«Симбиоз»

Последние тлеющие угли зашипели и погасли под струями начавшегося дождя. Посреди пепелища, не обращая внимания на льющуюся с небес воду, сидел старик. Его тело, вздувшееся волдырями ожогов, еле прикрывали обгоревшие лохмотья. Старик умирал. Заканчивался почти двухвековой жизненный путь.

Когда-то, осененный божьим вниманием, он ушел от мирской суеты. И шел, неся божий свет, озаряя им свой путь, творя чудеса и исцеляя людские души волею божьей. И придя в эти дикие места, где начинались бескрайние степи, увидел следующих за ним. И решил тогда воздвигнуть на этом месте братскую обитель.

Дни и ночи, забыв о сне и пище, воздвигали братья божий храм. И лишь подняв храм, построили подле него кельи. Но не воздвигли вокруг обители стен, ибо монастырь находился под божьим покровительством и не нуждался более ни в какой защите. Бесчисленные орды степняков, отправляясь в набеги на славянские поселения, всякий раз обходили монастырские земли стороной.

Так было без малого два века.

Давно уже ушли в иной мир пришедшие с ним, ушли и те, что были за ними, и следующие ушли. И он устал. Устала душа. Устало тело.

Усталость пригасила огонь, данный божьей милостью. И в новых братьях не было уже той истинной веры.

На этот раз степняки не прошли мимо. Не найдя ни в храме, ни в кельях ничего ценного, дикие воины долго пытали братьев огнем и железом, не веря в то, что в монастыре не спрятано ни злата, ни других сокровищ. Когда умер от пыток последний брат, степняки в злобе подожгли храм и окрестные монастырские постройки.

Не тронули только старого монаха, стоявшего на коленях посреди храма. Будто и не заметили. И будто не замечали его рушащиеся от пожара стены храма, не задевая, а лишь опаляя огнем старческое тело.

Старик умирал. Душа покидала этот мир, это тело.

Некая иная сущность завладевала телом, спеша использовать его последние возможности.

Монах, поднявшись, отправился разгребать пепелище, словно ища что-то. Наконец в его руках оказался бесформенный кусок металла, явно покореженный жарким огнем заступ. Вернувшись к тому месту, где просидел последние часы, опустился на колени и вонзил железяку в землю. Копал усердно, с неожиданной для старческого тела мощью. На глубине в полтора локтя заступ начал скрежетать о камень. Если бы не ливень, заливающий яму грязной водой, то можно было бы увидеть гранитную плиту, освобождаемую стараниями старика.