«Sanctus deus»

Sanctus deus

- Хочешь, я придумаю для тебя мир? - это были первые слова, что я услышала от тебя. Первый раз наши дороги пересеклись весной. Той яркой весной, что всегда ассоциировалась у меня с канареечно-желтым цветом обновленного солнца в небе. Еще не сошел до конца снег, еще маленькими дождиками капают с крыш сосульки, еще деревья стоят неприкрыто-обнаженные, а мир уже залит этим тревожным желтым цветом. Город медленно оживал. Он переливался, и менял свои очертания, как мираж в пустыне. Ты сидел в кофейне, рядом с большим, от потолка и до пола, стеклянным окном. Перед тобой стоял ноутбук и чашка с давно остывшим кофе. Окно играло солнечными лучами, преломляя их, пуская блики в глаза случайных прохожих. Солнце и желтый цвет слепили. Я подняла руку, пытаясь прикрыть глаза, и в этот момент ты, привлеченный движением, повернул голову в мою сторону. Наши взгляды пересеклись на мгновение, не больше. А потом ты усмехнулся, и начал что-то набирать в ноутбуке.

Я зашла в кофейню. Переход из желтого безумия в полутемное бежево-коричневое помещение, ножом резанул по напряженным нервам. Я внезапно поняла, что чувствует человек, у которого содрали кожу: случайный ветерок, взгляд, прикосновение действуют не хуже удара электрическим током. Я выбрала столик напротив твоего. Точнее, упала на стул, действуя скорее неосознанно. Частый перестук клавиш твоего ноутбука напоминал звонкую капель за окном.

- Девушка, вы заказывать будете? – голос официантки болью прошелся по всему телу. Я едва заставила себя сидеть спокойно, вместо того, чтобы, скорчившись, заскулить от тяжелой, нервной дрожи.

- Кофе. Черный. Без сахара, - было в этом что-то правильное: пить чистый кофе, не смешивая его ни с чем. Совершенно как в жизни: мы бежим, пытаемся куда-то успеть, играем в чехарду со временем, внося в свой мир буйство красок, как на картине спятившего абстракциониста, и совершенно не замечаем вкус чистой, незамутненной жизни, терпкий вкус радости, солоновато-горький – печали... Мы разучились употреблять чистые продукты, подменяя их суррогатом с усилителем вкуса. Вроде бы и промелькнет где-то на горизонте радость, а ощущение уже не то: к ней примешивается разочарование от того, что можно было бы сделать больше, зависть к соседу, у которого и чай слаще, и бублики больше, и почти животное стремление вперед, к мифической «большей радости», что, конечно же, ждет за горизонтом. Вот и выходит, что на истинное времени уже совершенно не остается.

Я пила обжигающий кофе мелкими частыми глотками. Было горячо и больно, но отчего-то здорово прояснялись мысли. Ты неожиданно оторвался от экрана и внимательно посмотрел на меня с понимающей улыбкой. Ты будто-то бы понимал, о чем я думаю. От этого становилось ужасно неуютно, так, будто бы мое нижнее белье выставлено на всеобщее обозрение. Я поспешно опустила глаза в кружку, где кофе оставался уже на донышке. Еще один парадокс нашей жизни: все хорошее кончается слишком быстро. Так быстро, что мы, привыкшие к бешенному, безумному ритму, совершенно не успеваем это хорошее распробовать. И жалуемся, плачем, сетуем на судьбу, которая дала нам слишком мало радости. Мы, как скупые рыцари, мечтаем эту радость удержать, приковать цепями, законсервировать... и добавить искусственный усилитель вкуса. И совсем-совсем не понимаем того, что иногда надо просто остановиться, закрыть глаза, и попытаться почувствовать настоящую, пусть даже мимолетную радость.

Стук клавиш со стороны твоего столика уже напоминал не звонкую капель, а тяжелый и беспощадный звук падающего на землю ледяного града. Казалось, сам воздух в кофейне наэлектризовался и пахнет холодом.

- Хочешь, я придумаю для тебя мир? – ты поднял горящие лихорадочным огнем карие глаза и взглянул на меня в упор.

Внезапно захотелось убежать отсюда, убежать подальше, как можно дальше, чтобы не слышать этого частого дробного стука, не чувствовать безжалостные прикосновения льда к обнаженной коже. Нетвердой рукой я оставила деньги за кофе, и почти выбежала на улицу, провожаемая твоим тихим смешком и звонким перестуком клавиш.

Сияющее желтое безумие распахнуло свои липкие объятия.

***

А за окном звенело лето. Оно пело возбужденными людскими голосами, кричаще-звонкими тормозами машин, шипением асфальта, медленно поджаривающегося на жарком солнце. Оно звало к себе, манило, обещало нечто новое и неизведанное...

Недовольно щурясь, я вышла на улицу, силясь себе объяснить, какого черта тут делаю. Сидеть бы сейчас дома в тишине и прохладе, чувствуя себя бескостной амебой, расползшейся по дивану. Волне нормальное человеческое желание немного отдохнуть. Впрочем, не без своих опасностей. Слишком уж часто впоследствии захочется вот так «амебничать». Махнуть рукой на мир, на жизнь, заняться тем, что такие вот полуразложившиеся существа называют «самопознанием» и «мыслительным процессом». На самом же деле это ни что иное, как процесс полного, скотского отупения, когда свысока смотришь на бывших товарищей, бегающих по утрам и занимающихся зарядкой. Почему свысока? Ну, потому что ты же умнее. Ты не занимаешься бесполезными хаотичными движениями, а тренируешь мощный извилистый мозг. Такие вот самооправдания. Только вот почему-то, когда такие индивиды умирают, врачи, делающие вскрытие, обнаруживают не чудо медицины и человеческих возможностей, а маленький, ссохшийся в комочек мозг с парой неглубоких извилин.

Мысли были странные: отрывочные, хаотичные, желчные, похожие на бестолковое движение машин по городу.

Музыка гудящих улиц увлекала все дальше. Люди, разморенные полуденным зноем, прокаленные жарким солнцем, неспешно шли по своим делам. В ритм города незаметно вплелась еще одна мелодия, похожая на тяжелый, низкий, гудящий звук тамтамов. Она начисто лишала воли к сопротивлению, вела за собой, подчиняла тело и разум. Растрескавшийся асфальт, похожий на огромное серое животное, раскрывшее множество пастей от жары, покорно ложился под ноги. Тамтамы звали, они сердились за задержку, настойчиво вели вперед. Мысли, жаркие, отрывочные, подчинялись этому ритму, так похожему на прерывистую кардиограмму.

Желтое внезапно сменилось ослепляющим, хоть и выцветшим зеленым. Парк казался большим доисторическим ящером, ощетинившимся на солнце. Музыка тамтамов поднялась до высокой, истерической ноты... и смолкла, оставив в воздухе басовитое гудение. Одновременно с ней иссякли те странные силы, что привели меня сюда. Ноги предательски подкосились, и я упала на скамейку, удачно стоявшую рядом. На ней сидел парень, лицо которого было скрыто за ноутбуком. Скользнув по нему безразличным взглядом, я отвернулась, гадая, что меня сюда привело. В самом деле, нельзя же назвать веской причиной какой-то странный, послышавшийся звук? Звук... По спине внезапно прошел липкий холодок, оставивший после себя мерзкую испарину.

«Стук клавиш со стороны твоего столика уже напоминал не звонкую капель, а тяжелый и беспощадный звук падающего на землю ледяного града. Казалось, сам воздух в кофейне наэлектризовался и пахнет холодом.»

Ты поднял на меня горящие лихорадочным огнем, смеющиеся карие глаза.

- Жизнь – такая предсказуемая штука, неправда ли? – с негромким хлопком закрылся ноутбук, а ты склонил голову на левое плечо, рассматривая меня как редкую, весьма любопытную зверушку. Первый мой порыв: вскочить и убежать, быстро прошел. Мне стало интересно: кто ты? Случайны ли эти встречи? Почему так много странного вокруг тебя?

- История циклична, - я пожала плечами, стараясь, чтобы лицо было равнодушным. – Все это когда-то уже было, пусть и не с нами.

- И зачем же тогда жить? Если ты знаешь, что не можешь сделать или создать ничего нового? Если ты живешь отражениями поступков других людей, быть может, живших еще до тебя? – ты странно улыбался – одной половинкой рта. Вторая же всегда оставалась серьезной и спокойной. Эту улыбку я могла узнать из тысячи – насмешливая, самодовольная.

- Предлагаешь сразу умереть? – странная беседа, странный оппонент, странная ситуация – куда там Кэрроллу с его безумными чаепитиями! Сейчас, когда мне становилось действительно интересно, порыв убежать совершенно сошел на нет. Из всех возможных тактик ты выбрал самую верную – заинтересовать меня. Заинтересовать с первого слова, как опытный рыбак, ловко и непринужденно насаживает червяка на крючок. Я чувствовала себя тем самым пресловутым червяком.

- Ну зачем же так радикально? Предлагаю ломать стереотипы, пытаться что-то изменить.

- Например? – я подалась вперед. – Рассуждать об этом ой как легко, а попробуй-ка действительно что-то круто изменить! К тому же, неужели ты считаешь, что даже эти самые преобразовательные попытки не были совершены кем-то раньше? – ты выслушал мои доводы все с той же насмешливой полуулыбкой. Процессор твоего ноутбука тихо жужжал.

- А если так? – сначала я не поняла о чем ты, неизвестно откуда появившаяся пчела целиком заняла мое внимание. Тихо ругнувшись, я вжалась в спинку скамейки, настороженно следя за зловредным насекомым. Твоя рука, с тонкими, длинными пальцами музыканта, мелькнула рядом, слегка задев мою щеку. Пчела исчезла так внезапно, что я сначала я не могла понять что произошло. Ты сидел, нисколько не изменив положение. Только рука теперь была сжата в кулак.

- Укусит! – непроизвольно ахнула я. Ты покачал головой, и разжал кулак. На ладони не было и следа укуса. Там лежала мертвая пчела. – Как? – я удивленно подняла брови. Ты небрежно отбросил насекомое в сторону.

- Вот так и меняются, казалось, необратимые события.

- Какой-то фокус? – я недоверчиво нахмурилась.

- Еще один парадокс человеческого сознания: увидев что-то, выбивающееся из рамок привычного понимания, мы перестаем верить даже собственным глазам, списывая все на обман зрения и просто галлюцинации. А можно еще и вот так...- что-то сдвинулось, смазалось, изменилось.

Я, словно бы издалека, услышала собственный голос.

- ... не были совершены кем-то раньше? – ты выслушал мои доводы все с той же насмешливой полуулыбкой. Процессор твоего ноутбука тихо жужжал.

- Продолжим эксперимент? – сначала я не поняла о чем ты, неизвестно откуда появившаяся пчела целиком заняла мое внимание. Тихо ругнувшись, я вжалась в спинку скамейки, настороженно следя за зловредным насекомым. Твоя рука, с тонкими, длинными пальцами музыканта, мелькнула рядом, слегка задев меною щеку. Пчела исчезла так внезапно, что я сначала я не могла понять что произошло. Ты сидел, нисколько не изменив положение. Только рука теперь была сжата в кулак.

- Это же уже было! – теперь я понимала людей, которые сходят с ума. Секунду-другую ты, молча и внимательно, смотрел на меня... а потом запрокинул голову и тихо, хрипло рассмеялся. Голова шла кругом. Я не понимала, что делаю в этом чертовом парке, рядом с этим странным... существом. Ты резко оборвал смех, и подался вперед. Разжал кулак. Абсолютно живая, хоть и слегка помятая, пчела улетела восвояси. На ладони не было и следа укуса.

- Кто ты? – в горле першило, вопрос вышел больше похожим на карканье. Впрочем, ты все равно его понял.

- Слишком пафосно, не находишь? – ты продолжил с любопытством меня разглядывать. – По закону жанра теперь мне бы следовало вкрадчиво так заявить: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо». Слишком театрально, слишком громко, да и просто слишком. Все гораздо проще, детка. Или сложнее, тут уж как посмотреть... - реальность волнами уплывала куда-то на восток. Твой голос звучал где-то далеко, напоминая тяжелые, сухие звуки тамтамов. Последнее, за что зацепился взгляд: время на твоих наручных часах: 13:23. Цифры расползались, то сжимаясь, то увеличиваясь, а потом и вовсе пропали.

***

Пробуждение выдалось не из приятных. Я чувствовала себя так, будто пытаюсь выкарабкаться из липкого мерзкого болота. Раз, или два оно засасывало меня, и тогда наступала абсолютная темнота: без воздуха, без сил, без желаний. В голове упорно плавала одна-единственная мысль: выбраться. Именно она не давала опустить руки, именно она подстегивала, заставляя стремится к едва различимому светлому огоньку где-то впереди.

Свет больно резанул по глазам. Голова, словно бы впитала в себя всю тяжесть моего иллюзорного болота, и теперь тяжелым валуном тянула голову обратно к подушке. Внезапно бросились в глаза старые, выгоревшие от солнца обои. Только сейчас я заметила, что они не благородно-золотистого, а тревожного, раздражающе-желтого цвета.

- Сменить, - тихо пробормотала я, борясь с желанием сейчас же вскочить с кровати, и ногтями отдирать неприятные бумажки со стен.

- Проснулась, - удовлетворенно произнес чей-то хрипловатый голос с порога. Тяжело поворачивая голову, я попыталась рассмотреть своего собеседника. Мысли были вялые, чугунно-неповоротливые. Скользя к двери, взгляд случайно упал на большие настенные часы. 13:23. Что-то странное было в этих цифрах, мысли потекли быстрее... Я испуганно подскочила на подушках, сморщившись от головной боли, и увидела на пороге тебя. Ты стоял, облокотившись на косяк, чуть склонив голову на левое плечо, и рассматривал меня, как диковинную зверушку. Левая половинка твоего рта приподнялась – насмешливая полуулыбка. Вопросы теснились в моей голове. Я никак не могла выбрать один, и пауза затягивалась до неприличного долго.

- Попробую на них ответить, - ты подмигнул, - Ты у себя дома. В парке у тебя от жары и солнца закружилась голова, и ты потеряла сознание. Да, и я не читаю твои мысли – у тебя просто на лице все написано, - ты лениво оттолкнулся от косяка, и сел на краешек моей кровати.

- А время? – торопливо спросила я, гадая, было ли правдой все, случившееся в парке, или это просто бред моего воспаленного сознания.

- Как ты тогда выразилась: «фокусы», да? Считай, что это один из них.

- Кто ты? – этот вопрос почему-то казался важным, очень важным, хотя я и не могла себе объяснить: почему? Внезапно захотелось лимона. Обычного лимона с яркой желтой кожурой, желтым цитрусовым запахом, кисло-желтым привкусом. Без ничего, без чая, без сахара, без воды. Ощутить на языке этот сводящий скулы вкус, чистый вкус без примесей. Распробовать, наконец, этот чертов желтый цвет, чтобы он перестал меня преследовать.

В комнате было душно. Лениво, словно шербет, растягивались мгновения. Секундная стрелка переползала с одного деления на другое со скоростью улитки. Казалось, что вот еще один судорожный рывок, и она навсегда остановится. Что происходит там, где нет времени?

Ты слегка пошевелился.

- Человек, - от твоей улыбки еще сильнее захотелось лимона – странное и ничем не оправданное желание.

- Ты о чем? – я непонимающе смотрела в твои глаза. Ты, словно бы понимая мое состояние, не спешил мне помогать.

- Ты спрашивала кто я.

- Слишком общо, - я поморщилась. – В сущности: что такое человек? Примат царства животных. Только и отличия, что прямоходящ и обладает речью.

- Невысокого ты мнения о людях.

- Не уходи от ответа, - я раздраженно поморщилась. Голова все еще кружилась, я чувствовала себя так, будто бы слишком долго каталась на качелях.

Внезапным рывком ты придвинулся ближе, и выдохнул мне в лицо только одно слово:

- Спи...

***

На улице медленно, тяжело и в муках рождалась осень. Стареющее солнце неспешно умирало, становясь из тревожно-желтого мутно-апельсиновым. Был октябрь. Не было тебя. Я вполне обоснованно сомневалась: действительно ли были эти встречи, твои необъяснимые поступки, или все это мне только привиделось в горячечном бреду? Лето промелькнуло незаметно, словно выцветшее фото на страницах старого фотоальбома. Иногда мне казалось, что я живу вне времени – настолько неуловимо быстро оно мелькало. Вот ведь интересно: живешь, каждый день что-то ешь, справляешь естественные нужды, выходишь из дома, видишь каких-то людей... и вроде бы масса впечатлений должна быть, масса воспоминаний оставаться. А ничего нет. Совершенно. Ни-ка-пель-ки. Лица людей – серые и невыразительные, похожи на ноздреватые, плохо пропеченные блины. Дни – пустые и бесприютные. Воспоминаний – ноль. Так бывает, когда ты внезапно останавливаешься, и понимаешь, что в твоей жизни нет ничего важного. Вроде бы бегаешь, суетишься, делаешь что-то, а важного нет. Умри ты сейчас, и похоронят на кладбище еще одного пустого, ненужного человека. Нет той самой Идеи, которая заставляла бы биться сердце, а мозг – работать. А, между тем, в жизни каждого человека она необходима, как воздух. И речь идет совершенно не об инстинкте продолжения рода, или удовлетворения потребностей. У каждого из нас должно быть нечто высокое, может, даже высшее и почти всегда недосягаемое, но такое, к чему хотелось бы стремиться, а возможно и умереть, пытаясь воплотить Идею в жизнь...

Ты знаешь, я выкинула компьютер. Стук клавиш.... Я просто физически не могу выносить это нервный, дробный звук. А еще я начала записывать свои мысли. Сначала я не осознавала, что делаю. Просто сидела, механически смотря на стену, а рука двигалась почти самостоятельно, выводя на бумаге нечитаемые узоры. Потом, среди них начали появляться слова. Одиночные и бессвязные, они постепенно превращались в осмысленные предложения. Моя жизнь внезапно оказалась записанной на ворохе смятых, кое-где запачканных едой и чаем, тетрадных листах.

А потом я по одному спускала их в унитаз, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как разбухают листы и расплываются, фиолетовыми слезами, чернила. И так было правильно. Прошлое – на то и прошлое, чтобы существовать лишь в нашей памяти. Существуя еще и на бумаге, оно неотвратимо тянет нас назад, заставляя замирать в своей статичности.

Я пыталась вспомнить тебя. Но лицо твое, словно издеваясь надо мной, постоянно ускользало из моей памяти. Единственное, что каленым железом впечаталось в неё – горящие безумным, лихорадочным, сухим огнем глаза, и кривая насмешливая полуулыбка. Я знала, что мы еще встретимся.

***

Я тоскливо озиралась по сторонам, вздрагивая от навалившегося со всех сторон желтого цвета. Его было настолько много, что я чувствовала, как задыхаюсь. День рождения какой-то моей подруги проходил в дешевом и безвкусном кафе «Мимоза». На каждом столе была ваза с этим мерзким цветком. Тяжелый, удушливый, желтый запах настойчиво лез в ноздри. Я кинула злобный косой взгляд на подругу. Она весело хохотала. Я не понимала, что я здесь делаю. «Подругу» я знала не то чтобы хорошо, а скорее шапочно, имя её вспомнила с третьей попытки, а лицо и вовсе забыла, чуть было не попытавшись расцеловать и поздравить такую же гостью, как я.

И сейчас, сидя на её празднике жизни, упорно пыталась понять, что дернуло меня согласиться на её предложение, и придти. Хотелось совершить что-то безрассудно-глупое, лишь бы прекратить это бредовое шоу. Мне казалось, что кто-то невидимый выкачивает из помещения воздух, по коже волнами проходила дрожь, мышцы непроизвольно сокращались – я вся была натянутым комком оголенных нервов.

А потом я осела, словно мячик, который неосторожно проткнули острым гвоздем.

Я поняла, что привело меня сюда. Точнее, кто.

Ты шел к нашему столику, насмешливо кривя губы. Твои глаза горели сухим безумным огнем. Карие, они могли бы быть теплыми, но были всего лишь мертвыми. Твоя Идея полностью подчинила тебя себе, и теперь медленно, но неотвратимо сжигала. Твой маленький персональный ад, в котором ты, пока что, можешь регулировать температуру. В своих руках ты нес мой ад – охапку ужасных, тревожных, распустившихся желтых роз. С них медленно облетали лепестки, усеивая твой путь - узкая дорожка ядовитых слез. Ты заметил мой тяжелый, полный ненависти взгляд, и уголок рта поднялся еще выше, обнажая в кривой улыбке зубы. Моя верхняя губа непроизвольно дернулась вверх, показывая клыки – нечто среднее, между улыбкой и оскалом. Как же сильно я ненавидела тебя в тот момент! И ты знал это, ты прекрасно это видел, и наслаждался моими эмоциями...

За нашим столом наступила тишина. Девчонки лишь хитро переглядывались и толкали друг друга локтями. Все были уверены, что ты несешь подарок для именинницы. Кто бы знал, что ты несешь моё проклятье...

Я сидела с краю. Ты подошел. Я встала. Все с той же непринужденной улыбкой, ты, почти насильно, впихнул мне в руки цветы. Я чувствовала, как они царапают и обдирают кожу, как ядовитые шипы вонзаются глубоко в ладони, и я сжимала букет еще сильнее – это было страшное, безумное чувство, за гранью боли. На пол медленно капала густая, темно-бардовая кровь. Я улыбалась мертвой, застывшей улыбкой. Запах цветов – сильная удушливая волна, почти что сбивал с ног. Но я смотрела только в твои глаза – пылающие темные угольки с багровыми искрами в глубине. Ты наклонился, прядь светлых волос легонько коснулась моей щеки. Это ощущение было в сто раз сильнее боли от вонзающихся шипов, оно отдалось дрожью вдоль позвоночника и диким, инстинктивным желанием отшатнуться.

- Пойдем, - шепнул мне на ухо ты. И, не дожидаясь ответа, взял под руку. Мы пошли к выходу. Капли моей крови падали точно на облетевшие лепестки роз.

Желтый цвет принимал жертву.

***

Я не помню, как и куда мы шли. Сияющее золотое затопило мое сознание.

- Эй, - тихо позвал ты. Зрение медленно прояснялось. Вокруг было темно, но очертания предметов были невероятно четкими, казалось, что при желании, я могу даже различить цвет обоев в прихожей.

- Где мы? – с трудом спросила я.

- Неважно, - ты осторожно разжал мои пальцы, и отшвырнул букет в сторону. Без этой боли возникло тягостное ощущение пустоты и незавершенности. Ты бережно, словно святыню, взял мои изуродованные ладони в руки, и поднес их к лицу, вдыхая острый, смешавшийся с цветочным, запах крови. Мои пальцы оставили темные следы на твоей щеке. Я кожей чувствовала, как замедляет свой ход время. От этого становилось жутко, и вместе с тем появлялось чувство странного опьянения. Ты слегка коснулся кровоточащей раны языком. Я задохнулась. Крик, вспугнутой птицей, метался внутри грудной клетки. Рушились все барьеры, вместе с дикой болью наружу прорывалось давно утерянное чувство реальности. Ты поднял голову, и впервые за все то время, что я тебя знаю, серьезно и прямо посмотрел мне в глаза. Угли тихо тлели, присыпанные пеплом.

Я услышала, как в последний раз шагнула секундная стрелка. Шагнула и замерла. И наступило безвременье.

Капля крови, падающая с моей ладони, застыла в воздухе.

Я ненавидела тебя. Ты медленно сгорал изнутри. Мы были необходимы друг другу. Это была одна из тех ночей, когда двое способны одним лишь желанием тушить старые и зажигать новые звезды. Не любовь – необходимость. Порочный круг, когда одна боль неизменно притягивает к себе другую. Твой жар опалял. Мои руки оставляли беспорядочные кровавые разводы на твоей спине. Внезапно стало на все плевать. Пик адреналина. Чувство глупого мотылька, садистски сжигающего себе крылья. Было трудно дышать. Раскаленный воздух, смешивающийся с запахом желтых роз и железа. Короткое замыкание, освещенное брызгами огненных искр. Твои руки, оставляющие синяки на моей коже. Мои – оставляющие глубокие следы на твоей. Одно на двоих желание слиться, впитать в себя другого. Пожар, разгорающийся посередине, опаляющий, превращающийся в вихрь. Боль, балансирование на самой кромке лезвия, и свободное падение в невесомость. Мы, не умевшие отдавать, могущие только брать, два минуса, слившиеся в плюс на одно мгновение, которое длилось целую вечность... Будь ты проклят, и будь благословенен...

Пламя свечи танцевало бесшабашную джигу, опасно колеблясь от нашего дыхания. Я смотрела в твои почти ожившие глаза. Сейчас там отражался лишь теплый цвет настоящего огня. Ты осторожно держал меня за руки, смотря на глубокие следы, оставленные твоими цветами.

- У тебя есть враг? – твой вопрос заставил меня слегка вздрогнуть.

- Враг... - задумчиво повторила я, не отрывая широко раскрытых глаз от свечи. – Враг – это целая философия. Он ближе самого близкого друга. Найти друга легко, найти врага себе под стать – невероятно сложно.

- Он должен быть умным, если не умнее тебя, - подхватил ты. – Он должен вызывать у тебя гордость. Друг может позволить себе роскошь быть глупым, враг – никогда. Иногда человек тратит всю жизнь на поиск достойного соперника, но так его и не находит...

- У меня нет врага, - тихо сказала я.

- У меня тоже, - ответил ты, легко проводя пальцем по моей ладони. Я прерывисто вздохнула то ли от прикосновения, то ли от боли. – Хочешь, я придумаю для тебя мир?

- Кто ты? – этот вопрос волновал меня слишком долго, чтобы не добиться на него ответа. Хотя... Внезапно я поняла, что не так уж и важно то, что ты скажешь. Слова – пустые оболочки, которые не способны отразить истинную сущность явлений.

- Творец, - ты пожал плечами. Твоя улыбка была слегка виноватой, будто бы ты не знал, как понятно донести до меня свою мысль. – Бог, если хочешь. В пределах своих мини-вселенных.

- Покажи, - почти потребовала я. Ты протянул руку куда-то в темноту, и вытащил свой ноутбук. Холодный, мертвенный свет озарил твое лицо. Глаза твои вновь стали загораться тем лихорадочным, безумным пламенем. Стук клавиш, снова напоминает звук падающего града. Длинные тонкие музыкальные пальцы легко порхают над клавиатурой...

И смещается реальность. Легкое землетрясение в масштабах одного помещения. Порыв ветра гасит свечу – последнее живое, что было в этой комнате. Я встаю. Ты оказываешься рядом, и берешь меня за руку. Крепко. Больно. Под нашими ногами пропасть в абсолютное Ничто. Наверное, так выглядят космические черные дыры. Я наклоняюсь за свечой. Она снова горит. Повинуясь скорее наитию, чем разуму, я отпускаю её в это Ничто. Огонек дрожит, кажется, что вот-вот он погаснет, и все было зря... но внезапно он раздувается до размеров огромного шара. Большая огненная планета висит перед нами. Глаза слепит от её сияния и жара.

- Солнце, - твой голос эхом разносится по пустоте, и планет медленно отдаляется от нас. Или мы от неё. Ведь это мы – Боги.

Ты ловко поддеваешь пальцем катящуюся по моей щеке слезу. Она тоже отправляется в Ничто. Точно так же, как первая, она раздувается до огромных размеров. Загадочное, серебристое сияние. И отметина от твоего пальца.

- Луна, - мой голос заставляет её так же отдалиться. Ты смотришь на меня, улыбаясь непонятно, чуть устало. Солнце с Луной начинают необъяснимый дикий танец. Словно какая-то сила притягивает их друг к другу. Наконец, на одно-единственное мгновение они сливаются, во все стороны разлетаются серебристо-золотистые брызги, застывающие капельками звезд. Планеты разлетаются, отброшенные невидимой, могущественной силой. Их дети таинственно перемигиваются.

- Пока их существование бессмысленно. Нет середины, - твой голос спокоен и размерен. Ты вжимаешь палец в глубокую ранку на моей ладони. Я чувствую, как она раскрывается, и оттуда начинает медленно сочиться кровь. Ты отпускаешь мою руку, и подносишь ладонь ко рту. Быстрое, почти неразличимое движение, и по руке текут быстрые черные капельки. Ты снова крепко берешь меня за руку, и наша кровь, смешавшись, падает вниз. Красно-коричневая планета медленно вырастает перед нами.

- Закрой глаза, - тихо шепчешь ты. Я подчиняюсь. – Открывай, - через мгновение. Мы стоим на глинистой терракотовой земле. Вокруг нет ничего, лишь солнце и луна сменяют друг друга в своем неповторимом танце. Отсвет пляшущих теней падает на твое лицо, делая его нечеловечески-хищным. Мир, похожий на листок чистой бумаги – в нем нет еще ничего: ни воздуха, ни воды, ни земли, ни огня... Повинуясь необъяснимому порыву, я поворачиваюсь назад. Там, отделенная мерцающим пологом, с пробегающей по нему рябью – комната. Единственное яркое пятно в ней – ноутбук, мерцающий холодным мертвым светом.

- Что дальше? – я смотрю на твое спокойное лицо. Нечто странное прячется на дне твоих глаз.

- Это же твой мир – действуй! – ты театрально взмахиваешь рукой. – Помнишь, как там: «В начале было слово. И слово было...»

- Нет, - я покачала головой. – Слишком уж неприглядный результат вышел. Я должна действовать по шаблону?

- Это твой мир, - ты улыбнулся. «Странное» в твоих глазах, похожее на спрута, лежащего в на глубине, медленно выбиралось на поверхность. Я не понимала что это, но чувствовала как внутри, где-то возле сердца, мелко подрагивает до предела натянутая струна страха.

И тогда я просто пожелала. Солнце и Луна прекратили свою чехарду - на небе остался неподвижный серебристо-седой диск с темной отметиной посередине. Загадочно мерцали звезды. С трудом, словно преодолевая что-то, секундная стрелка сделала следующий шаг. Время пошло. Земля под нашими ногами преображалась на глазах, из сухой и глинистой превращаясь в жирную, рассыпчатую, насыщенно-коричневого цвета. Невдалеке виднелись высокие кроны старого леса. Порыв ветра наполнил легкие удивительным кристально-прозрачным воздухом. А перед моими глазами словно раскрывалась карта этого мира. Вот, повинуясь моему желанию, расстилается огромное водное полотно. Там, на глубине, загадочно шевелятся разноцветные коралловые рифы. Первые птицы встают на крыло. В лесу, пугливо поводит подвижным носиком неосторожный заяц. По его следу, принюхиваясь, бежит большой матерый волчище.

Я понимала тебя. Я понимала, что значит быть Творцом. Ощущение власти, величия, всемогущества, непередаваемого подъема от самого акта творения. И свинцовая тяжесть ответственности, плитой рухнувшая на плечи. Да, я понимала, почему любой Бог, сотворивший мир, рано или поздно отходит от дел, предпочитая переложить эту тяжесть на чьи-то плечи.

Под моими ногами задумчиво шелестела шелковистая зеленая трава. Только сейчас я заметила, что стою посреди поля одна. Тебя же от завесы, ведущей в наш мир, отделял лишь небольшой шаг.

- Мы возвращаемся? – со смесью разочарования и радости спросила я.

- Я, - ты выделил это слово. – Возвращаюсь.

- Что это значит? – я насторожилась.

- Ну, это же твой мир. Ты здесь теперь богиня. Властвуй, - с каждой произнесенной фразой уголок твоих губ полз все выше. Я наконец-то поняла, чем же было это «странное» в твоих глазах. Ожидание. Злорадство. Предвкушение. И еще сотня похожих эмоций тугой плетью скручивались внутри тебя. Глупая надежда, что это всего лишь шутка, еще жила во мне. И тогда ты нанес последний удар. – Маленькая наивная девочка, завороженная новой интересной игрушкой. Люди, вы всегда поспешно хватаетесь за все новое, не узнав, при этом, правил игры. Скажи, - неожиданно совсем другим тоном спросил ты. – Что было в твоем прошлом?

- Там... - я почувствовала головокружение, и поняла, что совершенно не помню, что же было до нашей с ним встречи. – Так не бывает! Там должно что-то быть!

- Твое прошлое – часть меня, - ты снисходительно, и вместе с тем, с какой-то болезненной нежностью смотрел на меня. – Потому что я написал тебя. Я тебя создал, - я чувствовала, как почва уходит из-под ног. Я человек! Я живу! Я не могу быть придуманной сумасшедшим маньяком, обезумевшим от свалившейся на него власти! Ты, словно почувствовав бушевавшую во мне ненависть, сделал шаг в реальный мир. Теперь нас отделяла непроницаемая завеса. Перед моими глазами встала мутно-желтая пелена ярости.

- Врешь! – я с силой ударила, пытаясь пробить мерцающую завесу. Ты даже не отшатнулся, зная, что я не в силах причинить тебе вред.

- Подумай, - ласково сказал ты. – Теперь у тебя будет много времени. Я давно мечтал о враге. О настоящем сопернике, который бы наполнял жизнь смыслом и интересом. Но его не было. Я, всемогущий Творец, я чувствовал себя ничтожнейшим человеком на Земле, потому что равного себе найти не мог. Что такое наша сила, если мы не наращиваем её в постоянном стремлении победить, взять верх? И тогда я решил создать своего врага. Так появилась ты. Согласись, немалую часть пути мы с тобой уже прошли. Осталось совсем немного. Ненавидь меня! Да! Ненавидь! – ты хрипло, тихо, безумно расхохотался. Я смотрела на тебя, и с ужасом чувствовала растущую в себе ненависть. Она, словно морское цунами, нарастала с каждым приливом. Сердце стучало все быстрее и быстрее в яростном желании убить, отомстить, сломать. А потом ненависть достигла своего пика. Сердце замерло на последнем ударе... И принялось спокойно и неторопливо работать дальше. Тонко, жалобно хрупнув, рассыпается мелкими осколками опустевшая чаша. Ненависти не стало.

- А теперь ты послушай меня. Однажды я вернусь. Вернусь, когда ты этого не будешь ждать. Я стану тем творением, что превзойдет сотворившего. Я вернусь, слышишь? ! – и мир потонул в яростной вспышке золотого пламени.

***

А на улице цвела робкая, застенчивая весна. Мир был залит светящимся, ярким желтым цветом. Солнце, похожее на прожаренный блин, радостно заливало мир своими масляными каплями. Город медленно оживал. Он переливался, и менял свои очертания, как мираж в пустыне. В уютной кофейне, рядом с большим, от потолка и до самого пола, окном сидел ничем особо не примечательный молодой человек с раскрытым ноутбуком. Он читал что-то, и одна половинка его рта кривилась в рассеянной полуулыбке.

Мимо кофейни, нетвердым шагом, шла худая невысокая девушка. Солнце радостно набрасывалось на свою жертву, и девушка, ослепленная отраженным в стекле бликом, прикрыла рукой глаза.

Ты посмотрел на неё и улыбнулся: она отчаянно ненавидела яркий солнечный свет. Ваши глаза встретились на долю секунды. Ты подумал, что умный человек всегда делает несколько ставок.

Звякнул колокольчик, висевший над дверью. Девушка почти что упала за столик напротив тебя. Ты слушал, как она делает заказ: кофе с молоком и сахаром, и улыбался своим мыслям. Твои пальцы порхали над клавиатурой. Часто-часто, словно дождевые капли, стучали клавиши.

Ты перевел горящие сухим, лихорадочным огнем, глаза на девушку:

- Хочешь, я придумаю для тебя мир?...