«Сад ужаса»

Когда-то я был Ханвульфом, странником. Не могу объяснить этот факт какими-либо таинственными причинами, да и не буду пытаться. Но в воспоминаниях моих не одна прошлая жизнь – многие. Любой нормальный человек порою вызывает в памяти образы детства, отрочества и юности. Моя память открывает мне образы, которые были Джеймсом Эллисоном в давно забытых веках. Не могу сказать, почему эти воспоминания принадлежат мне, как не могу объяснить мириады других феноменов природы, с коими ежедневно сталкиваюсь я и любой другой смертный. Но, лежа и ожидая смерти, а вместе с нею и освобождения от продолжительной болезни, я ясно и безошибочно вижу широкую панораму тянущихся за мною жизней. Я вижу людей, и каждый из них – я; я вижу зверей, и каждый из них – я.

Когда в этой жизни я стал человеком, моя память продолжала хранить смыслы всех моих прошлых жизней. Иногда Зверь затмевал во мне Человека, и тогда я ощущал, что между ними нет четкой границы. Сейчас, в веренице воспоминаний, я вижу тусклые сумерки, гигантские деревья первобытного леса, по мягкой земле которого никогда не ступала обутая в кожу нога. Я вижу там широкую косматую фигуру, что двигается неуклюже, но быстро, то прямо, то на четвереньках. Она роется под гнилыми бревнами в поисках гусениц и насекомых, подергивая своими маленькими ушами. Она поднимает голову и, задирая длинную верхнюю губу, скалит желтые зубы. Это – человекообразная обезьяна, и все же я узнаю ее родство с существом, теперь носящим имя Джеймс Эллисон. Родство? Нет, скорее, единство. Я – он, а он – я. Мое тело мягкое, белое, лишенное волос; его тело смуглое, крепкое и косматое. И тем не менее мы – одно, и в его слабом, неразвитом мозгу уже начинают шевелиться и трепетать мысли и мечты, незрелые, хаотические, мимолетные, но составляющие при этом основу всех возвышенных и величественных видений, впоследствии являвшихся людям на протяжении всех долгих веков.