем старейшим сестрам.

Айлиш горько вздохнула:

— Поверь, не проходило и дня, чтобы я не жалела о своем поступке. Все эти годы я мучилась и…

— А я все эти годы, — сердито прервала ее Шайна, — чувствовала себя какой-то незавершенной, неполноценной. Не могла понять, что это со мной, ведь я хорошо училась, была способной и старательной, уже в двенадцать лет могла померяться силой со многими взрослыми сестрами. Но все равно — мне чего-то не хватало. Теперь знаю, что Бренана. Ведь он не просто мой брат и даже не просто брат-близнец — он носит в себе отпечаток моей Искры, мы с ним объединены неразрывной магической связью… Да ты и сама это понимаешь. Все ведьмы, у которых были братья-ведьмаки, являлись с ними одним целым. А ты лишила меня счастья расти вместе с Бренаном, делить с ним радость и печаль. Его же ты вообще чуть не покалечила, он прожил ужасное детство и еще более страшную юность. Речь не об опасности, а о том, что Бренан каждый день должен был убеждать себя в том, что он никакое не чудовище, не отродье Китрайла. Даже переезд на Абрад не освободил его от этих страхов. Гвен писала мне, что из-за своего невежества несчастный мальчик до последнего времени считал себя черным колдуном… Ну разве так трудно было забрать с Лахлина нас обоих? Я не говорю о наших родителях, тут мне тебя не в чем упрекнуть. Но двух крошечных младенцев…

— Я хотела забрать и твоего брата, — сказала Айлиш вер Нив, виновато потупившись. — Мало того, собиралась позаботиться и о ваших родителях. По дороге на Лахлин планировала, как буду их убеждать — и лаской, и угрозами. Но все эти планы улетучились, едва я сошла на берег. Как раз тогда на портовой площади казнили женщину, обвиненную в колдовстве, — привязали к столбу, обложили дровами и подожгли. Злая ирония ситуации заключалась в том, что у той женщины не было никакого колдовского дара, просто она показалась подозрительной или кому-то не угодила. Но больше всего меня поразила огромная толпа, наблюдавшая за казнью. Люди бесновались, проклинали несчастную, швыряли в нее тухлые яйца, гнилые овощи, нечистоты. Там было много детей, радостно подпрыгивавших и напевавших что-то типа «Ведьма горит — Дыву на радость»… — Она подняла взгляд, ее глаза были полны стыда. — Я испугалась, Шайна. Так страшно мне еще никогда не было. В тот момент я поняла, что бессильна против этой обезумевшей толпы. Если бы они распознали во мне ведьму, я бы ничего не смогла сделать, чтобы остановить этих безумных фанатиков. Я бы убивала их десятками и сотнями, а они бы тысячами шли на меня по телам погибших — без страха, без сомнения, в полной уверенности, что получат благодаря этому милость Небес. Тогда я по-настоящему осознала, что такое Лахлин и кто такие лахлинцы. О том, чтобы открыться вашим родителям, уже и не думала, а полностью сосредоточилась на вашем спасении. Когда пришло время, я пришла на ферму, где вы должны были родиться, сразу наслала на дом чары забвения и лишь после этого постучала в дверь. Твой отец впустил меня, принял мое предложение помочь с родами, а потом… Когда появлялся на свет Бренан, я действовала абсолютно автоматически, а думала только о том, что не смогу убежать с двумя детьми, что меня непременно догонят. Меня все больше охватывала паника, в конце концов я не выдержала, отменила предыдущие чары забвения и в нужный момент наслала новые. Я рассчитывала…

— Твой расчет был очевиден, Айлиш, — сухо сказала Шайна. — И он оправдался. Наши родители, эти самоотверженные люди, сразу поняли, что огласка истории о твоем загадочном исчезновении в первую очередь навредит Бренану, которому ты помогла родиться, поэтому все скрыли. А ты спокойно села со мной на корабль и отплыла на Абрад, и думать забыв о моем брате.

— Это неправда! Я постоянно думала о нем. Хотела вернуться за ним… но не смогла себя заставить, не смогла преодолеть своего страха. Умоляла старейших отправить кого-то другого, но они отказали. Их все устраивало.

— А почему не доверилась подругам? Почему не попросила их о помощи? — Порывистым жестом Шайна остановила Айриш, которая собиралась было ответить. — Это риторический вопрос, я уже и сама догадалась. Ты оправдывала свое молчание приказом старейших, но на самом деле не хотела признавать перед кем-либо из сестер, что тебя так напугал Лахлин. Боялась рассказать о своем страхе, и из-за твоего малодушия мой брат шестнадцать лет провел в том аду.

С этими словами она повернулась к ней спиной, придвинула к себе исписанные листы с отчетом и стерла предложение, в котором говорилось о передаче полномочий. Айлиш вер Нив медленно поднялась с кресла.

— Ну, мне уже пора ехать…

— Счастливого пути, — ответила Шайна не оглянувшись.

Айлиш двинулась к дверям, но на полдороге остановилась:

— Я все-таки твоя старшая сестра, Шайна, и должна сделать тебе замечание. В коридоре я встретила принцессу Финнелу, и у меня сложилось впечатление, что она шла к тебе. А еще утром я заметила на ней устаревший след от чар желания — и узнала твой почерк. Эти чары ты наслала аккуратно, и я не думаю, что их разглядели Этне и Мораг, не говоря уже о местном колдуне. Но все равно ты играешь с огнем. Такое поведение недопустимо для…

— Старшая сестра! — жестко сказала Шайна. Она и сейчас не стала оборачиваться, не желая показывать румянец гнева на своих щеках, который Айлиш могла ошибочно истолковать как признание вины. — Может быть, ты хорошо знаешь мой почерк в магии, но, похоже, плохо знаешь меня. Да, я наслала на Финнелу чары желания. Кстати, Этне заметила их, но не стала подозревать меня в попытке соблазнить девушку, а сразу разгадала мои намерения. У Финнелы выдающийся колдовской дар, но она типичная принцесса — избалованная, капризная, не приученная преодолевать трудности. Мне стало жаль, что она впустую растрачивает свой незаурядный талант, и я решила легонько, совсем чуть-чуть подтолкнуть ее. Реакция оказалась неожиданно сильной, потому что на самом деле Финнела очень хотела стать колдуньей, но скрывала от себя это желание, потакая своей лени. Теперь тебе все понятно?

— Да, Шайна. Извини.

Айлиш вышла из комнаты, а Шайна, уняв свою злость, начала дописывать отчет, в котором с чувством глубокого удовлетворения указала, что старшая сестра Айлиш вер Нив, пробыв в Кардугале полдня, отправилась дальше по своим делам. Когда уже поставила свою подпись и собиралась отправить отчет по назначению, в дверь кто-то нерешительно постучал.

Мгновенно определив личность поздней посетительницы, Шайна встала со стула, подошла к двери и впустила внутрь Финнелу. На девушке было простенькое платьице, из-под которого выглядывала ночная рубашка, и такие же простые туфли, а ее белокурые волосы были зачесаны поспешно и как попало. Васильковые глаза растерянно забегали по комнате, ненадолго задержались на письменном столе с бумагами, а потом обратились на Шайну. В них явственно чувствовалась немая мольба.

— Проходи, дорогая, — пригласила Шайна. — Садись.

Финнела молча устроилась в кресле, где до этого сидела сестра Айлиш, и стала нервно мять пальцы. Шайна придвинула к ней стул и опустилась на него.

— Ну? — спросила она. — Почему тебе не спится?

— Я… — Девушка глубоко вдохнула и скороговоркой выпалила: — Я хочу на Тир Минеган, учиться в вашей школе для колдуний.

«Вот и получай! — промелькнуло в голове у Шайны. — Доигралась-таки с чарами желания…»

— А ты говорила об этом с родителями?

— Ну… в общем, да.

— И что же они?

— Мама не возражает, а отец… он против. — Финнела крепко схватила мизинец и так сильно выгнула его, что тот, казалось, вот-вот сломается. — Он хочет, чтобы я поскорее вышла замуж, а я… я хочу учиться магии. У самых лучших учителей. А мастер Иган… он сам сказал, что плохо умеет обучать, это не его призвание. Другие же учителя, которых можно пригласить к нам, они… ну, это, потенциально слабее меня. От них я не научусь так, как положено.

Шайна быстро сплела вокруг девушки магическую сеть и проверила ее на наличие остаточного действия чар желания. Ни малейшего отголоска не получила — чары действительно были слабенькими, они уже давно исчерпали себя, а нынешнее стремление Финнелы углублять и расширять свои знания принадлежало исключительно ей самой. Больше месяца тому назад Шайна лишь запустила цепную реакцию, бросила маленький камешек, который привел к сходу снежной лавины.

Финнела была уже достаточно обучена, чтобы ощутить эти манипуляции. Но она целиком доверяла Шайне, поэтому не отпрянула, не пыталась препятствовать ей, а только спросила:

— Что ты делаешь?

Шайна не хотела лгать, но и всей правды сказать не могла, так что ограничилась полуправдой:

— Проверяю, сама ты этого хочешь или кто-то заставил тебя захотеть.

— Нет, я сама, — уверенно сказала Финнела. — Это точно.

— Да уж, — согласилась Шайна, убрав магическую сеть. — Точно.

— Я совсем не дурочка, — продолжала девушка. — Я умная, только ленивая. Но магия такая захватывающая, что я забываю о своей лени. Впервые в жизни я нашла себе действительно серьезное дело, которое меня интересует, а отец… — Она порывисто схватила Шайну за руку. — Пожалуйста, поговори с ним, очень тебя прошу!

— И что я ему скажу? Как смогу я, посторонний человек, убедить его, если он отказал родной дочери?

— Но ты же ведьма, ты авторитетная, он должен прислушаться к твоим словам, — настаивала Финнела. — Объясни ему, что по-настоящему обученная колдунья принесет много пользы нашему роду. Что выдать меня за Падрайга — самое простое, но не лучшее решение. Фактически от этого выиграет один только Ферманах, а выгода для Леннира будет минимальной. Теперь, когда Эйрин стала ведьмой, мой брак уже никак не повлияет на наши позиции в конфликте с Тинвером. Ферманах и без того больше не станет заигрывать с тинверцами, он будет сохранять строгий нейтралитет. Ничего не изменится и в том случае, если я выйду за Падрайга. Леннир все равно не сможет рассчитывать на реальную помощь с его стороны.

— О! — изумленно посмотрела на нее Шайна. — Ты сама до этого дошла?

— Да нет, куда уж мне. Это Логан рассказал о своем разговоре с дядей Келлахом. А еще дядя говорил ему, что лучше всего было оставить меня в Леннире и выдать замуж за старшего сына одного из местных лордов. Мол, это стало бы для графа Тинверского дополнительным стимулом начать мирные переговоры: одна принцесса — ведьма на Тир Минегане, вторая — колдунья в Кардугале.

— Тогда обратись к королю. Попроси его поговорить с твоим отцом.

Финнела как-то неуверенно пожала плечами:

— Я уже думала об этом. Наверное, ему понравится идея, что Эйрин не будет на Тир Минегане одна, что с ней останусь я. Но он не станет давить на отца, оставит это на его усмотрение. А отец… — Девушка смущенно потупилась. — Думаю, больше всего он боится, что ведьмы меня… развратят.

Шайне пришлось приложить значительные усилия, чтобы и самой не смутиться.

— Вот видишь, Финнела, — сказала она. — Мое вмешательство тебе ничем не поможет, только навредит. Если я попрошу твоего отца опустить тебя на учебу в Тир Миннеган, он, чего доброго, решит, что я просто положила на тебя глаз.

— Но ведь это не так! Объясни ему. Расскажи, что таких ведьм мало, не больше, чем среди обычных женщин. Кроме того, меня в вашей школе будут учить не ведьмы, а колдуньи.

Шайна вздохнула:

— Ну, если быть откровенной, то такие ведьмы, хотя и составляют меньшинство, встречаются чаще, чем среди обычных женщин. А еще… — Тут она уже не могла себя сдерживать и густо покраснела. — Боюсь, что я сама отношусь как раз к этому меньшинству.

Финнела посмотрела на нее широко раскрытыми глазами и озадаченно протянула:

— Ага-а… Тебе нравятся девушки?

— Мне нравится лишь одна девушка. Моя подруга Гвен, о которой я уже рассказывала. Та, что стала ведьмачкой. — Шайна немного помолчала. Насколько ей легко было говорить об этом с Эйрин, настолько трудно давалось каждое слово с Финнелой. — Ни одна другая девушка не вызывала у меня таких чувств. И может быть, никогда не вызовет… но это уже не имеет значения. Если твой отец спросит — а он обязательно спросит — о моих отношениях с девушками, я не смогу ему солгать. Не потому, что не умею притворяться и хитрить, а потому, что так будет неправильно. Сейчас я не просто ведьма сама по себе, а представляю все Сестринство перед родней Эйрин, нашей младшей сестры. Так что тебе лучше обратиться к Этне или Мораг. Пусть кто-нибудь из них попробует поговорить с твоим отцом. Желательно Этне — она вызывает большее доверие и умеет убеждать людей.

— А отец уж точно спросит у нее, почему с ним говорит она, почему не ты. Ведь ты главная среди них… — Финнела понурилась. — Наверное, ничего не получится. Наверное, придется… — какое-то время она набиралась решительности, чтобы произнести это вслух, — …убежать из дому.

— Не говори глупостей, — сурово сказала Шайна. — Это плохая идея.

— А разве есть другие? — спросила девушка. — На что я еще могу надеяться? Понимаю, это будет непросто, мне придется многое обдумать, хорошо подготовиться, найти себе надежного спутника… Есть у меня на примете несколько кандидатур, все они по уши влюблены в меня, и тут главное не ошибиться в выборе. И еще хочу знать, стоит ли мне ехать на Тир Минеган, примете ли вы беглянку. Если нет, поеду в Кованхар. Там, говорят, всем наплевать, убежал ты из дому или тебя отпустили родители. Имеешь колдовской дар — учись…

Шайна с нарастающей тревогой слушала рассуждения Финнелы.

«Недаром говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — обреченно думала она. — Я помогла ей стать колдуньей, а теперь она меня бессовестно шантажирует. И что самое плохое, это блеф лишь наполовину. Сейчас наглая девчонка сама не подозревает, что говорит совершенно серьезно. А пройдет какое-то время — и она все-таки отважится на побег. Причем из всех возможных спутников выберет или самого большого неудачника, или самого отъявленного негодяя…»

Еще немного поговорив с Финнелой и поутешав ее, Шайна в конце концов пообещала что-нибудь придумать и спровадила девушку. После этого отправила старейшим сестрам отчет о сегодняшних событиях, почти мгновенно получила от них подтверждение и следующие полчаса просидела за столом, взвешивая все «за» и «против» того, что собиралась сделать, и думая о последствиях этого поступка лично для себя.

«Мне просто голову оторвут, — подумала она, выдвинув ящик и достав оттуда лист плотной бумаги бледно-розового цвета. — Или сошлют на какой-нибудь отдаленный остров… Да нет, не посмеют! Просто не посмеют…»

Если посмотреть сквозь эту бумагу на свет, можно увидеть стилизованное изображение ясеня с тремя корнями. Это был Лерад — символ ведьминского Сестринства. Даже среди колдунов мало кто знал, что Лерад происходит из древних лахлинских мифов, где он воплощал языческие представления о мироздании. Ведьминским символом его выбрала основательница Сестринства, самая старшая на тот момент ведьма, лахлинская женщина по имени Мейнир, чью Искру теперь носила в себе Шайна. Как недавно стало известно, Шайна тоже была лахлинкой, однако она сомневалась, что в ее жилах течет древняя лахлинская кровь. Не больше чем несколько капель. Когда начался Мор Деорах, большинство лахлинских мужчин плечом к плечу с шинанцами сражались с демонами и чудовищами, и лишь около сотни из них, взяв с собой женщин и детей, сели на корабли и отправились на северо-восток в поисках земли своих предков. Никакой прародины они конечно же не нашли, а высадились на большом острове, который позже стал называться Инис Лахлин, и решили там поселиться. Как оказалось, этот остров был полностью свободен от исчадий ада; постепенно туда стали переселяться и шинанцы, не желавшие бороться с нечистью, так что в конечном счете лахлинцы растворились среди них, а само это слово стало обозначать просто жителей Лахлина. И еще оно символизировало нетерпимость к любым проявлениям магии…

Положив на стол лист, Шайна взяла перо и начала писать. Аккуратные буквы складывались в ровные слова, а слова выстраивались в стройные ряды, не выказывая и намека на волнение Шайны, хотя она до сих пор не могла решить, разумно ли поступает. Нет, она все-таки поступала неразумно, но правильно ли — этот вопрос оставался без ответа. Хотя одно Шайна знала наверняка: от своего намерения она уже не отступится.

Перечитав написанное и убедившись в отсутствии ошибок, ведьма поставила подпись и скрепила ее магической печатью. Особенный узор, который пронизывал каждое волокно бумаги, превратился в застывшие несокрушимые чары, которые не позволяли никому внести в текст ни единой правки; их невозможно было снять, не превратив бумагу в пыль.

Шайна поместила лист, теперь уже официальный документ, в кожаную папку, подошла к зеркалу, поправила прическу и платье и вышла из комнаты. Спустившись по лестнице на третий этаж, она вышла из Башни Иралах и по галерее отправилась в Королевскую. В эту праздничную ночь галерея по всей длине была хорошо освещена, поэтому все встречные мужчины, независимо от степени опьянения, сразу узнавали ее, вежливо здоровались и не предпринимали ни малейших попыток заигрывать с ней.

Дойдя до Королевской Башни, Шайна перехватила первого же слугу, приказала разыскать Риса аб Тырнана и передать ему, что она просит о немедленной встрече. Лакей опрометью бросился выполнять распоряжение ведьмы, а Шайна стала ждать, обмениваясь взглядами с маленькой шогирской обезьянкой, наряженной в пестрый сарафанчик и с серебряным колокольчиком на шее. Животное сидело на подоконнике и корчило забавные рожицы, приглашая поиграть с ней. Однако Шайна не была расположена к игре, поэтому отвернулась от обезьянки и впилась глазами в папку, которую держала в руках.

«О, Дыв! Что ж это я делаю? И зачем?.. Может, Финнела тут ни при чем, может, это просто месть за брата?..»

К счастью, ожидание длилось недолго, и уже через две минуты появился Рис аб Тырнан, на ходу застегивая камзол. Как Шайна и надеялась, он был не пьян и даже не в подпитии. В Кардугале поговаривали, что, с тех пор как его старший сын Делвин стал горьким пьяницей, лорд Рис почти бросил пить, а на пирах только делал вид, что пьет, хотя на самом деле просто пригубливал бокал и украдкой выливал вино под стол. Как бы то ни было, а на свадьбе своего среднего сын он оставался совершенно трезвым, даром что уже было далеко за полночь.

— Леди Шайна, — произнес Рис аб Тырнан, не скрывая своего удивления, — я к вашим услугам.

— Возникло одно дело, которое нам следует обсудить, — сказала она. — И я не хотела бы ждать до утра.

— Что ж, воля ваша, — ответил младший брат короля. — Думаю, нам лучше найти другое место для беседы. Прошу вас, пойдемте.

Рис проводил Шайну в расположенную на этом же этаже правительственную канцелярию и пригласил войти в один из пустых кабинетов, где днем, очевидно, трудились писари.

— К сожалению, я не колдун, — сказал он, — и не знаю, какая тут защита от подслушивания.

— Сейчас будет надежной, — ответила Шайна, быстро установила глушительные чары и присела на ближайший стул.

Рис аб Тырнан немедленно устроился через стол напротив нее и вопросительно произнес:

— Итак, сударыня?

Шайна молча раскрыла папку, взяла только что написанный документ и передала его принцу. Тот взял лист в руки и начал читать:

— «Я, Шайна вер Бри О'Мейнир, официально уполномоченная старейшими сестрами…» так… так… так-так… так… «объявляю о признании Тир Минеганом существующей по состоянию на 38 линаса 1694 года М. Д. границы между Королевством Леннир и Румнахским Королевством…» Ого! — Он бросил изумленный взгляд на Шайну и продолжил: — «Также Тир Минеган считает необоснованными территориальные претензии Княжества Тинвер к Королевству Леннир и призывает графа Тинверского прекратить вооруженные вторжения своих подданных на суверенную территорию Леннира…» Нет, я просто не могу поверить! — Чтобы убедиться, Рис аб Тырнан еще дважды пробежал глазами текст, а потом опять вперил взгляд в Шайну. — Вот так сюрприз! И что же заставило ваших старейших изменить свое решение?

— Они еще не изменили. Но изменят, когда я сообщу им.

— Простите. Не понял.

— Я подписала это заявление без согласия старейших, — откровенно, без лукавства объяснила Шайна. — Тем не менее формально я не превысила своих полномочий, так как все еще продолжаю выполнять обязанности чрезвычайного представителя Тир Минегана. Старшая сестра Айлиш вер Нив, которая прибыла сегодня, отказалась взять на себя руководство и, скорее всего, уже покинула Кардугал, — поэтому в любом случае ее не следует принимать во внимание. Сразу скажу, что старейшим не очень понравится такой поступок, однако они не станут отзывать заявление и для всего мира сделают вид, что я действовала с их согласия. Так нередко случается: сестры, уполномоченные вести переговоры по тем или иным вопросам, не всегда придерживаются данных им инструкций, а старейшим, чтобы не навредить своей репутации, каждый раз приходится соглашаться с их решениями. Только у меня к вам большая просьба — никому об этом не говорить. Пусть мои последние слова останутся между нами… ну и королем. А для остальных представим это так, как вы сначала и подумали: старейшие сестры изменили свое решение.

— Договорились, — охотно согласился Рис. — Но все-таки… Я не пойму, зачем вы рискуете навлечь на себя гнев старейших. Вас об этом попросила Эйрин?

— Нет, это целиком моя инициатива. Хотя частично я поступила так ради Эйрин. А в общем, считайте, что я оказала вам услугу. Не королевству, не королю, а лично вам.

Он мгновенно насторожился.

— Очень щедрый жест, сударыня. И чем я смогу отплатить вам? Надеюсь, это мне по силам?

— Безусловно, — подтвердила Шайна, пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица. — Просто позвольте Финнеле учиться на Тир Минегане, и мы квиты.

Рис аб Тырнан тоже был не лыком шит и ни жестом, ни взглядом не выказал своей растерянности от такого предложения.

— Значит, — произнес он ровным голосом, — дочь в обмен на ведьминские гарантии нерушимости границ. Должен признать, что для Леннира это неплохая сделка. Я собирался выдать Финнелу за Падрайга аб Миредаха, но это обеспечило бы лишь нейтралитет Ферманаха. Зато ваше заявление… Даже среди южных властителей не найдется такого болвана, который бы отважился открыто выступить против ведьм.

«Ну спроси, зачем я это сделала, — мысленно молила его Шайна. — Только не думай о том, что лезет тебе в голову…»

— Финнела может гордиться собой, — вел дальше Рис. — Она хорошо послужит и семье, и стране. Да и сама получит, что хочет… Гм… А можно поинтересоваться, леди Шайна, чем вызвана такая ваша щедрость?

— Есть три причины, — ответила она, испытывая огромное внутреннее облегчение. — Нет, даже четыре. Во-первых, ваша дочь очень способная колдунья и станет хорошим приобретением для нашей школы. Мы издавна соревнуемся с Кованхаром за колдуний, и если кованхарские колдуны берут числом, то мы ориентируемся на качество, отыскиваем самых талантливых девушек с высоким магическим потенциалом. Вторая причина заключается в Эйрин. Ей, воспитанной вне Тир Минегана, да еще и в королевской семье, будет очень тяжело в первые три-четыре года. Как раз столько длится обучение в Абервенской школе для девушек-колдуний, поэтому в самый трудный для Эйрин период рядом с ней будет Финнела, которая окажет ей поддержку… Впрочем, я полагаю, что в поддержке в первую очередь будет нуждаться Финнела, но одно ее присутствие, необходимость заботиться о ней благотворно отразятся на Эйрин.

— В этом вы правы, — согласился отец Финнелы. — Эйрин сильная девушка, ей не нужно, чтобы кто-то ее утешал. А вот забота о других действительно придает ей силы… Ну ладно. А какие же две следующие причины?

— Третья касается исключительно меня и старейших сестер. В ней я не совсем уверена, но, наверное, без нее я бы на такое не решилась. Скажу лишь, что в последнее время у меня просто руки чесались выкинуть что-нибудь им назло, но я не хотела, чтобы это была какая-то бессмысленная детская пакость. Вот и нашла по-настоящему серьезный повод. Ну а четвертая причина связана с самой Финнелой. Я подозреваю, что ваша дочь задумала убежать из дому, и…

Шайна не договорила, так как ее прервал громкий смех Риса аб Тырнана. Через несколько секунд он овладел собой и сказал:

— Извините, я просто не смог сдержаться. Вижу, эта маленькая пройдоха обвела вас вокруг пальца. Когда нужно, она может быть такой искренней и убедительной — настоящий бесенок… Но я знаю ее пятнадцать с половиной лет и могу вас уверить, что она никогда так не поступит. Для этого ей не хватит решимости и самостоятельности.

— Вы знаете Финнелу как свою дочь, — стояла на своем Шайна. — И это мешает вам видеть в ней колдунью. А я росла на Тир Минегане, часто общалась с девушками, которые учились в колдовской школе, поэтому видела, как разительно они меняются с обретением силы. Эта сила придает им и решительности, и самостоятельности, делает их уверенными в себе женщинами, которые не отступают перед трудностями, а ищут пути их решения. Что касается Финнелы, то она с детства привыкла получать все, чего пожелает, и эта черта ее характера никуда не денется, а только трансформируется под новые обстоятельства. Вы правы, сейчас она еще не готова к решительным действиям, а просто ноет, жалуется и угрожает возможным побегом. Но уже начала его планировать, а это — признак того, что с ней происходят упомянутые мной изменения. Мы можем только догадываться, что произойдет через месяц-другой.

— Ну не знаю, не знаю, — задумчиво сказал Рис. — И в любом случае — теперь это не имеет значения. Даже если бы пришлось силой тащить Финнелу до самого Тир Минегана… — Он осекся. — Скажите-ка, леди Шайна, почему вы пришли ко мне с уже подписанным документом? Хотели просто произвести впечатление? Или все-таки были уверены, что я соглашусь?

— Я нисколько не сомневалась в вашем согласии, — ответила Шайна. — У меня была возможность убедиться, что государственные интересы вы ставите превыше личных. Учитывая разницу в возрасте между вами и королем, вы имели все шансы как минимум десять лет носить корону, но без колебаний отказались от нее, ибо так будет лучше для Леннира. Поэтому судьба Финнелы была решена еще тогда, когда я решилась отступить от инструкций старейших и дать вам гарантии нерушимости границы. И если бы я вам сказала, что помогаю Финнеле по другой причине, сугубо личной, которая, возможно, приходила вам в голову, вы бы все равно согласились.

Крепко стиснув губы, Рис аб Тырнан кивнул.

Глава VII ДИННЕШИ

Открыв глаза, Шимас аб Нейван обнаружил, что лежит лицом вверх, а в темном ночном небе над ним ярко сияют звезды. Они мерцали, словно подмигивая ему, и спрашивали: «Эй, приятель, что ты тут делаешь? Как сюда попал? Ты хоть понимаешь, что с тобой случилось?..»

Вокруг было тихо, спокойно, не дул даже легкий ветерок, лишь откуда-то со стороны доносилось слабое потрескивание, а в воздухе витал еле уловимый запах дыма. Этот запах напомнил Шимасу о пламени, которое охватило его под действием черных чар Ярлаха аб Конала; пламя слепящее, неистовое, нестерпимо жгучее, оно жаждало поглотить его плоть до последней частички…

Это воспоминание мигом развеяло остатки сна. Шимас так быстро, как только мог, поднялся и, опираясь рукой на покрытую густой травой землю, огляделся вокруг. И хотя в темную, безлунную ночь трудно было судить наверняка, создавалось впечатление, что он находится посреди широкой степи, поскольку ничто — ни деревья, ни холмы, ни людские строения — не заслоняло звезд над горизонтом. Ночь была очень жаркой, даже душной, словно сейчас был самый разгар горфеннава, а не конец линаса. Впрочем, даже посреди лета ивронахские ночи обычно намного прохладнее. Если, конечно, он вообще в Ивронахе…

Все это Шимас отметил лишь краем сознания, а все свое внимание сосредоточил на единственном человеческом существе в пределах досягаемости его зрения и колдовского чутья. Это был сидевший возле небольшого костра мальчуган лет двенадцати или тринадцати, босоногий, в коротких штанах и грубой домотканой рубашке без рукавов. Его нехитрому крестьянскому наряду противоречили слишком уж аккуратные золотистые волосы и чистое, вымытое лицо, а взгляд больших голубых глаз, в которых танцевали отблески огня, был по-взрослому серьезен и сосредоточен. Он держал над огнем тонкий металлический прут с нанизанными на него кусками мяса, которые очень аппетитно шкварчали, брызгая жиром.

— Наконец-то ты проснулся, — сказал мальчик чистым, звонким и необычайно мелодичным голосом. — Наверное, проголодался? Так поешь. — И он протянул ему прут с поджаренным мясом. — Или, может, хочешь пить? — В другой его руке невесть откуда возник кувшин.

Чувствуя себя еще слишком слабым, чтобы встать на ноги, Шимас подполз к мальчику, первым делом схватил кувшин и припал к нему пересохшими губами.

Вода была холодной, вкусной и отлично утоляла жажду. Допив до дна, Шимас вернул мальчику пустой кувшин, взял мясо и стал жадно есть. Он подсознательно тянул время, пытаясь собраться с мыслями, беспорядочно роившимися в его голове. Было уже понятно, что этот мальчик на самом деле никакой не мальчик и, скорее всего, даже не человек. Откуда бы ни взялся в его руке кувшин с водой, он появился без участия магии — во всяком случае, человеческой магии. В тот момент Шимас не заметил никаких чар, а ведь даже ведьмы, когда прибегают к магическим действиям, не в состоянии скрыть это.

Проглотив несколько кусков мяса, он спросил:

— Кто ты? И где мы?

— Сначала отвечу на твой второй вопрос. Сейчас ты находишься далеко от Ивронаха, в центре Средне-Эйдальской равнины, за пятьдесят миль от здешней столицы, Дын Краннаха, можно сказать, в самом сердце Юга.

— А как… Зачем… Нет, погоди! Ты еще не сказал, кто ты такой.

— Я тот, кто выдернул тебя из адского пламени за мгновение до того, как ты должен был превратиться в горстку пепла, — невозмутимо произнес мальчик. — Ярлах аб Конал ничего не заметил. Он искренне считает тебя мертвым и уже несколько дней искусно изображает обеспокоенность твоим загадочным исчезновением.

— Несколько дней? — переспросил Шимас.

— Точнее, одиннадцать. Я держал тебя во сне, пока ты выздоравливал после поражения Темной Энергией.

— Это ответ на вопрос «что ты сделал», — заметил Шимас. — А я хочу знать, что ты собой представляешь.

Мальчик пожал плечами:

— Можешь называть меня «диннеши». Я не стану возражать.

Шимас так и подпрыгнул, едва не уронив наземь свой поздний ужин или, может быть, ранний завтрак.

— Диннеши?! — недоверчиво воскликнул он. — Хочешь сказать, что ты — ангел?

— Ты использовал название из чужого для нашего мира лейданского языка, на котором вы сами не говорите. Лучше называй меня по-народному — диннеши.

— Но и шинанский язык чужой для этого мира, — заметил Шимас почти бездумно.

Он до сих пор не мог оправиться от услышанного и точно так же не мог решить, верить ему в это или нет. С одной стороны, его спасение от смерти было неопровержимым фактом. А с другой — Шимас всегда сомневался в существовании ангелов Дывовых, или, как называли их ведьмы и обычные люди, диннеши. По большому счету, он сомневался и в существовании самого Дыва.

— Шинанский мы воспринимаем, — ответил мальчик, назвавшийся диннеши, — потому что на нем говорят люди, для которых наш мир уже давно стал родным. Мы долго прожили в мире без людей, нам было скучно и неинтересно, поэтому появление ваших предков очень нас развлекло. А еще больше мы обрадовались, когда шинанцы победили демонов и чудовищ на Абраде. Тогда многие из нас опять уверовали в Творца Миров — в того, кого вы называете Дывом.

Шимас озадаченно моргнул:

— А разве существование Творца является для вас предметом веры?

— Точно так же, как и для людей. Мы тоже никогда не видели Его и можем только верить в Него. Или не верить. Или сомневаться. В целом мы не очень отличаемся от вас, разве что более совершенны, практически бессмертны, а единственный смысл нашей жизни состоит в том, чтобы присматривать за этим миром.

— Гм… Хорошенько же вы справились со своими обязанностями! Нечисть захватила Абрад, а может, и другие континенты, если они существуют… — Шимас сделал паузу, но диннеши никак не прокомментировал это предположение. — Древнее человечество было уничтожено под корень, а вы все это время присматривали за миром.

— С этим мы ничего не могли поделать, Шимас аб Нейван. Защита земли от нечисти — дело людей. А мы — небесные воины Последнего Дня. Когда мы выступим против Тьмы, неминуемым последствием такой битвы будет уничтожение всего мира.

Шимас кивнул. О Битве Последнего Дня он слышал не первый раз.

— Выходит, ведьмы были правы. Во времена Мор Деораха они утверждали, что не помешает просить благословения Небес, однако не стоит звать их на помощь — еще, чего доброго, откликнутся.

— Больше шестнадцати столетий назад я встречался с одной ведьмой, — сказал диннеши. — Она известна в вашей истории как Мейнир вер Гильде, хотя тогда ее звали Мйорнирд Сверирдатир. Очень умная была женщина, недаром прожила почти семьсот лет — ее достижений никто из ведьм так и не превзошел, даже близко не подошел. Она отнеслась к моим словам очень серьезно, не то что ваши друиды — тогда так назывались колдуны. Дело в том, что Последнюю Битву мы могли начать в одном из двух случаев: или по призыву большинства людей, или когда нечисть полностью поглотит земной мир. Пока людей не было, Враг не спешил с экспансией, стремился растянуть удовольствие…

— А еще ему мешали драконы, — заметил Шимас.

Диннеши небрежно отмахнулся:

— Ой, перестань! Драконы никогда не были серьезными игроками в противостоянии Света и Тьмы и ни на что не могли повлиять. Другое дело — люди. Когда в этом мире появились шинанцы, среди нас нашлось много таких, кто хотел ускорить события. Они насылали на ваших предков сны, в которых призывали молить о помощи, — и не самого Творца, потому что так не подействовало бы, а Его воинов. Я же не разделял нетерпения своих братьев, поэтому через Мейнир посоветовал ведьмам защищать людей от таких снов.

— А почему другие диннеши все-таки хотели Последней Битвы? — спросил Шимас, уже окончательно решив для себя, что верит собеседнику. — Ты же сам сказал, что это означало бы гибель мира.

— И одновременно наше освобождение и надежду на лучшее. Кое-кто из нас искренне верит, а кое-кто просто надеется, что после Последней Битвы Творец заберет нас к себе — в место, которое вы называете Кейгантом.

— Так сейчас вы живете не в Кейганте?

— Конечно нет. Наш дом ведьмы называют Гвыфином. Никогда не слышал об этом?

— Слышал, конечно. Только, кажется, в их представлении Гвыфин не отдельная часть Вселенной, а лишь первый, самый низкий уровень Кейганта.

Диннеши вновь пожал плечами:

— Какая, собственно, разница — отдельная часть или нижний уровень. Все равно нам дальше дороги нет, поэтому мы живем в Гвыфине и просто наблюдаем за событиями на земле.

— А порой вмешиваетесь, — добавил Шимас, доев последний кусок жареного мяса. — Я, конечно, не протестую, это было бы глупо с моей стороны, но все-таки: чем я заслужил спасение?

— Твои заслуги тут ни при чем. Просто то, что случилось, было неправильно. Что-то пошло не так, какой-то неизвестный нам фактор нарушил естественный ход событий. Ты специалист по пророчествам и должен хорошо знать, что предвидения вроде Пророчества о Первой всегда становятся понятными лишь после того, как они исполнятся. И тогда все начинают говорить: мол, видите, такая-то и такая-то провидица знала об этом еще много столетий назад. До сих пор еще никому не удавалось заранее разгадать неотвратимое пророчество, — а ты его разгадал.

— Но оно, насколько я понимаю, уже исполнилось, — возразил Шимас.

— На данный момент да, все пророчество уже исполнилось, — подтвердил диннеши. — Хотя тогда, когда ты рассказывал о нем Ярлаху аб Коналу, последние два пункта только находились в стадии исполнения. Однако самого главного до сих пор не произошло — ведьмы еще не поняли, что принцесса Эйрин обладает Первозданной Искрой.

— Зато об этом уже знают черные колдуны, — встревоженно сказал Шимас. — Благодаря мне… Хотя нет. От меня об этом узнал Ярлах, а кто-то другой, стоящий выше его, знал и раньше, потому что девушку собираются остановить, не пустить на Тир Минеган, наверное, захватить в плен. — Он резко вскочил на ноги. — Нужно немедленно предупредить ведьм! Нельзя допустить, чтобы Первозданная Искра стала пленницей черных колдунов…

— Сядь! — приказал ему диннеши, и в его мелодичном голосе послышались стальные нотки. — Ты никого не предупредишь, потому что некого предупреждать. На всем Юге сейчас находится только пять ведьм. Одна из них направляется в Конви, остальные четверо, включая принцессу Эйрин, отправились в Ихелдиройд, чтобы пересечь Двар Кевандир. Их ты уже не догонишь. А пока сам доберешься до Северного Абрада, все будет решено.

Подчинившись властному взгляду мудрых, почти старческих глаз на мальчишеском лице, Шимас опять сел.

— Поэтому ты перенес меня сюда? Чтобы я не смог вмешаться?

— Именно поэтому, — подтвердил диннеши. — Но не бойся, я не брошу тебя в степи на произвол судьбы, в одной лишь профессорской мантии. У тебя будет все необходимое для комфортного путешествия. — В следующее мгновение неподалеку от них появился полностью снаряженный конь с притороченными к седлу сумками. Он было испуганно заржал, но уже через секунду успокоился, наклонил голову и стал щипать траву. — В сумках найдешь и одежду, и деньги, и дорожное снаряжение, а еще несколько интересных книг, чтобы не скучать во время отдыха.

— Спасибо, — сказал Шимас, впрочем, без малейшего энтузиазма. — Но лучше бы ты где-нибудь задержал меня на все это время. Я, знаешь ли, совершенно не привычен к путешествиям. С тех пор как поселился в Кованхаре, лишь изредка покидал его, да и то ездил в соседние городки и села. Последний раз это было еще четыре года назад. Из меня плохой путешественник.

— Ничего, приспособишься. Радуйся, что я не оставил тебя на растерзание твоему учителю. По правде говоря, смерть была бы самой верной гарантией твоего молчания, но тогда бы я не смог выяснить, как тебе удалось разгадать это пророчество.

— Ну, оно достаточно простое…

— Бывали и более простые неотвратимые пророчества, над толкованием которых напрасно бились выдающиеся колдуны своего времени. Против преждевременной их разгадки восстает само мироздание. Думаешь, случайно в оба перевода Пророчества о Первой вкрались такие элементарные ошибки? Думаешь, ты первый предположил, что его авторство принадлежит лахлинской провидице? Во всяком случае, ведьмы никогда не имели предвзятости в этом вопросе — ведь самой выдающейся из ведьм времен Мор Деораха была именно лахлинка. Однако каждый раз возникали определенные обстоятельства, препятствовавшие дальнейшим исследованиям, а записи о них терялись. По логике вещей, приблизившись к разгадке, ты должен был, например, тяжело заболеть. Или горько запить. Или влюбиться до безумия в какую-нибудь красивую женщину, которая заставила бы тебя забыть обо всем на свете. А могло случиться и так, что ты в неудачное время очутился бы в неподходящем месте и кто-то случайно пырнул тебя ножом… Но ничего этого с тобой не случилось. Ты продолжал работать и в конце концов докопался до истины. Вот это-то меня и удивляет. Похоже, тебе присуще какое-то особое свойство, позволяющее противостоять неминуемому. Я хочу с этим разобраться.

— Что ж, разбирайся, — сказал Шимас. — И я тоже буду разбираться. Твой рассказ меня заинтриговал — я ученый и люблю загадки… Гм, хотя уже сейчас вижу одно обстоятельство, которое вписывает мой случай в построенную тобой схему. Сделав свое открытие, я сразу пошел к Ярлаху аб Коналу, а он, если бы не твое вмешательство, убил бы меня. Кроме того, он был так напуган, что, держу пари, никому не рассказал о разгаданном пророчестве. Даже своим товарищам из черных колдунов — им особенно. Выходит, судьба все-таки помешала мне.

Диннеши сокрушенно вздохнул:

— Вот это-то меня и раздражает в умниках — вечно они докапываются до истины. Нет чтобы просто радоваться своему спасению… — Какую-то минуту он колебался. — Ну ладно, скажу тебе правду. Только сначала выслушай, не спеши негодовать. Как только ты сообщил Ярлаху аб Коналу об истинном значении пророчества, я, как и все диннеши, ощутил сильное возмущение реальности и стал следить за вами. А когда твой учитель напал на тебя, ты отреагировал очень быстро для человека, застигнутого врасплох, и установил необычайно мощный защитный блок, который должен был отразить удар. Темная Энергия частично рассеялась бы, а частично попала бы рикошетом в Ярлаха. Ее было бы мало, чтобы сжечь его дотла, но вполне хватило бы, чтобы убить. После этого мне все равно пришлось бы забрать тебя, а наутро, обнаружив уважаемого магистра аб Конала, убитого Темной Энергией, все решили бы, что это дело рук черного колдуна. Без сомнения, ты был бы одним из подозреваемых, возможно, нашлись бы свидетели, которые накануне вечером видели тебя, идущего к Пророческой Башне, а твое исчезновение расценили бы как признание вины.

Шимас зябко передернул плечами. Тогда и впрямь сложилась бы скверная ситуация. Вот если бы он остался и немедленно вызвал Колдовскую Стражу, то выяснить правду было бы легко — по свежим следам не составляет труда определить, кто применил черные чары. А вот на следующий день, да еще и с учетом его исчезновения, которое все сочли бы бегством с места преступления…

— У меня было несколько мгновений на размышления, — продолжал диннеши, — и в конце концов я решил ослабить твою защиту, чтобы Темная Энергия разрушила ее. А дальше все происходило так, как я уже рассказывал. Так что теперь, вернувшись в Кованхар, ты сможешь разоблачить Ярлаха аб Конала как черного колдуна. А свое отсутствие как-нибудь объяснишь. Только не советую рассказывать обо мне, выдумай более правдоподобную историю.

— Что-нибудь придумаю, — пообещал Шимас. — Конечно, среди колдунов есть и такие, кто искренне верит в ваше существование, но я очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них имел с вами дело.

— Не имел, — подтвердил диннеши. — И ни одна из ныне живущих ведьм не имела. В этом тысячелетии ты единственный человек, видевший настоящего диннеши. Вот во времена Мор Деораха мы гораздо чаще общались с вами. Особенно в первые сто лет после появления в нашем мире шинанцев.

— Кстати, — спросил Шимас, — а кто на самом деле перенес сюда Инис Шинан?

— Не мы, это точно. Не потому что не хотели, а просто не могли. И Враг этого не делал, тут северные духовники ошибаются. Ему не нужны были люди, он заселял землю своим отродьем.

— Тогда остается Дыв?

Диннеши неуверенно кивнул:

— Возможно, Он. Лично я искренне верю, что такова была воля Творца Миров. Однако не исключаю, что тут действовали другие силы, о которых мы не имеем ни малейшего представления…

Глава VIII ТЫНДАЯР

В Тындаяре было темно, хоть глаз выколи, и даже магическое зрение не позволяло ничего увидеть. Но Ярлах аб Конал шел уверенно, руководствуясь потоками Темной Энергии, которые должны были привести его в назначенное место. Каждая здешняя миля равнялась почти тысяче миль на поверхности, поэтому даже его неспешным старческим шагом до Тылахмора оставалось идти не больше двадцати минут.

Магистра аб Конала поражали невероятные возможности, предоставляемые Тындаяром. Особенная структура здешнего пространства позволяла за каких-нибудь два часа пересечь весь Абрад от его северного края до южного, в течение дня обойти вокруг земного мира, а за считаные месяцы подробно исследовать его, нанести на карту все острова, возможно, найти другие континенты, доселе не обнаруженные ни одной из многочисленных морских экспедиций.

Ярлах не понимал, почему еще во времена Мор Деораха Темный Властелин внезапно закрыл для своих земных слуг доступ в Тындаяр и почему, открыв его вновь, позволил появляться тут лишь нескольким избранным. Ответ на второй вопрос магистр аб Конал получил от Шимаса, глупого мальчишки, которого ему пришлось убить. Он сделал это с большим сожалением, но не мог поступить иначе. Дело даже не в том, что Шимас побежал бы со своим открытием к ведьмам. Больше всего Ярлаха испугало, что он невольно узнал тайну, которой по тем или иным причинам Властелин ему не доверил. Из-за того и убил несчастного Шимаса — дабы скрыть от всех, что ему стало известно о Первозданной Искре юной ведьмы Эйрин вер Келлах… то бишь теперь уже Эйрин вер Гледис.

Эту информацию Ярлах держал при себе, никому из черных братьев не обмолвясь ни единым словом, и каждый вечер со страхом ложился спать, так как именно во сне ему являлся Темный Властелин. Он не имел ни малейшего представления, сколько еще таких колдунов в их мире и есть ли они вообще. Ему было известно лишь о шестерых, которые стояли ниже его, — они имели разрешение путешествовать по Тындаяру, а во сне общались с высшими демонами. Именно на них семерых и было возложено задание захватить принцессу Эйрин.

На первых порах старый магистр очень гордился тем, что Китрайл удостоил его своим вниманием, отметив как одного из самых доверенных слуг. Однако со временем Ярлаха начало беспокоить то внимание, которое уделял ему Властелин, вместо того чтобы просто поговорить с ним один-единственный раз, подчеркнув этим важность его миссии, а дальнейшее выяснение подробностей поручить кому-нибудь из приближенных демонов. Почему великий и могущественный Китрайл придает такое значение событиям в одном из многочисленных миров, где происходит ожесточенная борьба между Светом и Тьмой? Разве он не должен заниматься стратегическими вопросами, рассматривая отдельные миры лишь как пешки на безграничной шахматной доске Вселенной? Или, может быть, правы ведьмы, которые упрямо настаивают на своем еретическом тезисе «Дыв один — Китрайлов много…».

Ярлах не хотел об этом думать, но просто не мог не думать. Если утверждение ведьм справедливо, выходит, что Темный Властелин — не равный Дыву соперник, борющийся с ним за власть во Вселенной, а всего лишь мелкий пакостник, чьи амбиции не простираются за пределы этого мира. Кто-то вроде главаря шайки разбойников, стремящийся установить контроль над небольшой территорией в пределах королевства, но даже в мыслях не смеющий позариться на корону…

Когда Ярлах приблизился к нужному месту, вокруг посветлело. Нет, темнота и дальше оставалась непроглядной, но его магическое зрение начало работать. Этим зрением он увидел шестерых человек, которые стояли кругом и, объединив свои силы, направляли мощный поток Темной Энергии вверх, к источнику призрачного света, позволявшего функционировать магическому зрению. Сегодня здесь было уже гораздо светлее — еще два-три дня, и тоннель доберется до поверхности. Под конец останется лишь тончайшая перегородка, которую легко сможет сокрушить и один колдун.

Ярлах был доволен. Ловушка будет готова даже раньше, чем он планировал. И это при том, что с самого начала приходилось работать в трех местах, прокладывать тоннели и здесь, вблизи Тылахмора, и в Эврахе, и в Брухайле, поскольку было неизвестно, каким путем ведьмы повезут свою новую сестру. С точки зрения скорости удобнее всего было проехать четыреста миль до Тир Эгина, сесть в Брухайле на корабль и поплыть прямиком на Тир Минеган. Однако Ярлах сомневался, что Эйрин вер Гледис выберет этот маршрут. Он считал, что она захочет путешествовать по суше, чтобы увидеть как можно больше новых стран, а не только бескрайние просторы западного океана Ивырид. Поэтому с самого начала он был уверен, что их ждет встреча в Эврахе, но ошибся — принцесса оказалась еще более любознательной, чем он думал, и решила направиться через Двар Кевандир. В конце концов, это было к лучшему. Семнадцатая миля Ихелдиройдского тракта казалась идеальным местом для засады. Тут ведьмы точно сделают остановку — если не на ночлег, то на обед.

От круга шести колдунов отделился невысокий худощавый юноша и, подойдя к Ярлаху, почтительно поклонился:

— Приветствую, учитель.

— И тебе добрый день, Йорверт, — ответил он. — Вижу, работа идет на лад.

— Да, учитель. Никаких проблем. Хотя и раздражает, что так медленно. Вшестером мы, несомненно, сильнее любого демона, но он вырыл бы тоннель за несколько минут.

— Зато, в отличие от нас, демоны не могут перемещаться между земным миром и Тындаяром без тоннеля, — заметил Ярлах. — У каждого есть свои слабые и сильные стороны. Кроме того, я тебе уже говорил, что не хочу рисковать. Демон мог вызвать землетрясение, а нам это ни к чему. Проще и надежнее обойтись своими силами.

«А еще проще было бы не рыть никакого тоннеля, — подумал он. — Проникнуть в Кардугал, схватить девчонку и переместиться с ней в Тындаяр…»

Безусловно, они так бы и поступили, если бы не присутствие в Кардугале ведьм. Был риск, что одна из них именно в это мгновение случайно окажется рядом, и все полетит в тартарары, а Темный Властелин требовал действовать лишь наверняка. Теперь Ярлах понимал, как это важно. Жаль, что в Ан Нувине заранее не обнаружили Первозданную Искру, тогда бы вообще не возникло никаких проблем…

— В конце концов, — опять заговорил Ярлах, — мы и без демонов справились. А больше одного тоннеля не понадобится. Все равно другой попытки не будет — ведьмы нам ее не дадут. Мы просто не имеем права на ошибку.

— А если… — Йорверт помолчал в нерешительности. — Учитель, вы же понимаете, все может случиться. Если ловушка не сработает, что мы будем делать? Так и отпустим принцессу на Тир Минеган?

— Нет, не отпустим. Собственно, за тем я сюда и пришел. Вчера мною были получены окончательные инструкции от Властелина. В том случае, если нам не удастся захватить Эйрин вер Гледис, ее приказано убить. («А потом, — уже про себя добавил Ярлах, — нам непременно прикажут начать поиски беременной женщины, которая должна родить новую ведьму…») С учетом этого засада будет более многочисленной, чем мы планировали. Завтра я доставлю в Тылахмор десяток кованхарцев. Вы шестеро присоединитесь к ним и перед прибытием ведьм отправитесь на семнадцатую милю. Будете выдавать себя за жителей Торфайна, направляющихся на свадьбу в Ферманах. Ты будешь играть роль брата невесты.

— Среди нас будет девушка? — скривился Йорверт.

Хотя среди слуг Темного Властелина были и женщины, большинство черных колдунов относилось к ним настороженно и не доверяло им ни серьезных дел, ни важных секретов. На это имелись весомые причины: несмотря на значительное численное превосходство в Темном Братстве колдунов-мужчин, женщины-колдуньи предавали его намного чаще. И никто не мог объяснить, почему так получается — то ли в этом виновата женская слабость, или, может, причина в той непостижимой, иррациональной симпатии, которую испытывают к ведьмам чуть ли не все колдуньи…

— О девушке не волнуйся, — сказал Ярлах. — Она лахлинка, душой и телом предана нашему делу.

— Это все меняет, — удовлетворенно кивнул Йорверт.

Сам Ярлах не любил лахлинских черных из-за их чрезмерного фанатизма, но вместе с тем ценил их за послушание и готовность без лишних вопросов выполнить любое задание. Они охотно жертвовали собой — и эту самоотверженную жертвенность, по злой иронии, воспитывали в них лахлинские проповедники и поборники, считавшие себя самыми преданными слугами Великого Дыва…

— Кроме вас шестнадцати, — продолжал Ярлах, — я планирую привлечь еще с дюжину наших людей. Они будут ждать поблизости и прибудут на семнадцатую милю незадолго до ведьм, под видом обычных путников.

— Неплохая армия, — кивнул Йорверт. — Но, боюсь, против трех обученных ведьм этого будет мало. Ко всему прочему, мы потеряем преимущество внезапности, если не нападем сразу, а сначала попробуем захватить принцессу живой.

— Я понимаю. Но от нас и не требуется одолеть этих ведьм. Нужно всего лишь пробить их защиту для одного меткого удара в молодую, бессильную, необученную ведьму. — Тут Ярлах хмыкнул. — Правда, существует довольно высокая вероятность, что Эйрин вер Гледис будут охранять не три ведьмы, а больше. По моей информации, на днях в Тылахмор должна прибыть ведьмачка Гвенет вер Меган.

— Вот это да! — покачал головой молодой колдун. — А мир, оказывается, и впрямь тесен. Мой болван-отец…

— Йорверт! — сурово прервал его Ярлах. — Не говори так о своем отце. Имей уважение к человеку, чье имя носишь и чей титул со временем унаследуешь.

Йорверт смущенно потупился:

— Извините, учитель…

— Хорошо, забыли. Так что там твой отец?

— Неделю назад мне стало известно, что он пытался засватать для меня эту девицу Гвенет.

— Мотивы твоего отца мне понятны. На его взгляд, было бы очень выгодно женить тебя на ведьмачке. Он же не знает, что ты один из нас.

— И пусть никогда не узнает, иначе лишит меня наследства, — подхватил Йорверт. — К счастью, ведьмачка ему отказала, не захотела даже встретиться со мной… Гм, должен признать, что ее категоричность задела меня за живое. Как бы то ни было, но я самый знатный из молодых колдунов. А кроме того, еще и катерлахец со стороны матери, племянник графа Коркайгского. Наш брак автоматически сделал бы нас главными претендентами на катерлахский престол.

— Похоже, Гвенет вер Меган нашла более верный способ получить корону, — заметил Ярлах. — Катерлахцы всегда завидовали ивыдонцам, у которых было целых два короля-ведьмака. Вот она и предложит им ведьмака как своего жениха.

— Ведьмака? — недоверчиво переспросил Йорверт. — Разве сейчас на свете есть мужчина-ведьмак?

— Как выяснилось, есть. Это какая-то темная и очень запутанная история, я еще не успел толком в ней разобраться. Но одно точно — ведьмак действительно существует, его зовут Бренан аб Грифид, и он брат Шайны вер Бри. Сейчас едет навстречу сестре, а Гвенет вер Меган его сопровождает. Если они не останутся ждать в Тылахморе, а отправятся дальше, то встретятся где-то на Двар Кевандире. Значит, тогда нам придется иметь дело не только с тремя ведьмами, а еще и с двумя ведьмаками.

Йорверт небрежно пожал плечами:

— Не вижу большой разницы. По силе ведьмаки и ведьмачки не превосходят колдунов. Тем более черных.

Ярлах покачал головой:

— Тут я с тобой не соглашусь. Ведьмацкая сила имеет существенные преимущества, особенно когда речь идет о защите. Убить ведьмаков почти так же трудно, как и ведьм… А впрочем, твоя правда. Нам без разницы, три ведьмы или пять. Я уверен, что наша ловушка сработает. — И он вновь посмотрел вверх. Ему показалось, что даже за это короткое время стало еще светлее. — Прекрасная работа, я горжусь всеми вами. А особенно тобой.

Йорверт был очень польщен этой похвалой:

— Спасибо, учитель. Это все ваша наука. Хвала Властелину, что тогда я случайно решил пойти на вашу лекцию.

Ярлах потрепал его по плечу:

— Я не верю в случайности, мой мальчик. Это была судьба, и не что иное. Благодари Властелина не за слепой случай, а за то, что его воля привела тебя ко мне.

На самом деле это была воля не Властелина, а его собственная. Магистр аб Конал не верил в счастливые случайности, но еще меньше полагался на судьбу. Когда на учебу в Кованхар прибыл юный сын герцога Нарвонского, одного из трех самых влиятельных вельмож Тир на н-Гала, многие преподаватели из кожи вон лезли, чтобы заполучить себе такого ученика. Ярлах действовал не так прямолинейно, как все остальные, он выбрал для своих целей одну студентку — слабую колдунью, бездарную провидицу, но очень красивую девушку, — и умело истолковал ее обычный девичий сон как пророчество о том, что она станет женой родовитого юноши, будет зваться «леди», получит титул княжны, а со временем станет графиней или герцогиней. Девушка была небольшого ума, поэтому без колебаний поверила словам своего профессора, и одновременно ей хватило сообразительности сориентироваться, что в данный момент есть только один такой юноша.

Йорверт был приятно удивлен вниманием со стороны столь блестящей красавицы, так как сам был неказистой внешности и местные студентки не торопились дарить ему свою благосклонность. Они прекрасно понимали, что старший сын герцога возьмет себе в жены лишь какую-нибудь принцессу, но отнюдь не простую колдунью. Что же касалось обычной любовной интрижки, то для этого хватало и других, гораздо более привлекательных молодых людей. А вот выбранная Ярлахом девушка была свято убеждена в истинности своего пророческого сна, поэтому долго не артачилась и после короткой прелюдии поступилась своей девственностью.

Самая большая ирония заключалась в том, что Йорверт не просто увлекся ею, а и полюбил ее и даже собирался жениться, несмотря на все отцовские возражения. Ярлаха же это абсолютно не устраивало. К тому времени девушка уже выполнила свою миссию — ради нее Йорверт начал ходить на лекции по толкованию пророчеств и вскоре увлекся этой наукой. Посему профессор организовал для его возлюбленной несчастный случай, причем обставил все так, что заставил убитого горем парня заподозрить причастность к этому собственного отца.

Йорверт оказался очень сильным и способным колдуном, он чем-то напоминал Ярлаху Шимаса аб Нейвана, когда тот был студентом. Но в отличие от Шимаса, непоколебимого в своей праведности, Йорверта легко удавалось направить на путь, который в конце концов привел его на службу Темному Властелину…

— Меня беспокоит еще одно, учитель, — произнес Йорверт. — Что будет, если в ловушку попадет не только принцесса, но и одна из ведьм? Или они всей толпой бросятся следом за ней?

— Не беспокойся, все будет в порядке. Когда вы пробьете тоннель, я установлю вдоль него несколько защитных заклятий, настроенных таким образом, чтобы не пропустить носителя пробужденной Искры. На их преодоление ведьмы потратят как минимум две-три минуты. Этого мне хватит, чтобы призвать демона, он заберет девчонку в Ан Нувин, а сам я немедленно дам деру… — Ярлах немного помолчал. — Я не стыжусь этих слов, Йорверт. Когда имеешь дело с ведьмами, советую забыть о гордости. Она вредна для жизни…

Глава IX ИХЕЛДИРОЙДСКИЙ ТРАКТ

Широкая, хорошо утоптанная дорога тянулась холмистой равниной и терялась у горизонта, за которым поднимались исполинские горы с покрытыми снежными шапками вершинами. Бренан и раньше видел горы, однажды даже совершил переход через Данварский хребет, направляясь из Энтрима в Гвеннед, но эти горы даже на таком расстоянии завораживали его своим могущественным величием.

Абрадцы говорили, что Север и Юг соединяет Двар Кевандир, а разъединяет их — Двар Кевандир. На первых порах Бренан не мог понять этой поговорки, считал ее какой-то дурацкой софистикой, пока не узнал, что Двар Кевандиром называется не только перешеек между Северным и Южным Абрадом, но также и горный массив, который раскинулся вдоль всего перешейка от западного побережья до восточного. Сам перешеек Двар Кевандир был не так уж и мал, чтобы препятствовать всесторонним контактам Севера с Югом, зато горы Двар Кевандир надежно разграничивали единый континент и территориально, и политически, и даже цивилизационно.

Впрочем, сам Бренан, который вырос на Лахлине, не усматривал большой разницы между северянами и южанами. Ну ладно, на Севере люди были более образованными и не такими суеверными, тут было больше школ и университетов, среди высших слоев общества ширилось религиозное свободомыслие. Но и все те южане, с которыми он имел возможность общаться, производили впечатление вполне нормальных людей, разве что слегка ограниченных, — так, скажем, у горожан с Юга обычно было мировоззрение заурядного северного крестьянина. Еще южане не любили колдунов и ведьм, но и северяне ни в коем случае не молились на них, просто были более практичными, понимали всю выгоду от широкого употребления чар, поэтому не позволяли фанатичным духовникам морочить себе головы сказочками о греховности магии. Они смело использовали чары в быту, в мануфактурном и цеховом производстве, в разных ремеслах, в земледелии и животноводстве, вследствие чего Север был богаче Юга с его традиционным хозяйством. Наверное, южане давно бы взбунтовались против своего Духовного Совета и заставили бы его отменить ограничения на магию, если бы не наличие в Южном Абраде многих полезных ископаемых, полностью отсутствующих на Севере, не хлопок и шелк, не экзотические фрукты и чай. Так что Югу было чем торговать с Севером. В основном торговля велась по морю, хотя некоторые купцы отдавали предпочтение суше и вели свои караваны через Двар Кевандир, по старинному тракту, который тут, в Гулад Данане, назывался Ихелдиройдским, а по ту сторону гор, в Ихелдиройде — Дананским.

Как раз один из таких караванов двигался им навстречу. Он был не слишком большим, но, судя по всему, его начальник был недостаточно опытным, так как позволил телегам и фургонам растянуться по всей ширине тракта. Однако Довнал аб Конховар, герцог Тылахморский, не стал отправлять вперед гвардейцев с приказом расчистить путь, а просто предложил своим спутникам съехать на обочину и там подождать. Он с большим уважением относился к торговцам, которые платили в его казну пошлину за проезд по Ихелдиройдскому тракту, и всячески поощрял их пользоваться этой дорогой, а не выбирать путь по морю.

Только оказавшись вместе с дюжиной гвардейцев на обочине, Бренан и Лиам заметили, что с ними нет самого герцога и Гвен — эти двое выбрали другую сторону тракта. Бренан еще успевал пересечь дорогу перед носом у каравана, но отказался от такой мальчишеской выходки и лишь раздраженно пробурчал:

— Вот ведь нахал!..

— Да брось, Бренан, — успокаивающе сказал Лиам. — Твоя ревность нелепа. Он абсолютно не интересует Гвен. Она отъехала с ним просто из вежливости.

— Или чтобы подразнить меня, — предположил Бренан, хмуро наблюдая за тем, как Довнал аб Конховар что-то рассказывает Гвен, а та слушает его и благосклонно улыбается.

— Ни в коем случае, — возразил Лиам. — Моя дорогая сестренка совершенно не умеет кокетничать. Наверное, даже и не знает, что это такое… Ну сколько раз тебе говорить, Бренан. Гвен такая наивная, что не имеет ни малейшего представления о твоей… гм, увлеченности ею. Если хочешь, я намекну ей…

— Даже не думай, — строго предупредил его Бренан. — Ни слова об этом.

Прошла почти неделя с тех пор, как они прибыли в Тылахмор, где, по договоренности с Шайной, должны были ждать ее, и все это время герцог настойчиво увивался около Гвен, буквально преследуя ее с утра и до самого вечера. В общем, поведение Довнала было вполне естественным: недавно ему исполнилось двадцать пять, он овдовел три года назад, оставшись с двумя маленькими детьми, и уже искал для них новую мать, а тут подвернулась молодая красивая ведьмачка, в которую просто невозможно не влюбиться, — это Бренан знал по собственному опыту.

Впрочем, от понимания ситуации ему легче не становилось, и он уже сожалел, что Гвен поехала с ним и Лиамом. Хотя до их прибытия в Тылахмор это казалось ему замечательной идеей, и он наслаждался каждым днем совместного путешествия, точно так же как до этого радовался каждому дню, проведенному в ее поместье.

Также Бренан был очень зол на незнакомую ему принцессу Финнелу, из-за которой Шайна и другие ведьмы задержались на два лишних дня в Леннире, чтобы дать ей время собраться в дорогу, а потом, опять же из-за той самой Финнелы, ехали медленнее, чем рассчитывали, потому что эта изнеженная принцессочка быстро уставала и просила хотя бы о коротком отдыхе. Обо всем этом Бренан знал, поскольку Гвен, хоть и лишилась вместе с Искрой возможности посылать быстрые письма, сохранила достаточно силы, чтобы накладывать на бумагу чары ожидания, и каждый день получала от Шайны известия о ходе их путешествия. Бренан уже подсчитал, что, если бы не Финнела, они встретились бы еще четыре дня назад. А ведь он так ждал этой встречи, и каждый лишний день был для него невыносимым.

Все сомнения Бренана по поводу Шайны развеялись уже после первого ее письма, отрывки из которого зачитала ему Гвен. В них явственно чувствовалось, что Шайна была изумлена, взволнованна, сбита с толку подлинной историей своего происхождения и одновременно искренне радовалась появлению брата-ведьмака, засыпала подругу множеством вопросов о нем, просила передать ему, что будет счастлива встретиться с ним, что им многое нужно обсудить, наверстать упущенное за эти годы… Потом были еще письма, все адресованные Гвен, — как и Бренан, Шайна считала неуместным начинать их знакомство с переписки, и в каждом из них она передавала ему привет. Ее слова, шедшие от чистого сердца, были исполнены теплоты и нежности…

В конце концов ему стало невмоготу терпеть, и он решил наполовину сократить время ожидания, поехав навстречу сестре. Лиам немедленно вызвался сопровождать его, а потом к ним присоединилась и Гвен. Так они втроем попали в Тылахмор, где им пришлось задержаться из-за капризной принцессы Финнелы. Правда, сам Бренан собирался продолжить путешествие и встретить сестру на Клиахском перевале, однако Гвен с Лиамом отговорили его, вполне обоснованно настаивая на том, что в горах очень легко разминуться и он только потеряет время, которое пытается выиграть.

Но когда вчера вечером от Шайны пришло сообщение, что они уже миновали Двар Кевандир и остановились на ночевку в предгорье, за полтора дня от Тылахмора, Бренан объявил, что больше не собирается ждать и утром отправится в путь — с ними или без них. Тут ни Гвен, ни Лиам ничего не могли возразить, на этом отрезке пути уже было невозможно разминуться, и согласились ехать с ним. Узнав об этом, Довнал аб Конховар предоставил им в сопровождение своих гвардейцев, даром что Бренан и Гвен, ведьмак и ведьмачка, не нуждались ни в какой охране, а буквально в самый последний момент и сам присоединился к ним, решив взять двухдневный отпуск от государственных дел…

Когда караван миновал их, они опять вернулись на дорогу. Гвен, заметив недовольство Бренана, пристроилась между ним и братом, а герцог поехал с другой стороны от Бренана и продолжил рассказ — историю сооружения Ихелдиройдского тракта, всячески подчеркивая при этом заслуги своего далекого предка, которого тоже звали Довналом аб Конховаром. В этом совпадении не было ничего необычайного, так как с давних времен тылахморские князья, а позже герцоги, по очереди называли своих старших сыновей то Довнал, то Конховар.

— Самые большие проблемы возникли с выбором перевала через Хейнинский Кряж, — говорил герцог. — У тех перевалов, к которым легко добраться по северному склону, был трудный и опасный южный спуск — и наоборот. Король Ихелдиройда все-таки настоял на Адвыр-на-Клиахе. В конце концов, он имел на это право, поскольку большая часть Двар Кевандира расположена на ихелдиройдских землях. Поэтому мой предок был вынужден обратиться к ведьмам с просьбой расчистить путь по склону, предложив в качестве платы ежегодный процент от дорожных сборов. Несмотря на очередные интриги со стороны князя Эврахского, весной семьсот семнадцатого года от начала Мор Деораха договор был заключен. В соответствии с ним Тир Минеган на протяжении следующих трех столетий получал десятую часть прибыли, которую приносил Ихелдиройдский тракт.

— А почему вы говорите «от начала Мор Деораха»? — воспользовавшись паузой в рассказе герцога, спросил Бренан. Не то чтобы его очень удивила такая необычная формулировка, просто ему уже надоело слушать болтовню Довнала о тракте, и он ухватился за удобную возможность, чтобы сменить тему разговора. — Разве это имеет значение?

— В общем-то нет, — ответил Довнал аб Конховар. — Этим я лишь хотел показать, что не разделяю общепринятого взгляда на Мор Деорах как на одномоментное событие и не согласен с тем толкованием, которое дают ему наши духовники. Хотя признаю, что с моей стороны это была неуместная похвальба. Для любого образованного, самостоятельно мыслящего человека совершенно очевидно, что и северная доктрина, и южная в равной мере ошибочны с точки зрения логики и здравого смысла.

Бренан почувствовал, как его уши запылали. Заметив это, Гвен рассмеялась:

— Ой, прошу тебя, не надо стыдиться! Это же не твоя вина, что ты до сих пор не знаешь некоторых вещей, которые кажутся нам элементарными. Господин герцог вовсе не собирался обвинить тебя в невежестве.

А Довнал мигом смутился.

— Извините, лорд Бренан, что по неосторожности оскорбил вас, — сказал он с искренним раскаянием. — Общаясь с вами, я постоянно забываю, что всего лишь полтора года назад вы прибыли с Лахлина. В вашем случае неосведомленность ни в коем случае не является свидетельством невежества или, упаси Дыв, умственной ограниченности. Это просто пробел в ваших знаниях о мире.

— И в том, что он до сих пор сохранился, — заметила Гвен, — целиком моя вина. Мы слишком увлеклись практическими занятиями по магии, и я уделяла мало внимания всему остальному. А дело в том, — начала объяснять она, — что духовники неправильно толкуют слово «деорах». На старошинанском языке оно действительно означало «изгнание», но смысл, который вкладывали в него в те времена, коренным образом отличался от более поздней трактовки. Об этом свидетельствуют тогдашние документы, написанные на лейданском, где использовался термин «Magnum Conquestum», то есть «Великое Завоевание». А значит, само понятие «деорах» касалось не людей Шинана, якобы изгнанных за грехи из прекрасного Старого Света в ужасный Новый. На самом деле «деорах» был направлен на адских существ, господствовавших в то время на Абраде. Когда наши далекие предки говорили о Мор Деорахе, о Великом Изгнании, они имели в виду изгнание с Абрада демонов и чудовищ, завоевание континента для людей. Таким образом, Мор Деорах не был актом перенесения Инис Шинана из Старого в Новый Свет. В тот день он только начался, а его конец датируют по-разному. Одни считают, что Мор Деорах закончился в середине четвертого столетия, когда демоны, убедившись, что проигрывают войну с людьми, вернулись в Ан Нувин, а Враг закрыл за ними Тындаяр. Другие утверждают, что Мор Деорах продолжался до полного уничтожения всех чудовищ на Абраде, которые, в отличие от демонов, никуда убегать не стали, так как не имеют ни разума, ни чувства самосохранения. Но если придерживаться такой логики, то нужно признать, что Мор Деорах еще не закончился. Всего лишь четыре столетия назад были освобождены от чудовищ Инисойд на Шогир, а более отдаленные острова до сих пор находятся под их властью. Хотя, конечно, нынешняя ситуация не идет ни в какое сравнение с теми драматическими обстоятельствами, в которых оказались наши пращуры, со всех сторон окруженные смертельными врагами. Однако большинство древних шинанцев не рассматривали свое пребывание в Новом Свете как кару небесную. Напротив, они гордились тем, что им выпала великая честь освободить его от Зла. А учение о том, что наших предков изгнали из Старого Света за их грехи, появилось уже потом. Оно пришло… сам догадайся откуда.

— Неужели с Лахлина?

— Вот именно. После исчезновения демонов весь Абрад заполонили лахлинские проповедники, до этого и носа не высовывавшие со своего острова. И что самое печальное, потомки отважных людей, отвоевавших у монстров огромный континент, охотно верили этим проповедям. Конечно, они воспринимали далеко не все из услышанного, в частности, считали полнейшей глупостью призывы к отказу от тех благ, которые дает магия. Впрочем, через несколько столетий южане все-таки признали чары греховными, однако не стали впадать в крайности, объявляя ведьмовство и колдовство преступлением. Как ни странно, именно на Юге, даром что он дальше от Лахлина, это учение пустило более глубокие корни. Северяне, во всяком случае, творчески переосмыслили его, возложив ответственность за перенесение Инас Шинана на Китрайла.

— Как раз в этом я не вижу ничего странного, леди Гвенет, — сказал герцог Тылахморский. — В Северном Абраде лахлинцев знали лучше, тут их больше недолюбливали и меньше верили их проповедникам. Думаю, этих проповедников вообще не стали бы слушать, если бы не тот бесспорный факт, что за все время Лахлин не подвергся ни одному нападению со стороны адских существ.

— На Лахлине, — хмуро сказал Бренан, — это считают свидетельством истинности Святой Веры и праведности тамошнего образа жизни. Этот образ предусматривает полный отказ от чар и убийство всех, обладающих способностями к магии.

Довнал украдкой бросил на него сочувственный взгляд. Он, как и Лиам, знал историю Бренана, правда, немного в видоизмененной форме, которая не вредила репутации ведьм. Когда старейшие сестры узнали о Бренане, они сразу сообразили, что шила в мешке уже не утаишь, поэтому поручили Элайн вер Мовирнин, ведьме, которая в данное время жила в Ридихене, провести с ним переговоры. В результате была достигнута договоренность о согласованной версии событий, связанных с его рождением и жизнью на Лахлине, а вместо этого он получил в собственность четыре больших поместья — одно в Ивыдоне, одно в Коннахте и два в Катерлахе. Их выторговала для него Гвен, самому Бренану было безразлично. Также старейшие приглашали его прибыть на Тир Минеган для учебы, но он ответил, что у него уже есть учительница, да и в любом случае сначала собирается встретиться с сестрой, а потом уже будет решать, что делать дальше. Хотя об одной услуге Бренан все-таки попросил — помочь ему устроить переезд с Лахлина на Абрад для сестры матери, тетки Линед, и всей ее семьи. Пока считал себя колдуном, он нисколько не волновался за них, так как был уверен, что им ничто не грозит. Но теперь стал бояться, что они пострадают из-за него. Рано или поздно поборники узнают о существовании ведьмака Бренана аб Грифида с Лахлина и начнут искать его родственников, чтобы отыграться хотя бы на них. Он думал было изменить имя, но Гвен сказала, что уже поздно: все ведьмы знают его, а многие из них, по ее словам, точно так же несдержанны на язык, как и обыкновенные женщины…

— Если не ошибаюсь, — сказал Лиам, — когда-то на Лахлине жили и колдуны.

Гвен утвердительно кивнула:

— Да, жили, хотя недолго. Потом их оттуда прогнали, но и во время их пребывания на Лахлин никто не нападал. И вообще он был свободен от нечисти еще тогда, когда на него высадились первые лахлинцы. А значит, причина не в их присутствии и не в их образе жизни.

— Есть предположение, — сказал Довнал, — что остров защищают какие-то древние блокирующие артефакты вроде ведьмовских дерайтиров, только куда более мощные, долговечные и спрятанные так глубоко под землей, что их никак нельзя обнаружить.

— Если и так, — заметила Гвен, — то они абсолютно не похожи на ведьмовские. Блокирующие артефакты, которые наши предшественницы научились изготавливать во втором столетии, перекрывали сообщение Тындаяра с земным миром на небольшой территории, однако не препятствовали демонам и чудовищам попадать на эту территорию обычным путем — по суше, по воздуху или по морю. А лахлинская защита вообще не пускала их на остров. С другой стороны, известно о многочисленных случаях, когда во время Мор Деораха черные колдуны приходили на Лахлин через Тындаяр, и ничто им не мешало, тогда как ведьмовские дерайтиры не различают людей и нелюдей, они блокируют доступ в Тындаяр для всех. И вообще гипотеза с артефактами имеет много слабых мест. В первую очередь непонятно, кто тогда их создал. Они не могли появиться еще во времена древних людей, ведь тогда бы их цивилизация не погибла в борьбе с Ан Нувином, а сохранилась хотя бы на Лахлине. Это большая загадка и для ведьм, и для колдунов. Загадка, которую до сих пор никто не смог разгадать. А диннеши отказывались дать хоть малейшую подсказку… — Она замолчала и быстро взглянула на солнце, которое уже прошло две трети пути к зениту. — Ну, ладно, друзья. Бренан целое утро бездельничал, теперь должен немного поупражняться в чарах. Путешествие не освобождает его от учебы.

Герцог согласился с этим, хотя и было видно, что он не очень рад. А Лиам лукаво подмигнул Бренану.

Придержав своих коней, Гвен и Бренан подождали, пока мимо них проедет сопровождение, и пристроились в хвосте колонны, шагах в десяти от последнего гвардейца.

— Только не надо ничего сложного, — попросил Бренан. — Сейчас я не смогу целиком сосредоточиться. Волнуюсь перед встречей с Шайной.

— Я это заметила, — сказала Гвен, окутав их обоих глушительными чарами. — Поэтому сегодня не собиралась устраивать занятий, но это был единственный способ избавиться от Довнала. Ты уж извини, но он страшный зануда.

— А почему ты извиняешься? — удивился Бренан.

— Ну, вы же с ним подружились. А я знаю, что мужчины не любят, когда кто-нибудь критикует их друзей, вот и молчала всю эту неделю. Однако сегодня мое терпение лопнуло — он прицепился к нам, как репей, и с самого утра болтает о своих предках, об их выдающихся достижениях… Делай что-нибудь простенькое, сам выбирай себе упражнения. Главное, пусть у Довнала создастся впечатление, что мы действительно проводим занятия. Если он снова к нам присоединится, я этого не вынесу.

Бренан ухватил три самые слабые магические нити — красную, оранжевую и желтую — и создал над собой несложный узор, который знай себе мерцал разными цветами, создавая впечатление постоянного манипулирования чарами. В то же время он думал о том, какими слепыми бывают женщины. А особенно Гвен, которая, похоже, совсем не знала мужчин. Нельзя сказать, что Бренану совершенно не нравился герцог, но он так часто искал его общества главным образом для того, чтобы помешать ему общаться с глазу на глаз с Гвен. Это было понятно всем, кроме самой Гвен.

— Вот ведь странно, — сказал Бренан. — Если Довнал тебе так наскучил, почему же ты, когда мимо нас проходил караван, отъехала с ним на другую сторону дороги?

— Я поехала в другую сторону от него, — объяснила она. — Хотела немного отдохнуть от его болтовни. К сожалению, он это заметил и потащился за мной.

— Ты уже давно могла намекнуть ему, что он слишком навязывается.

— И этим обидеть его? Нет, лучше помучиться несколько дней. Но если бы пришлось задержаться тут надолго… — От одной этой мысли Гвен содрогнулась. — К счастью, в этом нет необходимости. А представляешь — Шайне удавалось терпеть Довнала почти полгода, день в день.

— Ну, не думаю, что он увивался за ней, — заметил Бренан.

— Понятно, что нет, она же настоящая ведьма, — согласилась Гвен. — Но дело не только в ухаживаниях. В отличие от меня, Шайна всегда хорошо ладила с мужчинами. Еще маленькой частенько носилась по улицам Абервена с городскими мальчишками — у нас это не поощряется, но и не запрещается. А я предпочитала общаться с девочками. Кроме самой Шайны, близкими мне по возрасту среди сестер были лишь две девушки, а я их терпеть не могла, поэтому дружила с дочерьми минеганских колдуний, а когда подросла — и с ученицами нашей колдовской школы. Первым юношей, с которым я по-настоящему сблизилась, был Лиам. Гм… А вторым — ты. С тобой мне очень повезло. — Она одарила его своей лучезарной улыбкой. — Поначалу я боялась, что между нами что-то пойдет не так, что-то помешает нам поладить, или я тебя чем-то оттолкну, или, наоборот, найду в тебе какие-то неприятные черты. Но мои страхи оказались напрасными, все сложилось самым лучшим образом. Мне приятно быть с тобой, а тебе… надеюсь, тебе так же приятно со мной.

«О Дыв, спаси и сохрани!» — мысленно взмолился Бренан. Порой ему просто не верилось, что она до сих пор ничего не замечает. Не притворяется, а действительно не понимает, что «приятно» — совсем не то слово, которым можно описать его чувства к ней.

— Разумеется, Гвен, — сдержанно подтвердил он. — Мне очень приятно с тобой. Я тоже рад, что все так сложилось.

— А со временем, — продолжала она, — когда лучше узнаем друг друга, когда привыкнем быть рядом, можем и пожениться.

От неожиданности Бренан потерял контроль над узором, и он рассыпался в воздухе мелкими искорками. Чтобы взять себя в руки и не сболтнуть ненароком какой-нибудь глупости, он молча начал конструировать новые чары. А Гвен испытующе посмотрела на него.

— Я шокировала тебя?

— Ну… немного.

— Тогда извини. Я понимаю, что слишком тороплюсь, опережаю события, мы знакомы всего месяц, но… Неужели ты никогда об этом не думал?

— Почему же, иногда думал, — признался Бренан. — А ты когда начала думать?

— Со дня нашей встречи. — Гвен бросила на него смущенный взгляд и заерзала в седле. — Только пойми меня правильно. С тех пор как я превратилась в ведьмачку, моя жизнь резко изменилась. Частично я осталась ведьмой, а частично стала обычной девушкой. Моя ведьминская половина до сих пор не может примириться с этими изменениями, но обычная девушка во мне понимает, что прошлого уже не вернешь и нужно просто жить дальше, а не тратить отпущенное время на горькие сожаления об утраченной Искре. Не думаю, что когда-нибудь я буду полностью готова к замужеству, но одно знаю точно: обычный мужчина мне не пара. Пусть он будет хоть граф, хоть герцог, хоть король — все равно. Это вовсе не ведьминская спесь, просто я не представляю, как буду жить с человеком, который никогда не сможет понять меня, мою сущность, мои потребности, мои устремления, потому что не понимает магии. Оставался еще вариант с колдуном, не все они такие несносные, попадаются среди них и достаточно лояльные к ведьмам… Кстати, Лиам рассказывал тебе, что ко мне уже сватались колдуны?

— Мимоходом упоминал о двоих.

— На самом деле их было трое. За несколько дней до встречи с тобой я получила письмо от Торвала аб Гавина, графа Нарвонского из Тир на н-Гала. Он просил моей руки для своего старшего сына Йорверта, который сейчас учится в Кованхарском университете. Я собиралась ответить ему, что без личной встречи с лордом Йорвертом ничего решать не стану, но тут появился ты, и уже на следующий день я отправила герцогу вежливый отказ. Уже тогда обычная девушка во мне знала, за кого хочет замуж, и едва ли не впервые моя ведьминская половина была с ней согласна. Твое существование стало для меня настоящим подарком. Ты ведьмак, а я ведьмачка — мы с тобой словно две части одного целого. А то, что ты брат моей лучшей подруги, это знамение судьбы. Нам просто суждено быть вместе — и не беда, что я немного старше тебя. Это мелочь, не имеющая значения. Ведь правда?

— Да, правда, — кивнул Бренан, сохраняя внешнее спокойствие, хотя сердце в его груди то замирало, но начинало стремительно биться. — И я… я согласен со всем, что ты сказала. Это звучит разумно и убедительно. Только ты ни словом не обмолвилась о чувствах. О любви.

— Конечно, мы ее подождем, Бренан. Нам некуда спешить. Впереди у нас пусть и не такая долгая жизнь, как у ведьм, но все же и не короткая. Любовь обязательно придет, иначе быть не может. — В ее голосе слышалась непоколебимая уверенность. — Не для того мы встретились, чтобы потом разбежаться. Сейчас ты нравишься мне, я нравлюсь тебе, нам хорошо вдвоем, и со временем это перерастет в настоящую любовь. Я и так чувствую к тебе… ну, что-то более глубокое, чем просто симпатия. А ты… — Внезапно она заволновалась. — Ты ведь ни в кого не влюблен?

Бренану хотелось выкрикнуть: «Еще бы, конечно, влюблен! В тебя! Какая же ты слепая…» Но он сдержался и ответил:

— Я не люблю никакую другую девушку, Гвен. И раньше ни в кого не влюблялся, даже по-детски. На Лахлине я не мог позволить себе такой роскоши, родители с детства твердили мне, что местные девушки не для меня, что я должен избегать их — как, собственно, и мальчишеского общества. А когда отец с мамой умерли и я переселился в Дервег… ну, там было несколько девушек, которые мне нравились. Но когда я представлял себя с какой-нибудь из них, передо мной сразу же представали другие картины: как я случайно использую при ней чары, она испуганно визжит, убегает от меня, зовет на помощь поборников… и это сразу расхолаживало меня. После переезда на Абрад я постоянно путешествовал, нигде не задерживался больше чем на несколько дней, где уж там искать любовь. А легкодоступные девушки, которых Лиам называет «вкусненькой дичью», меня никогда не привлекали.

— Знаю. — Гвен посмотрела вперед, где вместе с герцогом во главе отряда ехал ее брат. — Хотя должна сказать, я очень нервничала в тот первый раз, когда ты отправился с нами на охоту. И очень обрадовалась, когда убедилась, что вы и впрямь охотились на обычную дичь… А скажи, он предлагал тебе другой вид охоты?

— Только в первый день. Я твердо ответил, что это не для меня, и он больше не затрагивал этой темы. Лиам только строит из себя бесцеремонного, а на самом деле он очень деликатный.

— Да, он такой. Я рада, что вы подружились.

— Это целиком заслуга Лиама. Он научил меня дружбе… То есть вы вдвоем меня научили. До встречи с вами у меня вообще не было ни друзей, ни подруг. Если, конечно, не считать маленьких кузин Грайне и Марвен.

— Скучаешь по ним?

— Трудно сказать. Временами они были невыносимы. Я их очень любил, а они меня… ну, где-то в глубине души, наверное, все же любили, но редко это показывали. Старались относиться ко мне, как и остальная семья.

— Все изменится после их переезда на Абрад, — заверила его Гвен. — Тут ты будешь для них благодетелем, из-за родства с тобой они станут благородными барышнями. Конечно, какое-то время будут бояться тебя, но со временем глупые лахлинские суеверия выветрятся из их головок. На это не потребуется много времени. Они же еще маленькие, а дети быстро меняют свои взгляды. Когда увидят, с каким уважением относятся к ним люди из-за того, что их двоюродный брат — ведьмак, а двоюродная сестра — ведьма, они перестанут считаться с мнением родителей.

— Надеюсь, так и будет, — вздохнул Бренан.

Следующие полчаса оба ехали, не проронив ни слова, и только время от времени обменивались слегка смущенными взглядами. Обычно Бренан не ощущал ни малейшей неловкости от молчания в обществе Гвен, но такой откровенный и достаточно неожиданный по содержанию разговор об их будущем очень взволновал его. С одной стороны, Гвен предлагала ему то, чего он и сам хотел почти с первого дня знакомства с ней. А с другой — это ее предложение было продиктовано не столько чувствами, сколько практическими соображениями. Безусловно, чувства тоже имели значение, и, если бы Бренан не понравился ей, она бы и думать не стала об их возможном браке; но все же решающим фактором, повлиявшим на ее решение, было то, что он — ведьмак. Единственный во всем мире, еще и соответствующий ей по возрасту… А впрочем, если хорошенько подумать, то и Бренана привлекло в ней то же самое. Сначала он просто был очарован ее красотой, и это ничем не отличалось от его реакции на других красивых девушек. А потом узнал о своем ведьмовском происхождении, и к его увлечению внешностью Гвен добавилось ощущение особого духовного и магического родства с ней. Но он быстро, почти мгновенно миновал эту стадию и теперь любил ее всю, целиком, а не только ведьмачку в ней. А Гвен, похоже, до сих пор находилась на полдороге между «он ведьмак, это моя судьба» и «может, я действительно люблю его». Только бы не застряла там…

— А почему ты заговорила об этом именно сегодня? — наконец отозвался Бренан. — Из-за того, что Довнал уже достал тебя своими ухаживаниями?

— Да нет, он тут ни при чем, — ответила она. — Дело в другом. Перед твоей встречей с Шайной я должна была принять непростое решение, поэтому мне важно было знать, разделяешь ли ты мои взгляды на наше будущее. Можно не сомневаться, сестра захочет забрать тебя на Тир Минеган, меня же туда совсем не тянет, и я…

— Я не поеду на Минеган, — поспешно сказал Бренан. — Я хочу остаться с тобой.

Гвен ласково улыбнулась ему:

— Я тоже этого хочу. Но не собираюсь ставить тебя перед выбором — или со мной, или с сестрой. Теперь, выяснив, что наши желания совпадают, я согласна поехать с тобой. Знаю, мне придется трудно на Тир Минегане, но я уже не буду одинока, со мной будешь ты и поддержишь меня.

— Обязательно поддержу, — пообещал Бренан. — Всем, что будет в моих силах.

Дальше они уже не говорили о будущем, а завели разговор о прошлом. Бренан, заинтригованный новой для него трактовкой Мор Деораха, расспрашивал Гвен о событиях тех давних времен, а она охотно рассказывала ему историю освобождения Абрада от нечисти, которая коренным образом отличалась от официальной лахлинской версии.

Ясное дело, Бренан не был полным невеждой в этом вопросе, после переезда на Абрад он прочел много исторических книг и знал, что его соотечественники позорно прятались на своем острове от всех опасностей, в то время как остальные люди самоотверженно боролись против демонов и чудовищ. Также он знал и то, что ведущую роль в этой борьбе играли колдуны и ведьмы, а вот легендарные молитвы лахлинских праведников вряд ли помогли уничтожить хотя бы одно исчадье ада.

Вместе с тем у Бренана до сих пор оставалось множество пробелов в его знаниях о мире, так как он, не отваживаясь обращаться к колдунам, был вынужден довольствоваться обычными книжными магазинами, где продавали только одобренную Духовным Советом литературу. Поэтому даже в кратком рассказе Гвен его то и дело подстерегали сюрпризы; в частности, ему пришлось вновь пересмотреть свои взгляды на драконов. Если лахлинские проповедники называли их отродьем Китрайла и причисляли к разновидности демонов, то духовники Абрада были более умеренными в этом вопросе. Они считали драконов просто исполинскими ящерицами, а все истории об их умении летать, разговаривать и чаровать объявляли детскими сказочками. Однако выяснилось, что ведьмы и колдуны искренне верят в эти «детские сказочки». По их убеждению, драконы были такими же детьми Дыва, как и люди, и до прибытия шинанцев оставались единственными существами в Новом Свете, противостоящими монстрам. В этой борьбе они почти все погибли, и к началу Мор Деораха уцелело всего двенадцать особей. С появлением людей драконы устранились от дальнейшей борьбы, полетели на отдаленный юго-восточный остров, который со временем стал называться Драконьим, и там, на протяжении последующих семи столетий, тихо и спокойно умерли. В старину некоторые ведьмы даже общались с Последним Драконом, а одна из них, Бетан вер Энид, присутствовала при том, как он умер и сгорел в магическом огне…

— Тебе действительно нужно на Тир Минеган, — в конце концов подытожила Гвен. — Там тебя будут учить как следует. А я не умею. Сосредоточиваюсь на чем-то одном и забываю об остальном. Забываю, что настоящее образование должно быть разносторонним. Я скверная учительница.

— Вовсе нет, — пылко возразил Бренан. — Ты самая очаровательная учительница чар.

Щеки Гвен зарделись.

— Ну вот! — сказала она. — Теперь ты будешь считать своим долгом одаривать меня комплиментами. Только не перестарайся, а то я так заведусь, что силой возьму тебя в мужья.

«А я не буду сопротивляться», — подумал он со сладостным трепетом в груди.

Вскоре Гвен почувствовала, как сработали почтовые чары, и достала из кошелька на поясе сложенный вчетверо лист. Они с Бренаном ждали этого, поскольку еще на рассвете послали к Шайне гонца с известием о том, что едут ей навстречу. Ответ сестры, написанный явно на ходу, был предельно деловым: «Трактир на семнадцатой миле. Снимите для нас шесть самых лучших отдельных комнат. И еще три больших для сопровождения».

Они недавно миновали обозначение пятнадцатой мили Ихелдиройдского тракта, и Бренан заметил:

— Мы могли бы поехать и дальше.

— И настичь их в чистом поле, — сказала Гвен. — А Шайна наверняка хочет, чтобы при встрече вы не гарцевали на лошадях посреди дороги, а могли бы где-нибудь присесть, спокойно поговорить, никуда не спешить… Короче, Бренан, хватит горячиться. Потерпишь несколько лишних часов, ничего с тобой не случится.

С этими словами она пришпорила своего коня, чтобы догнать Лиама с герцогом и сообщить им последнюю новость. Бренан поехал вслед за ней.

К трактиру, который так и назывался — «Семнадцатая миля», они прибыли около часа пополудни. Отдельно от него стояла конюшня, а немного дальше располагалась огороженная невысоким забором широкая площадка для тяглового транспорта. Сейчас она пустовала — караваны как из Тылахмора, так и со стороны гор должны были появиться здесь только к вечеру.

Зато сам трактир оказался на удивление людным в этот дневной час. Во дворе стояло с полдюжины лошадей, да и суета слуг около конюшни свидетельствовала о том, что там у них много работы. Из раскрытых окон первого этажа, где был обеденный зал, доносилась музыка вперемежку с гулом людских голосов.

Поскольку герцог послал вперед двух гвардейцев с соответствующими распоряжениями, новоприбывших встречал сам хозяин трактира, дородный мужчина средних лет, вместе с женой и двумя юношами, очевидно сыновьями. Все четверо почтительно приветствовали высоких гостей, причем герцогу кланялись не так ревностно, как Гвен. Похоже, кто-то из гвардейцев уже успел сболтнуть им, что она ведьма; а может, они сами это поняли по ее необычному наряду — ведь на ней, как обычно, были брюки. В пользу последнего предположения говорило и то, что к Бренану с Лиамом отнеслись одинаково, просто как к благородным молодым людям, а значит, не знали, что один из них ведьмак.

После приветствий мастер Придер, так звали хозяина трактира, стал извиняться, что не может предоставить им десять отдельных комнат (шесть заказанных Шайной и еще четыре — для герцога, Гвен, Бренана и Лиама), так как у него их только двенадцать, а три уже заняты до завтрашнего утра. Опередив Довнала, Гвен заверила трактирщика, что это не беда, как-нибудь уладится. Бренан догадался, что проблема будет решена за счет капитана леннирской гвардии, для которого и предназначалась шестая комната. Из писем сестры он знал, что король Келлах настоял на том, чтобы до Тир Минегана его дочь сопровождал целый гвардейский отряд.

— А что это у вас за суета среди бела дня? — поинтересовался герцог, когда мастер Придер проводил их в переднюю комнату трактира и пригласил подняться по лестнице.

— Так получилось, ваша милость, так уж получилось, — ответил трактирщик. — В основном это обычные клиенты, путешественники, остановившиеся на обед. Но вчера объявилось полтора десятка торфанийцев — какой-то старый господин, но точно не лорд, везет свою внучку к ее жениху на Юг. В Тир Эгин, кажется, если не в Ферманах. По дороге кто-то от них отстал, и теперь они его ожидают. Собственно, этот старый господин, его внучка да еще внук и занимают те три комнаты.

— Понятно, — кивнул Довнал аб Конховар. — А у вас есть отдельная столовая, чтобы мы могли пообедать без этой толпы?

— Конечно есть, ваша милость, — подтвердил мастер Придер.

— Я буду обедать у себя, — сказала Гвен, прежде чем герцог успел сделать заказ на четыре персоны. — Очень устала и хочу отдохнуть.

— Воля ваша, любезная госпожа, — с готовностью ответил трактирщик. — Скажете горничной, когда нести угощенье.

Бренан поторопился отказаться от совместного обеда под тем же самым предлогом, а Лиам, нисколько не страдавший от занудства Довнала, предложил немного огорченному герцогу пообедать вместе. На этом они и разошлись по своим комнатам.

Нужно было отдать трактирщику должное. Получив известие о высоких гостях, он не терял времени даром, и его работники как следует подготовили помещения для знатных клиентов. В комнате Бренана стены были украшены гобеленами, пол укрыт коврами, что вряд ли делали для обычных постояльцев; ну а шелковых простыней на кровать уж точно не стелили всем подряд.

У отдельных комнат было еще и то преимущество, что в каждой имелась своя, хоть и небольшая, мыльня, еще и отделенная от остального помещения не просто какой-то перегородкой, а настоящим, пусть и тонким, простенком. Пока Бренан отлеживался в ванной с горячей водой, пожилая служанка принесла ему обед и забрала в стирку вещи. Помывшись, он с аппетитом поел, оделся во все чистое и, рассевшись в кресле около окна, стал думать о том, действительно ли Гвен устала или просто сказалась уставшей, чтобы избежать совместного обеда с герцогом. А если так, то, может, стоит пойти к ней и приятно скоротать оставшееся до прибытия Шайны время…

Его раздумья прервал осторожный стук в дверь. Получив от Бренана разрешение, в комнату прошмыгнула худенькая темноволосая девочка лет двенадцати или тринадцати, одетая в простенькое, но аккуратное клетчатое платьице, из-под которого выглядывали тоненькие ножки в серых шерстяных чулках и новеньких, хотя и грубых башмаках. Ни одеждой, ни видом она совсем не походила на служанку; а когда Бренан по привычке, как делал это с каждым встречным, смерил ее магическим зрением, он обнаружил, что у девочки есть слабенький колдовской дар. Поскольку при этом он не использовал активных чар, его юная посетительница ничего не заметила.

— Ты не горничная, — сказал Бренан утвердительно.

— Нет, господин. Я Ронвен, хозяйская дочка. Ну… и местная колдунья.

— О! — притворился удивленным Бренан. — Тогда я должен поблагодарить тебя. Ты делаешь хороший нагревательный порошок. И вода в трубах чистая.

Ронвен смутилась:

— Нет, это не я. Порошок мы покупаем в Тылахморе, его изготавливают обученные колдуны-алхимики. А с водопроводом и другим оборудованием работает Олвен бан Мелан, колдунья из соседней деревни и моя учительница. Я же пока занимаюсь только разными мелочами.

— Это ничего, — сказал Бренан. — Со временем научишься и более сложным вещам.

— Да, господин, конечно… — Девочка нервно переступила с ноги на ногу. — Собственно, я пришла к вам, потому что вы брат ведьмы… то есть брат леди Гвенет, прошу прощения, господин…

— Зови меня Бренаном, — предложил он, решив не указывать ей, что она перепутала его с Лиамом.

— Да, лорд Бренан. Я хотела обратиться к вашей сестре, но побоялась ее беспокоить. Если все это глупости, она разгневается на меня… Но если это важно, а я ничего не скажу… — Ронвен вновь переступила с ноги на ногу. — Не знаю, что и делать…

— Прежде всего перестань топтаться и сядь, — посоветовал ей Бренан. А когда девочка устроилась на краешке стула, спросил: — Так что ты хотела рассказать?

— Ну, я видела… Кажется, у меня было видение.

— Так ты провидица?

— Нет… то есть не знаю… Раньше со мной такого не случалось. Никогда. А сегодня утром… — На ее смуглом личике появилось испуганное выражение. — Я расчесывалась у окна, — она дотронулась пальцами до своих спутанных темных волос, — и вдруг у меня помутилось в голове, перед глазами поплыло, и я увидела падающего в темноту мужчину. Он кричал, но я не слышала его… и от этого становилось еще страшнее. А тьма была… нет, не ночная, ночью просто нет света, а тут тьма словно съедала свет, высасывала его из того мужчины… Это было так ужасно! — Ронвен поежилась. — Когда очнулась, я лежала на полу… вся дрожала, мне было зябко…

— А мужчину ты не узнала? — спросил Бренан.

— Нет, я его никогда не видела… Хотя плохо его рассмотрела, но знаю это точно. Похоже, он военный — у него был меч, хорошая одежда… Только не припомню, какая именно. Забыла даже ее цвет… — Она вздохнула. — Я очень испугалась.

Выслушав ее путаный рассказ, Бренан в задумчивости потер лоб.

— По правде говоря, я мало в этом смыслю. Но похоже, что у тебя и впрямь было пророческое видение. Или же ясновидение. — На эти слова девочка растерянно захлопала глазами, и он объяснил: — Так называют видения, направленные не в будущее, а в прошлое или настоящее. Собственно, это все, что я знаю. Наверное, все-таки стоит поговорить с Гвен. — Он поднялся, довольный, что нашел уважительную причину наведаться к ней. — Пойдем.

Комната Гвен соседствовала с комнатой Бренана и была обставлена еще роскошнее, а на шкафчике возле кровати стояла большая ваза со свежими цветами. Сама Гвен, закутанная в длинный халат, сидела перед небольшим столиком и как раз обедала. Когда вошел Бренан, она обрадовалась и начала было говорить, но тут увидела Ронвен и замолчала, а на ее лице появилось вопросительное выражение.

Бренан представил ей девочку и коротко пояснил суть дела. Гвен очень заинтересовалась, пересела из кресла на край кровати, усадила рядом Ронвен и начала ее подробно расспрашивать. Она пыталась вытянуть из девочки мельчайшие подробности ее видения, но смогла выяснить только то, что мужчина был темноволосым, с длинными закрученными усами, однако без бороды.

Покончив с вопросами, Гвен создала в воздухе чары для рисования и предложила изобразить того человека. Картинка у Ронвен получилась очень невыразительной, почти схематичной и совсем не годилась для опознания, даром что она очень старалась и обнаружила неплохой художественный дар. Между прочим, у самой Гвен такого дара не было, поэтому она неизменно отказывала Бренану, когда он просил нарисовать для него портрет Шайны. Просто советовала ему посмотреть в зеркало и представить себя девушкой.

— Ну что же, — наконец сказала Гвен. — Похоже, мы больше ничего не добьемся. Насколько мне известно, первые видения всегда нечеткие и очень редко бывают понятными. Я уверена, что это было из прошлого.

— Почему ты так думаешь? — поинтересовался Бренан.

— Почти все провидицы начинают с ясновидения и только потом получают возможность заглядывать в будущее. Бывают и исключения, но Ронвен, я уверена, видела именно прошлое. И могу побиться об заклад, что-то из времен Мор Деораха. Описанная ею тьма очень похожа на часто упоминаемый в ведьминских хрониках Тындаяр, верхний уровень Ан Нувина.

Ронвен содрогнулась:

— Тот человек попал в ад?

— Если я не ошиблась, то да. Почти в ад — или, скорее, в его преддверие, в подземный мир.

— И он там погиб?

— Если не был колдуном, то, несомненно, погиб. Только чары способны защитить от смертельного воздействия Тындаяра. Во времена Мор Деораха люди иногда попадали туда сквозь созданные демонами тоннели, а выбраться удавалось лишь единицам. Собственно, тогда и возникли проклятия вроде «чтоб ты провалился в Тындаяр» или «ну тебя в Тындаяр». Так что ты, Ронвен, с первого раза заглянула очень далеко в прошлое — и это хороший знак, он свидетельствует о силе твоего провидческого дара… Кстати, сколько тебе лет? Двенадцать?

— Да, госпожа. В середине рагвира будет тринадцать.

— Давно начались месячные?

Ронвен стыдливо покосилась на Бренана, густо покраснела и пробормотала:

— Были один раз… три дня назад закончились…

— О, ты не теряла времени даром! Талант провидицы раскрывается лишь тогда, когда девочка становится девушкой, но это редко бывает после первых же месячных. Тебе повезло.

Ронвен поникла:

— Да уж, повезло! Лучше бы ничего не было. Когда я рассказала о своем видении родителям, мама расстроилась, а отец сказал, что только этого ему не хватало. Мол, я и так… бездарная колдунья, а теперь еще и буду биться в корчах, предсказывать разные несчастья, отпугивать людей… А это можно вылечить, госпожа? Ну, пить какие-нибудь настойки или носить амулеты?

Гвен обняла девочку за плечи:

— Провидение не болезнь, Ронвен, и от него нет лекарств. И вообще грех жаловаться на талант, которым одарил тебя Дыв. Он дал тебе возможность помогать людям, содействовать решению их проблем, указывать на те трудности, о которых они даже и не подозревают.

— Люди не любят гадалок.

— Зато уважают их, часто обращаются к ним за советом. Вот пройдет какое-то время, ты научишься контролировать свой новый дар, прибегать к нему осознанно, по желанию — и тогда твой отец будет только радоваться. Иметь в трактире собственную ворожею — это очень выгодно.

Гвен еще немного поутешала Ронвен, потом девочка спохватилась, что у нее еще много работы, поблагодарила за советы, извинилась за причиненные неудобства и побежала по своим делам. Когда двери за ней закрылись, Бренан сказал:

— А я думал, что ты заговоришь о вашей школе колдуний.

В ответ Гвен покачала головой.

— Прежде всего не о «вашей школе», а о нашей школе, — поправила она. — Привыкай думать о себе как о части Сестринства — и не имеет значения, что ты мужчина. А Ронвен… нет, она слишком слаба для Абервенской школы. Конечно, способности провидицы не зависят от колдовской силы, она вполне может стать хорошей ворожеей, но в остальном будет отставать от других учениц. Мы же отбираем только разносторонне одаренных девочек.

— Таких, как принцесса Финнела, — недовольно заметил Бренан.

— Именно таких. Сильных, способных, умных… пусть и капризных. — Гвен улыбнулась и протянула ему руку, приглашая сесть рядом. — И хватит уже сердиться на эту Финнелу. Ну, задержалась из-за нее Шайна, пусть так, — но это уже в прошлом. Через несколько часов вы встретитесь.

Бренан сел на то место, где раньше сидела Ронвен, и нерешительно сказал:

— Знаешь, Гвен, я все больше волнуюсь. Пытаюсь представить нашу встречу… И теряюсь. Что мне делать, как правильно поступить? Буду сдержан — Шайна решит, что я не рад ей. А выкажу слишком много чувств — подумает, что я притворяюсь.

— Не бойся, не подумает. Шайне нравится, когда люди искренне проявляют свои чувства. И она сама их не скрывает. Просто уступи ей инициативу, а она знает, что делать.

Глава X СЕМНАДЦАТАЯ МИЛЯ

— Ох, Эйрин, просто не знаю, — сказала Шайна, в очередной раз посмотрев через левое плечо на неумолимо клонившееся к закату солнце. — Так боюсь все испортить, чем-то оттолкнуть Бренана. Если буду сдержанна, он подумает, что я надменная ведьма, которой наплевать на наше кровное родство. А если дам волю чувствам, он может решить, что этим я лишь пытаюсь загладить свою вину перед ним.

— Глупости, — сказала Эйрин, которой было непривычно видеть подругу такой растерянной и сбитой с толку. Несмотря на присутствие в их обществе двух ведьм старшего возраста, Этне и Мораг, именно Шайна была для нее образцом настоящей ведьмы — волевой, решительной, целеустремленной, уверенной в себе женщины, твердо знающей, чего хочет, всегда достигающей своего и даже собственные недостатки умеющей обращать в достоинства. — Ты ни в чем перед ним не виновата, вы оба стали жертвами обстоятельств. Ты это знаешь, он это знает, это знают все — и хватит твердить о своей вине. И если уж Бренан проехал более четырехсот миль, чтобы ускорить встречу с тобой, то, думаю, сдержанность будет тут неуместна. Этим он показал свое отношение к тебе, а теперь твоя очередь. Обними его, скажи все, что думаешь, что чувствуешь, и я уверена — он еще и разревется. Ведь парни такие плаксы.

В ответ Шайна только вздохнула.

Они ехали посредине колонны, состоящей из четырех ведьм, одной юной колдуньи, десятка вьючных лошадей и двадцати восьми солдат королевской гвардии Леннира во главе с капитаном Ленаном аб Грайди. Этих гвардейцев навязал им отец Эйрин, который наотрез отказывался поверить, что три обученные ведьмы способны обеспечить для его дочери гораздо большую безопасность, чем целая армия самых отважных солдат. Впрочем, на сопровождение ни Шайна, ни Этне, ни Мораг нисколько не жаловались. Гвардейцы были полезны в дороге, в частности заботились об их верховых и вьючных лошадях, а на привалах быстро и умело разбивали лагерь и не гнушались исполнять обязанности прислуги.

Что же касается постоянных задержек, существенно замедлявших их путешествие, они были исключительно на совести двух леннирских принцесс. И хотя остальные члены отряда, не обмолвившись ни словом упрека, все же молчаливо возлагали всю вину на Финнелу, сама Эйрин не была в этом так уверена. Каждый день она уставала не меньше кузины, а Финнела просто озвучивала их общее требование — то ли ехать помедленнее, то ли сделать лишнюю остановку, то ли раньше закончить дневной переход. Мало того: в последнее время Финнела при помощи чар научилась делать ход своего коня более ровным, уменьшать нагрузку на спину и ноги и защищать бедра от натирания о седло, однако продолжала жаловалась на трудности дороги. Эйрин начала подозревать, что теперь кузина могла бы выдерживать более долгие переходы, но не имела такого желания. Ее полностью устраивал нынешний темп путешествия, а кроме того, она не хотела поступаться репутацией самого капризного члена отряда. Эйрин до сих пор не могла решить, сердиться на нее или, наоборот, благодарить — ведь лень кузины позволяла ей сохранять свое достоинство и не превращаться в нытичку, донимающую остальных своими жалобами на усталость…

Заметив, что Шайна вновь погрузилась в раздумья о предстоящей встрече с братом, Эйрин придержала коня, чтобы поравняться с Финнелой и Мораг, которые ехали шагов на двадцать позади, живо болтали и то и дело заливались жизнерадостным смехом. За время путешествия кузина больше всего сблизилась именно с Мораг, и в этом не было ничего странного. Обе имели много общего — были веселы, смешливы, легкомысленны, обожали сплетничать и перемывать косточки знакомым, увлекались песнями бардов, из всех книг отдавали предпочтение любовным романам, а еще могли часами говорить об одежде и украшениях, и при этом Мораг всякий раз поражала Финнелу своей глубокой и всесторонней осведомленностью в традиционных женских нарядах.

Вместе с тем как Мораг, так и Финнела были умны, любознательны, наблюдательны, что создавало приятный контраст с их беззаботным характером, непритязательными вкусами в литературе и чрезмерным увлечением модой. Также их объединяла одна в целом негативная черта — и той и другой была присуща неистребимая склонность к лени, обе просто обожали бездельничать. Финнела только на шестнадцатом году жизни взялась за ум и начала осваивать чары, а Мораг до сорока двух лет пробыла в рядах младших сестер. Сама она объясняла свое длительное обучение тем, что является едва ли не самой слабой из взрослых ведьм, однако Шайна сказала Эйрин, что на самом деле это глупости. За всю историю Сестринства еще не было такой ведьмы, которая не могла бы сдать экзамен из-за недостатка силы, и вообще среди переростков (то есть сестер, которые пробыли младшими более тридцати лет) распределение по силе примерно такое же, как и среди всех ведьм. Самая большая проблема Мораг состояла как раз в ее лени, нежелании сосредоточиться на учебе. А когда она все же заставляла себя всерьез за что-нибудь взяться, быстро достигала успеха. Точно так же дела обстояли и у Финнелы. Они и впрямь были два сапога пара.

Когда Эйрин приблизилась к ним, Мораг с лукавой улыбкой рассказывала что-то о Шайне, а Финнела слушала и хихикала. Эйрин тоже интересно было бы узнать, какую еще историю из бурного детства Шайны припомнила на этот раз Мораг, но та как раз закончила:

— Словом, это было незабываемое зрелище. И именно в тот день Шайна окончательно утвердилась как самая отчаянная проказница среди младших. Ее воспитанница сестра Мирген просто обалдела, когда увидела ту обезьяну.

Финнела звонко рассмеялась, а Мораг повернула голову к Эйрин и спросила:

— Шайна до сих пор нервничает?

— И еще сильнее, чем раньше. Похоже, до встречи с братом не угомонится.

Мораг важно кивнула:

— Ее можно понять. Это же не просто брат, а брат-ведьмак. Еще и Гвен там будет. Две непростые встречи.

Финнела раскрыла было рот с явным намерением спросить о Гвен, но в последний момент передумала. И правильно, про себя похвалила ее Эйрин. Есть вещи, о которых не стоит сплетничать.

Впрочем, она немного поторопилась с одобрением. Кузина все-таки не смогла удержаться:

— А что между ними произошло? Ну, между Шайной и Гвен?

— Точно не знаю, — неохотно ответила Мораг. — Сдав экзамены, Шайна сразу отправилась в гости к Гвен. В дороге ей составила компанию сестра Айлиш, и именно она, когда была в Эврахе, рассказала мне, что Гвен встретила их не очень радостно. А уже на следующий день расстроенная Шайна сказала Айлиш, что поедет с ней дальше, хотя раньше собиралась задержаться в Кыл Морганахе. Думаю, Гвен, став ведьмачкой, решила начать новую жизнь. Ну, в том смысле, чтобы жить как обычная женщина — выйти замуж, родить детей. А у Шайны конечно же были совершенно другие планы… Все это очень грустно. Мне так жаль Гвен, что просто сердце разрывается. Другое дело, если бы она сама была виновата — скажем, как та дура, Дорис вер Мырнин, сестра, обнаружившая у Эйрин Искру.

— И что она сделала? — поинтересовалась Финнела.

Мораг сразу оживилась:

— О, это хорошая история! И очень поучительная для юных ведьм. — Она бросила взгляд на Эйрин. — Дорис старше меня на одиннадцать лет. Мне было пятнадцать, а ей двадцать шесть, когда случилось это несчастье. Поговаривают, Дорис еще с детства была похотливой, как белтенская кошка…

— Авронская, — поправила ее Эйрин.

— У нас говорят «белтенская». Это у вас аврон — весенний месяц, а на Тир Минегане еще холодно. Морозов почти не бывает, но постоянно идет дождь, поэтому коты не очень порываются гулять. Впрочем, это не имеет значения. Авронская или белтенская, Дорис была похотлива, как кошка, заглядывалась на всех мужчин подряд, а со временем стала удовлетворять свою похоть особыми игрушками…

— Особыми? — озадаченно переспросила Финнела. А в следующую минуту догадалась, о чем идет речь, и густо покраснела. — О, понимаю… И из-за них она лишилась девственности?

Мораг уставилась на нее ошеломленным взглядом:

— Ты это серьезно? Нет, в самом деле?.. Ой, какая же ты наивная! Этот формальный признак девственности не имеет совершенно никакого значения. Такой девственности можно лишиться самым невинным образом, например неудачно забравшись в седло. К утрате Искры приводит мужское семя — именно оно является самым большим врагом каждой ведьмы. А особые игрушки абсолютно безопасны — за исключением того, что оставляют после себя чувство опустошения и только разжигают желание познать настоящего мужчину. Вот Дорис терпела-терпела и в конце концов не смогла стерпеть, выбрала себе среди минеганских гвардейцев самого статного красавца и что-то намудрила с его хозяйством, чтобы семя не попадало по назначению.

Теперь уже покраснела и Эйрин. А Мораг между тем продолжала:

— Но Дорис была глупа, она не понимала главного. Искру никак не обманешь, а тем более собственными ее чарами. Можно подумать, за семнадцать столетий ведьмы не перепробовали разных способов, как уклониться от обета целомудрия. Однако ничего не получалось — и у Дорис тоже не вышло. Как она ни хитрила, семя все-таки попало в нее и сделало ее ведьмачкой. Вот такая история. И я вам скажу, девочки, у меня никогда не было ни капли сочувствия к сестре Дорис. Она сама напросилась — и точка.

Следующие несколько минут они ехали молча. Эйрин быстро справилась со своим смущением, а вот щеки Финнелы и дальше пылали румянцем.

— Но почему так? — наконец сказала он. — Почему ведьмам нельзя быть с мужчинами?

Мораг слегка неуверенно пожала плечами:

— Возможно, по той же причине, по которой колдовской дар не передается по наследству. Если бы передавался, то спустя некоторое время колдуны превратились бы в высшую касту, которая правила бы простыми людьми, как скотом. А что касается нас… Многие сестры гораздо умнее, чем я, утверждают, что если бы ведьма могла забеременеть, то родила бы не просто ведьмака, а чрезвычайно могущественного ведьмака, поскольку ее дитя развивалось бы под влиянием пробужденной, активной Искры, а отпечаток формируется именно в этот, начальный период жизни. Но даже если это не так… в конце концов, не имеет значения. Для простоты будем считать, что ребенок ведьмы был бы обычным ведьмаком. А теперь представьте, что все ведьмы стали бы производить на свет ведьмаков и ведьмачек. Скажем, раз в десять лет… нет, пусть будет двадцать. Отбросим слишком молодых сестер, останется где-то четыреста ведьм. Разделим их количество на двадцать лет и умножим на сто — среднюю продолжительность жизни ведьмаков. Правда, Этне говорит, что эта цифра немного завышена, на самом деле ведьмачки живут около девяноста шести лет, а о среднем возрасте ведьмаков вообще сложно судить, поскольку их было слишком мало для корректного усреднения. Она ужасно любит точность.

Все трое посмотрели вперед, где во главе колонны ехали сестра Этне и капитан аб Грайди. Они вели неспешный разговор, вероятно обсуждая какие-то военные вопросы. У Этне была феноменальная память, острый и пытливый ум, вбирающий в себя знания как губка. Она была сестрой-наставницей по бытовым чарам, но интересовалась всем на свете — от точных законов движения небесных тел до тактики ведения боевых действий во время приграничных стычек, о чем ей, наверное, и рассказывал капитан, почти всю свою взрослую жизнь посвятивший защите северной границы Леннира.

— Будем считать, что сто лет, — сказала Эйрин. — В итоге имеем две тысячи ведьмаков и ведьмачек.

— То-то и оно, — сказала Мораг. — Слишком много для Абрада, вы не находите? И хорошо если бы были только ведьмачки. Мы, женщины, не такие амбициозные и властолюбивые. Если бы мы хотели — давно возглавили бы все королевства как на Юге, так и на Севере. Но мы не делаем этого, нам хватает и маленького Тир Минегана. Если же вмешиваемся в дела северных королевств, то лишь для того, чтобы остановить войну или устранить от власти жестокого тирана — словом, сохранить жизнь множеству простых людей. А мужчины не такие. Едва почувствуют свою силу, так и тянут руки к короне — как минимум княжеской, а желательно королевской. Страшно подумать, сколько бед принесла бы в мир тысяча мужчин-ведьмаков.

— Ну, не думаю, что все они оказались бы такими жадными до власти, — заметила Финнела.

— Пусть не все, хватило бы и каждого десятого. И это я уже приуменьшаю. Из шести ведьмаков, появившихся на свет в прошлом тысячелетии, трое стали королями, один был императором Ферманаха, о чем ты, наверное, знаешь, а двое жили во времена Мор Деораха и командовали собственными армиями, что теперь приравнивается к княжескому титулу. Если не считать брата Шайны, то из четырех ведьмаков, рожденных в нашем тысячелетии, двое были королями Ивыдона, наши соседи просто обожают ведьмаков, еще один правил Ан Данваром, и только последний удовольствовался титулом герцога, получив для себя Бенфройдское княжество в Гулад Хамрайге.

— Вот это да, — удивленно покачала головой Финнела, для которой, в отличие от Эйрин, рассказ о королевских достижениях ведьмаков стал новостью. — Выходит, у Бренана есть хорошие шансы стать королем.

— Особенно если он женится на Гвен, — добавила Эйрин. — Тогда останется просто подождать, когда освободится престол Катерлаха. А старейшие сестры, хоть и строят насчет Бренана другие планы, не станут им мешать. Напротив — из чувства вины перед обоими поддержат их.

Мораг взглянула на нее с удивлением:

— Неплохая догадка! Ты настоящая дочь своего отца… — Но уже в следующий момент покачала головой. — Э, нет, сама ты не могла до этого додуматься. Может, ты и разбираешься в королевских делах, но в наших ведьминских еще ничего не смыслишь. Услышала об этом от Этне?.. Нет? Тогда… Неужели от Шайны?

«Вот дура! — мысленно выругала себя Эйрин. — Никто же не тянул тебя за язык! Захотелось, видишь ли, показать, какая ты умная…»

— Только не говори ей, — попросила она Мораг. — И ты тоже, Финнела. Шайна очень обидится, что я все выболтала.

Мораг небрежно хмыкнула:

— А ты и не открыла мне ничего нового. Мы с Этне еще в Кардугале это обсуждали. И с другими сестрами переписывались на сей счет. А к Шайне не обращались по очевидным причинам… Но она оказалась более мудрой, чем мы думали. И более взрослой. Теперь я могу смело поговорить с ней о Гвен и Бренане. Заодно прикрою тебя, Эйрин. Мол, только сказала вам о выгодах этого брака и по твоей реакции поняла, что для тебя это не новость.

— Спасибо, — облегченно вздохнула Эйрин, которая очень боялась, что при первой же возможности Финнела обязательно проговорится.

Хлопнув ладонью по крупу своего коня, Мораг помчалась вперед, а Эйрин с завистью смотрела ей вслед — на то, как свободно и естественно держалась она в седле благодаря своей одежде. Разумеется, и платье Эйрин с разрезанными от колен нижними юбками было достаточно удобным для верховой езды; однако оно не давало полного ощущения свободы, сковывало движения и вынуждало постоянно следить за тем, чтобы ни за что не зацепиться. В последние дни Эйрин так и подмывало попросить Мораг поделиться с нею своими нарядами, но она все никак не могла на это решиться.

— Надеюсь, этот трактир будет лучше трех предыдущих, — сказала Финнела, проводив взглядом придорожный столб со знаком девятнадцатой мили. — А то мне уже надоело ночевать в тесных каморках.

— Этне уверяет, что трактир очень приличный, — утешила ее Эйрин. — Большой, с просторными светлыми комнатами.

— Надеюсь, и прачки там нормальные, — продолжала кузина. — Сегодня утром мне пришлось чарами сушить рубашку и чулки. Представляешь?

Эйрин иронично цокнула языком:

— Вот ужас! Что ж это делается на белом свете!

— А разве нет? — огрызнулась Финнела. — Ну ладно, ты, наверное, и впрямь уже чувствуешь себя ведьмой. А я остаюсь принцессой! И должна идти на такие жертвы, даже горничную не взяла с собой из-за твоих уговоров.

— Так ты жалеешь, что поехала с нами? — уже в который раз спросила Эйрин.

Реакция была вполне прогнозируемой. Капризное выражение в мгновение ока исчезло с лица кузины, и его озарила радостная улыбка.

— Конечно нет! Нисколько не жалею. Я так счастлива, Эйрин! Это лучшее, что со мной случалось в жизни! Боюсь, я никогда не смогу отблагодарить Шайну за все, что она для меня сделала.

— А также для всего Леннира, — добавила Эйрин и невольно усмехнулась, вспомнив постную рожу графа Гонвара аб Кихана, когда они проездом побывали в Тинвере и Шайна от имени ведьминского Сестринства объявила о признании нынешних границ Леннира. — Только бы ей не очень досталось.

Финнела лишь молча кивнула. Они уже не раз говорили об этом. Мораг была уверена, что все обойдется, учитывая ту неприятную историю с Бренаном; а вот Этне побаивалась, что старейшие сестры как-нибудь извернутся и придумают для Шайны хитрое наказание, которое на первый взгляд и наказанием-то казаться не будет.

— А знаешь, — через минуту отозвалась кузина, — я совсем не хочу, чтобы Бренан женился на той Гвен.

— Почему? — удивилась Эйрин. — Что тебе до этого?

— Ну… думаю, это будет неправильно. Как-то ненормально. Сначала Гвен была с сестрой, потом будет с братом. А кроме того… — тут Финнела смущенно потупилась. — Я уже представляла, как буду флиртовать с Бренаном, заморочу ему голову…

Эйрин рассмеялась:

— Так вот оно что! А твои аппетиты растут, сестричка. Уже положила глаз на парня, которого даже не видела.

— Зато много слышала о нем. И если он хотя бы наполовину такой красивый, как Шайна… — Финнела не договорила, ее взгляд сделался мечтательным.

— А он, наверное, настоящий красавец, — согласилась Эйрин. В свое время Шайна рассказала ей, что на просьбу описать внешность брата Гвен в своем письме ответила просто: «Посмотри в зеркало и представь себя парнем».

Уже через полчаса Эйрин получила возможность убедиться в меткости такой характеристики. Первыми, кто встречал их на обочине дороги около трактира, были двое молодых людей — темноволосый юноша и стройная русая девушка почти такого же роста, как и парень, одетая в темно-синие облегающие брюки и зеленую рубашку. Девушка, безусловно, была Гвен, а относительно юноши ни у кого не могло возникнуть ни малейших сомнений. Его лицо имело более грубые и мужественные черты, но в общем и целом было точной копией лица Шайны.

Когда Шайна поравнялась с ним и остановила лошадь, Бренан нерешительно выступил вперед и подал ей руку. С его помощью Шайна спешилась и несколько секунд молча стояла перед ним, словно окаменев. А потом, наверное вспомнив совет, полученный час назад от Эйрин, порывисто обняла брата и склонила голову к его плечу. Порыв ветра донес обрывки ее слов вперемежку со всхлипываниями. В глазах Бренана, таких похожих на глаза Шайны, заблестели слезы, и он начал гладить волосы сестры, которые ничем не отличались от его собственных.

От этой трогательной сцены Эйрин стало неловко. Она легонько пришпорила коня, заставив его двинуться с места, и проехала через широкие ворота во двор трактира. Так же поступили и Финнела, Мораг и Этне, а кузина при этом томно вздохнула и восхищенно произнесла:

— Ох! Какой же он хорошенький…

Во дворе их встречал грузный хозяин трактира, Придер аб Савил, с женой и двумя сыновьями. Он подобострастно приветствовал всех высоких гостей, а перед Эйрин разве что только не бил челом. Еще бы — ведь она была и ведьмой, и королевской дочерью в одном лице.

В отличие от своего отца, сыновья трактирщика кланялись гостям намного сдержаннее, а его жена, Линнет бан Придер, приседала в неуклюжих реверансах. К слову, Эйрин всегда возмущал принятый среди простого народа обычай называть замужних женщин не по имени отца, а по имени мужа. Но больше всего ее поражало, что сами женщины нисколько не чувствовали себя униженными, и даже наоборот — все девушки-служанки в Кардугале только и мечтали о том, чтобы поскорее перестать быть «вер» и превратиться в «бан».[5] Казалось, что для них больше значило не чья ты дочь, а чья жена.

После всех этих суетливых приветствий семья трактирщика уступила место роскошно одетому молодому человеку между двадцатью и тридцатью годами, который держался хоть и не надменно, но с непоколебимым чувством собственного достоинства. Эйрин поняла, кто это такой, еще до того, как он вежливо поклонился ей и произнес:

— Приветствую вас, моя принцесса! Довнал аб Конховар, герцог Тылахморский, к вашим услугам.

— Рада нашему знакомству, лорд Довнал, — ответила она и подала ему руку, которую он галантно поцеловал. — Много о вас слышала. И имейте в виду, что я уже не принцесса Леннира, а младшая сестра Эйрин вер Гледис.

— Для меня вы всегда будете принцессой, — заверил ее герцог. — В Гулад Данане, как и в остальных северных королевствах, каждая высокая госпожа Тир Минегана по статусу приравнивается к принцессе.

Потом он точно так же любезно поздоровался с Финнелой, Этне и Мораг, после чего спросил:

— А куда же девалась очаровательная леди Шайна? Тут ее с большим нетерпением ждет брат.

— Они уже встретились, — ответила Этне. — И их встреча, наверное, затянется.

— Понимаю, — кивнул Довнал аб Конховар. — Тогда не будем им мешать. Как хозяин этого края, приглашаю вас, дорогие дамы, в трактир мастера Придера. Надеюсь, вам придется по вкусу его гостеприимство.

Пока происходили эти церемонии, капитан Ленан аб Грайди отправил к дому десяток подчиненных, чтобы те взяли его под усиленную охрану. А сам все время держался позади Эйрин, и, когда она в сопровождении Довнала аб Конховара двинулась к трактиру, он, словно тень, последовал за ней.

Они как раз приблизились к крыльцу, когда из дверей выбежала худенькая девочка лет двенадцати. Ее лицо было серым, а глаза округлились от ужаса. Она резко остановилась около ступенек, ткнула пальцем в сторону Эйрин и пронзительно выкрикнула:

— Это вы! Берегитесь!

В тот же момент сильные мужские руки схватили Эйрин за плечи, и уже в следующую секунду она очутилась за спиной капитана аб Грайди, пытавшегося защитить ее от неизвестной угрозы. Как опытный воин, он моментально оценил ситуацию и вполне резонно рассудил, что две обученные ведьмы, идущие за ними следом, надежно прикрывают тыл и фланги, поэтому прежде всего следует опасаться нападения спереди. Из тех же соображений капитан оттолкнул в сторону герцога, и тот, пробежав по инерции несколько шагов, упал ничком на землю.

Впрочем, все это Эйрин поняла уже позже, когда прокручивала в голове происшедшее. А за то короткое время она лишь поняла, что девочка указывала не на нее. Нет, она указывала на Ленана аб Грайди — именно ему следовало остерегаться…

Впрочем, даже эту мысль Эйрин не успела додумать до конца, потому что ее вновь схватили и потянули назад чьи-то руки — на этот раз тонкие, женские, но не менее сильные, их хватка была усилена магией. В объятьях Мораг она повалилась навзничь, а рядом с ними упала Финнела.

Эйрин подняла голову, чтобы крикнуть капитану убираться прочь, но его не увидела. На том месте, где стоял Ленан аб Грайди, образовалось черное пятно, которое быстро увеличивалось и уже захватило первую ступеньку крыльца, когда в ясном небе внезапно оглушительно загрохотал гром и сильная молния ударила точно в середину пятна.

Вокруг Эйрин затрещал воздух, она почувствовала, как ее волосы становятся дыбом. То же самое произошло и с волосами Мораг, а белокурые кудри Финнелы превратились в большую пушистую гриву.

Вновь загремело. Мимо них прошла Этне с разведенными в стороны руками и наслала на черное пятно вторую молнию. Краем глаза Эйрин заметила, как из ближайшего окна трактира стремительно вылетел огненный шар. Испуганный крик застрял у нее в горле и не успел вырваться наружу, поскольку через мгновение шар погас, очевидно остановленный чьими-то чарами. По непристойным ругательствам Мораг стало понятно, что это ее работа.

Дальше шары уже полетели целым потоком из разных окон, а Мораг лишь отбивала их, не пытаясь перейти в наступление. Эйрин решила, что это разумно, так как ей приходилось защищать еще и Этне, целиком сосредоточенную на черном пятне. Она продолжала бить его молниями до тех пор, пока оно, утратив целостность, не распалось на мелкие куски, которые после следующего удара полностью исчезли, оставив после себя неглубокую воронку в земле и искореженные ступени на крыльце.

А тем временем начались и атакующие действия. Нет, не со стороны Мораг — она и дальше только защищалась. На гром прибежали Шайна, Бренан и Гвен и, быстро разобравшись в ситуации, стали действовать. Как потом узнала Эйрин, Шайна раскинула вокруг поисковые магические сети, позволявшие ей точно определить, где в трактире используют чары, и из окон начали вылетать обездвиженные противники. Они, словно мешки с песком, падали на землю, а Бренан с Гвен добивали их огненными шарами.

Кроме врагов, засевших в трактире, было еще трое или четверо, находившихся во дворе. Сначала они притворились обычными людьми, а в удобный, как им казалось, момент решили нанести неожиданный удар. Эйрин и раньше знала, что черные колдуны, связанные с Ан Нувином, могут в случае необходимости скрывать свою магическую силу, а потом опять брать ее под контроль, потратив на это считаные секунды. Но выяснилось, что и этого короткого промежутка Шайне полностью хватило, чтобы вовремя обнаружить врагов. А поскольку они находились в поле ее зрения, у нее не было с ними никаких хлопот. Так же легко она могла бы разобраться и со всеми черными, прятавшимися в трактире, просто наслав туда мощные огненные чары, однако не хотела убивать невинных людей, которые, на свою беду, находились в доме. Из этого Эйрин поняла, что ни одна из трех ведьм — ни Шайна, ни Этне, ни Мораг — не считала ситуацию критической, иначе бы без малейших колебаний превратили трактир в гигантский костер.

Этне, управившись с черным пятном, также присоединилась к бою. Несколько самых смелых гвардейцев, подыскав себе кое-какое укрытие, начали стрелять в окна из ружей. По большому счету, они нарушали неписаное правило, которое требовало, чтобы во время магического поединка, за исключением крайних обстоятельств, обычные люди либо убегали прочь, либо просто лежали на земле, притворяясь мертвыми.

— Ой, нет! — тихонько пропищала перепуганная Финнела. — Сейчас меня стошнит… Такой будет позор…

«Разве это позор, — подумала Эйрин, кусая губы от осознания собственной беспомощности. — Позор в том, что мы ничего не можем сделать. Только прячемся под крылышком у Мораг… Тоже мне ведьма и колдунья!»

Она уже сообразила, что ловушка была устроена именно для нее. И понимала, что спаслась лишь благодаря вмешательству той худенькой девочки, быстрой реакции на это со стороны капитана аб Грайди и слаженным действиям Этне и Мораг. В итоге черное пятно поглотило одного капитана, и Эйрин страшно было даже подумать, что произошло с ним дальше. Наверное, лучше надеяться, что он сразу погиб, а его душа освободилась и отлетела в Кейгант…

Но зачем? Чем она, младшая сестра Эйрин вер Гледис, в недалеком прошлом принцесса Эйрин вер Келлах, так важна, что ее пытаются убить? Неужели тем, что у нее есть Новая Искра и она является ее первой носительницей? Этого не было уже невесть сколько столетий. Наверное, никому доподлинно не известно об особенностях такого сочетания — ведь раньше первые носители Новых Искр погибали еще в детстве…

Через парадную дверь трактира вышел седой пожилой мужчина, вытянув перед собой руки с повернутыми вперед ладонями. К счастью, на его пути уже не было девочки, с которой началась вся эта кутерьма. К тому времени она отползла в сторону, прижалась спиной к стене на краешке крыльца и, закрыв лицо руками, дрожала всем своим худеньким тельцем.

— Старый дурак надумал использовать против ведьмы Темную Энергию, — спокойно произнесла Мораг, бросив быстрый взгляд на седого мужчину, а затем вновь сосредоточилась на отбивании огненных шаров (а может, и других чар, которых Эйрин попросту не видела). — Сейчас получит по заслугам.

Как только мужчина спустился с крыльца, в него попали сразу две молнии. В этот раз не с неба — одна, синяя, выскочила из рук Этне, а другая, фиолетовая, прилетела от Шайны. Черного колдуна мгновенно охватило слепящее пламя, которое через короткое время погасло, а на его месте в воздухе повисло облачко пепла, спустя секунду разлетевшееся от легкого дуновения ветерка.

И внезапно все стихло. Из, трактира перестали лететь огненные шары, а Гвен и Бренан прекратили обстрел окон. Еще с минуту Шайна и Этне стояли неподвижно и всматривались в дом настороженными взглядами. Остальные — кто лежа, кто сидя — в полной тишине ждали их вердикта.

— Ну так что? — первым отозвался Довнал аб Конховар. — Мне уже можно вставать?

— Они исчезли, — сказала Этне, не обратив на него внимания.

— Да, именно исчезли, — согласилась Шайна, направляясь к ней. — Не спрятали свою силу, а прибегли к каким-то чернейшим чарам — и словно сквозь землю провалились. Все шестеро, что еще оставались.

Этне вздохнула:

— Боюсь, не словно сквозь землю, а именно сквозь землю. В Тындаяр.

Это слово испуганным ропотом разнеслось вокруг. Люди медленно, с опаской начали подниматься. А трактир словно вымер — никто оттуда не выходил, ни одна голова не выглянула из окна. Эйрин прекрасно понимала находящихся внутри людей. Они, может быть, и догадались, что все закончилось, однако здраво рассудили, что лишняя осторожность не повредит. А кроме того, боялись случайно попасть под горячую руку разгневанных ведьм.

Подойдя, Шайна первым делом обняла Мораг:

— Спасибо, что защитила девочек. Это была моя обязанность.

— Наша общая обязанность, — возразила Мораг. — Не бери на себя слишком много.

Протянув руку, Шайна помогла Финнеле подняться. Эйрин встала сама.

— С вами все в порядке?

— Да, — ответила Эйрин, а Финнела лишь молча кивнула.

Герцог Тылахморский подозвал своих людей. Точно так же поступил и лейтенант леннирской гвардии, Дуван аб Тревор, который стал главным после гибели Ленана аб Грайди… И не только его!

У Эйрин больно стиснулось сердце, когда на призыв лейтенанта не откликнулся ни один гвардеец из трактира. А их, кажется, было одиннадцать…

— Значит, — произнесла Этне. — Враг открыл Тындаяр. Это очень плохой знак. Неужели он планирует новое нашествие?

— Тындаяр? — прозвучал неподалеку девичий голос. К ним приблизилась Гвен в сопровождении Бренана и еще одного парня, такого же русоволосого и сероглазого, как она; Эйрин предположила, что это ее брат Лиам. — Ты уже второй раз упоминаешь о Тындаяре, сестра Этне. Откуда такая уверенность?

— Потому что здесь был демонический тоннель. — Этне указала на воронку перед крыльцом. — Он поглотил капитана аб Грайди и чуть было не забрал Эйрин и герцога Довнала.

Шайна была ошеломлена:

— Так вот почему ты лупила молниями! А я думала…

— Нет, это невозможно! — покачала головой Гвен, чье лицо выражало еще большее удивление, чем лицо Шайны. — Этого просто не может быть!

— И все-таки было, — отозвалась Мораг. — Мы с Этне сами видели, собственными глазами. И ощущали его адскую силу. А вы появились уже поздно, когда он начал разрушаться.

— Я не сомневаюсь в ваших с Этне ощущениях, — сказала Гвен. — Невозможно не это, невозможно другое. Сегодня утром у дочки трактирщика Ронвен, — она кивнула в сторону худенькой девочки, которую в этот момент утешала ее мать, — было видение о том, как во тьму Тындаяра падает человек с мечом. По ее описанию — темноволосый, безбородый, но с длинными закрученными усами. Словом, похожий на гвардейца, ехавшего во главе вашего отряда. Ведь это был капитан, так?

И Шайна, и Этне, и Мораг вместе уставились на Гвен, затем так же дружно посмотрели на ту девочку, Ронвен, после чего обменялись между собой взглядами и покачали головами.

— Это действительно невозможно, — уверенно сказала Этне.

— Просто совпадение, — согласилась с ней Шайна.

— Невероятное, но совпадение, — подтвердила Мораг.

— А вот и не совпадение, — решила вмешаться в их разговор Эйрин. — Эта Ронвен точно узнала капитана аб Грайди. Еще и крикнула ему: «Это вы! Берегитесь!» Вы же сами слышали, Этне, Мораг. И видели, как она указывала на него пальцем.

— Она просто ошиблась, — сказала Этне уже не так уверенно. — У нее было видение о каком-то другом событии, но, по удивительному совпадению, оно оказалось похожим на то, что произошло сегодня.

Шайна, Мораг и Гвен согласно кивнули.

— Да что с вами такое?! — Эйрин в сердцах топнула ногой. Ее раздражало их непостижимое и упрямое единодушие хотя бы потому, что сам факт пророчества частично облегчал ее чувство вины за смерть Ленана аб Грайди. — Ну, было у девочки видение. Ну, увидела она будущее. Разве это впервые?

— В какой-то мере — да, — ответила Этне. — Есть разные типы пророчеств, и видения картин будущего относятся к категории неотвратимых. Поэтому провидицы никогда не видят событий, в которых фигурируют сами или хоть каким-нибудь образом будут к ним причастны.

— Что-то всегда случается впервые, — настаивала Эйрин. — В конце концов, пророчество все-таки исполнилось, несмотря на ее попытку предотвратить его.

Пока они обсуждали видение Ронвен, из трактира начали потихоньку выходить испуганные слуги и постояльцы. Все они опасливо обходили группу ведьм, и только одна девушка, ровесница Эйрин или чуть постарше, бледная, словно покойник, шла просто на них, глядя перед собой пустым, невидящим взглядом.

— Эй! — вдруг прозвучал громкий и басовитый голос трактирщика. — Держите ту барышню. Она была со злодеями.

Девушка мгновенно лишилась всей своей вялости и апатичности и с неожиданной проворностью бросилась к Эйрин. Ее глаза, до этого пустые и бездумные, внезапно вспыхнули хищной, яростной злобой. В грудь ей попали сразу три молнии от ведьм, два больших огненных шара от ведьмака с ведьмачкой и даже маленький, тускленький шарик, направленный Финнелой.

За какое-то мгновение до этого юная черная колдунья все-таки успела овладеть своей скрытой силой. Эйрин не увидела используемых ею чар и не ощутила на себе их действия, так как молнии и огненные шары помешали девушке ударить прицельно. Но, к сожалению, последний в ее жизни удар не пропал даром, а нашел другую жертву — вместе с уже мертвой колдуньей наземь упала и Гвен.

Она корчилась и кричала от нестерпимой боли. Бренан немедленно упал рядом с Гвен на колени, но мог лишь беспомощно, в полном отчаянии смотреть на нее. Так же поступил и Лиам, с той только разницей, что не молчал, как Бренан, а бормотал: «Гвен, сестричка… любимая, дорогая… не пугай меня… Как же так?» Финнела пронзительно ойкнула, прижала руки к груди и прошептала: «Нет, нет, нет… Это неправильно… Мы уже победили…»

Шайна, Этне и Мораг бросились к своей сестре, наклонились над ней и что-то все-таки сделали — она перестала извиваться, а ее исполненные страданий крики перешли в стоны. Впрочем, их комментарии — «Темная Энергия… сердце… левое легкое… селезенка… почка… если бы была Искра…» — не настраивали на излишний оптимизм.

Это подтверждали и всхлипывания Лиама, и то, как Бренан, когда к нему вернулся дар речи, отчаянно взмолился: «Не оставляй меня, Гвен… Как я буду жить без тебя?..»

Эйрин видела все это словно в тумане, а слышала будто сквозь плотный слой ваты. В ее голове пульсировала одна-единственная мысль: вот еще один человек умирает из-за нее, — а она не понимает, почему и зачем. Разве стоит ее жизнь таких жертв? Не лучше ли ей было умереть еще в детстве, и тогда бы Тындаяр не поглотил капитана аб Грайди, не молчали бы одиннадцать гвардейцев, находившихся перед нападением в трактире… и кто знает, сколько еще постояльцев и слуг убили черные колдуны, когда захватывали удобные для атаки окна.

А теперь Гвен… Эйрин знала ее лишь по рассказам и заочно симпатизировала ей — просто потому, что не могла не испытывать симпатии к лучшей подруге Шайны. Кроме того, Гвен была ее сестрой-ведьмой, пусть и лишенной ведьмовской Искры. И если для ее спасения нужна Искра, то пусть Великий Дыв, милосердный и всемогущий, возьмет у Эйрин эту Искру и передаст ее Гвен…

Внезапно Эйрин сообразила, что ей делать. Она не понимала, откуда пришло это знание, но была уверена, более того — убеждена, что должна так поступить. И ей стоит поспешить, так как еще минута — и будет слишком поздно…

Стряхнув с себя оцепенение, Эйрин решительно подступила к Гвен и, протиснувшись между Шайной и Бренаном, опустилась подле нее на колени. Никаких внешних признаков поражения заметно не было — очевидно, чары сработали уже внутри тела. Но восковой оттенок лица, мутная пелена в серых глазах и кровавая пена на бледных губах свидетельствовали о неумолимом приближении смерти.

Эйрин взяла Гвен за обе руки. Ведьмы возражать не стали — наверное, решили, что она хочет попрощаться с ней. А Бренан вообще ничего не замечал, он гладил щеки Гвен, говорил о своей любви к ней и просил прощения за то, что раньше не признался.

«Ну, что дальше? — мысленно спросила Эйрин у своего неизвестного советчика. — Говори… или делай… Я отдаюсь под твою власть».

И тут она ощутила свою Искру. Это было словно сияние, заполнившее все ее существо. Это было особое тепло, согревавшее не тело ее, а душу. Это было пьянящее наслаждение, которое дарило ей чувство безграничной радости от жизни. Это была огромная сила, которая делала ее почти всемогущественной. И это была глубокая нежность, не позволявшая силе поработить разум, разорвать тончайшую нить, на которой держалась ее человечность…

— Это Искра! — потрясенно сказала Мораг. — Она пробуждается… О, черт! Какая яркая…

— Нужно что-то делать, — отозвалась не менее растерянная Шайна. — Надо сейчас же…

— Нет! — сказала Эйрин таким властным тоном, которого сама от себя не ожидала. — Не смей трогать меня!

Несмотря на это предупреждение, Шайна все-таки потянулась рукой к ее плечу, но тут уже вмешалась Этне:

— Погоди, Шайна. Похоже, я знаю, что происходит. Это невероятно, но…

Дальше Эйрин ее не слушала. В следующее мгновение все, что переполняло ее — и сияние, и тепло, и наслаждение, и сила, и нежность, — заструилось вдоль ее рук и стало вливаться в руки Гвен. Глаза умирающей прояснились, взгляд стал осмысленным, в нем появилось изумленное понимание. Бледные окровавленные губы зашевелились, с них сорвалось едва разборчивое слово:

— Матушка…

«Спокойно, дитя, — сказала Эйрин. Вернее, не сказала, а подумала, и эта мысль пришла к Гвен через особую духовную связь, установившуюся между ними. — Я с тобой, я помогу тебе».

— Я рада… — вновь заговорила Гвен, преодолевая слабость. — Так рада, что ты здесь, что я касаюсь тебя… Правда, я лишь отпечаток, тень твоей дочери…

«Все равно ты мое дитя. И я больше нужна тебе, чем ей. В отличие от нее, ты исчезнешь, если твоя ведьма умрет. Но я этого не позволю — твое время еще не пришло».

— Что я… что мне делать?

«Воспользуйся мной, моей силой. Моя ведьма еще не обучена, у нее нет нужных знаний. Зато твоя знает много, намного больше, чем ты умеешь делать. Вместе мы спасем тебя».

Говоря о себе в третьем лице, Эйрин не чувствовала никакого раздвоения. Она говорила это осознанно, откликаясь на желание своей Искры. Сама же Искра не могла ни думать, ни говорить, за нее думала Эйрин и мысленно произносила те слова, которые как можно больше соответствовали ее устремлениям.

— Я готова, матушка, — сказала Гвен.

Могущественная сила, сдерживаемая нежностью, забурлила в них обеих. На секунду Эйрин ощутила боль, терзавшую Гвен, но не успела и вскрикнуть, как эту боль заглушило тепло. Внутреннее сияние освещало путь к нужным знаниям, а наслаждение, с которым Эйрин всегда погружалась в учебу, облегчало их восприятие.

«Мне нравится моя первая ведьма, дитя. А тебе?»

— Я… я мало ее знаю, матушка. Но… — Речь Гвен прервал облегченный стон от того, что часть боли исчезла, и теперь ее сердце билось четко и ровно, словно часы. — Кажется, ты сделала хороший выбор.

«Я тоже так думаю».

Под целительным воздействием Искры ожили обожженные легочные ткани, восстановились левая почка и селезенка, залечились мелкие внутренние повреждения. Эйрин ощутила, как исчезает, растворяется боль.

— Спасибо, матушка, — вяло прошептала Гвен, уже засыпая. — Спасибо за все…

«Счастливо, дитя».

Голос умолк. Искра, которую в течение этого времени Эйрин делила с Гвен, полностью вернулась к ней. Ощущение могущественной силы миновало, оставив после себя смертельную усталость. Эйрин медленно подняла голову, повернулась к Бренану с Лиамом и сказала:

— Все в порядке, она будет жить. Теперь просто спит.

Бренан порывисто схватил ее руки и стал покрывать их поцелуями, обильно орошая ладони своими слезами. И словно издалека до Эйрин донесся вопрос Шайны:

— Кого Гвен называла матушкой?

Эйрин слабо улыбнулась:

— Кого же еще? Мою Искру. Первозданную Искру… Не знаю, что это значит, но Гвен уверена, что моя Искра — Первозданная.

Тут усталость окончательно одолела ее. Она не стала с ней бороться, а охотно отдалась в сладкие объятья сна, последним проблеском сознания отметив, что Бренан все-таки успел среагировать и не позволил ей упасть…

Глава XI ФИАСКО

Тоннель, разрушенный на поверхности ведьмовскими молниями, теперь закрывался по всей своей длине. Вокруг постепенно темнело, однако магическое зрение еще позволяло Ярлаху аб Коналу разглядеть исполненные покаяния лица шести стоящих перед ним колдунов. У их ног лежало мертвое тело капитана леннирской гвардии, уже начинавшее обугливаться под действием Темной Энергии. Именно туда должна была упасть живая, но беспомощная принцесса Эйрин, — но не тут-то было. И этому воспрепятствовали отнюдь не ведьмы, все пошло кувырком из-за какой-то девчонки, вмешавшейся в события в самый ответственный момент.

Находясь в Тындаяре, Ярлах мог наблюдать сквозь тоннель за происходящим во дворе трактира. Он видел, как Эйрин вер Гледис шла к крыльцу, и в тот самый момент, когда она ступила на тонкую перегородку, отделявшую в этом месте Тындаяр от мира земного, магистр послал вверх последний импульс Темной Энергии и уже приготовился призвать из Ан Нувина демона. Тоннель должен был открыться за считаные секунды, но тут появилась дочка трактирщика, капитан заслонил собой принцессу, а потом ведьма Мораг вер Дерин оттащила ее назад.

Ярлах понял, что ловушка не сработает, еще до того, как эта девчонка закричала, предупреждая капитана об опасности. К сожалению, находившиеся на месте событий колдуны, все, включая Йорверта, не сориентировались так быстро и упустили возможность нанести удар, когда принцессу прикрывал лишь капитан. Мощный сгусток Темной Энергии превратил бы их обоих в пепел, и ведьмы не успели бы ничего поделать. А потом…

Потом было уже поздно, и гибель двадцати двух колдунов и одной колдуньи оказалась напрасной. Впрочем, именно эта колдунья чуть было не достигла успеха, ей не хватило какой-то доли секунды, чтобы превратить сокрушительное поражение в частичный триумф. Но в результате ее действий сложилась ситуация, которая лишь ускорила пробуждение Первозданной Искры. Мало того — ведьмы узнали о существовании Первозданной. Эйрин вер Гледис сама им сказала…

Это были последние слова, которые Ярлаху удалось расслышать сквозь разрушенный тоннель. Использовав Темную Энергию, он мог бы вновь выглянуть на поверхность, но тогда бы увидел лишь нечеткие очертания людей и предметов и уже ничего не смог бы услышать. Да и слушать дальше не было смысла.

— Ну все! — прорычал Ярлах, смерив своих подчиненных гневным взглядом. — Убирайтесь прочь! Не хочу вас видеть.

Не обмолвившись ни словом, колдуны стали послушно расходиться, и вскоре пятеро из них растворились в непроглядной тьме Тындаяра. Однако Йорверт остался.

— Лучше накажите меня, учитель, — попросил он, открыто глядя ему в глаза. — Только не прогоняйте.

Ярлах тихо вздохнул:

— Ты что-то слышал о Первозданной, так ведь?

— Да, учитель, — подтвердил Йорверт. — Когда-то читал об этой гипотезе. Однако считал ее необоснованной. А оказывается…

— Порой исполняются и гораздо более невероятные предположения, — сказал Ярлах, придав своему голосу четко дозированный оттенок озадаченности. — Для меня это тоже большая неожиданность, но… Факты приходится принимать таковыми, какие они есть.

— Значит, Властелин не сообщил вам о Первозданной?

— Нет. Наверное, счел это излишней информацией. И собственно, так оно и было. Знание, что Эйрин вер Гледис обладает Первозданной Искрой, ничем бы нам не помогло.

Немного поколебавшись, Йорверт кивнул:

— Похоже, что так, учитель. Но теперь мы хотя бы догадываемся, зачем Властелину понадобилась принцесса. Возможно, Первозданная более уязвима, чем дочерние Искры, и в Ан Нувине она просто погибла бы. Или, возможно, стала бы служить Тьме, и через нее удалось бы подчинить остальные Искры. Надеюсь, что в других мирах, где сложилась похожая ситуация, наши братья не потерпели такого фиаско и лучше послужили Властелину.

«Или в каждом из этих миров местный Китрайл точно так же остался с носом», — подумал Ярлах, но тут же испуганно прогнал эту опасную и крамольную мысль.

— И что дальше? — спросил Йорверт.

Ярлах пожал плечами:

— А что дальше? Будем ждать новых приказов. Я уверен, борьба за Первозданную еще не закончилась. Это только начало.

«Возможно, начало нашего конца, — вновь промелькнула в его голове непрошеная мысль. — Если Темный Властелин на самом деле не Властелин, а…»

— Ладно, Йорверт, идем. Здесь нам больше нечего делать. Возвращаемся в Кованхар.

Глава XII УТРО В ТРАКТИРЕ

В большом обеденном зале было почти пусто. Только за одним столом в углу допивали свое пиво четверо леннирских и двое тылахморских гвардейцев, как раз позавтракавших после смены с ночного дежурства. При появлении Шайны они поднялись, приветствовали ее молчаливыми поклонами и уже не стали вновь садиться, а вместе двинулись к выходу.

Шайна устроилась около раскрытого окна и заказала служанке чашку крепкого чая и два пирожных со сливочным кремом — свой обычный завтрак. Девушка быстренько побежала выполнять заказ, а Шайна стала наблюдать через окно за тем, как на окутанную утренним туманом дорогу выезжали с противоположной обочины всадники и повозки. Одни путешественники поворачивали на юго-запад, к Двар Кевандиру, другие направлялись на северо-восток, в Тылахмор, и все, наверное, дружно проклинали ведьм, трактирщика, герцога и черных колдунов, из-за которых им в эту ночь пришлось заночевать под открытым небом.

Герцог Довнал, исходя из соображений безопасности, предложил спровадить за пределы трактира всех постояльцев и временных слуг, оставив только работавших здесь постоянно. Шайна с ним согласилась: ее нисколько не вдохновляла перспектива выискивать в толпе людей замаскированных врагов, тем более что опытный черный все равно не выдаст себя — его скрытую силу обнаружить практически невозможно.

Услышав об этом решении, мастер Придер начал причитать, что такое неподобающее обращение с постояльцами причинит его заведению непоправимый ущерб, а ведь он уже и так понес большие убытки из-за разрушений и гибели более десятка ни в чем не повинных клиентов. Но как только Шайна высыпала на стол перед ним горсть золотых минеганских марок, трактирщик мигом успокоился и с готовностью предложил распоряжаться в трактире на свое усмотрение.

К большому облегчению Шайны, заботу о погибших взяли на себя герцог и Мораг. Первый отыскал среди уже выселенных постояльцев странствующего духовника и устроил похоронную церемонию для одиннадцати убитых гвардейцев и троих гражданских (еще девятерых забрали их спутники, получив заодно и солидную компенсацию для семей), а Мораг сожгла магическим пламенем тела всех черных колдунов и взялась залечивать мелкие ранения у двух десятков случайных жертв (как это часто случается в магических поединках, тяжелораненых не было — если боевые чары попадали в людей, то обычно поражали насмерть). Этне установила по всему периметру двора трактира мощные защитные заклятия, также защитила и сам дом, а Шайна тем временем позаботилась о Гвен и Эйрин.

Обе девушки крепко спали и ни на миг не проснулись, когда она при помощи Финнелы раздевала их и укладывала в постель. Гвен, после всех полученных ранений, была совершенно здорова, только предельно истощена, и при других обстоятельствах это казалось бы невероятным, так как даже самой могущественной ведьме понадобилось бы несколько недель для полной регенерации всех поврежденных тканей. Но у Шайны уже не хватило сил поражаться столь быстрому исцелению подруги; всю свою способность к удивлению она полностью потратила на Эйрин, на ее Первозданную Искру…

Служанка принесла большую чашку горячего чая и тарелку с двумя пирожными. Шайна отпила глоток крепкого бодрящего напитка и откусила кусочек пирожного, мимоходом отметив, что в этом трактире делают замечательный сливочный крем.

Первозданная Искра… Шайна очень сомневалась, что среди ведьм найдется хотя бы десяток сестер, искренне веривших в ее существование. Немного было и таковых, кто хотя бы теоретически рассматривал возможность, что все ведьмовские Искры возникли из одной Искры. Причина такого решительного неприятия этой в общем-то логичной гипотезы коренилась в самом образе жизни ведьм, привыкших считать себя сообществом независимых и равных друг перед другом женщин. Ясное дело, они признавали старшинство по возрасту и силе, это было необходимо для самого существования Сестринства, поддержания порядка внутри него и обеспечения единства во взаимоотношениях с внешним миром. Однако такая иерархия не была абсолютной, ее применение имело четко очерченные границы, которые никому не разрешалось переступать. Маленькие ведьмы должны были слушаться взрослых, как своих наставниц и воспитательниц, но часто спорили с ними, когда речь заходила о чисто сестринских отношениях. Старшие и старейшие сестры могли отдавать лишь приказы, относящиеся к их компетенции, как руководителей Сестринства, но ни одна из них не смела помыкать молодыми ведьмами по личным мотивам. Ни Этне, ни Мораг не сказали ни единого слова против решений Шайны, как главы их делегации, и в то же время безжалостно критиковали ее манеру ведения переговоров, постоянно поучали, как нужно держаться с королем и его советниками, подшучивали над ее неумением поддерживать пустые светские беседы, а Мораг иногда довольно язвительно комментировала то, как близко Шайна сошлась с Эйрин, выдвигая на сей счет непристойные предположения… Впрочем, это было только в шутку.

Такое соединение четкой субординации в делах и полной анархии в личных отношениях издавна стало характерной чертой ведьмовского быта. Другие обитатели Тир Минегана — и колдуньи, и обычные люди — воспринимали это как должное, а вот на остальной части Абрада господствовало крайне искаженное представление о Сестринстве. Еще будучи младшей сестрой, Шайна прочла одну книгу, где был и захватывающий сюжет, и изысканный стиль, и убедительно изображенные персонажи, однако ее автор, талантливый писатель, к сожалению, оказался слишком ленивым, чтобы приехать на Тир Минеган и ознакомиться с реалиями тамошней жизни. Среди многих нелепиц, описанных в этой книге, больше всего Шайну возмутили такие на первый взгляд незначительные сцены, когда при встрече двух сестер младшая по статусу обязательно кланялась старшей. Автор, наверное, видел, как на официальных мероприятиях ведьмы приседают в реверансах перед королями и князьями, но не понял, что это всего лишь дань вежливости и традициям. Кроме того, он не обратил внимания, что в ответ короли с князьями всегда кланяются ведьмам. А среди самих ведьм о таких церемониях и речи не шло. Ни одна сестра — ни обычная, ни младшая — никогда не склонится перед старшими и старейшими. Ведь все они равны. Они, в конце концов, сестры.

Но Первозданная Искра могла все изменить. Для подавляющего большинства ведьм предположить ее существование значило признать, что когда-нибудь родится ведьма, стоящая выше других по своей природе. Одна только мысль об этом вызывала решительный внутренний протест. До сих пор Шайна не верила в Первозданную, да и сейчас ни за что бы не поверила, найдя другое объяснение и дерзкому нападению черных колдунов, которых интересовала исключительно Эйрин, и необычному, поразительному пробуждению ее Искры, и изумительному исцелению Гвен, — если бы не одно обстоятельство.

Уже давно было выяснено, что все Искры одинаковы по своей потенциальной силе, а то, какая часть этой силы будет реализована, зависело исключительно от конкретной ведьмы, ее носителя. К примеру, Мейнир вер Гильде была самой могущественной ведьмой первого тысячелетия и умудрилась дожить до шестисот восьмидесяти трех лет, зато три ее последовательницы ничем особенным не отличались и прожили обычный ведьминский век — чуть больше трехсот. Только в пятом поколении род О'Мейнир вновь получил могущественную сестру — Шайну, которая, может, и не надеялась повторить рекорд своей духовной прапрапрабабки, однако была уверена, что проживет достаточно долго, чтобы когда-нибудь, в далеком будущем, стать одной из старейших сестер.

Точно так же обстояли дела и во всех других ведьмовских родах, где сильные ведьмы чередовались с посредственными, а то и откровенно слабыми. Неизменным оставалось одно: при пробуждении Искра выказывала свою максимальную силу — тот идеал могущества, к которому стремились все ведьмы, хотя никто его не достигал. И всякий раз каждая Искра вспыхивала доподлинно так, как и любая другая… Вернее, так было до вчерашнего вечера.

А вчера Шайна просто ошалела, когда в кульминационный момент пробуждения Искра Эйрин засияла с силой доброго десятка обычных Искр. Это длилось лишь какую-то долю секунды, однако Шайна не могла ошибиться. Тем более что Этне и Мораг полностью подтвердили ее наблюдение. Когда происходило исцеление Гвен, сила новопробужденной Искры приблизительно равнялась максимальной силе обычной Искры. Потом она упала до уровня немного ниже, чем у Этне, что тоже вызвало удивление, поскольку Эйрин была еще не обучена и, казалось бы, никоим образом не могла контролировать такую огромную силу. Но тем не менее контролировала ее — даже в глубоком сне…

Шайна ни слова не написала старейшим о вчерашних событиях, хотя должна была сделать это немедленно. Но она никак не могла собраться с мыслями, чтобы подробно изложить их на бумаге, поэтому не стала возражать, когда Этне, сменившая ее среди ночи на дежурстве возле Гвен, сама вызвалась составить и отправить отчет. А тот факт, что от старейших до сих пор не поступило никаких распоряжений, с очевидностью свидетельствовал, что они точно так же озадачены этой новостью и еще не выработали общей позиции.

Впрочем, это было и к лучшему. Шайна чувствовала себя усталой и опустошенной, поэтому сейчас ей не хватало только инструкций от старейших, которые, учитывая обстоятельства, наверняка будут запутанными и противоречивыми. А она просто хотела добраться сегодня к вечеру до Тылахмора (если, конечно, состояние Гвен позволит ей отправиться в путь) и остановиться на несколько дней во дворце гостеприимного, искреннего и радушного герцога Довнала аб Конховара.

Единственным светлым моментом во всей этой истории — моментом действительно светлым и радостным — стало для Шайны знакомство с Бренаном. Вопреки ее опасениям, Гвен нисколько не приукрасила его в своих письмах, он оказался как раз таким, каким она описывала его в своих письмах. Бренан было именно тот брат, о котором Шайна всегда мечтала.

Правда, нападение черных колдунов испортило их первую встречу, но вскоре они это наверстали, когда полночи просидели вместе около кровати со спящей Гвен и, окутав ее заглушающими звук чарами, все говорили, говорили и никак не могли наговориться. Шайна рассказывала о Тир Минегане, о своем детстве на нем, а Бренан — о жизни на Лахлине, об их родителях, мужественных и самоотверженных людях, о том, как он наконец попал на Абрад и скитался тут полтора года вплоть до встречи с Гвен.

О ней брат говорил с невыразимым теплом и нежностью, не скрывая, как она дорога ему. Впрочем, после всех тех слов, сказанных им вечером, когда он думал, что Гвен умирает, отрицать свою любовь к ней было бессмысленно. А вот Шайна кое-что скрыла от Бренана, но не потому, что стыдилась или боялась его осуждения. Просто она понимала, что он сам не захочет этого знать. Во всяком случае, не захочет узнать об этом от нее…

Собственно, всю сегодняшнюю ночь Шайна должна была присматривать за Эйрин и следить, чтобы она не потеряла во сне контроль над своей силой. Но тут ее выручила Мораг, которая взяла заботу об Эйрин на себя, — хотя, как выяснилось, у нее было своеобразное представление о том, как нужно присматривать за только что пробудившейся Первозданной Искрой. Когда Шайна, передав дежурство возле Гвен Лиаму и Этне и уговорив Бренана лечь спать, заглянула в комнату Эйрин, она обнаружила, что Мораг преспокойно спит рядом со своей подопечной, а весь присмотр переложила на простенькое заклятие, которое должно было поднять тревогу при малейших проявлениях активности Искры.

Разбудив Мораг, Шайна начала отчитывать ее за такую нерадивость. От этого проснулась и Эйрин, накричала на них обеих, заявив, что не нуждается в няньке, и после этого опять заснула, добавив напоследок, что Мораг может остаться — пусть только и дальше лежит, а не стоит над ней столбом. Так что пришлось согласиться с методикой присмотра, предложенной лентяйкой Мораг…

Шайна не спеша доела одно пирожное и взялась за второе, когда в обеденном зале появилась Финнела, как всегда нарядно одетая и ухоженная. Следом за ней шла дочка трактирщика Ронвен, сегодня выглядевшая несколько бодрее, чем вчера. На протяжении всего вечера она так горько убивалась, что накликала беду, а ее отец, мастер Придер, словно нарочно сыпал ей соль на рану, твердя о глупой и бездарной колдунье, которой вздумалось корчить из себя провидицу, — и вот, мол, чем все обернулось.

Финнела, которая, несмотря на свою надменность, манерность и капризность, в душе была чуткой и ласковой, решила помочь девочке на свой лад, объявив трактирщику, что нуждается в услугах горничной, и потребовала, чтобы ей прислали именно Ронвен. Мастер Придер нисколько не возражал, пробормотав лишь, что служанка из его дочери еще хуже, чем колдунья. А Ронвен была только рада спрятаться от упреков отца.

Увидев Шайну, Финнела приветливо улыбнулась ей и что-то сказала Ронвен. Девочка поспешила на кухню, очевидно за завтраком, а Финнела подошла к столу Шайны.

— Доброе утро, — поздоровалась она, устроившись напротив. — Ты что-то плохо выглядишь.

— Спасибо за комплимент, — скривилась Шайна. — Что я больше всего ценю в тебе — так это твою деликатность. Если бы я проспала девять часов, то была бы такая же свеженькая, как и ты.

— Я спала всего лишь восемь, — возразила Финнела. — Даже меньше. После всего происшедшего трудно было уснуть… а помочь я бы все равно ничем не смогла. У Гвен и так хватало нянек, а когда я сунулась к Эйрин, Мораг попросила меня уйти. Сказала, что я только буду мешать, хотя у меня сложилось впечатление, что она решила присматривать за Эйрин во сне.

Шайна слабо улыбнулась. Что ж, в наблюдательности Финнеле не откажешь.

— Я собиралась было зайти к Эйрин, — продолжала Финнела, — но передумала. Боялась разбудить — ты ведь сама знаешь, какая она злая, когда не выспится. Раньше в таких случаях бросалась в меня подушками, а что теперь будет делать… Кстати, как там она?

— Где-то час назад, когда я заходила в последний раз, Эйрин еще спала, — ответила Шайна. — Мораг сказала, что ее Искра всю ночь была стабильной, сила из-под контроля не выходила. А о чем-то более конкретном можно будет говорить лишь после того, как она проснется.

— А что с Гвен?

— Здорова, но слишком слаба. Ранение и дальнейшее лечение очень истощили ее. Но она уже просыпалась — ненадолго, перед рассветом. Немного поговорила с Этне и Лиамом, расспрашивала у них, как ее спасли. Оказывается, Гвен ничего не помнит о том, что с ней произошло после удара черной колдуньи. Иногда такое бывает. — Шайна сделала выразительную паузу, чтобы привлечь внимание Финнелы. — В связи с этим у меня к тебе большая просьба. Если Гвен станет расспрашивать тебя, пожалуйста, не рассказывай о том, что говорил ей Бренан. Понимаешь, это…

Финнела обиженно фыркнула:

— Не держи меня за маленькую дурочку! Конечно, я понимаю, что такие слова девушка должна услышать от самого парня, а не в чьем-то пересказе. Мне бы и в голову не пришло об этом говорить.

— Тогда извини. Но я должна была тебя предупредить.

На самом деле ситуация была гораздо сложнее, чем представляла себе Финнела. Ночью Бренан рассказал Шайне о своем разговоре с Гвен насчет их совместного будущего и искренне признался, что теперь со страхом ожидает ее пробуждения. Он боялся, что его преждевременное признание оттолкнет Гвен или, по меньшей мере, придаст их отношениям горький привкус натянутости и неловкости. А вот Шайна, зная свою подругу с детства, придерживалась иного мнения. Она считала, что Гвен поспешно убедит себя, что разделяет чувства Бренана, и ускорит их брак. Оба варианта представлялись одинаково нежелательными, так что даже для самой Гвен было бы лучше обо всем забыть…

Ронвен принесла завтрак — жареное мясо с овощным салатом и стакан сока из южных фруктов. Финнела поблагодарила и немедленно отправила девочку в прачечную забрать ее вещи, сначала приказав убедиться, что они хорошо выстираны и выглажены. Ронвен опрометью кинулась выполнять новое задание, а Финнела, взявшись за еду, спросила:

— Так вы не собираетесь приглашать ее на Тир Минеган?

Шайна отрицательно покачала головой:

— Нет. Я до сих пор не верю, что у нее было пророческое видение, но даже если и так, она слишком слаба для нашей школы.

— Насколько я знаю, большинство провидиц — слабые колдуньи.

— Мы выбираем из меньшинства.

— Что ж, ясно. — Финнела замолчала, чтобы разжевать и проглотить кусочек мяса. — Какие же вы, ведьмы, упрямые и заносчивые! Отказываетесь верить в то, что даже мне очевидно. Ну и черт с вами! Все равно Ронвен поедет на Тир Минеган. Я возьму ее в горничные.

— А зачем?

— Во-первых, мне действительно нужна горничная, я уже устала все делать сама. А Ронвен хоть и неуклюжая, но старательная. Во-вторых, мне жаль девочку, ее тут затюкают. Пусть поедет с нами, а если вы и тогда не возьмете ее в школу, пусть просто служит у меня, и мы вместе будем учиться. Для Ронвен все лучше, чем оставаться в этом трактире, где за нее вступается только мать. Кстати, по дороге сюда я встретила мастера Придера, намекнула ему, что хочу нанять Ронвен, а он в ответ намекнул, что все зависит от суммы, которую я предложу за нее. К счастью, отец дал мне достаточно денег.

Шайна была удивлена:

— Почему ты так озаботилась ее судьбой?

— Не то что озаботилась, просто… Просто это несправедливо. Нельзя так обращаться с колдуньей. Даже на Юге к колдунам не относятся с таким презрением. Их не любят, побаиваются, но уважают. Я уверена, что Эйрин поддержит меня, еще и предложит разделить расходы на отступные за Ронвен. — Финнела отхлебнула немного сока. — Кстати, об Эйрин. Что теперь с ней будет? Ее сразу сделают полноправной сестрой?

— Ни в коем случае. Сила силой, и то, что она контролирует ее, очень хорошо. Однако Эйрин еще мало знает и ничего не умеет, а для ведьмы главное не столько сила, сколько умение и знание. Ей придется еще долго учиться, чтобы сдать все экзамены и получить право называться не младшей сестрой, а просто сестрой.

Финнела отрезала ножом еще один кусочек мяса и не спеша положила его в рот.

— Гм, просто сестрой… Вот этого я не пойму. Ваше Сестринство существует уже пятнадцать столетий, а вы до сих пор не смогли придумать отдельного названия для самой большой группы сестер. У вас есть младшие, есть старшие, есть старейшие, а остальные — то ли «просто» сестры, или «полноправные», или «обычные»… Последнее даже немного унизительно — потому что перекликается с выражением «обычные люди».

— Не вижу в этом ничего унизительного, — заметила Шайна. — А вообще так и было задумано. Еще основательница Сестринства, Мейнир вер Гильде, запретила выдумывать для обычных сестер любое официальное название. По ее словам, младшие пускай учатся, старшие управляют, а просто сестры должны помнить, что они тоже люди и тоже обычные.

— А почему это старшие управляют? Я думала, что Сестринство возглавляют старейшие.

— Так и есть. Просто во времена Мейнир их называли старшими. Только в конце прошлого тысячелетия было введено разделение сестер на четыре группы вместо трех. С тех пор девять старших сестер стали старейшими, а название «старшие» досталось двадцати семи сестрам, следующим по возрасту. Собственно, нынешние старшие сестры — те же самые обычные, каких-то особых функций для них не предусмотрено. — Шайна понимала, что злость на сестру Айлиш заставляет ее преуменьшать роль старших, но ничего не могла с собой поделать и продолжала говорить в том же ключе. — Это скорее почетное звание, выдуманное для того, чтобы каждая, даже самая слабая, ведьма под конец жизни могла почувствовать себя главнее большинства сестер. Дело в том, что в начале четвертой сотни лет наступает критический для ведьм возраст. В среднем девять из десяти сестер доживают до трехсот, но лишь считаные единицы из них перешагивают за триста двадцать. А когда уже перешагивают, то, как правило, живут еще сто, а бывает, и двести лет.

— И становятся старейшими?

— Вот именно. С тех пор как я родилась, состав старших сестер изменился больше чем наполовину, а старейшие остались теми же, что и были.

— Это и хорошо, — сказала Финнела. — Иначе я бы осталась в Кардугале.

Шайна пристально посмотрела ей в глаза:

— Ты сама до этого додумалась?

— Нет, — ответила смущенная Финнела. — Мораг так считает. Она говорит, что ты бы не отважилась помочь мне, если бы не была так зла на старейших… Но это не значит, что теперь я менее благодарна тебе. Главное, что ты договорилась с моим отцом, а остальное не имеет значения.

Тут внимание Шайны привлекла небольшая суета, поднявшаяся во дворе. В окно она увидела, что около закрытых ворот собралось несколько гвардейцев, леннирских и тылахморских, споривших о чем-то между собой. Леннирцы качали головами и указывали на трактир, а тылахморцы упрямо тыкали пальцами в ворота, за которыми стояла большая, украшенная герцогскими гербами карета.

— Похоже, пожаловал кто-то из важных придворных чинов, — произнесла она, поднявшись из-за стола. — Пойду разберусь.

Однако карета была пуста. Как оказалось, еще вчера после обеда Довнал аб Конховар отрядил одного из своих людей в Тылахмор с распоряжением отправить на семнадцатую милю две самые лучшие кареты, чтобы последний отрезок пути его гости преодолели с максимальным комфортом. Первая из этих карет как раз прибыла, а вторая немного отстала. Тылахморские гвардейцы настаивали на том, чтобы открыть ворота, леннирцы же сначала хотели услышать подтверждение от самого герцога, но тылахморцы на это не соглашались, зная, что их правитель не любит, когда его будят рано утром.

Расспросив гвардейцев герцога и убедившись, что они хорошо знают и кучера, и четырех всадников сопровождения, Шайна позволила пропустить карету и приказала так же поступить со второй. Потом вернулась в трактир, чувствуя, что ее настроение значительно улучшилось. Теперь благодаря предусмотрительности Довнала они уже точно смогут отправиться сегодня в Тылахмор, даже если Гвен будет слишком слаба для верховой езды.

В передней Шайна чуть было не столкнулась с Мораг, которая как раз сбежала лестницы, направляясь в обеденный зал.

— Ой, извини, Шайна, — сказала она, запыхавшись. — Просто я очень проголодалась.

— А Эйрин…

— Проснулась, и уже давненько. Я и для нее закажу завтрак.

— С ней сейчас Этне?

— Нет. Я собиралась позвать ее, но она заснула просто в кресле в комнате Гвен. Решила не будить.

— Так ты оставила Эйрин одну?! — возмутилась Шайна.

Мораг небрежно отмахнулась:

— За нее не беспокойся, с ней все в порядке. Она такое вытворяет, что я чуть не сдурела.

Испуганно ойкнув, Шайна подхватила юбки и опрометью бросилась наверх. А Мораг крикнула ей вслед:

— Да говорю же тебе, все в порядке. Эйрин не нужны няньки, она и сама справится. Теперь я точно верю в Первозданную Искру…

Вбежав в комнату Эйрин, Шайна с облегчением убедилась, что там все спокойно. Сама Эйрин, в рубашке и брюках, явно одолженных из гардероба Мораг, сидела за небольшим столиком у окна с волшебным пером в руке. На левом краю стола лежало два исписанных листа бумаги, а над третьим, заполненным лишь наполовину, Эйрин как раз корпела перед появлением Шайны.

— Привет, Шайна, — сказала она, оглянувшись. — Пожалуйста, обожди минутку. Я пишу отцу письмо, это мой долг. Скоро закончу.

— Хорошо, — согласилась Шайна.

В Кардугале она оставила приличную стопку бумаги с чарами ожидания. Это было предусмотрено одним из пунктов соглашения между королем Леннира и Сестринством. Кроме того, там оговаривалось, что в течение всего времени пребывания его дочери в ранге младшей сестры ведьмы регулярно будут поставлять ему такую зачарованную бумагу из расчета три листа в неделю, а также по первому же требованию со стороны Эйрин будут отправлять написанные ею письма — опять же исходя из вышеуказанных расчетов. Другие пункты договора были прописаны так же подробно и конкретно — Келлах аб Тырнан оказался необычайно педантичным человеком.

— Кстати, — отозвалась через минуту Эйрин. — Проверь имена погибших гвардейцев на первой странице. Их назвала мне Мораг, она клянется, что никого не забыла и ничего не напутала, но все же взгляни.

Шайна подошла к столу, взяла лист, который лежал левее, и прочитала:

«Дорогой отец!

Прежде всего уверяю тебя, что я жива-здорова, цела и невредима. Точно так же не пострадала и Финнела — это я пишу для дяди Риса и тети Идрис, когда ты дашь им прочитать мое письмо.

А теперь назову тебе двенадцать имен, которые навсегда останутся в моем сердце. Это:

Ленан аб Грайди О'Нуллан, капитан королевской гвардии Леннира;

Мадог аб Шогрин О'Двайн, прапорщик королевской гвардии Леннира;

Нейл аб Колим, рядовой королевской гвардии Леннира…»

Пробежав взглядом весь список, Шайна положила лист на стол и утвердительно кивнула:

— Да, все правильно.

— Спасибо, — коротко ответила Эйрин, продолжая писать.

А Шайна, отступив пару шагов назад, пристальнее присмотрелась к ней. Было похоже на то, что у Мораг имелись веские основания не беспокоиться за Эйрин. Если во сне девушка просто блокировала свою силу, как делают все маленькие ведьмы, то сейчас сдерживала ее вполне по-взрослому — мягко, почти нежно, но надежно. Именно так учили держать силу воспитательницы и наставницы, но такого идеально сбалансированного соединения мягкости, позволявшей призвать ее в любой момент, и цепкости, препятствовавшей ее спонтанному освобождению, ученицы достигали за долгие годы тренировок. А Эйрин освоила это всего лишь за одну ночь! Кроме того, по сравнению со вчерашним вечером ее сила еще немного возросла.

«Уже обогнала Этне, — констатировала Шайна. — Скоро догонит и меня».

Наконец Эйрин дописала письмо, разложила все три листа перед собой… а потом ухватилась сразу за три десятка магических ниток и умело, пусть и несколько напряженно, но в общем безупречно, сплела почтовые чары.

Оторопевшая Шайна разинула рот от безграничного изумления, а Эйрин повернула к ней голову и как ни в чем не бывало попросила:

— Дай мне адрес.

Совершенно бездумно Шайна создала в воздухе магический символ, которым пометила листы в Кардугале. Этот символ должен был притянуть к себе письмо — в том случае, разумеется, если отослать в верном направлении.

Эйрин добавила адрес к своему узору почтовых чар, на несколько секунд замерла с поднятыми руками, убеждаясь, что все сделала правильно, после чего привела чары в действие. Магическое письмо со скоростью мысли полетело в направлении немного западнее южного, а написанное на бумаге осталось. Эйрин не стала демонстрировать излишнюю самоуверенность и сохранила оригинал письма, чтобы повторить попытку в случае ошибки. Впрочем, у Шайны не было никаких сомнений, что письмо пришло по назначению.

— Эйрин… — с трудом выдавила из себя она. — Как… ты… это… — Шайна закашлялась, и наконец ее прорвало: — Как ты это сделала? Это твоя Искра? Она все делает за тебя?

— Тебя просто трясет от страха, что я скажу «да», — с легкой и немного грустной улыбкой сказала Эйрин. Она встала со стула и прошлась по комнате, разминая уставшие от сидения ноги. Черные обтягивающие брюки очень шли ей; лучше, чем любое из ее платьев. — Тогда можешь успокоиться. Это сделала я сама, а не моя Искра. В определенном смысле она все-таки помогает мне, но это не значит, что у нее есть разум. Когда я поделилась ею с Гвен, она — не Искра, а Гвен — воспользовалась моей силой, чтобы исцелить себя, после чего она — теперь уже не Гвен, а Искра — передала мне все ее знания и умения.

Шайна растерянно захлопала ресницами:

— Ты хочешь сказать, что теперь у тебя вся память Гвен?

— Нет, не вся, а только то, что связано с магией. И это нельзя назвать памятью. Это… ну, как книга, только внутри меня. — Эйрин присела на край расстеленной кровати. — Даже не в моей голове, а… где-то в неопределенном месте. Ее держит моя Искра, а когда возникает потребность, дает мне почитать. Именно ту главу, которую я хочу выучить.

— Значит, — сказала Шайна, устроившись на стуле, — ты вроде учишься по этой книге?

— Не «вроде», а именно учусь. Только очень быстро, необычайно быстро. Так было и с почтовыми чарами. Мораг наложила на один лист чары ожидания, я написала на другом свое имя, захотела узнать, как отправлять письмо, — и тут в моей голове появились все необходимые знания. В первый раз промахнулась даже на таком маленьком расстоянии, как из одного угла в другой, во второй раз уже все получилось, хотя в последний момент чуть не сорвалось; а в третий я действовала почти автоматически.

— И при этом, наверное, не все понимала.

Эйрин кивнула:

— Именно так. Я уже и сама поняла, что не стоит браться за такие трудные вещи, поначалу лучше ограничиться простейшим. Но когда уже освоила почтовые чары, я решила воспользоваться этим и написать отцу письмо.

Шайна медленно покачала головой:

— И все же это просто невероятно! Чтобы так быстро и легко усваивались знания, умения, навыки…

Эйрин вздохнула, ее изумрудные глаза печально посмотрели на Шайну.

— Не скажу, что это легко. Быстро — да, легко — нет. Напротив, очень трудно. Когда за какую-то секунду в голову впихивают кучу знаний, да еще и таким способом, чтобы они были готовы к использованию… это, скажу тебе, не самые приятные ощущения. Я только час назад проснулась, а уже устала. Чтобы немного отдохнуть и отвлечься, села писать письмо, но оно, как назло, написалось до неприличия быстро. Хорошо, хоть моя Искра оказалась не слишком жадной и позаимствовала у Гвен лишь практические знания, только те, что нужны для создания чар. Мне не хватало еще теории.

— Однако, — заметила Шайна, — ты откуда-то узнала, что у тебя Первозданная Искра. А это чистая теория, не имеющая никакого значения для практической работы с чарами.

— Поэтому я переняла у Гвен один только этот факт, без всяких объяснений. А что это означает, мне уже рассказала Мораг. — Лицо Эйрин озарила озорная улыбка. — Она была так напугана, когда на минутку вышла в мыльню, а вернувшись, увидела, что я уже проснулась, сижу в кровати, держа в руках маленький магический огонек.

— Ее испуг можно понять. Но, вижу, она быстро оправилась и предложила тебе сделать что-нибудь посложней.

— Да. И это была ошибка. Сейчас я похожа на маленького ребенка, который, не научившись толком говорить, пытается читать и писать.

— Ничего, мы это исправим, — пообещала Шайна. — Когда Этне проснется, вместе составим план занятий. Она очень опытная учительница.

— И еще желательно привлечь Гвен, — добавила Эйрин. — В конце концов, это же ее знания. Она поймет меня лучше всех… Кстати, Мораг не преувеличивает? Гвен действительно полностью здорова?

— Да, правда. Разве что несколько следующих дней будет слабой, но это не беда. Мы все равно тут не задержимся. Довнал вызвал из Тылахмора две кареты, там мы все удобно разместимся и спокойно прибудем к вечеру в герцогский дворец.

Прикрыв рот ладонью, Эйрин сладко зевнула:

— Это замечательно. Хоть я и не Финнела, но одна только мысль о седле сейчас вызывает у меня отвращение.

Дверь из коридора открылась, и в комнату вошла Мораг. В воздухе перед ней парил большой поднос с несколькими тарелками и стаканами.

— Ну! Кто тут заказывал завтрак?

А Эйрин застонала:

— О нет!.. Теперь я знаю, как это делается.

Для закрепления только что полученных знаний она подхватила чарами смятую подушку и заставила ее взлететь к самому потолку.

Глава XIII ВНОВЬ НА СЕВЕРЕ

Когда с корабля на причал перекинули трап, Шимас аб Нейван не стал спешить. Он подождал, пока сойдут остальные пассажиры, и уже тогда двинулся сам. Шел степенно, не спеша, за поручни не держался, однако страховал себя при помощи чар, чтобы в последний момент не споткнуться на ровном месте.

Оказавшись на твердой земле, которая не шаталась у него под ногами, Шимас не удержался от облегченного вздоха. Ну вот все и закончилось, он почти дома. И хотя до Кованхара оставалось еще девять сотен миль по землям Гулад Данана, Сейшана и Тир Алмынаха, теперь перед ним не стоял выбор между горами и морем, между тяжелой дорогой через Двар Кевандир и шаткой палубой кораблей, курсирующих по Румнахскому заливу. Впереди его ожидало путешествие по ровной суше, желательно не верхом на лошади, а в карете, по широкому, хорошо проторенному тракту, соединяющему Кованхар с Эврахом.

Перед прибытием Шимас переоделся в свою темно-синюю мантию, которая в глазах осведомленных людей указывала не только на его звание университетского профессора, но и на то, что он колдун. Среди эврахских извозчиков, охотившихся в порту на клиентов, нашлось немало сведущих, и они, словно стая голодных псов, наперегонки бросились к Шимасу, предлагая ему свои услуги.

Из них Шимас выбрал малого с самым честным лицом, без колебаний отдал ему оба своих чемодана и отправился вместе с ним к его двуколке.

— Мне к графскому дворцу, — сказал он на ходу.

— Будет сделано, сударь, — заверил его извозчик. — Быстренько домчу вас на место.

— Нет, не нужно торопиться, — охладил его пыл Шимас. — Езжай спокойно, самым удобным путем, я тебе хорошо заплачу… Между прочим, добрый человек, ты не знаешь, сейчас у графа гостит ведьма?

— Разумеется, сударь, и не одна. Целых две. У нас всегда есть ведьмы. Это же не какой-нибудь задрипанный Тылахмор.

Шимас улыбнулся. Соперничество между Тылахмором и Эврахом уходило своими корнями еще в прошлое тысячелетие, но за последние несколько столетий благодаря стремительному развитию судоходства Эврах уверенно вырвался вперед, местные графы жили гораздо богаче, даром что были лишь королевскими наместниками, в то время как герцоги Тылахморские занимали высшую по сравнению с ними ступень в иерархии Гулад Данана, они самостоятельно правили своими землями и считались не подданными, а вассалами Короны.

Выполняя пожелание клиента, извозчик ехал без спешки. Шимас, откинувшись на мягкую спинку сиденья, смотрел в чистое осеннее небо и думал о том, что за последние четыре недели приобрел интересный опыт, хотя и предпочел бы его избежать. Этот опыт не имел ни малейшей ценности для той работы, которой он посвятил свою жизнь, и если бы диннеши предложил ему какую-нибудь приемлемую альтернативу — например, провести определенное время уединенно, но с относительным комфортом в уютной хижине посреди Эдандырского леса, что на юг от Кованхара, — Шимас охотно бы ее принял.

«Вот вернусь домой, — в который раз сказал он себе, — и больше носа не высуну за городские ворота. Хватит с меня этих путешествий!»

Впрочем, его поездку по Южному Абраду нельзя было назвать трудной, исполненной неприятных приключений, тягот и невзгод. Диннеши обеспечил его и лошадью, и деньгами, и одеждой, а в каждом городке Юга, точно так же как и на Севере, непременно жили колдуны, которые радушно принимали своего северного коллегу, да еще и ученого. Тот же диннеши позаботился и о том, чтобы у Шимаса была при себе магическая копия грамоты профессора Кованхарского университета, поэтому никому и в голову не приходило считать его мошенником.

Из Тир на х-Эйдала он отправился прямиком в Леннир и в Кардугале встретился с местным колдуном Иганом аб Кином, которому рассказал и о разгаданном пророчестве, и о реакции на него со стороны Ярлаха аб Конала, на поверку оказавшегося черным колдуном. А чтобы свести к минимуму потребность во лжи, Шимас просто сказал, что после удара Темной Энергии невесть каким образом очутился на Юге, за пятьдесят миль на восток от Дын Краннаха, и при этом потерял семь дней. Дескать, сам теряется в догадках, что с ним приключилось, но в одном полностью уверен: Ярлах тут ни при чем, у него было явное и откровенное намерение убить его.

Поверил ему Иган аб Кин или нет, но за неимением иного принял это объяснение. А успешная верификация Пророчества о Первой с толкованиями Шимаса произвела на него огромное впечатление. Он доложил обо всем королю Келлаху, а тот, не на шутку встревожившись, немедленно послал вдогонку за Эйрин сразу трех гонцов, направив их разными дорогами, а еще одного отрядил в Эврах, хотя и не знал, есть ли там ведьма, так как предыдущая гостья эврахского графа Мораг вер Дерин в данный момент сопровождала его дочь на Тир Минеган. Шимасу же король предоставил двух гвардейцев, которые сопровождали его до самого Конви, а там распрощались с ним, убедившись, что он сел на корабль, плывущий через Румнахский залив в Эврах…

Графский дворец располагался неподалеку от порта, и вскоре повозка подъехала к распахнутым боковым воротам внешней ограды. Чтобы охрана пропустила его во двор, хватило и профессорской грамоты, а дальше уже пришлось воспользоваться рекомендательным письмом, которое собственноручно написал Келлах аб Тырнан. Письмо от короля, да еще и отца новой ведьмы («Ну да, профессор, мы еще с лета знаем. Это же не какой-то там задрипанный Тылахмор…»), позволило Шимасу избежать бюрократической волокиты с низшими придворными чинами и немедленно открыло ему дорогу к самым верхам. Если бы он захотел встретиться с графом Рагналом аб Мавоном, тот не заставил бы себя долго ждать, однако у Шимаса не было к графу никаких дел — его интересовали только ведьмы. На это ему сообщили, что старшая из них, леди Айлиш вер Нив, пошла в город и еще не вернулась, зато вторая, леди Риана вер Шонаг, сейчас находится во дворце.

Служанка средних лет проводила Шимаса в просторную гостиную роскошных гостевых покоев, оставила его там, а сама отправилась докладывать леди Риане о госте-колдуне. Меньше чем через десять минут в комнату вошла высокая женщина в нарядном платье из бледно-голубого шелка, вышитого золотыми нитями. Несмотря на свой рост (а она была где-то на дюйм выше Шимаса с его шестью футами),[6] женщина казалась очень хрупкой из-за излишней худощавости фигуры, и даже особый покрой наряда не мог скрыть, что у нее очень узкие бедра и маленькая грудь. Ведьму в ней выдавали лишь короткие, до плеч, темные волосы; обычные знатные женщины считали такую прическу почти непристойной и с детства отращивали длинные косы, а ведьмам было плевать на условности, они руководствовались главным образом тем, как им лучше идет и как удобнее. На вид Риане вер Шонаг было около двадцати, из чего Шимас сделал вывод, что она, вероятно, еще молода. Возможно, лишь недавно стала полноправной сестрой.

При ее появлении Шимас легко поклонился, ведьма ответила ему кивком.

— Мне сказали, что вы профессор Кованхарского университета.

— Да, сударыня. Профессор Шимас аб Нейван, преподаватель на кафедре пророчеств и ясновидения.

Расположившись в кресле, Риана вер Шонаг жестом предложила ему садиться.

— А вы выбрали странную профессию для мужчины, профессор.

— Я специализируюсь на толковании пророчеств, — объяснил Шимас, устроившись напротив нее. Его грудь стеснило нехорошее предчувствие: он знал, что одного из гонцов леннирский король отправил в Эврах, но по реакции собеседницы стало понятно, что она впервые слышит его имя. — В частности, я разгадал известное Пророчество о Первой.

— Наверное, это выдающееся достижение, — вежливо сказала ведьма, впрочем не скрывая своего безразличия.

— Не знаю, выдающееся ли, — отметил Шимас, — но актуальное. Ведь оно касается вашей новой сестры Эйрин вер Гледис и ее Первозданной Искры.

Риана вер Шонаг вздрогнула от неожиданности и уставилась на него широко распахнутыми глазами. А через несколько секунд стремительно вскочила с кресла, мгновенно создала волшебный узор и набросила его на Шимаса. Скорее автоматически, чем осознанно, он попробовал отбиться, однако мощные ведьмовские чары с легкостью разорвали его защиту, словно тоненькую паутинку. Шимас полностью лишился доступа к магии, у него отняло руки и ноги, а ведьма грозно, даже слишком грозно для ее мягкого контральто, заговорила:

— Вот ты и попался, черный! Задумал обмануть меня! Выведать информацию, заморочив мне голову сказочками о пророчестве! Думал, если я молода, то уже и дура? А дудки! Я знаю о Первозданной и знаю, что о ней известно только нашим сестрам… а еще твоим мерзким друзьям, которые и совершили то дерзкое нападение! Так, может, и ты был среди них? И видно, пришел разнюхать, что произошло дальше? Ладно, я скажу тебе, все равно ты не уйдешь отсюда живым. Ваше нападение привело к тому, что Искра сестры Эйрин пробудилась. Она овладела своей силой, обрела знания, и теперь вы зубы об нее сломаете. Вот так!

Выпалив это без малейших пауз, она остановилась перевести дыхание. А Шимас, испытывая облегчение от того, что планы Ярлаха захватить принцессу Эйрин провалились, спокойно сказал:

— Ты и впрямь глупая девчонка. Если бы я был черным, разве стал бы к тебе приходить? Тебе же должны были сказать, что я прибыл с Леннира и там встречался с королем Келлахом. Он знает о Первозданной Искре своей дочери…

— Конечно, теперь знает, — перебила его Риана вер Шонаг. — Ясное дело, его известили об этом. Но ты не мог так быстро доехать, ты слишком поторопился, глупец, не рассчитал…

— Черт тебя подери! — рассердился Шимас. — Я уже говорил, что узнал о Первозданной из Пророчества. Если не веришь, проверь. Пророчество о Первой достаточно известно, ты найдешь его чуть ли не в каждой книжке по истории предвидений. Там нужно лишь поменять «сыновья» на «дочери» и «последний король» на «последний князь», и оно легко верифицируется. Ваши старейшие уже должны об этом знать. Келлах аб Тырнан, когда я рассказал ему о своем открытии, немедленно отправил им письмо.

— Если бы это было так, я бы знала. Я бы обязательно… — Молодая ведьма внезапно замолчала, упрямое выражение напрочь слетело с ее лица, а вместо него появилась растерянность. — Через три… нет, четыре дня после нападения я видела тут посланника с леннирскими гербами. Но сестра Айлиш сказала… Нет! Не могла же она так со мной поступить…

— К сожалению, могла, — послышался от дверей спокойный голос, и в то же мгновение чары, удерживающие Шимаса в кресле, исчезли.

В гостиную вошла низенькая круглолицая женщина в простом, без украшений, зеленом платье. Она выглядела типично для ведьм — лет под тридцать по меркам обычных людей.

— Полагаю, вы профессор аб Нейван? — обратилась вновь прибывшая к Шимасу.

— Да, сударыня, — ответил он, поднявшись. — А вы, наверное, леди Айлиш вер Нив?

Женщина утвердительно кивнула:

— Вы явились в неудачное время, профессор. Прошу прощения за леди Риану, она ничего о вас не знала и, похоже, решила, что вы черный колдун.

— А что я еще могла подумать! — обиженно воскликнула Риана вер Шонаг. Лицо девушки было бледным от гнева, карие глаза сердито сверкали. — Ты же обманула меня, Айлиш! Обманула нас всех! Скрыла, что существует пророчество о Первозданной Искре!

— Так решили старейшие, потому что…

— Ага! Все ясно, старейшие! Без них не могло обойтись. Они же отказываются признать Первозданную. А ты, как верная собачонка, выполняешь все их прихоти. Недаром же…

— Замолчи, Риана! — властно промолвила Айлиш вер Нив, превратившись в мгновение ока из добродушной и кроткой женщины в сердитую королеву. — И убирайся отсюда. Немедленно!

— Хорошо, я уйду, — не выказав ни малейшего страха, ответила девушка. — Только не надейся, что буду сидеть сложа руки. О нет, не буду! — Она вопросительно посмотрела на Шимаса. — Так я правильно запомнила, профессор: «дочери» вместо «сыновья» и «князь» вместо «король»?

Не ожидая ответа, Риана вер Шонаг тряхнула головой, развернулась так резко, что юбки обвили ее длинные стройные ноги, и быстрым шагом вышла из комнаты.

Айлиш вер Нив проводила ее взглядом и вздохнула:

— Сейчас напишет своим подругам, а те — своим, и если, не приведи Дыв, вспомнит о вас, то вся наша секретность провалится в Тындаяр. Как же не вовремя вы приехали, профессор! Последние дни я провела во дворце, никуда не выходила, ждала вас, а стоило мне отлучиться на какой-то часок… Наша молодежь просто помешалась на Первозданной! Пока это была лишь теория, никто и слышать о ней не хотел, мол, наши Искры одинаковы, поэтому все мы сестры. А теперь многим захотелось, чтобы у них была мать. Видели бы они ту мать — девчонку, которой еще не исполнилось и шестнадцати… — Опомнившись, что говорит о ведьминских проблемах при посторонних, она досадливо поморщилась и сухо добавила: — Ну, хорошо, профессор, прошу садиться. Будьте уверены, вас больше не привяжут к креслу.

Шимас вернулся на свое предыдущее место и осторожно спросил:

— Так ваши старейшие сестры действительно не признают существования Первозданной Искры?

— Это наше внутреннее дело, профессор аб Нейван, — сдержанно сказала Айлиш вер Нив, усевшись в кресло, которое раньше занимала Риана вер Шонаг. — Уверяю, оно никоим образом не касается вас и разгаданного вами пророчества. Мы решили до поры до времени скрыть вашу историю, так как сейчас наши сестры в Кованхаре ведут слежку за магистром аб Коналом. Мы надеемся захватить не только его, но и целую группу черных колдунов, тесно связанных с Ан Нувином. Согласитесь, это в наших общих интересах.

— Несомненно, — подтвердил Шимас, хотя и чувствовал определенный дискомфорт при мысли о том, что в городе колдунов ведьмы осуществляют собственную тайную операцию, еще и направленную против одного из магистров, пусть даже черного колдуна. А дополнительной пикантности этой ситуации придавало то обстоятельство, что все происходило с подачи Шимаса: ведь это он сообщил ведьмам о Ярлахе аб Конале. Однако иного выхода не было, с этим согласился даже Иган аб Кин, которого и сейчас иногда вспоминали в Кованхаре из-за его громкого конфликта с ведьмами.

— Поэтому вы должны понимать, — продолжала Айлиш вер Нив, — что сейчас любое упоминание о вас и обо всем, связанном с вами, будет крайне нежелательным. Если до магистра аб Конала дойдут хотя бы туманные и противоречивые слухи, что вы якобы живы, он точно всполошится. К сожалению, многие из наших сестер обладают присущим большинству женщин недостатком — они обожают сплетничать. И не только между собой, это было бы еще полбеды… Гм, как я понимаю, Риана сочла вас черным, когда вы вспомнили о Первозданной Искре?

— Да, — кивнул Шимас. — Она сказала, что об этом никто, кроме вас и черных, не знает.

— Ах, если бы так! На самом деле слухи о Первозданной уже поползли по всему Северному Абраду, хотя после нападения прошло всего лишь пятнадцать дней. Здесь, в Эврахе, пока ничего не знают, но в этом нет заслуги Рианы — просто она приехала сюда недавно и еще не успела завести среди местных женщин подруг, которым поверяла бы наши тайны. Зато это успешно делают другие сестры в других городах.

— Но почему вы не остановили леди Риану? — спросил Шимас. — Почему не попросили никому не писать обо мне? Нужно было объяснить, как это важно.

— И рассказать ей, что по Кованхару свободно разгуливает высокопоставленный черный? — Леди Айлиш покачала головой. — Нет, ни в коем случае. Тогда уж точно ничего не удастся скрыть. А пока я сосредоточила внимание Рианы на Пророчестве. Существует большая вероятность, что она не обмолвится о вас ни словом, так как захочет выдать ваше толкование Пророчества о Первой за свое собственное. Я знаю ее с пеленок, Риана вряд ли устоит перед таким соблазном, особенно когда прочитает о многочисленных попытках его разгадать. Она очень амбициозна и тщеславна.

— О… — протянул Шимас. — Хитро придумано!

— Но первенство все равно останется за вами, — заверила его Айлиш вер Нив. — Когда дело с магистром аб Коналом закончится, посвященные в тайну сестры подтвердят, что ваше письмо пришло еще до того, как Риана стала заявлять о своих претензиях на толкование. А в случае необходимости я лично ее разоблачу… хотя предпочла бы этого не делать. Пускай дитя себе тешится, а в учебниках все равно будет написано, что вы стали первым человеком в истории Абрада, которому удалось истолковать неотвратимое пророчество еще до его окончательного осуществления.

— Меня это мало заботит, — сказал Шимас не совсем искренне; он ни в коем случае не собирался уступать свое открытие той молодой длинноногой ведьме, такой нахальной и заносчивой. — Главное сейчас — вывести на чистую воду Ярлаха аб Конала, чтобы я мог спокойно вернуться в Кованхар.

— А вы уже решили, как объяснить свое отсутствие?

Шимас немного растерянно пожал плечами:

— Много об этом думал, но не придумал ничего умнее, чем сказать, что уцелел после нападения Ярлаха и убежал на Юг, потому что не знал, кому можно доверять. Вот только кто угодно, сопоставив даты, легко поймает меня на лжи.

— А вы расскажите все как было, — посоветовала ведьма. — Просто не упоминайте о потерянных семи днях, этого никто не заметит, и добавьте небольшую выдумку: когда вы очнулись в незнакомой местности, с вами был магистр аб Конал. Он убеждал вас принять Темную Энергию и присоединиться к черным, однако вам удалось отбиться от него и убежать. А детали уже сочиняйте сами.

— Думаете, мне поверят? — с сомнением спросил Шимас. — Как я объясню, что за одну ночь мы с магистром перенеслись из центра Севера в центр Юга? Не рассказывать же мне сказки про Тындаяр… — Он внезапно осекся, увидев, как Айлиш вер Нив утвердительно кивает.

— Да, профессор, Тындаяр. Мы уже оповестили ваш Магистрат, что Враг опять открыл доступ в подземный мир для черных колдунов — если не для всех, то для избранных. Именно таким образом они планировали захватить леди Эйрин вер Гледис…

После этого Шимас услышал сжатый рассказ о событиях на семнадцатой миле Ихелдиройдского тракта. Он понимал, что некоторые подробности ведьма утаила, а местами, возможно, и согрешила против истины, но не стал указывать на мелкие противоречия в ее истории, так как знал, что ничего полезного из нее не выудит.

— Если бы у меня было на несколько дней больше, — сказал Шимас, — возможно, я смог бы предупредить гибель людей.

— А может быть, сделали бы только хуже, — заметила леди Айлиш. — Все эти «если» — очень ненадежная вещь. У меня было время обдумать разные варианты развития событий, и я пришла к выводу, что ваше предупреждение скорее повредило бы, чем помогло. Вероятнее всего, они бы в любом случае остановились на семнадцатой миле, просто тогда бы сестры более бдительно охраняли Эйрин, постоянно держась около нее, и наверняка все вместе попали бы в Тындаяр. Без сомнения, наши враги предусмотрели такую возможность и подготовили какую-то ловушку — скажем, вроде барьера для носителей пробудившейся Искры. А пока Шайна, Этне и Мораг с ним разбирались бы… Нет, профессор, я даже рада, что ваше предупреждение запоздало. Жаль, конечно, погибших людей, но для меня самое главное, что сестра Эйрин не пострадала. И мало того, обстоятельства сложились так, что теперь она уже не беспомощна и в состоянии сама себя защитить. Тот, кто устроил вам ваше удивительное путешествие, знал, что делает.

— А у вас есть предположение, кто бы это мог быть? — поинтересовался Шимас.

Айлиш вер Нив сложила на коленях руки и сосредоточенно посмотрела на него.

— Что не Создатель — это точно. Даже не тешьте себя такой мыслью. Если Дыв существует, а это еще не доказано, то Он является стратегом, а не тактиком. Он может перенести в другой мир целый остров, населенный людьми, чтобы было кому биться с нечистью. Может отправить на землю ведьмовские Искры — или одну Искру, Первозданную, — чтобы дать людям оружие для их борьбы. Но Он не станет вмешиваться ради спасения одного, пусть и выдающегося человека. Точно так же как полководец, командующий целыми армиями, не бросится в гущу битвы из-за одного из своих солдат. Лично я считаю… но имейте в виду, я буду отрицать свои слова, если вы их кому-нибудь передадите… так вот, я считаю, что тут не обошлось без диннеши, Несущих Свет — тех, кого вы, колдуны, называете ангелами.

Шимас изобразил на лице глубокую задумчивость, надеясь, что вышло это у него естественно.

— Среди других я рассматривал и такую возможность. Но диннеши, как известно, являются воинами Последнего Дня, а пока этот день не настанет, они лишь присматривают за миром земным и предпочитают не вмешиваться в ход событий.

Во взгляде зеленовато-карих глаз леди Айлиш появилось что-то похожее на уважение.

— А вы не такой невежда, как большинство ваших коллег, — одобрительно произнесла она. — Я всегда потешалась над представлениями колдунов о диннеши. Наверное, поэтому вы и называете их ангелами — за то, что они абсолютно не похожи на наших диннеши… Они правда избегают активного вмешательства в события и, как мне кажется, не отступили от этого правила и в вашем случае. Забросив вас в Тир на х-Эйдал, они минимизировали последствия своего вмешательства и фактически только спасли вам жизнь. Кстати, из отчетов наших сестер, которые уже десять дней ведут наблюдение за магистром аб Коналом, создается впечатление, что он просто изображает обеспокоенность вашим исчезновением, а на самом деле нисколько этим не озабочен. Такая его самоуверенность ясно свидетельствует о том, что он считает вас мертвым.

— Я помню огонь, — сказал чистую правду Шимас. — Но не стал упоминать о нем в письме, так как совсем не уверен, был ли он в действительности или только привиделся мне.

— Наверное, все-таки был. А диннеши вытащили вас из огня, позаботившись о том, чтобы магистр этого не заметил. Очевидно, те потерянные вами семь дней пошли на ваше выздоровление. Другого объяснения у меня нет — ведь ничто не мешало диннеши забросить вас еще дальше на юг, в Ан Кавах или даже на Талев Гвалах.

Шимасу оставалось только удивляться проницательности ведьмы, шаг за шагом разгадавшей ту часть его истории, о которой он умолчал.

— А теперь о будущем, профессор, — деловым тоном заговорила Айлиш вер Нив. — Мы не собираемся насильно вас задерживать и скрывать, но были бы вам очень признательны, если бы вы согласились недельку погостить у графа Рагнала. Его я еще несколько дней назад предупредила о вашем прибытии, и он даже распорядился отвести для вас покои — они тут, рядом с нашими. Потом вы спокойно отправитесь в Кованхар, а к тому времени мы, независимо от того, разоблачим сообщников магистра аб Конала или нет, передадим его в руки вашего колдовского правосудия.

— Надеюсь, я не буду единственным свидетелем обвинения, — сказал Шимас. Хорошо хоть в кованхарских судах не давали клятвы говорить правду, поскольку колдуны считали такую присягу нелепицей, не имеющей никакой реальной (то есть магической) силы. — Мое слово против его слова, тем более что после его отстранения я буду одним из главных претендентов на руководство кафедрой… ну, сами понимаете.

— Понимаем. И уверяю вас, что ваши показания станут лишь последним гвоздем в его гроб. Наши сестры уже собрали неопровержимые доказательства того, что магистр аб Конал является черным колдуном. В данный момент речь идет только о том, чтобы его судили не одного.

Шимас в задумчивости потер свой гладкий подбородок. К счастью, он хорошо владел бритвенными чарами, иначе сейчас был бы с двухдневной щетиной, поскольку морская качка несовместима с острым лезвием бритвы. Наверное, поэтому большинство моряков отпускали себе бороды и усы…

— Ладно, я не против немного отдохнуть. Одной неделей меньше, одной больше — уже без разницы. Вот только… Понимаете, леди Айлиш, я не привык к обществу вельмож и был бы рад избежать всех этих великосветских приемов, вечеринок и всего остального.

Ведьма кивнула:

— Вижу, вы типичный ученый. Можете не волноваться, профессор, вас никто не потащит ни на приемы, ни на вечеринки, ведь граф Рагнал и сам их редко посещает. Это же не Тылахмор, где молодой герцог Довнал каждый вечер устраивает шумные пиры. Он лишь собирает пошлину за пользование трактом, а здешнему графу приходится много работать, чтобы поддерживать порядок и в городе, и в порту. А если не справится и потеряет прибыль, король не станет с ним долго нянчиться, просто назначит в Эврах другого наместника, а за Рагналом аб Мавоном останется только графский титул и доходы от нескольких поместий.

— Ну, тогда… — Тут Шимас замолчал и вздохнул. — Я же совсем забыл рассчитаться с извозчиком! Попросил его подождать и исчез. Сейчас он или проклинает меня на чем свет стоит, или уехал, забрав вместо платы все мои вещи.

На лице леди Айлиш появилась искренняя улыбка.

— Я об этом позаботилась, — успокоила она Шимаса. — Приказала заплатить извозчику и забрать ваши чемоданы. Они уже ждут вас в ваших покоях.

Вечером Шимас убедился, что Айлиш вер Нив была права. Никто и не думал тащить его ни на какие приемы или вечеринки, никого даже не заинтересовало появление в графском дворце профессора-колдуна. Эврах был большим городом, тут жило много колдунов, на службе у самого графа Рагнала их было целых восемь, поэтому еще один не стал ни сенсацией, ни просто новостью. Ясное дело, в Эврахе были и черные, и не исключено, что кто-то из них поддерживал связь с Ярлахом аб Коналом, но тут уже ничего нельзя было поделать. Ведьмы решили пойти на риск и продолжить наблюдение за магистром в надежде, что он выведет их на своих сообщников, а Шимасу только и оставалось, что держаться в тени и не привлекать к себе излишнего внимания.

Впрочем, одна попытка выманить Шимаса в свет все-таки была, и исходила она от Рианы вер Шонаг. Девушка внезапно стала с ним очень приветливой, попросила прощения за тот неприятный инцидент днем и предложила загладить свою вину, устроив ему знакомство со сливками эврахского общества на премьерном спектакле в самом популярном театре города. В общем, Шимас любил театр, однако предпочитал ходить на такие спектакли, где публику интересовала игра актеров, а не наряды и украшения друг друга. Поэтому он вежливо отказался от приглашения, а уже через полчаса выяснилось, что и Риана передумала идти в театр и вместо этого пригласила его поужинать вместе с ней в ее покоях. Тут у Шимаса не было никаких причин для отказа, он принял ее приглашение и вскоре выяснил, что такая внезапная любезность со стороны длинноногой ведьмы была вызвана не только чувством вины. За ужином она завела разговор о разгаданном им пророчестве, и особенно ее интересовало, как он додумался заменить те два слова. Шимас понял, что замысел леди Айлиш сработал: убедившись, что в исправленной редакции Пророчества о Первой действительно говорится о принцессе Эйрин и Первозданной Искре, Риана не смогла преодолеть искушения и в письмах к ведьмам-подругам выдала его толкование за свое собственное, а те в ответ стали расспрашивать, как она до этого дошла.

И хотя Шимасу было досадно от такого наглого плагиата, он ничем не выказал своего раздражения и спокойно объяснил ход своих мыслей. А чтобы защитить себя от дальнейших вопросов, подробно растолковал ей все пророчество от первого до последнего слова. Впрочем, Риана была отнюдь не глупа (глупых ведьм вообще не бывает) и сама обо всем догадалась, имея лишь некоторые сомнения касательно последнего пункта. Шимас пересказал ей то, что услышал от Игана аб Кина: еще до того как у Эйрин обнаружили Искру, она мечтала о колдовском даре и очень хотела учиться или в Кованхаре, или на Тир Минегане. А поэтому можно считать, что принцесса Финнела осуществила мечту своей двоюродной сестры, так как сейчас ехала на учебу в Абервенскую школу для девочек-колдуний.

К сожалению, это не освободило Шимаса от общения с Рианой в последующие дни. Очевидно, кто-то из ее знакомых ведьм, скорее всего бывшая учительница, приятно удивленная успешным толкованием этого древнего пророчества, стала забрасывать девушку то ли вопросами, то ли заданиями по теории предвидений. Чтобы не осрамиться, Риане приходилось несколько раз в день обращаться к Шимасу за объяснениями, притворяясь, что очень заинтересовалась этой областью магии.

На первых порах он отвечал ей кратко, неохотно, но вскоре начал чувствовать немного извращенное удовольствие от того переплета, в который попала молодая ведьма из-за своего тщеславия, и стал отплачивать ей тем, что заставлял терпеливо выслушивать целые лекции, посвященные тому или иному вопросу. Риана уже сама была не рада, что надумала украсть чужую славу, однако гордость (или, скорее, надменность) не позволяла ей отступить и признать перед сестрами свой обман. В присутствии Айлиш вер Нив она чувствовала себя неловко и пристыжено и в то же время была необычайно дерзкой, словно пойманный на горячем преступник, который понимает, что ему все равно ничего за это не будет. Ее взгляд словно говорил: «Старейшие промолчали, когда я сообщила сестрам об этом пророчестве, не отважились признать, что скрыли правду. А ты, их верная собачонка, тоже должна молчать!»

Но больше всего Шимаса бесило, что Риана, похоже, была озабочена только тем, что думают о ней сестры-ведьмы, и не выказывала ни малейших признаков угрызений совести в его адрес. Наверное, не усматривала для себя ничего предосудительного в том, чтобы обмануть дурака-колдуна, воспользоваться его знаниями, присвоить его заслуги…

Айлиш вер Нив наблюдала за всем этим с полным спокойствием, хотя и не теряла повода завуалированно подшутить над Рианой и ее пылким увлечением пророчествами. На шестой день за совместным обедом, начавшимся сразу после очередной лекции Шимаса, леди Айлиш, словно между прочим, заметила:

— Тебе, Риана, очень повезло с нашим гостем. Я расспрашивала сестер, находящихся сейчас в Кованхаре, и они ответили, что в местном Университете профессора аб Неймана считают самым лучшим специалистом по толкованию пророчеств после руководителя кафедры, магистра аб Конала. Наверное, ты очень жалеешь, что он не собирается задержаться у нас дольше: его уже заждались студентки… Гм. Я была бы рада переманить вас, профессор, в Абервенскую школу, но не буду и пытаться, это безнадежное дело. Вы так верны Кованхару, что вас не привлечет даже уникальная ученица, которая вскоре появится на Тир Минегане.

Ясное дело, Шимас и мысли не допускал, чтобы сменить Кованхар на Абервен. Однако поинтересовался:

— И чего же в ней уникального?

— У нее было пророческое видение о событии, которое впоследствии произошло в ее присутствии.

Шимас так и замер с поднятой вилкой.

— Вы серьезно?!

— Абсолютно, — кивнула Айлиш вер Нив. — Когда рассказывала о нападении на Ихелдиройдском тракте, я упомянула только то, что появление дочки трактирщика вызвало суету, сорвавшую все планы черных. К этому следует добавить, что девочка выбежала не просто так. С утра у нее было видение о человеке, падающем во мрак Тындаяра, а узнав в нем капитана леннирской гвардии, она бросилась предупредить его.

— Вот это да! — Шимас был ошеломлен. — Значит, она не просто была свидетелем предвиденных ею событий, но и своим вмешательством привела к осуществлению собственного пророчества?

— Именно так, — подтвердила старшая ведьма.

Как уже говорилось, Риана вер Шонаг не была глупой. Это известие произвело на нее не меньшее впечатление, чем на Шимаса.

— Ого! А я ничего не слышала.

— Этому почти никто не придал значения. И Этне с Мораг, и Шайна с Гвен до сих пор считают это случайным стечением обстоятельств. А я не верю в случайные совпадения, тем более в таких критических ситуациях. К счастью, принцесса Финнела взяла девочку к себе на службу, и она едет на Тир Минеган.

— Если это в самом деле было пророческим видением, — медленно произнес Шимас, — тогда вы, без сомнения, нашли уникальную провидицу. Вернее, как я понимаю, ее нашла принцесса Финнела, которая, по словам Игана аб Кина, и сама обещает стать очень сильной колдуньей. Он жалеет, что родители не отпустили ее в Кованхар. Думаю, и мне стоит об этом пожалеть. Теперь даже дважды — и из-за нее, и из-за той девочки.

— Зато в Кованхаре есть уникальный толкователь, — заметила Айлиш вер Нив. — Разгадать необратимое пророчество еще до того, как оно окончательно сбудется, — это выдающееся достижение.

После этих слов старшей сестры Риана внезапно заторопилась, быстро закончила обед и, сжимая в руках блокнот с заметками по недавней лекции Шимаса, поспешила к себе. Небось, чтобы написать ответ на очередное письмо.

— Боюсь вас расстроить, профессор, но сегодня утром Риана высказала желание поехать в Дын Гаил… Нет, даже не так. Она не спросила моего разрешения, а просто поставила меня перед фактом. Дескать, одна из двух тамошних сестер присоединилась к сопровождению Эйрин вер Гледис, а Дын Гаил все-таки столица Тир Алмынаха, это лучше, чем Эврах.

Шимас помрачнел. Дын Гаил находился на полпути от Эвраха до Кованхара, туда вел тот самый тракт. Можно не сомневаться, что эта длинноногая ведьма (конечно же по чистой случайности) отправится одновременно с ним и еще три недели будет надоедать ему своим обществом…

— Риану уже меньше донимают по поводу пророчества, — продолжала Айлиш вер Нив. — Но ей хватило ума сообразить, что без ваших консультаций тональность ее ответов резко изменится, а проще говоря, они станут не такими умными, что вызовет кое у кого подозрения. Но мне кажется, что на Дын Гаиле это не закончится. Риана попала в такую зависимость от вас, что, наверное, решит поехать с вами до Кованхара. А это вам на руку.

— Почему?

— А разве непонятно? Там вы будете на своей территории и если объявите о своем первенстве в толковании пророчества, а она не станет возражать, то тем самым согласится с вами. Если же наберется наглости заявлять о своих правах, вам будет нетрудно уличить ее во лжи.

Подумав, Шимас кивнул:

— И правда. Это немного утешит меня в дороге.

— Думаю, еще вас утешит новость, — добавила Айлиш вер Нив, — что наши сестры разоблачили трех сообщников магистра аб Конала.

— Кого?

Она назвала имена. О двух первых Шимас никогда не слыхивал или же не помнил их; в конце концов, Кованхар был большим городом, где обитало четверть миллиона людей, среди которых было более двадцати тысяч колдунов. Зато третьего, профессора Фейлана аб Мередида, он хорошо знал — тот работал на кафедре алхимии, был известным специалистом по трансмутации элементов и автором многих новых магических формул.

— Никогда бы на него не подумал, — покачал головой Шимас. — Как, собственно, и на Ярлаха аб Конала… Значит, остается еще как минимум двое.

— Трое, — уточнила леди Айлиш. — Мы уверены, что кроме тех шестерых, убежавших через Тындаяр из трактира, был еще один, находившийся в другом конце тоннеля и не принимавший участия в столкновении. Но так или иначе, мы свое слово держим и не будем просить вас остаться еще на несколько дней. Тем более что послезавтра я отправляюсь на Юг, в Леннир, чтобы поставить в Кардугале дерайтиры для защиты от проникновений из подземного мира. Что же касается магистра аб Конала, то, похоже, больше ни на кого из своих сообщников он нас не выведет. В последнее время он почти ни с кем не общается и вообще не ходит в Университет. Сказался больным, возложил исполнение своих обязанностей на вашего коллегу, профессора аб Махавина, а сам сидит у себя дома… Вернее, делает вид, что там сидит.

— Путешествует по Тындаяру? — догадался Шимас.

— Вне всяких сомнений. Нашим сестрам только дважды удавалось ощутить слабый отголосок использования Темной Энергии в его жилище: он очень мастерски накладывает защитные чары. Но он точно куда-то ходит через Тындаяр — очевидно, снова что-то задумал. Дальнейшее наблюдение за ним признано бессмысленным, сейчас все усилия сосредоточены на тех троих, о которых я уже говорила. А через неделю после вашего отъезда в Кованхар все разоблаченные на тот момент черные будут схвачены. Касательно магистра аб Конала старейшие отдали новый приказ, который, возможно, вам не понравится. Его не передадут университетскому Магистрату, а доставят на Тир Минеган для допроса и дальнейшего суда за организацию покушения на леди Эйрин вер Гледис.

Шимасу стало стыдно за чувство облегчения, охватившее его при мысли, что ему не придется свидетельствовать в суде против своего начальника.

— Магистрату это определенно не понравится, — как можно сдержаннее произнес он.

— Ничего, мы договоримся. Для ваших магистров и так будет позором, что среди них затесался черный, поэтому мы предложим им сохранить лицо и представить все так, будто они сами разоблачили и его, и всех остальных, а потом, в качестве жеста доброй воли, передали в наши руки Ярлаха аб Конала — главного виновника событий на Ихелдиройдском тракте.

— А с чего вы взяли, что он среди них главный?

— Полной уверенности у нас нет, но логика подсказывает именно такой вывод. Мы с самого начала подозревали, что Ярлах аб Конал играл в тех событиях главенствующую роль. В конце концов, он магистр, а черные, как вы, наверное, и сами знаете, уважают иерархию, сложившуюся в среде колдунов. Для них магистр есть магистр — хоть в их мерзком братстве, хоть вне его. Во всяком случае, среди тех, кого мы уже разоблачили, он точно главный.

Шимас неуверенно кивнул:

— Похоже на то, хотя… Перед тем как напасть на меня, Ярлах говорил, что ему не сказали о Первозданной Искре, потому что не сочли нужным. Выходит, над ним стоят другие черные колдуны, более влиятельные, более могущественные, которые отдают ему приказы… — Вдруг он замолчал и вздохнул. — Какой же я недотепа! Ярлах ведь твердил «я», «мне», «меня», и ни слова про «мы», «нам», «нас». Откуда бы ни исходили эти приказы, они адресовались именно ему, ему одному… Все-таки вы правы, леди Айлиш. Очевидно, среди колдунов, совершивших нападение на Ихелдиройдском тракте, он самый главный.

— А потому, — подхватила Айлиш вер Нив, — наказать его должны мы. И накажем сурово. Чтобы другим неповадно было покушаться на жизнь ведьмы…

«Какие же они заносчивые! — думал Шимас, возвращаясь в свои покои, где его ожидало несколько интересных книг, найденных им в графской библиотеке. — Ну ладно, я согласен — нельзя убивать ведьм. И колдунов тоже. И обычных людей… Но воспринимать покушение на ведьму как покушение на сами основы мироздания — это, по-моему, чересчур. Неужели им невдомек, что именно из-за этого мы и не любим их. Из-за этой их мерзкой привычки ставить себя в центре Вселенной, а остальных людей рассматривать как низших существ…»

Впрочем, Шимас всегда старался быть честным перед собой. Поэтому вынужден был признать, что существовала и другая причина нелюбви к ведьмам. И эта причина никуда бы не делась, даже если бы все ведьмы были белыми и пушистыми, нежными и ласковыми. Каждого колдуна, каждую колдунью в глубине души просто душила зависть к ведьмам, их могуществу, молодости, долгой жизни. А все эти ведьминские заявления о том, что якобы они платят за это высокую цену, были просто смехотворными и больше походили на неуклюжие попытки самооправдания. Шимас без малейших колебаний заплатил бы такую цену. Да он отдал бы все на свете (кроме своей бессмертной души, ясное дело), чтобы родиться ведьмой. В крайнем случае — ведьмаком…

Войдя в свою комнату, Шимас бросил взгляд на перекидной календарь, лежащий на письменном столе. Сегодня было сорок первое монфовира. Через два с половиной дня он отправляется в Кованхар.

Глава XIV ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГОДОВЩИНА

В детстве Бренан отмечал свои дни рождения в тесном семейном кругу, вместе с отцом и матерью. Вечером они собирались втроем за празднично накрытым столом, ели разные лакомства, которых не позволяли себе в другие дни, много разговаривали, пели песни, смеялись… Это были светлые и радостные вечера, наполненные теплом и любовью. Их очень не хватало Бренану, когда после смерти родителей он переселился в Дервег к родственникам, которые не знали ни дня его рождения, ни сколько ему лет, — да и знать об этом не хотели. А свое семнадцатилетие Бренан встретил в маленьком трактирчике на границе между Мынви и Энтримом, когда путешествовал по Северному Абраду.

Сегодня Бренану исполнялось восемнадцать, и впервые в жизни он делил этот день с другим человеком — со своей сестрой-близнецом Шайной, о существовании которой до недавнего времени даже не подозревал. Они так рассчитали отъезд из Тылахмора, чтобы сорок первого монфовира наверняка быть в Кыл Морганахе, и тут, в своей усадьбе, Гвен устроила для них настоящее празднование. На обеде по случаю восемнадцатилетия Шайны и Бренана были не только свои, хотя и «своих» набралось немало, поскольку по пути к ним присоединились шесть ведьм из Гулад Данана, Торфайна, Сейшана и Тир Алмынаха, а в самом Кыл Морганахе ждали еще трое, которые как раз находились на юге Катерлаха. Кроме того, прослышав о возвращении Гвен, к ней пожаловали чуть ли не все знатные соседи, в частности граф Ридихенский со своей семьей. О дне рождения они ничего не знали, просто хотели засвидетельствовать свое почтение хозяйке и ведьмам, прибывшим вместе с ней, но их тоже пришлось пригласить на праздник.

При всей своей непривычности такое шумное и многолюдное празднование дня рождения понравилось Бренану. Если бы гостей было меньше, он, наверное, чувствовал себя немного неуютно в центре всеобщего внимания, а так количество присутствующих превысило тот предел, когда компания уже не держится вместе, а стремится разделиться на небольшие группки. Поэтому Бренан чувствовал себя довольно комфортно, так как сам мог выбирать, с кем ему общаться, а с кем нет.

К тому же именно сегодня Гвен впервые его поцеловала. Пусть и не по-настоящему, а просто провозглашая тост легонько чмокнула Бренана в губы, — но все равно это было чрезвычайно приятно. Еще приятнее ему стало, когда Гвен в разговоре с графиней Ридихенской, двумя ее старшими дочерьми и еще несколькими гостями как будто невзначай назвала его своим женихом. Потом картинно спохватилась, начала объяснять, что о свадьбе в данный момент речь не идет, это пока лишь планы на будущее, однако дело было сделано, и вскоре среди всех присутствующих распространилась весть об этой неформальной помолвке. Бренан был рад, что Гвен все-таки решилась придать их отношениям некую определенность, и даже не думал требовать от нее большего. Он понимал, что такое объявление о намерениях — максимум, к чему она сейчас готова.

Вскоре, улучив момент, когда рядом никого не было, Гвен немного взволнованно спросила:

— Ты же не сердишься, что я так сказала? Это было неправильно — сначала я должна была посоветоваться с тобой.

— Ничего, — успокоил ее Бренан. — Все в порядке. Хотя надо признать, что для меня это стало неожиданностью.

— Для меня тоже. Я поступила импульсивно и необдуманно. Заметила, как дочери графа строят тебе глазки, и мне так захотелось утереть им нос, показав, что ты мой и никому другому не достанешься. Только не подумай, что я какая-то сумасбродка…

— Я так не думаю, Гвен. Я все понимаю. В конце концов, раз мы твердо решили, что когда-нибудь поженимся, то почему бы не сказать об этом другим. Теперь, когда люди будут знать о нашей помолвке, будет меньше сплетен, меньше недоразумений. Если честно, мне уже надоело объяснять: «Нет, господин такой-то или госпожа такая-то. Мы не любовники. Просто леди Гвенет обучает меня чарам».

Она согласно кивнула:

— У меня были такие же проблемы. Мы от них избавились, но теперь возникнут другие. Все будут спрашивать, когда же мы поженимся. Собственно, мы можем сделать это хоть завтра, в Катерлахе любая ведьма, скажем, Шайна, сможет нас обвенчать. Но…

— Но не стоит спешить, — сказал Бренан, потому что должен был так сказать.

— Да, не стоит, — согласилась Гвен. — После свадьбы наступает брачная ночь, а я… Не скажу, что не хочу этого. Я хочу, потому что ты мне нравишься, потому что ты ведьмак, предназначенный мне самой судьбой. Просто я хочу большего. Хочу, чтобы мы запомнили нашу первую ночь на всю жизнь. А это случится только тогда, когда мы на самом деле полюбим друг друга.

Бренан нежно посмотрел в манящую глубину ее серых глаз и коснулся пальцами шелковистых русых волос.

— Я тоже этого хочу, Гвен.

Уже второй раз она легонько поцеловала его в губы.

— Мне очень повезло с тобой, Бренан. Еще немного — и я уже не буду сожалеть о потерянной Искре.

Однако Бренан знал, что этого никогда не произойдет. Всю свою жизнь Гвен будет страдать от невыразимой тоски по силе, которой когда-то обладала, по вечной молодости, которой лишилась. А его долг — всегда быть рядом и облегчать ее страдания. Он с этим справится, потому что любит ее и готов ради нее на все.

Также Бренан думал о том, как хорошо все сложилось, что Гвен не запомнила тех ужасных минут, когда чуть не умерла. И не только потому, что тогда он наговорил ей лишнего. Наверное, Шайна все-таки была права, и его преждевременное признание лишь ускорило бы их брак. Это было бы не очень хорошо, но и не фатально. Намного худшие последствия имели бы другие воспоминания — о том, как к Гвен ненадолго вернулась настоящая ведьмовская сила, когда Эйрин поделилась с нею Искрой, а потом вновь оставила ее. Во второй раз. Возможно, она сама бессознательно заблокировала эти воспоминания, чтобы не бередить свою рану…

Тут к Бренану с Гвен присоединились Шайна с Лиамом. Впрочем, ненадолго, а только для того, чтобы быстренько поздравить с помолвкой, а потом разделить их — Лиам повел сестру в одну сторону, а Шайна увлекла брата в другую.

— Ну наконец-то вы решились, — сказала она Бренану, и он нисколько не сомневался, что Гвен то же самое услышала от Лиама. — Я рада за тебя, братик. Рада за вас обоих.

— Спасибо, Шайна, — ответил он. — Это целиком была инициатива Гвен. Как ты и советовала, я на нее не давил.

— Вот и хорошо. Правда, я больше боялась не из-за тебя, а из-за новоприбывших сестер. — Она бросила быстрый взгляд на группу из пяти ведьм, которые оживленно что-то обсуждали в дальнем углу зала. Возможно, именно его с Гвен помолвку. — Они все молодые… ну, конечно, взрослее меня, но все-таки молодые и нетерпеливые. Было бы скверно, если бы кто-то из них надумал подгонять Гвен.

— А с чего бы им ее подгонять? — удивился Бренан. — Разве их волнует, поженимся мы или нет?

— Ну… Скажу так: они в этом заинтересованы. Точнее, не они, а мы. То есть ведьмы. Касательно вас двоих у нас есть один план. Старейшим он не нравится, старшие разделились пополам, а большинство обычных сестер его поддерживают. В частности и я.

— И что же это за план?

— Сделать вас королем и королевой Катерлаха, — спокойно, словно речь шла о чем-то будничном, объяснила Шайна.

От неожиданности он так резко остановился, что чуть не споткнулся на ровном месте.

— Что?! Королем и коро… — Он запнулся, поняв, что произнес это слишком громко. К счастью, рядом никого не было, а в зале играла достаточно громкая музыка, поэтому никто ничего не расслышал. — Сестричка, что за глупости? — уже тише продолжил Бренан. — Я знаю, княжеские сынки мечтают жениться на Гвен, потому что это откроет им путь к катерлахской короне. Но я ведь из простого рода. Хотя родители и воспитали меня образованным, я все равно остаюсь крестьянским сыном. Еще и лахлинцем.

— А я крестьянская дочь, — сказала Шайна. — Еще и лахлинка. Но вместе с тем я ведьма. Поэтому ко мне, крестьянской дочери, короли и князья относятся как к равной. То же самое касается и тебя, Бренан, потому что ты ведьмак. Только не нужно сравнивать себя по силе с колдунами. Для обычных людей важна не величина силы, а ее происхождение. Колдовская магия имеет земную природу, а ведьмовская происходит от Искры, ниспосланной с Небес. Именно это для большинства является самым главным. А то, что ты из простого рода… Все ведьмаки до тебя были из простых, но это не помешало им стать королями или князьями. Ивыдонцы гордятся тем, что у них было целых два короля-ведьмака, и искренне уверены, что именно благодаря этому их страна является самой богатой на Абраде. Думаю, что и в Ферманахе, хотя на Юге совсем другая ситуация, многие люди связывают бывшее величие своей бывшей империи с семидесятилетним правлением императора-ведьмака.

— Все мои предшественники выросли на Тир Минегане, — выдвинул еще один аргумент Бренан. — Они получили ведьмовское образование и воспитание. Они с детства были вельможами. А я — нет.

— Наверное, ты невнимательно слушал Гвен, — сказала Шайна. — Я уверена, что она говорила не обо всех ведьмаках, а о четырех, рожденных в этом тысячелетии. А из пяти, живших раньше, только один воспитывался на Тир Минегане, остальные росли в своих семьях. В частности, Айдан аб Киннан, ставший впоследствии императором Ферманаха, все свое детство провел в Тибриде, где и родился. Как и в трех предыдущих случаях с ведьмовскими двойнями, родители не захотели отдавать обоих детей и настояли на том, чтобы им оставили сына. Когда в девять лет у Айдана пробудилась сила, к нему отправили ведьму, чтобы она обучала мальчика, и лишь в пятнадцатилетнем возрасте он впервые попал на Тир Минеган, где встретился со своей сестрой-близнецом. А тебе только стукнуло восемнадцать — разница невелика.

— Я тут чужак, — настаивал Бренан. — Люди никогда не будут любить меня.

— А кто говорит о любви? По большому счету, обычные люди не любят ни колдунов, ни ведьм, ни ведьмаков, ни ведьмачек. Правителей они тоже не любят — и это правильно, потому что народная любовь вместе с властью развращает. Королей должны уважать, этого достаточно. А ты добьешься уважения, я не сомневаюсь. Те, кто знаком с тобой, относятся к тебе с уважением хотя бы из-за твоего прошлого. Как я уже говорила, абрадцы недолюбливают людей, имеющих дар к чарам, но еще сильнее они не любят лахлинцев.

— Ну вот…

— Погоди, братишка, я еще не закончила. Тебя не воспринимают настоящим лахлинцем, потому что настоящие лахлинцы люто ненавидят всякую магию. В Тылахморе я слышала, как тебя называли «ведьмак с Лахлина» или просто «тот парень с Лахлина», но никто не говорил «лахлинец». Твое ведьмовское происхождение превращает тебя в их представлении в абрадца, который случайно родился на Лахлине, смог там выжить, да еще и оставил в дураках всех лахлинцев с их поборниками, дерзко чаруя у них под самым носом… Да неужели никто не выражал тебе восхищения твоим мужеством? Не верю!

— Ну… выражали. Но я думал, что это просто из вежливости…

— Из какой, к Китрайлу, вежливости! — фыркнула Шайна, а Бренан невольно содрогнулся. Он до сих пор не мог привыкнуть к тому, что порой, хоть и нечасто, ведьмы ругаются именем Врага, вместо того чтобы использовать более нейтральные «бес», «черт» или «дьявол». Как объяснила ему Гвен, этим они подчеркивают презрительное отношение к нему, отвергая тезис духовников о том, что Китрайл является могущественным и неуничтожимым предводителем всемирного Зла. — Бренан, поверь: в отличие от многих других слов, которые ты слышал в свой адрес, именно эти слова были искренними, они шли от чистого сердца. Каждый нормальный абрадец ужасается одной только мысли о жизни на Лахлине. Даже агрессивные фанатики, с пеной у рта нахваливающие тамошние порядки, что-то не очень спешат туда переселяться — ведь и они привыкли пользоваться в быту магией, а на Лахлине их могут повесить за кусок обычного абрадского мыла. Да ты и сам знаешь, не мне тебе говорить.

— Но все же, — заметил Бренан, возвращаясь к основной теме разговора, — старейшие не одобряют намерения сделать нас с Гвен правителями Катерлаха. Значит, у них есть на то основания.

— Мне плевать на мнение старейших, — сказала Шайна сердито. — И уверена, что тебе тоже.

— Моя обида не помешает согласиться с их доводами, если они будут вескими.

— Все их доводы сводятся к тому, что с Катерлахом у нас и так прекрасные отношения и мы не много выиграем, посадив на трон ведьмака с ведьмачкой. Но это вовсе не означает, что они не строят собственных планов, как лучше использовать тебя и твой брак с Гвен. Поговаривают, что старейшие нацелились на другую страну — Кередигон…

— Ой, нет, — простонал Бренан. — Только не Кередигон! Он слишком близко к Лахлину, а еще там слишком много лахлинцев.

А Шайна немного ехидно улыбнулась:

— Ну что, хорошие доводы? Считаешь их вескими?.. Хотя должна признать, что в таких планах есть свой резон. Кередигон — беднейшая страна Севера, если не всего Абрада, а корона в ней так быстро переходит от одного короля к другому, что порой ее отнимают у предыдущего обладателя вместе с головой. С этим действительно нужно что-то делать, — однако появление там короля-ведьмака не сможет в корне изменить ситуацию. Самая большая проблема Кередигона не в нем самом, а в близости Лахлина, в наличии большого количества лахлинских беглецов, среди которых затесалось множество шпионов и провокаторов. Тут нужно… а впрочем, это тема отдельного разговора. Я разделяю точку зрения тех сестер, которые считают, что для развязывания кередигонско-лахлинского узла следует прибегнуть к другим методам. А вы с Гвен лучше всего послужите тому, чтобы устранить последнюю серьезную проблему, препятствующую гармоничному развитию стран Минеганской Пятерки, к которой относятся Ивыдон, Коннахт, Алпайн, Лойгир и Катерлах. С этими пятью королевствами мы не просто тесно сотрудничаем — они являются нашими верными союзниками и надежными партнерами. В четырех из них уже давно сложилась наследственная монархия, обеспечивающая политическую стабильность и позволяющая нам с детства воспитывать принцев-наследников, способствовать тому, чтобы из них выросли мудрые и рассудительные правители, лояльные к Тир Минегану. В Катерлахе дела обстоят не так хорошо, тут каждый раз при смене правящего дома возникает хаос, который сводит на нет все выгоды от того, что мы можем влиять на выбор нового короля. А чтобы и народ, и знать без возражений приняли переход к наследственной монархии, нужно длительное и успешное царствование, во время которого должны вырасти несколько поколений, рассматривающие королевскую власть не как игрушку в руках высших лордов, а как что-то самодостаточное, стойкое и незыблемое.

— И ты думаешь, что мы с Гвен сможем обеспечить такое царствование?

Шайна с уверенным видом кивнула:

— Конечно, сможете. А мы вам в этом посодействуем. Под «мы» я понимаю всех сестер без исключения, даже старейших. Когда убедятся, что вы не оставляете им другого выбора, они поддержат ваши претензии на катерлахский престол. Сестра Альса обещает, что ведьмовское лечение позволит королю Энгасу продержаться еще два года. Да пусть даже год — и этого хватит. Кое-кто считает, что потом нужно устроить так, чтобы следующим королем выбрали старого графа Ригвара аб Ковгала, и за время его правления вы с Гвен сможете завоевать себе авторитет среди вельмож, упрочить свое положение, после чего уже не придется прилагать никаких усилий для вашего возведения на престол — большинство лордов сами, по собственной воле, проголосуют за вас.

— Это звучит разумно, — сказал Бренан, обрадовавшись возможной отсрочке всех этих королевских планов. — Нам не стоит спешить.

— С одной стороны — да, а с другой — нет. Чем дольше вы будете править Катерлахом, тем лучше. И желательно, чтобы ваши дети родились уже принцами и принцессами. Кроме того, корона нужна Гвен сейчас, а не через пятнадцать или двадцать лет.

Бренан озадаченно посмотрел на сестру:

— Так она сама этого хочет?

Несколько секунд Шайна колебалась с ответом. Наконец сказала:

— Если ты так прямо спросишь у Гвен, то поставишь ее в очень неловкое положение. Сказать тебе «нет» означает соврать, а сказать «да» — будет мешать страх перед тем, что ты можешь решить, будто бы ее желание выйти за тебя продиктовано холодным расчетом. На самом деле она хочет стать твоей женой независимо от того, какие выгоды ей даст ваш брак. — Сестра немного помолчала. — Наверное, я не должна этого говорить, но все же скажу. Гвен уверена, что вас свела вместе сама судьба. А еще она призналась мне, что уже мечтает о том дне, когда вы поженитесь, но сдерживает себя, так как хочет…

— Я это знаю, Шайна, — мягко прервал ее Бренан. — А сейчас хочу знать о другом. Гвен действительно нужна корона? Это ее собственное желание?

— Я уверена, что да. Мы ни разу не касались этой темы, но я знакома с ней уже восемнадцать лет, и мне легко догадаться, что у нее на уме. Гвен рассматривает корону как небольшую компенсацию за потерянную Искру. Думаю, еще с самого начала она поставила себе такую цель, поэтому выбрала Катерлах, хотя могла поселиться в Ивыдоне, где живет ее родня. Наверное, на первых порах Гвен планировала выйти за одного из графских сыновей, а может, взять в мужья кого-нибудь из знатных колдунов, например Йорверта аб Торвала из Тир на н-Гала…

— Она ему отказала, когда встретила меня, — сказал Бренан. — Мне этого достаточно, Шайна. Если Гвен хочет корону, я на это согласен. Ради нее я согласен на все…

Позже, когда они с Гвен вновь сошлись вместе, Бренан осторожно заговорил:

— У меня был очень интересный разговор с Шайной. Она рассказала о некоторых ведьминских планах относительно нас.

Он почувствовал, как та напряглась.

— О-о… Ты о катерлахской короне?

— Да. А ты уже знаешь?

— Кое-что слышала. Только старейшие не поддерживают этих планов.

— Шайна уверяет, что поддержат, никуда не денутся. Стоит нам только захотеть… А как ты сама к этому относишься?

Гвен скользнула растерянным взглядом по толпе гостей и ненадолго задержалась на Шайне, как раз беседовавшей с несколькими местными лордами во главе с графом Идвалом аб Горонви. Возможно, в свете объявления о помолвке уже начала готовить их к появлению новых претендентов на престол.

— Бренан, — наконец отозвалась Гвен. — Есть вопросы, которые в семье должен решать мужчина. И хотя мы еще не стали супружеской парой, но… Словом, окончательное решение за тобой. Хорошенько подумай, взвесь все, и как ты скажешь, так и будет.

— Значит, если я захочу стать королем, ты согласишься быть моей королевой?

— Да.

— И не будешь потешаться надо мной? Тебе не будет казаться смешным, что я, простой парень, претендую на корону одного из величайших королевств мира?

— Ты не простой, Бренан, ты — ведьмак. И в твоих претензиях не будет ничего смешного.

— А если я откажусь? — спросил он. — Ты не будешь жалеть об этом? Не будешь упрекать, что я из-за своей крестьянской ограниченности потерял такую великолепную возможность, упустил корону, которая сама падала нам в руки?

Гвен страстно посмотрела ему в глаза:

— Никогда не упрекну, обещаю. Ни о чем не пожалею. Для меня ты важнее всех королевств на свете. Я не позволю, чтобы какая-то там корона стала между нами.

Она сказала это так искренне, так уверенно, с такой пылкостью, что у Бренана отлегло от сердца.

«Милостивый Дыв! — подумал он, млея от нежности, пронизавшей все его существо. — За что мне такое счастье?..»

А вслух произнес:

— Шайна почти убедила меня, что это пойдет на пользу не только ведьмам, но и народу Катерлаха. Но я ничего не смыслю в государственных делах. Не хочу, чтобы этим воспользовались старейшие.

— Не воспользуются, я за этим прослежу. А государственным делам ты научишься. Мы оба научимся — сестры найдут нам самых лучших учителей.

Они как раз подошли к креслам, стоящим под стеной. Гвен села в одно из них и расправила на коленях свои пышные юбки. А Бренан вдруг улыбнулся одной мысли, только что пришедшей ему в голову.

— Боюсь, тебе придется забыть о брюках, — заметил он. — И постоянно носить такие красивые платья, как это.

Она легонько пожала обнаженными плечами:

— За все приходится платить. Это будет частью моей платы за власть. А ты только выиграешь. Тебе же нравится, когда я в платье… Только не говори, что нравлюсь тебе в любом наряде.

— Но ведь это правда. Другое дело, что в платье ты просто неотразима.

Он говорил это стоя, поскольку садиться не было смысла. К ним приближалась Финнела, и тогда ему опять пришлось бы встать.

В Тылахморе большинство придворных так и остались пребывать в заблуждении, что ведьмой-королевной, которую сестры везли на Тир Минеган, была именно Финнела, и уж никак не Эйрин. Последняя совсем не походила на королевскую дочь, а вот Финнела была настоящей принцессой до самых кончиков своих тщательно ухоженных ногтей. И на вид, и по манерам, и по характеру — порой надменная, порой своенравная, порой капризная и всегда высокомерная — она была именно такой, какой Бренан представлял себе принцессу. Вот только он никогда не думал, что будет держаться с такой принцессой на равных, обращаться к ней просто по имени и на «ты», а она в ответ на такое нахальство не будет бросать на него уничтожающих взглядов и угрожать самыми жуткими карами. Напротив, с ним Финнела была очень мила, вся просто медовая, и за время их знакомства не сказала ему ни одного плохого слова, хотя к остальным постоянно задиралась.

За ней хвостиком плелась Ронвен, одетая в нарядное зеленое платье, самое лучшее из тех, которые Финнела купила для нее еще в Тылахморе. Девочка уже немного привыкла к длинным пышным юбкам и больше не спотыкалась на каждом шагу, но все равно была очень неловкой, и при ходьбе ей приходилось полностью сосредоточиваться на том, чтобы не упасть. Бренан до сих пор не мог понять, чего же добивается Финнела, заставляя Ронвен носить одежду знатной девицы, уча ее соответствующим манерам — и в то же время помыкая ею, как простой служанкой. Что касается самой девочки, то Шайна по-прежнему придерживалась мысли, что ей нечего делать на Тир Минегане, Гвен и Мораг было все равно, а Этне понемногу начала склоняться к тому, что Ронвен заслуживает внимания. Эйрин с самого начала была уверена в этом — и, как ни странно, именно к ее аргументам, а не к аргументам Шайны прислушались другие ведьмы, что присоединились к их компании после Тылахмора. Одна из них, сорокадвухлетняя Ивин вер Шинед, которая очень интересовалась пророчествами, много времени уделила Ронвен, выспрашивая у нее мельчайшие подробности, и в конце концов высказала свое твердое убеждение, что у девочки действительно было пророческое видение. Еще и процитировала отрывок из письма Айлиш вер Нив, где та утверждала, что при данных обстоятельствах случайное совпадение было бы еще более невероятным, чем осуществление пророчества при участии самой провидицы. Эти слова вызвали у Шайны приступ гнева — и не потому, что с ней не соглашались, а из-за ссылки на авторитет сестры Айлиш…

Подойдя, Финнела одарила Бренана с Гвен очаровательной улыбкой и сказала:

— Поздравляю с помолвкой. И когда свадьба?

Гвен сокрушенно вздохнула:

— Уже седьмая…

— Мы с этим не спешим, — ответил Бренан. — Как сложится, так и будет. Будущее покажет.

— Понятно, — кивнула Финнела. — Хорошо хоть, что ты наконец…

К счастью, Бренан вовремя догадался, что она собиралась сказать, и поспешно прервал ее:

— Это было нашим совместным решением. Мы подумали, все взвесили… ну и решили, что дальше нет смысла скрывать наши намерения.

— Ведь они и так очевидны, — добавила Гвен.

Следующие несколько минут Бренан пытался держать в руках все нити разговора, чтобы не позволить Финнеле вновь соскользнуть на эту нежелательную тему. Потом к ним подошли Шайна, Этне и еще три ведьмы, которые слишком явно выказывали желание поговорить с одной лишь Гвен. Бренан только обрадовался этому и немедленно предложил Финнеле свое общество.

— Это очень мило с твоей стороны, — охотно согласилась она. — Я как раз собиралась подышать свежим воздухом. — И обратилась к скромно стоявшей в стороне Ронвен: — Золотце, на сегодня с тебя достаточно. Можешь пойти наверх и отдохнуть. Только не вздумай заснуть, ты мне сегодня еще понадобишься.

Похоже, Ронвен только и ждала этих слов. Она облегченно вздохнула и, неумело придерживая юбки, направилась к лестнице. А Финнела схватила Бренана под руку и потащила через зал и столовую к дверям, ведущим на просторный задний двор, который, в отличие от парадного, где разгуливали гости, был безлюдным. Или почти безлюдным — по другую его сторону, возле самого пруда, виднелась в сумерках хрупкая девичья фигура.

— Это Эйрин, — сообщил Бренан, на секунду вызвав магическое зрение и увидев свет, излучаемый ее Искрой.

— Вот и замечательно! — сказала Финнела. — Пойдем к ней, расскажем о вас с Гвен. Наверное, она еще ничего не слышала.

— Хорошо, только погоди минутку, — сказал Бренан, не двинувшись с места. — Сперва у меня есть к тебе одна просьба.

— Какая?

— Ты чуть не проболталась о… ну, о том, что я говорил, когда Гвен была ранена. А ты ведь обещала Шайне молчать.

— Да, обещала. Но теперь это не имеет значения, ведь вы обручились… Ох! — Глаза Финнелы блеснули в сумерках: она так резко вскинула голову, что в них на короткое мгновение промелькнуло отражение освещенного окна. — Так ты ей ничегошеньки не сказал? Не сказал тех прекрасных, тех чудесных слов? Вы просто решили пожениться, и все?

Бренан неловко отвел взгляд и устремил его на Эйрин, которая так и продолжала неподвижно стоять возле пруда.

— Ну… собственно… не сказал. Мы просто договорились, что поженимся.

Финнела разочарованно вздохнула:

— Это так прозаично… И неправильно. Совершенно неправильно. Ты же должен был стать перед ней на колени, попросить ее руки… Вот так это делается, лахлинский болван! — Она по-настоящему рассердилась. — Именно этого ждала от тебя Гвен. А ты… просто договорился с ней! Ты даже не представляешь, как обидел ее! Бедняжка, наверное, была в отчаянии… Это нужно немедленно исправить!

— Финнела…

— И не возражай, — стояла она на своем. — Этого нельзя так оставлять. Вот закончится вечеринка, ты пойдешь к Гвен и сделаешь все как следует. Я научу тебя, что нужно говорить, раз ты такой забитый, такой…

— Финнела, постой! — Бренан крепко схватил девушку за плечи, чтобы хоть немного остудить ее пыл. — Прошу тебя, очень прошу, не вмешивайся в наши отношения. У нас с Гвен все идет хорошо… так хорошо, как это только возможно. Пойми, наконец, что дело не во мне, не в том, что я лахлинский болван. Думаешь, я не хотел поступить так, как ты говорила? И на колени стать, и признаться в любви, и попросить руки… Да я бы с удовольствием это сделал, но Гвен к этому не готова.

Финнела растерянно захлопала своими длинными светлыми ресницами:

— Как не готова? Вы же обручились.

— Да, обручились. Гвен готова к помолвке. Может быть, даже готова к свадьбе. Но не готова услышать, что я люблю ее, потому что не знает, как тогда себя вести, что мне ответить. Она же бывшая ведьма, пойми это. Ее воспитывали иначе, чем нас. Гвен с малых лет учили, что любовь не для нее, что это опасное и губительное чувство. Даже сейчас, планируя нашу совместную жизнь, она может говорить о любви только в будущем времени. О том, как мы оба ждем ее и как нам будет хорошо, когда она наконец придет.

Финнела вновь вздохнула — теперь уже сочувственно:

— Прости, Бренан. Это не ты болван, это я дурочка. Мне следовало самой сообразить, что у тебя с Гвен все очень непросто. Она до сих пор держится как настоящая ведьма, а что там творится в ее голове… трудно и представить. Но я верю, что все уладится. Не может не уладиться. Вы же такая замечательная пара, вам просто суждено быть вместе. Я уверена, вы справитесь со всеми трудностями.

— Я тоже на это надеюсь.

— Тем более, — вдруг добавила Финнела, — что о любви Гвен знает не понаслышке. И если есть на свете парень, которого она способна полюбить, то это именно ты. Ведь ты так похож на Шайну… — Тут она ойкнула и быстро закрыла ладонями покрасневшее от стыда лицо. — Ой, что я несу!.. Прости, Бренан, прости, пожалуйста. Я… я не дурочка, я плохая, я такая плохая!.. Как только я могла?..

Финнела развернулась и опрометью вбежала в дом. Бренан проводил ее растерянным взглядом, чувствуя, как и его щеки пылают от смущения.

Впрочем, только что услышанное не стало для него новостью. Об отношениях между Гвен и Шайной он догадался еще месяц назад — как из тонких, очень деликатных намеков Лиама, так и из рассказов самой Гвен. Ясное дело, она и словом об этом не обмолвилась, однако сам ее тон, когда речь заходила о Шайне, говорил за себя. В конце концов Бренан решился откровенно расспросить обо всем Лиама, а тот, небрежно пожав плечами, сказал: «Так ведь она тогда была ведьмой. Это словно в прошлой жизни…»

Встретившись с сестрой, Бренан быстро убедился, что у Шайны нет никаких претензий на Гвен, напротив — она всей душой желает им обоим счастья. Да и поведение Гвен свидетельствовало, что для нее все осталось в прошлом, и если на первых порах Бренан еще чувствовал какую-то настороженность (не ревность, нет), то вскоре успокоился. Просто выбросил это из головы и старался не вспоминать.

Однако Финнела ему напомнила. И это ни в коем случае не было оговоркой, ее слова звучали так едко, с такой жестокой иронией, что она, наверное, долго обыгрывала их в мыслях. Другое дело, что немедленно пожалела, сказав это вслух.

Но почему? Чем Гвен могла досадить ей, что Финнела так думала о ней? За эти две с половиной недели они вроде бы не успели серьезно поссориться, хотя несколько раз обменялись шпильками, — но Финнела вела себя так со всеми, она ни дня не могла прожить без маленьких конфликтов. А такие слова тянули на что-то большее, чем просто маленький конфликт. В них ощущалась откровенная враждебность…

Бренан вздрогнул, ощутив легкое прикосновение чар. В этих чарах не было ничего угрожающего, но все равно он мысленно отругал себя. Он делал это всегда, когда рядом не было Гвен, упрекнувшей бы его в отсутствии защитной реакции. Каждый колдун, каждая ведьма реагировали на любые незнакомые чары одинаково — рефлекторно использовали магию, чтобы при необходимости защитить себя. А Бренан за годы жизни на Лахлине приучил себя чаровать лишь осознанно — и это тоже была защита, защита от верной смерти, подстерегавшей его в том случае, если бы он выдал себя, бессознательно прибегнув к магии в ответ на какую-нибудь неожиданность, например на громкий крик в ухо или сильный толчок в спину. Тут, на Абраде, такая защита стала лишней, но он до сих пор не мог избавиться от рефлекса спасительной бездеятельности, позволившей ему выжить на Лахлине…

Бренан оглянулся и увидел, как Эйрин машет ему рукой, приглашая к себе. В ответ он кивнул и двинулся в сторону пруда, немного обострив свое зрение, чтобы лучше видеть в потемках. Сегодня Эйрин впервые после отъезда из Тырконнела, столицы Торфайна, надела платье вместо брюк, но от этого не стала больше похожа на принцессу. Она была… просто ведьмой. Самой настоящей ведьмой, гораздо больше похожей на ведьму, чем все присутствующие в этой усадьбе женщины, за исключением разве что Этне вер Рошин и Ивин вер Шинед. Бренан никогда бы не поверил, что Искра Эйрин пробудилась всего лишь двадцать один день назад, если бы сам не был свидетелем тех событий, если бы собственными глазами не видел той слепящей вспышки. Потом она стала светиться уже не так ярко, однако изо дня в день ее сила постепенно возрастала и, кажется, как раз сегодня сравнялась с силой Шайны. А если и нет, то завтра уж точно сравняется.

Если не считать сестры, то за эти полмесяца Бренан больше всего сдружился именно с Эйрин. Они были близки по возрасту, а разницу в два с половиной года компенсировала ее преждевременная взрослость. Кроме того, Бренан много времени проводил с нею вместе, поскольку она училась у Гвен чарам — вернее, училась понимать и осознанно применять те практические навыки, позаимствованные Первозданной Искрой у Гвен, в обмен на спасение от смерти.

Шайна с Этне тоже пытались учить Эйрин, но самый лучший результат давали именно занятия с Гвен, которая интуитивно чувствовала, что нужно ученице, а Эйрин, в свою очередь, с полуслова понимала ее указания и всегда правильно их выполняла. Вопреки опасениям Бренана, Гвен ничуть не страдала от осознания того факта, что результатами ее многолетнего кропотливого труда теперь пользуется другая ведьма. Напротив, она радовалась, что ее знания и умения, большая часть из которых не имели для нее практической ценности после потери Искры, все-таки нашли свое применение, а значит, усилия, затраченные для их приобретения, не прошли даром. Еще Гвен очень гордилась тем, что обучает ведьму с Первозданной Искрой, в чье существование всегда верила, и искренне считала это большой честью для себя. А в придачу она чувствовала себя обязанной Эйрин жизнью и стремилась отплатить ей всем, что только было в ее силах.

В первые дни после пробуждения своей Искры Эйрин особенно остро нуждалась в помощи Гвен. Это был критический для нее период, который они переждали в Тылахморе, воспользовавшись гостеприимством герцога Довнала аб Конховара. Именно при содействии Гвен Эйрин научилась контролировать полученные Искрой знания, или, по ее собственному выражению, «держать книгу заклятий под замком», не позволять информации спонтанно высвобождаться при малейшем упоминании о магии и лезть ей в голову, вызывая сильные мигрени. Ни Шайна, ни Этне, ни Мораг не могли этому помочь, и только когда за дело бралась Гвен, бешеные атаки на разум Эйрин прекращались. Почему так происходило, выяснить не удалось, но, несомненно, это как-то было связано с тем, что знания «книги заклятий» принадлежали Гвен. На первых порах только с ней одной Эйрин могла спокойно говорить о чарах, не выкрикивая без конца: «Ой! Теперь я знаю, как…»

Во дворце герцога они поселились в смежных покоях с общей гостиной, игнорировали большинство развлечений, устроенных для высоких гостей, и полностью сосредоточились на учебе. Гвен начала с самых элементарных волшебных узоров, даже не с узоров, а просто с манипуляций магическими нитями разных цветов. Эйрин хватало и одной попытки, чтобы усвоить каждое упражнение, потом она выслушивала от Гвен необходимые теоретические объяснения и переходила к более сложным элементам. Присутствовавший при этом Бренан не знал, кем ему больше восхищаться — Эйрин, которая с фантастической скоростью осваивала ведьмовскую магию, или Гвен, которая уверенно вела ее через дремучие заросли своего детского опыта, выбирая путь, превращавший эту головокружительную гонку за знаниями в какое-то подобие систематического обучения. Уже на четвертый день Эйрин, расплачиваясь за науку нестерпимой головной болью, все-таки достигла того уровня магического самоконтроля, который позволял бы ей получать информацию из своей «книги заклятий» только по осознанному и четко сформулированному желанию, а не при мысли о тех или иных чарах.

После этого девушки снизили темп своих занятий до того уровня, который уже не вызывал у Эйрин чрезмерной усталости, но ее ежедневные достижения продолжали производить ошеломляющее впечатление. А ведьмы, присоединившиеся к ним по пути из Тылахмора, и те, что ждали тут, в Кыл Морганахе, вообще взирали на Эйрин чуть ли не с благоговением. Их восхищение Шайна прокомментировала так: «Они все молодые… ну, конечно, более взрослые, чем я, но все же молодые. И примчались к нам, потому что поверили в Первозданную. Но не все сестры, отнюдь не все, рады появлению Эйрин…»

Во всяком случае, как Бренан уже и сам заметил, Шайна этому не радовалась. Она очень тепло относилась к Эйрин, считала ее своей подругой, гордилась ее успехами, восхищалась ее мастерством в создании сложнейших чар, однако… не радовалась. Была чем-то очень встревожена, хотя и отказалась объяснить, чем именно. А Гвен по этому поводу сказала: «Да не обращай внимания. Она просто забивает себе голову глупыми мыслями. Боится, что Первозданная разрушит Сестринство, превратит его в монархию. Но этого не случится, я уверена…»

Когда Бренан подошел, Эйрин кивнула на ближайшую скамейку и предложила:

— Присядем. Ты же не очень спешишь возвращаться?

— Да нет, — ответил он. — Гвен сейчас с сестрами, а я охотно побуду с тобой. Тем более что сегодня мы почти не разговаривали. Это как-то непривычно.

Придержав юбки, Эйрин опустилась на скамью. Бренан сел рядом.

— Прежде всего, — сказала она, — я хочу извиниться за Финнелу. С ее стороны это было очень некрасиво и даже подло.

— Так ты все слышала?

— Да. Но не потому что вы громко говорили. Просто я как раз упражнялась в обострении слуха, когда вы вышли и завели разговор о твоей с Гвен помолвке. Мне стало интересно… Кстати, поздравляю.

— Спасибо.

— Я так и думала, что она объявит об этом в твой день рождения. Как видишь, я неплохо узнала ее за эти полмесяца… А возвращаясь к Финнеле, мне очень жаль. Пожалуйста, не держи на нее зла. Сейчас она искренне раскаивается, что сболтнула такую глупость.

— Это не глупость, я знаю, — сказал Бренан. — Уверен, что ты тоже знаешь. Но меня расстраивает не это, я расстроился из-за Финнелы. Раньше она мне нравилась. Я и подумать не мог, что в ней столько… столько враждебности ко Гвен.

Эйрин вздохнула:

— Это не враждебность, Бренан, а просто зависть. Мне хорошо знакомо это чувство, я представляю, что оно может сделать с человеком. Когда еще не знала о своей Искре, я очень завидовала Финнеле, ее колдовскому дару. Убеждала себя, что моя зависть светлая, чистая, но иногда в мыслях таких бед ей желала, такая ненависть меня охватывала… даже вспоминать стыдно.

— И она завидует Гвен? — удивился Бренан. — Это же глупо! Почему ей, почему… не тебе, скажем? Если уж завидовать, то лучше ведьме, чем ведьмачке.

— Ну, Финнела как раз такая, что скорее будет завидовать ведьмачке. Да и завидует она не из-за отпечатка Искры Гвен.

— А из-за чего?

Эйрин повернула голову и посмотрела на него долгим взглядом:

— Вы с Гвен и впрямь идеальная пара. Оба такие наивные! Она, слепая, не замечает, что ты без памяти влюблен в нее, а ты не видишь очевидного — что Финнела по уши втрескалась в тебя.

Бренан опешил:

— Да что ты говоришь?! Этого быть не может! Она же такая… такая надменная, такая чванливая, так гордится своим королевским происхождением…

— То-то и оно, — кивнула Эйрин. — И как раз поэтому бесится от злости, что ты не обращаешь на нее внимания, что по-прежнему влюблен в Гвен… Только не подумай, что она коварная лицемерка и все ее участие в вашей с Гвен судьбе сплошное притворство. Добрая половина натуры Финнелы, которая обычно в ней берет верх, искренне желает вам счастья. Даже переживает за вас, ведь вы — теперь я говорю это без всякой иронии — по-настоящему идеальная пара. А Финнела очень романтичная девушка; она, наверное, представляет себя героиней одного из тех дурацких любовных романов, которая, убедившись, что сердце ее любимого принадлежит другой, жертвенно уступает своей сопернице… Но злая ее половина не всегда с этим согласна. Не суди ее слишком строго, ладно? Просто она так воспитана — привыкла получать все, чего ей только захочется.

— Ты воспитывалась вместе с ней, — отметил Бренан.

— А кто сказал, что я не такая, как Финнела? Тут мы с ней совершенно одинаковые, разве что я лучше умею скрывать свою темную сторону. Кроме того, сейчас у меня есть все, о чем я мечтала. Стремилась освободиться из своей золотой клетки — и вот я уже не принцесса, не наследница престола. Не хотела замуж, боялась супружеской жизни — теперь и об этом речь не идет. Представляла в своих фантазиях себя ведьмой — и стала ею. Представляла себя могущественной и грозной — и это сбывается… даже слишком быстро. Когда ты в последний раз слышал, чтобы меня называли младшей сестрой?

— Кажется, в Тырконнеле, на приеме у королевы Гвенейры. И на моей памяти это вообще был единственный раз. А так говорят «сестра Эйрин» или просто «Эйрин».

— В том-то и дело. Все словно забыли, что я всего лишь младшая сестра.

— На Тир Минегане, — после некоторых колебаний произнес Бренан, — тебе об этом напомнят.

— Да, напомнят, — согласилась Эйрин. — И будут тыкать мне этим в лицо, словно я сама во всем виновата. Другие же демонстративно будут говорить «сестра» без «младшая». Будут споры, ссоры между теми, кто верит в Первозданную, и теми, кто не верит; между сестрами, которые рады ее появлению, и сестрами, усматривающими в ней — то есть во мне — угрозу всему ведьмовскому сообществу. А я не хочу становиться яблоком раздора, я хочу быть просто ведьмой, хочу спокойно учиться. Мне же еще столько нужно изучить, я так мало смыслю в теории, — и тут моя внутренняя книга заклятий не поможет, это я должна познать самостоятельно.

— Ты быстро усваиваешь и теорию, — сказал Бренан. — Невероятно быстро. Не припомню случая, когда бы Гвен приходилось что-то дважды объяснять тебе.

Эйрин медленно кивнула, блуждая взглядом по водной глади пруда.

— Мне повезло с учительницей. Дело даже не в том, что ее теоретические знания гармонично сочетаются с позаимствованными у нее же практическими навыками. Мы еще и похожи по складу ума.

— Гвен тоже так считает. Она говорит, что ты очень напоминаешь ее же, когда ей было шестнадцать. Недаром вы с Шайной так сблизились. — Тут Бренан понял, что его последние слова могли прозвучать как намек, и поспешно добавил: — Я имел в виду всего лишь дружбу, ничего другого.

Она искоса глянула на него и легонько усмехнулась:

— Все в порядке, Бренан. Ты нисколько не шокировал меня, я же ведьма. Меня вообще трудно смутить.

— Знаю. Поэтому так легко чувствую себя с тобой — хотя ты и королевская дочь, и ведьма, и просто девушка. Раньше я избегал девушек, так мне советовали родители.

— Оно и понятно. С девушками все парни невольно становятся сумасбродными, а тебе нельзя было терять над собой контроль. Это могло плохо закончиться… — Эйрин повела плечами, словно озябнув. — Честное слово, просто не представляю, как ты там жил. Я бы и недели не продержалась на Лахлине… А скажи, какой момент в твоей жизни был самым страшным? Я говорю не о самом болезненном — это, конечно, смерть родителей, — а именно о самом страшном.

— Мои последние минуты на лахлинской земле, — без колебаний ответил Бренан. — Когда я шел через пристань к кередигонскому кораблю, принимавшему на борт пассажиров. Внутри весь дрожал от страха, что именно сейчас, за каких-то десять шагов от свободы меня разоблачат, схватят и потащат на костер. Я понимал, что своим страхом могу навлечь на себя подозрение, и остановят меня именно из-за того, что я так боюсь, поэтому пытался успокоиться, но ничего не получалось. К счастью, портовые смотрители не обратили на меня внимания, но если бы попытались остановить… я уже решил, что живым им в руки не дамся. Еще когда мне было двенадцать, отец посоветовал выдумать какие-нибудь чары для самозащиты, и тогда я изобрел для себя огненные шары. Но и они бы не помогли спастись — силы были слишком неравны. Да и кроме стражи, в порту нашлось бы немало фанатиков, простых лахлинцев, которые с голыми руками бросились бы на меня, не испугавшись моих огненных чар. На корабле я уже чувствовал себя в безопасности, но и тогда никому не сказал, что у меня есть дар к магии. Даже те мои соотечественники, что уезжают на Абрад в поисках лучшей жизни, люто ненавидят все, связанное с чарами. Прибыв в Динас Ирван, я узнал, что все колдуны десятой дорогой обходят лахлинские кварталы города, где на них запросто могут напасть.

Эйрин покачала головой.

— Просто не понимаю, почему мы до сих пор это терпим, — сказала она и внезапно тихонько рассмеялась. — Все-таки Финнела права, я стала настоящей ведьмой. Когда говорю «мы», даже не вспоминаю о Леннире, а думаю о Тир Минегане, где никогда еще не была, и обо всех сестрах, хотя знакома только с несколькими… А возвращаясь к Лахлину, никак не пойму, почему за столько столетий никто не пробовал навести там порядок. Ни ведьмы, ни колдуны. Понятно, что это большой остров, лишь немного меньше по территории, чем Тир на х-Эйдал, но больше, чем Ферманах. Да и плыть до него далеко — свыше пятисот миль от берегов Кередигона. Однако лахлинцы не признают магии, и это делает их уязвимыми. Ты можешь мне возразить, что Договор об ограниченном нейтралитете связывает колдунам руки… — Догадавшись по выражению лица Бренана, что он ничего об этом не знает, Эйрин объяснила: — Этот Договор был заключен еще в начале девятого столетия. Он запрещает всем колдунам во время войн, междоусобиц и других вооруженных конфликтов принимать участие в наступательных действиях. Так, скажем, сейчас в леннирской армии служат пять колдунов, помогающих охранять северную границу, а вот графы Тинверские, претендующие на наши северные территории, в своих приграничных провокациях вынуждены обходиться без магической поддержки. Тут не срабатывают никакие аргументы типа того, что когда-то север Леннира был частью Румнахского королевства. С тех пор как мой предок Дугал аб Артир захватил те земли, они стали леннирскими, а в Договоре об ограниченном нейтралитете четко сказано, что освобождение захваченных врагом территорий тоже считается наступательными действиями. В общем, у этого Договора две цели: во-первых, предотвратить возникновение ситуаций, когда бы колдуны воевали против колдунов, а во-вторых, не позволить колдунам выступать в роли захватчиков. Каждый юноша и каждая девушка с колдовским даром в возрасте четырнадцати лет подписывают Договор и обязуются выполнять все его положения.

— А ведьмы?

— У нас существуют свои правила, с одной стороны, более гибкие, а с другой — более жесткие. Нам не нужен такой договор, потому что у нас единое руководство и единые, обязательные для всех сестер законы… кстати, для тебя они тоже обязательны. А у колдунов единого руководства нет, поэтому им приходится придерживаться целого ряда договоренностей, в частности и Договора о нейтралитете, который признают все абрадские королевства и выступают гарантами его соблюдения на своей территории. Тут как раз и существует лазейка, как обойти этот Договор в случае с Лахлином. Тамошнее правительство его не признает, а официально санкционированные убийства всех людей с даром к магии можно расценить как ведение необъявленной войны против всего колдовского сообщества. Правда, мой дед Тырнан считал, что зверские порядки на Лахлине выгодны большинству колдунов; они наглядно демонстрируют абрадцам, к чему может привести полный запрет на чары.

— Может быть, и так, — сказал Бренан. — Однако существует и более веская причина, почему ни колдуны, ни ведьмы не спешат разбираться с Лахлином. Они просто не знают, что с ним делать. Я говорил об этом с Гвен, и она утверждает, что все шансы для силового решения лахлинской проблемы были утрачены еще в прошлом тысячелетии. Тут я с ней согласен. Я вырос на Лахлине и знаю, что лахлинцы до последнего будут бороться с тем, кто выступит против их Святой Веры. В подавляющем своем большинстве они живут в нищете, которая и не снилась большинству абрадцев, но они гордятся своей жизнью, считая ее праведной. Для них чары не просто грех, как на Юге, а адская мерзость, поэтому каждый, кто использует магию, в их представлении является слугой Китрайла. Я слышал — об этом на Лахлине говорят шепотом, с большой осторожностью, — что король Имар отступился от веры из-за смерти своей жены, которой не разрешили использовать абрадские лекарства, что могли бы ее спасти. Вполне допускаю, что это правда, я по собственному опыту знаю, как невыносимо больно терять родных людей, когда есть возможность сохранить им жизнь, а ты не можешь ею воспользоваться. И если король действительно отступник, я ему не завидую. Он все равно не сможет ничего изменить на Лахлине — и не только потому, что за его спиной стоит Конгрегация Святой Веры, которая, собственно, и управляет страной. Просто весь Лахлин не хочет никаких перемен, и один человек, даже наделенный наивысшей властью, бессилен перед волей целого народа. А колдунам с ведьмами, чтобы завоевать Лахлин, недостаточно будет победить лахлинскую армию и перебить поборников. Кроме того, придется уничтожить половину простых лахлинцев, чтобы другая половина, запуганная такой жестокостью, подчинилась новой власти. — Бренан ненадолго замолчал, а потом добавил: — Да я еще и большой оптимист, когда говорю только о половине.

Эйрин пристально посмотрела на него.

— Бренан, ты частенько называешь себя простым парнем, крестьянским сыном, словно нарочно прибедняешься, чтобы никто не воспринимал тебя всерьез и не ждал ничего выдающегося. Но скажу тебе как королевская дочь: когда ты забываешь о своем происхождении, ты начинаешь мыслить как настоящий принц. Простые люди, крестьянские дети, считают королей всемогущими, и только короли понимают всю слабость и ограниченность своей власти. Чем лучше я узнаю тебя, тем больше убеждаюсь, какой ты уникальный человек, и не только из-за твоего ведьмачества. Мне очень повезло, что я не встретила тебя раньше, скажем, в прошлом году.

— Почему повезло? — удивился Бренан.

— Потому что тогда я не знала о своей Искре и могла сдуру выскочить за тебя замуж. А мой отец был бы только рад зятю-ведьмаку. Вот ему бы точно было наплевать, что ты крестьянский сын.

Бренан усмехнулся:

— В прошлом году я и сам не знал, что я ведьмак. И если бы мы встретились, я бы сразу заметил твою скрытую магическую силу, рассказал бы о ней тебе, а ты бы обратилась за разъяснениями к вашему колдуну… — Он осекся. — Ой, извини, меня занесло. Ты же просто сказала мне комплимент. А я при упоминании о Лахлине сделался слишком серьезным. Еще и волнуюсь о тете с дядей, об их детях…

— От них до сих пор нет известий?

— Нет. Позавчера сестра Моркадес по моей просьбе разыскала того моряка и попросила его подробно описать внешность женщины, которой он передал письмо. Это точно была тетя Линед, — так что кровные чары должны были сработать. Конечно, если конверт вместо нее открыл дядя Киннах, то… Хотя зачем ему это делать: он же неграмотный. И Моркадес уверяет, что моряк не врет, письмо действительно дошло по назначению. Вроде бы все в порядке, да только на сердце неспокойно. Боюсь, тетя с дядей сделали какую-то глупость. Они же такие забитые, затурканные, одураченные… как и все лахлинцы. Им, конечно, хватит ума держать язык за зубами, но сама мысль о переезде на Абрад — под власть Китрайла! — могла их очень испугать. А как они отреагировали на то, что я ведьмак, да еще и у меня есть сестра-ведьма, — страшно даже подумать. Может, и не стоило обо всем этом писать…

— У тебя не было другого выбора, Бренан, — уверенно произнесла Эйрин. — Ты должен был предупредить их об опасности. Вот Шайна за них спокойна.

— Еще бы. Она же… ну, ей все равно, что с ними будет. Я ее понимаю: для нее они ничего не значат, она их не знает, и ей достаточно того, что ко мне они относились не слишком ласково. Но это мои родные. Я два года прожил вместе с ними, привязался к ним, особенно к самым младшим кузинам — Марвен и Грайне. Хотя девочки, по примеру старших, задирали передо мной нос, презрительно называли меня дармоедом, но все равно я их любил… и до сих пор люблю.

Эйрин промолчала. Похоже, поняла, что утешать его бессмысленно, что Бренан и так сыт успокаивающими словами от Шайны и Гвен. Вместо этого она создала в воздухе световой шар и легонько подбросила его вверх, где тот и завис. Потом схватила пучок из полсотни разноцветных магических нитей, мастерски сплела перед собой зеркальную поверхность овальной формы и придирчиво оглядела свое отражение в этом волшебном зеркальце.

— Ну вот! — с сокрушенным вздохом констатировала Эйрин. — Волосы снова растрепались. Даже чары не помогают… Нет, все-таки обрежу их до плеч. Меньше будет мороки.

— И напрасно, мне нравится, — сказал Бренан совершенно искренне. Длинная грива непокорных рыжих волос очень шла к ее образу ведьмы.

Эйрин дернула за одну из желтых нитей, и зеркальце бесследно растаяло в воздухе. Световой шар тоже погас, и их вновь окутали сумерки, постепенно переходящие в ночь.

— Тебе легко об этом говорить, попробовал бы сам за ними ухаживать. Да и к брюкам больше подходит короткая стрижка. Такая, как у Гвен. Она ей очень идет, разве нет?

— Да, идет, — согласился Бренан. — Но вскоре ей придется забыть о брюках и начать отращивать волосы. Длинные ей тоже пойдут.

Он запоздало прикусил язык — впрочем, как оказалось, ничего нового Эйрин от него не услышала. Она не стала спрашивать, с какой стати Гвен будет менять свой привычный образ, а лишь согласно кивнула:

— Гвен будет красивой и с длинными волосами. Они у нее мягкие и послушные… Так ты уже в курсе планов сестер?

— Да, уже в курсе. Похоже, я последний, кто о них узнал.

— Шайна не была уверена, как ты к этому отнесешься, поэтому попросила всех молчать, сказала, что сама с тобой поговорит. Значит, ты не возражаешь?

Бренан с деланным легкомыслием пожал плечами:

— А почему я должен возражать? Я же не так избалован богатством и властью, как ты, и королевский дворец не напоминает мне золотую клетку.

— Я жила не во дворце, а в замке, — уточнила Эйрин. — Да и сама по себе власть не была для меня уж такой нежеланной. В конце концов, ведьминское могущество — тоже власть, и гораздо большая, намного ответственнее, чем королевская. Именно поэтому наши законы запрещают ведьмам занимать любые должности и носить любые титулы, кроме титула высокой госпожи Тир Минегана. А в моем положении первой принцессы Леннира самыми досадными были две вещи. Во-первых, я понимала, что никогда не осуществится моя мечта о большом путешествии по всему Абраду, и мне придется довольствоваться лишь официальными визитами в соседние королевства. А во-вторых, и это представлялось мне самым страшным, я должна была выйти замуж. Уже скоро — через год, самое большее через два. Я сама себя обманывала, когда утверждала, что боюсь замужества, потому что оно лишит меня самостоятельности, ограничит мою свободу. Финнела правильно говорила, что я справлюсь с любым мужчиной — или превращу его в подкаблучника, или прибью, если не захочет подчиняться. Теперь я могу признаться, что больше всего меня пугало, — тут в ее голосе послышались нотки смущения, — супружеское ложе. Такие мысли никогда не вызывали у меня сладостного волнения, о котором часто пишут в любовных романах. Всегда страх, только страх и ничего, кроме страха. Думаю, это была реакция моей Искры на угрозу расстаться со мной. Таким образом она пыталась уберечь меня от губительного поступка.

— Так ты все же допускаешь, что Искры разумны? — спросил Бренан.

— Нет, ни в коем случае, — уверенно ответила Эйрин. — И уже жалею, что рассказала о том вроде как разговоре между моей Искрой и отпечатком Гвен. Лучше было бы промолчать. Гвен ничего не помнит, другие слышали только ее слова, и я могла бы сказать, что она просто бредила. А мой рассказ никакой пользы не принес, только вызвал кучу напрасных споров. Я уже устала описывать свои тогдашние чувства, объяснять, что на самом деле с Гвен говорила я сама, высказывая то, что могла бы сказать моя Искра, если бы умела думать. Только три сестры более или менее правильно понимают меня — и точнее всего, кстати, сестра Ивин.

— А почему «кстати»? — удивился такой формулировке Бренан.

— Потому что я здесь, — раздался сзади спокойный голос.

Эйрин даже не пошевелилась, зато Бренан быстро оглянулся, заострив свое зрение, и увидел в нескольких шагах от них невысокую ведьму с длинными, заплетенными в косу волосами.

Ивин вер Шинед была самой сильной из сестер, присоединившихся к ним после Тылахмора, и уступала только Шайне (да еще Эйрин, которая, впрочем, не считалась, потому что была младшей сестрой). За исключением той короткой ссоры, вызванной упоминанием об Айлиш вер Нив, Шайна относилась к Ивин очень уважительно, чуть ли не благоговейно, и всегда прислушивалась к ее словам, так как считала ее одной из трех самых умных ведьм в Сестринстве (к этой тройке, по мнению Шайны, принадлежали Аверлин вер Шиван, старейшая сестра, и двухсотсорокадвухлетняя Гвенда вер Линнет, которая сейчас находилась на севере Алпайна, управляя местной ведьминской обсерваторией). Ивин вер Шинед была единственной за все время существования Сестринства ведьмой, ставшей полноправной сестрой еще до своего пятнадцатилетия. Получив это звание, она не отправилась путешествовать по Абраду, как другие молодые сестры, а осталась на острове и провела там следующие два десятилетия, продолжая обучение и совершенствуя свое мастерство, а заодно обучая младших сестер, и таким образом стала самой молодой за всю историю ведьминского Сестринства наставницей. Только семь лет назад Ивин с некоторым опозданием пришла к выводу, что путешествие положительно скажется на широте ее мировоззрения, и решила побывать во всех уголках Абрада. Это выражение она восприняла буквально, поэтому принялась прочесывать континент, начав с самых северных его окраин, с побережья океана Туагар, и постепенно двигаясь на юг. Все эти годы Ивин регулярно отправляла на Тир Минеган письма со своими теоретическими наработками и практическими формулами изобретенных ею магических узоров, которые либо усовершенствовали уже известные чары, либо создавали особенные их разновидности, ориентированные на другие цели, а иногда — тогда это уже называлось не изобретением, а открытием — предлагала что-то принципиально новое, до сих пор неизвестное, о чем раньше никто и понятия не имел.

Свое систематическое изучение Абрада сестра Ивин прервала в Ан Оллайне, когда услышала о появлении Бренана. Ее очень интересовал феномен ведьмовской двойни (как, собственно, интересовало все необычное), поэтому она отправилась в Катерлах, однако в Гвеннеде, узнав, что Бренан поехал навстречу Шайне, она свернула южнее, чтобы попасть в Гулад Данан, и в конце концов очутилась в Торфайне, где и встретилась с ними. Но теперь у нее появился более увлекательный объект для исследований — ведьма с Первозданной Искрой…

Ивин подошла к ним и устроилась на скамье между Эйрин и Бренаном.

— Хотела проверить остроту твоего восприятия, — объяснила она. — Когда ты меня почувствовала?

— Где-то на полпути от дома, — ответила Эйрин. — Наверное, слишком поздно.

— Да нет, нормально. Я же экранировала себя, а мне это очень хорошо удается. Когда была маленькой, всегда выигрывала в прятки. В конце концов все младшие сестры отказались со мной играть… — Ивин повернулась к Бренану и немного подняла голову, чтобы смотреть ему в лицо. — А по твоей реакции я поняла, что ты ничего не почувствовал.

— К сожалению, ничего.

— Трудно избавиться от укоренившихся с детства привычек. Гвен рассказывала мне о твоей проблеме. Я посоветовала преодолевать ее поэтапно и начать с немагических угроз. Сейчас это самое важное — ведь если у тебя и появятся смертельные враги, они будут не колдунами, а обычными людьми. Теми, кто не захочет видеть тебя с Гвен на престоле. Колдунам, даже черным, это безразлично — Катерлах и так тесно связан с Тир Минеганом, а ваше правление, по большому счету, ничего не изменит. Зато среди местных лордов найдется немало таких, кто будет ожесточенно сопротивляться исполнению этих планов. Поэтому прежде всего следует сосредоточиться на четырех вещах — клинки, стрелы, пули, яд. С отравой легче всего, просто нужно приучиться проверять все, что ешь и пьешь. Диагностические чары очень просты.

— Я их уже выучил, — сказал Бренан.

— Но не используешь. Завтра же и начинай. Что касается огнестрельного оружия, то для тебя опасен только дымный порох. Горение обычного пороха ты, конечно, чувствуешь.

— Еще бы не чувствовать. Он выдает такой мощный магический сигнал… — Бренан хмыкнул. — А вообще для меня и до сих пор это странно звучит — «обычный порох». Когда говорят «обычные люди» — имеют в виду тех, у кого нет дара к чарам. А вот обычным порохом на Абраде называют тот, который изготавливается с применением магии.

— Это действительно нелогично, — согласилась Ивин. — Но так уж сложилось. Как раз дымный порох является для нас необычным, потому что его не используют ни на Севере, ни на Юге… кроме тех случаев, когда пытаются перехитрить магическую защиту. Но и такой порох можно почувствовать: распад селитры дает характерную, хоть и очень слабую, эманацию. У тебя достаточно силы, чтобы этому научиться.

— Я умею, — сказал Бренан. — Научился еще на Лахлине. Там в ходу только дымный порох, который называют просто порохом. Мы с отцом каждую неделю ходили на охоту, и со временем я начал ощущать, как за мгновение до выстрела вспыхивает порох.

— Вот и прекрасно. Тогда тебе остается выработать привычку автоматически, без раздумий отвечать на этот сигнал установкой щита против пуль. Не пытайся научить себя реагировать на все сразу, это раздробит твои усилия. Сосредоточься на самом главном — клинки, стрелы, пули, яд. К сожалению, для первых двух угроз не существует такой универсальной защиты, тут просто нужно быть бдительным. Чтобы ударить ножом, враг должен подойти к тебе в упор, а стрела, хоть и не проявляет себя еще до выстрела, летит медленнее пули.

— А если используют колдовской… то есть обычный порох, но без сигнальных чар? — спросил Бренан как можно более безразлично, пытаясь не показывать, что этот разговор о покушениях уже начал пугать его.

Эйрин фыркнула:

— Глупости! Ни один алхимик не отважится изготовить порох без таких чар. Другие колдуны ему этого не простят — немедленно схватят и убьют.

— Это точно, — согласилась Ивин. — Тут у колдунов нет двух разных точек зрения, они не собираются допускать, чтобы их убивали при помощи изготовленного ими же пороха. В последний раз такая попытка имела место двести лет назад, во время войны между Майнаном и Лидавом. Тогдашний майнанский принц Грайм аб Ильтид был колдуном и по заказу своего отца-короля изготовил партию пороха без сигнальных чар — специально для диверсионного отряда, который должен был уничтожить колдунов, помогавших в обороне Лидава. А уже через неделю и принца Грайма, и короля Ильтида нашли мертвыми в их собственных покоях — их убили с применением чар. Убийц разоблачить не удалось, однако самая распространенная версия тех событий утверждает, что это сделали майнанские колдуны. Очень поучительная история… Но на всякий случай нас учат обнаруживать и вспышку обычного пороха без предупреждающего сигнала. Ведьминское чутье, в отличие от колдовского, это позволяет. — В сумерках Бренан заметил, как на ее губах промелькнула быстрая улыбка. — Интересно…

В следующее мгновение их окружил созданный Эйрин защитный узор.

— Ох! — сказала она. — Еле успела.

— Но все-таки успела, — довольно сказала Ивин. А Бренану объяснила: — Только что я имитировала вспышку такого пороха на расстоянии двадцати шагов. Была уверена, что после моих слов Эйрин обязательно проверит, есть ли в ее «книге заклятий» такое умение. Оно конечно же было — ведь Гвен уже сдавала экзамены на полноправную сестру. А меня интересовало, быстро ли это умение усвоится. Даже если бы Эйрин разгадала мое намерение и установила щит сознательно, она сделала бы это или слишком рано, или слишком поздно. Но ее реакция была мгновенной и своевременной — не обдуманной, а рефлекторной. Она овладела этим навыком за считаные секунды… Просто феноменально!

— А у меня от этой феноменальности опять голова разболелась, — пожаловалась Эйрин. — Навык оказался слишком сложным, чтобы усвоить его после бокала вина. И вроде бы научилась это контролировать — ан нет, не удержалась!

— Теперь ты должна научиться контролировать и саму себя, — сказала Ивин. — Контролировать и сдерживать свое стремление как можно быстрее избавиться от этой «книги заклятий», дочитать ее до конца и выбросить прочь. Я понимаю, она раздражает тебя. Меня бы тоже раздражало, если бы у меня были знания, которых я еще не освоила. Но раз так сложилось, придется терпеть. Гвен была способной ученицей, она не ограничивалась лишь обязательными для младших сестер темами, а многое изучала дополнительно. Поэтому тебе досталась достаточно объемная книжечка, набитая очень качественными знаниями из разных отраслей магии. Не спеши читать ее, смирись с мыслью, что ты еще долго будешь носить эту книгу в себе. Тебе не нужно изучать ее всю, чтобы сдать экзамены. И кстати, я бы на твоем месте не спешила с ними.

— А я и не спешу, — ответила Эйрин. — Дело даже не в том, что теорию мне придется изучать самостоятельно. В конце концов, все экзамены чисто практические, и я бы могла сдавать их, получая нужные знания на ходу. Но это будет неправильно. Речь не о честности — это другой вопрос, по которому можно долго спорить. Просто я еще не готова быть сестрой без дополнения «младшая». Сначала я должна стать настоящей ведьмой — почувствовать себя ведьмой, осознать, что я ведьма, понять, что это означает. В общем, меня не слишком заботит чужое мнение, однако в этом вопросе оно для меня важно. Я пойду на экзамены только тогда, когда удостоверюсь, что другие сестры, хотят они того или нет, признают за мной это право.

— Хотят того или нет, — повторила Ивин. — Очень удачная формулировка. Ты стремишься к признанию, но не хочешь становиться заложницей тех сестер — а они обязательно будут, — которые с пеной у рта будут твердить, что ты не готова стать полноправной сестрой. Как бы то ни было, окончательное решение о своей готовности ты оставляешь за собой. И это правильно. Правильно все, что ты сказала. Похоже, Первозданная Искра знала что делает, когда выбрала тебя.

Эйрин усмехнулась:

— Тут я полностью с тобой согласна. Кому-кому, а мне грех жаловаться на ее выбор.

Бренан вздохнул:

— Ну вот! Вы снова заговорили об Искре, как о разумном существе. А ведь говорили, что не верите в разумность Искр.

— Мы и не верим, — подтвердила сестра Ивин. — Не верим, что Искры разумны по-человечески. В то же время мы обе не приемлем крайних взглядов части сестер, считающих Искру просто сверхъестественным объектом с огромной магической силой. Рассказ Эйрин лишь подтвердил мое давнее убеждение, что Искры являются живыми нематериальными существами, которые руководствуются не разумом, а в основном инстинктами. Скажем, котов нельзя назвать разумными, но мы не отрицаем, что у них есть чувства и желания, и на своем примитивном уровне они в состоянии принимать решения. Когда кот теряет хозяина, он ищет себе нового и старается найти такого, который лучше всего будет о нем заботиться. Точно так же и Искра не вселяется в первую попавшуюся еще не рожденную девочку, она очень разборчива, ей нужна та, что вырастет здоровой, умной, красивой, способной овладеть магией. Каждый, кто знает ведьм, независимо от своего отношения к нам, согласится с тем, что отбор все-таки есть, и он достаточно жесткий. За всю историю Сестринства не было ни одной хилой ведьмы, не было некрасивой, не было глупой… и это большое счастье, потому что трудно даже представить, каких бед могла бы натворить глупая ведьма. Все мы в той или иной степени реализуем свой ведьминской потенциал, среди нас нет полных бездарей, как это иногда случается с колдунами, — вроде бы и магических способностей хватает, и голова на плечах есть, а чары ему не удаются, хоть тресни. Зато с ведьмами такого не бывает. Никогда.

— Это можно объяснить проявлением высшей воли, — заметил Бренан.

Ивин покачала головой:

— Ох, нет, дорогой брат, не стоит возлагать всю ответственность на Дыва. Если бы Он сам выбирал ведьм, Его выбор был бы идеальным. Но мы далеки от идеала. Я объехала почти весь Северный Абрад и во время своих странствий встретила немало женщин, которые, на мой взгляд, больше заслуживали Искры, чем их ровесницы-ведьмы. В частности, я познакомилась в Кырниве с настоятельницей монастыря, родившейся в один день со мной. Вне всяких сомнений, эта мудрая и образованная женщина стала бы лучшей ведьмой, чем я… Короче говоря, Дыв тут ни при чем, я в этом уверена. Выбор делают сами Искры, и результаты этого выбора однозначно указывают на то, что он совсем не случайный, хотя и не безупречный. С другой стороны, я могу привести целый ряд свидетельств в пользу того, что у Искр нет развитого разума и они не могут мыслить сложными категориями. К примеру, за эти неполные семнадцать столетий родилось одиннадцать пар ведьмовских двойнят, и всегда это были мальчик и девочка. Искры избегают двойни из девочек, так как не могут выбрать, которая из них станет ведьмой, а которая — ведьмачкой. Также Искры не осознают угрозы, связанной с Лахлином, поэтому нашим предшественницам пришлось возводить Барьер, а когда в нем появилась прореха, одна из Искр немедленно этим воспользовалась — потому что ей очень понравилась Шайна. А то, что Шайна почти не имела шансов выжить, было выше ее понимания. И когда в прошлом оставленные без присмотра маленькие ведьмы гибли из-за неконтролируемой магии, Искры не спасали им жизнь, вовремя покинув их, а держались за них до последнего — не из-за жестокости и эгоизма, а просто потому, что не понимали напрасности своих стараний. Другой пример касается тебя, Эйрин. Когда подкрадывалась к вам, я расслышала твое предположение, что панический страх перед замужеством навевала тебе Искра. Я уверена, что так и было. Еще лет пятнадцать назад я исследовала это явление и пришла к выводу, что страх, охватывающий каждую ведьму при мысли о близости с мужчиной, не является результатом только лишь воспитания. Это инстинкт, к тому же не наш собственный, а наших Искр. Только инстинкт, и ничего больше. Если бы Искры понимали, в чем именно таится опасность, они бы нашли лучший способ предостеречь нас.

— Если бы Искры были разумны, — добавила Эйрин, — они бы не нуждались в нас, в нашем разуме, нашем сознании, а сами жили бы в наших телах, управляя ими по своему усмотрению.

— Вот-вот, — кивнула Ивин. — И очень хорошо, что это не так.

Глава XV ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА

В ночь с третьего на четвертое гедрева ледяной северный ветер принес с океана Туагар тяжелые тучи, и к утру весь Хангован очутился в снежном плену. Началась зима, которая на большей части Лахлина длится долгих четыре месяца, почти полгода. На фоне заваленных сугробами снега улиц и площадей города казалось чуть ли не издевательством утверждение абрадского календаря, что сейчас только середина осени. Этот календарь был разработан на Инис Шинане, он идеально соответствовал местному климату — три летних месяца и по два для осени, зимы и весны. В целом он годился и для всего Абрада — от южного Ан Каваха, где слово «зима» означало лишь более холодное по сравнению с остальными время года, и до Ивыдона с Алпайном, которые зимой согревало теплое западное течение из океана Ивырид. Не устраивал такой календарь разве что жителей Фыннира и северных районов Тир на н-Гала с Кередигоном. А для Лахлина вообще нужно было придумать что-нибудь другое, например забрать месяц у лета и отдать его зиме, однако ни у кого из лахлинских королей так и не доходили до этого руки. Им всем хватало других хлопот.

Имар аб Галвин, четырнадцатый король Лахлина из рода О'Тигелвах, шестьдесят седьмой по счету правитель острова, также не собирался заниматься реформой календаря. Плотно запахнув подбитую мехом мантию, он стоял у покрытого изморозью окна и наблюдал за работой слуг, убиравших снег с главной площади Кайр Гвалхала — дворца лахлинских королей. Едва сдерживая дрожь от холода, Имар думал о том, что им, наверное, теплее, чем ему, ведь они работают и от этого согреваются. Даже немного завидовал им, хотя и понимал, что его зависть нелепа. По сравнению с холодом в тех каморках, где жила дворцовая обслуга, в королевских покоях, можно сказать, царила нестерпимая жара…

Имар отвернулся от окна и бросил злой взгляд на недавно разожженный камин. Все его тепло немедленно поглощали холодные и влажные стены, этот проклятый кабинет никогда не прогревался, и целую зиму здесь приходилось сидеть закутанным в меха. Не намного лучше было и в остальных помещениях, даже в королевской спальне. Сегодня Имар проснулся еще затемно и уже не смог заснуть. Больше часа лежал в кровати, дрожа от холода и упиваясь крамольными мыслями о том, как было бы хорошо иметь при дворе хотя бы одного колдуна, чтобы тот своими чарами защищал дворец от суровой зимы.

Тридцатилетний король уже давно растерял свою детскую веру в праведность лахлинского образа жизни, а после потери жены, умершей пять лет назад от воспаления легких, вообще проникся лютой ненавистью к своим подданным, которые с ослиным упрямством придерживались дурацких заветов, оставшихся им в наследство от так называемых Первых Святых. Сам Имар считал отцов-основателей лахлинского государства трусами и дезертирами, которые, вместо того чтобы воспользоваться уникальными условиями острова и превратить его в надежный плацдарм для борьбы с нечистью, просто спрятались тут от всех опасностей и для оправдания своего малодушия выдумали сказочку про благословение Дыва, якобы сошедшее на Лахлин благодаря их молитвам…

Раздался стук в дверь, и уже в следующую секунду, не ожидая разрешения, в кабинет прошмыгнул низенький невзрачный человек лет пятидесяти, в алой сутане и такого же цвета пятиугольной шапке. Он поклонился Имару, но сделал это подчеркнуто неохотно, всем своим видом демонстрируя, что не привык склонять голову ни перед кем — за исключением, разумеется, Великого Дыва.

А еще в прошлом году Айвар аб Фердох с величайшим усердием отбивал поклоны и королю, и членам королевской семьи, и своему предшественнику, Девану аб Грыну. Тогда он был всего лишь одним из шестидесяти восьми членов Поборнического Совета, к тому же занимал там довольно скромную должность. Его избрание верховным поборником Святой Веры и главным проповедником Истинного Слова Дывового стало для Имара неожиданностью, причем неожиданностью крайне неприятной. Дед Имара, король Лаврайн, учил внука, что циники и лицемеры вроде Девана аб Грына, хоть и мерзкие из-за своей беспринципности, зато удобны и надежны, так как ими легко управлять — у каждого всегда найдутся достаточно серьезные грехи, которые сделают его уязвимым и уступчивым. Самым заметным из таких грехов покойного лорда Девана было злостное пренебрежение обязательным для всех поборников обетом целомудрия; собственно, он и умер в одном из хангованских борделей, переоценив выносливость своего старческого сердца.

Зато Айвар аб Фердох грехов за собой не имел. Он был ревностным фанатиком, требовательным к себе точно так же, как и ко всем остальным, и единственное, что ему можно было поставить в упрек, так это гордыня, с которой он воспринял свой стремительный карьерный прыжок. Став вторым после короля человеком на Лахлине (а по некоторым признакам, даже первым), лорд Айвар расценил это как милость Небес и вел себя настолько дерзко, словно верховным поборником его назначил сам Дыв. Работать с ним было просто невыносимо. Имар скорее бы согласился иметь дело с десятком таких негодяев, как Деван аб Грын, чем с одним Айваром аб Фердохом…

— Ваше величество, — произнес верховный поборник, — я прибыл по вашему вызову.

На самом деле Имар его не вызывал. Айвар аб Фердох приходил к нему каждое утро и приносил на подпись целую пачку документов. Вернее, документы приносил не он сам, за ним их нес помощник, который сейчас стоял на пороге королевского кабинета и переминался с ноги на ногу, не отваживаясь войти, как его начальник, без разрешения. Имар утвердительно кивнул ему, помощник наконец вошел, положил толстенную папку на край письменного стола, а потом, кланяясь, попятился к выходу и закрыл за собой дверь.

Имар вольготно расселся в широком мягком кресле и с некоторым злорадством стал наблюдать, как коротышка Айвар аб Фердох взбирается на сиденье высокого кресла, откуда его ноги не доставали до пола. Еще в начале этого года Имар приказал убрать из своего кабинета все стулья, подходившие к росту нового верховного поборника. На первых порах лорд Айвар присылал перед собой лакея с подставкой для ног, однако его, по королевскому приказу, всякий раз перехватывала стража. Ходить же по дворцу в сопровождении слуги с подставкой Айвар аб Фердох считал ниже своего достоинства, поэтому ему пришлось смириться с этим неудобством.

Устроившись на сиденье, верховный поборник раскрыл папку и начал передавать королю документы, сопровождая их подробными комментариями. Формально к полномочиям поборников относились только вопросы чистоты веры и борьбы с колдовством и ведьмовством, однако на практике это приводило к почти тотальному контролю над всеми сферами государственного управления. В частности, над финансами — якобы для того, чтобы защитить королевскую казну от поддельного колдовского золота. Над торговлей — чтобы помешать распространению любых товаров, изготовленных с применением магии. Над связями с другими странами — ведь все они находились под властью колдунов и ведьм, а местное население исповедовало еретические вероучения. Также поборники имели большое влияние на охрану порядка и систему правосудия, а чуть ли не единственным институтом, который упорно отказывался подчиняться им, была армия, и в особенности флот. Военные офицеры — все, за редким исключением, представители дворянства — видели своим главнокомандующим исключительно короля и не желали выполнять приказы выскочек-простолюдинов в алых рясах.

Наверное, именно в армейской среде у Ивара было больше всего единомышленников, но они тщательно скрывали свои взгляды, поэтому отличить офицеров, считавших лахлинские порядки порочными, от тех, кто просто ненавидел поборников, было невозможно. А самое неприятное заключалось в том, что до сих пор никто — ни из армии, ни из гражданской знати — не открылся Имару, хотя вольнодумство короля не было большим секретом. На протяжении последних лет в высших кругах поговаривали, что после смерти жены их король утратил веру, но ни одна живая душа не догадывалась, как глубоко он погряз в трясине ереси. Если бы поборники хотя бы заподозрили, что Имар не просто сомневается в истинности их Святой Веры, а уже давно отрекся от нее, его бы не спас даже королевский сан. Конечно, они бы не отважились официально выдвигать против него обвинения, это могло привести к непредсказуемым последствиям, но наверняка позаботились бы о том, чтобы в результате какого-нибудь несчастного случая или внезапной болезни трон как можно скорее освободился для дяди Имара, Брогана аб Лаврайна. Хотя, следует заметить, принц Броган не устраивал высшее руководство поборников еще больше, чем Имар. Он был очень набожным человеком, что вместе с деятельной натурой и недюжинной харизмой лидера делало его опасным соперником как для Айвара аб Фердоха, так и для всего Поборнического Совета. Они боялись его влиятельности и популярности, а Имар ненавидел своего дядю всеми фибрами души…

Папка перед верховным поборником постепенно пустела, а вместо того росла стопка бумаг слева от короля. После знакомства с правительственными постановлениями и проектами указов он в основном подписывал их и лишь некоторые отклонял или возвращал на доработку со своими замечаниями. Пусть и очень неохотно, но Имар все-таки признавал, что с государственными делами лорд Айвар справляется гораздо лучше, чем это делал покойный Деван аб Грын, и за год его руководства правительством состояние лахлинской экономики немного улучшилось, хотя и оставалось хронически тяжелым — впрочем, легкой жизнь на Лахлине не была никогда.

Наконец дело дошло до ходатайств о помиловании, и те из них, что касались лиц, обвиняемых в ереси и содействии колдовству, Имар читал особенно внимательно. Следователи поборников очень неохотно отпускали задержанных при отсутствии доказательств вины, а Трибуналы Святой Веры за последние четыреста лет вообще ни одного раза не выносили оправдательных приговоров. Когда подсудимых по тем или иным причинам решали отпустить на свободу, было принято прибегать к королевской амнистии. К сожалению, в вопросах, связанных с преступлениями против веры, Имар мог воспользоваться своим правом помилования только по представлению верховного поборника, поэтому был бессилен помочь настоящим еретикам — таким, как Колим аб Тыдир, беспоместный дворянин из Бланаха.

Весной прошлого года этот юноша на пьяную голову подрался с сыном одного влиятельного тамошнего вельможи, и обстоятельства сложились так неудачно, что тот папин сынок от побоев умер. Колим понимал, что вельможа не простит ему смерти сына, однако не хотел окончить свою жизнь так бесславно — на одной виселице с разбойниками и уличными воришками. Очевидно, он решил уйти красиво, за серьезное дело, поэтому на суде сделал заявление, что причиной ссоры, приведшей в итоге к драке, стало расхождение в религиозных взглядах. Дескать, его оппонент утверждал, что в свое время Китрайл был одним из диннеши, но восстал против своего Творца, за что Великий Дыв низвергнул его с Небес в вечную тьму Ан Нувина; а на самом деле, как хорошо известно всем образованным людям, Китрайл является всего лишь локальным олицетворением Абсолютного Зла, и его власть не простирается за границы Нового Мира.

Услышав эту ересь — и не просто ересь, а ведьмовскую ересь, — испуганный судья немедленно прекратил рассмотрение дела, а через час прибыли поборники и забрали Колима аб Тыдира в местный Дворец Святой Веры, где находилась тюрьма, предназначенная для содержания отпетых грешников. Вскоре они горько пожалели, что не позволили казнить юношу за обычное убийство. Колим использовал против них их же собственное правило, требовавшее сначала растолковать еретику всю ложность его взглядов, чтобы дать ему возможность раскаяться и перед восхождением на костер вновь обратиться к Святой Вере. Как оказалось, он не просто повторил при случае тезис, который подвергали анафеме не только лахлинские проповедники, но и все абрадские духовники. Девятнадцатилетний Колим аб Тыдир отлично ориентировался в этой теме и на протяжении десяти месяцев вел продолжительные диспуты со следователями, время от времени вроде бы соглашаясь с их аргументами, но вместо уже опровергнутых выдвигая новые еретические тезисы, — и все начиналось сначала.

Имар пристально следил за ходом этого процесса, даже отправил в Бланах своего представителя и чуть ли не каждый день получал от него депеши с протоколами дознания. Из-за такого внимания со стороны короля поборники не могли отступить от правил и закончить следствие раньше времени. А втихомолку убить такого надоедливого обвиняемого им не позволяла гордость — ведь этим они признали бы свое поражение. Но в конце концов силы Колима исчерпались, в конце лета он прекратил дискуссию и в то же время отказался от покаяния и обращения к Святой Вере. А потом огонь поглотил мужественного юношу, не захотевшего умирать убийцей и выбравшего для себя терновый венец мученика. Единственное, что Имар мог сделать для Колима, — это защитить от преследования его родных: даром что юноша еще четыре года назад ушел от родителей, поборники все равно собирались привлечь их к ответственности за содействие еретику.

Посему Имару оставалось искать вольнодумцев среди амнистированных. Однако поборники были слишком жадными, они не выпускали из своих рук ни одной жертвы, относительно которой имелись хотя бы малейшие подозрения. Так и сегодня перечень счастливчиков, которым повезло отделаться легким испугом, был типичным. Сельская повитуха, не уберегшая ребенка. Убитые горем родители сгоряча обвинили ее в колдовстве, а потом опомнились и на суде уже не были так категоричны. Трибунал постановил, что повитуха просто не слишком старательно помолилась перед родами, и приговорил ее к семи годам каторжных работ. А поскольку на каторге от старой женщины не было бы никакой пользы, ее предлагали помиловать. Дальше шел мужчина, на которого донес родной сын, будто бы он чистил зубы колдовским порошком. На самом же деле произошло недоразумение — порошок был обычным меловым, просто содержал какую-то добавку, придающую ему едва заметный бирюзовый оттенок… Студент единственного на Лахлине Хангованского университета, обвиненный своим преподавателем в ереси. Как оказалось, профессор домогался юноши, а после решительного отказа поспешил оклеветать его, пока тот первый не побежал на него доносить. Профессора казнили за мужеложство… Владелица магазина, якобы продававшая тухлое мясо с явными признаками колдовской порчи. Ее банально перепутали с другой торговкой… Двадцатитрехлетний юноша, который соблазнил девушку, но не захотел жениться на ней. Обиженная девушка пожаловалась поборникам, что он заморочил ей голову чарами. К резолюции о помиловании Имар добавил требование, чтобы юноша женился на соблазненной девушке, — они друг друга стоили…

А вот последнее дело было необычным. Это стало понятно уже по сосредоточенному выражению лица Айвара аб Фердоха, когда тот молча, без каких-либо объяснений передал Имару ходатайство, где говорилось о двух девицах — Марвен, одиннадцати лет, и Грайне, девяти лет, дочерях Киннаха аб Эйга, плотника из Дервега. Вчера вечером на своем тайном заседании Высочайший Трибунал приговорил их к казни на костре за связь с ведьмой Шайной вер Бри и ведьмаком Бренаном аб Грифидом. Верховный поборник просил заменить это наказание пожизненными каторжными работами.

Дочитав текст ходатайства, Имар не смог сохранить хотя бы видимость невозмутимости. Каждый приговор чертовых Трибуналов треклятой Святой Веры вызывал у него еле сдерживаемый гнев, но по сравнению с этим делом все предыдущие казались чуть ли не образцом милосердия.

— Да вы просто из ума выжили, лорд Айвар! — возмущенно воскликнул он. — Неужели вам мало тех несусветных глупостей, которые наши подданные высасывают из пальца? Решили выдумать что-то такое остренькое, просто переперченное! И какому это умнику взбрело в голову обвинить двух девочек, совсем еще детей, в связях с ведьмой? Так вам и этого показалось мало — приплели и ведьмака! Последний из них жил на свете невесть когда, однако наш народ доверчив, проглотит и не подавится… Но ведь и меру же надо знать! И иметь в сердце хоть капельку человеческого сострадания, ведь только полный нелюдь, бездушное чудовище, может считать милостью замену смертной казни пожизненной каторгой.

Верховный поборник выслушал эту тираду с непроницаемым выражением лица, после чего молча достал из портфеля тоненькую папку — единственную оставшуюся там. И только тогда сказал:

— Ваше величество, я ожидал такой реакции, поэтому принес с собой сей документ. Прошу, будьте осторожны, не дотрагивайтесь до бумаг внутри — они осквернены мерзкими ведьмовскими чарами. Чтобы перевернуть страницы, воспользуйтесь двумя карандашами.

Имар взял папку и раскрыл ее. Внутри лежало несколько листов плотной светло-серой бумаги, смятой, а потом разглаженной. Это было письмо, написанное по-женски каллиграфическим и одновременно по-мужски резким почерком.

«Дорогая тетя Линед, уважаемый дядя Киннах!

Когда я оставил ваш дом, я надеялся, что вы больше никогда обо мне не услышите. Но обстоятельства сложились так, что мне приходится писать вам это письмо и рассказывать в нем правду о себе. Ту самую правду, от которой я бы очень хотел вас уберечь, но выбора не остается.

Я уехал на Абрад не в поисках заработка, как сказал вам, а чтобы сохранить себе жизнь. У меня с детства есть способность к чарам, но вы должны признать, что это не сделало меня плохим человеком. Пусть вы и не любили меня, считали дармоедом, но все же согласитесь — я всегда был нормальным парнем, не каким-то чудовищем, не адским выродком.

Сомневаюсь, что мои слова хоть немного изменят ваше отношение к магии, однако попробовать стоит. И в любом случае не спешите бросать мое письмо в огонь, сначала дочитайте его. Я пишу совсем не для того, чтобы похвастаться перед вами, а хочу помочь вам избежать большой беды. Может, вы и не поверите, но я искренне переживаю за вас и всю вашу семью, особенно за сестричек Грайне и Марвен, которых очень люблю. А ситуация очень серьезная, вы и сами это поймете, когда узнаете правду обо мне и моей сестре Шайне.

Да, у меня есть сестра. Сестра-близнец, о которой еще недавно я ничего не знал. И мои отец с матерью не знали, как ни дико это звучит…»

Дочитав до конца первую страницу, Имар без малейшего страха перевернул лист. В тот момент, когда пальцы короля коснулись бумаги, Айвар аб Фердох весь содрогнулся, прижал руки к груди и пробормотал короткую молитву. Имар не обратил на него внимания и продолжил читать исповедь ведьмака Бренана аб Грифида, сына простых крестьян, восставших из любви к своему ребенку против жестоких и бессмысленных лахлинских законов.

Он не знал, как поступили бы на их месте его собственные родители. Принц Галвин аб Лаврайн погиб на охоте еще до рождения сына, а принцесса Бевин бан Галвин недолго скорбела по мужу и, когда Имару исполнилось полтора года, вторично вышла замуж. За это король Лаврайн аб Мерхер сослал невестку на полуостров Пенмор, в Повис, самый северный город Лахлина, где она счастливо прожила восемнадцать лет и умерла в окружении шестерых детей, рожденных от второго брака. Имар никогда не видел своих сводных братьев и сестер и, даже став королем, не пригласил их ко двору. Он испытывал к ним глубокую неприязнь за то, что им достались вся материнская любовь и забота, хотя и понимал, что они в этом не виноваты, точно так же как не виновна и мать, у которой суровый свекор отобрал сына-первенца…

«Ведьма Айлиш все сделала правильно, — думал Имар. — Разве могла она надеяться, что на этом забытом Дывом острове встретит таких людей… А ты, Бренан аб Грифид, настоящий глупец, что отправил такое письмо. Прожив на Лахлине шестнадцать лет и сумев перехитрить поборников, должен был бы научиться осторожности. Как видно, абрадская свобода ударила тебе в голову, и своим необдуманным поступком ты обрек на смерть родных…»

Заканчивалось письмо ведьмака так:

«Думаю, излишне объяснять, чем это вам грозит. Хотя и Бренан, и Грифид — очень распространенные на Лахлине имена, поборники в конце концов выяснят, кто я и откуда, они узнают, что после смерти родителей я жил в вашем доме, поэтому наверняка обвинят вас в связях с ведьмами. А это означает смерть. Даже не думайте идти к поборникам с моим письмом и каяться, они все равно не прислушаются к вашим мольбам. Если бы я был колдуном, вашего добровольного признания было бы достаточно; самое большее, вас приговорили бы к публичному избиению розгами. Но я ведьмак — это совсем другая статья закона, не предусматривающая смягчающих обстоятельств. Накажут не только вас двоих, но и всех ваших детей, не сжалятся и над Невен, хотя Эйган женился на ней лишь за месяц до моего отъезда. Ваше единственное спасение — бежать с Лахлина. Подойдите в порту к любому кораблю, приплывшему из Динас Ирвана, скажите дежурному матросу, что ваш кередигонский родственник уже обо всем договорился с капитаном и наперед оплатил ваш переезд. В списке вы обязательно будете. Только прошу вас, не откладывайте.

Понимаю, вам будет трудно отважиться на такой шаг. Вы уверены, что Абрад — это нечистая земля, где господствуют слуги Китрайла. Наверное, вы и меня считаете отродьем Китрайла. Очень вам сочувствую — и говорю это искренне. Подозреваю, вы не захотите со мной встречаться, а я настаивать не буду. Сейчас я нахожусь за полторы тысячи миль от Кередигона, а вскоре отправлюсь еще дальше, навстречу Шайне. В Динас Ирване, если не побоитесь иметь дело с ведьмой, встретитесь с леди Моркадес вер Риган, которая гостит в королевском дворце, а дальше она о вас позаботится. Если вас пугает сама мысль об этом, предлагаю другой вариант. Ступайте в городскую управу, найдите там секретаря казначейства мастера Ригнана аб Брына. Говорить будете с ним вы, тетя Линед. Назоветесь и скажете, что вы сестра Нуалы бан Грифид. Он спросит полное имя ее мужа, и вы назовете его. Впрочем, вы такая, что могли и забыть, поэтому напоминаю, что моего отца звали Грифид аб Ломан. После этого мастер Ригнан даст вам денег, а также адрес моего поместья в Ивыдоне. Отправляйтесь туда и живите, как вам заблагорассудится. Я предупрежу о вас тамошнего управляющего, а со временем перепишу поместье на ваше имя. Если вам станет невыносимо жить в стране, где почитают ведьм, вы сможете продать поместье и переселиться на Юг. Там не любят ни ведьм, ни колдунов. Правда, их не убивают, да и за ересь никого не сжигают, — и это счастье для вас, поскольку в глазах южан вы будете отъявленными еретиками.

С уважением к вам.

С братской любовью к Эйгану, Айрен и Килану.

А Марвен и Грайне передайте, что я их крепко целую.

Ваш племянник Бренан.»

«И еще одно. Вы могли подумать, что я подверг вас смертельной опасности уже тем, что отправил это письмо. Успокойтесь. Леди Моркадес, любезно согласившаяся помочь мне, все предусмотрела. Моряк, с которым уже все договорено, знает только то, что должен передать письмо. Он с каждым рейсом отвозит письма от кередигонских лахлинцев их родственникам в Дервеге, и этот для него ничем не будет отличаться от остальных. А само письмо леди Моркадес особым образом зачарует на мою родственную связь с вами. Я и сам не понимаю, каким образом, просто местная ведьма, леди Элайн, взяла каплю моей крови, изучила ее и отправила леди Моркадес ее формулу — что-то вроде подробного описания.

Если конверт откроет посторонний, на листах появится другой текст, тоже написанный мною. Там я рассказываю, что хорошо устроился, неплохо зарабатываю, познакомился с замечательной девушкой, и все прочее, о чем может писать обычный юноша моего возраста. Если случится, что портовые надзиратели обыщут моряка и прочитают мое письмо (для них оно будет совершенно невинного содержания), то вам это никак не повредит и нам придется повторить попытку.

На этом заканчиваю. Очень надеюсь, что вы сделаете все, как я написал. Если не ради себя, то ради ваших детей.

Счастливо!

Б. Г.»

«Но нет, — изменил свое мнение Имар. — Ведьмак ни в чем не виноват, он пытался все предусмотреть. И леди Моркадес не могла ошибиться с чарами — ведь иначе какая же она ведьма. Похоже, дядя с тетей были так глупы, что не послушались племянника и побежали с покаянием к поборникам. Хотя не исключено, что поборники заявились к ним с обыском сразу после получения письма…»

Впрочем, последнее было маловероятно. На Абраде, особенно в Кередигоне, обитало немало лахлинцев, время от времени они переписывались с родственниками, а поскольку Лахлин не заключал договоренностей с абрадскими соседями о сотрудничестве почтовых служб, то роль почтальонов исполняли моряки, неплохо на этом зарабатывавшие. Порой надзиратели задерживали их в порту, распечатывали и читали письма, но делали это нечасто, обычно просто прощупывали конверты и убеждались, что там нет ничего, кроме бумаги: И уж тем более не было смысла устраивать обыски в домах всех лахлинцев, имеющих родственников по ту сторону Кередигонского моря. Разумеется, они были на особом счету у поборников, но пристальное внимание привлекали только те, кто регулярно получал письма с Абрада.

Имар взял со стола колокольчик, позвонил в него и до появления секретаря успел написать на клочке бумаги несколько слов. Передал эту записку секретарю, тот поклонился и вышел, а Имар не спеша собрал вместе помятые листы. Верховный поборник, очевидно, уже устал содрогаться от каждого прикосновения короля к «оскверненной» бумаге и теперь лишь укоряюще смотрел на него, всем своим видом демонстрируя неодобрение.

А Имар с грустью думал о Киннахе аб Эйге и Линед бан Киннах, которые по глупости и упрямству обрекли на смерть не только себя, но и всех своих детей, да еще, наверное, и невестки. А это помилование для двух младших дочерей — иначе как издевательским он назвать его не мог — было еще худшей карой, чем казнь на костре. На каторге несчастных девочек каждый день будут насиловать и надзиратели, и узники! Как долго они продержатся? Сколько будет длиться эта ужасная агония, пока смерть не сжалится над ними и не заберет в свои спасительные объятья?..

Марвен и Грайне… Младшую звали так же, как и жену Имара, тоже ставшую жертвой нечеловеческих лахлинских порядков и глупости родственников. Ее могли бы спасти абрадские лекарства, и при большом желании их можно было раздобыть. Но сам Имар тогда находился на юге страны, а в столице распоряжался дядя Броган, который, услышав о таком предложении от главного медика, сразу взял его под арест и выставил у покоев королевы усиленную охрану, чтобы никто другой не надумал втайне пронести ей «нечестивое зелье». А когда Имар вернулся в Хангован, было уже поздно. Королева Грайне умерла, не дожив до своего двадцатилетия, не оставив мужу ни сына, ни дочери.

С тех пор прошло больше пяти лет, а боль до сих пор не утихла. Правда, в последнее время ему все больше нравилась юная Элвен вер Кайлем, двоюродная сестра его покойной жены, однако Имар всеми силами боролся со своими чувствами, стремясь задушить их в самом зародыше. Он не собирался вновь жениться и заводить детей в этом аду, называемом Лахлином…

— Когда вы арестовали этих людей? — спросил Имар у Айвара аб Фердоха.

— Пятого монфовира, ваше величество. А уже на следующий день всех восьмерых посадили на тюремный корабль и доставили из Дервега в Хангован.

— Восьмерых? Значит, вы схватили и невестку?

— Иначе мы не могли, государь. Она целый месяц жила в одном доме с ведьмаком. Также, по результатам дознания, в Дервег было направлено распоряжение об аресте еще тринадцати подозреваемых, которые часто общались с Бренаном аб Грифидом. Но маленького сына Эйгана аб Киннаха, родившегося уже после отъезда ведьмака, никто не тронул. Его просто отдали родителям Невен бан Эйган. Мы же не звери.

«Да вы хуже зверей! — хотелось крикнуть Имару. — Вы настоящие чудовища! Утверждаете, что боретесь против Китрайла, а на самом деле верно ему служите. Он смотрит на Лахлин и не может нарадоваться тому, что вы тут вытворяете…»

— Это безобразие, лорд Айвар, — тихо, но с нажимом произнес король. — Вы должны были немедленно сообщить о таком важном деле. А вместо этого все скрыли и только месяц спустя поставили меня уже перед свершившимся фактом.

— Я понимаю недовольство вашего величества, — спокойно ответил верховный поборник. — Но осмелюсь напомнить вам, что вопрос борьбы с ведьмовством и колдовством относится к исключительным полномочиям Конгрегации Святой Веры. Мы приняли решение ограничить круг посвященных только теми, кто был задействован в процессе следствия и суда. Нельзя позволить, чтобы в стране начали ходить слухи о том, что на нашей благословенной земле родились ведьма с ведьмаком, а последний, кроме того, еще и прожил тут шестнадцать лет. Осужденные будут казнены сегодня после обеда с общей формулировкой «за связь с ведьмами и колдунами».

— Так какого черта… — начал было Имар, но осекся и дальше сказал совсем не то, что хотел сказать сначала, — …их просто не утопили в море? Тогда бы точно не было огласки.

— Но не было бы и правосудия, государь.

Впрочем, Имар уже сам понял, что лорд Айвар заботился вовсе не о правосудии. На самом деле ему была нужна огласка этого дела, но ограниченная огласка, предназначенная не для лахлинского народа, а для внешнего мира. Поэтому и понадобилась эта пародия на помилование, вместо того чтобы сразу приговорить двух младших дочерей к каторге. Документы о помиловании проходят не через Священную Канцелярию, а через королевский секретариат, где не так строго хранят тайны, и вскоре известие о приговоре девицам Марвен и Грайне вер Киннах достигнет ушей единственного на Лахлине посла — кередигонского. А тот, безусловно, заинтересуется такой конкретной формулировкой: «За связь с ведьмой Шайной вер Бри и ведьмаком Бренаном аб Грифидом». Вскоре об этом станет известно при кередигонском дворе, значит, узнают и ведьмы, а что самое главное — узнает Бренан аб Грифид. Он сочтет себя виновным во всем происшедшем с его родными и почти наверняка бросится спасать от каторги двух маленьких кузин, которых больше всего любит.

Такую вот ловушку придумал для ведьмака Айвар аб Фердох. Его, наверное, просто распирало от желания отомстить парню, который много лет жил на Лахлине, под боком у поборников, и умудрился уцелеть. Эта жажда расплаты была настолько сильна, настолько всеохватывающа, что он даже не задумывался над тем, к каким ужасным последствиям может привести осуществление его плана. Имар хорошо знал историю — настоящую, неприкрашенную. Он знал, какими безжалостными становятся ведьмы, когда убивают одну из них. Ему было известно, что до восьмого столетия на Лахлине рождались маленькие ведьмы, взрослые приходили их забирать, и каждый раз это превращалось в небольшую, но ожесточенную войну. В последний раз, в 714 году, случилось так, что новорожденная девочка погибла. Тогда три десятка озверевших ведьм разрушили половину Рехрайна и полностью уничтожили целых одиннадцать поборнических когорт, высланных против них руководством Конгрегации. Следующие поколения поборников заставили народ позабыть об этом позорном поражении, а со временем забыли и сами. Им было невыносимо осознавать, что их власть на Лахлине сохранилась только из-за нежелания ведьм брать на себя лишние хлопоты — они посчитали, что лучше отгородить остров Барьером, чем завоевывать его и пытаться перевоспитать упрямых лахлинцев.

Да и сравнительно недавние события, связанные с рождением ведьмы Шайны и ведьмака Бренана, свидетельствовали о том же. Имар был королем, поэтому сразу понял, почему наделенные властью старейшие скрыли от остальных ведьм, что Искра прорвалась за Барьер. Они полностью отдавали себе отчет в том, что сейчас не начало восьмого столетия, а конец семнадцатого, и спасательная экспедиция вроде тогдашней обойдется уже не в несколько тысяч жизней, а в десятки, даже сотни тысяч. Поэтому отправили на Лахлин только одну ведьму и решили пожертвовать ведьмаком — лишь бы избежать кровопролития.

Но Айвар аб Фердох этого не оценил. Он жаждал любой ценой убить ведьмака, которого считал своей законной добычей, и ему было наплевать, как отреагируют ведьмы. А вот Имара это очень волновало. Он мало знал о ведьмах, но в одном был точно уверен: мужчина-ведьмак значит для них не меньше, чем полноценная ведьма. А может быть, даже больше — ведь сестер у каждой из них свыше четырех сотен, а братья появляются лишь изредка, в среднем раз в полтора столетия. Если Бренана аб Грифида заманят на Лахлин и тут убьют, то старейшие никоим образом не удержат ведьм от мести. Сюда их прибудет уже не три десятка, а как минимум сотня, а может, и две. Их не остановят никакие молитвы праведников, тем более что праведники на Лахлине большая редкость, тут обитают в основном фанатики…

Раздался стук в дверь. Ожидавший этого Имар немедленно ответил:

— Да, можно.

В кабинет вошел пожилой человек в черной мантии государственного служащего. Он почтительно поклонился Имару, а Айвару аб Фердоху лишь свысока кивнул. Королевские министры неприязненно относились к верховному поборнику — речь шла не о конкретной персоне, а о должности вообще, поскольку по закону верховный поборник одновременно исполнял обязанности лорда-канцлера. Как канцлер, он руководил министрами, но не имел полномочий назначать и увольнять их, это была прерогатива короля. Такое двойное подчинение приводило к частым конфликтам внутри правительства и давало Имару серьезный рычаг влияния на неконтролируемого им верховного поборника. Айвар аб Фердох знал, что через своих министров король может заблокировать работу правительства, а потом поднять перед Поборническим Советом вопрос о его некомпетентности.

— О, лорд Дывлин! Хорошо, что вы зашли, — произнес Имар таким тоном, словно это не он его вызывал, передав записку секретарю. — Мне как раз нужна ваша консультация, как первого законника королевства.

— Весь к услугам вашего величества, — с готовностью принял его игру Дывлин аб Галховар, министр права и справедливости и главный королевский прокурор.

Верховный поборник, заподозрив какой-то подвох, заерзал на стуле. А Имар взял ходатайство касательно Марвен и Грайне вер Киннах и передал его министру.

— Раньше меня никогда не просили о частичном помиловании осужденных за преступления против веры. Всегда предлагалось лишь полное освобождение от наказания.

Когда Дывлин аб Галховар читал текст ходатайства, Имару показалось, что его глаза на мгновение гневно блеснули. Или, может, это была просто игра света и тени…

— Это и впрямь довольно необычно, государь, — сказал министр, положив документ на край стола. — Однако я не усматриваю здесь ничего неправомерного. И вы, и ваши предшественники неоднократно давали частичное помилование в уголовных делах, смягчая наказание. Ни один закон не запрещает точно так же поступить и в отношении осужденных за преступления против веры.

Айвар аб Фердох заметно расслабился.

«Рано радуешься», — подумал Имар. Он как раз и ждал, что лорд Дывлин обоснует правомерность такого ходатайства, сославшись на прецедент из уголовного права.

— В этих случаях, — произнес король, тщательно подбирая слова, — я мог по своему усмотрению определять степень смягчения приговора. А новая мера наказания, предлагаемая в ходатайстве, носила лишь рекомендательный характер. Иногда я вообще отменял приговор и даровал полное помилование. Поэтому прошу вас, лорд Дывлин, дать мне заключение, распространяется ли такая рекомендательность на дела, связанная с преступлениями против веры.

— Безусловно распространяется, государь, — ответил Дывлин аб Галховар твердо и уверенно. — Порядок помилования осужденных за уголовные преступления и преступления против веры определяется одной статьей закона, разница заключается только в перечне субъектов подачи таких ходатайств. Поэтому многочисленные случаи, когда вы и ваши предшественники по собственному усмотрению изменяли предложенную меру наказания для уголовных преступников, можно применить как прецедент и к преступлениям против веры. Сам акт ходатайства означает, что осужденного передают на милость короля. Если на то ваша воля, я немедленно подготовлю письменное заключение с нужными ссылками на законы.

— Благодарю, лорд Дывлин, — кивнул Имар. — Буду ждать вашего заключения.

Министр поклонился и вышел из кабинета, даже не взглянув на верховного поборника, который сидел на своем высоком стуле весь побагровевший, огорошенный таким неожиданным развитием событий.

— Ваше величество… — заговорил было он, но король прервал его:

— Обождите, лорд Айвар. Я сейчас.

Имар положил перед собой ходатайство, взял из чернильницы перо и начал писать:

«Даровать полное помилование с учетом юного возраста и связанной с этим неспособности разгадать адскую сущность ведьмака Бренана аб Грифида.

Вместе с тем, учитывая длительное общение Марвен вер Киннах и Грайне вер Киннах с вышеупомянутым ведьмаком, что не могло не запятнать их детских душ, постановляем лишить обеих девиц права проживать на благословенной лахлинской земле и обрекаем их на пожизненное изгнание за пределы Королевства Лахлин.

Имар, король».

Закончив, он не отказал себе в удовольствии прочесть резолюцию вслух, после чего вкрадчиво, с притворной ласковостью спросил:

— У вас есть какие-то замечания, лорд Айвар?

— Нет, государь, — пересилив себя, ответил верховный поборник. У него было время понять, что он сам загнал себя в ловушку и теперь должен подчиниться обстоятельствам.

— Это хорошо, — удовлетворенно кивнул Имар. — Мне было бы досадно, если бы вы пытались возражать. Препятствование правосудию — очень тяжкое преступление, и особенно нелогично это выглядело бы после того, как вы сами передали девочек в мои руки. Вскоре я отправлю во Дворец Святой Веры людей, которые заберут их и позаботятся о том, чтобы они как можно быстрее покинули нашу благословенную землю. Надеюсь, со стороны ваших подчиненных не возникнет никаких возражений, а девочки будут целыми и невредимыми… Я очень на это надеюсь, потому что неподчинение королевской воле тоже тяжкое преступление, караемое смертью.

— Я понимаю, ваше величество, — хрипло произнес Айвар аб Фердох.

Его лицо, которое еще минуту назад было темно-красным от обиды, теперь стало серовато-бледным. Однако Имар не обманывался на сей счет — это не от страха, а от гнева. Поборники впадали в неистовство, когда им кто-то противоречил, даже король. И особенно король, так как только у него одного была возможность на равных противостоять им. За четырнадцать с лишним столетий, прошедших с момента основания Конгрегации, случалось немало конфликтов между королевской властью и поборниками. Как правило, они ограничивались затяжной подковерной борьбой, но иногда приобретали острую форму и заканчивались либо преждевременной смертью короля, либо тем, что он подминал под себя Конгрегацию, установив контроль над Поборническим Советом и посадив в кресло верховного поборника послушную марионетку. Однако это удавалось только тем королям, у которых была поддержка большинства рядовых поборников, а значит, они были ревностными фанатиками или просто изображали из себя таковых. Имару уже поздно было притворяться апологетом Святой Веры, за ним крепко закрепилась репутация вольнодумца, от которой он не избавится до конца жизни. Возможно, недолгой…

Имар вновь зазвонил в колокольчик. Когда на вызов явился секретарь, он передал ему ходатайство о помиловании с приказом немедленно подготовить все нужные документы и заодно выяснить, какие кередигонские корабли сейчас стоят в хангованском порту, а также велел разыскать лейтенанта аб Гвыртира. Тем временем Айвар аб Фердох, поняв, что аудиенция окончена, позвал своего помощника, который забрал остальные подписанные королем бумаги и папку с письмом ведьмака. Попрощавшись, верховный поборник двинулся к выходу, но возле дверей задержался и сказал:

— Вы допускаете большую ошибку, государь.

— Это уж мне решать, лорд Айвар, — отрезал король. — Только мне…

Оставшись один, Имар плотнее закутался в мантию. Его знобило. Но не от холода, к которому он привык, а от мыслей о безвыходности ситуации, в которой оказался, бросив вызов поборникам. Фактически он объявил им войну, хотя и не имел средств для ее ведения. У него не было надежных и преданных сторонников, были лишь ситуативные союзники — королевские чиновники и представители высшей аристократии, стремившиеся ограничить влияние Конгрегации на государственные дела. Однако ни те ни другие не были заинтересованы в изменении системы, позволявшей им держать в послушании простой люд и мелкое дворянство. Также была армия, которая традиционно считалась главной опорой королевской власти. Имар был уверен, что большинство офицеров будут хранить ему верность, даже не соглашаясь с его взглядами, но он понимал, что это все равно ничего не даст. Солдаты и старшины скорее взбунтуются и перебьют своих командиров, чем выступят против поборников — святых людей, защищающих Лахлин от Китрайла…

«А может, мне просто все надоело? — размышлял Имар. — И я, сам того не осознавая, решил послать к черту свою жалкую, опостылевшую жизнь, но напоследок громко хлопнуть дверью, как можно сильнее досадить поборникам, нанести им как можно больший урон. Пусть следующие поколения помнят короля, восставшего против этих нелюдей в алых рясах. И не потому, что не поделил с ними власть, как его предшественники, а потому, что считал их большой бедой для страны. Возможно, мой пример будет вдохновлять людей, когда они — а это обязательно произойдет — наконец прозреют, сгонят всех поборников в одну яму и сожгут их там, как те в течение многих столетий сжигали своих беспомощных жертв…»

А чтобы сделать первый шаг на этом пути, необходимо позаботиться о кузинах ведьмака. Имару нужен был человек, который не сговорится с поборниками, не поддастся на их посулы и угрозы, а заберет из Дворца Святой Веры девочек и увезет их с Лахлина. У него был на примете такой человек, поэтому он приказал разыскать лейтенанта аб Гвыртира, который прибыл по его вызову меньше чем через десять минут.

Двадцатипятилетний Фергас аб Гвыртир до недавнего времени служил в небольшом гарнизоне на восточном побережье и там чуть не попал в серьезную переделку. В прошлом году в городке, где дислоцировалась их рота, поборники разоблачили молодую колдунью по имени Мирне вер Вахавин. Это был тот редкостный случай, когда они ничего не выдумали, у девушки действительно был колдовской дар, еще и неплохо развитый самостоятельными тренировками. При попытке ее задержания она убила двух нападавших, троих тяжело ранила и погибла сама, поэтому разозленным поборникам пришлось удовольствоваться арестом стареньких деда и бабки, с которыми жила Мирне, а также нескольких ее ближайших друзей. На допросе они засвидетельствовали, что девушка собиралась уехать из городка, но сама еще не определилась куда, называла то Хангован, то Таркаррай, то Фланлин — все находились на западном побережье, и там были большие порты. Кроме того, бабка с дедом сообщили, что их внучка тайком встречалась с каким-то военным. Оба были подслеповаты, да и видели того военного лишь издали, в утренних или вечерних сумерках, поэтому не могли ни узнать его, ни хотя бы описать.

Личность тайного возлюбленного колдуньи, с которым она, вне всяких сомнений, собиралась ехать в один из портовых городов и оттуда убежать на Абрад, осталась для поборников неустановленной. И только командир гарнизона, капитан Дармад аб Флахри, догадался, кто это был. За две недели до инцидента с колдуньей к нему обратился прапорщик Фергас аб Гвыртир с рапортом об увольнении с воинской службы по семейным обстоятельствам. А устно объяснил, что его отец тяжело заболел, поэтому он, как старший из сыновей, должен вернуться домой и позаботиться о семье. Капитан аб Флахри не хотел терять молодого офицера, которого очень ценил, и предложил ему бессрочный отпуск, но прапорщик стоял на своем. Командир гарнизона все-таки придержал рапорт, так как рассчитывал, что сможет убедить подчиненного не оставлять службы, а потом произошли все те события, после которых Фергас аб Гвыртир, казалось, совсем позабыл о своем намерении уйти в отставку. А когда капитан известил его, что рапорт отклонен, он отнесся к этому совершенно безразлично и вновь отказался пойти в отпуск — мол, на поверку отцовская болезнь оказалась не такой тяжелой, как все опасались.

Дармад аб Флахри уничтожил рапорт прапорщика аб Гвыртира, однако решил перестраховаться и, чтобы его не обвинили в сокрытии преступления, отправил королю секретную депешу с подробным отчетом обо всем случившемся. Ознакомившись с посланием, Имар некоторое время колебался, подозревая провокацию поборников, но в конце концов издал приказ о переводе Фергаса аб Гвыртира в Хангован, а со временем назначил его в свою охрану и на протяжении года внимательно присматривался, пытаясь понять, как повлияла на него та история. Вне всяких сомнений, молодой офицер знал, что Мирне вер Вахавин была колдуньей, поэтому и собирался убежать вместе с нею на Абрад. Другое дело, как это отразилось на его мировоззрении, переступил ли он через лахлинские суеверия или просто закрывал глаза на греховную сущность своей возлюбленной.

В конце лета Имар почти убедился в том, что прапорщик аб Гвыртир такой же точно вольнодумец, как и он сам, и повысил его в чине, надеясь, что свежеиспеченный лейтенант правильно поймет этот знак и наконец откроется ему. Возможно, через несколько месяцев так бы и произошло, но время для ожиданий уже миновало, так что Имару приходилось делать и следующий шаг. Предложив Фергасу аб Гвыртиру присесть, он спросил:

— Лейтенант, вы что-нибудь слышали о Рехрайнской бойне?

Тот неопределенно покачал головой и произнес:

— Простите, государь?

Такой неопределенный для военного ответ вместо четкого «нет» мог свидетельствовать лишь об одном: он что-то слышал о тех событиях и дает это понять, но не осмеливается сказать «да», пока не выяснит, к чему клонит король.

— Ну, собственно, это очень давняя история, — продолжал Имар. — Вам достаточно знать, что я не хочу ее повторения. Однако есть люди, которые своими необдуманными поступками могут накликать еще большую беду…

Он рассказал лейтенанту о рождении на Лахлине ведьмовской двойни (не пришлось даже объяснять, что это такое), о ведьмаке Бренане аб Грифиде, который прожил тут шестнадцать лет, потом убежал на Абрад, а недавно пытался забрать к себе своих родственников, — и о том, как печально эта попытка закончилась. Когда Имар говорил о помиловании, предложенном верховным поборником для двух младших кузин ведьмака, в зеленых глазах Фергаса промелькнули зловещие молнии, а при известии о том, как Айвар аб Фердох покинул королевский кабинет несолоно хлебавши, лицо лейтенанта, до этого хмуро-непроницаемое, немного прояснилось.

Под конец Имар изложил свои соображения касательно намерений верховного поборника и сказал:

— Полагаю, теперь вы понимаете, как важно избавиться от этих девочек. Наверное, другой король на моем месте счел бы лучшим заставить поборников казнить их вместе с остальными родственниками, но я для этого слишком сентиментален, и раз уж мне представилась возможность спасти им жизнь, я так и сделал. Теперь нужно закончить начатое дело и доставить обеих целыми и невредимыми в Динас Ирван. Это задание я собираюсь поручить вам.

— Я готов выполнить ваш приказ, государь, — без малейших колебаний ответил Фергас аб Гвыртир.

— В этом я не сомневаюсь, лейтенант, и уже приказал составить список кередигонских судов, находящихся сейчас в порту. Уверен, что среди них будет хотя бы одно, которое отплывает завтра на рассвете. Однако советую вам сесть на корабль еще сегодня, чтобы никакая досадная случайность не помешала вашему путешествию.

Лейтенант понимающе кивнул:

— Да, государь. Я поеду в порт, как только мне передадут… э, помилованных преступниц.

— Вообще-то, — добавил Имар, — можно было бы просто отдать их под опеку капитана корабля, он бы обо всем позаботился. Но я хочу уберечь наших отважных поборников от неосмотрительных поступков, а ваше присутствие на корабле, как моего полномочного представителя, сдержит их излишнее рвение. В то же время я ни в коем случае не принуждаю вас губить свою бессмертную душу, общаясь с ведьмами, поэтому вы отвезете девочек в резиденцию кередигонского короля и попросите о встрече с… Прошу вас, лейтенант, чтобы я не звал сюда мастера Леолана, скажите ему, пусть пойдет и выяснит имя начальника тамошней дворцовой стражи.

Фергас аб Гвыртир вышел в приемную. Оттуда донесся его короткий разговор с секретарем, потом послышался стук внешней двери — это мастер Леолан пошел выполнять поручение, — а лейтенант вернулся в кабинет.

— Теперь нас никто не услышит, — произнес Имар. — Скажите-ка, Фергас, только честно: вы жалеете, что не согласились тогда на отпуск? На Абраде было бы все равно, дезертир вы или просто беглец.

— Мне было не все равно, государь, — ответил лейтенант, открыто глядя ему в глаза. — Слово «честь» для меня много значит… Но вы правы, я жалею об этом. Мне нужно было взять отпуск, отвезти Мирне в Таркаррай и посадить на корабль. А потом вернуться в роту и ждать увольнения со службы… — Он помолчал, продолжая пристально смотреть на Имара. — Наверное, я должен поблагодарить вас. Когда пришел приказ о моем переводе в Хангован, я как раз планировал убийство тех мерзавцев, которых не успела убить Мирне. Я и сейчас хочу их смерти, но понимаю, что мой тогдашний план был неудачным. Поборники только и ждали этого, чтобы разоблачить меня.

— У вас еще будет возможность убить поборников, — пообещал ему Имар. А про себя добавил: «Пока они не убьют всех нас…»

Глава XVI ВСПЫШКА ТЕМНОЙ ЭНЕРГИИ

Дыв один — Китрайлов много…

Эти четыре слова, тезис и антитезис, крепко засели в голове Ярлаха и в течение последних трех недель не давали ему покоя. На первых порах магистр пугался и гневался, со временем страх прошел, осталась только злость, — но не на ведьм, выдумавших эти слова, а в отношении существа, к которому сии слова относились. Темный Властелин будто нарочно делал все так, чтобы подтвердить правильность ведьминского утверждения. Вернее, он ничего не делал — и именно своей бездеятельностью все больше убеждал Ярлаха аб Конала в том, что ведьмы имеют основания отрицать его глобальную сущность.

Если бы власть Китрайла распространялась на всю Вселенную, а не только на определенный мир в ней, его бы не остановила неудача с первой попыткой захватить Эйрин вер Гледис. И коль скоро Первозданная настолько важна для него, он мог бы бросить против нее все силы в этом мире; мог бы, в конце концов, пожертвовать всем миром, лишь бы уничтожить или захватить ее. Конечно же Ярлах этого не хотел, но такое решение стало бы убедительным свидетельством всемогущества Темного Властелина.

Вместо этого он исчез и не давал о себе знать, а демон, приходивший к Ярлаху во сне, отказывался об этом говорить, только однажды надменно заявил, что у Властелина есть другие дела, гораздо более важные, чем общение с одним из своих неисчислимых слуг. Ярлах в это уже не верил и подозревал, что Китрайлу просто не под силу справиться с пробудившейся Первозданной Искрой.

А если так, то какой же он Властелин? Да он просто мелкий черный божок местного масштаба, стремящийся урвать свой крохотный кусочек пирога на пиршестве подлинных Высших Сил. Такому властелину — с маленькой буквы — магистр аб Конал служить не нанимался. И теперь со стыдом вспоминал свой благоговейный трепет перед ним, свой страх перед его гневом. Разумеется, Китрайл обладал определенной властью над Ярлахом — он мог приказать другим черным убить его, мог натравить на него демонов в Тындаяре или просто довести до полного изнеможения и помутнения рассудка, насылая каждую ночь кошмарные сны. Однако внезапной, скоропостижной смерти, вызванной единственно лишь волей Китрайла, Ярлах уже не боялся. Такое под силу только настоящему Властелину, а не жалкой пародии на него…

Ярлах шел сквозь кромешную тьму Тындаяра, ориентируясь по потокам Темной Энергии. Он вовсе не собирался рвать с Ан Нувином, просто теперь рассматривал это как сотрудничество, а не как службу. И предпочитал думать не о конкретном сверхъестественном существе, господствовавшем в Ан Нувине, а про сам Ан Нувин — как символ противостояния силе, которая называлась Кейгантом.

После неудачной попытки захватить Первозданную Тындаяр по-прежнему оставался открытым. Демон, являвшийся Ярлаху в снах, утверждал, что такова воля Темного Властелина, но старый магистр уже ничему не верил. Он допускал, что сообщение Тындаяра с земным миром невозможно прекратить сразу после его установления, и существует определенный минимальный период открытости. Поэтому сказал демону, что для реализации его замыслов (конечно же направленных к вящей славе Властелина) важно знать, как долго будет сохраняться доступ в Тындаяр. А демон язвительно ответил, что в таком почтенном возрасте ему не стоит об этом беспокоиться.

Ярлах нисколько не обиделся. Напротив, он обрадовался тому, что на склоне лет ему представилась возможность осуществить свою самую сокровенную юношескую мечту о кругосветных путешествиях, величайших географических открытиях и захватывающих исследованиях неведомых земель. На протяжении последних столетий было организовано немало морских экспедиций, особенно активно работали в этом направлении ведьмы, однако карта Нового Света до сих пор пестрела белыми пятнами. Их было слишком много даже в Континентальном полушарии, что уж говорить о противоположном — Островном. Возможно, во времена Мор Деораха кто-то из черных колдунов исследовал мир через Тындаяр, но никаких записей об этом не осталось. Ярлах ни за что не допустит такой ошибки, он будет указывать на карте все исследованные им территории, тщательно записывать все свои наблюдения, и эти заметки, вместе с подробной картой Нового Света, обеспечат ему одно из почетных мест в истории человечества. Пусть будут говорить, что он был злым колдуном, пусть будут проклинать его, однако имя Ярлаха аб Конала никогда не канет в небытие, он навсегда останется в памяти грядущих поколений как выдающийся исследователь. В конце концов, такой прецедент уже есть — великого Ирдана аб Брина почитают за его научные достижения, вопреки тому что он был черным. А ведьмы даже отрицают его принадлежность к слугам Ан Нувина, настаивая на том, что тогдашние кованхарские магистры просто завидовали славе Ирдана и из-за этого огульно обвинили его в черном колдовстве…

Убедившись, что у него в запасе достаточно времени, Ярлах пока не спешил начинать систематическое изучение мира. Пока он просто удовлетворял свою любознательность, наугад разрежая самые большие белые пятна, и уже убедился, что Островное полушарие вполне заслуживает такого названия, поскольку состоит лишь из скоплений островов, разделенных океанскими просторами. Во всем Новом Свете, как уже давно подозревали, был только один-единственный континент — Абрад, но это вовсе не означало, что в обозримом будущем людям станет тесно на земле. Островов хватит надолго и в Континентальном полушарии, особенно тех, что находятся на юг от экватора; а в Островном их еще больше. Собственно, весь Новый Свет следовало бы назвать Островным, ведь Абрад занимал едва ли четверть от всей площади суши, а остальные три четверти приходились на долю островов. Большинство из тех, которые уже посетил Ярлах, были вполне пригодны для жизни… если, конечно, не принимать во внимание обитающих там фоморайгов — порожденных Ан Нувином существ, которых люди обычно называют чудовищами.

А на двух островах Ярлах наткнулся на останки древней цивилизации, погибшей много тысячелетий тому назад. Цивилизации, которая сама же призвала в этот мир темные силы, а потом не захотела им подчиняться. С точки зрения магистра, это было бессмысленно и нелогично. Недавнее открытие настоящего положения Китрайла во Вселенной нисколько не изменило мнения Ярлаха о том, что лучше жить под властью Тьмы, чем прозябать в Свете, за которым скрываются непостижимые Высшие Силы, требующие от людей слепой, бездоказательной веры в бессмертие души и последующие перерождения. Зато Ан Нувин честно предлагал семь столетий адских мук, а потом продолжение жизни в подобии демона — вариант хоть и не слишком привлекательный, зато надежный…

Наконец Ярлах остановился. Сейчас он находился под Кованхаром, хотя слово «под» в этом контексте можно было употреблять лишь образно, поскольку ни одна даже самая глубокая яма никогда не достигнет Тындаяра, а скорее выйдет на поверхность с противоположной стороны земного шара. Дальше следовало действовать крайне осторожно — ведь если в любом другом месте еще можно ошибиться, то в Кованхаре, где чуть ли не на каждом шагу встретишь колдуна, такая ошибка стала бы роковой.

Сосредоточившись, Ярлах мысленно потянулся вверх, и перед его внутренним взором предстали нечеткие, искаженные бесцветные очертания центральной части города. Он мгновенно сориентировался, подвинулся немного на юго-восток и наконец нашел дом, целый этаж в котором снимал для своего жилища Йорверт аб Торвал. Вообще-то Яралах хотел бы немедленно отправиться домой и лечь спать, так как чувствовал себя слишком уставшим после ночной экспедиции, однако Йорверт очень просил прийти к нему в десять утра, а как раз был на исходе десятый час. После событий на Ихелдиройдском тракте магистр аб Конал редко виделся со своим помощником, и не только потому, что полностью сосредоточился на исследовании неизведанных территорий. Йорверт тоже что-то задумал и почти все свободное от занятий время (а он был аспирантом на кафедре природных явлений) проводил за пределами Кованхара.

Для перемещений из Тындаяра в дом Йорверта была предусмотрена небольшая кладовка у лестницы, ведущей во внутренний двор дома. Установленные в ней чары известили Ярлаха, что ни в самой кладовой, ни в прилегающем коридоре людей нет. В следующую секунду он уже очутился посреди небольшого темного помещения без окон, быстро вышел в коридор и с немного запыхавшимся видом, словно только что поднялся по лестнице, двинулся вперед. Дверь одной из комнат открылась, и оттуда выглянул Йорверт.

— Доброе утро, учитель, — радостно произнес он. — А мы вас уже ждем. Прошу, присоединяйтесь к нам.

Ярлах вошел в просторный кабинет, где кроме Йорверта находилось еще трое колдунов — двое мужчин, один молодой, другой пожилого возраста, а также юная светловолосая девушка лет шестнадцати, максимум восемнадцати. Она была одета в скромный практичный наряд, который обычно носили кованхарские студентки, однако держалась с достоинством королевы. Ее нежный и мягкий голос в то же время был властным и уверенным, а по нескольким произнесенным при знакомстве словам Ярлаху не удалось распознать акцент.

Йорверт представил девушку как леди Элвен вер Кайлем О'Шехлайн, чем очень удивил своего учителя. До сих пор Ярлах думал, что знает имена всех колдунов и колдуний из высшей знати, но имя леди Элвен ему ни о чем не говорило, хотя она и по внешности, и по манерам явно принадлежала к самым сливкам общества. Кроме того, девушка обладала огромной магической силой, превосходящей даже силу Ярлаха. За всю свою жизнь старый магистр встречал только семерых колдунов, которые были сильнее его. Леди Элвен стала восьмой.

Двоих мужчин звали Гарван аб Малах и Шовар аб Родри. О них Ярлах тоже раньше не слышал, однако они не производили впечатления знатных персон. Старший, Шовар, среднего роста, немного тучный, с густо покрытыми сединой волосами, больше всего походил на врача. Младший, Гарван, высокий худощавый брюнет с волевым лицом, производил впечатление весьма таинственного и опасного человека. Если бы Ярлаху пришлось держать пари, он назвал бы его шпионом. Определить их происхождение по выговору также не представлялось возможным, поскольку при знакомстве они не произнесли ни слова.

Впрочем, один важный факт об этой троице он уже знал. Йорверт называл его учителем лишь один на один или в присутствии других черных колдунов, а значит, и двое мужчин, и юная леди Элвин принадлежали к Темному Братству.

Когда все садились, Шовар и Гарван учтиво обождали, пока девушка устроится в кресле. И это не было проявлением обычной вежливости по отношению к женщине, даже знатной. Тут крылось что-то большее.

— Наверное, учитель, — заговорил Йорверт, — вас интересует, почему я так хотел познакомить вас с моими гостями. А еще спрашиваете себя, как могло произойти, что вы не слышали о леди Элвен, хотя она является одной из нас. Все объясняется очень просто: ни леди Элвин, ни мастеров Шовара и Гарвана никто из наших не знает. Я сам встретил их всего лишь несколько дней назад. — Он сделал многозначительную паузу, а потом добавил: — На Лахлине. В Ханговане. Во дворце Кайр Гвалхал.

Ярлах едва удержался от удивленного возгласа и смерил всех троих уже более пристальным взглядом. Эти люди были не просто с Лахлина, они жили в самом его сердце, в королевском дворце. И при этом обладали хорошо развитым, тренированным колдовским даром, да еще и были черными… Хотя последнее при таких обстоятельствах скорее преимущество, чем дополнительный фактор риска. Это на Абраде быть черным колдуном опасно, а на Лахлине, где само наличие дара к магии считается непростительным грехом, у черных гораздо больше шансов выжить, чем у обычных колдунов. Но все равно — Ярлах был крайне изумлен.

— Леди Элвен, господа, — сказал он. — Позвольте выразить свое восхищение вашей отвагой. А также вашим умом, который позволил вам жить на Лахлине, да еще в его столице, и при этом развивать свое умение, оттачивать мастерство.

— Этим мы обязаны мастеру Шовару, — отозвалась юная леди Элвен. — Он увидел меня еще семилетней девочкой. Приехал вместе с Гарваном в столицу, чтобы сесть на корабль и отправиться на Абрад, но после встречи со мной изменил свои планы и нанялся на службу в нашу семью. Когда моя сила начала пробуждаться, мастер Шовар помог овладеть ею и стал обучать меня магии. И Гарвана тоже учил. — Девушка благосклонно (именно благосклонно, а не по-дружески) улыбнулась младшему из мужчин. — Еще задолго до меня. Как-то поймал его, совсем еще мальчишку, когда он при помощи чар воровал у зевак кошельки, объяснил ему, чем это чревато, и взял под свою опеку. Когда мастер Шовар решил остаться из-за меня на Лахлине, Гарван не захотел сам ехать на Абрад. Пошел служить в городскую стражу, очень умело ловил преступников и в конце концов стал королевским следователем.

«Так и думал, ищейка, — отметил Ярлах, довольный своей наблюдательностью. — А мастер Шовар точно врач».

— Я глубоко и безмерно поражен, сударыня, — произнес он учтиво, но от этого не менее искренне. — К счастью, для вас уже все позади. Теперь вы на Абраде, в полной безопасности, и колдовское сообщество с радостью примет вас в свои ряды. Надеюсь, Йорверт уже продумал историю, как вы добирались с Лахлина?

Мужчины дружно покачали головами, а леди Элвен сказала:

— Нам она не нужна, магистр. Если бы мы собирались переехать на Абрад, то сделали бы это еще несколько лет назад. Собственно, мастер Шовар так и планировал, только ждал, когда я повзрослею. А я, повзрослев, решила никуда не ехать.

— Но почему? — растерянно спросил Ярлах.

— Потому что мое место на Лахлине. У себя на родине я княжна, дочь князя Кайлема аб Рордана, генерала лахлинской армии. А тут буду просто колдуньей, одной из многих.

— Зато живой колдуньей, — заметил Ярлах. Он подумал, что переоценил ум и осторожность девушки. — А на Лахлине вы живете во вражеском окружении, один неверный шаг — и вас разоблачат.

— До сих пор не разоблачили, а это было самое трудное время. Теперь я справлюсь сама. — Серые глаза леди Элвен смотрели на него с непоколебимой решительностью. — Только не считайте меня глупой девчонкой, для которой богатство и высокое положение значат больше, чем собственная жизнь. Просто Лахлин — моя родная земля, и я не собираюсь никуда бежать. Пусть другие бегут, а я… мы не убежим. Мастер Шовар и Гарван согласны со мной. Мы останемся и поможем королю освободить страну от поборников.

— Гм… Это очень благородное намерение, сударыня. Но уверены ли вы, что ваш король действительно хочет уничтожить Конгрегацию, а не просто подчинить ее своей власти? Конечно, я слышал о его жене, но…

— Я лучше знаю короля Имара, магистр. И королева Грайне была мне не чужая: наши матери — родные сестры. Именно после ее смерти я и решила никуда не ехать, а бороться за освобождение Лахлина. Все эти пять лет училась магии, государственным делам и ждала, когда король созреет для борьбы.

— И он созрел?

— Похоже, что так. Последнюю неделю при дворе только и разговоров о том, что король окончательно разругался с верховным поборником. Женщины думают, что он просто пожалел двух маленьких девочек, приговоренных к сожжению, мужчины усматривают в этом попытку спровоцировать лорда Айвара к неповиновению, чтобы сместить его и заменить кем-нибудь более уступчивым. Но те, кто хорошо знает короля, убеждены, что все куда серьезнее. В частности, так считает мой отец — и очень этому рад, потому что у него уже руки чешутся поставить поборников на место. Разумеется, он и мысли не допускает, чтобы избавиться от них совсем, а только хочет, как и остальные князья, иметь влияние на Конгрегацию, сделать ее послушным инструментом в своих руках. Но со временем отец изменит свои взгляды, я об этом позабочусь.

— Не сомневаюсь, — кивнул Ярлах. — Я так понимаю, что вы до сих пор не открылись королю. Не уверены, как он отреагирует на то, что вы колдунья?

— Об этом я не волнуюсь, он отнесется нормально. Просто до сих пор я не хотела возлагать на него это бремя, но теперь придется. Я бы поговорила с ним еще на прошлой неделе, но именно тогда познакомилась с лордом Йорвертом. Вернее, поймала его, когда он среди ночи прокрался в королевские покои.

Йорверт утвердительно кивнул:

— Все так и было. Я ведь и подумать не мог, что лахлинского короля охраняют колдуны. Услышав о его конфликте с верховным поборником, решил встретиться с ним, предложить свою помощь — в конце концов, проблему Лахлина нужно решать, а открытый Тындаяр дает для этого великолепную возможность, которую просто грех упускать.

— Теперь понятно, чем ты занимался все это время, — сказал Ярлах.

— Да, учитель. Я искал на Лахлине силу, готовую к борьбе с Конгрегацией, и нашел ее в Кайр Гвалхале. Леди Элвен, мастер Шовар и мастер Гарван ночью по очереди охраняли короля, так как боялись, что верховный поборник может подослать к нему убийцу. Когда я пришел, как раз была очередь леди Элвен, и в первый момент она подумала, что я и есть тот самый убийца. К счастью, до стычки дело не дошло, мы быстро прояснили недоразумение и убедились, что у нас одна цель. Однако решили отложить разговор с королем, чтобы сориентироваться в новых обстоятельствах. Я понимаю, учитель, у вас есть другие планы, без сомнения, очень важные, поэтому даже не думаю просить о вашем личном участии в этом деле. Но мы были бы вам очень признательны, если бы вы обратились к Магистрату с официальным ходатайством признать, что действие Соглашения об ограниченном нейтралитете не распространяется на Лахлин, поскольку он его не ратифицировал.

— О! — пораженно произнес Ярлах. — Так вы хотите спровоцировать войну колдунов с Лахлином?

— Мы хотим, чтобы так думали поборники, — сказала леди Элвен. — Пусть они паникуют. Простые люди на Лахлине искренне верят, что могущественная Конгрегация надежно защищает их от ведьм и колдунов, но сами поборники знают цену своей силе. Знают, как дорого обходится им захват или убийство каждого настоящего колдуна. А для высшего дворянства это должно стать недвусмысленным предостережением, что оно может доиграться, если и дальше будет во всем потакать поборникам. Независимо от решения, которое примет ваш Магистрат, само рассмотрение этого вопроса засвидетельствует, что среди абрадских колдунов есть достаточно влиятельная группа, решительно настроенная на конфликт с Лахлином.

— Что ж, разумно, — согласился Ярлах. — Думаю, при теперешних обстоятельствах Магистрат все-таки решит, что Соглашение недействительно в отношение Лахлина. Только никто не поверит, что я действовал по собственной инициативе. Мое безразличие к политике общеизвестно.

— Значит, будут думать, что вы просто исполнили чью-то просьбу, — сказал Йорверт. — Собственно, так и есть. А лахлинские вельможи, услышав об этом, станут гораздо уступчивее, склонными к тому, чтобы поддержать короля в его борьбе с Конгрегацией.

— Только когда убедятся, — добавила леди Элвен, — что колдуны не шутят. А мы найдем способ это показать.

— Планируете сформировать диверсионную команду?

— Скорее, повстанческий отряд. Лорд Йорверт уже вызвался его возглавить и взял академический отпуск в Университете. Ему понравился мой план.

— Наберете повстанцев из лахлинских беглецов?

— Нет, это рискованно. Обойдемся силами колдунов, живущих на Лахлине. Относительно них можно не сомневаться: каждый, кто откликнется на наш призыв, будет настоящим бойцом. А мы, имея доступ к Тындаяру, обеспечим им мощную поддержку.

— Доступ к Тындаяру? — переспросил Ярлах, заметив многозначительную улыбку на лице Йорверта. — И как вы собираетесь его получить?

Девушка безразлично пожала плечами:

— Мы уже получили. Этому нетрудно научиться. Нам достаточно было один раз увидеть, как делает лорд Йорверт.

— И вы не спрашивали разрешения? Разве Властелин не…

Леди Элвен резанула его таким острым и почти презрительным взглядом, что Ярлах сразу осекся.

— Если вы говорите о Китрайле, то он мне не властелин. Для меня он был и остается Врагом. Я служу лишь королю Имару, и больше никому.

— Тем не менее — заметил ошеломленный Ярлах, — вы приняли Темную Энергию.

— Да, приняла. Но не от хорошей жизни, а от отчаяния и безвыходности. Пять лет назад, когда умирала моя кузина, королева Грайне, я не смогла дать ей нужных лекарств, потому что по приказу принца Брогана ее взяли под бдительную охрану, всех приходящих к ней обыскивали, не разрешая ничего приносить. Мне оставалось только молиться Дыву, просить его о чуде, но он был глух к моим мольбам. — В голосе девушки зазвенел гнев. — После смерти кузины я прокляла Дыва, и в ту же ночь ко мне во сне явился демон и стал искушать меня силой и властью. Сначала я собиралась плюнуть в его мерзкую рожу, но потом передумала. Согласилась принять Темную Энергию, но отказалась присягнуть Китрайлу, не признала его своим властелином. Демон угрожал мне ужаснейшими карами, утверждал, что моя душа все равно принадлежит Ан Нувину, но я не стала его слушать, прогнала прочь, и он больше не возвращался. Может, я и впрямь проклята навеки и после смерти Враг заберет мою душу. Ну что ж — пусть тогда делает с ней что хочет. А пока я жива, мой разум и моя воля принадлежат только мне.

Ярлах обалдело смотрел на юную леди Элвен, которая — во сколько это лет? в одиннадцать, в двенадцать? — отважилась противоречить Китрайлу и осталась в живых. Освоила Темную Энергию — и при этом никому не покорилась!

«Нет, никакой он не Властелин, — окончательно убедился старый магистр. — Просто шут, усевшийся на королевский трон…»

Переведя взгляд на Шовара аб Родри и Гарвана аб Малаха, Ярлах спросил:

— Ну а вы, господа?

— Они точно так же, — не дав им и рта раскрыть, ответила леди Элвен. — Я уговаривала их не делать этого, но они впервые не захотели меня слушаться. Тогда я сама дала им Темную Энергию и привела к присяге. Но только присягнули они мне, а не Китрайлу. И демоны им ни разу не являлись.

Ярлах лишь покачал головой. Иногда он встречал лахлинцев, которых тамошние порядки не сломили, а, наоборот, закалили, сделав мужественными, волевыми и отважными. Однако вся их отвага не шла ни в какое сравнение с бесстрашием этой девушки, восставшей и против Дыва, и против Китрайла, для которой не существовало авторитетов ни на небе, ни под землей, и в своей гордыне она дошла до того, что предоставляла другим доступ к Темной Энергии, а взамен брала с них клятву верности — той самой верности, которая должна была принадлежать исключительно Китрайлу…

— Сударыня, — как можно сдержаннее произнес он. — Должен вас кое о чем предупредить. Не знаю, по какой причине, но точно не из-за молитв лахлинских праведников, аннувинские существа не имеют доступа на Лахлин. Думаю, это распространяется и на расположенную под Лахлином часть Тындаяра. Однако на остальной его территории демоны могут появляться беспрепятственно. Советую вам остерегаться их.

— Да, я знаю, — кивнула леди Элвен. — Лорд Йорверт уже предупредил нас. Когда выходим за пределы Лахлина, мы держимся вместе. А втроем нам никакие демоны не страшны. — Едва она начала вставать, как двое ее подчиненных мгновенно вскочили на ноги. Ярлах и Йорверт тоже поднялись. — Нам пора возвращаться. Сейчас в Ханговане уже за полдень, а после обеда я должна проведать мать, иначе меня начнут искать. Премного благодарна вам, магистр аб Конал, за согласие помочь нам.

— Не за что, княжна, — учтиво ответил Ярлах. — Вы боретесь за свободу лахлинских колдунов, наших братьев и сестер. Для меня большая честь хоть чем-то посодействовать вам.

Леди Элвен, договорившись с Йорвертом, что они вечером встретятся на Лахлине, попрощалась с ним и Ярлахом и, призвав Темную Энергию, перенеслась в Тындаяр. Вслед за нею исчезли и двое мужчин, не проронивших за все это время ни слова.

— Удивительная девушка, — произнес Йорверт, вновь усевшись в кресло. — Ведь правда, учитель?

— Не просто удивительная, а необыкновенная, — согласился Ярлах. — Только ты напрасно привел ее сюда, это опасно. Лучше бы пригласил меня на Лахлин.

— Я так и собирался. Но Элвен хотела увидеть Кованхар, и я устроил ей небольшую экскурсию. Она была в полнейшем восторге и очень жалела, что не может здесь учиться. Думаю, для нее это было тяжелым испытанием. По сравнению с Кованхаром все лахлинские города… Да что и говорить. Когда я впервые попал на Лахлин, мне показалось, что перенесся в далекое прошлое.

— Еще бы. Отсталая страна.

— Но не безнадежная. Если там рождаются такие женщины, как Элвен… — Йорверт смущенно умолк, перехватив насмешливый взгляд своего учителя. Затем вздохнул и произнес: — Ну ладно, я действительно увлекся ею. К сожалению, у меня нет никаких шансов. Она влюблена в Имара аб Галвина.

Ярлах с пониманием кивнул:

— А он нужен для ваших планов. Впрочем, ты в любом случае не стал бы трогать короля. Леди Элвен производит впечатление очень опасной особы, я бы не хотел чем-то ее прогневить. Лучше иметь врагом самого Властелина, чем эту девушку… — Он хмыкнул. — Кажется, я понимаю, зачем ты познакомил меня с ней. Совсем не из-за ходатайства перед Магистратом.

— Каюсь, учитель, — признался Йорверт. — Это пока не горит. Поддержка абрадских колдунов понадобится нам еще не скоро. На самом деле я хотел увидеть вашу реакцию на Элвен, на ее историю.

— И что ты увидел?

— Зависть. А еще досаду. Вы словно говорили: «Почему я, старый дурак, сам так не поступил?»

Ярлах пристально посмотрел на Йорверта:

— Ты в этом уверен?

— Полностью, учитель. Я тоже так думаю, только называю себя не старым дураком, а молодым.

Какое-то время они молчали, прикипев друг к другу взглядами. Наконец Ярлах сказал:

— Это очень опасные мысли, Йорверт.

Тот вздохнул:

— Но такие соблазнительные…

Через полчаса, попрощавшись с Йорвертом, Ярлах вернулся в Тындаяр. Как раз в это время под центром Кованхара находился другой человек, и хотя в Тындаяре, как всегда, господствовала непроглядная тьма, колдовское чутье Ярлаха уловило знакомые вибрации Темной Энергии. Убедившись, что не ошибся, он сказал:

— Приветствую, Фейлан. Куда-то собрался?

— О, магистр… — прозвучал в темноте растерянный голос Фейлана аб Мередида, профессора с кафедры алхимии. — Ну, собственно… так, решил прогуляться.

— С кучей вещей? — скептически спросил Ярлах, определив, что Фейлан занимает больше места, чем полагается; похоже, он держал в руках два больших чемодана. — Что там у тебя? Книги небось?

— Я… — Голос Фейлана сорвался. — Я решил взять отпуск. Поживу месяц-другой в какой-нибудь глуши, а то здесь… не очень уютно. Только и слышу о ведьмах, которые рыщут по всему городу.

— А они и должны рыскать, — раздраженно сказал Ярлах. — Потому что ищут нас. Вот если бы они успокоились, я бы начал паниковать. А так нам нужно просто переждать, сидеть тихонько, не привлекая к себе внимания. Если же ты сейчас исчезнешь, ведьмы обязательно что-то заподозрят. Они найдут тебя, где бы ты ни спрятался. Лучше возвращайся к себе и не делай глупостей.

— Нет, — упрямо ответил Фейлан. — Я уже отправил на кафедру письмо, что беру отпуск и отправляюсь в Ишелтир, к родственникам. Конечно, я найду себе другое место… но в Кованхар точно не вернусь.

«Убить его, что ли? — подумал Ярлах. — Он может погубить нас всех…»

Фейлан аб Мередид оказался самым слабым звеном в их темном круге — так называлась группа колдунов, как правило, из семи человек, под руководством темного мастера. После неудачи на Ихелдиройдском тракте Ярлах приказал своим подчиненным затаиться, не привлекать к себе внимания и избегать общения друг с другом на людях. Остальные пятеро четко придерживались этих инструкций, и только Фейлан вел себя необдуманно, трижды приходил к Ярлаху на кафедру, жалуясь то на одно, то на другое, всего боялся, везде ему мерещились враги. Но несмотря на свое малодушие, он был ценным помощником, обладал ясным умом и, прекрасно разбираясь в чарах, разрабатывал новые, весьма эффективные заклятия. Было бы обидно потерять его…

— Хорошо, — произнес Ярлах. — Хочешь убежать — беги. Только сначала зайди к Йорверту, он сейчас дома, и скажи, что я тебя прислал. Возможно, он найдет тебе какое-нибудь занятие. Тогда хоть прятаться будешь не напрасно, да и найдется с кем общаться. Хорошо?

Фейлан согласился и, таща за собой чемоданы, неуклюже переместился в дом Йорверта. А Ярлах вышел из Тындаяра у себя дома — ясное дело, сперва убедившись в целости всех защитных чар. Ко всему прочему, они известили, что за время его отсутствия к дверям квартиры подходило лишь двое людей. Один из них был почтальоном, и Ярлах вытащил из почтового ящика свежую корреспонденцию вместе с сегодняшним номером университетской газеты; а другой посетитель оставил в том же ящике наспех нацарапанную записку, в которой сообщал, что дела на кафедре требуют немедленного присутствия магистра аб Конала. Внизу стояла подпись: «Проф. П. М.».

Ярлах раздраженно вздохнул. Этот Пылиб аб Махавин ничего не мог решить самостоятельно и каждый раз бежал к нему за советом. А ни одна из профессоров-женщин не хотела заниматься административными вопросами. Разумеется, если бы речь шла о самой должности руководителя кафедры, они бы глаза друг другу выцарапали, а потом победительница в этой борьбе, весьма довольная собой, вернулась бы к привычным занятиям со студентками, переложив исполнение своих обязанностей на плечи подчиненных. Ярлах и хотел бы выйти в отставку, чтобы полностью сосредоточиться на исследовании заморских территорий, но не видел себе достойного преемника, который мог бы справиться с делами на кафедре пророчеств и ясновидения. Раньше он все надежды возлагал на Шимаса аб Нейвана, а теперь…

«Шимас, Шимас! — с грустью подумал старый магистр. — И кто тебя просил разгадывать то треклятое пророчество! Если бы ты знал, как я жалею, что мне пришлось убить тебя. И что самое обидное, твоя смерть была напрасной…»

Сняв сапоги, Ярлах обул башмаки, сменил куртку на фиолетовую мантию, надел четырехугольную шапку такого же фиолетового цвета и, прихватив кожаный портфель, вышел из своей квартиры. Ему очень хотелось спать, но он понимал, что не сможет уснуть, пока не разберется с очередными неотложными проблемами, которые возникли у Пылиба аб Махавина. Хорошо хоть идти недалеко — нужно лишь миновать переулок и пересечь площадь Керног Блатай.

Однако дойти до площади ему не удалось. Посреди переулка он вдруг натолкнулся на невидимую упругую стену, мгновенно окутавшую его со всех сторон и лишившую возможности двигаться. Ярлах ощутил присутствие ведьмовских чар и немедленно попытался нырнуть в Тындаяр, но те же ведьмовские чары не отпустили его.

В тени домов впереди появились две молодые женщины. Они не принадлежали к семерым ведьмам, официально находящимся сейчас в Кованхаре, но Ярлах не сомневался, кто они такие. Он не мог оглянуться, однако был уверен, что по крайней мере еще одна приближается к нему со спины.

«Какая честь — три ведьмы против одного колдуна! — промелькнуло у него в голове. — А ты, Фейлан, вовремя сбежал. Завидую твоему чутью… хотя, возможно, именно ты и накликал на меня беду…»

Ярлах готовился к возможному аресту, и в его магистерском перстне была надежно припрятана немалая порция Темной Энергии. К сожалению, ее недоставало, чтобы разрушить ведьминскую ловушку и убежать в Тындаяр, — зато вполне хватало для других целей.

Несколько секунд Ярлах потратил на то, чтобы убедить себя в безвыходности своего положения. Напрасно было надеяться, что ведьмы, захватив его, со временем потеряют бдительность. Наоборот, ему очень повезло, что они вообще оставили его в сознании, и этой ошибкой следует воспользоваться. Причем немедленно — чем ближе они подходят, тем меньше у него шансов исполнить задуманное.

Освобождая Темную Энергию, Ярлах еще успел с грустью подумать о том, что ему не суждено войти в историю как автору первой подробной, лишенной белых пятен карты Нового Света. А потом адское пламя превратило его в горстку пепла…

Глава XVII ТАХРИН

— Нет, это же надо быть такими дурами! — сердито говорила Шайна, ехавшая между Эйрин и Ивин. — И главное, не признают своей вины, да еще имеют наглость оправдываться. Невозможно было предвидеть… И чего же тут невозможного? Что старый черный, всю свою жизнь посвятивший служению Китрайлу, скорее умрет, чем отдастся в руки ведьм? Да уж, большая неожиданность! Кто бы мог подумать!

Она злилась с самого утра, когда стало известно о последствиях вчерашней операции в Кованхаре. Ко всему прочему ее крайне возмутило, что старейшие почти сутки скрывали правду в надежде, что допрос арестованных колдунов позволит исправить ситуацию.

Длительная слежка за Ярлахом аб Коналом позволила обнаружить его связи с тремя черными, а наблюдение за ними вывело еще на семерых. Во время задержания магистр аб Конал покончил с собой, один из его соратников, Фейлан аб Мередид, бесследно исчез, очевидно заподозрив что-то неладное, а остальных удалось схватить. На допросе они сознались во всех грехах, выдали еще десяток своих товарищей (которые к тому времени уже скрылись), но решительно отрицали любую причастность к событиям на Ихелдиройдском тракте. Усмирение троих из них засвидетельствовало, что они в самом деле не имеют доступа к Тындаяру. Похоже, все. черные, принимавшие участие в том нападении, залегли на дно и старались не высовываться. Возможно, единственной нитью был профессор аб Мередид, но ведьмы были так неосторожны, что спугнули его.

Сама Эйрин не слишком огорчалась этой неудачей. Для нее было слабым утешением, что черных колдунов схватят и казнят за покушение на ведьм. Другое дело, когда она сама, получив звание полноправной сестры, разыщет этих подонков и отвезет в Леннир, где их накажут на глазах у родственников капитана аб Грайди и еще одиннадцати погибших гвардейцев. Вот это будет настоящее правосудие!

— Да хватит уже, Шайна, — сказала Ивин вер Шинед. — Что случилось, то случилось. Так или иначе, а магистр заплатил за свои преступления жизнью. Еще и сам себя убил. Я уверена, что он все равно ничего бы не выдал. Такой заклятый черный молчал бы на допросе как рыба. Именно поэтому за ним и следили, вместо того чтобы сразу схватить.

— Это точно, — поддержала ее только что присоединившаяся к их компании Этне вер Рошин. — Среди черных одни лишь слабаки начинают говорить — а слабакам не поручили бы такого задания. Да и они сами не рискнули бы напасть на нас. Большинство из них боится ведьм еще больше, чем своего хозяина. В конце концов, Враг сидит себе в Ан Нувине, а мы тут, у них под боком. Вот о чем я по-настоящему жалею — так это о бегстве профессора-алхимика. Все указывает на то, что он был одним из нападавших. Но тут вынуждена согласиться с нашими кованхарскими сестрами: все предусмотреть невозможно.

— И в любом случае, — добавила Ивин, — поздно махать кулаками, когда драка закончилась. Мы уже полдня пережевываем эти события, нам легко осуждать сестер за их ошибки. А кто знает, как бы мы сами справились.

— Точно, что лучше, — буркнула Шайна, но уже не так запальчиво. — Ведь хуже просто некуда.

— У меня, — продолжала Ивин, — есть больше оснований сердиться, чем у вас всех, вместе взятых. Я с вами еще из Тырконнела, но до сегодняшнего дня вы ни словом не обмолвились ни о магистре аб Конале, ни о слежке за ним, ни о том, что Пророчество о Первой на самом деле разгадал профессор аб Нейван. Понимаю, это был секрет… И заметь, Шайна, я нисколько не злюсь, хотя из-за вашего молчания попалась на крючок Рианы и позволила ей водить меня за нос. Две недели я твердила вам, какая же Риана умница, как остроумно она разобралась с той закавыкой насчет последнего короля, о которую я в свое время зубы сломала… А вы, наверное, тайком насмехались надо мной.

— Не насмехались, — заверила ее Эйрин. — Нам было очень неприятно, я предлагала рассказать тебе…

— Но я запретила, — вмешалась Этне. — Не потому, что не доверяла тебе, просто сочла, что не стоит игнорировать все подряд распоряжения старейших. Кроме того, твоя неосведомленность позволила хорошенько проучить Риану.

— И как же ты ее проучила?

— Я тут ни при чем. Ты сама это сделала, когда стала переписываться с ней и обсуждать сложные вопросы теории предвидений. А ей приходилось отвечать.

Ивин пожала плечами:

— Ну и что? Как я понимаю, Риана просто расспрашивала профессора аб Нейвана и писала мне то, что он говорил. По большому счету, я переписывалась с ним. А Риана получала от этого выгоду, наша дискуссия позволила ей кое-чему научиться.

Этне и Шайна дружно рассмеялись. Ивин растерянно смотрела на них, не понимая, в чем дело. А Шайна, вдоволь насмеявшись, сказала:

— Ты просто неподражаема, Ивин! Порой кажешься мне мудрее старейших, а порой бываешь еще наивнее Финнелы. То, что у тебя такая сильная тяга к знаниям, вовсе не означает, что все остальные только и ждут случая, чтобы научиться чему-нибудь новому. Ты же когда-то учила Риану и должна помнить, какая она ленивая. И за последние семь лет ничто не изменилось. Я вообще думала, что Риана пробудет младшей сестрой как минимум до тридцати лет, и очень удивилась, когда в позапрошлом году она с грехом пополам сдала все экзамены. Полагаю, что для нее было настоящей мукой каждый день отвечать на твои письма.

— Можешь не полагать, так и было, — подтвердила Этне, которая, в отличие от Шайны, частенько переписывалась с Айлиш вер Нив. — Риану это ужасно раздражало, но отказаться она никак не могла. Собственно, поэтому и отправилась в Дын Гаил, чтобы и дальше иметь под рукой Шимаса аб Нейвана, который сейчас едет в Кованхар.

— Ага, — произнесла Ивин. — Вот оно что… — Она ненадолго задумалась. — Ну что же, тогда я продолжу. И дальше буду общаться с профессором аб Нейваном, он очень умный человек. А Риана пусть служит нам почтальоном. Я заставлю ее поехать до самого Кованхара.

— Только не переигрывай, — предупредила Шайна. — Риана ленива, но умна. Она не должна заподозрить, что мы тебе все рассказали.

— Не заподозрит, — сказала Этне. — По словам Ай… Короче, Риана уверена, что король Келлах отправил только одно письмо, в Эврах, а старейшие запретили говорить о нем даже нам.

— Тогда она не так уж умна, — заметила Ивин. — Должна была догадаться, что гонец был не один.

— Наверное, она об этом думала, — предположила Шайна. — Но просто не могла поверить, что Эйрин согласилась скрыть существование пророчества о себе.

Ивин с улыбкой кивнула:

— Да, ты права. Если бы Риана узнала, что семнадцать столетий назад кто-то предвидел ее появление на свет, то ни за что не стала бы молчать.

— Еще бы, — усмехнулась в ответ Шайна. — Нам очень повезло, что Первозданная не выбрала Риану. Она бы немедленно провозгласила себя королевой Тир Минегана.

С ними как раз поравнялись Мораг и Финнела. А поскольку шеренга из шести всадников была слишком широка даже для Тырогенского тракта, Этне и Ивин оставили их общество. Первая придержала коня и присоединилась к трем ведьмам, ехавшим сзади, а вторая догнала Гвен, Бренана и Лиама.

— Я слышала, вы тут говорили о Риане, — сказала Мораг. — А ты знаешь, Эйрин, что она твоя большая поклонница? Вчера я получила от нее письмо — и, думаю, не только я одна, — в котором Риана предложила называть тебя первой сестрой.

— О нет! — простонала Эйрин. — Только этого не хватало!

— Но тут уж ничего не поделаешь. Твоя Первозданная никак не превратится в обычную Искру. Хочешь не хочешь, а придется с ней жить. Благодари судьбу хотя бы за то, что ты пришла в этот мир, озаренная величием земным, — процитировав отрывок из пророчества, Мораг не сдержалась и прыснула смехом. — Тебе не нужно привыкать ни к славе, ни к почету, ни к власти. Девушке-простолюдинке было бы гораздо труднее приспособиться к своей уникальности.

— Мне тоже тяжело.

— А я и не говорю, что легко. Но все же ты с младенчества привыкла быть особенной, поэтому сейчас неплохо держишься… Хотя и пытаешься спрятаться за спиной Финнелы.

Эйрин и Финнела с немым вопросом уставились на нее. Мораг удивленно моргнула.

— Неужели непонятно?

— Нет, — ответили они одновременно.

— Все вам понятно, — отозвалась Шайна. — Просто Мораг слишком образно выразилась. Она имеет в виду, что посторонние считают ведьмой-принцессой не тебя, Эйрин, а тебя, Финнела.

— Ну, это ясно, — безразлично сказала Эйрин. — Финнела изысканнее меня.

— А Эйрин еще и в брюках щеголяет, — неодобрительно добавила Финнела.

— Брюки тут ни при чем, — возразила Мораг. — Вас путают и в платьях. Ты держишься подчеркнуто скромно, Эйрин, играешь роль младшей сестры.

— А я и есть младшая сестра.

— То-то и оно. Тебя полностью устраивает, что все внимание сосредоточено на Финнеле, а тебя принимают за обычную ведьму.

— А я думала, она так задается, — сказала Финнела. — Мол, я такая, я настоящая ведьма, и мне по барабану все королевские почести.

— И задается тоже, — согласилась Мораг. — Это можно назвать горделивой скромностью или застенчивой надменностью: все, кто нужно, знают, кто я такая, а на мнение остальных мне наплевать.

— Может, хватит уже? — спросила Эйрин, которой совершенно не нравился этот разговор. — Пусть я делаю что-то не так, но разве это повод разбирать меня по косточкам? Могли бы войти в мое положение, посочувствовать мне.

— Мы все понимаем, — сказала Шайна.

— И сочувствуем, — добавила Мораг. — Просто я считаю твою реакцию на мои слова о Риане неправильной. Ты бы, наоборот, радовалась, что обзавелась такими пылкими сторонницами. Они уравновесят твоих недоброжелателей, которых, поверь, наберется немало.

— Да, знаю, — вздохнула Эйрин. — И с одной из них я встречусь уже скоро.

— Я бы не назвала сестру Альсу твоим недоброжелателем, — заметила Шайна. — Она просто глубокий скептик.

— Слишком глубокий, — сказала Мораг. — Даже дна не видать. Ну хорошо, не верит она в Первозданную, но разве она единственная? Однако другие скептики не рассылают всем сестрам писем, в которых утверждают, что никакой Первозданной нет и быть не может. Это совсем не приличествует старшей сестре. Я бы на месте Альсы подождала встречи с Эйрин и тогда бы уже судила — может быть или не может… Гм. Хотя, боюсь, она не изменит своего мнения. Даже когда сила Эйрин превзойдет максимальную силу обычной Искры…

— Только не накаркай, — торопливо прервала ее Эйрин. — Это уже будет слишком.

— Но придется готовиться и к этому. Ведьмовская сила растет где-то до ста пятидесяти лет.

— Знаю. Но надеюсь, этот рост замедлится.

— Конечно, замедлится, — утешила ее Шайна. — Хотя я не рассчитывала бы, что это произойдет уже в ближайшие дни. Ты должна быть готова к тому, что за какой-нибудь месяц станешь сильнейшей из ведьм. Тебе осталось обогнать только трех сестер. Или четырех — точно не знаю.

Она вопросительно взглянула на Мораг, а та в ответ пожала плечами:

— Тоже не знаю. Я плохо помню сестру Финнелу, она уехала на Инис Эфрог, когда мне не было и десяти. Вчера Этне сказала, что Эйрин лишь чуть-чуть уступает Финнеле по силе. А сегодня, возможно, уже и сравнялась.

Другая Финнела, услышав свое имя, оживилась:

— Среди ведьм есть моя тезка?

— Конечно есть, — произнесла Мораг таким тоном, словно это было очевидно. — Финнела вер Мирин. Не могли же мы пропустить такое вкусненькое имя. Ведь нас четыреста тридцать семь, и каждую зовут иначе.

— Правда? — удивилась Финнела. — Разве на свете найдется столько женских имен?

— В нашем списке их больше шести сотен, — сказала Шайна. — Правда, частенько встречаются разные вариации на тему одного и того же имени. Так, кроме Финнелы, есть еще Финнола, Финнула и Финнайла. А с Гвен настоящий кошмар — кроме нашей Гвен, чье полное имя Гвенет, есть еще Гвенда, Гвенид, Гвендолен, Гвенер, Гвенейра…

— А также Гвеневер, Гвенуйвар и Гвенлиан, — закончила перечень Мораг. — И все в данный момент заняты. Популярные имена вообще недолго остаются свободными. Скажем, сестру, родившуюся после Гвен, зовут Меган вер Шайна. Ну, ты поняла — ей досталось имя предшественницы Гвен, а Шайну назвали в честь духовной матери Меган.

— Ясно, — кивнула Финнела. — А следующую после Шайны ведьму, наверное, зовут Бри.

— Не следующую, через одну. Дальше идет Шонайд вер Морин, а уже потом — Бри вер Невен. Мы лишь предлагаем родителям новорожденной ведьмы имя, но решают они сами. Обычно соглашаются, поскольку все равно отдают ребенка, но иногда выбирают что-нибудь на свой вкус среди свободных имен. А изредка бывает и так, что упрямо настаивают на имени, которое уже носит другая сестра. Мы с ними не спорим, просто везем девочку на Тир Минеган, а там старшая тезка дает ей новое имя. Собственно, так произошло и со мной. Моя мать уперлась на Левелле, потому что так звали ее любимую тетушку, а ведьма с этим именем уже была — старшая сестра Левелла вер Арвен, теперь старейшая. Вот она и назвала меня Мораг. И это очень хорошо, потому что я никак не могу представить себя Левеллой.

Финнела перевела взгляд на Эйрин:

— Тебя же не заставят сменить имя?

— Нет, тут мне повезло. Старейшие предпочли переназвать маленькую Эйрин вер Марвен, которой еще не исполнилось и двух лет, чем морочиться со мной. Теперь она Эвин.

В этот момент на ее ладонь упала мелкая дождевая капля. Потом еще одна — уже на кончик носа. А Шайна, посмотрев в затянутое тучами небо, сокрушенно произнесла:

— Ну вот, опять начинается! Ненавижу гедрев.

— И аврон, — подхватила Мораг. — Два самых мерзких месяца.

Тем временем Эйрин быстренько создала вверху волшебный узор, который, словно большой зонтик, прикрыл их четверых. Вернее, пятерых — ведь следом за ними, как всегда молчаливая, ехала на своей лошадке Ронвен.

Девочка постоянно держалась рядом с Финнелой, готовая в любую минуту услужить ей. Шайна и Гвен считали, что Финнела беззастенчиво эксплуатирует Ронвен, но Эйрин с этим не соглашалась. Они отлично разбирались в магии и политике, но мало что смыслили в личных отношениях вельмож с простыми людьми. На Тир Минегане не было потомственной аристократии, там линии сословного размежевания проходили между ведьмами, колдунами и всеми остальными. А поскольку Ронвен была колдуньей, хоть и слабой, то с точки зрения Шайны и Гвен она находилась на той же самой иерархической ступени, что и Финнела. Однако Эйрин понимала, что, если бы кузина начала держаться с Ронвен панибратски, этим только напугала бы ее. Зато в роли горничной принцессы Ронвен чувствовала себя вполне комфортно, была довольна своим положением, девушки быстро нашли общий язык, между ними стало возникать что-то похожее на дружбу, и постепенно стала формироваться основа для более-менее ровных отношений, в которых уже не будет госпожи и служанки, а появятся старшая и младшая подруги. Финнела, возможно, сама этого не осознавала, но делала все правильно, и с каждым днем Ронвен становилась все более раскрепощенной и смелой. Теперь даже с Эйрин она могла разговаривать, не пряча взгляда, хотя и продолжала чуть ли не благоговеть перед ведьмой-королевной, которая несла в себе Первозданную Искру — мать остальных ведьмовских Искр.

А четыре дня назад у Ронвен случилось второе в ее жизни пророчество. В этот раз оно было словесным, и в нем говорилось о некоем короле, который окажется на распутье между Светом и Тьмой, причем первый путь приведет его к поражению, а второй — к победе. Верификация подтвердила действительность пророчества, и все ведьмы поражались его четкости и однозначности в формулировках, хотя не имели ни малейших догадок о том, какому же это королю и когда именно предстоит сделать такой трудный и драматичный выбор.

В детстве Эйрин считала, что разгадывать словесные пророчества очень легко — просто нужно наугад подставлять в их текст разные имена и проверять чарами верификации. Однако мастер Иган аб Кин, с которым она поделилась своими соображениями, сказал, что по не выясненным до сих пор причинам пророчества, содержащие имена, названия или конкретные даты, невозможно верифицировать…

Вскоре заморосил унылый и тоскливый осенний дождь. Уже в который раз за этот день Эйрин подумала, как далеко она сейчас от родного дома. В первой половине гедрева в Леннире еще по-летнему тепло; собственно, там вообще не бывает настоящей зимы, даже на Солнцеворот снег — большая редкость. А в Катерлахе деревья уже сбрасывают золотую листву, трава пожухла и скомкалась, то и дело идет дождь. До морозов, впрочем, далековато — тут они начинаются не раньше рагвира; но стало уже прохладно, и если бы Эйрин не умела согревать себя чарами, ей пришлось бы надеть теплую куртку.

А ведь это лишь середина Северного Абрада! Тир Минеган расположен на шестьсот миль севернее (речь не о расстоянии, а о широте, поскольку на самом деле он расположен на северо-запад отсюда и по прямой до него почти тысяча миль), и там климат еще более суров. Шайна уверяла Эйрин, что минеганские зимы достаточно мягкие благодаря теплому ивыридскому течению, но в то же время признавала, что весь рагвир и хверод лежит снег — мол, на то она и зима.

Раньше Эйрин любила снег, так как на ее памяти он выпадал всего лишь несколько раз и почти сразу таял; но во время путешествия через Двар Кевандир быстро убедилась, что от него нет никакого толку, кроме разве что сомнительного удовольствия поиграть в снежки. Финнеле это страшно нравилось, а вот Эйрин считала себя слишком взрослой для таких детских забав.

Дождь лил больше двух часов и закончился как раз тогда, когда они подъехали к Тахрину, столице Объединенного Королевства Катерлах. Что действительно нравилось Эйрин на Севере, так это здешние города и села, а в общем — то, как живут люди. Еще в Тылахморе ее приятно поразило отсутствие за крепостной стеной привычного для Юга кольца трущоб, слепленных из ветхих, еле держащихся вместе халуп. Вместо этого на приличном расстоянии от города стояли нарядные села, жители которых отнюдь не походили на бедняков. Как-то дед Тырнан рассказывал, что в Северном Абраде из-за широкого использования магии земля может прокормить намного больше людей, чем на Юге, поэтому младшим крестьянским детям не приходится идти в города и там побираться. Теперь Эйрин наглядно убедилась, что это чистая правда.

Да и сами северные города оказались богаче, красивее и чище, чем те южные, где она бывала, — Пенфор, Килбан, Тинвер, Динас Румнах, Карвилин, Тыдвил. И чем дальше на север, чем больше портилась погода, тем лучше были города, а люди в них становились зажиточнее и дружелюбнее. В Катерлахе также начал давать о себе знать и фактор ведьминского присутствия: благодаря принадлежности к Минеганской Пятерке, эта страна уже много столетий не знала ни войн с соседями, ни серьезных внутренних усобиц, и даже пертурбации, связанные со сменой верховной власти, затрагивали преимущественно высшие слои общества, а простой люд их почти не ощущал. Эйрин никак не могла понять, почему мастер Иган аб Кин всегда неодобрительно отзывался о вмешательстве ведьм в дела северных королевств. Она была убеждена: если это способствует миру и достатку, то обязательно нужно вмешиваться!

От Тырогенских ворот вела широкая мощеная улица, тянувшаяся до самого центра города. И хотя катерлахцы привыкли к ведьмам, в самом Тахрине их в настоящее время проживало шестеро, все же прибытие целого ведьминского отряда стало заметным событием. Вдоль всего пути, от окраины до центра, с обеих сторон улицы толпился народ. Люди с интересом разглядывали вновь прибывших и, по уже сложившейся традиции, показывали пальцами на Финнелу, которую искренне считали ведьмой-принцессой. Наверное, если бы кто-нибудь попытался объяснить им, что на самом деле это ее кузина, а сама королевна едет рядом, они бы лишь рассмеялись в ответ — ведь всем известно, как выглядят принцессы, и та рыженькая девушка в зеленой кофточке и серых брюках совершенно не похожа на принцессу, она просто ведьма.

А утонченная блондинка Финнела, одетая в роскошное платье для верховой езды, с величайшим наслаждением купалась в лучах чужой славы, изображая из себя ведьму-королевну. Правда, в Тахрине на нее приходилась только половина всеобщего внимания. Не меньше, если не больше, толпа интересовалась парнем-ведьмаком — и тут не возникало никакой путаницы, поскольку сходство Бренана с Шайной сразу бросалось в глаза. К тому же Лиам позаботился о том, что даже самый последний дурак не счел его ведьмаком: перед прибытием в Тахрин он одолжил у лейтенанта Дувана аб Тревора гвардейский камзол и теперь ехал рядом с сестрой и Бренаном под видом их личного охранника.

Гвен, достигнув взаимопонимания с Бренаном относительно планов на катерлахскую корону, отказалась от своих обычных нарядов и после отъезда из Кыл Морганаха носила лишь изысканные платья. А еще при помощи чар начала понемногу отращивать волосы, которые уже достигли середины спины. Также она взялась воспитывать из Бренана настоящего вельможу, что, по мнению Эйрин, было излишним. Бренан обладал врожденным чувством такта и стиля, почти мгновенно приспосабливался к любому окружению, с простыми людьми обходился с естественной простотой, а в знатном обществе держался с грубоватой вежливостью кадрового офицера, которая вызывала уважение у мужчин и очаровывала женщин. Единственное, чему ему действительно следовало научиться, — это подбирать одежду в соответствии с обстоятельствами. А пока за его внешним видом следили Шайна и Гвен; иногда они ссорились, потому что Шайна предлагала более роскошную одежду, а Гвен настаивала на скромной, но в конце концов приходили к компромиссному решению, и их совместный выбор всегда оказывался удачным. Вот и сегодня, одетый в черный костюм с серебряным позументом, Бренан производил на городских зевак огромное впечатление, а женщины — и молодые и старые — просто впивались в него глазами.

Слухи, что на юге Катерлаха появился ведьмак, распространились по Тахрину еще в конце лета, когда в королевской канцелярии были зарегистрированы акты о передаче двух усадеб из ведьминских земельных владений в собственность Бренана. Уже тогда среди дворянства стали поговаривать, что ведьмак недаром поселился именно в их стране, где верховная власть не передается по наследству, а каждого следующего короля выбирает Совет Лордов, на который ведьмы имеют большое влияние. После известия о помолвке Бренана и Гвен, ведьмака и ведьмачки, такие разговоры уже вышли за пределы узкого круга вельмож и начали гулять по всему городу.

Перспективы будущего царствования в Катерлахе ведьмака с далекого и страшного Лахлина и ведьмачки, которая по рождению была ивыдонской дворянкой, обсуждали все горожане, от богатых купцов и влиятельных цеховых мастеров до слуг и чернорабочих. Вопреки опасениям Бренана, их меньше всего волновало его незнатное происхождение — да и, собственно, мало кто в это верил, так что молва быстро приписала ему отца-лорда и мать-леди, казненных на Лахлине за то, что произвели на свет ведьму и ведьмака. Также для них не имело значения, что он чужак; в конце концов, вся высшая знать была для простого люда чужаками, представителями отдельного народа под названием «вельможи». Ясное дело, для самих вельмож происхождение имело большое значение, но его полностью перечеркивал факт принадлежности Бренана к ведьмовскому сообществу, да еще и к дюжине известных истории мужчин-ведьмаков, шестеро из которых были королями, один — императором, а остальные — князьями.

Обо всем этом Эйрин узнала из писем Шаннон вер Давнайг — самой младшей из шести ведьм, гостивших при королевском дворе в Тахрине. Двадцатипятилетняя Шаннон была пока единственной, с кем Эйрин регулярно переписывалась, и их общение началось еще на третий день после нападения черных. Тогда немало сестер, услышав о том, каким удивительным образом Эйрин приобрела практические знания в магии, просто не могли в это поверить и — кто через Шайну, кто через Этне, кто через Мораг — обратились к ней с просьбой собственноручно отправить письмо для подтверждения. На несколько первых таких обращений она отвечала отдельно, но потом ей стало жаль тратить время, всякий раз отвлекаясь от занятий с Гвен для написания очередного письма, и она сделала заготовку:

«Дорогая сестра …………!

Своим письмом подтверждаю, что освоила почтовые чары. Это могут засвидетельствовать индивидуальные характеристики моего узора, не совпадающие с характеристиками сестер Шайны вер Бри, Этне вер Рошин и Мораг вер Дерин. Надеюсь, я правильно определила направление, и мое письмо дойдет по назначению.

С уважением и сестринской любовью, Эйрин вер Гледис».

Потом просто переносила текст на чистый лист, вписывала имя сестры и оправляла ей письмо. Других ведьм такой ответ вполне устраивал, а вот Шаннон вновь написала Мораг и сделала замечание, что Эйрин поступила невежливо, не добавив к письму своего магического знака. На это Эйрин немного раздраженно ответила, что до сих пор не видела в этом необходимости, но раз Шаннон настаивает, она наложила на десяток чистых листов чары ожидания и отправляет ей связанный с ними магический знак. В своем следующем письме, адресованном уже непосредственно Эйрин, Шаннон извинилась за назойливость и объяснила, что просто заинтригована появлением Первозданной Искры, в чье существование раньше не верила. Ее очень интересовало, что думает сама Эйрин о том разговоре между своей Искрой и отпечатком Гвен, поскольку версии, изложенные Шайной, Этне и Мораг, очень отличались. С тех пор они начали переписываться и быстро убедились, что, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, у них много общего. Эйрин с большим нетерпением ожидала встречи с Шаннон и надеялась, что в ее лице найдет еще одну подругу среди ведьм…

Длинная улица закончилась, и они въехали на центральную площадь города — Императорскую. Это название сохранилось еще с тех давних времен, когда Тахрин был столицей могущественной империи, включавшей в себя теперешние Катерлах, Торфайн, Лидав и большую часть Майнана, западные земли Ивронаха и Тир Алмынаха, а также юг Коннахта и Лойгира. По ту сторону площади, за белокаменной стеной в два человеческих роста, возвышалась мраморная громада дворца Ринанхар, главной резиденции катерлахских королей. Его высокие башни и укрытые позолотой купола были видны еще на подъезде к Тахрину, а по мере того как отряд приближался к Императорской площади, глазам открывались более низкие этажи строений. Только благодаря этому Эйрин смогла сдержать возглас восхищения, когда охватила взглядом весь Ринанхар, по сравнению с которым остальные дворцы, которые она видела в своей жизни, казались чуть ли не крохотными хижинами. Это был не просто дворец, а целый архитектурный ансамбль, который состоял из нескольких десятков отдельных зданий, соединенных между собой многочисленными галереями, наземными и подземными переходами. Название дворца происходило от Рих на н-Ярхар — Властелин Запада; так в давние времена назывался возведенный на этом месте замок, ставший северо-западным форпостом человечества в борьбе против демонов и чудовищ. Нынешний Ринанхар считался одним из двух величайших дворцов на всем Абраде; вторым был Мор Кашал в Эйнахе, столице Гулад Хамрайга. Соперничество между ними продолжалось с переменным успехом уже не одно столетие, но и катерлахцы, и хамрайгцы, исходя из своих собственных методик измерения размера, категорически утверждали, что именно дворец их короля всегда был самым большим.

Эйрин с удовольствием отметила, что Бренан держится достаточно уверенно, хотя и чувствовалось, что он ошеломлен величием Ринанхара. Вероятно, никак не мог представить себя хозяином такого большого дворца и сейчас думал о том, что совершил глупость, позволив Шайне, Гвен и их подругам-ведьмам втянуть его в борьбу за катерлахский престол. Впрочем, Эйрин знала, что он не откажется — хотя бы из любви к Гвен…

Миновав Императорскую площадь, они проехали через раскрытые настежь ворота и очутились на другой, меньшей по размерам площади — Дворцовой. От самых ворот и до широкой лестницы, ведущей в Ринанхар, выстроился почетный караул катерлахских королевских гвардейцев в ярко-красных мундирах с золотыми галунами, а под самыми ступенями стояла еще одна шеренга воинов — уже в синих мундирах с темно-красными вставками. Это были гвардейцы Тир Минегана, составляющие эскорт для шести молодых на вид женщин в нарочито скромных, а на самом деле роскошных платьях, сшитых из лучших видов эйдальского шелка, гилливского и тибридского бархата и динбыхской парчи. Увидев их наряды, Эйрин пожалела, что в полдень, когда они останавливались на обед, не переоделась во что-нибудь более приличное, чем кофта и брюки. А с другой стороны, тогда бы ей пришлось целых три часа ехать в юбках, от которых она уже отвыкла и опять привыкать к ним не желала.

Когда все вновь прибывшие ведьмы сошли с лошадей, к ним приблизился хорошо одетый темноволосый мужчина лет под сорок в сопровождении нескольких разряженных в пух и прах придворных явно ниже рангом. Шайна немедленно выступила вперед, дав ему понять, что она тут главная.

Впрочем, вельможа и сам знал об этом, так как уверенно шел именно к ней. А подойдя, сдержанно поклонился, дождался такого же сдержанного поклона от Шайны, после чего дружелюбно произнес:

— Рад снова вас видеть, дорогая леди Шайна.

— Я тоже рада нашей новой встрече, лорд Кивин, — не только вежливо, но и совершенно искренне ответила Шайна.

Уже по этим словам Эйрин поняла, что их вышел встретить Кивин аб Энгас, вице-граф Мерхирский, старший сын короля Энгаса аб Брайта. Как она уже знала, при дворе и в народе его обычно называют просто принцем, хотя официально такого титула в Катерлахе не существует — ведь в этой стране монархия не наследственная, а элективная.

Затем лорд Кивин стал приветствовать других гостей. С большинством из них он уже был знаком, поскольку все ведьмы, гостившие в Торфайне, Гулад Данане и на юге Катерхала, по пути с Тир Минегана непременно проезжали через Тахрин и хотя бы на день-другой останавливались в Ринанхаре. Шайне пришлось представить ему только двух сестер из Тир Алмынаха и конечно же Эйрин. Кивин аб Энгас вел себя так, словно ничего не слышал об ее особом положении, связанном с Первозданной Искрой, а весь его интерес к ней продиктован лишь тем, что она королевская дочь, еще и воспитанная за пределами Тир Минегана.

— Возможно, вам известно, леди Эйрин, — сказал он, — что мы с вами родственники по женской линии.

— Конечно, известно, — подтвердила она. — У нас общий предок, эйдальский король Эллар аб Каледвин. Его старшая дочь, Дервил, была прабабушкой моей матери, а младшая, Блодевед, — бабушкой вашей. Значит, вы мой дядя в четвертом колене.

— И для меня это большая честь, принцесса… Ой, простите. Не знаю, можно ли вас так называть.

— Наверное, не стоит, лорд Кивин. Я отреклась от своего титула, поскольку он противоречит минеганским законам. Зато моя кузина Финнела ни от чего не отрекалась… — Эйрин с опозданием поняла, что представление гостей относится к компетенции Шайны. Однако Шайна ничуть не рассердилась и только молча кивнула ей. Тогда Эйрин продолжила: — Позвольте представить вам леди Финнелу вер Рис О'Дугал, принцессу Леннира, племянницу короля Келлаха аб Тырнана.

Кивин аб Энгас поклонился ей ниже, чем ведьмам, и, соответственно, Финнела присела в более глубоком реверансе.

— Очень рад нашему знакомству, принцесса. Думаю, нет необходимости отдельно подчеркивать, что мы с вами тоже кровные родственники, поскольку и ваша мать является правнучкой леди Дервил вер Эллар. Надеюсь, у леди Идрис все в порядке?

— Да, лорд Кивин. Матушка просила передать вам приветствия и пожелания доброго здравия всей вашей семье, в особенности вашему отцу-королю.

— Благодарю, принцесса. Как будете писать домой, передавайте такие же пожелания всем вашим родным.

— Обязательно, — пообещала Финнела.

Точно так же Шайна не возражала, чтобы Гвен, раньше уже встречавшаяся с Кивином аб Энгасом, познакомила его с Бренаном. По всему было видно, что именно Бренан интересует его больше всего, однако он обменялся с ним лишь несколькими любезными фразами, после чего предложил Финнеле руку и повел ее вместе с Лиамом ко дворцу, оставив ведьм, ведьмачку и ведьмака в распоряжении их здешних сестер.

Шайна подозвала к себе Эйрин, и они первыми двинулись к группе из шести женщин, стоявших перед шеренгой минеганских гвардейцев. Эйрин пристально всматривалась в их лица, пытаясь угадать, кто из них Шаннон вер Давнайг. Ее внимание привлекли две самые молодые на вид — русая и черноволосая. И именно последняя, когда их взгляды встретились, тепло и дружески улыбнулась ей.

Подведя Эйрин к сестрам, Шайна заговорила, обращаясь прежде всего к высокой золотоволосой женщине, которая совершенно не походила на старшую среди них, да и по своей силе была только третьей:

— Старшая сестра, сестры! Я везу на Тир Минеган нашу новую сестру, Эйрин вер Гледис. Прошу поприветствовать ее.

При обычных обстоятельствах ведьму-младенца брали на руки, но поскольку Эйрин уже давно вышла из такого возраста, сестры при встрече просто обнимали ее. Однако высокая блондинка не сделала и этого. Она смерила ее холодным, чуть ли не ледяным взглядом и сухо произнесла:

— Я, Альса вер Киннейди, приветствую тебя в нашем кругу, младшая сестра. — Уже здесь она отступила от правил, так как следовало говорить просто «сестра», без «младшая». А потом, прищурившись, еще и добавила: — Или ты требуешь, чтобы тебя называли первой сестрой?

При этих словах Эйрин чуть не задохнулась от гнева. Но сдержалась и, хоть это и стоило ей огромных усилий, вежливо ответила:

— Ни в коем случае, старшая сестра. Уверяю тебя, у меня и в мыслях ничего подобного не было. Меня полностью устраивает звание младшей сестры.

Альса недоверчиво хмыкнула:

— А вот мне докладывали, что ты очень недовольна, когда к тебе так обращаются.

— Никогда не высказывала недовольства по этому поводу, — сказала Эйрин. Сдерживаться ей стало еще труднее. Своим «докладывали» сестра Альса ясно давала понять, что кто-то из ведьм, присоединившихся к ним по дороге, относится к ней неискренне: вслух говорит одно, а в письмах пишет другое. — Я бы советовала тебе проверить, надежен ли источник этих докладов.

— О! — с ехидной улыбкой протянула Альса вер Киннейди. — В твоем голосе мне послышалось возмущение. Наверное, думаешь, кто из сестер мог выдать тебя. Сердишься на нее, не так ли? Хочешь поквитаться с ней?

«Да ведь она просто провоцирует меня! — поняла Эйрин, внезапно успокоившись. — Хочет, чтобы я рассердилась, наговорила ей дерзостей, даже использовала магию. А она, хоть и слабее, мгновенно скрутит меня в бараний рог…»

Ее немного успокаивало, что никто из спутниц не вмешивался в разговор. Шайна, Этне и Мораг, хорошо знавшие Эйрин, понимали, что она и сама справится с этой ситуацией; а другие сестры полагались на их мнение. Если бы одна из них действительно писала такие глупости, то обязательно вступились бы за Эйрин, пока Альса не выболтала ее имя. Однако все молча ждали, чем закончится спор.

А Эйрин спокойно, сдержанно, лишь с едва уловимыми нотками осуждения, произнесла:

— Ты должна извиниться за свои слова, старшая сестра.

В серых глазах сестры Альсы промелькнули грозные молнии.

— Правильно ли я тебя поняла? Ты требуешь, чтобы я просила у тебя прощения?

— Не у меня. У сестер, с которыми я приехала. Ты намекнула, что одна из них распространяет обо мне лживые слухи. А не назвав конкретного имени, бросила тень на всех.

Щеки Альсы густо покраснели. Она раскрыла было рот, с очевидным намерением сказать что-то резкое, но тут ее оттеснила в сторону соседка — невысокая ведьма с коротко подстриженными каштановыми волосами. Еще вначале, рассмотрев всех шестерых магическим зрением, Эйрин подумала, что именно она является старшей сестрой, так как на вид была самой взрослой, а ее Искра сияла ярче остальных.

— Ты нас задерживаешь, Альса. Позволь, теперь я. — И с этим словами обняла Эйрин. — Я Бригид вер Камрон, приветствую тебя в нашем кругу, сестра.

Затем ее поприветствовали остальные четыре ведьмы, а последней из них как по возрасту, так и по силе была:

— Я, Шаннон вер Давнайг, приветствую тебя в нашем кругу, сестра.

Когда Шаннон выпустила ее из объятий, Эйрин отошла немного назад, уступив место Бренану. С лица сестры Альсы вмиг слетело холодное, презрительное выражение, и она ласково улыбнулась:

— Счастлива видеть тебя, Бренан! Я еще с лета ждала нашей встречи. Как и все сестры, я рада, что у нас появился брат.

Для встречи ведьмака не существовало сложившихся традиций, поэтому каждая ведьма говорила ему что-то свое. И только Шаннон, даром что была самой младшей из них, додумалась выразить соболезнования по поводу смерти его родителей.

— А теперь, — вновь взяла слово Альса, — прошу всех во дворец. Мы уже приготовили вам жилье. Шайна, Бренан, Гвен, вы со мной.

Тем временем Шаннон подошла к Эйрин и взяла ее за руку.

— А ты со мной, — негромко произнесла она и повернула голову в сторону. — Эй, Мораг, ты тоже моя.

Мораг подошла к ним, и все трое, как и остальные ведьмы, начали подниматься по широкой мраморной лестнице. Оглянувшись, Эйрин убедилась, что слуги уже разобрали их вещи и позаботились о лошадях, а придворные, которых привел Кивин аб Энгас, взяли на себя заботу о леннирских гвардейцах. Что касается Ронвен, то она еще раньше пошла вслед за Финнелой.

— Эйрин, — дернула ее за рукав Мораг, — на тебя смотрит Альса. Ну сделай ей одолжение, притворись возмущенной.

— А с какой стати я должна возмущаться? — не поняла Эйрин, бросив быстрый взгляд на сестру Альсу, шествовавшую вместе с Шайной, Гвен и Бренаном немного впереди них. — Кажется, в нашем споре я ее больше уязвила.

— Речь не о споре, — сказала Шаннон. — А о том, что она отдала тебя под опеку самой младшей из здешних сестер.

— Да еще и вместе со мной, — добавила Мораг, — самой слабой ведьмой среди твоих спутниц.

— И это должно меня оскорбить?

— По ее мнению, да, — подтвердила Шайна. — Ведь Альса считает тебя заносчивой принцессой, которой ударило в голову ее неожиданное могущество.

Они миновали широкий портик с массивными резными колоннами и вошли в зал — такой длинный, с таким высоким сводчатым потолком, что у Эйрин дух захватило. Три ряда стрельчатых окон, внешне казавшихся окнами верхних этажей, на самом деле выходили в этот зал, но их не хватало, чтобы осветить его по всей длине, поэтому в люстрах под потолком горели многочисленные магические светильники. Зал был относительно безлюдным: кроме двух десятков ведьм, расходившихся группами по трое в разные стороны, и молчаливых стражей, неподвижно стоящих вдоль стен, тут находилось еще около дюжины придворных, очевидно наблюдавших за ведьмами, а теперь притворявшихся, будто спешат по своим делам. Но и этих немногих присутствующих было вполне достаточно, чтобы эхо от их шагов и разговоров заполнило все помещение громким неразборчивым гамом, создавая впечатление, словно где-то впереди собралась огромная толпа.

— Впечатляет, правда? — отозвалась Шайна, поведя их наискосок. — Величественно, но совершенно непрактично. Из-за жуткой акустики в Главном зале не устраивают никаких мероприятий, единственное его назначение — поражать воображение гостей. Как и все, я пользуюсь другими выходами. И вам тоже советую.

— А почему мы не идем вместе? — спросила Эйрин. — Нас что, поселили в разных местах?

— Нет, в одном. В красивом пятиэтажном корпусе, который неизвестно по каким причинам называют Ведьминской Башней. Ну, собственно, почему «ведьминская», я понимаю — там издавна живут ведьмы. А вот откуда взялась «башня», не пойму. Это здание совсем не похоже на башню.

— Точно так же, как Королевское Крыло не похоже на крыло, — заметила Мораг. — Все названия — чистейшая условность.

— Что же касается твоего вопроса, Эйрин, — продолжала Шаннон, — то в Ринанхаре все так запутано, что из одного места в другое можно пройти многими путями, и каждый выбирает их на свое усмотрение. Я уверена, что мои самые короткие. Вот увидите.

Они свернули в одну из боковых ниш зала, поднялись по лестнице на третий этаж и двинулись по настоящему лабиринту из коридоров, сворачивая то вправо, то влево. Чем дальше от Главного зала, тем чаще им встречались люди — придворные, слуги и чиновники, — которые учтиво кланялись при их приближении. Мимо слуг они проходили, словно не замечая их, а придворным и чиновникам отвечали легкими кивками. Во всех странах Абрада ведьмы приравнивались к принцессам, однако в Катерлахе, как и в остальных королевствах Минеганской Пятерки, это была не просто традиция — такой статус ведьм определялся законом.

— Вот чертова Альса! — внезапно выругалась Мораг, когда они миновали крытую галерею, тянувшуюся над плацем, где проходили военную муштру какие-то юноши возраста Эйрин и на год-два моложе, наверное, дети здешних придворных. — Какая же она стерва! Да я ей глаза выцарапаю!

— А что такое? — спросила Эйрин.

— Она же на меня намекала, я только сейчас это сообразила. Когда Альса начала рассылать те свои письма, я не выдержала и написала ей, что она несет чушь, и посоветовала обождать до встречи с тобой, а тогда уже делать выводы. Дескать, даже Шайне, которой страшно не нравится сама мысль о Первозданной, пришлось признать очевидный факт. Также я добавила, что у меня, как и у других сестер, просто язык не поворачивается называть тебя младшей. А проклятая Альса невесть как перекрутила мои слова. Это настоящее свинство!

— В общем, она нормальная, — сказала Шаннон. — Просто у нее пунктик насчет Первозданной.

— Не просто пунктик, — возразила Мораг. — Отнюдь не просто. Она совершенно помешалась на этом.

— Может быть, и так. Альса очень боится, что Первозданная Искра разрушит Сестринство, поэтому упорно отказывается верить в ее существование. Я считаю такую позицию неразумной, тем более для старшей сестры. Нельзя решить проблему, закрыв на нее глаза.

Еще минут десять они плутали многочисленными коридорами, лестницами и галереями, пока наконец не дошли до Ведьминской Башни — квадратного здания, со всех сторон окруженного деревьями с пышными золотисто-красными кронами. Она была слишком широкой, чтобы называться башней, или же для этого ей не хватало нескольких дополнительных этажей.

От Ведьминской Башни к соседним зданиям тянулись три галереи, находящиеся под охраной минеганских гвардейцев, и та из них, по которой Шаннон привела Эйрин и Мораг, выходила на четвертый этаж, в короткий коридор, упирающийся в широкую двустворчатую дверь. Но Шаннон туда не пошла, а повернула направо, к лестнице.

— Ваши покои на пятом этаже, — объяснила она. — Как и мои. Сама Альса живет на третьем, да и то лишь потому, что ниже нет жилых комнат: на втором — библиотека, два больших гостевых зала и столовая, а на первом — кухня, кладовые, жилище для обезьян и другие служебные помещения. По ее мнению, чем выше, тем хуже, а вот мне, наоборот, нравится высота.

— Мне тоже, — сказала Эйрин.

— А мне все равно, — отозвалась Мораг, шедшая по лестнице последней. — Хоть на третьем, хоть на пятом, только бы побыстрее забраться в горячую ванну с душистой пеной. И бокал холодного белого вина не помешает.

— Только не напивайся, — предостерегла Шаннон. — Сегодня мы ужинаем с королем.

— Могла и не предупреждать, — фыркнула Мораг. — Я же говорила не о бутылке вина, а всего лишь о бокальчике.

На пятом этаже они встретили двоих дюжих лакеев и сухощавую, как скелет, служанку средних лет. Все трое поклонились ведьмам, а служанка доложила, что вещи гостей уже в их комнатах. Шаннон похвалила слуг и повела своих спутниц дальше. Эйрин удивленно произнесла:

— Их так быстро принесли? А мы вроде ненадолго задержались.

— Слуги пользуются подземными ходами, — объяснила Шаннон. — Так идти ближе всего, но я не люблю ринанхарских подземелий. Другие сестры их тоже не любят, поэтому мы пришли первыми — я знаю самые короткие наземные пути… А вот твои покои, Мораг. — Она указала на дверь слева по коридору. — Те же, что и в прошлый раз. Вино, и белое и красное, найдешь в холодильном шкафу. Там есть и другие напитки. А чемоданы должны быть…

— Спасибо, Шаннон, я и сама найду свои вещи. Прощайте. — Махнув им рукой, она исчезла за дверью.

А Шаннон проводила Эйрин через другую дверь в просторную переднюю, где горел магический светильник. Отсюда вело еще четыре двери — одна маленькая, две средних размеров и одна большая. Под стеной стояли кожаные чемоданы, заботливо вытертые от дорожной грязи. На каждом из них было вытеснено Дерево Лерад, ведьминский символ, а под ним — имя Эйрин.

— Вот твое жилье, — произнесла Шаннон. — Можешь спокойно привыкать к нему, потому что в Тах Эрахойде все точно так же. Здесь кабинет, — она кивнула на большую дверь, — здесь спальня, а здесь мыльня. Думаю, ты, как и Мораг, сейчас больше всего хочешь полежать в горячей ванне. А я тем временем распакую твои чемоданы. Тебе же, наверное, непривычно обходиться без личной прислуги.

— Да нет, — ответила Эйрин. — Я и в Кардугале старалась сама заботиться о себе. Но спасибо за предложение. Если тебя не затруднит…

— Никаких проблем. — Шаннон открыла дверь спальни, с помощью чар подняла в воздух все чемоданы и направила их в комнату. — Разложу одежду по шкафам, а с остальным ты уже сама разберешься.

Эйрин прошла в мыльню, облицованную красным и белым мрамором, самым распространенным строительным материалом в Ринанхаре. Наполнив такую же мраморную ванну холодной водой, она уже по привычке не стала пользоваться нагревательным порошком, а вместо него прибегла к специальным чарам, которые не только подогревали воду, но и не давали ей остыть. Потом, сбросив одежду, с наслаждением погрузилась в горячую купель.

Где-то через четверть часа наведалась Шаннон и принесла розовый пушистый халат.

— Я подумала, что ты захочешь надеть свой, — сказала она, повесив его на свободный крючок рядом с несколькими халатами, которые уже были в мыльне. — А еще взяла на себя смелость выбрать тебе платье для ужина у короля. То светло-зеленое, с данварским кружевом и хройгским орнаментом.

— Спасибо, — ответила Эйрин. — Это мое любимое.

— У тебя отличный вкус, — улыбнулась Шаннон и двинулась было к двери, но на полпути остановилась. — Ужин только в восемь, а ты, наверное, уже проголодалась. Принести что-нибудь поесть?

— Ну… Собственно, в полдень я обедала, хотя от фруктов не откажусь.

— Будут тебе фрукты, — пообещала Шаннон. — Я подожду в твоей гостиной. Только не думай, что задерживаешь меня. Никуда не спеши.

— И не собираюсь, — заверила ее Эйрин.

В подтверждение своих слов она пробыла в ванне еще минут двадцать, только тогда неохотно выбралась из горячей воды, обтерлась полотенцем, накинула халат и перешла в спальню, где без лишней спешки оделась и прихорошилась. Раньше у Эйрин было много мороки с ее непослушными волосами, но теперь, подрезанные чуть выше плеч, они доставляли ей меньше хлопот, а чары надежно удерживали их в более или менее аккуратной прическе.

Шаннон ждала ее в уютной гостиной, выходящей окнами на дворцовый парк, за которым виднелось изогнутое здание Королевского Крыла. Название действительно было неудачным, так как по форме Королевское Крыло больше напоминало подкову и было полноценным дворцом — даже большим, чем дворец торфайнских королей в Тырконелле.

Когда Эйрин вошла, Шаннон сидела на диване, держа в руках лист бумаги, от которого так и веяло свежими почтовыми чарами. Она положила его на низенький столик перед собой и смерила ее оценивающим взглядом.

— Примерно такой я тебя и представляла. Правда, больше похожей на принцессу.

— Я никогда не была похожа на принцессу, — сказала Эйрин, устроившись на диване рядом с Шаннон. — Кузина Финнела всегда подшучивала надо мной, что я смахиваю на дочку обнищавшего помещика.

— Нет, не сказала бы. Ты точь-в-точь такая, какой и должна быть юная ведьма. Словно с детства воспитывалась на Тир Минегане. Тебе же известно, что ты первая за последние девять столетий ведьма, выросшая вне Сестринства?

— Да, Шайна рассказывала. Хотя она считает, что Шинед вер Эйвен не стоит принимать во внимание, потому что ее Искра пробудилась в восемь лет, и девочке просто посчастливилось, что родители вовремя спохватились и немедленно отвезли ее в Каррагшир, к тамошним сестрам.

— Может, и так, — не стала возражать Шаннон. — Да и в любом случае, она была еще маленькой. И наверное, слышала разговоры о том, что она ведьма, но родители отказались отдавать ее на Тир Минеган. А вот ты ничего не знала, считая себя обычной девушкой. Наверное, для тебя было настоящим шоком, когда ты услышала о своей Искре?

— Я бы не назвала это шоком, — ответила Эйрин, взяв из хрустальной вазы на столике красное яблоко. — Просто это было самое счастливое мгновение в моей жизни. На следующий день после приезда Шайна пришла в мою комнату, разбудила меня и вместо «доброе утро» сказала: «Приветствую тебя в нашем кругу, сестра».

— И ты сразу все поняла? Спросонок?

— Можешь не верить, но да. Я же читала в книгах, что этими словами ведьмы встречают маленьких сестер, когда их везут на Тир Минеган. И в своих мечтах представляла, что у меня есть Искра, по неведомым причинам потерявшаяся еще в древние времена. Понимала, что все это глупости, что на самом деле этого быть не может… Однако это произошло. — Эйрин сделала паузу, отрезала серебряным ножиком небольшой кусочек яблока и съела его. — Принцессой я чувствовала себя не на своем месте. Меня с детства учили заниматься государственными делами, я была старательной ученицей, но моя душа к этому не лежала. Мне всегда хотелось другой власти — не над людьми, а над чарами.

Шаннон проницательно посмотрела на нее:

— Как я понимаю, ты подводишь к тому, что не следует бояться твоей Первозданной. Меня убеждать не нужно, я и так ее не боюсь. Считаю, что сестры преувеличивают связанную с ней опасность. В конце концов, она только породила остальные Искры, но не создала их. Все Искры были созданы Дывом, и не имеет значения, как именно — непосредственно или через Первозданную. Пусть твоя Искра и старше, и сильнее, но это вовсе не повод безоговорочно признавать ее превосходство. И уж тем более не повод бросаться в другую крайность и отрицать сам факт ее существования. Конечно, существует определенная несправедливость в том, что ты, сдав экзамены на звание полноправной сестры, сразу станешь большой шишкой благодаря своей силе и будешь уступать только старшим и старейшим. Но таким же несправедливым является и то, что Альса из-за своего возраста руководит всеми сестрами в Катерлахе. Она прекрасно разбирается в медицине, зато в политике абсолютно ничего не смыслит, поскольку никогда ею не интересовалась. А об ее умении ладить с людьми ты можешь судить по собственному опыту. К счастью, она это осознает и всегда прислушивается к советам Бригид. Думаю, и тебе хватит ума считаться с мнением более опытных сестер. Это одно из наших неписаных правил, призванное компенсировать недостатки официального порядка старшинства.

Эйрин кивнула:

— Мы с Этне как-то говорили об этом. Она считает, что первенство по силе имеет много недостатков, но другие варианты еще хуже. Особенно тот, который позволил бы старейшим по своему усмотрению назначать главных.

— Да, — согласилась Шаннон. — Это дало бы им слишком много власти. В двенадцатом и пятнадцатом веках старейшие пытались провести такую реформу, но оба раза сестры отклоняли их предложение подавляющим большинством голосов.

Из передней послышался стук двери. Эйрин на мгновение обострила свое чутье, чтобы определить, кто к ней пожаловал, и крикнула:

— Гвен, мы здесь!

Через несколько секунд в гостиную вошла Гвен в роскошном платье из красно-золотого атласа, выгодно подчеркивающем ее красоту и в то же время придающем ей величественный, воистину королевский вид.

— Ты просто прелесть, Гвен, — одобрительно произнесла Шаннон. — Смотрю, решила не терять времени и уже сейчас покорить весь высший свет Тахрина. Или, по крайней мере, мужскую его половину. Кстати, почему ты не привела своего будущего мужа? Я бы очень хотела с ним поговорить.

— Тогда поспеши стать в очередь, — сказала Гвен, устроившись в ближайшем к дивану кресле. — Бренан всем нужен, с ним каждый хочет поговорить. Как раз сейчас он разговаривает с Альсой, следующая — Бригид. А в семь к нам пожалует лорд Кивин.

— Хотите присмотреться к конкурентам? — предположила Эйрин.

Обе ее собеседницы отрицательно покачали головой.

— У него нет никаких шансов занять трон, — ответила Шаннон. — Еще никогда за всю историю Катерлаха сын или внук короля не становился следующим королем, ведь такой выбор совета лордов означал бы смертный приговор элективной монархии. Кивина аб Энгаса и так частенько называют принцем, а если бы он еще и стал королем, то его старшего сына Фланана уже рассматривали бы как бесспорного наследника престола.

— Это точно, — признала немного пристыженная Эйрин. — Я должна была и сама додуматься.

— Не требуй от себя слишком многого. В конце концов, тебе еще нет и шестнадцати, к тому же во всех южных королевствах престол переходит по наследству, и тебя просто не учили, как работает выборная монархия. В этот раз Дом О'Бринмор не станет претендовать на корону, зато будет иметь большое влияние на выбор очередного короля. Поэтому лорд Кивин присматривается ко всем реальным претендентам, чтобы определиться, кого из них поддержать. Бригид надеется привлечь его на нашу сторону, а еще лучше — договориться, чтобы О'Бринморы инициировали выдвижение кандидатуры Бренана. Тогда бы нам не пришлось слишком сильно давить на остальных лордов. — Шаннон перевела взгляд на Гвен. — И было бы неплохо, если бы вы с Бренаном остались в Тахрине, вместо того чтобы ехать на Тир Минеган. Думаю, об этом с вами еще будут говорить.

— Уже говорили, — сказала Гвен. — Этне и Элайн. Их аргументы звучат убедительно, и я бы с ними согласилась, но не хочу заставлять Бренана расставаться с Шайной. А она обязана отвезти Эйрин на Тир Минеган, так как дала слово ее отцу. Да и наши занятия по магии…

— Я на них не настаиваю, — торопливо сказала Эйрин. — Лучшей учительницы, чем ты, мне не найти, но главное ты уже сделала — помогла мне стать на ноги. Дальше будет легче. Ну а Шайне, чтобы сдержать свое слово, необязательно ехать со мной до самого Абервена. Двести миль от Тахрина до Рондава — а там она посадит меня на любой минеганский корабль, палуба которого уже является территорией Тир Минегана. Другие сестры за мной присмотрят… хотя, собственно, я и сама справлюсь. Мне конечно же хотелось бы побывать в Коннахте и Ивыдоне, но они никуда не денутся, и рано или поздно я там побываю.

— Разумное предложение, — поддержала ее Шаннон. — Вот видишь, Гвен, все эти проблемы легко уладить. И Бренана тут будет кому учить — Альса такая же хорошая учительница, как и врач. Занятия с ним и забота о здоровье короля Энгаса не оставят ей времени для активного вмешательства в политику. А это дополнительный позитив в нашей ситуации.

Эйрин видела, что Гвен нравится такая идея. В начале прошлого года она уехала с Тир Минегана из-за того, что ей невыносимо было жить ведьмачкой там, где росла ведьмой. Перспектива возвращения на родной остров ее нисколько не радовала, однако Гвен не хотела становиться между Бренаном и Шайной, поэтому согласилась на эту поездку. Но была рада ухватиться за любую возможность, чтобы избежать даже короткого визита на Тир Минеган.

— А что касается учебы, — заметила Эйрин, — то сейчас я не против поупражняться в чарах. Сегодня у нас еще не было занятий.

Гвен охотно согласилась, а Шаннон с интересом стала наблюдать за тем, как быстро Эйрин осваивает новые заклятия. Впрочем, это длилось недолго, и меньше чем через полчаса пришла Шайна с двумя здешними ведьмами. Вскоре к ним присоединилась Мораг, а потом явилась и Финнела, которую поселили в Королевском Крыле вместе с тремя взрослыми, но еще незамужними дочками Кивина аб Энгаса. Наконец, уже около семи, пришла сестра Бригид вер Камрон, вторая по старшинству ведьма в Катерлахе, которая после разговора с Бренаном захотела пообщаться и с Эйрин. А потом настало время идти на ужин к королю.

Старый Энгас аб Брайт правил Катерлахом уже двадцать шесть лет и последние четырнадцать из них оставался живым лишь благодаря врачебной помощи ведьм. Для Сестринства он был не слишком удобным королем, однако ведьмы, верные своим союзническим обязательствам, прилагали все усилия, чтобы продлить ему жизнь, и делали это так старательно, что он, хотя обе его почки еле работали, выглядел в общем здоровым, а единственным признаком болезни были мешки под глазами, как после длительного запоя.

На самом деле Энгас аб Брайт не употреблял ни капли спиртного. Точно так же и в тот вечер ему подавали только вишневый сок, который охотно пили и Эйрин с Финнелой, сидевшие справа от короля. А по левую руку он усадил Бренана и Гвен, которые, без сомнения, были главными гостями и привлекали к себе самое пристальное внимание. Эйрин ждала, что король будет задавать Бренану острые вопросы, пытаясь загнать его в угол, но их разговор проходил доброжелательно и не касался слишком щекотливых тем. Энгас аб Брайт просто хотел составить свое собственное мнение о молодом человеке, которого ведьмы намеревались сделать следующим королем Катерлаха.

— А по вашему выговору, — заметил он, когда ужин был в самом разгаре и присутствующие уже перестали ловить их каждое слово, — я бы никогда не подумал, что вы с Лахлина. У вас скорее северно-западный акцент, ивыдонско-минеганский.

— Я просто стараюсь говорить, как ведьмы, — объяснил Бренан с присущей ему бесхитростной прямотой. — Раньше изображал из себя кередигонца, это было легко. Теперь притворяюсь минеганцем, что гораздо труднее.

— У вас неплохо получается. Да и по вашим манерам я бы не догадался, что вы выросли в той варварской стране. До уровня Тир Минегана они пока не дотягивают, но для севера Алпайна вполне годятся. Так и представляю небольшой замок где-то посреди тамошних гор и вас в клетчатом пледе, обязательно с мечом на боку. Алпайнские горцы не разлучаются с оружием даже во сне; это суровые люди, храбрые и искусные воины. Коннахтцы, лойгирцы и равнинные алпайнцы часто подшучивают над ними, а вот у меня они вызывают огромное уважение. В давние времена был период, когда Катерлахская Империя захватила весь Лойгир и покушалась на север Коннахта и юг Алпайна. Однако алпайнская армия, костяк которой составляли горные полки, наголову разбила наше войско и гнала его остатки до самого Блаклиаха. С тех пор начался упадок Империи… Впрочем, я нисколько не жалею об ее гибели. Катерлах контролировал слишком большую территорию, чтобы нормально развиваться. Государство, которое держится вместе единственно лишь силой оружия, неэффективно и недолговечно. А вы как думаете?

— Я согласен с вашей светлостью, — ответил Бренан; в Катерлахе было не принято называть короля «вашим величеством». — Людей должно объединять что-то большее, чем просто принуждение.

— И что именно? Какие общие черты делают жителей Фиршама и Мерхира катерлахцами и одновременно отличают их от довранцев, которые являются подданными торфайнской короны? Ничего вы не найдете. По большому счету, все границы на Абраде являются условностью, а на самом деле реально только расстояние — чем дальше, тем более заметны отличия. Вот в Старом Свете, как свидетельствуют древние летописи, было множество разных народов. Разных не в нашем понимании, а в гораздо более глубоком — они говорили на абсолютно непохожих языках, имели разные обычаи, им были присущи какие-то внешние особенности. Мы же все являемся потомками шинанцев, которые во времена Мор Деораха заселили Абрад, освободив его от нечисти. Разумеется, за эти семнадцать столетий мы тоже стали разными, особенно ощутимо различие между северянами и южанами, между жителями материка и островитянами. Но, взяв наугад любую отдельную страну, легко увидеть, что она слеплена искусственно и с таким же успехом ее можно разделить на две, на три, на четыре страны или вообще стереть с карты, отдав всю территорию соседям. Как мне известно, лорд Бренан, вы полтора года путешествовали по Северному Абраду. Совпадают ли ваши наблюдения с моими словами?

— И да и нет, государь. Это зависит от конкретной страны. Скажем, жители южных графств Кередигона были бы только рады стать гвыдонедцами, так как в Гвыдонеде налоги существенно ниже. А на северных окраинах Гулад Хамрайга ситуация совсем иная. Тот самый Гвыдонед издавна зарится на эту территорию, но местное население нисколько не хочет идти под руку гвыдонедского короля. На востоке Тир Алмынаха много разговоров о том, что хватит уже подчиняться Дын Гаилу, пришло время возродить королевство Шелтайн. Зато на севере соседнего Ан Валина вспоминают Шелтайн лишь как часть истории и не желают его возвращения. Но в общем для простых людей большее значение имеет их принадлежность к местной общине — города или деревни, где они живут, чем к тому или иному королевству.

— В этом-то и дело, — кивнул Энгас аб Брайт. — Люди могут любить свою семью, свой дом, местность, где живут, но любить целую страну — выше их понимания. Заурядному ридихенцу никак не объяснишь, почему Динас Талбот, находящийся за пятьсот миль на север, должен быть ближе ему, чем Эйхал, до которого меньше сотни миль. По ту сторону торфайнской границы живут такие же простые люди, и говорят они точно так же, как на юге Катерлаха; а вот на севере уже другой говор. Каждый король должен осознавать, что лишь небольшая часть его подданных воспринимает всю страну как самодостаточную ценность. Это прежде всего дворянство, духовенство и высшее дворянство. Также он может опираться на столичных жителей, которые в силу особенности своего положения ощущают определенную причастность к общегосударственным делам. А народу из провинций все равно, кто им правит и откуда; главное, чтобы не мешал жить и работать. Если королевская власть обеспечит людям мир, спокойствие и благосостояние, они лояльны к ней, исправно платят налоги и безропотно отдают сыновей в армию. А если нет — начинают смотреть в сторону соседей или вспоминают, что когда-то их предки жили в отдельном королевстве.

— Прошу прощения, ваша светлость, — отозвалась Эйрин. — Мне кажется, вы слишком категоричны. Я встречала немало простых людей, крестьян и горожан, искренне любящих свою страну.

— Если речь идет о вашем Леннире, леди Эйрин, то вполне возможно. Такая маленькая страна в представлении людей совпадает с понятием родной земли, родины. А я говорю о больших территориях. Возможно, зажиточный катерлахский крестьянин или успешный ивыдонский ремесленник и скажет вам, что любит свою страну, но на самом деле он любит себя в ней, ценит свое благосостояние и уважает государство, которое своей взвешенной политикой обеспечило его благополучие. Но от бедняков вы этого не услышите.

— Нет, все-таки можно услышать, — после некоторых колебаний возразил Бренан. — И не в какой-нибудь маленькой стране, а в большой. Имею в виду Лахлин.

— И что же на Лахлине? — спросил король.

— Почти все лахлинцы, от богачей до нищих, любят Лахлин. Не отдельную его часть, где родились и живут, а всю страну целиком. Называют ее благословенной землей — и искренне верят в то, что она действительно благословенная. Я жил на юге, в Дервеге, это большой портовый город, где часто можно встретить абрадских моряков и торговцев, главным образом из Кередигона. Дервегцы издавна привыкли к их присутствию, но относятся к ним как к чужакам, а вот жителей северного Инис Клигана принимают за своих, хотя до него плыть на сто миль дальше, чем до кередигонских берегов, да и сами клиганцы в Дервеге большая редкость. Но они все равно свои — потому что их маленький островок входит в состав Королевства Лахлин, а тамошнее население исповедует Святую Веру. Религия для лахлинцев очень важна, она играет огромную роль в их жизни. На Абраде такого и близко нет. Едва ли не самое серьезное ограничение, с которым я тут встречался, это запрет на продажу книг, не одобренных Духовным Советом. Да и то в колдовских книжных магазинах на него совершенно не обращают внимания.

— Во многих обычных тоже, — сказал Энгас аб Брайт. — Во всяком случае здесь, в Катерлахе. Мы не даем духовникам разгуляться, ибо на примере Лахлина видим, к чему это может привести. Даже самый набожный король не хочет проснуться в одно прекрасное утро и увидеть, что в его стране хозяйничают попы. В этом вопросе Север и Юг едины — духовники должны заниматься духовными делами, а в политику не лезть. Ведь так, леди Эйрин?

— Да, безусловно, — подтвердила она. — Южные правители обращаются с духовниками еще жестче, чем северные, потому что на Юге народ более религиозный. Дед Тырнан всегда поощрял мои споры с преподобным Эваном аб Гивелом и очень радовался, когда мне удавалось загнать его в тупик.

В глазах короля вспыхнули огоньки заинтересованности.

— Вы спорили с ним на теологические темы?

— Скорее на философские. Теология слишком много внимания уделяет этике и обрядам, а меня больше всего занимают вопросы мироустройства.

Энгас аб Брайт отпил из своего бокала глоток сока и грустно взглянул на серебряный поднос с остатками жареной оленины. Ему из-за болезни приходилось есть вареную курицу без специй и соли.

— Вижу, вы были уникальной юной леди еще и до того, как у вас обнаружили Искру. Принцесса, которая увлекается философией… А скажите, сильно ли изменились ваши воззрения с тех пор, как вы присоединились к ведьмам? Вы уже восприняли их тезис о множественности Китрайлов?

— С этим у меня не было никаких проблем, — ответила Эйрин, краем взгляда заметив, что Финнела мигом затосковала и демонстративно повернулась к своим соседям справа, лорду Кивину аб Энгасу и его жене, леди Бевин вер Малдвин. Несмотря на все свои недавние перемены, кузина по-прежнему терпеть не могла философских разговоров. — Мне всегда импонировала теория о локальной природе Китрайла. Вот с чем я действительно не соглашусь — так это с утверждением, что он является проекцией на наш мир какого-то Абсолютного Зла.

— То есть в Абсолютное Зло вы не верите?

— Нет, не верю. Как, кстати, и многие другие сестры. Это положение минеганской доктрины является достаточно спорным, так как от него один шаг до дуализма. Но оно и не объявляется бесспорной истиной. Вообще минеганская доктрина отличается от остальных религиозных учений тем, что не требует слепой бездоказательной веры, а ставит во главу угла познание и предусматривает возможность пересмотра догматов, если они оказываются ложными. Лично я склоняюсь к гипотезе зеркальной локальности, в соответствии с которой отдельным для нашего мира является не только Ан Нувин, но и Гвыфин. Тогда Китрайл вполне может быть отступником-диннеши, а значит, для его существования не нужно никакого Абсолютного Зла.

Король кивнул:

— Я слышал об этой гипотезе от леди Альсы. Но она не соглашается с ней, так как считает Гвыфин неотъемлемой частью Кейганта.

— А сестра Ивин вер Шинед придерживается другой точки зрения. Она изучила записи всех ведьм, в древние времена общавшихся с диннеши, и обратила внимание на то, что только самая первая из них, Мейнир вер Гильде, прямо утверждала о единстве Гвыфина и Кейганта. Остальные просто ссылались на нее. Примерно такими словами: «На этот вопрос диннеши ответил точно так же, как и сестре Мейнир». Ивин предполагает, что Мейнир вер Гильде по определенным причинам решила скрыть этот факт, а другие ведьмы, которым становилось об этом известно, не отваживались противоречить основательнице Сестринства.

— И что же это были за причины?

— Возможно, Мейнир вер Гильде считала тогдашнее человечество не готовым к восприятию такой картины мира. Отдельность Гвыфина от Кейганта означает, что настоящие Небеса находятся еще дальше от земли, чем представлялось.

— Простой народ и сейчас к этому не готов, — заметил Энгас аб Брайт. — Подавляющее большинство людей сбивает с толку даже само упоминание о множественности земных миров. Если бы не ведьмы и колдуны, духовники давно исключили бы этот тезис из своих догматов… Кстати, лорд Бренан, на Лахлине наш мир считают единственным сущим?

— Нет, ваша светлость, — ответил Бренан. — Всего лишь одним из многих, как и на Абраде. Тут расхождений нет. В Книге Изгнания говорится, что в ночь Мор Деораха случилось землетрясение, люди проснулись, выбежали на улицу — и с ужасом увидели, что звезды на небе сплелись в другие созвездия, а луна стала чуть ли не вдвое меньше. Тогда к людям вышли проповедники, получившие во сне послание от Великого Дыва, и объяснили, что Инис Шинан постигла кара небесная… Но это все выдумки. Теперь я знаю, что в те времена не было ни проповедников, ни духовников, а все древние лахлинцы и большинство древних шинанцев верили не в Дыва, а в языческих богов.

Не удержавшись, король все-таки переложил с подноса на свою тарелку немного мяса. Альса, сидевшая с левого края королевского стола, бросила на него укоризненный взгляд, но он его полностью проигнорировал, отрезал ножом маленький кусочек зажаренной и перченой оленины и не спеша, с наслаждением съел. Потом сказал:

— И это хорошо, что тогда не было ни духовников, ни проповедников. Им бы хватило дури объявить, что Дыв перемешал звезды на небе, уменьшил размеры луны и продлил ее фазы до тридцати девяти дней. А со временем, когда выяснилось бы, что и год стал немного длиннее, они и это истолковали бы как непостижимую волю Всевышнего. К счастью, друиды не были такими зашоренными и нашли более логичное объяснение, хотя и более сложное для понимания.

В таком ключе их разговор продолжался весь вечер. Энгас аб Брайт, казалось, беспорядочно перепрыгивал с одной темы на другую, обращался то к Бренану, то к Эйрин, а время от времени — и к Гвен или Финнеле, но главное его внимание было сосредоточено на Бренане. А тот держался достаточно уверенно, но ни в коем случае не дерзко, как, бывало, ведут себя в присутствии коронованных особ выходцы из простого народа, путая нахальство с чувством собственного достоинства. Бренан эту разницу хорошо чувствовал, и король остался доволен общением с ним. Во всяком случае, такое впечатление сложилось у Эйрин, и того же мнения придерживалась Шаннон, которая уже два с половиной года, с тех пор как сдала экзамены на полноправную сестру, жила в Тахрине.

— Бренан ему понравился, — сказала она, возвращаясь вместе с Эйрин и Мораг в Ведьминскую Башню. — Это заметили все.

— Зато не все этому рады, — заметила Эйрин. — У графа Талботского был очень хмурый вид.

Шаннон небрежно хмыкнула и хотя в коридоре, по которому они шли, никого не было, на всякий случай окутала себя и двух своих сестер глушительными чарами.

— Старый Дорвал аб Рагнал постоянно хмурится. Сыновья выгнали его из Динас Талбота, теперь сами там хозяйничают, а за ним остался только титул да еще несносный характер. И года не прошло, как поселился при дворе, а всем уже в печенки въелся своим постоянным ворчанием. Но в политике он полный ноль, его никто не принимает в расчет. Конечно, если доживет до выборов нового короля, будет иметь на них определенное влияние, но просто как один голос из двадцати семи. Ни он, ни его родственники не являются претендентами на корону. Реальные претенденты — это графы Карвадона, Ярви и Ридихена, а также Финвар аб Дайхи, с которым вы сегодня познакомились.

— А до недавних пор был и Кохран аб Гарет, — добавила Мораг, которая целый вечер живо болтала с двадцатилетним графом Эйгайнским. Несмотря на свою молодость, лорд Кохран имел большой вес в катерлахской политике, так как был кровным родственником ведьмы Бронах вер Дылвен, которая сейчас жила на Тир Минегане и готовилась к очередной попытке сдать экзамены. — Но с появлением Бренана он потерял свои шансы. И что мне понравилось, нисколько этим не огорчен.

— Собственно, — заметила Шаннон, — он потерял шансы еще с появлением Гвен. Раньше я жалела, что к тому времени он уже был женат, — по мне, из них получилась бы замечательная пара… но это было еще до Бренана. Надо сказать, Кохран никогда не высовывался со своими претензиями, понимал, что он слишком молод, поэтому нацеливался на отдаленное будущее. А старейшие рассматривали его как возможного преемника лорда Ригвара и именно с ним связывали свои планы перехода к наследственной монархии. Со временем они подкорректировали эти планы из-за присутствия Гвен, а теперь уже стало ясно, что не нужно особо мудрить, нужно просто сделать королем Бренана.

— Да, действительно, сущая мелочь, — иронично сказала Эйрин.

— Ну конечно, придется хорошенько поработать. Многие из высших лордов будут ожесточенно сопротивляться, особенно Финвар аб Дайхи. Он, хоть и не граф, очень влиятельный вельможа, имеет земельную собственность по всему Катерлаху, контролирует половину добычи медной руды в стране и треть угольных шахт. Вот ему Бренан как кость поперек горла. Он еще с весны прошлого года не находит себе места — тогда в Катерлах переехала Гвен, и к ней стали подбивать клинья графские сынки и внуки. Финвар аб Дайхи оказался вне этой игры, так как сам женат, а старшему из его сыновей, Туахалу, сейчас только одиннадцать лет.

— Так ты считаешь его самым серьезным конкурентом? — спросила Эйрин. — А Этне говорит, что это граф Карвадонский.

— И он тоже. Но важнейшее преимущество Авлайда аб Калваха заключается в поддержке со стороны короля. Мы же планируем лишить его этой поддержки. Главное, чтобы старейшие наконец определились и четко дали Энгасу понять, что они делают ставку на Бренана с Гвен.

— А если он не послушается?

— Должен послушаться. Последние полтора десятилетия он жив лишь благодаря нам… вернее, благодаря Альсе. Да и для своего собственного спокойствия ему лучше поддержать Бренана.

— О чем ты?

— У него есть один пунктик, — объяснила Шаннон. — Он панически боится, что мы дадим ему умереть, когда нам это будет выгодно. Альса объясняет такое навязчивое состояние психическим нарушением из-за постоянного страха смерти. Оно и понятно — прожив столько лет с осознанием того, что без посторонней помощи мигом умрешь, очень трудно не сойти с ума. Но кандидатура Бренана на престол должна успокоить эту болезненную подозрительность. Энгас прекрасно понимает, что тогда мы будем заинтересованы как можно дольше сохранять ему жизнь: ведь нам потребуется время, чтобы приучить и дворянство, и простой народ видеть в Бренане и Гвен будущих короля и королеву. Жаль только, что мастерства Альсы так надолго не хватит.

— Как я слышала, — заметила Эйрин, — она обещает еще два года.

— Этого мало. По мнению Бригид, нужно лет пять для получения гарантированного большинства в совете лордов. А иначе придется использовать давление, что очень нежелательно. Вот если бы Гвен сразу поселилась в Тахрине, она была бы уже наполовину своей. Но она спряталась в Кыл Морганахе, потому что и сама не знала, чего хочет.

— Ее можно понять, — отозвалась Мораг. — Подозреваю, Гвен до сих пор не уверена, нужна ли ей катерлахская корона. Лишь одно она знает точно — что хочет выйти замуж за Бренана. Хоть тут ей повезло.

— Еще бы, — согласилась Шаннон. — Он так похож на Шайну…

Глава XVIII ВСТРЕЧИ В МАНХАЙНЕ

«Когда живешь в самом лучшем городе в мире, — думал Шимас, неспешно шагая по широкой улице, тянувшейся вдоль пологого склона Эйхенского холма, — то нет смысла путешествовать. Все равно ничего красивее не увидишь».

Он нисколько не восхищался красотой Манхайна, сейшанской столицы, ему не было никакого дела ни до славной истории этого города, ни до его величественного настоящего. Шимас хотел лишь одного: как можно скорее оказаться в Кованхаре и вернуться к спокойной и размеренной жизни университетского преподавателя.

Ярлах аб Конал уже не представлял для него угрозы, так как пять дней назад совершил самоубийство, чтобы не попасть в руки к ведьмам. Правда, на свободе остались другие черные колдуны, в частности Фейлан аб Мередид, однако Шимас был уверен, что они о нем не знают. Ярлах всегда был осторожен, временами даже слишком перестраховывался, и если одно известие о Первозданной так испугало его, то он, можно не сомневаться, до самой смерти держал язык за зубами.

Поэтому теперь перед Шимасом возникла непростая дилемма. Прибыв в Кованхар, он мог, как и планировал раньше, рассказать свою настоящую историю — конечно, не приплетая сюда диннеши; но точно так же мог выдумать что-нибудь совершенно невинное и будничное, никоим образом не связанное с магистром аб Коналом. Второй вариант надежно ограждал его от возможной мести со стороны соратников Яралаха, но вместе с тем существенно ослаблял его позиции в отстаивании своего авторства толкования Пророчества о Первой. Так, может, Риана была не так уж наивна, когда задумала этот плагиат? Может, она с самого начала разглядела мирный и бесконфликтный характер Шимаса и предвидела, что у него возникнет искушение спрятаться в тень, не привлекать к себе лишнего внимания и свой комфорт и душевное спокойствие он поставит превыше амбиций…

Наконец Шимас миновал Эйхен, центральный район Манхайна, и очутился в Нижнем Городе. Расспросив у прохожих дорогу и выслушав объяснения, он прошел по улице еще два квартала, после чего свернул в короткий переулок, миновал его и вышел на узкую улочку, устланную уже не брусчаткой, а просто битым камнем.

Приблизительно в двух десятках шагов впереди, в тени одного из домов, стояли трое молодчиков подозрительной внешности. Что именно в них было подозрительным, Шимас определить не мог. Просто они казались подозрительными, и все тут. Как-то опасно зыркали на него и очень недобро скалились. Было очевидно, что его профессорская мантия ни о чем им не говорит. Или же говорит только о том, что у ее обладателя водятся денежки.

Заметив на дороге большой камень, Шимас небрежным взмахом руки заставил его откатиться на обочину. Молодчики мгновенно скисли и разочарованно отвернулись. Только последний остолоп отважится мериться силами с колдуном. Среди преступников такие большая редкость — они быстро попадают на виселицу.

«Вот еще одно свидетельство моей неконфликтности, — сокрушенно констатировал Шимас. — Другой бы колдун на моем месте дождался их нападения. А потом задал бы им такую трепку, что в следующий раз они бы хорошенько подумали, прежде чем трогать мирных прохожих… Не потому ли я потащился сюда? Хочу доказать самому себе, что я не бесконфликтный и при необходимости способен на решительные поступки…»

Улочка вывела на более широкую улицу, опять с брусчаткой. Табличка на ближайшем доме свидетельствовала, что Шимасу правильно указали дорогу и это именно та улица, которую он искал. Триждысвятоблагодатная — это же надо такое название выдумать. Собственно, как раз поэтому он ее и запомнил.

Из дома напротив вышла дородная пожилая женщина в засаленном фартуке, надетом поверх не очень чистого платья из грубого домотканого полотна неопределенного серовато-коричневого цвета. Тут же на крыльцо взбежал большой черный кот и стал тереться об ее ноги.

— Что, нагулялся, проказник? — сказала она сварливо и в то же время ласково. — Ну, заходи, заходи.

Кот прошмыгнул мимо нее, а Шимас поспешно двинулся через улицу, пока женщина не вернулась в жилище. Он собирался сказать, что на днях познакомился с одним колдуном, но забыл его имя и помнит лишь, что тот живет где-то на Триждысвятоблагодатной. Впрочем, прибегать к хитрости ему не пришлось, так как женщина первой заговорила с ним:

— Вы, наверное, ищете Колвина аб Девлаха?

— Как вы догадались? — притворился удивленным Шимас.

— Так у вас, господин, на лбу написано, что вы колдун, — объяснила женщина и скрипуче рассмеялась. — Ну, если не на лбу, то на одежде точно. А у нас тут только один колдун, мастер Колвин. Двенадцатый дом. — Она ткнула пальцем в правую от себя сторону. — Это там.

— Благодарю, уважаемая, — легко поклонился Шимас и пошел в указанном направлении.

Еще на Юге, анализируя все, связанное с бывшим учителем, он вспомнил один эпизод четырехлетней давности. У Ярлаха была дурная привычка оставлять пометки на полях книг, а Шимас терпеть этого не мог, поэтому каждый раз, когда брал из магистерской библиотеки очередную книгу, прежде всего перелистывал ее от начала до конца и вытирал со страниц все лишние надписи. Одна из них, содержащая чей-то адрес, запомнилась ему из-за чудного названия улицы. Правда, номера дома он вспомнить не мог, но предполагал (и, как оказалось, вполне справедливо), что это был адрес какого-то колдуна. Другой вопрос, какого именно — просто знакомого Ярлаха или, возможно, его коллеги-черного.

Вероятность второго варианта была не так уж и мала. Если в Кованхаре магистр общался со многими людьми, порой совершенно случайными, то все его контакты в других городах Абрада заслуживали самого пристального внимания. Ведьмы это понимали и после неудачной попытки захватить Ярлаха живым, тщательно обыскав его квартиру, изъяли оттуда все бумаги, в частности письма от знакомых, живущих за пределами Кованхара. Шимас узнал об этом вчера вечером, когда вместе с Рианой вер Шонаг прибыл в Манхайн. Две местные ведьмы уже третий день вели слежку за одной молодой колдуньей, Деориг бан Гвынмор, чьи письма были найдены среди корреспонденции Ярлаха аб Конала, но очень сомневались, что от этого будет какой-нибудь прок. Шимас подтвердил их сомнения, поскольку знал Деориг еще в те времена, когда она звалась вер Шахнал и была студенткой Кованхарского университета. У девушки имелся слабенький дар к прорицанию, однако она считала себя выдающейся провидицей и за четыре года учебы изрядно наскучила магистру своими каждодневными пророческими видениями, в которых не было ни содержания, ни смысла. Как видно, не давала она ему покоя и после своего отъезда из Кованхара.

Деориг была единственной подозреваемой во всем Манхайне. То обстоятельство, что во время обыска ведьмы не нашли в бумагах Ярлаха ни единого упоминания о жителе улицы Триждысвятоблагодатной, очень насторожило Шимаса. Конечно, это мог быть просто случайный знакомый, чей адрес так и не понадобился Ярлаху, но не исключено, что магистр уничтожал его письма после прочтения — а значит, ему было что скрывать.

Разумеется, Шимас ничего не сказал ведьмам. Он не собирался делиться с ними своими смутными подозрениями, которые могли причинить немало неприятностей ни в чем не повинному человеку. Сначала он собирался выяснить, есть ли основания хотя бы для малейших подозрений, а потом уже действовать по обстоятельствам.

Небольшой дом под номером двенадцать приютился между двумя более крупными зданиями — пятнадцатым и восемнадцатым. Такая путаница свидетельствовала о том, что на улице неоднократно сносили строения, вместо них возводили новые, которым присваивали первые попавшиеся свободные номера. Но все равно это было лучше, чем на Юге, где вообще не принято нумеровать здания, а в адресах просто пишут «такому и такому на улице такой-то» или «двухэтажный дом из красного кирпича на перекрестке улиц такой и этакой».

Поднявшись на крыльцо, Шимас ощутил присутствие охранных чар, поэтому не постучал в дверь, а просто стал ждать. Вскоре в одном из окон шевельнулась занавеска, немного погодя по ту сторону двери послышались шаги, и к Шимасу вышел коренастый рыжеволосый человек средних лет. Смерив гостя быстрым, но цепким и придирчивым взглядом, он спросил:

— Чем могу помочь, профессор? — На последнем слове колдун сделал легкое ударение, показывая, что узнал его мантию и одновременно предлагая назваться.

— Аб Нейван, — сказал Шимас. — Профессор Шимас аб Нейван с кафедры пророчеств. Я работаю под руководством магистра аб Конала. А вы, наверное, мастер Колвин аб Девлах?

— Ну да, — ответил тот. — К вашим услугам, профессор.

Несмотря на это заверение, ни в голосе, ни в поведении Колвина аб Девлаха не чувствовалось особого желания угодить Шимасу. Он даже не пригласил его войти, что было очень необычно, так как неписаные правила обязывали колдунов гостеприимно встречать коллег по цеху, проездом оказавшихся в их местности. А Шимас, ко всему прочему, был кованхарским профессором, поэтому не ожидал такого прохладного приема и даже растерялся.

— Я прогуливался по вашему замечательному городу и случайно попал на эту улицу, — заговорил он, на ходу приспосабливая заготовленную историю к новым обстоятельствам. — Ее название довольно примечательное, и мне сразу вспомнилось, как несколько лет назад, уже и забыл по какому поводу, магистр аб Конал сказал, что один его знакомый из Манхайна живет на Триждысвятоблагодатной улице. А тут еще пожилая женщина, живущая на перекрестке, распознала во мне колдуна и предположила, что я иду к вам. Вот я и решил зайти на минутку, но, вижу, некстати. Так что, наверное…

— О нет, ни в коем случае! — опомнившись, запротестовал мастер Колвин. — Об этом и речи быть не может! Прошу прощения, профессор, за мою невежливость, просто я… — Так и не объяснив, что же это за «просто», он отступил в сторону и с показной любезностью произнес: — Пожалуйста, проходите. Очень рад вашему визиту.

Колвин аб Девлах проводил Шимаса через тесную прихожую в небольшую гостиную, обставленную с очень дурным вкусом, хотя и тщательно убранную. Сразу чувствовалось, что у хозяина нет жены (впрочем, для колдунов это было скорее правилом, чем исключением), но порядок в доме он поддерживает не сам, а пользуется услугами домработницы.

— Вы уж извините, профессор, но я могу предложить вам только чай и холодные закуски.

— Спасибо, мастер, — ответил Шимас. — Мне хватит и чая. Я недавно обедал.

Хозяин вышел из гостиной, и вскоре до Шимаса донесся слабый отзвук нагревательных чар, пробившихся сквозь узор защитных заклятий на стенах комнаты. Судя по всему, Колвин аб Девлах был не очень искусным колдуном и больше полагался на силу, чем на мастерство. Защита, установленная в доме Шимаса, не пропускала сквозь себя никаких чар.

Минуту спустя вернулся мастер Колвин с маленьким подносом, на котором стояли две фарфоровые чашки, заварник, сахарница и кувшинчик с молоком. Шимас налил себе чаю, добавил немного молока и ложку сахара. Чай оказался на удивление вкусным.

— А вы, профессор, — спросил мастер Колвин, — когда поступили в Университет?

— В семьдесят втором.

— За год до этого я его окончил. Выходит, мы немного разминулись. Магистр аб Конал — тогда он был еще профессором — предлагал мне продолжить учебу в аспирантуре, но я отказался. Никогда не лежала душа к академической науке. Похоже, вы не такой.

Шимас кивнул:

— Я не отказался от этого предложения. Стал аспирантом, потом работал на кафедре ассистентом, а шесть лет назад получил степень доктора и профессорскую мантию.

— Гм… А не будет ли с моей стороны бесцеремонным спросить, что делает в Манхайне профессор из Кованхара в самый разгар учебного семестра?

— Еще летом я отправился в академическую командировку. Был на Юге, собирал редкие книги по пророчествам, а вот теперь возвращаюсь. Наверное, магистр аб Конал уже заждался меня.

— А я последний раз видел магистра четыре года назад, будучи проездом в Кованхаре, — сказал Колвин аб Девлах. — Как он там? С ним все в порядке?

— Вроде да. Во всяком случае, так было в конце лета.

— Ну, дай Дыв ему здоровья. Он исключительный человек.

Следующие полчаса общения были достаточно тягостными для них обоих. Мастер Колвин почти не скрывал своего желания как можно скорее избавиться от непрошеного гостя, да и Шимас уже жалел, что пришел сюда. Его замысел с самого начала был обречен на неудачу — ведь совершенно невозможно при первом же разговоре с незнакомцем выяснить, врет он или говорит правду. Тем более что Шимас никогда не был тонким психологом; он искусно владел магией, но скверно разбирался в людях. Похоже, все-таки придется доложить обо всем в университетский Магистрат, и пусть уже там решают, что с этим делать.

— Ну что же, мне пора идти, — произнес Шимас, вставая с кресла. — Благодарю вас, мастер Колвин, за гостеприимство и интересный разговор.

— Мне тоже было приятно познакомиться с вами, профессор, — неискренне заверил его Колвин аб Девлах. — Передавайте мои наилучшие пожелания магистру.

— Обязательно передам.

Они вдвоем двинулись по направлению к выходу из гостиной, как вдруг с противоположного конца комнаты, где были другие двери, послышался тихий скрип, в следующий момент на Шимаса обрушился мощный удар, пол под его ногами резко дернулся, и он упал навзничь, словно окаменевший, не имея возможности пошевелиться и лишенный доступа к магии.

— Что ты делаешь?! — воскликнул мастер Колвин. — Он уже уходил. Я все уладил.

— Ничего ты не уладил, болван, — прозвучал в ответ немного сиплый и очень сердитый голос. — Он несколько раз сказал о Ярлахе «был», а ты и не заметил. Он знает о его смерти и пришел к тебе не просто так, а что-то разнюхать.

В поле зрения Шимаса появилась коренастая мужская фигура. С трудом сфокусировав на ней взгляд, он не мог сдержать стона отчаяния — это круглое, обманчиво-добродушное лицо с тремя подбородками было ему хорошо знакомо. Еще несколько лет назад Эвриг аб Ферхар был студентом Шимаса, а теперь работал ассистентом на кафедре металлургии. Они даже поддерживали приятельские отношения, хотя никогда не были близкими друзьями.

— Мне очень жаль, Шимас, — сказал Эвриг, тяжело опустившись рядом с ним на корточки. — Но ты сам виноват. Исчез куда-то на полтора месяца, а теперь вот появился — и пришел к Колвину в то самое время, когда я был у него. Еще и знаешь, что Ярлах мертв. Откуда? Как ты об этом пронюхал?

Шимас ничего не ответил, охваченный отчаянием и безнадежностью. Какой же он идиот! Ну кто просил его лезть в это дело? Захотелось ему, видите ли, принять участие в расследовании, собственноручно поймать хотя бы одного черного колдуна. А их тут оказалось двое, и один из них все это время прятался в доме, однако Шимас не ощутил его присутствия, даром что защитные чары были далеко не безупречны. А вдобавок ко всему не следил за своим языком, имел глупость вспомнить о Ярлахе аб Конале в прошедшем времени и этим себя выдал.

И главное, зарекался же не влипать ни в какие истории, мечтал спокойно вернуться в Кованхар. Да уж, теперь вернется…

— Что, не хочешь говорить? — сказал Эвриг. — Ну ничего, еще заговоришь. Запоешь у меня, как птичка.

— Да что с ним церемониться, — отозвался Колвин аб Девлах. — Прикончи его и выбрось в Тындаяр. Там он быстренько сгорит.

Эвриг отрицательно покачал головой:

— Э, нет, с этим спешить не стоит. Сначала я хочу потолковать с ним, выяснить, что ему известно. Сейчас мы…

Он не договорил, так как в ту же секунду в передней раздался громкий взрыв. Мастер Колвин перепуганно завопил: «Ведьма!» — и метнул в раскрытые двери гостиной огненный шар. Эвриг громко выругался, схватил Шимаса за локоть — и их окутала непроглядная тьма.

Шимас вновь почувствовал магию. Нет, Эвриг не снял с него пут, просто они оказались слишком слабыми, чтобы полностью сдерживать Темную Энергию, переполнявшую окружающее пространство, и Шимасу, лишенному возможности полноценно колдовать, пришлось приложить все усилия, чтобы нейтрализовать ее губительное воздействие. Хорошо хоть он был знаком с ней не только по тому досадному инциденту, когда Ярлах чуть не убил его. В подземной тюрьме под корпусом кафедры инфернальных сил содержали приговоренных к казни черных колдунов, которым отложили исполнение приговора в обмен на сотрудничество, и именно на них студенты и преподаватели отрабатывали методы защиты от Темной Энергии.

«Тындаяр! — обреченно подумал Шимас. — Я в Тындаяре…»

— Колвин! — крикнул из темноты Эвриг. — Колвин, ты здесь?.. — Короткая пауза. — Вот кретин! Надумал корчить из себя героя…

Что-то тяжелое и твердое, наверное носок башмака, ударило Шимаса в бок, да так сильно, что у него ребра затрещали.

Проклятый выродок! С ведьмами снюхался! Вот откуда ты знаешь о Ярлахе!

Шимас продолжал молчать, до боли сцепив зубы. Очевидно, Риана, узнав о том, что с утра он расспрашивал слуг и стражников в королевском дворце про улицу Триждысвятоблагодатную, что-то заподозрила. Она следила за ним, а ощутив сквозь ненадежную защиту Колвина, что кто-то в доме использовал боевые чары, поспешила на помощь. Ей не хватило всего лишь нескольких секунд, чтобы освободить его. А теперь он в Тындаяре — все равно что за тысячи миль от нее…

Давление Темной Энергии резко возросло, и на Шимаса накатилась волна невыносимого жара. От жгучей боли в конечностях он вскрикнул.

— У меня нет времени тащить тебя в Кованхар, — сказал Эвриг. — Я должен предупредить остальных, что Колвина схватили. А ты сейчас умрешь. — В его голосе слышалась исступленная злоба. — Я все-таки потрачу на тебя несколько минут, чтобы ты умер не просто так, а в муках. Ты еще будешь в сознании, когда твои руки и ноги поджарятся, как…

Внезапно тьму Тындаяра разрезал ослепительный свет. На самом деле он не был таким уж слепящим, скорее, похожим на свет от обычного магического фонаря средней силы, но после непроглядной тьмы показался Шимасу невыносимо ярким.

Он увидел над собой ошарашенного Эврига аб Ферхара, который от неожиданности перестал насылать Темную Энергию. Через мгновение откормленная рожа черного колдуна исказилась в гримасе ужаса, он отчаянно завопил, выставив вперед толстые руки, а какая-то могущественная сила подхватила его и отбросила в сторону. Послышался тяжелый удар, и крик враз оборвался.

С Шимаса спали магические путы. Он осторожно шевельнулся — и не смог сдержать стона. Возвращение контроля над телом только обострило его боль.

Поблизости послышались быстрые шаги, стало еще светлее, и над ним склонилась Риана. Ее окружал сияющий ореол, который и развеивал тьму Тындаяра. Из-за этого на нее было больно смотреть, но Шимас не мог отвести взгляда. Он впервые видел ведьмовскую Искру, к тому же не магическим, а обычным зрением…

— Хвала Дыву, вы живы! — с облегчением произнесла Риана. — А я боялась, что не успею.

Шимаса окутали чары, принесшие такую желанную прохладу и полностью прогнавшие боль. Он наконец отважился поднять руки и был очень удивлен, увидев, что они целы и невредимы. На них не было даже волдырей от ожогов.

— О! Вы так быстро их вылечили?

— Там нечего было лечить, — небрежно ответила Риана. — Темная Энергия не причинила вам серьезного вреда, травмировав лишь нервные окончания. Похоже, этот черный хотел вас помучить.

— Еще бы, — подтвердил Шимас. — Наверное, в отместку за то, как я мучил его на экзаменах.

Он поднялся и посмотрел в ту сторону, куда ведьмовские чары отбросили Эврига. Тот неподвижно лежал лицом вниз на земле…

Впрочем, эту поверхность из твердой, как гранит, и черной, словно сажа, почвы вряд ли уместно было называть землей — ведь Тындаяр не принадлежал земному миру, а был частью Ан Нувина.

— Мертв?

— Да. Он угрожал вашей жизни, а в таких случаях нас учат не рисковать, пытаясь взять черного в плен.

— Благодарю вас, леди Риана, — сказал Шимас. — Без вашего вмешательства я бы погиб.

— Это уж точно, — осуждающе произнесла молодая ведьма, к которой вернулось ее привычное высокомерие. — У вас просто уникальный талант влипать в передряги. К вашему счастью, вы плохой конспиратор, и я еще утром узнала о ваших поисках. А сестра Айлиш предупреждала меня, что вам, возможно, известно о некоторых знакомых магистра аб Конала за пределами Кованхара. Почему не рассказали мне? Это что, какое-то извращенное проявление колдовской солидарности?

— Наверное, да, — не стал возражать Шимас. — Но и вы тоже не были со мной откровенны. Мы чуть ли не каждый день говорили о Тындаяре, а вы и словом не обмолвились, что ведьмы имеют к нему доступ.

— Потому что мы его не имеем. В Тындаяр меня привел он. — И Риана указала вправо.

Шимас оглянулся и увидел в нескольких шагах от них Колвина аб Девлаха. Черный стоял неподвижно и с бездумным выражением лица смотрел в пустоту перед собой. Казалось, ему ни до чего не было дела.

— Он усмирен, — объяснила Риана.

Шимас невольно содрогнулся. По мнению большинства колдунов, чары усмирения были чуть ли не самым мерзким приемом из всего ведьмовского арсенала. Усмиренные люди становились послушными марионетками, лишаясь личности и памяти. В то же время они сохраняли общие представления о мире и свои основные навыки, поэтому ведьмы использовали усмиренных черных для тренировки младших сестер. Такие черные, хоть и владели Темной Энергией, были абсолютно безопасны, так как получали приказ никому не причинять вреда.

— К сожалению, — продолжала Риана, — это максимум, что можно выдавить из усмиренного черного. Ориентироваться в Тындаяре он уже не способен: такое умение слишком сложно для его ограниченного ума. Точно так же рискованно довериться ему при возвращении на поверхность — ведь за милую душу можно попасть в стену какого-нибудь здания или в дерево. Во времена Мор Деораха ведьмы пытались путешествовать по Тындаяру, но без особых успехов. Как правило, они выходили совсем не там, где хотели.

— Я ничего об этом не слышал, — сказал Шимас.

Риана хмыкнула:

— Еще бы! Мы не привыкли хвастаться своими неудачами.

С этими словами она выпрямилась и обратила взгляд на Колвина. Шимас тоже поднялся. Он чувствовал слабость во всем теле от недавно испытанной боли, однако ноги держали его достаточно уверенно.

— Значит, так, — вновь заговорила Риана. — Перед нашим перемещением я повернула его точно на север. Он так и стоит. На запад от Манхайна есть большой лес, это самое безопасное место. Девятьсот тридцать семь к одному… пусть будет тысяча к одному… — Она помолчала, считая в уме. — Получается одиннадцать с половиной моих шагов. — Повернувшись в нужном направлении, ведьма отмеряла нужное расстояние. — Очень надеюсь, что не попаду в какую-нибудь лесную хижину.

— Нужно было считать от Колвина, — заметил Шимас, шедший следом за ней. — Если он смотрит на север, то это не западное направление, а северо-западно-западное.

— Я лучше знаю, что делать, профессор, — ответила ведьма со снисходительными нотками в голосе. — Нас отнесло в сторону, поскольку начальное место было занято вами и тем молодым черным.

— И правда, — пристыжено произнес он. — Как же я сам не сообразил…

— Это на вас повлияла Темная Энергия. Она затуманивает разум. Поэтому нам нужно убираться отсюда.

Риана выставила вперед правую руку, с ее ладони вырвался тонкий луч белого света и пронзил тьму над ними. Шимас был ошеломлен силой ведьмовских чар, которые даже в Тындаяре не теряли своей эффективности. Сам он едва ощущал свою магию; даром что вокруг было вдоволь обычной природной энергии, которой он мог подпитываться, почти вся она шла на то, чтобы сдерживать разрушительное воздействие зловещей Темной Энергии.

В юности Шимас читал много книг о тех давних временах, когда на Абраде шла борьба между людьми и адскими существами. В некоторых книгах были истории о том, как колдуны проваливались через демонические тоннели в Тындаяр. Выдуманные истории этим не ограничивались и повествовали, как мужественные колдуны бились с демонами и чудовищами, а потом сами прокладывали тоннели на поверхность. Правдивые же истории честно признавали, что все уцелевшие в Тындаяре колдуны (за исключением, разумеется, черных) возвращались назад тем же путем, каким туда и попали. Только ведьмам хватало магической силы, чтобы пробить в земной мир собственный тоннель.

Не прошло и пяти минут, как Риана остановилась.

— Это труднее, чем я думала, — сказала она. — Не получается одновременно работать и следить за окрестностями.

— А от меня, боюсь, мало проку, — сознался Шимас. — Темная Энергия блокирует почти всю мою магию.

— Зато ему, — Риана кивнула в сторону Колвина, — она нисколько не мешает… Эй, как там тебя? Колвин, кажется, да, профессор?.. Колвин, подойди.

Усмиренный колдун покорно приблизился. Его взгляд, направленный на молодую ведьму, был исполнен собачьей преданности.

— Госпожа назвала меня Колвином?

— Да, это твое имя.

— Спасибо, госпожа, оно мне нравится. Чем могу служить вашей милости?

— Ты далеко видишь в темноте?

— Глазами — нет, госпожа. Но чувствую далеко.

— Тогда следи, чтобы к нам никто не приблизился. А если что-то почуешь, сразу дай знать.

Его лицо расплылось в глуповато-радостной улыбке.

— Слушаюсь, госпожа. Для меня большая честь — охранять вас.

Колвин отступил от них и стал ходить по широкому кругу, пристально всматриваясь во тьму Тындаяра. Риана проследила за ним взглядом и тихонько вздохнула:

— Это жестоко даже по отношению к черному… но у меня просто не было выбора.

— Вы впервые наслали чары усмирения? — спросил Шимас.

— Нет, во второй раз. А впервые было на экзаменах — это обязательное умение, чтобы получить звание полноправной сестры. Специально для меня из Ивыдона привезли трех приговоренных к казни преступников. Но я справилась с первой попытки… Ну, хорошо. Хватит болтовни, мы теряем время.

Она продолжила пробивать чарами тоннель и следующий перерыв сделала где-то через четверть часа.

— Треть пути пройдена, — сообщила она Шимасу. — Уже стало намного легче. То ли я приспособилась, то ли ближе к поверхности сопротивление слабеет… Колвин, как дела? Ничего не видно?

— Ничегошеньки, моя любезная госпожа, — ответил тот. — Я бдительно слежу. Я вас предупрежу.

— Молодец, так держать. — И Риана вновь повернулась к Шимасу. — Похоже, Тындаяр безлюд… то есть пуст. А как свидетельствуют наши хроники, в прошлый раз, когда он был открыт, тут просто кишмя кишело демонами и чудовищами. Сестра Альса будет разочарована.

— Почему? — удивился Шимас.

— Ну я уже говорила, что она не верит в Первозданную. А открытие Тындаяра объясняет тем, что Враг готовит вторжение в земной мир. Только не видно здесь никаких армий нечисти, даже патрулей нет.

— Армии могут собираться и в глубинах Ан Нувина.

— Демоны — да, но не чудовища. В записях сестры Мейнир вер Гильде утверждается, что они никогда не обитали в самом Ан Нувине. Китрайл создавал их в Тындаяре и отправлял на землю.

— На земле до сих пор остается немало чудовищ, — заметил Шимас. — Они очень усложняют морские исследования, хотя серьезной угрозы для мира не представляют, так как сами по себе являются глупыми животными. Но если появятся демоны, соберут их вместе со всех заокеанских островов, а может, и материков, и направят удар на Абрад… — При одной мысли об этом ему стало жутко. — И не нужно никаких армий в Тындаяре.

— Если бы все было так просто, — возразила Риана, — враг бы не закрыл его тринадцать веков назад.

Он кивнул:

— Тут я с вами согласен. Другое дело, что из абсолютной пустоты Тындаяра нельзя делать категорических выводов об отсутствии у Китрайла намерений снова завоевать земной мир. Безусловно, он открыл Тындаяр, чтобы захватить и заточить в Ан Нувине леди Эйрин с ее Первозданной Искрой. Однако, потерпев неудачу, не стал его закрывать — а значит, у него имеются и другие планы.

— Или он вконец растерялся и просто не знает, что делать дальше.

Шимас сокрушенно покачал головой, но комментировать ее слова не стал. Его поражала ведьминская самоуверенность, он не мог понять этого дерзкого, демонстративно презрительного отношения к Врагу. Ну, хорошо, Шимас теперь и сам знал, что влияние Темного Властелина ограничено пределами этого мира. Но тем не менее Китрайл остается могущественным космическим существом, бессмертным и непобедимым проводником Зла…

Риана возобновила работу над тоннелем и уже не останавливалась до тех пор, пока не пробила его до самой поверхности. Сверху полился призрачный магический свет, гораздо тусклее, чем тот, который излучала Искра Рианы. Вместе со светом заструился щедрый поток природной энергии, чистой и животворной, свободной от примеси Темной Энергии. Шимас жадно вобрал ее в себя, почувствовав прилив свежих сил.

— О! Теперь я кое-что вижу, — произнесла Риана. — Только очень нечетко. Но это точно лес. И озеро под боком… Чуть не попала в него!

— Тогда бы оно вылилось в Тындаяр, — сказал Шимас.

— Вряд ли. У этого тоннеля небольшая пропускная способность. Под давлением воды он бы быстро разрушился.

— Гм. А вы много знаете о Тындаяре и тоннелях. Неужели вас и этому обучали?

— Нет, я сама выучила. Когда стало известно, что Тындаяр снова открыт, старейшие разослали всем сестрам перечень рекомендованных книг и формулы заклятий, которые нужно освоить.

Риана позвала Колвина и приказала ему стать на ее место.

— Сейчас я подброшу тебя, а когда ты вылетишь из ямы, отклонись немного в сторону, чтобы не упасть назад. Оглядись вокруг, запомни все, что увидел, и возвращайся доложить мне. Понятно?

— Да, госпожа, — с готовностью ответил усмиренный черный. — Сделаю все, как вы говорите.

Под действием ее чар он взлетел вверх и исчез в сумерках.

— Это, конечно, излишне, — сказала она Шимасу, — но раз есть такая возможность, почему бы не перестраховаться. Видимость отсюда такая скверная, что я легко могла перепутать поляну с болотом. А мне совсем не хочется испачкать свое платье.

Шимас с трудом сдержал улыбку. Неужели Риана думала, что из-за этой осторожности он будет считать ее трусихой? И это после того, как она отправилась за ним в Тындаяр, хотя спокойно могла махнуть на него рукой — мол, сам напросился. Айлиш вер Нив на ее месте так бы и поступила. Не из страха, нет. Просто предпочла бы сохранить плененному черному память, чтобы впоследствии выбить из него имена сообщников.

Вскоре сверху свалился Колвин аб Девлах. Затормозив перед приземлением, он смог удержаться на ногах и доложил, что там действительно лес, поблизости есть небольшое озеро, а людей нигде не видно. По его словам, почва вокруг выхода из тоннеля твердая, поросшая травой, грязи нет.

— А теперь пойду я, — сказал Шимас. — И не нужно меня подбрасывать. Другие же колдуны сами выбирались отсюда.

— Воля ваша, профессор, — пожала плечами Риана.

Шимас стал на место Колвина, крепко схватился за потоки земной энергии и изо всех сил оттолкнулся от черной поверхности Тындаяра. С этим толчком он немного перестарался и слишком быстро помчался по тоннелю. Его окутала серая мгла, которая сначала сгустилась, поскольку Шимас отдалился от Рианы, а потом стала редеть по мере приближения к земному миру.

Шимаса ощутимо тряхнуло, серая мгла окончательно исчезла, и он взлетел над вершинами деревьев, покрытых золотистыми кронами. На какое-то мгновение он неподвижно завис в верхней точке траектории, а потом начал падать.

«Только бы этого не увидела Риана, — думал Шимас, замедляя свое падение. — А то решит, что я ужасно неуклюжий…»

Он как раз успел опуститься на покрытую пожелтевшим травяным ковром поляну и напустить на себя уверенный вид, как из темного отверстия в земле вынырнул Колвин аб Девлах, а следом за ним появилась Риана. Взлетев не выше чем на три фута, она плавно приземлилась возле самого входа в тоннель и осмотрелась вокруг.

— Сейчас я точно определю наше местонахождение и напишу сестрам, чтобы посмотрели на карте, где тут ближайшая дорога, и прислали за нами карету. Но сначала… — Риана протянула над тоннелем руки, и из них посыпались светло-голубые молнии. — Это можно было бы сделать и быстрее, несколькими мощными разрядами, но не стоит пугать лесных обитателей.

Впрочем, Шимас понимал, что причина не в ее заботе о покое зверей и птиц. Риана никогда не упускала случая похвалиться перед ним своим умением, а сейчас, наверное, боялась, что самая мощная молния, которую ей удастся вызвать, не произведет на него надлежащего впечатления и только покажет ему предел ее силы.

— Колвин, — обратилась она к черному, не переставая насылать на тоннель молнии, — ты умеешь отличать съедобные ягоды от ядовитых?

— Точно не знаю, госпожа. Но, кажется, умею. — Весьма умело для потерявшего память колдуна он создал стандартное заклятие для определения отравляющих веществ. — Это оно?

— Да, оно. Пойди собери немного ягод. Сегодня я еще не обедала.

— Тогда, может, поймать для вашей милости какую-нибудь зверушку? — предложил Колвин. — Жареное мясо очень вкусное.

— Нет, не нужно. Ягод хватит.

Чуть не подпрыгивая на радостях, что получил от своей госпожи новое поручение, Колвин помчался в лесную чащу.

— Усмиренные все такие? — спросил Шимас.

— Все, — ответила Риана. — Независимо от того, сколько прошло времени, у них так и не формируется новая личность. Большинство сестер уверены, что чары усмирения лишают человека души.

— То есть превращают в разумное животное?

— Да. В разумное и послушное домашнее животное. В животное, владеющее Темной Энергией, но ничего не знающее о Зле. — Закрыв тоннель, Риана подула на ладони, хотя могла просто наслать на них охлаждающие чары. — Когда вернемся в Манхайн, передам Колвина тамошним сестрам. Пусть они решают, что с ним делать.

— Я бы не стал с этим торопиться, — прозвучал немного в стороне чистый мелодичный голос. — Он тебе еще пригодится.

Вздрогнув от неожиданности, Шимас резко повернулся и увидел у самого берега озера знакомого золотоволосого мальчугана, который бросил его больше месяца назад посреди эйдальской степи и заставил своим ходом добираться на Север. В этот раз диннеши не изображал из себя сельского сорванца, а был одет в темно-синий костюм с красными вставками, похожий на мундир минеганских гвардейцев.

Шимас собирался предупредить Риану, чтобы она не использовала магию, но в этом не было необходимости. Молодая ведьма и не думала чаровать; она склонила голову и почтительно произнесла:

— Приветствую тебя, Несущий Свет. Наша встреча — большая честь для меня.

— И это все? — спросил сбитый с толку Шимас. — Так просто? Ты сразу догадалась, кто он такой?

— Она не догадалась, а увидела, — объяснил диннеши, приблизившись к ним. — В отличие от колдунов, ведьмы могут разглядеть нашу сущность, так как она родственна их собственной.

Внезапно Шимаса охватило раздражение.

— Конечно, они могут, — произнес он сердито. — И то могут, и се могут. Они же такие выдающиеся и совершенные… Тогда скажи, что ты пришел к леди Риане, а от меня тебе ничего не нужно. Пообещай, что не помешаешь мне возвратиться в Кованхар и не будешь втягивать в новые приключения.

Диннеши медленно покачал головой:

— Такого обещания я дать не могу. Но уверяю, что ни к чему принуждать тебя не стану. Окончательное решение будет за тобой.

— О-о! — удивленно протянула Риана. — Так вы встречались?

— Представился такой случай, — кивнул Шимас. — Ведь именно он забросил меня в Тир на х-Эйдал. До сих пор я никому об этом не говорил, так как знал, что мне не поверят. По милости этого небесного воина я сейчас тут, а не в Кованхаре, со своими студентами.

— Этим я восстановил естественный ход событий, — сказал диннеши, предупредив вопрос со стороны Рианы. — Поверь мне, Шимас аб Нейван, это был наилучший вариант. Если бы я позволил тебе победить магистра аб Конала и преждевременно сообщить ведьмам о Первозданной, то Эйрин вер Гледис почти наверняка попала бы в руки Врага. В такой ситуации чрезмерная опека только повредила бы ей.

— Ну ладно, — не стал спорить Шимас, который уже слышал похожие соображения от Айлиш вер Нив. — Не будем вспоминать прошлое; что случилось, того не изменишь. Поговорим лучше о будущем. С чем ты пришел на этот раз?

— С предложением к вам обоим. Вы можете принять его, можете отказаться, я не буду настаивать.

— И что за предложение? — спросила Риана.

— Отправиться на Инис на н-Драйг. Насколько мне известно, ты еще с детства мечтала там побывать. Теперь есть возможность удовлетворить твое любопытство и сделать одно очень важное дело.

— Какое?

— Это вам придется выяснить самим. Я и так балансирую на грани дозволенного. Большинство моих братьев считают мой замысел грубым вмешательством в земные дела, поэтому у меня связаны руки. Я могу лишь предложить вам путешествие на Драконий остров. А там, хорошенько поискав, вы найдете подсказки, что делать дальше.

— Только без меня, — твердо произнес Шимас. — Я не собираюсь тащиться в такую даль с неизвестной целью. И вообще, если бы это было так важно, ты бы обратился к нам раньше, когда мы были в Эврахе, а не теперь, за четыреста миль от ближайшего побережья.

— Тогда не было смысла заводить этот разговор. Еще вчера я не предполагал, что обращусь к тебе.

— А сегодня почему передумал?

— Ты сам напросился. Несмотря на свое намерение спокойно и без приключений добраться до Кованхара, полез в логово черных колдунов. Риане пришлось спасать тебя, и при этом она захватила в плен Колвина аб Девлаха. А для успеха предстоящей миссии нужны трое — ведьма, колдун или колдунья, не связанные с Ан Нувином, и усмиренный колдун, которому открыт путь в Тындаяр.

— Зачем?

— Потому что без него вам не стоит туда ехать. С тех пор как умер Последний Дракон, ведьмы и колдуны неоднократно исследовали Инис на н-Драйг, но ничего там не нашли. И вы не найдете, если не возьмете с собой Колвина. Именно поэтому я ждал, когда какая-нибудь ведьма схватит черного, имеющего доступ в Тындаяр. Думал, это случится в Кованхаре, но нет — первой стала Риана. А ты оказался непосредственно причастным к этим событиям. В таком совпадении я усматриваю знамение судьбы.

— Ему наплевать на судьбу, — отозвалась Риана, бросив на него презрительный взгляд. — Единственное, о чем он мечтает, — это вернуться в Кованхар к своим студентам… то есть к студенткам. А я с радостью выполню твое поручение, Несущий Свет. Ты не пожалеешь, что выбрал меня, а не подождал, когда я передам пленного более опытным сестрам.

— Это же не они его поймали, а ты, и эта миссия по праву твоя. Но если Шимас будет стоять на своем и не захочет отправиться с тобой, тебе сначала придется найти другого спутника-колдуна.

— Это не проблема. Я не буду возвращаться в Эврах, а поеду в Вантайн. — Она вновь зыркнула на Шимаса. — Там живет Айвен вер Мейглан, которая училась в Абервенской школе, когда я была подростком. Мы с ней дружили, и я уверена, что она согласится сопровождать меня.

— Вот и хорошо, — довольно кивнул диннеши. — Желаю тебе успеха в поисках.

— Ты уже уходишь? — погрустнела Риана.

— Да, мне пора возвращаться в Гвыфин. Об Инис на н-Драйг я сказал все, что мог.

— А о другом? О том, как устроен мир?

Детское лицо диннеши озарила лукавая и в то же время покровительственная улыбка.

— Тебя в самом деле это интересует? Или ты просто хочешь похвалиться перед сестрами новыми знаниями, доселе никому не ведомыми?

Риана смущенно опустила глаза, ее щеки зарделись. А диннеши, мгновенно приняв серьезный вид, продолжал:

— К сожалению, должен разочаровать тебя. Мы уже давно поделились с вами теми знаниями, которые считали нужным передать людям. А остальные получайте сами. Вот Шимасу мне было что сказать, ведь кое-какую информацию ведьмы скрыли от колдунов… ну, и еще есть один факт, который все ведьмы, общавшиеся с нами, решили утаить и от собственных сестер. Кроме этого факта, все остальное ты знаешь. А кое-что новое узнаешь, когда выполнишь свою миссию. Я уверен, что это знание произведет большое впечатление на твоих сестер и сделает тебя знаменитой. Пусть сопутствует тебе удача, Риана вер Шонаг. И тебе, Шимас аб Нейван, если изменишь свое решение.

С этими словами диннеши растворился в мягком золотистом сиянии, которое через несколько секунд погасло. Риана повернулась к Шимасу:

— И что же за факт от нас утаили?

— Это касается Гвыфина. Он не один-единственный, как Кейгант. У каждого мира есть свой, отдельный Гвыфин, и диннеши, живущие там, могут лишь верить в существование Творца. Или не верить.

— Понятно. Сестра Ивин так и думала… Итак, профессор, — тон ведьмы стал деловым, — вы не едете со мной?

Он вздохнул:

— Да нет, все-таки еду.

Риана пристально посмотрела ему в глаза:

— И что же заставило вас передумать? Или вы просто кокетничали? Набивали себе цену?

— Отнюдь, — покачал Шимас головой. — Я не хочу никуда ехать… но должен. Диннеши сказал, что на Инис на н-Драйг мы отыщем новые знания. А разве я могу пройти мимо такой возможности? Никогда бы себе этого не простил. Он поймал меня точно так же, как и вас, — на обещание славы.

Ее щеки опять вспыхнули.

— Глупости! Я согласилась сразу, еще до того, как он об этом упомянул. В отличие от вас, я ни секунды не колебалась.

— А если так, — не уступал Шимас, — то развейте мои сомнения. Скажите, что немедленно сообщите другим ведьмам о нашей встрече с диннеши.

Риана отвела взгляд:

— Тогда многие сестры отправятся на Инис на н-Драйг. Вряд ли это входит в планы Несущего Свет. Если бы он хотел выслать туда целый отряд, то обратился бы не ко мне, а к старейшим.

Шимас кивнул:

— Я так и думал. Прежде всего вы заботитесь о том, чтобы никто вас не опередил, не украл вашу славу. Но это же безответственно, леди Риана, разве не понимаете? Если, не дай Дыв, мы погибнем…

— Тогда вслед за нами придут другие, — прервала его Риана, сердито блеснув глазами. — Я не такая безответственная, как вы думаете, профессор. Сегодня же напишу отчет о нашем разговоре с диннеши и отправлю на Тир Минеган. Только не старейшим, а в свою квартиру в Тах Эрахойде. Если с нами что-нибудь случится, сестры прочитают мои записи и обо всем узнают.

— А как вы объясните, что не собираетесь ехать в Дын Гаил?

— Просто скажу, что передумала и решила побывать на Драконьем острове. Вот и все. — Она умолкла и ненадолго задумалась. — Зато с Колвином могут быть проблемы, придется прятать его от сестер. К счастью, все усмиренные очень послушны. Сниму комнату в ближайшем трактире, прикажу ждать меня там, и он будет ждать хоть до скончания веков. Точно так же поступлю в Блахирге и Вантайне. Хорошо, что только в этих двух городах на нашем пути есть ведьмы.

— Значит, вы предлагаете ехать в Вантайн? — спросил Шимас.

— Да, — ответила Риана. — Это на тот случай, если на полпути вы опять передумаете. Тогда у меня будет запасной вариант в лице Айвен вер Мейглан. — Она коротко рассмеялась. — Шучу, профессор. Просто нам не стоит возвращаться в Эврах. Конечно, там было бы гораздо проще нанять корабль до Инис на н-Драйга, однако в Эврахе есть сестра Айлиш, а она чертовски умна, очень наблюдательна и может что-то заподозрить. Лучше держаться от нее подальше.

Глава XIX РОНДАВ

Поднявшись по трапу, Эйрин ступила на палубу корабля и повернулась к шедшей за ней Шайне.

— Ну вот, я уже на минеганской земле. Ты сдержала данное моему отцу слово.

Шайна кивком согласилась, хотя и чувствовала себя немного неловко. Формально она исполнила свое обещание, но не могла избавиться от мысли, что такое исполнение похоже на мошенничество — ведь до Тир Минегана оставалось еще более семи сотен миль морского пути.

— Да хватит уже, Шайна, — сказала Ивин, которая с этого момента взяла на себя ее полномочия. — Мы будем в Абервене в то самое время, когда вы вернетесь в Тахрин. А может, и раньше.

Шайна в этом не сомневалась. Даже при обычных условиях путешествия морем были быстрее, чем по суше, а при содействии ведьм, умевших управлять ветром, корабли вообще летели, словно на крыльях. Поэтому семьсот с лишним миль через Коннахтское море до Тир Минегана были соизмеримы с теми двумястами, что разделяли порт Рондав и катерлахскую столицу.

Предпоследней поднявшейся на борт пассажиркой была Финнела. По трапу она шла медленно и осторожно, одной рукой придерживая пышные юбки, а другой крепко хватаясь за поручни, а вдобавок используя чары, чтобы сохранить равновесие. Последняя, Ронвен, так боялась стать на ступеньки, что рыжебородому здоровяку-капитану пришлось подхватить ее на руки и перенести на корабль.

Поставив испуганную девочку на палубу, он басовито промолвил:

— Приветствую на борту «Фанлеога», милостивые государыни. Теперь прошу за мной, покажу ваши каюты.

Большинство ведьм последовало за капитаном, а возле трапа остались только Шайна, Эйрин, Этне и Финнела с Ронвен.

— Вот и все, — сказала Шайна. — Я пойду, не буду вас задерживать. — Она обняла Эйрин. — Счастливо тебе, сестра. Да хранит тебя Дыв.

— И тебя, Шайна, — ответила Эйрин. — И всех вас, — добавила она, взглянув на причал, где были Гвен, Бренан, Мораг и Шаннон, которые не стали подниматься на корабль.

Попрощавшись, Шайна сошла не берег и присоединилась к брату и сестрам, остававшимся в Катерлахе. Этне, Финнела и Ронвен сразу пошли устраиваться в своих каютах, а Эйрин еще немного задержалась, чтобы напоследок помахать рукой леннирским гвардейцам, выстроившимся с правого края причала. Ей все-таки удалось убедить лейтенанта аб Тревора, что нет необходимости сопровождать ее дальше, так как на корабле их отряд будет просто лишним бременем для команды. Уже сегодня после обеда леннирцы должны были сесть на другое судно, шедшее на Юг, до Брухайла.

Когда Эйрин скрылась в каюте, все пятеро направились через причал к своим лошадям, за которыми присматривал брат Гвен, Лиам. Впрочем, эта предосторожность была излишней, так как в Катерлахе ни один преступник не посмел бы позариться на ведьминское имущество.

Шаннон грустно сказала:

— Это так несправедливо! Только нашла подругу — и уже пришлось с ней расстаться.

— Так поехала бы на Минеган, — сказала Шайна.

— Э-э, нет, — покачала головой Шаннон, — спасибочки. Я лишь недавно вырвалась оттуда. В ближайшие пять лет меня туда не заманишь.

— А я и через десять не вернусь, — отозвалась Мораг, пробывшая младшей сестрой свыше сорока лет. — Буду гулять до шестидесяти. И это как минимум. Может быть, снова поеду в Эврах… хотя лучше в Тылахмор. Красивый город, а ни одной сестры там нет.

— Зато есть герцог Довнал, — заметила Гвен. — Ужасно занудный тип. И такой приставучий, что не отдерешь.

— Ну, не знаю. Мне он показался очень вежливым и галантным. И в Тылахморе гораздо веселее, чем в Эврахе. Граф Рагнал слишком серьезный, постоянно занят государственными делами, а вот Довнал умеет развлекаться.

— Если хочешь бесконечных развлечений, — сказала Шаннон, — то тебе нужно в Тир Алмынах. Юный Игелас аб Деглан каждый день устраивает роскошные балы и пышные пиры.

Мораг кивнула:

— Да, я слышала, что в Дын Гаиле веселый двор. Только туда уже нацелилась Риана.

— Она передумала. Сейчас едет в Вантайн, чтобы нанять там корабль до Инис на н-Драйга.

— Правда? — заинтересовалась Шайна. — И что она там забыла?

— Просто хочет увидеть драконьи кости, — объяснила Шаннон. — Риана еще маленькой бредила драконами, до пятнадцати лет перечитала все книги о них. А когда мы сдали экзамены, предлагала вместе отправиться на Инис на н-Драйг. Я отказалась — меня это не слишком интересовало, а потом и она передумала. Думаю, ее отпугнула перспектива изо дня в день призывать попутный ветер для корабля.

— Еще бы, — согласилась Гвен. — Риана всегда была лентяйкой. Хотя следует отдать ей должное, она все-таки решилась на это путешествие. А четыре тысячи миль в один конец — неблизкая дорога.

Они как раз подошли к лошадям, которых Лиам уже разделил на две группы. К первой принадлежало шесть верховых, предназначенных для их компании, а остальные, как верховые, так и вьючные общим числом больше двух дюжин, остались от сестер, отправляющихся на Тир Минеган.

— И что мы будем делать с этим табуном? — спросил Бренан.

— Их доставят в ближайшее минеганское поместье, — ответила Гвен. — Шаннон еще вчера обо всем договорилась.

Ведьминских лошадей окружала толпа праздных зевак, среди которых выделялось четверо мужчин в потертых кожаных куртках и широкополых шляпах, явно пришедшие сюда не из пустого любопытства. Шаннон подозвала их, выдала им плату и предложила браться за работу. Обычно лошадьми, которых ведьмы оставляли в портовых городах, занимались конюхи местных правителей, но здешний граф, Конлех аб Герант, славился по всему Катерлаху своей невероятной скупостью и в течение последних восьми лет не приглашал ведьм погостить у него. Из-за этого они, прибыв позавчера в Рондав, не поехали в графский замок, а разместились в домах нескольких самых знатных местных лордов. Каждый из этих господ был бы рад заполучить себе всех гостей и утереть нос своим соседям-соперникам, однако Шайна, прислушавшись к разумному совету Этне, распределила сестер поровну между всеми претендентами. А Бренана и Гвен, вызывавших наибольший ажиотаж, взяла с собой в резиденцию Дармада аб Махина, который был самым влиятельным после графа вельможей Княжества Рондав и представлял местное дворянство в совете лордов.

Сев на коней, они не стали дожидаться отплытия корабля, а оставили порт и поехали к Южным воротам города, откуда начинался Рондавский тракт, ведущий прямиком к Тахрину. Их поредевший отряд, еще и без эскорта леннирских гвардейцев, уже не привлекал к себе такого пристального внимания, как раньше, но все равно многие прохожие останавливались и провожали их взглядами, а то и тыкали в них пальцами. Брюки Мораг и Шаннон безошибочно выдавали в них ведьм, а необыкновенное сходство между Шайной и Бренаном буквально кричало о том, что это едет ведьмак — тот самый, который примеряется к катерлахской короне.

Чтобы их сходство не так бросалось в глаза, Шайна оставила Бренана на Гвен, а сама обогнала Мораг с Лиамом, развлекавших друг друга непристойными анекдотами, и поравнялась с Шаннон, которая ехала впереди отряда с хмурым выражением лица.

— Если подумать, то это даже смешно, — сказала она Шайне. — Чего я грущу? Мы с Эйрин знакомы всего лишь полторы недели… ну, если не считать переписки. Да и, в конце концов, она еще ребенок. Вот у нас с тобой дружба не сложилась как раз из-за разницы в возрасте.

— Тогда тебе было двадцать, а мне двенадцать, — заметила Шайна. — Я была нахальной, заносчивой девчонкой и издевалась над всеми, кто уступал мне по силе. Из младших сестер меня могла терпеть только Гвен, которая и сама была такой же. А Эйрин совсем другая.

— Это точно. Она образцовая ведьма. Такая правильная, такая серьезная, что временами даже раздражает. Похожа на Ивин, но нисколько не скучная. Мне ее будет очень не хватать.

— Мне тоже, — призналась Шайна. — Но мое место здесь, с братом.

Шаннон оглянулась и бросила быстрый взгляд на Бренана с Гвен.

— Как он? Держится?

Шайна утвердительно кивнула:

— Сегодня уже лучше, чем вчера. А вчера было лучше, чем позавчера. Наконец-то перестал винить себя в их смерти. Мы с Гвен все-таки убедили его, что он никак не мог это предотвратить.

— Просто не понимаю, как люди могут быть такими болванами, — покачала головой Шаннон. — Хоть убей, не пойму. Ладно, пусть им с пеленок вбивали в головы, что чары — самое страшное зло на свете. Пускай они выросли искренне убежденными в том, что ведьмам и колдунам место на костре. Но неужели эта дурацкая лахлинская вера полностью лишает разума, убивает малейшее чувство самосохранения?

— Я тоже не понимаю, — сказала Шайна. — Хотя Бренан и пытался объяснить, но все напрасно. Для этого мне не хватает воображения. На самом деле лахлинцы еще безумнее, чем я думала.

Четыре дня назад от Моркадес вер Риган пришло известие о том, что из всех родственников Бренана (Шайна до сих пор не могла думать о них как о своей родне) уцелели только две самые младшие кузины. Их привез в Динас Ирван лахлинский офицер по имени Фергас аб Гвыртир, который не пожелал встретиться с сестрой Моркадес, а передал девочек под опеку капитана стражи и немедленно оставил королевский дворец, после чего его след потерялся.

Капитану удалось выяснить у скупого на слова лахлинца только то, что король Имар смог спасти Марвен и Грайне от пожизненной каторги и поручил ему доставить их на Абрад. Это подтверждало и сопроводительное письмо за подписью министра права и справедливости, в котором сухо говорилось, что все старшие члены семьи Киннаха аб Эйга приговорены к казни за связь с ведьмами, и лишь двух самых младших дочерей, девиц Марвен и Грайне, король признал возможным помиловать, обрекая их на пожизненное изгнание с благословенной лахлинской земли. А немного позже убитые горем девочки рассказали, что их родители, получив письмо от Бренана, поспешили известить о нем поборников, хотя старший сын Эйган и его жена Невен умоляли этого не делать.

Бренан очень болезненно воспринял эту новость и обвинял себя в том, что не смог написать им убедительнее. Шайна и Гвен, разобрав его письмо слово за словом, доказали ему, что людей, не прислушавшихся к таким аргументам, уже ничто не могло переубедить. Тогда Бренан придумал себе новый грех — что сдуру написал тете и дяде, а не кузену Эйгану, который, хоть и был большой сволочью, отличался умом и осторожностью. Ни Гвен, ни Шайна не стали с ним спорить, а просто дали ему продумать такой вариант до конца, и в итоге он пришел к выводу, что это ничего не изменило бы. Эйган обязательно показал бы родителям письмо, а те не замедлили бы побежать с покаянием к поборникам.

Точно так же брату пришлось признать, что и без его письма семью тетки постигла бы беда. Поборники через своих шпионов на Абраде все равно узнали бы о существовании Бренана, и с этим он ничего не мог поделать. По большому счету, во всем была виновата Айлиш вер Нив, а еще больше — старейшие сестры, отказавшиеся восемнадцать лет назад отправить на Лахлин спасательную экспедицию…

Поскольку их отряд был небольшим и не имел при себе вьючных лошадей, за этот день они проехали свыше сорока миль и остановились на ночлег в усадьбе лорда Эллара аб Гавайна, который был женат на троюродной сестре короля Энгаса. Вскоре после ужина Шайна получила сразу два письма, от Эйрин и Этне, сообщавших, что первый день плавания прошел спокойно, и за десять часов «Фанлеог» прошел почти полторы сотни миль. На корабле было достаточно ведьм, чтобы круглосуточно поддерживать сильный попутный ветер, однако капитан попросил на ночь его ослабить, чтобы команда могла отдохнуть. Но даже при таком режиме они планировали прибыть в абервенский порт самое позднее утром на пятый день путешествия.

— Теперь мы уже точно их не опередим, — сказала Мораг, как раз зашедшая к Шайне, чтобы, по ее собственному выражению, почесать перед сном язык. — Если только не будем гнать как угорелые. Что ни говори, а море сильно сокращает расстояния.

— Зато по суше удобнее, — заметила Шайна. — Я только дважды плавала на кораблях — с Тир Минегана в Ивыдон и через Румнахский залив. Не скажу, что мне понравилось.

— А мне нравится. Если бы Риана предложила сопровождать ее в путешествии на Инис на н-Драйг, я бы охотно согласилась. — Мораг удрученно покачала головой. — И знает же, негодница, что я люблю море, но ни словечка не написала о своих планах.

— Да никаких планов у нее, наверное, не было. Просто стукнуло в голову, она развернулась на полпути до Дын Гаила и поехала в другую сторону. А тебе не написала, так как думала, что ты и дальше будешь сопровождать Эйрин. Сама напиши Риане, она только обрадуется. А завтра вернешься в Рондав и сядешь на первый попавшийся корабль, идущий в Вантайн.

— Ну, не знаю, — неуверенно сказала Мораг. — Это будет выглядеть так, словно я набиваюсь…

Шайна рассмеялась:

— Да тебе просто лень! Ты способна только разглагольствовать о своей пылкой любви к морским приключениям, а как доходит до дела, всегда найдешь причину остаться на берегу.

— Не выдумывай, — обиделась Мораг. — Я была на Инис Шинане.

— Ха! Подумать только, какое отважное путешествие! Целых триста миль от хамрайгского побережья! После этого ты вообразила себя бывалым морским волком и следующие три года сиднем просидела в Эврахе. Оставалась бы там и сейчас, если бы не Эйрин.

— Я собиралась на Шогирские острова…

— Тогда почему не поехала с Айлиш на Ливенах? Оттуда до Шогиров в два раза ближе.

— Просто я никуда не тороплюсь. Еще успею побывать и на Шогирах, и на Инис на н-Драйге. И кстати, хорошо, что не поехала. Тогда бы я не сопровождала Эйрин и не стала свидетелем пробуждения Первозданной. Пропустила бы такое выдающееся событие.

Шайна почувствовала, как сработали почтовые чары, и сразу потянулась к сумке, где лежали листы с заклятием ожидания. Но тут входная дверь резко распахнулась, и в комнату вбежала взволнованная Шаннон. Она была в одном халате, а ее черные волосы блестели от влаги.

— Вы уже знаете?

Шайна мигом догадалась, что это связано с только что полученным письмом. Очевидно, такое же письмо пришло к Шаннон несколькими минутами раньше и принесло не слишком приятные известия.

— Нет, — сказала Мораг, — еще не знаем. А что случилось?

Шаннон вздохнула:

— У нас большие проблемы. Король Энгас умирает…

Глава XX НЕОЖИДАННЫЕ СОЮЗНИКИ

Имар смотрел на мертвого человека в постели и не мог найти в себе хотя бы капли сочувствия к нему. Он лишь жалел, что покойник так легко отделался.

«Повезло же мерзкому подонку! — с досадой думал король. — Если бы на свете существовала справедливость, он умирал бы медленно и мучительно, с осознанием того, что от его болезни существуют лекарства, но ими нельзя воспользоваться, так как они колдовские, нечистые… А впрочем, этот набожный олух и сам бы от них отказался. Умирал бы с молитвой на устах, прославляя Дыва за то, что дал ему силы преодолеть дьявольское искушение…»

Закончив осмотр принца Брогана, мастер Шовар аб Родри, главный королевский медик, сложил инструменты в свой чемоданчик и поднялся.

— Это был сердечный приступ, государь, — сказал он Имару. — Все произошло мгновенно, во сне. Ваш дядя ничего не почувствовал.

— Но ведь отец никогда не жаловался на сердце, — растерянно произнес семнадцатилетний Лаврайн, старший из детей Брогана. — И вообще у него было отличное здоровье, даже насморком редко болел.

— К сожалению, бывает и так, ваше высочество. Иногда сердце отказывает у совершенно здоровых людей, и предотвратить это невозможно. Медицина тут бессильна.

К Лаврайну подбежала самая младшая сестра, Альве, и молча прижалась к нему; он стал гладить ее волнистые светлые волосы. Двое других сестер утешали мать, леди Гвайр, рыдавшую в углу комнаты. Из всей семьи отсутствовал лишь младший сын Брогана, Мевриг, которому недавно исполнилось двенадцать. Как раз вчера он простудился, почти всю ночь не спал из-за сильного жара и кашля и лишь под утро заснул. Его пока не будили.

Имар положил руку на плечо Лаврайна, но ничего говорить не стал. Конечно, он мог бы выдавить из себя фальшивые слова сожаления, но кузен все равно бы ему не поверил. При дворе ни для кого не была тайной глубокая неприязнь между королем и его дядей, которая недавно резко обострилась и приобрела все признаки открытой вражды. В конфликте Имара с верховным поборником принц Броган демонстративно поддержал последнего и прилюдно называл племянника еретиком. Впрочем, сам Айвар аб Фердох нисколько не радовался такой поддержке, так как в кругу своих сторонников Броган жестко критиковал его за уступчивость и нерешительность. Эти слова находили искренний отклик в сердцах радикально настроенной части поборников, крайне недовольных пассивностью своего лидера. Из донесений агентов тайной службы Имар знал, что в Поборническом Совете сформировалась небольшая, но очень активная группа, члены которой стремились усадить Брогана на трон и оказывали на остальных советников неистовое давление с требованием выдвинуть против Имара обвинение в потворствовании врагам Святой Веры.

Разумеется, лорд Айвар не мог этого допустить, ибо понимал, что Имар не замедлит квалифицировать такие действия как попытку государственного переворота. Поэтому при сложившихся обстоятельствах принц Броган представлял собой угрозу и для короля, и для верховного поборника, а его смерть была на руку им обоим. И еще неизвестно, кому из них больше…

В комнату вошел проповедник в белой сутане, с псалтырью в руках. Имар не собирался оставаться и принимать участие в заупокойном молебне, поэтому обратился к врачу:

— Мастер Шовар, я хочу услышать от вас подробный отчет. Но не здесь. Прошу пройти со мной.

— Да, ваше величество.

Они покинули спальню как раз вовремя — за их спинами проповедник с подвыванием начал молить Великого Дыва принять к себе душу его верного раба Брогана.

«Абрадские духовники никогда не называют людей рабами Дыва, — подумал Имар. — Только детьми. А нашим проповедникам не хватает здравомыслия понять, что этим они унижают Всевышнего. Изображают его самодуром, жестоким тираном, относящимся к собственным детям как к рабам…»

Также Имар категорически не воспринимал лахлинского тезиса о вечной загробной жизни, вместо этого склоняясь к учению о переселении душ, которое исповедовали все абрадские доктрины. По его мнению, только дураки могли всерьез верить, что за несколько десятилетий пребывания на земле человек в состоянии заслужить бесконечное блаженство в Кейганте. И вообще тогда бы Небеса были просто битком набиты неисчислимыми душами, накопившимися там за время существования Вселенной. Да и Ан Нувин уже лопнул бы, переполненный сонмищем грешников. Разве это нужно Дыву? Он же создал людей для земной жизни! Другое дело, когда душа, завершив очередной цикл, отправляется на временный отдых в Кейгант, где собирает вместе воспоминания всех прошлых жизней, а потом опять возрождается в земном теле, начиная с чистого листа писать следующую главу книги своего вечного бытия. Сама мысль о такой бесконечной череде перерождений пленяла воображение Имара, в ней он усматривал глубокий и нетривиальный смысл человеческого существования…

В коридоре перед покоями Брогана собралась внушительная толпа придворных, среди которых взгляд короля сразу выхватил стройную фигуру Элвен вер Кайлем, дочери генерала Кайлема аб Рордана, князя Шогайринского. Впрочем, для самого Имара имело гораздо большее значение то обстоятельство, что по материнской линии Элвен приходилась двоюродной сестрой его покойной жене. За последний год она из щуплой девочки-подростка превратилась в красивую юную девушку, необычайно похожую на свою кузину Грайне, и когда Имар смотрел на нее, у него просто дух перехватывало.

Рядом с Элвен стоял Гарван аб Малах, несмотря на свою молодость, снискавший себе славу самого ловкого ловца преступников во всем королевстве. Во время службы в хангованском городском суде он был самым грозным врагом криминального мира столицы, а три года назад, по рекомендации министра права и справедливости лорда Дывлина аб Галховара, Имар назначил его королевским следователем по особым поручениям. На этой должности мастер Гарван уже успел поймать кередигонского шпиона (настоящего, а не выдуманного поборниками), распутать несколько убийств, совершенных на территории Кайр Гвалхала, и разоблачить целый ряд должностных злоупотреблений со стороны нечистых на руку государственных чиновников.

При появлении короля присутствующие склонились в почтительных поклонах. Имар ответил им кивком и подошел к Элвен и Гарвану аб Малаху.

— Хорошо, что вы тут, мастер Гарван, я как раз собирался вас вызвать. Мастер Шовар уверяет, что лорд Броган умер по естественным причинам, но все же допросите свидетелей и предоставьте отчет с вашими выводами. Я хочу, чтобы в этом деле была полная ясность.

— Будет исполнено, государь, — ответил следователь.

— А вы, леди Элвен, — Имар перевел взгляд на девушку, — наверное, пришли поддержать свою тетю и кузин? — Леди Гвайр бан Броган, урожденная вер Рордан, была родной сестрой отца Элвен. — Они как раз молятся за упокой души лорда Брогана, можете присоединиться к ним.

— Боюсь, мое присутствие на молитве не поможет их горю, — ответила Элвен. — Собственно, я шла к вам, государь. Хотела обсудить с вами один вопрос, когда услышала об этой ужасной трагедии. Вы не могли бы уделить мне немного времени?

— Для вас я всегда найду время, — заверил ее Имар. — Сегодня в связи с трауром я отменяю все правительственные встречи и совещания — и все утро буду свободен. Заходите ко мне примерно через полчаса.

— Благодарю, государь.

Имар двинулся дальше по коридору, думая о том, что напоследок Броган оказал ему пусть и небольшую, но услугу — на один день избавил от досадной необходимости общаться с лордом Айваром. Вот если бы еще и верховный поборник протянул ноги… Хотя нет, это бы ничего не изменило. В сложившейся ситуации его преемником изберут такого же ярого фанатика, как и он. А может, даже и худшего.

Дойдя до королевских покоев, Имар проводил мастера Шовара в свой здешний кабинет, меньший по размерам, чем правительственный, а оттого более уютный и теплый.

— Итак, мастер, — заговорил он, устроившись в кресле за письменным столом и предложив доктору присесть, — вы полностью уверены в своем заключении? Исключаете любую возможность убийства?

— Я не стал бы утверждать так безапелляционно, ваше величество, — сдержанно ответил Шовар аб Родри. — Говорю лишь, что смерть наступила в результате сердечного приступа. А что его вызвало — уже другой вопрос.

— То есть лорда Брогана могли отравить?

— Теоретически — да, государь. Или отравить, или… — мастер Шовар помолчал, колеблясь, — или использовать против него магию. Но в обоих случаях наша медицина не в состоянии это определить.

— И одновременно не способна опровергнуть возможность убийства, — заметил Имар. — Поэтому подозрения неминуемо возникнут. Вы наблюдательный человек, мастер, и, наверное, понимаете, что я нисколько не опечален дядиной смертью. Мало того, она мне очень выгодна. Поэтому меня точно заподозрят и будут искать тех, кто мог отравить лорда Брогана по моему приказу. А вы — врач, мой главный медик, еще и назначенный на эту должность по протекции генерала аб Рордана, чьи отношения с лордом Броганом были далеки от дружеских. На вас подумают в первую очередь.

Шовар аб Родри кивнул:

— Благодарю за предупреждение, государь. Но меня могут подозревать только в приготовлении яда. Сам я дать его не мог, так как со вчерашнего вечера не отходил от юного лорда Меврига. Это может подтвердить леди Гвайр, всю ночь просидевшая около сына.

— Вот и хорошо. Не забудьте указать на это, когда мастер Гарван будет брать у вас показания. Он, безусловно, спросит, не исключено ли убийство. Скажите ему то же, что и мне, только не упоминайте о магии.

— Безусловно, государь. В случае с лордом Броганом этот вариант можно не рассматривать — ведь всем известно, каким он был благочестивым. А праведников сам Дыв бережет от нечистых чар.

Последние слова мастер Шовар произнес с серьезным выражением лица, однако в его голосе слышалась сдержанная ирония. За последние полмесяца, минувшие с тех пор, как отношения Имара с поборниками обострились, уже свыше двух десятков придворных и военных осторожно намекнули ему на свое вольнодумие. И если раньше он испытывал злость и досаду из-за невозможности найти людей, разделяющих его взгляды, то теперь он просто не знал, как реагировать на такие боязливые признания. Поэтому пока лишь брал на заметку своих потенциальных сторонников и пристально присматривался к ним, пытаясь понять, кто действительно поддерживает его, а кто является провокатором и действует по указанию верховного поборника…

Отпустив Шовара аб Родри, Имар вызвал камердинера и спросил, не пришла ли еще леди Элвен, а получив утвердительный ответ, приказал немедленно пригласить ее. Он сам встретил девушку у дверей и проводил к мягкому креслу возле камина, в котором весело потрескивали охваченные огнем дрова.

Устроившись в кресле, она расправила на коленях свое сиреневое платье и устремила на Имара серьезный взгляд своих светло-серых глаз.

— Надеюсь, ты не ждешь от меня скорби по лорду Брогану?

Элвен еще с детства привыкла называть его на «ты» в личном общении, а Имар ничуть не возражал, поскольку всегда относился к ней как к младшей сестре. Правда, в последнее время ситуация коренным образом изменилась, ему становилось все труднее видеть в ней просто сестру и сдерживать в себе чувства, ставшие уже далеко не братскими…

— Конечно, не жду, — ответил Имар, сев на стул по другую сторону камина. — Я же знаю, как ты его ненавидела. А тебе хорошо известно о моей ненависти к нему. Я только жалею, что он умер быстро и безболезненно.

— Тогда можешь успокоиться, все было не так. Броган знал, что умирает. И мучился перед смертью.

Имар удивленно взглянул на нее:

— С чего ты взяла? Мастер Шовар сказал…

— Он сказал то, что должны были услышать другие, — прервала его Элвен. — На самом деле Броган умер не от сердечного приступа. Этого выродка убила я.

На какую-то секунду Имар оторопел, потом вскочил на ноги, опрометью бросился к двери и резко распахнул ее. К счастью, в передней никого не было. Гвардейцы стояли на страже в коридоре, а камердинер находился в другой комнате. Заслышав стук двери, он поспешно прибежал к королю.

— Да, государь?

— Нет, ничего, — ответил Имар. — Мне просто послышалось. Возвращайтесь к своим делам.

— Слушаюсь, государь. — Слуга поклонился и вышел.

А Имар закрыл дверь кабинета и укоризненно произнес:

— Больше так не шути, Элвен. Если бы кто-нибудь тебя услышал… Что же тогда я должен был сделать? Убить ни в чем не повинного человека?

Девушка натянуто улыбнулась:

— Я вовсе не шучу. И ты это понимаешь, просто даешь мне возможность отказаться от своих слов. Но я не откажусь. Можешь не бояться, что нас подслушают. Я за этим слежу.

— Следишь? — озадаченно переспросил Имар. — Как?

В ответ Элвен молча протянула руку в направлении стола. Стоявший там серебряный подсвечник медленно поднялся в воздух и, перелетев через полкомнаты, сам лег в ее ладонь.

— Я могла бы придумать какую-нибудь более эффектную демонстрацию моей силы, — сказала она, поднявшись с кресла и поставив светильник на каменную полку, — но не хотела тебя пугать… Однако вижу, все равно напугала. Надеюсь, не до такой степени, чтобы ты позвал стражу…

— Я бы ни за что… никогда… — пробормотал вконец ошарашенный Имар. — О, Дыв милостивый! Значит, ты… ты…

— Да, я колдунья, — невозмутимо подтвердила Элвен.

Вернее, как понял через мгновение король, она лишь изображала невозмутимость, а на самом деле была очень взволнована, о чем свидетельствовала мелкая дрожь ее губ.

— И сегодня ночью я впервые использовала чары для убийства. Не скажу, что это было легко.

Имар вновь бросил настороженный взгляд на дверь. Несмотря на уверения Элвен, он весь холодел от страха, что их разговор могут услышать.

— И давно ты… ну, это… умеешь колдовать?

— Да уже давненько. С восьми лет.

— О, нет… — простонал Имар, подойдя к стулу и тяжело опустившись на него. — Твои родители об этом знают?

— Нет, — покачала головой Элвен, продолжая стоять перед ним. — Я им ничего не сказала.

— Боялась, что отдадут тебя поборникам?

— Ну, отец бы меня точно не предал. А мама… она слишком набожна. С моей стороны было бы жестоко подвергать ее такому испытанию, заставляя делать выбор между любовью к дочери и верностью своим религиозным убеждениям.

— Ты думала так в восемь лет? — недоверчиво спросил Имар.

— Конечно нет. Это слова мастера Шовара.

— Так он знает о тебе?!

Девушка утвердительно кивнула:

— Он колдун. И мой учитель.

При этом известии Имар лишь тихо вздохнул:

— А я еще жалел, что у меня нет на службе колдуна. Теперь, наверное, нужно жалеть, что не нанял мастера Шовара раньше. Если бы пять лет назад он был главным медиком… все бы сложилось иначе.

Элвен наконец села в кресло.

— Тогда мастер Шовар приготовил лечебную настойку для Грайне. Но мы не смогли вовремя ее дать из-за проклятого Брогана. Прежде чем убить его, я сказала, за что он умрет.

Между ними воцарилось молчание. Имар смотрел на Элвен и все еще не мог до конца поверить, что она колдунья. Несмотря на все свое вольнодумие, он испытывал панический страх перед чарами и помимо собственной воли, по укоренившейся с детства привычке, представлял колдунов жестокими и бездушными нелюдями. А Элвен совершенно не вписывалась в этот образ, даром что бесстыдно призналась в убийстве и не выказывала никакого покаяния за свой поступок. Тут Имар не мог ее осуждать, поскольку и сам страстно желал смерти дяди и уже давно потерял счет планам мести, которые разработал в течение этих пяти лет, но так и не отваживался воплотить в жизнь. А вот Элвин отважилась — и этим засвидетельствовала, что она храбрее, решительнее государя…

— Тебя никто не заметил?

— Нет, — уверенно ответила она. — Об этом не волнуйся. Ни одна душа не видела, как я заходила в покои Брогана. Точно так же никто не видел меня в коридорах. А слуги уверены, что в эту ночь я вообще не выходила из своей комнаты.

— Все равно будь начеку, — предупредил Имар. — Особенно с мастером Гарваном. Он чертовски проницателен, видит людей насквозь.

— Знаю. Но с ним никаких проблем. Гарван был со мной, когда я разбиралась с Броганом, и следил, чтобы никто мне не помешал. Он тоже колдун.

От неожиданности Ивар закашлялся:

— И он?.. Да сколько же вас?!

— Только мы трое во всем Ханговане. Еще Гарван нашел двоих маленьких мальчиков с колдовским даром и позаботился о том, чтобы они переехали на Абрад. А однажды встретил на Рыночной площади молодую колдунью, однако она, почувствовав его магию, испугалась и убежала. Разыскать ее не удалось. Наверное, бедная женщина скрылась из города.

— Похоже, что так, — согласился Имар, которому сразу вспомнилось письмо Бренана аб Грифида, в котором тот, среди прочего, рассказывал о своей единственной встрече с колдуном на Лахлине. Обнаружив в проходившем мимо него человеке магическую силу, парень едва не лишился сознания от страха. Перво-наперво ему пришло в голову, что поборники уже разоблачили этого колдуна и теперь следили за ним, надеясь поймать кого-нибудь еще. Наверное, и та колдунья, встретив Гарвана аб Малаха, подумала о том же…

— Мне очень повезло, — продолжала Элвен, — что мастер Шовар обратил на меня внимание. Заметить взрослого колдуна нетрудно, он светится, но чтобы разглядеть непробужденную колдовскую силу, нужно специально присмотреться. Если бы не эта случайность, я бы почти наверняка попала на костер. Когда мой дар к чарам начал проявляться, это проходило весьма бурно, и лишь благодаря мастеру Шовару мне удалось не выдать себя. Он даже заразил меня ветрянкой, чтобы в самый трудный период, когда я училась сдерживать свою силу, со мной общалось как можно меньше людей.

— Твою болезнь я помню, — сказал Имар. — Тогда Грайне была очень расстроена, что не может навестить тебя, так как сама ветрянкой не болела… — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Почему ты до сих пор на Лахлине, Элвен? Почему здесь остались мастер Шовар и мастер Гарван? Тебе же достаточно было украсть одну из материнских драгоценностей, чтобы оплатить ваш переезд на Абрад. А теперь у тебя вдоволь и своих собственных. Почему не взяла их и не убежала из этой проклятой страны? Только не говори, что любишь Лахлин, он не заслуживает любви. И тем более не заслуживают ее лахлинцы. Они достойны только жалости и презрения.

Элвен отвела от него взгляд и засмотрелась в окно, за которым гуляла метель. Она началась еще вчера вечером, всю ночь настойчиво хлестала снегом в стекла и даже к утру нисколько не утихла.

— На первых порах я просто боялась, — заговорила девушка. — Перспектива переезда на грешный, нечестивый Абрад пугала меня сильнее, чем угроза со стороны поборников. Сейчас мне самой трудно в это поверить, но так и было. Благо никогда не приходило в голову во всем сознаться и покаяться. Мастер Шовар нашел нужные слова, чтобы убедить меня в напрасности надежд на милосердие Конгрегации.

— А тебе хватило ума прислушаться к его аргументам, — кивнул Имар. — Ну ладно, я согласен, ты не могла в одночасье избавиться от суеверий. Но, в конце концов, страх перед Абрадом прошел. Что же дальше удерживало тебя на Лахлине?

— Опять страх, — ответила Элвен. — Страх навсегда потерять маму, отца, братьев, кузин и кузенов, оказаться в чужой стране, среди чужих людей, без средств к существованию… Впрочем, и мастер Шовар, и Гарван клялись заботиться обо мне, уверяли, что на Абраде колдуны не бедствуют. Но ты и сам понимаешь, что их представления о средствах к существованию очень отличаются от моих. — Она смущенно улыбнулась. — В свое время меня пугала сама мысль о том, что мне придется жить, как простой горожанке. Но вскоре и это прошло, я поняла, что на свете есть вещи поважнее богатства и знатности. Наверное, я бы все-таки поехала на Абрад, если бы не смерть Грайне. Она все изменила, хоть и не сразу. Сначала я просто решила подождать с отъездом, чтобы при удобном случае отомстить лорду Брогану. А потом увидела, что ты точно так же ненавидишь поборников, как и я. И тогда… — Элвен заколебалась. — Ты просил не говорить о любви к стране. Хорошо, не буду. Может быть, Лахлин действительно не заслуживает любви. Но я люблю близких мне людей, родственников, друзей, живущих на этой земле, и хочу освободить их из-под власти Конгрегации. Сама бы я ничего не сделала, зато с тобой… Королям и раньше удавалось укротить поборников, но они, к сожалению, не шли до конца, не уничтожали их окончательно. Я уверена, ты не допустишь такой ошибки.

Имар удрученно вздохнул:

— Элвен, ты не понимаешь. Все это безнадежно. У меня нет ни единого шанса победить…

— Есть! Со мной — есть. С нами — есть! Поверь, мы на многое способны. Смерть Брогана — это сущая ерунда. Если захочешь, то уже завтра Айвар аб Фердох упадет с лестницы и свернет себе шею. Или Дворец Святой Веры рухнет в то самое время, когда там соберется на свое заседание Поборнический Совет.

Имар ошеломленно уставился на нее:

— Ты серьезно?

— Абсолютно, — с показным безразличием подтвердила Элвен. — Мы давно могли уничтожить всю верхушку поборников. Но от одного этого было бы мало пользы, так как на место погибших предводителей пришли бы новые, ничем не лучше своих предшественников. Другое дело, если объединить такие силовые методы с политическими и обеспечить прохождение в Поборнический Совет послушных людей. Но это может сделать только король. Поэтому мы и ждали, когда ты решишься выступить против поборников.

— А если бы не решился?

— Это бессмысленный вопрос. Случилось то, что случилось, и уже ничего не изменишь. Я знала, что ты не сможешь долго терпеть. Не было бы кузин ведьмака — нашлась бы какая-нибудь другая причина.

— И все-таки, — настаивал Имар. — Что ты собиралась делать, если бы я не стал конфликтовать с поборниками? Ты же, наверное, определила какой-то крайний срок. И как бы поступила тогда — поехала бы на Абрад?

Элвен ответила ему прямым, уверенным, решительным взглядом.

— Я бы все равно открылась. Но тогда вышло бы, что подтолкнула тебя к действиям, фактически принудила к ним, а так было бы неправильно. Это должен быть твой личный выбор. Только твой, и ничей другой.

— Мой выбор… — задумчиво повторил Имар. Он поднялся, взял пару поленьев и подкинул их в огонь в камине. Жаркие языки пламени жадно набросились на свежую древесину. — Элвен, скажи: есть ли хоть малейшая надежда, что я уговорю тебя уехать с Лахлина?

— И не думай об этом, — покачала она головой. — Я останусь тут и буду бороться вместе с тобой. Даже не мечтай избавиться от меня.

— Я и не хочу избавляться от тебя. — Имар придвинул к девушке свой стул и взял ее за руку. — Но пойми, что теперь мне не будет покоя, я буду постоянно волноваться, не находить себе места. Каждую минуту, каждую секунду ты рискуешь жизнью, а я… я бессилен помочь тебе, защитить тебя.

Элвен ласково улыбнулась ему, а взгляд ее больших серых глаз, в которых танцевали отблески огня в камине, стал нежным и одновременно страстным.

— Не бойся за меня, Имар. Я могущественная колдунья и сама могу постоять за себя.

— Не сомневаюсь в твоей силе, но… Я каждый день читаю отчеты Конгрегации, Элвен. В основном там идет речь о надуманных делах, поборникам нужно держать народ в постоянном страхе, поэтому они ложно обвиняют людей в использовании чар и сжигают их в угоду кровожадной толпе. Однако время от времени находят и настоящих колдунов. Те защищаются, убивают или калечат своих врагов, но в конце концов поборники берут верх, превосходя их количеством. Как ты сама признала, за все эти годы мастер Гарван встретил в Ханговане лишь одного взрослого человека с даром к чарам. А это свидетельствует о том, что Конгрегация достигла немалых успехов в искоренении колдовства.

— Да уж, успехи выдающиеся, — хмуро произнесла Элвен, забрав свою ладонь из его рук. Ее глаза исполнились гнева. — Эти нелюди уничтожают всех детей, каких только заподозрят во владении магией. А народ терпит, еще и благословляет детоубийц. Ты прав, лахлинцы заслуживают лишь презрения… — Она тихо вздохнула. — Поверь, Имар, я действительно могу защитить себя. В отличие от тех колдунов, с которыми имели дело поборники, я не самоучка, у меня с самого начала был учитель. Мастер Шовар не только делился со мной своими знаниями и опытом, но также предостерегал от ошибок, допущенных им самим. Кроме того, мы учитываем возможность разоблачения, у нас всегда наготове тщательно разработанный план побега.

— Даже самый идеальный план не в состоянии все предусмотреть, — заметил Имар.

— Да, конечно, — согласилась Элвен. — Однако я не глупа и не поставлю себя в такую безвыходную ситуацию. Знатное происхождение надежно защищает меня от всяческих наветов, а с чарами я крайне осторожна, никогда не использую магию, если существует хотя бы малейший риск, что это кто-нибудь заметит.

— Чтобы тебя заподозрили, не нужно чаровать на людях. Как правило, взрослых колдунов разоблачают по косвенным доказательствам.

— Поборники не осмелятся арестовать меня на основании одних лишь подозрений. Они начнут следствие, установят за мной слежку, а я сразу об этом узнаю.

— Тогда может быть поздно…

— Не будет, обещаю. Я очень ценю свою жизнь и в ближайшее время умирать не собираюсь. Моя героическая гибель не принесет никакой пользы, лишь опечалит родных и обрадует поборников.

— Ну что же, — произнес Имар, осознав, что уже никак не сможет переубедить ее. — Надеюсь, ты понимаешь…

Он замолчал, так как в это мгновение Элвен насторожилась и взглянула на дверь:

— Сюда идут.

Как выяснилось, пришли вице-канцлер и первый лорд казначейства с неотложными делами, требующими королевской резолюции. Имару пришлось отпустить Элвен и следующие полчаса провести с чиновниками, выслушивая их комментарии к принесенным на подпись документам. Вернее, делать вид, что слушает, а на самом деле пропускать большинство объяснений мимо ушей, так как в данный момент мог думать лишь о своем разговоре с Элвен. При других обстоятельствах Имар, наверное, до смерти бы испугался, узнав, что под боком у него живут три колдуна. Но одной из них была девушка, к которой он чувствовал глубокую симпатию или даже больше, чем просто симпатию, — и это существенно смягчило его реакцию на такое ошеломляющее известие. А когда шок миновал, у него даже голова закружилась от перспективы сотрудничества с колдунами, которые, по утверждению Элвен, способны одним ударом уничтожить все высшее руководство Конгрегации. Представшая в воображении Имара картина до основания разрушенного Дворца Святой Веры была невероятно соблазнительна, хотя он и понимал, что куда более эффективными будут другие действия, не такие грубые и прямолинейные, а более тонкие и осторожные, позволяющие достичь нужного результата, не вызвав в обществе никаких подозрений в сговоре короля с колдунами. У Имара уже возникло несколько идей, пока еще схематических и неуверенных. Кроме того, он совершенно не разбирался в магии, поэтому не имел ни малейшего представления, возможна ли их практическая реализация…

Несмотря на решение отменить на сегодня все встречи и совещания, Имар так и не освободил свое утро от правительственных хлопот. После вице-канцлера с казначеем к нему пришли, тоже с неотложными делами, военные руководители — генерал-полковник Кайлем аб Рордан, начальник Главного штаба Армии и Флота, и генерал-капитан Лонан аб Гораг, командующий королевской гвардией. Лахлин уже много столетий не вел полномасштабных войн, однако работы его вооруженным силам всегда хватало. На море сущим бедствием были пираты; они наседали на остров со всех сторон, привлеченные отсутствием ведьм и колдунов, которые представляли для них наибольшую угрозу. Флот прежде всего охранял от пиратов западные и южные порты и пути через Кередигонское море, поскольку лахлинская экономика издавна находилась в критической зависимости от торговли с Абрадом, а все восточное побережье оставалось практически беззащитным и постоянно подвергалось нападениям. Ситуация усугублялась еще и тем обстоятельством, что у пиратов был надежный приют на Инис Гварлане, небольшом островке, расположенном за две сотни миль на юго-восток от Лахлина. Местные князья из поколения в поколение покровительствовали «береговому братству», получая от этого немалую выгоду, а все попытки лахлинских королей усмирить маленький Инис Гварлан, бывший для них костью в горле, непременно терпели фиаско. Гварланские колдуны, хоть и не одобряли заигрывания своих правителей с пиратами, совсем не горели желанием попасть под власть поборников, поэтому все как один выступали против лахлинцев. Их чары, вместе с надежными стальными пушками, заряжающимися бездымным магическим порохом, позволяли успешно отражать атаки врага, который имел в своем распоряжении главным образом чугунные пушки и исключительно дымный порох.

Имар, в отличие от своих предшественников, не собирался отправлять флот для очередной попытки завоевания Инис Гварлана. Такие экспедиции всякий раз заканчивались потерей кораблей, что, в свою очередь, приводило к ослаблению обороны лахлинского побережья с моря и существенно добавляло работы сухопутным войскам. А кроме отражения пиратских вторжений, у армии были и другие задачи — поддерживать порядок на всей территории королевства, бороться с многочисленными разбойничьими шайками и раз за разом подавлять стихийные восстания среди крестьян, доведенных до отчаяния чрезмерными налогами. Подростком Имар жалел этих несчастных людей и уговаривал деда не обирать их до нитки, но со временем понял, что налоги на Лахлине по сравнению с Абрадом и так невелики, а вся проблема заключается в низкой эффективности местного сельского хозяйства. Вот если бы крестьяне требовали каких-нибудь реальных мер по улучшению условий их труда, скажем, разрешения на ввоз и использование абрадских удобрений, то Имар, опираясь на народную поддержку, мог бы издать соответствующий указ и провести его через Поборнический Совет. Однако никто не выдвигал таких условий: суеверные лахлинцы предпочитали прозябать в нищете, нежели допустить осквернение благословенной лахлинской земли мерзким колдовским зельем. А самое смешное и одновременно печальное заключалось в том, что они охотно ели хлеб, мука которого изготавливалась из абрадского зерна, выращенного с использованием того самого «мерзкого зелья». Еще в тринадцатом веке, когда от голода вымерла добрая четверть населения Лахлина, авторитетная комиссия из поборников и проповедников пришла к выводу, что колдовские удобрения портят лишь землю, а не растительность на ней, поэтому разрешила завозить продовольствие с Абрада, которое после надлежащего освящения объявлялось пригодным к употреблению. Все, кто имел голову на плечах, прекрасно понимали, что это было вынужденное решение и поборникам пришлось наступить на горло собственной песне, так как Лахлин уже не мог прокормить себя сам. Однако простые люди без колебаний поверили в эту ерунду и даже подшучивали над глупыми абрадцами, осквернявшими свою землю чарами, чтобы продавать чистое зерно лахлинцам…

На сегодняшнем совещании с военными речь шла об очередном бунте, но на этот раз не крестьянском. На прошлой неделе на каменоломне в Архарском предгорье, что за восемьдесят миль от столицы, надзиратели потеряли бдительность из-за острого отравления испорченным мясом, а каторжники, не замедлив этим воспользоваться, подняли восстание. Получив свободу, часть из них просто разбежалась кто куда, однако большинство, почти две сотни, забрав оружие, амуницию и продовольственные припасы, организованно двинулись в горы. Поскольку началась зима, их решили не преследовать, а просто перекрыли все дороги и стали ждать, когда беглецы, замерзшие и проголодавшиеся, начнут возвращаться сами. Как раз сегодня утром в Хангован прибыл курьер с сообщением, что вчера в руки военных сдалось четыре десятка каторжников, рассказавших, что в лагере беглецов появился колдун. Собственно, в этом не было ничего необычного: колдуны и раньше пытались присоединиться к народным волнениям, однако бунтовщики не желали иметь с ними ничего общего и прогоняли их, а иногда даже убивали и передавали изуродованные тела «слуг Китрайла» поборникам с пылкими уверениями в преданности Святой Вере. Так и на сей раз предводители восставших узников, пятеро отчаянных разбойников, избежавших виселицы лишь благодаря своей физической силе, которую суд счел полезной для работы в каменоломне, надумали порешить невысокого сухощавого юношу лет двадцати, пришедшего в пещеры, где прятались беглецы, назвавшегося Эйнаром аб Диланом из Таркаррая и предложившего к их услугам свою магию. Он держался очень самоуверенно и, как засвидетельствовали последующие события, имел на это все основания. Пятеро предводителей, бросившиеся было на него с мечами, упали замертво, не сделав и двух шагов; такая же участь постигла и нескольких их помощников, пытавшихся подстрелить колдуна из ружей и арбалетов. А еще среди каторжников нашлось около дюжины фанатиков, пренебрегших таким ясным и недвусмысленным предупреждением и подхвативших оружие павших, — ясное дело, они не успели им воспользоваться.

Наверное, колдуну, несмотря на всю его силу, все-таки пришлось бы уйти ни с чем, если бы большинство каторжников на Архарской каменоломне не составляли осужденные за преступления против веры. Некоторые из них были настоящими еретиками, пусть и умеренными, так как все заядлые вероотступники попадали на костер. Впрочем, даже те узники, которых обвинили безосновательно, за время пребывания на каторге утратили былую твердость в вере и кто охотно, а кто через силу наконец признали, что такой могущественный колдун им пригодится. Беглецы выбрали новых предводителей — четверых несомненных еретиков, одного бывшего армейского лейтенанта, осужденного к пожизненной каторге за убийство неверной жены, и конечно же самого Эйнара аб Дилана.

После длительного совещания нового руководства старший из них по возрасту, Аврон аб Кадуган, раньше преподававший историю в Хангованской офицерской академии, сказал людям, что теперь им нет места на Лахлине, а их единственный шанс на спасение — пробиться на западное побережье и захватить корабль для побега на Абрад. Но это станет возможным только весной, а зиму им придется переждать в горах, что вполне реально с учетом присутствия среди них колдуна, взявшегося позаботиться и о поставках продовольствия, и об обогреве пещер.

К вечеру в пещерах действительно стало тепло, а Эйнар аб Дилан, отсутствовавший целую ночь, к утру притащил неизвестно откуда подводу с тремя свиными тушами и несколькими тюками картошки и пшена. Такая демонстрация колдовских возможностей поразила людей еще больше, чем легкость, с которой накануне Эйнар одолел своих противников. Однако не все этому обрадовались: у некоторых мясо, добытое (а может, и созданное) при помощи чар, застревало в горле, а тепло в пещерах, явно магического происхождения, жгло им кожу. А тут еще и вероотступники, захватив власть, стали открыто проповедовать свои ереси, из-за чего терпение добропорядочных убийц и грабителей окончательно лопнуло. Утром следующего дня свыше полусотни бунтовщиков покинули лагерь и стали спускаться в долину, сочтя лучшим сдаться на милость военных. Правда, на полдороге кое-кто из них передумал и вернулся, но большинство осуществило свой замысел…

— Я уже отправил срочную депешу в Таркаррай, — закончил свой доклад генерал аб Гораг, в чьем ведении находилась охрана тюрем и каторжных заведений. — Приказал собрать информацию про всех местных Эйнаров аб Диланов, выяснить, кто из них соответствует описанию нашего колдуна и в данный момент отсутствует в городе. Гм… Хотя, наверное, это ненастоящее имя.

— Не наверное, а точно, — кивнул Имар. — Колдун Эйнар аб Дилан из Таркаррая жил в десятом столетии. Он погиб недалеко отсюда, в Соборе Первых Святых, после того как прожег огненным шаром большущую дыру в груди тогдашнего верховного поборника. А прежде чем его убили, успел отправить на тот свет еще с два десятка поборников и нескольких проповедников.

— О! — протянул Лонан аб Гораг. — Я ничего не слышал об этом, государь.

— А я слышал, — сказал Кайлем аб Рордан. — Только не знал, как звали того колдуна. Но поборники точно знают. И сейчас, вероятно, сатанеют от злости.

Чувствовалось, что новое обстоятельство этого дела очень позабавило отца Элвен. Он ни в коем случае не был вольнодумцем, однако ненавидел поборников, считал их надменными выскочками, забывшими о своем первейшем долге — верно служить королю и князьям.

Генерал аб Гораг тоже принадлежал к высшей знати и точно так же относился к поборникам, однако был не расположен к тому, чтобы разделять злорадство своего непосредственного начальника. Появление среди бунтовщиков колдуна означало, что командование переходит к Конгрегации, а сотрудничество армии с поборниками никогда не проходило гладко и всегда приводило к серьезным конфликтам. Кроме того, судя по силе новоявленного Эйнара аб Дилана, его обезвреживание обойдется большими потерями; при этом поборники, по своему обыкновению, будут прятаться за спинами военных, обвиняя их во всех неудачах, а все успехи припишут себе.

— Как я понимаю, — вновь заговорил Имар, — ни колдун, ни другие предводители бунтовщиков не препятствовали тем, кто решил уйти от них?

— Нет, государь, — ответил Лонан аб Гораг. — Они уговаривали их остаться, но не пытались задержать.

— Значит, — продолжал король, — у всех была возможность сдаться. А те, кто этого не сделал, превратились из простых беглецов в сообщников колдуна. Это уже исключительная компетенция поборников, поскольку закон однозначно утверждает, что преступления против веры имеют приоритет перед уголовными и государственными.

Кайлем аб Рордан улыбнулся и едва заметно кивнул, одобряя ход мыслей своего государя. А до сих пор хмурое лицо гвардейского генерала прояснилось.

— Так получается, что…

— Вот именно, — подтвердил Имар с притворным огорчением. — Этим должны заниматься наши отважные поборники, призванные защищать благословенную лахлинскую землю от колдовской скверны. Армия будет им только мешать — ведь военные, посмотрим правде в глаза, не обучены бороться с адскими выродками. Поэтому прикажите своим подчиненным не предпринимать наступательных действий, а просто держать осаду до прибытия центурий Конгрегации. А тогда пусть присоединяются к поиску беглецов, не запятнавших себя сотрудничеством с колдуном.

— Слушаюсь, государь.

— И еще одно. Приказ о немедленной казни схваченных преступников распространяется и на тех, кто раскаялся и сдался. Они спасли свои души от вечного проклятия, отказавшись идти за колдуном, но должны заплатить жизнью за участие в бунте.

— Будет исполнено, государь, — заверил его Лонан аб Гораг. — Я немедленно отправлю соответствующие распоряжения.

Оба генерала без объяснений поняли его замысел. Если бы пленники попали в руки поборников, те могли отложить исполнение приговора, пустив лживые слухи, будто бы их помиловали. Кое-кто из остававшихся в горах беглецов мог попасться на эту удочку, поверить, что ему действительно даруют жизнь, и сдаться. А так все осознают, что им нет спасения, поэтому будут биться до конца, но один только Дыв знает, какую цену придется заплатить за подавление этого бунта. Однако в любом случае заплатят ее поборники — как жизнями, так и репутацией. И чем больше их погибнет, чем дольше продержатся бунтовщики, тем сильнее пострадает авторитет Конгрегации в целом и ее руководства в частности. Понятно, что простой народ по-прежнему будет молиться на поборников, однако для Имара была важна позиция дворянства, которое очень чутко реагировало на любые изменения в балансе сил между королем и Поборническим Советом. Еще вчера Имар не верил, что ему удастся победить в этом противостоянии, но сегодня Элвен подарила ему надежду. И сегодня же, по удивительному стечению обстоятельств, пришло известие о том, что обычный тюремный бунт внезапно перерос в восстание еретиков во главе с колдуном.

Но совпадение ли это?..

После обеда к королю пришел Гарван аб Малах с отчетом, подтверждающим заключение мастера Шовара о естественной причине смерти лорда Брогана. Пока он докладывал о результатах допроса свидетелей, Имар внимательно присматривался к нему, пытаясь отыскать хотя бы малейшие внешние признаки, указывающие на его колдовскую сущность, однако ничего не находил. Перед ним был обычный молодой человек двадцати шести лет, довольно высокий, хоть и ниже Имара, крепкого телосложения, темноволосый, с острыми чертами лица, которые лишь с большой натяжкой можно было назвать привлекательными.

Если бы мастера Гарвана разоблачили, то, вне всяких сомнений, приписали бы его успехи в охоте за преступниками проявлениям колдовского дара. Но до сих пор это никому и в голову не приходило, поскольку он, в отличие от большинства следователей, в своих выводах всегда опирался на подробный анализ вещественных доказательств и свидетельств очевидцев. За это судьи и ценили Гарвана аб Малаха, который никогда не апеллировал к эмоциям, не призывал доверять его чутью и интуиции, а просто приводил факты, убедительно указывающие на вину или невиновность подсудимого…

Когда мастер Гарван закончил изложение дела, Имар, выразительно посмотрев на дверь, спросил:

— Так оснований для подозрений нет?

— Никаких, государь, — ответил следователь, сообразив, о чем идет речь. — Нас никто не подслушивает. До недавних пор под дверью стоял ваш камердинер, но когда убедился, что ничего сенсационного не будет, ушел прочь.

— Вот и хорошо, — сказал Имар, внезапно испытав острый приступ зависти к колдовскому дару своего собеседника.

«О, Дыв! Почему он, почему не я? Ты же любишь шутить, я знаю. А представь только, какая фантастическая была бы шутка — король-колдун на лахлинском троне!.. Впрочем, Лахлин еще может получить королеву-колдунью…»

Испугавшись одной мысли об этом — испугавшись не за себя, а за Элвен, — Имар торопливо продолжил:

— Значит, вы знаете, что мне известно о вас.

— Да, государь. Леди Элвен еще две недели назад решила открыться вам, ждала лишь подходящего случая. — Мастер Гарван немного помолчал. — Хотя я думаю, что она просто оттягивала этот момент. Боялась… нет, не того, что вы отдадите ее поборникам, а отвернетесь от нее, возненавидите. Но дальше откладывать было нельзя.

— Из-за восстания в Архарах? — предположил Имар.

— Да, — удивленно подтвердил Гарван аб Малах. — А леди Элвен вроде бы говорила, что ваш разговор прервали и она не успела рассказать вам об этом. Наверное, я неправильно ее понял.

— Нет, вы правильно поняли. Просто я сам догадался: слишком удачно все совпало. А еще, когда я спросил, сколько вас — то есть колдунов — всего, Элвен ответила, что трое, и уточнила — в Ханговане. Получается, вы знакомы с тем юношей, называющим себя Эйнаром аб Диланом из Таркаррая?

— Да, государь, знакомы. Недавно он разыскал нас и предложил объединить наши усилия.

— А как его зовут на самом деле?

— Он не хочет раскрывать свое настоящее имя. Просит называть его Эйнаром аб Диланом.

— Но это же неправильно, — заметил Имар. — Он знает, кто вы такие, а вам ничего не известно о нем.

Гарван аб Малах смущенно отвел взгляд:

— Мы тоже знаем. Только он просил никому не говорить.

Имар невозмутимо кивнул:

— Тогда все справедливо. Он никому не рассказывает о вас, вы — о нем. Значит, пусть будет Эйнар аб Дилан. Какие у него намерения?

— До весны будет сидеть в горах, отбивая атаки поборников. Леди Элвен попросит вас отвести правительственные войска на том основании, что…

— Я уже отдал такой приказ. Борьбой с колдовством и ересями должна заниматься Конгрегация. А что дальше?

— Леди Элвен уверена, что в течение зимы к восстанию присоединятся многие лахлинские колдуны. Собственно, для этого все и было задумано. Просто ходить по городам и селам, выискивая людей с колдовским даром, нереально. А так они сами придут. Причем придут те, кто готов бороться.

— Логично, — согласился Имар. — Ну хорошо, весной у Эйнара аб Дилана соберется отряд колдунов. И что он будет делать? Двинется на Хангован?

— Ни в коем случае, государь. Восстание не направлено против королевской власти, его цель — объединить колдунов для борьбы с Конгрегацией. Но о деталях вам лучше поговорить с леди Элвен. Это она все спланировала, а Эйнар выполняет ее приказы. Как и мы с мастером Шоваром.

— Даже так? — удивился Имар. — А я думал, что главный среди вас мастер Шовар…

Гарван аб Малах покачал головой:

— Мы все подчиняемся леди Элвен. Еще пять лет назад я и мастер Шовар принесли ей колдовскую присягу. Эйнар еще не присягнул, но безоговорочно признает ее превосходство.

— Из-за ее происхождения?

— Нет, государь, из-за магической силы. Леди Элвен самая могущественная из нас. Она уже давно превзошла и меня, и мастера Шовара. Пока что уступает Эйнару в умении, но он все равно ей подчиняется. Понимает, что его преимущество продержится недолго.

— Понятно, — кивнул король. — И еще один вопрос, который меня очень волнует. Леди Элвен уверяла, что не боится поборников и в случае разоблачения сможет себя защитить. Вы тоже говорите, что она могущественная колдунья. Но… Что вам известно о ведьмаке Бренане аб Грифиде?

— То же, что и вам, государь. Леди Элвен очень заинтересовалась этой историей, поэтому я разыскал в архиве Священной Канцелярии все материалы дела, включая письмо ведьмака к родным.

При этом известии у Имара отвисла челюсть. Священная Канцелярия была подчинена лично верховному поборнику, который осуществлял через нее руководство как Конгрегацией Святой Веры, так и Конфессорией Истинного Слова Дыва, так как одновременно был и главным проповедником Лахлина. Королевские чиновники и военные неоднократно пытались заслать в Священную Канцелярию шпионов или подкупить кого-нибудь из ее служителей, но все напрасно — поборники надежно оберегали свои тайны и не подпускали к ним посторонних. Однако все их предосторожности оказались напрасными перед колдовским умением Гарвана аб Малаха.

По убеждению Имара, доступ к секретным документам Конгрегации был потенциально более грозным оружием, чем даже возможность одним ударом уничтожить всю верхушку поборников. Он чуть не набросился на мастера Гарвана с доброй сотней вопросов, но в последнюю минуту сдержался. Они еще успеют это обсудить.

— Тогда вы должны знать, что ведьма Айлиш вер Нив не отважилась забрать мальчика-ведьмака, так как боялась, что с двумя детьми ее поймают. Ведьма — и боялась! А она наверняка могущественнее леди Элвен.

— Да, могущественнее, — подтвердил мастер Гарван. — Сам я никогда с ведьмами не встречался, но читал о них и знаю, что даже самые сильные колдуны не могут тягаться с ними. Однако в этом случае сила не главное. Айлиш вер Нив просто не знала, как выжить на Лахлине. А леди Элвен знает. И ей хватает силы, чтобы полностью реализовать это знание.

— Так вы можете дать мне слово, что она в абсолютной безопасности?

— Абсолютной безопасности не бывает, государь. Но с недавних пор мы с мастером Шоваром перестали бояться, что леди Элвен застанут врасплох. О малейших подозрениях относительно нее я буду знать заранее, так как каждую ночь просматриваю все бумаги, попадающие на стол к верховному поборнику. Вы же понимаете, что без его санкции никто не осмелится тронуть ее.

— Понимаю, — сказал Имар. — И это меня немного успокаивает… Гм. А вы уже нашли в тех бумагах что-то важное для нас?

— Да, и много. Со всех представляющих ценность документов я снимаю копии… ну, не в том смысле, что переписываю, а делаю точный отпечаток при помощи чар и передаю леди Элвен. Она вас с ними ознакомит. Там, в частности, есть толстая папка с доносами на вас. И это лишь подборка самых веских обвинений, так как остальные отправляют в архив. Если будет ваша воля, я и там поищу.

— Нет, не нужно, — ответил Имар, для которого это не стало неожиданностью. Он нисколько не сомневался, что многие слуги и придворные регулярно докладывают поборникам о каждом его шаге. — Лучше разыщите все доносы на леди Элвен.

— Я сделал это еще две недели назад, когда впервые смог попасть в Канцелярию, — ответил Гарван аб Малах. — Ничего серьезного не нашел, только разные глупости, которые пишут на всех. Леди Элвен всегда была осторожна и не привлекала к себе лишнего внимания. Поэтому не волнуйтесь о ней, государь. Куда большая опасность угрожает вам. Поборники слишком осторожны, чтобы писать об этом даже в самых секретных своих документах, но у меня есть веские основания подозревать, что в конфиденциальных разговорах они серьезно рассматривают возможность вашего убийства.

Хотя Имар и был готов к этому, у него все равно похолодело в груди, а по спине забегали мурашки.

— И что же это за основания? — спросил он, приложив все усилия, чтобы в его голосе не слышалось панических ноток.

— В течение последней недели по личному приказу Монроя аб Кодвала, секретаря по вопросам чистоты вероучения, было установлено наблюдение за семьями всех слуг, имеющих к вам свободный доступ. Причем к работе привлекли самых умелых ищеек, которым обычно поручают расследование дел огромного государственного значения.

— Понимаю, — протяжно произнес Имар. — Хитро придумано. Обвинить сына или дочь какого-нибудь бедолаги в тяжком преступлении, настоящем или надуманном, и этим шантажировать его. А потом, доведя до отчаяния, предложить спасение — дескать, король все равно вероотступник, и ты совершишь святое деяние, подсыпав ему яд… А теперь что — ставить часового у каждого стакана воды? — Он вздохнул. — Лорд Айвар к этому причастен?

— Пока я не смог выяснить. Хотя все указывает на то, что он слишком осторожен для такой откровенной авантюры. Скорее всего, Монрой аб Кодвал действует без ведома верховного поборника.

— Впрочем, это несущественно, — сказал Имар, оживившись. Страх, вызванный известием о вероятной подготовке покушения, внезапно исчез, а на смену ему пришел охотничий азарт. — Главное, что мы знаем планы врага, а значит, сможем их разрушить. И не просто разрушить, а обернуть себе на пользу. Как думаете, мастер Гарван?

— Несомненно, государь, — с готовностью кивнул следователь. — По этому поводу у меня уже есть несколько идей.

Глава XXI ТИР МИНЕГАН

«Вот и все, Шайна может успокоиться, — подумала Эйрин, ступив с нижней ступеньки трапа на берег. — Теперь я точно на Тир Минегане. На настоящей твердой земле, а не просто на палубе ведьминского корабля…»

В чистом утреннем небе сияло осеннее солнце, лаская девушку своими золотистыми лучами, в которых еще оставалось немного тепла. Эйрин казалось, что сама природа, после целой череды непогожих дней, решила поприветствовать ее с прибытием на Минеган. Впрочем, она знала, что сегодня должно было быть так же пасмурно и дождливо, однако на рассвете ведьмы, объединив свои усилия, прогнали за горизонт тучи, которые могли неуместным дождем испортить им встречу новой сестры.

Большая портовая площадь по ту сторону главной пристани была до отказа забита людьми, пришедшими посмотреть на Эйрин. Хотя на Тир Минегане каждый год, а то и дважды в год появлялась новая ведьма, для здешних жителей это всякий раз становилось выдающимся событием и отличным поводом устроить веселые гулянья. А сегодня вообще был исключительный случай, поскольку новую ведьму привезли не крошечным младенцем, а уже взрослой девушкой. Кроме того, поговаривали, она была особенной — чуть ли не матерью остальных ведьм…

На набережной собрались все без исключения сестры, находившиеся сейчас на Тир Минегане. Самую многочисленную группу, около полусотни, составляли молодые на вид женщины. Несведущий наблюдатель дал бы им от двадцати до тридцати, хотя на самом деле большинству из них уже минуло сто лет. Немного поодаль стояли девочки-подростки и маленькие девчушки, а двух ведьмочек-младенцев держали на руках взрослые сестры-воспитательницы.

Ивин вер Шинед, спустившаяся по трапу следом за Эйрин, подвела ее к группе из девяти женщин. В отличие от других ведьм, каждая из которых оделась по собственному усмотрению, все они были в одинаковых белых платьях с едва заметной золотой тесьмой.

— Старейшие сестры! — произнесла Ивин. — Я привезла на Тир Минеган нашу новую сестру, Эйрин вер Гледис. Прошу поприветствовать ее.

Первой к Эйрин подошла невысокая женщина с короткими русыми волосами. Ее синие глаза светились такой глубокой, такой безграничной мудростью, что девушке стало жутко. Эти удивительные и немного страшноватые глаза словно заглядывали в глубь ее души, читая самые потаенные мысли… До сих пор Эйрин встречалась лишь с двумя старшими сестрами — Айлиш вер Нив и Альсой вер Киннейди; однако они, несмотря на свой неслыханный для обычных людей возраст, не производили какого-то особого впечатления. Зато эта сестра, старшая среди старейших, могла ошеломить одним лишь взглядом…

Ведьма обняла Эйрин и сказала:

— Я, Кейлион вер Маллайг, приветствую тебя на нашей земле, сестра.

Так же поступили и остальные старейшие. Потом Кейлион взяла ее за руку, повернулась к остальным и объявила:

— Теперь у нас новая сестра, Эйрин вер Гледис. Приветствуйте ее, сестры.

К ним одна за одной подходили ведьмы и приветствовали Эйрин. Смотрели на нее по-разному — кто дружелюбно, кто просто с любопытством, а кто с глубоким беспокойством, — но ни одна не стала демонстрировать свое неприятие Первозданной и не пыталась повторить омерзительной сцены, устроенной ей Альсой.

Когда пришла очередь младших сестер, Эйрин пришлось приложить немалых усилий, чтобы скрыть волнение. Тут сложилась особенно щекотливая ситуация, так как она была новенькой среди них, абсолютно чужой им — и одновременно, по правилам Сестринства, становилась старшей над ними. До недавних пор Эйрин и сама об этом не подозревала, поскольку знала, что порядок старшинства среди учениц определяется по специальной формуле, учитывающей не только уровень силы, но также возраст и владение чарами. Конечно, она понимала, что ее сила легко компенсирует преимущество в возрасте, имеющееся у одиннадцати из тридцати двух младших сестер, и была готова к тому, что через некоторое время, продемонстрировав наставницам свое умение создавать более шести десятков базовых заклятий, все-таки получит звание старшей среди младших. Но в этих соображениях Эйрин совершенно выпустила из виду, что Ивин, хоть и провела последние семь лет в путешествии по Абраду, оставалась сестрой-наставницей и не просто с интересом следила за ее успехами, но и методично фиксировала их, ежедневно отправляя подробные отчеты на Тир Минеган. Для Эйрин стало огромной неожиданностью, когда на полдороге из Тахрина в Рондав Ивин сообщила, что старейшие официально признали ее владение всеми базовыми заклятиями. Разумеется, они очень не хотели этого делать, но у них просто не было выбора: ведь иначе им пришлось бы поставить под сомнение учительскую квалификацию Ивин. Кроме того, ее вывод полностью подтвердила Этне, которая тоже была сестрой-наставницей.

Прежде всего это означало, что теперь Эйрин могла в любое время требовать проведения экзаменов на полноправную сестру, а в случае неудачи повторять попытку каждые семь месяцев. Однако, в придачу к этому несомненному позитиву, такое решение автоматически ставило ее на первую ступеньку в иерархии младших сестер, так что она с некоторой опаской ждала встречи с ними.

Самую взрослую из них, тридцатишестилетнюю Бронах вер Дылвен, это, похоже, нисколько не волновало. Она приветствовала Эйрин с искренней, неподдельной радостью, доброжелательно и немного шаловливо усмехаясь, чем напомнила ей Мораг. И они действительно были похожи по характеру: как рассказывала Шайна, Бронах тоже любила бездельничать и из-за своей лени до сих пор не сподобилась сдать экзамены. Вместе с тем, в отличие от Мораг, она была достаточно сильной ведьмой и в течение последних восьми лет неизменно удерживала за собой звание старшей среди младших, только теперь уступив под могучим натиском Первозданной Искры.

Остальные десять сестер, которым было больше шестнадцати лет, вели себя сдержаннее, хотя тоже не проявляли ни малейших признаков враждебности. Правда, в глазах четырех из них Эйрин заметила неприкрытую зависть, но не торопилась делать какие-либо выводы, зная из собственного опыта, что это чувство не всегда идет в паре с неприязнью. Две ее ровесницы, рыженькая Гелед вер Арвен и блондинка Морин вер Энниш, улыбались так же искренне, как и Бронах. А Эйрин обрадовалась, что хотя бы с ровесницами у нее не будет проблем и, возможно, она найдет в их лице хороших подруг. Во всяком случае, Морин, произнося традиционные слова приветствия, всем своим видом демонстрировала горячее желание подружиться.

Готовясь к этой встрече, Эйрин не слишком озабочивалась реакцией сестер моложе ее — и, как оказалось, напрасно. Тринадцатилетняя Олвен вер Элинир, чья Искра сияла ярче всех остальных Искр младших сестер, держалась очень агрессивно, с подчеркнутой неохотой выдавив из себя приветственные слова, а в ее глазах сверкали гневные молнии. Но куда хуже было то, что большинство девочек смотрели на Эйрин с безграничным восхищением, чуть ли не с обожествлением. Ей сделалось очень неуютно при мысли о том, что они постоянно будут бегать за ней, жадно ловя каждое ее слово, каждый жест, воспринимая любой ее поступок как пример для слепого подражания… Она бы предпочла иметь дело с десятком откровенных недоброжелательниц вроде Олвен, чем с одной такой пылкой поклонницей.

Нескольких маленьких сестренок Эйрин брала на руки, и они, обхватив ее за шею, путано лопотали положенные слова, а за двоих самых младших, еще не умевших говорить, их произнесли сестры-воспитательницы. Они поприветствовали Эйрин и от себя, после чего сестра Кейлион пригласила ее в празднично украшенный кабриолет без лошадей, приводившийся в движение магией. Там их уже ждала Бронах. По традиции между старшей из старейших и старшей из младших должна была сидеть и старшая из присутствующих на Тир Минегане обычных сестер, держа на руках Эйрин, но, по очевидным причинам, от этого пришлось отказаться.

Усаживаясь на свое место, Эйрин бросила последний взгляд в сторону корабля, привезшего ее на Тир Минеган. По его трапу как раз спускались Финнела и Ронвен, которых на берегу ожидала Этне, чтобы проводить в Абервенскую школу для девочек-колдуний, находящуюся недалеко от дворца, где жили ведьмы. Так что Эйрин могла по-прежнему часто видеться с кузиной, что было для нее очень важно, — хотя в последнее время она подружилась со многими ведьмами, Финнела все равно оставалась ее самой близкой подругой.

Еще до того как кабриолет двинулся с места, толпа на площади послушно расступилась, давая им дорогу. Когда они проезжали, мужчины выкрикивали приветствия, женщины бросали цветы, а дети с веселыми криками бежали за экипажем. Гвардейцы ни во что не вмешивались, не препятствуя людям выражать свою радость, а просто ехали впереди кабриолета как почетный эскорт.

То же самое было на всех улицах — непривычно широких, обсаженных по бокам деревьями, за которыми стояли старинные, но нисколько не пострадавшие от времени здания. Они не жались друг к другу, как в других городах, так как с первого дня своего основания Абервен строился широко и раздольно, без попыток сэкономить место и запихнуть как можно больше всего в границы, очерченные крепостной стеной, — которой, собственно, здесь никогда и не было. В распоряжении ведьм имелись гораздо более действенные средства защиты от врагов, и все потенциальные враги об этом знали, поэтому за тринадцать с лишним столетий, прошедших со времени образования ведьминского государства Тир Минеган, не нашлось ни одного полководца, отважившегося напасть на остров.

Из-за больших размеров Абервена поездка от порта до центра заняла почти два часа, и Эйрин уже устала махать рукой народу, приветствующему ее вдоль всего пути. Но наконец кортеж миновал последнюю улицу, Белах-на-Гвайр, и выехал на площадь, с трех сторон окруженную зданием ведьминского дворца, Тах Эрахойда. Прежде чем выйти из кабриолета, сестра Кейлион, всю дорогу расспрашивавшая Эйрин об ее детстве и ни словом не обмолвившаяся о Первозданной Искре, сказала:

— Сейчас Бронах проводит тебя в твои покои. Устройся там, отдохни, а после обеда с тобой встретится Совет Старейших. Мы пришлем тебе приглашение.

— Я с нетерпением буду ждать, старейшая сестра, — учтиво ответила Эйрин.

Кейлион снисходительно улыбнулась:

— У тебя нет необходимости каждый раз называть меня старейшей, дитя. Я уже и так вижу, что ты уважаешь мой возраст. Просто «сестры» будет достаточно.

— Хорошо, сестра.

Попрощавшись, Кейлион направилась к главному входу, а Бронах повела Эйрин в южное крыло дворца — Тах Эрахойд по форме напоминал букву «h», и в его более длинном крыле, южном, находились личные покои всех ведьм, кроме старейших, которые проживали в северном.

По дороге их догнала стайка маленьких сестер, прибывших следом за ними. Они явно собирались составить для Эйрин свиту, но Бронах решительно с этим не согласилась и строгим тоном приказала им идти в главный корпус и готовиться там к послеобеденным занятиям. Оскорбленные в своих лучших чувствах, девочки поплелись дальше по коридору, а Эйрин с Бронах вышли на лестницу и стали подниматься вверх.

— Мне эта мелюзга уже в печенках сидит, — пожаловалась Бронах. — Ну, ничего. Через месяц у меня начинаются экзамены, и на сей раз я их точно сдам. Хотя бы для того, чтобы избавиться от мороки с младшенькими сестричками. А потом махну на Абрад, только меня тут и видели. Сначала поеду в Катерлах, немного погощу у кровных родственников — племянники с племянницами меня уже заждались. А потом отправлюсь в долгое-предолгое путешествие. Хотя, наверное, не в такое долгое, как Ивин.

До появления Эйрин Бронах имела самое знатное происхождение из всех нынешних ведьм. Ее отцом был Финнаган аб Кохран, граф Эйгайнский, который в свое время едва не стал королем Катерлаха, но в упорной борьбе проиграл Энгасу аб Брайту. Он умер четыре года назад, пережив своего единственного сына Гарета, и следующим графом стал его внук, Кохран аб Гарет.

— Я встречалась в Тахрине с твоим старшим племянником. Он произвел на меня приятное впечатление, — сказала Эйрин. На втором этаже она собиралась свернуть в коридор, поскольку знала, что именно здесь расположены покои младших сестер, но Бронах продолжала подниматься по лестнице. — А куда мы идем?

— В твою квартиру, куда же еще. Шаннон написала, что ты любишь высоту, вот я и поселила тебя на седьмом этаже. Или она ошиблась?

— Нет, все правильно. Но разве я не должна до шестнадцати лет жить в покоях младших?

— Вообще-то да. Но старейшие приказали уже сейчас отвести тебе отдельное жилье. Мол, все равно через четыре месяца придется переселяться… Хотя я уверена, что на самом деле причина в другом. Ты ведь и сама видела, как реагирует на тебя малышня, а поселить вас вместе значило бы полностью отдать их под твою власть.

Эйрин сокрушенно вздохнула:

— Я совсем не хочу этой власти…

— Но она у тебя есть, — рассудительно заметила Бронах. — И с этим ничего не поделаешь.

Поднявшись на седьмой этаж, они двинулись по коридору в западном направлении. Вдоль правой стены тянулись широкие окна, выходившие на дворцовую площадь, а слева были двери покоев с золотыми табличками, где указывались имена обитательниц. Впрочем, трижды на их пути попались таблички без надписей.

— В Тах Эрахойде четыреста шестьдесят восемь ведьминских квартир, — объяснила Бронах. — Поэтому у сестер, которым исполняется шестнадцать, всегда есть выбор, где поселиться. Точно так же и ты, если тебе здесь не понравится, сможешь подыскать что-нибудь получше. Хотя это хорошее место — посредине крыла, невдалеке от главного корпуса. И на соседок не будешь жаловаться, так как обе сейчас на Абраде и возвращаться пока не собираются.

Около квартиры Рианы вер Шонаг их обогнали четверо лакеев с принадлежащими Эйрин чемоданами. Дойдя до следующей двери, слуги в ожидании остановились. Бронах утвердительно кивнула им, они быстренько занесли вещи внутрь, потом поклонились ведьмам и, убедившись, что никаких других распоряжений не последует, убрались прочь.

— Кстати, о слугах, — сказала Бронах, проводив лакеев взглядом. — В твоем жилище каждый день будут убирать, твою одежду будут стирать и гладить, менять постельное белье, а если захочешь, будут приносить тебе завтрак, обед и ужин. Однако ухаживать за собой, в частности одеваться и раздеваться, ты будешь сама. Понимаю, для тебя это непривычно, ведь ты росла принцессой, но у нас так принято. У ведьм нет личной прислуги.

— Знаю, — ответила Эйрин, проходя в свое новое жилье. Она решила не хвастаться тем, что и в Кардугале редко прибегала к услугам горничной. — В дороге я уже приучилась.

Квартира состояла из пяти отдельных помещений — передней, мыльни, спальни, кабинета и небольшой гостиной, по размеру и расположению полностью повторявших планировку покоев в Ведьминской Башне Ринанхара. А вернее, все было наоборот — тахринские архитекторы, заботясь о том, чтобы ведьмы чувствовали себя во дворце катерлахских королей как дома, с максимальной точностью воссоздали привычную для них обстановку Тах Эрахойда.

— Ну ладно, — произнесла Бронах. — Разбирай свои вещи, отдыхай, а в половине второго приходи в обеденный зал. Это на первом этаже, в… Да что тут объяснять, тебе и так дорогу покажут. Можно не сомневаться, Морин и Гелед, выждав для приличия где-то полчаса, прибегут сюда и будут донимать тебя своей болтовней. Может, и Бри к ним присоединится.

— Но уж точно не Олвен, — сказала Эйрин.

— Да уж. Эта девчонка — настоящее бедствие. Наглая и заносчивая, как не знаю кто. Шайна в ее возрасте тоже была невыносима, но никогда не выходила за границы разумного, всегда чувствовала, где нужно остановиться. А Олвен не знает никакой меры. С детства хвасталась своей силой, была уверена, что в будущем станет самой могущественной из ведьм, но ты со своей Первозданной разрушила эти сладкие мечты. Из-за этого она зла на тебя. Лучше не связывайся с ней, просто игнорируй.

— Я так и буду делать, — пообещала Эйрин. Использовав чары, она подхватила чемоданы, оставленные слугами в передней, и перенесла их в спальню. — А на обед мне тоже надеть что-нибудь праздничное?

— Нет, обычный наряд, который ты носишь каждый день, — ответила Бронах, уже собираясь уходить. — В честь новых сестер мы устраиваем торжественный ужин, а обед — это просто обед.

Оставшись одна, Эйрин едва лишь успела переодеться в брюки и кофточку и начала раскладывать по шкафам свои вещи, когда к ней пришли Гелед и Морин, а еще через несколько минут явилась Бри вер Невен — высокая смуглая девушка с черными, как воронье крыло, волосами, родившаяся через полтора года после Шайны и получившая имя ее духовной матери. Все трое оказались очень разговорчивыми и страшно любопытными; они наперебой рассказывали разные истории из своей жизни и одновременно буквально засыпали Эйрин кучей вопросов о ее прошлом, настоящем и планах на будущее. Особенно их интересовало, как она восприняла известие о своем неожиданном ведьмовстве, что почувствовала, когда выяснилась настоящая природа ее Искры, и каким образом усваивает полученные от Гвен знания — они просто приходят сами собой или это что-то вроде чтения книги.

Кроме того, девушки хотели как можно больше узнать о Бренане, — а Эйрин была знакома с ним лично, они вместе проехали от Тылахмора до Рондава. Появление парня-ведьмака, брата всех ведьм, до сих пор оставалось вторым по важности (после Первозданной, разумеется) событием для Сестринства. А в последние дни интерес к Бренану вспыхнул с новой силой в связи с обострением болезни Энгаса аб Брайта. Точнее, речь шла уже не о болезни, а о близкой и неминуемой смерти: у короля окончательно отказали обе почки, и он был жив только потому, что сестра Альса раз за разом очищала его кровь. Но ядовитые вещества все равно накапливались в организме, и ему оставалось жить считаные дни.

Это произошло очень не вовремя, так как Бренан и Гвен еще не были готовы претендовать на катерлахский престол. К тому же среди народа и мелкого дворянства начали распространяться слухи, что якобы ведьмы нарочно сводят Энгаса в могилу, чтобы освободить место на троне для ведьмака с ведьмачкой. Конечно, высшие лорды, от которых зависел выбор следующего короля, понимали всю бессмысленность таких утверждений, однако наивно было рассчитывать, что они не используют ситуацию с максимальной выгодой для себя. В этих обстоятельствах Бригид вер Камрон, которая фактически руководила всеми ведьмами в Катерлахе, предлагала поддержать кандидатуру Ригвара аб Ковгала, графа Ярвийского, самого старого из всех претендентов на престол, и таким образом выиграть для Бренана и Гвен время, не рискуя при этом, что новый король будет править слишком долго. Младшие и более радикально настроенные сестры совершенно резонно возражали, что граф Ригвар может прожить еще десять, пятнадцать, а то и двадцать лет, и требовали задействовать весь арсенал ведьминского влияния на катерлахских вельмож, чтобы уже сейчас получить корону. Понятно, что старейшим импонировала умеренная позиция Бригид, но они не торопились с окончательным решением. Восемнадцать лет назад эти девять сестер оставили Бренана на Лахлине, обрекая его на верную смерть, поэтому теперь чувствовали себя виноватыми перед ним и терпеливо ждали, когда он сам определится со своим будущим…

За оживленной беседой с Гелед, Морин и Бри время прошло очень быстро, и Эйрин даже не заметила, как миновал первый час пополудни. Девушки вместе спустились на первый этаж в обеденный зал, оказавшийся совсем небольшим по меркам Тах Эрахойда и уютным помещением с двумя десятками круглых столов, каждый из которых был рассчитан на пятерых человек. Эйрин, впрочем, знала, что в течение последних нескольких столетий на Тир Минегане никогда не проживало свыше сотни ведьм одновременно, но все же думала, что столовая будет больше. Морин первой заметила ее удивление и объяснила, что во дворце, кроме обеденного, есть еще и банкетный зал, предназначенный для торжественных случаев. Именно там должен состояться сегодняшний праздничный ужин.

Половина столов была свободна. Воспользовавшись этим, Эйрин предложила своим новым подругам сесть в углу зала, но это не очень помогло — она продолжала оставаться в центре всеобщего внимания и почти физически ощущала на себе испытующие взгляды десятков пар глаз. Хорошо хоть никто не пытался присоединиться к ним — взрослые ведьмы понимали, что ей и так несладко, а младшие, наверное, стеснялись. Одна только Этне, обедавшая в обществе четырех сестер, на минутку подошла к Эйрин и сказала, что с Финнелой все в порядке, она уже устраивается в колдовской школе.

Вскоре служанки принесли грибной суп, овощной салат, жареное мясо с пюре и яблочный сок, и девушки принялись за еду. Где-то через две минуты после этого Гелед довольно искусно установила вокруг них глушительные чары (которыми было окружено большинство занятых ведьмами столов) и с легкой, немного издевательской улыбкой произнесла:

— Похоже, Олвен потеряла свой хвост.

Эйрин украдкой взглянула на девушку, которая сидела в противоположном углу зала в гордом одиночестве и всем своим видом пыталась показать, что не замечает ее. Темно-русые волосы Олвен были слишком короткими, чтобы их заплетать, поэтому вряд ли Гелед говорила о косе.

— Какой хвост?

— Мы так называем сестричек, постоянно бегающих за ней, — объяснила Бри. — Элинир, Энниш и Шарла…

— Элинир и Энниш по двенадцать, а Шарле еще одиннадцать, — вмешалась Морин. — С ровесницами у Олвен ничего не сложилось. Тордиш дружит с Невен, которой уже четырнадцать, а Арвен предпочитает быть сама по себе — хотя, правда, с недавних пор подбивает клинья к нашей компании.

— Таким образом, эти трое, — продолжала Бри, — всегда были верными подружками Олвен. Но в последнее время они много ссорились, Олвен и Энниш твердили, что твоя Первозданная — это просто выдумки, а Шарла и Элинир с ними не соглашались. А сегодня и Энниш, увидев тебя, изменила мнение. Олвен конечно же осталась при своем. Наверное, поэтому все трое не пошли с ней на обед — ведь ты могла подумать, что они поддерживают ее.

Эйрин безразлично пожала плечами:

— Вот глупости! Я в эти детские игры не играю.

Ее собеседницы дружно захихикали.

— Это ты у Шайны научилась? — спросила Гелед. — Ну этому выражению лица? Она всегда корчила такую гримасу, когда речь шла о наших ссорах.

— Мол, что с детей возьмешь, — подхватила Морин. — Шайна с десяти лет считала себя жутко взрослой, а к нам относилась как к маленьким.

— Так вы не дружили с ней?

— Точнее, это Шайна не дружила с нами, — сказала Бри. — Ей просто было неинтересно с теми, кто моложе. Тянулась к старшим девочкам — и постоянно конфликтовала с ними. Они, хоть и уступали ей в силе, все равно не признавали ее равной, а Шайна из-за этого бесилась и постоянно задиралась к ним. Больше всего доставалось Риане, да и Давнайг частенько попадала ей под горячую руку.

— А еще Шаннон, — добавила Гелед. — Ты должна ее знать, она сейчас в Тахрине.

— Конечно, знаю, — подтвердила Эйрин. — Шаннон первая, с кем я начала переписываться.

При этих словах Морин завистливо вздохнула:

— А мне эти проклятые почтовые чары никак не даются…

На протяжении всего обеда Эйрин краешком глаза следила за входной дверью, ожидая посланца от старейших. Когда она уже допивала сок, в столовую заглянула Ивин, быстро отыскала ее взглядом и подошла к их столу.

— Извините, младшие, я вынуждена забрать у вас Эйрин. Старейшие сестры хотят поговорить с ней.

Поставив стакан на стол, Эйрин поспешно поднялась. А Бри спросила:

— Это надолго?

— Может быть, надолго, а может, и нет, — ответила Ивин. — Но в любом случае, до начала ваших занятий она точно не освободится. Идите учиться, сестрички. Еще успеете друг дружке надоесть.

Эйрин попрощалась с девочками и вслед за Ивин вышла из обеденного зала.

— А ты будешь при нашем разговоре? — спросила она.

— Буду, — сказала Ивин. — Старейшие назначили меня твоим куратором.

— О, прекрасно! — обрадовалась Эйрин, не смевшая на это надеяться. Обычно кураторами младших сестер становились самые опытные из наставниц, а Ивин было лишь немногим более сорока лет. — И как ты их убедила?

— Это было нелегко, мы долго спорили. Пришлось даже пригрозить, что в случае отказа я продолжу свое путешествие по Абраду.

— И они поверили?

— Не думаю. Но решили не рисковать. Да и, в конце концов, я почти месяц изучала тебя. Лучше с тобой знакома только Этне, но она сняла свою кандидатуру в мою пользу, а любой другой кураторше пришлось бы начинать фактически с нуля.

— Кроме того, — добавила Эйрин, — тебе известно, что я послушная, старательная и меня не нужно подгонять.

— Это был один из моих аргументов. Любой умелый учитель найдет подход к ленивому ученику; гораздо труднее справиться с такими не в меру ретивыми, как ты. У меня это неплохо получается… Итак, завтра ты еще отдыхаешь, а я тем временем согласую с другими наставницами расписание и план твоих занятий. С послезавтра начнешь обучение. Вернее, продолжишь, но теперь уже на систематической основе.

— А какие из предметов ты возьмешь себе?

— Все, что и планировала, кроме инфернальных сил. Их будет преподавать тебе сестра Кейлион. Она никогда не была наставницей, но нужно признать, что по опыту борьбы с черными и чудовищами ей нет равных.

— Ага, — только и сказала Эйрин, пораженная известием о том, что ее будет учить старшая из старейших сестер.

Кейлион вер Маллайг родилась в те давние времена, когда Инисойд на Шогир, самый большой островной архипелаг в окрестностях Абрада, еще находился под властью адских созданий. В молодости она принимала активное участие в освобождении Шогиров от нечисти, потом несколько раз отправлялась в дальние морские путешествия, где тоже не обходилось без стычек с чудовищами, а на Абраде переловила немало черных колдунов.

— Это очень хорошая новость, — продолжала Ивин. — От Кейлион ты узнаешь много интересного и полезного, чего нет в твоей «книге заклятий».

Миновав из конца в конец коридор главного корпуса, они очутились в северном крыле, где находились правительственные службы Тир Минегана, научные лаборатории, архивы и библиотеки.

Ивин проводила Эйрин в небольшую комнату, находившуюся под охраной двоих гвардейцев. В ней было одно окно, забранное крепкой стальной решеткой, а посредине пола располагалось широкое круглое отверстие, из которого вниз вела винтовая каменная лестница.

— Куда это мы? — озадаченно спросила Эйрин.

— Старейшие ждут нас в подземелье, — объяснила Ивин, создав в воздухе перед собой световой шар. — Не волнуйся, все будет в порядке. По мне, это детская выходка, но пусть себе развлекаются.

Лестница вела на глубину как минимум двадцати футов и заканчивалась тяжелой, обитой железом дубовой дверью. За нею, через короткий коридор, шла еще одна дверь, а дальше находилось достаточно просторное, полностью пустое помещение, с которым граничили две меньшие, такие же пустые комнаты без дверей. Каменные стены, потолок и пол тут были насквозь пропитаны остатками очень мощных защитных чар. Эйрин предположила, что для их создания потребовалось объединить усилия двух или даже трех десятков опытных ведьм.

Все девять старейших сестер стояли у дальней стены комнаты, залитой красноватым светом потускневшего от времени магического светильника. Когда Эйрин вошла, их пристальные, цепкие взгляды мгновенно сосредоточились на ней.

— Подойди ближе, младшая, — произнесла высокая черноволосая женщина с бледным вытянутым лицом; это была Майрен вер Дервил, третья по старшинству ведьма в Сестринстве. — Ты знаешь, что это за место?

— Да, сестра, — ответила Эйрин, выйдя на середину комнаты. — Я до… — Ее голос сорвался от волнения, но через секунду она снова овладела собой и закончила: — Я догадываюсь.

— Семьдесят три года назад, — говорила дальше Майрен, — пробыв в заточении почти столетие, здесь умерла последняя обитательница этих подземных покоев, Бераг вер Фанви. К сожалению, не все сестры придерживаются наших законов, иногда приходится их наказывать. Как правило, мы ограничиваемся отзывом на Тир Минеган и домашним арестом на определенный срок; за более серьезные провинности отправляем в изгнание на один из отдаленных островов; а когда ведьма совершает тяжкое преступление, не остается другого выбора, как заточить ее в тюрьму, — бывает, на несколько лет, а бывает, на всю жизнь. За всю историю Тир Минегана в этом подземелье отбывали наказание восемь сестер, и трех из них приговорили к пожизненному заключению. Каждый раз такой приговор становился тяжким испытанием для нашего Сестринства.

— Ты, наверное, хочешь спросить, как это касается тебя, — отозвалась Левелла вер Арвен, одна из двух ведьм, еще превосходящих Эйрин по силе своей Искры; второй была старшая сестра Ригвальд вер Энвис. — Не понимаешь, зачем мы пришли сюда.

— Почему же, понимаю, — сдержанно сказала Эйрин. — Вас очень беспокоит вся эта ситуация с Первозданной Искрой. Особенно вместе с моим королевским происхождением и соответствующим воспитанием, из-за чего я могу слишком зазнаться, вообразить себя особенной ведьмой, лучше других, призванной господствовать над остальными сестрами, а то и над всем миром. Вы бы чувствовали себя гораздо спокойнее, если бы я не была вам чужой, росла на ваших глазах; тогда бы вы, по крайней мере, знали, чего от меня ожидать. А так я для вас полнейшая загадка, и ваша обеспокоенность за судьбу Сестринства мне понятна.

— Ты нам не чужая, Эйрин, — мягко произнесла Кейлион вер Маллайг. — Ты наша сестра-ведьма, и этого ничто не изменит. Но в другом ты права: мы действительно обеспокоены из-за Первозданной, поэтому решили предостеречь тебя. Ты должна со всей ясностью осознать, что особенное происхождение твоей Искры не дает тебе никаких привилегий. Ты такая же, как и все сестры, равная среди равных, а если забудешь об этом, тебе напомнят. Но лучше не забывай.

— Я не забуду, сестра, — пообещала Эйрин. — А со своей стороны надеюсь, что и вы будете придерживаться тех же самых принципов. Я не требую никаких привилегий, всего лишь хочу, чтобы вы относились ко мне, как к любой другой сестре, без малейшей предвзятости, связанной с моей Первозданной Искрой.

Кейлион едва заметно — но, без сомнения, одобрительно — кивнула. Однако не всем старейшим понравился этот ответ. Рыжеволосая Энид вер Гвенлиан нахмурилась и, прищурив свои изумрудные глаза, спросила:

— Ты ставишь нам условия?

— Нет, просто высказываю свои пожелания. И не вижу в этом ничего предосудительного. Как справедливо заметила сестра Кейлион, я равная среди равных, а значит, имею полное право рассчитывать, что меня не будут выделять среди остальных сестер — ни в лучшую сторону, ни в худшую. Разве это не справедливо?

— В общем, справедливо, — произнесла Аверлин вер Шиван, хрупкая синеглазая блондинка, на вид казавшаяся самой младшей из всех девяти, хотя на самом деле она уступала по возрасту только сестре Кейлион. — Но ты должна понять, что к тебе будут предъявлять более высокие требования. Не из-за природы твоей Искры, которую еще нужно тщательно исследовать, и не потому, что ты воспитывалась вне Сестринства, а из-за твоей силы. Чем сильнее ведьма, чем она способнее, тем большая ответственность ложится на нее. Поэтому нельзя мерить всех сестер на один покрой, ведь, механически сравняв слабых и сильных, мы поставим первых в заранее проигрышные условия, а другим не дадим возможности максимально реализовать свой потенциал. Ивин может подтвердить, что во времена ее ученичества она нередко получала от наставниц выговор там, где других сестер за такие же достижения хвалили. А Шайну сурово наказывали за выходки, которые прощались близким ей по возрасту Меган и Шонайд. Точно так же и ты, чтобы успешно сдать экзамены на обычную сестру, должна показать гораздо лучшие результаты, чем это требуется от Гелед, а тем более — от Морин и Бри.

Затем сестры по очереди начали поучать Эйрин, как ей следует себя вести, а она уже окончательно успокоилась. Еще по дороге в Тахрин Ивин говорила ей, что старейших бояться не стоит. Дескать, долгая жизнь приучила их к взвешенности и умеренности, поэтому, независимо от своего субъективного восприятия Первозданной, они будут относиться к Эйрин справедливо и непредвзято. То же самое (за редким исключением, вроде слишком эмоциональной и неуравновешенной сестры Альсы) касалось и всех ведьм старше двухсот лет. Как утверждала Ивин, больше всего ей следует остерегаться недоброжелателей из той же возрастной группы, к которой принадлежали сторонники Первозданной Искры, — среди молодых сестер. Хотя Шайна с этим не соглашалась и считала, что самые серьезные проблемы будут с так называемой второй сотней — то есть с сестрами от ста до двухсот лет. А Этне вообще называла все это глупостями. По ее убеждению, подавляющее большинство сестер, отрицательно воспринявших известие о появлении Первозданной, лично против Эйрин ничего не имеют и не собираются враждовать с ней.

После того как все старейшие высказались, сестра Кейлион решила, что с Эйрин этого достаточно, и предложила присутствующим вернуться наверх. Поднявшись по лестнице, они покинули комнату и прошли по коридору в противоположный конец северного крыла, в просторное помещение, вдоль стен которого тянулись книжные полки, а посредине стояло несколько письменных столов с креслами.

— Это Зал Летописей, — объяснила Кейлион. — Как свидетельствует само название, здесь хранятся самые важные документы из истории Сестринства. Каждая ведьма, которой исполнилось тринадцать лет, имеет к ним свободный доступ. А еще, — с этими словами она подвела Эйрин к одному из столов, где лежала большая книга в темно-красном кожаном переплете с золотым изображением Ясеня Лерада, — в день своего тринадцатилетия младшая сестра собственноручно вносит свое имя в этот Реестр. Ты припозднилась почти на три года — но лучше поздно, чем никогда.

По ее приглашению Эйрин села в кресло и бережно раскрыла книгу. Листы были из грубой, волокнистой бумаги, изготовленной по примитивным старинным технологиям и пропитанной специальными защитными чарами, предотвращающими разрушительное воздействие времени. Благодаря этому книга до сих пор казалась новой на вид, хотя на самом деле ей было без малого полтора тысячелетия — ровно столько, сколько существовало Ведьминское Сестринство.

В третьем столетии в письменности еще главным образом употребляли лейданский язык, однако Реестр Сестринства с самого начала велся на шинанском — вернее, на старошинанском, постепенно переходящем в современный. И первая запись на первой странице гласила:

«Мейнир мерх Гильде, народжана в Элесынди на Энис Шинани перад трема днями до первшаго повнаго месеца посля Веснянаго Ровноденьства, на чатварты год од початку Мор Деораху, у семьи Сверира мап Гунбйорга и Гильде мерх Альфар».

Каждая страница содержала ровно десять записей, и последняя, от имени Арвен вер Тордиш, была сделана на двести восемнадцатой, где еще оставалось место для двух следующих сестер.

Эйрин взяла перо и начала писать. И как раз в этот момент она в полной мере, с особенной остротой осознала свою принадлежность к ведьмовскому сообществу, почувствовала неразрывное единство со всеми сестрами — и нынешними, и жившими ранее. За полтора тысячелетия существования Сестринства их было всего лишь двадцать две сотни — как население небольшого городка, однако их влияние на историю человечества невозможно переоценить. И в том, что это влияние было в основном положительным, была большая заслуга Мейнир вер Гильде и ее соратниц, которые в те далекие времена не повелись на соображения целесообразности, продиктованные суровыми обстоятельствами Мор Деораха, и не стали объединять ведьм в какую-нибудь военную организацию с жесткой иерархией и железной дисциплиной. Вместо этого, заботясь о будущем, они создали сообщество равных и свободных женщин. Посему неудивительно, что многие сестры с такой опаской встретили известие о появлении Первозданной Искры, в которой усматривали угрозу для всего Сестринства. Эйрин понимала эти опасения, но не разделяла их. Была уверена, что никогда, ни при каких условиях не покусится на основы ведьминского образа жизни…

«Нет, не дождетесь, — думала она, дописывая: „…в семье Келлаха аб Тырнана и Гледис вер Амон“. — Пока я жива, Сестринство как стояло, так и будет стоять. А после меня… Ну, это будет еще не скоро. А когда в конце концов настанет время, моя Искра найдет мне достойную преемницу. Она все же Первозданная».

Глава XXII ЛОРД-РЕГЕНТ

Бренан полагал, что их с Гвен проводят в затемненную спальню, где на широкой кровати под шелковым балдахином будет лежать умирающий король в окружении скорбящих родственников. Но вместо этого они оказались в просторной, ярко освещенной комнате без кровати или хотя бы дивана, зато с несколькими книжными шкафами, а Энгас аб Брайт сидел около разожженного камина, держа на коленях полированную дощечку, очевидно служившую ему подставкой для письма. Рядом на низеньком столе лежали папки с какими-то бумагами — скорее всего, правительственными документами.

С тех пор как Бренан в последний раз видел короля, тот заметно похудел, осунулся, кожа приобрела землистый оттенок, а мешки под глазами стали вдвое больше. Не нужно было никакого особенного медицинского опыта, чтобы понять, что состояние его здоровья существенно ухудшилось.

— Рад вас видеть, леди Гвенет, лорд Бренан, — хрипло произнес Энгас в ответ на их приветствия. — Проходите, садитесь.

Бренан подождал, пока Гвен устроится в своем кресле, а потом сел сам, жалея, что нигде не может спрятать свои ноги в высоких сапогах с обильными следами брызг грязи. По дороге в Королевское Крыло он, как мог, почистил свой костюм чарами, но ему еще было далеко до мастерства Гвен, успевшей на ходу прихорошиться. Они не имели возможности переодеться, так как еще на въезде в Ринанхар их встретил гонец с известием, что король немедленно хочет их видеть.

Шайна и Шаннон пошли вместе с ними и теперь ждали в приемной королевских покоев, зато Мораг, сказав, что ей тут ловить нечего, предпочла отдых и горячую ванну. Так же поступил и брат Гвен, который, ко всему прочему, очень устал: сегодня они выехали еще затемно, всю дорогу гнали коней галопом, чтобы засветло успеть в Тахрин, и Лиам, единственный из всех, кто не мог помочь себе магией, едва выдерживал этот темп…

Камердинер, впустивший Бренана с Гвен в комнату, поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.

— Хорошо, что вы вернулись, пока я на ногах, — продолжал король. — Не хотелось бы встретить вас совсем немощным… Только прошу, — добавил он, едва Гвен раскрыла рот, — не нужно успокаивать меня, говоря о какой-то призрачной надежде. Никакой надежды нет, и вы это знаете.

— Я хотела сказать, — осторожно произнесла Гвен, — что нам очень жаль, ваша светлость.

Энгас аб Брайт кивнул:

— Мне тоже. И еще как… Хотя с моей стороны было бы неблагодарностью сетовать на судьбу. Я должен был умереть еще четырнадцать лет назад, и только стараниями леди Альсы оставался в живых. А если бы лучше исполнял ее врачебные предписания… Но хватит об этом. Я вас не для этого пригласил. Насколько мне известно, среди ваших сестер-ведьм нет единства по вопросу наследования престола. Одни хотят немедленно сделать вас королем и королевой, другие предлагают поддержать графа Ярвийского. А вы сами что думаете?

Бренан почувствовал себя неловко. Говорить с человеком о том, что будет после его смерти, мало того — в результате его смерти, казалось ему крайне нетактичным. Заметив это, Энгас грустно усмехнулся:

— Не берите в голову, юноша, вы меня этим не обидите. Природа королевской власти такова, что часто приходится заглядывать в будущее, поэтому мы приучены спокойно относиться к собственной смерти. А у меня вообще тесные отношения с костлявой — мы давние знакомые, почти друзья. Так что можете свободно говорить о ваших планах.

— Мы пока не определились, государь, — сказал Бренан. — Все произошло так внезапно и неожиданно… — Он немного помолчал в нерешительности, потом спросил: — А как бы поступили вы?

Король проницательно посмотрел на него:

— Что ж, хороший вопрос. А ответ зависит от того, хотите ли вы услышать мой совет, как короля Катерлаха, или вас интересует, что я сам сделал бы на вашем месте.

— Скорее второе.

— Я так и думал. Тогда не буду пытаться убедить вас, что из Авлайда Карвадонского выйдет хороший король. С моей стороны это было бы лукавством, ведь на вашем месте я бы ни при каких обстоятельствах не уступил ему. Также честно признаю, что не стал бы медлить и пропускать вперед графа Ярвийского. Лорд Ригвар крепкий старик и может прожить еще Дыв знает сколько лет, а ваши старейшие сестры обязательно воспользуются этим, чтобы хитростью и коварством затащить вас на кередигонский трон… — По его бледным губам скользнула улыбка. — Да, я слышал об этих планах. И полностью разделяю вашу точку зрения, леди Гвенет, что катерлахская корона куда привлекательнее. Также понимаю ваше желание, лорд Бренан, держаться подальше от Лахлина и лахлинцев. Я бы ни за что не променял мирный, зажиточный, цивилизованный Катерлах на нищий, неспокойный и отсталый Кередигон.

— Так вы советуете… — начала было Гвен, но король отрицательно покачал головой.

— Я ничего не советую, сударыня, просто высказываю свои соображения. Что же касается моего преемника, то я продолжаю считать Авлайда аб Калваха самой лучшей кандидатурой. В то же время понимаю, что вас, ведьм, он абсолютно не устраивает, так как слишком независим и еще меньше, чем я, будет прислушиваться к вашим советам. А вашего влияния на совет лордов полностью хватит, чтобы заблокировать возможность его избрания. И если раньше у него еще были кое-какие надежды, то с появлением лорда Бренана он окончательно их потерял. Точно так же выбыл из борьбы ваш сосед Идвал аб Горонви — уж слишком настойчиво он сватал к вам своего сына Ройри и перестарался с интригами против других графов, имеющих такие же намерения. В данный момент реальную конкуренцию вашей паре составляют лишь Ригвар аб Ковгал и Финвар аб Дайхи. За первого может проголосовать и часть лояльных к ведьмам лордов, мотивируя свое решение тем, что вы слишком молоды и неопытны и вам стоит подождать с претензиями на престол еще несколько лет. А второй, вне всяких сомнений, попробует собрать большинство в Совете, опираясь на свои финансовые ресурсы. Проще говоря, прикупить нужное количество голосов.

— А вам это не нравится, — произнес Бренан, заслышав в голосе Энгаса аб Брайта презрительные нотки.

— Еще бы, — кивнул король. — Я, конечно, не стану утверждать, что все предыдущие выборы королей Катерлаха были образцом честности и открытости. Грязной игры всегда хватало, претенденты частенько прибегали и к подкупу, и к шантажу, но всегда знали меру, сохраняя хотя бы подобие приличия. А лорд Финвар, как свидетельствуют все его предыдущие поступки, не остановится на полдороге, он пойдет до конца, не брезгуя никакими средствами, нисколько не заботясь о том, что своими действиями может нанести большой вред. Речь не только об уроне авторитету верховной власти, но и о подрыве стабильности во всем королевстве.

— А если мы решим подождать и уступим лорду Ригвару?

— Это существенно уменьшит шансы лорда Финвара, но не изменит его намерений, — ответил король, смерив Бренана одобрительным взглядом. — Хотя сама ваша готовность умерить свои амбиции делает вам честь. Но независимо от того, будете вы сейчас претендовать на корону или нет, для Финвара аб Дайхи эти выборы станут последней и решающей битвой. Он ведь понимает, что в случае победы лорда Ригвара вы с леди Гвенет фактически станете наследниками престола и пошатнуть ваши позиции уже никак не удастся. Собственно, это понимают все, поэтому у Финвара есть веские основания рассчитывать на поддержку всех категорических противников наследственной монархии. Поверьте, их наберется немало.

— А как вы сами к этому относитесь? — спросил Бренан.

— Довольно противоречиво, — откровенно сказал Энгас. — С одной стороны, это лишает мой род шансов снова завладеть короной, но в то же время я должен признать, что преемственность королевской власти пойдет на пользу стране, укрепит ее единство. Когда на катерлахский престол восходит новый король, и дворянство, и народ усматривают в нем просто одного из вельмож, поставленного над остальными в результате договоренностей и компромиссов. Только через пятнадцать — двадцать лет подданные начинают воспринимать короля как олицетворение государства, а для поколения, выросшего под его властью, он становится символом самого Катерлаха. Но в конце концов король умирает, и тот мистический ореол, сформировавшийся вокруг его титула, развеивается, так как следующий король занимает трон не по праву крови, что можно истолковать как благословение Небес, а по решению совета лордов, в котором нет и намека на проявление высшей воли. Не буду скрывать: за двадцать шесть лет своего правления я неоднократно задумывался над тем, как сломать систему выборности монарха и обеспечить передачу королевской власти по наследству моему старшему сыну Кивину. К сожалению, даже четверти столетия оказалось мало, чтобы усмирить катерлахских графов, заставив их отказаться от традиционного порядка преемствования престола. Зато у вас двоих есть такая возможность. Вас ожидает фантастически долгое царствование, под конец которого простые люди и мелкое дворянство совершенно позабудут, что королей когда-то выбирали, а с могущественными лордами вы уж как-нибудь справитесь. Кроме того, за вами будет стоять вся мощь Тир Минегана, а катерлахцы, хоть и недолюбливают ведьм, в большинстве своем относятся к ним почтительно и искренне верят, что ведьмовские Искры ниспосланы Великим Дывом.

— Значит, — отозвалась Гвен, — если исходить из этих соображений, то нам следует уже сейчас претендовать на престол.

— Да, сударыня. Однако имейте в виду, что это не совет, а просто констатация факта. С учетом вашей молодости, я совсем не уверен, что ваше царствование пойдет на пользу Катерлаху в ближайшем будущем. Но в долгосрочной перспективе выгода от этого несомненна. Жаль только, что пройдет не один год, пока вы научитесь ориентироваться в государственных делах и самостоятельно принимать решения.

— Так вы боитесь, — догадался Бренан, — что за нашими спинами страной будут править старейшие?

— Не то что боюсь, — ответил Энгас аб Брайт, — а просто не вижу в этом ничего хорошего. Конечно, ваши старейшие сестры очень мудрые и компетентные женщины, они не позволят вам наделать глупостей и всячески посодействуют укреплению вашей власти. Однако при этом будут руководствоваться исключительно интересами Сестринства, которые далеко не всегда совпадают с интересами Катерлаха.

— Мы это понимаем, государь, — сказала Гвен.

— Ну, в теории, может, и понимаете. Но на практике еще не скоро начнете различать, к каким советам стоит прислушаться, а какие следует игнорировать. — Король на минуту замолчал и устремил взгляд в окно, за которым потихоньку начало смеркаться. — Впрочем, это уже не мои заботы. К тому времени моя душа возродится в новом теле, наверное, далеко от Катерлаха, а может, в каком-нибудь другом из многочисленных земных миров. — Он слабо улыбнулся. — Надеюсь, и в этой жизни, и во всех предыдущих я не совершил так много грехов, чтобы Китрайл забрал меня к себе в Ан Нувин.

Бренан был безгранично поражен мужеством Энгаса. Сам бы он ни за что не смог так спокойно, с такой выдержкой смотреть в глаза Вечности. К счастью, ему и не придется собирать всю свою волю в кулак, чтобы достойно встретить смерть. Если его убьют, он умрет быстро; а если доживет до старости, то до последнего мгновения своей жизни сохранит крепкое здоровье и ясный ум, будет полон сил и энергии, а однажды его сердце просто остановится — скорее всего, во сне. Так умирали все ведьмы, и этот дар легкой, безболезненной смерти был также у ведьмаков с ведьмачками…

— Если не возражаете, сударыня, — обратился король к Гвен, — я бы хотел немного поговорить с лордом Бренаном с глазу на глаз. Как говорится, чисто по-мужски.

Гвен с готовностью поднялась.

— Тогда я подожду в приемной, — сказала она.

— И еще, — добавил Энгас аб Брайт, — будьте так добры, передайте моему секретарю, что я хочу видеть первого министра и министра права.

Когда Гвен вышла из комнаты, Бренан, вставший было вместе с ней, опять сел в кресло.

— Скажите-ка, юноша, — произнес король, — вы знаете, в чем ваша наибольшая проблема? После молодости и некомпетентности, разумеется.

— Ну, наверное, мое незнатное происхождение, — предположил Бренан. — Хотя в народе и ходят слухи, что я знатного рода, всем лордам хорошо известно, что мои родители…

— Фу, глупости! — перебил его Энгас. — На самом деле это не интересует никого, кроме сдвинувшихся на родословных остолопов, которые ничего не достигли в жизни, ничем не отличились, поэтому им остается только похваляться количеством своих предков рыцарского сословия. А остальным абсолютно все равно, кем были ваши родители, так как сами вы принадлежите к ведьмовскому роду. Еще и к самому славному из ведьмовских родов — роду О'Мейнир, основанному в те древние времена, когда пращуры большинства нынешних вельмож были простыми шинанскими крестьянами и рыбаками. А реальная ваша проблема состоит в том, что сейчас вы являетесь лордом Тир Минегана, Ивыдона и Коннахта, но не Катерлаха. У нас процедура оформления права собственности на поместья длится несколько дольше, чем у соседей, чтобы дать возможность всем заинтересованным лицам оспорить земельные акты в суде и больше к этому не возвращаться. Лишь в середине хверода ваше имя должны занести в Государственный дворянский реестр, и уже тогда вы станете катерлахским лордом. Отсутствие этого титула не мешает вам претендовать на престол, в нашей истории были случаи, когда королями становились чужеземные принцы. Однако закон четко оговаривает, что регентом королевства может быть только лорд Катерлаха.

Бренан кивнул. Он уже знал об этом от Шайны и Гвен. По давней традиции, умирающий король Катерлаха высказывал свою волю относительно кандидатуры преемника, назначая его лордом-регентом — фактически временным королем, который должен был править страной, пока совет лордов определяется со своим выбором. А в случае скоропостижной смерти короля регентом автоматически становился его старший сын, у которого не было никаких шансов получить отцовскую корону. Впрочем, случалось и так, что при отсутствии явного фаворита сам король выдвигал на регентство своего сына. Как Бренану было известно, в последние дни сестра Бригид вер Камрон пыталась убедить Энгаса аб Брайта, чтобы тот отказался от поддержки графа Карвадонского и назначил регентом лорда Кивина аб Энгаса.

— Я уже смирился с тем, — продолжал король, — что Авлайд аб Калвах выбыл из борьбы. А дать ему регентство означало бы лишь дополнительно усложнить избирательный процесс, который и без того обещает быть напряженным. Против графа Ярвийского я не имею серьезных возражений, также он устраивает и многих ведьм, но с ним может возникнуть очень некрасивая ситуация, если вы все-таки решите не ждать следующих выборов, а уже сейчас претендовать на престол. И ко всему прочему, мой сын Кивин не хочет становиться регентом.

— Почему?

— Его не вдохновляет перспектива на каких-то пару месяцев занять трон, потом уступив место кому-то другому. И я это прекрасно понимаю, ведь и сам бы не обрадовался такому подарку. Кивин советует мне отбросить предвзятость и просто назначить регентом леди Гвенет.

— О! — не сдержал возгласа удивления Бренан. — А разве это возможно?

— Конечно. До сих пор в Катерлахе не было ни одной женщины — регента, да и сам полный титул звучит как «лорд-регент», но из этого вовсе не следует, что регент — исключительно мужская должность. В нашем законодательстве термин «лорд» означает не пол человека, а его статус. Катерлахским лордом является лицо дворянского происхождения, имеющее в собственности земельный надел, дающий право на соответствующий титул. Леди Гвенет владеет Кил Морганахом, а значит, по закону является лордом Катерлаха. Наверное, ваши сестры не упоминали о таком варианте, так как даже мысли не допускали, что я соглашусь хотя бы рассмотреть его. Им хорошо известно, с какой опаской я отношусь к ведьмам, а леди Гвенет, хоть и утратила свою Искру, все равно остается ведьмой. Поддержка ваших претензий на престол в целом не противоречит моим принципам; в конце концов, большинство мужчин-ведьмаков были королями и принесли немало пользы своим странам. Ваше намерение сделать своей королевой бывшую ведьму меня нисколько не радует, однако с этим я ничего не могу поделать — тут мне приходится смириться с неизбежным. Но чтобы я сам, собственноручно посадил ее на трон… Только не подумайте, — добавил Энгас после короткой паузы, — что у меня есть какие-то претензии лично к леди Гвенет. Она очень славная девушка, и в свое время я даже строил планы женить на ней моего внука Фланана. Но она всегда будет оставаться минеганской ведьмой, ставя превыше всего интересы своего Сестринства.

— Я так не думаю, государь, — возразил Бренан, пытаясь говорить без запальчивости, со спокойной рассудительностью. — Разумеется, воспитание много значит, и на первых порах леди Гвенет придется несладко. Но точно так же трудно и многим принцессам, которые выходят замуж за чужеземных принцев, а потом становятся королевами в неродной для себя стране. Но ничего — как-то справляются с этим. Скажем, в Торфайне я ни от кого не слышал нареканий, будто бы их королева, получив после смерти мужа регентство, действует в интересах Сейшана, своей родины. А Эйр… то есть леди Эйрин рассказывала, что ее тетка, леди Идрис вер Берах, целиком предана Ленниру, хотя родилась и выросла в Тир на х-Эйдале.

— Все это так, — согласился король. — Однако вы должны понимать, что между воспитанием принцесс и воспитанием ведьм есть большая разница. Каждую знатную девицу с детства приучают быть верной той земле, которой будет править ее муж. А ведьмы преданы прежде всего своему Сестринству и при этом искренне убеждены, что они одни знают, как будет лучше для всего человечества. Я очень боюсь, что леди Гвенет никогда не сможет избавиться от этой веры в непогрешимость ведьм и в своей деятельности всегда будет руководствоваться мыслью, что самый правильный путь для Катерлаха — идти в фарватере Тир Минегана. Сможете ли вы противостоять ей?

— Я уверен, что до противостояния дело не дойдет, — твердо произнес Бренан. — Вы ошибаетесь в своей оценке леди Гвенет. Она… А впрочем, не буду спорить с вашей светлостью. Все равно вы уже решили сделать ее регентом.

Король пристально посмотрел на него:

— Интересная догадка. Почему вы так думаете?

— Потому что иначе вы бы не заводили со мной этого разговора. Я ни на мгновение не допускаю, что вам нужен мой совет. Думаю, что таким образом вы хотите оповестить меня о будущих проблемах, связанных с леди Гвенет, и выяснить, готов ли я к ним. А может быть, собираетесь выдвинуть мне определенные условия для ее назначения.

Энгас не успел ничего ответить, так как раздался осторожный стук в дверь. Это был камердинер с известием, что первый министр и министр права пришли по вызову. Король велел передать, чтобы они подождали, а когда слуга вышел, прокомментировал:

— Быстро примчались! Наверное, поджидали где-то неподалеку в надежде, что я их вызову. Вот кому больше всего не терпится услышать имя регента — так это чиновникам. По большому счету им все равно, кто им станет, главное для них — определенность. — С этими словами он взял со стола тонкую папку и раскрыл ее. — Ну ничего, пусть еще немного подождут. А тем временем подтянутся и высшие лорды, находящиеся сейчас в Ринанхаре. Им, наверное, уже доложили о нашей встрече.

Король извлек из папки наполовину исписанный лист плотной бумаги и положил его на свою дощечку для письма. У Бренана было достаточно острое зрение, чтобы без малейших усилий разобрать заголовок: «О введении регентства в Объединенном Королевстве Катерлах».

— Вы ошиблись в одном, — вновь заговорил Энгас аб Брайт. — Я не собираюсь ставить вам никаких условий. Не вижу в этом никакого смысла. Если вы окажетесь подкаблучником, то все равно не сможете выполнить своих обещаний. А будете самостоятельным и полновластным королем — и без моих инструкций найдете противовес излишней преданности леди Гвенет идеалам Сестринства. Гм… Хотя один совет я все-таки дам. А вам уже решать, прислушиваться к нему или нет.

— И что за совет, государь? — вежливо спросил Бренан.

— Не спешите с женитьбой. Подождите хотя бы решения совета лордов. А если станете королем, отложите свадьбу еще на полгода, не меньше.

Бренан едва не кивнул в ответ и лишь в последнее мгновение сдержался. О том, чтобы пожениться в ближайшее время, между ним и Гвен даже речи не было. Несмотря на все ее пылкие заверения, что она уже приучила себя к мысли о супружеской жизни, Бренан чувствовал, что замужество до сих пор пугает ее. Вне всяких сомнений, во всей этой ситуации с критическим ухудшением здоровья короля больше всего неприятностей ей причиняло то обстоятельство, что в случае победы Бренана на выборах сестры-ведьмы станут давить на нее, чтобы она поскорее вышла за него замуж. Так что совет Энгаса полностью совпадал с желанием Гвен. Тем не менее Бренану стало интересно, какими же мотивами руководствуется король.

— А почему так, ваша светлость?

— По-моему, это очевидно. В сознании всех слоев общества должно закрепиться, что верховная власть в стране принадлежит именно вам, поэтому очень важно, чтобы вы заняли трон единолично, без леди Гвенет. Пусть пройдет несколько месяцев, а лучше даже год, пока забудется ее регентство, и уже потом женитесь на ней. Тогда люди не будут воспринимать ее как равную вам соправительницу, а будут видеть в ней просто королеву — жену короля.

Одним этим советом Энгас аб Брайт не ограничился и дал Бренану еще с полдесятка развернутых рекомендаций на предмет того, как без лишней конфронтации, деликатно, но эффективно предотвратить вмешательство ведьм в государственные дела. Потом наконец посмотрел на настенные часы и сказал:

— Ну ладно, что-то я заговорился. А ведь люди ждут.

Он дважды нажал встроенную в правый подлокотник его кресла кнопку, и через несколько секунд появился королевский секретарь, доложивший, что сейчас в приемной находятся одиннадцать высших лордов, включая двоих королевских сыновей, пять ведьм (вместе с Гвен), а также двоих вызванных раньше министров. Еще несколько чиновников и немало придворных собрались в коридоре и прилегающих помещениях, прослышав о возможном объявлении имени нового регента. Король приказал пригласить вельмож, ведьм и министров, а после недолгих раздумий добавил к этому перечню еще четверых самых высокопоставленных придворных чинов.

Секретарь отправился выполнять распоряжения, а Энгас обратился к Бренану, который к тому времени уже встал с кресла:

— Не стану разводить церемоний. Для меня это совсем не торжественное событие. Сами понимаете…

Комната была достаточно просторной, чтобы вместить две дюжины человек, но оказалась слишком мала, чтобы они чувствовали себя в ней свободно. Приглашенные разместились как можно более широким полукругом вокруг короля; Бренан стал в первом ряду между Шайной и Гвен и на вопросительный взгляд сестры ответил коротким кивком — дескать, сейчас сама все услышишь.

Энгас аб Брайт без всякого вступительного слова, сухо и сдержанно зачитал текст указа, в котором говорилось о назначении леди Гвенет вер Меган О'Ригнах, владычицы Кыл Морганаха и высокой госпожи Тир Минегана, лордом-регентом Катерлаха. Крайне изумленная этим известием Гвен на какую-то секунду раскрыла было рот в беззвучном вскрике, но потом овладела собой и приняла невозмутимый вид. Шайна схватила Бренана за руку и крепко сжала его ладонь, а Шаннон порывисто вздохнула, словно испугавшись, и растерянно заморгала. Старшие и более опытные Альса и Бригид внешне сохраняли спокойствие, хотя чувствовалось, что такое развитие событий стало для них полнейшей неожиданностью. Да и остальных присутствующих, за исключением Кивина аб Энгаса, это известие застало врасплох. Из одиннадцати пришедших к королю высших лордов только один, Авлайд аб Калвах, считался реальным претендентом на престол. Услышав имя Гвен, он на мгновение оторопел, затем удрученно кивнул, бросив на Бренана хмурый, неприязненный взгляд. А вот престарелый Дорвал аб Рагнал, которого родные дети изгнали из его вотчины, Талботского Княжества, злорадно усмехнулся, оскалив все три свои уцелевших зуба. Сам он королевских амбиций не имел, не принадлежал ни к одной из дворянских партий, зато с величайшей враждебностью относился к Ригвару аб Ковгалу и совсем не хотел, чтобы тот сел на трон. Назначение же Гвен на регентство со всей очевидностью свидетельствовало о том, что на выборах короля ведьмы не будут поддерживать графа Ярвийского, а целиком сосредоточатся на продвижении кандидатуры Бренана.

Зачитав указ, Энгас аб Брайт подозвал к себе первого министра с министром права, заверивших документ своими подписями. С этого мгновения Гвен официально стала регентом королевства, однако ее полномочия должны были вступить в действие только после смерти короля.

Бренан думал, что Энгас захочет переговорить с Гвен, но тот даже не провозгласил короткой речи, поясняющей его выбор. Просто приказал министрам поскорее обнародовать указ, разослав копии во все концы страны (для этого в Катерлахе, как и в других королевствах Минеганской Пятерки, прибегали к помощи ведьм), потом поблагодарил присутствующих за внимание и попросил оставить его с леди Альсой. Только тогда все поняли, что королю вновь стало плохо, хотя ни голосом, ни выражением лица он этого не показывал.

Первыми из комнаты вышли Бренан и Гвен, следом за ними — Шайна, Бригид и Шаннон. Миновав широкую и длинную переднюю с несколькими дверьми по бокам, они очутились в приемной, где их ждали еще две ведьмы — Норин вер Гвенер и Блодвен вер Дырин, опоздавшие на оглашение королевского указа. Младшая из них, Норин (бывшая, впрочем, в три раза старше Бренана), взволнованно спросила:

— Ну что там? Надеюсь, это лорд Кивин?

— Потом, — коротко бросила Бригид, оглянувшись на переднюю, откуда доносились приглушенные голоса вельмож и сановников. — Пойдем отсюда.

Толпа в коридоре почтительно расступилась перед ними. Они двинулись в сторону галерейного перехода, кратчайшим путем ведущего в Ведьминскую Башню, а когда уже поворачивали за угол, сзади послышался удивленный гомон — очевидно, придворным сообщили о королевском решении. Кто-то громко выкрикнул:

— Что?! Леди-регент?

Шедшая справа от Бренана Бригид мельком усмехнулась и прокомментировала:

— Вот так рождается новая традиция. Можешь не волноваться, Гвен, никто не будет называть тебя лордом.

За спиной Бренана послышался взволнованный вскрик, и в следующее мгновение он понял, что это была Норин, так как одновременно отозвалась Блодвен:

— Да неужели?!

Гвен утвердительно кивнула:

— Так и есть… Я и сама растерянна.

— А до этого, — сказала Шаннон, — король долго разговаривал с Бренаном наедине. Еще я заметила, что указ написан рукой Энгаса, а министры были так же удивлены, как и все… Кстати, о чем вы говорили? Как ты убедил его?

Бренан отрицательно покачала головой:

— Я не убеждал. Король все решил еще до нашей встречи. Думаю, его уговорил лорд Кивин.

— Похоже, что так, — после недолгих размышлений согласилась Бригид. — Сегодня утром у нас с ним состоялась беседа, и у меня сложилось впечатление, что он что-то скрывает. Мог бы и сказать мне правду, ведь я целый день боялась, что О'Бринморы сделали выбор в пользу лорда Авлайда… Хотя, наверное, это Энгас попросил его молчать — чтобы мы еще немного понервничали. Не любит он нас. И до последнего вздоха не будет любить.

— Однако, — заметила Шайна, — он все же решился назначить Гвен.

— Это, скорее, была инициатива Кивина, а король просто прислушался к его аргументам. И, наверное, поставил определенные условия. — Бригид испытующе взглянула на Бренана. — Надеюсь, они не слишком тягостные?

— Это были не условия, ведь я ничего не обещал, — ответил Бренан. — А также не давал слова молчать о нашем разговоре. Но не уверен, правильным ли будет пересказывать его.

— Тогда не нужно, — безразлично сказала Бригид. — Я и так знаю, в какую сторону крутятся колесики в его голове. Держу пари, он предостерегал тебя, что Гвен во всем будет слушаться старейших сестер, и советовал в случае твоей победы отложить вашу свадьбу на год-полтора.

— Всего лишь на полгода-год, — уточнил Бренан.

— Думаю, это будет правильно, — произнесла Гвен, неумело скрывая свое облегчение.

Бренану стало горько. Он ведь так мечтал о том дне, когда наконец-то женится на ней, а вот ее полностью устраивали их нынешние отношения жениха и невесты. Впрочем, Бренан понимал, как болезненно для Гвен отказываться от своего ведьмовского прошлого, поэтому не собирался давить на нее и был согласен ждать столько, сколько понадобится. К счастью, времени у них достаточно. Пусть и не так много, как у ведьм, но лет семьдесят — восемьдесят еще есть…

Дойдя до Ведьминской Башни, Бригид сказала:

— Блодвен, сейчас же напиши старейшим письмо. А я хочу поговорить с Бренаном и Гвен. — Она взглянула на Шайну, явно намеревавшуюся пойти с ними, и добавила: — Только мы втроем, сестра. А ты, наверное, хочешь отдохнуть с дороги, полежать в горячей ванне.

— Бренан и Гвен тоже устали, — справедливо заметила Шайна.

— Ничего, потерпят. Я лишь немного поговорю с ними и отпущу.

— Да, Шайна, пойдем, — сказала Шаннон, взяв ее за локоть. — Приведем себя в порядок, а тогда нагрянем к Мораг. Она очень пожалеет, что не пошла с нами к королю.

— Хорошо, — согласилась Шайна, двинувшись с ней к лестнице. — А еще напишем Эйрин. Она обидится, если услышит об этом от кого-нибудь другого.

Бригид проводила Бренана с Гвен в свою гостиную, пригласила их присесть, насыпала в фарфоровые чашки сухие чайные листья и, прибегнув к чарам, за несколько секунд вскипятила воду в кувшине.

— Два часа назад пришло письмо от сестры Моркадес, — сказала она, разливая кипяток по чашкам. — Их корабль остановился в карсаллогском порту. Завтра к вечеру они уже будут в Инверморе.

Бренан молча кивнул — он тоже получил такое письмо, когда подъезжал к окраинам Тахрина. Его маленьких кузин везли вдоль кередигонского побережья в столицу Кырнива Инвермор, а оттуда, опять же на корабле, должны были доставить по Авон Гир, самой большой реке Абрада, через Кырнив, Гвыдонед, Ивронах, Майнан и Лидав в катерлахский город Эйгайн, расположенный в двухстах милях на восток от Тахрина. На морском отрезке пути девочек сопровождала Моркадес вер Риган, а в Инверморе их уже ждала Мирген вер Эвлин, которая, кстати, в свое время была воспитательницей Шайны. Она как раз возвращалась с Инисойд на х-Огай и согласилась немного изменить свой маршрут. Бренан был очень благодарен этим женщинам, никогда его не видевшим, но с готовностью принявшим на себя заботы о Марвен и Грайне. Они относились к нему, как к настоящему брату… Собственно, он и был их братом — не по крови, а по духу, по Искре, одним-единственным на свете. Между самими ведьмами были разные отношения, хорошие и не очень, а порой доходило и до открытой вражды, как в случае с Альсой и Эйрин. Однако на Бренане эти межличностные трения никак не сказывались — Альса была с ним не менее дружелюбна, чем Эйрин, и даже сестры, имевшие зуб на Шайну (а она, следует признать, умела наживать себе врагов), не переносили своей неприязни на него. В частности, это касалось Рианы вер Шонаг, на которой Шайна, будучи младшей сестрой, оттачивала свое мастерство в издевательстве над людьми и временами, как рассказывала Гвен, доводила бедняжку до бешенства. А между тем Риана была одной из первых, кто откликнулся на появление Бренана; едва лишь получив известие о нем, она написала необыкновенно теплое, почти нежное письмо, в котором выражала искреннюю радость от того, что теперь у ведьм есть брат-ведьмак…

Бригид устроилась в кресле напротив Бренана с Гвен и взяла в руки свою чашку.

— То, что я собираюсь рассказать, — заговорила она, отпив глоток горячего чаю, — известно лишь мне, Альсе и старейшим. Они хотели скрыть это и от вас, но я решила, что так будет нечестно. Вы должны — даже обязаны — все знать, так как претендуете на престол. Только пообещайте, что дальше вас это не пойдет.

— Обещаем, — за них обоих ответила Гвен. — А в чем дело, Бригид?

— Дело в том, что обострение болезни Энгаса случилось не на ровном месте. Его отравили.

По логике, эта новость должна была потрясти Бренана. Но он не испытал ни малейшего удивления. На протяжении последних четырех дней путешествия у него было много времени как на собственные размышления, так и на обсуждение ситуации со спутниками. А из писем, приходящих из Тахрина, он знал, что в народе распространяются слухи, будто Энгаса убивают сами ведьмы, стремящиеся поскорее сделать королем Бренана. С точки зрения здравого смысла это была полная нелепица, и для всех, кто хоть немного разбирался в политике, было очевидно, что в сложившихся обстоятельствах смерть старого короля была выгодна кому угодно, только не ведьмам. Наибольшую выгоду от этого получали главные претенденты на престол — Финвар аб Дайхи, Авлайд аб Калвах и Ригвар аб Ковгал. По мнению Шаннон и Гвен, хорошо осведомленных в катерлахских делах, каждый из этой троицы мог желать Энгасу смерти, особенно первый из них — лорд Финвар. Однако серьезно они такого варианта не рассматривали, поскольку целиком полагались на заключение сестры Альсы, что король умирает по естественным причинам. А оказывается…

— Кто это сделал? — спросила Гвен.

— Установить личность убийцы не удалось. Яд был в стакане воды, которую Энгас выпил, проснувшись после дневного сна. И не просто яд, а изготовленный с помощью чар; он целенаправленно воздействовал на почки, приведя к их полному разрушению. Где-то через час после этого королю стало плохо, он немедленно вызвал Альсу, но было слишком поздно. Вскоре анализ остатков яда в стакане показал, что необратимые последствия наступили уже через минуту после его употребления.

— И вы ничего ему не сказали? — осуждающе произнес Бренан. — По-моему, это несправедливо.

— Да, несправедливо, — согласилась с ним Бригид. — Но у нас не было другого выбора. Речь даже не о том, что это известие превратило бы последние дни его жизни в сущий ад. Мы с Альсой знаем Энгаса как облупленного, поэтому нам легко было предвидеть его действия, узнай он о своем отравлении. В первую очередь он приказал бы схватить и бросить в тюрьму всех слуг, имевших в то время доступ в его покои, и стражников, которые их охраняли. А поскольку яд был чар-зельем, то арестовали бы и всех придворных колдунов — во всяком случае, попытались бы арестовать. Тогда разразился бы громкий скандал, в который обязательно вмешался бы Кованхар, нас начали бы обвинять в том, что мы допустили ошибку в лечении короля, однако не захотели ее признать, сфальсифицировав улики, чтобы обратить его гнев на колдунов… Короче говоря, последствия были бы очень неприятными. По сравнению с этим нынешние слухи, что мы собственноручно сводим Энгаса в могилу, кажутся пустой детской болтовней.

— Может быть, и так, — не уступал Бренан. — Но молчать тоже не следует. Выходит, вы с Альсой и старейшими покрываете убийство, оставляя преступников безнаказанными. Нужно провести расследование, выяснить, кто из слуг и стражников мог подсыпать яд. Один из них точно виновен. Как минимум один.

— А я и не говорю, что эти пять дней мы сидели сложа руки. Я осторожно, очень осторожно провела дознание и установила, что никто из прислуги или охраны не мог этого сделать. Временные рамки преступления очень сжаты и четко определены, так как после обеда к королю заходила Альса, и она совершенно уверена, что тогда на столике около кровати стоял стакан с чистой, неотравленной водой. После процедуры по очищению крови Энгас-сразу заснул, а через полтора часа проснулся, выпил воды и вызвал камердинера. В этом промежутке никто в спальню не заходил — на это указали и защитные чары на двери, то же самое засвидетельствовали слуги, дежурившие тогда в покоях. А предположение, что все пятеро сговорились отравить короля, представляется слишком невероятным.

— Альса точно не ошиблась по поводу воды в стакане? — спросила Гвен. — Ведь как же тогда…

Внезапно она замолчала, а зрачки ее глаз расширились. Бренан, которому в голову только что пришла такая же догадка, обалдело уставился на Бригид. Та утвердительно кивнула:

— Другого разумного объяснения не вижу. Энгаса отравил черный колдун, имеющий доступ в Тындаяр. Так он незамеченным попал в комнату, пока король спал, и подсыпал ему в стакан яд.

— Безобразие! — гневно произнесла Гвен. — Эти черные совсем обнаглели. Я и подумать не могла, что они на такое отважатся.

— В том-то и дело, что никто не мог подумать. Хотя в середине монфовира, когда стало известно, что Тындаяр снова открыт, мы с Альсой все-таки предложили установить во дворце дополнительную сигнализацию, а со временем, когда изготовим дерайтиры, заменить ее на полную защиту от проникновений из подземного мира. Но Энгас отказался — он не видел в этом необходимости и решил, что мы под этим поводом хотим еще глубже запустить руку в королевскую казну. А мы не очень настаивали — нам самим трудно было представить, что черные зайдут так далеко. Поэтому защитили только Ведьминскую Башню и на этом успокоились.

— Э, нет, — покачал головой Бренан, немного собравшись с мыслями. — Тут что-то не сходится. Если это был черный, то почему он просто не убил короля? Зачем использовал такой ненадежный и рискованный способ?

— Мы думали над этим — я, Альса, старейшие — и пришли к неутешительному выводу, что злоумышленнику мало было одной лишь смерти Энгаса. Он стремился именно к тому, чего нам удалось избежать, скрыв правду об отравлении. Такой скандал существенно ослабил бы ваши позиции в борьбе за престол и соответственно улучшил бы шансы ваших главных конкурентов. Вернее, двоих из них — лорда Авлайда и лорда Финвара. Граф Ярвийский тоже пострадал бы, так как всем известна его лояльность к нам.

Гвен еще больше нахмурилась. А Бренану стало жутко.

— Значит, — сказал он, — один из этих двоих сговорился с черными.

— Не обязательно сам претендент, — заметила Бригид. — Скорее кто-то из его ближайших сторонников. Но сути дела это не меняет — хоть так, хоть сяк, а на престол Катерлаха, страны из Минеганской Пятерки, рвется человек, прямо или косвенно связанный с черными колдунами. Словом, ситуация мерзкая, худшей трудно придумать. Именно поэтому я предлагала поддержать лорда Ригвара. При нашем содействии он легко выиграл бы выборы, а вы гарантированно стали бы его преемниками.

— Ну, если так сложились обстоятельства… — начал было Бренан, но Бригид прервала его:

— Нет, я уже передумала. И не только потому, что Гвен теперь регент Катерлаха. Еще вчера меня ужаснула догадка, что, возможно, мы недооцениваем врага и тот черный колдун как раз играет на стороне графа Ярвийского. Возможно, он просчитал наперед ход наших мыслей и устроил все так, чтобы мы заподозрили Авлайда с Финваром и, пытаясь остановить их, сами усадили на трон Ригвара аб Ковгала.

— Ну, это маловероятно, — отозвалась Гвен. — Или, скорее всего, вообще невероятно. Ведь всем известно, что лорд Ригвар наш союзник. Черным нет смысла его поддерживать.

— По большому счету, им нет смысла поддерживать любого из претендентов. Катерлах находится в сфере нашего влияния, и колдуны — хоть обычные, хоть черные — не в состоянии это изменить, даже если обзаведутся сообщниками в окружении короля. Но думаю, что тут речь не о политике, а о получении личной выгоды. От победы Ригвара выиграет не только он сам, но и весь Дом О'Гедвин. В нем, как и в других княжеских домах, есть разные люди, поэтому не исключено, что один из близких родственников графа Ярвийского мог заключить союз с черными, пообещав им хорошо заплатить. Ну а черные, наверное, польстились не так на деньги, как на возможность утереть нам нос и хоть частично отомстить за поражение на Ихелдиройдском тракте и смерть Ярлаха аб Конала.

— Ты уже поделилась своими соображениями со старейшими? — спросила Гвен.

— Вчера же им и написала. А сегодня утром получила письмо от сестры Кейлион. Она считает, что я слишком драматизирую, но не стала отрицать такой возможности. Ни указаний, ни рекомендаций в письме не было — это значит, что старейшие разошлись во мнениях и не смогли выработать единой позиции. Значит, минимум три из них склоняются к тому, что вам стоит уже сейчас претендовать на престол. Разумеется, они бы и так поддержали любое ваше решение, но при этом демонстрировали бы вам свое единогласное неодобрение. Теперь этого единогласия и близко не будет…

После разговора с Бригид Гвен пошла к себе, чтобы переодеться и немного отдохнуть с дороги. Бренан собирался поступить так же, но в коридоре его перехватила только что вернувшаяся от короля Альса. Он ожидал, что старшая начнет выпытывать подробности их приватной беседы с Энгасом, однако ее это не очень интересовало. Затащив Бренана в свой кабинет, она в первую очередь выяснила, что им с Гвен уже известно об отравлении короля, и вслед за Бригид предостерегла от разглашения этой тайны. Потом принялась поучать его, как он должен отвечать на вопросы, связанные с неожиданным регентством Гвен, и что следует говорить, когда будет заходить речь о предстоящих выборах короля. Бренан вежливо выслушал ее наставления, хотя про себя уже решил, что будет руководствоваться советами Бригид, которая гораздо лучше ориентировалась в катерлахской политике.

Наконец Альса отпустила его, и Бренан заперся в своих покоях, радуясь, что сейчас в Тахрине нет сестры Дорвен вер Меврид — третьей по старшинству и первой по болтливости из здешних ведьм. Она непременно захотела бы поговорить с ним о том, как правильно вести себя в новых обстоятельствах, и, в отличие от Альсы и Бригид, не ограничилась бы сжатым перечнем рекомендаций, а долго и нудно инструктировала бы его, подробно разбирая чуть ли не каждую возможную ситуацию.

Пока Бренан отлеживался в ванне с горячей водой, во входную дверь дважды стучали. Ни в первый, ни во второй раз ему не удавалось определить, кто это был; он еще плохо владел распознавательными чарами, к тому же ему мешали защитные узоры, пронизывающие стены, пол и потолок его покоев. Поэтому он предпочел не отзываться, а посетители оказались достаточно деликатными — не получив ответа, просто уходили прочь.

Где-то через полчаса, когда Бренан как раз заканчивал одеваться, постучали в третий раз. На этот раз гость был более настойчив — не ограничившись одним лишь стуком, он дернул за ручку, а когда дверь не поддалась, позвал:

— Бренан, все в порядке, это я. Открой.

У Бренана больше не было причин отмалчиваться, поэтому он впустил в переднюю Лиама — уже немного отдохнувшего и принаряженного. Он был одет в достаточно строгий, соответствующий нынешним обстоятельствам и одновременно роскошный костюм из темно-зеленой тафты, украшенный золотым позументом, а на его губах играла привычная легкомысленно-шутливая улыбка. Брат Гвен обитал в Цитадели Высоких Лордов, где находились апартаменты для самых почетных гостей Ринанхара. Сестра предлагала ему переселиться в Ведьминскую Башню, но он отказался — как подозревал Бренан, из-за присутствия в Цитадели целой стайки придворных дам, среди которых далеко не все были целомудренными и неуступчивыми.

— Ты уже видел Гвен? — спросил Бренан, проводив его в гостиную.

— Да, но не смог поговорить. Альса сразу же выставила меня за дверь. Наверное, учит сестричку, как ей теперь себя вести. — Лиам расстегнул камзол и вольготно развалился в кресле. — Собственно, и мне бы не помешал совет Альсы. И прямо сейчас.

— А что случилось? — поинтересовался Бренан. — Надеюсь, ничего серьезного?

— Да вроде нет. Просто из-за неинформированности я слегка попал впросак. Был у себя, отдыхал, даже немного задремал — и, конечно, и подумать не мог, что Гвен стала регентом. Даже не представлял, что это возможно, ведь вы всю дорогу твердили лишь о лорде Кивине и лорде Авлайде… Ну, словом, пришел ко мне расфуфыренный лакей от Флойда аб Дерега, графа Лимнахского, и передал приглашение на ужин. А я взял и согласился — думал, что это от графской дочки Шован. Она еще в прошлом году положила на меня глаз, когда я проездом был в Лимнахе. Ничего девочка, хотя ее не назовешь красавицей. Ясное дело, я с ней осторожен, она же как-никак графская дочь, да еще почти ребенок…

— Короче, — перебил его Бренан, — ты принял приглашение от отца, думая, что оно от дочери. И только потом выяснил, что тебя ждет не вечер легкого и приятного флирта, а официальный ужин с графом и его семьей, во время которого придется отвечать на щекотливые вопросы, касающиеся регентства сестры.

— Вот-вот, — кивнул Лиам. — Если бы знал об этом назначении, ответил бы уклончиво, сославшись на усталость… хотя, наверное, все равно пришлось бы идти. Это же два голоса в совете.

У каждой из тринадцати катерлахских провинций в совете лордов было два места. Одно по закону принадлежало графу, другое занимал выборный представитель местного дворянства. Флойд аб Дерег контролировал оба голоса от Княжества Лимнахского, так как тамошнее дворянское собрание представлял его старший сын Гевин. Впрочем, это было скорее исключение из правил — обычно члены совета, избранные дворянством, не зависели от графов и проводили свою собственную политику. Так, скажем, граф Конлех аб Герант и лорд Дармад аб Махин, вдвоем представляющие Рондав, придерживались прямо противоположных взглядов на место ведьм в Катерлахе; а Финвар аб Дайхи уже трижды избирался в совет лордов от Княжества Фиршамского, даром что находился в крайне напряженных отношениях с местным правителем, Глиндиром аб Фейхином.

Кроме уже упомянутых тринадцати княжеств, отдельным территориальным образованием в Катерлахе была Королевская область с административным центром в Тахрине. Она непосредственно подчинялась королю и делегировала в совет одного представителя, которого выбирало не только дворянство, но и тахринская городская старшина. В настоящее время интересы Королевской области представлял лорд Эин аб Ходар, младший брат Гивела аб Ходара, графа Огирского. Оба поддерживали Финвара аб Дайхи.

— Если удастся склонить на нашу сторону Флойда с Гевином, — продолжал Лиам, — это будет сильный ход… И из-за этого я немного паникую, — признался он, — боюсь все испортить.

— Самим ужином ничего не испортишь, — утешил его Бренан. — Это же не ты регент, а Гвен. И не тебя тащат на престол, а меня. Но для пущей уверенности посоветуйся с Бригид. Она лучше Альсы подскажет тебе, о чем можно говорить, а о чем стоит помолчать.

Однако Лиам, по неизвестным причинам побаивающийся Бригид, предпочитал обождать, пока Гвен и Альса закончат свой разговор. Тогда Бренан просто втолкнул его в покои Гвен, объяснив недовольной Альсе, что дело срочное, а сам отправился на поиски Шайны и вскоре нашел ее вместе с Шаннон и Мораг в жилище последней. Все трое, чистенькие, хорошенькие, одетые в нарядные платья, сидели в гостиной, попивая из хрустальных бокалов белое вино, а на столике перед ними стояли вазы с пирожными и конфетами. У обычных женщин такое зрелище вызвало бы острый приступ зависти, поскольку ведьмы мало того что все подряд были красивы, долго жили и всегда оставались молодыми, еще и не должны были следить за своими фигурами, им не нужно было прилагать значительных усилий, чтобы сохранить стройную осанку, ограничивать себя в сладостях из страха потолстеть…

— Ну наконец-то пришел! — с нежной улыбкой произнесла Шайна. — А я уже дважды за тобой посылала. Неужели Бригид так долго вас продержала?

— Нет, не так долго, — ответил Бренан, устроившись на диване рядом с сестрой. — Но потом была Альса. Тоже учила меня хорошим манерам.

— По мне, это лишнее, — заметила Мораг. — Не считай это пустой лестью, но ты и сам быстро учишься быть вельможей. У тебя прирожденное чутье.

— Еще бы, — согласилась Шаннон. — Жаль, Мораг, что ты не видела, как достойно Бренан держался, когда нас пригласили к королю для оглашения указа. Другой на его месте свысока поглядывал бы на присутствующих, хотя бы немного задирая нос, — мол, вы сейчас такое услышите… А он был спокоен и невозмутим, словно ничего не случилось и все происходит так, как он и ожидал. Поэтому я была уверена, что регентом станет лорд Кивин, а когда Энгас назвал имя Гвен, чуть не завизжала от неожиданности.

— Думаю, там всем хотелось визжать, — сказала Шайна. — Кому просто от неожиданности, а кому — от досады. В эту ночь многим лордам в Тахрине будет не до сна. А завтра-послезавтра внезапный приступ сановной бессонницы охватит весь Катерлах… Кстати, братик, тебе стоит приготовиться: впереди тебя ожидают трудные времена. До сих пор ты мог под тем или иным предлогом отклонять приглашения на различные приемы, обеды и ужины, но теперь единственным таким предлогом может быть только другое приглашение. С сегодняшнего дня вы с Гвен стали официальными лицами в Катерлахе: ты — претендент на престол, а она — назначенный регент. После того как… — сестра осеклась, — ну, как Гвен примет свои полномочия, у нее появится возможность отказывать просителям, ссылаясь на государственные дела. А вот ты будешь оставаться в водовороте великосветских мероприятий вплоть до окончательного решения совета лордов.

Бренан кивнул:

— Бригид об этом говорила. И обещала как можно чаще устраивать ведьминские приемы.

— Правильно, — одобрила такое решение Шаннон. — Пусть лучше ходят к нам, чем мы к ним. Ведь не только вас с Гвен, но и всех нас начнут донимать. Особенно Шайну.

— И Лиама, — добавила Мораг. — Вот с ним не станут церемониться, будут эксплуатировать по полной. Ведь он такой же, как и они, совсем для них не страшный.

— Уже начали эксплуатировать, — сказал Бренан и поведал о приглашении графа Лимнахского.

— Ну что ж, хорошее начало, — выслушав его, резюмировала Шаннон. — Как раз перед твоим появлением я говорила девочкам, что Шован вер Флойд по уши влюблена в Лиама и было бы хорошо их поженить. Флойд аб Дерег сторонник лорда Ригвара, но это вовсе не означает, что оба лимнахских голоса автоматически перейдут к тебе. Его нужно чем-то заинтересовать, и Лиам представляется лакомой наживкой. Всем известно, как Гвен любит своего брата, а в ведьмовском кругу это большая редкость — в основном мы безразличны к нашей кровной родне. Поэтому граф не только хорошо пристроит свою младшую дочь, но и сам получит неплохую выгоду, породнившись с будущей королевой.

— Но захочет ли этого Лиам? — с сомнением произнес Бренан. — Похоже, он и не думает о браке.

— Ничего, передумает, — уверенно сказала Шайна, долив в свой бокал вина. — Лиам хоть и ветрогон, парень умный и ответственный. Кроме того, он получит приличную компенсацию за потерю холостяцкой свободы.

— От старейших?

— Нет, от тебя. Последние три ведьмака, получившие королевский титул, перебирали на себя и все недвижимое ведьминское имущество в своей стране. В первый раз это сопровождалось громким скандалом, когда Тыдир аб Гонвар, став королем Ивыдона, в явочном порядке взял под свое крыло все земельные владения, принадлежащие Тир Минегану. Тогда часть сестер поддержала его действия, другие встали на сторону старейших, но в конце концов король Тыдир победил в этом имущественном споре, создав прецедент, который с восхождением на данварский престол Альвара аб Нуллана превратился в традицию. Конечно же ты возьмешь на себя обязательства предоставлять поместья родителям новых ведьм, появившихся на свет в Катерлахе.

— Да, безусловно, — ответил порядком ошарашенный этой новостью Бренан. — Я…

Он и сам не знал, что собирался дальше сказать, а узнать уже не имел возможности, так как его прервал стук в дверь. Мораг крикнула, что открыто, и через несколько секунд в гостиную вошла Бригид, держа в руках сложенные вдвое листы бумаги. Смерив неодобрительным взглядом сестер с бокалами вина (поскольку сама употребляла спиртное лишь по торжественным случаям), она остановилась на Бренане и сдержанно произнесла:

— Только что пришло еще одно письмо от сестры Моркадес. С девочками все в порядке, можешь не волноваться. — Эти слова были очень кстати, так как мрачный тон Бригид заставил его сердце сжаться от недобрых предчувствий. — Однако сегодня утром городская стража Карсаллога схватила в порту одного преступника, находящегося в розыске за несколько совершенных убийств и ограблений. Недавно на допросе он сознался, что вместе с двумя десятками сообщников готовил нападение с целью похищения Марвен и Грайне.

— Китрайловы выродки! — вырвалось у Бренана; он постепенно перенимал ведьмовскую привычку ругаться именем Нечистого. — Так это были лахлинцы? Их наняли поборники?

— Нет, — сказала Бригид и, пододвинув к столику свободное кресло, села. — Лахлин тут ни при чем, это чисто абрадские дела. По показаниям того преступника, их заказчиком был колдун.

Мораг с растерянным видом покачала головой, Шайна возмущенно пробурчала, что это уже ни в какие ворота не лезет, а Шаннон скептически спросила:

— И они были так глупы, что всерьез рассчитывали на успех? Не боялись выступить против ведьмы?

— Они не знали, что будут иметь дело с ведьмой. А узнав, немедленно разбежались бы. Очевидно, колдун это предвидел и собирался использовать нападение разбойников только для того, чтобы отвлечь внимание Моркадес. А сам под их прикрытием планировал попасть на корабль и выкрасть девочек.

— И как бы он это сделал? Думаешь, это был черный?

Бригид развернула принесенные с собой листы и зачитала отрывок:

«…Задержанный не знал имени колдуна, но дал описание его внешности. Цитирую дословно из протокола допроса: „Лет пятидесяти, ростом около пяти с половиной футов, не худой, но и не толстый, волосы темные, с седыми прядями, коротко подстриженные, лицо круглое, без усов и бороды, глаза широко расставленные, светло-серые или голубые. Из особых примет — большая родинка на правой щеке…“»

При этих словах Шайна охнула, Мораг громко выругалась, а Бригид невозмутимо продолжала:

«…С учетом обстоятельств, я не хочу ни на минуту оставлять Марвен и Грайне без своего внимания, поэтому попросила капитана карсаллогской стражи доставить задержанного на наш корабль для дальнейшего допроса. Сейчас ожидаю его прибытия, но у меня уже нет никаких сомнений, что он узнает своего таинственного колдуна на рисунке с портретом профессора Фейлана аб Мередида — того самого, который, по заключению наших кованхарских сестер, был одним из ближайших сподвижников магистра аб Конала и принимал участие в событиях на Ихелдиройдском тракте.

Я только что написала старейшим, а теперь пишу и тебе, что не считаю сегодняшний инцидент банальной попыткой мести. Боюсь, ситуация гораздо серьезнее и непосредственно связана с последними событиями в Катерлахе. Если бы попытка похищения девочек удалась, профессор аб Мередид получил бы мощный рычаг воздействия на Бренана и, наверное, смог бы заставить его отказаться от претензий на престол. Хотя это и кажется невероятным, но факты свидетельствуют о том, что один из соперников Бренана вступил в преступный сговор с черными колдунами. О деталях этого зловещего соглашения нам остается только гадать, но одно несомненно — мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы катерлахская корона досталась человеку, на чьей стороне играют слуги Врага…»

Бригид отложила письмо и вновь посмотрела на Бренана.

— Для твоего спокойствия скажу, что замысел Фейлана аб Мередида с самого начала был обречен на неудачу. Поскольку сестра Моркадес взяла твоих кузин под свою опеку, она в случае нападения в первую очередь позаботилась бы об их безопасности. А теперь решила вместе с сестрой Мирген сопровождать их до самого Катерлаха. Двух ведьм черные уже точно не застанут врасплох.

— Но какое нахальство! — гневно произнесла Шаннон. — Если Моркадес права и черные действительно зарятся на Катерлах… Честное слово, в это трудно поверить!

— Однако придется, — заметила Шайна. — Как и сестра Моркадес, я не вижу другого объяснения попытке захватить девочек. Ради выкупа?.. Фи, ерунда! Каждый, у кого есть хоть капля здравомыслия, прекрасно понимает, что ведьмовское золото станет ему поперек горла. Безусловно, тут речь о короне.

Сам Бренан не имел по этому поводу ни малейших сомнений. В отличие от Шайны, Мораг и Шаннон, он знал об отравлении короля, поэтому сегодняшние события в карсаллогском порту стали для него дополнительным и убедительным доказательством существования сговора между черными колдунами и одним из претендентов на катерлахский престол. Чтобы спасти Марвен и Грайне, Бренан без малейших колебаний отказался бы от короны, к которой, собственно, никогда и не стремился. А в таком случае…

— Если бы похищение удалось, — озвучила его мысль Шаннон, — то больше всего от этого выиграл бы граф Ярвийский. А я никак не могу представить лорда Ригвара сообщником черных. Возможно, следующим пунктом в плане заговорщиков было его убийство.

— А если так, — подхватила Шайна, — нужно его предупредить. Если он все-таки связан с Фейланом аб Мередидом, то хуже все равно не будет. А если нет — примет меры предосторожности, чтобы обезопаситься от покушения.

— Есть идея! — отозвалась Мораг. — Предложить лорду Ригвару усиленную охрану. Обратимся к тахринским колдуньям, обучавшимся в Абервене, они нам не откажут. Если граф согласится, то круглосуточно будет находиться под наблюдением верных нам людей. А если отклонит наше предложение — тем самым подтвердит свою причастность к заговору.

— Не обязательно, — сказала Бригид. — Хотя идея достойна внимания. Сообщу о ней старейшим, пусть решают. Но в любом случае предупредить лорда Ригвара необходимо. Также я расскажу обо всем королю, лорду Кивину и конечно же графам-лоялистам.

В Катерлахе лоялистами называли вельмож, безоговорочно поддерживавших ведьм; кроме Ригвара аб Ковгала, который сейчас находился в Тахрине, к их числу принадлежали еще три графа — Тирогенский, Абертавский и Эйгайнский. Первые два вскоре собирались отправиться в столицу в сопровождении ведьм, гостивших в их княжествах, а молодой Кохран аб Гарет должен был приехать уже завтра. Известие об обострении болезни короля он получил на полдороге от Тахрина до Эйгайна, поэтому недолго думая просто повернул назад.

— При таком количестве посвященных эта история быстро получит огласку, — заметила Шаннон.

— Не беда. Главное, чтобы слухи исходили не от нас. — С этими словами Бригид остро взглянула на Мораг. — А когда начнут обращаться за подтверждением, мы все будем придерживаться только фактов. Да, нападение готовилось. Да, его организовал черный по имени Фейлан аб Мередид. Да, он пытался выкрасть кузин Бренана. А зачем — об этом можно только гадать. И тот, у кого есть голова на плечах, сам сделает правильный вывод.

Глава XXIII ЧЕРНЫЕ ДЕЛА

Очевидно, в городскую стражу Карсаллога брали исключительно олухов. По крайней мере, такое впечатление сложилось у Фейлана аб Мередида, когда уже третий стражник, несмотря на действие привлекающих чар, призванных заострить его внимание, никак не мог узнать в коренастом бородатом мужчине по ту сторону небольшой портовой площади местную криминальную знаменитость — грабителя и убийцу Рагнала по прозвищу Дикий.

Разумеется, Рагнал был мастером маскировки, однако часовой, находясь под действием чар Фейлана, должен был бы задуматься, почему он то и дело поглядывает на того бородача, чего в нем такого особенного. Но, похоже, в карсаллогской страже думать не любили. А на горизонте уже появился корабль с ведьмой Моркадес вер Риган и двумя кузинами ведьмака. Следовало поторопиться…

— Ан Варайд! — закричала женщина в толпе, указывая пальцем на разбойника. — Люди добрые, это же Рагнал Ан Варайд!

Если остротой ума стражники похвалиться не могли, то на быстроту реакции им грех было жаловаться. Услышав это имя, они мгновенно сориентировались и бросились к бородачу. Разбойник пытался убежать, однако Фейлан предусмотрел это, заранее наложив на его ноги незаметное заклятие. Теперь оно сработало, Рагнал Дикий споткнулся на ровном месте и упал. Четверо стражников, словно коршуны, налетели на него, скрутили, разоружили и сорвали накладную бороду. Потом поставили пленника на ноги и повели в сторону портовой управы, чуть ли не на каждом шагу угощая тумаками.

Конечно, если бы тут были сообщники Рагнала, они бы попытались освободить своего главаря. Однако вся эта шайка пряталась за городом, а Дикий пришел в порт один, чтобы посмотреть на прибытие корабля и произвести разведку местности перед запланированным на ночь нападением. Тем самым нападением, которое заказал им Фейлан аб Мередид, заплатив очень щедрый задаток.

Убедившись, что Рагнал Ан Варайд уже не выскользнет из рук правоохранителей, Фейлан покинул порт и по узенькой улочке направился к ближайшей окраине города. Что будет с разбойником дальше, его не интересовало. Скорее всего, расколется на допросе и даст описание внешности колдуна, заказавшего похищение двоюродных сестер Бренана аб Грифида. К перечню грехов Фейлана добавится еще одно преступление, но это уже ничего не изменит. Его и так разыскивают, ведь он черный колдун, и если поймают, то казнят уже за саму принадлежность к Темному Братству. Или же усмирят, что ничем не лучше смерти. Так или иначе, его душа окажется в Ан Нувине и последующие семь столетий будет страдать в адских муках…

Фейлан не знал, зачем Йорверту аб Торвалу понадобился этот спектакль, да и знать не хотел. Он без лишних вопросов выполнил его поручение и был рад, что так легко отделался. Когда Ярлах незадолго до своей смерти отправил его к Йорверту, он, похоже, рассчитывал, что Фейлан будет с ним тесно сотрудничать. К счастью, Йорверт думал иначе и не стал втягивать его в свои дела, а просто порекомендовал для укрытия один безымянный и необитаемый островок в полутора тысячах миль на юг от Инисойд на Шогир. Там Фейлан на скорую руку построил себе небольшую хижину, чтобы прятаться в ней от палящего тропического солнца, и в течение следующих двух недель не высовывал с острова носа, целыми днями занимаясь своими любимыми делами — чтением книг по алхимии и конструированием новых магических узоров. Питался местными фруктами и рыбой, которую ловил при помощи чар, а потом жарил, варил или запекал.

А вчера утром к нему пожаловал Йорверт и попросил об услуге. Фейлан не осмелился отказать, так как откровенно побаивался этого сумасбродного юноши и счел лучшим ему не противоречить, а просто сделать то, чего он хотел. И теперь мог спокойно вернуться к своей жизни изгнанника.

Поравнявшись с маленьким, полуразрушенным домишком, где, очевидно, никто не жил, Фейлан повернул к нему, переступил на крыльце через выбитые двери и вошел внутрь. Собственно, он мог перейти в Тындаяр и посреди улицы, прятаться не было смысла, но осторожность уже давно стала одной из определяющих черт его характера. Как раз благодаря этой осторожности ему посчастливилось выскользнуть из ведьмовской ловушки чуть ли не за мгновение до того, как она захлопнулась. Вот Ярлах аб Конал не был таким осмотрительным — и заплатил жизнью за свое легкомыслие…

Очутившись в непроглядной тьме Тындаяра, Фейлан двинулся в юго-восточном направлении, ориентируясь по потокам Темной Энергии. Шел не спеша, экономя силы, так как его ждала неблизкая дорога. Хорошо хоть в Тындаяре расстояния сокращались почти в тысячу раз, и за каких-нибудь три-четыре часа, нисколько себя не подгоняя, он мог забраться в такую даль, где ни одна ведьма его не достанет.

Впрочем, Фейлан не собирался остаток своей жизни безвылазно сидеть на том необитаемом острове. Когда ведьмы немного угомонятся (хотя после сегодняшних событий в Карсаллоге придется ждать дольше, чем предполагалось), он собирался возобновить контакты с теми товарищами по Братству, которым более или менее доверял, время от времени посещать большие города (желательно на Юге, где нет ведьм), чтобы добывать новые книги, реактивы для алхимических исследований, одежду, разные бытовые мелочи, а также продукты для разнообразия своего рациона. Разумеется, ему понадобится и цивилизованное жилище, поэтому со временем он планировал нанять нескольких строителей, чтобы они поставили ему красивый и крепкий дом. С этим намечались некоторые проблемы, так как Фейлан не хотел их похищать, а потом под угрозой смерти заставлять работать. Отнюдь не из соображений гуманности — просто он был убежден, что рабский труд крайне непродуктивен. Подневольные, запуганные работники слепят ему дом кое-как, еще и нарочно позаботятся о том, чтобы здание поскорее развалилось. Но выход всегда есть; в конце концов, кроме черных колдунов, в мире хватает и обычных людей, почитающих Темного Властелина Ан Нувина, и среди них наверняка найдутся искусные мастера-строители…

Пройдя за час треть пути, Фейлах дал ногам отдохнуть и следующую милю пролетел, держась в воздухе при помощи чар. Ни один обычный колдун не мог так долго левитировать, даже самые ловкие из них с большим трудом преодолевали четверть мили. Темная Энергия давала слугам Властелина большую силу, хотя, к сожалению, не позволяла им сравняться в могуществе с ведьмами.

Почувствовав признаки магической усталости, Фейлан вновь перешел на пеший ход, а через полторы мили вернулся к левитации и уже без проблем добрался до места назначения. Прежде чем выбраться на поверхность, с привычной осторожностью осмотрел снизу остров и увидел нечеткую, искаженную фигуру человека, сидевшего на самодельной скамеечке около хижины. Больше никого на острове не было, а в его окрестностях не наблюдалось ни одного корабля.

«Проклятый Йорверт, опять притащился! — сердито подумал Фейлан, собирая Темную Энергию для перехода. — А ведь говорил, что у него сегодня неотложные дела. Наверное, все-таки стоит подыскать другой остров, о котором никто не будет знать. Океан Дешарах большой…»

Но это оказался не Йорверт, а другой его коллега — и по Университету, и по Братству, — Киннан аб Мадог с кафедры медицины. С ним у Фейлана были не то чтобы слишком близкие, но достаточно дружеские отношения. Когда он вынырнул из Тындаяра в трех шагах от непрошеного гостя, Киннан встретил его сдержанной улыбкой:

— Ну наконец-то явился! А я уже собирался уходить.

— Здравствуй, Киннан, — сказал Фейлан. — Как ты меня нашел? Йорверт рассказал?

— Нет. После смерти магистра аб Конала я с ним не виделся. А твой новый адрес мне сообщили из Ан Нувина.

Фейлан едва сдержал сокрушенный вздох. Последние две недели ему не являлись во сне демоны, и он начал надеяться, что о нем позабыли. А зря — вряд ли стоило рассчитывать, что плата за доступ в Тындаяр ограничится одним лишь участием в той роковой стычке на Ихелдиройдском тракте…

Зайдя в хижину, Фейлан вынес оттуда еще одну скамеечку, такую же грубую и неотесанную, и уселся напротив Киннана. А тот заметил:

— Не скажу, что живешь в роскоши. Если бы я знал, что ты так скромно устроился, принес бы тебе немного мебели.

— Ничего. Со временем я обо всем позабочусь, — ответил Фейлан и сразу перешел к делу. — Значит, ты получил новое задание?

— Оно старое. Ан Нувину нужна ведьма Эйрин. — Киннан аб Мадог принадлежал к тем черным, которые избегали лишний раз упоминать Китрайла, отдавая предпочтение безличному и обобщенному термину «Ан Нувин». — Вернее, не она сама, а ее Искра.

— А я думал… — Фейлан осекся. Было бы неосторожно предполагать вслух, что Темный Властелин мог отступиться от своих намерений под давлением обстоятельств. — Думал, что нужно подождать, усыпить ее бдительность. Пусть она убедится в своей неуязвимости, поверит, что ее оставили в покое.

— В общем, справедливая мысль, — согласился Киннан. — Но с другой стороны, ее Искра приобретает все большую силу, и чем дольше мы будем ждать, тем труднее будет с ней справиться. После того фиаско в трактире от нас не стали требовать немедленных действий, так как и сама Эйрин вер Гледис, и сопровождавшие ее ведьмы были начеку, в любую минуту ожидая нового нападения. По логике мы должны были повторить попытку, пока она еще не овладела своей Искрой и не добралась до Тир Минегана. Поэтому наша пассивная позиция в этот критический период должна была убедить ведьм, что Ан Нувин отказался от намерений захватить Первозданную.

Фейлан кивнул:

— Теперь все понятно. А я было решил, что Йорверт затеял свою собственную игру, так как ничего не сказал о поручении Властелина. Но надо признать, замысел хороший — пусть ведьмы думают, что мы заинтересовались ведьмаком, пусть ломают себе головы, для чего это нам нужно.

Киннан аб Мадог испытующе взглянул на него:

— Ты о чем?

Выслушав рассказ Фейлана об инсценировании попытки похищения кузин ведьмака, он покачал головой:

— Не знаю, что там делает Йорверт, но нас это точно не касается. Когда я в последний раз общался с Ан Нувином, мне ясно дали понять, что у Йорверта другое задание, никоим образом не пересекающееся с нашим. А я должен собрать новый темный круг — и хочу, чтобы вы с Нейлом стали моими помощниками.

Нейл аб Ильсвин, ассистент на кафедре философии Кованхарского университета, до недавних пор был одним из подчиненных Ярлаха аб Конала и принимал участие в попытке захвата Эйрин вер Гледис. Он принадлежал к семерке избранных, которым был разрешен доступ в Тындаяр.

— А что Колвин и Эвриг? — спросил Фейлан. — Они с Йорвертом?

Киннан нахмурился:

— Оба погибли. Вернее, Эврига убили, а Колвина усмирили.

Несмотря на царящую на острове жару, Фейлану внезапно стало холодно. Он не сдержался и зябко поежился.

— Ведьмы их разоблачили?

— Похоже, что так. Или же они имели глупость попасться на чем-то другом.

— И как это случилось?

— Подробностей не знаю. Мне известно лишь, что Эвриг был в Манхайне, гостил у Колвина, когда на них напали. А в Кованхаре вообще не слышали об этом происшествии, ведьмы все скрыли и уже целую неделю лицемерно ведут поиски Эврига в связи с его внезапным исчезновением.

— И ты до сих пор не убежал? — искренне удивился Фейлан. — Не боишься, что и за тобой придут?

— Демон уверил меня, что ни Эвриг, ни Колвин никого не выдали.

Фейлан с трудом сдержал скептическую улыбку. Он был сторонником теории, предложенной еще великим Ирданом аб Брином, согласно которой семь столетий адских мук являются не искусственным испытанием перед воплощением в демона, а объективным естественным процессом трансформации человеческой души в демоническую сущность. По убеждению Ирдана, этот процесс начинается в то же мгновение, когда душа попадает в Ан Нувин, и сопровождается полным помутнением сознания. Из сочинений черных колдунов прошлого Фейлан знал, что демоны просто впадали в неистовство, когда с ними заводили об этом разговор, а посему сам не отваживался задавать такие вопросы, но был абсолютно уверен, что на протяжении как минимум первых десятилетий (а может, и столетий) пребывания в Ан Нувине новые души находятся в бессознательном состоянии. Поэтому демон, с которым разговаривал Киннан, не мог знать наверняка, что на самом деле произошло с Эвригом аб Ферхаром и Колвином аб Девлахом…

— Значит, нас осталось четверо, — подытожил Фейлан. — А если не считать Йорверта, то трое. — И это хорошо, добавил про себя. Йорверт ему никогда не нравился, и он не мог понять, что Ярлах нашел в этом безумном парне. — Ты уже решил, кого еще привлечь?

— Есть на примете несколько кандидатур. Нейл также предложил своих знакомых, и того же я жду от тебя. А потом вместе выберем из них троих самых достойных.

— Почему троих? Почему не четверых? — спросил Фейлан. Как правило, колдуны создавали темные круги из семерых человек, по количеству ангелов, ставших на сторону Китрайла, когда тот бросил вызов Дыву. Впрочем, по мнению Фейлана, это была лишь красивая легенда… — Или один уже есть?

— Не один, а одна. Колдунья, рекомендованная Ан Нувином.

Фейлан безразлично пожал плечами. В отличие от большинства черных, у него не было предвзятости по отношению к женщинам, хотя он и считал, что им не место в Братстве — ведь на то оно и называлось Братством.

— И кто же она такая?

— Ее имени демон не назвал. Позволил ей сохранить инкогнито. Сегодня ночью мы встретимся с ней в Тындаяре. Тогда вы все и присягнете мне.

— Прямо в Тындаяре? — удивился Фейлан. — Я понимаю, ты хочешь, чтобы все было мрачно и торжественно. Но мы же там ни черта не увидим.

— Так нужно. Колдунья хочет скрыть не только имя, но и свое лицо.

— Ого! И с чего такая таинственность?

— Она живет на Тир Минегане, работает на ведьм, — объяснил Киннан. — Сколько именно, демон не сказал, но долго — свыше десяти лет.

При этом известии Фейлан просто оторопел и уставился на своего собеседника недоверчивым взглядом. На протяжении последних двух столетий все попытки Братства заслать на Тир Минеган шпионов терпели неудачу, их быстро разоблачали — максимум через месяц-другой. А тут выяснилось, что уже больше десяти лет в ведьмовской твердыне находится черная колдунья. И мало того, служит у самих ведьм!

— Невероятно. Просто невероятно… — покачал головой Фейлан. — Я преклоняюсь перед отвагой этой женщины. И восхищаюсь прозорливостью колдуна, выбравшего ее для этой миссии. Не удивлюсь, если это был Ярлах.

— Нет, не Ярлах. Эта колдунья приняла Темную Энергию уже на Тир Минегане. Формально она не принадлежит к Братству и подотчетна непосредственно Ан Нувину. До сих пор никто из наших о ней не знал, мы первые. Это проявление высокого доверия к нам.

— Да, понимаю, — медленно произнес Фейлан. — И могу сделать из этого вывод, что сейчас речь не идет о банальном убийстве Эйрин вер Гледис. Тогда бы наше участие не понадобилось.

— Да, разумеется, — подтвердил Киннан. — Демон отдал четкий приказ захватить ее живой. Это даже не обсуждается. Поэтому мне нужна твоя светлая голова.

«Хорошо, что ты это признаешь, — подумал Фейлан, польщенный его словами. — Потому что иначе нам было бы трудно поладить».

Киннан аб Мадог был человеком, вне всяких сомнений, выдающимся — в Кованхаре не принято раздавать профессорские мантии серым посредственностям. Он обладал выдающимся организаторским талантом, поэтому неудивительно, что после смерти Ярлаха именно к нему перешло руководство. Однако ему не хватало гибкости мышления, чтобы разрабатывать хитроумные планы и просчитывать все возможные варианты развития событий. К счастью, он это осознавал (что было ценным качеством для руководителя), поэтому нуждался в Фейлане с его мощным аналитическим умом.

— Твой рассказ о кузинах ведьмака натолкнул меня на одну идею, — продолжал Киннан. — Как думаешь, может, стоит надавить на Эйрин через ее отца? Насколько мне известно, в Леннире сейчас нет ведьм. Некоторое время там гостила Айлиш вер Нив, старейшие поручили ей установить в Кардугале защиту от проникновений из Тындаяра. Потом она вернулась в Эврах, ну а защита для нас не проблема. Короля можно похитить и за пределами Кардугала — скажем, на охоте, которую он очень любит.

— И что дальше? — спросил Фейлан. — Напишем письмо: «Или мы убьем твоего папочку, или позволь демонам забрать тебя в Ан Нувин»? Глупости! Возможно, какая-нибудь девушка-простолюдинка и повелась бы на этот шантаж, пожертвовав собой ради спасения любимого отца, но принцесса так никогда не поступит. Вовсе не потому, что принцессы не любят своих родителей, просто их с детства приучают ставить общественные интересы превыше личных. Для Эйрин вер Гледис это будет не просто выбор между ее жизнью и отцовской, она будет учитывать и то, к каким последствиям может привести поглощение Ан Нувином Первозданной Искры. Эти последствия она сочтет однозначно негативными, так как наверняка отождествляет добро для человечества со всемирным господством ведьм. Поэтому ее решение спрогнозировать нетрудно.

Киннан пристально посмотрел на него:

— Так ты уже рассматривал такой вариант?

В ответ Фейлан натянуто улыбнулся:

— Я же тут не только дрожал от страха. Времени на размышления хватало, и я частенько думал над тем, как почтить память Ярлаха, доведя до конца его последнее дело. Король Келлах кажется очевидным уязвимым местом Эйрин вер Гледис; а между тем, как ты сам сказал, ведьмы не охраняют его. Хотя, думаю, их старейшие были на это согласны — еще бы, такой роскошный повод, формально не нарушая бойкота, объявленного южным королевствам, фактически оккупировать одно из них, пусть и самое маленькое. Наверное, от этого отказалась сама Эйрин, так как понимала, что присутствие ведьм в Леннире не гарантирует отцовской безопасности, а только привлечет к нему наше внимание.

— А какие другие планы ты разрабатывал?

— Не скажу, что разрабатывал, но иногда обдумывал. И в каждом находил слабые места, сводящие все на нет. Но до сих пор я не учитывал присутствия во вражеском лагере нашего человека, — а это полностью все меняет. Теперь будет легче.

— Конечно, — согласился Киннан, — гораздо легче. Если бы мы с самого начала знали о ней…

Он не договорил, но Фейлан и так все понял. Ан Нувин стал жертвой собственной жадности, желая получить Первозданную и одновременно сохранить своего агента среди ведьм. Если бы Эйрин вер Гледис прибыла на Тир Минеган с непробудившейся Искрой, все было бы просто, даже элементарно. К сожалению, этот шанс утрачен безвозвратно…

— Что ж, придется начинать все сначала, — произнес Фейлан вслух. — Но ничего, справимся. В конце концов Темный Властелин заполучит Первозданную Искру и станет еще могущественнее.

Примечания

1

Здесь будет уместно отметить, что употребляемые в тексте титулы «лорд» и «леди» являются самыми близкими по смыслу эквивалентами шинанских argwyd и yddes. На Абраде такое обращение используется по отношению ко всем лицам знатного происхождения — от простых дворян до принцев и королей. Как правило, эти титулы используются только вместе с именами; в остальных случаях говорят «господин», «госпожа» или «барышня». Незнатных, но уважаемых мужчин называют «хозяин» или «мастер»; разница между ними довольно неопределенная, хотя первое слово используют в основном для того, чтобы подчеркнуть богатство человека, а второе — его образованность и профессиональные качества. Что касается незнатных женщин, то молодых и незамужних, находящихся под опекой родителей или других родственников, называют просто девицами, в других случаях — «хозяйка» или «уважаемая».

(обратно)

2

Обычный абрадский год длится 368 дней, високосный — 369. Год делится на девять месяцев: хверод (зима), аврон и белтен (весна), мегев, горфеннав и линас (лето), монфовир и гедрев (осень), рагвир (опять зима). Во всех месяцах, кроме горфеннава, всегда 41 день; в горфеннаве — 40, в високосные годы — 41.

(обратно)

3

В абрадских университетах магистр является не научной степенью, а высшим ученым званием. В частности, в Кованхарском университете это звание имеют руководители кафедр и ректор. Магистры носят фиолетовые мантии, профессора — темно-синие, ассистенты — темно-зеленые. Стиль одежды для студентов и аспирантов определяется университетским Регламентом как «скромный и приличный»; только на торжественные мероприятия они обязаны надевать темно-красные мантии.

(обратно)

4

Абрадская неделя имеет восемь дней — линнар, маир, кедын, мехер, дордын, гвинер, сатарн, довнах. Неделя начинается с линнара и заканчивается довнахом. Характерной особенностью абрадского деления на недели является их фиксированность относительно дней календаря: год всегда начинается с довнаха, а заканчивается сатарном. В високосные годы, когда горфеннав имеет 41 день, как и остальные месяцы, этот лишний день додается к текущей неделе под названием навдид, поэтому не сдвигает недели относительно календаря.

(обратно)

5

На шинанском языке вер (mher) — «дочь», а бан (bean) — «женщина, жена».

(обратно)

6

Около 180 см. Рассказывая о мире, где никогда не было ни французов, ни Французской революции, нам представляется совершенно неуместным употреблять метрическую систему единиц.

(обратно)

Оглавление

Глава I ГОСТЬЯ С СЕВЕРА

Глава II НОВАЯ ИСКРА

Глава III БЕЛАЯ НИТЬ

Глава IV ПРОРОЧЕСТВО О ПЕРВОЙ

Глава V МЛАДШАЯ СЕСТРА

Глава VI ПОСЛЕДНИЙ ПУНКТ ПРОРОЧЕСТВА

Глава VII ДИННЕШИ

Глава VIII ТЫНДАЯР

Глава IX ИХЕЛДИРОЙДСКИЙ ТРАКТ

Глава X СЕМНАДЦАТАЯ МИЛЯ

Глава XI ФИАСКО

Глава XII УТРО В ТРАКТИРЕ

Глава XIII ВНОВЬ НА СЕВЕРЕ

Глава XIV ВОСЕМНАДЦАТАЯ ГОДОВЩИНА

Глава XV ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА

Глава XVI ВСПЫШКА ТЕМНОЙ ЭНЕРГИИ

Глава XVII ТАХРИН

Глава XVIII ВСТРЕЧИ В МАНХАЙНЕ

Глава XIX РОНДАВ

Глава XX НЕОЖИДАННЫЕ СОЮЗНИКИ

Глава XXI ТИР МИНЕГАН

Глава XXII ЛОРД-РЕГЕНТ

Глава XXIII ЧЕРНЫЕ ДЕЛА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg