Джулия Голдинг «Взгляд Горгоны»
Посвящается Джоссу
1. Золотой дракон
— Ты так угробишь нас обоих! — визжала Конни.
У нее захватило дыхание от ужаса и восторга, когда крылатый конь, повинуясь Колу, направился в крутое пике сквозь влажную серость облака.
Кол в ответ только расхохотался, летный шлем и защитные очки защищали его от любой непогоды.
— Не морочь нам голову, Конни Лайонхарт: ты ведь наслаждаешься каждой минутой полета!
— Вовсе нет! — сердито закричала она ему в ухо. — А-а-а-а-а! Осторожнее!
Пегас резко взял влево. Грохот, еще — Жаворонок ударил копытами о землю, чуть не сбросив ее со спины.
— Мягкое приземление, нечего сказать. — Конни с облегчением соскользнула на землю.
— На что это ты намекаешь? Это было превосходное афинское пике, а затем — фессалоникийский крен! — Глаза Кола — странные глаза: один зеленый, другой карий — возмущенно сверкнули, когда она встретилась с ним взглядом. Он видел в ее глазах зеркальное отражение своих.
Конни погладила Жаворонка по носу.
— Теперь, когда мы сюда добрались, может, расскажешь мне, что происходит?
Они стояли в сумерках на вершине холма в центре Дартмура. На много миль вокруг не было ничего, кроме травы, колышущейся на ветру. Все было тихо, только ветер по-змеиному шипел у нее в ушах.
— Спроси-ка доктора Брока.
— Что? Как это? — Конни теперь была совершенно сбита с толку. Кол усмехнулся. Он умел кого угодно вывести из себя. — Ты же скажешь мне, в чем дело, Жаворонок? — обратилась она к пегасу. Жаворонок уклончиво затряс гривой и переступил копытами. Конни начинала сердиться: зачем нужно было тащить ее в середину торфяников, когда доктор Брок, вероятно, сейчас сидит себе спокойно за много миль отсюда, в своем саду в Гескомбе? — Ох, ну скажи, Кол! Ты же не мог привезти меня в такую даль просто так?
— Не просто так, Универсал, — раздался голос у нее за спиной.
Конни обернулась: это был доктор Брок, его седые с рыжиной волосы неопрятно развевались на ветру. Откуда он взялся? Казалось, будто он выпрыгнул прямо из-под земли.
— Что вы здесь делаете? — удивленно спросила она.
— Мы должны показать тебе нечто особенное. Иди за мной.
Доктор Брок, посредник драконов и глава местного отделения Общества защиты мифических существ, повернулся и повел Конни, Кола и Жаворонка по крутой тропинке, идущей по кромке холма. Дорога кончалась у ручья, струившегося через болотистую местность. Доктора Брока это не смутило, и он двинулся вверх по ручью, шлепая по щиколотку в воде. Конни сморщила нос, но без колебаний последовала за ним. Речушка вытекала из небольшого темного оврага, который пересекал склон холма. Чем глубже они забирались, тем сильнее низкорослые дубки и светло-зеленые папоротники заслоняли дневной свет. Копыта Жаворонка цокали по камням, и этот звук эхом отдавался от склонов. Волосы на затылке у Конни встали дыбом. Она все сильнее ощущала чье-то присутствие — там, впереди было мифическое существо или даже существа.
— Думаю, друзья мои, немного света нам не помешает, — заметил доктор Брок, вынимая из-за пояса фонарь. — Ты дашь на это свое разрешение?
Последний вопрос был обращен не к Конни или Колу, а к драконоподобной тени, склонившейся перед доктором Броком, по сравнению с людьми она казалась гигантской. Разрешение, видимо, было получено, потому что зажегся луч белого света и, дрожа, принялся прокладывать себе путь по неровным скалистым склонам.
— Смотрите! — хрипло воскликнул доктор Брок.
Луч выхватил из темноты второго дракона, немного меньше первого, свернувшегося кольцом в дальнем углу расщелины. Он лежал на земле таким образом, что его голова покоилась у него на хвосте. Пара изумрудных глаз напряженно следила за ними. Шкура дракона поблескивала в луче света, словно каштан, только что освободившийся от зеленой кожицы. Доктор Брок важно поклонился, и Конни быстро повторила за ним этот жест. Кол и Жаворонок попятились, зная, что к драконам лучше не приближаться, как и к другим мифическим существам, если только ты не являешься их посредником. Каштановый дракон быстро поднял голову, на мгновение высунул язык, как бы пробуя воздух, и склонился в ответном поклоне.
— Это Кастанея[1], — тихо сказал Конни доктор Брок. — Супруга Арго. Подойди поближе: мы хотим, чтобы ты кое-что увидела.
Конни осторожно последовала за ним через каменистое русло ручья и подошла к Кастанее. Арго отодвинул в сторону свой хвост, освобождая им дорогу; он наблюдал за ними со сдержанным волнением, которое сразу почувствовала Конни.
— Иди вперед, — велел доктор Брок, пропуская ее перед собой.
Конни вышла на освещенное место и приблизилась к краю окружности, очерченной драконьим хвостом. Она не знала, чего от нее ждут дальше: чтобы она установила контакт с Кастанеей? Смотрела с ней вместе ее сны, как это принято между драконами и их посредниками? Ни дракон, ни доктор Брок даже не намекнули ей на ответ, поэтому Конни сделала еще несколько шагов и вытянула руку вперед.
И тут где-то рядом она услышала писк и возню — они доносились из темноты. Она быстро убрала руку и взглянула в сияющие глаза Кастанеи. Конни была теперь так близко, что чувствовала серный запах теплого драконьего дыхания в сыром воздухе. Зеленоглазая драконша медленно сомкнула и разомкнула веки: она разрешила Конни продолжать. Перегнувшись через хвост Кастанеи, Конни заглянула в кольцо, образованное ее телом. Доктор Брок встал рядом с ней и высоко поднял фонарик, чтобы осветить углубление. Там, среди остатков сливочного цвета скорлупы, копошилась странная масса — коричнево-алая с золотыми искрами, состоявшая из переплетенных ног и хвостов. До Конни наконец дошло: она заглядывает в драконье гнездо и перед ней — выводок молодых дракончиков.
— Ух ты! — выдохнула Конни.
Арго расправил крылья, чуть не лопаясь от гордости.
— Ах, это действительно потрясающе, — согласился доктор Брок. — Можно? — обратился он к Кастанее.
Драконша кивнула. Передав фонарик Конни, он дотянулся до гнезда и вытащил одного алого дракона, который тут же громко запищал, возмущенный разлукой с теплым местечком, где возились его братья и сестры. Свободной рукой доктор Брок подхватил другого — на этот раз шоколадного оттенка, с длинным извивающимся хвостом. Конни всмотрелась, чтобы подсчитать оставшихся. Там было еще два драконника, свернувшихся друг вокруг друга, — один рубиново-красный, а другой…
— Золотой! — воскликнула Конни, когда свет фонарика заиграл на чешуе самого маленького из драконьего выводка.
— Возьми его, — сказал Конни доктор Брок. — Вот кого мы хотели тебе показать.
Конни бережно вынула золотого дракона из гнезда. Доктор Брок вернул своих подопечных на место и взял у нее фонарь, чтобы девочке было легче держать драконьего детеныша. Тот не протестовал и прижался к груди Конни — очевидно, ему было уютно; весом и размерами он был с кошку. Она провела указательным пальцем по его шейке и почувствовала, как он выгибается от удовольствия. Так между Конни — универсальным посредником, единственной из живущих, кто мог общаться со всеми существами, — и драконышем был установлен контакт. Она чувствовала, что его мысли еще не сформулированы, они проносились в ее сознании как последовательность острых потребностей. Он нуждался в матери. Он нуждался в отце. Он нуждался в Конни. Внезапно Конни почувствовала, как, подобно пороху, вспыхивающему от спички, в его брюшке загорелось пламя. Вырывавшиеся из маленькой пасти искры, как остроконечные звездочки, обжигали ей пальцы. Арго и Кастанея гордо заурчали, видя, какие успехи делает их детеныш.
— А ведь золотые драконы редко встречаются? — шепотом спросила Конни.
— Да, это действительно так, — ответил доктор Брок. — Драконы дают все меньше и меньше потомства: драконыши любого оттенка — редкость; но что касается золотого окраса, то он может дремать во многих поколениях и проявиться лишь раз в тысячелетие. Арганда — первый чисто-золотой дракон, которого я когда-либо видел.
Кастанея прищурила свои изумрудные глаза, и Конни с сожалением поняла, что больше не должна испытывать материнское терпение. Посадив маленького дракона обратно в гнездо, девочка коротко погладила каждого из четырех детенышей и поднялась.
— Это большая честь для меня. Спасибо, что разрешили мне взглянуть на прибавление в вашем семействе, — сказала Конни, глядя на Арго.
— Универсал — посредник Арганды, — сказал Арго утробным рычащим голосом.
— Я?
— Если пожелаешь, то да, — добавил доктор Брок. — Мы с Арго и Кастанеей подумали… В общем, кто еще так подойдет Друг к другу, как единственный Универсал и наш единственный золотой дракон?
Летя обратно в Гескомб верхом на Жаворонке, Кол и Конни молчали, обдумывая то, что они имели честь увидеть.
— Как долго растут драконы? — наконец спросил Кол. — Знаешь?
— Нет, — ответила Конни. — Я только знаю, что драконы живут столетиями.
— Я-то надеялся, что мы сможем вместе полетать, но, похоже, к тому времени, как золотой дракон сможет оторваться от земли, мы с тобой уйдем в прошлое.
— Ох, да заткнись ты, Кол! — Конни ткнула его под ребра. Она достаточно хорошо его знала, чтобы понимать: ему просто нравится дразнить ее. Он не давал ей, универсальному посреднику, задирать перед ним нос, но тут было еще кое-что: Кол очень ревниво относился к своему статусу всадника в их дружеском тандеме. Кол больше ничего не сказал, но Конни и не видя его готова была поклясться, что он улыбается.
Теперь они летели над окраинами Гескомба — маленького рыбного порта, который с юго-востока море прижимало к горам. Этим вечером с высоты он выглядел как доска для детской настольной игры, усеянная огоньками. Конни посмотрела вниз, чтобы проверить, нельзя ли разглядеть отсюда крышу ее дома — номер пять по Шэйкер-роуд.
— Эй, что там происходит? — громко удивилась она.
Кол глянул вниз и увидел, что привлекло внимание Конни: вереница красных тормозных огней ползла по дороге, ведущей из Гескомба в соседний город Чартмут.
— Странно, — сказал Кол. — Может быть, там авария? Давай спустимся и посмотрим, что случилось.
— Может, не надо? Я хочу сказать: что́, если нас засекут?
Конни пожалела, что вообще заговорила об этом, потому что смутное любопытство Кола переросло в решимость, как только она усомнилась в разумности его предложения.
— С нами все будет в порядке, — беспечно ответил Кол, направляя Жаворонка по новому курсу.
Цепочка огней тянулась по холму позади Гескомба через открытую сельскую местность, а потом резко обрывалась на краю Мэллинского леса. Этот древний, волшебный лес был самым большим в этом районе. Даже отсюда Конни чувствовала присутствие тысяч существ — на деревьях и внизу, на земле, — они жили своей тайной жизнью, скрытой от людей. В этом месте дорога делала большую петлю вокруг леса, прежде чем снова круто спуститься с холма по направлению к Чартмуту. Мэллинский лес казался драгоценным островом, которому угрожает опасность, потому что люди подбирались к нему все ближе и ближе. Они летели над деревьями, и с высоты Конни были хорошо видны огни нефтяного завода «Аксойл» на промышленных окраинах Гескомба, зловещее оранжевое сияние которых размывало линию горизонта.
— Так вот оно что! — Кол указал вперед и вниз. — Они прибыли.
Вереница машин вслед за колонной помятых старых автобусов и фургонов медленно съезжала на место для пикника, расположенное на краю леса. Один из автобусов, кажется, сломался, вокруг него сновали человеческие фигуры, и было слышно сердитое гудение машин, застрявших позади него в пробке.
— Кто — они? — спросила Конни.
— Протестующие, борцы за экологию. Они здесь из-за дороги.
Теперь Конни поняла. Местные жители Чартмута уже провели акцию протеста против строительства новой дороги к заводу, но им не удалось остановить запущенный в работу проект. Она все еще была в ярости от того, что было получено разрешение расширить и выпрямить уже существующую дорогу, вырубив огромный участок Мэллинского леса и оставив без дома бесчисленное количество животных. Это просто убийство деревьев, думала Конни, и борцы за экологию, очевидно, были с ней согласны.
— Они состоят в Обществе? — спросила Конни Кола, когда они поворачивали к дому.
Кол рассмеялся:
— Нет, ну, может быть, пара человек. Папа с ними общается: он говорит, что они даже более странные типы, чем мы.
— Вот в это верится с трудом. — Ее недолгое членство в Обществе защиты мифических существ убедило ее в том, что в нем состоят самые необычные люди, которых она когда-либо встречала.
— Мы просто должны пойти и нанести им визит, чтобы это выяснить, верно? — ответил Кол и повернул Жаворонка к дому.
2. Семья
Кол и Жаворонок оставили Конни в уединенной бухте недалеко от ее дома. Галька хрустела у нее под ногами, она шагала по линии прилива и наслаждалась мыслями о летних каникулах, которые ждали ее впереди. У руководителей Общества защиты мифических существ — Советников — были захватывающие планы насчет ее обучения, и она не могла дождаться начала занятий. Она состояла в Обществе менее года, и многое в его работе все еще было для нее загадкой. Общество было основано больше тысячи лет назад, чтобы защитить последних оставшихся мифических созданий — скрыть их существование от человечества. Вступать в Общество дозволялось только тем, кто обладал даром устанавливать контакт с мифическими существами, — и то лишь после того, как они давали клятву хранить в тайне истинное предназначение Общества. Обычно каждый член Общества был связан узами с одним из мифических видов, но очень редко появлялись универсальные посредники — те, кто может общаться со всеми существами, — короче говоря, такие люди, как Конни. Появление Конни считалось более чем значительным, ведь все полагали, что универсальный дар иссяк много лет назад. Из-за этого, а также по другим, менее приятным причинам к ней относились по-особому, и ее обучение имело огромное значение для всех, а не только для нее.
Луна вынырнула из-за облака, заливая берег серебряным светом. Конни ненадолго задержалась у озерца, образованного приливом: ее внимание привлекло зловещее мерцание его темно-синей поверхности, у которой, как два глаза, плыли две бледные актинии. Невольно это напомнило ей о том, почему еще Общество считало ее особенной. Ее преследовал главный враг Общества — Каллерво. Кожа этого меняющего обличье существа была как раз такого темно-синего оттенка, какую бы форму он ни принял.
Ее сердце забилось чаще. Она оглядела пустынный берег. Его ведь не может тут быть, только не сейчас! Ведь она победила его в прошлом году, когда он подговорил сирен напасть на нефтяной танкер. Он попытался сделать первый шаг к своей цели — избавить мир от человечества, но она обратила его силу против него самого. Конни знала, что Каллерво вернется за ней, потому что для завершения своей задачи нуждается в универсальном посреднике. Она может стать проводником его огромной разрушительной силы, а пока ему ничего не оставалось, кроме как действовать через других мифических существ.
— Пожалуйста, пусть это случится не сейчас, — пробормотала она. — Я еще не готова к встрече с тобой.
На луну набежало облако, и вода стала безмятежно-черной. Это воображение сыграло с ней шутку. Каллерво поблизости не было. Вероятно, он зализывает раны; может быть, он годами будет ждать, прежде чем снова выступить против нее. У Конни еще есть время — по крайней мере она на это надеялась. А сейчас Советники хотели, чтобы она проводила каникулы, встречаясь с существами из всех четырех групп. Общаясь с самыми разными зверями из каждой группы — крылатыми созданиями, морскими существами и рептилиями, существами четырех стихий и дву- и четвероногими созданиями, — она имела бы шансы узнать достаточно о своей собственной силе, чтобы противостоять любой новой атаке Каллерво. Если она будет следовать этому плану, то хорошо подготовится.
А еще у нее теперь есть Арганда. Конни не могла найти слов, чтобы должным образом выразить свои чувства. Она уже привыкла к мысли о том, что ее дар не предполагает необходимости связать себя узами с одним-единственным созданием, в отличие от других членов Общества защиты мифических существ, у которых был только один мифический друг на всю жизнь. Универсальная способность общаться со всеми существами странным образом выделяла ее из прочих: Друг для всех, но ни для кого в отдельности. Она не могла забыть, как Каллерво, обладавший в мифическом мире силой, более всего напоминающей ее собственную, однажды заявил, что ее место — на его стороне. Она радовалась, что может противостоять оборотню и выбрать себе другого друга. Хотя связь с драконом могла оказаться не такой сильной, как узы между Универсалом и Каллерво, со временем она могла стать противовесом влиянию этого опасного врага.
Конни запрыгала вверх по ступенькам, ведущим с пляжа на улицу Шэйкер-роуд, помахала рукой чайке по имени Мью, кружившей над ее головой, и открыла калитку дома номер пять.
И тут она остановилась. Незнакомые мужчина и женщина сидели на крыльце у парадного входа, ожидая, пока кто-нибудь вернется домой.
— Привет, Конни, — сказал пожилой мужчина. У него почти не было волос на голове — только пушок, который окаймлял загорелую макушку наподобие монашеской тонзуры. Он сидел на большом чемодане, покрытом наклейками из множества разных стран.
— Э… Здравствуйте, — ответила она.
— Ты, верно, нас не помнишь, — продолжал он. — Ты была совсем малюткой, когда мы видели тебя последний раз.
— Да?
— Да, думаю, тебе было около четырех. Я твой двоюродный дед, Хью Лайонхарт. Это моя сестра Годива.
Конни смутно припоминала, что ее отец время от времени упоминал об этих родственниках, когда на коврике у двери оказывалась очередная экзотическая открытка от них. Если верить ему, они на пенсии только тем и занимались, что путешествовали по морям, почти не ступая на твердую землю. Так каким же течением принесло их к дверям ее дома?
Двоюродная бабушка Годива разглядывала Конни гораздо менее дружелюбно, чем ее брат. Она производила сильное впечатление: волосы цвета буковой коры, а характер, похоже, такой же колючий, как буковые орешки. Только когда Конни подошла поближе, она поняла, что глаза Годивы тоже разного цвета: в ее случае это были разные оттенки зеленого.
— Погляди, Хью, все в точности так, как опасались Гордон и Берил, — сказала бабушка Годива своему брату. — Очевидно, что Эвелина не обращает ни малейшего внимания на их распоряжения. Позволять девочке вот так носиться дикарем! И что, скажи на милость, на тебе надето? — Годива снова обратила взгляд на Конни, с поджатыми губами рассматривая ее летный костюмчик из коричневой кожи. — Что это за фасон такой?
Конни сложно было подобрать слова для ответа: она не могла объяснить, что этот костюм предназначен для полетов верхом на драконах.
Яростный рев мотоцикла избавил ее от необходимости выдумывать ответ. Все трое обернулись в Сторону дороги и смотрели, как большой мотоцикл, сверкающий хромированными деталями, резко остановился у ворот, осыпав гравием забор. Его всадник еще раз нажал на газ, прежде чем заглушить мотор. Его пассажирка слезла с заднего сиденья и сняла шлем, распустив длинные каштановые волосы. Мотоциклист припарковал свой байк и схватил Эвелину Лайонхарт в объятия. Конни беспомощно смотрела, как ее тетя, не подозревая о том, что ее ждет не слишком приятная встреча, поцеловала темноволосого байкера долгим прощальным поцелуем и повернулась, чтобы войти в свой сад. Как и Конни за несколько минут до того, она остановилась на дорожке и заметила зрителей. Она что-то коротко сказала через плечо, и мотоциклист последовал за ней.
— Здравствуйте, Хью, Годива, — сказала Эвелина, целуя дядю в щеку. К тетке она не сделала и шагу. — Давно не виделись. Уже насытили свою страсть к путешествиям?
— Не вполне еще, моя милая, — сказал Хью, с любовью похлопав ее по руке.
— Извините, что не встретила вас: на дороге из Чартмута пробка — вы разве в нее не попали?
— Мы приехали поездом, — сказал Хью. — Наш корабль сегодня утром пришвартовался в Плимуте.
Годива Лайонхарт уставилась на племянницу: было очевидно, что отсутствие Эвелины в момент их приезда, вкупе с поведением, которое они только что наблюдали, она посчитала личным оскорблением. Она метнула ядовитый взгляд в сторону мужчины, стоявшего со шлемом под мышкой. Эвелина истолковала этот взгляд по-своему (Конни заметила, как заблестели ее глаза) и обернулась, чтобы представить своего друга.
— Да, а это Мак Клэмворси.
Так это был отец Кола! Когда мистер Клэмворси шагнул под свет, падавший от крыльца, Конни увидела его лицо с твердой нижней челюстью и озорными карими глазами. У него была внешность кинозвезды, едва пережившей пик своей славы, и он двигался с уверенностью человека, который прекрасно понимает, какое впечатление производит на окружающих. Конни узнала эту самодовольную манеру держаться: Кол вел себя так же, когда был особенно доволен собой.
Она слышала о Маке две совершенно различные версии — от бабушки Кола и от него самого, но она не думала, что впервые встретит этого человека целующимся с ее тетей.
Дядюшка Хью протянул было руку, но сестра его одернула.
— Ради бога, Хью, — рявкнула она. — Вспомни, зачем мы здесь!
В ответ на это оскорбление Мак повернулся к Конни:
— Привет, Конни. Я много слышал о тебе. Как здорово наконец с тобой познакомиться! — Он взял ее руку и уверенно пожал. — Все эти штуки, которые вы тогда провернули вместе с Колом, — это просто круто!
— Что это еще за «штуки» такие? — повысила голос Годива.
— Наверняка вы об этом слышали, несмотря на то что были в путешествии, — вмешалась Эвелина, вставая между Маком и теткой. — Конни стала здесь настоящей знаменитостью, после того как под Новый год предотвратила крушение танкера.
— В самом деле? — казалось, Годиву этот ничуть не впечатлило.
— С ума сойти! Как же ты это сделала, девочка? — спросил Хью. Он изнывал от любопытства.
— Мне помогли друзья, — сказала Конни, следя за выражением лица Годивы. У нее был такой вид, будто она только что проглотила сосновую шишку.
— А еще они спасли множество людей, — добавила Эвелина. — Но, может быть, войдем в дом? Внутри нам будет удобнее беседовать. — Она достала ключ и открыла переднюю дверь.
— Тогда я вас оставлю, Эви, хорошо? — решительно сказал Мак, по лицу Годивы видя, что он был бы нежелательным свидетелем семейного скандала, который назревал прямо сейчас. — До встречи завтра в то же время?
Он резко повернулся и зашагал к своему байку; при свете фонаря его черная кожаная экипировка блестела, как акулья шкура. Рев мотора эхом отразился от домов по Шэйкер-роуд, потревожив покой уважаемых соседей. Мак рванул с места и на прощание проехался на заднем колесе — это стало последней каплей.
— Ей еще нет двенадцати, а ты уже позволяешь ей болтаться одной в такое позднее время суток! — воскликнула Годива.
— Конни проводила время с весьма ответственными друзьями. Она была с доктором Броком. Полагаю, ты помнишь его, тетя?
— Этот сумасшедший! Не оставил еще свои старые штучки, да? Что ж, если таково твое понимание ответственности…
Конни сидела, обхватив колени руками, в темной прихожей, прислушиваясь к раздраженным голосам, доносившимся с кухни. Прошло уже полчаса, как ее выставили за дверь и продолжали спорить в такой манере. Она узнала много нового: например, что ее родители, работающие на Филиппинах, оставили Эвелине строгие рекомендации относительно того, сколько времени Конни следует проводить в Обществе, и что тетя предпочла не обращать на эти рекомендации никакого внимания. Отчаявшись повлиять на Эвелину на расстоянии, ее родители обратились к тем, кого они называли «благоразумными Лайонхартами» — к Годиве и Хью, — умоляя их прервать свое кругосветное путешествие и нагрянуть с неожиданной проверкой, чтобы выяснить, как обстоят дела на Шэйкер-роуд. Годива явно сочла, что оказанный им прием подтверждает ее худшие опасения.
— Конни здесь делает большие успехи. Спросите ее учителя — да спросите кого угодно, — твердо сказала Эвелина, не обращая внимания на выпад Годивы в адрес доктора Брока.
— Но посмотри на ее одежду, Эвелина. Ты не можешь заявлять, что для девочки ее возраста это нормально. — Годиву осенило новое подозрение. — Ты же не позволяешь ей разъезжать за спиной у этого мотоциклиста? Ты что, собираешься превратить ее в одного из этих «Ангелов ада»[2]?
Эвелина фыркнула и расхохоталась:
— Не говори глупостей.
— А ты — ты уезжаешь с этим своим дружком-байкером, даже не зная, что она в этот момент затевает!
— Конни ничего такого не «затевает», тетя. Ты только что с ней познакомилась, а я, черт возьми, знаю о ней в тысячу раз больше, чем ты!
— Не смей сквернословить при мне, Эвелина Лайонхарт. Что бы сказал Робин, упокой Господь его душу, если бы услышал, что его дочь бранит меня такими словами!
— Ну а чего же ты ожидала, тетя? Что-то в прошлом году я не слышала, чтобы ты предлагала забрать ее, когда родители навязали ее на мою голову. А теперь ты ни с того ни с сего заявляешься сюда и ведешь себя так, будто мы с ней какие-то преступницы! Хватает же наглости!
— Это не наглость: у меня есть на то полное право. Родители девочки попросили меня убедиться в том, что ты не портишь им дочь всем этим вздором, связанным с Обществом, а в случае чего — велели принять надлежащие меры.
— Это правда, Эвелина, — вмешался дядюшка Хью, голос которого звучал спокойно, в отличие от визгливых интонаций женщин. — Я не могу винить их за то, что они хотят убедиться, что… ну, ты понимаешь… что ничего такого с их дочерью не происходит. Я никогда не слышал хорошего о людях, которые путаются в этом твоем Обществе, все как раз наоборот.
— Ты рассказывала Конни о том, что случилось когда-то? — спросила Годива. — Объясняла, каким образом половина моего поколения оказалась уничтожена одним ужасным ударом, когда выполняла задание Общества? Рассказывала о муже моей сестры?
— Да, Конни знает об этих опасностях. — Голос Эвелины теперь смягчился. — Если бы ты не поворачивалась ко всему этому спиной, тетя, я бы могла объяснить тебе, почему она не может избегнуть их. Но ведь ты уже сделала выбор, верно?
— Да, сделала — и никогда ни на миг не пожалела об этом.
— Никогда?
— Да. Но теперь это все совершенно не важно. И скоро Конни сможет сказать то же самое. Позови ее. Я должна кое-что ей сказать.
Повисло молчание, потом Эвелина высунула голову из-за двери и позвала Конни.
— Думаю, ты все слышала, — шепнула она, кладя руку Конни на плечо. — Все будет хорошо. Я с тобой.
Годива стояла спиной к буфету, намеренно игнорируя блестящую коллекцию перьев, ракушек и старых стеклянных бутылок, которую собрали Конни и Эвелина во время своих совместных прогулок по торфяникам и берегу моря. Среди обычных находок были и более редкие предметы: серебряный волос из хвоста единорога, черное перо Громовой птицы[3], кусочки скорлупы драконьего яйца и черный янтарь, добытый горным гномом.
— Конни, твои родители решили, что пора прекратить это сумасбродство, — объявила Годива.
— Я что-то не понимаю. — Конни взглянула на Эвелину. Тетя побледнела и сжала губы в тонкую линию.
— Мы забираем тебя с собой.
— Нет! — взорвалась Конни. А как же ее планы? Ее обучение? Ее друзья?
— Мы собираемся вернуться в наш старый дом в Чартмуте.
— Твои родители, Конни, очень за тебя беспокоятся, — ласково сказал Хью, беря ее за руку.
— И совершенно справедливо, — добавила Годива. — Этого я и ждала от Гордона. Он решил, что всему есть предел.
— Но я не хочу уезжать. Я хочу остаться здесь, — возразила Конни, она с трудом верила в такое ужасное развитие событий.
— Не то чтобы родители Конни не были тебе благодарны, Эвелина, — сказала Годива, игнорируя протест внучатой племянницы, — но они признались мне, что совершили ошибку, оставив ее с тобой.
— Ты должна понимать, Эвелина, что маленькая девочка вроде Конни — тяжкое бремя для одинокой женщины в твоих обстоятельствах, — рассудительно продолжал Хью.
— Жизнь в Гескомбе — это лучшее, что когда-либо случалось со мной. — Конни обращалась к двоюродному деду, в котором надеялась найти больше сочувствия. — Пожалуйста, не делайте этого! — Она чувствовала, как руки Эвелины, сжимавшие ее плечи, дрожат от ярости.
— Мы не собираемся увозить тебя далеко отсюда — только до Чартмута. У нас там очень милый домик — слишком большой для двух таких старых чудаков, как мы, — сказал Хью.
Годива подняла брови, услышав, что ее записали в «старые чудаки».
— И, разумеется, мы возьмем на себя ее образование.
— Вы что — сами будете ее учить? — взорвалась Эвелина.
— Домашнее образование — вот ответ. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь выбил из меня дурь, когда я была в возрасте Конни, не дал бы этому развиться до критического состояния. Подавил бы в зачатке, вот как бы я это назвала.
— Выбить это из нее?! Что ты имеешь в виду, Годива, скажи на милость?
— Дисциплина старого образца — вот что нужно этой девочке. Она стала спасением для меня — и для нее тоже станет.
Хью казался сконфуженным.
— Выбить, конечно, не в буквальном смысле, Эвелина. Думаю, что моя сестра просто имеет в виду строгий режим — вроде старой доброй корабельной дисциплины.
— Она же ребенок, а не один из ваших молодых матросов, Хью! — воскликнула Эвелина. — И вы не заберете ее у меня. Вы просто не понимаете. Она не такая, как другие: ей нужна особая забота.
— Раз в жизни соглашусь с тобой, Эвелина, — сказала Годива. — Пора ей перерасти свои проблемы с животными. А ты только поощряешь ее. Ее родители решили, что Конни должна порвать все связи с этим твоим сумасбродным Обществом и научиться вести себя как обычный подросток с обычными друзьями.
— Но она не обычный подросток, Годива! Почему бы тебе раз в жизни не взглянуть правде в глаза? Ты бежала от своего предназначения, но Конни этого сделать не может. Она необыкновенно одарена! Она нуждается в Обществе, а Общество нуждается в ней!
— Ты несешь вздор. Ты не даешь ей возможности жить обычной жизнью.
— Что хорошего в обычной жизни, если ты… если ты — Конни? Годива, ты просто узколобая фанатичка! Ты всегда принимала сторону моего отца, когда речь шла об Обществе, ты знала, как сильно это обижало меня и Сибиллу, но и не думала заботиться о наших чувствах. Я не позволю тебе сделать то же самое с Конни!
— Что за чушь, Эвелина, — сказала Годива ледяным голосом. — Ты забываешь, что речь идет о дочери Гордона — не твоей, и он разрешил мне принять все необходимые меры, чтобы спасти Конни от тебя и твоего Общества. — Она повернулась к Конни. — Собирай вещи. Мы уезжаем.
3. Рэт
В Чартмуте такси подвезло семейство Лайонхарт к воротам большого, массивного дома в Монастырском тупике. Конни рассматривала четыре этажа под шиферной крышей, очертания которой выделялись на фоне ночного неба. Дом выглядел как толстый, откормленный горожанин, которому суетиться не было нужды, казалось, он всегда занимал привилегированное место в старой части города.
— Приехали, Конни. Это особняк Лайонхартов, — сказала Годива. Конни в первый раз услышала в ее голосе одобрение чего бы то ни было. — Здесь больше того, что имеет отношение к твоей семье, чем весь этот вздор насчет Общества: у рода Лайонхартов долгая и почтенная история в этом городе. Мы были одним из главных купеческих родов в течение столетий. Пойди в монастырь, что напротив, и на стенах ты найдешь имена своих предков. Мы даже оплатили работу над окном из цветного стекла в южном трансепте.
Конни молча изобразила интерес. На самом деле она хотела бы побольше узнать об этом, если бы не была так подавлена отъездом с Шэйкер-роуд.
Тетушка Годива достала ключ и открыла ворота.
— Ты звонил миссис Уэллборо, Хью? — спросила она.
— Конечно. Она сказала, что приведет для нас дом в полный порядок.
— Не сомневаюсь. Я уже вижу, что ее муж следил за садом согласно распоряжениям. — Годива кивнула на безукоризненно опрятную лужайку и идеальную тисовую ограду. Она наклонилась пониже и вынула из своей вместительной черной сумки линейку, чтобы измерить края. — Хорошо, хорошо: ничего выше шести дюймов. Превосходно.
Потрясенная такой точностью, Конни взяла свой чемодан и последовала за Годивой по дорожке; сзади катил свой чемодан на колесиках Хью. Когда под ее ногами захрустел гравий, Конни поежилась. Тут было что-то неправильное — что-то нездоровое. Сад казался похожим на человека, связанного смирительной рубашкой.
Годива остановилась на верхней ступеньке, нащупывая в темноте нужный ключ. Хью включил свет, осветив двери, украшенные очень знакомым символом.
— Эй, это же мое! — воскликнула Конни. — Что делает символ Универсала на парадной двери этого дома?
— Что — это? — Хью поравнялся с ней. — Ты эти узоры имеешь в виду? Красиво, правда? Это часть нашего семейного герба — звездный компас. Он показывает, что ты родом из длинной династии моряков вроде меня, понимаешь? — Он закатал рукав и показал темно-синюю татуировку такой же формы. — Я сделал ее в Сингапуре в пятьдесят восьмом году. Старик, который ее наносил, чуть не упал, когда я показал, что мне нужно, и задал мне кучу странных вопросов. — Хью задумчиво почесал предплечье. — На самом деле из всех моих татуировок эта больше всего вызывает интерес у людей.
— Вы знаете, что это означает? — Конни не могла удержаться от вопроса.
— Разумеется. Это символизирует юг, запад, север и восток — ты, конечно, уже знаешь стороны света, в твоем-то возрасте? «Южный Зной Стоит Весной», — вот, стишок помогает запомнить.
Он действительно не знает, что это принятый в Обществе символ универсального посредника, или просто очень хорошо притворяется?
Годива отперла дверь и провела их в прихожую, зажигая по дороге свет. Конни поразила лестница: черные перила из кованого железа и белые мраморные ступеньки. Пол в холле был каменный; единственной мебелью была алебастровая ваза с засохшими цветами, стоящая на металлическом столе перед большим зеркалом.
Конни не избавилась от болезненного чувства, охватившего ее в саду, даже переступив порог дома. Было что-то совершенно неправильное в особняке Лайонхартов: чего-то не хватало.
— Мы начнем занятия послезавтра, Конни… — объявила Годива.
— Но ведь у меня каникулы!
Тетушка Годива приподняла одну бровь и продолжила:
— …поэтому я предлагаю тебе провести завтрашний день, изучая твой новый дом.
«Это не дом», — кисло подумала Конни. Она чувствовала себя растением, вырванным с корнем и пересаженным в дурную почву.
— Твоя спальня на втором этаже, рядом с моей. Я сейчас покажу ее тебе, чтобы ты могла привести себя в порядок перед ужином. Тебе, конечно, нужно переодеться.
Конни оглядела свои джинсы:
— Да?
— Разумеется. В этом доме в столовую в брюках не входят. Полагаю, у тебя есть платье или юбка?
— Гм…
Годива раздраженно цокнула языком:
— Если не сможешь найти ничего приличного, можешь позаимствовать одну из моих. Отныне ты должна вести себя как леди, Конни, а не как сорванец.
— Я не сорванец.
Годива фыркнула, как будто говоря, что по этому вопросу двух мнений быть не может, и отправилась наверх. Она на короткое время задержалась у одной из дверей, протянув руку, но не дотрагиваясь до выкрашенного белой краской дерева.
— Это моя комната. А это, — она сделала несколько шагов по коридору, — твоя.
Конни прошла через открытую дверь и поставила на пол чемодан. Узкая кровать с железным каркасом стояла у одной стены, металлический стол — под окном, а комплект вешалок для пальто висел над большим кожаным чемоданом вроде того, который приволок домой дядюшка Хью. Атмосфера в комнате была гнетущая, как в тюремной камере. Только выцветшие обои — розовые розы, ползущие по решетке, — как-то пытались смягчить это впечатление.
— Ты должна повесить свою одежду, а остальные вещи сложить в чемодан, — сказала Годива. Она провела пальцем по поверхности стола и довольно улыбнулась, не обнаружив на нем пыли.
— Ладно.
— Не надо говорить мне «ладно» таким угрюмым тоном, юная леди. Нужно отвечать: «Да, тетушка Годива».
— Да, тетушка Годива.
— Так-то лучше. — Годива приблизилась к внучатой племяннице и тем же пальцем, которым только что проверяла пыль, пощекотала ее под подбородком. — Я знаю, начинать будет трудно, Конни, но тебе придется поверить, что все это для твоего же блага. — Должно быть, в глазах Конни она разглядела серьезные сомнения. — Я бы хотела, чтобы ты мне доверяла. Я действительно знаю, через что тебе придется пройти, потому что сама прошла через это. Первый шаг к твоему выздоровлению — это понять: то, что ты чувствуешь, — ненормально, это как болезнь. Если ты это признаешь, то твердо встанешь на путь выздоровления. А сейчас я тебя оставлю.
Как только за ней закрылась дверь, Конни бросилась ничком на кровать и дала волю слезам, которые сдерживала до сих пор. Она так старалась быть храброй, чтобы Эвелина не увидела, как она расстроена, пока собирала вещи в своей любимой спаленке под крышей дома на Шэйкер-роуд. Теперь Конни была одна, и ее охватило отчаяние. Она уже ненавидела свою двоюродную бабку. В ней было что-то странное: она понимала в отношении Общества больше, чем хотела признать. Как будто даже знала точно.
Быть оторванной от Общества само по себе было ужасно, но что по-настоящему пугало Конни, так это мысль о том, что Каллерво может использовать ее изоляцию в своих целях. Теперь у нее не было возможности узнать, как защитить себя. И еще у нее осталась новая подопечная. Когда Конни соглашалась стать посредником Арганды, она не осознавала, какие трудности могут их подстерегать. Для того чтобы обе они жили полноценной жизнью, ей необходимо видеть Арганду регулярно; если она не будет этого делать, они обе будут страдать. Установление контакта делало их частью друг: друга — именно такова была особенность отношений между посредником и существом. Как Универсал, она могла устанавливать мимолетные контакты с любым количеством существ, но быть связанной посредническими узами с одним-единственным — это нечто иное. Это как различия между дружбой и браком: они с Аргандой отныне принадлежали друг другу и разлучать их не следовало.
Раздался осторожный стук в дверь.
— Да? — Конни вытерла глаза тыльной стороной ладони.
Из-за двери показалась голова Хью.
— Я подумал, что ты, наверное, немного расстроена, поэтому принес тебе подарок. — И он протянул ей красивую изогнутую раковину. — Если ты похожа на меня, то здесь ты будешь скучать по виду моря; но, по крайней мере, ты сможешь услышать его шум с помощью этой раковины.
— Спасибо, дядюшка Хью.
— Не за что, милая. — Он положил ее на одеяло и вышел.
Кол в загоне за домом чистил своего пони по имени Мэгз, за этим занятием его и застала его бабушка. Она прислонилась к забору, чтобы отдышаться, все еще встревоженная новостями, которые только что услышала от Эвелины. Кол тихо насвистывал, не обращая внимания ни на что, кроме своего любимого восьмилетнего каштанового пони. Миссис Клэмворси не хотела их беспокоить, но дело не терпело отлагательства.
— Кол?
Он поднял глаза, его рука со щеткой остановилась на полпути: он не ожидал, что бабушка стоит рядом.
— Что случилось, бабуля?
— Это касается Конни.
— Ведь это не связано с Каллерво? — быстро спросил Кол. Это имя оставило мерзкий привкус во рту, когда он произнес его.
— Нет, милый. Но это почти так же плохо.
Кол выронил щетку:
— Расскажи мне.
— Конни увезли от нас — от Эвелины, от Общества, от всего. — Казалось, миссис Клэмворси вот-вот заплачет. Рука ее, держащаяся за край забора, дрожала.
— Кто увез?
— Ее родители прислали за ней двоюродную бабку и деда. Теперь Конни в лапах у Годивы Лайонхарт, и мне страшно подумать, к чему это может привести.
— Конни уехала, даже не попрощавшись? — Кол не верил своим ушам. Только вчера они вместе обсуждали летние каникулы, строили планы.
— У нее не было выбора. Они увезли ее в Чартмут, в свой дом, сразу, как только приехали вчера вечером. Никому из нас не разрешается видеться с ней.
Мэгз ткнул Кола носом, чтобы привлечь к себе внимание; тот рассеянно погладил пони.
— Но они не могли так поступить! Как же ее обучение? Как насчет Каллерво?
— Мы все именно так и думаем. Твой отец сказал, что они даже разговаривать с ним не стали, когда он вчера подвез Эвелину домой: Годива ожесточенно противится всему и всем, кто имеет отношение к Обществу.
Новое подозрение поразило Кола.
— А что папа делал вместе с Эвелиной, бабушка?
Миссис Клэмворси слегка покраснела:
— Это их дело, а не наше. А теперь поторопись, я хочу, чтобы ты отнес Маку сообщение от меня. Он еще не знает, чем все это закончилось вчера вечером.
Мэгз свернул с дороги и ускорил шаг, унося своего всадника все дальше в глубь Мэллинского леса. Даже несмотря на то что они везли плохие вести, Кол не мог не признаться, что у него немного поднялось настроение. Они оба любили скакать среди деревьев. Им не терпелось галопом проскакать через разные части леса — величественные зеленые коридоры буковых деревьев; темные, загадочные аллеи дубов с желудями, хрустящими под ногами; галереи с колоннами серебряных берез, растущих в песчаной почве. Все эти места сильно менялись в зависимости от времен года. На одной прогулке Кол и Мэгз продирались через свежие весенние заросли, на следующей скакали под обильной летней листвой, медной осенью брели по щиколотку в палой листве, а зимой спасались бегством от пронизывающего холода. За годы, проведенные в Мэллинском лесу, Кол научился многому: он ездил верхом, лазал по деревьям, устраивал берлоги — лес всегда был самым интересным местом для игр. Хотя он думал, что хорошо знает его, Кола никогда не покидало ощущение, что это загадочное место, кое-где по-настоящему дикое. Он чувствовал, что лес наполнен существами, они прятались на деревьях и на земле. Конни часто говорила, что его переполняет жизнь. Если бы она была здесь, она бы рассказала ему, что это за существа. Он остановил Мэгза и огляделся. И они хотят здесь все вырубить и закатать в бетон, принеся в жертву последний оставшийся в Гескомбе участок великих лесов, которые некогда покрывали эту местность. Он чувствовал грядущую утрату почти как физическую боль.
«Кто от этого выиграет?» — сердито спрашивал он у деревьев.
Ах да, «Аксойл» сможет отправить большее количество громыхающих цистерн с нефтью. Кол также слышал, как люди, ездящие на работу в Чартмут, жаловались, что путь отнимает слишком много времени из-за плохой дороги.
«Но куда же нам бежать от машин, если все здесь будет залито бетоном?» — думал он.
Деревья шумели, как будто соглашаясь с ним.
Мак Клэмворси сидел около палатки, его мотоцикл был припаркован под платаном. Мэллинский лес начинал наполняться и другими людьми: одни ставили палатки, как Мак, другие жили в фургонах; вокруг последних были беспорядочно рассеяны дети, собаки и шезлонги. Над головой у Мака двое мужчин в яркой хлопковой одежде сидели на верхушках деревьев и развешивали по веткам флаги с маленькими колокольчиками, звеневшими на ветру. Отдаленные звуки молотков выдавали работу тех, кто строил шалаши на деревьях.
Мэгз выехал на поляну и остановился у лагерного костра.
— О, привет, сынок. — Мак зевнул, устало потирая небритый подбородок. — Пришел, чтобы присоединиться к нам, да? Мы тут уже окопались, так что полиции будет нелегко сдвинуть нас с места, — и чем дальше, тем будет веселее.
Кол не ответил, но спрыгнул со спины Мэгза и отпустил пони попастись на воле.
— Ты слышал о Конни? — спросил он отца.
— Нет, а что? — спросил отец без особого интереса, тыкая в огонь веткой.
— Ее забрали от Эвелины, и ее семья не разрешает ей встречаться ни с кем из Общества.
Мак бросил на сына удивленный взгляд, но потом продолжил шевелить угли в костре.
— Какая неприятность.
— Это не просто неприятность, это беда. А как же Каллерво? Как мы сможем защитить ее, если никому из Общества не позволено даже подходить к ней?
Мак нахмурился:
— Вот досада. Уверен, Эви расстроена.
— Не так сильно, как Конни. — Кол помолчал. — Ты не хочешь рассказать мне, что произошло вчера вечером?
Он плюхнулся на перевернутое ведро напротив Мака.
— Ничего. Я к этому не имею никакого отношения. Я и двумя словами с ними не обменялся. Эви рассказывала мне, как вся семья надоедает ей по поводу Конни.
Кол возил кроссовками по палой листве, глядя в землю.
— Так что там у тебя с Эвелиной, папа?
Мак поднялся на ноги и потянулся.
— Спать на свежем воздухе — что может с этим сравниться! — сказал он и снова зевнул.
— Папа?
— Она друг, я знаю ее много лет. Послушай, Кол, я уверен, что доктор Брок и другие что-нибудь придумают для Конни. На мгновение забудь обо всем этом, ты все равно ничего не можешь сделать. Почему бы тебе немного не отвлечься, не познакомиться с другими людьми здесь? Я знаю, где можно раздобыть чайку. Пойдем со мной.
Кол поплелся за Маком в дурном расположении духа. «Забудь об этом», — сказал его отец. Но как забыть? Мак всегда казался таким уверенным в себе, таким сильным — он становился центром каждой комнаты, каждого собрания, отметая все условности, как будто они не имели никакого значения. Кол чувствовал, что не может расти в густой тени своего отца. Это было верно, так же как и то, что Мак был вечным странником и частенько покидал Гескомб в полном одиночестве. Но недавно отец начал выезжать на прогулки с Эвелиной Лайонхарт. Кол не знал, нравится ли ему перспектива видеться с отцом чаще.
Мак остановился у старого белого автобуса, разрисованного радугами. Он постучал в дверь, и ее распахнула женщина с диковатыми глазами и копной рыжих волос.
— Это ты, Мак! — с облегчением воскликнула она. — Я было подумала, что это снова полиция.
— Нет, Ши́ван, это всего лишь я — и в этот раз я привел с собой сына.
Кол вышел из-за спины отца и с интересом смотрел на женщину: она казалась ему вихрем рыжей энергии в этом тихом зеленом месте.
— Он необычный, — с восхищением сказала Шиван, уперев руки в широкие бедра. — Глаза у него, как у эльфа, но сдается мне, что в наши дни только мы, ирландцы, и помним о них.
Кол бросил взгляд на отца, как бы спрашивая, знает ли она об Обществе. Мак слегка покачал головой, прежде чем ответить:
— Ага, он странно выглядит, верно?
«Вот спасибо, папочка!» — кисло подумал Кол.
— Я тут подумал: может быть, Рэт захочет познакомиться с ним — они ведь, кажется, одного возраста, — продолжал Мак.
Шиван громко крикнула через плечо в темные недра автобуса:
— Рэт! Рэт! Ты где там, ленивый негодник?
Из темноты вынырнуло бледное лицо в обрамлении взъерошенных волос, наверное, мальчик только что проснулся. Он был худым и гибким, с русыми волосами и щурил сонные глаза на утреннем солнце. Его нос был усеян веснушками, а по обе стороны его заостренного личика красовались оттопыренные красные уши.
— Как зовут твоего сына? — спросила ирландка, подталкивая Рэта вперед.
— Кол, — сказал Мак, с размаху хлопая сына по спине.
— Что ж, Кол, — сказала она, — это Шон, но все вокруг зовут его Рэт, потому что, понимаешь, фамилия у нас такая — Рэтклифф.
Кол действительно понимал — отчасти. Они с Рэтом какое-то время осторожно присматривались друг к другу, как две незнакомые собаки при встрече, пока Кол не улыбнулся. Рэт усмехнулся в ответ.
— Ну, Мак, хочешь чаю? — сказала Шиван, стоя в стороне. — Вы двое ступайте погулять куда-нибудь, но не слишком далеко, поняли? И не ищи себе больше неприятностей, Рэт!
— Ма! — запротестовал Рэт.
— Не думай, что я не знаю, что ты там затеваешь: я не вчера родилась.
Рэт натянул резиновые сапоги и выпрыгнул из автобуса.
— Ну, тогда пошли, — сказал он Колу, беспечно тряхнув головой. — Посмотрим на шалаши на деревьях.
Кол следовал за ним по пятам, пытаясь нащупать безопасную тему для разговора. Футбол? Будет ли болеть за какие-нибудь клубы парень, живущий в автобусе? Почему-то он казался не из таких. Желая добиться успеха в первой их беседе, Кол пытался понять, что между ними общего.
Рэт внезапно остановился и жестом велел Колу отступить. Кол замер. Что это еще за игры? Потом Кол сам увидел, в чем причина. Они стояли в березовой рощице, над головой была светло-зеленая листва, а медного оттенка земля была усеяна прошлогодними листьями. Там, на поляне, стоял олень, изящно приподняв переднее правое копытце, как балерина, балансирующая у станка. Мальчики на мгновение заглянули во влажные карие глаза животного, не смея перевести дыхание. Ветер зашумел в листве; олень махнул хвостом и в два прыжка скрылся из виду.
— Люблю этот лес, — просто сказал Рэт, снова трогаясь с места.
— И я тоже. — Кол старался не отставать от него. — Слушай, Рэт, если ты любишь животных, не хочешь ли прокатиться на моем пони?
4. Кассандра
Ближе к вечеру у ворот зазвонил колокольчик. Из своего окошка Конни наблюдала за тем, как ее двоюродная бабка, которая целый день решительно искореняла ростки сорняков с цветочных бордюров, бросилась посмотреть, кто это пришел. Через несколько минут она вернулась, ведя за собой двух девочек. В руках она держала связку ключей и походила на тюремщика, сопровождающего посетителей на свидание к узнику. Сердце Конни подпрыгнуло от радости: это были Джейн и Аннина, ее лучшие школьные подруги. Перепрыгивая через две ступеньки, она сбежала в прихожую им навстречу.
— Как я рада вас видеть! — воскликнула она.
— И мы тебя. — Аннина обняла Конни, выразительно оглянувшись на Годиву. — Что с тобой случилось?
— О, это моя двоюродная бабушка. Тетушка Годива, это Аннина Нуруддин и Джейн Бенедикт.
— Юная девица, — резко обратилась Годива к Аннине, — вы имеете отношение к Обществу?
— К чему? Вы имеете в виду Общество, которое посещает Конни?
Годива кивнула.
— Нет-нет, что вы.
— А вы? — Годива повернулась к Джейн.
— И я нет. — Под сверлящим взглядом Годивы Джейн застеснялась и спрятала глаза за упавшей на них светлой челкой.
— Хорошо, в таком случае я рада познакомиться с вами, девочки. Конни расскажет вам, что в ее жизни недавно произошли кое-какие перемены, но вы можете продолжать с ней дружить.
— Э… спасибо, — сказала Аннина, определенно недоумевая, по какому праву Годива распоряжается, с кем можно, а с кем нельзя дружить Конни.
— Полагаю, вы предпочтете пойти в сад? — сказала Годива, подталкивая их к выходу, как будто пытаясь убрать беспорядок, который они внесли в ее прихожую.
— Не беспокойтесь, мы пойдем в мою комнату, — сказала Конни.
Только когда Конни закрыла за ними дверь, Аннина перестала сдерживаться:
— Кол сказал, что тебя забрали от Эвелины.
— Да, забрали.
— Почему?
— Мои родители беспокоятся обо мне. Они хотят, чтобы мои двоюродные бабка и дед попытались сделать из меня нормальную девочку.
Аннина фыркнула:
— Нормальную? А что с тобой не так?
Конни пожала плечами; было видно, что для нее это тоже загадка.
Джейн рассматривала раковину.
— Так ты будешь жить здесь? И долго ли?
— Не знаю.
— Если ты останешься здесь в сентябре, тебе будет недалеко ходить в чартмутскую среднюю школу.
— Моя бабка планирует обучать меня на дому.
— Ты что, шутишь? — не поверила Аннина.
— И не думаю.
— Она что, думает, что это сделает тебя нормальной? У нее нет ни малейших шансов.
Повисло неловкое молчание — Конни закусила губу, чтобы не расплакаться. Аннина и Джейн коротко переглянулись, а потом вдвоем крепко обняли Конни.
— Вам двоим придется выручать меня, хорошо? Мне не разрешают видеться ни с Колом, ни с кем-либо другим, так что вся надежда на вас.
— Конечно, мы постараемся, Конни. — Аннина в ответ только сжала ее руку. — У меня есть идея. Почему бы тебе не поучаствовать вместе с нами в подготовке Гескомбского фестиваля? В этом году организацией занимается мой папа. Если ты согласишься, это даст тебе массу возможностей выходить из дому вместе с нами и ходить в разные места.
— Звучит заманчиво, — сказала Конни, усаживаясь на кровать рядом с подругой. В представлении Аннины все всегда выглядело очень радужно. Будущее уже не казалось ей таким унылым.
— В этом году фестиваль станет большим событием — хотя, может быть, тебе это и неинтересно. К нам приезжают «Krafted».
— Кто?
Аннина вытаращила глаза.
— Ну, группа такая, ты что, не знаешь? Последние три недели они занимали верхнюю строчку в хит-параде.
Джейн тронула Конни за руку:
— Не волнуйся, я тоже о них не слышала.
— Вы что, обе не слушаете радио? И пяти минут не проходит, чтобы не звучала какая-нибудь из их песен.
— А ты ничуть не преувеличиваешь, Анни? — поддразнила ее Джейн.
— Ну ладно, в общем, вы меня поняли. Впервые наш музыкальный фестиваль смог заполучить по-настоящему популярное имя. Кроме того, приедет куча других исполнителей — это будет великолепно.
— А зачем они сюда приедут? — поинтересовалась Конни. Она, конечно же, знала об этом фестивале, но он был вовсе не таким крупным, как Гластонбери[4] или любой из других летних концертов.
— Это все из-за акции протеста. Разве не ясно, что новая дорога пройдет прямо по полям, на которых собираются люди, приехавшие на фестиваль? Барабанщик «Krafted» сам родом из Чартмута, и его это решительно не устраивает. Мы хотим под предлогом фестиваля попытаться остановить уничтожение деревьев.
— У нее всегда все так гладко выходит, правда? — ехидно шепнула Джейн.
Аннина пропустила ее замечание мимо ушей.
— Билеты расхватывали, едва они появлялись в Интернете.
— Но чем же я могу помочь? — спросила Конни.
Ей начало передаваться воодушевление Аннины. Может быть, и вправду это сработает? Она отчаянно хотела спасти лес — так, может быть, теперь им удастся это сделать.
— Ну, вначале, как всегда, будет карнавальное шествие. Мы еще не знаем, какая тематика будет в этом году, но обычно там много животных — лошадей и других. Ты бы могла помочь держать их под контролем.
— Ты обратилась как раз по адресу.
— Я тоже так думаю. Хочешь, я спрошу разрешения у твоей бабушки, или спросишь сама?
— Думаю, лучше, чтобы эта идея исходила от тебя — тебе всегда удаются такие вещи.
— Какие?
— Вешать людям лапшу на уши, Анни: ты на людей действуешь так же, как Конни — на животных, — пояснила Джейн.
Аннина с гордостью улыбнулась:
— Спасибо. Хорошо, я приручу ее для вас. Какие у нее слабости?
— Не думаю, что они у нее вообще есть, — сказала Конни. Она на секунду задумалась. — Ей нравится тяжелая работа и порядок.
— Отлично, я наплету ей о том, какой рабский труд тебя ждет на фестивале.
— Не волнуйся, Конни, у твоей бабушки против Аннины совершенно нет шансов, — сказала Джейн, когда Аннина сбежала по лестнице вниз. — Никто еще не смог взять над ней верх. Мне почти жалко твою бабулю.
Однако битва оказалась ожесточеннее, чем предсказывала Джейн. Годива лишь согласилась позволить Конни участвовать в подготовке фестиваля — под крышей своего дома и под ее личным надзором. Что до работы на месте проведения, это даже не подлежало обсуждению.
Аннина задумчиво жевала кончик своей длинной черной косички, докладывая о результатах своей первой вылазки на врага.
— Твоя бабушка какая-то странная, Конни. Когда я заговорила о том, чтобы она разрешила тебе ходить в Мэллинский лес, это произвело такой эффект, как будто я произнесла какое-нибудь ужасное ругательство. До тех пор она была со мной вполне мила — я уж было подумала, что убедила ее, — но тут она внезапно уперлась и заявила, что тебе нельзя позволять и на миллион миль приближаться к этому месту, что она терпеть его не может и чем скорее вырубят этот лес, тем лучше.
— Она не могла такое сказать! — Конни пришла в ярость. Ей и раньше не слишком нравилась Годива, но теперь у нее была причина ее ненавидеть. Как можно желать уничтожения всех этих деревьев?
— Так она и сказала. Но в любом случае она согласилась, по крайней мере, чтобы мы время от времени приходили тебя навестить.
Конни закрыла лицо руками:
— Это какой-то кошмар.
— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Джейн. — Ты уже обсуждала это с родителями?
— Угу. Они сказали, что я должна пожить в режиме своей бабушки хотя бы несколько месяцев и я могу не ждать, что это окажется легко.
— Чудесно, — мрачно сказала Аннина.
— Спасибо уже за то, что ты попыталась.
— Я пока не собираюсь сдаваться. Будем надеяться, что в следующий раз мне повезет больше.
Несколько дней спустя Кол и Рэт лежали в высокой траве на лесной поляне, наблюдая за дятлом, усердно долбившим каштан по соседству. Дерево было украшено множеством листьев, похожих на широкопалые руки, и сотнями светло-зеленых шариков. Каждый раз, когда на поляне поднимался легкий ветерок, листья-руки вздымались и опускались, как будто били в ладоши в такт мексиканскому танцу. Колу казалось, что это сам Мэллинский лес веселится в прекрасный летний денек.
— Смотри, как он работает! — восхищенно воскликнул Кол, когда птица застучала клювом по коре так быстро, что ее головка стала казаться неясным пятном.
— Ага, прямо как мой папаша на рок-концерте, — отозвался Рэт. — Должно быть, у него все мозги порастряслись, как думаешь? Мать всегда говорила, что у папы не совсем все дома с тех пор, как он этим занялся.
Кол хрюкнул от смеха, а Рэт широко усмехнулся ему в ответ. Он протянул Рэту бинокль и лег на спину, глядя в голубое небо над головой и различая очертания облаков: здесь лицо, там корабль, а это — ястреб… Резко пикировали вниз ласточки, ловя насекомых.
— Эй, тебе стоит на это посмотреть, — вдруг сказал Рэт с волнением.
— Э… на что? — спросил Кол, возвращаясь в реальность, и увидел, как Рэт рассматривает что-то в бинокль через поляну.
— Кол! Только взгляни на это!
— Ну так дай мне! — Он схватил бинокль и навел его в направлении, в котором смотрел Рэт. Там была женщина в белом платье с длинными золотистыми волосами, которые кольцами падали ей на плечи. Кол выронил бинокль, как будто он обжег его.
— В чем дело? — спросил Рэт, потирая нос тыльной стороной ладони. — Она исчезла?
— Нет.
— А что тогда?
— Просто это… Хорошо, если тебе так нужно знать, это — моя мать, — сказал Кол. Вышло более резко, чем он хотел.
— Ну и как, ты не собираешься подойти поздороваться? — спокойно спросил Рэт, беря бинокль. Он недоумевал, почему Кол стоит как вкопанный. Он и не догадывался, как его друг смущен и напуган одним появлением своей матери. — Тебе лучше поторопиться.
Кол кивнул и какой-то странной, неуверенной трусцой побежал к матери, как будто его ноги не могли решить — хотят ли они бежать вперед или нет. Теперь она стояла на коленях, наклонившись так, что волосы падали на ее лицо густым покрывалом, и била кулаками по земле, как по барабану.
— Что ты делаешь? — спросил Кол.
— Вызываю змей, — ответила она своим хриплым голосом, от которого Кола всегда бросало в дрожь. Она подняла на сына незабудковые глаза. — Здравствуй, Колин.
— О… э… привет, мам, — ответил он, в смущении переминаясь с ноги на ногу.
Молниеносным движением она поднялась с травы и подошла к нему. Взяв его за плечи, она всмотрелась прямо ему в лицо.
— Ты вырос, — сказала она с явной гордостью. — Ты узнал, что такое опасность, и победил свой страх.
Кол предпочел бы более традиционное приветствие, но ему было приятно, что она наконец обратила на него внимание — такого, каков он есть.
— Спасибо, — коротко сказал он, отстраняясь. Она продолжала смотреть ему в лицо, от чего у него скрутило нутро, как будто она пробудила змей в нем самом. Он попытался отвлечь ее:
— А зачем ты вызываешь змей? Разве сейчас здесь не слишком людно? Нарушение правил Общества и все такое?
Его мать была посредником змееволосых горгон, и он подумал о том, как Рэт едва не увидел ее в деле.
— Ха! — Она саркастически рассмеялась. — Когда это меня волновали правила?
«Это точно», — подумал Кол.
— Так зачем ты здесь? — Разумеется, она не для того приехала, чтобы с ним повидаться.
— Чтобы присоединиться к протестующим. Этот лес — последний дом горгон в Южной Англии. То место, куда они веками возвращались, чтобы выводить потомство. Если он исчезнет, исчезнут волосы горгоны — и она погибнет.
Кол сглотнул и невольно оглянулся: он и не знал, что в этих лесах скрываются горгоны, и ему, определенно, не улыбалось встретить одну из них прямо сейчас.
— О, это… это плохо, — пробормотал он. — И где они сейчас?
— Осталась только одна, и я ее хорошо спрятала, — сказала его мать. — Она окажется в опасности, если ее обнаружит кто-нибудь из этих протестующих или дорожных строителей.
«Ага, — подумал Кол, — не говоря уже о том, в какой опасности окажется несчастный, встретивший взгляд горгоны, который обладает силой превращать все живое в камень». Но он подозревал, что его мать это вовсе не беспокоило.
— Папа здесь, ты знаешь? — осторожно спросил он, когда она направилась обратно к лагерю, задевая папоротники длинной юбкой, на которую дюжинами цеплялись колючки. Она ничего не ответила, но по тому, как решительно она сжала челюсти, Кол понял, что это была неприятная новость.
Кол шел за ней до входа в бледно-зеленый туристический автофургон, припаркованный в дальнем конце поляны для пикников.
— Тебе лучше не входить сюда, — сказала она. — Подожди меня здесь: у меня для тебя кое-что есть.
Она исчезла внутри; Колу были слышны голоса, и он попытался представить, с кем она там разговаривает. Он сел на скамейку для пикника и запустил пальцы в волосы: он чувствовал себя ужасно — как раз так, как когда ему было пять лет и он еще жил вместе с матерью. Он не хотел признаваться себе в этом, но она откровенно пугала его. И все же часть его существа тянуло к ней, как будто она держала его на невидимом поводке, за который могла дергать в свое удовольствие. Хуже всего было то, что она, кажется, не понимала, как действует на него: он не много места занимал в ее жизни — так поглощена она была своими змее-волосыми друзьями, и она, вероятно, даже не догадывалась, что значит для него так много.
За спиной раздался крик:
— А, Кол! Вот ты где. А я тебя ищу. Бабушка хочет, чтобы к шести ты был дома.
Кол в ужасе обернулся, понимая, что у него есть лишь несколько секунд, чтобы предотвратить катастрофу. Из-за деревьев вальяжной походкой шагал его отец, приглаживая рукой упавшие на лоб черные волосы и лениво потягиваясь.
— Спасибо. Ну, тогда до встречи, — крикнул в ответ Кол, помахав отцу рукой и сделав вид, что собирается уходить.
— Погоди! — Мак перешел на рысцу, чтобы нагнать его. — Я подвезу тебя на мотоцикле. Вечером мне нужно будет уйти.
«С Эвелиной, нет сомнений», — подумал Кол и, сменив направление, побежал навстречу отцу, чтобы увести его от фургона. Он не хотел, чтобы это известие разнеслось по поляне, где его может услышать мать.
— Прекрасно… — Кол осекся. Все было далеко не прекрасно. В дверях фургона появилась его мать с пакетом в руках. Она застыла на верхней ступеньке, и взгляд ее был каменным, как взгляд горгоны, хотя, к счастью для Мака, не обладал его убийственной силой.
— Здравствуй, Касси, — выдавил из себя Мак, увидев ее.
— Кассандра, — отрезала она.
— Так ты, я вижу, решила присоединиться к нам, протестующим, — продолжал Мак, безнадежно пытаясь завести учтивую беседу. — Думаю, мне следовало догадаться, что ты приедешь.
— Присоединиться, да только не к тебе! — выпалила она. — Никогда больше не совершу такой ошибки.
От такого оскорбления Мак рассвирепел:
— Ха! Ты на самом деле никогда этого и не делала, даже когда мы были женаты! Насколько я помню, слишком была занята, роясь в земле в поисках змей, — странное занятие для медового месяца, согласись?
— Для меня он не был медовым, уж поверь! Ты — вечно в склизких щупальцевых объятиях своих друзей! «Давай поедем на Багамы», — сказал ты. Ох, какой доверчивой я тогда была. Мне следовало догадаться, что тебя скорее интересуют не пляжи, а Кракен[5].
— Так ты ревновала! — торжествующе вскричал Мак.
Кол украдкой огляделся: ссора уже привлекала внимание других туристов; начала собираться небольшая толпа. Кол увидел Рэта и его семью, выходящих из автобуса, и подумал, успеет ли он ускользнуть, пока они его не заметили.
— Ревновала? Ревновала — тебя? Ха! Ты, второсортный лицемер, который вечно чувствует себя на коне, оттого что с ревом носится верхом на своей дурацкой жестянке!
— А ты… ты — плетущая интриги гадюка!
Кол вздрагивал, будто уклоняясь от ударов, пока они бранились через его голову. После последней реплики Мака из толпы выдвинулся дюжий детина с бритой головой.
— Он тебе докучает, милая? — спросил он Кассандру.
«Как будто она нуждается в помощи», — подумал Кол.
— Он вечно мне докучает, — резко ответила Кассандра, — но я и сама с ним справлюсь, спасибо. — Она послала мужчине лучезарную улыбку; тот приблизился и встал у ступенек фургона самозваным телохранителем.
Понадеявшись, что обостряющийся конфликт достаточно отвлекает от него внимание, Кол попытался улизнуть, но отец схватил его за шиворот.
— Не уходи, Кол! Пусть тебя не отпугивает стыд за твою мать! — громко сказал Мак.
Теперь Кол почувствовал, что взгляды зевак обратились на него. Он готов был сквозь землю провалиться.
— Стыд за меня! — завопила Кассандра, она пулей метнулась вниз по лестнице и схватила Кола за руку. — К счастью, он унаследовал отвагу своей матери, а не слабость Клэмворси.
— Ты, как всегда, заблуждаешься, Касси: он пошел в меня. Спроси его сама!
Оба они устремили яростный взгляд на Кола, с трудом переводя дух после всех своих воплей. Кол в эта минуту больше всего на свете хотел бы оказаться где-нибудь в другой части планеты, только бы не здесь.
— Хотите правду? Я не желаю быть похожим ни на одного из вас! — выпалил он, вырываясь у них из рук. Он резко развернулся и бросился бежать во весь дух по направлению к Гескомбу — куда угодно, лишь бы подальше от них.
Когда дышать стало так больно, что он не мог больше бежать, Кол скрючился на обочине. Он желал бы бежать вечно — оставить обоих родителей далеко позади и никогда их больше не видеть. В горле застрял болезненный комок, но теперь он был слишком взрослым, чтобы плаката из-за отца и матери. И он смахнул набежавшие слезинки, негодуя на свою слабость, и медленно зашагал вниз по холму.
Рев мотоцикла ясно дал ему понять, что его догоняет отец. Кол не мог свернуть в сторону из-за высоких насыпей по обе стороны дороги, и у него не было другого выбора, кроме как топать дальше, притворяясь, что он ничего не видит и не слышит. Мотоцикл с визгом остановился прямо перед мальчиком, заставив его отшатнуться.
Мак поднял козырек шлема.
— Эй! — сказал он, протягивая ему коричневый бумажный пакет. — Твоя мать хочет, чтобы ты взял это.
Нехотя Кол взял посылку, изумленный тем, что отец соизволил выполнить поручение Кассандры. Он мысленно удивился еще одной вещи: неужто на этот раз ему удалось погасить разгоревшийся скандал своим решительным уходом?
— Забирайся, — сказал Мак, указывая на заднее сиденье мотоцикла. — До дома идти далеко. — Он протянул ему запасной шлем.
Кол помедлил. Начинать ссору сейчас было бессмысленно. Кроме того, хотя он и никогда не говорил об этом отцу, ему нравилось ездить с ним на тарахтящем байке: это было круче, чем топать пешком. Он взял шлем.
— Итак, что же нам делать с Конни? — спросил доктор Брок гескомбских членов Общества, которые собрались на кухне у миссис Клэмворси. На деревянный стол сверху падал свет лампы. Вокруг стола сидели двенадцать обеспокоенных человек.
— Джейн и Аннина пробрались в дом, чтобы увидеться с ней, — сказал Кол. — Они сказали, что она там как в тюрьме. Эта старая карга не выпустит Конни из дома.
— Тогда нам тоже придется проникнута внутрь, — сказал мистер Мастерсон, местный фермер и владелец земли, на которой часто разворачивалась тайная деятельность Общества.
— Мы пытались, — сказала бабушка Кола.
Она поднялась, подошла к мойке и сунула пальцы под струю воды из крана. Почувствовав, как неуловимо изменилась атмосфера в комнате, остальные притихли. Вода обтекала ее пальцы, понемногу принимая очертания одного из ее друзей — водяных эльфов. Наконец в раковине вырисовалась его фигура, переливающаяся, как прозрачный шелк. Миссис Клэмворси закрыла глаза и стала тихо напевать. Все остальные члены Общества благоговейно ждали, пока закончится их встреча.
— Я никогда раньше не видела, чтобы она так делала, — шепнула Эвелина Колу.
— И я не видел, — признался Кол.
Миссис Клэмворси разорвала контакт с водяным эльфом, и существо исчезло в сливе раковины. Она улыбнулась Колу и Эвелине:
— Кто сказал, что нельзя научить старую собаку новым трюкам? На самом деле идея принадлежала Иссуну. Ему не слишком нравится такое проделывать, но сейчас, когда я проявляю некоторую настойчивость, он готов совершить усилие и приходить ко мне домой почаще.
— Что он рассказал тебе, Лавиния? — спросил доктор Брок.
— Повидать Конни там нет никакой возможности. Сад безнадежен: там нет ни пруда, ни источника. Нет выхода к водной системе. — Она взглянула в окно на свой собственный сад, полный бегущих ручейков и маленьких прудиков. — Они следят за домом, как просили их Советники, однако делать это приходится на расстоянии.
— Но все мы знаем, что недостаточно просто охранять ее, — сказал доктор Брок. — Нужно думать об обучении Конни. Советники особенно настаивали на том, чтобы мы не пренебрегали этим. До них, как и до нас, дошли слухи о том, что Каллерво перегруппировал свои силы и мифические существа снова перетекают на его сторону. Недавно исчезла целая компания банши[6]. Мы думаем, что они присоединились к нему. Мы должны добраться до Конни прежде, чем это сделает Каллерво или его сторонники.
— Все это замечательно, Фрэнсис, — сказала Эвелина, уязвленная тем, что он упомянул об измене некоторых из существ, чьим посредником она являлась, — но не желают ли Советники явиться и самолично заняться моей теткой? Когда я попыталась это сделать, она дала мне резкий отпор, так что я не поручусь за то, что у них есть шансы.
Доктор Брок нахмурился:
— Мы знаем, что Годива — это особый случай. Она будет отрицать даже то, что она вообще могла видеть Советников, насколько я ее знаю.
— А вы что, раньше с ней встречались? — спросил Кол. Он готов был поклясться, что доктор Брок покраснел.
— Да, когда-то очень давно мы были друзьями. В юности она была очень красивой девушкой.
— Тогда, может быть, вам следует побеседовать с ней?
— Нет! — резко сказал он. — Это принесет больше вреда, чем пользы. Мы должны попробовать что-нибудь другое. Хью все еще живет вместе с ней?
Эвелина кивнула:
— Но я боюсь, что командует в доме она.
— Меньшего я от нее и не ожидал. Но у меня есть одна идея, как мы могли бы вытащить Конни из этого дома. Все, что нам нужно, — это правильная наживка.
Тетушка Годива пролистала брошюру с национальным учебным планом[7], которую взяла у местной школьной администрации.
— До чего мы дошли? — бормотала она. — Уроки гражданственности — это что еще такое?
Конни молча сидела за письменным столом, который был выделен ей в бывшей детской, пальцы ее играли со старомодной перьевой ручкой. Годива не разрешала пользоваться карандашами на своих уроках.
— Что ж, обо всем этом мы можем спокойно забыть, верно? — объявила Годива, приняв решение и отбросив в сторону брошюрку. — Речь идет о твоем исцелении от влияния Общества. Что необходимо такому юному уму, как твой, так это диета на основе грамматики и арифметики, с добавлением небольшого количества научных фактов. Мы начнем с урока арифметики, потом будет сочинение, а потом — урок латинского языка.
— Латынь!
— Конечно, это очень хороший предмет для того, чтобы научиться строгости ума. Днем мы будем заниматься естествознанием и домоводством.
— Вы шутите? — с надеждой спросила Конни, но лицо ее двоюродной бабки говорило об обратном.
— Я в жизни не была серьезнее. Ты страдаешь галлюцинациями, Конни. Несомненно, ты видишь образы и слышишь голоса, и все это поощряется сумасшедшими из Общества. Усердные занятия этими предметами вернут тебе здравый рассудок.
Ручка брызнула чернилами на пальцы Конни.
— У меня нет галлюцинаций, тетушка.
— Попрошу не спорить. Если я поведу тебя к любому медику-специалисту, он скажет то же самое. То, что, как тебе кажется, ты чувствуешь во время этих ваших собраний в Обществе, не является реальностью — это форма групповой истерии. Сначала я сама этого не понимала, но теперь я вижу, что Общество — это особо опасная секта, которая промывает мозги своим членам… Драконы и крылатые кони, я тебя умоляю! У меня нет сомнений в том, что в наше время они используют еще и запрещенные вещества, чтобы вызывать и более дикие галлюцинации.
— Вы ведь тоже когда-то были членом Общества, да? — тихо спросила Конни. Загадочное поведение ее двоюродной бабушки начало как-то проясняться.
Годива прошествовала к окну и стала смотреть в него. Ее молчание, казалось, подтверждало догадку Конни.
— Для какого вида существ вы были посредником?
Годива в ярости обернулась:
— Я ничьим посредником не была — как и ты. Чем скорее ты осознаешь, что тебя одурачили, Конни, тем лучше. А моя задача — заставить тебя увидеть истину; и я это сделаю, даже если это будет стоить мне жизни! — Она тяжело дышала, волосы ее выбились из тугого узла, который она закрутила на затылке. Приглаживая их руками, чтобы устранить беспорядок, она продолжила: — Открой книгу на первой странице и решай задачи на деление в столбик, которые на ней найдешь, пока я не скажу тебе остановиться. Я хочу, чтобы ты думала о числах — и ни о чем больше, кроме чисел.
Утро практически было на исходе, когда у ворот зазвонил колокольчик.
— Я выйду! — сказала Конни, покидая свой пост за партой: ей отчаянно хотелось глотнуть свежего воздуха.
— Нет, не выйдешь, юная леди. Выйду я. Никогда не знаешь наверняка, кто там может оказаться, — сказала Годива.
Когда она вышла, Конни подошла к окну. Шел сильный дождь. Она видела, как Хью успел к воротам раньше бабушки и проводил в дом двух людей, держа над ними большой зеленый зонтик. Гостями были пожилой уроженец Вест-Индии с седеющими волосами и девочка с туго заплетенными косичками. Конни на цыпочках вышла на лестницу, чтобы послушать.
— Что им нужно? — спросила Годива Хью, пока он стряхивал зонтик на ступеньках.
— О, здравствуйте, мисс Лайонхарт! — послышались раскаты знакомого голоса. — Я друг Конни. Я так понимаю, что она здесь проводит лето, вот я и подумал: не захочет ли она познакомиться с моей внучкой Антонией?
Годива открыла дверь пошире, и на крыльце оказался Гораций Литтл, с которого капала дождевая вода, а рядом с ним — девочка с умными карими глазами. Посредник селки[8] и его внучка пришли навестить ее.
Годива подозрительно повела носом.
— А откуда вы знаете мою внучатую племянницу, сэр? Вы один из членов этого Гескомбского общества?
Гораций улыбнулся, радуясь тому, что на этот вопрос можно ответить совершенно правдиво.
— Нет-нет, я из Лондона. Время от времени я приплываю сюда на своей лодке.
— Любите мореходное дело, да? — радостно спросил Хью.
— Это моя великая страсть. Я служил на флоте.
— И я тоже! На каком корабле? — Хью явно настроился на долгую беседу на тему моря и флота.
Годива наградила брата снисходительной улыбкой.
«Так у нее все-таки есть слабость! — подумала Конни. — И это Хью».
— Что ж, тогда тебе лучше пригласить их в дом. Можешь провести их через кухню, — поджав губы, сказала Годива, глядя, как на ее безупречно чистом каменном полу собираются лужицы воды.
Не веря своему счастью, Конни сбежала по лестнице вниз.
— Мистер Литтл, как я рада вас видеть!
Гораций потрепал ее по плечу, испытующе глядя ей в лицо — проверяя, все ли с ней в порядке. Она слабо улыбнулась ему.
— Итак, Конни, как твои дела? — громко спросил он.
— Отлично, — коротко ответила она, боясь, как бы Годива не догадалась, что один из членов ненавистного Общества тайно проник под ее кров.
— Ну, мистер Литтл, не желаете ли обсохнуть в кухне? — спросил Хью. — Вы промокли до нитки.
— Ох, подумаешь — немного сырости! Мне не привыкать.
— Ну а как насчет чашечки чаю?
— Не откажусь. Конни, почему бы тебе не показать Антонии дом? Он кажется очень интересным. — Он кивнул на окна у парадного входа.
— Можешь повести ее наверх, в свою комнату, — сварливо возразила Годива. — Мы продолжим твой урок позже.
Конни повела Антонию по лестнице в свою спальню.
— Слушай, да это просто классно! — воскликнула девочка, любуясь множеством плакатов с изображениями животных — от единорогов до дельфинов и чаек, — которые Конни развешала по стенам, чтобы хоть как-то смягчить аскетизм комнаты. Антония села на краешек кровати и пристально посмотрела на Конни; личико ее было нетерпеливым и живым, как мордочка зверька, поводящего носом в предвкушении веселья. И на что это похоже — быть универсальным посредником?
Конни почувствовала огромное облегчение: наконец-то здесь был кто-то, с кем она могла поговорить после всех этих дней, когда она вынуждена была притворяться «нормальной».
— Это удивительно. Думаю, это немного похоже на то, что чувствуешь при своем первом контакте с мифическим существом, но только это повторяется снова и снова. — Конни присела на край металлического стола и улыбнулась, вспомнив всех существ, с которыми она встречалась за последний год.
— Дедушка действительно беспокоился за тебя — и все они тоже. Доктор Брок попросил нас попробовать зайти к тебе в гости, потому что нас-то твоя бабушка не знает. Он подумал, что дедушке, может быть, удастся очаровать их и уговорить отпустить тебя погулять немножко.
— Надеюсь, у него получится. Моя бабушка считает Общество чем-то вроде зловредной секты и пытается излечить меня. Если бы она заподозрила, что он состоит в Обществе, он бы сейчас не сидел у нее на кухне.
Антония пролистала фотоальбом, лежавший на кровати, разглядывая фотографии Гескомба, портреты Кола, Аннины и Джейн. Она задержалась на моментальном снимке чайки Скарка, сидящего на своем любимом буйке. Конни пронзила печаль: это была ее единственная фотография птицы. Она сделала ее незадолго до того, как Каллерво растерзал чайку за то, что птица пыталась ее спасти.
— Не много же у тебя шансов на исцеление, верно? Я и представить себе не могу, чтобы мои родственники не разрешали мне этим заниматься, — добавила Антония. — Они были так взволнованы, когда я оказалась посредником древесных духов: никто из моих братьев не унаследовал этот дар.
Конни была заинтригована: она никогда не встречалась раньше с семьей, помимо своей собственной, в которой некоторые члены не унаследовали дар.
— Разве для твоей семьи это не является проблемой?
— О нет, — усмехнулась Антония. — Ты моих братьев не знаешь. Им в высшей степени наплевать, чем я занимаюсь. У них своя жизнь: футбол, музыка, ну ты понимаешь, — и они думают, что моя работа в Обществе — это только мое дело.
— А много древесных духов в большом городе? Должно быть, в Лондоне нелегко быть их посредником.
— Не так трудно, как может показаться. Каждое дерево, по сути, как отдельный мир. Даже в Брикстоне[9] можно найти древесных духов во внутренних садах и парках.
— Я бы хотела повстречаться с древесным духом. Какие они?
— Они… — Антония осеклась, посмотрела на Конни и расхохоталась. — Нет, тебе я этого рассказывать не буду. Ты же универсальный посредник: ты сама можешь встретиться с ними. Зачем тебе получать информацию из вторых рук? — Она выглянула в окно. — Однако здесь их нет. Ни деревца не видать, да?
Конни подошла к окну и посмотрела на бесплодный, безжизненный сад. Вот что с ним было не так: здесь не было ничего дикорастущего, где могли бы обитать мифические существа. Неудивительно, что последние несколько дней она чувствовала себя такой ослабевшей: ее связь с миром природы разорвалась.
— Конни, — нерешительно прервала Антония ее размышления, — дедушка рассказал мне обо всем, что случилось в прошлом году: о тебе и Каллерво. Ты не будешь возражать, если я спрошу, какой он?
У Конни побелели костяшки пальцев, которыми она держалась за подоконник.
— Я столько слышала о нем всю мою жизнь — папа и мама вечно говорили о нем, но он никогда не казался мне чем-то реальным. Я ушам своим не поверила, когда узнала, что ты встречалась с ним. Я даже не могу себе вообразить, на что он похож.
Конни обернулась и посмотрела на Антонию. Лицо посредника древесных духов выражало любопытство, она жаждала информации.
«У нее был бы совсем другой вид, встреться она с ним сама», — подумала Конни.
Радостное выражение лица Антонии померкло.
— Извини. Какая глупость с моей стороны. Конечно же тебе не хочется об этом говорить.
— Нет, все в порядке, — вздохнула Конни. — Ты не виновата в том, что хочешь это узнать. — Она уставилась на ковер. — Он не похож ни на одно из прочих существ, с которыми я встречалась. Он темен — как море. В его присутствии ты чувствуешь себя кораблем, который разбивает на куски о скалы. Все, что ты знаешь, это что он ненавидит тебя за то, кто ты есть, и все же нуждается в тебе.
Антония содрогнулась.
— Ты очень храбрая, Конни. Я хочу сказать, нужна большая смелость, чтобы жить, зная о том, что он в любой момент может снова захватить тебя. Мне было бы очень страшно.
— А мне и страшно. Но какой у меня выбор? Я не могу изменить тот факт, что являюсь Универсалом, только потому, что боюсь.
— Нет, конечно. Но я все равно считаю тебя храброй.
По молчаливому согласию, девочки сменили тему и болтали о более приятных вещах, перед тем как через несколько минут спуститься в кухню. Там дядюшка Хью и дедушка Литтл вели приятельскую беседу, оживляя в памяти свою юность, проведенную в открытом море.
Гораций полез в карман своей куртки.
— У меня есть кое-что, что может заинтересовать вас с Конни, Хью. Мне от моего старого командира достались бесплатные билеты на выставку лодок в «Олимпии»[10]. Не хотите ли поехать с нами?
Лицо Хью оживилось было, но потом помрачнело, когда он вспомнил о сестре.
— Не знаю, Гораций…
— Мы отправляемся в Лондон завтра. Вы можете поехать вместе с нами на поезде. В конце концов, у Конни летние каникулы.
Хью взглянул на Конни:
— Ты бы хотела поехать, милая?
— Да, если можно.
Он причмокнул, жадно глядя на билеты.
— Посмотрю, что можно сделать. Поездка в Лондон ведь вреда не принесет, верно? Я объясню сестре, что там ты будешь вдалеке от разрушительного влияния из Гескомба.
— Но, дядюшка, я не уверена… — начала Конни. Она не хотела лгать ему. По крайней мере, он должен знать правду, если собирается выступить против Годивы.
— В конце концов, — продолжал Хью, подмигнув Горацию, — она сказала мне, что не желает только, чтобы ты встречалась с членами Общества из Гескомба. А Гораций — из Брикстона: это совсем другое дело.
Конни, дядюшка Хью, Гораций и Антония стояли напротив схемы метро на станции Паддингтон.
— Я только проверю еще раз билеты, — сказал Гораций. Он хлопнул себя ладонью по лбу. Антония усмехнулась и стиснула руку Конни. — Вы только посмотрите на это! Я, должно быть, вовсе выжил из ума: мне следовало прочитать написанное мелким шрифтом: «Специальное предложение действует только для ветеранов флота — эксклюзивный закрытый просмотр».
Хью с несчастным видом зашаркал к выходу.
— Что ж, тогда, думаю, нам следует посмотреть, когда отправляется ближайший поезд обратно.
— Не говорите глупостей, дядюшка, вы непременно должны пойти на выставку, раз уж мы сюда приехали, — сказала Конни, чувствуя, что этот момент был давно запланирован.
— Да-да, это я виноват, дружище. Почему бы вам не отправиться дальше в «Олимпию», а я отвезу девочек в библиотеку, которую посещает Антония. Они там будут в полной безопасности, а днем мы заберем их оттуда.
— В библиотеку, говорите? — переспросил дядюшка Хью, заподозрив неладное. — Какую библиотеку?
— Обычную, с книгами, — улыбаясь, сказал Гораций. Он знал, о чем думает Хью.
— А с ней там ничего не случится?
— Ну что, вы думаете, может случиться в библиотеке, Хью?
Хью поскреб подбородок, разрываясь между желанием целый день наслаждаться лодками и своим долгом защищать Конни от воздействия Общества.
— Ты обещаешь, что останешься там, Конни, и не будешь искать никаких глупых приключений?
— Ну конечно, дядюшка Хью.
— А что вы будете делать целый день?
— Думаю, что читать.
— Хм. Ну хорошо. Я верю, что ты сдержишь слово. И не рассказывай моей сестре, что я оставлял тебя одну.
— Не скажу.
Сняв с себя ответственность, Хью ткнул пальцем в карту метро.
— Ага, «Олимпия» здесь. Встретимся там, Гораций.
— Куда мы едем? — спросила счастливая Конни, совершая побег вместе с Горацием и Антонией по линии Бейкерлоо[11].
— В Чаринг-Кросс[12], — ответил Гораций.
— Чаринг-Кросс? Это ведь прямо в центре города, разве нет? Зачем нам туда?
— Ну, — начал Гораций, оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, — когда Советники узнали, что тебе не позволяют продолжать практические занятия, они решили, что мы должны попытаться начать знакомить тебя с теорией. Вот почему мы везем тебя в штаб-кваратиру Общества: там есть нечто исключительное, что тебе следует увидеть.
Выйдя из поезда на станции Чаринг-Кросс, Гораций повел девочек вверх по эскалатору и через людской поток, стремившийся на Трафальгарскую площадь. Почувствовав присутствие Конни, из парка прилетела стая голубей. Они вились в воздухе, образовав над ее головой столб, который мог бы посоревноваться с колонной Нельсона[13]. Она кивнула им, отвечая на приветствие, а затем помахала рукой, чтобы они разлетелись, прежде чем на это обратили внимание люди вокруг. Гораций и Антония ничего не сказали, только улыбнулись друг другу. Гораций ускорил шаг и повел девочек вдоль стен большой церкви с впечатляющим портиком, а затем в загазованную суету улицы Странд[14], пока еще кто-нибудь из представителей животного мира Лондона не решил отметить прибытие Конни ярким шоу. Они шли по улице минут пять, а потом свернули направо, в переулок между двумя магазинами. С забитой транспортом улицы Странд они попали в совершенно иной мир — в тихую заводь, где еще сохранился дух старого Лондона. Здания теснились так близко друг к другу, что тротуар у них под ногами был в глубокой тени, холодный и негостеприимный.
Гораций резко повернул налево и распахнул богато украшенные ворота, которые Конни не заметила бы, если бы он не подвел ее прямо к ним.
— Сюда, — сказал он, показывая Конни дорогу под аркой и на вымощенный булыжником внутренний двор, и они вышли из тени на яркое солнце.
Там, прямо перед собой, они увидели изысканное здание, стены которого время окрасило в цвет спелого ячменя. Солнечные лучи отражались от высоких, разделенных средником[15] окон, которые симметрично располагались в три яруса вокруг поддерживаемого колоннами входа. Конни это здание показалось чем-то средним между храмом и маленьким дворцом. Его венчал купол с центральным фонарем и флюгером в виде компаса.
— Вот мы и в штаб-квартире Общества защиты мифических существ, — объявил Гораций.
5. Змея
Конни раньше никогда не была в подобном месте. Оно казалось очень уединенным и очень старым. Она колебалась, не зная, можно ли ей войти. Казалось, это не то место, где будут рады детям. Гораций, однако, решительно шагал по булыжникам. Антония слегка подтолкнула Конни.
— Давай. Все будет хорошо, — сказала она. — Я в первый раз тоже так себя чувствовала.
Ободренная, Конни отбросила сомнения и последовала за Горацием. Она подняла глаза на крышу. Горгульи в виде водяных эльфов поддерживали кровельный желоб. Должно быть, во время дождя они как будто пели, извергая воду через круглые воронки, и их пение превращалось в дождь. Проходя через внутренний двор, она увидела, что карниз над каждым окном украшен орнаментом в виде мифических существ: кентавров, сражающихся с пегасами; драконов, летящих прямо над щупальцами Кракена; сирен на скалах, поющих кружащимся в небе грифонам; горных гномов, бьющих по наковальне, и погодного великана, раздувающего кузнечные мехи. Каждый из них был как рассказ о тайных целях Общества, вырезанный в камне и выставленный на всеобщее обозрение, но так, чтобы только посвященные могли все понять.
Конни задержалась перед парой величественных каменных драконов, свернувшихся перед парадным входом и скаливших зубы на незваных гостей: они были вырезаны из гладкого темно-зеленого гранита, по размерам — вдвое меньше настоящих. Ей хотелось постоять перед ними подольше, но Гораций повел ее дальше. Входя внутрь, она заметила лейтмотив компаса, повторявшийся на круглом окне над входом, и почувствовала прилив волнения: это был ее символ. Она здесь была своей.
Они вошли в переднюю с мраморным полом. Сводчатый потолок уходил на два этажа вверх, оставляя внизу пространство с колоннами. Кругом стояла почтительная тишина, как в кафедральном соборе, а все их действия отдавались эхом. Антония улыбнулась, увидев широко раскрытые от изумления глаза Конни.
— Это просто потрясающе! — шепотом воскликнула Конни.
— Знаю, — согласилась Антония.
— А люди, не имеющие отношения к Обществу, когда-нибудь были здесь?
— Ну конечно, — фыркнула Антония, — невозможно спрятать такое огромное здание в Лондоне! Но если они и заходили сюда, им говорили, что это «закрытый клуб», и не пускали дальше. Дедушка говорит, сейчас везде частные клубы, так что никто не удивляется.
Пока девочки разговаривали, Гораций записал их в комнате у дежурного привратника.
— Пойдемте, нам дали зеленую улицу, — весело сказал он.
Когда они проходили мимо окошка привратника, Конни заметила, что тот отложил свою газету и смотрел им вслед, а точнее, вслед ей. Она поспешила вверх по покрытой красным ковром лестнице.
Поднявшись на второй этаж, они оказались перед дверями из черного дерева, над которыми была золотая надпись: «Библиотека». Так что, в конце концов, они действительно пришли в библиотеку. Гораций тихо открыл правую створку дверей и отступил, пропуская девочек вперед.
Они вошли в большую круглую комнату, все стены которой были уставлены книгами. В центре стоял круглый письменный стол для библиотекарей, залитый бледным солнечным светом, струившимся из просвета в куполе. От него, словно спицы колеса, расходились ряды столов для посетителей. Комната была разделена низкими деревянными перегородками на четыре сектора: с двумя рядами столов в каждом. Изогнутый потолок над каждым из секторов был расписан символами соответствующей группы. С северной стороны фреска с изображением существ четырех стихий, смешавшихся в диком танце, указывала на группу четырех стихий. На фреске с восточной стороны по центру была пара крыльев, вокруг них летали крылатые существа — это был сектор группы крылатых существ. На фреске с южной стороны в волнах играли морские создания и драконы выдыхали пламя в небеса. Это была группа рептилий и морских существ. На потолке над западным сектором были изображены дву- и четвероногие звери, которые шествовали через сад, усыпанный цветами, этот сектор относился к группе дву- и четвероногих созданий. Воздух во всем помещении был тяжелым от запаха воска и книжной пыли.
Гораций провел их по блестящему деревянному полу к столу библиотекаря. Худой мужчина с редкими седыми волосами и очками, сидящими на самом кончике носа, с любопытством взглянул на девочек.
— Мистер Литтл, чем я сегодня могу вам помочь? — гнусавым голосом спросил библиотекарь, обратив на Горация свои водянистые глаза. — Боюсь, я еще не успел разыскать для вас книгу «Селки Гебридских островов».
— Нет, сегодня я пришел не за этим, мистер Дав. Я хочу записать нового читателя.
— О, правда? Я так понимаю, это одна из ваших спутниц? — Мистер Дав любезно улыбнулся Антонии и Конни, открывая лежавшую перед ним на столе огромную регистрационную книгу, страницы которой были размечены четырьмя цветами: зеленым, коричневым, оранжевым и синим.
— Антония — моя внучка — уже имеет пропуск в сектор стихий, — ответил Гораций, с гордостью кладя Антонии руку на плечо. — Новый читатель — Конни Лайонхарт. Полагаю, Совет послал Главному библиотекарю письмо относительно нее.
Мистер Дав позволил себе самое краткое замешательство, прежде чем захлопнуть со стуком книгу и отложить ее в сторону. Из кармана жилетки он достал крошечный серебряный ключик, потом вынул потертую деревянную шкатулку из ящика шкафа, стоящего у него за спиной, и открыл ее этим ключиком. Оттуда он взял тонкую черную книгу.
— Книга записи Универсалов, — пояснил он. — Мы уж и запамятовали, где она лежит: письмо Совета повергло нас в настоящую панику, как вы можете догадаться.
Он пододвинул книгу к Конни и вручил ей тяжелую чернильную ручку с золотым пером. Перед ней была практически пустая страница, разбитая на колонки. На ней было всего несколько записей: Сюзанна Колдикотт — 1703 г., Джильберт Холлингсворт — 1742 г., Уильям Блэйк — 1793 г., Марта и Миллисент Эпплтроп — 1850 г., Джеймс Прауд — 1899 г. и Реджинальд Коуни — 1921 г. Ей стало стыдно за свой неуклюжий круглый почерк, особенно по сравнению с прекрасными каллиграфическими вензелями ее предшественников. Мистер Дав принял у Конни книгу и подул на страницу, чтобы чернила быстрее высохли, а потом запер ее обратно в шкатулку.
— Ну, мисс Лайонхарт, распоряжения насчет вас поступили несколько необычные. Вы можете обращаться к трудам из любого сектора на этом этаже, но также имеете доступ к особой читальной комнате наверху. — Он показал на купол длинным и тонким указательным пальцем.
Конни увидела, что там есть галерея вокруг просвета, огражденная белыми перилами.
— А как я туда поднимусь? — спросила она.
— С помощью этого. — Он протянул ей ключ с брелоком в форме четырехконечной звезды, на конце бирюзовой атласной ленты. — Дверь вон там. Полагаю, она ведет на лестницу.
— Полагаете? — встрял Гораций, удивленный неопределенностью в заявлении библиотекаря.
— Именно так. — Мистер Дав улыбнулся извиняющейся улыбкой. — Как мисс Лайонхарт сама увидит, только Универсалам дозволено подниматься туда. Много лет там никто не бывал. Стража у дверей не пропустила бы нас.
Гораций поднял брови:
— Тогда, сдается мне, там может быть пыльновато. Ну, лучше тебе приступить к работе, Конни. У тебя есть всего несколько часов, прежде чем я вернусь, чтобы отвезти тебя обратно.
— Но зачем стража? — спросила Конни. — Что там наверху требует охраны?
Мистер Дав улыбнулся:
— Дать нам ответ на этот вопрос вы сами сможете лучше, чем кто-либо из живущих, мисс Лайонхарт. — Он наклонился вперед. — Однако судя по каталогу книг, которыми мы располагаем, я бы сказал, что там довольно опасная информация — вещи, которыми должны заниматься только Универсалы. Когда Совет сказал, что вам нужно открыть доступ в эту комнату, то некоторые из наших членов, — тут он саркастически фыркнул, — яростно настаивали на том, чтобы вам не позволяли подниматься туда без надзора. Они сдались только тогда, когда мы заметили, что если они попытаются последовать туда с вами, то будут съедены.
— Съедены? — в изумлении спросила Конни.
— Но вам нет нужды беспокоиться — вы же Универсал. Вами никто ужинать не станет.
Это звучало не очень-то утешительно. Конни нервно теребила в пальцах ключ, она шла между рядами столов к двери в дальней стене. Она всегда терпеть не могла, когда ее особо выделяли, и короткий путь к входу для Универсалов вдруг показался ей очень долгой дорогой. Несколько читателей оторвались от своих книг, стали подталкивать локтями соседей, и вскоре, как рябь по поверхности пруда, по всей комнате прокатился взволнованный шепот. Конни ускорила шаг, спотыкаясь в спешке и торопясь поскорее оказаться подальше от чужих глаз. Когда она дошла до маленькой двери, она в удивлении остановилась: там не было замочной скважины — только латунная ручка в виде компаса. Она повернула ее — и дверь плавно отворилась.
«Странно, — подумала она, — если она и так была открыта, то зачем тогда ключ?»
Она шагнула через порог на темную винтовую лестницу. Крутые каменные ступеньки с перилами, вырезанными наподобие извивающейся змеи, вели вверх, во мрак. Она пошарила по стене в поисках выключателя, но его там не было.
«Возможно, тут никого не было с тех самых пор, как изобрели электричество», — мрачно подумала она.
Не имея возможности осветить себе дорогу, она вытянула руку, чтобы взяться за перила.
— А-а-а-а! — С приглушенным криком она отпрыгнула на несколько шагов назад.
Перила были живые.
Ее прикосновение пробудило стражу: один конец перил развернулся, и появилась голова питона с такой пастью, которая, казалось, могла легко проглотить Конни целиком. Эта голова скользнула к ее ногам, нюхая воздух у самых кроссовок Конни. Теперь она понимала, почему библиотекари не осмеливались даже ступить на эту лестницу. Ее сверлили взглядом немигающие глаза змеи, и она сомневалась, сможет ли набраться храбрости, чтобы пройти по ней.
— Можно мне подняться? — спросила она шепотом.
Змея продолжала смотреть на нее.
Она сделала шаг вперед. Змея пришла в ярость: пасть ее широко раскрылась, показались клыки и мелькающий язык; она шипела, как вода, капнувшая на горячие угли.
— Ладно-ладно, очевидно, что нельзя, — сказала Конни и стала отступать назад, пока не уперлась спиной в дверь.
Может быть, следует показать змее ключ? Может быть, это своего рода пропуск?
Она вытянула вперед руку с ключом, но змея не обратила на это внимания, ее голова теперь покачивалась еще ближе к девочке. Конни чувствовала ее сухое дыхание у себя на щеке и с трудом подавила в себе панику; у нее было ощущение, будто в желудке разматывается целый клубок змей.
Она Универсал, она имеет право быть здесь. Она бы не хотела, чтобы пришлось спасаться бегством, но рука ее уже нащупала дверную ручку.
Тогда в голове у Конни зазвучал другой голос: «Так что же такого сделает Универсал, чего не могут другие?» На раздумья у нее было только мгновение: она должна была прибегнуть к последнему средству и установить контакт со змеей. Вытянув руку, в которой Конни все еще держала ключ, она дотронулась до головы змеи, покрытой ромбовидными узорами.
— Ключ. Пасть.
Подобно укусу змеи, эти два слова поразили ее внезапно и резко в низ живота: теперь она точно знала, что должна делать. Она рискнула осторожно приблизить руку к раскрытым челюстям змеи, боясь, что они в любой момент сомкнутся. И бросила ключ в пасть.
В тот же миг змея повернулась и быстро поползла вверх по ступенькам. Оставалось только следовать за ней. Конни старалась не отставать от ее хвоста, ориентируясь по бледно-золотому блеску чешуи. По мере того как она поднималась, становилось светлее, освещение из бронзового превратилось в белое. Еще несколько секунд — и она вышла из лестничного колодца на залитый солнцем пол галереи под куполом. Это было подобно солнечной ванне после темноты винтовой лестницы. Свет лился через высокие окна на книжные шкафы; снаружи виднелось голубое небо, проступавшее сквозь рваные серые облака. Змея свернулась в тугую спираль у двери, закрыла глаза, а из ее пасти, как причудливый язык, свисала длинная голубая лента.
Конни вздохнула с огромным облегчением. У нее получилось.
Нерешительно взглянув через перила (она боялась высоты), Конни увидела, что Гораций и Антония смотрят на нее снизу. Она помахала им, чтобы показать, что она благополучно пережила встречу со стражей, и они разошлись: Антония направилась в северный сектор, а Гораций — к выходу, чтобы присоединиться к Хью на выставке лодок.
Конни отступила назад и осмотрелась вокруг. Так что же охраняет здесь огромная змея? Какие тайны ей предстоит раскрыть?
По периметру галереи были расставлены высокие шкафы. Конни быстро просматривала их содержимое и наугад вытаскивала особенно привлекательные тома, поднимая при этом облака пыли, как и предсказывал Гораций. Она обнаружила, что шкафы в основном соотносятся с секторами внизу. Восточные полки были уставлены рукописями по летному делу: в одном особенно занятном томе были показаны положения, рекомендованные человеку-посреднику для полетов верхом на всевозможных крылатых созданиях, рисунки сопровождались длинными рассуждениями о равновесии и максимальной нагрузке. В западной части она задержалась над огромным бестиарием[16] 1603 года, полным впечатляющих ксилографии[17] с животными со всего мира. Она легко узнала единорога и дракона, но несколько минут потратила, размышляя над изображением одного совершенно невероятного создания, пока не расшифровала его название — «слон». Улыбнувшись про себя, она сунула книгу обратно и приступила к исследованию внутреннего кольца книжных полок, которые были расставлены вдоль перил.
Ее охватило волнение: она сразу поняла, что именно эти книги и содержат опасное знание, о котором говорил мистер Дав, потому что они были посвящены «Искусству и науке Универсала», как это было сформулировано на одной из обложек. Она вытащила этот труд и принялась жадно изучать содержание. Она узнала имя на корешке: Сюзанна Колдикотт, одна из ее предшественников, которая также в свое время проходила мимо стражи. Некоторые из описанных ею технических приемов Конни уже знала: например, щит и меч, хотя по страницам, посвященным этим двум темам, она поняла, что все равно не владеет и половиной информации об этом. Там было множество других приемов, перечисленных в алфавитном порядке; все они были названы по видам доспехов и оружия: шлем, кольчуга, копье — и это лишь некоторые из них.
Она замерла, изучая тяжелую книгу. Там оказалось много такого, чего она еще не знала. Конни начинала понимать, насколько велик потенциал ее дара, она окунулась в мир оружия и орудий, одновременно и смертоносных, и спасительных. Вот оно подобающее ей знание: это был своего рода разговор с Универсалами, которые давно покинули этот мир. Вот он ключ к тому, чтобы стать самой собой.
Сердце Конни затрепетало от предвкушения, она села за маленький круглый стол и начала читать.
ВВЕДЕНИЕ В ИНСТРУМЕНТАРИЙ УНИВЕРСАЛА
Добро пожаловать, друзы мои Универсалы, в новый мир знания — мир, подобный Америке для нас, обитателей Старого Света, полный как опасностей, так и чудес. Примите же во внимание то, что написано на этих страницах, дабы избежать ошибок прошлого.
Я посвятила свою жизнь изучению нашего ремесла, болезненно ощущая отсутствие всякого руководства с тех пор, как впервые возложила на себя мантию главы Совета. Молюсь о том, чтобы мой труд послужил вам на пользу.
Важнейшая вещь, которую вы должны знать, отправляясь навстречу открытиям, это то, что Универсалы слабы. Без наших друзей-существ мы — ничто. Мы можем защитить себя, но не более, а это умеет даже маленькая улитка с ее раковиной. Подумайте об этом, когда почет и могущество вашего положения заставят вас возгордиться.
Конни выглянула в высокое окно и стала смотреть на проплывающие облака. Это казалось совершенно справедливым: она всегда чувствовала себя слабой по сравнению с другими. И вот Сюзанна Колдикотт это подтверждала.
ОБ ИНСТРУМЕНТАХ
Орудия нашей группы впервые были определены нашими предками незадолго до основания Общества. Их названия происходят из эпохи рыцарства. Мысленные инструменты могут облекаться в любую форму: значение имеет только их применение, а не название.
Существует два вида орудий, принадлежащих Универсалу. Первый и наиболее важный для благополучия Универсала вид — это защитное снаряжение: щит, шлем и тому подобное. Они заложены в сознании Универсала, Они — средство контроля контакта с вашими подопечными. Без них вы впадете в безумие — быстрое и неотвратимое. История изобилует примерами того, как члены нашей группы, коим не удалось овладеть этими умениями, сходили сума. Будьте прилежны в учении, дабы вас не постигла та же участь.
Конни невольно подумала о предостережениях Годивы насчет голосов и галлюцинаций. Выходит, что ее двоюродная бабушка была отчасти права: ее дар может вести к безумию.
Некоторые орудия защиты, такие, как кольчуга, являются результатом гармоничного сотрудничества между Универсалом и существом. Применяя их, вы становитесь одним целым с вашим мифическим другом и приобретаете те свойства, которые делают его таким, каков он есть.
Конни взяла ручку и начала делать пометки, жирно подчеркивая каждый инструмент черными чернилами.
Многие Универсалы посвящают свое время изучению боевого оружия, такого, как меч, стрела и копье. Остерегайтесь: это те инструменты, которые дают нам возможность возвыситься над своей слабой сущностью и воздействовать на окружающих, но в них таится великая опасность. Мы действуем всего лишь как проводники силы других — мы сами не являемся силой. Если мы будем завоевывать, за это придется платить. Многие боятся нас сейчас, для них мы великие властители, но, если мы будем неправильно использовать свой дар, они отвергнут нас, обратив в прокаженных, и изгонят из своего мира.
Через несколько часов на главном этаже библиотеки зазвенел звонок, предупреждая Конни о том, что время ее почти истекло. Она глубоко погрузилась в главу о приеме под названием «Шлем» — об умственных упражнениях для контроля над мыслями, которые делишь с существом, и не хотела прерываться. Она пыталась представить себе описанный процесс, чтобы в будущем уметь защитить свой разум от вторжения чужого сознания; это была полезная альтернатива щиту. «Нельзя ли взять эту книгу с собой?» — думала она.
Взяв в руки том, она двинулась к лестнице. При ее приближении змея снова пробудилась и угрожающе зашипела, перекрыв ей выход своим яростно раскачивающимся телом.
— Кажется, вот и ответ, — сказала себе Конни, поспешно отступая, чтобы положить книгу обратно на полку.
Теперь, когда она была без книги, змея проводила Конни вниз по лестнице, освещая ей путь своим зловещим медным мерцанием. Перед самым выходом змея бросила к ее ногам ключ и вернулась к своему дозору, свернувшись вокруг перил и став такой неподвижной, как будто ее выковали из металла. Испытывая облегчение от того, что выбралась целой и невредимой, Конни подняла ключ, закрыла за собой дверь и вернулась к Антонии, которая сидела за столом.
— Ну как? — спросил мистер Дав, протягивая за ключом морщинистую ладошку.
— Немного свиреп, верно? — сказала она, вручая ему ключ, все еще влажный от слюны питона.
Антония выглядела озадаченной, но мистер Дав мрачно ухмыльнулся и запер ключ обратно в шкатулку вместе с книгой записи Универсалов.
— Мы зовем его Аргонавтом.
Увидев недоумение на лице Конни, он пояснил:
— Это наша маленькая шутка, знаете ли. Давным-давно Ясон и его аргонавты прошли мимо такого вот питона, чтобы похитить золотое руно. С тех пор огромные змеи никогда не спят на страже. Но мы, библиотекари, любим напомнить стражнику о Ясоне просто для того, чтобы поддержать в нем его обычное доброе расположение духа, которым вы, без сомнения, сегодня насладились.
— Угу, — шепнула Конни Антонии. — Я больше никогда не буду жаловаться на плату за пользование библиотекой.
Гораций присоединился к ним в зале у выхода. Через его плечо Конни заметила снаружи своего двоюродного деда, который грелся на солнышке, прислонясь к старинным каменным драконам, и с удивлением рассматривал здание.
— Надеюсь, что ты кое-что сегодня узнала, — сказал Гораций, когда они расписались у привратника о том, что уходят.
— Да, кучу всяких вещей, спасибо, — сказала Конни, показывая ему свою пухлую тетрадку. — Жаль только, что я не могу попробовать их на практике. Я знаю, что не овладею ими по-настоящему, пока этого не сделаю.
— О, я не это имел в виду, — ответил Гораций, сияя широкой улыбкой. — Я думал, что ты, может быть, поняла: если есть желание, найдется и выход. — Она недоуменно смотрела на него. — Ну, я хотел сказать, что, если у тебя есть желание что-то сделать, всегда найдется способ это осуществить. Универсала нельзя лишить его предназначения.
— А, мисс Лайонхарт, я слышал, что вы где-то здесь, в этом здании. — Мистер Коддрингтон, эксперт, который в свое время отказал Конни во вступлении в Общество, незаметно выскользнул из-за колонны и преградил им путь через прихожую. Высокий, худой человек с мягкими каштановыми волосами, он своим чахлым видом напоминал тянущееся к свету растение, которое держат в темной комнате. Конни и ее друзья остановились.
— Ой, это вы, Коддрингтон, — сказал Гораций, и в его обычно доброжелательном тоне послышалась презрительная нотка. — Как ваши отношения с отделом новых кадров?
— Как обычно, — уклончиво ответил мистер Коддрингтон, все еще не сводя глаз с Конни. — Я тут подумал, нельзя ли мне перемолвиться словечком с мисс Лайонхарт. Наедине. — Он попробовал изобразить любезную улыбку, видеть которую было на самом деле неприятно.
Гораций взглянул на свои часы:
— Ну, если Конни не возражает, думаю, что несколько минут у нас есть.
Конни хотела, чтобы он этого не говорил, тем самым предоставив ей честный предлог для отказа, потому что она еще хорошо помнила, что было в прошлый раз, когда мистер Коддрингтон говорил с ней «наедине»: шум крыльев, ужас оттого, что ее уносит черный дракон, и плен у Каллерво.
— Хорошо. Если мисс Лайонхарт не против пройти сюда, в мой офис, то я хотел бы попросить ее кое о чем конфиденциально.
Конни была слишком застенчива, чтобы открыто нагрубить ему. Она последовала за мистером Коддрингтоном по выложенному плиткой коридору. Там было много дверей, некоторые были приоткрыты, и у нее была возможность заглянуть в самое сердце управления Общества, но она была слишком озабочена вопросом о том, чего хочет от нее мистер Коддрингтон, чтобы внимательно присматриваться. Эксперт остановился перед закрытой дверью, обозначенной как «Отдел новых кадров», отпер ее и пригласил Конни внутрь.
В комнате стояло три письменных стола, но за ними никого не было. Два стола были завалены папками, на них красовались детские фотографии в рамках и цветы в горшках. Третий стол был до педантичности аккуратным — ни одной завалявшейся скрепки, ровно в центре его сверкающей поверхности лежала бледно-серая книга записей, а на углу — лоток для входящих документов. Позади стола на стене висела огромная карта Британских островов, усеянная маленькими пронумерованными булавками, цвет каждой из которых соответствовал определенной группе существ.
— По счастью, мои коллеги в отъезде — проводят тестирование, — сказал мистер Коддрингтон, кивая на два неопрятных стола. — Садитесь, пожалуйста.
Конни нервно присела на низкий стул напротив его стола. Избегая встречаться с ним взглядом, она принялась рассматривать карту. Она вздрогнула, когда поняла, что в точке, обозначающей Чартмут, торчит одинокая серебряная булавка — единственная на всей карте.
— О да, мне нравится вести учет каждому человеку, — сказал он с холодной улыбкой, когда заметил, что она смотрит на карту. — В буквальном смысле. Каждая булавка соотносится с моей регистрационной системой — с указанием даты тестирования и окончательного определения вида дружественных существ. Все они подшиты в папку в одном из моих шкафов. — Он кивнул на четыре шкафчика для документов у стены. — Я не знаю, что делать с вами: информация о вас все еще здесь, ждет, пока я найду для нее место. — Он вынул из лотка тонкий лист бумаги — единственное его содержимое, — держа его между большим и указательным пальцем, а потом бросил его обратно. — Полагаю, мне просто придется завести для него отдельный шкаф, как думаете?
Конни не знала, какого ответа он ждет от нее, поэтому ничего не сказала и только смотрела на презренный клочок бумаги, на котором были записаны подробности ее членства в Обществе.
— Как ни странно, именно об этом я и хотел поговорить с вами, мисс Лайонхарт.
О шкафах для документации? Конни показалось, что она потеряла нить его рассуждений.
— Мне было интересно, не сможете ли вы дать мне какую-либо информацию о том, сколько вообще вас таких может быть: чтобы помочь нам наладить наши системы и справиться с бременем, которое вы на них возложите.
— Я? — Конни в удивлении уставилась на него. — Откуда же мне знать?
Мистер Коддрингтон сосредоточенно наклонился вперед, опершись локтями на свою регистрационную книгу и соединив кончики пальцев.
— Мы думали, что как раз вы могли бы это выяснить. По меньшей мере, у вас могут быть подозрения насчет других Универсалов.
Конни припомнила «подозрения», которые некоторое время назад возникли у них с тетей насчет ее брата Саймона, но у них не было возможности выяснить все до конца. Однако мистер Коддрингтон был последним человеком, с кем она поделилась бы такими мыслями.
— Я и в самом деле понятия об этом не имею, мистер Коддрингтон, — сказала она как можно более любезно.
Он слегка нахмурился и откинулся назад.
— Что ж, если вы передумаете, то, разумеется, дадите нам об этом знать, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Вот, возьмите мою визитную карточку, на случай, если захотите мне позвонить. Звоните в любое время. Очень важно, чтобы мы представляли себе, являетесь ли вы отклонением от нормы или началом возрождения целой новой группы. Если верно последнее, тогда нужно будет многое перестраивать. — Он вздохнул и еще сильнее нахмурил брови.
— Конечно, я буду иметь это в виду, — быстро сказала Конни, поднимаясь вслед за ним. — Мне можно идти?
Он коротко кивнул, и Конни бросилась к двери, даже не оглянувшись напоследок. Она почти бежала по коридору и никак не могла выбросить из головы эту карту. Было в мистере Коддрингтоне что-то подозрительное. То ли неприязнь, с которой он всегда смотрел на нее, как будто что-то против нее замышляя; то ли его недовольство самим ее присутствием в рядах Общества. Много месяцев она полагала, что мистер Коддрингтон в союзе с Каллерво, несмотря на то что Кол и доктор Брок относились к этой идее скептически. Информация о местонахождении каждого из посредников была бы очень ценна для Каллерво: это до крайности облегчило бы ему задачу — предугадать и отразить контратаку, которую готовило Общество. А человек, наилучшим образом подходящий для передачи этой информации, сидел в самом сердце штаб-квартиры Общества, и ему было позволено беспрепятственно продолжать свое дело.
Что же касается подробностей членства Конни в Обществе, то она к этому моменту состояла в нем уже почти год. Когда же он удосужится признать ее полноценным членом? Или он, может быть, ожидает, что она долго не проживет, а потому ему не стоит утруждаться и переносить ее данные из своего лотка для нерешенных вопросов? С такими мрачными мыслями она и вернулась к Горацию и Антонии.
6. Горгона
Кол сидел по-турецки на своей кровати с посылкой от матери на коленях. Его спальня, каждый дюйм которой был украшен изображениями лошадей, включая пуховое покрывало и шторы, была залита золотым вечерним солнцем. Ему нравилось, что его окружают лошади, хотя они ни в какое сравнение не шли с Жаворонком — настоящим, живым пегасом. В этом окружении он обычно чувствовал себя в безопасности, но от пакета у него в руках исходила угроза, как от неразорвавшейся бомбы. У него были основания нервничать: по опыту он знал, что от материнских подарков не следует ждать ничего хорошего. Он думал, что никогда не оправится от того случая, когда ему подарили трещотку гремучей змеи — вместе с ее обладательницей — на его третий день рождения. Несчастье предотвратило только своевременное вмешательство бабушки. Его мать просто проверяла, унаследовал ли он ее особый дар, и, казалось, была удивлена тем, что выбранный ею подарок вызвал такое возмущение у всей семьи. Что ж, по крайней мере, этот подарок не производил впечатления живого: Кол уже потыкал в него палочкой, прежде чем занести в комнату.
Что сказала его мать? Он уже взрослый. Он видел опасность и сумел победить свой страх.
Он разодрал упаковку и облегченно рассмеялся, когда к нему на колени упало блестящее круглое зеркало, украшенное с обратной стороны бронзовой головой змееволосой горгоны. Следом вылетела записка. Он увидел затейливый почерк матери, она писала зелеными чернилами:
«Бери его с собой, когда идешь навестить меня. Помни, что первый человек, оседлавший пегаса, не побоялся горгоны; поступай так же — и тебе нечего будет бояться».
Конечно, Кол знал, на что она намекает: древнегреческий герой Персей смог противостоять убийственному взгляду горгоны, глядя на нее в зеркальную поверхность своего щита. Как гласит легенда, из ее крови, пролитой в этом поединке, родился первый пегас, которого затем и оседлал Персей. Однако для Кола гораздо важнее было то, что его мать, по сути, приглашала его прийти к ней: впервые она признала в нем посредника пегасов и равного себе. Ее манера выбирать подарки явно менялась к лучшему. Он дохнул на зеркало, протер его и бережно убрал в рюкзак, решив, что однажды — и очень скоро — он покажет ей, что так же храбр, как Персей.
…Ему не пришлось долго ждать случая. Кол ночевал под открытым небом вместе с Рэтом. Они ежевечерне ухаживали за животными в импровизированной лечебнице, которую Рэт устроил для них под автобусом. Для начала Рэт показал Колу, как наложить шину на крыло черного дрозда, которого они подобрали на дороге. Потом он стал знакомить Кола с другими своими подопечными: лисицей с забинтованным хвостом, двумя осиротевшими крольчатами и фазаном со сломанной лапкой. Кол только диву давался, как их пес по кличке Волк — внушительных размеров рыжая с черным немецкая овчарка — позволяет всем этим обитателям спокойно жить в двух шагах от своего носа.
— Он старый добряк. Ты узнаешь, если познакомишься с ним поближе, — сказал Рэт, когда Волк показал Колу зубы и зарычал.
— Да что ты? — сказал Кол, не убежденный этими словами.
— Он делает то, что я ему говорю, — пожал плечами Рэт, — даже присматривает за ними, когда меня нет. Мне большего труда стоит убедить лису не трогать остальных.
Кол подумал, что лиса и вправду казалась несколько обиженной, когда они с Рэтом запирали кроликов и фазана обратно в их временную клетку. Черного дрозда Рэт разместил в автобусе, на приборной панели, невзирая на требования матери убрать отсюда это гадкое животное.
— Она не всерьез, — беспечно сказал он Колу. — Когда она действительно так считает, голос ее звучит совершенно по-другому. На самом деле она так не думает.
Теперь они лежали под открытым небом, уютно завернувшись в спальные мешки, и разглядывали созвездия над головой. Оказалось, что Рэт очень много знает о звездных системах — этими знаниями он был обязан лету, проведенному в Кромере[18] у кузины, которая зарабатывала себе на жизнь предсказаниями судьбы.
— Все это чушь, конечно, — весело признался он, — но она и вправду увлекалась наблюдением за звездами, науками там всякими и прочей ерундой. Гадала только для того, чтобы собрать деньги на более-менее приличный телескоп.
Кол приподнялся на локте и на секунду всмотрелся в острый профиль своего друга — тот, к его удовольствию, нашел еще два созвездия — Большую и Малую Медведицу.
— По мне, так не шибко они на медведей похожи, — говорил Рэт. — Разве что если представлять их как медвежьи скелеты, тогда сработает…
— Рэт? — внезапно окликнул его Кол.
— А? Что?
— Пойдешь вместе со мной в школу после каникул?
Рэт как-то подозрительно замялся и отвернулся.
— Конечно, я пойду в школу. Это ведь закон, верно?
— Что ж, если пойдешь, — сказал Кол, снова откидываясь на спину, — то, может, больше сможешь узнать обо всех этих планетах и звездах на уроках естествознания. Ты и сейчас в этом здорово разбираешься.
— Правда? — Казалось, Рэт был польщен.
— Ага.
Они помолчали, потом Рэт снова заговорил:
— Я не умею читать. Не то чтобы я был дубиной или что-то в этом роде, — прибавил он, как будто защищаясь. — Просто как-то руки не доходили.
Кол удивился: Рэту прекрасно удавалось скрывать то, что он не умеет читать.
— Тогда пойдем со мной в школу. Ты быстро освоишься.
Они лежали в тишине, слушая шелест ночного ветерка. Под его легкое дуновение листья что-то шептали друг другу; из основного лагеря были слышны отдаленные взрывы смеха; на соседнем дереве мрачно ухала сова. Ночь разорвал вой полицейской сирены. «Кто это вызвал суматоху?» — подумал Кол. Может быть, отец Рэта и его товарищи опять вторглись на территорию строителей? Они угрожали разрисовать их «Джей-си-би»[19] светящейся зеленой краской. Или кого-нибудь из них обнаружили в убежище в зоне, предназначенной для вырубки на следующий день?
Дыхание Рэта стало глубоким и ровным: он уснул. Кол положил руку под голову; он думал о Конни — так часто бывало, когда он на мгновение задумывался. Он скучал по ней: ему хотелось поговорить с ней о своей матери, познакомить ее с Рэтом. Он чувствовал, что они бы хорошо поладили. А ей так интересно было бы узнать о горгоне. Он знал, что она должна ужасно себя чувствовать без своих мифических друзей. Неужели действительно нет никакого способа с ней увидеться?
Он разглядывал звезды, входившие в созвездие Пегаса, и представил себе Жаворонка: где-то он теперь? Ему ужасно захотелось полетать вместе с ним высоко по небу; когда он слишком долго не общался с пегасом, Кол начинал слабеть, как будто не хватало важной части его самого. Вероятно, Жаворонок гоняется за ветром в какой-нибудь отдаленной части торфяников. Скоро они увидятся. Кол перевернулся на бок и погрузился в сон.
— Колин?
Несколько часов спустя он проснулся, оттого что кто-то решительно тряс его за плечо. Он резко сел и оказался лицом к лицу со своей матерью. Ее светлые волосы сияли под луной холодным светом, на глаза падала тень.
— Что случилось? — зевнул Кол.
— Ничего. Тебе пора пойти со мной. — Она покосилась на Рэта. — Но друга с собой не бери — это касается тебя одного.
Кол, все еще туго соображавший спросонья, протер глаза кулаками, чтобы прогнать дремоту. Казалось, что сейчас ему самое время быть начеку. Выбравшись из спального мешка, как мотылек из куколки, Кол сгреб свои вещи и затолкал их в рюкзак. Когда он это делал, его рука нащупала что-то холодное и гладкое; он вытащил зеркало и положил в карман куртки. Мать молча наблюдала за его сборами. Как только он был готов, они двинулись в путь. Они шли все дальше в глубь леса. Кол сжимал в руке зеркало, чувствуя, как приятно его коже прикосновение этой холодной твердой поверхности.
— Куда мы идем? — спросил Кол. Он инстинктивно понизил голос.
— На встречу с ней, разумеется. Она желает видеть моего детеныша.
— Твоего — кого?
— Тебя.
Кол нервно сглотнул. Когда дело касалось его матери, могла быть только одна «она» — горгона.
Заставляя себя следовать за матерью, он шагал за ней в чащу. Лес был полон едва уловимых теней неведомых существ, которые носились в пятнах лунного света. Легкий шелест крыльев привлек его слух, и мимо него пронеслось нечто, что он принял за летучую мышь. Мать вела его в ту часть леса, где он никогда раньше не был: в самую глубокую, самую дремучую чащу, где росли дубы и кусты остролиста. Колючки цеплялись за его одежду и впивались в пальцы, когда он пытался их стряхнуть. Казалось, что они не желают его пропускать.
— Еще далеко? — спросил он.
Кассандре колючки были не помеха. Казалось, она легко проскальзывала мимо любых препятствий.
— Нет, недалеко. Это особое место, Колин. Приведя тебя сюда, я доверяю тебе самую большую свою тайну.
Кол почувствовал прилив гордости.
— А как оно называется — это место, куда мы идем?
— Змеиная лощина. Горгона всегда сюда возвращается — здесь ее гнездо, здесь вылупляются ее волосы-змеи. Она должна возвращаться сюда каждый год.
— А если она не сможет?
— Тогда ее змеи не обновятся, и она погибнет.
Они дошли до насыпи, которая круто спускалась с выступа скалы. Кассандра остановилась на самом краю и показала:
— Пещера, где у нее гнездо, отсюда недалеко, там она и ждет тебя.
— Меня? А ты что… ты не пойдешь со мной? — У Кола дрогнул голос. Ему вовсе не хотелось оставаться наедине с Горгоной.
И тут Кассандра сделала нечто, чего она не делала уже много лет. Она взяла сына за плечи, притянула к себе и обняла. Кола охватила волна неистовой любви к ней. Он так изголодался по любому проявлению чувств с ее стороны, что этот маленький жест произвел настоящую бурю в его душе.
— Нет, она хочет встретиться с тобой один на один — без присутствия других людей. Она хочет кое-что объяснить. Выслушай внимательно то, что она скажет. Я хочу, чтобы ты был на нашей стороне, когда все случится.
— Когда что случится? Мама, о чем ты?
Кассандра пропустила его вопрос мимо ушей.
— Я спущу тебя на край уступа и подожду здесь, пока ты не вернешься. Не забудь: используй зеркало — и тебе нечего будет бояться. — Она опять в нерешительности замолчала, потом прокашлялась. — И еще, Колин, не серди их.
— Их?
Она покачала головой в капюшоне, отказываясь объяснить, что имела в виду.
— Дай мне руки: я буду любить тебя, как только смогу, если ты сделаешь эти последние несколько шагов по краю уступа. Понимаешь?
Кол сглотнул и подумал, не поздно ли еще повернуть назад. Но как мог он предать ее веру в него, отказавшись идти вперед? Его отношения с матерью были такими хрупкими: если он так поступит, то наверняка разрушит ее доброе о себе мнение. Она была так фанатично предана своей подопечной, что никогда не видела опасности для других людей в своем стремлении сделать для горгоны все, что в ее силах. Вот и сейчас: казалось, она не видела ничего такого в том, чтобы спустить свое единственное дитя на этот утес. Прежде чем он успел принять решение, мать взяла его за руки и повела на скалу.
Он должен это сделать: падение лучше, чем провал.
Кол покорился неизбежному. Они оба опустились на колени; спиной Кол прижимался к скале, а ноги его почти не имели опоры.
— Ну иди же, — сказала Кассандра. — Уверена, ты справишься.
Пока Кол осторожно сползал вниз, мать держала его за руки, вытянувшись всем телом. Вскоре он понял, почему сюда нельзя было спуститься по камням: этот уступ был, по сути, краем отвесной скалы; только насекомое могло сползти вниз по этому склону. Теперь он висел в пустоте, и запястьям было больно от хватки, которой сжимала их мать.
— Я отпущу тебя на счет три. Будь осторожен!
— Запоздалое предупреждение, тебе не кажется? — пробормотал он.
«Нужно наклонить корпус вперед — не назад», — внушал он сам себе, отчаянно желая только не потерять равновесия на этом уступе. Одна ошибка — и он полетит по этому склону прямо на камни.
— Раз, два, три! — Она разжала руки, и Кол упал на уступ. Он качнулся вперед и схватился за скалу, ударившись при этом о камни виском. Он был внизу. Над ним появилась голова Кассандры.
— Я же говорила тебе, что все будет хорошо. Теперь обойди скалу слева. Уступ приведет тебя к пещере. Я подожду здесь, чтобы помочь тебе подняться наверх.
И она исчезла. Ни слова похвалы за то, что он целым и невредимым спустился вниз, ничего. Кол начал пробираться по узкой тропке, и страх пронизывал его, как электрический разряд. Ступив на осыпающийся край утеса, его левая нога потеряла опору. Вниз с отвесной скалы полетели камни, а он уцепился за край, чтобы не упасть. Ногти его царапали по голым камням. Схватившись за корень дерева, он сумел удержаться. Снова подтянулся вверх, забрался на уступ и, задыхаясь, упал, прижавшись спиной к скале.
Цепляясь за скалу, как муха лапками, Кол ясно видел нелепость своего положения. Невольно из груди у него вырвался безумный смех. Он рисковал разбиться насмерть ради того, чтобы встретиться с одним из самых опасных существ. Да он, должно быть, сошел с ума.
Но ему ничего другого не оставалось, кроме как идти дальше. Он полз вперед, пока не повернул за угол. Тропинка кончалась ступеньками, ведущими в черное сердце этого леса. Их начало размывать дождем, от чего покрытая грязью скала скользила под ногами. К его огромному облегчению, он обнаружил, что может ухватиться за три свисающие ветки и держаться за них, чтобы быстрее и безопаснее спуститься. Впереди, во мраке он различал темную дыру. Может быть, это был вход в пещеру?
Настало время «быть осторожным».
Он нащупал в кармане куртки зеркало, вытащил его и стал держать перед собой так, чтобы хорошо видеть вход в пещеру. В тусклом лунном свете пещера казалась пустой. Внутри мерцал оранжевый свет. Так у нее там горит огонь!
— Эй! Я здесь. — Его голос эхом отразился от скал — насмешливо и издевательски перевирая слова: «Э! Есть!» Другого ответа не последовало. Кол продвинулся вперед и остановился на расстоянии вытянутой руки от входа. Что ему делать теперь? Рискнуть войти или дождаться приглашения?
Он попробовал еще раз:
— Это я — Кол.
И тут за тихим шумом дождя, стучащего по листьям вокруг него, Кол расслышал изнутри пещеры шипение, напоминающее шварканье старой метлы по дорожке. Звук прекратился, сменившись тихим голосом, говорившим присвистывая и пришептывая:
— С-ступай с-сюда. Вс-стань ко мне с-спиной. Держи зеркало так, чтобы ты мог увидеть меня.
Вовсе не уверенный в том, что ему хочется увидеть того, кто говорит, Кол шагнул через проем и развернулся лицом ко входу. Дрожащей рукой он поднял зеркало, не сразу сумев найти нужный ракурс, в котором существо было бы ему видно. Горгона бронзовым пятном мелькнула в поле видимости, а затем, когда рука его перестала дрожать, четко сфокусировалась в центре зеркала. Абсолютно черные глаза смотрели на него с лица в форме сердца, с кожей, отливавшей при свете костра темным золотом. Длинные вьющиеся пряди волос ниспадали на плечи этого существа, выглядя до странного жесткими, как будто вырезанными из песчаника. На первый взгляд горгона казалась закутанной в покрывала из шелковой материи, но потом Кол увидел, что она завернута в свои собственные золотые крылья. Он был в изумлении: ведь он воображал себе нечто чудовищное и внушающее ужас, но только не такую красоту.
— Ты хотела что-то рассказать мне? — спросил он прерывающимся от страха голосом.
Она кивнула, и при этом движении один из ее длинных локонов упал на стройное плечо, холодно сверкнул в сторону Кола черными глазками и пополз обратно, чтобы присоединиться к своим сестрам. Кол содрогнулся, тут же попытавшись замаскировать это кашлем.
— Что ж, я слушаю, — сказал он, с тревогой сознавая, насколько беззащитна его спина, приди в голову какой-нибудь из этих благодушных змеек напасть на него. Дождь теперь стекал у него по лбу и заливал глаза, размывая отражение в зеркале и искажая лицо горгоны, так что она, казалось, растворяется в слезах. Он быстро протер зеркало рукавом куртки, при этом выпустив из виду отражение ее лица.
— Войди в пещ-щеру, — тихо сказала горгона. — С-сядь здесь, и мы поговорим.
Колу не было видно, куда она указывает, и ему не слишком нравилось это приглашение, но он вспомнил, что говорила ему мать о том, чтобы не сердить «их». Может быть, она имела в виду змей? Он попятился задом, пока не наткнулся пяткой на препятствие. Пошарив у себя за спиной, он нащупал плоскую поверхность валуна. Он сел и в следующий миг почувствовал, как что-то нежно скользнуло у него по воротнику. Инстинктивно он отпрянул, думая, что это одна из змей нанесла ему визит, но ошибся. Это рука горгоны, прохладная и сухая на ощупь, гладила его по щеке; теперь он краем глаза мог рассмотреть кончики ее миндалевидных ногтей.
— Да, Кас-сандра с-сказала, ты с-сильный мальчик… Я вижу это по твоему лицу и плечам. С-скоро ты с-станеш-шь прекрас-сным мужчиной.
Кол неловко заерзал от прикосновения горгоны, одновременно и сконфуженный, и польщенный ее словами. Расправив плечи, он решил больше не уклоняться от ее руки.
— Мама — Кассандра — сказала, что скоро что-то случится. Ты об этом хотела со мной поговорить? — Он обвел зеркалом потолок и стены пещеры, пока снова не поймал в него ее отражение.
— Ха! — Горгона резко расхохоталась, заставив его вздрогнуть. К ужасу Кола, от смеха ее рот широко раскрылся — шире, чем любой человеческий рот, и обнажились огромные зубы в зловещем прикусе: на нижней челюсти они были загнутые и напоминающие клыки вепря, а с верхней челюсти к ним спускались похожие на кинжалы клыки. — Может быть, что-то уже проис-сходит, но нам кое-кто нужен, чтобы это получилос-сь. — В красном провале ее глотки мелькнул черный язык.
Кол, завороженный контрастом между ее гладкой красотой, когда ее лицо было спокойно, и чудовищными зубами, обнажившимися, когда она говорила, только наполовину понял, что она сказала. Это было как наблюдать за питоном, который внезапно просыпается, почуяв добычу: тонкая линия его закрытого рта внезапно превращается в разверстую пасть, он шипит, и с клыков его капает яд.
— И к… кто же должен вам помочь? Я? — пробормотал он.
Она загадочно улыбнулась:
— А почему бы и не ты, мой с-смельчак? Мы, с-сущ-щес-ства, должны боротьс-ся за с-свое с-сущ-щес-ствование, иначе люди уничтожат нас-с. Пос-смотри, что проис-сходит с-со мной, с-с моим пос-следним прибежищ-щем. Даже его у меня с-собираютс-ся отнять. А вс-се почему? — Она снова горько засмеялась, откинув голову назад, — при этом все ее змеи встрепенулись, почуяв нарастающий в ней гнев. — Кас-сандра рас-ссказала мне, что этот лес-с обречен, потому что из-за него человечес-ская дорога делает петлю и это замедляет с-скорос-сть ваш-ших маш-шин. — Локоны-змеи переплетались друг с другом в зловещем танце, окружая ее голову извивающимся ореолом и всеми своими глазами следя за Колом в отражение зеркала. — И это вс-се, чем люди могут оправдать то, что лиш-шают другие с-сущ-щес-ства дома — с-ставят многих из нас-с на грань вымирания? Неужели ты позволиш-шь этому произойти? Или поможеш-шь нам с-спас-стис-сь? С-спас-сеш-шь меня? — Ее голос понизился до мягкой просьбы, змеи больше не извивались яростно в воздухе, а плавно покачивались, свисая ей на плечи, все так же не сводя с него множества глаз. Их взгляд был подобен сквозняку, от которого холодела спина; под этим наблюдением он легко мог понять силу ее убийственных глаз.
— Конечно, я не хочу, чтобы это произошло. Что я могу сделать?
— С-сражатьс-ся вмес-сте с-с нами. Не дожидайс-ся, пока маш-шины раздавят нас-с, дейс-ствуй с-сейчас-с.
Если бы Кол мог толком поразмыслить, ее доводы показались бы ему подозрительными, но он был зачарован отражением горгоны в зеркале. Ее слова рисовали в его воображении заманчивый образ юного воина, готового к битве.
— Расскажи мне, что я должен делать, чем я могу помочь? — с готовностью предложил он.
Горгона улыбнулась и кивнула:
— Хорош-шо. На это мы и надеялис-сь: ты с-созрел для того задания, которое мы тебе приготовили.
— Задания?
— Твоя мать рас-сскажет тебе об этом подробнее, когда придет время. — Она снова погладила его пальцем по щеке. — Мне нужно занятьс-ся с-своими змееныш-шами. Ты должен уйти.
Когда Кол поднялся на ноги, он чуть не обернулся, чтобы взглянуть на нее на прощание, но вовремя спохватился.
— Идиот, — зашипел он на себя. Если он собрался помогать горгоне, не стоило с самого начала превращаться в камень.
7. Арганда
Конни склонилась над учебником латинской грамматики и пыталась вникнуть во вводный урок. Все, чего ей пока удалось достигнуть, — заметить, что страницы были истрепанными, а почерк убористым. Слова вплывали и выплывали из ее сознания, не оставляя никакого отпечатка. Она лениво перевернула первую страницу и снова взглянула на титульный лист: «Сибилла» — зачеркнуто, «Робин» — зачеркнуто, «Хью» — зачеркнуто, «Годива» — все еще четко видно. Очевидно, ее двоюродная бабка думала, что то, что было хорошо для нее самой, для ее братьев и сестер, сгодится и для Конни. Взяв ручку, Конни перечеркнула имя бабушки и подписала под ним свое собственное. «Последнее из длинной череды Лайонхартов — мучеников латыни», — мрачно подумала она.
— Ну, как успехи, Конни? — спросила Годива. Она сидела за столом, вышивая подушку фамильным узором Лайонхартов в виде компаса.
— Отлично, — соврала Конни. Она снова вернулась к первой главе. Некоторые слова были кем-то подчеркнуты выцветшими голубыми чернилами. Она пролистала книгу, проследив, какие слова подчеркнуты на каждой странице: конь, медведь, дерево. Тот, кто это сделал, выбрал все слова, которые имеют отношение к природе. Волк, змея, дракон.
Тук-тук.
Конни оторвалась от книги, чувствуя странное жжение в животе. Годива подняла брови, как бы предупреждая, что ей следует вернуться к работе.
Тук-тук.
На этот раз Конни украдкой взглянула на окно и чуть не выронила книгу от неожиданности. Там в утреннем солнечном свете танцевало маленькое золотистое существо, чьи крылья сверкали всеми цветами радуги, как у стрекозы, но это было не насекомое. Увидев, что Конни смотрит на нее, маленькая дракониха Арганда радостно сделала мертвую петлю.
На лбу у Конни выступил холодный пот. Ее подопечная была всего в нескольких метрах от головы Годивы. Что же делать?
Она махнула в окно рукой.
— Улетай! — беззвучно приказала она.
В ответ Арганда дружелюбно помахала ей хвостом.
Конни покачала головой и повторила жест.
— Что ты делаешь, Конни? — рявкнула Годива, откладывая вышивание в сторону.
— Мне мешает оса.
— Ну, тогда неужели ты действительно не нашла ничего умнее, чем идиотски размахивать руками? Так ты только разозлишь ее. Сиди тихо — и она улетит.
Но именно эта «оса» никуда не желала улетать. Ей мешало стекло, и Арганда начала таранить это препятствие, пытаясь разбить его и влететь внутрь. Конни затаила дыхание. Годива, казалось, не обращала внимания на раздававшийся позади нее стук. Конни просто обязана была что-то предпринять — и быстро!
— Можно мне открыть окно?
Годива обернулась и долго смотрела в окно. Ну конечно, теперь-то она увидела маленькую дракониху! Она снова уставилась на Конни с решительным выражением лица.
— Нет, нельзя. В наказание ты выполнишь пять дополнительных страниц упражнений.
— В наказание за что?
— За то, что отвлекаешься.
Это было так несправедливо! Конни подумала, что Годива тоже должна была увидеть Арганду, — так почему же она притворяется, будто не видела ее?
— Вы же видели дракониху, правда?
— Восемь страниц!
— Ее зовут Арганда. Она появилась на свет в прошлом месяце.
— Десять страниц!
— Я ее посредник!
Годива перегнулась к ней со своего места и приблизила лицо прямо к лицу Конни.
— Послушай, драконов не существует — как не существует посредников. Ты больна, Конни, очень, очень больна. Если ты будешь продолжать пороть всякую чушь, я буду вынуждена принять суровые меры.
В этот момент стекло разлетелось на куски. В комнату весело влетела Арганда и направилась прямиком к Конни. Годива вскрикнула:
— Вот проклятый попугай! — Она принялась швырять в драконыша все, что попадало под руку. — Органисту действительно следовало бы лучше… — Бабах! — …приглядывать за ним! — Грохот. Последний снаряд, учебник латинского языка, угодил Арганде прямо в мордочку и вспыхнул.
— Быстрее, быстрее! Потуши его! — верещала Годива.
Конни сорвала с себя фуфайку с капюшоном и набросила ее на книгу и придавленную ею разъяренную дракониху. Огонь был потушен. Она сгребла их в охапку и выбежала из комнаты, крикнув через плечо:
— Я вынесу ее в сад.
Годива облокотилась на свой стол, тяжело дыша.
— Чтоб через две минуты была здесь, а не то!..
Конни сбежала по дорожке к каменной скамье в дальнем конце сада. Арганда билась у нее в руках, возмущенная таким суровым обращением. Положив свой сверток на скамью, Конни развернула его. Едва почуяв свободу, крайне рассерженная дракониха взмыла в воздух и выплюнула на Конни сноп искр.
— Ну-ну! — успокаивающе сказала Конни. — Это же не я!
Арганда сделала круг в воздухе и с силой врезалась ей в грудь, отбросив девочку назад. Дракониха вцепилась в Конни когтями и, дрожа, повисла у нее на футболке. Конни попыталась осторожно отцепить когти, которые болезненно впивались ей в кожу.
— Успокойся, — ласково стала она упрашивать детеныша. — Теперь все будет хорошо. Противная тетка больше не придет.
Арганда издала тихий жалобный звук. Конни погружалась в ее сознание, ища связи со своим другом. Она быстро нащупала ее: Арганда была все еще под властью кошмара — грохота и летящих в нее предметов. Погладив создание по чешуйчатой спинке, Конни показала Арганде дорогу обратно — к дневному свету и спокойствию. Открыв глаза, она увидела, что маленькая дракониха смотрит на нее с обожанием, а ее маленькие огненные глазки полны доверия.
— Ну что, так-то лучше, правда? Что ты тут делаешь? Твоя мама знает, где ты?
Если только драконы могут выглядеть сконфуженными, у Арганды был именно такой вид.
— Нет? Ну тогда тебе лучше поспешить домой. Ты помнишь дорогу?
Арганда кивнула.
— Тебе нельзя вот так здесь появляться, понятно? Я постараюсь придумать для нас другой способ видеться. Подожди немного, и я пришлю тебе весточку.
Дракониха помотала головой.
— Ну пожалуйста!
Арганда помедлила, а затем кивнула.
— Отлично, а теперь лети!
Подбросив Арганду в воздух, как мячик, Конни наблюдала, как дракониха перелетела через стену; крылья ее сверкали при каждом взмахе.
Понимая, что отпущенные ей две минуты давно истекли, Конни подобрала свою прожженную фуфайку и тлеющие остатки учебника латыни.
Похоже, что она последняя из Лайонхартов пользовалась этой книгой, подумала Конни, глядя на то, как страницы рассыпаются черными хлопьями. Достойный конец для семейной реликвии.
Кол ждал отца в бабушкиной лодке. Мак запаздывал — естественно. Над головой голосили чайки, выписывая в небе «восьмерки» не хуже фигуристов. Насмотревшись на туристов, бродивших кругами около сувенирных лавок, Кол нашел себе занятие — начал сворачивать канаты. Они напоминали ему змей и наводили на мысли о горгоне и его матери. Что же они все-таки замышляли?..
— Привет, Кол!
Он поднял голову, заслонив глаза рукой от косых солнечных лучей. Аннина, одетая в платье цвета фуксии, стояла на сходнях; за ней застенчиво топталась Джейн.
— Ой, привет, — просиял Кол. — Поднимайтесь на борт. Я вас целую неделю не видел. Чем занимались?
— Были заняты: работали вот над этим, — сказала Аннина, указывая на связку плакатов, которые держала в руках Джейн. Девочки легко запрыгнули в лодку.
— Для чего эти плакаты? — Он взял их у Джейн и положил на сухое место на машинном люке.
— Мы набираем команду для участия в карнавальном шествии, — сказала Джейн, гордо поглаживая свитки.
— О, правда? — Кол уже видел карнавал в прежние годы; не слишком ему нравилось это зрелище — толпа энтузиастов, разряженных в идиотские костюмы к Дню святого Михаила, который бывает в конце сентября и является по традиции началом фестиваля. Колу всегда была интереснее музыка, которая следовала потом.
Аннина взяла слово.
— В этом году мы хотим сделать его по-настоящему здоровским, потому что моя сестра — ты же знаешь, что Рупа получила работу в лондонской «Таймс»? — так вот, она собирается написать статью об этом в еженедельный журнал: они хотят опубликовать рассказ о фестивале. Это все часть кампании вокруг новой дороги.
— В самом деле? — без особого энтузиазма ответил Кол.
— Да, — продолжала Аннина, которую его реакция не смутила. — Ты ведь ездишь верхом, правда, Кол? Ты будешь здорово смотреться: все, что тебе нужно, — это костюм.
— Ох, нет, только не это, — твердо сказал Кол. — Тебе совершенно точно не удастся втянуть в это меня.
— Подумай об этом, пожалуйста!
— Нечего и думать.
Лицо Аннины было воплощением разочарования. Колу было немного не по себе оттого, что он не оправдал ее надежд, но последнее, чего он хотел в этом мире, — это объединиться в команду со стареющими дилетантами из драмкружка, которые руководят карнавалом и выставляют себя идиотами в каких-то дурацких костюмах. Он не мог себе даже представить обстоятельств, при которых он принял бы участие в этом фарсе по доброй воле.
Джейн подтолкнула Аннину, чтобы та перестала спорить — хотя бы на сегодня.
— Давай же расскажем ему, — шепнула Джейн. Было очевидно, что к его лодке они пришли не случайно.
Аннина сказала:
— Есть новости от Конни.
— Как она?
— Вчера мы виделись с ней снова. Она очень хочет повидать тебя.
— И я хочу ее видеть. Но как это сделать? Ее бабушка не подпустит ее ни к кому, кто имеет отношение к Обществу.
Джейн грустно улыбнулась:
— Да, она считает вас сборищем поклоняющихся деревьям психов.
— А что в этом такого? — рассмеялся Кол.
— Не знаю, — пожала плечами Джейн. — Бедняжка Конни: в Чартмуте ей ужасно не нравится.
— Она не сказала, сможет ли выбраться оттуда?
Аннина кивнула:
— У нее есть одна идея. Она хочет, чтобы ты встретился с ней в монастыре завтра в полдень: она хочет попросить тебя об одном одолжении.
— Каком одолжении?
— Понятия не имею: она держит это в большой тайне.
«Тогда, должно быть, это связано с Обществом», — подумал Кол.
— Конечно, я приду в монастырь.
— Она велела тебе спрятаться, в случае если она будет с бабушкой.
— Отлично, так и поступлю.
— Итак, Кол, я вижу, у тебя тут целая компания! — Это подошел Мак и оглядывал троицу с неуместно широкой ухмылкой. — Мне попозже прийти?
Обе девочки взглянули на Кола, не зная, как истолковать появление одного из самых известных гескомбских персонажей. Кол желал бы провалиться сквозь землю, но нужно было что-нибудь сказать.
— Аннина… Джейн… Это мой папа, — с трудом выговорил он.
Мак запрыгнул в лодку. Потом потянулся, чтобы забрать с пристани свое подводное снаряжение, и смахнул плакаты Джейн в лужу воды. Он выругался и принялся их отряхивать.
— Прости, милая. Кстати, что это такое — что-то к карнавалу? — спросил он, разобрав, что на них написано. — Вы ищете добровольцев? Вам следует пойти в лес и спросить митингующих — у них куча свободного времени. Наряжаться в странные костюмы — это прямо для них. Полагаю, некоторым из них даже переодеваться не придется.
Он заговорщически подмигнул Джейн. Колу стало ее ужасно жалко, и он пожалел, что не может волшебным образом перенести отца куда-нибудь подальше. Дальше дела пошли еще хуже: Мак стянул куртку и рубашку, чтобы надеть водолазный костюм, выставив на обозрение татуировку на спине в виде огромного существа с щупальцами. Джейн не знала, куда отвести взгляд.
— Не хотите прокатиться, девочки?
— Э… нет, спасибо, мистер Клэмворси, — поспешно отклонила приглашение Аннина.
— Мак, милая, зовите меня просто Мак.
Кол мрачно отметил, что все, что он терпеть не мог в отце, казалось, еще больше усилилось в присутствии девочек.
Аннина казалась встревоженной.
— Спасибо, мистер… э… Мак, но мы и вправду должны оформлять эти плакаты. — Джейн уже выбиралась из лодки, как попало зажав под мышкой свертки. — Может, как-нибудь в другой раз.
Девочки заспешили прочь, прокричав «До свидания!», пока от Мака не последовало более настойчивого приглашения.
— Итак, — сказал Мак, прислоняясь к рубке и оценивающе глядя на сына, — ты еще не имеешь успеха у девчонок? Погоди годок-другой.
…Колу надоело ждать, когда отец снова вынырнет на поверхность: он устал созерцать один и тот же участок океана в течение нескольких часов. Кол жалел, что с ним нет Конни, — по крайней мере, с ней был бы шанс встретить поблизости сирену, или селки, или еще какое-нибудь мифическое существо.
Его мысли снова вернулись к последнему собранию Общества, которое состоялось прошлой ночью. Доктор Брок подчеркнул, что они не готовы к следующему нападению Каллерво, потому что Конни не может продолжать свое обучение. Почти все члены Общества, кроме совсем юных, тщательно готовились к ожидаемому столкновению с оборотнем и его приспешниками и овладевали дополнительными умениями. Посредники единорогов осваивали лечение травм, полученных во время непогоды, посредники селки учились основам поиска и спасательным действиям, всадники пегасов и драконов тренировали приемы уклонения и маневры. Все они ожидали, что Каллерво готовится отомстить и нанесет удар, который потребует от каждого выполнения своей задачи — особенно от Универсала. Кол ненавидел ощущение бессилия и паники, которое охватывало его каждый раз, когда он вспоминал об оборотне. Он хотел бы быть храбрее и сильнее. Он хотел научиться сражаться, узнать, как защитить Конни от Каллерво. У него бы хорошо получилось, он был уверен в этом, и он бы с радостью научился тому, что будет полезно в бою. Но доктор Брок решительно указал ему на его место, когда Кол высказал свое желание.
— Совет придерживается категоричного мнения, что дети не должны участвовать в битве. Когда тебе исполнится восемнадцать лет, ты сможешь подать заявку на вступление в одно из наших боевых подразделений, но до тех пор тебе придется довольствоваться обучением другим, не менее полезным навыкам, — сказал ему доктор.
Глядя на то, как волны бьются о борт лодки, Кол зевнул. Взрослые действительно все одинаковы: доктор Брок точно так же портит его планы, как двоюродная бабка Конни намерена испортить ее.
В воде забурлили пузырьки, и на поверхности показалась голова в маске для ныряния. Кол помог отцу перетащить снаряжение через борт. Мак скользнул на палубу; с него ручьями лилась вода, и он отряхивался, как собака, вылезшая из ванны.
— Как все прошло? — Кол напустил на себя заинтересованный вид.
— На удивление хорошо, — ответил Мак. В его глазах все еще было отсутствующее выражение, как будто часть его еще не вернулась из глубины.
— Ну, отлично, — сказал Кол, заводя мотор. — Конни говорила, что Кракен — одно из самых странных существ, которых она встречала.
Мак поднял взгляд — темные глаза его гневно сверкнули.
— Странных? Да что она знает об этом!
Кол, и так раздраженный нелепым поведением отца перед поездкой, которое напугало его подруг, бросился на защиту Конни, ведь ее здесь не было и она не могла ответить сама.
— Ничего, да? Она Универсал и ничего не знает? Да, папа, между прочим, она знает гораздо больше о мифических существах, чем ты узнаешь за всю свою жизнь, и если она говорит, что Кракен странный, значит, так оно и есть.
Мак стянул мокрую куртку от гидрокостюма и швырнул ее на палубу.
— Правильно, сынок, — язвительно сказал он. — Живи в ее тени. Играй роль комнатной собачонки при Универсале. Ты совершенно такой же, как твоя мать: рабски подчиняешься другим. Но некоторые из нас все же предпочитают независимость.
Мак произнес эту тираду, стоя в одних ярко-желтых ластах, и это выглядело бы комично, если бы его слова не уязвили Кола так сильно.
— Ты просто слеп, папа. Мама не рабыня. Ее горгона — удивительное создание.
— Ты теперь специалист у нас, да? Что там наплела тебе твоя мама?
Кол ничего не ответил; из всех людей на Земле Маку последнему он раскрыл бы тайну своего посещения Змеиной лощины. Он завел мотор и включил передачу, так что лодка с яростным ревом рванула с места. Отец и сын Клэмворси вернулись в Гескомбскую гавань, сидя на разных концах лодки.
8. Наследство
Конни решила, что завтрак — самое подходящее время, чтобы обсудить визит в монастырь в присутствии Хью. Она подождала, пока бабушка утолит голод несколькими ломтиками гренков, а потом решительно приступила к сути дела.
— Я вот что-то не пойму, тетушка… — начала она.
— Да? — Годива внезапно сделалась подозрительной.
— Вы что-то упоминали о Лайонхартах, тех, что жили в старину, вы говорили, кажется, что они были купцами.
Годива улыбнулась. Это была безопасная тема.
— Да, действительно. Я рада, что ты проявляешь к ним интерес.
— Дядюшка Хью сказал, что они были еще и мореплавателями.
Хью зашуршал своей газетой.
— Верно, моя дорогая. Конечно, великое множество их сгинуло в море: старинные корабли, может, были и красивыми, но ненадежными.
Конни подумала о том, сколько ее предков, должно быть, не поладило с Кракеном во время своих путешествий, но решила, что лучше не высказывать свои предположения вслух.
— Мне бы хотелось взглянуть на памятники им в монастыре. Ничего, если я схожу туда сегодня утром?
Годива повела носом, пытаясь уловить, что может за этим крыться.
— Может быть, дядюшка Хью пойдет со мной и все покажет?
— С удовольствием, милая. У меня там есть любимая могила, к которой я хотел бы тебя сводить: помнишь, Годива, это могила Чарльза Лайонхарта под южным окном?
Годива улыбнулась брату:
— Конечно, помню, Хью. Мы с трудом могли увести тебя оттуда, когда ты был маленьким. Да, пойди с Конни и покажи ей все.
Хью со старомодной галантностью предложил своей внучатой племяннице руку, когда они пересекали Монастырский тупик за несколько минут до того, как пробило полдень.
— Тебе хорошо здесь, Конни? — спросил он, как только они исчезли из поля зрения Годивы. — Я хочу сказать, что знаю: моя сестра может быть несколько жесткой, но она желает тебе добра.
Конни ничего не ответила.
— Просто ты выглядишь немного осунувшейся. Я уже начал беспокоиться. Она сказала, что ты должна пройти через это, чтобы вылечиться. Надеюсь, ты понимаешь.
— Я не больна, дядюшка.
Он взглянул на нее со стороны.
— Возможно, ты сама так не считаешь… Понимаю. Да и кто может понять тебя лучше? В моей семье многих с трудом можно было назвать в здравом уме — моя сестра Сибилла была совершенно… — Он осекся. — Я все равно любил ее. Ужасно, что с ее милым мужем случилось такое.
В то утро в монастыре было не много посетителей. Солнечный свет струился через круглое южное окно, отбрасывая на пол яркие цветные пятна. Конни прошла вперед и встала в центре этого цветного кольца. Она взглянула наверх. Огромное круглое окно было сделано в форме компаса — это было очевидно.
— Красиво, правда? — сказал Хью, потирая руки. — Говорят, оно здесь символизирует кольцо вечности — змею, которая кусает себя за хвост. Компас — это аллегория того, как сердце ведет нас к нашему Создателю.
«Но это и обо мне тоже», — подумала Конни. Кто-то в той семье знал, что означает этот символ, — должно быть, он и создал его.
— А по чьему заказу было сделано это окно? — небрежно спросила она.
— Супружеской пары, которая похоронена в этой могиле. Вот что я на самом деле хотел тебе показать.
Хью подвел ее к мраморному саркофагу. По сторонам он был украшен морскими образами: кораблями на всех парусах, русалками, дельфинами и рыбами. На крышке было вырезано изображение компаса. Конни наклонилась и прочитала надпись.
Здесь лежит Чарльз Генри Бенджамин Лайонхарт, возлюбленный муж и отец. Родился в 1670. Оставил сей мир в 1742. «Море призвало его домой».
А также его вдова, Сюзанна Колдикотт Лайонхарт, единая мать всем нам. Родилась в 1682. Умерла в 1743. Была вместилищем всех добродетелей.
— Очень красиво, правда? — сказал Хью, с любовью трогая надгробие, приняв ее потрясенное молчание за восхищение искусством резчика по камню. — Никогда не мог распознать, откуда эта цитата — вероятно, из Библии.
Или из его группы. Чарльз был посредником русалок, Конни была уверена в этом.
— Немного переусердствовали, однако, в отношении его вдовы. Вместилище всех добродетелей? По мне, так ужасно звучит, — продолжал он.
Сюзанна Колдикотт — ее прапра… Конни даже не знала, сколько «пра» бабушка. Она уже узнала кое-что о Сюзанне благодаря той книге в библиотеке, не понимая еще, что также унаследовала от нее свой дар. Неудивительно, что старинный дом Сюзанны Колдикотт полон символов Универсала!
— Если вы не возражаете, дядюшка, я постою здесь немножко. Мне хочется подумать.
Хью улыбнулся и потрепал ее по плечу:
— Постой. А я прогуляюсь и погляжу, нельзя ли купить для тебя открытку с изображением этой могилы.
Конни села по-турецки в центре цветного отражения компаса. Она не забыла, что пришла сюда повидаться с Колом, но и подумать не могла, что эта прогулка может настолько открыть ей глаза. Ну, если слышать голоса других существ у себя в голове — это безумие, как заявляет Годива, то теперь она по крайней мере знает, что эта предрасположенность к безумию коренится в ее роду очень глубоко. Но с ума сошла не она, а скорее Годива, отгородив себя от наследственности.
Такой ее и нашел Кол: сидящей в центре компаса, погруженной в раздумья. Разноцветные лучи волшебно плясали на ее волосах. Он почти боялся разрушить эти чары.
— Конни? — Он опустился на колени рядом с ней.
— Кол! — Она обернулась и крепко схватила его руку в свои. — Посмотри, это мой знак. Это у меня в крови!
Он взглянул наверх и присвистнул.
— Круто! Никогда раньше этого не замечал.
— Не думаю, что кто-то, кроме нас, знает, что он на самом деле означает. Они все думают, что это просто оттого, что Лайонхарты были моряками. Но она была Универсалом! — Конни кивнула на надгробие.
— Кто?
— Сюзанна Колдикотт Лайонхарт. Она есть в регистрационной книге, которая хранится в библиотеке.
— Ух ты!
— Готова поспорить на что угодно, что у нее, вероятно, были странные глаза и необычные волосы, как у меня.
— Возможно. — Кол улыбнулся и потрепал Конни по черной гриве ее волос. — Как твои дела?
Она скривилась:
— Ужасно.
«Да, — подумал Кол, — выглядит она неважно». Под глазами у Конни были темные тени, и она была очень бледной.
— Я так по всем скучаю, особенно по тебе и Арганде. — Она оглянулась на стойку с книгами, где дядюшка как раз расплачивался за покупки. — У меня мало времени, но, Кол, ты можешь для меня кое-что сделать?
Он развел руками:
— Все, что угодно.
— Ты можешь принести Арганду в Мэллинский лес в эти выходные — в субботу вечером, около девяти?
— Зачем?
— Я хочу попытаться улизнуть. Я не уверена, что мы с Аргандой долго сможем быть в разлуке друг с другом.
— Но почему именно в лес?
— Думаю, что это последнее место на Земле, в которое моя бабка захочет пойти меня искать.
— Ты говоришь ерунду.
— Может, и так, но у меня на ее счет свои подозрения.
— Доктор Брок сказал, что знает ее.
Конни кивнула: этого следовало ожидать.
— Готова поспорить, она знает многих из них: мистера Мастерсона, твою бабушку. Расспроси их о ней для меня, хорошо? Думаю, если я буду знать, это мне поможет.
— Знать о чем?
— От чего она пытается убежать.
На колени Конни упала пачка открыток.
— И кто этот молодой человек? — спросил Хью.
— Школьный друг, — быстро нашлась Конни. — У него есть лодка.
— В самом деле? А какая?
Кол принялся подробно обсуждать с Хью особенности «Водяного эльфа», а Конни поднялась на ноги. Кол подмигнул ей — в подтверждение своего обещания встретиться с ней, как она просила.
— Нам лучше вернуться, — внезапно оборвал разговор Хью, взглянув на часы. — Я обещал, что приведу тебя не позже чем через час. Рад был знакомству, Кол.
— Взаимно, мистер Лайонхарт.
— Увидимся, — бросила Конни через плечо.
— Да, до встречи, — ответил Кол, глядя ей вслед, пока она не исчезла за воротами.
…На следующий день Кол зашел к доктору Броку, чтобы попросить разрешения взять Арганду в Мэллинский лес. Он застал доктора Брока разжигающим большой костер в конце прилегающего к домику длинного, узкого сада. По краям дорожек росло много ярко-красных и оранжевых цветов, которые тоже пылали, как огонь.
— Здравствуй, Кол! — крикнул доктор Брок, бросая вилами в огонь сухие ветки. — Как прошли каникулы? Ждешь не дождешься начала занятий в Чартмуте на следующей неделе?
— Да не то чтобы очень. Я бы предпочел проводить время с Жаворонком.
Доктор Брок хихикнул:
— Ну, разумеется.
— И Конни там не будет.
Доктор Брок оперся на вилы, лицо его стало серьезным.
— Да, похоже, ее там не будет. Как она, кстати? Твоя бабушка говорила, что ты ее видел.
— Не знаю… думаю, несчастна. Но у нее есть план сбежать в эти выходные, чтобы повидаться с Аргандой.
— Хорошо. Не годится посреднику быть в разлуке со своим другом слишком долго.
— Знаю… Мне бывает плохо, когда я не вижу Жаворонка хотя бы несколько дней.
— И даже более того. Узы, связующие вас, заставляют вас полагаться друг на друга — вы оба нуждаетесь друг в друге, чтобы быть в полной мере самими собой — по крайней мере, мне так кажется после всех этих лет, проведенных в общении с Арго.
— Так я могу взять с собой Арганду?
— Спроси у нее самой.
Доктор Брок указал на самый центр костра, и Кол увидел, что там греется маленький дракончик.
— А она не пострадает? — У него мелькнула мысль выудить ее оттуда с помощью вил доктора Брока.
— О нет, у чисто-золотых драконов есть поразительное свойство: шкура защищает их даже от самого жаркого пламени — они практически неуязвимы.
Восхищенный Кол с восторгом смотрел, как Арганда раздувает огонь, — она махала крылышками, чтобы сделать пламя вокруг своего хвоста еще жарче, и выгибалась от удовольствия, когда ее щекотали языки пламени.
— Арганда! — позвал доктор Брок.
Она не обращала на него внимания.
— Арганда, послушай, это насчет Конни.
Дракониха в тот же миг вихрем вынеслась из костра, сделала круг и села на плечо к доктору Броку, пища и насвистывая ему в ухо.
— Ты отправишься с этим мальчиком повидать ее через несколько дней?
Глаза Арганды обратились на Кола. Оттенок пренебрежения окрасил пламя, вырывавшееся из ее пасти.
— Прекрати немедленно: что бы сказала твоя мама? Знаю, он не посредник драконов, но он друг Конни. Она сама его выбрала.
Арганда скептически посвистела, а затем кивнула.
— Хорошо, тогда, кажется, решено. Приходи сюда и забирай ее в субботу. Я поговорю с ней, чтобы она вела себя как положено.
— Спасибо. — Кол направился было к выходу, но вспомнил, о чем еще просила его Конни. — Доктор Брок, что вы знаете о Годиве Лайонхарт?
Доктор Брок нахмурился и провел рукой по лицу, испачкав его сажей.
— Зачем тебе это нужно?
— Не мне — Конни. Она заподозрила, что ее двоюродная бабка многое знает об Обществе.
— Да, она знает.
— Откуда?
Доктор Брок задумчиво погладил Арганду:
— Я не должен говорить об этом — о ней. Так мы договорились.
— Договорились? Когда?
Доктор Брок лукаво взглянул на Кола:
— Ну, похоже, Конни уже о многом сама догадалась. Я расскажу тебе кое-что об этом, но имей в виду: не все. Я дал клятву и намерен сдержать ее. Двое из семейства Лайонхарт в том поколении обладали даром — Сибилла и Годива. Они были прекрасными девушками — разбили немало сердец в юношеском отделении Общества как раз перед войной.
— Вы имеете в виду Вторую мировую?
— В общем, да… но я имел в виду последнюю войну с Каллерво. Сибилла была старшей. Она вышла замуж за очень сильного посредника дву- и четвероногих. Что до Годивы, ну, я полагаю, можно сказать, что мы с ней встречались.
— Вы ходили на свидания с Годивой Лайонхарт? — Колу было трудно представить, что кому-то была по душе эта старая грымза.
— Да. — Доктор Брок вздохнул. — Тогда она только что вступила в Общество как полноправный член… «Эти сладкие 16 лет», а я… э… был уверен, что конец этой песенки будет не про нас.
Кол, казалось, ничего не понимал.
— «И никогда не целовались»? Уверен, ты слышал ее от своей бабушки.
Кол помотал головой.
— Господи, Кол, ты заставляешь меня чувствовать себя таким старым! Как бы то ни было, гибель мужа Сибиллы и многих других стала огромным потрясением для нас всех. На Годиву это подействовало сильнее, чем на кого-либо из нас: думаю, она чуть не лишилась рассудка. Я не мог достучаться до нее: она отталкивала и меня, и всех остальных. Особенно печально было то, что в это время сестра нуждалась в ней сильнее, чем когда-либо еще. Ива начала…
— Ива?
Он грустно улыбнулся:
— Это ее домашнее имя. Ива начала говорить, что мифические существа — это все выдумка, истерическая галлюцинация. Она даже отвергла своего собственного друга — мифическое существо. Оно погибло, и той ночью в Годиве тоже что-то умерло.
— Ее подопечный погиб?
— Да. Это было ужасно. Конечно, это случилось во время войны: нас окружали смерть и разрушение. Но одна эта смерть — страдания существа, которое чахло в разлуке, в то время как Ива отказывалась даже попрощаться с ним, — была самой страшной.
— Это… это просто ужасно.
— Может быть, но горе и любовь заставляют нас совершать странные поступки.
— А для какого вида она была посредником?
Доктор Брок покачал головой:
— Прости, этого я сказать не могу. Мы договорились никогда не упоминать об этом, с тех пор как она вернула свой членский значок, а сказать точнее, швырнула им в меня. Есть протокол на тот случай, если член покидает Общество: о нем больше не упоминают, а вид, которому он был посредником, вычеркивается из официальных документов. К счастью, она знала не так много наших секретов — только основные сведения о своей собственной группе. Думаю, можно сказать, что те, кто покинул Общество, становятся для него такими же мифами, как для большинства людей — необычные существа.
— Но это же бессмысленно. Вы же не можете отрицать того, что у нее есть дар.
— Не мы это отрицаем, а она: это ее выбор.
— И она пытается заставить Конни сделать то же самое. Мы должны ее остановить.
— Знаю, но законы этой страны на ее стороне. Мы не можем взять дом приступом и забрать оттуда Конни. Я не сомневаюсь, что она вскоре заручится поддержкой властей и многих из нас арестуют как членов опасной секты, похищающей детей. Нет, самое лучшее — это действовать так, как ты решил: помогать Конни общаться со своей подопечной и поддерживать ее как друг.
Доктор Брок размотал хвост Арганды со своей шеи и бережно посадил ее Колу в руки.
— Если бы я был азартным человеком, Кол, я бы побился об заклад, что Годива даст слабину скорее, чем Конни. В конце концов, она еще не знает, что столкнулась с Универсалом, а это неизмеримо выше, чем ее собственная группа.
9. Сундук
Хотя Конни сама для себя решила, что сбежит из дома в субботу ночью, ей еще предстояло разработать подробный план побега. Она знала, что ей понадобятся ключи от ворот и какой-то транспорт, чтобы добраться до Мэллинского леса. В пятницу, во время перерыва на ланч, она решила исследовать угольный сарай и была вознаграждена: там обнаружился старый велосипед. Вытащив его на лужайку, она осмотрела его, чтобы проверить, можно ли еще на нем ездить.
— Боже, где ты его нашла? — спросил Хью, вернувшийся со своей ежедневной прогулки к газетным киоскам; в боковом кармане у него позвякивали ключи от ворот. — Я много лет не видел этот драндулет. Дай-ка взглянуть… Ах да, он принадлежал Годиве — я так и думал. Сибилла, должно быть, забрала свой, когда перебралась в Гескомб.
— Как вы думаете, я могла бы привести его в порядок?
— Если честно, моя дорогая, не думаю.
Лицо Конни вытянулось от огорчения.
— Но я бы мог это сделать. Такие дела как раз по мне, чтобы старый морской волк не чувствовал себя совершенно бесполезным.
— Спасибо. Думаете, на это уйдет много времени?
— А что? Не терпится нас покинуть? — проницательно спросил он.
— Я просто надеялась, что в эти выходные мне позволят погулять. Я уже много недель не видела, что находится по ту сторону стен, не считая монастыря, разумеется.
— Ну, в таком случае я сегодня днем отнесу его в мастерскую и посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю, учти!
— Спасибо, дядюшка Хью! — Импульсивно Конни чмокнула его в щеку. Тот порозовел от удовольствия.
— Ну-ну, не стоит благодарности, — сказал он. — Ты, может быть, и странная девочка, Конни, но я не могу видеть тебя расстроенной. Мне приятно, что я могу порадовать тебя хотя бы этим. Хотел бы я сделать что-то подобное для своей сестры: уже шестьдесят лет прошло с тех пор, как она была в последний раз по-настоящему счастлива.
— Это очень долгий срок. — Она тоже чувствовала, что что-то высасывает всю радость из ее бабушки, как выжимают сок из лимона. Атмосфера менялась, когда в комнату входила Годива: становилось трудно дышать, как будто надвигалась буря. Конни было тяжело проводить так много времени в ее обществе.
— Да, в самом деле… ну, не обращай внимания. Давай лучше я займусь велосипедом. Загляни ко мне в комнату после уроков, и я расскажу, что удалось сделать.
Каюта Хью, как он любил называть свою комнату, была в дальнем конце дома, прямо под крышей. Раньше Конни не разрешалось туда заходить, и ей было очень любопытно взглянуть. Она постучала в дверь.
— Войдите! — откликнулся Хью.
— Ух ты! — Конни замерла на пороге. В отличие от безжизненности, царившей в остальных частях дома, эта комната была волнующе живой. Она была набита чудесной резной мебелью — шкафчиками, стульями, столиками, ширмами — в таких количествах, что почти негде было повернуться.
— Извини, здесь некоторый беспорядок, — сказал Хью.
— Нет, что вы, мне так нравится!
Он, видимо, был польщен и погладил крышку деревянного сундука, стоявшего под окном.
— Видишь ли, я не мог позволить Годиве это выбросить. Ведь все это веками стояло в доме. Поэтому оно здесь — в моем убежище.
— Зачем же кому-то это выбрасывать? — Конни любовалась ширмой филигранной работы, вырезанной в форме плодоносящей яблони. Казалось, что древесина прямо поет под ее пальцами.
— Думаю, что она… Эта мебель причиняет ей неудобства. Она говорит, это своего рода аллергия.
— У нее аллергия на мебель?
— Нет, только на дерево. Она отпускает ее только в открытом море.
Последний кусочек мозаики встал на свое место. Теперь Конни знала, посредником какого вида была Годива.
— Можно мне взглянуть поближе?
— Конечно, моя дорогая, эти вещи и твои тоже — как всякая семейная рухлядь.
Он наблюдал, как его внучатая племянница рассматривает каждый предмет, ощупывая пальцами все выемки. Здесь были мифические существа из каждой группы: драконы, грифоны, змеи, водяные эльфы, минотавры. Хью жил среди них, но не знал, что они были списаны с натуры. Наконец Конни остановилась перед сундуком и положила руки на знак компаса, который красовался на крышке.
— А, вижу, тебе тоже нравится моя любимая вещь. Она немного напоминает мне то надгробие. Я всегда полагал, что это был семейный сейф. В нем полно старых бумаг и учетных книг.
Сердце Конни забилось немного быстрее.
— Можно посмотреть?
— Конечно. Я сам несколько раз просматривал их: многое из этого — совершенная бессмыслица. — Он открыл сундук и с уверенностью рылся там, пока не достал кипу бумаг. — Например, вот это. Думаю, кто-то переводил с арабского — видишь здесь закорючки?
Конни взяла у него хрустящую пачку пожелтевших листов пергамента и прочитала заглавие. Оно было написано на английском на левой стороне страницы, на другой стороне было оставлено место для рукописного текста. Хотя этот английский был безукоризненным, в рукописи было много зачеркнутых мест и чернильных пятен, как будто перо слишком часто зависало над страницей, когда писец подыскивал нужное слово.
Она снова взглянула на заглавие: «Сражение во вратах. Наставление Универсалу, как противостоять враждебному вторжению».
— Что думаешь, Конни? — спросил ее Хью, смущенный тем, что она внезапно притихла. — Я думал, что это может быть перевод каких-нибудь сказок «Тысячи и одной ночи» или чего-то в этом роде или руководства для крестоносца.
— Думаю, что это, конечно, перевод, но только с английского — на этот другой язык, — сказала Конни. Она не стала говорить, что у нее возникло сильное подозрение, что язык этот не является человеческим. Автором, догадалась она, была Сюзанна Колдикотт, но вот зачем она затем решила перевести это, было загадкой. У Конни чесались пальцы перевернуть еще несколько страниц, но она попыталась скрыть свое возбуждение. — Можно, я возьму это с собой и посмотрю: может, мне удастся что-нибудь понять?
Хью закусил нижнюю губу.
— Думаю, да, — нехотя сказал он. — Но может быть, ты предпочтешь выбрать что-нибудь еще? — Он вытянул большую фамильную Библию. — Как насчет этого? Или этого? В счетах тоже есть свое очарование — все эти снасти, ром, балласт… Я часами развлекался, просто глядя на суммы, которые требовались, чтобы спустить на воду трехмачтовый корабль.
Конни, улыбаясь, покачала головой:
— Думаю, это только наведет на меня сон.
Он рассмеялся:
— В таком случае можешь взять эту рукопись. Она слишком старая, чтобы это сейчас имело какие-либо последствия, верно? Годива не решит, что я нарушил ее правила.
«Итак, он подозревает, что это имеет отношение к Обществу», — подумала Конни. Она пролистала рукопись до конца.
— Взгляните, дядюшка Хью, здесь опять изображен фамильный компас. Может быть, это имеет отношение к тому, почему мы выбрали его в качестве герба. Похоже, что все эти мифические животные упоминаются здесь из соображений геральдики, вам не кажется?
Такое здравое объяснение ему понравилось.
— Да, верно. Я об этом не подумал. Что ж, возьми рукопись с собой. — Она поднялась на ноги, страстно желая улизнуть. — Но, Конни?..
— Да?
— Разве ты не хочешь спросить про велосипед?
В возбуждении она совершенно забыла о главной цели своего визита.
— Разумеется, извините. Вам удалось исправить его?
— Он исправен, насколько это возможно. По городу он тебя повозит, а вот на Тур-де-Франс не рассчитывай.
— Мне этого вполне достаточно. Спасибо, дядюшка Хью.
Конни сидела на полу между своей кроватью и окном, спрятавшись так, чтобы ее бабушка не увидела, чем она занимается, если заглянет в комнату. Уже смеркалось. Конни поставила рядом с собой прикроватную лампу и села там, куда падал свет, разложив бумаги на ковре. Сундук Хью таил в себе совершенно неожиданное сокровище: теперь ей не понадобится идти в библиотеку Общества, чтобы снова проконсультироваться со своими предшественниками, здесь, в рукописи Сюзанны, был черновик еще одной главы, и Конни даже не пришлось встречаться со змеей, чтобы эти сокровища найти.
Она начала читать.
Когда она закончила, была почти полночь. Ее ноги затекли от такого долгого сидения на полу, но гораздо большее беспокойство ей причиняло знание, которым она только что овладела. Она узнала, что Универсалы отнюдь не защищены от нападения, если какое-либо существо того пожелает. И это даже слишком живо было показано на выполненных Сюзанной грубых иллюстрациях — изображениях людей, пронзенных, затоптанных, сожженных, замороженных и разорванных на части самыми разными враждебными мифическими существами. Универсалы могут быть поражены молнией Громовой птицы, обращены в камень взглядом горгоны, парализованы холодной хваткой духов камней, пронзены клыками огромного вепря и даже сведены с ума пением сирен. Их единственная надежда — или вовремя возвести свою броню, или установить прочную связь с этим существом. Но ведь связь возможна только по обоюдному согласию, а броня прочна лишь настолько, насколько силен выстроивший ее Универсал, и защита будет сломлена, если силы его иссякнут.
Конни поняла, что прошлым летом едва избежала гибели. Сирены хотели пообщаться с ней и поэтому пошли на полный контакт, который не причинил ей вреда. Захоти они напасть, она бы утонула. Тогда при первой встрече с ними, ничего не зная о том, как защищать свое сознание броней Универсала, она чудом осталась жива.
Кол пришел в лес задолго до того, как наступила субботняя ночь, потому что сперва он договорился поужинать со своей матерью. За эти летние каникулы он провел с ней больше времени, чем за последние шесть лет. Если честно, он не мог сказать, что в ее присутствии стал чувствовать себя свободнее, но у него, по крайней мере, теперь действительно было ощущение, что она им довольна — в отличие от отца, который все эти дни только и делал, что жаловался на то, как портится его характер.
— Он ревнует, — сказала Кассандра, нанизывая на палочку грибы и раскладывая их над костром. — Не думай, что я не знаю: он вообще не хочет, чтобы я близко к тебе подходила.
Возможно, это было правдой, но Кол чувствовал, что ему не следует вступать в этот спор, потому что он не хотел принимать сторону кого-либо из своих враждующих родителей.
— Что ты можешь сказать об Эвелине Лайонхарт? — вдруг спросила Кассандра.
«До нее уже дошли слухи», — подумал Кол.
— Не знаю, ничего особенного.
— Серьезно?
Ему хотелось, чтобы она прекратила этот допрос с пристрастием. Он чувствовал себя грибом, который медленно поджаривают над огнем.
— Папа ничего не рассказывал.
Она улыбнулась и отбросила назад свои длинные волосы.
— Да, это в его духе. Мне жаль ее.
Арганда высунулась из куртки Кола, привлеченная запахом еды. Кассандра сняла гриб с вертела и бросила ей. Арганда ловко поймала его на лету и проглотила еще дымящимся.
— Изумительное создание, — с видом ценителя сказала Кассандра.
— Полагаю, у тебя, как у посредника из группы морских змей, много общего с всадниками драконов?
— У меня никогда не было времени с ними общаться, но что касается драконов… это другое.
Она наклонилась, осторожно поймала Арганду за передние лапки, вытащила ее из куртки и взяла в руки. Она гладила гладкую золотую чешую, тихо посвистывая сквозь зубы.
— Если бы не крылья, она была бы похожа на детеныша золотоволосой горгоны.
— Я и не знал, что такая существует.
Кассандра кивнула:
— Она обитает в Тихом и Индийском океанах, размножается вместе с желтобрюхой морской змеей, крайне ядовитой.
— Размножается? Я не понимаю.
Кассандра загадочно улыбнулась:
— Мало кто из людей об этом знает. Горгоны живут в симбиозе — каждая со своим видом змей.
— В симбиозе? — Кол уже слышал это слово, но не помнил, что оно значит.
— Это значит, что два существа объединяются, чтобы жить вместе — к обоюдной выгоде: горгона дает приют змеенышам, а змеи становятся частью горгоны.
— А твоя горгона?
— Она носит на себе гадюк. — Кассандра плотнее завернулась в свой плащ с ромбовидным рисунком, укрыв и Арганду. Начался холодный легкий дождь. — Она сидит на яйцах, а из них потом вылупляются змеи и становятся ее новыми волосами.
Кол попытался не дрожать, но при одной мысли об этом ужин застрял у него в горле. Он посмотрел на часы.
— Так ты что, все еще намерен встретиться с Конни в девять? — небрежно спросила его мать.
— Да, по крайней мере, я на это надеюсь.
— Я говорила им, что ты собираешься это сделать. Они хотят с ней познакомиться.
— Кто?
— Горгона.
«И ее змеи», — добавил Кол про себя.
— Ну, я думаю, я могу спросить у нее, интересно ли ей это. Я хочу сказать, что на самом деле она здесь, чтобы увидеться с Аргандой.
— Сейчас неподходящая погода, чтобы таскать юного дракона туда-сюда. Почему бы мне не взять ее с собой в пещеру? Ты можешь привести Конни туда. Или пусть она придет туда сама — так вы не наткнетесь на взгляд горгоны по глупой случайности.
— Ну, я не знаю…
Арганда счастливо мурлыкала на руках у Кассандры.
— Посмотри, какая маленькая лентяйка, — засмеялась Кассандра. Ее смех был неуверенным — он бы сказал, нервным, если бы только его мать вообще была способна на такую слабость, как эта. — Можно сказать, что она предпочла бы как раз такой вариант. Ты же не собирался устраивать их встречу под открытым небом: там слишком многолюдно.
Кол искал предлог, чтобы отказаться. Он очень ждал, когда Конни окажется в полном его распоряжении — его и Арганды, разумеется. Этот незапланированный поход казался ему очень трудным.
— Но как же быть с подъемом на скалу?
— Я брошу вам веревку и втащу вас обоих.
— Ну, тогда ладно, думаю, что я мог бы…
— Хорошо, значит, решено. — Она протянула ему грибной шашлык. — А теперь расскажи мне о Жаворонке.
Конни выбрала для побега субботний вечер, потому что Годива в это время часто слушала концерт по «Радио-3», отсылая Конни спать пораньше, чтобы ей никто не мешал. В семь часов Конни постучалась в дверь к дядюшке Хью.
— Привет, милая. — Хью выстругивал ножиком дельфина из деревяшки.
— Как красиво!
— Спасибо. Знаешь, это для тебя. У тебя же день рождения в конце месяца, верно?
— Да, верно. — Она почти забыла, что уже наступил сентябрь: ее школьные каникулы растворились в веренице уроков и часов одиночества взаперти. — Дядюшка, а можно, пока еще не стемнело, я возьму велосипед и немножко покатаюсь? — Она сложила за спиной пальцы крестиком, потому что, каковы бы ни были последствия, она знала, что до темноты возвращаться не собирается.
— Думаю, можно. — Хью пошарил в кармане жилета. — Вот ключ от ворот — велосипед не заперт. Обещай, что не поедешь далеко.
Конни протянула ладонь, ключ завис над ней.
— Конечно, я…
— Хью! — Дверь распахнулась: в коридоре стояла Годива. Даже сейчас она не осмеливалась переступить порог. — Что ты делаешь?
Почуяв неладное, Конни схватила ключ и попыталась проскочить мимо двоюродной бабки, но жесткие пальцы схватили ее за волосы.
— Уй! — взвыла Годива, потому что из волос в нее полетели искры, как от разъяренной кошки. Она выпустила волосы, но вместо этого схватила Конни за руку. — Как ты посмела! — заревела она.
— Ну-ну, Годива, не пугай ребенка. Она ничего дурного не сделала. Я просто разрешил ей немножко покататься на велосипеде.
— Ничего дурного не сделала! — воскликнула Годива, в ярости тряся Конни. — Тогда как ты объяснишь вот это? Я зашла проверить, как она, и нашла это в ее комнате. — Она протянула ему в кулаке смятые страницы.
— Немедленно прекрати, говорю тебе! — возмутился Хью, пытаясь забрать у нее бумаги, пока она не причинила им еще больший вред. — Я разрешил ей взять их и почитать.
— Ты просто не знал, что ты ей даешь, верно? — тяжело выдохнула Годива. — Но я готова поспорить, что она знала это, как только увидела их.
— Знала о чем? Конни думала, что это может быть как-то связано с геральдикой — мифические звери и все такое. — Хью казался растерянным.
При этих словах у Годивы едва не слетело с языка то, о чем она не желала говорить.
— Боюсь, что все обстоит хуже, Хью. Это в точности те вещи, которые отравляли ее разум в Гескомбе. Я не знала, что они все еще в нашем доме, я думала, что уничтожила их все. — Она повернулась к Конни. — Ты должна покончить с этим, дитя мое, или это погубит тебя. Это как… как пагубная зависимость. Ты не должна потворствовать ни малейшей своей фантазии, или ты без конца будешь возвращаться к своим разрушительным привычкам. — Она снова обратилась к брату. — Разумеется, она сегодня вечером никуда не пойдет. — Она вырвала ключ из кулака Конни и вручила его обратно Хью. — Теперь я вижу, что была к ней слишком снисходительна. Пора мне вырвать эту проблему с корнем. Конни, следуй за мной.
С замиранием сердца Конни побрела за двоюродной бабкой в свою спальню. Когда они вошли внутрь, Годива повернулась к Конни лицом.
— Начнем вот с чего: сейчас же порви это! — Она указала дрожащим пальцем на плакаты на стенах.
Конни открыла рот:
— Но почему?
— Они питают твои галлюцинации — их надо уничтожить.
— Но я не могу.
— Тогда это сделаю я. — Годива протянула руку и сорвала плакат с единорогом со стены, рассыпав кнопки дождем по комнате.
— Нет, пожалуйста, не надо!
Но Годива была беспощадна. Она порвала все рисунки и скомкала обрывки.
— Выворачивай свои вещи.
Конни села на сундук, полная решимости защищать свой фотоальбом от Годивы:
— Нет.
— Встать!
Конни помотала головой. Она была в ярости. В этот момент она жалела, что не обладает какой-нибудь силой — взглядом горгоны или пением сирены, — чтобы одолеть свою двоюродную бабку.
— То, что вы не хотите быть посредником древесных духов, еще не означает, что я должна быть такой, как вы!
Внутри Годивы что-то щелкнуло. Ее глаза горели диким бешенством.
— Нет таких существ, как древесные духи, — прошипела она, брызжа слюной Конни в лицо. — Живо встала!
Конни не двинулась с места, и Годива ухватила ее за руку и столкнула на пол. Ее когтистая рука залезла в сундук и выудила альбом. Она держала его так, чтобы Конни не могла дотянуться, и вырывала одну страницу за другой.
— Яд… грязь… ложь!.. — визжала она, топча ногами фотографию Скарка — чайки, погибшей в схватке с Каллерво. Конни попыталась выхватить ее из-под ноги, но Годива с размаху наступила ей туфлей на пальцы. — Ты не должна больше ни трогать, ни думать, ни упоминать ничего, что связано с этим проклятым Обществом, поняла? — Она нагнулась и собрала измятые куски бумаги с пола. — Все это пойдет в костер. А ты останешься в своей комнате до тех пор, пока я не разрешу тебе выйти.
Напоследок она схватила с подоконника морскую раковину и вылетела из комнаты.
Конни постояла, глядя на голые стены и держась за поврежденные пальцы, а потом расплакалась.
Кол начинал беспокоиться, ожидая приезда Конни возле автобуса Рэта. Она сказала, что будет здесь в девять. Он ждал ее уже лишний час, но ее по-прежнему не было. Должно быть, что-то пошло не так.
— Все в порядке, Кол? — Рэт высунул голову из-за двери. На плече у него сидел черный дрозд, а на веревочке он держал кролика.
— Да. Что ты делаешь?
— Просто вывожу их погулять. Мать не любит, когда они гадят в автобусе. — Он стал прыгать с одной ступеньки на другую — кролик за ним. Внутри скулил Волк.
— Что с ним? — спросил Кол, кивая в сторону собаки. Если ему придется ждать здесь и дальше, он предпочитал знать, в каком настроении животное.
— Не знаю. Он так ведет себя весь вечер. Втянул носом воздух и забился внутрь. Ненормальный.
И тут Кол заметил, что кролик перестал прыгать за Колом и трясся от ужаса на нижней ступеньке. Черный дрозд зачирикали улетел обратно в автобус.
— Похоже, то, что беспокоит собаку, почуяли и они, — сказал Кол.
Рэт внимательно посмотрел на небо:
— Думаешь, буря надвигается? Я ничего не чувствую.
— И я нет. Но я лучше пойду. Не хочется попасть в нее.
— А как же твоя подруга?
— Думаю, у нее возникли проблемы с тем, чтобы выбраться из дома. У нее сумасшедшая двоюродная бабка, которая держит ее взаперти.
— Звучит так, будто ее нужно спасать.
— Ага, точно. Возможно, я попытаюсь.
— Можешь на меня рассчитывать: я возьму с собой Волка — он решит вопрос с бабулей. Он их на завтрак ест — этих двоюродных бабок.
Кол расхохотался:
— Хорошо, договорились. Я только скажу маме, что ухожу. До встречи!
— В школе — в понедельник — не забудь!
— Ты в самом деле придешь?
— Ага. — Вид у Рэта был гордый, но при этом немного застенчивый.
— Классно. Тогда до встречи.
Кол вприпрыжку побежал в лес, желая забрать Арганду и поскорее попасть домой, пока не началась буря. Мысль о том, что в Чартмутскую школу он пойдет вместе с Рэтом, развеселила Кола. Ему не терпелось познакомить Рэта со своими друзьями. Какая жалость, что Конни там не будет! Ему подумалось, что Рэт прекрасно поладил бы с ней.
Ему понадобился фонарик, чтобы найти дорогу на краю скалы. Дойдя до входа в пещеру, он громко предупредил о своем приближении:
— Эй, я пришел за Аргандой.
Эхо от его крика перебил голос горгоны.
— Пош-шли внутрь девочку, змееныш-ш. Она может забрать драконыш-ша.
— Мне жаль, но я не могу. — Тут Кол услышал расстроенный свист из глубины пещеры. — Это Арганда? С ней все в порядке? — Он подобрался поближе, ощупывая карманы в поисках зеркала, пока не понял, что забыл его дома.
— Почему Универс-сал не может войти? — угрожающе прошипела горгона.
Колу не нравилась идея оправдываться перед ней, и он беспокоился за Арганду: ее голос звучал по-настоящему тревожно.
— Мама, ты здесь?
— Не зови с-свою мать, мальчик. — Горгона подходила все ближе. — Она с-слепо верила тебе, а ты, похоже, ее подвел.
Кол инстинктивно повернулся к ней боком. Часть его желала броситься бежать со всех ног, но он не мог бросить здесь Арганду.
— Извини. Должно быть, что-то помешало Конни прийти.
— И это был ты, верно? Ты с-сделал так, что она заподозрила нас-с.
— Что? Нет, я даже не видел ее. Она ничего о тебе не знает. Уверен, она хотела прийти, но не смогла. — Теперь Кол прижимался спиной к каменной стене, крепко зажмурившись. — Послушай, просто отдай мне Арганду, и я уйду. Я постараюсь привести сюда Конни в другой раз.
Холодный палец едва коснулся его щеки — нет, это был не палец, это было молниеносное прикосновение змеиного языка. Он еле сдержался, чтобы не закричать от страха. Другая змея скользнула по его плечам, обвиваясь вокруг его горла. Он чувствовал сухое дыхание горгоны у самого своего лица.
— Убить его? — спросила горгона.
В ответ раздался топот копыт из глубины пещеры.
— Не нужно, — произнес голос, которого Кол никогда раньше не слышал.
Эти слова эхом отозвались в его теле, отдавшись у него в костях.
— Оставь его мне. Он все еще может быть нам полезен. Отведи взгляд, чтобы он мог посмотреть на меня.
Кол почувствовал, как отодвинулись змеи.
— Мальчик, подойди и поприветствуй меня! — приказал голос.
Кол с опаской приоткрыл глаза. Горгона стояла спиной к нему и смотрела на вход в пещеру. Из темноты выступил пегас — крупный, с огромными крыльями цвета стали, могучими плечами, иссиня-черной гривой и сильными мускулистыми ногами. Он фыркнул и рысью двинулся к Колу — грациозно, несмотря на свои размеры, он подошел достаточно близко для того, чтобы Кол смог взглянуть ему в глаза — странные глаза: один золотистый, а другой ядовито-желтый, — совершенно не подходящие для этого существа.
Кол колебался. Он был ошеломлен и смущен и чувствовал, что не способен соображать как следует, глядя в эти глаза. Что-то было не так: он не чуял этого пегаса издалека, как это было с Жаворонком.
«Поприветствуй меня! — снова раздался угрожающий голос, на этот раз уже в сознании Кола. Он чувствовал себя так, будто дверь к тем узам, которые связывают его с Жаворонком, грубо взламывают ломом. Он схватился за виски. — Поприветствуй меня, трус!»
На этот раз у Кола не было выбора. Он протянул руку и дотронулся до пегаса.
Бах! Его тело будто пронизало током. Он вскрикнул, но руку убрать не смог: казалось, его запястье держали железной хваткой. Это был не контакт — это было вторжение. Кол был повержен и растоптан темным сознанием, налетевшим на него, как бешеное стадо. Он перестал понимать, кто он и где находится, а безжалостные копыта били и швыряли его, оглушенного и не способного к сопротивлению. Он упал, прислонившись к пегасу и едва не зарывшись лицом в его душную гриву, а потом соскользнул на пол.
Довольный такой легкой победой, пегас по-хозяйски подтолкнул Кола носом. Мальчик шевельнулся.
— Вставай, — сказал пегас.
Покорный теперь чужой воле, мальчик поднялся на ноги и погладил шею существа, впитывая его темную силу, как яд.
Где-то внутри его гаснущие угольки того, что осталось от Кола, смотрели, как тот незнакомец, в которого он превратился, взбирается на пегаса верхом. Он был бессилен помешать тому, что происходило, криков его никто не слышал, как будто он кричал и колотил в стены клетки из толстого стекла. Затем еще одна волна энергии от лжепегаса погасила даже это сопротивление.
Арганда успела перегрызть свою привязь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кол улетает на спине Каллерво прямо в ночь. Горгона проскользнула по тропинке и исчезла в лесу. Арганда жалобно запищала. Почему все бросили ее?
10. Колин
Конни думала, что сойдет с ума. Стены ее комнаты сомкнулись вокруг нее; выцветшие розы с обоев вползали в ее сны, давя своими шипами. Она была взаперти всю неделю, выходить ей разрешалось только в ванную комнату. Годива запретила Хью даже приближаться к ней, будто к зачумленной, и сама приходила, только чтобы выдать ей задания и еду, а потом забрать выполненную работу и грязную посуду.
«Может, она и в самом деле верит, что я заразна, — думала Конни, глядя в потолок. — Может, она думает, что снова заболеет: проснется и услышит, что с ней разговаривают деревья, как в прежние времена».
Как ни ненавидела Конни свою двоюродную бабушку за такое обращение, она не могла не удивляться, глядя на нее. Как Годива могла отрицать то, что видела собственными глазами и тем более чувствовала собственным сердцем? Она безжалостно обрубила побеги своей истинной сущности, чтобы превратить ее даже не в карликовое дерево, а в высохшую палку. Но от своего дара она убежать не смогла — то, как тщательно она избегала любого дерева, это доказывало. Она до сих пор слышала пение деревьев, как слышала это и Конни, вот почему она ненавидела их, вот почему она не выносила Конни. Но знала ли она, что в основе хваленого фамильного герба лежит знак Универсала? Конни полагала, что нет, иначе она искоренила бы его и в доме тоже.
Проводя часы в одиночном заключении, Конни имела достаточно времени, чтобы пофантазировать, чем занимаются в школе Кол, Аннина и Джейн. Она сопоставляла свое расписание с их, представляя себе, как они болтают в школьном автобусе, на переменке гоняют мяч по спортплощадке, вместе делают уроки на кухне у Нуруддинов. Она надеялась, что Кол понял, почему она не появилась в субботу, но ей все-таки было странно, что он даже не попытался зайти или послать ей весточку через Аннину.
Снова наступила суббота. Конни не знала, заставит ли ее Годива работать, как в течение всей недели: в конечном итоге она решила, что да. Последние несколько дней Конни провела, даже не разговаривая с ней, за исключением самого минимального набора слов, без которых нельзя было обойтись: «да», «нет» и «спасибо». Ее сердце жгло от сознания несправедливости своего заключения, но обратиться за помощью ей, похоже, было не к кому.
Но в эту субботу ей было позволено завтракать вместе с Хью и Годивой на кухне. «Выпустили под честное слово за хорошее поведение», — решила она.
— Уже лучше себя чувствуешь, Конни? — обеспокоенно спросил Хью.
— Я не была больна, дядюшка Хью.
— Ну, хорошо, хорошо. — Он потрепал ее по руке, видимо, предпочтя не спорить.
У ворот зазвонил колокольчик. Годива поднялась и выглянула в окно.
— Это твои друзья, — бросила она Конни через плечо. — Ты их приглашала?
— Нет… А кто это?
— Девчонки.
— О, ты имеешь в виду тех милых девочек — они вполне заслуживают доверия, — встрял Хью. — Пойти посмотреть, чего они хотят?
— Хотят видеть ее, разумеется. — Годива взглянула на опущенную голову внучатой племянницы. Конни больше не осмеливалась выказывать ни энтузиазма, ни радости по какому-либо поводу, чтобы ее не лишили и этого.
— А им можно? — спросил Хью. — Я имею в виду видеть ее?
— Думаю, урок пошел ей на пользу. Не так ли, Конни?
— Да, тетушка. — Но про себя добавила: «Как же, тетушка! Просто вагон и маленькая тележка пользы, тетушка!» Она дошла уже до того, что сказала бы что угодно, лишь бы увидеться с кем-нибудь, кроме Годивы. Она обрадовалась бы даже беседе с мистером Коддрингтоном, если бы об этом пошла речь. «Должно быть, я уже начинаю впадать в отчаяние», — горестно подумала она.
— Отлично! Я пойду и приведу их, — обрадовался Хью. Он испытывал жалость к внучатой племяннице.
Через несколько минут Аннина и Джейн стояли на кухне, пытаясь уговорить Годиву позволить им взять Конни на утреннюю прогулку. Их просьбам вторил Хью.
— Я починил для нее твой старый велосипед, — сказал он. — Не можешь же ты держать такое юное создание, как она, все время взаперти: ей иногда нужно пробежаться. Это не даст ей зациклиться на других вещах.
Этот довод оказался наиболее убедительным.
— В таком случае можешь пойти. Но тебе нельзя в Гескомб, Конни, и вообще туда, где бывает Эвелина и ее друзья, ты поняла? — сказала Годива.
Конни чуть не бросилась на шею Аннине и Джейн: они явились, как рыцари в сверкающих доспехах, чтобы вызволить ее.
— Да, тетушка, — ответила она, стараясь контролировать выражение своего лица. Ей хотелось плясать от радости.
— И чтобы к часу была дома.
— Да, тетушка.
— Ну, и чего же ты тогда ждешь?
«Дальнейших приказаний», — чуть не сказала Конни, но решила не испытывать свою удачу.
Было так чудесно вырваться на свежий воздух. Три подруги поначалу ничего не говорили, по молчаливому соглашению желая отойти подальше от особняка Лайонхартов на тот случай, если Годива передумает. Конни просто наслаждалась тем, что изо всех сил крутит педали за согнутой спиной Джейн, чувствуя, как ветер развевает ее волосы. Через десять минут они выехали на окраины Чартмута, недалеко от нефтеперерабатывающего завода. Место было не слишком живописное. Конни удивилась, зачем это Аннина привела их сюда.
— Отдохнем? — предложила Аннина, лицо ее раскраснелось от быстрой езды.
— Хорошо. Но куда мы едем? Я не могу ехать в Гескомб, я же пообещала.
Конни взглянула на крутой холм, отделяющий Гескомб от Чартмута, недалеко от завода. Он сильно изменился с тех пор, как она видела его в последний раз: на одном склоне свежим шрамом лежали вывороченная земля и бетон, поскольку строительство новой дороги шло полным ходом. На другом склоне земля была пока еще не тронута. На вершине холма качались на горизонте первые деревья Мэллинского леса. Полицейские машины были припаркованы на придорожной стоянке рядом с вершиной, и несколько офицеров останавливали проезжавшие автомобили — как правило старые и помятые.
— Что они делают? — спросила она.
— Ищут протестующих: здесь уже возникли кое-какие проблемы, — пояснила Джейн. — На прошлой неделе полиция пыталась перенести лагерь, но те и с места не двинулись, так что теперь они пытаются не пустить туда новых желающих. Здесь становится жарковато, а ведь фестиваль уже через неделю. Сюда приедет столько людей… Говорят, что полиция не сможет с ними справиться.
— Мистер Квик с нефтяного завода сказал, что следует привлечь войска и снести лагерь. Я сама видела, как он объявил это по телевидению, — фыркнула Аннина. — На самом деле, Конни, туда-то мы и направляемся.
— Куда?
— Вверх, к лесу. Видишь ли, у нас неприятности.
— Какие неприятности?
У Конни возникло нехорошее предчувствие, что происходит что-то серьезное. Аннина села на бетонный блок, лежащий у дороги.
— Это касается Кола. На этой неделе он не появился в школе.
— Что?!
— Да, знаю, на него это не похоже. Он куда-то пропал вместе со своей матерью. Мы не знаем, куда она его увезла, но думаю, что он мог, по крайней мере, позвонить и сообщить о своих планах. Даже его бабушка не знает, что с ним. Она ужасно расстроена. А что до отца Кола, то он… ну, ты можешь себе представить.
— А где живет мама Кола? Они не проверили, может, он там?
— Она нигде подолгу не живет, разве что в фургоне, в котором она везде разъезжает. Сейчас его поблизости нет: мы с Джейн вчера ездили на велосипедах в лес, чтобы проверить. Никто ее не видел.
Конни быстро перебрала в уме всех людей, которые могли бы помочь. По-видимому, мистер Клэмворси испробовал все очевидные источники информации: доктор Брок, наставник Кола — капитан Грэйвс, Жаворонок. Кто еще остался?
— Слушай, Аннина, у меня есть идея. Думаю, я смогу выяснить, где может быть мама Кола, у одного человека из Лондона. Можно воспользоваться твоим телефоном, Джейн?
— Конечно. — Джейн протянула ей сотовый. — А где твой?
— Конфискован моей двоюродной бабкой.
— У нее… с головой все в порядке? — осторожно спросила Джейн.
— Нет, я и вправду думаю, что не все.
— Тебе следует рассказать об этом своим родителям.
— Думаешь, я не пыталась? Просто они смотрят на вещи так, будто она в здравом уме, а вот я спятила. — Конни старалась говорить об этом небрежно, но не могла избавиться от ощущения, что ее предали: ведь родители, очевидно, были на стороне Годивы, а не ее.
— А как насчет твоего дядюшки? Он кажется нормальным.
— За исключением того, что он смотрит на вещи ее глазами — ему не нравится происходящее, но он согласен с ней: «Чтоб добрым быть, он должен быть жесток»[20].
— Это просто бесчеловечно — то, как они с тобой обращаются: ты там как в тюрьме или вроде того. Мы можем чем-нибудь помочь?
— Мне — сейчас? Нет. Но, может быть, по крайней мере, я смогу помочь Колу. Дайте мне минутку.
Конни порылась в кармане куртки, вытащила визитную карточку мистера Коддрингтона и набрала номер коммутатора в Обществе защиты мифических существ.
— Извините, но в данный момент наш офис закрыт. Если вы желаете…
Она сбросила вызов. Ну конечно, он не работает. Сегодня же суббота. Там, должно быть, никого нет. Но другого шанса раздобыть телефон, раз уж Годива отобрала у нее ее собственный, не предвидится; она решила попробовать набрать прямой номер, рассчитывая на то, что мистер Коддрингтон окажется таким трудоголиком, что будет на рабочем месте и в выходной.
Трубку сняли даже раньше, чем раздался второй гудок.
— Алло, Коддрингтон слушает.
— О, мистер Коддрингтон, я, по правде говоря, и не надеялась застать вас в офисе.
— Кто это? — Его голос щелкнул, как захлопнувшаяся ловушка.
— Это Конни Лайонхарт, мистер Коддрингтон.
— А-а, мисс Лайонхарт, Конни! — Слушая его, она так и видела, как он засуетился над телефоном. — Как хорошо, что вы позвонили. Полагаю, вы поразмыслили о нашем разговоре в прошлом месяце и вам есть, что мне рассказать?
— Что? — Конни поняла, что он уже сделал вывод о том, почему она решила с ним связаться.
— Полагаю, вы хотите мне рассказать о том, сколько, по вашему мнению, существует универсальных посредников, — терпеливо сказал он. До нее донеслось шуршание, как будто он держал трубку плечом, чтобы свободно записывать за ней.
— Э-э, нет. — Она нервно взглянула на Джейн и Аннину, которые прислушивались к каждому слову. — Я сейчас не одна. Не могу слишком много говорить.
— Понимаю. Возможно, мы сможем выбрать другое время, когда вы сможете без помех разговаривать со мной более свободно.
— Э… да, конечно. Но на самом деле, мистер Коддрингтон, я позвонила вам не за этим.
— Да? И зачем же тогда вы позвонили? — Теперь он, казалось, был искренне заинтересован.
— Это касается одного моего друга — Кола Клэмворси. Он пропал вместе со своей матерью. Я только хотела спросить, не знаете ли вы, где она может быть, ведь у вас такая замечательная регистрационная система?
— О, в самом деле? — Она поняла, что ее лесть достигла желанной цели. — Ну, может быть, я и смогу вам это сказать — в виде дружеского одолжения. Вы же понимаете, что вся информация собирается строго конфиденциально. Если я скажу вам это, я обойду эти правила, чтобы помочь вам.
Конни поняла, что он имел в виду: в ответ он ожидал услуги от нее, но это не имело значения, раз она могла помочь Колу.
— Спасибо. Буду вам по-настоящему признательна.
— Как зовут его мать? — Она слышала лязг выдвигаемых ящиков шкафа.
— Кассандра Клэмворси — по крайней мере, я так думаю.
— Посмотрим… Кассандра Клэмворси. Посредником для какого вида она является?
Конни порылась в памяти, не помня даже, рассказывал ей Кол когда-нибудь об этом или нет. Он не часто говорил о своей матери.
— Извините, я не знаю, — призналась она.
— Ничего страшного, — сказал мистер Коддрингтон так, будто это была хорошая новость. — Вся моя картотека имеет перекрестные ссылки. Я все же могу разыскать ее для вас. Ваш друг — посредник пегасов?
Конни удивилась, откуда он узнал это про Кола. Может, он помнит его с прошлого года? Кол рассказывал, что однажды у него была тренировка вместе с мистером Коддрингтоном и Ширли Мастерсон.
— Да, это так.
— А вот и он. Гм-м, из довольно интересной семьи, как я погляжу: посредник Кракена и посредник горгон — необычнейшая комбинация, но в результате на свет появился ребенок с совершенно обычным даром. Так вот, Кассандры Клэмворси здесь нет, вы ищете Кассандру Лэнг, посредника горгон. Она вернула себе девичью фамилию после развода с посредником Кракена.
— А вы знаете, где она? — Конни уже хотелось, чтобы он перестал пускать ей пыль в глаза и рассказал то, что ей нужно было знать.
— О да, она доставила нам массу хлопот, как видно из ее записей. Бог ты мой, просто позор. Кажется, ее чаще всего можно найти в домике в Уэльсе, а если точнее, в Бреконских горах[21]. Булх — примерно так звучит название этого места, — он произнес его по буквам, — по крайней мере, именно в этом месте находится ее булавка, как раз слева. Если вы ищете своего друга, предлагаю вам начать отсюда.
— Спасибо вам за помощь.
— А вы, надеюсь, не забудете нашу маленькую беседу? Звоните в любое время, если вам будет что сообщить мне.
— Угу, спасибо, — сказала Конни, обрывая звонок.
Джейн и Аннина все еще наблюдали за ней.
— У меня есть ниточка: Кол мог уехать в Уэльс в дом своей матери.
— Здорово. — Конни видела, что у Аннины чесался язык спросить, с кем это она разговаривала. И то, что она сдержалась, было доказательством их дружбы: она знала Конни достаточно хорошо, чтобы понимать, как ей неприятны любые расспросы об Обществе. — Это действительно ценная информация. Его бабушка будет рада получить хоть что-то, за что можно зацепиться. У нее выдалась ужасная неделя: мы нашли ее в слезах. Очевидно, твой друг доктор Брок по-настоящему сердит на Кола за то, что тот не вернул ему что-то, и поэтому не хочет помочь.
— Когда это было?
— Вероятно, в прошлую субботу, ночью.
Кол не вернул Арганду — теперь она была уверена, что случилось нечто ужасное.
— Пойдем, я хочу посмотреть, что происходит в этих лесах, — сказала Конни.
— Тогда пойдем найдем Рэта, — сказала Аннина, взбираясь на велосипед. Мимо них прогромыхала автоцистерна, отравляя воздух выхлопными газами.
— Кого?
— Приятеля Кола из лагеря. Он немножко странный, но на самом деле… — Она взглянула на Конни из-под ресниц. — Думаю, у вас может оказаться много общего.
…Колин Клэмворси был разбужен рано утром своей матерью. Он выплыл из темноты своих снов, как поднимается из глубины ныряльщик, но он не вырвался на поверхность, а остался погруженным в эту темноту, за границей истинного сознания.
— Колин, настало время для твоей боевой подготовки, — мягко сказала Кассандра, помогая ему подняться на ноги. Кол машинально потянулся к своей новой стеганой летной куртке и шлему — и то и другое было черного цвета и шло в комплекте с кожаными налокотниками и защитой для голеней.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? Лучше? — спросила Кассандра, пока он застегивал свое снаряжение. Он кивнул и повернулся полюбоваться своим отражением в треснутом зеркале, которое висело в его похожей на камеру спальне. Он выглядел круто.
— Знаю, что это нелегко для тебя, Колин, — сказала она, закусив губу, — но он обещал мне, что не причинит тебе вреда. Он говорит, что раз его план провалился и мы с тобой не смогли заманить к нему Универсала, то теперь ему нужен ты, чтобы сделать это как следует. — Она слегка нахмурилась: мальчик никак не отреагировал на ее слова. — Ты слушаешь меня, Колин?
— Да, мама, — бесстрастно ответил он.
«Этого следовало ожидать», — сказала себе Кассандра. Это равнодушное состояние пройдет, когда уляжется шок от встречи с Каллерво. Оборотень сказал, что берет ее сына под опеку — велел считать это честью для себя. Скоро она получит Колина обратно. Ей приходится быть храброй ради них обоих. Однажды он еще скажет ей спасибо.
— Пойдем, — сказала она, с беспокойством наблюдая за ним. Хотя она и убеждала себя в том, что с ним все в порядке, ее инстинкт подсказывал ей, что это совсем не так. Она разрывалась между верностью Каллерво, который пообещал ей спасти горгону, и своими чувствами к сыну. — Тебя ждет твой учитель.
Они вышли из домика на холодный предрассветный воздух, снаружи ждал пегас, выдыхая из ноздрей струйки пара и потряхивая густой черной гривой, блестящей в слабом утреннем свете. Он подбежал к мальчику.
— Здравствуй, мальчик, — приветствовал его конь.
— Здравствуй, — машинально ответил Колин.
— Садись на меня верхом.
Кол немедленно повиновался — быстро вскочил на спину пегаса и запустил холодные руки ему в гриву. Пегас пустился вскачь, пошел на взлет и набирал высоту, пока они не оказались среди облаков. От водяного пара у Кола защипало в глазах. Он потянулся было опустить защитный козырек, но рука его замерла в нерешительности на полпути. Это длилось всего лишь мгновение, кое-что всплыло в его памяти: девочка, обхватившая его за пояс, и другой пегас — не этот.
— Колин, ты отвлекаешься. Мне придется наказать тебя, — зло заржал Каллерво.
Мальчика пронизала боль, и воспоминание растаяло, как огонек потушенной свечи. Каллерво фыркнул, он получал истинное удовольствие, подчиняя человека своей воле, тем более человека, дорогого универсальному посреднику. Это добавляло остроты его победе.
Колин не обратил внимания на эту боль и почти сразу же забыл о ней. Теперь он смотрел вниз, на склоны гор, и любовался рядами мифических существ, упражняющихся в боевых искусствах. Число сторонников Каллерво было огромным, на него единственного они возлагали свою надежду на то, что сумеют выжить на Земле. Каждый день преступления человечества: вырубка лесов, загрязнение внутренних вод и морей, кислотные дожди — слишком многочисленные, чтобы все их можно было перечислить, — привлекали на сторону Каллерво новых союзников. Он обещал одним ударом избавить мир от человечества, чтобы обеспечить им безопасное будущее. Мифические существа всерьез готовились к бою, и их вожак обещал, что час расплаты скоро настанет. Чтобы завершить подготовку к атаке, им нужно было только одно: универсальный посредник. Колин наблюдал, как два черных вепря били и рвали друг друга окровавленными клыками, их окружали воюющие банши, вопли которых тонули в хрюканье и визге этой схватки. Погодные великаны метали градины и молнии в склон горы, заставляя содрогаться всю долину. Впереди в облаках черный дракон сражался с белым, их тела сплелись в ужасный клубок зубов, когтей и крыльев.
Каллерво приземлился в небольшой боярышниковой рощице, недалеко от связки заостренных шестов.
— Возьми копье, мальчик. Ты должен попасть им вон в ту пустельгу.
Кол посмотрел на вершины деревьев и увидел хищную птицу, следившую за ними уверенным и холодным взглядом желтых глаз.
— Она не верит, что ты сможешь поразить ее, — усмехнулся Каллерво. — Что ты при этом чувствуешь?
Волна гнева, посланная Каллерво, взорвала пустое сознание Колина. Он потянулся за копьем и неловко швырнул им в птицу. Оно изрядно не долетело до цели и брякнулось на землю, не причинив жертве вреда.
— Плачевный результат, — презрительно фыркнул Каллерво. — Ты бросил его под влиянием чувств, а не волей рассудка. Попробуй еще раз.
Кол схватил другое орудие и на этот раз тщательно прицелился, оценивая расстояние и высоту, прежде чем сделать бросок. Копье аккуратно вылетело из его руки и сбило листья у самых лап пустельги, заставив птицу взмыть в небо с тревожным криком.
— Гораздо лучше. Больше не станет задаваться, верно? — засмеялся Каллерво. Колин тоже рассмеялся, но смех этот звучал безрадостно, и от него саднило в горле. — Возьми еще три копья. Посмотрим, удастся ли нам сбить ее на лету.
Кол взял два шеста в левую руку, а третий держал наготове в правой. Каллерво поднялся в воздух и пустился в погоню за пустельгой, летя с такой скоростью, чтобы нагнать ее. Птица ушла влево, но Кол ожидал этого движения и метнул копье. Оно поразило птицу в крыло, и пустельга, трепыхаясь, упала на землю со сломанной конечностью.
— Великолепный бросок, — злорадно сказал Каллерво. — Тебе положена награда.
Тут Колин ощутил, как по его венам пробегает волна торжества, оживляя каждый дюйм его окоченелого существа. Он ударил по воздуху свободной рукой, откинул голову и издал резкий ликующий крик.
— Ты теперь воин, мальчик, настоящий воин, — обрадовался Каллерво.
— Я хочу сделать это снова, — сказал Колин и поднял второе копье, готовый к бою.
11. Маяки
Три велосипедистки наконец добрались до края Мэллинского леса. Конни едва узнала место для пикника: оно было украшено флагами всех цветов радуги и лозунгами: «Да — деревьям, нет — бетону!», «Спаси планету — пересядь на велосипед!». Как только Конни, спрыгнув с велосипеда, коснулась ногами земли, ее охватили боль и гнев при мысли, что все лесные создания скоро окажутся бездомными, а все деревья будут уничтожены. Стоя здесь, она чувствовала пульсацию жизни везде — и в траве, и даже на самых верхушках деревьев, но вскоре она оборвется, оставив только мертвый рубец на земле — и в ее душе. И эта рана никогда не затянется. Каждое дерево незаменимо. Интересно, что предпринимает Общество, чтобы спасти тех, кого можно. Организует эвакуацию мифических существ, пересаживает черенки и саженцы в новое место? Но ведь в этой части света осталось так мало лесов. Она бы хотела быть вместе с ними, чтобы помогать, потому что, вероятно, предстояло очень много работы — работы, в которой только она могла бы помочь.
Но первым делом Конни должна была найти пропавшую дракониху.
Аннина показала на транспарант, растянутый между белым автобусом и деревом: «Карнавал короля Артура: требуются добровольцы».
— Посмотри, мы выбрали тему для карнавального шествия.
Конни не терпелось приступить к поискам Арганды, поэтому она взглянула на него рассеянно.
— Здорово.
— Ага, только это еще лучше, чем ты думаешь, — и все благодаря Джейн.
— Что ты имеешь в виду?
— Для того чтобы бороться с городским советом, мы воспользуемся местной легендой. Пусть Джейн расскажет об этом.
— Ну что же, — сказала Джейн, — у этого леса замечательная история. Ты знала, что раньше его называли Мерлинским лесом? Со временем это название исковеркали и превратили в Мэллинский. Я тут немного покопалась в библиотеке и нашла легенду, которая гласит, что именно в этом месте Мерлин был пленен чародейкой по имени Нимуэ. Полагают, что он попал в ловушку в пещере у корней старого дуба.
— Правда? Это случилось здесь?
— Ну, может быть, и не правда — есть сотни других мест, которые претендуют на то, чтобы считаться местом заточения Мерлина. Но это не так важно — потому что, если мы сможем убедить достаточно людей в том, что нужно позаботиться о лесе, так как он имеет историческое значение, это может остановить совет и заставить его изменить планы.
— Ну да, — сказала Аннина, — истории вроде этой делают лес более значимым для всех — и для людей за пределами Гескомба. Мы думаем, что сможем начать по-настоящему хорошую акцию протеста, используя карнавал для того, чтобы вывести ее на национальный уровень.
Конни начала понимать, какие это открывает возможности.
— Тогда вам понадобятся новые транспаранты. Как насчет «Руки прочь от Мерлина!»?
Джейн рассмеялась:
— Ты права. Нужно нарисовать их. Уверена, твоя тетя поможет — она делала первую партию.
— Вы видели ее? С ней все в порядке?
Джейн и Аннина переглянулись.
— Да, мы как-то видели ее, — смущенно сказала Аннина, избегая смотреть Конни в глаза.
— Полагаю, на заднем сиденье мотоцикла мистера Клэмворси? — уточнила Конни.
— Как ты догадалась? — Аннина вздохнула с облегчением. — Да, с ней все отлично, но она скучает по тебе, конечно. Она всегда спрашивает, не слышали ли мы о тебе каких-нибудь новостей.
Они оставили свои велосипеды, привязав их под деревьями к столу для пикника. Конни последовала за Анниной и Джейн к белому автобусу, из открытых окон которого доносились звуки скрипки.
— Ну, держись, — шепнула Джейн Конни, пока Аннина стучала в дверь.
Дверь со стуком распахнулась, и на пороге показалась женщина с огненными волосами. Из-за нее выскочила немецкая овчарка и чуть не сбила ее с ног. Собака залаяла и зарычала на Аннину, которая быстро отступила по лестнице вниз. Конни невозмутимо протянула руку. Овчарка поначалу обнюхивала ее с недоверием, а потом лизнула кончики пальцев. Собака села у ее ног, закрыла глаза и прислонилась к ней головой, чтобы Конни почесала ее за ушком.
— Это опять ты, да? — громко сказала Шиван, обращаясь к Аннине и бросив любопытный взгляд на Конни. Ее сторожевой пес в это время опрокинулся на спину, умоляя девочку пощекотать ему пузико. — Вам нужен Рэт, я так думаю?
— Да, если он здесь, — сказала Аннина более робко, чем это было ей свойственно.
Шиван пожала плечами:
— Он где-то здесь, недалеко. Поищите возле лагеря строителей. Эй, Волк, старина, ты что, расчувствовался?
Пес не обращал на нее внимания и урчал от восторга: ведь его гладила Конни.
— Уходи, Волк, — шепнула ему Конни, потрепав по голове.
Он вскочил и послушно потрусил обратно в автобус. Шиван пристально посмотрела на Конни, но ничего не сказала.
Девочки в конце концов нашли Рэта в конце забора, который огораживал дорожно-строительные машины. Он неплохо спрятался, лежа на животе с парой кусачек. Конни заметила стайку воробьев, в тревоге слетевшую с дерева оттого, что Рэт вспугнул их, разрезая ячейку в металлической сетке.
— А это кто? — спросил он, недоверчиво глядя на Конни.
— Наша подруга, — пояснила Аннина, смущенно разглядывая забор. — Тебе обязательно нужно это делать?
Рэт ухмыльнулся и перерезал очередную проволоку. Аннина вздохнула:
— Она выяснила, что у мамы Кола есть дом в Уэльсе. Ты что-нибудь об этом знаешь?
— Нет, — сказал Рэт, перекусывая еще одну проволоку. — Эта бешеная корова может быть где угодно. Противная она, скажу я вам, и глаза у нее жуткие, если посмотреть поближе. Я поспрашиваю тут у народа.
— Кажется, она живет где-то рядом с местом под названием… ну, пишется оно как БУЛХ. Не знаю, как правильно произносится, — сказала Конни.
Рэт, казалось, смутился:
— Лучше запиши мне его на бумажке.
Конни нашла в кармане клочок бумаги и, позаимствовав у Джейн ручку, четко написала название места. Вручая Рэту записку, она на миг дотронулась до его пальцев, и на нее нахлынуло знакомое ощущение: она чувствовала такое, только когда дотрагивалась до дикого животного: Рэт остро чувствовал этот мир, по-настоящему глубоко — как мало кто из людей. Должно быть, он тоже что-то ощутил, потому что внезапно пристально посмотрел на нее.
— У тебя такие же глаза, как у Кола, — сказал он.
— Знаю.
— Кол — мой лучший друг, и я не хочу, чтобы с ним случилось что-то плохое.
— Знаю.
Удовлетворенный таким ответом, Рэт снова вернулся к забору.
— Эй, вы там! Чем это вы занимаетесь? — Тяжело ступая, к ним вдоль забора шел полицейский, на поясе у него позвякивали наручники и дубинка.
— Сваливаем! — прошипел Рэт.
Через мгновение он вынырнул с другой стороны зарослей, вскочил на ноги и помчался в лес. Джейн в панике вскрикнула и бросилась назад по тропинке, по которой они пришли, Аннина — следом за ней. Конни замешкалась, а потом побежала в противоположном направлении — к дорожке, ведущей к берегу, надеясь на то, что оторвется от любой погони в густой дубовой роще, которая росла в этой части леса. Не хватало еще проблем с полицией, когда она едва уговорила неуступчивую Годиву отпустить ее погулять.
Она забежала в лес и остановилась, не зная, преследуют ее еще или нет. Но тут сзади раздался треск и послышалась брань человека, споткнувшегося о корень дерева: ей решительно не везло — он был у нее на хвосте! Она снова бросилась бежать.
— Стой! Полиция! — кричал он.
Она слишком шумно бежала по густому подлеску: было легко проследить за каждым ее маневром. Сердце ее колотилось, ноги были как ватные. Она чувствовала себя лисицей, которую преследует собака, но она, по крайней мере, в отличие от лисицы, могла не оставаться на земле. Недолго думая она огляделась в поисках подходящего дерева, на которое можно было залезть. Она выбежала из укрытия и помчалась под сень старого дряхлого дуба, подпрыгнула, чтобы залезть на нижнюю ветку, и стала карабкаться вверх, прячась в желтеющей листве. В следующий миг ее преследователь проломился через подлесок и пробежал как раз под деревом, на котором она сидела, все еще проклиная ее за то, что она только зря заставила его побегать. К счастью, он не догадался взглянуть наверх. Конни подождала, пока утихнут его шаги.
Вокруг нее снова были привычные звуки леса: пение птиц, шелест листьев и шорох ветерка, несущего на сушу острый запах моря. Казалось, что теперь она спокойно может спуститься вниз и поискать Арганду. Но это оказалось не так-то просто: страх загнал ее высоко на дерево; спуститься оттуда представлялось совсем не легким делом.
И тут Конни тихонько вскрикнула от удивления. Из расщелины в древесном стволе на нее смотрели коричневые глаза: это следил за ней лесной дух, дух этого дерева. Она никогда еще не оказывалась так близко к древесному духу, чтобы установите контакт. Заинтригованная, она протянула руку и дотронулась пальцем до щели. Когтистая, похожая на веточку лапка высунулась и осторожно погладила ее по руке. В сознании Конни раскрылось присутствие этого существа, как распускаются почки на деревьях. У нее было ощущение, будто она сливается с деревом, становится продолжением его жизни, новой веткой или пучком листьев, колышущихся на ветру и одновременно связанных с глубинами земли, куда дерево уходит корнями. Там, внизу, было темно и влажно, а наверху, среди листьев, — светло; птицы выписывали узоры в небе, унося с собой желуди, чтобы разбросать их вдали от дерева-прародителя и основать новые дубовые рощи. Дуб был древним. Тысячелетие воспоминаний разметило кольцами его ствол.
«Интересно, он достаточно древний, чтобы помнить Мерлина?» — подумала Конни.
Существо выбралось из своей норки, топорща усы, и уселось на ветку рядом с Конни. Древесный дух сидел на задних лапках, как белка, и втягивал носом воздух. Его грубая кожа была темно-зеленого цвета, в коричневых и желтых пятнах, но Конни заметила, что при каждом дуновении ветра с нее облетали шерстинки-листья. Они тихо падали на землю, оставляя открытыми всем стихиям участки серебристой кожи. Тупоносая, круглая мордочка духа была мягкого оливкового цвета, испещренная маленькими коричневыми пятнышками возле ноздрей. Дух тихо прошептал приветствие, подобное шелесту листьев.
Конни поблагодарила его за гостеприимство и за позволение укрыться здесь.
— Правда ли, что под тобой лежит Мерлин? — спросила она.
— Мерлин? Что это? — с любопытством прошелестел дух.
Конни улыбнулась:
— Не что, а кто. Это чародей давних времен.
— Ничего о таком не знаю. Никаких чародеев под моими корнями нет. Своя магия у меня — не человеческая магия.
Она, Универсал, чувствовала это — биение жизни в древесных соках, силу в корнях. Но она не могла остаться, чтобы узнать больше: она должна была найти свою подопечную.
— Ты не видел маленькое золотое существо в своем лесу? Маленького дракона?
Древесный дух поскреб кору, задумался, прислушиваясь к земле.
— Она в темном месте вон там. Печаль. Страх.
— Я должна пойти к ней. — Конни начала сползать вниз. — Но как мне спуститься на землю?
— Как желудь — падай, — последовал ответ.
Сочтя этот совет не слишком полезным, Конни нехотя повернулась. Но дух был прав: в конце концов, у нее не было другого пути вниз — только спрыгнуть на землю с самой нижней ветки. Она упала неловко и содрала кожу на ладонях; потерла ладошки Друг о друга, лизнула царапины, как кошка, ощутив соленый привкус древесной коры и крови. Она взглянула вверх, на дерево, и увидела, что дух по-прежнему наблюдает за ней. Он указал ей направление в лесной чаще. Она помахала ему на прощание, и он исчез из виду.
Пробираясь сквозь заросли, она пыталась найти Арганду через их связь, звала ее. Золотое мерцание загорелось в уголке ее сознания — слабое и испуганное. Она прибавила шагу, сосредоточившись на этом мерцании. Наконец она пришла к краю отвесного склона, который уходил вниз, в ложбину. Спуститься туда без посторонней помощи было невозможно.
— Арганда! Это я, — позвала она, чувствуя, что подошла достаточно близко, чтобы та могла ее услышать.
Вспышка, подобная золотому фейерверку, вырвалась из темноты и понеслась к ней. Она широко раскрыла объятия и поймала Арганду, крепко прижав ее к себе. Маленькая дракониха дрожала. Она замерзла, устала и — Конни видела это в ее сознании — была чем-то напугана.
— Что случилось? Где Кол?
Вереница образов пронеслась в голове Арганды: мальчик на лошади, темные существа, змеи. Крик Кола.
— С ним что-то случилось? Что-то плохое?
— Да, да! — пищала Арганда.
Конни успокаивающе погладила драконыша.
— Послушай, дружок, тебе надо возвращаться в свое гнездо. Я покажу тебе дорогу. — Крепче прижав к себе Арганду, она мысленно показала ей картинку дороги обратно, в торфяники. — Запомнила?
Арганда кивнула.
— Расскажи отцу, что здесь произошло. А теперь лети.
Арганда вспорхнула в небо и понеслась над деревьями. Конни, прихрамывая, вернулась к лагерю, надеясь, что никто не сочтет странным ее затянувшееся отсутствие.
Аннина, Джейн и Рэт ждали ее у автобуса.
— Слава небесам, Конни! — воскликнула Аннина, увидев, как она вышла из-за деревьев. — Мы уже собирались идти тебя искать. Думали, что ты попалась.
— Чуть не попалась, — призналась Конни. — Но мне кажется, я нашла замечательного кандидата на роль дуба Мерлина — вон там, в той дубовой роще недалеко от забора.
Рэт кивнул:
— Я знаю, о чем ты — о старом дубе.
— Точно.
— Он в той части леса, которую собираются вырубить.
— Как можно! — воскликнула Конни, вспомнив древесного духа и сообщество созданий, живущих в его листве.
— Но это же прекрасно, — сказала Аннина — скорее самой себе.
— Что?! — Рэт и Конни возмущенно обернулись к ней.
— Он может стать нашим символом — чем-то, на чем можно построить всю кампанию. Мы можем назвать его дубом Мерлина. Нам нужны фотографы и кто-то, кто красиво оформит эту историю, да, да, это просто великолепно.
— О чем это она? — в замешательстве спросил Конни Рэт.
— У нее есть одна идея… — начала Конни.
— А когда у Аннины появляется идея, рано или поздно мы все об этом услышим, — закончила Джейн. — И как правило, рано.
Рэт с сомнением посмотрел на Аннину.
— Как ты думаешь, твоя мама поможет нам? — спросила его Аннина.
— Поможет в чем? — Казалось, предложение привлечь его мать не вызвало у него энтузиазма, и он начал бочком отходить от них.
— Расскажет журналистам о дубе Мерлина, разумеется! — Аннина, казалось, была искренне удивлена, что ему не понятен ход ее мыслей.
— Не знаю. Спроси ее сама. Слушай, мне надо идти. — Рэт сорвался с места и побежал в лес. — Надо закончить с тем забором.
Аннина продолжала разрабатывать свой план и, пока они возвращались на велосипедах в Чартмут, посвящала в его детали Конни и Джейн.
— Но как же быть с Колом? — спросила Конни, когда они снова подъехали к особняку Лайонхартов.
Аннина сникла:
— Извини, я что-то увлеклась. Чуть не забыла о нем. Но что мы можем предпринять?
— Кому-то нужно поехать и поискать его, — твердо сказала Конни.
— Но мы же не можем это сделать! Да и как вообще мы доберемся до Уэльса? — запротестовала Аннина.
— Я тоже хочу что-нибудь сделать, — сказала Джейн, прислоняя свой велосипед к велосипеду Конни, — но я действительно не знаю, что мы можем сделать, кроме как рассказать обо всем его бабушке, как мы и планировали.
— Может, вы и правы, — ответила Конни, — но я знаю, что не смогу сидеть сложа руки, просто надеясь на то, что он вернется сам. А что, если произошло что-то ужасное?
— Но ведь это невозможно, — удивленно сказала Джейн, — он же со своей матерью.
Конни плохо спала этой ночью, ее тревожили образы, которые показала ей Арганда. Больше всего на свете ей хотелось поговорить с кем-нибудь из Общества, с кем-то, кому она могла бы рассказать о своих страхах, но ее двоюродная бабушка пресекла все возможности для общения. Чего именно боялась Конни, она сама не могла сказать. Джейн права: Кол с матерью, с ним все должно быть в порядке. Но даже несмотря на то что разум Арганды был еще незрелым и не мог удерживать сложные образы, она передала Конни ощущение чего-то змееподобного — может быть, это была горгона Кассандры? — и еще какого-то темного существа с копытами. А потом на мгновение образ Кола: страдающего, попавшего в ловушку, кричащего.
Для Конни это было невыносимо. Она отправила Арганду с посланием к Арго в надежде, что дракон и доктор Брок поймут, как все серьезно, но этого было мало. Она сама должна что-то предпринять. Но что? Она никак не могла отправиться в Уэльс на его поиски.
Ворочаясь в постели, она вдруг ощутила, как волосы поднимаются у нее на затылке, — она чувствует присутствие другого существа.
Она откинула одеяло и, спотыкаясь, подбежала к окну. Там, на лужайке, стоял белый крылатый жеребец — Жаворонок. Она подняла оконную раму. Вот оно — ее средство выбраться отсюда! И как она раньше об этом не подумала? Она приложила палец к губам, чтобы приглушить радостное приветствие Жаворонка.
— Я буду через минуту, — тихо сказала она.
Смеясь в душе, Конни нацарапала записку для Годивы и оставила на постели. Затем, вытащив из сундука летный костюм, Конни надела под него несколько слоев теплой одежды, приготовившись к долгому полету, который, как она надеялась, ожидал их с Жаворонком. Если только ей удастся его убедить, они отправятся на поиски Кола вместе!
Из комнаты бабушки не доносилось ни звука, когда Конни пробегала мимо нее. Потом она выскользнула через переднюю дверь и зарылась лицом в гриву Жаворонка. Контакт возник между ними сразу, как только она его коснулась. Она могла считывать все, что чувствовал и о чем думал пегас. Жаворонок ужасно беспокоился за Кола и жаждал что-нибудь предпринять. Он слышал от миссис Клэмворси, что Конни выяснила, где живет мать Кола. Расстроенный тем, что никто не бросился немедленно искать его посредника, Жаворонок решил прийти и позвать на помощь Конни. Им не нужно было долго думать, чтобы прийти к согласию и отправиться в путь.
— Кажется, я собираюсь нажить себе кучу неприятностей, — пробормотала она, взбираясь ему на спину. Но именно сейчас ее это не волновало.
Рано поутру в воскресенье, еще затемно, Жаворонок и Конни добрались до Бреконских маяков. Вереницы тусклых огней обозначали маленькие деревеньки и одинокие фермы, обрамлявшие горный склон, но его середина зияла черным пятном, как огромная дыра, готовая поглотить мерцавшие над ней звезды.
— Что ты думаешь, Жаворонок? — спросила Конни своего скакуна, который ориентировался на местности гораздо лучше, чем она. Они кружили над этим местом уже некоторое время и знали, что недалеки от цели. — Это, должно быть, Булх. Мистер Коддрингтон говорил, что у него на карте кнопкой отмечена его левая сторона.
Жаворонок спустился ниже.
— Посмотри туда, — сказал он, — это костер. Это очень странно — разжигать сейчас костер. Давай-ка подберемся поближе.
Как сова-сипуха, камнем падающая на свою добычу, Жаворонок беззвучно полетел на мерцающий огонек. Конни напрягала зрение, чтобы рассмотреть, что там происходит, но смогла только различить смутные силуэты на дворе фермы, прохаживающиеся взад-вперед перед пламенем костра.
— Фургон! — воскликнул Жаворонок. Его зрение было острее, и он смог рассмотреть неясные очертания фургона, припаркованного возле сарая. — Это он. — И пошел на снижение.
— Нет, поднимись выше! — приказала Конни, пораженная внезапным предчувствием, как пощечиной. Жаворонок тут же послушался и взлетел выше, туда, где их нельзя было увидеть с фермы.
— Что не так, Универсал? — спросил он.
— Я не знаю точно, но я что-то почувствовала. Там, внизу, какое-то мифическое существо — а может, и не одно, я не уверена. Думаю, что безопаснее прийти сюда при свете дня.
Они спрятались в рощице недалеко от фермы в ожидании рассвета. Конни свернулась калачиком на ворохе листьев, жалея о том, что не догадалась взять с собой одеяло, и попыталась немного поспать. Жаворонок, который стоял на страже, беспокойно двигался туда-сюда. Солнце медленно выползло из-за горизонта, осветив все вокруг холодным, резким светом. Конни поднялась на ноги и размяла затекшие конечности.
— Тебе лучше остаться здесь, — сказала она Жаворонку, — на тот случай, если поблизости окажутся другие люди, кроме Кола и его матери. Я приду за тобой, если все будет в порядке.
Жаворонок недовольно фыркнул, но последовал ее совету: ведь это была ферма, а значит, они могли встретить там обычного фермера.
Уже было совсем светло, когда Конни прошла по тропинке, толкнула ворота и зашла на двор. Все было спокойно. Напротив нее стоял светло-зеленый фургон, припаркованный возле деревянного сарая, справа был ветхий каменный домишко, а слева — несколько надворных построек. Двор казался пустым: в центре костра все еще тлели угли, но не было видно и следа людей, которых она заметила здесь в темноте. Конни все еще ощущала покалывание по коже: где-то поблизости были мифические существа, но она не могла различить их природу. Как будто они нарочно старались скрыть от нее свое присутствие. Она задумчиво потерла ладони, не зная, стоит ли идти дальше, если неизвестно, с чем она столкнулась. Но как же Кол? Приняв решение, она подошла к двери дома и постучала. Через несколько секунд дверь открыла женщина со спутанными вьющимися светлыми волосами.
— Так ты все-таки пришла, — сказала женщина, презрительно глядя на гостью.
— Миссис Лэнг? — спросила Конни.
— Мисс Лэнг, — поправила ее Кассандра.
— Можно мне повидаться с Колом?
— Полагаю, что да, — холодно сказала та. — Подожди здесь немного.
Она вернулась в дом, оставив гостью на пороге. Конни потерла ладонью уставшие глаза, она чувствовала себя неловко: все казалось чересчур легко и в то же время странно. Кассандра Лэнг явно не удивилась, увидев ее, но почему? Ведь никто не знает, что она здесь. У Конни не было времени на решение этой загадки — послышались приближающиеся шаги. Кассандра Лэнг вернулась, а за ней шел мальчик в черном кожаном костюме для верховой езды.
— Кол! — воскликнула Конни, бросаясь к нему с объятиями. — Мы так за тебя волновались.
Мальчик безучастно позволил себя обнять. Он смотрел на мать.
— Кол, да что с тобой? — спросила Конни, отступая назад. Присмотревшись повнимательнее, она увидела, что его глаза мертвы; в лице не было привычной для Кола живости: ни улыбки, ни смеха.
— Что вы с ним сделали? — спросила она у его матери.
Кассандра нахмурилась:
— Я ничего не делала. Каллерво занялся его обучением.
— Каллерво? — У Конни закружилась голова, когда она попыталась осмыслить происходящее. — Как же вы допустили, чтобы это случилось? Разве вы не знаете, что это значит — попасть под власть Каллерво? Он же разрушает его!
— Неправда. — Кассандра насмешливо улыбнулась.
Она злилась — не хотела слушать, как эта девочка озвучивает ее же собственные сомнения.
— Да вы только посмотрите на него! Каллерво сделал с ним что-то ужасное. Это же не Кол! — Конни схватила Кола за руку, желая растормошить его, вывести из этого оцепенения, но мальчик отдернул руку.
— Каллерво сказал мне, что с ним все будет в порядке, когда он освоится.
— Вы предали Кола! — в отчаянии сказала Конни.
— А ты предала всех мифических существ, когда отказалась примкнуть к нам! — зло выпалила Кассандра.
Конни с отвращением отвернулась от матери Кола. Если Каллерво где-то рядом, она срочно должна вытащить Кола отсюда.
— Я не останусь здесь. Пойдем, Кол, мы уходим, — Она снова схватила его за руку и потащила к воротам, думая, что если она сможет отвести его к Жаворонку, то тогда, может быть, он выйдет из этого странного состояния.
— Останови ее! — взвизгнула Кассандра.
Из постройки, ближайшей к воротам, появилась бронзовая фигура. Расправив крылья, как кобра — капюшон, шипя и брызжа слюной, она набросилась на двух друзей. Конни почувствовала, как Кол выворачивается из ее рук.
— Идиотка! Не позволяй ему смотреть ей в глаза! — зашипела Кассандра, отрывая сына от Конни, так чтобы он не попал под прямой взгляд горгоны. — Она твоя! — крикнула она своей подопечной с торжествующим смехом.
Стоя одна посреди двора, Конни повернулась лицом к горгоне.
12. Шлем
Темные глаза горгоны вспыхнули, взгляд ударил в нее с невероятной силой. Конни почувствовала, как обжигающий холод жжет ее кожу, проникает в ее плоть и примораживает ее к месту. Под взглядом горгоны волосы ее начали шевелиться на голове. Горгона зарычала, обнажив зубы в злобной гримасе, уверенная в том, что жертва в ее полной власти. Теперь она могла начать медленно убивать ее, направив свою обращающую в камень силу вглубь — к еще бьющемуся сердцу Конни.
«Броня Универсала», — в панике подумала Конни.
Сжимающая каменная хватка достигла ее грудной клетки. Она с трудом могла дышать — у нее сдавило горло. Захват стал слишком сильным. Она не могла выстроить броню, но должна была это сделать! Медленно, дюйм за дюймом, пытаясь забыть про боль и страх, она возводила в своем сознании серебряный щит, преграду между собой и смертью. Теперь она чувствовала, как сила взгляда горгоны бьется об этот щит, пытаясь обратить его в камень, чтобы ей стало тяжело его держать.
Кто окажется сильнее в этой битве?
Наползающий паралич отступил и начал проходить. Горгона удвоила свои усилия. Она злобно шипела при виде того, как ее сила уходит в землю у ног Конни, обращая в камень побеги, прорастающие сквозь трещины в бетоне.
«А теперь за дело!» — решилась Конни.
Огромным усилием она развернула свой мысленный щит и направила взгляд горгоны обратно. Горгона вскрикнула, когда холодное пламя опалило ее кожу, ее волосы застыли в воздухе — змеи встали дыбом на ее голове, как изогнутые сосульки. С рыданием и задушенным криком она рухнула на пол, на время потеряв способность видеть. Поверженная, она уползла искать спасения в пристройке.
— Что ты с ней сделала? — завизжала Кассандра, вцепившись в Конни и со всей силы рванув ее за волосы. У Конни слезы брызнули от боли.
— Пустите! Я сделала только то, что она хотела сделать со мной, — крикнула она, пытаясь высвободиться.
Кассандра взвыла, выпустила Конни и бросилась за своей подопечной.
Конни повернулась к Колу:
— Ну же, пойдем отсюда, пока еще есть такая возможность.
Но он не смотрел ни на нее, ни на строение, в котором исчезла его мать: он смотрел Конни через плечо, и отвратительно алчное выражение было в его глазах. Услышав звонкий топот копыт за спиной, Конни обернулась, в надежде, что это, может быть, Жаворонок не послушался ее совета и пришел ей на выручку. Она действительно увидела пегаса, но это был не Жаворонок, а огромное иссиня-черное создание с разноцветными горящими глазами и сложенными, как у гигантского орла, крыльями. Она почувствовала его темную силу и узнала в этом звере Каллерво.
— Скорее, Кол, бежим! — завопила она, бросаясь к воротам, но Колин не шелохнулся, усмехаясь странной кривой ухмылкой.
— Ну давай же! — в отчаянии звала она.
— Он не побежит, — тихо заржал Каллерво. — Не хочет. Подойди-ка сюда, мальчик.
Колин повернулся и дергающимися шагами марионетки подошел к пегасу.
— Ты хочешь уйти с этой девчонкой? — спросил Каллерво.
— Нет, — ответил Колин.
— Хочешь остаться со мной и сражаться как воин на моей стороне?
— Да.
— Хочешь снова попробовать крови — убивать, чтобы избавить этот мир от человечества?
— Да.
Каллерво наслаждался тем, что заставлял Колина произносить эти отвратительные слова в присутствии Конни, зная, что каждое слово причиняет ей страдания. Это была его месть Универсалу, который нанес ему сокрушительное поражение при последней встрече.
— Это говорит не Кол, — решительно заявила Конни и остановилась у ворот, не желая уходить без своего друга. Но что еще она могла Сделать?
— О да, это говорит новый Колин, — сказал Каллерво, небрежно тряхнув гривой. — Не находишь, что я изменил его в лучшую сторону?
Его глаза злорадно искрились. Она чувствовала, как ее притягивает их гипнотизирующая сила. И зажмурилась, чтобы противостоять этому воздействию.
— Нет, я хочу вернуть обратно прежнего Кола, — сказала Конни. Она не могла обратиться в бегство и оставить Кола Каллерво, просто не могла. Но она не могла и заставить Кола пойти с ней, пока его связь с Каллерво так крепка.
И тут она поняла, что надо сделать. Она вычитала это летом, хотя возможности опробовать умение на практике у нее не было. Что ж, теперь, похоже, самое время попытаться. Не открывая глаз, чтобы сосредоточиться, она заглянула внутрь себя в поисках нужного ей доспеха из арсенала Универсала. Она нашла шлем, сияющий неярким золотым блеском. Застегнув пряжку, Конни попыталась добраться до порабощенного сознания Кола. Оно уже было взломано Каллерво под видом контакта с лжепегасом, и, увидев, что путь открыт, она скользнула внутрь, прикрывшись волной темной энергии, связывающей это существо с Колом, чтобы замаскировать свое вторжение. Затем она отбросила покров и стала звать своего друга по имени, блуждая по гулким коридорам его разума. Его сознание простиралось запутанными лабиринтами во всех направлениях; она чувствовала, что теряется в мрачном склепе, в котором почти исчезли даже следы присутствия Кола.
Каллерво не потребовалось много времени, чтобы почуять ее посягательство на сознание его жертвы. Он тут же попытался изгнать ее. Конни не поддалась. Его злоба билась о ее шлем, не причиняя ей вреда, как вода об оконное стекло.
— Кол! Я иду за тобой! — крикнула она.
Каллерво попытался заглушить ее зов, завывая, как буря, в пустых закоулках сознания Кола. Но Конни, ведомая своей любовью и беспокойством за друга, смело вошла в центр этого шторма — и едва устояла. Она стиснула зубы, полная решимости отыскать его. Сила Каллерво была настолько страшна, что Конни начала опасаться, что не выживет в этом противостоянии. Наконец, уже теряя последние силы, она натолкнулась на маленького мальчика, который, дрожа и рыдая, скорчился в углу, — это был образ Кола из раннего детства.
— Кол, это я, — сказала она, склоняясь над ним.
— Конни? — Мальчик обернулся, и в глазах его снова появилось знакомое выражение.
Она опустилась на колени рядом с ним и подняла его на ноги.
— Да, это я. Дай-ка я кое-что на тебя надену.
Он послушался, и она надела свой шлем ему на голову. Его связь с Каллерво резко оборвалась, но Конни, чей разум теперь был открыт для врага, была беззащитной. Она могла сдерживать Каллерво с помощью щита, но разорвать контакт с ним больше не могла. Всю свою силу она потратила на то, чтобы спасти Кола. Буря захлестнула ее.
Кол пришел в себя и обнаружил, что стоит во дворе незнакомой фермы, а рядом с ним — черный пегас и Конни. Девочка упала на колени прямо в грязь и держала руки над головой, как бы защищаясь от ударов. Он с отвращением отшатнулся от мифического существа: это был ненастоящий пегас. Кол чувствовал, как злобная сущность создания сочится из всех его пор и ненависть его направлена на его подругу.
— Прекрати! Прекрати! — завопил Кол. Он бросился к Конни, пытаясь закрыть ее собой от воздействия этого существа. Но тщетно. Она извивалась в агонии, тряся головой. Нападение на Конни происходило в сфере, далекой от физического мира, и он ничего не мог сделать, чтобы помочь ей.
Его крик отвлек Каллерво от атаки. Оборотень на мгновение немного ослабил напор, чтобы прогнать мальчишку, который больше был ему не нужен.
— Можешь убираться. Я получил, что хотел, — сказал он.
В ужасе Кол, как зачарованный, следил за тем, что происходило с пегасом, — он таял и превращался в темную лужу. Но прежде чем Кол успел оттащить Конни, иссиня-черное вещество начало собираться в кольца и приняло новую форму. Огромная гидра с девятью змеиными головами поднялась из лужи, девять пастей зашипели на Кола, обдавая его зловонным дыханием. Это заставило его отступить. Гидра набрасывала на Конни свои петли, пока крепко не обвилась вокруг нее.
— Я не уйду без нее! — закричал Кол.
— Разве не этого она хотела, — засмеялся Каллерво, широко раскрыв каждую из своих девяти пастей, демонстрируя белые клыки и бездонные глотки. Жуткий булькающий смех вырывался из его нутра, как ядовитый газ. — Она бы умоляла тебя воспользоваться своим шансом. Ты найдешь пегаса — настоящего, — одна из голов указала вперед и ухмыльнулась Колу, лениво высунув раздвоенный язык сквозь сомкнутые челюсти, — который ждет тебя за деревьями вверх по дороге. Тебе лучше уйти — если ты, конечно, не хочешь примкнуть к нам: ты показал себя очень хорошим воином, Колин.
Кола передернуло. События последних нескольких дней всплыли в его памяти, как будто он смотрел кадры из фильма, в котором какой-то актер играл его роль: пустельга, тренировка, горгона.
Сзади него хлопнула дверь.
— Ты! — Кол напустился на мать, которая появилась на пороге ближайшей постройки. — Ты позволила ему сделать со мной такое! Ты предала и Конни, и меня! — Он двинулся на нее, сжав кулаки, у него чесались руки ударить кого-нибудь, чтобы выместить ту боль, через которую ему пришлось пройти. Кассандра отшатнулась, чувствуя, как ее накрывает волна его ярости.
— Она не предавала Конни, это сделал ты, — издевательски прошипел Каллерво, наслаждаясь видом порожденной им боли и предательства.
— Нет! — Кол обернулся к гидре, не веря своим ушам.
— О да. Это любовь к тебе привела ее сюда. Так что, зная это и подкинув в Общество кое-какую избранную информацию, я ожидал ее появления несколько дней.
— Ты использовал меня как приманку, — глухо произнес Кол.
— Точно. Хотя всегда была вероятность, что ты и в самом деле можешь примкнуть к нам. Твоя мать, разумеется, на это надеялась. Конечно, моим посредником ты в полной мере быть не можешь — им может стать только Универсал, — тут кольца гидры сдавили грудную клетку Конни, заставив ее хватать ртом воздух, — но имитация контакта, которую я использовал для твоей тренировки, сработала почти так же успешно, как настоящий контакт. Хорошему солдату душа не нужна.
Кассандра шагнула к сыну и крепко схватила его за руку.
— Присоединяйся к нам, Колин. Не разочаровывай меня. Горгона погибнет, если мы не остановим людей, которые собираются снести бульдозером ее гнездо. От Общества, как всегда, никакой пользы, а эти борцы за экологию не остановят строительство дороги дурацкими акциями протеста. Мы должны сражаться во имя нашей цели. Если тебя действительно тревожит судьба мифических существ, оставайся с нами по доброй воле. Если нет, тогда убирайся — ты нам больше не нужен.
Стряхнув ее руку, он в ярости крикнул:
— Теперь меня зовут Кол! Пора бы тебе научиться правильно называть меня по имени.
Мать и сын сверлили друг друга взглядом. Это противостояние прервал слабый голос, прозвучавший чуть громче, чем шепот:
— Иди, Кол. Ты ничего не сможешь для меня сделать.
— Конни! — Не обращая внимания на клыки гидры, Кол пробрался к ней. Ее глаза были закрыты, лицо бледно, а кожа холодна. Казалось, что она светится серебристым светом, но он быстро тускнел.
— Меня поглощает тьма, — простонала она, теряя связь с окружающим миром. Ее разум гнулся, как дерево, попавшее в ураган: в любой момент она могла сломаться и остаться беспомощной, с вывороченными наружу корнями.
— Конни! — Кол попытался вытащить ее из этого состояния, и его прикосновение привело ее в чувство.
Она на мгновение открыла глаза.
— Пожалуйста, уходи! — попросила она. Сил на то, чтобы говорить, у нее оставалось мало. Она знала только, что из этой переделки должен выбраться хотя бы Кол.
У Кола никогда не получалось определить, когда пора сдаваться: редко он мог осознать, что битва проиграна, но впервые в жизни он понял, что здесь он ничем не может помочь. Он спрыгнул на землю и помчался по дороге; каждый шаг, отдалявший его от подруги, ударом отдавался у него внутри, но он не оглянулся.
Спотыкаясь, Кол добрался до Жаворонка, который в беспокойстве ждал за деревьями. Пегас заржал от радости, но осекся, увидев, в каком состоянии его посредник.
— Где Конни? — спросил Жаворонок, когда Кол в бессилии прислонился к нему. Он глянул на дорогу, но и следов ее не было видно. — Где Универсал?
— В ловушке, — выдохнул Кол. — Мы должны привести подмогу!
Он с трудом забрался на широкую спину Жаворонка и приник к его гриве, позволяя своему скакуну через искру установленного между ними контакта самому прочитать все, что произошло, и увидеть всю боль, которую он испытывает. Конь гневно заржал и галопом помчался по направлению к ферме, желая отомстить и спасти.
— Нет, нет! — закричал Кол. — Так нам ее не спасти! Мы не можем выступить против Каллерво в одиночку!
Опомнившись, Жаворонок круто развернулся и пошел на взлет.
— На дворе белый день, Кол, — сказал он, когда они поднялись в воздух. — Что, если нас увидят?
Кол выругался.
— Какая разница! — сказал он. — Мы будем как можно дольше лететь в облаках, но даже если каждый человек по дороге отсюда до Гескомба и заметит нас — что из того? Мы должны привести помощь. Конни очень плохо.
Жаворонок заржал в знак согласия и ударил копытами по ветру, решив скакать так быстро, как никогда в жизни.
Четыре часа спустя Кол кое-как спрятал Жаворонка на пастбище рядом с Мэгзом и, пошатываясь, бросился домой. Он ворвался на кухню, где за столом сидела его бабушка с глазами, полными слез. Рядом с ней стояли его отец и доктор Брок. Они в изумлении подняли глаза, когда он неожиданно появился перед ними.
— Кол! — завопила миссис Клэмворси, вскакивая и бросаясь ему на шею.
— Конни с тобой? — с облегчением спросил доктор Брок при виде его. — Мы подумали, что она, должно быть, отправилась искать тебя, когда услышали, что она сбежала.
— Где твоя мать? У меня есть для нее пара теплых слов, — прорычал Мак.
— Замолчите! Заткнитесь все! — выдохнул Кол, пытаясь освободиться от бабушкиного шарфа, в котором запутался. — Это Каллерво — он забрал ее. Сначала он забрал меня, а теперь — ее. Все это было ловушкой.
Доктор Брок побледнел, миссис Клэмворси упала на стул. Мак вышел из оцепенения первым.
— Где он ее схватил? — спросил он, усаживая Кола. — Расскажи нам все.
— Каллерво попытался захватить ее в Мэллинском лесу, но вместо этого поймал меня. Он… он одурманил меня. Конни, должно быть, поняла, что случилось что-то плохое: она прилетела в мамин домик в Уэльсе, чтобы освободить меня. Кажется, она смогла разорвать узы, которыми он опутал меня, но в конце концов попалась сама. Это было… — на этих словах у него перехватило дыхание, — ужасно. А я ничего не мог сделать, чтобы вытащить ее.
Доктор Брок натянул мотоциклетные перчатки.
— Нужно собрать поисковый отряд. Мы должны выяснить, по-прежнему ли он держит ее там. Ты идешь, Мак?
Мак сжал руку сына:
— Да. Пойдем. Я поеду по шоссе. Ты, я думаю, полетишь?
Доктор Брок кивнул:
— Мы возьмем с собой детеныша Арго — Арганду: как подопечная Конни, она сможет почуять ее, если мы подберемся достаточно близко. Лавиния, а ты поднимай тревогу — пошли остальных за нами вслед.
— Я тоже поеду! — вскочил на ноги Кол.
Мак усадил его обратно.
— Не в этот раз. Ты сделал все, что было в твоих силах, теперь наша очередь.
Когда стих шум от их отъезда и среди всех членов Общества была поднята тревога, миссис Клэмворси повернулась к внуку.
— Я уверена, с ней все будет в порядке, — сказала она, но голос ее звучал неубедительно. — Они ее найдут. — Она похлопала Кола по спине и засуетилась, чтобы приготовить ему чаю. — Ты едва держишься на ногах.
Кол уставился в тарелку, которую она перед ним поставила: он не чувствовал ни малейшего голода, но его мучила невыносимая жажда. Он выпил две кружки чаю одну за одной. Его терзало раскаяние. Образы последних нескольких дней кружились в его голове: тот Колин, который эти несколько дней жил внутри его, был горд тем, что выбран Каллерво в помощники; а тот Кол, который сидел сейчас за столом, стыдился того, что оказался пешкой в этой нечестной игре и нужен был, только чтобы заманить Конни, возможно, в смертельную ловушку. Хуже всего было то, что он понимал: Каллерво кормил Колина этими иллюзиями потому, что они уже были частью самого Кола. Каллерво знал его слабости и безжалостно их использовал, подталкивая Колина к тому, чтобы тот стал бойцом, о чем лениво мечтал сам Кол. Но, как боец, он стал причиной смерти живого существа, и теперь ему было тошно при одном воспоминании об этом. Он надеялся, что больше ему никогда не придется сражаться, и знал, что если все же придется, то это будет последним, отчаянным средством.
— А как же Кассандра? — осторожно спросила его миссис Клэмворси. — С твоей матерью все в порядке?
Кол покачал головой. Он понял, что забыл разъяснить Маку и доктору Броку, какую роль во всем этом сыграла его мать, как она позволила Каллерво сделать его своим орудием. Мысль об этом была для него как нож в сердце.
— Нет, она тоже с Каллерво. Но она ушла по своей воле.
— В таком случае ее не спасти. Для нас она потеряна.
— Ну и хорошо. Не хочу ее больше видеть, никогда, — со злостью ответил Кол. Но даже теперь его сердце шептало ему другое.
13. Таран
Спасательный отряд вернулся поздно вечером в воскресенье с пустыми руками. Они нашли ферму пустой, только следы шин у сарая свидетельствовали о том, что там когда-то стоял фургон, а армии Каллерво и след простыл. Кол сидел в кресле у плиты, завернувшись в одеяло, и чувствовал, как гаснет последняя искорка надежды.
— Ничего не поделаешь: придется объявить всеобщий призыв и собрать всех у Мастерсонов, — сказал доктор Брок. Тяжело вздыхая, он вытащил из кармана Арганду и посадил ее на печку погреться. Она дотронулась до Кола своим язычком и с любопытством втянула его запах. — Если Каллерво планирует использовать Конни для своих целей, мы должны быть к этому готовы. На кону может оказаться больше, чем ее жизнь, с ее помощью он может воспользоваться всей своей силой.
Мак хмыкнул:
— Не понимаю. Это значит, что он выставит ее сражаться против нас? Она такая крошка — я бы не подумал, что в ней много силы, даже если она Универсал.
Кол ничего не сказал, только в очередной раз поразился, как глуп может быть его отец.
— Дело-то не в росте, Мак, — сказал доктор Брок, устало расстегивая рукава куртки, чтобы снять свои перчатки. — Я подозреваю, что Конни гораздо сильнее, чем любой из ее предшественников. Ее первые контакты были выдающимися. Советники говорят, что никогда не встречали такого сознания, как у нее, а ведь некоторые из них, например Гард и Морджик, знавали множество Универсалов в прошлом. Ее потенциал огромен, но она не обучена должным образом, и это опасно. Если Каллерво сможет использовать ее в своих целях, у нас не останется ни малейшего шанса. Этим, разумеется, объясняется то, как настойчиво Каллерво преследует ее: должно быть, он тоже чувствует, какими выдающимися способностями обладает Конни. Это делает ее опасной и для нас — более опасной, чем можно себе представить.
Арганда издала жалобный звук. Доктор Брок нежно почесал ей шейку.
— До сих пор Конни была достаточно сильна, чтобы противостоять Каллерво, но меня тревожит это последнее нападение. Он, очевидно, захватил ее в тот момент, когда она была очень слаба, и кто знает, сколько она сможет продержаться? Если она объединится с ним, пусть даже против своей воли, она сможет стать проводником его силы в наш мир. Конни рассказывала, что чувствует присутствие его сознания в себе как волну тьмы, которая сметает все на своем пути и заполняет ее злобой. Если она позволит ему себя использовать, тогда эта волна превратится в настоящий потоп, который сокрушит всех нас. Потоп, пережитый Ноем, — ничто в сравнении с тем, что готовит Каллерво для человечества.
Раздался стук в дверь. Доктор Брок и Мак обеспокоенно взглянули на миссис Клэмворси.
— Ты кого-то ждешь? — спросил доктор Брок. Она покачала головой.
Мак двинулся к двери и распахнул ее, готовый бросить вызов любому пришельцу. На пороге стояла Аннина, уже поднявшая руку, чтобы постучать еще раз, за ней — встревоженная Джейн. Аннина хотела что-то сказать Маку, но тут взгляд ее упал на Кола.
— Ты вернулся! Слава богу! — Она протиснулась мимо Мака, совершенно позабыв, как он напугал ее во время их прошлой встречи, и бросилась к Колу. Миссис Клэмворси быстро набросила на Арганду чайный чехольчик.
— Да, я вернулся сегодня, — сказал Кол с вымученной улыбкой. Джейн подбежала к Аннине и уставилась на него, почти не веря своим глазам.
— Но ты уже слышал о Конни? — спросила Джейн.
— Что? — с нетерпением воскликнул Кол, на один миг решив, что она каким-то чудом вернулась.
— Она исчезла, — сказала Аннина. — Ее двоюродная бабка сегодня утром ворвалась ко мне домой с полицией. Возможно, скоро они заявятся и сюда, потому что расспрашивают всех ее друзей, слышали ли они что-нибудь о ней. Она думает, что люди из вашего Общества прячут ее. Пытается заставить полицию арестовать Эвелину. Говорит, что Эвелина не оставляла попыток пробраться к ней в дом, чтобы повидать Конни, с тех самых пор, как она забрала ее в особняк Лайонхартов. Она даже говорит, что Эвелина, должно быть, похитила Конни.
— Что! — взорвался Мак на полпути к двери.
— Но они же не арестуют ее: в любом случае нет никаких доказательств, — добавила Аннина.
— На самом деле я думаю, — взволнованно сказала Джейн, — что Конни могла отправиться искать тебя. Она была по-настоящему обеспокоена. Ты не думаешь, что так и было, а?
Кол старался не смотреть ей в глаза.
— Она могла так поступить, я думаю.
— Она выяснила, что у твоей матери домик в Уэльсе, но не могла же она уехать туда, верно? — настаивала Аннина. — Да и на чем она могла туда отправиться? Это же черт знает где, судя по тому, что она сказала. — Аннина говорила без умолку — она изливала свое беспокойство за подругу, надеясь дождаться ответа от Кола.
— Мы проверили эту ферму, — прервал ее доктор Брок. — Эвелине тоже пришла в голову эта мысль, и кое-кто из нас отправился туда на поиски. Ее там нет.
— Ой, — подавленно сказала Аннина, лишенная своей единственной надежды.
— С ней все будет хорошо, — твердо сказал Кол, хотя сам вовсе не был в этом уверен. — Она найдется.
— Да, — сказал доктор Брок, — у нее больше сил, чем многие думают.
Дверь кухни снова распахнулась. На этот раз это была Эвелина Лайонхарт, которая вошла без стука.
— Я только что получила ваше сообщение, что Кол вернулся, — сказала она, задыхаясь, поскольку бегом бежала всю дорогу от своего дома. — Он видел Конни?
Доктор Брок быстро взглянул на Мака из-под бровей. Мак понял намек.
— С Колом все в порядке, Эви. Пойдем, я все тебе об этом расскажу. — Он обнял ее за плечи и вывел из комнаты, прежде чем она успела что-нибудь еще сказать в присутствии Аннины и Джейн.
— Не хотите ли по чашечке чая, девочки? — гостеприимно предложила миссис Клэмворси, чтобы сгладить впечатление от этого внезапного бегства. Она уже потянулась было взять чайный чехольчик, но вовремя передумала. — Или, может, вы хотите кофе?
Она обеспокоенно оглянулась на дверь в гостиную, откуда слышалось бормотание Мака.
— Э… нет, спасибо, пора идти домой, — сказала Аннина.
Тут из комнаты долетел приглушенный вскрик — видимо, Мак упомянул о Каллерво. Аннина и Джейн подозрительно переглянулись, но миссис Клэмворси сделала вид, что ничего не слышала.
— Ну как хотите. Приходите навестите Кола, когда он отдохнет, хорошо?
— Ты завтра пойдешь в школу, Кол? — спросила Аннина по пути к выходу.
Кол поразился, как в такой момент она может думать о школе, но, с другой стороны, она ведь не знает правды.
— Хм… Может, и нет. Я что-то в последнее время неважно себя чувствую.
— Ладно, — сказала она, задержавшись у двери. — Что ж, поправляйся скорее. Не забудь: фестиваль начинается в пятницу. Нам в школе дают день отгула, чтобы мы помогли в его подготовке. Надеюсь, ты будешь достаточно хорошо себя чувствовать и придешь посмотреть. А может быте, и Конни к тому времени тоже появится. Она ведь очень хотела сделать что-нибудь для леса. — Аннина улыбнулась дрожащими губами, пытаясь выглядеть оптимистично. — В конце концов, когда по местному телевидению и в газетах объявят о том, что Конни пропала, ее очень скоро кто-нибудь найдет.
…Конни лежала на верхней койке фургона, уставившись в пластиковый потолок, в темноте он казался серым. Шум мотора стих — должно быть, они остановились где-то на ночь. Конни не двигалась с места. Она чувствовала себя совершенно обессилевшей, как будто из нее выкачали все запасы энергии, и теперь она была подобна пересохшему источнику. Она слишком устала, чтобы паниковать. Даже если бы у нее не были связаны руки, она бы не сбежала — сейчас она была слишком слаба для этого. Все, на что она еще была способна, — это удерживать хрупкие осколки, оставшиеся от ее брони. Конни знала, что Каллерво все еще рядом и своей волей он пытается сломите ее сопротивление. Он ждет не дождется, когда она сдастся.
Она прислушивалась к звукам вокруг себя. Внизу спала Кассандра, Конни различила ее ровное дыхание. Снаружи долетал отдаленный шум проезжающих машин, чувствовалось, что дорога находится в стороне. Она догадалась, что фургон стоял в лесу, потому что сквозь тишину ночи до ее ушей также доносился шелест листьев и уханье совы. Но там были не только деревья; она знала, что поблизости, кроме Каллерво, находится множество других существ. Она ощущала их дикую энергию, лихорадочно пульсирующую в воздухе. Они были возбуждены и что-то праздновали: праздновали ее поимку. Это было хуже всего: она никогда еще не чувствовала себя настолько отверженной и одинокой.
— Ты ведь чувствуешь это, Универсал? — Голос вкрался в ее мысли, подобно личинке, проедающей себе путь в сердцевину яблока. Каллерво начал внедряться в ее сознание.
— Что чувствую? — устало спросила она.
— Чувствуешь, как твое упрямство сбивает тебя с истинного пути? Послушай их.
— Я не хочу их слушать, — сказала Конни. Но это было бесполезно: щит был слишком тяжел для ее измученного сознания, и она выронила его. Ей ничего не оставалось, кроме как слушать. Существа окружили ее.
— Они разрушили мой дом и раздавили моих детенышей! — ревел огромный медведь, ломая последние куски щита.
— Я задыхаюсь. Воздух переполнен их испражнениями, — кричал погодный великан, обжигая ее разум молнией своего гнева.
— Помоги нам! — выла банши, рвавшая на себе волосы в отчаянии. — Нас преследуют, вытесняют.
Конни почувствовала такую боль, будто банши выдернула клок ее собственных волос.
Конни дрогнула. Она пробовала использовать свой защитный арсенал — меч, щит и шлем, — но все они рассыпались. Она стояла в темноте безоружная, окруженная несчастьем этих созданий; она больше не могла закрыться от него. Голоса снова и снова обрушивались на нее, как удары и пинки. Но Конни все еще не желала сдаваться оборотню.
— Ты должна помочь им, — напирал Каллерво. — Это единственный способ. Только тогда ты освободишься от их страданий.
— Я не буду помогать тебе. Я не стану тем чудовищем, в которое ты хочешь меня превратить, — сказала Конни сквозь стиснутые зубы.
— Вот так поначалу думал и Колин, но ты будешь, будешь!
Голоса стихли, и Конни долгое время больше ничего не слышала.
Во временном штабе Общества, на ферме Мастерсонов, Кол дежурил у телефона в импровизированном офисе, устроенном в гостиной. Компанию ему составляла Арганда, которая спала, свернувшись клубочком, в центре полированного стола; на его блестящей поверхности отражалась ее мерцающая золотом чешуя; при каждом выдохе из ее ноздрей вылетали маленькие колечки дыма. Кол только что отшвырнул от себя газету: он не смог дочитать до конца мольбы родителей Конни, прилетевших с Филиппин, они умоляли дочь связаться с ними. Это выглядело так, будто она, бесчувственная, не звонит нарочно — только для того, чтобы всех их наказать.
У Общества не было никакой информации о Каллерво: никто ничего не слышал и не видел. Где бы ни было это существо, скрывалось оно хорошо, выигрывая время. Поисковые отряды и разведка прочесали все возможные укрытия, но не нашли и следа оборотня и его союзников.
Атмосфера в Обществе накалялась, все были огорчены собственным бессилием. У них не было ни малейшего понятия о том, куда он забрал Универсала и когда он нанесет следующий удар. Кол старался не думать о том, что могло случиться с Конни: эти мысли были невыносимы.
Ширли Мастерсон, дочь хозяина дома и посредник погодного великана, вошла в комнату и швырнула свой школьный ранец в угол, всполошив спящую Арганду.
— Ты все еще здесь, Кол? — резко сказала она, отбросив назад длинные светлые волосы. — Снова прогуливаешь школу?
Кол пожал плечами, не желая вступать с ней в спор. Бабушка разрешила ему остаться в штабе, зная, что он не сможет сосредоточиться на школьных занятиях, в то время как ничего не известно о судьбе Конни.
— Полагаю, никаких новостей? — продолжала она.
Он покачал головой.
— Ну, может, мой наставник сможет узнать больше. Он приезжает сегодня вечером, чтобы помочь. У него свои источники информации.
Кол был заинтригован, сам того не желая:
— Это какие же?
Ширли загадочно улыбнулась, довольная, что может продемонстрировать свое превосходство.
— Думаю, у него есть ряд постоянных осведомителей — существ, которых он привлекает, чтобы следить за всеми нами.
Смысл сказанного Колу не понравился, но он подумал, что в сложившихся обстоятельствах это может оказаться полезным.
— Я знаю, что он велел им следить за фургоном твоей матери, — сказала она, безжалостно нажимая на слова «твоей матери», чтобы подчеркнуть, что предателем оказалась именно его родительница. Хотя Кола и разозлила привычная жестокость Ширли, ему все же стало стыдно.
Из коридора послышался гул голосов, и в гостиную вошли другие члены Общества. Их вел доктор Брок, осунувшийся от усталости. Он упал на стул и стал протирать запотевшие очки грязным носовым платком. Кол с воскресенья не видел, чтобы доктор менял свою летную одежду, и подумал, что он, наверно, и не спал. За доктором Броком он увидел коренастую фигуру Гарда, горного гнома, одного из Советников, облаченного, как обычно, в угольно-черное одеяние. Гард откинул капюшон и открыл лицо, которое казалось выдолбленным из антрацита. Когда он поворачивал голову, черты его лица отливали серебром. Его темные глаза окружало множество маленьких трещин и бороздок. Последняя неделя прочертила на его челе новые морщины.
— Ее держат в помещении, попомни мое слово, — хрипло сказал он. — Я не чувствую ее следов нигде на поверхности земли.
— Боюсь, он усвоил, что ей нельзя позволять касаться земли, — ответил доктор Брок, он вспомнил спасательную операцию, которую они организовали, когда Каллерво похитил Конни в первый раз. Благодаря Гарду они отыскали ее довольно скоро, Каллерво тогда смог спрятать ее всего на несколько часов, теперь же они потеряли Конни на несколько дней.
Мистер и миссис Мастерсон вошли с подносом сандвичей для своих гостей. Кол, оглядываясь на семейные портреты, глазевшие на него со стен, взял пару сандвичей с яйцом, больше по привычке, чем от голода, и через силу стал жевать хлеб, который по вкусу напоминал ему вату. Он не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни чувствовал себя так омерзительно.
Снаружи послышался шум от автомобиля, едущего по гравию, и через несколько минут в комнату вошел мистер Коддрингтон. Его энергичный настрой резко контрастировал с унылыми лицами приветствовавших его членов Общества. Казалось, кризис только оживил его: он выглядел необычайно самоуверенно.
— Наконец-то у меня есть новости, — объявил мистер Коддрингтон.
Все взгляды обратились на него с вновь вспыхнувшей надеждой. Ширли поспешила встать рядом с ним, чтобы отблеск его славы падал и на нее.
— Фургон видели около часа назад на шоссе, ведущем по направлению к нам.
— По направлению к нам! — воскликнул доктор Брок, отставляя тарелку с едой. — Но зачем?
— Этого я не знаю, — отрезал мистер Коддрингтон, раздраженный тем, что его новость не вызвала восхищенной реакции у собравшихся. — Только Кассандра Лэнг может ответить тебе на этот вопрос.
Доктор Брок вспомнил о хороших манерах: — Спасибо тебе, Айвор. Это чрезвычайно ценная и желанная новость. Мы немедленно должны созвать совет — давайте-ка переместимся отсюда в другое место.
Машинально сжимая в руке забытый бутерброд, Кол последовал за остальными в амбар, где их ожидали великие мифические существа. Ветер-Жеребенок, единорог, ходила по соломе туда-сюда, нетерпеливо потряхивая серебряной гривой, золотой рог ее сиял, как пламя. Громовая птица, похожая на огромного ворона, — охотница за бурей, сидела на стропилах и угрожающе рокотала, поскольку гнев ее дошел до высшей точки. Два дракона сидели бок о бок: Морджик, древний советник с изумрудной шкурой, и Арго — подопечный доктора Брока. Их змеиные глаза сверкали опасным светом. Дым клубами вырывался из ноздрей Морджика, и время от времени показывался его раздвоенный язык, как хлыст, рассекающий воздух. Кол заметил золотую вспышку и увидел Арганду, возбужденно порхавшую вокруг головы своего отца. Другие существа и их посредники толпой ввалились через двойные двери и, как и надлежало, выстроились в гигантский круг. Амбар наполнился жужжанием нетерпеливых голосов, рычанием, воем и ржанием существ. Кол протиснулся к Жаворонку, который уже занял место в первом ряду, рядом с Ветром-Жеребенком, в западной части амбара.
Мистер Коддрингтон и доктор Брок шагнули в центр круга. Доктор поднял руку, и все замолчали. Он кивнул своему коллеге, приглашая его начать речь.
— Советники и товарищи по Обществу, — с гордостью начал мистер Коддрингтон, — я только что узнал, что автомобиль, принадлежащий бывшему члену Общества Кассандре Лэнг, сейчас на пути в Гескомб. — По рядам пробежал взволнованный гул. — Похоже, что нас ждет столкновение. Если они едут сюда, то и Каллерво не заставит себя долго ждать. Сейчас мы должны решить, что мы можем сделать, чтобы остановить оборотня и спасти несчастную мисс Лайонхарт, если только это теперь возможно, — добавил он, елейно улыбнувшись советникам.
И тут у входа раздался голос, нарушивший тишину, воцарившуюся после краткой речи мистера Коддрингтона.
— Это ведь вы, верно? Вы забрали ее?
Все взоры обратились на говорившую. На пороге стояла Годива Лайонхарт.
14. Оборотень
— Что это значит? Кто это? — Разгневанный мистер Коддрингтон повернулся к доктору Броку.
— Это двоюродная бабушка Конни, — пояснил доктор Брок и поспешил к ней. — Годива, какого черта ты тут делаешь?
— Она не имеет права тут быть! — завопил побелевший мистер Коддрингтон. — Ей нельзя это видеть!
Его протесты проигнорировали. Гард, горный гном, подошел и вытянул руку.
— Посредник древесных духов, добро пожаловать.
— Я не посредник ду… — Годива поперхнулась, вспомнив, что сама заявляла о том, что не может увидеть таких существ, как Гард. — Что вы сделали с Конни? Где вы ее прячете?
Доктор Брок обнял ее за плечи. Кол ожидал, что она оттолкнет его, но вместо этого она как-то обмякла под его рукой. Волнения этой недели доконали ее.
— Посмотри вокруг, Ива. У нас ее нет.
Годива подняла глаза.
— Ты не можешь больше притворяться, что не видишь нас. Ты слишком долго пряталась от самой себя, — сказал Гард.
Это разозлило Годиву. Она снова выпрямилась и стряхнула руку доктора Брока.
— Я не желаю иметь ничего общего с… со всем этим. — Она повернулась, чтобы уйти.
— Но тебе придется, — сказал доктор Брок, сделав глубокий вдох. — Конни — Универсал, Ива. Разве ты не помнишь, что это значит? Как Реджи Коуни…
— Я не хочу это слышать, не хочу больше слышать!
— Но тебе придется. Ты бежишь, потому что боишься, а не потому, что это неправда. Та девушка, которую я когда-то знал, никогда не сбежала бы — она взглянула бы в лицо своим страхам.
— Это потому, что та девушка, которую ты знал, видела, как это чудовище убило всех ее друзей. Разве ты забыл, Фрэнсис? Джордж, Рамон, маленький Майкл, Фридрих — все они погибли.
— Тогда почему ты здесь?
— Я должна помочь Конни — спасти ее от вас. — Глаза Годивы загорелись прежним огнем. — Я слышала, как деревья в Мэллинском лесу шептали ее имя, когда я проходила мимо. Я знала, что вы держите ее здесь. Она в опасности. Я сама привела бы сюда полицию, если бы не…
— Если бы ты не хотела сдержать свое обещание Обществу не предавать мифический мир, — сказал Гард.
— Именно так, — сердито подтвердила она.
— Что же сказали деревья? — спросил Орленок — американский индеец, посредник Громовой птицы, тихо подойдя к Годиве с другой стороны.
— Они сказали, что она приближается. Что надвигается буря.
— Мэллинский лес — вот куда они ее везут, — объявил Орленок собравшимся.
— О чем вы говорите? Кто везет ее туда?
— Ива, Конни была захвачена Каллерво, — тихо сказал доктор Брок. — Думаю, ты слишком хорошо знаешь, что это значит для нее.
— Нет, это невозможно! — она затрясла головой, не веря своим ушам.
— Есть кое-что, чего ты можешь не знать: она, как Универсал, может использовать свою силу, чтобы причинять огромные разрушения. Речь идет уже не о тебе и не о твоих чувствах к Обществу. Дело касается выживания человечества.
Годива раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но потом неожиданно вышла из амбара. Кол видел, как она села снаружи на охапку сена, обхватив руками голову.
— Почему он везет ее туда? — спросила Кинга Потовска, посредник Морджика. Сильная женщина с волосами цвета стали, закрученными в узел на затылке, она вышла на середину амбара, возвращая собравшихся к теме, которая требовала неотложного обсуждения.
— Дорога, — проворчал Морджик.
— Правильно, — сказал Гард, топая обратно в круг от дверей. — Я чувствую, как стонет земля под колесами техники, завтра они начнут вырывать деревья из почвы, а этого произойти не должно.
— Каллерво, должно быть, планирует атаковать при первых лучах солнца, чтобы помешать выкорчевать лес, — добавила Кайра Окона, посредник Ветра-Жеребенка. Ее темная кожа заблестела, когда она выступила в полосу света и набросила на плечи оранжевое с черным хлопковое пончо.
Доктор Брок почесал нахмуренный лоб и бросил обеспокоенный взгляд во двор.
— Может быть, — наконец произнес он. — Может, и так. Мы знаем, что горгона — одна из его главных последователей и это ее лес намерены уничтожить строители дороги. Поэтому Каллерво решил начать именно отсюда.
— Итак, означает ли это, что универсальный посредник сдалась? — спросила Кинга, внимательно глядя на доктора Брока. — Ты говорил, она продержится долго.
— Знаю, знаю, — печально сказал он. — Я на это надеялся — я думал, что так и будет, — но кто из нас может быть хоть в чем-то уверен, когда мы имеем дело с мощью Каллерво? Мы знаем слишком мало об узах, которые связывают Универсала и оборотня, чтобы об этом заявлять.
Возмущенный тем, что Кинга, кажется, упрекает Конни в слабости, заговорил Кол:
— В его силах заставить вас выполнять его волю — я это хорошо знаю: он применил это ко мне. — Он взглянул Кинге в глаза.
— Прости, Кол, если я рассердила тебя, — мягко сказала она, успокаивающе кладя ладонь на его руку. — Не пойми меня неправильно. Я знаю, что Конни по доброй воле никогда не причинит никому вреда.
Тут заговорил мистер Коддрингтон, который все это время стоял в центре круга, раздраженный тем, что минуту его славы испортило появление Годивы:
— Разумеется, все мы должны понимать, что времени у нас очень мало. Мы знаем, что посредник горгоны, а вероятно, и Универсал тоже направляются сюда. Мы допускаем, что универсальный посредник сейчас во власти Каллерво. И должны приготовиться к битве. — Он замолчал, ожидая, что скажет Совет.
Советники смотрели друг на друга, ведя безмолвный спор; каждый из них кивнул, когда они пришли к молчаливому согласию.
— Боюсь, что мы обязаны сделать такое допущение, — устало сказала Кинга, — как бы больно нам это ни было.
— Я всегда предупреждал Общество, что Универсалы представляют для нас огромную — недопустимую опасность. Они даже хуже, чем отступники. — Мистер Коддрингтон бросил презрительный взгляд на женщину, сидевшую, съежившись, во дворе. — Но это теперь не важно: мы должны принять меры. Мы должны оказаться в лесу раньше, чем туда прибудет оборотень со своей армией.
— Будет нелегко скрыться от человеческих глаз, — сказал Орленок. — Люди, приехавшие на фестиваль, дорожные строители, местные жители — мужчины и женщины, даже всадники, участвующие в карнавале, — все они будут завтра утром толпами стекаться в лес.
— Да, — сказал доктор Брок, — я не удивлюсь, если Каллерво именно поэтому и выбрал для нападения завтрашний день. Несомненно, он хочет истребить первым ударом как можно больше людей. Победа в этом лесу могла бы привлечь на его сторону множество новых союзников.
— Но мы не знаем точно его намерений, — возразила Кинга. — Мы веками хранили тайну существования мифических существ, и мы не можем так опрометчиво пожертвовать ею. Это придется сделать только в одном случае: если у нас не будет другого выбора. Думаю, что нам следует выстроить наши основные войска на торфяниках, недалеко от леса, но подальше от людей. Мы пустим их в ход в качестве последнего средства и только тогда, когда будем знать наверняка, что Каллерво там.
— Твой план хорош, — проворчал Гард.
Кол слушал этот разговор, ожидая, что кто-нибудь выскажет те же подозрения, что терзали его самого, но они, казалось, пришли к решению начать действия, не усомнившись в той информации, которую обсуждали. Это казалось неправильным. Собрание уже подошло к завершению, и командиры приготовились приказать своим отрядам занять позиции. Он должен был высказаться, пока еще не слишком поздно.
— Можно мне кое-что сказать? — громко сказал Кол, дергая Кингу за рукав, чтобы привлечь ее внимание.
— Тишина! — обратилась она к тем, кто уже поднялся, чтобы уйти. — Посредник пегасов хочет высказаться. Что, Кол? — более мягко спросила она.
— Просто дело в том… — Кол запнулся, чувствуя, что внимание всех присутствующих приковано к нему. — Дело в том, что мы собираемся действовать именно так, как мог бы ожидать от нас Каллерво. Он уже говорил мне, что каким-то образом подкидывает Обществу информацию — по кусочкам. Должно быть, он знает, что мы пошлем в лес войска. Не кажется ли вам, что мы только льем воду на его мельницу?
— А что еще ты предлагаешь делать? — спросил доктор Брок. — По крайней мере, если мы будем действовать быстро, мы, может быть, сумеем спасти Конни и остановить его — этот шанс мы не имеем права упустить.
— Знаю, но… — Кол не мог придумать, в чем состоит это «но», помимо того, что инстинктивно чувствовал, что здесь может таиться ловушка. Каллерво — умелый охотник: он хорошо знает, как загнать свою жертву.
— Мы подумаем над тем, что ты сказал, Кол, — ласково сказала Кинга, но в голосе ее ясно чувствовался отказ. — Однако раз уж мы благоразумны в этом отношении, то должны действовать так, как нам кажется наиболее безопасным для людей, которые соберутся завтра. На позиции, друзья! Фрэнсис, — добавила она более тихим голосом, — если ты не против, то, может быть, пообщаешься с Годивой Лайонхарт ради нас?
— Разумеется, — сказал доктор Брок и первым вышел во двор. Кол видел, как он повел Годиву к дому — подальше от толпы существ, вышедших вслед за ним.
Все, кроме Кола и Жаворонка, в спешке покинули амбар. Жаворонок успокаивающе ткнул своего посредника носом.
— Что-то тут нечисто, — решительно сказал Кол в пустоту, — что-то не так!
Кассандра припарковала фургон на придорожной стоянке в десяти милях от Чартмута. Она забралась внутрь и потрясла Конни за плечо.
— Пора просыпаться, Универсал, — мягко сказала она. — Тебе нужно приготовиться.
Конни просыпалась с трудом; она еле разомкнула тяжелые веки и увидела, что на нее в упор смотрит пара ясных голубых глаз.
— Я сниму с тебя веревки, если обещаешь не пытаться выбраться из фургона.
Конни кивнула. Обе они знали, что она не смогла бы уйти далеко, но Каллерво строго-настрого приказал, чтобы ей не позволяли даже одной ногой коснуться земли.
Кассандра помогла Конни слезть с полки, а затем стала умывать и одевать ее, как ребенка.
— Знаешь, я делала так, когда Колин был маленьким, — задумчиво сказала она, расчесывая Конни волосы, и замерла с щеткой в руке.
— Кол, — прошептала Конни, уклоняясь от легкого прикосновения Кассандры.
— Тогда его звали Колин, — отрезала Кассандра и резко дернула щеткой по ее волосам, так что у Конни на глазах выступили слезы. — Мне надо бы ненавидеть тебя за то, что ты сделала. Это из-за тебя он выступил против меня. — Щетка со стуком упала на пол, и Кассандра нагнулась, чтобы ее поднять. — Он бы примкнул к нам, если бы у него было достаточно времени оценить то, что может предложить ему Каллерво, — времени завершить свое обучение.
— Вы ошибаетесь, — сказала Конни. — Каллерво просто использовал вас обоих. Кола просто испепелил бы контакт с ним, вы бы потеряли своего сына.
— Ха! Да откуда тебе знать?
— Я знаю.
Кассандра нахмурилась и отвернулась. Потом она положила на стол перед Конни сандвич в полиэтиленовой упаковке, картофельные чипсы и лимонад в жестяной банке.
— Ешь, — сказала она. — Когда закончишь, я помогу тебе надеть летную куртку.
Конни медленно пережевывала каждый кусок, пытаясь набраться сил для того, чтобы выдержать следующее испытание. Шквал голосов, ломившихся в ее сознание, наконец стих; она начала понемногу восстанавливать силы — в достаточной мере, чтобы начать задавать себе вопросы: где она и что произойдет дальше?
— Мы что, полетим? — спросила она.
Кассандра, казалось, не ожидала снова услышать голос Конни. Девочка едва ли сказала пару слов за все эти дни, и это сильно облегчало Кассандре ее задачу тюремщицы: она могла думать о ней только как об Универсале, а не как о ребенке — ровеснице Кола.
— Ты полетишь, — сказала Кассандра, избегая ее взгляда. — Ты готова?
Конни по опыту знала, что рано или поздно она будет вынуждена сделать то, чего от нее требовали. Она встала и позволила Кассандре застегнуть на себе куртку. Затем посредник горгоны набросила веревки на запястья Конни и связала ей руки впереди.
— На самом деле тебе следует радоваться, что он выбрал именно тебя, — вкрадчиво сказала Кассандра, все еще держа Конни за руки; Конни ощущала ее дыхание на своих волосах.
— С какой это стати? Я ненавижу его.
— Нет, не ненавидишь: ты любишь его. Он — вторая половина твоей сущности, и ты это знаешь.
Конни ничего не ответила, но не могла не признать, что Кассандра правильно подобрала слова. Она позволила Кассандре подвести себя к двери. Посредник горгоны открыла ее, впустив поток холодного ночного воздуха.
— Подожди! — предостерегла она, еще крепче ухватив Конни, когда та уже собиралась сделать шаг вниз.
Из темноты выступил темно-синий, как полночное небо, пегас. Он остановился рядом с открытым фургоном.
— Садись верхом, — сказал Каллерво.
Конни попыталась взобраться на спину зверя, но ей мешала слабость и связанные руки. Она соскользнула обратно, падая между пегасом и дверью так, что ее нога коснулась бы земли, если бы Кассандра грубо не рванула ее за пояс вверх.
— Помоги ей! — приказал Каллерво, разозленный тем, что едва не случилась осечка. Кассандра не слишком учтиво подтолкнула Конни вверх, к нему на спину, проследив, чтобы на этот раз Конни твердо сидела на ней, и вернулась обратно в фургон.
— Держись за меня коленями, Универсал, а руками — за мою гриву: мы немножко прокатимся.
Воспользовавшись тем, что на дороге никого не было, Каллерво перешел в галоп на проезжей части и вскоре взмыл в воздух, круто набирая высоту. Конни со страхом смотрела вниз, на мерцающие огни, и думала, что случится, если она попросту сползет со спины пегаса. Будет ли такая смерть лучше, чем то, что он уготовил ей?
— Ты этого не сделаешь, — тихо засмеялся Каллерво. Теперь у него был свободный доступ к сознанию Конни, и он мог слышать все ее мысли. — Ты слишком любишь жизнь.
Конни знала, что он прав. Она крепче сжала его бока коленями, мускулы у нее уже ныли от напряжения.
— Ты устала, посредник, — сказал Каллерво с какой-то нежностью в голосе, когда они проносились сквозь сырое облако. С тех пор как она попала к нему в плен, он стал заботиться о ней, как о своей собственности, добытой с большим трудом. Конни чувствовала, как он втайне торжествует и алчно за ней наблюдает.
— Я не твой посредник.
— Но ведь это так. У тебя нет выбора. Мы созданы друг для друга: наше сотрудничество так же неизбежно, как привязанность моря к луне, за которой оно следует приливами и отливами. Я твоя луна, Конни. Ты смотришь на меня как на темное и омерзительное существо, ты не понимаешь истинных возможностей нашей связи. Что ж, мой универсальный посредник, взгляни, чем мы с тобой можем стать, если будем вместе!
Конни пронзительно вскрикнула: посреди полета Каллерво начал менять обличье. Зверь, на котором она сидела верхом, таял, как облако, развеянное ветром, и она стремительно летела к земле.
Каллерво бесформенной массой закружился вокруг нее, замедляя ее падение. Она дрыгала ногами, пытаясь плыть в этой субстанции, как в воде, но в один момент он снова обрел форму — и Конни подхватил клюв грифона, чей львиный хвост бил по воздуху за оконечностями крыльев; грифон все так же летел на юг, к морю. Ее тошнило от страха, и она беспомощно болталась, слишком потрясенная, чтобы ощущать что-то кроме ужаса. Каллерво засмеялся:
— Ты так и не почувствовала вкус к этой игре? Но не страшись, я не дам тебе упасть. Воспользуйся моими преображениями! Присоединяйся к танцу ветра!
Его форма снова изменилась, и Конни опять упала в иссиня-черную мглу, сливающуюся с ночным небом. Она зажмурилась, отчаянно пытаясь спастись от этого кошмара. Но она не падала камнем на землю: ее кружило, как прутик, попавший в водоворот. Осознав, что ей больше нечего бояться падения на землю, она стала плыть свободнее, позволяя Каллерво поддерживать себя, кружить и поворачивать в воздухе, но тут его сущность перелилась в новую форму — дракона с длинным гибким хвостом. Он живо подхватил ее когтями, а потом снова подбросил в небо, превращаясь в феникса с развевающимися черными перьями. Падая в мягкую черноту, Конни ощутила возбуждение, которое пронизало все ее существо, вливаясь в ее вены, оживляя ее измученную душу. Каллерво наслаждался своей властью над формой, жаждал прочувствовать всю жизнь — самую ее суть — каждого из существ, в которых он превращался, радовался тому, что раскрывает тайны творения, научившись принимать его формы.
— Так почему же ты не любишь нас? — спросила Конни, которую смутил этот взгляд в глубь его натуры. Она и не думала, что он находит удовольствие в чем-то кроме разрушения.
Радость от игры лопнула, как мыльный пузырь, а феникс быстро вернулся в форму пегаса, снова сосредоточившись на своем деле.
— Человечество — это ошибка, — коротко ответил Каллерво.
Приближаясь к лесу, пегас начал кругами заходить на посадку. Конни всмотрелась в темноту поверх его шеи и увидела внизу огни Гескомба.
— Что мы здесь делаем? — спросила она, не надеясь на ответ, но, к ее удивлению, он с готовностью откликнулся:
— Завтра люди начнут уничтожать лес, но мы их остановим.
— Как? — спросила она, боясь того, что может сейчас услышать.
— У тебя нет другого выбора, посредник. Ты можешь помочь мне, став проводником моей силы, чтобы подобные работы прекратилась навсегда. Я подумал, что могу преобразиться в горгону и мы превратим бетоноукладчиков в камень — самый подходящий для них конец, ты не находишь? — Он громко и радостно засмеялся. — Нет? Ты не станешь? Сомневаюсь. Теперь я знаю тебя, Универсал: ты не будешь помогать мне по доброй воле, пока все остальные возможности не будут потеряны. Я должен заставить тебя увидеть, что этот момент настал. Если ты не решишься помочь мне сегодня, — продолжал он, — тогда ты должна принять второй вариант развития событий. Открытое сражение между мифическими существами на глазах у всего мира — вот чего я хочу. Общество пойдет на все, чтобы спасти тебя: не только из страха за твою жизнь, но и чтобы не дать тебе стать такой, как они боятся. Ты станешь прекрасной приманкой, чтобы выманить их из укрытия.
— Но зачем тебе это? — открыла рот от удивления Конни, начиная понимать его идею.
— Это уничтожит Общество. Они вынуждены будут убивать других мифических существ, чтобы защитить тебя и этих дорожных строителей. Подумай о том, что это будет значить! Общество будет разоблачено как людская мистификация, каковой оно и является: оно готово убивать нас, чтобы защитить тех, кто вырубает деревья. Стада мифических существ оставят его. Они примкнут ко мне, и тогда я стану достаточно сильным, чтобы уничтожить вас, людей. После этого битва произойдет уже между нами и человечеством: у нас гораздо больше шансов на победу в открытом бою, чем в этой игре в прятки, в которую мы играли столетиями благодаря Обществу. И когда эти две армии выстроятся друг против друга, я знаю, тогда ты примкнешь к нам, потому что ты любишь мифический мир слишком сильно, чтобы позволить своим друзьям-людям уничтожить его. Тогда ты по доброй воле станешь проводником моей силы и покончишь со всем этим навсегда.
— Ты ошибаешься, — резко сказала Конни.
— Нет, посредник, я прав: я знаю тебя лучше, чем ты сама. — Пегас начал крутой спуск. Верхушки деревьев теперь были всего в нескольких метрах от них. — Приготовься!
Он дал ей всего лишь миг на то, чтобы опомниться, и принял вид орла; Конни все еще цеплялась за его шею, когда грива превратилась в перья под онемевшими пальцами ее связанных рук. Орел покружил и приземлился на вершину высокого дуба.
— Добро пожаловать к дубу Мерлина, — заклекотал он.
15. Михайлов день
Когда на горизонте сквозь низкое облако, скрывающее солнце, забрезжил серый рассвет, Кол и Жаворонок приземлились на торфяных болотах — в том месте, где собрались военные силы Общества. Ноги пегаса тонули в клубах тумана. Им было окутано все вокруг, чтобы скрыть выстроившиеся ряды мифических существ от взгляда человека. Кол смог разглядеть только случайные вспышки пламени, вырывавшиеся у драконов, да тени, двигавшиеся туда-сюда во мраке по твердой почве.
— Нас видно сверху? — спросил доктор Брок, выходя к ним из тумана.
— Нет, — ответил Кол, соскакивая с Жаворонка.
— Хорошо, значит, Коддрингтонов великан поработал на славу. Немного тумана — но не слишком густого — как раз то, о чем мы просили. Кстати, Кол, почему ты здесь? — Доктор Брок обеспокоенно взглянул на Кола. Среди прочих опасений его заботило то, что Кол еще не оправился от своей встречи с Каллерво. — Ты ведь знаешь, что не можешь сражаться? Кол кивнул.
— Я и не хочу сражаться, — тихо сказал он.
— Что ж, тогда тебе лучше отправиться домой. Кол сделал глубокий вдох:
— Я думаю, что это западня. Я в этом убежден. Каллерво пытается заманить вас туда, используя Конни вместо приманки. Именно так он и действует. Он охотник. Он использовал меня как приманку, чтобы поймать ее. Я уверен, что сейчас он пытается повторить этот трюк.
Доктор Брок тщательно взвесил свой ответ, не желая, чтобы Колу показалось, что он его прогоняет.
— Но на этот раз есть одно существенное отличие. Ты не представлял для него ценности, кроме как в качестве приманки, но Конни — другое дело. Он получил, что хотел: он получил Конни. Ему не нужно и дальше расставлять ловушки: все, что он теперь должен делать, это обрабатывать ее, пока она не покорится ему.
— Но ведь мы оба знаем, что этого не будет! — Кол сжал кулаки, разозленный тем, что все так быстро усомнились в его подруге.
— Мы не можем знать этого наверняка, — сказал доктор Брок. — Ты сам говорил, что в его власти заставить человека выполнять его волю.
— Я знаю это, но я верю в нее. Я хочу сказать, что в нее я верю. Думаю, что она не позволит ему подчинить себя, как он сумел это сделать со мной. На меня напали из засады; она же будет сражаться за каждый дюйм своего пути. Она не сдастся — не сейчас.
— Что ты хочешь сказать, Кол? — Какая-то часть этой непоколебимой уверенности в Конни передалась и доктору Броку. Глядя на мальчика, он устыдился того, что сам начал ставить под сомнения свои собственные суждения о Конни под влиянием неуверенности советников.
— Я хочу сказать, что если она не сдалась — а она этого не сделала, — то Каллерво не сможет сегодня пустить в ход свою силу. Он здесь с другой целью: он здесь, чтобы сделать это противостояние открытым — заставить нас вступить с ним в бой. — Кол махнул рукой в сторону существ, ряды которых угадывались в спасительном тумане.
— Пойдем-ка со мной, — сказал доктор Брок, хлопнув Кола по спине и подталкивая его в гущу тумана. — У меня жуткое предчувствие, что ты можешь оказаться прав.
Советники, собравшись вокруг засохшего куста боярышника, покрытого росой, слушали Кола, Жаворонка, доктора Брока и Арго. Отсутствовал только Фредерик Коуни, посредник Гарда: он был слишком стар и слаб, чтобы принимать активное участие в собраниях Общества. Кайра поежилась и прижалась теснее к Ветру-Жеребенку.
— Итак, Кол, ты говоришь, что мы идем в западню. Но что мне хотелось бы знать, так это какой у нас есть выбор? Другого пути нет: мы должны применить военную силу, которой располагаем, чтобы предотвратить еще более серьезные последствия.
Кол тоже об этом думал: он целую ночь провел в размышлениях.
— До этого может дойти, — сказал он, твердо глядя в темные глаза Кайры, — но я думаю, мы должны, по крайней мере, для начала попробовать что-то другое.
— Что? — проворчал Гард, в нетерпении колотя своим молотом по земле.
— Что-то неожиданное. Думаю, нам следует попытаться спасти Конни так, чтобы Каллерво даже не понял, что происходит. Если он держит ее в лесу, тогда нам нужно тоже отправиться туда, найти ее и выкрасть.
— Да, только вот как? — спросила Кинга, прислонясь к теплому плечу Морджика и зевая от усталости. Никто из всадников драконов не сомкнул глаз все эти дни, такими напряженными были поиски Конни. — Как ты проскользнешь мимо его шпионов?
— Я кое-что придумал. Все, кто мне нужен, это Жаворонок, Арганда и Годива Лайонхарт, если она согласится помочь.
— Арганда? Зачем тебе золотой дракон? — резко спросила Кинга, чью усталость как рукой сняло, когда она бросилась на защиту одной из своих собственных подопечных.
— Конни — ее посредник, поэтому Арганда сможет почуять ее; она маленькая — сможет пролезть туда, куда не сможем мы с Жаворонком. И кроме того, она сама хочет пойти.
Маленькая золотая мордочка высунулась из-за хвоста Арго, застенчиво разглядывая всю компанию.
— Не знаю насчет Годивы, — нахмурясь, сказал доктор Брок. — Она не захотела сказать, что думает обо всем этом, когда я оставил ее у Мастерсонов. Ты уверен, что она тебе нужна?
— Ну, было бы полезно, разыскивая Конни в Мэллинском лесу, иметь при себе посредника древесных духов. Я бы мог обойтись и без нее, но…
— Посмотрим, удастся ли мне ее уговорить. Если она согласится, для нее это будет важный шаг.
Все, что было нужно теперь, это получить «добро» у советников. Кол видел, как они с сомнением переглянулись. Только Орленка и Громовую птицу, казалось, убедили его слова: они сдержанно кивнули Друг Другу.
— Послушайте, вы только дайте мне время до полудня — если Каллерво сам не начнет боевые действия до этого времени, делать будет нечего, посылайте войска.
Этим утром в голосе Кола появился какой-то новый тон, который невольно вызывал уважение слушавших его взрослых. Повисло молчание, и в этот момент тишины неуловимо, как меняет свое направление ветер, чаша весов склонилась на его сторону.
— Мы разрешаем тебе попытаться, — серьезно сказала Кинга.
— Не спешите! — Мак Клэмворси шагнул внутрь их кольца. Услышав о том, что его сын в лагере, и подозревая, что тот собирается совершить что-нибудь необдуманное, чтобы спасти подругу, Мак прислушивался ко всему, что происходило, стоя по другую сторону куста боярышника. — Я не позволю своему сыну в одиночку лезть на рожон!
— Ну, тогда тебе просто придется отправиться со мной, папа! — усмехнулся Кол.
Завтрак Аннины прервал стук в заднюю дверь. Дверь отправилась открывать ее мать — на крыльце стояли Кол и Мак. Мак сконфуженно заглядывал внутрь, держась на расстоянии, а вот Кола, казалось, ничуть не смущало то, что они заявились в столь ранний час без предупреждения.
— Ты уже лучше себя чувствуешь, Кол? — поинтересовалась миссис Нуруддин, отступая назад, чтобы впустить их в дом. — Я очень на это надеюсь. Аннина так беспокоилась за тебя, а теперь беспокоиться приходится уже за Конни.
— Со мной все в порядке, спасибо, — сказал Кол. — Аннина, привет!
— Привет, Кол, — ответила она, откладывая кусок тоста и удивленно глядя на него. — Что случилось? Это ведь не связано с Конни?
— К сожалению, нет. Просто папа и я — мы передумали, по крайней мере, я. Мы хотим участвовать в карнавале сегодня утром, если только еще не слишком поздно.
— Правда? — воскликнул Мак. Для него это оказалось новостью.
Аннина обрадовалась:
— Это было бы здорово! У меня как раз есть для тебя костюм, Кол. Но насчет твоего отца я не уверена. — Она с сомнением глядела на широкоплечего мужчину, возвышавшегося над Колом.
— Что ж, в таком случае я мог бы просто понаблюдать… — начал Мак.
— Нет, не мог бы, — яростно зашипел Кол. — Если ты хочешь присутствовать, ты должен прийти в костюме.
Аннина в недоумении смотрела, как они переговариваются вполголоса. Наконец Мак кивнул и снова повернулся к ней:
— Хорошо, милая, что ты мне выдашь — то я и надену.
Аннину покоробило это «милая», но она виду не подала.
— В таком случае вам придется обойтись единственным мужским костюмом, который у меня остался. Хотя и он может быть вам маловат.
— Веди ж меня, прекрасная девица, — с шутливым поклоном продекламировал Мак, но Кол был целиком поглощен своими мыслями и даже не стал брюзжать на такое поведение отца.
Через десять минут Кол, гремя на ходу, снова появился в кухне — он был одет в сияющие легкие детские доспехи. Они состояли из звенящей кольчуги, которая доходила ему до колен, блестящей кирасы и шлема, увенчанного алым пером. Аннина вынесла из садового сарая и вручила ему ножны и маленький щит, украшенный золотым львом.
— Смотрится здорово, Кол, — сказала она, — как раз твой размер. Но вот как быть с лошадью? Кажется, на Мэгзе будет твой приятель Рэт? Он выступит в роли пажа — я так думала, по крайней мере.
— Коня я раздобуду: нельзя же в таких доспехах ехать верхом на пони. У тебя есть что-нибудь, что можно использовать как попону? На картинах, которые я видел, средневековые боевые кони всегда облачены в цвета своих рыцарей.
Аннине было приятно, что Кол проникается духом карнавала.
— Да, ты прав. У некоторых других всадников такие попоны тоже есть. Думаю, у нас осталась кое-какая материя, если только ты согласишься взять то, что есть. Хочешь, я надену ее на твоего коня?
— Нет, — быстро сказал Кол. — В этом нет необходимости.
Повисла неловкая пауза.
— Я рада, что ты передумал, — помолчав, сказала Аннина, — но без Конни это будет совсем не то.
— Да, ты права. Но, может быть, сегодня она найдется. У меня предчувствие, что она ни за что не захочет пропустить карнавал. — Он закашлялся. — Интересно, что это папа так долго копается? Не может, наверное, влезть в свои доспехи?
— Не может быть, — с улыбкой сказала Аннина. — Я не давала ему доспехов.
— Папа, поторопись! — позвал Кол.
Было слышно, как где-то наверху открылась дверь и по ступенькам зашаркали мягкие туфли. Первое, что бросилось в глаза Колу, это желтый конец шутовского колпака, потом — два красных, и тут он услышал тихий звон бубенцов. Когда Мак повернул в прихожую, Кол понял, что его отец выглядит одновременно взбешенным и сконфуженным. На нем был красно-желтый костюм средневекового придворного шута.
— В этом прилюдно я не появлюсь, — сердито сказал Мак, прошлепав на кухню.
— Извините, — сказала Аннина, не в силах удержаться от смешка, — но это все, что у меня осталось.
— Нет времени спорить, папа, — сказал Кол. — Если ты все еще хочешь пойти со мной, придется это сделать. Никто и не заметит — ведь ты будешь участником карнавала.
— Ой, да неужели? — Мак был настроен скептически.
— А коня вы уже у кого-то взяли, мистер Клэмворси? — любезно сказала Аннина, чтобы сменить тему разговора.
— Да, позаимствовал старую клячу у мистера Мастерсона. Это тоже было единственное, что у него осталось, — мрачно ответил Мак. — Прекрасная парочка из нас получится.
— Пойдем, пап, нам пора за лошадьми. — Кол подобрал меч и щит. — Встретимся на берегу, Аннина.
— Мы собираемся в девять тридцать, — крикнула она вслед ему. — У тебя есть час.
Шут на мотоцикле, с рыцарем на заднем сиденье, несшийся через Гескомб по направлению к ферме, являл собой потрясающее зрелище для тех, кто ехал этим утром на работу. Некоторые автомобили нахально гудели, но большинство водителей просто смотрели открыв рты, думая, не тронулся ли Мак Клэмворси умом окончательно.
— Это просто унизительно, — такими были первые слова Мака, когда он слез с мотоцикла у конюшен. — Я никогда не смогу загладить впечатление от этого.
— Вообще-то речь не о тебе, — безжалостно сказал Кол, расправляя тюк ткани, выданный ему Анниной, — речь идет о спасении Конни.
Кол набросил алый покров на холку пегаса и отступил назад, чтобы посмотреть на результат. Крыльев Жаворонка не было видно, но по бокам лошади торчали два странных бугра, которые не могла скрыть даже попона.
— А как ты собираешься поступить с седлом? — спросил Мак.
Кол никогда не пользовался седлом, когда ездил на пегасе.
— Обойдусь без него, разумеется, — ответил Кол. — Думаю, если кто-нибудь спросит, я всегда смогу отговориться тем, что тут, под попоной, седельные вьюки. — Мак посмотрел на него с сомнением, а Жаворонок сердито заржал.
— Что такого в моих крыльях? — раздраженно спросил он, тыча Кола носом.
— Абсолютно ничего; просто не предполагается, что они вообще должны у тебя быть. Помни: тебе придется вести себя так, будто ты самый обычный конь.
Мак догадался, о чем говорят друг с другом пегас и его посредник.
— Ты хочешь, чтобы он притворился обычным животным, да? Рискованно, весьма рискованно, — сказал он, присвистнув сквозь зубы. Но этим он только подстрекнул Жаворонка добровольно подчиниться и согласиться на унижение.
— Скажи своему отцу, что он понятия не имеет, на что я способен, — фыркнул он Колу в ответ.
Мак исчез в конюшне и снова появился уже верхом на бурой кобыленке заморенного вида. При виде жеребца она навострила уши и начала рыть землю копытами, кокетливо помахивая облезлым хвостом. Кол не смог сдержать улыбки, почувствовав смущение Жаворонка, однако сейчас у них просто не было времени на амурные дела, желанные или нет.
— Мы должны ехать, если хотим вовремя добраться до берега, — сказал Кол отцу, запрыгивая на спину пегаса. — Интересно, получилось ли что-нибудь у доктора Брока с этой старой грымзой.
— Эта старая грымза, — резко сказала Годива, появившаяся около конюшни как раз вовремя для того, чтобы услышать от Кола этот нелестный эпитет, — согласилась сделать все, что в ее силах. Эта старая грымза смирилась с тем, что окончательно выжила из ума — как и все вы, но сдается мне, что вам нужно мое особое сумасшествие, чтобы спасти мою внучатую племянницу.
Доктор Брок появился рядом с ней и протянул ей шлем.
— Как в старые времена, Ива? — сказал он с плутоватой усмешкой.
— Не совсем: тогда я была гораздо более гибкой. — Она с трудом забралась в коляску его мотоцикла.
— Как и мы все.
— Да. — Годива скрестила руки на груди и закрыла глаза, смирившись со своим положением. — Заводи эту твою адскую машину, и покончим с этим. Завтра, если я останусь в живых, ты сможешь считать меня безумной старухой, которая слышит, как разговаривают деревья.
Когда они уехали, золотая молния пересекла двор фермы и дважды описала круг над головой Кола, прежде чем приземлиться на гребень его шлема.
— Эй, Арганда, тебе придется спрятаться, — сказал Кол, приподняв краешек попоны, но она не обратила внимания на мальчика, который не был посредником драконов. Вместо этого она застыла неподвижно, как изваяние, обвившись хвостом вокруг красного пера.
Кол выругался, но он понимал, что бесполезно пытаться наладить общение с существом, с которым у него нет связи. Он мог только надеяться на то, что она будет вести себя хорошо.
Мак тоже так подумал.
— Придется довольствоваться этим, — сказал он. — Выглядит довольно убедительно. Никто не заподозрит в ней того, кем она является на самом деле, — если только она не начнет двигаться, или дышать огнем, или еще что-нибудь в этом роде.
Кол снял шлем, поместив его перед собой. В нем было неудобно: дополнительная ноша давила на брови. Он жалел теперь о том, что вообще попросил драконыша о помощи.
— Тогда поехали, — решительно сказал Кол, направляя своего скакуна вперед.
Чтобы продемонстрировать кобыле, на что способен истинный благородный скакун, Жаворонок резво порысил вперед, оставив ее плестись позади него в поднятой им пыли. Кол чувствовал, как его подмывало оторваться от земли, но потом он опомнился и вовремя подавил это желание.
Через пару миль таким бодрым аллюром они свернули с тихих деревенских улочек на более оживленную дорогу, ведущую в Гескомб. Люди со всей страны съезжались туда на фестиваль, багажники на крыше их автомобилей были набиты походным снаряжением, они направлялись к тому месту, где были установлены подмостки. Большинство водителей, проезжая мимо всадников, охотно уступали им дорогу и дружелюбно махали руками, приветствуя участников карнавала. Но один или двое пролетели мимо, даже не притормозив, чем заставили Жаворонка разразиться потоком гневных речей.
— С вас, людей, не помешало бы сбить спесь, — ворчал он на Кола. — Ведете себя так, будто вам тут все принадлежит!
— Ты ведь не подумываешь примкнуть к Каллерво, а, напарник? — с кислой миной поинтересовался Кол. — Он тоже так считает.
— Разумеется, нет. Я совсем не это имел в виду, и ты же знаешь.
— Тогда извини. Я просто…
— Ты просто встревожен, устал и чувствуешь себя несчастным — я знаю, посредник. Но мы обязательно спасем Конни, если только это будет в наших силах, я тебе это обещаю.
К тому времени, как они доехали до берега моря, как раз к девяти тридцати, там уже было полно людей и лошадей. По прибрежной полосе, у самого края серо-стального моря, бродили толпы зрителей, участников карнавала и репортеров. Над головой кружили чайки в надежде поживиться обильными объедками после такой необычной толпы. Аннина вместе с матерью отмечала в списке вновь прибывших, а Джейн и мистер Нуруддин бродили между облаченных в костюмы участников, проверяя, у всех ли есть снаряжение.
— Эй, Кол! — воскликнула Джейн, увидев, как он с шумом спускается по склону на твердый песок. — Ты потрясающе выглядишь! Какой интересный шлем! Дракон просто классный! Где ты его раздобыл?
— А, это семейная реликвия, — соврал он, прикрываясь щитом, чтобы спрятать Арганду от ее восхищенного взгляда.
Появление Кола в компании несчастного шуга привлекло внимание репортеров, высматривавших необычные костюмы, и он оказался в окружении людей, с которыми меньше всего хотел бы встречаться: стаи фотографов. Он попытался продолжить движение, чтобы странные очертания Жаворонка и лежащий на шлеме дракон не так бросались в глаза, но это становилось все труднее, потому что фотографы напирали все сильнее. Пегас начал нервничать, впервые оказавшись среди людей, не принадлежавших к Обществу.
— Как вас зовут, юноша? — спросил один из репортеров, и вокруг них засверкали вспышки фотокамер.
— Кол Клэмворси, — ответил Кол, пытаясь успокоить Жаворонка ободряющим похлопыванием по шее.
— Нет-нет, я имею в виду ваше карнавальное имя.
— Это сэр Галахад, — подала идею Джейн.
— Наденьте ваш шлем, сэр Галахад. Позвольте нам сфотографировать вас в полном вооружении. Расскажите, почему вы примкнули к акции протеста.
— Э… — начал Кол, из головы которого мгновенно испарились все варианты ответа и остались только мысли о Конни и Каллерво.
— Отойдите от лошадей, слышите! — крикнул мистер Нуруддин, заметив затруднительное положение, в которое попали Кол и Жаворонок. Отец Аннины шагнул вперед и жестом велел людям отступить и пропустить Кола, чтобы он мог присоединиться к шествию, которое выстраивалось чуть дальше на берегу. Вырвавшись из толпы, Кол заметил Рэта и направил Жаворонка к нему.
— Это друг, — сказал он Жаворонку.
— Знаю, — ответил Жаворонок. — Я это чувствую.
Кол подивился, что бы это значило, но времени спрашивать не было, потому что они уже поравнялись с Рэтом. Тот был одет в зеленый камзол герольда и восседал верхом на Мэгзе.
— Эй, Кол, клевый костюм! — усмехнулся Рэт. Его взгляд упал на коня, который изрядно возвышался над Мэгзом. — А конь еще лучше. Где ты такого достал?
— Взял напрокат, — быстро ответил Кол. Он нагнулся и почесал Мэгза по голове, между ушами, чтобы дать ему понять, что он не забыл о нем. Пони зажмурился от удовольствия.
Мак легким галопом подскакал к ним сзади, его колпак был надвинут низко на брови, что придавало ему угрюмый вид.
— Привет, Мак, — первым поздоровался Рэт, совершенно не смущенный его необычным видом. — Вижу, Аннина наколола вас с костюмом и заставила надеть это старье. Мы все сказали ей, что лучше умереть, чем нацепить такое.
— Абсолютно с вами согласен, — проворчал Мак.
Впереди строя раздался свист, и шествие двинулось по берегу. Кол разглядел, что во главе его едет на коне мистер Мастерсон, чье тучное тело было облачено в поношенную королевскую мантию, а на голове красовалась позолоченная корона. Общество доверило ему эту миссию, чтобы он приглядывал за шествием и руководил отступлением в случае нападения Каллерво. Рядом с ним трусил лохматый ударник из группы «Krafted», Зед Бэйли, преследуемый стайкой фотографов.
Пока шествие спускалось с берега на Главную улицу, страх перед тем, что должно было произойти, обострил чувства Кола, заставляя его обращать внимание на каждую мелочь вокруг. Впереди виднелись лоскуты шифона, развевающиеся, как маленькие флаги, на высоких прическах дам, они сияли яркими цветами, как драгоценности, на фоне серого ненастного неба. Он разглядел Ширли, скакавшую рысью позади отца; ее светлые волосы трепал ветер. Над головами участников карнавала, как мачты, возвышались копья. Его собственные доспехи тускло сверкали, на их поверхности постоянно меняющимися узорами отражались крыши и деревья. Он не гордился тем, что носит этот наряд, но был рад ему как панцирю, за которым он мог спрятаться, уверенный, что никто не догадается, что чувства этого юного рыцаря далеки от мужества.
— Только дурак не чувствует страха, — заметил Жаворонок, следивший за внутренним спором, который вел сам с собой Кол. — У тебя есть какой-нибудь план, посредник?
— На самом деле нет, — признался Кол. — Так уж получилось. Я думал, что приведу нас сюда под прикрытием маскарада, а потом… потом что-нибудь придумаем на месте…
Должно быть, Мак думал о том же, потому что он пришпорил лошадь и, нагнав сына, поехал рядом, звеня бубенчиками при каждом шаге.
— Первое, что нам нужно сделать, — тихо заговорил он, — это выяснить, где он ее держит. У тебя есть какие-нибудь предположения?
Кол покачал головой:
— С этим, я надеюсь, нам поможет двоюродная бабушка Конни. И, как только мы узнаем, откуда начать поиски, мы выпустим Арганду. Она сможет почувствовать, где Конни, и привести нас к ней.
— Если, конечно, у нас будет такая возможность: посмотри на всех этих людей! Я и не думал, что их столько соберется, — сказал Мак, показывая на толпу зрителей, которая растянулась по дороге, ведущей вверх по холму. Зед останавливался, чтобы раздать автографы своим фанатам, собирая вокруг себя очарованных поклонников, словно Крысолов[22] — крыс с помощью флейты.
Шествие теперь приближалось к краю Мэллинского леса, где их дожидалась толпа еще больше. По левую руку место проведения фестиваля было усеяно флагами. На дальнем его конце была установлена большая сцена. Справа от дороги цепь людей в темно-синей форме перекрывала протестующим путь к дорожно-строительной технике. За ними Кол рассмотрел семь или даже больше ярко-желтых бульдозеров, ожидающих сигнала начать работу. Представитель городского совета расхаживал взад-вперед позади полицейских, безуспешно призывая толпу отодвинуться подальше. Его слова встречали свистом и язвительными шутками.
— Убийца деревьев! Оставь этот лес в покое! — кричала рыжеволосая женщина, грозя ему кулаком и пытаясь прорваться через полицейский заслон.
— Мамаша задаст ему перцу, вот увидишь! — гордо усмехнулся Рэт, наблюдая, как его мать пытаются оттащить двое дюжих полицейских и женщина-офицер.
— А где твой отец? — поинтересовался Кол, не зная, что задумали другие члены семьи Рэтклифф.
— Он приковал себя наручниками к одному из деревьев. Видишь его — вон там? И взял с собой Волка, рассчитывая, что никто не захочет к нему приближаться.
— Вот это правильно.
Рэт повернулся в седле и взглянул на Кола, как будто припомнив что-то.
— Единственный человек — не считая меня, конечно, — который поладил с Волком, это твоя подружка Конни. Мамка сказала, что пес вел себя с ней очень странно — прямо в добряка какого-то превратился. Она будет здесь, как ты думаешь? Я бы хотел с ней снова увидеться.
— Может быть, и будет. — Кол окинул взглядом толпу, чтобы посмотреть, нет ли там Конни или его матери, но никого из них не нашел. Интересно, где может быть Конни? Если Каллерво действительно хочет вынудить Общество к открытому противостоянию, где он ее прячет?
Шествие остановилось в десяти метрах от рядов машин, полиции и протестующих. Протестующие одобрительно закричали. Зед присоединился к мистеру Мастерсону во главе колонны. Кол видел, как фальшивый король Артур трусовато оглянулся по сторонам, высматривая возможные признаки нападения. Зед, напротив, был расслаблен, шутил с окружающими его людьми. Он поднялся на эстраду, развернул пергамент, на котором была написана его речь, и постучал по микрофону.
— Милорды и миледи! — лукаво сказал он. — Чуваки! — Он широко помахал рукой толпе. — Мы собрались здесь сегодня, чтобы выступить против тех, кто хочет разрушить эту необыкновенную природную красоту. — Толпа одобрительно зашумела. — Я надеюсь, что каждый, кто находится здесь, — я и к вам обращаюсь, ребята, которые управляют машинами, — спрашивает себя, что он хочет оставить будущим поколениям. Хотите ли вы оставить мертвый бетон, где единственные движущиеся объекты — это машины, или землю с деревьями и зелеными полями, полную жизни, открытую для всех нас и дарящую радость? Мне говорили, что среди деревьев, которым сегодня грозит опасность, есть и тот самый дуб, под которым покоится Мерлин. Если вы уничтожите его, то одним разом уничтожите и ваше прошлое, и будущее, потому что, как говорит легенда, однажды он вернется. Можете назвать меня суеверным, но на вашем месте, — тут он указал на члена городского совета, а толпа засвистела, — я бы дважды подумал, прежде чем пытаться выкорчевать его. Сегодня наше оружие — не копья и мечи, а ваше мнение и ваши голоса. Мы призываем совет позволить нам, гражданам, выкупить у него лес Мерлина и создать здесь рай для живой природы. Итак, здесь и сейчас я объявляю акцию по спасению дуба Мерлина открытой. Спасем дуб Мерлина!
Толпа громко закричала в знак одобрения и заколотила мечами по щитам. Арганда встревожено зашипела, но, по счастью, шум был настолько сильным, что никто, кроме Кола, не услышал ее.
Пока толпа, впечатленная речью Зеда, гудела, рядом с Колом появился доктор Брок, а в нескольких шагах от него — Годива Лайонхарт. Она недовольно взглянула на Арганду и отвела глаза.
— Есть новости? — спросил Кол.
Годива прокашлялась, как будто каждое слово давалось ей с большим трудом.
— Место, которое вам нужно, находится там. — Она указала поверх головы Рэта. — Они сказали, что на старом дереве в дубовой роще происходит нечто странное.
Ее руки дрожали, но ей прекрасно удавалось скрывать свои страдания. Кол не забыл, что рассказывал ему доктор Брок о том, что она когда-то отвергла своего подопечного и позволила своему древесному духу погибнуть. То, что происходило теперь, наверное, было для нее невыносимо. Он подумал, что это говорит о ее преданности внучатой племяннице, раз она пожертвовала своим самолюбием ради ее спасения.
Рэт прислушивался к этому странному разговору с живым интересом.
— Вы, леди, должно быть, имеете в виду дуб Мерлина? Твоя Конни о нем упоминала, — сказал он Колу. — Карнавальное шествие собирается двинуть туда около полудня. Именно там мы хотим встать на страже. И не сдвинемся с места, пока бульдозеры не отступят.
Кол быстро надел шлем, на котором подозрительно покачивалась Арганда, крепко застегнув его под подбородком.
— Не ждите меня, — сказал он и направил Жаворонка вперед. Он выбился из рядов всадников и галопом проскакал серебряно-бело-красной молнией к началу колонны. В толпе приветственно закричали, решив, что это все часть представления. Повинуясь внезапному побуждению, Кол выхватил копье у ошеломленного всадника, изображавшего сэра Ланселота, и понесся в глубь леса. Мак, так же как и все остальные, удивленный внезапным рейдом сына, на несколько секунд замешкался, но потом пришпорил лошадь и поскакал следом за ним. На этот раз в толпе не только одобрительно зашумели, но и захохотали.
Аннина, стоявшая во главе шествия, наблюдала за таким развитием событий с тревогой. Ее тщательно прописанный сценарий рушился в результате неожиданных выходок семейки Клэмворси.
— Что он задумал? — спросила Аннину сестра Рупа, которая пришла сюда чтобы сделать репортаж для своей газеты. Рядом с ней стоял фотограф и яростно щелкал фотоаппаратом, чтобы запечатлеть представление.
— Точно не знаю, — призналась Аннина. — Он странно ведет себя с тех пор, как пропала Конни, а по сути, с тех пор, как пропал он сам. Может быть, все это слишком сильно на него повлияло.
— В таком случае, — сказала Рупа, — нам лучше оставить его одного. Отец за ним присмотрит.
К ним вразвалочку подошел Зед.
— Круто получилось! Кто это был?
— Просто парочка местных чудаков, — сказала Рупа. — Может, уже отправимся дальше?
Зед кивнул:
— Вы правы. Через пару часов мы открываем фестиваль — нам надо завершить начатое.
Король Артур поднял руку, и процессия двинулась по дороге, огибающей край леса.
16. Дуб Мерлина
Ветка, в которую вцепилась Конни, казалась пугающе тонкой. Она крепко зажмурилась, потому что каждый раз, когда она позволяла себе ойкнуть, глядя на то, что происходит вокруг, она чувствовала дрожь во всем теле и на нее накатывала волна неконтролируемого страха. Она не боялась высоты только во время контакта с крылатыми существами. Когда она была предоставлена сама себе, весь ее ужас перед высотой возвращался. Вцепившись в ветку связанными руками, она не смела пошевельнуться, потому что от каждого дуновения ветра ветка качалась туда-сюда с угрожающим треском. Конни охватил своего рода паралич: она была не способна думать ни о чем, кроме своего ужаса перед высотой. До нее доносились отдаленные голоса и приветственные возгласы, но она не понимала, что они могут означать. Она знала только, что Каллерво оставил ее, как не умеющего летать птенца, на вершине дуба — как приманку для первого попавшегося хищника. В этом случае охотником, которого рассчитывал поймать оборотень, выступало Общество. И хотя ей больше всего на свете хотелось увидеть, как с небес спускается спешащая к ней на помощь эскадрилья драконов, она понимала, что не должна этого желать, потому что это было в точности то, чего добивается Каллерво.
Рядом с ее головой что-то зашелестело, и Конни почувствовала присутствие другого существа: не Каллерво и его союзников, прячущихся внизу и готовых напасть на любого, кто приблизится к дереву с земли или воздуха; с этим существом она однажды уже сталкивалась. Приоткрыв глаза, она увидела древесного духа, глядящего на нее с удивлением; через его шерстку-листву теперь просвечивало гораздо больше лоскутов серой кожи. Он протянул лапу и дотронулся до ее плеча. И Конни тут же подхватило успокаивающе мерным приливом и отливом древесного сока.
— Универсал, тебе грозит опасность, — сказал ей древесный дух, ласково гладя ее по плечу. — Ты слишком высоко забралась. Отсюда вниз только один путь.
— Знаю, — мрачно ответила Конни, — это путь желудя: упасть — и все.
— А внизу собрались существа; темные существа, незваные гости, они прячутся среди моих ветвей.
Конни снова на мгновение закрыла глаза и направила свои мысли к сердцевине дерева, мысленно спускаясь по его стволу. На одной из нижних ветвей сидела горгона, ее руки мягко обхватывали кору. Еще ниже, глубоко в корнях, скрывались другие существа, те, с которыми она раньше не встречалась: духи камней. Каллерво расставил свои войска здесь в засаде. Но где же он сам? Его голос в ее сознании стих, однако она знала, что он не может быть далеко. Все фигуры, необходимые для сражения, были расставлены, и Конни не могла изменить ход событий. Похоже, совсем скоро мир изменится и никогда уже не будет прежним. Мифические существа будут вынуждали вступить в открытый бой. Они будут убивать друг друга, чтобы защитить ее и этих людей, собравшихся в лесу, — и эта жертва навсегда обратит многих из мифического мира против Общества. Конни чувствовала себя виноватой в происходящем. Если бы только она не оказалась такой идиоткой, чтобы попасться прямиком в ловушку Каллерво! Но сейчас она может попытаться спасти хотя бы одно существо.
— Прячься, — велела она древесному духу. — Приближается опасность. Не подходи близко к существу, которое скрывается у подножия твоего дуба. Не смотри ей в глаза.
Древесный дух втянул воздух:
— Да, опасность действительно близко. — Взмахнув длинным хвостом, он соскочил с сука и исчез в расщелине.
После этого Конни покрепче обхватила ветку руками и стала ждать начала битвы.
Скрывшись из поля зрения толпы, Кол пустил Жаворонка рысью.
— Нам лучше быть осторожнее, — сказал он пегасу. — Каллерво наверняка выставил дозорных. Мы не знаем, с кем или с чем нам придется столкнуться.
— Куда поедем? — спросил Жаворонок.
— К дубу Мерлина.
Кол почувствовал движение на своем шлеме. Арганда прыжком оттолкнулась от его головы и поднялась в воздух, через несколько секунд она уже сверкала золотом своих крыльев среди ветвей.
— Она полетела искать Универсала, — заметил Жаворонок. — Последуем за ней. Должно быть, она почуяла ее присутствие.
Кол кивнул, и они вместе принялись пробираться сквозь заросли деревьев, вслед за золотой искрой, которая неслась впереди. Арганда, казалось, хотела, чтобы они не отставали, потому что каждый раз, когда она исчезала из виду, она возвращалась обратно и ждала, пока они ее нагонят.
— Думаю, Каллерво будет ждать полноценного штурма, — говорил Кол Жаворонку, пока они следовали за своим проводником. — Он понимает, что я видел его армию, так что Обществу известно, что Конни хорошо охраняют. Если я прав, не думаю, что он ждет появления одного-единственного человека на коне. Надеюсь, он подумает, что мы просто отбились от карнавального шествия, и не станет на нас нападать.
— Я тоже на это надеюсь, — скривившись, согласился Жаворонок. — Но почему бы ему не напасть сразу? Чего он дожидается?
— Думаю, он хочет, чтобы дорожные строители начали свою работу, тогда он начнет действовать: он хочет доказать мифическим существам, что он был вынужден выступить против нас. Вероятно, он ждет, пока заработают бульдозеры: это покажет, что мы не удержали их от уничтожения леса, однако вступили в борьбу, когда Каллерво напал на людей. Это отвратит многих существ от нас, людей. Это разрушит Общество — расколет его на части. Полагаю, он спрятал свои войска где-то поглубже в лесу, ожидая от нас сигнала к атаке.
— Верю и надеюсь на то, посредник, что тебя не подведет удача и ты правильно понимаешь мотивы Каллерво.
— Ну, если и существует что-то, на знание чего я могу претендовать, — пожав плечами, ответил Кол, — так это образ мыслей Каллерво. Он ведь жил во мне много дней, не забывай. Его душа темна и лукава. Его не привлекает открытая борьба: он хочет все подстроить так, чтобы в итоге злодеями оказались мы; его забавляет мысль о том, что он заставит вас, мифических существ, возненавидеть людей. Ему доставит огромное удовольствие наблюдать, как все мы сыграем те роли, которые он нам предназначил. Полагаю, он где-то там, наверху, следит за небом в ожидании первой эскадрильи драконов, ждет не дождется, когда наше противостояние попадет под прицел фото- и видеокамер.
Буковые деревья кончились, уступив место зарослям молодых дубов и остролиста. Темно-зеленые блестящие листья остролиста цеплялись за попону. Кол обрывал их, бросая в воздух вместе с алыми клочьями ткани. Через сотню метров они выбрались на широкую поляну, где стояло огромное старое дерево, его ствол был обхватом со слона, а кора — морщинистой, как слоновья шкура. Густая темно-зеленая листва, уже тронутая осенним золотом, шелестела над головой. После шума и гама карнавала место казалось очень тихим и спокойным. Конни нигде не было видно.
Внезапно Арганда бросилась к ним, возбужденно шипя, а потом взвилась вверх и исчезла из виду.
— Как ты думаешь, что это значит? — удивленно сказал Кол, и сердце его заколотилось быстрее, он чувствовал надвигающуюся угрозу.
— Думаю, это значит, что мы в опасности, в смертельной опасности. — Жаворонок испуганно заржал, раздувая ноздри, и начал пятиться. — Я чувствую это существо.
Кол огляделся по сторонам, но ничего не увидел. Теперь он тоже чувствовал какой-то запах — резкую вонь, которая ассоциировалась у него с пещерой горгоны. Запах был сильным. Должно быть, горгона была совсем близко, но он нигде ее не видел. В лесу было подозрительно тихо, единственным звуком был шелест листьев старого дуба, под которым они стояли.
И тут с визгом, напоминающим свист чайника, с неба камнем упала Арганда и ударила Кола по забралу, надвинув его прямо ему на глаза. Колу не нужно было быть посредником драконов, чтобы понять, что это означает.
— Скорее! — велел он Жаворонку.
Пегас рванулся вперед. Раздался треск! С ветвей над их головой взлетела горгона, глаза ее сверкали, а волосы-змеи извивались, пытаясь укусить Кола. Он пригнулся. Она промахнулась и пролетела на волосок от него и упала на землю. На мгновение она была сбита с толку — у Кола была только одна секунда для действий.
— Не смотри на нее! — предостерег он Жаворонка, разворачивая пегаса навстречу горгоне. — Сейчас мы ее сшибем.
Крепко зажав копье под мышкой, Кол низко пригнулся к шее Жаворонка. Через забрало он мало что видел. Подняв свой жестяной щит, он поймал в него отражение горгоны, та поднималась с земли и поворачивалась к нему лицом.
— Вперед! — завопил он, зажмуривая глаза, чтобы уберечься от ее взгляда.
Жаворонок двинулся вперед, ударив по дерну тяжелыми копытами. Копье столкнулось с чем-то твердым, задрожав при ударе. Кола отбросило назад. Его доспехи лязгнули, когда он ударился о каменистую землю у корней дуба, а шлем слетел и укатился в заросли папоротника. В те несколько секунд, пока Кол приходил в себя, глядя на листву над головой, он пытался понять, что произошло. Почему горгона не набрасывается на него, пока он лежит, беспомощный, на земле? Получилось ли у него нанести ей удар? С трудом перевернувшись на бок, он рискнул посмотреть направо и увидел, что горгона валяется у подножия дерева, раскинув бронзовые крылья, а возле нее — разлетевшееся надвое копье. Должно быть, от его удара копьем ее бросило спиной на дерево, и теперь она была либо оглушена, либо… мертва?
Жаворонок галопом подскакал к своему посреднику, пробиваясь сквозь заросли, как дневной свет сквозь темные тени.
— Ты цел? — взволнованно спросил он, тычась мордой в Кола, чтобы проверить, не ранен ли он.
— Вполне, надо только перевести дух. — Кол неуверенно поднялся на ноги и взобрался на спину пегаса. — Думаю, это значит, что мы нашли Конни. Но нам придется подняться вверх, чтобы добраться до нее. Здесь рядом есть поляна — мы можем взлететь с нее.
Кол направил Жаворонка в то место, где они с Рэтом много недель назад впервые увидели Кассандру. Жаворонок ускорил шаг, так как путь вперед был свободен.
— Ну наконец-то! — обрадовался он и расправил крылья. Алая попона с хлопаньем развернулась и накрыла ноги Кола, когда Жаворонок взвился вверх.
— Только не слишком высоко! — предупредил Кол. — Нас не должны увидеть люди.
Выровнявшись, Жаворонок полетел так низко, как только мог, он почти касался брюхом верхушек деревьев. Впереди сверкнула золотая вспышка, и Кол воскликнул:
— Вот она!
Жаворонок увидел Конни, цепляющуюся за свою хлипкую ветку, и Арганду, пляшущую рядом с ней. У драконыша из пасти, как длинный червяк, свисал кусок веревки. Пегас повернул к ним, искусно лавируя между ветвями, которые переплетались так, будто намеревались поймать его за ноги и не дать добраться до Универсала.
— Кол! — закричала Конни. — Жаворонок! Берегитесь!
Жаворонок спикировал вниз, к ней, и Кол уже протянул руку, чтобы втащить ее на спину пегаса, где она будет в безопасности.
— Сзади, оглянись! — вскрикнула она.
Кол краем глаза заметил черные крылья, вздымающиеся над ним, но он не собирался прекращать свою спасательную операцию. Он ухватил Конни за протянутую руку, другой рукой он в это время крепко вцепился в гриву Жаворонка, чтобы не дать им обоим свалиться с него. Пегас с трудом набирал высоту, поскольку у него на плече теперь висела Конни, мешая ему махать левым крылом.
— Попробуй раскачаться и запрыгнуть! — крикнул Кол Конни, которая с побелевшим лицом висела на одной руке. Он чувствовал, как ее ладонь начинает выскальзывать из его руки. — Хватайся за мой пояс!
Конни болталась в воздухе, пытаясь за что-нибудь ухватиться, она поймала край алой попоны, но та порвалась.
В этот миг темно-синий орел устремился на них с неба, как летящая в цель стрела. Он вытянул вперед когтистые лапы, готовый разорвать пегаса, который дерзнул проскользнуть мимо его дозора. Когти чиркнули Жаворонка по крупу, оставив ярко-красный след на белой шкуре. Пегас вскинулся на дыбы от боли, и Кол с трудом смог удержаться на его спине, но рука Конни при этом выскользнула из его руки.
— Конни! — Кол чуть не прыгнул вслед за ней, увидев, что его подруга летит вниз, на деревья, беспомощно дрыгая в воздухе руками и ногами.
Но затем началось нечто странное: ее падение замедлилось, синяя мгла окутала ее и закружила, как ветер кружит и уносит осенний лист. Она исчезла из виду среди деревьев.
— Мы должны приземлиться! — нетерпеливо крикнул Кол.
Жаворонок развернулся и приготовился к спуску. Но прежде чем он успел снизиться, иссиня-черный пегас вынырнул из-за деревьев и пулей полетел к ним; ноздри его раздувались, а горящие глаза пылали ненавистью. От его крыльев поднимался сильный ветер, который раскачивал ветки внизу и поднимал в воздух вихри бурых листьев, как будто подхваченных смерчем.
— Ты считаешь себя слишком умным, дружок, — презрительно усмехнулся Каллерво. Его отвратительный голос снова зазвенел в голове у Кола, он снова вломился в его сознание, посягая на те узы, которые связывали пегаса и его всадника. Кол приник к шее Жаворонка, ослабев от сильной боли в висках. — Ты забыл: я слишком хорошо тебя знаю, чтобы быть обманутым твоими штучками.
Но на этот раз Кол был не один: Жаворонок тоже услышал этот голос и сердито заржал.
— Дружок? Он тебе не дружок! — заявил Жаворонок, перебивая голос, который проникал в его канал связи с Колом.
— Так умри же, маленький конюх, ты сам этого пожелал! — закричал Каллерво, покидая разум Кола: его фальшивая сущность не выдержала конкуренции с настоящей, живой связью между пегасом и его посредником. — Теперь никакой Универсал тебе не поможет!
Разум Кола освободился от отравляющего присутствия Каллерво, боль отступила, Кол повернулся и увидел, что пегас несется по воздуху прямо на них, подняв черные как смоль копыта для удара и роняя клочья пены изо рта. Кол понял, что Каллерво не успокоится, пока они с Жаворонком не будут мертвы. Но, пройдя через все тревоги сегодняшнего дня, столкнувшись лицом к лицу с Горгоной, Кол теперь забыл о страхе. Их с Жаворонком готовили как раз к таким чрезвычайным ситуациям. Настало время проверить, хорошо ли они усвоили урок.
— Фессалоникийский крен! — скомандовал он, и Жаворонок резко ушел вправо.
Бережно опустив Конни на землю, Каллерво оставил ее у подножия дуба. Он пылал злобой, желая вернуться и покарать пегаса и его всадника, и поэтому он призвал духов камней, скрывавшихся в корнях дерева, покараулить Конни для него. Он быстро справится со своей задачей и скоро вернется, чтобы заняться ею, сказал он им. На его зов из почвы пробились серые грибовидные ростки, которые начали делиться и принимать форму иссохших мертвых рук. Привлеченные безошибочным инстинктом, жаждущим живой плоти, они схватили ее за лодыжки, безжалостно сжав, и пригвоздили к месту. Прежде чем Конни успела поднять свой щит, она увидела холодную природу существа, которое схватило ее, почувствовала, как оно проводит свои дни, прогрызаясь сквозь недра земли. Оно ненавидело теплую кровь и плоть и своим прикосновением пыталось заморозить ее, сделать подобной себе.
Застигнутая врасплох, Конни сначала почувствовала, как холодеют ее ноги, а потом поняла: это как стоять в луже ледяной воды, коченея и теряя чувствительность. Крепко схватив свою броню, она с силой отразила нападение, отбросив холод обратно в землю, так что замшелые камни у нее под ногами заблестели инеем. Отразив атаку изнутри и отчаянно желая вырваться и помочь своим друзьям, Конни потянулась вниз, чтобы освободиться от захвата, но тут ее поймала за запястье третья рука, вылезшая из кремнистой почвы.
В таком положении и нашел ее Мак, который оставил свою лошадь в буковой роще и наконец продрался сквозь заросли. Он шел, ориентируясь по клочкам алой попоны, оставленным Жаворонком по пути, но нашел больше, нежели рассчитывал, наткнувшись прямо на Конни.
— Вот черт! — воскликнул он, в ужасе глядя на нее, на каменные руки и на распластанную на земле горгону. — Что здесь происходит?
— Не подходите близко! — крикнула Конни. — Здесь, у корней, везде каменные духи.
Он замер, хотя уже рванул было, чтобы подбежать к ней.
— Как мне освободить тебя? — спросил он, отчаянно пытаясь найти решение.
— Обо мне не беспокойтесь; тревожиться нужно за Кола и Жаворонка. Они сражаются с Каллерво — вон там, наверху!
Дальше она ничего не успела сказать, потому что под сенью дуба появился кто-то еще. Конни обернулась и увидела женщину, бегущую к поверженной горгоне: та резко остановилась, заметив их. Это была Кассандра.
17. Духи камней
— Ах ты, змея! — заорал Мак на свою бывшую жену. — Ты заплатишь за то, что сделала!
Он шагнул к ней, но она не обратила на него внимания, устремившись к своей поверженной подопечной. Она увернулась от него и подбежала к дереву. Мак двинулся за ней.
— Не надо! — завопила Конни, но было слишком поздно: каменные пальцы прорезались сквозь почву, как ростки озимой пшеницы, и схватили Мака и Кассандру за щиколотки.
— Пустите! — закричала им Кассандра. — Я на вашей стороне.
Но каменные духи не слушали людей, которые не были их посредниками; они ненавидели топот людских ног и жар человеческого тела, и им было плевать, кто на чьей стороне.
— Отцепитесь! — закричал Мак, пытаясь высвободиться из пальцев, которые обхватили его ботинки. — Что они делают? — спросил он, начиная паниковать, потому что чувствовал, как по его телу вверх пополз холодок. Он повернулся к Конни — глаза его расширились от страха. Кассандра застонала.
— Это их прикосновение… они пытаются сделать тебя таким же холодным, как они сами. Им только трупы по душе. — Конни не хотела объяснять, что сама она с помощью щита может защитить себя от духов камня, но им помочь на таком расстоянии не способна.
Мак, взбешенный своим бессилием, обрушился на единственного человека, на котором он сейчас мог выместить свою злость:
— Ты… ты, тупая корова! Разве ты не знаешь, что твой драгоценный Каллерво сейчас пытается убить нашего сына — вон там, наверху! — Он показал на небо над их головой, но лиственная завеса скрывала от них все, что там происходило.
Его слова были для Кассандры как удар хлыста по лицу. Она перестала рваться к горгоне и безумным взглядом стала всматриваться в небо.
— Нет! Это не может быть правдой! Он обещал мне не причинять вреда моему ребенку!
— Ха! И ты поверила обещаниям этого меняющего обличье лжеца! Ты даже тупее, чем кажешься, Касси. О-о-о-о-о! — Последний вскрик Мака не имел отношения к Кассандре: холод добрался до его поясницы, стиснув каменной хваткой желудок.
— Если я такая тупая, так что ж ты тоже тут торчишь, превращаясь в ледышку, а? Что, не так уж ты и крут? — Хотя Кассандра мучилась, она, видимо, находила мстительное удовольствие в том, что Мак испытывает такую же боль, и не могла удержаться от насмешки в его адрес.
— Да заткнитесь вы, оба! — рявкнула Конни с непривычной для нее яростью, доведенная до отчаяния перебранкой этой пары. У нее ломило спину: каменный дух тянул ее за запястье, чтобы ближе пригнуть к земле. — Вы оба погибнете, если я не смогу придумать, как вам помочь, а я не смогу сосредоточиться, если вы будете продолжать ругаться. Так что просто помолчите!
Они оба развернулись и в удивлении уставились на нее, ее слова отвлекли их от своей личной вражды.
— Эти твари убивают? — с сомнением спросил Мак.
Конни коротко кивнула, закусив нижнюю губу и пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что она читала, что могло бы помочь. Но она так мало знала — едва успела приняться за азы того, что ей необходимо было знать как Универсалу. Если бы только ей тогда позволили продолжить обучение как положено!
Кассандра вдруг притихла.
— Я хочу, чтобы ты понял, Мак: я никогда бы не смогла допустить, чтобы Колин пострадал, — едва слышно прошептала она Маку.
— Что?
— Я должна была спасти горгону: Каллерво единственный мог нам помочь. Что толку было от Общества, которое только и могло, что кормить нас обещаниями, когда горгона была на грани гибели? — Кассандра замолчала. Откуда-то сверху донеслось пронзительное ржание. — Что это было?
— Жаворонок! — вскрикнула Конни, чувствуя боль пегаса, как собственную. В отчаянии она с удвоенной силой старалась освободиться.
— Жаворонок? — отозвалась Кассандра. — Так это правда? Они дерутся там, наверху?
— Конечно правда. Каллерво любит убивать — это единственное, что ему по душе. Сдается мне, что тебе придется выбирать, кому сохранить верность: ей, — Мак с трудом кивнул в сторону горгоны, — или нашему мальчику.
— Я… я не могу выбрать, — прошептала Кассандра, по ее бледным щекам текли слезы. Мак вздохнул, уже с трудом, потому что холод достиг его легких.
— Скорее всего, у тебя не будет времени на раздумья. Но похоже на то, что, по крайней мере, твоя горгона выживет, — хриплым шепотом выговорил он. На голове горгоны шевельнулся локон-змея.
— Это хорошо, — просипела Кассандра. — Она последняя из своего вида. Я сделала это ради нее.
— Знаю.
Кассандра по-новому взглянула на Мака:
— Ты знал?
— Ну конечно, знал. Но это не значит, что я тебя оправдываю.
Конни не слушала, о чем они переговариваются: она мысленно погрузилась глубоко под землю, чтобы умилостивить каменных духов. Они признали ее, но не отступили. Вместо этого они принялись глодать край ее щита, пытаясь заставить ее присоединиться к ним.
— Темнота, тишина, пустота — вот что мы тебе предлагаем! — взывали они к ней.
Конни передернуло от их слов, и она с досадой оставила эту затею. Она на ощупь пробиралась на поверхность земли, ориентируясь по корням дерева, чтобы они вывели ее назад. Живая энергия дуба текла через нее целебным родником. В ее сознании снова раздался голос древесного эльфа.
— Посредник, ты печальна.
— Да, эти люди погибнут — их убьют, — если я не смогу им помочь, — призналась она.
Конни открыла глаза и услышала, как над головой ее шелестят листья, и увидела, как раскачиваются нижние ветки: дерево само было встревожено тем злом, которое совершалось под его сенью.
— Такого быть не должно, — шептали листья.
Конни почувствовала у своих ног какое-то движение. Боясь увидеть новые каменные пальцы, тянущиеся, чтобы схватить ее, она взглянула вниз. Сквозь землю пробивался корень и медленно полз к руке, сжимавшей ее запястье. Это напоминало фильм о росте растений в разные времена года, в котором просмотр ускорен таким образом, что на экране все происходит за несколько секунд. Еще два вылезших из земли щупальца ползли к пальцам, обхватившим ее ноги. Корни обвились вокруг каменных рук, ища хотя бы маленькие трещинки на их поверхности. Найдя такие слабые места, щупальца-корни проникли в них и принялись крошить камень. Она слышала, как камни затрещали, сопротивляясь неумолимому напору дерева, и внезапно каменные руки раскололись на части с громким треском, образуя облако пыли. Она была свободна.
Конни отпрыгнула от того места, где таились каменные духи, и обернулась, чтобы посмотреть, как обстоят дела у остальных пленников. Древесные корни только что освободили Мака, и он как раз оттаскивал оттуда Кассандру — последняя державшая ее рука была уничтожена. Облака удушающей пыли плыли по ветру, все трое стояли засыпанные тонкой белой пленкой, как будто дрались мешками с мукой.
— Отлично, — выдохнул Мак, набирая воздуха в изголодавшиеся легкие. — Что будем делать для спасения Кола?
Конни на мгновение сосредоточилась, пытаясь почувствовать, что происходит в небе над ними. Она ощутила ненависть Каллерво, разливающуюся по всему небу, подобно черному яду. Погоня еще продолжалась.
— Нам нужно оружие, которое мы могли бы использовать против него, — сказала она. — Каллерво все еще гонится за ними.
— Ты же победила его в прошлый раз, — сказал Мак, глядя на нее с непривычной для него надеждой. — Просто сделай снова то, что ты сделала тогда.
— Не могу — если только он не обратит свою ярость против меня, а сейчас она направлена против Кола и Жаворонка. Сама я не обладаю силой: я могу только использовать силу других существ.
Наступило молчание. Они втроем повернулись к горгоне.
Жаворонок вышел из своего маневра и увидел, что его неожиданный трюк сбил с толку Каллерво. Темный пегас врезался копытами в вершину березы, так что только щепки полетели во все стороны. Это дало Жаворонку некоторое преимущество, но он не знал, что с ним делать.
— Куда лететь? — спросил он своего посредника.
— Мы должны отвлечь его от Конни и заманить туда, где ждет подмога, — ответил Кол. — Направимся к торфяникам.
— А как же карнавал? Они же увидят нас!
— На самом деле это уже не важно. Мой план не сработал: теперь Обществу придется вступить в открытый бой.
Жаворонок повернул на север, но даже он — один из самых быстрых представителей своего вида — не мог и мечтать о том, чтобы обогнать Каллерво. Их враг принял облик грозового великана. Он вырос перед ними, отрезая пути к бегству, — грозовое облако, окруженное венком из зазубренных молний, шипы которых яростно сверкали.
— Плохо дело, — пробормотал Кол.
Грозовой великан разверз черный провал рта и заревел на них, сдувая Жаворонка назад, так что пегас завис в воздухе, встав на дыбы и отчаянно хлопая крыльями, чтобы удержаться от падения. Кол обвил руками шею Жаворонка и прижался к нему, чтобы удержаться на его спине.
— Держись крепче — афинское пике! — пропыхтел Жаворонок.
Резко сложив крылья, пегас позволил ветру опрокинуть себя и вниз головой полетел на землю, крутясь и переворачиваясь, как семечко клена. Как только они вылетели из зоны ветра, Жаворонок расправил крылья и стал пытаться превратить свое вращающееся падение в контролируемый полет. Кол ничего не мог сделать, потому что все его силы ушли на то, чтобы удержаться на спине пегаса. Наконец крылья Жаворонка обрели уверенность, и вращение замедлилось. Он вышел из пике, но слишком поздно — он разбил колени о ветви ели и глубоко поцарапал брюхо.
Видя, что его скакун ранен, Кол в отчаянии огляделся в поисках убежища.
— Мы должны вернуться к поляне и приземлиться на ней. Попробуем оторваться от него на земле! — сказал Кол.
Жаворонок не ответил: ему было слишком больно. Он развернулся и направился обратно, той же дорогой, какой они прилетели. Но Каллерво было не так-то легко провести: из грозовой тучи вынырнул дракон с чешуей, блестящей, как мокрый грифель, и темная материя впиталась в его длинный хвост — Каллерво принял новый облик. Хрясь! Небрежно, почти лениво, драконий хвост изогнулся и ударил Кола прямо по спине, рассекая кольчугу, как нож режет масло. Кол перелетел через голову Жаворонка и полетел вниз, едва не угодив под удар его копыт. Он упал на верхние ветки дуба, которые прогнулись и затрещали. От этого удара сломался тонкий сук, за который раньше цеплялась Конни, а Кол приземлился на развилку ствола — избитый, в синяках и крови от многочисленных царапин.
Драконий хвост изогнулся для следующего удара и обрушился на правое крыло Жаворонка. Кол успел увидеть, как Жаворонок рухнул вниз, своим падением как бы повторяя до ужаса знакомое Колу падение пустельги; его сломанное крыло беспомощно болталось в воздухе, и он исчез из виду. Повергнув одного врага, Каллерво обратил всю свою злобу на Кола.
Кассандра и Конни двигались по толстым древесным корням, чтобы приблизиться к горгоне с безопасной стороны. Опустившись на колени рядом с существом, Кассандра нежно погладила ее по волосам-змеям: многие из них зашевелились — их хозяйка приходила в себя.
— Лучше уйди подальше, Мак, — быстро сказала ему Кассандра. — Когда она очнется, она будет не в лучшем расположении духа.
— Угу, это уж точно, — сказал Мак, отступая назад. — Было бы неудачей избегнуть участи быть замороженным до смерти только для того, чтобы твоя подружка превратила меня в камень.
Кассандра наклонилась над горгоной, закрыла глаза и прижала ладонь ко лбу создания, пытаясь связаться с ее сознанием. Локоны-змеи поползли к длинным волосам Кассандры, вплетаясь в их завитки, опутывая каждую светлую прядь. В этот момент голубые глаза Кассандры и темные глаза горгоны распахнулись и встретились друг с другом взглядом. Абсолютное доверие было восстановлено, и теперь Кассандра была защищена от убийственной силы взгляда. Несколько минут они провели в таком положении, и Конни, волнуясь за Кола, начала бояться, что они теряют драгоценные секунды, но понимала, что спешить тут нельзя. Горгона после пробуждения будет озлоблена и сконфужена, и нет никаких гарантий, что она согласится помочь им одолеть Каллерво и даже что поможет спасти детеныша своего посредника. Наконец змеи-локоны расплелись, и парочка разорвала свой молчаливый контакт.
Кассандра обернулась к Конни:
— Я умоляла ее помочь моему ребенку. Она… сначала она не хотела, но теперь я думаю, она понимает, как это важно для меня. Она сказала, что поможет. Но ты должна вступить с ней в контакт, как это только что делала я.
— Ладно, — храбро сказала Конни. — Но как мы поднимемся туда вместе? Она сможет отнести меня?
Кассандра покачала головой:
— Ее крылья предназначены только для плавного движения. Она поползет туда, и тебе придется сделать то же самое.
— Хорошо. — Но дело обстояло далеко не «хорошо», поскольку Конни содрогалась от одной мысли о том, что снова придется лезть на дерево.
Мак, который стоял в нескольких метрах от них и слышал весь разговор, плотно закрыв ладонями глаза, окликнул Конни:
— Я помогу тебе взобраться наверх, Конни. Только нужно поторопиться!
Конни знала, что он прав: больше медлить было нельзя.
— Так что сначала — контакт или дерево? — спросила она Кассандру.
— Лезь на дерево.
Кассандра помогла горгоне подняться. Большой черный кровоподтек на чешуйчатой груди создания отмечал то место, куда ударило копье Кола. Кривясь от боли, горгона повернулась к дереву, как будто собираясь обнять его.
— Подождите! — закричала Конни, рванувшись вперед. — Мы должны попросить разрешения у дуба.
На секунду сосредоточившись, она быстро нашла древесного духа. Он был неподалеку, наблюдая за тем, как разворачиваются события под его сенью.
— Лезь, — сказал он и вскочил на ствол впереди них.
Конни кивнула горгоне, и та начала подниматься по стволу, не карабкаясь, а заползая на дерево, обвиваясь вокруг ветвей.
— Она достаточно далеко? — окликнул ее Мак.
— Достаточно, — подтвердила Конни.
— Хорошо, теперь твоя очередь, — сказал он Конни. — Я подсажу тебя.
Он подставил под ногу Конни сложенные ладони и поднял ее к самой нижней ветке. Конни перекинула через нее ногу и посмотрела наверх, завороженная узорным переплетением ветвей над головой среди желтой и зеленой листвы. Какой маршрут лучше выбрать? Горгона была уже высоко, она тихо скользила меж листьев, едва колыша их своим движением. Конни потянулась к ближайшей ветке, отходящей от сука слева, но услышала скрипучий визг справа от себя. Древесный дух сидел на ветке повыше и настойчиво стрекотал, очевидно, пытаясь ей сообщить, что она делает неправильный выбор. Она протянула руку к ветке, на которой он сидел, и дух перестал стрекотать и вскочил на следующий уровень. Однако ветка, на которую ей предстояло взобраться следующей, была от нее слишком далеко — не дотянуться. Как же она вообще сможет туда залезть?
И тут Мак подтянулся и забрался на ветку рядом с ней.
— Все в порядке, милая, — ободряюще сказал он, увидев ее испуганное лицо. — Я же сказал, что помогу. Попробуй дотянуться, а я тебя подстрахую. Мы ведь не можем потерять нашего Универсала после всех трудностей, которые мы преодолели, спасая тебя?
Второй раз за это утро Кол лежал на спине, глядя в небо, но теперь его перспективы были гораздо мрачнее. Его взгляд был прикован к иссиня-черному дракону, который медленно спускался к нему с серого неба, не сводя с него сверкающих холодным торжеством глаз. «Сожжет он меня или загрызет?» — рассеянно думал Кол. Теперь он надеялся только на то, что конец наступит быстро.
Золотистая молния сверкнула в поле его зрения, и дракон замедлил движение, отвлеченный досадной помехой. Крошечное существо стрелой носилось вокруг его морды, слишком быстро, чтобы его можно было разглядеть: как муха, сводящая с ума быка. Дракон поднял лапу, чтобы прихлопнуть его, но взвыл от боли. Из пасти существа вырвалась маленькая искра и опалила драконью морду. Взбешенный этим нападением, дракон сделал глубокий вдох и со всей силы обрушил пламя на маленькое существо. Но создание только заплясало в огне, дразня чудовище своим танцем. Дракон выгнул назад свою длинную шею, чтобы сделать вдох поглубже, затем выбросил вперед голову с разверстой пастью и выпустил новую волну белого огня на странное создание; краешек этого пламени мгновенно испепелил ветку рядом с головой Кола. Но созданию все было нипочем: оно только выдохнуло свое собственное облачко огня и обожгло дракону раздвоенный язык.
— Арганда! — в изумлении сказал Кол, испуганный и потрясенный отвагой драконыша.
— Кол!
Снизу донесся крик. Ему показалось, что это голос отца, но он не в силах был оторвать взгляд от боя, разворачивавшегося над головой.
— Я здесь! — крикнул он в ответ.
— Мы идем к тебе. Ты только держись! Не смотри вниз — с нами горгона.
Колу не нужно было повторять дважды. Он вцепился в дерево так, что у него побелели костяшки пальцев, и смотрел, как дракона доводит до бешенства упорство крошечного нападающего. Но тут дракон внезапно исчез, растворившись в темно-синей мгле.
— Берегись! — закричал Кол, но это было бесполезно: дракониха все равно не могла его услышать. — Он меняет форму!
Мрачное облако клубилось вокруг Арганды, из него вырисовывались хищный клюв, гладкая голова, крылья и лапы грифона с львиными когтями. Одним ударом когтистой лапы Каллерво сбил дракониху в полете, и та полетела вниз, на верхушки деревьев, вращаясь, как воланчик. Со скрипучим карканьем грифон снова обратился к своей главной жертве.
18. Выбор
Взобравшись на ветку поближе к вершине дерева, Конни смогла увидеть у себя над головой, как сверкают доспехи Кола. Редкая листва на вершине потрепанного ветром дуба больше не скрывала воздушного боя. Еще она смогла увидеть, как пляшет золотая вспышка вокруг черной пасти дракона, и поняла, что Арганда делает все, что в ее силах, чтобы выиграть для нее немного времени.
— Медлить нельзя, — крикнула она вниз, Маку, ожидавшему новостей на ветке пониже. — Оставайтесь здесь: я призову горгону.
Конни обеспокоенно огляделась, ища, где затаилось мифическое существо.
— Ты должна постучать по ветке, — крикнул Мак, видя ее неуверенность, — по крайней мере, так обычно делала Касси.
Конни кивнула и, стиснув ветку коленями, начала барабанить по коре кулаками. Почти сразу же от широкой ветви, отходящей от ствола, отделилось бронзовое тело и поползло к ней. Конни старалась сдержать свое желание отодвинуться от приближающегося существа. Хотя уже поздно было думать об этом, она все равно задавалась вопросом: можно ли доверять горгоне? Кому она будет верна: Каллерво или Кассандре? Ей не составит труда обездвижить Конни, убить Кола и Мака — закончив дело, начатое Каллерво, она заслужит его благосклонность. Какой выбор она сделает?
Горгона протянула руку и дотронулась до лба Конни своими сухими пальцами. Будь что будет, обреченно подумала Конни и склонила голову, закрыв глаза. Она чувствовала, как вокруг ее плеч обвиваются змеи, как ползут к шее, как вплетаются в ее темные волосы, как шуршит змеиная кожа у нее на голове, и слышала у себя в ушах их тихое шипение. Ее контакт с горгоной стал реальностью. У Конни было ощущение, что тело ее удлиняется и облекается в новую кожу, сбрасывая при этом прежнюю, которая казалась неуместной в том змеином мире, который она постигала. Двинувшись вперед, она соединилась с горгоной каждой частичкой своего сознания. В сердце этого создания было ядро из адаманта, добытого из глубин Земли. Здесь скрывалась магическая сила горгоны. Конни почувствовала, как это просто — превращать недругов в камень… Она двинулась навстречу этой силе, чтобы поклониться ей, чтобы приобщиться к ней.
Внезапно Конни открыла глаза. Она обнаружила, что смотрит прямо в черные зрачки горгоны и видит в них отражение собственного лица. Губы горгоны кривились в жестокой усмешке, как будто через связывающие их узы она могла слышать терзающие Конни сомнения и страхи.
— Ты ведь поможешь, правда? — умоляюще сказала Конни.
— Может быть, — уклончиво ответила горгона, змеи-локоны ослабили свою хватку, и она отодвинулась от Универсала, так что самые сокровенные ее мысли ускользнули от Конни.
Над их головами раздался взрыв, и Конни, взглянув наверх, увидела, как Арганда, в облаке золотых искр, падает сквозь ветви соседнего дерева. Время пришло. Вцепившись в ствол, Конни с усилием поднялась и встала на ветку ногами, а горгона поползла на другой конец ветки, снова обвившись вокруг толстого сука.
— Каллерво! — обратилась Конни к темной силе, которая теперь постоянно присутствовала в ее сознании. Она должна была спровоцировать его, отвлечь его внимание от Кола. — Ты трус — охотишься на мальчишку и драконыша! Подумать только, какая доблесть. Ведь ты знаешь, что они тебе не ровня!
Грифон навис над мальчиком, выпустив когти, готовый оторвать его от ветки. Конни почувствовала, что он слушает ее.
— Почему бы тебе хоть раз не связаться с кем-нибудь, кто хотя бы по размерам годится тебе в соперники? — крикнула она.
Мальчишка может подождать. Никуда он не денется. Каллерво развернулся и быстро полетел к Конни. Он приземлился на конце ветки, на которой она стояла, с трудом держа равновесие; под его тяжестью ветка прогнулась и возмущенно затрещала.
— Так Универсал и вправду полагает, что годится мне в соперники? — пронзительно взвизгнул он, делая шаг к ней. — Какое отношение ко мне имеет трусость? Это нелепое человеческое понятие. Я разорву на части кого угодно. Даже Универсала.
Каждое слово для убедительности сопровождалось взмахом его львиного хвоста.
Конни пошарила за спиной, с другой стороны ствола, в поисках пальцев горгоны, но нащупала только жесткую кору. Грифон был всего в метре от нее. Каллерво остановился и стал ее рассматривать, жадно смакуя ее страх.
— Ты трепещешь передо мной, посредник, но тем не менее полагаешь себя равной мне. — Он поднял лапу и осторожно пощекотал ее щеку острым как бритва когтем. — Где мне оставить свою метку? Может быть, здесь? Я бы хотел, чтобы ты вспоминала обо мне каждый раз, когда смотришься в зеркало.
Конни вжалась спиной в ствол, у нее подгибались колени, а дрожащими руками она все еще шарила за спиной, в последней отчаянной попытке найти горгону. Но та, должно быть, нарушила свое обещание, потому что пальцы Конни не встречали ответного прикосновения.
— Ты можешь оставить на мне шрам, но я никогда не буду принадлежать тебе, — шепотом ответила Конни; сердце ее упало.
— Как я говорил тебе, посредник, ты уже мне принадлежишь, — возразил грифон и поднял лапу, чтобы ударить ее.
В этот миг пальцы Конни сжала сильная ладонь, и она почувствовала, как холодное пламя хлынуло потоком у нее по руке, перетекая через шею в глаза. Ее голова дернулась назад, и она впилась взглядом прямо в узкие зрачки Каллерво, встретив его презрительный взгляд с новой и совершенно неожиданной силой. Его когти застыли в воздухе, в миллиметре от ее лица. Теперь она видела ярость и смятение в его глазах: он понял, что она провела его. Продолжая наступление, Конни все глубже погружала врага в паралич. Закованный в каменную шкуру, в которую она заключила его, он потерял способность к перевоплощению. Она чувствовала, как горгона подстрекает ее не останавливаться: приняв решение защитить детеныша Кассандры, горгона теперь сражалась за него, как за собственного змееныша. Крылья грифона отяжелели, и он закачался, не в силах больше сохранять равновесие на узкой ветке. Конни остановилась, ей было важно удержать его в этом положении, чтобы продолжить воздействие, а не останавливаться на полпути, похоронив бессмертную часть Каллерво в каменном склепе.
До Мака, который следил за битвой с ужасом и восторгом, долетели приближающиеся звуки барабанов и рожков, и он вышел из оцепенения.
— Конни, карнавальное шествие приближается! — крикнул он. — Что бы тебе ни пришлось сделать, лучше сделать это поскорее!
Его слова слились у нее в голове с призывом, исходящим от горгоны: убить! В смятении, не зная, что ей делать, Конни взглянула в безумные глаза Каллерво, которые в бешенстве уставились на нее. Разве он не заслужил смерти, не заслужил уничтожения? Разве не должна она отомстить за всю ту боль, которую он ей причинил? Нужно ли ей проявлять милосердие? Он не был милосердным к ней. Ее сердце наполнила жгучая обида на Каллерво, и все сильнее становилось желание довести все до победного конца.
И тут, как спичка, вспыхнувшая в темноте, перед глазами у нее всплыло воспоминание об их совместном полете, о том, как они танцевали в воздухе, — безумный миг радостного единения. Она поняла, что, испытав это чувство, она не может убить существо, с которым ее соединяли узы. Он был частью ее, а она — его частью. Это озарение стало явственнее: она вспомнила, как он сегодня спас ей жизнь, поймав ее, когда она падала. Она не может хладнокровно убить его. Годива когда-то погубила своего подопечного и таким образом разрушила часть самой себя. Конни не хотела повторить ее судьбу.
— Уходи! — приказала она ему, закрывая глаза и освобождая руку от хватки горгоны. — Убирайся, второй раз я тебя не пощажу. Теперь мы на равных.
С воплем сорвавшись с ветки, от чего она бешено закачалась, чуть не сбросив Конни, грифон взмыл в небо и понесся над верхушками деревьев, изливая в крике ненависть к ее милосердию. Конни в изнеможении прислонилась к стволу и уронила голову на грудь.
— Ты его отпустила! — возмутился Мак. В голосе его звучало тяжелое негодование. — Он был в твоей власти, а ты позволила ему уйти!
— Замолчи, папа! — вмешался сверху Кол. — Ты ничего не понимаешь.
— Вот именно, не понимаю! — кипел от злости Мак.
Конни подняла глаза и увидела, что Кол смотрит на нее с жалостью.
— Ты сделала правильный выбор, Конни, — сказал он ей. — Какое бы зло он ни причинил тебе и всем нам, ты не должна уподобляться ему.
— Но я… я не могла этого сделать, Кол, — сказала она прерывающимся голосом. — Я не могу убить того, чьим посредником являюсь.
Как раз в этот момент рев полицейских громкоговорителей, приветственные возгласы, звуки всяческих музыкальных инструментов заполнили пространство под сенью дуба.
— Спасем дуб Мерлина! Спасем дуб Мерлина! — скандировали протестующие.
Посмотрев вниз, Конни увидела взгляды людей, обращенные на верхушку дерева. Она осмотрелась вокруг себя, пытаясь понять, что случилось с горгоной. Та замаскировалась среди густой пожелтевшей листвы. Кое-кто из толпы различил яркий красно-желтый костюм шута, и гул голосов стал громче, потому что все больше и больше народу заполняло ограниченное пространство под дубом. Человек из городского совета, с телохранителем в лице полицейского, пробился в первые ряды и взглянул вверх. Казалось, то, что на дереве сидит Мак Клэмворси в костюме шута с бубенцами, стало для него последним оскорблением. В ярости он схватил мегафон и заорал:
— А ну слезайте с дерева! Это дерево сегодня будет вырублено! Вы посягаете на собственность муниципалитета!
Толпа засвистела, но потом одобрительно зааплодировала, когда Мак помахал ему двумя пальцами.
— Ну так лезь сюда и стащи меня! — крикнул он.
— Мистер Клэмворси, — окликнула его сверху Конни, — может, это не такая уж и плохая идея — спуститься вниз. И мне бы не помешала лестница.
Тут снизу раздался пронзительный крик:
— Конни! — Это была Аннина. Она только что разглядела свою подругу, скрытую ветками.
— Привет, Аннина, — крикнула в ответ Конни. — Я тут немножко застряла. И Кол тоже.
Тут и остальные люди в толпе заметили девочку, сидящую на ветке.
— Кто это? — воскликнул член совета.
Годива Лайонхарт растолкала локтями прессу.
— Там, наверху, дети. Хоть раз в жизни сделайте полезное дело: пошлите своих людей за веревкой и лестницей.
Рупа пробралась к Аннине.
— Что происходит? — спросила она.
— Это Конни. Смотри, она вон там, наверху. Она говорит, что Кол сидит еще выше.
Мистер и миссис Нуруддин присоединились к дочерям.
— Нужно вызвать пожарных, — объявил отец Аннины. Он ухватил за шиворот ближайшего полицейского и затеял с ним серьезную беседу, которая увенчалась тем, что по рации была вызвана помощь.
— Держись, Конни! — кричала Рупа.
— Да мне больше ничего другого и не остается! — отозвалась Конни.
В первые ряды пролез Зед со свитой из фотографов и репортеров из новостей. На лице его была широкая ухмылка.
— Это просто фантастика. Кто они? — спросил Зед Рупу, снимая солнечные очки, чтобы получше разглядеть тех, кто спрятался в листве дерева.
— Вы не поверите, но там сидят шут, пропавшая школьница и — чуть повыше — рыцарь Галахад.
— Школьница? Что за школьница?
— Конни Лайонхарт.
При этом имени среди репортеров поднялся шум. Двое из них даже принялись карабкаться наверх, чтобы посмотреть поближе, пока Мак недвусмысленно не пригрозил им, что не советует подбираться слишком близко. Он все время помнил, что всего несколькими метрами выше обвилась вокруг ветки горгона. Вынужденные вернуться на землю, журналисты начали выкрикивать вопросы:
— Что ты там делаешь, Конни, милочка?
— Сколько времени ты уже там сидишь?
Конни посмотрела на Кола.
— Что мне отвечать? — беззвучно спросила она.
— Придумай что-нибудь, — ответил он с вымученной усмешкой.
— Я… э… Я просидела здесь всю неделю, — соврала Конни. — Я пришла поддержать акцию протеста… Спасем дуб Мерлина! Спасем дуб Мерлина!
— Ну, вы слышали, что говорит девочка! — закричал Зед. — Спасем дуб Мерлина!
Этот призыв был подхвачен протестующими, которые начали его скандировать, заглушив дальнейшие вопросы журналистов, к вящему облегчению Конни.
Затем внизу поднялась суета: полиция оттеснила зевак и лошадей назад, чтобы команда пожарных в желтых касках смогла приблизиться к дереву. Двое из них поднесли алюминиевую лестницу и прислонили ее к стволу. Однако прежде чем они добрались до Мака, тот раскачался и спрыгнул на землю.
— Помощи не надо, спасибо, — сказал он.
Боясь, что он сбежит, его крепко взял за плечо полицейский.
— Лучше вам пойти со мной, сэр, — сказал офицер. — У нас есть к вам несколько вопросов, на которые вам придется ответить в участке.
Мак пожал плечами:
— Да пожалуйста, но только не раньше чем мой сын будет в безопасности на земле.
Полицейский колебался.
— Эй, парень, ну будь же ты человеком! — сказал Зед, хлопая Мака по спине.
Оказавшись перед нацеленными на него объективами, офицер сдался.
Взобравшись как можно выше с помощью лестницы, двое пожарных теперь быстро перебирались с ветки на ветку — к Конни. Она встревожено оглянулась на горгону, но та не шевелилась, спрятав голову под крыльями.
— Кол, — тихонько позвала Конни, чтобы ее не услышал никто, кроме него. — Ты смог бы спуститься пониже? Нехорошо будет, если они поднимутся еще выше, как думаешь?
— Не могу, Конни, — ответил Кол, — у меня что-то с ногой. Кажется, она сломана.
К ужасу Конни, горгона зашевелилась. Она расправилась и поползла по дереву вверх.
— Не смотри! — предостерегающе крикнула Конни. — Она приближается!
— Все в порядке, милая, — отозвался один из пожарных, думая, что она запаниковала. — Мы почти рядом с тобой.
Горгона добралась до самой верхушки дерева, расправила крылья в полную ширь, так что стала похожей на бабочку, и взмыла в воздух. Ветер подхватил ее, и она понеслась с воздушным потоком — вместе с летящими по ветру осенними листьями. Она улетела вдаль, трепеща, как бронзовое семечко, и исчезла из виду в Змеиной лощине.
— Вот так, милая, хватайся за мою руку.
Оторвав взгляд от горизонта, Конни вытянула руку, и ее крепко схватил ближайший из пожарных. Он застегнул на ней ремень безопасности и привязал к нему веревку. Второй пожарный поравнялся с ними, взглянул вверх и аж присвистнул.
— Как твой друг туда взобрался? — удивился он. — У него что, кроме доспехов, еще и крылья есть?
— Он боится, что сломал ногу, — быстро сказала Конни.
— Тогда нам понадобятся носилки. Держись, сынок.
Конни спустили, как раскачивающегося на конце нити паучка. Едва ее ноги коснулись земли, женщина-полицейский немедленно завернула ее в одеяло и куда-то потащила.
— А как же Кол? — запротестовала она.
— Как только будет что-то известно, я тебе сообщу, — сказала женщина, подавляя ее сопротивление. — Но мне кажется, лучше будет вернуть тебя родителям, как думаешь?
— Мои родители здесь?
— Конечно. Они сейчас едут из города. А твоя бабушка уже где-то здесь.
Годива была последним человеком, которого Конни хотела бы видеть прямо сейчас. Она попыталась улизнуть, но полицейская крепко держала ее. Конни заметила отца Кола.
— Мак, скажите остальным, что я уже внизу, — крикнула она. — Они должны знать. И еще Жаворонок и Арганда — нужно найти их: убедиться, что с ними все в порядке.
Женщина явно подумала, что Конни бредит.
— Успокойся, милочка. Что тебе нужно, так это хорошая чашка чаю и отдых. Все твои друзья-протестующие в безопасности, — добавила она, думая, очевидно, что Арганда и Жаворонок — прозвища каких-то борцов за экологию. — Тебе придется пойти со мной.
19. Новый член Общества
Женщина-офицер вывела Конни из леса и отвела в полицейский фургон, припаркованный напротив бульдозеров, которые растянулись на берегу реки, как желтые крокодилы, распахнувшие свои зубастые пасти. Около дюжины дорожных рабочих сидели задрав ноги в кабинах бездействующих машин. Некоторые из них с любопытством оторвались от своих газет, но, увидев всего лишь чумазую девчонку и ее конвой, вернулись к чтению спортивных газет.
Конни сидела на задней ступеньке фургона, в руках она держала кружку чая, налитого из полицейской фляжки. Потрясение от всего, что ей пришлось пережить за прошедшую неделю, начало брать над ней верх: насильственное вторжение Каллерво и его последователей в ее сознание, дни, проведенные со связанными руками на верхней полке фургона, и несколько опасных часов на верхушке дуба. А теперь ей придется придумать какое-нибудь объяснение для родителей и двоюродной бабки, но какое — она еще даже не представляла. Конни была уверена только в одном: что бы она ни сказала, это не помешает Годиве потребовать от ее родителей назначить ей суровое наказание. Так что страдания Конни еще не закончились.
На холм въехала машина «скорой помощи» с мигалками и сиреной, сопровождаемая полицейским автомобилем. «Скорая» повернула на место для пикника и исчезла из виду, а второй автомобиль продолжал подниматься по холму туда, где ждала Конни. Момент расплаты наступил. Она встала, уронив одеяло, и сделала глубокий вдох. Задняя дверь открылась, и появились ее отец и мать, за ними — двоюродный дед. Какую-то секунду они втроем молча смотрели на нее; лицо отца посерело от напряжения последних нескольких дней, на лице матери были следы слез, в глазах деда застыла боль. Все слова, придуманные Конни для оправдания, замерли у нее на губах, и она разрыдалась. И это было лучшее, что она могла сделать, потому что вызвало у матери бурю эмоций, которыми она затопила Конни.
— Дорогая моя, ну где ты была? — воскликнула мама, сжимая ее в тесных объятиях. Ее одежда, обычно безукоризненно чистая, была помята — она явно в ней спала. — Ты хоть понимаешь, что ты заставила нас пережить? Мы уже начали представлять себе ужасные вещи, которые могли с тобой произойти, когда от тебя не было никаких вестей.
Отец обнял одной рукой жену, а другой — дочь. Конни чувствовала его успокаивающий запах и ощущала себя в безопасности.
— Ну-ну, теперь ей ничто не угрожает, — сказал он с непривычной нежностью. — Не будем сейчас об этом говорить. Просто порадуемся, что Конни снова с нами.
Дядюшка Хью подошел к обнимающемуся семейству и смущенно встал рядом.
— С тобой все в порядке, Конни? — неуверенно спросил он.
— Простите меня, пожалуйста, — сказала Конни, смахивая слезы с глаз грязной ладошкой. — Мне ужасно жаль, что так получилось, — искренне добавила она.
— Жалко, что я не понял, насколько все далеко зашло, — мрачно сказал дядюшка. — Я подвел тебя.
Этого Конни и боялась: он винил во всем себя.
— Нет-нет, это только моя вина. Знаю — я не должна была убегать.
Вернулась женщина-офицер, а с ней — Годива Лайонхарт. Конни показалось, что ее двоюродная бабушка выглядит потрясенной. Годива шагнула к ней. Она ничего не сказала, только потрепала Конни по спине.
— Что? В-вы не будете меня ругать? — заикаясь, спросила Конни.
Годива покачала головой.
Хью подошел к сестре и взял ее за руку.
— С тобой все хорошо? — тихо спросил он.
Женщина из полиции сдержанно кашлянула:
— Думаю, нам лучше увезти отсюда Конни, пока сюда не добралась пресса. Позже мне нужно будет задать ей несколько вопросов, но сейчас я советую вам отвезти ее домой.
Все семейство отправилось на полицейской машине в особняк Лайонхартов, где родители Конни жили все эти последние ужасные дни, настроение у всех было подавленное. Казалось, у них не было безопасной темы для разговора. Дядюшка Хью начал было расспрашивать о карнавале, чтобы немножко разрядить обстановку, но замолчал, когда понял, что Конни не хочется разговаривать. Водитель-полицейский почувствовал неловкость и попытался поправить дело, включив радио. К несчастью, местная радиостанция вела репортаж из Мэллинского леса.
«Крайне необычный день, согласитесь, Стив, — бормотал журналист ведущему в студии, — вначале противостояние между протестующими и строительной бригадой, а теперь это».
Полицейский потянулся, чтобы выключить радио, но вмешалась Конни:
— Нет, оставьте, пожалуйста!
«Да, и вот теперь я вижу, как они спускают мальчика на лебедке вниз. Как сообщают организаторы карнавального шествия, это местный паренек, Кол Клэмворси. Он приехал сюда этим утром, одетый в костюм рыцаря Галахада. Может быть, вы помните, Стив, я рассказывал, как он отделился от остальных, помахав над головой копьем. Но я не вижу, насколько серьезно он пострадал. Двое пожарных опускают его на землю. Мы и понятия не имели, куда он отправился, когда покинул шествие. А уж как он сумел так высоко забраться — и вовсе загадка…»
«А есть ли информация о девочке, которую они спустили с дерева первой?» — спросил ведущий таким голосом, что стало ясно: он просто упивается деталями этой драмы.
«О Конни Лайонхарт, пропавшей девочке? Она уже прославилась как защитница окружающей среды в том происшествии с танкером, которое случилось под Новый год. Жаль, что полиции раньше не пришло в голову проверить так называемый дуб Мерлина — самое очевидное место, куда стекались борцы за экологию со всей страны, ха-ха, — искренне расхохотался журналист, от чего Конни передернуло. — Судя по тому, что она сказала, когда ее нашли, она просидела на этом дереве всю неделю в знак протеста — исключительная самоотверженность для такой юной особы».
«А как продвигается акция по спасению Мэллинского леса — с призывом выкупить его?»
«Зед Бэйли ранее рассказал мне, что сам не ожидал такого отклика. Он всего несколько часов назад поместил сообщение об этом в Интернете, но сайт уже переполнен изъявлениями поддержки и обещаниями перечислить деньги — от людей со всей страны. Конечно, драматический репортаж о спасении пропавшей девочки и ее друга привлек к этому делу такое внимание, о котором они и мечтать не могли. Да, и вот наконец мальчика спустили. Рыцарь Галахад снова на земле, под опекой службы спасения».
«Спасибо, Майк. Если кто-нибудь из наших слушателей захочет перечислить взнос, он может зайти на сайт „Спасем дуб Мерлина“ и ознакомиться со всеми деталями. А теперь оставайтесь с нами и послушайте в прямом эфире первое выступление группы „Krafted“ на Гескомбском музыкальном фестивале…»
Машина остановилась в Монастырском тупике. Идя по дорожке между папой и мамой, Конни напоследок взглянула на небо и подумала о том, что сейчас происходит на торфяных болотах. Знают ли там, что случилось? Что будут делать войска Каллерво теперь, когда их предводитель бежал? Не попытаются ли некоторые из его соратников напасть или они просто рассеются, чтобы дождаться более благоприятного момента? Судя по тому, что рассказал журналист, в лесу все было в порядке, и около дуба Мерлина толпами бродили разномастные средневековые персонажи, лошади, журналисты и бригады службы спасения. Нападение, казалось, было отложено. Опасность миновала.
— Ну, дорогая, — сказала мать, набирая для нее горячую ванну с пеной, — снимай-ка эту одежду, отдыхай и отмокай в свое удовольствие.
Конни сбросила свой летный костюм из коричневой кожи, и мать осторожно подобрала его.
— Годива упоминала о твоих странных предпочтениях в одежде, но я рада, что костюм защитил тебя и ты не слишком поцарапалась, пока сидела на этом дереве, — сказала она с оттенком одобрения в адрес некогда презираемой одежды.
— По крайней мере, — зевая, сказала Конни, залезая в ванну, — меня не показывали по национальному телевидению в доспехах или колпаке с бубенцами.
— О чем это ты?
— Так, ни о чем.
Мама тихо вышла из ванной, а ее дочь погрузилась в пену. Теплая вода смыла с нее и въевшуюся за неделю грязь, и дурные воспоминания.
Пожарные завернули Кола в ткань, так что он стал похож на огромного младенца, чтобы спустить его с дерева. У него болела нога и ныла спина в том месте, где ее задел драконий хвост, все тело было покрыто сетью мелких царапин и ушибов, но Кола беспокоило не это. Он тревожился только за Жаворонка, которого видел последний раз падающим между деревьев недалеко от той поляны, с которой они взлетали. Как только он оказался на земле, он отчаянно принялся искать глазами отца и увидел его в компании мрачного полицейского.
— Папа! — крикнул Кол. — Папа!
Толпа расступилась, пропуская Мака к носилкам сына. Он опустился рядом с Колом на колени и взял его за руку.
— Все в порядке, сынок, — громко сказал Мак. Затем тихонько добавил: — Не волнуйся, я отозвал наши войска — как раз вовремя. Драконы уже были готовы подняться в воздух. Впрочем, это было нелегко: мой конвоир оказался очень подозрительным: он решил, что я говорю с каким-то подкреплением со стороны борцов за экологию или с кем-то в этом роде.
Кол слушал его вполуха, ему не терпелось получить ответ на единственный вопрос, который его волновал.
— Но как же Жаворонок? Что с ним?
— Не знаю, Кол, — сказал Мак, качая головой. — Капитан Грэйвс и несколько добровольцев сейчас отправляются прочесывать лес, чтобы найти его и Арганду. Я бы и сам пошел, но кажется, я под арестом. — Он поморщился. — Сдается мне, они решили, что это я надоумил вас с Конни забраться на это дерево. Твоя бабушка уже на пути в больницу — она встретит тебя там.
Санитары оттеснили Мака в сторону и взялись за носилки. Кола охватило отчаяние: как же его вот так увезут отсюда, когда он ничего не знает о Жаворонке. Может быть, тот лежит раненый где-то поблизости. Может быть, даже при смерти. А может быть, вообще погиб.
— Кол! Кол! Это я, Рэт! — Рядом с носилками вынырнуло знакомое лицо с острыми чертами. — Я пришел сказать, что нашел кое-что, принадлежащее тебе. Не волнуйся, я за ним присмотрю до твоего возвращения!
— Что? — в смятении переспросил Кол, но Рэта уже оттолкнул полицейский. — Что ты нашел?
— Я нашел твоего… — Но двери машины «скорой помощи» захлопнулись, и ответа Кол не расслышал.
Вечером того же дня миссис Клэмворси вывезла Кола на кресле-коляске из больницы к ожидающему их такси. Он провел много часов в отделении неотложной помощи, пока на его ногу накладывали гипс от лодыжки до бедра, перевязывали порезы на спине и обрабатывали прочие раны. Медсестра, которая занималась его спиной, удивлялась тому, что ссадины такие большие.
— Так ты говоришь, что не падал? — недоверчиво спросила она, смазывая его рану дезинфицирующим средством. — Но это самый странный порез, который я видела за свою практику: весь рваный, как будто тебя ударили пилой! А твой костюм — он же изорван в клочья! Очень странно.
— Странно, ага, — согласился Кол, решив, что лучше сделать вид, будто ничего особенного не произошло.
Миссис Клэмворси помогла Колу забраться на заднее сиденье такси.
— Вот и отлично, а теперь, молодой человек, домой и в постель, — решительно сказала она.
— И не подумаю. Пока не выясню, что случилось с Жаворонком.
— Но ведь я уже говорила тебе, Кол, милый: о нем нет никаких новостей, — тихо сказала миссис Клэмворси, беспокойно оглядываясь на водителя.
— Тогда поедем обратно в лес. Я не собираюсь сдаваться лишь потому, что немножко поцарапался.
— Немножко поцарапался! — воскликнула миссис Клэмворси, в возмущении забыв, что следует говорить тише. — У тебя сломана нога и вся спина в швах. Счастье, что ты не погиб!
— Но я ведь жив и должен выяснить, жив ли Жаворонок.
Миссис Клэмворси вздохнула. У нее тоже был свой подопечный, и она, положа руку на сердце, не могла сказать, что не требовала бы того же, если бы в беде оказался ее друг.
— Хорошо, Кол, но только на час — не больше. А потом…
— Да, я знаю: домой и в постель.
На месте для пикника было тихо, когда туда повернуло такси: фестиваль был в самом разгаре, и все ушли слушать выступление музыкантов на главной сцене. Кол слышал грохот музыки. На небе горели первые звезды.
— Что именно ты собираешься делать? — сердито спросила его бабушка, когда Кол заковылял на костылях к автобусу Рэта. — Еще немного — и у тебя разойдутся швы!
Кол постучал костылем в дверь, но ответа не последовало, если не считать яростного лая Волка.
— Я пойду на поляну, — сказал он бабушке, разворачиваясь. — Туда, где он упал.
Лицо миссис Клэмворси просветлело, когда она увидела, что кто-то идет к ним между деревьев, зажав под мышкой трость.
— Смотри, это капитан Грэйвс. Он сможет сообщить тебе последние новости и не даст совершить какую-нибудь глупость.
— Кол, мой мальчик, я так рад, что ты на ногах и пришел сюда! — гаркнул капитан Грэйвс при виде своего ученика, топорща усики в улыбке. — На самом деле я рад видеть тебя еще по одной причине. У нас тут непростая ситуация.
— Жаворонок? — встревожено спросил Кол.
— Он… э… Что ж, пойдем лучше со мной — сам увидишь.
— Но, Майкл, Кол ведь ранен! — запротестовала миссис Клэмворси. — У него сломана нога. Он не может идти сам, а то ему станет еще хуже!
— Минуточку. — Капитан Грэйвс пронзительно засвистел, и из-за деревьев рысью выбежал Мэгз. — Умное животное, молодец, — похвалил он его. — Ты ведь сможешь сидеть на пони, мой мальчик?
— Ага, — ответил Кол. Капитан Грэйвс подсадил Кола Мэгзу на спину, загипсованная нога мальчика неуклюже торчала в сторону.
— Ну, мы поехали. — Капитан Грэйвс взялся за повод. — Ты с нами, Лавиния?
Миссис Клэмворси, которая уже давно решила, что сегодня больше глаз не спустит со своего внука, последовала за ними по лесной тропинке, которая вела на поляну.
— С Жаворонком ведь все в порядке, правда, капитан? — с надеждой спросил Кол.
— Теперь с ним все будет хорошо. Мы бы уже его вылечили, если бы универсальный посредник помогла в этом Ветру-Жеребенку, но сейчас она, очевидно, под стражей у своих родных. Нет, проблема в том, что нашли его не мы.
— А Арганда? Золотой дракон?
— Она тоже нашлась. Эти драконы — что старые башмаки: такие же крепкие, даже молодняк. Больше пострадала ее гордость, чем тело, — по крайней мере, так говорит доктор Брок.
— Так кто же нашел Жаворонка? — спросил Кол, хотя ему казалось, что ответ он уже знает.
— Увидишь.
Мэгз выступил из удлиняющихся вечерних теней на поляну. Там дул пронизывающий ветер. Кол поежился; ветер засыпал поляну семенами, как снежными хлопьями. На другом конце, под сенью большого каштана, он разглядел группу людей, собравшихся вокруг чего-то, лежащего на земле. Он ощутил в своем сознании присутствие, и волосы у него на затылке начали приподниматься: это был Жаворонок. Направив Мэгза сквозь высокие заросли папоротника, он с трудом спешился, опираясь на здоровую ногу, тихо выругался — раны саднили, и опустился на землю рядом со своим другом, обхватив его руками за шею и зарывшись лицом ему в гриву. И сразу же их связь восстановилась. Кол и Жаворонок обрадовались, что снова вместе после того, как каждый из них чуть не расстался с жизнью. У Жаворонка было сломано правое крыло, но он сумел приземлиться при помощи левого, правда, при этом вывихнул правую переднюю ногу. Ему повезло: на крыло ему наложили шины, а другие раны промыли и перевязали еще до того, как его нашло Общество.
— Кто это сделал? — удивился Кол. Он поднял голову и увидел, что ему усмехается Рэт.
— Необычную зверюшку ты тут себе завел, Кол Клэмворси, — засмеялся Рэт. — Я же говорил, что присмотрю за ним для тебя.
Кол заметил, как доктор Брок и капитан Грэйвс встревожено переглянулись. Это была большая проблема: о существовании мифического создания стало известно обычному человеку. Они даже не могли притвориться, что это был своего рода искусный костюм, потому что мальчик оказал Жаворонку помощь и слишком ясно понял, что тот сделан из плоти, крови и костей.
— И я думаю, что теперь-то ты признаешься мне, что дракон на твоем шлеме тоже был настоящий, — продолжал Рэт.
Доктор Брок запихнул что-то поглубже во внутренний карман куртки.
— Гм… — замычал Кол.
— Не волнуйся, Кол, — сказал Рэт. — Я никому не открою твою маленькую тайну. Я все время вижу такие штуки, как эти. Папаша думает, что у меня не все дома, но я даже видел фей в лесах и в реках.
Кол взглянул на доктора Брока. Определенно, у Рэта есть дар. Как бы еще он смог все это понять? Жаворонок еще при первой встрече учуял в нем что-то. Доктор Брок кивнул, поняв молчаливый вопрос Кола.
— Спасибо тебе, Рэт, спасибо, что позаботился о Жаворонке, — сказал Кол. — Только не говори никому об этом, пожалуйста.
— Не вопрос! Я уже пообещал, что не скажу.
— А ты хотел бы познакомиться с другими моими друзьями? Им было бы интересно узнать о тебе больше.
Рэт насторожился.
— Они ничего плохого тебе не сделают, — быстро добавил Кол. — Просто, может быть, ты захочешь вступить в наше Общество?
— Это туда, где ты раздобыл своего крылатого коня?
— Ну, в некотором роде. Только я его не раздобыл — он мне не принадлежит: он мой друг и тоже член Общества.
Рэт пожал плечами:
— Ты, конечно, чокнутый, Кол Клэмворси, но сдается мне, что это может оказаться весело. Я познакомлюсь с твоими друзьями.
— А теперь, Кол, я действительно настаиваю на том, чтобы ты поехал со мной домой, — вмешалась миссис Клэмворси. — Сидеть на сырой траве, ездить верхом — да так ты окажешься в больнице очень скоро, если не побережешь себя.
— Тебе лучше послушаться леди, — сказал Рэт, почтительно кивнув бабушке Кола. Он всегда был исключительно учтив с ней, когда приходил к Колу домой, потому как был воспитан в здоровом страхе перед женщинами, стоящими во главе рода. Он помог Колу подняться на ноги и подставил плечо, чтобы тот оперся на него, забираясь обратно на спину Мэгза.
— Это же был дракон, да? — тихо шепнул он на ухо Колу. — Я же знаю. И об этом я тоже должен молчать, ведь так?
Кол судорожно подыскивал ответ, но Рэт избавил его от этого, подмигнув.
— Не беспокойся; никто мне не поверит, даже если я кому и расскажу, — сказал он. — Они давно привыкли к моим россказням и думают, что я просто ненормальный. Приятно узнать, что у тебя тоже не все дома.
20. Гескомб
За завтраком в особняке Лайонхартов царила напряженная тишина. На этот раз Годива была абсолютно ни при чем: она совсем притихла после возвращения из Мэллинского леса. Противостояние развернулось между Конни и ее родителями. Чувство облегчения, которое накануне вечером избавило Конни от всяких объяснений, утром сменилось решимостью со стороны ее родителей «добраться до сути дела», но дочь встретила их уклончивыми ответами. Она не хотела объяснить толком, ни где она была, ни оправдать свой внезапный побег из дома двоюродной бабушки.
— Но если, как ты утверждаешь, Конни, все было не так уж плохо, — сказала мама с некоторой строгостью в голосе, — тогда почему же ты сбежала? Только не рассказывай мне, что заставила нас пережить весь этот ужас только потому, что беспокоилась о каких-то там деревьях.
Конни молча смотрела в тарелку с хлопьями, которые тихо размокали в молоке. Ей не хотелось есть.
— Не думаю, что ты понимаешь, сколько людей поставила на уши, — сердито сказал отец. — Тебя искало с полицией полстраны, власти обращались к общественности с призывами — и ты даже представить себе не можешь, сколько выстрадали мы с мамой, — а у тебя еще хватает наглости сидеть тут, не потрудившись даже придумать себе достойное оправдание.
«Что я могу ответить?» — удрученно думала Конни. Они имеют право сердиться на нее. На нее все должны сердиться, даже члены Общества, которые знают правду: ведь она так глупо угодила в ловушку. Теперь ей было ясно, что прежде всего она должна была пойти к кому-нибудь за советом — к той же Эвелине, например, — и это избавило бы всех от страданий и риска. Разумеется, она не думала, что ее отсутствие так затянется. Конечно, она полагала, что тут же вернется домой вместе с Колом и извинится за то, что сбежала на выходные, и примет неизбежное наказание, назначенное Годивой. Она вовсе не хотела, чтобы произошло то, что произошло.
Годива пристально смотрела на внучатую племянницу с противоположного конца стола. Хью с отсутствующим видом снова и снова намазывал маслом один и тот же кусочек тоста, чувствуя себя крайне неловко.
Внезапно Годива заговорила:
— Берил, Гордон, а вы задавали себе вопрос, способна ли Конни найти себе «достойное оправдание», как вы настаиваете?
Конни вздрогнула, решив, что бабушка намеревается произнести очередную обличительную речь о безумии, вызванном Обществом.
— Мне кажется, что она на самом деле не знает, зачем она это сделала, но действительно об этом сожалеет.
Конни открыла рот от изумления: Годива защищала ее!
— Но я скажу вам кое-что, в чем я теперь уверена: здесь она чувствует себя несчастной, она счастлива только в Гескомбе, со своими друзьями. Ваша дочь не… ну, скажем, не совсем обычная девочка, но это не всегда бывает плохо.
Берил и Гордон потрясенно переглянулись. Хью отложил свой тост и уставился на сестру. Его лицо медленно расплылось в улыбке.
— Если вы не собираетесь забрать ее с собой в Манилу… — продолжала Годива.
Берил недовольно хмыкнула:
— Это невозможно, Годива: как быть со школой для такого ребенка, как Конни? А бросить работу и вернуться мы не можем: другой работы для нас здесь нет.
— Знаю. Так вот, если вы не заберете ее в Манилу, тогда, боюсь, я не смогу снова взять ее сюда, в этот дом, где, я знаю, она будет несчастна. Есть только один вариант: она должна вернуться к Эвелине, и я знаю, что та примет ее. Что касается школы, ну, в конце концов, за ней изначально сохранялось место в Чартмуте. Я уверена, что для этого нужно только поговорить с завучем.
— А как же ты? — спросил Гордон. — Я думал, что ты избавишь ее от всей этой ерунды, связанной с Обществом.
— Боюсь, что я больше не стану этого делать.
— Но почему?
Годива улыбнулась Конни:
— Я отправляюсь в Бразилию.
— Что? — воскликнул Гордон.
— Что слышал. Я присоединяюсь к команде, которая пытается спасти тропические леса Амазонки.
Гордон поперхнулся кофе.
Хью захлопал в ладоши:
— Вот это хорошее дело для тебя, Ива! Что же тебя переубедило?
— Я решила, что настало время исправить ошибки прошлого. Прости, Конни, я была так сурова с тобой, но я думаю, что тебе, как никому другому, известно, от чего и кого я пыталась убежать.
Конни кивнула:
— Да, это правда. Думаю, что я сама бежала бы от него, будь у меня выбор.
— Что это все значит? — пробормотал отец Конни. — О ком она говорит?
— О нашей наследственности, — быстро сказала Годива. — Итак, как вы собираетесь поступить с дочерью?
— Ну, я… — Гордон повернулся к Хью. — А ты тоже едешь в Бразилию?
— Нет, не думаю, — сказал Хью, с любовью улыбнувшись сестре. — Полагаю, теперь она сможет обойтись без меня.
— Так, может быть, Конни останется здесь с тобой?
— Нет-нет, — сказала Годива, — я хочу запереть особняк Лайонхартов: пусть сад немножко разрастется.
— Для меня одного это слишком большой дом, — согласился с ней Хью. — Вам придется отослать ее обратно на Шэйкер-роуд.
Гордон и Берил колебались.
— Но как же этот человек — байкер в шутовском костюме? Если верить газетам, он виноват в доброй половине того, что случилось вчера, — сказала Берил, с тревогой глядя на дочь.
— Да нет же, — сказала Конни, — это все неправда. Как я уже говорила вчера вечером полиции, он пытался помочь мне спуститься, но я слишком высоко забралась. — Ее развеселила эта полуправда, ведь она знала, что во всем, что произошло, Мак был совершенно не виноват.
— А я много думал, — сказал Хью. — Мне бы хотелось быть поближе к морю. Мой друг, Гораций Литтл — помнишь, Годива, он брал Конни на прогулку вместе со своей внучкой? — так вот, мы с ним придумали небольшой план, как нам обзавестись лодкой на двоих: он явно обожает плавание, просто до безумия… Итак, я подумывал купить небольшой домик где-нибудь на побережье, недалеко от Эвелины. Брат Конни мог бы приезжать туда на каникулы, если захочет. Что ты на это скажешь, Конни?
— Думаю, что о таком можно только мечтать! — сказала Конни, улыбаясь ему сияющими глазами. Она не могла поверить в такой поворот событий: как будто ее двоюродные бабушка и дед одним взмахом волшебной палочки устранили все препятствия к ее счастью. Ей хотелось перепрыгнуть через стол и обнять их.
— Что ж, думаю, ты мог бы помочь Эвелине присматривать за Конни, — сказал Гордон, начиная видеть очевидные плюсы такого плана. — Наблюдать за ее развитием. Следить за тем, чтобы она опять не ввязалась во что-нибудь опасное.
— Тогда решено, — сказал Хью. — Хочешь тост, Конни?
— Да, спасибо, — ответила она. — Только, если можно, масла поменьше.
После ланча Конни подошла к родителям, которые собирались в школы за ее братом Саймоном. Они планировали всей семьей провести какое-то время вместе, перед тем как вернуться к своей обычной жизни.
— Можно, я навещу Кола? — спросила она. — Он лежит дома со сломанной ногой, и я хочу убедиться, что с ним все в порядке.
Родители переглянулись.
— Полагаю, когда ты вернешься в Гескомб, мы не сможем помешать тебе видеться с людьми из этого твоего Общества, верно? — строго сказал отец.
— Мне было бы трудно с ними не видеться, — робко подтвердила Конни.
Он вздохнул:
— Тогда ничего не поделаешь. Но должен тебе напомнить, что отныне твой двоюродный дед будет тебя строго контролировать.
Радостно кивнув, Конни бросилась в сарай и вывела велосипед. Проезжая мимо леса, она видела, что в полях еще полно приехавших на фестиваль людей, а бульдозеры отступили вниз по холму. Ни одно дерево еще не было срублено.
Весело крутя педали, она направилась в Гескомб, распевая во все горло. Конни с дребезжанием въехала на улицу, где жил Кол, и оставила велосипед у ворот его дома. Остановившись у дверей кухни, чтобы постучаться, она услышала голоса внутри и поняла, что в доме сейчас, должно быть, полно народу. Никто не услышал ее стука, она толкнула дверь и вошла. В комнате наступила тишина, когда присутствующие увидели, кто стоит на пороге. Доктор Брок, Эвелина, Мак, миссис Клэмворси и Советники, Кайра Окона, Кинга Потовска и Орленок — все они толпились вокруг Кола, который восседал в кресле у плиты, положив загипсованную ногу на скамеечку. Мак, как обычно, первым отреагировал на ее внезапное появление.
— Эй, смотрите, да это же наш Универсал! Проходи скорее, милая!
— Конни, мы так рады тебя видеть! — воскликнула миссис Клэмворси.
— Но несколько удивлены, — добавил доктор Брок. — Мы-то думали, что родители навсегда заберут тебя отсюда.
Она покачала головой, оробев под всеми этими взглядами.
— Нет, не заберут — и даже лучше того, — она опустилась на колени рядом с Колом. — Я возвращаюсь.
— Что? — воскликнул он.
Эвелина бросилась к ней и крепко обняла.
— Это потрясающе, Конни!
— Я возвращаюсь — возвращаюсь обратно в Гескомб, буду ходить в Чартмутскую среднюю школу.
— А в Общество? — быстро спросил доктор Брок. Золотистая мордочка высунулась из кармана его куртки и стала принюхиваться.
— Мы еще не обсудили все детали, — призналась Конни, протянув руку, чтобы взять у него Арганду.
— Но ведь это и так хорошо! — радостно сказал Кол, а Конни взяла Арганду на руки и стала почесывать ей шейку, дракониха затрепетала от удовольствия. — Так мы увидимся в школе на следующей неделе?
— Без сомнения, — засияла Конни.
В следующую среду, когда за окном ее спальни на чердаке хрипло кричали чайки, радуясь ее возвращению в Гескомб, Конни надела новую форму. Завязывая школьный галстук перед зеркалом, Конни улыбнулась самой себе. Да, теперь все будет хорошо.
Родители проводили ее до автобусной остановки и оставили в надежных руках Аннины и Джейн.
— Как хорошо, что ты вернулась туда, где твое место, — сказала Аннина, обнимая ее. — Неужели твоя бабушка действительно уехала в Бразилию?
— Ага. — Конни улыбнулась во весь рот, вспомнив об этом. — Годива была так счастлива, отправляясь в свое путешествие.
— Ты слышала насчет леса, Конни? — спросила Джейн. — Зед Бэйли сегодня утром выступал на телевидении.
Конни покачала головой:
— Нет, а что случилось на этот раз?
— Ну, строительство дороги было остановлено. Сейчас собираются проводить опрос общественности, — с торжествующей улыбкой сказала Джейн. — А все благодаря акции протеста у дуба Мерлина.
— Теперь они называют его исключительной культурной ценностью! — с гордым видом вмешалась Аннина. — А твоя история в прошлую субботу попала в американские новости, и нас засыпали пожертвования от энтузиастов-поклонников Мерлина со всего мира.
— Так как они собираются поступить с дорогой, как вы думаете? — спросила Конни, делая вид, что ее не волнует то, что слава о ней докатилась до Штатов.
— Ах да, она будет построена, разумеется «Аксойл» слишком влиятелен, чтобы его можно было остановить, — скривилась Аннина. — Им по-прежнему нужен путь для танкеров. Но им придется обойти лес стороной и выбрать не такой прямой маршрут.
— Хорошими новостями это не назовешь: это значит, что придется пожертвовать плодородной землей, — добавила Джейн.
— Ох, только не это. — Конни представила себе, к каким новым бедствиям это может привести — для обитателей лугов и других животных. Она предпочла бы, чтобы здесь и вовсе не было никаких дорог, но при этом понимала, что это невозможно в условиях быстро меняющейся современной жизни.
— Да не волнуйся ты так, Конни, возможно, это лучшая развязка, на которую мы могли надеяться, — заключила Аннина. — Может быть, мы не добились всего, чего хотели, но сделали достаточно, чтобы спасти лес.
Автобус уже был готов отправиться, когда они заметили Кола, ковылявшего на своих костылях к остановке так быстро, как он только мог, тяжелая сумка была перекинута через его плечо. Джейн выбежала, чтобы помочь ему, а Аннина попросила водителя подождать. Он взобрался в салон и сел рядом с Конни.
— Что ж, вот наконец и вся команда в сборе? — усмехнулся он трем девочкам. — Ничего, что из-за меня мы с тобой с опозданием прибываем в Чартмут, Конни? — спросил он ее.
— По-другому и быть не могло, — твердо сказала она. — Как ты сказал мне однажды, у нас много общего.
— Ну да, например, смертельно опасные приключения, — прошептал он — так, чтобы не слышали Джейн и Аннина. — Я еще не сказал тебе спасибо за то, что ты пришла мне на помощь.
— А я еще не поблагодарила тебя за то, что ты пришел на помощь мне.
— Думаю, теперь мы на равных. — Эти слова напомнили Конни о том, что она сама сказала Каллерво напоследок. — Он ведь вернется, да?
— Боюсь, что так. Мы только сумели выиграть небольшую передышку. Но в следующий раз я собираюсь приготовиться получше.
— И я тоже.
Несколько минут они сидели молча. Глядя на проносящиеся за окном улицы Гескомба, Конни думала о том, какая перемена произошла с ней за последнюю неделю, когда Каллерво взломал ее сознание и объявил ее своим посредником. Сможет ли она когда-нибудь разорвать эту связь? Она чувствовала себя виноватой за то решение, которое приняла тогда в лесу. Что толку от нее, если не смогла заставить себя уничтожить Каллерво, когда он был в ее власти? Он по-прежнему жаждал стереть человечество с лица Земли. Если она не сумела остановить его, то кто сможет это сделать? От этих мрачных мыслей ее отвлек другой вопрос, на который она хотела услышать ответ.
— А как же твоя мама? — неуверенно спросила Конни Кола, чувствуя, что этим вопросом вторгается на его сугубо личную территорию.
— Не знаю. — Он смотрел в окно. У дороги, рядом с местом для пикника, ждал Рэт. Автобус притормозил, чтобы подобрать его. — Она снова исчезла. Не знаю, что она теперь будет делать: из Общества ее вышвырнули, и с Каллерво они больше не соратники. Но думаю, что однажды она снова появится.
Конни ничего не сказала, ожидая, пока в салон поднимется Рэт. Она не была уверена, что сможет когда-нибудь простить мать Кола за то, что та держала ее в плену все эти дни. Она надеялась, что больше никогда не увидит Кассандру, и добавила про себя, что не слишком огорчится, если никогда больше не увидит и горгону.
— Подарок для вас, — сказал Рэт, плюхаясь на сиденье рядом с Колом. И высыпал Колу на колени пригоршню блестящих каштанов. — Разбросайте их везде — и там, где они вырастут, их станет еще больше благодаря вам.
Автобус выехал из Гескомба и двинулся по петляющей дороге, которая огибала край леса, не тревожа скрытые за деревьями тайны.
Примечания
1
Castanea (лат.) — каштан.
(обратно)2
«Ангелы ада» — старейшая и крупнейшая в мире группировка байкеров, появившаяся в 1948 году в Калифорнии.
(обратно)3
Громовая птица — олицетворение духа ветра в мифологии индейцев Северной Америки; обычно изображается в виде гигантского орла.
(обратно)4
Фестиваль Гластонбери (Glastonbury), заслуживший название «британский Вудсток», считается одним из главных событий года в мире рок-музыки, традиционно проводится с 1971 года в последние выходные июня под открытым небом неподалеку от местечка Гластонбери на западе Англии.
(обратно)5
Кра́кен — мифическое морское чудовище гигантских размеров, известное по описаниям норвежских и исландских моряков, из языка которых и происходит его название.
(обратно)6
Банши — фигура ирландского фольклора, дух женщины, который, согласно поверьям, является возле дома обреченного на смерть человека и характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.
(обратно)7
Национальный учебный план — курс обучения, введенный в 1988 году во всех государственных школах.
(обратно)8
Селки — в фольклоре жителей Оркнейских и Шетландских островов морские фейри, родичи шотландских роанов. Это тюлений народ, добрые существа с карими глазами. Тюленьи шкуры позволяют им жить в море, однако они время от времени должны выныривать, чтобы глотнуть воздуха.
(обратно)9
Брикстон — квартал в Лондоне.
(обратно)10
«Олимпия» — большой выставочный зал в западной части Лондона; в нем проводятся различные ежегодные выставки.
(обратно)11
Линия Бейкерлоо — линия лондонского метро; соединяет станции северо-западных районов города со станциями метро и железнодорожными вокзалами Чаринг-Кросс и Ватерлоо.
(обратно)12
Чаринг-Кросс — 1) перекресток между Трафальгарской площадью и улицей Уайтхолл, принятий за центр Лондона при отсчете расстояний; 2) конечная железнодорожная станция в лондонском Уэст-Энде; станция метро.
(обратно)13
Колонна Нельсона — памятник адмиралу Нельсону в виде сорокачетырехметровой колонны, увенчанной пятиметровой фигурой адмирала; у основания колонны — четыре льва, отлитые из трофейных французских пушек. Установлен в Лондоне на Трафальгарской площади в 1839–1842 годах.
(обратно)14
Странд — одна из главных улиц в центральной части Лондона; соединяет Уэст-Энд с Сити; на ней расположены театры, фешенебельные магазины и гостиницы.
(обратно)15
Средник — средний поперечный брусок в оконных рамах или дверях.
(обратно)16
Бестиа́рий (от лат. bestia — зверь) — средневековый сборник зоологических статей (с иллюстрациями), в которых подробно описывались различные животные в прозе и стихах. Очень часто в бестиариях появлялись подробные иллюстрированные статьи, посвященные мифическим животным.
(обратно)17
Ксилография — гравюра на дереве; основная и древнейшая техника гравюры.
(обратно)18
Кромер — город в графстве Норфолк.
(обратно)19
Известная марка строительных и дорожных машин.
(обратно)20
У. Шекспир. «Гамлет», акт III, сцена IV.
(обратно)21
Имеются в виду Бреконские Маяки — две горы в Уэльсе, графство Брекнокшир; высота 886 м и 872 м, в старину на этих горах зажигали сигнальные огни.
(обратно)22
Крысолов — герой немецкого фольклора, спас город от нашествия крыс, заманив их в реку, играя при этом на флейте.
(обратно)
Комментарии к книге «Взгляд Горгоны», Джулия Голдинг
Всего 0 комментариев