«Ткач иллюзий»

Эва Бялоленьская ТКАЧ ИЛЛЮЗИЙ

Часть первая ТКАНЬЕ ИЛЛЮЗИЙ

Восемь лет спустя

Зеркало масляной лампы потускнело и уже плохо отражало свет. Белобрысый подумал было, что самое время его отполировать. Он отодвинул в сторону линзы микроскопа и потер пальцами усталые глаза, потом снова склонился над исследуемым препаратом. Белобрысый как раз производил вскрытие песчаной ящерицы — выделял нервы животного, исследуя их тонкие канальцы. Работа была трудоемкой, но благодаря ей должен был значительно продвинуться его ученый труд о лечении детского паралича. Если сочинение окажется достаточно хорошим, старшины Круга отправят его в копировочную. А Белобрысому достанется немного славы, да и деньгами, которые он предполагал получить за свой труд, пренебрегать не стоило.

За окном хаты мекала коза. Белобрысый усмехнулся. Научные исследования — и коза! Что за ироничное сопоставление. Ничего не поделаешь, он был магом Наблюдателем, едва достигшим черной категории. И от жизни мог требовать немногим больше, чем этот домишко, несколько коз и место деревенского лекаря. Магом не становятся. Магом рождаются, и в этом деле никому не дано подняться выше, чем было предназначено от рождения. Хотя… может, как раз Камушек?.. Наблюдатель покачал головой, не закончив мысли.

От остального помещения его отделяла только занавеска, так что он прекрасно слышал, как вошел его воспитанник. Сначала пинок в дверь, потом глухой стук поставленной на стол кадушки с молоком. Скрип крышки о край горшка… Громыханье покатившегося по полу предмета — видно, столкнул нечаянно. Просто невероятно, сколько шума способен издавать этот паренек, хотя сам он совершенно этого не осознает.

Занавеска раздвинулась, мужчина увидел появившуюся из-за нее руку с большим, румяным яблоком. Маг взял подарок с ладони воспитанника. Камушек широко улыбнулся, выставляя напоказ полный набор белых зубов. Белобрысый откусил яблоко и тут же все понял… У плода имелась правильная тяжесть и нужный запах. Кожица упруго поддавалась напору зубов, а серединка была сочной и кисло-сладкой. Не хватало только одной-единственной детали.

Белобрысый пальцами сделал знак «хорошо», потом положил яблоко на стол. Улыбка парнишки исчезла, точно ее стерли тряпкой. Плод растворился без следа.

«Что я снова сделал не так? О чем я забыл, хворь-гнилье?» — Брови Камушка сошлись на переносице, а руки танцевали в воздухе, рисуя замысловатые узоры.

Маг вздохнул. Он никогда не учил Камушка ругательствам, но тот все равно искал способ выразить свое раздражение.

«Все хорошо, кроме одного. Я ничего не слышал». — Ладони его двигались плавно.

«Так эти грязные-гадкие-червивые яблоки тоже говорят?!.» — Паренек в ярости аж ударил кончиками пальцев по своему выпятившемуся подбородку.

«К сожалению, да».

Камушек побрел прочь, сгорбившись и шаркая подошвами. Яблоки не разговаривают, но как объяснить глухонемому мальчику, что яблоко хрустит, когда его надкусываешь?

Белобрысый вернулся к работе, но мысли его по-прежнему были заняты мальчиком. Неужели прошло уже десять лет? Так быстро? Десять лет назад случай привел Белобрысого в деревню Стрельцы. Это была совершенно обычная, утопавшая в яблоневом цвете деревушка. Жители ее спокойно проживали отмеренный им на земле срок, возделывая землю и мастеря луки. Времена года сменялись согласно с природой. Ритм жизни отмеряли посевы, жатвы и приезды купцов. Ничто не говорило, будто кто-то из этих людей достигнет большего, чем его родители, деды и прадеды.

Услуги мага в Стрельцах приняли охотно. Белобрысый лечил вертячку у овец, вправлял вывихнутые конечности, делал детям прививку против болотницы и вырывал больные зубы. Крышу над головой предоставил ему Туча — шорник, который еще не обзавелся многочисленным семейством. У него была только тихая улыбчивая жена по имени Ромашка и такой же тихий ребеночек не старше трех лет. Белобрысый, занятый работой, не обращал особого внимания на хозяйку и тем более на мальца. Он иногда только замечал, как мальчонка возится на дворе в песочке или играет в мастерской отца со щепками и кусочками кожи.

Так продолжалось вплоть до того дня, когда он застал ребенка за игрой гораздо более увлекательной, чем изготовление куличиков из песка. На первый взгляд малыш просто мучил для забавы несколько жучков. Двоих он привязал ниткой к коробку из коры. Двое других кружились в загородке из прутиков. Вдруг они на секунду превратились в две крошечные коровки. Маг невольно зажмурил глаза и потряс головой. Когда он снова поднял веки, коров уже не было, зато насекомые, впряженные в коробочку из коры, стали маленькими лошадками, а сам коробок превратился в повозку. Мальчонка, сосредоточенно посапывая, сунул самого большого жука в ямку в песке. Тот рос, все время меняя свой цвет, пока не превратился в толстого голубя, который распустил крылья и нацелился клювом на миниатюрную упряжку. Маленькие кони убегали от опасности, таща за собой возок, нагруженный пожитками. Ребенок смеялся, размахивая ручонками над головой.

— Эй! Откуда ты это знаешь?! Кто тебе показывал, как делать такие штучки?! — воскликнул удивленный маг несколько громче, чем следовало бы, но ребенок не испугался. Он точно вообще не заметил взрослого, который стоял у него за спиной. Только когда Белобрысый тронул пальцем кудряшки мальчика, тот вдруг прерывисто вздохнул, поднял голову с округлившимися от испуга глазами цвета спелых каштанов и уставился на мага. Цветные чудеса пропали без следа — два измученных насекомых нашли выход из загородки и удрали на свободу в заросли сорняков под забором. Упряжка жуков вяло крутилась на месте, чертя на песке извилистые узоры.

— Не бойся, я тебе ничего не сделаю… Какие красивые вещи ты творишь… — Маг невольно окрашивал голос ласковыми тонами, какие обычно используют взрослые, разговаривая с малышками. Он хотел было погладить ребенка по кудрявой головке, но мальчик недоверчиво отстранился, не допустив прикосновения.

В дверях мастерской появился Туча. Он взял сынка на руки, а тот тут же обнял отца за шею.

— У малого талант Ткача, ты зая… — начал Белобрысый, но Туча грубо прервал его:

— Глухой он. Глухим родился, и вам до него нет никакого дела. Маг из него не выйдет. Дома останется и после меня ремесло унаследует.

Белобрысый больше не возвращался к этой теме, но начал пристально следить за маленьким Камушком. Существовало много разновидностей магических талантов. Сам Белобрысый был Наблюдателем — он мог читать в человеческих головах точно в открытой книге, хотя признавал, что обычно там не было ничего интересного. Маги из касты Говорунов воспринимали чужие мысли и посылали ответ даже на очень большие расстояния. Бродяжники пропадали в одном месте, а появлялись совсем в другом. Стражники слов могли часами без устали по памяти читать бесконечные перечни цифр, дат исторических событий или всякие премудрости, записанные в книгах учеными. А сынок Тучи обладал признаками таланта столь же редкого, сколь восхитительного — Ткач иллюзий владел миражами и мог каждую пустоту заполнить изумительными произведениями своего воображения. Если б он был здоров, его магический талант открыл бы ему дорогу к лучшей жизни, чем тяжелый труд на земле или изготовление упряжи. Не имело значения, где родился маг — в деревенской избе или в доме богача, — магия уравнивала всех, по крайней мере, официально так утверждалось. Но глухонемой ребенок с талантом мага — что за страшная насмешка судьбы. Никто не станет учить мальчика, чье увечье почти сводит на нет все надежды на расцвет таланта.

Некоторое время спустя маг покинул Стрельцы, чтобы по поручению своего начальства поступить на работу в другом месте, но воспоминание о тихом ребенке осталось в его сознании, точно шип.

Через год до него дошло известие от Круга магов: на плоскогорье Ленн вспыхнула эпидемия, и каждый маг обязан помочь с ней бороться. Так судьба снова забросила Белобрысого в Стрельцы.

Зараза оказалась страшнее, чем все, которые он видел до той поры. Людей косила злокачественная разновидность легочной асфиксии. Болезнь проявлялась внезапно. И уже через несколько дней больной, которого рвало кровяными сгустками, умирал от удушья. Императорская гвардия задерживала и возвращала гонимых страхом беглецов, пытавшихся выбраться из окруженных войском районов, но чаще всего смерть уже таилась в них самих.

Белобрысый вспоминал те дни как сплошной кошмар. Кожа на руках у него лопалась и кровавила от беспрестанного мытья в щелочи. Все вокруг воняло кровью, гноем, отходами и уксусом, который якобы мог помешать распространению заразы. Два других врача заразились и умерли. На окраине деревни постоянно горели погребальные костры. Жители Стрельцов собирали дрова, плача, молясь и ругаясь — никто не мог быть уверен, что это будет не его собственный костер. Умерло много детей. Некоторые выжили, утратив обоих родителей. Бывало и так, что матери выгоняли из дома детей, заметив у себя первые признаки болезни и боясь за жизнь любимых. Белобрысый и сам едва держался на ногах от усталости, когда направился в сарай, в котором собрали всех этих заплаканных, беспомощных, сопливых бедолаг. Дети спали на соломе, прижавшись друг к другу, точно брошенные щенки. Самые младшие плакали и звали родителей, не понимая, что уже никогда их не увидят. Большинство детей были истощены, покусаны вшами. Половина с температурой, воспалившиеся царапины, синяки, гноящиеся глаза, больные животы… Лекарь смазывал мазью раны, заглядывал в глаза, в уши, заставлял выпить горький настой против поноса. Механически повторял: «Мама придет потом».

Один ребенок сидел далеко в углу, повернувшись ко всем спиной. Он монотонно раскачивался, ударяясь головой о стену. Только когда Белобрысый вытащил мальца из угла и глянул на измученное личико, он узнал раскосые карие глаза и темные локоны сынка Тучи.

Зараза пошла на убыль, выжившие вздохнули с облегчением, начиная заново отстраивать свой мирок. Для мага тоже начиналась новая глава в жизни. Он покидал Стрельцы, ведя за ручку худенького четырехлетку, который упрямо не поднимал глаз от земли. Маг понимал, что его ждут большие, очень большие перемены. И начинать приходилось с маленьких шажков, приноравливаясь к детской походке.

* * *

С того дня прошло много лет. Камушек вырос и стал уже почти совсем взрослым молодым человеком. Белобрысый честно признавался, что не раз проклинал принятое тогда решение. Не раз овладевали им усталость и разочарование. У Камушка был нелегкий характер. Особенно кошмарны были первые недели, когда взаимопонимания, казалось, невозможно было достигнуть даже по пустякам. Однако сквозь сомнения, ошибки и детские слезы одинокий мужчина и мальчик-сирота стали понемногу притираться друг к другу, пока не выросла между ними неразрывная связь.

Камушек был очень смышленым ребенком. Он быстро научился читать и писать. Одерживал он победы и в области магии — умел придать самый невероятный и фантастический вид даже крошечному стебельку травы. Наконец он принялся формировать сам воздух, который покорялся его воле, точно глина — пальцам горшечника. Но всего этого было недостаточно, чтобы стать полноправным членом Круга. Ему не хватало одной-единственной вещи. Деревья, которые он создавал, не шумели. Животные были немы. Фантастические чудища безмолвно разевали пасти.

К сожалению, он никогда так и не научился говорить. Может, Белобрысый был неумелым учителем, а может, паренек не сумел постигнуть его науки и понять, что существует мир звуков. «Речь», «шум» — это были для него пустые слова. Поэтому он никогда не старался тихо прикрыть за собой двери или аккуратно поставить таз. Напрасно маг укладывал ему губы, показывал, как выдыхать воздух, и клал ладони ребенка на свою гортань. Камушек чутко откликался на каждое движение, точно стебель травы на дуновение ветра, но речь оставалась для него только совершенно непонятной дрожью горла.

Наблюдатель читал в мыслях своего подопечного и глазами мальчика видел окружающую действительность как чудный край цвета, форм и запахов. Мир без названий. Для Камушка вода была мокрая и блестящая, но никогда не плескалась. Гроза означала для него блеск молний, но мальчик даже не подозревал о существовании грома, перекатывающегося по небесам, как тяжелые мельничные жернова. Правда, он догадывался, что ему чего-то не хватает, что из-за злого каприза судьбы ему не позволено узнать тайну, известную всем, кроме него. Может, именно поэтому с возрастом он чувствовал себя все более ущербным и становился все более непокорным. Это напоминало струну, которую медленно натягивают все сильнее и сильнее, пока она, в конце концов, не лопнет.

* * *

Два дня спустя после случая с яблоком эта струна наконец лопнула. День склонялся к вечеру. Белобрысый и Камушек сидели за столом. Маг переписывал свои разрозненные наблюдения со сланцевых табличек на пергамент. Паренек небрежно шкрябал что-то на своей табличке. Выражение лица у него было угрюмым. Его чертилка страшно скрипела. Когда маг попросил проверить, не застрял ли в острие какой-то царапающий осколочек, Камушек раздраженно отшвырнул чертилку в угол. Белобрысый поморщился. У парнишки явно был один из тех плохих дней, которые в последнее время случались все чаще и чаще.

Камушек стал развлекаться, создавая иллюзорных птиц, которые прогуливались по столу в разных направлениях.

«Птицы не могут заблудиться в чаще, хоть они такие маленькие. А у некоторых самцы и самки выглядят совершенно одинаково. Интересно, они иногда ошибаются?»

Перо мага на миг зависло над листом.

«Нет», — он сделал короткий жест пальцем.

«Никогда?»

«Никогда».

«Почему?»

«Они никогда не ошибаются, потому что все птицы поют по-разному. Они слышат друг друга и…»

Наблюдатель понял, что совершил ошибку еще прежде, чем сложил ладони в последнем знаке. «Пение» и «музыка» — эти два понятия неизменно приводили Камушка в ярость, поскольку он никак не мог понять, что это такое. А теперь еще оказалось, что обычным пташкам доступно то, что ему никогда не постигнуть. И Камушек взорвался. Грохнул кулаками по столу так, что все на нем подскочило, а потом его ладони стали двигаться так быстро и нескладно, что Белобрысый с трудом мог уследить за ними. Лицо парнишки исказилось от бешенства.

«Поют… музыка… что такое музыка — опять то, для чего нужны уши. Ненавижу! Ненавижу! Я ничего не умею! Не умею, не учу ничего нового! Я не стану магом! Глупо! Погано! Лучше умереть! У меня нет ничего! Не быть, не делать и не болеть!»

Маг схватил его за руки, придержал их, пока в гневе и отчаянии мальчик не изобразил что-нибудь совсем страшное, не нанес оскорбления какому-нибудь божеству и не притянул несчастья. Наконец лицо Камушка утратило свое дикое выражение. В воздухе над столом появились иллюзорные письменные знаки «песня», «гром», «крик».

Потом появился вопрос:

«Неужели я никогда не пойму, что они значат? А может, какой-нибудь Творитель смог бы меня вылечить?»

Белобрысый тяжело вздохнул. Он и сам не раз думал об этом. Но возможности даже очень сильных Творителей имели свои пределы. Если б увечье Камушка касалось только ушей! Белобрысый подозревал, что причины его глухоты кроются значительно глубже и они гораздо более сложные. Кто бы сумел в те времена восстановить поврежденные слуховые нервы? Такими могучими способностями обладал только Бурон — легенда и божество всех магов из касты Творителей. Только Бурона не было в живых уже очень давно. И никто после него не рисковал производить трансформацию «живого в живое» на человеке. Потому что последствия бывали чаще всего весьма плачевными.

Мальчик тщательно вытер табличку, убрал ее на полку вместе с поднятой с пола чертилкой. Потом вышел из хаты, уселся на крыльце и долго смотрел на заходящее солнце, пока оранжевый шар его почти совсем не скрылся за горами. Видно было, что парень над чем-то глубоко задумался. Обеспокоенный Белобрысый несколько раз выглядывал во двор и с трудом сдерживался, чтобы не заглянуть в мысли воспитанника.

* * *

Утром Камушек стал перед ним с плащом и дорожной сумкой на плече. На лице его было ожесточенное и упрямое выражение. У Белобрысого сердце закололо, он вдруг увидел, что Камушек уже не ребенок, а почти мужчина, который собирается впервые помериться силами с миром.

«Прости, пожалуйста. Но я должен идти. К Творителю».

«К Кругу?! Это же страшно далеко!»

«Может, найдется кто-то поближе. Хотя бы в столице».

«А если ты не найдешь его?»

«Найду и тогда вернусь». — Камушек нахмурил брови. Губы его сжались в узкую полосочку. Ну да. Упрямство было одной из самых главных его черт. Если уж он что-то решил, то непременно должен был этого добиться. Именно поэтому он и не мог смириться со своим увечьем, которое удерживало его и не позволяло достигнуть большего.

Белобрысый дал ему немного денег на дорогу. Обнял коротко, по-мужски. И Камушек пошел. Прощание их выглядело достаточно сухим, но маг знал, что мальчик на самом деле переживает гораздо больше, чем хочет показать. Но не подобает сомневаться и плакать, если принимаешь решение, достойное взрослого мужчины.

Наблюдателю ничего не оставалось, как только вернуться домой. К своей работе, исследованиям и ожиданию. Один за другим проходили дни. Незаметно сочная весенняя зелень уступила место охристым краскам высохшей травы. В книге все прибавлялось исписанных листов и все выше становилась стопка пергаментов, хранивших знания о биостимулирующих препаратах.

Белобрысый писал в дневнике о своих терзаниях:

«Я скучаю по Камушку гораздо сильнее, чем предполагал. Только сейчас я вижу, как он наполнял мою жизнь. Люди приходят ко мне, только когда заболевают, а так я все время один. Уважение, которое они питают к „ученому господину“, оборачивается против меня. Каждый день посматриваю я на дорогу к Пригоркам и каждый день испытываю то же самое разочарование. Что делается с моим мальчиком? Почему он так долго не возвращается?»

* * *

Тем временем с Камушком было вот что. Оказалось, что найти Творителя не так уж легко. Прежде всего, у юноши было довольно смутное понятие о том, где именно следует искать. Ясно, что больше всего их в самом Замке магов, но он не хотел пускаться в столь далекий путь. На карте, которую он прихватил из дома, все расстояния казались небольшими, но Камушек не без оснований подозревал, что ему не добраться на крайний юг до осени, тем более что передвигался он пешком. Маги разных каст селились по всей империи Ленгорхии. Проще всего было найти обычных Наблюдателей или Стражников слов, занимавших чиновничьи должности. Могучие Творители держались ближе к городам, поэтому мальчик рассчитывал, что наверняка найдет лекаря в столице страны — Ленении.

Долго странствовал он запыленными трактами. Неприятные приключения пока миновали его. За последний год Камушек сильно вытянулся, так что выглядел старше, чем на самом деле. А ни одному бандиту не пришло бы в голову, что у парня найдется больше пары медяков — он сознательно старался не бросаться в глаза. Деревенские жители не жалели ему еды, насмотревшись на магические фокусы. Он показывал танцующих зверят, копировал мелкие предметы, изменял человеческие лица. Это были простенькие упражнения, которые он мог делать еще в раннем детстве. Он не хотел демонстрировать свои настоящие возможности. Стыдился их несовершенства, неполноты. Но однажды все-таки не выдержал и похвастался.

Это была одна из тех обширных удобных деревенских резиденций, в которые переезжают состоятельные горожане на время летней жары. Снаружи видны были только гладкие белые стены, но за воротами богатство внутреннего убранства смущало посетителя, подавляя роскошью многочисленных колонн, статуй и цветных росписей. Немногим более скромными и просторными оказались и помещения для обслуги, куда Камушка привел нос, привлеченный вкусными запахами, доносившимися из кухни. К сожалению, наесться он не успел. Он едва показал несколько иллюзионных штучек, как вдруг его прервали. Девочка, ниже ростом и значительно моложе него, зато очень нарядно одетая и необычайно самоуверенная, схватила Камушка за руку и потянула куда-то за собой. Она вела паренька длинными коридорами, уставленными дорогой мебелью и украшениями. Наконец они вошли в просторный зал, стены которого покрывали цветные росписи. Повсюду стояли красивые дорогие вещи, а пол устилали узорчатые ковры, которые деревенский мальчишка до сих пор мог увидеть только в ткацкой мастерской — там, где они продавались. Только через какое-то время непривычный глаз Камушка сумел различить среди этого столпотворения богатства бородатого мужчину в шелковой тунике и женщину в очень красивом, но, похоже, неудобном платье. За спиной ее висело большое зеркало. В нем частично отражались спинка кресла и искусная прическа дамы, но прежде всего там виднелся очень высокий, худой и покрытый дорожной пылью юноша с несколько диковатым выражением лица. Камушек почувствовал, как щеки его заливает предательский румянец. В этом окружении он выглядел мелким воришкой или нищим попрошайкой.

Девочка поклонилась мужчине, потом начала что-то объяснять… Тот кивал головой, окидывая пришельца пронзительным взглядом, точно хотел содрать с него одежду вместе с кожей. Рядом стояла служанка. Хозяин дома, не глядя, протянул в ее сторону кубок, и она тотчас долила ему вина. Бородач поманил пальцем Камушка. Смущенный и сердитый, мальчик перевел дыхание. Ну уж он им покажет! Зеркало вдруг сплыло со стены, превращаясь в ручей, а над водой склонили головы пьющие косули. Женщина даже рот раскрыла, дернув себя за ожерелье, которым нехотя игралась до сих пор. Жемчужины градом рассыпались среди цветов, выросших из ковра. А к ним слетелась стайка самых красивых и разноцветных птиц, которые Камушек только сумел представить. Они клевали драгоценные камни, точно это было обыкновенное просо. Восхищенная девочка радостно носилась по комнате, превращенной с помощью магии в цветущий луг. Она ловила бабочек, порхавших среди цветов, касалась доверчивых зверушек. Камушек старательно позаботился, чтобы их шерстка была достаточно правдивой на ощупь. Бородач недоверчиво погрузил ладонь в воду, а потом отряхнул мокрые пальцы. В картине идиллического луга появились новые подробности. В траве проскакал кролик. Ветер освежал лица и играл легким шарфом хозяйки. Пахли влажные растения, на которых появилась роса. На мгновение появился белый единорог, тревожно затанцевал на тонких ножках и пропал в облаке цветочных лепестков.

Но виновник появления всех этих чудес не мог их показывать бесконечно. Тканье иллюзий требовало большого напряжения сил и пристального внимания, а он был утомлен дорогой и голоден. Неожиданно у него началось сильнейшее головокружение, которое тут же перешло в ослепляющую боль, пронзившую аж до самой шеи. Иллюзии потеряли форму и растаяли без следа. Камушек вслепую пробовал нащупать спасительную стену, не сомневаясь, что сейчас грохнется на этот старинный ковер, пачкая его дорожной пылью. В сознание его привело твердое прикосновение к плечу. Кто-то поддержал его — бородач. Он заботливо усадил необычного гостя на свободный стул.

Комната выглядела как раньше, но уже не казалось Камушку такой великолепной, как в первый момент. Служанка с округлившимися от изумления глазами поспешно присела перед хозяином и выбежала, споткнувшись второпях о порог. Девчушка присела на корточки, собирая в горсть рассыпавшиеся жемчужины. Работа эта продвигалась медленно, потому что девочка то и дело оглядывалась на молоденького мага. Личико ее пылало румянцем, и она все время улыбалась, все еще под впечатлением от показа. Камушек безотчетно улыбнулся в ответ. Ему приятно было видеть такие свидетельства признания его таланта.

Вскоре вернулась служанка с подносом, уставленным посудой. Запахло так вкусно, что пустой желудок, о котором Камушек старался забыть со вчерашнего дня, превратился в обезумевшего зверя. Но прежде всего юноша потянулся к миске с водой. Под оценивающими взглядами элегантной дамы и ее супруга вымыл руки. Вежливо склонил голову перед хозяевами и только после этого приступил к еде… с трудом принуждая себя к сдержанности. Может, он и выглядел как бродяга, но совершенно не намерен был вести себя так.

Большую часть блюд он видел впервые в жизни, но это не имело значения, поскольку все они оказались великолепными.

Хозяин дома пробовал заговорить с ним, поэтому парнишка сделал еще одно усилие и на фоне белой скатерти изобразил иллюзорные, но старательно выписанные символы: «я», «слышать» и знак отрицания. Он был уверен, что бородач умеет читать. Тот, у кого столько денег, наверняка получил и хорошее образование.

Хозяин действительно умел читать. Камушек украдкой усмехнулся, видя, как служанка подает своему господину сланцевую табличку, оправленную в дерево, очень похожую на те, которые оба мага использовали у себя дома. Некоторые вещи остаются неизменными.

«Это был прекрасный показ, Ткач иллюзий, — нацарапал мужчина на мягком камне. — Как тебя зовут?»

«Камушек». — Символ имени, возникший прямо в воздухе, плавно превратился в образ гранитного голыша. Девочка от изумления просыпала часть жемчужин, которые уже успела собрать, и мать сделала ей замечание.

А бородач все царапал и царапал. Он расспрашивал о самых разных вещах. Откуда Камушек родом? Являлся ли он уже перед старшинами Круга? Куда и зачем направляется столь молодой и талантливый человек? Парнишка отделывался общими ответами, не переставая есть. Ему не нравилась такая навязчивость мужчины. К чему было поверять чужому человеку свое несчастье?

Обитатели поместья охотно задержали бы молодого Ткача иллюзий подольше, чтобы он развлекал их своими миражами, но Камушек не хотел оставаться. Он не принял и предложение переночевать в покоях для гостей. Ему было все более и более не по себе в столь роскошном окружении. Он попросту не подходил к такой жизни. Парня вполне устроил сенник в комнате для прислуги, это и так было гораздо лучше, чем прежние его ночлеги на земле.

Наутро щедрая кухарка набила его суму хлебом и сыром. К своему изумлению, несмотря на ранний час, по дороге к воротам он встретил дочку хозяев. Он вызвал образ серой пушистой белочки, которая влезла малышке на плечо и вертелась там, то дергая восхищенную девочку за волосы, то снова старательно умывая свою мордочку. У самых ворот девчушка что-то всунула ему в руку. Только позднее, уже в пути, он рассмотрел ее подарок. В ладони его лежала золотая монета. Квадратная, с дыркой в одном углу, чтобы ее можно было, укрывая от воров, носить на шее, как подвеску. С одной стороны монеты был изображен воин в островерхом шлеме и знаки, означавшие «светозарность державы властитель Огниво»; на реверсе виднелся более скромный узор — обруч и надпись «Магия и меч». Именно от них и зависело могущество государства. Камушек с любопытством разглядывал монету. Самой крупной из тех, что он видел до сих пор, был серебряный «дракон». Белобрысому за лечение платили обычно медными «голубками», а чаще просто вещами и едой. Золотого «таланта» ему бы хватило на все путешествие. Первая плата за магию! Он широко улыбнулся и снова отправился в путь, сжимая в руке денежку — просто с удовольствием чувствуя ее в ладони и радуясь, что она принадлежит ему.

Стоила ли его луговая иллюзия так дорого? Он сам себе признался, что нет. Бородач оказался слишком щедрым, но парнишка не воспринял это как милостыню. В сундуке хозяина такого красивого дома наверняка укрывалось еще очень много таких монет. Он, должно быть, и не почувствовал убытку. Просто дал молодому магу то, что имел и мог предложить. А взамен получил то, что было для него недостижимо. Самые разные дары получают люди, проходя через Врата Существований. И обычно эти дары не распределяются поровну.

* * *

Во время своего странствия Камушек встречал магов в разных поселениях. Их жилища всегда были отмечены лазурной лентой или платком, подвешенным над дверьми. Чаще всего это были Наблюдатели. Однажды он встретил Стражника слов, но его хроники ни в чем не помогли парнишке. Каждый только плечами пожимал в ответ на вопрос о Творителе. Большинство членов этой касты — нелюдимы. Откуда узнать, где обретается такой маг? Тут, в северной части Ленгорхии, они иногда нанимались для выполнения каких-то заданий в богатых поместьях, но, сделав свое дело, сразу же уходили. Камушку все советовали поискать счастья в городе. Наверняка в таком месте найдется хотя бы один Творитель-лекарь, а уж если нет, то Говорун, который поможет найти Творителя.

Так он добрался до самой столицы. Места тут были богатые. Великолепие императорской резиденции уже издалека предвещали просторные постоялые дворы, почтовые станции и пригородные виллы, окруженные садами. Но сам город разочаровал Камушка. Каким чудом столько народу смогло уместиться в одном месте? И все куда-то спешат, толкаются. К нему приставали то уличные торговцы, то ободранные нищие. От ярких раскрасок домов и одежд уставали глаза. Много дней он странствовал один, но только тут, в городской толпе почувствовал себя страшно одиноким. И затосковал по тишине заросших травой холмов и садов, где часами наблюдал за мелкими зверушками, занятыми своими повседневными заботами. Город был слишком большим, слишком оживленным. Обилие всего, что он старался увидеть, понять и запомнить, доводило его до головной боли. Кроме того, в городе дурно пахло. Отвратительная вонь сточных канав переплеталась с мешаниной запахов из тысяч кухонь, а все это еще приправлено было вездесущим ароматом потных тел и благовоний. Камушек протискивался сквозь толпы на главных улицах, судорожно прижимая под мышкой свою сумку. Милосердная Судьба! Неужели тут всегда такое безумие творится?

Кучка особенно странно и пестро одетых женщин расселась во дворике одного из домов. От жаркого солнца их заслонял полотняный балдахин, расписанный слегка уже выцветшими цветами. Слишком низко декольтированные платья открывали плечи и верхнюю часть груди. Общее впечатление дополняли необычные прически — волосы были уложены высокими башнями, усаженными блестящими украшениями. Девушки улыбались, соблазнительно надували губки и махали прохожим веерами. И у каждой на щечке был нарисован небольшой цветок. Камушек глаз не мог отвести от столь необычной для него картины. Одна из девушек неожиданно схватила его за одежду и, прежде чем он успел опомниться, лизнула его в ухо. Он вырвался и отскочил как ошпаренный, налетев на паланкин. Девушка расхохоталась. Сконфуженный и взбешенный, он постарался уйти поскорее, потирая ушибленный локоть. Нет уж, эти городские обычаи совершенно невыносимы!

Парнишка оглядывался по сторонам в поиске характерных лазурных шарфов, но, к своему удивлению, не заметил никого, кто бы их носил. Казалось, в этом городе нет ни одного мага, что, разумеется, было совершенно невозможно!

Наконец фасады, целиком расписанные цветными фресками, уступили место сплошным светлым заборам из песчаника. Над глухими стенами виднелись только крыши и порой фрагмент террасы. Эта часть города даже пахла иначе. Тут было гораздо чище. Наверняка именно за этими оградами жили состоятельные горожане со своими красивыми, увешанными жемчугом женами, милыми детьми и мешками золотых монет.

Толпа поредела. Солнце стояло в зените, настала пора сиесты, поэтому улицы опустели. Камушек шел все дальше и дальше между раскаленных стен. Несколько раз он менял направление, но это ничего не давало. Столица оказалась и в самом деле огромной. А может, это только заблуждение? Может, он попросту ходит по кругу? До сих пор он совсем недурно ориентировался и различал стороны света, умел пользоваться картой, но здесь он совершенно потерял чувство направления. В конце концов, он вынужден был признаться себе, что заблудился. Такое хождение наугад не имело смысла и ничего, кроме усталости, не дало бы. Ни одного лазурного шарфа! Как это возможно?

Наверняка в таком городе должно было быть несколько Говорунов, передающих и принимающих самые срочные известия. И если Камушек до сих пор не наткнулся на жилище одного из них, не значит, что их нет. Вероятно, он просто не заметил. Но как добраться куда-то в этом лабиринте высоких стен?

Парнишка остановился отдохнуть у ворот, густо обитых поперечными металлическими планками. Он равнодушно смотрел на колотушку, изображающую голову пса, оскалившего зубы. Похоже, обитатели этой резиденции не слишком жаловали гостей. Полуденное солнце ослепительно сверкало на выпуклостях колотушки, поэтому Камушек не сразу заметил свою ошибку. Это был не пес. Зверь только напоминал собаку формой головы и острыми ушами, но широкие ноздри и огромные выпуклые глаза, пересеченные вертикальными зрачками, принадлежали гораздо более грозному животному. К воротам было прикреплено латунное изображение драконьей головы. Камушек погладил разогретый металл. Драконы всегда приводили его в восхищение. Он раз сто уже перечитал все, что только имелось на сей предмет в небольшой библиотеке Белобрысого. У драконов было много общего с магами, хотя их считали существами, стоявшими лишь немногим выше обыкновенных животных. Каждый из них был одновременно Наблюдателем, Говоруном, Творителем и Стражником слов, хранившим знания целых поколений. Эти могучие, восхитительные создания населяли Драконий архипелаг и южное побережье Ленгорхии, но Камушек видел однажды дракона, пролетавшего над Змеиными Пригорками. Правда, на столь большом расстоянии он мог принять за дракона большую птицу, но мальчик никогда не видел птиц, которые бы двигались таким образом, поэтому берег в памяти эту картину как воспоминание о чуде.

А теперь, точно сам вид драконьей головы побудил его к действию, он нашел простейший способ выбраться из хитросплетения городских улиц. Используя набитые металлические планки как опоры для ног и рук, он начал карабкаться вверх по стене. Хоть он был довольно ловок, каждое движение стоило ему немалых сил. Это совсем не напоминало лазанья по деревьям. И зачем только обитателям дома понадобились такие высокие ворота? Может, через них лестницы стоймя носили? Он влез на стену, выпрямился и принялся оглядываться по сторонам, защищая глаза ладонью от солнца. Он видел дворы, плоские крыши, превращенные в террасы, затененные балдахинами и растениями, росшими в каменных чашах. Фонтаны щедро изливались сверкающими струйками воды, тихие пруды заросли бледными цветами. На каждой стене виднелись рельефы и цветные росписи, изображавшие цветы, зверей или полуобнаженных женщин. Миниатюрные крепости для вельмож изнутри просто истекали богатством, хотя снаружи старались не кичиться этой роскошью. В одном только Камушек был уверен: вряд ли Говорун мог жить в таком месте.

Жара лишала сил, но не до такой степени, чтобы стража его степенства Дох'эна забыла про свои обязанности. Господин Дох'эн слишком хорошо платил, и его охранники не стали бы рисковать быть выгнанными из-за столь низкого порока, как лень. Поэтому чужака заметили почти сразу.

— Глянь-ка, у нас кот на стене, — проворчал один из стражников. — Совсем обнаглели. Прям в белый день лезут.

— Говорил же, надо было колючки по верху стены пустить! — буркнул другой.

— Эй, ты!!! Пшел отсюда, брысь! — гаркнул он в сторону непрошеного гостя, но тот даже не оглянулся.

Разозлившись, мужчина вышел в клейкую жару, еще более взбешенный тем, что вынужден был покинуть прохладную караульную. Наблюдатель на стене стоял, повернувшись спиной ко двору в свободной позе властелина половины света, и притворялся, что не слышит ругани в свой адрес. Стражник схватил камень из ограждения клумбы и прицельно метнул его, угодив чужаку в спину.

Стражники видели, как чужак, коротко вскрикнув от боли, закачался на фоне раскаленного неба. Мгновение Судьба взвешивала, куда его столкнуть, потом пришелец рухнул на ухоженную грядку лекарственных трав во дворе поместья. Стражник подскочил к нему прежде, чем упавший смог приподняться с земли.

Это был совсем еще мальчишка. Длинный, но худой как жердь. Если он и пробовал себя в воровском деле, то совершенно для него не подходил: мало того, что вырос слишком высоким, так еще и разумом, верно, был слабоват, потому как открыто полез во владения одного из самых богатых купцов Ленении. Зато драться он умел. Стражнику достаюсь несколько увесистых ударов прежде, чем удалось обездвижить чужака, заломив ему руки.

— Вот хреновина… что за собака! Кайло, оттащим-ка его в подпол, а уж опосля гвардию покличем.

Но другой стражник был в более добродушном настроении:

— Чего там… Рази ж он что украл? Сажать оболтуса к крысам в подпол за то, что лазает поверху? Приложить хорошенько ему на память, штоб другой раз не околачивался где ни попадя, — и вся недолга. — Он красноречиво встряхнул кнутом, который держал в руках.

Паренек отчаянно рвался, рискуя вывихнуть себе плечо. Вдруг в воздухе беззвучно взорвался огромный огненный шар, лизнув смертельным жаром лица стражников. Оба, ругаясь, тут же отскочили на несколько шагов назад.

— От зараза… это Искра!!

— Блин! Неужели маги не могут своих шалопаев держать в узде?!

— Хорошо еще, что ты его отодрать не успел, а то бы он поджарил твою дурную башку.

Парень кинулся к запертым воротам. С трудом отодвинул тяжелый засов, испуганно оглядываясь на стражников.

— Да не трусь уже, — угрюмо бросил стражник и презрительно сплюнул. — Никто тебя не тронет.

Парень скользнул в щель между створками ворот и пропал.

— Что за времена, — бурчал один из мужчин, глядя на смятые растения под стеной. — Влезет такой, напакостит, а жаловаться не смей! Эта лазурная сволота совсем сбрендила.

— Думай, что болтаешь, — огрызнулся другой. — Стены имеют уши.

* * *

Камушек вылетел с негостеприимного двора быстрее, чем стрела из лука, и остановился только за углом. Он укрылся в нише следующих ворот, тяжело дыша и собираясь с мыслями. У него болела выкрученная рука, но, к счастью, никаких более тяжелых увечий он не получил. И все-таки опыт оказался неприятным. Он сгорал от стыда, что так бездумно вляпался в хлопоты. Легко было догадаться, что человек, поместивший у ворот оскалившего клыки дракона, не будет слишком гостеприимен. Но от избиения его спасла не только огненная иллюзия и то, что люди боялись магов из касты Искр, но что-то гораздо более значительное и одновременно простое — огромный, просто невообразимый авторитет Круга магов, влияние которого защищало даже такого неуклюжего ученика. Узнав мага, стражники не имели права даже пальцем его коснуться. В крайнем случае они могли только пожаловаться служителю Круга, поскольку обычные суды не имели власти над людьми, наделенными силой.

Все-таки лазание по злополучной стене принесло ощутимую пользу. За одно коротенькое мгновение там, наверху, парнишка успел разглядеть лазурное пятнышко, заметное на фоне раскаленного неба. Он пошел в том направлении и наконец достиг довольно мрачного сооружения из черного камня, расположившегося между изящными и чистыми резиденциями. Строение напоминало кусок угля, брошенный в корзинку с орхидеями. Над дверьми наискосок был укреплен шест с полоской лазурной ткани. Вероятно, он должен был развеваться, но сейчас только тоскливо висел, поскольку воздух в этом месте стоял совершенно неподвижно, понемногу доходя до консистенции желе. На дверях, к огромному своему облегчению, Камушек увидел нарисованный лазурный прямоугольник (немного уже потрескавшийся), а на нем символ «уста», который был эмблемой магов из касты Говорунов.

* * *

Человек, который, не моргнув глазом, принимает под свою крышу грязного обтерханного бродягу, должен быть или святым, или магом, уверенным в своей неприкосновенности. Едва Говорун увидел, как в воздухе перед его глазами разворачивается лентой призрачная надпись, он тотчас же распознал в презираемом бродяге Ткача иллюзий. Если к нему пришел другой маг — уже неважно, окажется он клиентом, просителем ссуды или внебрачным ребенком брата далекой кузины.

Ради вечного Круга! Только тот, кто долгое время голодал и мерз, может оценить, как прекрасна горячая еда и теплая вода.

У Говоруна, коренастого старичка с совершенно белыми волосами и бородой, были голубые глаза, что вызвало интерес у Камушка, поскольку среди жителей Ленгорхии преобладали карие или черные. Достичь взаимопонимания оказалось необычайно легко. Говорун мгновенно сообразил, что парнишка мыслит исключительно образами, поэтому при ментальной передаче использовал только понятные Камушку символы и письменные знаки. С симпатией и некоторым удивлением приглядывался маг к своему гостю, который вытирал мокрые после купания волосы. Неполных пятнадцать лет? Со Змеиных Пригорков, что в Ленн? Такой длинный путь — и все в одиночку! Воистину только благодаря чуду и покровительству Матери Мира он смог добраться в такую даль.

«Значит, ты ищешь Творителя… и не любого. Тебе нужен лазурный лекарь».

«Творитель сможет сделать, чтобы я слышал и говорил?»

«Не знаю. Может, да, а может, и нет».

«Но ведь Творители — самые большие, самые могучие из нас».

«Но они не всемогущи. Каждый болван умеет свести синяк или срастить сломанную кость. А тебе надо восстанавливать поврежденные нервы, а это очень сложно».

«Творители — самые могучие в Круге», — упорствовал парень.

«Они могучи, но перед силой природы они так же скромны, как твое имя, Камушек».

«Столкни камень с вершины горы, а вниз сойдет лавина».

Говорун улыбнулся, наливая в миску суп.

«Для глухонемого ты страшно языкастый. Ешь, потом решим, что делать дальше».

«В городе я не видел ни одного мага. Не было никого с лазурным шарфом».

«В последнее время тут стало модно носить их только на службе. Маги, особенно молодые, стали оберегать свою личную жизнь. Ничего удивительного, что ты ни одного мага не узнал. Ближайший и самый влиятельный Творитель нашелся бы в императорском дворце, но не думаю, что тебя пропустили бы туда хоть на шаг за ворота. А в самом городе все в движении, маги приезжают и уезжают. Творители путешествуют по всей стране».

На стене висела огромная карта Ленгорхии. Почти вся она была покрыта булавками с голубыми головками. В центре натыкано их было густо, к границам все реже, а на одном из островов Драконьего архипелага торчала только одна-единственная. Видя, что карта вызывает у гостя немалый интерес, Говорун пояснил:

«Это все мои сотоварищи по работе — Говоруны со станций передач. Они собирают новости своих участков, посылают ближайшему соседу, а уж он передает дальше, прибавляя свои. Таким образом известия даже с самых удаленных уголков края добираются до столицы всего только несколько часов».

«А тот, на островах?»

«Это Соленый. Он собирает материалы для книги о драконах».

«И не боится?» — Глаза у Камушка загорелись. Книга о драконах — вот это здорово!

«Драконы не злые».

«Добрые?»

«Нейтральные, а это значит, с ними можно договориться».

Говорун снял с полки тяжелый деревянный переплет, стискивавший толстую пачку отдельных листов. Пока он проглядывал их один за другим. Камушек незаметно стал разглядывать комнату. Мастерская Говоруна отличалась от его же собственного дома только тем, что в ее устройство было вложено немного больше денег. В остальном все выглядело точно так же, всюду лежали книги, цилиндрические футляры для рукописей, перья, валялись кусочки пемзы для очистки пергамента, карандаши, баночки с краской, линейки и циркули. А под потолком висела большая шипастая рыбина с неприятным взглядом стеклянных глаз.

Маг протянул мальчику лист, на котором довольно небрежно было начерчено несколько строчек символов. Камушек пробежал взглядом надпись.

«Творитель Пловец? В поселении Запруда? Это далеко?»

«Не очень далеко, — успокоил Говорун. — Собственно говоря, это единственный Творитель-лекарь, которого я могу сейчас найти и посоветовать тебе. Он работал с нервами, но чего достиг — я не знаю».

«Но тут написано, что он едва достиг черного ранга!»

«Значит, обойдется дешевле», — холодно заметил маг. Паренек погрустнел. Финансовая сторона его похода была весьма существенна.

«У Пловца низкий ранг, но это еще ничего не значит. Он хорошо знает свое дело. Зато чудило он страшное, — продолжал Говорун. — Скоро время соединения. И я узнаю, не уехал ли он из Запруды».

Когда подошло время мысленной связи, маг уселся перед большим пюпитром, на котором лежала аккуратная стопка листков, приборы для письма, восковая табличка и счеты. Закрыл глаза, опустил голову на грудь, и на мгновение показалось, что он заснул. Потом его рука потянулась за первым листком. Он сосредоточенно читал, потом делал короткую запись на том же кусочке бумаги, что-то отмечал на табличке и перекладывал косточку на счетах в другое отделение. Камушек наблюдал за действиями Говоруна, но почти сразу же пришел к выводу, что работа эта исключительно скучная. Шло время, в водяных часах на полке спокойно перетекала жидкость, капли падали одна за другой, а Говорун повторял все те же заученные действия. Разумеется, все это время длился оживленный мысленный разговор, обмен новостями, но со стороны дело выглядело страшно нудно.

Камушек снял с ближайшей полки толстый томище, который оказался богато иллюстрированным сочинением о кентаврах. Чтение полностью поглотило его, а в голове мелькали первоначальные наброски новой интересной иллюзии.

«Жажда знаний очень полезна для молодого мага».

Камушек вздрогнул. Он и не заметил, когда Говорун окончил свой сеанс. Одной рукой маг массировал онемевшую шею, другой протирал глаза.

«Учись, читай, наблюдай как можно больше. Люди хотят видеть Добрые, мудрые и интересные картины. Ты — живая книга, а это большая ответственность, мальчик мой».

Просто поразительно. До сих пор Камушек даже не рассматривал свой талант с этой точки зрения. А считал его только — да, добрым и даже хорошо оплачиваемым — способом развлечения людей.

«Я узнал, что Пловец еще никуда не уехал, но, зная его характер, может это сделать в любой момент, даже бросив недоеденный обед. Как я уже говорил, он большой чудила. Иди сюда, я тебе на карте покажу, как добраться до Запруды».

Говорун не хотел брать деньги за свои услуги. С возмущением он заявил, что не собирается никому выставлять счет за тарелку супа. Тьфу, пропасть, он же не трактирщик и способен еще на обычное человеческое бескорыстие! И вообще маг не должен требовать оплаты от другого мага. Он подробно описал Камушку дорогу до поселения. И хотел было задержать мальчика, чтоб тот отдохнул подольше, но возбужденный Камушек предпочел тут же отправиться в путь, хотя и так до цели добрался бы только на следующий день, и при этом ему предстояло не слишком безопасное ночное путешествие.

Говорун в задумчивости следил за фигурой парнишки, уменьшавшейся по мере удаления по длинной улице. Запальчивый мальчик и своеобразный, вполне сравним в этом с Творителем Пловцом. Он не открыл Камушку, что у Пловца когда-то был высший ранг, но его понизили. Печальные дела… Времена тогда не благоприятствовали непокорным и слишком выделяющимся на общем фоне. Пусть малый сохранит еще немного юношеской наивности. Они с Пловцом друг другу понравятся… наверное, если перед тем не поубивают друг друга.

Добраться до Запруды было просто. От городских ворот до нее шел прямой как стрела тракт. И хотя, как и предполагалось, ночь застала Камушка в пути, но обе луны стояли высоко. Летняя белая ночь посеребрила всю округу призрачным светом, таким ярким, что при нем иголки можно было собирать.

К Запруде он подошел на рассвете. Большое цветущее поселение раскинулось по берегам узкого озера, на холмах, спускавшихся к воде, точно огромные ступени. Ближайшие к воде домики стояли на сваях, чтобы их не заливало во время осенних и весенних наводнений. Большинство строений представляли собой довольно характерные каменные домики в форме подковы — с аркадами и ухоженными садиками спереди и небольшими, точно стыдливо укрытыми хозяйственными дворами сзади. Камушек уже видел такие жилища во время своих странствий и успел понять, что обитают в них обычные разбогатевшие хозяева мануфактур, изготавливающих дорогие товары для еще более богатых. Ничего удивительного, что Творитель решил тут поселиться — он ведь тоже был кем-то вроде ремесленника.

Наученный прошлым опытом, Камушек высматривал лазурную ленту над крышами. Дом Творителя на первый взгляд выглядел вполне обычно. Даже слишком обычно. Построенный из толстых бревен, под тростниковой крышей, немного запущенный — он отличался от более изысканных соседей. Но при более близком знакомстве это жилище оказалось весьма необычным строением — при его возведении не было использовано, кажется, ни одного гвоздя, колышка или других скрепляющих приспособлений. Бревна выглядели так, будто они срослись между собой, принужденные к тому волей хозяина. На захламленном дворе никого не было. Камушек поверх плетня заглянул в сад. Сорняки буйно разрослись по углам, но на грядках, возделанных посередине, красовались ровненькие и ухоженные рядочки трав. Воспитанник лекаря легко распознал несколько лечебных растений и несколько — смертельно ядовитых. Этот Творитель явно был любопытной особой. Такое впечатление подтвердило и очередное открытие. Над дверями дома находились: полинявшее чучело летучей мыши, засушенная змея, пожелтевший человеческий череп, грубо прибитый к балке огромным гвоздем, и свисающее украшение из мелких косточек пальцев и ребер. У парнишки даже челюсть отвисла. Он понял, что имел в виду доброжелательный Говорун, называя этого Творителя «чудилой».

Камушек несколько раз постучал, но двери оставались закрытыми. В нетерпении он забарабанил кулаками, и тогда на него вдруг посыпались сверху какие-то твердые предметы! Камушек испуганно прикрыл голову руками, а вокруг все летели деревянные шары. Мальчик неуверенно глянул вверх, опасаясь очередного неприятного сюрприза… Над его головой еще покачивалась дощечка ловко сделанной ловушки. Ну нет! Это уж слишком!

«Может, ты и великий Творитель, но я — Ткач иллюзий и не позволю так обращаться со мной», — со злостью подумал он и решительно направился к ближайшему окну.

Пловец, видно, очень ценил одиночество, поскольку окна выглядели столь же отталкивающе. На сей раз мальчик разглядел над ними черепа коз, из глазниц которых торчали железные острия. Кости были чем-то окрашены. Он поскреб тоненький слой краски и поднес палец к носу. Пахло фосфором. Камушек криво усмехнулся. Ночью это выглядело и в самом деле потрясающе. У Творителя было весьма своеобразное чувство юмора.

Камушек прижался лбом к стеклу. Прикрыв глаза ладонями от света, он с любопытством заглянул внутрь. Маг сидел лицом к окну за огромным столом, заваленным всякими бумагами и рукописями. Он глубоко задумался, держа в одной руке перо, а на ладонь другой опираясь подбородком. Мужчина был взлохмачен, лицо его покрывала явно не однодневная щетина. У локтя горела свеча. Фитилек ее уже почти утонул в расплывающемся озерце воска. Похоже, маг работал всю ночь и даже не заметил, что уже рассвело.

«Берегись, я приближаюсь», — подумал Камушек, озорно улыбнувшись.

Перед Творителем на исписанном листе появилась огромная раздувшаяся жаба, покрытая сотнями бородавок. Брови мага подскочили аж до середины лба. Он коснулся жабы пером, не веря собственным глазам. Жаба подпрыгнула. К сожалению, больше ничего выдумать Камушек не успел, взгляд его вдруг встретился с покрасневшими бешеными глазами Творителя, а уже в следующее мгновение ноги под ним стали подгибаться. Это было ужасно — как будто кто-то обращался с его разумом, точно со шкатулкой, набитой всякими разностями. Сначала энергично встряхнул шкатулку, чтобы все мысли беспорядочно перемешались, а потом перевернул вверх дном, небрежно высыпав все горкой. Даже больно не было, но осталось чувство полного сумбура, растерянности и бессилия. Камушек ударился подбородком о подоконник и опрокинулся назад, точно мешок, даже не пробуя смягчить падения. Свет вращался вокруг него, из желудка поднималось отвратительное чувство тошноты.

Творитель высунулся из окна, с брезгливостью разглядывая непрошеного гостя. Презрительно кривил губы. Делал все, чтобы не показаться приятным. Камушку удалось сосредоточить взгляд, хотя перед ним все расплывалось. Долгое мгновение выдерживал он усталый взгляд мага. Пловец тяжело вздохнул, потом с некоторым изумлением осознал, что уже наступил день.

Камушек видел, что у мага зашевелились губы, и снова использовал иллюзорное письмо, которое оказалось вполне удобным способом общения.

«Я думал, меня тут ждет чуть более приветливый прием. — Камушек приподнялся и пощупал ушибленный затылок. — Обращаясь ко мне, лучше думай так, будто пишешь. Иначе я не пойму».

«ПОШЕЛ ВОН! Теперь понял?!»

Паренек скривился. Мысленно переданные символы прямо взорвались у него в голове.

«Да, понял, но никуда не уйду. Я болен, и мне нужен ушной лекарь. Я не двинусь отсюда, пока ты меня не примешь».

Творитель, похоже, осознал, что не избавится от назойливого посетителя. И беспомощно взмахнул руками.

«Ткач иллюзий… тебе нужен лекарь для дурной головы, несносный пацан. Оставь меня сейчас в покое, я должен поспать. Позже приходи». — Маг с размахом захлопнул окно, так что оба козьих черепа перекосились на своих гвоздях.

Камушек вдруг ощутил, что и ему надо бы отдохнуть. Он прерывисто зевнул.

Вода в колодезном ведре оказалась тепловатой, но чистой. Мальчик напился, умыл лицо. Расстелил на траве в тени дровяного сарая плащ и, едва коснувшись щекой сукна, погрузился в сон, точно в глубокую воду.

* * *

Когда он очнулся, солнце уже прошло по небу большую часть своего дневного пути. Из ведра у колодца пили птицы, а рассыпанными у порога дома шарами играл котенок. А дальше Камушек увидел щель заманчиво приоткрытой двери. Наученный горьким опытом, паренек осторожно толкнул ее, неуверенно заглядывая внутрь и опасаясь, как бы что-нибудь снова не обрушилось ему на голову.

Внутри царил неописуемый беспорядок. Дом Творителя Пловца напоминал склад старья. Вдоль стен тянулись длинные столы, уставленные сотнями бутылок, странными моделями из глины и палочек, оборудованием для химических опытов и самыми разными инструментами неведомого предназначения. Повсюду лежало множество книг и рукописей. На полках стояли банки, где в консервирующем растворе хранились отвратительные фрагменты тела человека и животных. Кое-где валялись одежда и грязная посуда. На видном месте стояло приличных размеров чучело обезьяны с лазурным шарфом мага, завязанным на шее бантом. Камушек даже содрогнулся, увидев такое пренебрежительное обращение со столь уважаемым предметом.

«Закрой рот, а то муха влетит».

Творитель стоял спиной к пареньку перед большим зеркалом в причудливой раме и заканчивал бриться.

«Ел уже что-нибудь?»

Камушек отрицательно качнул головой. Маг ободряюще махнул бритвой в сторону заваленного стола.

«Где-то там должен быть паштет. И сыр. Если только крыса не подъела».

Сыра, действительно, уже не было, зато нашелся паштет, причем довольно свежий. Хлебом можно было гвозди заколачивать, но сильные челюсти молодого человека и не с таким справлялись. Камушек был голоден, поэтому торопливо воспользовался приглашением. Занятый едой, он не сразу сообразил, что ест с золотой тарелки. Большинство предметов, небрежно разбросанных по дому, точно мусор, было изготовлено очень искусно и из дорогих материалов. Золотые и серебряные тарелки и миски. Ковшик, висевший на краю бадейки, был сделан из цельного куска янтаря. Покрывало на кровати — из шелка, затканного золотой ниткой.

Маг закончил бритье. Сел за стол напротив Камушка и наложил себе на тарелку солидную порцию паштета. Потом заглянул в кувшинчик и скривился.

«Пусто. А я думал, еще осталось вино. Впрочем, ты еще слишком мал для вина. Сделаю молока».

Камушек бросил на него убийственный взгляд, но Творитель не обратил на это внимания. Набрал воды из бадьи. С минуту сосредоточенно вглядывался в содержимое ковша, потом наклонил его над кружкой. Полилась пенистая белая струя, запахло теплым молоком.

«Пей. Может, оно и не настоящее, но наверняка не отравишься, обещаю. Хотел козье, но у мне опять вышло коровье. Не везет».

Камушек недоверчиво попробовал белую жидкость, видя, как Творитель пьет собственное творение прямо из ковша. Это действительно было молоко и даже очень вкусное. Он в раздумье посмотрел на кусочек паштета, насаженный на кончик ножа.

«А ЭТО чем было раньше?»

«Насколько мне известно, волом. И вообще, нечего спрашивать. Иногда лучше не знать. Изготовители паштетов изумляют своим искусством даже нас — Творителей».

Пловец закончил есть, после чего превратил свою золотую тарелку в порошок, который и смахнул рукавом на пол. Камушек аж поперхнулся от изумления, мысленно обещая себе, что больше ничего, абсолютно ничего в этом доме его уже не удивит.

«Удивлен? — небрежно спросил маг. — Не люблю я посуду мыть, а служанка опять сбежала. Я могу получить все, что захочу, в этом заключается мой талант. Золото, серебро, драгоценные камни… а клиенты еще и платят, да немало. Ты не представляешь, сколько вельмож привозят ко мне своих уродливых дочерей, чтобы я поправил им нос, удалил косоглазие или выпрямил спину. Тебе нравится что-то из этих вещей? Можешь взять, что хочешь».

«Не за тем я сюда пришел. И вообще, хотелось бы, чтоб ты перестал обращаться со мной так снисходительно только потому, что я моложе», — отказался мальчик.

Пловец лукаво зажмурил глаза. Когда он отдохнул, то оказался насмешником, и Камушек чувствовал, что наверняка полюбил бы его, но сейчас все вокруг заслоняло то огромное жизненно важное дело, которое его сюда и привело.

«Я родился глухим. Не могу научиться делать иллюзии звуков. Можешь что-то с этим сделать?»

«А деньги у тебя есть?»

«Только что ты утверждал, что деньги тебя не интересуют. А, кроме того, с каких это пор маги платят магам?» — вполне разумно возразил паренек.

У Пловца задрожали кончики губ. Оба они чувствовали, как между ними протягивается тоненькая ниточка взаимопонимания. Вдруг Камушек осознал, что Творитель еще молод, ему и тридцати еще нет. Мог бы быть его старшим братом.

«А стоит ли на тебя переводить энергию? Жабу каждый может сделать».

Камушек сосредоточился. Перед Творителем появился апельсин. У него была правильная форма, цвет, запах, фактура и тяжесть. Пловец проверил все это, кивнул головой, но выражение лица у него было все еще снисходительное. Ткач иллюзий велел апельсину подняться в воздух и снял с него шкурку, которая опустилась на пол тоненькой спиралью. Плод распался на дольки. Творитель вложил одну в рот и тут же страшно скривился и быстро выплюнул на ладонь… камушек. Обычный гладкий камушек, который можно найти на дне каждой речки. В следующее мгновение камушек превратился в отлитый из олова знак, спрашивавший: «Удивлен?»

Творитель расхохотался и долго не мог успокоиться. В глазах его стояли слезы.

— Демон… — прошептал он наконец. — Дитё родом из пекла.

«Ты выиграл. Я тебя обследую и, если с этим что-то можно сделать, попробую, даже если это меня прикончит. Обещаю».

Он снова фыркнул от смеха, видя, как унылое и напряженное лицо его молодого гостя осветилось выражением облегчения и благодарности.

«Только не думай, что будет просто. Тебя ждет тяжелая работа».

* * *

Через два часа Камушек пришел к печальному выводу, что предпочел бы, кажется, жестокий экзамен в Круге, чем то, чему безжалостно подверг его Творитель. Пловец велел ему творить иллюзии. Началось с простых, но постепенно они становились все сложнее. Надо было создавать различные предметы, растения и животных. Маг тщательно проверял их свойства. Строго приказывал мальчику поддерживать сразу с полтора десятка полных иллюзий. Оживлять все сразу и по ходу прибавлять новые. Камушек должен был творить идеально симметричных близнецов, мнимые сечения, искусственные источники света и фальшивые светотени. Творитель ел иллюзорные фрукты, беспощадно анализируя их вкус. А одновременно требовал, чтобы Камушек занялся четырьмя пауками, сплетавшими ненастоящие паутины, каждая с иным узором. Камушек должен был создавать иллюзии у себя за спиной, глядя в зеркало и с закрытыми глазами… и даже тогда, когда Пловец как бы назло ослеплял его светом, отраженным в зеркальце.

Почти все время Творитель держал ладонь на голове Камушка, а выражение его лица постепенно становилось все серьезнее.

Камушек покорно терпел все пытки, но под конец у него пошла носом кровь, и он взбунтовался. Головная боль — это еще пустяк. У него создалось такое впечатление, будто его голова удалилась в Далекие края, а вместо нее он носит на плечах раскаленный до белизны камень. Он со стоном осел на скамью, уронив голову на стол.

Маг заботливо приложил ему к носу мокрое полотенце, а потом сжал ладонями его виски. Вскоре боль стала отступать.

«Ну мы неплохо начали», — сообщил Творитель.

«Начали?.. О Матерь Мира!! И для чего это все?»

«Я хотел узнать потолок твоих возможностей. Должен признать, он очень высок. Я уже почти уверен, что именно поэтому ты и не слышишь».

«Какое отношение талант имеет к тому, слышу я или нет?»

«Кто был величайшим Ткачом иллюзий?» — спросил Творитель как будто без связи с предыдущим разговором.

«Белый Рог с Холмов Иллюзии, кто ж этого не знает».

«Белый Рог родился с парализованными ногами, о чем уже мало кто помнит. Легенда неохотно омрачает память о герое его увечьем. А за великие таланты платится большая цена. Не исключено, что и ты тоже платишь за свою магию».

Творитель исподлобья поглядывал на своего гостя, изображая безразличие, хотя сам с трудом сдерживал дрожь в руках. Понимает ли этот ребенок, какое могущество ему дано, хоть его талант и неполный? Сидит сейчас задумавшись, лицо спрятал в скомканном полотенце. Как будто спокоен, но можно представить, какие мысли носятся по извилистым стежкам под этими взлохмаченными кудрями. Взвешивает что-то… рассчитывает…

«Ты думаешь, мой талант может быть сравним со способностями Белого Рога?»

Надпись проявлялась медленно, как будто писавший преодолевал робость.

На сей раз Творитель надолго задумался. Сплетал пальцы на затылке и привычным жестом потирал подбородок. Наконец он ответил:

«Такой же или даже больше».

Видно было, как парень застыл от неожиданности. Больше? Как это — больше? Ведь Белый Рог был легендой. В хрониках Круга подробно описана вся история, как Белый Рог еще юношей в течение трех дней беспрерывно удерживал иллюзию укрепленной крепости, которую осаждали, не рискуя нападать, обманутые миражом солдаты с Севера, а тем временем подошли войска тогдашнего короля Ленгорхии и разбили врага в пух и прах. Даже Холмы Иллюзии носили именно это название потому, что как раз там и родился Белый Рог. Как можно иметь больший талант, чем тот, которым обладал самый выдающийся Ткач иллюзий всех времен?

Потрясение длилось совсем недолго. Камушек осторожно шмыгнул носом и последний раз вытер его концом полотенца. Кровь уже перестала капать.

«А даже если так оно и есть, что мне с того? Если я не научусь создавать звук, то вся цена всему моему великому таланту — пыль на ветру. У меня только половина таланта! А я — половинка мага! И мне, наверное, положена только половина шарфа!!»

Отброшенное в ярости полотенце со шлепком ткнулось в стену, а парень уже снова сидел спокойно, с неподвижным лицом — на вид тихий и холоднокровный, как рыба. Творитель вздохнул, пожав плечами.

«Я посмотрю, что можно сделать. Если это дегенерация нервов, то попробую найти другую дорогу для прохождения импульса».

Маг принес наполненный водой стаканчик, целый набор стеклянных бутылочек и кувшинчик с медом. Критическим взглядом измерил щуплую фигуру Камушка.

«Сколько ты весишь?»

«Не знаю. Кажется, около двадцати пяти чекелей».

Творитель отмерял по две-три капельки каждой микстуры и растворял их в воде с помощью покрытых воском палочек. Под конец добавил меду.

«Вкус отвратительный. Но ты должен выпить».

«И что тогда?»

«Заснешь».

Камушек послушно отпил маленький глоток и тут же страшно сморщился. Нет, мед мало помог.

«Какая гадость!!»

«Выпить надо все, малый», — сурово приказал Пловец, и Камушку пришлось допить, хотя у него горло само собой сжималось от отвращения, а желудок стремился вывернуться наизнанку. В ожидании, пока пакостная смесь начнет действовать, он решил получше осмотреться в мастерской Творителя.

«Сядь. С непривычки это мгновенно валит с ног», — предостерег Творитель.

«А если мне не хочется…» — Конец надписи расплылся непонятными каракулями. Маг успел в последнюю секунду подхватить утратившего сознание мальчика и отнес его на свою кровать.

И пробурчал: «Ведь предупреждал же…»

Он пальцем приподнял спящему веко. Зрачок реагировал на свет. Пульс был сильный и равномерный.

Маг снял рубашку и взял стакан, наполненный тоненькими серебряными иглами.

Мальчик спал глубоким наркотическим сном, хотя глаза его были наполовину приоткрыты. Пловец скорчил рожу, глядя на свое отражение в зеркале.

— Ты понимаешь, что ты делаешь? Понимаешь?.. Ты дурак… — бормотал он себе под нос, приготавливаясь к работе. — Ты знаешь, чем рискуешь? И что может случиться? Проклятье… Один раз тебе уже досталось, и все-таки ничему это тебя не научило.

Из резной шкатулки он вынул маленький стеклянный флакон, в котором было всего несколько капель мутной жидкости.

— На сей раз побольше смирения, приятель… — прошептал Пловец, разглядывая пузырек на свет.

Только одна капля осторожно впущена под язык. Подошел к одурманенному пациенту. Он был готов.

* * *

Принадлежит ли обнаженный мужчина, из тела которого торчат блестящие иглы, миру сна или миру яви? Камушку мерещилось, или на самом деле все его тело пульсировало, точно было одним огромным сердцем? Один вдох длился часами. Воздух казался густым, как вода, и, может, именно поэтому плавали в нем какие-то странные видения — волк с человеческой головой, зеленоглазая женщина со змеями в волосах, птицы с крыльями, в которых каждое перо было лезвием ножа… Неожиданно бестии рассеялись, а их место заняло бескрайнее темное пространство, наполненное сотнями огоньков. Юноша парил в этой пустоте, невесомый и бестелесный. Как его звали? Он не мог вспомнить. Как он сюда попал? Куда направлялся? Этого он тоже не знал. Только ощущал чудесный покой. Кто-то парил рядом, но его присутствие было невидимым, ненавязчивым и не мешало. Огоньки свернулись в одну медленно вращающуюся воронку, манящую нежным жемчужным сиянием, точно изумительная небесная ракушка. Вот если бы войти в нее и остаться там навсегда, в этом дивном состоянии покоя и защищенности…

Неожиданно восхитительное сияние распалось снова на тысячи мерцающих искорок, точно его разрушила чья-то чудовищная злая сила, которая и мальчика схватила своими ненавистными когтями. Ясность пропадала, ее разбивали очередные удары, пока не осталось от нее всего две искорки… которые горели в темных глазах какого-то человека.

Ошеломленный Камушек подумал, что видит мир в странной, перевернутой перспективе. Кто-то довольно бесцеремонно шлепал его по щекам, и это было весьма неприятно.

«Очнись, малый. Прошу тебя, возвращайся. Не делай мне этого».

Камушек сообразил, что лежит навзничь поперек чего-то, видно, кровати, а голова его свешивается вниз, и поэтому он видит лицо мага перевернутым, как и всю внутренность дома.

«Перестань. Что ты делаешь? Что случилось?»

Пловец помог ему сесть. Творитель все еще был обнажен до пояса, а на его теле кое-где подсыхали маленькие капельки крови.

«Что случилось? Ты начал отходить, и мне едва удалось тебя вернуть».

«…?..»

«Тебе было слишком хорошо на той стороне, и ты перестал дышать», — пояснил взволнованный маг.

«А откуда эта кровь?»

«Стимуляция нервов с помощью игл», — рассеянно бросил маг.

Камушек безотчетно расчесывал пальцами волосы. Он не умел выразить свою мысль, но, если б усилия Творителя как-то подействовали, наверняка он почувствовал бы уже какие-то изменения.

«Не удалось?»

Пловец поморщился и покачал головой.

«Я очень подробно осмотрел тебя изнутри, главным образом — мозг. Как я и предполагал, там, где должен быть слуховой центр, находится то, что называется Магической жемчужиной. Хотя на самом деле это совсем не похоже на жемчужину. Обыкновенная опухоль, — брюзгливо пояснил Пловец, — просто кусок мяса, который дает нам способности делать все эти чудеса. У тебя он величиной с мандаринку».

«Мой талант съел мои уши?»

«Это довольно точное выражение».

«И ты ничего не можешь сделать?! Ты же Творитель!»

Маг со злостью пнул столик.

«Могу, конечно же могу. Я могу покопаться у тебя в мозгу, а при случае тебя убить или превратить в овощ. Ты бы провел остаток жизни, пуская слюни и делая под себя. Мне кажется, однако, что сейчас ты в несколько лучшем состоянии. Прости, но я не буду так рисковать. Это слишком трудно даже для более сильного мага, чем я».

«Тогда я попробую попросить кого-то другого. Я до самого Замка доберусь».

«Нет никого другого. Как ты думаешь, почему Говорун послал тебя именно сюда? Потому что никто больше не занимается исследованиями источников таланта. Все остальные предпочитают считать, что мы получаем свои способности непосредственно от Богини и сами исследования уже грех. Банда суеверных обывателей».

Паренек встал и немного неуверенным шагом направился к дверям.

«Куда это ты?»

«Мне надо пройтись. Очень надо».

Ему хотелось биться головой о стену. Каким-то извращенным способом это могло бы принести ему облегчение. Но он вместо этого пошел к озеру. Веял легкий ветерок, чуть морща поверхность воды. Работали оросители, перекачивая воду к выше расположенным садам. Зелень у берегов была свежей и сочной, а над метелками тростника кружились стрекозы. В отдалении несколько прачек полоскало белье на помосте. Такая идиллическая картинка должна была бы навевать благое ленивое настроение и милые мысли, но подавленность Камушка росла.

Похоже, несколько мгновений он был близок к смерти. Это ощущение — о диво! — оказалось даже приятным. Жаль, что он все-таки не умер. Жаль, что нельзя утопиться сразу, одним махом избегнув страданий и неудобств.

Столько труда, столько стараний — и ничего он не достиг. Поражение наполняло его рот вкусом горечи. Он пригляделся к голубоватым жилкам на запястье. Один разрез, только достаточно глубокий — и жизнь вытекла бы из него, точно вода из треснувшего кувшина. Нож лежал у него в кармане… Но он отвел руку и надрезал кожу на предплечье. Слабая боль, выступила тяжелая капля крови и упала на землю.

«Ты, которая даешь и отбираешь… отбери у меня печаль, а дай силу и надежду…»

Это была скромная жертва и самая короткая из возможных молитв, но ничего больше он не сумел из себя выдавить.

Белобрысый как-то высказал суждение, что самоубийство есть трусливый побег от жизни. С этим трудно не согласиться. Камушек с горькой иронией подумал, что ему придется столкнуться с обычными заботами повседневности. Если уж мне не суждена карьера мага — я всегда могу стать пастухом, возницей или копиистом, если уж научился писать.

Опустив голову, он поплелся обратно в странноватое жилище Творителя.

* * *

Камушек вскоре покинул дом мага, хотя Пловец при более близком знакомстве оказался очень симпатичным человеком. Его неприязнь к чужакам была чисто внешней — он просто не выносил посещений глупцов, которые отнимали у него время ради удовлетворения своего мелкого любопытства или требовали решить их проблемы, с которыми следовало бы обратиться к чиновнику, а не к магу.

Мальчику неохота было возвращаться домой. Там его ждала все та же однообразная и нудная жизнь — обязанности, занятия, работа, в необходимость которой он перестал верить. Какой смысл учиться дальше, если знаешь, что никогда не достигнешь желаемой цели лазурного шарфа и сертификата мага? Невозможность создать звуковую иллюзию была стеной, перегородившей ему путь к совершенству. И он перестал куда-либо спешить. Белобрысый, хоть и старался этого не показывать, связывал со своим воспитанником большие надежды. И Камушек представлял, как сильно разочаруется его опекун. Лето заканчивалось, и ему, собственно, следовало бы трогаться в обратный путь, чтобы успеть вернуться до сезона дождей и наводнений. Но вместо этого он продолжал странствовать без цели.

Человек с поэтической жилкой сказал бы, что душу его отравила печаль. Камушек был не слишком поэтической натурой. Он просто осознавал, что настроение у него очень тоскливое, ни на что нет охоты, даже есть не хочется. Он всегда был щуплым, но теперь еще больше похудел и даже отощал. Человек образованный, вроде Пловца, нашел бы более точное название такого состояния: депрессия.

Однажды, бродяжничая, Камушек попал в заброшенную каменоломню. Идя по дну каменного оврага, он чувствовал себя очень маленьким и незначительным. Изрешеченные дырами старых выработок, высоченные, чуть не до неба, стены казались таинственными и полными достоинства. Эти скалы высились тут еще задолго до его появления на свет и будут стоять целую вечность после его смерти. Человеческая жизнь казалась мгновением по сравнению с существованием камня, который помнил времена, когда еще только первый человек поставил ногу на землю.

Мальчик опустился на валун в гигантском каменном ущелье и принялся в задумчивости швырять камушки в другой валун, лежавший в нескольких шагах от него. Ветер, заблудившийся в скальных стенах, дул ему в затылок. Паренек выбирал камушки и кидал их, стараясь попасть в цель. Задумавшись, он не сразу сообразил, что дуновение стало как-то странно теплым.

Не ожидая ничего особенного, он оглянулся… и помертвел. Теплый ветерок оказался дыханием чудовищного существа, притаившегося у него за спиной! Первое, что бросалось в глаза, была огромная голова с глазами, точно два кровавых пятна, и жуткое количество острых зубов. За головой располагалась еще более огромная масса мышц, лап и когтей!

Инстинкт побудил человеческое тело к действию еще прежде, чем образ существа был полностью осознан его мозгом. Парень со всех ног кинулся бежать по дну каменоломни, усыпанному битым камнем. Споткнулся и упал, но тут же вскочил, совершенно уверенный, что чудовище гонится за ним. Страх заглушал боль от разбитых коленей. Ему казалось, что он по-прежнему чувствует на спине дыхание жуткой бестии. Но овраг заканчивался тупиком. Втиснувшись спиной в скалу, парнишка заглянул в глаза смерти. Дракон приближался ленивым шагом, как будто понимал, что у его жертвы больше нет возможности убежать. Он ступал с грацией кота, приближающегося к парализованной страхом мышке. Камушек закрыл глаза и молился Матери Мира так искренне и горячо, как никогда еще не молился, он просил быстрой смерти, чтобы бестия не измывалась над ним, как это свойственно жестоким кошкам.

И тогда случилось чудо. Драконье «я» без всяких церемоний ворвалось в разум перепуганного мальчика. Это не было похоже на контакт с Говорунами или Творителями, который Камушек уже знал. Две личности — дракона и человека — так переплелись, что с трудом сами различали, где собственные чувства, а где чужие. Ведь не сам же Камушек испытывал это возбуждение, озорной восторг и любопытство.

Камушек быстро открыл глаза. Дракон сидел так близко, что он мог бы коснуться его вытянутой рукой. И, несмотря на свои размеры, он уже не казался таким страшным. Склонив голову набок, дракон с интересом разглядывал человека. Одно ухо стояло торчком, другое все время подрагивало. Дракон часто дышал, и из его раззявленной пасти свисал огромный розовый язык. Если б не слегка расправленные перепончатые крылья и красные глаза, он выглядел бы как гигантский белый пес, который строит глупые мины.

По мысленному мосту, соединявшему два разума, плыли успокаивающие сообщения: «шутка — смешно — не бояться — не укушу — игра…»

Камушком овладело такое чувство облегчения, что он ослабел и вынужден был сесть. Значит, все это несчастное приключение должно было быть всего лишь шуткой? По мнению Камушка — весьма глупой и неудачной. Для постороннего наблюдателя все выглядело примерно так: озорной драконище вознамерился подкрасться к задумавшемуся человеку и напугать его. А между тем жуткие вопли не заставили жертву даже вздрогнуть.

Они все легче понимали друг друга. Дракон не только вполне вольготно чувствовал себя в разуме парня, но и каким-то образом сумел его пригласить в собственный разум. Они мгновенно находили все новые способы передачи смысла с помощью одного только неуловимого помысла, чувства, представляемого образа или символа. Восхищенный Камушек подумал, что именно так и должны выглядеть недоступные области личности, когда их рассматривают внутренним зрением с помощью таланта Говоруна или Наблюдателя.

«Я тебя напугал!» — Мысль дракона явно была окрашена удовлетворением.

«Тоже мне, достижение! Ты же намного больше и сильнее меня».

Первый раз в жизни Камушек видел настоящего живого дракона так близко. Это никак нельзя было даже сравнивать с далеким силуэтом, промелькнувшим на фоне неба, а уж тем более с гравюрами в книжках, даже самыми искусными. Дракон был огромен, и казалось невероятным, что он сумеет подняться в воздух. А ведь он летал — об этом свидетельствовала пара свернутых на спине крыльев. Когда дракон как бы неохотно на мгновение расправлял их, по величине они напоминали паруса.

Камушек сомневался, что сумел бы дотянуться до его плеч, даже если б встал на цыпочки.

«А я все еще расту, — похвалился дракон. — Я бродяжничаю, потому что дома скучно, а я люблю подразнить людей. Вы такие забавные, когда удираете сломя голову».

Значит, вот как развлекается этот драконий недоросль…

А вот если ему отплатить той же монетой? Он почувствовал непреодолимый соблазн. Прямо над кудлатым шутником появился огромный шар ледяной воды, которая в следующую секунду живописным водопадом обрушилась на дракона. Тот взвился вверх, точно у него пружины были во всех четырех лапах, а потом тяжело плюхнулся на землю, как лягушка. По ментальному мосту устремились ощущения сильнейшего изумления, отвращения и омерзения. Дракон с размахом отряхнулся, рассеивая брызги далеко вокруг. В этот момент он так сильно напоминал вымокшего пса, что Камушек рассмеялся. И снял иллюзию. Дракон вдруг почувствовал, что он снова совершенно сухой. Подозрительно оглядел себя и еще раз встряхнулся. По белому меху от головы до самого кончика хвоста прошла волна, точно ветер пробежал по хлебному полю. Дракон несколько раз чихнул с выражением сильнейшей гадливости. Потом его красный глаз остановился на парнишке, у которого вдруг лицо вытянулось и по спине пробежало целое стадо мурашек на ледяных ножках.

Губы дракона искривились в зловещей гримасе, уши плотно прижались к голове, а зрачки сузились в тоненькие черточки.

Опасная поначалу встреча перешла в беззаботную болтовню, и Камушек забыл, что перед ним все-таки дракон — существо сильное, опасное и непредсказуемое. Обычный каприз в одну секунду мог превратить беспечного щенка в смертельно опасную бестию.

Между тем дракон подскочил, чихнул и снова вывалил наружу язык, беззвучно выражая свою радость.

«Очень смешная шутка! Очень, очень забавно! Это ты сделал!»

Уши его снова стояли торчком.

«Я уже понял — ты маг. Взрослые рассказывали мне про магов. Но я думал, что они намного больше».

Он и правда был еще, кажется, совершенным ребенком.

«Что ты еще умеешь делать?» — с любопытством расспрашивал Дракон.

Камушек сотворил мираж голубя, и тут огромная пасть мгновенно метнулась вперед. Челюсти одним, едва уловимым движением сомкнулись на иллюзорной птице. Атака была короткой — в мгновение ока.

Белый дракон скосил глаза к носу, пошевелил носом и раззявил пасть.

«Нет его. Я ничего не съел, а он пропал».

Потрясенному парню потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Он не отдавал себе отчета, каким стремительным может быть дракон. Только теперь он понял, что если б это существо действительно хотело его поймать, он не успел бы и шага сделать.

Камушек очень глубоко вздохнул.

«Ты недогадлив. Это была только картинка. Ее нельзя съесть».

Молодой дракон очень заинтересовался талантом Камушка. С искренним восхищением он воспринимал новые иллюзии, которые паренек создавал для неожиданного и необычного зрителя. Огромные — под размер дракона — разноцветные бабочки, змеи, олени с ветвистыми, точно кроны деревьев, рогами… под конец появился даже дракон-близнец, в точности повторяющий каждое движение оригинала.

Драконий щенок веселился вовсю, но вдруг забыл про все забавы. Уселся, просто сложив крылья, и спросил без всякого деликатничанья:

«Почему ты не слышишь? Я это сразу заметил. Это очень странно».

Вопрос неприятный, тактичный человек никогда бы его не задал, но Камушек имел дело с особой не слишком тонкой… и даже не с человеком! И он, к сожалению, не мог выкинуть из головы чужое присутствие, которое нахально и вольготно там раскинулось.

«Это очень трудно для тебя, верно?»

«Очень».

«Очень трудно или только так, чуть-чуть?»

Таким образом, дракон по кусочку вытянул из него всю историю. Когда дракон сидел вот так спокойно, обернув хвост вокруг лап, выгнув длинную шею изящной дугой и задавая умные вопросы, он казался Камушку более старшим, серьезным, почти совсем взрослым.

Дракон над чем-то глубоко задумался, нехотя полизывая лапу. Мысленный контакт стал слабеть. Видно, драконьему щенку уже надоело общество человека. Камушек встал, приготовившись уходить. С огорчением он обнаружил, что одежда присохла к его ссадинам.

«Подожди!» — Окрик был таким сильным, что парень ощутил почти физический рывок.

«Ты мне нравишься. Я хочу кое-что для тебя сделать, что-то дать тебе».

Когда-то, будучи еще маленьким мальчиком, Камушек на берегу реки погрузился в ил почти по пояс. Когда его вытаскивали из этой ловушки, он на мгновение ощутил, будто растягивается, как мокрый ремень. Голова как-то странно и опасно отдалялась от застрявших в предательской вязкой массе ног. Теперь его охватило то же самое чувство. Такое впечатление, будто часть его личности куда-то немилосердно тянут. Когда его разум натянулся как струна между его собственным телом и каким-то неопределенным местом, он почувствовал, что еще немного — и он наверняка свихнется. Чувство «растягивания» уступило место ощущению «раздвоения». Камушек опустился на землю, оперся о холодный камень и очень явственно чувствовал все его неровности, а одновременно был… где? Он видел самого себя откуда-то с высоты. Собственное побледневшее лицо и судорожно сжатые кулаки.

«Ты во мне, — коснулась его мысль дракона. — Видишь моими глазами. А сейчас будь внимателен!»

Хотя позднее Камушек несколько раз пробовал описать то, что произошло, он неизменно приходил к выводу, что все описания слишком плоские, бледные и совершенно не передают его чувств. Разве можно дать представление о море тому, кто видел воду только в кружке? Как объяснить слепому, какого цвета небо?

В человеческом языке просто не нашлось слов, которые нужны были пареньку. Так почувствовал бы себя слепец, который первый раз в жизни увидел свет в окружавшей его тьме — он тоже не знал бы, что это такое и что оно означает.

Единственным сравнением, которое показалось ему наиболее подходящим, было ныряние, когда человек погружается в чуждый ему мир, где правят совсем другие законы. Тогда, в каменоломне, он тоже оказался втянут в совершенно иной свет и познал вкус недостижимого.

«Что это?»

«Ты слышишь ветер. Его порывы бьются о скальные выступы».

Он слышал ветер… Значит, это и есть ветер, который раньше был для него только прикосновением воздуха?

«А это?!!»

«Ястреб. Он где-то высоко. Его не видно, но слышно».

Он слышал ушами дракона! Каким-то непостижимым способом, не известным даже Творителям, дракон пригласил человека в свой внутренний мир. Лучший подарок трудно придумать. Драконьи уши улавливали все новые звуки, а он пояснял:

«Это мышь».

«Это камень сполз по склону».

«Голубь пролетел».

«А сейчас я зарычу», — предупредил дракон, хотя, разумеется, парень все равно не имел понятия, что это может означать. Могучий протяжный звук можно было сравнить с ударом наотмашь. И едва он стих, как паренек услышал собственный крик — слабый, но такой же пронзительный. Он точно заново родился. Звуки наплывали волнами — и все казалось совершенно новым, он не мог ничего понять или назвать.

И вдруг он снова оказался в одном только собственном теле. Лежал, свернувшись клубочком, дрожащий, закрывая голову руками. И окружала его знакомая тишина.

Дракон спокойно сидел, подвернув хвост, и мыл ухо лапой, как будто ничего не произошло.

«Ты слишком метался, вот я и прервал. Понравилось?»

«Великолепно…»

Как и все чудесное, это ощущение поражало, рвало нервы в клочки, а одновременно длилось слишком коротко. У мальчика еще звучал в голове шорох птичьих крыльев. Он поднялся на все еще мягких от волнения ногах и сотворил голубя, велев ему взлететь.

«Неплохо», — похвалил дракон, провожая взглядом иллюзорную птицу.

«Получилось?»

«Неплохо, но это был, кажется, очень больной голубь. Значит, ты умеешь это делать по памяти?»

«Выходит, да…»

И тогда дракон небрежно так сообщил:

«Тогда я останусь с тобой на какое-то время. Чтобы ты смог научиться всему, что нужно. Но только на год, потому как если я тут дольше поразвлекаюсь, мои родители начнут беспокоиться».

Первый раз в жизни Камушек убедился, что выражение «сел от изумления» вполне соответствовало действительности. Под ним просто ноги подогнулись. В течение неправдоподобно короткого времени вся его жизнь перевернулась, да еще не один раз. Он не только встретил дракона (и выжил после этой встречи), но это существо предложило ему то, о чем увечный Ткач иллюзий не мог даже мечтать. И сказано это было легко, без особых раздумий, вот так просто. Как будто речь шла всего лишь о заурядной любезности!

Год! Мальчик собственному счастью не верил. Год казался ему неизмеримым океаном времени, в течение которого совершаются невообразимые дела. За год можно проделать гигантскую работу!

Осталась только одна небольшая… собственно, именно большая проблема. Как путешествовать с таким огромным существом? И что скажут жители Змеиных Пригорков, когда в их местности поселится дракон? Само его присутствие вызовет дикую панику, а если он еще вздумает питаться их скотом?..

Дракон перехватил эти мысли и тут же нашел выход.

«Я могу превратиться во что-нибудь поменьше. В оленя, орла… корову…»

Камушек почему-то не смог вообразить себе плотоядную корову, да и внешний вид дракона напоминал ему совсем другое животное.

«Пес. Ты сможешь превратиться в пса?»

«Конечно».

И так дракон отправился превращаться в пса, строго приказав Камушку не подглядывать, поскольку такого рода перевоплощения всегда выглядят грязно, неприятно и не всегда бывают безопасны для окружающих.

Мальчик терпеливо ждал его возвращения. Он чувствовал, что стоит перед решающим поворотом своей жизни. Что бы ни ждало его впереди — хорошее или плохое — наверняка оно обещало быть весьма необычным.

* * *

Был поздний вечер, когда двери дома Наблюдателя Белобрысого со скрипом отворились. Кто-то вошел, не ожидая позволения. Маг выглянул из-за занавески, отделявшей его мастерскую от остального помещения. И сердито нахмурил брови:

— Что за манеры? Ты не у себя дома, любезный! Мог бы, по крайней мере, постучать!

В обманчивом свете плохо налаженной лампы маг разглядел только, что вошедший высок и тощ. С него струями лилась вода, поскольку на улице разгулялось первое этой весной ненастье. К ногам незнакомца жался белый пес, тоже насквозь промокший и жалкий.

— Он к себе домой пришел, а мне стучать нечем… разве что носом, — отозвался немного хрипловатый бас, и маг с невероятным изумлением сообразил, что брюзгливый голос исходит из собачьей пасти.

Гость скинул с головы мокрый капюшон плаща и развел руки для объятия.

— КАМУШЕК!!!

* * *

Белобрысый торопливо строчил карандашом по листку для заметок, пока еще свежи были в памяти поразительные рассказы Камушка о его путешествии. Радость от счастливого возвращения воспитанника мешалась с недоверием. Но ведь он сам разговаривал с псом… то есть драконом… ну как это прикажете называть?

Он глянул туда, где стояла кровать Камушка. Мальчик глубоко спал, утомленный долгой дорогой и рассказом о своих приключениях. Наверное, ему что-то снилось, поскольку в воздухе над ним то и дело возникали клочки размытых миражей. Пес дремал, вытянувшись на козьей шкуре перед очагом.

Белобрысый снова вернулся к писанию.

«Если что-то выглядит странно, чудесно и непонятно — это еще не означает, что оно невозможно. Вот дракон пришел к людям, хотя никто еще про такое не слышал. Имя у него очень сложное. Если перевести с ворчливого драконьего языка на ленгорхийский, то звучит оно примерно так: „Добрый Белый Летун, Поднимающийся Высоко и Пожирающий Облака Того же Цвета, что и Он Сам“. Камушек вполне естественно сократил его до Пожирателя Туч. Когда-то я мечтал, чтобы мой мальчик сдал экзамен в Круге и стал его полноправным членом. Я представлял себе иглы Мастера татуировки, который изобразил бы символ Круга и знак ладони на его груди. Еще вчера я не верил, что мои мечты могут исполниться. А теперь я полон надежды. С помощью своего необычного друга мой Ткач иллюзий научится всему, чего ему не хватало до сих пор. Я в этом уверен. Я напишу Кругу, в который Камушек войдет через год или два, о том, чтобы его подвергли суровой оценке старшин. Я с нетерпением ожидаю того момента, когда новый магистр войдет в Круг магии и мир вскрикнет от изумления громче, чем будет в состоянии выдержать его горло».

Часть вторая ЛАЗУРНЫЙ ШАРФ

С мокрым хлюпаньем упала на стол капля воды. Камушек поспешно подставил кружку в опасное место и с беспокойством посмотрел вверх. На потолке посреди мокрого пятна набухала и росла новая капля. Ну ясно, ведро, поставленное на чердаке под протекающей крышей, уже наполнилось, его надо опорожнить, а когда немного прояснится, выйти на крышу и залатать дыру. Тростниковое покрытие уже отслужило свой срок. Крыша была, кажется, старше самого мальчика, ничего удивительного, что она объявила обитателям дома партизанскую войну и все время протекала то в одном, то в другом заранее непредсказуемом месте.

Свеча отбрасывала желтое пятно света на стол, загроможденный листами для письма, использованными перьями, чертилками и мисочками с тушью. Камушек отодвинул хронику от опасных районов, где ей грозило оказаться залитой водой или краской.

Он потянулся, помассировал уставшую от писания руку. Следы рваных ран тянулись неровными линиями как по внутренней, так и по внешней стороне ладони. Исполосованная шрамами кожа все еще оставалась немного натянутой, но, главное, Белобрысый хорошо поработал, спасая мальчику сухожилия. Писал Камушек уже не так справно, как раньше, но лекарь утверждал, что это пройдет. Когда почти год назад он приобрел эти неприятные реликвии, был такой же вечер, как теперь — влажный, дождливый и смертельно скучный.

* * *

Поначалу Пожиратель Туч охотно исполнял данное Камушку обещание. Их разумы были соединены почти все время в пути до Змеиных Пригорков, и мальчик мог познавать недоступный ему до сих пор мир звуков. Он впитывал новые ощущения, старался все запоминать. Голоса птиц и зверей, шум травы и плеск воды… Даже песок под ногами шуршал или хрустел, что для Камушка было большой неожиданностью. Мир, который до сих пор был цветом, прикосновением и запахом, раскрывался еще шире. Он казался теперь еще более богатым и живым…

Только в одном Камушек потерпел поражение. Глухой от рождения, он до сих пор учился только языку жестов и вот теперь ленгорхийский — его родной язык — оказался для него просто непонятным бормотанием.

Все складывалось хорошо, пока погода была теплой. А потом настали осенние дожди, и все вокруг утопало во влаге. Если существовал выбор: брести по грязи или сидеть под крышей, — гораздо более благосклонно воспринималось второе. Но оказалось, что Пожиратель Туч одинаково не выносит сидеть взаперти и мокнуть под проливным дождем. Он привык странствовать и часто перемещаться из одного места в другое, поэтому в четырех стенах маленького домика Белобрысого смертельно скучал. Иллюзии, которые творил Камушек, лишь ненадолго его занимали. От скуки дракон отправлялся в деревню, где грызся с местными собаками, а поскольку он всегда побеждал, жестоко раня противников, вслед за ним обычно прибегали взбешенные деревенские жители, требуя прикончить «эту проклятую псину». Разумеется, каждый раз из таких походов он возвращался кошмарно перемазанный грязью и покрытый своей и чужой кровью, поэтому его приходилось мыть у колодца, что еще более портило и без того поганое настроение дракона. Он так ворчал и брюзжал, что иногда его просто невозможно было выдержать. Восьмидесятилетний человек был бы уважаемым старейшиной рода, а такого же возраста дракон — это совсем еще щенок, у которого ветер в голове гуляет. Немного времени прошло, прежде чем оба мага поняли, что молодой дракон быстро увлекается, но потом столь же быстро начинает скучать. Может, Камушек и освободил бы Пожирателя Туч от столь опрометчиво данного им слова, но слишком много значили для него уроки дракона. Судьба предоставила ему исключительную возможность, и мальчик намерен был пользоваться ею как можно дольше.

* * *

В тот день ничего не предвещало катастрофы. Дождливый сезон продолжался вовсю, время текло лениво. Белобрысый решил приготовить побольше мази от ревматизма. И взялся перетирать в миске разные остро пахнувшие травы вместе с жиром и капелькой змеиного яда. Камушек расставил на столе разную посуду и стучал по ней — то согнутым пальцем, то деревянной ручкой ножа или его металлическим лезвием. Он упорно упражнялся, чтобы различать самые простые звуки, на существование которых никто никогда не обращает внимания, хотя они составляют неотъемлемую часть обыденной жизни. Пожиратель Туч как всегда позволял ему пользоваться своими ушами. Для обоих такие упражнения давно утратили вкус новизны. Им даже удалось избавиться от ощущения пребывания в двух местах одновременно. Занятия со столовыми приборами, может, и были достаточно увлекательны для Ткача иллюзий, но дракон скучал смертельно.

«Давай заканчивай».

«Нет, еще».

«Сделай что-нибудь интересное».

«Потом».

«Заканчивай…»

«Сейчас. Я же учусь, это важно».

«Ты глупый и скучный».

Позднее Белобрысому пришлось записать в своей хронике:

«Раздраженный Пожиратель Туч одним махом вскочил на стол и клацнул зубами прямо в лицо Камушку. Не думаю, что дракон хотел его укусить, скорее, он просто решил привлечь к себе внимание. Но я испугался, а мой мальчик еще больше меня. И отмахнулся, угодив кулаком прямо в нос Пожирателя. Теперь мы уже и сами не знаем, то ли он инстинктивно защищался, то ли хотел просто закрыться. Трудно описать то, что случилось потом. Кровь лилась струей. Стол теперь уже никогда не отмыть. Мне как-то удалось остановить кровотечение, но выглядело это исключительно скверно. А тут еще Камушек то и дело терял сознание. Я пробовал сосредоточиться на шитье, а чувствовал себя так, будто он умирает. Поэтому хирурги так неохотно оперируют близких. У дракона были грязные зубы. Рана загноилась, и у Камушка поднялась температура. Пока я спасал его руку, Пожиратель залез под лавку, совсем как пес, который заслужил порку, и все время твердил: „Я не хотел… я не хотел…“ Может, он и впрямь не хотел, но я не собирался больше его тут держать. Как только закончил, я открыл двери и сказал: „Пошел вон. Возвращайся на Драконий архипелаг или куда там хочешь, только бы я тебя больше не видел“. Я знаю, что таким образом лишил Камушка очень важной для него возможности познавать мир, но жить под одной крышей с распущенным драконом становилось не только невыносимо, но и просто опасно. Я думаю, когда он придет в себя, он поймет, что я был прав».

* * *

До самой весны Камушек упорно упражнялся в том, что ему удалось выучить с помощью дракона. Белобрысый был уже сыт по горло бесконечным оцениванием и поправками той работы, которую мальчик выполнял вслепую, а, точнее, «вглухую». В глубине души он начал понимать страдания Пожирателя Туч, который вынужден был участвовать в таких упражнениях. Но успехи, которые делал молоденький Ткач иллюзий, были столь велики, что маг втайне от своего воспитанника выслал письма в Замок Круга.

День, когда опадающая вода открывала, наконец, соответствующую отметку на столбе у реки Млавки, всегда отмечали в Пригорках как начало весны. Все жители деревни украшали дома зеленью, а на столах появлялись традиционные блюда — острое печенье с имбирем, запеченная в соли рыба и коричневый рис, печенный в половинках дыни.

И как бы для того, чтобы еще радостнее стал этот праздник, именно в это утро пришел ответ с далекого юга. Камушек сидел у стола, подрезая ножом гибкие вишневые ветки, усыпанные мелкими цветочками. Белобрысый плел из них маленькие веночки. А когда он заканчивал, паренек, который уже перерос Наблюдателя, развешивал их на балках под бревенчатым потолком и на свежебеленых стенах. Последний гвоздь был вбит криво, поэтому Камушек попробовал его выпрямить. Дрожание пола отвлекло внимание паренька от кусочка сопротивляющегося железа. Это Белобрысый топнул — он всегда так делал, когда хотел позвать воспитанника.

«Вишня цветет. Уже Праздник Весны. Тебе исполняется пятнадцать лет».

Камушек улыбнулся, покачав головой.

«Скоро, но еще не сейчас».

«Но раз уж твой день рождения близок, я бы хотел сделать тебе подарок».

Маг вынул укрытый до сих пор в книге документ и подал его Камушку. Письмо было коротким, но содержание его заставило юношу побледнеть.

«Белобрысому, сыну Травы и Решительного, магу Наблюдателю в Ленн, Змеиные Пригорки. Рассмотрена ваша просьба о допуске Камушка, сына Ромашки и Тучи, из дома Наблюдателя Белобрысого, к испытанию таланта. Совет ожидает прибытия кандидата в последний день месяца кролика».

Над этим коротким, но столь важным текстом помещен был знак Круга — колесо, сплетенное из сложных орнаментов, а ниже виднелась старательно выписанная подпись чиновника и знак черепахи, который был эмблемой Стражников слов.

«Я вижу, ты не слишком обрадован».

Камушек поднял на Белобрысого глаза, в которых таился страх.

«Я же ничего не умею!!»

«Достаточно, — возразил маг. — Картины ты создаешь просто превосходно. Ты мог сдавать экзамен еще два года назад, если б не…»

Камушек отложил документ на стол.

«Если б я не был глухим! — закончил он в смятении. — Пожиратель Туч ушел слишком рано! Я не успел всему научиться! Ничего не выйдет, Белобрысый, ничего не выйдет!»

Свое взволнованное сообщение он подчеркивал, ударяя пальцами по подбородку. Наблюдатель прекрасно чувствовал его беспокойство. Улыбнулся и шутливо погрозил пареньку пальцем.

«Экзамен в Круге — это только определенный этап, и не больше. Ты думаешь, они сразу потребуют от тебя магистерского уровня? Подниматься по лестнице начинают с нижних ступеней!»

Камушек скривился:

«Вот только моя „стремянка“ удрала…»

«Ты наверняка справишься».

* * *

Река Эните голубым шнуром связывала большую часть ленгорхийских провинций. Начиналась она скромным ручьем в Медных горах, а потом собирала по дороге такое количество близлежащих рек, речушек и потоков, что в конце своего пути широко разливалась и текла с медлительным достоинством степенной матроны. Над Императорским заливом она расправляла свои изумрудно-голубые юбки, укладывая их в замысловатые узоры разветвленной дельты. И как раз на самом большом острове у устья Эните возвели второе по значению после Дворца Тысячи Комнат в Ленении (а некоторые даже утверждали, что первое) архитектурное чудо, которое именовалось Замком Ладони, а чаще попросту Замком магов.

Проще всего, хотя и дольше, до Юга можно было добраться на барке, сплывающей по течению. Белобрысый ценил удобства, которые предоставляло такое путешествие, а Камушек разглядывал виды, проплывавшие перед его глазами. На берегах Эните располагалось большое количество больших и маленьких поселений, жители которых жили за счет возделывания земли, щедро удобряемой Речным илом во время весенних разливов, а также работали на самой реке. Время от времени барка причаливала к набережным прибрежных городков, чтобы оставить или взять новый груз.

Наконец после почти двух недель такого черепашьего странствования они прибыли на место. На некотором расстоянии резиденция Круга магов не производила особого впечатления. Она напоминала… ну точно, плоский короб для формования сыра, из которого торчало пять кубиков, накрытых колпачками для гашения свеч. Но они были еще довольно далеко, и Камушек только гораздо позднее сообразил, что строение это на самом деле огромно. Оказалось, что Замок возвышается над ближайшим городком, точно колосс над муравьиной кучкой. Его окружала высокая стена, мягко заворачивавшая вдали. Огромные ворота магической крепости были гостеприимно распахнуты, а решетка поднята. По широкому деревянному мосту, перекинутому надо рвом, в обе стороны двигались люди и повозки. Несколько стражников тщательно проверяли документы входящих, но никакой другой охраны видно не было.

Белобрысый со скрытым весельем наблюдал за Камушком. Парнишка едва себе шею не свернул, пробуя разглядеть все сразу. Крепостная стена сразу же вызвала у него интерес. Гладкая поверхность ее казалась начисто лишенной швов и была покрыта чем-то вроде стеклянистой глазури. Оба мага приостановились у перил моста, разглядывая внушительную конструкцию. Белобрысый пояснил:

«При возведении этой стены работали не только обычные строители, но и маги. Бродяжники поставляли строительный материал, Творители его обрабатывали, а когда стена уже была готова, Искры создали такой жар, что поверхность камня растопилась и превратилась в стекло. То же самое происходит в вулканах».

Не зря маги касты Искр носили на груди знак Солнца.

Над стеной возвышались симметрично расставленные башни из светлого камня. Балки, поддерживавшие их крыши, были сделаны в форме звериных морд. Камушек примерно прикинул, что каждая из этих каменных опор была величиной с человека, хотя издалека они казались небольшими.

Для того чтобы пройти в ворота, довольно было лазурного шарфа Белобрысого. Стражники вежливо, хотя и без особого восторга приветствовали его. Маг ответил на приветствие и добавил:

— Мальчик со мной.

Гвардеец только кивнул головой, соглашаясь.

— Пожалуйста, обратитесь в канцелярию. — Он показал пальцем, куда идти.

Когда Белобрысый уже отошел на пару шагов, сквозь городской шум до него донеслись мимоходом брошенные слова:

— Свежее мясо… сегодня уже четвертый.

Он кисло усмехнулся. «Мясом» назвали Камушка. Ну что ж… может, это мясо через пару лет будет тут обретаться постоянно.

В канцелярии распоряжался Стражник слов, который глянул на письмо, представленное Наблюдателем, а потом быстро сделал в книге запись о прибытии обоих гостей. К слову, он сообщил Белобрысому, что большинство выдвинутых в этом году кандидатов уже прибыло и на следующий день начнутся экзамены.

— А пока мальчики еще играют и страшно шумят, — добавил он со смехом. — Желаю успеха.

Закончив, он позвал невысокого паренька в серой тунике службы, который должен был провожать приезжих в покои, приготовленные к экзаменам.

Они прошли через столько дворов, коридоров, галерей и садов, что у Камушка сложилось впечатление, будто Замок расположился на каком-то неизмеримом пространстве. Он растерянно пытался сообразить, удалось бы ему без сопровождающего вернуться к воротам.

Наконец они добрались до места назначения — небольшой комнатки, очень скудно обставленной, но зато чистой. Тут не было ничего, кроме двух узких кроватей, двух прикроватных тумбочек и колышка, чтоб повесить плащи. Вместо стола явно должен был служить широкий подоконник, где стояла маленькая фигурка Богини, подсвечник и лежало несколько свеч.

Чтобы распаковать скромный багаж, много времени не требовалось. Белобрысый решил осмотреть окрестности. С последнего его посещения Замка прошло много лет. Ему интересно было, что тут изменилось, и он задавался вопросом, найдет ли еще своих знакомых, с которыми когда-то переписывался. А Камушку совсем не хотелось прогуливаться с Белобрысым. Наверняка Наблюдателю будет весело в компании равных ему по возрасту и рангу. А что прикажете делать пятнадцатилетнему подростку, не говоря уже о том, что скучал бы он с ними смертельно? Лучше уж остаться и поупражняться перед завтрашней проверкой — ведь это будет значительное событие в жизни парня, и лучше быть готовым ко всяким неожиданностям.

Но у оставшегося в одиночестве Камушка быстро испарилось желание работать. Он нервно зевал, ощущая неприятную тяжесть внизу живота, и сам уже не понимал, просто ли ему скучно в этой пустой комнате, или предстоящее испытание лишает его покоя. А что, если у него не получится? Может, старшие маги сочтут его никуда не годным, несмотря на высокую оценку его таланта Пловцом?

Наконец он решил выйти, снаружи наверняка будет интересней, чем в этих четырех голых стенах. Он осмотрит часть Замка, и это займет его, по крайней мере, настолько, чтобы отогнать унылые мысли. Ряд комнат для гостей тянулся вдоль одной из нескольких галерей, окружавших шестисторонним колодцем премилый розовый сад. В Лени розы только робко выпустили бутоны, а тут уже все кусты были усыпаны цветами. Побеги растений, не умещаясь в предназначенных им садовниками пределах, устремлялись к солнцу, обвивали балюстрады, карабкались по столбикам галереи. Они добирались до высоких этажей, расцвечивая их зеленью, кармином, бледным багрянцем и тяжелым кровавым пурпуром. В середине розария разместился фонтан. Под водяным балдахином мокла бронзовая фигурка мальчика, обнимающего за шею гуся. Птица распустила крылья, пухленький ребенок застыл в странной позе, отклонившись назад. И неизвестно, то ли художник ошибся, то ли так и было задумано, но сценка изображала скорее драку, чем игру. А по аллейкам среди буйной цветочной роскоши бродило с полтора десятка мальчиков. Без сомнения, это тоже были кандидаты на лазурный шарф — более или менее одного возраста, они представляли собой пеструю картину, тут были представители всех слоев общества империи. Камушек приглядывался к ним с высоты своего этажа. Одни носили обычное сукно, другие — шелка. Но в одежде преобладал голубой цвет. Семьи будущих магов, видно, хотели подчеркнуть значительность предстоящего им события — экзамена в самом сердце Круга. Тут смешивались коротко остриженные головы сыновей землевладельцев и ремесленников со старательно уложенными прическами детей благородных кровей. Какой-то паренек с длинными волосами, сплетенными в выгоревшую на солнце косицу, демонстрировал татуировки на своих обнаженных плечах, а его одежда была сшита из цельного куска мягкой шкуры. Наверняка он происходил из области, очень отдаленной от богатого и благоустроенного Юга.

Камушек заметил и совсем маленького ребенка, который играл в саду под присмотром гувернера. Это был мальчик лет шести, хорошо одетый и, похоже, страшно скучавший. Согнутой палкой он катал по дорожке цветные мячики, но то и дело поглядывал с тоской на взрослых ребят, возившихся неподалеку в зарослях роз. Они играли в прятки, и игра была тем интереснее, что участники использовали свои магические способности. Читавшие в мыслях безошибочно находили укрывавшихся в зелени и в свою очередь ловко прятались от искавших. В одном из участников Камушек узнал Бродяжника. Паренек мгновенно исчезал прямо из-под носа у водившего, когда тот вот-вот должен был его застукать. Это все выглядело так весело и привлекательно, что Камушек решил спуститься и познакомиться с другими претендентами. В Змеиных Пригорках он всегда держался особняком, но ведь здесь он имел дело не с бандой завистливых и надоедливых деревенских пацанов. Все тут были равны…

* * *

— Я Искра и происхожу из рода Брии-та-эна, — надменно заявил мальчик. Тщательно уложенные черные локоны его падали на плечи, прекрасно гармонируя с кафтаном сапфирового цвета. Шелк был заткан мелким узором — то матовым, то блестевшим на солнце. Ткань стоила целое состояние. Два его собеседника не сводили с него глаз, оценивая как костюм, так и высокомерную манеру держать себя. Они были похожи, одеты в одинаковые туники хорошего качества, но далеко им было до богатого наряда молодого Повелителя пламени. В орнаменты на их плечах рука вышивальщицы искусно вплела узел у одного и полумесяц у другого.

— Наша семья живет в самой Ленении, — похвастался один из братьев, гордо вздергивая подбородок.

— При императорском дворе? — безразлично поинтересовался Искра.

— Бывали мы во дворце, — сдержанно ответил Бродяжник, а его брат, Проводник снов, явно желая сменить тему разговора, воскликнул:

— О, новенький идет!

«Новенький» не выделялся ничем особенным, кроме роста. Ребята оценили, что он на добрых полголовы выше каждого из присутствующих. На новости из аристократических кругов от него рассчитывать не приходилось — на пришедшем была шерстяная самодельная блуза, штаны, тщательно обшитые кожей по швам, и солидные башмаки выше щиколотки. Это все аж кричало о его происхождении с Севера и явно не из состоятельной семьи.

— Привет, — начал Бродяжник. — Откуда ты?

Мальчик не ответил. Он приглядывался к несносному сопляку, который, пользуясь невниманием сторожа, весь вымочился в фонтане, пытаясь поймать одну из плавающих там рыбок.

К сожалению, так уж бывает в жизни, что слабая человеческая природа заставляет человека, потерпевшего поражение на одном поле, искать возмещения в другом месте, и обычно это происходит за счет более слабого.

— Ишь какой гордый! Видно, мы не достойны, чтобы его светлость ответил нам? — буркнул паренек из Ленении. — Я к тебе обращаюсь, деревенщина!

Высокий парнишка даже не повернул головы. Его внимание переключилось с плескавшегося в фонтане ребенка на беготню, которая все еще продолжалась под взрывы заразительного смеха.

— Видно, он Творитель, вот и не может снизойти до таких жалких талантиков, как ваши, — насмешливо заметил Искра.

Он поднял с земли брошенный мячик и прицельно метнул его прямо в голову новенького. Только тогда парень вздрогнул от неожиданности и быстро обернулся, показав комично искаженное испугом лицо. Товарищ Искры, хихикая, уже подавал ему следующий твердый шарик. Он загорелся в воздухе на полпути. Атакуемому удалось отскочить, но уже следующий шар попал ему в плечо.

— Да перестаньте. Что с вами? — пробовал сдержать их Проводник снов, но никто его не слушал.

Следующие снаряды тоже достигли цели. Растерянность на лице незнакомца уступила место гневу. Когда Искра примеривался к очередному броску, его рука неожиданно вспыхнула с громким хлопком. И мгновенно уже обе руки мальчика вдруг превратились в факелы. Он завыл от испуга и боли, тщетно пробуя погасить огонь. Эхом вторили ему вопли не меньше перепуганных свидетелей. Это продолжалось всего несколько секунд, пламя исчезло так же внезапно, как и появилось. Искра тяжело дышал, бледный, как бумага. Он вытянул перед собой обе руки с растопыренными пальцами. Рукава его изысканного кафтанчика были невредимы, ни следа гари, зато кожа стремительно покрывалась огромными волдырями. У парня ноги подогнулись в коленях, глаза закатились, он потерял сознание.

* * *

Позднее Камушек не раз возвращался памятью к тому несчастному случаю. В первые мгновения он даже не мог понять, что, собственно, произошло. Он хотел только напугать этого надоедливого мальчишку, а того обожгло огнем, который… по сути дела, не существовал. Талант Ткача иллюзий, как и следует из названия, творил иллюзии, миражи… Он обманывал чувства. Как могло покалечить нечто, сотворенное только из воображения? Когда Искра упал без сознания, Камушек совершенно растерялся и удрал. В голове его клубились беспорядочные мысли: «Что случилось? Что теперь будет? Где Белобрысый?!» А потом сразу же ему пришло на ум жуткое соображение, и мальчишку даже затошнило от ужаса. Кодекс Круга!! Прямо на первой странице помещено первое, основное и самое важное правило:

«Не используешь своего таланта во вред человеку. Не отнимешь жизнь и никого не ранишь. Не окажешь помощи убийце, ни тому, кто осуществляет насилие. Иначе талант будет отнят у тебя в силу закона».

Потом следовала страшная история Бродяжника, который этот закон нарушил, и хирург вскрыл его череп и аккуратно перерезал стежки разума. Беднягу оставили живым только для того, чтобы он сам лишил себя жизни.

Правда, Белобрысый уверял, что побасенка эта — сущая чушь, записана в кодексе только ради эффекта устрашения, но паренек всегда очень серьезно относился к писаному слову. А если рассказ все-таки правдивый? Если и в самом деле высшей карой за такого рода преступление является удаление кусочка мозга? Тогда ни покровительство Белобрысого, ни какие-либо уверения, что все случившееся — только несчастный случай, не защитят его от жуткой судьбы.

Много позже Камушек очень стыдился этого приступа детской паники. И сам себе признавался, что следовало тогда довериться Белобрысому и магам-старшинам. Столкновение с Искрой отличалось от обычной драки двух сопляков только использованными средствами. Но тогда поджаривание вредного барчука казалось ему настоящим преступлением, а предстоящее наказание за него — жуткими пытками. Речь уже не шла о получении сертификата, на кон было поставлено самое большое сокровище каждого мага — его талант.

* * *

— Наследник Брин-та-эна — отвратительный щенок, и мне самому было охота надрать ему его аристократические уши, — сказал Говорун, наливая взволнованному Белобрысому вина. — Выпей и успокойся. Ничего с ним не случилось, только прикусит свой ядовитый язык и какое-то время не сможет сам застегивать себе пуговицы. Впрочем, у него для этого и так есть прислуга.

— Но Камушка нигде нет! — простонал Наблюдатель, нервно барабаня пальцами по столу.

— Он оставил свои вещи, значит, далеко не уйдет.

— А я тебе повторяю, что знаю этого парня уже одиннадцать лет. Он же шальной, как взбесившийся заяц. Найдите его, наконец, ради Милосердной Судьбы!

— Рано или поздно мы его вытащим из какого-то угла. Стража на обоих воротах предупреждена. Мальчишка не выберется из Замка, разве что у него есть крылья.

Белобрысый так резко поставил стаканчик, что вино выплеснулось на скатерть.

— Стража!.. Да поймите же, наконец, что вы имеете дело с Ткачом иллюзий! Он выйдет отсюда, когда и где захочет. В любом облике, и даже невидимый. Он умеет достаточно много, чтобы водить вас за нос неделями.

Лица у присутствующих вытянулись. Этой стороны происходящего никто не принял во внимание. После рокового столкновения прошло добрых часа три, и, если пессимистичные предположения Наблюдателя были справедливы, строптивый Ткач иллюзий мог быть уже довольно далеко.

* * *

Иллюзия невидимости всегда смущала Ткачей, поскольку вопросы о ее механизме были сравнимы более или менее с попыткой добиться ответа от птицы, как она летает. Каждый пернатый специалист ответил бы, что летает, махая крыльями, но людям обычно простого объяснения недостаточно. Камушек находился как раз в положении птицы. Махал… то есть каким-то образом делал так, что его не было видно. Этим умением он овладел не так давно, и оно оказалось особенно полезным во время незаконных набегов на чужие сады. Но оно подводило, когда он пытался в доме уклониться от неприятной работы. Белобрысый без труда отслеживал его мысли. А Пожиратель Туч видел Камушка всегда, даже под прикрытием невидимости. Он утверждал, что тогда мальчик выглядит, как дыра в пейзаже. У дракона не нашлось подходящих слов, чтобы поточнее описать эту «дыру».

Но ни у замковых ворот, ни на мосту не оказалось ни одного быстроглазого дракона. Невидимый беглец беспрепятственно добрался до пристани, а потом попал и на борт судна, которое вскоре отчалило от берега, направляясь в открытое море. Таким образом, Камушек снова отправился бродяжничать, не имея даже понятия, куда его приведет судьба.

Он спал на палубе, укрывшись между двумя тюками, а под прикрытием иллюзии подворовывал еду у команды, успокаивая совесть извечным «цель оправдывает средства». Путешествие закончилось через два дня в небольшом порту на берегу Императорского залива. Команда перекинула на берег сходни и начала выгружать тяжелые ящики, мешки и рулоны хлопка, которые пересчитывал и описывал чиновник. Камушек тоже выбрался с борта и отправился в город. Первый раз в жизни он находился так далеко от дома, и любопытство приглушило даже тоску от безнадежности положения, в которое он попал.

После огромного Замка магов и многолюдного Посада вокруг него этот городок казался небольшим и несколько обтерханным. Но все-таки каждый порт обычно представляет собой очень оживленное и приземленное место. Тут живут, чтобы работать и торговать, а не ради каких-то неясных идей. Тон здесь задавали корабельщики, купцы, ремесленники… и целые стаи котов, охотившихся за мышами в прибрежных складах. Порт вонял рыбами и рыбаками (которые на самом деле почти не отличались по запаху). Крутые улочки были забиты маленькими лавками и лотками, предлагавшими самые разнообразные товары — в основном свежую рыбу (или не слишком свежую), но также вареную, печеную, копченую, вяленую и даже квашеную, аромат которой был в состоянии пробиться даже сквозь крепостную стену.

До сих пор у Камушка было несколько иное представление о портах, составленное по книгам. Он как-то смутно воображал себе стройные силуэты галер с красными парусами и смуглых, просмоленных соленым ветром моряков с могучими плечами, покрытыми татуировками с изображениями драконов и символов счастья. На рынке Камушек не заметил ни разноцветных птиц, ни странных созданий в клетках, а корабли не были и наполовину так велики, как он раньше представлял себе. Но все-таки это место показалось ему интересным, хотя и пропиталось оно рыбной вонью, которая, как ни странно, никому тут, похоже, не мешала. Мальчик случайно попал на улицу, где обосновался цех мясников, и это его доконало. Мясо тоже имело что-то общее с рыбой — так подсказывал нос. Неизвестно почему, все местные колбасники смотрели на Камушка враждебно. Среди них вдруг началось волнение. Мужчины закатывали рукава, хватали все, что попадало под руку — палки, дубинки для глушения скота или даже солидную кость, и изумленный парнишка сообразил, что, если тут же не исчезнет, его просто позорно исколошматят. И он поторопился смыться с негостеприимной улицы, немного испуганный, но, прежде всего, безгранично удивленный всем происшедшим.

Он покинул провонявшее местечко, так и не купив ничего съестного, хотя на шее его, на шнурке под блузой все еще болтались две серебряные монеты, а в кармане побрякивало несколько медяков. Вездесущий запах рыбы вполне надежно лишил его аппетита. За городом простиралась долина, поросшая острой дюнной травой и большими зарослями густого кустарника. Кое-где голубели узкие, как ленты, полоски цветущего льна, а в залитых водой рисовых полях отражалось небо. Колыхались ласкаемые ветром еще зеленые и низкие хлебные нивы. На горячем Юге все поднималось гораздо быстрее. Вся местность была перерезана многочисленными оросительными канавами.

Камушек остановился на берегу одной из таких канав. Стремительный поток бежал по узкому руслу. Пора дождей закончилась совсем недавно, и вода все еще была мутноватой. Парнишка уселся на земляном валу и раздумывал, как напиться, не засорив желудка илом. Он старался не думать больше ни о чем. Ни о том, где будет спать этой ночью, ни о длинной тени Круга, которая может дотянуться до самых отдаленных мест, ни тем более о доме. Так во время тяжелой долгой работы думается не о ее окончании, а только о следующем движении и потом о следующем. У Камушка не было будущего, только настоящее данное мгновение, а весь мир сузился до горстки воды в ладони, солнечных пятен, танцующих на поверхности воды, и листьев, колышущихся от легкого дуновения ветра.

И именно тогда совершенно неожиданно в голову его ворвался непрошеный гость.

«КАМУШЕК?! А что ты тут делаешь?!»

Мысленная передача была такой знакомой, что у Камушка и сомнений не возникло, от кого она.

«ПОЖИРАТЕЛЬ ТУЧ?!»

Парнишка резко обернулся, но привычке отыскивая взглядом белого пса или могучую фигуру дракона. Но ничего подобного не увидел. Заросли по другую сторону канавы зашевелились, но вместо знакомой белой собачьей морды из зелени вынырнула сначала пара рук, а потом и страшно взлохмаченная голова мальчишки.

Камушек в полном изумлении воззрился на это явление, у него было странное чувство, будто он смотрит в зеркало. Мальчишка напротив насмешливо усмехнулся одним кончиком губ. У него было узкое лицо с высокими скулами, слишком широкие брови, а под ними узкие, точно листья вербы, глаза.

Пожиратель Туч в собственном, драконьем образе состоял в основном из мускулов, клыков, когтей и крыльев (а также огромного количества белого меха). Но это была не единственная форма, которую он мог принять. Камушек даже затрясся от злости. После всего, что он натворил, после того, как чуть не отгрыз ему половину ладони, этот паскудный драконий молокосос щеголял по свету в его же, Камушка, шкуре и радовался жизни!

Камушек одним махом перескочил через ручей и в виде приветствия врезал Пожирателю прямо в его кривую усмешку.

Пожиратель Туч драться не умел. Он по-женски царапался, драл за волосы и щелкал зубами, а не на шутку разозлившийся Камушек молотил его по лицу и по ребрам. Мальчишка успел здорово потрепать дракону шкуру, пока тот догадался изменить тактику. Он попросту схватил противника за плечи и сильно оттолкнул его. Он был того же роста, что и Камушек, но намного сильнее. Юный маг в последнюю секунду успел вцепиться врагу в волосы, и оба вместе рухнули в наполненный водой ров. Пожиратель Туч, как типичный представитель своей расы, терпеть не мог влаги. С жутким воем он выскочил из потока, точно под ним распрямилась пружина. Но Камушек успел схватить его за подол обтрепанной туники и снова затянул в воду.

«Ты подлый! Подлый! Что я тебе сделал?! Краб ты! Свиная харя!» — Полный упрека мысленный визг, кажется, становился все гуще и насыщенней.

Дракон сидел на дне, почти по грудь погрузившись в воду, и полным омерзения жестом задирал локти — точно как человек, утопающий в помоях.

«Ты просто бессовестный!» — ответил Камушек.

Первая злость у него прошла, но он по-прежнему был сердит на Пожирателя. Камушек плеснул водой в дракона, а тот отшатнулся, словно это было горячее масло.

«Что ты мне сделал? На, полюбуйся. — Парнишка продемонстрировал покрытую шрамами ладонь. — Я уж не говорю про то, что ты лазаешь в моем облике без всякого позволения! Это уже просто воровство!»

Во время недолгого пребывания Пожирателя в Пригорках Камушек успел узнать, что для точного копирования чьего-то тела дракону нужна была частичка оригинала. Все создания, в которых он мог превратиться, реально существовали. Даже тот белый пес — дракон должен был его когда-то укусить или даже съесть.

Пожиратель выкарабкался на берег, Камушек за ним. Мальчик угрюмо стягивал одежду, чтобы ее отжать. А дракон, хоть и в человеческом облике, отряхивался с размахом, как большая мокрая псина. Правда, надето на нем было немного — только очень потрепанная, грязная и дырявая туника.

«Когда я укусил тебя… то нечаянно глотнул немного крови. Правда, нечаянно. И так как-то подумал, что, может, разработаю себе образчик на память, — объяснял он несколько сконфуженно. — Я ж не знал, что тут тебя встречу. В собак тут камни бросают… вот так и вышло».

Камушек махнул на него рукой и принялся выливать воду из башмаков. Будь то среди людей или среди драконов — всегда оказывается, что проступок только тогда становится проступком, когда его откроют.

Тут Пожиратель Туч указал на что-то на другом берегу.

«Смотри-ка!»

Краем глаза Камушек заметил какое-то быстрое движение и человеческую фигуру в нескольких шагах от них, на свободном от зарослей пространстве. Как будто ниоткуда появился там мужчина в белой тунике, перепоясанной характерным лазурным шарфом. Он оглядывался по сторонам, точно искал что-то. Парнишка быстро толкнул Пожирателя в кусты. Сорвал с ветвей развешанную для просушки блузу. И в мгновение ока заслонил их обоих миражом плотной массы зелени.

«Что такое?..» — удивился дракон.

Камушек для надежности прикрыл ему рот ладонью. Пожиратель Туч расширил их мысленную связь, и тут на мальчика нахлынул мир звуков. Плескалась вода, где-то в кустах вопила потревоженная птица, грохотали лягушки, а совсем рядом шуршала трава под чьими-то шагами.

«Кто это?» — с любопытством допытывался Пожиратель Туч.

«Бродяжник», — ответил Камушек, недоверчиво следя за незнакомцем.

И в самом деле, мужчина в светлом, совершенно неприспособленном для путешествий одеянии мог быть только Бродяжником, Для которого любое расстояние — всего лишь один шаг через невидимые двери. Значит, Камушка все-таки искали! Как он и догадывался, кто-то из магистров Круга проделал немалую работу, чтобы из моря человеческих разумов выловить именно этот, принадлежащий беглому Ткачу иллюзий. А уж выслать в определенное место мага из касты Бродяжников — так это совсем пустяк. Но маг, оказавшись на берегу, никого не нашел. Раздался звук, похожий на приглушенный хлопок, и Бродяжник внезапно оказался уже на другом берегу, совсем рядом с убежищем мальчика и дракона. Оба застыли в довольно неудобных позах, боясь даже чуть пошевелить головой. Камушек видел ноги пришельца, обутые в мягкие туфли. Ноги неуверенно прошлись в одну сторону, потом в другую. Слышно было, как мужчина вздыхает с явным неудовольствием. Он должен был тут кого-то найти, но видел только кусты, воду и поломанные сухие ветки. Наконец он смирился с неудачей, и ноги его пропали из виду. И этому явлению снова сопутствовал характерный звук. Кто-нибудь более опытный, чем Камушек, сравнил бы его с чиханьем внутри глиняного горшка.

«Я видел, как он исчез. Он оставил после себя дырку, и все частички воздуха в нее попадали!» — восторгался Пожиратель Туч.

Камушек ответил ему презрительным взглядом. Что за враль! Ведь воздух нельзя увидеть.

«А ты, видать, в переплет попал? — спросил дракон. — От кого ты удираешь?»

Мальчик опустил голову.

«Похоже, что от всего Круга. Не стану я магом, Пожиратель… а, может, будет еще хуже…»

«Так ведь ты уже маг, — прервал его дракон. — Если кто делает магические штуки, тот и есть маг; а что, может, скажешь… садовник?»

Ну да, в его словах был смысл.

«ЗАКОННЫМ магом я не стану!»

«Тоже мне! А я, может, незаконный дракон?»

«Пока ты незаконный человек, облезлая ты крыса. Что ты тут делаешь? Ты же должен был вернуться домой, на острова».

Пожиратель скривился, точно раскусил вонючего жука.

«Так я и вернулся. А там все с ног на голову перевернуто. Родители снова перебрались на новый участок. Отец ворчит, а мама только молчком новое яйцо сторожит. У меня будет брат или сестра! Соседи — одни старые пеньки. Скучно так, что остается только хвост себе обкусывать по кусочкам. Вот я и не выдержал, полетел с нашего острова обратно на землю. Если б хоть этот малец уже вылупился, то, может, и было бы какое-то развлечение, но пока это только яйцо, толку от него никакого».

«Значит, ты здесь охотишься?»

«Трудно охотиться с такими маленькими зубами, — ответил Пожиратель Туч, — но, по счастью, я нашел такое место, где валяется много мяса».

Камушка осенило. Улица мясников! Пожиратель Туч должен был там весьма отважно проявить себя. Ничего удивительного, что взбешенные мясники кинулись на него, а Камушку чуть не досталось за чужое воровство. Пожиратель Туч скучал, зато у Камушка был даже переизбыток впечатлений. И он охотно поменялся бы с драконом. Мальчик поделился с драконом этой мыслью и рассказал о том, что привело его сюда, на самую окраину империи.

«…А теперь я не могу вернуться домой», — жалобно закончил он.

Пожиратель Туч обнял его совершенно человеческим сочувствующим жестом.

«Не плачь».

«Я и не плачу», — понуро ответил парнишка и вытер нос рукавом.

«Да, заварилась каша. Ведь ты же столько раз разжигал этот ненастоящий огонь, и ничего не случалось».

Пожиратель Туч яростно чесал себя за ухом, усиленно размышляя.

«Подожги что-нибудь», — велел он.

Ткач иллюзий поднял сухую ветку и приказал ей загореться. Все выглядело как обычно. Огонь с аппетитом поглощал дерево. Тонкая кора свертывалась от жара и чернела, а от горького дыма драло в горле и щипало глаза, но как только он снял мираж, снова показалась целая и невредимая веточка.

«Это было мертвое. А если живое?»

Камушек не собирался ставить эксперименты ни на себе, ни на Пожирателе Туч. Дракон нашел в зарослях над водой огромную лягушку, и Ткач распалил огонек на ее спине. И тревожно наблюдал за животным, готовый погасить мираж при первых признаках испытываемой боли. Но лягушка забилась под густую траву и сидела там совершенно спокойно. Пожиратель Туч сосредоточенно следил за ней. Камушек постепенно увеличивал пламя, пока, в конце концов, вся лягушка не оказалась окружена огненным шаром, но и это не произвело на нее никакого впечатления. Она только прикрыла пленкой свои желтые глазищи, и в горле у нее что-то шевелилось.

«И совсем не обожглась. Даже не испугалась. Может, она слишком глупа для этого», — прокомментировал дракон.

* * *

Предложение Пожирателя Туч — дальше бродяжничать вместе Камушек принял с весьма умеренным восторгом. Дракон действительно обладал большими достоинствами. Видел в темноте, имел феноменальный нюх, читал чужие мысли, а драконьи мышцы были просто стальными. Но, с другой стороны, изо дня в день любоваться на своего близнеца, который к тому же отличается некоторыми вполне звериными навыками — например, такими, как облизывание или щелканье зубами, было уже не столь привлекательно. Но Пожиратель Туч настаивал и обещал, что изменит свой внешний вид, если уж он так мешает Камушку.

Зрелище оказалось и впрямь необыкновенным. Пожиратель Туч тряхнул головой и волосы его распрямились, спадая на лоб и плечи густой шевелюрой. Потом он начал двигать всеми мышцами лица по очереди, точно изучая их строение.

«Тут мало что можно сделать», — заявил дракон, но Камушек увидел, как раскосые глаза, так похожие на его собственные, слегка изменяют форму и темнеют аж до чернильной черноты. То, что глаза отражают личность их обладателя, оказалось правдой. Достаточно было изменить только две черты, и внешний вид Пожирателя Туч приобрел новую индивидуальность. Он по-прежнему выглядел как родственник Камушка, но уже не как его отражение.

* * *

Вопреки опасениям, Пожиратель Туч вел себя вполне прилично, если не считать его мелких недостатков — таких, как отвращение к мытью и привычка поедать на завтрак живых улиток. Нельзя же требовать безукоризненных манер от существа, которое большую часть жизни провело на четырех лапах. Наученный горьким опытом, Камушек старался не смотреть, что и каким образом поглощает дракон. Наверное, он до конца жизни сохранит в памяти охоту, невольным свидетелем которой стал. Они подкрались к стайке диких птиц, и пока мальчик размышлял над расстановкой силков, Пожиратель Туч попросту обрушился, точно молния, в самую гущу и перегрыз шею самой большой и жирной птице. Он разорвал в клочья несчастную птаху и сожрал ее сырой, выплевывая только перья. Камушек отказался от заботливо предложенной ему ножки — на какое-то время он совершенно утратил аппетит. Но в глубине души паренек признавал, что без Пожирателя Туч ему жилось бы гораздо хуже. Дракон охотился и делился с ним мясом. Камушек страшно обрадовался, найдя кремень. С помощью оковки складного ножа удалось высечь искру и развести огонь, так что он мог теперь запечь драконью добычу. Пожиратель Туч сначала дивился людскому обычаю, но потом сам полюбил печеное мясо. Он всегда находил удобные места для ночлега, а ночью грел, как печка. Проходили дни, но мальчик гнал мысли о том, что так не может длиться вечно. Бродяжничая со своим необычным приятелем по лесам, полям и зарослям, он незаметно дичал. Раз переломив себя, он уже не испытывал угрызений совести, когда крал фрукты и овощи из чужих садов. А когда Пожиратель Туч с гордостью притаскивал незаконно добытого гусака, Камушек отнюдь не ударялся в амбиции и не отказывался от еды. Пустое брюхо всегда сумеет заглушить даже самый громкий голос добродетели. Воспитанник мага, талантливый Ткач иллюзий с огромными надеждами на будущее постепенно скатывался на моральное дно. И неизвестно, как бы все это закончилось, если б судьба не забросила Камушка и Пожирателя Туч на самый берег моря, в дюны с их неповторимым запахом приморских растений, песка и соли.

День был несколько жарковат для начала лета, но от моря веял легкий приятный ветерок, приносивший прохладу. Оба бродяги предавались своему любимому занятию, то есть сладкому ничегонеделанию, лежа на песчаном пригорке. На том последнем, который пологим склоном сходит к самой воде, незаметно переходя в пляж. Морские волны разбивались о берег, постепенно превращая большие угловатые камни в маленькую гладкую гальку. У Пожирателя Туч было великолепное настроение, главным образом потому, что он оставался вне досягаемости этой огромной массы воды. Он разделил с Камушком свой слух, и они вместе слушали, как с грохотом набегали волны прибоя, чтобы потом, отползая, с протяжным шипением облизывать песок. Их мысли и чувства переплелись. Камушек развлекался, разглядывая перистые облачка, и придавал им замысловатые формы. Дракон с одобрением наблюдал за этими скромными выступлениями. Но иногда его мысли отрывались от будничных дел и улетали в какие-то неизвестные и своеобычные области, где, возможно, сориентировался бы только Творитель, умеющий преображать материю, или Бродяжник, изгибающий пространство. И тогда Камушек как бы заново осознавал, что рядом с ним лежит не ровесник, а дремучая драконья личность, только облаченная в тело пятнадцатилетнего подростка.

Но тут в шум волн и крики морских птиц вклинились другие звуки. Чуткое драконье ухо легко различило хруст песка под ногами бегущего человека, его тяжелое дыхание и отдаленный топот вроде как погони. Заинтересовавшись, дракон приподнял голову. Камушек последовал его примеру.

Беглец пронесся совсем рядом с ними. Длинные рыжие волосы, раздуваемые ветром, летели за ним, точно раскаленный хвост кометы. Преследователями были двое плохо одетых мужчин. Скоро они настигли рыжего и свалили его на землю жестоким ударом кулака. Один из нападавших пнул упавшего. По воздуху летали белые листки бумаги. Уже ничего больше не дожидаясь, Камушек и Пожиратель Туч кинулись на помощь. Несколько ударов сильно остудили пыл преследователей. Пожиратель дрался неуклюже, зато бил с силой молота. Головорезы мгновенно поняли, что им тут ничего не светит, и кинулись прочь. А избитый рыжий успел еще приложить одного из нападавших на него краем деревянного ящичка. Потом сплюнул розовую от крови слюну.

— МОИ ЭТЮДЫ!! — вдруг отчаянно завопил он, кидаясь собирать листы, которые под дыханием бриза весело порхали вокруг. Несколько штук достигли уже вершины дюны и явно собирались продолжить путешествие. Камушек вскарабкался на пригорок, чтобы собрать непослушные бумаги.

Тем временем у подножия дюны рыжий молодой человек старательно складывал наброски в плоскую папку, сплетенную из жесткой соломки. Пожиратель Туч с интересом к нему приглядывался. А посмотреть было на что. Юноша отличался необычной внешностью. Уже не говоря о красных, как огонь, волосах, его лицо и плечи были покрыты мельчайшими пятнышками, пробивавшимися даже сквозь свежий загар. Из-под светлых бровей смотрели синие, как васильки, глаза. Можно было не сомневаться, что чистотой ленгорхийской крови парень похвастаться не мог.

— Спасибо за помощь. Мое имя Фонон, но все меня зовут Монетой. Потому что волосы блестят так ярко. А ты?

Он рассмеялся, пальцами приглаживая волосы.

— По… — Пожиратель Туч в последний момент прикусил язык. Наверняка ни одна человеческая мать в здравом уме не назвала бы ребенка его именем.

— Понурый, — докончил он. — А это Камушек.

Монета глянул на вершину пригорка, прикрыв глаза от солнца ладонью.

— О, кажется, как раз сейчас он тешит свои глаза gallo naente diro.[1] Потому как, надо тебе сказать, друг мой, я — слуга капризной госпожи, именуемой Искусством. Эй, спускайся!! — крикнул он в сторону Камушка, который разглядывал пойманный лист.

— Он не услышит. Глухой, — пояснил Пожиратель.

Монета в изумлении приподнял медного цвета брови:

— О-о-о… весьма интересный случай. Наверняка нас тут сама судьба свела. И, что бы там ни было, а за спасение моей ничтожной шкуры и весьма ценного творчества вам обеспечен обильный обед!

— А эта самая Искусство хорошо готовит? — неуверенно спросил дракон, который из всей цветистой речи понял только то место, где говорилось про обед.

* * *

Листы были сплошь покрыты разноцветными, слегка расплывшимися живописными кляксами, точно ребенок поиграл с красками. Камушек с удивлением всматривался в эту мазню. Абсолютно ни на что не похожую, даже на узорчик для коврика. Он отставил лист на расстояние вытянутой руки, потом перевернул вверх ногами. И тогда на его глазах произошло одно из тех самых чудес, которые спустя многие годы вспоминают с огромным волнением. Как будто им владела своеобразная слепота, а потом вдруг вгляделся — и разрозненные цветные пятна сложились в прекрасное целое. На картине был изображен берег моря, написанный нежными мазками охры и зелени. Полосами голубоватой белизны накатывали волны прибоя. Бледно-седой горизонт был едва намечен легкими мазками. Несколько разводов странной, размытой зелени обозначали прибрежную траву. За всю свою жизнь мальчик еще никогда не видел такой картины. Гравюры в книгах были пропечатаны выразительной черной линией. И цветные виньетки тоже отличались четкими контурами. А тут один цвет переливался в другой без определенной границы свободными и легкими, точно клочки тумана, мазками. В таком способе изображения мира было что-то магическое.

Прикосновение к локтю вырвало Камушка из задумчивости. Рыжий улыбался ему дружески, хотя и слегка кривовато из-за распухшей губы. А потом он поинтересовался, совершенно свободно складывая пальцы в языке жестов:

«Нравится?»

Необыкновенный художник был намного старше Камушка, который на глаз дал ему девятнадцать, а может, даже целых двадцать лет. К удивлению мальчика, оказалось, что они забрели в густонаселенную местность, где в основном обитали люди, подобные ему — отгороженные от мира стеной тишины. Монета поселился тут уже добрых пару лет назад и за это время успел овладеть таким способом общения. Он был не только художником, но и местным учителем.

* * *

Повелитель ветров Нимал, прозываемый Медным, как раз мылся перед домом, когда увидел своего сына, приближавшегося в сопровождении подозрительной парочки. Чужаки выглядели так, будто в течение долгого времени не видели ни мыла, ни гребня. А Монета, в свою очередь, демонстрировал миру свежий синяк под глазом и разбитую губу. Но вскоре оказалось, что оные грязноватые неодинаковые близнецы на самом деле — спасители молодого художника.

— Это так обидно, отец… Исключительно мало в наше время людей, которые могут оценить новаторство в живописи. Зато особенно много таких, что охотно дадут кому-то в зубы только потому, что он отличается от них цветом волос. — Юноша с отвращением подытожил свой рассказ.

Медный с интересом приглядывался к гостям. Забавная компания, что уж тут говорить… Понурый вечно скалит зубы в дерзкой усмешке, так и пышет бодростью и озорством. Его имя — просто совершенная ошибка, гораздо больше оно подошло бы брату, который все время прячется за его спиной, а смотрит недоверчиво и тревожно. Камушек… При таком росте прозвище уж больно скромное. Парень торчит из-под него как из-под слишком короткого одеяльца.

— Мне почему-то кажется, что в последнее время вам не очень-то везло, — сказал мужчина.

— Да бросьте, — дерзко возразил близнец с челкой, а кудрявый понуро глянул из-за его плеча. — Совсем даже неплохо. Тепло, и на голову не капает. А улитки в этом году уродились просто на диво.

Медный рассмеялся:

— Однако прежде чем вы снова отправитесь на охоту за улитками, мы с удовольствием вас накормим. А если нужна работа, так она тоже всегда найдется. Что вы умеете делать?

— Я умею кур ловить, а он читать. И писать. И стучать по горшкам.

Этот мальчишка решительно был очень необычным, но Медному он начинал нравиться.

— У вас семья-то есть какая-нибудь?

— Есть, только далеко. Очень далеко.

Больше он не стал выпытывать. Будет еще время для этого. А сейчас следовало прежде всего накормить ребят и уговорить их остаться. Но уже по первому впечатлению можно было понять, что в их жизни что-то сломалось. Если они и дальше будут бродяжничать, то плохо кончат.

* * *

Камушку хотелось исчезнуть. Зарыться под землю, как крот, или улететь. Все, что угодно, лишь бы с глаз долой от этого рыжего мужика. Когда они подошли к дому, отец Монеты, обнаженный по пояс, как раз мылся в бадье, выставленной у порога. То, что мальчик принял в первое мгновение за облегающую рубашку с замысловатыми узорами, оказалось обширной и необыкновенно сложной татуировкой, покрывавшей весь торс и широкие плечи хозяина. Очарованный этим зрелищем, Камушек разглядывал прекрасные точные рисунки. С левого плеча к груди вытягивал иссиня-черные щупальца осьминог. По животу плыла черная галера с пурпурным парусом, а вокруг нее выскакивали из волн дельфины. Верхнюю часть рук оплетали морские змеи, ухватившие друг друга за хвосты. Перед мальчиком, несомненно, стоял бывший моряк, осевший на земле.

Оставалось только тайной, почему нортландец выбрал Ленгорхию вместо своего родного края.

Тем большим ударом оказалось открытие того, к кому именно его привела судьба — эта вредная скотинка. Когда Медный подошел поближе, Камушек заметил то, что раньше ускользнуло от его внимания. Кто-то удалил краситель с одного щупальца осьминога и незаметно добавил к общей композиции чуждую ей деталь — черный кружок размером не больше отпечатка самой маленькой рюмочки с размещенным посредине знаком — корабликом. Хоть день был жаркий, Камушек содрогнулся от головы до пят. На короткое мгновение его охватило такое ощущение, будто он совершенно прозрачен, и каждая косточка в нем видна, каждая мысль, чувство и каждый его проступок. С огромным трудом он подавил в себе желание тут же удрать. «Может, это всего лишь сон», — безнадежно подумал он, закрывая глаза. К сожалению, когда он снова поднял веки, маг по-прежнему стоял перед ним. Да еще не ленгорхийский маг! По счастью, Повелители ветров не принадлежали к числу тех магов, которые читают мысли, поэтому еще оставалась надежда, что личность Камушка не будет сразу же открыта.

* * *

Поселение, окруженное редким сосновым лесочком, выглядело необычно. Трудно назвать деревней полтора десятка хаток, утопающих в цветах и разбросанных на довольно ограниченном пространстве. Колодец, несколько огородов, один загон с птицей, другой с кроликами — вот и все. В этом было что-то странное, хотя с первого взгляда трудно понять, что именно. Это место не похоже было ни на летнюю резиденцию какого-нибудь богача, ни на хозяйственные постройки. Не видно ни обработанных полей, ни загонов для скота, ни каких-то крупных мастерских. Удивляло и полное отсутствие заборов и крепостных стен, поскольку нельзя же всерьез говорить об окружающем поселение дерновом вале. Он был едва ли выше колен и не остановил бы даже кролика, не говоря уже о злоумышленнике.

Монета повел своих гостей между домами. Они проходили мимо взрослых, занятых разными работами, и играющих детей. Один ребенок сидел на траве перед домом, обвязанный за талию шнуром, прикрепленным другим конном к столбику крыльца. Камушек с недоверием смотрел на эту сценку. Это был старый способ, которым заработавшиеся матери ограждали от опасности непослушных детей, но этому ребенку было уже, по крайней мере, семь лет, и очень странно, что с ним до сих пор обращались, как с неразумным щенком.

Монета, видно, заметил удивление Камушка и пояснил:

«Он не видит. А тут он новенький, и ему еще нужно помогать».

Но это было не последнее диво за день. Полдень давно миновал, а до ужина было еще далеко, поэтому в кухне они застали только одну девушку, работавшую за длинным столом. Она с улыбкой приветствовала Монету, с любопытством глянула на чужаков. Потом дунула на темную челку, которая лезла ей в глаза, а когда это не помогло, отвела прядку предплечьем…

И тогда Камушка вдруг осенило, и он вспомнил точно такой же жест, который видел семь или восемь лет назад.

Одно из первых явственных воспоминаний детства было связано у него с одним ветреным днем, когда он, крайне разобиженный и расстроенный, сидел под изгородью у края дороги. Деревенская ребятня снова не приняла его в общую игру. Его опять обсмеяли и прогнали, поэтому он искренне желал своим преследователям, чтоб у них в животах завелись жабы. Он все время вспоминал свои обиды, страшно жалея самого себя. И тогда заметил ту парочку. Они шли по дороге с юга. Облик старца с годами стерся из памяти Камушка. Ему он показался очень высоким. Дорожный плащ, который теребил ветер, поднимался на его плечах, точно огромное крыло. Мужчина опирался на длинный посох. Половину его лица ото лба до кончика носа скрывала темная повязка. Руку он держал на плече ребенка, служившего ему поводырем. Из-за коротких волос трудно было понять, мальчик это или девочка. Маленький Камушек все-таки решил, что девочка. Ни один мальчишка не повесил бы себе на шею венок из полевых цветов. Когда бродяги проходили рядом, малышка с любопытством глянула на Камушка и подняла руку, чтобы убрать с глаз черную прядь. И тогда он увидел, что предплечье у нее наполовину короче обычного, а ладонь замещена деревянной вилкой. Ветер подул сильнее, поднял тучу пыли и песка, который попал Камушку в глаза. А когда он протер их, уже ни старца, ни девочки видно не было. Они пропали где-то между хатами. Но Камушек долгие годы помнил о том маленьком поводыре, с которым судьба обошлась так же жестоко, как с ним самим. Он перестал жалеть себя, но уже не искал дружбы с ровесниками. Вместо этого он тяжело работал, что одновременно и радовало, и слегка беспокоило Белобрысого.

У молоденькой кухарки тоже не было ладони. Из широкого металлического браслета, охватывавшего предплечье, высовывался острый крюк. Глаза мальчика невольно обратились к другой руке девушки. Такой же браслет заканчивался лезвием ножа. Наверное, ему дали какую-то еду. Наверное, он ее съел. Потом он не помнил ничего про это посещение, кроме девичьей фигурки, крутившейся среди кухонной утвари и ловко орудовавшей своими невероятными приспособлениями. Крючком она вылавливала из корзины овощи. Ножом чистила их и нарезала. На столе в одном месте были сложены различные столовые принадлежности, а девушка совершенно свободно меняла их, ловко просовывая между браслетами и телом. То мешала ложкой в горшке, то вынимала лопаткой булки из печи. И все это так проворно и справно, что кое-кто и с парой здоровых рук не сумел бы управиться лучше. Камушек просто места себе не находил, все думал, не встретил ли он каким-то дивным случаем ту самую увечную девочку, которую видел когда-то со слепым нищим.

Только через некоторое время он осмелился спросить об этом Монету. Девочку звали Ночной Мотылек, и она была дочкой лавочника, в детстве повозка размозжила ей руки. У нее не было надежды выйти замуж, а быть обузой для семьи она не хотела. Кто-то посоветовал ей поискать работу именно здесь, и правда, оказалось, что ей не только удалось тут найти свое дело, но и нигде она не чувствовала себя так хорошо, как в этом поселке.

Что могло произойти с тем ребенком? Может, девочки уже не было в живых, а может, она все еще бродила от деревни к деревне, прося милостыню. Многие дети теряют конечности в результате различных несчастных случаев, но очень немногие получают такую возможность, которую судьба подарила Ночному Мотыльку.

* * *

Очень быстро Камушек убедился, что попал в единственное в своем роде место. На стенах домов примерно на высоте локтя идущего человека тянулись полосы выпуклых узоров, разнящихся друг с другом — на каждом доме свой, они легко различались на ощупь. Во всем поселке не было ни единой ямки, торчащего кустика травы или разбросанных в беспорядке вещей. От дома к дому вели дорожки, выложенные из ровных плоских каменных плит. Все подчинялось одному правилу: безопасность и удобство для слепых. По этой же причине тут не было заборов — убирались все препятствия, на которые можно наткнуться. Но это удивительное поселение приютило не только слепых. Тут жило и несколько глухонемых разного возраста — от малышей до подростков. Самые молодые упорно учились языку жестов и основам письма, старшие овладевали ремеслами. Все они были сиротами или по разным причинам оказались брошены своими семьями. И наверняка их увечье чаще всего и определяло такую судьбу.

Только Камушку казалось странным, что управлял этим поселением не священнослужитель, а маг. Согласно обычаю, именно священнослужители из святилища Милосердия занимались благотворительностью. Но тут, похоже, именно Круг содержал за свой счет самых юных обитателей, давал им образование и работу. И только упорные расспросы позволили вытянуть из Монеты всю тайну до конца.

«Я не стал сразу это говорить. Многие люди плохо себя чувствуют в присутствии даже одного мага, а уж если их полпоселка — это полная катастрофа. А я хотел, чтоб вы тут остались».

Камушек кивал головой, хотя и не до конца понимал его.

«У многих тут есть магические таланты, хотя обычно они очень слабые. Как бы недоделанные. Почти маги», — пояснил Монета.

Почти маги. Камушек прекрасно знал, что слишком разросшийся талант может покалечить тело. Ведь такое произошло с ним самим. Но, видно, встречались и другие случаи, когда магический талант едва проклюнулся. Но даже столь малая его частичка могла изменить жизнь человека. Именно поэтому поселок у моря находился под опекой Круга. Тут нашли приют слепые дети, которые умели распознавать цвет на ощупь; Наблюдатели, чьи способности их подводили, капризно исчезая и появляясь; Искры, которые не могли управлять своими опасными способностями, или слепые Проводники снов, которые могли увидеть мир только в своих видениях.

«У тебя и твоего брата нет дара, вот я и подумал, что это может вас смущать или раздражать», — смущенно закончил Монета.

Камушек с трудом скрыл веселость. Бедный Монета! Если б он только знал, как именно одарены его гости!

* * *

Камушек оказался неожиданным даром богов для Медного. Стражник слов, который до сих пор вел хроники и счета, уехал, а на его место еще никого не прислали. Повелитель ветров еще как-то справлялся со счетами, но начертание сложных символов письменного языка ленгоре превышало его возможности. Паренек — наконец умытый и переодетый в чистую тунику Монеты — выглядел значительно более привлекательно, чем при первой встрече. Но он был слишком скрытный и не давал втянуть себя в разговоры, хотя Повелитель ветров старался изо всех сил и использовал все свое знание языка жестов. Парень приходил каждый день, чтобы переписывать с растрепанных клочков заметки Медного и приводить в порядок хозяйственные счета. Под сурдодиктовку Повелителя ветров он заполнял хроники аккуратными знаками. Только иногда, тоже жестами, задавал какой-то вопрос по работе, но никогда не касался отвлеченных тем и не обращал внимания на личные вопросы, которые маг хитро пытался ему между делом подсунуть.

А у Понурого зато был совсем другой характер. Он болтал и за себя и за брата, обычно расцвечивая чуть ли не каждую третью фразу беззаботным смехом и не всегда понятными шуточками. Но Медный очень быстро пришел к выводу, что вся эта болтовня — сплошная чушь, где правда мешается с враньем, точно мак с пеплом, и никому бы не удалось отделить одно от другого. Но не любить этого веселого шалопая было нельзя.

* * *

Мастерская Монеты очаровала и Камушка и Пожирателя Туч. Молодой художник в первый же день с определенной гордостью показал им свое обиталище. Внутри его хаты находилось одно большое помещение, загроможденное предметами, совершенно необходимыми молодому художнику для существования. Там стояли два больших стола, заваленных бумагой и инструментами, уставленных десятками глиняных посудин, мисочек и стеклянных банок с таинственным содержанием. Мольберты, слегка наклонный пюпитр с застежками, пресс и полки, прогибавшиеся под кучей разнообразных предметов, которые на первый взгляд казались обычным мусором. Камушку это очень напоминало захламленную мастерскую Творителя Пловца, хотя тут все-таки не видно было ни разбросанной одежды, ни заплесневевших хлебных корок. Оказалось, что емкости наполнены стертыми в порошок минералами, сушеными травами и очищенным маслом, из которых Монета сам создавал свои краски, а также делал кисти и чертилки. Он пробовал даже бумагу изготавливать сам, что вызвало немалое восхищение Камушка.

А стены снизу до самого верха покрывали пейзажи, написанные характерным для Монеты образом. Тут же находились и картины, выполненные вполне традиционно, но художник, видно, не слишком их ценил, поскольку распихал по углам. На них были изображены жанровые сценки, сладкие девчушки с голубками и прочими домашними животными, сцены из мифов и сама Богиня, представленная с точки зрения нескольких основных религиозных концепций. Явно, что это был просто товар, ожидающий покупателя.

Огненноволосый художник раскрашивал также роскошные книги — отдельные листы валялись, разбросанные по столам и полкам в опасном соседстве палитр с красками и баночек с тушью. На них виднелись миниатюры и украшения на различных стадиях исполнения.

Сам Монета едва помещался в этой барахолке. Чтобы выгадать побольше места, он спал на матросской койке, подвешенной к потолочным балкам, а залезал в нее по стремянке, что очень веселило его гостей.

Ни с того ни с сего Пожиратель Туч, которого Камушек никогда и заподозрить не мог в таких склонностях, пожелал идти по следам Монеты и учиться рисовать. Это уже выходило за пределы даже столь буйной фантазии, которой обладал Ткач иллюзий. Зрелище зубастого монстра, грозы окрестных кроликов, занимающегося столь изящной областью, как ЖИВОПИСЬ, никак не умещалось в представлениях Камушка о мире. Но когда слегка насмешничавший Монета показал новому ученику, что делать с графитовой чертилкой, и увидел первые опыты, он решил что, возможно, Понурый не станет гением и истинным слугой gallo tefa[2] госпожи Искусства, но у него есть все основания стать исключительно хорошим копиистом. С тех пор все знали, что более болтливого из близнецов после обеда всегда можно найти в мастерской Монеты, где он с азартом пачкал все новые листы. Разговорчивый, умный и умеющий пошутить, он скоро стал любимцем жителей. Ему присуще было то самое шалопайское очарование, которого так не хватало замкнутому в себе Камушку.

Другим поразительным открытием оказалось то, что Монета вовсе не был единственным художником в приморском поселке. Камушек закончил возиться со счетами и решил заглянуть в художественную мастерскую. Он ожидал застать там Монету и Пожирателя Туч, в полном согласии изводивших краски. Но на сей раз они были не одни. У стола, заваленного кучей совершенно необходимых мелочей, сидел еще один человек — на глаз лет двадцати с небольшим, с остекленевшим, неподвижным взглядом слепца. Монета, увидев Камушка, сделал предупреждающий жест, прося тишины. А Пожиратель Туч даже не оглянулся, все его внимание было сосредоточено на незнакомом юноше. Ткач иллюзий осторожно подошел поближе. Слепой? Нет, перед мужчиной лежал лист бумаги. Над белой поверхностью зависла рука с чертилкой. Вдруг рука опустилась ниже и кусочек угля начертал ровный полукруг. Секунда колебаний — и к одной линии присоединилась другая и третья… Рисовальщик работал все уверенней. Из путаницы черточек, точек и пятен постепенно проступало изображение животного. Камушек, точно зачарованный, следил, как под пальцами художника расцветает голова хищной птицы с приоткрытым клювом и ее распростертые крылья. Но была ли это на самом деле птица? Ни пушистые лапы, точно взятые от пантеры, ни длинный, подобный бычьему, хвост не могли принадлежать орлу или ястребу.

Рука рисовальщика замерла. Он закончил. Посидел еще немного, упираясь лишенным смысла взглядом в противоположную стену, потом вдруг поднялся, скованно, как марионетка, управляемая шнурком, и попросту вышел. Камушек почувствовал, как у него болит затекшая шея, ведь все это время он боялся даже пошевелиться.

Монета осторожно сдул с рисунка угольную пыль.

«Кто это был?» — спросил Камушек.

«Это Лист. Он иногда приходит порисовать».

«Странный он. Что за животное он нарисовал?»

Монета не мог найти соответствующего символа ни в языке жестов, ни среди известных ему письменных знаков. Наконец он что-то придумал и после яростного копания в стопках рисунков вытащил эскиз, представлявший могучее четвероногое создание, снабженное еще и парой широких крыльев.

«Гриф?? Но ведь грифы выглядят по-другому…»

Камушек готов был спорить аж до полного онемения рук, что грифы не выглядят так, как на рисунке Листа, но Монета добродушно усмехнулся.

«Откуда ты знаешь? Ты хоть когда-то видел такого живьем?»

И старательно подбирая очередные жесты-символы, он рассказал всю историю необычного рисовальщика.

Лист уже давно был квалифицирован как Наблюдатель, хотя никогда не будет в числе магистров Круга. У него обнаружился огромный талант, который даже не помещался в разумных границах и из-за этого оказался проклятием. Ценой, которую заплатил Лист, было полное отсечение от мира. О нем надо было заботиться, как о ребенке, он не мог самостоятельно есть, одеваться, мыться… Он жил как во сне — немой и глухой к словам других. Обычный средний Наблюдатель может отслеживать людские мысли и намерения животных на ограниченном уровне. Магистр ловит их на очень большом расстоянии, четко и с индивидуальными «характерами». А Лист принимал чужие впечатления из невообразимой дали. И единственным для него способом связаться с окружающим миром было изображение на бумаге своих видений. Никто точно не знал, как далеко дотягивался его могучий талант, но наверняка эти расстояния больше ни для кого не были доступны.

На некоторых рисунках Листа, тщательно сохранявшихся Монетой, изобиловали удивительные животные, строения чуждой архитектуры, лица людей, принадлежавших к неведомым расам. Предметы неизвестного предназначения или фрагменты чего-то большего — кисть, стопа, кусок чьей-то головы или неполный пейзаж, точно источник послания вдруг потерялся.

Значит, гриф с рисунка Листа был правдивый. Живое существо, а не создание из мифа — тяжелое, плохо уравновешенное, подходящее для изображения на фресках или рельефах, но наверняка не способное подняться в воздух, на чем ехидно настаивал также Пожиратель Туч. Легкая котоптица жила себе поживала где-то далеко, может, даже на Западном континенте, а может, в тех краях, которые лежат за непроходимыми чащами на востоке.

Странное поведение увечного мага тоже сделалось понятным.

Реальные люди были для него только призраками среди прочих призраков. Когда одновременно говорят десятки, а вероятно, и сотни уст, когда столько видений сразу втискивается в голову, как можно сохранить здравый рассудок? И как отделить реальность от сна? Камушек не сразу понял всю глубину трагедии Наблюдателя, тем сильнее она потрясла его. Талант лишил паренька слуха. Как близко подошел он к той границе, за которую предназначенье вытолкнуло Листа?

* * *

Усилия Камушка, направленные на то, чтобы держаться в стороне и как можно меньше (ради собственной безопасности) бросаться в глаза, ни к чему не привели. Обитатели здешнего поселения оказались слишком интересными людьми. Уже сам Медный был живой книгой с очень яркой историей. Овдовев, он не захотел оставить сына на милость чужих людей и стал брать его с собой в плавания. А в Ленгорхии надежно приковал его к земле тяжелый перелом ноги, которую так никогда и не смогли вылечить до конца. Но перед тем он успел повидать кусочек мира и в ответ на расспросы Пожирателя Туч охотно рассказывал о своих приключениях того времени, когда он еще стоял у корабельного руля и предсказывал морякам погоду, даже не отдавая себе отчета, чем на самом деле являются его способности. При этом он понятия не имел, что восторженный слушатель его в лице Пожирателя Туч Понурого тут же передает его слова своему внешне занятому чем-то другим товарищу, который вынужден был с огромным трудом притворяться безразличным.

Камушек незаметно для себя вошел в жизнь поселения, как будто давно уже обитал тут. Сначала с удивлением, а потом с удовольствием он убедился, что к его увечью тут относятся как к чему-то совершенно нормальному. Что такого необычного могло быть в еще одном глухом парнишке, если их тут жил уже десяток? Искра Вьюнок — озорник, который пугал людей безвредными, по счастью, огоньками. Верный — этот, может, и дождется татуировки с черепахой Стражников слов. У маленького Коралла бывали пророческие сны, хотя этого явно не хватало, чтобы получить лазурный шарф Проводника снов. А были и другие…

Камушек быстро сообразил, что слепые вышивальщицы, покрывавшие полотно изумительными рисунками, работая только на ощупь, вероятно, заслуживают куда большего внимания и восхищения, чем разжалованный Ткач иллюзий. Хотя, наверное, достижения Ночного Мотылька, которая могла шить, держа иголку пальцами стоп, были еще удивительнее. И что еще более странно, все эти люди, так жестоко обиженные судьбой, имевшие столько причин для нытья, обычно были улыбчивы и никогда не жаловались.

Но самое неизгладимое впечатление и полное смятение в жизни паренька произвела девушка по имени Дымка и ее уродливые вязаные коврики.

Дымка и Камушек жили в разных мирах. Для нее жизнь была перемещением в темноте, наполненной звуками, запахами и прикосновениями. Для Камушка же, прежде всего, светом, цветом и формой. Он не слышал, она не видела движений ладони. Казалось, попытка создать хоть какую-то связь изначально обречена на провал. И все-таки… они попробовали перебросить через эту пропасть хрупкий мостик взаимопонимания.

* * *

— Большой мальчик! — приятно удивилась Дымка, на ощупь отыскивая руку паренька. Монета, который привел Камушка к молоденькой швейке, широко улыбнулся.

— Точно, большой, Дымка. На него пойдет много полотна. Сшей ему две рубашки и две туники. И для его брата тоже. Не могут же они все время ходить в моих вещах.

— А брат не придет, чтоб мерку снять?

— Да этот шалопай и полминуты на месте не усидит, тебе пришлось бы бегать за ним. Понурый выглядит точно так же, значит, довольно будет, что ты этого измеришь.

Дымка с улыбкой слушала болтовню Монеты, одновременно считая узелки на измерительном шнурке. Пальцами нащупывала перегородки в деревянных счетах и вкладывала в них зерна. Длина туники: двадцать и две фасолины. Ширина: пятнадцать фасолин и круглая горошина.

Камушек тут был впервые и с любопытством оглядывался по сторонам. В углу стоял ткацкий станок, с которого спускалась полоса серого полотна, частично накрученного на валик. Несколько уже законченных аккуратно сложенных кусков лежало на полке. Наверняка ожидали отбеливания и краски. Мотки пряжи были ровненько развешены на колышках, иглы и шпильки воткнуты в твердую подушечку. Мелкие предметы разложены по коробочкам и глиняным мисочкам. Везде царил безукоризненный порядок. Каждая вещь имела свое определенное место. Дымка двигалась свободно, точно зная местонахождение каждого клочка сукна, катушки с нитками и каждого инструмента.

Красавицей она не была, но обладала в достатке тем, что называется естественным обаянием. Милое круглое личико с коротким забавным носиком и всегда приветливым выражением. Полные губы девушки часто улыбались, и тогда на щеках появлялись ямочки. Фигурка, приятно закругленная в нужных местах, притягивала взгляд Монеты, который смотрел на нее с тем особым выражением, которое нередко появляется у очарованных и влюбляющихся мужчин.

Рубашка должна была быть готова для примерки на следующий день, и Камушек снова пришел к Дымке, но без сопровождения.

И застал ее у станка. Ее умелые пальцы бегали по основе, проверяя, не порвалась ли одна из ниток. Запускаемый рывком за шнурок челнок скользил то в одну, то в другую сторону, протягивая за собой нить, и полотно появлялось как бы ниоткуда с огромной скоростью.

* * *

Она услышала, что кто-то вошел, хотя ткацкий станок стучал и скрипел немилосердно.

— Монета? Веточка?..

Нет ответа.

Несмелое прикосновение к плечу и близкий запах чернил и мужчины. Дымка повела пальцами вверх по руке незнакомца, а когда коснулась плеча, уже знала, что стоит рядом с ней та самая высокая и худая «рыбка», как без всякого злого умысла называли тут глухонемых. Вчерашний гость, на которого она должна сегодня подогнать скроенную одежду.

Дымка любила рассматривать мир, хотя делать это могла только руками. Познавать красивые тела было так же приятно, как касаться гладких теплых камушков на пляже, ощупывать шершавые поверхности тканей или испытывать то неповторимое чувство, когда ветер скользит между прядями волос и омывает пальцы.

У парнишки была хорошая кожа. Она «видела» это, когда исследовала, насколько низко вырезать рубашку вокруг шеи, собирала складки на плечах и отмечала, докуда должен доходить рукав. Любопытно, сколько ему лет? Разговорчивым он не был, как и большинство «рыбок», но она невольно им заинтересовалась. От него пахло молодостью. Он непроизвольно напрягал мышцы, когда чувствовал ее руки на своем теле. Она на мгновение задержала ладонь на его груди. Сердце у него бешено колотилось. Дымка не смогла удержаться от улыбки. О благосклонная Богиня! Невинность в эти тяжелые времена? Это уж слишком красиво.

* * *

Камушек и раньше встречал Дымку, но тогда она его мало интересовала — просто еще одна обитательница деревушки. Он даже не осознавал, что она слепа. Только потом ему припомнились мелкие приметы слепоты, на которые он раньше просто не обращал внимания: осторожно протянутая вперед босая нога, ощупывавшая край крыльца или порог, почти незаметные прикосновения к окружающим предметам, несколько застывшая посадка головы. По тропинкам поселка она передвигалась быстро и уверенно, как будто увечье совсем ее не коснулось.

А теперь Камушек стал искать общества девушки. Приходил к ней домой, садился рядом и смотрел, как Дымка работает. Ему нравилось смотреть, как ее руки наколдовывают выпуклые узоры на толстых шерстяных тканях или направляют тонкие нитки так, чтобы они укладывались в ровное полотно материй для белья. Дымка наверняка слышала его шаги, но никогда не подавала и виду. Она обращалась с ним как с мебелью, что, может, для него было и легче. Он чувствовал себя неловко, как незваный гость, но что он еще мог сделать? Она его не видела. Он не мог даже подать ей какой-то знак, не было смысла посылать ей милые улыбки или выразительные взгляды. А коснуться девушки у него не хватало смелости.

* * *

Дымка удобно устроилась на широкой доске подоконника и подставляла лицо теплым лучам солнца. В небольшой рамочке она выплетала коврик, прислушиваясь к тому, что происходит в поселке. Скрипел журавль у колодца. Ночной Мотылек и Краюшка пели в кухне на два голоса. Доносился запах выпекаемого хлеба. Кто-то шел по высохшей траве. Босиком. Знакомые длинные шаги. Шорох одежды и тихонькое поскрипывание дерева, когда гость уселся на скамейке под окном. Камушек снова пах тушью, видно, только что закончил писать для Медного. «У тебя слух, как у кошки, а обоняние как у акулы, девочка», — шутливо говаривал Повелитель ветров.

Дымка представила себе мысленно позу парнишки и схватила его за волосы. Она почувствовала, как он вздрогнул от неожиданности. Услышала тихий вздох, но вырываться он не стал.

* * *

Она сделала это так внезапно и безошибочно, что он даже испугался. Похоже, девушке, наконец, надоели его посещения, и ей захотелось выдрать у него клок волос или поколотить за назойливость. Тем большей неожиданностью оказалось осторожное, даже нежное прикосновение ее руки к щеке.

Она боялась, что это окажется опять одно из тех широких, неинтересных лиц без особого выражения. Но под пальцами Дымки из пустоты возникал совсем другой образ. Высокий лоб, говорят, свидетельствует об уме. Худое, слегка угловатое лицо с нежными губами, зато мощными и упрямыми бровями. Щеки все еще гладкие ох, неужели он еще так молод? Но, кажется, все-таки не СЛИШКОМ молод?

* * *

Камушек, которого так ощупывали, только в первый раз почувствовал себя неловко. Но он быстро привык к тому, что Дымка видит пальцами, хотя в глубине души подозревал, что многие из этих прикосновений не так уж невинны. Но ведь их ничего не связывало, кроме чувства осязания.

Совместные прогулки — сперва неподалеку от границ поселка, потом с каждым разом все более дальние — быстро стали для них путешествиями в чувственный мир, где зрение было не так уж важно. Дымка стала вожатой Камушка по яркой и красочной вселенной вкуса и обоняния. Она учила молодого приятеля, как распознавать тропинки босой ногой. Находила с помощью своего обостренного обоняния кустики ягод, укрытые в зарослях, и душистую траву, чей едва ощутимый аромат Камушек чувствовал только вблизи. Вместе они слизывали вечернюю росу с мохнатых листочков. Вдыхали острый смоляной запах сосновых стволов и иголок. Дымка без малейшего отвращения брала в руки насекомых и ящерок, которых ловил парнишка. Он же по ее примеру съел муравья, чтобы с невообразимым изумлением убедиться, что он страшно кислый.

Дымка собирала охапки жестких трав, шершавые палочки, кору и шишки. Колючие семена и птичьи перья. Камушек никак не мог понять, что означает такое забавное пристрастие, пока Дымка не показала ему, над чем она трудилась с такой самоотверженностью и страстью.

* * *

Первый коврик Дымки Камушек увидел еще неоконченным и растянутым на рамке. Понять, что на нем изображено, было невозможно. Еще несколько девушка развесила по стенам. Всех их объединяла одна черта — они были одинаково отвратительны. Лишь немногие имели традиционную квадратную форму, и каждый из них состоял как бы из разнородных заплаток. А если говорить о материале, из которого их изготовили, то тут было, кажется, абсолютно все. Дымка небрежно соединяла остатки цветной пряжи, ремешки и мягкие кусочки меха, клочки шелка, палочки и мохнатые метелки тростника… Кое-где пришивала к ткани стеклянные бусины или глиняные черепки. Все вместе это выглядело, как плод работы совершенного безумца. Смущенный, Камушек не знал, что и подумать, а Монета не мог ему объяснить. Хотя, возможно, и не хотел. Когда Камушек спросил его, он только пожал плечами, скользя задумчивым взором по своим картинам. У Камушка возникло такое впечатление, очень его раздражавшее, что и рыжий художник и Дымка обладают совершенно иной восприимчивостью, будто им открыт был краешек какой-то чудной тайны, а ему, вероятно, никогда не дано будет к ней даже приблизиться. Коврики Дымки его завораживали, несмотря на все их уродство. Но он никогда бы не сумел разгадать загадки, если б сама ткачиха не облегчила ему это.

Когда однажды днем парнишка, как обычно, зашел в мастерскую Дымки, там весь пол был устлан ее килимами, точно одним огромным пестрым ковром. Камушек даже не представлял, что она столько их сделала. Девушка стояла босиком прямо на своих рукоделиях, поэтому и он сбросил сандалии у порога. Ходить босым по этим странным гобеленам было все равно что ступать по земле в лесу.

Каждый чего-то боится. У одних страх вызывают пауки, других так пугает высота, что даже подняться по лестнице им трудно. Надо признаться, что Камушек исключением не был. Его кошмаром была темнота, может, потому что он слишком полагался на зрение и без него оказался бы совершенно беспомощным. А между тем Дымка завязала ему глаза платком и на ощупь проверила, не осталось ли щелочки, чтоб он мог подглядывать. Ничего приятного в этом не было. Конечно, он уже не был маленьким ребенком, который приходил в панику, если его запереть в темной каморке. Он понимал, что единственной опасностью был бы синяк на ноге, который можно заработать, наткнувшись на какой-нибудь столик. Но одновременно в глубине души у Камушка росло противное ощущение, что вокруг расстилается неизмеримая пустота и можно идти целую вечность, но так и не коснуться ни одной стены. Он не успел снять повязки, потому что Дымка потянула его вниз, заставила опуститься на колени. Она направляла его ладони так, чтобы они скользили по коврикам, точно по удивительной карте чужих стран. Парнишка ощущал под пальцами структуру любопытного полотна, но был в состоянии только догадываться, чего он касается. Мягкие скользкие кусочки могли быть шелком. Шершавые, жесткие — наверное, плетенка из ремешков. Он натыкался на тонкие волоконца, которые цеплялись за неровную кожицу у основания ногтей. Кое-где попадалось что-то твердое и выпуклое — бусины?.. семечки? Шероховатые кусочки — кора?

Зрение стало несущественным. Не этим чувством следовало воспринимать произведения Дымки. Камушек только сейчас это понял и даже удивился, что секрет оказался так прост. Внешний вид не считался, рисунок был неважен… имела значение только фактура, выделка. Там могли быть хирургические нити, пряжа для вышивания или конские волосы. Все равно.

Дымка ткала саму жизнь. Так, как она ее «видела». Мягкие перья, вшитые в килим, твердые колечки… птица? Сова? Ворон с твердыми когтями? Сухая трава, тростник, прохладные кусочки… стекла? Отполированные камешки… что-то шершавое… море! Берег моря, заключенный в рамку, изображенный на коврике — картине для осматривания руками. Если иметь хоть капельку воображения — там можно было найти все. Летнюю жару и зимний дождь, каменистые дороги, пахнувшие соломой жнива. Порез ножом. Пучочки трав, которые повесили на шнурке сушиться. Бархатистая кожица зреющих персиков… Ладоней ему уже не хватало. Увлеченный, мальчик скользил по полотну лицом, вдыхал его запах. Он сорвал с себя рубашку, лег на тканый шедевр, чтобы почувствовать его еще полнее… всем телом.

У Камушка мелькнула мысль, что вот так, катаясь по полу, он, наверное, выглядит невероятно смешно, но ведь никто его не видит… кроме Дымки, чья теплая ладонь вдруг легла на его спину.

Пальцы девушки медленно скользнули по его пояснице, пробуждая в нем внутреннюю дрожь. Он почувствовал ее щеку на своей. Странная вещь, губы так быстро отыскали друг друга, несмотря на темноту, а ладоням нашлось более интересное занятие, чем рассматривание тряпочек.

* * *

— Если б ты только знал, какой ты красивый… — вздохнула Дымка, водя пальцами по выпуклостям мальчишеской мускулатуры. — И весь мой…

Во время любой охоты важнее всего приманка. Забавно, что некоторые разновидности «рыб» можно ловить на… коврики.

* * *

Заполненное однообразными занятиями время текло неумолимо. Камушек по-прежнему вел все счета Медного. Правда, все более неохотно, поскольку работа была нудной и утомительной. Выполнял он и обычные дела по дому и хозяйству. Даже встречи с Дымкой, хоть и давали ему впечатления и приятности особого рода, тоже сделались в некотором роде монотонными. Камушку даже пришла в голову мысль, что он предпочел бы хоть раз просто-напросто поговорить с девушкой, а не узнавать от нее, на что еще способно человеческое тело.

Он тосковал по дому и даже гораздо сильнее, чем хотел признаться самому себе. Ему не хватало заброшенных упражнений в создании миражей. Он стал задумываться, на самом ли деле его толкнул к бегству страх перед старшинами Круга. А может, это был только предлог, чтобы избежать последнего экзамена? Он ведь не был тогда уверен, что справится. А что, если он только бессознательно хотел спастись от неудачи и стыда? И вместо этого оказался в еще худшем положении.

А тут еще они с Пожирателем Туч незаметно стали отдаляться друг от друга. Дракон бродил по окрестностям, предаваясь своему любимому занятию, то есть охоте, а его добыча попадала на кухню к Ночному Мотыльку. Кроме того, он подолгу просиживал в мастерской у Монеты. Камушек проводил время с Повелителем ветров, Дымкой или другими глухонемыми обитателями поселения. Они с драконом еще спали рядом в одной хатке, но все реже «разговаривали» между собой, а в конце концов начали просто проходить друг мимо друга, как случайные знакомые. У каждого были свои дела.

Луна становилась все более полной. И каждую ночь висела над верхушками деревьев, точно огромная надкушенная дыня. Медный предвидел огромный прилив на море, который принесет в дельту Эните порядочную смесь воды, ила, рыб, янтаря и водорослей. А отлив зато вырвет кусок земли, как это уже не раз происходило. Что-то прибудет, что-то убудет. Новая работа для рисовальщиков карт. География дельты и морского берега была очень изменчива, особенно там, где никто не заботился о волноломах. Гигант — виновник всей это круговерти, светил как ошалелый, совсем оттеснив своего малого брата, который мерцал низенько над горизонтом, робкий и бледный.

Повелитель ветров не имел ничего против того, чтобы Камушек пользовался небольшой библиотечкой, принадлежавшей «временно» отсутствующему Стражнику слов. Парнишка часто по ночам забирался на крышу и читал, пользуясь даровым освещением.

И как раз такую обстановку под огромным золотым щитом луны выбрал Пожиратель Туч, чтобы поговорить со своим сожителем.

Он ждал на самой верхушке крыши, облитый серебряным светом, точно стальная статуя. Драконьи глаза горели из-под растрепанной челки — два красных огонька в пятнышке тени. Было что-то опасное в его сгорбленных плечах, напряженных мышцах. Он напоминал затаившегося монстра. От беспечного мальчишки, с которым Камушек провел столько времени, ничего не осталось. Перед ним стоял выродок, неестественное и чуждое чудовище. Камушек даже засомневался — остаться или все-таки спуститься по лестнице вниз? Пожиратель Туч сделал первый шаг. Неожиданно и жестко Камушка втянуло в бездну драконьего разума. Он вдруг оказался сразу в двух местах — в собственном теле и внутреннем мире дракона. Чувство раздвоения было таким потрясением, что Камушек зашатался и чуть не упал.

«Смотри моими глазами. Слушай моими ушами. Мне так грустно, останься со мной, я так одинок…»

Ошеломленный парень, судорожно вцепившись в конек крыши, смотрел на дракона огромными от изумления глазами. Пожиратель Туч печалится? Страдает от одиночества?..

Однако мысленную передачу невозможно подделать. Пожиратель Туч на самом деле был разочарован, печален и даже слегка рассержен. Но сильнее всего разочарован. Он искал новый способ существования среди чуждого ему вида. Его уныние оставляло тухлый привкус на языке. Зачем жить? Какой смысл жить шестьсот или семьсот лет, если после тебя остается только несколько щенков?

«Мы больше не разговариваем. Я не хочу возвращаться на Драконий архипелаг, но что мне тут делать? Ты больше не создаешь иллюзий, и я перестал быть тебе нужным», — с горечью прибавил он.

Камушек почувствовал стыд. Ему было очень досадно. Внешне легкомысленный лакомка, любящий удобства и удовольствия, Пожиратель Туч был наделен столь человеческими чувствами и устремлениями. Парень понял, что, сам того не сознавая, обидел своего товарища. Попросту его не уважал. Сосредоточившись на себе и своих проблемах, только использовал Пожирателя Туч как инструмент. Брал, ничего не давая взамен, а когда дракон уже не был ему нужен, вообще перестал им интересоваться.

«Я думал, что мешаю тебе. Ты все время куда-то ходишь сам», — неловко пробовал он оправдываться.

«Кажется, все совсем наоборот. Это ты все время таскаешься к этой слепой самке, и все остальное мало тебя волнует».

Смущенный Камушек поспешил изменить тему разговора.

«А почему ты, собственно, держишься с людьми? Это же очень странно для дракона, разве нет?»

«Руки», — коротко ответил Пожиратель Туч.

«…?..»

«У людей есть руки. Я даже не подозревал, чего мне не хватает, пока не воплотился в это тело. Руками можно столько всего сделать, что просто в голове не помещается. Люди такие живые, — добавил он, чуть помолчав. — Они что-то делают. У них есть смысл в жизни».

Кризис личности у дракона? Это что-то совершенно новенькое. Да еще он был так молод. Восемьдесят лет драконьей жизни в пересчете на человеческий возраст — это даже меньше пятнадцати. В этом смысле Пожиратель Туч был моложе Ткача иллюзий.

Камушек влез чуть повыше, на самый конек крыши, и уселся рядом с драконом.

«Люди тоже не знают наверняка, существует ли смысл жизни. Но обычно пытаются его искать».

«Ты, кажется, уже не ищешь».

Пожиратель Туч попал в точку. Какой толк от Ткача иллюзий, который не создает иллюзий? Камушка уже довольно давно мучило ощущение собственной никчемности, причем так сильно, что даже безмерная благодарность Медного не могла его заглушить. Так больше продолжаться не может. Тот смысл жизни, который так заботил Пожирателя Туч, был недостижим для Камушка, пока парнишка оставался на месте. Он должен стать магом. Он УЖЕ маг! И должен находиться в Замке магов.

«Я вернусь!.. — решил он в неожиданном порыве отваги. — Через некоторое время…»

Наверняка в Замке Камушка ждали неприятности, но все же это лучше, чем безнадежно метаться на поводке собственной трусости.

Пожиратель Туч снова установил контакт.

«Ты в последнее время часто тут бываешь. Красивый вид на луну, хотя сидеть неудобно».

«В ясные ночи трудно спать. Я прихожу сюда читать. Чтение — это тоже способ поиска смысла».

Пожиратель Туч небрежно полизал обратную сторону своей ладони, а потом протер ею глаз.

«Я не умею читать», — эта мысль была слегка окрашена печалью.

«А почему бы тебе не научиться? Память у тебя великолепная. Рисовать ты умеешь, значит, наверняка научишься и писать».

Вдохновленный новой идеей, Камушек протянул Пожирателю принесенную с собой книжку.

«Попробуешь? Я тебя научу всему, что сам умею. Обещаю».

Дракон смотрел на томик с мрачным выражением лица. Видно было, что он колеблется. Камушек при мысленной связи прекрасно чувствовал, что Пожиратель Туч не слишком ему доверяет и сомневается, сдержит ли мальчик слово. Ему стало еще более неловко.

«Прости. Я плохо относился к тебе. Позволь мне как-то возместить тебе это. Я научу тебя читать и писать. Мы будем вместе ловить рыбу. Если захочешь, вместе пойдем на охоту».

«Вместе с Дымкой?» — насмешливо спросил Пожиратель.

Камушек покраснел, что было заметно даже в лунном свете.

«Без Дымки!» — решительно ответил он.

И тут же смертельно перепугался, потому что дракон вдруг кинулся на него и схватил за шею, точно хотел свернуть ее… или перегрызть горло. Катастрофа была неизбежна. Оба потеряли равновесие, скатились по тростниковой крыше и с грохотом рухнули прямо на возделанную грядку салата.

Руки Пожирателя Туч плотно охватили тело мальчика, так что он едва мог дышать. А на ухе он почувствовал зубы! Это было больно!

«С ума сошел? Пусти меня!»

«Ты обещаешь? Обещаешь?.. Правда??» — настойчиво переспрашивал дракон.

Ради вечного Круга и Милосердной Судьбы! Неужели он ревновал?!

«Обещаю… Даже клянусь! Только пусти меня, а то удушишь! Мое ухо! Зубы прочь! Чокнутый!»

* * *

Большую часть ночи Камушек и Пожиратель Туч занимались чтением в заливавшем мир половодье лунного света. Мальчик находил в книжке самые простые символы и объяснял их дракону. Ничто, даже прославленные способности Стражников слов, не может сравниться с драконьей памятью, в которой каждая подробность отпечатывается сразу и на всю жизнь. Под утро Пожиратель Туч уже мог распознать и назвать больше сотни письменных знаков, хотя и не умел еще связывать их в осмысленное целое.

Поздним утром заспанного Пожирателя разбудили возмущенные вопли. Он высунулся из комнатки, которую они с Камушком занимали. Над уничтоженным салатом стоял огородник, страшно проклиная пакостников и грозя им пеклом и изощренными пытками. Дракон разбудил все еще сладко спавшего приятеля, и оба украдкой смылись в лес. Конечно, им и в голову не пришло признать свою вину, но зачем лишний раз мозолить глаза огороднику?

* * *

Молодой дракон делал поразительные успехи. Ему хватило недели, чтобы овладеть приличным количеством знаков, достаточным для самостоятельного чтения. Одновременно он учился писать, под наблюдением Камушка переписывая очередные строчки текста. Надо было видеть, как сосредоточенно трудился над табличкой Пожиратель Туч — точно художник, создающий шедевр. Хуже стало, когда пришло время использовать новоприобретенное умение. Фантазия Пожирателя Туч не выносила ограничений, которые налагает орфография. Он приделывал к идеограммам разнообразные точечки, зигзаги и хвостики, потому что, видите ли, «так красивее», и с огромным сопротивлением принимал к сведению, что это изменяет смысл написанного. А кроме того, в азарте он писал всем телом, так что после урока у него обычно были черные от чернил ладони, локти и даже нос и язык.

И так проходило время. Камушек стал реже навещать Дымку, но, казалось, девушку это не слишком обеспокоило, так что он с совершенно чистой совестью продолжал посвящать свое время привередливому дракону. Никого не удивляло, что «близнецы» бродят вместе по сосновым лесочкам и дюнам, поросшим жесткой травой. Пожирателя и Камушка считали братьями, а всем известно, что у братьев могут быть свои, общие для них секреты. Иногда они шутливо боролись на горячем песке. Камушек учил Пожирателя приемам борьбы, одновременно строго запрещая кусаться. Дракон, довольный, что им интересуются, иногда позволял мальчику побеждать в таких схватках.

Они собирали пух из гнезд диких уток, обитавших в приморских дюнах. Пожиратель Туч заметил, что песок над залежами янтаря немного отличается по запаху, особенно когда солнце его разогреет. И без особого труда научился отыскивать хорошие места, где они копали ямы и собирали щедрую добычу, которая потом попадала к Медному. Камушек гордился тем, что приносит пользу, поскольку с лихвой возмещал все траты на свое содержание и чувствовал себя совершенно взрослым.

Не опасаясь любопытных глаз, он снова начал творить иллюзии с тем большим увлечением, что после длительного перерыва эти занятия снова приобрели вкус новизны. Но это уже были не давние нудные упражнения, приводившие в бешенство драконьего щенка. К вящему восхищению Пожирателя Туч, талант молодого Ткача иллюзий создавал столь чудесные и забавные вещи, что на скорую руку придуманное название «чудилки» идеально к ним подходило. И вот в тихих безлюдных уголках вокруг двух приятелей ползали разноцветные зверушки — пятнистые и полосатые ежики или розовые белки такого яркого оттенка, что глазам было больно смотреть на них. Саламандры испускали маленькие языки пламени. Устрицы открывали свои раковины, чтобы неожиданно показать насмешливо высунутые язычки. Хищные яблоки и мандаринки враждебно посверкивали круглыми глазками и пытались что-нибудь у себя же отгрызть. Осмелевший Камушек давал волю фантазии, создавая даже целые пейзажи с множеством мелких деталей. Он не боялся ошибок, потому как кто мог бы над ним посмеяться и низко его оценить? Но каждая новая иллюзия выглядела более совершенной, чем предыдущая.

Это был счастливый период, и Камушек в глубине души хотел бы, чтоб он продлился как можно дольше. Но время шло, в космических счетах передвигались очередные косточки дней, вплоть до того страшного, когда Пожиратель Туч чуть не погиб.

* * *

В то утро Камушек пробовал разобраться в небрежных смятых бумажках — заметках Медного. Нортландец использовал собственную систему знаков, которая, возможно, действительно была бы простой и понятной, если б мужчина еще и соизволил рисовать яснее и четче. Он выучил одиннадцать цифр и пять знаков счетного кода и, особо себя не утруждая, чередовал их с каракулями, которые должны были изображать конкретные предметы. На особенно таинственном клочке виднелась цифра восемь, символ, напоминающий улитку, и предмет, который мог бы быть горшком на ножках. Если бумажку перевернуть, горшок начинал походить на ежа, улитка оставалась улиткой, зато восьмерка превращалась в крышечку. Приготовление восьми горшочков супа из улиток (или восьми улиток в одном горшке) казалось столь же лишенным смысла, как и постройка домиков для ежей.

И вот именно тогда совершенно неожиданно появилось это страшное ощущение. Страх и боль на мгновение ослепили мальчика, точно удар по затылку — чужое страдание и посторонний страх, переданные издалека. Мысленная мольба, призыв о помощи. Чье-то сознание угасало, точно искра в пепле кострища.

ПОЖИРАТЕЛЬ ТУЧ!!

Камушек вскочил, не обращая внимания на пролившиеся на стол чернила. Он вылетел из дома, но дороге наткнувшись на входившего Медного. Бежал почти вслепую, ведомый угасающей звездочкой драконьего сознания, приютившейся где-то в глубине его разума.

* * *

— Священный молот! Что происходит?! — вскрикнул изумленный маг, с трудом сохраняя равновесие. Сын, шедший с ним, быстро заглянул в хату, из которой только что вынесся взбудораженный паренек.

— Тут ничего нет.

— Давай за ним! Как бы он себе лоб не расшиб об дерево. Свихнулся, что ли?

Монета кивнул и побежал следом за Камушком. Медный же двинулся вслед за сыном так быстро, как только позволяла ему хромая нога. Рыжая шевелюра Монеты светилась впереди, точно яркое пламя маяка.

Если б не эти волосы, он быстро потерял бы направление, хотя, собственно говоря, достаточно было идти все время прямо — как стрела летит. Камушек несся напрямик, не заботясь о том, что по дороге приходится продираться сквозь кусты, ломать ветки, оставляя на колючках нитки из одежды. Преследовавшие его нортландцы невольно должны были следовать той же дорогой. Медный не раз уже выругался вполголоса, его нога решительно протестовала против лазанья через заросшие рвы и упавшие подгнившие деревья.

Но он забыл о боли и на мгновение совершенно онемел, когда чуть позже стал рядом с сыном, с открытым ртом созерцавшим необычное зрелище.

Огромная туша, покрытая взъерошенным белым мехом, резко выделялась на фоне зеленой травы и порыжевших сосновых иголок. Неподвижная, безжизненная. Тело казалось странно плоским, точно останки сдохшего пса.

— Боже… это же дракон!

— Да, папа… — прошептал Монета.

Камушек стоял на коленях около огромной головы. Дергал за острые уши, изо всех сил пробовал раскрыть пасть ужасного хищника. Мальчик глухо постанывал, и звучало это так отчаянно, что Медный недолго думая кинулся ему на помощь.

Драконьи зубы треугольные, очень острые и имеют рифленые края, как лучшие ножи для разделки мяса. Медному с трудом удалось раздвинуть пасть бестии, при этом он чувствовал, как кожа на его пальцах расходится под нажимом убийственных клыков. Он видел, как Камушек всунул руку между мощными челюстями, по локоть и даже глубже. Медного вдруг осенило, что огромное животное не дышит, а мальчик просто старается вытащить ему язык из горла или, может, что-то еще, там застрявшее, — совсем так, как если б имел дело с больным теленком.

Повелитель ветров приложил ухо к боку дракона. Глухая тишина. Маг с облегчением подумал было, что бестия мертва, но тут же услышал одиночные удары, как будто кто-то изнутри тяжко бил кулаком в ребра. Потом быстрое биение драконьего сердца, снова тишина… и снова неравномерные удары, точно сердце мучительно заставляло себя работать.

Алое озерко драконьего глаза медленно раскрылось. Черный вертикальный зрачок пульсировал. Дракон закашлялся, приподнял клонившуюся набок голову. Из пасти его свисали потеки густой слюны. Тело судорожно вздрагивало, как у кота, когда его рвет шерстью. Наконец после особенно жуткого приступа, точно он хотел весь вывернуться наизнанку, дракон задышал нормально.

Онемевшие от изумления Медный и Монета смотрели, как дракон укладывает свою огромную башку на землю, рядом с мальчиком, а тот гладит его и треплет за ушами, все еще дрожа от потрясения.

* * *

Камушек почувствовал такое облегчение, что чуть не расплакался. Пожиратель Туч, глубоко дыша, точно наслаждаясь вкусом воздуха, отдавался ласкам. Он проделал в земле порядочное углубление. И объяснил, что использовал почву как строительный материал, чтобы из нее создать новое, большее по размерам тело.

«Мне захотелось полетать, а я, наверное, слишком мало съел. И у меня не хватило сил закончить превращение. Не наловчился еще, я ведь только второй раз в жизни превращаюсь из маленького в большого».

«Выглядело это так, как будто ты умирал».

«Не „как будто“, а на самом деле. Это была бы очень глупая смерть. Но ты успел. Спасибо».

Медный и Монета по-прежнему наблюдали за необычной сценой дружбы человека и дракона. Выхода не было, пришлось им все рассказать. Удивительная история побега Камушка и его дружбы с драконом вызывала у слушателей возгласы недоверия, но главное доказательство возлежало у них перед носом — огромный драконище пялился на них своими красными глазищами. Довольно быстро естественный страх уступил место любопытству, и отец с сыном восхищенно разглядывали могучее существо.

— Раз уж я до сих пор вас не съел, то уж теперь тем более не сделаю этого, — насмешливо сообщил Пожиратель Туч.

Монета схватился за голову. До него только сейчас дошло, кого он учил рисовать.

— Ведь никто мне не поверит, если расскажу! — простонал он.

— Вот лучше и не рассказывай, — посоветовал отец. — Ну и близнецы, песья кровь!! Как нас обдурили. Ткач иллюзий… уши бы ему надрать.

— Человеческая кровь, — поправил дракон. — Я с человеческой крови брал образец.

— Отец… Как ты думаешь, ведь если Камушка ищет Круг, то они должны были разослать письма? — спросил Монета, подумав. — Не было никаких писем из Круга?

У Медного лицо вытянулось.

— Было письмо, — неохотно признался он.

— Папка!!

— Тихо! Было письмо, но адресовано оно Тени! А я чужих писем не открываю, а во-вторых, читать не умею, и ты мне голову не морочь!

— Похоже, Камушку очень повезло, что он к нам попал. В других местах управляющие грамотные, — с иронией заметил Монета.

— Знать, мало я тебя порол по малолетству, языкастый больно вырос, — буркнул Повелитель ветров, но видно было, что он не очень-то сердится.

«И что ты теперь делать собираешься? Дальше удирать?» — обратился он к Камушку на языке жестов.

Паренек отрицательно помотал головой.

«Я возвращаюсь. Не убьют же меня за то, что случилось».

* * *

Пожиратель Туч не мог показаться в поселении в новом (или старом?) обличье. Он вызвал бы панический страх и всеобщее смятение. И ему необходимо было что-то съесть, поэтому он без сожаления согласился остаться в лесу и заняться охотой. А Медный, едва вернувшись домой, тут же отыскал слегка запылившееся письмо, которое не дошло до Стражника. Оно и в самом деле касалось Камушка, но, к его великому облегчению, там не было ни слова про суд и тюрьму. Зато письмо явно свидетельствовало о том, что старшины беспокоятся о безопасности некоего сумасбродного ученика, с которым связывались большие надежды.

Итак, время беспечности заканчивалось. Пареньку жаль было покидать то место, где он нашел столько милых приятелей и где, несмотря на увечье, он чувствовал себя наравне со всеми. Но грустнее всего ему было расставаться с кошмарным, капризным, избалованным, непредсказуемым чудилой, то есть с Пожирателем Туч, который, непонятно когда и как, из случайного попутчика стал лучшим другом.

И, как ни странно, юный дракон, похоже, чувствовал то же самое, поскольку при одном упоминании о расставании с Камушком он начал яростно протестовать. Он твердил, что не может отпустить мальчика в путь одного, поскольку на свете столько злоумышленников и всяческих хищников, не говоря уже про ламий, мантикор, скорпионов. И его абсолютно не убеждали доводы вроде того, что в Ленгорхии никто не видел живой ламии, и даже скорпионы редко попадаются. Ведь такой маленький и слабенький Камушечек ни за что не справится в одиночку. Он будет голодать, его наверняка кто-то обидит, а то и съест! Как будто империя Ленгорхия была дикой страной. В конце концов Камушек, только чтобы прекратить это жуткое драконье нытье, позволил Пожирателю сопровождать его до самого Замка.

В результате решено было, что паренек отправится в Замок Круга самым коротким и безопасным путем — на спине дракона. Разумеется, безопасным этот путь был только в теории. У Камушка при одной мысли о том, что он окажется на такой головокружительной высоте, подгибались ноги. С другой стороны, возможность полетать не могла не возбуждать невероятного волнения. Ведь во всей истории не нашлось бы, кажется, ни одного человека, который мог бы похвастаться тем, что ездил верхом на драконе!

Но еще до того, как поднебесное путешествие началось, стало ясно, что драконьему наезднику нужно что-то вроде седла. В противном случае он соскользнет по гладкому меху и после эффектного полета вертикально вниз найдет свою гибель на земле. Посоветовавшись, заговорщики решили, что нужно не столько седло, сколько упряжь — легкая и как можно более простая, чтобы пассажир мог привязаться к ней. И Медный быстро изготовил такую упряжь, ведь он, как бывший моряк, хорошо разбирался в канатах и узлах. «Сам себе бы не поверил…» — бормотал маг, примеряя свое творение на дракона, а Пожиратель проверял, не мешают ли ему двигаться бечевки.

Наевшийся и старательно вылизанный дракон ничем не напоминал худое взъерошенное существо, каким он был два дня назад. Выхоленный, озорной, с живым блеском в глазах, он решил, что полностью пришел в себя, набрался сил и легко может нести на себе человека даже в два раза более тяжелого, чем Камушек. Гораздо хуже чувствовал себя будущий пассажир. Он по-прежнему с недоверием относился к идее Пожирателя Туч, и только боязнь показаться трусом удерживала его от категорического отказа от необычного путешествия.

* * *

Пожиратель Туч был сложен с кошачьей экономностью. Если б лишить дракона его толстой меховой шубы, то он, верно, представлял бы собой просто потрясающее зрелище. Худой, угловатый, состоящий в основном из костей, жил и сухожилий. Только на спине и плечах находились довольно толстые подушки мышц — там, где нужно было прикладывать большое усилие для движения огромных крыльев. А упряжь, сделанная Повелителем ветров, почти вся утонула в густой драконьей шерсти. Две петли по бокам служили стременами для ног наездника. Еще одной веревкой можно было привязать себя за пояс.

Пожиратель Туч предупредил, что наверху всегда очень холодно, поэтому Медный вытащил из сундука свою старую, подбитую мехом моряцкую куртку, которой до сих пор спокойно питалась моль, поскольку в теплом климате Ленгорхии она оказалась совершенно не нужна. Камушек послушно натянул воняющее смолой одеяние, но полагал, что все эти меры излишни. Стояла такая жара, что в тяжелой куртке он сразу почувствовал себя чуть не сварившимся. А тут еще Медный ему пытался всучить толстый шерстяной шарф! Мальчик только тяжело вздохнул, про себя намереваясь тут же раздеться, едва только скроется с глаз мага.

Он в последний раз низко свесился с драконьей спины, подавая на прощанье руку Медному и Монете. Они стиснули друг другу запястья по ленгорхианскому обычаю.

«Ты там присматривай за Пожирателем Туч», — с улыбкой напомнил Повелитель ветров.

Камушек, искренне развеселившись, широко усмехнулся. От кого или от чего он мог бы охранять эту огромную скотинку? Разве что уберечь его от совершения очередных глупостей.

Непонятно, почему Пожиратель Туч выбрал для старта место рядом с опасным обрывом. Долгие годы волны прилива вырывали тут куски берега, пока не создали крутую высокую стену, отделенную от океана только узенькой полоской каменистого пляжа. У Камушка были некоторые подозрения, но он предпочитал не выяснять заранее намерения дракона. Они и так стали ясны, когда он рысью пустился прямо к пропасти. У мальчика сердце подскочило, как испуганная лягушка, и застряло в горле. Он плотно стиснул веки, изо всех сил вцепившись в драконий мех. И вдруг почувствовал порыв ветра и характерную судорогу, бегущую от живота аж до головы — точно на внезапно сорвавшихся вниз качелях. А когда он все-таки осмелился открыть глаза, у него перехватило дух от самого прекрасного зрелища в мире.

Дракон величественно скользил по воздуху, точно живой воздушный змей, а под ним простирался изумительный мерцающий голубой океанский простор. Дуновение ветра с шорохом мазнуло Камушка по ушам — это Пожиратель Туч установил мысленную связь. Дракон два раза взмахнул крыльями в поисках нового воздушного течения. Мальчик чувствовал, как волнами переливаются под ним могучие мышцы, они несли его без всякого усилия, точно муху, усевшуюся на плечо великану. Пожиратель наклонился на левое крыло, заложил плоскую воздушную петлю и длинным скользящим движением нырнул к самой воде, трубя при этом, как портовый противотуманный гудок. Гигантское голубое пространство летело навстречу дракону и его седоку. Камушка переполняли одновременно страх и восторг. Он почувствовал, что, если не дать им выхода, его, кажется, разорвет. Восторженный вопль его смешался с триумфальным драконьим рыком, и Камушек с радостным изумлением подумал, что именно так, наверное, и выглядит счастье в его самом чистом, незапятнанном обличье.

Ветер чуть не срывал волосы с головы. Пожиратель Туч в последний момент изменил направление полета, едва не скользнув животом по верхушкам волн. Соленое дыхание моря коснулось его морды. Дракон поднялся немного повыше. Камушек, находившийся с ним в полной мысленной связи, слышал не только шорох крыльев, резавших воздух, но и басовитое мурлыканье, которое начиналось где-то глубоко внутри Пожирателя как сильная вибрация, прекрасно ощутимая даже на ощупь, а потом выливалось из просторного горла — простой напев огромного драконьего удовлетворения.

Путь по воздуху оказался, и в самом деле, намного проще, чем по земле. Им надо было только держаться береговой линии и лететь примерно на восток. Рано или поздно они достигнут устья Эните, густо обросшего многочисленными пристанями и рыбацкими поселками. А уж сам Замок они наверняка увидят издалека.

Внизу темно-сапфировые пятна впадин чередовались с голубыми заплатками мелей. На волнах около берега покачивались рыбачьи лодки. С другой стороны на горизонте можно было разглядеть белые паруса торговых кораблей и красные — патрульных судов. Камушку было любопытно, могут ли те, кто заметил летящего дракона, разглядеть малюсенькую фигурку человека у него на спине. Вот бы они удивились! Ему так захотелось чуть-чуть покрасоваться! Оживление Пожирателя Туч проплыло сквозь его разум, точно золотисто-красное облако, дракон даже на мгновение отклонился было в сторону ближайшего кораблика, но потом все-таки облетел его на большом расстоянии.

«Лучше не приближаться. Из луков стреляют», — пояснил он.

Менялся пестрый вид побережья. Поблекшая дюнная зелень чередовалась с сочной окраской низкорослых сосновых рощ. Светлые пятна на большом расстоянии расплывались, возможно, это были посеревшие крыши рыбацких деревень. Когда Пожиратель Туч приблизился к берегу, перед глазами восхищенного мальчика расстелился ковер, сшитый из цветных заплат: желтые поля подсолнечников, розовые луга цветущего клевера, разделенные голубыми ленточками каналов. Кое-где виднелись ступенчатые участки, на которых, наверное, дозревал рис.

Но вскоре прекрасные виды заслонила совсем другая и вполне земная проблема — стало холодно, как и предсказывал Пожиратель Туч. Ветер проникал под одежду через малейшие щелочки. Это было совершенно невероятно — солнце светило вовсю, а Камушек замерзал все сильнее. От холода у него разболелись уши! Он замотал голову шарфом, который подарил Медный, и только жалел, что не может в него закутаться целиком. Руки он спрятал в рукавах куртки. Какое счастье, что Пожиратель Туч хоть немного согревал ему ноги. Только теперь мальчик понял, почему у дракона такой толстый пушистый мех и почему его дыхание веет жаром, как костер.

Если б не это — дракон уже через несколько часов, проведенных в воздухе, промерз бы и замертво рухнул на землю.

* * *

Пожиратель Туч вполне дословно понял выражение «долететь до Замка». Стеклянные стены обиталища магов приближались с опасной скоростью, вырастая на глазах, точно памятник грядущей катастрофы. Камушек дернул дракона за мех.

«Мы разобьемся!!»

«Да брось ты…» — Дракон перемахнул через стену с минимальным запасом, что вызвало очередное нервное содрогание у его пассажира. Такого в планах не было. Они должны были опуститься на землю где-то в сторонке, а потом скромно постучаться в ворота, а не распластываться на местной архитектуре! Прохожие уже задирали головы и с открытыми ртами указывали друг другу на необыкновенное зрелище.

Пожиратель Туч, радуясь произведенному впечатлению, на мгновение присел на коньке крыши, позируя с распростертыми крыльями. А потом пустился выделывать сложные полетные фигуры между замковыми башнями, рисуя в воздухе петли и спирали. И напрасно бедный Камушек, у которого голова кружилась от этого показа, остерегал неопытного щенка. Они оказались в таком месте, где магов было больше, чем блох на собаке, и кто знает, какие неприятности могли тут ожидать наглых драконов. С тем же успехом он мог кидать горохом об стену.

Это представление закончилось внезапно и в полном соответствии с унылыми предсказаниями Камушка — неприятно. Пожиратель как раз по небрежной дуге огибал одну из пяти самых больших башен, когда неожиданно попал под неизвестно откуда и как появившийся густой ливень. Драконы, как известно, терпеть не могут воды. Застигнутый врасплох Пожиратель сделал самую глупую вещь под солнцем — непроизвольно попытался сдать назад в полете. Он беспорядочно забил крыльями, на мгновение встал в воздухе чуть ли не вертикально и камнем рухнул вниз. В падении он закувыркался, ударившись об ажурный мостик, перекинутый между двумя зданиями. Дернувшийся шнур чуть не перерезал Камушка пополам. Падение закончилось жутким толчком. У мальчика потемнело в глазах.

Позднее он сообразил, что только на миг потерял сознание. Когда Камушек снова открыл глаза, его поразило своей невероятностью зрелище неба под ногами. А над головой его росла какая-то зелень, вокруг разносился сильный аромат петрушки. Камушек заморгал… и мир вернулся к нормальному виду. Он висел головой вниз, зацепившись в поддерживающих петлях. Камушек неуверенно ощупал себя, проверяя, на местах ли еще его кости. Основная бечевка, должно быть, лопнула, а может, просто узел распустился. Только вот как теперь выпутаться из стремян?

По ниточке мысленной связи дошло до него жалобное сетование:

«Мое крыло! Мое крыло! Сломалось! Ой-ой-ой!..»

«Радуйся, что шею себе не сломал, дурень! Если б ты свалился на спину, то я был бы уже мертв, паскудила! Ты бы просто меня раздавил!»

«Прости».

«И это все? Я б тебя просто прибил — если б ты был поменьше».

«Какое счастье, что я намного больше», — огрызнулся Пожиратель Туч, зализывая раненое крыло.

Камушек в неудобном положении боролся с затянувшимся на лодыжке шнуром, и дракон, забавно подвернув губы, зацепил бечевку зубом. Достаточно было одного рывка, чтобы освободить мальчика из ловушки.

Вокруг простирался огород — обычные грядки морковки, пастернака и капусты, заросли фасоли, гороха и бобов… Созерцание окружающего пейзажа было неожиданно прервано нападением. С огромным изумлением прибывшие путешественники узрели, как по огороду к ним мчится могучий воин с развевающимися в боевом упоении волосами. Большой изогнутый клинок, воздетый над его головой, не предвещал ничего хорошего. Камушек в мгновение ока представил себе резню, которая могла сейчас произойти. Было ясно, что раненый Пожиратель Туч не останется равнодушен, и от нападающего останутся только рожки да ножки — в самый раз псу на обед. И надо же, чтоб такое случилось как раз тогда, когда Камушек собирался уладить свои дела в Круге!

Нельзя было тратить время. Пожиратель уже приподнялся и сел, вибриссы у пасти агрессивно встопорщились. Ненормального самоубийцу надо было остановить любой ценой!

Прямо перед носом воина вдруг выросла массивная, кованная из железа решетка. Застигнутый врасплох, он непроизвольно попытался ее обойти — резкий поворот лишил его равновесия. Да тут еще Камушек кинулся ему под ноги, двумя руками вцепляясь в лодыжки. Нападающий споткнулся, перелетел сквозь решетку, как сквозь воздух, которым она, по сути, и была. Проехал животом по петрушке, ни на мгновение не выпуская меча, потом резко перевернулся на спину, выставив клинок вверх, точно скорпион, грозящий своим ядовитым жалом.

Пожиратель Туч наклонил голову, разглядывая воина с явной насмешкой. Потом спокойно лапой прижал к земле руку с мечом и облизнулся ярко-розовым языком, демонстрируя полный набор зубов. Мужчина побледнел как бумага, глаза его расширились от страха. Драконий нос принюхивался с любопытством, пасть опустилась ниже… и тогда мясистый, просторный, точно скатерть, язык сочно и с размахом облизал поверженного противника. Освободившись от прижимавшей его лапы, мужчина поднялся и принялся с нескрываемым отвращением вытираться.

Камушек и Пожиратель Туч так и покатились со смеху.

* * *

Ветер-на-Вершине еще только мгновение назад был героем, рискующим собственной жизнью спасая кого-то от жуткой твари. А теперь он чувствовал себя дурачком. Этот неблагодарный щенок его опрокинул! Просто в голове не помещается! Такого еще не бывало, чтобы человек кидался на человека, защищая… ну да, защищая дракона. Дракона, который, вместо того чтобы сожрать противника, обслюнявил его. Неужели этот мир совсем ума лишился? Маг внимательно следил за происходящим. Подросток уже не смеялся. Он скинул куртку и все более неуверенно оглядывался по сторонам и отступал поближе к бестии, точно в поисках защиты. И ничего удивительного. Все больше любопытных собиралось у огорода. Они топтали грядки, а глаза таращили — ну, точь-в-точь лягушки с запором. Среди них были и знакомые Бродяжники, Творители и Искры — и это хорошо: на случай, если дракону вдруг что-то дурное в голову придет, они будут под рукой. Другое дело, что если б Ветру кто-нибудь такое рассказал за кружкой, то он бы ни одному слову не поверил. Дракон на грядке с петрушкой, вот это да!

А парнишка, хоть и маловат, но тоже маг, причем Ткач иллюзий. Ветер-на-Вершине пощупал челюсть. Щенок совсем неплох — картинка была первого сорта. Ветер почти чувствовал сопротивление, когда пролетал сквозь нее. Если б мираж был сделан хоть чуть лучше, то решетка уже отпечаталась бы у него на морде. А дракон уставился на него, шевелит одним ухом и язык вывалил, точно издевается, вот скотина!

* * *

Человек, который ринулся биться с драконом, был, несомненно, хайгом — это стало ясно с первого взгляда. О том свидетельствовали и подрезанные сверху уши, и татуировки на лице. Горцы не любят покидать свои селения, поэтому Камушек еще ни одного из них до сих пор не видел, но в свое время читал о племенах с Зеркальных гор и хорошо помнил их красочные описания.

На хайге была короткая туника синего цвета, перепоясанная очень широким поясом с пряжкой, которая казалась серебряной. Он ходил с голыми коленями, что не пристало взрослому мужчине, но горец, похоже, относился к этому с полным равнодушием человека, считающего себя прекрасно одетым. Его костюм дополняли высокие башмаки, украшенные кожаной бахромой. Так же странно выглядели и его волосы — надо лбом они торчали, точно щетка, а сзади были длинными, как у благородных, и свободно падали на спину.

Камушку любопытно было, что эта необычная особа тут делает. На мага он не был похож. Может, случайный гость? А может, посол с гор?

Вокруг собралось много людей. Камушек по-тихому надеялся, что среди них увидит знакомую фигуру Белобрысого, но Наблюдатель не появлялся. Парнишка погрустнел. Конечно, прошло уже столько времени, Белобрысый наверняка уже вернулся домой. У него же была работа и обязанности по отношению к жителям Змеиных Пригорков.

«Что дальше делаем?» — осведомился Пожиратель Туч.

«Я должен отдать письмо от Медного, но если я тебя одного оставлю — ведь опять что-то натворишь».

«А этот взъерошенный все время на меня пялится».

«Ты бы тоже пялился, если б тебя дракон облизал».

«Нет, если б дракон, то не пялился бы. Вот если б меня человек полизал — тогда может быть…»

Их беседу прервало появление четырех магов, которые отважно подошли поближе. На их лицах застыло выражение, полное достоинства, а шествовали они так жестко выпрямившись, точно палки проглотили. Тот, кто двигался первым, старался смотреть только на Камушка, но было видно, что его взгляд все время устремляется выше, к зубастой пасти, зияющей над головой мальчика.

— Это твой дракон?

Белый нос мгновенно оказался на уровне лица спрашивающего. Маг от неожиданности отшатнулся, и если б расторопные товарищи его не поддержали, наверняка рухнул бы навзничь в петрушку.

— Да-а-а… мой, — ответствовал Пожиратель Туч саркастическим басом. — Я, как бы это сказать… свой собственный.

Бело-розовые ноздри с шумом раздулись.

— Что ты ел? — удивился дракон. — Чем это от тебя воняет? Фу, да тебя мне противно было бы даже лизнуть!

Со стороны послышался громкий хохот и хлопки — это хайг выражал свою радость, шлепая себя по бедрам. Осмеянный представитель Круга поджал губы:

— Что это тебя так развеселило, Ветер?

— Его болтовня и твоя мотня, потому что вижу, как она у тебя трясется. Почему бы тебе не спросить, кто этот парнишка? Ты будешь удивлен.

Тем временем мальчик вытащил из-за пазухи сложенный в несколько раз лист и сунул его под нос ближе всех стоявшему магу.

«Привет и мое уважение. Письмо от Медного, Повелителя ветров с Янтарного берега», — развернулась в воздухе иллюзорная лента надписи.

Если кто-то еще сомневался относительно личности таинственного гостя, то теперь все сомнения были окончательно развеяны.

Маг взял письмо, распечатал его и пробежал глазами содержание.

«Я никого не приветствую, поскольку вы все меня порядком достали, точно клещи, сучьи вы дети… — громко прочитал он, и голос его слегка дрогнул от неожиданности. — Сколько мне еще тут сидеть одному без всякой помощи, до самой сраной смерти, что ли? Тень, то есть Стражник слов, не возвращается, а у меня уже голова пухнет от работы. Если б этот парнишка мне не помог, то оставалось только удавиться, вот и все. Был мне тут вместо писаря, и по расчету ему полагаются четыре серебряных „дракона“. А если его кто обманет, то ноги с жо…»

Читавший закашлялся и прервался.

— Дальше идут уже дела… частные.

Ветер даже подвывал от восторга. Пожиратель Туч посмотрел на него с симпатией.

— Ты мне нравишься, — милостиво изрек дракон.

* * *

Вопрос о том, что делать с неожиданным посланником, становился все более насущным. Парнишка по-прежнему стоял у бока дракона. Стало ясно, что любые недружелюбные жесты по адресу мальчика, державшего тесную связь с чудовищем, могут закончиться весьма неприятно. Разумеется, в огороде находилось немало магов, чьи способности позволяли уничтожить даже такое огромное и опасное существо. Но все-таки лучше бы было избежать такого исхода вместе с неразрывно связанными с ним суматохой и замешательством. Управляющие Замком не любили беспорядка, а дракон в огороде, веселящийся хайг и толпа, вытоптавшая все грядки, — все это были составляющие хаоса, который следовало привести в порядок.

«Опоздавший на экзамен?» — формальности ради спросил надутый Говорун, хотя ответ мог быть только один.

Мальчик неуверенно кивнул головой.

«Вы еще принимаете кандидатов?»

Маг увидел в его глазах столько затаенной надежды, что вдруг смягчился и даже выдавил из себя легкую улыбку. В конце концов, перед ним все-таки стоял не преступник, а обычный подросток, которого угораздило столкнуться именно с потомком рода Брин-та-эна. Такая встреча редко бывала приятной.

«Ты все страшно напутал, парень. Похоже, любишь ты порисоваться. Сначала побег, а теперь возвращение с еще большим шумом. Но, по крайней мере, ты сам вернулся, и нам не пришлось силой тащить тебя сюда».

«Искра выздоровел?»

«И даже очень быстро. Мы передвинули ему срок сдачи, и он уже ходит в шарфе».

«Это был несчастный случай. Я не знаю, как это произошло, и совсем этого не хотел». — Мальчик пробовал оправдываться.

«Я знаю. И только поэтому ты не будешь наказан. А что касается экзамена, то завтра мы посмотрим, чего ты стоишь. Если уж тот смог сдавать позднее, то и ты можешь».

И только тогда парнишка понял, что в состоянии ответить на улыбку, а маг удивился, как сильно изменилась его угрюмая, ожесточенная физиономия, когда ее осветило выражение радости.

* * *

— Кто-нибудь из вас видел что-то подобное?

Такие и похожие выражения звучали повсюду в Замке, если двое или трое его обитателей собирались вместе. Кабачок в приятном прохладном полуподвале не был исключением.

— Не видел, — согласился Ветер-на-Вершине, покачав головой, а потом от души рассмеялся.

— Где они сейчас?

— В сарае под стеной с западной стороны. Мальчишка не хотел оставлять дракона одного, а вдвоем они не поместились бы ни в одной комнате. Ничего, поспят на соломе. Теперь они там сидят и отдыхают, а половина замковой прислуги толчется вокруг и пробует подглядывать в щели. А весь город уже гудит от сплетен.

— Я им занес еды… ну и то, что оставил тут Наблюдатель, — добавил хайг. — А утром отведу мальчишку в Лотосовый зал.

* * *

Сарай оказался вполне привлекательным местом. С одной стороны там хранился разнообразный садовый инструментарий, а с другой лежали вязанки соломы и сено. Внутри стоял очень приятный запах. Сквозь щели в деревянных стенах заглядывало солнце. В воздухе кружилась золотистая пыль. Пожиратель Туч со вздохом глубочайшего удовлетворения тут же развалился на сене и принялся старательно вылизывать чуть треснувшее крыло. В небольших окошках под крышей то и дело мелькали чьи-то любопытные лица, но достаточно было короткого рыка, и они немедленно исчезали, точно задутое пламя свечки.

Полакомившись половинкой барана, дракон пришел в великолепное настроение. Камушек задумчиво обгрызал лепешку. Оказалось, что Белобрысый перед отъездом оставил сумку с вещами мальчика в Замке, и горец, который, видимо, назначил себя опекуном странных гостей, притащил и ее.

«Его зовут Ветер-на-Вершине», — сообщил Пожиратель Туч.

«Кого?»

«А того облизанного. Сказал, что он тоже маг».

Камушек удивленно поднял брови.

«А шарфа не носит».

«Медный тоже не носил, — возразил дракон. — Видишь, как все хорошо складывается? Завтра ты получишь свою голубую тряпку и перестанешь себя грызть».

«Еще не известно. Или получу, или нет».

Камушек подозревал, что его приняли бы гораздо более прохладно, если б не присутствие Пожирателя Туч, уже сама величина которого вызывала уважение. Оскорбленные старшины Круга могли вообще не допустить его до экзамена. Наказать, запереть где-то и вообще сделать с ним все, что захотят.

Камушек оценивающе посмотрел на приятеля. На него самого давно уже не производили впечатления драконьи зубы и кроваво-красные глаза, но другим людям Пожиратель по-прежнему должен был казаться жутким чудовищем. Одно ясно наверняка — его появление в Замке долго будут помнить.

Кожаная дорожная сумка, потемневшая от старости, с вытертыми углами — некрасивое, но добротное старье; вид ее вызвал вдруг столько воспоминаний о покинутом доме, что у Камушка сжалось сердце.

Он отстегнул пряжки. На самом верху лежал вчетверо сложенный лист. Парнишка тотчас узнал знакомый почерк Белобрысого.

«От Наблюдателя Белобрысого Ткачу иллюзий Камушку. Сынок, я пишу тебе на тот случай, если гвардия Круга отыщет тебя раньше. Если ты читаешь эти строки, то ты наверняка уже в Замке. Надеюсь, что ты здоров и в безопасности. Ничего не бойся, только прошу тебя, не делай больше глупостей. Ребенку розгой вбивают разум в голову, но ты уже для этого слишком большой. Тебя уже будет трепать сама жизнь, надеюсь, не слишком болезненно. Спроси о маге по имени Ветер-на-Вершине, поскольку он очень хороший человек, хотя и великий оригинал. И не задирает нос перед такими простаками, как мы. И, несомненно, поможет тебе и делом и советом. Я же теперь возвращаюсь домой, поскольку и работа меня ждет, и здоровье слабеет. А болеть уж лучше в своей кровати, а не в чужой. Что бы ни случилось, возвращайся домой, потому что я жду тебя, сынок, и очень скучаю».

Мальчик дрожащими руками снова сложил письмо. Белобрысый написал «сынок», хотя Камушек был только его воспитанником. Маг никогда не требовал, чтобы Камушек обращался к нему как-то иначе, чем просто знаком имени. Отцом же был человек, чей прах давно уже смешался с землей на окраине далекой деревеньки. Камушек его почти не помнил. В памяти осталось только несколько обрывочных расплывчатых картинок — чьи-то длинные ноги, затуманенное мужское лицо, склонившееся над ним с высоты (ведь он был тогда так мал). Колючая щетина. Пара рук, терпеливо сплетающая ремешки… вот и все. Только это называлось для него именем Туча. Это Белобрысый терпеливо укладывал детскую ручку, державшую перо, отвечал на сотни самых странных вопросов, лечил разбитые колени, и, кажется, только его и волновали детские чаяния и печали Камушка.

Камушек уткнулся лицом в руки. Он чувствовал себя ужасно — себялюбивый, неблагодарный… он не стоил той любви, которую ему подарили, ничего не ожидая взамен. Ему и в голову не пришло послать хоть пару слов домой, чтобы опекун не волновался за него. И неужели он и в самом деле не мог называть Белобрысого отцом? Это же такая мелочь… Возможно, Белобрысый ждал этого, хотя раньше никогда не выдал этого своего затаенного желания. А ведь он, без сомнения, имел право так называться.

Пожиратель Туч перестал вылизываться, внимательно приглядываясь к мальчику.

«А ты чего это?.. Снова протекаешь?»

«Нет… только мне так грустно, — ответил Камушек. — Ты иногда скучаешь по дому?»

«Немного, но не слишком. Я ж совсем недавно видел родителей, почему же я должен скучать по ним?»

Пожиратель Туч не заглядывал в родные края дольше, чем Камушек, но, будучи долговечным драконом, он иначе ощущал время. Год проходил быстро, месяц казался мгновением, а целый день, проведенный в безделье, был для него только коротким отдыхом. Но, видно, вопрос Камушка обратил мысли молодого дракона к семье, потому что он вскоре снова установил связь.

«Интересно, что там было в яйце… он или она?»

«А кого бы ты хотел?»

«Сам не знаю. Я вообще не слишком привычен к детям. Хотя там, в поселении, они были даже забавны. И все-таки скорее брата. Хотя этот младенец все равно поначалу будет так мал, что станет спотыкаться о собственные лапы. Так что мне совсем без разницы. А вот когда он подрастет, я покажу ему, как ловить крабов».

«И воровать кур?» — ехидно подсказал Камушек.

«Прежде всего, я научу его летать! И играть в загадки!»

«Может, еще янтарь искать?»

«Да! И читать! И еще рисовать! — Возбуждение Пожирателя росло. — Но это попозже, когда он поумнеет», — трезво добавил он.

Эти перечисления развеселили и немного утешили Камушка. Еще некоторое время они перечисляли самые разные вещи, которым могли бы научить маленького братишку Пожирателя Туч, и строили туманные планы на будущее, но солнце клонилось к западу, и усталость брала верх. Наконец они оба заснули на мягком сене.

* * *

Ветер-на-Вершине привык вставать вместе с солнцем, и длительное пребывание в Замке не сумело изменить его привычек. На рассвете тут вскакивала прислуга, так что позднее лежание в постели стало даже знаком более высокого статуса. Но Ветер глубоко презирал внешние знаки различия. Однако в этот день, вместо того чтобы как обычно сделать обход зверинца и конюшен, он двинулся прямо к драконьей спальне. И предполагал застать мальчика уже на ногах (ведь это был особенный для него день), но в сарае царила тишина. А когда Ветер заглянул внутрь, он увидел огромный клубок белого меха, слегка присыпанный стебельками сухой травы, и ученика магии, уткнувшегося в этот мех. Человек и бестия сладко спали, прижавшись друг к другу, точно это было самой обычной вещью на свете.

Хайг пожал плечами. На горных пастбищах он и сам не раз спал между прирученными пантерами, ища их тепла в холодные ночи. Дракон или хищная кошка — что за разница, в конце концов, у обоих есть когти и клыки.

Ветер пощекотал мальчика соломкой по босой пятке. Тот дернул ногой, но продолжал спать.

— В маги годится как редко кто, — насмешливо буркнул Ветер.

— Понимал бы что, — ответил дракон, открывая один глаз. — Пора вставать?

Он широко зевнул, показав все зубы и свернувшийся в рулон язык.

— Самое время. Он еще должен что-то съесть и умыться. Не пойдет же он на экзамен с сеном в волосах.

Хайг бесцеремонно потряс спящего, и только это, наконец, подействовало.

— А ты какой маг? — с любопытством спросил Пожиратель Туч, пока Камушек протирал заспанные глаза, пробуя прийти в себя.

— Разумеется, самый лучший, — ответил Ветер-на-Вершине, ощерившись в наглой ухмылке.

* * *

На праздничной тунике от долгого лежания в сумке образовались складки, что и обнаружил Камушек к своему великому огорчению. Если б ему пришло в голову заранее проверить одежду, ее можно было бы намочить в колодце и развесить на ночь, чтоб выпрямилась. А теперь что-либо делать уже поздно — он выглядел ужасно и был взбешен. Тем более что хайг то и дело поглядывал на него, а на лице его застыло неизменное выражение насмешливого веселья. Белобрысый советовал к нему обратиться и описывал как человека отзывчивого и готового помочь, но Камушек в глубине души считал, что горец просто действует на нервы.

Дополнительным поводом для злости стал Пожиратель Туч. Он уперся, что будет сопровождать Камушка до самого места экзамена. Существо в два раза больше лошади, даже если оно гораздо более проворное, чем эта самая лошадь, просто в силу естественных причин не помещается во многих местах. Когда дракон не мог пролезть через воротца и калитки, он через них перескакивал. Перелетал над крышами зданий, а потом внезапно опускался во дворах, как гром среди ясного неба сваливаясь среди застигнутых врасплох людей и возбуждая вполне понятную панику. Однажды он чуть не свалился в пруд, где прачки полоскали белье. Другой раз соскользнул с покатой крыши среди падающих дождем сбитых черепиц и приземлился на прекрасной цветочной клумбе, которая мгновенно перестала быть такой красивой. Странно, но Ветер-на-Вершине, казалось, совершенно не обращал внимания на нанесенный драконом ущерб, а Камушка очень тревожил страх, что кто-то может возложить на него ответственность за проделки дракона. Ведь наверняка Пожирателя Туч считали чем-то вроде его верхового животного.

Когда они проходили одним из многочисленных садов, хайг показал Камушку кучку людей, которые стояли в кружок, задрав головы и держась за руки, как в детской игре. Яркая лазурь их шарфов бросалась в глаза издалека. Над одной частью сада стояла небольшая серая тучка, из которой шел густой дождь. Камушек даже приостановился — такое это произвело на него впечатление. Так вот откуда взялся тот неожиданный ливень, который сбил Пожирателя на грядки с петрушкой! Ничего себе! Оказывается, таким необыкновенным способом тут поливают растения, это несколько утомительно для магов, но зато продолжалось недолго и не приходилось таскать воду ведрами. Тучка медленно перемещалась над цветущими кустами, подталкиваемая едва ощутимым ветерком.

Первый раз мальчику довелось увидеть работу Повелителей ветров, меняющих погоду по своему желанию. Ничего удивительного, что он загляделся на них и ненадолго забыл, куда идет и зачем. Добродушно улыбающийся проводник похлопал Камушка по спине, точно лошадку, и направил в нужную сторону.

* * *

Лотосовый зал был круглый и очень большой. Они пришли чуть раньше времени, так что Камушек имел возможность все хорошо осмотреть. На глаз он определил, что в этом зале легко поместилась бы вся хатка Белобрысого, и еще осталось бы место на садик. Посередине пустого пространства возвышалась стройная колонна, вверху расширявшаяся, точно цветочная головка. Может, именно из-за этой колонны зал и называли Лотосовым. Стены покрывали пестрые фрески. Солнечный свет, вливавшийся через четыре высоких витражных окна, цветными пятнами ложился на пол, который, в конце концов, оказался тут самым интересным. Камушек привык, что обычно его делают из досок или плотно сбитой глины. Видел он и старательно уложенные отшлифованные каменные плитки, но тут ему впервые довелось увидеть то, что согласно любой логике просто не имело права на существование. Весь пол Лотосового зала состоял из одного цельного куска розового полосатого мрамора, отполированного, как зеркало. На нем не было ни одного шва — даже толщиной с волос, ни нарушения узора. Тут, несомненно, тоже поработала магия, скорее всего, талант Творителя.

В зале стояло только пять резных кресел с высокими спинками. На них сидели представители каждой из главных каст. Мальчик заметил, что над головой каждого мага находится эмблема его профессии. Там были «уста» для Говоруна, «черепаха» для Стражника слов, «солнце» отмечало кресло, предназначенное для Искры, «узел» висел над головой Бродяжника. А вот последнее место, обозначенное весьма почетным знаком «пламени» Творителей занял Ветер-на-Вершине — к крайнему изумлению Камушка. Хайгонский горец — могучий Творитель? И еще одна вещь его поразила и встревожила: среди этого небольшого собрания не было ни одного Ткача иллюзий. Смогут ли маги других каст правильно оценить его способности? Ему очень хотелось сказать об этом присутствующим, но кто он такой, чтобы указывать на ошибки магистрам Круга? Он и так подозревал, что среди них мало кто будет к нему благосклонен из-за того замешательства и суматохи, которые он невольно создавал вокруг себя.

* * *

Паренек сильно волновался — это было прекрасно видно, но и совершенно естественно. Все экзаменуемые всегда боялись. Говорун не имел намерения еще сильнее пугать молодого кандидата на мага, хотя, приглядевшись к нему повнимательнее, пришел к выводу, что как раз у этого парня вряд ли начнутся спазмы желудка из-за страха и напряжения.

«Начни с чего-то простого, дорогой мой. Ты, наверное, можешь сделать яблоко?» — мягко предложил маг и тут же пожалел о своей вежливости, потому что от мыслей мальчика повеяло презрением. На протянутой ладони Говоруна тут же появилось огромное — чуть не с тыкву величиной — яблоко. Талант молодого Ткача еще и тяжесть ему соответствующую придал, так что Говорун не в состоянии был одной рукой удержать плод, и он с глухим грохотом покатился по полу. От пустых стен отбилось легкое эхо.

— Недурно, — пробормотал Ветер вполголоса, прикрыв губы ладонью.

«Поменьше!» — резко потребовал Говорун. Парню явно не требовалось снисхождение. Скорее уж удила.

Юный маг с невинным выражением лица вручил ему крошечное яблочко на длинном стебельке. Ветер-на-Вершине уже в открытую громко рассмеялся. Остальные маги тут же одарили его осуждающими взглядами, но хайг этого даже не заметил. Он смотрел на непокорного кандидата с растущей симпатией. У мальчишки все-таки есть чувство юмора, хотя поначалу на это было не похоже. Ветер заговорщицки мигнул ему, парнишка ответил, а кончики губ его дрогнули от сдерживаемой улыбки. Ветер-на-Вершине наблюдал, как юноша послушно создает очередные миражи согласно указаниям мага, ведущего экзамен. Говорун Шелковик, видно, кое-чему научился, и уже не предлагал таких по-детски простых упражнений, как создание фруктов. От неодушевленных предметов почти сразу же перешли к растениям, а потом к животным. Ветер не забывал, что этот нахальный молокосос глухой, поэтому ему интересно было, как мальчишка справится с более сложными заданиями. Но иллюзорные псы умели лаять, коты мяукали вполне естественно, хотя, возможно, и немного слишком громко, и даже птица, которая появилась в конце, совсем недурно просвистала брачный призыв.

— Пусть он покажет что-нибудь из собственных фантазий, — предложил Ветер-на-Вершине.

Мальчик ненадолго задумался, потом на полу прямо перед хайгом появилась большая шипастая ящерица. У зверушки была изумительная расцветка. Головка сияла металлической зеленью, которая на спине сменялась различными оттенками красного, чтобы на хвосте плавно перейти в насыщенный фиолетовый цвет. Рептилия топорщила шипы и вращала выпуклыми глазами, а головка ее подрагивала, как будто ею управлял неловкий кукловод.

Ветер-на-Вершине наклонился, чтобы дотронуться до животного. Ящерица враждебно зашипела и, косолапо переваливаясь, попятилась от него. Наступила на собственный хвост, неуклюже припала к земле, а потом неожиданно… чихнула, что в исполнении ящерицы выглядело особенно смешно и неестественно. Заинтересованные маги привстали со своих мест. Бродяжник тоже попробовал было коснуться переливающихся чешуек, и это снова вызвало резкие метания животного и злое шипение. Маг мгновенно отдернул руку, а потом неискренне рассмеялся, сообразив, что его испугал мираж.

— Я забыл, что она ненастоящая.

Говорун возвел очи горе, неодобрительно покачивая головой. Видимо, экзаменуемый воспринял это неодобрение в свой адрес и поспешил заверить:

«Я еще больше умею!»

Все воззрились на юношу, и он смешался и чуть покраснел. Ветер-на-Вершине украдкой подавал знаки Говоруну. Показ становился все интереснее. Ящерица неподвижно застыла на полу, но не таяла — она по-прежнему выглядела вполне настоящей, хотя мальчик уже не смотрел на нее.

«Хорошо. Покажи сам, что считаешь нужным. По твоему выбору».

* * *

Камушек не знал, что и думать. Зрители сидели на креслах неподвижные и как бы недовольные. Только хайг, развалившись в свободной позе на своем сиденье, как будто ни о чем не беспокоился. А остальные выглядели так, будто у них расстройство желудка, а мысли заняты исключительно тем, успеют ли они до отхожего места добежать. И паренек решил слегка расшевелить такую равнодушную публику. Свободный выбор? Ну так будьте любезны!

От стен к центру зала поползли широкие языки светлого песка, мгновенно покрывая весь пол. Из этой сыпучей почвы целыми островками и отдельными кустиками вырастали упругие бахромчатые растения. Вскоре они уже сливались в сплошной, но неровный ковер, кое-где достигавший щиколотки. Воздух как-то тревожно загудел, а все помещение наполнило тусклое зеленоватое свечение. Уже не видно было ни центральной колонны, ни стен. Поперек преобразившегося Лотосового зала с изяществом ожившего таза проплыла пятнистая черепаха. Все маги, словно охваченные одной мыслью, посмотрели наверх. Над их головами мягко колыхалось серебристое зеркало — поверхность иллюзорного озера.

— Мы под водой, — совершенно излишне сообщил Стражник слов.

— И так видно! — огрызнулся хайг, так стиснув подлокотник кресла, что аж дерево заскрипело.

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Не люблю воды!

Между тем среди растений скользнуло гибкое тело водяного ужа. Полосатый гад поймал мелкую рыбешку и целиком проглотил ее, судорожно двигая глоткой. Вода помутнела от частичек ила, а от ковра донных водорослей вверх стали подниматься пузырьки воздуха — точно ожерелья из мелких жемчужин. Неизвестно откуда появился целый косяк серебристых мальков — подвижная, неожиданно меняющая направление молния, распадающаяся на множество мерцающих вспышек.

Виновник этих чудес свободно передвигался среди рыб, а его волосы колыхались на воде.

— Напомните мне, сколько ему лет? — прошептал Говорун и сглотнул слюну.

— Этой весной исполнилось пятнадцать, — угрюмо ответил Ветер-на-Вершине, с трудом дыша. — А почему ты шепчешь? Он же тебя не слышит!

— Его талант намного выше среднего уровня, — вмешался Стражник.

— Я вижу! Прикажите ему прекратить, а то я сейчас утону!

Какой-то наглый шипоспин завис прямо перед лицом горца, неспешно перебирая плавниками и пялясь на мага выпученным глазом.

— Я думаю, он показал уже достаточно?

— Даже слишком. Только интересно, а что он еще может?

— Ты хочешь, чтобы он надорвался? — поинтересовался Говорун вполголоса. — А то еще в обморок упадет от усилий или вообще свалится в коме.

— Он не выглядит усталым, — возразил хайг, подбородком указывая на молодого мага, который как раз украшал подводный пейзаж новыми видами растений — водяной стрелкой и дисковидными листьями водяных лилий.

* * *

К разочарованию Камушка, старательно проработанный мираж подводного мира, кажется, не удовлетворил старшин, поскольку они потребовали от него новой иллюзии, особо подчеркнув, что она должна быть и звуковой тоже. Он не стал возражать. Еще всего лишь год назад такое усилие, несомненно, окончилось бы для него кошмарной головной болью и носовым кровотечением. А теперь он ощущал только легкую усталость, но это был сущий пустяк. Камушек прохаживался по залу, укладывая в голове план следующей иллюзии. Он выглянул в окно. У подножия широкой лестницы, которая вела к одной из главных башен, лежал, греясь на солнышке, Пожиратель Туч. Он, видно, заметил друга, потому что начал стричь ушами, и мальчик почувствовал наплывающую на него мысленную волну тепла и приязни.

Камушек, подогнув ноги, удобно устроился в оконной нише. Со своего места он прекрасно видел все пространство, отданное в его распоряжение, и пятерых экзаменаторов. Паренек прикрыл глаза, сосредоточиваясь на составляемой в уме иллюзии. Он хотел показать ее сразу во всей красе, без дополнений и отчаянных импровизаций, которые маскировали бы возможные ошибки.

* * *

Последнее, что они увидели в реальном мире, был погруженный в задумчивость мальчик, стройную фигуру которого обрамляло солнечное сияние. Вдруг он широко распахнул глаза. И тогда мгновенно исчезло все помещение, уступив место пасмурному зимнему пейзажу. Дул холодный ветер. Маги стояли перед высокой стеной плотной растительности, в которой гостеприимно открылся один-единственный проход. Где-то пронзительно вскрикнула невидимая птица.

— Ах… — выдохнул только Ветер-на-Вершине, направляясь к зеленым воротам. Остальные неуверенно оглядывались по сторонам, но вокруг расстилались только печальные пустоши, поросшие травами и сорняками.

— Мы должны туда войти? — все-таки решил убедиться Стражник слов.

— По-моему, это очевидно, — ответил хайг.

— Но…

— Да ради Плаща Госпожи Лавин! — с сожалением откликнулся горец, стуча себя пальцем по лбу. — Ты же даже из комнаты не вышел!

Он пересек таинственные врата, а пристыженная горстка остальных экзаменаторов засеменила следом. За зеленой стеной протянулся лабиринт. Хотя слово «протянулся» к нему не слишком подходило. Видимость надежно закрывали стены из живых кустов, более высокие, чем рослый мужчина. В обе стороны открывались коридоры, которые плавно сворачивали и расходились в разных направлениях. Ветер-на-Вершине без колебаний пошел вправо.

— Ветер, ты куда?

— А не все ли равно? — невозмутимо ответил он. — Не портьте парнишке удовольствие.

Живые изгороди истекали влажностью. Мельчайшие капельки воды нанизывались на многочисленные паутины, растянутые между ветками, и превращали их в миниатюрные произведения искусства. На тропинке валялось несколько пожухлых листьев. Низко стелился редкий туман. Хайгу пришла в голову одна мысль, он наклонился и провел ладонью над землей. Поначалу ничего не почувствовал, но чуть погодя рука ощутила легкое тепло, поднимавшееся от почвы.

— Ну продувная бестия… — пробормотал он с уважением.

Мальчик их видел — у мага уже не было в этом ни малейшего сомнения. Видел и был настолько хитер, что вспомнил: в тумане всегда чуть теплее.

Коридоры лабиринта то сворачивали в неожиданных направлениях, то разделялись на два или три — на первый взгляд совершенно одинаковых, но отличавшихся мелкими деталями. Кое-где на обочинах тропинок росли кучки блестящих склизких грибков. Между ветками что-то шелестело, фыркало или стрекотало, как будто там жило своей жизнью множество невидимых зверушек. Начало моросить, стало мокро и тоскливо. Конца прогулке видно не было, и маги начали терять терпение.

— С меня довольно! — первым взбунтовался Бродяжник. — Я прыгаю.

— Куда? Ты знаешь, где ты? — раздраженно поинтересовался его сосед.

Маг недовольно засопел носом. И правда, он уже некоторое время назад совершенно потерял ориентацию и если б сейчас рискнул вслепую шагнуть в невидимой зоне, то вполне мог закончить свое существование как очень плоский элемент, впечатанный во внешние стены башни.

— Я выхожу! Это все и так не существует. Не существует… не существует… — Твердя эти слова, он снова и снова пытался пройти сквозь стены из живых кустов. Единственным результатом его усилий были болезненные царапины на лице.

— Глаз себе выколешь, баран упертый, — насмешливо бросил Ветер-на-Вершине. Он смерил стену зелени внимательным взглядом, а потом решительно вошел в нее. Стена бесследно поглотила его на глазах пораженных зрителей.

— Идите за мной. Закрыть глаза! — услышали они вскоре приказ. — Это же только иллюзия.

Маги послушались. У них просто не было другого выхода. Этот сосунок, Ткач иллюзий, водил их за нос, наверняка при этом еще прекрасно развлекаясь. Надеяться на выход из глупейшей ситуации можно было, только доверившись хайгу. Каждый из них невольно ждал, что ветки будут сопротивляться и царапать, но, проходя сквозь стену, почувствовал только дрожь во всем теле. Если кто-то из магов и предполагал, что, открыв глаза, увидит знакомый Лотосовый зал, то вслух в этом не признался. И правильно сделал, поскольку хотя окружающая действительность и на самом деле изменилась, но это была только новая разновидность миража. Они стояли на круглой полянке, поросшей ровненьким мшистым ковром. Точно посредине ее вдруг выстрелил вверх гибкий зеленый росток. Он очень быстро рос, становился толще, покрывался сероватой корой. На верхушке его распрямлялись во все стороны ветки, которые, в свою очередь, выпускали листья и завязи плодов. Вскоре саженец стал уже молодым деревцем, а его крона покрыла все свободное пространство вокруг зеленой крышей.

Чей-то вздох прервал тишину, наступившую во время неожиданного показа. Ветер-на-Вершине подозрительно ощупал дерево.

— Мы стоим посредине зала, — без колебаний заявил он.

— Откуда такая уверенность? — недоверчиво спросил Говорун.

— Отсюда, — ответил Ветер, изо всех сил пиная ствол. Раздался одиночный приглушенный звук удара. — Это центральная колонна. Нащупай своим талантом мальчика и поймешь, где окно.

— Если не перебрался в другое место, — пробурчал себе под нос маг, потом указал пальцем направление. — Там он. И уже очень усталый, — добавил он громче.

— Ничего удивительного, — буркнул хайг.

— Посмотрите только! — вдруг отозвался один из присутствующих, задирая голову.

Среди сочных зеленых листьев росли преудивительные плоды. Это были стеклянные шары величиной с большое яблоко, а в них находились маленькие изображения символов, которые выбрали себе разные касты магов из Замка Ладони, так напоминавшего руку своими пятью растопыренными башнями-пальцами. Судя по количеству блестящих шаров, присутствовали все эмблемы — все до одной. Было там пламя Творителя, узел Бродяжника, а также черепаха, уста, солнце, принадлежавшее Искрам, луна Проводников снов и другие. Ветер осторожно сорвал ближайший шар с черешка. Те, кто стоял рядом с ним, с любопытством и восхищением разглядывали заключенный внутри миниатюрный кораблик, который был гербом Повелителей ветров.

Вдруг шар с шумом рассыпался в пыль, так что все даже вздрогнули от неожиданности. По очереди стали взрываться все стеклянные плоды. В воздухе стояло густое облако серебристого порошка. Когда застигнутая врасплох пятерка магов протерла усталые глаза, оказалось, что они стоят около мраморной колонны посреди знакомого помещения.

В нескольких шагах от них на полу лежал молодой Ткач иллюзий — на боку, свободно вытянув перед собой руки. Похоже было, что мальчик потерял сознание и рухнул, где стоял, мгновенно.

— Ведь я же говорил… — бросил Говорун с тревогой, наклоняясь над парнишкой. Он взял лежащего за запястье, чтобы проверить его пульс. Мальчик глубоко вздохнул и непроизвольно отдернул руку.

— Но… он попросту заснул… — удивился маг.

В этот момент с треском и звоном разбивающихся стекол в помещение посыпались остатки окна, с огромной силой выдавленного снаружи. В проеме с враждебным рыком появилась ощерившаяся драконья морда. Огромные, точно серпы, когти процарапали фрески под окном, оставив в известке глубокие борозды. Говорун отскочил назад как ошпаренный. Сквозь всеобщие крики изумления и страха пробился его истерически тонкий вопль:

— Прочь! С ним все хорошо! Все хорошо!! Прочь!!

Пожиратель Туч перестал рычать, обвел подозрительным взглядом зал, но губы его опустились, прикрывая огромные зубищи. Он пригляделся к спящему мальчику, который только чуть пошевелился, по-прежнему погруженный в глубокий сон.

— Дайте ему поесть, — буркнул дракон, потом осторожно убрал голову из торчащих остатков разломанной оконной рамы и вернулся на свой пост во дворе. Все с облегчением вздохнули.

* * *

Сознание возвращалось постепенно. Камушек открыл глаза, все еще слегка ошеломленный и сонный. Над собой он узрел загадочно улыбавшееся лицо горца. Парнишка лежал на твердом полу, голова его покоилась на коленях мужчины. Он тут же вскочил. Все-таки грохнулся в обморок… Плохо дело.

«Я сдал? Сдал??»

Однако этот совершенно естественный вопрос оставался без ответа. Четверо магов о чем-то увлеченно разговаривали, размашисто жестикулируя. Они удостоили парнишку лишь мимолетными взглядами, а выражения их лиц нельзя было описать иначе, как только смущенные. Непонятно, почему маги то и дело фамильярно хлопали по плечам хайгонского Творителя. Или склоняли перед ним головы, выражая уважение. Да что же с ними происходит-то, ради Судьбы и черной заразы??!

Раздраженный и встревоженный Камушек быстро огляделся по сторонам и схватился за голову. Остатки разбитого окна раскиданы по полу, следы когтей на стене — безошибочно узнаваемый автограф Пожирателя Туч. Если ему велят заплатить за нанесенный ущерб, уж он постарается, чтобы кошмарный драконище с лихвой отработал свои безобразия. А если с Пожирателем что-то случилось? Подгоняемый этой мыслью, парнишка кинулся к окну, чтобы выглянуть наружу. К своему величайшему облегчению, он увидел Пожирателя Туч, в небрежной позе растянувшегося на спине и гревшего брюхо на солнышке. Ему явно ничего не грозило, мало того, уничтожение дорогой фрески и еще более дорогого витража, похоже, вообще не произвело на него никакого впечатления.

Паренек снова обратился к тому, что происходило в зале. Маги продолжали толковать между собой, не обращая на него внимания.

«Этого хватит?» — написал он в воздухе голубыми знаками.

Никакой реакции.

«ЭТО УЖЕ КОНЕЦ? ХВАТИТ? Я СДАЛ?» — На сей раз символы были огромными и красными.

Ветер-на-Вершине посмотрел на него с кривой усмешкой. Остальные все еще о чем-то препирались, размахивая руками. Камушек почувствовал, что его сдержанность рассыпается, как высохший куличик из песка. От его ног по мрамору пола во все стороны с треском поползли трещины. Пол задрожал, вибрация перешла на стены, с которых пластами отпадала побелка. Растерянные маги беспокойно оглядывались по сторонам. Только Ветер-на-Вершине, совершенно бесстрастный, скользнул взглядом по лопающимся стенам и пожал плечами. Перед ним в воздухе возникла большая, грубая, точно из камня вытесанная надпись: «НА МОЙ ВЗГЛЯД, ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧНО. ПОЛАГАЮ, ТЫ НЕ БОИШЬСЯ ИГЛ, МАЛЫЙ?»

Иллюзия тут же пропала. Но на лице паренька по очереди отразились: потрясение, удивление и, наконец, выражение обиды и смирения.

«Я не боюсь игл… магистр Иллюзии…»

Камушек уже и сам не знал, что в нем говорит сильнее: злость или веселье. Он позволил обмануть себя фальшивым знаком, но кто бы мог подумать, что грузный и (что уж тут скрывать) довольно простецкий в обиходе хайг владеет столь деликатным искусством, как тканье иллюзий? Совершенно невероятно! Его первая в жизни встреча с другим Ткачом иллюзий вышла, мягко говоря, странной.

По крайней мере, теперь, когда Ветер-на-Вершине открыл свою подлинную сущность, они смогут понять друг друга. Изображенные мужчиной знаки были нескладными и не слишком четкими, но разобрать их можно было. Он использовал простейший ключ, но ясным причинам называемый «лавочным», поскольку обычно его использовали малообразованные ремесленники. Но и это лучше, чем ничего…

А события развивались все быстрее. Хайгонский маг ни на шаг не оставлял мальчика, точно сам себя назначил его охранником. Они вместе поели в огромной замковой кухне (одной из нескольких подобных же), потом Ветер-на-Вершине отвел мальчика в швейную, где измерили, какой длины должен быть новый лазурный шарф новоиспеченного мага. А потом, опять же вместе, они направились в покои, которые занимал магистр Татуировки.

Камушек успел убедиться, что, хотя маги разных уровней могут жить по-всякому — в достатке или скромно, в городе или глухой деревушке, — их жилища обладают одной общей чертой: весь дом обычно превращается в одну большую мастерскую. Безделье просто не умещалось в сознании любого члена Круга. Комната татуировщика в этом смысле ничем не отличалась от других. Как и у Монеты, стены были плотно завешаны прямоугольной мозаикой разноцветных рисунков. Только у молоденького художника с Янтарного берега преобладали пейзажи, а тут мальчик увидел множество цветных узоров, зверей, растений и символов.

Уже лежа на столе магистра Татуировки, он все еще водил глазами по рисункам, догадываясь, что это — шаблоны, по которым мастер наносит изощренные узоры на кожу своих клиентов. Наверняка художник занимался не только молодыми магами. Увлеченно все разглядывая, повернувшись лицом к стенам, Камушек даже не заметил, когда магистр Татуировки подошел к нему и уверенной рукой вбил иглу. Он попал прямо в нерв. Мальчик аж подскочил, точно рыба, живьем брошенная на горячую сковородку.

* * *

Ветер-на-Вершине украдкой наблюдал за молодым Ткачом иллюзий. Мальчик ему понравился — у него был сильный характер, хотя упрямства тоже немало. Неплохая Звезда бы из него получилась, но для этого он был уже слишком взрослым. Ребенок мог стать Звездой до того, как дорос до конской морды, а этот уже так вытянулся вверх, точно хотел коня перерасти. Никто не направлял парня, это бросаюсь в глаза, во всяком случае, по хайгонскому обычаю. Ну вот, Еж его только иглой кольнул (правда, неожиданно), а мальчишка уже подскочил, точно рыбка, поддетая на крючок. Никто его не учил, как прятать внутрь себя боль, как с ней справляться. Если б Ветер ему на шею «щипцы» наложил, то мальчишка только скулил бы, как щенок… а может, и нет. Одно ясно: ни освободиться бы не смог, ни даже пошевелиться. Хайг недовольно покачал головой. Какая все-таки расточительность. Парнище рослый, хоть и худой, как жердь, а его усаживают за перья и пергаменты, вместо мечей и луков. Надо же, пропадать так бессмысленно и бесцельно!

* * *

После первого укола иглы, который так неожиданно захватил Камушка врасплох, мальчик сжал зубы и решил, что не будет делать из себя посмешища. Было больно, да, но не больней, чем тогда, когда Белобрысый зашивал ему руку. Мальчик с некоторым опасением глянул на старшего магистра Иллюзии, но не заметил на его лице издевательской усмешки. Хайг смотрел на него из-под прикрытых век, а его указательный палец как бы неосознанно поглаживал узкую голубую полоску клановой татуировки, которая пролегла по скуле. О чем он думал? Может, вспоминал медные иглы кланового шамана, а может, тот день, когда сам лежал на месте Камушка, отдаваясь умелым рукам магистра Татуировки.

Татуировщик работал с помощью пучка тонких игл и чего-то похожего на миниатюрный деревянный молоточек каменщика. Удар… удар… удар… тупая боль разливается под кожей… прикосновение губки, стирающей кровь… потом мужчина втирал в мелкие ранки порошкообразный краситель, напоминавший сажу. А может, это и была сажа? А потом вся процедура повторялась снова и снова в однообразном ритме.

«Почему тот мальчик обжегся огнем, который был ненастоящий?» — Камушек, наконец, задал вопрос, который мучил его уже давно.

Ветер-на-Вершине чуть пожал плечами.

«Потому что видения не могут нас ранить или еще что-то нам сделать. Все у нас в голове, малый».

«Тот маг в Лотосовом зале пробовал пройти сквозь кусты и только оцарапался, а тебе удалось».

«Повторяю, это все только наше воображение, — ответил хайг с помощью своего неуклюжего письма. Видно было, что он не привык к такому способу общения. — Филин больно умен, слишком много рассуждал да раздумывал — вот и разукрасил себе морду. Если б не думал, не боялся, то прошел бы сразу. Смотри».

Он вдруг неизвестно откуда вытащил нож и с размаху всадил его прямо в ладонь ничего не подозревающего Камушка, прибив ее к столешнице. Мальчик сдавленно взвыл, резко дернулся и угодил головой прямо в нос склонившегося над ним татуировщика. Мужчина схватился за лицо, скорчившись от боли.

— Ветер… зараза ты… совсем сбрендил, как больной барсук! Как я могу работать в таких условиях?! — рявкнул мастер. — Да лежи, нечего мне тут вскакивать! — со злостью буркнул он мальчику, толкая его снова на стол.

Потом отнял ладонь от носа и проверил, нет ли на ней крови. Тем временем молодой Ткач иллюзий потрясенно разглядывал свою руку. Лезвие исчезло почти сразу же. Камушек недоверчиво поднес ладонь к глазам. Там, где она была «пробита», осталось уродливое красное пятно, в нем пульсировала тупая боль, отдававшаяся даже в локте. А еще через пару секунд сквозь кожу проступила мелкими капельками кровь.

«Вот, сам видишь. Нож был ненастоящий, но ты поверил, что он был, и даже теперь еще твоя голова верит, что все это произошло на самом деле», — пояснил Ветер-на-Вершине.

«Это было больно! — написал Камушек, сердито нахмурив брови. — Зачем ты это сделал?»

«Чтобы ты кое-чему научился. Теперь-то уж наверняка запомнишь», — ответил хайг с издевкой.

Камушек осторожно согнул и разогнул пальцы. Боль полегчала, кровь перестала сочиться. «Все у нас в голове…» И правда, в человеческом разуме кроются различные удивительные вещи, но он предпочел бы познавать их более мягким способом. Он глянул на хайга, который снова играл с ножом — и Камушек не знал, настоящий ли это клинок или снова только иллюзия. Ветер-на-Вершине шутливо подмигнул ему, приложив острие к своей шее.

«Перестань!» — Камушек сжал веки, боясь, что его сейчас угостят весьма реалистическим зрелищем перерезывания горла. У Ветра-на-Вершине явно в голове творилось что-то неладное, еще хуже, чем у Пожирателя Туч, который все-таки был драконом!

Между тем магистр Татуировки сменил инструмент, выкалывая более сложный узор знака профессии. Камушек пробовал приподнять голову, чтобы увидеть результат его работы, но каждый раз получал толчок в подбородок, которым ему велели лежать спокойно, так что в конце концов он оставил эти попытки. Ветер перестал баловаться с ножом, и мальчик снова принялся письменно расспрашивать его о делах, связанных с тканьем иллюзии или о Замке Ладони.

Однако вскоре татуировщик перешел к очередному этапу своей работы, который почему-то оказался гораздо более болезненным. Мальчик лежал спокойно, сильно стискивая руками края стола. Он выбрал один рисунок, висевший на стене, и постарался сосредоточиться на нем, чтобы не думать о боли. К его смущению, слезы подступали у него к глазам, и он мигал, чтобы их отогнать. Ему уже не хотелось смотреть на руки магистра Татуировки. Что бы ни делали с кусочком принадлежавшего ему тела, мальчику казалось, что с него безжалостно содрали кожу, а теперь татуировщик копается в мышцах раскаленным гвоздем. Одинокая слеза сползла по виску Камушка. Он замигал еще сильнее, сердито морщась при этом. Какой стыд! Ведь он не первый и не последний проходит через эту процедуру. Много лет назад на этом же месте лежал Белобрысый, то же самое пережили все мальчики, которых он видел весной в Замке магов, а также наверняка и сам Ветер-на-Вершине. Он украдкой посмотрел на горца, встретив ответный внимательный взгляд черных глаз.

«Ничего, малый, это ничего. Закончится, пройдет».

«Знаю», — ответил Камушек мрачно, еще сильнее стискивая зубы.

Татуировщик на минутку отошел, чтобы взять нечто из вделанного в толстую стену шкафчика. А потом положил мальчику на грудь какой-то холодный предмет, завернутый в платок. Боль, которая, казалось, прошивала все тело насквозь, вскоре отпустила, перешла в легкое жжение в месте татуировки, а это уже было вполне выносимо.

* * *

«Как там дела?» — прозвучала в голове Ветра-на-Вершине знакомая мысленная передача Говоруна Шелковика.

«Как раз сейчас Еж его вытравливает. Скоро конец», — мысленно ответил хайг. Он почти представлял себе, как кривится Шелковик.

«Малый небось воет».

«А вот и нет, держится. Хотя Еж его еще и льдом обложил, чтобы было полегче. Слушай, Шелковик, дай мне его. Он бы мне пригодился, крепкий парень. Вы небось хотите из него писаку сделать? А у него и голова и рука к клинку подходящие».

«А тебе бы каждый подошел. Уже решено, что мальчик пока возвращается домой. Еще рано его сюда брать. Так что пока не мути воду. Лучше послушай, что мы тут надумали, потому что ты нам будешь нужен…»

Парнишка все еще спокойно лежал — бледный и усталый, но по-прежнему стойкий. Ветер-на-Вершине слушал призрачный голос, звучавший у него в голове, и легко улыбался. Предстояла недурная забава…

* * *

Наконец завершилось! Камушек с облегчением вздохнул, когда магистр Татуировки осторожно стер остатки крови, вымешанной с краской.

«Иди сюда, посмотри», — позвал Ветер-на-Вершине и за руку потянул мальчика к зеркалу, стоявшему на одном из столов. Камушек посмотрел недоверчиво и одновременно с огромным любопытством. Он смутно опасался, что после всего пережитого он увидит на своей груди огромную рваную рану. А тем временем, к своему удивлению, увидел он попросту пятно раздраженной, покрасневшей кожи, а посреди него черный символ ладони, обозначавшей касту Ткачей иллюзий и… нижнюю половину круга!! Вот зараза!! После всего — только это? И почему половина? Он что, стал половинкой мага, или как это понимать?!

«Почему половина?» — написал он в воздухе, с тревогой поглядывая то на хайга, то на татуировщика.

Хайг насмешливо ощерил зубы, а вместо ответа открыл свою татуировку. Как и у паренька, там стоял отдельный письменный знак, снизу его ограничивал черный полукруг, зато сверху красовался еще и голубой такой же.

«Видишь, малый, твою работу оценили. Решили, что в будущем ты вполне сгодишься на лазурного магистра, вот и дали тебе пока эту половинку, чтоб краску зря не переводить. Теперь ты будешь еще учиться, а уж потом будет видно… может, на мое место придешь. Ведь нас, Ткачей иллюзий, мало», — пояснил Ветер-на-Вершине.

Ошеломленный Камушек уставился в зеркало. Эта несчастная половинка круга оказалась гораздо большей честью, чем он мог даже мечтать. Он теперь — Ткач в ранге магистра! Возможный преемник Ветра-на-Вершине в Замке? Это уже что-то совсем невообразимое, неужели не сон! Как же им будет гордиться Белобрысый… До сих пор верхом его мечтания было только получить сертификат. А между тем он поднялся на одну вершину, а за ней уже видна следующая. Сколько же еще придется работать, чтобы лазурная дуга увенчала черную?

Он поднял руку, чтобы коснуться свежей татуировки, на которой подсыхала тоненькая пленочка лимфы. Но магистр Татуировки перехватил его за запястье, приложил к ране чистую тряпочку, а потом начал перевязывать, умело перетягивая полосу белого полотна через грудь и плечо. Одновременно он перечислял целый список наставлений и предостережений, которые Ветер-на-Вершине торопливо переводил на письменный язык, при этом украдкой вращая глазами и строя смешные мины.

«Не касаться грязными лапами, не развязывать, не чесать, не сдирать корочку вместе с повязкой, не плескаться в реке, потому что вода грязная и внесет инфекцию…»

Камушек поначалу терпеливо это все читал, но когда дошло до «избегать спиртного», он строптиво закрыл глаза. Он ведь вырос в доме лекаря, и большую часть детства ему отравили подобные же лекции и вопросы вроде: «Почему у тебя расстроен желудок и зачем опять ел незрелые яблоки?»

«И что теперь?» — спросил парнишка через некоторое время, с надеждой глядя на хайга.

«А теперь, малый, ты получишь свою награду», — ответил Ветер-на-Вершине, похлопав его по плечу.

* * *

«Меня зовут Камушек, сын Ромашки от отца Тучи, из дома Наблюдателя Белобрысого. Теперь я стал полноправным членом Круга магов, но почему-то совсем не чувствую себя иначе, чем раньше — может, только чуть более умный и опытный. То, что магистр Иллюзии из Замка Ветер-на-Вершине назвал „вытравливанием“, останется в моей памяти до конца жизни. Вероятно, таково и было намерение человека, придумавшего эту пытку. Исполнение татуировки с помощью кислоты требует твердой руки и немалого умения (а также необычайной силы духа у жертвы), зато такой рисунок остается невидимым. Только когда Ветер-на-Вершине сильно потер свою татуировку, я увидел, как на покрасневшей от прилива крови коже проявились белые шрамы, составляющие по обе стороны от знака касты надпись „Круг магии“. Ветер-на-Вершине пояснил мне, что это предотвращает попытки подделки Наблюдателей, Проводников снов и всяких иных мошенников, пользующихся людской наивностью. Говорят, что каждый год задерживают по нескольку рискованных ловкачей с фальшивыми татуировками, хотя их потом вырезают у них довольно жестоко, а сам виновник заканчивает свой жизненный путь довольно печально — его закапывают по шею в яме на Поле Тоски.

Я думал, что все произойдет вполне обыденно, что мне просто вручат книгу и шарф, а потом я смогу вернуться домой, чтобы снова обложиться книжками и продолжить учебу — до того времени, когда найдется для меня подходящий руководитель (Ветер-на-Вершине не годится в учителя, а лазурных Ткачей иллюзий крайне мало). Но мой проводник отвел меня в какой-то небольшой зальчик, где нас уже ждали Говорун и Бродяжник, которых я знал с экзамена. Говорун распахнул передо мной двери, ведущие в другой зал, но вместо обычной обстановки я там увидел стену из густо растущих веток и листьев. Точно такую же, какую я раньше создал во время экзамена. Говорун насмешливо усмехнулся. „А теперь ты поищи дорогу“, — передал он мне свою мысль прямо в мозг и сделал приглашающий жест. Я оглянулся на хайга, но у него было такое невинное выражение лица, как будто он не имел ничего общего с садом, растущим посреди дома. Я потрогал живую изгородь. Это должен был быть мираж, но в таком случае это был ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ мираж. Я заглянул в дверной проем — зеленые коридоры, как я и предполагал. Теперь мне придется бродить по ним, пока старшие не насытятся изысканной местью. Должно быть, я им недурно насолил. И тут я вспомнил, что мне толковал Ветер-на-Вершине. „Это все существует только в голове“. Я закрыл глаза, начал равномерно и глубоко дышать, чтобы очистить разум от всякого мусора — так, как меня учил отец Белобрысый. А потом пошел вперед. Это было неприятно — я люблю видеть то, что находится передо мной, — но оказалось действенным способом. Иллюзия — это же только иллюзия, как бы хорошо она ни была соткана. Если человек очень постарается в нее не верить — она испарится. Я сосредоточился только на осязании, что напомнило мне о Дымке (может, когда-нибудь я еще тут о ней напишу). Под ногами я почувствовал несколько ступенек. И протянул вперед руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь. У меня в голове пронеслось, что я наверняка выгляжу очень смешно, ощупывая пространство перед собой, как в детской игре в жмурки. Я открыл глаза — вокруг по-прежнему все было зеленым, поэтому я снова сосредоточился на „недумании“. Повсюду стоял запах листьев, что несколько мешало, но я принялся представлять себе просто луг, поросший разными душистыми травами. Ровный и совершенно безопасный. Вдруг кто-то дернул меня за волосы, а потом толкнул в плечо. Я еще плотнее сжал веки. „Если подставишь мне ногу, я напущу на тебя Пожирателя Туч!“ — пригрозил я, потому что у меня совсем не было охоты на глупые шутки. „Ни у кого нет даже такого намерения. Просто ты сейчас пройдешь мимо своей желанной цели“, — отозвался в моей голове Говорун.

Тогда я открыл глаза и увидел, что и в самом деле стою рядом с пюпитром для чтения, на котором лежит толстая, переплетенная в кожу книга с медной оковкой, очень похожая на ту, которая была у Белобрысого. А на ней красовался пояс голубого шелка. „Лазурь мага“, — подумал я тогда. Шелк был прохладный и скользкий на ощупь. А когда я поднял голову, то вздрогнул от неожиданности. Зал имел круглую форму, как и Лотосовый, а вокруг него было расположено нечто вроде галереи с хороводом колонн. От нее вниз спускалось несколько широких плоских ступеней, так что мне показалось, будто я стою на дне огромной миски с угловатыми стенками. А между мраморными столбами стояло человек пятьдесят магов, и все они уставились на меня! Некоторые были еще очень молоды — похоже, они носили шарфы еще только год или два, в крайнем случае; а некоторым седина уже присыпала темные волосы. Одни смотрели с сомнением, другие улыбались (теперь мне кажется, что они просто хотели быть вежливыми, но тогда мне показалось, что надо мной издеваются). Я не знаю, кто первый поднял руку для приветствия, но потом все больше старых магов возносили ладони с вытянутыми пальцами, точно хотели изобразить символ Ткачей и подать мне весть, что я теперь — один из них.

Ветер-на-Вершине взял у меня из рук шарф, потому что я так бы и стоял — совершенно одуревший, а потом помог мне опоясаться им, потому что шарф магов почти в два раза длиннее тех поясов, что носят обычные люди. А потом хайг поднял руку так же, как и остальные, и написал этими своими неуклюжими знаками: „Я буду ждать тебя, малый. Буду ждать, преемник“.

И только тогда я на самом деле до конца поверил, что все это произошло в действительности».

* * *

Камушек поднял голову от книги, и его взгляд в упор встретился с темно-карими глазами Пожирателя Туч. Молодой дракон ощерил в улыбке острые зубы, а потом зевнул, на миг показав черный язык — он по-прежнему имел привычку сосать чертилку. Перед драконом лежал только что оконченный рисунок. Черные линии туши складывались в изображение дракона, который расправлял крылья и отрывал передние лапы от земли, срываясь в полет. На спине он нес наездника. Оба — человек и дракон — напряженно смотрели вперед, точно где-то за пределами бумажного листка происходило что-то необыкновенно увлекательное.

«Весной проверим, как далеко находится горизонт», — жмурясь, передал Пожиратель Туч.

Камушек в ответ усмехнулся. Весна несла с собой много обещаний.

Часть третья НА ЗЕМЛЕ ДРАКОНОВ

«Если ты забываешь о чьем-то дне рождения, это плохо говорит о тебе. Но еще хуже, если забывают о твоем дне рождения. Чувствуешь себя тогда одиноким, как бездомный пес, и никому не нужным. А вот если ты вообще не знаешь, когда у тебя день рождения, то этому можно только позавидовать. Как ни странно, такое неведение — действительно сплошное удовольствие. Ведь тогда ты можешь сам выбрать такой день, который тебе больше понравится. Когда Белобрысый взял меня к себе, я был еще совсем маленьким ребенком. Мои родители умерли от мора, родственников тоже не осталось, и никто, конечно, не мог помнить, когда точно родился один из многих оставшихся тогда сирот. Знали только, что я появился на свет весной, когда фруктовые деревья густо покрываются цветами. Тогда воздух пропитан восхитительным ароматом, а пчелы сходят с ума. Солнце тогда встает в созвездии Повозки, которое, как говорят, покровительствует людям с неспокойным духом. Это доброе время для празднования. Но даже если б я родился в самый разгар зимнего ненастья, то, верно, и так бы перенес свой день рождения на весну, наперекор всем звездам. По весне я каждый день открываю окно, смотрю на мир, на цветущие вишни. Раннее утро пахнет мокрой от росы травой, цветами и дымом от очага, где Белобрысый обычно кипятит молоко. И наконец наступает такой день, когда я где-то в глубине души явственно начинаю ощущать, что именно сегодня, сейчас и теперь я заканчиваю один год жизни и начинаю следующий.

День рождения — не слишком важное событие, чтобы его описывать в хронике (даже если это день рождения мага), но именно в этот день Пожиратель Туч очередной раз умудрился меня удивить. В человеческом образе он был очень похож на меня. Почти тот же рост, сложение, форма головы и ушей, даже зубы точно такие же. В конце концов, он же именно меня взял за образец при перевоплощении. Поэтому все в поселении поверили, что этот оголтелый драконище — мой нашедшийся после многих лет двоюродный брат. Но речь не об этом. Я уже привык, что неподалеку всегда болтается моя копия — длинноногий угловатый дылда, который производит такое впечатление, будто у него слишком много колен и локтей. А между тем как раз в день моего рождения я заметил, что Пожиратель Туч вдруг изменился. Со дня на день он стал вроде бы выше, шире в плечах и вообще постройнел. И только тогда я узнал, что Пожиратель Туч в чужом теле нормально не растет, а „приспосабливается“. „Вот я и приспособился“, — сообщил он. Сначала я не понял, что он имеет в виду. „К чему?“ — спросил я. Он долго смеялся. „Да к тебе же!“

Только подумайте! Так вот почему все мои рубашки вдруг стали тесны! Я совершенно не заметил, как вырос. Но разве это моя вина, что у нас дома есть только одно маленькое зеркальце, в котором помещается только лицо?

Да, Пожиратель Туч отличается от человека, хотя при поверхностном взгляде он кажется довольно обычным парнем. С ним надо подольше пожить, чтобы убедиться: волосы и ногти у него не растут, хотя ногти иногда сходят, как полупрозрачные рыбьи чешуйки. А еще мы с Белобрысым заметили, что у Пожирателя нет своего запаха. Моется он страшно редко, и, казалось бы, от него должно просто вонять, как из неубранного коровника, но нет. И собственного драконьего запаха у него нет, что невероятно странно. Он принимает запах окружающей действительности — пахнет сеном, козами, деревом или шерстью, в зависимости от того, где недавно побывал. Я уже писал, что он очень сильный. Он может схватить меня за плечи и поднять с такой же легкостью, как я поднимаю вязанку хвороста. Хотя я этого не люблю. И обычно стараюсь пнуть его в голень, потому что боль он все-таки чувствует так же, как все. Еще он очень хорошо видит в темноте. В это трудно поверить, но Пожиратель Туч может голой рукой поймать мышь. В этом не раз убеждался Белобрысый, когда дракон устраивал ночные охоты на мышей, а потом радостно будил моего бедного отца, чтобы похвалиться добычей. Своеобразное и несносное создание, но, по крайней мере, с ним не соскучишься. Чем больше Пожиратель рассказывает про свои родные места и про семью, тем больше мне хочется туда попасть. Ощутить под ногами горячий песок драконьего острова, увидеть пальмовые деревья с перистыми вершинами. Убедиться, правда ли, что в тамошних лесах живут огромные змеи, а в океане плавают сирены и гигантские левиафаны. Может, мне удастся исполнить эту мечту. Мы уже собрали множество заметок о Пожирателе Туч и его обычаях. Я тщательно записывал все его рассказы о „доме“. Думаю, настало время сравнить описания с реальностью».

Камушек отложил перо и с улыбкой посмотрел на предмет, лежавший на столе у его локтя. Это было смертоносное оружие — длинный тяжелый нож, величиной чуть ли не с маленький меч. Им можно было и ветку срезать, и защищаться, если понадобится.

В тот день, когда Камушек решил, что ему исполнилось шестнадцать лет, Белобрысый одновременно признался в своей неудаче и сдался. Мечта мальчика отправиться со своим драконьим приятелем за море стала уже почти навязчивой идеей. С одной стороны, Наблюдатель, что уж тут скрывать, боялся за мальчика, который, как любой подросток, в глубине души считал, что он бессмертный, с другой стороны, Белобрысый вполне отдавал себе отчет, что возможность понаблюдать за драконами на их собственной территории может уже никогда не повториться. А Камушек настаивал…

«Драконы опасны», — твердил Белобрысый чуть не до полного онемения рук.

«Драконы нейтральны», — тут же возражал паренек, и так без конца. В глубине души Камушек очень радовался, что уже слегка подрос и его нельзя отправить в кровать без ужина. Правда, Пожиратель Туч пару раз заметил, что хозяева Драконьего архипелага могут и не слишком гостеприимно встретить человека, есть такой риск… На практике это означало, что Камушка могли тяжело ранить и даже убить и сожрать, если родственники молодого дракона будут как раз в дурном настроении. Пожиратель Туч был умным, дружелюбным и даже обладал чем-то вроде хороших манер, но эти черты не следовало приписывать всему драконьему народу, и паренек прекрасно это понимал. Но искушение оказалось слишком сильным, оно глушило все доводы рассудка в зародыше. К тому же Камушек прекрасно помнил ту карту в доме Говоруна в Ленении и торчащую в ней одинокую булавку с голубой головкой, означавшую некоего отважного мага по имени Соленый. Если он рискнул и выжил, то почему Камушку не удастся проделать то же самое?

В конце концов, измученный упрямством воспитанника Белобрысый вручил ему в день его рождения тяжелый клинок в знак того, что считает его уже достаточно взрослым для опасного заморского путешествия. Нож был чудесным образчиком умелой кузнечной работы. Он был так хорошо сбалансирован, что годился и для метания.

Белобрысый наблюдал за мальчиком, пробовавшим, как укладывается в руке новое оружие. С вишневых деревьев белым дождем облетали крошечные лепестки; озаренные солнцем, опускались они Камушку на темно-каштановые локоны и на плечи, странно противореча зловещему блеску острого клинка, который, казалось, предвещал большие и опасные перемены. У мага стиснуло сердце, память вдруг навеяла ему затуманенный образ мужчины — такого же высокого, с таким же угрюмым и сосредоточенным выражением на лице. Камушек очень напоминал ему своего умершего отца.

— Он настоящий нхеррау… вожак стада, — пробормотал Пожиратель Туч, стоя рядом с Белобрысым и как будто читая в его мыслях. А может, так оно и было на самом деле.

— Верно, он вырос, повзрослел, — ответил Белобрысый со вздохом. — Тут мне его не удержать. Вот только где его стадо, а?

— Вокруг таких, как он, стада сами собираются, — ответил дракон и криво усмехнулся.

* * *

Когда они отправлялись в путь, солнце едва показало свой золотистый лоб над краем горизонта. Капли росы повисли на траве и сияли, как мелкие драгоценные камни на листьях. Паутины, унизанные утренней влагой, напоминали драгоценные ожерелья. Если нечаянно задеть ветку, роса проливалась на голову. Шагалось легко, как будто весь страх перед неизвестным вместе с угрызениями совести остался дома, за порогом, как только Камушек попрощался с названым отцом.

Вместе с Пожирателем Туч они выбрали отдаленный от деревни укромный уголок на самом краю пастбища. Дракону надо было преобразиться, и лучше, чтоб никто посторонний его при этом не видел. Росшие тут высокие кусты боярышника хорошо заслоняли их, а находившееся рядом пастбище было достаточно просторно, чтобы дракон потом смог взлететь.

Пожиратель Туч огляделся по сторонам.

«Поблизости никого нет, — сообщил он. — Ни одного человека. Я чую только стадо коз и каких-то собак. Можно начинать».

Камушек последний раз взвешивал в руках узелки, которые предстояло нести дракону. Они старались брать с собой как можно меньше, рассчитывая на свою находчивость и ловкие руки. Одна смена одежды, наконечник для копья, два ножа, немного еды и коробочка с солью, посудина для воды, огниво и гамак (взятый в последний момент, когда Пожиратель мимоходом упомянул про насекомых и скорпионов). Самым тяжелым был узелок с туго свернутым пергаментом, кубиками сухой туши и оловянными чертилками. Наверняка на Драконьем архипелаге будет много такого, что захочется увидеть и описать. Белобрысый, у которого лекарские привычки работали даже во сне, заботливо собрал названому сыну обильный запас лекарств и повязок, уложил даже шелковые нити и знакомо изогнутые иглы для сшивания ран. Камушек при виде этой коллекции только слегка плечами пожал. «Если уж меня ранит так, что придется сшивать, то все равно наверняка не выживу», — подумал мальчик и обратился к более приятным вещам. Если можно назвать более приятным зрелищем Пожирателя Туч, поглощающего кусок сырой печенки. Дракон ел жадно, а сок струйками стекал у него по подбородку, по шее и по рукам, оставляя на них розоватые полосочки. Камушек только вздохнул. Пожирателю Туч для превращения нужна была энергия. Как нельзя разжечь огня без дерева для костра, так и невозможно рассчитывать, что голодный дракон сумеет перестроить свое тело. А мясо было для него лучшим «топливом».

Тем временем солнце поднималось все выше, подсушивая росу на траве. Пожиратель Туч проглотил последний кусок и облизал пальцы. Потом разделся, небрежно пораскидав кругом одежду.

Сосредоточенно нахмурив брови, он провел босой ногой по траве. Нерешительно потоптался, выбирая место, точно пес, готовящийся ко сну.

«Еще немного мокро».

«Через пару минут будет совсем сухо», — возразил Камушек. И правда, солнце грело все сильнее, роса быстро улетучивалась.

Пожиратель Туч выбрал, наконец, кусочек земли, который выглядел достаточно сухим. Свернулся на нем в клубочек, подложив руку под голову, точно и в самом деле собирался заснуть.

«Держись от меня, по крайней мере, шагах в четырех», — строго велел он, с тревогой поглядывая на приятеля, потом закрыл глаза и прервал мысленную связь. Камушек, который привык уже постоянно чувствовать невесомый мост, существовавший обычно между ним и разумом Пожирателя Туч, вздрогнул от внезапного неприятного ощущения пустоты. На мгновение ему показалось, будто прямо перед ним, треснув его по лбу, внезапно захлопнулись толстые двери. Он присел на корточки, бездумно складывая тунику Пожирателя. До сих пор он ни разу не был свидетелем драконьего превращения и осознавал, что Пожиратель Туч оказал ему огромное доверие, позволив наблюдать за ним во время этого «грязного, неприятного и не слишком безопасного» занятия. Кроме того, мальчика мучило воспоминание с прошлого лета, когда молодому дракону не слишком удалась трансформация. Но ведь сейчас он стал старше, опытнее и хорошо наелся про запас…

Грудь Пожирателя Туч вздымалась и опадала от глубокого и ровного дыхания. Камушек начал уже слегка успокаиваться, когда после очередного вздоха грудь Пожирателя перестала подниматься. Камушек от волнения принялся обгрызать ногти. Неподвижное мальчишеское тело, безоружное в своей наготе, на его глазах становилось вещью. Ткач иллюзий безотчетно вытянул руку в сторону дракона, но тут же убрал ее. Пожиратель Туч очень строго запретил ему касаться себя во время преображения. Это было опасно для обоих. Камушек осознал, что кожа Пожирателя Туч бледнеет. Она становилась все более светлой. Волосы же постепенно становились коричневатыми, а потом приобрели цвет соломы, того же цвета стали брови и ресницы. Пожиратель Туч утрачивал натуральные краски, точно картинка, слишком долго остававшаяся на палящем солнце. Наконец все его тело стало белым, как мрамор. Камушек широко открытыми глазами, точно завороженный, смотрел, как черты лица Пожирателя — так похожие на его собственные! — стираются. Потом и все тело дракона стало терять первоначальную форму, будто вылепленная из хлебного теста фигурка, расплывающаяся на жаре. Наконец на траве осталась только бесформенная глыба, ничем не напоминавшая человека.

Камушек судорожно сглотнул и отступил назад. Он чувствовал, как земля легонько дрожит под его ногами. В воздухе стоял странный запах, который он сначала даже не смог определить. Потом понял: пахло грозой. Глыба первичной материи, которая недавно была человеческим телом, теперь морщилась, по ее поверхности пробегали маленькие волны. Она вбирала землю вокруг себя, поглощая ее, точно жадная слепая тварь, и росла все больше и больше. Процесс продолжался. Глыба начала принимать определенную форму — сначала это были неуклюжие очертания животного, тяжелые и нескладные, как у вылепленной из глины игрушки. Вскоре рождающееся существо приобрело стройность и элегантность борзой и с каждой минутой все больше напоминало дракона. На спине существа выросли крылья, тело покрылось блестящим белым мехом. И наконец на дне мелкого углубления появился Пожиратель Туч во всей красе — новенький, законченный до последнего волоска и когтя. Красные глаза медленно раскрылись, дракон зашевелил ноздрями, поднял голову и чихнул. Слегка ошеломленно огляделся по сторонам, потряс головой. Потом вылез из образовавшейся под ним ямы и потянулся, как кот, вытягивая каждую лапу по отдельности, затем размашисто отряхнулся, избавляясь от застрявшего в мехе песка.

«Это не больно?» — спросил Камушек, с облегчением переводя дыхание и опускаясь на траву.

«На этот раз я ничего не перепутал, так что больно не было. Я хорошо себя чувствую, только страшно голоден, — ответил дракон, сосредоточенно принюхиваясь. Потом облизнулся огромным розовым языком. — Неподалеку есть какие-то коровы…»

«Нельзя есть чужих коров! — возразил паренек. — Ведь стадо кому-то принадлежит».

Пожиратель Туч наморщил нос и искоса глянул на товарища.

«Корова кому-то принадлежит, когда ее поймали и прикончили. Я еще никогда не видел, чтобы ЧЬЯ-ТО добыча спокойно лазила по лугам и срала на ромашки».

У Камушка не было ни сил, ни охоты с ним спорить. Драконья логика отличается тем, что, во-первых, не много общего имеет с людской, а во-вторых, трудно успешно спорить с существом такой величины, как дракон. Пожиратель Туч высунул голову из кустов, обозревая окрестности. При этом он по-прежнему усиленно принюхивался и нервно стриг ушами. Он снова был голоден, а это означало, что все остальное отходило на второй план, а уж тем более дискуссии о морали.

«Есть!» — Пожиратель Туч в возбуждении непосредственно передал Камушку образ небольшого стада, которое спокойно пережевывало траву на пологом склоне. Паренек заморгал, пытаясь соотнести вид зарослей, находившихся на расстоянии вытянутой руки, и того, что было нахально впихнуто ему в голову. Рога коров были покрашены ярко-голубой краской, заметной издалека. Камушек протиснулся сквозь гибкий кустарник, раздвигая ветки в стороны, и высунул голову по другую его сторону. За ближним стадом виднелось еще одно, побольше. Камушек прищурился, стараясь разглядеть краску, которой были помечены те животные.

«Пожиратель, скажи, у тех, дальних, рога красные?»

«Красные», — небрежно подтвердил дракон, изящно перемахивая через кусты. Он облизывал себе нос, шерсть на спине подрагивала, точно у кота, сторожащего мышь. Камушек ощерился в нехорошей улыбке. Только один хозяин в округе метил свой скот красной краской: Зубастый — скупец и завистник, который за долгие годы успел завоевать неприязнь всех жителей Змеиных Пригорков, а особенно детей, которых травил собаками, если они отваживались нарушить границу его сада. У Камушка, как и у всех местных мальчишек, были свои столкновения с Зубастым и свой счет к нему — за разорванную псом тунику и за синяки от его палки.

«У меня к тебе просьба. Если тебе все равно, съешь одну из тех коров с красными рогами».

«Пожалуйста».

«Приятного аппетита».

Дракон поднялся в воздух и полетел в сторону краснорогого стада, а Камушек следил за ним со скрещенными на груди руками в позе полного удовлетворения. Его чувства добрыми не назовешь, но у мести такой сладкий вкус, даже если ждешь ее годами.

* * *

Полет для человека — совершенно изумительное, потрясающее впечатление. Ни с чем нельзя сравнить возможность любоваться землей сверху. Все вдруг становится меньше, отдаленней, но все-таки остается четким, а мир, на который смотришь с такой перспективы, кажется странно чужим и непонятно почему утрачивает прежнее значение. Широкие тракты напоминали узкие тесемочки, реки — серебристо-голубых змеек, ползающих среди изумрудно-зеленых равнин. Леса выглядели как огромные темно-зеленые ковры, посреди которых кое-где виднелись залысины вырубок. В поселениях, над которыми пролетал дракон, крыши хат сверху напоминали стада овец, трусливо сбившихся в кучки — сивых или светлых, в зависимости от того, чем была покрыта крыша. Поля, на которых уже дозревали ранние хлеба и разные овощи, напоминали пестрый латаный плащ бродяги.

Дракон искал воздушные течения и старался парить в них, поддерживаемый ветром, — так он берег силы. Камушек с любопытством разглядывал пейзажи, проплывавшие внизу, стараясь мысленно соотнести то, что он видел, с картой, которую в свое время тщательно изучал еще дома и уже знал на память. Широкая голубая лента, по которой неспешно скользили темные точечки плотов и парусных барок, наверняка была рекой Эните — самой большой водной дорогой империи. Через некоторое время на горизонте появилось несколько довольно высоких холмов, напоминавших прижавшихся друг к другу спящих животных, покрытых зеленым мехом. Пожиратель Туч немного снизился. Тень дракона заскользила по склонам, тревожа пасущихся коз и стороживших их пастухов и собак. Камушек похлопал дракона по затылку, привлекая к себе его внимание.

«Это, кажется, Холмы Иллюзии. Остановимся тут?»

Надписи, разумеется, не было, но, скорее всего, они смотрели именно на то место, где родился Белый Рог, считавшийся до сих пор самым могучим Ткачом иллюзий. Небольшая речушка вилась между холмами, чтобы в конце сорваться с невысокого горного уступа. Пожиратель Туч опустился у подножия водопада. Камушек с любопытством оглядывался по сторонам. Итак, здесь когда-то жил человек, которого ставили в пример всем Ткачам иллюзий и с которым Камушек, возможно, сравнялся талантом. Эта мысль была довольно привлекательна. Может, сто лет тому назад именно в этом месте сидел Белый Рог и так же, как они сейчас, смотрел на белую пену, вскипавшую в углублении под водопадом? Воздух был пропитан влагой, оседавшей на одежде и драконьей шерсти. Пожиратель Туч то и дело недовольно потряхивал кудлатой головой. Но благодаря той же влаге, раздражавшей дракона, над водопадом изогнулась изумительная семицветная радуга. Восхитительное зрелище, от которого сердце сжимал неопределенный восторг перед великолепием природы, создающей такие прекрасные и, к сожалению, столь хрупкие и мимолетные чудеса.

«Жаль, что радугу нельзя взять с собой», — подумал мальчик.

«А я могу, — возразил дракон. — Вот запомню ее и заберу с собой в голове».

Камушек широко улыбнулся. Это правда. В определенном смысле, все, что человек увидел и запомнил, остается его собственностью — это можно воспроизвести в воображении или с помощью таланта Ткача иллюзий. Может, ему когда-нибудь захочется припомнить сегодняшний день, и тогда он вызовет прекрасный образ радуги над водопадом реки Сестры.

Согласно карте, Сестра должна была привести путешественников к самому заливу Онесс, откуда уже совсем недалеко до полуострова Военный. Путешествие по воздуху было несравнимо быстрее всех прочих видов, какие только Камушек мог себе вообразить (кроме способа передвижения Бродяжников, ясное дело), но сопровождалось определенными неудобствами. После нескольких часов, проведенных на спине дракона, все тело немело. К тому времени, когда Пожиратель Туч устроил следующую остановку, мальчик так одеревенел, что просто рухнул с его спины как мешок. Долго лежал на земле, ожидая, пока кровь снова начнет нормально циркулировать по телу, а жуткие мураши с раскаленными жвалами перестанут перемещаться под кожей. Пожиратель Туч нетерпеливо фыркнул и прокомментировал:

«Можно подумать, что тебе ноги оторвало. Не вой так».

Это была дальняя окраина Военного полуострова. Все человеческие поселения остались позади, а перед путешественниками расстилался только изумрудно-голубой простор океана. Где-то там лежала родина Пожирателя Туч. За этой волнующейся необъятной стихией протянулась цепочка вулканических островов. Теперь их называли просто Драконьим архипелагом, но когда-то они носили имя Фыена, что на очень древнем наречии означало «Трофей».

Камушек перевернулся на живот, подпер подбородок руками и попытался измерить взглядом эту невероятно огромную поверхность волнующейся воды. Следующая часть путешествия будет наверняка еще более утомительной, так что перед ней надо хорошо отдохнуть. Он с трудом поднялся, потом освободил дракона от неудобных свертков и верховой упряжи. Пожиратель Туч с удовольствием принялся кататься по жесткой дюнной траве, а мальчик развязал один из узелков, чтобы достать хлеб.

Отдыхали они в мире и согласии, мальчик и дракон рядышком. Пожиратель Туч облизывался, вспоминая съеденную утром половину коровы, Камушек тщательно пережевывал кусочек черного хлебца. Оба, как в давние времена, слушали шум прибоя и морского ветра, посвистывавшего в зарослях осоки.

«И приплыли оттуда черные корабли с пурпурными парусами, а на них прибыли воины и маги…» — процитировал Камушек с выражением посвященного человека. Эта первая фраза из исторических хроник всегда вызывала у него странную и таинственную дрожь возбуждения. Много раз он представлял себе туманную морскую даль, из которой появляются стройные суда, медленно и неотвратимо приближающиеся к побережью.

«А что было потом?» — спросил Пожиратель Туч.

«Потом была война. Не слишком долгая, но кровавая. Из множества разрозненных княжеств возникла империя Ленгорхия, а на трон сел первый из рода Майар-эна, прозванный Стальным. И все жили долго и счастливо, благословляя императора, но крайней мере, два раза в день». — Камушек иронично усмехнулся, а дракон покосился на него.

«А на самом деле?»

«На самом деле жизнь есть жизнь. У нас имеются пожары, наводнения, эпидемии, глупые чиновники… и, разумеется, драконы, которые сами по себе тоже подобны некой разновидности заболевания». — Камушек многозначительно подмигнул.

«Ты чудовище!» — возмутился Пожиратель Туч. Он осторожно толкнул мальчика своей огромной лапой, этого хватило, чтобы Камушек кубарем покатился по земле. Дракон продолжал тормошить его носом, успешно отражая все попытки встать на ноги.

Волны не смогли заглушить пронзительных криков встревоженных чаек, кружившихся в воздухе. Драконьи уши уловили еще один звук в этом шуме — человеческие шаги. Пожиратель Туч поднял голову:

«Кто-то идет».

Камушек поискал глазами источник звука. Возможность слышать с помощью дракона имела и свои недостатки. Среди высоких зарослей дюнных кустов и трав бродила странная личность в серой епанче и высокой заостренной кверху шляпе. Лицо приближающегося человека пряталось в тени шляпных полей, только похожая на метлу седая борода выдавала его возраст. Он раздвигал травы длинным посохом и иногда рылся в них, точно искал что-то. И подходил все ближе. Раз выпрямился, явно обрадованный, с яйцом чайки в руке. Ограбленная птица отчаянно завопила и набросилась на островерхую шляпу. Старик отмахнулся от чайки палкой, та закричала еще громче и в порыве мести обгадила вору поля шляпы, что, однако, не произвело никакого впечатления на пожилого человека. Он шел, по-прежнему опустив нос к земле и направляясь прямехонько к нашим случайным наблюдателям. Камушек и Пожиратель Туч обменялись многозначительными взглядами. Кучу белого меха на берегу моря разглядеть легко. Особенно когда это приличных размеров дракон. Наконец старец неторопливо дошел до Пожирателя Туч и ткнул его посохом в лапу.

— Подвинься!

Безгранично изумленный дракон послушно поднял лапу и даже слегка отстранился. Старец в шляпе, расписанной отходами чайки, внимательно присмотрелся, затем старательно срезал ножичком пучок каких-то сухих колючих растений.

— А ты будь осторожней и смотри впредь, куда зад опускаешь, — буркнул старик, складывая добычу в торбу, которая свисала с его плеча. А потом как ни в чем не бывало двинулся дальше. Пожиратель Туч прекрасно слышал, как тот бормотал себе под нос: «Драконы, повсюду драконы… куда ни плюнь — везде драконы…»

— А тут есть другие драконы? — своим глубоким, нечеловеческим басом вслед уходящему вопросил Пожиратель.

Собиратель сорняков и яиц чаек оглянулся. Его метельчатая борода даже задрожала от возмущения.

— А как же, есть, заразы… Третьего дня пса моего сожрали. И молоко из кувшина выхлестали! — с горечью ответил старец.

— А может, это были кошки?

— Кошки, которые оставляют следы величиной с отпечаток от бочки?! — Презрительное фырканье было ответом. Старик погрозил Пожирателю посохом: — А ты, умник, лучше около моей хаты не крутись, а то всажу тебе стрелу в твой мохнатый зад.

И двинулся дальше, снова принимаясь обшаривать заросли, к пущему отчаянию чаек.

Странное происшествие, но, собственно, вполне обыденное тут, на плодородных низинах и болотах полуострова Военный. Драконьими землями, согласно неписаному уговору, был архипелаг, поэтому они старались держаться своей территории, но и рыбаки нарушали иногда границы их владений, и летающие великаны порой поодиночке и небольшими группами отправлялись на континент. Обе расы — человеческая и драконья — жили рядом и должны были как-то ладить между собой.

* * *

Волей-неволей полет к дому Пожирателя Туч должен был проходить поэтапно. Маленький островок, по имени его отца названный Островом Когтя, находился почти на самом дальнем конце цепочки, закинутой в просторы океана вулканическим капризом природы. Поначалу мальчик и дракон наслаждались совместным путешествием и прекрасными видами. Ящер — самый большой из Драконьих островов — напоминал чудовище, спящее на голубом покрывале. Казалось, оно даже дышит. Из кратера вулкана, чей конус возвышался над верхушками деревьев, поднимались сизые облака дыма.

«У нас тут часто бывали землетрясения», — мимоходом заметил Пожиратель Туч, пролетая над островом.

«Ты тут жил?»

«Я тут родился», — коротко пояснил молодой дракон, но больше ничего рассказывать не захотел.

Очередные острова проплывали под драконьим брюхом, точно гигантские зеленые морские черепахи. Как правило, над ними кружилось несколько драконов, а то и полтора десятка — в зависимости от размера острова. Они парили в невидимых воздушных течениях. Издалека драконы казались просто неопределенными движущимися предметами, не более опасными, чем листья, подгоняемые ветром. Пожиратель Туч мог пить соленую воду, но Камушку приходилось все время возобновлять свой запас в походном бурдюке, поэтому один раз они рискнули сесть и немного отдохнуть на чуть более крупном островке, который мальчик, подумав, определил как Остров Змеиный. Как он назывался на языке драконов, — не знал даже сам Пожиратель Туч. Драконьи названия не были постоянными. Они изменялись в зависимости от того, кто владел в настоящее время этой территорией, что там недавно произошло или даже просто потому, что прежнее название надоело жителям. Имена также не были чем-то неизменным, хотя драконы, как и люди, выбирали их, но намного более тщательно и особенно заботясь об их значении. Имя описывало того, кому принадлежало, и могло меняться несколько раз в течение длинной драконьей жизни. Вот и приятель Камушка уже звался Пушистым, Тем, Кто Теряет Зубы, Копателем Нор и Злым Щенком, и не было никакой уверенности, что он сохранит имя Пожирателя Туч до конца жизни.

Вода, вода… и снова вода. Все темы для болтовни, в конце концов, были исчерпаны, а однообразие пейзажа, лишь изредка нарушаемое косяком морских коней, становилось утомительным. У Камушка горели глаза, по которым беспрестанно хлестал солоноватый ветер, и трескалась пересушенная кожа на губах. Пожиратель Туч отступил куда-то в глубины собственного разума, посвящая реальности лишь столько внимания, сколько требовалось, чтобы изредка взмахнуть крыльями. Даже миражи, которые Ткач иллюзий пробовал создавать просто для того, чтобы убить время, получались бледными и неинтересными. Голова мальчика клонилась все ниже, пока, наконец, он не заснул глубоким сном, прильнув к теплой драконьей шее.

Разбудил его резкий толчок. Пожиратель тяжело рухнул на землю, точно мешок песка, скинутый с крыши.

«Мы на месте», — сообщил он с удовлетворением. Но сквозь общее ощущение облегчения пробивались все-таки усталость и легкая тревога. Он по-прежнему не был уверен, как примут родные его товарища-человека. Огромный солнечный диск уже почти полностью скрылся за горизонтом. Золотистый пляж посерел. Зелень прибрежных зарослей постепенно превращалась в однородную полосу черноты. Наклонившиеся над песком стройные пальмовые стволы на фоне более светлого неба напоминали теперь плоские силуэты, вырезанные из темного материала. На поверхности моря протянулась дорожка из золотистых пятнышек, сотканная последними лучами заходящего солнца. Эту безупречную картину портил только сумрачный горб торчащего из воды прибрежного утеса.

Паренек высвободился из ремней, которые удерживали его от падения в воздухе, слез с драконьей спины. В ногах снова бегали мурашки, но он, по крайней мере, ходить мог. «Видно, ко всему можно привыкнуть», — подумал он, нащупывая в густом драконьем мехе пряжки упряжи. Солнце уже окончательно скрылось, а ни одна из лун еще не решилась начать свое путешествие по небу. Пожиратель Туч по привычке расширил мысленную связь, и ощущения Камушка мгновенно обогатились шумом волн и таинственным шелестом, доносившимся из зарослей. Что-то погромыхивало в темноте, стрекотало, шуршало и попискивало… в тропическом лесу ночью, похоже, жизнь кипела так же бурно, как и днем.

«Мои родители, наверное, сейчас с другой стороны острова», — предположил молодой дракон.

«Подождем до утра?» — спросил Камушек, освобождая дракона от поклажи. Ему совсем не улыбалось заниматься поисками в ночной темноте. Шуршание в зарослях стало громче, видно, что-то большое продиралось там, а чуточку позже они увидели два пылающих краснотой пятна — глаза дракона.

«Мама?!» — обрадовался удивленный Пожиратель, но радость его тут же поблекла.

То, что произошло потом, ничем не напоминало теплой встречи. Из зарослей метнулся какой-то темный силуэт, кинулся на Пожирателя Туч, вцепился ему в горло. Два огромных тела метались по песку, раскидывая его по сторонам. Зрелище было тем более страшным, что в темноте почти ничего нельзя было разглядеть, и испуганному Камушку казалось, что рядом с ним два чудовища стремятся разорвать друг друга на мелкие куски. Пока в конечном счете из этого клубка не донеслась до него отчаянная мысль Пожирателя: он терпел поражение и просил о помощи. Каким чудом человек мог ему помочь, Камушек понятия не имел, и у него даже не было времени, чтобы подумать над этим. Он стиснул кулаки, сосредоточив всю силу воли, чтобы овладеть собой. Он чувствовал, как стучит у него кровь в висках и в горле. Не мог же он сражаться с драконом. Но… зато мог отвлечь его внимание и дать Пожирателю Туч драгоценное время для побега. Чего боятся драконы, чего они боятся?..

На темной поверхности океана вспухла вдруг огромная волна и величественно, без малейшего плеска обрушилась на два переплетенных тела. Если б молоденький Ткач иллюзий не был так взволнован, он, безусловно, признал бы, что эффект получился комичный. Две перегрызшиеся бестии отскочили друг от друга и кинулись в разные стороны, точно дерущиеся коты, на которых кто-то выплеснул ведро воды.

— Ска-а-аула! Скал-л-ле-э-эа! Бееги-и-и!! — Воспроизведенный по памяти окрик-призрак трудно было разобрать, но Пожиратель Туч уловил его, а трепка, которую он получил, и страх перед ее продолжением победили его естественный страх перед водой. Во мраке напавший казался единственным движущимся черным пятном. Его глаза на миг враждебно сверкнули огненной краснотой, как будто бешенство пылало внутри этой твари настоящим огнем. Камушек судорожно вздохнул, швырнул в чужого дракона иллюзорный шар из воды и, больше ничего не дожидаясь, кинулся в море. Волны омыли его колена, вскоре он уже брел по пояс и по грудь в воде, все время ожидая, что жуткие когти располосуют ему спину. Пожиратель Туч прикорнул на том крошечном обломке камня, мокрый и униженный. Камушек с трудом вскарабкался на утес и устроился рядом. Места было мало, как раз чтоб уместились один тощий паренек и один худой дракон. От земли их отделяла и оберегала полоса соленых волн. Оба надеялись, что неизвестный дракон не станет нападать на них с воздуха.

«Вот бесится, — угрюмо передал Пожиратель Туч. — Растащит все твои запасы. Немного останется после него».

Камушек послал в сторону пляжа очередной иллюзорный заряд — на сей раз сплетенный из яркого пламени. Не слишком прицельно, дракон успел отскочить в последний миг. С пляжа донесся направляемый непосредственно в мозг поток гадких проклятий и жутких видений раздирания на клочки, загрызания и прочих подобных «приятностей». В ответ паренек послал следующий огненный снаряд и подкрепил его водным, целя прямо в сверкавшие издалека драконьи глаза.

«Удрал», — с облегчением перевел дыхание Пожиратель Туч.

«Кто это был?»

«Безумец».

«Это сразу видно, — кисло отозвался Камушек. — А помимо того? Здешний?»

Пожиратель Туч так яростно отряхнулся, что мальчик потерял равновесие и вцепился в его шерсть, чтобы не упасть в воду.

«Безумец! С больной головой. Чтоб у него жабы в брюхе развелись! И хвост полинял! Это наша территория! Где моя семья?! Этот мерзкий старик всегда жил на соседнем острове!» — причитал Пожиратель Туч.

«А может, это ты заблудился?»

«Глупыш», — коротко обрезал дракон.

Положение было невеселым. Они застряли на утесе. Правда, Безумец покинул пляж, но Пожиратель Туч прекрасно чувствовал, что старик притаился где-то в зарослях и ждет, когда непрошеные гости снова осмелятся вернуться на остров. Пожиратель улегся настолько удобно, насколько позволяла ему крошечная площадка, уткнулся носом в передние лапы и вскоре заснул. Камушек погладил его по мокрому меху. Бедняга, у него позади долгий утомительный полет, ему необходим отдых, чтобы набраться сил и залечить раны. Несколько раз до Камушка дошло с берега острова неясное сообщение, что-то вроде «чужаки» или даже «воры». Мальчик внимательно вглядывался в берег, не появятся ли красные глаза, но они больше не показались. Да уж, по сравнению с довольно-таки однообразной жизнью в Змеиных Пригорках, тут нельзя было пожаловаться на недостаток ощущений. Хотя, может, и необязательно все неожиданности должны заканчиваться принудительным заключением на твердой скале, да еще при этом в промокшем виде. К счастью, ночь была теплой, так что одежда Камушка и мех Пожирателя Туч быстро высохли на тропическом ветру. Паренек поднял голову, ища взглядом знакомые созвездия. Звезды были яркие, но расположение их отличалось от того, которое он помнил над родными краями. Ему удалось выловить из звездной каши Петлю, Единорога и Грифов, тянущих Рыдван. Прямо над горизонтом перед Кентавром склонил свою грозную голову Бык, а Сирена купалась в дымчатой струе Косы Грустной Девицы, которая пересекала небо с востока на запад. Через некоторое время из-за рваной полоски прибрежных деревьев поднялся ясный диск Гиганта. От его призрачного сияния песок приобрел серебристый блеск, а маслянистая поверхность спокойного моря покрылась мелкими чешуйками лунных бликов.

До сих пор крепко спавший Пожиратель Туч вдруг встрепенулся, чуть не сбросив в воду Камушка. Паренек судорожно вцепился в драконий мех, стараясь сохранить равновесие. И только через некоторое время несносный драконище перестал выделывать свои головоломные штучки.

«Мой хвост! Что-то схватило меня за хвост!» — От его мыслей веяло настоящим страхом.

Мальчик с раздражением закатил глаза.

«Ради Милосердной Судьбы! И только из-за этого ты так сорвался? Ну что тут могло схватить тебя за хвост? Так бы и врезал тебе».

«Безумец мне уже врезал, — заныл дракон, снова укладываясь и старательно подворачивая хвост под себя. — Меня, правда, что-то укусило. Тут есть акулы, и ленточники, и сирены. Мало ли что могло меня укусить».

Камушек неуверенно посмотрел на темную поверхность воды и повыше подтянул ноги.

«Безумец назвал нас ворами».

«Он же свихнулся, — со злостью пояснил Пожиратель Туч, вылизывая лапу и крыло. — Собирает раковины, камни и всякий блестящий мусор. И спит на этом. Когда я был помоложе, то, забавы ради, иногда подкрадывал у него кое-что. Потом прятал, выкидывал или обратно подбрасывал… Он бесился, гонялся за мной, жаловался родителям. Не раз мне доставалось от него, зато развлекался я вовсю. Но никогда он даже не пытался убить меня. Ему явно стало хуже».

«Как ты себя чувствуешь?»

«Немного лучше. Все бы заживало еще скорее, если б я не был такой усталый».

Одной из удивительных драконьих способностей было быстрое выздоровление. Именно поэтому так трудно убить дракона. Когда еще в Змеиных Пригорках Пожиратель Туч грызся с местными псами, Камушек не раз видел, как быстро и бесследно срастались на нем самые глубокие раны. Вот и теперь повреждения, которые убили бы каждое иное существо, на нем заживут через пару часов.

* * *

Безумец отказался от своей засады в кустах только на рассвете. Может, устал, а может, просто ему наскучило. Поклажа Камушка пострадала меньше, чем он опасался. Несколько свертков было разорвано острыми клыками. Паренек рассматривал их, пробуя на глаз оценить ущерб. Пропала часть соли, но ведь можно было готовить просто в соленой морской воде. А еще придется заняться штопкой. Пока Камушек размышлял, как снова уложить все вещи в разорванные торбы, Пожиратель Туч вдруг снова пришел в возбуждение.

«Отец! Это мой отец! Там, над Островом Безумца!»

Камушек посмотрел в указанном направлении, заслонив глаза от солнца ладонью. И правда, над соседним островком, находившимся всего на расстоянии двух-трех выстрелов из лука, кружил крылатый силуэт.

«А если это опять тот ненормальный?» — с тревогой спросил парнишка.

«Думаешь, я собственного отца не узнал бы?!» — оскорбился Пожиратель Туч.

* * *

«Нет, не знаю, прощу ли я его когда-нибудь. Может быть. Но пока я просто взбешен. Ясно, что он соскучился по своим близким и очень спешил, но он действительно мог бы этого не делать! Летать на драконе — это нечто совсем иное, нежели висеть в драконьей пасти с болтающимися в воздухе ногами. От такого вообще можно умереть от разрыва сердца. Даже не стал ждать, пока я усядусь на него, просто схватил зубами за ворот и без предупреждения взлетел. А в результате все время, пока этот кошмарный идиот здоровался с родителями, я пытался убедить свое сердце вылезть из моего горла и опуститься пониже, на свое законное место.

Отца Пожирателя Туч зовут просто Коготь, зато у матери очень замысловатое имя, оно состоит из цепочки определений, которые с трудом можно перевести на человеческий язык. Добрая, милая, спокойная, ласковая — так описывал ее любящий сын. И так она стала для меня Лаской. Думаю, это очень правильное имя, поскольку только теперь, через два дня после нашего приезда, я осознал, что, если б не защита Ласки, Коготь бы меня попросту прибил. Да, Коготь меня не любит. „Не любит“ — это еще слабо сказано. Он меня не выносит, ненавидит, смотреть на меня не может. Не знаю, откуда мне это стало ясно, но, когда я оказываюсь неподалеку от него, у меня мурашки по спине бегают, и такое впечатление, будто сзади притаился кто-то очень опасный. Наверное, злобные мысли Когтя так действуют на меня. Он, понятно, больше, чем Пожиратель Туч — по нему видно, каких размеров будет мой несносный приятель драконище, когда вырастет. Шерсть Когтя свинцово-серого цвета. Только уши и кончик хвоста черные, точно их в смоле намочили. А Ласка — песочного цвета, только вдоль спины и на шее у нее коричневая полоса. А у Пожирателя Туч есть сестра! Я еще не видел этого маленького дракончика, потому что даже у Ласки нет ко мне такого доверия, чтобы показать своего ребенка, но Пожиратель утверждает, что малышка рыжая! Считается, что дети должны быть похожи на родителей, но у драконов, похоже, это правило вообще не действует. Все они разного цвета, и не видят в этом ничего странного.

Как оказалось, Пожиратель Туч ошибся из-за того, что Безумец и Коготь поменялись владениями. Не знаю, что могло не нравиться Когтю на его прежнем острове и почему Безумец согласился на обмен. Мне же оба эти клочка суши, окруженные со всех сторон водой, кажутся совершенно одинаковыми. Я устроился на Острове Безумца (то есть теперь-то это Остров Когтя) в уютном уголке, где деревья растут прямо из песка. Это еще не лес, но и не голая земля, выжженная тутошним убийственным солнцем. Я повесил между деревьями гамак. Нашел место, чтобы разжечь костер. Где-то в глубине острова есть родник, и маленький ручеек, берущий начало от него, впадает в океан как раз неподалеку. На берегу пресная вода смешивается с соленой, но достаточно подняться чуть повыше, в заросли, чтобы зачерпнуть из чистого потока. Это идеальное место. Среди зелени галдят стаи сказочно разноцветных птиц. В море ходят косяками красочные рыбы. И вообще вокруг порхает, бегает, ползает и скачет целое множество разных тварей. Большинство из них я вижу впервые в жизни. Мне кажется, что в книжках Белобрысого даже не было их изображений. А еще я открыл на драконьем острове такие растения, названий которых не знаю, и никогда не видел подобных им в гербариях Белобрысого. По-прежнему очень жарко, поэтому из одежды я ношу только набедренную повязку и сандалии. Без обуви можно просто обжечь ноги на горячем песке или пораниться об острые раковины, которых множество и на берегу, и на дне моря. По-настоящему я одеваюсь только тогда, когда отправляюсь в глубь острова, где полно царапающихся веток, шипов и листьев, чьи края режут кожу, как ножи, в чем я уже успел убедиться. Это очень странное место. Немного ненастоящее, как бы взятое из сна. То есть самое подходящее для Ткача иллюзий — прежде всего тут работает воображение. Я заметил, что время для меня перестало делиться на часы. Существуют только день и ночь, рассвет и сумерки. Это драконий счет времени. Теперь я лучше понимаю Пожирателя Туч и его беззаботное отношение к обязанностям. У меня есть время. И, кажется, что времени этого бесконечное количество, а все можно сделать если не сегодня, то на следующий день. Когда я голоден — я ловлю рыбу или собираю фрукты. Работаю тогда, когда считаю нужным. Иногда я начинаю думать, не ленив ли я, но потом вспоминаю, что собираю растения, описываю тутошних зверушек, рисую их (как умею, но рисунки выходят не слишком хорошие, я сам это признаю), значит, все-таки делаю немалую работу.

Я, наверное, никогда не догадаюсь, что, собственно, подействовало на дракониху, когда она решила, что мне все-таки можно доверять. Может, ее убедил Пожиратель Туч, а может, она сама решила, что я веду себя спокойно и ничем не угрожаю ее ребенку. Однажды она появилась около моего лагеря, осторожно неся в пасти рыжий клубочек. За ней подскакивал от нетерпения Пожиратель Туч, что выглядело довольно комично при его размерах.

Я никогда раньше не видел ни одного драконьего детеныша, впрочем, мало кто из людей мог бы этим похвастаться. Оказывается, щенята, которым едва исполнилось несколько месяцев, немногим больше кошки, и при этом страшно любопытны и непоседливы. Очень странно даже представить себе, что из этакой крошки через несколько лет вырастет существо размером с Пожирателя Туч.

Дракончик очень решительно подошел ко мне и с любопытством принялся обнюхивать мои ноги, подергивая за ремешки сандалий. Мое восхищение было таким безусловным и искренним, что сдержанность Ласки растаяла без следа. Какая мать не любит, когда восторгаются ее ребенком? А сестричка Пожирателя и в самом деле очаровательна. Нет ничего милее драконьего щенка, может, только за исключением пушистого маленького котенка. Ласка подошла очень близко, чуть не касалась меня носом. А мне и в голову не пришло хоть чуточку заволноваться. Я уже так привык к Пожирателю Туч, что на меня никакого впечатления не производили ни огромные острые клыки, ни глаза кроваво-красного цвета. Я протянул руку, доверчивый, как ребенок, и погладил Ласку по морде. А потом нежно почесал малышку за ушами. Теперь я думаю, что это было крайне легкомысленно. Если б на месте Ласки оказался Коготь, я бы уже лишился руки. Или головы.

У рыжего щенка еще нет имени. Ее родители неторопливы, как все драконы. Они спокойно наблюдают за своим младшим отпрыском и раздумывают, какое имя будет для нее самым подходящим. Ведь имена — это очень важная вещь. Они могут принести счастье или неудачу, это знают даже драконы. Мое кажется простоватым, по мне оно нравится, ведь только подумать, что может сделать маленький камушек, если попадет в мельничный механизм, например. Впрочем, изумруды, рубины и алмазы — это ведь тоже камни, верно? Коготь, Ласка и Пожиратель могут называть детеныша просто Детеныш, но мне это мешает. Малышка — рыжая, как высушенная на солнце глина, блестит, точно отполированный медный котелок, и вся она — прежде всего эта рыжесть и проворность. И очень напоминает мне…»

Камушек вдруг дернулся, вскрикнув от неожиданности и боли. Его чертилка невольно изобразила дугу на пергаменте, который он как раз трудолюбиво заполнял письменными значками. Паренек свесился из гамака, раздраженно глядя вниз, прямо на радостную мордочку малого дракончика.

«Она меня укусила!» — пожаловался мальчик. И правда, на ноге его виднелись глубокие царапины, из которых сочилась кровь. У крохотной драконихи еще не было всех зубов, только характерные треугольные клыки, но зато уж они были острые, как иглы. Босые ноги, свисавшие из гамака, она явно приняла за чудесную игрушку и прекрасный объект для нападения.

«Плохая девочка!» — погрозил ей Камушек, как будто она могла его понять.

И поспешно дописал под кривым зигзагом:

«Она напоминает мне маленькую толстенькую лисицу, так что про себя я назвал ее Лисичкой, да и Пожиратель Туч все чаще зовет ее так же».

«Кончай уже строчить, пошли на море», — поторопил его дракон.

* * *

Лисичка была в восторге от своего большого братца — в не меньшей степени, чем он — от нее. Она безгранично восхищалась им и старалась во всем ему подражать. Камушек наблюдал, как рядом с достойно шествующим гигантом катится рыжий комочек. Она спотыкалась на ямках в песке, шлепалась на нос, размахивая еще бесполезными крылышками, которые торчали на ее пушистой спинке, как два маленьких веера. Пожиратель Туч время от времени останавливался, чтобы коротенькие лапки Лисички могли отдохнуть, но казалось, что драконий детеныш обладает просто неистощимым запасом энергии. Она тормошила брата за мех, путалась у него между лапами. Когда он ложился, она лазила по нему, как по горке, хотя лапки у нее разъезжались на скользкой шерсти, и она, кувыркаясь, летела вниз, точно по крутому склону. Она каталась по песку, а потом так размашисто отряхивалась, что часто при этом снова опрокидывалась. А одной из любимейших игр маленького дракончика была охота за собственным хвостиком, не считая, ясно, засад, устраиваемых на человеческие ноги, и грызения ремешков от сандалий. Камушек наблюдал за драконьими братом и сестричкой, и где-то в глубине его души прорастало зернышко зависти. У него самого не было ни сестры, ни брата, ни даже близкого друга среди людей. Пожиратель Туч был слишком необычной личностью, чтобы отношения с ним считать нормальными. У мальчика никогда не было возможности играть с кем-то и заботиться о ком-то с такой нежностью, с какой Пожиратель относился к Лисичке; и он не мог бы вспомнить, когда по отношению к нему кто-то ее проявлял. Белобрысый был очень добр к нему, но внешнее проявление чувств не принадлежало к его сильным сторонам.

Пожиратель Туч «обожал обожать» Лисичку и баловал ее, как только можно, а Камушек, к собственному изумлению, вдруг понял, что делает то же самое. Пожиратель Туч учил Лисичку охотиться на малоподвижных крабов, прятавшихся в прибрежных норах и среди корней, — эта добыча была в самый раз для малышки. Носил ей разноцветные перья попугаев и даже целых мертвых птиц. Лисичка играла ими, волочила по земле, ощипывала перья. А Камушек забавлял драконыша иллюзиями и возводил для нее замки из мокрого песка, где она могла прятаться или копать свои норки, произвольно меняя эту одноразовую архитектуру.

Жара, которая властвовала в этих широтах, способствовала лени и безделью, тем более что еда в основном росла на деревьях. Но Камушек заставлял себя систематически проводить исследования и делать заметки, несмотря на жару, настроение или привлекательность тех занятий, которые предлагал Пожиратель Туч. Ежедневно он делал зарисовки и описания, заполняя строчками мелких значков очередные страницы. Но основное внимание он посвящал все-таки Лисичке, справедливо решив, что она — просто идеальный и самый интересный объект для наблюдений. Ведь нельзя сказать, что у людей есть множество исследований поведения драконьих щенков. И уж точно ни один маг не мог похвастаться, что носил такое существо на руках, и наверняка никто не видел, как мать кормит его прожеванным и частично переваренным мясом. Драконы, хоть и очень напоминали котов своим поведением и привычками, вылуплялись из яиц и не кормили своих детенышей молоком. Странным образом они соединяли в себе черты кошек, собак, рептилий и даже кое-что позаимствовали от летучей мыши. А так, на самом деле они были попросту единственными в своем роде.

Лисичка — очаровательный, задорный драконий детеныш, она открывалась навстречу миру всей душой и всем своим небольшим тельцем. Камушек не замечал, чтобы она росла, но какие-то перемены в ней происходили. Он видел, как в течение нескольких недель тропической весны (а может, это было лето?) Лисичка становилась все более проворной, ловкой, сильной. С поразительной скоростью овладевала она новыми умениями. Пожиратель Туч учил ее ленгорхийскому языку одновременно с драконьим. Камушек присоединялся к этим урокам, пользуясь мысленной связью, и получал от них много пользы, хотя Пожиратель был не слишком терпеливым учителем.

Конечно, никто не рассчитывал, что такой маленький дракончик научится летать. Крылышки Лисички были еще слишком малы и слабы, чтобы поднять ее в воздух. Пожиратель Туч твердил, что Лисичка уже совсем скоро сама начнет учиться летать — он помнил свои первые попытки. «Когда?» — поинтересовался Камушек. «Да скоро, лет через десять», — пояснил Пожиратель Туч. Драконье понятие «скоро» весьма относительно. Точно так же гораздо позднее придет время раскрыться и способности к регенерации и превращению в любое живое существо. Пока же Лисичка была небольшим и очень нежным созданием, как и любой ребенок. Ласка с гордостью утверждала, что Лисичка прекрасно развивается, но одновременно честно признавала, что она ни в чем не выходит за пределы драконьей нормы.

Тем более поразительным и неожиданным был случай, который перевернул вверх ногами фундаментальную теорию драконологии и заставил Камушка серьезно задуматься.

* * *

Ночью волны прилива вторгаются на берег. Они упорно, но быстро трудятся, вымывая податливый песок. У них есть время только до рассвета. После себя прилив оставляет мелкие заводи и лужицы, наполненные прогретой солнцем водой. И в этой воде полно всякой мелкой морской живности, которая беспорядочно мечется там или укрывается на дне среди обрывков водорослей и обломков кораллов. Эти прудики гораздо более безопасны, чем открытое море, где легко наступить на колючего морского ежа или наткнуться на оснащенные острыми крючочками и обжигающими щупальцами толстые гроздья пузырьков, точно в насмешку прозванных «морскими девицами». Камушек часто разглядывал эти естественные аквариумы в поисках интересных образчиков, а иногда просто расслаблялся в теплой воде.

Плывущее под поверхностью воды существо выглядело совершенно невероятно, точно порождение наркотического сна. У него не было ни головы, ни конечностей. И напоминало оно волнообразно передвигающийся кусочек толстого одеяла. Если б кому-то пришло в голову соткать одеяло лимонно-желтого цвета и украсить его ярко-голубыми и ядовито-зелеными пятнышками. Окраска вполне недвусмысленно свидетельствовала, что животное ядовито. Возможно, это был представитель семейства улиток, но Камушек не поручился бы головой. Он подумал, что Белобрысый на этом острове был бы счастлив, как ребенок, с восторгом препарируя лягушек и всякие иные пакости.

Камушек осторожно ткнул палочкой плывущее чудо-юдо. Моллюск почернел и свернулся в клубок. Через пару минут он распрямился, одеялоподобное тельце еще сильнее пошло волнами и вдруг изменило цвет на красный. Пятнышки, по контрасту, стали еще ярче. Лисичка сидела на берегу прудика, с любопытством приглядываясь к происходящему. Вдруг, прежде чем мальчик успел понять, что происходит, она кинулась в воду явно с намерением поймать интересную «игрушку». Удивленный Камушек только смотрел, как дракончик увлеченно ловит в помутневшей воде разноцветного моллюска, который пропал где-то среди придонного мусора. Он ожидал увидеть испуг, метания, бегство из этого ужасного мокрого места. Прудик был мелкий, так что Лисичка сидела в нем, почти по шейку погрузившись в воду. Она утратила интерес к моллюску и оглядывалась по сторонам, заинтересовавшись новой ситуацией. Подняла лапку и шлепнула прутик, плававший на поверхности воды. Застригла ушками, широко раскрывая темно-красные, точно две вишенки, глазки. Камушек увидел, как она сунула головку под воду, чтобы выловить что-то со дна. Глотнула воды, быстро вынырнула, пару раз чихнула и отряхнула уши от влаги. Глянула на мальчика и снова шлепнула по луже, точно приглашая в игру. Пожиратель Туч в подобной же ситуации уже давно сидел бы на вершине пальмы, как можно дальше от моря, и исступленно сушился бы. Камушек решил, что пора закрыть рот и перестать изображать дурака. Он осторожно плеснул на малышку, показав ей язык и чуть дыша — так выглядел драконий смех. Она фыркнула и облизнулась, щелкнула маленькими зубками, пытаясь поймать его пальцы. Он показал Лисичке, как задержать дыхание, а потом нырнуть, постепенно выпуская серебристые пузырьки воздуха в глубине. Она легко следовала его примеру. Эта невинная игра, однако, была неожиданно прервана.

«Вытащи ее!!»

Пожиратель Туч был взъерошен, точно щетка, и потрясен до глубины души, как будто застал приятеля за убийством ребенка. У него на морде было такое выражение, что Камушек на всякий случай тут же выловил Лисичку из лужи. Взбудораженный Пожиратель Туч мог сотворить какую-нибудь глупость, например пустить в ход зубы, как он уже раз сделал. Потом ему, конечно, было бы очень жаль, и он всячески выражал бы свое раскаяние, но что проку, если уже нет руки или какой-нибудь другой части тела?

А между тем Лисичка была совсем не в восторге оттого, что ей прервали интересную игру. Едва ее поставили на сухой песок, как она тут же прыгнула обратно в воду так стремительно, что брызги полетели во все стороны. Камушек глянул на Пожирателя Туч и беспомощно развел руками. Лисичка резвилась в воде, а ее брат смотрел на нее со страхом и изумлением на морде.

«Что она творит?» — глупо спросил он.

«Купается», — ответил Камушек, пожав плечами.

«Но ведь… она МОКРАЯ!»

«Видно, ей нравится. А почему, собственно, драконы не любят воды?»

Пожиратель Туч с отвращением отряхнулся и лег на песок, не отрывая глаз от сестры.

«Не знаю. Просто вода — это плохо. Утонуть можно».

Между тем Лисичка выгребла из лужи какое-то полупрозрачное созданьице с множеством отростков, вылезла из воды и с огромным увлечением поволокла свою добычу по песку. Мокрая шерсть слиплась, и маленькая драконша выглядела, как промокший крысенок.

«Маме это не понравится», — мрачно сообщил Пожиратель Туч. Камушек посмотрел на него и снова пожал плечами. Наверное, дракон был прав, но что бы ни случилось, отменить это уже нельзя. По мнению Камушка, не стоило беспокоиться. Что плохого, если Лисичке нравится купаться?

* * *

Лисичка открыла воду так, как человеческий ребенок открывает для себя прелести лазанья по деревьям или охоты за змеями в пойме реки — развлечения, привлекающие риском и, прежде всего, запрещенные взрослыми. Книжки, которые в свое время читал Камушек, содержали много сведений о драконьей расе. Большинство нашло подтверждения в наблюдениях самого Камушка, другие он проверил и исправил, а некоторые оказались полной ерундой. Но одно утверждение повторялось с постоянством, достойным удивления: все драконы панически боялись воды и ненавидели ее. Они не умели плавать и презирали такое умение. Пожиратель Туч за все сокровища мира не перешел бы речку вброд. Он даже в лужу не ступил бы, а каждый дождь был для него личной тихой трагедией. Коготь, Ласка и Безумец тоже вполне соответствовали этой норме.

Лисичка же оказалась абсолютным исключением. Малышка, точно издеваясь над всеми научными теориями, лезла в каждую встречную лужу, приводя в отчаяние родителей и брата.

* * *

«Коготь и раньше меня избегал, демонстративно делая вид, будто я не существую. Это было хорошо уже потому, что он не пытался меня сожрать. Но теперь я не вижу ни Ласки, ни Лисички, что очень печально. Коготь и Ласка думают, что это из-за меня их дите ведет себя так странно и совсем не по-драконски — как утверждает Пожиратель Туч. Якобы я ей подавал дурной пример. Человек, развращающий дракона! Это был бы первый случай на свете.

Так что из всего общества у меня остался только один Пожиратель Туч. Я вижу, как он пробует примирить семью и нашу дружбу, и знаю, что это нелегко.

Возможно, я и в самом деле неподходящий товарищ для молодого дракона. Но разве дракон — подходящий приятель для подростка? Каждый из нас в чем-то немного уступил, немного изменил свои привычки, и мы встретились где-то посередине пути. Пожиратель Туч носит одежду, когда принимает человеческий образ, а я стараюсь примириться с тем, что у него малопочтительное отношение к чужой собственности и что он ест сырое мясо, когда только представляется такая возможность.

Ласка наверняка предпочла бы, чтобы я вернулся домой и никогда больше нога моя не ступала на Драконий архипелаг, а уж тем более — на Остров Когтя. Отец Пожирателя Туч явно охотнее всего переправил бы меня по ту сторону Врат Существований. Но дело в том, что я уже не в состоянии расстаться с Пожирателем Туч, во всяком случае, это далось бы мне очень нелегко. Слишком долго мы были вместе и слишком сжились. Нас многое объединяло, и понимали мы друг друга даже чересчур хорошо. Когда Белобрысый следил за нашими „разговорами“, они его очень удивляли. Мы умудрялись договариваться с помощью странной смеси образов, воображаемых знаков письма, запахов, а также чувств. Правила такого свободного обмена мыслями изменчивы. Мы с Пожирателем Туч развлекаемся, находя новые понятия и способы выражать некоторые вещи. У Белобрысого голова шла кругом. Он сдался, пробуя нас понять. И сказал, что с тем же успехом мог бы пытаться постичь язык воды и ветра.

Если б мне пришлось теперь расстаться с Пожирателем Туч, мне бы его очень не хватало. Я всегда был очень одиноким ребенком. Мои отношения с ровесниками в Пригорках ограничивались тем, что более сильные отбирали у меня игрушки, а слабые просто от меня удирали. Я долго обвинял в этом свое увечье, пока, в конце концов, до меня дошло, что причина кроется не в глухоте, а в таланте. Дети точно так же, как маленькие зверушки, инстинктивно избегают тех, которые не такие, как они, „другие“. Вот так я вырос и стал одиноким подростком, очень велика была вероятность, что со временем превращусь в хмурого, неприятного нелюдима. И дело было совсем не в глухоте, из-за которой мне было трудно найти общий язык с людьми. Я прожил в Змеиных Пригорках двенадцать лет. Это большое селение, у него имеются даже несмелые попытки стать городком. Но жители его еще обеими ногами увязли в темных веках. Я уверен, что они до сих пор верят в домовых и таящихся в трясинах болотных демонов. И в то, что белые змеи выпивают молоко у коров. Когда местные ребятишки уже заканчивали учебу — а надо сказать, что в Пригорках имеется учитель, который обучает детвору основам письма, счета и рассказывает им немного из истории империи, — я только начинал учиться. В Змеиных Пригорках тринадцатилетний подросток уже должен знать основы какого-то ремесла, уметь работать в поле наравне с взрослыми и вообще иметь достаточно четкое представление о своей будущей жизни. Так что ни один из этих солидных пахарей и скотоводов не мог уважать здорового парня, который не умеет взяться за серьезную работу, а только горбится над книжками или часами сидит неподвижно, а вокруг него появляются какие-то видения — стыд, срам и мерзость сплошная. Я был попросту иным.

Белобрысого уважали, но обходили стороной, как больного или недоумка. Оба мы жили не столько среди людей, сколько рядом с ними. Никому не хотелось связываться ни с тем человеком, который слышит чужие мысли, ни с тем, кто одевает честную жизнь в ложные украшения.

Легко понять, что Пожиратель Туч стал для меня не только мостом в свет звуков. Он мой друг, наперсник моих тайн и самое близкое для меня существо после моего отца. Иногда мне кажется, что я люблю его так, как любил бы своего родного брата».

* * *

В теплых океанских водах кипит жизнь. На мелководье прогуливаются по дну огромные крабы, таятся, зарывшись в песок, всякие рыбоподобные твари — наружу торчат только их выпуклые глазки-пестики. В прозрачной воде колышутся «водные розы» — желе в форме цветов, пульсирующее, как маленькие розовые сердца. Среди пучков водорослей кормятся мелкие рыбешки, разноцветные, точно стеклянные бусы. Но встречаются и более необычные обитатели подводной страны, вроде выскакивающих над волнами и парящих в воздухе летучих рыб или огромных черепах, величественно перемещающихся над донными океанскими лугами, точно невероятно большие живые островки.

Однако на этот раз Камушек только краешком сознания воспринимал чудеса тропического океана. Он скорее оценивал их пригодность в пищу. Стоя в воде по колено, он застыл с острогой в руке, вглядываясь в рыб, кормящихся на дне, среди водорослей. Свое легкое и удобное оружие он сделал сам и в глубине души очень этим гордился. Стальной наконечник он привез с собой, а вот все остальное смастерил из местных материалов. После первых попыток охоты он приделал четыре «уса» с заусеницами, благодаря которым раненая добыча не могла сбежать. Насколько действенна оказалась эта конструкция, свидетельствовало хотя бы то, что у мальчика уже три рыбины были нанизаны на шнурок и он подстерегал четвертую.

Вдруг что-то неожиданно толкнуло его в ногу. Воображение тут же подсунуло пареньку образы акулы и огромного осьминога, но он тут же убедился, что это только Лисичка. Вода доходила ей почти до носа. Маленькая драконша ожидающе смотрела на Камушка своими кругленькими вишневыми глазками. Он как можно скорее взял ее на руки — тяжелую от влаги и пропитанную водой, точно губка. Она выглядела одновременно жалко и комично, как мокрая кошка. Ради Судьбы и Её Ока, что эта малышка тут делает одна? Камушек посмотрел в сторону берега и тут же в ужасе отскочил, спотыкаясь о неровности дна, на более глубокое место.

Лисичка была не одна. В непосредственной близости зияла жуткая пасть, вооруженная целым арсеналом белых зубов, огромных и острых, как мечи! Чуть не на расстоянии вытянутой руки! На берегу безумствовал Коготь — и, верно, уже довольно давно: мальчик его не слышал, а дочка попросту совершенно не обращала внимания. Дракон пробовал опустить передние лапы в озерцо, чтобы добраться до паренька, державшего его ребенка, но врожденное отвращение к воде сидело в нем так глубоко, что глубже войти он был не в состоянии. Если б Камушек стоял хоть на шаг ближе к берегу или если б у Когтя шея была чуток длиннее, скорее всего дело дошло бы до кровавой расправы. Испуганный парень отступал все дальше, погрузившись уже в море по пояс. Ему пришло в голову, что, если дракон решит напасть на него с воздуха, то придется нырять. Он готов был ради собственного спасения оставаться в море хоть и до ночи, но что делать с Лисичкой? Ее надо как можно быстрее доставить на берег, но тогда до него наверняка доберется разъяренный дракон, который явно вообще потерял голову и утратил разум. А Лисичка тем временем с детской беззаботностью лизала Камушка в ухо, совершенно не обращая внимания на весь этот дебош вокруг.

Кто знает, как бы все закончилось, если б не появился Пожиратель Туч, который ненадолго отвлек внимание Когтя. Камушек смог рискнуть и подойти поближе, чтобы несносная Лисичка достаточно безопасно вернулась на берег. Неизвестно, что сказал Пожиратель отцу, но, видно, нечто такое, что еще увеличило его ярость. А может, он просто должен был на ком-то выместить ее. Камушек даже сник, видя, как Коготь лупит своими тяжелыми лапами гораздо меньшего по размеру Пожирателя Туч. Клочки белого меха порхали в воздухе, младший дракон уклонялся от ударов, пятился в смиренной позе с поджатым хвостом, пока, наконец, не ретировался окончательно, удрав в заросли.

Ткач иллюзий предусмотрительно подождал, пока Коготь выловит непослушную дочку, плескавшуюся у самого берега, и отдалится с малышкой в пасти, бросая напоследок полные ненависти взгляды. Потом Камушек поскорее перебрался через полосу прибоя, кинул острогу на песок и побежал искать Пожирателя Туч. Молодой дракон забрался в самую гущу зарослей и сидел там, скорчившись, свесив голову и накрывшись крыльями, точно навесом. Он уныло уставился в землю, а из носа его капала кровь. Уши печально опали. Камушек сел рядом и стал ждать. Некоторое время Пожиратель Туч только облизывал кровоточащий нос и тяжко вздыхал. Наконец, после долгого ожидания паренек почувствовал знакомое прикосновение драконьего разума, пристраивающегося где-то рядом с его «я».

«Прости, что так вышло. Это не моя вина», — написал в воздухе мальчик.

Ему было и в самом деле очень жаль. Он хорошо понимал, что Пожиратель Туч послужил Когтю заменителем ненавистной жертвы. И, собственно, этим спас Камушку жизнь, потому что Коготь, в конце концов, наверняка нашел бы способ разорвать его на клочки.

Пожиратель Туч горестно потер лапой пострадавший нос.

«Это не из-за тебя. Отец в ярости, потому что я не хочу тут жить. Не хочу сидеть на задворках света. Он злится, что я научился читать и писать. Говорит, что это человеческие дела, и они — подозрительны, прокляты и вредны».

Пожиратель Туч помолчал немного, а потом прибавил:

«Он побил меня, потому что я сказал, что жизнь на острове глупая, и я хотел бы быть человеком».

Камушек от удивления рот раскрыл. Он и раньше знал, что Пожирателя привлекает человеческая раса, но чтоб до такой степени?..

«Мне нравится быть человеком. Ну по душе мне это, — продолжал молодой дракон. — Мне тогда надо меньше места, меньше еды. В человеческом образе у меня есть руки, а руками столько всего можно сделать. Лапой разве что яму в земле выкопаешь. А у людей столько всяких интересных занятий. Они живут так… быстро, сильно… понимаешь?»

Камушек утвердительно закивал. Пожиратель Туч повторял то, что уже когда-то объяснял ему на Янтарном берегу.

«Хорошо тебе. — Дракон снова глубоко вздохнул. — Белобрысый тебя очень любит. И никогда не бьет. А мой отец…»

Камушек улыбнулся и пожал плечами.

«Это не совсем так. Отцы не слишком друг от друга отличаются. Мне тоже не раз попадало. Мне досталось не меньше розог в жизни, чем у меня волос на голове. Я перестал валять дурака, только когда мне было лет тринадцать, и тогда Белобрысый вздохнул с облегчением. Он сообщил, что я, возможно, все-таки не кончу в тюрьме. А однажды мне досталось даже хуже, чем тебе сейчас».

Пожиратель Туч широко раскрыл глаза от удивления и ужаса.

«Белобрысый тебя порвал? Укусил? За что?»

«Люди не кусаются, — снисходительно поправил его паренек. — Я подпилил доску в отхожем месте у корчмаря, потому что он так мне уши надрал, что одно чуть напрочь не оторвал. Беднягу потом долго отмывали».

Воображение сработало. Оба они дико хохотали, а у дракона икота началась. Его дурное настроение совершенно улетучилось. И полились наперебой истории из детства — воспоминания о приключениях, проделках и шутках. И — о диво! — хотя Пожиратель Туч жил на свете в несколько раз дольше, чем Камушек, он проигрывал в этом странном состязании. Сбрасывание гнилых фруктов на голову нелюбимой тетки не шло ни в какое сравнение с нашествием стаи иллюзорных крыс на местных вышивальщиц. А запугивание рыбаков казалось довольно скучным занятием по сравнению с некоторыми подвигами малолетнего Ткача иллюзий: появляющиеся посреди Пригорков стада единорогов, пропадающие без следа дома, дожди из дохлых рыб… или люди, которым пришлось красоваться со звериными мордами вместо лиц.

«Белобрысый утверждал, что я был воплощенным демоном с самого дна адской бездны и что из-за меня он окончательно поседел». — Камушек озорно усмехнулся.

Пожиратель Туч вывалил язык.

«Похоже, зато я был очень послушным ребенком. Относительно, конечно».

«Бедняга, у тебя, наверное, было мало возможностей показать себя. Родители так следили за тобой?»

Воспоминание о старших драконах снова обратило мысли Камушка к недавнему неприятному событию.

«Почему Коготь меня так страшно ненавидит?» — спросил он с горечью.

Дракон смутился.

«Он не тебя ненавидит. То есть не только тебя… всех людей».

«Почему?» — Камушек от изумления вытаращил глаза.

Пожиратель Туч посмотрел на него с выражением глубокой задумчивости, а потом, будто решившись, встал и неожиданно распорядился:

«Влезай мне на спину, я тебе что-то покажу».

Мальчик послушно выполнил то, что было велено, удобно устроившись на белом мехе. Пожиратель стал пробираться сквозь спутанную чащобу, покрывавшую всю середину острова. Перед ним разбегалось все живое, за исключением огромных, с кулак, грузных жуков, чьи размеры и присущая насекомым глупость придавали им уверенности в себе. И вездесущие муравьишки усердно тащили поклажу, занятые только своими делами. Да что там огромный дракон, да пройди тут целая императорская армия — даже это, наверное, только ненадолго нарушило бы порядок в муравьиных шеренгах, а потом они снова приступили бы к своим обычным занятиям. Камушек прислушивался к голосам джунглей, профильтрованным через драконьи уши. Попугаи меж ветвей поносили их, а обезьяны издавали пронзительные предупредительные вопли: «Дракон идет! Дракон идет!» Камушек никогда еще не забирался так глубоко в душную зеленую чащу, где растения распихивали друг друга и переплетались, выпускали отростки, чтобы жадно поглотить каждую добытую каплю воды, каждый блик солнца. Отовсюду торчали колючки и листья с острыми краями. Пожирателя Туч спасал толстый мех, но на Камушке не было ничего, кроме сандалий и кусочка полотна вокруг бедер. После того как его кожу несколько раз отметили тонкие царапины, он пожалел, что не вернулся за штанами и рубашкой или хотя бы за туникой, но, с другой стороны, в чаще стояла невыносимо душная жара, отличавшаяся от пляжного зноя на берегу, где воздух все-таки освежал прохладный океанский бриз. Мальчик плотнее прильнул к шее своего товарища, ища укрытия за слегка приподнятыми крыльями. Наконец Пожиратель Туч остановился.

«Это здесь», — сообщил он, а Камушек почувствовал, что мысли молодого дракона далеки от беззаботности.

Перед ним возносились руины, почти полностью поглощенные буйной зеленью, каменная кладка медленно рассыпалась под ударами очередных дождливых сезонов и напором побегов тропических растений, проникавших в каждую щелочку. Стены, увитые лианами, еще кое-где были довольно высоки, но уже неотвратимо разрушались сверху. А большая часть строения уже совсем развалилась, остались лишь кучи мусора, почти полностью захваченные растительностью. Камушек закрыл глаза. Он попробовал представить это место много лет тому назад, когда здесь жили люди. Дома были такие же высокие, как в столице? А их стены покрывали похожие росписи? Там, где теперь властвовали сорные травы с мясистыми листьями и колючие вьюны, наверное, росли цветы. Размеченные дорожки вились между клумбами и каменными скамейками, на которых могли присесть усталые прохожие. Тут, верно, когда-то работали люди, бегали дети и домашние животные. Но теперь все поглощали джунгли. Мальчик открыл глаза: зеленый полумрак, рои мелких насекомых клубятся над плотным скопищем переплетающихся лиан.

«Все представители твоей расы покинули очень давно это место».

«Ты думаешь, с тех пор прошло больше ста лет?» — спросил Камушек.

«Наверняка, — ответил дракон. — Никто из тех, кого я расспрашивал, не помнит людей на Драконьем архипелаге. Должно быть, миновало, по меньшей мере, несколько сот лет. Остались только развалины, но зато они есть везде, на каждом острове. На Ящере тоже. Я часто там играл… с братом…»

Пожиратель Туч грустно опустил свою большую голову. Перед мысленным взором Камушка появился образ маленького серого дракончика — просто миниатюрная копия Когтя, только в белых «чулочках».

«Мне тогда было всего восемнадцать лет, а Искателю еще меньше», — продолжал дракон.

«Что случилось? Он остался на Ящере?» — спросил парнишка, охваченный недобрым предчувствием.

«Да, остался… Умер он. Упал в старый колодец в руинах. Воды там не было, но он оказался очень глубоким и узким».

«Разбился?»

«Задохнулся. Свежий воздух просто не доходил до самого дна. Отец не смог его вытащить. Только был там до самого конца. И с тех пор переменился. Ненавидит людей, обвиняет их за то несчастье. Мы меняли владения, все время перебирались с места на место, потому что отец хотел быть как можно дальше от вашей расы. Но везде есть какие-то следы: развалины, статуи, разные предметы. Даже тут, на этом острове были человеческие дома».

«А Коготь об этом знает?»

Пожиратель Туч пренебрежительно махнул ушами.

«Понятия не имею. Может, и знает, но делает вид, что не знает. Этот остров — последний клочок земли, дальше уже только вода. В конце концов, надо же где-то жить и воспитывать Лисичку. Куда бы мы ни полетели, везде наткнемся на людей. Вы, как крысы, размножаетесь в бешеном темпе и повсюду расползаетесь».

«Ну уж извини. Только не как крысы», — обиженно запротестовал Камушек.

«Это не я так говорю, это отец», — пояснил Пожиратель.

«Все равно, не сравнивай меня с крысой. И пошли уже отсюда, — попросил парнишка. — Это место тоску наводит. Да еще меня тут мухи кусают».

* * *

«После того как Пожиратель Туч показал мне развалины, я стал иначе смотреть на Когтя. Ведь я и сам потерял родителей. Это случилось очень давно, когда я был еще совсем маленьким, но все равно эта потеря была для меня очень болезненной. Я не помню отца. Белобрысый утверждал, что я похож на него, но я все равно не могу его себе ясно представить. Зато мне часто снилась мама — бледная, губы все в струпьях, она отталкивает меня от себя, запрещает приближаться, она испугана и сердится на меня… кто-то подхватывает меня за пояс и куда-то несет. Я вырываюсь, но твердые руки крепко меня держат и даже причиняют боль. Я был тогда всего лишь маленьким мальчиком и ничего не понимал, знал только, что мама меня больше не любит и не хочет видеть. Этот сон часто повторялся. Я просыпался с отчаянным плачем и снова засыпал только в надежных объятиях Белобрысого. Если мне было так больно от одного смутного воспоминания, то как должен был страдать Коготь, чья драконья память сохраняла все события так четко и свежо, точно они произошли только вчера?»

* * *

Млавка, протекающая через Змеиные Пригорки, не столько река, сколько речка. Особенно во время летней засухи, когда она сокращается до скромной ленточки воды, журчащей на дне высохшего русла. Но весной и в начале лета в ней достаточно воды, чтобы можно было плавать. Камушек умел плавать и знал об опасных свойствах речных омутов. Он знал, что можно ожидать от озер и прудов, густо поросших водорослями. Когда он жил на Янтарном берегу, то познакомился с опасным явлением обратного морского течения. Раньше ему никогда бы не пришло в голову, что можно утонуть на глубине неполных трех локтей.

У берегов острова встречались скопления скальных обломков, выступающих из воды, точно спины спящих левиафанов — сверху отглаженных перехлестывающими через них волнами, а под поверхностью воды шершавых от облепивших их кораллов. Камушек лежал на одной из таких естественных террас и, пользуясь отливом, наблюдал за бурной подводной жизнью. Бережно охраняя от влаги кусочек пергамента, он пробовал зарисовать животное, укрывавшееся в углублении между актиниями. Время от времени между разноцветными султанами просовывались длинные клещи или щупальца, осторожно исследовали окружение и тут же быстро прятались обратно. Среди подводных зарослей мелькал панцирь, усыпанный пятнышками коричневого, розового и лилового цвета, его почти нельзя было отличить от фона. Вся толща воды шла волнами, мешая наблюдениям. Камушек критично глянул на свое произведение и тяжело вздохнул. Если б еще эти проклятые цветы не были так подвижны… Интересно, что морские растения часто двигаются независимо от волн и течений, совсем не так, как надлежало бы представителям растительного царства.

«У него имеется четыре щупальца, с помощью которых он плавает, и пара роговых клещей. Левые крупнее правых и более изогнуты, — написал парнишка под рисунком. — Много времени проводит в укрытии…»

Он в задумчивости прикусил кончик чертилки, но тут же поспешно вынул ее и старательно сплюнул. Свинец ядовит. Около укрытия пятнистого существа проплыла стайка небольших голубых рыбешек. Из колышущихся зарослей мгновенно выстрелило длинное щупальце и выхватило одну рыбку.

«Питается маленькими рыбками», — дописал Камушек с удовлетворением и снова погрузился в созерцание морской пучины. Вдруг его внимание привлекло какое-то быстрое движение неподалеку. Какие-то стройные тела мелькали-метались в изумрудно-голубом пространстве. Казалось, что они гоняются друг за другом. Парнишка с любопытством свесился как можно дальше над краем рифа, стремясь разглядеть, что происходит. Акулы, о которых он столько читал? Эти грозные хищники редко гостили у берегов Ленгорхии, но бытовало множество рассказов об их величине, острых зубах и жуткой прожорливости. Но даже если это неправда и средняя акула не достигает размеров рыбачьей лодки (что Камушку казалось сильным преувеличением), эти существа, столь быстро перемещавшиеся под водой, определенно были слишком малы, чтобы быть акулами. Один из серых силуэтов подплыл поближе. Камушек не отрываясь, увлеченно разглядывал странное создание. Волнующаяся поверхность воды слегка изменяла формы. Снизу на Камушка смотрели широко расставленные круглые глаза, размещенные на плоском лице. Прядь волос, росших на макушке, колыхалась в воде, точно струйка дыма. Коренастое туловище этого существа сужалось и переходило в хвост, оканчивавшийся горизонтальным, довольно широким плавником. Это, несомненно, была сирена. Небольшая и казавшаяся совсем не опасной. Разумеется, она совсем не напоминала тех грудастых красоток, которых полно во всех моряцких легендах. Сирена — водное существо и прекрасно приспособлена для жизни в этой среде.

Парнишка и сирена наблюдали друг за другом. Другие сирены постепенно перестали беспорядочно кружить по мелководью и собрались вокруг скалы. Камушек торопливо делал наброски, заполняя пергамент изогнутыми линиями. У него руки дрожали от возбуждения. Сирены собирались все плотнее друг к другу, сдержанно жестикулируя коротенькими ручками и соприкасаясь головами. Похоже было, что они советуются или что-то сообщают друг другу. Камушек готов был поставить на заклад свою голову, что волнения в стаде сирен вызвало его присутствие. Видно, сирены были точно так же захвачены врасплох этой встречей, как и он сам. Увлеченный, он хотел рассмотреть все как можно лучше и, подпираясь руками, свесился еще ниже.

Нападение произошло мгновенно. Гибкое серое тело взвилось над поверхностью воды, а сильные пальцы вцепились пареньку в волосы. Он потерял равновесие и рухнул в волны. Вода вокруг вспенилась от расталкивающих друг друга сирен. Камушек невольно задержал дыхание и стиснул веки, защищая глаза от жгучей соли. Он ударился обо что-то головой. Животом проехался по шершавой поверхности скалы, обросшей кораллами и раковинами. Острые когти процарапали его спину, впились в плечи. Его тащили куда-то по дну, и парнишка решился открыть глаза. Повсюду толклись пепельные скользкие туловища. Он неловко отталкивал их, беспомощный в чуждой, враждебной стихии. Драться врукопашную было бессмысленно — вода была слишком упругой для этого средой. Камушек пробовал освободить голову, подняться и вдохнуть воздуху. К сожалению, твари крепко удерживали его за лодыжки. Его жестоко рвали и мотали во все стороны, но Камушек все-таки сообразил, что получеловеческие чудища волокут его туда, где заканчивается подводный риф, в глубину, где у него уже не останется ни малейшего шанса на спасение. Ему уже не хватало воздуха. Он успел всунуть пальцы в щель кораллового рифа, вцепился и решил не поддаваться, хоть бы и пришлось тут умереть. Паренек задыхался. Перед глазами у него закружились желтые лепестки. Он укусил перепончатую лапу, мотавшуюся у него перед лицом. Из последних сил он сжимал пальцы и, уже теряя сознание, боролся с желанием вздохнуть, чтобы не наполнить легкие водой. Желтый вихрь перед глазами почернел, а потом черные лепестки слились в одно огромное темное пятно.

«Тону… — подумал он, неожиданно спокойно и несуразно безразлично. — Рисунка не закончу…»

Сердце мальчика еще билось о ребра, точно испуганная птица о прутья клетки. Но он уже не почувствовал, как его судорожно стиснутые пальцы разжались. И, больше не сопротивляясь, соскользнул в темноту и расслабленность.

* * *

Первым ощущением из мира живых, которое у него появилось, была боль под веками и жжение во рту и в носу. Камушек вздохнул и закашлялся. Медленно открыл один глаз. Все расплывалось у него перед глазами, видны были только желтовато-белые неправильные пятна. Он сделал усилие, чтобы проморгаться, неясные пятна, наконец, превратились в песок прямо перед его лицом. Он лежал на животе, а что-то… кто-то скреб его чем-то по наболевшей спине. Отупевшее сознание несколько раз провернуло эти сведения, пока паренек решился, наконец, оторвать щеку от земли и посмотреть вверх. Над ним висела мокрая драконья морда. Первой мыслью Камушка было: Пожиратель Туч, но чуть позже он узнал Ласку, которая лизала его спину. Пурпурный глаз внимательно приглядывался к приходящему в себя Камушку, а драконье «я» неуклюже и как бы с некоторой сдержанностью просунулось в разум мальчика в поисках лучшего способа взаимопонимания.

«Хорошо? Хорошо? — спросила Ласка, а ее тревога передавалась дрожащей мысленной волной. — Вода плохо. Плохо».

«Хорошо», — успокоил ее паренек, усаживаясь.

С немалой досадой он понял, что весь облеплен песком и кровью. Его живот, грудь и бедра выглядели так, будто кто-то провел по ним железной теркой. Когти сирен отметили его плечи длинными красными царапинами, а когда он осмотрел свое болевшее и все еще кровоточащее плечо, то узнал полукруглый след острых зубов, и запоздалый страх перехватил ему горло.

Драконша трясла мокрой головой, отряхивала каждую лапу отдельно, как это делают вымокшие кошки.

«Вода — плохо, — строго поясняла она. — Опасно. Рыбы, сирены, большие зубы. Убивание. Ты не можно входить в море».

«Спасибо. Ты меня спасла. Они бы меня… сожрали, верно?»

Драконша искоса глянула на него, продолжая яростно избавляться от влаги.

«Да». — У этого короткого подтверждения был довольно горький привкус.

Камушек облизал сухие губы. Это должно было быть правдой. Драконы так панически боятся воды, что Ласку могла заставить войти в волны только непосредственная угроза жизни — ее собственной или чужой. Тем более высоко следовало ценить ее самоотверженность.

«Спасибо», — повторил Камушек, все еще чувствуя ниточку мысленной связи между ним и Лаской. Он постарался собраться и мысленно выразить всю свою благодарность и восхищение. Драконша снова чуть коснулась его своим мягким влажным носом.

«Хорошо, ты жив. Не хочу, чтобы ребенок умирал. Никакой ребенок. Ни дракон, ни человек. Никогда».

В первый момент он хотел было запротестовать. Ведь он совсем не считал себя ребенком! Но чуть погодя сообразил: для Ласки он не был взрослым. Если она знала его возраст — а, скорее всего, Пожиратель Туч рассказал ей о приятеле все, — Камушкины шестнадцать лет должны были казаться ей совершенно ничтожной цифрой. По ее понятиям он был совсем щенком, даже не ровесником ее сына… ребенком, причем ребенком, лишенным материнской опеки. Может, именно эта тревога и бессознательная забота о беспомощном человеческом дитяти и пригнали ее как раз вовремя, чтобы спасти ему жизнь? «Не хочу, чтобы ребенок умирал». Может, она имела в виду только Камушка, а, может, также маленького серого дракончика по имени Искатель, которого пришлось ей оставить далеко отсюда?

Неподалеку стремительно, рассыпая во все стороны песок, обрушился-приземлился Пожиратель Туч.

«Что случилось?! Что за вид у тебя? Откуда эта кровь?!» — Он тут же засыпал Камушка градом вопросов. Но прежде чем ошеломленный парнишка успел собраться с мыслями, молодой дракон уже повернулся к матери. Какое-то время два дракона смотрели друг другу в глаза, явно ведя мысленный разговор, потом Пожиратель Туч с презрением по-собачьи поскреб задними лапами, точно заметая за собой.

«Сирены! Можно было догадаться. Твари! Глупые рыбьи мозги».

«Не такие уж глупые, если меня поймали», — уныло заметил Камушек, опускаясь на колени около ближайшей лужи и пробуя осторожно смыть с себя кровь и песок. Ссадины жгло от соленой воды.

«Да… — Это снова была характерная, рваная и нечеткая передача Ласки. — Теперь ты знаешь. Вода недобрая. Плохая для моего ребенка. Серая рыба, сирена, змея и другие плохие/злые звери. Дракон должен бояться воды. Должен бояться маленький дракон: если не боится, то умирает».

Камушек широко открытыми глазами вглядывался в драконшу.

«Ты — человек/щенок — следи за моей дочкой. Я прошу. Да? Да? Ты так сделаешь?» — Мысли Ласки были пронизаны тревогой и настойчивой просьбой.

«Да. Конечно. Я все сделаю для Лисички».

Этого, видно, Ласке было достаточно, потому что она пошла прочь, на прощание еще раз потерев носом о морду Пожирателя Туч. Камушек потянул приятеля за мех.

«В чем дело? Почему я должен следить за Лисичкой?»

Белый дракон лег на землю и опустил голову, так что их глаза оказались на одном уровне.

«Ты же понимаешь, что это место не может прокормить трех взрослых драконов?»

Камушек прикусил губу. Он уже давно это подозревал. На этом небольшом островке не было больших животных. А он уже знал, сколько мяса поглощает Пожиратель Туч в своем естественном виде — хотя драконы ели на удивление мало по сравнению с их размерами и могли по нескольку дней обходиться без пищи, но все-таки, даже при самом жестоком режиме питания, дичь на острове когда-то неизбежно должна была закончиться.

«Мы старались беречь еду. И тратить как можно меньше энергии, но этого все равно не хватает, — продолжал дракон, подтверждая подозрения Камушка. — Родители собираются лететь на континент. Они хотят наесться про запас. Лисичку они вынуждены оставить тут. Но если она снова войдет в воду, то я не смогу ее вытянуть! А океан опасен, ты же сам убедился. Мама искала тебя, чтобы попросить… приглядывать за Лисичкой на берегу и, когда она снова вскочит в море, чтобы ты ее вытащил».

Паренек кивнул. Все стало ясно. Новый опыт, новые трудности, новые записи в работе о драконах.

«Ясно. Для Лисички и для твоей мамы я все сделаю. У меня большой долг благодарности перед ней. Если б не она, мы бы уже тут не разговаривали».

Какой-то темный предмет покачивался на волнах прилива. Это была мертвая сирена, до которой явно добрались зубы Ласки. Камушек поборол в себе отвращение и вытащил тело на берег. Кожа существа была склизкой и странно пористой на ощупь, как мокрый гриб. Камушку совсем не хотелось разглядывать эту тварь. Но Белобрысый наверняка будет очень интересоваться анатомией сирены и попросит как можно точнее ее описать.

Сирена была маленькой, как ребенок. Просто поразительно, как существо такого размера смогло без труда поймать довольно рослого молодого человека. Но, с другой стороны, в стае они должны были ощущать себя очень уверенно. Наверняка они обладали гораздо большей разумностью, чем обычные рыбы, и вовсе не потому, что внешне походили на людей. Череп сирены был чуть приплюснутым, несомненно, для того, чтобы она могла быстрее плавать. Видимо, той же самой цели служила короткая шея и узкие плечи. Одной руки не было — вместо нее на плече зияла страшная рана от драконьих зубов. Из разорванного мяса торчала обломанная кость.

Кроме тонкой жидкой прядки на голове, других волос на теле сирены не имелось. Ее безбровое лицо производило странное впечатление. Глаза, лишенные век, прикрывала тоненькая пленочка, поднимавшаяся снизу, как у змей. Ноздрями служили косые щели над линией безгубого рта. У сирены не было и ушей — там, где они должны были бы находиться, Камушек нашел только мягкие округлые мембраны, а за ними нечто, безусловно бывшее жабрами.

Камушек глубоко вздохнул.

«Я ученый, — подумал он. — А люди науки должны делать такие вещи».

Стиснув зубы от отвращения, он открыл пасть сирены. Зубы существа выглядели омерзительно — мелкие, зато треугольные и так плотно посаженные, что напоминали пилу. Паренек невольно глянул на свое покалеченное плечо. След на нем представлял собой верный отпечаток того, что он сейчас увидел. Наверняка сирена могла вырвать у него кусок тела одним движением. И почти это сделала. Ребра, видневшиеся под серой кожей, выглядели откровенно ненормально: они не соприкасались там, где должна находиться грудная кость. Грудная клетка морского создания напоминала недоделанную плетеную корзинку. На мягком бледном животе явственно выделялся пупок — видно, сирены рождались, а не вылуплялись из яиц, как драконы. Однако Камушек не нашел ни сосков, ни видимых половых органов. Так что нельзя было понять, кого Ласка убила — «ее» или «его». Белобрысый наверняка с увлечением сделал бы разрез, вытащил из сирены все внутренности, а потом изготовил бы множество интересных (и отвратительных) препаратов. Но Камушек не мог решиться на такое. Он оправдывал себя своим неумением и тем самым избавился от чувства вины, а потом закопал мертвую тварь в песок, надеясь, что волны прилива не размоют могилы и ему не придется снова увидеть это тело.

* * *

«Опасное происшествие с сиренами открыло мне глаза на несколько вопросов. Страсть Лисички к воде на самом деле небезопасна. Вода может представлять угрозу и для меня. Невольно ожидаешь, что существа, подобные людям, по отношению к нам будут себя вести дружественно или, по крайней мере, нейтрально. Нет ничего более ошибочного. Ведь именно люди воюют между собой, убивают друг друга и жестоко мучают. Пожиратель Туч говорит, что люди в этом отношении его просто пугают. Он никогда еще не встречался с тем, чтобы один дракон убил другого ради территории или добычи. Видно, сирены более напоминают людей, чем драконы. И этот вывод — не самый приятный.

Коготь сделал серьезную ошибку, приведя семью на Остров Безумца. Это было очаровательное место, но… для людей. Наверное, и для одного старца с небольшим аппетитом островок был достаточно удобен, но он совершенно не подходил для драконьей семьи. Ласка и Коготь улетели, на острове осталась только молодежь. Это означает, что у нас с Пожирателем прибавится дел, потому что Лисичку надо кормить и приглядывать за ней, но, с другой стороны, пришло время свободы и беззаботных развлечений. „Когда кот спит, мыши пляшут“. Мы будем устраивать крабьи бега и ставить на кон разные фанты. Бродить по лесу и учить Лисичку охотиться. Купаться (разумеется, только я и Лисичка). Я воспользуюсь отсутствием взрослых и научу Лисичку плавать. Кто знает, может, ей это пригодится в будущем. Мы строим разные планы на предстоящие дни свободы».

* * *

«Это пишу я, то есть Пожиратель Туч. Камушек уже не может писать, потому что он ранен. Я не знаю, что делать. Рана глубокая и никак не заживает, хотя я очень старательно ее вылизал. Почему он не выздоравливает? Люди сильно подвержены болезням. Камушек ничего не ест, хотя я приношу ему лучшее мясо, которое тут есть. Ему только постоянно хочется пить. Он очень горячий, это, кажется, плохо. То есть это наверняка совсем плохо, потому что он все время без сознания и уже совсем не узнает ни меня, ни Лисичку. Он потерял контроль над талантом, и видны все его сны: совершенно ужасные, запутанные кошмары. Лисичка страшно их боится. Я боюсь, наверное, еще сильнее, но не тех картинок, что плавают над Камушком. Я чувствую себя совершенно беспомощным. Камушек кашляет кровью, я вытираю ему губы — и это все, что я могу сделать. Он борется за каждый вздох, а я считаю эти вздохи и так страшно боюсь, что какой-нибудь станет последним. Я не знаю, что делать, совсем не знаю, что делать! Что я сделаю, если Камушек умрет? Что надо делать, когда умирают люди? Их хоронят так же, как у нас? Я, наверное, должен буду отдать все эти записи Белобрысому. Камушек точно этого бы хотел. А я хочу, чтобы мама наконец вернулась».

* * *

«Слезливые пророчества Пожирателя Туч, к счастью, не сбылись, хотя было очень близко. Я уже стоял перед Вратами Существований, а Госпожа Стрел открывала двери и приглашающе манила пальцем. Впервые за много дней я могу удержать в руке перо, но быстро устаю. Но все-таки постараюсь постепенно описать последние события. Наверняка стоит поместить в дневнике эти драматические происшествия, когда Круг чуть не утратил весьма многообещающего Ткача иллюзий. Если кто-то еще думает, будто татуировка Круга хранит от всех опасностей, я первый назову его наивным. Драконий архипелаг — это вам не Ленгорхия, так же, как и окружающие его воды, и тут ничего не стоит тот факт, что император на кусочке карты написал „это мое“».

* * *

Камушек, утомившись, перестал писать, откинул голову на шершавую ткань гамака и прикрыл глаза. Даже такое небольшое усилие вызывало у него усталость. Под веками перед его мысленным взором проходили прошлые события: они по-прежнему были живы в его памяти, точно это происходило только вчера. Опасность, страх, борьба… у паренька сильнее забилось сердце, он облизал пересохшие губы. Наверное, время сгладит эти воспоминания, но еще не сегодня, не сейчас — ему было страшно почти так же, как тогда…

* * *

Несмотря на отсутствие Когтя и Ласки, Безумец не пробовал отомстить Пожирателю Туч за нарушение границ своих владений. Старый дракон точно под землю провалился. Пожиратель неоднократно летал у северного края острова, на всякий случай высматривая злобного старца, но на другой стороне пролива царил идеальный покой.

Забота о Лисичке тоже особых хлопот не доставляла. Малышка была настолько послушна, насколько это вообще возможно для восторженного и любознательного драконьего щенка. Достаточно было, чтобы старший брат рассказывал ей разные истории, и она ходила за ним как привязанная и даже не пробовала, к примеру, лезть в море. А постоянное снабжение ее игрушками в виде грохочущих раковин, орехов, цветных перышек и косточек для обгрызания удерживало непослушного дракончика от пожирания чего-то несъедобного или ядовитого, вроде вонючего жука.

* * *

Бабочка спокойно сидела среди колючих побегов, медленно складывая и расправляя огромные крылья, уверенная в своей безопасности. Узор на крыльях переливался металлической чернотой и голубизной. Камушек приглядывался к насекомому со смесью восхищения и уважения. До сих пор он видел, как огромная бабочка летала очень высоко, руками не достать, точно издевалась над усилиями паренька. Коллекция насекомых, предназначавшаяся для Белобрысого, выглядела уже вполне прилично, а голубая с чернью бабочка должна была стать ее лучшим украшением. Камушек, задержав дыхание, набросил на свою добычу кусочек шелка. Бабочка выглядела так красиво, что жаль было ее убивать. Парнишка еще некоторое время любовался красотой черно-голубых блестящих крыльев, потом глубоко вздохнул и потряс головой. Мужчина должен быть твердым, разве не так? Несколько осторожных движений — и насекомая драгоценность уже покоилась в коробочке для образцов — бабочка была так велика, что едва помещалась там. Камушек еще раз осмотрел содержание коробки. Сегодня ему везло. В остатках старого перепрелого ствола удалось высмотреть огромного рогатого жука, потом он пополнил коллекцию большим светло-зеленым богомолом с сияющими и круглыми, точно жемчужины, глазами. По неизвестной причине все насекомые вырастали тут до поразительных размеров, что было достаточно неприятно, особенно когда речь шла о кусачих муравьях. (Именно так, муравьи, как и скачущие древесные пиявки, донимали тут всех больше всего.) Паренек на всякий случай старательно прочесал пальцами волосы, ощупал затылок, плечи и спину, а также проверил, по-прежнему ли штанины тщательно заправлены в башмаки. Рубаха с длинными рукавами, штаны из домотканого холста — он еще сомневался, брать ли их с собой, а теперь они оказались просто необходимы во время походов в густую чащобу наравне с ножом.

В лесу трудно точно определить время по солнцу, но, скорее всего, уже пора было возвращаться. Камушек направился напрямик в сторону берега. Он приблизительно выбирал дорогу так, чтобы выйти прямо к своему лагерю. И улыбался при воспоминании о сегодняшнем трофее. Пожиратель Туч наверняка его оценит или, по крайней мере, очень хорошо изобразит заинтересованность.

Если б не его увечье, Камушек издалека услышал бы человеческие голоса и вел бы себя осторожнее. К сожалению, он был совершенно захвачен врасплох видом чужаков. Только мгновение, длившееся не дольше нескольких ударов сердца, кучка людей, застыв, точно живое изображение, смотрела на неожиданно появившегося из леса парнишку. Камушек не успел ни посчитать, сколько их было, ни приглядеться к ним более внимательно. Его глаза восприняли только общую картину — их было больше десяти, все небрежно одеты в какие-то выцветшие тряпки, с первого взгляда отталкивавшие неопределенным впечатлением грубости и варварства.

Хуже всего, однако, что один из мужчин за задние лапки держал Лисичку, размахивая ею, точно убитым кроликом. Малышка извивалась в воздухе, безуспешно пытаясь дотянуться зубками до терзавшей ее руки.

Камушка затрясло от холодной дрожи страха, и тут же в груди его вспыхнул гнев, который застилал глаза кровавой дымкой. В руках у него был тяжелый нож, которым паренек прорубал себе дорогу в зарослях. Он не видел, куда попал — удар, клинок погрузился в чье-то тело, еще удар кулаком в лицо… следующим был мучитель Лисички. Он успел прикрыться палашом от удара Камушкиного ножа. Но паренек уже не стал ничего ждать. Схватил упущенного чужаком дракончика и понесся обратно, чтобы укрыться в чаще. Одуревшая от страха Лисичка, тоненько подвывая, вонзила ему когти в плечо. Кто-то успел схватить его за рубашку и Камушек, не оглядываясь, ударил его локтем. Пират, которому он угодил в горло, опрокинулся на спину, хрипя и держась за шею. Спасительная стена зелени приближалась, была уже совсем-совсем рядом… Удар в спину на мгновение прервал дыхание. Камушек покачнулся, споткнулся, но продолжал бежать, прекрасно понимая, что единственным спасением может быть бегство и укрытие в лесу. Драконий ребенок в приступе ужаса по-прежнему впивался в него, покрывая плечо кровавыми отметинами когтей. В боку Камушек ощущал тупую боль, но все ощущения были приглушенными, точно доходили откуда-то издалека и непосредственно его не касались. Опасность! Укрыться, уцелеть — только это имело значение тут и сейчас.

Задыхаясь, мальчик остановился только тогда, когда ноги окончательно отказали ему в повиновении. Он опустился на колени, уронив на землю и Лисичку и нож. Воздуха не хватало, а перед глазами мельтешили серебряные точки. Он тяжело и хрипло дышал, болезненный приступ кашля, казалось, разрывал ему легкие, во рту чувствовался привкус металла. Камушек коснулся пальцем мокрых губ, а потом с недоумением поднес его к глазам. Кровь.

Он чувствовал, как что-то сплывает[3] по его коже. Мокрая рубашка прилипала к спине, на светлом полотне расплывалось темно-красное пятно. Ошеломленный Камушек провел по нему ладонью, почувствовал под пальцами жесткость стрелы, торчавшей у него меж ребер. В голове парнишки крутилась одна смутная мысль: это невозможно. Это сон. Такие вещи ведь не случаются. Это наверняка ему только снится. Сейчас он проснется в своей кровати, а отец погонит его работать — чистить горшки или разбирать травы. К сожалению, стрела была более чем реальна. Как и боль, которая появилась, едва только спало возбуждение от борьбы и бегства.

Земля поднялась, ударяя паренька по лбу. Широко открытыми глазами он вглядывался в узор из прелых листьев и сухих веток.

«Не могу… — смутно подумал он. — Не могу… не могу… не могу… что?»

«Не могу сейчас упасть в обморок», — с трудом закончил он свою мысль.

Как удобно было бы сейчас потерять сознание, оставить мучения по другую сторону милосердной темноты. Но рядом прикорнул испуганный обиженный детеныш, и на самом деле вовсе не имело значения, что это не человеческое дите. Наверняка погоня была уже недалеко — у них оставалось совсем мало времени, может, только пара минут. Преследователи легко найдут их, идя по следу из примятых растений и пятен крови. Только внезапность дала Камушку недолгое преимущество. Чужаки, без сомнения, были отребьем, пиратами, торговцами невольниками или контрабандистами, поставлявшими яды и наркотики. Известно, чего можно ожидать от таких личностей.

Паренек с трудом поднял крутившегося дракончика и укрыл его в куче огромных перистых листьев. У него уже не было сил идти дальше. Честно говоря, он понятия не имел, что теперь делать. И в напряжении высматривал врагов, которые могли появиться в любой момент. Он по привычке поглаживал Лисичку, надеясь, что та немного успокоится и не будет скулить. Он прекрасно понимал, что их укрытие может выдать и нечто совсем другое — его собственное тяжелое и, наверное, громкое дыхание. Камушек дышал неглубоко и с трудом. С каждым вздохом он ощущал все более сильную боль, пока, наконец, она не превратилась в сплошную пытку. В раненом легком собиралась кровь, а у Камушка было такое впечатление, будто его правый бок набит песком. В голове его мелькали обрывки знаний, которые когда-то передавал ему приемный отец-лекарь. «Из пробитого легкого выходит воздух. Кровь наполняет ткани и частично впитывается, а частично свертывается. Надо перевязать рану и не впускать воздух извне, чтобы он не внес инфекцию внутрь легкого, иначе раненый умрет». Раненый умрет… Камушек прикрыл глаза и вжался лицом в мягкий мех Лисички.

«Я умру, — тупо подумал он. — Умру тут от стрелы из лука. А Белобрысый все боялся, что меня драконы сожрут… Это даже смешно».

Погоня появилась очень скоро, как Камушек и ожидал. Беглецов скрывали листья и иллюзия невидимости, но раненый Ткач иллюзий не знал, как долго ему удастся ее удержать. Потрясение и боль не помогали сосредоточиться. А тут еще все более навязчиво стала преследовать его одна мысль: где Пожиратель Туч? Куда делся его приятель? Почему он оставил сестру одну?

Пиратов было только двое. Они подошли не спеша, уверенные в том, что стрела попала в цель. Камушек наблюдал за ними из укрытия. Похожие, как братья. Худые, жилистые, заросшие и обветренные до того, что кожа на лицах стала цвета махагонового дерева. На этой темной коже поблескивали мелкие капельки пота. Головы повязаны одинаковыми выгоревшими красными банданами. Они растерянно оглядывались по сторонам, потому что след, по которому они шли до сих пор, вдруг оборвался, как будто жертва взлетела в воздух. У обоих в руках были большие ножи для обрезания веток, кроме того, один из мужчин нес на плече арбалет. Парнишка видел, как они настороженно оглядываются и хмурятся. Губы их двигались, они о чем-то разговаривали и были, неизвестно почему, встревожены и несколько раздражены. Арбалетчик раздвигал заросли. Потом обрисовал полукруг, что-то показывая. Камушек догадался, что пираты не видят ни его, ни Лисички, но, вполне возможно, слышат их. Лисичка у него на руках мелко вздрагивала, может, она попискивала? А может, до них доходило тяжелое неровное дыхание раненого человека… или биение его сердца, колотившегося как безумное?

Камушек старался дышать как можно легче. С отчаянием смотрел он на мужчин, шаривших по кустам, они угрожающе близко подходили к его укрытию. И ему все труднее было удерживать заслоняющую иллюзию.

* * *

Мальчишка должен быть где-то здесь — они прекрасно слышали его хрипы. Но эти проклятые кусты росли повсюду так густо, что сквозь них надо было прорубаться. Дыробой подумал, что так или иначе молокосос сдохнет посреди этой колючей зелени. Все видели, что стрела попала ему в спину. Но уж если Тигр хочет его допросить, придется искать, хотя мало надежды, что удастся приволочь щенка на берег живым. Не такие, как он и Корец, пробовали возражать вожаку — и, ясное дело, плохо кончили. Дыробой с размахом снес очередную ветку… Душно, парит и еще эти мошки как на мушиной свадьбе разгулялись, тьфу… Он слышал, как за спиной бормочет какие-то проклятья Корец.

— Как думаешь, что тут делал этот сморкач? — начал он, одновременно высматривая на листьях следы крови. — Корец?..

Тишина.

— Корец, какого… — Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть огромного мускулистого воина, замахнувшегося на него мечом. Мужчина непроизвольно ответил: изо всех сил рассек врага поперек на уровне желудка, ловко увернувшись от удара падающего клинка. Чужак завыл и согнулся, прижимая руки к распластанному животу. Дыробой ударил его по затылку, чуть не отсекая голову напрочь.

Клинок заскрежетал о кость, а тело нападавшего рухнуло на землю, истекая кровью. Образ затуманился и беззвучно растаял, а растерянный пират заморгал и протер глаза. На растерзанной траве лежал труп… его товарища, не было никого другого, обман, мираж… Леденящие когти страха впились в горло разбойнику, он стиснул рукоять окровавленного ножа так, что у него побелели пальцы. И в панике стал отступать, не сводя глаз с плотной стены переплетенных растений.

— Зараза… — выдохнул он и сплюнул. Каждым нервом он чувствовал, что за ним следят чьи-то злые, безжалостные глаза, и в любой миг на него может кинуться какое-то чудовище… Он вскрикнул, почувствовав прикосновение на шее, но это была только ветка. И тогда, не выдержав, он развернулся и кинулся бежать по собственным следам.

* * *

Камушек выполз из укрытия, дрожа от утомления. Лисичка неуверенно обнюхала останки пирата, точно удивляясь необычной перемене. Еще только пару минут назад двуногое существо двигалось и представляло опасность, а теперь лежит застывшее и такое же безвредное, как камень или дерево. Она лизнула кровь, запятнавшую листья. Черные глаза мертвого человека, казалось, смотрели на нее из-под полуприкрытых век, уже равнодушные к делам земным. Только рот все еще был разверст в крике. Паренек нахмурился и легко потянул малышку за ухо. Ей не следовало пробовать людской крови. Ему это казалось почему-то неподобающим.

Он убил человека — первый раз в жизни. Убил? Можно ли считать своим убийство, совершенное чужими руками? Он стоял на коленях около мертвеца, тупо глядя на него. И ничего не испытывал. Никакого отвращения, никакого чувства вины. Если он что-то и ощущал, то, скорее, облегчение, что погоня закончилась и можно немного отдохнуть. Наверное, у него должны быть угрызения совести, надо бы хоть немного пожалеть о своем поступке, но он был только отупевший и уставший.

«Я, похоже, чудовище. Как страшно», — безразлично подумал он, Щупая рукой свою спину. Древко стрелы торчало из тела самым мерзопакостным, до тошноты, образом. Камушек еще раз ощупал стрелу. К счастью, это было не боевое острие с огромными зазубринами, и не та мерзость, которая при ударе трескается и расщепляется в теле на несколько металлических полос, иначе его уже не было бы в живых. Стрела не задела главные артерии, и внутреннее кровотечение было, кажется, не так велико, но можно ли вообще это назвать счастьем? Парнишка потряс головой. Не лучше ли умереть сразу, не думая о предстоящих долгих мучениях? Сильно стиснув зубы, он пробовал переломить древко.

О нет… все истории о героях, легко вырывающих из тела стрелы, как простые занозы, надо честно отнести к сказкам. Трудно представить себе более болезненную и трудную для осуществления операцию, разве что удаление самому себе коренных зубов, саркастически подумал Камушек, когда окружающий мир перестал, наконец, колыхаться, а он смог набрать немного воздуха в грудь. Очевидно, он закончит свою жизнь в виде кусочка мяса, насаженного на шампур.

Он неуклюже поднялся и похлопал себя по бедру, давая Лисичке условный знак: иди за мной. Рыжее драконье дитя поглядывало на парнишку с сомнением, точно удивляясь, что взрослый человек не берет ее на ручки, потом послушно поплелась за ним, героически пробираясь среди зелени, которая укрывала ее с головой. Камушек не стал использовать нож, с трудом раздвигая ветви руками. Следы от ножа прекрасно указывали бы дорогу, если б кто-то захотел их преследовать, и это необходимо было учесть. Кроме того, у него попросту сил не было даже поднять этот нож. Время от времени торчащая стрела задевала за лиану, и тогда у парнишки вырывался болезненный стон. У него не было определенного плана, куда направиться. Берег был открытым пространством, значит, там опасно. В лесу же таились иные угрозы: змеи, скорпионы, ядовитые пауки, тучи прожорливых муравьев и другие, столь же неприятные существа.

Камушек просто шел прямо, преодолевая слабость — лишь бы подальше от берега. Он остановился только тогда, когда рука его оперлась на выветрившийся камень, оплетенный вьющимися растениями. Он добрался до развалин, которые так недавно показывал ему Пожиратель Туч. Странное предначертание судьбы привело его прямо к жалким реликвиям давних обитателей острова. Паренек опустился на землю под выщербленной временем стеной и прижался к ней пульсирующим виском. Лисичка прикорнула у его ног, заглядывая ему в глаза и нервно облизываясь. Он погладил малышку.

«Останемся тут. Все равно нигде не будет более безопасно. Но если уж мне предстоит истечь кровью, то я предпочитаю сделать это сидя».

* * *

Пожиратель Туч поднял голову, тяжело, с хрипом, дыша. Изо рта у него текла кровь. А вокруг разливалась вода, жуткое количество омерзительной мокрой воды! И он сам был мокрый! Он с трудом выбрался с мели, захлестываемой волнами, на сухой берег. Вот проклятье… Ему показалось, что у него болит абсолютно все, но потом разлитая по телу боль собралась в нескольких местах: бок, грудь, шея. Он чувствовал, как кровь горячей струйкой стекает по горлу, куда вонзилась одна из стрел. Он сосредоточился. Клеточки тела, частички посторонних предметов, ранящих и выкачивающих из него ценную кровь. Дерево, металл… Вскоре на песок с легким шлепком выпали стрелы. Ткани драконьего тела боролись с чужеродными предметами, отторгая их. Стрелу, которая вошла глубже остальных, Пожиратель решил усвоить. Он уже не кровавил, зато был страшно голоден, как всегда после больших затрат энергии. Он поднял голову и начал беспокойно принюхиваться. Голодный, мокрый, злой и испуганный. Где его маленькая сестричка? И где Камушек? Пространство внутривидения дракона мерцало мелкими огонечками чьих-то существований. Духовные способности позволяли ему читать беспорядочные мысли зверей и птиц, рассеянных по всему острову, на противоположном его конце находилась кучка напавших чужаков… а в центре хорошо ему знакомые яркие искры магического таланта и драконьего сознания. Пожиратель вздохнул с облегчением.

* * *

Камушек не верил собственным глазам. Пожиратель Туч был в ужасном состоянии. Молочно-белый, тщательно вычесанный драконий молодец, которого он видел еще этим утром, исчез как сон. Теперь молодой дракон напоминал грязную, мокрую и окровавленную тряпку. Он старательно обнюхал Лисичку, легонько подталкивая ее носом. Малышка, уже совсем успокоившись в присутствии сильного старшего брата, цапала его коготками за морду и что-то горячо рассказывала на языке драконов.

«Что с тобой случилось? Почему ты дите бросил?» — спросил Камушек.

Пожиратель Туч пристыженно опустил голову.

«Было жарко, и я заснул. Они успели бросить якорь прежде, чем я их заметил. Это большой корабль, Камушек. У него две мачты, а на берег они поплыли на лодке. Я хотел их прогнать, но они утыкали меня стрелами, как ежа. Я потерял сознание и упал в море. Если б не попал на мель, наверняка утонул бы. А пока восстановился настолько, чтобы встать, прошло много времени».

«Они едва Лисичку не убили!»

«Ничего с ней не случилось!» — защищался дракон.

«Надо было удирать, а не кидаться на людей с луками, безмозглый ты идиот!»

Камушек раскашлялся и отер кровь с губ. И только теперь Пожиратель Туч, до тех пор полностью поглощенный Лисичкой, заметил кровь на его рубахе.

«Ты ранен!»

«Пришлось защищать Лисичку».

«Почему ты не вытянул стрелу? Так у тебя никогда не заживет».

«Не могу. А даже если б мог… знаешь, это, кажется, уже не заживет. Скорее всего, я не выживу».

Пожиратель Туч содрогнулся.

«Даже не думай о таких глупостях! Ты точно выживешь! Даже не пробуй сдаваться. Я убью тебя, если умрешь!»

Камушек бледно улыбнулся, оценив непреднамеренную шутку.

«У меня кровь в легких. Плохо дело, я попросту потихоньку тону».

«Но если ты и дальше будешь сидеть тут с палкой в боку, то уж наверняка изойдешь кровью до смерти. Я ее вытащу!»

Лицо Камушка вполне однозначно выразило, что он думает о подобных намерениях.

К сожалению, Пожиратель Туч все-таки был прав. Парнишка чувствовал, как постепенно слабеет, и, если уж пришлось выбирать между медленной смертью и драконьей операцией, ответ был очевиден.

Белобрысый заламывал бы руки от отчаяния и дергал себя за бороду при виде столь примитивных условий. Пожиратель Туч недоверчиво рассматривал древко стрелы, которая рядом с его огромной мордой выглядела, как соломинка.

«Кажется, можно просто потянуть за нее…»

Камушку стало дурно.

«Нет! У наконечника есть заусеницы, ты вырвешь его вместе с мясом. Перегрызи стрелу».

«Только спокойно, только спокойно…» — повторял Пожиратель Туч, устанавливая тесную мысленную связь. Камушек услышал за спиной громкое драконье сопение, а потом появилось знакомое ощущение пребывания сразу в двух телах одновременно. Он был самим собой (причем весьма перепуганным)… и драконом, который как раз собирался пустить в ход свои чудовищные зубы. С тем же успехом можно было ромашки на лугу собирать с помощью кузнечных клещей. Камушек почувствовал мягкое прикосновение драконьей морды, потом услышал хруст. Во рту появился неприятный привкус крови и дерева. Он невольно сплюнул, хотя знал, что это всего лишь ложное ощущение.

«Готово. Обернись», — сообщил дракон.

«Это только половина работы, да и то самая легкая», — угрюмо поправил его паренек.

Пожиратель Туч осторожно, самыми кончиками зубов, взялся за наконечник стрелы.

«Подожди. Я считаю до трех. Не, лучше до четырех! Или до пяти…»

Камушек чувствовал, как нарастает в нем волна паники. Это было самое отвратительное ощущение в его жизни. Даже кошмарные воспоминания детства не могли с ним сравниться. Даже «вытравливание» у Мастера татуировки. Он изо всех сил пробовал собраться. Будет больно…

«Раз… два…»

Разумеется, Пожиратель Туч дернул на счет «три».

Больно не было, по крайней мере, гораздо меньше, чем рисовало воображение, хотя, может, обычная боль была бы лучше, чем это жуткое ощущение, будто вместе с посторонним предметом из него выдирали внутренности, дыхание, воздух, душу… все, что способствует жизни и существованию. Мир опрокинулся, а потом все стало черным.

Когда он снова возвратился из мутных темных бездн, то первое, что почувствовал, было прикосновение чего-то мягкого к лицу и ко всему телу. Что-то теплое дуло ему в нос. Оно было влажным… Камушек медленно открыл глаза и увидел прямо над собой мордочку Лисички, которая облизывала его щеки. Пожиратель Туч деловито вылизывал все кровоточащие раны мальчика.

«Ты нас напугал. Я думал, ты уже не проснешься», — передал дракон.

«Это долго продолжалось?»

«Настолько долго, что я уже начал беспокоиться».

Камушек медленно приподнялся, опираясь на локоть, и с некоторым опасением посмотрел вниз. Драконья слюна, верно, имела какие-то особые лечебные свойства, потому что дырка между ребрами, кажется, начала понемногу затягиваться. Хотя это никак не отменяло того, что дышал он одним легким. И вынужден был использовать для лечения только то, что имелось под рукой: листья, которыми прикрыл рану (как сделал бы это Белобрысый), и повязки из разорванной рубашки. Перевязь вышла исключительно неуклюжая, хотя Пожиратель Туч старался помочь, осторожно придерживая зубами конец полотна.

В лагерь им возвращаться было ни к чему. Там уже наверняка вольготно расположились пираты. У паренька сами собой кулаки сжались, когда он подумал об украденных или уничтоженных вещах. Вряд ли кто-то из чужаков умел читать и мог оценить письменный текст, так что все его заметки и коллекции они конечно же уничтожили. Столько трудов и времени коту под хвост…

Пожиратель Туч пробовал определить, сколько пришлых находится на острове и чем они заняты. Его чуткие уши стояли стоймя, длинная шея вытягивалась, точно это как-то могло помочь засечь людские души. Драконьи способности похожи на талант Наблюдателя, только они слабее и действуют на гораздо меньшем расстоянии.

«Слишком много мыслей сразу — накладываются друг на друга. Все нечетко. Они взбудоражены. Что-то ищут».

«Нас?»

Пожиратель Туч сморщил нос, что у драконов означало отрицание.

«Нет. Ищут… Какое-то место. Не кого-то… там как бы разговор идет о территориях, о земле…»

В конце концов, он приуныл и сдался.

«Что нам делать? Думаешь, они тут навсегда останутся? — неуверенно спросил молодой дракон. — Когда мои родители вернутся, они будут драться за свой остров».

Камушек покачал головой:

«Такие, как эти, пришлые, нигде не поселяются, они плавают. Может, им только еда нужна?»

Потом он подумал, что, наверное, даже пиратам требуется какое-то место, где можно было бы спрятать добычу, отдохнуть, переждать шторм или сделать необходимый ремонт корабля — а это сулило ему и драконам печальную участь. Похоже, им придется укрываться в чаще и дожидаться, пока либо вернутся Ласка и Коготь, либо пираты сами отправятся восвояси. Камушек не сомневался, что это плохо кончится — по крайней мере, для него.

«Пожиратель, прошу тебя, потом, когда все закончится, слетай к Белобрысому и расскажи ему, что тут произошло».

Дракон прочел то, что написал в воздухе его товарищ, и снова сморщил нос:

«А ты опять за свое? Сколько раз повторять, что ты не умрешь!»

«По-моему, это от меня не зависит».

«Так что нам теперь делать?» — спросил Пожиратель Туч, немного растерянно поглядывая на Камушка.

«Откуда мне знать?..»

«Я думал, ты знаешь. Ты же… старший», — ответил дракон, а Камушек широко открыл глаза от удивления. «Старший» — это было что-то новенькое. Восьмидесятилетний драконище, который шестнадцатилетнего подростка считает старше себя! Хотя… сколько лет было бы Пожирателю Туч, если б он был человеком? Одиннадцать? Двенадцать? Как раз тот возраст, когда действуют без раздумий, а если попадают в беду, то ищут помощи у кого-то из взрослых. А Лисичка, кажется, совсем забыла о недавних страшных событиях. Она валялась на спине между лапами старшего брата и пощипывала его за мех, а тот притворялся, что хочет укусить малышку.

«Пока я должен отдохнуть, потом подумаю», — выкрутился Камушек. О немилосердная Судьба, похоже, на его голову теперь забота о двух детях.

Но им не дано было долго наслаждаться покоем. Пожиратель Туч вдруг резко поднял голову и насторожил уши.

«ИДУТ!!»

У Камушка было такое чувство, будто его ударили в живот. Он раскашлялся, снова отхаркивая тонкие ниточки крови. И закрыл рот ладонью, силясь заглушить предательский кашель.

«Близко они? Ты их слышишь?»

«Не очень близко, но я уже слышу, как они разговаривают. И приближаются. Я знал, что тут тесно, но не думал, что аж так! — разозлился дракон. — Их тут больше, чем комаров над болотом!»

Они не могли терять ни секунды. Камушек вскарабкался на спину Пожирателю Туч, а дракон, зажав ее в пасти, передал ему Лисичку. Это был гораздо более удобный и быстрый способ передвижения — в надежном углублении между сложенными крыльями, которые защищали от ударов веток и от царапающих листьев. Пожиратель Туч осторожно и плавно передвигался между деревьями, точно белый призрак. Наконец они добрались до прибрежных зарослей на другой стороне Острова Когтя, это место находилось почти точно напротив обиталища Безумца.

«Я голодный, — сообщил Пожиратель Туч, неуверенно и как бы немного пристыженно. — Понимаешь, я должен что-то съесть… я же регенерировался. И Лисичка тоже голодная».

Камушек только рукой махнул:

«Иди. Я пригляжу за малышкой. Только будь осторожен».

Оставшись без старшего брата, Лисичка снова стала проявлять беспокойство.

Она пробовала играть, но как-то неубедительно. Копала в земле ямки, обгрызала палочки и таскала с места на место большие листья. Пробовала было побегать за собственным хвостиком, но быстро бросала все игры, ничто ее не радовало. Иногда маленькая драконша усаживалась и застывала, вглядываясь в небо, прикрытое кружевом зелени, или в лесную чащу. Время от времени она посматривала на Камушка, который отвечал ей грустным взглядом и вымученной улыбкой. Он ничего не мог для нее сделать. Ни вернуть домой ее родителей, ни выгнать врагов. Мог только улыбаться, гладить ее и притворяться, что все в порядке, чтобы она не боялась.

Пожиратель Туч вернулся очень возбужденный. Он не успел еще выйти из леса, а уже потянулся к парнишке драконьим разумом.

«Ты не поверишь, что они там делают!»

«Они», разумеется, означало непрошеных гостей. Вскоре дракон показался и сам, неся в пасти неподвижное тельце какого-то мелкого крысоподобного зверька. Он положил добычу на землю, и Лисичка тут же принялась ее пощипывать.

«Что происходит?» — спросил Камушек, используя мысленную связь.

«Сидят в развалинах и вырубают там кусты. Мне кажется, они хотят здесь остаться надолго».

«Бессмысленно. Лагерь в развалинах? — Удивлению Камушка не было границ. — Это совершенно неподходящее место, там же все заросло. Сплошные джунгли, душно, мокро и полно москитов. На берегу было бы гораздо лучше».

Пожиратель Туч презрительно помахал ушами, приступая к разделке мяса для Лисички. Малышка жадно глотала подсовываемые ей куски. Камушек посмотрел на просвет между деревьями, где виден был недалекий берег Острова Безумца. Если пираты собирались остаться во владениях Когтя, у беглецов не было ни малейшей возможности остаться в укрытии, когда пришлые начнут истреблять здешние запасы дичи и съедобных растений. Надо было уносить отсюда ноги, и как можно скорее. Может, Безумец сумеет проявить снисходительность к непрошеным гостям, если объяснить ему, что с ними произошло?

* * *

Безумец определенно казался менее опасным, чем куча бандитов, вооруженных арбалетами и луками. Правда, пираты вполне могли добраться и до соседнего острова, но переселение позволяло, по крайней мере, выиграть немного времени. Наконец наступили сумерки, солнце опустилось за горизонт, темнота укрывала беглецов от опасности, но тут появились новые проблемы. Понятно, что Лисичка, как любой драконий малыш, могла путешествовать в пасти старшего брата, но обычаи, касающиеся драконьего потомства, не могли относиться к человеку, тем более раненому. Камушек так ослабел, что не сумел бы удержаться на спине Пожирателя Туч без упряжи. Однако дракон не желал даже думать об этом и выдвигал разные неосуществимые способы, вроде ухватиться за его мех или все-таки быть перенесенным в пасти. У Камушка мурашки по спине бегали при одной мысли о такой вероятности. Хватило буквально мгновений в челюстях Ласки, чтобы ее зубы уже оставили метки на его коже (к счастью, это были только царапины). Представлялась только одна реальная возможность — переплыть, но этот способ, в свою очередь, приводил в смертельный ужас Пожирателя Туч. Время шло неумолимо, паренек чувствовал себя все хуже, а дракон по-прежнему упорствовал. Наконец Камушек оборвал бесполезный спор:

«Или ты переплывешь на тот остров со мной на спине, или перелетишь без меня, только с Лисичкой! Ясно?»

Камушек лег и закрыл глаза в знак того, что обсуждение закончено, по крайней мере, с его стороны. Пришла очередь Пожирателю Туч принять решение. А это было совсем нелегко. Пожиратель чувствовал, как при мысли о непосредственном соприкосновении с водой, у него шерсть становится дыбом от страха, но, с другой стороны, он понимал, что иного выхода нет. Хотя, конечно, был еще один выход: он мог попросту оставить Камушка на острове, но прекрасно понимал что потом до конца жизни не простил бы себе этого. Что бы там ни твердил отец молодого дракона, Камушек уже принадлежал к их стаду, а членов стада не бросают без помощи. Камушек дремал, истощенный от потери крови. Пожиратель Туч легонько коснулся его носом, почувствовав, что парнишка теплее, чем обычно.

«Верно, регенерирует», — подумал дракон. Хороший знак. Он не знал, что еще можно сделать помимо очищения ран Камушка. Люди всегда довольно плохо справлялись с болезнями, значит, заживление продлится в несколько раз дольше, чем у него, но наверняка Камушек сильно преувеличивал, когда утверждал, что может не выжить. У него же не поврежден ни один из важных органов. Стрела прошла мимо сердца и печени, а несчастное пробитое легкое… Да ерунда это — пробитое легкое… Дракон презрительно махнул ухом. Да просто пустяк, честно говоря. Через три дня парень и не вспомнит об этой стреле.

Он снова осторожно затормошил парнишку, который открыл глаза и резко поднял голову.

«Просыпайся. Возьми Лисичку и влезай на меня, чудовище ты немилосердное. Ты выиграл. Я войду в воду и поплыву. Но если я утону — это будет твоя вина».

От Ткача иллюзий до него дошло явственное чувство облегчения. Пожиратель Туч улегся на брюхо, чтобы товарищу легче было вскарабкаться на его обычное место между крыльями, потом подал парнишке сонную и немного капризную Лисичку.

Не далее пары прыжков от их укрытия волны лизали песок. Дракон невольно сморщился, шкура у него задергалась, как у встревоженного кота. Он чувствовал на спине тяжесть Камушка, слышал его хриплое дыхание. Пожиратель Туч осторожно высунулся на открытый берег, внимательно оглядываясь по сторонам. То, что для глаз человека было почти полной темнотой, ему казалось легкими сумерками.

«Никого нет. Камушек, чтоб тебя перевернуло… ненавижу воду… ненавижу… Вот погоди, только выздоровей, я тебе так врежу!..»

Первая волна плеснула Пожирателю на лапы — он отшатнулся, точно его укусило что-то.

«ЭТО МОКРОЕ!!!»

Камушек зло дернул его за мех на шее.

«Ну и что, что мокрое! Можно подумать, что тебе предстоит в кипятке выкупаться! Влезай, зараза, это не больно».

Дракон осторожно ступил в воду сначала одной лапой, потом другой. От отвращения у него вся шерсть встала дыбом. Он погружался все глубже. И странно изгибал спину, стараясь оттянуть тот момент, когда соленая волна достигнет его живота. И когда, наконец, это произошло, бедный (и мокрый) дракон чуть не выскочил обратно на берег.

«Я же взаправду не умею плавать!!!» — это был последний приступ паники. Камушек снова дернул его за шерсть на загривке, будто натягивал поводья норовистому коню.

«Не подпрыгивай, а то мы с Лисичкой упадем! Лапами греби. Это на самом деле легко».

Греби лапами… легче сказать, чем сделать. Пожиратель Туч шел сначала по неровному дну, ощущая подушечками какие-то подозрительные предметы. Он предпочитал даже не представлять себе, что там могло быть. Потом он окончательно потерял опору под лапами и невольно расправил крылья. Это оказалось очень хорошей идеей. Он обнаружил, что держится на воде, как плот. В общем, это немного напоминало полет в воздухе с той разницей, что не видно было, что находится под брюхом — может, и к лучшему. Он попробовал махать крыльями, но тогда погрузился еще глубже. Дракон беспомощно покачивался на поверхности наводящей на него ужас стихии, легкое течение несло его вдоль берега, а он понятия не имел, что делать дальше.

«Шевели лапами», — повторил Камушек.

Пожиратель Туч попробовал помахать лапами, и тогда оказалось, что он может двигаться в определенном направлении. Ага… вот, значит, что такое плавание.

«У тебя прекрасно получается. Очень хорошо. Только и дальше так. Ты умеешь плавать, отлично…» — поощрял его Камушек. Но за этим показным воодушевлением укрывалось полное истощение. Пожиратель повернул голову, проверяя, не намерен ли Камушек сделать что-то совсем неуместное — например, упасть в обморок и утонуть. Парнишка сидел на драконьей спине, сгорбившись и поникнув, но как-то еще держался. Пожиратель Туч стал смотреть на противоположный берег. Остров Безумца рос на глазах. На небе показалась маленькая луна, мерцая робким бледно-зеленым светом.

Пожиратель принялся решительно перебирать лапами. Пребывание в воде потихоньку становилось как бы менее ужасным, хотя у дракона по-прежнему оставалось неприятное чувство, что каждую секунду кто-то может укусить его за хвост. Вскоре вслед за своим меньшим братом должен был взойти золотой Гигант, а тогда беглецы будут прекрасно видны с берега. Огромный спутник едва успел поднять только светлый лоб над горизонтом, когда дракон коснулся лапами дна. Песок на пляже еще сохранял остатки дневного тепла. Камушек по крылу дракона соскользнул вниз и опустил на землю сонную Лисичку. Молодой дракон с размахом отряхнулся и взмахнул мокрыми крыльями. Полизал лапу и с отвращением фыркнул.

«Соленая…»

Неожиданно Камушек сделал то, что еще никогда в жизни не делал: он обнял огромную драконью голову и серьезно поцеловал Пожирателя Туч прямо в нос, дракон даже ушами застриг от изумления.

«Почему ты меня облизываешь? Я думал, люди этого не делают».

«Я горжусь тобой», — заявил Камушек. И это была правда — его мысли были открыты Пожирателю Туч, точно книжка. Камушек устал и был болен, но очень доволен и по-настоящему горд, что его товарищ отважился на героический поступок и переплыл через пролив.

Это немного утешило молодого дракона.

«Пустяки, — небрежно ответил Пожиратель Туч. — Я мог бы и еще раз это сделать».

«Врунишка», — снисходительно возразил Камушек.

Они не решились лезть в глубь острова. Встреча с Безумцем была очень рискованной, а Пожирателю Туч совсем не улыбалось начинать сейчас споры о владениях, тем более что Безумец был крупнее его и обладал несравнимым боевым опытом. Они представляли собой довольно тоскливое зрелище: потрепанный, усталый дракон-недоросток, едва державшийся на ногах парнишка и испуганное дите. Они улеглись спать под низко свисающими ветвями, надеясь, что этой ночью больше ничего уже не произойдет.

* * *

Камушек проснулся на рассвете, едва только первые лучи солнца, пробившиеся сквозь листву, коснулись его лица. У него болела голова, мир, казалось, расплывался перед глазами, а кроме того жутко хотелось пить. Драконье крыло частично прикрывало его, точно кожистое одеяло, как будто Пожиратель Туч даже сквозь сон оберегал его. Осторожно, медленно, чтобы не разбудить дракона, Камушек выбрался наружу. Но Пожиратель спал как убитый, держа Лисичку между передними лапами. Она лежала на спине, подняв лапки вверх, очаровательная, точно меховая игрушка. Камушек мечтал о воде. Холодной, чистой, прямо из источника. Напиться так, чтоб дыхание перехватило! Он мечтал смыть с себя засохшую кровь и песок. Море лежало совсем рядом, но Камушек отвернулся от манящей голубизны. После такого купания всегда остается на теле тонкий слой соли, а это было бы малоприятно. Не говоря уже о том, что сделала бы с его ранами морская соль. Камушек скривился при одной мысли об этом. Пить! Может, Безумец еще спит? На острове должен быть источник пресной воды или хотя бы прудики, где собирается дождевая вода. Паренек еще некоторое время колебался, а потом все-таки направился в глубь острова.

Ночь поразвесила на растениях мелкий жемчуг росы, который еще не успело выпить жадное солнце. Он слизывал с листьев капли влаги, это давало временное облегчение спекшемуся языку. Камушек шел прямо, направляясь к сердцу острова и надеясь потом вернуться по собственным следам. Иногда люди задают себе вопрос что было бы, если бы? Что бы случилось, если б страдавший от жажды парнишка не вошел на рассвете в опасную область драконьих владений? Что бы случилось, если б один дракон не заставил себя переплыть кусочек океана?

Между тем заросли поредели, и Камушек увидел покинутые строения, точнее, их жалкие остатки. Как и на Острове Когтя, здесь не уцелела ни одна крыша, а стены выветрились и крошились, хотя паренек подумал, что они находятся в чуть лучшем состоянии, чем те, которые он видел раньше. На некоторых сохранились еще и остатки рельефов: фрагменты колеса от повозки, скорее всего, военной колесницы, поскольку рядом виднелись поднятые копыта, которые уже не несли коня. В другом месте Камушек обнаружил частично прикрытые лианами ноги в сандалиях, над которыми виднелись жесткие складки мраморных одеяний и ладонь, зависшая на стене, точно бабочка или цветок. Увлеченный, он шел между этими сохранившимися кусочками прошлого, пока не остановился перед разрушенным порталом. Его когда-то поддерживали две каменные фигуры. От одной остались только ноги. Другую еще можно было опознать, хотя она была пооббитая и размытая сотнями дождей. Она изображала в натуральную величину мужчину в короткой, напоминающей доспехи одежде, состоявшей из многих частей. Одна ладонь воина лежала на груди, другая неопределенным жестом указывала куда-то вперед. Пальцев давно не было… Может, когда-то он держал в руке какой-то предмет? Меч? Волосы статуи были зачесаны назад и странно уложены, будто художник хотел изобразить, что они заплетены во множество косичек. Теперь уже нельзя было определить это наверняка. Вокруг головы статуи на поврежденном портале расходился своеобразный ореол из лучей, листьев или перьев. Однако больше всего поразило паренька лицо статуи. Она давно утратила нос, а упрямо сжатые губы, решительный подбородок и смелый разлет бровей сгладило время, лишая их выражения хищности, но у пустых глаз все еще сохранялся характерный разрез — они были узкие и слегка раскосые, почти точно такие же Камушек сотни раз видел в зеркале. Он провел пальцем по верхнему веку, точно убеждаясь в его форме.

«И приплыли из западного океана черные корабли с пурпурными парусами, а на них прибыли воины и маги…»

С некоторым сожалением он покинул статую и пошел дальше. Интересно, кем был человек, который позировал для нее? Наверняка кем-то важным. Воином или магом? А если магом, то каким он обладал талантом? Камушек представил себе длинную вереницу предков, далеко протянувшуюся в пространстве и времени — через сотни лет. Разве не любопытно было бы, если б оказалось, что у него и впрямь есть нечто общее с человеком, воплощенным в камне? Если он вообще существовал на свете и не был создан только воображением резчика.

Задумавшись, он протиснулся через пролом в стене и тут увидел такое неожиданное зрелище, что у него глаза расширились от изумления.

Довольно узкое пространство между разрушенными стенами буквально сияло в свете утреннего солнца, лучи которого проникали через густую листву деревьев. Паренек заморгал, стараясь разобраться в этом потоке сверкающих пятен. Куда ни посмотри — везде лежали (или торчали в стенных щелях) блестящие ракушки, камешки, кусочки стекла или, может, слюды, красноватые бляшки, похожие на старательно отполированную медь, но также, к вящему удивлению паренька, мертвые бабочки и разноцветные жуки. В самой середине этой безумной свалки находилась небольшая горка из различных блестящих предметов — взгляд Камушка скользил по мешанине золотых цепей, браслетов, монет и других вещей, непонятных, но слепивших глаза яркими бликами. А поверх этого всего лежал, свернувшись в клубок, какой-то человек.

Камушек с полминуты раздумывал, уж не снится ли ему исключительно чудной горячечный сон. Он ущипнул себя за ухо — было больно. Спящий беспечно перевернулся на другой бок, при этом как-то странно, по-кошачьи, потягиваясь. Он был страшно грязный, зато сбившиеся колтунами волосы блестели от украшавших их драгоценностей. Шею оплетали массивные золотые и серебряные ожерелья, на руках и ногах красовались многочисленные, надетые один за другим браслеты, переливавшиеся от драгоценных камней. Камушку пришло в голову, что диковинный человек и передвигается-то, должно быть, с трудом из-за тяжести всего этого металлического добра. Обитатель золотой свалки зевнул, невероятно широко растягивая челюсти и демонстрируя крупные, совсем нечеловеческие клыки. И только тогда парнишка стряхнул с себя оцепенение. Несмотря на царящую вокруг тропическую духоту, его охватила ледяная дрожь. Это был не человек!

Зараза! Так вот почему они в последнее время не видели, чтобы Безумец летал над своими владениями! Он попросту принял человеческий облик (и только богам ведомо, откуда он взял образчик), чтобы полировать свои сокровища и наслаждаться ими своим собственным, безумным, способом.

Мысленно проклиная свою неосторожность и подлость судьбы, паренек осторожно попятился, поглядывая то под ноги, чтобы случайно не стукнуть по какому-нибудь куску мусора, то на лежащего перед ним дракона. Он старался даже не дышать. Безумец медленно ворочался на своем неудобном «ложе», продолжая зевать. Каждую секунду он мог открыть глаза и увидеть чужака. И даже в человеческом облике у него было достаточно сил, чтобы одним движением свернуть шею парнишке.

И только когда Безумца уже не было видно, Камушек решился перевести дыхание. Он проклинал собственную глупость и неосторожность. Он ведь всегда гордился своей наблюдательностью, а на этот раз он даже не задумался, почему растительность в развалинах так сильно прорежена: кусты вырваны, сорняки вытоптаны или старательно перегрызены у основания, как будто кто-то специально этим занимался. Надо было, и в самом деле, совсем с дуба рухнуть или уж иметь очень сильную горячку, чтобы не обратить внимания на такие очевидные знаки чьего-то присутствия.

Как можно скорее возвратился Камушек на пляж — взмокший и поцарапанный, а по дороге его преследовало отвратительное чувство, будто чей-то совсем не дружеский взгляд так и клеится к его спине. К счастью, это была только игра воображения. Пожиратель Туч уже ждал его, всерьез встревоженный отсутствием товарища. Камушек чуть не рухнул на песок рядом с драконом, снова кашляя и ощущая во рту вкус крови.

«Где ты был?!»

«Воду искал», — ответил Камушек угрюмо, вытирая губы тыльной стороной ладони.

«Нашел? Как ты себя чувствуешь?» — продолжал расспрашивать дракон.

«Паршиво. А вместо воды я нашел Безумца».

Пожиратель Туч тут же насторожился, а морда его невольно сморщилась от отвращения.

«Что он делал?!»

Камушек пожал плечами и почесал за ушком Лисичку, которая как раз влезла ему на колени.

«Ничего. Если б он что-то сделал, то я бы уже не вернулся. Пить!!! Где тут вода?»

Оказалось, он пошел совсем в другую сторону. Устье одной из двух речек Острова Безумца находилось совсем неподалеку, не дальше одного броска копья. Паренек наконец утолил мучившую его жажду, а потом умылся. Они втроем остались у речки, решив, что это место столь же хорошо, как любое другое. И даже лучше, поскольку рядом есть пресная вода.

Камушек играл с Лисичкой, притворяясь, что отнимает у нее палочку, но его мысли были заняты совсем иным. Он пытался понять, откуда у Безумца столько золота. Даже если он собирал эти драгоценности лет сто, то и так их количество производило впечатление. Хотя видно было, что он не оценивает их ценность человеческими категориями — он попросту хватал все, что блестело, точно сорока-переросток. И еще одна мысль не давала парнишке покоя: откуда вообще на островах взялись такие драгоценности? Неужели Безумец отправлялся за добычей даже на континент?

«Ты не говорил, что Безумец собирает украшения. У него там полно золота», — написал Камушек.

Пожиратель Туч пренебрежительно махнул ухом, когда прочитал знаки, выписанные в воздухе Ткачом иллюзий:

«А кого интересует золото? Съесть его нельзя, спать на нем жестко…»

Камушек усмехнулся, припомнив Безумца, который, как скупец из сказки, буквально спал на своем золоте.

«Но откуда это все у него?»

Пожиратель Туч задумался, покопался в памяти.

«Он всегда что-то выдумывал. Собирал какие-то раковины, обломки… все время копался в развалинах и искал осколки стекла. Я бы не удивился, если б он весь этот золотой мусор откопал в развалинах…»

Камушек резко поднял голову:

«Откопал в развалинах?!»

Кусочки головоломки встали на свои места. Он посмотрел в сторону Острова Когтя, над которым поднимался столб дыма, будто кто-то развел там исключительно большой костер или выжигал лес.

«Пожиратель, ты должен попасть на тот остров и посмотреть, что делают пираты».

Молодой дракон долго всматривался в него с таким выражением, будто раздумывал, в уме ли его товарищ или помешался.

«Сейчас?»

«Сейчас. Я думаю, ты сумеешь подобраться к ним так, чтобы тебя не заметили? Представь себе, что ты на охоте».

Молодой дракон нервно облизывался.

«Попробую».

Камушек внимательно и с некоторым неодобрением оглядел Пожирателя.

«Только лучше бы тебе изменить окраску. Белый мех виден издалека».

Правда, в тот момент шерсть Пожирателя трудно было назвать белой (она, скорее, приобрела серовато-грязный цвет и висела на нем уродливыми слипшимися клочьями), но все-таки она была достаточно светлой, и среди сочной зелени вполне могла обратить на себя внимание. По совету приятеля дракон вывалялся во влажной грязи на берегу речки, после чего стал выглядеть так, будто никогда в жизни белым и не бывал.

«Я теперь до конца жизни не смогу очиститься», — жаловался он, недовольно себя оглядывая.

«Лучше быть грязным, чем мертвым, — утешил его Камушек. Ты бы издалека светился, как фонарь».

Пожиратель Туч взлетел в воздух, проверив сначала, не чувствуется ли случайно на противоположном берегу хоть одна искорка человеческого сознания. Камушек еще какое-то время следил, как пепельный силуэт дракона ныряет в сторону деревьев на соседнем клочке суши, потом протиснулся поглубже в заросли, обняв вертящуюся Лисичку. Оставалось ждать.

Пожиратель Туч вернулся удивительно быстро. Он свалился на землю и дышал так, будто старался остудить себя.

«Они разбирают развалины! — сообщил он с безграничным удивлением. — Рушат стены, перетаскивают камни и роются в земле, точно стадо кротов! Просто окончательно свихнулись!»

Камушек тяжело вздохнул и схватился за бок, потому что отозвалась рана, потревоженная резким движением ребер. Ну да… Если раньше он мог еще надеяться, что команда пиратского корабля долго тут не пробудет, сейчас последние сомнения развеялись. Сровнять с землей каменные стены — работа тяжелая, и никто не будет ее делать для развлечения. Разгадка напрашивалась сама собой: сокровища.

«Какие сокровища?» — удивился Пожиратель Туч.

«Драконьи сокровища, — пояснил Камушек. — Это драконий остров, верно? Голову даю на отсечение: они ищут драконий клад. А если не драконий, то чей-нибудь еще. Во всяком случае, речь идет о том золоте, которое охраняет Безумец».

«Свихнулись, — с отвращением решил Пожиратель Туч. — А я думал, что у нас тут только один ненормальный. Это они рисковали столкнуться с нами, с драконами, ради каких-то блестящих бляшек?»

Парнишка пожал плечами и тут же пожалел об этом — рана снова напомнила ему о себе.

«А ты много тут видел ужасных и грозных драконов? Безумец сидит в кустах и не высовывается, да еще в человеческом теле, а тебя, герой ты наш, подстрелили в самом начале, точно чирка над прудом».

Пожиратель Туч ненадолго оскорбился и начал демонстративно облизывать лапу. Но быстро оживился:

«Но ведь они ничего не найдут! Сокровища у Безумца, придется им обойтись без них. И тогда они скоро уплывут».

Парнишка покачал головой:

«Это не так просто. Похоже, они прекрасно знают, что тут имеется. Точнее, что они непременно должны здесь найти. Они начали с развалин, но потом перероют весь остров — упрямства хватит. А когда ничего не найдут, переберутся сюда. А я через два дня могу быть уже так болен, что и встать не смогу. И что нам тогда делать?»

Пожиратель Туч только беспомощно глянул на приятеля и полизал Лисичку, которая пробовала вскарабкаться на его лапу и все время соскальзывала.

Камушек снова задумался. Судя по всему, его теория подтверждалась. Итак, свихнувшийся драконий собиратель нашел сокровища, многие века назад спрятанные на самом конце Драконьего архипелага, и забрал их себе. Драгоценности когда-то принадлежали «воинам и магам» или были собственностью кого-то из легендарных «морских тигров». Неизвестно, откуда пиратам стало известно об этом огромном состоянии. Камушек и Пожиратель Туч могли только строить любые предположения. Может, разбойники решили проверить сплетни, ходившие среди моряков, может, какие-то легенды заставили их задуматься или попала им в руки таинственная карта — что бы это ни было, последствия оказались плачевными для обеих сторон. Безумец уже давно присвоил клад. А пришлые, разочарованные и взбешенные, будут напрасно его искать, при случае убивая местных жителей.

План, который постепенно начал складываться у него в голове, поначалу казался довольно безумным, но разве обстоятельства, в которых они очутились, тоже не были совершенно исключительными?

Этот клад, сама мысль о котором доводила пиратов до бешеных приступов жадности, для Пожирателя Туч был простой грудой мусора — твердого и неприятного на ощупь, да еще совершенно несъедобного. Правда, Камушек мельком подумал, что очень даже приятно было бы заполучить что-нибудь из драконьей коллекции (в конце концов, иметь деньги очень неплохо), но эта мысль появилась только на мгновение и почти тотчас ее заслонили более насущные трудности. Паренек сохранял поразительное равнодушие по отношению к состоянию, лежащему буквально на расстоянии вытянутой руки. Он скорее был удивлен и даже посочувствовал Безумцу, который принял на себя такую тяжесть, ведь ему столько приходилось терпеть — причем добровольно, только из-за собственной жадности.

Пожирателю не пришло в голову, что он мог бы обезвредить Безумца, что было совсем не трудно, пока тот находился в человеческом облике. А вот предложение захватить часть его собственности принял даже с некоторым восторгом. Наверное, это напомнило ему забытые развлечения детства. Потому что им предстояло сделать именно то, чем он тогда развлекался: несколько пощипать обожаемую коллекцию Безумца и удовлетворить пиратские аппетиты частью сокровищ. Была маленькая надежда, что им этого хватит и они уплывут.

Для дракона понятие кражи было несколько менее широким, чем для человека, Камушек уже давно это заметил. Преступление — это украсть чью-то добычу, потому что без еды нельзя выжить, или выгнать кого-то из его владений, что опять-таки было связано с едой. Похоже, вся драконья жизнь вращается вокруг еды, ничего удивительного, что Пожирателю Туч она казалась такой смертельно скучной. А вот к предметам домашнего обихода Пожиратель относился с огромной свободой, и ему было совершенно безразлично, кто ими пользуется. С несколько большим уважением он смотрел на книги, считая их чем-то вроде человеческой «бумажной памяти». Например, уничтожение бандитами записок Камушка было крайне предосудительным, а вот похищение драконьего золота — не более чем мелким нарушением моральных запретов.

* * *

Если б нечто подобное случилось с молодым Ткачом иллюзий дома, то он уже валялся бы в кровати на правах тяжелобольного его всего завернули бы в повязки с заживляющей мазью и поили разными отвратительными на вкус травяными отварами. Белобрысый бы кормил его укрепляющим бульоном из голубя и не позволял даже пальцем пошевелить. Между тем тут роль лекаря исполнял дракон, а его единственным инструментом был собственный язык. Повязка из тряпок, которые выполоскали в ручье и снова наложили прямо в мокром виде, высохла и сжалась, превратившись в нечто вроде жесткого панциря. Раны затянулись и уже не кровоточили, но паренек чувствовал себя все более слабым, а глаза у него горели от растущей температуры. Время от времени у него начинался приступ кашля, и он выхаркивал темные кусочки свернувшейся крови. Тяжело раненная жертва пиратской стрелы пряталась в кустах, лелея замысел ограбления драконьего клада, а в короткие мгновения трезвого мышления Камушек сам признавал, что это совершенное и безграничное сумасшествие, а также абсолютное чистое помешательство. Ему приходило в голову, что он сейчас напоминает игрушку — вращающийся волчок, который заводят, потянув за шнур. Он крутится себе и крутится. И уже должен упасть, но все еще совершает очередные обороты, как бы вопреки законам природы. Неожиданно Камушек обнаружил в себе удивительный запас сил, который позволял ему двигаться, думать и действовать, несмотря на усиливающуюся болезнь.

Казалось, что Безумец не знает об их присутствии на своей территории, а даже если знает, то не обращает на это внимания. Однако приближение к драконьему логову уже само по себе означало приглашение: «Вот они мы, можешь нас съесть». Крайне возбужденная Лисичка то путалась под ногами, рискуя оказаться затоптанной, то снова пропадала в зарослях. Она вела себя как очень непослушный ребенок, пока Камушек окончательно не вышел из себя. Он срезал довольно длинный кусок тонкого и гибкого стебля вьюна, очистил его от листьев и посадил неугомонного щенка на этот импровизированный поводок. Возмущение Лисички было почти безграничным: она тянула, пробовала вытащить головку из петли или перегрызть вьюн, но зубки у нее только прорезались, а одними игольчатыми клыками ей справиться не удалось.

Пожиратель Туч пополз на брюхе и скрылся за низкой выщербленной стеной. Все драконьи чувства свидетельствовали, что Безумца нет «дома». Молодой дракон на всякий случай осмотрелся, тщательно и подозрительно оглядываясь по сторонам. Все вокруг застыло, разомлев в тропической жаре. Только какая-то птичка орала где-то в кронах деревьев, подавая сигнал, «хищник близко», но потом она умолкла, точно зной и ее сморил. Блестела на солнце беспорядочно наваленная куча золотых изделий, оставленная хозяином. Скорее всего, обычный голод все-таки иногда побеждал бешеную страсть Безумца к золотому мусору.

«Нет его. Пригляди за Лисичкой», — сообщил Пожиратель Туч и проскользнул сквозь пролом в стене. На подогнутых лапах подкрался он к сияющей груде. Не выбирая, набрал в пасть побольше золотых предметов и тут же отправился обратно. Все шло гладко до тех пор, пока он не стал протискиваться через узковатую для него щель в стене. Именно этот момент выбрала Лисичка, чтобы цапнуть Камушка за палец — из мести за то, что ее держали на привязи или попросту от скуки, да еще попала своими острыми, как иголочки, клыками, в особо чувствительное местечко у основания большого пальца. Такой вопль мог издать только тот, кто сам себя не слышит. Камушек невольно выпустил Лисичку, и она тут же удрала в наименее подходящем направлении: прошмыгнула между лапами старшего брата прямо в логово Безумца. У Пожирателя Туч шерсть встала дыбом. Малышка, прельщенная необычным зрелищем, побежала к блестящей горе. Оглядела ее с любопытством, а потом схватила обрывок золотой цепи и начала с ним возиться, в полном восторге от новой игрушки. Если даже Безумец каким-то чудом прозевал человеческий крик, то теперь уже наверняка несся к своему логову, встревоженный металлическим звяканьем. Пожиратель попробовал развернуться в тесной дыре, но задел крылом свисающие ветки. И отчаянно дернулся, чувствуя, как нежная перепонка рвется, зацепившись за сучок.

— Уй!.. — глухо застонал он и закашлялся в приступе паники.

Камушек протиснулся рядом с ним, больно царапая кожу о шершавый камень стены. Паренек пробовал поймать непослушного дракончика, но малышка не давалась в руки, а у него уже не было ни сил, ни времени, чтобы за ней гоняться.

«ВОЗВРАЩАЕТСЯ! ВОЗВРАЩАЕТСЯ! ОН ИДЕТ СЮДА!» — отчаянно предостерегал Пожиратель Туч.

Наконец Камушку удалось прижать ногой конец поводка, тащившегося за Лисичкой. И тут Безумец возник из развалин точно демон мести — по-прежнему в человеческом облике. Его лицо и руки были в крови, что свидетельствовало об удачной охоте. Губы дракона приподнимались от ярости, обнажая длинные острые зубы. Он глухо зарычал, глядя на Пожирателя Туч, все еще застрявшего в ловушке узкого пролома. В горле молодого дракона нарастало хриплое бульканье, перешедшее в вызывающий рев. Пожиратель Туч защелкал челюстями, ощерившись в сторону Безумца, который, видно, осознал свой теперешний размер, потому что слегка сгорбился и чуть подался назад. Лисичка тихо пискнула и выпустила из пасти цепь, которая брякнула, упав на землю. И Безумец вроде бы только теперь заметил двух других чужаков. Он мгновенно обернулся к ним, снова ощерив клыки и вытянув руки с загнутыми, точно когти, пальцами, а потом кинулся на пришлых. Камушек застыл от ужаса, способность двигаться вернулась к нему только тогда, когда чудовищные пальцы уже чуть не касались его горла. Держа на руках Лисичку, он мог ответить только одним способом. Это было бессознательное, попросту инстинктивное движение. Противник, которого изо всех сил пнули в промежность, закатил глаза и согнулся пополам. Жуткий вой боли потряс руины.

Камушек, сжимая сопротивляющуюся Лисичку, кинулся к Пожирателю Туч. Погоняемый страхом, вскарабкался на его спину, плоско распластался на ней. Пожирателю удалось, наконец, освободиться от ветки, порвавшей его крыло, и он бросился бежать через душный парящий лес, хотя понятно было, что Безумец в ближайшее время не сможет их преследовать. От пережитого напряжения и непомерных в его состоянии усилий Камушек снова раскашлялся, добавив к подтекам на драконьем мехе новые кроваво-красные узоры. Пожиратель Туч остановился только в знакомом уже месте над речкой, когда лапы его с разбега погрузились в мокрый песок. Он надрывно дышал.

Камушек соскользнул на землю, выпустил Лисичку из рук. Лег, почти упал на песок, тяжело и хрипло дыша.

Пожиратель Туч, сотрясаемый нервной икотой, ругал сестричку и даже слегка ее отшлепал своей огромной лапой. Привыкшая ко всеобщему обожанию и полной свободе, удивленная и расстроенная из-за неожиданной перемены, она втиснулась между корнями старого дерева и выглядывала оттуда с миной грустного щеночка.

«Где это несчастное золото? Потерял?» — спросил Камушек.

Уши Пожирателя Туч повисли, точно мокрые тряпочки. Он не мог справиться с икотой, все еще сотрясавшей его.

«Я… я его… проглотил, — признался он со стыдом. — Как только увидел Безумца. Я не нарочно!»

Камушек приподнял голову, посмотрел на приятеля с недоверием, потом прыснул от неудержимого смеха. Но тут же его веселье сменилось гримасой страдания, и он невольно ощупал раненый бок.

«Так выплюнь!»

«Но я, кажется, уже перевариваю все это», — неуверенно сообщил дракон.

«Обалдел? Ты же не плавильная печь. Выкинь это из себя!»

Камушек глянул в сторону речки.

«Лучше сразу в воду».

Никто не выглядит слишком изящно, когда его рвет, а уж у опорожняющего желудок дракона вид, наверное, исключительно противный. Камушек отвернулся, чтобы не видеть этих стыдливых отправлений. Через несколько минут в ручейке уже полоскалась их добыча — около чекаля золотых украшений, некоторые с драгоценными камнями.

«Ты считаешь, это красиво?» — поинтересовался Пожиратель Туч без особого восторга. Его все еще мучила икота.

«А по-твоему, съедобно?» — возразил парнишка, вылавливая драгоценности из воды. Пожиратель только презрительно махнул ухом. Он все еще с тревогой посматривал на заросли, ожидая и боясь увидеть разъяренного Безумца. Только сейчас ему пришло в голову, что в их плане был один слабый пункт: взбешенный владелец клада, который мог появиться каждую минуту и отделать его еще посильнее, чем в первый раз.

Оба они с Камушком понимали, что относительное спокойствие может вскоре закончиться. Побитый Безумец быстро придет в себя и наверняка явится сюда в более грозном облике, подгоняемый жаждой мести. Убегать же им было некуда. С одной стороны взбешенный дракон, с другой — банда пиратов, вооруженных луками, арбалетами и разнообразным острым железом, и Камушек это все с унынием понимал. Он обгрызал ногти почти до живого мяса, чего с ним не бывало уже много лет. Но ведь до сих пор никто не пытался его убить. Ожидание неизбежного само по себе становилось невыносимой пыткой. Пожиратель Туч высовывал и снова втягивал когти, все время принюхиваясь и тревожно оглядываясь по сторонам. Лисичка крепко заснула, как ребенок, не осознавая опасности. Она утомилась да и предпочитала переспать время, пока взрослые сердятся. Камушек осторожно прикрыл ее огромным перистым листом. Это была не слишком надежная защита, но в случае нападения Безумца все-таки лучше, чтоб малышка не мозолила глаза, и оставалось только надеяться, что она уцелеет в этом укрытии, а разгневанный старый дракон оставит ее в покое, излив свою злость на старших.

Атмосфера была напряженной, и первым не выдержал Пожиратель Туч:

«С ногтями ты уже закончил. Теперь пальцы начнешь обгрызать?»

Камушек вынул палец изо рта.

«Сколько времени прошло? — размышлял он. — Где этот старикан? Разве не пора ему уже тут нас облаивать?»

Парнишка и дракон обменялись неуверенными взглядами.

«Пузо мне подсказывает, что все это и правда чересчур долго продолжается», — ответил Пожиратель Туч.

«И солнце уже приличный кусок прошло», — добавил Камушек.

Прошло уже больше часа, а Безумец так и не появился. Что-то было не так.

«Ты его убил!!» — испугался Пожиратель Туч.

«Но ведь от пинка по яйцам никто не умирает», — кисло ответил Камушек.

«Я бы точно умер после того, что ты ему сделал», — упорствовал Пожиратель Туч. — «И что будет теперь? Отец с меня шкуру спустит…» — заскулил он.

«Других забот у тебя нет? — коротко обрезал Камушек. Вот как раз мнение отсутствующего в настоящий момент Когтя волновало его меньше всего. — Если ты так беспокоишься об этом ненормальном, пойди и проверь, жив ли он».

Уши Пожирателя вытянулись.

«Вот это мысль!»

«Пойдешь?»

«Я еще с ума не сошел. Мысленно поищу».

Пожиратель Туч застыл на несколько минут, уставясь куда-то в пространство. На его выразительной морде поочередно рисовались разные чувства. Камушек, вглядываясь в эту драконью мимику, пробовал понять, что разглядел его товарищ в пространстве внутривидения. А потом со стороны Пожирателя до него дошла волна огромного изумления, недоверия и, наконец, облегчения, которое, в свою очередь, переродилось в дикую радость. Молодой дракон вскочил и начал подпрыгивать, почти как щенок. Камушек поспешил отодвинуться на безопасное расстояние, ожидая, пока Пожиратель окажется в состоянии объясниться. Наконец дракон уселся.

«Безумец не придет. То есть теперь мы надолго можем о нем забыть», — поправился он. Должно было произойти что-то на самом деле небывалое, потому что он весь просто сиял, а уши его лихо торчали.

«Он не может измениться!» — торжествующе сообщил Пожиратель.

«Не может? Как это — не может?» — недоверчиво спросил паренек.

«Не может!»

Пожиратель Туч начал смеяться по-драконьему, широко разевая пасть, что выглядело довольно-таки глупо. Камушек даже закатил глаза от бессилия и злости.

«У меня терпения на тебя не хватает. Я узнаю, в конце концов, в чем дело?»

«Ты помнишь, что было на этом ненормальном?» — начал Пожиратель Туч.

«Куча всякого металлического барахла. Не понимаю, как он мог со всем этим ходить, не говоря уже охотиться».

«Он навесил себе на шею груду цепей, а теперь снять не может. И бесится. У него есть выбор: или превращаться как есть, и тогда придется растворить металл в себе, или пожалеть сокровища, но тогда они просто задушат его — шея-то у дракона побольше человеческой»

«Он очень сильный. Разорвет звенья». — Камушек не разделял воодушевления товарища.

«А вот и нет, цепи оказались достаточно прочными, и ему не удалось. Он сдался и теперь бесится от злости. Он не осмелится сюда прийти, пока он меньше меня. И наверняка не захочет растворять золото в себе, жадный слишком!»

«Но он же может превратиться во что-то небольшое. Например, в змею. И тогда он просто выскользнет из этого ошейника», — возразил Камушек, пробуя учесть все возможности.

Пожиратель Туч искоса глянул на него с насмешкой.

«Изменить тело не так легко, это тебе не просто переодеться. Даже если ему это придет в голову, то двух изменений подряд он не выдержит, старый слишком для этого. Так что у нас есть время».

Значит, они могли чувствовать себя в безопасности, во всяком случае, пока. Камушек с каким-то вялым удивлением осознал, что мысленная связь с Пожирателем Туч расплывается. Голова становилась все тяжелее и тяжелее, а мысли сделались мутными, точно мозг забит мокрой стружкой.

«Камушек? Что с тобой?..»

И вдруг земля опрокинулась, ударив парнишку в висок. Мир наполнили огромные сухие листья, гигантские стебли травы и большие ползающие повсюду насекомые. Беспорядочно суетились, размахивая усиками, красные муравьи. Они перетаскивали груз, который был намного больше их самих. Два массивных блестящих жука сражались друг с другом, безуспешно пытаясь повалить противника на спину. Зеленая гусеница взбиралась вверх по палочке, постоянно поднимая переднюю часть тела, точно принюхиваясь.

Потрясенный паренек сморгнул, и тогда все вернулось к нормальным размерам. Тяжесть понемногу улетучивалась из черепа. Он неуклюже приподнялся на локте и шлепнул Пожирателя Туч по носу.

«Не облизывай меня! Кошмар, опять весь буду липкий».

Дракон засопел от возмущения:

«Мог бы и не пугать меня! Столько времени прошло, ты уже выздороветь должен был».

Камушек раздраженно поморщился:

«Балда, я же не дракон. Люди не вылечиваются в пять минут. Неужели трудно это понять?»

Пожиратель Туч обиделся было, но ненадолго. Тревога оказалась сильнее.

«Ты плохо выглядишь. Тебе что-то нужно? Есть хочешь?»

Камушек покачал головой. Голода он не чувствовал, даже наоборот, при одной мысли о еде желудок неприятно сжимался от отвращения. Зато его все время мучила жажда.

«Как хочется домой», — с тоской подумал он. Очарование Драконьих островов развеивалось, они становились будничными. А оставленный далеко на севере дом вдруг показался ему самым безопасным и милым местом на земле. Он вдруг, как никогда прежде, заскучал по отцу, по своему собственному, родному углу, даже по нудным хозяйственным заботам по дому.

«Я тоже хотел бы домой вернуться», — отозвался Пожиратель Туч, а Камушек с удивлением понял, что дракон имеет в виду не владения своих родителей, но — о диво! — именно скромное жилище Белобрысого в Змеиных Пригорках.

Лисичка проснулась и вылезла из-под листа. Потянулась, широко зевнула, показывая розовое горлышко, и закончила выступление порядочным чихом. Потом почесалась за ушком и принялась оглядываться по сторонам: нельзя ли заняться чем-то интересным? В этом возрасте все заботы невелики, как раз по размеру, и быстро забываются.

* * *

Но ограбление сокровищницы Безумца было лишь половиной задуманного предприятия. Разумеется, о прямом уговоре с пиратами речи быть не могло. Значит, надо было подбросить им драгоценности и ждать, пока они сами на них наткнутся в полной уверенности, что достигли своей вожделенной цели. Камушек завернул украшения в широкие прочные листья и обвязал полученный сверток пальмовым волокном, чтобы Пожиратель Туч ничего не рассыпал, не потерял или случайно снова не проглотил. На сей раз дракону предстояло лететь самому, потому что у Камушка температура продолжала расти. Когда он менял повязку, оказалось, что раны загноились, и любые усилия ему совершенно противопоказаны и даже опасны.

Сумерки наступили, как всегда, быстро. И Пожиратель теперь выглядел темно-серой тенью, почти не выделявшейся из темноты. Он осторожно взял в зубы сверток, потом вышел на открытый берег, разбежался и взлетел. Камушек сидел под пальмой, опершись на ее ствол. Вокруг запястья его был обвязан конец Лисичкиного поводка. Малышка была не в восторге от того, что ее снова привязали, но выбор между поводком и погоней за непослушным щенком казался очевидным. Вскоре Лисичка примирилась со своей судьбой и принялась играть с пойманным жуком. Время от времени она поднимала головку, и тогда в ее глазках отражалась луна, превращая их в два огромных рубина.

Камушку казалось: они ждут уже довольно долго, и он задумался, где сейчас Пожиратель Туч и что он делает. И тут же появилось знакомое чувство — это дракон довольно бесцеремонно впихнулся в голову Камушка. Полный контакт создавал крайне неприятное чувство пребывания в двух телах одновременно. Парнишка боролся с головокружением и желудком, стремившимся подняться к горлу.

Он вжимал пальцы в песок — сыпучий, шершавый, смешанный с обломками раковин, а одновременно ощущал… прикосновение подушечками лап к листьям и влажной земле. Он вдыхал душный запах растений, вслушивался в лесные звуки и человеческие голоса, раздававшиеся совсем близко. Чувствовал во рту… в пасти… тяжесть свертка.

«Я на месте, — доложил Пожиратель Туч. — Что теперь делать?»

Молодой дракон находился совсем рядом с развалинами, точнее, с тем, что от них осталось. Камушек смотрел на местность глазами дракона, потрясенный тем опустошением, которое пришлые охотники за сокровищами успели тут произвести за столь короткое время. Не уцелело ни одно из молодых деревьев, выросших в щелях старых стен. Местами вырублена, а по большей части вырвана с корнями вся растительность, что уже само по себе было огромной работой. Просто поразительно, что бандиты оказались способны на такие усилия, но Камушек пришел к выводу, что они, вероятно, надеялись на исключительно крупную добычу. И так оно бы и случилось, если б Безумец еще раньше не захватил весь клад.

«Добыча их разочарует», — подумал паренек, дракон с ним согласился.

Среди руин горел костер. Камушек насчитал вокруг него человек двадцать. Часть из них собиралась улечься спать, другие еще медлили, болтали. Жаловались на усталость, ругались или мечтали о том, что сделают со своей частью добычи. Несколько пиратов играли в кости. Слышен был глухой стук, когда трясли стаканчик. Кто-то проиграл на дудочке отрывок мелодии, но остальные сердито прикрикнули на музыканта. Уставшие от тяжелой работы люди больше всего хотели спать. Несколько человек ходили вокруг лагеря с оружием, сторожили.

«Прикрывай глаза. Помни, они у тебя светятся в темноте», — напомнил Камушек.

Пожиратель Туч тихо и безошибочно, лишь едва слышно шурша, скользил между деревьями и кустами. Один раз совсем рядом с ним прошел пират и даже не заподозрил, что едва не коснулся дракона. Они оба с Камушком внимательно оглядывали местность, наблюдая за передвижениями караульных. Они обошли вокруг почти все руины, пока не обнаружили подходящее место — один из последних уголков, куда искатели клада еще не добрались. Дракон притаился за грудой обломков, насторожив уши и ожидая стука игральных костей. А когда он раздавался, вырывал очередной камень, увеличивая дыру, в которой должен был оказаться клад.

«Я поранился. Все зубы тут поломаю», — сердито ругался он про себя.

Камушек чувствовал себя все более слабым и разбитым. Он мечтал только о том, чтобы Пожиратель выпустил его, наконец, из своего разума и дал отдохнуть. Он уже не отличал своего изнеможения от усталости дракона. От постоянного напряжения болела его/их голова. Пожиратель разорвал обертку из листьев и наполнил яму золотом. Потом принялся снова укладывать камни, старясь оставить как можно меньше следов своего вмешательства. Камушку казалось, что это длится бесконечно долго. Он почти бессознательно подсказывал приятелю, что делать. Наконец все было закончено. Дракон старательно подобрал смятые листья и отступил, по-прежнему осторожный и легкий, точно дуновение ветерка. Это было просто невероятно при его размерах.

Пожиратель Туч в последний раз посмотрел на освещенных костром пиратов, пробуя определить их количество.

«Недурной подарочек мы им тут оставили», — подумал он.

«Так им и надо, — насмешливо ответил Камушек. — В той яме лежит целое состояние, но когда они его разделят, то каждому достанется совсем немного. Тем более что предводитель наверняка заграбастает большую часть. Увидишь, как они сцепятся, когда дойдет дело до раздела. Может, и парочка трупов появится. Уходи уже, нам тут делать больше нечего».

Дракон отступил в глубь зарослей.

«Я возвращаюсь».

И Камушек вдруг снова очутился один в своем теле. Один, и очень, очень уставший. Голова у него шла кругом, он уронил ее прямо на землю. Глаза сами закрывались. А глазки Лисички кружились вокруг него, блестящие, точно красные светлячки, и их количество увеличивалось, уже десятки их вращалось…

Крутящийся волчок сделал последний оборот и замер. Для Камушка, сына Ромашки, закончились встречи с пиратами.

* * *

Он оказался в странном затуманенном свете, наполненном кошмарами. Снова боролся с сиренами и тонул в темных глубинах. Вокруг кружились окровавленные люди. Безумец вглядывался в него красными, как кровь, глазами, отправляя себе в пасть драгоценности и жадно их пожирая. В бреду постоянно появлялась какая-то женская фигура, окутанная легкими одеждами, она реяла в беспредельном радужном пространстве. В одной руке держала стрелу, а в другой водяные часы. Она медленно наклоняла измеритель времени, выливая из него воду до последней капли. Глаза ее были черны и пусты, как дыры, а от их взгляда Камушка охватывал леденящий ужас.

* * *

Свет. Золотистый дневной свет обильно заливал берег и просачивался сквозь листву. Пожиратель Туч в отчаянии смотрел на туманные призраки, появлявшиеся над телом находившегося в бессознательном состоянии товарища. Талант молодого Ткача иллюзий, лишенный обычного контроля, обезумел и создавал искривленные, гротескные фигуры, беспорядочно роившиеся над телом парнишки, точно скопище насекомых. Камушек был горячий. Слишком горячий. Пожиратель Туч привык, что люди — это хладнокровная раса, и обычно температура их тела немногим отличается от температуры заурядной ящерицы. Но когда Камушек сначала становился все горячее и горячее, а потом уже не приходил больше в сознание, дракон понял, что дело плохо. Он пробовал выловить хоть что-то осмысленное из бреда приятеля, хоть какую-то мелочь, означающую, что дело идет на поправку, но, к сожалению, ничто на это не указывало. Скорее как раз наоборот.

Писк испуганной Лисички привлек внимание ее брата. Из чащи показался Безумец. Он сумел частично избавиться от своих украшений, только вокруг шеи все еще была накручена толстая связка золотых цепей и ожерелий, так запутавшихся и переплетенных, что снять их оказалось невозможно. Он двигался на четвереньках, только иногда поднимаясь на ноги. Пожиратель Туч глухо заворчал, угрожающе обнажая зубы, старый дракон ответил тем же.

— Гхеррр ммм тхаф огрма'ен… пфффф…. — Он закончил презрительным фырканьем.

Пожиратель вытянул морду в сторону острова своего отца, над которым поднимался толстый столб серого дыма.

— Хы, — коротко ответил он.

— Тхаф, — злобно повторил Безумец, вспахивая землю грязными ногтями, больше напоминавшими когти. — Тхааааааффф!!! — завыл он снова, плюясь, беспорядочно кидаясь во все стороны и безуспешно пытаясь сорвать с шеи злополучные украшения. — Ахорг ам! — потребовал он.

Пожиратель Туч только нехотя поморщился. Ну конечно! Он должен был помочь Безумцу снять цепи, рискуя при этом жизнью сестры и друга? Не такой он дурак! Пожиратель нежно полизал Камушка по лицу, чувствуя соленый вкус его пота. Лисичка с удивлением и опаской приглядывалась к Безумцу, который присел на корточки невдалеке и все еще пытался что-то сделать со своим золотым ошейником, бормоча под нос ругательства на драконьем языке.

Время шло. Камушек дышал неглубоко и тяжело, точно каждый вздох причинял ему боль. А, может, так оно и было. Лисичка, по примеру брата, лизала руки парнишки. Время от времени она прикусывала его зубками за палец, удивляясь, что он не открывает глаз и не встает, чтобы поиграть с ней.

В это время рядом раздался торжествующий вопль. Пожиратель Туч мгновенно повернул голову и увидел Безумца, радостно размахивавшего золотой цепью. Видимо, путаницу золотых цепей удерживал какой-то один элемент, он наконец поддался, и вся связка снялась. Безумец дико взглянул на Пожирателя и снова исчез в зарослях, забрав свои сокровища. Молодой дракон беззвучно обнажил клыки, провожая его взглядом. Новая беда пришла.

Неподалеку пролетела какая-то маленькая птичка, вспугнутая Безумцем с ветки. Пожиратель мгновенно вытянул шею и схватил добычу на лету. Огромные челюсти захлопнулись, точно ловушка, тревожный пташий крик внезапно смолк. Пожиратель Туч выплюнул добычу на землю перед Лисичкой. Малышке пора что-то съесть.

Вскоре по небу скользнула тень огромных крыльев — это Безумец летел, чтобы отомстить пиратам и отобрать у них свою собственность. Пожиратель проводил его взглядом, а потом снисходительно шевельнул ухом. Будь он человеком, то, наверное, пожал бы плечами.

Не прошло и получаса, как Безумец вернулся, тяжело, точно мешок с песком, плюхнувшись на берег своего острова. Песок под ним быстро окрашивался кровью. Дракон хрипло дышал и постанывал.

«Да, конечно… может, они и меньше нас, зато уж точно гораздо хитрей. И у них есть луки», — желчно подумал Пожиратель Туч, выходя из укрытия, чтобы помочь старику освободиться от стрел, глубоко вонзившихся в его тело.

* * *

Следующий день не принес улучшения. Безумец милостиво смирился с присутствием соседей на краешке своей земли, ограничился только наблюдением за ними с приличного отдаления и постоянными полетами — на приличной высоте — над лагерем настырных чужаков, больше ничего он не предпринимал. Пожиратель Туч несколько успокоился относительно поведения докучливого хозяина и принял человеческий облик, чтобы удобнее было ухаживать за раненым. Но сделать он мог немного, разве что воды принести и старательно очищать раны Камушка, у которого по-прежнему держалась высокая температура и бред. Кто знает, как бы это все закончилось для Ткача иллюзий, если б наконец не вернулись домой Коготь и Ласка.

* * *

— Надо попросту их всех убить! — заявил Коготь, ероша шерсть на загривке.

— У них есть эти приспособления для метания колючек, — напомнила Ласка. — Они едва не убили Пожирателя Туч. Навсегда они тут не останутся, для них эти места неподходящие, уплывут, и мы вернемся на свой остров. А сейчас надо спасать человеческого щенка.

— Зачем?

— Он спас твою дочку! Ради нее напал на свой вид! — Ласка показала зубы. — По-моему, он принадлежит к стаду.

— А по-моему, как раз плохо о нем говорит то, что своих предает, — буркнул Коготь, но она прекрасно чувствовала, что это только слова. Он отвел глаза и нервно зевал.

Она посмотрела на сына. Пожиратель, все еще в людском облике, лизал раны своего человеческого приятеля. От его разума исходили ощущения тревоги и глубокой печали. Что бы ни думал об этом Коготь, она не могла закрыть глаза на ту особую близость, которая соединила эти два существа, принадлежавшие к разным расам и все-таки такие родные друг другу. Если паренек умрет, Пожиратель Туч будет в отчаянии.

— На Ящере есть люди, — без тени сомнений заявила дракониха. — Ты останешься с детьми и будешь их защищать, если понадобится. А я приведу помощь.

Глаза Когтя остановились на двух людях и крутившемся вокруг пушистом рыжем шарике. Пасть дракона искривилась в гримасе раздражения, а бока поднялись и опали в тяжелом вздохе, выдававшем его недовольство.

— Лети…

Потом он глянул в сторону своего острова, над которым снова поднимался дымный столб. Зрачки дракона угрожающе сузились, а уши плотно прильнули к голове. Солнце склонялось к заходу. Скоро наступит ночь — слишком темная для людей с луками и вполне светлая для драконьих глаз…

* * *

Предводитель пиратов, называемый Тигром, сплюнул в костер. Слюна зашипела на раскаленных угольках. Над этим походом просто какой-то злой рок навис. Они учли, что тут будут драконы — в конце концов, из-за них и взяли луки с большей убойной силой и арбалеты, но чтобы сразу же, в первый день наткнуться на какого-то наглого молокососа, который на глазах всей честной компании тюкнул им рулевого — это и правда надо иметь такое сраное счастье. Двоих людей они потеряли в первый же час, а третий вернулся какой-то одурелый и нес околесицу.

Они попали прямо в обозначенное на карте место и не оставили тут камня на камне, и чего ради? Золота тут нашлось — едва в одной шляпе поместится. Вот зараза… Команда дуется по углам, оглянуться не успеешь, как повиснешь на ветке.

В джунглях вокруг посверкивали глаза диких животных — зеленоватые, желтые и красные фонарики. Что-то стрекотало, выло, гукало… эх, вот на море только ветер в вантах посвистывает, реи скрипнут да волна за бортом плеснет. Нет, не место морским волкам в этой зеленой духоте.

Вдруг лесные отголоски нарушил новый звук. Что-то застонало, забилось… а потом снова воцарился покой. Тигр насторожился. Что-то не так. Он поднялся с колоды, взял палаш. Усталые люди его команды спали, точно каменные. Со своего места вожак видел светлую рубашку одного из караульных, но другого никак не мог разглядеть. «Отлить пошел, что ли?» — подумал Тиф, направляясь было в ту сторону.

Сцена, которая вдруг разыгралась перед ним, длилась всего пару секунд. Какой-то темный силуэт стремительно высунулся из тьмы, блеснули красные глаза, потом раздался отвратительный чавкающий звук и треск. Звук падения и снова тишина… все замерло.

— ТРЕВОГА!!! — завопил Тигр, стискивая рукоять палаша и отступая в безопасный освещенный костром круг.

Сонные испуганные люди столпились за его спиной. Кто-то принес факел. В его свете они увидели лежащее на земле тело караульного. Без головы.

* * *

Первое, что увидел Камушек, придя в себя, были зеленые плюмажи на вершинах деревьев, которые мели по голубому небесному простору, точно огромные кисти. Он ни о чем определенном не думал. Сонные мысли лениво переползали от одного ощущения к другому. Тепло. Удобно. Ничего не болит.

Он медленно повернул голову, и взгляд его упал на сидевшего рядом, спиной к нему, мужчину. У него были широкие плечи, мускулистые, как у борца, руки и кожа, опаленная солнцем до цвета хорошо пропеченного хлеба. Непослушные черные пряди покрывал цветной платок.

Камушка захлестнула тошнотворная волна страха. Чужак!.. Враг!

Мужчина обернулся, точно почувствовав, что на него смотрят. Бородатое лицо, в уголках глаз мелкие морщинки, как у того, кто много и часто улыбается, что он как раз и делал. Незнакомец не похож был на бандита, скорее, на веселого трактирщика или дровосека. Он наклонился и внимательно посмотрел в глаза Камушку. Его улыбка стала еще шире. На груди мужчины виднелся сразу привлекавший внимание черный кружок со знаком «уста» посредине. Поэтому уже излишним было то, что он тут же мысленно сообщил, по-прежнему дружески улыбаясь:

«Я Говорун. Меня зовут Соленый. Хорошо, что ты вернулся к нам».

* * *

«Я не много помню о тех трех днях. Мне снились кошмары, и я все время видел Смерть — так, как ее представляют на картинках, в образе Госпожи Стрел. Кто знает, может, она и в самом деле меня ждала? Я ведь уже стоял на пороге Врат Существований. Пожиратель Туч превратился в человека, чтобы лучше за мной ухаживать, но он не знал, как меня спасти. Мне не пришлось бы писать эти слова, если б не вернулись из своего похода Коготь и Ласка.

Пираты уплыли, оставив после себя беспорядок, выгоревший круг на месте костра, небрежно засыпанную свежую могилу и один труп, закопанный по шею в песок у кромки прибоя. У него была страшная смерть — он медленно утонул во время прилива.

Все мои вещи из старого убежища пропали или были уничтожены. К счастью, уцелела часть написанных с таким трудом наблюдений и немного рисунков. Они разорваны, кое-где не хватает кусков. Славный Пожиратель Туч заполнил эти пробелы, восстановив по памяти мои пропавшие записки со всеми подробностями. Он даже не пропустил тот зигзаг, который я сделал на странице по вине Лисички. Бумаги у него не было, поэтому в ход пошли высушенные листья. Поверхность у них немного неровная, и иногда трудно разобрать написанное. Но это неважно. Важно то, что он это сделал для меня, хотя, честно говоря, не видит особого смысла в моей работе. Я сохраню эти записи в качестве прекрасного напоминания о нашей дружбе.

Своей жизнью я обязан нескольким людям. То есть не только людям. Если б Пожиратель Туч не охранял меня, если б Ласка не привезла Соленого, и если б Соленый изо всех сил не старался вытащить меня из безнадежного, по сути, состояния… много всяких „если бы“. Я, кажется, просто счастливчик. Соленый твердит, что ему ничего не удалось бы сделать, если б Пожиратель Туч не лечил меня сначала по-своему. Драконья слюна обладает заживляющим действием, без этого у меня сделалась бы гангрена, и со мной все было кончено.

Соленый немного понимает в лечении. Похоже, он понемногу понимает во всем. Он уже много лет живет один на Ящере — самом большом острове Драконьего архипелага. И снова я ошибаюсь. Он не один, у него есть семья. Его жена носит прекрасное имя — Лунный Цветок. Есть у него и дочь, почти моего возраста, которую звать Ягода. А потом идет еще страшно большое количество детей, имен которых я не помню. Ничего удивительного, что Соленый приобрел разные полезные умения, если ему приходится заботиться о такой куче народу. Он живет на Ящере и ведет свои наблюдения, о чем известно всем драконам на островах. И это именно его обозначала булавка, увиденная мною когда-то на карте в башне Говоруна в Ленении».

* * *

Соленый подошел к парнишке, который, кажется, опять заснул с чертилкой в руке. Вот упрямец… Настоящий камушек, не расколоть. Такой худой, что ребра можно посчитать сквозь кожу, и еще совсем слабый — даже писание его утомляет. Но, несмотря на такую тяжелую болезнь, упорно ведет дневник и расспрашивает обо всем, что ему только в голову приходит. Совсем так, как Ягода… Вот и появится у девочки упрямый и умный товарищ.

Лисичка — кстати, до чего же удачное имя — играет под гамаком, прицеливаясь к свисающей ноге паренька. И прежде чем Соленый успел одернуть проказницу, она уже вцепилась коготками в босую пятку, так что Камушек даже подскочил, широко распахнув карие глаза. Дракончик болтался в воздухе, прицепившись, точно мохнатый плод, и явственно смеялся. Камушек тоже прыснул тихим приглушенным смехом. Соленый покачал головой. Дети… все они одинаковы, к какой бы расе ни принадлежали.

Он протянул Камушку кружку с травяным настоем, но паренек сделал вид, что не видит. Ну что ж, Соленому и самому неохота было бы пить такую гадость. Он как на ладони видел мысли, приходящие в голову парнишке.

«Святая Матерь, на помощь! Как же это противно… Может, притвориться, что я пишу и не вижу? Стоит надо мной… Ну да, он же знает, что я притворяюсь… И я знаю, что он знает, что я знаю…»

Соленый усмехнулся в густую бороду.

И в самом деле, точно как Ягода…

Часть четвертая ВОЙНЫ И СОЮЗЫ

Когда Ягода увидела кружившихся над заливом драконов, она сразу поняла, что вернулся отец. Ей даже не пришлось свой талант использовать, чтобы это проверить. Никакая другая причина не привела бы в одно место сразу столько крылатых обитателей Ящера. Подгоняемая радостным ожиданием, девочка побежала на берег. Проворная и легкая, она перескакивала на бегу через поваленные стволы, распугивая мелкую живность. И представляла себе, как выскочит из-за деревьев, как отец распахнет объятия… она уже почти ощущала, как он крепко прижимает ее к себе, слышала его смех.

На краю леса она инстинктивно задержалась, осторожно выглянула из зарослей, укрываясь за широкими перистыми листьями. Она чувствовала впереди много живых созданий, много огоньков, мерцавших в пространстве внутривидения.

По горячему песку прохаживались три незнакомых дракона. Между крылатыми великанами носилась возбужденная детвора, но прежде всего бросался в глаза отец Ягоды, бесстыдно обнимавшийся с Лунным Цветком. Ягода прикусила губу. Ничего нового, в самом деле, ничего нового. Если б она сейчас вышла ему навстречу, отец, наверное, мимоходом чмокнул бы ее в щечку, спросив: «Что там у тебя?», но все его мысли неотвязно кружились бы вокруг тела ЭТОЙ женщины. Честное слово, он хуже, чем дракон в период гона.

Девушка быстро подхватила немного пыли с земли, поплевала в ладонь и вымазала лицо получившейся грязью. Теперь уже ее наверняка никто не заметит в тени деревьев.

«Что делаешь?» — прозвучал у нее в голове знакомый голос Ленивца.

«Охочусь», — коротко ответила она, и дракон с уважением отступил из ее разума. Добывание пищи — слишком серьезное занятие, нельзя мешать ему пустой болтовней.

Ягода снова посмотрела сквозь ветви на собравшееся на берегу общество и заметила еще одну особу, скромно державшуюся в сторонке. Рядом с кряжистым Соленым незнакомец казался хилым и тонким, как прутик. Она напрягла зрение. Он, кажется, молодой совсем…

Когда три недели назад отец Ягоды пропал из дома, он оставил только короткое сообщение: какой-то человек ранен, и требуется помощь, он, Соленый, должен попасть на некий островок на самом краю архипелага и вернется, когда все «закончится». С тех пор Ягода все время просиживала на южном берегу Ящера и старалась отыскать в бесконечности разум отца. Иногда ей это удавалось, но мысли его были неясны и полны тревоги. Как видно, все «закончилось» хорошо. Раненый выжил. Ягода с растущим интересом приглядывалась к незнакомцу. Единственными людьми, которых она видела на протяжении долгого, очень долгого времени, были члены ее семьи. Кто же этот таинственный человек?

Она снова прикусила губу. Выйти сейчас?.. Ох, нет! С этой грязью на лице? Она потерла щеки, злясь сама на себя. Красивой она никогда не была, но теперь выглядела попросту страшной. Лучше подождать. Да, она подождет, понаблюдает из укрытия и решит, что делать дальше. Притворится, что ничего не знала, и просто выйдет из лесу в любой момент, как ни в чем не бывало.

* * *

Камушек чувствовал себя совершенно обескураженным и уставшим. Путешествие оказалось длинным и утомительным, а он еще не до конца поправился после инфекции в легком. Правда, перелет верхом на драконе доставлял совершенно незабываемые ощущения, и Камушек никогда бы от него не отказался. Коготь и Ласка долго раздумывали над планом новой смены владений, но, в конце концов, приняли решение вернуться на Ящер, который покинули много лет назад. Запасы пищи на разоренном пиратами острове заканчивались, дичь была повыбита, и стало ясно, что на этой маленькой территории не в состоянии прокормиться три больших дракона с хорошим аппетитом. В крайнем случае они могли еще поискать себе место на континенте.

Пожиратель Туч был вне себя от счастья из-за переезда и по дороге то взлетал высоко под облака, то опускался к самым волнам, рискуя намочить лапы и хвост. Коготь пару раз попробовал призвать сына к порядку. Но потом оставил его в покое, увидев, что строгость ничего не дает. Пожиратель Туч открыл Камушку, что Коготь до сих пор вспоминает смерть Искателя, но втайне рад возвращению в родные места, хотя и не показывает виду. Соленый снова путешествовал на спине Ласки, нянча на руках Лисичку — дракониха настолько полагалась на мага, что доверила ему опеку над своим ребенком.

Когда внизу под ними показались уже зеленые очертания самого большого острова Драконьего архипелага, у Камушка невольно возникло впечатление, что это и в самом деле огромное животное, растянувшееся на волнах. Полуостров, узкой полоской уходивший в океан, напоминал хвост. Полукруглый залив создавал впечатление подогнутой лапы, а возвышение посредине острова изображало выгнутую спину существа. Над конусом вулкана, как всегда, поднимались белые облачка пара — точно дыхание спящего чудовища.

Остров Когтя казался маленьким по сравнению с Ящером. Буйная растительность, выросшая на вулканической почве, покрывала остров, точно густой кудрявый мех. Сколько же интересных уголков, необычных растений и зверей крылось в этой чаще.

Когда, наконец, все счастливо добрались до цели, Камушек почувствовал, будто находится среди густой толпы. Только теперь он осознал, как сильно отвык от человеческого общества за время пребывания на Острове Когтя. О Богиня, это ж просто невозможно, чтобы у одного человека было столько детей… они носились вокруг так, что глаза за ними не успевали следить, вешались на шею Соленому, дергали драконов за мех… Камушек прикрыл глаза и опустился на песок, почувствовав, что у него кружится голова и его слегка подташнивает от волнения.

* * *

«Соленый говорит о шести детях, но мне при первой встрече показалось, что их чуть не шестьдесят. Прошло довольно много времени, прежде чем я к ним привык. У них есть потрясающая способность пребывать в нескольких местах одновременно. Это почти магия. Соленый смеется и объясняет, что это вполне нормально для детворы в таком возрасте. „Такой возраст“ означает четыре, пять, шесть и семь лет. Самого старшего мальчика зовут Живое Серебро, и, по-моему, имя ему подходит просто исключительно. Я еще никогда в жизни не видел такого подвижного ребенка. Молния на год моложе — и снова имя прекрасно передает его характер. Потом идет Тигренок — он несколько поспокойнее, чем старшие братья, но только немного, а последними идут очень похожие друг на друга близнецы Блеск и Солнечная. Они еще чуток несмелые, только присматриваются издалека в отличие от остальных, которые просто лезут мне на голову, читают через плечо и хохочут до упаду. И еще у Соленого есть жена. Жена!

Разумеется, у магов бывают дети. И даже чаще, чем кажется наивным и непорочным, но вот жены и полные семьи у них встречаются довольно редко. Так мне объяснял Белобрысый. Какая женщина хотела бы на всю жизнь связаться с Наблюдателем, который может открыть ее самые потаенные секреты, или с Искрой, сжигающим домашнюю утварь в порыве гнева? Правда, Лунный Цветок — его вторая жена, значит, вполне вероятно, что первая не выдержала жизни с магом, но Соленый мне сообщил, что они в мире и согласии живут уже добрых лет десять.

Моя первая встреча с Лунным Цветком вышла довольно неловкой. Это стойкая женщина, мужественно живущая рядом с Говоруном, она очень красива, и ничего удивительного, что Соленый ее обожает. Только на самом деле мне бы очень хотелось, чтобы она все-таки носила побольше одежды. На ней много украшений, зато очень мало ткани, — она только обернута чем-то страшно тонким, наверное, потому что тут очень жарко, но ведь через это одеяние все насквозь просвечивает. При первой встрече я не знал, куда глаза спрятать, и только пялился в землю. Наверное, она теперь думает, что я грубиян или недоумок. Она, кажется, старалась быть приветливой, улыбалась и погладила меня по голове… просто кошмар. Из-за этого я чувствую себя еще более глупо и неловко.

Только одной особы не хватает. Причем той, кто меня больше всего интересует. Таинственная Ягода, старшая дочь Соленого, еще не показывалась. Соленый рассказывал о ее дружбе с драконами и о том, что девушка знает весь остров, как собственный карман. От этого знакомства я жду много хорошего. Она, конечно, девчонка, но, как говорит Говорун, она умная и самостоятельная. Вот здорово было бы исследовать Ящер с таким проводником».

* * *

То, что маг Соленый называл домом, оказалось довольно необычным сооружением. Восемь вбитых в землю столбов прикрывал навес из пальмовых листьев. Пол находился в двух локтях над землей, что, как пояснил Камушку хозяин, предохраняло жилище от визитов разных неприятных зверушек из леса. Пол этот слегка пружинил под тяжестью человека, и у Камушка поначалу создалось неприятное впечатление, будто он ходит по ненадежному и заросшему торфяному болоту. Стен в этом странном обиталище вообще не было. Их заменяли полотняные или плетенные из растительных волокон и тонких планок занавеси, которые опускали или свертывали по мере надобности. Обитатели дома жили пусть и не под «голым небом», но смело можно сказать, что на «чистом воздухе». Домашняя утварь тоже была скромной. Похоже, спали тут в гамаках и на циновках, что, впрочем, Камушку совершенно не мешало. Он уже привык даже к ночевкам на земле. Единственный стол служил Соленому рабочим местом и был целиком завален горами бумаг, свитками пергамента, картами, образчиками засушенных растений и сланцевыми табличками для заметок. Камушек невольно улыбнулся при виде этого предмета обихода. Некоторые вещи остаются неизменными, рабочие места разных магов похожи друг на друга, как перепелиные яйца. В нескольких плотно закрывавшихся сундуках, стоявших рядом, Соленый очень аккуратно хранил книжки, хирургические инструменты и увеличительные стекла из отшлифованного хрусталя.

Зато Лунный Цветок готовила еду, просто стоя на коленях на циновке, разложенной прямо на земле перед домом. Безмятежно, с огромным обаянием она нарезала овощи и помешивала в горшке, стоявшем на очаге, сложенном из нескольких камней. Камушек с недоумением приглядывался ко всему окружающему. Десять из десяти девиц из Змеиных Пригорков возмущенно запротестовали бы, предложи им кто такое скудное и свихнутое хозяйство, и в тот же день они вернулись бы домой к мамочкам. Между тем жену Соленого эти условия, похоже, вообще не заботили. Парнишка украдкой наблюдал, как она готовит, играет с детьми и с невозмутимым спокойствием удаляет из дома любопытных ящерок с липкими лапками или огромных косматых пауков, при виде которых каждая обычная женщина испытала бы неудержимый приступ паники. Прелестный Лунный Цветок явно не была обычной женщиной. Снисходительно относившаяся как к магическому беспорядку и естествоведческим коллекциям, которые собирал ее муж, так и к самым удивительным «сокровищам» (в том числе разнообразным насекомым), притаскиваемым детьми. Так же спокойно приняла она под свою крышу на неопределенное время неожиданного гостя, который еще и пребывал на правах не до конца выздоровевшего, что добавляло хлопот хозяйке. У Камушка сложилось смутное впечатление, будто к нему отнеслись, как к очередному образчику для коллекции, разве что Лунный Цветок не пробовала уместить его в ящичке.

Поначалу растерянный и смущенный, паренек довольно быстро освоился. Соленый относился к нему приветливо, его жена тоже явно ничего не имела против присутствия нового обитателя в своих владениях, а дети мага казались милыми и хорошо воспитанными, хотя и необыкновенно живыми и подвижными. Это было подходящее место, чтобы спокойно прийти в себя после болезни, восстановить уничтоженную коллекцию растений и насекомых, из которой уцелела только та изумительная черно-голубая бабочка, а также многое узнать о драконах, целое стадо которых населяло остров.

* * *

У Ягоды сильно билось сердце. Она умыла лицо, заново переплела косички, которые растрепались, пока она пробиралась сквозь чащу. Она уже с полчаса торчала в кустах у дома и не отваживалась выйти. Она наблюдала за человеком, который прохаживался по дому, все разглядывая. Ее братья и сестры сопровождали его как верные тени, толкаясь, перебивая друг друга и то и дело хохоча. «Сколько ему может быть лет?» — задумалась девушка. Двадцать? Пятнадцать? Двадцать пять?.. К собственному смущению, она осознала, что не в состоянии отгадать возраст незнакомца и что он, собственно, первый мужчина, помимо отца, которого она видит за… Она даже не смогла припомнить, за сколько времени. Она раздраженно прикусила губу. Много лет прошло с тех пор, как Соленый покинул родной дом, забрав с собой маленькую Ягоду. Ей тогда было не больше семи лет. И все люди делились для нее только на детей и «больших». Она была еще слишком мала, чтобы более точно определить возраст человека, а, поскольку практически никогда в жизни ей не доводилось играть со сверстниками, мир в ее представлении состоял почти из одних взрослых. Даже девчонки-судомойки и парнишки-конюшенные казались ей «большими». Какой он высокий, этот незнакомец… наверное, такой же высокий, как отец. И такой же курчавый! Ягода улыбнулась этой мысли. Но бороды у него нет, значит, не слишком старый. Наконец он устал все рассматривать и уселся на краю помоста, свесив ноги вниз. Разложил на коленях дощечку и кусочек пергамента. Пишет что-то, время от времени поднимая голову и улыбаясь окружившим его детям. Выглядит очень даже мило, хотя страшно тощий и осунувшийся. Ну да, ведь он был ранен, наверное, едва выжил. Его мысли плывут спокойным потоком, из них невозможно выловить ничего конкретного. Он устал и одновременно очень заинтересован новым окружением.

Отца нигде не видно, верно, пошел встречаться с кем-то из «своих» драконов. Ведь надо выделить какой-то участок тройке новых, чтобы они могли устроить там свое логово. И еще надо определить, где им можно охотиться.

Лунный Цветок что-то готовит, и вкусные запахи доходят даже в укрытие Ягоды. У девочки вдруг забурчало в животе, и она невольно проглотила слюну. Ну конечно, скоро уже вечерняя еда, а у нее сегодня во рту не было ни крошки, если не считать куска лепешки и горсти лесных ягод. Самое подходящее время, чтобы представиться этому новичку и что-нибудь перекусить вместе с семьей.

Она вышла из леса, придав лицу приятное выражение.

— Привет, Ягода! — Первым ее заметил Молния и помахал рукой. Следом за ним, точно многократное эхо, отозвались остальные дети: «Привет! Привет!»

— Привет, — мягко ответила она. «Новичок» даже не поднял головы, что ее рассердило. Мог бы вести себя немного… повежливей.

— Это Камушек, — пояснил Живое Серебро, широко распахивая глаза от волнения. — Он сражался с пиратами! Папа так сказал!

О, это было уже любопытно.

— Привет, Камушек, — обратилась к нему Ягода, растягивая губы в деланой улыбке. — Добро пожаловать на Ящер.

Вот сейчас он поднимет голову… посмотрит на нее, скажет «привет» или что-то в этом роде… Нет, он ничего такого не сделал. Пишет себе дальше как ни в чем не бывало, чертилка бегает по бумаге, рисуя очередные значки, будто это и есть самое важное на свете.

— Послушай, ты!.. — начала она, повышая голос.

— Ягода, но… — начал было Живое Серебро, но девушка уже про тянула руку и вырвала чертилку из пальцев писавшего. Он вскинул, наконец, голову, точно застигнутый врасплох, и Ягода увидела его лицо вблизи — очень худое и несколько бледноватое. А он невольно вздрогнул, судорожно втянул воздух, глаза его расширились от изумления и неожиданности. Ягода отступила на шаг, стискивая к пальцах чертилку. Не очень понимая, зачем она это делает, потянулась к разуму пришельца. Потрясение, испуг, удивление и отвращение… мгновение она видела себя его глазами: белая кожа, омерзительная, как тело жирного червя, обитающего в гнилой древесине, и эти глаза, красные, как кровь… как живое мясо в ранах. Облик демона из кошмара!..

— НЕТ!!! — Она швырнула ему карандаш прямо в лицо, вопя во все горло. Испуганные дети смотрели, как она повернулась и снова убежала в джунгли.

— Ягода! Ягода! Подожди, что случилось?! — слышался за спиной голос встревоженной мачехи.

И только в глубине леса, когда она была уверена, что ее никто не слышит, девушка позволила себе расплакаться.

* * *

«Я видел Ягоду. Первую встречу с Лунным Цветком я назвал неловкой, а вот столкновение с дочкой Соленого можно описать как катастрофу. Она, бедняжка, совсем некрасива. Честно говоря, она попросту уродлива. Если б Соленый предупредил меня, что ожидать, то, наверное, получилось бы намного лучше. А так меня застигли врасплох, и могу себе представить, что несчастная уродка прочитала по моему лицу. Мне очень жаль, но, с другой стороны, это же не моя вина, что она выглядит как ходячий кошмар. Я решительно подчеркиваю, что Соленый должен был меня предупредить. Напишу немного подробнее. Ягоде четырнадцать лет, она довольно худа, у нее совершенно белая кожа, белые волосы и огромные красные глаза. Они похожи на две крупные черешни, положенные в простоквашу. Бровей и ресниц у нее, кажется, нет вообще, во всяком случае, я их не заметил. Может, потому что видел ее очень недолго, а белого на белом не видно. О да, это совсем не лестное описание. Сам не знаю, что об этом и думать. Я обижен на Соленого из-за того, что он, рассказывая мне о дочери, никогда не упомянул даже, как она выглядит; кроме того, меня мучает совесть, потому что девушка, похоже, была оскорблена, а одновременно я еще и слегка зол на нее за то, что угодила мне чертилкой прямо в глаз. Ей явно не хватает хорошего воспитания».

Камушек вздохнул и свернул пергамент в трубочку. Задумчиво постукал чертилкой по подбородку. Да, с Ягодой может быть нелегко. И почему ему всегда так не везет, что он, сам того не желая, невольно вызывает возмущение у людей?

* * *

Ягода вернулась домой перед самым заходом солнца. Никому не говоря ни слова, жадно съела свою долю супа. Мачеха сначала хотела что-то сказать о сегодняшнем происшествии, но один взгляд на лицо падчерицы убедил ее, что лучше не трогать девушку и не обращаться к ней.

Дети играли перед домом в какую-то довольно шумную игру, состоявшую в основном из беганья между нарисованными на песке кругами. Камушек спал, тяжело дыша, одна его рука свисала из гамака, а пальцы вздрагивали, точно во сне он что-то хватал. Ягода явно враждебно поглядывала в его сторону. Такой же угрюмый и непокорный взгляд она подарила отцу.

— Зачем ты его привел сюда? — буркнула она под нос, выразительно кивнув в сторону гостя.

Соленый поднял брови. И какое-то время раздумывал над ответом.

— Может, для того, чтобы он выжил, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Я его спас только чудом и хотел бы, чтоб он жил и дальше, а у одинокого, больного и недокормленного паренька вряд ли была бы такая возможность.

— Да-а-а… — снова буркнула девушка, упираясь взглядом в дно миски, где вяло разгребала ложкой остатки ужина. Долго держалась тишина, нарушаемая только писком разыгравшихся детей.

— Он думает, что я уродливая, — прошептала, наконец, Ягода, а по лицу ее пробежала судорога. — Поэтому дед выгнал нас из дому, правда? Потому что я — чудовище, пугало кошмарное… — Она прикусила губу, чтобы снова не расплакаться.

Лунный Цветок уронила миску. Соленый побледнел. Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул:

— Разве мы когда-нибудь говорили или думали что-то подобное?

— Нет, но…

— Но ты прекрасно знаешь, что это неправда. Ты никакое не чудовище, выбей это из головы! — прервал ее отец.

— У меня глаза, как у дракона! — сердито прошипела Ягода. — Жалко, ты не видел, что он обо мне подумал! Свинья!

— Ты не уродлива, дорогая моя, ты просто… другая, — вмешалась было Лунный Цветок немного неуверенно. Ягода презрительно фыркнула, снова уставившись в миску.

— Веди себя немного повежливей с мат… — начал Соленый и вдруг оборвал себя, потому что возбужденный Тигренок как раз карабкался по лестнице, вытянув ручонку, в которой извивалась тоненькая змея.

— Папа! Папа, смотри, что у меня есть!

— Она не ядовитая, — успокоил жену маг. — Тигренок, не сжимай ее так, ты можешь сделать ей больно.

— Но она убегает.

— А ты скажи ей, чтоб не убегала.

— Можно, она будет моя? А я могу с ней спать? — не отставал мальчик.

— Нет, ты можешь во сне лечь на нее и раздавить. Выпусти ее в лес.

— Слушайся папу, Тигренок, — поддержала мужа Лунный Цветок. — Мы найдем тебе для забавы змейку побольше. Эта еще слишком маленькая.

— Послушай, Ягода… — снова повернулся к дочери Соленый, когда Тигренок со своей змейкой отошел на безопасное расстояние.

Но дочь сделала вид, что не слышит. Она сняла со шнура чистую тунику, подхватила полотенце, мыло и быстро пошла в сторону недалекой речушки, где устроено было место для мытья. Соленый смотрел ей вслед с мрачным выражением лица. Они с Лунным Цветком обменялись тревожными взглядами. Ягода выглядела так, как выглядела обычно, никто из семьи никогда не задумывался над этим всерьез. Лишенные пигмента кожа и глаза просто были неотъемлемой частью Ягоды, как голова, руки и ноги. Девушка, похоже, и сама до сих пор совсем не обращала внимания на эти детали. Слишком светлая, особенно чувствительная к солнечным ожогам кожа заставляла думать о здоровье, но уж никак не об эстетике, а красные глаза среди драконов — вполне обыденная и совершенно нормальная вещь. Но хватило одной минуты в обществе человека с континента, чтобы весь этот спокойный уклад был разрушен. Соленый смущенно поскреб голову. Собственно, он никогда даже не задумывался над тем, красива его дочь или нет. Она была сильна и умна, а остальное он просто отодвигал на второй план. Ясно же, что она не чудовище! Но правда ли, что она некрасива? Мужское «я» Соленого не справлялось с этой проблемой. У Ягоды были большие выразительные глаза, унаследованные от матери, упрямый подбородок отца и его же слегка курносый нос, остальные черты ее лица были странной мешаниной общих черт клана Тихиро.

— Дети… — пробормотал Соленый, пожимая плечами.

— Ягода взрослеет, — спокойно, но решительно сказала Лунный Цветок, собирая посуду после ужина. — Она уже не ребенок, причем не со вчерашнего дня, а добрых несколько месяцев.

Соленый нахмурил брови.

— Ну да, только… — нехотя пробормотал он.

— У нее грудь растет, — доверительно сообщила женщина.

У мага руки опустились. Он понятия не имел о мудреной природе молодых женщин, во всяком случае, знал о ней гораздо меньше, чем о драконьих привычках, но инстинктивно понимал, что в жизни семьи начинается новая пора, причем далеко не легкая.

Он был прав, что, разумеется, никак его не радовало. Сконфуженный Камушек, проснувшись, старался не смотреть на Ягоду, а та отвечала ему тем же. Она слонялась по дому и вокруг него с написанной на лице яростью, огрызаясь на каждого, кто отваживался с ней заговорить. Когда отец сделал ей замечание, она окончательно обиделась и вообще перестала отвечать кому бы то ни было. Говорун предпочитал не заглядывать в ее мысли — и без того бросалось в глаза, что она может взорваться, как слишком свежий орех, кинутый в огонь.

* * *

На следующий день лучше не стало. Младшие дети с сетками и корзинками побежали всей компанией на пляж ловить на отмелях мелких рыбок и собирать мидии. Соленый пошел проверить, не попалась ли какая добыча в корзины, поставленные в устье ближней речки. Зная его, жена не сомневалась, что раньше чем через пару часов он не вернется, его наверняка задержат какие-нибудь «очень важные дела», связанные с его страстью — то есть с драконами. К некоторому удивлению Лунного Цветка, Ягода не умчалась, как обычно, на рассвете, в один из своих таинственных походов в глубь острова. Она крутилась по двору, притворяясь, будто чем-то занята и не наблюдает за Камушком. А он, в свою очередь, делал вид, что не смотрит на девушку, иногда это доходило до нелепости: проходя рядом, они чуть не задевали друг друга, при этом упрямо отвернув головы в разные стороны. Жену Соленого это поначалу забавляло, потом стало несколько раздражать, но в конце концов она махнула на все рукой. На ней одной была целая куча детей, которых следовало накормить, одеть и проследить, чтоб они время от времени хотя бы умывались. Соленый был хорошим отцом, но до него с трудом доходило, что надо зарезать курицу для бульона, огородить грядки с овощами колючками, чтобы уберечь урожай от прожорливых лесных зверей, или подстричь ребенку волосы. Лунному Цветку постоянно надо было что-то делать. Даже отдыхая в гамаке во время самой жаркой поры дня, она обычно неторопливо что-то шила и украшала изящной вышивкой мужские рубашки и детские туники. Работа всегда находилась.

— Ягода, сверни гамаки. А потом подмети пол и разложи циновки, — обратилась она к девочке. — Если уж ты сегодня никуда не выбираешься, так помоги по дому.

— Ла-а-адно, — буркнула нехотя Ягода, лениво берясь за работу.

Лунный Цветок взяла нож и присела у бадейки, в которой со вчерашнего вечера плавала наловленная Живым Серебром и его младшим братом рыба. Надо было приготовить ее к обеду. Камушек, робко улыбнувшись, взял у хозяйки из рук нож и потянулся к ведерку. Лунный Цветок улыбнулась в ответ. Хорошо, что парнишка хочет быть полезным. Она оценила, как уверенно он втыкает острие рыбине под жабры. Чистить чешую он тоже умел, поэтому она оставила его с рыбой и отправилась замесить тесто и разжечь очаг. Хлеб заканчивался…

Занятая своими домашними хлопотами, она не обращала внимания на окружающее. И только гневное фырканье Ягоды заставило ее поднять голову и посмотреть на девочку. Ягода сидела на самом краю помоста, рядом с постелью Камушка, и совершенно откровенно разглядывала его скромное имущество, состоявшее в основном из бумаг и записей. Ягода как раз читала одну из них и чуть не рычала от злости. В это время и Камушек заметил, что она делает.

— Ос-таффф! Не тро-гай мое!

Первый раз Лунный Цветок услышала голос парнишки — неуверенный, немного странный, но звучный. Ягода презрительно посмотрела на молодого мага, приподняв верхнюю губу в удачном подражании драконьему жесту «моя земля, прочь отсюда».

— Ос-тафф… — повторил парнишка, и его низкий голос прозвучал угрожающе. Ягода состроила еще более противную мину, нарочито размахивая листком.

Когда Лунный Цветок позднее рассказывала мужу об этом происшествии, она не могла удержаться от смеха. Доведенный до крайности Ткач иллюзий использовал то, что было у него под рукой, оказалось, что глаз у него очень меткий. Ягода, которой дохлая рыбина угодила прямо в лицо, испуганно пискнула и кувыркнулась назад, упав с помоста. Отношения между ними обострялись.

* * *

Ягода яростно продиралась сквозь самые густые заросли, не заботясь о том, что рвет на себе одежду, а иногда и кожу. Она пришла в себя только тогда, когда какое-то насекомое попало ей под одежду и впилось в живот. От боли она шепотом выругалась и поскорее задрала рубашку. Ловко открутила голову огромному муравью, а потом раздвинула его огромные челюсти. Жгло как огнем. Ягода чуть успокоилась, боль имела, по крайней мере, такую хорошую сторону, что отвлекла ее внимание от кошмарного происшествия с рыбой. Она злилась одновременно и на этого чужака и на себя. Если б ей не пришло в голову заглянуть в его каракули, она никогда не прочла бы его оскорбительных слов. Уже сам вид парнишки напоминал ей ту жуткую минуту, когда он впервые посмотрел на нее, и от его мыслей дохнуло гадливостью и страхом. Каждое его движение, каждый взгляд означали для Ягоды только одно: она отвратительна.

Она медленно потащилась узенькой, едва заметной тропинкой, вытоптанной животными. Ноздри Ягоды бессознательно расширялись, ловя десятки запахов: влажной гниющей лесной подстилки, молодой поросли, грибов, звериных отходов — и душный аромат огромных орхидей. Она любила лес. Отец уверял ее, что многим людям с континента он показался бы слишком однообразным и скучным, но трудно было в это поверить. Ведь достаточно сделать с десяток шагов, чтобы наткнуться на столько же разновидностей растений, в два раза больше самых разных жуков и бабочек, не говоря уже о том, какое это удовольствие — наблюдать за муравьиными колониями, напоминавшими оживленные города с характерными обитателями. А если еще добавить пеструю и разнообразную жизнь, кипящую в окружающем остров океане, то уж только полный глупец мог бы считать Ящер скучным пустырем.

Стежка привела Ягоду на берег озерка, на малюсенькую полянку, покрытую отпечатками лап зверей, приходивших к водопою. Вода с однообразным плеском и шумом падала вниз с темной вулканической скалы, вызывая мелкие волны на изумрудно-голубой поверхности озера. Лучи солнца, процеженные сквозь менее густые тут кроны деревьев, рассыпались на воде тысячами мелких золотистых искр. Девушка уселась на берегу, кинула в озеро камушек, ненадолго нарушив совершенную симметрию волн и заставив солнечные блики беспорядочно танцевать на воде.

«Почему отец никогда не обращал внимания на то, как я выгляжу?» — подумала она. Эта мысль заставила ее задуматься. Так же безразлично относились к ее красным глазам мачеха, братья и сестра. Она ощутила укол зависти. Лунный Цветок была хороша собой или даже прекрасна… Ягода не была уверена, но дремавший в ней женский инстинкт подсказывал, что сама она никак не может сравниться с женой отца. У Лунного Цветка умственные способности были самые обыкновенные, даже читать она не умела! Но что из этого, если Соленый обожал ее, точно какую-нибудь богиню? Видно, только одно и имело значение: красивая внешность! Камушек был живым этому доказательством. В красивую девушку он рыбу наверняка бы не швырнул!

Ягода с раздражением метнула еще один камушек и еще. Розовый голубь, плескавшийся в мелкой затоке у берега, испуганно сорвался в воздух. Над водой серебристокрылые мушки и грузные бабочки чертили замысловатые узоры брачных танцев. Тихие шаги и шелест листьев привлекли внимание девушки. Она обернулась, предусмотрительно взявшись за рукоять ножа, но увидела только дракона. Чужого дракона.

Ягода поднялась, с любопытством глядя вверх. Пурпурные глаза наблюдали за ней с таким же любопытством и симпатией.

— Я видела тебя на берегу, — сказала Ягода. — Ты новый.

Чужак распахнул пасть в драконьей улыбке.

— Это не я новый, — возразил он. — Это ты новая.

— Нет.

— Да. — Он вызывающе вздернул голову и выглядел при этом так забавно, что Ягода даже затряслась от смеха.

— Неправда…

— Я был тут первым. Пятьдесят лет назад это были владения моей семьи, — стоял он на своем.

— А теперь это земля Дождевого Пришельца, — сообщила Ягода. — Как тебя зовут?

— Пожиратель Туч. А ты, верно… Ягода.

У Пожирателя Туч было исключительно хорошее для дракона произношение, что Ягода отметила не без некоторого удивления. Он использовал множество слов, правильно их изменял, и только кое-где у него стиралось «б», а «м» перекатывалось в горле протяжно и хрипловато. Дракон смотрел на Ягоду то одним, то другим глазом, и она прекрасно чувствовала, что он над чем-то глубоко раздумывает.

— Ты какая-то другая…

Ягода застыла. Ну да, разумеется, она была «другой». Эта непохожесть уже выходила ей боком. А чтоб…

— Ты светишься, — сказал Пожиратель Туч. Ягода широко открыла глаза от удивления. — У всех людей есть такие огоньки, как звездочки или те жучки, что ночью летают, — продолжал дракон, — но ты светишься очень сильно. Так же, как Камушек, так светятся маги.

Ягода все-таки решилась ответить.

— Я… я вижу мысли, — призналась она с некоторым усилием. Когда они жили еще на континенте, отец запрещал ей говорить об этом. По мнению Соленого, почему-то плохо было признаваться в этом таланте. Она не понимала этого запрета, но отец столько раз его повторял и с таким натиском, что она послушалась.

— А-а… Это значит, что ты Наблюдатель, — сообщил Пожиратель Туч и уселся, изящно обернув хвост вокруг передних лап.

Девушка улыбнулась, старательно подражая соответствующему выражению драконьей пасти. Предстоял длинный и интересный разговор.

И правда, давно уже она так хорошо ни с кем не беседовала, даже с отцом — таким умным и опытным. Пожиратель Туч не только путешествовал почти по всей Ленгорхии, но даже видел знаменитый Замок Ладони, построенный в дельте Эните. Ягода задавала ему вопрос за вопросом, а дракон, похоже, был совсем не против порассказывать. Она буквально впитывала его повествования, как губка, открыв рот от восхищения, только уши горели от возбуждения. Правда, в этих чудесных историях все время появлялся Камушек — Камушек то… Камушек это… мы с Камушком… Но это не мешало девушке наслаждаться неожиданной встречей.

Так и болтали они посреди парящего теплого тропического леса, окруженные роем разноцветных бабочек, которые опускались то на белый мех дракона, то на кожу девушки, привлеченные запахом ее соленого пота; и Ягоде казалось, что ей снится какой-то чудесный, милый сон.

* * *

К удивлению обитателей дома над заливом, та встреча имела несколько неожиданные последствия. Когда Пожиратель Туч решился проведать людей, он явился в человеческом облике. Казалось даже, что в таком виде ему гораздо удобнее, чем в своем собственном теле, и он воспользовался первым попавшимся предлогом, чтобы снова выглядеть, как человек. Ягода сначала вытаращила глаза, потом начала неудержимо хохотать, к огорчению Камушка, который бросал ей красноречивые взгляды. В конце концов, Пожиратель Туч именно его взял за образец своего облика, и паренек почувствовал себя лично оскорбленным, как будто смеялись над ним. Да еще у молодого дракона не нашлось одежды, поэтому он нанес визит в наиболее куцем из возможных нарядов, но его самого это совершенно не трогало. Он возился с детьми, валялся на песке, к вящему удовольствию восхищенных ребятишек фырчал и выл, притворяясь, что пугает их — вообще, по мнению Камушка, дурака из себя строил. Лунный Цветок, немного огорченная, но одновременно развеселившаяся от этого представления, пробовала убедить гостя надеть на себя что-нибудь. Но он смеялся ей прямо в лицо, упрямо мотая головой. Наконец он все-таки согласился обернуть вокруг бедер предложенный кусок ткани и перестал вызывать возмущение. Правда, выглядел он несколько необычно, поскольку материал был в желтые и красные цветочки, такой узор подходил скорее женщине.

Смеющийся Камушек спустился на песчаную площадку перед домом.

«Пойдем крабов ловить?» — спросил он дракона.

Пожиратель Туч отрицательно покачал головой, а взгляд его, поверх плеча Камушка обратился к Ягоде, сидевшей на краю помоста и беззаботно болтавшей ногами.

«Мы с Ягодой собирались идти в лес. А ты…»

«Я не могу идти с вами?!» — Улыбка на лице парнишки застыла, а потом растворилась совсем, точно смытый водой рисунок мелом.

Пожиратель Туч выглядел смущенным.

«Соленый говорил, что ты еще слабый. И ведь это правда, ты же все время задыхаешься. Тебе надо спать и отдыхать».

«Я отдохнул!» — Камушек стиснул зубы.

«Но ведь ходить по лесу тяжело, а ты еще больной».

Камушек оглянулся на Ягоду. Она сидела себе с невинным выражением на лице, болтала босыми ногами и дула на перышко, удерживая его в воздухе, как ни в чем не бывало, а ведь Пожиратель Туч не в состоянии был укрыть, что они уже встречались и что-то вместе задумали.

«Ясно, я болен, — раздраженно подумал паренек. — Иди, развлекайся в свое удовольствие».

Он взял с помоста приборы для рисования и поплелся в сторону пляжа.

«Я загляну к тебе вечером», — пообещал Пожиратель Туч, ощутив вдруг легкий приступ угрызений совести.

Камушек, не оборачиваясь, только рукой махнул. Молодой дракон еще немного поборолся со своей потревоженной совестью, но на него глянула пара очей цвета весенних маков, и все драконьи сомнения канули и растворились в разнеженном восхищении.

* * *

«Я думаю, что с того момента все и начало портиться. Погребальный костер для нашей с Пожирателем Туч дружбы все растет. Он на самом-то деле уже постоянно живет над заливом Соленого, но мы почти не разговариваем. Он все время отирается вокруг Ягоды и делает умильные глаза, а я попросту смотреть на это не могу. Он гордо прохаживается, вытянувшись и напрягая мышцы, и светится, точно смазанный маслом гладиатор. Точь-в-точь надутый голубь, старающийся привлечь внимание своей избранницы. А хуже всего то, что он и в самом деле очень красив! Прямая спина, широкие плечи и длинные ноги. У него хорошие, ровные зубы, а волосы не сбиваются в колтуны, как у меня, — постоянное проклятие кудрявых. Он выглядит гораздо симпатичнее, чем я когда-либо прежде. И во мне прорастает уродливое чувство зависти, которое я пытаюсь придушить, но у меня плохо получается. Ведь он меня брал за образец, а теперь я выгляжу, как его копия, причем паршивая. Конечно, мне надо бы просто-напросто подождать и потерпеть, трудно хорошо выглядеть после многонедельной тяжелой болезни. Но все-таки мне непросто убедить самого себя. Я чувствую себя так, будто у меня в некотором смысле украли собственное тело. Ягоде явно льстит внимание и ухаживания Пожирателя Туч. Она милостиво принимает его заигрывания и мелкие подарки в виде фруктов, цветов и сказочно пестрых перьев. А для моего приятеля уже не существует почти ничего, кроме этой противной бабы. Он так рассеян, что ни на чем не может сосредоточиться. Попросту влюбился без памяти, совершенно утратил разум и не способен ни на что путное. Просто жалкое зрелище. Болтается тут разнеженный и бестолковый. Глядя на него, можно до конца жизни утратить желание любить».

* * *

Камушек старательно выписал последнюю строчку и недовольно посмотрел на кончик своей оловянной чертилки. Он затупился, но нож лежал на «враждебной территории». Хуже всего отношения у парнишки складывались с Ягодой. Не договариваясь, они как-то стихийно поделили территорию. Невидимая пограничная линия пробегала точно посредине дома и стола Соленого. Камушек и Ягода держались каждый на «своей» половине. Даже за целую груду драконьих сокровищ Ткач иллюзий не нарушил бы условной границы, чтобы взять перо или книжку, хоть бы они были позарез ему нужны. Только иногда он украдкой пинком перекидывал через «границу» вещи Ягоды, если домашние случайно их перекладывали. Девушка не имела возможности ответить тем же. Частично потому, что у Камушка в собственности вещей было всего ничего, а частично — потому что Камушек тщательно заботился, чтобы ни одна из них не «забрела» случайно на половину Ягоды.

Лунный Цветок была, по меньшей мере, не в восторге от этого состояния тихой войны. Но она столько времени посвящала детям и домашним делам, что ни малейшей охоты на новые заботы у нее не было. Зато Соленый метался между норовистой дочкой и надутым гостем и рвал себе волосы на голове. Но его неуклюжие попытки помирить их давали обратный результат. Кроме того, полная напряжения атмосфера в доме передалась и младшим детям, они начали ссориться между собой. Все это длилось пока только четыре дня, но Соленому казалось, что эти дни были в два раза длиннее обычных.

На пятый день Камушек проснулся с таким чувством, что вообще не стоит открывать глаза. Ну чем этот денечек может отличаться от прочих? Как всегда, Пожиратель Туч будет ластиться к Ягоде, а ему, Камушку, подарит лишь жалкие остатки внимания. Ягода будет одаривать своего врага ехидными взглядами и строить презрительные мины, а в лучшем случае станет пренебрегать им. Сегодня обещало быть ни на йоту не лучше, чем вчера. Вокруг продолжалась утренняя суета. Свертывались тонкие занавески, защищавшие от насекомых. Дети крутились повсюду, разыскивая свои сандалики. Возбужденный Тигренок всем показывал огромную ночную бабочку, которая ночью запуталась в тонком муслине, а утром оказалась добычей жадных детских ручонок. Камушек, которому тоже сунули под нос эту косматую, крылатую и обладавшую лихими усищами добычу, выказал вполне умеренную заинтересованность ею — только чтобы мальчик не обиделся. Наверняка в другое время гигантское насекомое вызвало бы у него гораздо более живую реакцию, но теперь ему уже абсолютно все было совершенно по сараю.

Когда все принялись за завтрак, а парнишка все еще лежал в своем гамаке, свернувшись печальным клубочком, Соленый решил проверить, что с ним происходит.

«Камушек, ты плохо себя чувствуешь?»

«Все нормально», — ответил тот, искоса взглянув на мага.

Соленый вздохнул украдкой. Ну да, должно быть, опять один из этих паршивых дней.

«Правда? А может, у тебя все-таки что-то болит? Температура есть?» — Соленый хотел было дотронуться до лба Камушка, но парень уклонился от его ладони.

«Оставь меня в покое. Пожалуйста. Ничего у меня не болит. И температуры нет. Честное слово».

«Тогда объясни мне, почему ты выглядишь, как свежеиспеченный покойник? Наверное, вчера переутомился. Ведь предупреждал же тебя, что твое легкое еще не слишком здоровое. Я сейчас заварю тебе травки».

Этого хватило, чтобы Камушек внезапно обрел силы. Он резко вскочил, даже гамак беспорядочно закачался. Надувшись, Камушек принялся выпутываться из москитной сетки.

«СО МНОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ. Я НЕ БОЛЕН И НЕ БУДУ ПИТЬ ЭТУ ГАДОСТЬ!»

«Самое главное — хорошее обоснование, — ехидно заметил Говорун. — Так возьми себя в руки и хоть немного сдерживай свою ревность».

«Я ревную?» — Камушек глянул на мага исподлобья.

«Конечно. Ты думаешь, я не знаю, что тут происходит?»

«А чего это я ревную?» — Ткач иллюзий наконец выиграл сражение со складками муслина, свернул ткань и начал складывать гамак. Он пытался изображать безразличие, но на лице его то и дело проступало раздражение.

«Естественно, Пожирателя Туч».

Парнишка пожал плечами. Его взгляд случайно упал на Ягоду, которая сидела, опершись на столб и вытянув перед собой худые ноги, и выглядела при этом так, как будто по неведомой причине от души развлекалась. Камушку страшно захотелось прибить ее уши к этому столбу.

Движение перед домом привлекло его внимание. Из густых зарослей показался Пожиратель Туч. Он тащил огромную охапку орхидей, и на лице его рисовалось по-идиотски счастливое выражение. Камушек не выдержал. Махнув рукой на еду, одежду и тому подобные мелочи, он схватил только свои сандалии и попросту удрал, потому что чувствовал: еще мгновение — и он сделает нечто такое, чего потом должен будет стыдиться. Он побежал по тропинке к берегу. А по дороге лупил кулаками по стволам деревьев, чтобы дать выход злости. Потом босиком понесся по пляжу, не обращая внимания, что калечит ноги обломками раковин. Он остановился только там, где к заливу спускалась обрывистая скала. Темная базальтовая стена, которую подмывали волны, медленно, тысячелетиями разрушалась. Черные, отполированные терпеливой водой валуны лежали на дне. Земля же была усыпана и острыми камушками и круглыми, которые многочисленные приливы отшлифовали так, что те стали совсем плоскими, превратившись в идеальные снаряды для пускания «блинчиков» по воде. Но на этот раз Камушку было не до «блинчиков». Он сотворил иллюзорный образ Ягоды и метал в него камни, не обращая внимания на остерегающее колотье в боку, пока совсем выдохся.

В конце концов он рухнул на жесткую гальку, не заботясь о том, чтобы устроиться поудобнее. И только тогда его ярость стала утихать, а таившаяся до сих пор совесть дала о себе знать, подсовывая не слишком приятные мысли. Что бы сказал Белобрысый, видя такой приступ бешенства? Наверняка не восхитился бы варварскими манерами воспитанника. Паренек медленно сел, осмотрел пораненные подошвы, потом надел сандалии. Дремавший пару дней рассудок пробудился и давал понять, что все надо хорошенько обдумать. Камушек вынужден был честно признаться, что ревновал Пожирателя Туч. У него отобрали самого близкого друга, как же он мог оставаться безразличным? Это было просто-напросто несправедливо и совершенно невообразимо. Если б еще такой разгром их дружбе учинила какая-нибудь красавица, но уж такое убожество… У Пожирателя Туч продолжалось какое-то эмоциональное безумие. Неужели именно так и проявляется настоящая любовь? Камушек скривился, точно выпил один из лечебных настоев Соленого. Он припомнил собственное очарование Дымкой и только пожал плечами. Нет, это было совсем не то. Даже если Пожиратель Туч тогда почувствовал, что им пренебрегают — а теперь они, увы, поменялись ролями, — то Камушек все-таки сохранял некоторую ясность мышления. Он без сожаления расстался с Дымкой, не было печали и с ее стороны, так что слепая девушка превратилась в милое воспоминание — и не больше. Их ничего не связывало, кроме прикосновений, ласк, взаимного удовольствия. Следовало честно признать, что у Ягоды и Пожирателя Туч было гораздо больше возможностей в этой области. Но ведь они относились к разным видам! Ради самой Судьбы и ее путей, неужели это никого не волновало? Соленый, казалось, закрыл на это глаза. У его дочери были все возможности стать любовницей дракона, а его самого это, похоже, абсолютно не трогало.

Другой вопрос, что такого особенного видит в Ягоде сам Пожиратель Туч?

Любовь, говорят, слепа, но чтоб до такой степени? Камушек недоверчиво покачал головой.

Он снова создал призрачный образ Ягоды и стал его внимательно рассматривать. Решил, что мираж не слишком удачный. Подробности в нем размывались. Ткач иллюзий сосредоточился, пробуя как можно более точно мысленно представить себе оригинал. У Ягоды худое удлиненное лицо в форме перевернутой миндалины, но вот какой у нее лоб? Линия волос прямая или клинышком? А брови? Какова линия ее бровей? Ведь они такие светлые, что их почти не видно.

Он терялся, поправлял себя, буквально лепил эту девичью головку. Подбирал форму глаз, перепробовал разные формы губ и в определенный момент даже осознал, что его это увлекло. Ягода была трудной моделью, но тем большее удовлетворение давала работа над непростым образом. И вот, наконец, она сидела перед Ткачом иллюзии совершенно такая, какой была в жизни: бледненькая, большеглазая, излишне худая. Но Камушек ощущал некоторую неудовлетворенность, слишком быстро закончилась эта забава. Он изменил цвет глаз иллюзорной девушки сначала на черный, потом на карий, а в конце — на зеленый, точно лист. Эти яркие очи так чуждо и странно выглядели на бледном лице, что молодой маг вернул им их настоящий цвет. Глаза Ягоды имели необычную окраску — точно лепестки цветка, розово-красные с легчайшим голубым отливом.

Задерживая дыхание, Камушек продолжал работать, охваченный предчувствием, что разгадка где-то совсем рядом, только руку протяни, он сделал так, что радужки иллюзорной девушки приобрели глубокий алый цвет и закрыли почти весь глаз. Зрачки превратились в черные вертикальные веретенообразные щелки. Камушек блеснул зубами в озорной усмешке. Злость у него уже прошла. И вот получились драконьи глаза на человеческом лице. Пожиратель Туч и его вкусы! Камушек вынужден был признаться сам себе, что у него, и правда, в последнее время, видно, случилось затмение разума. Красноглазая, беловолосая Ягода — худая, но кто ж когда видел толстого дракона? Шея девушки казалась слишком длинной, а лицо — слишком узким, но разве первая попавшаяся дракониха не обладает теми же самыми чертами?

В голове паренька мысли точно наперегонки носились. Сколько ж лет этому идеалу драконьей красоты? Кажется, четырнадцать? Разве это не тот самый ужасный период, когда человек ест за двоих, а растет за троих? Вполне возможно, что через некоторое время Ягода в глазах дракона подурнеет, зато станет намного красивее по человеческим меркам. Хотя, разумеется, ярких цветов не приобретет.

Камушек — на пробу — придал миражу Ягоды немного пышности, кое-где закруглил ее формы. Увлеченный полученным недурным результатом, стал работать дальше. Неужели эта раздражающая девица должна все время носить мужские тряпки, которые ей просто исключительно не идут? Для шатаний по джунглям удобнее всего штаны, но разве у нее, и в самом деле, нет ни одного платья? Несколько минут Камушек драпировал и подкалывал на девичьей фигурке полотнища желтого шелка, пробуя сотворить нечто вроде одеяний Лунного Цветка. Он обернул вокруг головы Ягоды косички, до сих пор уныло свисавшие по обе стороны лица, и украсил их цветком в тон платью. Общий вид становился все лучше и лучше.

В детстве, которое Камушек провел в Змеиных Пригорках, девушки были для него всего лишь движущимися элементами общего фона. Какую же еще реакцию можно ожидать от мальчишки? А когда подрос, он тоже не слишком интересовался ими. Помнил, что на праздники они наряжались в богато вышитые юбки, подкрашивали брови и рисовали всякие узоры вокруг глаз. Не слишком уверенный в результате, он на пробу покрыл веки девушки мелким узором и окрасил ресницы в черный цвет. А потом с изумлением уставился на законченный уже образ и не поверил собственным глазам. Неприглядная, костистая уродина превратилась во вполне привлекательную и соблазнительную девицу.

Между тем солнце продвигалось по небу, отвоевывая все новые пространства у тени под скалами. И наконец оказалось, что Камушек сидит под жаркими солнечными лучами. Краем глаза он уловил какое-то движение. Осторожно повернул голову, частью внимания продолжая удерживать мираж, потому что ему было жаль своей работы. Рядом с ним стоял Живое Серебро, с одобрением разглядывая портрет сестры. Он показал в улыбке мелкие зубки, потом пальцем написал на песке неуклюжими детскими каракулями: «Очень красиво. Как мама».

Камушек поддержал «разговор», написав рядом «Ягода —…», и жестом предложил мальчику закончить. Хотя между ними было целых девять лет разницы, Камушка интересовало мнение Живого Серебра. Ребенок казался сметливым. Он немного подумал, нахмурив брови и озабоченно почесывая затылок, этим он просто удивительно напоминал отца. Наконец мордашка его посветлела, и он дописал: «большая и умная».

Камушек засмеялся и повалил мальчика на песок, шутливо его тормоша. У Ягоды были хитрые и надежные братья. Иллюзия растаяла, потому что на Камушка навалилось сразу несколько разогретых тел, твердых коленок и острых локотков. Во время этой дружеской возни парнишка заметил, что рядом крутится рыжий драконий щенок, пробуя цапать детей за пятки. Лисичка! Камушек высвободился из рук разыгравшихся сынков Говоруна и огляделся. Пожирателя Туч нигде не было видно, что его слегка обеспокоило. Он оставил сестру одну? А может, решил, что ей хватит компании детей?

Камушек тепло обнял пушистый шарик, а Лисичка с восторгом отдавалась его ласкам. Она льнула, лизала его по лицу и переворачивалась на спину, выставляя свой нежный животик, чтобы и его погладили.

Вскоре дети рассыпались по всему пляжу. Живое Серебро и Тигренок вошли в неглубокую воду, Лисичка играла в набегающих волнах, Молния искал ракушки, а близнецы начали строить песчаную гору. Четырехлетние малыши были так похожи друг на друга, что Камушек отличал их только по цветной ленточке, которой мама подвязывала Солнечной мягкие волосики. Наверняка вскоре между ними появятся хотя бы мелкие различия, но пока у них были одинаковые круглые личики, любопытные глазки, поцарапанные коленки, и даже двигались они очень похоже.

Он укрылся в еще сохранявшемся последнем клочке тени под скалой, наблюдая за играми детей. Если бы он вернулся сейчас в дом Соленого, то пришлось бы помогать делать какую-нибудь женскую работу, хотя бы просто ради приличия. При одной мысли об этом он недовольно скривился. Он ничего не имел против домашних дел, ведь они с Белобрысым вели вполне приличное холостяцкое хозяйство, но такими вещами все-таки должна заниматься Ягода. Хуже того, Соленый мог снова озаботиться подорванным здоровьем Камушка, что уж совсем отбивало охоту даже думать о возвращении. Судьба милосердная, храни невинных! И вполне вероятно, что, прохаживаясь около дома, он может наткнуться на ту смешанную парочку представителей разных видов, обменивающихся нежными взглядами. А поход в одиночку в глубь джунглей мог окончиться встречей с незнакомым драконом, совсем необязательно настроенным по-приятельски по отношению к непрошеному гостю. Не говоря уже о том, что Камушек все еще сильно уставал, даже если ему приходилось пройти совсем немного. Исследования острова должны были подождать. Он решил остаться на пляже. Почему бы ему не вспомнить детство и не искупаться, а при случае можно попробовать выловить для Молнии более крупную раковину, чем те, что лежали на песке. Интересно, это его поврежденное легкое выдержало бы такое совсем-совсем коротенькое ныряние?..

Камушек глянул, чем занята малолетняя компания. Тигренок с Живым Серебром лазили по обломкам скал, торчащим из воды, Лисичка отважно шла за ними, перескакивая с валуна на валун. Поначалу Камушек без всякой тревоги следил за этой забавой, но ребятня перебиралась все дальше и дальше от берега, и он задумался, нет ли тут все-таки некоторого риска. «Кажется, я становлюсь безнадежно взрослым», — подумал он. Ну что такого страшного, даже если они упадут в воду — ведь выросшие на берегу океана дети плавали, как рыбы. Опасно было бы только застрять между валунами и сломать щиколотку. К сожалению, там вертелась и Лисичка, которая не боялась воды, не умея при этом плавать.

Мальчишки улеглись на живот на последнем обломке и смотрели в воду. Камушек прикрыл глаза ладонью, пытаясь защитить их от солнца. Его лучи отражались от волн и сверкали, ослепляя, но Камушку показалось, что он видит в воде какое-то шевеление. Он заморгал. Нет, это не кажется! Он снова увидел, как на мгновение показались над волной круглая голова и пара рук, потянувшихся к беззаботным детским ладошкам! Камушек вскочил, несмотря на жару задрожав от ледяных мурашек на спине. Сирены! Неужели Соленый не предупредил своих детей, что сирены — хищные чудовища? Он поспешил, перескакивая с одного валуна на другой, к детям, чтобы забрать их из опасного места.

— На-зад! На-зад! Тиг-ренок! На-зад! — Камушек мысленно проклинал себя, что не помнит, как звучит слово «опасность». Тигренок довольно спокойно оглянулся и беспечно помахал ему рукой, а потом снова склонился над глубокой водой. Хотя Камушек спешил, как только мог, любопытная Лисичка добралась до мальчиков раньше него. Бесцеремонно вскарабкалась Тигренку на спину и вытянула шейку, чтобы посмотреть, что там такого интересного происходит на глубине. Мальчик, которого, видно, поцарапали коготки дракончика, резко перевернулся, чтобы сбросить Лисичку. Камушек видел, как еще секунду оба балансировали на мокром скользком валуне, а потом вместе соскользнули в воду.

Не было ни секунды на раздумья. Камушек кинулся в воду головой вперед. В ужасе от того, что произошло, он даже не подумал, что опасность может грозить и ему самому. Его на мгновение ослепили пузырьки воздуха во взбаламученной воде. Все происходило молниеносно. Он столкнулся с чем-то и дальше уже действовал вслепую. Почувствовав под рукой шерсть, он вцепился в нее. Ноги парнишки коснулись дна, он оттолкнулся и вместе со своей добычей устремился вверх. Дракончик оказался на удивление тяжелым. Но где Тигренок? В прозрачной воде совсем рядом промелькнул какой-то темный предмет. Мощные когти рванули Камушка за плечо. Он широко открыл глаза, стараясь разглядеть хоть что-то. То существо, которое он принял за Лисичку, вывернулось из его руки, и Камушек понял, что держит совсем чужое создание. И отпихнул его от себя в приступе паники. Прикосновение к затылку… От неожиданности он глотнул соленой воды, когда прямо перед его лицом появилась темная морда с большими мутными глазами. Инстинкт велел отступать, удирать… но как отступать в воде? В отчаянии парнишка ударил вытянутыми пальцами, целясь в глаза чудовища. Не попал, зато почувствовал, как в ладонь впиваются острые зубы. Одновременно монстр хватанул его перепончатыми лапами за руку. Они метались и бились какое-то время. Камушек, чувствуя, что у него заканчивается воздух, безуспешно пытался лягнуть проворное морское создание. Что-то вцепилось Камушку в волосы. И тут воздуха уже совсем не осталось, а боль в груди стала невыносимой. Рывок, едва не содравший ему кожу с черепа, вытащил его голову на поверхность. Он, захлебываясь, втянул воздух, который казался ему острым, точно горсть раздробленного стекла, и раскашлялся. Глаза горели от соли. Вокруг полно было гибких стройных тел, с невероятной грацией двигавшихся в воде. То и дело над волнами поднимались круглые, покрытые темной гладкой шерстью головы с густыми метелками усов и блестящими черными носами. По крайней мере, одну угрозу можно было исключить: это наверняка были не сирены. Но это еще не означало, что они не могут быть так же опасны! И где дети?!

Паренек с облегчением увидел Лисичку совсем рядом, на расстоянии протянутой руки. Она вытряхивала воду из ушей, удерживаемая на весу одним из тех косматых существ. А другое такое же существо по-прежнему придерживало Камушка за руку и волосы на затылке, не давая ему отплыть, но одновременно не позволяя уйти на дно. Рядом плескался в воде Тигренок, улыбающийся и беспечный. Камушек посмотрел вверх и встретился с таким же веселым взглядом Живого Серебра. Точно все происшедшее было просто хорошей шуткой. Сыновья Соленого не были похожи ни на удивленных, ни тем более на испуганных.

Стадо усатых существ, к счастью, не выказывало враждебных намерений. Тигренок, как и Лисичка, плыл на спине одного из них, точно на морском скакуне. Камушка с обеих сторон взяли под охрану два косматых стражника, которые хватали его за руки и щекотали ему уши своими усами. Медленно, но решительно его тащили в сторону мелководья. Судя по поведению Тигренка и Живого Серебра, беспокоиться ему не стоило, и паренек почувствовал первые уколы стыда.

Он долго пробовал понять, кого ему напоминают эти водные существа. И наконец его все-таки осенило: выдр! Особенно это стало очевидно, когда вся стая разлеглась на берегу. Выдраки принадлежали к тому же загадочному виду — помесь человека и животного, каким были, к примеру, кентавры, мантикоры, ламии или сирены, с которыми Камушек их и перепутал. Только сирены с Острова Когтя, похоже, много общего имели с акулами. Выдраки не отличались слишком большим ростом. Они были выше сидящего на песке Камушка всего на голову. Невысокие, примерно с десятилетнего ребенка, ходили они в основном выпрямившись, иногда только опускаясь на четвереньки. Пока они с любопытством рассматривали Камушка вблизи, он смог внимательно разглядеть их большие круглые карие глаза, подвижные ноздри и раздвоенные верхние губы с пучками тоненьких и жестких, как проволочки, вибриссов по обеим сторонам. Их ластоподобные стопы, благодаря которым выдраки были превосходными пловцами, и все время двигающиеся хвосты оставляли на песке широкие следы.

Лисичка, встревоженная таким количеством незнакомых существ, влезла Камушку на колени и прильнула к нему, неуверенно поглядывая одним глазом на окружающих. Зато детвора была в восторге от гостей, ребята прижимались к их мокрым бокам, обменивались дружескими потираниями носов и похлопываниями. Горечь в душе Камушка росла. Он уже окончательно убедился, что свалял дурака, а всему его героизму грош цена, даже на подметки не сгодится.

«У тебя столько всего в голове, что кидаешься без раздумья. Так было на Острове Когтя, так и сейчас. Больше везения, чем разума», — кисло подумал он.

Безусловно, косматые существа были тут хорошо известны, причем считались до такой степени добрыми существами, что родители без всяких опасений позволяли детям находиться рядом с ними.

Тигренок первым заметил приближающуюся сестру и ее поклонника.

— Мы упали в воду! — радостно завопил он. — Я упал! И Лисичка тоже! И Камушек тоже упал! И Тот, Что Плывет Впереди, взял меня на спину!

— Оук! — подтвердил один из выдраков, а потом испустил целый ряд свистов, чередующихся с чмоканьем и горловым клекотом.

— Он спрашивает, что это за новые самцы в нашем стаде, — перевел Тигренок, хихикая и показывая пальцем на Камушка и Пожирателя Туч.

Ягода скептически осмотрела мокрого парнишку, который с унылым видом гладил тоже мокрую Лисичку.

— Да-а-а, новый в стаде, — неохотно подтвердила она, а выдрак удовлетворенно засвистел.

Камушек встал, держа в руках маленького дракончика, и впихнул ее в объятия несколько растерявшегося Пожирателя Туч.

«Прополощи ее в пресной воде, а то мех в колтуны собьется, и кожа будет чесаться», — коротко велел он.

«В чем дело? Что я опять не так сделал?» — рассердился Пожиратель Туч.

Камушек, который уже уходил, резко развернулся, лицо его исказилось от злости.

«Лисичка — твоя сестра? Ты должен был ею заниматься? Или, может, со своей девицей обнюхиваться?» — При каждом вопросе палец парнишки больно тыкался в грудь Пожирателя Туч. — «Лисичка упала в море! Ты разгильдяй, а я — не драконья нянька!!»

«Но ведь ничего не случилось…» — слабо попытался защититься сконфуженный Пожиратель Туч.

«Не случилось, потому что ее кто-то спас! Если б она осталась тут одна с детьми, то уже погибла бы! Даже Живое Серебро, хоть он вроде и старший, не сумел бы ее вытащить из воды! Еще раз оставишь ее одну — я тебе уши оборву! И скажу Ласке, что ты выделываешь!»

Обруганный Пожиратель Туч ссутулился и крепче прижал к себе сестру. Ягода, которая без смущения следила за этим обменом мыслями, опустила глаза и прикусила губу. Это ведь и ее вина — теперь она ясно это видела. Лисичка была очаровательна, как и все драконьи щенята, так что поначалу девушка играла с малышкой, но потом все-таки, занявшись Пожирателем Туч, уже не следила за тем, что выделывают дети. Ведь они столько раз сами бегали на берег океана, чтобы насобирать разных морских животных и поплескаться в мелкой воде. Ей и в голову не пришло, что Лисичке может что-то грозить.

* * *

Соленый был уверен: в этот день что-то случилось. То, что Камушек таскался по дому угрюмый и молчаливый, было уже делом обычным, в конце концов, он и так все время молчал, а его дурное настроение держалось уже довольно давно. А вот Ягода сидела на удивление тихая и подавленная и время от времени бросала в сторону паренька то ли задумчивые, то ли упрекающие взгляды. Чувства Ягоды трепетали в ментальном пространстве, точно воздушные змеи, которых подгоняет все время меняющийся ветер. Соленый кожей чувствовал, что два этих нелегких характера снова столкнулись.

— Снова поссорились? Ягода?..

Красные глаза дочери рассеянно глянули на него, потом — на молодого Ткача иллюзий.

— Э-э… нет, папа. Только он дрался с выдраками. А Лисичка упала в море.

Брови Соленого подскочили аж до середины лба:

— С выдраками? Как можно драться с выдраками?

Камушку неохота было объяснять, но, когда его прижали к стене, он нехотя дополнил скупой рассказ Ягоды:

«Я увидел, как Тигренок падает в море вместе с Лисичкой. В воде заметил какие-то существа и подумал, что это сирены».

«И отважно бросился на помощь? Я думал, ты боишься сирен?»

«Боюсь, — подтвердил Камушек с кислой миной. — И я совсем не герой, а идиот. У меня даже ножа с собой не было…»

Соленый, скрывая веселость, похлопал паренька по плечу:

«Важно, какие были намерения».

Надувшийся Камушек пожал плечами:

«Намерения? Красиво бы я смотрелся с этими намерениями, если б там на самом деле были сирены».

«Я чего-то не понимаю. Ты ведь был уверен, что там сирены, и все-таки кинулся на помощь детям».

«Потому что я жалкий дурень».

Соленый быстро глянул на Ягоду, которая притворялась очень занятой, раскладывая по мискам приготовленную на ужин кашу. Говорун был совершенно убежден, что она следит за их с парнишкой разговором.

«И, вероятно, снова сделал бы то же самое?» — спросил он.

«Конечно», — ответил Камушек, с раздражением закатывая глаза.

Ягода едва заметно пожала плечами и чуть нахмурила брови. Соленый украдкой вздохнул, очередной раз задаваясь вопросом: прав ли он был, скрывая от Камушка талант Ягоды. Но что дало бы Камушку такое знание, кроме ощущения постоянной угрозы? Ягода не являлась образцом деликатности и умения хранить тайны, что нет, то нет. Большую часть жизни она общалась с драконами, и человеческое понятие о собственности или личной жизни было для нее столь же экзотическим предметом, как для жителей Ленгорхии обычаи выдраков или ламий.

Ягода рассеянно следила за сводными братьями и сестрой, которых мать гнала умываться перед едой. Соленый увидел, как девушка бессознательно лизнула тыльную сторону ладони и потерла ею глаз, точно кошка. Он покачал головой.

«Кто это у меня на самом деле — девушка или дракониха?» промелькнуло у него в голове.

Дочь подняла на него свои красные глаза, в которых читалось легкое недоумение.

* * *

«Ягода перестала цепляться ко мне. В конце концов, мне же лучше, когда на меня не обращают внимания, чем когда смотрят с отвращением, точно на кошачью блевотину. Она целыми днями пропадает где-то вместе Пожирателем Туч, с которым я кое-как помирился. И я тоже не слишком много времени провожу в доме Соленого. Этот самозваный лекарь (на самом-то деле он — нечто вроде исследователя фауны тропических областей, в том числе и драконов) запретил мне бегать. Под предлогом моего якобы слабого здоровья и того, что у меня шумы в легких. Мне трудно оценить, насколько это правда — ведь я не слышу. Но это все-таки мое тело, и я не намерен до конца жизни цацкаться с ним только потому, что кто-то меня продырявил. Поэтому, несмотря на запрет Соленого, я каждый день бегаю по пляжу. Правда, я быстро устаю, но вижу, что каждый день мне удается преодолеть все более длинную дистанцию. Я борюсь с одышкой и собственной слабостью. Лазаю по деревьям, по крайней мере, пробую это делать. Стадо выдраков держится неподалеку от этого участка берега, поэтому я довольно часто плаваю среди них. По крайней мере, я уверен, что они не дадут утонуть, если вдруг мне станет плохо. А, кроме того, когда они тут, сирены держатся подальше. Один из самых сильных самцов (я не знаю, как надо писать: „самец“ или „мужчина“, потому что это разумный вид; эти же сомнения есть у меня и когда речь идет о драконах) очень заинтересовался мною. Мы даже слегка подружились с ним. Вместе собираем мидий и ловим рыбу. При нашей первой встрече моя татуировка вызвала его самое горячее любопытство. Он долго ее рассматривал, трогал и даже полизал, щекоча меня усами. Он исследовал и мои шрамы, особенно те, что остались от пиратской стрелы, а потом раздвинул ластообразными руками шерсть у себя в области ключицы и показал белую продолговатую пролысинку — она была похожа на след от удара гарпуном. А потом еще одну, побольше — на боку, это было похоже на то, что ему кто-то вырвал тут кусок кожи. Красноречивыми жестами он рассказал, как сражался с каким-то крупным хищником, может, это была акула. Я же не мог похвастаться ничем особенным. Ни следы от зубов Пожирателя Туч, оставшиеся на моей ладони, а уж тем более ни шрам на голове — память о падении с дерева в возрасте шести лет не имеют славных историй. Зато я создал маленькую картинку о том, как я боролся в воде с двумя сиренами. У изумленного выдрака шерсть встала дыбом, точно на щетке, а его собратья столпились вокруг, раскачиваясь вперед-назад, что они обычно делают, когда их что-то особенно волнует.

Мой новый знакомец над чем-то задумался, а потом поднял голову, показывая ошейник, сделанный из кожи и мелких острых зубов, в которых я безошибочно узнал отвратительную оснастку пасти сирен. С тех пор я про себя называю обладателя этого необычного украшения попросту Ошейник. Выдраки очень забавны, особенно когда собираются компаниями и начинают хвалиться наперебой. Они подскакивают от возбуждения, показывают свои крепкие зубы, топорщат усы, и по их движениям я прекрасно могу понять, какие они все быстрые пловцы, великолепные охотники и богатыри выдрачьей любви. У меня такое впечатление, что подобные истории рассказывают не только самцы, но и выдрачьи дамы, которых мне обычно трудно различать, если только они не держат у груди ребенка. Такое хвастовство своими достижениями и следами сражений — общепринятый у них обычай, и я уверен, что все они слегка привирают для убедительности и лучшего впечатления. Я отвечаю им героическими сценами борьбы с пиратами и разгневанными драконами. Показываю разных животных, живущих вдали от берегов, которых выдраки никогда не имели возможности увидеть. Мне кажется, что они очень любят эти мои показы, потому что на них приходит всегда много зрителей, а потом меня угощают всякими вкусными вещами — в представлении этих существ, разумеется. Когда мне впервые предложили отведать сырую рыбу — к счастью, выпотрошенную с помощью острой раковины, — у меня в глазах, наверное, отразилась моя смерть. Я откусил кусочек и проглотил его целиком, не дыша, чтобы не обидеть тех, кто меня так щедро угощал. Остальное я разделил между косматой детворой.

Выдраки питаются тем, что ловят в океане или находят на берегу. Рыбы, мидии, водоросли, крабы, яйца черепах и сами черепахи, а также яйца птиц, которые имели несчастье свить гнезда в пределах досягаемости выдраковых лап. Я заметил, что, как ни странно, они глотают и мелкие камушки, собранные на берегу, но не могу понять, для чего это делается. Они наблюдают, как я запекаю пойманную рыбу и улиток, огонь их интересует, но они относятся к нему, как к игрушке. И сами не хотят использовать; видно, сырое мясо им больше нравится. Они изготавливают из раковин, костей и зубов примитивные орудия труда. Я видел, как они разделывают пойманную добычу и из содранной кожи изготавливают полезные плетенки.

Знакомство с выдраками и рыбная пища идут мне на пользу. Я много ем и много двигаюсь. Я настойчиво учусь кидать нож, и ствол дерева, на котором я упражняюсь, уже весь покрыт засечками, порезами и содранными кусками коры. Я чувствую, что расту, только не вверх, а, скорее, в ширину и как бы изнутри».

Камушек с удовольствием перечитал свои записи. Выдраки были интересным предметом для наблюдений. Этот вид слабо изучен, он обитает только у побережья нескольких островов Драконьего архипелага; по словам Соленого, описывали его до сих пор очень поверхностно, а в тексте было полно ошибок и просто выдумок автора монографии. Восполнить знания об этой расе и поправить имеющиеся ошибки было бы наверняка полезно для Круга. Собственно говоря, дети Соленого уже сейчас могли бы рассказать о выдраках больше, чем тот горе-ученый, который много лет назад мимоходом столкнулся с водным народцем.

Парнишка заглянул в стоявшую рядом коробочку, где покоилась черно-голубая гигантская бабочка, заботливо обложенная кусочками бумаги и древесными волокнами. Хорошо бы восстановить коллекцию насекомых, которая пропала на Острове Когтя. С неба струился зной, наверняка песок над заливом так раскален, что жжется даже сквозь подошвы сандалий. Он мгновенно принял решение. Совсем рядом манила сочная зелень тропического леса и его тайны.

Камушек сразу погрузился в дикую зелень, изобиловавшую разнообразными формами, манившую кистями нарядных соцветий и яркостью плодов, созревающих на ветках среди сочно-зеленой листвы. Вьющиеся растения оплетали и стволы деревьев, и их кроны, и друг друга, создавая причудливые узоры и изумительные гирлянды. Теплый влажный воздух казался плотным и почти осязаемым. Он просачивался в легкие, наполнял жилы предательским жаром. Все тут жило насыщенно, быстро и хищно, жадно поглощая отмеренное время. Камушек почти сразу же сообразил, что идет по едва заметной стежке, протоптанной среди зарослей. Кто-то тут ходил, и не один раз. Может, это была одна из драконьих тропинок? Веселыми кругалями дорожка извивалась между деревьями, огибая самые трудные места, вроде поваленных стволов, колючего кустарника или предательских ям, наполненных гниющими листьями. Драконы вряд ли так заботились о мелочах, они всегда идут напролом кратчайшей дорогой. Значит, не дракон, а человек. Соленый?

Камушек отер пот со лба и посмотрел вперед, где зелень явно начинала редеть. Скудный просвет между деревьями скоро сменился довольно значительной брешью, проделанной в сплошном переплетении лиан, а за ней простиралась блестящая, мерцающая поверхность озерка, неспокойная из-за спадающего со скалы водопада очень странного серебристо-голубоватого цвета. Зато волнующаяся поверхность пруда радовала глаз зеленоватым оттенком с золотыми солнечными бликами.

Укрывшись за свисающим с деревьев занавесом цветущих лиан, ошеломленный Камушек широко открытыми глазами смотрел на разыгрывавшуюся перед ним сцену.

* * *

Водопад своими водяными бичами хлестал Ягоду по голове и плечам. У нее шумело в ушах, а каждый кусочек тела буквально ныл от приятной боли. Она фыркнула, высунув голову из-под воды и сквозь мокрые ресницы поглядывая на Пожирателя Туч. Дракон стоял в мелкой воде по щиколотку и выглядел так, будто очень хотел в данный момент находиться где-то совсем в другом месте. Явно с его стороны и так уже была принесена самая большая жертва, и ничего более ожидать не приходилось.

— Это ужасно, попросту ужасно, что вы, люди, творите, — сообщил он с выражением отвращения на лице и так передернул плечами, будто на него уселось что-то крайне гадкое.

Ягода прыснула от смеха и побрела к нему, стряхивая воду с волос, — так что до Пожирателя долетели мелкие брызги.

— Фу-у-у… — он подвинулся, сморщив нос. — Я, кажется, никогда не смогу понять, что такого приятного вы в этом видите. У тебя же шерсть слиплась!

— Шерсть, шерсть… У людей волосы. По крайней мере, теперь я стала чище, чем была. А не такой, как ты, грязнуля, — шутливо поддразнивала она дракона. — А может, я все-таки умою господина дракона?

Она набрала воды в обе пригоршни и выплеснула в его сторону. Он оскалился и отплатил ей тем же.

— Злая ты! Чудовище противное! Сирена ты лесная!

Она, совершенно не задумываясь, невольно потянулась к нему талантом, нащупывая светлый огонечек драконьего сознания… и неожиданно наткнулась на два огонька. Кто-то смотрел на нее, оценивал ее тело. Ох, она слишком хорошо знала этот разум, мыслящий образами, и как в зеркале, видела в нем себя: худая, бледная, тонкая и жалкая, костистая, плоская, с узкими бедрами и выделяющимися сквозь кожу ребрами. Уродливая… непривлекательная… отвратительная… и обнаженная. У нее закружилась голова.

Ягода никогда не обращала особого внимания на свою наготу. Да и как можно было стесняться ходить голой там, где зной заставлял людей снимать с себя все, что только возможно, а одежда должна была предохранять кожу от ожогов или колючек, а не служить мерилом приличий? Все члены семьи Соленого без смущения купались вместе, а младшие дети в летнюю пору часто бегали голышом. Даже в драконьем языке самым близким по смыслу к «наготе» было понятие «без меха», и от чувственных дел оно было еще дальше, чем еда. Но в это мгновение Ягода первый раз в жизни почувствовала себя на самом деле обнаженной — и это чувство пронзило ее насквозь. Она ощущала себя обнаженной и поэтому абсолютно безоружной; между ней и теми глазами, столь безжалостно ее оценивавшими, не было ничего, никакого заслона, никакой защиты.

Она понеслась к берегу, сорвала с ветки свою тунику и, путаясь в ткани, натянула ее прямо на мокрое тело. Укрывшийся в зарослях соглядатай не отрывал от нее глаз.

— Ягода? Что случилось? Я не хотел тебя обидеть. — Обеспокоенный Пожиратель Туч стал аккуратно, чтобы еще сильнее не промокнуть, пробираться к ней.

— Нет, ничего… Не твоя вина… Правда… — рассеянно отвечала она на его вопросы и неловкие оправдания. Ее замешательство и испуг постепенно уступали место обычной злости. По какому праву этот чужак так пялится на нее? Она выскочила на берег, точно вода укусила ее за пятки. Злость быстро переродилась в ярость. Не раздумывая над тем, что делает, она кинулась к плотному занавесу из стрельчатых листьев, на ощупь нашарила среди веток ткань одежды, вцепилась в нее и изо всех сил дернула к себе.

Камушек запутался в сплетенных лианах и застрял, точно в сетке. Они смотрели друг на друга — она с искривленным от бешенства лицом, он — застигнутый врасплох и уже краснеющий от смущения, но тут Ягода размахнулась и врезала пареньку кулаком прямо в нос.

Первый раз за долгое время Пожиратель Туч буквально онемел. Раскрыв рот, он пялился на приятеля, который корчился от боли, прижимая ладони к лицу, и на спину Ягоды, исчезающую в зелени, с обеих сторон обступавшей тропинку. Он не сразу сообразил, что ему делать — то ли бежать за ней, то ли оставаться с Камушком. И с шумом выдохнул воздух, переведя дыхание.

«НЕНОРМАЛЬНАЯ!!» — Камушек глянул на свои окровавленные пальцы и снова схватился за нос.

«Ну и врезала она тебе…» — Пожиратель Туч не сумел скрыть восхищения, что, разумеется, еще более ухудшило настроение Камушка.

«Это твоя вина! Водишься с этой уродливой моченой кровосоской…»

«Она не уродливая!» — возмущенно перебил его дракон.

Глухо постанывая сквозь зубы, паренек наклонился над берегом озерка. Пурпурные капли частой капелью падали в помутившуюся воду, приманивая мелкую живность. Камушек осторожно умыл лицо. Это мало ему помогло, кровь никак не останавливалась.

«Она уродлива, глупа и совершенно ненормальна! — с горечью настаивал он. — Самое уродливое создание, какое я только видел в жизни, и самое малахольное».

«У тебя глаз нет, что ли! Мало того, что глухой, так еще и слепой. Она… просто прекрасна!» — Пожиратель Туч сам был поражен собственным неожиданным признанием и от смущения принялся совершенно по-кошачьи тереть свои уши. Камушек глянул на него исподлобья.

«Новые знакомства, новая верность, — пристыдил он друга. — Откуда она узнала, что я сижу в кустах? Это ты, предатель, ей сказал! Это твоя вина!»

«Ничего я не говорил!» — горячо запротестовал дракон.

«Врешь».

«Да нет же».

Камушек от злости плеснул на него водой, так что Пожиратель нервно вздрогнул и клацнул зубами.

«Я вру? С каких это пор можно соврать при передаче мыслей? Сосредоточься! Повторяю: Я ЕЙ НЕ ГОВОРИЛ».

Камушек присел на корточки у размокшего берега озерка и откинул голову назад, стиснув пальцами нос. Кровь теплой струйкой потекла ему в горло, тогда он снова наклонился вперед. Малахольная девица не сломала ему носа, но все равно чувствовал он себя кошмарно. Он задумался. Пожиратель Туч был прав, лгать при мысленной передаче невозможно, во всяком случае, это требует большого искусства, которым простодушный дракон никогда не владел.

«Видеть она меня не могла, — уверенно сообщил паренек. — Попросту не могла».

И тут Пожиратель Туч сказал нечто вывернувшее наизнанку все его представления:

«Наверное, не видела, но, знаешь… она могла тебя почувствовать».

«Услышать», — поправил Камушек.

«Почувствовать. Как Белобрысый или Соленый».

«Ты бредишь, Пожиратель Туч. У девчонок не бывает магических талантов».

«Я в этом не разбираюсь. Но она умеет различать мысли. Значит, она маг».

Эту новость надо было тщательно обдумать. Камушек поднял голову и встретился с искренне обеспокоенным взглядом Пожирателя Туч. Он вытер рукавом кровоточащий нос.

«Вот зараза… Если ты прав, то она, наверное, единственная такая. Никогда не читал даже о чем-то подобном. Женщин-магов нет, и никогда не было».

Это правда, женщин с магическими талантами до сих пор не бывало. Не существовало даже слова, которое обозначало бы такую особу. И правда, как ее назовешь? Мага? Магиня? Магичка? Матери могли по линии крови передавать сыновьям таланты, но дочки их никогда не наследовали. Ягода была поразительным исключением. Ничего удивительного, что она так враждебно отнеслась к Камушку при их первой встрече, если видела все его мысли как на ладони. Парнишка попробовал припомнить, сколько раз мысленно поносил девушку, и аж скорчился в глубине души от стыда. А если она все это видела?.. Он раз поймал ее, когда она читала его дневник, значит, она без зазрения совести способна вторгнуться в чужую личную жизнь. Но наверняка свою собственную ценила высоко, судя по ее недавней реакции. Камушек невольно пощупал свой пострадавший нос, который уже начал распухать.

Более того, мысль, которая пришла в качестве естественного следствия полученного им только что невероятного известия, заставила его в изумлении раскрыть рот. У Ягоды были белые волосы и неправдоподобно белая кожа. Камушек видывал белых мышей и кошек с мутными голубоватыми глазками. Белобрысый утверждал, будто этим созданиям не хватает чего-то, что придавало бы им естественную окраску. Внешний вид Ягоды, безусловно, был связан с ее талантом, а если он оказался достаточно сильным, чтобы изуродовать девушку, значит, она владеет действительно могучими силами.

«Какая у нее дальность действия?» — спросил Камушек, в глубине души опасаясь ответа.

Пожиратель Туч покачал головой и задумчиво пошевелил ухом.

«Точно не знаю, но когда-то она говорила, что иногда сидит на скалах и ищет в океане корабли, чтобы послушать моряков».

Камушек поднял брови. Если Ягода действительно могла отыскать где-то в океанском просторе крохотную скорлупку корабля и мелкие искорки человеческих душ, ее магический талант должен быть сравним со способностями самых выдающихся лазурных магов. Так почему же она торчит в этой глуши вместо того, чтобы учиться у кого-то из магистров Круга? И самое важное: почему Соленый, обычно такой откровенный, сердечный и болтливый, ни полсловечка даже не пискнул про талант дочки? Камушек кожей чувствовал, что с Ягодой и ее способностями связана какая-то тайна.

* * *

Соленый сосредоточенно, затаив дыхание, провел тушью линию на эскизе драконьего крыла, потом позволил себе сделать выдох. Критически осмотрел рисунок. До сих пор у него получалось недурно. Соленый все-таки не умел хорошо рисовать и терпеть не мог этих надоедливых и скучных занятий, которых требовала от него добросовестность научной работы. Если ему надо было «обрисовывать» эскизы начисто, Лунный Цветок всегда старалась забрать детей из дому, поскольку несчастный Говорун, осаждаемый их беспрерывным щебетанием, вопросами и внедрением любопытствующих головок под локоть, не в состоянии был провести ровной черты.

Убаюканный благословенной тишиной и покоем, Говорун изготовился было провести следующую линию, когда, простучав пятками по лестнице, в дом ворвалась Ягода — точно за нею стая демонов гналась. Слыша, как дочка мечется за его спиной, Соленый медленно и глубоко вздохнул, одновременно созерцая кляксу, расползавшуюся по рисунку. Больше чем рисовать он не любил только наказывать детей. Соленый нехотя обернулся. Его старшее чадо в ярости швыряло свои вещи на расстеленное одеяло, беспорядочной грудой сваливая одежду, шляпы, защищавшие ее от палящего солнца, и всякие любимые мелочи.

— Ягода, не соизволишь ли милостиво объяснить, что ты творишь? — мягко поинтересовался Соленый.

В ответ последовал хмурый и непокорный взгляд.

— Выметываюсь отсюда, — процедила она.

— Нельзя говорить «выметываюсь», — возразил Соленый, вытирая кисточку. — Есть конкретные причины?

— Потому что ты наверняка не выгонишь отсюда ЕГО! Поэтому ухожу Я! — взорвалась девушка, пытаясь связать углы своего тюка.

— А я ставлю тебя в известность, что ты никуда не пойдешь, — решительно изрек Говорун.

— А я тебе говорю, что ухожу. И только попробуй меня остановить! — завопила Ягода, что оказалось крупной ошибкой с ее стороны, поскольку отец поспешно воспользовался этим предложением. Говорун, хоть и был уже на пятом десятке, но отличался крепким телосложением и немалой силой, так что поднятой в воздух Ягоде оставалось только ногами сучить.

— И честное слово, если ты немедленно не перестанешь меня пинать, я первый раз в жизни воспользуюсь отцовским правом и спущу с тебя шкуру, — предупредил Соленый. — Ради Судьбы милосердной, что на сей раз произошло? Неужели вы не можете хотя бы один день друг друга потерпеть? Терпеть! О большем и не прошу. Что такое ужасное он тебе сделал на сей раз?

Ягода уже открыла было рот, чтобы разразиться потоком обвинений и жалоб… и снова его закрыла. «Подглядывал, когда я ходила голая», — прозвучало бы не слишком драматично, а собственного отца она знала достаточно хорошо, чтобы предвидеть его реакцию. Наверняка он только глянул бы на нее удивленно и проронил что-нибудь вроде «это нехорошо».

— О-оскорбил меня… — выдавила она, прекратив сопротивление.

Отец поставил ее на пол.

— Вот так ни с того ни с сего? Пришел и оскорбил тебя?

— Э-э-э… мысленно, — призналась она, покраснев.

— Как? — настаивал Говорун. Она знала, что отец мог просто вытянуть это из ее разума, но почему-то не хотел, предпочитал спрашивать. Это ограничение, которое он сам на себя наложил, всегда ее удивляло.

— Не скажу, — пискнула она, ненавидя себя за свой плаксивый тон.

— Ага-а-а… — пробурчал Соленый. — Видишь, вся проблема в том, что ты проникаешь в чью-то голову и видишь там такие вещи, которые не были предназначены для тебя, и знать ты их не должна.

— Но это не мешало ни тебе, ни Цветку, никому другому… а уж тем более Дождевому Пришельцу и другим драконам. — Ягода шмыгнула носом.

— Но Камушек другой. Во-первых, он человек с континента и уже этим сильно от нас отличается. — Соленый опустился на циновку, жестом предлагая дочери сесть рядом. — Во-вторых, он не дракон, что ты, верно, уже заметила. Драконам все равно, чем пользоваться — языком или мыслями. Собственно, они тоже никогда не лгут или почти никогда…

— Знаю, — буркнула она. — А какое все это имеет отношение к этому чужаку?

— Он такой же чужак тут, как и мы. Мы тоже пользуемся гостеприимством Пришельца и Прыгающей Звезды, потому что они терпят нас на своих землях, — укорил дочку Соленый.

— Я никогда не видела в твоей голове ничего злого, — упорствовала девушка. — Это он такой гадкий и все время пристает ко мне.

Соленый вздохнул:

— Видно, тебе не попался один из моих неудачных дней. У меня тоже бывают плохие мысли. Мысли, которых я стыжусь и сам хотел бы забыть. И предпочел бы, чтобы их никто не видел. Если б Камушек был Наблюдателем, он наверняка сумел бы разглядеть в твоей голове такие же неприятные и оскорбительные для него суждения, ведь и у тебя бывают такие мысли.

— А ты откуда знаешь? — Красные глаза девушки внимательно и с подозрением глянули на него.

— У каждого человека бывают такие мысли. Но только глупцы позволяют им всплыть на поверхность и взять верх над разумом. Я предпочитаю видеть в людях их достоинства, а не недостатки.

— Камушек швырнул в меня рыбой. Видно, какая-то дурная мысль возобладала, — с издевкой сказала Ягода.

— А ты смогла бы сказать о нем что-то хорошее? — улыбнувшись, спросил с подначкой Соленый. — Или это для тебя слишком трудно?

Ягода надула губы:

— Он… кажется… довольно умный. Все время что-то читает. Или пишет. И еще он… э-э-э… смелый? — Она неуверенно посмотрела на отца. — Та история с пиратами, Лисичка и сейчас еще с выдраками… он, кажется, подружился с ними?

— Видно, с ними ему легче, чем с людьми. Я еще добавлю, что он упрям как баран, и даже не знаю, отнести ли это к недостаткам или к достоинствам. А хуже всего, что вы очень похожи друг на друга.

Ягода фыркнула от возмущения.

— Именно так, — продолжал Говорун. — Оба с нелегкими характерами и чувствительны, как кошки. И страшно любопытны, вам обоим интересно, как устроен наш мир. И ваша магия обоих чего-то лишила, — уже тише добавил он. — А теперь распакуй этот узел, пока Лунный Цветок его не увидела. У нее и без того хлопот полон рот.

— Ой, конечно, а как же, ведь Цветочек тут важнее всего, — съязвила Ягода, поводя глазами, но все-таки принялась раскладывать по местам свои вещи.

«Мне надо бы держать ее построже, — подумал Соленый, возвращаясь к своему рисунку и пытаясь соскрести пятно туши с пергамента. — Но как? — спросил он сам себя. — Как можно держать в строгости ребенка, который воспитывается, собственно говоря, практически в драконьих логовищах?»

— Папа… — послышался несчастный голос его трудного чада. — Пап… я ему нос разбила…

— Что??

— Я была в бешенстве, вот и врезала ему изо всех сил.

— Но он жив? — переспросил Соленый каким-то странным сдавленным голосом.

Ягода посмотрела в сторону леса и на мгновение прикрыла глаза.

— Еще не умирает, но кровь из него жутко хлещет, — уныло сообщила она — Папа!..

В этом крике горел огонь истинного святого возмущения, поскольку Соленый прикрыл глаза ладонью и расхохотался — искренне и безудержно.

* * *

Если Ягода и ожидала от Камушка мести или хотя бы того, что паренек нажалуется на нее Соленому, то ее надеждам не суждено было сбыться. В тот злополучный день он вернулся домой поздно, почти в сумерках. И показал Говоруну какого-то мерзкого волосатого паука, пойманного в лесу. Он старательно избегал смотреть на Ягоду. Без всякого аппетита съел рыбную похлебку, напился воды, а потом прямо в одежде рухнул на циновку и заснул каменным сном. Ягода слышала, как он хрипло дышит ртом, и долго не могла уснуть, ее мучили некоторые угрызения совести и одновременно чувство раздражения.

Следующее утро было похоже на предыдущий вечер, как и последующие дни. С той разницей, что Пожиратель Туч начал делить свое время между Ягодой, Камушком и своей семьей, что занимало у него полностью все сутки.

— Мы друзья, я хочу быть с ним, а он нуждается в моем обществе, — объяснял ревновавшей Ягоде молодой дракон.

— Она одинока, — толковал он недовольному Камушку. — С малышами ей скучно. Пойми, со мной она, по крайней мере, может поразговаривать о чем-то серьезном. И она мне нравится.

А своего отца и мать он убеждал, и, как полагал, совершенно искренне, что контакты с «чуждой расой» приносят только выгоды. Таким образом, у него все время уходило на трансформации и улаживание конфликтов, что не могло не привести молодого дракона в несколько нервное состояние.

К великому облегчению Соленого, открытая война между его дочерью и гостем сводилась теперь к полному взаимному игнорированию. Разделение на территории было ликвидировано, но, за исключением этого, оба подростка относились друг к другу как к пустому месту, даже сидя рядом за завтраком.

После того как Камушек подробно исследовал отрезок побережья, «принадлежавший» Говоруну, он все чаще, натянув «лесную» одежду, отправлялся в долгие походы в глубь острова — один или в компании Пожирателя Туч. Вооруженный своим неизменным ножом и шелковой сетью для ловли насекомых, он приносил домой богатую добычу в виде разноцветных тропических бабочек. Иногда он неподвижно стоял среди деревьев, укрывшись за иллюзией невидимости или приняв вид куста, а обманутые животные проходили буквально на расстоянии шага от него, позволяя беспрепятственно наблюдать за собой. Порой только оглядывались, подозрительно принюхиваясь: их беспокоил запах человека. А вот птицы так и норовили усесться Ткачу иллюзий на голову — и спадали, отчаянно хлопая крыльями и удивляясь, почему такая на вид крепкая ветка на ощупь оказалась чем-то совсем неудобным. В джунглях обитали козлики со стройными ножками, обезьяны, покрытые черным блестящим мехом, ящеры, закованные в роговые панцири. Камушек встречал огромных змей, похожих на толстые лианы, свисающие с деревьев, — они подстерегали добычу над звериными тропами, и маленьких яркоокрашенных змеек, обладавших сильным ядом. Иногда попадались древесные медвежата, такие ленивые, что не желали просыпаться, даже очутившись в чьем-то брюхе. Только одного звена не хватало в этой цепи, которую Соленый называл «порядком поедания». Несмотря на длительные наблюдения, Камушку не удалось напасть на след более крупных хищников, таких, как большие кошки или хотя бы волки. Драконы явно вытеснили всех конкурентов.

Поначалу Камушек бродил только по тому району, который принадлежал Дождевому Пришельцу, милостиво позволившему семье мага обосноваться тут. Потом парнишка стал уходить все дальше, подражая Ягоде, которая беспрепятственно путешествовала по всему острову, свободно пересекая границы драконьих владений. Бывало, что девушка не появлялась над заливом по два-три дня, вела какую-то свою, тайную жизнь где-то в глубине чащи или на каменистых склонах вулкана. На все расспросы Пожиратель Туч отвечал, что Ягода ночует в драконьих логовищах, хозяева которых относились к ней чуть не по-родственному, а питается тем, что находит в лесу.

Понемногу из рассказов Пожирателя возникал новый образ Ягоды — не просто недружелюбной дикарки, но человека, который знал по именам всех драконов острова и разбирался в их сложных семейных связях, умел безошибочно распознавать съедобные плоды и смертельные яды, а по характеру больше напоминал сородичей Пожирателя Туч, чем людей из Ленгорхии.

Камушек признавал, что друг его прав, утверждая, что Ягода одинока, но сам чувствовал, что это одиночество по собственному ее выбору. Он понимал, что давала девушке ее так ревниво охраняемая обособленность. То же, что и ему: вольность, свободу выбора и время, неизмеримый океан времени. Жизнь, которая не отмерялась твердо установленными часами приема пищи, сна и бодрствования, выполняемыми по принуждению обязанностями, развлечениями от скуки. Ткач иллюзий иногда сам удивлялся, как он мог столько лет жить в Пригорках, среди людей, от которых так сильно отличался. Обитатели Змеиных Пригорков, степенные деревенские жители от дедов-прадедов, обычно равнодушно относились к «мальчонке Мага». Но все-таки иногда Камушек ловил на себе оценивающие и неуверенные взгляды соседей, как будто они разглядывали совершенно чуждое им существо — кентавра, выверну или выросшего среди людей волка, а теперь вот хозяева как раз и задумались, станет ли он полезным дворовым псом или проснется его дикая природа, и, в конце концов, он кому-нибудь вцепится в горло. Хотя Камушек и любил своего приемного отца, он все чаще ловил себя на том, что старается гнать от себя мысль о возвращении домой. Да и зачем бы ему туда возвращаться? Он уже вырос из Змеиных Пригорков, как ребенок вырастает из детских башмаков. Этому селению нужен был земледелец, кузнец или лекарь, разбирающийся в человеческих и звериных хворях, а не Ткач иллюзий.

Интересно, Ягода ощущала то же самое до того, как отец забрал ее сюда, в земли, где властвовали красноглазые великаны? Этого Камушек знать не мог, только догадывался, что девушке должно было быть тяжелее, чем ему. Может, и ровесники мучили ее с присущей детям жестокостью? Наверняка ее также не миновали ни обидные слова, ни дурные мысли недоброжелательных взрослых. Теперь он лучше понимал и гнев ее и ревность. Он, хоть и еще более покалеченный, все-таки получил место в Круге, а она все еще пребывала в неопределенном состоянии: не претендентка на лазурный шарф, но и не будущая жена и мать. Когда Камушек спросил об этом Соленого, тот только с грустным видом покачал головой и прижал палец к губам. Нет, такие дела он не хотел обсуждать с посторонним.

Итак, оба они — Ткач иллюзий и не признанная официально Наблюдательница — одинаково обрели покой среди пышной зелени джунглей. Вероятность того, что они встретятся во время своих скитаний, была невелика. Ящер оказался и в самом деле большим островом. Чтобы обойти его весь, понадобилось бы несколько дней. Камушек иногда задавал себе вопрос, не видит ли его случайно Ягода, когда кружит среди деревьев, точно затерявшийся дух, но он ее не заметил ни разу. До того самого дня, когда ноги привели его к склонам вулкана далеко от охотничьих земель Дождевого Пришельца. Белая полоска косы резко выделялась на фоне сотни оттенков зелени, сразу же привлекая к себе внимание случайного наблюдателя. Стоявшая к нему спиной Ягода не видела неожиданного гостя, который передвигался медленно и осторожно, хорошо понимая, что его легкие шаги вполне могут затеряться среди обычных голосов джунглей. На лице Камушка появилась озорная и чуть насмешливая усмешка. А что, если подкрасться совсем близко и дернуть за этот необычный белый «хвост», болтающийся за плечами капризной девицы? Наверняка все закончится опять рукоприкладством, но на этот раз Камушек не намерен был позволить себя избивать.

В конце концов, он же больше нее. Нет ничего проще: в отместку за разбитый нос вывалять ее в палых листьях или сунуть за шиворот какое-нибудь насекомое. Он медленно приближался, шаг за шагом, внимательно глядя под ноги и осторожно обходя сухие ветки. Ягода рылась в земле, точно хотела что-то выкопать. Ее спина была уже совсем близко. Камушек даже разулыбался, представляя себе, как подпрыгнет девушка, когда чья-то ладонь неожиданно шлепнет ее по затылку! Он вытянул руку… Ягода вдруг вскочила и замерла, чуть наклонившись вперед. Но, к удивлению Камушка, она не обернулась. В поднятой руке она сжимала небольшой ножик. Парень невольно принял ту же позу, будто перед нападением или бегством. Растение с большими тарелковидными листьями заслоняло ему обзор. Что так встревожило Ягоду? Он сделал шаг в сторону, меняя угол зрения, и увидел то, что внезапно появилось перед девушкой.

* * *

Лес шелестел и болтал тысячами голосов. Ягода привыкла к его шумам, которые так давно сопровождали ее, что ей не приходилось даже специально делать усилие, чтобы, совершенно не задумываясь, распознавать все окружавшие ее звуки. Вот справа ссорятся два громобоя, звучно щелкая огромными клювами; в зарослях вспорхнула летающая крыса, а тут же вслед за этим послышалось басовитое гудение огромного жука-плакальщика. Нет, лес ничего не скрывал от Ягоды, а уж тем более то, что из-за спины к ней подкрадывается этот длинноногий болван, который воображает, будто она его не слышит и не чувствует. Ягода удовлетворенно улыбнулась, погружая в землю лезвие ножа и откапывая очередной сладкий клубень. Пусть он только подойдет поближе — посмотрим, кто кого дернет за волосы.

Что-то зашелестело в зарослях перед ней. Все еще усмехаясь про себя, девушка подняла голову, и улыбка замерла у нее на губах. Из густой зелени за ней наблюдала пара янтарных глаз. Ягода вскочила, сжимая в руке нож.

В первый момент она не смогла даже определить размера этого существа. Оливкового цвета тело почти полностью сливалось с окружающими зарослями. Только на лбу животного ярко выделялось серебристо-серое пятно, притягивающее взгляд с почти гипнотической силой. Из получеловеческой-полузвериной пасти с обнаженными крючковатыми клыками слышалось тихое, но грозное протяжное шипение. Янтарные глаза гада, не моргая, смотрели на Ягоду. На короткой шее напрягались мускулы и собралась складками кожа, образуя нечто вроде капюшона кобры. Лапы, жутко похожие на человеческие руки, только оснащенные когтями, зловеще сжимались и разжимались. По величине чудовище выглядело меньше человека, но это был обман зрения, поскольку ног у него не имелось, а толстый упругий хвост скрывался где-то в траве.

Ягоде казалось, что они простояли так друг против друга целые часы, хотя на самом деле она мгновенно определила, что за отвратительное соединение человека и ядовитого гада, которое до сих пор встречалось ей только на картинках, появилось вдруг перед ней: это был самец ламии.

Существо внезапно наклонилось вперед. Ягода содрогнулась, невольно выставляя вперед руку с ножом. Но это была лишь притворная атака, ламия снова отступил в прежнее положение, все еще испуская свое жуткое, пугающее шипение. Ягода ощущала, как пот стекает по ее лбу и щиплет глаза. Будто в невероятном танце смерти чудовище изогнуло вбок свое гибкое тело, и девушка тут же наклонилась в ту же сторону. И снова оба замерли. Лесные звуки доходили до Ягоды, точно из-за толстой стены. Ей казалось, что время замерло, а воздух вокруг загустел до состояния сиропа. Где-то в глубине ее парализованного страхом рассудка возник туманный вопрос: а что делает этот парень за ее спиной? Только бы не выкинул какую-нибудь глупость. Нельзя поворачиваться спиной к опасности. Если хищник увидит твой ничем не защищенный затылок, ничто уже не помешает ему вонзить в тебя клыки. Девушка подняла верхнюю губу, оскалив зубы в бешеной гримасе, и выдавила из себя зловещий тихий рык. Ламия зашипел в ответ, напрягая капюшон вокруг шеи, слегка приподнялся, но по-прежнему не нападал.

* * *

«Не убегай… только не убегай…»

Камушек медленно протянул руку к рукояти ножа. Чудовище снова изобразило атаку, точно играя со своей жертвой.

«Не убегай, Ягода, молю тебя, только не сорвись», — мысленно повторял парень, медленно поднимая клинок над головой. Ему нужно было только одно короткое мгновение, чтобы прицелиться и метнуть тяжелый нож в морду ламии. Если б Ягода не выдержала именно теперь и вслепую кинулась бежать, у нее не осталось бы ни единого шанса на спасение. Ядовитая бестия одним молниеносным движением настигла бы ее, точно распрямившаяся пружина. Камушек не рассчитывал, что убьет хищника, но надеялся хотя бы сильно его ранить, а это дало бы им с Ягодой короткое, но очень ценное время, чтобы удрать.

Клинок пролетел над плечом Ягоды. Бестия попыталась было уклониться от удара, но лезвие вонзилось ей в шею, рассекая капюшон. Хлынула кровь, а жуткая пасть распахнулась во всю ширь от боли и изумления. Больше уже ничего не дожидаясь, Камушек схватил Ягоду за руку и кинулся бежать. Она споткнулась и всей тяжестью повисла на его плече, но тут же снова обрела равновесие и нырнула в гущу зарослей, обогнав парня. Он, не размышляя, бросился за ней, позволяя себя вести. И изо всех сил заставлял себя не оглядываться. Воображение рисовало кошмарные видения чудовища, скользящего между стволами деревьев — вот-вот догонит, и тогда страшная пасть окажется прямо за спиной. Ветки хлестали его по лицу. Впереди, указывая дорогу, мелькало белое пятно волос Ягоды. Наконец оба стали задыхаться. И, тяжело дыша, точно запыхавшиеся борзые, истощенные долгим бегом, рухнули на землю.

Камушек поднял глаза на Ягоду. Пропитанные потом волосы клеились ко лбу, девушка раскраснелась от напряжения. Щеку ее пересекали две длинные царапины.

«Он еще гонится за нами?» — написал в воздухе Камушек. Ягода долго пялилась на знаки, появлявшиеся прямо в воздухе, словно ей нужно было время, чтобы понять смысл написанного. Наконец отрицательно помотала головой. Обняла себя обеими руками за плечи, точно ей вдруг стало холодно. Камушек видел, что ее начинает трясти.

Глаза парнишки беспокойно метались между Ягодой и тем местом, где могла бы появиться погоня.

«Не знал, что тут водятся ламии».

«Я тоже не знала», — подумала Ягода, трясясь все сильнее. Сердце стучало, как барабан, и никак не желало успокаиваться. И зуб на зуб не попадал, так что попробуй она сейчас говорить — наверняка укусила бы себе язык. К счастью, Камушек от нее разговоров не ждал. Только смотрел на нее с растущим беспокойством, хмурил брови и нервно моргал. Потом неуверенно протянул руки, будто ожидал, что Ягода отскочит или, наоборот, даст ему в ухо, и неловко погладил девушку по плечу. Она стиснула веки, глубоко прерывисто вздохнула. «Что со мной происходит?!» — мысленно одернула она себя, разозлившись. Нет, она уже не боялась, но вот глупое тело предало ее в самый неподходящий момент, и это сердило девушку. Теплые ладони равномерно разминали ей плечи, потом медленно передвинулись на затылок и там продолжили свой труд.

«Матерь Мира, мы же чуть не погибли!» — Она вдруг в полной мере осознала, какая опасность им только что угрожала. Где-то в глубине глаз и в носу появилось знакомое противное ощущение. Ягода всеми силами сдерживалась, чтобы не расплакаться. Рыдания на груди врага — по крайней мере, еще до недавнего времени врага — только этого ей и не хватаю. Усилия увенчались успехом, зато Ягода разыкалась и устыдилась этого еще сильнее. Она ощутила осторожное похлопывание по плечу и открыла глаза. Тут же перед ее глазами в воздухе появились знаки, и она от неожиданности запрокинула голову.

«Нам придется обо всем рассказать твоему отцу. Но тогда Соленый уже никогда не выпустит нас из дому. Скорее привяжет к столбу на поводках».

Парнишка скорчил несчастную рожу и изобразил жестом петлю вокруг шеи. Ягода осторожно кивнула головой, жалея, что ее способности не так велики, как талант ее отца. Конечно же присутствие ламии на острове было большой угрозой. Откуда тут взялось это чудовище? Никто даже предположить не мог, что на Ящере может укрываться такое опасное существо. Каким чудом хищник столько лет ускользал от внимания драконов, которые обладали не только великолепным зрением и нюхом, но и способностью читать мысли? Утаить сегодняшнее происшествие ребята не могли, хотя Ягода на самом-то деле весьма бы этого хотела, а одного взгляда на мину Камушка хватило бы, чтобы убедиться: он тоже борется с подобной моральной проблемой. То и дело он выжидающе поглядывал на Ягоду. Возбуждение уже улеглось, паренек казался слегка подавленным, он нервно потирал пальцы, а взгляд его убегал куда-то вбок. Даже легкого прикосновения к его разуму достаточно было Ягоде, чтобы понять: в этом спокойно сидящем пареньке чувства так и кипят. Тревога, опасение перед будущим, предвидимое ограничение свободы, принимаемое с крайней неохотой, а еще он очень жалел свой потерянный нож, и эта мысль постепенно заглушала все прочие. Это было даже немного забавно. Неуверенно улыбнувшись, Ягода медленно протянула руку. Паренек сделал то же самое. Две ладони переплелись в рукопожатии, закрепляя молчаливый уговор.

— Нет, — заявила Ягода, обращаясь то ли к себе самой, то ли к Камушку. — Мы не пойдем с этим к моему отцу. Я придумала кое-что получше.

* * *

Драконы — раса неприхотливая и выносливая. Они могут долго обходиться без еды или питаться чем попало, спать в любом сухом месте. Но, надо признаться, удобства они любят. Драконье логово, куда привела Камушка Ягода, выглядело, как огромное гнездо, искусно сплетенное из разнообразных тонких веточек и растительных волокон. Множество слоев, которые старательно чинили и дополняли в течение долгих лет, так плотно слежались, что представляли собой чуть ли не настоящий монолит толщиной в три локтя. Дождевой Пришелец, хозяин этого логова и всех окружающих земель, сидел на краю своего жилища и внимательно слушал рассказ Ягоды.

— Понимаю. Этот самец становится опасным. У нас же тут дети, и наши и человеческие…

— Становится? — перебила его Ягода. — Значит, ты знал, что он тут есть?!

— Он никогда никому не мешал, — возразил Дождевой Пришелец, слегка отгибая уши назад, что означало легкое замешательство. — Ламии едят мало… А этот уже достаточно старый… Нам надо было его загрызть только потому, что он существует?! — Дракон вдруг разнервничался и громко фыркнул.

— Он напал на меня!

— А может, он хотел только попугать тебя?

Ягода от злости ощерила зубы и дернула головой совершенно по-драконьи. Камушек краем глаза наблюдал за ней, основное внимание посвящая драконихе, разлегшейся в самой середине гнезда.

— Это было совершенно не похоже на пуганье. У него явно были недобрые намерения. Если б Камушек не метнул нож, я бы уже, наверное, была мертва и съедена! И он тоже. А ведь это твои земли, и ты должен знать, что тут происходит. Скоро родится ваш ребенок, а ты же не хочешь, чтобы ламия его сожрал, — настаивала Ягода.

Крылатая, подруга Дождевого Пришельца, беспокойно пошевелилась. Камушек осторожно улыбнулся, стараясь не показывать зубов. Он почувствовал, как разум драконихи несмело касается его мыслей — осторожно и легко, точно кот, пробующий что-то мягкой лапкой. Взгляд ее прозрачных светло-красных, как смородиновое вино, глаз остановился на парнишке. Неожиданно она опустила голову. Огромное око оказалось совсем рядом. Черный продолговатый зрачок расширился, и Камушек мог бы смотреться в него, словно в зеркальце. Он медленно положил ладонь на мягкий нос драконихи. Это было несколько рискованно, но чувства драконихи, которые по-прежнему передавались ему, не содержали ни угрозы, ни недоверия, скорее любопытство и даже некоторую симпатию. Дракониха не отстранилась. Ее уши наклонились вперед в хорошо знакомом Камушку жесте заинтересованности. Крылатая приподнялась, точно по волшебству превратившись из бесформенного клубка бежевой шерсти в стройное очаровательное создание с изогнутой дугой шеей. Оказалось, что под животом драконихи лежала самая важная в настоящий момент для нее и для Дождевого Пришельца вещь. Камушек до сих пор думал, что драконьи яйца довольно велики. Лисичка по размеру была с крупного кота. Но, вопреки представлениям парнишки, яйцо оказалось не таким уж большим. По форме оно смахивало на дыню и было примерно такого же размера. Покрытое равномерно окрашенной, шероховатой скорлупой желтоватого цвета, яйцо напоминало странный плод. Взволнованный Камушек не сводил с яйца широко раскрытых глаз. Значит, вот как выглядела «колыбель» Лисички? Из такого «лона» вышел Пожиратель Туч? Каким же маленьким должен быть новорожденный драконий детеныш, упакованный в такую скорлупку. И как странно, что через много лет он вырастет и станет таким же огромным существом, как его родители.

Ягода тоже рассматривала яйцо — ей нечасто выпадала возможность увидеть такое, но ее интерес вызывал и сам Камушек. Она с уважением поняла, что парень совсем не испытывал страха, хоть нос драконихи едва не касался его, а от ее теплого дыхания шевелились его волосы. В исходившем от него потоке чувств возбуждение мешалось с любопытством, но девушка не заметила ни малейшего признака испуга. Жесты его оставались мягкими и плавными, видно было, что он полностью контролирует каждое движение. Один раз он улыбнулся, лишь на мгновение показав зубы, и тут же снова сомкнул губы. «Как умело!» — подумала Ягода, тоже усмехаясь украдкой. С некоторой неохотой она вынуждена была признать, что этот парень ладит с драконами гораздо лучше, чем ее отец, который, несмотря на долгие годы, прожитые на острове, до сих пор не смог избавиться от определенной нервозности и сдержанной холодности по отношению к постоянным обитателям архипелага. А Камушек вел себя так естественно, будто находился у себя дома. Ягода подумала, что это — следствие длительного общения с Пожирателем Туч. Неожиданно между Ткачом иллюзий и Крылатой появился маленький рыжий дракончик, в котором Ягода тут же узнала Лисичку. Иллюзорный драконий детеныш мордочкой потянулся к Крылатой, а когда та с любопытством опустила голову, чтобы понюхать Лисичку, малышка лизнула дракониху прямо в нос, а потом вцепилась остренькими зубками в ухо. Ягода искоса глянула на Камушка тот сидел совершенно спокойно, даже безучастно, но чуть прищуренные глаза и дрожащие уголки губ выдавали, что парнишка явно развлекался вовсю. Между тем Лисичка отпустила ухо Крылатой и опрокинулась на спину, размахивая всеми четырьмя лапками в воздухе. Выглядело это так сладко, что все зрители невольно расплывались от умиления.

* * *

Дракониха медленно, с некоторым усилием создавала мысленные понятия, приспосабливаясь к способу мышления Камушка, при котором прежде всего воспринимались цвета, формы и запахи, а не слова. А парень старался удерживать мысленный поток в одном постоянном русле, не делая неожиданных скачков в сторону посторонних ассоциаций, что оказалось не таким уж простым делом. Кажется, впервые Камушек сумел оценить легкость и гибкость мышления Пожирателя Туч.

«Ты маг? Как Соленый?» — спросила Крылатая.

«Да, я маг. Я создаю картины в воздухе». — Камушек распахнул было одежду, показывая татуировку, чтобы подтвердить свое звание, но тут же сообразил, что для драконов такая демонстрация просто не имеет никакого смысла.

«Друг? Картины?» — заинтересовалась дракониха.

«Друг», — подтвердил паренек и, чтобы окончательно убедить Крылатую в своих добрых намерениях, создал образ Лисички. Это оказалось исключительно удачным шагом. Иллюзорный дракончик принимал очаровательные позы, которые Камушек подсмотрел у оригинала. Подскакивал, гонялся за собственным хвостиком, чесал за ухом, ластился к пушистым лапам Крылатой. Будущие родители смотрели на эти штучки как зачарованные.

Крылатая глянула на Камушка своими вишневыми глазами. Теплая волна ее чувств захлестнула разум паренька, наполняя его ощущением сердечного тепла и доверия. А потом она спросила с легчайшим только оттенком неуверенности:

«Хочешь коснуться моего ребенка?»

Камушек даже вздрогнул от неожиданности. Хотел бы он коснуться драконьего яйца? Матерь Мира, да кто бы отказался от такого предложения! Он медленно опустился на колени между драконьими лапами и осторожно, точно имел дело с мыльным пузырем, положил ладонь на яйцо. Как он и предполагал, на ощупь оно совсем не напоминало твердого птичьего яйца. Скорее неровную, плохо изготовленную бумагу. Было немного шероховатым и как бы кожистым. Камушек легонько нажал на его поверхность, и она чуть поддалась. Под скорлупой что-то дрогнуло и слабо толкнулось изнутри в стенку яйца, а взволнованный Камушек понял, что ощутил движение дракончика, который, видно, потянулся во сне.

* * *

Ягода замерла от ужаса. Еще буквально минуту назад она с удовольствием отметила умелое поведение Ткача иллюзий, а теперь парень вел себя так, будто решил полностью разрушить ее недавнее убеждение в том, что он, однако, обладает хоть каплей здравого рассудка. Омерзительное, тошнотворное ощущение страха камнем легло на желудок. Ягода прикрыла глаза, чтобы не видеть того, что может сейчас произойти. Когда несколько лет назад Спящая на Песке ждала ребенка, она в припадке ярости содрала кусок шкуры с шеи другого дракона, слишком близко подошедшего к ее гнезду. Но песчинки в песочных часах Судьбы пересыпались одна за другой, а девушка так и не услышала ни отвратительного звука разрываемого живого тела, ни крика боли. Она осторожно приподняла веки. Этот чокнутый осторожно держал драконье яйцо двумя руками, касаясь губами, точно целовал! Ягода от изумления глаза вытаращила. Крылатая внимательно и пристально смотрела на парня, Дождевой Пришелец тоже не сводил с него глаз, но драконы не атаковали, несмотря на столь явное нарушение неприкасаемости яйца. Камушек, тоже сосредоточенный, серьезный и торжественный, застыл в неподвижности, точно статуя. Только осторожное прикосновение к разуму Камушка объяснило ей, что Ткач иллюзий совсем не целует яйца, а старается уловить самые легкие движения внутри его с помощью чувствительнейшего рецептора, то есть губами.

— Мне… мне тоже можно?.. — почти не дыша, спросила Ягода, а когда со стороны Крылатой до нее донеслось тихое ощущение согласия, она медленно, на коленях подползла к Камушку и опустила ладонь на кожистую поверхность яйца, от волнения у нее бешено колотилось сердце. А потом под влиянием неожиданного побуждения прижала к яйцу ухо. Под скорлупой что-то тихонечко размеренно постукивало. От неожиданности Ягода широко и совсем неправильно разинула рот. Она слышала, как бьется сердце маленького дракона!

* * *

Они вместе вернулись домой, на берег залива, делая вид, что ничего особенного не произошло. Но уже то, что эта парочка появилась во дворе мага плечом к плечу, не сторонясь друг друга, как обычно, заставило Соленого и Лунный Цветок задуматься. Взрослые встретили подростков удивленными взглядами, но ни словом не заикнулись о замеченной внезапной перемене.

Следующее утро ничего нового не принесло. Камушек и Ягода болтались неподалеку от дома. После встречи с ламией до сих пор вполне безобидный лес казался им угрожающим и чужим. У Ягоды все время было такое чувство, будто из зарослей за ней следят желтые змеиные глаза. Пока Дождливый Пришелец не очистит своей территории, лучше было оставаться на безопасном и открытом берегу океана. Вскоре дом на столбах опустел. Соленый отправился куда-то по своим делам, а Лунный Цветок забрала детей на берег протекавшей неподалеку речки, где в пресно-соленой воде водились огромные съедобные мидии. Воспользовавшись неожиданно представившейся возможностью, она оставила Тигренка под присмотром падчерицы. Мальчонка грустным взглядом провожал своих братьев и сестру, которым предстояла великолепная забава — бродить по мелководью, соревнуясь, кто соберет больше мидий и у кого они окажутся крупнее, а потом печь добычу в костре. К сожалению, накануне он неудачно наступил на морского ежа. Ядовитая игла воткнулась ему в стопу, которая теперь опухла и невыносимо болела. Бедняга страшно мучился в одиночестве, хотя Ягода достала из ящичка все его игрушки и расставила их вокруг братишки. Опершись на локоть, мальчик переставлял своих зверушек. Что-то шептал себе под нос, то широко открывая темные глаза, как бы в изумлении, то снова хмуря тонкие бровки. Но видно было, что игра у него идет нескладно. Какая радость от фигурок драконов, оленей и львов с пышными гривами, если не с кем играть?

Камушек присел поблизости и с растущим интересом рассматривал игрушки Тигренка. Некоторые поразительно напоминали его собственные, валявшиеся где-то на чердаке на другом конце света. Среди них попадались такие обычные мальчишеские безделушки, как коняшки с оббитыми ногами, которых не раз старательно чинили, покрашенные в серый цвет ослики, длинноухие кролики с усами из соломы. Но кроме них были еще и крошечные статуэтки из мыльного камня и кости, изображавшие грифов, грозных мантикор, морских коней или чешуйчатых ящеров. Это уже были совсем не детские игрушки, а миниатюрные произведения искусства. Камушек даже удивился, что Соленый попросту отдал их мальчонке для забавы вместо того, чтобы поставить на полочку и любоваться ими. Что ж, он уже успел убедиться, что Говорун не был человеком, который поступает согласно общепринятым правилам. Но все-таки в коллекции Тигренка преобладали его собственные произведения. Они были совсем недурны, если принять во внимание, что сделал их пятилетний мальчишка. Тигренок лепил свои фигурки из глины, а представляли они преимущественно разной величины драконов во всевозможных позах. Вместо ушей искусно были вставлены маленькие ракушки, глазки изображали красные бусинки, а крылья — толстые высушенные листья. Молодой Ткач иллюзий улыбнулся, осторожно беря одну из фигурок. Легонько щелкнул ее по носу, дунул на крылья с прожилками и заговорщицки мигнул наблюдавшему за ним Тигренку.

К радости и изумлению мальчонки, глиняный дракончик чихнул, потер носик лапой и расправил крылышки, а потом вдруг полетел, порхая вокруг зрителей, точно вспугнутая стрекоза. А тут задвигались и остальные дракончики. Взмахивали крыльями, сталкивались носами, подлетали к самому лицу Тигренка, поблескивая стеклянными глазками. Вскарабкивались на подставленную им ладонь. Дрались между собой и даже пробовали красть еду из стоявшей неподалеку мисочки. А один даже влез в кружку и намочился в воде с вином. Восхищенный и раскрасневшийся Тигренок так хохотал во все горло, что Ягода стала опасаться, не подскочит ли у него температура. Поначалу она делала вид, что выступления Камушка ее не интересуют, но это продолжалось недолго. Она не смогла удержаться, так ей хотелось потрогать иллюзорную зверушку. И ожидала, что пальцы просто пройдут через него навылет, как сквозь воздух. Между тем, к своему изумлению, она почувствовала шероховатую поверхность сухого листа и гладкость отполированной камушком глины. Дракончик огрызнулся на нее и щелкнул крошечными зубками, так что она невольно отдернула руку и рассмеялась. Эти маленькие иллюзии были так милы, а Камушек, похоже, от души развлекался, создавая их. Шло время, юный маг оживлял все новые и новые игрушки, так что в конце концов на циновке Тигренка вертелось уже несколько десятков зверушек, и Ягода только удивлялась, каким чудом Камушку удается справляться с ними всеми одновременно. Правда, она точно не знала, много это или мало для мага с таким талантом, но чувствовала, что наверняка не так уж просто.

Тигренок начал зевать, так что Камушек уложил спать весь иллюзорный зверинец, закончив игру. Мальчонка, который только недавно соприкоснулся с ядом морского ежа, быстро уставал. Он свернулся на своей постели, бережно поджав покалеченную ножку. Прошло совсем немного времени, а он уже заснул.

Камушек занялся своей последней добычей — бабочкой, чьи крылья удивительно напоминали четыре сложенных вместе листа. Это насекомое очень трудно было разглядеть в лесу, среди тысяч одинаковых листьев. Парнишка осторожно разгладил крылья, вложил бабочку между двумя кусочками мягкой бумаги и спрятал в коробочку, где уже находились остальные образцы, предназначенные для Белобрысого.

Между тем Ягода что-то искала, перетряхивая отцовский сундук. Иногда она вытаскивала оттуда какой-нибудь предмет, рассматривала его и снова прятала, недовольно качая головой.

Камушек откинул волосы, которые лезли ему в глаза. Уже много раз он подумывал попросить Лунный Цветок, чтобы она его постригла. Но все время появлялись какие-то дела, и он забывал о своем намерении, или же она бывала слишком занята. И вот в результате непослушные кудри уже закрывали ему шею и лезли в глаза. Соленый даже шутил, что он становится все больше похож на заросшего барана или на овчарку, которая таких баранов сторожит.

В хозяйстве мага имелось только одно зеркало, с которым обращались тут довольно небрежно, хотя изготовлено оно было не из дешевой отполированной меди или латуни, а из стекла, покрытого с обратной стороны слоем серебра. Эта дорогая вещь выглядела удивительно не на месте в доме на столбах, где все предметы обихода были весьма просты, чтобы не сказать примитивны, а обитатели дома даже спали не в кроватях. Камушек неодобрительно разглядывал свое отражение в зеркале. Да, выглядит он не лучшим образом. Слишком длинные локоны имели обыкновение путаться и за все цепляться. Камушку уже давно надоело вечно вычесывать из них разные веточки и листики. Лучше всего было бы сейчас их и обрезать. Он прислонил стекло к стопке книг на столе и принялся оглядываться в поисках ножниц. Обычно они висели на колышке около того места, где Лунный Цветок готовила. Она нарезала ими травы и листья, которыми приправляла еду. Но парнишка не нашел их на привычном месте. Наверное, Цветок взяла их с собой на пляж. Поразмыслив, Камушек вытащил из коробочки, принадлежавшей Соленому, один из ножей, с помощью которых маг делал вскрытия. Лезвие оказалось очень острым — а насколько острым Камушек почти тут же и убедился, когда, глянув в зеркало, попробовал отрезать одну из прядей. Острие ножа довольно неловко соскользнуло. Камушек зашипел и сунул в рот порезанный палец.

Ягода, с сожалением качая головой, отобрала у него нож. Дохнула на зеркало и написала на облачке: «Так ты себе ухо отрежешь. Отец тебя прибьет, это же хирургический нож».

Камушек пожал плечами:

«Ножниц нет. Лунный Цветок их забрала».

Ягода уже собиралась написать на зеркале язвительный ответ, что, мол, в хозяйстве ее отца найдется еще одна пара ножниц, но тут пол задрожал, точно повозка, подскакивающая на каменистой дороге. Зеркало на столе наклонилось вперед, и Камушек, не думая, подхватил его, чтобы не разбилось вдребезги. Он видел, как Ягода, не глядя, сунула куда-то нож и кинулась к сонному Тигренку, который как раз приподнял голову с циновки, не понимая, что происходит. Она схватила брата на руки и как можно скорее выскочила на открытое пространство. Камушек последовал за ней. Все вокруг жутко, до тошноты, тряслось и дрожало. Пареньку показалось, что дрожит по отдельности каждая его мышца и кость, даже зубы — каждый в отдельности. Это длилось всего несколько минут, а потом закончилось так же внезапно, как и началось. Ягода опустила на землю Тигренка, который слегка растерянно огляделся по сторонам и зевнул по весь рот.

— Почему гора обязательно должна встряхиваться, когда так хочется спать? — недовольно спросил он и поковылял к лестнице, намереваясь вернуться на свое ложе.

— Подожди здесь! — сердито одернула его сестра, хватая за руку. — Разве не помнишь, что отец говорил? Ждать и считать до двадцати.

Тигренок вздохнул и принялся бормотать под нос:

— Раз, два, три, пять…

Камушек стоял рядом, неуверенно оглядываясь и явно не отдавая себе отчета, что все еще сжимает обеими руками зеркало.

«Что это было?» — спросил он. Глаза у него при этом были огромные, как блюдца.

— Землетрясение, — буркнула Ягода, а потом большим пальцем ноги нарисовала на песке два соответствующих знака.

Камушек задумчиво нахмурился. Значит, вот как выглядит землетрясение? Да, это явление производило сильное впечатление, но в качестве возможной катастрофы выглядело достаточно жалко. Он-то думал, что землетрясения сопровождаются каменными лавинами, разваливающимися домами и падающими деревьями, или под ногами вдруг распахиваются глубокие провалы.

— Двадцать! — завопил Тигренок. — Я хочу есть!

Толчок не повторился, поэтому Ягода подсадила мальчонку обратно на платформу и сама влезла вслед за ним. Вулкан только раз встряхнулся, точно ленивый пес, и снова улегся подремать. Единственным ущербом оказались рассыпанные книжки и свитки, упавшие с отцовского стола.

«Почему тут трясется земля?» — продолжал расспрашивать Камушек.

Ягода подняла с пола сланцевую табличку. Поискала чертилку. Нашла ее и нацарапала: «Земля трясется потому, что вулкан дышит».

В воздухе снова развернулась лента иллюзорной надписи:

«И так всегда бывает? Больше ничего не будет?»

Ягода закатила глаза:

«А тебе мало еще? Радуйся, что это все. Если за первым толчком следует второй, то потом наверняка будет и третий, а уж тогда все валится и падают деревья».

«А откуда известно, что будет трясти?»

Братья Ягоды явно не были единственным источником глупых вопросов.

«Это невозможно предвидеть. Надо только выйти на открытое пространство и переждать».

«А если ты как раз в это время в лесу?»

«Тогда еще можно помолиться», — написала она и безнадежным жестом прикрыла глаза ладонью. И услышала, как Камушек смеется своеобразным этим своим смехом — горловым и как бы «матовым».

Им пришлось собрать раскиданные по полу книги и рукописи. Камушек поднял тяжелый фолиант в переплете из тисненой кожи из него высунулась картинка — на тоненькой деревянной пластинке был нарисован портрет женщины. В ее лице он заметил знакомые черты: форма глаз и рисунок скул. То, как она держала голову, и вдумчивый взгляд. Хотя волосы и глаза женщины были теплого темно-коричневого цвета, Камушек не сомневался, что видит близкую родственницу Ягоды. Он протянул портрет девушке. Она, помедлив, взяла его, а потом, нахмурившись, долго вглядывалась в портрет.

«Кто это? Твоя мама?» — спросил он, отдавая себе отчет, что рискует нарушить хрупкое, едва наметившееся примирение. Девушка совершенно справедливо могла обвинить его в чрезмерном любопытстве и посоветовать не совать нос в чужие дела. Но она только утвердительно кивнула.

* * *

Ягода точно помнила момент, когда она открыла саму себя, хотя прошло уже много лет. Это был тот же самый день, когда она узнала, что у нее есть мать. Она снова посмотрела на миниатюру. Странное, неприятное воспоминание сидело в ней как песчинка — зародыш жемчужины в теле моллюска: обросло тканью времени, уже не болело, но по-прежнему чувствовалось.

Ей тогда было не больше трех лет, и все вокруг казалось таким большим. Ручки дверей, до которых она не доставала, ступени, такие высокие, что приходилось карабкаться по ним по-собачьи, на четвереньках, а иначе она теряла равновесие и падала. Стулья, кресла, скамьи — все такое большое, высокое, пугающее своими неестественными размерами, точно она жила в стране великанов. Маленькая Ягода неизменно задавалась вопросами: «Что это? Что там находится?» Кто-то должен был тогда о ней заботиться. Наверняка у нее была нянька, хотя девушка этого не помнила. А нянька эта должна была быть довольно безалаберной, поскольку она предоставляла девочке столько свободы, что та могла беспрепятственно болтаться по дому.

Однажды ее внимание привлек большой блестящий предмет. Он ярко и соблазнительно вспыхивал, когда его касались солнечные лучи. Ягода, одолеваемая ничем не сдерживаемым любопытством, взобралась сначала на мягкий табурет, а уж с него — на мраморную столешницу, небрежно распихивая коленками десятки мисочек, коробочек и различных приборов. Блестящий предмет оказался окном. Окном, за которым сидел другой ребенок. У него была белая кожа, белые волосы, окружавшие личико мягким, всклокоченным нимбом, и розово-красные, точно мякоть арбуза, глаза. Ягода посмотрела на свои руки — они были тоже белыми. А у девочки в окне — такое же, как у нее, голубое платьишко. У людей вокруг глаза и волосы были темными, а кожа — светло-коричневая. Внешность вполне обыденная, у всех одинаковая и надоевшая… Тем более оживилась Ягода, обнаружив кого-то с более интересной внешностью. Она протянула руки (та девочка сделала то же самое) — две пары маленьких ладоней встретились. Твердая поверхность, холод стекла.

— Иди сюда, — потребовала Ягода. — Иди ко мне!

Беловолосый ребенок пошевелил губами, но слов Ягода не услышала. Не раздумывая, она обеими руками подняла тяжелый флакон и ударила им по разделяющему их стеклу. Оно с треском разбилось, а незнакомый ребенок вдруг размножился, превратившись в целую стайку девочек. Прежде чем Ягода успела задуматься над таким странным явлением, в разбитом «окне» появилось лицо женщины — тоже приумноженное, с раскрытым в гневном крике ртом. Кто-то дернул девочку за волосы, да так, что она опрокинулась. Скатываясь с высокого комода на мягкий пуф, а с него уже на пол, Ягода закричала от страха и боли. Женщина, злобно вопя, продолжала дергать ее за волосы, но девочка поняла только, что совершила дурной поступок и за это будет наказана.

А потом снова крики, ссора. Женщина, наконец, выпустила ее, и Ягода свернулась клубочком, закрыв глаза ладонями. Мужской голос выкрикивал плохие, сердитые слова, которых она тогда не понимала и только боялась. Потом еще долгое время, годами, они возвращались к ней, точно отголоски эха: «Даже сука — лучшая мать, чем ты!»

И уже никогда потом она не видела той «госпожи», даже издалека. Тот день, когда Ягода увидела себя и разбила зеркало, стал одновременно последним днем пребывания Красавицы из рода Самин'э в доме ее мужа — Соленого Тихиро-эна. Странно, что отец сберег этот портрет. Только зачем? Ягода знала, что устроенный по предварительному сговору брак ее отца стал одним сплошным несчастьем. Соединенные ради вящей славы их родов, Соленый и Красавица относились друг к другу с искренней ненавистью приневоленных людей. Из случайных сведений, копившихся годами (отец не был излишне склонен к излияниям), Ягода сумела составить относительно понятную картину прошлого. Она обрела уверенность, что ее появление на свет только обострило конфликт. Она не была мальчиком — достойным наследником имени и состояния, не оказалась и красавицей, которую можно выгодно выдать замуж ради союза с иным высоким родом. Старейшина рода Тихиро-эна подумывал о втором браке своего первородного сына, между тем Соленый, пользуясь охраной прав членов Круга, изо всех сил старался выскользнуть из твердой хватки своего отца. Но прежде чем глава рода собрался сделать что-то конкретное, его сын и наследник во время путешествия на берег моря Сирен, влюбился в обычную безграмотную рыбачку и взял ее в жены в храме Морского Хозяина. Сообразительности и ума Ягоде хватало, прочтя пару книжек из собрания отца, она поняла, что наличие любовницы для представителя знатного рода позором отнюдь не являлось, а вот женитьба на женщине из народа стала просто неслыханным скандалом. Соленый утратил титул и право на наследство, уступив их младшему брату, но в какой мере это было виной его легкомыслия, а в какой — рождения «дурного» ребенка, Ягода понятия не имела.

«Я не хочу тебя помнить», — подумала она, глядя на портрет матери. Красавица смотрела на зрителя с очаровательной и одновременно насмешливой улыбкой, кокетливо склонив головку. До сих пор она была для Ягоды только цветным пятном яркого платья или чудовищной рожей, скалившей зубы из разбитого зеркала. Теперь же обрела новое лицо, но столь же ненастоящее, как и прежнее.

«Вранье, все вранье…» — подумала Ягода. Если она и могла кого-то назвать матерью, то, кажется, только Лунный Цветок, которая обращалась с ней, как с собственным ребенком.

* * *

Камушек наблюдал за погруженной в размышления девушкой и думал, что Ягоде еще повезло — ведь у нее остался хотя бы этот небольшой портретик матери. Его собственные воспоминания о матери, хоть и бережно сохраняемые, с годами бледнели все больше, и сейчас он почти не помнил ее лица. Он заглянул Ягоде через плечо. Вокруг портрета шла более светлая полоса. Видно, когда-то его оправляли в рамку. У женщины на портрете было изысканное платье и множество драгоценностей. Даже присборенный лиф платья украшали густо нашитые жемчужины, как и сетку на волосах. Дама выглядела весьма богатой. И совершенно не соответствовала представлениям Камушка о женах магов. А уж тем более его мнению о том, какая женщина подошла бы такому чудаку и разгильдяю, как Соленый.

«Давно умерла?» — невольно вырвалось у Камушка. Ягода с удивлением посмотрела на него. С отвращением кинула портрет в сундук и захлопнула крышку. Лицо ее скривилось, точно от воспоминаний о пережитой боли, но в глазах появился непокорный блеск. Она снова начала писать, со злостью набрасывая все новые знаки:

«Какой ты наивный. Она совсем не умерла. Просто ушла, потому что они с отцом не выносили друг друга».

Камушек поднял брови в немом изумлении. На традиционном и размеренном Севере брачный союз заканчивался только со смертью одного из супругов, в крайнем случае его могла разорвать доказанная неспособность иметь детей, да и то не всегда. А несходство характеров было слишком незначительной причиной. Но это все равно никак не объясняло ни роскошный наряд бывшей жены Соленого, ни присутствие в его доме дорогого стеклянного зеркала в серебряной раме.

«Соленый богат?»

На этот вопрос Ягода только плечами пожала:

«А что значит — богатый?»

Тут уже был черед Камушка растеряться. Богатство — понятие относительное. Он сам себя бедным не считал, хотя, верно, для кого-то, вроде заносчивого щенка, встреченного когда-то в Замке, он был нищим, а бродяжка из переулков Ленении принял бы его за человека довольно состоятельного.

«Я не знаю, богаты мы или нет, — писала между тем Ягода. — Кажется, когда-то папа был очень богат. Но теперь его это совсем не волнует. И меня тоже».

Камушек кивнул головой. Что правда, то правда, на Драконьем архипелаге богатство и бедность — последние вещи, о которых стоило бы беспокоиться.

«У моего отца была кожевенная мастерская — он делал сумки, пояса, упряжь для коней и седла. Мама занималась домом. Я даже не знаю, умели ли они подписываться, — старательно выписывал он в воздухе. — Я не „благородного“ происхождения, и мне это совсем не мешает».

Ягода, насмешливо прищурив глаза, смерила его взглядом с головы до ног. Послюнив палец, стерла последнюю строчку на густо исписанной табличке.

«На деревенщину ты не похож», — подвела она итог своих наблюдений.

«А ты — на принцессу», — тут же возразил паренек.

Он не хотел, чтобы это прозвучало насмешливо, и Ягода прекрасно это поняла.

«Зато принцесса знает, где лежат ножницы. И может нарушить святые принципы и подстричь волосы сыну крестьянина».

Он заложил руки за спину и очень низко поклонился, расплываясь в улыбке:

«Это высокая честь для меня, о госпожа».

* * *

Ягода умела обращаться с ножницами. В семье, где имелось пятеро малышей, которым все время надо было укорачивать челки они постоянно лезли в глаза, не говоря уже о требующей регулярной стрижки отцовской бороде, такое умение приходит само собой. У Камушка волосы были такие же, как у Соленого: непокорные, кудрявые, растущие буквально во все стороны. Ягода попыталась с помощью гребня привести их в порядок. Камушек спокойно терпел пытку расчесывания. Ягода погружала пальцы в гущу упругих локонов, выбирала следующую прядь и более или менее ровно ее подрезала. Куча обрезанных волос на земле росла.

К сожалению, именно в это время должен был появиться временно подзабытый драконий поклонник Ягоды. Достаточно было одного взгляда на Пожирателя Туч, чтобы девушка поняла, какую грубую ошибку она совершила.

Назвать испытываемые Пожирателем Туч чувства бешенством было бы слишком мягко. Его напружинившиеся мышцы и сухожилия обрисовывались под кожей, как толстые узлы. Он поднял губу, обнажая зубы в зловещей гримасе. В глазах его пылали алые искры безумия. Он напоминал приготовившееся к нападению дикое животное. Собственно говоря… а разве он и на самом деле не был, по сути, зверем?

— Пожиратель… — дрожащим голосом начала Ягода. — Успокойся, Пожиратель, что ты делаешь?..

В ответ она услышала только глухое рычание. Дракон принял диковинную позу, изогнув шею и невероятно широко распахнув рот. Зубы его вытягивались из десен — все более длинные и острые. Пальцы он согнул, точно когти. И испустил бешеный рык, переходящий в шипение. Дракон посмотрел девушке прямо в глаза, потом медленно перевел взгляд на Камушка. Ягода судорожно стискивала в руке ножницы. Никаких определенных знаков, никаких образов, только чистый гнев, бешенство, жажда крови, обещание страшных мук. Неужели это и в самом деле тот же милый пушистый великан, а потом умный и остроумный юноша? Кто… Что стояло перед ними?

С безграничным ужасом Ягода увидела, как Камушек поднимается с циновки. Он медленно снял рубашку и спустился на песчаный двор, который сейчас мог стать ареной, где прольется кровь.

— Нет, Камушек… Пожиратель, не сходи с ума, это же бессмысленно… перестаньте… — простонала Ягода, тяжело дыша. В ушах у нее шумело, она бессильно опустилась на циновку. «Мамочки, он же его убьет», — пронеслось у нее в голове. Она изо всех сил старалась не закрывать глаза. Девушка понимала, что, даже если бы Камушек попробовал отступить, сделал бы знак, что сдается, это все равно было бы бесполезно. Мысленное послание Пожирателя Туч не оставляло сомнения: он вызывал соперника на поединок. Это не соревнования по борьбе и не обычная драка, от которой можно было бы отмахнуться. Камушек выбора не имел.

Пожиратель Туч напал без предупреждения. Камушку удалось уйти из-под удара. Пожиратель рухнул на землю, перекатился, снова вскочил на ноги, гибкий и быстрый, как кот, потом снова напал. Камушек ударил его головой в грудь, так что на этот раз оба упали, сплетя руки.

Ягода преодолела бессилие, перевела дыхание и во все горло заорала:

— ПАПА!! ПА-А-АПА-А-А!!!

* * *

Когда Камушек и Пожиратель Туч боролись еще только для забавы, парнишка и предположить не мог, что когда-нибудь окажется в подобном же положении — только это будет уже совершенно всерьез. Дракон даже не пытался сдерживать свои силы, и Камушку казалось, что у него сейчас ребра просто растрескаются, как гнилые ветки. Пожиратель ногтями располосовал ему спину — ожог пронзительной боли — и тут же впился зубами в плечо. Камушек с трудом вырвался, лишившись куска кожи. И успел ребром ладони садануть противника по горлу. Если б Пожиратель Туч был человеком, после такого удара исход схватки был бы предрешен. Но дракон только судорожно втянул в себя воздух и клацнул длинными зубами, которые мгновенно сомкнулись на большом пальце Камушка, раздробив мышцы и сухожилия, точно железные щипцы. Видно, кошмарная боль ниспослала Камушку озарение.

Пожиратель инстинктивно сражался как дракон — норовил использовать когти и клыки, которых у него как раз и не было. Он позабыл, что люди бьют кулаками, ломают друг другу конечности и крушат ребра. Его человеческие ногти, хоть и были острыми, но разорвать Камушку горла не могли — оставили только неглубокие царапины. Свободной рукой Камушек ухватил Пожирателя Туч за запястье, с силой отчаяния распрямляя локоть. Он чувствовал, что еще немного — и он потеряет палец. Резким броском ему удалось подмять дракона под себя. Пожиратель отпустил его руку, но зато теперь зубы дракона оказались в угрожающей близости от лица Камушка. И только ударив лбом прямо в зубы противника, парень спас свой нос. Дракон отдернул голову, инстинктивно оберегая глаза от хищно загнутых пальцев Камушка. И чуть изменил позу, чем Камушек тут же воспользовался, изо всех сил врезав дракону в живот. Это было ошибкой. Дракон без видимого ущерба вывернулся и освободил руку. Они катались по земле, то один, то другой оказывался сверху. Камушек в глубине души благодарил Судьбу за то, что Пожиратель Туч не использует борцовских приемов, которым он его когда-то сам обучал. Дракон, даже в образе человека, обладал огромной силой, и обычного борцовского блока ему хватило бы, чтобы выбить противнику руку из сустава. Наконец Пожирателю удалось перевернуть Камушка на живот и вцепиться ему в волосы. Теперь только ухватить за челюсть, дернуть посильнее — и некий Ткач иллюзий со свернутой шеей покинет этот мир. Камушек закрыл глаза, невольно втягивая голову в плечи и ощущая, как в желудке у него образуется ледяной комок первобытного страха. Зубы Пожирателя Туч сомкнулись на его шее с силой кузнечных щипцов. Человеческие зубы слишком тупы и коротки, чтобы стать смертельным оружием, но одной силы челюстей Пожирателя хватило, чтобы у парнишки перед глазами закружились желтые пятна. Он слабо трепыхался, инстинктивно и слепо шаря вокруг руками в поисках хоть какого-нибудь оружия. В глазах темнело, он ждал, что вот-вот начнут лопаться позвонки. Его откинутая назад рука наткнулась на колено придавившего его Пожирателя Туч. Камушек вслепую повел ладонью вверх по бедру противника, вытянул ее как можно дальше и с отчаянной силой стиснул пальцы.

Драконий вопль боли заглушил истерические крики Ягоды, которая все еще звала на помощь отца.

Зубы Пожирателя Туч разжались. Скорчившись, он пытался справиться с жуткой болью. Из последних сил Камушек схватил его за волосы и, в свою очередь, впился зубами в шею. Он стискивал челюсти что было мочи. Неожиданно бурный океан Пожирателевой ненависти высох, превратившись в жалкую лужицу, а из могучего и грозного монстра вылупился перепуганный щенок, унижающийся перед победителем.

«Отдаю! Отдаю!» — жалостно передавал он снова и снова, распластавшись по земле.

У Камушка не было уже ни сил, ни охоты задумываться над тем, что означало это «отдаю». Что ему отдавал дракон? Победу? Честь? Он с трудом разжал судорожно стиснутые челюсти, ощущая на языке вкус крови — вот только своей или чужой? Он не знал.

Усмиренный Пожиратель на четвереньках отступил немного назад, а потом ускользнул прочь, ни разу не оглянувшись. А чьи-то руки вдруг обняли юношу, так что он даже вздрогнул от неожиданности. Это Соленый с выражением тревоги на лице пробовал поднять его и отнести в дом.

«Я слишком поздно пришел, а то бы немедленно остановил это безумие. Ради Судьбы милосердной! Он же чуть всю шкуру с тебя не ободрал!»

И правда, Камушек только теперь почувствовал, что спина горит невыносимо, а по коже стекают струйки крови. Но сильнее всего болела пострадавшая шея, голова кружилась, а весь мир, казалось, зашатался от самого основания.

* * *

Ягода всхлипывала, окуная в миску с горячей водой тряпочки, которыми Соленый промывал раны Камушка. По счастью, Пожиратель Туч не успел превратить ногти в основательные драконьи когти, если б не это — им пришлось бы теперь собирать хворост на погребальный костер. Но и так ногти у него были острыми, точно кусочки раковин — они оставили длинные кровоточащие царапины на спине, на шее и на плечах парня. Камушек кривился и судорожно стискивал зубы, но сидел спокойно, терпеливо выдерживая все лечебные процедуры Соленого. Испуганный и бледный Тигренок наблюдал за отцом, прижимая к себе тряпичную игрушку.

— Это моя вина, — простонала Ягода, вытирая нос тыльной стороной ладони.

Соленый посмотрел на нее с удивлением и тревогой:

— Что ты снова натворила?! Как это «твоя вина»?!

— Я подстригала волосы Камушку… причесывала его… — заикаясь, пробормотала она, снова расплакавшись. — Пожиратель это увидел… и подумал, что… что я…

Она не закончила. Соленый только опустил на секунду руки и глубоко вздохнул.

— Ради милосердия Богини… — прошептал он. — Успокойся. Ты это сделала специально?

— Нет…

— А до этого ты прикасалась к Пожирателю? Гладила его?

Ягода кивнула, снова изгибая губы подковкой. Соленый покачал головой. Ловушка, в которую попала Ягода, втянув в нее и Ткача иллюзий, была диковинной, но довольно очевидной, если принять во внимание драконьи обычаи. Самое пылкое ухаживание у драконов заключалось в основном во взаимном облизывании и расчесывании шерсти. Человеку трудно было удержаться, чтобы не погладить роскошный драконий мех, но взрослые драконы понимали, что люди отнюдь не предлагают им таким образом любовной близости. Но совсем иначе обстояло дело, когда такими ласками одаривали сопливого и неопытного восьмидесятилетка, который потом вдруг видит, как объект его воздыханий обхаживает конкурента! В такой ситуации верх брали самые древние инстинкты.

— Ты же не могла предвидеть, что Пожиратель Туч как раз теперь и придет, — сказал маг, желая утешить дочку.

— Я должна была предвидеть! — сердито возразила она. — Я же Наблюдательница! Я должна была почувствовать его издалека!

Соленый чуть усмехнулся, отвернувшись. Она начинала злиться, значит, душевное равновесие к ней возвращалось.

* * *

«Я, наверное, первый и единственный на свете человек, который схватился с драконом врукопашную, да еще и победил при этом. Вся беда в том, что Пожиратель Туч взрослеет. Природу не обманешь. Дракон всегда останется драконом, хоть бы он был не знаю как похож на милого, бойкого на язык и очень умного парнишку. Вот и пришло время, чтобы молодой дракон начал подыскивать себе подругу и собственные земли. А я совершенно случайно стал его соперником. Я вступил в поединок, просто не имея другого выбора и даже хорошенько не зная, за что идет борьба, и, к сожалению, получилось так, что я выиграл у него самку. Матерь Мира! Самку, то есть Ягоду! Сейчас я полагаю, что все получилось даже к лучшему, потому как кто его знает, до чего могло бы дойти, если б этот человеческо-драконий роман продолжался.

Я сейчас как раз подумал, что все происшествие может показаться совершенно невероятным. Если кто-то через много лет прочтет мою хронику, он может назвать меня обманщиком и задавакой. Я клянусь, что пишу чистую правду. Я и в самом деле боролся с драконом и победил. Он непременно покалечил бы меня или даже убил, если б я не использовал грязный приемчик. Самой чувствительной частью тела любого существа мужского рода является его мошонка. Да, это было недостойно. Признаюсь, этот поступок можно назвать даже отвратительным, но что с того, если так я спас свою жизнь?

В детстве я не пользовался особой симпатией окружающих. Для мага Белобрысый жил довольно скромно, но я все равно был одет немного лучше, чем остальная деревенская детвора, да и питались мы, наверное, получше, хотя в этом как раз я не очень уверен. Я никогда не работал в поле или на пастбище, как другие мальчишки. Ничего удивительного, что они завидовали моей свободе, игрушкам, книжкам, не имея понятия, что я тоже работаю, и даже потяжелее, чем они, — только головой. Я бы охотно играл с другими детьми и делился с ними своими игрушками, но никто не дал мне такой возможности. Достаточно было одного зловредного, но пользовавшегося авторитетом парня, чтобы остальные начали ему подражать и основательно испортили мне жизнь.

Таким образом, я приобрел совсем другие навыки, отличные от умения находиться в компании. В детстве я был хрупкого телосложения, худой и проворный, как ласка. И очень быстро пришел к выводу, что драться по честным правилам невыгодно. Я так же быстро понял, что просто необходимо кусаться, вцепляться в глаза, бить ниже пояса, пинать лежачего… попросту делать все, что хоть и нечестно, зато дает возможность взять верх над более сильным противником. Я приобрел нехорошую славу маленького и зловредного крысенка. Побеждал я редко, но могу заверить, что и мои враги редко возвращались домой в лучшем состоянии, чем я. Белобрысый то и дело должен был останавливать мне носовые кровотечения, обрабатывать синяки и ссадины, сетуя при этом, что я уничтожаю малейшую возможность с кем-то подружиться. Впрочем, я не могу припомнить, была ли у меня хоть малейшая возможность подружиться с кем-то вроде Говора или Сокольника. Если уж один из них подходил ко мне, то можно было не сомневаться: хотят или отнять у меня сладости, или просто от скуки настучать по голове. Когда я подрос, то перестал драться, зато начал использовать талант и с его помощью прятаться от преследователей. Обычно я просто хотел, чтоб меня оставили в покое, чтобы я мог пойти с книжкой на луг и быть уверенным, что никто мне ее из вредности не порвет. Но до этого я успел поучаствовать во многих драках, в детские годы я приобрел большой опыт и научился довольно хорошо драться. Поэтому моему будущему читателю не стоит удивляться, что мне удалось намять бока дракону.

Мои ушибы и ссадины, к счастью, довольно поверхностные, хотя и болезненные. То, что в первый момент выглядело как страшные раны, на деле оказалось попросту большими царапинами. Ногти у Пожирателя Туч острые, как, с позволения сказать, осколки стекла. А вот моя шея в гораздо худшем состоянии — плохо поворачивается и болит. Соленый утверждает, что дракон повредил мне какое-то сухожилие. Я не могу повернуть голову и оборачиваюсь всем телом и даже теперь, когда пишу, я не в состоянии свободно наклониться над листом бумаги. Но если подумать, что мой приятель легко мог свернуть мне шею, остается только благодарить так хорошо позаботившиеся обо мне божества. Похоже, что страшное столкновение с драконом обошлось мне довольно дешево.

А Соленый все время винит себя за то, что позволил Ягоде продолжать это небезопасное знакомство. Я только недоумеваю, как такой мудрый человек мог оказаться одновременно таким слепым и недальновидным. Мне-то заигрывания Пожирателя с самого начала казались неестественными и неправильными. Но Соленому просто хотелось, чтобы у дочки был хороший приятель, ровесник, с которым она могла бы подружиться. Я думаю, что для этого ему следовало бы найти дракониху. Выбор намного более безопасный.

Я заметил, что теперь Ягода значительно больше разговаривает с отцом и Лунным Цветком. Иногда они даже обнимаются, и Ягода в могучих руках Соленого выглядит, как хрупкая куколка, сплетенная из травы. Верно, они многое выяснили друг с другом. Впрочем. Ягода и ко мне относится теперь вполне по-дружески, хотя у нее бывают иногда приступы дурного настроения. Конечно, она не может сразу же превратиться в сладкую деточку и образцовую любящую доченьку, а Соленый совершит еще не одну ошибку, потому что мы все только люди. Но все-таки стало лучше, по крайней мере, если говорить о том, что относится к Соленому, потому что с Пожирателем Туч я с тех пор не виделся».

* * *

Камушку не приходилось жаловаться на отсутствие дел. Он описывал жизнь на острове. Соленый, как бы пристыженный тем, что до сих пор мало внимания уделял своему гостю, теперь довольно часто вызывал его на мысленные беседы и совместные прогулки, во время которых к ним присоединялась и Ягода. Живое Серебро, Молния и Тигренок тоже прибавляли ему занятий. Дети Говоруна свободно болтали на трех языках: ленгорхийском, драконьем диалекте и примитивном наречии выдраков, а теперь еще потребовали, чтобы Камушек обучил их языку жестов. Эти уроки проходили в атмосфере игры, среди взрывов смеха и разноцветных миражей. Камушек с некоторым изумлением осознал, что ему тоже интересны эти уроки с малышами, и ждет он их точно так же, как и они. А, кроме того, все вместе, включая Ягоду, играли в лягушат — игру, для которой в Змеиных Пригорках использовали косточки абрикосов, а тут — плоские камушки, в изобилии валявшиеся на пляже. Еще они делали зверушек из разных фруктов, соединяя их палочками, а потом, разумеется, съедали.

Несмотря на такое разнообразие занятий, отсутствие Пожирателя Туч Камушек постоянно ощущал как пустоту, что-то вроде дыры от вырванного зуба, которую все время ощупываешь языком, осознавая как утрату неотъемлемой части своего тела. Были минуты, когда это самое отсутствие становилось таким сильным, что было почти физически болезненным. Наверное, Ягода тоже чувствовала нечто подобное, потому что он замечал, как она время от времени поглядывает на тропинку, которая вела в глубь леса, по ней обычно приходил Пожиратель. И хотя теперь оба относились друг к другу по-приятельски, столь быстрая и легкая замена одной дружбы на другую беспокоила и Камушка и Ягоду. Приход Дождевого Пришельца, который принес найденный в чаще нож Камушка и сообщил, что ламию выгнали в отдаленную часть острова, послужил лишь временным утешением, а потом мысли Камушка снова вернулись к Пожирателю Туч. Дождевой Пришелец знал только то, что молодой дракон не живет со своей семьей. Что же он теперь делает? Бродит по острову? Охотится? А может, вообще покинул Ящер, отправившись искать счастья на каком-нибудь другом острове Драконьего архипелага?

Дни проходили один за другим. Раны Камушка зажили, от них остались только светлые полоски незагоревшей кожи. Успокоенные Дождевым Пришельцем, они с Ягодой снова стали бродить по острову, и девушка знакомила своего приятеля со звериными тропами, показывала съедобные растения и учила, как пользоваться всеми лесными богатствами. Но иногда парнишка в одиночестве забирался в душную лесную чащу, и во время одного из таких бесцельных походов он наткнулся на древние развалины. Соленый уже как-то говорил о них, и парнишке хотелось их увидеть, но только теперь ноги принесли его в отдаленную часть острова. Эти места немного напоминали владения Безумца, хотя с первого взгляда было ясно, насколько богатым и красивым выглядело когда-то поселение. На медленно осыпавшихся каменных стенах до сих пор сохранились довольно большие фрагменты барельефов и остатки мозаики. У домов все еще красовались взломанные корнями деревьев террасы и высохшие пруды, заполненные уже только грязью и гниющей листвой. Частично обрушившиеся порталы нередко украшали цветочные узоры. Кое-где сохранились разбитые статуи, изображавшие воинов с раскосыми глазами, женщин с обнаженной грудью, разного рода получеловеческие создания, среди которых Камушек узнал и ламию. Лианы плотно оплетали все развалины, но Камушек заметил, что среди архитектурных украшений удивительно часто повторяется мотив змеи в разных вариантах.

Гладкие тела пресмыкающихся обвивали основания колонн, украшали стоптанные пороги. Распахнутые их пасти увенчивали водосточные трубы или полуразрушенные балюстрады. Джунгли постепенно поглощали призрачный город. Плиты тротуаров трескались под напором корней. Из швов и трещин на стенах росли травы. Но заметно было, что кто-то еще заботится об этой земле. Камушек заметил следы вырубки вездесущих лиан. Таинственная рука не позволяла укорениться молодым деревцам. Она же убрала рухнувшие деревья, которых полно было за пределами строений. Очарованный парнишка бродил по королевству забытого величия. От стен веяло печалью. Среди груд мусора прятались ящерицы, ловко удиравшие у Камушка из-под ног, на уступах вили гнезда птицы, но кое-где мелькали и гораздо менее приятные обитатели, вроде волосатых пауков и скорпионов. К счастью, вопреки общепринятому мнению, они не нападали первыми и быстро отступали, едва почуяв приближение более крупного существа, чем они.

Изумленный путешественник в глубине души обещал себе, что вернется сюда с принадлежностями для рисования, чтобы запечатлеть наиболее хорошо сохранившиеся статуи. И тут, в который уже раз, воспоминание о Пожирателе Туч приглушило радость открытия. Камушек горько вздохнул. Пожиратель любил рисовать и сделал бы тут множество прекрасных этюдов. Паренек побрел дальше, ощущая в горле тошнотворный привкус утраты.

А в это время будто какой-то озорной божок решил над ним посмеяться: Камушек заметил пару босых ног, высовывающуюся из-под какого-то обломка древнего строения. Ноги эти были ему даже слишком хорошо знакомы. Пожиратель Туч лежал на кучке песка, нанесенного ветром на разрушенную террасу. Он расположился в свободной позе, на боку, заложив руку под голову. На его бедре пристроилась ящерица, одновременно поглощая тепло и солнца и чужой кожи. Пожиратель лежал совершенно неподвижно, и Камушку даже показалось сначала, что он спит, но глаза дракона были открыты, его пальцы медленно и лениво пересыпали песок. Он напоминал еще одну статую — только изготовленную из старой, потемневшей бронзы, на которую кто-то положил статуэтку зверушки из зеленого нефрита.

Камушек медленно подошел ближе, не спуская глаз с лежащей фигуры. Сердце у него билось, как молот. Пожиратель Туч посмотрел на него исподлобья и приподнял губу, обнажая зубы в неприязненной гримасе. Камушек сел, скрестив ноги и твердо решив сохранять спокойствие. Вспугнутая ящерица юркнула в щель между камнями.

«Я скучаю по тебе».

Смущенный Пожиратель Туч перестал угрожающе скалить зубы, опустил глаза. Набрал в горсть песка и стал пересыпать его между пальцами. Неловкое молчание продолжалось. Камушек был терпелив. Встреча оказалась неожиданной, и он даже не представлял себе, что Пожиратель Туч так долго будет оставаться в человеческом облике. У него были основания предполагать, что Пожиратель не в восторге от его появления в старых развалинах. И все-таки, если б он сейчас ушел, они оба, возможно, утратили бы последнюю возможность помириться. Они расстались бы навсегда, одним движением перечеркнув все время, проведенное вместе. И только по причине обычного недоразумения. Не стоило разрушать дружбу из-за такого пустяка.

Наконец после долгого ожидания Камушек почувствовал знакомое ощущение мысленной связи. Но соединение казалось очень хрупким, несмелым и осторожным, точно каждую секунду могло прерваться.

«Ты на самом деле скучал?» — спросил дракон.

«Конечно».

«А что слышно у Соленого?» — Пожиратель Туч был так смущен этим искренним признанием, что поспешил изменить тему.

«Как дела у Лисички и твоих родителей?» — вежливо спросил Камушек.

«Они получили кусок земли по другую сторону Ящера. Места меньше, чем на старом острове, но они все равно довольны. Особенно мама. А как там дети Соленого?»

«Над заливом все в порядке».

«Приятно слышать».

Разговор напоминал пену на пиве. Большой пшик. Где-то за этими всеми вежливыми словами прятался вопрос о Ягоде, и оба они прекрасно об этом знали. Камушек огляделся по сторонам.

«Это теперь твоя земля?»

«Она принадлежит Прыгающей Звезде. Но я могу тут болтаться, пока мало ем».

Камушка начало раздражать безучастное поведение Пожирателя. Он даже не потрудился на локте приподняться.

«И что ты тут делаешь — помимо того, что валяешься на солнышке, обжираешься и жиреешь, как вол, предназначенный на убой?»

Это как раз было неправдой. Камушек прекрасно видел, что молодой дракон теперь даже более худой, чем при их последней встрече, как будто он почему-то недоедал. И еще более грязный, словно совсем перестал заботиться о себе.

«Ничего я не делаю», — угрюмо ответил Пожиратель, хмуро поглядывая на Камушка, но тот сделал вид, что не замечает этого.

«Прекрасный способ убивать время. Не нужно мыться, чистить зубы… а уж тем более читать или рисовать. Друзей тоже навещать не стоит, потому как все равно они глупее тебя», — вызывающе продолжал Камушек.

Пожиратель Туч встал, гневно нахмурившись и кривя губы, будто съел что-то кислое.

«И чего ради ты еще дышишь? Это ж так тяжело», — насмешливо добавил Камушек, довольный реакцией дракона. Лучше порядочная ссора, чем зрелище драконьей депрессии. Камушек лег на спину, свободно раскинув руки. Пожиратель Туч смотрел на него сверху. Видно было, что злится, но зубов дракон не показывал.

«Ты, как всегда, само очарование», — мысленно съязвил дракон.

«Как всегда, — согласился Камушек. — Зато ты не так, как всегда. Что с тобой происходит? Головкой ударился? Если тебе это поправит настроение — милости прошу, можешь меня снова покусать».

Он откинул голову назад, открывая шею, где все еще видны были розоватые шрамы от ногтей Пожирателя Туч. Дракон смутился:

«Да ладно. Я уже с этим смирился. Ты выиграл. Теперь Ягода твоя».

Камушек встал, раздраженно качая головой:

«Ты так ничего и не понял. Ягода не моя. Мы просто дружим. Она же не дракониха. И сама будет выбирать, с кем ей быть. А, в общем, пока она даже сама не знает, чего хочет. Ей же только четырнадцать лет! Ты хотел поиметь яйцо с четырнадцатилетним подростком?»

Пожиратель Туч содрогнулся и потрясенно вытаращил глаза.

«Да что ты?! Какое яйцо? Ведь…»

Видно, он только сейчас увидел все происшедшее как бы с другой точки зрения. Десять лет для драконов — все равно что одно мгновение. Четырнадцатилетний дракон — это только ребенок, причем маленький ребенок. Ухаживание за такой малышкой было бы проявлением крайне дурного вкуса, а разница видов еще и усугубляла абсурдность ситуации. Камушек смягчился:

«Пожиратель, я вижу, что ты вроде как раздвоился. Ты уже не совсем дракон, но и не совсем человек. Ягоде поначалу приятно было водиться с тобой. Но потом ты ее смертельно напугал».

«Что мне делать? — беспомощно спросил молодой дракон — Я все еще… — Его внимание рассеивалось, когда он пробовал разобраться в собственных смешанных чувствах. — Она мне по-прежнему нравится», — закончил он.

«Выкупайся, — посоветовал Камушек, скаля зубы, а Пожиратель содрогнулся, точно его что-то укусило. — Начни есть. А прежде всего, возвращайся к заливу и веди себя совершенно обыкновенно. Ягода наверняка простит тебя. Ты же ей тоже нравишься. А приятельница из нее получится гораздо лучше, чем жена, обещаю тебе».

Это явно обрадовало Пожирателя Туч.

«Ты прав. Все как-нибудь наладится. Только ты не думай, я не только ящериц ловил да на боку полеживал. Я тут пошарил вокруг и нашел пару интересных вещей. Идем, кое-что покажу».

Глаза у Пожирателя заблестели от возбуждения. Он, похоже, мгновенно забыл про свою прострацию и пришел в себя. Камушек с облегчением улыбнулся. Перед ним снова был прежний Пожиратель Туч — бодрый, ловкий и сметливый приятель, а не одуревший несносный влюбленный.

Он пошел вслед за драконом на самую окраину покинутого города, где последние строения (а точнее, их печальные руины) притулились на крутом склоне вулкана. Совсем недавно тут прошла небольшая лавина, от нее у подножия горы осталась куча камней, земли и обломанных ветвей. А в расщелине скалы зиял темный, узкий проем. Его частично закрывали наваленные каменные осколки.

«Открылось после последнего толчка, — пояснил дракон. — А перед тем тут был обычный склон, мне бы и в голову не пришло, что подо всем этим скрывается пещера. Хочешь, войдем?»

Камушек заглянул в проем. Он казался достаточно широким, чтобы мог протиснуться человек, но внутри было темно и слегка попахивало тухлятиной. В глубине темнота сгущалась до чернильного мрака. Парнишка отшатнулся, нервно вытирая руки о тунику. Пожиратель Туч насмешливо прищурился.

«Бедный Камушек боится темноты?» — съязвил он.

Камушек кинул на него убийственный взгляд.

«Я не боюсь, но стараюсь быть рассудительным, — возразил он, хорошо зная, что Пожиратель и так прекрасно разбирается во всех его фобиях. — Зачем мне бродить по колено в отходах летучих мышей или расшибать голову в потемках? Приду сюда потом с фонарем, да и Соленому надо сообщить, где я».

«Да ладно тебе, Соленый небось занят изготовлением следующего ребенка. Летучих мышей там никогда и не было, я проверял. Великий маг, победитель драконов, а трусит, потому что у него света нет. Деточка, иди домой», — поддразнивал его Пожиратель Туч, явно стараясь хоть немного отыграться за прошлое поражение.

Камушек пожал плечами. Он не собирался поддаваться на подначки. Повернулся и двинулся в обратный путь. Пожиратель Туч тут же начал с другого конца:

«Да не надо тебе идти к самому заливу. Это так далеко, а лампа найдется и тут».

Он рассмеялся, видя изумление приятеля.

«Тут, среди этого мусора?»

«Ты разве не знал, что у Соленого здесь есть другой дом, он сюда переезжает на каждый сезон дождей?»

«Не знал. Он мне не говорил об этом».

«Как мало ты знаешь, Каменюшечка наша», — засмеялся дракон.

«Зато ты у нас — просто ходячая мудрость», — обрезал парень, одаривая дракона легким тумаком. И в этом был весь Соленый, рассеянный иногда просто до крайности. Долго распространяющийся про своеобразие аэродинамики драконьих крыльев и забывающий о том, что у него есть второй дом, а его дочка — альбиноска. Интересно, помнит ли он, сколько у него точно детей?

Камушек вскоре убедился, что Соленый привел в порядок свой второй дом и обиходил землю вокруг него, выкорчевав колючие кусты и лианы. Переложил заново потолочные балки и покрыл все сооружение добротной крышей. Заделал дыры в стенах, вставил двери и окна. Конечно, самую тяжелую работу сделали привезенные с континента рабочие, но они недолго пробыли на острове и все время жили в страхе перед драконами. Пожиратель утверждал, что многое Соленый делал сам, включая более простые плотницкие работы, и даже иногда каменщиком трудился. Камушек подумал, что это объясняет, откуда у Говоруна такие твердые мышцы. Дом мага был просторной и изящной виллой с террасой и балконом. Стены здания возвели из пестрого вулканического камня, и они смотрелись довольно сурово, а вот вокруг всех окон кто-то — неужели сам Соленый? — выложил цветные мозаики. Двери и оконные рамы были, казалось, наглухо заперты, но оказалось, что внутрь попасть очень легко. Достаточно просто отодвинуть дверной засов. Конечно, не предполагалось, что он защитит от воров, а вот от любопытных зверей, которые могли бы попортить все внутри, убережет. А обстановка так сильно отличалась от скромного обиталища Говоруна на берегу океана, что с трудом верилось собственным глазам.

Камушек с изумлением рассматривал резную мебель — изящные шкафы и сундуки с искусной инкрустацией, кресла, сиденья и спинки которых были обиты тисненой кожей. По стенам развешены дорогие гобелены с изображениями преимущественно животных и мифических существ. Везде стояли разнообразные безделушки, статуэтки, нарядная посуда и всякие красивые мелочи. Все это произвело большое впечатление даже на Пожирателя Туч, который с недоверием щупал мягкие матрасы на кроватях и затканные серебряной нитью занавеси. Дом Соленого был обустроен с таким великолепием, что при нем зверушки из коллекции Тигренка или серебряное зеркало выглядели просто не стоящей внимания ерундой. Когда же толкаемый любопытством Камушек заглянул в служебное помещение за кухней, он обнаружил, что у Лунного Цветка имелся там не только стол с мраморной столешницей, но и такая роскошь, как водопровод. В детских комнатах валялись запыленные игрушки. На одной из полок сидели в ряд искусственно улыбающиеся куклы, разодетые в нарядные платья, и таращили свои неподвижные фарфоровые глаза. Камушек не смог удержаться от улыбки, полной жалости, ведь любимой игрушкой малышки Солнечной был повытертый от постоянных ласк котенок с глазками из пуговиц и усами из шнурка, ее мама сама его сшила из мягкой ягнячьей шкурки. А уж Ягоду он вообще никак не мог даже представить себе с какой-нибудь куклой, хотя на воображение никогда не жаловался.

Соленый должен был потратить на обустройство этого дома целое состояние. А семья мага совершенно не подходила к этому дому. Камушек успел узнать их всех достаточно хорошо, чтобы понять: они не ценят внешнего богатства. Он не мог себе представить Соленого в тунике с золотой каймой и в шелковых чулках или Лунный Цветок в атласном платье, увешанную драгоценностями и отдающую приказания прислуге. А уж Ягода… Камушек покачал головой. Да легче вообразить ее верхом, в доспехах и шлеме с пурпурным плюмажем.

Лампа с запасом масла нашлась в кладовке, пока почти пустой, за исключением корзин с зерном и нескольких бочек и ящиков с неизвестным содержимым. У Камушка больше не осталось предлога, под которым можно было бы отказаться от похода под землю. Если б он теперь отказался, то Пожиратель Туч, вероятно, высмеивал бы его чуть не до конца жизни или уж, во всяком случае, достаточно долго. Но парнишка мог себе признаться, что возможность исследовать пещеру все больше привлекала его. Собственно говоря, ничего опасного в этом не было, разве что в глубине таились страшные пропасти или гораздо более прозаичные дыры, в которых можно было бы вывихнуть ногу. Но ведь у них имелась лампа. И они могли в любой момент повернуть обратно.

* * *

Камушек не был силен в географии. Он никогда не имел возможности побывать в пещере, а о вулканах знал только то, что они извергаются и тогда лучше не находиться около них, потому что можно испечься. Тем не менее какие-то обрывки сведений в голове у него водились, и из этих обрывков следовало, что тутошняя пещера выглядит необычно. У природного грота не может быть ровного пола и гладких стен без единой трещины, расщелины, без подтеков и тому подобных украшений. Согласно с общепринятыми представлениями, пещеры — это подземные залы, где можно полюбоваться чудесами подземного мира, вроде сталактитов, сталагмитов и мерцающих вкраплений минералов в каменных стенах. К сожалению, им не встретилось ничего подобного. Узкий коридор в скале тянулся беспроглядно далеко, куда уже не доходил свет масляной лампы, и был он однообразный, точно туннель, прогрызенный гигантским червяком.

«Как далеко ты спускался?» — Камушек обернулся к Пожирателю Туч.

«Десять, может, одиннадцать моих ростов».

«Только и всего?»

«А я там больше ничего разглядеть не мог, — ответил дракон без тени стыда. — Пошли дальше», — позвал он.

Яркое пятно дневного света остаюсь позади и стало понемногу меркнуть. Камушек, поднимая руку с лампой, освещал коридор, и впечатление его неестественности все возрастало.

«Пожиратель, как ты думаешь, люди могли это пробить?»

«Дело рук человеческих? Ты не преувеличиваешь? — тут же возразил дракон. — У тебя мания величия. Почему все сколько-нибудь необычное должно быть создано вами? Это сооружение невообразимо огромное! И тут нет ни малейшего следа от инструментов».

«Вот именно. А если это работа древних магов? Я такие вещи видел в Круге, — упорствовал Камушек. — Непохоже, чтобы такое сооружение выжгла лава или промыла вода. Я читал об этом. Вода создает великолепные гроты в известняке, но здесь воды нет и никогда вроде бы не было. Тут же совсем сухо. А коридор этот совершенно прямой. Точно огромный шар прокатился и пробил его».

«Почему ты так уверен, что вода этого не делала?» — с насмешкой спросил Пожиратель Туч.

«А ты откуда знаешь, что делала?»

Вдруг Камушек толкнул Пожирателя локтем, указывая на стену. Свет лампы выловил из мрака замысловатый орнамент и еще какие-то знаки, которые при некотором допущении можно было бы назвать письменами.

«Это вовсе не доказывает, что пещеры сделали Творители, просто тут кто-то когда-то был, — возразил дракон, надув губы. — Что там написано?»

«Я тут был. Кузнец из Ленении», — кисло отвечал Камушек.

«Правда?!»

«Шучу».

Пожиратель Туч еще дулся, но в конце концов резоны Камушка стали до него доходить. Ткач иллюзий все больше задумывался над тем, как возник этот странный подземный путь и куда он ведет. И вообще, для чего он понадобился? Окружающее однообразие начинало уже действовать ему на нервы. Только время от времени они натыкались на частично стертые временем фрески или непонятные надписи — вот и все. Ничего интересного не встречалось. Пожиратель Туч, который не отличался обычно особым терпением, очень быстро заскучал и уже пожалел, что предложил отправиться в этот поход. Наконец он остановился, опершись спиной о стену.

«Надоело. Возвращаемся».

Камушек оглянулся. Они зашли уже довольно далеко, свет от выхода сюда не доходил. Он присел на корточки, поставив фонарь на землю, и задумчиво провел рукой по шершавому камню. Потом потер пальцы друг о друга, почувствовав, что к ним прилипло несколько песчинок. Вот и еще одно звено, вызывавшее удивление и сомнения. Логично было бы предположить, что на полу будут оседать мелкие камушки, пыль и всякая осыпающаяся с потолка грязь. А между тем тут явно было слишком чисто.

Камушек по-прежнему опирался ладонью о землю, когда неожиданно его пальцы, стопы, а потом и все тело прошила легкая дрожь. Пожиратель Туч тоже, должно быть, почувствовал ее, потому что по ментальной связи, которая их соединяла, дошло от него ощущение тревоги.

«Камушек?..»

Едва ощутимые подрагивания перешли в явственную вибрацию. Камушек подхватил лампу, и оба бегом бросились к выходу. Скала тряслась под их ногами. После короткого перерыва наступил следующий толчок, сильнее прежнего. «Если за первым толчком следует второй, то потом наверняка будет и третий, а уж тогда все валится и падают деревья». — Камушек вспомнил, как Ягода это написала, и ускорил шаги. Качающаяся лампа в его руках отбрасывала на стены туннеля фантастические тени. Пожиратель Туч обогнал его, и Камушек не сводил глаз со спины дракона, изо всех сил стараясь не отставать. Но вместо спасительного дневного света и дуновения свежего воздуха их встретило удушливое пылевое облако. Пожиратель Туч резко остановился, Камушек наткнулся на него, споткнулся на обломках, устилавших пол пещеры, и упал на колени. Невольно вздернул вверх руку с лампой, чтобы не разбить ее. Толчки прекратились. Затаив дыхание, он ждал следующего удара разгневанной земли, который обвалил бы им на головы весь свод, но, к их великому облегчению, больше удара не последовало. Зато желтоватый свет лампы раздвинул темноту и открыл страшное зрелище. Там, где должен был быть выход, громоздилась куча камней, перемешанных с землей. Нетрудно было понять, что от толчков сдвинулся еще один участок склона и похоронил их живьем. Камушек застыл в неудобной позе, тупо уставившись перед собой, пока Пожиратель не вынул из его онемевших пальцев лампу.

«Камушек? С тобой все в порядке?»

Парнишка глубоко вздохнул и встал, машинально отряхнув штаны.

«Да. Все в порядке и вообще просто прекрасно».

Все и было в порядке — за исключением того, что их засыпало в подземном туннеле, они оказались под слоем валунов неизвестно какой толщины, и абсолютно никто понятия не имел, где они находятся. У них не было с собой ни воды, ни крошки еды, а от густой темноты их отделял только круг света от лампы, который тоже исчезнет, когда в ней закончится масло. Камушек поднял булыжник и от бессильной злости метнул его в стену завала.

«Я не должен был тебя уговаривать, — мрачно передал Пожиратель Туч. — Это все моя вина».

«Нет», — коротко возразил Камушек.

«Но ты так думаешь».

«Ты сейчас хочешь поспорить о том, что я думаю? Не обращай внимания, я просто немного нервничаю».

Честно говоря, Камушек очень нервничал. Он никогда не любил тесных, замкнутых помещений, а понимание того, что через некоторое время тут станет совсем темно, вызывало у него состояние настоящей паники, которую он с трудом сдерживал.

Они с Пожирателем попробовали оттаскивать камни, но быстро пришли к выводу, что на такую работу потребовалась бы чуть не целая неделя, а у них этого времени не было. Они окончательно прекратили свои бесполезные попытки, когда из завала показалась огромная колода, наглухо заклинившаяся в проеме. И самому Пожирателю Туч не удалось ее даже пошевелить.

Удивительно, что землетрясение не разрушило коридора. Камушек как можно выше поднял лампу, чтобы осмотреть свод. И не заметил на нем ни малейшей трещины. Все выглядело так, будто катастрофа произошла повсюду вокруг туннеля, но не затронула его самого. Камушек прикрутил лампу, чтобы масла подольше хватило. И сел на землю, мысленно повторяя себе: «Только спокойно… только не поддаваться панике…», потому что он как раз едва удерживался на самом краю, за которым таилось болото безумия. Надо было что-то делать. Что угодно, лишь бы чем-то занять мысли и отпихнуть от себя осознание тех скальных массивов, которые громоздились над их головами.

«Пожиратель, ты мог бы переварить скалу?»

Дракон, с озабоченной миной созерцая осыпь, почесал затылок:

«Мне, конечно, доводилось есть камни, но ведь не столько же! Что я должен, по-твоему, проесть дорогу наружу? Обалдел ты?»

«Может, не проесть, а как-то попробовать… ну, не знаю… изменить структуру. Твои способности очень похожи на талант Творителя. Ведь при трансформации ты не ешь, а просто поглощаешь материю».

Пожиратель Туч пожал плечами, а потом приложил обе руки к загораживающему проход стволу. По выражению его лица вполне ясно можно было прочитать, что предложение Камушка не относится к самым мудрым.

«Подожди. — Парнишка легко шлепнул его по плечу. — Мы не знаем, что там снаружи творится. Может, там скопилось множество валунов, так что мы просто свалим себе на голову все, что осталось от этого холма. Коридор в этом месте идет вдоль по склону. Попробуй немного дальше».

«Я вообще понятия не имею, что это даст, — ворчал дракон. — Ты велишь мне перерабатывать, а я уже три дня не ел. Так я могу и выдохнуться, понимаешь? Я даже умереть могу!»

Совесть Камушка тревожно дрогнула, но он тут же подавил этот порыв:

«По крайней мере, ты умрешь быстро, а я тут буду постепенно подыхать с голоду!» — огрызнулся он.

«Хочешь быстрой смерти? Я готов помочь», — не остался в долгу Пожиратель Туч. Он прошел немного по коридору, не отрывая пальцев от стены, точно искал подходящее место. Потом остановился и оглянулся на Камушка.

«Тут густо», — удивленно передал он.

«Что густо?»

«Стена».

Неожиданно Пожиратель Туч приник к стене всем телом, точно хотел слиться с нею в одно целое. Застыл так ненадолго, потом отступил на шаг назад, растерянно вглядываясь в скалу.

«Ты был прав. Если никто из ваших не имел к этому отношения, то можешь до конца жизни называть меня крысой. Этот камень так сжат, что его частички аж стонут от напряжения. Просто невероятно».

Сгущенная структура материи. Камушек знал, что из всех людей только Творители способны такое создать. Кто-то из них (а может, их было много) прошел тут тысячи лет назад, с помощью своего таланта расталкивая камень в стороны. Возможно, от свободы их отделяла только скальная стена не толще одной длины тела, но Пожиратель Туч в ответ на очередное предложение вытравить в ней дыру возмутился еще сильнее, чем прежде:

«Тебе жизнь надоела! С этим даже землетрясение не справилось. Ты хоть понимаешь, что может случиться, если я поврежу этот несчастный камень?!»

«А ты знаешь?! Тебя, по-моему, вся ситуация забавляет!» — Камушек понимал, что ведет себя нелогично и несправедливо, но ощущение того, что он оказался в ловушке без выхода, по меньшей мере, не способствовало благодушному отношению к окружающему миру.

Он не знал, что может произойти, если Пожиратель Туч повредит структуру сгущенного гранита, и сам дракон наверняка этого тоже не знал. Может, и ничего не случится, а может, разразится катастрофа, но сравнению с которой недавнее землетрясение покажется только ласковым покачиванием. И если Пожиратель Туч не хотел даже попробовать, Камушек не мог его заставить. В конце концов, он хорошо разбирался в основном только в создании иллюзий, а о работе Творителей имел весьма туманное представление.

Камушек встал и поднял лампу.

«В таком случае нам остается только идти искать выход».

«Думаешь, найдем что-нибудь?» — Избытком оптимизма Пожиратель Туч явно не страдал.

«Лисьи норы и людское жилье всегда имеют больше чем один выход. Попробуй мысленно проникнуть наружу и с кем-нибудь связаться».

Долгое время дракон ловил излучения птиц, обезьян и еще каких-то непонятных существ. Он покусывал губы, отчаянно скитаясь среди сотен невыразительных звериных инстинктов и разыскивая ясный драконий разум. Наконец он сдался:

«Никого поблизости нет. Прыгающая Звезда отправился куда-то далеко. А остальные спят или охотятся и не позволяют мешать себе, сразу заслоняются».

Они сникли. Оставалось рассчитывать только на себя.

* * *

Коридор Творителя, похоже, тянулся бесконечно. В конце концов, Камушек совершенно утратил ощущение времени. Ему казалось, что они идут по этому мрачному туннелю уже несколько часов. Но в лампе все еще тлел слабый огонек, который скорее просто приободрял путешественников, потому что свет его распространялся не дальше, чем на шаг в стороны. Значит, прошло не более трех часов. Пожиратель Туч тащился рядом, едва волоча ноги, угрюмо опустив глаза. Он поддерживал мысленную связь на самом простом уровне, не вступая в какие-либо обсуждения или разговоры. Через некоторое время они очутились на развилке.

«И куда теперь?» — спросил Камушек, впрочем, не ожидая никакого конкретного совета. Пожиратель бессильно покачал головой. Коридоры расходились под углом. Правый плавно поднимался вверх, а левый — довольно круто опускался. В свете фонаря на стенах виднелись надписи на чужом языке, возможно, они объясняли, куда ведут обе дороги, но нашим героям толку от них не было никакого. Инстинкт подсказывал идти вправо, но кто мог поручиться, что именно эта дорога правильная? Может, как раз левый туннель вывел бы их наружу, а правый закончится стеной или следующей развилкой, а потом следующей… пока они окончательно не заблудятся в подземном лабиринте, и их кости станут мрачным украшением однообразных коридоров внутри вулкана. Немного подумав, Камушек вошел в левое ответвление, поставил лампу на землю и осторожно снял с нее стеклянный колпак. В тяжелом душном воздухе подземелья огонек едва шевелился, но, в конце концов, он явно наклонился. Парнишка внимательно наблюдал за ним, заслонив нос и губы ладонью, чтобы случайно не дунуть.

«Что ты делаешь?» — заинтересовался Пожиратель Туч.

«Смотрю, откуда дует», — ответил Камушек, поднимая лампу и входя с ней в правый коридор. Здесь огонек беспорядочно метался, не в состоянии решиться на одно определенное направление. Дракон с подозрением следил за этими действиями, но не возражал, когда Камушек решительным шагом направился в левое ответвление.

«Оттуда дует, значит, там должно быть какое-то отверстие. А если дыра есть, то через нее можно выйти».

«Мне бы это в голову не пришло, — признался дракон. — Я рад, что ты тут, со мной».

«Зато я не слишком рад этому», — со вздохом ответил парень.

Туннель опускался все ниже, а в воздухе чувствовалась влажность и веяло холодом. Камушек ускорял шаг, под конец он чуть ли не бежал, стремясь поскорее вырваться из тесного мрачного пространства. Тем болезненней было его разочарование, когда ноги его лизнула ледяная волна. Пожиратель Туч тоже с разбегу влетел в ненавистную ему стихию и тут же выскочил, с омерзением отряхиваясь и ругаясь на ворчливом драконьем языке. В слабом свете лампы они увидели темную поверхность воды, мерцавшую, как черное стекло. Холодную, как разочарование. Камушек намочил кончики пальцев и попробовал их на язык. Вода была соленой, значит, они находились на уровне океана.

Они обменялись грустными взглядами. Никаких претензий, жалоб — просто вернулись назад и пошли другой дорогой, в гору. Даже если б Пожиратель Туч в человеческом облике умел плавать, они не могли быть уверены, что под сводом будет достаточно воздуха. Да и как бы они стали искать дорогу в воде? Вслепую?

У них не осталось другого выбора, надо было идти вперед и сохранять надежду. Фонарь явно стал легче, что все больше тревожило Камушка. Масло заканчивалось. Что они будут делать в полной темноте, которую не мог преодолеть даже взгляд Пожирателя? У них имелся только этот огонечек и нож, но зачем нужно лезвие среди каменных стен? Камушек все время поглядывал на лампу, ощущая, как от страха у него в желудке растет ледяной комок. Огонек стелился все ниже и ниже, а потом потихоньку скорчился и погас. Еще секунду они видели тлевшую на кончике трута красную искорку, но потом и она пропала.

Ощущение потери зрения было невыносимым. Густая тьма окружала Камушка со всех сторон. Она казалась липкой, как смола, коварной… и живой! Она просачивалась под одежду, вызывая холодную дрожь, втискивалась в горло, затрудняя дыхание. Он начал задыхаться, темнота буквально душила его. Камушек скорчился, стараясь не впускать в себя мрак. Вокруг него распростерлась бездонная пропасть, и он чувствовал… он был абсолютно уверен, что стоит пошевелиться, как он рухнет в эту бездну, и падение его будет длиться вечно.

* * *

Пожиратель Туч понимал, что Камушку плохо. Он скверно переносил пребывание под землей. А теперь уже стало совсем безнадежно. Пожиратель слышал металлический грохот лампы, выпавшей из ослабевших в темноте рук, прерывистое дыхание, стук зубов.

«Камушек?..»

И ничего в ответ. В разуме парнишки безумствовали хаос и страх, впечатление было такое, будто он… тонул. Пожиратель Туч на ощупь отыскал Камушка, который свернулся в клубок на земле, дрожа, будто испуганный щенок. Пожиратель неловко обнял его, принялся лизать его волосы и все время повторял: «Не бойся, дыши. Не бойся, дыши нормально. Камушек, я тут, не бойся». Только через добрых несколько минут он со стыдом осознал, что еще и мурлычет точно так, как если б утешал Лисичку. Но только когда он от отчаяния решился расширить контакт с охваченным ужасом другом, тот постепенно стал успокаиваться. Наконец Камушек настолько пришел в себя, что отпихнул голову Пожирателя Туч.

«Ради Судьбы милосердной, неужели обязательно надо меня лизать? Какая гадость!»

Пожиратель фыркнул:

«Тогда перестань задыхаться. Паникер. Просто стыдно вытворять такое всего лишь потому, что стало темно».

«А ты воды боишься!» — огрызнулся Камушек, одновременно стараясь контролировать каждый свой вдох и выдох.

— Перестань сопеть и успокойся, а то укушу тебя за ухо, — в полный голос сообщил Пожиратель Туч.

«Говори со мной. Это помогает», — передал Камушек и попробовал произнести вслух: — Хавари соо мой. Говори… со… мной.

«Ладно… — буркнул Пожиратель Туч. — Только отпусти мою руку, раздавишь».

Камушек разогнул онемевшие пальцы, которыми до сих пор стискивал руку товарища, — так тонущий в трясине цепляется за счастливо подвернувшуюся спасительную ветку.

— Идти можешь? — спросил дракон.

— Могу, — услышал он в ответ.

«Ты это с помощью губ сказал или с помощью таланта?»

«Талантом. Я не привык говорить губами».

«А стоило бы привыкнуть. Рот служит не только для еды».

«А мне — только. Ты мог бы говорить мне что-нибудь? Когда я тебя не слышу, мне начинает казаться, будто я стою на краю пропасти и сию минуту грохнусь вниз».

«Так теперь тебе уже понятно, что я чувствовал, когда ты меня загнал в воду», — ответил Пожиратель Туч и начал цитировать запомнившуюся ему еще со времен жизни в Пригорках книжку:

«Воспаление копыт у лошадей — типичное для этих животных заболевание, когда инфекция поражает часть мышц копыта, причем зачастую обеих передних ног, а иногда и всех четырех. Если доискиваться причин такого воспаления, то они могут оказаться такими: слишком тяжелая работа или длительное стояние на твердой, каменистой почве, резкое охлаждение вспотевшего коня или испорченные корма; осложнения после воспаления легких, грудной инфекции, а также при выжеребе кобылы воспаление может начаться…»

«Я плохо понял или ты действительно цитируешь мне книжку Белобрысого о лечении лошадей?»

«Ты все прекрасно понял. Дальше описываются все симптомы. Только когда я думаю о конях, то страшно есть хочется… Может, пойдем?»

Камушек поднялся и кивнул, не подумав, что его спутник этого просто не сможет увидеть. Они тронулись в путь, не зная, что им предстоит, осторожно ощупывая дорогу ногами и вытягивая перед собой руки, точно слепцы. Они держались за руки, как дети, потерявшиеся среди вечной ночи. Пожиратель Туч монотонно цитировал учебник ветеринарии до тех пор, пока Камушек не стал решительно возражать:

«Я не могу уже слышать про симптомы сапа, даже если понимаю только каждое второе слово».

«В таком случае, может, это?» — спросил Пожиратель Туч и начал:

«Убогих и богатых сонм, ходящи в рубище, в порфире, равно от нашей воли то зависит, поправ стопой столпы златые, совокупленью лишь хваленье возносить и мыслить более о дырке. Отколе радость к нам нисходит? Не то ль, что плоть есть персть земная, а эта сладость нам дана с небес?»

Камушек даже споткнулся от изумления, лишь в последний момент изо всех сил вцепившись за руку Пожирателя Туч.

«Что это?!!»

«Искусство совокупления. А это было уже в собрании Медного».

Пожиратель Туч вредно захихикал. Он прекрасно понимал, какие чувства испытывает его приятель, не говоря уже о том, что у всех людей наблюдается довольно-таки параноидальная реакция, когда речь заходит о физической близости. Ни один из множества видов живых существ, обладающих даром речи, не говорит об этом меньше и не думает больше, чем человек.

«Высокое совокупления искусство не дурню иль лентяю будет впрок, и для сожительства талант иметь потребно, а наслажденья огнь — утеха свята для душ и тел служителей искусных», — процитировал он следующие строки, прекрасно понимая, что, пока Камушек злится, ему легче отгонять безграничный страх темноты.

Им снова попалась развилка. Один коридор вел по-прежнему вверх, другой явно спускался вниз. Только это им и удалось определить на ощупь. Они приостановились, осознавая необходимость снова делать выбор.

«Воздух снова мокрый», — сообщил Пожиратель Туч, более чувствительный к влаге. Камушек тоже ощущал перемену.

«А куда сильнее?»

«Где сильнее», — поправил дракон. Он выпустил руку парнишки, но мысленной связи не прерывал, поэтому Камушек слышал, как он небрежно мурлычет под нос какую-то мелодию, и про себя благодарил Судьбу за те способности, которые позволяли им не терять друг друга в темноте.

«Сильнее слева, — через какое-то время определил дракон. — Наверное, это очередной коридор из тех, что ведут к морю».

«Попробуем пройти по нему?» — спросил Камушек.

«А разве мы умеем нырять так долго?» — поинтересовался Пожиратель Туч.

«Я умею», — передал парнишка, но в его мыслях не заметно было ни малейшего воодушевления.

Внезапно он услышал, как дракон зарычал и даже зашипел от злости. Сердце у Камушка тут же комком застряло в горле.

«Что? Что случилось?!» — Он весь напрягся, невольно готовясь к отражению атаки.

— Идиот! — рявкнул Пожиратель Туч. — Последний дурак, болван… «Можешь из меня сделать половик», — мысленно добавил он, сдобрив это необычное предложение густым соусом раскаяния.

«Но что происходит?» — Недоумение Камушка было вполне понятно.

«Я — последний болван, и у меня в голове песок вместо мозгов, — с, горечью повторил Пожиратель. — Я ведь с самого начала мог послать весточку Соленому или Ягоде и сообщить им, что с нами произошло!»

Камушек с шумом выдохнул воздух. В голове у него пронеслось несколько некрасивых мыслей, но он поспешил запихнуть их поглубже.

«Соленый все равно не сумел бы нас откопать, — трезво ответил он, легко стискивая плечо товарища. — Нам все равно бы пришлось искать другую дорогу. И ничего не случится, если ты все это проделаешь только теперь».

Он слышал, как рядом тяжело вздыхает и беспокойно шевелится Пожиратель, а потом почувствовал, что руки дракона с неожиданной силой стискивают его.

«Я ничего не чувствую!! — Пожирателя Туч охватил ужас. — Пусто! Никого нет! И ничего нет!»

Камушек встряхнул его.

«Успокойся! Что случилось? Чего нет?»

Дракон хрипло дышал.

«Я не чувствую никого снаружи. Даже зверей нет. Будто там никого нет, и весь мир умер. Но ведь это невозможно».

«Мы находимся под землей. Может, поэтому ты и не слышишь ничьих мыслей», — неуверенно заметил Камушек. Таланты всех известных ему Наблюдателей, Говорунов и Творителей всегда работали одинаково, независимо от места и обстоятельств. Ограничивали их только расстояния, а не стены.

«Земля? Я прятался в норах, когда был моложе, но никогда не чувствовал себя так, как сейчас. Точно я оглох или ослеп. Мне страшно».

«Мы оказались в трубе из сгущенной скалы, может, именно она и глушит передачу, — сообразил Камушек. — А это значит…»

«…что никто меня отсюда не услышит и никто нас не найдет», — обреченно закончил Пожиратель Туч.

Камушек нащупал ладонь Пожирателя, пальцы их переплелись, и они двинулись дальше. Парнишка все время думал, сумеют ли они вернуться, если выбранная дорога окажется неверной. Он уже порядком устал. Пожиратель Туч держался твердо, как и положено дракону, но Камушек не заблуждался относительно неисчерпаемости драконьих сил. Ведь Пожиратель Туч все время шел без одежды и босиком, но не жаловался на разбитые ноги, а его ладонь была ободряюще теплой. После первых приступов паники Камушек постепенно становился все более безучастным. В темных безднах он утратил ощущение времени. Снаружи вполне могла уже наступить ночь или следующее утро. Даже желудок парнишки перестал уже устраивать голодные скандалы, исчерпав весь запас уловок, какими обычно привлекал к себе внимание хозяина. На вопросы Пожирателя Туч Камушек отвечал только «да» или «нет». А потом и вообще шел с закрытыми глазами, решив, что и так невелика разница. Он почти впал в состояние кататонии, спал на ходу.

Тем большей неожиданностью оказался для него неожиданный удар в лоб.

«Коридор закончился, — совершенно излишне сообщил Пожиратель Туч. — И я тоже себе на голове шишку набил».

«Хорошо, что тут стена, а не пропасть», — ответил Камушек, осторожно ощупывая преграду, на которую они наткнулись. Она ничем не напоминала холодной скалы! Камушек на ощупь узнал старые покоробленные доски. Шершавые, рассыпающиеся части, видимо, были остатками оковки. Вечный Круг, да это же попросту двери! Правда, запертые, но разве же это препятствие! Достаточно было Пожирателю упереться плечом — и петли поддались. Надежда выйти из жутких казематов придавала им сил. К сожалению, помещение, куда они попали, было таким же темным. Они вошли осторожно, ступая так, будто каменный пол был усыпан толченым стеклом. Камушек на секунду отпустил руку Пожирателя и хлопнул в ладоши. Зазвучавшее эхо отличалось от того, что отвечало им в туннеле.

«Это просторная пещера, — оценил дракон. — Своды очень высокие».

«Осторожнее надо быть. Тут может оказаться все что угодно. Какие-нибудь дыры, ловушки, западня… или даже метатель стрел…»

«У здешних людей вкусы были весьма своеобразные».

Исследуя открытое ими пространство, они неожиданно наткнулись на странное сооружение из полированной каменной плиты, уложенной на два скальных блока. Руки, беспорядочно шарившие по ее поверхности, натыкались на какие-то мелкие предметы. Пожиратель столкнул на пол какой-то сосуд, разбившийся с таким звоном, с каким разлетается глиняная посуда. Камушку было все более тревожно. Канавки на боках плиты что-то смутно ему напоминали, но он никак не мог понять, что именно, пока не наткнулся на предмет, в котором узнал большой, чуть изогнутый нож с лезвием, которое не затупило даже время. Воображение парнишки тут нарисовало ему картину святилища, скрытого в недрах горы, где на каменном алтаре капланы приносили человеческие жертвы жутким божествам. Камушек вскрикнул и отшвырнул нож, точно он был раскален до красноты. Неужели тут лилась кровь, вырывали языки и еще бьющиеся сердца из груди пленников, корчившихся от страшной боли, здесь обрубали пальцы детям и ритуально взрезали горло девушкам?

«Своеобразные — это слишком слабо сказано», — с отвращением отозвался Пожиратель Туч.

«Это все Белобрысый виноват. Он запрещал мне читать сказки о чудовищах, но ему почему-то и в голову не пришло, что некоторые исторические сочинения могут оказаться гораздо страшнее».

«Исторические сочинения?»

«А ты как думаешь? Еще во времена владычества Железного Острия в фундаменты домов замуровывали детские пальцы. А это было всего лишь каких-то двести лет назад».

«Люди просто кошмарные создания», — в очередной раз убедился дракон.

Камушек был уже совершенно без сил. Он опустился на пол прямо там, где стоял, и свернулся в клубок на холодном камне.

«Хватит с меня… Я совершенно разбит. Спать хочу».

Он почувствовал, как Пожиратель Туч укладывается рядом, прижимаясь к его спине. Дракон был горячий.

«Не сходи с ума. Ты же давно не ел, у тебя нет на это сил. Выгоришь до конца, а потом начнешь беситься», — мысленно упрекнул он дракона.

«Еще немного я выдержу», — ответил Пожиратель, но вернулся к прежней, более разумной температуре. Камушек почувствовал, как отступает теплое, мягкое ощущение полного слияния, которое до сих пор окутывало его разум, точно оберегающий кокон. Но он слишком устал, чтобы снова поддаться страхам. И мгновенно заснул. Ему не помешало ни жуткое соседство с алтарем, ни тем более холодный и твердый пол под боком.

* * *

Проснулся он с ощущением, будто что-то изменилось. Еще не вполне придя в себя, попробовал осмыслить, что он испытывает. Камушек ощущал твердость пола, боль застывших мышц, тяжесть Руки Пожирателя Туч на своей груди и его дыхание на своем ухе. Открыл глаза. Смоляная темнота побледнела, превратившись в обычный полумрак. В воздухе подземного зала он увидел тонкий веер солнечных лучей, пробивавшихся в узенькую вертикальную щель на одной из стен. Камушек резко вскочил и затряс Пожирателя, точно мешок. Сонный дракон сердито замахал руками, но уже в следующую секунду и сам вскочил на ноги. Камушек приободрился, Пожиратель аж подскакивал с торжествующим завыванием. Они дошли до этого места уже после захода солнца, ничего удивительного, что не заметили никакой разницы. Пожиратель всунул пальцы в щель и сильно дернул. Щель стала шире, и на ноги им посыпался щебень и кусочки трухлявого дерева. Узники подземелья с наслаждением вдохнули свежий запах джунглей. По глазам их ударило солнечное сияние и ослепило на несколько долгих минут. Камушек прикрывал глаза ладонью, привыкая к яркому свету. А дракон между тем яростно разрушал преграду, отделявшую их от остального мира. Наконец ему удалось проделать значительную дыру, но когда они высунулись в нее, их ждало очередное разочарование. Перед ними расстилался прекрасный пейзаж: чуть колышущиеся кроны деревьев, на которые они смотрели сверху, и голубое небо. Отверстие находилось в круто уходящей вниз скальной стене: чтобы преодолеть ее, нужны были крылья или очень длинная веревка.

«Пустяки! — бодро заявил Пожиратель Туч. — Я превращусь и попросту вылечу отсюда!»

Но Камушек был настроен более трезво:

«Натощак? Ты хочешь повторения того, что произошло на Янтарном берегу? Если тебе приспичило покончить с собой, то не в моем присутствии, пожалуйста. Да и не пройдешь ты через эту дырку».

«Но, по крайней мере, нас уже ничего не заглушает, и я могу сообщить кому-нибудь, что мы тут».

* * *

Ягода проснулась на рассвете после беспокойного сна. Ее взгляд тут же отыскал Соленого, который сидел на краю террасы спиной к ней. Его сгорбленная спина говорила о том, что утро не принесло добрых вестей. Ягода осторожно высунулась из-под противомоскитной сетки и на цыпочках подошла к отцу.

— Ничего? — едва слышно прошептала она.

Он отрицательно покачал головой. Под глазами у мага были такие синяки, будто он всю ночь не спал.

— Ничего. Я совершенно ничего не чувствую. Думаю… — Голос у него задрожал. — Я боюсь, что…

Ягода изо всех сил обняла его.

— Нет, папа! — прошептала она, чтобы не разбудить братьев и сестру. — Нет! Мы еще поищем. Может, он спит, а может, только потерял сознание. Ныряльщик, Дождевой Пришелец и Коготь обещали поискать его сегодня. Ведь Прыгающая Звезда видел его вчера в своих землях, а там не так уж опасно.

— Вчера были толчки. Кто знает, что там могло произойти. Видел его кто-нибудь после?

Ягода неуверенно заморгала:

— Не знаю. Но… пап, а почему Пожиратель Туч до сих пор не откликнулся? Ведь они же дружили… так почему же?..

Вдруг она замерла, взгляд ее стал на мгновение стеклянистым.

— Пожиратель!! — пронзительно вскрикнула она, обращая к Соленому дикий взгляд. Отец невольно схватил ее за плечи:

— Что…

— Они вместе! Он жив! Камушек жив! — Ягода закрыла глаза, боясь упустить хоть слово из того, что передавал ей издалека усталый и оголодавший дракон.

Встревоженная криком, подняла голову из своего гамака Лунный Цветок. Сонные дети терли глаза кулачками, зевая и спрашивая, что случилось.

— Невероятно, — вздохнула, наконец, Ягода. — Они вместе застряли в какой-то пещере. Не могли оттуда выбраться и только теперь нашли какое-то отверстие, но оно очень высоко над землей. — Она говорила быстро, возбужденно. — Самим им не спуститься без веревки. Ну и еще они страшно голодные.

— Где это? — Соленый уже натягивал одежду, в которой обычно отправлялся в лес.

— Не знаю. Я смотрела глазами Пожирателя, но местность не узнала. Я все видела сверху. И он тоже никогда не смотрел на эти места с такой высоты и под таким углом. Только одно несомненно: они находятся на восточной стороне Ящера, потому что солнце светит прямо на них. Пап, но мы же их наверняка отыщем.

Даже если б Соленый попробовал наказать Ягоду, велев ей оставаться дома, это было бы бесполезно, что он прекрасно понимал.

— Нет, папа, даже не думай, — решительно заявила его четырнадцатилетняя дочь, тоже торопливо натягивая одежду. — Ведь я знаю лес лучше тебя и быстрее приведу тебя в нужное место.

Лунный Цветок с извечной женской интуицией уже начала готовить им еду на дорогу.

* * *

Установление связи с Ягодой и обещание быстрой помощи значительно улучшили настроение Пожирателя Туч и Камушка. Правда, они по-прежнему сидели в ловушке, около шестидесяти копий над землей, и, возможно, пройдут еще долгие часы, пока они коснутся ногами земли, но все-таки их положение явно изменилось к лучшему.

«Вот только есть все больше хочется, — передал Пожиратель Туч, с вожделением поглядывая на кружившихся над деревьями птиц. — И пить тоже».

Камушек только вздохнул. С того момента, как открыл глаза, он старался не думать о воде, но воображение все время подсовывало душераздирающие картины чистых ручьев, капель, стекающих с листьев, дождя… Просто зло берет, как это он мог раньше жаловаться, что дождя многовато? Лучше попробовать забыть о мучительной жажде. Он обернулся лицом к каменному залу и начал оглядываться с растущим любопытством. Помещение, высеченное в скале, оказалось меньше, чем им представлялось раньше, их обмануло эхо. Но это вовсе не означало, что тут было уютно. По форме зал слегка напоминал дольку апельсина. Серые стены не были украшены ни единой фреской, с полукруглого потолка свисали на обросших пылью цепях несколько подсвечников. Предполагаемый жертвенный алтарь оказался попросту грубым гранитным столом, заваленным какой-то рухлядью. Вокруг него стояли разваливающиеся от старости табуреты. Вдоль полукруглой стены тянулся длинный ряд полок в на диво хорошем состоянии, а на них громоздились пачки книг и продолговатых футляров со свитками. Камушек заметил несколько сундуков и несколько досок, которые, верно, были когда-то столешницами, потому что среди источенных жучками и влагой обломков валялась посуда, части механизмов и инструменты. И все утопало в сплошном толстом слое слежавшейся пыли. У парнишки мурашки по спине побежали. Неожиданно его охватило невероятное волнение и чуть не набожный страх. Прошли века с тех пор, как тут ступала нога человека, но он безошибочно угадал предназначение этого места. Они находились в древней мастерской мага — может, одного из тех, кто прибыл на эту землю из-за великой воды под алыми парусами легендарных кораблей.

В зале только одна стена оказалась свободной от полок. В ней было пробито несколько окон, теперь закрытых досками и залепленных вдоль рам крошащейся штукатуркой. Только одна из этих досок настолько искривилась, что образовалась спасительная щель, через которую внутрь просачивались свет и воздух, но остальные были еще вполне крепкими. Камушек подошел к полкам, забитым старинными манускриптами и инкунабулами. Книги, так долго пролежавшие во влажном холоде, должны были стать хрупкими от старости. А кто знает, какие чудные вещи они таят? Молодой маг кончиками пальцев бережно коснулся одного из томов, подушечками проводя по поверхности тисненой кожи. От его прикосновения на переплете остался длинный след, открывший гладкую блестящую поверхность. С бьющимся сердцем он поднял том — осторожно, точно он был вылеплен из песка. Но книга не распадалась в руках, переплет оставался твердым, а страницы легко можно было перелистывать. Увлеченный, Камушек поднимал все новые и новые книги, аккуратно стирая с них пыль. Оказалось, что все они в таком состоянии, будто только вчера их тут оставили, хотя слой пыли толщиной с палец говорил о том, что они лежали под скалой десятилетиями, если не веками. Пергаментные страницы покрывали ряды непонятных знаков, диаграмм и зарисовок людей и животных, в которых Камушек узнал несколько местных разновидностей. Между тем Пожиратель Туч с возрастающим увлечением исследовал все остальное помещение, разглядывая и протирая краем набедренной повязки разные инструменты, тоже прекрасно сохранившиеся.

«Камушек, знаешь, о чем я думаю? — спросил дракон. — Просто невероятно, чтобы единственной дорогой сюда был тот паскудный туннель. Кому бы хотелось так далеко тащиться, только чтобы отсюда выбраться или прийти сюда?»

Камушек повернулся к нему, все еще держа в руках тот том, который он только что просматривал. Открытая ими библиотека так увлекла его, что он ненадолго забыл даже о том, что они все еще пленники.

«Ты прав. Тут наверняка должны быть какие-то еще выходы, и уж точно они хорошо укрыты, чтобы их нельзя было разглядеть снаружи. А может, мы даже проходили мимо них в темноте и даже не подозревали, что они там есть».

Пожиратель Туч неохотно заглянул в мрачный туннель, по которому они пришли.

«Нетушки, никуда я не пойду, — решил он. — Темно, холодно, до дома далеко… Еще завернешь случайно в какой-нибудь боковой коридор и опять заблудишься… Нет, спасибочки. Я предпочитаю тут себе хвост отсиживать, по крайней мере, я знаю, где я нахожусь».

Он снова оглядел помещение, и его внимание привлек продолговатый предмет, лежавший среди остатков деревянной конструкции.

«А это что такое?»

Камушек проследил за его взглядом. Предмет был солидной величины, прикрытый истлевшей тряпкой. Вокруг валялось несколько глиняных мисочек. Похоже было на то, что это «нечто» покоилось на не слишком прочном деревянном помосте, который с течением времени подломился под собственной тяжестью. Камушку это зрелище что-то смутно напоминало, но прежде чем он сообразил, что именно, Пожиратель Туч присел на корточки и приподнял истлевшую дырявую ткань, а сердце мальчика бешено подскочило. Под покровом лежал человеческий скелет. Череп скалил пожелтевшие зубы в жутковатой пародии на улыбку. Книга выскользнула у Камушка из разом ослабевших рук и с грохотом упала на пол.

«Да ладно тебе, это ж только кости», — небрежно бросил Пожиратель Туч.

Он отбросил остатки савана, открывая запавшую грудную клетку. Тронул пальцем кость, которая рассыпалась на кусочки. Камушек со злостью отдернул его за плечо.

«Оставь в покое!»

Пожиратель Туч глянул на него снизу вверх с видом оскорбленной в лучших чувствах невинности и пожал плечами.

«Это же только кости», — повторил он, но в этом заявлении уже прозвучала нотка неуверенности.

«Это не „только“ кости, — возразил Камушек, охватывая себя руками за плечи, точно ему вдруг стало холодно. — Это человек, он умер и лежит тут совершенно одинокий. Никто не сложил для него погребального костра и не принес траурных жертв, а ты еще пытаешься его растолочь в порошок. А на самом деле мы тоже едва не остались вместе с ним навечно в этой обители».

Каким бы странным это ни казалось, Пожиратель Туч отнюдь не был лишен воображения. Он отодвинулся от останков, смущенно почесывая себя за ушами.

«Не понимаю, о чем ты. Какие-то жертвы? Погребальные костры? На кой они сдались тому, кто уже неживой?»

«Так мы выражаем мертвым свое уважение. А вы нет?»

«Мы съедаем по кусочку».

«По кусочку чего?» — с недоумением спросил Камушек. Мысль показалась ему странной и непонятной.

«Тела», — коротко ответил дракон, а парнишке пришлось опереться о каменный стол, потому что у него вдруг ослабели и подогнулись ноги. Он глухо застонал. Пожиратель Туч сообщил это совершенно серьезно. Матерь Мира! До сих пор они никогда не касались темы драконьих обычаев, связанных с похоронами. Почему-то данный вопрос всегда ускользал от их внимания, и Камушек ничего не знал на эту тему.

«Значит, если б я умер на Острове Когтя, то закончил бы свое существование как обед?!»

Пожиратель Туч даже фыркнул от смертельной обиды:

«Ты что, принимаешь нас за зверей?! Мы бы съели тебя с великим уважением и любовью. Это же совсем другое дело!»

«Но все-таки съели бы!» — Камушек в отчаянии схватился за голову.

«Я думаю, ты был бы вкусный. Почему же тебя не съесть? — удивился молодой дракон. — А вы швыряете умерших в огонь! Какая расточительность!»

Случалось, Камушек оказывался совершенно не в состоянии постигнуть прихотливый ход драконьего мышления, поэтому он решил больше не спорить.

Он опустился на колени около останков, чтобы снова накрыть их саваном, и тут заметил перстень, все еще надетый на кость безымянного пальца. Камушек нагнулся, чтобы лучше разглядеть украшение. Кольцо было выточено из зеленого камня, неизвестный художник придал ему форму змеи, кусающей свой хвост. Плоская сверху голова гада явно служила печатью, хотя на ней не было ни одного письменного знака, а только неглубоко вырезанное упрощенное изображение черепахи. Камушек глубоко вздохнул и серьезно, медленно положил обрывки ткани туда, где они лежали веками.

«Спи и дальше спокойно, Стражник слов, — подумал он. — Я вернусь сюда с Соленым, и мы устроим тебе настоящие похороны».

Но, подумав, он решил, что безымянный маг вовсе не умер в одиночестве, но его последним предсмертным желанием было остаться лежать в этой библиотеке. Ведь кто-то должен был уложить его на возвышении и прикрыть лицо, а потом замуровать окна, превращая комнату в склеп. Какой подходящий выбор для Черепахи — остаться вместе со своими обожаемыми книгами.

«Тут должен быть другой выход. — Пожиратель Туч вернулся к прерванному разговору. — Просто не может не быть! Может, поищем за полками?»

Камушек неуверенно скользнул взглядом по старинной мебели. Сама мысль о том, чтобы передвинуть тут что-то, казалась святотатством. Во-первых, из-за исторической ценности всего найденного, во-вторых, из-за жуткого присутствия мертвого хозяина этих сокровищ. Но ведь неизвестно, когда поспеет на помощь Соленый и как долго продлится стягивание их со скальной стены.

Между тем жажда становилась все мучительнее, а снаружи была вода. Пожиратель Туч, правда, твердил, что еще выдержит без еды, но пить ему тоже хотелось. Парнишка неуверенно, с сомнением стал просовывать ладони между запыленными томами, ощупывая каменные стены за ними. Если тут был укрыт еще один выход, его выдаст деревянная поверхность заслоненных дверей или пустое место за полками. Пожиратель Туч, подражая приятелю, принялся обследовать библиотеку с другой стороны. Пальцы неизменно натыкались на все тот же шершавый камень, пока дракон не сделал вожделенное открытие.

— Дверь! — торжествующе крикнул он, а потом, не раздумывая, с размаху рванул старые полки, которые с грохотом обвалились, рассыпав по полу бесценные тома.

«Я нашел!» — сияя, сообщил он Камушку. Из горла Ткача иллюзий при виде разбросанных по земле драгоценных фолиантов вырвалось нечто среднее между стоном и криком. Пожиратель же только пренебрежительно пожал плечами:

«Да ладно тебе, бумага не бьется. Смотри, ничего не случилось».

Он поднял одну из книг и ударил по ней кулаком, аж пыль поднялась столбом. Камушек закрыл глаза: он не мог на это смотреть. Пожиратель Туч внимательно присмотрелся к книжке, и на его лице выражение беззаботности сменилось задумчивостью. Он зажал том между ладонями.

«Она так же сгущена, как и стены в туннеле», — с удивлением сообщил он вскоре.

«Это объясняет, почему они в таком хорошем состоянии, — ответил Камушек. — Видно, книги очень ценные. — Он с упреком посмотрел на дракона. — Или владелец так их любил, что решил во что бы то ни стало уберечь от разрушающего влияния времени, чтоб они не рассыпались в прах».

Он осторожно прошел между рассыпанными кучками книг, стараясь не задеть ни одну из них. Пожиратель приподнял и отодвинул скрипящую, разбитую мебель. Двери были затянуты паутиной и такие же серые от пыли, как и все в этой комнате. Но что не могло не внушать некоторой надежды, закрыты они были на простую задвижку. Металл покрылся пятнышками рыжей ржавчины, однако механизм выглядел не худшим образом. Пожиратель потянул за щеколду, но безрезультатно. Он подергал несколько раз, потом уперся коленом в раму и принялся тянуть, ругаясь на всех известных ему языках. Задвижка по-прежнему точно издевалась над его усилиями, пока он, потеряв окончательно терпение, не стал примеряться, чтобы разнести в щепки упрямые врата. Камушек положил ему руку на плечо и покачал головой, а потом с усмешкой, явно говорившей о чувстве превосходства, вытянул стержень, блокировавший замок. Дракон фыркнул и закатил глаза.

«А если эта дорога не ведет наружу?» — спросил он только ради того, чтобы стереть с лица Камушка эту покровительственную улыбочку.

«Не знаю, но проверить стоит. Неужели тебе не любопытно, куда ведут эти двери?»

Вопрос был чисто риторический. Согласно поговорке, самое любопытное существо на земле — это обезьяна, но даже она безнадежно отстала от Пожирателя Туч. Не раздумывая, он толкнул дверь, которая открылась без особого сопротивления. Из мрачного коридора повеяло холодом. Этот коридор казался уже предыдущего. Он заворачивал, плавной дугой спускаясь куда-то вниз. Почти сразу же исследователи заметили еще один зияющий сбоку черный проход.

«Эта гора вся издырявлена, точно червивый сыр», — заметил дракон.

«Пожиратель, не говори такие гадости. И не вспоминай о еде, ладно?»

«Чувствуешь? Снизу дует! — Ноздри дракона возбужденно расширились. — Свобода! Еда!»

«Вода», — добавил Камушек. Они обменялись радостными взглядами и разом двинулись вниз. Пол опускался равномерно, без ступенек. Туннель сходил все ниже и ниже, по спирали, все время заворачивая вправо. Камушек предусмотрительно держался одной рукой за плечо Пожирателя Туч, а другой, вытянутой, вел по стене, периодически нащупывая края боковых туннелей или, возможно, неглубоких ниш. Все эти ходы были точно вытравлены в сплошной скале. И если это не было произведением древних Творителей, то каменщикам пришлось проделать такую поистине гигантскую работу, что ее объем даже представить себе трудно.

«А если мы снова упремся в какое-нибудь подземное море?»

«Мы всегда можем вернуться».

К счастью, спуск длился недолго. Скоро мрак стал бледнеть, обещая свободу.

Пожиратель Туч ускорил шаги. В самом конце они пустились бегом, и возможность выбраться наконец из западни придавала им силы. Но вскоре дракон вдруг остановился так внезапно, что Камушек с разбегу ткнулся ему в спину. Перед двумя парами широко раскрытых от волнения глаз предстала небольшая, неглубокая пещера, наполненная зеленоватым полумраком, просеянным через вьющиеся растения, загораживающие вход.

Камушек не смог удержаться от небольшой колкости.

«Это ведь всего лишь кости», — передразнил он Пожирателя Туч.

В пещере лежала ажурная конструкция огромного скелета, очищенного от тела лесными стервятниками и сотнями насекомых. Пустые глазницы зияли в драконьем черепе, а огромные зубы, казалось, грозили непрошеным гостям, которые осмелились нарушить покой древнего логова. Эти двое непрошеных зачарованно смотрели на длинные кости крыльев, концами опиравшиеся о землю и создававшие вместе с дугами ребер и цепочкой позвонков невероятную конструкцию. Камушек вздрогнул, проникнувшись необычным духом этого места. Ему почудилось, что скелет дракона шевелится, и первобытный страх легко овладел им. Он все еще держал руку на плече товарища и почувствовал, как напряглись мышцы Пожирателя Туч. Рука дракона вдруг отпихнула парнишку, заставив попятиться.

«Назад… скорей!»

«Что?» — И тут несовершенные глаза человека заметили то, что уже раньше увидел дракон.

Гибкое тело развернулось среди останков дракона. Из бесформенного клубка вырос враждебный человекоподобный силуэт, но с уродливой, точно прикрытой капюшоном головой. Существо чуть покачивалось, приподнявшись на массивном хвосте и приготовившись к прыжку, точно сжатая стальная пружина. Все произошло мгновенно. Пожиратель Туч наклонился вперед и инстинктивно, защищаясь, вытянул перед собой руки с загнутыми пальцами. Камушек схватился за рукоять ножа, который, удобства ради, заткнул за пояс на спине.

И тут чудовище напало.

Пожиратель Туч принял на себя всю тяжесть кинувшейся на них ламии. Два тела сплелись в один покатившийся по земле клубок. Камушек успел отскочить, но кончик массивного хвоста хлестнул его по ногам, чуть не переломав кости. Он успел заметить, как Пожиратель Туч вбил локоть в горло ламии, стараясь удержать как можно дальше от себя пасть с ядовитыми клыками. Камушек держал нож, но боялся ранить Пожирателя, обвитого змееподобным телом. В отчаянии он дожидался случая и наконец с размаху вбил острие в метавшийся клубок переплетенных мышц. Вопль ламии наполнил пещеру. Бестия судорожно вздрагивала. А парень, охваченный неописуемым страхом и отвращением, продолжал раз за разом втыкать клинок. Хвост, все еще метавшийся, точно гигантский хлыст, ударил его в бок. Боль от лопнувшего ребра взорвалась горячей волной. Острые когти рассекли Камушку кожу на руке. Наконец один из ударов тяжелого клинка пришелся между позвонками и рассек спинной мозг. Но даже частично парализованное чудовище все еще было смертельно опасно, хотя теперь у Пожирателя Туч появилась хотя бы тень надежды на спасение. В жидковатом свете, просачивающемся от входа, Камушек видел плотно сплетенные тела, слившиеся в смертельном поединке. Бешено сверкали две пары глаз. От отчаяния Камушек решился рискнуть и ударил туда, где на мгновение блеснули два зеленоватых пятнышка, неожиданно закончив этим схватку. Еще не верилось, еще мышцы сами напрягались в ожидании новых усилий. Обитатель пещеры был мертв, но охваченный страхом Камушек сумел это осознать, только благодаря размытой, окрашенной страданием передаче от Пожирателя Туч:

«Сними с меня… эту падаль…»

Он с трудом выполнил эту просьбу. Тело самца ламии было исключительно большим и тяжелым. Пожиратель Туч медленно перекатился на живот, попробовал подняться. Дотронулся до своего левого плеча, размазав по нему кровь, в зеленоватом свете казавшуюся черной. Камушек осторожно поддержал его, одновременно стараясь рассмотреть рану.

«Он меня укусил…»

«Спокойно. Я сейчас посмотрю».

«Больно…»

Контакт вдруг оборвался, точно ножом обрезало. Голова Пожирателя Туч безвольно свесилась назад, а парнишку охватил ледяной ужас, напрочь вытеснивший из головы все мысли, кроме одной — о том, что он держит уже мертвое тело. А потом родился протест и отрицание. Нет, неправда, это невозможно. Только не Пожиратель Туч! Только не этот упрямый неистребимый ребенок! Такое не случается в жизни. Не должно случиться, потому что это несправедливо. Попросту несправедливо! Где-то на самом дне билась в парнишке искорка абсурдной надежды на то, что его приятель сейчас вот откроет глаза и высмеет его: «Да все со мной в порядке. Вот ты и попался! Кто бы боялся такой ламии! Это ведь просто большая ящерица!» Но ничего такого не произошло.

Он выволок тело молодого дракона наружу, под горячее солнце. Камушек просто не мог поверить в смерть друга. И искал хоть бы малейший намек на то, что Пожиратель Туч не покинул еще это бедное израненное тело. И конечно же дракон еще дышал, но с каждой минутой все слабее. Его душа уже обратилась к Вратам Существований. Слишком рано, еще не теперь! Не в этом возрасте, который для дракона был только самым началом жизни. Нет, не может он позволить этому случиться! Как он сумеет жить без Пожирателя Туч?

Вспухшие раны от зубов ламии были похожи на два глубоких ножевых пореза высоко на спине, почти у основания шеи. Паршивое место, неудобное: никак не пережать. В Змеиных Пригорках было полно змей. Камушек, воспитанный в доме лекаря, знал на память все основы спасения покусанных гадами жертв, даже разбуженный среди ночи мог их перечислить. Ламия — не песчаная змея, а нож для рубки лиан не слишком подходил на роль хирургического инструмента, но больше ничего у Камушка не было. Он углубил раны, позволяя крови свободно вытекать наружу. Потом отсосал яд, как его научили дома.

Человек уже умер бы, но Пожиратель Туч, к счастью, человеком не был. Драконы всегда крепко держатся за жизнь. Полный отчаяния и надежды, Камушек растирал холодную кожу молодого дракона, поддерживая кровообращение. И все время прикладывал пальцы к шее раненого, проверяя пульс — неровный и слишком быстрый, но ведь сердце все-таки еще билось! И так продолжалась эта неравная борьба, когда упрямый маг сопротивлялся приговору Госпожи Стрел, из последних сил оттаскивая приятеля от Врат Существований обратно в мир живых. Он боролся ожесточенно и упорно, не замечая времени и не думая о том, что может навлечь на себя гнев грозной Богини. А Пожиратель Туч, не приходя в сознание, боролся с собственным сопротивляющимся телом, заставляя его сделать еще один вдох, еще один удар сердца. Первый раз Камушек увидел, как Пожиратель Туч потеет. Крупные капли маслянистой жидкости выступали на его коже, сливаясь во все более обильные ручейки. И вскоре дракон уже лежал в небольшой лужице. Потом начались страшные сильные судороги, точно дракон собирался вывернуться наизнанку. Камушек поддерживал его голову, когда его начало рвать, почти пустой желудок выбрасывал свое жалкое содержимое — мутную водянистую жидкость. Рвота продолжалась чрезмерно долго, тревога Камушка росла. Казалось, Пожиратель Туч бездонен. Наконец паренек сообразил, что таким образом драконий организм избавляется от яда. Он извергал яд, выполаскивал его из себя, но одновременно в пугающем темпе терял воду. И ужас вызывала мысль о том, как долго он еще выдержит, выбиваясь из последних сил.

Позднее Камушек так и не смог определить, сколько эта борьба продолжалась. Ему казалось, что прошли часы, наполненные мучениями и страхом за жизнь друга. «Матерь Мира, спаси его, — беспорядочно молился Камушек. — Госпожа Стрел, пощади его, я принесу тебе жертву кровью. Властелин Пространств, проводник крылатых, храни его…»

Пожиратель Туч был уже сильно обезвожен — кожа его так сильно натянулась, что по нему можно было анатомию изучать. Судороги ослабли. Вялое, обессиленное и окровавленное тело лежало в объятиях Камушка. Дрожащей рукой он поднес сухой стебелек травы под нос Пожирателя Туч. Травинка задрожала — дракон все еще дышал.

«Ка-а-амуше-е-ек…»

Паренек даже вздрогнул от неожиданности. Передача была такой слабой и прерывистой, точно Пожиратель Туч пробовал пробиться сквозь толстую стену. Его веки дрожали, как в беспокойном сне.

«Огонь… Костер… Зажжешь… для меня… костер?»

У Камушка точно огромный комок застрял в горле.

«Нет. Никакого костра не будет. Ты выздоровеешь».

Пожиратель снова отплывал в беспамятство, но все еще отчаянно цеплялся за сознание:

«Погребальный костер… я уже понял… ведь печеный я буду вкуснее… не забудь посолить…»

* * *

Соленый и Ягода издалека с ужасом следили за событиями у подножия вулкана, торопились изо всех сил и вместе с вызванным на по мощь Когтем добрались до места схватки всего через несколько минут после ее окончания. Они были готовы к наихудшему, но совершенно не ожидали увидеть грязного окровавленного юношу, задыхающегося от истерического смеха над телом полуживого друга.

Примечания

1

Нортландский язык, перевод неизвестен. — Примеч. пер.

(обратно)

2

Нортландский язык, перевод неизвестен. — Примеч. пер.

(обратно)

3

Cплывать — стекать.

(обратно)

Оглавление

Часть первая ТКАНЬЕ ИЛЛЮЗИЙ

Часть вторая ЛАЗУРНЫЙ ШАРФ

Часть третья НА ЗЕМЛЕ ДРАКОНОВ

Часть четвертая ВОЙНЫ И СОЮЗЫ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?