«Истребитель магов»

Его глаза — подземные озера,

Покинутые царские чертоги.

Отмечен знаком высшего позора,

Он никогда не говорит о Боге.

Его уста — пурпуровая рана

От лезвия, пропитанного ядом.

Печальные, сомкнувшиеся рано,

Они зовут к непознанным усладам.

В его душе столетние обиды,

В его душе печали без названья.

На все сады Мадонны и Киприды

Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,

И нежен цвет его атласной кожи.

Он может улыбаться и смеяться,

Но плакать… плакать больше он не может.

Николай Гумилев

Глава 1 НА ЮГ

Огромная бурая туша выметнулась из-за кустов. Затрещали ветви, Гуннар ощутил ужас, представив, что сейчас произойдет. Хрустнут кости, алая кровь брызнет на серый предвесенний снег…

Дурные предчувствия одолевали его с самого начала пути.

И вот не повезло — наткнулись на шатуна.

Но гибкая юношеская фигурка проскочила меж огромных когтистых лап. Медведь раздраженно взревел, крутанулся на месте, пытаясь зацепить верткую добычу.

Рогатина ударила с быстротой молнии. Гуннар видел, как её острие обманчиво легко коснулось лба зверя и мгновенно отпрянуло, словно устыдившись свершенного…

Косолапый зарычал; кровь потекла ему в глаза, мешая видеть. Громадная туша слепо двинулась вперед. Тяжеленные лапы месили воздух, чтобы смять, уничтожить обидчика.

Раздался хряск, какой бывает, когда тупое лезвие входит в живую плоть. Затем медведь как-то сразу накренился и рухнул. А человек стоял рядом с ним.

Гуннар сглотнул. Только в этот момент пришла мысль, что мог бы и помочь воспитаннику.

К лицу прихлынула кровь, захотелось потереть его руками. Но Гуннар знал, что это не поможет: стыд не уйдет. «Старею, — подумал он с неожиданной обреченностью. — Пятьдесят лет уже…»

Ноги передвигать было трудно, словно они превратились в каменные, наст издевательски скрипел при каждом шаге.

Когда подошел, в нос ударил тяжелый медвежий запах. Вблизи было видно, как тяжело зверь пережил зиму. Ребра почти прорвали вытершуюся шкуру, шерсть свалялась.

— Жалко, рогатина сломалась. — Юноша, стоявший рядом с поверженным зверем, поднял взгляд.

В малахитовых глазах его не было и следа боевой горячки, и дыхание было ровным. Словно не он только что победил исполинского хищника, на которого обычно ходят не в одиночку и с собаками.

Юноша сражался, как и жил, — спокойно. Без гнева, ярости или злобы.

Иногда Гуннар пугался своего воспитанника, несмотря на его молодость. Вот и сейчас он невольно содрогнулся под ледяным взглядом, в котором если и захочешь угадать, что прячется, то не сможешь.

— Нашел о чем беспокоиться, — проговорил Гуннар, преодолевая неловкость. — Рогатину новую сделаем. А ты молодец… Извини уж, что я не успел.

— Ничего, — ответил Харальд и принялся деловито свежевать тушу. Мяса и жира с шатуна не возьмешь, но шкуру можно пристроить куда-нибудь, а из клыков и когтей получаются хорошие украшения.

* * *

День стоял погожий, солнце старалось изо всех сил, готовясь к близкой весне. Подморозило, наст держал хорошо, преследовать оленя было легко. Не медведь являлся сегодня целью охотников.

Когда мир впереди оборвался гигантским оврагом, Гуннар невольно вздохнул. Много лет не был он в окрестностях Бурливого озера. И вот — занесло. В погоне за зверем не выбираешь направлений. Грациозный олень замер на краю обрыва, тяжко поводя боками, в глазах его плескался страх.

— Можно я? — Харальд смотрел просительно, и Гуннар не смог отказать воспитаннику.

— Давай.

Заскрипела тетива, на миг юноша застыл, словно превратившись в статую лучника. Солнце играло на светлых, точно посеребренных волосах, ветер перебирал падающие до плеч пряди.

Раздался хлопок, и олень, высоко подпрыгнув, рухнул.

— Попал, — сказал Харальд, опуская лук. Его лицо осветилось торжеством. И не зря. Вернуться в юрту с мясом — величайшая доблесть для охотника. А медведь — так, баловство…

* * *

Когда красавец-олень превратился в груду окровавленной плоти, а лучшие куски мяса перекочевали в заплечные мешки, Харальд спросил, указывая на обрыв:

— А что там? Бурливое озеро?

Гуннар боялся этого вопроса, боялся и ждал.

— Да, — ответил он, глядя на замерзшую поверхность, сверкающую на солнце кристаллами льда. — Это оно.

— И там был остров, куда ходил отец? — Теперь воспитанник смотрел прямо на Гуннара.

— Был, — сказал тот, а про себя подумал: «Вот бабы! Растрепали все!» — Остров был, а на нем храм… Но, как сам видишь, сейчас ни того, ни другого.

— Жаль. — Взгляд Харальда был чист и ясен, будто солнечный луч.

— Что жаль?

— Что храма нет, — пожал плечами юноша. — Я бы туда пошел, как и отец. Ведь он вернулся оттуда другим?

Гуннар дернулся как от удара. Про себя вовсю клял оленя, выбравшего самое неудачное направление для бегства.

— То, за чем он ходил туда, превратило его в нелюдя, — устало проговорил Гуннар. — И я очень рад, что пятнадцать лет назад храм на острове сгинул с лица земли.

— Я знаю эту историю, — прервал воспитателя юноша. — Глубокой осенью земля содрогнулась, словно недра её пронзила нестерпимая боль, и с севера до становища донесся жуткий вой. А через неделю охотники обнаружили, что острова более нет.

— Так что оставь эти мысли! — уже строго сказал Гуннар. — И не старайся идти по стопам отца. Я думаю, он бы этого не одобрил…

— Я не собираюсь идти по его стопам, — пожал плечами Харальд, и на лице его появилось выражение крайнего упрямства. — Я просто хочу больше о нем узнать…

Юноша пробормотал ещё что-то, но Гуннар решил не переспрашивать. Сказал лишь:

— Ну что, пойдем?

Воспитанник кивнул.

Всю дорогу до становища молчали.

* * *

Пришла весна, а с ней День Предков — главный праздник племени.

Позади тяжелые зимние месяцы, жестокие морозы и свирепые снегопады, когда целыми днями нельзя выйти из юрты. Впереди — теплое время и обильная охота. Как ни вознести благодарность пращурам, которые помогли дожить, дотерпеть, послали зверя на рогатины охотников, а рыбу — в сети?

Харальд с нетерпением ждал праздника. Посвящение в мужчины он прошел пять зим назад, в тринадцатилетнем возрасте, но каждый День Предков с тех пор встречал, словно мальчик, которому ещё только предстоит стать полноправным членом племени.

С вечера над селением, перекрывая привычные запахи, поплыл дурманящий аромат мухоморной настойки — любимого напитка предков, который, если верить колдуну, позволяет людям нид на день стать зверями, при этом выплеснуть из себя все худшее, животное, что есть в них, чтобы затем год жить спокойно…

Харальд настойку не любил и пил её мало. Больше для вида.

Утро явилось на небосклон в праздничной розовой одежде, отороченной белым мехом облаков. К тому моменту, когда одеяние это стало бирюзовым, мужчины племени в ближнем лесу подготовились к тому, чтобы воплотить духов предков.

Харальду достался костюм, украшенный рысьей мордой и раскидистыми оленьими рогами. Рога были тяжелы, приходилось напрягать шею, чтобы голова не клонилась вперед.

Попробуй потанцуй в таком наряде! А ведь придется.

Когда представление закончилось, Харальд был мокрым от пота. Оставалось утешать себя тем, что остальным приходится не лучше.

Забрав из становища мальчиков, которым сегодня предстоит стать мужчинами, предки-ряженые с визгом и воплями умчались в лес. Предстояла самая интересная для Харальда часть праздника — испытания молодняка.

Он снял маску, и почти сразу к юноше приблизился Елам, ставший вождем пять лет назад, после смерти Завулона, деда Харальда. Лицо вождя, настоящего великана, было мрачным, а в темных, глубоко посаженных глазах тлела нерешительность.

— Харальд, — сказал он. — Ты взрослый мужчина, и я… я не могу запретить тебе присутствовать на испытаниях. Но лучше бы тебе уйти.

— Почему? — Как ни странно, Харальд совсем не удивился. Лишь внутри шевельнулось что-то, подозрительно похожее на обиду.

— Мальчики… Они боятся тебя, — развел ручищами Елам. — Сам понимаешь…

— Не понимаю, — сказал Харальд жестко, и вождь дернулся, словно его стегнули плетью. — Но уйду, если просит вождь!

Он развернулся и зашагал к становищу. Снег противно визжал под ногами. Шумел в верхушках деревьев ветер, слышались позади голоса Гуннара и Елама. Наверняка воспитатель просил за воспитанника.

Но Харальд не обернулся. Он ушел. И сделал это сам, И теперь не вернется, пообещай ему за это хоть все сокровища мира.

* * *

От костров тянуло жареным мясом. Над становищем разносились нестройные вопли и хохот. Племя отмечало День Предков. Приближался вечер, наступило время мухоморной настойки. Кто уже лежал, сраженный дурманящим напитком, кого рвало, но большая часть нид продолжали праздновать, свято веруя, что в этот день вместе с ними пируют духи.

Харальд сидел в одиночестве у своей юрты. Сегодня впервые ему захотелось напиться, провалиться в пахнущий мухоморами дурман и забыть нанесенную обиду. А ведь раньше он не знал, что это такое обижаться.

Раздался шорох, из-за соседней юрты появился Мадай. Колдун племени был спокоен и сосредоточен, словно во время важного обряда, а в больших глазах его, похожих на лосиные, было какое-то странное выражение. Будто Мадай шел на охоту, на встречу с опасным хищником.

Харальд хотел было встать, чтобы поприветствовать старшего, но колдун махнул рукой.

— Сиди, — сказал. — Я лучше сам сяду.

Мадай бесшумно примостился рядом с юношей.

— Что, обидно? — Вопрос прозвучал неожиданно, и ответил на него Харальд совсем не так, как хотел вначале — уверенным отрицанием.

— Почему они так? — вырвалось у него. — Почему? Ведь в предыдущие годы никто меня не боялся…

— Все просто, — колдун шумно вздохнул. — Те, кто становился мужчинами ранее, они все знали тебя. Вы вместе играли и взрослели. Но выросли новые мальчики, которые знают тебя не очень хорошо. Зато они все слышали рассказы о…

— Моем отце, — Харальд посмотрел на собеседника. Тот был мрачен, на переносице пролегла глубокая складка. — Вы ведь знали его?

— Да, — кивнул Мадай. — Очень немного.

— И много ли правды в россказнях, которыми женщины запугивают ребятню по вечерам? — Вопрос прозвучал неожиданно горько, Харальд устыдился собственных чувств. Но колдун не обратил на переживания собеседника внимания.

— Достаточно, — ответил он серьезно. — Он был колдун. Много сильнее, чем я, и он осмелился взять то, что лежало когда-то в храме.

— И превратился в чудовище?

— Я бы не стал так говорить! — ответил Мадай твердо. — Но он… внушал страх. Ведь эта… вещь, что он взял в храме, она губительна для людей…

— И мать мою он околдовал? — Харальд закусил губу, пытаясь сохранить на лице спокойное выражение.

— Нет, — колдун снова вздохнул, гулко, словно большая собака. — Это выдумки.

— Но это не важно для большинства из них. — Юноша показал в сторону костров, откуда доносились дикие вопли. — Они верят в страшные истории, и из-за них меня боятся и не любят.

— Есть такое. — Мадай задумчиво почесал кончик носа.

— Но ведь вы-то знаете, что я никогда не стану таким, как отец! — Слова, которые Харальд хотел произнести с жаром, получились плоскими и холодными, словно речные камни. — Что у меня нет колдовских способностей!

— Это правда. — Колдун посмотрел на Харальда, в темных глазах его было смущение. — И я не раз говорил об этом. Но они все равно боятся. Ты для них — сын чужака, южанина, страшного колдуна, и, значит, сам наполовину чужак и колдун…

— И что же делать?

— Не знаю, — тихо ответил Мадай. — Гуннар рассказал мне о вашем разговоре во время охоты. Тебе так хочется знать о судьбе отца?

— Да. — Ответ прозвучал достаточно твердо.

— Тогда я дам тебе совет, — колдун хмуро усмехнулся. — Такой, за который меня впору отдать на съедение росомахе. Иди на юг, туда, где живут другие люди. Там ты найдешь ответ.

— А разве, — Харальд ощутил, что голос его ломается, словно льдина под лучами весеннего солнца, — это возможно?

— Покинуть племя? — вопросом ответил Мадай. — Это не поощряется, но тебя, я думаю, отпустят. Ведь смог же уйти твой отец, а до него — ещё один человек. Путь на юг труден и опасен, но он существует.

Колдун замолчал, стало слышно, как где-то далеко в лесу, на западе, воет волк. К его голосу присоединились другие, и песня волчьей стаи странным образом сплелась с той, что пели у костров люди нид.

— Да, — сказал Харальд твердо. — Я сам думал об этом, но боялся. Спасибо за совет.

— Не благодари. — Колдун устало улыбнулся и поднялся. — Возможно, пройдет время, и ты проклянешь меня за него.

* * *

Угольки мягко потрескивали, от очага шел приятный, расслабляющий аромат. Мадай, ожидая прихода гостей, бросил на угли пучок сухой травы, чей дым «отгоняет злые помыслы.

А гости были уже здесь. Колдун знал, что, когда молодой Харальд объявит о желании уйти из племени, за советом обязательно придут к нему, знающемуся с миром духов…

И они пришли.

Хмурый, насупленный Елам. Вождь, сильнейший из мужчин племени. Несмотря на туповатый вид, хитрый, как матерый лис. Сейчас он мрачен. Ему принимать решение.

Колдун и старейшины могут лишь советовать.

Гуннар, ерзающий так, словно ему в седалище воткнулась острая ветка. В темных глазах чужака, ставшего за полтора десятка лет жизни в племени своим, — беспокойство. Это понятно. Харальд для него что сын. Старший и самый любимый.

И виновник встречи. Взгляд зеленых глаз обманчиво мягкий. Лицо ещё почти детское, но через черты юнца проглядывает будущий мужчина. Сидит неподвижно, словно рысь в засаде. Почти не моргает.

— Что скажут духи, колдун? — Могучий голос Елама заполняет юрту. Кажется, что ему тесно под низкими сводами. — Я не хочу терять лучшего из молодых охотников! Он прекрасно стреляет из лука, опытен в рыболовстве и промысле зверей. От него будут здоровые и сильные дети! Но он хочет уйти… Его отец не из нид, и желание юноши вполне понятно. Что скажут духи, колдун?

— Я спрошу. — Мадай слушал внимательно. Хотя он и знал все подробности, но сейчас через него внимают духи, неосязаемые существа, могучие, несмотря на бестелесность. Им открыто будущее, они должны сказать, что ждет юного Харальда в будущем. — Только выйдем из юрты.

Снаружи был вечер. Солнце, огромный оранжевый шар, распороло брюхо об острые вершины сосен, и на землю стекала его светящаяся кровь. Закатный свет резал глаза.

Мадай привычно наклонился, очертил посохом круг. Просители боязливо жались у юрты. Жилище колдуна расположено на некотором отдалении от остального становища, просто так сюда не приходят. Духи не любят, чтобы любопытные наблюдали за их делами.

Он приготовился к обычному долгому ритуалу, когда тело становится чужим, а устами начинает говорить существо, пришедшее из Нижнего мира — обиталища свирепых духов. Даже плеснул на снег из баклажки заранее заготовленной крови. В заговоренном сосуде она не сворачивалась несколько дней.

Но не успел он начать читать заклинание, открывающее вход в Нижний мир, как что-то пошло не так. Очерченный круг вспыхнул багровым. Мадай знал, что это видит только он — обычным людям истинная картина происходящего недоступна; изумленный крик колдун сдержал с трудом.

Багровое пламя поднялось выше, он ощутил, что горит сам. Попытался двинуться с места, но не смог. Тело словно одеревенело, ноги превратились в корни, руки — в ветви. Мадай мог лишь слегка колыхать ими.

Почти сразу в членах появилась боль. Колени заныли словно от старческой болезни, клубок огня поселился в животе, что-то грызущее очутилось в голове. И что самое противное — заныли зубы. Все сразу.

Он никогда не слышал о таком, и учитель, многомудрый Фарра, ничего не рассказывал. Колдуну оставалось лишь корчиться от боли и слушать, что за слова говорит за него кто-то чужой, его губами, но незнакомым пронзительным голосом.

— Путь на юг открыт для тебя, юный Харальд! — были слова. — Иди и найдешь там судьбу свою. Любого, кто осмелится противиться, настигнет кара!

Юноша, забыв, видимо, о том, что с ним беседует дух, рванулся вперед.

— А отец? Узнаю ли я о нем? — крикнул он, когда Гуннар ухватил воспитанника за руку, удерживая от неразумного шага.

— Иди и все узнаешь, юный Харальд, — сказал голос, а затем чужак в теле колдуна рассмеялся. Про себя, но так, что Мадая затрясло и едва не вырвало.

И чужое присутствие исчезло. Призрачное пламя погасло, боль сгинула, словно её и не было. Колдун рухнул на колени, пытаясь не потерять сознание. Ткнулся лицом в восхитительно холодный и шершавый снег.

Внутри дотлевал страх. Настоящий животный ужас.

Кто-то подхватил Мадая под руки, помог подняться.

— Спасибо, — прохрипел колдун, обнаружив, что его поддерживает Гуннар.

— Не за что, — ответил тот.

Подскочил Харальд, вдвоем они помогли Мадаю доковылять до юрты. Там он жадно ухватился за сосуд с водой. Руки колдуна тряслись. Холодные струйки текли по подбородку, щекотали грудь. Но ему было все равно.

— Воля духов явлена! — торжественно возвестил Елам, когда сосуд с водой вернулся на место. — Харальд имеет право покинуть племя. Но семя его должно остаться с нами!

— Что? — Юноша вскинулся, глаза его сверкнули.

— Спокойнее, — сказал Мадай, морщась от чужеродных отголосков в своей речи. — Тебе придется некоторое время пожить с одной из молодых вдов, по выбору вождя. Когда станет ясно, что она беременна, ты будешь свободен.

— Ладно. — Харальд решительно кивнул, но лицо его потемнело.

— Но вы кое о чем забыли, — неожиданно вступил в разговор Гуннар. — Мальчик, — при этом слове воспитанник дернулся, но смолчал, — не знает того, как живут люди на юге. Не умеет вести себя в городе, не ведает, кто такие родовитые.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался вождь, хмуря брови.

— Я пойду с ним.

Мадай усмехнулся про себя. Он ожидал такого поворота событий. А вот Елам, похоже, нет.

— То есть как? — спросил он, удивленно морщась. — У тебя жена, дети! Ты не сможешь уйти!

— Смогу, — сказал Гуннар, и губы его сложились в кривую ухмылку. — У меня долг перед… отцом этого юноши, и теперь я вижу неплохой способ его отдать.

— Что за долг? — поинтересовался вождь.

— Вот он знает. — Гуннар показал на Мадая. — Харальд… старший, он исцелил мою жену от бесплодия.

— Да, — кивнул колдун на вопросительный взгляд вождя. — Было.

— Тогда быть по сему, — прогудел Елам и поднялся. Взгляд его, обращенный на Харальда, был полон сожаления, — Как только выполнишь долг перед племенем, можешь уходить.

* * *

Уходить оказалось неожиданно тяжело. Харальд и сам не осознавал, насколько привык к племени, к запаху прогорклого жира и шкур, постоянно витающему над становищем, к знакомому лучше собственной ладони лесу вокруг, к серебристым водам озера. И когда пришло время прощаться, все это вцепилось в него тысячами невидимых рук и держит. Крепче самых сильных пут…

Гуннару тоже пришлось непросто. Его спор с женой продолжался два дня, к согласию супруги так и не пришли. Взглянув на лицо спутника, Харальд промолчал. В мрачном сосредоточении они решительно зашагали на юго-запад.

Каждый шаг давался с таким трудом, словно Харальд без лыж преодолевал сугроб в человеческий рост. Когда путники отошли от становища на несколько верст, юноша остановился на миг и сказал:

— Я ещё вернусь сюда! Обязательно!

Гуннар промолчал.

А когда они остановились на ночлег под старой сосной, иголки которой от времени покрылись белесым налетом, осознание невозвратной потери нахлынуло с новой силой. И тогда Харальд — в первый раз после посвящения в мужчины — заплакал. Ему бьшо невыносимо стыдно, он давился слезами и пытался сдержать их.

Но ничего не получалось.

Потрескивал равнодушно костер, шумели сочувственно деревья, и молчал, словно камень, Гуннар. Понимал, что помочь воспитаннику сейчас не сможет ничем. Каждый проживает свою боль в одиночестве.

* * *

Горы воздвиглись впереди и начали расти, грозя проткнуть заснеженными вершинами голубой пузырь неба. Гуннар хмурился, пытаясь вспомнить дорогу, которой шел почти двадцать лет назад. Зверье в этих безлюдных местах бродило непуганое, и путникам довелось увидеть редкого гигантского оленя, рога которого в размахе превосходят человеческий рост.

Когда Харальд, не утерпев, взялся за лук, олень одним прыжком скрылся меж деревьев. Только колыхнулись сосновые ветки, да закружилась, опадая, хвоя…

Но чем выше поднимались путники, тем меньше становилось живности. Почти исчезли деревья, люди оказались в царстве камней, сером, молчаливом и холодном.

Около одной из осыпей Гуннар некоторое время стоял с мрачным выражением на лице, что-то бормоча себе под нос. Харальду удалось только разобрать слова «Иаред» и «как жаль».

А затем они пошли дальше. Туда, где кроме камней есть ещё снег и лед.

Они шли и шли. Между гигантских стен, которые неожиданно заканчивались высоченными обрывами, мимо холодных водопадов и ледников, древних, как само время. Путь был извилист, а ночами они не могли развести огня, чтобы согреться, — не было топлива.

Весна здесь, наверху, почти не чувствовалась.

Но зато когда за очередным перевалом открылось далеко на юге, внизу, зеленое пространство леса, Харальд ощутил такую сильную, незамутненную радость, что едва сдержал крик.

— Дошли, — просто сказал Гуннар, и на губах его появилась блеклая, как первый мартовский цветок, улыбка..

* * *

Место для привала нашли на берегу маленького ручья, с легкомысленным журчанием бегущего куда-то на юг. В кронах деревьев возились и орали деловитые птицы.

Охота оказалась удачной. На костре подрумянивался, распространяя аппетитный аромат, жирный тетерев. Харальд, глядя на него, только слюнки глотал.

Портил благостную картину Гуннар. Мрачный, как ненастная ночь, он беспокойно ходил вокруг костра. Словно хотел найти что-то потерянное или мучила его зубная боль.

Но, с другой стороны, хочется ему ходить, так пусть и ходит.

— Неспокойно мне, — сказал наконец старший из путешественников, останавливаясь около воспитанника. В темных глазах бывшего наемника плескалась тревога.

— А в чем дело? — спросил Харальд, поворачивая птицу так, чтобы мясо не подгорело.

— Да плохие это места, — вздохнул Гуннар, усаживаясь. — Стихийные существа тут шалят иногда…

— Кто?

— Духи, если по-вашему.

Харальд невольно отметил про себя оговорку «по-вашему».

— И что, это опасно? — поинтересовался он.

— Еще как, — кивнул Гуннар. — Когда мы шли к нид, на север, то в этих местах, чуть южнее, погиб мой друг. Хегни Весельчак. Его убил исполин. Порождение земли.

— Исполин? — Харальд словно покатал на языке новое, странное слово, пробуя его на вкус. — А что он… Кто он такой?

— На этот вопрос смог бы ответить только маг, — развел руками Гуннар. — Эй, эй, пора птичку снимать!

Харальд поспешил спасать ужин.

Ночь, вопреки опасениям, прошла спокойно, и утром путники, позавтракав остатками тетерева, двинулись в дорогу. Преодолели широкую котловину, заросшую светлым, до боли в глазах, березняком.

А когда взобрались на невысокий холм конической формы, в лицо людям неожиданно пахнуло холодом…

Харальд не успел испугаться, лишь смутно удивился — откуда посреди леса водопад? Стена бликующей воды падала прямо из воздуха и обрывалась, не доходя примерно аршина до земли. Не было слышно плеска, и даже птичье пение куда-то подевалось.

— Отходим, — тихо, одними губами, проговорил Гуннар. — Может, он нас не заметил.

Юноша послушно шагнул назад, но с висящим в воздухе лоскутом воды произошла странная метаморфоза. Прозрачная до сих пор поверхность замутилась, заколебалась словно под сильным ветром. На миг через жидкость проступили очертания искаженного яростью лица.

Огромная капля с хлюпаньем упала на землю. Но не впиталась, как можно было ожидать, а потекла вверх по склону, словно блестящий исполинский слизняк. За странной тварью оставался след выдранной с корнями травы.

— Бежим! — крикнул Гуннар, и крик, словно удар, сорвал юношу с места.

Они помчались, не разбирая дороги. Хрустели под ногами ветви, воздух овевал разгоряченные лица, в ноздри забирался запах молодой березовой листвы, сильный до тошноты…

Они бежали долго.

Когда ноги отказались служить, а в груди появился мерзкий хрип, Харальд остановился. Ухватился за подвернувшееся дерево и нашел силы обернуться. Преследователь, вытянувшись огромной змеей, неторопливо тек за беглецами и, несмотря на видимую неспешность, почти не отстал.

— Вперед, — прохрипел Гуннар, дергая воспитанника за рукав.

— Нам не уйти, — ответил тот почти спокойно.

Водяной поток, двигающийся целенаправленно и разумно, внушал чудовищный ужас. Харальд ощутил, что его преследует сила, от которой невозможно укрыться, которой невозможно противостоять.

Он готов был броситься навстречу странному существу, лишь бы покончить с воцарившимся внутри страхом. Но ноги отказались слушаться, а мысли спутались.

И тут в голове прозвучал голос. Тихий, но такой, что не услышать его было просто невозможно…

Харальд слушал этот голос, прижавшись спиной к дереву и глядя разучившимися моргать глазами на подползающую, маслянисто блестящую ленту.

«Готов ли ты встретить врага лицом к лицу? — спросил голос. — Или предпочитаешь корчиться от страха, готовясь к смерти?»

Харальд хотел ответить, что да, да, хочу встретить лицом к лицу!

Но сжатое судорогой горло не повиновалось, силы нашлись только на то, чтобы сделать совершенно бессмысленный кивок. Но тот, кто говорил изнутри, понял ответ.

«Тогда иди и сражайся!» — сказал тихий голос и пропал, растворился в хаосе обычных мыслей. Но и беспорядок куда-то исчез. Все стало вдруг ясно и понятно. Ужас сгинул, будто туман под ветром, тело вновь повиновалось хозяину.

Харальд рассмеялся каким-то не своим, булькающим смехом, поудобнее перехватил рогатину и шагнул вперед. Навстречу врагу. А тот был уже близко, не далее чем в двух саженях.

За спиной сдавленно ахнул Гуннар. Но Харальду было не до него.

Он готовился к сражению. Пусть к недолгому, бессмысленному, которое закончится неотвратимым поражением и смертью. Ему было все равно.

Поток остановился, не дойдя до человека какого-то шага. По блестящей поверхности, сквозь которую была видна земля, пробежала рябь, похожая на дрожь неуверенности.

— Ну! — крикнул Харальд отчаянно. — Чего встал? Иди сюда! Я жду! Или струсил?

Раздалось мощное хлюпанье, словно громадная лягушка оторвала пузо от мокрой земли, и жидкое существо начало поднимать переднюю часть, будто змея — голову.

Огромное полупрозрачное тело нависло над Харальд ом, но он уже не боялся.

Совсем.

Это не было бесстрашием или безумием. Нет. Он просто почувствовал вдруг, что нападающая тварь бессильна против него и не сможет причинить вреда.

Из горла вновь вырвался чужой, клекочущий хохот.

Харальд шагнул вперед, занося рогатину для удара.

Его обдало брызгами, когда водяной столб рухнул назад и с плеском ударился о землю. С непостижимой быстротой странное создание впиталось в почву и исчезло. О том, что оно вообще было, напоминал только хорошо видимый в траве след.

— Он испугался тебя, — прошептал потрясенно Гуннар за спиной, а Харальд стоял и слушал, как смеется чужой голос внутри. Негромко и беззлобно.

Когда хохот утих, юноша нашел силы спросить:

— Кто это был?

— Водянец, — проговорил Гуннар мрачно — Стихийное существо.

— Магическая тварь, которая может лишь убивать, — неожиданно для себя сказал Харальд. — Жаль, что я не смог уничтожить его.

— Боюсь, что это невозможно. — Гуннар попробовал засмеяться, но вышло лишь какое-то сдавленное курлыканье. Устыдившись его, старший из путников смущенно закашлялся.

— Ладно, чего стоять, — прочистив горло, сказал он. — Пойдем. Нам ещё до населенных мест топать и топать.

— Идем, — легко согласился Харальд.

* * *

Гуннар чувствовал себя очень неуютно. Встреча с водянцом, хоть и закончилась благополучно, выбила бывшего наемника из душевного равновесия. В голове, как мальки на мелководье, теснились вопросы: почему стихийное создание испугалось Харальда? Из-за чего он вдруг пошел на врага? Что за жемчужный ореол вспыхнул на мгновение вокруг юноши?

Ответов не было, и Гуннар шел мрачный и насупленный.

Хорошо, хоть магические существа им более не попадались.

На второй день после встречи с водянцом путешественники вышли к развалинам деревни. Крепко сложенные срубы сопротивлялись разрушению, но крыши рухнули, окна темнели провалами недобрых глаз, огороды пышно заросли сорняками.

— Почему жители ушли отсюда? — спросил Харальд, глядя на Гуннара. Тот лишь пожал плечами.

— Не могу понять, — сказал недоуменно. — Следов разрушения нет, значит, не нападение тому причиной. Пожара или иной стихийной напасти тоже вроде не было… Непонятное место. И не нравится мне здесь. Пойдем-ка быстрее отсюда!

Они обошли мертвую деревню, словно зачумленную, и только когда остовы домов и сиротливо торчащий колодезный журавль скрылись из виду, Гуннар вздохнул с облегчением.

Еще два дня, и путешественники наткнулись на дорогу, идущую с запада на восток, параллельно горам. Колея была торная, видно было, что дорогой часто пользуются. Гуннар радостно вздохнул, ощущая приближение населенных мест, а Харальд спросил с искренним изумлением:

— Что это?

— Дорога, — с улыбкой ответил Гуннар, вспомнив, что воспитанник в жизни ничего подобного не видел. — По ней ездят на повозках. Это следы от колес. В общем, сам увидишь.

— Хорошо, — с облегчением протянул юноша. — А то я думал, что это след от ещё какой твари. Вроде той, что мы встретили севернее…

— Нет, — усмехнулся Гуннар. — Стихийные существа попадаются только вблизи гор. Здесь их быть не должно.

Направились на восток. Насколько Гуннар помнил, перевал, который они прошли, лежит западнее Бабиля, а именно там, в свободном городе, имеет смысл в первую очередь искать следы мага по имени Харальд.

В деревне, маленькой и бедной, оказались через несколько верст. Встретила она путников ароматом навоза и брехом тощих и лохматых шавок. Таверны тут не оказалось, но Гуннар достал деньги, которые пролежали без дела почти двадцать лет, и постучал в калитку одного из домов.

После непродолжительного торга хозяйка принесла кувшин молока и каравай черного хлеба. Гуннар вдохнул давно забытый аромат и понял, что ужасно соскучился по южной пище.

— Что это? — спросил Харальд, получив кусок хлеба. Разглядывал он его с немалым удивлением.

— Это вкусно, ешь, — сказал Гуннар. Слова его прозвучали нечетко из-за набитого рта, но воспитанник понял все правильно и с осторожностью вонзил зубы в бурую ноздреватую поверхность.

— Как это называется? — спросил он, когда с едой было покончено.

— Хлеб, — ответил Гуннар, улыбаясь. — А жидкость, что так тебе понравилась, — молоко.

— Вкусно, — протянул Харальд. — Здорово тут, за горами…

Гуннар усмехнулся.

— Спасибо, почтенная хозяйка, — сказал он, отдавая опустевший сосуд.

— Не за что, — ответила женщина. — На здоровье.

— А не скажете ли, что за деревня лежит к северо-западу? — вдруг влез в разговор Харальд. — Заброшенная.

Женщина смутилась. Лицо её потемнело, из груди вырвался тяжелый вздох.

— Это место проклято, — сказала она почти сердито. — И не стоит называть его по имени.

— А что там случилось? — Любопытный юноша не отставал, и Гуннар посмотрел на воспитанника с недоумением: и зачем тебе?

— Там когда-то жили свободные люди, — тихо сказала женщина. — Не хотевшие подчиняться родовитым.

По лицу Харальда было ясно, что ему не совсем понятны некоторые слова, и Гуннар покачал головой, предвидя вопросы, на которые придется ответить несколько позже.

— Но кому-то из магов это не понравилось, — продолжала рассказ крестьянка. — И он погубил их всех. В одну ночь.

— А точно это сделал маг? — поинтересовался уже Гуннар. — Места там и так опасные.

— Больше некому, — вздохнула женщина. — Они погибли так, что в этом не было сомнений. Я сама не видела, а вот свекор мой туда ходил. Пятнадцать лет тому это случилось.

— Целую деревню, в одну ночь, — прошептал Харальд, и лицо его закаменело.

— Спасибо, почтенная, — поклонился Гуннар, опасаясь, что любознательный воспитанник начнет задавать новые вопросы.

Едва вышли за околицу, Харальд раскрыл рот.

— А вот что… — успел произнести он, когда Гуннар прервал его.

— Не сейчас, — мягко сказал он. — Вечером, на привале, спросишь про что угодно. Ладно?

Харальд вздохнул и ничего не ответил.

Путешественники шагали на юго-восток, и за спинами их уползло за горизонт яркое майское солнце.

* * *

Встреченного крестьянина расспросили о дорогах и, решив срезать, свернули в лес. На осторожное замечание, что «недобрая там чаща, ой плохая», не обратили внимания.

Среди запахов хвои и листвы, под шуршащим пологом из ветвей, Харальд почувствовал себя увереннее. Местные чудеса, неведомые на севере и смущающие душу, словно растворились, остались где-то там, за деревьями.

И тем более странным показалось юноше, когда в старом дубняке, среди огромных стволов неожиданно нахлынуло беспокойство.

— Там, впереди, — сказал Харальд, останавливаясь, — нечто опасное.

— Да с чего ты взял? — удивился Гуннар. — Зверь нам не страшен, люди — тем более, стихийных существ тут быть не должно…

Но, не слушая возражений, Харальд снял лук с плеча и дальше двинулся охотничьим шагом. Его не услышал бы даже самый чуткий зверь, не говоря уже о человеке. Позади сопел и старался не отставать от воспитанника Гуннар.

За одним из коричневых стволов им открылась небольшая, совершенно круглая поляна, заросшая какой-то неестественно ровной травой. Поляну правильным кольцом окружали одинаковые, будто сосновые иголки, дубы.

А в самом центре поляны, около большого черного камня, стоял человек. Одет он был в темно-сиреневую мантию, ветерок играл серебристыми кудрями на голове, украшенной крупным носом. Кроме седины, ничего не выдавало в незнакомце возраст.

Подняв руки, человек что-то вдохновенно говорил, обращаясь, по всей видимости, к камню. Но, к собственному удивлению, Харальд не смог разобрать ни единого слова, хотя речь встреченных до сих пор южан понимал хорошо.

На миг юноше показалось, что вокруг носатого светится голубоватый ореол. Но видение быстро сгинуло, не оставив следа.

— Уходим! — вдруг прошептал из-за спины Гуннар. — Это же маг! Колдует! Уходим быстрее!

— Маг? — Харальд ощутил прилив интереса. Уходить ему совершенно не хотелось. — Он нас не заметит, — прошептал он. — Посмотрим, а потом исчезнем.

— Но он… — начал было Гуннар, но тут человек в мантии извлек откуда-то из-под одеяния кривой нож и наклонился.

Поднимался он с усилием, а когда распрямился, то Харальд едва сдержал вскрик — в руках колдуна безвольно болталось детское тельце, до сих пор скрытое за камнем. Носатый аккуратно поднял ребенка и положил на верхушку глыбы. Затем открыл рот: полилось гнусавое песнопение.

Гуннар что-то говорил, но Харальд его не слушал. Сверкнул поднятый нож мага, и тут юноша все понял.

— Он собирается убить ее! — воскликнул он, и руки сами натянули тетиву.

— Стой, безумец! — ахнул за спиной спутник.

Но стрела отправилась в полет. Бескрылой птицей она свистнула в воздухе, и нож, вырванный из руки мага, отлетел в сторону.

Вновь возникло вокруг фигуры в мантии голубоватое сияние, лицо носатого исказила гримаса. С быстротой змеи он повернулся к зарослям, откуда был сделан выстрел, и глаза его, черные и пылающие, отыскали в сплетении ветвей лицо Харальда.

Тот вздрогнул. Взгляд колдуна жег сильнее пламени.

— Твари! — истошный крик огласил лес. — Вы нарушили заклятие, которое я готовил почти пять лет!

— Уходим! — Гуннар дернул воспитанника за рукав, но тот не в силах был пошевелиться, словно бабочка, наколотая на иголку.

— Вы помешали мне вызвать силу! — Носатый говорил уже спокойнее, но руки его двигались, точно паучьи лапки, сплетающие сеть. — И вы умрете!

Неимоверным напряжением воли Харальд сбросил оцепенение. Чувствуя, что стоит на пороге смерти, он поднял лук и выстрелил. Прямо в лицо человека в сиреневой мантии.

И впервые в жизни — промахнулся.

То ли рука дрогнула, то ли носатый успел непостижимо быстро дернуться в сторону, но смертоносный снаряд лишь оцарапал магу ухо, и тот рассмеялся — резким, клекочущим смехом.

— Умрете! — рявкнул он. Руки его двигались с такой скоростью, что движения трудно было рассмотреть.

— Бежим! — крикнул Гуннар, и на этот раз Харальд послушался.

Развернувшись, он ринулся в чащу.

Бежать оказалось неожиданно трудно. Дубовые стволы словно нарочно выскакивали наперерез, ветви тыкались в лицо, норовя выколоть глаза, а корни выставляли твердые тела из почвы, стремясь зацепить ноги.

Потом позади грянул смех, нечеловечески громкий. Он заставил заколебаться землю, Харальд ощутил, что вслед им несется что-то убийственное, неотразимое. И нацеленное прямо на него.

Он остановился и нашел силы повернуться навстречу опасности.

Вид стрелы длиною в сажень, созданной из багрового пламени, не вызвал ни страха, ни удивления.

В тот момент, когда она ударила в него, он даже глаз не закрыл.

Мир на мгновение окрасился ярко-алым, стало жарко, будто на июльском солнцепеке. А затем все исчезло. Пламенная стрела словно испарилась, коснувшись цели, как капля воды, упавшая в костер.

Но размышлять о причинах чуда времени не было Повернувшись, Харальд побежал туда, где ждал его Гуннар.

Вопль ярости и разочарования, догнавший их, сотряс верхушки деревьев.

— Не уйдете! Догоню! — орал маг. — Найду где угодно! Я запомнил тебя, зеленоглазый лучник, и ты не уйдешь от мести!

Они бежали до тех пор, пока не выбрались на дорогу, идущую в нужном направлении — на юго-восток.

— Вот вляпались, — пробормотал угрюмо Гуннар. — С магом ухитрились поссориться! Надо было сразу уходить…

Харальд угрюмо молчал.

* * *

Солнце склонялось к горизонту, когда путники вышли к большому и богатому селу. Третий день после встречи с магом они шли населенными местами, но до сих пор встречали лишь небольшие деревеньки. Харальд потихоньку привыкал к жизни на юге. Его уже не удивляли деревянные дома, он теперь знал, кто такие родовитые, что такое пиво, для чего необходимо животное, именуемое «свинья»…

Мычали коровы, щебетали птицы в кронах, и плыл над селом запах цветущей черемухи.

— Таверна! — сказал Гуннар, когда путешественники вышли к двухэтажному строению с широким двором и коновязью. Из-за двери доносились крики и какой-то звон, тянуло запахами жареного мяса и хлеба.

Харальд ощутил, как у него забурчало в животе

— Зайдем? — спросил он

— Обязательно, — кивнул Гуннар. — Я пива не пил много лет, да и ночевать хочется в тепле…

Они направились к двери таверны. Но та распахнулась сама, и вместе с донесшимся изнутри взрывом хохота появился крупный мужчина. Рыжие волосы, кое-где траченные сединой, неопрятными прядями падали на широкие плечи. На виске виднелся старый шрам, а под рубахой, заляпанной жирными пятнами, выпирал круглый животик. На красном лице застыло выражение полнейшего счастья.

— Ой, ха-ррашо! — сказал рыжеволосый и икнул, пустив волну чесночного запаха. Затем взгляд его уперся в Харальда.

Рыжеволосый мгновенно побелел. Глаза его вспыхнули, а губы издали полузадушенный всхлип. Фигура как-то сразу осела, словно мужчине отказали ноги.

Харальд в изумлении оглянулся на Гуннара: мол, чего это он?

Но бывший наемник и сам выглядел ошеломленным.

— Вот, допился ты, Авимелех! — проговорил рыжеволосый заплетающимся языком. — Уже-же и мертвые тебе мерещатся… Все, надо меньше пить, пить надо меньше…

Бормоча так себе под нос, он, не сводя взгляда с Харальда, попятился вдоль стены. Когда уперся задом в стоящую в углу двора огромную бочку, то резво развернулся и с отчаянным выдохом опустил голову в её недра.

Раздался плеск.

Харальд нервно сглотнул. Он никак не мог понять, что происходит, а поведение незнакомца мог объяснить только тем, что тот находится под влиянием пива или иного дурманящего напитка, вроде того что готовит Мадай на День Предков.

Рыжеволосый пребывал головой в воде столь долго, что Харальд уже начал беспокоиться, не утонул ли он. Но тут незнакомец рывком вытащил голову из воды и зафыркал, словно купающийся лось.

Вода стекала по его спине, рубашка прилипла к телу. Волосы склеились в неопрятный колтун.

Когда рыжеволосый повернулся, то на лице его было странное выражение: не ушедший ещё страх пополам с надеждой, что жуткий морок рассеется и можно будет вздохнуть спокойно.

Взгляд маленьких глаз уперся в лицо Харальда. В темных зрачках мелькнуло что-то вроде удивления, затем рыжеволосый задрожал и неожиданно рухнул на колени. Лицо его исказила гримаса отчаяния.

— Харальд, ты? — прошептал он, голос его был полон ужаса.

— Да, меня так зовут, — ответил юноша. — Но я…

— А-а-а-а! — завопил мужчина. Подскочил, словно подброшенный, и метнулся в сторону двери.

Судя по всему, он хотел найти спасение в таверне.

Но помешал один из столбов, поддерживающих крыльцо. Рыжеволосый в панике его не заметил и со звучным хряском впечатался в дерево лицом. Несколько мгновений постоял, словно пытаясь понять, что произошло, а затем свалился как подрубленный.

— Ничего себе, — сказал Гуннар озадаченно.

Дверь таверны распахнулась, выпуская толпу галдящих, орущих и очень сердитых мужчин. На мгновение они замерли, разглядывая лежащего, а затем кто-то пронзительно завопил:

— Наших бьют! Не стерпим!

— Не стерпим! — дружно подхватила толпа. — Бей чужаков!

— Стойте! — крикнул Харальд, пытаясь остановить назревающую драку, но крик его пропал втуне.

Пришлось уворачиваться от кулака, затем от второго.

Что-то мазнуло Харальда по уху, чуть позже хлестнула боль. Юноша понял, что если будет просто уклоняться, то его рано или поздно завалят и сомнут. И он начал бить в ответ.

Со всех сторон лезли потные красные хари, с самых разных направлений вылетали тяжелые кулаки, стремясь переломать противнику ребра или расквасить нос. Харальд довольно легко уходил от атак, благо что нападающие были пьяны и больше мешали друг другу.

Ответные удары юноши были куда эффективнее.

Один из врагов, ревевший раненым вепрем, получил тычок в горло и, забулькав, исчез из вида. Второму, высокому и плечистому, досталось в лицо. Харальд ощутил под кулаком хруст и без всякого сожаления подумал о том, что выбил здоровяку несколько зубов.

Где-то сбоку, судя по приглушенным вскрикам, сражался Гуннар.

Харальд свалил ещё одного, и тут кто-то вцепился ему в ногу. Короткого удара по затылку упорного противника, что пытался сражаться даже лежа, тому хватило, но на несколько мгновений, в течение которых юноша потерял подвижность, он стал хорошей мишенью…

На голову обрушился удар такой мощи, что череп загудел. В глазах потемнело. Харальд с изумлением ощутил, что опора под ногами куда-то исчезла. Что-то твердое ткнулось в лицо, шум необычайной силы заглушил сознание…

* * *

— А здорово он держался! — донесся слегка приглушенный голос. Харальд был уверен, что где-то он его уже слышал, но где и когда — вспомнить не мог.

Собственно, где он находится и как тут оказался, юноша тоже не мог вспомнить.

Спиной ощущалось нечто твердое и ровное, затылком — мягкое, болела голова, а больше ничего понять было нельзя.

— Да, — подтвердил второй, ещё более знакомый голос. «Гуннар» — всплыло в сознании имя. — Я учил его, да и в племени, как ты знаешь, есть не дураки подраться. А от природы он быстр и ловок, словно рысь.

С неимоверным трудом Харальд поднял веки. Перед глазами все расплывалось. Плясали справа какие-то оранжевые пятна, а с других сторон все заливала темнота.

— Гляди, глаза открыл, — сказал первый голос, и в нем прозвучало восхищение. — А я думал, до завтра не очухается! У Хамунда рука тяжелая!

— Харальд, ты как? — спросил участливо второй голос, принадлежащий Гуннару.

Юноша смог наконец разглядеть, что оранжевые пятна — несколько свечей, стоящих на столе, а сам он лежит на лавке.

— Нормально, — сказал Харальд, пытаясь подняться.

Мышцы слушались плохо. В голове при каждом движении вспыхивала боль, словно тыкали рогатиной, в животе ворочался мерзостный клубок тошноты.

Но он все-таки смог сесть.

С другой стороны стола на него смотрели две пары глаз. Озабоченно блестящие темные — Гуннара и маленькие и колючие — того самого рыжеволосого, который так неудачно поцеловался со столбом.

Губы его были разбиты, на щеке царапина. Гуннар выглядел не лучше. Под глазом его красовался синяк, а второй наливался на челюсти, у самого рта.

На столе стояли пузатые деревянные кружки, и тек от них горьковатый аромат.

— Меня зовут Авимелех, — сказал рыжеволосый, как-то странно кривя расплющенные губы. — И когда-то я тоже был нид…

С изумлением Харальд смотрел, как новый знакомый расстегивает ворот рубахи, открывая грудь, поросшую рыжей шерстью. На ней хорошо была видна татуировка племени. Точно такая же, как и у Харальда. Как и у любого мужчины нид.

Харальд сглотнул, пытаясь понять, как следует вести себя в сложившейся обстановке. Но голова была пуста, словно сума неумелого охотника. Выручил воспитанника Гуннар.

— Как ты понимаешь, Харальд, — сказал он, — произошло недоразумение. Друзья Авимелеха, наемники, привыкли сначала драться, а потом думать. Пока ты отлеживался, нам удалось все уладить.

— Да. — Харальд вновь сглотнул. — Я понял.

— Хлебни пивка, — предложил вдруг Авимелех. — Полегче станет.

Зажурчала жидкость, переливаемая из кувшина в кружку. Принимая её, Харальд с удивлением заметил, что руки его дрожат.

Пиво ему не понравилось. Он отхлебнул пару глотков, смывая с горла неведомо откуда взявшийся мерзкий налет, и отставил кружку.

— А что так испугало тебя там, во дворе? — спросил он, глядя прямо на Авимелеха. — Когда ты увидел меня?

Рыжеволосый наемник как-то неуверенно потупился, затем бросил быстрый взгляд на Гуннара, словно ища поддержки. Но тот сидел неподвижно, будто каменный.

— Ты, — проговорил Авимелех после тяжкого вздоха, — очень похож на своего отца. И я поначалу решил, что вижу перед собой его…

— Мой отец внушал такой страх? — спросил Харальд, чувствуя, как внутри что-то натягивается, будто тетива.

— Он был магом, — нерешительно ответил Авимелех, нервным жестом оглаживая волосы. — А маги… и особенно Владетели… От них лучше держаться подальше.

— Что значит «был»? — Харальд закусил губу, чувствуя, как внутри разливается мертвенный холод. — Он что, умер?

— Точно неизвестно, — развел руками Авимелех. — Но он пропал более пятнадцати лет назад.

В глазах Харальда потемнело. Он понял, что ещё миг — и упадет. Невероятным напряжением воли удалось удержаться в сознании. Сдавленно застонал, а руки с такой силой вцепились в столешницу, что дерево смялось под пальцами, точно глина.

Звуки гулко отдавались в голове, словно в большой пустой пещере.

— Ну вот! — расстроенно воскликнул Гуннар. — И не надо было так сразу говорить!

— А ты мне хоть бы мигнул, — оправдывался Авимелех, в голосе его была обида. — А то замер, словно истукан. Я и сказал…

Тьма от глаз с недовольным гулом отхлынула, Харальд вновь смог видеть. Собеседники смотрели на него с нескрываемым облегчением.

— Ничего, выдержал, — выдохнул Авимелех и припал к кружке. Пил он шумно, словно собака лакала воду.

— Он крепкий, — улыбнулся Гуннар, тоже прихлебывая пиво.

— А что с отцом случилось? — Вопрос пришлось выдавливать с болью, словно глубоко вонзившуюся занозу. Но не спросить Харальд не мог.

— Неизвестно, — вздохнул Авимелех и почесал подбородок. — Я сам видел Харальда… твоего отца очень давно, задолго до того, как он стал Владетелем. Ты понимаешь, что значит это слово?

— Да. — Юноша кивнул, морщась от очередного приступа головной боли. — Гуннар объяснил мне.

— Хорошо. — Рыжеволосый наемник на миг замолк, словно собираясь с мыслями. — Ну а потом он стал могучим магом, завоевал многие земли. И вдруг исчез… То ли враги его смогли убить, то ли сам заклинания перепутал. Но сгинул вместе со своим замком, как говорят.

Авимелех пожал плечами, а Гуннар поспешно добавил:

— Место, где могут быть люди, знающие о твоем отце, Харальд, — это Бабиль. Наемники все равно направляются туда, и мы поедем с ними.

— Да, — мотнул головой Авимелех и отчаянно зевнул, огласив таверну воем, которому позавидовал бы матерый волк. — Мы закончили работу на одного родовитого в этих местах и возвращаемся в дружину. После драки ребята прониклись к вам уважением и будут рады путешествовать вместе.

— Хорошо, — Харальд кивнул. — А где они сами?

— Так спят ведь. — Гуннар воззрился на воспитанника с неподдельным изумлением. — Ночь глубокая. Это мы тут с Авимелехом засиделись, о племени вспоминая…

— Тогда и мне лучше спать, — прохрипел Харальд, ощутив вдруг, что силы у него кончились давно и сидит он лишь благодаря упрямству.

— Конечно. — Рыжеволосый наемник вновь зевнул. — Там на лавке и ложись…

Он уснул, не успели погаснуть задутые свечи.

* * *

Губы Авимелеха к утру распухли и болели так сильно, что трудно было говорить. При неловком движении корочка лопалась, и начинала сочиться кровь. Но хуже всего приходилось при еде. Если без разговоров обойтись можно, то без пищи — никак, а есть иным местом, чем рот, не научился ещё никто…

После позднего завтрака выяснилось, что у новых знакомцев нет лошадей и следовать за наемниками они смогут только пешком. Авимелех поскреб в затылке, переговорил с Гуннаром и отправился по дворам. У одного из зажиточных селян удалось купить пару смирных животных.

Харальд проснулся позже всех, и Авимелех в очередной раз вздрогнул, встретившись со взглядом зеленых глаз. Парень был до ужаса похож на отца, и только цвет глаз говорил о том, что это другой человек…

Опасения внушало неумение Харальда ездить на лошади, но, как выяснилось, зряшные.

Собравшиеся во дворе наемники приготовились к веселому зрелищу: неумеха кулем висит поперек седла, от ужаса закрывая глаза, и в конечном итоге падает наземь…

Но их ждало жестокое разочарование. Гуннар подвел воспитанника к лошади, показал, как садиться в седло, пользоваться стременами и уздечкой. После чего Харальд, к изумлению собравшихся, легко вскочил коняге на спину.

В глазах его не было ни страха, ни удивления.

Некоторое время юноша посидел неподвижно, не обращая внимания на подначивания и насмешки.

Потом он пошевелился, и лошадь, направляемая неумелой, но твердой рукой, сделала круг по двору. Затем встала.

— Ничего себе, — сказал кто-то из наемников, и в голосе слышалось восхищение. Авимелех и сам ощущал себя не в своей тарелке, а по спине его пробежал холодок страха. Слишком уж быстро и легко все получилось.

— Ну что, поехали? — спросил Харальд спокойно, и наемники ответили одобрительными воплями.

* * *

В зарослях пел соловей. Не обращая внимания на расположившихся рядом людей, он выводил одну трель за другой, и слушать его было одно удовольствие. На ночлег наемники остановились на берегу небольшого ручья, прямо в лесу. Хоть ночь и обещала быть прохладной, выбора не было. До ближайшей таверны добрались бы разве что к утру.

Шел второй день после памятной драки, в результате которой у наемников появились новые спутники. Пожилой темноволосый мужчина, судя по знаку на руке, оказался своим, хотя никто его не знал. И юноша, почти мальчик. Сбитая им птица запекалась сейчас на костре, распространяя аппетитный аромат.

Авимелех лежал недалеко от костра. Слушал соловья, благодушно созерцая, как меняют окраску огненные языки, становясь то алыми, цвета пролитой крови, то желтыми, как речной песок, то даже синими…

Раздался шорох, и, повернув голову, наемник обнаружил, что к нему подсел Харальд. Вид у него был равнодушный, а на птичьи трели он внимания не обращал вовсе.

— Что надо? — спросил Авимелех чуть грубовато. Просто не умел иначе.

— Научи меня сражаться мечом, — напрямую попросил Харальд.

Наемник от удивления даже привстал.

— Что? — спросил он. — Зачем?

— Я хорошо стреляю из лука, — спокойно сказал странный юноша. — Хорошо дерусь без оружия, ловок с рогатиной. Но здесь, на юге, как я вижу, главное оружие — все же меч. И я хочу научиться с ним обращаться.

— А что же твой друг Гуннар?

— Я спрашивал. — Харальд склонил голову, глаза его странно блеснули. — Но он сказал, что не брал меча в руки очень давно и многое забыл. Вот я и пришел к тебе.

— Понятно. — Авимелех почесал в затылке и вдруг принял решение, хотя ещё мгновение назад готов был отказать случайному, в общем, знакомому. — Ты знаешь, мне уже больше чем полсотни лет. Я никогда не был великим мечником и не пробовал заниматься наставничеством. Но я одного с тобой племени. Когда-то я, глупый мальчишка, пришел сюда с севера, из-за гор, как и ты. Мне было даже хуже, чем тебе, — со мной не было Гуннара, который бы объяснил, что такое деньги и почему лучше сторониться родовитых. Много лет меня топтали и пинали все, кто мог, пока я не научился отвечать ударом на удар и не стал тем, кем стал — Авимелехом Жестоким! И поэтому я помогу тебе…

— Спасибо, — очень тихо сказал Харальд.

— Учти, я смогу научить тебя только основам. — Наемник решительно поднялся. — Но начнем мы прямо сейчас!

Из поклажи были извлечены тупые деревянные мечи, и ученик с учителем направились в сторону от костра.

И когда дерево с тупым стуком ударилось о дерево, а хриплый голос проорал: «Это не лопата! Возьмись за рукоять, вот так», наемники, расположившиеся возле костра, одновременно обернулись, а соловей удивленно замолчал.

* * *

Пиво отдавало какой-то дрянью. То ли солод был попорчен мышами, то ли хозяин заведения добавлял в напиток какую-то дрянь. Но Авимелех лишь поморщился и проглотил почти половину кружки. Придорожная таверна — не то место, где стоит привередничать.

Рядом хрустели куриными ногами ещё двое наемников, остальные играли в кости за соседним столом. Игра сопровождалась воплями и взрывами хохота. Время от времени кто-либо хватался за нож, но пока все обходилось миром. Подбитый глаз и разбитый нос не в счет.

Сидящий напротив Гуннар огляделся и спросил:

— А Харальд-то где?

— Упражняется, — ухмыльнувшись, ответил Авимелех. — Я его отправил. Наставник я ему или нет?

— Наставник, наставник, — в темных глазах Гун-нара блеснул смех. — И доволен ли ты успехами ученика?

— Еще как. — Авимелех вновь отхлебнул из кружки, но пиво, вопреки ожиданиям, лучше не стало. — Он очень быстро все схватывает. И вынослив на удивление. Я его гоняю до самой темноты, а ему хоть бы хны…

— Еще он очень силен, — вмешался в разговор Хамунд, могучий и широкоплечий воин, на голову выше любого из наемников. — При его сложении это просто удивительно. Я посмотрел, как Харальд работает мечом: поверь моему слову, Гуннар, когда он станет настоящим бойцом, я побоюсь выйти против него.

— Все верно. — Авимелех заглянул в кружку, но она была пуста, и он с отвращением отодвинул её. — Парень владеет телом, словно опытный возчик — кнутом. Любое движение запоминает не позднее чем со второго раза.

— Всем хорош. — Хамунд улыбнулся, обнажив зубы, что подошли бы доброму жеребцу. — Только вот пива, не пьет!

Авимелех захохотал. К нему присоединились товарищи, и Харальд, вскоре появившийся в зале таверны, застал всех смеющимися. Причину веселья ему никто объяснить не удосужился.

Глава 2 СВОБОДНЫЙ ГОРОД

Солнце палило, словно обезумев, и Харальд чувствовал, что под одеждой он весь пропотел. Наряд из шкур, в котором юноша пришел из-за гор, он давно сменил на полотняный. И если чем и выделялся среди спутников, то только отсутствием оружия.

Путешествие тянулось, скучное и однообразное, как червяк длиной в пару верст. Но Харальд освоился среди наемников и даже научился находить удовольствие в монотонной дороге.

Впереди, осев в седле, покачивался на конской спине Авимелех. Если удавалось заночевать в таверне, он всякий раз выпивал столько пива, что Харальд только диву давался, как рыжеволосый наемник ухитряется по утрам выглядеть бодрым и даже взбираться на спину коня.

Сегодня лица спутников были торжественными. С самого утра Хамунд громогласно объявил, что не далее чем к вечеру они увидят Бабиль. До сих пор путь пролегал в стороне от крупных городов, и Харальд с трудом мог представить себе место, где живут многие тысячи людей.

Дорога, вильнув, будто испуганная лисица, вывела к высокому косогору.

Внизу лежала река, такая широкая, каких Харальд никогда не видел. Словно исполинский клинок из сверкающего металла, небрежно брошенный на землю, она неторопливо текла меж желтых песчаных берегов.

А на другой её стороне лежал город. Сквозь дымку проглядывали красные черепичные крыши, легкий ветерок доносил странные будоражащие запахи. Сварливо вопили над речной поверхностью стремительные белокрылые птицы, да скрипело удивительное деревянное сооружение, перемещаясь меж речных волн.

— Бабиль, — с восторгом в голосе сказал подъехавший Гуннар. Лицо его просветлело: наемника одолели, судя по всему, давние и светлые воспоминания, связанные с этим местом. — Свободный город. Центр населенных земель. Здесь маг тебя точно не отыщет! Если будет искать…

О странном происшествии в лесу они старались не говорить, про себя надеясь, что носатый колдун остыл и не питает планов мести или просто потерял след людей, столь дерзко вмешавшихся в ритуал.

— Посмотрим, — мрачно отозвался Харальд и тут же перевел разговор на другую тему.

— А это что? — спросил он, указывая на уродливую большую лодку, похожую на искалеченного жука, вздумавшего переплыть реку на спине. Ноги-весла неторопливо опускались в отливающую серебром воду, и несколько толстых веревок связывали лодку с берегами.

— Это паром, — улыбнулся Гуннар. — Без него в город не попасть.

Пришлось спешиваться и, ведя коня в поводу, спускаться к самой воде. Под ногами захрустел песок. На узкой полоске пляжа собралось немало желающих переправиться на ту сторону, и Харальд с трудом сдерживался, чтобы не начать вертеть головой, разглядывая стоящих рядом людей.

Роскошно одетые бородачи были скорее всего купцами. Они не отходили от телег с товарами, во взглядах их кипела алчность. Десятка полтора воинов в одинаковом снаряжении окружили высокого человека со скучающим выражением на лице. На одежде его была вышита какая-то картинка, и Харальд понял, что перед ним — родовитый, хозяин каменного строения, именуемого замком, и многих земель вокруг него.

Паром подобрался к самому берегу, сапоги застучали по дощатому настилу. Все внимание Харальда оказалось поглощено лошадью, которая занервничала, оказавшись на пароме. Все время, пока пересекали реку, она всхрапывала и нервно мотала головой.

Когда сошли на берег, с приезжающих стребовали пошлину, весьма высокую, судя по ругани Гуннара. Отдав требуемое, наемники двинулись в город. Среди домов, на первый взгляд таких одинаковых, Харальд несколько растерялся. С ужасом подумал о том, что один никогда бы не нашел здесь дорогу. Сразу и сильно захотелось домой…

Улицы заполнял народ, богато одетый, но суетливый и злой на вид. Слышались пронзительные голоса разносчиков. Там и сям бегали собаки, какие-то маленькие, с затравленными взглядами.

— А вот рот, наверное, лучше закрыть, — посоветовал Авимелех, когда они проезжали особенно богатый дом в три этажа, сложенный из камня.

Наемники загоготали. Харальд, которому рукотворная пещера показалась настоящим чудом, смутился и остаток пути проделал, опустив глаза. Под копытами лошади серыми горбами тянулась булыжная мостовая. Для жителя лесов тоже диковинка, но грязная и покрытая пылью и поэтому не столь удивительная.

Спешились путешественники у таверны. На вывеске было намалевано жуткое угольно-черное чудовище, более всего похожее на разжиревшую летучую мышь. В одной из лап оно держало кружку с белой шапкой пены, глаза его были багровыми, точно угли.

— Спившийся демон, — сказал подошедший Гуннар. — Все как в старые добрые времена, только вывеска новая.

Дверь распахнулась со скрипом, и навстречу вошедшим понеслись радостные возгласы. Авимелеха и его друзей здесь знали, и очень неплохо.

— Хозяин, пива! — рявкнул рыжеволосый наемник. — На всех!

На Гуннара косились как-то странно, словно на восставшего из могилы мертвеца, на Харальда же никто не обращал особого внимания. Он оказался сидящим в уголке и старался не привлекать к себе внимание.

Попойка не стихала. Звучали здравицы, поименно за каждого из приехавших. Наемники пили и ели так, словно много дней странствовали по безводной местности и пережили месяц голодовки. Все, что приносил хозяин — мясо, рыба, — исчезало со столов с удивительной скоростью.

Харальд утолил первый голод и после этого лишь смотрел, как гуляют другие.

К пиву он не прикоснулся.

Когда в глазах воинов появился дурной блеск, а лица раскраснелись, началось пение. Нестройные звуки вырывались из глоток, больше привыкших издавать яростный боевой рев, и Харальду хотелось зажать уши.

Но молчать было неудобно, и юноша просто открывал рот, понимая, что в общем шуме и гаме никто не догадается об обмане. Наемники пели, а воздух полнился ароматами пива, пота и чеснока.

Когда Харальд ощутил, что он больше не в силах наблюдать попойку, то тихонько выбрался из-за стола. Толкнул дверь и оказался во дворе. Здесь было темно, далеко в вышине горели разноцветные огоньки звезд. Прохладный воздух, напоенный речной влагой, показался упоительно чистым и приятно овевал разгоряченное лицо.

Когда юноша возвращался, дверь с грохотом распахнулась, будто её открыли пинком, и на пороге возник Авимелех. Глаза его моргали вразнобой, а на лице было нарисовано пьяное блаженство.

За ним в темноту выбрался Гуннар. Щеки его пылали багрянцем, а походка была какой-то вихляющейся, словно он пытался на ходу плясать. Заметив Харальда, он прищурился и сказал:

— А, во-воспитанник. Пойдем с нами!

— Куда?

— В «Зеленую розу»! — вмешался в разговор Авимелех. — К девочкам.

— А пить вы там больше не будете? — поинтересовался Харальд совершенно серьезно

— Нет. — Рыжеволосый наемник кивнул так, что ударился подбородком о грудь. — Ни в коем случае!

— Пойдем, — согласился юноша. Ему было интересно, куда, к каким девочкам могут пойти столь нетвердо стоящие на ногах мужчины. — А вещи наши как?

— Я договорился, — махнул рукой Гуннар. — Их унесли наверх, в комнату… Я заплатил.

Идти оказалось недалеко. Они вышли со двора, миновали длинный проулок, в котором противно воняло чем-то кислым, и оказались перед двухэтажным строением, над крыльцом которого гостеприимно горел фонарь.

Авимелех распахнул дверь и с трудом удержался от того, чтобы упасть. Изрыгая проклятия по поводу кривых ступенек, он переступил порог. За ним вошел Гуннар. Харальд оказался последним.

Очень яркий свет поначалу резанул по глазам, а сильный и какой-то неестественный запах цветов, неизвестных и хорошо знакомых, но таких, что никогда не будут расти вместе, едва не заставил юношу задохнуться.

Когда глаза привыкли, он понял, что стоит посреди обширного помещения, чем-то похожего на оставленную недавно таверну. Но на стенах горело очень много факелов, на столах стояли свечи, и не было стойки.

И в отличие от таверны для наемников здесь были только женщины. Молодые и не очень, одетые в кричаще раскрашенные платья, они напомнили Харальду стайку диковинных цветастых птиц. Мужчин встретили улыбками и хихиканьем.

Из глубокого, обтянутого голубой тканью кресла навстречу гостям поднялась средних лет женщина. По лицу её было видно, что в молодости она была очень красива, да и в фигуре, несколько оплывшей, до сих пор проглядывала статность. В волосах, светлых, словно солнечные лучи, бегали искорки.

Харальд повел глаза чуть в сторону и невольно замер. На него глядела чуть насмешливо и в то же время серьезно стройная девушка. Волосы её были рыжими, такого яркого оттенка, что космы Авимелеха показались бы рядом бесцветными. Багровое, цвета пролитой крови, платье облегало высокую грудь и гармонировало с цветом волос. От фигуры девушки словно исходило сияние…

Он ощутил, как пересохло во рту. На мгновение для Харальда перестал существовать весь мир, кроме чуть вытянутого лица со светлыми миндалевидными глазами.

Юноша мотнул головой, рассеивая морок. Отвести глаза от упоительного видения оказалось тяжелее, чем тащить много верст кабанью тушу в несколько пудов.

Вставшая при появлении гостей женщина, оказывается, уже заканчивала беседу с Гуннаром и Авимелехом. Начало разговора Харальд, естественно, пропустил, услышал только самый конец фразы:

— … мое заведение к вашим услугам, почтенные! Выбирайте девушек!

Харальд завертел головой, пытаясь понять, что ему делать. На миг накатило смущение. Но тут раздался голос, который был настолько приятен, что уже первые звуки заставили юношу замереть Хотелось слушать его вечно, постоянно, не прерываясь.

— Этот молодой человек уже выбрал, — произнес женский голос мягко, но уверенно.

Харальд повернулся, и оказалось, что рыжеволосая девушка успела подойти к мужчинам. Глаза её оказались серыми, того редкого оттенка, что при смене освещения легко становится голубым, и было в них какое-то странное выражение. Словно она встретила старого знакомого.

— И у него хороший вкус! — проговорила светловолосая женщина, судя по всему хозяйка заведения. — Ара, позаботься о том, чтобы наш гость ушел довольным!

— Слушаюсь. — Девушка в красном платье подошла к Харальду вплотную, и его ноздрей коснулся аромат — тонкий, едва ощутимый запах ландыша. Юноша почувствовал легкое головокружение. — Пойдем, — сказала девушка, и Харальд почувствовал прикосновение теплых пальцев к своей ладони.

Он послушно шагал за ней, поднимался по скрипучей лестнице, а в груди зрело ощущение чего-то чудесного, необычного, ранее не испытанного.

* * *

Проснулся Харальд, как и привык, с первыми лучами солнца. Из угла доносилось мышиное шуршание, а на соседней кровати мирно храпел Гуннар. В комнате стоял устойчивый аромат пивного перегара.

Они вернулись в «Спившегося демона» под утро, и пережитое ночью вспомнилось сразу, заставив на мгновение от острой тоски стиснуть зубы…

Ара: рыжие волосы, сильное, гибкое тело, дурманящий аромат ландыша. И наслаждение, яркое, необычное, которое не может быть даровано не кем иным, кроме как этой женщиной…

Это он понял отчетливо.

Никогда Харальд не переживал ничего подобного

И сегодня она достанется другому — тому, кто заплатит.

Она вчера рассказала ему, кто такая и чем занимается, и он долго не мог поверить, что женскую благосклонность можно продавать за деньги. Но пришлось. И чудовищное знание это жгло сердце похуже раскаленных угольев.

Повернувшись на другой бок, он закрыл глаза и почти сразу заснул.

* * *

Солнце успело подняться высоко, когда Харальд с Гуннаром спустились в общий зал. Здесь было пустынно, лишь хозяин дремал за стойкой в ожидании клиентов. Пол был посыпан свежей соломой, от её сладкого запаха щекотало в ноздрях.

При виде наемников хозяин встрепенулся и просиял улыбкой. Но надеждам его суждено было сбыться лишь наполовину — Гуннар, пробурчав: «Ох, отвык я пить!», велел принести кружку пива, и лишь Харальд заказал полный завтрак.

Скоро перед ним шкварчала, исходя жаром, приготовленная на сале яичница, похожая на перекошенное похмельем лицо с огромными желтыми глазами. В глиняной кружке принесли молоко.

Едва Харальд покончил с едой, дверь таверны отворилась, и в помещение проник невысокий плечистый юноша в простой темной одежде. Взгляд острых черных глаз почти сразу остановился на Гуннаре.

— Ты Гуннар, именуемый Бабником, который прибыл вчера в свободный город Бабиль? — Голос у пришедшего оказался неожиданно писклявым, будто у болотного комара.

— Я, — кивнул бывший наемник, отставив кружку, а Харальд невольно усмехнулся — ай да прозвище оказалось у одного из самых домовитых мужчин племени!

— Атаман Оружейной дружины Торвальд просит тебя прибыть к нему немедленно!

— Торвальд? — На лице Гуннара промелькнуло странное выражение, словно он вдруг вспомнил нечто важное, о чем когда-то давно крепко забыл. — Вот как!

— Так что, вы идете? — поинтересовался посланец.

— Обязательно, — кивнул Гуннар, поднимаясь из-за стола. Звякнула о столешницу брошенная монета. — Харальд, поднимайся!

Они шагали вслед за плечистым юношей, и город показался уже не столь пугающим, как вчера. Многолюдство и каменные строения уже не внушали опасения и непременной тревоги.

Миновали улицу, отведенную под лавки шорников, — здесь пахло выделанной кожей; прошли рынок, наполненный галдящей и хохочущей толпой. Харальд видел, как оборванный мальчишка стянул у дородной торговки сдобный крендель и бросился бежать, ловко лавируя между прохожими.

— Грабят! — визгливо завопила торговка, на крик явились солдаты городовой стражи — угрюмые, в кожаных куртках и с мечами на поясах. По свежим следам бросились в погоню.

Жилище атамана оказалось на Оружейной улице. Ранее, как сказал Гуннар, тут жили мастера, изготовлявшие мечи и копья. Позже их постепенно вытеснили зажиточные горожане, но название осталось.

Юноша-провожатый остановился около большого дома. Стены его были ощутимо толсты, окна — узки и забраны решетками, строение выглядело маленькой крепостью, готовой к отражению врага.

Стукнула колотушка, и дверь бесшумно отворилась.

Атаман встретил их в просторной горнице на втором этаже. Он оказался чудовищно толст и огромен, словно отъевшийся старый медведь, в руках его, тяжелых и мощных, чувствовалась поистине звериная сила.

Некоторое время они с Гуннаром молча смотрели друг на друга, затем в голубых глазах атамана что-то мелькнуло, наемники с ревом ринулись навстречу друг другу.

— Гуннар! Дружище!

— Торвальд! Старый приятель!

Они обнимались и хлопали друг друга по спинам. Наконец Гуннар отстранился и сказал с уважением:

— А ты молодец! Атаманом стал!

— Да ладно, — смутился Торвальд и провел рукой по редким волосам. — Ты лучше скажи, кто это с тобой? Кого-то он мне напоминает…

Харальд помрачнел, чувствуя, как поднимается внутри знакомое с давних времен раздражение. Оно появлялось почти всегда, когда кто-то начинал говорить о его отце. Ведь чаще всего говорили о нем глупости, а иногда — пакости.

— Да, — очень серьезно кивнул Гуннар. Вся радость его куда-то исчезла. — Он очень похож на отца, и его зовут тоже Харальд.

Лицо атамана помрачнело, резче стали морщины на лбу, что-то недоброе появилось в глазах.

— Садитесь за стол, — сказал он после паузы. — Ты, Гуннар, и ты… Харальд Младший. Чего стоять?

Когда Харальд умостился на лавке, то с удивлением заметил, что раздражение его исчезло, будто испуганная рыба в глубинах озера. Пришло понимание, что этот могучий человек не станет говорить об отце плохо просто так, ради того чтобы позабавиться самому и потешить других.

— Зачем вы приехали сюда? — спросил тем временем Торвальд.

— Он захотел. — Гуннар кивнул в сторону воспитанника. — Желает узнать, что случилось с отцом.

— Да, хочу, — вступил в разговор Харальд. — И может быть, вы, почтенный Торвальд, сумеете что-нибудь рассказать?

— Наверное, — неохотно кивнул атаман. — Но тебе, мальчик, вряд ли понравится мой рассказ.

Юноша упрямо склонил голову, и Торвальд заговорил:

— Твой отец был магом, это ты знаешь. И не просто магом, а Владетелем. Сильнейшим из сильных. И под конец жизни он перестал быть человеком. Именно тогда он предложил мне пойти к нему на службу, но я отказался…

— Кем же он стал? — звенящим от напряжения голосом спросил Харальд. Немалого труда ему стоило сдержаться при словах «под конец жизни», когда хотелось закричать: «Нет, он жив, жив! Вы все врете!»

— Не знаю. — Атаман Оружейной дружины почесал в затылке. — Магия изуродовала его, она и погубила. А потом он просто исчез. Говорят, что от замка его, там, на далеком севере, остались одни развалины…

— Я должен попасть туда! — выпалил Харальд.

— Непросто будет это сделать! — усмехнулся Торвальд. — Но кто знает, может, у тебя и получится.

— А может, кто ещё знает о судьбе Харальда… эээ… Старшего? — спросил Гуннар, сочувственно глядя на воспитанника.

— Разве что Торгрим фон Жахх, — наморщив лоб, ответил атаман. — Он был первым вассалом Белого Владетеля и знает наверняка многое.

— И где он сейчас?

— В своем замке, — пожал плечами Торвальд. — Во время междоусобицы он сумел отхватить изрядный кусок земель на севере и правит там, не подчиняясь никому из магов!

— Невиданное дело! — Глаза Гуннара расширились, и на мгновение он стал похож на рассерженного филина.

— И к нему мне надо попасть, — вздохнул Харальд.

— Для путешествий нужны деньги, конь, оружие, — проговорил рассудительно могучий атаман, оглаживая себя по волосам. — Где ты их найдешь?

Юноша промолчал.

— Он великолепно стреляет из лука и хороший следопыт, — прервал тишину Гуннар. Он говорил с жаром, за которым чувствовалась искренняя привязанность к воспитаннику. — Ловок, силен и смел. В одиночку победил медведя! Возьми его в дружину, Торвальд!

— В дружину? — Атаман задумался, светлые глаза его затуманились, словно подернулись ледком. — Второго поручителя ты, ясное дело, найдешь… Да только вот без владения мечом никто не может считаться воином. Лучник — это, конечно, хорошо, да только одним луком сыт не будешь…

— Он научится, обязательно! — горячо сказал Гуннар, и Харальд ощутил прилив благодарности к старшему другу. — Он очень способный, вот увидишь! Нужен только хороший наставник. Деньги у меня есть. Я…

— Ладно, — кивнул Торвальд и вздохнул тяжко, словно гора. — Согласен. Ради человека, который когда-то был моим другом и соратником, пока не стал магом. Но опозорит дружину — пусть пеняет на себя…

Взгляд, брошенный из-под густых бровей атамана, был полон льда, но Харальд ощутил сильное, бодрящее облегчение. Он знал, что справится, что не подведет, и знание это, непонятно откуда взявшееся, придавало уверенности.

* * *

— … И клянусь служить нанимателю верно и не идти против воли атамана!

Харальд закончил клятву, и Гуннар ощутил радость от того, что мальчик не перепутал ни единого слова и держался уверенно. Ошибка в клятве не являлась фатальной, но считалась среди наемников дурной приметой. Вот и зубрили новички слова, чтобы избежать нехорошего предзнаменования.

— Да будет так, — возгласил Торвальд, обряженный в парадную одежду атамана — роскошный черный кафтан, украшенный золотой вышивкой. На поясе его висел меч, рукоять которого блистала от драгоценных камней. По преданию, именно этим мечом сражался один из первых атаманов Оружейной дружины, Сигурд Жареный. Гуннар в этом сильно сомневался, но мыслей своих предпочитал не высказывать, справедливо полагая, что они вряд ли будут одобрены.

Меч использовался только при церемониях и уже многие десятилетия не покидал дома атамана.

— Да будет так! — в один голос подхватили поручители (сам Гуннар и непривычно трезвый и серьезный Авимелех).

Атаман повернулся, давая знак подручному. Тот распахнул дверь, и в комнату, подобострастно семеня, вошел невысокий мужчина с сумкой в руках.

— Приветствую вас, мастер Ламех, — сказал Торвальд. И, повернувшись к Харальду, бросил властно: — Садись и закатай левый рукав!

Гуннар смотрел, как под иглами цирюльника на левом предплечье новоиспеченного наемника появляются скрещенные меч и топор — знак Оружейной дружины, и в душе его пышным цветом расцветала гордость. Почти отцовская.

Харальд терпел болезненную процедуру молча. Глаза его были безмятежны, словно поросшие зеленой ряской лесные озера.

* * *

Горло горело так, будто в него насыпали песка. Боль была в предплечье и в костяшках пальцев, а пошевелившись, Гуннар почувствовал то, чего не ощутил вчера, — следы от многочисленных ударов по многострадальному телу.

Принятие Харальда в дружину отметили изрядной попойкой в «Спившемся демоне», которая закончилась грандиозной дракой. Особенных повреждений, насколько помнилось, не получил никто, но ныли разбитые кулаки, а синяки на груди и боках громко кричали о своем существовании.

Гуннар попытался открыть глаза и испытал смутное облегчение, когда это удалось. Он был в той комнате, где остановились они с Харальдом, и до слуха доносилось тихое дыхание юноши.

Затем вдруг скрипнула не запертая вчера дверь, и незнакомый голос, хриплый и веселый, неожиданно громко ударил по ушам.

— Эй, сони! — сказал этот голос жизнерадостно. — Хватит дрыхнуть, словно старые коты!

Скосив глаза, Гуннар обнаружил у двери невысокого человека. Русые волосы были коротко обстрижены, а на поросшем рыжеватой бородкой лице выделялись совершенно круглые, словно монеты, голубые глаза.

— Ты кто? — спросил Гуннар, делая попытку приподняться. Руки шевелились плохо, будто дубовые колоды, и немалых сил стоило сдержать зевок.

— Я? — искренне изумился голубоглазый, а затем вдруг улыбнулся. Нескольких зубов у него во рту не хватало, улыбка вышла страшноватой. — Берг Теневой я. Кого тут бою на мечах учить надо? Тебя, что ли?

— Ой, — это сказал Харальд, поняв, что прибыл обещанный атаманом наставник. — Это меня надо учить. Я Харальд.

— Ага. Ну ты и здоров дрыхнуть! — заявил Берг, окинув будущего ученика взглядом, каким обычно барышники смотрят на покупаемую лошадь. — Он-то вот старый козел! — последовал кивок в сторону Гуннара. — И пьяница! А уж ты-то!

Харальд покраснел, то ли действительно от стыда, то ли от гнева.

Но Берг не обратил на это никакого внимания.

Было в нем, несмотря на свирепый вид и хамские привычки, нечто веселое, открытое, располагающее к себе, и Гуннар не нашел в себе сил обидеться. Было видно, что Теневой всегда говорит, что думает, и не боится никого на свете.

Это располагало.

* * *

Вскоре троица выходила из «Спившегося демона». Берг заявил, что лично отправится с будущим учеником в оружейную лавку и поможет выбрать меч. На предложение сначала позавтракать он ответил презрительным отказом.

— Куда ты ведешь нас? — спросил Гуннар, когда стало ясно, что путники направляются в центральную часть города. Дома тут были почти сплошь каменные, а на улицах чище. Из-за раннего часа вокруг было пустынно.

— На Гербовую улицу, — ответил Берг, не повернув головы. Одет он был в безрукавку, длинные руки с мозолистыми ладонями оставались открытыми, позволяя видеть тугие жгуты мускулов. — К Иакову Одноглазому.

— Погоди! — Гуннар остановился — Это же одна из самых дорогих лавок города?

Берг тоже встал и, повернувшись, упер руки в бока.

— Мы идем покупать меч! — сказал он. — Не кухонный нож, экономить на этом деньги глупо! У Иакова лучшее оружие, а цены есть и повыше.

Гуннар пробурчал что-то себе под нос и смолк.

Лавка, несмотря на ранний час, оказалась открыта, посетителей приветствовал сам хозяин — длинный и черный, словно уж, с единственным глазом, который сверкал, как драгоценный камень. Вторая глазница скрывалась под повязкой.

— Что угодно почтенным? — поинтересовался Иаков, ответив на поклон. Бергу он улыбнулся как старому знакомому.

— Вот для него нам нужен меч. — Берг ткнул пальцем в Харальда и широко осклабился. — Но ты не мешай, я сам выберу…

И Теневой направился в тот конец лавки, где на широком прилавке были разложены клинки. Одни были прямые, словно полет стрелы, другие плавно изгибались, как хищники в прыжке. Были короткие, меньше аршина в длину, а у стены стояли огромные, почти в человеческий рост. Лезвия таинственно мерцали в полумраке, и Гуннар заметил, как у Харальда расширились глаза. Оружие явно притягивало его.

Берг не проявил к мечам никакого почтения. Он вертел их и рассматривал, словно выбирал не благородное оружие, а банальную упряжь для лошади.

При этом ещё и ухитрялся бурчать себе под нос.

— Так, этот тяжеловат… Ага, фальчион… незачем он нам… Так, этот только для конного боя… Ага, этот хорош, но сталь дрянная… Вот. Отлично. То, что надо!

Харальд просто прикипел глазами к выбранному клинку. Он не был особенно большим — длина его вряд ли превышала полтора аршина. Неширокое лезвие имело кровосток, а рукоятка заканчивалась тяжелым граненым навершием.

На лице юноши отразилось восхищение. Гуннар тоже одобрительно покивал, и Берг, довольно ощерившись, повернулся к хозяину.

— Сколько хочешь за него?

Названная сумма заставила Гуннара подпрыгнуть, началась торговля. Иаков ярился и брызгал слюной, доказывая, что отдает отличное оружие практически даром. Берг презрительно кривил губы, отвечая, что за такие деньги они купят десяток подобных мечей! Харальд стоял и переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что происходит.

Кончилось все к обоюдному удовлетворению В придачу к мечу были приобретены ножны с поясным ремнем.

— Помни, — сказал ставший вдруг очень серьезным Берг, помогая юноше застегнуть пряжку, — что меч нельзя обнажать в обычной драке! Он — для серьезного боя, когда предполагаешь сражаться насмерть!

Харальд кивнул. Лицо его, обычно спокойное, в этот миг выражало настоящую радость, и Гуннар махнул рукой на потраченные деньги, почувствовав вдруг, что ради такого он отдал бы все, что у него оставалось.

— Ну что, завтра начинаем учебу, — сказал Берг, когда они дошли до «Спившегося демона». — За неё мне заплатил атаман, так что должны будете ему. Удачи!

Рыжебородый поднял кулак в прощальном жесте и исчез. Гуннар покачал головой и печально вздохнул.

Оружие приятной тяжестью лежало на бедре, рождая в душе какое-то новое, странное чувство. Будто у него, у Харальда, появился ещё один надежный друг, который не предаст, не бросит. Всегда придет на помощь в опасности и выручит в трудную минуту.

Но Гуннар, не слушая возражений, велел меч снять и пореже носить.

— Нацепив эту железку, — сказал он, — ты даешь всякому понять, что умеешь ею владеть. И учти, могут найтись желающие проверить твое умение. В городе полно забияк-наемников, которые будут рады унизить человека из другой дружины. Да и для спесивого молодого родовитого ты можешь показаться легкой добычей.

Спорить Харальд не стал.

Он просто попросил у Гуннара денег. Тот так удивился подобной просьбе, что дал, даже не спрашивая, зачем они воспитаннику…

А тому просто хотелось повидать Ару, и иного способа, как прийти в «Зеленую розу», юноша не придумал.

* * *

— Спину ровнее! И ноги не разгибать, не разгибать!

Харальд послушно выполнил команду, хотя икры уже дрожали от напряжения, а позвоночник, казалось, превратился в каменный стержень

— Вот так хорошо, — пробурчал Берг Теневой и отошел в сторону, оставив ученика в неудобной позе под палящим солнцем. В тенечке наставника ждал кувшин с пивом. К живительному напитку рыжебородый крепыш прибегал каждый раз, когда уставал. А случалось это с завидной регулярностью.

Но несмотря на пристрастие к пиву, Берг оказался беспощадным учителем. Он являлся к «Спившемуся демону» ранним утром и принимался за Харальда. После занятий с Авимелехом юноша предполагал, что его ждет, но, как оказалось, он жестоко ошибся…

Для занятий была выбрана поляна в рощице к северу от города, на самом берегу реки. Отсюда открывался чудесный вид на плещущуюся жидким серебром реку, на буйно зеленеющие луга за ней. Ветер нес ароматы цветов, весело щебетали в кронах птахи, радуясь жизни.

Но Харальду было не до красот природы. Приходилось часами стоять в неподвижности на палящем солнце, воздев в руке деревяшку раза в два тяжелее меча. Пот заливал глаза, мышцы сводило судорогами, а наставник посиживал в тенечке, оправдывая прозвище.

В самом начале обучения он принес в рощу курицу и заставил Харальда ловить её. Юноша выполнил задание без особенных проблем, чем изрядно Берга удивил. Почесав в затылке, тот придумал для подопечного новую пытку: заставил часами бегать вниз-вверх по крутому берегу Серебряной реки.

И сегодня день начался как обычно, со стояния на месте. Солнце едва поднялось над горизонтом, а уже палило так, что Харальд чувствовал себя поросенком на вертеле. Хотелось распрямиться и пойти выпить молока.

Но наставник бдительно следил за учеником даже в те моменты, когда казалось, что он дремлет. Это юноша успел усвоить хорошо.

* * *

— Так, а теперь перейдем к главному! — Берг постукивал учебным мечом по ладони, на лице наставника была плотоядная ухмылка.

Харальд застонал про себя. После всех мучений он думал, что занятие будет окончено. Но пришлось браться за тяжеленную деревяшку и вставать в боевую позицию.

— Так, ноги не выпрямляй! — гаркнул Теневой, готовясь к атаке.

Очередной день занятий близился к вечеру, и на поляне постепенно становилось прохладнее. Солнце рушилось куда-то за реку, заставляя её воды светиться багровым тревожным светом.

Харальд отбил удар, потом ещё один — и не успел поздравить себя с успехом, как боль обожгла запястье.

— Не отвлекайся! — безжалостно рявкнул Берг.

Руки Харальда давно уже покрылись синяками по всей длине. Похожие отметины появились на спине, бедрах и даже на лице. Причем бил Берг, всегда соизмеряя силу, и ни разу он не ударил ученика так, чтобы это было по-настоящему опасно. Больно — да, обидно — сколько угодно, но без членовредительства.

Поняв, что в защите не продержится, юноша атаковал сам. Теневой легко пропустил его мимо себя и плашмя ударил мечом пониже спины.

— Куда тебе! — сказал сварливо.

Харальд ощутил легкое раздражение и тут же невольно обратил внимание, что смолкли птицы на опушке рощи.

Теневой не преминул воспользоваться заминкой ученика. Харальд ощутил лишь, как что-то рвануло его ладонь, и в правой руке стало пусто. Но он не обратил на это внимания. До слуха явственно донесся треск сломанной ветви. Рядом, шагах в десяти.

— Наставник! — выкрикнул Харальд, стремясь привлечь внимание Берга.

— Что? — спросил тот и резко, одним движением повернулся. Тоже услышал.

Из кустов появились трое. Высокие, плечистые мужчины с какими-то одинаково невыразительными лицами. Один обрит наголо, лишь прядь черных как смоль волос свешивается за ухо, второй — с буйной гривой светлых волос, третий — самый высокий — с русыми кудрями. Все, несмотря на жару, в куртках из толстой кожи.

В руках пришельцев были мечи. У бритого — кривой, а клинок великана длиной превосходил самого Харальда. Управляться с таким смог бы только настоящий силач.

— Что вам надо? — спросил Берг. Боевого оружия у них с собой не было, а деревяшка в руках Теневого смотрелась жалко рядом со сверкающей сталью…

— Его, — ухмыльнулся лохматый, и Харальд вздрогнул, такая жестокость светилась в белесых, словно брюхо окуня, глазах.

И тут же трое атаковали.

Описал сверкающую дугу исполинский двуручник, сверкнула, поймав солнце, сабля.

— Падай! — рявкнул Берг, и Харальд поспешил выполнить команду.

Теневой на мгновение размазался, словно превратился в туман. Затем раздался хруст, а когда рыжебородый мечник возник вновь, уже на другом месте, бритоголовый как-то медленно падал. Правая глазница его стала неожиданно большой, а тупой конец деревянного меча Берга оказался испачкан красно-серым.

Великан закричал, но в вопле этом было больше страха, чем ярости.

Удар его пришелся в пустоту, а оказавшийся рядом Теневой неощутимым движением ткнул противника в затылок. Вновь что-то хрустнуло.

Русоволосый рухнул, как подрубленная сосна.

Оставшийся в живых медленно пятился, в белесых глазах был ужас.

— Ты, — прохрипел он. — Кто? Нас не предупредили…

Берг улыбнулся.

Противник попытался отразить его атаку, но стальной клинок вспорол лишь пустоту, а деревянное лезвие нашло свою цель. Крик боли огласил рощу.

Рука светловолосого оказалась сломана в локте.

Мгновение раненый орал, а затем затих, осев в траву.

— Вот и все, — сказал Берг, утирая пот со лба. Он казался запыхавшимся, а на лбу багровела маленькая царапина.

— И я смогу так? — спросил Харальд, ощущая огромное восхищение. Никогда он не мог представить, что можно ТАК сражаться.

— Надеюсь, — серьезно отозвался Теневой. — Ты поднимись и отойди в сторонку. А я поговорю с тем, который только ранен.

— Зачем?

— Они хотели убить тебя. — Рыжебородый мечник наклонился и принялся деловито обыскивать труп великана. — И надо выяснить зачем. Ведь не из-за того, что им не понравился твой говор?

Харальд вздохнул и отправился в кусты. Вид поверженных тел, к которым начали слетаться мухи, вызвал неожиданную тошноту, оставаться на поляне не хотелось.

* * *

— И что он сказал? — спросил Гуннар. Давно он так не пугался. Но рассказ о том, как трое вооруженных людей пытались убить Харальда, заставил кровь отхлынуть от лица.

— Он не был особенно разговорчив, — ответил Берг. — Пришлось развязывать ему язык.

Они сидели за отдельным столом в «Спившемся демоне». Рядом с Гуннаром притулился воспитанник, холмом возвышался в полумраке Торвальд. Стояла глубокая ночь, зал пустовал, лишь хозяин мялся за стойкой, не решаясь оставить гостей без внимания. Вдруг захотят чего?

— Эти трое с запада. — Теневой поскреб бороду. — Один — родовитый, без наследства и денег, другие двое — дружки его. Промышляли в Ершаламе грязными делами. Сюда приехали недавно, трех дней не прошло. Их нанял какой-то человек. Показал нашего парня, — мечник взглянул на Харальда, — и заплатил задаток за то, чтобы они его убили.

— Что за человек? — гулко спросил Торвальд.

— Они не знали, — пожал плечами Берг — Да и встречался с ними он вечером, в темноте. Откуда он узнал, кто они такие, — непонятно. А что касается облика нанимателя, он только и сказал, что нос вроде у того большой…

— Нос? — в один голос ахнули Гуннар с Харальдом.

— Так, значит, вы знаете, кто это? — Атаман положил ручищи, похожие на окорока, на стол, и дерево жалобно скрипнуло

— Мы можем догадываться, — кивнул Гуннар и вкратце поведал о встрече в лесу, о прерванном ритуале и обещании мести. Закончил он рассказ словами

— А меня он скорее всего и не разглядел. Вот и охотится только за Харальдом

— Ясно, — буркнул Теневой, и в глазах его мелькнуло нечто похожее на сочувствие. — Эк повезло вам. Магу в суп плюнули! Аж завидно!

— Не до шуток сейчас, — сурово одернул рыжебородого наемника Торвальд, а Харальд спросил, недоуменно морщась:

— А почему он не попытался убить меня заклинанием? Нанял каких-то людей…

— В Бабиле магией убить нельзя, — ответил Гуннар. — Поэтому он вынужден действовать словно обычный человек.

— А что ты сделал с убитыми? — поинтересовался у Теневого атаман.

— Трупы сбросил в реку, а оружие и ценности припрятал. Не пропадать же добру?

— Искать их вряд ли кто будет. — Торвальд задумчиво огладил волосы. — Так что вопрос только в том, что надо сделать, чтобы защитить Харальда.

Юноша зашевелился на лавке и сказал решительно:

— Найти этого мага и убить!

— Это не так просто! — Берг рассмеялся. — Бабиль — большой город, его и за год не обыскать. Не будешь же ты каждого носатого убивать?

— Я включу Харальда в первый же заказ, — проговорил атаман, — который позволит уехать подальше от города. А пока будьте очень осторожны!

— И меч можешь носить! — добавил Гуннар, строго глянув на воспитанника.

Берг одобрительно кивнул. На лице Харальда появилась легкая улыбка.

* * *

— Спину ровнее! И ноги не разгибать, не разгибать!

Теневой покрикивал больше по привычке. Ученик достаточно уверенно «стоял на ногах» и в постоянных понуканиях не нуждался.

После нападения занятия перенесли на задний двор «Спившегося демона». Здесь было ещё жарче, чем в лесу, и немилосердно воняла яма с отбросами, но зато место казалось более безопасным.

Гуннар наблюдал за занятием из тени и искренне сочувствовал воспитаннику, который находился на палящем солнце. Учитывая опасность, нависшую над юношей, кто-то из опытных наемников всегда находился при Харальде. Правда, пару раз, в утренние часы, тот ухитрялся ускользнуть, а в ответ на расспросы, где был и что делал, хмуро отмалчивался.

Скрипнула дверь, и Гуннар схватился за рукоять меча. Но это оказался, судя по одежде, один из слуг таверны, зачем-то выглянувший на задний двор. Лицо его показалось Гуннару смутно знакомым, хотя он мог бы поклясться, что в «Демоне» его не видел. Но вопрос, заданный слугой, развеял все сомнения.

— Молока не желаете? — спросил тот, как-то криво улыбаясь. В руках слуги был глиняный кувшин, прикрытый платком.

— Поставь вон туда, — ответил Гуннар. — А где хозяин?

Питье для Харальда обычно приносил сам владелец таверны, пользуясь возможностью оказать услугу людям, коротко знакомым с самим атаманом Оружейной дружины.

— Да занят он, — махнул рукой слуга, ставя кувшин.

Стукнула закрываемая дверь, Гуннар вновь принялся смотреть, как Теневой гоняет ученика. От нечего делать начал вспоминать, где мог видеть того человека, который принес молоко. По всему выходило, что при встрече тот был в другой одежде.

На мгновение Гуннару показалось, что он поймал за хвостик какое-то важное воспоминание, но мысль исчезла, словно мышь в норе, и он оставил бесплодные попытки. Мало ли людей с похожими лицами?

— Ладно, перерыв, — сказал тем временем Берг. Даже его истомила жара. А Харальд выглядел и вовсе изнуренным.

Волоча ноги, он подошел к кувшину и сдернул с него ткань. Поднес сосуд ко рту и замер, недоуменно принюхиваясь. Гуннар знал, что нюх у его воспитанника исключительно тонок, почти как у собаки.

— Как-то странно оно пахнет, — сказал Харальд удивленно. — Не так, как обычно… Ну да ладно.

Он наклонил кувшин, собираясь пить, и тут Гуннар вспомнил, где он видел человека, принесшего молоко. Перед глазами пронеслись картинки: поляна в окружении дубняка, черный камень, маг в сиреневой мантии, готовый вонзить нож в детское тело…

— Стой! — заорал он не своим голосом. — Не вздумай пить!

Харальд вздрогнул и едва не выронил кувшин. Теневой подскочил на аршин, а когда приземлился, то в руке его блеснул нож.

— Чего кричишь? — спросил рыжебородый наемник недовольно, поняв, что резать пока никого не надо. Клинок скользнул за голенище.

Гуннар, задыхаясь и торопясь, рассказал о том, кто принес кувшин.

— Не может быть! — не поверил Харальд. — Чтобы он сам?

— Пойдем-ка проверим, — и Берг решительно направился к двери в таверну.

Обнажив меч, Гуннар двинулся за ним.

За спиной его, так и не выпустив из рук посудину с молоком, бесшумно шагал Харальд.

Они прошли кладовые, затем заглянули на кухню. Тут все было как обычно — дым и чад от плиты, ругань поваров, запахи подгоревшего мяса, лука и приправ, такие густые, что хоть ложкой черпай.

Но за стойкой, к которой они вышли сзади, никого не оказалось. Зал был пуст, отсутствовал обычно находящийся здесь слуга. Лишь жужжала у одного из окон муха, настойчиво стремясь на волю.

— Куда они все подевались? — изумленно хлопая белесыми ресницами, спросил Харальд.

— Это мы сейчас узнаем, — сказал Берг и завертел головой, словно кот, отыскивающий спрятанную рыбу.

Хозяин обнаружился в чулане, сбоку от стойки. Рыжебородый наемник распахнул заскрипевшую дверь и когда в полумраке что-то зашевелилось, проговорил довольно:

— Ага, вот и он!

Почтенный содержатель таверны оказался связан ловко и умело. Пока его извлекали из плена среди корзин со всяким хламом вроде тряпья и обрезков досок, он жалобно постанывал, а по щекам его катились крупные прозрачные слезы.

На шум выглянул кто-то из поваров. Но Берг сделал свирепую рожу, и мастер поварешки и разделочного ножа, испуганно пискнув, исчез.

— Что произошло? — спросил у хозяина Гуннар, не обращая внимания на доносящийся из-за двери на кухню встревоженный гул.

— Он… он… — забормотал хозяин, будучи не в силах говорить членораздельно.

Спас положение Теневой. Хищно оглядевшись, он ловко извлек из-под стойки бутылку с темной, почти черной жидкостью. Принюхавшись к содержимому, довольно кивнул: «Портер, то, что надо!» и ловким движением воткнул бутыль в рот хозяину таверны.

Тот выпучил глаза, став на мгновение похожим на странную розовую рыбу, но послушно начал глотать.

Когда жидкость в посудине убавилась наполовину, Берг выдернул бутылку, пробормотав: «Хватит с тебя. Надо и другим оставить!»

— А теперь — рассказывай! — приказал Гуннар.

— Он… ну, пришел. — Хозяин таверны дернул кадыком, и слова полились из него, словно пиво из бочки. — Пусто было с утра. Он и пришел. Вина заказал — самого дорогого, хоть и одет бедно! Монету золотую кинул, а потом меня позвал с ним выпить. Хлебнул я пару раз, и перед глазами у меня потемнело! Очнулся в чулане. Ограбить он меня хотел, наверное!

Догадка явно потрясла содержателя таверны, и он принялся судорожно щупать пояс, в кармашках которого, похоже, и хранил монеты. Затем на круглом лице отразилось изумление:

— Деньги-то на месте! И тот золотой, что он мне дал!

Гуннар поднял взгляд. Харальд выглядел спокойным, но кувшин держал, словно ядовитую гадину.

— Все ясно, — кивнул Берг и выругался длинно и витиевато. — Отрава там! А ты, Харальд, молодец, что унюхал.

— Как же я сразу эту носатую тварь не узнал! — Стыд жег Гуннару душу сильнее старой крапивы, холодно становилось при одной мысли о том, что воспитанника могли отравить

— Не кори себя. — Теневой успел прикончить бутылку портера и выглядел довольным. — Кто же мог знать, что он таким наглым окажется? Парень цел, и ладно. Но из города лучше уехать, и как можно быстрее!

Работники трактира все же набрались смелости выбраться с кухни и увидели перекошенное лицо хозяина и остатки веревок на полу. Зал мгновенно наполнился воплями и причитаниями.

* * *

— Зачем он нас позвал? — Видно было, что Берг недоволен. Примчавшийся от атамана посыльный вынудил прервать занятие, чего рыжебородый мечник терпеть не мог.

— Откуда я знаю? — раздраженно ответил Гуннар. — Может быть, мага того нашли?

Носатого колдуна после происшествия с молоком искали по всему Бабилю. Наемники имели знакомства среди городской стражи и воровской братии, и никто не отказал в помощи. Но мстительный маг точно в воду канул.

— Это вряд ли. — Теневой щербато осклабился. — Он не дурак и удрал сразу же. Ох, чую, наберемся мы с ним ещё хлопот!

— Значит, заказ нам нашли, — заметил Гуннар, продолжая шагать за посланцем Торвальда.

— Да? — глаза Харальда сверкнули. — Это здорово!

— Не думаю, — остановил юношу Берг, скептически хмыкнув. — Да и не готов ты ещё к серьезному делу!

— Что, совсем не готов? — В голосе юноши не было обиды, только удивление. Гуннар по хитрому лицу рыжебородого мечника понял, что тот по всегдашней привычке просто зубоскалит.

— Не то чтобы совсем, — серьезно ответил Берг. — Против пьяной бабы с вилами я бы тебя не побоялся выпустить!

Теневой скорее всего надеялся посмеяться над учеником, но тот не отреагировал на шутку. Лицо Харальда не дрогнуло, и он промолчал.

На лице наставника отобразилось нечто похожее на изумление.

До Оружейной улицы они дошли в молчании, а после первых же слов Торвальда Гуннар понял, что сидячая жизнь кончилась.

К его собственному удивлению, подобная перемена в судьбе не вызвала особенной радости.

* * *

В таверне «Рыжий кот» было тихо. Здесь собирались приличные люди, а не шумные и буйные наемники. За окном шумел ливень, плыл по залу таверны легкий аромат ландыша.

— И надолго ты уезжаешь? — спросила Ара. Она была в скромном темном платье, волосы были спрятаны под платком. Такой подруга казалась Харальду даже красивее, чем тогда, при первой встрече, когда он увидел её словно в облаке алого огня…

Чаша с вином перед девушкой оставалась нетронутой, а лицо в сгустившемся из-за грозы сумраке было мертвенно бледным.

— Не знаю, — пожал плечами Харальд. — Дней на сорок, не меньше.

Они отыскали эту таверну почти месяц назад, через два дня после знакомства, когда Харальд вновь пришел в «Зеленую розу» один и провел ночь с Арой. Странное, темное и жаркое чувство потянуло его туда, к ней, и он не смог противостоять ему.

Выяснилось, что не встречаться они не могут, но услуги заведения, собственностью которого Ара являлась, были слишком дороги для начинающего наемника. Да и видеться с девушкой в «Зеленой розе» было для Харальда настоящей мукой…

Она была свободна только по утрам, а он был занят в это время, но несколько раз им удалось встретиться. Хозяин «Рыжего кота» наверняка считал его волокитой, увлекшим молодую жену небогатого мастерового, и Харальд не спешил его разубеждать. Вопросов тот не задавал, с наемниками дружбы не водил, и ладно…

Даже среди тех, кто зарабатывает клинком, как понял Харальд, другие отношения с такой девушкой считалось невозможными, куртизанка была инструментом для удовлетворения похоти, и он предпочел встречаться с подругой тайком. «Рыжий кот» подходил для этого лучше всего.

— И куда вы поедете? — поинтересовалась Ара. Словно отвечая ей, за окном ударил гром, заставив здание таверны вздрогнуть.

— Куда-то на северо-запад, в леса, — ответил Харальд. — Я им нужен как следопыт и охотник.

— Ясно, — девушка кивнула.

— Нас нанял какой-то купец, который вычитал в древних хрониках, что где-то там какие-то маги скрыли в подземном жилище что-то важное, — пояснил Харальд, пытаясь угадать в серых глазах девушки, действительно ли она огорчена его отъездом или он для неё игрушка, временное развлечение. — Он собирается ехать туда и выкопать это. И поэтому ему нужны охранники, то есть мы.

— Ясно. — Ара подняла взгляд и вдруг улыбнулась, светло и грустно. — И ты не боишься рассказывать мне об этом?

— Купец ничего не скрывает. — Молодой наемник пожал плечами. — Ему все равно никто не верит. Многие считают его сумасшедшим…

— И ты идешь с ним?

— Он хорошо платит. — Харальд нахмурился, вновь пытаясь понять ход мыслей подруги. — Я заработаю, а когда вернусь, обязательно выкуплю тебя из «Зеленой розы»! А потом…

— У тебя не хватит денег, дурашка, — сказала она ласково, и полыхнувшая за окнами молния высветила на её лице искреннюю печаль. — Но это не важно. Главное — ты возвращайся… Живым.

Харальд задохнулся от нахлынувших чувств. Прохладная ладонь погладила его по щеке, и это было самым приятным прикосновением в его жизни.

Как исполинское чудовище, вознамерившееся пожрать весь мир, пророкотал гром. Но двоим сидящим в «Рыжем коте» было не до него…

Глава 3 ЗАГАДКА ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Утреннее небо было блекло-голубым, словно его красили очень давно и краска успела выцвести. Восходящее на востоке желтое солнце обещало жаркий день. Пока же дул свежий ветер и было довольно прохладно.

Харальд стоял у ворот небольшого постоялого двора на западе Бабиля и наблюдал за царящей вокруг суматохой. Из «Спившегося демона» наемники перебрались сюда поздней ночью, под покровом темноты и безмолвия.

Сейчас о тишине можно было только мечтать. Кричали люди, скрипели телеги, на которые спешно загружали все, что понадобится в дороге, возмущенно ржали лошади. От телеги к телеге носился зачинщик путешествия — купец Иерам.

Маленький и подвижный, словно стрекоза, он возбужденно сверкал черными, как уголья, глазами и норовил самолично проверить упряжь и подковы на каждой лошади, разложить мешки на каждой телеге и пересчитать стрелы в колчанах у всех наемников.

Единственным, кто не участвовал в суматохе, был Теневой Берг. Он, судя по запаху, успел выпить пива и безмятежно дремал прямо на земле. Шум ему нисколько не мешал.

Когда погрузка закончилась и над телегами пронесся крик: «По местам!», рыжебородый мечник проснулся. Потянулся, словно кошка, и зевнул так, что ближайшая лошадь испуганно всхрапнула. Спустя мгновение он уже снова спал на одной из телег, среди мешков: он не пожелал взять с собой коня.

Харальд усмехнулся и вскочил в седло.

Вымощенная булыжниками мостовая звучно цокала под копытами скакуна. Ворота Бабиля были уже открыты, около них зевали стражники. Обоз во главе с Иерамом они проводили скучающими глазами — пошлину в городе берут только с въезжающих.

Над Серебряной рекой курился легкий, словно кисейная ткань, туман, от воды тянуло холодом. Волны лениво плескались вокруг парома, пахло от них свежестью.

Когда паром коснулся желтого песчаного берега, Харальд оглянулся. За рекой остался город, странный и красивый, осталась в нем Ара…

От размышлений Харальда отвлек недовольный окрик:

— Ты что делаешь? — возмущался Иерам, глядя на бесстыдно раскинувшегося на повозке Берга. Пользуясь тем, что солнце начало припекать, он снял безрукавку и штаны, оставшись в одних подштанниках. Купцу это не понравилось.

— Оденься немедленно! — приказал он. — Мы должны выглядеть прилично!

— Отстань, — лениво бросил Теневой, открывая глаза. Он потянулся, и на длинных руках, поросших медного цвета шерстью, перекатились твердые мускулы.

— Я твой хозяин! — Иерам побагровел. Изо рта его брызгала слюна, а звуки, вылетавшие из горла, были столь пронзительны, что от них свербело в ушах. — Я могу тебе приказывать! Оденься!

— Ох! — Рыжебородый наемник сел и, не торопясь, поднес к носу Иерама кулак размером с хорошую пивную кружку. Дал вдоволь налюбоваться, а затем сказал:

— Когда надо будет, я не то что штаны, а броню нацеплю и собой тебя от смерти прикрою. Но сейчас отойди, а то не посмотрю, что ты мне деньги платишь…

Купец побледнел, глаза его забегали. Медленно и осторожно, стараясь не поворачиваться к Бергу спиной, он отошел в сторону и вскочил на лошадь.

Махнул рукой, и колеса телег принялись отмерять версты по желтой пыльной дороге.

* * *

Меч свистнул рядом с самым ухом Харальда, и кожа ощутила дуновение, рожденное смертоносным клинком. Юноша дернулся, пытаясь отразить повторный удар, и тут же ощутил сильный толчок под колени. Земля вылетела из-под ног, затылок соприкоснулся с чем-то твердым.

Отражающее свет заходящего солнца лезвие оказалось рядом с лицом, и голос Берга произнес с насмешкой:

— Вот за это меня и прозвали Теневым! Проще поразить мечом тень, чем меня! Но сегодня ты держался молодцом и сумел продержаться достаточно долго!

Харальд ухватился за протянутую ладонь, такую твердую от мозолей, что она казалась вырезанной из дерева, и был легко поднят на ноги.

Они занимались на небольшой поляне, чуть в стороне от места, где обоз расположился на ночлег.

Оттуда доносились смех и голоса, долетал аппетитный запах готовящегося ужина.

— Пожалуй, на сегодня хватит, — сказал Берг, оценивающе глядя на ученика. — А то ты выглядишь так, словно целый день кожи мял…

Рыжебородый мечник захохотал над собственной шуткой и хлопнул Харальда по плечу с такой силой, что тот едва устоял на ногах.

Харальд спрятал меч и зашагал вслед за Бергом. По сторонам шумели ветвями молодые сосны, где-то в глубине леса гукал филин, разминался перед ночной охотой.

Когда с ужином было покончено, Харальд спросил у Гуннара:

— Как думаешь, узнает тот носатый о том, куда мы уехали?

Солнце к этому моменту закатилось за деревья, на лес упал мягкий полумрак, принеся прохладу, особенно приятную после дневной жары. Они втроем сидели в стороне от остальных, около небольшого костра. Берг водил точильным камнем по лезвию меча, а Гуннар чинил сапоги, которые неожиданно вздумали прохудиться.

— Не знаю, — ответил он, откладывая в сторону дратву и толстую сапожную иглу. — Надеюсь, что нет. Никто, кроме Торвальда, не знает, куда мы отправились. Из «Демона» ушли тайком, никто нас не видел. Так что, думаю, ты в безопасности.

— Когда имеешь дело с магом, нельзя быть ни в чем уверенным! — нравоучительно изрек Берг, вмешиваясь в разговор.

Харальд понял, что рыжебородый наемник вопреки обыкновению серьезен.

— Ты так думаешь? — спросил Гуннар, нахмурившись — У тебя большой опыт общения с магами?

— Ну, большой не большой, — степенно ответил Теневой, пробуя пальцем заточку, — а кое-какой есть…

— Слушай, Берг, — спросил Харальд, давая выход давно копившемуся любопытству. — Ведь ты великолепный боец, равных тебе я не видел. Ты мог бы служить любому из родовитых, даже Владетелю, и получать хорошие деньги. Но почему-то обучаешь меня за небольшую плату. Почему?

— Я служил, — неохотно отозвался Берг и замолк, однако, увидев, что собеседники ждут, продолжил: — И не один раз… И все кончалось одинаково — меня выгоняли. Они все хотели одного — беспрекословного подчинения. Чтобы я перед ними на задних лапках ходил, руки лизал. А я так не могу… Нет во мне этой, как её, дисциплины! Мне свобода нужна. Чтобы когда захотел, к женщине пошел, когда возжелал — в таверну, пива выпить. А со службой это невозможно… Да и нрав у меня не лучший. Ты сам видел, как я с Иерамом сцепился…

Теневой вздохнул.

— Видел, — подтвердил Харальд.

— А ты? — неожиданно спросил Берг, уставившись на юношу. Глаза его в полумраке светились, словно у хищника, и это было жутко. — Ты — кто такой? Откровенность за откровенность. Я довольно давно живу в этом мире, но тебя я понять не могу. Ты не похож на родовитого, по бедности подавшегося в дружину, — тогда бы тебя не пришлось учить держать в руках меч. Но ты и не юный головорез из трущоб, пытающийся подняться в жизни повыше. И тебе покровительствует атаман! Кто же ты?

Харальд на мгновение ощутил нерешительность. Мучительно не хотелось ничего говорить, и он скорее всего отделался бы шуткой, но Гуннар положил на плечо тяжелую теплую руку и сказал проникновенно:

— Расскажи ему. Он не проболтается.

Слушал Берг внимательно. Лицо его оставалось спокойным, лишь когда прозвучало имя, он не выдержал, прошептал: «Владетель Харальд?», но затем вновь смолк.

Когда юноша закончил рассказ, Теневой некоторое время молча смотрел на него, а затем поинтересовался:

— И ты хочешь выяснить, что стало с твоим отцом?

— Да, — твердо ответил Харальд.

— А ты знаешь, каким прозвищем наградили Белого Владетеля в те годы, когда его слава гремела от гор до моря? — На лице Берга было странное выражение.

— Нет.

— Только не бросайся на меня с мечом, — усмехнулся рыжебородый, глаза его блеснули. — Все равно я тебе пока не по зубам.

— Скажи же, скажи! — почти потребовал Харальд, чувствуя, как нетерпение разрывает его изнутри.

— Его прозвали Харальд Кровопийца!

Слова упали точно огромная глыба льда. Харальд ощутил, как его обдало морозом и как поникли под навалившейся тяжестью плечи. Как, как они могли придумать такое прозвище для его отца? Кто это сделал и зачем?

Гуннар и Берг смотрели на него.

Юноша почувствовал, что у него немеет лицо.

— Да, — проговорил он, напрягая мышцы рта до предела. Иначе губы отказывались слушаться. — Я понял.

Повисла неловкая тишина. Берг вновь взялся за меч, а Гуннар принялся убирать в мешок инструмент, понимая, что закончить ремонт обуви сегодня не успеет.

Налетел ветер, принес аромат молодой хвои. Пламя в костре недовольно заворчало, и языки его, желто-багровые, начали нервно раскачиваться.

— А знаешь, чего ещё учудил этот молодой человек, твой ученик? — спросил вдруг Гуннар.

— Нет, — отозвался Теневой.

— Он отказался взять панцирь! Наотрез. Заявил, что тот ему только помешает и что он вообще не понимает, зачем таскать на себе столько железа!

— Ничего, — по голосу слышно было, что рыжебородый доволен. — Он же быстрый!

— От стрелы не увернешься! — сердито возразил Гуннар.

Из тьмы возникла темная фигура, могучий бас произнес:

— Берг, твоя очередь дежурить!

— Хорошо, иду, — отозвался тот, вставая. — А вы ложитесь, вам сегодня не сторожить…

Харальд послушно расстелил плащ и лег. Земля казалась удивительно теплой, но даже идущий от неё жар не мог растопить лед, появившийся в душе после слов Берга.

* * *

Харальд ехал рядом с воспитателем, мрачный и насупленный. Одет он был так же, как и прочие наемники, и не знай Гуннар правды, он ни за что бы не догадался, что светловолосый юноша — выходец из диких земель за Северными горами.

За спиной грохотали телеги и переругивались возчики, чуть впереди, во главе отряда, гордо восседал на кауром жеребце Иерам. Семь дней они двигались на северо-запад, и все это время стояла сильная жара. Дороги были безопасны, а путешествие скучно, словно пустой сарай. Берг по вечерам гонял Харальда до седьмого пота, и Гуннар с трудом скрывал горделивую ухмылку, наблюдая за успехами воспитанника.

Дорога вильнула, точно испуганная лисица хвостом, и глазам путников открылась река. Не такая широкая, как та, что течет у Бабиля, и воды её были темны. Даже небо в них отражалось не голубое, а какое-то сиреневое.

— Лесная река, — пробормотал Гуннар в ответ на вопросительный взгляд воспитанника.

Над рекой нависал мост, сооруженный из массивных бревен. Чем-то он напоминал исполинский плот, вынужденный постоянно быть рядом с водой и одновременно вне её. На обоих концах возвышались караульные будки. Над ближней полоскалось по ветру полотнище густого сапфирового цвета, а над дальней лениво шевелился алый, словно кровь, стяг.

Пошлину с путников, к удивлению Гуннара, стребовали только на дальнем краю моста. Видно, Синий Владетель жестоко боролся с мздоимством. Подтверждали догадку и злые, полные затаенной алчности взгляды стражников в ближней караулке.

Некоторое количество монет перекочевало из рук Иерама в широкие ладони десятника, до удивления похожего на кабана: те же маленькие глазки на толстой морде, та же щетина. Получив деньги, десятник открыл рот и возвестил пропитым басом, явно стараясь быть вежливым:

— Вы въезжаете во Владение достославного Свенельда! Да будет легок ваш путь! — И затем добавил тихим голосом: — В лесах пошаливают разбойники! Будьте осторожны!

— А как же воины Владетеля? — поинтересовался Иерам.

— Они делают все возможное, — сказал десятник громко. В руке купца блеснула ещё одна монета. А когда она незаметно для подчиненных исчезла в рукаве десятника, тот проговорил хриплым шепотом:

— Не зря нашего Владетеля называют Ленивым! Последние годы ему и дела нет до того, что происходит во Владении. Так что разбойничают даже некоторые из родовитых, рассчитывать вам придется только на себя!

Иерам помрачнел, а когда отъехали от моста примерно на версту, велел надеть доспехи.

* * *

Ехать в доспехах было очень жарко. Гуннар давно не носил защитного снаряжения и отвык от него. Теперь же чувствовал себя так, словно его засунули в металлический сосуд и поставили на слабый огонь поджариваться.

Солнце палило жестоко, обрушивая с белесого, будто выгоревшего неба потоки невыносимого жара. Охранники ругались, но Иерам сам надел легкую кольчугу и был непреклонен.

Гуннар с Харальдом в этот день ехали позади, прикрывая обоз с тыла. За телегами тянулось удушливое облако желтой пыли, которая застревала в волосах, оседала на коже и скрипела на зубах. Место в арьергарде считалось самым неудачным, и занимали его по очереди.

Харальду пыль и жара, похоже, совсем не докучали. Он ехал молчаливый и сосредоточенный, мерно покачиваясь в седле. Поэтому Гуннар очень удивился, когда воспитанник неожиданно заговорил.

— Там люди, — сказал он, показывая в сторону густых зарослей малины на левой обочине. — Они не мылись очень долго, разит от них…

Гуннар принюхался, но, кроме надоевшего запаха пыли, ничего не ощутил. Но он знал об исключительно тонком нюхе воспитанника, оттого и заорал что есть мочи.

— Тревога!

Он понимал, что прячущиеся в чаще могут оказаться вовсе не разбойниками. Но предпочел бы скорее стать мишенью для насмешек, если произойдет ошибка, чем допустить неожиданное нападение.

— Где? — крикнул кто-то впереди.

В тот же миг позади раздался жуткий скрип. Гуннар оглянулся: толстая сосна падала, будто огромная башня, медленно и величаво. Почти сразу схожий звук послышался и в голове обоза.

Что-то свистнуло рядом, Гуннар ощутил легкий удар в бок.

Он посмотрел вниз. Стрела с наконечником из плохого железа лежал а на дороге. Если бы не надетый загодя панцирь, Гуннар получил бы рану в пару вершков глубиной. Осознав это, он похолодел.

Лес наполнился визгом и криками.

Из зарослей на замерший, зажатый между двумя упавшими деревьями обоз, размахивая топорами и копьями, ринулись разбойники. Их, как показалось в первый момент, было очень много. Стрельба тут же прекратилась. То ли у лесных грабителей было мало луков, то ли стрелки боялись попасть в своих.

Пока Гуннар думал, тело его действовало само. Он легко двинул лошадь вперед, перерубил древко копья и следующим ударом уложил на землю его владельца. По желтой пыли потекла багровая кровь, превращаясь почти сразу в бурую кашицу…

Что-то дико закричал Харальд.

Обернувшись, Гуннар увидел, что его воспитанник отбивается сразу от двух разбойников, которые норовят подсечь ноги лошади. На обочине валяется здоровенный мужик, меж глаз которого торчит стрела. Одного взгляда на оперение из сизых утиных перьев хватило, чтобы понять, кто её выпустил.

На лице убитого застыло удивленное выражение. Он словно не мог поверить в собственную гибель.

Не теряя времени, Гуннар поспешил на помощь Харальду.

Свистнул его меч, и заорал один из разбойников, в кожаном панцире, хватаясь за рассеченное плечо. Доспехи, способные уберечь лишь от скользящего удара, не выдержали прямого соприкосновения с закаленной сталью. Раненый выронил оружие, дико завывая, бросился в лес.

Гуннар не стал его преследовать. Он поспешил к Харальду, который как раз сразил второго противника, ударив мечом прямо в незащищенное горло. Лесной душегуб коротко взбулькнул и повалился на землю. Тело его спазматически задергалось.

Увидев это, Гуннар повернул коня вперед, туда, где ещё продолжалась схватка. Но разбойники уже отступали. Они не ожидали встретить ожесточенный отпор, надеялись скорее всего взять путников на испуг.

Вопящая и визжащая орава покатилась назад, под защиту леса, оставив около телег полтора десятка убитых и раненых.

— Бегите, зайцы! — торжествующе крикнул Берг, потрясая мечом. Руки его были обагрены, а глаза яростно сверкали. Заметив Гуннара, он спросил:

— Как мы их, а?

— Да, здорово, — кивнул тот, убирая оружие в ножны. — Сколько наших погибло?

Подошел Иерам. На рукаве его была кровь, смуглое лицо посерело. Но держался он на ногах твердо.

Совместными усилиями удалось выяснить, что погибло трое охранников и зарублен один из возчиков. За суетой Гуннар забыл о воспитаннике и вспомнил о нем только тогда, когда Берг спросил:

— А как там наш парень?

— Да вроде ничего, — отозвался он. — Живой.

Они поспешили к последней телеге.

Харальд сидел на обочине. Лицо его было белым как мел, а в глазах стояло отчаянное, какое-то больное выражение. Запятнанный бурым меч лежал на земле, руки юноши дрожали. Губы его были испачканы, в воздухе висел кислый запах рвоты.

— Что с тобой? — спросил Гуннар, опускаясь на корточки.

— Я убил их! — прошептал Харальд, поднимая голову. — Я… я… Это жутко! Они словно смотрят на меня!

Он махнул в сторону поверженных разбойников.

Жест вышел судорожным, жалким.

— Не вини себя, — неожиданно мягко проговорил Берг, присаживаясь рядом с Гуннаром. — Если бы ты их не убил, они бы убили тебя. Ведь так?

— Так, — вздохнул Харальд тяжело. — Только мне так больно, словно… Словно я убил самого себя. Или часть себя…

— Я учил тебя сражаться не для того, чтобы ты сделался плакальщиком по погибшим головорезам! — сказал Теневой твердо. — Я сам помню, как худо мне было, когда я выпустил кишки своему первому, и я понимаю, что тебе плохо! Но не будь слабаком! Ты выбрал ремесло наемника, и тут тебе придется убивать, чтобы заработать на жизнь! Не сможешь — умрешь с голоду!

— Я понимаю. — Харальд встал. Его пошатывало, но на лице появилась решимость. — Я должен через это пройти!

Он подобрал меч.

Гуннар с удивлением наблюдал, как юноша подошел к каждому из убитых им и пристально посмотрел в глаза. Того, который был зарублен, для этого пришлось перевернуть.

Харальда трясло, меч ходуном ходил в его руках, но он упорно продолжал странный ритуал.

— Я должен это сделать! — заявил он, утирая пот, когда заметил обращенные на него взгляды. — Иначе нельзя!

— Эй, Берг, Гуннар, где вы там? — донесся от головы обоза крик Иерама. — Мы двигаемся! Занимайте места!

— Идем! — рявкнул в ответ Берг.

Гуннар сел в седло, проследил, как непривычно тяжело, точно древний старик, взбирается на конскую спину Харальд. Скрипнули колеса телег, обоз двинулся. Остались лежать на обочине убитые разбойники. Над ними с противным жужжанием уже вились слетевшиеся на запах смерти мухи.

Равнодушное солнце продолжало раскаленным кузнечным горном пылать в небесах, и вокруг него не было видно ни единого облачка.

* * *

Харальд бежал. Мчался среди толстенных стволов, поросших гнилостно светящимся зеленым мхом. Сверху постоянно что-то капало, по спине сбегали отвратительные теплые струйки.

Позади слышались тяжелые шаги — Харальд знал, что преследователь близко. Он чувствовал на затылке его горячее смрадное дыхание, пытался бежать быстрее.

Но сердце трепетало, словно загнанный заяц, а ноги от ужаса становились ватными.

Со сдавленным всхлипом он зацепился ногой и упал на что-то отвратительно мягкое.

Бешеным движением развернулся, стремясь увидеть преследователя перед тем, как тот нанесет удар. Но среди толстых стволов, в полумраке никого не было. Лишь что-то неопределенное, подобное клоку тумана надвигалось на Харальда.

Он со страхом вглядывался в приближающееся облако, а когда на нем проявилось лицо, точнее — два лица, чем-то похожих друг на друга, то он закричал, истошно, пронзительно…

Он вынырнул из сна, словно тонущий — из-под полупрозрачного тела реки, и принялся жадно хватать ртом воздух. Голова была тяжелой, будто дубовая колода, а тело покрывал холодный пот.

Над лагерем разливался серый сумрак рассвета. В лесу начинали петь птицы, у костра о чем-то переговаривались дозорные, а недалеко посапывал, завернувшись в плащ, Гуннар.

Харальд с облегчением закрыл глаза. Всего лишь очередной кошмар.

Страшные сны начали мучить юношу после боя с разбойниками, когда он первый раз в жизни убил человека. Мутный ужас тогда захлестнул его с головой, стыд едва не разорвал грудь. Он сумел справиться с собой, но лица тех, кого он лишил жизни, начали приходить по ночам…

Харальд никому не рассказал о снах, понимая, что это надо просто пережить, что скоро кошмары прекратятся, а помочь тут не в силах никто. Больше всего он боялся, что кто-либо догадается о том, что с ним происходит, — по крикам во сне, например. И в очередной раз порадовался, что его вопль остался там, за темным пологом сновидения.

* * *

Деревенька выглядела неказистой, да и было в ней всего полтора десятка дворов. Дорога здесь заканчивалась, дальше начинался глухой, совершенно дикий лес. Он стоял сплошной стеной, будто чудная зеленая крепость, и с телегами тут было никак не пройти.

После некоторого колебания Иерам приказал:

— Разгружайтесь! Дальше повезем все на лошадях, а сами — пешком!

— А далеко еще? — поинтересовался Берг, недовольно кривясь. Не любил рыжебородый мечник далеко ходить, предпочитал, чтобы его возили.

— Достаточно, — отрезал Иерам, блеснув глазами.

Пока наемники и возчики работали, стаскивая груз с телег и пристраивая его на спинах лошадей, купец ушел в деревню. Когда же работа была почти закончена, он вернулся в сопровождении могучего бородатого крестьянина с темным, словно вылепленным из глины лицом и спутанными светлыми волосами.

— Телеги, значит, хотите оставить? — поинтересовался темнолицый, окидывая взглядом обоз. — И надолго?

— Как получится, — ответил Иерам. — Дней на десять — пятнадцать.

— Хорошо, — кивнул мужик. Это был деревенский староста. — И сколько платите?

Услышав предложение купца, он закряхтел, сморщился, словно ему в рот попало кислое, мрачно пробурчал: «Грабеж и разорение!»

Началась торговля. Харальд, чьи руки ныли после перетаскивания тяжелых мешков, устроился неподалеку и с интересам слушал, как Иерам и его косматый собеседник спорят о каждой мелкой монете.

Староста оказался совсем не так прост, как можно было ожидать, и, когда разговор закончился, лоб купца покрывал обильный пот.

— Ну ты и торговаться здоров, уважаемый! — сказал Иерам с восхищением, вытирая лицо рукавом. — Но смотри, что случится с моим добром — спалим вашу деревню дотла!

— Не случится! — уверенно отозвался бородатый. — Сохраним в лучшем виде! А куда вы, почтенные, собираетесь направиться? — добавил он неожиданно.

— А это уже наше дело, — не очень любезно ответил купец. — На северо-запад, если тебе так интересно.

— Куда? — Темнолицый староста явно не имел представления о сторонах света. Охранники загоготали.

— Вон туда. — Иерам с улыбкой понял руку, указывая направление.

Бородатый нахмурился и засопел.

— Не ходили бы вы туда, — сказал он как-то неуверенно. — Плохие там места.

— Это почему? — поинтересовался подошедший Берг, демонстративно положив ладонь на рукоять меча. — Или лихие люди там промышляют?

— Откуда им там взяться? — мрачно буркнул староста. — Чего им в глуши делать? Лес там плохой. Сгинет там любой или заблудится, или чудища на обед съедят. Мы сами в ту сторону не ходим…

— Благодарю тебя за предупреждение, почтенный, — склонил голову Иерам. Харальд с удивлением заметил, что на лице купца играет радостная усмешка, словно он только что узнал нечто очень приятное. — Но мы должны идти!

— Я вас предупредил, — пожал плечами бородатый.

— Ладно, двинулись! — крикнул Иерам.

Лес начинался сразу за деревней. Деревья стояли вперемежку, словно воины разных народов в едином строю. Здесь были сосны рядом с дубами, трепещущая листьями осина и ясень, который любит простор. Не терпящие друг друга породы находились рядом, и шел от зеленой стены мощный запах листвы.

Люди и лошади невольно остановились, не желая идти в кажущийся живым и опасным лес.

— Вперед! — рявкнул купец, заметив нерешительность подручных, и Харальд, идущий первым, отвел в сторону ветку березы и шагнул под тенистые своды.

Там оказалось душно. Воздух под кровлей из тысяч листьев, казалось, пробыл в неподвижности долгие века, превратившись в плотный горячий кисель. Глотать его было неприятно. Темнели в полумраке серые, коричневые и черные стволы, плыл запах сырой древесины. Люди шли словно по огромному залу со множеством расставленных в беспорядке разнообразных колонн.

Даже Харальду приходилось туго. Почему-то очень трудно было держаться заданного направления. Обычно он хорошо чувствовал лес, мог сказать, что будет через версту. Тут же словно не видимое обычным зрением облако висело перед глазами, застилая обзор.

И ещё здесь почти не было птиц, а те, что были, кричали странно и непривычно. Даже мох на деревьях рос неправильно, не позволяя определить направление.

Когда на пути обнаружился глубокий овраг, из которого несло кислым запахом, а на дне колыхалась черная и густая, словно смола, вода, это оказалось для Харальда полнейшей неожиданностью.

Овраг пришлось обходить. Но затем возник второй, третий. Провалы словно выползали из-под земли, преграждая дорогу отряду. Они пересекали лес в самых разных направлениях, и, преодолев один, путешественники неизбежно натыкались на второй. Когда ещё один овраг остался позади, то Харальд неожиданно понял, что потерял направление. Подобное случилось с ним впервые в жизни, и он растерялся.

Судя по тому что начало темнеть, солнце спускалось к горизонту, но разглядеть его сквозь сплетение ветвей было невозможно.

— Что случилось? — спросил подошедший Иерам. В глубине его темных глаз прятался страх. Купец боялся чужого для него, чудовищного леса, но изо всех сил старался свою боязнь скрыть.

— Не понимаю, — прошептал Харальд. — Я не знаю, куда нам идти! Тут какой-то очень странный лес.

— Да ты что? — изумился Гуннар. — Ты потерял направление?

— Да, — кивнул юноша. — Можно, конечно, забраться на дерево и выяснить, где солнце…

— Нет, — решительно замотал головой Иерам. — Найдем место для ночлега, а завтра будем решать, куда двигаться!

* * *

Ночь опустилась в одно мгновение. Только что ещё можно было разглядеть стволы деревьев и листья над головой, и вот уже не видно ничего, только золотисто-алое тело костра тщится разогнать мрак.

Люди сидели вокруг пламени, и отблески играли на мрачных и насупленных лицах. Незримое давление чувствовали все. По общему согласию, решили удвоить ночные дозоры, и первая четверка сторожей уже заняла места в стороне от огня, вслушиваясь и вглядываясь в непроглядную темень.

Возчики выглядели ещё более испуганными, чем наемники. Еще бы — те хоть могут сражаться, им же остается только умирать. Почему Иерам не оставил их в деревне — об этом Харальд мог только гадать.

— Куда ты привел нас? — Вопрос Берга больно хлестнул по ушам, а Иерам от него вздрогнул, словно его ударили плетью.

— Мы должны знать! — продолжал настаивать Теневой. — Ведь ежу ясно, что это не простой лес, что тут чародейство и именно оно не позволяет Харальду находить дорогу!

Раздался одобрительный гул. Купец оглянулся, словно затравленный зверь, но затем глаза его блеснули решимостью.

— Ладно, — сказал он и полез за ворот.

В свете костра блеснул серебром нашейный кошель, сделанный, насколько разглядел Харальд, из оленьей кожи. Иерам развязал его и извлек тонкий листок пергамента. Он был желтым от старости, и линии на нем были плохо различимы.

— Я нашел эту карту пять лет назад, — сказал купец. — Один родовитый в счет долга отдал мне несколько старых книг, написанных много веков назад. В одной из них я нашел странную легенду о неком предмете, увеличивающем богатство владельца. Между страницами была заложена карта, на которой обозначалось место, где этот предмет спрятан.

— И мы идем туда, за ним? — спросил кто-то из темноты.

— Да. — Иерам кивнул. — Я поверил в эту легенду, и вот мы здесь, чтобы найти тот предмет.

— А что это за штука? — поинтересовался Берг. — И откуда она взялась?

— По легенде, её сумел создать один из Владетелей десять столетий назад. Он быстро разбогател, стал опасен для соседей. Они объединились и уничтожили его, а чтобы ни у кого не было искушения овладеть этим предметом, спрятали его в подземелье, защитив самыми страшными заклинаниями. За прошедшие века об этом предмете забыли, историю о нем почитают сказкой. Но ведь лес, в центр которого мы должны попасть, не простой, вы сами это видите!

Купец почти выкрикнул последнюю фразу. Он явно боялся, что и здесь его посчитают сумасшедшим, верящим в поросшие пылью байки, которые только и годятся для рассказов детям.

— Видим, — кивнул Гуннар. — Но если все рассказанное тобой правда, то у нас нет возможности заполучить нужный предмет. Магия Владетелей очень сильна, чтобы справиться с ней, нужен маг.

— В чем-то ты прав, — усмехнулся Иерам, и лицо его показалось в это мгновение очень старым, почти мертвым. На лице жили только черные глаза. — Но если бы я взял с собой мага, то он бы захватил предмет себе. Вся надежда на то, что заклинания за тысячу лет ослабели.

— Да, остается рассчитывать только на это, — кивнул Берг и тут же протяжно зевнул. — Пожалуй, спать пора…

* * *

Проснулся Харальд от истошного вопля. В нем смешались боль и ужас, а когда крик оборвался, то юноша понял, что это вовсе не порождение его ночных кошмаров.

Быстро вскочив, он нашарил меч, а когда в ладони оказалась рифленая рукоятка, сразу стало спокойнее.

Костер едва тлел, в его скупом свете было видно, как поспешно вооружаются остальные. Судя по лицам, никто не мог понять, что случилось, откуда ждать нападения.

— Лодина нет! — крикнул кто-то, видимо, проверявший посты.

— Дров в костер, и побольше! — В круг света вступил Иерам. Изогнутое короткое лезвие блестело в его руке. Харальд знал, что купцу за годы странствий не раз приходилось пускать его в ход.

Затрещало пламя, пожирая ветви, и словно в ответ на прянувший во все стороны багровый свет тьма зашевелилась, выпуская отростки с острыми когтями. Под сводами деревьев открылось множество светящихся зеленым огнем внимательных глаз.

Испуганно заржали лошади, обрывая привязь.

— В круг! — успел скомандовать Берг, прежде чем порождения леса атаковали.

Харальд сделал шаг к костру, к товарищам, но тут из мрака выступило нечто более всего похожее на исполинскую шишку с сучковатыми лапами. Пасть чудовища располагалась неестественно низко, на середине роста, из неё рвалось ядовитое шипение. Харальд почувствовал смрад гнилой древесины.

Он ловко ударил мечом, и уродливая конечность рухнула наземь. С противным клекотом тварь отпрянула, чешуйки на её теле зашевелились Из-под них лезла, точно змея из-под коряги, новая рука, на самом конце которой шевелились, вырастая на глазах, когтистые черные пальцы!

Харальд в ужасе оглянулся. Со всех сторон теснили людей существа, каких не представишь и в кошмарном сне. Древесные стволы, обретшие гибкость змей, разевали зубастые рты; растопырив щупальца, надвигались возжаждавшие живой плоти громадные пни.

Отрастив новую руку, огромная шишка опять пошла в наступление. Харальд вновь срубил ей руки, а затем подсек одну из ног. Но когда принялся рубить тело, зная, что новые конечности вырастут быстро, то понял, что меч здесь бессилен. Лезвие застревало в плотной чешуе, оставляя неглубокие разрезы. Полосуемая сталью тварь бешено шипела и дергалась, будто огромный таракан, норовя отползти дальше во тьму…

— Огонь! — пронесся крик Берга. — Делайте факелы! Они боятся пламени!

Харальд поспешно отступил, надеясь добежать до костра, прежде чем поверженная тварь сумеет восстановиться. Через оказавшуюся на пути здоровенную колоду о многих ногах, которую остервенело молотили мечами двое охранников, он просто перепрыгнул.

У костра его поймал за плечо Берг. Глаза его были совершенно бешеные.

— Лук? Где твой лук? — проорал он юноше прямо в ухо.

Харальд ощутил, как его лицо заливает краска стыда. Лук он не успел даже взять.

— Ладно! — махнул рукой рыжебородый. — Возьми этот! Попотчуй их зажигательными стрелами! А он, — Теневой махнул рукой в сторону одного из возчиков, который в ужасе скорчился у самого пламени, — будет подавать стрелы!

Харальд отложил меч. Взяв лук, проверил натяжение тетивы и повернулся к подручному. Тот поспешно рвал на части собственную рубаху и обматывал тряпками наконечники стрел.

— Давай! — сказал Харальд. Спустя мгновение руки его натягивали тетиву.

Первый снаряд, пылающий словно маленький костер, ударил в ту самую шишковидную тварь. Бешено зашипев, та замолотила сучковатыми лапами, пытаясь выдернуть стрелу, но пламя уже ползло по чешуе.

А Харальд стрелял раз за разом и ни единожды не промахнулся. Так велики и малоподвижны были мишени.

Получив стрелу, лесные твари отползали в темноту, где неведомым образом ухитрялись сбить пламя, и вновь кидались в бой, покрытые черными уродливыми лишаями ожогов. Усталости и боли они, похоже, не чувствовали.

Потом Харальд вдруг понял, что под кронами деревьев постепенно светлеет, а страшные противники, издавая звуки, похожие на вздохи разочарования, отползают в чащу. Он выпустил последнюю стрелу и в бессилии опустил лук. Руки его дрожали, а кончики пальцев правой просто горели. Там, казалось, кожа содралась до костей.

В костер ушли все запасы дров, последние стрелы приходилось поджигать на углях. Харальд чувствовал, что весь пропах дымом, отстояв полночи рядом с костром.

Подошел Берг. Глаза его были красными, а меч он волочил за собой, словно ребенок игрушку.

— Славная битва, — прохрипел Теневой, сплевывая. — Только вот ещё одной такой мы не выдержим!

Когда подсчитали потери, выяснилось, что погибло восемь человек. Трупы исчадия ночи утащили с собой. Исчезли также все лошади.

— Еще одной ночи в этом лесу мы не переживем! — сказал кто-то.

— Так что, повернуть назад? — ответил Берг презрительно. — Отступить?

— Я не поверну! — взвился Иерам. — Я чувствую, что место в центре леса, где спрятано то, что мы ищем, чисто от этих чудовищ! Нужно добраться туда!

— И куда идти? — поглаживая исцарапанную щеку, спросил Гуннар. — Уж если Харальд потерял направление!

Они продолжали спорить, а Харальд ощутил, как нечто начинает двигаться внутри него. Словно некий свет поднимался из глубин его существа, позволяя видеть и чувствовать недоступное другим.

Прозвучал смех, который юноша однажды уже слышал, вот только где и когда — не смог вспомнить, и тут же он четко понял, куда и как надо идти, чтобы к вечеру достигнуть цели.

— Стойте! — сказал он, поднимая руку. Спутники смолкли, с удивлением глядя на него. — Я знаю дорогу!

— Быстро разобрали поклажу! — гаркнул Мерам. — Теперь придется тащить все на себе!

Нагруженные люди выстроились колонной, словно громадные муравьи, и зашагали. Под ногами хрустели ветви, где-то наверху, за зелеными кронами, поднималось солнце, а они двигались на северо-запад, спеша достичь безопасного места до наступления ночи.

* * *

Дождь лил, мелкий, противный, словно отыгрываясь за предыдущие дни, когда над миром царила сушь. Срубленный из жердей и накрытый лапником навес прикрывал от сырости, но за его пределами все было мокрым: трава, стволы деревьев, листья.

Лагерь разбит на поляне у подножия лишенного деревьев холма, похожего на поросшую зелеными короткими волосами человеческую макушку. К этому холму два дня назад отряд вывел Харальд. Примерно на сотню шагов в сторону от холма лежал нормальный лес, а далее начиналась жуткая чаща. По ночам из неё доносились вызывающие дрожь звуки, под сводами громадных деревьев плавали багровые и зеленые огни.

Воду брали в небольшом озерце, расположенном к западу от холма, круглом, как тарелка, и чистом, словно горный хрусталь. Откуда оно взялось в столь неподходящем месте, понять было трудно. Но вода в озере вкусная, и после первоначального удивления о происхождении водоема никто особенно не задумывался.

Дождь, конечно, был очень неприятен, но работать в такую погоду лучше, чем в жару. А без дела не сидел никто. Все, включая Иерама, по очереди брали в руки лопаты.

В полдень пришла очередь Гуннара. Невольно поежившись, выбрался он на открытое место, и капли тотчас начали оседать на лице, лезть под одежду, словно настырные холодные насекомые.

Верхний слой почвы был снят, падающая с небес влага пропитывала грунт, делая его сырым и тяжелым, и копать было очень трудно.

С остервенением вонзил Гуннар лопату в коричневое тело земли и, напрягая мышцы, выкинул грунт вверх. Сколько им предстояло копать, не знал никто, но Иерам боялся, что скоро яма станет слишком глубокой и для выемки почвы придется использовать корзины, что сильно замедлит работу.

Он копал и копал. Рядом с сопением и кряхтением трудились товарищи, грязные с головы до ног. Земля чавкала, не желая поддаваться, а небо над головой было пугающе низким и каким-то до тошноты рыхлым, словно брюхо огромного больного чудовища.

В очередной раз Гуннар ударил лопатой, но та, звякнув, отказалась идти вниз.

— Камень, никак, — сказал он и начал отгребать землю, надеясь обойти преграду и подкопать с боков.

Но твердая поверхность продолжалась в одну сторону до самого края ямы, а в другую — обрывалась где-то в полусажени от того места, где Гуннар впервые на неё наткнулся. Они явно докопались до чего-то большого.

Когда прибежал Иерам, то удалось очистить от земли площадь примерно в аршин, и глазам предстала поверхность черного, словно ночь, камня, такого гладкого, какой никогда не создаст природа.

— Это то, что мы искали? — спросил Гуннар у купца.

— Скорее всего — да, — ответил тот, едва не приплясывая от нетерпения.

— И как мы через это пробьемся? — хмыкнул подошедший Берг. Волосы и борода его слиплись, придавая Теневому странное сходство с громадным котом, который по недоразумению встал на задние лапы. — Вряд ли те, кто сделал это, оставили дверь.

— Если ты заметил, то в нашем грузе есть кирки! — махнул рукой Иерам. — Придется повозиться, но другого пути нет.

Принесли кирки.

Купец возжелал нанести первый удар сам. Ухватил инструмент обеими руками, молодецки крякнул, и металлическое острие грохнуло о черную поверхность. Брызнул сноп искр, а земля дрогнула, словно была живым существом.

Где-то в её недрах родился долгий, непередаваемо пронзительный вой. Он заставлял сердце трепетать, вызывал желание бежать с холма без оглядки. Гуннар в ужасе обернулся и увидел одно и то же на всех лицах — побелевшую кожу, выпученные глаза…

Первым опомнился Берг.

— Никак разбудили кого, — с натянутым смешком сказал он, а затем закашлялся.

— Да. — Иерам с усилием поднял кирку, после этого стало видно, что на гладкой, словно полированной поверхности осталась маленькая белая царапина. Работа обещала быть нелегкой.

* * *

Гуннар как раз отдыхал, когда с вершины холма донеслись радостные вопли. Пришлось выбираться из-под навеса и что есть сил бежать к раскопу.

В черном теле камня зияла неровная дыра диаметром примерно в аршин, а вокруг неё прыгали и обнимались грязные и усталые люди. Счастье светилось на лицах, поросших щетиной, и, казалось, даже дождь немного стих, удивляясь и радуясь вместе с ними.

— Ну что, вниз? — спросил кто-то подошедшего Иерама.

— Да, — истово выдохнул тот, не вытирая текущих по лицу слез. Купец плакал от счастья, может, первый раз в жизни, и не казался смешным.

— Но нужно взять оружие, — внес нотку разумности Берг, — и факелы. Кроме того, лучше часть людей оставить наверху…

Его прервали возмущенные крики. В подземелье хотели идти все, даже возчики, которые в жизни не держали в руках оружия.

Долго спорили и ругались. В результате некоторые отъявленные крикуны сорвали голос и шипели, подобно простуженным змеям. А решение в конечном итоге приняли Берг с Иерамом. Купец после давешней стычки проникся к Теневому изрядным уважением и к мнению его прислушивался.

— Так я за оружием? — спросил Харальд радостно, услышав свое имя среди тех, кому идти вниз, и после кивка Берга бросился с холма бегом, словно мальчишка.

Гуннар только головой покачал.

Панцирь неприятно холодил тело, а сырая рукоять меча норовила выскользнуть из пальцев. Но эти неудобства не помогали отвлечься от главного — Гуннар волновался. Трепетал так, как юноша трепещет перед первой ночью с женщиной, и даже сильнее. Сердце колотилось, в груди ворочалось сладкое чувство предвкушения.

Что ждет их внизу? Успех или гибель? Гуннар не часто имел дело с магией, но твердо усвоил, что магия смертельно опасна, но в то же время чудовищно притягательна. Как изящный клинок, чье лезвие напитано ядом. Может порезаться кто угодно, в том числе и хозяин…

Они стояли на краю ямы, восемь человек, которых отобрал Берг. Он заставил их разбиться попарно, и на каждую двойку пришлось десятка по полтора факелов. В паре с Гуннаром шел Харальд. Лицо его было спокойным, лишь рука слишком сильно сжимала эфес. Так, что белели костяшки пальцев.

— Давай! — крикнул Берг, обнажая оружие. В левой руке его шипел и плевался искрами факел, не желающий поддаваться дождю.

Теневой отсалютовал мечом и бестрепетно шагнул в темноту провала. Двое из остающихся, удерживавшие рыжебородого мечника на веревках, принялись медленно их стравливать.

— Ты говори, если чего увидишь! — крикнул Иерам. Глаза купца беспокойно бегали. Он явно хотел пойти вниз, но хорошо понимал, что в случае опасности от него будет мало толку.

— Обязательно! — ответил Берг, скрываясь в провале.

Некоторое время царила тишина, а потом из дыры донесся спокойный голос:

— Стой! Я на чем-то стою!

Освобожденные веревки легко выпрыгнули наверх. Могучий бородатый наемник, выбранный в напарники Берга, принялся деловито обматывать их вокруг пояса.

Наступил черед Гуннара, он с удивлением отметил, что от волнения у него дрожат руки. Когда под ногами разверзлась пустота, подсвеченная далеко внизу рыжим пламенем факела, он ощутил, как в животе становится холодно.

Ноги коснулись черной, с серыми прожилками поверхности. Судорожными движениями Гуннар сдернул с себя веревки и затем огляделся. Убедился, что ничего, кроме небольшого пятачка пола вокруг людей да ещё отверстия саженях в трех над головой, не видно. За пределами светового круга простиралась темнота. Густая и почти осязаемая. Протянешь руку и коснешься её покрытого короткой шелковистой шерстью тела…

— Ты и ты — остаетесь здесь, — приказал Берг, когда последний из маленького отряда оказался в подземелье. На возмущенные возгласы он не обратил внимания. — Будете охранять наш путь к отступлению. Факелы особенно не жечь. Остальные — расходимся в разные стороны!

— А что мы хоть ищем? — спросил напарник Берга. — Как выглядит тот предмет, который нам надо вынести на поверхность?

— Иерам и сам этого не знает, по-моему, — пожал плечами Теневой. — Как я понял, это что-то небольшое, что удобно носить при себе. Украшение или оружие, вроде того.

— Да, и эта штука может быть замурована в любую точку стены или даже в пол, — мрачно хмыкнул кто-то. — Ищи её тут десять лет…

— Ты забываешь, что это создавали маги, — неожиданно вмешался в разговор Харальд. — И скрыть то, что мы ищем, они хотели от подобных себе! А стена для колдуна не помеха! Предмет этот должен быть защищен заклятиями, скорее всего непростыми. Такими, что уничтожают чужую магию. Нас они могут и не заметить. Кто мог знать, что сюда влезут обычные люди под предводительством какого-то купца?

— Разумно, — покрутил головой Берг, а Гуннар с удивлением посмотрел на воспитанника: откуда такие познания? Уж не пробуждается ли наследственность?

— Ладно, искать все равно надо, — принял решение Теневой. — Расходимся.

Держа в одной руке факел, в другой — меч, Гуннар двинулся в указанном направлении. Позади чуть слышно сопел подхвативший простуду Харальд. Пахло камнем, словно в пещере.

Не пройдя и десяти шагов, они уткнулись в стену. Темная и абсолютно гладкая, она так хорошо поглощала свет, что Гуннар почти уперся в неё носом.

— Вот те раз, — пробормотал он, оглядывая поверхность без малейших следов кладки, словно оплавленную.

— Эге-гей! — донесся из-за спины выкрик Берга. — Мы нашли стену!

— И мы! — ответил Гуннар.

— Ищите дверь! — прилетел приказ рыжебородого. — Должен же быть выход!

Дверь нашлась в середине южной стены Сам зал оказался не так велик — квадрат с длиной стороны в десять-двенадцать саженей.

— Ну что, двое здесь, остальные — туда, — проговорил после некоторого раздумья Теневой. — Мы впереди, ты, Гуннар — замыкающим!

За дверью, тяжелой, будто вырезанной из камня, открылся проход. Почти квадратный в сечении, он уходил прямо, и откуда-то из его глубин доносились странные звуки — словно играла музыка.

— Ничего себе! — не выдержал Харальд.

— Не отвлекаться! — яростно прошипел Берг, поднимая факел выше. — Это может быть морок!

Они прошли не так далеко, когда стены разбежались в стороны, открыв большое пространство. И едва его коснулся свет факела, все впереди осветилось. Тревожным желто-розовым сиянием.

Световой удар был так силен, что глазам стало больно. Гуннар невольно вскинул ладонь, защищая их, а когда отвел её, то не смог сдержать вздоха удивления.

Перед ним лежал громадный зал. Свет, изливающийся непонятно откуда, играл на гранях многочисленных прозрачных кристаллов, похожих на друзы горного хрусталя, но невозможной чистоты и правильности очертаний.

Ошарашенными выглядели и остальные, лишь Берг как-то странно припал к земле, словно готовая к броску змея. Что-то пугало его там, среди сверкающего великолепия, и не было понятно — что именно…

Напарник рыжебородого мечника сделал шаг вперед и словно пересек невидимую границу. По залу прокатился мягкий звон, из сияния вышла обнаженная девушка.

Свет играл на её шелковистой коже, искорки бегали по длинным золотистым волосам, а яркие синие глаза светились сами по себе. Крупная грудь с алыми, острыми, как наконечники копий, сосками, притягивала взгляд, а совершенная, без малейшего изъяна фигура заставила Гуннара почувствовать, что у него пересохло во рту.

Девушка улыбнулась, и он ощутил, как шатается пол под ногами. Напарник же Берга шагнул вперед и поднял руки, намереваясь обнять красавицу. Та грациозно склонила голову, рот её зовуще приоткрылся.

Меч звякнул о камни, руки мужчины сомкнулись на тонкой талии, пальцы коснулись белоснежной кожи…

И тут же жуткий вопль огласил подземелье. Словно гонг ударил в голове Гуннара, и тот мгновенно вспомнил, где находится, и вскинул меч, готовясь защищаться.

— Назад! — крикнул Берг.

Фигура девушки на миг смазалась, потекла, и вот уже человек бьется в объятиях жуткого существа, словно созданного из жидкого металла. С чудовищным хрустом монстр сдавил череп несчастного. Брызнула кровь.

Тренькнула за спиной тетива. Харальд не промахнулся, стрела вонзилась в плечо страшилища. К удивлению Гуннара, неуязвимое на вид существо зашаталось, выпустило жертву, с глухим чмоканьем упало.

Мгновение на полу блестела багрово-черная лужа, но затем пропала, словно испарившись. И тут же погасло сияние. Со всех сторон, точно сонмище разбойников, обрушилась темнота.

Лишь чадили, тускло мигая, факелы

— Так, — прохрипел Берг. — Вперед!

Они обошли весь зал, но он оказался пуст и совсем не так велик, как показалось сначала. Кристаллы, в обилии украшавшие его, куда-то исчезли. Осталась самая обычная пещера, с чуть выровненными стенами и полом, измазанным кровавой кашей из костей и мяса. Остатками того, что недавно было человеком…

— И как это так, обычной стрелой — магическое чудо убил? — уважительно косясь на Харальда, сказал один из наемников, когда они, обыскав зал, обнаружили в его дальней части проход, ведущий на запад.

— Старое тут заклинание, — пожал плечами Харальд, и вновь Гуннара испугала странная уверенность в голосе воспитанника. Тот явно ЗНАЛ, что здесь случилось, но вот откуда?

— Очень старое, — продолжил тем временем юноша. — Лет пятьсот назад нас бы всех тут убили.

— А зачем он девкой прикинулся, вот чего не пойму? — поскреб в бороде Берг.

— А ему хода из этого зала нет, — ответил Харальд. — И надо жертву заманить. Если бы заклинание в полной силе было, то нам навстречу табун девиц вышел бы, каждому — своя. Сами бы туда побежали, навстречу смерти…

— Хитро, — покачал головой Теневой. — Клянусь собственной невинностью!

Гуннар невольно улыбнулся, остальные захохотали в полный голос. Харальд остался невозмутим.

Шутка несколько ослабила лежащие на маленьком отряде путы страха. Дышать стало легче, и факелы вроде стали светить чуть поярче. Подземелье более не казалось пугающим, а опасности — непреодолимыми.

* * *

Берг, лишившийся напарника, вернулся в центральный зал. Вместо него пришли двое, ранее там дежурившие. Получив подкрепление, маленький отряд во главе с Гуннаром двинулся дальше.

Во втором проходе не было никаких звуков, а сам коридор был шире и вел вверх. Пол украшал рисунок в виде чередующихся черных и серых поперечных полос.

Гуннару он внушал неясную тревогу. Создатели подземелья ничего не делали просто так, и украшение должно было служить какой-то цели — вот только какой?

На этот раз они с Харальдом шли первыми, и Гуннару показалось, что одна из черных полос чуть приподнимается над остальным полом. Инстинктивно он переступил её и даже успел пройти ещё несколько шагов, прежде чем сзади донесся жуткий скрежет.

Испуг продрал тело до самых пяток. Гуннар повернулся. Один из наемников, вступив на ту самую черную полосу, замер с открытым ртом, глядя вверх. А там что-то двигалось, медленно и мощно.

Кто-то вскрикнул, из потолка в коридор хлынул поток воды. Легко смял попавшиеся на пути тела и поволок их, ударяя о стены и потолок, вниз, к центральному залу…

Озерцо с прозрачной и вкусной водой выполнило свое предназначение.

Гуннар почувствовал, как в лицо ему плеснуло. На мгновение он ослеп. Что-то ударило по ногам, а затем откатилось, словно намереваясь увлечь за собой. Открыв глаза, он увидел мокрого Харальда и осознал, что сам промок до костей.

Через образовавшееся в потолке отверстие проникал тусклый свет. Пахло сырой землей.

* * *

Сидеть у костра было невыносимо приятно. Жар проникал в тело, позволяя скрученным судорогой усталости мышцам расслабиться. Рядом с огнем, на распорках, сохла одежда.

После того как на головы обрушился водопад, решили временно прекратить поиски. Выжили только Гуннар с Харальдом, оказавшиеся выше основного потока, да Берг, находившийся в центральном зале.

— И что будем делать дальше? — спросил Иерам, мокрой вороной скорчившийся по другую сторону костра. — Я не могу заставить вас идти туда, где погибли пять человек. Нас и так осталось слишком мало.

— Мы сами пойдем туда! — ответил Гуннар, распрямляясь В спине что-то предательски хрустнуло, и заныла поясница, но он не обратил на это внимания. — Чтобы смерть наших товарищей не была напрасной!

Уцелевшие наемники — семь человек — поддержали Гуннара одобрительным гулом.

— Мы добудем то, за чем шли сюда! — решительно добавил Теневой. — Пусть даже на нас ополчатся все демоны Нижнего мира!

* * *

Спускаться в подземелье стало куда проще — через бывшее озерцо. Несколько шагов по мягкой песчаной поверхности, серой от дождя, а на солнце, наверное, сверкающей золотом, и ты оказываешься перед отверстием. Края его ровны, видны кромки каменных челюстей, которые выпустили воду на головы дерзким, рискнувшим проникнуть в недра холма.

На этот раз они шли вшестером. Сопел Харальд, насморк которого только усилился. Но стрела была на тетиве у юноши, и Гуннар знал, что воспитанник не промахнется.

Проход повернул дважды, и вскоре они шли на восток.

— Никак по кругу нас ведет! — с изумлением заметил Берг, когда они вступили в очередной зал.

Здесь не было полного мрака. Тусклый серый свет исходил от многочисленных статуй темного металла, расставленных у стен. Они изображали воинов, мечи в их руках выглядели острыми. Пахло здесь как в кузнице, а от стен веяло жаром.

— Сдается мне, что это стражи, — заметил Гуннар, разглядывая статуи.

— И что? — философски пожал плечами Берг, рассматривая лезвие своего меча, словно увидел его впервые. — Все одно придется с ними драться.

Он первым шагнул в зал. Земля дрогнула, из стен ударил пронзительный, на пределе слышимости, визг. Статуи у стен медленно задвигались, зашевелили руками, точно люди, пробуждающиеся после долгого сна.

Гуннар поднял меч и приготовился защищаться.

Свистнула стрела, но лишь бессильно отскочила от широкой груди металлического воина.

— Бей в лицо! — крикнул Берг, успевший скрестить оружие с одним из стражей.

Гуннар отразил атаку, с трудом удержав меч в руках. Мелькнула мысль о том, насколько силен противник, и он ударил сам. Сотни раз испытанным способом, метя в шею.

Противник не сделал попытки уклониться, лезвие обиженно чавкнуло, соприкоснувшись с металлом. Гуннар с ужасом понял, что не учел крепость шкуры стража и открылся для удара, и тут же чудовищная боль распорола живот.

Он опустил голову и увидел, как широкая металлическая полоса покидает его тело.

Ноги отказались служить, пол ударил в колени.

В ушах звенел чей-то крик, волнами наплывала слабость. Хотелось лечь и закрыть глаза.

Удара, который снес ему голову, он попросту не заметил.

* * *

К вечеру дождь прекратился, тучи разошлись, открыв чистое, словно вымытое небо. Солнце уже почти зашло, на западе оранжевым крылом раскинулось зарево заката. В восточной части небосклона появились первые звезды, колючие и недобрые.

Харальд примостился на пеньке и наблюдал за лесом.

На желтом сосновом стволе сидел дятел. Неторопливо перемещаясь, он выбирал место. Затем замирал, красная шапочка на его голове приходила в движение, и среди стволов разносилась звонкая дробь. Очередные жуки-древоточцы расставались с жизнью.

За спиной зашуршала трава. Когда звуки затихли совсем близко, Харальд спросил:

— Зачем ты пришел, Берг?

— Нельзя тебе быть в одиночестве, — проговорил рыжебородый наемник, в голосе его слышалось самое настоящее участие. — Еще удумаешь чего…

«Не удумаю», — хотел сказать Харальд, но промолчал. Какой толк в словах?

— Он умер как мужчина! — Теневой явно волновался и говорил сбивчиво, совсем не так, как обычно. — Погиб в бою… Бессмертны только боги!

«Да», — хотел сказать Харальд, но промолчал. Он помнил, как погиб Гуннар, кровь на полу и распростертое тело. Помнил собственный крик. А нахлынувшую затем ледяную ярость он тоже не забыл, как и холод в груди, и безмолвие в сердце. Не забыл, как отчаянно рубился спина к спине с Бергом против трех оставшихся металлических истуканов.

Как они шли вдвоем по коридору и сам страх бежал перед ними, ища убежища…

В последнем зале что-то пронеслось над ними, словно неосязаемый ураган, не шевельнувший ни волоска на головах, но наполнивший на мгновение уши гибельным рокотом.

«Я знаю, — сказал тогда Харальд. — Это ловушка для магов. Она убивает любого, у кого есть магические способности. У нас с тобой их, к счастью, нет».

Он точно знал это и ненавидел свое знание. Оно наваливалось внезапно, темной волной, и в глубине разума звучали отголоски чужого, странного смеха, а Харальд вдруг начинал понимать, ЧТО происходит, ЗАЧЕМ и КАК…

Но понимание не помогло спасти от смерти Гуннара, и Харальд ненавидел это понимание.

А потом они вышли на поверхность, неся добычу — невзрачный браслет серебристого металла с единственным зеленоватым камешком. Поверхность украшения была покрыта вязью странных символов, не похожих на обычные буквы.

Харальд знал, что если чуть напряжется, то сможет понять, что это.

Но он не стал этого делать. Ведь Гуннар погиб.

Они вдвоем выбрались из подземелья, и Иерам упал перед ними на колени.

— Вы нашли это? — прохрипел он, и губы купца тряслись. — Все деньги, что предназначались погибшим, я выплачу вам!

Но Харальду тогда было все равно. Как и сейчас, день спустя. Ведь Гуннар погиб. И деньгами его не вернешь.

— Скажи что-нибудь! — взмолился Берг, заглядывая Харальду в глаза. — Почему ты молчишь?

— О чем говорить? — Юноша непонимающе посмотрел на собеседника. — Он был мне вместо отца, и он умер…

— Да, ну и что? Но мы-то живы! И завтра отправимся в обратный путь!

— Его убила магия, — словно не слыша собеседника, сказал Харальд. — Старая и злая магия. Как я её ненавижу!

И такое чувство вложил он в эту фразу, что бесстрашный Берг отшатнулся.

— Дай мне побыть одному, — проговорил Харальд спокойно, и голос его был холоден, словно зимний вечер. — Завтра я буду в полном порядке.

Глава 4 СЛЕДЫ ПРОШЛОГО

Больше всего удивило Берга то, что жуткая чаща, через которую они недавно пробирались, за прошедшие дни потеряла все ужасные свойства. Солнце пробивалось сквозь кроны, щедро швыряя на зелень травы узоры из желтых пятен, не царила больше под сводами изматывающая духота, и щебетали, правда очень несмело, птицы.

Когда он сказал об этом Харальду, тот лишь равнодушно пожал плечами:

— Древнее чародейство умерло, — проговорил он спокойно; лишь в самой глубине его глаз была боль, появившаяся после гибели Гуннара. — И умерло сразу везде: и на том холме, и здесь.

А вскоре лес кончился, они выбрались к деревне.

Загавкали псы, навстречу чужакам вышел староста. На темном лице его было удивление.

— Да, вернулись, — почесывая голову, сказал он. — Но не все…

— Теперь можете ходить в лес без опаски, — махнул рукой Иерам, и на запястье его сверкнул серебром невзрачный браслет.

— Н-да? — староста выдавил усмешку. — Это мы посмотрим. А вы телеги свои хотите забрать?

— Что, не отдадите? — спросил Берг, демонстративно положив руку на меч. Он словно слышал мысли темнолицего: «Чужаков осталось мало, сила теперь на нашей стороне…»

Но, как оказалось, он ошибся.

— Почему? — искренне изумился староста. — Отдадим! Да только на что они вам? Лошадей вы, как я гляжу, потеряли… На себе потащите?

— Зачем они нам — это наше дело! — отрезал Иерам. — Что с ними захотим, то и сделаем!

— Ну, хм, — темнолицый замялся. — Есть у меня предложение получше.

— Какое же? — поинтересовался купец.

— А продайте нам эти телеги! — выпалил крестьянин, победно оглядывая ошарашенных путешественников.

— Зачем они вам? — спросил Харальд.

— У нас репа уродилась — никогда столько не было! — простодушно пояснил староста. — Скоро сентябрь, надо будет её на ярмарку везти. А наших телег-то не хватит…

— О, это другой разговор! — В глазах Иерама зажглись огоньки. — Пойдем обсудим условия сделки.

Когда купец вернулся, лицо его было довольным, как у вора, срезавшего кошелек с пояса богатея. Как выяснилось, он выторговал у старосты одну из телег и в придачу двух коней.

— Хоть не пешком пойдем! — сказал Иерам, потирая руки. Взгляд его упал на браслет, единственный камушек в котором мягко светился под лучами солнца, бросая вокруг зеленоватые отблески.

— А ведь это он работает! — прошептал купец, и в голосе его было восхищение.

— Да ну? — искренне изумился Берг. — Каким же это образом?

— Он должен приносить выгоду владельцу, — неожиданно ответил Харальд, и на лице его было величайшее отвращение. Словно не слова вылетали из его рта, а скользкие пупырчатые лягушки. — И если бы не неожиданный урожай репы в этом селении, мы бы топали пешком до ближайшего городка, а Иерам потерял бы свои телеги просто так. А как мог быть в этом году урожай, если половину лета стояла жара, а вторую — лил дождь?

Берг не нашелся что ответить.

— Как ты понял? — с удивленной улыбкой спросил купец.

— Я не понял, — на лице Харальда появилось мрачное выражение. — Я просто знаю…

* * *

— Ну что, здесь? — повернув голову, поинтересовался тот из возчиков, который правил лошадьми.

Время было ещё не позднее, а постоялый двор выглядел неказисто. Но темнеет в конце августа очень быстро, до следующего ночлега может оказаться далеко. Да и ночи холодны, ночевать лучше в тепле, под крышей.

— Здесь, — кивнул Иерам. Он обзавелся новой одеждой с длинными рукавами, по подозрениям Берга, для того чтобы прятать браслет от посторонних глаз. В повадках купца в последние дни появилась какая-то хорьковая хитрость — где бы чего утащить, урвать, присвоить?

Телега скрипнула, остановившись посреди широкого двора. Пахло навозом, а навстречу гостям, лениво помахивая хвостом, вышла большая пегая собака. Но приезжие не вызвали у неё интереса, и, зевнув, псина удалилась в конуру, которая напоминала небольшой домик.

Харальд легко спрыгнул с телеги и первым направился к темной от непогоды двери. Над ней, на железных штырях, висело нечто вроде вывески. Что было изображено на вывеске — оставалось только гадать. Бергу показалось, что ржавые пятна складываются в изображение пышнотелой красотки, томно изгибающейся на ложе.

«Да, давненько я не был с женщиной», — подумал он, вслед за Иерамом заходя в помещение. Так они обычно и ходили — Харальд впереди, а Берг позади хозяина. Служба закончится по прибытии в Бабиль, а до того момента хочешь не хочешь, а отрабатывай денежки…

Внутри оказалось пусто и полутемно. Пахло кислой капустой. За столом в углу пила пиво компания каких-то угрюмых мужиков. На новых посетителей они не обратили внимания.

Заслышав, что кто-то вошел, за стойкой объявился хозяин, высокий и круглолицый. Розовая кожа его лоснилась словно намазанная жиром, а губы кривились в радушной улыбке.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, почтенные господа, — поспешно заговорил он. — Вы прибыли поздно, — тут взгляд его прошелся по Иераму и наемникам, оценивая толщину их кошельков, — но для вас мы приготовим все, что угодно. Что пожелаете?

— Ужин, — лаконично сказал купец. — На семерых и комнаты на ночь.

— Все понял, все понял. — Хозяин постоялого двора ловко поймал брошенную монету. — Занимайте вон тот стол. Сейчас вам принесут пива и мяса, а комнаты вскоре будут готовы.

Дверь распахнулась. С хохотом и гоготом ввалились возчики.

— Тише вы, — проговорил Иерам с неудовольствием. — Не в лесу!

Пока рассаживались, хозяин самолично притащил канделябр со свечами. Сразу стало светлее и как-то уютнее. По выскобленной до гладкости поверхности стола забегали отблески.

Принесли поросенка с кашей и здоровенный кувшин с пивом. Берг первым ухватился за него, и янтарная жидкость с плеском полилась в кружку.

— Ох, хорошо! — сказал он, опрокинув её в рот. — Душевно!

Поросенок был зажарен явно утром, но его слегка подогрели, и после дня в пути елся он просто замечательно. Хрустели на зубах косточки, тек по губам сладкий жир, исчезала с блюда поджаристая гречневая каша, пустел кувшин, а в животе образовывалась приятная тяжесть.

Берг чувствовал, как наедается, как теплая истома растекается по телу и как все сильнее хочется спать…

Дверь распахнулась с таким грохотом, что он едва не подскочил.

Обернулся и встретился взглядом с новым гостем. С глазами, полными гнева и раздражения. Вошедший был молод, светлые длинные волосы носил, собрав в пучок. Одежда его была богатой, а сапоги алой кожи забрызганы грязью. На поясе висел меч в богато отделанных ножнах. Попав на свет, заблестели драгоценные камни инкрустации.

«Родовитый — подумал Берг с неудовольствием. — Ох, и какие демоны притащили его?»

За светловолосым юношей вошли ещё человек пять, по виду из ближней прислуги. И все — крепкие молодые парни с оружием.

— Эй, хозяин! — заорал родовитый. — Где ты там, паршивая собака?!

— Не извольте гневаться, господин. — Содержатель постоялого двора выбрался в зал, а когда увидел вошедшего, то розовое лицо на миг побелело. Он поспешил поклониться, но это не спасло его от затрещины.

— Так-то ты обслуживаешь меня, худородная тварь? — прошипел юноша, потирая кулак. — Когда в твоей дыре, провонявшей крысами, появляется Торбьерн фон Ахар, ты должен падать перед ним на колени и лизать сапоги, вымаливая прощение!

Берг ощутил, как его охватывает гнев. С подобными типами среди родовитых он сталкивался: по молодости дурь в башке играет, охота каждому доказать, насколько ты смел и силен.

— Как будет угодно господину, как будет угодно, — бормотал тем временем хозяин, а на челюсти его наливался синевой свежий фонарь. — Чего вам подать?

— Всего самого лучшего! — заявил родовитый Торбьерн, плюхаясь на стул, который под ним как-то недовольно скрипнул. Ноги в грязных сапогах юноша недолго думая положил на стол. — Охота сегодня была неудачной, и мне необходимо утешиться. Девок в твоей забегаловке нет, так что хоть поедим…

И тут взгляд его упал на соседний стол, за которым ужинала компания во главе с Иерамом. Берг бестрепетно выдержал взгляд родовитого, и тот поспешно отвел глаза. Теневой знал, что выглядит свирепым и опасным даже для столь отъявленного нахала, как молодой фон Ахар.

Раздраженному посетителю начали поспешно носить блюда, не забывая и о выпивке, и тот замолчал. Иерам заказал ещё кувшин пива, а когда тот опустел, Берг ощутил настоятельную необходимость выйти. Осторожно, стараясь не растрясти набитый живот, он выбрался из-за стола и вскоре оказался во дворе. Тут было прохладно, а ночной уже небосклон застилало рваное одеяло облаков, сквозь дыры в котором просвечивали любопытные глаза звезд.

Он некоторое время постоял, любуясь небом, а когда вернулся, то ссора была уже в самом разгаре…

— И зачем тебе эта железяка, скажи? — спрашивал родовитый, который, судя по всему, успел изрядно выпить. Он тыкал пальцем в Харальда, который собирался пройти наверх и, наверное, задел кого-то из компании фон Ахара мечом.

На губах родовитого блуждала глумливая усмешка.

— Не твое дело, — спокойно отвечал Харальд, похоже уже не в первый раз. Лицо его было спокойным, лишь в глазах горел недобрый огонек. Иерам и возчики в испуге жались на лавке, явно опасаясь встревать.

— Нет, ты скажи! — повторил родовитый. — Чтобы мух бить?

Его подручные дружно захохотали. Улыбнулся и фон Ахар.

— А ну хватит, — сказал Берг негромко. — Поговорили, и будет…

— Вот уж нет! — покачал головой родовитый. — В этих землях я решаю, когда заканчивать беседу. Все должны мне подчиняться, тут все мое. А если он чувствует себя обиженным, — длинный палец поднялся, указав на Харальда, — то я готов ответить за свои слова…

Узкая ладонь легла на эфес.

И тут Харальд сделал то, чего Теневой никак не ожидал.

Юноша легко шагнул вперед и несильно, почти издевательски стукнул фон Ахара ладонью по щеке. И сделал он это столь стремительно, что родовитый не успел ни защититься, ни уклониться.

А Харальд отступил и замер, словно ничего не случилось.

— Ах ты тварь! — просипел фон Ахар. В глазах его полыхнула злость. Будь она способна сжигать, Харальд тут же превратился бы в кучку пепла, а от постоялого двора остались бы обгорелые бревна.

Приспешники родовитого изумленно притихли. Похоже, они давно не видели такого обращения со своим хозяином.

Откуда-то вывернулся владелец постоялого двора.

— Не надо ссориться, почтенные! — заблеял он. Лицо его блестело, а глаза просто светились от страха. — Не надо…

— Все, поединок! — не обращая внимания на жалобы розоволицего, выкрикнул фон Ахар, и меч его с легким шорохом вылетел из ножен. — А если откажешься, то я назову тебя трусом!

Он орал и брызгал слюной, забыв о достоинстве родовитого, а Харальд стоял спокойно, неподвижный, словно статуя, лишь глаза его мрачно блестели.

— Хорошо, — проговорил он раздельно. — Только не здесь, а во дворе. Пусть принесут факелы.

— Идет! — кивнул фон Ахар, оскалившись, и повернулся к подручным. — Эй, где вы там, пошевеливайтесь!

Все сразу пришло в движение. Загрохотали отодвигаемые стулья, послышался гомон. Отмер и зашевелился Иерам, несмело задвигались рядом с ним возчики.

— Зря ты это затеял, — сказал Берг, подойдя к Харальду. — Он же меч в руках с пяти лет держит, а ты учиться два месяца назад начал. Пусть он пьян и самоуверен, но все же…

— Ничего, я справлюсь, — коротко ответил юноша, и глаза его были холодны, словно два куска зеленого льда. Берг на миг испугался, решив, что Харальд выбрал необычный и почетный способ самоубийства, так и не оправившись от гибели Гуннара.

— Эй, ты идешь? — хлестнул от двери крик фон Ахара. Его слуги успели раздобыть факелы и один за другим выбирались на улицу. — Или в твоем худородном сердце закончилась смелость?

— Иду.

— Пойдемте тоже, — сказал Берг спутникам. Он уже решил, что в крайнем случае вмешается в схватку и спасет младшего соратника, что бы за этим ни последовало. — Или боитесь?

Иерам мрачно засопел и поднялся.

— И вы возьмите факелы! — бросил он возчикам. — Света должно быть много!

— Не стоит вам с ним драться! — Хозяин постоялого двора вцепился Бергу в локоть словно клещ. — Вдруг ваш человек его ранит или убьет!

— И чего? — не понял Теневой, раздраженно хмурясь.

— Ведь это Торбьерн фон Ахар! — Глаза розоволицего округлились. Он явно недоумевал, почему путешественники не падают в обморок от страха, услышав это имя. — Он младший сын первого вассала нашего Владетеля!

— Теперь я вспомнил, откуда его имя мне знакомо, — кивнул Иерам. — Это тот самый родовитый, который когда-то восстал против Владетеля Свенельда, а потом перешел на его сторону?

— Совершенно верно, почтенные господа! — Хозяин буквально извивался от страха. — Так что остановите поединок!

— Не я его начал, не мне и прекращать, — буркнул Теневой, направляясь к двери. За ним потянулись спутники.

Из-за спины доносилось поскуливание хозяина.

Во дворе было прохладно, пламя факелов под ударами ветра судорожно металось оранжевыми лепестками. Держащие факелы встали полукольцом, в центре которого оказались поединщики. Оба сбросили плащи и обнажили оружие, и тусклые багровые отблески забегали по отточенным лезвиям. У фон Ахара меч был на пару вершков длиннее, да и сам родовитый выглядел мощнее.

— Ну что, как будем биться? — спросил Харальд, помахивая клинком, чтобы размять кисть. — До крови?

— Нет, — блеснул зубами в злобной усмешке фон Ахар. — Я хочу убить тебя, наглец! И крови твоей мне будет мало… Начнем!

И он атаковал. Лезвие с шипением распороло воздух.

Харальд, казалось не ожидавший нападения, легко отразил его. Сталь звякнула о сталь.

Да, родовитый был сильнее — это Берг определил сразу. Но выпитое замедляло его движения и мешало сражаться хладнокровно. Пусть он был более умелым бойцом, зато Харальд перемещался с такой скоростью, что фон Ахар никак не мог провести четкую атаку.

Черные тени метались по земле, карикатурно отображая движения бойцов, клинки в руках теней казались то непомерно длинными, то почти исчезали. Тут шло свое сражение, беззвучное в отличие от настоящего.

Лязгали клинки, слышалось шумное дыхание бойцов, да фон Ахар иногда рычал что-то злобное сквозь сжатые зубы.

Харальд на мгновение оступился, зацепившись за какую-то кочку, и чуть запоздал с защитой. Клевреты родовитого дружно завопили, когда плечо его противника окрасилось кровью.

— Ха! — Родовитый Торбьерн отступил на шаг, глаза его торжествующе сверкнули. — Готовься к смерти!

Но Берг видел, что грудь фон Ахара тяжело вздымается, в то время как Харальд дышит легко. Он не устал и не выглядел испуганным. Рана же, похоже, не мешала ему двигаться.

Родовитый бросился вперед, а затем все случилось очень быстро. Лишь Берг тренированным взглядом отметил, как Харальд легко скользнул вбок, выбросил лезвие вперед, а затем повел на себя, и оно уже не блестело, будучи измазано чем-то темным.

Затем Харальд замер, словно распрямившийся лук.

А фон Ахар повалился на колени, и на лице его застыло выражение крайнего изумления. На животе его расплывалось багровое пятно.

— Он… как? — прошипел родовитый и рухнул навзничь.

На двор упала гулкая, дрожащая тишина. Было слышно, как кто-то из спутников фон Ахара икнул.

— Готовьтесь уезжать, — шепнул Берг, наклонившись к Иераму.

— Сейчас? — изумленно блеснул глазами тот.

— Да, — кивнул Теневой. — Завтра, боюсь, нам уже не дадут уйти.

Купец сдвинулся с места, и тут приспешники родовитого Торбьерна пришли в себя. Они раздраженно загудели и один за другим обнажали клинки.

— Убьем его! — крикнул кто-то. — Уничтожим худородную тварь!

Остальные поддержали крикуна одобрительными возгласами.

Берг вздохнул, отметив краем глаза, как Иерам и возчики поспешно отступают в угол двора, к телеге.

Сражаться совершенно не хотелось, но Теневой на всякий случай обнажил меч.

— Стойте! — Возглас был слаб и шел откуда-то снизу, но его услышали все. Остались раскрытыми разинутые рты, не опустились вскинутые мечи, лишь на бесстрастном лице Харальда обозначилось нечто похожее на удивление.

— Стойте! — повторил Торбьерн фон Ахар. Он ухитрился перевернуться на спину, и лицо его, перекошенное от боли, было видно хорошо. Слова давались родовитому с трудом, но он давил их из себя, напрягая последние силы. — Он победил меня честно… Пусть идет!

Берг откровенно изумился. До сих пор отпрыск знаменитого отца представлялся ему лишенным положительных черт, но проявленное у края смерти благородство многое перечеркивало.

Слуги фон Ахара заворчали, как стая голодных псов. Лица их отражали недоумение и ярость.

— Я приказываю вам! — проговорил родовитый, чувствуя, что ему готовы оказать неповиновение.

— Отнесите его лучше в дом, — сказал неожиданно для себя Берг. — Не на земле же ему умирать…

И они послушались. Часть факелов загасили, часть унесли, и вскоре Харальд с Бергом остались под неярким свечением звезд, проглядывающих через прорехи в тучах.

— Зачем ты сделал это? — спросил Теневой, убирая меч. — Ведь ты мог не убивать его. Я знаю.

— Но я предпочел убить, — ответил Харальд, и от проскользнувшего в его голосе равнодушия Берг едва не задохнулся. — Я хотел проверить себя. И это удалось. Я хорошо усвоил твои уроки, наставник.

— Я учил тебя сражаться! — Теневой ощутил нахлынувшую ярость. Кровь прилила к лицу, вдруг стало трудно дышать. — Я учил тебя владеть оружием!

— А я научился убивать, — вдруг грустно ответил Харальд, и бешенство мгновенно исчезло, словно растворившись в темном воздухе. — Правда, ещё не до конца понимаю зачем…

Пока Берг пытался сообразить, что значат эти слова, из мрака появился один из возчиков.

— Лошади запряжены, — хриплым шепотом заявил он, опасливо косясь в сторону постоялого двора. — Вещи мы все забрали. Можно уезжать!

— Мы сейчас, — кивнул Харальд. — Пойдем, наставник!

А Берг неожиданно вспомнил, как вел себя его ученик, впервые убив человека всего месяц назад, и от сравнения с сегодняшним днем Теневому отчего-то стало страшно.

* * *

— Стой! Кто такие? — Зычный голос пронесся над дорогой, и Харальд внутренне напрягся, готовясь к неприятностям.

В нескольких саженях плескались темные и блестящие воды Лесной реки, а прямо впереди лежал мост, по другую сторону от которого — земли другого Владения, где никто не станет преследовать убийцу Торбьерна фон Ахара.

— Торговые люди, — ответил Иерам, и в голосе его была усталость. Почти полтора десятка дней прошло с момента поединка, и все это время путники ожидали, что их догонят и казнят.

Но погони так и не было. То ли старший фон Ахар простил убийц сына (во что верится с трудом), то ли просто следы беглецов, столь шустро исчезнувших в ночном мраке, потерялись (что вероятнее). Они петляли, перемещались по ночам обходными заброшенными дорогами. Отсыпались днем, надежно укрывшись в чаще, а покупать провизию ходили поодиночке и чаще всего возчики как наименее запомнившиеся на постоялом дворе. Но для того чтобы ощутить себя в полной безопасности, необходимо перейти мост.

— Повезло вам, — добродушно пробурчал стражник. — Еще немного, и проезд был бы закрыт. Так что — шевелитесь!

Берг специально выбрал время перед самым закрытием моста. Сумрак сгустился, от воды поднимается легкий туман, несущий запах сырости, и разглядеть лица в полутьме довольно трудно.

Лошади двинулись, телега заскрипела, и под колесами загрохотали доски настила. На другом конце моста с путников стребовали пошлину, а когда те оказались на земле, за спинами загрохотал опускаемый шлагбаум.

— Слава небу, ушли, — сказал с облегчением Иерам. В последние дни он частенько ворчал по поводу Харальда, и юноше некоторого труда стоило сдерживаться, не отвечать словом на слово.

— Да, — кивнул Берг и бросил на Харальда взгляд, полный опаски. Она появлялась в голубых глазах рыжебородого мечника всякий раз, когда тот глядел на ученика. И юноша не мог понять, откуда она взялась.

— Теперь можно будет ехать спокойно, — сказал Берг.

— И быстро, — добавил Иерам и вздохнул. Купец явно соскучился по домашним удобствам.

* * *

— Ах ты ядрена кочерыжка! — выругался один из возчиков, когда черная кошка молнией скользнула перед самыми копытами лошадей. — Вот гнусная животина!

— Чего орешь? — поинтересовался Иерам.

— Да примета плохая! — сказал возчик, дергая вожжи. — Но, пошли!

Путники выезжали с постоялого двора, где провели ночь. Они уже выбрались на наезженный тракт, ведущий к свободному городу с запада. Начинался сентябрь, что ни день лил холодный дождь, и дорога была пустынна. Торговые люди отсиживались по домам, ожидая дней бабьего лета, когда заскрипят возы, свозя все выращенное и собранное летом на ярмарки.

— А я вчера знакомое лицо видел, — сказал вдруг Берг. — На постоялом дворе.

— И кого же? — спросил Харальд, глядя, как лошадиные ноги месят грязь, похожую на коричневый суп.

— Да парня одного из Бабиля, — ответил Теневой, громко зевая. — Иоасаф его звать. Промышляет мелочью всякой: где подглядеть, чего разузнать…

— А чего же утром никого кроме нас видно не было? — подал голос Иерам, который постоянно мерз, несмотря на множество одежд, делавших его похожим на кочан капусты.

— А я хозяина спросил, — ответил Берг, невинно блестя голубыми глазами. — Он и сказал: да, жил такой, аж два десятка дней, и вдруг ночью уехал.

— Ночью? — недоуменно спросил один из возчиков. — Он что, с ума сошел?

— Боюсь, что нет, — тихо и гнусаво пробормотал купец, но Харальд его услышал и понял. — Узнал нас и сразу на коня. Что-то тут не так…

Темные от дождя крыши селения, где ночевали, остались позади, по сторонам дороги, которая неудержимо стремилась на восток, потянулся лес — мокрый, но невообразимо красивый, как бывает в сентябре. Зеленые одежды деревьев были словно прошиты золотыми и алыми нитями.

Из леса пахло грибами и мокрой древесиной.

Дорога вывела телегу на небольшую полянку, со всех сторон окруженную плотными зарослями молодых елочек. Темно-зеленые ветви смыкались, образуя сплошную колючую стену.

А на дороге стоял человек. С непокрытой головой, облаченный в темную, нелепого вида одежду, длинноносый и странно знакомый. Серебрились сединой кудри над высоким лбом.

— Вот я и нашел тебя, — сказал длинноносый. Услышав голос, Харальд понял, с кем свела его судьба. Мелькнула перед глазами поляна меж дубами и темный камень, готовый принять жертву…

Лошади встали. Дорога огласилась испуганным всхрапом.

Расхохотавшись, маг поднял руки, на его ладонях заплясало, забилось алое пламя, не обращая внимание на продолжающий лить дождь… Коротко всхлипнул за спиной Иерам. Маг повел ладони вперед, сорвавшийся с них огненный шар метнулся к телеге, вырастая в размерах.

Харальд среагировал мгновенно. Тело само дернулось вбок, раздраженно плеснула лужа, принимая человека в объятия. Он перекатился и вскочил на ноги, не обращая внимания на то, что холодная грязь течет по рукам и лицу.

Телега пылала, став исполинским костром. Рыжие языки рвались к небесам, жадно пожирая дерево и человеческую плоть. Судя по крикам, кто-то не успел выпрыгнуть. Берг длинными прыжками мчался к застывшему магу.

Теневой вскинул меч, но, не добежав до нелепой фигуры в темном балахоне несколько саженей, вдруг отлетел назад. Словно наскочил со всего размаха на упругую стену. Меча он не выпустил, но остался лежать неподвижно, оглушенный ударом.

Колдун расхохотался, и только тут Харальд разглядел, что земля вокруг него исчеркана какими-то рисунками, образующими сложную фигуру.

Маг пошевелил руками, и Харальду почудилось багровое сияние над седой головой.

Юноша вытащил из ножен меч, но это не придало уверенности. Страха он не испытывал, как и удивления. Разум работал спокойно, даже сердце стучало не чаще, чем обычно. Вот только способа одолеть носатого колдуна пока не виделось.

— Нелегко было тебя отыскать! — проговорил маг, сверля Харальда пылающим взглядом. — Мне пришлось потратить кучу денег. На соглядатаев, которые должны были стеречь западную дорогу, ожидая вашего появления. На пиво, чтобы пить с наемниками, которые могут знать, куда вы отправились.

На этот раз шар огня мчался прямо на Харальда, но юноша ловко отскочил, и за его спиной затрещали сырые ветви, столкнувшись с удивительным шаром.

По лицу носатого скользнула тень неудовольствия.

— А тот, который мне все рассказал, — он вновь повторил движения рук, и теперь Харальду показалось, что он на них словно что-то наматывает, — он долго сопротивлялся. Даже пьяный, он только проболтался, что знает, куда вы уехали и когда примерно вернетесь. Пришлось его помучить, и тогда он все сказал. Кажется, его звали Авимелех…

Застонал зашевелившийся Берг. И этот звук вернул Харальду способность чувствовать и двигаться. Нахлынула злость, но не та, что туманит сознание и заставляет опрометью бросаться на противника, а чистая и холодная, как вода горного ручья.

Усмехнувшись, Харальд двинулся прямо на колдуна, и тот, столкнувшись с юношей взглядом, вздрогнул.

Пламя вновь сорвалось с его ладоней, как прирученный охотничий сокол, и пылающий оранжевым и красным шар ринулся Харальду прямо в лицо, грозя сжечь, обратить дерзкого в пепел.

Но он не испугался, не отступил. Показалось, что, словно рожденная упорством, встала вокруг тела упругая стена, способная отразить любое нападение.

Пламя окружило его, жар стегнул по лицу, заставляя закрыть глаза…

И почти сразу стало прохладно, кожу овевал холодный ветер, и Харальд смог поднять веки.

— Как? — воскликнул носатый маг недоуменно, и на лице его отразился страх.

— Как? — возопил он повторно, когда сапоги Харальда с чавканьем впечатались в грязь внутри круга, в который немного ранее не смог войти Берг.

Больше маг ничего не успел сказать. Сверкающее лезвие полоснуло его по шее, обезглавленное тело рухнуло, нелепо раскинув руки, а голова откатилась в сторону и замерла, уставившись выпученными глазами в низкое серое небо.

И злость куда-то исчезла. Харальд видел, что враг повержен, что алая жидкость стекает по серебру лезвия, чувствовал, как капли дождя касаются лица и головы, слышал, как шумит ветер, но внутри не было ничего. Там царили пустота и безмолвие.

Словно не он только что убил мага.

— Отличный удар, — раздавшийся из-за спины хриплый голос Теневого звучал как-то неуверенно. — Только не пойму я, как ты прошел туда, внутрь? Меня словно тараном ударило, когда я попробовал. А ты — запросто…

— Не знаю, — ответил Харальд и повернулся.

Рыжебородый мечник выглядел помятым, охал и морщился, потирая грудь. Телега догорела, а от неё к наемникам шел, переваливаясь как утка, Иерам, а за ним с видом побитого пса тащился один из возчиков.

— Кто это был? — спросил купец. Губы его тряслись, а лицо было белым, как ноябрьский снег.

— Маг, — лаконично ответил Берг, искоса взглянув на Харальда. Тот молчал.

— Это я и так понял, — сморщился Иерам, и тут же лицо его приобрело ошеломленное выражение. — Так, значит, ты не поддаешься магии? Огонь не сжег тебя, я видел! — Черные глаза с испугом и вниманием уставились прямо в лицо Харальда. — Может, ты и сам маг?

— Нет. — Лицо юноши исказилось от внезапно нахлынувшей ненависти. Он сам испугался, не понимая, откуда взялось столь сильное чувство. — Я ненавижу магов и все, что с ними связано! И сегодня я совершил добрый поступок — убил одну из этих тварей, которые своим колдовством только пачкают землю!

— Тише, тише, — примирительно проговорил Берг, поднимая ладони, а Иерам спросил:

— Почему?

— Есть причины. — Харальд чувствовал, что успокаивается, что гаснет внутри, покрываясь коркой, вспыхнувшая было ярость. — Этот маг, как он сам похвастался, убил моего друга, а из-за тех, которые заколдовывали холм, погиб Гуннар. И с чего мне их любить?

— Понимаю, — кивнул Иерам. — Но боюсь, что до ближайшего селения нам придется идти пешком, да и денег у меня осталось немного.

— Сейчас обыщу этого, — Берг махнул рукой в сторону поверженного мага. — Может, у него чего есть.

Дождь припустил с новой силой, весело шлепая по грязи, пеплу и мертвым телам.

* * *

Полумрак пах ландышами, и только едва слышное дыхание нарушало тишину. Боком Харальд ощущал тепло женского тела, и, хотя высший миг любви только что прошел, это тепло вызывало у него желание. Вот только тело напоминало об усталости, поселившаяся в мышцах мягкая истома упрашивала об отдыхе.

Ара зашевелилась, провела рукой по его предплечью, а потом вдруг заговорила.

— Ты приехал другим, — сказала она, и в словах её крылось недоумение, — не таким, как уезжал, хотя внешне почти не изменился. А внутри — совсем другой, я чувствую. Раньше ты был мягкий, словно… словно котенок, а теперь внутри у тебя будто стальной стержень…

Харальд невольно улыбнулся, хотя мысли его были грустными. Путешественники прибыли в Бабиль два дня назад, из отправлявшихся в поход трех десятков вернулись лишь четверо.

— Гуннар погиб, Ара, — ответил он со вздохом. — И мне пришлось убивать. Может, это меня и изменило…

— Не знаю, — отозвалась девушка, и юноша почувствовал, как она прижалась лицом к его плечу. — Ты все ещё печалишься по нему?

— По Гуннару — конечно. Он же был мне вместо отца.

— А что твой отец? Ты мне про него не рассказывал. Он… погиб?

— Я не так много знаю о нем и не хочу говорить.

— Твое дело. — Было слышно, что Ара огорчена отказом. Она чуть отодвинулась, и бок Харальда тотчас начал мерзнуть. За стенами «Рыжего кота» царил ветреный день, и в щели окна лезли холодные лапы сквозняка.

— Но в этом путешествии есть и приятные стороны, — сказал юноша поспешно, стремясь загладить возникшее недоразумение. — Я хорошо заработал и теперь смогу выкупить тебя из «Зеленой розы»!

— Не стоит, — ответила Ара лениво.

— Почему? Неужели тебе там нравится?

— Нет, — девушка горько усмехнулась. — Там довольно противно. Но выкупишь ты меня — и что дальше? Треть города знает, кто я такая и чем занимаюсь. А своего дома где-нибудь вдали от Бабиля у тебя нет. Не повезешь же ты меня на север, за горы? И, кроме того, ты ведь наемник. И в любой момент тебя могут убить. Завтра, через месяц, через полгода. И что мне делать тогда? Возвращаться в «Розу»? Тогда уж лучше оттуда и не уходить…

Харальд резко сел. Он понимал, что все сказанное Арой — правда, но чувствовал обиду. Она ведь должна, должна была согласиться! Он хотел спасти её от рабства, надеясь на радость с её стороны, на благодарность…

А получил разумный, холодный отказ.

— Ладно, — сказал он, понимая, что поступает глупо, но не в силах переломить себя. — Не хочешь — как хочешь. Тогда у меня найдутся другие дела.

— И какие же? — спросила Ара. — Ты что, обиделся?

— Нет, — ответил он, вставая. — Но меня ждет долгое путешествие, и его лучше совершить до зимы.

— Нет, ты обиделся, — проговорила девушка чуть грустно. — Ладно, уезжай. Только возвращайся…

— Я постараюсь, — сказал Харальд серьезно. — Очень сильно постараюсь.

* * *

— Эй, приятель, не угостишь меня?

Берг поднял голову от кружки и понял, что вопрос относится к нему. На наемника уставился обтрепанного вида мужик с неопрятной сивой бородой и мутным взором заплывших глазок.

— Нет, — ответил Теневой. — Я угощаю только своих!

Он пил второй день, начав с того момента, как они с Харальдом вышли из дома Иерама. Обещания относительно денег всем наемникам прижимистый купец, конечно, не выполнил, но заплатил щедро.

— Ну одну кружечку? — не отставал сивобородый. Обычно подобных типов в «Спившегося демона» не пускали, но сейчас хозяин проморгал.

Не отвечая, Берг лениво поднялся, сделал шаг. Кулак его, метнувшийся вперед, оказался полной неожиданностью для попрошайки. Он не успел даже удивиться, получив удар в лоб и оказавшись на полу.

Теневой вернулся на место и отхлебнул из кружки. На доносящиеся из-под стола стоны и жалобы он не обращал внимания.

Берга одолевали мрачные мысли. Не помогало ничего — ни веселые и умелые девицы из разного рода заведений, ни пиво, ни изысканные кушанья из лучших трактиров города. И что самое противное — понять причину собственной мрачности наемник не мог. Она крылась где-то рядом, как щука под пленкой воды. Но поди поймай…

Хлопнула дверь, впуская гостя.

Берг лениво поднял голову и невольно улыбнулся, встретившись взглядом с зелеными, как молодая травка, глазами.

Вот только хозяин их был совсем не весел.

— Привет, — сказал он, усаживаясь.

— Привет, Харальд, — несколько оторопело отозвался Теневой. — Ты чего какой мрачный?

— Да так, — неопределенно ответил юноша. — Вот, собрался в дорогу.

— Куда? — Берг поднял руку, и к столу тотчас подскочил слуга.

— Что угодно?

— Принеси ещё пива да пожрать чего-нибудь… — Слуга исчез, и Теневой вернулся к разговору. — Так куда ты собрался?

— На север, к Торгриму фон Жахху. И тебя хочу позвать с собой.

— Что? — Берг на мгновение решил, что над ним шутят. Но лицо собеседника было серьезным, да и не водилось за ним привычки зубоскалить. — Меня?

— Да, — кивнул Харальд. — Вдвоем веселее, да и дорогу ты знаешь.

— Ну и ну. — Теневой поскреб голову, а затем уставился на собственную ладонь так, словно увидел её впервые в жизни. — И когда ты хочешь выезжать?

— Завтра, — ответил Харальд. — Дорога неблизкая, и до настоящих холодов хотелось бы успеть.

— Да, это понятно. — Берг кивнул, ощущая, как возвращаются воспоминания более чем десятилетней давности, когда он служил у некоего родовитого по имени Торгрим, не терпевшего над собой власти магов.

— Ну что, ты поедешь? Если боишься потратиться, то я тебе заплачу.

Появился слуга, бесшумно опустил на стол две кружки с белыми шапками пены.

— Хорошо, — кивнул Теневой, хватаясь за пиво, как утопающий за брошенную веревку. — Поедем. Но сначала выпьем!

По лицу Харальда пробежала тень недовольства, но он пересилил себя и потянулся к кружке.

* * *

Дорога шла полями. Поля были черные и голые, лишь на участках, засеянных озимыми, торчали колосья, вид которых вызывал жалость. С севера дул ледяной ветер, от него не спасали теплые плащи, и по телу вольготно разгуливал озноб.

В очередной раз обозрев пейзаж, скучный, словно старый забор, Берг поплотнее закутался в плащ и покосился на спутника. Харальд, казалось, дремал в седле. Голова его покачивалась в такт шагам лошади, а тело было расслабленно, как у отдыхающего кота.

Они ехали пять дней, держа путь строго на север, и погода становилась все хуже. Бабье лето в этом году условно отменили, и солнце, как будто обидевшись на людей, показывалось из-за серых слоистых туч очень редко.

Из-за поворота показались несколько груженых возов, и Берг приободрился. Где люди — там и жилье, и возможность переночевать в теплой комнате, поесть горячего.

На передках возов сидели хмурые мужики, взгляды, которые они бросали на вооруженных всадников, были далеко не дружелюбны. Груз был закрыт рогожами, и разглядеть, что везут, не удалось.

Возы, скрипя колесами, словно несмазанные двери, остались за спиной, а впереди обозначилась околица большого селения. Ветер донес запах дыма, а из-за голых ветвей выглянули соломенные крыши, темные от осенней сырости.

— Просыпайся, ужин проспишь, — сказал Берг, когда под ноги лошадям бросилось несколько собак. Приветственное гавканье не произвело на Харальда никакого впечатления, а вот реплику спутника он услышал и поднял голову.

— Какой ужин?

— А тот, что нам подадут вон в том заведении!

Постоялый двор в селении оказался велик, о двух этажах.

Навстречу гостям вышел мальчишка, принял поводья.

— Проследи, чтобы у них было вдоволь воды и сена, — сказал Берг, спрыгивая на землю. Грязь под сапогами глухо чмокнула. — И хорошо проследи…

Сверкнула монетка, паренек поймал её на лету и повел освобожденных от седоков коней в конюшню.

Берг направился к крыльцу, но остановился, заметив, что Харальд за ним не идет. Оказалось, что тот стоит и разглядывает вывеску, новенькую, сверкающую свежей краской.

Рисунок на ней был самый незамысловатый — кружка, наполненная каким-то подозрительно ярко-желтым пивом, над ней сосиска, похожая на толстого червяка, надпись «Гостеприимный пес».

— Ты чего? — спросил Теневой.

— Да вот пытаюсь понять, как заведение называется, — задумчиво ответил Харальд. — «Кружка и сосиска», что ли?

— Так там же написано!

— А я не умею читать, — пожал плечами Харальд. — А ты умеешь? Откуда?

— Я ж из купеческой семьи, — мрачно буркнул Берг. — И научен с детства. Пойдем, чего на ветру торчать…

Они вошли в общий зал, окунувшись в запахи чеснока, лука, кипящего масла, пива. Здесь было жарко и шумно, слышался смех, стук ложек и лихие выкрики. Около огромного камина, в котором ревело, пожирая поленья, алое пламя, примостился бродячий певец, одетый броско — в фиолетовое и зеленое. Он задумчиво перебирал струны, и тихий их говор пронизывал общий гомон, словно цветная вышивка — ткань.

Берг и Харальд заняли столик в углу.

В тот момент когда им принесли еду, входная дверь стукнула, впуская нового гостя. Теневой по давней привычке бросил к двери взгляд, проверяя, нет ли какой опасности, и невольно задержал глаза на вошедшем.

У входа стоял невысокий старик. Седая борода падала на грудь, нечесаные белые волосы опускались на плечи. Глаза бессмысленно смотрели в одну точку, говоря о том, что их обладатель слеп. Одежда выдавала нищего, сквозь многочисленные прорехи просвечивало исподнее. За спиной болталась странническая сума, сквозь серую ткань угадывались очертания чего-то похожего на большую книгу. Но посох в руке, как неожиданно осознал Берг, дед держал словно меч.

Перед ним явно был воин, когда-то сильный и умелый.

К посетителю двинулся один из вышибал. Намерения его были ясны — выпроводить нищеброда, выкинуть на холод и дождь, чтобы не мешал добрым людям.

— А ну, Эрик, стой! — прогремел неожиданно сильный голос. Принадлежал он, как выяснилось, огромному мужику с бычьей шеей и рыжими сальными волосами, который появился за стойкой.

— Да он же бродяга, хозяин! — обернулся вышибала, по сравнению со своим нанимателем выглядящий как мышь рядом с котом.

— Я сказал! — рявкнул хозяин так, что все на мгновение затихли. — Дайте ему место и принесите похлебки. Пусть поест…

— Кто это? — спросил Берг у слуги, который закончил расставлять на столе тарелки и кружки и собрался уходить.

— Кто? Где? — завертел тот головой.

— Вон тот старик, — указывая на нищего, которого как раз усаживали на скамеечку у стены, поинтересовался Теневой. Что-то знакомое чудилось ему в оборванном бродяге. Но что — понять не получалось.

— А, этот, — слуга пожал плечами. — Да безумец один, его ещё Слепым Странником называют. Он безобидный, хоть и не понимает ничего. Бродит, говорят, по всем землям, от гор до моря, у нас раза два в год появляется. Хозяин его привечает, а Эрик-то новый у нас, он Странника ещё не видел…

— А откуда он взялся?

— Вот уж не знаю, — вновь пожал плечами слуга. — Я тут десятый год служу, так он с того времени здесь появляется, а говорят, что и раньше был.

Берг кинул слуге мелкую монетку и проворчал:

— Ладно, иди.

Но только успел впиться зубами в горячее волокнистое мясо, пахнущее чесноком, как от камина донесся голос бродячего певца. Сильный и звонкий, он сразу приковывал внимание.

— Почтенная публика, — проговорил певец. — А не желаете ли вы потешиться песней?

— Еще как желаем! — крикнул кто-то, и его поддержали невообразимым гвалтом.

— Пой!..

— Рви струны!..

— Хотим! — орали со всех сторон, а кто-то, не разобравшись, гаркнул:

— И мне, и мне ещё пива!

— Хорошо. — Певец тронул струны, и звенящий аккорд принес за собой тишину. Смолкли все, даже скулящая за дверью собака.

— Спою я сегодня вам про дела недавние, про Владетеля Харальда, прозванного меж людьми Кровопийцей…

Берг краем глаза отметил, как дернулся Харальд. Нищий старик, о котором все забыли, услышав слова певца, приподнял голову от миски с похлебкой, на лице его обозначилось усилие, словно он пытался что-то вспомнить, но не мог.

Певец тем временем пропел зачин:

В земле полуночной, в суровых чащобах,

Во мраке безлунном, во тьме до рассвета

Отвратная магия тайно творилась,

И землю и небо терзали заклятья…

Строка за строкой лилось сказание о том, как из ничего воздвигся замок, как взвилось над ним белое, что лебединый пух, знамя, как воцарился в том замке Владетель, чьи глаза были подобны льду, а сердце лишено жалости.

Берг почувствовал, что слушает с интересом, и про себя отметил мастерство певца. А тот пел о жестоких войнах, которые вел Белый Владетель, о битвах, в которых он не щадил ни своих, ни чужих воинов:

Звон стоял мечей булатных, гибли люди там без счета.

Кровь текла, и жадно пили её губы земли черной…

От битв певец перешел к казням, посредством которых жестокий Владетель усмирял непокорных родовитых. Тут он не скупился на краски, и если верить песне, то Харальд за два неполных года правления истребил несколько тысяч владельцев замков — столько не наберется в самом крупном Владении.

Но слушатели простили сказителю преувеличение или просто его не заметили, увлеченные музыкой и напевным ритмом песни. А закончилась песня тем, что кровавый Владетель настолько пресытился злодействами, что покончил с собой, упав на меч.

Звякнув в последний раз, смолкли струны, и зал постоялого двора наполнили одобрительные крики и топот. Зрители были восхищены.

Певец встал и принялся раскланиваться, не забыв вытянуть вперед руку с беретом. В берет одна за другой полетели монеты, несколько из них в свете факелов сверкнули золотом.

— Вот оно как, — сказал кто-то рядом незнакомым голосом. Берг даже испугался. Лишь повернувшись, понял, что это Харальд.

Губы юноши шевелились, а лицо было совершенно белым и спокойным, словно выточенная из мела маска.

— Что ты говоришь? — спросил Теневой.

— Ничего, — ответил Харальд, поднимая глаза, похожие на пуговицы, вырезанные из малахита. Голос его скрывал напряжение, словно готовая лопнуть тетива. — Они ведь все врут, хотя прошло только пятнадцать лет… И что споют о моем отце через полвека?

Берг не нашелся что ответить.

* * *

Разбудили их рано. Слуга, предупрежденный о том, что поднять гостей следует с рассветом, успел один раз стукнуть в дверь, как Берг проснулся.

— Все, хватит, — проговорил он, зевая. — Уже встаем…

Некоторое время он полежал, вспоминая вчерашний вечер. Вставать не хотелось. Вылезать из-под теплого одеяла в промозглую прохладу комнаты — брр, что может быть хуже… Только если сразу на улицу — под дождь и ветер.

В большом зале было пустынно, гости ещё спали. Нищий старик лежал на лавке у стены рядом с камином. Ноги его были подогнуты, а руки мертвой хваткой вцепились в подложенный под щеку мешок.

— Смотри, как ухватился, — проговорил Харальд, показывая на деда. — Словно у него там сокровища…

Берг взглянул на оборванца и почувствовал, как сердце его застучало в два раза чаще. Внутри возникла пышущая холодом пустота, а горло мгновенно пересохло: сон словно стер с лица бродяги морщины, позволяя увидеть то, что ранее было сокрыто.

Спавший на лавке нищий был до ужаса, до дрожи в коленках похож на Харальда.

Как старший брат на младшего или скорее как отец на сына…

От этой мысли Теневому стало дурно, и тут старик поднял веки. Глаза его словно осветились изнутри пылающей голубизной. Берг невольно отвел взгляд.

— Ты что застыл? — достиг его ушей возглас Харальда.

— Иду, — отозвался он и заковылял к столу, за которым расположился так ничего и не заметивший юноша.

Берг боялся даже подумать о том, что может означать замеченное им сходство. Разум настойчиво намекал, что оно не более чем случайность, и Теневой решил ему поверить.

Когда Берг вновь посмотрел на нищего, тот спал, отвернувшись к стене.

— И куда же вы, почтенные, держите путь? — поинтересовался дюжий воин, восседающий на могучем жеребце, который косил на путешественников с затаенной яростью.

— В замок Жахх, к родовитому Торгриму, — ответил Берг.

* * *

Они столкнулись с дозором из десятка всадников на пустынной дороге, когда до замка Жахх, по всем расчетам, оставалось не более десяти верст. Лес тут подходил к самому тракту, по обе стороны от него сверкали алой листвой клены, размахивая последними листьями, словно окровавленными ладонями, за ними темнела темно-зеленая стена елей.

— Вот как? — Воин был явно удивлен, но быстро преодолел замешательство. — Тогда мы проводим вас до замка.

Повинуясь короткой команде, дозорные окружили путешественников. Воины родовитого Торгрима были в легких кольчугах, и блики гуляли на наконечниках длинных копий. Случись схватка — они одолели бы двоих путников очень быстро, но Харальд не боялся.

Он был уверен, что опасности нет, и лучшим тому подтверждением был суровый и насупленный вид Теневого. Харальд уже успел понять, что перед настоящей угрозой рыжебородый мечник делается весел и спокоен, а когда он выглядит как филин, поймавший за ночь только полудохлую от голода мышь, то все в порядке.

Замок вывернул из-за поворота весь сразу, целиком. Гордо возносились к бирюзовому небу башни из красного камня, построенные совсем недавно, реяло над ними знамя с родовым гербом — черной орлиной головой на белом поле

Не было над Торгримом фон Жаххом Владетеля, и для многих родовитых был он сюзереном, бросая своим существованием вызов магам.

Вода во рву колыхалась, отражая холодные лучи октябрьского солнца, шел от неё затхлый запах, как от всякой стоячей воды. Мост опустился с лязгом и грохотом. Чтобы пройти через него, путешественников заставили спешиться.

А когда под сапогами оказался камень замкового двора, то они предстали перед высоким воином, облаченным в доспехи, как для боя. Начищенная сталь сияла, недоверием блестели темные, точно обожженная глина, глаза.

— Кто такие? — спросил он.

— Неужто ты не узнаешь меня? — не давая командиру дозора ответить, сказал вдруг Берг. Ноздри его раздувались, а ухмылка сияла из рыжей бороды, словно драгоценное ожерелье.

Воин в доспехах склонил голову, вглядываясь в лицо говорящего, а затем вдруг жесткое лицо его обмякло, став каким-то живым и даже добрым.

— Теневой, ты? — спросил он.

— Я, — с довольным смешком отозвался Берг. — И как ты, Лот, меня не узнал? Что, последние мозги пропил?

У стоящих рядом солдат вытянулись лица. Похоже, они ожидали, что их командир немедленно прикажет зарубить наглеца, чей язык осмелился выговорить столь дерзкие слова.

Но все вышло по-иному.

— Ладно, — усмехнулся Лот, хлопнув Берга по плечу так, что тот едва устоял на ногах. — Кто чего пропил, мы разберемся позже. Ближе к вечеру. А сейчас ты мне скажи, чего тебе надо?

— Я уже сказал — к родовитому Торгриму, — пожал плечами Теневой.

— И зачем?

— А вот у этого молодого человека до него дело есть. — Харальд ощутил, как на нем скрестились несколько взглядов, полных любопытства. Чувство было неприятное. — И я думаю, что фон Жахх будет сильно удивлен, когда увидит его.

— Да ну? — хмыкнул Лот. — Ладно, пойдемте. Только мечи мне отдайте.

Расставаться с оружием не хотелось, но причин отказать Харальд не нашел и послушно снял ножны. Без привычной тяжести на бедре стало неловко.

Они направились к центральной башне замка, мощной, словно пень громадного тополя. Стены её лоснились, а бойницы казались недружелюбными глазами, глядящими на дерзких пришельцев.

Впереди шли Лот с Бергом, и Харальду был хорошо слышен их разговор.

— Так ты что, капитаном стал? — спросил Теневой.

— Да, как видишь. Уж три года.

— А чего ходишь в железе?

— Да мы же воюем почти постоянно, — пожал плечами Лот. — Для Владетелей наше существование хуже шипа в заднице, только Свенельд ничего. А с остальными почти каждый год бьемся. Вот я и привык.

Массивная дверь донжона, способная выдержать удар тарана, распахнулась перед ними бесшумно. Внутри было полутемно, пахло копченым мясом.

— Чем тут так воняет? — поинтересовался неделикатный Берг, зажимая нос.

— Что? — капитан спохватился, принюхиваясь. — Да у нас тут запасы на случай осады, вот и несет.

Пока поднимались по узкой лестнице, на которой можно в одиночку отбиваться от многих врагов, запах слабел, а к третьему этажу исчез совсем. Здесь Лот остановился.

— Подождите, — сказал он и скрылся за дверью, из-за которой слышались звуки лютни.

Ожидание оказалось недолгим. Капитан почти сразу вернулся и поманил гостей за собой.

В просторном зале было полутемно и прохладно. Окна здесь были узкие, удобные для обороны, а не для жилья. По стенам висели ковры со сценами охоты, а посредине зала располагался длинный стол, сколоченный из толстенных досок.

Из-за него навстречу вошедшим поднялся высокий и мощный мужчина в синем кафтане. Несмотря на заметные морщины, талия его была тонка, волосы почти полностью сохранили рыжий цвет, лишь кое-где поблескивали белые нити седины.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросил он резко, и тут взгляд его остановился на Харальде.

В светлых глазах появился ужас, и на миг Торгрим фон Жахх стал очень похож на Авимелеха в тот момент, когда Харальд увидел его на крыльце постоялого двора.

Хозяин замка моргнул, затем ещё раз.

— С вами все в порядке? — послышался голос Лота. Он, судя по всему, был сильно обеспокоен поведением хозяина.

— Да, — сказал наконец Торгрим. — Да, клянусь всеми демонами! Но оставь нас…

— Хорошо, — кивнул Лот и удалился.

— Садитесь. — Родовитый, похоже, овладел собой, и на лице его появилась вежливая улыбка. Но Харальду она показалась какой-то ненастоящей, нарисованной поверх судорожно сжатых челюстей.

Они сели.

— Кого ты привез ко мне, Берг? — спросил хозяин замка, стараясь смотреть исключительно в лицо Теневому.

— Он зовет себя Харальдом, — отозвался рыжебородый наемник. — И родом из-за Северных гор. И это не я привез его, а он попросил сопровождать его сюда.

— Вот как, — задумчиво проговорил Торгрим и, словно набравшись смелости, посмотрел прямо на Харальда.

— Ты его сын?

Вопрос был словно удар копья.

— Да, — ответил Харальд, подставляя под удар копья прочный щит.

Фон Жахх отвел взгляд.

— Но он никогда не говорил о том, что у него есть сын, — сказал он, нервно теребя ворот. — И я не думал, что у магов могут быть дети. Чего ты хочешь?

— Правды!

— Какой правды? — Родовитый нахмурился, лоб его изрезали складки морщин, лицо стало совсем старым. — О чем?

— Вы были с ним почти до самой… до самого конца, — запинаясь, проговорил Харальд. — И мне хотелось бы услышать от вас как можно больше о нем!

— Я понимаю. — Торгрим как-то странно усмехнулся, и в усмешке этой не было превосходства, а скорее печаль. — Хорошо, приходи вечером, сразу после заката, и мы побеседуем. А вообще, будьте моими гостями!

* * *

Поселили их в том же донжоне.

Окна в гостевой комнате были чуть побольше и забраны частой решеткой, а судя по пыли, скопившейся в углах, и затхлой сырости, никто давно не навещал родовитого фон Жахха.

Руководил размещением гостей Лот, по его приказу принесли обед — окорок и ковригу хлеба.

— Еда у нас простая, — сказал он, разводя руками. — Солдатская. Разносолов не водится,..

Пока обедали, на замок опустились серые октябрьские сумерки. В дверь постучали, подобострастный голос произнес:

— Родовитый Торгрим приглашает к себе родовитого Харальда.

— Это меня? — изумился юноша, оглянувшись на Берга.

— Кого же еще? — хмыкнул Теневой, сам удивленный не менее.

Отбросив мысль, что где-нибудь под кроватью может скрываться тезка, Харальд выбрался в коридор, был встречен поклоном и препровожден в знакомый уже зал.

Здесь горели свечи и плыл запах незнакомого растения.

— Вот, кашель замучил, — пояснил хозяин, жестом приглашая гостя сесть. — А лекарь велел багульник пить. Каждую осень так.

Харальд сел, осторожно покосившись на расставленные на столе кубки.

— Пиво пьешь? — поинтересовался фон Жахх. — Нет? Что ты хочешь знать?

— Прежде всего, почему слуга назвал меня родовитым? — Юноша был очень серьезен

— А. — Торгрим понимающе кивнул. — Твой отец был из рода фон Триз, который ещё древнее моего, а ты, как сын родовитого, пусть даже рожденный вне брака, тоже являешься таковым. Ясно?

— Ясно. — Известие о принадлежности к высшему сословию не доставило Харальду радости, даже не столько удивило его, сколько напугало.

— Расскажите мне все, — попросил он. — Вы ведь были с… отцом несколько лет? Расскажите с самого начала. Какой он был?

— Хорошо. — Хозяин замка ухватил кубок и одним залпом осушил половину. Серебро звякнуло о столешницу, и фон Жахх начал рассказ:

— Он появился у стен этого замка весенним еечером. А замок наш тогда был совсем не тот, что сейчас…

Он говорил и говорил, а Харальд слушал, боясь пошевелиться, и перед ним одна за другой разворачивались картины битв, походов и прочего, из чего состоит жизнь Владетеля. Харальд Кровопийца, Белый Владетель, был, как следовало из рассказа, исключительно умелым полководцем и сильным магом, но крайне жестоким и бессердечным человеком.

Поведав о заключении мира со Свенельдом, Торгрим умолк.

— А что было дальше? — последовал нетерпеливый вопрос.

— Да ничего интересного, — пожал плечами фон Жахх. — На полгода он уехал куда-то, оставив на меня управление Владением. Затем вернулся. И вскоре отпустил меня со службы. Я уехал сюда. А когда вернулся дней через двадцать, то замок его лежал в руинах. Прислугу, как я узнал, он тоже отпустил, и что с ним на самом деле случилось — не знает никто.

Харальд помрачнел.

— Может быть, он остался жив?

— Очень маловероятно, — покачал головой Тор-грим. — Магия ещё никого до добра не доводила. Он либо с ума сошел и в заклинаниях чего перепутал, тогда его запросто на клочки могло разорвать. Или же враги до него добрались, наслали разрушительное заклинание или существо какое, которое замок по камешкам и разнесло.

— А посмотреть на него можно?

— На кого? — не сразу понял вопрос фон Жахх. — На замок? Почему нет? Только сейчас туда трудно добраться — грязь, болота. Дорогу-то давно трясина поглотила. А так — пожалуйста, сто пятьдесят верст на север, и ты там.

— Я понял.

Харальд чувствовал себя странно. Приоткрылась перед ним завеса давних событий, славных и страшных и вроде не имеющих к нему особенного отношения. Но за этой картиной чудился второй смысл, содержащий в себе какое-то важное знание.

— Спасибо, — сказал Харальд и неожиданно для себя схватил кубок, так и простоявший на столе все это время. Горьковатый напиток прополоскал горло и освежил его, а на душе как-то сразу потеплело.

Глава 5 КРОВЬ НА СНЕГУ

Снег шуршал под лыжами, вызывая воспоминания о детстве, о жизни среди нид, о зимней охоте.

Несколько человек, стоящих у ворот замка, во все глаза смотрели на Харальда. Они не могли понять, как можно не проваливаться в сугробы, передвигаясь по ним на двух изогнутых досках, обтянутых шкурами.

Харальд помахал зрителям рукой и двинулся прочь от замка, в лес. В нос шибал острый аромат хвои, над головой было блеклое зимнее небо, мороз слегка пощипывал лицо. Что ещё нужно для счастья?

Лыжи он сделал сам. В одиночку нашел нужную древесину, парил её над очагом и пропитывал жиром, придавая доскам изгиб. Торгрим, у которого они гостили почти два месяца, как-то поинтересовался, чем занимается Харальд, но, получив ответ, что готовится к походу на север, спрашивать перестал.

Не поверил, скорее всего. Здесь, южнее гор, как с удивлением понял Харальд, о хождении на лыжах никто никогда не слышал.

Пришлось все делать самому.

Подумав, что его скоро хватятся, Харальд примерно через версту повернул назад. По собственному следу дошел до края вырубки, окружающей замок, и выбрался на открытое пространство.

У ворот было уже полтора десятка человек. Завидев Харальда, они разразились восхищенными воплями и замахали руками. Он же быстро добрался до накатанной дороги и снял лыжи.

А когда поднялся, держа их в руке, то невольно оробел. Среди толпы, рядом с рыжей бородой Берга и тщательно выбритым лицом Лота обнаружились внимательные светлые глаза Торгрима фон Жахха.

— Да, — сказал родовитый, с интересом разглядывая лыжника. — И долго ты так можешь бегать по лесу?

— Дня три — точно, — ответил Харальд, недоумевая — чего хочет гостеприимный хозяин? До сих пор он кормил и поил их, не требовал ничего. Неужели только в память о Белом Владетеле?

— И по льду сможешь? — спросил кто-то из толпы с явным восхищением.

— Если он не совсем тонкий.

— Что же, хорошо. — Фон Жахх повернулся и исчез, а навстречу Харальду выбрался Берг. От него несло пивом и чесноком. С помощью пива и чеснока Теневой боролся с холодом, а на сопутствующий аромат не обращал внимания.

— Это ты здорово придумал, — сказал он, довольно оскалившись. — Молодец. Но пойдем, пора за меч браться…

Пользуясь вынужденным бездельем, Берг вновь принялся учить Харальда владению мечом, просто так, для удовольствия. На вопрос о деньгах, который юноша однажды осмелился задать, рыжебородый наемник раздулся от ярости, словно огромная жаба. С тех пор Харальд более не трогал эту тему.

— Пойдем, — ответил он со вздохом, поднимая лыжи.

Собравшиеся стражники потихоньку расходились, но кое-кто ещё косился на две странные изогнутые доски, что нес зеленоглазый юноша.

* * *

Клинки звенели всякий раз, когда сталкивались, и морозный воздух раздраженно шипел. Несмотря на мороз, Харальду было жарко. Струйки пота текли по груди, спине, а толчки сердца отдавались в руках и ногах.

Берг ловко ушел от его удара, затем на мгновение исчез, и тут же Харальд ощутил, как меч выворачивается из пальцев. В отчаянии он попытался удержать его, ухватиться крепче. Но тщетно.

Меч отлетел в сторону и воткнулся в снег, а Харальд почувствовал у горла холодную сталь. Теневой довольно сопел ему в ухо.

— Вот и все, — послышался его довольный голос. — Ты убит!

Они занимались вне замковых стен, утоптав небольшую площадку на самом краю замерзшего рва.

Наставник отодвинулся, убрал меч от горла ученика, и Харальд с облегчением вздохнул. Дыхание было горячим, а мускулы ныли, прося об отдыхе.

— Ты все-таки хочешь идти туда? — спросил Берг, когда Харальд извлек свой меч из сугроба и принялся протирать лезвие. В голосе наставника слышалось сомнение.

— Конечно, — твердо отозвался юноша. — Я должен туда сходить!

— Вряд ли ты узнаешь там что-то новое, — с какой-то неохотой проговорил Теневой. — Ведь Торгрим рассказал тебе все. Насколько я знаю его, он ничего не станет скрывать. К тому же про столь давние времена.

— Нет, я должен идти. — Харальд вложил меч в ножны и повернулся к наставнику. — Ты не понимаешь! Это мне необходимо. Я ведь сюда, на юг, отправился только за тем, чтобы найти его! И вдруг узнаю, что он, оказывается, исчез! То ли погиб, то ли нет! И я не отступлю, пока не узнаю все!

Он говорил все более горячо, а под конец фразы просто кричал.

— Спокойнее, — сказал Берг медленно. — Мне трудно понять тебя, но я почему-то не хочу, чтобы ты туда ходил. Чуется мне, что опасно это.

— Чем? Людей там нет, духи от меня шарахаются — ты сам видел, зверей я не боюсь. Отобьюсь и от волков и от рыси — не впервой. Нет тут никакой опасности и быть не может!

— Пойдем в тепло, — проговорил Теневой, глядя ученику прямо в глаза, пристально и серьезно. — А то простудишься и тогда точно никуда не двинешься.

Харальд смутился и опустил взгляд. Вдруг стало стыдно за собственную вспышку, за то, что обнажил сокровенные мысли, пусть даже перед другом.

Он оделся и зашагал вслед за наставником. На душе было пасмурно, словно осенним вечером, и почему-то не хотелось никого видеть. Забиться куда-нибудь в чащобу на неделю, на две…

«Все, надоело мне это бездействие. Хватит сидеть в замке, — подумал Харальд, буравя взглядом спину Берга. — Снегу уже достаточно, так что выхожу завтра!»

* * *

К Серебряной реке Харальд выбрался быстро. Едва успел разогреться, как лес оборвался и впереди появилось русло, затянутое белой паутиной льда. Здесь, в верховьях, река нисколько не походила на могучий поток, на берегу которого стоит Бабиль. Обычная речушка с обрывистыми берегами, заросшими густым лесом.

Идти по ней было в удовольствие. Мешок с припасами слегка оттягивал плечи, лыжи легко скользили по упругому, ещё не изъеденному оттепелями льду, морозный ветер бил в лицо, выжимая слезы.

Когда Харальд спросил у Торгрима про дорогу, тот странно усмехнулся и сказал после некоторого раздумья:

— Иди по реке. Так ты легче всего доберешься до места.

— А я не проскочу мимо развалин? — поинтересовался Харальд.

— Нет, — ответил фон Жахх. — То место, где стоял замок твоего отца, ты точно не пропустишь, будь спокоен.

И Харальд шел на север, преодолевая версту за верстой.

Когда стемнело, река стала несколько уже. Звезды сияли в фиолетовом небе голубыми и белыми огоньками, мороз крепчал. Но Харальд не останавливался, не замечая ничего необычного на берегах.

Вдруг из-за поворота реки выскочил совершенно свободный от снега круглый холм. Юноша невольно загляделся и едва не упал, когда лыжи наехали на небольшую кочку.

Харальд увидел остатки рва — старый, заплывший шрам на теле земли. А в пространстве, ограниченном этим шрамом, беспорядочной грудой высились камни — обломки, стен и башен.

На мгновение Харальду показалось, что над развалинами поднимается призрачно-белое сияние, но, протерев глаза, он ничего не увидел и решил, что ему примерещилось.

Подробный осмотр руин отложил на утро.

На ночевку расположился на самом краю свободного от снега пространства, на берегу реки. Здесь было так же холодно, как и в лесу, и юноша не мог понять, почему на холме не лежит снег.

Костер жадно трещал, пожирая ветви, и облизывал алыми языками толстую лесину. Знал пламенный зверь, что грызть ему ствол до самого рассвета, и не спешил.

Харальд неторопливо поужинал и улегся спать. Его сильно беспокоило ощущение настороженного взгляда, идущего от самих развалин, и несколько раз юноша вскидывался, всматриваясь во мрак на вершине холма. Но там все было тихо, без движения, и он вновь ложился. Наконец пришел темный сон без сновидений.

* * *

Проснулся он от холода. Над землей змеился яркий морозный рассвет, костер почти прогорел, только угольки слабо потрескивали, доживая последние мгновения.

Харальд встал, подбросил сушняк, ощущая затылком все тот же напряженный взгляд. Одеревеневшее за время сна тело слушалось с неохотой, а руки и ноги сгибались с некоторым трудом.

Но когда солнце целиком вылезло из-за горизонта и повисло в лазури громадным желтым негреющим шаром, путешественник был уже бодр и готов к действию.

Харальд повернулся к развалинам лицом, чего избегал со вчерашнего вечера, и незримый взгляд словно спрятался. Усмехнувшись собственным страхам (ведь некому тут смотреть, некому!), юноша двинулся туда, где полтора десятилетия назад стоял замок Белого Владетеля.

И тут же замер, словно пораженный молнией.

В расположении каменных обломков ему почудился странный порядок. Словно кто-то, забавляясь, сложил из развалин некую сложную фигуру.

На мгновение вновь примерещилось снежно-белое сверкание там, где острыми зубами возносились к небу руины донжона, и тут же Харальд с ужасом ощутил, как его просто захлестывает ненависть. Что-то внутри него ненавидело это место, сильно и бескомпромиссно. Так относятся к смертельному врагу, к погибели которого стремятся всеми силами.

Ненависть затапливала изнутри, словно обжигающе горячая жидкость, тошнота подступила к горлу. Харальд судорожно вцепился в рукоять меча, который непонятно зачем взял с собою — прикосновение к холодному металлу принесло облегчение.

Он вытащил оружие из ножен и поднял перед собой. Из блистающей поверхности на него глянул незнакомец с горящими зеленым огнем глазами и совершенно белым, как пух лебедя, лицом.

Отражение поплыло, лицо вдруг изменилось, стало суровее, старше. Лоб избороздили морщины, а глаза превратились в синие васильки. Харальд ошалело заморгал, пытаясь отвести взгляд от морока.

Наваждение сгинуло, словно его и не было. Харальд смотрел на свое отражение, самое обычное, которое не раз видел на поверхности воды. С трудом отвел меч от лица и только тут почувствовал, как пот заливает глаза.

Солнце поднялось, а на небе, пустынном поутру, появились белые полосы облаков, похожие на дым от исполинских костров, зажженных где-то за горизонтом. Значит, юноша простоял, скованный неведомой силой, не один час.

Ненависть никуда не исчезла, она свернулась в клубок где-то в глубине души, и Харальд понял, что именно вызвало её. Руины замка были источником магии, он ощутил это очень четко, хотя не очень понятно как.

Можно было только догадываться, какой мощи заклинания были вложены в это строение, если через полтора десятка лет они ещё живы и действуют даже на того, кто не имеет способностей к колдовству.

Харальд вложил меч в ножны и, ежась на холодном ветру, полез осматривать развалины. Почудившийся ему в первый момент порядок он более не мог уловить, перед ним были только хаотично наваленные камни. Обследовал он их без всякого плана.

Осмотрел центральную башню, точнее то, что от неё осталось. Меж каменных зубцов высотой в сажень и толщиной в пару аршин было почему-то особенно холодно, и юноша поспешно покинул это место.

Полазил ещё немного, нашел следы раскопок. Кто-то побывал здесь, хотя и давно, пытался докопаться до уцелевших подвалов замка. Но по неведомым причинам бросил работу на полпути.

Уходили отсюда в спешке. Харальд обнаружил брошенную кирку и несколько наконечников от стрел. Похоже было, что здесь кто-то в кого-то стрелял. Заинтересовавшись, юноша заглянул за осколок наружной стены, почти полностью сохранившийся, и рука его невольно дернулась к мечу.

У самой стены, привалившись к ней плечом, сидел человек. Лицо его искажала жуткая ухмылка, а вместо глаз чернели провалы. В правой руке незнакомца был зажат меч, длинный, с изогнутым лезвием.

Мертвец странным образом сохранился. Даже выражение лица сохранилось — маска дикого, невыносимого ужаса. Судя по отсутствию повреждений на теле, от ужаса человек и умер.

Пожав плечами, Харальд вернулся туда, где оставил лыжи. Его упорно преследовало видение мертвеца, навек обреченного смотреть на мир черными дырами. Страшная смерть и жуткое посмертие. В глубине души юноши возникла уверенность, что человек у стены в некоторой степени жив, способен чувствовать и осознавать себя. От подобных мыслей озноб побежал по позвоночнику.

Надев лыжи, Харальд спустился на лед реки. И тут же ощутил внимательный, настороженный взгляд, который так беспокоил его вечером. В нем не было угрозы, только интерес, точно у дикого животного, впервые увидевшего человека…

Словно почувствовав этот взгляд, внутри зашевелилась ненависть, и в этот момент Харальд понял, что ненависть не совсем его, что отчасти она — ЧУЖАЯ, словно наведенная извне.

И под её влиянием он прошептал:

— Да, я понял. Тут все сгубила магия. Здешняя ли, чужая — я не знаю, но я отомщу. Клянусь своей жизнью…

От развалин донесся грохот. Рухнул казавшийся прочным обломок стены донжона. В воздух поднялось облако каменной пыли.

Волной накатил озноб.

Харальд поспешно отвернулся от страшного холма и побежал на юг.

Взгляд в спину преследовал его не одну версту.

* * *

Кружка в руках Харальда слегка подрагивала, отчего жидкость в ней колыхалась, по мутной поверхности бегали крошечные волны.

— Что это? — спросил он, подозрительно глядя на Берга.

— Лекарство, — сурово ответил тот, исподтишка разглядывая ученика. Поход на север измучил его. Два дня назад юноша вышел к воротам замка Жахх, едва переставляя ноги.

Два дня он провалялся в бреду, бормотал странные слова, порывался вскочить и куда-то бежать, выкрикивал какие-то имена, а затем падал на постель и лежал с остановившимся взором.

Очнулся он сегодня утром, слабый, как новорожденный котенок.

— Лекарство это, — сурово наморщив лоб, повторил Теневой. — Так что пей! Тебе лучше станет!

— Да? — Харальд ещё раз покосился на наставника, подозревая, что питье — очередная шутка, и опорожнил кружку.

Лицо его побагровело, затем сделалось синим, он сипло закашлялся.

— Что это? — опять спросил Харальд, глядя на Берга круглыми и большими, словно тарелки, глазами.

— Травы на спирту, — ответил Берг, стараясь выглядеть невинно. — Или, по ученому говоря, настойка на самогоне! Сильная штука, до костей продирает! Я как выпил однажды, так час потом моргнуть не мог — так меня расперло!

Харальд попытался прокашляться, затем припал к кувшину с водой. Кадык на его шее задергался. Лицо юноши постепенно приобретало нормальный цвет.

— Да, — сказал он, оторвавшись от питья. — Хорошая вещь.

Язык его слегка заплетался. Еще бы — принять на голодный желудок полную кружку самогона!

— Ты отдыхай пока, — проговорил Берг, поднимаясь. — Попозже тебе принесут поесть, а вечером нас ждет к себе Торгрим.

* * *

Родовитый фон Жахх был в хорошем настроении. Это Берг заметил ещё от двери. На лице хозяина замка играла веселая улыбка, морщины, казалось, немного разгладились.

— Рад приветствовать вас, — сказал он, кивнув. — Садитесь.

Теневой услышал, как вздохнул с облегчением Харальд. Он был ещё слаб, и путь до покоев Торгрима оказался для него нелегким.

В комнате было жарко натоплено, однако чувствовалась идущая от окон промозглая сырость. Второй день бушевала метель, пришедшая с севера вместе с Харальдом. Задержись он ненадолго — непогода застала бы его в пути.

Из-за стен доносился рев ветра, упорно пытающегося повалить донжон, словно дерево.

Отвлекшись, Берг пропустил начало разговора. Когда он вынырнул из размышлений о погоде, Харальд уже отвечал фон Жахху:

— Благодарю, я чувствую себя лучше.

— Очень хорошо. — Родовитый благосклонно кивнул. — Тогда не расскажешь ли, как прошло твое путешествие?

Берг подобрался. Ему тоже было интересно, что видел юноша.

— Мне не о чем рассказывать.

Теневой скорее почувствовал, чем увидел, как напрягся юноша. Лицо его стало суровым и словно бы постарело сразу на десяток лет.

— Я видел только развалины, — проговорил он напряженно. — И следы раскопа: кто-то пытался добраться до подвалов. И ещё там был труп.

— Свежий? — вскинул брови Торгрим. А Берг вдруг понял: «Харальд видел что-то еще, о чем не хочет говорить».

— Нет, старый, — пожал плечами Харальд. — Но очень хорошо сохранившийся. А ещё — на вершине холма, где стоит… стоял замок, не лежит снег. Совсем.

— Не может быть! — вслух усомнился Теневой.

— Может, — кивнул фон Жахх. — Об этом мне рассказывали. И это все, что ты видел, Харальд?

— Да, — твердо отозвался тот. — Все.

— И тебя ничего не напугало? — Вопрос был задан вкрадчивым тоном, и Берг подумал, что родовитый знает о развалинах много больше, чем говорит.

— Напугало, — спокойно ответил Харальд. — Но не то, что я видел, а то, что почувствовал.

Торгрим, казалось, был ошеломлен таким ответом. На лице его появилось удивленное выражение, словно у собаки, над которой издеваются, выдергивая у неё из-под носа кость.

— Вот как, — проговорил он ошарашенно и задал не тот вопрос, который хотел: — И что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю. — На лице Харальда появилась растерянность.

— До сих пор я помогал тебе. — Фон Жахх встал из-за стола и принялся ходить, заложив руки за спину. — В память о твоем отце, который много для меня сделал. Я поселил вас в замке, кормил и содержал. Но я не могу это делать вечно. Но и прогонять мне вас тоже не хочется. Вы оба опытные воины, могли бы мне пригодиться.

— Служба? — спросил Теневой, стараясь, чтобы отвращение не слишком сильно звучало в голосе. — Ты хочешь взять меня на службу, несмотря на то чем она закончилась в прошлый раз?

— Я не повторяю ошибок! — В голосе Торгрима лязгнул металл, он резко развернулся, и на опешившего Теневого глянул воин и полководец, который полтора десятилетия воюет с несколькими Владетелями. — На этот раз я возьму тебя помощником к Лоту — натаскивать молодняк! Это ты умеешь, я знаю. Я видел, как вы занимались.

— А я? — спросил с какой-то детской обидой Харальд.

— Пока тебе придется послужить рядовым воином, — сурово ответил фон Жахх. — А там посмотрим. Есть у меня в отношении тебя планы. Согласны?

— Да, — усмехнулся Теневой, хотя радости совсем не чувствовал. — До весны протянем, а там посмотрим.

Харальд промолчал.

* * *

Взревели трубы, возвещая начало праздника Середины Зимы, и на черном словно ночь жеребце из ворот замка выехал родовитый Торгрим. Орлиная голова на щите хищно разевала клюв — Бергу вдруг послышался свирепый клекот. Свита хозяина замка была в черно-белых цветах сюзерена, но на щите каждый нес собственный герб, от смешения красок рябило в глазах.

Спутники хозяина праздника замерли словно по команде на краю очерченного для состязаний поля, а фон Жахх выехал вперед и бросил на утоптанный снег латную перчатку. Собравшаяся толпа разразилась приветственными криками.

На праздник прибыли вассалы с дружинами, а поглазеть на зрелище сошлись жители близлежащих деревень. Задымили костры, поплыли запахи вареной требухи и каши — пищи простонародья, а у охраны замка прибавилось дел. Вдруг какой лиходей вздумает, пользуясь многолюдством, убить хозяина замка?

Так что Берг смотрел на происходящее на поле одним глазом, а другим обозревал толпу, выискивая признаки опасности. От участия в состязаниях он отказался, буркнув: «Пускай мальчишки тешатся!» — И сам напросился в караул, резонно рассудив, что охотников в этот день найдется немного.

Вновь взревели трубы, за спиной Берга ударили в снег конские копыта. Потом раздался лязг железа. Теневой невольно поморщился, но даже не обернулся. Состязания родовитых, которые, обрядившись в железо, пытаются свалить друг друга с коня длинными копьями, не для него.

Раз за разом сшибались воины — проигравший летел с седла, победитель под крики зрителей объезжал поле боя, демонстрируя всем герб на щите, а Берг все разглядывал простой народ, отпихивая тех, кто норовил пролезть к полю для ристаний.

Объявили победителя. По рядам прошло волнение, и Теневой понял, что сейчас начнется состязание для всех, кто умеет держать меч. Он знал, что в этом состязании собирался участвовать Харальд, и, не сдержавшись, оглянулся.

Герольды размечали площадку для боя, натягивая на колышки алую ленту, а рядом толпились состязающиеся. Харальда среди них не обнаружилось. Берг удивленно поднял брови. Что могло помешать?

Именно удивление и не позволило ему заметить подошедшего. Когда его тронули за плечо, Теневой обернулся, схватившись за меч. Встретившись со знакомым зеленым взглядом, он ограничился витиеватым ругательством.

Харальд, из-за спины которого высовывался кончик лука, рассмеялся.

— Ты чего не на поле? — спросил Берг.

— Я лучше из лука постреляю, — махнул рукой юноша. — А то этим турнирным мечом только все руки отобьют, как потом целиться? Да и там один парень есть, здоровый такой, черный, на медведя похож. Я видел вчера, как он мечом работает — почти как ты. Так что у меня шансов нет.

— Ну как знаешь, — усмехнулся Теневой. — Тогда принеси мне пива, а то чего-то я замерз стоять.

— Странный способ греться, — начал было Харальд, но смолк под грозным взглядом наставника. Словно юла, он ввинтился в толпу и вскоре вернулся, неся небольшой кувшин, из которого шел приятный аромат хмельного напитка.

Выпив, Теневой приступил к несению службы с новым рвением, а Харальд встал рядом, вместе с толпой ахая, охая и восхищаясь.

— Вот это удар!… О, здорово… Ну кто же так делает?.. А теперь уходи, в сторону, в сторону… Ну как же так!…

Победил, как и следовало ожидать, медведеобразный здоровяк. Под восхищенный рев он гордо удалился. Начались состязания в броске копья.

— Не хочешь? — поинтересовался Берг, зевнув. — Ты ж вроде это оружие за последний месяц освоил?

— Нет. — Харальд покраснел, словно девчонка на первом свидании. — Плохо я копьем владею, куда мне…

Так и простоял, красный, словно вареный рак, пока не объявили выход лучников.

— Пойду, — сказал он решительно, поправляя лук.

— Покажи им всем! — Берг напутственно похлопал ученика по плечу.

Желающих пострелять набралось предостаточно, и Берг время от времени оглядывался через плечо, пытаясь рассмотреть, как там идут дела. Кучка претендентов на победу все уменьшалась, но неизменно среди них мелькала светлая голова Харальда. Юноша снял шапку, и волосы его на солнце сверкали серебром.

Обычную круглую мишень сменили тонким прутом, и тут в задних рядах зрителей началось какое-то движение. Берг нахмурился, пытаясь понять, что происходит, но в этот момент раздались испуганные крики, и скопище людей подалось вперед, заставив Теневого отступить. Правее толпа даже прорвала ряд охраны, так что Берг с десятком стражи оказались отрезаны от места, где находился Торгрим и его гости.

— Лошади на коновязи взбесились, лошади! — орал кто-то, и ему вторил женский визг. Через головы было видно, как что-то большое и темное мечется позади людей.

Берг бросил взгляд в сторону фон Жахха и обомлел. Недалеко от него на краю поля для состязаний стоял невысокий коренастый человек, деловито поднимая арбалет. Он ловко воспользовался тем, что внимание хозяина замка и тех, кто рядом, отвлеклось на беспорядок.

Берг ощутил, как его обдало морозом, а приятное тепло от выпитого пива мгновенно улетучилось.

Понимая, что не сможет пробиться сквозь толпу, Теневой завертел головой.

— Харальд! — заорал он, увидев ученика, который растерянно застыл с наложенной на тетиву стрелой.

Ответом был недоуменный взгляд.

Берг яростно махнул рукой в сторону арбалетчика и завопил, стараясь перекричать всех:

— Стреляй!

Харальд дернулся, глянул в указанном направлении, а далее его движения стали столь быстрыми, что даже Бергу не удалось за всем уследить.

Рывок, и юноша застыл, отставив ногу и натянув лук.

Тренькнула тетива, и на место сорвавшейся с неё стрелы легла другая.

Щелчок, и она тоже в полете.

Это был великолепный выстрел.

Арбалетчик не успел. В горле у него одна за другой оказались две стрелы, и он тяжело рухнул на снег, заливая его кровью.

Теневой облегченно вздохнул.

Паника оставила толпу разом. Она замерла, точно единое живое существо, и перестала орать. Сотни пар глаз обратились туда, где только что человек убил человека.

И Торгрим бросил на Харальда взгляд, полный чего угодно, но не благодарности.

Но тут завизжала какая-то баба, смятение воцарилось с новой силой. Со всех сторон к хозяину бежали стражники, нещадно расталкивая людей, колотя их рукоятками мечей.

И только Харальд был спокоен среди воцарившегося хаоса.

Он стоял и смотрел, не переставая удивляться: я стрелял? Это я стрелял? Зачем?

Торгрим на коне появился рядом неожиданно. Слух и чутье подвели Харальда, и он не услышал приближения родовитого. Просто знакомый голос сказал откуда-то сверху:

— Отличный выстрел, парень.

Харальд поднял глаза и столкнулся взглядом с фон Жаххом. Тот не выглядел благодарным, но не было на его лице и испуга. Только сдержанное удовольствие, точно у охотника, наткнувшегося на свежий след зверя.

— Зайди ко мне вечером, после заката, — приказал родовитый и легонько толкнул лошадь пятками.

Развернувшись, всадник удалился. Происходило это в полной тишине, словно у Харальда заложило уши. Пробку безмолвия выбил только дикий рев Берга.

— Молодец! — Наставник хлопнул Харальда по плечу, но юноша даже не покачнулся. — Что он тебе сказал?

— К себе позвал. Только не знаю зачем.

— Ну, награду дать. — Голубые глаза Теневого красноречиво говорили о том, что он сам не верит своим словам. — Ну, или… Не знаю!

— И я не знаю, — покачал головой Харальд.

* * *

— Есть у меня для тебя поручение. — Лицо родовитого фон Жахха было спокойным, но большие и сильные ладони воина нервно сжимали рукоять висящего на поясе кинжала. — Но оно такое, что не каждый за него возьмется…

Харальд промолчал. Наградой тут и не пахло.

— Ты видел, как меня сегодня попытались убить. — На лице Торгрима появилась и тут же пропала легкая тень неуверенности. — И даже помог спастись.

«Ничего себе помог! — подумал Харальд. — Если бы не я, ты бы со стрелой в голове лежал! Вот уж точно — благодарность родовитых не знает границ!»

— Убийца был не один. Кто-то напугал лошадей и вызвал панику, а другой должен был стрелять. — Фон Жахх говорил со все большей горячностью, ноздри его раздувались, глаза сверкали. — Опытные, умелые убийцы! Ты сразил одного, и нам не удалось допросить его! Я не виню тебя, но живой он был бы нам более полезен!

Харальд с трудом удержался от того, чтобы не выругаться.

— Но это уже все не важно, ведь я знаю, кто подослал убийцу! — родовитый вознес руку в красивом жесте. — Это один из моих вассалов. Давно он лелеял черные замыслы, надеясь переметнуться на сторону Владетелей, и вот полностью раскрыл себя!

— А я здесь при чем? — поинтересовался Харальд, перебив собеседника. Но очень уж не хотелось выслушивать длинную и нудную речь.

— Как при чем? — Фон Жахх едва не задохнулся от возмущения. — Единственный способ остановить его — убить, и я хотел попросить об этом тебя.

— Меня? — Харальд почувствовал, как отвисает челюсть, и гулко сглотнул, возвращая её на место.

— Да, — уверенно кивнул Торгрим. — Ты отлично стреляешь из лука.

— Ну и что? Как я проникну в его замок?

— А зачем? — На лице родовитого появилась хитренькая ухмылочка. — Ты здорово бегаешь на этих… на лыжах. Для тебя не составит труда подстеречь его на дороге в лесу, поразить стрелой и легко уйти от погони. Ни конный, ни пеший не настигнут тебя по сугробам!

— Все верно, — кивнул Харальд. Чувствовал он себя странно. Словно ему сделали предложение побыть некоторое время червем в навозной куче. — Но я не могу так! Я убивал людей, но лицом к лицу, и они могли защититься, могли убить меня! А так, из засады — подло!

— Никакой подлости тут нет, — покачал головой фон Жахх. — Обычная воинская хитрость. Они могут обнаружить тебя. И помни о том, что он может переметнуться к Владетелям, к моим врагам, к настоящим подлецам, которые сражаются при помощи магии!

— Ну что же, раз такое дело, то я согласен. — Харальд замер, ощущая, как пробуждается в сердце ненависть. С болью, словно раздирая корку старой раны, она выбралась наружу и оскалилась, оглушив внутренний слух яростным рыком. Только… только твоя благодарность должна быть выражена совсем не в словах, почтенный Торгрим!

— Конечно! — ответил тот с облегченным вздохом. — Мы обговорим все условия!

* * *

— Ну, Харальд, счастливо! — Берг выглядел обеспокоенным, даже его рыжая бородка, казалось, потеряла цвет, сделавшись какой-то пегой.

— Счастливо! — поднял руку Харальд и неторопливо двинулся к лесу.

До границы земель Торгрима его отвезли в сопровождении охраны.

Дальнейший путь был размечен на небольшом куске пергамента, что спрятан за пазухой. Плечи оттянул мешок с припасами. За спиной приторочен меч, хотя вряд ли придется пускать его в ход.

Оказавшись под пышными еловыми кронами, Харальд оглянулся. Десяток всадников сгрудились около саней, словно пчелы вокруг матки. Юноша помахал им, дождался ответа и лишь затем двинулся в глубь леса.

Деревья стояли по пояс в снегу, а сверху, на ветвях, лежали сугробы, похожие на белые пушистые облака. Заденешь ствол, и рухнет облако на голову, оказавшись сырым и холодным.

Лиственные деревья выглядели мертвыми, их ветви напоминали скрюченные от холода руки. Зато ели и сосны распушились в полной красе. Было тихо, лишь где-то в верхушках деревьев скрипуче переговаривались клесты.

Лесу не было дела до спешащего куда-то человека.

* * *

Этот замок был несколько меньше замка Жахха, зато имел две стены. За первой грозно возвышалась вторая. Ее башни, сложенные из темного камня, напоминали обгоревшие деревья. Ворота блестели металлом, а над донжоном вилось на ветру знамя с изображением желтого зверя, похожего на большую кошку.

Харальд разглядывал строение из зарослей боярышника. Ближе сотни саженей подобраться не удалось: вырубка вокруг замка оказалась сделана по всем правилам, и по голому снежному полю могла бы проползти разве что мышь.

Оранжевое замерзшее солнце неторопливо перемещалось по небу, проплывали облака, похожие на странные надутые бочонки, а в замке ничего не менялось. Так же блестели в бойницах доспехи стражи, иногда, когда ветер дул с той стороны, доносились обрывки разговоров и смех. Уходящая на юг дорога была пустынна.

Когда Харальда окончательно одолела скука, ветер принес конский топот.

Вскоре показался скачущий во всю прыть всадник. Гнедая лошадь под ним выглядела заморенной, а наездник яростно нахлестывал её, хотя до ворот оставалось меньше версты.

«Гонец с важными вестями!» — подумал Харальд, когда всадник остановился перед воротами и протрубил в рог.

Створки приоткрылись, конный проскользнул внутрь, и вновь повисла тишина.

Солнце почти коснулось боком зубчатой стены леса, когда Харальд ощутил голод. Жизнь среди нид приучила его долго обходиться без пищи, но тут он просидел целый день на морозе. Холод стал нестерпимым, а в животе ворчало, напоминая о необходимости поесть.

Именно в этот момент ворота с лязгом распахнулись во всю ширь.

Пропели трубы. Харальд тут же забыл о еде, когда на дорогу из замка начали выезжать всадники. Впереди десяток воинов, затем знаменосец со стягом, изображающим того же желтого зверя. За ним следовал человек в плаще из горностая, судя по всему тот, кого Харальду предстояло убить. Лицо его было надменным, а осанка гордой.

За родовитым скакали несколько человек без оружия, с набитыми седельными сумками — слуги, а замыкали процессию ещё десять конных, все с оружием и в доспехах.

Словно стайка стремительных рыб, всадники умчались по белому руслу дороги, и вскоре топот копыт стих в отдалении. Принесенные вести оказались не только важными, но и срочными, раз они заставили хозяина покинуть замок на ночь глядя.

Харальд усмехнулся. Теперь осталось выбрать место у дороги, с которого удобно будет стрелять (сегодняшняя ночь подойдет наилучшим образом), и дождаться возвращения родовитого (на это может уйти несколько дней).

Отойдя в глубь леса, он с наслаждением потянулся, ощущая, как хрустят застывшие от долгой неподвижности суставы и позвоночник, как кровь веселее течет по телу. В предвкушении ужина усилилось бурчание в животе.

* * *

На лес обрушилась оттепель. Она пришла ночью, вместе с серой пеленой туч, которая тихо завоевала небосклон, подавив жалкие попытки звезд к сопротивлению. Даже луна, что некоторое время пыталась светить, вскоре сдалась и угасла.

К утру лес наполнился туманом, холодным и противным, словно прокисший суп. Харальд, бормоча ругательства, снял тетиву с лука, понимая, что в такой сырости она придет в негодность очень быстро.

Место для засады он выбрал позади огромной березы, ствол которой был толщиной в аршин, а нижние ветви торчали во все стороны, словно ступицы в колесе. Сугроб почти доходил до них, а выше был разрыв примерно в полсажени, и именно отсюда Харальд собирался стрелять.

Дорога просматривалась отчетливо в обе стороны, а сидящий в засаде оказывался прикрыт березовым стволом с одной стороны и порослью пушистых невысоких елочек — с другой.

К полудню туман рассеялся, видимость улучшилась. Харальд вновь привел лук в боевую готовность и изо всех сил боролся со скукой, изредка подкрепляя силы вяленым мясом.

Когда с юга донесся стук копыт, он ощутил, как сердце словно сорвалось в пропасть, а мутный страх сковал руки и ноги. Да, он убивал, но всегда защищаясь, даже в том случае, на поле для состязаний, он лишь предотвращал смерть.

Теперь предстояло лишить жизни человека по собственному почину. Из воина превратиться в убийцу. До сих пор мысли об этом прятались где-то в глубине разума, а теперь явились во всей неприглядности…

Наложенная на тетиву стрела поднималась так медленно, словно весу в ней было по меньшей мере пуд. Харальд почувствовал, как течет по лицу непонятно откуда взявшийся пот, а по спине вольно разгуливает озноб.

Но появившийся на дороге всадник был один и менее всего походил на родовитого. Скорее всего это был ещё один гонец, вроде того, который вчера трубил у ворот замка.

С судорожным всхлипом Харальд опустил лук и сорвал с головы шапку.

Когда он провел ладонью по лбу, то обнаружил, что волосы намокли так, словно их хозяин искупался. Сердце судорожно билось в груди, а затекший в глаза пот немилосердно жег их, заставляя тереть кулаками и плакать.

Но к тому моменту, когда безмолвие на дороге вновь нарушилось, Харальд полностью успокоился. Вытер лицо и застыл, недвижный и безгласный, словно фигура, вырезанная из дерева. Внутри как будто что-то выгорело, стало легко ждать жертву, ни о чем не думая. Мысли исчезли, чувства и желания — тоже.

* * *

На этот раз всадников было много. Первыми появились воины охраны, за ними — знаменосец. Лицо родовитого удалось рассмотреть лучше: крупные, тяжелые черты, выдающийся нос, близко посаженные глаза — все дышало властностью и надменностью.

Стрелять в такое лицо оказалось просто.

Харальд слегка приподнял лук и спустил тетиву. Руки сами наложили вторую стрелу, и та отправилась вслед за сестрой.

Раздался свист, и родовитый беззвучно рухнул с коня. Древко смертоносного снаряда торчало у него из виска, второе — из шеи.

— Господин! — заверещал в испуге слуга.

Дико заржала, вставая на дыбы, лошадь убитого.

Заметались, останавливая коней, охранники, а Харальд легко вскочил, нацепил лыжи и спешно побежал в лес. Крики постепенно стихали за спиной.

На душе было гнусно, маячило перед глазами лицо только что убитого.

Харальд сжал зубы и пошел быстрее, надеясь, что усталость поможет справиться с глупыми мыслями и переживаниями. Он шел, почти не чувствуя груза.

* * *

Лицо Торгрима дышало нетерпением. Он не сдержался и вышел встречать Харальда во двор.

Грозно нависала громада донжона, тянуло дымом от замковой кузни, оттуда доносился звон молотов, а родовитый фон Жахх впился в лицо Харальда светлыми глазами, в которых плескалась смесь страха с надеждой.

— Ну что, все получилось?

— Да, — кивнул Харальд. Он сумел справиться с собой и загнал сожаление о свершенном куда-то в угол разума и сейчас ощущал только бесконечную усталость. Одно желание наполняло тело — забиться куда-нибудь в темный уголок и спать, спать, спать…

— Ты точно уверен?

— Родовитый Торгрим сомневается в моих словах? — Харальд взглянул в лицо фон Жахху, и тот дернулся точно от удара.

— Нет, ни в коем случае, — забормотал он. — Нет…

Не дослушав, Харальд развернулся и побрел к башне, в которой последнее время жил. Ему было все равно, как отреагирует на такой поступок наниматель, даже обещанная награда не грела душу.

* * *

— Ты чего такой кислый? — Берг присел на табурет, стоящий у стола. Под весом наемника тот недовольно пискнул.

В караулке было пусто, пахло пивом и ещё чем-то кислым.

Харальд, лежащий на кровати у стены, повернулся.

— Тошно мне здесь, — сказал он, и настоящая тоска слашалась в его голосе. Даже зеленые глаза потеряли блеск, превратившись в два вытершихся кружка меди. — Надоело все…

— Случилось что-то в том походе, в который ты один ходил? — Теневой посерьезнел. — Тебя после него словно подменили. Уже месяц прошел, а ты все это время только на караулы отсюда и выбираешься! Разговаривать не хочешь!

— Да ничего не случилось. — Харальд приподнялся и почесал грудь. — Все нормально.

— Тогда бери меч! — рявкнул Берг командным голосом. — И за мной!

Харальд лениво поднялся, медленно, точно больной, принялся натягивать сапоги. Рубаха на обычно опрятном юноше была грязная, а светлые волосы спутались, как трава после паводка.

Теневой аж засопел от ярости, увидев такое. Сам он был чистоплотен и от учеников требовал аккуратности.

— Сегодня же сменишь одежду и вымоешься! — проговорил он строго.

— Да, — равнодушно ответил Харальд, снимая со стены меч.

Они вышли во двор замка. Снег блестел под ярким солнцем, чистым, словно ограненный сапфир, было небо, и плыл над миром тонкий, едва ощутимый аромат близкой уже весны, которым она дает знать о себе. «Терпите, я обязательно приду!» — словно говорила она, и сердце невольно трепетало, ощущая приближение теплых дней.

Но Харальд остался мрачен. Он поморщился, прикрывая глаза от яркого света, и скорчил недовольную гримасу.

Пока они шли к воротам, навстречу попалась служанка. Берг широко ей улыбнулся, но девушка потупилась и прошла мимо, словно не заметив мечника. Огорченный, он даже крякнул с досады, а обернувшись, увидел, что проказница стрельнула глазками в Харальда.

Теневой усмехнулся, а юноша ничего не заметил. Он шел, по-старчески шаркая, и смотрел под ноги.

«Ничего себе! — подумал Берг. — Укатали сивку крутые горки!»

За воротами замка было ещё лучше, чем внутри. Птахи в лесу орали так, что слышно было через вырубку. Даже строгие старые ели, казалось, вырядились в новые темно-зеленые одежды. Мир услышал сегодня голос весны и внимал ей в восхищении.

Когда они достигли утоптанного места, Теневой развернулся к ученику и извлек меч из ножен:

— Защищайся!

Клинки несколько раз скрестились, причем Бергу приходилось сдерживать удары, чтобы не поразить Харальда. Тот двигался медленно, как весенняя муха. С трудом ворочал руками, а ногами вообще не переступал, будто прирос к снегу.

Разъярившись, Берг одним движением вышиб меч из руки ученика, а другим — поднес острие своего оружия к горлу Харальда.

— Да что с тобой такое! — гаркнул он так, что с замковой стены с истошным карканьем взвилась ворона. — Будь ты в настоящем бою, тебя бы давно насадили на меч, как мясо на вертел! Я же знаю, что ты можешь двигаться гораздо быстрее! Так в чем дело?

Харальд молчал. В глазах его, похожих на затянутые ряской омуты, застыла скука. Словно не на него орал суровый наставник, точно не у его горла находилось отточенное лезвие.

— Мне что, прирезать тебя? — прорычал Берг. Ему казалось, будто он кухонным ножиком пытается свалить дуб.

— Режь, — пожал плечами Харальд. — Мне все равно…

Теневой усмехнулся, и руки его пришли в движение. Меч замелькал, как молния, а когда замер, то щеки ученика горели. Наставник только что отхлестал их лезвием, как ладонью, не оставив даже царапины.

— Если ты не хочешь быть мужчиной, — сказал Берг с максимальным презрением, на которое только был способен, — то ты достоин лишь того, чтобы тебя били по лицу.

Сквозь краску на щеках Харальда проступил багрянец гнева, в глазах мелькнуло какое-то живое выражение.

Заметив, что юноша намеревается нагнуться за мечом, Теневой проговорил издевательски:

— Зачем тебе оружие? Разве оно нужно тому, кому все равно?

И тут же ему пришлось защищаться. Харальд атаковал, точно железный вихрь, стремительно и беспощадно. Первый раз в жизни Берг парировал, уклонялся, уворачивался, отступал и не мог найти возможности для контратаки.

Легче стало, когда Харальд устал.

Он сам опустил меч и отступил на шаг. Глаза юноши горели, а губы корежила судорога.

— Не стоило тебе меня злить! — бросил Харальд, укладывая меч в ножны.

— Стоило, — с усмешкой кивнул Берг. — Вон ты на человека стал похож.

— Надо мне отсюда уезжать! — выпалил юноша в сердцах и повернулся, собираясь уйти.

— Почему? — Теневой догнал ученика, пошел с ним плечом к плечу.

— Тошно мне тут! Словно в погребе сидишь. Да ещё служба эта — чтобы её демоны забрали!

— А, понимаю, — Берг покивал сочувственно. — Я тоже к обычной службе стражника так никогда и не привык.

— Надо мне на юг! — выпалил Харальд, словно не слыша собеседника. — Только там я смогу… — Он осекся, и лицо его сделалось мрачным.

— Что сможешь?

— Сделать то, что задумал. — Юноша взглянул прямо на Берга, и тот понял — не проговорится, хоть каленым железом пытай.

— Я тоже подумываю отсюда уехать, — проговорил Теневой задумчиво. — Но только ближе к весне…

— Что же, поедем вместе, — кивнул Харальд, но в голосе его не было радости.

* * *

К удивлению Берга, фон Жахх отпустил их со службы легко. Разговор состоялся в середине марта, когда солнце сияло, как начищенная золотая монета, и повсюду звенела капель.

— Хорошо, — кивнул Торгрим, выслушав просьбу. — Уезжайте. Я же вижу, что не лежит у вас обоих душа к службе. Понятно, что два таких воина мне пригодились бы, очередная война на носу. Но попробуем обойтись и без вас.

Берг довольно хмыкнул и покосился на Харальда. Тот выглядел невозмутимым.

* * *

В одной из седельных сумок при каждом шаге гремело и позвякивало. Деньги, полученные за убийство, не желали лежать спокойно.

Впереди ехал Берг и фальшиво насвистывал какую-то песенку. Замок они покинули два дня назад и направились на юг, той же дорогой, которой приехали осенью.

Путешествовать весной оказалось не так-то просто. Днем тепло заставляло разомлеть, зато ночью почти зимний мороз ухватывал за бока острыми когтями. Было сыро, и лошади постоянно проваливались либо в жидкую снежную кашу, либо-в грязь. Каждый шаг сопровождался хлюпаньем и чавканьем, словно под брюхом у коня притаилось неведомое существо, без устали сосущее огромную сосульку.

Когда на дороге показались всадники, скачущие навстречу, Теневой повернулся, лицо его было очень серьезным.

— Так, — сказал он. — Мы уже не в землях Торгрима, и его имя не послужит нам защитой. Будь готов сражаться.

Харальд кивнул.

Не спеша, но и не тратя времени зря, он вытащил моток тетивы, затем согнул древко, уперев его в седло, и снарядил лук для стрельбы. Слегка потянул за тетиву, и оружие загудело, грозно и басовито, точно огромный шмель.

Всадники приблизились. Стало видно, что все они с оружием, а на лицах их нет и капли дружелюбия. Одинаковое снаряжение выдавало служивых людей, вот только отсутствие гербов на одежде слегка смущало. Уж не Владетеля ли воины?

— Кто вы такие? — прокричал грозно старший из всадников, в серебрёном легком шлеме с открытым лицом, в то время как его подчиненные перекрыли дорогу.

— Мирные путники, — ответил Берг лениво, останавливая лошадь.

— А зачем тогда оружие на ваших поясах? — поинтересовался предводитель, и его темные брови сошлись над голубыми глазами.

— Путь наш долог, а в лесах много разбойников, — Теневой четко выговаривал каждый слог, — готовых посягнуть на наши жизни.

— Только ли на жизни? — усомнился предводитель.

— Так вы дадите нам проехать? — спросил Берг, не отвечая, и плечи его чуть шевельнулись, давая понять, что рыжебородый готов выхватить меч.

— Нет, — покачал головой воин в серебрёном шлеме. — Вы выглядите подозрительно. Очень уж похожи на тех разбойников, которых вы якобы боитесь. Мы отведем вас в замок Агри, там с вами разберутся.

— То есть объявят лесными грабителями и повесят? — усмехнулся Берг. — Дайте нам проехать. Я не вижу, кому вы служите, но уверен, что вашему хозяину больше нужны живые слуги, чем мертвые

Среди всадников прошел гневный ропот.

Предводитель выждал несколько мгновений, а потом сказал:

— Взять их!

Меч Берга сверкнул на солнце голубой вспышкой, и тут же раздался тупой хряск — лезвие врубилось в тело.

Противников было больше, и они были в доспехах. Но, как оказалось, это не дало им преимущества. Теневой почти сразу покинул седло и метался между врагами, разя их снизу. Всадники больше мешали друг другу и никак не могли его окружить. Звенели клинки, ржали лошади, а человеческие глотки изрыгали грязные ругательства.

Харальду досталось двое противников. Он обменялся с ними несколькими ударами и понял, что, сидя на лошади, много не навоюет.

Отразив очередной выпад, он легко подскочил, встав на седло. В доспехах такой трюк не проделаешь, и он стал полной неожиданностью для противников. Используя их замешательство, Харальд прыгнул.

Внизу пронеслась земля, и тут же он врезался во что-то тяжелое, воняющее потом. Нож словно сам перекочевал в руку, и Харальд ловко вонзил его в затылок врагу.

Сбитый с седла противник умер до того, как они коснулись земли.

Харальд шмякнулся на бок, ощущая, как проминается снег.

Рядом ударили копыта, и он откатился в сторону.

Вскочил и увидел несущегося прямо на него всадника. Лицо его было красно, точно редис, а меч занесен для удара. Воин явно надеялся покончить с юнцом, столь самонадеянно влезшим в схватку мужчин.

Харальд не считал себя мастером в метании ножа, но в замке Жахх взял несколько уроков этого искусства.

Он швырнул оружие левой рукой и отскочил в сторону.

И, конечно, промахнулся.

Брошенный нож ударил лошадь рукояткой в лоб, и та, испугавшись, встала на дыбы. Всадник, изготовившийся рубить, с воплем полетел на землю.

Вонзить лезвие меча в незащищенную шею оказалось легко.

Кровь хлынула потоком, враг захрипел и умер.

И сразу стало тихо.

Харальд огляделся. Лошади, лишившиеся хозяев, потерянно бродили между трупов, над которыми стоял Берг с белозубой улыбкой на лице. Меч его был в крови по самую рукоять, а глаза сияли, точно два голубых факела.

По дороге удирал единственный оставшийся в живых всадник, судя по тому как солнце играло на навершии шлема — предводитель.

— Жаль, что ушел, — проговорил Теневой, облизываясь, как мышь, слопавшая здоровенный кусок сыра. — Теперь жди неприятностей…

— Прошлой же осенью мы через эти места проезжали, и ничего, — удивленно сказал Харальд, нагибаясь, чтобы вытереть лезвие об одежду одного из убитых.

— Но тогда здешний Владетель не готовился к войне, — вздохнул Берг и задумчиво почесал в бороде, — И не боялся лазутчиков. А на купцов мы не похожи…

— Может, поймаем лошадей? — несмело предложил Харальд. — Тогда у нас будут заводные, и мы сможем уйти от погони.

— Давай попробуем, — покачал головой рыжебородый мечник.

Он сделал шаг к серому, точно предутренний туман, жеребцу, но тот отпрянул в сторону, раздраженно фыркнув.

— Не дадутся они тебе, а арканов у нас нет.

— Ясно, — вздохнул Харальд и отправился искать нож.

Когда нашел, Берг уже взгромоздился в седло.

— Ладно, — сказал он. — Попытаемся их обмануть.

* * *

Обмануть не получилось. Это Харальд понял в тот момент, когда они выехали к небольшой деревне. Сизые дымки поднимались над домами, от просыпающихся полей тянуло запахом теплой земли, но что-то было не так.

Молчали собаки, словно их и не было.

И когда из-за плетня поднялась стройная шеренга лучников, Харальд ничуть не удивился. Напрасной оказалась бешеная скачка на юг, зряшным — поворот на запад, к границе Владения. Не успели пройти и сутки с момента стычки, как их поймали. Удивительно быстро.

Он оглянулся. Дорогу перегородил конный отряд в тяжелом вооружении. Забрала опущены, солнце блестит на наконечниках копий. Сунешься туда, не успеешь даже мечом махнуть, проткнут, словно мясо вертелом.

— Сдавайтесь! — В знакомом голосе слышалось торжество.

Шлем на этот раз был другой.

— Вам не уйти! — добавил уцелевший во вчерашней схватке воин.

— Ну да, ну да, — усмехнулся Берг. — Мы все равно не умеем удирать так быстро, как ты…

Предводитель дернул головой, но сдержал себя.

— Именем Владетеля Канута вы лишаетесь свободы! — провозгласил он и махнул рукой.

На дорогу выбрались десятка два воинов, половина из которых была с ременными петлями, а другая — с тяжелыми, в две трети роста, щитами.

Берг захрипел и выхватил меч, собираясь рубить ловчие снасти в воздухе.

— Живьем нас хотят взять! — рявкнул он. — Но не выйдет…

Харальд потянулся за луком, и тут от плетня дали залп. Свистнули стрелы, и конь под Харальдом тонко вскрикнул. Начал заваливаться на бок, грозя придавить всадника. Юноша напрягся, спружинил ногами и ловко соскочил.

Лошадь Берга истошно визжала и молотила ногами. Это Харальд успел заметить, прежде чем стрелы обрушились уже на него. Он ощутил тупой удар в плечо и удивился, почему не чувствует боли.

Но стрелы били одна за другой, особенные, с деревянными шариками вместо наконечников. Чтобы отвлечь внимание, сбить с толку, но не убить. А поимщики с арканами, прикрываемые щитоносцами, подбирались все ближе.

Берг зарычал, как раненый медведь, и бросился вперед. В эту минуту сразу две петли накрыли его. Одна сдавила горло, другая — плечи. Рыжебородый наемник поднял руки, пытаясь разорвать их, но тут же рухнул. Его окружили.

Харальд медленно пятился, прикрыв глаза ладонью. Внутри шевелился леденящий страх. Ведь если плен, то неизбежна смерть, а тогда он не успеет отомстить за отца, никогда больше не увидит Ару. Вообще ничего не увидит.

Развернувшись, он бросился бежать. К темнеющему в сотне шагов лесу.

Ему что-то кричали, но он не слушал.

Наст проламывался под ногами, и приходилось высоко поднимать ноги. При этом стоял такой грохот, что шум погони он услышал слишком поздно. Попытался уйти в сторону, но что-то тяжелое ударило по затылку, и снег, оказавшийся холодным и сухим, ткнулся в лицо.

Глава 6 ЦЕНА СМЕРТИ

Очнулся Берг от тряски. Голова болела так, словно в неё налили расплавленного металла, а в нос лез запах конского пота. Теневой был перекинут через что-то трясущееся и вздрагивающее, а ноги и руки его были надежно связаны.

Когда он открыл глаза, то обнаружил перед лицом вздрагивающий лошадиный бок, а внизу истоптанную и сырую землю, в которую с легким чмоканьем погружались копыта.

— Смотри, очнулся, — проговорил кто-то гнусавым голосом. — Может, врезать ему ещё разок?

— Не стоит, — ответил другой голос, в котором звучали командные нотки. — Владетель велел доставить их в целости. А от твоих ударов кости ломаются.

— Ну-ну, — неохотно согласился гнусавый.

Конь ступал не быстро, но Берг вскоре почувствовал тошноту. От неудобной позы затекли руки и ноги, в спине появилась ломота.

Вздохнул с облегчением, когда под копытами оказались доски подъемного моста.

Берга сдернули с лошадиной спины, как куль с зерном. Он не устоял на ногах и рухнул на пахнущую навозом землю. Под хохот, извиваясь, как гусеница, сумел сесть.

По сторонам возносились стены, высокие, точно горы, а башни и вовсе смотрелись исполинскими зубчатыми пиками. Донжон походил на громадную пивную бочку, а на вершине его вилось по ветру желтое, как лютик, знамя.

Вокруг было много людей, почти все с оружием. Берг видел, как поставили на ноги Харальда, как тот закусил губу, пытаясь удержать вскрик боли.

Сквозь хохочущую толпу воинов протолкался человек в одеждах цвета яичного желтка.

— Развяжите их, — пробасил он надменно, и легкая брезгливость отразилась на смуглом лице. — Владетель допросит их завтра.

Подскочивший воин перерезал веревки. Берг поднялся, чувствуя, как приливает к занемевшим конечностям кровь.

— Пошли, — бросил кто-то из охраны, и Берг ощутил тычок в спину.

Он послушно двинулся в указанном направлении. Бывшие связанными несколько часов ноги слушались плохо, и не отставать стоило некоторого труда.

Они вошли в низенькую, окованную железом дверь, потом спустились по сырой лестнице. Затрещали, источая запах смолы, факелы.

Спуск привел в обширный подвал, где оказалось посуше, но сильно пахло крысами. Здесь пленников передали на руки двум здоровенным, точно медведи, тюремщикам.

Со скрежетом открылась стальная решетка, потянулся коридор с попарно расположенными дверями. Под ногами чавкала грязь, а из темноты доносился писк. Истинные хозяева подземелий, крысы, почти не боялись света факелов. Глазки, словно бусины, зло поблескивали из темноты.

— Вот твари, — проговорил протяжно один из тюремщиков, останавливаясь около одной из дверей. — Может, кота принести?

— Они сами его сожрут, — ответил второй и утробно захохотал.

Замок на двери был навесной, огромный, словно щит. Ключ стонал и скрежетал, терзая уши, но замок не поддавался.

Наконец дверь отошла, и за ней оказалась темнота. Густая, черная и непроницаемая. Багровое свечение, идущее от факелов, вязло в ней, точно лошадь в болоте.

Удалось разглядеть лишь сыро блестящий краешек пола.

— Заходите, — сказал тот тюремщик, который предлагал принести кота, повыше и пошире в плечах. — Если приспичит — дыра в углу…

— Удобств, конечно, никаких, — добавил второй, чья звероподобная рожа выглядела чуть умнее. — Но ведь вы к Владетелю не на пряники пришли.

Оба захохотали, и Берга слегка толкнули в спину. От тычка он влетел во тьму и с трудом удержался на ногах. Послышались шаги, что-то пробурчал Харальд, дверь за спиной закрылась.

Стихли голоса тюремщиков, пленники остались одни.

Только в этот момент Берг осознал, как тут воняет. Смрад гниющего мяса смешивался со зловонием нечистот, и все это висело густым облаком.

— Меня сейчас вырвет, — проговорил слабым голосом Харальд.

— Ничего, привыкнем, — ответил Берг, не чувствуя уверенности в своих словах.

Он осторожно двинулся вперед, ощупывая пол ногой. Не пройдя и сажени, уткнулся в стену.

— Иди сюда, — бросил Харальду. — Тут хоть есть куда присесть…

К тому времени, когда им принесли воду, пленники успели обследовать камеру и выяснили, что она квадратная, размером примерно две на две сажени, что в одном из углов действительно есть где справить нужду.

Когда заскрипел отпираемый замок, Харальд спросил:

— Может, попробуем освободиться сейчас?

— Они не дураки, — ответил Берг. — Так что не стоит торопиться.

И точно, дверь приоткрылась на несколько вершков, в щель просунулась могучая рука, в которой небольшой кувшин казался меньше стакана.

— Пейте, да побыстрее, — пророкотал мрачный голос.

Кувшин оказался полон едва на треть — по несколько глотков на каждого.

— Чего так мало? — спросил Теневой, ставя посудину на прежнее место у двери.

— Сколько положено, — буркнул тюремщик, закрывая дверь.

— А если на дверь навалиться и руку ему прищемить? — спросил Харальд, когда в коридоре наступила тишина.

— И чего? — Берг хмыкнул. — Ты сделаешь ему больно, а потом они вдвоем сделают больно тебе. Тут думать надо!

Думать, лежа на сыром и холодном полу, оказалось непросто. Удалось понять только то, что подземелье замка Владетеля Канута мало подходит для длительного содержания пленных. То есть все, кто здесь оказывались, либо быстро выбирались на свободу, либо столь же быстро…

От подобных мыслей Берг окончательно расстроился и даже не заметил, как уснул. Утомленное тело требовало отдыха, и не помехой ему были ни сырость, ни холод.

* * *

Проснулся оттого, что его грубо трясли за плечо.

— Вставай, — прорычал голос, похожий на гром.

Берг открыл глаза и тут же снова закрыл, спасаясь от яркого, как показалось, багрово-желтого сияния.

— Чего? — спросил он, приподнимаясь.

— К Владетелю на допрос, — проговорил тот же голос. — Шевелись!

Берг поднял веки вторично, и теперь свет показался ему тусклым. Над пленником склонился один из тюремщиков. Второй замер у двери с дубинкой, размером превосходящей небольшое дерево.

Зашевелился Харальд.

— А он? — спросил Берг, поднимаясь.

— Только ты, — покачал головой тюремщик. — Выходи.

Попытавшегося приподняться Харальда грубо оттолкнули назад, и тот остался лежать, недоуменно хлопая ресницами.

— Ничего, я вернусь, — сказал Берг, выходя в коридор.

По сравнению с камерой тут было довольно тепло, а когда его вывели на первый этаж донжона, то от чистого воздуха Теневой даже расчихался. Недовольным ворчанием напомнил о себе пустой желудок.

Здесь тюремщики передали пленника обычным стражникам. Четверо, все с оружием. В глазах спокойная уверенность в себе.

Берга повели вверх, но подъем оказался недолгим. Распахнулась узкая дверь, искусно сколоченная из дубовых досок, и Берг оказался в обширном помещении. Здесь витал запах старых шкур, а на стенах висели звериные головы. Растопыривал рога гигантский олень, скалил двухвершковые клыки огромный медведь, разинул пасть в немом вое волк со странным серебристым отливом шерсти…

Берга толкнули в спину — чтобы не упасть, он сделал несколько шагов.

В глубоком кресле, обитом желто-черной шкурой неведомого зверя, сидел человек. Маленького роста, тщедушный, из тех, про которых говорят — соплей перешибешь. Серые волосы торчали в беспорядке, вот только глаза…

Огромные, светло-карие, янтарного оттенка, они словно пылали, вобрав в себя свет вечернего солнца. В них чувствовалась сила, и Берг невольно вздрогнул, столкнувшись с ней.

— Двое ко мне, двое у двери, — скрипучим голосом проговорил Владетель Канут (кто же ещё может отдавать здесь приказы?), — а ты стой, где стоишь.

Последнее относилось к пленнику.

Пока стражники выполняли приказ, он рассмотрел, что за креслом хозяина имеется обширный стол, заваленный рукописями, свитками и всякими чудными вещами, которые могут понадобиться разве что магу. Особенное внимание Теневого привлек громадный, с голову ребенка величиной, шар из горного хрусталя. Изнутри он словно светился, поочередно меняя цвета: кармин — охра — золото — изумруд — лазурь — сапфир — сирень — вновь кармин…

— Кто ты такой? — Вопрос оторвал Берга от созерцания.

— Наемник, — ответил Теневой мрачно.

— Это я понимаю. — Владетель слегка улыбнулся, обнажив желтые мелкие зубы. — Но мне хочется знать о тебе больше. Что ты делал в моих землях?

— Ехал на юг, — честно ответил Теневой, пожав плечами.

— А зачем убил моих воинов?

— Они сами напали!

— Тебя послал Торгрим? — Этот вопрос маг задал, слегка наклонившись в кресле вперед и впившись глазами в лицо собеседника. Берг не выдержал и опустил взгляд.

— Нет, — прохрипел он, ощущая напор чужой воли. — Я служил у него, но расстался со службой и ехал в Бабиль.

— Да? — Канут хмыкнул и пружинистым движением поднялся. — Зря ты не говоришь правды…

Берг прикинул, не броситься ли на хилого Владетеля с голыми руками и не свернуть ли ему шею. Но по учащенному дыханию стражников за спиной и по настороженным взглядам тех, которые стояли у кресла, понял — этого ждут.

— Зря, — повторил Владетель, вдруг оказавшись прямо перед Теневым. Он потирал руки, и кисти его были маленькими и белыми, точно у избалованной женщины. — Мне придется тебя пытать.

— Не вижу палача, — нашел силы усмехнуться Берг.

— А он и не нужен, — почти ласково промурлыкал маг, подходя к столу и берясь за тот самый шар, что заинтересовал пленника ранее. — Меня недаром в те годы, когда я ещё не был Владетелем, прозвали Мастером Иллюзий. Я могу заставить человека увидеть и почувствовать то, что реально не происходит. Сейчас ты оценишь мое искусство в полной мере. Привяжите его.

Переход от отвлеченной речи к приказу был так плавен, что Берг не сразу осознал его и сопротивляться начал, когда его уже крепко ухватили за руки и за ноги.

Его подтащили к колонне, которая выглядела в этой комнате как морской корабль среди гор, и крепко привязали. Возможности шевельнуть даже пальцем его лишили, спеленав веревками с ног до головы, словно паук муху.

Канут установил шар, радужно переливающийся, точно мыльный пузырь, на высокую металлическую треногу. Полупрозрачная сфера оказалась как раз на уровне глаз пленника.

Нетерпеливым жестом маг выгнал стражников за дверь, а сам зажег две курильницы, поставленные слева и справа от пленника. Дым от них потек, к удивлению Берга, багровый, с неприятным сладковатым запахом. В первое мгновение Теневой закашлялся, но когда попытался закрыть глаза, то с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться и оторвать взгляд от хрустального шара, который засветился молочным сиянием.

— Так, хорошо. — Голос Владетеля прозвучал неестественно громко, и если бы не вынужденная неподвижность, Берг непременно поморщился бы. — Ты будешь способен отвечать на мои вопросы, но для начала я дам тебе немного помучиться. Пусть это будет огонь…

И вокруг запылало пламя. Куда-то делись веревки, исчезла комната мага, а Берг метался в самой середине огромного пожара. Самое странное — он не мог понять, что горит, а видел по сторонам только желто-оранжевые, жгущие языки.

Дыма не было, он не задыхался, но жар был нестерпим. Глаза слезились, а на голове трещали, скручиваясь, волосы. Кожа не выдерживала жара и обугливалась. Подняв руки, он увидел, как покрываются волдырями, а потом чернеют пальцы…

И тут же все исчезло. Он обвис на веревках, хватая ртом прохладный воздух, будто вытащенный на берег сом, тело было мокрым от пота. Перед глазами по-прежнему поблескивала хрустальная сфера. Отвести взгляд в сторону не было сил.

— Ну что? — донесся откуда-то сверху голос Канута. — Говори, зачем тебя прислал Торгрим? Чтобы разведать все о моих войсках?

— Нет, — ответил Берг, с трудом разомкнув спекшиеся губы. — Он не посылал меня. Что за лазутчик с деньгами в седельных сумках?

— Золото может пригодиться для подкупа, — ответил маг. — Говори, или будет больнее.

Берг молчал.

Переход был опять неожиданным. Теневой ощутил себя подвешенным на дыбе. Вокруг была темнота, и он не видел, кто мучает его, но хорошо слышал треск готовых разорваться суставов.

Он не сдержался, закричал. Легче не стало, но собственный вопль звенел в ушах, позволяя немного отвлечься от жуткой боли.

Миг, и он вновь висел на веревках около столба, не в силах оторвать взор от сводящего с ума белого свечения огромного шара. В этот момент он показался Бергу больше тыквы.

С губ капало. Когда облизнул, то по соленому вкусу понял, что это кровь. Прокушенную щеку слегка подергивало от боли, но боль была так слаба по сравнению с только что пережитой.

— Ну что, ты будешь говорить? — В голосе Владетеля было удивление. Видимо, ему давно не попадались настолько упорные пленники.

— Мне не о чем рассказывать, — устало повторил Теневой, — мы просто ехали на юг. И ваши люди напали первыми…

— Конечно, — маг усмехнулся. — Вот так и кинулись рубить мирных путников. За нападение на моих воинов вас нужно предать жуткой смерти, лишь подозрение, что вы можете что-то знать о планах Торгрима, удерживает меня. Так что не разочаровывай меня, рыжебородый…

Берг молчал.

— Ладно. — Окунем из тины в голос Канута проскользнуло разочарование. — Попробуем ещё раз…

Берг сжался, готовясь к новой боли.

* * *

Когда его отвязали, он рухнул на пол точно труп. Говорить уже не мог, а ослепшие глаза отказывались видеть хоть что-то, кроме матового белого свечения. Он мог лишь ощущать и слушать.

Ковер ворсистой поверхностью царапал ладони, а где-то в вышине гулко отдавались голоса.

— Отнесите его назад, — проговорил кто-то скрипучим, как новая кожа, голосом.

— Что, не признался? — подобострастно поинтересовался кто-то другой, и Берг почувствовал, что его подхватывают под руки и поднимают. Он попытался напрячь ноги, чтобы опереться на них, но не смог.

— Крепок очень, — с сожалением проговорил скрипучий. — Ничего, завтра попробуем по-другому. Приводите обоих.

Берга подняли и куда-то понесли. Хлопнула дверь, затем шаги несущих стали гулко отдаваться от стен, а сапоги зашуршали по камню. Он на некоторое время отключился, а когда очнулся, то понял, что уже что-то может видеть. Сквозь белесую дымку просвечивало багровое пятно. Запах смолы подсказывал, что это факел.

— Эк его, — проговорил кто-то мощным голосом, вызывающим воспоминание о горных обвалах.

И Берга, с его весом в пять без малого пудов, потащили, зажав под мышкой, словно мальчонку!

Проскрежетал замок, и он упал вперед, в сырую и вонючую темноту.

— Ты жив, жив? — спросил кто-то знакомый, и Теневой почувствовал на плечах руки.

— Дхга, — сказал он и закашлялся. Сорванное криком горло отзывалось вспышкой боли на каждое произнесенное слово, но молчать было нельзя — это он понимал.

— Они тебя пытали?

— Да, — отозвался Берг, на этот раз более членораздельно.

— Пользовались магией?

— Да.

— Ничего, эти твари любят наслаждаться своей жестокостью. — В голосе юноши прозвенела такая ненависть, что Теневой невольно содрогнулся. Откуда, из каких бездн души молодого ещё человека могло родиться подобное чудовище? — Но мы им ещё покажем. Послушай, Берг, я понимаю, что тебе трудно говорить, но скажи, как вооружены тюремщики. Ты видел их больше меня.

— У одного дубинка, — преодолевая боль в горле, проговорил Теневой. — Размером с тебя. А у другого — кинжал на поясе, здоровенный, почти как меч. Аршин в нем будет. — Тут он замялся, перед глазами мелькнула картинка — оттопыренное голенище на левой ноге у того тюремщика, что поменьше, и чуть высовывающаяся из сапога рукоять ножа.

— Ага, засапожник, — радостно засмеялся Харальд, когда услышал об этом. — Вот он-то мне и пригодится.

— Ты собираешься с ножом перебить всю охрану? — поинтересовался Берг, от изумления забыв о телесных муках. — Ты сумасшедший! Даже если ты сможешь отобрать его у этого здоровяка, что это даст?

Но когда Харальд изложил план, то Берг замолчал.

Шансов на успех мало, но если не попробоватьчто тогда? Пытки, казнь? Уж лучше погибнуть в бою!

* * *

На этот раз вместе с водой принесли еду — миску жидкой овсянки. Берг проглотил свою половину, не чувствуя вкуса. Боль от вчерашних пыток ослабела, но не прошла. Хорошо хоть, усталость оказалась сильнее мук и ночью удалось выспаться.

Когда замок заскрежетал вновь, он лежал навзничь. Свет от факела просочился сквозь веки и, словно горячая жидкость, потек по глазницам, но Берг не пошевельнулся.

— Вставай, пойдем, — прорычал тюремщик. — Владетель не любит ждать.

— Мой друг не может идти после вчерашних пыток, — звенящим голосом ответил Харальд. — У него отказали ноги!

— Клянусь козьей задницей! — выругался более высокий страж. — Вчера я пер этого лося, сейчас — твоя очередь!

— Ладно. — Берг ощутил, как огромная лапа поднимает его и прижимает к горячему, пахнущему потом боку.

Они вышли в коридор. Здесь он рискнул открыть глаза.

Впереди виднелись ноги Харальда. Штаны его слиплись, и от них мерзко воняло, словно юноша неделю просидел в сточной канаве. Рядом двигалась могучая нога тюремщика, которая подошла бы быку. Рукоять ножа выглядывала из-за голенища, словно голова любопытного карлика.

Берг опустил руку и легко, одним движением, вытащил нож. Лезвие предательски блеснуло, но он уже укрыл его в рукаве.

Лязгнула отпираемая решетка, и тот тюремщик, который нес Берга, с облегчением проговорил:

— Забирайте их. Скорее бы, что ли, их казнили, а то надоели уже. Таскай их туда-сюда…

— Скоро уже, — ответил знакомый голос, принадлежащий воину в серебрёном шлеме. — Если сегодня не заговорят, то Владетель велит отвезти их на границу с Торгримом, там зарубить, а тела бросить. Пусть знает северный выскочка, с кем имеет дело!

Пока они болтали, Харальд ухитрился переместиться вплотную к Бергу, и нож рыбкой скользнул в его ладонь. Теневой облегченно вздохнул — пока удача не отворачивалась от них. Но что будет дальше?

Наверх его волокли за руки. Колени больно бились о ступени, но он только слабо стонал. Нельзя было показывать, что в теле сохранились силы.

Знакомая дверь распахнулась, и Берга рывком поставили на колени. Подняв голову, он уперся взглядом в кипящие янтарем глаза Владетеля Канута.

— А я думал, что он покрепче, — пробормотал тот с изумлением и перевел взгляд куда-то вправо и вверх. Надо думать, на Харальда.

На лице мага мелькнуло сомнение. Но только на миг.

— Так, — сказал он, иронично усмехаясь. — Этот вряд ли чего знает, но мы его и спрашивать не будем…

Повинуясь жесту Владетеля, двое из воинов привязали Харальда к столбу. Тот не сопротивлялся, изображая полностью сломленного человека. Лицо его было вполне натурально перекошено от страха.

— Ну что, рыжебородый? — Канут посмотрел на стоящего на коленях Берга. — Ты стоек, я признаю. Но если ты не заговоришь сейчас, я буду пытать твоего приятеля. Ему будет очень больно.

Теневой захрипел, попытался плюнуть в мага, но лишь запачкал ковер. Плевок словно истощил все его силы, и пленник повис на руках стражей.

— Этого тоже свяжите, — бросил Владетель, — и посадите на стул так, чтобы он видел своего друга

Янтарные глаза горели. Похоже, что их обладателя сильно раззадорило упорство допрашиваемых.

Берга связали куда жестче, чем вчера. Веревки больно впились в плоть, не давая шевелиться, а под задницей оказался жесткий стул, на котором и несвязанному сидеть было бы неудобно.

— Оставьте нас, — проговорил маг, и Берг с трудом удержался от улыбки. Пока все шло так, как пленники и предполагали.

Стражники один за другим покинули комнату, а Владетель взял в руки хрустальную сферу. Харальд, не видевший её ранее, вытаращился на переливающийся шар во все глаза.

Маг установил шар на треногу, внутренности сферы мягко засияли. А на полу, вокруг столба, к которому был привязан юноша, вспыхнул на мгновение и тут же пропал круг с какими-то рисунками внутри.

Берг, решив, что ему показалось, с тревогой уставился на Харальда. Тот смотрел на светящийся шар, не отводя взгляда, на лице его застыло напряжение. Но на самом ли деле он околдован или просто умело изображает, что поддался, — об этом Теневой мог только гадать. Предполагалось, что чародейскому шару юноша окажется не по зубам, как и прочей магии, но пленники не могли знать этого наверняка…

— Так вот, — проскрипел Канут, отвлекая Берга от размышлений. — Меня не зря прозвали Мастером Иллюзий. — Маг приосанился. Похоже, что прозвище очень нравилось ему. — Я могу заставить тебя ощутить любую боль. И я буду делать это до тех пор, пока твой приятель не заговорит. — Владетель повернулся к Теневому. — Ты понял, рыжебородый? Как только начнешь рассказывать, зачем тебя прислал Торгрим, я прерву пытку.

Берг промолчал.

Маг пожал плечами и зажег курильницы. Потек багровый дым, сладкий запах распространился по комнате. Владетель положил руку на сферу. Та засияла чуть ярче, словно от удовольствия.

— Начнем с огня, — проговорил Канут и негромко запел что-то. Слов было не разобрать, но напев внушал отвращение. От него холодело в животе, а руки слабели.

Харальд издал стон, а затем принялся биться в путах. И только Бергу, сидевшему сбоку, было видно, как нож, оказавшийся в руках юноши, при каждом судорожном движении пилит веревку, стягивающую кисти.

Свечение хрустального шара то усиливалось, то слабело в такт пению, а когда маг закончил петь, то руки Харальда были уже почти свободны. Но песня стихла, и юноша послушно обмяк, словно обессиленный только что отступившей болью.

Глаза Владетеля были полны недоумения.

— Как-то странно ты переносишь пытку, — проговорил он. — Давай-ка я попробую сдирание кожи заживо…

На этот раз песня была другой, но не менее отвратной. Канут созерцал корчи пленника у столба, и на лице его было написано удовольствие.

Поняв, что Харальду нужно будет несколько мгновений, чтобы окончательно освободиться, Берг заговорил.

— Ладно! — почти с натуральной дрожью в голосе выкрикнул он. — Я скажу, скажу!

— Хорошо. — Желтоглазый колдун прервал пение и расплылся в хищной улыбке. Сейчас он был похож на огромного хорька.

— Все скажу. — Теневой заговорил тихо, словно на громкий голос у него не осталось сил. Канут невольно сделал несколько шагов к нему. — Мы должны были встретиться с одним из военачальников Владетеля.

Харальд поспешно резал веревки, удерживающие его за поясницу.

— С кем? — воскликнул маг, схватив Берга за плечи. Глаза его пылали, губы кривились.

Похоже, что у Теневого что-то мелькнуло в глазах, так как Канут успел немного развернуться, прежде чем мощный удар обрушился на его затылок.

Владетель рухнул, словно куль с мукой, почти без звука.

Позади него обнаружился Харальд с ножом в руке.

— Вот так, — сказал он, криво усмехаясь. — Эта тварь даже не смогла понять, что её гнусная магия на меня не действует!

— Ладно болтать! — тихо одернул юношу Берг. — Освободи меня и переодевайся!

Веревки поддались натиску стали, и Теневой поднялся со стула. Харальд уже стаскивал с оглушенного волшебника одежду. Она оказалась ему чуть мала, но сидела сносно.

— Ну как? — спросил юноша, вымазав волосы пеплом из камина.

— Ничего, — бросил Берг. — Со спины сойдет!

Сам он отыскал здоровенную кочергу и устроился на том же месте, где сидел ранее, прислонив её к стулу. Обмотал себя обрезками веревок так, чтобы вошедшие в комнату сразу не заметили, что он не связан.

— Давай, — бросил Харальду, который как раз закончил натягивать на оглушенного мага собственную одежду, вонючую и рваную.

— Ко мне! — крикнул Харальд, стараясь подражать хриплому голосу мага.

Дверь распахнулась, ввалились стражники. В клубах красноватого дыма они увидели Владетеля, склонившегося над одним из пленников. Судя по пустому столбу, над более молодым. Второй пленник сидел все в той же позе.

На мгновение четыре лица отразили схожие чувства — недоумение и растерянность, и Берг внутренне сжался, ожидая, что грубый обман будет раскрыт. Но один из стражей шагнул вперед и спросил озабоченно:

— Что случилось?

— Ничего, — ответил Харальд, резко распрямляясь и вонзая нож в горло любопытному. Алая жидкость хлынула потоком, заливая ковер и одежду, но Берг рывком вскочил и обрушил кочергу на голову ближайшего воина.

Тот со стоном упал.

Харальд швырнул нож и на этот раз попал. Лезвие вошло точно в переносицу, хрустнула кость, и стражник повалился на пол, звякнув доспехами. Последний оставшийся на ногах ухватился было за меч, но ослаб, ощутив на горле стальную руку Берга.

— Куда? — проговорил Теневой почти ласково, по серебрёному шлему узнавая старого знакомого. — Сейчас мы с тобой побеседуем, дружище!

— Только не убивайте! — поспешно сказал плененный, без сопротивления давая себя обезоружить.

— Будешь говорить — оставим в живых, — пообещал Берг. — Харальд, свяжи того, который жив остался!

* * *

Вскоре они знали, какой пароль для выхода за ворота, где находятся конюшня и оружейная комната, и каковы ведущие на юг дороги.

— Ну что, осталось самое легкое? — спросил Берг у Харальда, вытирая выступивший пот. Курильницы перестали извергать дым, но в комнате было душно, а от сладкого запаха тошнило.

— Да уж, — усмехнулся тот, приглядываясь к поверженным стражникам. Ему предстояло очередное переодевание.

— А ты пойдешь с нами, — проговорил Теневой, когда Харальд натянул кольчугу и сапоги одного из убитых, а голову украсил шлемом. Через щеку повязал тряпицу, наполовину скрывающую лицо.

— 3-зачем? — лязгая зубами, проговорил стражник. — Вы же обещали меня отпустить!

— Обещали — отпустим, — проговорил Берг, добродушно оскалившись. — Только попозже, когда чуток от замка отъедем. Так что поднимайся.

Воин в серебрёном шлеме поднялся, глаза его дико блуждали, а лицо становилось то красным, то белым. «Трус — подумал Теневой с легким отвращением. — Это хорошо».

— Мы пойдем втроем, я сойду за пленного, а вы с ним — за стражей, которым приказано отвезти меня к землям Торгрима и там убить. Понятно? Чтобы ты не дергался, я буду держать нож у твоего брюха. А кольчугу сними. Дернешься — получишь пару вершков стали в живот. Понял? Вот и отлично! Тогда идем.

— Подожди, — сказал вдруг Харальд. Берг удивленно посмотрел на него и едва не вскрикнул — белое лицо с зелеными прорезями глаз было чужим. Застывшим, мертвым и каким-то нечеловеческим. — Я должен закончить одно дело.

* * *

Чужая кольчуга была тесна, а сапоги немного жали, но он не замечал неудобств. Он даже страха смерти не чувствовал. С самого момента, когда вышел из камеры, Харальд знал, что должен делать сегодня, и был уверен, что это у него обязательно получится. Пришедшее непонятно откуда знание вызывало какое-то отторжение, внутренний озноб, но он не обращал на это особого внимания.

— Что ты хочешь делать? — спросил Берг.

— Убить.

Рыжебородый мечник ошеломленно замолчал, голубые глаза его округлились.

Харальд подошел к связанному Кануту и похлопал его по щекам. Владетель застонал и медленно открыл глаза. Когда взгляд его прояснился, то на лице мага вспыхнул ужас.

— Кто ты? — прохрипел он, извиваясь в путах, точно громадный червяк. — Как ты смог освободиться?

Харальд улыбнулся, вспоминая, как окатывала его жаром магия, бессильная и совсем не опасная. Как почудилось на мгновение, что он покрыт непроницаемой для заклинаний ледяной броней. Как он трясся, изображая боль, а сам резал веревку.

— Меня зовут Харальд фон Триз, если тебе о чем-то говорит это имя, — сказал он и тут же почувствовал, как через его зрачки на побежденного Владетеля смотрит кто-то еще. Кто-то буквально пылающий ненавистью. Канут, словно ощутив этот взгляд, застонал.

— Так что запомни, — первый раз он назвал себя полным именем, именем отца, и это оказалось приятно, — что убил тебя Харальд фон Триз!

И он полоснул связанного Владетеля ножом по горлу. На белой коже словно открылся второй рот, алый и безгубый, сразу же извергнувший поток красной рвоты.

Ощущение чужого взгляда исчезло, и Харальд пошатнулся от нахлынувшей усталости. Неожиданно вспомнилось, что он не ел по-хорошему уже более суток.

— Надо идти, — сказал он, поворачиваясь к Бергу. Тот смотрел на него с удивлением.

— Я должен был это сделать, — сказал Харальд, ощущая, что лжет, и не понимая почему. — Иначе он бы отомстил. Да и воинам в замке теперь будет не до погони…

Они спустились по лестнице. Берг безвольно свисал между стражниками, спрятав под собой кинжал, касающийся бока воина в серебрёном шлеме. У выхода из башни оказался караул, и его командир — плотный низкорослый воин со шрамом на щеке — окликнул проходящих.

— Куда вы его, Транд? — спросил он. Харальд ощутил, как напрягся Берг, ожидая от плененного стражника попытки освободиться.

— В подарок Торгриму Вонючке, — ответил тот с едва различимой дрожью в голосе. Похоже, что кинжал Теневого слегка пощекотал его живот.

— Это славный подарок, — кивнул низкорослый и отвернулся.

Они беспрепятственно пересекли двор и вступили в конюшню. Пахло навозом и сеном, в стойлах всхрапывали лошади. Навстречу вошедшим поспешил здоровенный румяный парень — конюх.

— Двух лошадей оседлать! — распорядился Транд.

Румяный, ничего не сказав, поклонился и бросился выполнять приказ.

Харальду достался рослый чалый жеребец. Когда наездник оказался у него на спине, он фыркнул и попытался дернуть задом, но, почувствовав твердую руку, смирился.

У закрытых ворот их встретили недружелюбно.

— Куда собрались? — поинтересовался, зевая, один из стражников.

Транд повторил то, что сказал у башни, и добавил пароль для выезда. Лежащий перед ним поперек седла Берг, похоже, вновь пустил в ход лезвие.

Тот стражник, который спрашивал, направился открывать калитку, предусмотренную для таких случаев. Она была достаточно высока, чтобы пропустить всадника.

— Слушай, Транд, а кто это с тобой? — спросил другой стражник. — Я его не знаю.

Харальд все время старался повернуться к караульным завязанной частью лица, но один из воинов оказался слишком наблюдательным.

— Да это же… Харальд, он из тех, кто со мной приехал, — ответил Транд.

— А чего у него рожа перевязана? — спросил первый из стражников, успевший, судя по тому что перестали скрипеть петли, открыть калитку.

— Да зубы болят, — вступил в разговор Харальд, понимая, что дальнейшее молчание будет подозрительным. — Всю щеку раздуло. Вот мучаюсь…

Наблюдательный воин оказался высоким и тощим, точно цапля. На худом лице блестели темные глаза. Его товарищ был могуч, а на поясе носил сразу два меча.

— А чего же вы лошадь запасную не взяли? — спросил он, почесывая красную шею. — Для этого вот. Запалите своих.

— Уж как-нибудь, — ответил Транд и двинул лошадь к калитке.

Харальд последовал за ним.

Когда под копытами загрохотали доски подъемного моста, то сквозь скрип закрываемой калитки ему удалось услышать ещё одно замечание.

— Да, с ними явно что-то не так, — проговорил тощий стражник. — Транд ещё и меч забыл взять…

Возникло желание хлестнуть лошадь и взять в галоп, но Харальд сдержался. Если выехавшие из замка погонят во всю прыть, то подозрения стражи превратятся в уверенность, будет выслана погоня, которая запросто догонит беглецов.

До леса они ехали медленно, почти шагом.

И только оказавшись под деревьями, лошадей пустили в галоп. Берг сел в седле, а незадачливого Транда посадил перед собой.

Проскакав пару верст, Харальд остановил коня. Рядом был неглубокий овраг, на дне которого ещё лежал грязно-серый снег. В снегу, несмело журча и жемчужно переливаясь на солнце, пробивал дорогу едва освободившийся ото льда ручеек. По течению плыли ветви и небольшие льдинки.

— Хватит, — сказал он, повернувшись к Бергу. — Отпускай этого…

— Вы правда меня отпустите? — забормотал Транд, слезая с лошадиной спины. Он, похоже, ожидал, что его разрежут на куски.

— Мы не нарушаем обещаний, — проговорил Теневой надменно и добавил совсем другим тоном, спокойно и деловито: — Шлем сними!

Пленник изумился, но поспешно стянул с головы шлем из серебрёного металла. В тот же момент рыжебородый мечник размахнулся и со всей силы саданул Транда кулаком по затылку.

Тот упал плашмя. Чавкнула потревоженная грязь.

— Ничего, через часок оклемается, — пробормотал Берг.

— Слезай, — бросил ему Харальд, спрыгивая с седла.

— Зачем? — поинтересовался Теневой, не спеша последовать примеру спутника.

— На лошадях далеко не уйдем, — пояснил Харальд. — По дороге нас запросто догонят.

— И что ты предлагаешь?

— Уйти в лес, по этому вот ручью. — Юноша поднял руку, указывая вверх по течению, на запад.

— Там же холодно и сыро! — возмутился Берг, покидая седло. Сапоги его погрузились в черную жижу почти по щиколотку.

— Зато там они нас ни за что не поймают! Прокормить нас в лесу я как-нибудь смогу, а дней через пять выйдем к деревне, купим еды. Деньги-то у нас есть!

— Да, карманы стражников не были пустыми, но толку от их золота будет мало. Через пять дней в каждой деревне будет по отряду воинов с нашими приметами! — горячо возразил Теневой.

— Ошибаешься, — покачал головой Харальд. — Не зря я убил Владетеля. На его землях начнется жуткая свара за власть. Им точно будет не до нас.

— Верно, — вздохнул рыжебородый мечник и похлопал коня по крупу.

— Но сначала создадим ложный след — отправим лошадей дальше по дороге.

Когда испуганное ржание стихло вдали, Харальд первым вступил в кажущуюся серебряной воду. Даже сквозь сапоги чувствовалось, какая она холодная, и через сотню шагов путники выбрались на берег.

Отсюда уже не было видно дороги. Плакучие ивы склоняли к воде длинные ветви, на которых висели набухшие толстые почки. Ноздреватый весенний снег хрустел под ногами, от голода подводило желудок, но на сердце у Харальда было легко.

Об убитом Владетеле он в этот момент просто забыл.

* * *

— Что будете брать? — хозяин «Спившегося демона» лебезил, явно ожидая от знакомых наемников щедрого заказа.

Но его ждало жестокое разочарование.

— Пива две кружки, — пробурчал Берг угрюмо.

— И все? — не поверил хозяин.

— Пока да, — подтвердил Теневой. — Там посмотрим…

Хозяин покачал головой, изобразил на лице крайнее изумление и ушел.

Когда на столе появились кружки, Берг ухватил свою и сказал с чувством:

— Ну, за возвращение!

— За возвращение! — улыбнулся Харальд, и кружки соприкоснулись с деревянным стуком.

Они вернулись в Бабиль только сегодня, переправившись через реку на утреннем пароме. Был самый конец апреля — понадобился почти месяц, чтобы выбраться из охваченного войной Владения. Ловить беглецов действительно не стал никто, но воины претендентов на титул Владетеля, опьяненные кровью, готовы были убивать каждого, кто попадался им на глаза.

Чтобы заплатить въездную пошлину, наемникам пришлось расстаться с лошадьми, купленными по случаю в одной деревушке. В «Спившийся демон» Берг и Харальд пришли пешком, а в кошельках позвякивала только медь.

Пиво сиротливо журчало в желудке, напоминая о том, что не худо бы поесть.

— Может, закажем в долг? — спросил Харальд, глядя на Берга, который за время странствий оброс, и бородка его превратилась в настоящую бороду ядовито-медного цвета.

— Не хотелось бы, — вздохнул Теневой, но тут же у него в животе громко заурчало, — а придется…

Заказ в долг был принят, как и следовало ожидать, неохотно, а когда слуга принес тарелки с гороховой кашей, то Харальд не удержался и спросил:

— А чего слышно нового?

— Много чего, — охотно отозвался слуга. По утреннему времени народу в зале было немного, и он был не прочь поболтать с посетителями. — Вот через пять дней, например, состоятся выборы нового атамана.

Кусок застрял у Харальда в горле, он закашлялся.

— Что? Как? — спросил он, прочистив наконец горло. — Разве Торвальда сместили?

— Нет. — Слуга потупился и печально вздохнул. — Умер он. Месяц назад.

— А чего случилось-то? — вмешался в разговор Берг.

— Да говорят, что отравился он чем-то, — пожал плечами слуга. — Хотя кое-кто утверждает, что дело тут нечисто.

Харальд вдруг почувствовал себя так, словно на плечи легла стопудовая тяжесть. Один за другим умирали соратники отца: Гуннар, Авимелех, Торвальд. Словно некто убирал их в тот момент, когда они становились более не нужны.

— Выпьем, — сказал он, поднимая кружку, в которой пива почти не убавилось, — за Торвальда. Он был хорошим человеком.

— Выпьем, — отозвался Теневой, лицо которого стало мрачным, точно безлунная ночь. — Он был отличным атаманом!

Пиво показалось горьким.

Когда они выпили, Берг сказал:

— Да, вот ещё что. Пока нового атамана не выберут, отданные в дружину на сохранение деньги взять не получится, да и с работой будет тяжеловато. А нет работы — нет денег. Придется пока занимать. У тебя есть к кому обратиться?

— Нет, — ответил Харальд мрачно. — У меня по эту сторону гор не осталось друзей, кроме тебя.

— Ладно, тогда пойду занимать я, — спокойно заключил Берг и встал. Загрохотала отодвигаемая табуретка. — А ты договорись с хозяином о комнате. Скажи, что деньги будут к вечеру.

* * *

В маленькой комнатке было холодно и сильно пахло мышами. Но все прочие, по словам хозяина, оказались заняты, и, ругаясь про себя, Харальд был вынужден согласиться на эту.

Берг появился, когда за подслеповатым окошком показались первые звезды, а от стен потянуло настоящим холодом.

— Мне пришлось продать кольчугу, — заявил Теневой с порога.

— Что? — не поверил своим ушам Харальд.

— Никто не дал мне в долг. — Рыжебородый мечник повалился на кровать, от чего та жалобно скрипнула. — Хотя никого и нет в городе. Все воюют. А та кольчужка все равно была не нужна. Правда, и дали мне за неё три золотых всего…

— Дней на семь хватит, — безрадостно подсчитал Харальд.

— Так что к концу этого срока кому-то из нас нужно найти работу, причем без помощи дружины. — Берг дунул на стоящую на полу свечку, от чего та сразу погасла. Осталась только алая, быстро тускнеющая точка. — А сейчас давай спать. Утром голова лучше работает. Глядишь, чего и придумаем.

* * *

Она шла по улице, высокая, стройная, красивая и такая желанная, что у Харальда защемило сердце. Он ждал её недалеко от «Зеленой розы» больше часа, а теперь, когда дождался, в коленках появилась дрожь. Едва нашел силы выйти на середину улицу и позвать:

— Ара!

Она оглянулась, в серых глазах засияла радость.

— Вернулся, — с облегчением проговорила она и бросилась ему навстречу.

Огненно-рыжие волосы пахли ландышем. От прикосновения по телу пробежала дрожь.

— Вернулся, — вздохнул он. — Без славы, без денег, и даже меч на боку чужой.

— Это ничего, — ответила Ара, отстраняясь. — Главное, что живой и здоровый. Или нет? — В глазах девушки заиграли озорные искорки.

— Вполне здоровый, — ответил Харальд, улыбаясь. — И готов тебе это доказать!

— Посмотрим-посмотрим. — Поджав губки, она покачала головой словно в сомнении, но тут же мелодично рассмеялась и добавила шепотом: — Мне надо к хозяйке, а потом до вечера я свободна. Встретимся в полдень в «Рыжем коте». Там и докажешь, что здоров.

Она улыбнулась и пошла. Харальд несколько мгновений бездумно созерцал стройную фигурку, а затем поспешно оглянулся. Он по-прежнему не хотел, чтобы об их встречах узнали.

— Быстрее! — рявкнул Берг, нанося удар за ударом. — Что ты двигаешься, точно пьяный сапожник?

Харальд вертелся волчком, отражая атаки наставника, и хорошо понимал, что тот покрикивает больше для порядка. Куда уж быстрее?

Мечи лязгали, и, несмотря на прохладную погоду, оба бойца были обнажены до пояса. Пот стекал по мускулистым телам, а со стороны учебная схватка походила на красивый и стремительный танец.

Харальд слишком поздно понял, что опять отвлекся на посторонние мысли, и тут же обнаружил лезвие меча около своего лица.

— Я мог бы убить тебя, — сказал Берг сурово. — И не один раз…

— Да, — грустно кивнул Харальд. — Ну что, хватит?

— Пожалуй, — неохотно согласился Теневой.

Шел четвертый день пребывания в Бабиле. Работу найти не удалось, и наемники заполняли вынужденное безделье воинскими упражнениями. Поскольку лука Харальд лишился, ограничивались мечами и метанием ножей.

Они подошли к лежащей на лавке одежде. Харальд замешкался, натягивая липнущую к потным плечам рубаху, и когда со спины прозвучал ровный, очень спокойный голос, вздрогнул от неожиданности.

— Не почтенного ли Харальда, прозванного Младшим, вижу я?

Харальд повернулся. На него смотрел, слегка наклонив голову, богато одетый мужчина. Плащ его был оторочен куньим мехом, а сапоги весьма искусно выделаны из оленьей кожи. Рыжеватые волосы спускались на низкий лоб, внимательно блестели очень умные глаза цвета волчьей шкуры.

На поясе незнакомец носил меч, а за спиной его толпились несколько человек в одинаковых одеждах. Скорее всего слуги. По всем приметам родовитый и не из бедных.

— Да, а что вам угодно? — сказал Харальд.

— Мне нужно поговорить с вами. — Незнакомец перевел взгляд на Берга, который смотрел весьма недружелюбно, и добавил. — Чтобы развеять ваши сомнения, скажу, что найти вас мне порекомендовал Торгрим фон Жахх. Меня зовут Кьетиль, и я прихожусь ему двоюродным братом.

— Вот как. — Взгляд Теневого потеплел. — Тогда ладно…

Они вошли в таверну, окунувшись в запахи кипящего масла, жареного мяса и пряностей. Время было обеденное, свободных мест было мало. Со всех сторон слышались разговоры и смех.

Усевшись, Кьетиль сбросил роскошный плащ, снял даже перевязь с мечом. Заговорили, только когда на столе зашкварчала, исходя аппетитным запахом, яичница со свиным салом.

— Мое дело касается в основном почтенного Харальда. — В серых глазах было столько спокойствия, что его хватило бы и на пятерых.

— То есть мне лучше уйти? — набычился Берг.

— Сиди, — бросил Харальд. Затем сказал Кьетилю: — У меня нет тайн от друга.

— Хорошо, — пожал плечами родовитый. — Брат осведомлен о моих проблемах, и он сообщил мне ещё зимой, что вы помогли ему решить затруднения схожего рода.

— Это какие же? — нахмурился Харальд.

— Вы ликвидировали опасность, исходящую от одного человека. Если не ошибаюсь, то при помощи лука и стрел.

— Было. — Харальд помрачнел, нахлынули воспоминания: зимняя дорога, всадники и кровь, хлещущая на снег…

— Так вот, я хочу предложить вам схожую работу. — Голос родовитого был столь ровен, словно он обсуждал вопрос о поднятии пошлины на проезд через мост.

— Что, нужно кого-то убить? — скривил губы Харальд.

— Да, — кивнул Кьетиль. — Нужно убить моего соседа, родовитого. Это непросто, но я очень хорошо заплачу.

— Сколько?

Названная сумма была не просто большой, а огромной. На неё можно было запросто прожить в Бабиле несколько лет, ни в чем себе не отказывая.

Харальд почувствовал, как пересохли губы, и поспешно облизал их.

— Сколько в задаток? — спросил он.

— Половина, — просто ответил Кьетиль. — Срок для исполнения — до конца лета. Все, что нужно будет знать о предполагаемой жертве, я расскажу. Так что — по рукам?

— По рукам, — кивнул Харальд.

— Тогда вот деньги. — Родовитый кинул на стол увесистый мешок. Тот отозвался мелодичным звоном. — Я остановился на постоялом дворе «Золотой лев». Жду вас завтра в полдень.

Он встал. Последовал изысканный поклон. Кьетиль подхватил плащ и оружие и исчез в дверях.

— Да, вот и работа. — Харальд улыбнулся, хотя губы отчего-то не желали слушаться, и поднял взгляд на Берга.

Тот смотрел спокойно, но как-то непривычно серьезно.

— Помни, ты взялся за нее, не я, — сказал он. — Я с тобой не поеду. Дай взаймы десятка два золотых. На них как-нибудь протяну.

— Как знаешь. — Харальд запустил руку в мешок, на ощупь монеты показались неестественно холодными, точно лед.

Берг, взяв деньги, поднялся.

— Спасибо, — сказал он. — Я, пожалуй, пойду. И помни, что цена смерти — это не то, сколько тебе платят за убийство, а то, сколько платишь ты, убивая. Счастливо!

Харальд попытался что-то сказать, даже раскрыл рот, но нужных слов не нашлось. Он смог лишь промямлить: «Счастливо!» — и остался один, над недоеденной яичницей и мешком золота.

* * *

Дорога вилась желтой пыльной лентой, а копыта коня били в неё с усыпляющей равномерностью. Если бы не рассказы Кьетиля, Харальд бы точно уснул. А так — слушал и старался запомнить наиболее важное.

— Мы всегда жили с Иоасафом дружно. — Голос родовитого звучал ровно. — Но в последние годы он, как мне кажется, сошел с ума.

— И что, это достаточная причина, чтобы его убить?

— Его безумие опасно. Он решил, что я — его враг, нападает на мои деревни, грабит и убивает моих людей, а поскольку он богаче и земель у него больше, то он может содержать больше воинов. Победить его в открытом бою у меня шансов немного.

— А почему Владетель не вмешается?

— А что ему до наших свар? — Кьетиль зло сплюнул. — Ему главное, чтобы подати вовремя поступали.

— Ясно. — Харальд бросил взгляд назад. Там, отстав на десяток шагов, ехали воины и слуги родовитого — полтора десятка человек. Путешествовать с эскортом было непривычно, постоянное присутствие людей за спиной нервировало.

В путь они отправились на второй день после того, как Кьетиль появился во дворе «Спившегося демона». После того, как окончательно обговорили сделку, Харальд отправился к Одноглазому Иакову, а потом на конский рынок, где с толком потратил часть задатка.

Теперь он сидел на собственном коне, буланом жеребце, стати которого не постеснялся бы и родовитый, у пояса покачивался меч — куда лучше утраченного. Приобрел он также лук, мощный и дальнобойный, и набор метательных ножей.

— Да, — Харальд повернулся к собеседнику, — расскажи мне лучше о том, как расположен замок твоего соседа…

Разговор длился, тянулась дорога, солнце медленно перемещалось к закату, подталкивая к концу ещё один день из жизни Харальда.

* * *

Городишко Динтри, лежащий во владениях родовитого Иоасафа, оказался маленьким и грязным. Он был лишен даже стены. Ее, как узнал Харальд из разговоров с Кьетилем, срыли после восстания горожан, которое сюзерен жестоко подавил, взяв возжелавший свободы город штурмом.

Харальд появился в Динтри вечером, когда со скрытого сиреневыми тучами неба начало накрапывать.

Проскакав по улице, узкой, точно лезвие меча, он оказался на небольшой площади, куда выходили три постоялых двора. Один был грязен и мал, а на вывеске красовалась некая черно-белая птица, весьма отдаленно напоминающая сороку. Второй гляделся щеголем — новехонькая черепица крыши, крашеный зеленый забор. Цены там скорее всего были высокие, и Харальд выбрал третий — нечто среднее между первыми двумя.

Вывеска изображала улыбающегося толстяка с кругом колбасы в руке. Колбаса выглядела аппетитно, а толстяк — радушно, так что Харальд отдал поводья подбежавшему слуге и вошел внутрь.

Тут было людно. Средней руки заведение привлекало всех, кто не хотел пить и есть в грязи, но не мог позволить себе делать это в роскоши. Подгулявшие мастеровые, городские стражники, отдыхающие после трудов праведных, торговцы средней руки — все имелись среди здешней публики.

Харальд занял столик у стены, заказал ужин и приготовился смотреть и слушать. Из рассказов Кьетиля он понял, что пробраться в замок предполагаемой жертвы будет непросто, почти невозможно — слишком высоки стены и многочисленна стража. Оставалось выслеживать родовитого Иоасафа за пределами замка. А для этого следовало узнать, часто ли он выезжает и если да, то куда.

На просьбу принести молока, а не пива слуга отреагировал изумленным взглядом, но заказ исполнил.

На небольшом помосте у погашенного по майскому времени очага объявились музыканты, и веселье усилилось. Визгливо загудели дудки, глухо зарокотал барабан, крепкие сапоги ударили в пол — те из гостей, что помоложе, пустились в пляс.

Среди тех, кто не танцевал, Харальд выделил одного. Могучего сложения дед, кряжистый, точно древний дуб, нависал над столом, пьяно мотая седой головой. На лице, кожу на котором выдубили годы, выделялся шрам, идущий от носа к уху. Когда-то старик чудом не потерял глаз. Внушали уважение его кулаки — каждый размером с пивную кружку. Расплатившись за еду и договорившись о комнате, Харальд подошел к деду, спросил:

— Можно?

Старик поднял мутные голубые глаза. Язык его заплетался.

— Че-го? На танец хочешь меня пригласить?

— Нет, выпить. — И Харальд закатал рукав, демонстрируя цеховую татуировку. — Я угощаю!

— А, вот как. — Свой рукав дед попросту разорвал. На мощном предплечье синел знак Черной дружины — оскалившийся в улыбке череп. — Садись, меня зовут Тьодольв.

Вскоре Харальд уже знал, что новому знакомому под шестьдесят, что он два десятилетия служил капитаном у родовитого Иоасафа («Да пожрут его крысы!» — восклицал Тьодольв при каждом упоминании имени бывшего хозяина), но после штурма этого городишки («Да потонет он в дерьме!») капитан показался стар, за что и был переведен в начальники городской стражи.

— Вот этими руками! — вопил Тьодольв, демонстрируя мозолистые ладони. — Я сражался в десятках схваток, а теперь должен ловить воров на рынке!

Поначалу Харальд при каждом выкрике собеседника оглядывался, ожидая, что на старика обратят внимание, но все, похоже, привыкли к его манерам, и никто не оборачивался.

Большого труда стоило направить болтовню Тьодольва в нужное русло. Старый наемник все норовил поведать о выигранных сражениях, в которых он руководил войсками, а об Иоасафе говорить отказывался наотрез.

— Да сожрут его крысы! — бормотал он и переходил на другое, а Харальд боялся переспрашивать, опасаясь вызвать подозрение.

Наконец после очередной кружки старик сам свернул куда надо.

— Да, Иоасаф, — проговорил он, наваливаясь на стол так, что доски трещали под его немалым еесом. — Он был всегда щедр, да сожрут его крысы… Только вот бабник. Ни одной не пропустит… Пяти дней без новой прожить не может…

— И где же он их берет?

— А тут, в городе, одно заведение есть… «Пчелки» называется, — мрачно пробормотал Тьодольв, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике. — Он туда часто ездит.

Больше дед не выдержал. Голова его упала и с грохотом соприкоснулась со столешницей.

Харальд встал и, оглянувшись, двинулся к лестнице на второй этаж, к комнатам для гостей. Ступеньки немилосердно скрипели под сапогами, а за спиной визгливо и нестройно переговаривались дудки и мерно бухал барабан.

* * *

К ночи похолодало. Небо очистилось от туч и разлеглось над городом, точно громадный ковер черного бархата, вышитый разноцветным бисером. Драгоценными камнями переливались самые крупные звезды, по серебряной дорожке плыл остророгий молодой месяц.

Харальд ждал. Затаился в подворотне, словно грабитель. Точно напротив входа в заведение, носящее легкомысленное название «Пчелки». С хозяйкой заведения, пахнущей дорогими благовониями дородной женщиной, он потолковал три дня назад. Золото сделало свое дело, язычок её развязался. Она сказала, когда почтенный Иоасаф фон Монтри в последний раз посещал её девушек, когда он должен прибыть вновь.

Он приехал сегодня, и Харальд видел его приезд, находясь среди зевак на площади. Багроволицый толстяк прибыл в сопровождении многочисленной свиты и снял лучшие комнаты на постоялом дворе с зеленым забором.

Удостоверившись в этом, Харальд расплатился за комнату и уехал из города в южном направлении. Но добрался он только до ближайшей деревушки, где оставил коня. Крестьянин, который согласился за ним присмотреть, не остался внакладе.

Сам Харальд вернулся в город в сумерках. Вошел пешком, без меча, с котомкой за плечами, завернувшись в плащ из недорогой материи. Странствующий подмастерье — с такого даже пошлины не возьмешь. Кто обратит на него внимание?

Но котомка была наполовину пустой, а у пояса мнимого подмастерья ждали своего часа ножи — из лучшей стали, которая куется на востоке, в отрогах Рудного кряжа. Заточенные так, что впору бриться.

Ждали ножи, и он ждал. Момента, когда родовитому Иоасафу наскучит пьянствовать в окружении ближней дружины и он возжелает ласк женщины.

Время шло. В подворотне ужасно воняло мочой.

Загавкала где-то за домами собака, и почти сразу же от площади донеслось нестройное пение. Певцы приближались, и вскоре стало возможным разобрать слова. Пели несколько человек, точнее хрипло орали, стараясь не отставать друг от друга.

А вот у нас собака — страшный зверь!

Коль не веришь нам на слово — приходи проверь!

Вот откусит тебе ногу — будешь знать!

Что веселые солдаты не умеют врать!

Харальд поморщился, сдерживая желание зажать уши.

На стены домов упали оранжевые отблески факелов. В перерывах между куплетами слышались шаги и позвякивание оружия.

А ещё живет на свете — страшный кот!

Лучше всякого пропойцы пиво пьет!

На этом пение прекратилось, кто-то хрипло закашлялся. Певшие показались в поле зрения Харальда, и он замер, прижавшись к стене.

Пятеро мужчин, среди них толстый и низкорослый Иоасаф.

Дверь «Пчелок» распахнулась. Сноп света вырвал из тьмы грязную улицу со здоровенной лужей посередине.

— Принимайте гостей! — бросил родовитый и вместе со свитой ввалился в дом.

Харальд выждал некоторое время. В окне, выходящем на улицу, на втором этаже, замерцал огонек свечи. Там находится комната для самых богатых посетителей, с роскошной кроватью и отдельно сервированным столом. Туда и только туда пойдет Иоасаф.

Харальд отлепился от стены. Взлохматил волосы, извлек из котомки полупустой бочонок пива. Горько пахнущей жидкостью прополоскал рот, часть вылил на грудь и на лицо. По запаху и по виду теперь — типичный гуляка.

Шатаясь, он пересек улицу и взобрался на крыльцо. Зацепился ногой за что-то и с грохотом упал, не забыв огласить ночь ругательствами. И только после этого распахнул дверь.

— Да, — сказал он входя. — Вот темнотища!

Внутри было тепло, а нос щекотал сладкий аромат притираний. Вокруг стола в углу сидели четверо мужчин — судя по всему, из свиты Иоасафа. В мутных взорах, обратившихся на вошедшего, читалось подозрение.

«Где ещё двое?» — подумал Харальд с беспокойством, а вслух сказал:

— Хозяйка, я желаю развлечься!

— А заплатить ты способен? — поинтересовалась та. Гостя она явно не узнала.

— А то! — Харальд гордо приподнял подвешенный к поясу кошель и позвенел им.

— Сара! — позвала хозяйка, во взгляде которой при виде денег появилось радушие.

Откуда-то выскользнула стройная черноволосая девушка. Подошла ближе, и Харальд сразу навалился на нее, словно не в силах стоять, обнял за талию. Краем глаза заметил, как клевреты родовитого перестали его разглядывать.

Они пошли наверх. Харальд пошатывался и продолжал цепляться за спутницу. Та была вынуждена тащить его одной рукой, а в другой руке нести подсвечник. Пахло от девушки розами, судя по сноровке, таскать пьяных посетителей было для неё делом обычным.

Без признаков усталости она довела Харальда до двери, и только тут он отпустил её. Дал войти и скользнул следом, быстро и ловко, более не пошатываясь. Она не успела обернуться, когда он очень мягко, но сильно ударил её по затылку.

Подхватил обмякшее тело, не давая ему упасть, и прислушался.

Из соседней комнаты доносились страстные стоны, но в общем было тихо.

Он быстро и сноровисто связал девушку (пригодилась найденная в комнате простыня), заткнул ей рот (подушкой) и уложил на кровать.

Затушил свечу и вышел в коридор.

Здесь было прохладно, гуляли сквозняки.

Человек, умеющий бесшумно ходить по лесу, не растеряется и в городе. Быстро и ловко, не скрипнув и половицей, Харальд добежал до комнаты, где должен был быть Иоасаф, и слегка приоткрыл дверь.

Внутри дышали, мощно, часто и с присвистом.

Харальд вошел, окунувшись в запахи пота и вина. Стены здесь были украшены гобеленами с весьма фривольными картинками, а кровать располагалась под балдахином розового атласа.

Очень кстати.

Приблизившись, Харальд вытащил нож и слегка отодвинул занавес.

Голым родовитый показался ещё уродливей. Коротконогий, безобразно жирный, он походил на красную жабу, и движения его были столь же судорожными, как у обитательницы болот.

Из-за плеча Иоасафа видна была женская головка. Золотые волосы разметались по подушке, а глаза красавицы были закрыты. На лице её гримаса блаженства вдруг сменялась выражением отвращения… Потом снова наступили мгновения счастья.

Харальд ощутил сожаление, что девушку придется убить. «Она ни при чем!» — мелькнула мысль. Но её тут же перебила другая: «Оставишь в живых — погибнешь сам!»

Преодолев сомнения, Харальд решительно шагнул вперед. Увлеченные любовники его не услышали.

Лезвие вошло в основание черепа легко, словно в масло, и вышло назад обагренное. Родовитый издал какой-то всхлип и упал вперед и вбок, свалившись с женщины. Взгляду Харальда предстала пышная грудь с бутоном соска.

Удивленная, девушка открыла глаза, оказавшиеся небесно-голубого цвета.

Не давая крику вырваться из алых губ, Харальд вонзил нож ей в горло.

Забулькала, изливаясь на простыни, черная и густая кровь.

Вновь накатило сожаление, что пришлось лишить землю такой красоты. «Вот она, цена», — пришла глупая мысль, но Харальд поспешно отогнал её и прислушался. Снизу не доносилось никаких звуков, и он, удовлетворенно кивнув, убрал нож и загасил свечу.

Вернулся в комнату, где лежала связанная девушка. Не зажигая свечи, обследовал окно. Оно легко открылось, впустив в комнату ночную прохладу и запах цветущей сирени.

За окном был внутренний двор, тихий и темный.

Спрыгнув, Харальд одним движением перелез через забор. Скользнул к стене и побежал к южной окраине, выбирая улицы и переулки потемнее. До утра нужно успеть убраться подальше от города.

Мускулы равномерно работали, дыхание было спокойным, и только иногда, сбивая с ритма, вставало перед глазами красивое женское лицо, обрамленное золотыми волосами…

Глава 7 СТАРЫЙ ХРАМ

Рынок шумел на тысячи голосов. Торговцы надрывались, расхваливая товары, ржали лошади, лаяли собаки, гомонил народ, надеясь выгадать, купить подешевле, а где получится — и украсть…

Над городом, очень высоко, если смотреть, и рядом, если довериться ощущениям, повис раскаленный добела слиток солнца. Беспощадные лучи обрушивались на рынок, вытапливая из него запахи, как огонь — жир из свиного окорока. При такой жаре многие продукты быстро портились, и среди торговых рядов главенствовал аромат тухлятины. Мухи летали толстые, ленивые, точно откормленные боровы.

Харальду с его тонким нюхом даже проходить мимо рынка было настоящей пыткой. Если бы не настоятельная потребность в новых сапогах, он бы из «Спившегося демона» и не вышел. А путь к сапожнику пролегал как раз мимо торговых рядов.

Тяжелый кошелек приятно оттягивал пояс, но надо было зорко следить за его сохранностью. Первый раз в жизни Харальд чувствовал себя богатым. Это было необычно и странно. В Бабиль он вернулся два дня назад, за проведенное в городе время успел только отоспаться.

Он уже почти прошел рынок и предвкушал прохладу и тишь узкого переулка, когда ушей достиг мелодичный, сильный голос.

— Почтенные горожане, спешите видеть! — прокричал кто-то, легко перекрывая шум рынка. — Представление для всех, для маленьких и больших! Забавные кукольные истории с обязательной моралью! Спешите видеть!

Харальд никогда не интересовался бродячими актерами, да и знал о них немного. Но сейчас он никуда не спешил, у него были деньги, и он неожиданно для себя повернул туда, где стояло несколько возов, обтянутых потрепанными пологами кричащих расцветок — алого, фиолетового, изумрудного…

Рядом с возами был установлен помост, на котором уже успели поставить ширму из темно-синего бархата. Перед ширмой толпились зеваки.

— Почтеннейшая публика! — вновь раздался возглас, и только теперь Харальд заметил говорящего.

Маленького роста, почти карлик, он стоял сбоку от ширмы и был малозаметен.

— Почтеннейшая публика! — повторил коротышка, довольным взглядом окидывая собирающуюся толпу. — Театр Толстого Хроара, самый знаменитый из всех кукольных театров, дает представление! Вы увидите несколько историй, увлекательных и занимательных…

— Представление давай! — крикнул кто-то пискляво. — Хватит трепаться!

По толпе пробежал смешок, но актер не смутился и спокойно закончил фразу:

— …полезных для ума и приятных для пищеварения! Смотрите и слушайте! История первая, о злом маге Голиафе и добром воине Давиде!

Над ширмой появилась кукла с искусно вырезанной из дерева головой. Голову украшал каскад черных блестящих волос. Кукла была в серебристо-воздушном платье.

Из последующего монолога стало ясно, что это дочь родовитого, которой предстоит долгое путешествие к жениху, отважному Давиду. Опасность же заключается в том, что придется проезжать мимо земель злобного мага.

Из-за ширмы появились другие куклы: маг с уродливым длинным носом и в черной мантии, похожий на отощавшего ворона, отважный воин с мечом из фольги, стражники, купцы, крестьяне и даже какое-то невообразимое чудовище, помесь лягушки с летающей мышью, служащее магу…

Харальд сам не заметил, как увлекся. Куклы двигались, говорили, создавая полное впечатление того, что они живые, что происходящее над ширмой и есть настоящая жизнь…

К реальности его вернуло какое-то подозрительное шевеление рядом. Не глядя, Харальд ухватил за руку узколицего типа, вознамерившегося завладеть его кошельком. Ощутив на предплечье железную хватку, воришка задергался, а поняв, что не вырваться, поднял на Харальда блеклые, словно затянутые пленкой глаза.

— Еще попадешься — руку сломаю, — спокойно сказал Харальд, наблюдая, как на узком лице появляется страх. — Проваливай…

Воришка исчез в толпе, точно пескарь в тине, но когда Харальд бросил взгляд на сцену, то обнаружил, что действие идет к концу. Лягушкообразное чудовище, весьма реалистично дергая конечностями, издыхало, а маг стоял на коленях, умоляя сохранить ему жизнь. Но под одобрительный гул зрителей был заколот, на чем все, собственно, и закончилось. Карлик с большой шляпой принялся обходить толпу, шляпа постепенно наполнялась медью и серебром. Харальд тоже бросил несколько монет.

Однако второе представление он смотреть не стал. Отчего-то сделалось вдруг скучно, и Харальд отправился к сапожнику.

* * *

Новые сапоги совсем не жали, Харальд похвалил сам себя, что выбрал именно этого мастера. К тому же они были очень легки и приятно облегали ногу. Даже метательный нож устроился за голенищем уютно, словно улитка в раковине. Потраченных денег было не жаль.

Обойдя оставшуюся после вчерашнего дождя лужу, в центре которой, блаженно похрюкивая, разлеглась свинья, он невольно обратил внимание на знакомого посыльного, расположившегося у крыльца «Спившегося демона».

Когда Харальд подошел, парнишка отлепился от стены и сказал:

— Тебя зовет атаман.

— Сейчас?

— Мне сказали привести тебя немедленно, — ответил посыльный. В его темных глазах было недоумение. — Сам не понимаю, к чему такая спешка…

Харальд пожал плечами и двинулся за провожатым. С новым атаманом, которого выбрали менее месяца назад, он ещё не сталкивался и плохо представлял, что это за человек.

Атаман оказался высок и русоволос. Седые волосы тонким шитьем посверкивали в ещё густой шевелюре, а руки атамана были тяжелы и мозолисты.

— Здравствуй, Харальд, — сказал он, приветливо улыбаясь. У него не хватало нескольких зубов, но приятного впечатления это не портило.

Ответное приветствие атаман выслушал равнодушно и сразу перешел к делу.

— Тебе сейчас предстоит встреча с одним человеком, — сказал он, почесывая в затылке. На лице его при этом отражались досада и нерешительность. — Кто он, я тебе не скажу, а ты его не спрашивай. В комнате, где вы будете разговаривать, темно, так что лица его ты тоже не увидишь.

— Что-то не нравится мне это, — сказал Харальд угрюмо.

— Мне тоже, — вздохнул атаман. — Но он ищет именно тебя, он предложит работу, которую сможешь выполнить только ты. Заплатит очень хорошо…

Недоброе предчувствие кольнуло сердце, и Харальду очень захотелось, чтобы на поясе был меч, а за спиной — лук и колчан с десятком стрел.

— Когда встреча?

— Сейчас. — Глава дружины позвонил в колокольчик.

Вошел слуга.

— Проведите нашего гостя в Темную комнату, — сказал ему атаман. И, повернувшись к Харальду, добавил: — Есть у нас такая, для темных дел. Только редко ею пользуемся. Все же мы воины, а не убийцы…

Харальду послышались в этой фразе презрительные нотки.

За слугой он вышел из комнаты. Последовал спуск по лестнице. Они прошли первый этаж и оказались ниже уровня земли. Здесь было прохладно, а на стенах чадили, воняя смолой и выбрасывая в стороны какой-то болезненно-оранжевый свет, факелы.

— Сюда. — Слуга взялся за кольцо на массивной, окованной железом двери, плечи его заметно напряглись. — Как войдешь, наткнешься на стул, на него и садись.

Дверь бесшумно распахнулась. За ней была тьма.

Харальд бестрепетно шагнул вперед. По привычке, погружаясь во мрак, насторожил уши и потянул воздух ноздрями. Доносилось тихое дыхание, да где-то за стеной скреблись крысы. Пахло камнем и совсем немного выделанной кожей.

Дверь за спиной затворилась, в этот же миг рука Харальда наткнулась на стул. Он осторожно подвинул его к себе и сел. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и он мог различить фигуру сидящего в пяти шагах человека. Только фигуру — ничего более.

— Ты — Харальд, прозываемый Младшим? — Голос был сильный, властный. В нем слышалась привычка повелевать. Значит, его обладатель относится к родовитым.

— Да. Что вы хотите от меня?

— Чтобы ты убил.

— Кого?

— Я знаю о тебе очень много. — Силуэт сидящего шевельнулся. Было видно, что это крупный и широкоплечий мужчина. — Практически все.

— И что же?

— То, что именно ты сумел каким-то образом преодолеть магию и убить Владетеля Канута, что именно ты убил ещё одного мага, путешествуя с купцом Иерамом, и даже то, — во властном голосе слышалось торжество, — что ты за деньги прикончил Иоасафа фон Монтри.

— Я? — Харальд усмехнулся, не скрывая иронии. — Кто вам такое сказал?

— Не важно, — уклончиво ответил собеседник. — Тем не менее я хочу тебя нанять.

От него явно ждали вопроса, но Харальд промолчал.

— Я хочу, точнее мы хотим, чтобы ты убил ещё одного Владетеля! — Собеседник пошевелился, по голосу было слышно, что он недоволен.

— Кто такие «мы» и кто этот Владетель? — поинтересовался Харальд. — Хоть это вы мне можете сказать?

Заказчик не прореагировал на иронию.

— Рувим, Черный Владетель, — ответил он. — Он безумен, и мы, родовитые его Владения, собрали деньги, чтобы прикончить его. Теперь ты понимаешь, почему я не открываю лица? Если ты попадешь в руки к палачам Черного, то мигом выложишь все о заказчике. Мой… — тут голос собеседника дернулся, словно от боли, — друг попал к Рувиму в плен. Через два дня мы его выкупили, но от перенесенного он поседел и уже никогда не возьмет в руки меч!

О жестокости и алчности Владетеля, правящего богатыми землями на юго-востоке, у моря, Харальд слышал, и рассказы эти заставляли кровь стыть в жилах даже у людей опытных и многое повидавших.

— Что же вы не убили его сами? — спросил он.

— Мы пробовали, — родовитый говорил страстно, — но он всегда оказывался сильнее! Он использовал магию! И узнав о том, что появился воин, который не боится магии, мы, родовитые всего Владения, собрали деньги, чтобы нанять его!

— Сколько вы платите? — спросил Харальд, хотя внутренне был готов согласиться даже бесплатно. Слишком страшны были дела, творимые Черным Владетелем.

Названная сумма поэтому не произвела на него особого впечатления.

— Я возьму ваш заказ, — сказал он. — И попробую его выполнить за полгода. Деньги пусть пока лежат у нашего атамана. Если мне удастся убить Рувима, то я заберу их. Если нет, то половину вам вернут.

— Такие условия нам подходят. — Невидимый родовитый был доволен.

— Тогда по рукам?

— По рукам, — согласился собеседник. За дверью ожидал сам атаман.

— Ну что, договорились? — спросил он.

— Да, — кивнул Харальд и вдруг почувствовал, что за время разговора у него от напряжения занемела шея. — Условия сделки заказчик изложит сам, а я, пожалуй, пойду…

Его вывели наверх, и вскоре он шагал по Оружейной улице. Откуда-то тянуло дымом, а солнце, багровея от натуги, тащило жирное тело к горизонту.

* * *

* * *

— Вот и я, — сказал Харальд, и Ара вздрогнула, от испуга и от радости одновременно.

— Ты, как всегда, появляешься из засады, — проговорила она, поворачиваясь, и тут же очутилась в объятиях Харальда. На мгновение затихла, наслаждаясь прикосновением, а затем отстранилась.

— Рассказывай, что нового, — сказала она.

— Может, в «Рыжего кота»? — предложил он. Сегодня Харальд был хмур, на лбу обозначились морщины, а в глазах стояло выражение мучительного усилия. Он приходил к Аре в последний раз три дня назад, хвалился заработком. Тогда он был доволен и спокоен.

Не то что сейчас.

— Пойдем, — согласилась она. — Хозяйка отправила меня на рынок, но, если я потрачу немного больше времени, она не заметит.

* * *

— Я уезжаю, — сказал он, когда они наконец оторвались друг от друга. В комнате было полутемно, а снизу, со двора, доносился многоголосый собачий лай.

— Куда? — спросила она, и словно теркой провели по её сердцу. Поездка — значит работа, которая у Харальда, как у любого наемника, всегда сопряжена со смертельной опасностью. — Не на войну, надеюсь?

— Нет, — он усмехнулся. — Куда именно, я тебе не могу сказать, но от Бабиля далеко.

— Надолго? Тебя наняли в охрану?

— Нет, не наняли. — Он приподнялся на локте и глянул прямо на нее. На мгновение в зеленых глазах мелькнул огонек. — Но уезжаю я надолго. Может, на полгода, может, меньше.

— Опять убивать? — Ара вздохнула. — Неужели тебе это нравится?

— Не сказал бы. — В голосе Харальда не было уверенности, а вот фальшь слышалась явственно.

— Тогда откажись! Скажи, что не можешь, верни деньги! Живи как обычный наемник! Почему ты должен быть убийцей?

— Повернуть назад не получится — я дал слово. — Он говорил спокойно, размеренно, без всяких эмоций. — К тому же это задание не может выполнить никто иной, кроме меня! И, поверь, если я убью этого… человека, то очень многим людям станет лучше!

— Ну да, ну да, — фыркнула она, собираясь обидеться, но он очень мягко привлек её к себе и поцеловал. Обида угасла, точно костер под ливнем.

— Я тебя не держу, — проговорила Ара грустно. — Но позволь рассказать тебе об одном человеке… Я слышала о нем от хозяйки. Он ходил к нам в те годы, когда она была молода и сама обслуживала клиентов. Он всегда выбирал её. А ремесло у него было то же, что и у тебя… Он убивал людей за деньги. И, как она говорила, поначалу он был нормальным, но чем больше у него становилось убитых на счету, тем больше ему это дело нравилось… И однажды он понял, что больше не может обходиться без убийств, они стали для него тем, чем для обычного человека являются вода и пища. Он тогда пришел последний раз и сказал, что, «убивая другого человека, неизменно убиваешь нечто человеческое в себе». А на следующее утро его нашли на улице мертвым, с проломленным черепом.

— Да, страшная история, — со смешком проговорил Харальд. — Только я не пойму, каким боком она ко мне относится?

— Я боюсь, что ты станешь таким же, — тихо проговорила Ара.

— Глупости! — сердито сказал он. — Он убил, наверное, сотни людей, а я никогда на такое не пойду!

— У каждого свое количество убитых!

— Ладно. — Он решительно поднялся. — Хватит разговаривать. Наверное, тебя уже ждут. Мне тоже пора.

Они одевались молча и так же, без единого слова вышли на улицу и там простились. Харальд исчез за поворотом, а Ара побрела к рынку. На сердце у неё было тяжело.

* * *

— Вай, сколько ты хочешь за эту клячу? — Покупатель, смуглолицый и черноглазый, смотрел на коня с таким презрением, словно перед ним был колченогий мул.

— Это отличный конь, и стоит он не менее пяти десятков золотых! — гордо ответил Харальд.

Цена была несусветной, но отдавать лошадь за бесценок безвестному барышнику из города Вефиль Харальд не хотел. Не для этого он преодолел почти восемь сотен верст.

До устья Пьяной реки, где высится замок Рувима, осталось ещё верст двадцать. Поскольку с лошадью в замок не полезешь, то Харальд решил её продать.

— Вай, ты что, издеваешься? — очень натурально удивился покупатель, вытаращив темные и блестящие глаза. — Три золотых я дам, из уважения к тебе, почтенный! Но не больше!

Он смотрел на светлоглазого и светловолосого путника без страха, в то время как местные крестьяне шептались за спиной Харальда: «Демон, демон!» и шарахались от него, точно от прокаженного.

Сами они все были смуглы и черноволосы, словно специально пачкались в плодородной и темной земле, на которой жили.

Все здесь было чужим. Глинобитные дома, дневная жара, пыль на дорогах, деревья, даже люди. Только деньги оставались теми же самыми.

— Сорок пять, — скинул цену Харальд. Он научился скрывать волосы под повязкой, которую носил по местному обычаю, но зеленые глаза, выдающие северянина, все равно не спрячешь. — Отдаю даром такого прекрасного, сильного коня!

— Ты что, вай? — огорчение появилось на смуглом лице. — Ты обидеть меня хочешь? Он скакал двести, нет, триста верст! Едва дышит! Десять даю!

Слова барышника были правдой. Конь, хоть и хороший, несколько отощал.

— Сорок, — сказал Харальд с непроницаемым выражением лица. — Из уважения к тебе, почтенный, продаю этого коня, годного под седло родовитому, за сорок золотых!

— Вай, да он еле живой, помрет скоро, да! Пятнадцать!

Торговались ещё долго. Харальд весь взмок, а улыбка покупателя становилась все шире. Когда сошлись на двадцати пяти, он довольно усмехнулся и сказал:

— Вот спасибо! Давно так не торговался!

Харальд отдал коня, получил деньги и отправился искать место для ночлега. Лошадиный базар, пахнущий конским потом и навозом, остался позади.

* * *

Река вдавалась в море широким устьем, в котором, словно несколько языков во рту, торчали островки, сплошь заросшие ядовито-зеленым кустарником. Берега же, напротив, были голы, и замок возвышался над правым из них, точно мрачная исполинская гора. Темный камень стен, черный флаг над донжоном — все это смотрелось чужеродно на фоне голубого неба и зеленой морской глади, которая простиралась на юг до самого горизонта.

Харальд наблюдал за крепостью Владетеля, укрывшись в кустарнике на ближнем из островков, куда переплыл ночью. Замок стоял на мысу между рекой и морем, и с двух сторон его прикрывала вода. Берег был укреплен каменными плитами, они отвесно возносились над волнами на несколько саженей. Никакой пристани не было.

Вчерашний день Харальд посвятил наблюдениям со стороны ворот. Пришлось засесть на краю вырубки, в небольшой рощице, почти в ста саженях от замка. Разглядеть удалось немногое. Стену прикрывал ров, а подъемный мост был постоянно поднят и опускался только в случае необходимости.

Слабых мест найти не удалось.

Наверняка есть тут подземный ход, а может, и не один. Но, учитывая то, как Рувим заботится о безопасности, этот ход, безусловно, охраняют, и очень бдительно. Да и искать вход в подземелье можно очень долго. Лучше про этот вариант забыть.

Солнце немилосердно палило голову, а Харальд смотрел и ждал.

К вечеру с моря набежали облака, повисли серой пеленой. Жара несколько спала. А когда, словно секира из вороненой стали, рухнула темная ночь, стало совсем прохладно.

Харальд разделся, сверток с одеждой и оружие спрятал в кустах и ступил в воду. Течение сильно тянуло влево, в открытое море, а луна силилась прорваться сквозь завесу из туч. Харальд искренне надеялся, что она не сможет этого сделать.

Где-то за рекой кричала ночная птица, мерно плескали волны.

Подплыв к берегу, Харальд двинулся вдоль него, высматривая место, где можно подняться к крепости. Две соседние плиты чуть разошлись, образовав широкую щель. Неровные края её могли послужить своеобразной лестницей.

Ухватившись за шершавый камень, Харальд тут же ободрал руки. Выдернул тело из воды и полез вверх, не обращая внимания на ссадины. Когда выбрался наверх, ободранные в кровь ступни горели огнем.

Сдержав ругательство, он сделал пару шагов и оказался у подножия стены. И вовремя. Луна все же разорвала тряпочную преграду туч и щедро плеснула на мир серебристым сиянием. Волны заиграли бликами, берега и река осветились, и только островки лежали на водной глади, темные и мохнатые, будто громадные морские чудовища.

Но прореха в небе быстро затянулась, и луна скрылась, словно устыдившись своего белого, покрытого оспинами лица. Харальд бесшумно двинулся вдоль стены, осматривая её. Умение видеть в темноте очень помогало ему.

Вблизи стена не казалась такой неприступной, как издалека. Она явно была построена несколько десятилетий назад и за это время покрылась выбоинами и трещинами. При соответствующей ловкости на неё можно было взобраться. Препятствием оставались высота и стража наверху, откуда время от времени доносились обрывки разговоров и позвякивание оружия.

Харальд прошел вдоль стены. На южном конце её путь преградила башня, стены которой обрывались прямо в воду. Она была не так высока, как другие (осадные лестницы с моря не подведешь) и основательно изъедена временем.

Именно стык этой башни со стеной и решил выбрать Харальд для подъема, если придется пробираться в замок с моря.

Он вернулся к тому месту, где выбирался из воды, и тут луна вновь преодолела цепкие объятия облаков, уставившись любопытным глазом на землю. Пришлось пережидать.

И вновь сомкнулась тьма. Харальд осторожно спустился к воде и поплыл.

Когда он, преодолев реку, выбирался на противоположный берег, над речным устьем уже занималась заря. Зверски болели ободранные конечности, очень хотелось есть, но Харальд был доволен. Ночь прошла не зря.

Уходя, он оглянулся. Замок плыл над поднявшимся с воды туманом, словно темная туча, по прихоти ветра снабженная зубцами и башнями. Это было красиво и почему-то страшно.

* * *

Харчевня «Веселая коза» стояла на пересечении двух торных дорог. Одна вела с севера, от далекого Бабиля, на юг, к замку Владетеля и морскому побережью, а вторая — с запада, от границ Владения, на восток, к Рудному кряжу. Каждый день мимо харчевни проходили обозы, и часто они останавливались — напоить животных и накормить людей. Кое-кто оставался ночевать.

Под стать заведению был хозяин. Круглый и шустрый, с козлиной бородкой на улыбчивом лице, он поспевал всюду. Все его знали и любили, и он тоже многих знал и был не прочь поболтать с любопытным гостем.

Харальд отрекомендовался хозяину наемником, ищущим работу.

— Вай! — сказал на это владелец «Веселой козы». — Ты пришел в нужное место, беловолосый! Многие купцы проезжают мимо харчевни Исава Улыбчивого, и кому-то из них может понадобиться опытный воин! А пока живи у меня! У кого ты служил ранее?

Пришлось придумывать. Хорошо, что на случай расспросов была готова правдоподобная история об одном из родовитых западной части Владения, который недавно умер, точнее, его прирезал наследник.

Часть наемников после этого, естественно, была уволена.

Историю эту Харальд слышал в Вефиле.

— Вай-вай! — всплеснул руками Улыбчивый Исав, выслушав рассказ гостя. — Родовитый Ицхак был добрый воин! Жалко его. А то что у него в дружине было несколько северян, я слышал.

Но тут со двора донеслось лошадиное ржание, дверь распахнулась, впуская новую порцию гостей. Владелец «Веселой козы» поспешил к ним, оставив Харальда наедине с кувшином пива и блюдом жареного мяса.

Когда Исав подошел к нему снова, мясо было съедено, а пиво, несмотря на нелюбовь Харальда к нему, выпито. Ничем иным пожар, загоревшийся в гортани после трапезы, залить было нельзя. Блюдо оказалось сильно перченным, и не привыкший к подобным вещам пришелец с севера поплатился за торопливость…

Нёбо пылало, а в желудке словно развели костер.

— Доволен ли дорогой гость? — подкатил хозяин, сияя слегка щербатой улыбкой.

— Да, — просипел Харальд, пытаясь улыбнуться в ответ. — Я, пожалуй, возьму ещё пива.

— Конечно! — Исав вернулся с новым кувшином и подсел за стол, намереваясь поговорить.

Харальд не стал его разочаровывать Он начал первым.

— А правда, что местный Владетель — самый богатый среди всех?

В темных глазах хозяина зажглось подозрение — не соглядатай ли беловолосый? Но тут же исчезло — нет, уж слишком заметен.

— Так говорят, — ответил он, — хотя я в его сундуки не лазил. Но если подумать, то рассказы эти, скорее всего, правда. Владетелю принадлежат копи Рудного кряжа, где чего только не добывают — и железо, и золото, и драгоценные камни…

Харальду оставалось только направлять разговор, а Исав, словно послушная, но очень быстрая лошадь, скакал в указанную сторону. Он поведал о том, как налажено дело на рудниках, как для работы на них покупают рабов по всему Владению, да и за его пределами.

Удалось узнать, что раз в месяц управляющий приисками отправляет в замок Владетеля обоз, в котором везут лучшие самородки и самоцветы. Для охраны всего нескольких повозок берется почти две сотни самых умелых воинов, и разбойники боятся даже близко к ним подойти…

— Вот бы попасть в эту охрану! — вполне натурально вздохнул Харальд. — Им, наверное, платят по-особому!

— Даже и не мечтай! — взмахнул рукой Исав. — Там собраны самые сильные мечники и самые меткие лучники! Куда тебе!

— Действительно, куда мне? — горестно вздохнул Харальд, пытаясь очередной кружкой пива успокоить изжогу.

Они разговаривали ещё долго, в основном о пустяках, и когда владелец «Веселой козы» ушел к другому посетителю, то Харальд облегченно вздохнул. Очень тихо.

* * *

Он прожил в «Веселой козе» два дня. В душной комнате было полно блох, еда была такой же острой, как и в первый раз, но надо было ждать, и он ждал. Отойдя в соседнюю рощу, до изнеможения упражнялся с оружием и даже успел сторговать у одного из проезжих коня.

Однажды к Харальду, сидевшему за облюбованным уже столом, подошел смуглый бородатый купец и вместо приветствия спросил:

— Ты воин?

Харальд молча обнажил предплечье.

— Хорошо, — сказал купец. — Мы гоним людей к рудникам, а один из моих воинов заболел и не может продолжать путь. Готов ли ты заменить его?

— Какова плата?

Названная сумма была невелика, но вовсе не ради неё стремился Харальд попасть на восток, к копям.

— Как тебя зовут?

— Рунольв Белый. — Имя было полностью вымышленным, но Харальд, используя его, ничем не рисковал. Всех воинов дружины знает разве что атаман.

* * *

Обоз тащился удручающе медленно. Харальд ехал в самом конце, глотая пыль, поднятую многими десятками ног. Запах грязных тел висел над дорогой плотным облаком. Сквозь душное марево за происходящим наблюдало солнце, безжалостный лик его походил на лицо палача.

— Смотри, вон горы! — сказал напарник Рунольва Белого, звероподобный воин по имени Еммор. Он не первый год ходил к рудникам и изрядно поднаторел в конвойном ремесле.

Харальд вгляделся и увидел на востоке как бы гряду туч, поднимающуюся из-за горизонта. Она была темной, при взгляде на неё появлялись мысли о прохладе.

— А где снег? — спросил Харальд. Он хорошо помнил сияющие белизной вершины Северных гор.

Еммор рассмеялся. Зубы его лучше всякого снега сверкнули среди курчавых зарослей бороды.

— Рудный кряж очень низкий. На нем нет снега!

В этот момент кто-то из одетых в лохмотья, закованных в кандалы мужчин в последнем ряду замедлил шаг. Еммор сразу оживился.

— Эй, ты, падаль! — рявкнул он, раскручивая в правой руке хлыст. — А ну быстрее!

Но невольник шагал все медленнее.

Хлыст метнулся к ослушнику с такой скоростью, что Харальд едва разглядел удар. Гибкое оружие на мгновение прильнуло к спине закованного в кандалы мужчины, а на коже словно сам собой появился багровый шрам.

Невольник застонал и ускорил шаг. Вскоре он затерялся в толпе.

— Вот так, — сказал Еммор спокойно, сматывая хлыст. — Ударишь такого или копьем ткнешь — он все понимает.

— Да уж, — немногословно согласился Харальд, но напарник не унимался. На него, судя по всему, неожиданно напало желание поговорить.

— Рунольв, а ты откуда будешь? — поинтересовался он.

— Я… — начал было Харальд, но раздавшийся вдруг крик, полный боли и ярости, избавил его от необходимости врать.

В середине колонны что-то происходило. Кто-то завопил опять, а затем несколько человек в лохмотьях понеслись к темнеющему в сотне саженей слева лесу.

— Ох, проворонили! — оскалился Еммор — Эх, достанется десятнику на орехи! Уйдут ведь, уйдут!

— Нет, — ответил Харальд, готовя к стрельбе лук. — Я не дам!

Ветра не было, беглецы бежали почти по прямой, и не попал бы в них разве что слепой. Взяв упреждение, Харальд спокойно, как на охоте, выпустил одну за другой четыре стрелы. Хлопки тетивы следовали, один за другим, а первый из бегущих упал в тот момент, когда последняя стрела отправилась в полет.

— Ты их убил?

Харальд повернул голову и наткнулся на восхищенный взгляд Еммора.

— Нет, — ответил он, чуть помедлив. — Не дал им уйти. Каждый из них ранен в бедро.

От остановившейся колонны, вопя и нахлестывая коней, мчались к упавшим охранники.

* * *

— И так будет с каждым, — вопил бородатый купец, поставщик живого товара на рудники, — кто попытается бежать!

Невольники, в большинстве осужденные преступники, внимали ему безмолвно. Лишь изредка кто-то надрывно кашлял или звякал кандалами.

Только что беглецам, попытавшимся добыть свободу, вспороли животы и набили во внутренности грязи. В таком виде оставили умирать под палящим солнцем у дороги. На глазах у остальных невольников, которые угрюмо молчали, наблюдая за расправой.

Харальд смотрел на казнь с содроганием. На севере, за горами, о таком вообще не слышали. Нарушившего заповеди племени (а такое бывало очень редко) просто изгоняли в тайгу на голодную смерть. В западных Владениях рабов почти не было, да и убивали осужденных достаточно просто — вешали или отрубали голову.

Но чтобы вот так, мучительно и долго…

Ночью он спал плохо. Снилось, что вспороли живот именно ему и набили внутренности чем-то похожим на золоченый мех. Больно не было, только щекотно, но кошмар от этого быть кошмаром не переставал…

* * *

— Вот и прибыли! — Еммор радовался, точно ребенок, увидевший что-то первый раз в жизни. В сочетании с курчавой бородой и морщинистыми щеками это выглядело смешно.

Горы занимали полнеба. Вблизи было видно, что они местами изрыты, раскопаны, словно здесь порезвился крот размером с дом. Густые леса, судя по всему, ранее покрывавшие вершины целиком, сейчас были почти истреблены и остались только в предгорьях.

— Куда прибыли? — поинтересовался Харальд.

— А к цели. — Еммор сверкнул белоснежными зу-бищами. — Вон за тем поворотом падаль эту у нас заберут. Мы там переночуем и назад отправимся.

— А на рудниках своя стража?

— Конечно, — со вздохом почесал щеку бородатый стражник. — Платят им хорошо, особенно тем, которые золото для Владетеля возят.

Дорога повернула, показался небольшой поселок. Дома в нем, к удивлению Харальда, были построены по-северному, из бревен, а над самым большим строением, напоминавшим укрепление, вился черный, точно собачий нос, стяг.

— Вон там харчевня с девочками, — потирая руки, заявил Еммор. — Ох, погуляем!

— Да уж, — скупо согласился Харальд.

Сдача товара продолжалась почти до заката. В конце концов купец получил требуемые деньги, расплатился с наемниками, и те гурьбой повалили в харчевню. В просторном зале, заставленном длинными столами, оказалось очень грязно, а хозяин выглядел так, что Харальд, будь у него выбор, ни за что бы не остался в подобном заведении на ночь.

Обсчитают, недольют, а потом ещё и ограбят.

Но остальных стражников физиономия содержателя харчевни не смутила. На столах появилась выпивка, откуда-то возникли несколько потасканных девиц, и гулянка покатилась своим чередом.

Единственным, кто не пил, был Харальд, занявший место на углу стола, ближе к двери. Он исправно подносил кружку ко рту, но глотать мерзкий напиток, горький и пьянящий, не собирался.

Стражники, быстро захмелев, орали похабные песни, девицы визжали, неубедительно отбиваясь от все более настойчивых ухажеров, по помещению плыл чад от факелов, запахи перца и подгоревшего мяса…

Исчезновения Рунольва Белого никто не заметил.

Харальд легко выскользнул во двор и бесшумно, точно хищный зверь, преодолел его. Под ногами слегка пружинила трава, лицо щекотал прохладный северный ветер, в небесах перемигивались звезды. Впереди вырастал бревенчатый форт, черный флаг над которым был сейчас не виден.

Столь необходимый стражник из числа охраны копей обнаружился у распахнутых ворот, рядом с почти погасшим костром. Правда, там же оказался второй воин; оба беззаботно дремали, опершись на копья.

«Да, заплыли они тут жирком», — подумал Харальд, ложась на землю и приготавливаясь ждать

Один из стражей неожиданно очнулся. Свет костра отразился в бессмысленных, мутных со сна глазах.

— Не спи! — толкнул он приятеля. Тот едва не упал. — Пойду, отойду…

— Ага, — кивнул напарник и вновь задремал.

Первый стражник, зевая и почесываясь, направился вдоль стены. Тенью за ним скользил Харальд В тот момент, когда воин отставил копье и взялся за штаны, сильные пальцы стиснули ему горло, перед глазами стражника сверкнула сталь, а хриплый голос прошептал:

— Пикнешь — убью!

— Ага, — согласился стражник, чувствуя, что справлять нужду он больше не хочет, а воздух почему-то гадостно пахнет.

Харальд невольно сморщился.

— На вопросы отвечать шепотом, иначе горло перережу. Понял?

— Да, — одними губами сказал «храбрый» воин, привыкший гонять невольников.

— Когда смена?

— Ч-через два ч-часа.

— Кто из вас двоих старший?

— Я-а.

Харальд ударил плененного рукоятью ножа по затылку. Тот с удивленным всхлипом осел на землю. Безвольное тело было уложено около стены, а копье досталось победителю

Зевая и сопя, Харальд двинулся к костру.

Остававшийся там стражник открыл глаза, некоторое время всматривался в подходившего. Затем на лице его отобразилось тупое изумление, которое исчезло в ту минуту, когда наконечник копья с хрустом вошел ему в шею.

Ночь запахла кровью.

Харальд оттащил тело чуть в сторону, положил рядом копье. Теперь, когда никто не поднимет тревогу, можно поговорить с первым стражником.

Его он нашел на том же месте. Вскинул на плечи и потащил в ближайшие заросли.

Когда над головой шелестят ветви, а вокруг стволы деревьев, прикрывающие от чужих взглядов, и пахнет лесом, Харальд чувствовал себя гораздо увереннее

От ударов по щекам стражник быстро очнулся. Раскрыл рот, собираясь заорать, и подавился собственным криком, увидев у самых глаз лезвие ножа.

— Ну вот, теперь побеседуем, — сказал Харальд.

Обмочившийся воин оказался словоохотливым. Он рассказал, что обоз, отвозящий драгоценные камни Владетелю, формируется в главном поселке Рудного кряжа, который в пятидесяти верстах к северу, и что там же размещается отборная охрана, которая этот обоз сопровождает…

Харальд узнал также, что очередной обоз отправляется через четыре дня.

Высказавшись, стражник замер, с ужасом глядя на своего пленителя.

— Хорошо, — сказал тот. — Ты сообщил многое и умрешь легко…

Смысл фразы едва дошел до воина, как тот вновь был оглушен и вскинут на плечо. Харальд осторожно выбрался из зарослей и побежал ко входу в форт. Там все было тихо, костер почти погас и сердито потрескивал, требуя дров. Угли казались воспаленными алыми глазами.

Харальд положил оглушенного стражника рядом с убитым и выдернул у того из руки копье. Как и было обещано, болтливый воин умер легко, не приходя в сознание. Он лишь глухо застонал, когда сталь вскрыла ему ребра, направляясь к сердцу…

Короткие судороги, и все стихло.

Харальд вложил копья в руки уже мертвым хозяевам, уложил трупы так, чтобы создавалось впечатление, будто сошедшие с ума стражники сами убили друг друга.

Придирчиво осмотрел утоптанную площадку перед входом в форт — не осталось ли где следов? Но все было чисто.

Подкинув напоследок несколько поленьев в костер, он побежал к харчевне. Там продолжалось веселье. Во дворе кто-то смачно блевал, распространяя кислую вонь, у самой двери двое дрались, по-пьяному раскачиваясь и размашисто молотя кулаками Удары попадали в основном в воздух.

Из самой харчевни доносились вопли и смех.

Мешок с вещами и оружие Харальд заранее припрятал в конюшне. Конюха здесь не водилось, постояльцы сами ухаживали за лошадьми, и на добро, зарытое в сено, никто не должен был покуситься.

Конь удивленно всхрапнул, завидев хозяина. Животные в соседних стойлах тоже заволновались, принялись перебирать копытами и гулко чесаться о стены. Харальд успокаивающе погладил коня по морде, потрепал по холке.

Вооруженный, ведя оседланного коня в поводу, подошел он к двери конюшни. Сквозь щель был виден двор, наполовину освещенный желтым светом, льющимся из окон харчевни.

Недавно дравшиеся пьяницы сидели на земле обнявшись и пытались петь. Гуляка, которого тошнило, лежал, обессилев, в луже собственной блевотины.

Харальд решительно толкнул дверь и вышел во двор. Не оборачиваясь и ведя животное за собой, он направился к воротам. Конь мягко топал копытами за спиной.

— Гляди… чего там? — сказал один из драчунов другому.

— Нишево не вишу. — Второй, судя по произношению, в драке лишился некоторого количества зубов.

— Значит, это мне показалось…

Лишь отойдя от харчевни на сотню шагов, Харальд вскочил в седло. Натянул поводья и ударил пятками. Лес вокруг мягко качнулся и поплыл назад. Позади оставался поселок, форт с убитыми стражниками, а по правую руку тянулись горы, над которыми, судя по серебристому свечению, скоро появится луна.

* * *

Гроза громыхала где-то на юге. Небо там было темно-фиолетовым. Тьму эту время от времени золотистыми клинками распарывали молнии, и тогда доносились удары грома, словно исполин бил громадным молотом по наковальне. Под фиолетовым небом шел дождь.

А здесь, на потаенных лесных тропах, которыми Харальд пробирался на север, было всего лишь душно.

Пот струился по телу. Воздух стал горячим и плотным. Дышать им было тяжело. Конь брел понурый, усталый, а сам Харальд если чего и хотел, так это лечь где-нибудь в теньке и уснуть.

Поляна открылась неожиданно. Только что дорогу преграждали непроходимые заросли какого-то кустарника. И вот — поляна, поросшая иссиня-зеленой травой. Будто ковер, вышитый кое-где желтыми, белыми и алыми цветами.

Сладковатый аромат в воздухе, жужжание насекомых, собирающих пыльцу, и ручеек, протекающий с правого края поляны. Вода переливается под лучами солнца разными оттенками голубого.

Вода оказалась холодной и прозрачной. От неё ломило зубы, хотя пил Харальд умеренно, понимая, что, кроме лишнего пота и вялости, полное жидкости брюхо ничего не даст.

Напившись, поднял голову и остолбенел. За ручьем, среди высоких деревьев с черными стволами возвышались на несколько десятков сажен не замеченные ранее развалины. Зеленые вьюнки оплели все ещё мощные серые стены, но вход оставался открытым, словно приглашая путника войти.

Гадая, что это может быть, Харальд привязал коня к дереву (чтобы не напился холодной воды) и двинулся к развалинам. Его тянуло туда, словно путника после дальней дороги — в родной дом.

Ощущение было таким странным, что Харальд даже остановился.

Но только на мгновение.

Строение некогда имело крышу, но она давно обвалилась. Уцелели стены и внутренние колонны, могучие, точно столетние дубы, украшенные причудливой вязью. На каменный пол нанесло веток и листьев, но девственно чистым остался огромный стол из белого мрамора, стоящий у дальней от входа стены.

— Мир тебе, путник.

Седовласый старец в ниспадающих белоснежных одеяниях появился из-за колонны, хотя Харальд не слышал шагов.

— Мир и тебе, — ответил он настороженно, опуская руку на меч.

— Не стоит браться за оружие. — Старец улыбнулся, точно взрослый ребенку, и глаза его, светлые, как вода ручья, блеснули. — Здесь, в храме, сила не может быть применена.

— Где?

— В храме, обиталище одного из Ушедших Богов.

— Никогда не слышал о таких, — искренне изумился Харальд, убирая ладонь с оружия. Опасности он не чувствовал. От старика веяло мудростью, добротой и покоем. «Как от отца!» — обожгла неожиданная мысль.

— О богах сейчас мало кто слышал, — с грустинкой сказал старец. — Хотя все знают, что они существуют.

Харальд ощутил, как что-то заворочалось внутри него, как всегда бывало в те моменты, когда неведомо откуда являлось знание. Но на этот раз движение было несколько иным.

Старик ещё раз улыбнулся и взглянул на Харальда по-новому, с интересом.

— Присядем, — сказал он, указывая в сторону. Там, где только что было пусто, стояли два каменных сиденья.

— Ты маг? — спросил Харальд, напрягаясь.

— О нет, — рассмеялся старик. — Среди тех, кто служит богам, не может быть магов. Тебе ли этого не знать?

Харальд проглотил удивление и спросил вновь:

— Кто же ты? Ведь ты не человек, я знаю!

— Я всего лишь Хранитель. — Старик развел руками, глаза его опять блеснули. — Когда-то у меня было имя, но я его забыл сотни лет назад. Присядем.

Медленно, словно нехотя Харальд приблизился к сиденью. Оно оказалось холодным, словно только явилось из глубин земли.

— Так что ты хранишь? — Некоторого труда стоило преодолеть неожиданно нахлынувшую робость.

— Память, — очень серьезно ответил Хранитель. — Об Ушедших Богах. Любой явившийся ко мне может услышать о них.

— А почему они ушли?

— Когда-то они правили миром. Люди поклонялись им и строили храмы, подобные этому. — Голос старика звучал размеренно, его было приятно слушать. — Боги наполняли строения своей силой и исполняли мольбы. Так было до тех пор, пока более полугора тысяч лет назад две волны переселенцев, одна из степей, с юго-востока, а другая — из лесов, с северо-запада, смешавшись, не заселили долины трех рек — Лесной, Серебряной и Пьяной. И тогда же людям открылся Истинный Алфавит, оставшийся от первых обитателей этих земель, а вместе с ним — искусство управления стихиями, демонами и ангелами, искусство магии!

Хранитель замолчал, на лице его появилась скорбная усмешка.

— Власть магов была зримой, видимой, и люди отшатнулись от богов. Храмы опустели, большая часть их была разрушена. Боги почти полностью ушли из этого мира и лишь изредка вмешиваются в его дела. Служители богов тоже стали не нужны, и очень немного их осталось.

— Сколько же тебе лет?

— Около тысячи, — спокойно проговорил старик. — Я был последним слугой того, кого когда-то звали Хозяином Глубин, Властелином Каменной Короны. Уходя, он оставил меня здесь живой памятью, говорящим памятником минувшим векам…

— У меня на родине был храм, — неожиданно для себя сказал Харальд. — На севере, за горами. Но он рухнул почти полтора десятилетия назад.

— Храм Двоих, — покачал головой старец, и брови его, похожие на мохнатых белых гусениц, поднялись. — Он построен в незапамятные времена, и не думал я, что есть силы, способные его разрушить…

Вновь Харальд ощутил внутри себя неясное движение, и весь интерес к разговору сразу пропал, сменившись острым осознанием того, что необходимо продолжать путь.

— Благодарю за рассказ, Хранитель, — сказал он, вставая. — Все это интересно, но мне нужно ехать.

— Конечно, я понимаю. — Старик тоже поднялся, неописуемо величественный, словно высокая гора. — Мои сказки это прошлое, а за тобой, точнее, внутри тебя, будущее…

Они выбрались из развалин храма. Небо на юге очистилось, воздух стал чуть посвежее.

— Прощай, — сказал Харальд, вспрыгивая на лошадь.

— До свидания, — поднял ладонь Хранитель, и тонкая усмешка появилась на старческих губах.

* * *

Звон оружия он услышал, переправляясь через небольшую, но бурливую речку, текущую с Рудного кряжа. Вода громко шумела, прыгая по камням, и лязг стали стал слышен, только когда Харальд преодолел водную преграду.

Он обнажил меч и двинул коня вперед.

На небольшой, почти круглой поляне, сплошь заросшей высокой, по пояс, травой, трое всадников в одинаковом вооружении отбивались от полутора десятков оборванцев, командовал которыми детина более сажени ростом. Он размахивал огромным топором и ревел, точно бешеный бык.

Приглядевшись, на одежде конных Харальд различил символы отборной рудничной дружины — скрещенные кирку и меч. Сердце радостно подпрыгнуло. Вот это удача! Он планировал нагло явиться в расположение отборного отряда охраны и попроситься туда. Но так даже лучше.

Разбойники тем временем свалили одного из коней, спрыгнувший с коня воин пал под ударом топора.

Харальд поспешно потянулся за луком.

Оружие привычно легло в ладонь.

Разбойники не сразу поняли, откуда летит смерть. Просто один за другим стали падать и умирать их товарищи — пораженные в затылок, в шею, в сердце. Первым погиб вожак.

После пятой жертвы испуганные оборванцы кинулись бежать.

Харальд выехал из укрытия и увидел, что дружинников поначалу было не трое, а пятеро. Просто он появился не в начале битвы.

— Кто ты, спаситель? — сказал один из уцелевших воинов, вытирая с лица кровавые брызги. Меч он не вложил в ножны, а на появившегося из-за кустов лучника смотрел подозрительно.

— Меня зовут Еммор, — сказал Харальд. — Я наемник, и я ищу работу.

— Похоже, что ты попал куда нужно, — заговорил второй из воинов. Он болезненно морщился, потирая бок. — Разбойники совсем обнаглели, а конвойных не хватает.

— Откуда ты здесь взялся? — Первый воин продолжал буравить пришельца подозрительным взглядом.

— Ехал к вам, — охотно ответил Харальд. — Купец, которому я служил, разорился и оставил меня без денег в Сихеме. — Так назывался небольшой городок примерно в дне пути на запад. — Я узнал, что на рудниках нужны люди, умеющие работать мечом, и не ошибся.

Он перевел взгляд на трупы, уродующие поляну.

— Странно все это, — проговорил подозрительный, но второй воин напустился на него:

— Да будет тебе! За последнюю неделю мы потеряли уже семерых! Пусть лучше этот парень будет с нами, чем с разбойниками! Видел ты, как он из лука шьет? Капитан нас в задницу расцелует, если мы ему такого воина привезем!

— Ладно, — буркнул подозрительный, убирая наконец меч.

* * *

Телеги, общим числом пять штук, передвигались ужасающе медленно. Скрипели колеса, неторопливо переступали могучие кони, дремали возчики Груз был упакован в ящики и завернут в плотную дерюгу; что именно они везли, не знал даже капитан.

Харальд ехал в передовом дозоре и одним из первых заметил, как на горизонте появились башни замка. Он не видел их почти месяц, с той ночи, когда, словно рыба, плавал по устью Пьяной реки.

— Вот и приехали, — прошептал высокий плечистый воин по имени Нестег. Именно он в тот день, когда Харальд только появился в дружине, испытывал новичка на мечах, и «Еммору» пришлось несладко…

Замок, в который нет хода никому, кроме воинов личной охраны, да один раз в месяц — рудничных дружинников, рос, приближался, и наконец по сторонам потянулась плешь вырубки. Солнце, уставшее за день, приближалось к горизонту, и по земле, обещая скорую прохладу, ползли вечерние тени.

Открылся, пахнул зловонием ров, заскрипел, залязгал, опускаясь, подъемный мост. С грохотом встал он на свое место. Сильный, задорный голос прокричал со стены:

— Здорово, рудничные крысы!

— Привет, замковые мыши! — отозвался Нестег, и обоз, грохоча, принялся переезжать через мост.

Решетка за ним была уже поднята, но проход оказался так тесен, что пришлось сначала пропустить телеги, а затем самим ехать попарно. Харальд исподтишка осматривался.

В потолке узкого сводчатого прохода — бойницы. Около них наверняка дежурят лучники. Даже если кто и ворвется через решетку, его встретит заслон из стрел.

Еще одна решетка, и за ней — двор. Обширный, покрытый травой.

В центре двора — донжон. И никакой охраны, а дверь вообще открыта, слегка поскрипывает под порывами ветра…

По приказу капитана спешились.

— Сегодня ночуем здесь, — объявил он. — Как обычно, в угловой башне. Лошадей в конюшню.

— Они что, с ума сошли? — спросил Харальд шепотом у Нестега. — Дверь не охраняют!

— Так там Владетель живет, — так же тихо отозвался тот. — Донжон заклинаниями защищен. Любой, кто в дверь без особенного амулета войдет, мигом в лепешку расплющится. Не веришь — зайди.

Только изнутри стало понятно, как замок огромен. Размерами он поспорил бы с крупным селом. И всюду: на стенах, на башнях — стражи. Спокойные и настороженные, оружие блестит, начищенная броня сверкает. На прибывших с рудников смотрят с ухмылкой, точно на обделенных судьбой младших братьев.

Пока занимались лошадьми, стало совсем темно Провожатый с факелом показал дорогу в угловую башню, ту самую, к которой когда-то примеривался Харальд. В двух её нижних этажах была устроена казарма, обычно, видимо, пустующая. Круглая комната, на стенах факелы, под ними длинные лежаки. В центре большой стол.

Когда Харальд попытался пройти наверх по узкой деревянной лестнице, его остановил дозор:

— Куда? Не велено!

В мелочной скупости Владетеля Рувима нельзя было обвинить — накормили до отвала. Свиной окорок увесистой глыбой расположился в животе, вызывая желание уснуть. Но Харальд, который нарочно улегся у самой лестницы, усилием воли гнал сон и вслушивался в шаги дозорных этажом выше.

Вскоре подошли ещё двое, судя по всему патрулирующие стену.

— Что, стоите? — спросил один из них тонким, противным голосом и мерзко захохотал. — Так вам и надо!

— Ничего, уедут эти завтра! — ответил со вздохом дозорный. — Снимут нас отсюда!

«Очень хорошо! — усмехнулся про себя Харальд. — Значит, вы тут не постоянно…»

Он лежал и слушал. На башне периодически появлялись два патруля, с левого и правого участков стены. Промежутки между их появлениями были примерно равными и составляли столько, сколько надо, чтобы пройти не торопясь триста саженей.

Три раза за ночь по периметру стен проходил усиленный наряд, меняя караульных, и тогда сверху в казарму просачивалось рыжее свечение факелов.

К утру в глаза Харальда словно насыпали песка, а тело ломило, но зато он узнал все, что хотел.

— Что-то плохо выглядишь, Еммор, — заметил за завтраком Нестег. — Точно всю ночь не спал.

— А как тут уснуть, — ответил Харальд весело, — когда ты то храпишь, то ветры пускаешь — словно гром гремит…

Сидевшие за столом разразились дружным хохотом, а Нестег шутливо погрозил «Еммору» кулаком.

* * *

К вечеру ветер посвежел и притащил откуда-то с юга, из-за моря, ораву низких сизых облаков. Они все уплотнялись, и заходящее солнце утонуло в них, точно в мягкой перине. Сгинуло — и наступила тьма. Противоположный берег Пьяной реки смутно различался сквозь мрак, но деталей нельзя было разглядеть даже на островке, лежащем всего в нескольких десятках саженей.

Разминая руки, Харальд выбрался из кустарника на открытое место. Похоже, что на этот раз ему повезло. Предыдущие несколько ночей были звездные, тихие и светлые, приходилось пережидать их на берегу.

Отсыпался днем, уходя далеко на восток от реки.

Тщательно проверив, как закреплено оружие — ножи и меч, Харальд вступил в воду. Ранее он преодолевал реку без труда, но тогда был без оружия, а на последнем участке пути и без одежды.

Он плыл длинными, затянутыми движениями, стараясь производить как можно меньше шума, а в голову лезли воспоминания пятидневной давности. Как в городе Вефиль ночью, словно тать, он покинул соратников и скрылся, уйдя на юг. Как и ранее Рунольву, воину Еммору пришла пора исчезнуть, оставив Харальда, наемного убийцу…

Строптивая волна, плеснув, залила воды в ухо, и несколько мгновений пришлось потратить на то, чтобы её вытрясти. Завершив это важное дело, Харальд прислушался.

Но все было тихо, лишь от замка доносились голоса. Должно быть, стражники разговаривали на стене.

Не останавливаясь, он миновал два островка и для отдыха выбрался на третий, с которого некогда наблюдал за замком. Ветер, дующий с юга, был совсем не теплым, и стоять в мокрой одежде было холодно.

Передохнув, Харальд вновь погрузился в воду, и почти сразу пошел дождь. Капли его с легким шипением касались реки, а тьма стала ещё гуще, словно со всех сторон нависла плотная серая кисея.

Дождь глушил звуки, и Харальд плыл почти в полной тишине, стараясь ни единым всплеском не выдать себя.

Береговой утес появился из тьмы неожиданно, точно хорошо спрятавшийся грабитель. Некоторое время пришлось потратить, чтобы найти то самое место, где Харальд выбирался на берег в прошлый раз.

Он подождал, когда вода перестанет литься с одежды, и только тогда полез наверх.

Вознесшаяся впереди стена замка слегка поблескивала сквозь мрак, словно панцирь исполинского животного. Шрамами от зубов хищников смотрелись трещины и выбоины.

Достигнув угловой башни, Харальд прислушался. Нужно будет дождаться момента, когда стражи уйдут, и только затем начинать подъем. Но пока наверху было тихо.

Тьма и дождь смешивали небо с морем, и казалось, что от башни на юг простирается бесконечная мгла, которая существовала до рождения мира. Вдруг Харальду почудилось, что он на самом деле достиг края мироздания, и его пробрала дрожь…

Сверху донесся приглушенный говор. Харальд прижался к стене, словно собираясь слиться с ней…

Патрульные немного потоптались на башне и ушли, а он поспешно полез дальше. Уступов едва хватало, чтобы поставить ногу, а руки скользили по сырому камню. Мускулы быстро занемели от напряжения, порывы ветра пробирали до костей.

Он достиг почти самого верха — зубцы были не более чем в сажени, когда появился патруль с другой стены. Эти шли молча, только лязг снаряжения дал Харальду понять, что охрана рядом.

Он застыл, почти вцепился зубами в камень.

Дождевые капли текли по лицу, меч неподъемной тяжестью тянул вниз. Саднили кончики пальцев, где кожа скорее всего была содрана до костей.

Невыносимо медленно тянулось время. Наконец на башне вновь стало тихо. Одним рывком он преодолел последний участок и, сдерживая рвущийся из горла всхлип, перевалил через стену.

Распластавшись на каменном полу, он прислушался. Ничего, только шелестит дождь.

В два шага он оказался у двери, ведущей в башню, и вошел внутрь. Тут было тихо и темно, пахло запустением и пылью. Со времени появления доблестных воинов с рудников здесь никого не было.

Быстро и бесшумно, не скрипнув ни единой ступенькой, Харальд спустился на первый этаж и выглянул во двор.

У ворот тускло светились укрытые под навесом факелы, но их багрового свечения было мало для того, чтобы разогнать тьму на всем огромном пространстве между стен. Из караулки доносился хохот. Стражники, по обыкновению, травили байки.

Донжон проглядывал сквозь непогоду огромным пальцем без суставов, указывающим в небо. Одиноким пятном уныло темнела заветная дверь.

Еще раз осмотрев двор, Харальд быстро, но не бегом направился к центральной башне. Земля под ногами слегка чавкала, словно гурман за обедом, и лез в ноздри запах сырой травы.

У самой двери он опять осмотрелся. И тихо потянул за ручку.

Оказалось заперто.

Тогда Харальд, недолго думая, постучал. Глухие удары почти вязли в плотном дереве, их наверняка не было слышно и за десяток шагов.

— Кого там ангелы принесли? — поинтересовался недружелюбный хриплый голос.

— Открывай! — прогудел Харальд самым начальственным голосом. — Старшего не узнаешь?

Он рисковал, и очень сильно. Но свойство верить только в то, что больше всего возможно, присущее большинству людей, помогло ему и здесь. Стражник, которому не положено скорее всего открывать дверь ночью, отпер засов, не допуская даже мысли о том, что за дверью может быть не сотник и не десятник…

Открывший умер быстро. Лезвие ножа вошло ему в глазницу. Второй стражник не успел и слова вымолвить, как длинный меч пронзил ему горло. Он захрипел, взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и затих.

Харальд поспешно запер дверь. Здесь было гораздо теплее, чем снаружи. Горел факел, распространяя аромат смолы, и не наблюдалось ничего отдаленно напоминающего магическую защиту. Да и на стражниках не было никаких талисманов.

«Наврали», — с презрением подумал Харальд, вступая на ведущую вверх лестницу. И в тот же миг на него обрушилась такая тяжесть, словно на голову поставили небольшую гору. Позвоночник ощутимо скрипнул, готовясь сломаться.

«Я же не поддаюсь магии!» — мысль была изрядно сдобрена страхом, и Харальду это не понравилось.

Но тяжесть исчезла, страх прошел, вновь объявилось знание, точное и ясное, чужое и неприятное. «Магия земли, — шепнул на ухо чей-то голос. — Любой, не добравшись и до десятой ступеньки, будет раздавлен».

Слегка затошнило, как от несвежего молока.

Харальд шел вверх и точно знал куда.

Второй этаж он миновал без остановки. Вход на третий оказался тоже защищен заклинанием. Толкнув дверь, украшенную мордой какого-то чудовища, Харальд вошел, и в него прянула молния.

Он ничего не ощутил, будто был облаком, и золотисто-белая изогнутая полоса пробила его насквозь. И исчезла, оставив щекочущий ноздри аромат грозы.

Харальд оказался, судя по обилию книг, в библиотеке. Сотни томов стояли на полках вдоль стен, глядя на пришельца слепыми и плоскими лицами корешков. Ощущение было жутким, и он поспешил дальше.

Не нуждаясь в факеле, чтобы видеть, он безошибочно ориентировался в расположении комнат. Словно кто-то вложил в голову подробный план замка со всеми дозорами. У самого входа в покои Владетеля пришлось убить ещё двух стражников. Они, как и первые, не успели оказать сопротивления.

Кровь залила роскошный, с золотым шитьем, ковер, насыщая его багрянцем, напитывая мертвые краски неким подобием жизни.

А Черный Владетель оказался совсем молодым.

Некоторое время Харальд разглядывал его, так и не проснувшегося, лежащего под толстым одеялом. Следов безумия на спокойном, слегка вытянутом лице не было. Только усталость и ещё какая-то тихая обреченность.

Впечатление оказалось неожиданным. Харальд понял, что не хочет убивать мага. И сразу же нахлынула ненависть. Словно кто-то откупорил затычку, и перебродившее, дурно пахнущее злобой вино ринулось на свободу…

Не размышляя более, он поднял меч и ударил.

Сверкающая, нестерпимая радость осветила все существо. Подняв меч к потолку, хотелось заорать во всю глотку: «Смотрите, что я сделал! Я оказался сильнее Владетеля, сильнее магии!»

Но кричать было рано. Надо было выбраться из замка. И, вложив меч в ножны, Харальд двинулся в обратный путь.

Глава 8 ДОРОГА УБИЙЦЫ

Осень по праву хозяйки распоряжалась в городе. Затевала уборку, поливая улицы водой, а затем пыталась вымести мусор сильным, холодным ветром, позаимствованным у Северных гор. Но занятие это ей быстро надоедало, и небо очищалось, радуя почти летней лазурью.

Однако солнце не грело, ночи становились все длиннее, а птичьи стаи безостановочно тянулись на юг. Харальду тоже не сиделось на месте, но по несколько другой причине.

В сопровождении хмурого чиновника из магистрата он бродил по улицам Бабиля и осматривал продающиеся дома. По обычаю, впрямую купить жилье в городе была нельзя. Продать дом можно было только магистрату и купить, соответственно, только у властей.

Все эти премудрости Харальду разъяснил атаман, когда молодой дружинник заикнулся, что хочет купить дом. Желание это зародилось у него, когда он возвращался с юга, где оставил труп Владетеля и раздираемое междоусобицей Владение. По слухам, родовитые там собрались взять власть исключительно в свои руки и не допустить на их земле нового мага.

Харальду было все равно. Он свою работу выполнил и о странных чувствах, охвативших его в тот момент, когда он находился в башне мага, старался не вспоминать.

Заработанных денег оказалось более чем достаточно для покупки дома. Он мог позволить себе привередничать.

— Ну чем вам не нравится этот дом? — бурчал представитель магистрата, когда они покидали очередное пустующее строение. — В хорошем состоянии, два этажа, стены прочные, печи исправны…

— Нет, не годится, — возразил Харальд, не в силах выразить словами смутное недовольство.

— Что же, будем смотреть дальше, — печально вздохнул чиновник.

И они пошли дальше. Проходя через одну из площадей, Харальд увидел запомнившиеся ещё по лету актерские возы. Яркие цвета тентов несколько поблекли, но все равно смотрелись празднично.

Вспомнилась история о злом маге Голиафе и добром воине Давиде, и Харальд про себя усмехнулся тому, насколько он сам похож на персонажа из этой истории.

Только он действует по своей воле, а Давида водит актер…

— Вот здесь, на улице Дырявых Горшков, — отвлекая от занятных мыслей, проскрипел чиновник магистрата, — есть кое-что.

Улица Дырявых Горшков оказалась короткой, и они быстро прошли её из конца в конец. Под ногами сиротливо плескались лужи, а в вое ветра, зажатого между стенами плотно стоящих домов, слышались тоскливые нотки.

— Вот этот, — проговорил сопровождающий. — Он построен, конечно, несколько не по правилам, но не это главное…

Дом был не особенно большим. Из красной черепичной крыши вырастали две башенки, что создавало впечатление легкости и изящества. Башенки были разной высоты, и вообще все строение было каким-то несимметричным.

Но Харальд не обратил на это внимания, как и на заколоченные окна, и на стены, нуждающиеся в ремонте. Дом чем-то ему напомнил храм, виденный в предгорьях Рудного кряжа. Чем именно, он не мог сказать, но вызывал то же самое чувство: вот он, дом, вот то место, где надо, где хочется, где приятно жить…

— Сколько? — спросил Харальд, едва удерживаясь от желания войти внутрь.

* * *

Дождь стучал по крыше, навевая дрему, а от натопленной печи тянуло теплом. В комнатах вкусно пахло свежими досками. Почти месяц длился ремонт, и каменщики, кровельщики, а также прочие мастеровые славного города Бабиля неплохо на нем заработали.

— Ты хочешь, чтобы я жила здесь? — осматривая прихожую, где главное место было занято огромной старой вешалкой — наследством от прежних хозяев, спросила Ара. В голосе девушки явственно звучало потрясение. Она ещё не оправилась от того, что стала свободной, что вырвалась из плена «Зеленой розы». А теперь ещё и роскошный двухэтажный дом…

— Да, ты будешь жить тут, — гордо сказал он, закрывая входную дверь, за которой свирепствовала октябрьская непогода.

Он явился в «Зеленую розу» около полудня и после нескольких часов споров выкупил Ару.

И о том, что потратился, ничуть не жалел.

— А кто натопил печь? — спросила она, входя в комнату. Мебель тут тоже была старой. Громадный комод подпирал потолок, а стол, казалось, вот-вот рухнет — настолько ветхими выглядели его ножки.

Зато стекла узких окон сияли, а от проконопаченных стен не тянуло сквозняком.

— Я, с самого утра, — проговорил Харальд, проходя в комнату вслед за подругой. В словах его звучала гордость. — В подвалах столько угля, что хватит до самой весны. Вон там — кладовая и кухня, там — выход на задний двор, — говоря, от открывал и закрывал двери, демонстрируя расположение комнат, — тут выход на лестницу. Вниз — подвалы, вверх — второй этаж, там спальни и чердак.

Когда Харальд оглянулся на Ару, то лицо её было белым, а нижняя губа закушенной. В серых, как осеннее небо, глазах не было радости, и даже огненно-рыжие кудри, казалось, поблекли.

— Что-то не так? — спросил он.

— Я не могу здесь жить! — сказала она, и голос её звенел натянутой тетивой.

— Почему?

— У меня… я никогда не имела своей комнаты! — Девушка села на стул, словно её не держали ноги. — Мой отец был башмачник, и все мы ютились в домике, меньшем, чем эта комната… Когда меня продали в «Зеленую розу», я была ужасно рада, что у меня будет своя кровать! А здесь? Громадный дом, богатому купцу впору… Нет, я не могу!

— Придется привыкать, — проговорил Харальд, ощущая нечто похожее на обиду. Он ожидал благодарности, радости, но никак не противодействия. — Я купил этот дом, я выкупил тебя…

— Так ты что, думаешь, что раз заплатил, то можешь мне приказывать? — Она выпрямилась на стуле, сверкнув глазами. — Что теперь я твоя рабыня?

Ара почти кричала.

— Нет, — сказал Харальд, подходя вплотную и обнимая её. От пышных волос исходил едва уловимый аромат ландышей. — Просто мне очень нужно место, куда я могу возвращаться, и та, к которой я могу возвращаться. «Спившийся демон» и девушка из «Зеленой розы» подходят для этого плохо. Я очень прошу — поживи здесь, а?

Она попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко.

— Ладно, — сказала она все ещё обиженно. — Но ведь на тебя будут показывать пальцем из-за меня…

— А, это ерунда, — усмехнулся Харальд. — Пусть их…

Ему было хорошо и покойно, лишь в самой глубине сердца ворочался предательский холодок, намекая, что счастья этот дом не принесет. Харальд изо всех сил старался заглушить предвещающий недоброе внутренний голос, но так и не смог…

* * *

Пиво в дешевой забегаловке около западных ворот отдавало горелой шерстью. Хмельного Харальд не любил, но очень уж неприятным вышел разговор с Арой. Из дома на улице Дырявых Горшков Харальд выбрался в изрядном расстройстве, наверное, впервые в жизни ощущая желание напиться.

Вывеска с изображением желтой кружки, из которой вытекала пена, похожая на белесый гной, попалась на глаза очень кстати.

Он заказал двойную порцию, о чем пожалел после первого же глотка.

Не допив и половины кружки, отставил пиво, обдумывая произошедший разговор. Подруга по-прежнему отказывалась радоваться по поводу нового жилища. Это злило, и сильно.

Скамья напротив скрипнула. Оторвавшись от собственных мыслей, Харальд обнаружил, что на ней кто-то сидит. Стремясь скрыть легкое замешательство, отхлебнул из кружки и с трудом удержался от того, чтобы сплюнуть.

— Здесь не самое лучшее пиво, как я погляжу, — сказал сидящий напротив человек.

Харальд невольно глянул на него и тут же подобрался, ощущая исходящую от незнакомца опасность.

Серые волосы, острый взгляд желтых, похожих на птичьи глаз. Широкие плечи и руки, лежащие на столе нарочито дружелюбно, ладонями вверх. И за всем этим — в каждом слове, в каждом движении, даже во взмахе ресниц — готовность напасть. Словно у рыси. Вот она расслаблена и лежит спокойно, а спустя миг когти рвут тело жертвы…

Человек походил на Берга, но был лишен его внешней мягкости.

— Да, — сказал Харальд, ощущая, что встретил если не сильнее себя, то по крайней мере равного. — Не лучшее.

— Не перейти ли нам в другое место, где напитки несравненно изысканней? — Желтоглазый усмехнулся, обнажив острые зубы, похожие на собачьи.

— Кто вы? — поинтересовался Харальд напрямую, размышляя, не наняли ли кого убить его самого.

— Это не важно. — Желтоглазый вновь усмехнулся, и Харальд с облегчением понял — драки не будет. Сегодня. — Мой хозяин заинтересован в вас.

Вновь усмешка, а Харальд выругался про себя. Поддался эмоциям и не смотрел вокруг — непростительная небрежность.

— А почему ваш хозяин решил, что я пойду к нему?

— Я бы мог заставить. — На лице желтоглазого отразилось откровенное сожаление. — Но мне не велели. А хозяин попросил передать вам, что он знает, кто убил Канута.

— И что? После этого я должен идти за вами куда угодно, может быть, в ловушку?

— Что означают эти слова, я и сам не знаю. — Собеседник пожал плечами. — Ну а по поводу ловушки — вы можете сообщить о встрече кому угодно, и назначить любое удобное время.

— Хорошо. — Мгновение Харальд помолчал. — Пойдем сейчас. А где меня ждут?

— На постоялом дворе «Серебряный петух».

Харальд поднялся из-за стола, удивленно хмыкнув. Названное заведение считалось самым дорогим в городе, останавливались там только богатейшие из родовитых.

Пиво так и осталось недопитым.

* * *

«Серебряный петух» занимал места в два раза больше, чем обычный постоялый двор. Вольно раскинулись конюшни. Отдельно, соединенная с основным зданием галереей, стояла кухня. Ветер нес от неё такие запахи, что у Харальда забурчало в животе.

Еще он знал, что здесь есть свои мастерские — шорная и кузнечная. Захочется гостям починить упряжь или заново подковать лошадь — пожалуйста, и никуда отлучаться не надо.

Петух из серебрёной жести, громадный, точно орел, со своего насеста над дверью глянул на Харальда недружелюбно. Словно богатый купец на нищего попрошайку.

Схожим образом посмотрели и вышибалы — двое крепких мужиков с короткими дубинками на поясах. Кулаки охранников, каждый с человеческую голову, внушали уважение.

При виде желтоглазого лица вышибал стали менее хмурыми — его на постоялом дворе знали. К Харальду всякий интерес тут же был потерян, и сопровождающий повел его по широкой лестнице наверх.

На натертом до золотого блеска дощатом полу явственно виднелись следы грязных сапог. Кто-то из гостей не потрудился вытереть обувь.

Они свернули налево и вскоре оказались перед массивной дубовой дверью. Ее охраняли двое мечников. В одежде их доминировал зеленый цвет, а вот гербов не было никаких.

В душе Харальда шевельнулось нехорошее предчувствие.

Дверь открылась без стука, и он очутился в небольшой квадратной комнате. В противоположной стене виднелись ещё три двери, а за столом, стоящим у стены, вольготно расположились трое мужчин. Судя по аромату жареной рыбы, они обедали.

При виде вошедших смолк оживленный разговор, а тот из мужчин, что постарше, с густыми седыми бровями, похожими на два куска шерсти, сказал угрюмо:

— А, это ты, Асгрим. Привел?

— Да, — кивнул желтоглазый, жестом указывая Харальду место на скамье. — Зовите Ефрона.

Харальд сел, а бровастый забарабанил в одну из дверей.

В ответ на стук послышался скрежет отодвигаемого засова, и взору охранников предстала мордочка, более всего похожая на крысиную. Маленькие черные глазки злобно моргали, а редкие усы, нависшие над верхней губой, беспокойно шевелились

— Чего надо? — прошипел появившийся — Повелитель изволит принимать омовение, а вы беспокоите его шумом…

— Я привел его, — без всякого почтения прервал крысоподобного Ефрона Асгрим.

— Хорошо, — Черные глазки уставились на Харальда с мрачным подозрением. — Я скажу, когда можно будет впускать. И не забудьте разоружить его!

Дверь захлопнулась, а желтоглазый повернулся к Харальду.

— Выкладывай оружие, — проговорил он, сияя оскалом. На лице его была написана надежда, что гость будет сопротивляться и даст повод применить силу.

Харальд не собирался доставлять ему подобного удовольствия.

Он молча отцепил ножны и положил на лавку. Оружие обиженно звякнуло.

— И ножи, — продолжал улыбаться Асгрим. — Тот, что в сапоге, не забудь.

Рядом с мечом оказались два клинка покороче.

— Так хорошо? — поинтересовался Харальд, испытывая сильное желание треснуть кулаком меж желтых глаз.

— Вполне, — отозвался Асгрим. — Как тебя позовут — войдешь.

Время тянулось медленно. Из-за закрытой двери слышался плеск воды и игривый женский смех. Стражники продолжали трапезу, не глядя на Харальда, а тот от нечего делать разглядывал узор ковра на полу.

Рисунок был ярок, и можно было разглядеть, как переплетаются ряды синих и зеленых волн, через равные промежутки украшенные белой пеной. При внимательном разглядывании становились видны тела морских чудовищ, сцепившихся в смертельной схватке. И пена тогда становилась кровью…

Дверь распахнулась, и из комнаты вместе с запахом розового масла выплыли две девушки. Легкие одежды едва скрывали пышные формы, а щеки девиц призывно алели.

Мазнув по стражникам игривыми взглядами, женщины исчезли в коридоре, а объявившийся Ефрон ядовито прошипел:

— Пусть войдет!

Комната, в которой Харальд оказался, была велика. Запах розового масла тут был ещё сильнее, в углу виднелась большая бадья для омовений, около которой на полу остались мокрые пятна.

В камине пылал яркий огонь, а перед самым пламенем, боком к нему, в глубоком кресле сидел человек. Ворот рубахи не был застегнут, открывая густо заросшую грудь, а гладкие черные волосы, мокро отблескивая, падали на плечи. И что-то было не так с глазами. Слишком темными, будто лишенными белка казались они. Два куска агата в глазницах.

— Подойди, — сказал человек мягким приятным голосом.

Харальд сделал шаг вперед.

— Ефрон, стул гостю, — пошевелил рукой человек в кресле, и тут же что-то твердое ткнулось сзади Харальду под колени.

Он сел.

— А теперь выйди! — сказал черноволосый.

— Но повелитель! — зашипел Ефрон. — Я…

— Выйди! — В мягком голосе прорезался приказ. Сапоги простучали по полу, хлопнула дверь.

— Вот так лучше. — Черноволосый чуть приподнялся в кресле. На пальце сверкнул перстень с изумрудом, размер которого превосходил голубиное яйцо. — Меня зовут Симеон, и ты, наверное, уже догадался, кто я.

— Ты маг. — Губы Харальда словно закостенели. Он говорил, но не чувствовал, что они шевелятся. Язык казался ороговевшим.

— Да, я Владетель, — удовлетворенно рассмеялся черноволосый.

По телу пробежала горячая волна, а сердце тяжко бухнуло в груди Харальда. Он сжал зубы с такой силой, словно собрался растереть их в порошок, и ощутил, как исказилось лицо.

— Ну, — Симеон укоризненно покачал головой. — Мне известно твое отношение к магам, и не стоит пытаться меня убить голыми руками. Посмотри по сторонам.

Харальд медленно повернул голову налево. Из небольшой ниши на него смотрело острие арбалетной стрелы. Державший оружие воин был совершенно неподвижен, а острый прищур выдавал опытного стрелка.

— Еще один по правую руку от тебя, за шкафом, — мягко проговорил Владетель, потягиваясь. — Одно движение, и превратишься в подушку для иголок. Ясно?

— Да. — Зубы удалось разжать с трудом. Точно хищный зверь, недовольно ворча и огрызаясь, пряталась в глубине души ненависть. Она не была укрощена и в любой момент могла вновь вырваться наружу, отшвырнув прочь рассудок и затоптав волю.

— Великолепно. — Симеон откинулся в кресле с таким довольным видом, словно только что получил то, о чем мечтал добрых полжизни.

— Что вы хотите от меня? — поинтересовался Харальд донельзя скучным голосом.

— Того же, что и другие. — Маг, похоже, окончательно развеселился, но, наткнувшись на холодный взгляд собеседника, как-то сконфуженно умолк. — Ладно, перейдем к делу.

Вскоре Харальду стало ясно, что в жизни Владетеля есть только одна вещь, которая отравляет существование, портит сон и аппетит, и эта вещь — хозяин соседнего Владения.

— Короче, — прервал Харальд излияния собеседника. — Вы хотите, чтобы я его убил?

— Можно сказать и так, — почти промурлыкал Симеон, невинно улыбаясь и разглядывая изумруд на перстне.

— Это вам обойдется очень дорого.

— Я знаю. — Маг поднял глаза и вновь вздрогнул, встретившись с Харальдом взглядом. — За что ты нас так ненавидишь?

— Есть за что, — ответил Харальд с удивившим его самого спокойствием. — Но не об этом сейчас речь. Поговорим о деньгах.

— Хорошо иметь дело с умным человеком, — с улыбкой сказал Симеон спустя полчаса, когда все подробности были оговорены.

— И зачем так врать? — поднимаясь со стула, ответил Харальд. Спина затекла, и он слегка потянулся, заставив суставы хрустнуть. — Ведь неприятно, а приходится…

Когда выходил, то спину жег выразительный, полный злобы и презрения взгляд Владетеля.

— Ба, он жив? — удивился Асгрим, завидев Харальда, и по губам его скользнула глумливая усмешка.

Харальд молча нацепил меч, рассовал по местам ножи

— Потом, — сказал он, повернувшись к желтоглазому. — Когда я выполню работу для твоего хозяина, я отрежу тебе язык. — Подумал и добавил: — И руки. Чтобы научился себя вести.

Он повернулся и пошел, а бровастый и двое его товарищей повисли на Асгриме, который выкрикивал: «Да я его, как тузик тряпку, пополам порву!» и ругался, зло и витиевато.

Стены коридора уползали назад, а сапоги глухо стучали по дощатому полу, с которого успели смыть грязные следы.

* * *

Первый снег шел в полном безветрии, казалось, что с небес, из прорех в темно-синих мешках сыпется овсяная крупа, пуд за пудом, и нерадивый хозяин никак не заметит потерь.

Грязь успела слегка подмерзнуть, и конь шел ходко, бодро стуча копытами по ледяным зеркальцам луж. Новорожденный морозец — раннее дитя наступающей зимы — игриво пощипывал лицо, заставляя кожу краснеть.

Путешествовать в такую погоду было приятно.

За спиной тянулись к небу сотни дымов. Поднимаясь из труб Бабиля, они терялись где-то в тучах, а издалека казалось, что громадный город горит. Где-то там, на улице Дырявых Горшков остался недавно приобретенный дом, а в нем — Ара.

Вспомнив единственную в своей жизни женщину, Харальд невольно поморщился.

Перед отъездом ему пришлось выдержать нелегкий разговор. Она не желала понимать, зачем ему надо так срочно и так надолго уезжать, а он и сам не мог понять, что гонит его в дорогу. Срок, данный Симеоном, истечет только в начале лета, и за это время можно убить нескольких Владетелей.

Но некое чувство, более сильное, чем даже любовь, буквально заставило Харальда через неделю после того, как принесли задаток, покинуть дом. Что-то темное, подозрительно похожее на ненависть, выгнало его в дорогу по первому снегу…

Натужный скрип прервал его мысли

Из-за поворота величаво, словно кортеж Владетеля, выплыл воз. Крестьянин на передке дремал, колеса издавали душераздирающие звуки, а конь, могучий вороной жеребец, невозмутимо перебирал лохматыми ногами.

Вода в небольшой речушке была темной, словно в торфяной яме, и противоположный берег отражался в ней какой-то замутненный, точно там уже был вечер.

Опоры моста давно прогнили, нависшее над речной гладью сооружение скрипело и раскачивалось, когда Харальд переправлялся на другой берег.

А на другом берегу его, как оказалось, ждали.

Десяток воинов с короткими копьями, на каждом копье бьется по ветру лиловый вымпел.

Стража Владетеля. Даже здесь, на заброшенной дороге, про которую Харальд узнал случайно, подслушав разговор на одном из постоялых дворов.

Чего им тут делать? Разве что волков шугать да разбойников…

Повинуясь жесту, Харальд остановил коня, но на лицо напустил презрительно-высокомерное выражение, которое не раз видел у чем-то недовольных родовитых.

— Не скажет ли нам уважаемый, куда он держит путь? — поинтересовался старший из стражников.

— А в чем дело? — ответил Харальд надменно.

— Мы ловим убийцу, — терпеливо сказал стражник, хотя глаза его полыхнули гневом. Он не привык, чтобы ему перечили. — Так куда ведет ваша дорога, уважаемый?

— В город Барни.

Небольшой городишко не был ничем знаменит и лежал несколько в стороне от замка Владетеля.

— Не назовет ли уважаемый свое имя?

Харальд оскорбленно выпрямился.

— Имя мое известно всем, ибо я — Торгрим фон Триз из замка Триз, что во Владении Свенельда!

Полуправда всегда лучше, чем прямая ложь, если собираешься кого-то обмануть. Конечно, Харальд никогда не видел замка, где родился его отец, но рассчитывал на то, что стражники в тех местах тоже не бывали.

— Да простит меня уважаемый, но я о таком ничего не слышал. — Командир патруля весьма выразительно посмотрел на путешественника. Во взгляде его читалась насмешка. — И поэтому не соблаговолите ли проследовать с нами?

— Куда? — поинтересовался Харальд, чувствуя, как кровь быстрее побежала в жилах. Что-то здесь было не так, совсем не так.

— Вам это по дороге. Десять верст на юг до ближайшего городка. Там вас осмотрит чиновник Владетеля, знающий приметы разыскиваемого преступника, затем вы сможете продолжить путь.

— Никогда! — почти крикнул Харальд, привставая на стременах. — Никогда фон Триза не принимали за преступника!

— Если вы откажетесь, то мы применим силу, — с глумливой усмешкой сообщил командир патруля, а воины за его спиной угрожающе схватились за оружие.

— Я подчиняюсь грубой силе! — провозгласил Харальд, хорошо понимая, что в конном бою он против десятка не выстоит.

Он толкнул коня пятками и поехал впереди стражников, словно не конвоируемый подозреваемый, а родовитый во главе свиты. Внешне он был спокоен, но в голове попавшей в силок птахой билась одна мысль: «Обычных убийц так не ловят!»

По сторонам от дороги тянулись голые черные поля, время от времени перемежающиеся щетиной леса. Сюда, в южные земли, зима ещё не добралась, хотя в Бабиле уже морозно, а на родине, за Северными горами, вовсю свирепствуют метели.

Дорога петляла, спускаясь в ложбины и поднимаясь на холмы, с одной из возвышенностей стал виден городок. Маленький, окруженный частоколом, с высокой каменной башней в середине.

Дома здесь походили на собачьи конуры, обмазанные сверху белой глиной. Постоялый двор оказался единственным сооружением, сложенным из привычных для глаза северянина бревен.

Въехавшие во двор всадники были встречены ароматом свежевыпеченного хлеба и визгливым лаем. Источником аппетитного запаха явно была кухня, а звуки издавали несколько разномастных псов, без страха бросившихся под ноги лошадям.

— Прочь! Прочь! — заорал командир патруля, размахивая направо и налево кнутом, а стоящие у дверей стражники разразились хохотом.

— Ну не люблю я собак, — проговорил командир смущенно, спрыгивая с коня. Но тут же взгляд его остановился на Харальде, и тон тотчас сменился, став суровым и недружелюбным. — Уважаемый, попрошу вас спешиться, — проговорил он, а один из стражей, повинуясь приказу старшего, скрылся в здании.

Харальд спрыгнул на землю, с наслаждением разминая затекшие ноги.

Рядом со смехом и гоготом спешивались воины.

Дверь распахнулась, и взорам предстал дородный мужчина в одежде, отороченной горностаевым мехом. На дряблом, заросшем темной щетиной лице выделялся нос, похожий на перезрелую брюкву.

— Чего? — сплюнув, поинтересовался дородный. Харальд незаметно положил ладонь на рукоять ножа и сделал полшага в сторону, чтобы как можно больше воинов попали в поле зрения.

— Господин сенешаль, — вытянулся командир патруля. — Доставлен подозреваемый.

Взгляд дородного остановился на Харальде, и тот с удивлением увидел в светлых глазах толстяка работу мысли.

— Сейчас, — проговорил сенешаль, и из небольшой сумки, висящей на его боку, с шуршанием явился лист пергамента. — Так. — В толстых, похожих на сосиски пальцах лист пергамента никак не желал разворачиваться. — Вот что тут написано. Росту среднего, волосом бел, глазами зелен, телом худ, а…

Что там было дальше, Харальд слушать не стал.

И думать о том, откуда страже Владетеля известны его приметы, тоже.

Он просто метнул нож и, сдернув с плеч теплый плащ, обнажил меч.

С коротким хрипом командир патруля осел на землю — лезвие вошло ему точно под ухо. Взвизгнул что-то сенешаль, а Харальд уже работал мечом, сожалея лишь об одном — что не сможет использовать лук.

Первый раз в жизни он бился без надежды на победу, увидел бы его в этот момент Берг — он гордился бы учеником!

Стражники ещё только начинали двигаться, медленно, словно их держала невидимая, но очень прочная паутина, а он уже атаковал, выжимая из тела все, что оно могло дать.

Взмах — и лезвие слегка чиркнуло по горлу одного из воинов Владетеля. Фонтан неправдоподобно алой крови ударил почти на аршин.

Не прерывая движения — разворот и короткий тычок в лицо следующему.

Хруст костей и чей-то крик за спиной…

Уход в сторону, и в том месте, где Харальд только что был, оказались сразу три клинка. Он же качнулся, точно маятник, и ещё один стражник повалился на землю, надсадно воя, а правая нога его была перерублена чуть ниже колена.

Они шевелились, точно улитки, толкались и мешали друг другу, а он был быстр и безжалостен, как северный ветер…

* * *

Раздался сдавленный хрип, сенешаль недовольно нахмурил брови — какой нахал посмел прервать чтение непотребным звуком?

Но подняв глаза от пергамента, он невольно всхлипнул. Десятник судорожно дергался на земле, словно надеясь, что воткнувшийся нож от резких движений вылетит из головы.

Вопили стражники, а между ними метался чужак — росту среднего, волосом бел, глазами зелен, телом худ…

Осознав это, сенешаль похолодел.

Он остановившимся взглядом следил, как умирают его воины, не будучи в силах даже ранить чужака. Тот двигался, словно молния, за ним невозможно было уследить

И он смеялся, не переставая. Убивал опытных воинов одного за другим и хохотал, громко и откровенно, словно безумный.

Эта мысль не понравилась сенешалю ещё больше, и он почувствовал, как по лицу, несмотря на прохладу, сползают крупные капли пота. «Бежать! Бежать!» — возникло паническое желание, но ноги отказались служить хозяину.

Судорожно всхлипывая, он смотрел, как упал последний из солдат, как чужак, весь забрызганный кровью, добил раненых (не обращая внимания на жалобные стоны и просьбы о пощаде), а внутри зрело неизвестно откуда пришедшее убеждение — человек так сражаться не может! Но кто может?

Беловолосый убийца подошел к сенешалю, и в зеленых (приметы не соврали!) глазах его царил странный туман.

— Откуда? — спросил он, поднимая меч так, чтобы острие кончиком коснулось шеи сенешаля. — Откуда сообщили, как я выгляжу?

— Не-е, не-е зна-аююю, — проблеял сенешаль, пытаясь отступить и не понимая, почему это не получается. Ведь за спиной должна быть открытая дверь! — Сам Владеетеель п-приказзал исскать, а откуда он ззз-нает — мне невведоммо…

— Верю, — легко согласился беловолосый и на миг отвел взгляд, задумавшись.

— Пощади! — прохрипел сенешаль, порываясь упасть на колени.

— Нет, — улыбнулся зеленоглазый. — Ты ведь выдашь меня?

Что-то холодное коснулось горла сенешаля, потом горлу стало очень горячо, а затем нахлынула слабость, от которой ноги подогнулись, и так легко оказалось упасть…

* * *

Словно очнувшись ото сна, Харальд затряс головой и недоуменно огляделся. Все произошедшее только что, казалось, случилось с кем-то другим, а он лишь наблюдал со стороны.

Зрелище мертвых тел и залитой кровью земли не вызвало ужаса или отвращения, а вот испуганные вопли, доносящиеся из постоялого двора, насторожили.

С минуты на минуту могла нагрянуть стража родовитого.

Харальд отер меч о горностаевый мех на одежде сенешаля и убрал оружие в ножны. Выдернул из шеи погибшего первым командира патруля нож и тоже убрал его. Запах крови дразнил ноздри, вызывая какой-то звериный, извращенный аппетит.

Харальд осмотрел себя. Одежда была в крови, и быстро смыть не получится. Не теряя времени, он поднял запачканный плащ. Накинув его, вскочил в седло. Конь недовольно всхрапнул, но, понукаемый твердой рукой, послушно затрусил к южной окраине города.

* * *

Лежать в придорожных кустах было холодно. Земля забирала из тела тепло, щедро одаряя в ответ мерзкой дрожью. Лишенные листьев ветки служили не самой лучшей защитой, и чтобы его не заметили, Харальд старался не шевелиться.

Из выбранного ночью укрытия хорошо просматривались городские ворота. Проезжих было мало, и стражники, несущие пост около ворот, явно скучали. То один, то другой убегал в караулку, а когда возвращался, лицо его светилось довольством.

Однако всех путников внимательно осматривали, особенное внимание уделяли одиноким всадникам. Харальд догадывался, что весть о побоище, случившемся на севере, обогнала его, пробиравшегося окольными тропами.

Но в город попасть необходимо.

Как — в голову не приходило.

Примерно к полудню Харальд окончательно понял, что наблюдение более ничем ему не поможет, и принялся осторожно отползать. Когда серые башни с реющим над ними фиолетовым флагом скрылись за деревьями, он выпрямился и зашагал туда, где ждал конь.

Опавшие листья задумчиво шуршали под ногами.

Отвязав лошадь, Харальд двинулся в сторону дороги. Разочарование кипело в душе безвкусным варевом, и Харальд уже подумывал о том, что придется двинуться к замку Владетеля так, надеясь на удачу…

От грустных размышлений его отвлекли громкие и довольно неожиданные в ноябрьском лесу звуки.

Кто-то звонким, веселым голосом пел:

— Там небо как море, а море как сон,

Как призрак мечты золотой.

Там мир точно сказка из детских времен,

Напоенный славой святой.

Пели где-то на дороге, и Харальд вскоре различил лошадиное фырканье и скрип колес. Сквозь ветви замелькали пятна ярких цветов — алого, золотого, синего…

«Бродячие актеры!» — узнал Харальд.

Еще не до конца осознавая, зачем он это делает, Харальд выехал на дорогу.

И каждый умен там, и каждый силен,

И места для горестей нет!

Человек, сидевший на козлах переднего воза, широкоплечий, с густой копной русых волос, бросил петь. На лице его при виде вооруженного всадника мелькнула тревога, и он натянул поводья.

Воз остановился.

Из-за желтого, точно пшеничное поле, полога появились недоумевающие лица.

— Лодин, какого демона ты остановился? — зарычал кто-то сердито со второго воза.

— Да одного такого беловолосого демона на лошади, — ответил возница, и тут же его голос стал слегка подобострастным. — Что вам угодно, родовитый господин?

«Надо же, — про себя усмехнулся Харальд. — Уже в родовитые попал!»

Вслух же сказал другое.

— Мне нужно в город, а одного меня не пропустят. Позвольте присоединиться к вам.

Гибкая девушка, склонившись к плечу русоволосого Лодина, что-то зашептала. На лице её был откровенный страх.

— Я знаю, кто ты, — проговорил он, когда девушка замолчала. — Ты тот самый убийца, которого ищут воины местного Владетеля.

— Да.

— Не думай, что мы беззащитны! — заявил Лодин не очень уверенно и вытащил откуда-то из-за спины арбалет. Появившийся сбоку от воза угрюмый толстяк сжимал в руках такой же.

Харальд рассмеялся.

— Если ты слышал о том, кто я такой, то ты должен знать, на что я способен. Если бы я хотел вас убить, я бы давно это сделал. И арбалеты мне не помешают. Мне просто нужно в город, и я прошу вас мне помочь.

— Нет! — рявкнул толстяк, поднимая арбалет. — Уходи. Если мы поможем тебе, то нас казнят вместе с тобой!

— Никто не узнает, — продолжал Харальд уговоры. — А если вы мне поможете, то я отдам вам своего коня. Он стоит больше, чем все ваше имущество.

— Нет! — вновь взвизгнул толстяк, руки его дернулись, и стрела сорвалась со старого, разболтанного арбалета.

Харальд отпрянул в сторону, что-то рвануло край его плаща. Послышался свист и глухой удар.

— Ой, — испуганно проговорил толстяк. На его лицо болотным туманом наползал страх.

— Мое предложение остается в силе, — сказал Харальд, не пошевелив и бровью.

— Мы… — Сглотнув, Лодин опустил арбалет. — Мы должны посоветоваться… У нашего театра нет хозяина, мы сами все решаем.

— Советуйтесь, — пожал плечами Харальд и спрыгнул с лошади.

Под ногами хрустнула смерзшаяся земля.

— Ладно, — сказал Лодин, когда актеры пошептались, собравшись в кружок. — Коня давай сейчас.

— Хорошо, — легко согласился Харальд. — Когда мы будем проезжать стражу, не вздумайте чудить. Ясно?

Актеры поспешно закивали, а в глазах у них был страх (вдруг этот сумасшедший начнет убивать или стража раскроет его?) вперемешку с жадностью (такого коня продать — вся труппа месяц будет сыта!).

Испытывая какую-то странную брезгливость, Харальд отдал поводья Лодину.

* * *

Лавка цирюльника и по совместительству аптекаря нашлась на одной из улочек, ведущих от главной площади. В узком пространстве между домами, казалось, навеки повис запах помоев, а нагло шныряющие крысы не обращали на людей никакого внимания.

Вывеска с изображением громадных ножниц висела над обшарпанной дощатой дверью Постучавшись, Харальд вошел и, словно в воду, окунулся и терпкий и сильный аромат, в котором смешались запахи многих десятков трав.

В первое мгновение он даже замер, принюхиваясь.

— Иду, иду, — проскрипел откуда-то старческий голос, и только тогда Харальд огляделся.

Помещение было перегорожено пополам стойкой, за которой громоздились полки, уставленные сосудами разных форм и размеров. На стенах сушились пучки трав, среди них Харальд, к собственному удивлению, обнаружил сморщенный корень, похожий на маленького человечка.

Но не успел он его разглядеть, как стукнула дверь, за стойкой объявился хозяин — высокий сутулый старик с блестящей лысиной. Волосы по краям лысины когда-то были рыжими, а теперь побелели, и лишь отдельные нити блестели медью.

— Что угодно? — поинтересовался цирюльник.

— Постригите меня наголо, — попросил Харальд.

— Вы хотите лишиться таких роскошных волос? — Откинув доску, старик вышел к клиенту. От цирюльника пахло чем-то похожим на муравьиную кислоту.

— Да, — ответил Харальд, невольно разглядывая клинок на поясе хозяина. Средней длины кинжал в дорогих ножнах, с клеймом в виде лисы на рукояти. Лавка аптекаря мало подходила для такого оружия.

— Садитесь на табурет. — Старик показал в угол комнаты. Харальд обратил внимание на руки хозяина. Тяжелые и мозолистые — руки воина.

Здесь явно крылась какая-то история, мало кто из тех, кто привык обращаться с мечом, берет в руки ножницы. Но пока проявлять любопытство было не время, и Харальд послушно уселся на табурет.

Цирюльник ловко обернул вокруг его шеи кусок белой ткани и защелкал ножницами. Под успокаивающее лязганье ножниц Харальд вспомнил, как пробрался в город.

Актеры не обманули. Они тряслись от страха и вели себя так, что будь стражники потрезвее — точно заподозрили бы неладное. Но обошлось. Харальд пересидел въезд в город на переднем возу, между двумя сундуками с реквизитом.

Под полог стражники даже не заглянули.

Чиканье стихло, и Харальд ощутил кожей головы непривычный холодок.

— Что, все? — спросил он.

— Ишь разбежался, — сварливо ответил старик. — Еще бритвой пройдусь!

И прошелся, да так ловко и умело, что Харальд почувствовал только легкое прикосновение.

Через десять минут, расплатившись, он выходил от цирюльника. Без волос было неловко, но Харальд знал — это пройдет, и очень быстро.

* * *

— Куда прешь, оборванец? — Стражник поднял факел, и Харальд внутренне подобрался. Наступил момент решающего испытания его маскировки.

— Вот иду, — сказал он, смачно рыгнув (специально выпил кружку пива). — Туда…

Поднятая рука указала в темень за городскими воротами. Там тускло горели желтые факелы, а дальше у караулки лежала холодная ночь.

— Замерзнешь ты там, — усмехнулся стражник, с брезгливостью рассматривая собеседника.

Харальд знал, как выглядит.

Кривоногий тщедушный человечек, одет в лохмотья, за спиной здоровенный короб с каким-то барахлом. Разит от него, как от пивной бочки, на голове, покрытой какой-то коростой (всего лишь грязь), ни единого волоска, а одну из глазниц скрывает повязка.

Нищеброд, каких десять на дюжину. Харальд обошел несколько лавок старьевщиков, прежде чем снарядился соответствующим образом. В лохмотьях спрятаны ножи, к негнущейся ноге примотаны ножны с мечом, к сучковатому посоху привязано древко лука. Тетива свернулась клубочком в коробе, среди тряпья и запасов провизии.

— Замерзнешь, — повторил стражник, приглядываясь к бродяге. Что-то ему явно в нем не нравилось, то ли молодость нищего, то ли тяжелый посох, который немощной рукой не удержать, то ли ещё чего…

— Пускай подыхает. — Из полутьмы, зевая, появился второй стражник. — Чем меньше бродяг, тем лучше! Иди-иди…

Харальд подобострастно кивнул и поспешно заковылял в ворота, стараясь при этом покачиваться, словно пьяный. Спину жгли подозрительные взгляды стражников, но затем заскрежетали закрываемые на ночь ворота, и Харальд понял, что хитрость удалась.

Отойдя шагов на двадцать, Харальд обернулся. Городская стена возвышалась темным утесом, в окошке одной из башен горел огонек.

Нога, к которой был привязан меч, занемела, и, когда он развязал веревки, в бедро словно впились голодные хорьки. Некоторое время Харальд постоял, разминая затекшую ногу, а затем быстрой упругой походкой зашагал на восток.

Холод и мрак его не пугали.

* * *

— Пустите переночевать, люди добрые! — пропел он гнусавым тенорком от самых дверей постоялого двора.

— Пошел прочь, попрошайка! — рявкнул в ответ хозяин — высоченный мужик с проплешинами в черных волос.

По его знаку к Харальду поспешил вышибала, похожий на боевого пса. Литые плечи, низкий лоб, мощные челюсти, а в глазах — готовность умереть по приказу.

Общаться с ним совсем не хотелось.

— Погоди. — Рядом с хозяином появилась женщина, по всей видимости жена. В голосе её слышалась властность, и Харальд, который на самом деле замерз, невольно приободрился.

Вышибала, занесший громадный кулак, замер.

— На улице холодно, куда он пойдет? — сказала женщина, положив руку мужу на предплечье. — И раз уж мы пустили одного, почему бы не пустить другого?

— Много развелось всяких на нашу шею, — проворчал хозяин постоялого двора. — Тот, который пришел раньше, хоть умеет лечить. А этот на что годен?

Последовал взмах рукой в сторону Харальда.

— Ладно, оставайся, — сказал хозяин.

Пришлось кланяться и усиленно благодарить.

Для ночевки отвели лавку в самом темном и грязном углу. Проследовав туда, Харальд обнаружил, что половина её уже занята. Там, завернувшись в плотный плащ, лежал средних лет мужчина. К стене был прислонен посох с раздвоенным навершием.

«Что-то с этим посохом не так», — подумал Харальд, пытаясь улечься поудобнее на лавке. Устало гудели мышцы, свистел за стеной холодный ветер, навевая сон…

* * *

От постоялого двора, где он переночевал, до замка Владетеля оставалось всего полтора десятка верст. Харальд, благодаря тому, что его разбудили пинком на рассвете, преодолел это расстояние до полудня.

Передвигался скрытно, в стороне от пустынной дороги. Пару раз по ней проносились небольшие отряды всадников, и тогда он замирал и ждал, когда воины проедут. Ветер игриво шелестел ветвями кустарника, старательно проникал в одежду.

Тепло стало, когда Харальд выбрался на вершину невысокого холма и увидел замок. Увидел и замер, едва удержавшись от того, чтобы выругаться. Не особенно большое укрепление с едва различимым на фоне серого неба фиолетовым стягом находилось на острове посреди большого озера.

При сооружении замка всерьез побеспокоились о безопасности.

Укрывшись в орешнике, где пахло перегнившими орехами и опавшей листвой, Харальд принялся думать, одновременно наблюдая за дорогой. Каким-то образом в замок должны возить продукты, а значит, случай попасть на остров найдется. Осталось только его дождаться.

В подтверждение догадки на дороге появилось несколько нагруженных телег. На них гордо красовались бочки (скорее всего, с пивом и маслом), раздувшимися от еды обжорами лежали мешки (с мукой и крупами), и скромно притулились меж ними разнообразные свертки (со всяким прочим припасом).

Охраняли обоз десятка полтора всадников.

Подъехав к берегу, их предводитель поднес ко рту нечто изогнутое, и над серой, как облачное небо, озерной гладью поплыло гудение боевого рога.

Из замка ответили, тотчас из-за острова показалась большая барка. Неторопливо, словно приземистая птица с крыльями — рядами весел, она преодолела расстояние до берега и навалилась на него широкой грудью.

Началась погрузка.

Осторожно, словно подкрадываясь к чуткому зверю, Харальд подполз как мог близко и замер, вслушиваясь в разговоры. Воины, судя по высказываниям, были недовольны, что им наряду с возчиками приходится таскать тяжести.

— Ох, мать демонов и все её родичи! — проревел один, принимая на плечо смачно булькнувший бочонок.

— Чтоб их вспучило, эти мешки! — пыхтел второй, взваливая груз на спину.

Возы вскоре опустели, а барка заполнилась. Прозвучала команда, и те, кто приплыл на судне, уперлись шестами в дно, и кораблик отчалил.

Все, кто приехал с обозом, остались на берегу.

Возчики принялись забираться на козлы, а воины — на коней. Берег наполнился лошадиным ржанием и скрипом разворачивающихся телег.

Харальд, прижавшись к земле, ждал, пока берег опустеет. Все, что надо было, он уже узнал.

* * *

Откуда-то из ночи, с кажущегося таким близким неба сыпал снег. Крупные хлопья были невидимы, и только туманная пелена, скрывающая окрестности, говорила о снегопаде. Наиболее неудачливые снежинки падали Харальду на лицо и на начинающую обрастать голову, и там находили смерть, превращаясь в теплые капли…

Шла середина декабря, и зима даже здесь, на юге, брала свое.

С того момента, когда Харальд наблюдал обоз на берегу озера, прошло пять дней. Ожидая следующего, он бдительно следил за последним перед замком постоялым двором. Ночевать приходилось в лесу, у костра, а питаться дичиной, которой в здешних местах оказалось много. Откормленные тетерева и глухари словно сами подставляли себя под стрелы, а мясо молодого оленя, которого посчастливилось подстрелить, оказалось выше всяких похвал.

Сегодня Харальду повезло. Небольшой обоз — пять телег, десяток сопровождающих — остановился на ночевку. Дорога от селения была только одна — на восток, к замку Владетеля. Ранняя тьма вкупе со снегопадом пала на мир, точно громадное дырявое одеяло, набитое перьями. Перья все вываливались и вываливались из прорех, создавая впечатление, что запас их бесконечен.

Пьяные выкрики на постоялом дворе недавно замолкли, и теперь там было тихо и темно. Только тусклый фонарь над дверью силился разогнать прошитый снежинками мрак.

Обозные телеги стояли в углу двора, под обширным навесом. Сторожей около них не оставили: видимо, повывел Владетель разбойников и воров в своих землях. По крайней мере, около замка. Что же, это только на руку.

Выждав ещё немного, Харальд легко вскочил на ноги и бесшумно побежал к телегам. Возможно, есть другой способ проникнуть в замок, но он его не нашел. Даже если удастся переплыть озеро, то наверняка каждый клочок земли перед стенами просматривается. В замке знают, что кто-то хочет убить Владетеля, и ждут его не дождутся…

Особенно палачи. Зубами щелкают от нетерпения, должно быть.

Встав так, чтобы груз прикрывал его со стороны двери, Харальд принялся проверять бочки. В большинстве из них что-то булькало, но одна, самая большая, на стук отозвалась глухим звуком. Из щелей сочился аромат яблок.

Харальд выбил крышку и принялся освобождать бочку от груза. Вынутые яблоки он относил довольно далеко от постоялого двора и швырял в сугроб, надеясь, что к утру их занесет снегом. Как и следы во дворе.

Когда место, достаточное, чтобы поместиться сидя, было освобождено, он ещё раз проверил, не оставил ли каких следов, и забрался в пахнущие яблоком недра, как можно плотнее закрыв над собой крышку.

К утру он замерз так, как никогда в жизни не замерзал. Ноги и руки стали словно каменные, а зубы норовили отбить какую-то не очень веселую мелодию.

Но по двору уже ходили люди, и шевелиться было нельзя. Да и негде, если честно.

Позже послышались тяжелые шаги, и хриплый голос проговорил так близко, что Харальд едва не вздрогнул:

— Ох как голова-то болит!

— А нечего было столько пить вчера, — заплетающимся языком посочувствовал кто-то. — Вот я пил больше, и ничего.

— Это ты — больше? — Хриплый рассмеялся. — Я видел, как ты под столом валялся в обнимку с собакой.

— Какой собакой? — вмешался в разговор третий. — Она тебе спьяну примерещилась! Это он в обнимку с пивным бочонком дрых…

Грянул дружный хохот.

Простучали копыта, и телега начала медленно разворачиваться. Затем скрипнула и чуть наклонилась вперед — уселся возница, щелкнул кнут, и они поехали.

Харальда потряхивало, и вскоре отбитые части тела стали недвусмысленно жаловаться. Но зато стало немного теплее, и заглядывающий в щели ветерок выдул надоевший яблочный дух.

Когда до Харальда донесся плеск волн, он несколько приободрился.

Прогудел, подавая знак, рог, и началась погрузка. Внутри своей бочки Харальд уперся руками в стенки, чтобы ненароком не вывалиться и не вышибить крышку.

Но бочку с яблоками просто спустили на землю, а потом покатили, и тут предыдущие неприятности показались Харальду ерундой. Его крутило и швыряло, и к тому моменту, когда он очутился на барке, все тело оказалось покрыто синяками.

На судне царил сильный запах смолы, и все время, пока плескали весла, Харальд с наслаждением вдыхал его, вспоминая о хвойных лесах далекой родины.

Барку со скрипом вытянули на берег, и бочку вновь покатили. На этот раз пытка была более долгой, но кочек под боками бочки — существенно меньше. Затем в щели перестал проникать свет, а ноздрей достиг сырой запах подвала.

Некоторое время вокруг царила суета. Какие-то люди переговаривались, что-то таскали, несколько раз проходили рядом, и тогда в бочку тоненькими струйками пробиралось желтое свечение факелов.

Потом все стихло, но Харальд продолжал сидеть неподвижно, закостеневший и избитый, словно мышь, попавшая под обстрел снежками. Измученное тело отказывалось шевелиться, а в голове неотступно, будто ночная бабочка около свечи, кружила единственная мысль: «Зачем я здесь?»

Вспомнилось кукольное представление, виданное некогда в Бабиле, и Харальд ощутил себя такой же куклой, что геройствовала тогда за ширмой. Игрушечным воином, потешным убийцей, которым управляет другой — тот, кто платит.

А он-то думал, что свободен, что сам решает, чем заниматься, как быть. Прозрение было мучительным. Всего лишь кукла, дергающаяся на потеху зрителям, убивающая других кукол им на радость…

А тот гордый мальчишка, который когда-то спешил на юг, надеясь узнать о пропавшем отце, — куда исчез он? Умер, раздавленный безжалостным наемным убийцей, или просто спит?

Харальду хотелось верить во второе.

— Кто же меня таким сделал? — прошептал он. — Неужели я сам?

Из бочки раздался сдавленный рык, полный бессильного гнева.

* * *

Крышка слегка спружинила под пальцами и послушно приподнялась. Харальд прислушался и, определив, что подвал пуст, отодвинул её в сторону.

Внезапный приступ эмоций прошел, убийца вновь был спокоен и сосредоточен, как и должно быть, если ты находишься в самом центре вражеской крепости.

Что-то подсказало Харальду, что сейчас глубокая ночь. Мышцы, занемевшие от холода и долгой неподвижности, повиновались несколько замедленно. Выпрыгнув из бочки, Харальд едва не упал и некоторое время стоял, сгибая и разгибая руки и ноги.

Затем он обследовал подвал. Это оказалось обширное подземелье с каменными стенами и низким сводом. Везде громоздились груды бочек, на деревянном помосте лежали мешки, в одном месте с потолка свешивались копченые свиные окорока.

Они пришлись очень кстати. Харальд поел и почувствовал, как сердце забилось чаще, а из тела уходит противный холод.

Выхода из подвала обнаружилось два. Широкая двустворчатая дверь вела скорее всего во двор, а вторая, поменьше, в противоположном конце помещения, судя по запаху горелого масла, — на кухню.

На первой двери снаружи висел огромный железный замок, а вторая запиралась обычным крючком. Его Харальд, некоторое время выждав, легко подцепил ножом. Раздался стук, и дверь подалась.

За ней оказался короткий коридор без окон.

Пройдя его, Харальд очутился на огромной кухне. Сейчас тут было тихо и темно. Печи погашены, на полках поблескивали округлыми боками кастрюли, рядами висели ножи и сковородки.

Здесь Харальд нашел ещё одну дверь, не запертую, а за ней — лестницу, ведущую наверх. Она была достаточно широка, чтобы нести большое блюдо, и, как догадался Харальд, она-то вела в покои самого Владетеля.

Очень тихо, словно осторожная мышь, он двинулся по лестнице.

Через двадцать ступенек лестница вывела Харальда на небольшую площадку. Там была дверь. Некоторое время Харальд прислушивался, затем рискнул приоткрыть её. Глазам открылся громадный зал. Посредине вытянулся стол на полсотни человек, у стены — камин, словно разверстая пасть неведомого чудовища, в которой багрово отсвечивали угли. Здесь витал запах недавнего пиршества — жареного мяса, лука, пива…

На лавке в углу кто-то храпел.

Харальд прикрыл дверь и двинулся выше.

Еще через двадцать ступенек обнаружилась ещё одна площадка с дверью, из-за которой слышались голоса. Сквозь щели падали косые полоски света.

Улегшись на пол, Харальд приник к щели.

Три пары сапог, одинаковых, грубой кожи. Хозяева их сидят на лавках. Комната не очень велика, кроме лавок, в ней нет никакой мебели. Виден самый низ двери, которую, судя по всему, и охраняют люди в сапогах. Что это не просто слуги, стало ясно, когда в поле зрения попал кончик ножен.

Он прислушался к разговору.

— Слышь, Нефил, а что слыхать про того убивца, что наших порезал? — спросил один из стражников, и Харальд с удивлением понял, что говорят о нем.

— А пропал, — со вздохом ответил спрошенный. — Как в воду канул! Никто его с того дня не видел…

— Да, вот бы поймать, — вступил в разговор третий, сильно простуженный или гнусавый от природы. — Награду-то Владетель наш какую обещал! Замок и собственный герб!

— Что, мечтаешь стать родовитым? — усмехнулся Нефил.

— Да ну, — ответил простуженный разочарованно. — Нам эта награда меньше всего светит. Мы-то не по дорогам мотаемся, а самого охраняем…

Дальше Харальд слушать не стал. Поднялся и несколько мгновений постоял, обдумывая план атаки. Рукоятки метательных ножей удобно легли в ладони, а дверь словно сама отшатнулась в сторону. Совершенно бесшумно.

На него уставились три пары изумленных глаз.

Свистнул разрезанный воздух, и два взгляда погасли. Навсегда.

Трудно смотреть, если в глазнице застряла пара вершков отточенной стали.

Третий не успел сообразить, что надо делать. Харальд насадил его на меч, точно повар — жаркое на вертел. Тело с мягким шумом упало на пол. Стукнули о доски ножны.

— Что случилось, Нефил? — раздался звучный голос из-за охраняемой двери.

Она открылась, и на пороге объявился крупный мужчина среднего возраста в простой черной одежде. Лицо его украшала аккуратно подстриженная бородка, карие глаза мягко блестели, а в русых волосах серебрился обруч.

Владетель не испугался. Бросив взгляд на поверженных охранников, он просто сказал:

— Убей его

И из обруча вырвалась серебристая молния. Она ударила прямо в грудь Харальду, но тот словно стал огромным зеркалом, и поток сверкающего серебра потускнел, превратился в туманную дымку и впитался в обруч.

— Так. — В голосе мага прозвучала растерянность. — Похоже, что я проиграл спор

— Какой спор? — спросил Харальд, отчего-то чувствуя себя полным идиотом.

— С Симеоном, — грустно улыбнулся Владетель. — Кто кого сможет убить без помощи магии.

Догадка опалила сердце и заставила Харальда дернуться.

— Так это от него вы знали мои приметы?

— Конечно. — Владетель усмехнулся. — Так было интереснее. Но ты справился, так что делай свое дело. Такова моя судьба — умереть сегодня.

И он твердо взглянул Харальду в глаза.

Медленно, словно нехотя поднимался меч.

«Что может кукла? — думал Харальд, глядя на спокойное лицо мага. — Только то, что ей положено. Маг должен быть злым, воин — добрым. И воин обязан убить мага…»

Лезвие опустилось. Раздался шлепок, и что-то горячее брызнуло Харальду в лицо.

Сдерживая желание закричать и проснуться, он закрыл глаза.

Глава 9 СТРАСТЬ

Замок Владетеля Симеона оказался на удивление невелик. Он скорее подошел бы небогатому родовитому, а не могущественному магу. Квадрат стен из темного камня, довольно глубокий ров, чищеный, судя по отсутствию запаха, и надо всем — знамя цвета майской листвы.

Подъемный мост был беспечно опущен, а в ворота Харальда, когда он назвал ключевое слово, сразу пропустили. И не успел он проехать и десятка шагов по двору замка, как впереди выросла знакомая широкоплечая фигура.

В желтых глазах Асгрима крылась насмешка.

— Что, явился, бахвал? — спросил он.

Харальд молча кивнул.

Говорить не хотелось.

Прошло десять дней с момента, когда он опустил клинок на шею Владетеля. Выбраться из замка было не так трудно. В предрассветном сумраке, когда часовые менее всего бдительны, Харальд с помощью веревки спустился со стены. Около небольшой пристани, рядом со знакомым уже баркасом притулилось несколько лодчонок. Он преспокойно забрался в одну из них и отплыл.

А организовать преследование было уже некому

— Тогда слезай с коня, — проговорил Асгрим, явно удивленный неразговорчивостью гостя. — Пойдем к хозяину.

— Только не уводи его, — сказал Харальд слуге, принявшему поводья. — Мой разговор с… Владетелем будет недолог, и я сразу уеду.

— Это уж как хозяин решит, — заметил Асгрим, но перечить не стал.

Слуга с конем остался у ворот, а Харальда повели к донжону.

Внутри пахло благовониями. Сильно и неприятно.

Харальд с трудом сдерживался, чтобы не поморщиться. Впереди мягко шагал Асгрим, позади топали сапожищами двое грозного вида стражников.

Перед дверью, которую охраняли ещё двое, провожатый остановился.

— Сними оружие, — сказал он. — Меч, ну и ножи, само собой…

Харальд равнодушно разоружился.

— А где ваш этот, который на крысу походил? — спросил он, складывая клинки на стул, украшенный причудливой резьбой.

— А казнили его, — охотно объяснил Асгрим. — Вчера вечером. В кипящем масле сварили. И воздух в замке сразу чище стал!

Харальд остался спокоен.

Лицо Асгрима исказила гримаса недовольства. Кинув на Харальда злой взгляд, он постучал в дверь.

Открыл её тот самый бровастый, которого Харальд запомнил ещё по Бабилю. Он сердито зыркнул глазами и спросил:

— Чего надо?

— Вот привел, — сказал Асгрим. — К Владетелю.

Дверь со стуком закрылась, но вскоре вновь распахнулась, и бровастый вышел оттуда ещё более злой, чем ранее.

— Приказано пустить одного и не беспокоить! — сказал он громко.

Харальд вошел и закрыл за собой дверь.

Приторный аромат здесь был ещё сильнее, он почти задыхался, словно плавая в осязаемом облаке розового масла. «Что он, купается в нем, что ли?» — мелькнула мысль.

— Входи, — прозвучал мягкий голос.

Владетель сидел в кресле с высокой спинкой. Солнце, врывающееся через оконце, освещало узкое лицо, черные блестящие волосы. Но глаза мага оставались в тени. Два темных пятна на гладкой белой коже.

— Садись. — Это было сказано тоном приказа, но Харальд и не подумал послушаться.

— Ты меня обманул, — сказал он, подойдя к магу на несколько шагов. — Ты сообщил им обо мне.

— Да, — не смутился Симеон, и на лице его появилась улыбка. — Но не обманул. Мы с тобой не уговаривались о том, чтобы я хранил тайну. Так что не сердись и возьми деньги. Ты их честно заработал

Владетель похлопал по кожаному мешку, лежащему на небольшом столике. Тот отозвался басистым звоном.

— А ты не боишься, Владетель, что я попробую убить тебя сейчас? — скучно поинтересовался Харальд. Он не испытывал ни гнева, ни раздражения, только отвращение к Владетелю, к магу, к существу, столь сильно похожему на человека. — Голыми руками, прямо сейчас? Арбалетчиков здесь нет, а воины, которые остались за дверью, могут и не успеть.

Симеон рассмеялся, точно услышал хорошую шутку.

— Ты, конечно, безумец, но не дурак, — сказал он. — Если ты убьешь меня, то и сам не уйдешь живым! И смерть твою я не назову легкой!

— Ты недооценил мое безумие. Из-за ваших развлечений я едва не погиб. — Харальд не чувствовал привычной ненависти, но знал, что она дремлет где-то внутри, готовая в любой момент полыхнуть обжигающим пламенем. — Я вынужден был убивать там, где это вовсе не нужно было. И поэтому я убью тебя. Совершенно бесплатно.

— Ладно тебе. — На лице Владетеля появилось раздражение. — Брось эти дурацкие шутки!

Харальд криво улыбнулся и демонстративно вскинул руку. В ладони был зажат заточенный металлический стержень длиной в пару вершков. До сего момента он находился в рукаве, даже бдительный Асгрим его не заметил.

— Прощай, маг, — сказал Харальд и швырнул оружие. Оно вошло точно в глаз Симеону, и тот осел в кресле. На лице Владетеля застыло выражение величайшего изумления.

Харальд подошел к столу и взял мешок с деньгами. Работа выполнена, и взять плату за неё необходимо. Мешок оттягивал руку. Харальд отстраненно подумал, что в отношении денег маг не пытался его обмануть.

Правда, это мало ему помогло.

Бросив последний взгляд на удивленного мертвеца, Харальд направился к двери. В настырном розовом аромате чудился душный смрад мертвечины.

За дверью его встретили настороженными взглядами. Выходя к воинам, Харальд не испытывал страха, хотя понимал, что, если не успеет выбраться из замка до того, как обнаружат тело, его ждет множество неприятностей.

Но странная уверенность вела его.

— Он опять жив! — искренне изумился Асгрим. — Не могу в это поверить!

— А придется, — ответил Харальд, привешивая на пояс меч. И тут же едва не застонал.

В голове с противным звоном лопнула почка ЗНАНИЯ. О том, что сейчас будет.

И тут же бровастый воин, бывший за старшего, схватился за живот, а лицо его прямо на глазах побелело.

— Проводи этого, — прошипел он, делая страшные гримасы. — А я… Ох! Живот скрутило!

Стражи у двери сохранили каменные физиономии, но Асгрим позволил себе улыбнуться.

— Ладно, иди. — Он повернулся к Харальду. — А ты, беловолосый, моли богов, чтобы Владетель не отдал приказа убить тебя!

Харальд молча пошел к лестнице.

Во дворе в лицо сразу ударил ветер, свежий, морозный, напоенный ароматом снега. Харальд невольно пошатнулся, а Асгрим, что все это время уверенно шагал позади, вдруг издал невнятный клокочущий звук.

— О, — сказал он. — Не надо было нам эти бобы с утра есть. Иди давай, я тебя у ворот догоню.

Но Харальд знал, что не догонит, а просидит в отхожем месте не меньше часа. Топот убегающего Асгрима затих за спиной, а он подошел к воротам и забрал у слуги коня.

Парень, судя по красному лицу и трясущимся губам, замерз и, едва выпустив поводья, помчался в помещение — греться. Лениво поскрипывая, поползла вверх решетка — Харальд неторопливым шагом выехал на мост.

В неправдоподобно чистой воде рва отражалось низкое зимнее небо.

Миновав полосу вырубки, Харальд оказался под прикрытием деревьев и сразу же дал коню шпоры. В том, что бравым воинам убитого Владетеля не взбредет в голову броситься в погоню, он не был уверен.

Ветер дергал за края одежды, неслась под копытами бурая, промерзшая земля, а деревья по сторонам тревожно шумели, словно предупреждая путешественника об опасности.

* * *

Теневой Берг не был в Бабиле почти девять месяцев и теперь с наслаждением вдыхал городские запахи, которые в другое время показались бы ему отвратительными. Зима шла к концу, сугробы осели, покрылись черным налетом. Кое-где из-под них выглядывал мусор, накопившийся с осени.

В очередной раз ощупав кошелек, Берг уверенно повернул коня к «Спившемуся демону». Надо было отметить возвращение доброй пирушкой, и не важно, что его вновь вышибли со службы за слишком малую готовность лизать родовитому нанимателю сапоги…

Дверь «Демона» открылась, как обычно, с ужасающим скрипом, а к Бергу с поклоном поспешил хозяин.

— Рад видеть вас, почтенный! — заявил он торжествующе. — Легок ли был ваш путь?

— Да уж не тяжел, — ответил наемник, оглядывая почти пустой зал. Двое незнакомых воинов шумно хохотали, да ещё кто-то сидел, оборотившись к двери затылком, заросшим короткими светлыми волосами.

«Вот дурак. Кто ж так располагается? А вдруг опасность какая?» — подумал Берг, усаживаясь за стол, а вслух сказал:

— Так, мне пива — сразу кружки три, ну и поесть чего-нибудь.

Белобрысый обернулся на звук голоса, и Теневой с изумлением понял, что перед ним непривычно постриженный и какой-то мрачный Харальд.

— Эй, дружище, иди сюда! — радостно крикнул мечник.

По мере того как приятель шел к нему, Бергом все сильнее овладевало изумление. Харальд двигался неуверенно, словно после долгой болезни. Однажды даже зацепился за ножку стула и чуть не упал.

— Привет, — проговорил он глухо, усаживаясь. — Рад тебя видеть…

— А по тебе и не скажешь! — откровенно ответил Теневой. — Вид у тебя такой, точно ты к своим похоронам готовишься!

Харальд болезненно скривился, и только тут, приглядевшись, Берг определил, насколько его молодой друг изменился. Лицо его похудело, щеки впали. Глаза словно потеряли цвет, кожа обветрилась и покрылась морщинами.

Он выглядел гораздо старше своих лет.

— Так что произошло? — поинтересовался Теневой, прихлебывая пиво.

— Да со мной все в порядке, — словно с неохотой ответил Харальд. Смотрел он исключительно на столешницу, глаз не поднимал. — Зарабатываю нормально. Недавно с очередного… дела вернулся. Вон дом купил.

— Ты? — Чтобы не расплескать, Берг поставил кружку на стол, а отвисшую челюсть пришлось возвращать на место. — Серьезно? И где?

— На улице Дырявых Горшков. Потом покажу.

— Это здорово! За дом надо выпить! — Теневой замахал рукой, подзывая хозяина. — И не отказывайся! Я знаю, что ты не любишь пиво! Но если сейчас не выпьешь, то ты меня обидишь!

Харальд подавленно молчал.

Берг хорошо понимал, что друг в беде, что ему надо помочь, пусть даже помимо его желания. А для этого надо выяснить, в чем же именно состоят неприятности. Иного способа развязывать язык, чем алкоголь, наемник не знал…

Подбежавший хозяин выслушал Берга, и вскоре стол украшало уже полдюжины кружек и тарелка с мелкой вяленой рыбешкой, поблескивающей крупинками соли.

— Ну, за дома и домовладельцев! — провозгласил Берг, поднимая кружку.

— За них, — мрачно кивнул Харальд. Они выпили, и пришла очередь рыбы. Волокнистое мясо оставляло на губах соленый привкус. С удовлетворением наблюдал Теневой, как сотрапезник раз за разом приникает к кружке.

А потом принесли жаркое. Исходящее аппетитными запахами блюдо было водружено в центр стола, и Берг почувствовал, как в животе что-то зашевелилось, а рот наполнился слюной.

Он уговорил Харальда выпить ещё раз. Тот выглядел все так же мрачно, хотя лицо его порозовело, а в глазах появился блеск. «Да, пиво — это сила!» — убежденно подумал Берг, опрокидывая очередную кружку, седьмую или восьмую по счету…

От жаркого остались только ребрышки, и он с удивлением ощутил, что наелся. По телу плыла мягкая истома. Двигаться не хотелось, хотелось сидеть, говорить и ещё — пить.

— Так что с тобой произошло? — вкрадчиво поинтересовался Теневой, пытаясь сдержать отрыжку.

— Ара от меня ушла, — сообщил Харальд грустно.

Он говорил поначалу с трудом, натужно, выдавливая слова, а потом все легче и легче. И Берг узнал про то, что у его молодого друга давно есть подружка (ну, это понятно), что она из «Зеленой розы» (это, пожалуй, слишком!), что он её выкупил и поселил в собственном доме (сумасшедший, но это ладно), а она, не дождавшись Харальда, сбежала…

— Я её нашел, понимаешь, — неуклюже размахивая руками, говорил юноша. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали. — Она опять в «Зеленой розе», но уже по своей воле… Я её спросил, почему она ушла. А она ответила, что не привыкла принимать подачки. Что за свободу мне, конечно, спасибо, но жить она дальше будет сама, так, как захочет, и там, где захочет, а не там, куда её поселят насильно!

— Ох уж эти женщины, вечно от них одна морока! — глубокомысленно пробурчал Берг, разглядывая столешницу, заляпанную жирными пятнами.

— Вот я и не знаю, чего делать. — Голос Харальда надломился, точно тростинка в бурю. А на лице, обычно невозмутимом, как у статуи, застыло выражение отчаяния.

— А ничего ты не сделаешь, — пожал плечами Теневой. — Вот я видел у моря раковины, из которых добывают жемчуг, невзрачные такие, в скорлупе. Не подумаешь, что под ней драгоценность. Вот и у каждой женщины есть своя сердцевина, как жемчужина, у одних глубже, у других ближе к поверхности. Если ты сумеешь добраться до этой сердцевины, то все — она в твоих руках. Но женщины защищают себя, как и раковины, с помощью прочного панциря. У одних он сделан из жадности, у других — из взбалмошности, у третьих — из стервозности, у некоторых — из распутства. У твоей, похоже, защита из нескольких слоев.

— Но она любит меня, а я — ее!

— Это не важно. На то, чтобы пробить панцирь, могут уйти годы. Многим мужчинам не удается сделать это ни разу в жизни.

Харальд грустно всхрапнул, и его голова со стуком упала на стол.

— Эх, молодежь, — сварливо сказал Теневой, но в голосе его звучала нежность. — Пить не умеют, а туда же…

* * *

Проснулся Берг оттого, что его потрясли за плечо.

Подняв веки, он увидел Харальда, который с выпученными глазами сидел на стуле, и лицо его было таким, словно он только что побеседовал с говорящей мышью.

— Чего тебе? — прохрипел Теневой. После вчерашней попойки в голове покалывало.

— Где мы? — поинтересовался Харальд, недоуменно осматривая небольшую, бедно обставленную комнату.

— В «Спившемся демоне», — надрывно зевая, сообщил Берг. — Ты мне точно не сказал, где твой дом, и я решил заночевать здесь.

— А, да. — Харальд судорожно сглотнул. — Как болит голова, — пожаловался он, — и тошнит, точно тухлого мяса наелся…

— Так это же похмелье. — Берг зевнул ещё раз и, решив, что переполненный мочевой пузырь больше ждать не сможет, сел на кровати. — Ты что, ни разу в жизни не напивался?

— Нет. И больше не собираюсь!

— Ну-ну, — буркнул Теневой и принялся нашаривать под кроватью сапоги.

* * *

От завтрака Харальд отказался, и вообще был хмур и неразговорчив. Когда Берг возжелал осмотреть дом на улице Дырявых Горшков, он лишь угрюмо кивнул и теперь тащился впереди с таким видом, словно собрался умирать.

А за ночь в Бабиль нагло вторглась весна.

Небо было напоено просто сумасшедшей синевой, яростно щебетали птицы, пристыженные сугробы мягко оседали, исходя ручьями, и надо всем этим плыл запах пробуждающейся жизни, который можно услышать лишь раз в году — в конце февраля-начале марта. Этот запах заставляет сердце биться чаще, глаза с надеждой взирать на мир, полнит душу ожиданием чего-то нового, несбыточного…

Харальд, похоже, этого запаха не чувствовал.

Они прошли небольшой переулок, пересекли площадь, где множество голубей яростно дрались из-за крошек, а из дверей пекарни пахло свежим хлебом, и оказались на недлинной улице.

— Вот, — проговорил Харальд, останавливаясь. На лице его, измученном похмельем, появилась гордость.

Дом Бергу понравился. Толстые стены, узкие окна, гладкая крыша с возвышающимися над ней башенками. Дверь, способная выдержать удар тарана.

Такой дом легко оборонять.

— Войдем? — предложил Харальд, и в этот момент слегка скрипнула одна из ставен. Никакого ветра не было. Берг насторожился.

— Погоди, — сказал он серьезно. — Там есть кто?

— Нет и не может быть! — В голосе хозяина дома звучало раздражение. — Ара ушла, а кроме нее, ключ есть только у меня!

— Так, — Теневой проверил, достаточно ли удобно висит меч. — Но мы лучше будем соблюдать осторожность. Дай мне ключ!

Харальд с неохотой повиновался. Тяжелый ключ лег в руку Берга, и он направился к двери, не отрывая взгляда от окон. Но все было тихо.

Открывал он дверь, встав немного в стороне, чтобы пущенная изнутри арбалетная стрела, пробив дерево, не зацепила тело. Харальду он велел прижаться к стене и не торчать на виду. Тот сразу посерьезнел, а в руке его очутился метательный нож.

Дверь, слегка скрипнув, распахнулась.

Переждав, Берг выглянул из-за косяка.

Прихожая пуста, и спрятаться тут негде. Массивная старая вешалка в углу и более ничего.

Махнув рукой Харальду, он вошел.

— Я чувствую незнакомый запах, — пробормотал хозяин дома за спиной, но Теневой уже был уверен, что дело здесь нечисто. То самое чувство, что не раз предупреждало его об опасности, сейчас просто вопило, умоляя хозяина бежать.

Берг велел ему заткнуться и вытащил меч.

Толкнув следующую дверь, он вжался в стену. Но ничего не произошло. Здесь тоже было пусто. Стол, громадный комод времен основания города, легкий шорох где-то сбоку…

Он упал, и что-то гулко вжикнуло над головой. Послышался глухой удар, и Теневой с холодком осознал, что в него стреляли из арбалета, а он сумел увернуться. Повезло.

Выругался Харальд, и тут же дверь шкафа распахнулась, и оттуда, точно гадюка из норы, бесшумно выскочил высокий воин. Светло-карие глаза на его лице горели яростью, в правой руке был меч, а в левой — длинный кинжал.

По тому, как двигался воин, Берг понял, что справиться с ним будет непросто.

— Держи того, который стрелял! — крикнул он, поспешно вскакивая.

Мечи столкнулись, и тотчас зазвенела сталь где-то рядом — Харальд тоже вступил в бой. Похоже, что ожидавших в доме было всего двое, и эта мысль немного порадовала Теневого.

Больше радоваться было нечему.

Противник его оказался силен и умел, и, кроме того, он вчера не пил пива. Меч и кинжал мелькали с такой скоростью, что иногда сливались в единое сверкающее колесо, и Бергу приходилось использовать все свое умение, чтобы отражать атаки.

Он вертелся, словно белка на ветке, и пот заливал глаза. Во рту быстро пересохло, язык натыкался на сухую шершавую поверхность, похожую на песок. Ноги противно подкашивались, а в животе поселилось обессиливающее мерзкое подташнивание.

«Эх, не надо было вчера пить! — мелькнула мысль, когда острие кинжала пробило защиту, рукав на правом предплечье оказался разрезан, а по руке огненным бичом хлестнула боль. — Глядишь, и уделал бы этого наглеца…»

Но рана помогла немного прийти в себя. Берг сам перешел в наступление. Сделал несколько обманных финтов и ударил острием в шею, понимая, что мало кто может сравниться с ним в скорости.

Раздался глухой лязг, и лезвие его отшвырнуло вверх. От удивления Теневой запоздал с защитой и только чудом избежал того, чтобы его живот был вспорот. Лезвие лишь скользнуло по боку, оставив неглубокую рану.

Хрипя, точно загнанная лошадь, он вновь перешел к обороне.

Двигаться было все труднее, ближе становилась перспектива первого в жизни поражения.

Спас положение Харальд. Что-то сверкнуло в воздухе, словно рыбка в воде, и противник Берга на миг отвлекся. Клинок его дернулся в сторону и отбил метательный нож.

Но секундного замешательства врага хватило Бергу для атаки. С глухим чмоканьем лезвие вошло в грудь кареглазого воина, из раны хлынула красная, точно клюквенный сок, кровь.

Воин зашатался и упал.

Теневой, хватая воздух ртом, словно не дышал полгода, без сил опустился на пол. Меч из ослабевшей руки, правда, не выпустил.

В поле зрения появился Харальд.

Лицо его уродовал свежий шрам. Лезвие соперника рассекло кожу на скуле, оставив отметину, которая если и исчезнет, то очень не скоро. Да, не быть юноше больше красавцем…

Кроме того, он слегка подволакивал ногу и постоянно морщился.

— Зацепили? — спросил Берг.

— Да, — ответил Харальд, разглядывая убитого. Лицо хозяина дома было мрачным, а на губах блуждала злая усмешка.

— Давно я так не дрался. — Закряхтев, Берг попытался подняться, и, к собственному удивлению, это у него получилось. — Ты не знаешь, почему эти парни так тебя не любили?

— Знаю, — мрачно ответил Харальд. — Это воины одного из… магов, которого я.. устранил.

— Ничего себе! — Рана на животе почти не чувствовалась, а вот та, что на руке, болела, да и рукав был весь заляпан кровью. — И скольких ты «устранил» за последнее время?

— Многих. — Харальд посмотрел на Берга. В глазах его, зеленых и холодных, было что-то властное, от чего хотелось повалиться на колени…

Теневой с трудом сдержал странное желание.

— Тогда готовься к тому, что оставшиеся в живых объединятся против тебя!

— И что они мне сделают? — В голосе Харальда звучала насмешка. — Нашлют заклятие, приведут в Бабиль войска?

— Наймут такого же, как и ты. И не одного!

По лицу Харальда было видно, что подобная мысль не приходила ему в голову. Похоже, на его умственных способностях все ещё сказывалось выпитое вчера пиво.

* * *

— Не могу же я просидеть здесь всю жизнь! — Харальд был зол и не скрывал этого.

После схватки прошло семь дней, и Берг все это время не выпускал хозяина из собственного дома. Они заколотили заднюю дверь, через которую Асгрим с бровастым дружком проникли в здание, и даже спали по очереди, опасаясь нападения.

— Не можешь, — поскреб рыжую бороду Берг. На бесхитростном лице его было явное смущение. Они сидели на кухне, в самом теплом помещении, и от очага тянуло легким запахом гари.

— Может, никто и не будет нападать на меня? Что, у Владетелей других дел нет, как за мной охотиться?

— Ты для них — самая главная опасность. — Теневой вновь почесался. — Если я правильно понимаю, те три Владетеля, которые погибли за последний год, пали от твоей руки. И остальные если не вместе, то поодиночке будут стараться убить тебя.

— Но не прямо же на улице Бабиля!

— Кто знает, — пожал плечами Берг. — Есть много способов убийства, против которых мы бессильны Сможешь ли ты распознать яд?

— Но это не повод, чтобы сидеть здесь и трястись от ужаса!

— Ладно, уговорил. — Рыжебородый мечник поднялся, слегка скривившись от боли в правой руке. Харальд собственных шрамов почти не ощущал. Они зажили очень быстро, и даже тот, что на лице, превратился в едва заметную белую полоску.

— Если ты думаешь, что не нуждаешься в моей помощи, — проговорил Теневой, направляясь к двери, — тогда я буду в «Спившемся демоне». Поживу недельку, а там, глядишь, какая работа появится. Ты заходи, если чего!

— Обязательно, — ответил Харальд, вставая, чтобы проводить гостя.

* * *

К ночи подморозило. Улицы, днем залитые водой, превратились в настоящий каток. Земля блестела, отражая свет звезд. Это красиво, но идти было неудобно.

Харальд перемещался очень осторожно. Ноги скользили, то и дело намереваясь разъехаться в стороны, и приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержаться на льду.

Он засиделся допоздна в компании наемников и очень радовался, что отказался от выпивки. Плещись в животе хоть одна кружка пива — точно не избежал бы падения.

За спиной раздался какой-то шорох. Словно кто-то быстро пробежал.

Харальд обернулся. Улица, светлой лентой тянущаяся между темнеющих отвесными стенами домов, была пуста.

«Крысы», — подумал он и зашагал дальше. Но непонятное беспокойство поселилось в сердце, засучило мохнатыми лапками. На ходу проверил, на месте ли ножи и хорошо ли вынимается из ножен меч.

Все было в порядке.

Теперь он шел ещё медленнее, стараясь прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Когда свернул на улицу Дырявых Горшков, вздохнул с облегчением. Еще сотня шагов — и он дома.

Со стороны сточной канавы тянуло мощным запахом нечистот, и Харальд поспешил пройти неприятно пахнущее место. За спиной вновь зашуршало, и не успел он дернуться, как что-то невесомое скользнуло по лбу, мелькнуло перед глазами. Шелковистое прикосновение к носу, жесткий рывок за шею…

«Удавка!» — подумал Харальд, вскидывая руки.

Но он опоздал. Брошенная сзади веревка стягивала горло, не позволяя подсунуть под неё даже палец. Гортань судорожно пыталась протолкнуть через себя воздух, но безуспешно. Перед глазами постепенно темнело, подобно огромному барабану, стучала в висках кровь…

Затылка Харальда коснулась рука. Уперлась, усиливая натяжение.

Раньше Харальд убивал сам, теперь кто-то пытался лишить жизни его. Осознав, что ещё немного — и все, он внезапно ощутил гнев. Ноги его подогнулись, и земля ударила в колени, но он не обратил на это внимания.

Точно огромный костер, в который бросили связку сухих дров, полыхнуло бешенство в душе Харальда. Рванулось во все стороны, грозя пробить телесную оболочку, разорвать человека, превратить его в шар пламени…

Сквозь гул крови пробился какой-то новый звук — кто-то кричал, тонко и пронзительно.

И смертоносная петля на шее ослабела.

Воздух водопадом ворвался в иссушенную грудь. Харальд закашлялся и жадно задышал, точно новорожденный. Перед глазами немного прояснилось, и он смог встать. Растянутая удавка соскользнула и осталась лежать на плечах мертвой змейкой.

Ноги все ещё тряслись, но ладонь крепко сжимала ребристую рукоять меча. Холодный ветер обдувал лицо, помогая прийти в себя.

По земле, покрытой ледяной коркой, катался человек в темной облегающей одежде. С губ его текла слюна, глаза были закрыты, а тело изгибалось самым причудливым образом.

Судорожно хрипя, он дернулся ещё раз и замер.

Опустившись на корточки, Харальд коснулся руки убийцы. Тот был мертв. Кровь не билась в венах, и не было слышно дыхания. На чисто выбритом лице без особых примет застыло страдание.

Харальду на миг показалось, что он где-то видел этого человека, но он отбросил дурацкую мысль и поспешно поднялся. Душу терзала тревога, приправленная изрядной толикой удивления. Отчего умер ловкий убийца?

В то, что он скончался своей смертью, верилось с трудом.

* * *

— Так сам и умер? — Лицо Берга было серьезным, а на губах замерла недоверчивая усмешка. Он только что выслушал рассказ Харальда о ночном нападении.

— Да, — кивнул Харальд. — Я отнес труп к себе в дом и осмотрел. Никаких повреждений. А сегодня с утра позвал лекаря. Плешивого старикашку с Собачьей улицы.

— Так он тебя страже сдаст! За убийство! — уверенно хмыкнул Теневой. Кружка с пивом, стоящая рядом с ним, была почти полной, и уже это говорило о том, насколько рыжебородый мечник заинтересован разговором.

— Нет, — покачал головой Харальд. — Не за что сдавать! Умер-то нападавший не от моей руки. А за молчание дед столько получил, сколько своими снадобьями и кровопусканием за два года не заработает.

— И что он сказал? — Кто-то из проходящих мимо задел Берга локтем, и тот рявкнул: — Эй, осторожнее там!

Они сидели в маленькой таверне около рынка. Люди здесь собирались опасные, но Харальд осознанно привел приятеля сюда. В «Спившийся демон» идти не хотелось.

Теневому что-то ответили, не слишком лестное, и Берг, недолго думая, вскочил и двинул обидчику по роже. Тот отчего-то упал. Возникла легкая суматоха, и только когда явившиеся вышибалы выкинули несколько человек на улицу (Теневого они трогать не стали, судя по всему его знали и здесь), удалось вернуться к разговору.

— Так о чем мы? — изрек Берг, усаживаясь.

— О том, что сказал лекарь. Осмотрев труп, старикан долго тряс головой, жевал губами и размахивал руками. А когда мне удалось заставить его говорить по-нормальному, он заявил, что скончался тот тип от поражения сердца. Словно оно неожиданно перестало биться.

— Такое разве бывает? — Теневой озадаченно почесал подбородок.

— Лекарь сказал, что да, но обычно у старых людей. — Харальд нашел в себе силы натянуто улыбнуться.

— И что ты думаешь об этом?

— Повезло. — Харальд ощупал шею, которая продолжала побаливать, а на коже темнел кровоподтек от веревки. — Еще немного, и я бы умер.

— А я вот что скажу! — Бородатый мечник подался вперед, голубые глаза его смотрели твердо и сердито. — В следующий раз тебе так не повезет, и Владетели до тебя доберутся! Тебе надо уезжать из Бабиля. Скрыться на время.

— Куда я поеду?

— На востоке война. Родовитые и маги рвут друг у друга из рук наследство убитых Владетелей. Опытные бойцы там нужны…

— Я не хочу воевать, — мрачно ответил Харальд. — В одиночку я много чего могу, а сражаться в строю не обучен.

Теневой скривился.

— Да это ерунда все! Сейчас нанимают кого угодно, даже сопливых салаг, которые едва поняли, с какого конца за меч берутся! И не всем приходится сражаться в строю! Из тебя может выйти неплохой лазутчик. На коне ты сидишь отменно, лучшего следопыта я не знаю. Поедем со мной на восток. За полгода войны можно неплохо заработать!

— Это ты мне говоришь? — Харальд усмехнулся и покачал головой.

— А… — На лице Берга появилось озадаченное выражение. — Ну да, конечно… Ты столько заработал, что до конца жизни хватит.

Теневой завистливо вздохнул.

— Хочешь, я отдам половину денег тебе? — Харальд улыбнулся, глядя, как округляются глаза собеседника. — Ведь ты все равно откажешься?

— Конечно! — В голосе мечника слышался гнев. — Я не принимаю подачек!

— Поэтому я не предлагаю тебе денег. А ты не зови меня воевать. Я устал убивать. Пусть даже те, кого я лишил жизни, и не снятся мне по ночам, — Харальд почувствовал некоторое стеснение в груди, словно ему не хватало дыхания, — мне хотелось бы отдохнуть. Не смотреть на то, как кто-то перестает дышать из-за того, что мой меч застрял у него в горле… — И он твердо закончил: — Я поеду к Торгриму! Надеюсь, он не откажется взять меня в личную охрану!

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул Берг. — Надеюсь, что там тебе полегчает!

— И я, — очень серьезно проговорил Харальд.

* * *

В это утро Харальд проснулся от холода. Разожженный с вечера костер давно умер, от него остался только запах дыма. Всхрапывал в стороне стреноженный на ночь конь, деловито цокала на дереве белка.

Потянувшись, Харальд сел. Рыжий хвост мелькнул среди деревьев — зверек, напуганный его движением, исчез.

В седельных сумках отыскался слегка зачерствевший хлеб и кольцо копченой колбасы. Не тратя времени, Харальд вскочил в седло и, жуя, двинулся в путь. Колбаса была излишне нашпигована чесноком, но выбирать было не из чего.

Апрель распростерся над миром блекло-голубым небом, с которого нестерпимым после зимнего полумрака светом бил отлитый из самого лучшего золота фонарь солнца.

Апрель, неистовый весенний месяц, окончательно убил зиму и кое-где превратил дороги в полосы жидкой коричневой грязи, по которой трудно пробираться даже верхом.

Сверху тянуло жаром, в то время как внизу было сыро и прохладно.

Апрель.

Харальд пробирался на север, породистый скакун под седлом послушно расплескивал искусно подкованными копытами воду в лужах. Ночевать в лесу было холодно, но иногда приходилось.

А вокруг собирала обильную дань война.

Со времени смерти Владетеля Канута, которая случилась год назад, здешние земли так и не обрели нового правителя. С юга и востока наступали рати других Владетелей, местные родовитые зубами отстаивали независимость, несколько удачливых колдунов основали собственные маленькие государства, не получив при этом цвета и титула, а Торгрим фон Жахх неутомимо увеличивал свои земли…

Горели деревни и города, смрад пожарищ носился над землей. Двигались по дорогам отряды всадников, с проклятиями ползла пехота, и лязг железа смешивался с воплями умирающих.

Война.

Дорога виляла, словно пьяный сапожник, и за каждым поворотом открывалось одно и то же — ровные ряды серых стволов, меж которых лишь кое-где мелькали пушистые зеленые платья елей и сосен, — жирно отблескивающая полоса дороги.

Монотонность пути убаюкивала, из-за этого он и прозевал засаду. Что-то зашуршало в ветвях слева от дороги, свистнула стрела. При первом шорохе Харальд начал падать с седла, поэтому смертоносный снаряд прошел выше, чуть обдав ветерком лицо.

Радостно чмокнула грязь, принимая в себя тело.

Спустя мгновение он был уже на ногах. Привычная тяжесть меча ощущалась в правой ладони, а кровь весенним паводком бушевала в жилах. Кто бы ни напал, он об этом скоро пожалеет!

Конь с испуганным ржанием ускакал вперед, а Харальд бросился к месту засады. Увернулся ещё от одной стрелы, и тотчас обожгло, накатило воспоминание: потешная кукла рубит голову «злому магу», а тот умирает под радостный хохот зевак…

Он резко остановился, точно налетев на невидимую стену, и только это спасло его от очередного выстрела, который был сделан с упреждением. Стрела разочарованно присвистнула, уносясь на другую сторону дороги.

«Хозяин я себе или нет? — думал Харальд, прячась за белый березовый ствол. — Или я могу только убивать, уничтожать всех, кто встает на моем пути?» Дерево глухо загудело, приняв выстрел на себя.

Резким рывком он бросился вперед. Под ногами хрустели сучья, и молотом по наковальне билась в голове мысль: «Нет радости в смерти других существ, и даже те, кто напал на меня, достойны милосердия…»

Мысль была странной, непривычной, но додумать её Харальд не успел, поскольку вышел наконец на расстояние рукопашной. Крутясь в горниле схватки, он только повторял про себя: «Не убивать, не убивать!»

Их было трое, судя по одинаковому вооружению — дезертиры. Осколок разбитого войска, дротик, ставший ненужным. На счастье Харальда, лук у них был только один, да и тот явно охотничий, отнятый в какой-то деревне.

На грязных лицах, заросших неопрятной щетиной, угрюмо сверкали полные злобы глаза. Дезертиры размахивали мечами, точно крестьяне цепами во время молотьбы, и были неуклюжи, будто стельные коровы.

Харальд ударил, и только в последний момент сумел повернуть руку. Лезвие меча лишь слегка царапнуло противника, хотя должно было разрубить ему лицо.

Он мог бы убить их в считанные минуты. Но он не хотел этого и всеми силами сдерживал привыкшие бить без жалости руки.

Харальд сражался не столько с дезертирами, сколько с собой. Битва давалась тяжело. Он был, как никогда, неловок и один раз едва не пропустил удар. Кончик меча царапнул ухо. По мочке потекло что-то теплое, и в такт ударам сердца задергалась боль…

Перед глазами потемнело, пробужденная болью ярость, точно жидкость из кипящего котла, стремилась выплеснуться наружу. Хрипя и обливаясь потом, Харальд поспешно отскочил на несколько шагов.

Он боялся не сдержаться.

Но противники поняли его отступление по-своему. Радостно гогоча, они бросились в атаку.

Когда они достигли Харальда, тот сумел успокоиться. Он ждал их.

Ужом скользнул за спину одному из пыхтящих противников и ударил его по затылку. От души. Плашмя. Сталь шлема отозвалась гулким звоном, а незадачливый разбойник молча упал вперед. Лицом в груду полусгнившей листвы.

Второго постигла та же участь, а третий попытался бежать.

Но был настигнут, сбит с ног и оглушен.

Дезертиры лежали перед Харальдом, точно выловленные пескари, и на лицах их было столько же разума, сколько у речных рыбешек. А он стоял и не знал, что с ними делать.

В конечном счете плюнул и ушел. Конь послушно прибежал на свист. В душе недодержанным пивом бродила странная радость. Он смог, он не убил их, он даже не пролил крови!

Но продолжало дергать болью ухо, и кто-то тихо смеялся внутри.

Харальду очень хотелось заглушить этот смех.

* * *

Едва он выехал из леса, ветер донес запах пожара. Впереди лежало голое пока поле, за которым виднелась деревня. Судя по поднимающимся серым клубам дыма, горький смрад доносился оттуда.

Первым побуждением Харальда было свернуть в сторону, объехать место, где недавно люди убивали людей.

Он прислушался. Через поле доносился тонкий плач, похожий на вой. Звона оружия и криков не было слышно.

Харальд медленно двинулся вперед.

Крайний дом сгорел полностью. От него осталась только груда черных углей. Торчали обугленные скелеты яблонь.

Посреди дороги лежал труп. Молодой мужчина, чьи светлые волосы слиплись от крови, а на широком лице застыло выражение удивления.

Женский плач усиливался. Он ввинчивался в уши, уязвляя хуже осиного жала, и Харальд невольно морщился.

Остальные дома пострадали немногим меньше. Огонь погулял на славу. Уцелел только северный конец деревни, где Харальду посчастливилось наконец встретить живых.

Около закопченного сруба находились пять или шесть мужчин. Двое из них держали кричащую и бьющуюся женщину, у других в руках были ведра и топоры. Они только что боролись с пожаром. И кое-что успели спасти.

На стук копыт крестьяне пугливо обернулись, все сразу, точно по команде. На темных от дыма лицах не было страха, а глаза сверкали злобно и решительно. Мгновение — и они сбились вместе.

Женщина неожиданно перестала кричать.

Харальд остановил коня.

— Я не собираюсь убивать, — проговорил он, показывая пустые ладони. — И грабить тоже не собираюсь. Но если вы вздумаете напасть на меня, то я отвечу.

Топоры опустились, а один из крестьян — среднего роста, но с широкой, словно бочка, грудью — заговорил.

— Прости, путник, — сказал он. — Но мы не можем оказать тебе гостеприимства. Сам видишь, у нас недавно побывали непрошеные гости…

— Вижу. — Харальд коротко кивнул. — Кто это был?

— Воины доблестного Торгейра фон Винри, — скривившись, ответил молодой парень с огромным синяком на пол-лица. — Чтоб его демоны разорвали!

— А разве ему не выгоднее принять вас под свою руку?

— Может, и выгоднее, — сплюнул широкогрудый. — Да только и других охотников на окрестные земли хватает. То одни нас сжигают и грабят, то другие…

— И давно это началось? — Харальд чувствовал, что знает ответ, но боялся признаться в этом.

— Да уж почти год, с того времени, как убили Владетеля Канута, — охотно пояснил третий крестьянин. — Мы ведь раньше ему принадлежали. И оброк небольшим был, и трогать нас никто не осмеливался. Хорошие были времена!

Харальд ощутил, что седло под ним перестало быть надежной опорой. Чтобы удержаться, он был вынужден вцепиться в луку.

— Удачи вам, добрые люди, — проговорил он каким-то мертвым голосом, едва шевеля губами.

— И тебе удачи, путник, — отозвался широкогрудый уже в спину Харальду. Тот развернул коня и двинул его на север.

Что совершал он, убивая магов? Кто сказал, что они — величайшее зло для этой земли и что их надо уничтожать, словно крыс? Может быть, только они способны держать в узде злобное и буйное племя родовитых?

Вопросы жгли душу сильнее каленого железа. Ответов не было, и стегал по ушам полный отчаяния и горя крик вновь заголосившей женщины.

* * *

— И куда же почтенный держит путь? — поинтересовался могучий воин на кауром жеребце. Конь косил на Харальда темным глазом и сердито фыркал, словно напрашиваясь на драку.

Патруль в десяток всадников появился из-за поворота стремительно, как атакующая волчья стая. На кольчугах играли мягкие отблески, острые наконечники копий смотрели точно на чужака, а лица воинов были полны решимости.

— В замок Жахх, к родовитому Торгриму, — ответил Харальд.

— Вот как? — поднял темные брови командир патруля. — Тогда мы покажем дорогу.

В окружении мрачных патрульных Харальд чувствовал себя не очень уютно. То и дело накатывало глупое желание выхватить меч и вступить в схватку.

Наваждение исчезло, только когда он увидел замок. Черно-белый флаг все так же гордо реял над главной башней, походившей на ножку от громадного гриба, тем же был запах застоявшейся воды изо рва, и даже подъемный мост не стал грохотать меньше, чем год назад.

Только Харальд стал другим.

Во дворе его встретил Лот в блестящих доспехах. При виде гостя лицо его искривилось в улыбке, а темные глаза просияли.

— Вот уж не ждали! — сказал он, хлопнув Харальда по плечу так, что тот пошатнулся. — Пойдем к Торгриму. Он будет рад тебя видеть.

Массивная дверь донжона, способная выдержать удар тарана, распахнулась бесшумно. Масла для смазки здесь не жалели.

— Все воюете? — спросил Харальд, когда они поднимались по узкой полутемной лестнице.

— А то как же, — довольно ухмыльнулся Лот. — Опять все лето в седле проведем.

Капитан без стука вошел в дверь, у которой застыли двое часовых, и поманил за собой Харальда.

— Входи, не стесняйся.

Торгрим фон Жахх за прошедший год сильно сдал. Морщины избороздили лицо, кожа пожелтела, точно старый пергамент, серебра и лисьей шерсти почти поровну стало в несколько поредевших волосах.

В голосе хозяина замка слышалось странное придыхание, словно родовитому было трудно разговаривать.

— Харальд, — проговорил он, улыбаясь, и тут же надрывно закашлялся. — Нежданный гость! Лот, чего стоишь? Распорядись насчет еды и выпивки! Наш гость голоден, и его необходимо накормить!

Капитан исчез, а родовитого скрутил новый приступ кашля. Лицо его побагровело, а в дыхании появился хорошо различимый хрип.

— Вот хвораю, — сказал он, немного отдышавшись.

На Харальда его слова произвели странное впечатление. Внутри, где-то в груди, словно налилась и лопнула почка, породив пробежавшую по телу горячую волну. Вместе с легкой тошнотой явилось чужое присутствие, и что-то заставило Харальда шагнуть вперед.

Прежде чем фон Жахх успел удивиться, Харальд прижал ладони к его ребрам. По рукам и пальцам струилось тепло, сопровождаемое зудом. Оно словно переливалось в тело Тогрима, а тот, застыв, со странно отрешенным лицом глядел куда-то в сторону.

Тепло иссякло, словно зачах его источник, и Харальд поспешно отдернул руки. Ладони невыносимо чесались, и бухало кузнечным молотом сердце.

Лицо хозяина замка стало розовым, а дыхание — легким и почти неслышным. Он словно помолодел сразу на несколько лет, как-то распрямился и стал выше ростом.

— Что ты сделал? — спросил он, с недоверием прислушиваясь к собственным ощущениям. — Грудная болезнь мучает меня с осени, а сегодня впервые я не чувствую ее…

— Не знаю, — честно ответил Харальд. — Сам не понимаю, что случилось!

Он посмотрел на собственные руки, словно надеясь, что они все объяснят. Но ладони выглядели обычно, а цветок ЗНАНИЯ не спешил распускаться в голове. Это почему-то злило.

— Может, ты все-таки маг? — В голосе Торгрима прорезались нотки страха. — Какие-то способности унаследовал от отца?

— Нет, — сердито ответил Харальд. — Я не люблю магов и не умею колдовать! Я понятия не имею, как я это проделал!

— Странно, — пробормотал фон Жахх, но тут распахнулась дверь, и появился Лот в сопровождении слуг.

Комната наполнилась ароматами пищи.

— Зачем ты к нам пожаловал? — спросил хозяин замка, когда гость насытился.

— Он явно хочет повоевать, — засмеялся Лот, впиваясь зубами в истекающую жиром свиную ножку.

— Нет, — ответил Харальд очень спокойно. — Не хочу.

— Зачем же ты проделал столь длинный путь? — Светлые глаза фон Жахха были серьезны.

— Отсидеться, переждать, — пожал плечами Харальд.

— Чего? — Лот вновь рассмеялся, но в смехе его было больше недоумения, чем веселья.

— Пока те, кто хотят меня убить, не отступятся.

Лот удивленно присвистнул, а хозяин замка усмехнулся.

— Эк тебя угораздило, — проговорил он после некоторого размышления. — Конечно, я дам тебе убежище. Но если ты не хочешь воевать, что ты будешь делать?

— Надеюсь, что твоим личным охранникам не приходится убивать так уж часто?

Лот и Торгрим переглянулись. Капитан медленно кивнул, и хозяин замка поднял кубок, в котором недовольно булькнуло пиво.

— Что же, тогда выпьем за моего нового телохранителя!

* * *

Под ногами черная, точно уголь, земля без единой травинки, а вокруг багровый, плотный туман, текущий струями. Тусклый свет падает откуда-то сверху, но солнца не видно. Очень холодно.

Со всех сторон доносятся странные звуки: гул, чмоканье, писк.

Из полумрака появляется огромная фигура — человек, точно вылепленный из глины. Коричневая кожа маслянисто блестит, лоб, способный крепостью поспорить с бычьим, могучие плечи. На чреслах повязка из шкуры, в руке, которая толще, чем туловище обычного человека, громадная дубина, выточенная из цельного древесного ствола.

Завидев Харальда, великан ревет, и глазки его загораются алым.

Исполинское оружие начинает подниматься, и тут Харальд обнаруживает в руке привычную тяжесть меча. С радостным ревом он вскидывает его, и по стальному лезвию пробегает розоватый отблеск, словно язык, жаждущий крови…

Но размышлять над странным образом некогда. Дубина падает, и сучки на ней готовы раздробить кости, разорвать кожу и мускулы. Парировать бесполезно, на это просто не хватит сил.

Ловко отскочив, Харальд сам бросается в атаку. Тепло победной волной течет по жилам.

Его противник неуклюж, острое лезвие прорывает темную кожу, точно непрочную ткань, и входит в тело исполина почти на аршин. Рев боли обрушивается на уши. Очень трудно сдержаться, чтобы не закрыть их руками.

Сладостная дрожь пронзает все тело. В нем словно сливается все самое приятное, что только может быть в жизни, — экстаз единения с женщиной, радость созерцания красоты, тепло дружбы…

Багровая, тягучая, как смола, кровь медленно льется из раны на землю.

Харальд выдергивает меч и бьет вновь. Содрогаясь от наслаждения, раз за разом вонзает оружие в тело великана, хотя ясно, что первого удара хватит для победы.

Тяжелое тело рушится на землю, и та содрогается точно от боли.

Экстаз уходит, испаряется, будто дым от костра на сильном ветру. На смену ему приходит холод. Морозцем обсыпает плечи, наваливается неудержимая дрожь, и Харальд начинает в страхе оглядываться, пытаясь понять, что он делает в этом ужасном, неуютном месте.

Тело гиганта тает, течет коричневыми струями. Они светлеют, превращаясь в пряди багрового тумана, который по-прежнему струится во всех направлениях.

Лязг раздается за спиной.

Харальд оборачивается и оказывается лицом к лицу с закованным в тяжелый доспех воином. Вороненой сталью отливает шлем, словно рыбья чешуя, лежат пластины панциря.

Не сказав ни слова, незнакомец бросается в атаку.

Поднимая меч, Харальд ощущает, что ему вновь сделалось тепло. Радостное предвкушение наполняет душу — сейчас, ещё мгновение, и клинки сойдутся в гибельной пляске, а затем я убью его, этого выскочку в доспехах, и вдоволь насмотрюсь, как он корчится…

Столкновение мечей прерывает приятные мысли.

Противник силен и опытен, но на нем латы, которые сковывают движения. Харальд кружит вокруг него, словно охотничья собака около медведя. Меч порхает в руках с легкостью бабочки, и предсказать удары столь же сложно, как и рывки насекомого…

Стремительное, как атакующая гадюка, лезвие находит щель в сочленении доспехов, и оттуда начинает сочиться тягучая, точно мед, жидкость. Глядя на нее, Харальд невольно облизывает губы, а из горла рвется урчание, рык охотящегося хищника.

Обманный финт, удар, и противник не успевает защититься.

Меч не встречает сопротивления, и отсеченная голова катится по черной земле. Из перерубленной шеи бьет фонтан крови, и Харальд ощущает на губах её соленый вкус…

Труп в доспехах безмолвно валится назад, исчезая в тумане.

Обжигающей волной обрушивается холод.

Шаги сбоку, легкие, почти невесомые. Харальд поворачивается, готовясь встретить очередного врага, и на миг замирает. Перед ним высокая и статная женщина. Одета по-мужски, до середины стройных бедер спускается сетка легкой кольчуги.

На голове воительницы шлем, из-под которого выбивается волна роскошных черных волос. В одной руке воительницы легкая сабля, в другой — маленький круглый щит.

Неужели ему придется сражаться с ней?

Сомнение проникает в душу.

Но женщина не колеблется. Легким, скользящим шагом она двигается навстречу, и сабля поднята.

Харальд непроизвольно готовится к защите, и холод исчезает, сменяясь теплом.

Все просто и ясно. Надо убить, и тогда будет хорошо.

Чистый, мощный звук рушится откуда-то сверху. От него дрожит почва под ногами, а пейзаж вокруг начинает морщиться, распадаться на отдельные кусочки. Харальда словно подхватывает вихрем и тащит вверх…

Он заворочался и открыл глаза.

Очень близко оказался дощатый потолок с бегущим по нему рыжим тараканом. В окно врывался яркий свет майского утра. Под спиной чувствовалась жесткая койка, а в ушах все ещё звенели отзвуки сигнала побудки.

Во всем теле ощущалась ватная слабость, а во рту — как всегда после кошмара — противный кислый привкус. Жуткие сны начались почти сразу, как Харальд поселился в замке. Сначала они приходили раз в несколько дней, а теперь, в самом конце мая, мучили его почти каждую ночь.

О том, что могло их вызвать, он даже боялся думать.

Тело было словно мешок с крупой, тяжелым и мягким. С некоторым трудом Харальд поднялся и потащился к стоящему в углу тазику — умываться.

Когда нагибался, в пояснице что-то сухо щелкнуло.

Холодная вода несколько взбодрила, и, вытершись насухо шершавым полотенцем, Харальд распрямился и встретился взглядом с собственным отражением в зеркале.

Отражение было мрачным. Изможденный человек с белыми, почти седыми, волосами, смотрел из овальной металлической рамы, и глаза его горели зеленым огнем.

Зеркало стояло тут ещё до того, как гостя поселили в комнате, да так и осталось. Харальду оно мешало, но до того, чтобы убрать, никак не доходили руки.

Скривившись, он отвернулся от зеркала и принялся одеваться.

* * *

Двор замка заливал яркий солнечный свет. Холода уже прошли и, хотя по утрам подмораживало, дни стояли по-летнему теплые и ясные. Шумел ветер, облизывая шершавым языком башни замка, от кузни доносились удары молота.

От площадки, где упражнялись охранники Торгрима, до Харальда долетел взрыв хохота. Двое здоровенных воинов, раздевшись до пояса, рубились деревянными учебными мечами.

Прочие столпились вокруг них, подбадривая поединщиков криками.

Поначалу соратники относились к Харальду прохладно. Любимчик фон Жахха, живет в отдельной комнате, почти запанибрата с капитаном и ещё позволяет себе не носить доспехов.

Не смотрели косо лишь те, кто знал Харальда по прошлому приезду в замок.

Но узнав, как он владеет оружием, даже откровенные недоброжелатели преисполнились уважения, и неприязнь, коли такая была, старались не показывать. А то мало ли что.

Харальд нес с собой лук, надеясь пострелять по мишеням.

Когда подошел ближе, то схватка закончилась. Один из воинов получил здоровенный синяк на плече и был признан проигравшим. К пришедшему тотчас повернулось несколько голов.

— О, Харальд, — пробасил здоровяк Хамунд, давний знакомый. — Не хочешь сразиться? Приз — бочонок ячменного пива!

— Нет. — Харальд покачал головой. В замке он избегал поединков, даже на учебном оружии. Дурные предчувствия иголочками кололи сердце, заставляя отказываться от предложений, подобных сегодняшнему.

— Ты что, боишься? — выкрикнул кто-то из задних рядов. — Может быть, ты трус?

Голос был незнакомый, чем-то напоминал крысиный писк.

Воины недоуменно зашумели.

— Да, Харальд, — нахмурился Хамунд. — Ты здесь больше месяца, а ни с кем ни разу не скрестил клинка. А раньше ты был не против, я помню! Что с тобой случилось?

— Ничего, — ответил Харальд, поворачиваясь спиной.

— Трус, трус! — В противном голосе звучала откровенная издевка.

Харальд рывком развернулся, сунул лук в руки опешившему Хамунду.

— Дайте мне меч, и пусть тот крикун, который назвал меня трусом, выйдет сюда!

Деревянная рукоятка больно ткнулась в ладонь, а Хамунд пробасил смущенно:

— Сначала одолей его. — Рука Хамунда указала на воина, победившего только что. — И только тогда получишь возможность выбирать соперника. Бой идет до пропущенного удара!

Харальд молча вышел в центр круга.

Противник его шутовски поклонился и поднял меч. На руке вспухли твердые, словно валуны, мускулы.

Он был гораздо крупнее и сильнее Харальда.

Но это не имело значения.

Деревянные мечи соприкоснулись, ладонь дернула отдача от удара, и тут Харальд с ужасом ощутил, как по жилам бежит хорошо знакомое тепло. Такое мягкое, приятное, явившееся прямо из того кошмара, в котором он только и делал что убивал…

Удар, ещё удар. Улыбающиеся лица со всех сторон, твердая почва под ногами. Но почему все вокруг затягивает знакомым багровым туманом? Почему остальные его не видят?

Из груди вырвалось хриплое хищное мурлыканье…

Похоронная песня для противника.

Харальд легко увернулся от удара, ещё от одного. Тело его словно действовало само, и в самой глубине потихоньку рождалось предвкушение экстаза, который наступит в момент…

— Нет! — Он прокричал это вслух, понимая, что уже не в силах остановить собственный удар.

Тупое деревянное лезвие летело вперед, чтобы спустя мгновение разбить мягкий затылок соперника. Треснут кости, и восхитительно алая, соленая кровь брызнет во все стороны…

Запредельным усилием он повернул кисть. Захрустели на пределе прочности сухожилия, просто взвыли от боли мускулы, но меч сдвинулся и ударил в плечо противника.

«Вот и славно», — подумал Харальд, ощущая, как в нем самом что-то ломается. Меч выпал из ослабевшей руки, только что гулявшее по мускулам тепло исчезло, и на смену ему пришел свирепый, дикий мороз.

Земля, ткнувшаяся в колени, а затем и в лицо, показалась теплой и мягкой.

Глава 10 ПОСЛЕДНИЙ ШАГ

В камине жарко пылал огонь, но Харальду все равно казалось, что воздух сочится мерзлой сыростью. До озноба болела голова, и запах яств, расположенных на столе, вызывал тошноту.

— Я все же не понимаю — почему ты хочешь уехать? — На лице Торгрима было написано искреннее недоумение. Он по давней привычке разговаривал, расхаживая по комнате. Мягко поскрипывали сапоги, раздраженно шуршал под подошвами ковер. — Ведь ты же не убил его?

Хозяин замка Жахх остановился, ухватившись за высокую спинку кресла. Он стал похож на огромную хищную птицу, присевшую отдохнуть и спрятавшую крылья за спиной. Взгляд родовитого был холоден и остр, как сосулька.

— В следующий раз я не смогу остановиться, — проговорил Харальд неохотно. Каждое произнесенное слово отдавалось под сводами черепа, как в пещере. — И обязательно убью кого-либо.

— Но почему, почему? — вмешался в разговор Лот. Он, в отличие от хозяина, сидел, но вовсе не выглядел расслабленным.

— Не знаю! Может, я схожу с ума. — Харальд равнодушно пожал плечами. — Меня тянет убивать. Это желание все сильнее, и мне все сложнее бороться с ним.

— Да. — В светлых, как родниковая вода, глазах Торгрима читалось сочувствие. — Что же ты собираешься делать? Ведь чем дольше ты будешь сдерживать свою страсть, тем сильнее она станет! В конце концов ты сорвешься и убьешь первого, кто окажется рядом.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, — невесело улыбнулся Харальд. — Но сильнее, чем других людей, меня тянет убивать Владетелей. Может быть, когда я уничтожу их всех, желание ослабнет?

— Ты действительно сумасшедший! — В реплике Лота причудливо смешались ужас и восхищение.

— Похоже. — Харальд поднялся и неуклюже поклонился. — Спасибо, родовитый Торгрим, за гостеприимство, но я вынужден оставить твой кров!

— Куда ты? — изумился Лот.

— Пусть едет, — проговорил Торгрим медленно. — Нет смысла препятствовать человеку, принявшему твердое решение. Он должен сам убедиться в своей правоте или неправоте.

Родовитый помолчал и добавил:

— Да, и спасибо тебе — за исцеление.

Лот недоуменно нахмурился, не понимая, о чем идет речь. Харальд поклонился ещё раз и пошел к выходу. Меч, висящий на поясе, почему-то мешал. Такое случилось первый раз в жизни, и, несмотря на головную боль, Харальд нашел силы удивиться…

* * *

На постоялом дворе было чадно. В маленький зал набилось полно народу, и разговоры сливались в единый гул. Закрыв глаза, можно представить, что сидишь около пчелиного улья. Мешали этому типично человеческие запахи. Пота, мясной похлебки и многого другого.

— Ой, почтенный, что ты такое говоришь? — прорезался в общем гомоне знакомый голос.

Харальд, сидевший в углу, невольно повернул голову.

У стойки, на высоком табурете, с деревянной кружкой в руке расположился купец Иерам. За прошедшие годы он заметно потолстел, под одеждой проглядывал кругленький животик, но суетливости в повадках не убавилось.

Он опасно жестикулировал, грозя залить пивом и себя, и собеседника — дородного мужчину в темном плаще. Его Харальд видел со спины и мог разглядеть только волосы — черные, коротко постриженные.

— Что видел, то и говорю, — буркнул дородный. — Эта тварь пятерых воинов при мне задрала! Одного за другим, точно волк ягнят! Она ими занялась, и только поэтому нам удалось проскользнуть! А вид её страшен настолько, что лошади шарахаются, да и людям не по себе становится!

— Ох, как же быть? — запричитал Иерам и для успокоения чувств влил в себя добрую порцию пива. Рукав его сполз, и на запястье мелькнул знакомый браслет из серебристого металла.

Усмехнувшись, Харальд поднялся и неторопливо двинулся к беседующим.

* * *

Пиво не принесло успокоения, и когда донышко кружки со стуком опустилось на стойку, Иерам пребывал в столь же отвратном настроении, как и пятью минутами ранее. Сведения о том, что на северовосточной дороге появилось какое-то чудовище, были плохими, самыми плохими, которые купцу довелось слышать за последний год.

— Прошу прощения, почтенные, что вмешиваюсь в ваш разговор, — послышался смутно знакомый голос, и Иерам невольно обернулся.

Чуть сбоку, с какой-то неестественной улыбкой на губах стоял Харальд.

Он похудел и осунулся, зеленые глаза были мрачны, а на лице застыло странное выражение. Купцу на миг почудилось сходство со смертельно ядовитой змеей, которая обитает в южных лесах, у самого морского побережья.

От такого сравнения мороз побежал по коже.

— О, Харальд, — сказал тем не менее Иерам. — Рад тебя видеть! Прошу, присаживайся!

Дородный мужчина в плаще — купец из дальнего города Ершалама — поклонился и отошел, не желая мешать беседе.

— Как торговля? — поинтересовался молодой воин. Наедине с ним Иерам почувствовал себя ещё более неуютно. Внутренний голос орал что есть силы — беги, беги, опасность!

— Ничего, — осторожно ответил купец. — Торгуем потихоньку.

— А почему сам водишь обозы? Ведь мог бы дома сидеть, у теплой печки.

— Не могу! — Иерам почувствовал, как покидает его странное напряжение. Словно опасность, до сих пор таившаяся в собеседнике, на время спряталась, убрала острые, как бритва, когти. — Если остаюсь в Бабиле — тоска берет, хоть вешайся!

— Ясно, — без улыбки кивнул Харальд. — А то, что мы тогда добыли, никто не пытался отобрать?

— Нашлось несколько идиотов, — купец махнул рукой. — Только мне повезло, а им — нет.

— Значит, эта штука работает. — На лице Харальда появилось задумчивое выражение. — А сейчас куда направляешься?

— На северо-восток, — туманно ответил Иерам, все ещё не понимая, куда клонит собеседник.

— Я слышал, что там какая-то тварь на дорогах бесчинствует

— Да, — сказал купец. — Рассказывают, что чудище это создал когда-то Владетель Канут, а после его гибели оно сбежало из-под запоров. Подросло и пристрастилось к человечине.

При упоминании о маге, зарезанном в собственном замке, по лицу Харальда пробежала гримаса боли. Словно речь шла о чем-то личном и очень неприятном.

— И как надеешься прорваться мимо монстра?

— Не знаю. — Иерам скривился. — Наш обоз невелик, и воинов всего с десяток, но, может быть, им повезет.

— Сомневаюсь, — усмехнулся Харальд. — Возьми меня к себе, и я уничтожу чудовище.

Купец недоуменно уставился на собеседника, отказываясь верить собственной удаче. Один из лучших воинов, которых он знал, сам предлагает себя в охрану.

— Мне не особенно нужны новые охранники, — сказал Иерам, по купеческой привычке тщательно скрывая заинтересованность. — И сколько ты хочешь денег?

— Скажи мне, куда ты направляешься, и я назову свою цену.

Оглянувшись — не подслушивает ли кто, купец наклонился к самому уху собеседника и прошептал:

— Мы едем в замок Владетельницы Лии, везем благовония с юга.

— Я не возьму у тебя ни единого золотого, — ответил Харальд, и глаза его при этом блеснули изумрудной зарницей. — Но срок моей службы кончится у стен замка.

— Почему?

— Я надеюсь попасть на службу к Владетельнице.

— Что же, попробуй. — Иерам даже не пытался скрыть своего удивления. — Тогда по рукам!

Холодные сильные пальцы стиснули ладонь купца, и тот невольно вздрогнул.

* * *

— Но! Не отставай, родимая! — Крик возчика донесся издали, затем хлопнул бич, и вновь повисла тишина, нарушаемая лишь всхрапыванием коней да скрипом колес.

Дорога тянулась необычно пустынная, словно не июнь — один из лучших месяцев для путешествий — властвовал над северными землями, а ноябрь, время холода и дождей, или март, период распутицы.

Шелестели листвой березовые и осиновые рощи, не таясь, кричали птицы, но человеческих голосов, кроме собственных, они за три дня путешествия не услышали. Иерам ехал впереди обоза, рядом с Харальдом, и с каждым днем все больше мрачнел.

Неразговорчивы были возчики, хмуры и молчаливы воины. На всех давил страх встречи с неизвестным чудищем, рассказы о котором слышал каждый, и многие не один раз.

Подавленного настроения не могла развеять даже теплая и солнечная погода.

В это утро, когда самый краешек светила показался над горизонтом, а траву и листья усеивали блестящие капли росы, купец проснулся с дурным предчувствием Снилось ему что-то гнусное и давящее, и ощущения от сна сохранились до сих пор, когда желтый кругляш солнца навис прямо над головой, а от утренней сырости не осталось и следа.

Страх склизким комом ворочался в животе, заставлял внутренности сжиматься при каждом особенно резком звуке. Иерам клял себя за трусость, но ничего поделать не мог. Разум услужливо рисовал одну и ту же картину — из леса, ломая деревья, точно тонкие прутики, является громадное чудище (купцу оно представлялось всегда похожим на выросшую в сотни раз ящерицу), ударами лап и хвоста расшвыривает охрану, и челюсти, размером с коромысло каждая, тянутся, чтобы перекусить его пополам…

Иерам судорожно сглотнул и, вернувшись от мыслей к реальности, не сразу понял, что остановил коня.

На желтой от пыли дороги, шагах в двадцати впереди, что-то сидело Что именно, купец не успел осознать. Его отвлек Харальд. Спрыгнув с лошади, он с шелестом извлек меч из ножен.

— Ну, я пошел. — Фраза прозвучала спокойно, словно воин собирался на прогулку.

Когда он сделал первый шаг, тварь на дороге поднялась и кровожадно зарычала. От этого звука купец ощутил, как кровь стынет в жилах. Конь под Иерамом нервно дернулся, а из-за спины донеслись испуганные вскрики.

* * *

Тварь оказалась не особенно велика — с крупного волка.

Но вид её был необычен.

Поросшее черной шерстью тело, шесть лап, больше всего похожих на паучьи. Огромная пасть, полная острых и блестящих зубов, и длинный скорпионий хвост, поднятый для удара. Алые глаза пылают, точно уголья.

Рык прозвучал как вызов на бой.

Не дойдя пары саженей до чудного зверя, порожденного заклинаниями, Харальд остановился. После отъезда из замка он постоянно сдерживал себя, словно хозяин злобного пса. Любая мелочь раздражала, противоречие выводило из себя, и большого труда стоило не схватиться за меч, когда мясо, поданное на постоялом дворе, оказывалось жестким. Несмотря на жаркую пору, его мучил холод. Даже на палящем солнце порой пробирал озноб. Чудовищный волдырь, полный желания убивать, все рос внутри, и все тоньше становились его стенки.

И вот выпала возможность сбросить напряжение. Такая, при которой люди не пострадают. Тело потихоньку теплело, словно наполняясь горячей водой, и в уголках глаз клубился знакомый багровый туман.

«К твоему рождению приложил руку маг, к моему — тоже, — подумал Харальд, разглядывая противника. — Ты создан, чтобы убивать. Я воспитан для того же. И меня, и тебя мучает одна и та же страсть. Посмотрим, кто сегодня окажется сильнее.»

Зверь сидел неподвижно, словно вслушиваясь в чужие мысли.

В этот миг волдырь лопнул. Харальд ощутил, что если он сейчас, прямо в этот момент не вонзит клинок в чужую плоть, то его собственное тело распадется на части, разорванное напором изнутри.

Он бросился в атаку.

Рычание хлестнуло по ушам, точно хлыст по истерзанной спине, свистнул клинок, и пасть щелкнула рядом с шеей Харальда. Он услышал смрадное дыхание хищника и едва не прозевал удар хвостом.

Жало промахнулось всего на пару вершков.

Харальд не испугался.

Обжигающий жар тек по мускулам, тело полнила мощь, а длинное лезвие было продолжением руки.

Он атаковал вновь, и отсеченная лапа чудовища, скребя желтую пыль, рухнула на землю. Хлынула темная, похожая на земляное масло, непередаваемо вонючая кровь, а в гневном рыке появились нотки боли.

Харальд отскочил, чтобы отдышаться, и это оказалось ошибкой. Раненый зверь сам атаковал со стремительностью молнии, словно потеря лапы ничем не повредила ему.

Жало с треском ударилось о меч, потом ещё одна лапа срубленной веткой покатилась в сторону, но страшные челюсти сомкнулись на голени Харальда.

Боль оказалась настолько сильной, что не удалось сдержать крик.

Понимая, что ещё мгновение, и он будет не в силах терпеть и станет легкой добычей чудовища, Харальд перехватил меч лезвием вниз и резко, без замаха вонзил испачканное черной жидкостью лезвие в лоб чудовищу.

Хрустнул череп, точно ствол в бурю, заметался выпрямившийся хвост. Последнее, что ощутил Харальд, перед тем как упасть, что челюсти, сошедшиеся на его ноге, слегка разжались.

А затем накатила ласковая, спасающая от невыносимой боли темнота.

* * *

Зверь и человек (человек?) перемещались с такой скоростью, что уследить за движениями удавалось не всегда. Доносился яростный рев чудовища. Время от времени солнце вспыхивало на клинке.

А затем все закончилось. Иерам успел заметить, что поединщики сошлись очень близко, и вдруг Харальд упал, как-то странно, скособочившись. Купца окатило ледяной волной страха — что, если зверюга кинется на обоз? Кто ещё рискнет вступить с ней в схватку, если она смогла сразить лучшего из лучших?

Но чудовище не двигалось, распростершись в желтой пыли уродливым темным пятном, и купец быстро пришел в себя.

— Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в ближайших охранников. — Посмотрите, что с Харальдом!

Стражники заворчали, на лицах их появилась нерешительность.

Но мечи с шорохом покинули ножны, и трое людей, чуть разойдясь, направились к лежащим на дороге телам. Облачка пыли поднимались под сапогами, казалось, что раскаленная земля дымится.

Примерно в сажени от Харальда разведчики остановились, затем старший из них что-то скомандовал. Все трое одновременно шагнули вперед.

Иерам невольно сглотнул, в горле было сухо, словно на пыльной дороге.

Донесся крик стражников.

— Харальд жив! А тварь мертва!

— Лекаря, быстро! — крикнул Иерам и поспешно толкнул коня пятками. Тот послушно потрусил по дороге.

Около тела зверя ощущался смрад крупного хищника, а начавшая сворачиваться кровь казалась черной и густой, точно смола. Откуда ни возьмись появились мухи. С деловитым жужжанием они слетались со всех сторон, ползали по трупу, копошились в глазницах и ранах.

Харальд же был плох. Несколько мелких царапин не внушали опасений, но правая нога была почти перекушена ниже колена. Мощные челюсти разорвали мышцы и почти перемололи кость, и нога держалась вообще непонятно на чем. Раненый был без сознания, лицо его время от времени корежило судорогой.

— Ну что? — спросил Иерам у лекаря, которого в последние годы всегда возил в обозе.

— Не знаю, — мрачно проговорил тот. — Можно завязать, лубки наложить и оставить. Есть шанс, что срастется нога, но хромать он все равно будет. Но в этом случае может и заражение начаться. Тогда он умрет. Чтобы этого избежать, надо ногу отрезать. Но в этом случае Харальд станет калекой.

— Да. — Иерам на мгновение замялся, а потом сказал совсем не то, что собирался — Ни в коем случае нельзя резать. Промой рану, вычисти и закрой. Так будет лучше.

Лекарь с некоторым удивлением взглянул на хозяина, но спорить не стал.

— Что же, пусть так, — сказал он и полез в сумку за фляжкой с крепким самогоном.

Вскоре жуткая на вид рана скрылась под слоем чистого полотна. Харальда подняли и положили на одну из телег. В сознание он так и не пришел.

Когда обоз скрылся за поворотом, дорога осталась лежать под жарким летним небом пустынная и скучная. Только темные пятна напоминали о состоявшейся здесь недавно схватке.

* * *

Харальд стоял в одиночестве посреди огромного зала. В полутьме по сторонам и вверху угадывались стены и потолок, но видно их не было. Под ногами был каменный пол с искусно выложенным рисунком — переплетающимися линиями черного и зеленого цветов.

Впереди, шагах в двадцати, в оранжевом свете факелов, укрепленных на стене, было хорошо видно продолговатое возвышение из ослепительно-белого камня, украшенное замысловатой резьбой.

Трещала смола в сгорающих факелах, доносился сразу со всех сторон гул множества голосов, тянущих монотонную песню. Харальд попытался вслушаться в нее, но, к собственному удивлению, ничего не понял. Отдельные слова, даже обрывки фраз удавалось ухватывать, но они не проясняли общего смысла.

Пение вызывало непонятный гнев. Хотелось, чтобы оно стихло. Побуждаемый раздражением, Харальд сделал шаг вперед, к возвышению, и тут же глаза поразила ослепительная вспышка. Казалось, что белый камень засиял ярче солнца…

Когда Харальд вновь смог видеть, за возвышением стоял смуглый и носатый человек в высоком головном уборе, наряженный в нелепый балахон зелено-черных цветов. В руке он держал посох, заканчивающийся двумя веточками. Одна была покрыта молодыми листочками, другая же торчала засохшая и мертвая. При виде посоха какое-то воспоминание шевельнулось в душе Харальда, но ничего конкретного он вспомнить не смог.

Человек в балахоне сказал что-то, глядя на Харальда, но слова вновь прозвучали тарабарщиной. На лице носатого появилась досада, он повернулся спиной и коснулся посохом стены.

Поверхность камня заструилась, пошла волнами, точно жидкость, и на ней, к удивлению Харальда, появилась картинка. Словно он смотрел сквозь прорубленное непонятно в чем окошко.

За окошком большая, но темная и бедно обставленная комната. Паутина в углах, покрытая пылью мебель — все признаки запустения. В центре комнаты кровать, и под шерстяным одеялом — изможденный человек с желтым, цвета старого пергамента, лицом.

В глазах пожилой женщины, сидящей на стуле рядом с кроватью, — отчаяние. Дом посетила болезнь. Деньги ушли на лекарей и мелких магов, которые сделать ничего не смогли. Единственное, что осталось, — ждать смерти.

Женщина складывает руки у груди и начинает что-то шептать. На лице её возникает выражение отчаянной надежды. Она просит помощи. Вот только у кого?

Словно в ответ на её просьбу распахивается дверь, входит мужчина. Высокий, ему пришлось нагнуться, чтобы не задеть головой притолоку. В руках у пришельца посох с двумя веточками.

Женщина вскакивает со стула, начинает что-то говорить, но высокий мужчина не слушает. Он подходит к больному и решительным жестом подносит к его груди посох. Веточки на конце посоха шевелятся, и от них начинает исходить золотистое сияние. Оно словно впитывается в тело больного. На его впалых щеках появляется робкий румянец, а закрытые доселе глаза приоткрываются. Губы растягиваются в улыбке.

Картинка пропала мгновенно, словно её и не было, и по залу прокатился мощный и мелодичный звон. Человек в балахоне повернулся к Харальду, вновь заговорил. Но понятнее его речи не стали.

На лице носатого отразилось раздражение, он стукнул кулаком по белому камню, зал озарила вспышка. Пряди света рванулись во все стороны, на миг вырвав из темноты помещение. Оно, как и ожидалось, оказалось огромным, а около стен теснились странные уродливые статуи. Харальд не успел их разглядеть, но и одних очертаний хватило, чтобы по спине пополз холодок…

Когда помещение вновь погрузилось во тьму, человек в черно-зеленом балахоне повернулся к стене и коснулся её посохом. Камень пошел волнами, на серой поверхности появилась новая картинка.

Человек с раздвоенным посохом бредет по улице. На спине его странническая котомка, одежда припорошена дорожной пылью. По сторонам от путника городские дома. Везде грязь, в сточных канавах нечистоты. Навстречу страннику попадаются либо богато одетые люди, чьи лица раздуты от важности, а тела жирны, либо нищие, покрытые язвами, паршой и болячками…

Глазам странника открывается большая площадь. В самой середине её обширный помост, на котором чернеют кресты виселиц. Тела казненных свисают, подобно огромным перезрелым плодам. Исполинскими черными мухами кружит над местом казни воронье…

Чуть в стороне — большое здание, судя по вывеске богатая таверна. Путник с посохом подходит и заглядывает в дверь. Здесь в полном разгаре пир. Столы залиты пивом и жиром. Кое-кто валяется на грязном, заплеванном полу, другого рвет прямо в углу.

Пышнотелую служанку проворно ухватывают волосатые руки, она оказывается в объятиях плешивого широкоплечего толстяка. Девушка пытается вырваться, но тщетно. Плешивец под одобрительные вопли сотрапезников задирает ей юбки.

Лицо странника буквально перекашивает гримаса отвращения. Сердито стуча посохом и ускоряя шаг, он отходит от таверны и идет мимо виселицы. В полутора десятках саженей открывается колодец.

Посох опускается, и с мертвого его навершия начинает струиться серая, едва заметная дымка. Она утекает в пасть колодца, к маслянисто поблескивающей воде. Лицо странника при этом искажается мукой, но он терпит, сжав зубы и прикрыв глаза.

Дым прекращает течь из посоха, человек открывает глаза. Устало сгорбившись, он уходит, а к колодцу приближается женщина. Неспешно орудуя воротом, наполняет ведра.

Вода в них едва заметно дымится ядовитым испарением, точно болото. Подбежавшая рыжая собака лакает из пролившейся лужицы. После нескольких глотков она замирает, глаза её стекленеют. Язык, покрывшийся иссиня-бурыми пятнами, вываливается из пасти. Хрипло подвывая, пес делает несколько шагов и падает. Короткая агония, и все — в грязи лежит собачий труп…

От рыжей шерсти поднимается едва заметная дымка.

Картинка пропала, ударил звон, гораздо более сильный, чем в первый раз. Харальд помотал головой, силясь понять, что же происходит. Мысли путались, и сил на то, чтобы думать, не было.

Носатый смотрел на него с надеждой и говорил, четко произнося каждое слово. Но Харальд не мог понять, что же именно содержит обращенная к нему речь — сообщение, просьбу или проклятие.

Смог лишь пожать плечами.

На смуглом лице удивленно поднялись черные мохнатые брови, а полы черно-зеленого балахона взлетели, точно крылья, когда его хозяин резко вскинул руки. Из уст его вылетел крик, полный мольбы.

И пришел ответ.

Зал наполнил низкий, мощный рокот. Затем стена, на которой показывались картинки, словно провалилась, открыв круг, свитый из двух спиралей — изумрудной, как молодая трава, и черной, как уголь.

Спирали бесшумно завертелись и распались на части, и на их месте, без всякого участия посоха, появилось изображение. Обширное помещение, стены увешаны тяжелыми гобеленами бордового и оранжевого цветов.

И два человека. Один постарше, с седой бородой, в выцветших глазах его страх. И другой моложе, с хищной улыбкой на узком лице, с полосой острой стали в руке.

Рука поднимается, меч хищно блестит, гоняя по вытянутому телу серебристые отблески. Старик пытается закрыться от удара, с его рук течет алое пламя, создавая нечто вроде щита, но лезвие легко проходит через эту преграду, почти нежно касается дряблой шеи, и голова с нелепо оттопыренной белой бородой катится в сторону, смешно и страшно подмигивая…

На этот раз звон, обрушившийся на зал, оказался такой мощи, что Харальд почувствовал, как вибрирует его череп и пол ходит ходуном.

Звон стих, но Харальда трясти не перестало. Словно внутренности решили пуститься в пляс.

Смуглый обладатель черно-зеленого балахона заговорил, и слова его били по ушам Харальда, словно пронзительные вопли. В одно мгновение ему показалось, что все, ещё миг — и он поймет все, что было сказано до сих пор и что говорится сейчас, но неведомая сила легко подняла его над полом и понесла к потолку, точно ураган пушинку.

На мгновение перед глазами сгустилась тьма, но почти сразу рассыпалась, растеклась клочьями. Открылся необозримо высокий простор, из которого выступили два светло-коричневых пятна.

Над Харальдом склонились Иерам и один из охранников. В глазах купца мерцала тревога, воин же был спокоен.

— О, открыл глаза! — заявил он громко, и на Харальда обрушились ощущения: мягкая лежанка под спиной, запах пива из глотки стражника и собачий лай где-то на улице.

— Где я? — поинтересовался Харальд, чувствуя во всем теле непривычную слабость, а в душе странный покой. Словно из комнаты, которая ранее была набита тяжелыми шкафами, заполненными злостью и ненавистью, вытащили всю мебель. Там стало пусто, чисто и спокойно.

— На постоялом дворе, — ответил Иерам. На руке купца блеснул краешком знакомый серебряный браслет. — Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — сказал Харальд, и тут же в голове зашумело, ложе под спиной закачалось, и его понесло сильным течением в спокойную, обволакивающую темноту…

* * *

Иерам сокрушенно покачал головой. Харальд, который только что разговаривал, вновь рухнул в пучину беспамятства. С момента схватки прошло десять дней, и все это время победитель чудовища пребывал без сознания. Лежал безвольной колодой. Он не потел, не ходил под себя, словно мертвый. Только дыхание и биение крови в жилах говорили о том, что воин жив.

Ногу с того самого дня лекарь трогать боялся, говоря, что заражения нет и, значит, все нормально. Так и везли Харальда, перекладывая с телеги на лавку в постоялом дворе или на ложе из плащей, если ночевать приходилось в лесу. А утром — опять на телегу.

— Ладно, — громко объявил купец, поднимаясь со стула. — Пора ехать.

Постоялый двор располагался в небольшом селении у самого берега Пьяной реки, по другую сторону которой возвышался замок Халл — обиталище Владетельницы Лии.

Иерам вышел во двор. Тут его ждала телега, на которую был перенесен весь груз, и трое особенно доверенных стражников — по заведенному порядку в замок больше пяти чужаков не пускали

За редкой цепью плакучих ив, свесивших к самой воде зеленые космы, открылась серебрящаяся под солнцем река. У берега уже ожидала открытая с двух сторон барка, похожая на толстую водомерку с лапами-веслами.

По специальному помосту телегу вкатили на плоскую палубу. Гребцы налегли на весла, вода зашумела, и барка направилась в недолгий путь через реку.

В безмятежной воде отражалось светлое небо, кое-где испятнанное лишаями облаков. Над рекой дул свежий ветер, слегка умерявший непривычную для северных земель жару.

Замок высился над рекой, огромный, точно серая гора. Угрюмо смотрели башни, на стенах посверкивала панцирями и шлемами стража, а над донжоном лениво трепыхался оранжевый флаг. Иерам знал, что твердыня Халла, построенная почти пятьсот лет назад, ни разу не была взята штурмом.

Дерево стукнулось о дерево — барка соприкоснулась с пристанью, причальные канаты змеями обмотались вокруг толстых тумб, и телега легко съехала на берег. До ворот пришлось проехать вдоль стены ещё саженей пятьдесят, и все это время Иерама мучил сильный запах цветущих на болотах растений.

Ворота были открыты заранее, решетка поднята.

У въезда в замковый двор торговца встретил среднего роста полный человек в богатых одеждах.

— Приветствую почтенного Иерама, — прогудел он, довольно щуря темные глаза, похожие на спелые вишни.

— Приветствую почтенного Якзана. — Купец поклонился, как всегда при виде замкового управителя испытывая омерзение, тем более странное, что Якзан всегда вел дела без обмана.

— Пойдемте посмотрим, что вы привезли, — вежливо сказал управитель, делая знак возчику. — А воины могут подождать здесь, у караулки.

А вот это уже было непонятно. Ранее охрану Иерама всегда пропускали во двор. Что могут сделать трое против гарнизона более чем в сотню воинов, из которых половина лучники?

Купец не показал виду, что удивлен. Махнул знак охранникам, и те, прекрасно все слышавшие, остались у самых ворот. Телега же направилась к центральной башне, к которой пристроен обширный двухэтажный склад.

Двери его оказались открытыми, изнутри тянуло прохладой и запахом лежалого зерна.

— Все ли вы привезли, почтенный Иерам? — поинтересовался Якзан, откидывая край рогожи, которой был прикрыт товар.

— Конечно! — Купец изобразил на лице приличествующее случаю выражение обиды. — Как я могу позволить себе не оправдать доверие Владетельницы?

— Действительно, такое разрешено очень немногим. — От звуков властного женского голоса купец вздрогнул и поспешно обернулся.

В окружении высоченных телохранителей прямо перед Иерамом стояла Владетельница Лия. Невысокая полная женщина, светлые блестящие волосы уложены в сложную прическу, а синие глаза сверкают, точно два сапфира.

Купец низко, почтительно поклонился, стараясь не выдать удивления, достигшего исключительной силы. Никогда ранее Владетельница не удостаивала его беседой, хотя он возил пряности и благовония в Халл уже второй год.

— Легок ли был путь? — с улыбкой поинтересовалась Лия, когда Иерам распрямился.

— Благодарю, не очень тяжел, — ответил купец, пытаясь понять, чего ради могущественная колдунья заговорила с ним. Что это сделано специально — он не сомневался. И воинов попросили оставить у ворот ради пущей безопасности.

— Я слышала, — в васильковых глазах Лии мелькнул жгучий огонек интереса, — что дорога на юго-запад стала опасна, что там свирепствует зверь, сотворенный магией. Правда ли это или врут люди?

— Истинная правда, госпожа, — проговорил купец. — Чудовище убило многих.

— Как же вы сумели проехать?

— Воин из охраны сразил зверя, — вынужден был признаться Иерам. Дурное предчувствие сдавливало грудь, ощущения просто кричали о том, что он что-то делает не так.

— И где он? — Для Владетельницы, похоже, все только что рассказанное не стало новостью. Слухи сумели обогнать обоз Иерама.

— Он тяжело ранен, до сих пор без сознания, и я оставил его на постоялом дворе, — проговорил купец, внутренне кляня себя за то, что привез Харальда так близко к этой красивой женщине с глазами змеи.

— Сколько же времени прошло после схватки? — удивленно спросила Лия. — За столько дней раненый не пришел в себя?

— Увы, — покачал головой купец.

— Я думаю, что отважный герой заслуживает самого лучшего лечения. — В голосе Владетельницы звякнул металл. — И самого лучшего обращения. И то и другое может быть ему обеспечено только в моем замке! Немедленно доставьте его!

— Как будет угодно госпоже. — Иерам склонил голову, скрывая досаду. Ему очень не хотелось везти раненого сюда, но как можно противиться хозяйке Владения?

— Якзан, расплатись с почтенным купцом как можно скорее и отправь своих людей на тот берег. Пусть очень бережно перевезут раненого сюда. И подготовь для него жилье.

Управитель поклонился.

Лия подошла к двери, чтобы уйти, и вдруг обернулась, с уст её сорвался вопрос:

— Купец, как зовут того воина?

— Харальд.

Он сам поразился эффекту, который произвело на Владетельницу это имя. На чистом лбу женщины мгновенно появились глубокие морщины, в глазах проклюнулось нечто похожее на страх. Что-то значило для неё это имя.

Но Лия быстро справилась с собой.

— Хорошо, — величаво кивнула она. — Привезите его как можно быстрее.

* * *

Носилки тащили двое крепких слуг. Харальд лежал бледный, похудевший, а кисть его с какими-то почти прозрачными пальцами безвольно свешивалась с носилок. Глаза были закрыты, казалось, что воин просто спит.

— Куда его? — буркнул Иерам, обращаясь к Якзану. Купца ещё на том берегу уговаривали оставить раненого на попечение людей Владетельницы, но он упорно отказывался, говоря, что человека, спасшего ему жизнь, не бросит. Сумел настоять на своем и сейчас стоял у входа в донжон. Купеческую охрану, как и утром, оставили у замковых ворот.

— Сюда заносите, — сказал управитель, поднимая руку. — Вот на лестницу. На второй этаж.

На лестнице было сумрачно и пахло прелой соломой. Преодолев два пролета, слуги остановились у массивной дубовой двери, около которой статуями застыли двое стражников.

— Вот сюда, — сказал Якзан, толкая створку.

Открылась комната с большой кроватью под балдахином. Узкие окна-бойницы давали мало света, но в огромном канделябре, выполненном в виде многопалой руки, горели свечи.

— Кладите его. — Управитель отошел в сторону, давая пройти носильщикам. — А ты, почтенный, садись на этот стул. Сейчас придет Владетельница и осмотрит раненого.

Слуги с сопением и кряхтением сгрузили Харальда на кровать, застеленную одеялом из дорогого бордового бархата. Раненый не застонал, не пошевелился. Иерам горестно вздохнул.

Носильщики вышли, и тотчас дверь широко распахнулась. В комнату вошла Лия. За ней следовала совсем молодая девушка с мешочком в руках и неизбежные телохранители.

Купец хотел вскочить, но Владетельница властным жестом остановила его.

— Сиди! — И тут же побледнела так, что снег рядом с ней показался бы румяным.

Иерам дернулся, не понимая, что могло так напугать хозяйку замка Халл, и проследил направление её взгляда. Женщина, не отрываясь, смотрела на Харальда, и светлые глаза её были полны смятения. Губы дрожали, а руки нервно сжимались.

— Что с вами, госпожа? — забеспокоилась юная спутница Владетельницы, темноволосая и смуглая. Черные глаза её искрились, и купец помимо воли ощутил, насколько эта девушка привлекательна.

— Он так похож на… — прошептала Лия, словно в забытьи, но тут же на лицо её будто упала маска. Губы сжались, глаза сузились, и она продолжила совсем другим, жестким голосом: — Все в порядке.

Повернувшись к Иераму, она спросила:

— Какие у него раны?

— Несколько царапин, — ответил купец, робея под суровым взглядом. — И почти полностью откушена правая нога. Мы наложили лубок…

— Все ясно, — не дала она договорить. — Разрежьте ему штанину.

Один из телохранителей молниеносно извлек нож. Затрещала распарываемая ткань. Владетельница ловким движением размотала полотно, из белого ставшее за эти дни бурым, отложила в сторону дощечки и замерла. Она стояла к Иераму спиной, он не мог видеть её лица, но в голосе Владетельницы звучало удивление:

— Как ты сказал? Откушена нога?

— Истинно так, госпожа. — Купец поднялся, намереваясь шагнуть к кровати, но наткнулся на острый взгляд одного из телохранителей и остался на месте.

Лия повернулась, смерила торговца взглядом.

— Этого не может быть, — произнесла она твердо. — Ты обманываешь меня!

— Нет, нет! — забормотал Иерам, чувствуя, как покрывается холодным потом. — Какой смысл мне придумывать! Да и мои воины подтвердят, кто видел его рану!

— Посмотри сам.

Она сделала шаг в сторону, и глазам купца открылась нога Харальда. Там, где всего десять дней назад была жуткая рана, розовела неповрежденная кожа. И никаких следов шрама.

Иерам почувствовал, как глаза его округляются, а голова начинает кружиться.

— Как так? — растерянно сказал он. — Это невозможно!

Он бросил умоляющий взгляд на Владетельницу.

— Он был ранен, это правда! Зачем мне обманывать вас?

— Я верю тебе. — Лия слегка наморщила лоб. — Но почему так быстро заросла рана и по какой причине он так долго не приходит в сознание, этого я понять не могу.

Наступила пауза. Иерам молчал, ожидая решения своей судьбы, а Владетельница напряженно размышляла.

— Купец, — будничным голосом сказала Лия. — Твой воин останется пока у меня. Вдруг клыки зверя содержали какой-то особенный яд? Кто сможет справиться с этим, как не я? А ты можешь идти.

— Конечно. — Иерам поклонился и поспешно вышел, ощущая спиной настороженные взгляды телохранителей. На сердце было тяжело. Особой причины для этого как будто не было, но небо нахмурилось, а прозрачная речная вода пела печальную песню.

* * *

Очнувшись, Харальд подскочил на кровати и принялся с удивлением озираться. Он лежал раздетый, в постели, в совершенно незнакомой комнате. На стенах ковры, оберегающие от холодного камня, у одной из стен потушенный очаг. И слабый запах благовоний, говорящий о том, что здесь недавно побывала женщина. Он почему-то показался тревожащим.

Одежда Харальда, выстиранная и зашитая, лежала на стуле, рядом стояли новые сапоги отличной выделки. Но оружия не было. Ни меча, ни кинжала. Это встревожило воина ещё больше.

Харальд откинул одеяло, намереваясь посмотреть, что с его ранами. Боли не было, но это могло быть следствием шока или принятых лекарств. Кожа на голени, там, где с хрустом сошлись страшные челюсти, была целой.

Харальд захлопал глазами, словно ребенок, впервые увидевший нечто необычное. Некоторое время тупо сидел, уставившись на ногу. Назойливой мухой билось в сердце беспокойство, намекая, что такие раны сами собой не заживают.

Значит, его лечили магией!

Но он же не поддается магии!

Что произошло?

Пришлось приложить некоторое усилие, чтобы собрать воедино разбегающиеся мысли. «Здоров — и хорошо, могу двигаться — и отлично, — решил Харальд, — А теперь надо разобраться, где же я. И если выйдет — поесть».

Он скинул ноги с кровати и тут же вцепился в край ложа — нахлынувшая слабость едва не опрокинула его. Переждав, Харальд оделся, обулся и предпринял попытку встать.

Это получилось даже легче, чем он ожидал.

Некоторое время постоял, ухватившись за один из витых столбиков, поддерживающих балдахин. Жадно втягивал воздух носом, прочищая застоявшиеся от долгого лежания легкие и пробуя запахи: чуть горький — от каменных стен, затхлый — от старых ковров, свежий — от выстиранной одежды.

За окнами, узкими, точно ножны, было темно. Поздний вечер или даже ночь.

По толщине стен Харальд догадался, что находится в замке. Вот только в чьем? От тех мест, где произошла схватка с чудовищем, до ближайшего укрепленного жилища не один день пути. Сколько же он пробыл без сознания?

И сколько времени прошло с того момента, когда он очнулся на постоялом дворе? Где Иерам? И что это были за странные видения? И что случилось с ногой? Или тот укус лишь привиделся, а зверь не успел сомкнуть зубы?

Вопросы, только вопросы. Ни одного ответа.

Дождавшись, когда слабость отступит, Харальд начал действовать. Оторвался от столбика и в три шага оказался около массивной, из старого дуба, двери. От неё успокаивающе пахло древесиной.

Он толкнул створку, и та неожиданно легко подалась.

Качнулась на хорошо смазанных петлях, открылась лестничная площадка. На стене трещал факел, распространяя дергающийся оранжевый свет, на скамейке сидели двое вооруженных мечами воинов.

При виде Харальда они одновременно выпучили глаза, став на мгновение похожими на болотных жаб, и столь же слаженно вскочили.

Вот только слова, которые произнесли воины, оказались разными.

— Он же не может встать! — рявкнул левый стражник, чье лицо украшали холеные пшеничные усы.

— Надо доложить! — сказал второй, чье лицо лишено было волосистого украшения, но зато имело два старых шрама.

Несмотря на разницу во мнениях, действовали стражники слаженно. Одновременно они двинулись на Харальда, бормоча:

— Ложитесь немедленно! Вам нельзя ходить!

Вежливое обращение дало понять, что он тут не пленник, а скорее гость. Харальд даже отважился спросить:

— Где я?

Усатый стражник ответил:

— В замке Халл!

А его товарищ повторил:

— Вам нельзя ходить! Ложитесь! Сейчас придут и все объяснят!

Харальд внял совету, тем более что голова начала кружиться, а ноги, отвыкшие от ходьбы, постыдно дрожали. Дверь закрылась, некоторое время глухо доносилась перепалка стражей. Затем она смолкла.

Он лежал на кровати и ждал.

За дверью послышались голоса, шум шагов. Дверь открылась, и в комнату, к удивлению Харальда, вошла женщина. Она двигалась столь стремительно, что свита — двое хмурых верзил с мечами и темноглазая худенькая девушка — не поспевала за ней.

— Так, — проговорила женщина властным голосом. — Он очнулся! И это уже тогда, когда я потеряла всякую надежду его пробудить! Что бы это значило?

Платье тонкой шерсти с отделанными вышивкой воротом и рукавами выдавало знатную госпожу, но о женщинах-родовитых, хозяйничающих в замках, Харальд никогда не слышал. Поглядев в синие, мерцающие глаза, он обмер от внезапной догадки. Неужели Владетельница, единственная женщина-маг, удерживающая под своей властью обширные земли? Та самая, которую он собирался убить?

Женщина тем временем продолжала бушевать.

— На него не подействовало ни одно из известных мне снадобий! Даже низшая магия не помогла! Еще день, и мне пришлось бы вызывать ангела! А он взял и очнулся сам!

В голосе Владетельницы Лии (после упоминания о магии не оставалось сомнений, что это именно она) звучало раздражение, за которым пряталась радость.

Но Харальд прислушивался к себе. Он очень боялся, что всегдашняя ненависть к магам полыхнет сейчас в душе огненным взрывом, и тогда он бросится на женщину с голыми руками. Лишь затем, чтобы пасть от мечей телохранителей.

Но все было тихо.

Точно все выгорело в душе, оставив только ровный слой пепла.

Не было ненависти, не было желания убивать, пропала ярость, сгинуло неистовство. Из всех желаний Харальд обнаружил только очень сильный голод.

И только тут заметил, что Лия замолчала и смотрит на него.

Очень странно смотрит, с каким-то ожиданием, даже с надеждой.

Понимая, что дальше лежать будет просто невежливо, он сел.

* * *

Он ужасно походил на Харальда, упрямого и взбалмошного воина, ставшего-таки Владетелем и сгинувшего на самой вершине могущества. То же узкое лицо, необычный разрез глаз, светлые прямые волосы. Даже имя то же. Только глаза не голубые, как летнее небо, а зеленые, точно малахит. Красивые глаза.

Но смущало Владетельницу, что она, обычно легко разбиравшаяся в чужих побуждениях, ничего не могла прочесть в глазах молодого воина. Они походили на два круглых болотца, затянутых ряской. И что скрывалось под ними — страх, радость или ещё что-то?

Он приподнялся и сел — было видно, какого труда стоит ему это движение.

— Приветствую госпожу. — Голос оказался резким, чуть хрипловатым, словно Харальд был простужен. — Не соблаговолит ли она сказать, где я нахожусь? И сколько я был без сознания?

— Ты у меня в замке, воин, — ответила Лия, непонятно почему испытывая волнение. — А зовут меня Владетельница Лия.

Удивления не появилось на лице воина, он лишь кивнул и чуть заметно сморщился, словно титул собеседницы не пришелся ему по вкусу.

— Без сознания, если верить купцу Иераму, ты пробыл пятнадцать дней. — На мгновение Владетельнице показалось, что она отчитывается перед молодым мужчиной, словно перед старшим, но она тут же отогнала глупую мысль.

Вот теперь он несколько удивился. Покачал головой, провел рукой по волосам.

— Пятнадцать дней! Так много!

— Да, немало, — кивнула Лия. — Сейчас ты мой гость и сможешь пробыть в моем замке сколько угодно.

— Благодарю госпожу, — Харальд склонил голову, — но я не заслуживаю такого отношения. Я вовсе не родовит, всего лишь обычный наемник.

— Воину, совершившему такой подвиг, не будет отказа ни в чем! — решительно заявила Владетельница. — А через несколько дней устроим пир в честь славного героя, избавившего дороги от опасности!

И наклонившись ниже, она добавила вполголоса:

— И меня — от необходимости эту опасность устранять!

Он понял и слегка улыбнулся в ответ.

* * *

В обширном зале пахло так, что в животе само собой что-то ворочалось, а рот заполнялся слюной. Большой, как палуба, стол был уставлен блюдами — главное, с огромным кабаном, фаршированным яблоками. По сторонам от него с гусями, курами, а также с рыбой.

Поили гостей, не таких уж многочисленных, не пивом, а сладким вином, привезенным с юга, а кушанья были обильно сдобрены баснословно дорогими пряностями. Одно слово — пир у Владетельницы.

Хозяйка, сменившая обыденное платье на роскошное, из дорогой ткани, сидела по левую руку от Харальда. Светлые волосы, уложенные в прическу, напоминающую раковину, сверкали в свете факелов.

Она относилась к гостю с гораздо большей заботой, чем, на его взгляд, стоило бы. Все же простой воин, пусть даже и убивший чудовище, вряд ли может надолго заинтересовать могущественную колдунью.

Харальд терялся в догадках. Сам же со все большей радостью ощущал, насколько легче жить без тлеющей в душе ненависти. Словно избавился от давней мучительной болезни и можешь вдыхать воздух полной грудью, не боясь боли. Лишь где-то в самой глубине души сидело занозой смутное подозрение, что облегчение временное, что помрачение вернется и тогда он вновь станет опасен для окружающих, и в особенности для нынешней благодетельницы…

Кроме нее, на пиру присутствовала ученица Владетельницы, та самая темноволосая девушка, носящая звучное имя Саломея. Были также десятка полтора ближних вассалов. Они все, как один, поглядывали на Харальда с удивлением, но заговорить не пытались.

Он мрачно жевал, когда к нему обратилась Владетельница.

— Как тебе фаршированная щука? — спросила она тоном матушки, опекающей хилое чадо.

— Очень вкусно, — ответил Харальд, которого с момента пробуждения (уже три дня) мучил постоянный голод. — Съел почти целую.

Лия рассмеялась.

— Тогда съешь ещё одну. Тебе не помешает.

Харальд вздохнул.

— Я смотрю, ты все гадаешь, почему я к тебе так хорошо отношусь. — Голос Владетельницы звучал напряженно. Харальд не сразу понял, что она заговорила о серьезном, прекратив пустую застольную болтовню.

— Да, — сказал он, заметив на красивом, несмотря на возраст, лице соседки приметы тщательно скрываемого волнения. — Я не могу понять, почему так, и это меня пугает.

— Я объясню, — сказала она, нервно облизав губы. — Просто ты напоминаешь мне одного человека…

Лия на секунду замялась, а Харальд внутренне напрягся, вспоминая рыжеволосого Авимелеха у бочонка с водой, атамана Торвальда, и прочих, кто отмечал его сходство с отцом…

— Кого же? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Владетельница, похоже, что-то заметила. Она бросила на собеседника быстрый взгляд, полный недоумения, и только потом ответила.

— Его звали, как и тебя, Харальдом. Ты мог слышать о нем. Сказители, что поют в придорожных тавернах и на постоялых дворах, присоединили к его имени прозвище Кровопийца.

Харальд кивнул. С ужасом он ждал, что зверь-убийца внутри в момент упоминания об отце проснется, швырнет душу в океан гнева, и тогда он не сможет сдержаться. Но все было спокойно. Кроме легкой сытости, ничего не ощущалось.

— Но я знала его. — Лия погрузилась в воспоминания. Она говорила, не глядя на собеседника, а глаза её, обычно острые и ясные, затуманились. — Тогда он ещё не был Владетелем, а всего лишь капитаном стражи в этом замке, а я — ученицей предыдущей Владетельницы…

Она замолчала и вздохнула. Харальд не поверил своим ушам — неужели эта женщина способна (точнее, была способна) испытывать настоящие человеческие чувства, такие как привязанность и любовь? Неужели магия не превращает своих слуг в бездушные существа, рвущиеся только к власти?

«Кто тебе такое сказал? — пришла неожиданная мысль. — Ведь твой отец любил твою мать, а он был магом!»

Харальд ощутил, как внутри нарастает напряжение. Убеждение, с которым он жил очень долго, столкнулось с противоречащей ему реальностью, и это оказалось больно.

— Ты очень похож на него, — проговорила Лия, тихо и светло улыбаясь. — Если бы у Владетелей могли быть дети, ты мог бы быть его сыном…

Харальд едва не подавился вином. Закашлялся и некоторое время не мог говорить, а когда пришел в себя, то сразу спросил:

— А что, разве у Владетелей не бывает детей?

— Увы, нет. — На светлый лоб хозяйки набежали морщины, в глазах проглянула горечь. — Даже у тех магов, которые не смогли создать собственное Владение, потомства не бывает!

Харальд осторожно, мелкими глотками пил густое красное вино и старался сдержать вполне резонный вопрос: «А я?»

* * *

После пира прошло пять дней. Харальд вполне оправился от последствий раны и с каждым днем испытывал все более сильное беспокойство. Одержимость убийством пока не возвращалась, но сердце подсказывало, что рано или поздно она объявится и последствия могут быть трагическими для гостеприимной Владетельницы.

Да и загостился он, если честно сказать.

Утро выдалось не по-летнему хмурое. Нависшие низко облака царапались унылыми серыми лицами о вершину донжона и от боли плакали мелким противным дождичком.

Владетельница приняла гостя без промедления, хотя иногда могущественным родовитым приходилось просиживать в ожидании не один час

Служанка отворила дверь, и он впервые оказался в личных покоях хозяйки замка.

Стены украшали роскошные ковры, яркие краски на них так и бросались в глаза — золото, пурпур, лазурь…

Мебель из красного дерева, которое растет только у самого морского побережья, далеко на юге, была украшена резьбой, свет из окна падал разноцветный благодаря искусно выложенным витражам. Нос щекотал мягкий аромат благовоний.

Обиталище Торгрима фон Жахха, которое до сих пор казалось Харальду верхом роскоши, по сравнению с этой комнатой выглядело убогой конурой.

— Проходи, садись, — сказала Владетельница, появляясь из противоположной двери. Вслед за наставницей бесшумно скользнула Саломея, стрельнув в гостя черными глазами.

Харальд осторожно присел на самый край кресла. Хозяйка сидела напротив. Ученица устроилась позади нее, на невысокой скамеечке. Она упорно продолжала разглядывать Харальда. Что-то в нем ей не нравилось. Он же, несмотря на внезапно пробудившееся раздражение, решил не обращать на девчонку никакого внимания.

— Зачем ты пришел? — спросила Владетельница, улыбаясь.

— Поблагодарить, — ответил Харальд, — за все оказанные мне благодеяния. А также попросить отпустить меня. Я наемник и привык зарабатывать на жизнь сам, собственным мечом.

— Благодарности твои принимаются, — благосклонно кивнула Лия, — а что до остального — ты вполне можешь заработать на жизнь и у меня в замке. Я сама собиралась в ближайшее время предложить тебе вступить в ряды моей личной охраны, но раз уж ты сам упомянул о работе, то говорю об этом сейчас.

Харальд сглотнул, на висках выступил пот. Он, убивший троих Владетелей, — в личной охране Владетельницы? Все равно что попросить волка охранять ягненка.

— Благодарю за предложение, — склонил он голову. — Но я вынужден ответить отказом.

На лице Лии появилось удивление, быстро сменившееся гневом. Глаза её заблестели, а ноздри затрепетали. Владетельница не привыкла, чтобы с ней не соглашались.

— Боюсь, ты не понял, что именно тебе предлагается! — резко сказала она. — Жалованье — в три раза большее, чем у обычного воина! Служба очень почетная! Я просто не вижу причин для отказа!

Харальд похолодел. До боли стиснул кулаки.

— Я могу быть опасен для вас, — проговорил он глухо.

— Чем же? — Лицо Владетельницы пылало, она почти кричала. — Что, у тебя столь могущественные враги, которые смогут причинить вред МНЕ, если я возьму тебя в свою дружину?

— Нет.

— Тогда почему ты не соглашаешься?

От необходимости отвечать Харальда избавила Саломея, до сих пор сидевшая неподвижно. Она приподнялась со скамеечки и зашептала на ухо наставнице. Слов не было слышно, но выражение лица ученицы говорило красноречиво: пусть он уходит, нельзя принуждать человека служить силой.

Харальд был в этот момент искренне благодарен темноволосой девушке.

— Что ты такое говоришь? — Владетельница ответила раздраженно и в полный голос. — Какая опасность? Ты чувствуешь? Это все ерунда!

Лицо Саломеи залилось краской обиды, совсем детской, и она поспешно села на место.

— Значит, так. — Лия говорила тоном приказа, и Харальд понял, что начни он сейчас возражать, то окажется в лучшем случае в замковой темнице, а в худшем — на дыбе. — Сегодня же будет проведено испытание, пройдя которое воин Харальд будет принят в ряды моей личной дружины! Если не пройдет — подвергнется мучительной казни!

— Может быть, перенести все на завтра? — спросил он мрачно, надеясь, что ночью выпадет шанс сбежать.

— Нет! — отрезала Владетельница. — Иди и готовься!

* * *

Дождь затих, но сырость никуда не исчезла. Волосы слипались, а одежда быстро пропитывалась влагой. Ветер, напуганный гадкой погодой, тоже куда-то запропастился, и воздух во дворе замка напоминал холодный противный суп без вкуса и запаха.

Харальд, обнаженный по пояс, стоял посреди двора и тяжело дышал. На торсе его багровели две царапины, а меч в руке был покрыт кровью. Испытанием было выстоять в бою против троих.

Это оказалось нетрудно. Один из противников, с рассеченной до кости ногой, был унесен, другому досталось по пальцам, и он выронил оружие, выйдя из боя, а третьего Харальд ухитрился повалить.

Воин смотрел на победителя снизу вверх без страха, с изумлением и уважением.

Лия, сидящая в кресле под натянутым специально балдахином, махнула рукой, и капитан стражи, пожилой, с покрытым шрамами лицом, торжественно возгласил:

— Первая часть испытания окончена!

«Первая часть? — подумал Харальд с удивлением, обтирая лезвие меча. — Что же дальше? Стрельба из лука? Метание ножей или топоров? Езда на лошади?»

Но он ошибся.

Владетельница встала с кресла и величественно вступила на мокрую и какую-то блеклую траву двора. Тенями за ней следовали телохранители. Прочие воины и слуги, а зевак на испытание собралось немало, образовали широкий круг, в центре которого оказался Харальд.

— Я люблю иногда демонстрировать силу заклинаний своим людям, — сказала Лия, подойдя. — Так что вторая часть испытания — магическая.

Харальд дернулся, и, несмотря на прохладную погоду, ему стало жарко.

Магия — что угодно, только не она!

— Как вы будете испытывать меня, госпожа? — спросил он, слыша в собственном голосе постыдную дрожь.

— Просто, — улыбнулась она, снимая с шеи цепочку с кружком золотистого металла. Диаметром он был примерно в вершок, а желтую поверхность покрывали многочисленные знаки. — Это оракул, я сама его сделала. Тебе надо будет дохнуть на эту штучку, и она тогда предскажет, как ты мне послужишь. Если знаки будут плохими, то я не возьму тебя.

— Каким образом покажет? — спросил Харальд, стремясь оттянуть момент соприкосновения с магией.

— Символической картиной, — усмехнулась Лия. — Давай, дуй!

Она поднесла золотистый кругляш к самому его лицу. Харальд дунул, и Владетельница швырнула оракул на землю. Он ещё успел увидеть выражение удивления на её лице, когда тело едва не разорвал прозвучавший внутри гром. В глазах молнией сверкнула вспышка, и чей-то голос с торжеством сказал: «Пришел мой час!»

* * *

Саломея наблюдала за испытанием из общего круга. Она могла занять место рядом с наставницей, но не сделала этого из-за обиды. Лия не прислушалась к предчувствиям ученицы, которые прямо кричали, что светловолосый воин смертельно опасен!

Лицо его выражало страх, когда он дул на оракул. Кружочек золота упал, кувыркаясь, на землю, и тотчас из него рванул вверх столб желтого пламени. От него крыльями в стороны плеснула алая кровь…

Саломея заметила, как изменилось лицо Харальда. Оно как-то оплыло, потеряло на миг твердость, словно было из глины, а затем вновь собралось, став иным.

Изумленно вскрикнула Владетельница.

— Что это? Оракул никогда такого не показывал! Огонь и кровь — что это означает?

— Твою смерть! — прорычал светловолосый воин, и мускулы на его теле дернуло судорогой.

Он бросился вперед, и меч его замелькал, столкнувшись с клинками телохранителей, которые успели прикрыть госпожу от внезапной атаки.

До этого момента Саломея беспокоилась, теперь же могла только наблюдать. Оцепенела, точно воробей под взглядом ужа, и смотрела, будучи не в силах даже испугаться.

Меч в руках Харальда мелькал с такой скоростью, что его почти не было видно. Только падали встававшие на его дороге воины, один за другим, а он кабаном сквозь подлесок ломился туда, где отскочившая Владетельница поспешно срывала пробку с небольшого каменного сосуда.

Она успела. Те, кто решился встать на пути светловолосого безумца, остались лежать на траве стонущим окровавленным ковром. Остальные в страхе отхлынули, а Владетельница слегка встряхнула бутылочку, и из неё явилось пылающее веретено огневика.

И тут Харальд захохотал. От этого смеха хотелось закрыться, стать земляным червем, облаком сгинуть в холодных небесах, только бы не слышать! Хохот проникал в уши и причинял боль, заставлял морщиться и дрожать.

Увидев цель, огневик бросился к ней, как огромное пламенеющее копье. Но, не долетев сажени до обнаженного по пояс, смеющегося человека, резко остановился и затрясся. Если бы стихийные существа могли испытывать страх, то Саломея сказала бы, что он смертельно напуган…

— Ты свободен! — махнул рукой Харальд, и огненное существо исчезло, распалось, точно его и не было.

На лице Владетельницы обозначилась растерянность.

— Ты кто? Зачем? Как ты смог? — забормотала она.

Светловолосый воин шел к ней, и меч в его руке был по рукоять багровым.

— Кончилось твое время, колдунья, — произнес он скрипучим голосом, совсем не похожим на речь Харальда. — Умри достойно.

Удар был столь быстрым, что Саломея его не заметила.

Просто в центре груди на синем платье Владетельницы появилось темное пятно, и Лия с недоуменным выражением на лице упала навзничь.

Точно небо обрушилось на Саломею. Пропали звуки, стало тихо, и весь мир сузился до одного лица. Лица наставницы. С которого медленно, по каплям, уходила жизнь.

— Нет! — закричала Саломея, обретая возможность двигаться.

Он стоял перед ней. Мускулистый торс блестел от пота, на нем не было ни единой царапины, и девушка невольно поразилась: как же так, он сразил столько воинов — и никто не зацепил его?

Заученным движением, не успев подумать, что делает, она метнула кинжал, который всегда носила в рукаве. Харальд не стал уклоняться, и лезвие вонзилось в живот.

Мускулы небрежно сократились, и клинок, вошедший более чем на вершок, словно вытолкнуло изнутри. Он вывалился из раны, а та прямо на глазах начала зарастать новой, чистой кожей.

«Так же он оправился от раны, нанесенной зверем! — пришла догадка. — Но кто же он такой?»

— Ты не сможешь причинить мне вреда, — сказал он, и она отважилась заглянуть ему в глаза.

И с трудом сдержала крик. На месте зрачков медленно вращались два круга — переплетения зеленых и черных спиралей. Ноги Саломеи неожиданно ослабели, и, не чувствуя сырости и холода, не заботясь о приличиях, девушка села прямо на землю.

Он улыбнулся.

— Живи, — в голосе звучала насмешка. — Все равно тебе не достичь и половины той силы, которой владела твоя наставница…

Харальд развернулся и пошел.

Она молча смотрела, как он деловито оделся, убрал меч в ножны.

Свистнувшую стрелу поймал на лету, даже не повернув головы.

Испуганные слуги сами вывели ему коня, а стража у ворот, пытавшаяся преградить путь, была изрублена на куски. Грохнул опущенный мост, и странный человек (человек ли?), убивший в один день Владетельницу и почти три десятка её воинов, покинул замок Халл.

Только тогда Саломея нашла в себе силы заплакать.

Глава 11 ОДЕРЖИМЫЙ

Харальд открыл глаза и некоторое время не мог понять, где находится. Над головой нависали темно-зеленые еловые лапы, вокруг возвышались серые стволы, остро пахло хвоей и смолой.

Он лежал на толстом слое опавших иголок, было мягко и удобно. Но в мускулах чувствовалась такая усталость, словно он и не спал. Руки болели, точно после долгой рубки.

Харальд приподнялся на локтях, чтобы оглядеться, и чудовищный страх нереальности происходящего поразил его ледяным лезвием: в лесу? Откуда лес? Ведь он был в замке у Владетельницы, проходил посвящение.

В нескольких саженях от Харальда, привязанный к крепкому суку, стоял вороной конь. На человека смотрел со страхом, нервно перебирал копытами и прижимал уши.

Харальд ответил животному не менее испуганным взглядом.

Откуда взялся конь?

Справившись с потрясением, Харальд сел. Напрягся, пытаясь восстановить момент, когда потерял память.

Кружок золотистого металла… Удивление на лице Владетельницы… Накатывающий изнутри жар, а вместе с ним знакомая ярость и ненависть, жажда убийства…

Безумие пришло и отшвырнуло разум в сторону, словно хозяйка старую тряпку. Что было потом — нетрудно догадаться.

Харальд застонал от накатившей боли и спрятал лицо в ладони. Стыд жег посильнее раскаленного металла. Хотелось вытащить меч из ножен и покончить с собой, чтобы раз и навсегда прекратить убийства…

Он вытянул лезвие примерно наполовину. Обычно блестящий металл был покрыт бурыми разводами, словно кровь убитых въелась в сталь.

Харальд содрогнулся и не сразу понял, что плачет.

Он в жизни этого не делал и сейчас неумело давился слезами, всхлипывал и рыдал, точно маленький ребенок. Желание покончить с собой пришло ещё раз, но он понимал, что обезображенным мечом этого сделать не сможет, а веревки, чтобы повеситься, нет…

Надо жить дальше — понимание этого пришло не сразу, а когда явилось, то не принесло облегчения. Как жить, когда оставляешь на своем пути только трупы? Этот вопрос Харальд задал бы, если бы знал кому.

Слезы перестали течь, и тогда он поднялся.

Лес, равнодушный к любому горю, успокаивающе шелестел ветвями. Между крон виднелось затянутое тучами небо с тусклым пятном солнца. Дождя не было, но ветер пах сыростью.

Конь нервно всхрапнул, сделал несколько шагов в сторону, и только натянувшийся повод сдержал его. Пока Харальд осматривал седельные сумки, жеребец стоял смирно, но весь дрожал, словно рядом с ним был не человек, а хищный волк.

Следовало решить, что делать дальше.

При одной мысли о том, чтобы вернуться в замок и узнать, что же там произошло, Харальда передернуло. Кроме всего прочего, он не знал, куда именно ехать.

Будучи в безумном состоянии, реку Харальд не пересекал, и поэтому направление для путешествия выбрал юго-западное. Где-то в той стороне лежит Бабиль. Там дом. Там можно будет отдохнуть и переждать.

Харальд вспрыгнул на коня и направил его между деревьями.

С каждым шагом жеребец боялся все меньше и все бодрее переступал копытами. Лес зеленел и обещал жизнь.

* * *

Обыкновенный суп из курятины показался Харальду вкуснее, чем любое из блюд в замке Владетельницы. Он оголодал так, словно не ел месяц, и ничуть не жалел о том, что за обед и возможность переночевать пришлось отдать кинжал, переплатив при этом как минимум вдвое.

Постоялый двор был маленьким и грязным, пахло здесь прогорклым салом, а сквозь мутные стекла дневной свет проникал с некоторым трудом. Но путешественнику было не до мелочей. Он узнал, где находится, определил, куда поедет, и насыщался, давая силы измученному телу.

Когда тарелка почти опустела, а в животе смолкло сердитое голодное бурчание, внимание Харальда привлек разговор за соседним столом. Беседовали, судя по одежде, двое зажиточных крестьян. Вечерело, и селяне, несмотря на августовскую страду, пришли на постоялый двор выпить по кружке пива.

— Как есть правда, я тебе говорю! — страстно шептал один из крестьян, кряжистый и широкий в плечах, с волосами такими светлыми, что рядом с загорелой кожей они казались белее снега. — Все так и было!

— Да враки это! — убежденно сказал второй, смуглый и чернобородый. — Сами чай и порешили хозяйку, а потом придумали невесть чего!

Харальд прислушался внимательнее.

— Зачем им её убивать? — Глаза светловолосого возбужденно блестели. Он явно верил в истинность услышанной истории и был полон решимости убедить собеседника. — Да и убить Владетельницу не так-то просто!

Приятная тяжесть в животе Харальда сменилась ощущением тошноты. В кишки словно вогнали кусок льда из самой вонючей сточной канавы.

— А он-то как тогда смог её убить? — со скептической усмешкой поинтересовался чернобородый. — И ещё в одиночку? У замковых стражей, замысливших дурное, шансов куда больше!

— Да ты что, мне не веришь? — вскинулся светловолосый. — У меня троюродная сестра в замке служила! Она вчера домой вернулась оттудова едва живая от страха! Она сама все своими глазами видела!

— И что она видела? — не сдавался упрямый бородач.

— Как это воинское испытание у них проходило! — Белобрысый ударил кулаком по столу, удивляясь упертости собеседника. — И этот воин сошел с ума и почти три десятка воинов положил, а потом и саму Владетельницу!

Харальд ощутил, как ком льда в животе разрастается, охватывая все тело. Он хотел встать и уйти, но странное оцепенение не позволило даже пошевелить рукой.

— Три десятка? — усмехнулся чернобородый, показав желтые зубы. — Это точно враки! Да ни одному воину не под силу столько опытных бойцов в одиночку завалить!

— Вот и говорят, — беловолосый перешел на шепот, — что это был Сам!

— Кто «Сам»? — опешил его собеседник.

— Истребитель Магов! — многозначительно проговорил белобрысый, подняв палец. — Величайший из воинов, который решил нас от гнета Владетелей избавить! Это он всех магов, что за последние три года умерли, изничтожил!

Харальду хотелось одновременно смеяться и плакать, бесноваться и сидеть неподвижно. Но силы нашлись лишь для того, чтобы подняться из-за стола и под удивленным взглядом хозяина проковылять в коридор, ведущий в жилые комнаты.

Позади все так же возбужденно спорили крестьяне.

* * *

Берг наведывался к дому Харальда не реже двух раз в месяц. Проверял, все ли в целости и сохранности, не вернулся ли хозяин. Необременительная служба — обучение обращению с оружием детей одного богатого купца — позволяла без особенных трудностей отлучаться по своим надобностям.

Вот и сегодня, взглянув на серое, совсем осеннее небо, на то, как холодный ветер гоняет по улице пожухлые листья, он отменил занятия и в очередной раз отправился на улицу Дырявых Горшков.

Он шагал и беззаботно насвистывал.

В кармане звенели честно заработанные денежки, привычный меч не стеснял движений, а взгляд то и дело задерживался на попадавшихся навстречу женщинах. Завидев симпатичную служанку, Берг сделал страшные глаза, за что был вознагражден улыбкой. Блеснули жемчужные зубки, и девушка скрылась, но на душе стало ещё веселее.

Миновав площадь, где расположился бродячий театр, Теневой свернул в проулок. И тут, испортив все настроение, пошел дождь. Он бессильно стекал по плотной кожаной куртке, но намочил волосы и предпринял попытку забраться под воротник.

Пришлось слегка приподнять плечи и остаток пути проделать бегом. В доме все будет как всегда, а чуть дальше есть один трактир, где подают неплохое пиво…

Добежав до дома, Берг бросил на него мимолетный взгляд и уже собрался направиться дальше, как вдруг остановился точно вкопанный.

Входная дверь была приоткрыта. Совсем чуть-чуть.

Словно её небрежно прикрыл некто вошедший.

Но дым из трубы не шел, и никаких признаков жизни в доме не наблюдалось.

Воры? Среди бела дня?

Перестав обращать внимание на дождь, Берг неторопливо двинулся к крыльцу. Зашел сбоку, чтобы в щель его не было видно. Прислушался. Шумела в сточных трубах вода, шипели под лаской дождя лужи, но внутри дома было тихо.

Меч легко вышел из ножен.

Берг слегка толкнул дверь и проскользнул в нее.

В просторной прихожей было пусто, но на полу отчетливо выделялись следы. Кто-то вошел сюда, причем сегодня. И совершенно не собирался (или не умел) скрывать свои следы.

«На грабителей не похоже, — думал Берг, следуя за грязными отметинами. — Значит, хозяин?» Сердце радостно подскочило, но Теневой смирил его, понимая, что поддаваться чувствам рано.

Следы вели на второй этаж, к спальням.

Заглянув в приоткрытую дверь одной из них, Берг с изумлением увидел свешивающийся с кровати грязный сапог. Чуть приоткрыв створку, он смог рассмотреть и второй.

Кто-то нагло дрых прямо на одеяле, не скинув обуви!

Только один человек может вести себя так в этом доме.

Теневой толкнул дверь и вошел. На лицо его выползла довольная усмешка, а в душе поднималась волной теплая радость. Войти и, когда чуткий Харальд очнется, сказать: «Дружище, как я рад тебя видеть!»

Но Харальд не проснулся. Даже не пошевелился.

Настолько утомленным Берг его не видел никогда. Черты лица заострились, выражение затаенного страдания проступило резче. Волосы слиплись и потемнели от грязи, а пальцы руки, лежащие на рукояти меча, казались тонкими, как у ребенка. Подбородок и щеки покрывала белая, почти седая щетина.

Вместе с тем от спящего воина веяло скрытой силой, которая порой бывает опаснее, чем показная мощь — высокий рост и могучие мускулы.

Берг с нарочитым грохотом подтянул к себе стул и уселся.

Веки спящего затрепетали.

А когда они поднялись, Берг с трудом удержал вскрик удивления. Зелеными глазами на него подозрительно смотрел кто-то совершенно незнакомый. Но Харальд моргнул, и чужак исчез.

— Берг, ты? — Хозяин дома приподнялся на постели и сел.

— Нет, не я, — ответил Теневой. — А твоя двоюродная тетушка! Ты откуда такой взялся?

Харальд помрачнел, в глазах появилось загнанное выражение.

— Лучше не спрашивай, — сказал он. — Я не смог обуздать себя. Я вновь убивал. Если до Бабиля ещё не дошли слухи, то знай, что это я, я убил ее!

— Кого? — искренне изумился Берг.

— Владетельницу Лию!

— Ничего не понимаю — Теневой видел, чго друг его измучен телесно и душевно. — Ты же уехал к Торгриму весной! Каким же образом ты попал к Лии, на шестьсот верст к востоку?

Харальд на миг замер, глаза его полыхнули изумрудным пламенем, по телу прошла судорога. Берг невольно отметил движение руки к мечу, и сам напрягся, готовясь защитить собственную жизнь, если это понадобится.

Но Харальд овладел собой. Ладонь его отдернулась от оружия, лицо стало спокойным, и только в голосе звучало отчаяние.

Он рассказывал.

А Берг слушал. Не перебивая. Про поездку на север, про пощаженных разбойников, про жизнь в замке, про отъезд, больше похожий на бегство, про магического зверя, про рану, которая исчезла сама собой, про то, как Харальд потерял рассудок, а очнувшись, обнаружил себя во многих верстах от замка.

— Я сумасшедший, — завершил Харальд рассказ. — Время от времени на меня накатывает что-то, чему я не в силах противостоять, и заставляет убивать. Когда я прихожу в себя, то чувствую стыд, но поделать уже ничего не могу. А через некоторое время начинается новый приступ.

— Это похоже на болезнь, — сочувственно покачал головой Берг, — которая называется одержимость

— И как её лечат? — В голосе Харальда не было и следа надежды.

— Насколько мне известно — магией. Ответом был невеселый смех.

— Как ты знаешь, меня лечить магией — все одно что козла доить. — В голосе Харальда звучала злая ирония.

— И что ты думаешь делать?

— Не знаю. — Харальд пожал плечами. — В первую очередь отдохнуть. Пришлось продать лошадь, чтобы было на что пообедать, и я очень долго шел пешком. А там посмотрим…

— Нет, так не пойдет, — покачал головой Берг. — Вдруг на тебя накатит прямо посреди улицы и ты начнешь направо и налево мечом размахивать? Судя по твоим рассказам, в таком состоянии тебя никто не удержит!

— Разве что ты, — усмехнулся Харальд, и тут лицо его просияло. — Слушай, — сказал он, — давай я буду платить тебе как телохранителю, а ты будешь следить, чтобы я чего не натворил. Оружие мое будет у тебя. Если чего не так — свяжешь меня!

— Идея неплохая. — Теневой почесал подбородок. — Но что, так всю жизнь и буду за тобой хвостиком таскаться?

— Думаю, что нет, — твердо ответил Харальд. — Я найду способ от этого избавиться! А если такого способа не найдется, то покончу с собой!

— Ладно, — кивнул Берг. — Пожалуй, лучше меня никто за тобой не приглядит! Но учти, я дорого стою!

— Деньги у меня есть, — рассмеялся Харальд, на этот раз почти весело. — Спасибо, что согласился! — Он протянул раскрытую ладонь.

— Да не за что! — пожал плечами Берг и хлопнул по подставленной руке. Хлопок получился сочный, а рука сразу заболела. Но Теневой об этом ничуть не пожалел.

* * *

За время отсутствия хозяина дом пришел в запустение, еды в нем не было, и с утра друзья направились в «Спившейся демон». Меч Харальд, как и было уговорено, отдал Бергу. Тот поначалу чувствовал себя неловко с двумя клинками на поясе, а затем привык.

В зале таверны было тепло. Жарко пылал огонь в очаге, а из кухни тянуло ароматом жареных грибов. Чем ближе осень, тем больше наемников стягивается в славный город Бабиль, бренча заработанными золотыми, — отдохнуть, потратить деньги, да и просто переждать холода.

— Что закажем? — спросил Харальд, когда они сели за стол.

— Сам решай, — благодушно ответил Берг. — Ты меня нанял, так теперь и корми как следует! Да о пиве не забудь! А то знаю я тебя!

Пока Харальд делал заказ, Теневой осмотрелся. Из одного угла ему помахали рукой, из-за столика около самой стойки последовало несколько поклонов. Берг вежливо улыбался, приветствуя знакомых, но на приглашения подсесть отрицательно качал головой — сейчас не могу, зато вот потом…

Когда Берг вновь взглянул на Харальда, то сразу отметил — что-то не так.

Лицо молодого воина было напряженным, а на бледных щеках появились хорошо заметные даже сквозь щетину багровые пятна. Лоб блестел влажной испариной.

— Ты нормально себя чувствуешь? — поинтересовался Теневой встревоженно.

— Вполне, — ответил Харальд, и в голосе его появился какой-то надрыв, словно у бродячего актера, декламирующего трагические стихи.

Переспрашивать Берг не стал.

Им принесли заказ — жаркое с грибами и большой кувшин пива.

— Ты тоже будешь пить? — поинтересовался Берг удивленно.

— Нет, это все тебе, — ответил Харальд, и улыбка на его лице сделалась вдруг зловещей, словно он собирался отравить друга.

— Ну-ну, — буркнул Берг и решился попробовать.

Пиво поначалу показалось ему очень крепким, но после первой кружки он перестал обращать на это внимание. Пьянящий напиток вызвал аппетит, и Теневой набросился на жаркое.

Мясо и грибы, обильно сдобренные соусом, исчезли настолько быстро, что он даже удивился — неужели это я все съел? Или ещё кто-то мне помог?

В желудке образовалась приятная теплая тяжесть, по телу растеклась истома. Берг уже не обращал внимания на то, что Харальд почти не ест и не отрывает взгляда от лица приятеля, словно тот стал вдруг красивой девицей.

Когда второй кувшин с пивом показал дно, Теневой ощутил себя на вершине блаженства. Ну и что, что окружающие предметы двоятся и троятся, что нет сил подняться, зато как покойно и весело на душе.

Ведь никто не будет против, если он несколько минут поспит, прямо тут, откинувшись на таком удобном, куда лучше кровати, стуле…

* * *

Пробуждение было ужасным. Берг давно не напивался до потери сознания и успел подзабыть, что же такое настоящее похмелье, когда окружающий мир видится сквозь пелену муки, а двигаться и думать можно только ценой величайшего подвига.

Зарычав, как раненый медведь, он поднял тяжелую, точно дубовую голову.

В камине так же весело пылал огонь, со всех сторон доносился шум разговоров и хохот. Вот только место напротив, где должен был сидеть Харальд, пустовало.

Берга прошибло холодным потом. Он ощутил, что трезвеет. Поспешно приподнялся и заглянул под стол. Из прислоненных ранее к столешнице мечей наличествовал только один…

От отчаяния он еле слышно застонал. И как смог мальчишка напоить его? Ведь пивал и больше, причем куда больше, и ничего — только легкость во всем теле и приятный шум в голове. А тут после двух кувшинов свалился, точно старик, который не в силах даже поднять меч!

А Харальд, выходит, сбежал. Все же скрутил его приступ.

И одержимый безумием воин нашел способ избавиться от надзирателя, которого сам и нанял. И теперь отправится убивать — вот только куда и кого?

С усилием повернув голову, Берг жестом подозвал хозяина. Говорить получалось с трудом, слова выползали сквозь стиснутые от злости зубы с шипением, точно их выговаривала косноязычная змея.

— Кхххогда ушшшеееллл мой другххх?

— Да и получаса не прошло, — ответил хозяин, недоуменно глядя на пьяного клиента. — Но вы не беспокойтесь, он за все заплатил!

С глухим стоном Берг поднялся. Под изумленными взглядами посетителей двинулся к выходу. Щеки жег огонь ярости: как бы не было плохо, а хитрого и одновременно безумного юнца надо найти…

И ещё непонятно — проспал ведь совсем недолго. Должен быть ещё пьяным, а чувствует себя так, словно пить закончил вчера вечером!

Уличная прохлада овеяла разгоряченное лицо, стало чуточку легче.

Обнаружив у стены бочку с водой, Берг решительно направился к ней. Мгновение постоял, глядя на собственное отражение — голубые глаза выпучены, как у сома, волосы всклокочены, лицо перекошено, — и решительно опустил голову…

Вода обожгла уши, полезла в ноздри, точно вор в карман.

Когда холод добрался до самого затылка и Берг почувствовал, что более не может дышать, он выдернул голову из бочки. Похмелье, конечно, никуда не делось, но голова после купания стала думать даже лучше, чем в трезвом состоянии.

Мысли выстроились в строгом порядке.

Вопрос: куда отправится одержимый убийством Харальд?

Ответ: убивать!

Вопрос: кого?

Ответ: скорее всего одного из Владетелей, ведь их молодой воин ненавидит сильнее всего.

Вопрос: которого из Владетелей захочет убить Харальд в первую очередь?

Ответ: того, чьи земли ближе всего к Бабилю.

Вопрос, и кто же это?

Ответ Владетель Транд, чьи земли — на юг и юго-восток от города.

Придя к такому выводу, Берг несколько успокоился. Чтобы отправиться туда, Харальду обязательно придется пересечь реку, и, значит, следует ждать его у переправы.

* * *

С реки дул холодный ветер, и Берг, чтобы не замерзнуть, вынужден был закутаться в дорожный плащ Потрепанный и кое-где залатанный, он тем не менее помогал хозяину ждать на открытом всем вихрям речном берегу. Кусты, среди которых был выбран наблюдательный пункт, от ветра совершенно не защищали

Выезжая из города, Теневой торопился и, переправившись на этот берег, очень надеялся, что не опоздал. Вряд ли безумец будет торопиться, ведь он думает, что Берг проваляется пьяным в «Спившемся демоне» до заката.

Прошло полтора часа, и паром два раза выплеснул на берег массу людей, коней и телег. Только на третий раз, успев замерзнуть, несмотря на плащ, Берг разглядел среди путников знакомую фигуру.

Он ещё раз похвалил себя за догадливость и продолжил наблюдать. Пытаться схватить безумца здесь, на виду у толпы, где могут легко пострадать другие люди, было бы непростительной глупостью.

Но Харальд, восседающий на тонконогой каурой лошади, направился вовсе не на южную дорогу, как ожидал Теневой, а свернул к северо-западному тракту и спустя несколько мгновений скрылся за деревьями.

Кляня себя за нерасчетливость, Берг поспешно вскочил в седло. Конь двинулся с места, и в тот же момент в голове наемника все завертелось, а земля сделала попытку притянуть тело к себе.

С немалым трудом он удержался в седле и, ругая во весь голос собственную глупость, выпитое пиво и так некстати случившееся первый раз в жизни головокружение, двинулся в погоню за бывшим учеником.

* * *

Въезд в город Сандри перекрывали дотошные стражники. На лицах их было написано чувство собственного достоинства (а по-простому говоря, спесивость), а в глазах читалось благородное желание собрать со всех въездную пошлину (если честно, обыкновенная жадность).

Особенно дотошно воины проверяли телеги, понимая, что с торговцев можно взять больше, чем с прочих. Харальда они пропустили быстро. Тот бросил им монету, не слезая с седла, и проследовал в пределы городских стен.

Берг, незаметно следовавший за безумцем в двух десятках саженей позади, вздохнул и про себя понадеялся, что его поднадзорный будет вести себя столь же предсказуемо, как и все предыдущие десять дней, которые прошли в безостановочном движении на северо-запад.

Харальд не сворачивал, не оборачивался и не менял направления. Следить за ним было несложно, вот только подобраться к безумцу поближе Бергу так и не удавалось. Но тот вел себя тихо, на людей не бросался, меч не обнажал. Но и с пути не сходил.

Надежда, что безумие сгинет и Харальд одумается, таяла с каждым днем.

Куда направляется безумец, Берг понял на третий день пути. На северо-западе лежит только одно Владение, чьи земли тянутся от Северных гор почти до Ершалама. Почти полвека правит там маг по имени Свенельд и по прозвищу Лентяй.

Достойная мишень для одержимого, вообразившего себя истребителем магов.

За размышлениями Берг и не заметил, как подошла его очередь в воротах. Поклажи у него не было, товара, соответственно, тоже, так что обложению подлежала только сама личность Теневого Берга.

По примеру ученика он бросил стражникам монетку и въехал в пределы славного города Сандри.

* * *

Выругавшись, Берг осадил коня и принялся внимательно изучать следы, оставленные на мокрой глине дороги. Он успел хорошо запомнить подковы лошади Харальда — с пятью гвоздиками и острой кромкой.

Вечерело, на мир опускались сырые сентябрьские сумерки, и пришлось напрячь глаза, чтобы определить, что следы сворачивают с торного тракта на малоезжую дорогу, ведущую почти точно на север.

Вздохнув, Берг повернул коня.

Он старался двигаться рядом с преследуемым, но сегодня, когда из-за откровенно дурной погоды торговые пути опустели, это стало невозможно. Теневой прятался за поворотами тракта, вынужден был придерживать коня и в результате немного отстал.

Мелкий противный дождь моросил целый день; из лесов, облаченных в осенний золотой наряд, несло сыростью. Ночевать в такую погоду не под крышей было неприятно, и только многолетняя привычка помогала Бергу выдерживать тяготы пути. Но сегодня, проснувшись под утро, он обнаружил, что костер погас, а поясницу ломит. Тараканами закопошились мысли о подступающей старости…

Дорога, пройдя через небольшой лес, вывела к деревне. Поднимались над домами дымки, мычали коровы, ветер донес сладкий аромат только что выпеченного хлеба.

Берг сглотнул появившуюся слюну. Вот бы сейчас в тепло, полежать, съесть соленого сала с чесноком и с этим самым хлебушком, теплым, только из печи…

Запить самогоном, и поясница пройдет.

Но следы вели в обход деревни, и Берг, тяжко вздохнув, последовал за ними. Харальд явно знал, куда едет, где находится жилище мага и как к нему добраться. Вот только на что он надеется — перескочить стены и ров замка, а там порубить стражников? Невероятно!

Но дурные предчувствия ворочались в груди, заставляя опытного наемника поверить в то, что для нынешнего Харальда нет ничего невозможного.

Лес, начавшийся сразу за деревней, поверг Теневого в изрядное удивление. Здесь осень ещё не начиналась. Деревья стояли зеленые, как в июле, и весело шелестели ветвями. Но самым удивительным было то, что росли они вперемежку — осина рядом с сосной, а ива — с лиственницей. Надо всем господствовали гигантские дубы, словно взрослые над детьми, распростершие толстые руки сучьев. Пахло свежей листвой и желудями.

От созерцания Берга отвлек мощный скрип, раздавшийся где-то впереди.

Пришпорив коня, Теневой понесся на этот звук. Вылетел из-за поворота и тут же осадил лошадь.

Далее дорога тянулась прямая, словно лезвие меча. Неподалеку сидел на лошади Харальд, а над ним склонило ветви невесть как оказавшееся на дороге дерево. Крепкий молодой дубок.

Берг застыл, увидев, что его руки-ветви явственно тянутся к всаднику, чтобы схватить, сдернуть с лошади, но не могут этого сделать…

Дерево вновь заскрипело, и в звуке этом слышалось мучительное бессилие. В ответ Харальд захохотал и сделал повелительный жест.

Берг уже не удивился, когда дерево, точно нашкодившая собачонка, смирившаяся перед хозяином, медленно двинулось прочь с дороги. Бешено извивались выпирающие из земли корни, а крона тряслась, точно от ярости.

Харальд толкнул коня пятками, и тот послушно потрусил вперед.

Берг двинулся за ним. Пришлось опять немного отстать.

Нагнал безумца у самой границы леса. Она была проложена четко, словно зеленую мохнатую шкуру чащи некогда обрубили гигантским ножом, да так и оставили. Дорога здесь также заканчивалась.

Далее простирался луг. Несмотря на сентябрь, на лугу бурно цвели самые разные растения. Белыми глазами гляделись ландыши, с ними соседствовали астры, похожие в вечернем сумраке на клубки алого пламени. Было много других цветов, их названий Берг просто не знал.

Харальд спешился. Шлепнул коня по крупу, словно не собирался возвращаться, и животное с тихим ржанием поскакало назад. Глаза у лошади, когда она пробегала мимо Теневого, оказались выпученными и налитыми кровью.

Харальд скрылся за деревьями. Берг осторожно подобрался к самому краю зарослей. Когда он выглянул из-за ствола высокой, словно башня, березы, то не поверил собственным глазам.

За лугом стоял самый обыкновенный дом. Без толстых каменных стен, сторожевых башен, глубокого рва с водой, без сонма бдительной стражи. Всего этого, столь необходимого для каждого Владетеля, не было!

Двухэтажное строение, добротное, из крепких бревен.

Из людей — только Харальд, неторопливо бредущий среди травы и цветов.

Берг спешился и последовал за подопечным. Ступая на свежую и зеленую траву, он испытал нечто вроде робости. Показалось жалко топтать грязными сапожищами роскошный изумрудный ковер, вытканный цветами.

Робость пропала в тот момент, когда в руке Харальд а сверкнул извлеченный из ножен меч. Берг прибавил шагу, стараясь при этом не шуметь, и потянулся к собственному оружию.

Дверь дома распахнулась. На пороге стоял старичина, облаченный в темные одеяния. Теневой даже удивился — неужели это Владетель, разве может быть великий маг настолько дряхлым?

Дед что-то гневно закричал, указывая пальцем на Харальда.

Тот в ответ гнусно расхохотался и покачал головой.

Берг ещё ускорил шаг, почти побежал. Цветочный аромат душной сладкой тряпкой застревал в горле, мешая двигаться.

Старик, чье лицо от гнева сделалось красным, точно свекла, бросился навстречу безумцу, продолжая кричать и размахивать руками. Харальд не стал пачкать меч. Он просто взял деда за плечо и отбросил в сторону.

Только в этот момент Берг понял, что старик — не Владетель.

До Харальда оставалось десятка полтора шагов, и тот уже должен был слышать, что кто-то приближается сзади. Однако он не оборачивался и ничем не показывал, что готов отразить нападение сзади.

На пороге воздвигся ещё один человек, высокий и мощный. Когда он выступил на свет, то стало видно, что лицо скрывает капюшон длинного, до пят, плаща. Под одеянием угадывались очертания могучего тела.

От фигуры веяло ощутимой силой, и Берг сразу поверил, что это — маг!

Подтверждая догадку, человек в плаще вскинул руки, из них ударила прямо в Харальда нестерпимо сияющая золотистая молния. Теневой сжался, ожидая крика и запаха горелого мяса.

Но ничего не произошло. Молния пропала, словно её и не было, а Харальд яростно зашипел, точно огромная змея, которой наступили на хвост.

— Ты умреешшшьь! — Из шипения родились слова, и Берга обдало морозом — такая в них была ненависть. Неужели Харальд может такое испытывать?

До него оставался ещё десяток шагов, и Теневой понимал, что не успеет. Меч в руке безумца готов к удару, который не остановить, не отбить.

— Пусть, — ответил маг голосом зычным и громким, и в словах его не было страха. — Все рано или поздно умирают. Даже боги…

При последнем слове Харальд дернулся и вдруг замер. Воспользовавшись паузой, Берг, не скрываясь, бросился вперед. Обиженно свистнул меч, развернутый плашмя, светловолосый затылок чуть сместился, когда его обладатель понял, что его атакуют, и металл с глухим стуком соприкоснулся с костью.

Харальд упал ничком.

Берг остановился, только сейчас ощутив, как бешено колотится сердце, в каком ритме вздымаются бока, стремясь набрать в грудь как можно больше воздуха.

— Спасибо тебе, воин, — сказал Владетель и сбросил капюшон.

На Теневого глядел очень старый человек. Красное, одутловатое лицо покрывала тонкая сеточка морщин. Волосы на голове были почти совсем седые, лишь кое-где темнели не поддавшиеся годам пряди. Темные, словно кора дуба, глаза смотрели мягко.

— Не за что, — ответил Берг и неожиданно для себя закашлялся.

Охая и держась за бок, подошел старик, который осмелился преградить путь безумцу с мечом.

— Кто это, мой господин? — спросил он, показывая на Харальда.

— Не знаю, — ответил Владетель Свенельд, вздохнув. — Хотя кое-какие догадки у меня есть. Одно ясно — он очень опасен, и первым делом его следует связать. Принеси веревку, и господин воин этим займется. Ведь так?

Берг молча кивнул.

* * *

Харальд открыл глаза. Некоторое время перед ними плавали обрывки белесого тумана, потом сонная муть исчезла, и через неё проступил потолок. Деревянный, из светлых, плотно подогнанных друг к другу досок, он нависал, казалось, над самой головой. Встанешь — и ударишься.

И самое главное — Харальд такого потолка не помнил. Много их довелось повидать, а подобного, из незнакомой древесины, составленного с таким искусством, что и кончик меча не просунешь, не видел.

Он попытался приподняться, и тут же что-то впилось в ноги и плечи, сковывая движения. Постарался дернуть руками — ничего не получилось.

Удалось только поднять голову.

Он лежал на широком ложе, а толстые веревки перечеркивали тело в нескольких местах, исключая всякую возможность пошевелиться. Кисти и ступни оказались привязаны к штырям, торчащим из краев кровати.

Харальд пребывал в недоумении, пытаясь извлечь из воспоминаний — кто это его сюда принес и почему он связан? Память оказалась пустой, точно брюхо нищего.

Последнее, что удалось вспомнить, — как он выходил из своего дома в Бабиле в компании с Бергом, зачем-то отдав тому меч. Мысль об оружии словно пробила плотину, и понимание своего положения ударило сильнее бушующего водного потока.

Не выдержав напора эмоций, Харальд застонал и прикрыл глаза.

Все ясно. У него опять был приступ, и Берг, верный договору, связал его, не позволив совершить злодейство.

Мысль о том, что верный друг все сделал как надо, принесла облегчение. Но оно было недолгим. Совершенно логичным было полагать, что Теневой, утихомирив подопечного, стал бы держать его в доме на улице Дырявых Горшков, а не в этой совершенно незнакомой комнате…

Беспокойно заныло в груди: неужели он смог сбежать и что-то натворить?

Ощущая, как от стыда горят щеки, Харальд открыл глаза и осмотрелся.

Стены были выложены теми же деревянными панелями приятного глазу светло-бежевого оттенка. Из мебели наличествовали несколько стульев и большой открытый шкаф. На его полках стояло множество сосудов с разноцветными жидкостями. Харальд беспокойно поежился. Разве может обычная настойка светиться, словно светлячок? Зачем нужно ожерелье из медвежьих когтей?

Неужели магия?

Но за широким окном успокаивающе барабанил дождь, а нос щекотал приятный цветочный аромат, заставляя забыть тревогу. Харальд едва успел удивиться: «Откуда цветы, ведь сейчас осень?», когда дверь слегка скрипнула и открылась, впуская высокого и могучего человека.

Судя по многочисленным морщинам, избороздившим лицо, он был очень стар. Несмотря на полноту, двигался легко и изящно. В мощных руках чувствовалась немалая сила, а карие, цвета торфяной воды, глаза словно светились изнутри.

— Ага, ты очнулся, — проговорил вошедший рокочущим голосом, напомнившим Харальду о грозе. — Это хорошо! С мечом на людей больше не будешь бросаться?

— А я что, бросался? — уныло спросил Харальд.

— Было дело, — усмехнулся в ответ кареглазый гигант. Совершенно неожиданно тон его стал серьезен. — Меня зовут Свенельд, Владетель Свенельд.

Харальд почувствовал, как дернулось сердце. По коже пробежала ледяная дрожь.

— Где я? — спросил он.

— В моем доме, — добродушно ответил маг, развязывая веревки.

Харальд едва сдержал стон. Обиталище Свенельда — это несколько сотен верст от Бабиля. Сколько же продолжался приступ, сколько дней безумие управляло телом, сколько человек за это время погибло?

Вопросы мучили сильнее, чем опытный палач.

Владетель, потихоньку распускающий путы, заметил состояние связанного.

— Не казни себя, — сказал он тихо. — Берг следил за тобой. Ты никого не успел убить.

Облегчение теплой волной прокатилось по телу. Харальд ощутил, как по лицу течет пот, инстинктивно поднял руку, чтобы его вытереть, и слишком поздно вспомнил о путах.

Но вот рука освобождена, и вскоре он уже сидел на кровати.

— Сколько я пробыл… под этим? — спросил Харальд.

— Не очень долго, — мягко ответил Свенельд, пододвигая стул и усаживаясь. — И не столь важно, сколько именно.

— Я пытался убить вас? — задал Харальд ещё один вопрос. — Почему же вы не прикончили меня, раз смогли связать?

— На мою жизнь ты действительно покушался. — Владетель поскреб голову, поросшую седыми и жесткими волосами. — Но обезоружил тебя твой друг, Теневой Берг. Скажи спасибо ему.

Харальд упрямо спросил ещё раз, с трудом сдерживая горечь:

— Все же почему вы меня не казнили? Ведь понятно, что при новом приступе я снова попробую убить вас?

— Ведь ты сын Харальда фон Триза? — вопросом на вопрос ответил Свенельд, и в глазах его зажглось тревожное ожидание.

— Да.

— Считай, что именно это послужило причиной. — Маг коротко кивнул.

— Слишком многие относились ко мне хорошо только из-за моего отца! — зло выпалил Харальд. — Из-за того, что я на него похож, что я его сын! И все не замечали при этом меня самого, какой я есть!

— А какой ты?

Неожиданный вопрос заставил Харальда замолчать. Сотни ответов толклись на языке, но, перебирая их, чтобы выбрать верный, он с ужасом осознал, что не сможет ответить на этот вопрос. То, что он раньше считал своим — ненависть к магам, например, — оказалось принадлежащим вовсе не ему, а безумию. От нахлынувшей боли захотелось выть.

— Что за привычка мучить себя, — с досадой пробурчал старый маг, и лицо его на миг исказилось недовольством. — Вот это уж точно от отца.

— А что вы знаете о нем? — спросил Харальд, и вопрос его прозвучал наивно, почти по-детски. — Мне много рассказывали, но никто так и не смог сказать, как он погиб…

Владетель помрачнел, глаза его угрюмо сверкнули.

— Я воевал с твоим отцом, — сказал он медленно, словно вспоминая. — Сталкивался на поле боя, а лично видел всего три раза. Он был очень сильным магом, а человеком… Не знаю. — Свенельд помолчал. — Он вызывал невольное восхищение своей силой и целеустремленностью, но и страх — жестокостью и равнодушием.

— Жестокостью? — Харальда охватил гнев, но охлаждающим ушатом воды вылилось ему на голову воспоминание о прозвище Белого Владетеля: Кровопийца. За доброту так не поименуют.

— Да, — кивнул старый маг, не обратив внимания на эмоции собеседника. — Но это качество, как и равнодушие, было в нем не врожденное.

— А откуда оно взялось?

Владетель тяжко вздохнул.

— От одной очень опасной вещи, от того, что он добыл на севере.

— От той Книги?

— Ты знаешь? — Изумленно поднялись седые брови на красном, покрытом морщинами лице.

— Конечно. В племени кое-кто болтал об этом.

— Да, жестокость твоему отцу дала именно она. И она же его и погубила.

— Как? — Харальд подался вперед.

— Точно я не знаю, — пожал могучими плечами Свенельд. — Но предполагаю, что твой отец осознал зависимость от Книги и попробовал её уничтожить. Видимо, ему это удалось.

— И он погиб?

— Я почти в этом уверен — В голосе Владетеля неожиданно прозвенела печаль. — Трудно жить, вырвав у себя сердце

— Трудно. — Харальд почти не ощутил печали, хотя когда-то давно, несколько лет назад, искренне верил, что его отец жив. Надежда встретить отца разлетелась, словно стекло под сапогом, говорить о смерти отца теперь было почти не больно.

— Чего ворошить прошлое. — Старый маг потянулся и утробно зевнул, точно просыпающийся от зимней спячки медведь. — Давай лучше побеседуем о тебе. Я ведь некоторое время даже следил за тобой.

— Да? — Харальд не пытался скрыть удивления. — Я ничего не заметил!

— И немудрено, — усмехнулся Владетель, хитро поблескивая глазами из-под белых бровей. — Ведь мои соглядатаи надзирали за тобой не для того, чтобы убить. Это бы ты сразу почуял.

— Наверное.

— Слежка продолжалась около года и завершилась весной, когда ты уехал на север, к Торгриму. За это время я догадался, чей ты потомок, откуда пришел в наши края и что именно ты убил многих Владетелей.

— Было такое. — Харальд поморщился.

— Я только не мог понять причину, по которой ты это делаешь. Поначалу все было ясно — деньги. Но потом? Твои поступки вовсе не походили на действия безумца.

Харальд склонил голову.

— Откуда оно взялось, это безумие? — глухо спросил он.

— Есть одна мысль, — совершенно серьезно проговорил Свенельд. — Ты ведь сын мага, и не просто мага, а Владетеля. А ведь у нас не бывает детей! Я долго думал над причиной этого, пока не решил, что, может быть, дети Владетелей представляют собой опасность для мира? Поэтому все так мудро и устроено, чтобы они не появлялись. Но твои родители, уж не знаю как, сумели обойти непреложный закон. На свет родился ты…

— Родился безумным, — закончил за собеседника Харальд.

— Совершенно точно! — безжалостно подтвердил вывод маг. — Родился одержимым!

— И вы не боитесь? — Харальд ощутил, как горечь в его словах переплавляется в издевку, но остановить себя не смог. — Не опасаетесь разговаривать со мной? Ведь я опасен, а вы меня развязали. Если безумие накатит на меня сейчас, то ничто вас не спасет!

— Не накатит, — уверенно ответил Владетель и расхохотался, точно рокочущая молниями грозовая туча. — Насколько я понял твою болезнь, сейчас безумие обессилело, в течение нескольких дней ты совершенно безвреден. А впрочем, давай проверим.

Он слегка наклонился вперед. Харальд успел краем глаза уловить движение, слишком быстрое для столь тучного человека, и щеку его опалила самая настоящая полновесная оплеуха.

В голове зазвенело. Длань у мага оказалась тяжелая, а драться на кулаках Харальду не приходилось давно. На миг он ощутил гнев и обиду, готовность кинуться на обидчика едва не сдернула тело с места.

Но вместо того чтобы ответить, он остался сидеть неподвижно, прислушиваясь к себе.

Гнев оказался самым обычным. Не опаляющим душу безумным вулканом, из которого рвется уничтожающий сознание огненный поток, а простым человеческим чувством обиды на того, кто сделал тебе больно.

От облегчения он даже рассмеялся.

— Вот видишь, — глаза Свенельда довольно блеснули. — Сейчас ты вполне обычный человек, но это только ПОКА. С каждым днем безумие будет накапливаться, пока в один не очень прекрасный момент не окажется сильнее тебя. Тогда оно вырвется, словно бешеный зверь из клетки…

— Вы хорошо поняли эту болезнь. — Харальд ощутил, как надежда на избавление овевает грудь теплым потоком. — Может быть, вы сможете меня вылечить?

— Увы! — Старый маг вновь погрустнел. — Я не могу тебе помочь, как и любой другой из людей, демонов или ангелов. Ты ведь не поддаешься магии!

— Впору сейчас пожалеть об этом свойстве, — сдерживая стон разочарования, сквозь зубы ответил Харальд. Мог бы и сам догадаться и не задавать глупых вопросов. — Хотя оно не раз спасало мне жизнь.

Владетель вздохнул. Лицо его было откровенно печальным.

— Есть один… одно существо, которое наверняка сможет помочь тебе, — проговорил он после паузы как-то неохотно.

— Кто же это?

Вопрос повис в воздухе, словно удерживаемый ветром опавший лист.

Свенельд вовсе не торопился на него отвечать. Глаза его светились беспокойством, а в позе, внешне расслабленной, все же заметно было немалое напряжение. Отвечать на вопрос магу было сложно.

Наконец он решился. Глубоко вздохнул и посмотрел прямо на Харальда. Тяжело и мрачно.

— Обычно его называют Больным Богом, — выдавил он словно через силу.

Харальд не поверил своим ушам. Богом? Да разве остались ещё боги в этом мире? Разве не покинули они его, сотворив многие тысячелетия назад? И мыслимо ли для смертного добиться помощи от бога? Может, Свенельд так шутит?

— Как? — только и смог промямлить он вслух. — Б-богом?

— Больным Богом. — В тоне мага не было и тени шутливости. Он говорил совершенно серьезно.

— Но это невозможно! Где я его найду?

— Ты мне не веришь. — Слова падали тяжелые, словно срубленные вековые ели. — Придется тебе кое-что рассказать. Такое, о чем большинство людей и не подозревает.

Харальд недоуменно посмотрел на Владетеля.

— Да, боги ушли из нашего мира, — кивнул тот на невысказанный вопрос. — Оставили только тень своей силы. Но вся штука в том, что это были боги предыдущего поколения!

— Как?!

— Именно так, — кивнул Свенельд, и губы его тронула усмешка. — Боги не размножаются, но смена поколений происходит у них точно так же, как у людей и прочих живых существ. Только гораздо медленнее. Храм Двоих, в котором твой отец взял Книгу Жажды, принадлежит богам одной из древнейших эпох. Он был построен задолго до того, как выросли Северные горы. Старшее поколение уходит из мира, их взрастившего, освобождая место для нового. И между уходом одних и приходом других бывает, как я понял, достаточно большой, по нашим меркам конечно, промежуток.

— И сколько он длится? — спросил Харальд. Не то чтобы этот вопрос его сильно интересовал, просто слишком невероятны были сообщаемые старым волшебником сведения. Требовалось услышать звук собственного голоса, чтобы прийти в себя.

— Около двадцати веков. Более тысячи семисот лет назад ушли из нашего мира боги предыдущего поколения, и то, что осталось от них, — жалкие тени, полуразрушенные остатки некогда великих существ.

Именно тогда, ощутив свободу от предписаний суровых небожителей, наши предки двинулись в странствия, стремясь найти новые земли. Белокурые и светлоглазые вышли из лесов, смуглые и черноволосые пришли из степей, и здесь, в долинах трех рек, сформировался наш народ. И, пользуясь отсутствием божеств, восприняв знание об Истинном Алфавите, он сумел развить искусство магии. Владетели заняли место богов. Не нужны стали храмы, молитвы. Наступила эпоха Магии. Но и она подходит к концу…

— Почему вы так решили? — спросил Харальд. От необходимости напряженно размышлять у него заныла голова, настоятельно требуя передышки.

— Есть разные признаки, — неохотно ответил Свенельд. — Во-первых, сила магов пошла на убыль. Твой отец был последним великим Владетелем. Мне осталось жить недолго. Те же, кто пришли нам на смену, слабее во множество раз. Смотри — ты убил Канута несколько лет назад, а свара на его землях не затихает, ни один из претендентов не может взять верх. На юго-востоке, у Рудного кряжа, образовалась ещё одна территория, неподвластная Владетелям, вроде той что создал Торгрим фон Жахх. Случись такое полвека назад, смутьяна тотчас бы стерли в порошок. А сейчас это сделать некому. Во-вторых, пошли слухи о новых богах, которые в силах многое дать последователям. На юге, у моря, с тех пор как тамошние маги ослабли, стали поклоняться Беспокойному Богу, который властен над волнами и штормом. А по дорогам ходят слуги Больного Бога, берущиеся исцелять любые болезни. Может быть, ты и сталкивался с ними. Их можно узнать по раздвоенному посоху.

— По посоху? — ахнул Харальд. — Я видел человека с таким посохом во сне!

Он вкратце пересказал сновидение о человеке с посохом, случившееся в то время, когда Харальд пребывал без сознания, страдая от ран. Когда вспомнил о диске, состоящем из переплетения зеленой и черной спиралей, Свенельд кивнул.

— Да, это символ Больного Бога, — сказал он. — Наверное, ещё один знак, что тебе стоит пойти именно к нему. Его слуги тебе вряд ли помогут, а вот сам он наверняка сможет излечить тебя от безумия!

— И где его искать? — грустно усмехнулся Харальд. — Как до него дозваться? Ведь храмов новым богам пока ещё не строят!

— Нет, но зато сами молодые боги пребывают целиком и полностью здесь, в нашем мире! Точнее — в том месте, где им довелось родиться. А где находится место рождения Больного Бога, я знаю!

— И где же?

— В Западных лесах, на берегу реки, которую называют Чистой. Примерно в девятистах верстах на запад от городка Фенри, через который сейчас проходит западная граница моего Владения, — четко и спокойно ответил маг.

— Так далеко?

— А ты чего ожидал? — усмехнулся Свенельд, после чего потянулся и зевнул, словно огромный седоголовый кот. — Что он будет ждать тебя в «Спившемся демоне»?

— Нет, — ответил Харальд. — Но пока я доберусь туда, безумие захватит меня, и тогда я наверняка поверну назад.

— Я думаю, Берг тебя проводит, — проговорил старый маг задумчиво. — Свяжет тебе руки, посадит на коня — ведь усидишь, я знаю, — и потихоньку довезет. До леса я отправлю с вами небольшой эскорт, чтобы никто из ретивых вассалов остановить не вздумал, а дальше уж сами.

— Спасибо, — прошептал Харальд и с удивлением прислушался к собственным ощущениям. Давно он не был никому настолько искренне благодарен.

Маг поднялся со стула, заканчивая разговор:

— Пойдем лучше поедим. Ведь ты голоден?

Желудок Харальда требовательно квакнул, отвечая на слова Владетеля, и тот расхохотался, да так заразительно, что оставалось только к нему присоединиться.

По дому, обещая сытный ужин, плыли запахи жареной оленины.

* * *

Прощались они у той самой деревни, переночевать в которой Бергу так хотелось несколько дней назад. Откуда же он мог знать, что попадет на постой к самому Владетелю Свенельду, где постель мягче, еда сытнее и пиво куда как лучше?

Могущественный маг провожал их. Лицо его скрывалось под капюшоном, по которому бессильно стекали дождевые струи, и из-под плаща были видны только большие ладони, твердо сжимающие поводья.

На лошади Владетель сидел уверенно.

— Ну, — прогудел маг, — удачной вам дороги. Надеюсь, что до морозов вы успеете добраться до места. Ты, Харальд, не отчаивайся У меня есть средства предвидеть будущее. Одержимость оставит тебя после этой поездки А ты, Берг, следи за ним хорошенько. Все же его надо ещё и довезти. Счастливо вам!

— Счастливо! — тихо ответили они вместе.

Маг развернул коня и в одиночку поскакал к лесу Могучая фигура на мощном коне — он медленно растворился в пелене дождя, и сердце Берга пронзила острая тоска, он понял, что больше не увидит этого гостеприимного человека (что бы там ни болтали о Владетелях) никогда.

Теневой засопел, отгоняя мрачные мысли, а затем повернулся к командиру отряда, который должен был проводить их до границы Владения. Плащ его отсырел под дождем, а светлые волосы на голове слиплись, но голубые глаза сверкали истовой, нерассуждающей решительностью.

— Ну что, господин Эйнар, ведите нас, — сказал Берг.

Тот кивнул и поднял руку, отдавая приказ воинам.

С гулким чавканьем вошли в грязь копыта. Первым поскакал на запад знаменосец, и полотнище алой ткани над ним красиво вилось, несмотря на ветер и дождь.

Чуть отстав от знаменосца, двигался командир. Рядом с ним Берг с двумя мечами у седла и безоружный Харальд, чьи руки надежно связаны, а ноги примотаны к стременам. За ними скакали остальные воины — всего около трех десятков.

Копыта плескали по лужам, воздух отдавал плесенью, бежали по небу низкие сентябрьские тучи. Путешествие обещало быть нелегким.

* * *

Дорога была давно заброшена и сплошь заросла желтой пожухлой травой. Листва на деревьях потеряла зеленый цвет, над лесом царил мягкий шорох листопада. То один, то другой лист срывался с ветки и, кружась, словно огромная желтая снежинка, начинал медленно опускаться к земле, чтобы занять место в громадном ковре, который каждый год ткет осень.

Это было красиво. Навевало покой.

Однако не стоило забывать, что и в этих местах гремела война, а заброшенная дорога устлана не только листьями, но и мертвыми телами.

Поэтому Берг не давал себе увлечься обманчивой умиротворенностью пейзажа.

Он напряженно вслушивался в окружающий лес. Кроме шороха листьев и шума ветра в вершинах, ничего не было слышно. Харальд наверняка слышит ещё что-то, но на его лице, поросшем странной белесой бородкой, не видно тревоги. Значит, никто пока не желает уничтожить путников.

— Как тут здорово, — сказал вдруг Харальд, шумно втягивая воздух ноздрями. — Я уже и забыл, как красиво осенью в лесу. Как сладко пахнет грибами, опавшей листвой, мокрым деревом…

— Ага, и несвежими трупами, — усмехнулся Теневой, — которые варвары забыли сожрать!

Они покинули пределы Владения и ехали по землям, которые полтора десятилетия назад подверглись нашествию лесных племен. Даже магия Владетеля не помогла остановить варваров. Они сожгли города, уничтожили деревни и замки и с тех пор постоянно тревожили земли Свенельда нападениями.

— Кто тебе сказал, что они людоеды? — с удивлением спросил Харальд. Все время путешествия он был неизменно спокоен, признаков безумия не выказывал. Тем не менее Берг постоянно держал его в путах.

— Никто, — пробурчал Теневой, мрачно оглядываясь. — Только не нравятся они мне, и все.

Харальд расхохотался.

Дорога чуть свернула, и лес неожиданно кончился. Посреди обширного пустого пространства глазам путников открылся замок. Издали он казался невредимым. Стояли серые башни без следов огня, нерушимо возносились стены. Черными запавшими глазницами смотрелись окна.

Только не было на донжоне флага с гербом родовитого владельца.

— Поедем, посмотрим, — предложил Харальд неожиданно севшим голосом. Берг не стал возражать.

Чем ближе они подъезжали, тем заметнее становились трещины в стенах, разорвавшие некогда несокрушимый камень. Ров около замка заплыл землей, напоминая скорее сточную канаву, а ворота стояли распахнутые, точно беззубый рот.

— Понятно, почему он не разрушен, — с отвращением сказал Берг. — Взять такой замок смогут даже деревенские старухи, не то что воинственные варвары. И никакой гарнизон не поможет, и стены ломать не придется.

Харальд кивнул. Ему казалось, что он некогда уже видел это место, но другим, и теперь жадно искал сходства с прежним, иным замком, который был могуч и полон людей.

Копыта зацокали по каменным плитам двора.

Здесь в беспорядке валялись кучи какого-то хлама. При виде скелета в заржавевшей кольчуге Берг нахмурился и покачал головой. В ноздри лез запах запустения, запах гнили и грязи, который бывает только в таком месте, где люди когда-то жили, но потом ушли.

Над дверью донжона, которая, судя по всему, была вынесена тараном, на камне был выбит какой-то символ. Харальд долго его разглядывал. Когда он заговорил, то голос срывался от волнения.

— Скажи мне, Берг, что это? А то я не очень хорошо разбираюсь в гербах.

— Кабанья голова, — уверенно определил Теневой, подъехав поближе. — Правда, я не знаю, какой род имеет такой герб…

— Я знаю, — едва слышно сказал Харальд, и Берг сразу замолчал, ощутив в голосе друга нешуточное волнение. — Это герб рода фон Триз, к которому принадлежал мой отец. К которому, по всем законам, принадлежу и я. Это мой замок.

Он горько усмехнулся.

— Да, судьба подарила мне странное наследство: кровавую славу отца, мое собственное безумие и разрушенный замок. Немногие могут похвалиться таким! Поехали отсюда!

Берг молча развернул коня и направил его к воротам. Впереди виднелась прямая спина Харальда. Пока путники добирались до леса, последний из рода фон Триз ни разу не обернулся.

Глава 12 БОЛЬНОЙ БОГ

— Река, — проговорил Берг изумленно, когда сосняк закончился и впереди, под невысоким обрывом, заплескалась полоса серой воды. — Неужели та самая?

— Сомневаюсь, — покачал головой Харальд. — Вспомни, что маг говорил. Что будет две реки и через первую надо переправиться.

— Жаль, — вздохнул Берг.

В путешествии прошло пятнадцать дней, и, несмотря на то что октябрь подошел к середине, погода стояла на изумление мягкая. Дожди прекратились, небо висело над миром нежно-голубое, словно отмытое дочиста. Солнце красиво золотило листья, которые не успели облететь. Россыпью алых шариков манила брусника.

По ночам, правда, было холодно. Костер разводить боялись, понимая, что лучшего способа привлечь к себе внимание не придумаешь. Хотя, проехав по землям варваров более пятисот верст, людей и следов их жизни они не встретили.

Берг объяснял это везением. Харальд, который выбирал дорогу, только хмыкал и отмалчивался.

Кони вошли в воду, и мягкое, почти неощутимое течение потащило их вниз по реке.

Противоположный берег, пологий, заросший густым кустарником, который устрашающе растопырил голые пальцы ветвей, приближался медленно.

Вышли на берег там, где кустарник удалялся от воды, образуя песчаный пляж саженей двадцать шириной. За широкой полосой песка среди подлеска возвышались старые ели с иссиня-зелеными кронами. Чистый и сильный запах хвои перебивал сырой аромат реки.

Берг спрыгнул с коня и собрался вылить из сапог воду, когда раздался громкий треск. Ветви одной из елей приподнялись, и на пляж, потрясая дубинами, выскочили несколько рослых мужчин в нарядах из звериных шкур. Они устрашающе ревели, намерения на бородатых лицах читались самые решительные.

Берг одним движением выхватил меч. Ни капли страха не было в его душе. Что с того, что его противники выше почти на голову, что на их руках перекатываются могучие мускулы? Зато он ловчее, и в руках его не палка, а настоящий меч!

От мыслей о собственном величии его отвлек вскрик Харальда.

— Развяжи меня! — рявкнул он.

— Ты что, с ума сошел? — ответил Берг, прикидывая, кого из набегающих ударить первым. — Может, и меч тебе дать?

— Ты не справишься с ними!

Этот возглас Теневой услышал, но ответить не успел. Бой уже начался.

Сверкающее лезвие соприкоснулось с деревом дубины, чтобы пройти через него и поразить врага в открытое горло. Но неожиданно раздался стук, и меч, оставив на палице небольшую зарубку, отлетел в сторону.

Берг изумился и едва не пропустил удар. Сучковатое дерево оцарапало щеку. Кровь горячей струйкой потекла по подбородку.

Варвары, несмотря на устрашающие размеры, оказались на диво подвижны. Дубины, способные противостоять металлу, порхали в их руках, словно прутики, хотя весила каждая из них не меньше пуда. Один удар такой палицы переломал бы Бергу кости.

Приходилось уворачиваться, отклонять удары и при этом ещё не забывать, что за спиной находится Харальд, неспособный и рукой шевельнуть.

Отклонение, удар, отскок. Мелькают перекошенные лица, заросшие до самых бровей, сверкают яростно светлые глаза. Острый запах пота, крики, хрип.

Бергу все же удалось свалить одного. Молнией мелькнул меч — лезвие из блестящего стало темным. Рыжеволосый великан зашатался, с недоумением посмотрел на рану в боку и упал на песок.

Сородичи его как по команде отскочили назад. На лицах их появилось смятение.

Не дожидаясь новой атаки, Берг резко развернулся, крикнул: «Руки!» и когда Харальд послушно приподнял связанные запястья, ударил.

Свистнул меч, и веревка, только что оплетавшая руки плотным кольцом, распалась. А Теневой уже поворачивался, готовясь встретить врагов. Но те о чем-то совещались. Затем один из них крикнул.

К ужасу Берга, еловые ветви вновь колыхнулись, и на прибрежный песок выбрались ещё пятеро мужчин. Теперь варваров было восемь — против одного, нет, двух мечников.

— Я же говорил, что не справишься. — Харальд появился сбоку, сжимая в руках меч. От ножных пут он избавился самостоятельно. — А ты не поверил!

— Откуда ты о них знаешь? — мрачно спросил Берг, ощущая непривычную тревогу.

— Вот знаю, и все! — усмехнулся Харальд, и тут варвары атаковали. Со всех сторон, разойдясь полукругом.

Теневой приготовился обороняться. Но Харальд нарушил его планы, бросившись вперед, словно новичок, первый раз оказавшийся в бою и думающий, что враг побежит перед ним.

Хотелось крикнуть: «Стой, дурак!» Берг так бы и сделал, если бы не стоял, разинув рот. «Неужели это я учил его владеть мечом?»

Харальд свалил двух дикарей одним ударом. Змеей скользнул за спину нападающим и, пока те развернулись, сразил ещё одного. Меч его бил так стремительно, что даже Берг не успевал за ним следить.

Варвары разразились испуганными воплями, в которых повторялось одно и то же слово, и бросились наутек.

Харальд замер, тяжко дыша. По лбу его струился пот, глаза сверкали, а по лезвию меча тягучими красными каплями стекала кровь.

— Что они кричали? — спросил Берг, судорожно сглотнув.

— Они приняли меня за бога, — ответил Харальд и зло сплюнул. — За бога войны… Поэтому и убежали.

— Да, — протянул Берг и вдруг замер, даже перестал дышать. Взгляд его медленно поднимался от покрытого кровью клинка в руке к зеленым, сверкающим, как сырая трава под солнцем, глазам.

— Отдай мне меч, — сказал Теневой тихо. По лицу Харальда пробежала судорога.

— Ты что, боишься меня? — спросил он вкрадчиво.

— Да, — честно ответил Берг. — Я не смогу остановить тебя, если ты с оружием.

Харальд рассмеялся и швырнул меч на песок, серый, словно кожа больного.

— Если бы у меня был приступ, — горько сказал он, — ты бы не удержал меня даже безоружного!

Берг, поднимая клинок, опустил глаза. Ему было невыносимо стыдно.

* * *

Дождь, донимавший путников с самого утра, превратился в снег. Тяжелые мокрые хлопья неторопливо и основательно протискивались сквозь ветви и падали на мокрую бурую землю, чтобы тотчас погибнуть, превратиться в воду.

— Вот и зима, — сказал Берг и оглушительно чихнул.

— Точно, — поддержал его Харальд, ехавший впереди. Руки его были свободны, но оба меча Теневой держал при себе.

С момента схватки с варварами прошло семь дней, за это время путешественникам не встретилось ни единой живой души, хотя следы человека попадались постоянно. То черная проплешина кострища, то пенек от срубленного дерева, то какие-то знаки на сосновой коре.

Хозяева здешних мест избегали встречи, и это Берга нисколько не огорчало. Как-то раз он все же спросил:

— Почему они скрываются? Ведь навались они толпой десятка в три — вряд ли мы отобьемся.

— Ты забыл, — Харальд зло усмехнулся, — что они приняли меня за бога. Поэтому и не решаются подойти, хотя следят за нами постоянно.

— Откуда ты знаешь? — изумился Теневой.

— Что знаю? — поинтересовался Харальд. — Что следят? Так это слышно. А кем они меня посчитали — просто знаю, и все.

Под безмолвным ливнем снежинок путники пересекли небольшой осинник и спустились в овраг. Склоны его густо заросли малинником, по дну журчал ручеек, вода в котором отливала серебром. Пахло сырой землей и прелыми листьями.

— Река скоро, — сказал Харальд, потянув носом воздух. Берг привык доверять чутью спутника и поэтому не удивился, когда саженей через сто глазам открылась широкая водная гладь.

Она была темной, и Теневой даже удивился: река называлась Чистая. Несколько мгновений он приглядывался и только потом сообразил, что вода настолько прозрачна, что сквозь неё видно дно: бурые массы ила, извивающиеся ленты водорослей, золотистыми и серебристыми каплями снующую рыбу.

Зрелище было завораживающим.

— Чистая река, — с благоговением прошептал Харальд, и Берг поднял голову.

Противоположный берег был закрыт туманом, густым и белым, словно парное молоко. Сквозь него смутно проступали очертания деревьев.

— Надо переправляться, — скучным голосом проговорил Берг, осматривая берег в поисках подходящих бревен. Но за узкой полоской желтого, словно мед, песка начинались заросли кустарника. Больших деревьев видно не было.

Харальд ахнул. Берг мгновенно напрягся и ухватился за меч. Но зрелище, представшее глазам, заставило его отпустить ребристую и холодную рукоять.

Туман на противоположном берегу рассеивался. Он отползал в сторону, словно ширма из белесой ткани. Солнце, неожиданно прорвавшееся через прореху в тучах, залило реку и берега золотистым сиянием.

Деревья, вознесшиеся на берегу, оказались обыкновенными лиственницами. Только таких громадных Берг в жизни не видел. Они стояли точно исполинские зелено-желтые свечи, годные для освещения дома великана.

А за ними было пустое пространство. Из-за деревьев не удалось разглядеть, что именно там находится, но лес начинался только в сотне саженей от Чистой реки.

Бергу лиственницы показались уродливыми, хотя почему, он не смог бы объяснить Но сердце екнуло от отвращения, а в желудке объявилось ощущение тошноты.

* * *

Лиственницы были невыразимо прекрасны. Они словно возносились к небесам, всем видом говоря, что смертным такое вырастить не под силу…

Какое-то движение отвлекло Харальда от созерцания деревьев.

По водной глади навстречу путникам скользила пустая лодка. Изящная, точно плывущий лебедь, она легко вспарывала волны золотистыми боками, хотя не было видно ни весел, ни паруса.

Путников приглашали на тот берег.

Впервые за все время путешествия Харальд ощутил беспокойство. Он не мог понять, чем оно вызвано, но уж слишком легкой оказалась дорога. В лесу он ЗНАЛ, куда свернуть, чтобы избежать нежелательной встречи (один прокол не в счет) с варварами, ЗНАЛ, куда именно идти и какой дорогой следовать, чтобы выйти точно к цели. Словно кто-то незримый шептал в самое ухо.

А теперь ещё и лодка.

— Ну вот, проблема с переправой решена, — попытался улыбнуться Берг, когда прибрежный песок заскрипел под днищем лодки, но улыбка вышла невеселой.

— Отдай мне меч, — неожиданно попросил Харальд.

Светлые глаза мечника удивленно сверкнули, но он без вопросов отстегнул ножны и протянул их Харальду. На ощупь они оказались непривычно холодны, а заняв место на поясе, оттянули его вниз, словно весили пуд.

— Ну что, вперед? — спросил Берг. В голосе его звучало волнение, почти нерешительность.

— Вперед, — ответил Харальд и перенес ногу через невысокий борт.

Ступать грязными сапогами на девственно чистое дно лодки, которое белело, точно рыбье брюхо, казалось святотатством, но позыв разуться был и вовсе глупым, и Харальд невозмутимо уселся на одно из сидений.

Едва Берг занял место на другом, лодка вздрогнула и без малейшего усилия, не разворачиваясь, двинулась назад. Вода слегка шумела, расступаясь перед заостренным килем.

Теневой смотрел вниз, созерцая подводную жизнь, а Харальд не отрывал взгляда от приближающихся громадных деревьев. В голове мартовскими зайцами скакали мысли: неужели меня там исцелят, неужели я смогу избавиться от одержимости? Но что попросит бог в качестве платы или он настолько добр, что проведет исцеление безвозмездно?

В последнее верилось с трудом.

Лодка мягко ткнулась в берег и замерла.

Вздохнув, Харальд поднялся и одним движением оказался на земле. Хотя сидение в лодке было недолгим, заныли ноги. Захотелось выдернуть меч и совершить несколько разминочных движений.

От воды вела дорожка, выложенная розовым, с белыми прожилками камнем. Камень напоминал замороженное сало.

Шагать по камню было легко, и казалось, что лиственницы, стоящие по сторонам от дорожки, неодобрительно рассматривают пришельцев. Берг, судя по недовольному сопению, тоже ощутил нечто похожее.

За деревьями оказалась каменная стена высотой в несколько саженей.

Дорожка обрывалась у ворот, которые оказались распахнуты настежь. За створками виднелось обширное пустое пространство, усыпанное белым песком. «И тут живет бог?» — с сомнением подумал Харальд.

Сами створки покрывала искусная резьба, изображающая сцены исцелений. Признаки болезней были выполнены с чрезвычайным искусством. Даже Харальд, не являясь лекарем, понял, что этот человек, на лице которого написано судорожное усилие, а грудь выпячена, страдает легочной немочью, а этот держащийся за живот — поносом…

Картинок было много, чтобы осмотреть их все, понадобился бы не один день. Харальд решительно отвел взгляд в сторону и шагнул вперед, пересекая линию ворот.

Ударил гром, прикатившийся из ниоткуда, глаза резанула вспышка. На мгновение Харальд ослеп и оглох, а когда зрение и слух вернулись, то большого труда стоило сдержать вскрик удивления.

… Шелестел зелеными ветвями под ласковым теплым ветром прекрасный сад. Ни одного дерева Харальд не мог узнать, ни одно не походило на другое, и на каждом были либо цветы, либо плоды. От обилия сильных и сладких ароматов кружилась голова.

Далее был виден небольшой павильон. Колонны белого камня, плоская крыша, изысканная простота линий — Харальду показалось, что где-то он подобное строение уже видел…

Ахнул рядом Берг. Глаза его были выпучены, а в рыжая борода встала дыбом.

— Где мы? — спросил он, разевая рот, точно умирающий на берегу лещ.

— Вот уж не знаю, — ответил Харальд, разглядывая небо. Оно было опалового цвета, без туч и солнца, и свет лился сразу отовсюду, сильный и равномерный. — Пойдем туда и узнаем.

К павильону вела тропинка.

Одежда на путниках была зимняя, и Харальд сразу вспотел. Запах собственного пота казался до отвращения грубым по сравнению с ароматами сада. Меж ветвей порхали крупные, ярко окрашенные птицы. Золотой, багряный, малахитовый, сапфировый — все цвета смешивались в их оперении в самом странном беспорядке.

Птахи поглядывали на людей без удивления.

Странным было лишь то, что не было слышно птичьего пения. Только шорох листьев и шум шагов.

Около самого павильона оказалось небольшое пространство, свободное от деревьев. Когда путники ступили на него, то навстречу из тени колонн вышел человек.

Когда человек, словно соткавшись из воздуха, ступил на освещенное место, Харальд ощутил, что не в силах дышать. Уж такое существо он никак не ожидал встретить в обиталище божества…

Чужак был горбат и хром. На шишковатом черепе торчало несколько пучков волос. С головы сыпалась перхоть. Один глаз был закрыт бельмом, другой подслеповато щурился. Щеку украшал огромный лиловый лишай.

Пальцы на руках были скрючены, а дышал человек шумно, с хрипом и присвистом.

— Приветствую вас, — сказал он голосом неожиданно глубоким и чистым, а затем закашлялся. На зеленую траву упали несколько сгустков слизи, окрашенных алым. — В моем обиталище.

— Кто ты? — спросил Харальд, чувствуя себя так, словно ему в лавке вместо боевого меча подсунули деревянный, ученический.

— Ты ещё не догадался? — мерзко захихикал чужак, обнажая гнилые зубы. Изо рта пахнуло дурным запахом разложения.

Харальд закаменел. Этот смех был ему очень хорошо знаком, впрочем как и голос. Он слышал их не раз, внутри себя.

— Я оказал тебе большую честь, слуга, — сказал урод, перестав смеяться. — Ты увидел мой истинный облик. Ведь Больной Бог может исцелить чьи угодно болезни, кроме своих!

«Больной Бог!» Произнесенное имя гулом отдалось в ушах, и Харальд с трудом расслышал вопрос Берга.

— Как ты его назвал? — спросил тот, выступая чуть вперед. В руке он сжимал обнаженный меч.

Бог молча поднял руку, и Теневой, застонав, повалился на колени. Глаза его вылезли из орбит, а руки силились дотянуться до собственной поясницы, но не могли.

— Кто властен над болью, как не я? — Мерзкий голос словно сдавливал Харальда со всех сторон.

Сжав зубы, Харальд напрягся, словно прорываясь через невидимую преграду. В сердце потихоньку закипала ярость.

— Прекрати его мучить! И почему ты назвал меня «слугой»?

Бог щелкнул пальцами, и Берг замер, распластавшись на траве. Бока его судорожно поднимались, а руки дрожали.

— Я не прав, — произнес мягкий, очень красивый голос. Харальд сморгнул и обнаружил, что стоит перед ним вовсе не мерзкий урод, а благообразный старик в длинном плаще. На ослепительно белой, словно первый снег, ткани вышит рисунок — две спирали, черная и зеленая, свиты в круг.

И точно такие же спирали — в глазах, на месте зрачков.

— Да, я не прав, — повторил старик и улыбнулся, обнажив блестящие ровные зубы. — Ты — не мой слуга. Точнее — ты и есть я. А ещё точнее — я это ты.

— Как? — Ярость Харальда начала утихать, уступая место удивлению. — Это невозможно!

— Все возможно, — серьезно кивнул Больной Бог. — Ты слышал мой голос у себя в голове не раз, когда находился в опасности. Я помогал тебе с того самого дня, когда ты согласился принять мою помощь!

— Не было такого!

— Ты уже и забыл. — Старик грустно улыбнулся. — Вспомни, как у Северных гор на тебя напал водянец. Тогда ты принял мою помощь, и я наделил тебя неуязвимостью к магии, вложив в тебя частичку себя! Иначе ты просто погиб бы!

— Нет-нет, это неправда! — прошептал Харальд, понимая, что бог не лжет.

— Правда, — кивнул старик, и губы его сложились в хищную усмешку. — Все эти годы ты был моим верным оружием! Я помогал твоей ненависти не угасать, я кормил твою ярость, я бережно холил и лелеял тебя, как лучший из мечей! И ты разил! Ты великолепно разил. Ни один из Владетелей, на которых ты охотился, не спасся! Ты убил их, освобождая землю — ДЛЯ МЕНЯ! Ибо время богов наступило вновь!

Он захохотал, и смех этот был совсем не тот, что прежде. В нем звучали сила и злобное торжество. От его звуков сотрясались внутренности, сердце сбивалось с ритма, а мысли в голове замирали от ужаса. Боль охватывала каждую клеточку, и хотелось сбежать, зарыться в землю…

Харальд сам не заметил, что рухнул на колени и орет, пытаясь перекрыть хохот, который звучал — это трудно было не заметить — в нем самом…

Когда он понял, что вокруг тихо, то лицо его было мокрым от слез, а во рту солоно от крови. Телесная боль ушла, но осталась душевная. Осознание того, что все эти годы он был марионеткой, исполняющей чужие приказы, и даже не догадывался о том, сдавило грудь, подобно стальному обручу. Сердце стучало глухо и тяжко, словно кузнечный молот, обмотанный тряпками. Теперь стало понятно, кто подсказывал, как работает то или иное заклинание, каким образом легче всего прикончить очередного мага, куда направиться в лесу, чтобы избежать встречи с варварами и выйти точно к назначенному месту на Чистой реке.

Харальд все же нашел силы подняться с колен.

Больной Бог глядел на него, прищурясь, и в зеленых глазах его был интерес, отстраненный, легкий, словно рассмотрению подвергался не человек, а какое-то занятное неразумное существо

И интерес этот помог Харальду успокоиться. Харальд сумел выкарабкаться из пропасти обиды и гнева..

— Ты сделал меня убийцей, — сказал он равнодушно. — Ты заставил меня превратить жизнь в бесконечную погоню за новыми смертями. Ты взрастил во мне одержимость, лишил возможности свободно определять свою судьбу. И поэтому я убью. тебя Прямо сейчас. Мне все равно, что ты бог, что ты бессмертен. Эпоха богов наступит, но тебя в ней не будет.

Меч словно сам прыгнул в руку, и, ощутив его тяжесть, мускулы радостно заиграли. Готовясь к битве, Харальд не ощущал привычной неистовой злости. Он был спокоен, лишь в глубине души пряталась легкая грусть — ну вот, ещё раз лишать жизни…

Лицо бога исказилось яростью, став из величаво-притягательного уродливым и отталкивающим.

— Дурак! — взвизгнул он, мгновенно превращаясь из благообразного старца в бельмастого и горбатого урода. — Я одарил тебя так, как ни единого смертного! Я дал тебе дар исцеления и неуязвимости для болезней и магии! Но каждый раз, когда ты пользовался моими дарами, моя частичка в тебе росла. И теперь меня больше в тебе, чем тебя самого! И сейчас ты не в силах причинить мне вред, потому что ты — это я, и я повелеваю твоим телом и разумом! Захочу — ты сам себе уши оторвешь и съешь, захочу — мгновенно умрешь от остановки сердца! Смертная тварь, жалкое насекомое, как ты посмел выступить против меня? Ты должен валяться у меня в ногах, благодаря за то, что я для тебя сделал! Да ты…

Слушать дальше Харальд не стал.

Он попросту ударил. Легко, как в тренировочном бою.

Два шага вперед, обманный выпад, и лезвие идет к открытой шее.

В стороне хрипит что-то одобрительное пытающийся встать Берг.

Но удар Харальда был остановлен. В последний момент, когда клинку оставалось пройти считанные вершки до цели, рука перестала повиноваться хозяину Она вдруг дернулась, мускулы сократились и отклонили меч.

Харальд попробовал ударить вновь. Еще и еще. Снова и снова. Но меч не сдвигался, хотя мышцы на руке корежило судорогой. В ушах нарастал гул, а по позвоночнику катилась крупная дрожь. Две воли, две силы боролись за обладание телом, и ни одна не желала уступать.

Но силы были неравны.

Бог одолевал.

Харальд чувствовал, как рука его опускается, как разжимаются пальцы, выпуская оружие. Он захотел крикнуть и не смог, горло более не повиновалось ему.

Ноги словно сами сделали шаг назад, и тогда он вспомнил. Залитая солнцем рыночная площадь, яркие повозки бродячих комедиантов, ширма и разыгрываемое над ней представление на тему «Смерть злого мага». Кто был тогда в главной роли?

Хлынул из уголков глаз знакомый багровый туман, тело наполнилось тяжелым жаром. Приступ одержимости на этот раз накатывался издевательски медленно, давая как следует разглядеть свой отвратительный облик.

* * *

Когда Харальд очнулся, он стоял на коленях около каменного павильона, а с неба все так же продолжал струиться мерзкий опаловый свет. Мускулы ног ныли, жалуясь на неудобную позу.

Бог стоял все так же недалеко, вновь приняв облик благостного старца. Ветерок шевелил седые кудри, величественно загибал недлинную бороду, но под потемневшими, словно их залила ночь, глазами залегли тени. Нелегко оказалось хозяину справиться со строптивым слугой

— Что, понял, кто сильнее? — спросил Больной Бог.

Харальд не ответил. Не всегда прав тот, у кого больше силы. Но не все люди это понимают, куда уж божеству…

Взгляд его упал на Берга. Тот лежал неподвижно, в голубых глазах застыло изумленное выражение, а изо рта на зеленую траву стекала и все не могла стечь струйка крови, темной и тягучей…

Ярость подбросила Харальда в воздух. Прыжком он вскочил на ноги. Крик сам исторгся из груди.

— Что ты с ним сделал?

— Убил, — просто ответил бог. — Он более не нужен.

Жгучее желание броситься вперед, вцепиться руками в тонкую шею опалило Харальда изнутри. Он даже захрипел, сдерживая себя. Бессмысленно колотить кулаками скалу, сколько ни бей — только руки разобьешь…

Лицо Больного Бога выражало искреннее недоумение.

— Что он тебе? — спросил он равнодушно. — Всего лишь человек! Таких тысячи в этом мире, и ни один не лучше другого.

— Он мой друг!

— Я не понимаю, что значит это слово. — Благообразный старец в плаще, украшенном кругом из двух спиралей, пожал плечами. — Поэтому оно не имеет для меня смысла. Смерть этого человека ничего не меняет в моей жизни. Ты будешь служить мне так или иначе.

— Нет!

— Будешь, — кивнул бог. — Или добровольно, или принудительно. Второй вариант хуже для тебя. При нем мне придется либо гасить твой разум совсем, вводя в то состояние, которое ты называешь одержимостью, либо причинять тебе боль. Вот такую…

Бог поднял ладонь и очень медленно согнул указательный палец.

Харальд дернулся, силясь сдержать крик. В голову словно залили расплавленный металл. Боль, казалось, сочилась из каждой поры, входила в грудь со вдохом и покидала её с выдохом, обдирая горло острыми краями. Каждый удар сердца отдавался судорогами по всему телу.

Бог разогнул палец. Боль исчезла. Харальд обнаружил, что стоит мокрый от пота, словно после купания.

— Это самая меньшая степень боли, которую я готов тебе причинить. — Старец взирал спокойно и даже ласково, точно дед на расшалившегося внука, которого надо слегка отшлепать по попке. — Так что не противодействуй мне. А сейчас — спи.

Он согнул другой палец.

У Харальда подогнулись ноги, а веки просто рухнули, словно к ним привязали груз. Мягкой и тяжелой подушкой навалилась усталость, он уснул прежде, чем голова его коснулась травы.

* * *

— Эй, парень, подвезти тебя? — Крестьянин в грязной одежде придержал лошадь, и телега, груженная пустыми бочками, сбавила ход.

— Спасибо, сам дойду, — вежливо ответил Харальд. Быть рядом с людьми ему хотелось меньше всего.

— Ну как знаешь. — Крестьянин стегнул кнутом неказистую лошаденку, та добавила ходу, и телега, грохоча и подпрыгивая, укатила вперед.

Харальд невольно втянул чистый воздух поглубже, стремясь прочистить горло.

Вдоль дороги стоял начинающий пробуждаться от спячки лес. На ветвях можно было разглядеть крошечные зеленые бутоны — раскрывающиеся почки, и запах молодой зелени ласкал ноздри. Из небес, из жаркой и светлой синевы, лилась ликующая песня жаворонка. Последние остатки зимы стыдливо прятались от солнца по тенистым оврагам, чернели от злости и потихоньку умирали, орошая землю и готовя её к лету.

Над миром царила весна. Пришел суматошный и яркий месяц апрель, когда жизнь пробуждается в самом чахлом теле, даже у древних старцев чуть ярче блестят глаза, когда в природе царит любовь.

И только Харальд, идущий по пустынной дороге, не ощущал себя живым. Тело полнилось силой, ни малейшего недомогания не было в нем, а вот чувства умерли, смерзлись под коркой вечного льда.

Он шел на восток, опираясь на посох с раздвоенной вершиной. Одежда на нем была старой и поношенной, котомка за спиной. Но он не обращал внимания на такие мелочи, спал, когда уставал, ел, когда был голоден, а остальное время шагал, размеренно и неторопливо, и взгляд его был словно намертво прикован к желтой ленте тракта.

Последнее, что сохранила его память, — жуткая боль, возникшая из-за движения пальца божества, и мертвое тело давнего друга, лежащее на свежей зеленой траве.

Где он провел зиму, вспомнить не получалось Словно вдруг стал медведем, проспал холода, а проснулся идущим по дороге, тянущейся на восход солнца.

И ещё был голос, голос изнутри. Мягкий и спокойный, он приказывал, и не повиноваться значило подвергнуть себя пытке, худшей, чем могли бы причинить все палачи земли. Ведь кто как не тот, кто исцеляет, может знать все болезненные точки тела?

Пока приказы были простыми и четкими: идти на восток, в город Бабиль И он шел, отмеряя версту за верстой старыми, стоптанными сапогами

Безумие больше не мучило его. Исчезла жажда убийства, ненависть к магам — как и предсказывал Свенельд. Да и зачем они теперь, если слуга Больного Бога нужен ему в новом качестве?

В каком именно — Харальд мог только гадать. Он знал, что сможет вылечить болезнь, почти любую, догадывался, что может наслать хворь. Припомнилось, как, спасаясь от погони, вызвал у охраны Владетеля приступ поноса.

Меча больше не было у пояса, и Харальд об этом, к собственному удивлению, не жалел. Понимание того, что более убивать не придется, вызывало мучительное, тяжелое облегчение.

Дорога раздвоилась. Один путь уводил чуть на север от искомого направления, другой — на юг. Харальд на миг замер, прикрыл глаза. Под веками, из темноты выплыл черно-зеленый круг, и тихий голос прошептал словно в самое ухо: «Налево!»

Открыв глаза, Харальд свернул на северную дорогу.

Слуга Больного Бога шел к Бабилю. Самым коротким путем.

* * *

Бьерн, атаман Оружейной дружины, проснулся оттого, что рядом с домом заржала лошадь. Несколько мгновений он полежал, наслаждаясь покоем, но солнечный свет вовсю лился из окна, говоря, что время не раннее, и Бьерн решил, что пора вставать.

Неспешно облачился, дернул за шнурок, давая слугам знать, что можно подавать завтрак. В глубине дома мягко звякнул колокольчик, и атаман, прозванный Золотым за умение зарабатывать и страсть к роскоши, величественно направился в трапезную.

Он занял дом на Оружейной улице три дня назад, после того как предыдущий атаман погиб в дурацкой уличной сваре. К новому положению Бьерн привыкнуть не успел, и полученные привилегии, вроде хорошего дома, слуг и возможности распоряжаться, доставляли ему удовольствие большее, нежели ранее сражения, пиво и женщины.

Он спустился в трапезную и уселся за стол, вдыхая аппетитные запахи — жареного мяса, свежего хлеба и приготовленной на сале яичницы. К столу атамана также подавали вино.

Завтракал он в одиночестве. Трапеза настроила мысли на благодушный лад, и распорядок дел на день сам собой выстроился в голове атамана. Первым из них несомненно будет месть наглецам, поднявшим руку на предыдущего главу дружины. А для этого надо…

Возникший рядом юноша — один из посыльных — отвлек Бьерна от размышлений.

— Что такое? — спросил атаман, и в его басе послышались нотки гнева.

Посыльный спокойно ответил:

— Встречи с вами просит один из членов дружины, Харальд по прозванию Младший.

— Не знаю такого, — зло буркнул атаман, но из-за стола поднялся. Любой воин из дружины может требовать встречи с атаманом в любое время ночи или дня, и отказа в такой просьбе быть не может.

— Проводи его в комнату для бесед, — приказал Бьерн, чувствуя, как набитое брюхо тянет к земле. Беседовать с приблудой, который точно не голосовал на состоявшихся три дня назад выборах, не хотелось.

Тяжко вздохнув, атаман проследовал к лестнице. Обычные дощатые стены, тесанные и лаженные на совесть, вызывали у него недовольство. Разве это достойное жилище для атамана, под чьей рукой несколько сотен воинов? Он как-то забыл, что приказывать, точно родовитый, не имеет права, и в комнату, где ждал его посетитель, прибыл в весьма дурном состоянии духа.

Харальд Младший оказался действительно молод, не старше тридцати. Стройная фигура, светлые волосы, свободно падающие на плечи, щетина на подбородке, особенно выделяющаяся на фоне загоревшей кожи.

Обтрепанная одежда (Бьерн про себя скривился) и… И атаман поначалу не поверил себе и ещё раз осмотрел гостя: и никакого меча! Даже кинжала нет. Вот это действительно необычно. Наемник, даже оставшись без штанов, ни за что не придет к атаману безоружным. Это знак его ремесла, и бросить оружие — все равно что сапожнику бросить молоток, а портному — ножницы…

— Что угодно Харальду по прозвищу Младший? — пробасил Бьерн, усаживаясь. Теперь он заметил рядом с гостем странный посох с раздвоенной вершиной. Причем одна веточка была зеленой, на ней было несколько живых листков.

— Я пришел забрать свои деньги, — проговорил гость, и голос его оказался резким и неприятным. Глаза, смотревшие прямо в лицо атаману, показались тому темными, и лишь потом он разглядел, что глаза зелены, как болотная ряска.

— Какие деньги? — спросил Бьерн, делая вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Отданные на хранение, — столь же спокойно ответил Харальд Младший. — Соответствующая запись была сделана, как полагается по обычаям дружины.

Наемники обычно оставляли деньги, если им удавалось очень хорошо заработать (не важно, честно или при помощи грабежа и мародерства), в доме на Оружейной улице. Глядишь, потом пригодятся, да и не таскать же их с собой по кабакам и дорогам? А дело атамана — эти деньги сохранить и приумножить.

Бьерн простер руку в сторону и почти сразу ощутил касание шершавого переплета. Подбежавший бесшумно слуга вложил в руку книгу, в которой делаются записи о денежных операциях дружины.

— Последний взнос — осень прошлого года, — подсказал посетитель атаману, и тот неожиданно испытал приступ острой неприязни. Слишком уж молод этот Харальд, чтобы зарабатывать много! Да ещё и «последний взнос», а это значит, что их было много.

Запись тем не менее отыскалась, а с ней и другие, и когда Бьерн посмотрел на общую сумму, положенную на имя Харальда Младшего, то глаза его едва не выскочили из орбит.

За такие деньги можно самому нанять войско!

Жадность зашевелилась в груди атамана холодным мерзким слизнем, а вслед за ней явились мысли, как молокососа облапошить и обратить сохраненную сумму на благо дружины, а если точнее, то на благо Золотого Бьерна.

Но все записи были сделаны верно. Придраться не к чему.

— Что-то не так? — спросил Харальд, прерывая затянувшуюся паузу, и в голосе его атаману послышалась насмешка.

— Все так, — поднял Бьерн голову. — Только тот ли ты, за кого себя выдаешь? Татуировку можно подделать, а о деньгах узнать от настоящего Харальда, выбив правду пытками…

— Атаман сомневается в моих словах? — Гость усмехнулся, и Бьерна, бывалого наемника, который за пятьдесят лет жизни многое повидал, от этой усмешки продрало морозом.

Но он все же нашел в себе силы ответить так, как хотел.

— Да!

— Зря. — Харальд улыбнулся, и Бьерн отдал бы голову на отсечение, что зеленые глаза потемнели, став черными, точно сажа. — Я думаю, что следующий атаман будет сговорчивее.

— Ты что, угрожаешь мне? — Гнев Бьерна был самым настоящим. Поднять руку на своего атамана — худшего преступления для наемника просто нет. Свершившего такое отыщут и убьют, где бы он ни спрятался.

— Нет. — Странный посетитель улыбнулся вновь, и вновь Бьерну стало холодно. — Я не безумец и не нападу. Но ведь у почтенного не все в порядке со здоровьем. Сердце пошаливает, печень болит после жирной пищи. Вот болезни-то и возьмутся за почтенного, если он не отдаст мне деньги, и я буду здесь ни при чем. А следующий атаман будет куда сговорчивее.

Бьерн судорожно сглотнул. Сердце у него действительно болело, и в правом боку кололо после еды

— Ты маг? — прошептал он, глядя на гостя с ужасом и ненавистью.

— Нет, — ответил тот, нахмурившись. — Но лучше отдай деньги.

Бьерн отвел глаза и хлопнул в ладоши.

Вошедший воин выслушал приказ, коротко кивнул и исчез.

Атаман чувствовал себя неуютно под взглядом зеленых, как малахит, глаз. Он чувствовал этот взгляд, словно горячее прикосновение, — ещё мгновение, и тело начнет тлеть, не выдержав силы странного наемника по имени Харальд Младший.

Воин вернулся с большой шкатулкой темного дерева.

— Забирай, — сказал Бьерн, поднимаясь. — Записи в книге я сделаю сам.

Харальд молча взял шкатулку, вежливо (как показалось атаману — издевательски) поклонился и вышел. Скрипнула дверь, долго не стихали в коридоре удаляющиеся шаги. Или так показалось атаману?

Бьерн нахмурился и покачал головой.

Чутье настойчиво подсказывало ему, что с этим молодым человеком придется встретиться ещё не раз и что эти встречи вряд ли будут приятными.

* * *

В доме обосновался настойчивый запах пыли. За те дни, которые Харальд прожил здесь, он мог бы извести его, но это было не нужно, и он терпел, ожидая прихода помощников.

И сегодня они пришли.

Они стояли перед ним в самой большой комнате дома на улице Дырявых Горшков, одинаковые, словно горошины из одного стручка. В пропыленных одеждах, с отрешенными лицами, усталые и загорелые. В руке у каждого — посох с раздвоенной вершиной.

Слуги Больного Бога. Бродячие целители.

С сегодняшнего дня им предстоит стать строителями.

Каждый из них, входя в дом, приветствовал Харальда поклоном. Как же иначе, ведь устами этого человека говорит сам бог!

Всем целителям был один и тот же сон — идти в Бабиль и подчиняться Харальду. Ни один не осмелился ослушаться. Все пришли — десять человек. Небольшая армия, но с ней надлежит завоевать мир.

Не для себя. Для бога.

— Вы пришли, — сказал он, разрушая тишину, плотную, словно мешковина. — Сегодня отдохните, а с завтрашнего дня мы приступим к работе.

— Что мы будем делать? — спросил один из целителей, плотный смуглый юноша с живыми черными глазами.

— Создавать из этого дома храм, — ответил Харальд. — Жилище Бога.

Он ожидал ропота, возражений. Ведь вряд ли кто из целителей ранее держал в руках мастерок или топор. Но все промолчали, сохранив на лицах спокойное, покорное выражение.

Больной Бог внутри Харальда довольно рассмеялся. «Хорошо я их вышколил, правда?» — прошептал он.

— Располагайтесь, как вам удобно. Кухня и кладовая — вон там, — сказал Харальд, а про себя подумал: «Твоя правда, бог. Их ты вышколил, но не меня!»

Целители разбрелись по дому. Отовсюду слышались смех и веселые голоса.

Харальд вздохнул и отправился на кухню — помогать готовить обед. День обещал быть хлопотным.

* * *

— А ты слышала о новом строительстве? — Вопрос был до того неожиданным, что Ара вздрогнула, едва не выронив иголку.

— А я тебе расскажу! — Светлые глаза Турид сияли от удовольствия. Как же — первой узнать новость, а потом пересказать её всем подругам — какое наслаждение! Ведь у обитательниц «Зеленой розы» так мало удовольствий!

Ара отложила шитье и приготовилась слушать. По опыту она знала, что рассказы Турид длятся долго.

— Рассказывай, — сказала она, устраиваясь поудобнее. Время подходило к полудню, заведение было закрыто, и девушки расположились в общем зале, где по вечерам встречали посетителей. Аромат благовоний, обычно назойливый и вызывающий тошноту, сейчас едва чувствовался, сидеть в мягком кресле было приятно.

Турид не заставила себя упрашивать.

Отчаянно жестикулируя, так что светлые косы разметались по плечам, она поведала о том, что неведомо откуда взявшиеся люди перестраивают один большой дом в центре города, превращая его в нечто несусветное. Депутация городских властей, подзуженная гильдиями мастеровых-строителей, явилась карать за нарушение закона и тут же ушла, нагруженная взяткой ошеломительных размеров.

О точной сумме можно было только догадываться. Но уж если гильдии каменщиков и кровельщиков не смогли вместе дать больше, то…

— А где именно стройка идет? — поинтересовалась Ара, продолжая смеяться над незадачливыми городскими мастерами.

— Да на улице Дырявых Горшков, — сказала Турид, и с Ары тотчас слетело все веселье. Это название было ей хорошо знакомо.

— Погоди, — остановила она подругу, которая собралась уже поведать о чем-то еще. — А что говорят о предводителе тех, кто перестраивает дом?

— Ходят слухи, что он бывший наемник, — пожала плечиками Турид, — сошедший с ума и оставивший ремесло.

Ара почувствовала, что ей хочется вскочить и немедленно бежать куда-то. Она не видела Харальда давно и ничего о нем не знала, но кто ещё из наемников владеет домом на улице Дырявых Горшков и имеет деньги для его перестройки?

Но неразумно выдавать свой интерес.

— Что-то мне нездоровится, — сказала Ара, напуская на лицо томно-болезненное выражение. — Пойду к себе, полежу.

И она поднялась с кресла.

— Ах какая жалость! — искреннее огорчение появилось на смазливой мордашке Турид. — Пойдем, провожу!

Однако Ара от помощи отказалась. Она поднялась по лестнице, но вместо того, чтобы идти к себе, скорым шагом преодолела коридор и спустилась по узкой лестнице к черному ходу.

* * *

На улицах припекало, и на каждом шагу слышались звонкие голоса разносчиков, предлагающих питьевую воду. Тополиный пух носился в воздухе, точно огромные пушистые снежинки, невесть как дожившие до начала июня.

Ара шла не торопясь, привычно отмечая похотливые мужские взгляды. Ничего, не патока, к коже не липнут и платье не пачкают…

Когда она вступила на улицу Дырявых Горшков, сердце неожиданно замерло, чтобы потом застучать с удвоенной силой. Вспомнился Харальд, такой, каким она увидела его в первый раз, — худощавый юноша с удивительно светлыми волосами, неопытный и очень симпатичный…

Вспомнилось, как он привел её в дом на этой улице, как предложил стать в нем хозяйкой. Как она отказалась и сбежала. Уже не раз Ара корила себя за то, что поддалась тогда эмоциям. Сейчас она только тихонько вздохнула.

Дома, который она помнила, больше не было.

Заставленное лесами строение имело совсем другую форму. Двускатная черепичная крыша без всяких башенок, скучная симметрия правой и левой сторон и неправдоподобно огромный дверной проем. Ара удивилась — зачем такой?

По лесам и вокруг здания сновали люди. Слышались ругательства и взрывы хохота, в воздухе висело облако каменной крошки и сильно пахло крепким мужским потом.

Как в этом столпотворении отыскать Харальда?

Но ей повезло. Невысокий мужчина вышел из дома и пошел направо, намереваясь завернуть за угол. Светлые волосы блестели на солнце, а двигался он со знакомой стремительностью.

— Харальд! — воскликнула она.

Он обернулся очень медленно, и она увидела его глаза. Большие от удивления. Зеленые. Полные страха и боли.

— Ара? — спросил он и сделал несколько шагов ей навстречу, но потом остановился, словно вспомнив о чем-то важном.

— Да, это я, — проговорила она, чувствуя, как дрожит голос.

Лицо Харальда исказилось.

— Уходи, — сказал он, и Аре послышалось отчаяние в его голосе. — Тебе нельзя находиться рядом со мной. Ты просто не подозреваешь, что со мной случилось…

Он замолчал.

— Почему я должна уйти? — мягко спросила Ара. — Что с тобой произошло?

На лице Харальда отразилась какая-то мучительная борьба, словно он пытался что-то сдержать, не выпустить на поверхность. Рот скривился, глаза закрылись, затем вновь распахнулись, и на Ару смотрел совсем другой человек.

Надменный, властный взор, брезгливая складка у рта.

— Уйди, женщина, — сказал этот новый Харальд голосом сухим и надтреснутым. — Не отвлекай меня от Великого Дела.

— От какого дела? — она почти кричала.

— От строительства Храма! — величественно изрек он, развернулся и пошел.

— Харальд! — она позвала тихонечко. Затем громче: — Харальд!

Но спина идущего осталась прямой, шаг — четким и размеренным. Так и не обернувшись, он скрылся за поворотом.

Обратной дороги Ара не запомнила. Просто вдруг оказалась в «Зеленой розе», у себя в комнате. Несмотря на жару, по телу пробегали волны дрожи, и теплое дуновение от окна казалось ледяным.

* * *

Небо затянулось тучами с самого утра. Тучи приползли откуда-то с юга, словно рой громадных тлей, и плотно заняли пространство над Бабилем, будто город был громадным местом кормежки.

Вообще-то так оно и было. Только кормятся здесь отнюдь не тли, а боги, которые питаются людской верой и преданностью, оставляя сок растений мягкотелым насекомым.

С вечера ощущал Харальд внутри себя сладостную дрожь, предвкушение близкого наслаждения. Он знал, что эти чувства не его собственные, и от этого становилось так противно, словно нахлебался воды из болота.

Больной Бог предвкушал кормежку. Сегодня будет открыт его храм, туда потянутся больные, калечные и увечные, будет принесена жертва, и вкусная струя веры потечет туда, куда и должно, — в раззявленную пасть божества…

Харальд вздохнул, бросил последний взгляд на небо — из небольшого слухового оконца — и направился к лестнице. Главному служителю надлежит быть внизу, готовиться к проведению службы.

Ступени новой лестницы скрипели под ногами, и этот звук казался погребальным плачем по когда-то стоявшему здесь дому.

В новоотстроенном храме все было готово. Алтарь сверкал белизной мрамора, за ним, у стены, благостно улыбалась статуя старца в ниспадающих одеждах: скульптор постарался на славу. Стены задрапировали темно-зелеными полотнищами, а слабое освещение идет от тусклых масляных ламп.

Запах благовоний, сжигаемых в больших курильницах по обе стороны от алтаря, казался Харальду противнее, чем «аромат» отхожего места.

— Наденьте вот это. — Из полутьмы возник один из младших служителей, держа в руках бледно-зеленое одеяние с вышитым у подола кругом из двух спиралей — черной и зеленой. Жизнь и смерть, здоровье и болезнь — все это подвластно хозяину этого места…

Харальд смолчал, хотя ему очень хотелось облегчить душу ругательством. Священное одеяние оказалось чуть тесноватым, чудилось, что от него идет сильный жар, обжигающий кожу.

— Открывайте двери, — проговорил Харальд, просовывая руки в рукава. — Пусть люди войдут.

Раздался чудовищно громкий скрип.

Во тьме появилась светлая щель, которая быстро увеличивалась. Из неё хлынул свежий ветер, несущий городские запахи, и Харальд с наслаждением втянул его полной грудью.

Краем глаза заметил выстроившихся вдоль стены младших служителей — вчерашних строителей, позавчерашних бродячих целителей, и перед глазами начало меркнуть.

«Нет уж! — прозвучал в голове знакомый до боли голос. — Первую службу проведу я, лично!»

Харальд провалился в мягкую и душную, точно подушка, темноту.

Когда он выплыл из нее, то руки его были обагрены кровью, на алтаре дымились внутренности зарезанного барана, младшие служители тянули какое-то слащавое песнопение, а от входа в храм слышались восклицания, полные радости и изумления.

— Тринадцать лет, тринадцать лет, а теперь снова могу ходить! Чудо!

— Велик этот бог, он вернул моему сыну здоровье!

— О радость!

— Счастье! Моих прыщей больше нет, я вновь красива!

«Видишь, как они мне благодарны? — сытым котом промурлыкал внутри Харальда бог. — Более того, они благодарны ещё и тебе. Они верят в то, что это ты их исцелил. А ты ещё смел укорять меня в жестокости…»

Голос слабел, растворялся, пока не пропал совсем.

Харальду хотелось вырвать себе глаза. Но он знал — не получится.

* * *

Представитель городского совета больше всего походил на откормленную свинью. Розовая блестящая кожа, маленький пятачок носа, постоянно обнюхивающий воздух в поисках запахов съестного, приоткрытый в предвкушении трапезы рот и небольшие белесые глазки.

Только не бывает в глазах свиней такого страха. Человеческого.

Эпидемия началась в городе в самую жару, в конце июля. Люди умирали один за другим. Покрывались багровой сыпью, горели, словно в огне, желудок отказывался принимать пищу — и все…

Когда число жертв за сутки пошло на сотни, городской совет запаниковал. Маги ехать в Бабиль отказались, кроме двух шарлатанов, которых быстро раскусили и повесили, и тогда один из купцов пришел к Харальду, к главному служителю Больного Бога, властного над всеми хворями…

— Мы униженно молим вас вознести просьбу о прекращении поветрия к слуху божества. — Представитель боялся, но говорил складно и гладко, не сбиваясь и не путаясь. — Со своей стороны, город готов помочь служителям Больного Бога всем, чем только возможно.

Харальд подозревал, что болезнь напустил на город именно Больной Бог, но его подозрения никого не интересовали. Он был лишь рупором, в который одна из договаривающихся сторон кричит, чтобы другая лучше слышала.

Он мог только наблюдать.

Губы его шевельнулись, и без малейшего усилия со стороны хозяина задвигался язык, складывая звуки в слова.

Названная сумма заставила купца побелеть. Некоторое время он сидел молча, наверное, все же ругаясь про себя, а потом проговорил голосом, лишенным всякого выражения:

— Хорошо.

— И ещё одно условие, — устами Харальда сказал бог. — Может понадобиться особая жертва. Вы меня понимаете?

— Нет. — Голос свиновидного дрогнул.

— Человеческая. — Харальд хотел было сжать челюсти, чтобы не произносить этого слова, но мускулы лица ему не повиновались. Он не мог даже моргнуть.

— Кто будет принесен в жертву?

— Бог сам выберет его из толпы, — ответил Харальд. — В день моления все, кто захочет, должны быть допущены к храму.

— Хорошо, — вновь кивнул купец и сделал такое движение, словно изо всех сил сдерживал тошноту.

* * *

Харальд стоял у алтаря, а перед ним, изливаясь за распахнутые двери храма до противоположного края улицы, шумело людское море. Русые, седые, черные, лысые и рыжие головы, светлые и темные глаза, полные страха и надежды.

Они пришли, чтобы молить Больного Бога об избавлении.

А главному служителю было тошно. Хотелось сбежать, самому погибнуть от мора, только бы не участвовать в том, что произойдет, — человеческом жертвоприношении. Одному из пришедших в храм сегодня предстоит умереть, чтобы остальные могли жить.

«Я позволю тебе слышать и видеть, — сказал бог внутри, и Харальд вздрогнул от этой фразы и ещё от того, что увидел Ару. Она стояла в третьем ряду, чуть слева, и её волосы пламенели, точно языки костра.

«Начнем!» — возгласил бог, и тело Харальда задвигалось.

Оно что-то произносило, делало жесты, куда-то шагало, а он мог только наблюдать. Первый раз он не потерял сознания, когда бог вошел в его тело целиком, словно в свое собственное.

— Бог просит жертву! — прокричали уста служителя. — Готовы ли вы её дать?

— Готовы! — В слитном порыве толпа качнулась вперед.

— Одного из вас!

— Готовы! — Каждый думал, что жертвой окажется не он.

— Да свершится выбор!

Рука Харальда поднялась и, слегка подрагивая, поплыла по людским рядам. Он был бы рад не видеть, исчезнуть, закрыть глаза, но не мог, не имел сил и возможностей.

— Она, — возгласил бог, и Харальд вздрогнул. Рука Больного Бога — его рука указывала на рыжеволосую молодую женщину. На Ару!

— Она есть женщина греха, и она и подобные ей принесли грязь в этот город! — Слова извергались изо рта, будто змеи.

Толпа бесновалась, слышались выкрики: «Проститутка!», «Тварь!», «Всех их в жертву!»

Харальд задергался, словно узник, стремящийся разорвать путы. Ярость придала ему сил, и на мгновение он сумел овладеть собой, своим телом. Рука опустилась, а из уст, только что призывавших убить, вылетел крик:

— Не-е-ет!

Толпа замерла.

«Ах ты так?» — прошипел в голове голос бога, и на тело обрушилась боль.

Словно ветер свечу, боль погасила сознание.

* * *

Он очнулся и обнаружил, что лежит на постели в своей комнате в задней части храма. Все тело ныло, словно его отхлестали кнутом, а в голове царила отвратительная пустота. Как всегда, прямое управление слугой отняло у Больного Бога много сил, и он временно убрался отдыхать.

Низкий потолок навис почти над головой, но Харальд не видел его. Открыть глаза было страшно. Страшно вспомнить то, как он своей рукой обрек Ару на смерть. Страшно встать и выйти из комнаты, чтобы узнать, как прошел обряд, как умирала жертва и прекратилась ли эпидемия…

По горлу пробегали спазмы отчаяния и горя, грудь словно жгло огнем. Ну зачем она пришла в храм, он же просил её держаться подальше? Зачем? Как так могло случиться? Как он мог это допустить?

Он попытался заплакать, но не смог. Словно глаза высохли, а вместо них вставили мертвые стеклянные шарики, которые не в силах породить ни единой слезинки.

Чувства отхлынули, и пришло понимание: ему больше нечего терять. Все, кого он любил, мертвы, а за себя бояться глупо. Бог просчитался, лишив его всего и поставив на край пропасти.

Загнанные в угол более всего опасны.

Понимание придало сил, и он смог открыть глаза. За окном сгущался августовский вечер, в коридорах храма царила тишина. Шуршал по крыше дождь. Жизнь человека, бывшего Истребителя магов, продолжалась.

Оглавление

Глава 1 . НА ЮГ

Глава 2 . СВОБОДНЫЙ ГОРОД

Глава 3 . ЗАГАДКА ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Глава 4 . СЛЕДЫ ПРОШЛОГО

Глава 5 . КРОВЬ НА СНЕГУ

Глава 6 . ЦЕНА СМЕРТИ

Глава 7 . СТАРЫЙ ХРАМ

Глава 8 . ДОРОГА УБИЙЦЫ

Глава 9 . СТРАСТЬ

Глава 10 . ПОСЛЕДНИЙ ШАГ

Глава 11 . ОДЕРЖИМЫЙ

Глава 12 . БОЛЬНОЙ БОГ