«История бастарда. Реквием по империи»

Диана Удовиченко История бастарда Реквием по империи

Цикл «История бастарда» завершен, и я благодарю всех, кто так или иначе мне в этом помогал.

Сына Максима за то, что он всегда — мой самый первый читатель, самый строгий критик, самый главный советчик и вдохновитель.

Мужа Виктора — за любовь, терпение и понимание.

Лучшую подругу Светлану Антохину и ее маму Нину Сергеевну — за поддержку, любовь к этому циклу и неистребимую веру в мои возможности.

Друзей: писателя Александра Гурова — за помощь в разработке батальных сцен и писателя Алексея Глушановского — за «подаренную» идею проклятия.

Читателя Евгения Бондаря из Киева — за долгие споры, в которых рождалась истина.

Подруг: писателей Марию Куприянову, Анну Тьму и Галину Ли — за то, что всегда были рядом и поддерживали меня.

Отдельная благодарность двум добрым волшебникам — редактору Виктору Еремину и художнику Вячеславу Федорову. Спасибо за то, что дарите моим книгам частицу своей души!

Автор

Каким он был, мой друг лорд Рик Сайваар, герцог Марслейн? Добрым. Честным. Справедливым. Не боящимся брать на себя ответственность за других людей. И я готов бросить вызов каждому, кто осмелится усомниться в правдивости моих слов. Сегодня досужая молва приписывает ему немало злодейств, жестокостей и преступлений. Его называют тираном, убийцей, предателем. Находятся даже те, кто обвиняет Рика Сайваара в смерти Ридрита Второго, войне и развале империи. Что ж, таков удел любого человека, сумевшего подняться над толпой, сделать в жизни нечто настолько огромное, что оно не поддается убогому пониманию обывателя. Разве посмели бы те, кто сейчас с упоением сплетничает о бывшем Верховном маге, выдумывая истории одна страшнее другой, сказать такое, когда он был с нами? Сказать, глядя ему прямо в глаза? Нет. Зато как же легко теперь они, сохранившие свою ничтожную жизнь благодаря его жертве, существующие взаймы, швыряют комок грязи в спину уходящему.

Никто не имеет права судить его. Но я имею право рассказывать о нем. Потому что все это время был рядом, делил радость и горе. Пробирался сквозь джунгли и умирал в песках Пустыни призраков, сражался с врагами и хоронил друзей, шел к неведомому Зеленому сердцу, горел на костре храмовников… Я знал его еще до перерождения. И я расскажу правду.

Жестокий и немилосердный, говорите вы? Холодный и бесчувственный? А знаете ли вы, что это такое — перестать быть человеком? Носить в себе неведомую силу, которая вопреки вашей воле преображает душу и сознание? Понимать, что изменяешься, но не знать, кем станешь в результате этого изменения? Монстром? Богом? Изо дня в день, каждую минуту, каждое мгновение сражаться с захватывающей тебя сущностью, чудовищным усилием удерживая в себе последние искры того неуловимого огонька, который называется человечностью. Нет, вы не знаете. А я знаю. Я сам прошел через это. Но у меня был путь назад, а у Рика — не было.

Из книги «Жизнь Рика Сайваара:

мифы и правда», написанной профессором

кафедры некромантии Виндорского

магического университета

графом Дрианном Летаксом

* * *

Кто я? Забавный вопрос. Я рассмеялся бы, если бы сохранил такую способность. Кто я… Высшее существо — сильное, мудрое, почти всемогущее. Изначальный. Имя? Оно мне не нужно. Нет, вы не ошиблись: я — тот, кого раньше называли лордом Сайвааром, герцогом Марслейн. А еще раньше — Риком бастардом.

Как? Вы хотите знать, что было дальше? Просите, чтобы я рассказал? Вот сейчас, именно сейчас, когда в моих руках… это действительно смешно. А впрочем… Быть может, воспоминания о прошлой жизни заставят меня отсрочить неизбежное? И в конце концов, вы так долго следили за моими приключениями, что было бы несправедливым лишить вас возможности узнать конец этой длинной, запутанной истории. Решено. Ради вас я еще немного побуду человеком, окрашивая свое повествование тем многоцветьем чувств, переживаний и ощущений, которых я сейчас лишен. Чтобы вы поняли. Или попытались понять. Сейчас… Нет-нет, не пугайтесь за меня. Эта боль не физическая. Просто возвращаться назад становится все труднее. Теперь я снова Рик, пусть и ненадолго. Как же это хорошо и одновременно грустно — опять окунуться в мир людей. Итак…

Сначала в двух словах напомню о последних событиях. Мало ли, вдруг кто-нибудь из вас уже подзабыл обо всех перипетиях моей беспокойной жизни. Или накануне повстречался с добрыми друзьями, на радостях несколько переусердствовал с рамсом, и теперь с трудом воспринимает не только мой рассказ, но и свои собственные реалии. Такое тоже бывает. Вот я в свое время… эх! Ну да не об этом речь.

Мы победили. Склонили на свою сторону народ и дворянство, с триумфом вошли во дворец, выбили из Дома Совета мятежных магов. Вериллий скрылся в неизвестном направлении, Дарианна стала императрицей, я — Верховным магом, а мои друзья были назначены на важные посты. Но победа стоила жизни многим достойным людям. Скончался Ридриг Второй. Погиб предводитель повстанцев лорд Глейнор, во время штурма Совета были убиты Грациус и Дживайн, Александриус пал в схватке с тварями бездны. А сколько погибло простых ремесленников, моряков, воинов — сейчас трудно сосчитать. Да возродятся они в счастливое время…

Казалось бы, после всего этого безумия в стране должен был воцариться порядок, тем более что мы делали для этого все возможное. Но нет. На Галатон обрушивались все новые беды. И виновником их был Вериллий со своим открытием! Неуемный маг умудрился расшифровать древнеорочьи таблицы с заклинаниями, управляющими богами бездны. Заодно он раскрыл тайну Ридрига Первого. Вы никогда не задумывались о том, что исследование загадок прошлых поколений — штука неоднозначная и опасная? Ведь если предки тщательно спрятали от нас какие-то знания, значит, у них имелись на то свои причины, правда? Не из вредности же они это сделали? Так что совет всем любителям исторических открытий: прежде чем лезть в запечатанные пещеры и старинные библиотеки, рыться в древних манускриптах, изучать мертвые языки и потом читать написанные на них книги, подумайте: что выпустит в мир ваша любознательность?

Первой жертвой стал Аллирил: освобожденный из бездны Зеленый огонь пожрал в эльфийском лесу все живое. Не знаю, по желанию Вериллия, или же из-за его просчетов, сущности бездны прорывались и в Виндор. Пока нам удавалось с ними справляться, но я был уверен: эти монстры — лишь крохотная часть того, что крылось за полотном междумирья и могло в любой момент обрушиться на всю нашу беззащитную Амату.

Скажите: разве этого было мало? Но нет, боги как будто задались целью выплеснуть на наши головы все мыслимые лишения. И особенно они изощрялись, придумывая испытания для вашего покорного слуги. Как и предрекал в Зеленом сердце изначальный Райл, моя сущность постепенно избавлялась от человеческих покровов. Я терял второй покров, означавший людскую мораль, и иногда вдруг превращался в холодное существо, не знающее ни любви, ни жалости, мыслящее какими-то совершенно иными категориями и руководствующееся высшими интересами. И я не мог управлять этим процессом, не мог остановить его. А тут еще проклятие матери Лауриты, которая перед смертью предрекла нам с Дарианной лишь боль и страдания.

Все сошлось на одном: мне необходимо было найти своего отца и остановить его любой ценой. Иначе все наши усилия по наведению порядка в империи становились тролльим трудом. Загвоздка была в том, что я понятия не имел, с чего начать поиски. И помочь мне не мог никто. Но тут вмешался случай. Оказалось, Вериллий скрывался в храме Ат-таны. Прятала мятежного волшебника его любовница, Главная жрица Евлалия. Не стану подробно излагать обстоятельства, предшествовавшие нашей встрече, скажу только, что произошла она в день праздничного богослужения, когда вокруг храма собрался весь Виндор. И только благодаря Лютому, по-военному четко организовавшему отход народа и спасшему императрицу, этот день не стал последним для всех горожан.

Это была страшная битва. Мы оба обезумели и позволили нашим силам вырваться наружу, что привело к огромным потерям. Виндор превратился в залитые кровью развалины. Я был готов уничтожить Вериллия, но по дикой случайности это сделал мой брат. Из нас двоих отцеубийцей стал он. И был счастлив, отомстив за смерть матери — эльфийской принцессы Кай'Анилаир. Я же неожиданно ощутил боль потери. И это стало последним, что я почувствовал в тот напоенный смертью день.

* * *

— Держись, брат. Сейчас. Все будет хорошо. Мы выберемся, — приговаривал Лютый, взвалив меня на плечо и карабкаясь вверх по склону воронкообразной ямы.

Как мог, я помогал Ому: перебирал ногами, стараясь не перекладывать на него целиком вес своего тела. Но сил не было. Даже те жалкие остатки энергии, благодаря которым я все еще двигался, стремительно оставляли меня, словно просачиваясь сквозь поры и растворяясь в воздухе. Слабость делала ватными руки и ноги, давила на грудь, заставляла веки смыкаться.

— Ничего, — бормотал Лютый, — ничего. Ты главное не засыпай. Не спи, брат! Потерпи еще чуть-чуть…

Я очень старался. Приказывал сознанию работать, из последних сил таращил глаза, которые так и норовили закрыться, с трудом переставлял заплетающиеся ноги. На меня навалилась странная апатия: больше не было жалости к Вериллию, огромное количество смертей не приводило в ужас, даже тревога за Дарианну и друзей словно отступила, скрылась за чудовищной усталостью.

С небом тоже творилось что-то неладное. Солнце, едва пробившись сквозь образованную пылью и пеплом мглу, вдруг скрылось за черными тучами. Воздух сделался тяжелым и липким, небо разразилось дождем — теплым, противным, ничуть не освежающим. Сначала это были крупные ленивые капли, потом — тонкие струи, вскоре же на нас излился настоящий поток.

Земля на склоне быстро превратилась в жидкую и чрезвычайно скользкую грязь, шагать по которой было невозможно, на дне воронки заплескалась мутная вода. Мы с Лютым шлепнулись на четвереньки.

— Поползли, братишка? — невесело усмехнулся Ом, придерживая меня за шиворот, не давая съехать вниз.

— Поползли, — зевнул я, испытывая невероятное желание улечься и уснуть прямо здесь, посреди грязи, обломков и трупов.

Руки погружались в черную жижу до самого запястья, колени беспомощно елозили по скользкой поверхности. Мы стали подниматься в несколько раз медленнее. Да что там медленнее! Просто, можно сказать, не двигались с места, а то и становились все дальше от вожделенной поверхности. Клятая белая мантия, пропитавшись водой, прилипала к телу, путалась вокруг ног, мешая двигаться. Я кое-как стащил с себя неудобную одежину, отшвырнул, оставшись в рубахе и штанах. Стало немного легче. Мы прикладывали чудовищные усилия, чтобы выбраться: держались за обломки камней, цеплялись за торчащие из земли корни, но, едва продвинувшись вверх на один дайм, тут же съезжали вниз на два.

— Сюда, Рик, — пропыхтел Ом, держась за толстую ветку дуба, почему-то торчавшую из земли.

Я подполз к брату, схватил протянутую мне руку, засучил ногами по грязи и подтянул вверх свое непослушное тело.

— Передохнём, — предложил Лютый. — Вроде немного остааа…

Я даже не успел понять, что произошло. Кувыркаясь и ударяясь о камни, мы стремительно съехали вниз и оказались на самом дне воронки, по шею в теплой воде. Впереди опять был бесконечный склон, который вновь предстояло штурмовать, а сил становилось все меньше. Ноги увязали в месиве из глины и земли.

— Воистину, дерьмо не тонет, — пробурчал Лютый, глядя куда-то мне за спину.

Я оглянулся: мимо проплывал бесформенный ком пенистой слизи, в которую превратилось тело Вериллия.

— Послушай, — медленно, старательно ворочая во рту сделавшийся непослушным от усталости язык, проговорил я: — Оставь меня тут. Выбирайся сам и возвращайся с подмогой.

— Не говори ерунды! Ты уснешь и захлебнешься. Вместе выберемся.

— Со мной тебе не подняться.

— Я что-нибудь придумаю, — упрямо нахмурился Лютый. Задумчиво взглянул на ту самую предательницу ветку, которую все еще сжимал в руке, словно собираясь вручить кому-то вместо букета, отшвырнул ее и злобно выругался: — Гнилой выкидыш Брижитты! — тут вдруг его лицо просветлело. — Брижитта! Ну конечно, как я раньше не сообразил. Подожди…

Ом приложил обе ладони к земле, и взгляд его сделался сосредоточенно-отрешенным. Несколько мгновений спустя склон перед нами ощетинился пробивающимися корнями. Во все стороны выстреливали комья мокрой земли, и вслед за ними наружу вылезали извивающиеся побеги. Они утолщались, удлинялись, переплетались друг с другом.

— Ну, вот и лестница, — бодро прокомментировал Лютый и, словно оправдываясь, добавил: — не привык еще к своим возможностям, вот и забываю…

Повинуясь движению его пальцев, нижние корни потянулись к нам. Мощное щупальце обхватило меня за пояс и с силой дернуло вверх. Раздался громкий чмок, и я вознесся над водой, рассеянно отметив про себя, что сапоги так и остались в болоте. Рядом так же выдернуло Ома. Корни ловко передали нас растущим выше хищно извивающимся отросткам. Двигаться почти не пришлось. Мы только придерживались за необычных спасителей, которые, не очень церемонясь, и не учитывая человеческую физиологию, все время норовили перевернуть нас вниз головами. Наконец последние, самые длинные и толстые корни, растущие на краю воронки, упруго раскачались, размахнулись и сработали на манер катапульт, отшвырнув нас на несколько шагов от ямы.

Глубокая лужа смягчила удар об землю, но и этого мне хватило, чтобы потерять последние силы. Глаза закрылись сами собой, и я погрузился то ли в глубокий сон, то ли в полуобморок. Краешком ускользающего сознания понял, что меня поднимают и куда-то несут. Сквозь толщу дурманящей пелены, мягким одеялом окутавшей разум, я улавливал слова Лютого:

— Извини, брат, не сразу сообразил, что делать. Никак не могу привыкнуть к этим своим новым способностям. Ничего, главное, выбрались, спасибо моей гадской бабушке…

Потом меня уложили на что-то твердое, и мир вокруг перестал существовать…

— Просыпайся, лейтенант!

Просыпаться я не желал. О чем заявил совершенно безапелляционно, послав говорившего по сложному, извилистому маршруту до самого мрака. После чего перевернулся на другой бок, намереваясь отдыхать столько, сколько захочется. Не тут-то было: на плечо легла могучая длань, встряхнула меня, а в ухо проорали:

— Подъем, лейтенант! Хватит ночевать!!!

Я вскочил, вслух давая нелестные характеристики разбудившему меня сыну гор, призывая на его голову всевозможные кары лужьи.

— Раз так ругаешься, значит, жить будешь, — раздался над головой насмешливый голос Ома. — Идти-то сможешь?

Я протер глаза. Передо мной стояли Лютый и мастер Триммлер, державшие какие-то узелки. Вид у обоих был неважный: грязные, уставшие, измученные. Лицо и одежду Лютого покрывали пятна сажи, волосы слиплись и висели неопрятными сосульками. Гном выглядел постаревшим на добрый десяток лет: под глазами залегли тени, резче обозначились носогубные складки, уголки губ скорбно опустились. Верхние пуговицы на камзоле вырваны с мясом, истерзанная рубаха под ним расходилась, открывая тугую, с проступающими пятнами крови, повязку на груди. На лбу мастера Триммлера наливался огромный черный желвак, кожа на котором была рассечена. И еще что-то в его лице было не так, только я не мог сообразить, что именно.

— Ты сможешь идти? — повторил Лютый.

Я встал, пошевелил руками, потянулся, переступил с ноги на ногу, даже сделал пару приседаний, после чего заключил:

— Смогу.

Два обращенных ко мне пристальных взгляда просветлели, угрюмые лица на миг осветились радостью.

— Слава Лугу, хоть с лейтенантом все в порядке, — выдохнул гном.

Чувствовал я себя вполне нормально, только вот желудок болезненно сжимался от сильного голода. Для поддержания энергии требовалась пища. Много пищи… Едва подумав о еде, я ощутил легкое головокружение. Ом понимающе кивнул:

— На вот, мы принесли…

Брат поставил на каменную плиту, служившую мне постелью, матерчатый узелок, развернул его. Внутри оказалась краюха хлеба, аппетитный ломоть копченого мяса, несколько луковиц и бутыль вина.

— Ешь.

Я не заставил его повторять дважды и принялся истово набивать рот. Утолив первый голод, вспомнил о приличиях:

— А вы?

— Мы сыты.

— Вернее, кусок в горло не идет, — мрачно проговорил мастер Триммлер. — А вот вина я бы глотнул. За твое чудесное избавление.

Я пустил по кругу бутыль с кислым розовым напитком и завертел головой, пытаясь понять, где же мы находимся. Мысли путались, я все еще не совсем понимал, как здесь оказался и не мог толком вспомнить, что этому предшествовало. Маленькое, не больше пяти шагов в длину и пяти в ширину, низкое полутемное помещение без окон. Свет попадал в него через круглое отверстие в потолке. Стены и пол были сложены из прямоугольных цельных кусков серого мрамора. Никакой мебели в странном помещении не имелось — лишь накрытый каменной плитой предмет, напоминавший…

— Ну да, это склеп в часовне благочестивой Мартины, — невозмутимо сказал Лютый. — А спал ты на ее мощах.

Я едва не подавился последним куском мяса и поспешно соскочил с места упокоения добродетельной жрицы. Не то чтобы я был так уж богобоязнен, но негоже нарушать уединение мертвых…

— Да не суетись ты! — усмехнулся Ом. — Ни одного здания вокруг храма Ат-таны не уцелело, здешняя часовня — и та разрушена. А внизу, в склепе, тихо и сухо. Я сдвинул плиту и спустил тебя сюда. Тебе нужен был отдых, а Мартина простит.

— Да уж, по сравнению с тем, что творится наверху, здесь просто благодать, — вздохнул гном.

Вдруг память, вернувшись, в одно мгновение обрушила на меня весь кошмар того дня. Перед мысленным взором замелькали картины: храм Ат-таны… нарядная толпа, предвкушающая праздничное угощение… торжественная служба… пляшущий безумный Вериллий… убегающие люди… жестокая схватка… разрушенные здания, разорванные тела… и наконец, Лютый, хладнокровно нажимающий на крючок арбалета. Я схватился за голову, скорчился в приступе то ли душевной, то ли физической боли, простонал одно слово:

— Дарианна?

— Думаю, жива, — ответил брат. — Как только ты приказал освободить храм, я вывел ее и Копыла и усадил в карету. Вадиус сказал, что вывезет императрицу через Южные ворота.

Сунув руку под влажную, воняющую тиной и пропитанную грязью, рубаху, я извлек два медальона. Один, с гербом рода Марслейн, убрал обратно, второй — кружок из черного дерева — поднес к губам и прошептал слова активации.

— Вадиус, Дарианна. Кто-нибудь, ответьте!

Связующий амулет безмолвствовал. Я пробовал снова и снова, шептал, орал, повторял имя любимой, умолял откликнуться — тщетно.

— Рик. Послушай, Рик, — на плечо опустилась рука Лютого. Я отмахнулся, продолжая свои бесплодные попытки.

— Рик, да очнись же ты! — рассвирепел Ом, стукая меня по затылку. — Скорее всего, амулеты не действуют. То ли испортились из-за нашего купания в грязи, то ли не выдержали воздействия бездны. Но мой тоже не работает.

— А дядя Ге? — спросил я брата. — Дрианн, Лилла… лорд Феррли?

Лютый печально покачал головой:

— Не знаю, Рик. Ты проспал почти сутки. Я оставил тебя здесь и хотел отыскать их, но времени не было. Надо было помогать разбирать завалы.

— Охо-хо, — старчески вздохнул мастер Триммлер. — Давайте выбираться отсюда, ребятушки. Чего в яме-то сидеть? А там, глядишь, и ее величество найдется, и все остальные, спаси их Луг. На-ка вот, лейтенант, обувай.

Он извлек из своего узла сапоги. Лютый встал на каменный гроб благочестивой Мартины, схватился за края отверстия в потолке, подтянулся на руках и вылез. Следом, обувшись, мысленно попросив у жрицы прощения за вторжение и поблагодарив за приют, выкарабкался я. Низкорослый гном долго топтался, сопел, подскакивал, но никак не мог дотянуться до отверстия. В конце концов Ом спустил к нему пару толстых корней, которые и вытащили сына гор из склепа.

Оказавшись на поверхности, я огляделся и даже не сразу понял, где нахожусь. Город лежал в руинах. Руины были повсюду, насколько мог охватить взгляд. Разрушенные до фундамента здания. Черные пепелища. Валяющиеся прямо на улице мертвые тела — расплющенные, разорванные, лишенные рук, ног, голов, скрученные, словно тряпичные куклы, замершие в изломанных позах. Их было много. Очень много. Собаки, воющие на обломках того, что недавно было домами. Трупы, трупы, трупы…

Между развалин ходили люди. Бледные, как восставшие зомби, перепачканные сажей и трухой, они разбирали завалы, чтобы отыскать выживших в этом кошмаре. Бок о бок с ними работали солдаты в серой форме имперских псов и целители. Странно, но ни одного стихийного мага я не увидел. А ведь их помощь была бы неоценимой!

У меня на глазах молодой аристократ, чудовищным усилием отвалив тяжелый осколок камня, пролез в образовавшийся проход. Вернулся он, держа на руках девочку лет пяти в пропитанном кровью платьице. Белокурая головка безвольно моталась в такт шагам мужчины, взгляд широко раскрытых голубых глаз был неподвижен. Тут же, на ходу сдергивая с плеча сумку, к ним ринулся высокий целитель. Осмотрев девочку, скорбно покачал головой: поздно… Мужчина тяжело опустился на колени, прижав ребенка к груди, мерно раскачиваясь, зарычал, завыл на одной ноте. Этот крик, полный тоски и бессильной ярости, кнутом хлестнул по душе.

Чуть дальше трое слуг вывели из развалин израненную старушку. Целитель принялся перевязывать ее раны, но женщина, растрепанная, измученная, вырывалась, пыталась вернуться в разрушенное здание.

— Оставьте меня! — рыдала она. — Оставьте! Там внуки, мои внуки, они на втором этаже, спасите их!

Что-то громко хрустнуло в чреве мертвого дома, и покосившиеся останки стен рухнули, сложились, взметнув плотное облако пыли. Старушка с криком забилась на руках своих спасителей.

Смерть и горе были везде. На лице юной женщины в черном от пепла свадебном уборе, с обгоревшими обрывками фаты, молча стоящей над пепелищем. В глазах маленьких мальчика и девочки, жмущихся друг к другу, не понимающих, что происходит, потерянно смотрящих на тела родителей. В голосе серого пса, воющего над развалинами. Я шел сквозь ужас, густой, обволакивающий, вдыхал его, существовал в нем. И постепенно осознавал: это я — причина того, что здесь произошло. Это моя сила убила людей, разрушила дома, осиротила детей. Это я, и только я во всем виноват. И неважно, что первопричиной творящегося здесь кошмара явился Вериллий. Он утратил разум — а какой спрос с безумца? Да, я справился с ним, но разве жизни людей, слезы тех, кто потерял близких, равноценная плата за победу? Меня не утешала мысль, что из-за нашей схватки погибли сотни, а эксперименты отца могли уничтожить всех. Кто теперь скажет: так ли велика была опасность? Кто сумеет предсказать, когда случилась бы катастрофа и случилась ли вообще? Возможно, существовал иной способ предотвратить ее. А я убил здесь и сейчас, и этого уже не изменить. И как теперь искупить свою вину? На это не хватит ни человеческой жизни, ни жизни изначального.

Вселенная. Вселенная, мрак ее задери! Когда она проникала в мой разум, я переставал быть человеком. Утрачивал обычные чувства, мыслил иными категориями, поступал так, как диктовала высшая логика. А какую пользу это принесло людям? Вот этим людям, а не каким-то гипотетическим будущим поколениям? Мои способности изначального несли только смерть и разрушения. Так зачем я здесь? Спасти империю? А не стану ли я причиной ее гибели? Найти печати, найти ключ? И сколько еще несчастных я погублю, идя к этой призрачной цели?

Великие силы налагают великую ответственность. А я с ней не справился. Значит, недостоин и сил. Но как от них отказаться? Я резко остановился. Хватит! Нет таких бед и проблем, с которыми не мог бы справиться человек. Особенно если у него есть верные друзья. И для этого не обязательно обладать какими-то невероятными свойствами.

— Чего стоишь, лейтенант? — буркнул мастер Триммлер.

— Пошли, Рик, — поторопил брат.

Но я уже не слушал их. Сосредоточился, позвал Вселенную, прислушался, собираясь с силами, готовясь оборвать эту связь. Оборвать навсегда, отказаться от нее. Ведь Райл говорил, что можно отказаться от способностей изначального. И еще он говорил: "Нужно только разбудить память души, и все возможности, дарованные нашему племени, раскроются". А значит, память души можно и усыпить. Наверняка можно. Ведь рассказывал же он, что те, кто не захотел быть изначальными, остаются людьми. Вот и я тоже не хочу! Пусть забирают его себе, этот убийственный дар, а мне вернут мою обычную жизнь!

Вселенная откликнулась, и в сознании зазвучал ее холодный, бесстрастный голос. На этот раз во мне не произошло разительных перемен, но то, что сказала мне Вселенная, вмиг отодвинуло все переживания на задний план, заставило забыть о недавних намерениях. Я скользнул в астрал и осмотрелся вокруг. Багровый туман никуда не делся. Он стал немного светлее, но не исчез полностью со смертью Вериллия. Но настораживало не это. В конце концов, я и без астрала ощущал присутствие бездны. В ауре города произошло еще одно изменение. В жидкой кровяной мути добавились странные серые вкрапления. Дымчатые клубки перекатывались по земле, висели в воздухе, липли к людям. И я уже знал, что это. А учитывая сказанное Вселенной, справиться с новой напастью мог только я. Надеялся, что мог. Ведь серая дымка появилась благодаря схватке с Вериллием.

— Лейтенант! — растерянный голос мастера Триммлера оторвал меня от размышлений и заставил вернуться в тело.

— Что это? — вопросил гном, указывая на повисшее передо мной мутное пятно.

Призрак всколыхнулся и приобрел знакомые очертания. В воздухе качался фантом Копыла, только какой-то слабый, неубедительный. Он был почти прозрачным, едва заметным, а то и дело пробегающая по нему рябь искажала и без того малопривлекательные черты.

— Вадиус? Где Дарианна?

— Грр… — прокаркала проекция, — кррр… кррррасная роща… бррр… быстрррреее… — издав эти нечленораздельные звуки, маг исчез.

— Красная роща?

— Да, конечно! — воскликнул Лютый. — Красная роща — городок к югу от Виндора. Они там. Копыл должен был вывезти императрицу через Южные ворота.

— Тогда пошли, чего стоим! — скомандовал я.

— Вы идите, ребята. Вы там нужны, конечно, — сказал гном. — А я здесь останусь, помогу людям. Может, еще выжил кто. Наша-то улица Мастеров…

Он крякнул, часто заморгал и отвернулся. В этот момент я понял, что показалось мне странным в его облике: у мастера Триммлера не было ни бровей, ни ресниц, а из бороды неопрятно торчали обгоревшие клочки волос.

— Пожар, — тихо проговорил Лютый. — Все его родственники… Он тушил огонь, сам чуть не сгорел. Но не успел никого спасти.

Я скрипнул зубами. Мне очень хотелось остаться здесь, помогать людям, но Дарианна ждала. Молча пожав руку сыну гор, мы отправились дальше. Везде нас встречали развалины, пожарища, смерти и слезы. Особняк Марслейн — превратился в груду обломков. Но я даже не успел огорчиться — гораздо важнее было то, что старенький дворецкий и несколько слуг были живы и здоровы. Испуганные, потерянные, они бродили вокруг того, что осталось от здания. Я подбежал к ним.

— Господин герцог, — скорбно произнес дворецкий. — Вот, не уберегли мы…

— Там есть кто-нибудь? — спросил я, указывая на руины.

— Нет. Мы все были на празднестве. Когда приказали уходить, побежали сюда. А здесь…

— Тогда идите и помогите разбирать другие дома.

Я развернулся и выбежал прочь, не желая больше смотреть на разрушенный дом, в котором родились и выросли мои мама и дядя. Хотел сохранить его в памяти и воображении другим — красивым и величественным, полным счастливых людей. Мечтал, что когда-нибудь так и будет, что это я сделаю его таким, продолжу род Марслейн, и в особняке зазвучат веселые детские голоса. Не судьба…

На улице Легкого бриза, где стояли дома магов Совета, картина была не такой удручающей. Конечно, большинство зданий, едва восстановленных после предыдущего нападения тварей бездны, тоже пострадало, но не так сильно, как на остальных улицах. Зато серый особняк главного имперского затейника, благодаря которому на нас рушились все новые беды, был цел и невредим. Казалось, раскорячившиеся на крыше горгульи издевательски ухмыляются, оглядывая искалеченный Виндор. Пробормотав многоэтажное ругательство, Лютый плюнул в сторону дома Вериллия.

Мы пересекли Кольцевую дорогу и вошли в Южный луч. На улице Черной кошки, где стояли мелкие магические лавочки, салоны предсказателей и жилища не самых сильных волшебников, почти все дома превратились в руины. Их хозяев видно не было, но и спасательные работы здесь не велись. Улица Огненного дракона, на которой жили великие мастера своего дела, боевые магистры, встретила нас тишиной. Здания, покосившиеся, но не разрушившиеся под натиском стихии, равнодушно взирали на пришельцев провалами разбитых окон. Квартал опустел. Я предполагал, что все выжившие чародеи ушли в Красную рощу, чтобы поступить в распоряжение Дарианны. В свете того, что сообщила мне Вселенная, это было единственно правильное решение.

А над изуродованным Виндором памятником былым временам возвышался выстоявший в смерче убийственной волшбы императорский дворец. Только теперь он утратил свое величественное изящество: серебристый шпиль, украшавший крышу, переломился пополам и превратился в кривой обломок.

— Городские стены тоже целы, — сказал Лютый.

У меня имелось объяснение этому явлению, но я предпочел пока промолчать, подождать до встречи с Копылом. Хромой чародей мог подтвердить или опровергнуть мои выводы.

Мы вышли из Южных ворот и зашагали к окруженной кленовым лесом долине, в которой лежал небольшой опрятный городок. Он получил свое название из-за особенных, растущих только здесь красных кленов, по осени окружавших долину пламенеющим ореолом.

У городских ворот нас уже встречали. И какова же была моя радость, когда я увидел Дрианна и Лиллу, скромно стоящих рядом со стражниками. Я обнял друга и, расчувствовавшись, даже чмокнул в смуглую щечку его возлюбленную, которая, впрочем, не оценила моего приветствия и вежливо отстранилась.

— Пойдемте, императрица ждет, — проговорил Дрианн, — Они здесь, ваше величество, — проговорил он в связующий амулет.

— Вы что-нибудь знаете о дяде Ге?

— Приходил, — кратко ответил некромант, — сейчас в Портовом квартале, руководит спасательными работами.

От души отлегло. Все мои близкие были живы. Разумеется, только благодаря Лютому, который вовремя вывел их из эпицентра магического сражения. Только вот где Артфаал?

— Я здесь, драгоценный друг! — демон материализовался на моем плече, ласково, совсем по-кошачьи, потерся о мою щеку, обнял шею лапами. — Вы живы, слава Лугу… Варрнавушу… Абсолюту… тьфу! Неважно, слава всем!

Я покосился на кошачью физиономию, и мне показалось… Да нет, невозможно! Но не знай я, что лорд Феррли демон, мог бы поклясться, что в его желтых глазах блеснули слезы. Померещилось, наверное.

— Вы же понимаете, — тарахтел растроганный Артфаал, — учитывая нынешние обстоятельства, я никак не мог появиться в Виндоре.

Дарианна расположилась в здании городской ратуши, здесь же обосновался и временный штаб, в который входили лучшие маги, военачальники, Дрианн с Лиллой и Копыл. Ждали только нас с Лютым.

— Вот ее кабинет, — пояснил некромант. — Мы здесь, за дверью, подождем.

Лорд Феррли, согласно муркнув, растаял в воздухе.

Дарианна стояла посреди небольшой комнаты, нервно комкая в руках шелковый платок. При виде меня ее губы задрожали, черные глаза наполнились слезами. Девушка бросилась ко мне, обняла, прижалась всем телом, захлебываясь рыданиями.

— Ты жив, Рик! Какое счастье, что ты жив!

Я гладил ее светлые волосы, целовал мокрое лицо, шептал что-то успокаивающее и понимал, что никогда, никогда не оставлю ее. То, что произошло со мной там, в растерзанном Виндоре, было минутной слабостью, ошибкой. Сейчас понадобятся все мои возможности, и главное — силы изначального. И я готов был платить любую цену за то, чтобы помочь любимой.

— Ты жив, ты жив, — словно молитву, повторяла она.

То, что случилось в следующий момент, стало неожиданностью для меня самого. Я не хотел этого, не собирался делать. Наверное, наши души были настолько обнажены, а сознания так открыты друг другу, что я, сам того не желая, коснулся разума Дарианны. То, что я там прочитал, навсегда останется моей тайной. Многое я, наверное, предпочел бы не знать, о многом догадывался, но старался не верить. У императрицы было много секретов — простых девичьих, важных государственных и мрачных, темных, поистине страшных. Но я простил ей все за одно лишь чувство, увиденное в ее сознании. Дарианна любила меня — искренне, страстно, неистово. Любила по-настоящему. И я поклялся себе, что больше никогда не оскорблю недоверием свою женщину, что бы ни случилось, никогда стану больше читать в ее сознании. Потому что все, что мне нужно знать о ней, я уже знаю. Мы хорошая пара…

— Андастанские некроманты пошли войной на Галатон, — немного успокоившись, произнесла Дарианна, — Скоро они будут у границы империи. Восточный эмират взят.

Плохая новость. Ее Вселенная почему-то забыла мне сообщить. Или не пожелала. Судя по тому, что я видел на Южном континенте, андастанские некроманты — грозные противники. Дрианн с Лиллой обладают огромными и, главное, неизученными силами. А если таких целая армия? Да еще и зомби с ними. Или как там их Лилла называла? Все время забываю… Носферату. Скоро в Виндор хлынут беженцы из провинций. Я надеялся, что хлынут, что клятые колдуны не успеют уничтожить всех на своем пути, что хоть кому-то удастся спастись. А нам нечего противопоставить андастанскому войску…

— Ничего, мы справимся, — ответил я, стараясь придать своему голосу как можно больше уверенности.

Все же моя любимая — удивительная женщина. Настоящая императрица — гордая, несгибаемая, бесстрашная, готовая бороться за свой народ до конца.

— Мы разрабатываем план военной кампании, — сказала она. — Я уже отдала ряд приказов, чтобы обезопасить людей из приграничных провинций и стянула к границе войска. А сейчас пойдем к Вадиусу, ему нужно поговорить с тобой.

Кабинет Копыла находился напротив покоев Дарианны. Сам он, измученный, иссиня бледный, лежал на мягком диване, укрытый шерстяным пледом. Над ним хлопотала красивая молодая целительница.

— Выпейте же укрепляющий настой! — уговаривала она.

— Не стану! — отмахиваясь от красотки, одышливо скрипел волшебник. — По запаху чувствую: вы смешали его с сонным зельем!

— Но вам необходимо отдохнуть!

Видя тщетность своих попыток облегчить состояние капризного пациента, черноволосая девушка чуть не плакала. Она кинулась к Дарианне за помощью:

— Ваше величество! Больной очень слаб, но не принимает зелья. Я ничего не могу поделать…

— Не расстраивайтесь, милая, — снизошел до объяснений старый чародей, — один разговор, и я в вашем распоряжении.

Дарианна жестом отпустила расстроенную целительницу. Копыл облегченно выдохнул:

— Ваше высоко…

— Не утруждайтесь титулами, Вадиус, — сказал я, видя, как тяжело дается ему каждое слово. — Берегите силы, говорите самое важное.

— Магия…

— Да, я уже понял.

— Дворец, ворота, стены… Они сохранились, но на это потребовалась вся защита. Они отдали волшебство и сейчас уязвимы. То же с домами магов. Выстояли только те, в которых использованы уникальные заклинания, использующие силу мрака. Но сейчас и она не работает. То же с тонкой магией. Астральное путешествие по Виндору чуть не стоило мне жизни.

— Я так и думал.

— Источники недоступны. Не знаю, сколько времени это продлится, — Копыл откинулся на подушку и закрыл глаза, показывая, что сказал все, что хотел.

Главное я узнал от Вселенной, остальное додумал сам. Старик лишь подтвердил мои догадки. Сражение двух сил, их слияние, противостояние, перекрещение породили неизвестные магической науке эманации, которые отрезали Виндор от основных источников волшебства. Теперь на его территории светлая, темная и тонкая магии были бессильны. Сам я сумел выйти в астрал только благодаря связи со Вселенной. И именно это увидел в ауре города. Серые комки тумана — вот как выглядели эти загадочные эманации. Они не могли убить лишь эльфийское волшебство, использующее силы природы — это блестяще доказал Лютый. Впрочем, я боялся в этом признаться даже себе, но вряд ли серый туман мог остановить некромантов. Это слишком хорошо, чтобы быть реальностью…

Копыл приоткрыл один глаз, с трудом прошептал:

— Дрианн с Лиллой проверяли. В Виндоре они так же сильны, как и за его пределами.

Я кивнул. На нас надвигался грозный враг, в то время как столица лишилась защиты. Магия в Виндоре была так же мертва, как погибшие во время катастрофы люди.

* * *

Стелилась серым ковром степь под лапами вулкорка, редким, едва заметным узором зеленела на ней молодая трава. Кое-где на кочках тянулись к скупому солнцу голубые, словно упавшие на землю осколки неба, цветы послезимника. В Орочье гнездо пришла весна — затяжная, капризная, то баловавшая обитателей слабым теплом, то обжигавшая холодными ветрами.

Но не замечал Уран-гхор ни робких солнечных лучей, ни суровой красоты родной степи, пробуждавшейся от долгого сна. Слишком занят он был своими думами, слишком важные дела ждали впереди. Многое сегодня должно было решиться. И молодой вождь с раннего утра объезжал свои владения, сам проверял, все ли готово.

Над головой ворон кружил, оглядывал с высоты Орочье гнездо, словно берег Уран-гхора от всех опасностей. Да только не было в родной степи ни зверя, ни орка, который мог бы потягаться в силе с вождем племени Гра-ориг. Сам он был могуч, а шаманство Роба ему еще мощи прибавляло. Под теленгой прятались хитрые амулеты, изготовленные стариком: деревянная фигурка росомахи прибавляла ловкости и силы, железный круг удары меча отводил, а костяная пластина берегла от злых духов. Волосы перехватывал кожаный шнурок, приносящий удачу в бою, а сама теленга была заговорена от стрел.

Но лучше всяких амулетов, вернее шаманских хитростей, дороже любого оружия был свирепый вулкорк, на котором ехал Уран-гхор. Самого лучшего зверя вырастил Роб для своего названного сына. Был он высок в холке, так что голова его достигала груди молодого вождя, широк в кости и вынослив. Мощные лапы уверенно, тяжело ступали по земле — казалось, неповоротлив вулкорк, неуклюж. Но ни один конь из человеческих земель не мог сравниться с ним в быстроте. Повинуясь приказу хозяина, мчался он по степи как вихрь. Серебристо-серое тело распластывалось в длинных прыжках, летело как стрела, легко, стремительно, словно и не чувствуя тяжести седока. Был вулкорк злобен и лют, словно нордар. В селении никого не трогал, но никого и не подпускал к себе, кроме Уран-гхора и старого шамана. Да орки и не осмеливались к нему близко подходить. Всякого пугал один вид его огромной оскаленной пасти с клыками в полпальца длиной и горящих зелеными огнями глаз.

Уран-гхор назвал вулкорка Клык. Зверь был предан молодому вождю, верно служил ему, повиновался во всем и еду принимал только из его рук. Вечером орк отпускал Клыка на свободу, тогда вулкорк бежал в степь и охотился. А ночью приходил к каранге хозяина и ложился у входа. Опустив лобастую голову на лапы, засыпал, но и во сне чутко настораживал уши при любом звуке, охраняя сон вождя и его семьи. И не было во всем мире часового надежнее и храбрее.

Клык принюхался на бегу, тихо рыкнул. Ветер донес до его чуткого носа запахи дыма и грозы.

— Знаю, — отвечал Уран-гхор, — скоро будем на месте.

Обширны были земли клана ориг. Привольно кочевали по ним племена, свои стоянки кругом устраивали, таким большим, что селение соседей едва видно было. А в центре всегда была стоянка Гра-ориг. Молодой вождь охотничьи угодья объехал, наведался в другие племена, теперь в свое селение возвращался. Но сперва завернул проведать Роба.

Старый шаман собрал из всех племен клана юношей и девушек, способных к колдовству. Приказал им поставить каранги поодаль от стоянок, чтобы не мешать другим оркам, не пугать их ни молниями, ни дрожью земли. Отдельно от всех теперь жили шаманы, день и ночь учились у Роба черпать силу бездны, петь волшебные песни и творить чудеса.

Хрипло каркнул ворон, полетел к селению шаманов. Далеко еще Уран-гхор был, а Роб уже из каранги вышел, встречал гостя. То ли волшебной силой своей почувствовал, то ли ворон ему рассказал.

— Здравствуй, отец, — сказал вождь, спешиваясь. — Как живешь ты? Послушны ли твои ученики?

— Здравствуй и ты, мой сын. Все у нас идет своим чередом. И ты не страшись испытаний, все будет так, как угодно богам и древним духам степей. А ученики мои трудятся, постигают шаманскую науку.

— Где же они? — оглянулся Уран-гхор.

Молча кивнул Роб, указывая за карангу. Вождь обошел жилище и остановился, разглядывая удивительную картину. Странно вели себя ученики. Одни лежали на холодной земле, раскинув в стороны руки и неотрывно глядя в небо. Другие неподвижно стояли с закрытыми глазами. Чуть поодаль юноши и девушки, взявшись за руки, водили медленный хоровод. Плавно двигались они в полном молчании, и лица их были словно каменные.

— Что они делают? — удивился Уран-гхор.

— Впитывают силы бездны, — ответил старый шаман. — Учатся находить их, принимать и удерживать в своем разуме. Это — начало колдовства. Каждый шаман должен разговаривать с бездной.

— А готовы ли они к приходу гостей?

— Мои ученики готовы ко всему. А нам пора ехать в селение, сын.

Роб в карангу зашел, вернулся с дорожной сумкой.

— Амулеты.

Многое успевал шаман, никогда без дела не сидел, не берег свою старость. Теперь, когда о вулкорках заботились его лучшие ученики, принялся Роб изготавливать амулеты для орков. Воины приносили ему костяные и деревянные фигурки, кожаные шнуры, железные пластины — и для каждого делал шаман свой заговор. Теперь все племя Гра-ориг амулеты охраняли. У детей Уран-гхора — Арана и Дарки — на шеях маленькие бусины из самоцветов висели, болезни отгоняли. У Айки под одеждой пряталась пестрая веревочка — чтобы молоко вовремя прибывало, а браслет на руке, сплетенный из кожаных ремешков — украшение хранительницы очага — помогал не уставать от домашней работы. Никому Роб не отказывал, всем амулеты готовил. Скоро пошли к нему на поклон вожди других племен клана ориг, а следом их воины и хозяйки — и им шаман помогал. Ведь теперь все орки клана были свои, все под рукой Уран-гхора ходили.

Вот и сейчас много разных амулетов приготовил старый Роб. Стоял у каранги и ждал своего вулкорка. Ни слова шаман не сказал, ни движения не сделал, но зверь, словно почуяв беззвучный зов, прибежал к нему, подставил спину. Поехали орки в селение Гра-ориг. За ними тоже верхом несколько учеников Роба двинулись, остальные шаманы пешком пошли.

А в селении уже готовились к празднику. Горели костры, бурлили на них котлы, суетились вокруг женщины. Большое угощение собирали: варили жирную оленину, жарили на огне птицу, запекали в золе озерную рыбу, доставали из каранг кувшины с моченой ягодой. Молодые девушки посреди стоянки стелили чистое полотно, раскладывали пушистые шкуры, на которых сидеть тепло и приятно. За всей этой работой Айка присматривала, проверяла, чтобы на празднике было все лучшее.

За полдень начали съезжаться вожди. Первыми приехали свои, из клана ориг. А уж за ними и другие подоспели.

Велики дикие степи, и много орков по ним кочует. Пятнадцать кланов, в каждом по десятку племен, а то и по два. От каждого клана позвал Уран-гхор в гости по одному вождю племени. Выбрал самых сильных, самых могущественных, самых мудрых — таких, которых везде знали и уважали. Десять дней гонцы разыскивали их по всему Орочьему гнезду. А найдя, передали, что зовет их вождь Гра-ориг на проводы зимы — самый главный праздник для степняков. Мог бы принять Уран-гхор вождей всех орочьих племен, не жаль было ему ни угощения, ни даров. Но там, где слишком много чужаков, единства нет. Вот потому позвал он всех вождей своего клана, а из других кланов — лишь лучших.

Ни один от приглашения не отказался, каждому оно лестно было, каждому хотелось на ориг посмотреть: слава об их богатстве, силе и удаче птицей летела по всей степи. Никто не побоялся, что заманят его в ловушку. Все знали, что значит слово молодого вождя: закон гостеприимства для него священен.

Но не зря звались эти орки главами племен. Умны они были, опытны, понимали: не для веселья собрал их Уран-гхор. И каждый из них гадал по дороге, добром ли предложит вождь под его руку идти или грозить начнет, силой захочет заставить. А властью делиться никто не желал.

Встречал гостей Уран-гхор. Вел себя как равный: руку жал, уважительно желал здоровья, провожал к большим карангам, предлагал отдохнуть после дороги. Женщины приносили вождям горячий травяной настой, закуску. А когда все собрались в селении, пригласил вождь гостей к праздничному угощению.

Уран-гхор во главе стола сидел, по левую руку от него — Ярх, верный помощник и товарищ, по правую — старый Роб. Дальше вожди сидели — суровые воины. Горели самоцветы на их шапках, сверкали стальные пластины на теленгах. Сказал шаман ритуальную речь: возблагодарил Сацеола за то, что позволил племени вынести холодную зиму, кровавую Морриган — за то, что орки между собой в мире жили, духов степи — за то, что хранили племена от голода и холода. И начался пир.

— Хорошее угощение, — сказал Оран-гхор, немолодой, тяжелый, словно медведь, вождь племени Хаар-вирг, — видно, богатые у тебя охотничьи угодья.

— Земля везде одинаково родит, — отвечал Уран-гхор, — и все угодья одинаковы. А это шаманы наши камлают, чтобы плодились звери в лесах, птица в степи и рыба в озерах. И от их волшбы всего у нас вдоволь.

Молча переглядывались вожди. Не верили они, что шаманы могут зверю и птице приказывать. Не выдержал молодой вождь племени Мха-рау, могучий воин Вели-гхор, рассмеялся:

— А что же ягоду твои шаманы не выращивают?

— Еще не время, — спокойно сказал Уран-гхор. — Придет лето, тогда и ягоду вырастят.

А старый Роб улыбнулся, зачерпнул из миски горсть моченой голубики, прошептал над ней какие-то слова и высыпал ягоды перед Вели-гхором:

— Прими, славный вождь, мое угощение.

Попробовал воин: свежей, сладкой была голубика, словно ее только что с куста сорвали. Никогда не видел он таких чудес.

Наелись гости, развалились на теплых шкурах. Ждали, чем еще хозяин их удивит.

— Хорошо живет твое племя, — сказал Оран-гхор, — да только от такой сытной жизни орки могут боевой дух потерять. Где же все твои воины, Уран-гхор? Кроме часовых я никого не заметил.

— Все они делом заняты, — отвечал молодой вождь. — А чтобы их боевой дух увидеть, надо в воинское селение ехать. Я вас туда приглашаю.

— Мы бы поехали, но вулкорки наши устали, им после долгой дороги отдых нужен, — нахмурился Вели-гхор.

— Тогда примите мои дары.

Кивнул Уран-гхор старому шаману, тот в ладоши хлопнул. Раздался из степи далекий вой, такой злобный и свирепый, что у всех вождей мороз по коже пробежал. Не показали воины своей оторопи, ждали, что дальше будет. Скоро выбежала из-за дальних кустов стая невиданных зверей. Огромные, серебристо-серые чудища с зелеными горящими глазами и клыкастыми, злобно оскаленными пастями неслись прямо к гостям. Вскочили вожди, за оружие схватились, защищаться приготовились. Но звери подбежали к Робу и улеглись вокруг него, словно послушные щенки. Усмехнулся Уран-гхор:

— Вот и дары мои — боевые вулкорки. Или не по нраву они вам?

Молчали вожди, разглядывали жутких тварей. Первым заговорил Эр-гхор, вождь племени Эри-даг:

— Где же водятся эти вулкорки? Никогда я таких в Орочьем гнезде не видал.

— Эти звери выращены нашими шаманами, — сказал Уран-гхор. — Они свирепы и сильны, выносливы и быстры.

— Как же их объезжать? — спросил Вели-гхор.

— Объезжать их не надо, — проговорил Роб. — Позволь мне отрезать прядь твоих волос, славный вождь.

Не хотелось Вели-гхору, да делать нечего: не праздновать же труса перед всеми. Вынул он острый нож, сам с головы своей прядь волос срезал, шаману передал. Тот снял с плеча дорожную сумку, достал из нее кожаные ремешки. Затянул тихую песню, принялся переплетать полоски с волосами вождя. Быстро мелькали узловатые старческие пальцы, такой ловкости мог любой юноша позавидовать. Вскоре смастерил он тонкий, словно кружево, ошейник.

— Выбирай вулкорка, вождь племени Мха-рау.

Воин подошел к смирно лежавшим зверям, присмотрелся:

— Вот этот, с черными подпалинами на боках.

Кивнул Роб, и вулкорк послушно встал. Шаман надел на него ошейник, что-то тихо прошептал в ухо зверя, прикоснулся пальцами к его лбу.

— Вот и все, вождь. Теперь он твой верный товарищ, помощник и защитник. А десять дней спустя узы волшбы привяжут его к тебе так крепко, что и ошейник не понадобится. Но ты его не снимай, этот талисман охраняет зверя от болезней. Сейчас мои ученики упряжь принесут.

Подошли к пирующим два юноши. У одного в руках была стопа седел, у другого — сбруя. Вели-гхор оседлал своего вулкорка, проскакал вокруг селения. Послушен был зверь каждому движению руки наездника. То медленно трусил, то летел, едва касаясь лапами земли. А когда спешился вождь, вулкорк рядом с ним пошел, злобно глядел по сторонам, охранял хозяина. Остановился Вели-гхор — зверь тоже замер. Преданно смотрел на орка, ждал, что тот прикажет. Не дождался, дружески боднул Вели-гхора головой в плечо, подставил спину: поехали, мол. Рассмеялся воин:

— Благодарю тебя, Уран-гхор, и тебя, шаман, за щедрый дар. Вправду этот вулкорк целой стаи стоит.

— Пусть принесет он тебе только удачу, — важно отвечал молодой вождь. — Ешьте, пейте, гости. А Роб пока всем вулкоркам ошейники сплетет.

Скоро каждый получил в дар чудесного зверя.

— А теперь пора и воинов моих проведать, — сказал Уран-гхор.

Охотно согласились орки, каждому было интересно, чем еще удивит их глава клана ориг. Но того, что предстало их глазам в воинском селении, никто увидеть не ожидал.

Широко стелилось ровное поле перед холмами-близнецами. На его краю лагерь стоял: десяток простых каранг да часовые между ними. А над полем реял звон клинков, неслись боевые кличи. Сотни орков здесь собрались — все воины клана ориг, от молодых, проводивших свою шестнадцатую зиму, до крепких стариков, убеленных сединами.

На стороне стужи учебное поле боя устроено было. Молодые воины сражались на деревянных мечах, а рядом взрослые орки стояли, покрикивали на них, давали советы. Если совершали юноши ошибку — наставники их останавливали, терпеливо объясняли, показывали, как правильно держаться надо.

Чуть дальше бились друг с другом зрелые, опытные воины. Всерьез сражались, без пощады. Летели искры от сталкивающихся клинков, трещали щиты. Стремительны, мощны и хитроумны были орки в сражении. Волками рыскали они, обходя противника, взлетали в высоких прыжках, ковылем стелились по земле, уклоняясь от ударов.

— Сильные воины, — промолвил Вели-гхор.

Остальные вожди тоже одобрительные слова сказали. Только один Оран-гхор презрительно морщился.

— А как же так выходит? — удивился Эр-гхор. — Ведь сражаются воины всерьез, а на них — ни раны, ни царапины.

— Наши шаманы на учебу клинки заколдовали, — сказал Уран-гхор. — Мечи боевые, наточенные, но телу вреда не приносят. А вот если выйдет против моих воинов настоящий враг — волшба тут же исчезнет.

И опять поразились вожди, и опять Оран-гхор недовольно глядел.

На стороне тепла странные строения возвышались, невиданные вождями. Глухие деревянные стены, хитрые лестницы, вбитые в землю толстые высокие опоры, на которых лежали гладко отесанные бревна. Самые юные орки под присмотром строгих немолодых воинов штурмовали эти препятствия, взбирались на них, ловко бегали по бревнам. А едва пройдя все преграды, возвращались и начинали снова.

Захохотал Оран-гхор:

— Что делает молодежь? Зачем наверх карабкается? Орки они или белки лесные?

— В Богатых землях дома большие, а селения окружены высокими стенами, — спокойно отвечал Уран-гхор.

— Неужели правду о тебе говорят? Неужели ты хочешь на людей набег совершить?

— Нет, — сказал молодой вождь. — Не набег. Войной пойти хочу.

— Морриган тебе судья, — продолжал Оран-гхор. — Безумное это дело. Но пусть даже так. Зачем же заставляешь ты юнцов по деревяшкам лазать? Нет такой стены, на которую орочий воин взобраться бы не сумел. Сыновья диких племен ловкости да силы на охоте набираются, воевать в набегах на соседей учатся.

Разгорячился могучий вождь, немыслимо казалось ему, что нарушает Уран-гхор все обычаи и традиции Орочьего гнезда. А тот не ярился, не кричал, говорил ровным голосом:

— Нет у меня времени ждать, когда юноши сами в опытных воинов превратятся. Пускай лучше здесь учатся, под присмотром старших. А набеги на другие племена я своей волей запретил, под страхом смерти. Негоже брату на брата с мечом идти, кровь проливать.

Молчали вожди. Каждый свое думал. Одни одобряли слова Уран-гхора, другие в душе не соглашались с его новыми порядками. Но все понимали: могучая сила в степях появилась, и с ней придется считаться. И только Оран-гхор никак успокоиться не мог:

— Но зачем орков как щенков натаскивать, когда самый неопытный воин, поев грибов, в нордара превращается! Один хх'раис в бою десятерых стоит!

— От безумных воинов для клана вред один, — сказал молодой вождь, — Долго такие не живут, а мне каждый меч нужен. А у настоящего бойца разум должен быть холодный. Чтобы не только нападал он, но и защищаться мог, и товарища в сражении поддержать.

Не вынес Оран-гхор этих слов, услышал в них издевку. Сам он перед боем всегда грибы дурманные ел и воинов своих заставлял. Бешеным зверем зарычал:

— Плохо живешь, Уран-гхор! Не по закону Морриган!

Но тот снова ровным голосом ответил:

— Чтит мой клан кровавую богиню, возносит ей молитвы. Но живем мы по законам Урана.

— Тогда хочу я посмотреть, чего стоит Уран в бою! — вскричал Оран-гхор, выдергивая меч из ножен. — Сильны твои воины, а сам ты только говорить горазд!

— Не хочу я нарушать законы гостеприимства. Не должен хозяин с гостем клинки перекрещивать.

Тут и другие вожди вмешались. Схватили Оран-гхора под руки:

— Не дело гостю устраивать драку в доме хозяина! Сам же не по древнему обычаю поступаешь!

Скрипнул зубами Оран-гхор, сдержался, но злобу затаил. "Силен его шаман, — думал он. — Заколдует мой клинок, и погибну зря". С тихой угрозой бросил:

— Хорошо. Пусть все видят, что я чту законы Морриган. И сегодня буду твоим гостем. Но если наши с тобой пути в степи пересекутся — не жди пощады, Уран-гхор!

— Пусть будет так, — согласился молодой вождь. — Тогда поедем обратно в селение, дальше праздновать. Слушайте меня, воины клана ориг! — громко крикнул он. — Сегодня вы хорошо потрудились. А теперь ступайте отдыхать! В честь дня проводов зимы отпускаю вас до завтра. Для всех возле стоянки моего племени праздничное угощение приготовлено!

Ответом ему был боевой клич, вырвавшийся из сотен глоток. И так громок он был, так могуч, что проник в самые души гостей.

"Клан — великая сила, — думал молодой Вели-гхор. — Вместе они горы свернут. А наши племена рау разобщены, друг на друга вулкорками смотрят, так и норовят набежать, напасть. Плохо это".

"Могущественный клан, — размышлял Эр-гхор. — Силен своим единством, и вождем силен. А главная сила — шаманы. Даже если все племена даг вместе собрать, не стать ему таким грозным".

Оран-гхор тяжелой злобой наливался, щурил черные глаза, стискивал в могучих руках поводья. "Ничего, — думал, — еще посмотрим, чья возьмет в открытом бою, без колдовства". Верил в священное безумие хх'раисов.

Остальные вожди тоже в задумчивости назад ехали. Кто мощи ориг завидовал, кто за свои земли боялся, кто законам Урана удивлялся.

Селение Гра-ориг встретило вождей весельем и новым угощением. Только теперь большой стол был накрыт. Он опоясывал всю стоянку племени. Прямо на земле стояли котлы с жирной похлебкой, блюда с кусками мяса, лежали лепешки. Женщины из всех племен ориг шли сюда, несли еду, ждали своих воинов.

А перед столом уже начались пляски. Молодые девушки кружились в ритуальном танце, вскидывали руки к небу, благодарили солнце за подаренное весеннее тепло. Гибкие, сильные, в расшитых диковинными узорами светлых теленгах, они то плавно шли по кругу, плыли, словно дикие утицы по озерной глади, то стремительно неслись, как молодые горячие оленухи по бесконечным просторам степи. Склонялись к земле, испрашивая у нее плодородных сил, распрямлялись и вновь тянулись к небу, брались за руки, вели хоровод, сходились, обнявшись, и опять рассыпались по полю, будто яркие весенние цветы. Скакали вокруг дети, радовались веселому празднику. Беззубо улыбались старики и старухи, счастливые, что проводили еще одну зиму, пережили холода и снова увидели солнце.

Все больше орков подсаживались к столу — это приезжали из мужского селения те воины, у которых вулкорки были. Садились, просили благословения богов и духов, благодарили жен за заботу и принимались за еду. Уран-гхор тоже к своим воинам присел, шутил с ними, смеялся, хвалил угощение. И гостей пригласил. Сыты вожди были, лишь из уважения к хозяевам кусочки лепешек отщипывали, любуясь танцем юных орок.

Вдруг вспыхнули над головами девушек разноцветные огни, разлетелись в стороны, рассыпались по земле. Это шаманы из своего селения пришли, присоединили к празднику волшбу. В первый раз за день увидели гости своими глазами всех учеников старого Роба, про которых так много сказано было. Смотрели и удивлялись: орки как орки, молодые совсем. Юноши и девушки, некоторые почти дети, на вид едва тринадцатую зиму проводили. Не выделялись они среди других соплеменников ни статью, ни ростом, и лица у них обычные были. А что творили — загляденье! По их зову с неба спустились птицы, парили над селением так низко, что крыльями задевали головы орков. Прибежали из степи дикие звери: пугливые зайцы, хитрые рыжие лисы, черные остромордые жихи. Не боялись орков, доверчиво к ним подходили, сгибали передние лапы и кланялись, словно разумные. Взметались к небу все новые цветные молнии, истаивали медленно в солнечных лучах.

— Ай, искусны твои шаманы, вождь! — воскликнул Эр-гхор.

— Никогда я таких чудес не видел, — подхватил Вели-гхор.

И остальные вожди не скупились на похвалу чудесам, которые творили молодые шаманы. Лишь один Оран-гхор скривился:

— Огонь горит, да не жжется. Баловство это все, ненужные игрушки.

— Игрушки учат детей жизни, — скупо улыбнулся старый Роб. — А мои ученики и в забаве, и в бою лицом в грязь не ударят.

Хлопнул в ладоши старый шаман — закончился танец, разбежались девушки. А из-за каранг вынесли жертву солнцу — большую деревянную фигуру, оплетенную сухой травой. Каждую весну делали орки такое чучело, наполняли его полое тело дарами: битыми тушками зверей, лепешками, новыми теленгами, кожаными украшениями, пушистыми шкурами. Ставили фигуру в степи и сжигали ее под ритуальные песни и танцы, под камлание шаманов, благодаря солнце, богов и духов, прося у них теплого лета. Верили: чем щедрее жертва, тем благосклоннее будут боги к племени.

Богат клан ориг, не поскупились его вожди на дары солнцу. Двенадцать воинов несли чучело, сгибались под его тяжестью. Отнесли далеко от застолья, на три десятка шагов, и назад отошли. Встали все орки, чтобы лучше видеть, как будет жертвенник гореть. Поднялся старый Роб, ударил в бубен, а ученики его окружили чучело, запели странную, тихую песню. И только одна шаманка — девочка совсем, тонкая, невысокая, не вошедшая еще в пору женского цветения, осталась стоять поодаль, сжимая в хрупких детских руках бубен.

Замерли орки, ждали, что дальше случится. И витала над ними песня шаманов, стелилась по степи, льнула к душам, проникала в них, селила почтительный страх. Рокотали бубны: тихо, тихо, потом громче, сильнее, наливаясь мощью. Звук их нарастал, захватывал всю степь, сотрясал воздух, казалось, еще чуть-чуть — расколется само небо от их грохота… И вдруг, взвившись к солнцу, оборвался гром, стихла песня. Ученики простерли руки к юной шаманке. А она закружилась на месте, нежным голоском выпевая одно лишь неясное слово. Потом замерла, ударила один раз в бубен и отбросила его, указав на чучело. И жертвенную фигуру охватило невесть откуда взявшееся пламя, ревущим столбом взметнулось в небо, словно хотело достичь самого солнца, передать ему дары. Огненная мощь была так велика, что каждый ощутил на лице жар. Долго еще полыхал жертвенник, гудел огонь. В молчании смотрели на него орки. А когда отгорела фигура, рассыпалась пеплом по степи, шаманы склонились к земле, коснулись ее ладонями, и снова затянули песню. Отозвалась земля, задрожала, затряслась под ногами. И эту дрожь почувствовал каждый орк. Вдруг разверзся вокруг шаманов глубокий провал, зазмеились, побежали от него во все стороны трещины. Вскрикнули в испуге женщины. Воины промолчали — стыдно им было страх показывать, но и их жуть взяла. Каркнул ворон высоко в небе, ударил в бубен Роб — и сомкнулась земля, словно и не открывала свои глубины.

Восторженным ревом встретил клан ориг эти чудеса, славил своих шаманов. А гости долго еще молча сидели. Первым Вели-гхор заговорил:

— Сколько же у тебя таких шаманов, Уран-гхор?

— Четыре десятка, — был ответ.

— А что же еще они могут?

— Амулеты разные делать, в бою воинов невидимыми щитами прикрывать, молнии во врага посылать, болезни лечить, с духами предков разговаривать. Многое могут…

Долго еще пировали орки в тот день. Собрались все воины клана, веселое застолье было. Настал вечер, разошлись все по своим селениям. Гости улеглись спать в поставленных для них больших карангах. Да только не ко всем в ту ночь сон пришел. Много думали вожди о громадной силище, пришедшей в Орочье гнездо. И еще каждый гадал, чего же хочет от них радушный хозяин.

Как утро настало, засобирались вожди в обратный путь. Только сначала пригласил их Уран-гхор перекусить перед дорогой. Молчал он, ничего не говорил, прихлебывал травяной отвар. Первым не выдержал молодой Вели-гхор:

— Скажи, Уран-гхор, зачем ты нас собрал? Ведь не только чтобы на празднике погулять?

— Не только, — отвечал вождь. — Собрал я вас, чтобы вы своими глазами нашу жизнь увидели, нашу силу почувствовали. Все вы — славные вожди, великие воины, уважаемые в своих кланах. Расскажите оркам, как живет клан ориг. Расскажите, что могут наши шаманы. Про богатство наше, про могущество расскажите. И сами подумайте, что для вас дороже: вечные распри между племенами или единство, которое дает силу?

— Да ты, никак, под свою руку нас зовешь? — зло рассмеялся Оран-гхор.

— Зову.

Эр-гхор головой покачал:

— Не гневайся, Уран-гхор. Но никто не захочет власть вождя тебе отдать.

— Я и не хочу вашей власти, — отвечал Уран-гхор. — Вы останетесь вождями, а я буду — вождь вождей.

Переглянулись гости.

— Решайте, вожди, — сказал Уран-гхор. — Неволить никого не стану. Не нужны мне ни рабы, ни враги внутри моего народа, нужны верные воины и товарищи. Решайте. А только поодиночке люди нас всех передавят и в полон заберут. Вместе же мы — огромная силища.

— Что же, если пойдем мы под твою руку, и из наших юношей шаманов сделаешь? — спросил Вели-гхор.

— Роб отыщет в каждом племени орков с даром и сделает их шаманами.

— А пока они учатся — пошлю в племена своих шаманов, — подтвердил старик. — Чтобы от опасности защищали, охотничьи угодья заговаривали, орков лечили да вулкорков сильных выращивали.

— А молодежь нашу будешь обучать, как своих воинов?

— Я не буду. Вы сами будете, я только покажу, как.

— Думать надо, — сказали вожди.

— Думайте. А кто надумает — пусть приходит ко мне, принимает мои законы и живет по ним. Селение мое всегда открыто для друзей, а в каранге тепло и еда найдется.

— Прост ты, вождь, — ухмыльнулся Оран-гхор. — Слишком многое ты нам показал, все секреты выдал. А если кто не как друг придет, а как враг?

— У нас найдется и чем врага встретить, — отвечал Уран-гхор. — А селения моего клана защищены от подлых жих. Нелегко будет сюда проникнуть.

Ударил в бубен старый шаман, и возникли из утреннего тумана белые тени, подступили к гостям, прикасались холодными бесплотными руками, шептали в уши невнятные речи. Ужас сковал сердца воинов, слышавших голос самой смерти.

— Духи предков нас о враге предупреждают, — сказал Роб. — А врага они с ума сведут, запутают, жизнь высосут.

Содрогнулся Оран-гхор:

— Хватит, хватит, шаман! Понял я, куда клонишь…

Взмахнул рукой Роб — ушли духи, словно и не было их. Только воспоминание о них жило в душах, бередило тоскливым страшным сном.

Разъехались вожди в разные концы степи. Уран-гхор провожал их задумчивым взглядом.

— Скажи, отец, правильно ли я поступил, что не убил Оран-гхора сразу? Чувствую: злоба его не уймется.

— Ты правильно поступил, мой сын. Негоже праздник убийством портить, нельзя кровь в Орочьем гнезде проливать. Да и законы гостеприимства нарушать духи не велят. Не думай об Оран-гхоре.

— Но не предатель ли он? Не продает ли орков людям в Богатые земли? Не доносит ли им о том, что в степи делается?

— Он не жиха, он хх'раис. Разум его разрушается от дурманных грибов. Духи сказали мне: тогда приходит к нему образ человеческого шамана, и Оран-гхор выбалтывает ему все, что видел и узнал.

— Так зачем же мы его отпустили? Ведь он все расскажет людям!

— Не тревожься, сын. Люди узнают. Это неизбежно. Степь велика, в каждом клане есть предатели. Услышат от вождей про нашу жизнь, и донесут человеческим шаманам. Не скоро еще мы всех жих повыведем. Пусть люди узнают. Но на каждую чужую хитрость можно свою придумать.

После праздника минуло десять дней. Потом еще десять. И явился в клан ориг первый вождь, решивший под руку Уран-гхора пойти — молодой Вели-гхор. С собой еще троих вождей клана рау привел. Приняли вожди законы Урана, поклялись по ним жить. А на другой день отправились в родные селения. С каждым из них Роб отправил своего ученика. Стали жить шаманы в селениях клана рау, помогать оркам. Испытали юношей и девушек на колдовской дар, нашли способных и отправили их к Робу — учиться мастерству. Посмотрели другие племена рау, как хорошо живется тем, кто под руку Уран-гхора пошел, и тоже согласились сделать его вождем вождей.

А потом и Эр-гхор явился, а за ним много других вождей клана даг. Каждый день шли орки из разных кланов в селение Гра-ориг, клялись в верности законам Урана. Разъезжались в разные концы Орочьего гнезда молодые шаманы. И летели от них к старому Робу птицы с весточками. Присматривали его ученики за орками, находили среди них предателей. А потом те предатели тихо умирали своей смертью. Очищалось Орочье гнездо от человеческой заразы.

Вставали по всей степи новые и новые воинские селения, учились в них юные орки воевать с людьми. И шаманское селение ширилось и росло. Увеличивалась с каждым днем стая свирепых боевых вулкорков, теперь уже на всех воинов хватало зверей. Доволен был Роб, многое они с Уран-гхором сделать успели. Только Оран-гхор не пришел к стоянке Гра-ориг — ни другом, ни врагом. "Ничего, — говорил старый шаман, — еще встретимся".

Как и прежде привольно кочевали орочьи племена по степи. Только теперь двигались они в сторону тепла, медленно приближаясь к границе с Богатыми землями…

* * *

С высоты птичьего полета это выглядело как поток серой лавы — медленно, мерно, неумолимо движущейся на запад. Здесь, на земле, это было похоже на обычное, только очень большое, войско — тысячи солдат, слаженно печатающих шаг по едва просохшей после весенних дождей земле. Но если бы нашелся сторонний наблюдатель, достаточно безумный, чтобы приблизиться к стройным рядам, он сразу бы заметил странности, отличающие эту армию от любой другой. На смуглых воинах не было ни формы, ни даже доспеха: словно какая-то неведомая сила неожиданно выдернула людей из дома, оторвала от привычных занятий и поставила в строй. Одни были одеты в холщовые штаны и рубахи, по-крестьянски подпоясанные плетеной тесьмой, другие — в темные грубые костюмы мастеровых, перехваченные засаленными фартуками, третьи — в любимые мелкими восточными торговцами добротные пестрые кафтаны до колен. Попадались и те, на ком красовались дорогие шелковые или парчовые халаты, которые принято носить в кругу эмиратской аристократии. Многие вообще шли в одном нижнем белье. Кто-то попирал землю новенькими сапогами, кто-то — грубыми деревянными сабо, кто-то — щегольскими расшитыми туфлями с загнутыми носами, а кто-то вообще шел босиком. Оружие тоже удивило бы наблюдателя разнообразием: от луков, арбалетов и сделанных на заказ сабель благородной ковки до топоров и обычных дубин.

И лишь одно объединяло всех этих разномастно одетых, разновозрастных и явно принадлежащих к разным сословиям мужчин — выражение лиц. Бесстрастие, полное отсутствие чувств делало людей похожими на оживших кукол, холодные, тусклые, словно затянутые сонной пеленой глаза смотрели вперед — только вперед. Звук шагов был единственным, который издавало странное воинство. Храбрый зевака не услышал бы ни кашля, ни сиплого от усталости дыхания, вырывающегося из глоток, ни сдобренного ругательствами разговора, помогающего коротать утомительный переход. Не было и сопровождающих любое войско в походе запахов: ядреного многодневного пота, немытых мужских тел, кислой отрыжки от грубой солдатской пищи. Вместо этого малоприятного, но такого свойственного живым людям букета над воинами витал едва заметный, почти призрачный душок тления — сладковатый, смешанный то ли с ароматом увядших, начинающих гнить цветов, то ли с запахом плесени. Так пахнет воздух в старых склепах и конторах погребальных дел мастеров.

И увидев и ощутив все это, любой, даже самый безрассудный наблюдатель отшатнулся бы в ужасе, обратился в бегство, поняв, что к границе Галатона шагает не знающая усталости, не ведающая сострадания армия не-мертвых.

В арьергарде двигались верховые отряды. Всадники — как на подбор молодые мужчины и женщины: в черных походных одеяниях, с черными повязками поперек лба. Это были шеймиды, воины-некроманты, лучшие из лучших, удостоившиеся великой чести отправиться в священный поход. Они держались примерно в фихте от основного войска — исходивший от носферату тонкий, почти неуловимый для человека запах разложения нервировал горячих андастанских скакунов.

"Конечно, для тех, кто отмечен проклятым даром богини Исдес, не составило бы никакого труда заменить лошадей умертвиями, — размышлял Ирияс Второй, наблюдая за всадниками. — Магические техники легко позволяют это сделать. Можно было бы даже создать верховых химероподобных животных, злобных, неприхотливых, не нуждающихся ни в пище, ни в отдыхе. Но ни один воин востока не променяет настоящего коня — верного боевого товарища — на бескровную нежить. К тому же… сеющие смерть как никто умеют ценить хрупкую, преходящую прелесть жизни. Приходится считаться с традициями".

Просторный резной паланкин султана, окруженный отрядом охранников, величественно плыл позади войска на плечах четверых могучих носферату. Сам Ирияс не ощущал брезгливости по отношению к не-мертвым, считая их наиболее удобной тягловой силой. К тому же кожа каждого носильщика была обильно умащена благовониями, аромат которых заглушал любые оттенки запахов. По случаю солнечной весенней погоды парчовые шторы были откинуты, и паланкин покрывала легкая, магически обработанная ткань, непроницаемая для взгляда снаружи, но позволявшая сидящему внутри видеть все происходящее вокруг. Откинувшись на подушки, султан прикрыл глаза, погружаясь в раздумья. Правая рука его лежала на украшенном драгоценными камнями эфесе сабли, левая рассеянно перебирала шелковистые кудри юной Роксаны — младшей и самой любимой жены. Пятнадцатилетняя красавица покорно приникла к ногам своего повелителя, боясь неосторожным движением вспугнуть его задумчивость и вызвать гнев.

Мысли текли плавно и неторопливо. Восточный эмират пал. Был взят за считанные дни. Что изнеженное веками благополучия торговое государство могло противопоставить священной ярости прирожденных воинов Андастана? Армия маленькой страны была разбита наголову, и вторжение скоро превратилось в победное шествие. Эмиратские воины и просто сильные молодые мужчины, расставшись со своими душами и подарив их силу некромантам, были превращены в носферату — зомби с зачатками разума. Это были идеальные солдаты — ловкие, выносливые, беспрекословно подчиняющиеся хозяевам. И теперь от ехавших позади войска шеймидов тянулись невидимые нити энергетических каналов, привязывавшие не-мертвых, как поводок — собаку…

— Тебе удобно, моя нежная роза? — ласково спросил жену Ирияс.

Роксана робко улыбнулась. Поймала ладонь султана, поцеловала, прижала к щеке:

— Да, Солнцеподобный…

Она была прекрасна, эта юная женщина. Черные кудри, бархатистая смуглая кожа, и — огромная редкость у андастанцев — зеленые миндалевидные глаза, опушенные длинными ресницами. Придворные поэты, воспевая робкую грацию ее движений, сравнивали султаншу с молодой газелью. Но если бы хоть один из них увидел ее прелестное лицо, он почувствовал бы себя счастливейшим из смертных и посвятил Роксане гораздо более пылкие стихи. Эта красота принадлежала только Ириясу. Но главной ценностью жены в его глазах являлось ее происхождение. Девушка была дочерью одного из самых могущественных некромантов, который вел свой род от первых адептов Исдес. В этой семье рождались только чистокровные пленители, отмеченные печатью великой богини. Роксана тоже обладала проклятым даром, и на ее высоком чистом лбу багровело магическое пятно. Но отец, здраво рассудив, что главное для женщины — удачное замужество, а не карьера воина, не стал развивать в дочери способность к поглощению душ. Вместо этого он предложил Роксану в жены Ириясу. С самого детства девушка знала, что предназначена Солнцеподобному. И теперь для нее не было большего счастья, чем находиться с ним рядом, покорно исполняя любые его желания.

Месяц назад Роксана сообщила венценосному супругу, что носит под сердцем дитя. С того дня султан не расставался с женой ни на минуту, полагая, что так будет безопаснее для нее и ребенка. Он отлично знал, какие жестокие нравы царят в гареме. Даже угроза мучительной смерти (жен и наложниц, вызвавших гнев Солнцеподобного, зашивали в кожаный мешок и сбрасывали в реку) не могла усмирить женской ревности и ненависти к счастливой сопернице. А будущий ребенок был очень важен для Ирияса. Мальчик — а придворные маги подтвердили, что это именно мальчик, в котором соединилась кровь двух самых могущественных родов Андастана, должен был стать поистине великим некромантом. И султан прочил это дитя в наследники престола.

Именно поэтому Солнцеподобный не захотел расстаться с Роксаной даже на время похода. Впрочем, он был заранее уверен в исходе войны. Конечно, Ирияс не рассчитывал, что захват Галатона пройдет так же легко, как взятие Восточного эмирата, но и непреодолимых трудностей не ожидал. Даже несмотря на то, что кампанию пришлось начать на год раньше, чем планировалось. "Мое войско имеет неоспоримое преимущество, — подумал султан, тонко усмехнувшись, — каждая смерть лишь прибавляет ему новых солдат".

Вопреки ожиданиям шеймидов, мечтавших уничтожить всех жителей Восточного эмирата, тем самым добавив себе магической силы, Солнцеподобный приказал пощадить подростков, женщин и детей. Возможно, молодые, горячие воины, пылавшие ненавистью ко всем, кто не принадлежал к их славному племени и мнившие своей честью убийство кьяфиров, не поняли, какие цели преследовал их вождь. Возможно. Но недаром, помимо отвращения к иноверцам, в пленителях культивировалась любовь к Ириясу, безоговорочная преданность ему и его делу. Никто из шеймидов не усомнился в справедливости приказа. Солнцеподобный, в бесконечной мудрости своей, всегда прав.

И он действительно был прав. Много лет изучая события прошлого, Ирияс научился предугадывать будущее, работать на него, просчитывая последствия каждого шага. Священная ярость — это хорошо. Ненависть к кьяфирам — прекрасно. Для военного времени, для юношей и девушек, составляющих основу андастанской армии. Сам же султан не испытывал никакой злобы по отношению к тем, кого не благословила своей печатью богиня Исдес…

— Глупо ненавидеть еду, не правда ли, моя красавица? — вслух произнес Солнцеподобный, обращаясь к жене.

Роксана подняла взгляд. Из зеленых очей на Ирияса смотрела сама любовь — преданная, чистая, не замутненная ни расчетом, ни сомнениями:

— Ты мудр, мой повелитель…

Может быть, он и не был мудр, но умело пользовался чужой мудростью. Некроманты питают свою силу поглощением человеческих душ — закон Исдес. Именно это продлевает им жизнь, делает могущественными. Души — своего рода еда, пища для пленителей. С полным уничтожением кьяфиров андастанцы лишились бы энергетической подпитки в будущем. Что тогда? Со временем некроманты принялись бы поглощать друг друга. А этого нельзя было допускать ни в коем случае. Войны между адептами Исдес неизбежно вели к внутренним конфликтам, беспорядкам и безвластию. Именно это случилось во время правления Хармеза Второго. Завоевав и уничтожив несколько соседних государств, великий султан остановился, решив, что для Андастана пришло время мирного развития. Но тот, кто хотя бы единожды вкусил чужую душу, уже не в силах остановиться. Слишком велико наслаждение, испытываемое некромантом в момент поглощения жертвы, слишком большой приток энергии дает пленение. Ошибка Хармеза привела к тому, что государство, раздираемое междоусобицами, едва не стало колонией Журжени. Великий журженьский мудрец Цзяо Ли, убив султана в поединке, выдвинул его наследнику ультиматум: запрещение культа Исдес либо полное уничтожение страны. Молодой правитель, да будет проклята сама память о нем, да сотрется его имя со страниц истории, согласился с этим требованием. И с тех пор вот уже несколько тысячелетий Андастан влачил жалкое существование слабого, второстепенного государства, не имеющего ни политического веса, ни влияния.

"Скоро этому унижению придет конец, — размышлял Ирияс, с удовольствием глядя на очаровательное личико жены. — Скоро вся Амата склонится перед величием Андастана…"

Шеймидам нужна война — долгая, победоносная, священная. Так и только так они напитаются чужими душами. Нельзя, чтобы отмеченные Исдес мерились силами друг с другом. Отсюда главный постулат учения Ирияса Второго: андастанцы — высшая раса, жизнь любого из них бесценна. И пусть не у всех остался чудесный дар, пусть печатью богини отмечен лишь один из десяти родов. Ничего. Каждый мужчина-шеймид возьмет в жены несколько обычных девушек, и рожденные от них дети уже будут некромантами. Он, Ирияс Второй, Солнцеподобный султан, великий вождь, возродит былое могущество своей страны, взрастит новые поколения пленителей.

Но душам некромантов необходима пища, энергия для роста. И ее дадут низшие существа. Именно поэтому нельзя превращать Амату в пустую, выжженную землю, уничтожая всех кьяфиров. Нет, в захваченных государствах убивать нужно только молодых сильных мужчин, лишая страну защитников и увеличивая собственное войско носферату. А детей, подростков и женщин со стариками оставлять про запас. Пусть живут в своих городах и селах, подобно скоту на фермах. Старики и женщины будут ухаживать за детьми, работать на полях, обеспечивая себе пропитание. Дети вырастут, родят новых детей. Таким образом, источник пищи для некромантов никогда не иссякнет. В каждой стране оставить наместника-шеймида, в каждом городе — тоже. Подкрепить небольшим отрядом некромантов, войском носферату. А чтобы у низших не возникало идеи бунта, нужно слегка обработать их сознания. Не выжигать до конца, чтобы не тратить энергию и не превращать окончательно в бессмысленных существ — иначе их души будут плохо насыщать. Слегка прикоснуться, подорвать волю, искалечить ум, оставив его ровно столько, сколько нужно, чтобы человек мог испытывать страх, боль и страдание — самые лакомые чувства для некроманта. Уничтожить культуру, науку, искусство — впрочем, какая культура у низших? — жалкое подобие. Превратить кьяфиров в расу дураков, способных лишь добывать еду, жрать, спать и совокупляться. Пусть полуразумный скот плодится и размножается: Андастану нужна пища.

После войны придется ввести разумные ограничения на пленение душ. Каждый некромант будет иметь право поглотить определенное количество низших. Впрочем, Амата так велика и ее населяет такое множество людей, что высшей расе не грозит энергетический голод.

"Только не Журжень", — подумал Ирияс, заскрипев зубами при одном воспоминании об этом загадочном государстве. Его древняя цивилизация хранила великое множество тайн, среди которых была и удивительная сила журженьских магов-мудрецов. Солнцеподобный хорошо понимал, что всей мощи его армии не хватит на то, чтобы справиться с воинами Журжени. Но эта страна всегда была замкнута в себе, и султан надеялся, что она не станет вмешиваться в войну. Хотя бы на первых порах, пока некроманты не наберут достаточно сил. Он уже отправил к журженьскому императору послов с предложением нейтралитета.

— До границы осталось пять майлов, Солнцеподобный, — подскакав к паланкину, доложил стройный чернобородый всадник.

— Привал на два часа. Отправляйте лазутчиков.

Над войском не раздалось ни одного звука, но зомби, повинуясь мысленному приказу своих хозяев, остановились. Шеймиды спешились, пустили коней пастись по молодой траве, расположились на отдых. От их отряда отделились двое — мужчина и девушка. Отойдя в сторону, обернулись лицом к западу, опустились на колени. Некроманты творили молитву Исдес, испрашивая благословения на волшбу. Несколько минут спустя они поднялись: смуглые красивые лица приобрели благоговейное выражение, черные глаза сияли фанатичным блеском. Сложив руки перед лицом, маги принялись читать заклятия. К ним молчаливой цепочкой потянулись носферату. Некроманты проводили ладонью над головой каждого зомби, и те становились словно бы полупрозрачными, сливались с окружающим пейзажем. Наблюдая за магическим действом, султан довольно кивал: конечно, на то чтобы сделать отвод глаз от целого войска, энергии шеймидов не хватит. Да это и бессмысленно: на глаза человека, находящегося на расстоянии меньше трех шагов от объекта волшбы, отводящие чары почти не действуют. Но вот для того, чтобы лазутчики подобрались к границе незаметно для вражеских постов, это заклятие просто незаменимо.

* * *

Лучи предвечернего солнца ласково касались реки, щедро украшая золотыми бликами ее быстрые воды. Напоенная маленькими хлопотливыми ручьями, полноводная после весенних дождей, трудолюбивая Тиарин весело бежала по долине между зазеленевшими берегами, спеша поделиться живительной силой с виноградниками, которыми так гордился Солнечный край. Считалось, что своим волшебным вкусом, пьянящим ароматом и сочностью здешний виноград обязан именно особой речной воде. Старинная легенда гласила, что Тиарин зародилась от слез Ат-таны. Добрая богиня, спустившись однажды на иссушенную землю Солнечного края и увидев чахлые растения, заплакала. И там, где упали ее слезы, появилась река — чистая, прозрачная, прохладная, не иссякающая даже во время засух, нередко случавшихся в этой жаркой провинции. Ее вода обладала удивительными свойствами: она была очень вкусна, и один глоток утолял жажду на целый день. Будучи закупорена в сосуд, она сохраняла свежесть в течение многих лет. Целители набирали воду для лечебных целей: промытые ею раны никогда не воспалялись и быстро заживали. Поговаривали даже, что благодаря купанию в Тиарин девушки Солнечного края все как одна очень красивы, а женщины не знают горя бесплодия. Так это или нет, но в провинции действительно большинство семей были многодетными.

Полное название реки на древнегалатском звучало как Тиарин Ат-тана — слеза Ат-таны. Впрочем, местные жители любовно именовали ее Лозинка, в честь виноградной лозы — главного богатства Солнечного края.

— Эх, красота! — мечтательно протянул Сид, любуясь сверкающей на солнце водой. — Окунуться бы сейчас…

— Скоро окунешься, парень, — проворчал Вартон, толкая напарника в бок. — Скоро мы все окунемся, задери меня блоха! Не туда смотришь!

Сид неохотно развернулся и воззрился в обратную сторону — туда, где ровным нежно-зеленым покрывалом лежали бескрайние поля.

"Зачем сунули молодого на сторожевую, задери его блоха? — думал Вартон, со странной смесью раздражения и жалости глядя на курносое, с румяными, по-детски округлыми щеками лицо молодого солдата. — Щенок же еще, никакого понятия…" Сам Вартон Хелл — сорокалетний худощавый человек, капрал, больше половины жизни отслуживший в имперских волках, прекрасно понимал, чего нужно ждать от сегодняшнего дня и какую цену придется заплатить за невнимательность. И он пристально, до боли в глазах, всматривался в слабенький, исцарапанный увеличивающий экран третьей сторожевой башни, зная, что вскоре может появиться на горизонте, и одновременно молясь о том, чтобы это никогда не появлялось.

— Дядь, а дядь, — мальчишка потянул его за рукав, — а ты некромантов видел?

— Я тебе не дядь, а капрал Хелл, — не отрывая взгляда от магического стекла, сквозь зубы процедил Вартон. — Если бы я их видел, то сейчас с тобой бы не стоял.

— А зомбей видел? — не успокаивался Сид.

— Видел, — капрал сплюнул вниз.

— Страшные?

— Да уж не А'нхелли.

Парень вытаращил и без того круглые голубые глаза, отчего лицо его приобрело то ли испуганное, то ли разочарованное выражение:

— А я не видел…

— Насмотришься еще, — буркнул Вартон, — и на зомби, и на некромантов.

— Думаешь, они точно придут? Точно-точно?

Капрал глубоко вдохнул, собираясь гаркнуть во всю глотку, чтобы приструнить сосунка, не имеющего ни малейшего понятия о воинской субординации. Но, покосившись на курносую простодушную физиономию, над которой топорщились белые как лен волосы, неожиданно для себя выдохнул и ответил с несвойственной ему терпеливостью, чуть ли не по слогам, будто увещевая малое дитя:

— В гарнизон войска стягивают. Объявлена полная боеготовность. По всей провинции солдат вербуют. Новичков, таких как ты вот. На запасных аванпостах восточного берега часовых выставили. А с войсками маги учения проводят, рассказывают, как с зомби справляться. Значит, некромантов ждут. Понятно?

— Ага, — Сид поскреб белобрысый затылок и спросил: — дядь, а что такое аванпост?

— Башня это, башня, задери тебя блоха! — взревел Вартон, — слушай, откуда ты взялся такой бестолковый?

— А из Подпалины, — ничуть не обидевшись, широко улыбнулся мальчишка, — это деревня такая. Здесь, неподалеку. Там виноград выращивают.

И снова что-то екнуло в груди капрала. Он, всегда нещадно гонявший молодняк, никому не дававший спуску, почему-то не мог заставить себя приструнить этого нелепого паренька. "Старею, что ли?" — сердито подумал Вартон и, сам того не желая, спросил:

— А чего тебя в солдаты понесло? Сидел бы в своей деревне, сеял виноград…

— Виноград не сеют, — рассмеялся Сид.

— Ну, полол бы, что ли, задери тебя блоха. А ты, понимаешь, на войну подался.

— Империю защищать, — доверчиво поделился парень. — Нас трое, у матери. Старший, Сторк, уже три года в кавалерии служит. Капрал, как ты, дяденька, — в голосе Сида явственно прозвучали горделивые нотки. — Средний, Велин — год в секачах. Ну, а я что, хуже? Империи нужны воины, а в деревне скучно.

— Да уж, без тебя империи просто никуда… — пробормотал капрал.

Сколько этому курносому юнцу, восемнадцать? Семнадцать? У него, у Вартона, вполне мог бы быть сын такого возраста. Мог бы. Да нету. Воинская служба не располагает к тихой и спокойной семейной жизни. Двадцать лет назад он ушел из родной Большой Перчинки в поисках приключений. Так же, как Сид, мечтал служить империи. И он честно служил. Четыре года в колониях Южного континента, еще пять — в Лесном крае. Потом здесь, на границе с Восточным эмиратом. Джунгли, дикари, стычки, вылазки белоглазых, ранения, смерти друзей. Учения, побудки, молодое пополнение, муштра, еще муштра. И снова смерти, уже этих, молодых, которых он обучал. Дряхлые, разваливающиеся крепости, спивающиеся от тоски офицеры, холеные пузатые чиновники, изредка наведывающиеся с проверками из столицы, вечно задерживающиеся обозы с продовольствием, плохая жратва, от которой бурчит в брюхе, мизерное жалование, ноющая боль в старых ранах. Служба империи, задери ее блоха! Самое смешное, что теперь Вартон уже не понимал, зачем потратил на нее целых двадцать лет. Но зато знал: он дослужит до сорока и уйдет. Уйдет в село Большая Перчинка, тихая жизнь в котором когда-то показалась ему пресной. Вернется в родной дом, где ждут его старики-родители. Отдохнет, подлатает жилище, наверняка обветшавшее за время его отсутствия, от души выпьет старки с соседями. А потом выберет скромную хозяйственную девушку и женится. А что? Он еще вполне крепкий и сильный. И у него будут дети. Обязательно будут.

Но в день своего сорокалетия капрал узнал: возвращаться некуда. Большой Перчинки больше нет. Нет ни матери, ни отца, ни сестры, ни соседей, ни хозяйственной девушки. Какая-то заезжая некромантка превратила всех селян в зомби. Он не успел.

Именно в тот день для капрала Хелла и началась война с Андастаном. Потом, позже, воинов отправили на проверку всех деревень Солнечного края. Как оказалось, здесь тоже успели поработать некроманты. Пять сел сделались обиталищами живых мертвецов. Вартон сам попросил, чтобы его послали на зачистку. Он хотел видеть зомби. В четырех деревнях неупокоенные так и не встали из своих убежищ, и их просто сожгли. В пятой андастанский маг перед уходом зачем-то поднял своих слуг и приказал им сражаться с живыми.

Прежде чем снести голову своему первому зомби, капрал взглянул в его глаза. Он и сам не понимал, к чему. Но этот мертвый, ничего не выражавший взгляд перевернул душу Вартона. Такими же бессмысленными тварями, покорными воле андастанского мага, стали те, кто был ему дорог. Теперь он знал, для чего тогда, двадцать лет назад, ушел служить империи. Для того чтобы сегодня убивать некромантов. Он осознавал, что, погибнув в сражении с ними, скорее всего и сам будет превращен в бездушное нечто, омерзительную карикатуру на человека. Но не боялся этого. Главное, расправиться с магами — источником грязной волшбы. А там уж, рассудил Вартон, зомби, лишенные хозяина, наверняка помрут окончательно.

Капралу нечего было терять. Душу снедала ненависть, успокоить которую можно было только одним способом: уничтожая андастанцев. Но вот молодых необученных парней вроде Сида ему было по-человечески жаль. Пропадут же не за ломанный гент!

Вартон сам вызвался стоять на аванпосте восточного берега Тиарин. Был уверен, что успеет подать сигнал и уйти, переправиться к своим. Ну, а если и не суждено будет опередить вражье войско — что ж, останется здесь и постарается захватить с собой хотя бы одного андастанца. Но лейтенант зачем-то навязал ему этого малолетнего крестьянина, и теперь придется отвечать не только за себя…

— Дядь, покажи амулет, — голос Сида вырвал капрала из тяжких раздумий.

— Какой еще амулет?

— Да тот, что караульным на башне положен! — выдал парнишка, победоносно взглянув на старшего товарища. Мол, мы тоже кое-что в службе понимаем!

— Сигнальный амулет хранится у старшего по званию, — отчеканил Вартон.

— Ну, дядь, ну, покажи, жалко что ли? Я ж не видел никогда!

— Не поло… — начал было капрал, до боли в глазах всматриваясь в даль, но отчаянный крик Сида и раздавшийся следом звук падения заставили его, схватившись за меч, отпрянуть от экрана.

Мальчишка сидел на каменном полу, зажимая рукой левое плечо. Сквозь побелевшие от напряжения пальцы сочились струйки крови. Подвывая от ужаса, Сид не отрываясь смотрел на смуглого человека в яркой шелковой одежде, который медленно, крадущимся беззвучным шагом подбирался к Вартону. В руке незваного гостя хищно блестел длинный кинжал. "Андастанец! — пронеслось в голове. — Но откуда? Как пробрался?" Лазутчик совершил длинный прыжок, нацелив острие кинжала в грудь капралу, но тот встретил врага быстрым выпадом. Клинок вспорол живот андастанца, и Вартон, освобождая меч, ногой отшвырнул человека назад, к люку, из которого уже показалась черноволосая голова второго воина. Молча, без единого стона, лазутчик рухнул вниз, увлекая за собой и своего товарища. Капралу хватило одного мимолетного взгляда на его лицо. Он уже видел такие неподвижные, бесстрастные лица. Тогда, в деревне, полной неупокоенных мертвяков… "Зомби, задери меня блоха, зомби! Как прошли незамеченными? Какая-то клятая некромантская волшба…"

— Мертвый… он совсем мертвый, дяденька, — обретая дар речи, заверещал Сид.

— Вставай.

Паренек отрицательно затряс головой, упираясь ногами в пол и пытаясь отползти как можно дальше от люка. Он в панике оглядывался, инстинктивно ища надежное убежище на круглой, продуваемой всеми ветрами площадке сторожевой башни. Но кроме стоящего по центру плоского, грубо вытесанного из камня куба, напоминающего алтарь для жертвоприношений, здесь не за что было спрятаться.

— Вставай, мать твою за ногу! — зарычал Вартон, подскакивая к нему и поднимая за шиворот. — Вставай, солдат! Приказываю оборонять аванпост!

Водрузив Сида на ноги, капрал ринулся к люку, из которого опять вылезал тот же недобитый зомби, и аккуратно снес нежити голову. Теперь уже по-настоящему мертвое тело, обмякнув, упало вниз, а голова покатилась по полу и остановилась у ног перепуганного парня, словно мяч — любимая игрушка каждого мальчишки.

— Мертвый, мертвый, — заблажил Сид. На форменных темно-зеленых штанах расплылось мокрое пятно.

— Отставить нытье! — Вартон залепил новобранцу тяжелую оплеуху. — Дерись, щенок! Дерись, если не хочешь сдохнуть!

Глаза Сида приобрели осмысленное выражение. Он все еще продолжал бояться, но истерика, отнимающая силы и разум, ушла, уступив место жажде жизни. Он потянул из ножен меч.

— В экран гляди! — крикнул ему капрал, кидаясь навстречу новому лазутчику.

Этот зомби был широк в кости и силен. В отличие от предшественника, он был вооружен мечом, с которым, похоже, умел обращаться. Мертвец пригнул голову, пропуская над собой клинок Вартона, взметнулся в стремительном зверином прыжке и тяжело опустился на площадку. "Мечником был, задери его блоха", — с ненавистью подумал капрал, совершая резкий выпад. Зомби, ничуть не заботясь о целостности своего тела, даже не стал уклоняться. Напротив, он пер напролом, словно нарочно подставляясь под удар. Вартон прекрасно понимал, что мертвец, которому не страшны никакие раны, только и ждет, когда противник вонзит в него меч. Этот момент стал бы удобным для расправы с живым. Поэтому капрал медлил, уходя от атаки, но не отвечая на нее. Ему ничего не оставалось, кроме как метаться по площадке, выжидая, когда зомби совершит неловкое движение, "открыв" шею. Но надежда на это таяла с каждым мигом: мертвец сражался как опытный воин. Счет шел на секунды. Кто знает, сколько еще неупокоенных поднимались сейчас по лестнице? Краем глаза Вартон заметил, как что-то быстро покатилось по полу.

— Ааааа! — вопящий клубок ударил зомби сзади под коленки.

Не-мертвый мечник упал навзничь. Капрал коршуном налетел на противника и обрушил клинок на его шею. Из-под тяжелой туши, жалобно поскуливая, выбрался взъерошенный Сид.

— Молодец, парень! — крикнул Вартон. — Хватай его!

Подняв обезглавленное тело за руки и за ноги, воины поднесли его к люку. Капрал взглянул вниз и увидел еще двух зомби. Похоже, их было много, и живых спасала лишь узость лестницы, по которой могли одновременно подняться только два человека.

— Давай!

Воины раскачали труп и с силой швырнули его в люк. Оттуда раздался шум: мертвецы, сбитые с ног, покатились вниз. "А новичок ничего, — мимоходом подумал Вартон, — Справится. Хоть и обмочился сначала…" Быстро осмотрев левое плечо паренька, он оторвал полосу от своей рубахи и наскоро забинтовал глубокую рану.

— Ничего. Ничего. До свадьбы заживет…

— Дядька! — прошмыгал Сид, трясущимся пальцем указывая на экран.

Снизу доносилась возня. Зомби, перебравшись через обезглавленное тело мечника, снова упорно ползли вверх.

— Смотри! — отрывисто бросил Вартон и, оставив новобранца возле люка, подбежал к магическому стеклу.

Увиденное заставило его длинно присвистнуть сквозь стиснутые зубы. На Солнечный край катилась бесконечная черная волна. Мертвое войско… Такое огромное, что казалось, ему не было конца. Последние его ряды терялись где-то за горизонтом.

За спиной заорал Сид.

— Держись! — крикнул капрал, хватая висящий у пояса кисет.

Быстрее. Быстрее. Достать сигнальный амулет. Вот он — плоский, как речная галька, прозрачный кругляш, внутри которого мерцает красная искорка. Положить на стоящую в центре площадки каменную плиту. С силой ударить по стеклу, хрупкому на вид, но прочному на поверку. Вартон размахнулся и от всей души шарахнул кулаком по амулету. Руку пронзила боль, но клятая штука выдержала. "Маги, задери их блоха, что-то перемудрили с прочностью…"

Снова пронзительно закричал парнишка. Вартон поднял меч, прищурился, на мгновение замер и опустил клинок на безобидно поблескивающую на солнце стекляшку. Амулет распался на две ровные половины, выплюнув из себя крохотный алый шарик. Секунду повисев в воздухе, он вдруг начал стремительно расти, разбухать, пульсировать и наконец раскрылся подобно бутону диковинного цветка. В небо ударил оранжевый огненный смерч, окутанный каким-то тяжелым, плотным черным дымом, который не рассеивался даже под порывами ветра. В ответ над противоположным берегом взвился такой же столб бешено вращающегося пламени. "Успел, — с отчаянной радостью подумал Вартон. — Теперь ребята знают…"

Капрал рванулся на помощь Сиду, который неуклюже, но очень энергично размахивал над люком мечом, до сих пор умудряясь сдерживать двух мертвяков. Конечно, парню повезло: эти зомби, очевидно, при жизни не отличались особыми воинскими умениями. Тем не менее, его упорство заслуживало уважения. Одна тварь норовила поднырнуть под клинок новобранца и выбраться на площадку, но ей не хватало ловкости. Вторая — вцепилась обеими руками в край лаза, безуспешно стараясь подтянуться наверх. Воспользовавшись тем, что Сид, разгоряченный сражением, подошел слишком близко к краю, зомби схватил его за ногу и резко дернул, увлекая за собой. Мальчишка упал на спину, выронив меч. Этот момент мог стать завершением его военной карьеры, если бы вовремя подоспевший Вартон не отрубил нежити руку. Капрал снова поднял Сида за шиворот. Пока новобранец, от омерзения и ужаса нелестно поминая всех известных богов и демонов, отрывал от своей штанины цепкую кисть, его товарищ расправился с обоими неупокоенными.

— Выдержал! Мужик! — одобрил он тяжело дышавшего мальчишку. — А теперь пошли. Надо выбираться отсюда.

— А если там, внизу, нас ждут, дядь?

— Зомби-то? А как же? Наверняка ждут.

— Так может… — Сид с надеждой указал на сигнальную плиту, над которой гудел огненный вихрь. — Подтащим и поставим на люк…

— А дальше что? Обложат нас тут, как зверей в логове, даже выкуривать не будут. Сами от голода сдохнем. Или некроманты какой волшбой собьют. Нет, к своим прорываться надо.

Новобранец обреченно кивнул.

— Не кисни! — на всякий случай прикрикнул Вартон и добавил: — пойдешь позади меня. Держись в паре шагов, под меч не подлезай.

Достав из щели под сигнальным камнем запасной факел, капрал бесцеремонно ткнул им в магическое пламя. Промасленная пакля мгновенно вспыхнула. По очереди они шагнули на узкую, серпантинно вьющуюся по стене лестницу и медленно двинулись по ступеням, каждый миг ожидая нападения и почти физически чувствуя под собой гулкую пустоту, в которую так просто было рухнуть, сделав лишь один неверный шаг. Факел создал вокруг людей маленький островок света, на сыром камне заплясали жутковатые гротескные тени. Темнота впереди угрожающе вспучилась, сгустилась в неясные пятна, которые выступили навстречу воинам. Очевидно, андастанский некромант, пославший к аванпосту своих слуг, внедрил в их сознание или то, что его заменяло, четкую задачу: помешать караульным подать сигнал о приближении врага. С основной миссией зомби не справились, но зато усердно приступили к выполнению второстепенной, которая заключалась в собственно уничтожении воинов.

Дорогу заступил широкоплечий мертвец в военной форме, вооруженный двумя короткими мечами. За его спиной угадывались силуэты других зомби. "Слава Лугу, что вниз идем, хоть какой-то шанс…" Это была последняя четко выраженная мысль, посетившая сознание Вартона. Дальше он действовал, повинуясь звериному инстинкту выживания и интуиции опытного бойца. Резким, коротким тычком сунуть факел в лицо мертвяку. Шипение, вонь опаленной плоти. Движения зомби замедлились, сделались неуверенными. Глаза выжег. Хорошо! Рубануть мечом по шее. Обезглавленное тело рухнуло на ступени. Капрал шагнул вперед. Второй. Удар факелом по лицу, взмах меча. Отлично! Третий. Снова огнем в неподвижную физиономию. Зомби отшатнулся, потерял равновесие, и Вартон пинком отправил его вниз, в колодец башни. Шаг. Еще шаг. И еще зомби, и еще. Он выстоит, прорвется и вытащит мальчишку. Умирать? Еще рано. Не так. Не здесь. Не сейчас.

Вартон потерял счет времени, сражался молча, стиснув зубы, по трупам прокладывая себе путь к свободе. Спуск подходил к концу, казалось, освобождение уже рядом, когда, поскользнувшись на луже слизи, выплеснувшейся из шеи очередного изрубленного зомби, капрал упал навзничь. Тут же над ним взметнулся кривой клинок, и Вартон с каким-то тоскливым равнодушием понял: вот он, конец. Все же им не суждено выбраться отсюда. Но сабля, столкнувшись с мечом, издала разочарованный звон и, выбитая из руки мертвяка, упала в колодец.

— Вставай, дяденька! — проорал Сид, подхватывая факел и перепрыгивая через капрала.

Новобранец отбивался как мог, дрожащим голосом выкрикивая молитвы Лугу. Он не сумел отрубить голову обезоруженному зомби, но зато столкнул его с лестницы. Вартон вскочил на ноги и бросился Сиду на помощь. Успел вовремя: здоровенный мужик, которому мальчишка умудрился изрядно подпалить лицо и выжечь глаза, принялся беспорядочно размахивать боевым топором, едва не раскроив парня пополам. Капрал ловко задвинул Сида за спину, шагнул вперед, уклонился от удара и рубанул по толстой шее…

То ли опальный бог внял словам Сида, решив, что солдатам еще рано отправляться в Счастливые долины, то ли чудо, на которое надеялся новобранец, было явлено кем-то другим. А может, и вовсе не было никакого чуда… Но они выбрались из башни — израненные, покрытые своей кровью и черной густой слизью, которая текла в жилах зомби, измученные и усталые, но живые. Солнце уже касалось горизонта, разливая по краю неба кроваво-красный тревожный закат.

— Неужто… мы дошли? — бледный, едва держащийся на ногах Сид растянул толстые губы в счастливой улыбке.

— Не знаю, — мрачно ответил капрал, глядя на восток.

Оттуда бесконечным потоком, словно голодная черная саранча, пожирающая все на своем пути, надвигалось андастанское войско. Оно было совсем близко, на расстоянии не более майла.

— Бежим! — заорал Вартон.

Схватив мальчишку за рукав, капрал потянул его к берегу Тиарин. Не разбирая дороги, спрыгнул с крутого, почти отвесного склона, увлекая за собой Сида. Мелкие камешки осыпались под ногами, подошвы заскользили по влажной земле. Совершив несколько длинных неуклюжих скачков, воины не удержали равновесия и кубарем покатились вниз.

Несколько секунд спустя капрал обнаружил себя лежащим на мелководье, рядом с большим серым камнем, о который чудом не размозжил голову. Кряхтя от боли в ушибленной спине и яростно желая некромантам совершить непристойный акт со всеми зомби их войска, Вартон поднялся и огляделся в поисках Сида. Парень лежал неподалеку, уткнувшись лицом в серый речной песок, и на какое-то мгновение капралу показалось, что он мертв. Воин склонился над новобранцем, перевернул его на спину, встряхнул за плечи. Сид со стоном открыл глаза.

— Идти сможешь?

— Да… — опершись на плечо Вартона, мальчишка с трудом встал.

Капрал двинулся вниз по течению, почти волоча на себе обессиленного потерей крови, измученного в первом бою Сида. Благо, идти долго не пришлось: в сотне шагов от того места, где упали воины, прятались под ветвями плакучей ивы маленькие мостки. Зайдя по грудь в холодную, еще не напитавшуюся солнечным теплом воду, Вартон отвязал от деревянной опоры двухместную лодку. Подсадил мальчишку, взобрался сам, оттолкнулся веслом от мостка:

— Поехали…

Капрал усердно заработал веслами, борясь с веселым течением широкой Тиарин. От сердца немного отлегло: вроде бы главная опасность позади. Он еще успеет повоевать и, дай Луг, убьет хоть одного некроманта…

Когда лодка уже достигла середины реки, на восточном берегу появились не-мертвые солдаты андастанского войска. Слегка оклемавшийся Сид, обернувшись, внимательно рассматривал замерших в ожидании приказа зомби.

— Как же они перебираться будут, а, дяденька? Вон их как много, на всех плоты не построишь…

Словно в ответ на его слова, первые ряды нежити сдвинулись вперед. Повинуясь чьему-то приказу, твари шагали с обрывистого берега, четко, уверенно, будто ожидая ощутить под ногами не воздух, а твердую землю. Падали, скатывались по склону, поднимались и заходили в реку. Следом за первым рядом отправился второй, за ним — третий… Вскоре воды Тиарин вскипели от сотен… тысяч не-мертвых воинов, плывущих на западный берег.

Капрал с удвоенной силой налег на весла, хоть лодка и находилась на безопасном расстоянии от зомби. Сид застыл на корме, не отводя глаз от происходящего.

— Не догонят, не бойся, — сказал ему Вартон, решив, что парень напуган.

— Лозинку… опоганили… — с трудом выдохнул новобранец и разразился длинным грязным ругательством.

В голосе Сида звучала такая злоба, такая безумная ненависть, что капрал только молча кивнул. Он хорошо понимал, что сейчас чувствует мальчишка.

Твари вошли в реку. В его реку. В добрую, волшебную Лозинку, рожденную от святых слез матери богов. В Лозинку, питающую своими водами виноградники, дорогие сердцу каждого крестьянина Солнечного края. Скоро они выйдут на берег и начнут убивать людей. А следом за ними явятся некроманты. И если не остановить эту мразь, не уничтожить ее, она двинется дальше, прошагает по деревням и селам, сея смерть и разрушение. Превращая всех обитателей провинции в зомби — тупую, не имеющую души дохлятину.

Защищать империю… впервые Сид осознал, что стоит за этими красивыми словами, которые с таким пафосом произносил приезжий вербовщик. Защищать империю… Империя — это не общее понятие. Не просто страна. Не далекая столица и даже не монархиня, воплощающая собою власть и справедливость. Это земля. Его провинция. Это множество простых и понятных, таких родных вещей: виноградники и Лозинка, зеленые поля и аромат свежескошенной травы, ранние утра, пахнущие росой и темные, бархатные ночи. Это люди, близкие, любимые. Друзья, соседи. Девчонка, которую провожал домой после веселых плясок и мечтал потискать где-нибудь на сеновале. И мама. Мама, которая осталась одна ждать сыновей с войны…

Днище лодки проскрежетало по камням. На берегу кипела работа. Бок о бок трудились опытные воины, молодые новобранцы и ополченцы, набранные в деревнях — пожилые мужчины и подростки. Они устанавливали вдоль воды связанные крест-накрест рогатины, укрепляя их песком, землей и камнями.

Сид легко спрыгнул в воду и побежал к берегу. Усталость, болезненность слетели с него, словно под заклинанием могущественного целителя. Перед Вартоном был человек, будто повзрослевший в одночасье на добрый десяток лет. Теперь уже капрал нисколько не сомневался: из Сида получится хороший воин.

* * *

— Рота, стройся!

Вслед за голосом капитана, раздались выкрики капралов, повторяющих приказ своим десяткам, на все лады сдабривая его поощрительными фразами вроде "И поживей! Не телешитесь, красотки!". Третья рота второго полка имперских секачей стояла на берегу Тиарин, возле небольшого рыбачьего поселка. По приказу полковника Лириана Йеншира роты пехотинцев расположились биваками у реки на расстоянии майла друг от друга. Тиарин текла вдоль всей границы с Восточным эмиратом, и точно предугадать, в какой точке некроманты станут ее форсировать, было невозможно. Так что оставалось только ждать нападения, растянув два полка секачей по берегу Тиарин.

Основные силы были сосредоточены в баронстве Йеншир. Полковник, срочным указом императрицы назначенный главнокомандующим армии Солнечного края, счел, что его родовой замок, расположенный на небольшой возвышенности, как нельзя лучше подойдет для дислокации войск.

Третья рота, вот уже двое суток маявшаяся бездельем возле рыбацких хижин, приказ построиться восприняла с некоторым оживлением. Нельзя сказать, что кто-то из воинов горел желанием сражаться с некромантами или же вообще сражаться: секачи — народ основательный и разумный. Никто не мечтал пасть смертью храбрых, покрыв себя при этом вечной славой. Но каждый отчетливо понимал: война неизбежна, а в этом случае уж лучше хоть какая-то определенность, чем томительное ожидание. Споро надевая доспех, солдаты перебрасывались короткими фразами. Худощавый высокий мужчина лет тридцати, затягивая завязки на нагруднике товарища, спросил проходившего мимо капрала:

— Далеко?

— Десять майлов, — ответил тот.

— Десять майлов в железяках! — вздохнул воин, жалобно сморщившись, отчего его узкое лицо приобрело плаксивое выражение, хотя в рыжих глазах плясали нахальные смешинки, — да еще и на ночь глядя… Пока дойдем — уж вечер наступит. Эх, говорила мне мама: не ходи в солдаты, сынок!

— Разговорчики, Мих! — рявкнул капрал.

— Хорошо корсет сидит, а, Молчун? — притворно заботливо осведомился худощавый, не обратив на окрик никакого внимания. — В грудях не давит? Давай, теперь ты за мной поухаживай.

Молодой светловолосый гигант, оправдывая свое прозвище, не ответил ни слова. Добродушно усмехнувшись, помог балагуру с доспехом и вскинул на плечо эспадон. Рота построилась и двинулась вверх по течению.

— Красота-то какая вокруг! — рассуждал Мих, шагавший рядом с Молчуном. — Сейчас бы сидеть на берегу, вино попивать. А рядом чтоб смазливая девчонка, да не сильно порядочная…

— Да, девчонки здесь что надо! — ответили сзади. — Красотки все как одна!

— Слышишь, Велин, а ты ж вроде местный? — спросил кто-то.

— Местный, — ответил за друга Мих.

— Как у вас тут девки, сговорчивые?

Молчун пожал плечами.

— Он не знает, — перевел Мих, вызвав всеобщее веселье.

— Что ж, у тебя и девчонки нет? — продолжал допытываться воин, шагавший сзади.

— Невеста, — пробасил Молчун, умудрившись произнести одно слово таким тоном, который положил конец обсуждению.

— Строгий, но справедливый, — резюмировал его друг.

Капралы не окорачивали своих подчиненных, не мешали им обмениваться шутками. Мих продолжал балагурить, иногда искоса поглядывая на своего друга, хорошо понимая, какие тяжелые думы одолевают внешне невозмутимого богатыря. В паре десятков майлов выше по течению стояла родная деревня Молчуна. Там остались его невеста, мать и младший брат. И если сегодня галатцы не удержат некромантов…

Спустя час с небольшим рота прибыла к месту сражения. Смолкали шутки, затихали разговоры. Солдаты быстро спускались по пологому западному берегу. Мих шепотом выругался, Молчун издал непонятный звук, словно пытался прочистить горло. Тиарин исчезла. Вместо прозрачных чистых вод меж берегов кишела черная масса. Зомби. Плывущие, бредущие, выбирающиеся на берег. Тысячи и тысячи — бесконечное войско. А с противоположного склона сыпались и сыпались в реку все новые твари.

Широкая песчаная коса ощетинилась остриями рогатин. Заграждения, укрепленные камнями, поставленные плотно, так, чтобы между ними невозможно было протиснуться, не вспоров себе живот, оставляли свободной узкую полосу, по обе стороны которой, словно почетный караул, стояли ряды воинов. Твари шли беспорядочным потоком, с тупым упорством напирали на рогатины, пытаясь продраться к людям. Оставляя на остриях куски плоти, двигались дальше, выискивая проход. Выстроившиеся за ограждениями пикинеры добавляли зомби урона. Полковник Йеншир, разработавший стратегию баталии, прекрасно понимал, что, проткнув покойника насквозь, уничтожить его не удастся. Но от ран даже не-мертвые тела становились менее подвижными, а значит, уязвимыми. Пикинеры своим оружием отталкивали зомби, не давая им снести рогатины. На расстоянии фихта от воды стояли боевые маги, сверху вниз швыряя в бесконечное море неупокоенных огненные заклятия. Шары и молнии низвергались на головы зомби, превращая их в пылающие факелы, уничтожая сразу по нескольку тварей. На мгновение после этого в черном потоке нежити образовывалась брешь, которая тут же заполнялась новыми не-мертвыми. Но пламя было единственным, что чародеи могли противопоставить андастанскому войску. В этом сражении не участвовали ни могущественные волшебники Совета, ни ученые из тайных лабораторий, владеющие уникальными магическими техниками — те из них, кто выжил под развалинами Виндора, остались в столице, охранять императрицу. И даже отправься маги в Солнечный край сразу после известия о нападении Андастана, они не успели бы преодолеть расстояние, отделяющее приграничную провинцию от сердца империи. Все, что сумела сделать Дарианна — стянуть войска из близлежащих гарнизонов. Так что здесь, у Тиарин, дрались обычные ротные и полковые чародеи, и для многих из них — новичков, недавно окончивших университет, эта битва была первой. Имелись среди волшебников и опытные ветераны, но и они мало что могли предпринять: слишком уж необычен был враг, слишком непохож на привычных неуклюжих зомби, поднятых силой демонов мрака. Здесь были не все: двадцать самых лучших, сильных, испытанных в боях магов полковник Йеншир, по одному ему известным причинам, оставил в резерве, в своем замке.

Несколько волшебников выстроились возле рогатин, заклинаниями поддерживая прочность ограждений. Если бы не их помощь, укрепления давно уже рухнули бы под могучим напором огромного войска.

Чародеи дрались честно, творя волшбу без передышки, вкладывая в заклятия всю доступную силу, не страшась гибели и не думая о поражении. Но душу каждого из них пробирал мертвенный холодок, сознание сверлил пугающий вопрос, которым, возможно, не задавались обычные воины: где главный противник? Где те, кто управляет всеми этими тварями? Маги понимали: самое страшное, самое непредсказуемое еще впереди. И эта битва — лишь начало, пролог перед основным действом.

Те зомби, которым удавалось найти проход на берег, попадали под клинки. Солдаты рубили мертвяков с каким-то торжествующим остервенением, но твари были сильными противниками. Гибкие и подвижные, не уступавшие в ловкости живым, они дрались, несмотря на раны, и падали, только когда их обезглавливали. Это выглядело, словно воплощение чьего-то кошмарного сна: стремительные воины, с равнодушными, несмотря на чудовищные увечья, лицами, неумолимо надвигающиеся на людей. Немолодой мечник, сражающийся левой рукой, тогда как вместо правой из плеча торчал косо разрубленный осколок кости. Юноша лет восемнадцати в богатой шелковой одежде, изящный и хрупкий, словно эльф, управляющийся с двумя саблями с такой скоростью, что полет клинка слился в воздухе серебристым полотном. Он был бы красив, если бы не вырванная нижняя челюсть, болтающаяся возле груди на тонкой полоске кожи и вываленный из-под нее синий язык. Мужчина с перебитой спиной, червем извивающийся на земле и пытающийся вцепиться зубами в ноги воинов. Многие зомби были хорошими фехтовальщиками, а отсутствие чувства боли делало их неуязвимыми для всех ударов, кроме удара по шее.

Прозвучал короткий приказ — и третья рота выстроилась по левую сторону прохода, за спинами мечников. Уставшие воины шагнули назад, уступая поле боя мастерам двуручников.

"Никогда не видел такого странного сражения", — вдруг, сам не понимая почему, подумал Мих, поднимая эспадон и делая шаг вперед. И лишь потом, много часов спустя, во время короткой передышки, он сообразил, чем вызвана такая мысль. Это была молчаливая битва. Мертвые дрались, не издавая ни звука, и живые словно подражали им. Не было ни боевых кличей, ни упоминаний Луга, ни даже ругательств. Над Тиарин раздавался только звон оружия да натужное мясничье хэканье, с которым солдаты обрушивали мечи на шеи зомби. Люди как будто берегли родные слова, не хотели марать их о нежить, недостойную ни проклятий, ни грязных слов — молча дрались, падали и умирали, а на их место так же молча заступали новые воины.

Но все это Мих понял потом. Сейчас же он просто мерно, скупыми отточенными движениями поднимал и опускал двуручник, рассекая мертвяков пополам. Неподалеку бился Велин, вокруг которого быстро образовались груды уже по-настоящему мертвых тел.

Третья рота — единственная во всем полку вооруженная эспадонами, растянулась редкой цепью на расстоянии трех шагов друг от друга, так чтобы у каждого мечника имелось место для размаха. Размеренно вздымались мечи, и с каждым их ударом на землю падала поверженная тварь. Вскоре проход был завален горами изрубленных зомби. Но и эти курганы искалеченной плоти были каплей в море по сравнению с той мощью, которая надвигалась на берег. Мертвецы рвались к берегу, задние напирали на передних, шагали по распростертым телам обезглавленных, чтобы выполнить приказ хозяев — уничтожить галатцев.

Сверху в поток тварей посыпался дождь тяжелых болтов — к месту сражения подошли роты арбалетчиков. Болты пробивали зомби насквозь, оставляя в груди огромные дыры, раскраивали черепа. Движения неупокоенных делались неуверенными и неуклюжими. Несмотря ни на что, они шли дальше, натыкаясь на рогатины, на пики, и заканчивали свое существование под клинками мечей.

Некоторое время казалось, что победа будет на стороне галатцев, что люди сумеют справиться с натиском зомби, несмотря на их огромный численный перевес. С юга и севера подходили новые подразделения пехоты, с минуты на минуту из баронства Йеншир должны были прибыть основные войска. Но вдруг армия нежити отхлынула от рогатин, расступилась в стороны, повинуясь чьей-то могущественной злой воле. От восточного берега отделился маленький плот, на котором стоял всего один человек, и плавно двинулся вперед, то ли управляемый волшбой, то ли бережно поддерживаемый зомби, которыми кишела Тиарин. Достигнув середины реки, плот остановился. Наверное, у каждого из магов, настороженно наблюдавших за одинокой неподвижной фигурой, в этот момент защемило сердце.

— Вроде бы женщина, — присмотревшись, удивленно пробормотал молодой чародей, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не женщина. Некромантка, — сурово поправил его полковой маг — угрюмый мужчина с черной бородой. — Цепь мрака. По моему сигналу…

На плот обрушилось заклятие Железного кулака, напитанное энергией всех волшебников. Казалось, оно должно смести, раздавить, разметать в куски хрупкую девичью фигурку, выглядевшую такой беззащитной и беспомощной. Но чары, даже не задев женщину, обогнули ее и истаяли в воздухе, безобидно рассеявшись над поверхностью невидимого, но мощного щита. В ответ некромантка резко взмахнула рукой, словно подавая своим покорным слугам сигнал к началу настоящего сражения.

— Лля-иллиа Исдиииис! — пронесся над рекой ее звонкий, пронзительный крик.

Не было ни воздушного удара, ни стены пламени. Воды реки не выплескивались из берегов, и земля не проваливалась под ногами. Неведомая сила, порожденная то ли жестом, то ли воплем колдуньи, разрушила заклинания, поддерживающие укрепления, разметала рогатины, подхватила стоявших возле них магов и пикинеров, швырнула их на сырой песок. А потом отхлынула, оставив после себя десяток перекрученных, изуродованных тел.

Не-мертвое войско, больше не сдерживаемое заграждениями, тяжелой волной выплеснулось на берег, подминая под себя людей. Некромантка снова застыла на своем плоту, который, не подчиняясь течению, так и стоял посреди Тиарин. Женщина хладнокровно наблюдала за битвой, не вмешиваясь в ее ход. Сложив руки на груди, она словно подчеркивала, что отказывается осквернять их прикосновением к неверным, оставляет всю грязную работу зомби.

Построения галатцев сломались, и живые смешались с мертвыми. На каждого воина приходилось не меньше десятка тварей. Мих, медленно продвигаясь в толпе, без устали размахивал мечом, прорубая просеку среди заступавших ему дорогу зомби. Навстречу бросился маг из третьей роты — Мих хорошо знал этого спокойного, незлобивого парня, сильного целителя, у которого всегда имелись зелья от любой напасти, будь то зубная боль или дурная болезнь, подхваченная солдатами у какой-нибудь разбитной деревенской молодки. Волшебник, будто не узнавая товарища, прыгнул на него, целясь в грудь тонким кинжалом. Мих даже не успел удивиться его дикой выходке. Разгоряченное боем сознание отметило лишь странное выражение лица целителя. Инстинкт, приобретенный за годы службы, сработал мгновенно: руки сами, как бы независимо от желания воина, совершили замах и обрушили клинок эспадона, наискось перерубив шею мага. И только потом пришло понимание: чародеи и пикинеры, убитые волшбой некромантки, превратились в зомби и теперь воюют против тех, с кем еще сегодня вместе сидели у костра, обмениваясь незамысловатыми шутками и передавая друг другу флягу со старкой.

Сражение ширилось, кроваво-грязной пеной расползалось по берегу. На Тиарин упала лунная ночь. Полчища нежити захлестывали человеческое войско, теснили, топтали, раскидывали в разные стороны. Мих давно уже потерял из виду Молчуна. Да что там, в обманчивом свете луны вообще стало трудно отличать живых от мертвых, тем более что теперь, после некроманткиной волшбы, любой из бывших товарищей мог оказаться зомби.

Магическая поддержка ослабела: волшебники, растратив большую часть своего резерва, начали выдыхаться, да и в такой толчее, ночью, слишком велика была опасность поразить заклятием своих. Поэтому чародеи, тщательно прицеливаясь, лишь отправляли в тварей небольшие одиночные огненные шары. Воины тоже стали уставать. Измученные, израненные, они держались на последнем вздохе.

Было очевидно, что без подкрепления люди обречены: вот-вот их войско захлебнется собственной кровью, будет раздавлено непреодолимой мощью андастанской армии. "Где этот мраков полковник со своими хвалеными резервными войсками?" — злобно подумал Мих, с отчаянным упорством продолжая размахивать эспадоном. Он и сам не понимал, как, за счет каких сил его руки все еще держат меч.

* * *

— Ты за ноги, я за руки. Тащим!

— Мертвый? — жалостно глядя на бледное молодое лицо, спросил Сид.

— Нет, — одышливо сопя, пробормотал Дайнус, — оглушен.

Вдвоем они вытащили из-под ног сражающихся чудом не затоптанного солдата и понесли наверх. Там, за рядами арбалетчиков, расположился походный лазарет, если можно было так назвать несколько расстеленных на земле одеял. На них вповалку лежали раненые, над которыми хлопотал совсем юный худенький целитель. В распоряжении мага имелась сумка с заживляющей мазью, бинтами и обезболивающим зельем. С помощью этого нехитрого набора и пары-тройки простеньких заклинаний лекарь как умел облегчал страдания воинов для того, чтобы они могли вернуться к битве. Но чуда ждать не приходилось: в одиночку, в походных условиях, целитель мог помочь только легкораненым.

— Сюда кладите, — бросил он, быстрыми ловкими движениями перевязывая плечо хмурому бородачу, на лбу которого запеклась кровавая корка.

Опустив свою ношу на землю, Сид с Дайнусом поспешили назад, в гущу схватки.

Не так себе представлял Сид участие в этом бою. Вернувшись со сторожевой башни, он вместе с капралом Хеллом явился к лейтенанту. Тот, недослушав рапорт Вартона, коротко кивнул: мол, и так все понятно, сигнальный огонь горит, зомби в реку прыгают. Отрывисто произнес: "На позицию, — и, оглядев Сида, уточнил: — Новобранец? Тогда в отряд милосердия".

Отряд милосердия… пятеро молодых парней, еще не успевших доказать свою храбрость в боях, не видевших ни крови, ни смертей. В паре с целителями, под прикрытием слабеньких магических щитов, они пробирались сквозь сутолоку сражения, вынося на себе раненых. Ползали по земле, подхватывали лежащих людей, вытаскивали их из-под ног дерущихся. Душа Сида рвалась туда, к ребятам, которые бились с ненавистными зомби. До дрожи в груди, до отчаяния хотелось рубить головы клятым мертвецам. Если бы он знал, что иногда боги смеются над людьми, осуществляя их самые горячие желания…

Поднимаясь к лазарету, новобранец успокаивал себя тем, что выполняет очень важное дело — спасает жизни воинов, сохраняет их для новой схватки. А ведь это — почти то же самое, что сражаться самому. Но вскоре Сид с ужасом понял, что обязанности отряда милосердия заключаются не только в этом.

Они доставили в лазарет уже двоих раненых, спустились и выволокли из пахнущей смертью, кровью и ненавистью массы еще одного. Этот — широкоплечий человек лет сорока — не стонал и не подавал признаков жизни. Голова его безвольно моталась, а в груди торчал узкий кинжал, пробивший тонкую кольчугу. Дайнус, шедший впереди, не понес солдата дальше. Тяжело, не осторожничая, бросил на песок у подмытой кручи, грубовато сказал:

— Давай.

— Что? — не понял Сид.

— Руби, — целитель перевел дыхание, пробормотал короткое заклинание, обновляющее щит и нетерпеливо повторил: — Руби. Голову руби.

Новобранец попятился, не понимая, чего хочет от него этот испачканный в крови пожилой человек с печально-жестокими глазами то ли утомленного жизнью философа, то ли уставшего от смерти убийцы. Дайнус еще несколько мгновений смотрел на мальчишку, потом, неожиданно взъярившись, выкрикнул прямо ему в лицо, обдав запахами чеснока и старки:

— Чего вылупился, сопляк? Руби покойнику голову, или хочешь, чтобы его в зомби превратили?

Нет, он не хотел, чтобы этот незнакомый воин стал зомби и пошел воевать против своих же. Такого отвратительного посмертия он не желал никому. И надеялся, что если его убьют, кто-нибудь возьмет на себя грязную работу, нанеся удар последнего, страшного милосердия. Милосердие бывает разным. Но в тот момент Сиду было не до возвышенных мыслей. Просто его рука сама потянула из ножен меч…

Они вывели еще несколько раненых, а потом — снова вынесли труп, который следовало обезглавить. Их становилось все больше, убитых воинов, которых нужно было спасти от превращения в зомби. И Сид опять искал в исходящей криком душе силы, чтобы держаться, не сойти с ума, не убежать, куда глаза глядят. Когда же ему показалось, что он наконец обрел мужество, Дайнус обрушил на него новое испытание. Осмотрев очередного неподвижного солдата, целитель обронил:

— Руби.

Новобранец медлил. Что-то останавливало его руку, не давало занести меч. Внимательно присмотревшись, он заметил, что грудь воина едва заметно вздымается.

— Дышит! — с облегчением воскликнул Сид. — Живой…

Он хотел сказать, что Дайнус ошибся, что этого человека нужно нести в лазарет, и радовался этому, и ощущал счастье оттого, что на этот раз спасает не посмертие, а жизнь! Но целитель грубо оборвал:

— Давай.

— Но… как же…

— Ему не выкарабкаться: тяжелое ранение в живот.

— Я не могу, — твердо произнес Сид. — Нет, я не могу.

Словно подтверждая его слова и моля о помощи, раненый, слабо застонав, приоткрыл глаза. Новобранец склонился над ним, собираясь взвалить на спину. На плечо легла твердая рука:

— Нельзя тратить лекарства и время на того, кто все равно умрет.

— Тогда пусть умрет своей смертью!

— Агония может растянуться на несколько часов. И если некроманты застанут его еще живым, они сделают из него разумного зомби. Такого, как те, — Дайнус кивнул в сторону реки. — Быстрее. Нам нужно идти.

Вся злоба, которую новобранец испытывал к андастанским магам, к поднятым ими мертвякам, ко всему этому беспощадному миру, обратилась на грузного одышливого мага, говорившего неправильные и одновременно справедливые вещи. Его скупые, экономящие энергию движения, уверенные жесты, обрюзгшее лицо с волевым подбородком вызывали у Сида омерзение. Парень неотрывно смотрел на свой меч, и какое-то мгновение казалось, что сейчас он обратит оружие против Дайнуса. Но в словах целителя была чудовищная в своей неопровержимости логика. И признавая ее, новобранец поднял клинок над шеей раненого.

— Не… надо… — рука дрогнула. Глаза Сида встретились с полным муки, обезумевшим от боли взглядом несчастного. Облизнув пересохшие губы, тот едва слышно повторил в полубреду: — не убивай, братишка…

Новобранец по-волчьи взвыл, и со всей доступной ему силой, ненавидя и себя, и свою жертву, опустил меч. Тело вздрогнуло, стоптанные солдатские сапоги в последней агонии взрыли сырой песок.

— Пошли, — безразлично произнес Дайнус.

Дальнейшее слилось для Сида в сплошную серую, расцвеченную алыми пятнами крови полосу. Давка сражения, мелькание лиц, искалеченные тела, стоны раненых, молчание погибших. И меч, его меч, все чаще и чаще поднимающийся над неподвижными воинами, словно топор мясника. Вот кем он чувствовал себя. Даже не палачом — каты обезглавливают живых в наказание за преступления. Он же рубил мертвые тела своих товарищей, как мясник разделывает туши. Добивал тяжелораненых, как забойщик скота добивает быков и свиней. Сознание, спасаясь от безумия, скользнуло под спасительный полог тупого равнодушия. Сид теперь и сам был похож на зомби: бесстрастный, с остекленевшим взглядом, покрытый чужой кровью, он механически выполнял свою работу. Вершил милосердие.

Возможно, он и дальше пребывал бы в прострации. И случись такое, его судьба, скорее всего, повернулась бы по-иному, и Сид не стал бы тем, кем сделал его этот бой. Но пробираясь среди сражающихся в поисках воинов, которым требовалась помощь или последний удар, новобранец вдруг остановился. Ни кишащие вокруг зомби, стремившиеся пробить защиту Дайнуса, ни окрики самого целителя не могли оторвать его взгляд от представшей Сиду картины.

У самой воды бился с оравой мертвяков высокий широкоплечий человек. Железный нагрудник был измят страшными ударами, шлем свалился, открыв светловолосую голову. Каждый взмах его двуручника приносил упокоение кому-нибудь из зомби. Но на место одной зарубленной твари вставали еще несколько новых, и все начиналось сначала. Воин был силен, но любой силач когда-нибудь начинает уставать. Зомби же не знают усталости. Пока богатырь сражался с двумя мечниками, третий не-мертвый сумел обойти его со спины и замахнулся булавой. Интуитивно ощутив опасность, солдат прянул вбок, избежав смертельного удара по голове. Шипастая дубина, проскрежетав о доспех, вскользь прошлась по плечу. Клинок эспадона описал круг, развалив зомби пополам. На силача бросились сразу пятеро.

Сид со свистом втянул в себя воздух, выхватил меч и рванулся вперед.

— Куда?! — грозно выкрикнул Дайнус, хватая парня за плечо.

Не глядя, новобранец смахнул его руку и побежал туда, где дрался его брат — Велин. Пробормотав что-то о тупом молодняке, от которого неприятностей больше, чем пользы, целитель устремился следом, не забывая поддерживать над собой щит.

Сид бежал, не разбирая дороги, не страшась мертвецов, хищно кидающихся на него со всех сторон. Тревога за брата придала ему ловкости. Он рубанул по шее вооруженного мечом зомби, пинком отшвырнул обезглавленное тело. Не успев удивиться своим внезапно открывшимся воинским умениям, обернулся, чтобы встретить клинок нового врага. Тут везение изменило новобранцу: ему попался опытный солдат. Если бы не магический щит, вовремя возведенный Дайнусом, Сиду суждено было пополнить списки погибших. Даже не поняв, что произошло, он побежал дальше, к Велину, отчаянно надеясь помочь ему, защитить, не думая и не рассуждая о том, что он, новичок, сумеет противопоставить врагу.

Он не успел. Между ним и братом оставалось каких-то пять шагов, когда Велин упал под мощным ударом булавы. Сид заорал, но не услышал своего голоса. Мир изменился, стал будто стеклянным, странно прозрачным и нереальным. И в этом звенящем мире время тянулось мучительно медленно. Или, может быть, его вообще не было, времени. Брат падал бесконечно долго, а равнодушная луна, словно в насмешку над людским горем, серебрила своим светом его волосы, создавая над головой подобие нимба. Новобранец прыгнул вперед, прорывая тягучий воздух. Обморочная пелена спала, к нему вернулись звуки, и все вокруг задвигалось с привычной скоростью. А потом на глазах у Сида зомби набросились на Велина, как стая шакалов на раненого тигра. На мгновение тело силача скрылось под копошащимися тварями. Расправившись с воином, мертвяки разбрелись в разные стороны в поисках противников, оставив у воды истерзанный труп.

Позже Сид не мог вспомнить, как подхватил брата, как вынес его, как опустил на песок под берегом. Все это стерлось из памяти. Очнулся он, уже сидя над телом. Нагрудник Велина был пробит в двух местах прямым ударом меча, из-под затылка медленно растекалась лужа густеющей крови. Чей-то острый, словно бритва, нож рассек шею воина от уха до уха, раскрыв горло в подобии уродливой скоморошьей ухмылки. Глаза Велина были открыты, и в них отражалась полная луна. В мутнеющем мертвом взгляде Сиду почему-то чудился упрек: не помог, не защитил, не прикрыл спину… Новобранец робко протянул руку, осторожным прикосновением опустил холодеющие веки.

— Друг? — спросил из-за спины Дайнус.

— Брат, — хотел сказать Сид, но из пересохшей, схваченной спазмом глотки вырвался только страдальческий хрип.

Странно, но целитель понял его.

— Оставь, — мрачно проговорил он. — Пусть кто другой…

Сид не ответил. Он смотрел на изуродованный труп, а видел перед собой живого Велина — такого, каким тот был раньше, в мирной деревенской жизни, которая казалась такой скучной, а теперь, в эту минуту, предстала во всей своей безмятежной красе. Он всегда был сильным, его брат, средний из сыновей матушки Тильды. Сильным, молчаливым, трудолюбивым и надежным как скала. Никто из соседской ребятни не смел задирать Сида. А если и находился смельчак, Велину достаточно было показать крепкий, величиной с небольшую тыковку, кулак — и наглеца как ветром сдувало.

Все подпалинские девушки мечтали заполучить Велина в женихи. Когда он шел по деревне — высокий, широкоплечий, светловолосый, со всех сторон на него устремлялись притворно смущенные, кокетливые девичьи взгляды. Но бойких черноволосых красавиц привлекала не только и не столько молодецкая стать этого парня, не цвет его волос, такой редкий для жителей Солнечного края и даже не сила Велина, о которой в Подпалине ходили легенды. Он обладал удивительным даром, свойственным только сильным мужчинам: настоящей деятельной добротой. Когда Велин выбрал невесту, не одна деревенская красавица тайком плакала в подушку. И как же завидовали девушки тихой скромной Хелене, на которой остановил свой выбор самый завидный жених Подпалины! Как шушукались по укромным уголкам, недоумевая, что такой парень как Велин нашел в маленькой, незаметной сироте. Но увидев этих двоих вместе, все сплетницы замолкали, прикусив ядовитые язычки — таким счастьем светились лица влюбленных.

Почему он ушел в солдаты? Сид не знал. Может быть, Велин решил, что империя нуждается в его защите. А может, хотел подзаработать денег на свадьбу.

И вот теперь брат лежал на песке, жадно впитывающем его кровь. Мертвый. Хелена не дождется любимого, и не будет веселой свадьбы. Тильда не встретит на пороге среднего сына, и без его труда осиротеет семейный виноградник. А если Велин и вернется, то…

— Нет, — твердо выговорил Сид, вставая и проглатывая тугой комок горя.

Он был милосерден к чужим, незнакомым воинам. Так неужели отдаст клятым некромантам родного брата? Новобранец медленно поднял окровавленный меч…

* * *

Мышцы плеч одеревенели, спина, по которой ударил дубиной какой-то особо ловкий мертвяк, отзывалась на каждое движение тупой болью. Доспех казался тяжелым, словно был сделан из цельного куска камня. Глаза заливал стекающий по лбу соленый едкий пот. В груди саднило: сердце устало работать в таком бешеном ритме. Пальцы, сжимавшие рукоять эспадона, скрючило судорогой, и даже пожелай Мих разжать их, это стоило бы ему большого труда. В голове засела лишь одна странная мысль: "Скоро утро. Утром все закончится". Что именно должно произойти и каков будет исход, он не мог бы объяснить. Возможно, ему стало уже все равно, чем завершится для него эта битва? Но времени на размышления не было. И Мих продолжал драться, поднимая и опуская меч в такт размеренно повторяющимся в сознании словам: "Скоро… утро… скоро… утро…"

Он видел — или это ему показалось — Молчуна, который в одиночку отбивался от целой оравы неупокоенных. Мих начал было пробиваться к нему, но завяз в мельтешении мертвяков. Когда же путь был расчищен, друг потерялся из виду.

Один за другим падали на песок галатские воины, и теперь уже не хватило бы даже сотни отрядов милосердия, чтобы спасти всех погибших от позорного посмертия. Вырвавшаяся из Тиарин черная волна не-мертвых захлестнула песчаную косу и, бурля, сметая все на своем пути, устремилась дальше, к рядам арбалетчиков и магов. Не разбирая дороги, твари шли по трупам, оскальзывались на покрытых кровью прибрежных камнях, падали, вставали и снова упорно лезли вверх. Маги, насколько хватало сил, сбивали зомби волшбой. Но сражение растянулось вдоль Тиарин не меньше чем на майл, и заклятия истощенных долгим боем чародеев не могли покрыть такое расстояние. Андастанская армия прорывалась на благодатные земли Солнечного края. Вот-вот она должна была снести последний рубеж обороны.

Галатцев становилось все меньше, а поток зомби не иссякал. Все новые и новые твари выползали из многострадальной Тиарин. Мих не надеялся выжить, не мечтал о победе. Он просто делал свою работу, старался изрубить как можно больше порождений некромантского колдовства: "Скоро… утро… скоро… утро…"

Вдруг что-то изменилось. Мих, дравшийся у самой кромки воды, не мог видеть причины этих перемен. Но странным образом почувствовал, как лавина зомби, почти беспрепятственно катившаяся по берегу, замедлила движение, дрогнула и нехотя остановилась. С западной стороны бежали сотни воинов и вступали в бой: прибыло долгожданное подкрепление. Мих отрывисто, лающе рассмеялся. Подоспевшая помощь словно и ему придала сил. "Еще повоюем!" — решил он, не прекращая размахивать мечом, но теперь уже не ощущая ни боли, ни усталости.

Галатцы яростно врубались в стену не-мертвых тел, сдерживая их неумолимое наступление, не подпуская к невидимой линии, за которой начиналась империя. На замену чародеям, вымотанным бесконечной волшбой, пришли новые маги. Они обрушили на головы зомби шквал огненных заклятий. Тут и там твари вспыхивали факелами, на мгновение осветив картину битвы, превращались в обгорелые головешки и падали, распространяя удушливое зловоние. Битва закипела с новым ожесточением.

Бархат ночи медленно изменил цвет с черного на чернильно-синий, диск луны побледнел: близился рассвет, а вместе с ним и конец этой великой битвы. Предчувствие не обмануло Миха, и все действительно шло к завершению. Свежие силы резервных войск не сумели переломить ход сражения, а лишь продлили его агонию. Слишком велик был численный перевес андастанской армии, слишком неуязвимы зомби по сравнению с людьми.

Первые лучи по-весеннему радостного солнца осветили жуткую картину. По мутной после перехода зомби реке плыли мертвецы. Тиарин бережно укачивала на своих волнах погибших воинов, унося их прочь от места битвы, огибая застывший плот, на котором все так же стояла, наблюдая за сражением, некромантка. Серые валуны сделались красными, бурый от потоков крови прибрежный песок был завален трупами людей и обезглавленными телами зомби, и по этому страшному ковру шло андастанское войско — непобежденное, непобедимое, не-мертвое.

Оставшиеся галатцы все еще продолжали сопротивляться, маги еще отправляли в неупокоенных заклятия. Но это была лишь битва отчаяния — попытка подороже продать свою жизнь.

Некромантка свела вместе ладони и гортанно выкрикнула несколько слов. И тогда с противоположного берега прыгнули в реку несколько сотен зомби. Следом упали на воду широкие плоты. Твари вцепились в их края, удерживая, чтобы не унесло волнами. В паре фихтов ниже по течению, по широкой тропе, спустились, ведя под уздцы лошадей, молодые мужчины и женщины в черных одеяниях. По очереди они вставали на плоты, заводили коней, произносили заклятие, и бревенчатые сооружения, бережно поддерживаемые со всех сторон мертвецами, плавно пересекали Тиарин. Вместе с ними поплыл и плот следившей за людьми некромантки. Теперь, когда покорные марионетки выполнили большую часть работы, их кукловоды вышли на сцену, чтобы получить за свои труды самую сладкую награду — истекающие болью и ужасом человеческие души.

Первым на западный берег ступил стройный черноволосый юноша, державший под уздцы двух коней. Его лицо, с тонкими нежными чертами, светилось торжественной одухотворенностью, более подходящей поэту, нежели воину. За ним с плота сошла и девушка, своей волшбой разрушившая укрепления галатцев. Хрупкая, как фарфоровая статуэтка, большеглазая, пышноволосая, она выглядела трогательной и беззащитной на этом поле боя, заваленном горами изуродованных трупов. Молодой человек подал ей поводья, и шеймиды вскочили на лошадей.

Волшебным образом картина переменилась. Больше не было ни юного поэта, ни прелестной девы, достойной вдохновлять его на стихи. Были воины — жестокие, беспощадные, не знающие ни жалости, ни сострадания. Маги — сильные, могущественные, способные творить невиданные чары. Фанатики, свято верящие в превосходство своего народа, считающие, что все остальные не должны осквернять Амату своим дыханием.

Тонконогие андастанские скакуны строптиво вздергивали породистые узкие головы, нервно раздували ноздри, чувствуя запах крови и смерти. А для их наездников это были самые прекрасные ароматы, с которыми не могло сравниться ни одно изысканное восточное благовоние. Шеймиды жадно вдыхали насыщенный этим запахом воздух, не сводя глаз с убитых и умирающих, вслушиваясь в звуки затихающей битвы и стоны раненых. Впитывали чужие чувства: злобу, боль, отчаяние, ужас, наслаждались ими, становясь сильнее уже от царящей вокруг атмосферы. А сзади выходили на берег все новые некроманты.

Юноша глубоко, всей грудью, вдохнул, прошептал заклятие, выбросил вперед руки и громко, победно выкрикнул:

— Ля-иллиа Исдис!

— Лля-иллиа Исдиииис! — вторил ему тонкий, звенящий, какой-то ведьмачий вопль девушки.

Их волшба роем невидимых клинков ринулась к измученным, усталым галатским магам, пытавшимся сотворить заслон от некромантов, ударила, вонзилась в плоть, швырнула на землю. Шеймидка сорвала с головы черную повязку, открыв пятно, багровеющее на золотисто-смуглой коже лба, и вздрогнула, когда в нее полилась энергия плененных душ. На мгновение красавица томно прикрыла глаза, ее тонкие капризные губы приоткрылись в улыбке чувственного наслаждения. Юноша тоже упивался всплеском силы и удовольствия, которые были доступны только адептам зловещей богини. Прикоснувшись пальцем к печати Исдес, некромантка проговорила слова подчинения, указав на двух магов, которых убило ее заклятие. Несколько мгновений спустя мертвецы медленно поднялись на ноги и замерли, ожидая приказа. Армия Ирияса Второго пополнилась новыми воинами взамен уничтоженных. Шеймиды, магическая сила которых увеличивалась с каждой поглощенной душой, снова ударили заклятиями. К ним присоединились другие некроманты. Вскоре маги и арбалетчики были уничтожены.

Андастанцы разъехались в разные стороны, неспешно двинулись по косе. Выискивая оставшиеся очаги сражения, убивали галатцев, пленяя их души. Насыщались, напитывались силами, стараясь не думать о том, сколько материала загублено напрасно. Ведь каждый из тех, кого убили носферату, мог стать пищей для некромантов. Теперь же их души уже покинули тела и стали недоступны для шеймидов. Конечно, убитых можно поднять, сделав из них обычных тупых зомби — вонючих, вечно голодных, неуклюжих, годных разве что для запугивания мирного населения. Но они уже потеряны и для некромантов, и для их войска.

Не то было в Восточном эмирате. Там некроманты воевали сами и творили настоящий пир, оргию поглощения. Солнцеподобный не препятствовал этому, напротив, принял участие в насыщении душами эмиратцев. Именно их, превращенных в носферату, он и приказал отправить на форсирование реки. Султан не желал недооценивать противника. Слишком хорошим уроком стала гибель его лучшего ученика Аталлы, убитого на Южном континенте молодым галатским магом. Мальчишка каким-то непонятным образом еще и сумел поглотить душу шеймида вместе со всеми ее пленниками и силой, хотя раньше считалось, что такое действо доступно лишь истинному некроманту.

Ирияс не хотел повторения этой истории. В конце концов, жизнь одного шеймида дороже нескольких тысяч душ. Разумеется, он не стал делиться этими соображениями со своими воинами, просто отдал приказ. Молодые пленители не привыкли обсуждать волю Солнцеподобного. Но сейчас, бродя по берегу, поглощая души галатцев, видя груды трупов, не могли не сожалеть о безвозвратно утраченных возможностях.

Впрочем, им хватало пищи. Они превращали в носферату все еще сражавшихся воинов, выискивали раненых, которых не успели добить отряды милосердия. Юноша и девушка, первыми высадившиеся на землю империи, поднявшись на берег, отыскали лазарет и полакомились целой сотней галатцев.

Теперь оставшиеся в живых могли позавидовать мертвым, сохранившим свои души. А те в свою очередь, умей они думать и чувствовать, испытали бы зависть к обезглавленным, чьи тела невозможно было превратить в зомби.

Первый рубеж был взят — некроманты пересекли границу империи.

* * *

Сид словно закаменел изнутри. Больше не было ни отупения, ни прострации. Только полное равнодушие и усталость. С одинаковым хладнокровием он выводил и выносил легкораненых, ловко отрубал головы погибшим и недрогнувшей рукой добивал умирающих. Теперь, когда он обезглавил своего брата и даже не похоронил по лугианским обычаям, оставив его гнить среди трупов, он никого не боялся и ничего не чувствовал. Он мог все: готов был и умереть сам, и убить любого. Не страшило даже превращение в зомби. Сиду было плевать на все и всех. Опытный Дайнус, поддерживая магический щит, искоса поглядывал на парня. Во время службы на Южном континенте он повидал много таких — молодых, зеленых, прямо из родного дома брошенных в мясорубку войны. Чаще всего они гибли первыми. Те, кому повезло остаться в живых, как правило становились хорошими воинами. Но после таких испытаний, которые выпали на долю этого парнишки, оставалось всего два пути. Сида ждал либо скорбный дом для слюнявых недоумков, либо судьба беспощадного убийцы. Впрочем, с рассудительностью истинного философа думал волшебник, скорее всего беспокоиться не о чем: вряд ли они выживут в творящемся безумии. Он, Дайнус, точно не выживет. Ну, а мальчишка… Пожилой маг давно уже принял решение.

Сид видел, как на берег ступили первые некроманты, как превратили магов в зомби, как двинулись вдоль реки, выискивая и убивая живых и поднимая мертвых. Но продолжал обезглавливать трупы и раненых. Единственным чувством, оставшимся в душе, была ненависть к андастанцам. И он сражался с ними, выполняя свою работу, с ее помощью лишая некромантов новых неупокоенных. Каждую минуту новобранец ожидал, что его заметят, ударят в грудь заклятием, а потом превратят в зомби. Он был готов к этому, надеялся лишь на то, что перед смертью успеет плюнуть в сторону колдунов. Но шеймидам хватало пищи, они старались в первую очередь поглотить души сильных воинов, поэтому устремлялись к местам жарких схваток.

— Сюда, — тихо проговорил Дайнус, указывая на груду порубленных зомби, рядом с которой сидел, держась за грудь, воин в окровавленном мундире.

Маг склонился над раненым, бегло осмотрел:

— Не жилец.

Человек с трудом поднял голову, и Сид узнал капрала Хелла. Вартон прислонился спиной к куче мертвяков, которых, скорее всего, сам и покрошил. Его худощавое, бледное как мел лицо было искажено болью, из уголка страдальчески закушенных синюшных губ стекала струйка крови. Рука, занесенная для удара, дрогнула, клинок замер в воздухе.

— Быстрее, — нервно произнес Дайнус, оглядываясь по сторонам.

Сид медлил, не решаясь добить человека, спасшего ему жизнь.

— Поторопись, — маг толкнул новобранца.

— Я вынесу его, — решительно ответил Сид.

— Куда? Везде некроманты. А у него легкие пробиты. Говорю же, не жилец!

— Может быть…

— Не мучай… убей… — вдруг прохрипел Вартон и зашелся в хлюпающем кашле.

— Дяденька… — вдруг беспомощно, по-детски, прошептал Сид.

Синие губы раздвинулись в подобии ободрительной улыбки, открывая покрытые кровью зубы:

— Ничего… убей… не хочу зомбяком… и беги…

Капрал склонил голову, подставляя шею для удара. Новобранец поднял меч, приказывая руке не дрогнуть, чтобы смерть Вартона была мгновенной, мысленно прося прощения у этого сурового сильного человека, моля Луга принять его душу в Счастливых долинах. Он не тянул: не хотел заставлять капрала мучиться лишними секундами ожидания гибели. Острый клинок перерубил шейные позвонки, голова Вартона подкатилась к телам зомби и остановилась, прижавшись ухом к земле, словно прислушиваясь к чему-то, слышному ей одной. Сид обессилено уронил руки. В душе поселилась сосущая пустота.

— Беги, парень, — вдруг сказал Дайнус, повторяя последнее напутствие капрала Хелла.

Некоторое время новобранец бездумно таращился на мага.

— Беги, пока не поздно.

Его слова медленно проплывали сквозь пустоту, пробиваясь к разуму. Окончательно осознав сказанное, Сид вздрогнул, спросил:

— Почему?

— Эта битва уже проиграна. Если не уйдешь — станешь зомби в некромантской армии.

— Но…

— Это не предательство, это отступление. Уходи, пробивайся к своим. Ты еще повоюешь.

— А вы? — жалобно промямлил новобранец, с ужасом представляя одинокие блуждания по земле, занятой андастанцами. — Пойдемте вместе.

Дайнус грустно улыбнулся:

— Староват я для игры в прятки. И сердце у меня больное. Буду тебе обузой. Нет, иди один. Может, еще кто спасется.

— Но как же?..

Сид не договорил, зная, что волшебник поймет смысл вопроса. Ждал в ответ неизбежной просьбы, страшась ее, заранее понимая, что не может, не имеет права отказать.

— Нет, — успокаивающе ответил маг, — этого не нужно. Иди. Луг с тобой.

— Я… — новобранец запнулся, мучительно подбирая нужные слова и не находя их.

— Уходи, пока они заняты другими, — голос Дайнуса снова стал сердитым, — Быстро! Крууугом! Шагом марш!

Сид, не ожидавший такого резкого перехода, неосознанно выполнил приказ. Пригибаясь, он потрусил к воде, оглядываясь по сторонам, прячась между завалами трупов, огибая разрозненные затухающие схватки. Тиарин, родная река, каждый изгиб, каждую отмель которой он знал с детства, была его единственной надеждой на спасение.

Дайнус провожал его напряженным взглядом, облегченно выдохнув лишь когда мальчишка добрался до воды. Вряд ли у него получится убежать, конечно. Хотя… он местный уроженец, возможно, и сумеет спастись в том мраке на земле, который скоро воцарится в Солнечном крае. Волшебник заранее сочувствовал Сиду, хорошо представляя, что ему предстоит увидеть, прочувствовать и пережить. Но будучи приверженцем новой научной школы, Дайнус твердо верил: человек должен бороться за существование. Парень молод, силен и неглуп. Так пусть сражается за себя, тем более что скоро обычные живые люди станут большой редкостью в этих краях. Дезертирство? Определение, не подходящее для данного случая. Остаться сейчас на поле боя — значит, превратиться в зомби и пополнить армию Андастана.

Сам волшебник бороться за существование не собирался. Годы, болезни сделали его ленивым и неповоротливым. Он устал, очень устал от яркого бестолкового спектакля под названием жизнь. Он вынул из ножен меч, полагавшийся всякому ротному чародею. Дайнус и сам не помнил, когда в последний раз использовал оружие по прямому назначению. Обычно он срезал мечом лекарственные травы, чтобы приложить их к ранам солдат. Но после этого всегда тщательно чистил клинок. "Вот и пригодился" — пробормотал волшебник, подходя к мертвому воину.

Он успел обезглавить пятерых, когда увидел приближающегося всадника и приготовился встретить смерть во всеоружии. Остановив коня в десятке шагов, андастанец оценивающе оглядывал немолодого мужчину, прикидывая, стоит ли тратить время на поглощение его души. Но, очевидно, почувствовав исходящие от Дайнуса магические эманации, подъехал поближе и вытянул руку, готовясь произнести молитву Исдес. Пожилой волшебник опередил некроманта: на его ладони вспыхнул крупный огненный шар. Всадник гортанно рассмеялся над наивностью галатца, надеющегося поразить обычным сгустком пламени его, шеймида великой андастанской армии, одного из лучших сынов высшего народа. Он даже опустил руки, собираясь досмотреть забавную сценку до конца. Дайнус в свою очередь тоже разглядывал этого молодого, широкоплечего мужчину со смуглым грубоватым лицом и блестящими черными глазами.

— Чего уставился, выворотень черномазый? Людей никогда не видел? — спокойно, почти ласково спросил маг.

Не поняв чужой речи, но уловив презрение в голосе странного старика, не испытывающего ни страха, ни трепета, некромант злобно оскалился и снова вскинул руки. Но Дайнус не собирался дарить ему свою душу. Поднеся ладонь к лицу, он прошептал заклятие. Яростно вспыхнув, огненный шар взлетел в воздух и обрушился на голову своего создателя, мгновенно превратив его в пылающий факел. Напрасно шеймид выкрикивал молитву Исдес, испрашивая позволения на поглощение, напрасно повторял слова заклятия — изношенное сердце ротного волшебника не выдержало боли от ожогов и остановилось, освободив усталую душу от телесных оков. Выкрикнув проклятие грязному кьяфиру, избежавшему пленения, некромант развернул коня и отправился на поиски другой, менее изобретательной и дерзкой пищи.

* * *

Шумела под слабым теплым ветерком молодая нежная листва. Лунный свет серебрил верхушки деревьев, ложился жемчужными бликами на широкую тропу, по которой двигалась длинная кавалькада. Всадники, растянувшись цепью, пробирались через лес.

— Капрал Сторк, далеко еще до брода?

— Не больше трех майлов, господин полковник, — молодцевато отрапортовал ехавший первым молодой мужчина.

Сторк Велли знал эти места как свои пять пальцев. Мальчишками они с друзьями облазали вдоль и поперек и этот лес, и оба берега Тиарин. Поэтому, когда полковник Лириан Йеншир спросил, есть ли среди кавалеристов уроженцы Солнечного края, способные перевести полк на восточный берег, капрал без колебаний сделал шаг вперед. Никто лучше него не сумел бы выполнить эту задачу.

Лес обрывался на пологом берегу, заканчиваясь плакучими ивами, полоскавшими в реке длинные ветви. Противоположный берег тоже был густо покрыт деревьями. Сторк выбрал именно этот, дальний, брод, потому что перед ним Тиарин делала поворот, за которым с места сражения нельзя было разглядеть кавалерийский полк.

Русло Лозинки здесь было широким, а течение быстрым, поэтому человек неместный, не знающий капризов реки, никогда не подумал бы, что в этом месте может находиться брод. И даже далеко не все жители прибрежных деревень рисковали переходить Тиарин в этом месте, которое звалось Волосом демона. По преданию, Варрнавуш, желавший Солнечному краю гибели от засухи, взъярился, узнав, что слезы Ат-таны породили реку. Выйдя из мрака, он выдернул из бороды волос и швырнул его в воду, сотворив страшное колдовство, которое должно было сделать Тиарин орудием уничтожения южных земель. По замыслу Верховного демона, волос должен был стать высокой плотиной, река — выйти из берегов и затопить Солнечный край, превратив его в огромное озеро. Но жители Солнечного края вознесли горячую молитву матери всех богов, и она спасла людей от смерти. Спустившись в Амату с небес, добрейшая Ат-тана дунула на реку, и от ее благословенного дыхания колдовство Варрнавуша перестало действовать, а волос изогнулся под напором течения. Но богиня не захотела пачкать об него руки, и плотина, не успевшая вырасти до нужной высоты, так и осталась под водой.

Вполне вероятно, что легенда была лишь выдумкой народа. Тем более что один известный демонолог в своей книге "Вся правда о мраке" приводил ее в пример как величайшую нелепость и утверждал, что у Варрнавуша нет бороды. Но обитатели прибрежных земель свято верили в правдивость этой истории. Так или иначе, но брод существовал. Он был узок, не более трех шагов в ширину, окружен глубокими воронками, извилист и коварен. Стоило только немного ошибиться с направлением — и смельчака, рискнувшего бросить вызов Волосу демона, подхватывало бурное течение, утягивало под воду, а потом, через несколько майлов, выбрасывало его изуродованное, побитое о камни, изъеденное рыбами тело.

Сторк не боялся этого места. Он вообще не боялся ничего. Этот светловолосый голубоглазый парень с простоватым широкоскулым лицом еще в детстве заслужил в родной деревне репутацию самого бедового сорванца. С возрастом его привычки не изменились, он лишь научился направлять свою любовь к риску на благое дело. Именно поэтому Сторк пошел служить в армию. Он всегда любил лошадей, и потому выбрал кавалерию, где быстро дослужился до капрала, а его бесстрашие и лихость, граничащая с наглостью, вошли у воинов в поговорку.

Мягко тронув коня, Сторк собрался было направить его в воду. Но один из всадников, приблизившись, подал ему небольшой флакончик.

— Возьмите, капрал. Вылейте в реку.

— Что это? — прищурился Сторк, недолюбливавший магию и любой волшбе предпочитавший добрый надежный клинок.

— Стабилизированное заклятие Тихих вод, закупоренное в склянку. Оно замедлит течение.

Кивнув, капрал принял пузырек и въехал в реку. Следом за ним, в точности повторяя его путь, двинулись остальные. Сторк ехал медленно, сдерживая коня, который, оказавшись по грудь в холодной воде, заметно нервничал. Достигнув середины Тиарин, капрал достал из кармана флакон, свернул с горла восковую печать и вылил содержимое в воду. Растянувшаяся вокруг брода маслянистая пленка словно бы стянула реку, сделала ее поверхность гладкой и ровной, усмирив течение вокруг Волоса демона. Всадники благополучно перебрались на другой берег и скрылись под пологом леса.

Полковник Йеншир любил риск не меньше, чем капрал Велли. А главное, он умел рисковать. За это качество императрица и назначила его главнокомандующим войск Солнечного края. Ее величество прекрасно понимала, что при огромном численном перевесе армии некромантов и выносливости их воинов выиграть сражение можно только чудом. А кто совершает на войне чудеса, как не умные, дерзкие, способные на оправданный риск люди?

Полк снова шел по лесной тропе. Время от времени полковник активировал связующий амулет, выслушивал доклады капитана, командовавшего сражением на западном берегу, коротко бросал: "Ясно" и отдавал новые приказы. Судя по его хмурому лицу, галатцам в бою приходилось туго.

Наконец между деревьями забрезжил просвет: впереди была опушка леса, заросшая густым низким кустарником. Кавалькада остановилась. В очередной раз выслушав рапорт капитана, полковник Йеншир помрачнел еще сильнее, достал из седельной сумки подзорную трубу — магическое устройство, снабженное увеличивающим экраном — миниатюрным, и оттого слабеньким, покрывающим не более трех майлов. Долго наблюдал из-за деревьев за происходящим на восточном берегу.

Лагерь андастанцев был совсем рядом, примерно в майле к югу от леса. Полковник хорошо видел одетых в черное воинов, их коней, пасшихся неподалеку, пару простых походных шатров, перед которыми вился слабый дымок костра. В центре стоял роскошный паланкин, затянутый непроницаемой тканью, по обе стороны которого несли караул высокие могучие зомби. Вокруг стоянки замерла охрана — цепочка мертвецов, вдоль нее неторопливо прогуливались несколько некромантов. Медленно переводя трубу слева направо, полковник напряженно всматривался в смуглые лица. Мужчины и девушки, такие разные и вместе с тем похожие — все молодые, в одинаковых черных одеяниях. Человек, которого он искал, должен был выглядеть по-другому. И Йеншир продолжал изучать лагерь, снова и снова возвращаясь взглядом к носилкам, словно надеясь, что рано или поздно магическое стекло позволит ему увидеть то, что скрыто за занавесями.

Полчаса спустя терпение полковника было вознаграждено. Тонкая штора откинулась, и из паланкина выбрался высокий худощавый человек в длинном халате из темной, затканной золотом парчи. При виде него все некроманты согнулись в низком поклоне. Что-то проговорив, мужчина со вкусом потянулся, прошелся по лагерю, потом вдруг остановился и пристально посмотрел в сторону леса, за которым скрывалась галатская кавалерия. Полковник почти физически ощутил на себе его взгляд, и на какое-то мгновение ему показалось: султан знает о том, что за ним наблюдают. Черные, как сердце мрака, глаза, ярко сверкавшие даже в темноте, словно не только видели Йеншира, но и проникали в самую его душу, поселяя там несвойственное воину чувство холодного суеверного ужаса.

— Вот ты какой, Ирияс, — почти беззвучно прошептал полковник, с трудом сдерживаясь, чтобы не зажмуриться.

Неожиданно на узком нервном лице султана расцвела нежнейшая улыбка, которая вряд ли могла быть вызвана радостью от созерцания угрюмой обветренной физиономии Йеншира. Не успел полковник подивиться такой метаморфозе, как Ирияс отвернулся и протянул ладонь к паланкину. Оттуда, опершись на любезно подставленную руку, выпорхнула женщина, до самых глаз закутанная в цветные шелка. Судя по грациозной легкости движений, она была совсем молода. А выражение лица султана красноречиво говорило о том, что девушка еще и очень красива.

— Надо же, бабу свою приволок, — изумляясь наглости андастанского повелителя, пробурчал полковник. — Ну, значит…

Значит, его расчет был верен. Недаром Йеншир не только изучал стратегию и тактику, но и увлекался военной историей. А она гласила следующее: восточные владыки не любят скакать на лихом скакуне в авангарде своей армии. Парганский император может возглавлять войско, собственным примером вдохновляя солдат на сражение. Галатский монарх встанет на стены города, наравне со всеми защитниками отстаивая столицу. Султану же нет нужды рисковать собой. Восточный уклад жизни таков, что повелитель богоподобен в глазах подданных. Если же подданные с этим не согласны — их сажают на кол, чтобы у остальных не оставалось никаких сомнений в величии властелина. Так было заведено многие тысячелетия, так есть и сейчас. Андастанских воинов не нужно вести в сражение, гибель за султана для них — счастье и единственное предназначение. Повелитель же спокойно, не без комфорта путешествует под охраной в арьергарде, командуя оттуда армией.

Единственным исключением из правила был Хармез Второй, который славился воинственностью и особой кровожадностью. Но учитывая то, что легендарный султан погиб в бою, вряд ли его потомки могли решиться последовать его примеру.

Именно из этих соображений Йеншир поручил командовать сражением у реки капитану Столлни, сам же во главе кавалерии двинулся в обход, зайдя в тыл противника. Здесь, в майле от Тиарин, должен был состояться решающий бой. Полковник собирался дождаться, когда некроманты снимутся с места и ударить в хвост отряда. Главной целью был султан — его гибель решила бы исход начавшейся войны. Конечно, это был самоубийственный маневр. Но Йеншир отчетливо понимал: так или иначе его войска обречены, слишком велика армия Андастана, слишком могущественны ее маги. Так почему бы тем, кому нечего терять, не попытаться перетянуть удачу на свою сторону? Полковник умел рисковать.

Главным козырем была наглость, главной силой — двадцать лучших боевых магов, которых он лично отбирал, оставив до времени в резерве.

Скрываясь под защитой леса, галатцы ждали, когда некроманты отправятся к реке. Рапорты капитана Столлни становились все более неутешительными, и Йеншир уже подумывал о том, чтобы пересмотреть свой план и напасть на стоянку прямо сейчас. Но под утро действия андастанцев подтвердили его теорию: удача любит отчаянных. В лагере произошло движение. Вскоре воины вскочили на коней и поскакали в сторону Тиарин. Но паланкин Ирияса, охраняемый отрядом из двадцати некромантов и несколькими сотнями зомби, остался стоять на месте. Очевидно, султан желал явиться на землю врага абсолютным победителем, уже после сражения.

Подняв руку в жесте, призывающем к готовности и вслушиваясь в затихающий топот коней, полковник отсчитывал мгновения. Маги, ехавшие в конце и середине кавалькады, плели заклятия. Рука Йеншира резко опустилась:

— Стройся!

Кавалерия выехала на опушку и построилась в двадцать рядов, открыто демонстрируя врагу свою численность. Некроманты не стали оседлывать коней. Рассредоточившись, они выдвинулись вперед, отправив навстречу галатцам всех зомби.

— Вперед!

Конница ринулась к лагерю. Пятнадцать волшебников скакали в середине построения, поддерживая над всадниками самый мощный магический щит, на который были способны. Остальные маги с десятком лучших арбалетчиков остались в лесу, дожидаясь своего часа.

— Ля-иллиа Исдис! — боевым кличем прозвучали молитвы шеймидов, когда половина расстояния была преодолена.

Покойники, повинуясь приказу некромантов, бросались под ноги лошадей, пытались уцепиться за сбрую и сбить верховых наземь. Но острые палаши вмиг сносили им головы. Кони, обезумев от запаха смерти, топтали зомби копытами. Галатцы стремительно приближались к лагерю, и когда уже казалось, что они на полном скаку сметут шеймидов, собьют с ног и, не останавливаясь, пронесутся по всей стоянке, первые ряды вдруг натолкнулись на невидимую преграду. Лошади грудью ударялись о магическую защиту, испуганно ржали, оглушенные болью, становились на дыбы. В тот же момент некроманты швырнули в людей свои заклятия. Их сила была так велика, что на близком расстоянии щит галатцев не выдержал и вместо того чтобы остановить волшбу, лишь немного отклонил ее, замедлив движение. Колдовство достало десяток воинов, нанесло мощный удар, выбило из седла. С земли они встали уже лишенными души, не помнящими себя, покорными воле шеймидов тварями. Но в таком виде они просуществовали недолго: клинки товарищей избавили их от омерзительного посмертия.

Потеряв часть воинов, и не сумев преодолеть защиту андастанцев, передний ряд развернул лошадей и отступил на фланги. А на лагерь уже летели новые всадники. На этот раз галатские маги ударили по некромантам чередой заклятий. Ни одно из них не достигло цели: огненные чары, мгновенно вспыхнув, истаивали в воздухе, водные безобидно растекались по прозрачной поверхности, словно струи дождя — по оконному стеклу. Волшба, напитанная темными силами, взвивалась вверх и, бешено вращаясь, кусками мрака растворялась в предрассветном небе. Щит шеймидов, как и вся их магия, берущая исток в культе Исдес, не поддавался никакому воздействию. Зато некроманты опять собрали богатую жатву, поглотив еще два десятка душ. И опять оставшиеся в живых кавалеристы рассыпались в стороны, уступая место следующему ряду, и все началось сначала.

Полковника Йеншира, который находился довольно далеко от лагеря, чтобы не попасть под чары андастанцев, и командовал сражением, подавая сигналы в рожок, ничуть не смущала безуспешность баталии. Главные надежды он возлагал не на конницу, а на тех магов, которые продолжали прятаться в лесу.

Тем временем волшебники наблюдали за происходящим из-за деревьев, выжидая удобного момента, чтобы приступить к осуществлению второй части плана Йеншира, ради которой и была затеяна вся эта опасная эскапада.

— Может, уже пора? — нетерпеливо спросил молодой русоволосый мужчина, широким разворотом плеч и осанкой больше похожий на воина, нежели на чародея.

— Терпение, Корниус, — строго ответил невысокий, тщедушный человек средних лет — полковой маг Олиус Трай, принявший на себя командование отрядом волшебников.

Молодой досадливо отвернулся и продолжил всматриваться в разворачивающуюся вокруг лагеря баталию, хмурясь каждый раз, когда очередной всадник, пораженный некромантами, нелепо вскидывал руки и падал с коня. Настроение остальных чародеев тоже было далеко не радужным. Крепко сжатые кулаки, угрюмые лица, ненависть в глазах… Олиус понимал подчиненных и разделял их чувства. Но он также осознавал: им будет дана всего одна попытка. Момент, в который они начнут действовать, нужно выбрать безошибочно.

Снова и снова нападали всадники на лагерь, ударялись о щиты, уходили на фланги, перегруппировывались и бросались в атаку. После каждого такого рейда с земли поднимались убитые некромантами воины, шли навстречу коннице, находя упокоение под копытами и клинками. Снова и снова маги бросали в андастанцев заклятия. С каждым потерянным воином слабела кавалерия, волшебники начинали уставать. Но несмотря ни на что, галатцы упорно атаковали некромантов.

Этот бесконечный и на первый взгляд бессмысленный бой длился около часа. Из-за горизонта выглянуло солнце, озарив изрытое копытами поле, на котором тут и там лежали изрубленные, обезглавленные тела. Набеги на лагерь продолжались, шли непрекращающейся чередой. Летящие с обнаженными палашами всадники, кони, потерявшие седоков, распростертые на земле трупы, зомби, идущие навстречу галатцам — все это слилось в одну сплошную, растянутую во времени картину, над которой реяли пронзительные молитвы некромантов, конское ржание и трели рожка.

С одной стороны, такое мельтешение занимало все внимание шеймидов. С другой — видя, что кавалерия не собирается менять тактику, андастанцы действовали почти механически, повторяя одни и те же заклятия, полностью сосредоточившись на поглощении душ. "Пора", — решил Олиус, подавая сигнал.

Оставив коней в лесу, прикрывшись отводящими чарами, волшебники выскользнули из леса и поодиночке, чтобы не привлекать внимания, окольными путями двинулись к лагерю. Корниус набросил волшбу на десятерых арбалетчиков. Его задачей было помочь воинам добраться до цели незамеченными. Половину пути они бежали, потом, когда стоянка уже была близко, опустились на землю и поползли по-пластунски. Чары чарами, но рисковать нельзя: вполне возможно, что на некромантов не действует заклятие отвода глаз. Строго говоря, о возможностях андастанцев не было известно почти ничего. Сведения, данные магами Совета, содержали очень мало полезной информации. План операции полковник Йеншир и Олиус Трай разрабатывали почти вслепую, руководствуясь одной интуицией — особенно ту часть, которая касалась применения заклятий. А как раз она и была самой ответственной. Поэтому полковой чародей решил действовать наверняка, прибегнув к помощи волшбы, которая по определению не могла дать осечку. Правда, за всю историю Галатона это заклятие применялось так редко, что случаи его использования можно было пересчитать по пальцам. Не из-за сложности, а из-за некоторых побочных эффектов. Учитывая этот факт, Олиус предложил подчиненным тянуть жребий, но для порядка спросил, нет ли добровольцев — нужны были трое. Странно, но такие нашлись. Корниус, люто ненавидевший любую магию смерти, тоже вызвался, но его кандидатуру отвергли. Молодому волшебнику, который и сам отлично владел арбалетом, было поручено командовать отрядом стрелков.

Подобравшись к лагерю на достаточно близкое расстояние и убедившись, что все воины рассредоточились неподалеку от него, Корниус спрятался за куст и замер в ожидании сигнала о начале магической атаки. Зная, что произойдет дальше и кипя злобой на андастанцев, он несколько раз глубоко вздохнул, приказывая себе сосредоточиться. Вскоре в воздух взвилась яркая огненная змея, рассыпавшаяся синими искрами. Вслед за ней с земли поднялись три волшебника и, не таясь, шагнули к лагерю. Наперерез им, выкрикивая заклятия, бросились некроманты, из-за отводящих чар и горячки боя слишком поздно заметившие лазутчиков. Дальше все, казалось бы, пошло по уже известному сценарию: под заклятиями шеймидов галатцы, зашатавшись, медленно осели на землю. Но их тела так и остались неподвижными, не отозвавшись на слова подчинения. Волшебники были мертвы — бесповоротно, полностью, а души их отправились на суд Луга Всеблагого. Заклятие Рассеивания, на несколько минут блокировавшее любые виды магии в радиусе фихта, требовало полной отдачи чародейской и жизненной энергии. Теперь вокруг паланкина не осталось ни некромантов, ни волшебников — были только воины, от умений которых зависел исход сражения.

К чести шеймидов надо сказать, что они кинулись на защиту султана. Но их попытка создать над паланкином магический щит провалилась: перед заклятием Рассеивания была бессильна даже волшба адептов Исдес.

По команде Корниуса отряд стрелков в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от лагеря. Вместе с ними к стоянке прорвался и Олиус. Схватившись за мечи, андастанцы ринулись навстречу воинам, но, оказавшись в зоне действия Рассеивающих чар, лишились своей магии. Арбалеты дали залп: трое некромантов упали замертво. Остальные были вынуждены выскочить из зачарованного пятачка и повернуться навстречу кавалеристской атаке: воспользовавшись замешательством в лагере противника, галатцы едва не прорвали оборону шеймидов. Олиус прыгнул вслед некромантам и швырнул одному из них в спину заклятие Ледяного клинка. Он точно уловил момент, когда колдун еще не успел накрыться чарами, но уже был доступен воздействию магии. Шеймид, дернувшись, сделал по инерции еще несколько шагов и упал замертво. Остальные некроманты обрушили на Олиуса шквал заклятий, разнесших его тело на мелкие куски. Когда андастанцы отвлеклись, волшебники нанесли мощнейший удар по их защите, пробив в ней брешь. Казалось, еще чуть-чуть — и всадники сомнут лагерь некромантов. Но те, вовремя спохватившись, отбили атаку и восстановили щит.

Оказавшись с отрядом в центре стоянки, Корниус вскинул арбалет и выстрелил — болт пробил тонкую ткань султанского паланкина. Следом раздались еще десять щелчков пусковых устройств. Вскоре носилки были буквально нашпигованы болтами, но из их изрешеченного нутра не донеслось ни крика боли, ни стона. Переглянувшись, воины осторожно подошли к паланкину, наставив на него арбалеты. Сделав знак товарищам, Корниус вытащил из ножен меч, клинком отодвинул штору и, пораженный увиденным, невольно отпрянул назад.

Человек, сидевший внутри, был цел и невредим. Более того, он приветственно кивнул нападающим, растянув тонкие губы в светской улыбке, странно диссонировавшей с непроглядной чернотой прищуренных глаз. К его коленям испуганно жалась хрупкая женщина, лицо которой было прикрыто шелковым платком. Левой рукой Ирияс успокаивающе гладил блестящие косы жены, правую держал на весу, словно предлагая незваным гостям полюбоваться лежащим на ладони предметом. Это была пирамида из прозрачного стекла, внутри которой лежал бордовый камень величиной с кулак взрослого мужчины. Утренние лучи, причудливо преломляясь в его бесчисленных гранях, отражаясь от их поверхности, создавали вокруг пирамиды кровавый нимб. Но даже это нестерпимое сияние не могло скрыть живших в камне черных теней. Извиваясь, они скользили в его глубинах, казавшихся бесконечными, словно жирные пиявки в багровом пруду.

— Айна Исдис, — нарочито любезно пояснил султан. — Айна Исдис, кьяфир[1]!

Воины ответили ему новыми выстрелами. Болты, влетев в паланкин, осыпались дождем серебристой пыли. Повелитель Андастана укоризненно-насмешливо пощелкал языком.

Корниус выругался сквозь зубы. Вот почему Ирияс был так беспечен, оставив при себе столь малочисленную охрану! Под защитой такого мощного артефакта, не потерявшего силы даже под Рассеивающими чарами, султан был бы в безопасности, даже приди ему фантазия отправить прочь всех шеймидов.

То, ради чего затевалась вся эта баталия, не осуществилось. Полковник Йеншир рискнул и проиграл. Не желая сдаваться, Корниус хищно осклабился, указал на свой клинок и пальцем поманил Ирияса.

— Йокхи, кьяфир! — расхохотался султан.

Маг демонстративно плюнул на землю перед паланкином:

— Трус. Трус и слабак…

Неизвестно, понял ли Ирияс его слова, но, бережно передав артефакт жене, султан стремительным движением выдернул из золоченых ножен острую кривую саблю и прыгнул навстречу пятерым воинам. Лицо его при этом не выражало ни гнева, ни ярости из-за нанесенного оскорбления. Он продолжал безмятежно улыбаться.

Корниус, не ожидавший от Ирияса такого безрассудства, едва успел парировать мощный удар, нанесенный сверху вниз. Султан разразился серией молниеносных выпадов, заставляя отступать волшебника, явно уступавшего ему в искусстве фехтования. Чародей неловко уклонился от очередной атаки, и остро заточенное лезвие сабли чиркнуло по левой стороне головы, аккуратно срезав ухо. Корниус вскрикнул от резкой боли, султан вторил ему издевательским гортанным смехом.

Остальные воины, не собиравшиеся демонстрировать великодушие и ожидать в стороне, чем закончится поединок, зарядили арбалеты и выстрелили. И вдруг что-то неуловимо изменилось. Сначала Корниус даже не понял, что именно — боль заглушала все остальные чувства. Но в момент выстрела Ирияс вытянул левую руку вперед, и болты, изменив траекторию, вонзились в землю. К некромантам вернулись их магические способности. Рассеивающие чары, которые должны были блокировать волшбу не меньше десяти минут, сдерживали адептов Исдес от силы половину этого времени. Могущественный колдун, Ирияс раньше всех ощутил изменение эманаций, поняв, что проклятый дар богини снова защищает его. Потому и позволил себе небольшое развлечение, вступив в поединок, исход которого был заранее ему известен.

Ирияс не стал выкрикивать молитву Исдес, как это делали шеймиды. Он прошептал ее слова тихо, вкрадчиво, и тьма, наполнявшая его глаза, выплеснулась наружу, потекла в сознание людей, путая мысли, захлестывая души ледяным страхом. Забавляясь, султан не торопился убивать своих недавних противников. Он едва прикоснулся к их разуму, выжигая память, гордость, способность к сопротивлению. Воины бессильно уронили руки, повинуясь жестокой судьбе, покорно ожидая решающего удара безжалостной некромантской волшбы. Лишь Корниус нашел в себе силы, чтобы вырваться из этого чудовищного морока. Уже не надеясь выжить, он хотел хотя бы умереть достойно, не превращаясь в тупое жертвенное животное. "Я не сдамся, я не сдамся…" — бесконечно повторял он, стараясь не глядеть в глаза султана и противясь враждебной воле, которая пыталась захватить его сущность. Стоило Ириясу чуть увеличить напор волшбы, и сознание молодого мага сломалось бы, оставшись сгустком инстинктов в опустевшей оболочке тела. Но воздействие вдруг прекратилось, на крошечное мгновение подарив чувство победы и легкости.

— Лий'як шуджаа, кьяфир[2], - тихо произнес бархатный голос, заставивший Корниуса поднять взгляд на султана. — Укхаадий'ру шуджаак[3].

Тьма, недавно разливавшаяся вокруг Ирияса, вернулась в его глаза и забурлила в расширенных зрачках. Некоторое время султан внимательно рассматривал лицо стоявшего перед ним волшебника, одновременно чутко вслушиваясь в звуки битвы, потом произнес:

— Акх'даак маути хьяфиф, — и пояснил на чистом галатском: — Я подарю тебе легкую смерть.

Всего одно слово, произнесенное шепотом, резко сжавшиеся в кулак тонкие пальцы — и Корниус рухнул под ноги андастанского властелина. Ирияс не обманул: его колдовство остановило сердце мага так стремительно, что тот даже не успел почувствовать ни боли, ни страха смерти. Но вскоре галатец, вернее, теперь уже носферату с его обликом, поднялся и застыл подле своего нового господина. Султан не оставил его душу на свободе — так далеко благородные намерения Солнцеподобного не распространялись.

Поглотив души десятерых арбалетчиков, Ирияс вернулся в паланкин, к Роксане. Рассеянно лаская испуганную девушку, он погрузился в глубокие раздумья. Отчаянная попытка галатцев лишить его жизни, одним махом прекратив войну, не то чтобы напугала султана — он был уверен в своих силах, но заставила посмотреть на противников по-иному. Их упрямство, бесстрашие, граничащее с безрассудством, нежелание сдаваться, вызывали у Солнцеподобного если не уважение — уважать низших невозможно по определению, то нечто похожее на это чувство. Приходилось признать: эти звери умеют кусаться и царапаться, а жизни в рабстве предпочитают смерть в бою. А с такими животными нужны предельные осторожность и жесткость.

Меж тем сражение подходило к концу. Галатцев оставалось все меньше, их волшебники, исчерпавшие в драке магические резервы, с каждой минутой становились слабее. Напротив, каждая смерть делала шеймидов сильнее, каждая плененная душа наполняла их мощью, отдавая свою энергию. Теперь уже любой из них одним заклятием мог уничтожить не менее пятерых противников. Словно вампиры, напившиеся чужой крови, некроманты поглощали души и крепли, упиваясь переполнявшей их силой. Вскоре щиты галатцев пали, маги, растратившие свою энергию, больше не могли творить заклятия. Всадники бились о защиту шеймидов, не в состоянии преодолеть ее, становились беззащитными мишенями для колдовства Исдес.

Полковник Йеншир, наблюдавший за битвой со стороны, активировал связующий амулет. Миссия провалилась. Он рискнул и проиграл. Нужно командовать отступление, сохранить хоть часть полка.

— Столлни, ответьте. Как обстановка?

— Все кончено, — раздался из амулета каркающий голос капитана, — Мы по…

Его речь оборвалась на полуслове, перейдя в протяжный стон. Амулет замолк. Западный берег Тиарин захвачен некромантами, которые скоро, как чума, пойдут по всему Солнечному краю, заражая, убивая, оставляя пустыми благодатные земли. Даже если скомандовать отступление и уйти под прикрытие леса, то до замка галатцы добраться не успеют — путь им перекроет войско не-мертвых. Отступать было некуда. Йеншир небрежно сунул в карман ставший бесполезным кусок черного дерева и, оголив палаш, поскакал к своему полку.

Спустя час все было кончено. В этом сражении погиб весь полк, андастанцы же потеряли всего четверых. Галатцев, убитых и обращенных в носферату в начале битвы, изрубили их же товарищи. Те невезучие, которые дошли до конца сражения, пополнили не-мертвую армию Ирияса. Но шеймиды пленили не всех, оставив самые лакомые кусочки для своего повелителя.

Они продержались дольше всех — Сторк, творивший чудеса вольтижировки и умудрявшийся уклоняться от некромантских заклятий, еще пятеро солдат-кавалеристов, два опытных пожилых мага и полковник Йеншир. Всех их словно веревками опутали какой-то волшбой, подтащили к паланкину и поставили перед султаном. Воины-некроманты кольцом окружили носилки, ожидая расправы над кьяфирами — Солнцеподобный редко баловал подданных демонстрацией своих сил, и каждое такое событие становилось почти праздником.

Отчетливо осознавая, что сейчас умрет, но почему-то не чувствуя страха, Сторк исподлобья рассматривал шеймидов. Люди как люди, внешне ничем не отличаются от галатцев — только все как один очень смуглые и черноволосые. И еще глаза… Да не только в них дело! Красивые молодые лица, обращенные к Ириясу, сияли обожанием и счастьем от созерцания великого вождя. Но при взгляде на пленных врагов эти лица искажались ненавистью, презрением, омерзением, и эти чувства были такими яркими, такими всепоглощающими, что становилось понятно: андастанцы видят перед собой не людей. Галатцы для них — отвратительные, грязные животные, низшие существа, которые должны быть уничтожены. И не найдется в душах шеймидов ни капли жалости.

И эти монстры скоро двинутся вглубь Солнечного края, убивая, выжигая, уродуя… Сторк вознес горячую молитву Лугу, прося у него защиты для матери и младшего братишки Сида, которые остались в Подпалине. Что сказал бы бравый капрал, узнай он, что Сид, вдохновленный его примером, завербовался в пехоту? Что в эту минуту он, убежав с поля своего первого боя, плывет вниз по течению Тиарин? Проклял бы дезертира перед смертью? Вряд ли. Скорее всего, приказал бы отправляться в гарнизон — последний имперский оплот в провинции. Но разумеется, Сторк ничего такого не узнал, а потому просто мысленно простился с родными.

Ирияс мог бы убить галатцев одним мановением руки, но предпочел растянуть удовольствие и устроить зрелище для подданных, уничтожая их поодиночке и для каждого применяя новое заклятие. Одного утопил в потоке холодной воды, а потом заморозил, превратив в ледяную статую, другого сшиб мощным ударом ветра, так что тело его отнесло на три майла, и потом носферату еще долго добирался до своего господина, третьего подвесил в воздухе, заставив нелепо дергаться, подобно огромной марионетке. И медленно тянул из них души, смакуя, словно драгоценное вино. Каждую смерть шеймиды встречали восторженными воплями. Когда пришел черед полковника Йеншира, султан вышел из паланкина, встал напротив, долго смотрел в глаза воина, потом произнес:

— Миик даха'ам, — и сделал знак одному из шеймидов.

— Ты храбрец, — с акцентом перевел тот.

Ирияс, за свою долгую жизнь выучивший множество языков, знал галатский в совершенстве. Но считал неправильным в присутствии подданных осквернять уста примитивным наречием низших тварей. Называя при шеймидах храбрецом представителя презренного народа, он оказывал ему высшую честь. Но полковник, не разбиравшийся в тонкостях восточного этикета, зато любивший рискованные выходки, не проникся величием момента: ухмыльнувшись как можно гадостнее и старательно отхаркнувшись, он плюнул в лицо Солнцеподобному.

Конечно, смачный комок слюны не достиг полубожественного лика, разбившись о невидимый щит. Но возымел нужное действие. Ирияс, взбешенный уже вторым плевком за один день, убил Йеншира мгновенно. Та же участь постигла и последнего воина, которым оказался Сторк.

* * *

В стрельчатое незанавешенное окно заглядывал унылый месяц, ронял голубоватые лучи на большую карту Срединного континента, расстеленную на круглом столе. Тускловатый свет висящих на стенах слабеньких вечных свечей не мог развеять этого потустороннего сияния.

— Надо направить навстречу андастанской армии все силы, — горячо доказывал герцог Вельмизир, главнокомандующий армией Галатона. Полное бледное лицо его, несмотря на царившую в здании ратуши прохладу, покрывали капельки пота, жидкие седые волосы прилипли ко лбу. — Остановить любой ценой. Не допустить продвижения врага в глубь наших территорий!

— О каких силах вы говорите, хотел бы я знать? — Покручивая черный ус, вот уже в третий раз скептически осведомился лорд Стаун, полковник имперских гвардейцев. — Наша армия малочисленна, уровень подготовки боевых магов оставляет желать много лучшего. Собственных резервов явно не хватит.

— А некромантское-то войско, задери их Хайнира… простите, ваше величество, все многочисленнее делается, — крякнул дядя Ге.

— Вот именно поэтому! Именно! — нервно выкрикнул герцог Вельмизир. — Поэтому и надо остановить, пока не поздно…

Поведение фельдмаршала, да и весь его внешний вид, не вызывали у меня доверия. Похоже, Галатону пришло время расплатиться за благоденствие Алмазного века и беспечность предыдущих правителей. Пятьсот лет без войн на территории империи сделали свое дело: даже главнокомандующий был скорее чиновником, нежели солдатом. А вообще, мне он напоминал дебелую истеричную бабу. С того самого момента, как ее величество вызвала герцога к себе в числе других высоких чинов, он не сказал еще ничего, что хотя бы приблизительно можно было считать планом военной кампании. К сожалению, императрица, заменившая весь состав кабинета министров, просто не успела провести такую же полную реформу в армии. Потом же, после разрушения Виндора и нападения некромантов, снова было не до того. Приходилось действовать стремительно, едва ли не по наитию. Но и тогда от фельдмаршала не было никакого толку.

Видимо, Дарианна разделяла мое мнение. Кликушество Вельмизира заставляло ее брезгливо морщиться. Час назад полковник Йеншир, связавшись через амулет с ее величеством, доложил, что вверенные ему войска терпят поражение при Тиарин. Некроманты вторглись в Галатон.

Императрица собрала срочное совещание. Бледная, осунувшаяся, не спавшая вот уже трое суток, Дарианна тем не менее была полна энергии. Глаза горели решительным, почти фанатичным блеском.

— Лорд Зелиан, я освобождаю вас от обязанностей главнокомандующего и принимаю командование армией на себя, — спокойно произнесла она.

Мне показалось, что эту весть герцог Вельмизирский воспринял едва ли не с облегчением. Отдуваясь, он поклонился и спешно покинул кабинет.

— Вадиус, как движется выселение из Солнечного, Озерного и Речного краев? — спросила Дарианна.

Копыл, как следует не оправившийся после своего самоубийственного астрального путешествия по Виндору, еще более скособоченный, чем обычно, но все такой же деятельный, сидел напротив девушки. Время от времени связующий амулет на его груди пульсировал, распространяя синеватое свечение, маг выходил за дверь, с кем-то разговаривал и снова возвращался. На вопрос Дарианны он с готовностью проскрипел:

— Губернаторы оповещены. Крестьяне неохотно покидают насиженные места. Но с населением ведется разъяснительная работа…

— Некогда разъяснять, — перебила Дарианна. — Подготовьте указ и свяжитесь с губернаторами: пусть подключают имперских псов. Те, кто откажется уйти, будут приравнены к военным преступникам и казнены как предатели империи. Жителям Солнечного края на сборы два часа, остальным — сутки.

— Позвольте сказать, ваше величество, — снова вмешался мой опекун. — Не дело это, мирных людей преступниками объявлять.

— Мастер Генериус, у меня нет времени на сантименты!

— Так-то оно так… да ведь крестьяне — народ упрямый. А что за землю держатся — так это их кормилица. Куда крестьянин без земли? Будете их силой сгонять — уйдут, но ведь вы, ваше величество, в их глазах чуть ли не врагом сделаетесь. А надо — чтоб роднее матери были.

Дарианна упрямо тряхнула головой, глубоко вздохнула и только после этого проговорила:

— Да. Да. Вы, конечно, правы, мастер Генериус. Отправить распоряжение губернаторам, с тем, чтобы передали всем бургомистрам и старостам. Пусть объясняют, что некроманты превращают мужчин в зомби, а детей и женщин убивают. Ответственность за работу с населением возложить на местные власти.

— Ваше величество, — мягко произнес Копыл. — В годы тяжких испытаний монархи обращаются к своим подданным с речью.

— Разумеется. Я сегодня же напишу речь, которая будет передана по связующим амулетам губернаторам. Пусть распространят и читают на площадях.

Секретарь застрочил пером по пергаменту.

— И еще, ваше величество, — не успокаивался дядя Ге. — Война сама себя не кормит. Армии нужно продовольствие. Весна ведь…

— Я вас поняла, — нетерпеливо перебила императрица. Некоторое время она смотрела на карту, потом добавила:- Пусть переселенцы отправляются в Лесной край. Вадиус, сообщите губернатору. Дать крестьянам земельные наделы, освободить от налогов и по возможности помочь с обустройством. Это что касается женщин, детей и стариков. Мужчинам от двадцати до сорока пяти надлежит явиться в ближайшие военные гарнизоны для записи в ополчение. Организовать для новобранцев временные лагеря, выделить командиров для обучения.

Лорд Стаун нахмурился:

— От двадцати до сорока пяти?…

— Да, герцог Дрингстаар, именно. Вы же слышали: кто-то должен остаться на земле, чтобы сеять и пахать… И вот еще что. Мастер Генериус, я так понимаю, наших некромантов допрашивать бесполезно. Но насколько я знаю, вы все же пытались изучить их возможности.

— И не только пытался. Кое-какие выводы сделал, — подтвердил старик.

— Каким образом происходит превращение людей в зомби?

— Наблюдал я пару раз за ребятами, — кивнул дядюшка. — И понял, что наиболее опасные зомби получаются, когда некромант сам у человека жизнь отбирает.

— Носферату, — подсказал я.

— Точно, носферату.

— Но, насколько мне известно, существует еще способ, которым пользуются обычные демонологи — поднятие мертвецов?

— Это так, — подтвердил Вадиус. — В общем-то, для сильного мага это нетрудно.

— Значит, надо лишить андастанцев и этого резерва. Необходимо уничтожить все кладбища. Выжечь, залить растворяющими зельями, сровнять с землей… вам виднее. Граф Ортекс, поручаю разработку этой операции вам. Когда придумаете, как это сделать, необходимо будет связаться с городскими и сельскими магами. Только пусть займутся этим после ухода жителей. Нельзя допустить народного возмущения.

Бывший милорд ректор магического университета, а ныне член Совета молча поклонился.

— Андастан не получит новых воинов, — заключила императрица. — Что у нас с оружием?

— Оружейные пока полны, — доложил министр обороны. — Но на всех ополченцев, разумеется, не хватит.

Это было еще одной головной болью. Ремесленные кварталы сильно пострадали еще во время первого нападения тварей бездны. Лишь немногие кузнецы и оружейники сумели восстановить свои мастерские. Наша же схватка с Вериллием разрушила Оружейный квартал полностью. Улица Мастеров, на которой селились гномы, тоже лежала в руинах, никто из ее обитателей не выжил. Дело осложнялось еще и тем, что с гибелью Аллирила исчез единственный торговый тракт, связывающий Галатон с Золотой цепью — поставщиком лучшего оружия и доспеха.

— Лорд Лейтон, — обратилась Дарианна к министру обороны. — Отчеты о состоянии оружейных сегодня же должны быть у меня на столе. Сообщить в западные и северо-западные провинции: государство делает заказ оружейникам на мечи, болты и доспех. Платить будем из казны. Мастера из переселенцев освобождаются от воинской обязанности и направляются в Красную рощу. Можете идти.

Министр обороны откланялся и удалился. Императрица обернулась к мастеру Триммлеру, которому не хватило места за столом. Гном скромно устроился в углу на низком стуле и откровенно тосковал без дела.

— Мастер Триммлер, вам поручается разыскать уцелевших оружейников и кузнецов и в кратчайшие сроки построить для них мастерские в Красной роще. Я назначаю вас своим официальным уполномоченным. Соответствующие бумаги вам будут выданы прямо сейчас, деньги получите в казне.

Сын гор, осчастливленный тем, что нашлось достойное приложение для его кипучей энергии, с готовностью вскочил:

— Разрешите выполнять, ваше величество? — Дождавшись, когда измученный секретарь подал Дарианне свиток, на котором она поставила подпись, гном выхватил бумагу и побежал к двери, на ходу бормоча себе под нос: — Ничего, справимся! А глядишь, и еще чем потом подмогнем…

— Мастер Генериус, как продвигается изготовление самовоспламеняющихся болтов и стрел? — спросила императрица.

— Всех свободных чародеев, кто способен их намагичивать, засадил за работу. Только вот самих болванок не хватает. Ну да теперь, когда мастер Триммлер за дело взялся, думаю, проблема решится.

— Нужно наладить бесперебойные поставки в войска, — произнесла Дарианна. — Теперь собственно о стратегии…

Все склонились над картой.

Глубокой ночью план сражений был выработан. Императрица отпустила офицеров, в числе которых был и Лютый. Маги Совета, министры и дядюшка, получив распоряжения, тоже отправились восвояси. В круглой комнате остались только мы с Дарианной и Копыл. Теперь, когда больше не нужно было демонстрировать собранность и уверенность, девушка откинулась на жесткую спинку стула и утомленно прикрыла глаза. Стали заметны и усталость, и тщательно скрываемый страх: длинные ресницы беспомощно подрагивали, уголки губ предательски ползли вниз, тонкие пальцы нервно теребили ворот простого платья из серой шерсти.

— Я настаиваю, ваше величество, — проговорил Копыл, снова поднимая тему, которая уже не раз обсуждалась. — Вы должны подумать о своей безопасности. Увы, Велена погибла под завалом, а Нивель пропала без вести.

— Хорошо, Вадиус, — вздохнула Дарианна, открывая глаза. — Займитесь поиском. Но позже. Сейчас главное — Журжень.

— Наши послы в Асине только что сообщили, что император Юлан Цин отказался их принять. Но он готов побеседовать лично с вашим величеством, — сообщил старик.

— С помощью связующего амулета?

— Нет, главный советник Юлан Цина, мудрец Сао Ли, откроет астральное окно ровно на час.

Астральное окно? Никогда не слышал о таком. Волшебники, владеющие тонкой магией, способны отправлять свои астральные проекции на довольно большие расстояния. Говорят, для самых сильных чародеев не существует майлов и фихтов. Правда, сам я еще не пробовал путешествовать так далеко. Но название "астральное окно" предполагало, что мудрец умеет передавать не только свою проекцию, но и фантомы других людей, а может, и окружающего их пространства. Уточнять у Копыла подробности было некогда, тем более что на вопрос Дарианны о времени переговоров старый маг ответил:

— Астральное окно откроется через полтора часа, ваше величество. Вам следует поторопиться.

— Поторопиться? — удивился я. — Да она еще и вздремнуть успеет.

Две пары глаз — маленькие, выцветшие, неопределенного цвета и огромные, сияющие, словно черные бриллианты, воззрились на меня с одинаковым осуждением. Я махнул рукой: никак не могу привыкнуть к дворцовым тонкостям. Дарианна быстро удалилась, а Вадиус пояснил:

— В Журжени принято, чтобы правящая династия утопала в роскоши. Это считается как минимум признаком хорошего тона. Император — наместник бога на земле и символ государства. Одетый в золото и усыпанный драгоценностями, он воплощает благополучие своей страны.

— Мои познания о Журжени оставляют желать лучшего, — признался я.

— Неудивительно, ваше высокомагичество, — тактично согласился Копыл. — Журжень так же закрыта от внешнего мира, как и Андастан. Последние два века династия Цин проводит так называемую политику Большой стены, изолируя свою страну от других государств. Сто лет назад даже торговля с Журженью была невозможна. Сейчас галатских купцов принимает лишь один порт — Камао. Там наши торговцы закупают чай, шелка, специи, прекрасный фарфор. Но Юлан наложил запрет для журженьцев на покупки у нас, поэтому за их товары приходится платить только золотом и серебром. Дипломатические отношения с этой страной были установлены пятьдесят лет назад. Тогда было открыто посольство Галатона в столице империи — Асин. Но до сих пор функции наших послов являлись скорее декоративными и сводились к присутствию на официальных торжествах во дворце Юлана. В общем, повторюсь, Журжень — очень и очень загадочная, закрытая империя.

— Тогда почему Дарианна собирается просить помощи в первую очередь именно у этой страны?

— В древнейшей истории есть упоминание о войне между Андастаном и Журженью. Это было… — Копыл ненадолго задумался, — наверное, пять тысяч лет назад. Как вы понимаете, события тех дней дошли до нас в виде летописей и легенд, и трудно ручаться за их подлинность. И тем не менее, в одном из древних трактатов говорится, что андастанские некроманты завоевали весь Срединный континент. Земли, на которых сейчас находятся Галатон и Паргания, превратились в обиталище мертвых. Спаслись только жители прибрежных районов, рискнувшие на весельных лодках выйти в Океан слез. Впрочем, выбор у них был небогат: утонуть либо стать носферату. Многие предпочли смерть в пучине и тем самым выиграли жизнь. И вот, когда вокруг уже не осталось людей, андастанцы напали на Журжень. Это стало началом конца некромантской цивилизации. Журженьские волшебники, обладавшие уникальными магическими техниками, сумели выиграть войну. Мы надеемся, что знания об этих чарах мудрецы империи сохранили до наших дней.

— А что же галатцы и парганцы?

— Строго говоря, это были еще не галатцы и не парганцы, а их предки. Кто-то добрался, как ни странно, до побережья Южного континента, кто-то нашел новый дом на Пламенеющих островах. Некоторые даже отправились к Северному континенту. Выжившие в этих дальних путешествиях оседали в необитаемых краях, строили поселения либо искали аборигенов и присоединялись к ним. Женились, заводили детей. А потом, спустя сотни лет, их потомки стали возвращаться на родину дедов и прадедов, снова заселять пустующие земли.

— Почему же Журжень не сделала такие огромные территории частью своей империи?

— Видимо, тогда империя еще в них не нуждалась. Чего не скажешь о нынешних днях…

— Вадиус, а эльфы?

— Что эльфы?

— Ну, эльфов некроманты тоже захватили?

Копыл фыркнул:

— Да уж, очаровательные были бы зомби! Трактат об этом умалчивает. Но я считаю, вряд ли. Первозданные — не такой многочисленный и уж точно не беззащитный народ. Ради их душ некроманты не стали бы блуждать по Аллирилу, вылавливая эльфов под деревьями. Скорее всего, и в горы Золотой цепи, к гномам, они тоже не полезли. Очень уж труднопроходимая местность.

Я кивнул. Да, в запутанных многоярусных шахтах Золотой цепи, уходящих в глубь земных недр на десятки майлов, могла бы заблудиться не только армия некромантов, но, пожалуй, и весь Андастан.

— Орки?

— В трактате речь идет об уничтожении только людей, — вздохнул Вадиус. — Кстати, думаю, что многие из наших предков спасались не только за океаном, но и во владениях других рас. Иначе чем объяснить, что люди, изображенные на старинных гравюрах, иной раз излишне светлоглазы и остроухи либо удивительно малорослы и коротконоги?

Пока Вадиус читал мне импровизированную лекцию по древнейшей истории, скромный кабинет бургомистра чудесным образом преобразился. Слуги Дарианны, прибывшие в Красную рощу вслед за императрицей, задрапировали каменные стены полосами сияющего шелка. На стол легла лазурная эмиратская парча, поверх нее были водружены золотые, инкрустированные драгоценными камнями, чаши и кувшины. Расторопные юноши и девушки устелили пол пушистыми коврами, расставили по углам золотые канделябры в человеческий рост, воткнули в них яркие вечные свечи. Под конец лакеи внесли малый трон из черного дерева, подлокотники которого были отделаны чеканным серебром. Содержимое вывезенной из Виндора императорской сокровищницы пришлось очень кстати. Все вокруг заиграло разноцветными бликами.

Слуги не забыли и о нас с Копылом. На меня натянули новый балахон из белоснежного шелка, сверху повесили огромный, усыпанный рубинами платиновый медальон на толстой цепи. Украшение было таким тяжелым, что тут же принялось натирать шею. Вадиуса обрядили в фиолетовую мантию и тоже украсили какими-то побрякушками, отчего старик стал напоминать сказочного триуна.

Когда все приготовления были завершены, в кабинет вошла Дарианна. Вернее, два дюжих лакея ввели ее под руки и усадили на трон — без их помощи девушка в таком одеянии не сумела бы сделать и шага. На императрице поверх простого белого платья было надето нечто невообразимое, варварски роскошное. Эта длинная, волочившаяся по полу штука напоминала кольчугу, только была сработана из золотых и платиновых колец, каждое соединение которых украшал крупный сапфир. На голове Дарианны вместо обычного тонкого императорского венца высилось сооружение из тех же сапфиров, обрамлявших черный бриллиант величиной с голубиное яйцо, уши отягощали огромные бриллианты чистой воды, такие же сверкали на пальцах и запястьях.

— Большой выходной наряд моей прабабушки, милый, — пояснила девушка, заметив мой оторопевший взгляд. — Положение обязывает…

— Сейчас откроется астральное окно, — взглянув на напольные часы, сказал Копыл.

Как только старик это проговорил, дальняя стена вдруг покрылась рябью, заколыхалась, поплыла, и вскоре вместо нее перед нами образовалось волнующееся сероватое пространство. Оно начало заполняться неясными силуэтами, постепенно обретавшими очертания и краски. Спустя несколько минут перед нами появился зал, вернее, его часть. Но и взгляда на нее мне хватило, чтобы убедиться в правоте слов Вадиуса о вызывающем богатстве журженьской правящей династии. Потому что я увидел только золото. Оно было повсюду: на стенах, на полу, на драпировках окна. Вдали виднелся золотой же фонтан, из которого били переливающиеся струи. Возможно, из-за отраженного сверкания мне показалось, что это не вода, а расплавленное золото. Посреди зала стоял сияющий трон, на котором восседал черноволосый человек в просторных одеждах из желтого шелка. Торжественная неподвижность императора вкупе с желтоватой кожей круглого лица делали его похожим на золотого идола, помещенного в шкатулку с драгоценностями. Диссонанс в эту картину вносили еще двое мужчин, находившихся рядом с Юланом. По левую руку от него стоял невысокий худощавый юноша в ярко-красных шелках, по правую — бритоголовый седобородый старик в скромном сером халате — как я понял, тот самый мудрец, открывший астральное окно.

Кивнув, старик плавно провел ладонью перед собой, и картина ожила. Зал наполнился звуками — тихой плавной музыкой, журчанием фонтана и сладкоголосым пением какой-то птицы.

— Великий сын неба, император поднебесной вселенной, наместник богов, Юлан Цин, правительница Галатона Дарианна Первая приветствует тебя, — сделав шаг вперед и с трудом согнувшись в низком поклоне, проговорил Вадиус.

Человек на троне не пошевелился, вместо него ответил старик, отвесивший такой же поклон:

— Великий сын неба, император поднебесной вселенной, наместник богов Юлан Цинн также приветствует правительницу Галатона Дарианну Первую.

Сао Ли говорил по-галатски довольно чисто, лишь слегка пришептывая и смягчая, как-то скругляя звуки, отчего у него выходило: "Далианна Пелвая". Когда мудрец поклонился, выяснилось, что не вся его голова была выбрита: на затылке имелись волосы, сплетенные в тугую, длинную тонкую косу, которая плетью перекинулась через лысину.

— Правительница Галатона Дарианна Первая приветствует светлоликого принца Чжу Цина — сына великого сына неба… — зачастил Вадиус, так и не разогнувшись.

Сао Ли не сдал позиций и в таком же положении прошепелявил ответ.

Теперь мне стал понятен смысл выражения "журженьские церемонии". Обмен любезностями длился не менее получаса, и я начал опасаться, что встреча на этом и завершится, когда Сао Ли наконец выпрямился и произнес:

— Император Юлан Цин желает знать, что заставило Дарианну Первую искать разговора с ним.

Копыл, облегченно вздохнув, тоже принял вертикальное положение, умудрившись при этом не закряхтеть, и сделал шаг назад в знак того, что теперь будет говорить Дарианна.

— Не стану скрывать, моя страна находится в бедственном положении, — произнесла девушка.

— Да, мы наслышаны о войне Галатона с Андастаном, — сказал император, после того как мудрец перевел ему слова Дарианны.

Я понял ответ Юлана прежде, чем Сао Ли повторил его по-галатски. Осознавая, что способности изначального могут помочь мне узнать что-нибудь полезное, например, в том случае, если император с мудрецом вдруг решат переброситься парой фраз на родном языке, я сделал вид, что внимательно слушаю старика. Но его раскосые глаза подозрительно блеснули.

— Я предлагаю заключить союз между нашими государствами, — прямо заявила Дарианна.

Тонкие брови на плоском невозмутимом лице Юлана приподнялись в картинном изумлении:

— Но зачем этот союз Журжени? На нас никто не нападал.

— Это лишь вопрос времени, — парировала ее величество.

Прежде чем заговорить, император переглянулся с Сао Ли:

— Андастан предложил Журжени нейтралитет. Почему я рассказываю об этом? Что лучше: объединиться с тигром и попытаться вместе уничтожить дракона либо спокойно дожидаться в стороне, когда дракон пожрет тигра?

— Вскоре после того, как дракон пожрет тигра, ему понадобится новая пища, — мягко улыбнувшись, проговорила Дарианна.

— Возможно да. А возможно, и нет. Что лучше: ввязаться в драку с драконом сейчас или дождаться его нападения?

— Кровь тигра сделает дракона в два раза сильнее, и тогда неизвестно, чем закончится поединок.

— Может быть. Но это еще неизвестно. Что выгоднее: дружба с тигром или мирное соседство с драконом?

— Дракон — беспокойный сосед. А тигр умеет быть благодарным.

Сао Ли перевел последние слова Дарианны, но Юлан молчал, ожидая, что именно предложит ему правительница Галатона.

— Мы знаем о том, что боги благословили ваш народ, и численность его все время увеличивается. Журжени нужны новые земли. За помощь в этой войне мы готовы после победы отдать империи край Водопадов.

Император молчал.

— Это большая и богатая провинция.

Молчание. Лишь короткие взгляды, которыми обменялись Юлан и Сао Ли. Дарианна и Копыл тоже посмотрели друг на друга, и старик кивнул.

— Край Водопадов и Солнечный край, — проговорила ее величество.

Ответа не последовало.

— Эти две провинции и десять сундуков золота.

Наконец император соизволил ответить.

— Нам не нужны ни твои земли, ни золото, — перевел Сао Ли.

— Значит, вы отказываетесь заключить союз с Галатоном?

— Мы должны подумать, правительница.

— Сколько времени вам нужно для раздумья? — напрямую спросила Дарианна.

— Мы дадим знать. И еще: в следующий раз мы не желаем беседовать в присутствии твоего младшего мудреца. У него лукавые глаза.

Интересно, что фразу про мудреца (то бишь, вашего покорного слугу) император не говорил. Старик добавил ее от себя, очевидно, догадавшись, что я понимаю журженьскую речь. Произнеся нечто вроде пожеланий благополучия и счастья, Сао Ли изящно крутанул пальцами, и астральное окно закрылось, оставив нас в недоумении.

— Неужели им не нужны земли, Вадиус? — в отчаянии воскликнула Дарианна.

— Не знаю, ваше величество. Но им явно что-то нужно.

— Что же?

— Надо ждать. Журженьцы ничего никогда не говорят напрямую. Уж такой это народ…

— Но мы не можем ждать! У нас нет на это времени.

Словно в подтверждение ее слов, я ощутил пульсацию под тяжеленным медальоном. Откинув белую хламиду, извлек и активировал связующий амулет.

— Ваше высокомагичество, — проговорил далекий голос, — докладывает граф Стивен Сайонс, полномочный посол Галатона в Паргании. Война, ваше высокомагичество! Орки Диких степей нарушили парганскую границу.

— Значит, и на помощь Паргании рассчитывать не приходится, — упавшим голосом проговорила Дарианна. — Похоже, мы остались одни…

Я обнял любимую, желая поддержать ее и мучительно ища выход из ситуации. Действительно, сильными союзниками могли стать только Паргания и Журжень. Конечно, политические отношения с Парганией всегда были сложными из-за колоний Южного континента и соперничества за главенствующее положение в мире. И тем не менее, некромантия — слишком большая опасность для всех государств Аматы, против нее нужно объединяться. Но соседям не хватит сил на две войны. Журжень заняла выжидательную позицию. Как там Юлан говорил про тигра и дракона? Сдается мне, он хочет в стороне наблюдать за дракой монстров, чтобы в решающий момент выступить на стороне сильнейшего. Шиан? Маленькая страна, славящаяся свободными нравами, терпимым отношением к изысканной любви, искусными шлюхами и курильнями диджаха, которые официально разрешены властями. У них и армии-то нет, наверное.

На другие расы надежды никакой. Гоблины слишком робки и малочисленны, сидят по своим болотам, орки — дикий народ, с ними не договоришься. Тролли тупы, саймарам плевать на людей, их вотчина — океан, там никакие некроманты не достанут. Гномы, как уже упоминалось, отрезаны от нас. Даже если бы они и согласились поучаствовать в войне, выбирались бы в обход полгода. Да и зачем им? Вряд ли Ирияс захочет лезть за ними в штольни. Аллирил погиб из-за дикого эксперимента Вериллия. Безумный маг уничтожил целый народ. Хотя что могли адепты сил природы противопоставить магам смерти?

Смутная, еще неосознанная мысль занозой вонзилась в разум, засела, садня и требуя внимания. Что-то из недавнего прошлого, краткий эпизод, вспышкой мелькнувший в пестрой ленте моего существования. И сейчас вспомнить его было жизненно важно. Я нахмурился, призывая к порядку перегруженную событиями память. Есть! Ну, конечно! Эта сцена встала перед внутренним взором так ярко, словно я переживал ее заново. Небольшой дом с покосившейся вывеской "Букинистическая лавка", сверкающие на мостовой осколки стекла, равнодушные зомби, стаскивающие какие-то доски, обломки мебели, тряпки и укладывающие их в одну кучу с трупами. Хрупкий белобрысый мальчишка, улепетывающий по улице. Встревоженное лицо Лиллы, оторопевший мастер Триммлер. Лорд Феррли, висящий над их головами. И главные действующие лица этого спектакля — Дрианн и Лютый, выставившие ладони, с которых льется мощная волшба. Пляшущие в воздухе голубоватые искры, запах грозы, физически осязаемая сила заклинаний… Вот оно! Лютый сумел отразить некромантские чары, и если бы не мое вмешательство, неизвестно еще, за кем бы осталась победа. А ведь брат на тот момент располагал только сырой силой, обретенной после падения проклятия крови.

Обнимая расстроенную, изнемогавшую под тяжестью золотого платья Дарианну, я гадал, все ли первозданные могут выстоять против некромантов. Или же только те, кто принадлежит к Дому Жемчужного тумана? Скорее, первое. Магия природы — это часть магии жизни. А что способно сопротивляться смерти как не жизнь? Может быть, Аллирил и был той силой, которая могла справиться с Андастаном? Вот только рассуждать об этом можно лишь в прошедшем времени…

Впрочем, осталось еще около полутора тысяч первозданных, запертых в Хаардейле. После поражения эльфов в Лесном крае какой-то молодой владыка одного из Домов собрал войско таких же, как он сам, юношей и девушек, и самовольно отправился мстить за гибель своих соплеменников. Главный интриган Аллирила не преминул сообщить об этом Дарианне птичьей почтой. То ли хотел этим подчеркнуть свою лояльность, то ли желал руками императрицы избавиться от неугодных. К Хаардейлу были отправлены три полка, взявшие крепость в осаду. Но через три дня в Аллириле заполыхал Зеленый огонь. Потом наше с Вериллием сражение разрушило Виндор. Через неделю андастанское войско пересекло границу Галатона, и после этого уж точно было не до первозданных.

Я легонько коснулся губами виска Дарианны и тихо спросил:

— Что-нибудь известно об эльфах? Ну, тех, которые якобы отправились на помощь своему основному войску?

— В Хаардейле все тихо, — девушка сделала попытку пожать плечами под золотой броней, но, потерпев неудачу, только вздернула брови.

Вкратце объяснив свои догадки, я активировал амулет и связался с командиром одного из полков, охранявших крепость.

— Не могу знать, ваше высокомагичество, — отрапортовал он в ответ на мои вопросы, — ходят по стене какие-то белоглазые. И вроде бы их там немало. Но в атаку не идут, вылазок не совершают. Стоим в осаде.

Это было все, что я хотел знать. Остаток ночи я провел, обсуждая с Дарианной и Копылом новый план. А ранним утром мы с Лютым и Дрианном выехали в Лесной край.

* * *

Весна расцветила яркими красками суровую землю Орочьего гнезда. Нежным шелковистым ковром лежала молодая трава, синими каплями проглядывали в ней маленькие чашечки кукушника, красными всполохами светились горицветы. Но Уран-гхору и его оркам некогда было наслаждаться теплом и красотами северной природы: слишком много было у них дел, а еще больше ждало впереди.

Роб оставил своих учеников, все время рядом с вождем был: сидел на траве возле входа в карангу, в небо смотрел, пел что-то, тихо-тихо в бубен ударял. А на коленях у него доска лежала. Прилетал к нему ворон, опускался на плечо. Шаман прикасался пальцами к голове птицы, закрывал глаза и замирал в неподвижности. Потом начинал что-то рисовать угольком на доске, а ворон, каркнув на прощанье, снова взмывал в небо. Спускались к Робу и бесплотные духи, лепетали невнятно. Благодарил их Роб ритуальной песней, и снова рисовал на доске. А иногда беседовали старый шаман и вождь, что-то обсуждали, спорили. Не решались орки часто тревожить своих правителей, ждали, что дальше будет.

Вот и в этот раз Роб с Уран-гхором разговаривали в каранге.

— Скажи, отец, — спросил вождь, — будешь ли ты так же силен вдали от родной земли?

— Да, сын. Моя связь с местом силы так крепка, что никакому расстоянию ее не разорвать. Она будет питать меня, где бы я ни находился.

Ворон упал с неба, сделал круг над карангой, хрипло каркнул, словно здоровался, сел на плечо шамана. Подождал, пока Роб его погладит, и снова взмыл ввысь. Уран-гхор проводил его задумчивым взглядом.

— Это хорошо, отец. А твои ученики? Не ослабеют ли они в чужих краях?

— Их силы не иссякнут вдалеке от Орочьего гнезда. Но они не Стражи, поэтому дар их сделается меньше.

— А в Богатых землях великие шаманы… И их много, очень много. Больше, чем наших… Значит, прав я, отец? Значит, хитростью надо брать города людей?

— Ты прав, мой сын. — Роб смотрел на молодого вождя с гордостью. — И мы сумеем придумать много хитростей. Вот тут, — он провел искривленным от старости пальцем по доске, — я нарисовал границу и пограничный город. Все здесь отметил: и стены, и ворота, и пушки. А вот в этих знаках написано, сколько воинов охраняет крепость, и где они стоят.

Удивился Уран-гхор:

— Но ведь я еще орков в разведку не посылал! Откуда же ты узнал все это?

— Это мне ворон рассказал. Он — часть меня. Его разум — мой разум, его глаза — мои глаза.

— Спасибо тебе, отец. — Вождь жадно вглядывался в рисунок, что-то прикидывал в мыслях. — Уж не то ли это селение, где меня в плен взяли?

— Да, оно это. Обманул тебя тогда предатель, Уран-гхор. Сказал, что стены в крепости низкие, да воинов мало. А люди впустили тебя с товарищами только за первую стену. Их в селении три. Но другие города еще труднее взять будет.

— Обманули, знаю, — процедил сквозь зубы вождь. Потом проговорил: — Спрошу еще, отец. Почему хочешь ты войны с Богатыми землями?

Долго смотрел старый Роб в лицо своего названного сына. Тихо произнес:

— А ты, вождь? Почему ты идешь на эту войну и ведешь за собой всех мужчин Орочьего гнезда?

— Потому что хочу отомстить. За гибель Сварг-гхора, за то, что меня в плену держали. За всех орков хочу отомстить! Выжечь их города как чуму, чтобы никогда больше не ползла человечья зараза в Дикие степи.

Печально улыбнулся Роб:

— Ты еще очень молод и горяч, Уран-гхор. Ведь говорил я тебе: не о мести надо думать, а о благе для своего народа.

— Но какое же благо в войне?

— Люди не дадут оркам спокойно жить и становиться сильнее. Не нужны им могучие соседи. Они боятся нас, а потому хотят уничтожить. Поэтому мы должны опередить их.

— Но зачем тогда мы так торопимся? Не лучше ли подождать, накопить силы и опыта, подготовиться? Ты можешь воспитать еще многих шаманов, а я — обучить многих воинов.

— У нас нет времени, сын, — вздохнул Роб. — Духи предков сказали мне, что в Богатых землях тоже готовятся к войне. Если мы подождем, то станем сильнее, но сильнее станут и наши враги. Нельзя позволить, чтобы на нашей земле шли сражения. Окно в бездну наливается недоброй мощью, как нарыв гноем. Едва прольется кровь на землю Орочьего гнезда — и оно откроется, выпустит бездушных богов, уничтожит весь наш народ.

— Я понял тебя, отец. Что ж, буду думать, как город взять.

— Будем думать вместе, — отвечал старый шаман.

Несколько дней они размышляли, придумывали разные планы. А потом по приказу Уран-гхора снялись орки с насиженного места.

Теперь лагерь воинов от холмов-близнецов откочевал далеко в сторону тепла, ближе к Богатым землям. И кипела здесь работа днем и ночью. Для всех занятие нашлось: одни рубили деревья в лесу неподалеку, другие перетаскивали бревна в лагерь, третьи обтесывали их и выкладывали сушиться на солнце. А сам молодой вождь следил за работой. Сидел в походной каранге, задумчиво чертил прутиком на земле, стирал, снова чертил. Считал, загибая пальцы, потом начинал водить угольком по доске, рисуя что-то непонятное.

— Что делаешь ты, вождь? — спрашивал его Ярх. — И зачем нам все это дерево?

— Скоро увидите, — обещал Уран-гхор и продолжал рисовать.

Настало время, когда он собрал вождей кланов и сказал:

— Будем готовиться к войне, делать тараны и строить башни.

Орки удивленно молчали. Никогда они о таком не слышали.

— Зачем нам башни, вождь? — спросил Эр-гхор, вождь племени Эри-даг.

— Чтобы город людской штурмовать.

— Но город штурмовать — долгое и трудное дело. Вспомни, вождь, чем закончился последний твой штурм, — твердо проговорил воин. — Это война по человеческим правилам. Орки же совершают набег, бьют людей и отступают обратно в степь. Тем и сильно дикое племя, что оно легко и молниеносно. Так воевали и отцы наши, и деды. Так и мы научены воевать.

Нахмурился Уран-гхор:

— Отцы наши и деды хх'раисами были, себя опьяняли перед боем. Так что ж нам теперь, дурманные грибы искать? От предков надо лучшее брать, а самим новое придумывать. А башни для того и будем делать, чтобы штурмовать крепости легче было.

— Но зачем тараны делать и с собой тащить, если можно возле селения подходящее дерево найти? — удивлялся Вели-гхор, вождь племени Мха-рау.

— А если не найдется? Или покажется тебе хорошим, а внутри гнилое окажется? Сломается от одного удара, и что ты делать станешь? Слушайте меня, вожди, — твердо сказал Уран-гхор. — Люди потому такую силу взяли, что все время новое придумывают, все время учатся, и у каждого нового поколения знаний больше, чем у его предков. А мы что же, так и будем по-старинке жить? Посмотрите, как могущественны наши шаманы! Видели ли вы раньше таких? А все потому, что они не боятся новых знаний. И вы, воины, от обучения сильнее стали.

— Да, — подхватил Ярх, — никогда еще не был орочий народ так крепок и могуществен!

— Так что же, вожди, верите ли вы мне? Или зря под мою руку пошли? Разве не доказал я, что умею управлять народом? Разве не прибавил я оркам здоровья, силы? Разве не стали наши охотничьи угодья богаче? А теперь докажу, что сумею сделать свой народ великим.

Переглянулись вожди. Правду говорил Уран-гхор. Ни разу не отдавал он глупых приказов, а все его дела шли на благо оркам. Молча кивнули воины, соглашаясь.

— И больше не сомневайтесь во мне, — добавил Уран-гхор. — Я — вождь вождей.

Теперь в воинском лагере шла новая работа. Стучали топоры и молоты, орки трудились от рассвета до заката. И росли в степи странные сооружения — высокие огромные башни, сколоченные из досок. В каждой башне было по пять площадок, между которыми зияли щели для лучников. Соединялись площадки лестницами. А у самой верхней откидывалась стенка, и оттуда выкидывался мостик. Передвигались башни на деревянных колесах.

Уран-гхор ходил между орками, проверял, как строительство идет. Показывал свои рисунки, объяснял, как делать нужно.

— Скажи, вождь вождей, — спросил его Эр-гхор, когда первое сооружение готово было, — разве твои башни не бесполезны в штурме? Ведь они деревянные. Выстрелит человеческий воин горящей стрелой или шаман швырнет молнию — и вспыхнет твое строение, и погибнет множество орков.

— У нас на то свои шаманы имеются, — усмехнулся Уран-гхор.

И точно: пришли из своего селения ученики Роба, окружили башню, камлали вокруг нее целый день. Неслись над степью их протяжные песни, грохотали бубны. Дерево то легким дымком окутывалось, то росой слезилось. А потом, под вечер, выступила вперед шаманов молодая девушка в расшитой теленге, поклонилась:

— Принимай работу, вождь вождей.

Уран-гхор обошел вокруг башни, похлопал ладонью по доскам. Рука ощутила непривычный холодок.

— Проверим, — сказал он, подошел к костру, выдернул из него пылающую ветку и поднес к краю нижней площадки.

Орки затаили дыхание. Шутка ли, столько работы сделали! А вдруг сгорит строение? Языки пламени лизали доски, злобно трещали, сыпали искрами, но не могли добраться до дерева. Заговоренное шаманами, оно словно отталкивало огонь, который подобно густой жиже обтекал поверхность, не причиняя вреда.

— Обычное пламя не берет, — довольно улыбнулся Уран-гхор.

С руки Роба сорвалась молния, ударила в островерхую крышу башни. Сооружение дрогнуло, но устояло, а синяя стрела рассыпалась крошечными светлячками.

— Шаманство тоже, — проговорил старик. — Я или мои ученики могли бы уничтожить башню. Но у людей другое колдовство, и оно будет бессильно.

Орки радостно зашумели: не пропали их труды, а камлание на пользу пошло.

Настал день, когда посреди лагеря выросли пять высоких башен. Под ними сложены были тараны и лестницы для того, чтобы на стены подниматься. И тогда отпустил Уран-гхор орков по домам — отдохнуть, с семьями попрощаться. А потом, спустя два дня, собрал всех воинов, чтобы держать перед ними речь.

Стоял вождь на верхней площадке башни. Рядом с ним был верный Роб. Колышущимся морем простиралась перед ними черноголовая толпа — многие тысячи орков пришли, чтобы услышать слова своего вождя. Заговорил Уран-гхор, и голос его, усиленный волшбой старика, разнесся далеко над степью:

— Слушайте меня, орки! Мы живем по новым законам, хорошим законам! Теперь уже не идет брат на брата, сын на отца, мирная жизнь настала в Орочьем гнезде! Но разве должен воин тихо жить, в каранге сидеть, старости ждать? Нет, настоящему орку без боя — гибель! Хотите ли вы войны, орки? Жарких сражений, крови врага хотите?

— Хотим! — гаркнули тысячи глоток. — Хотим, вождь!

— Но кто наш враг, орки? Кто много лет подкупал слабых воинов и шаманов, кто делал их предателями? Люди! Они хотели, чтобы мы стали слабым народом! Потому что боялись сильного соседа. Кто воровал воинов из степей? Люди! Знаете ли вы, орки, что делают с вашими соплеменниками в Богатых землях? Их поят зельями, превращают в зверей и заставляют сражаться друг с другом на потеху толпы!

Злобно зарычали воины, слушая своего вождя. Наливались ненавистью, жаждой мести, скаля зубы, стискивая до боли огромные кулаки и потрясая ими в воздухе. И страшен был их вид, и витал в воздухе запах ярости. А Уран-гхор продолжал:

— Я знаю! Я был в том месте, сражался с чудовищами и выжил там, где не выжил никто! Я видел великого воина, честного вождя Сварг-гхора! Люди убили его, и он умер у меня на руках! До сих пор кровь его жжет мои ладони, требует мести! Хотите ли вы мести, орки?

— Месть! Месть! — ревела опьяненная этими речами толпа.

— Оглянитесь вокруг, посмотрите, как много нас! Посмотрите, какая мы великая сила! Духи отцов наших глядят на нас из земель Счастливой охоты, радуются нашему могуществу. Так пусть они гордятся нами! Возьмем Богатые земли, выжжем города, поднимем на клинки их жителей, вытопчем саму память о подлом людском племени!

— Да! — кричали воины, — на людей!

— Я ваш вождь, и я поведу вас, орки! И я обещаю вам победу!

— Слава Уран-гхору! Слава вождю! — гремело над степью.

Через два дня орочье войско двинулось на Богатые земли. Айка, проводив мужа, ушла в карангу. Прижала к себе тихую улыбчивую Дарку и крикливого крепыша Арана. Смотрела на личики детей, а глаза ее видели лицо Уран-гхора. Айка не плакала, нельзя слезами воина провожать, плохая примета. Но печальная морщинка прорезала лоб, а на сердце камень лежал. Вернется ли? Удастся ли свидеться еще, или попрощались они навсегда?

Огромная, бесконечная орда катилась по степи, бешено рвали землю лапами боевые вулкорки, гудели над воинами шаманские барабаны. Угрюмые серые лица выражали решимость биться до конца, черные глаза сверкали ненавистью. И если бы видел эту картину один волшебник из Дальних земель, он ужаснулся бы тому, что его давнее видение сбывается.

* * *

Мэтр Вернье, Главный маг пограничного города Ле-Сили, обедал у себя дома в компании юной волшебницы, присланной из столицы для прохождения практики. Сияло начищенное серебро, переливался перламутром сервиз тончайшего фарфора, кружевная скатерть белизной и легкостью могла бы соперничать с первым зимним снегом — старый холостяк, женолюб, бретер и один из образованнейших людей своего времени, мэтр Вернье умел устроиться с комфортом. Молодая хорошенькая служанка, подносившая блюда к столу, тайком бросала ревнивые оценивающие взгляды в сторону новой магессы. Та же, очарованная любезностью, изяществом и одновременно мужественностью своего седовласого собеседника, полностью отдалась разговору.

— Возьмите паштет, Адель, — предложил хозяин, — сегодня он особенно удался. Также рекомендую отведать пирог из жаворонков, мой повар изумительно его готовит.

— Спасибо, мэтр Вернье…

— Этьен, прошу вас. Для вас я просто Этьен!

— Этьен, — робко проговорила девушка, краснея, — Вы замечательный рассказчик. Так что же было дальше?

— Дальше? Мы заманили дикарей в ловушку. Впрочем, меня интересовал только единственный из них, некий Уран — вождь одного из этих варварских племен. По словам осведомителя, он был не лишен лидерских качеств. А сами понимаете, милая Адель, Паргании не нужны сильные соседи. Поэтому вот уже много лет империя проводит политику постепенного ослабления орков. А вскоре… думаю, я не выдам тайны, если скажу, что в ближайшие месяцы его величество отдаст приказ полностью стереть с лица Аматы гнилое пятно, называемое Орочьим гнездом.

— Они… ужасные! — словно ощутив внезапный озноб, магесса передернула изящными плечиками. При этом полукружия грудей, видневшиеся в вырезе платья, соблазнительно вздрогнули. Черные спирали тугих локонов живописно заплясали вокруг смуглого личика, большие карие глаза широко распахнулись и влажно заблестели.

— О, дитя! — воскликнул мэтр Вернье, получивший от этого зрелища немалое удовольствие, — не нужно бояться! Здесь вы в безопасности. Внутренний город окружен тройными крепостными стенами, каждая из которых накрыта плотным магическим щитом. Внешняя стена оснащена бомбардами. Разве в состоянии дикие существа преодолеть такие преграды? Они слабы, моя дорогая, слабы и не владеют магией. Что могут орки против могущества всей великой Паргании?

Уверяя Адель в беззащитности степняков, пожилой чародей несколько покривил душой. Последние события вызывали у него опасения. Шакалы докладывали, что тот самый Уран, которого он обезвредил и приказал убить полгода назад, вдруг снова появился в Орочьем гнезде. Впрочем, возможно, это были только слухи, потому что никто из шпионов не видел молодого вождя лично. Те же, кто был приставлен к его племени, перестали выходить на связь. Как впоследствии выяснилось, все они погибли. Потом исчезли и остальные осведомители. Мэтр Вернье лишился возможности отслеживать происходящее в степи. Тогда он послал на разведку людей из гарнизона. Воины вернулись с утешительным докладом: никаких изменений, никакой подготовки к нападению они не заметили. Орки жили как обычно — охотились, ловили рыбу в озерах. Вроде бы можно было успокоиться, но опытный чародей ощущал в душе непонятные уколы тревоги. Дело в том, что разведчики, опытные следопыты, каким-то странным образом умудрились заблудиться в степи. Следующий отряд рассказал то же самое: в определенных местах что-то словно сбивало их с пути, заставляло плутать. Это было очень похоже на отводящие чары либо морок. В своей лаборатории мэтр Вернье изготавливал сильнейшие защитные амулеты, собираясь снабдить ими новый отряд и подробнейшим образом выяснить, что же все-таки творится в Дикой степи.

— Да-да, Этьен, я понимаю, конечно, — Адель звонко рассмеялась, но смех ее прозвучал несколько нервно. — Но как только я представлю, что вам пришлось пережить…

— Полноте, прелестнейшая! Я даже не принимал в этом участия. Был разработан отличный план. Шакал, которому вождь доверил разведку, убедил его, что Ле-Сили — легкая добыча. Мы убрали с внешних стен пушки и магический щит, сами распахнули ворота под первым же ударом тарана. А когда вождь во главе небольшого отряда первым ворвался в город, защита возобновилась и отрезала его от основного войска. Дальше — дело магической техники.

— А кто поймал это чудовище, и что было с ним дальше? — полюбопытствовала магесса.

— Моя ученица Шанталь. Она и уничтожила Урана. Очаровательная была женщина, — на подвижном худощавом лице мэтра Вернье появилось выражение грусти.

— Почему была?

— Разве вы не слышали о беспорядках в Менто?

— Тот жуткий поединок двух волшебников на звериных боях?

— Да. Шанталь была одной из тех магов. Не знаю, что на нее тогда нашло. Но она погибла.

— Меня пугает судьба вашей ученицы, — кокетливо проговорила Адель.

— Я сделаю все, чтобы оградить вас от малейшей опасности, — галантно заверил чародей.

На груди мэтра Вернье истерично затрясся связующий амулет. Бросив на собеседницу извиняющийся взгляд, волшебник активировал его.

— Орки движутся к границе! — голос дежурного полкового офицера тревожным холодом ворвался в столовую, разрушая ее теплый уют.

Нахмурившись, маг резко поднялся, швырнул на стол скомканную салфетку и поспешно вышел за дверь. Адель и служанка обменялись перепуганными взглядами. Вскоре чародей вернулся и произнес:

— Нет поводов для тревоги, мои дорогие. Город отлично защищен. Но мы должны принять обычные в таких случаях меры безопасности. Жанетт, закрой все окна и занавесь их шторами. Запри двери и оставайся в своей комнате. А мы с вами, Адель, поднимемся на смотровую площадку центральной башни. Там вы сами все увидите.

Выйдя из дома мэтра Вернье, волшебники зашагали по чистеньким, быстро пустеющим улочкам. Оповещение в Ле-Сили работало отлично: в красивых богатых домах захлопывались ставни на окнах, стражи запирали ворота внутреннего города. Отряды воинов уже заняли позиции на стенах. Посреди главной площади возвышалась серая громада каменной башни. Солдаты, охранявшие вход в нее, отсалютовали Главному магу и отступили в стороны, пропуская мэтра Вернье и его спутницу внутрь.

Чародеи поднялись по длинной винтовой лестнице и оказались на смотровой площадке, покрытой куполом из синеватого стекла. Отсюда как на ладони был виден весь город и простиравшаяся на северо-западе бескрайняя степь.

— Вот, милая, полюбуйтесь, как устроена наша крепость, — проворковал мэтр Вернье. — Обратите внимание на внешние стены. Видите, они имеют форму шестилучевой звезды? Это увеличивает угол обстрела местности. Толщина стен составляет десять локтей. Ворота с этой стороны всего одни — между северным и северо-западным лучом. Они сделаны из цельного дуба и обиты листами гномьей стали. К тому же камни стен и створки защищены сильнейшими заклятиями. Здесь вы в полной безопасности.

— Где же орки? — зябко поеживаясь, несмотря на ласковые солнечные лучи, спросила Адель.

— Сейчас посмотрим…

Главный маг прикоснулся к поверхности стекла, прошептал заклинание, и под его рукой образовалось небольшое колышущееся пятно. Оно стремительно расползалось, принимая форму квадрата со сторонами примерно в три локтя.

— Как видите, я активировал увеличивающий магический экран, — пояснил чародей профессорским тоном. — Сейчас…

Вдвоем они приникли к прозрачному стеклу, причем рука мэтра Вернье словно невзначай легла на талию испуганной магессы. Едва взглянув в сторону степи, Адель вскрикнула, и было отчего: на Ле-Сили надвигались толпы орков. Твари ехали верхом на чудовищно огромных зубастых волках, напоминавших то ли демонов, то ли каких-то мифологических зверей. Посреди орды степняков громоздились высокие деревянные сооружения.

— Осадные башни?… — ошарашенно пробормотал Главный маг. — Удивительно! Дикие племена, и такой прогресс инженерной мысли… Невероятно!

Дрожащая девушка спрятала лицо на груди своего наставника. Даже в такую минуту старый ловелас не преминул воспользоваться случаем. Он крепко прижал магессу к себе, поглаживая ее волосы. Впрочем, взгляд мэтра Вернье не отрывался от пугающей картины.

Впереди, на самом крупном звере, ехал могучий молодой орк — очевидно, предводитель воинства. Для волшебника, как и для любого другого человека, все дикие существа были на одно лицо. Но что-то в осанке, в посадке головы, в упрямом лице этого орка заставило Главного мага вспомнить…

— Уран. Ну, конечно! Она не уничтожила его. Ах, Шанталь, Шанталь, что ты наделала…

Вождь взмахнул рукой, что-то прокричал, и войско остановилось. Вперед выехал старик. Вслед за ним потянулся целый отряд, насчитывавший не меньше сотни орков. Все они спешились, и по их знаку волки отбежали дальше в степь. Старик поднял над головой бубен, ударил в него и, странно приплясывая, принялся ходить вдоль авангарда войска. Остальные спешившиеся гуськом следовали за ним, воздев руки к небу.

— Что они делают? — прошептала Адель.

— Это шаманы. Очевидно, призывают благословение орочьих богов, духов, или что-то вроде этого, — пояснил мэтр Вернье. — Дикий народ, что вы хотите…

— Но шаманство — очень сильная магия!

— Только не у орков. Их шаманы бессильны. Поверьте, дитя мое, это чистой воды профанация.

Между тем старик, не переставая стучать в бубен, зашагал вперед, за его спиной приплясывали остальные шаманы, среди которых маг с удивлением разглядел женщин. Следом двинулось и все войско.

— Да не бойтесь же, Адель! — Увещевал чародей. — Сейчас они подойдут на расстояние выстрела, и все сразу кончится. — Посмотрите, как смешно они пляшут. Ха-ха…

Оглушительно гавкнули бомбарды, и смех волшебника оборвался. Мэтр Вернье застыл с выпученными глазами, стараясь унять паническое биение сердца: железные ядра, наткнувшись на невидимую преграду, скатились по ней и упали на землю. Орки продолжали идти на Ле-Сили.

Выпустив наконец талию Адель, Главный маг рванулся к стоявшему посреди площадки столу, на котором переливались стеклянные пирамиды. Пробежавшись пальцами по граням координирующих артефактов, проверил состояние всех щитов. Разумеется, все было в порядке: волшебники, находящиеся на службе в пограничном городе, отлично знали свое дело. К тому же щиты были образованы фрагментами сильнейших чар, заложенных в камни при строительстве стен. С помощью амулета мэтр Вернье связался со старшими магами, убедился, что все находятся на своих местах, переговорил с комендантом и немного успокоился.

— Все хорошо, милая, все хорошо…

Орочья орда приближалась. Полмайла, четверть майла… Со стен полетели стрелы и арбалетные болты. Но и они не причинили дикарям ни малейшего вреда. Серое полчище надвигалось неумолимо, стремительно, страшно…

"У них есть магия, — лихорадочно размышлял чародей, — откуда? И на что еще она способна?"

— Ретар, Ариньяк! — крикнул он в амулет. — Передать на позиции! Готовность номер один! Атака!

В орков полетели мощные боевые заклятия. Паргания не экономила на защите своих границ, и в Ле-Сили служили лучшие маги. Сейчас они стояли на острие северо-западного луча и, объединив силы, били в одну точку, стараясь прорвать щит, накрывающий орков. И вскоре им это удалось. Над войском дикарей раздался тоскливый стон лопнувшей струны, и защита раскололась. В образовавшуюся брешь хлынула волшба парганцев, стоившая жизней многим десяткам вражьих воинов. На стене защитники Ле-Сили разразились торжествующими воплями, и сам мэтр Вернье не сдержал крика радости. Чародеи не приняли участия во всеобщем ликовании: они безостановочно поливали орков заклятиями. Лучники и арбалетчики не отставали от них, осыпая противников дождем стрел и болтов. Победно грохотали пушки, изрыгая ядра, и каждое из них в клочья рвало тела дикарей.

Несмотря на магическую атаку, косившую тварей, они не останавливались ни на секунду. На место погибших вставали новые, и серая волна по-прежнему катилась на крепость. Веселье Главного мага приувяло: озадаченно хмурясь, он смотрел в экран, мысленно задавая себе вопрос: "Почему старик не помогает сотворить новый щит?" Действия молодых шаманов явно были направлены на восстановление защиты, а вот седовласый орк творил какое-то другое колдовство. И как бы мэтру Вернье ни хотелось ошибиться, но он догадывался о смысле его плясок.

— Усиление внешнего щита! — крикнул чародей в связующий амулет. — Вручную держите!

Сквозь увеличивающее стекло отчетливо было видно, как от группы магов отделились три фигуры и принялись сплетать заклинания, укрепляющие защиту наружной стены. Почти в то же самое время старый шаман перестал бить в бубен и вытянул вперед руку, повелительно указывая на крепость.

— Максимально укрепить щит! — заорал мэтр Вернье в амулет, запоздало осознав, что недооценил возможности орочьих шаманов.

Но он опоздал: что-то мощное, убийственное, как удар молнии и неотвратимое, как смерть, вырвалось из руки старика и ударило в щит. Одновременно с этим закончили камлание молодые шаманы. И словно в детской игре роли поменялись: теперь уже оголенной, лишенной защиты, доступной для вражеских атак сделалась человеческая крепость, а орочье войско оказалось укрыто еще надежнее, чем прежде. Коротко выругавшись, чего обычно не позволял себе в присутствии дам, Главный маг оглянулся на координирующие артефакты. Так и есть: одна из пирамид перестала светиться и заполнилась тусклым сероватым маревом. Волшебство в камнях наружной крепости погасло.

— Восстановить щит и пробить орочью защиту! — приказал мэтр Вернье, хотя маги на стене и без него уже разделились на два отряда, один из которых спешно латал щит крепости, а другой, объединившись, пытался проделать брешь в чарах противника.

Дикари вскинули луки, и на Ле-Сили обрушился град стрел. Со стен упали первые убитые. А старый шаман уже подготовил новую колдовскую атаку. По мановению его сморщенной руки в магов, уже почти закончивших восстановление щита, ринулась длинная огненная змея. Извиваясь в воздухе, она летела с невероятной скоростью, оставляя за собой пылающий след.

— Тревога! — крикнул мэтр Вернье.

Несколько чародеев, обернувшись, выставили вперед ладони, отправив в змею противодействующие заклятия. Безуспешно: чары не остановили шаманское колдовство, лишь взрезали его, и змея разделилась на несколько гибких плетей. Эти щупальца стегнули парганских волшебников, превратив их в пепел, и растаяли легким дымком. Отряд магов был на четверть уничтожен. Оставшиеся в живых попытались накинуть на крепость новую защиту, но шаман вновь выбросил руки в сторону Ле-Сили. Раздался громкий треск, стена северо-западного луча задрожала, от нее отвалился большой кусок, на котором стояли отвечавшие за щит чародеи, и медленно обрушился вниз.

Главный маг горестно застонал. Сердце его стремилось туда, на внешнюю стену, на помощь подчиненным. Но разум диктовал иные действия. Он должен был оставаться здесь, командовать магической обороной крепости, охраняя ее главный оплот — внутренний город и башню, в которой находились документы, тайник с городской казной и управляющие артефакты. И еще… взгляд мэтра Верньи упал на бледное испуганное личико Адели — еще он должен защитить эту девочку, которой так не повезло с местом практики.

Молодые шаманы, пока их вожак в одиночку расправлялся с половиной парганских чародеев, тоже времени зря не тратили. Очевидно, их возможности были не так чудовищно велики, как у старика. Но все вместе они представляли собой грозную силу. Стуча в бубны, они распевали гортанные заклятия и отправляли колдовство туда, где стояли маги, занятые атакой орочьего щита. По знаку шаманов с неба сыпались молнии и ледяные пики, налетали мощные порывы ветра. Над крепостью кружились птицы, сбивались в стаи и нападали на людей. Окровавленные, израненные, парганцы вынуждены были уже не разбивать защиту орков, а обороняться, закрываясь от сыпавшихся на них ударов. Волшебников становилось все меньше, а орочье войско подошло так близко, что мэтру Вернье через экран были видны не только злобные уродливые лица дикарей, но и рисунок амулетов, во множестве болтавшихся на их мощных шеях.

Шаманы, не переставая атаковать, подались в стороны, уступая дорогу отрядам орков, катившим осадные башни. Тяжелые сооружения медленно, но неуклонно приближались к стене.

— Жгите башни! — завопил мэтр Вернье, сообразив, что осадные орудия, как и воины, что их тащили, вышли из-под купола защиты. — Все силы на башни!

К деревянным махинам устремилась туча пылающих стрел. Несколько магов, рискуя своими жизнями, прекратили защищаться от орочьего колдовства и швырнули в башни огненные заклятия. Но стрелы, вонзаясь в доски сооружений, мгновенно потухали, а волшба отскакивала от них, не причиняя никакого вреда. Зато шаманы воспользовались моментом и ударили колдовством в чародеев, пытавшихся поджечь орудия. Сразу десять магов были убиты. Оставшаяся жалкая горстка не имела времени на плетение заклятий: они были заняты тем, что защищали себя от атак орочьих колдунов.

Убедившись в невозможности поджечь осадные башни, лучники обстреляли воинов, которые их тащили. Но и тут они опоздали: рядом с каждым отрядом уже стоял шаман, накрывавший орков малым щитом.

Орки, окружавшие башни, на ходу по одному ныряли в их деревянное чрево и ловко, по-звериному быстро карабкались по лестницам вверх. Первое сооружение, дрогнув, ударилось об острие северо-западного луча. Вскоре и остальные достигли его стен, встав по две с обеих сторон.

По приказу коменданта защитники рассредоточились между зубцами, закрывшись щитами. На верхние площадки башен нацелились острия пик, в дикарей полетели стрелы. Казалось, орки долго еще не смогут перебраться на стену. Но на людей низверглись удары колдовства: среди штурмующих оказались шаманы. Их волшба отшвырнула воинов, дав оркам возможность перекинуть с площадки доски, по которым твари стремительно перебирались на стену. А снизу карабкались все новые и новые дикари. Между зубцами закипела жаркая схватка. Люди бились отчаянно, на место одних вставали другие. Пикинеры сталкивали орков вниз, тут и там завязывались драки мечников. Несмотря на мощь и физическое превосходство степняков, парганцы продолжали сопротивляться. Шаманы вслед за воинами перебежали на стену и пробирались туда, где еще оставалось несколько магов. Кто-то из защитников крепости сумел подобраться к доске, служившей мостиком для дикарей, сдвинуть ее и сбросить вниз вместе с бежавшим по ней орком. Но это не остановило дикарей: словно дикие кошки, они совершали длинные прыжки и обрушивались на людей.

Стиснув зубы, сжав кулаки, мэтр Вернье наблюдал за сражением. Сзади доносилось прерывистое дыхание Адель, не сводящей полных ужаса глаз с магического экрана.

— Что… это? — вдруг произнесла она, указывая на северный луч, в сторону от битвы. — И там тоже…

Проследив за ее рукой, волшебник судорожно схватился за амулет.

— Нападение на северный и юго-западный лучи! — проорал он коменданту.

— Понял, — коротко ответил тот.

Пока основные силы защитников были сосредоточены на обороне северо-западного луча, два больших отряда орков подтащили к стене северного и юго-западного штурмовые лестницы. Сейчас дикари уже вовсю карабкались по ним вверх.

— Быстрее, быстрее же! — как молитву повторял мэтр Вернье, глядя на бегущих по стене солдат и понимая, что их слишком мало, чтобы отразить новое нападение.

Орки оказались проворнее: они взобрались по лестницам и приняли бой. Им не понадобилось много времени на расправу с небольшим отрядом воинов. Сбросив защитников вниз, они устремились к северо-западному лучу и ударили людям в спину. Лестницы так и остались прислоненными к стене, и один за другим по ним залезали дикари.

Адель плакала уже в голос и тряслась, словно в ознобе. Но мэтру Вернье некогда было ее успокаивать.

— Требуется укрепить ворота! — сообщил он коменданту.

Тот отдал приказ, и тотчас внизу закипела работа. Жители внешнего города принялись подтаскивать к створкам камни, мешки с песком и ящики, баррикадируя ворота. Две волшебницы, не участвовавшие в бою на стене, сплетали заклинания, усиливая защиту.

Все эти меры оказались напрасными. Старый шаман стукнул в бубен, заголосил, вихрем закружился на месте, потом, резко остановившись, словно швырнул перед собою что-то невидимое. Обернувшись, Главный маг увидел, что артефакт, показывавший состояние защиты ворот, погас. От мощного колдовского импульса магессы, укреплявшие щит, обессиленно упали на мостовую. А к воротам уже бежали несколько десятков орков, вооружившихся огромным тараном. Раскачав бревно, они мощно ударили в створки, отозвавшиеся жалобным скрежетом. Удар, еще удар… от каждого из них мэтр Вернье вздрагивал, будто это его бил неумолимый таран — прямо в грудь, прямо в сердце…

Рядом хрипло вскрикнула Адель. Покореженные створки подались, распахнулись, и в них устремились полчища дикарей. Внешний город был взят.

* * *

Яростно звенели в воздухе орочьи боевые кличи, им вторил злобный вой и хриплое рычание вулкорков, пасти которых были покрыты пеной бешенства. Войско прорвалось за первую стену, сокрушая все на своем пути. Стонала сталь клинков, пели стрелы, сбивая со стен последних защитников.

— Привести мне пленными тех воинов, что из пушек стреляли! — приказал Уран-гхор Ярху.

Верный друг и помощник молча кивнул и вместе с орками из своего отряда рванулся на стену.

Степные воины были опьянены победой, и только их вождь чувствовал на душе тяжкий груз. Осенью он вот так же ворвался в эти ворота, и они захлопнулись, словно дверца ловушки. Варг-гхор, жиха проклятая, предал, чтоб никогда не видать ему покоя в землях доброй охоты… И эту площадь, вымощенную камнем, помнил Уран-гхор. Здесь сражался он с маленьким мечником, который заманивал его все глубже в город. А потом появилась рыжая шаманка…

Вождь встряхнул головой, отгоняя воспоминания как назойливую мошкару, пришпорил верного Клыка и поскакал по улице, вдоль чистеньких деревянных домиков. Сражение затухало, превращалось в побоище. Почти всех человеческих воинов орки уже перебили, за горожан взялись. Не было здесь ни женщин, ни детей — люди вовремя их спрятали за вторыми стенами. А те, кто не успел сбежать, скрывались по домам, хоронились по подвалам и чердакам. Но мужчины остались помогать воинам, охранять свои жилища. Вот с ними теперь и расправлялись орки — хватали прямо на улицах, выискивали по углам. Торговцев вытаскивали из их лавок. Темнела от крови мостовая, вповалку лежали на ней трупы.

Уран-гхор в драку не лез, знал: сейчас и без него справятся. Он рыскал по городу, издали осматривал стену, которую предстояло взять. К нему подъехал на вулкорке Роб, рядом двинулся.

— Мои шаманы немного ослабли, — сказал старик. — Сил у них меньше осталось.

— Но для отдыха времени нет, — нахмурился Уран-гхор.

Остановился вождь посреди площади. А к нему уже вели пленных людей. Солдат было два десятка. Орки подтащили их и поставили перед Уран-гхором.

— Стрелять… — медленно заговорил вождь, с трудом припоминая человеческие слова. — Стрелять… туда, — и указал на вторые стены города.

Угрюмо молчали человеческие воины. Никто не желал убивать своих.

— Кто не будет стрелять — умрет, — добавил Уран-гхор, спешился, вынул меч и медленно пошел вдоль ряда людей. — Ты будешь?

Зрелый воин в закопченной одежде презрительно сморщился, сплюнул под ноги и пробормотал человеческое ругательство. Молниеносно взлетел клинок, и голова солдата покатилась по камням. А вождь сделал еще шаг.

— Ты?

Молодой юноша, почти мальчишка, опустил глаза, не выдержав тяжелого орочьего взгляда. Задрожал, едва устоял на подкашивавшихся от страха ногах. Когда заговорил, голос у него срывался, как у молодого кочета:

— Нет, не буду!

Еще одна голова свалилась на мостовую.

— Ты? — спросил Уран-гхор следующего воина.

Но и третий человек не согласился служить оркам, и его голова слетела с плеч. А вождь остановился и сказал:

— Что, все сейчас умереть хотите? Хорошо… — и занес клинок над шеей следующего пленного.

— Стой! — вскрикнул крепкий сильный воин. — Я тебе помогу. Не убивай!

Уран-гхор смерил его взглядом, зловеще оскалился:

— Хорошо.

Еще трое согласились помогать степнякам. Остальные сложили головы на каменной мостовой.

— Учить, — сказал людям Уран-гхор, указывая на пушки. — Повернуть туда. И учить…

Солдаты поняли его приказ. Трусливо съежившись, двинулись к стене, чтобы показать оркам, как повернуть пушки в обратную сторону, как стрелять из них.

— Смотри, отец, как они горбятся, — сказал Уран-гхор, глядя вслед людям.

— Тяжесть предательства лежит на их плечах, — ответил Роб. — Это страшная ноша.

Хотел было молодой вождь на стену отправиться, чтобы помогать своим воинам, самому научиться из пушки стрелять. Но тут к нему подвели еще двух человек. Женщин.

Они были молоды и, наверное, красивы для людей. Наверное, человеческие мужчины провожали их восхищенными взглядами, как Уран-гхор — свою Айку. Но сейчас лица этих женщин были заплаканы, волосы растрепаны, а одежда изорвана.

— Зачем вы привели их ко мне? — сурово спросил Уран-гхор своих воинов.

— Но первая добыча принадлежит вождю, — удивились орки, — это закон Морриган.

Старый Роб провел ладонью перед лицами пленниц, заглянул в испуганные глаза.

— Они шаманки, мой сын. Человеческие шаманки. Сейчас у них просто не осталось сил после волшбы.

Уран-гхор смотрел на плачущих женщин, а видел рыжеволосую гадину, которая много дней мучила его и Сварг-гхора. В сердце его снова просыпалась ненависть, которую он так старательно давил, пытаясь превратить в хладнокровие. Жажда мести поднималась в душе, жгла ее, как тлеющие угли костра жгут землю под собой. Роб устремил на вождя внимательный взгляд: справится ли с собой? Трудно было Уран-гхору, но повторял он про себя: "Я не зверь. И не человек. Я — орк!" И сумел подавить гнев. Настоящим воином должен двигать разум, а не слепая ненависть.

— Так что прикажешь делать с ними, вождь? — спросили его.

— Убить, — тяжело уронил Уран-гхор. Заметив, какие жадные похотливые взгляды бросают орки на белую нежную кожу шаманок, на их тонкие, мягкие как ковыль волосы, на слабые хрупкие тела, добавил: — Сейчас убить.

Нельзя сохранять жизнь врагу, который может ударить в спину.

Развернулся и пошел к стене. Там уже Ярх командовал воинами. Люди указывали, как развернуть пушки. Орки, собравшись вшестером, ворочали тяжелое оружие.

Затихало побоище. Все меньше становилось людей во внешнем городе, зато лежали на улицах груды мертвых тел. Наконец все стихло. И тогда со стены раздался тяжелый грохот: первая пушка выстрелила, ядро пробило крышу ближайшего дома. Люди учили орков стрелять.

Уран-гхор внимательно смотрел на человека, который показывал, как закатывать в пушку ядро, как направлять ее, как подносить факел. Степняки, непривычные к грозному оружию, все делали неловко. Слишком мало горючего порошка засыплешь — не долетит ядро. Слишком много — перелетит. Не прочистишь жерло вовремя — не выстрелит пушка, а то и руки обожжет незадачливому стрелку. Глядя на неуклюжие движения своих воинов, Уран-гхор нахмурился: трудная наука.

— Нужно время, сын, — сказал Роб. — И твоим воинам, и моим шаманам.

И молодой вождь дал оркам время. Шаманы вышли за ворота, уселись лицом к родной степи, напитываясь от нее новыми силами, вдыхая запах молодой травы, который нес ветер. Роб тоже с ними остался, прислонился спиной к малому деревцу, задремал. Закончился день, на город опустился вечер, сумерками окутал страшную картину разрушения, милосердно прикрыл синей завесой изуродованные трупы. А со стены продолжали, пристреливаясь, бить пушки, сравнивая до основания оставшиеся без хозяев дома. Средний город, спрятавшись за волшебным щитом, безмолвствовал. И только зоркому орочьему глазу видны были силуэты людей, застывших между зубцами стены.

Наконец поздней ночью Уран-гхор подошел к старому шаману, прикоснулся осторожно к его плечу:

— Мы готовы, отец.

Шаман моментально пробудился, вслед за ним поднялись и его ученики, длинной цепью потянулись во внешний город. Роб ударил колотушкой по тугому днищу бубна, заставил его зайтись в густом рокоте. Запел, призывая на помощь духов. Слетелись к нему бесплотные тени, закружились над головой, зашептали. Быстрее стал перестук, выше голос старика, стремительнее задвигались призраки. Роб повелительно указал на стену среднего города, выкрикнул что-то на древнем языке. Завихрились тени, взвились под самое небо, полетели к крепостной стене, на которой стояли люди. Незримо прильнули к камням, вкрадчиво, мягко ощупывая плетения волшбы, осторожно проникли внутрь, словно бы срослись с отесанными глыбами. Несколько духов тонкой пеленой обволокли ворота. А потом призраки принялись распутывать хитрые кружевные узоры, вживленные в стену и створки искусными созидателями. Так и не поняли человеческие маги, почему, как рухнул защитный купол. А следом тут же раздался грохот пушек.

Тяжелые железные ядра ударили в ворота. Орки, научившись у людей стрельбе, нацелили пушки на створки и били только по ним. Совсем мало времени прошло — и воинству степняков открылся ход в средний город.

— Вперед! — крикнул Уран-гхор, пришпоривая Клыка.

Роб скакал рядом, а двое его учеников поддерживали над орками колдовскую защиту.

Но разгоряченных воинов встретили отряды, ощерившиеся остриями пик. Люди успели выстроиться полукругом, выставив перед собой оружие, и теперь захватчикам было трудно к ним подобраться. В орков полетели тучи арбалетных болтов. Человеческие маги держали над отрядами чары, заслонявшие солдат от стрел.

Воины Уран-гхора остановились, закрывшись щитами. Да еще их надежно покрывало колдовство шаманов. Люди и орки смотрели друг на друга. Со злобой, с бессильной яростью. И одним, и другим хотелось лишь одного: наброситься на противника, рвать, рубить и резать. Убивать, чувствовать запах крови, боль врага… Степняки желали отомстить за годы подлостей, творимых человеческим племенем, за тайные убийства вождей, за то, что жители Богатых земель считали орков тупыми животными. Люди ненавидели захватчиков, поправших их землю, вторгшихся в их дома.

Неизвестно, сколько бы длился этот молчаливый поединок. Но тут вперед выступили шаманы. Грохот бубнов был громче, чем пушечные выстрелы, а песнопения слились в победный хор.

— Покажите, чему научились у меня, — сказал им Роб, — устройте большие беды людям.

Волшебники оберегали войско, но с падением чар, охранявших стены, сам город был беззащитен. И орки воспользовались этим. Высокие могучие юноши, склонившись, прикладывали руки к земле, отдавая остатки сил, и земля отвечала дрожью. От ладоней шаманов змеями бежали трещины, земля тряслась все сильнее. Огромные камни выворачивались из мостовой, взлетали в воздух, вокруг домов раскрывались провалы. Нежные девушки отправляли в разные стороны переливающиеся шары пламени. Вспыхивали людские жилища, пылали, словно сухие дрова в костре. Горожане выбегали из домов, тщетно пытались погасить колдовской огонь. Плакали женщины и дети, прося помощи, моля о пощаде, и крик их ножом резал души воинов — ведь там, на улицах центрального города, среди тех, кто остался без крова или сгорал в домах, были их родные и близкие. А пока молодые шаманы уничтожали город, Роб неспешно сплетал свое заклятие.

Безумие продолжалось, разрушения охватывали все новые и новые улицы. Пламя перекидывалось с дома на дом, тряслась земля, расползаясь под ногами. А люди и орки все стояли друг напротив друга, обмениваясь полными злобы взглядами. В душах защитников зрела ярость: пока они ждали от противников нападения, шаманы разрушали их родные стены, убивали жен и детей. Быть может, один из воинов среди хора испуганных голосов узнал голос своей возлюбленной или матери, а может быть, ему это померещилось — кто теперь скажет? Но что-то сломило волю этого человека, и он с бешеным воплем бросился на ненавистных врагов:

— Братцы, бей их!

— Стоять! Назад! — кричали командиры.

Но обезумевший солдат не послушал. С перекошенным от ярости лицом врезался в стену орочьего войска и тут же, пронзенный мечами, упал под лапы вулкорков.

— Всем стоять! Не двигаться! Нарушителей сам пристрелю! — заорал хмурый пожилой воин, вскидывая арбалет.

Тут старый шаман вытянул руки, и потекло с них мощное колдовство — невидимое, но густое, тяжелое, почти осязаемое. Могучим тараном ударило оно в человеческий щит, пробило в нем брешь, в которую устремились орочьи стрелы. Маги сплетали заклятия, швыряли их в Роба. Но волшба огибала его, разбивалась, словно волны о незыблемую скалу.

И тогда старший чародей, поняв, что удержать защиту над воинами уже невозможно, что орочья орда сейчас захлестнет средний город, на мгновение прикрыл глаза и отдал мысленный приказ. Рука его нашла и крепко стиснула руку стоящего рядом мага.

— Уверен? — уточнил тот.

— Выхода нет, — мрачно ответил старший.

Цепь мрака — старое, не применявшееся на практике заклятие. Говорили, его изобрел около семи веков назад какой-то сумасшедший галатец. Современной парганской магической науке была известна лишь схема этой волшбы, которую университетские профессоры преподносили как великолепный образчик древнего искусства, впрочем, не забывая упоминать, что применение чревато смертельными последствиями. Соединить и активировать Цепь было несложно, с этим справился бы любой волшебник, знакомый с теорией. Проблема заключалась в том, что огромное количество энергии, которое накапливалось этим заклятием, просто разрушало, разносило в клочья астральное тело чародея, замыкавшего цепь. В активирующую фразу требовалось вплести фрагмент, предохраняющий от магического отката. Но именно он и был утерян. Все попытки ученых восстановить его потерпели неудачу.

Сосед протянул руку следующему магу, соединяя силы перед последней атакой:

— Но почему не рассеивающие чары? Мы могли бы блокировать их магическую энергию минут на десять.

— Шаманов слишком много, и мы не знаем их возможностей. Лучше убить сразу.

— Ясно.

Больше никто не возражал. Их было десятеро — зрелых, опытных боевых волшебников, которые предпочли продать свои жизни как можно дороже. Маги передавали энергию по цепочке, от одного к другому. Сила множилась, росла, бурлила, стараясь вырваться наружу. Замыкающий, с трудом удерживая мощный поток, хрипло выговорил активирующую фразу, вплетая в нее разрушительное темное заклятие. Волшба черной молнией ринулась на щит, который два шамана все еще поддерживали над орочьими воинами, и расколола его на множество частиц. Старший чародей, не выдержав магического отката, упал замертво. Но энергия, не вычерпанная одним заклятием, продолжала бурлить, ее подхватил следующий в цепи маг и, сотворив Ледяной меч, снес им головы двум орочим шаманам.

Над человеческим войском раздался клич:

— В атаку!

Строй сломался, обезумевшие от гнева и страха за родных люди устремились в сражение. Орки встретили их смертоносным роем стрел. Ловко управляя вулкорками, степняки уходили от ближнего боя, обстреливая людей из луков. Вслед оркам летели арбалетные болты, они тоже собирали немалую кровавую жатву.

А над средним городом буйствовала Цепь мрака, подхваченная уже третьим чародеем, который швырял в орочьих воинов небольшие, но сильные огненные заклятия. Каждое из них достигало цели и поражало не меньше двоих степняков. Коротко взревел бубен Роба. Старый шаман провел по воздуху ладонью, словно разрубал что-то невидимое. И Цепь оборвалась, унеся с собой в небытие и кипящую магическую энергию, и жизнь волшебника. Парганские чародеи, резерв которых был опустошен, остались беззащитными перед шаманом. Еще один удар в бубен, тихая песня — и заклятие, тихое, как сама смерть, вкрадчивым туманом подползло к волшебникам, обволакивая их, удушая, убивая…

Между тем человеческое войско смешалось с орочьим, и на улицах закипел жестокий бой. Обе стороны сражались с беспредельной яростью, вкладывая в удары мечей всю ненависть к противнику. Уран-гхор пришпорил Клыка и на всем скаку врезался в гущу дерущихся. Зверь, жаждавший крови, злобно выл, царапая когтями душу. И теперь молодой вождь наконец отпустил его на свободу, позволил убивать. Клинок поднимался и опускался, взрезая плоть врага, пронзал тела насквозь, отдергивался и снова взмывал в воздух. Каждый удар его был смертоносен, но зверь не мог насытиться, требуя еще и еще. Глаза Уран-гхора горели безумием, рот растянулся в диком оскале, из горла вырывалось утробное рычание. Кровь пропитала его одежду, красными брызгами запятнала лицо, и сейчас молодой орк мало напоминал мудрого рассудительного вождя. Один вид его повергал людей в смятение, исторгал крик ужаса. Уран-гхор готов был драться день и ночь, наслаждаясь каждым мигом схватки. Он потерял счет времени, забыл обо всем, кроме этого боя.

На плечо легла чья-то рука, держала вождя осторожно, но твердо.

— Уран, Уран… — повторял смутно знакомый голос.

Кто посмел? Бешено взвыв, Уран-гхор обернулся, занося меч для удара.

— Уран-гхор, битва кончена.

Вовремя остановил вождь свою руку, сдержал убийственный замах. Перед ним Ярх стоял, раненый, но живой.

— Битва кончена, — повторил он.

— Хорошо…

Молодой орк огляделся, увидел только горы мертвых тел и своих степных воинов, усталых, израненных, окровавленных. Перевел взгляд на свою руку, все еще крепко сжимавшую меч.

— Вернулся, — облегченно вздохнул Ярх. — Я уж испугался, вождь. Когда живых людей не осталось, ты принялся трупы рубить.

К Уран-гхору подошел Роб. Укоризненно покачал головой:

— Прогони зверя, сын. Навсегда прогони.

— Но я ведь отпустил его только в бою, отец!

— Он и в бою тебе не нужен. Ты и без зверя великий воин, Уран-гхор. Зверь отнимает разум.

Вождь хотел было ответить, пообещать, что в другой раз справится со своей душой, но его внимание привлек слабый крик, доносившийся из разрушенного дома. Уран-гхор резко развернулся и зашагал на звук.

В развалинах он застал троих степняков, которые были так увлечены своей забавой, что даже не заметили вождя. Один из орков прижал к земле молодую девушку и срывал с нее одежду, двое других с одобрением следили за ним, ожидая своей очереди. Несчастная плакала и на своем языке молила о пощаде, но слезы ее не могли растопить души воинов.

Меч Уран-гхора со злобным свистом рассек воздух и обрушился на шею воина, под которым билась девушка. Отсеченная голова покатилась по земле, обезглавленное тело содрогнулось в конвульсии и тяжело рухнуло, придавив рыдающую жертву и обдав ее фонтаном горячей крови.

— Что сделал ты, вождь? — воскликнул один из оставшихся воинов. — Разве женщины — не законная добыча победителей?

— Когда два орочьих племени бьются друг с другом, разве победители бесчестят женщин? — тяжело проговорил Уран-гхор.

— Нет, они уводят их в полон, делают своими женами или работницами. Но ведь это орочьи женщины! Ты же защищаешь человеческих самок.

— Мы воины, — сказал Уран-гхор, — И должны сражаться с воинами. А всякий беспорядок превращает войско в стаю. — Он вышел на улицу и громко крикнул: — Слушайте меня, орки! Каждый, кто будет грабить, бесчестить или убивать слабых, отведает моего клинка. Слово вождя!

— А что делать с этими? — спросил Ярх, указывая на пленных, которые учили орков стрелять из пушек.

Уран-гхор молча провел по горлу ребром ладони. Поняв его знак, тот солдат, что первым согласился помочь, выкрикнул:

— Как же так, вождь? Ведь ты обещал…

— Предатель недостоин жизни. Тот, кто предал один раз, предаст еще. Это закон Морриган, — произнес вождь на орочьем.

Он не старался сказать так, чтобы люди его поняли. Они были для него еще хуже, еще гаже, подлее, чем остальное человеческое племя. Потому что нет страшнее греха, чем предательство. Но лоб Уран-гхора насупился, губы презрительно искривились. И люди догадались, что говорит этот суровый орк. В то же мгновение их сердца перестали биться, пронзенные мечами.

Вождь приказал отыскать всех, кто выжил в развалинах среднего города. И когда высокие стены внутреннего города — последнего оплота людей — окрасились розовыми лучами рассвета, на площадь согнали толпу пленных. Женщины прижимали к себе плачущих детей, укачивали их, уговаривали замолчать, боясь, что крики разозлят угрюмых орков. Юные девушки прятали лица под платками, заслоняли рукой, чтобы их красота не послужила соблазном для степняков. Безнадежными были тусклые взгляды стариков и старух, едва державшихся на ногах от усталости и пережитого ужаса.

Уран-гхор осмотрел это измученное, дрожащее, испуганное человеческое стадо, повернулся к стене внутреннего города и выкрикнул на орочьем, не заботясь, поймут ли его люди:

— Я предлагаю вам сдаться без боя! Тогда мы пощадим женщин, детей и стариков! Даю вам время до полудня!

Молодой вождь знал: тот, кому нужно, услышит и поймет его слова.

* * *

— Сдаться без боя? — изумленно переспросил у связующего амулета мэтр Вернье. — Сдаться без боя! — со злобной издевкой прорычал он. — Не дождутся, вонючие выкидыши Хайниры, чтоб их… — далее последовала длинная заковыристая фраза, определяющая степень родства орков со всеми обитателями мрака и содержащая рекомендации тем же оркам вступить в извращенные любовные отношения с собственными демоническими предками.

Главный маг растерял всю свою галантность. Впрочем, он не боялся оскорбить чей-нибудь слух: коменданта подобные экзерсисы не смущали, а практикантка давно уже покинула башню. Девушка оказалась не такой изнеженной и беззащитной, какой выглядела вначале. Оправившись от первого потрясения, вызванного видом звероподобных степняков, она вежливо, но твердо осведомилась, чем может быть полезна. Мэтр Вернье отправил магессу к волшебникам, укреплявшим защиту стен и ворот. Сам же остался в башне, где его присутствие было необходимо.

— Именно это он и предложил, — в голосе коменданта звучала усталая хрипотца.

— Ну, по крайней мере, у нас имеется время до полудня, — пробормотал чародей. — Сможем подготовиться…

— Мэтр Вернье, скажите сразу: каковы шансы? — уточнил комендант. — Я спрашиваю о магии. Сумеете ли вы что-нибудь противопоставить дикарям?

— Приложим все усилия, — спокойно ответил волшебник и опустил амулет.

Но выражение лица мэтра Вернье противоречило сказанному. Разумеется, ни маг, ни комендант даже не рассматривали возможность добровольной сдачи крепости и ни на минуту не поверили в обещание Урана отпустить пленных. Дикий народ не способен на такое великодушие, и несчастных, попавших в лапы орков, можно было уже считать мертвыми. Только вот волшебник не был уверен в том, что Ле-Сили удастся выстоять до прибытия подкрепления.

Едва орочье войско оказалось в пределах видимости, в столицу полетело сообщение о нападении. Мэтр Вернье был уверен, что в настоящее время к крепости движутся многочисленные войска. Только вот от столицы до пограничного города — трое суток пути. Плюс время на формирование, подготовку… "Не выстоим, — пронеслось в голове, но маг тут же подавил паническую мысль: — Обязаны".

Дело осложнялось тем, что мэтр Вернье не знал, чему именно приходится противостоять. Он не мог определить источник магии орков. Это точно было не стихийное волшебство. И не темное — в том смысле, что шаманы черпали силу явно не из мрака — заклятия призыва демонов чародей легко опознал бы. На тонкую магию тем более не похоже. Тогда что? Мир невозможно познать до конца, в этом мэтр Вернье был уверен. Наверняка в природе имеется еще множество источников магической энергии, неизвестных человечеству. Вполне вероятно, что случайно дикари обнаружили и сумели использовать один из них. Хотя, может, все было гораздо проще и страшнее. Мощь колдовства шаманов напомнила мэтру Вернье статьи в учебнике о магии бездны — древнем волшебстве, секреты которого считались утерянными в веках. В тех же учебниках упоминалось, что бездной как источником пять столетий назад пользовались орочьи шаманы. Но с утратой письменности степняки разучились обращаться к бездне, что и привело к ослаблению их расы. Что, если старик, предводитель шаманов, владел древними знаниями?

Магу очень не хотелось допускать такую возможность. Ему даже думать об этом было жутко. Потому что он не знал ни резервов этой волшбы, ни способов ей противодействовать. Но легкость, с которой орки взяли две преграды, заставляла предполагать самое худшее.

И тем не менее, мэтр Вернье был полон решимости сопротивляться до конца. В который раз уже он проверил состояние координирующих артефактов, связался с магами, накладывавшими дополнительные созидательные чары на стену и ворота, еще раз согласовал с комендантом все действия. Оставалось только ждать полудня, если, конечно, орочий вождь сдержит свое слово. Главный маг, заложив руки за спину, стоял перед увеличивающим экраном, издали могло показаться, что он внимательно разглядывает войско противника. Но глаза мэтра Вернье были прикрыты, а губы беззвучно шевелились: чародей молил богов, чтобы ниспослали ему силы и не дали руке дрогнуть в решающий момент.

В дверь робко постучали. Нахмурившись, маг обернулся, чтобы отчитать того, кто посмел нарушить его уединение, но осекся, услышав нежный голосок, нерешительно проговоривший:

— Мэтр… позвольте мне войти, мэтр…

— Жанетт, что ты здесь делаешь? — укоризненно воскликнул волшебник, сняв с двери защитное заклятие, отперев сложный замок и впустив служанку. — Ведь я наказал тебе сидеть дома и никуда не выходить!

— Я принесла завтрак, мэтр.

Девушка бережно держала перед собой поднос, на котором стояли два блюда, накрытые серебряными колпаками, кофейник, источавший ароматный пар и изящная фарфоровая чашка. Посреди всего этого великолепия синел весенний первоцвет в крошечной узкой вазе. Почему-то именно вид этого скромного цветка заставил сердце холостяка сжаться от умиления и острой тоски.

— Как тебя пропустила охрана, милая?

— Ну, все же знают… — Жанетт смущенно потупилась. — А вы уже вторые сутки голодный. Вот мы с поваром и решили… — служанка сделала попытку пристроить поднос на стол с артефактами.

— Спасибо, спасибо, — мэтр Вернье поспешно забрал у девушки завтрак, присел на низкий табурет в углу площадки, поставив поднос прямо на колени, снял крышку с блюда, вдохнул пряный аромат тушеного мяса и только сейчас почувствовал, как он голоден. — Но право, не стоило тебе так рисковать. Надо было послать Пьера.

— Да что там! — Жанетт махнула рукой, но этот беспечный жест не вязался с печальным и одновременно испытующим выражением ее голубых глаз. — Все равно: или мы выживем, или погибнем. На улицах говорят, средний город уже захватили дикари. Ведь так, мэтр?

— Да. Но ты не должна бояться, — уписывая мясо, проговорил маг.

— А я и не боюсь… с вами. Вы кушайте, кушайте, мэтр, пока горячее.

Волшебник съел все, что принесла служанка, выпил горячий кофе, отставил поднос и вернулся к столу с артефактами.

— Спасибо тебе, милая. А теперь ступай домой.

— Разрешите мне остаться, — Жанетт молитвенно сложила руки, — прошу, не прогоняйте, мэтр. Мне страшно без вас…

— Дитя, — строго произнес мэтр Вернье, — я на службе. Здесь не положено находиться никому, кроме Главного мага.

— И даже его ребенку? — еле слышно прошептала девушка.

— О чем ты? — чародей, увлеченно рассматривавший пирамиды, не сразу уловил смысл ее слов.

— Я перестала носить амулет, мешающий зачатию. И я беременна, мэтр.

Новость, снежным комом свалившаяся на многострадальную седую голову волшебника, постепенно просочилась в сознание и предстала во всей своей безысходности. Мэтр Вернье не был наивен, и прекрасно осознавал, что за свою длинную безалаберную холостяцкую жизнь подарил отпрысков многим дамам. Также он не был сентиментален, и сделай Жанетта такое признание всего двумя днями раньше, он без угрызений совести отправил бы девушку в деревню, дав ей неплохое приданое. Но сейчас, когда разум изнемогал от ожидания последнего штурма, а душа разрывалась под гнетом того, что, скорее всего, ему предстояло сделать, известие отдалось резкой болью и вызвало гнев. Маг раскрыл было рот, чтобы обрушить на служанку заслуженный упрек, но остановился, встретившись с ее взглядом, в котором испуг соседствовал с искренней любовью.

— Хорошо. Хорошо, — отрывисто проговорил мэтр Вернье, обнимая Жанетту. — Конечно, ты можешь остаться. Все обойдется, вот увидишь, милая…

За час до полудня маг застыл перед увеличивающим экраном, глядя на орочье войско. Степняки, расположившиеся на отдых, заполнили все улицы среднего города. И только площадь была занята пленными — измученными женщинами и стариками, которые сидели на камнях, прижимая к себе детей. Мэтр Вернье старался не задерживаться взглядом на этой скорбной толпе, которую никто уже не мог спасти. Шаманы куда-то ушли — скорее всего, отдыхали за стенами Ле-Сили, подпитываясь энергией родной земли.

Яркие солнечные лучи пронзили центр купола башни, заиграли на пирамидах-артефактах, преломившись, брызнули в разные стороны, возвещая о наступлении полудня. Мэтр Вернье активировал связующий амулет:

— Все готово?

— Так точно, мэтр! — браво доложил один из дежурных магов.

— Да помогут нам боги…

Там, за стенами центрального города, зашевелилось орочье войско. На площадь выехал Уран верхом на своем омерзительном звере. В ворота потянулась цепочка шаманов во главе со стариком. Мэтр Вернье смотрел на эти приготовления, зная, что сейчас произойдет, изнывая от собственного бессилия и ненависти к захватчикам. Он готовился увидеть смерть заложников, был уверен, что дикари устроят кровавую расправу, чтобы вызвать ужас у обитателей центрального города. Но старый шаман ударил в бубен, и над пленными сгустилось облако непроглядного серого тумана. Дымка коконом обволокла людей, становясь все плотнее. Спустя полчаса туман рассеялся, подхваченный порывом ветра, оставив на площади неподвижные тела заложников.

Жанетта тоненько заплакала.

— Не смотри, — отрывисто бросил мэтр Вернье. — Тебе нельзя…

Уран взмахнул рукой, и воины отступили, отошли назад, оставляя поле битвы шаманам. И снова начались бессмысленные пляски, дикие песнопения под рокот бубнов… Главный маг не мог уловить в действиях шаманов никакой системы, и именно этот факт все больше укреплял его в мысли: источником их силы служит бездна. Мэтр Вернье на мгновение выскользнул в астрал, но тут же вернулся в свое тело. Все, что нужно было, он уже увидел. К аурам шаманов тянулись толстые, пульсирующие багрово-черные веревки — магические каналы. Ни один источник, порожденный Аматой, не мог давать столь странный, тревожный цвет. Даже каналы темных магов не выглядели так отталкивающе. Это было похоже то ли на жирных дождевых червей, то ли на уродливые пуповины, связывавшие шаманов с их чудовищной матерью из междумирья.

Мэтр Вернье активировал связующий амулет и напрямую доложил о своем наблюдении Верховному парганскому магу.

— Понял. Сила бездны, — коротко ответил тот. — Значит, сутки не продержитесь?

Волшебник не стал лукавить:

— Не думаю.

— Ну что ж… вы знаете, что нужно делать. — Голос в амулете потеплел.

Мэтр Вернье медленно кивнул, будто собеседник мог его видеть. Да, он знал, как и каждый из его предшественников. Выход есть всегда.

Шаманы тем временем продолжали камлать. Мэтр Вернье подошел к столу с артефактами, из которых лишь один продолжал излучать переливчатое сияние — тот, что координировал защиту центрального города. Этот щит был самым мощным и самым древним, созданным еще в те времена, когда Ле-Сили был маленьким военным поселком, рассчитанным всего на роту пограничников. Строя первый форпост Паргании в этих землях, люди возвели высокие толстые стены, стараясь сделать гарнизон несокрушимым. Местные жители, привлеченные надежностью твердыни, селились вокруг нее, и постепенно у стен Ле-Сили образовался небольшой городок. Шло время, военные обживались в гарнизоне. Кто-то женился на девушках из местных, кто-то уже был женат, и перевез в поселок свою семью. Места в стенах не хватало. Тогда крепость расширили, построив вокруг второго городка еще одни стены. Но через сотню лет и этого стало мало: население росло, ширилась торговля, появлялись мастерские ремесленников. Империя прислала в Ле-Сили магов-созидателей, по проекту которых были возведены внешние стены в форме звезды, теперь уже более низкие — ведь уже были изобретены пушки. С тех пор повелось, что главные лица города и знать жили в центральной части, военные с семьями обитали в средней, а ремесленники и прочий простой люд — в наружной.

Ни пушки, ни стены не могли сравниться со старинной магией, охранявшей центральный город. Мало кому это было известно, но изначально Ле-Сили строился на месте древних катакомб. Ученые так и не смогли определить, что за народ вырыл эти подземные ходы. Существовала версия, что над ними потрудились гномы, обитавшие в этих местах несколько тысяч лет назад. Маги, присутствовавшие при закладке фундамента стен, воспользовались хорошо сохранившимися, несмотря на возраст, сооружениями. Они расположили в катакомбах мощные артефакты и сплели на основе их энергии защитные чары. Потом уже в камни стен вплетались новые фрагменты, накладывались щиты на ворота, но базисом всего этого являлись излучения артефактов. В настоящее время принято было считать, что защита центрального города непоколебима. Для того чтобы ее дезактивировать, требовалось отыскать и уничтожить магические предметы, спрятанные в глубинах катакомб. Мэтр Вернье сам не знал точно, где именно они находятся. Впрочем, этого уже не помнил никто.

Казалось бы, ничто не сможет разрушить защиту центрального города, но теперь уже волшебник не был уверен в ее несокрушимости. Шаманы одновременно вытянули руки перед собой, и стену сотряс сильный удар. Координирующий артефакт тревожно мигнул, но несколько секунд спустя снова мерно засветился, показывая, что щит выстоял. Мэтр Вернье перевел дыхание, отер капли пота с висков. Возможно, он переоценил возможности дикарей?

Вперед выступил старик, застучал в бубен. Магическое стекло купола мягко скрадывало слишком громкие звуки, донося лишь их слабую тень. Но даже этот отдаленный рокот вызывал у мэтра Вернье приступ ненависти. Стиснув зубы, он на мгновение оторвал взгляд от пирамиды и увидел, как шаман словно разговаривает сам с собой, потом делает широкий жест рукой и замирает в ожидании. Координирующий артефакт словно заполнился молочным туманом, и Главный маг поспешно прикоснулся ладонью к верхушке пирамиды. Но вскоре муть рассеялась. Защита устояла. Мэтр Вернье едва сдержал ликующий вопль. Древние артефакты работали, и похоже, были не по зубам даже магии бездны!

Но шаман не успокаивался. С возрастающим изумлением мэтр Вернье наблюдал за действиями старика. Орк улегся на мостовую лицом вниз, широко расставив руки, словно пытался обнять землю. Его ученики затянули унылую песню и двинулись по кругу, нелепо приплясывая и стуча все в те же клятые бубны. В воздухе нарастало странное напряжение, которое передалось и Главному магу. Ощутив: готовится что-то грандиозное, мэтр Вернье больше уже не обращал внимания на действия дикарей. Он сосредоточился на координирующем артефакте. Холеные пальцы выплетали сложную вязь заклинания, с губ срывался шепот. От ладоней волшебника к вершине пирамиды потянулись тонкие, словно волоски, светящиеся нити.

Старый шаман все лежал на камнях, Главный маг продолжал держать руки над артефактом, укрепляя защиту своим заклятием, активируя своей энергией старинную волшбу. Казалось, вокруг ничего не происходит. Но воздух дрожал, и от его трепета звенело в ушах. "Наверное, это и называется звенящей тишиной", — невпопад подумал мэтр Вернье, и это была последняя его связная мысль. Безмолвная, неподвижная дуэль магов продолжалась так долго, что, казалось, само время остановилось, наблюдая за бездействием, таящим в себе бурление невидимых энергий.

Глаза Главного мага покрылись сеткой лопнувших капилляров, из носа потекла струйка крови. Старик лежал неподвижно, словно мертвый. Но мэтр Вернье знал, что от его рук в землю вонзаются щупы волшбы, разыскивающие предметы, на которых построен щит Ле-Сили. Шаман проверял пространство вокруг, пытаясь обнаружить истоки защиты центрального города. И тот миг, когда орочье колдовство прикоснулось к артефактам, острым кинжалом вонзился в сердце чародея. Он собрал все силы, на которые был способен, удерживая ускользающую энергию щита. Но стрекала бездны вкручивались все глубже, высасывая силы древней магии, разрушая заклинания, сплетенные вокруг артефактов. Распад старого волшебства чувствовали уже не только маги, но и все обитатели центрального города. Это ощущалось как уколы мириадов крошечных иголочек, как множество ссадин, покрывших кожу, как укусы мелких, но злобных насекомых. Но больнее всего был страх, терзавший душу. Жанетта, болезненно застонав, без чувств опустилась на пол. Мэтр Вернье не мог подхватить девушку — он сосредоточенно поддерживал гаснущую энергию артефактов.

Наконец шаман одержал верх — артефакты погибли, и щит распался. Главного мага отшвырнуло от стола. Ученики старика тут же нанесли подряд несколько мощнейших ударов по воротам. Мэтр Вернье с трудом поднялся, доковылял до увеличивающего экрана и увидел, как мечутся по центральному городу маги, поддерживающие защиту ворот.

— Времени не осталось, — сказал он сам себе. — Пора.

Не обращая внимания ни на то, что творилось в городе и за его пределами, ни на лежащую в обмороке Жанетту, волшебник снова вернулся к столу. Щедро отдавая энергию, он все же оставил малую толику сил — ровно столько, чтобы хватило еще на одно заклинание. Последнее.

Древние артефакты были не единственной подземной тайной Ле-Сили. Существовало еще кое-что. Именно об этом и говорил Верховный маг. Этим секретом пограничного гарнизона владели только Главные маги города. Но ни разу за всю историю существования Ле-Сили никому не пришлось воспользоваться этим жестоким знанием. Похоже, пришло время.

Мэтр Вернье сделал мягкий пасс рукой — и одна из бесполезных уже пирамид распалась, открывая скрытый внутри небольшой шар из полупрозрачного зеленоватого камня. Волшебник положил на него руки и принялся сплетать заклинание. Под землей была заложена не только защита центрального города, но и система его уничтожения. Спрятанный в пирамиде артефакт замыкал магический контур, при активации которого приходили в действие разрушительные заклятия. Они должны были пробить в мостовых отверстия, через которые на город вырывались фонтаны огня. Позже, с появлением пушек, в местах огненных заклятий установили бочки с порохом. Активация шара-артефакта должна была поднять на воздух весь город — с домами, жителями. И, самое главное, врагами.

Заклинание было почти готово и висело на кончиках пальцев, оставалось лишь дополнить его последним пассом и произнести заключительную фразу. Мэтр Вернье медлил, ожидая, когда орки прорвутся в ворота. Он понимал, что Ле-Сили уже не спасти и готовился, погибая, захватить с собой как можно больше врагов. Он ничуть не боялся, этот старый циник, так любивший жизнь. Но его душу переполняло сожаление об уходе из этого жестокого, сурового, но такого прекрасного мира. И о тех, кто уйдет вместе с ним, не прожив отмерянного срока, не увидев всех чудес Аматы, не познав всех радостей, что дарит существование.

Шаманы сделали свое дело, уничтожив защиту ворот…

…Как жаль, что погибнет Жанетта и их нерожденный ребенок.

Орки методично ударяли в ворота тараном…

…Как жаль, что сегодня умрет эта милая девочка, Адель.

Створки содрогнулись, треснули и подались…

…Как жаль, что Ле-Сили станет могилой для стольких парганцев.

Степняки ворвались в город…

…Как жаль, что приходится умирать так… неэстетично.

На улицах закипела ожесточенная схватка…

…Как жаль…

Пальцы мэтра Вернье шевельнулись, вплетая в заклинание последний фрагмент. На площади перед башней старый шаман остановился и приложил ладони к глазам. Вдруг стих шум сражения, звон клинков, стоны раненых, боевые кличи орков, плач женщин и детей. Над центральным городом повисла тишина. Это неестественное безмолвие проникло и в сознание мэтра Вернье. Он обернулся, пытаясь увидеть причину этой странности. И в тот же миг стремительной молнией с неба упал черный ворон, ударил клювом по куполу башни. Поток синеватых сверкающих осколков обрушился на голову Главного мага, а с когтей птицы полилась убийственная волшба. Мэтр Вернье погиб, так и не успев осознать, что произошло, и слова активации предсмертной пеной застыли на его губах. Артефакт не сработал. Те, о ком так сожалел чародей, остались жить. Хотя, возможно, смерть была бы для них более милосердной участью.

Так пал Ле-Сили.

* * *

* * *

Города и деревни, пышно зеленеющие леса и цветущие поля пестрым вихрем пролетали мимо, припорошенные пылью дорог. Вот уже которые сутки длилась бешеная скачка: мы спешили в Лесной край. Целые дни проводили в седле, останавливаясь только для того, чтобы сменить лошадей — подорожная, подписанная самой императрицей, приказывала властям любого города или села обеспечить нам лучшую подставу по первому требованию. Ночевали на постоялых дворах, в комнатах придорожных трактиров, а если темнота заставала в поле, то и под открытым небом.

Лютый, вполне прилично державшийся в седле, не испытывал от путешествия особых неудобств. Чего нельзя было сказать о нас с Дрианном. Наш опыт верховой езды ограничивался тем единственным разом, когда мы убегали с собственной казни. Наверное, отказ от езды в почтовой карете кажется вам безумной эскападой? Разумеется, еще год назад вы были бы правы. Но сейчас мы решили, что наши магические способности позволят нам перенести тяготы пути. Хотя спустя первые сутки я начал думать, что мы проявили излишнюю самоуверенность.

Несмотря на силу изначального, которая повышала выносливость тела в несколько раз и амулет, помогающий перенести тряску, врученный дядей Ге, к концу дня я чувствовал себя полностью разбитым. Кряхтя подобно древнему старику, сползал с лошади и ходил, шатаясь так, словно находился на палубе корабля во время шторма, еле сдерживаясь, чтобы прилюдно не ухватиться за отбитый зад. Перед сном натирал поясницу и сведенные от напряжения мышцы настоем, который приготовил мне в дорогу заботливый опекун. То же самое проделывал и Дрианн. Потом мы с ним произносили друг над другом заклятия, исцеляющие спинницу, и только тогда ложились спать. Из темноты бесшумно возникал лорд Феррли и как в старые добрые времена уютным клубком устраивался возле моей головы, вытягивая из меня усталость и боль. Днем демон отказывался сопровождать нас, аргументируя это тем, что не любит тряски и уверяя, что внимательнейшим образом следит за мной из мрака. Лишь иногда он внезапно появлялся и развлечения ради полчасика парил над нами сгустком черного тумана. В последнее время Артфаал вообще не баловал меня своим присутствием, упорно не желая показываться со мной на людях.

— Образ, дорогой герцог, — отвечал он на все мои расспросы. — Впереди священная война, и народ должен быть уверен, что Верховный маг сражается на стороне света. Не хочу своим демоническим видом портить ваше реноме.

С утра все начиналось сначала: скачка, бесконечная пыль дорог, остановки, замена лошадей, боль в спине и тяжелая, свинцовая усталость. Наконец, спустя неделю, мы прибыли к границе.

Ступив на землю Лесного края, я впервые усомнился в разумности миссии, которую сам на себя возложил. Провинция, некогда славившаяся своими чистенькими, ухоженными городами и селами, превратилась в огромный пустырь. Уцелел лишь приграничный город Березовик, до которого эльфийское войско так и не дошло. От остальных городов остались только черные пепелища.

Мы ехали медленным шагом мимо обгорелых селений, пустых полей, на которых никто не работал, мимо братских могил, жуткими часовыми застывших вдоль дорог. Распорядившись отправить в Лесной край переселенцев, Дарианна была, безусловно, права: здесь было много свободной земли. Но я сочувствовал людям, которым придется обживать такое мрачное место.

Дрианн жадно втягивал воздух, насыщаясь разлитым вокруг страданием.

— Здесь повсюду смерть, — мрачно пояснил он, заметив косой взгляд Лютого.

— Да, — процедил брат сквозь стиснутые зубы, — они оставили нетронутыми леса, но не пощадили мирных жителей.

Глядя на побелевшее от ярости лицо Ома, на злобный прищур глаз, я пожалел, что настоял на его участии в переговорах. Лютый, всей душой ненавидевший эльфов, теперь лишь укрепился в своих чувствах к ним. Да я и сам после всего увиденного проникся отвращением к жестокости первозданных. Но за свою сдержанность ручался, а вот брат мог выдать непредсказуемую реакцию.

Двое суток, проведенных в провинции, превратившейся в огромное кладбище, не способствовали хорошему настроению, и я был рад, когда впереди показалась граница.

Крепость Хаардейл, тяжелой неуклюжей громадиной нависшая над окраиной провинции, была видна за много майлов. Подъехав ближе, мы увидели развевающийся над нею флаг с изображением зеленого кленового листа.

— Символ несуществующего государства, — усмехнулся Дрианн.

Ом в ответ грязно выругался, одним чохом помянув всех первозданных до пятнадцатого колена: и мертвых, и ныне здравствующих.

Походные шатры военного лагеря теснились вокруг Хаардейла, словно грибы вокруг трухлявого пенька. Здесь нас уже ждали. Полковник Теннисон, моложавый русоволосый мужчина, изучив наши документы, приглашающим жестом указал на южные ворота крепости:

— Пойдете прямо сейчас или сначала отдохнете? У нашего кашевара как раз готов обед.

— Сейчас, — решил я.

Отдохнуть хотелось. Но я опасался, что Лютый, пообщавшись с воинами и наслушавшись рассказов о зверствах, которые творились в Лесном крае, забудет о дипломатической миссии и в одиночку предпримет попытку штурма крепости.

— Сколько человек выделить вам в сопровождение? — уточнил полковник.

— Двоих будет достаточно.

Несколько минут спустя мы уже шагали к стенам Харрдейла. С нами шли: сам полковник Теннисон, горнист и солдат, несший белый парламентерский флаг. Приблизившись к крепости, я накрыл наш маленький отряд воздушным щитом и кивнул. Горнист громко протрубил нечто забористое, одновременно напоминавшее и гимн империи, и непристойную песенку про толстушку Бетти. Знаменосец усердно замахал флагом. Ответом было молчание. Мы предприняли еще одну попытку воззвать к засевшим в крепости первозданным. Безуспешно. Я подошел к воротам и принялся барабанить по ним кулаком. Затворники хранили гордое безмолвие.

— Шарахнуть заклятием — и все дела, — мрачно посоветовал Лютый.

Это было бы, конечно, проще простого. Но переговоры, начавшиеся таким образом, вряд ли увенчались бы феерическим успехом. Тем более что я ощутил на стенах и створках присутствие чуждой мне волшбы, о чем и сообщил брату.

— Белоглазые защитные чары наложили, — Ом даже оживился, — Дай-ка я попробую…

— Нет, не нужно. Прибереги до крайнего случая.

— Может быть, имеет смысл выкурить их оттуда? — деловито предложил полковник. — Наш полковой волшебник — мастер на всякие дымовые заклятия.

Ох, уж эти мне воины! Слава Лугу, что с нами не было мастера Триммлера. Вот уж кто сейчас бы усердствовал, вышибая ворота или устраивая пролом в стене. Я отрицательно качал головой, продолжая лупить кулаком по створкам, и периодически делая горнисту знак, после которого он начинал отчаянно трубить. Только Дрианн, меланхолично оглядывавший Харрдейл, не вносил никаких разрушительных предложений, за что я был ему безмерно благодарен.

Наконец наши усилия были вознаграждены:

— Смотрите, кто к нам пришел, — недобро протянул Лютый.

Между зубцами стены появилась высокая худощавая фигура. Я задрал голову и крикнул пепельноволосому эльфу, наблюдавшему за нами с каким-то обреченным спокойствием:

— Откройте, именем ее величества императрицы Галатона Дарианны Первой!

— Кто вы и что вам нужно? — мелодичный голос выпевал эльфийские слова холодно-равнодушно.

Я перешел на язык народа илльф:

— Верховный маг империи лорд Сайваар герцог Марслейн в сопровождении официальных лиц. — Для убедительности я помахал над головой свитком, хотя с высоты стен разглядеть, что в нем написано, было невозможно. — Мы явились для мирных переговоров. Откройте ворота!

Первозданный, то ли удивившись моим познаниям, то ли не желая поддерживать диалог, молча смотрел на нас.

— Ее величество гарантирует неприкосновенность всем, кто сейчас находится в крепости! — выкрикнул я.

Эльф наконец удостоил меня ответом:

— Дети народа илльф не станут договариваться с врагами. — И, окончательно утратив интерес к беседе, удалился со стены.

— Может, все же заклятием? — поигрывая стилетом, произнес Лютый.

— Наша цель не уничтожить их, а попытаться прийти к соглашению, — напомнил я. — Так что заклятием можно, но только таким, которое снимет защиту. Сумеешь, чтобы без лишнего шума?

— Отойдите, — бросил Ом, спрятав стилет за голенище и принимаясь разминать пальцы.

Он приложил ладони к створкам, прикрыл глаза и замер. Я опасливо наблюдал за братом: не зная магической теории, трудно правильно применять свои силы. Уж мне-то это было прекрасно известно. Распутывание чужих плетений — занятие, требующее филигранной, почти ювелирной точности. С этим мог справиться только большой знаток эльфийского волшебства. Так что я ожидал мощной вспышки, взрыва или еще чего-то, что непременно всполошило бы обитателей крепости. Но обошлось: из-под пальцев Лютого полилось слабое свечение, сопровождавшееся тихим свистом. Несколько минут спустя брат отошел от ворот:

— Сделал, что смог. Главную волшбу выжег, но не всю. Остались небольшие, но цепкие заклятия.

Наверняка первозданные не покрывали чарами весь периметр крепости. Но на поиск незащищенных участков стены могло уйти слишком много времени. К тому же мне удобнее всего было войти именно в ворота.

— Поддерживай защиту, — сказал я Дрианну.

Маг произнес заклинание, накрыв отряд щитом. Хотя вроде бы первозданные не собирались поливать нас кипящим маслом или скидывать на головы камни — и на том спасибо. Я же шагнул прямо в створки ворот. Просачиваясь сквозь них, ощутил неприятный зуд, вызванный эльфийскими охранными чарами. Волшба сопротивлялась моему вторжению. На какое-то мгновение ощущения стали невыносимо отвратительными, и я даже испугался, что навечно застряну в обитом железом дереве. Пришлось сконцентрироваться и призвать на помощь силу Вселенной. То ли это она откликнулась, то ли я сам благополучно справился, но плетения заклятий растянулись и пропустили меня внутрь крепости.

Эльф, стоящий на часах возле ворот, явно не был готов к тому, что прямо из створок появится человек в белом балахоне. А может, парень принял меня за привидение — судя по легендам, каждый приличный призрак наряжается в белые одежды и умеет проходить сквозь предметы. Так или иначе, но первозданный на миг замешкался, чем я и воспользовался, швырнув в него слабенькое заклятие Воздушного удара. Волшбу рассчитал ровно такой силы, чтобы белокурый красавчик, отлетев к стене донжона и ударившись об нее, лишился чувств. Начинать дипломатическую миссию с убийства в мои планы не входило.

Накинув на часового Стальную паутину, я отодвинул тяжелый засов на воротах и впустил отряд внутрь. Лютый вошел с поднятым наизготовку арбалетом. Я молча покачал головой. Выплюнув злобное ругательство, брат опустил оружие. А я снова запер ворота.

— Что ты делаешь? — прошипел Ом.

— Они должны нам доверять, — ответил я, но на всякий случай удостоверился в крепости магического щита.

К нам уже бежали первозданные. Со всех сторон целились лучники, а вооруженные мечами воины взяли нас в плотное кольцо. Среди них был и тот самый эльф, который разговаривал с нами со стены.

— Мы пришли с миром, — произнес я на эльфийском. — Выслушайте нас.

Они молчали, но не пытались атаковать. Это уже утешало. Недоумеваете, зачем я с ними так миндальничал? Хотите знать, почему нельзя было, уж коли я проник внутрь, распахнуть ворота для солдат и сразиться с эльфами? Или, может, думаете, что следовало предъявить затворникам ультиматум: подчинение Дарианне или голодная смерть в осаде? В таком случае вы совершенно не разбираетесь в первозданных. Это же невероятно упрямый народ, помешанный на чести имени, гордости расы, национальном самосознании и прочих высоких материях, многие из которых простому человеку непонятны. Причем понимание достоинства у них несколько отличается от людского. Так что если бы эти белобрысые ребята только заподозрили, что их пресловутой чести нанесен хоть малый ущерб, они тут же заявили бы, что предпочитают умереть, но не сдаться. И ничто бы не поколебало их в этом убеждении. А мне нужна была их сила. И если имелся хоть один шанс уговорить их заключить договор с империей, я, задери меня Хайнира, не собирался его упускать!

Обводя взглядом настороженные прекрасные лица, я отметил, что на всех них лежит печать усталости. Эльфы выглядели изможденными. Десятидневная голодовка не красит даже таких совершенных существ, как они. Я еще раз представился. Молчание.

— Не знаете, с чего начать, дорогой герцог? — прозвучал в голове вкрадчивый голос Артфаала. — Думаю, для начала неплохо было бы выделить лидера этой компании. Ставлю вон на того, молодого, в зеленом камзоле и с изумрудным перстнем на пальце. Юноша справа от вас. Обратите внимание на то, как смотрят на него остальные.

Действительно, взгляды первозданных словно притягивались к лицу этого воина. Прямо посмотрев в прозрачную зелень его глаз, я протянул эльфу подписанный императрицей свиток, удостоверяющий мои полномочия:

— Прочтите, светлый тисс. — Надо же, какое странное слово.

— Обращение к знатным эльфам, — пояснил лорд Феррли. — Ах, все же недостаточно вы образованны, герцог…

Первозданный, ответив мне таким же прямым взглядом, после некоторого замешательства все же принял бумагу, написанную на галатском и эльфийском. Прочитав, вернул ее мне:

— Там написано, что вы уполномочены вести переговоры от имени императрицы и заключать с народом илльф любые договоры по своему усмотрению. Что это значит?

— Мы хотим предложить вам союз.

Зеленые глаза вспыхнули гневом:

— Первозданные не заключают союзов с врагами!

Как же мне надоели эти надутые идиоты с красивенькими физиономиями! Ей-Луг, с троллями проще было бы найти общий язык, чем с этими напыщенными высокоразумными существами!

— Спокойно, герцог. Ведите себя как можно холоднее и вежливее. У них это считается признаком сильной воли, — посоветовал Артфаал.

— Я понял вас, светлый тисс, — проговорил я, навесив на лицо выражение непрошибаемого равнодушия, — но закон войны гласит, что пришедшие с белым флагом неприкосновенны. Нападение на парламентеров — величайшее бесчестие для воина. Прошу прощения за вопрос, но я не настолько сведущ в ваших традициях: чтит ли народ илльф законы войны?

Парень, косвенно обвиненный в бесчестии, раздул ноздри породистого носа и приказал:

— Опустить оружие.

Воины повиновались. Молодец Артфаал! Верно вычислил командира. Демон напомнил о себе, заявив:

— Тоньше, герцог, тоньше! А то рискуете настроить их против себя.

— Теперь, когда это маленькое недоразумение улажено, разрешите представить моих спутников, — мысленно согласившись с лордом Феррли, продолжил я: — Полковник Теннисон, командир полка, который стоит под стенами крепости. Граф Дрианн Летакс, имперский боевой маг.

Мои спутники сдержанно кивали, получая такой же кивок в ответ: несмотря на отвращение к людям, юноша решил проявлять знаменитую эльфийскую вежливость. Взгляд его остановился на Лютом.

— Кай'Омлютаир, — объявил я, выдержав эффектную паузу, — сын наследной принцессы Кай'Анилаир и внук Светозарной, владычицы Дома Жемчужного тумана Кай'Велианир.

Над крепостью повисло молчание, такое густое и тяжелое, что его можно было резать ножом. На Ома взирало около полутора тысяч прозрачных глаз. И в них крылась огромная гамма чувств: от изумления, недоверия до яростной ненависти и откровенного отвращения. Брат хладнокровно выдерживал этот обстрел, демонстрируя спокойствие, достойное истинного наследника Светозарных.

— Прошу удостовериться, — я подал собеседнику еще один документ, подтверждающий, что Лютый действительно имеет право на свое имя. Такие свитки были выправлены нам по приказу Дарианны и выданы в день отмены закона о бастардах и ублюдках.

— Но он полукровка, — возразил командир первозданных, — и потом, почему мы должны верить человеческим бумагам?

Неожиданно заговорил эльф, который встретил нас на стене:

— Это он. Я узнал его.

— Я узнал его, — в унисон донеслась до меня мыслеречь брата, — он, мразь, во время казни матери стоял в первом ряду зрителей…

— Ом, прошу, не надо! — взмолился я. — Не он же решил убить твою матушку.

Не знаю, каких чудовищных усилий это стоило брату, но он сдержался и не произнес ни слова.

— Допустим, — упорствовал командир, — но это ничего не значит.

— Разумеется. Но поскольку мы уже здесь, я предлагаю побеседовать.

— Я - Мэй'Клилли, — представился наконец зеленоглазый, — владыка Дома Изумрудного листа. Хорошо. Как требует закон войны, мы выслушаем вас.

Я поздравил себя с первой победой. Теперь следовало уговорить парня побеседовать наедине или хотя бы в узком кругу. Одного упрямого эльфа проще убедить, чем целую толпу. Но напрасно я тревожился: Мэй'Клилли сам предложил пройти в донжон. С ним отправилась еще одна девушка — золотоволосая и синеглазая, прехорошенькая Рил'Айэлле, владычица Дома Рубиновой луны и мужчина, узнавший Лютого. Его звали Мэй'Аэлли, и он был комендантом крепости. Мы пошли втроем. Полковник и солдаты остались возле ворот.

Мы уселись за стол в небольшой комнате, видимо, служившей местом сбора офицеров. Немного помолчали. Собираясь с мыслями, я смотрел в чистые глаза этих эльфов, в одухотворенные лица, и не мог связать в сознании их и жуткую резню в Лесном крае.

— Да они и не резали, герцог, — мурлыкнул Артфаал. — Это же дети, пылкие, честные, глупые, еще почти не зараженные высокомерием своей расы. Вот только дядюшка мальчишки… с ним будьте осторожнее. И вот что: разверните-ка руки ладонями вверх. Это знак того, что ваша душа открыта, и вы доверяете собеседникам.

Я последовал совету демона, отметив, что изящные ладони Рил'Айэлле повернуты вниз, а пальцы мужчин сцеплены в замок.

— Они априори не согласны со всем, что вы скажете, а девушка просто не доверяет, но готова изменить свое мнение, — любезно расшифровал эти знаки лорд Феррли.

— Скажите, светлые тиссы, — начал я, — что вы намереваетесь делать дальше? Вашего леса больше не существует. Крепость осаждена галатскими войсками. Запас еды наверняка закончился или скоро закончится. Вам не удастся долго выжить.

— Зато мы умрем свободными, — тут же ответил Мэй'Клилли.

— А так ли необходимо умирать? Ведь вы — последние из илльф. Вам не кажется, что это налагает большую ответственность? Вместе с вами погибнет целый народ.

— Лучше нашему народу погибнуть, чем выжить ценой чести.

— Мы не покушаемся на вашу честь, — я едва сдержался, чтобы не ляпнуть какую-нибудь сальность. — Более того, что может быть честнее, чем вступить в сражение со злом, и этим заслужить свободу?

Владыка Дома Изумрудного листа раскрыл было рот, чтобы выдать мне в ответ очередную пафосную фразу, но тут неожиданно вмешался Мэй'Аэлли:

— Чего вы хотите взамен?

— О! — поразился Артфаал. — Это уже почти торг! Дерзайте, друг мой. Надеюсь, в торговом деле вы более искушены, чем в дипломатическом искусстве.

Я кратко обрисовал сложившуюся ситуацию, не подчеркивая, впрочем, отчаянного положения Галатона. Пальцы коменданта расцепились, ладони легли на стол. Отрицание перешло в недоверие.

— Маги смерти… — задумчиво проговорил комендант. — Не уверен, что в наших силах им противостоять.

— Мы можем проверить это, — произнес я. — Граф Летакс — некромант. Он готов устроить вам испытания.

— Допустим, что мы пройдем испытание. Предположим даже, что мы согласимся вам помочь. Пока я услышал только абстрактное обещание свободы.

Глядя на его измученное лицо, я вдруг догадался, что терзает его гордую душу. Прощение. В отличие от своего юношески восторженного племянника он знал, что творили первозданные на человеческих землях. Видел это и сам принимал участие. И понимал, что такое не прощается. И недоумевал, как люди могут забыть о зверствах эльфийского войска. Пусть даже в обмен на помощь. Он сам никогда бы не забыл. А еще я осознал: он боится. Боится, что прозвучит слово "прощение". Потому что не хочет его. Не хочет испытать гнет великодушия извечных врагов. Что ж… Никто и не собирался предлагать такое. Я заговорил — холодно, размеренно, тяжело роняя фразы:

— В обмен на ваше участие в боевых действиях и в случае победы над некромантами, выжившим первозданным, — я особо подчеркнул слово "выжившим", — будет отдана часть Лесного края. Небольшая, но достаточная для благополучного существования. Эта земля получит статус вольного княжества. Здесь вы можете жить, как вам будет угодно. Выращивать леса, заниматься ремеслами или магией. Но только до тех пор, пока ваши намерения будут мирными. В противном случае договор признается недействительным. Таким образом, народ илльф сохранит независимость, но будет платить налог на землю в имперскую казну. К тому же, вы станете форпостом империи на пути к Аллирилу. Или тому, что от него осталось. Если в будущем первозданные найдут способ очистить свой лес, империя не станет препятствовать их переселению. За илльф сохранится право на землю вольного княжества. Но договор будет заключен только после испытаний. Я думаю, это честная сделка, светлые тиссы.

Мэй'Клилли встрепенулся, явно собираясь произнести решительное "нет", но его опередил дядюшка:

— Мы должны подумать.

— Даю вам сроку до утра, — вставая, ответил я.

Мы покинули крепость, и эльфы нам в этом не препятствовали, что я счел хорошим знаком.

Воздав, наконец, должное искусству полкового кашевара и как следует приложившись к фляге со старкой, мы сидели в шатре, бездумно наблюдая за спокойной, размеренной жизнью лагеря. После длительной скачки я наслаждался долгожданным отдыхом.

— Думаете, согласятся? — лениво проговорил Дрианн.

— Должны, — ответил я. — Не совсем же они идиоты.

Лютый молчал, покусывая стебелек травинки. Я понимал, что брат сейчас чувствует: при всей своей ненависти к эльфам, он вынужден участвовать в переговорах с ними. А в случае успеха этих самых переговоров Ома ждали новые испытания. Я очень подозревал, что Лютый надеется на неблагоприятный исход, и не мог винить его в этом. Но сам я собирался сделать все, чтобы наша миссия увенчалась победой. Поэтому, несмотря на протестующую боль в натруженных мышцах, поднялся и отправился к полковнику. Потолковать о том, о сем…

Мы проснулись на рассвете под пение птиц, радостно встречавших наступление теплого утра. Быстро позавтракали, собрались и верхом двинулись к воротам Хаардейла. По дороге я поделился с друзьями своим планом.

— Может, надо было им каши захватить? — проворчал Дрианн. — Пожрут, глядишь, и посговорчивее сделаются.

— Угу. Они сочтут это оскорблением и устроят всеобщее ритуальное самоубийство, — злобно процедил Ом. — Не могу сказать, что буду сожалеть…

На этот раз ждать долго не пришлось: створки распахнулись, пропуская нас внутрь. У ворот уже ждал Мэй'Аэлли. По его непроницаемому лицу нельзя было определить, какой ответ он собирается нам дать. К тому же, насколько я понял, лидером у молодежи был не он, а его племянник. Которого, кстати, я не увидел.

— Прежде чем вы вступите в переговоры с Мэй'Клилли, я хотел бы кое-что сказать вам наедине, герцог, — заявил комендант. — Давайте пройдемся.

Друзья, явно подозревавшие какой-то подвох, очень неохотно остались у ворот, а мы с Мэй'Аэлли прогулочным шагом двинулись вокруг донжона.

— Если бы это зависело от меня, герцог, — без всяких обиняков и принятых у эльфов ритуальных жестов произнес комендант, — ваше предложение было бы принято. Но решение за моим племянником. Он же слишком молод и горяч, чтобы идти на компромиссы с врагом. Наши юноши и девушки взрослеют не так, как человеческие. Брижитта наградила своих детей длинной жизнью и вечной молодостью лица и тела, но не души. Долгие столетия приносят пресыщение, хладнокровие, невозмутимость и любовь к интригам, которые щекочут нервы, заставляют почувствовать азарт. Но это признак зрелости. Эльфийское совершеннолетие наступает в двести лет. Но до двухсот пятидесяти, а то и до трехсот лет многие илльф остаются подростками, хоть и выглядят как взрослые. Они честны, прямолинейны, горячи и вспыльчивы. Это возраст ошибок, влюбленностей, страстей и… великих свершений. Здесь, в Эллиар, собрались юноши и девушки от ста пятидесяти до трехсот лет. Они еще не способны думать о выгоде. И скажу вам честно: я не знаю, как их убедить…

— Я так и думал. Поэтому хотел бы пригласить тисса Мэй'Клилли и тиссу Рил'Айэлле на небольшую прогулку по Лесному краю. Гарантирую вам их безопасность.

Мэй'Аэлли остановился и посмотрел мне в глаза. После долгого молчания сказал:

— Я верю вам и не стану этому препятствовать, — и после некоторой заминки эльф тихо, едва слышно добавил: — Я готов на все, чтобы существование народа илльф не прекратилось.

Комендант провел меня в комнату, где состоялись вчерашние переговоры. Мэй'Клилли и Рил'Айэлле сидели за столом. Увидев меня, юноша поднялся, собираясь что-то сказать. Не дав ему раскрыть рта, я повторил свое приглашение.

— Но зачем? — вскинулся он.

— Не нужно опасаться, — вкрадчиво сказал я, — мы гарантировали тиссу коменданту, что вернем вас живыми и невредимыми.

— Илльф не страшатся ничего! — вспыхнул владыка Дома Изумрудного листа.

— В таком случае, прошу вас… — я развернулся и вышел.

Лютый с Дрианном устроились на каменном выступе стены, грелись на солнышке, исподтишка наблюдая за красивыми эльфийскими девушками, которые стайками прогуливались по площади. При этом мрачное лицо некроманта несколько смягчилось, а Ом, напротив, смотрел раздраженно-злобно. При виде меня друзья оживились. Брат махнул рукой: мол, езжайте, ждем.

Оседлав коней, мы втроем выехали из ворот и неспешной трусцой поехали через лагерь. Солдаты, следуя строгому приказу полковника, не обращали на эльфов внимания. Вернее, делали вид, что не обращают. На деле же, первозданным пришлось двигаться под обстрелом угрюмых, ненавидящих взглядов. Мэй'Клилли, гордо вскинув голову, смотрел только вперед, его подруга, или кто она там была, тоже старалась держаться независимо, но у нее это получалось хуже: закушенные губы говорили о страхе и волнении.

Миновав воинские шатры, мы двинулись дальше, вглубь провинции. Эльфы хранили молчание, я тоже не торопился поддерживать беседу. Наконец юноша не выдержал. Все же он был еще очень молод, этот владыка. Молод и слишком горяч для первозданного.

— Вы хотите показать нам обещанные земли? — с ноткой вызова в голосе спросил он.

— Да, — согласился я. — Сейчас мы находимся возле небольшой деревеньки. Она называется Топольки.

— Наверное, это название происходит вон от той тополиной рощицы? — Рил'Айэлле закрутила белокурой головкой. — Но где же сама деревня?

— Вон она, — я указал на уродливое пепелище, черневшее в окружении кудрявых деревьев.

— Крестьяне, уходя, сожгли свои дома? — спросила девушка. — Или это сделали при отступлении ваши воины?

Я молчал.

— Это сделали илльф, — резко бросил Мэй'Клилли. — Война есть война. Врага надо уничтожать.

Он тронул коня и двинулся вперед. Мы поехали по обгорелому пустырю, где недавно еще было ухоженное селение.

— Останки еще не убраны, — сказал я, кивая на смешанные с пеплом и углями человеческие кости.

Девушка смотрела по сторонам, и ее светлые глаза затягивались влажной пеленой.

— Там… маленький череп, — с трудом выталкивая слова, прошептала она. — Дети тоже?

— И женщины. И старики. Все, — с трудом сдерживая бешенство, нахлынувшее при виде этой картины, подтвердил я.

Мне и самому хотелось плюнуть на все, отправиться в крепость, распахнуть ворота и перебить всех белоглазых. Приходилось все время напоминать себе, что эти эльфы — в сущности, подростки, не участвовавшие в сражениях и погромах. Хотя меня это мало утешало.

Топольки остались позади. Впереди лежал Подосиновик — небольшой городок, тоже превращенный первозданными в пепел. До него мы добрались к середине дня.

— Здесь тоже… все? — Рил'Айэлле нервно оглядывалась по сторонам, вздрагивая от каждого шороха.

— Около тысячи человек, — произнес я.

— Хватит, — вспылил Мэй'Клилли, резко разворачивая коня, — мне не нравится ваша затея, герцог Марслейн!

С протестующим ржанием жеребец встал на дыбы. Ради эффекта плюнув на безопасность, я тоже поднял своего коня и, еле удержавшись в седле, проорал:

— Что же вас так смущает, светлый тисс? Ведь вы хотели владеть Лесным краем! Радуйтесь — он свободен от людей!

Лицо эльфа побледнело как мел, глаза сделались совершенно прозрачными:

— Была война! Илльф уничтожали врага!

— Война с женщинами? Уничтожение стариков?

— Вы сами вынудили нас напасть! Люди убивали первозданных в Аллириле!

— Мы не убивали ваших детей! Сколько было жертв? Пятьдесят? Сто? Эльфы вырезали за них целую провинцию.

— Я не верю вам, герцог Марслейн! Это ложь! Вы голословно обвиняете илльф в зверствах! — пришпорив коня, Мэй'Клилли полетел обратно к Хаардейлу.

Я тут же поскакал следом, не собираясь упускать строптивого первозданного. Что-то мне подсказывало, что я сумел пробить брешь в его святой вере в правоту эльфов. Хотя, предпринимая эту поездку, я сильно рисковал: реакция могла быть непредсказуемой. К тому же я сам не ожидал, что владыка Дома Изумрудного листа настолько болезненно воспримет увиденное. Ведь должен же он был понимать, что его сородичи явились в человеческую провинцию не с благотворительной миссией!

Возле Топольков мне удалось догнать и перегнать юношу. Перегородив ему дорогу, я выкрикнул:

— Погодите, светлый тисс. Я не хочу быть голословным. Уделите мне еще немного вашего внимания, проявите знаменитую эльфийскую сдержанность!

В какой-то момент мне показалось, что сейчас Мэй'Клилли выхватит меч и бросится в атаку. Но он сдержался. Мы еще немного постояли у тополиной рощи, переводя дух и успокаиваясь после скачки. Лицо первозданного постепенно приобретало свой естественный цвет.

— Вы правы, герцог, — ровно произнес он. — Я проявил неподобающую горячность. И я готов продолжить нашу беседу.

Нас догнала Рил'Айэлле — девушка была напугана, очевидно, ожидала, что мы собираемся драться. Но поняв, что схватка не состоится, тоже успокоилась.

Мы шагом двинулись в сторону гарнизона.

— Разве Мэй'Аэлли не рассказывал вам о том, как войско илльф занимало Лесной край? — спросил я.

— Сразу после взятия Эллиар дядя был назначен комендантом, — ответил юноша, — и не участвовал в дальнейших боевых действиях.

Ха! Не участвовал он! Можно подумать, не знал, что творилось за стенами крепости. Нет, просто не захотел говорить. Понимал, что хвастаться нечем. Берег ранимую душу племянника. Они же все собрались помирать в Хаардейле. Вот комендант и не желал, чтобы последние дни Мэй'Клилли омрачились осознанием неправедности его народа. А этот благородный дурачок намечтал себе что-то возвышенное. Месть, законы чести… Эта война казалась ему священной, тогда как была самой обычной — кровавой и грязной. И сейчас мальчишка наверняка страдает не из-за жалости к людям, а из-за того, что запятнан светлый образ эльфийского воина. Мы для них низшие, почти неразумные существа. Но это лишь делает поступки илльф еще более омерзительными.

Вместо того чтобы ехать к крепости через лагерь, я свернул на юго-запад, туда, где стояли длинные шатры лазарета.

— Хочу показать вам еще кое-что, светлый тисс.

Мы спешились и заглянули в ближайший, самый маленький шатер, из которого пахнуло горьковатым ароматом лечебных трав. Худощавая женщина средних лет, разливавшая по флаконам серое, отливавшее перламутром зелье, оторвалась от своего занятия и строго произнесла:

— Что вы здесь делаете? Посещение лазарета запрещено.

— Разрешение полковника, — я протянул целительнице свиток.

Недовольно нахмурившись, она прочла бумагу, бросила на первозданных суровый взгляд и неохотно сказала:

— Что ж, раз полковник так решил… Но только недолго. И постарайтесь не волновать больных. Они и так слишком много пережили.

Поблагодарив магессу, я ретировался, пока она не передумала, направился к следующему шатру и откинул тяжелый полог. На низких, застеленных чистым бельем топчанах, лежали люди. Больных было четверо: две пожилые женщины, которые крепко спали, закутавшись в одеяла, старуха с плотной повязкой на глазах, что-то бормотавшая себе под нос и молодая девушка, сидевшая на краю своего топчана. Услышав шорох, она подняла голову и посмотрела на меня, заставив ощутить укол жалости. Круглолицая, чернобровая и большеглазая, она была бы очень хороша, если бы не широкий кривой шрам, пересекавший правую щеку, уродливо стягивавший нежную белую кожу. И взгляд серых глаз — блуждающий, бездумный, странно беспечный — взгляд человека, разум которого, не выдержав ужасов окружающего мира, перестал воспринимать реальность. Девушка рассеянно улыбнулась мне, но эта улыбка вдруг превратилась в гримасу мучительного страха, когда она увидела Мэй'Клилли, заглянувшего в шатер через мое плечо. Истошно вскрикнув, она сползла на землю и попыталась спрятаться под топчан. Ей это не удалось, и, подвывая как раненая собака, девушка забилась в угол шатра, съежившись в жалкий комок и трясясь, словно в лихорадке. Спящие под одеялами женщины даже не пошевелились — видно, были совсем плохи. А старуха скрипуче спросила:

— Кто здесь?

— Доброго дня, матушка, — ответил я. — Мы маги из Виндора, приехали в помощь вашим целителям.

— Да хранит вас Луг, добрые господа, — кивнула слепая. — Может, и сумеете помочь нашей Дженни. Бедная девочка не в себе с тех пор, как эльфы у нее на глазах зарезали ее родителей. Саму Дженни и двух ее младших сестер обесчестили, а потом волшбой ударили. Вся ее семья погибла, она одна чудом выжила. Да только вот к добру ли такое чудо? Кому теперь нужна несчастная безумица? — Старуха с трудом поднялась и зашарила вокруг себя, приговаривая: — Тише, Дженни, тише…

— Вам лучше побыть снаружи, — тихо сказал я эльфам и шагнул в шатер. Присев на корточки перед девушкой, успокаивающе погладил ее по голове: — Не плачь. Они тебя не тронут.

Постепенно Дженни затихла, перестала трястись и лишь изредка судорожно всхлипывала. Я вышел в астрал, прикоснулся к ее сознанию и погрузился в беспорядочный поток мелькающих, обрывающихся, накладывающихся друг на друга картин. Они были какими-то нечеткими, размытыми, и их все время перекрывал самый сильный, яркий образ — эльф, закинувший белокурую голову в веселом смехе. Вернувшись в свое тело, я сказал, обращаясь к слепой:

— Не волнуйтесь за Дженни, матушка. Она выздоровеет. После перенесенных страданий затуманенный разум — благо для нее. Когда ее душа будет готова справиться с горем, сознание вернется.

Старуха очень обрадовалась, заулыбалась беззубым ртом:

— Вот и славно, вот и хорошо…

— Давайте я посмотрю вас.

— Не нужно, мил человек, — спокойно, словно речь шла о чем-то постороннем, произнесла она. — Глаза у меня в пожаре выгорели. Новые не вырастут, а от боли мне зелья помогают.

В ее словах было столько искреннего смирения, столько внутреннего достоинства, что я не нашелся с ответом. Отвесив поклон, будто слепая могла его видеть, вышел из шатра.

Мэй'Клилли и Рил'Айэлле стояли неподалеку, тихо перешептываясь. Мне показалось, что девушка что-то настойчиво доказывает своему другу, а он не желает соглашаться.

— Если вы еще недостаточно увидели, светлый тисс, мы можем зайти в следующий шатер, — вежливо, стараясь, чтобы в голосе не проскользнуло ни нотки злобы или издевки, сказал я. — Хотя это нежелательно. Там дети, они могут испугаться.

— Благодарю вас, герцог, — так же ровно ответил первозданный, успевший вернуть хладнокровие, свойственное его расе. — Я хотел бы вернуться в Эллиар. Мне нужно поговорить с Мэй'Аэлли.

Я молча кивнул, соглашаясь.

Лютый с Дрианном по-прежнему сидели на камнях, изредка лениво переговариваясь. Только, скрываясь от солнца, припекавшего уже по-летнему, перебрались в тенек. Увидев меня, ребята немного оживились.

— Ну что, уговорил? — мысленно спросил Дрианн.

— Не знаю.

Рил'Айэлле, бледная, с побелевшими губами, но сумевшая сохранить уверенную походку и гордую осанку, прошествовала в глубь крепости и скрылась за донжоном.

— Хорошенькая… — небрежной мыслеречью прокомментировал Дрианн.

— Эльфийка… — коротко ответил Ом, и это прозвучало как "чудовище".

Мэй'Клилли тем временем направился к коменданту. Немного отстав от него, я двинулся следом и остановился перед входом в донжон. Было у меня предчувствие…

Первозданного не было довольно долго. А когда он появился, я понял, что сбылись мои самые неутешительные прогнозы. На смазливой физиономии мальчишки читалось выражение мировой скорби и твердой решимости.

— Вы были правы, герцог Марслейн, — заявил он. — Дядя подтвердил ваши слова. Воины илльф действительно убивали мирное население, жгли и насиловали. Честь превыше жизни. Мы заплатим за этот позор…

— Всеобщим ритуальным самоубийством, — закончил за него я, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить парню хорошего пинка.

Да что там пинок. Выкрутасы этого юнца до того мне надоели, что я бы с радостью помог ему свести счеты с жизнью, если бы не миссия, требовавшая эту жизнь сохранить и использовать во благо Галатона. Ну, что за народ, а? Ни слова в простоте — сплошной пафос и бесконечная гордыня.

— А в бою умереть не хотите? — поинтересовался я. — Все же более почетно. Вы не творили бесчестия. Почему же собираетесь расплачиваться за чужие преступления? И потом, вы уверены, светлый тисс, что все разделяют ваши взгляды? Вот Рил'Айэлле, по-моему, вполне достойна того, чтобы жить.

— Я должен подумать, — опять заявил владыка. — И поговорить с илльф.

— Нет уж, знаете ли, — жестко обрубил я. — Давайте для начала проверим, сумеет ли хоть кто-нибудь из вас отразить атаку некроманта. Может статься, для споров нет никакого повода. Если у вас не окажется таких способностей, мы уйдем, и вспарывайте себе животы на здоровье.

— Мягче, мягче, дорогой друг! — забубнил в моей голове Артфаал. — Этак вы его и вправду к самоубийству подтолкнете…

Но я решил, что достаточно уже потакал этому напыщенному бестолковому мальчишке. Настало время для более предметной беседы. И поставил вопрос ребром:

— Так что, согласны на испытание?

— Я согласна, — вдруг произнес чистый нежный голос.

Резко обернувшись, я увидел Рил'Айэлле, стоявшую в паре шагов от донжона.

— Элле! — укоризненно воскликнул Мэй'Клилли.

— Я согласна на испытание, — твердо повторила девушка. — И я не хочу убивать себя. И… я не хочу, чтобы умер ты, Клилл, — едва слышно добавила она.

— Простите за вопрос, светлая тисса: владеете ли вы искусством эльфийского волшебства?

— Я считаюсь неплохим магом, — с непередаваемым высокомерием ответила Рил'Айэлле.

Я слегка поклонился.

— В таком случае можем приступить.

— Тогда давайте проведем испытания в донжоне, — предложил юноша.

Магесса гордо вскинула голову:

— Нет. Мне нечего стыдиться. Пусть поединок видят все первозданные.

Мне ее пожелание было только на руку. Я надеялся, что строптивые эльфы, увидев, как владычица Дома Рубиновой луны меряется силами с некромантом, захотят последовать ее примеру. Ну, или по крайней мере не совершат самоубийства, раз уж высокопоставленная соплеменница не собирается умирать.

Вскоре все было готово к проведению испытания. Первозданных дважды приглашать не пришлось: в полном составе окружили площадь перед центральным донжоном. Меня такой энтузиазм не удивил: магический поединок вносил хоть какое-то разнообразие в их жизнь, которая в последние дни сделалась серой, горькой и безнадежной. Рил'Айэлле стояла посреди площади, ожидая сигнала к началу испытания.

— Ты там смотри, без фанатизма, — на всякий случай мысленно предупредил я Дрианна.

Не хватало только прибить или покалечить эльфийку. Тогда уж точно ни о каком договоре речи быть не может. Некромант с мрачной игривостью подмигнул: мол, обижаешь, друг. И все же я был готов в любой момент прервать испытание. А то знаете, как в народе говорят: пожалел дракон девицу — оставил юбку да косицу.

Дрианн с отменной вежливостью поклонился и артистично взмахнул кистями рук. Рил'Айэлле никак не отреагировала на это предупреждение. Некромант выкрикнул короткую фразу на ханди, и с его пальцев полилась волшба. Я сразу понял, что друг сдержал обещание: заклятие было сделано едва ли вполсилы. Девушка выставила перед собой сведенные вместе ладони, отвечая чарами на чары. Два потока столкнулись и почти сразу же безобидно истаяли в воздухе.

— Ничья, — усмехнулся Лютый.

— Может быть, тисс некромант знает более серьезные заклятия? — в вежливой фразе эльфийки звучала если не издевка, то изящно завуалированный вызов.

Я перевел и добавил от себя:

— Не перестарайся все же.

На этот раз Дрианн атаковал энергичнее. Волшба словно взрезала магию девушки, жадно потянулась к ней, но Рил'Айэлле вовремя добавила еще одно заклинание и сумела отбиться. Правда, это стоило ей большого труда. В последний момент эльфийка пошатнулась и едва удержалась на ногах.

— Безусловно, у очаровательной владычицы есть потенциал, — галантно сообщил Дрианн.

Я перевел, опустив "очаровательную". Мало ли, может, дети леса сочли бы это слово вызывающим.

— Спасибо, светлая тисса. Мы знали, что ваш народ обладает удивительной магией.

— С гибелью Аллирила и средоточия его сил — вечного дуба, наша магия ослабла, — устало ответила Рил'Айэлле. — Но волшебство илльф живет в нашей крови. И будет жить… пока жив хоть один первозданный.

— Может быть, есть еще желающие испытать свои возможности? — спросил я, обращаясь к зрителям.

Из толпы вышел невысокий хрупкий паренек с серебристыми волосами. Изящно кивнул Дрианну, показывая, что готов к поединку. Пожав плечами, некромант швырнул в него заклятие, которое первозданный весьма ловко отразил.

— Благодарю вас, светлый тисс. Этого достаточно.

Кажется, молодежь восприняла поединки как забавное развлечение. Один за другим эльфы выходили в круг и сражались с Дрианном. Каждый удачно отраженный выпад некроманта толпа встречала веселыми криками, каждое поражение сопровождалось разочарованными вздохами. Кто-то заиграл на флейте, кто-то затянул игривую песенку. Девушки создавали яркие иллюзии, и над головами тех, кто удачно прошел испытание, кружились вихри цветочных лепестков и порхали пестрые бабочки.

Всеобщий азарт не захватил моего друга, который начинал откровенно скучать. Чтобы сэкономить время, я предложил первозданным выходить по двое. Вопреки моим опасениям, никто не счел это бесчестием. Забава так забава. Когда очередная парочка юнцов, не справившись с некромантскими чарами, упала на мостовую, камни под ногами Дрианна вдруг зашевелились, и из образовавшейся щели выползли тонкие щупальца корней. Извиваясь, они ухватили мага за щиколотки и с силой дернули. Потеряв равновесие, Дрианн упал навзничь. Эльфы разразились радостным смехом, а юноши, устроившие эту незамысловатую ловушку, с достоинством раскланялись. Но торжествовали они недолго. Оставив ноги некроманта в покое, злокозненные корни, выбивая камни из мостовой, устремились вверх, утолщаясь и удлиняясь прямо на глазах. Несколько секунд — и огромные, точно два глоухта Южного континента, щупальца угрожающе закачались перед лицами оторопевших первозданных. Продемонстрировав свою мощь, корни изогнулись и наподдали находчивым юнцам пониже спины, отчего те отлетели на несколько шагов, потом так же стремительно втянулись в землю.

Толпа отхлынула, словно волна во время отлива, оставив рядом с местом поединка одинокого Лютого, демонстративно разминавшего пальцы. Казалось, он не замечал ни перешептывания, ни устремленных на него любопытных взглядов.

— Они сражались нечестно, — как ни в чем не бывало, пояснил брат в ответ на мою укоризненную гримасу.

Ко мне подошел Мэй'Клилли.

— Тисс Кай'Омлютаир обладает большим магическим потенциалом, — неохотно признал он.

— Как и все потомки Дома Жемчужного тумана, — ответил я.

— Но это скорее было использование сырой силы, нежели проявление чародейского искусства, — заметила Рил'Айэлле.

— Ом жил среди людей. Ему не у кого было научиться правильному применению своих способностей. Поэтому, если илльф согласятся заключить с нами договор, я просил бы вас, светлая тисса, стать наставницей моего друга.

— Еще ничего не решено! — вспыхнул Мэй'Клилли.

— Разумеется. Поэтому сейчас мы оставим крепость. Наше предложение остается в силе до заката. Принимайте решение, светлый тисс. Но помните, что от него зависит будущее народа илльф.

Мы покинули Харрдейл и вернулись в лагерь. До заката оставалось не больше двух часов.

— Что скажешь? — спросил я Дрианна.

— Неплохие возможности, — невозмутимо ответил маг. — Они сопротивлялись с помощью своей обычной магии. А если на ее основе разработать оригинальные заклятия, предназначенные именно для сражений с некромантами, эльфам как воинам цены не будет.

По выражению лица Лютого я понял: брат искренне надеется на то, что первозданные помогут империи в войне с Андастаном. Ценой собственных жизней.

Вечером Мэй'Клилли объявил нам, что илльф согласны на заключение договора. Я от души порадовался не только нашей победе, но и тому, что владыка сумел усмирить свою горячность и задуматься о пользе для всего народа.

Для обсуждения пунктов соглашения собрались в центральном донжоне: Дрианн, Лютый и я, а со стороны эльфов — Мэй'Клилли, Мэй'Аэлли и Рил'Айэлле. Несмотря на то, что комендант не считался лидером среди илльф, тон переговорам задавал именно он. И наплевав на сохранение лица и прочие законы чести, торговался не хуже самого ушлого гнома. Выговаривал каждый дайм земли, уточнял мелкие подробности, требовал прописывать их в договоре. В результате умотал нас до головокружения. Когда наконец документ был почти составлен, я обратился к Рил'Айэлле:

— Светлая тисса, что вы решили по поводу наставничества?

— Я была бы не против, — ответила она. — Но дело в том, что магия каждого из Домов имеет свои отличительные особенности: фамильные заклинания, уникальные способности, секреты мастерства. Поэтому будет лучше, если тисса Кай'Омлютаира станет обучать кто-нибудь из Дома Жемчужного тумана. Подождите немного…

Владычица Дома Рубиновой луны вышла и вскоре вернулась в сопровождении высокой, изящной и очень красивой девушки. У нее были сияющие, как расплавленное серебро, волосы и огромные, какого-то неуловимого цвета глаза — прозрачные, похожие на очень светлый серо-голубой топаз. При виде нее Лютый нахмурился и стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки.

— Тисса Кай'Анириир из Дома Жемчужного тумана, — представила девушку Рил'Айэлле, — очень дальняя родственница Светозарной, такая дальняя, что я затрудняюсь определить степень родства. Ани не обладает даром Заклинающей, но она очень сильный маг. Я думаю, она будет вам замечательной наставницей, тисс Кай'Омлютаир.

Красавица посмотрела на Ома и произнесла:

— Я согласна.

При этом ее взгляд был таким спокойным и дружелюбным, что Лютому не понадобился перевод, и он проскрипел в ответ нечто маловразумительное, но несущее положительный смысл.

Все вопросы были улажены, договор дописан, скреплен печатью и подписями обеих сторон. Мы разошлись, вполне довольные друг другом.

А наутро настало время прощаться. Меня ждала в Виндоре императрица, которой требовалась моя помощь, а ребята оставались в Хаардейле: Дрианн учить эльфов, а Лютый — обучаться у них. Впрочем, у них была еще одна задача: поддерживать друг друга.

Мы стояли на краю лагеря. Молчали. А что тут скажешь? Позади большой путь и множество испытаний, которые мы прошли вместе. Впереди — страшная война, и неясно, кто в ней победит. И неизвестно, свидимся ли еще, и если свидимся, то где и когда? Ведь у нас у всех даже посмертие будет разное… И кто из нас останется в живых, и останется ли вообще кто-нибудь? На сердце было тяжело.

— Ну… обнимемся, что ли? — предложил я.

Мы крепко обнялись, постояли немного. Хлопнув Лютого по плечу, я вскочил в седло. Хотя вскочил — слишком красиво сказано, конечно. Вскарабкался — вернее будет.

— Вы там все же осторожнее, — с этим глупым напутствием и пришпорил коня.

Обратная дорога без друзей показалась бы мне тяжелой, если бы не Артфаал, который не давал скучать. Демон следовал за мной, развлекая мысленными беседами — селений, где требовалось бы скрываться от людей, в Лесном крае не имелось.

Первую ночь я провел в небольшом осиновом лесу. Перекусил хлебом и салом, которыми меня щедро снабдил в дорогу полковой кашевар, глотнул рамса из фляги, наполненной этим же добрым человеком, улегся, завернувшись в муринковый плащ и вскоре задремал под убаюкивающий шепот осиновых листьев. Но тут завибрировал связующий амулет. Активировав его, я услышал голос Лютого:

— Здравствуй, брат. У нас тут кое-что произошло. Хочу, чтобы ты знал. Мэй'Аэлли и его два десятка, задери их Хайнира, все же совершили ритуальное самоубийство.

Комендант сделал все, чтобы обеспечить будущее молодежи, не участвовавшей в войне и сохранить народ илльф. Но сам воин не пожелал человеческого прощения. Потому что понимал: есть преступления, которые никогда не забудутся.

Не могу сказать, что я сожалел о его поступке.

* * *

Плыть вверх по течению не было сил — натруженные мечом руки отказывались бороться с волнами, и Сид доверился Лозинке, позволив реке нести его вниз. Даже это оказалось трудно: узел, в который юноша увязал сапоги, меч и кольчугу, давил на спину. Но воин отчаянно старался спастись. На берегу раздавались звуки затухающей схватки, тоскливо звенели боевые кличи некромантов. Враг был совсем рядом, в десятке шагов. Но никто не обратил на Сида внимания. Добычи хватало и на суше, а один живой воин терялся среди сотен трупов, плывших по Тиарин.

Когда поле боя осталось позади, а зеленые шатры плакучих ив скрыли его от чужих глаз, Сид подплыл ближе к берегу, туда, где было неглубоко, встал на ноги и побрел по грудь в воде. Ступни то скользили по валунам, то увязали в прибрежном иле, то наступали на острые мелкие камешки. Поверхность Тиарин, согретая летним солнцем, была обманчиво теплой, но глубже жил холод, сковывавший тело, проникавший до самых костей. И все-таки Сид не спешил выбраться на берег. Где-то, когда-то давно он слышал, что текущая вода способна сбить со следа самого сильного мага. Воин не знал, правда ли это, но на всякий случай продолжал идти по реке, до тех пор, пока ноги не начало сводить судорогой. Только тогда он рискнул покинуть Лозинку — несущую на волнах мертвые тела, холодную, неласковую, но дарящую хоть небольшую защиту.

Пригнувшись, парень добежал до густых зарослей тростника, пробрался в самую их середину. Срубив мечом сочные стебли, расчистил для себя небольшую полянку, уселся и, стуча зубами, стянул мокрую одежду, отжал, разложил на земле. Сида колотил озноб. Казалось, холод, живший в Тиарин, убил все тепло в теле, пробрался к самому сердцу и сковал его кольцом льда. Солдат свернулся клубком, обняв себя за плечи и пытаясь отогреться. На вырубленную им полянку падали лучи полуденного солнца, ласково гладили посиневшую кожу. Вместе с живительным теплом, медленно растекавшимся по телу, пришла сонливость. Только сейчас Сид ощутил всепоглощающую усталость. Силы покинули его. Он закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.

Чувство опасности не дало новобранцу отдохнуть. Он очнулся буквально через час. Натянув влажную одежду и обувшись, выглянул из зарослей, в любой момент ожидая увидеть отвратительные фигуры зомби. Но вокруг никого не было — ни мертвых, ни живых. Царила тишина, нарушаемая только всплесками воды в реке. Сид перевел дух, облегченно подумав: "Вверх по течению пошли". И тут же, кинжалом в сердце кольнула вдогонку пришедшая мысль: "Подпалина…"

Там была родная деревня. Мама. Сид рванулся из кустов — не размышляя, не осознавая, чем может он помочь. Как тогда, когда бросился на выручку брату. Только бы вернуться домой, увидеть родного человека, словно одно его присутствие могло защитить мать.

Вдруг на его плечо опустилась тяжелая рука, и от макушки до пяток ошпарила волна ужаса.

* * *

Движимый магией и бережно поддерживаемый четверыми носферату плот с паланкином мягко пристал к берегу. Солнцеподобный вышел первым и подал руку жене. Приветствуя венценосную чету, шеймиды склонились в низком поклоне. Ирияс величественно кивнул в ответ, Роксана, лицо которой было закрыто шелками до самых глаз, с любопытством оглядывалась по сторонам.

Битва была окончена. Обезглавленные и обезображенные тела жутким ковром устилали землю, плыли по воде. Песок побурел от крови. Свежеобращенные носферату, повинуясь приказам своих хозяев, брели к не-мертвому войску, уже успевшему построиться в фихте от берега. Вся эта неаппетитная картина вряд ли могла быть полезна беременной женщине. Но Роксана, с удовольствием прогуливаясь об руку со своим супругом, весело щебетала и разглядывала трупы так, словно это были забавные статуи, а не убитые люди. Сам Ирияс ничуть не боялся, что зрелище смертей и увечий может навредить жене и их нерожденному ребенку. Напротив, красавица как будто расцвела и сделалась еще прекраснее, напитавшись энергией смерти и человеческого страдания. Даже не пользуясь даром Исдес, Роксана оставалась некроманткой, как и дитя в ее утробе.

Прогулявшись по берегу, султан с женой вернулся в паланкин и развернул карту, чтобы еще раз сверить маршрут движения войска. Всего в пяти майлах выше по течению находилась деревня Верхние Виноградари, а к северу от нее — баронство Йеншир с замком, который предстояло взять штурмом. Убедившись в бойцовских качествах и бесстрашии галатцев, Солнцеподобный не желал оставлять врага за спиной. Даже если этот враг и малочислен.

В Верхних Виноградарях можно будет остановиться на отдых. Конечно, шеймиды, получив мощную энергетическую подпитку, сильны и сейчас. Но все же не следовало забывать, что некроманты тоже люди.

— Помимо духовной и магической энергии человеку нужны еда и сон, не правда ли, соловьиная песня моего сердца? — с улыбкой проговорил Ирияс, обращаясь к жене.

Роксана лишь улыбнулась, молчаливо признавая мудрость своего повелителя. Подозвав офицера, султан отдал приказ.

Войско не-мертвых заколыхалось и двинулось вперед. Следом поскакали андастанцы. В арьергарде, окруженный охраной, поплыл паланкин Солнцеподобного.

В полумайле от деревни Ирияс приказал войску остановиться и отправил отряд шеймидов на разведку. Один из воинов, вернувшись, доложил:

— Все спокойно, Солнцеподобный. Отряд готовит людей к нашему появлению.

— Окружить деревню, — распорядился султан.

Огромная армия зомби взяла Верхние Виноградари в кольцо. Ни один из жителей не сумел бы проскользнуть сквозь этот плотный заслон. Ряды носферату расступились, давая дорогу некромантам, и снова сомкнулись — неподкупные стражи замерли в бессмысленной неподвижности.

Деревня встретила захватчиков испуганным молчанием. По приказу шеймидов все жители собрались на площади перед маленьким храмом Дадды. Опасаясь взглядами выдать свою ненависть к андастанцам, мужчины угрюмо смотрели в землю. Женщины прижимали к себе детей, шепотом уговаривая их не плакать. Укачивали грудных малышей, боясь, что их крик вызовет у некромантов раздражение. Рядом с гонцами маялся немолодой толстый староста, державший в руках толстую потрепанную книгу.

Селянам было обещано, что воины Андастана не причинят им вреда. Так Ирияс действовал в Восточном эмирате. Он отправлял впереди своего войска гонцов, которые в городах и деревнях читали его приказ. Жителям предписывалось сохранять спокойствие, не оказывать сопротивления и не пытаться бежать. За это людям гарантировалась жизнь и сохранность их жилищ. Тактика мирного захвата оправдывала себя. По крайней мере, не было ни досадного шума, ни раздражающих воплей. Многие крестьяне и горожане, не желавшие покидать насиженные места, готовы были поверить в обещания андастанцев.

Оглядев из-за занавеси молчаливую толпу, Солнцеподобный дал знак к началу действа.

— Староста, списки, — по-галатски приказал один из некромантов.

Толстяк бочком подобрался к шеймиду и подал книгу. Тот раскрыл ее и произнес:

— Мужчины и юноши, подойдите сюда.

Никто не спешил двигаться с места. Люди недоверчиво косились на черноволосых воинов, переминались с ноги на ногу, но ни один не решался сделать первый шаг. Солнцеподобный поморщился. Можно, можно было бы действовать с помощью грубой силы. Это не составило бы шеймидам никакого труда. И даже добавило бы им энергии: некроманты подпитывались от чужой боли, страха и страданий. Но Ирияс был эстетом и не желал слушать немузыкальные вопли галатского простонародья. К тому же, все его воины и он сам после большого сражения были сыты.

— Не бойтесь, — пояснил тот же некромант, — Все мужчины и юноши должны подписать договор о том, что не станут воевать против андастанской армии. Потом мы выдадим каждому грамоту на право владения землей.

В толпе оживились: такие разъяснения были понятны крестьянам, которые дорожили своими виноградниками. Первым вперед вышел коренастый мужчина лет пятидесяти. Следом шагнули два юноши, такие же широкоплечие и невысокие — сыновья.

— Имена, — проговорил шеймид. Люди назвались, воин черкнул что-то в книге самопишущим магическим пером и указал на храм: — Сюда. Ждите.

В храм вошли еще трое, потом еще двое… поток мужчин увеличивался. Некромант, владевший галатским, встал на входе, придирчиво изучая каждого селянина и делая пометки в книге.

— Проходи… ты тоже… стой! — этот окрик адресовался худенькому подростку. — Останься. Ты еще слишком молод.

Зардевшись, мальчишка нырнул обратно в толпу. Шеймид отбраковал еще несколько человек по причине молодости либо, наоборот, старости. Когда все мужчины оказались в храме, туда же отправились несколько некромантов.

— Остальные жители, встать в очередь. Все без исключения. Мы должны вас пересчитать, — распорядился все тот же воин. — Подходите ко мне по одному.

Женщины, дети и старики, пока не видевшие в происходящем ничего страшного, послушно двинулись к шеймиду. Первой подошла красивая черноволосая девушка. В ее бархатных карих глазах дрожали непролитые слезы. Девушка отчаянно боялась захватчиков. Ирияс, продолжавший смотреть из-за шторы, усмехнулся, понимая, чего именно страшатся все молодые красавицы, и забавляясь их наивностью. Ни один некромант не станет марать себя прикосновением к низшему существу. Пролить священное семя избранного в лоно кьяфирки — преступление сродни скотоложеству. Богиня Исдес не простит такого позора.

— Она думает, что шеймиды могут обесчестить ее. Галатки слишком самоуверенны, не правда ли, мой сияющий алмаз?

Прелестное личико Роксаны сморщилось в брезгливой гримаске:

— Молю, не говори таких ужасных вещей, мой повелитель! Это вредно нашему первенцу.

— Не буду, моя трепетная, — Солнцеподобный нежно коснулся губами блестящих черных кудрей жены. — Мне жаль, что тебе приходится видеть грязных кьяфиров. Ничего, скоро все закончится…

— Я подожду, — султанша томно откинулась на подушки, — а пока не буду на них смотреть.

Между тем шеймид, спросив у красивой галатки имя, сделал пометку в книге. Потом легко, двумя пальцами, коснулся головы девушки, прошептав короткое заклинание.

— Ступай на ту сторону площади. Следующий!

Селянка, на лице которой испуг внезапно сменился выражением тихого удовольствия, послушно зашагала туда, куда было приказано. Со стороны казалось, что с ней не случилось ничего плохого. Напротив, слезы в глазах девушки высохли, а на губах расцвела счастливая улыбка. Только знаток тонкой магии, выйдя в астрал и изучив ауру красавицы, смог бы определить, что в разуме несчастной произошли необратимые перемены. Некромант выжег часть ее сознания. Не уничтожил полностью, нет — это было слишком затратно энергетически и делало людей непригодными к дальнейшему использованию. Поэтому шеймиды лишь уничтожали те центры сознания, которые отвечали за чувства, эмоции и самостоятельное мышление. У кьяфиров сохранялись инстинкты и все бытовые умения. Но исчезали способность любить, дружить, ненавидеть, думать, делать выводы и принимать решения. Проще говоря, люди превращались в послушных скотов, способных заботиться о себе и выполнять ту работу, которая им поручалась. Единственное чувство, которое некроманты оставляли своим рабам — чувство страха. Так было проще управлять стадом.

— Следующий.

Не понимая всего ужаса происходящего, селяне спокойно подходили к шеймиду, чтобы их "пересчитали". С одной стороны площади тянулась длинная вереница людей, с другой — стояла растущая группка умиротворенно улыбающегося "скота".

Уничтожение даже части сознания отнимало довольно много энергии, поэтому после десятка заклинаний некромант уступил место другому шеймиду, сам же продолжил спрашивать у селян имена и делать пометки в книге. Второй андастанец, отняв разум у нескольких жителей Верхних Виноградарей, отошел, отирая пот со лба. Его сменила молодая чародейка. По очереди некроманты расставались с силами, полученными во время битвы у Тиарин и, чтобы пополнить резерв, отправлялись в храм. Оттуда не доносилось ни звука.

Спустя два часа все было кончено. Последним подошел староста, которого признали слишком старым и толстым для нахождения в храме. Когда и его сознание было изуродовано, воин, делавший перекличку селян, подошел к паланкину и продемонстрировал книгу со списками жителей. Каждая строчка в ней была зачеркнута черными чернилами.

— Обработка окончена, Солнцеподобный…

На крыльце храма появились некроманты — их свежие лица, сверкающие глаза, энергичные движения говорили о том, что поглощение дало хорошую подпитку. Следом показались мужчины захваченной деревни. Вернее, уже носферату. Безразличные лица, тусклые глаза… Шеймиды отдали приказ — молчаливый, слышный и понятный только зомби. Выполняя его, покойники двинулись в сторону околицы, чтобы присоединиться к остальному не-мертвому войску. Пересекли площадь, проходя мимо своих жен, детей, родителей. Мертвые глаза смотрели равнодушно, не узнавая близких и любимых. Ответом были пустые взгляды и бессмысленные улыбки обработанных — им было хорошо, они не помнили мужей, сыновей и отцов.

— Я доволен. Организуйте отдых и ночлег, — уронил Ирияс.

Подозвав селян, шеймиды принялись отдавать распоряжения. Вскоре в деревне закипела работа. Подростки обихаживали коней, женщины готовили для некромантов обильный ужин, старики отправились в погреба за красным сухим вином, которым были знамениты Верхние Виноградари. Брезгливые андастанцы не захотели спать в скромных домах и, предпочтя ночевку под открытым небом, расставили вокруг площади походные шатры. В центре возвышался паланкин султанской четы.

Ужин накрыли тут же, на площади. Женщины расстелили скатерти, принесли из домов подушки, на которых уселись воины. Андастанцы с удовольствием угощались жареной бараниной и свежим хлебом, попутно воздавая должное кисловатому ароматному вину. Рабы, прислуживавшие у стола, едва успевали подносить новые кувшины. Настроение шеймидов делалось все лучше. Вспоминая забавные моменты прошедшего сражения, обмениваясь шутками, они весело хохотали. Молодые люди вдруг заметили, что девушки-воины весьма привлекательны и принялись осыпать их рискованными комплиментами. Девушки же, в свою очередь, благосклонно принимали восхищение, не утруждая себя проявлением скромности и отвечая двусмысленными репликами. Слушая их, Ирияс улыбался. И хотя правила культа Исдес не одобряли излишества в возлияниях, а уж тем более разнузданного поведения, не окорачивал разошедшихся подданных. Воинам нужен отдых, султан это хорошо понимал. А для того, чтобы вдохновлять их на новые подвиги, необходимо присутствие и одобрение лидера.

Вернувшись в паланкин, Солнцеподобный сказал жене:

— Справедливости ради, должен признать: кьяфиры умеют делать вино.

Супруга Солнцеподобного не должна показываться простым воинам, тем более сидеть с ними за одним столом. Поэтому Роксана не покидала носилок. Ужин был подан ей прямо сюда, и наслаждаться им пришлось в одиночестве.

— Да, местное вино ничуть не уступает лучшим андастанским сортам, — согласилась султанша.

— В следующем селении нужно обращать в носферату не всех мужчин, а лишь половину, — рассеянно проговорил Ирияс, удобнее устраиваясь на подушках и нежно обнимая жену. — Остальных обработать. Пусть трудятся на виноградниках и делают вино для Андастана.

Десяток шеймидов отправился в караул на окраину деревни, десяток стоял на часах по краям площади, охраняя паланкин. Несколько воинов возглавили полусотню свежих зомби и отправились с ними в лес, вырубать деревья для штурмовых лестниц и таранов. Остальные еще долго предавались веселью. Солнцеподобный отнесся к застольному шуму снисходительно, лишь наложив на занавеси паланкина заклинание тишины. Он знал, что энергии некромантов хватит не на одно сражение, а любая усталость исчезнет при новом поглощении.

Ночь окутала Верхние Виноградари теплым бархатным покрывалом. Звезды — большие, яркие, какие бывают только на юге, равнодушно-ласково взирали с неба на уснувшую деревню. Слабый ветерок нес запах цветов и травы. Отшумело веселое застолье, шеймиды разошлись по шатрам. Не спали только часовые и султан с женой. Насытившись любовью, супруги лежали, обнявшись и ведя неспешную беседу.

— Как хорошо, — томно изогнувшись, прошептала Роксана. — Эта ночь… она напоминает мне о родине…

— Да, — в голосе Ирияса слышалась улыбка, — совсем как в Андастане. Не хватает только трелей соловья в саду.

— А может быть, он поет, — мечтательно проговорила красавица. — Может быть, сейчас соловей поет, призывая свою любовь. А мы не слышим…

— Как ты романтична, любимая, — рассмеялся Солнцеподобный. — Сейчас проверим…

Мановением руки султан снял заклинание тишины, и в паланкин ворвался тоскливый, напряженный вой. Собаки, чувствовавшие магию смерти, оплакивая своих погибших и искалеченных хозяев, пели по ним поминальную песню. Остальные животные не ощутили перемен, произошедших с людьми, но псы, чуткие к человеческим страданиям, боялись того, во что превратились люди и жутко выли, не желая оставаться в деревне, отмеченной проклятием Исдес.

— Как они плачут, — с содроганием произнесла Роксана, крепче прижимаясь к своему всесильному мужу и господину.

— Да. Собаки — умные животные, — вздохнул Ирияс. — Рахшан, — не повышая голоса, добавил он, обращаясь к одному из часовых, — прикажи селянам отпустить собак. И пусть носферату их пропустят.

— Слушаюсь, Солнцеподобный, — прозвучало в сознании султана.

Псы сумеют прокормиться в этом благодатном крае. Они уйдут в леса, собьются в стаи, подобно волкам. Со временем одичают. Им не место здесь. Собаке требуется любить человека. Но как можно любить того, кто по разуму равен скоту? Нет, пусть уходят из этого царства слабоумных…

Один за другим собачьи голоса замолкали. Освобожденные псы, вырвавшись на свободу, неслись прочь от деревни. Когда последняя собачья песня оборвалась, Ирияс снова накинул на паланкин заклинание тишины.

— Вот и все, моя дивная пери. Они на свободе.

Засыпая, Солнцеподобный улыбался, как человек, сделавший доброе дело и испытывающий от этого счастье. Он был просвещенным властелином и любил животных.

* * *

— Луг в помощь, — произнес хрипловатый насмешливый голос. — Куда путь держишь?

Испуганно дернувшись, Сид обернулся, сжимая рукоять меча. Перед ним стоял худощавый высокий человек лет тридцати. Его серую форму покрывали темные пятна высохшей крови. На рукаве красовалась эмблема: клыкастый секач, угрожающе склонивший массивную голову. Новобранец знал, что на плече у незнакомца есть точно такая же татуировка. Как у брата, Велина, да возродится он в счастливое время… По имперскому закону каждый солдат обязан был сделать себе метку, говорившую о роде войск. Красиво, мужественно, патриотично. И после сражения удобно подсчитывать потери. А вот у него, Сида, татуировки, изображающей волка в прыжке, нет. Не успел сделать.

Правой рукой мужчина придерживал перекинутый через плечо эспадон. Значит, этот воин из полка имперских секачей? Наверное. Еще один выживший в чудовищной мясорубке… Прищурив рыжие глаза, человек внимательно, но без особой настороженности разглядывал новобранца.

— Ты кто? — Сид на всякий случай поднял меч, понимая, что рядом с этим спокойным, опытным воином выглядит жалко и нелепо.

— Свой, — последовал небрежный ответ.

Да, похож на своего. Но парень уже никому не доверял, поэтому переспросил, стараясь, чтобы голос звучал внушительно и жестко:

— Какой свой?

— Живой, — усмехнулся воин. — Сейчас каждый живой и не андастанец уже свой. Да не дергайся ты. Я Мих. Третья рота второго полка имперских секачей.

— Тоже сбежал?

— Не сбежал, а организованно отступил, — назидательно произнес Мих. — И продолжаю отступать. Мда…

Несмотря на то, что в словах мечника сквозила насмешка, сказанное Сиду понравилось. А чего, в самом деле? И правильно. Так и Дайнус говорил. Он отступил. Временно. Сейчас только доберется до Подпалины, посмотрит, а потом вернется в армию… Новобранец решительно шагнул, собираясь двинуться вверх по течению. Но этому воспрепятствовала рука Миха.

— Тебе не туда, — пояснил секач. — К Йенширу надо севернее забирать.

Баронство Йеншир? Сид знал этот старинный замок из красноватого камня. Он стоял на горе, гордой короной венчая земли Солнечного края. К нему вели сто ступеней, высеченных в камне.

— Нет, я домой…

— Не принимается, — узкое лицо Миха посерьезнело, в глазах больше не было насмешки. — Ты должен идти в замок. Там наши.

Сид попытался сбросить его жесткую цепкую руку, но не преуспел.

— Но мама… — по-детски пробормотал он.

Голос воина несколько смягчился:

— Ты местный? Тогда молись Лугу, солдат. Все равно ничего не сумеешь сделать в одиночку. Но ты обязан явиться на защиту замка. Иначе будешь считаться дезертиром. Ну что, пошли? — заметив, что паренек колеблется, Мих добавил: — Пойми, дурья ты башка: Йеншир — единственная наша надежда. Отстоим его — сумеем задержать некромантов. Нет — они дальше пойдут. Все равно они сначала замок штурмовать двинутся. Пока в провинции есть такая серьезная сила, не станут андастанцы по деревням гулять. Они ж не дураки — врага за спиной оставлять. Да сейчас в Йеншире беженцев полно. Может, и семья твоя уже там. Вот и защищай ее.

Семья… кто от той семьи остался? Велин сложил голову на берегу Лозинки, Сторк неизвестно где. Новобранцу отчаянно хотелось надеяться, что старший брат жив, что его полк не сражался при Тиарин. Но этого он знать не мог. Так что у Сида осталась одна мама. А у мамы — Сид. Только бы с ней ничего не случилось… Парня не пугала перспектива считаться дезертиром. Плевать. Но последние слова Миха о беженцах убедили его. Он кивнул, показывая, что согласен отправляться в замок.

— Вот и отлично! — Деловито произнес секач. — Раз ты местный, веди. И желательно какими-нибудь окольными путями, чтобы не по открытой местности.

Сид, которому здесь была известна каждая кочка, каждое деревце, уверенно зашагал вперед. По прямой до баронства было не больше восьми майлов. Если пройти через Заброшенные виноградники, добраться до Буковой рощи и обогнуть с запада Верхние Виноградари, то в полтора раза больше. К вечеру доберутся.

— Ишь ты, жалость какая, — удивился Мих, разглядывая черные иссохшие скелеты мертвой лозы.

— Заброшенные, — угрюмо буркнул Сид. — Поливать, окуривать во время заморозков некому. Вот и… дай Луг, чтобы все такими не стали, после некромантов-то.

— Не станут, — уверенно откликнулся секач, — андастанцы — народ хозяйственный. Они вон мертвяков, и то к делу приспосабливают. А уж терять такую драгоценность, как виноградники, не станут. Обратят всех жителей в зомби, и будут они работать, как прежде. Выгодно.

Представив себе покойников рядом с такой прекрасной, полной соков, лозой — символом благополучия и жизни Солнечного края, Сид внутренне содрогнулся:

— В мертвых руках и лоза умрет…

Знай парень, как Ирияс решает проблему рабочих рук, он ужаснулся бы еще сильнее.

Виноградники закончились, воины вошли под гостеприимный зеленый кров Буковой рощи. Кроны величественных деревьев тихо шумели над головами.

— Странно… — тихо проговорил Сид.

— Что? — настороженно переспросил Мих.

— Здесь всегда было много белок. Они буковые орешки любят. Как зайдешь — шум поднимают, верещат, носятся с ветки на ветку. Белки, они же заполошные. А сейчас тишина. Ни одной не слышно. И птицы не поют. А их тут тоже много…

— Или чуют запах смерти, или… — секач не договорил, лишь удобнее перехватил рукоять эспадона, прислушиваясь к каждому шороху.

Он был прав: дикие животные, более чуткие к запаху смерти, чем люди, сумели ощутить его в дыхании ветра и, напуганные появлением чего-то враждебного, непонятного, попрятались по своим жилищам. Но лес был чист, и воины беспрепятственно прошли до самых Верхних Виноградарей.

— Тут деревня рядом, в майле примерно — сказал Сид.

Мих покачал головой:

— В селения сейчас опасно соваться. Можно нарваться на андастанцев.

Подобравшись к самой опушке леса, солдаты осторожно выглянули из-за деревьев. Верхние Виноградари лежали перед ними как на ладони. Закатное солнце залило позолотой плоские крыши домов, над которыми мирно курился дымок. Казалось, деревня жила своей обычной жизнью. И Сид сначала не понял, что за темное кольцо плотным непроницаемым забором окружает селение. Грязно выругавшись, Мих процедил:

— Зомби… чтоб их… значит, прав я был: переночуют — и на Йеншир.

— Обойдем, — сглотнув вставший в горле ком, пообещал новобранец. — По лесу обогнем, в аккурат к замковой лестнице и выйдем.

— Тогда пошли. Надо торопиться.

Они добрались до баронства, когда провинция окуталась вечерними теплыми сумерками. В синем мареве старинный замок на горе выглядел тяжелым, мрачным, даже пугающим — неподкупный бессонный страж, вросший в землю Солнечного края, угрожающе нависший над провинцией. Но именно некоторая неуклюжесть, угловатость этой громады и порождали веру в то, что замок спасет, надежно укроет за монолитом толстых каменных стен, о которые разобьется любое, даже самое многочисленное войско.

К замку вели сто ступеней, вытесанных в теле горы. Ровно сто — Сид это точно знал. Не раз, поднимаясь по лестнице, он пересчитывал ее высокие, отполированные веками и ногами тысяч людей уступы. Как и все местные виноградари, он часто бывал в баронстве: приносил на продажу вино и зелень, участвовал в праздниках вина, которые четыре раза в год устраивал сам Лириан Йеншир, любивший благородный напиток.

И сейчас Сид вспомнил именно эти празднества — время веселых гуляний, когда из ближних деревень в замок спешили крестьяне, чтобы принять участие в состязании на звание лучшего винодела. Тогда лестница была заполнена нарядными людьми, несшими фляги, меха и бутыли с вином. Веселые мужчины и женщины, нарядившиеся в свои самые лучшие одежды, переговаривались смеющимися голосами, отпускали шуточки, здоровались с друзьями. И никто не обижался, если в пестрой толпе ему наступали на ногу или толкали локтем в бок.

Сейчас народу на лестнице было почти столько же, сколько во время праздников. Только вот веселья не наблюдалось. Мрачные лица мужчин, заплаканные — женщин, испуганные глаза детей. Кто-то нес с собой собранный в спешке, увязанный в узлы незамысловатый скарб, кто-то тащил корзины, наполненные запасами еды. Люди пытались двигаться быстро, многие почти бежали, нетерпеливо расталкивая других, спеша к спасению, под защиту замковых стен. Но таких быстро оттесняли назад. То и дело раздавались гневные окрики, злобная ругань. Крестьяне торопились укрыться в баронстве, способном вместить огромное количество людей.

Замок состоял из трех ярусов, расположенных ступенями. Каждый следующий пояс стен значительно возвышался над предыдущим. Нижняя стена соединяла собою пять воротных башен. За ней находилась так называемая замковая площадь, широким кольцом опоясывавшая гору. Именно там раньше проводились народные праздники и гулянья. Выше стоял пушечный ярус, предназначенный для артиллерии. Третьим был собственно замок, обиталище семьи Йеншир — мощный, с толстыми глухими стенами без окон.

Ворота башни, выходившей на лестницу, не были распахнуты настежь, они пропускали беженцев в небольшую, рассчитанную на одного человека дверцу. Широкий поток, разбиваясь об этот узкий лаз, превращался в тонкий ручеек, медленно просачивавшийся внутрь. Сид с Михом заняли место внизу, терпеливо дожидаясь своей очереди к воротам. Новобранец оглядывался, пытаясь в толпе беженцев разглядеть родное лицо. Но то ли невысокая фигура матери затерялась в бурлении людского потока, то ли Тильда не захотела уходить из родного дома, осталась ждать сыновей с войны.

В замок удалось попасть глубокой ночью. Оказавшись у дверцы, воины увидели причину, по которой движение людей было затруднено. Внутри по обе стороны от входа стояли стражники с факелами, останавливавшие каждого человека. Потом за дело принимался маг в темной мантии: он размахивал над головой беженца каким-то непонятным предметом, подвешенным на шнурке, проводил по его плечам ладонями и, устало бросив: "Порядок. Следующий", — разрешал пройти. Перед замковой площадью людей встречал лейтенант в форме имперского волка. Бегло взглянув на гостя, указывал, куда нужно двигаться: женщин и детей отправлял в замок, под защиту тройного кольца стен, мужчин — на помощь к солдатам. Увидев двух воинов, офицер отрывисто спросил:

— Кто такие? Полк?

Вытянувшись, солдаты отрекомендовались. И без того угрюмое лицо лейтенанта еще посмурнело:

— Ясно. На наружную стену. Поступаете в распоряжение капрала Нарва.

Воины поднялись на стену. Капрал нашелся сразу — молодой, невысокий и коренастый мужчина.

— С Тиарин, — вроде бы не спросил, а констатировал он.

— Оттуда, — подтвердил Мих.

— Заступаете на дежурство с моим десятком, на стену. Это под утро. Сейчас можете отдыхать.

— А где сам Йеншир? — спросил Сид.

— Нет Йеншира, — крякнул Нарв. — там же погиб, при Тиарин. И весь кавалерийский полк тоже, и большинство сильных магов. Вброд они реку перешли, хотели на султана напасть. Не вышло…

У Сида сжалось сердце: старший брат, Сторк, тоже был кавалеристом. Правда, новобранец не знал, в каком полку.

— Почти весь резерв там полег, — добавил капрал. — Так что у нас каждый воин на счету. Нас всего двести. И магов только двое осталось.

С высоты стен хорошо было видно, что в замке кипит подготовка к встрече врага. С верхних площадок башен тянулись клубы дыма: там на кострах кипела в больших чанах смола. Вокруг пушек суетились солдаты, подготавливавшие орудия к бою. На наружной стене воины так же проверяли шестизарядные "скорпионы". Между зубцами выстроились ряды глиняных кувшинов с запечатанными воском горлышками.

— Волшебники намагичили, — кивнул на кувшины Нарв. — Такая посудина запросто голову зомби выжигает. И болты для "скорпионов" они заговорили огненными заклятиями.

— Ладно, парень, пошли всхрапнем, — сказал Мих. — Чего их тут поджидать, некромантов? Никуда не денутся, придут. А кстати, на предмет пожрать нет ли чего? — этот вопрос адресовался уже капралу.

— Ступайте к кашевару, у него должно было от ужина остаться, — ответил Нарв.

Внизу недовольный кашевар, поворчав для приличия, сунул воинам по миске остывшего, но наваристого кулеша. Насытившись, солдаты отправились в казармы, прилепившиеся к пушечной стене. Мих тут же отыскал два свободных топчана и улегся.

— Отдыхай, — посоветовал он Сиду.

— Я потом, — пробормотал новобранец, вышел наружу и двинулся к воротам.

— Чего тебе? — мельком взглянув на парня, спросил офицер, встречавший беженцев.

— Родню ищу…

— Местный, что ли? — покосился лейтенант. — Ну, стой тогда…

В руках стражников горели факелы. Под их пляшущим светом Сид вглядывался в угрюмые, испуганные лица людей в надежде увидеть хоть одного односельчанина. И когда ночь перевалила за вторую половину, ему повезло.

— Сид? Сид Велли? — молодой черноволосый мужчина, поддерживавший перекинутое через плечо коромысло, с которого свисали тяжелые корзины, свободной рукой хлопнул солдата по спине. — Как возмужал-то, даже не узнать, значит!

— Лесин! — обрадовался парень, узнав в беженце соседа, жившего через два дома.

Рядом с Лесином стояла красивая дородная женщина, державшая на руках завернутого в одеяло младенца. За юбку ее цеплялся хмурый мальчик лет пяти.

— А я вот… — вздохнул сосед. — С семьей, значит, сюда. Спасаться, значит.

— Не задерживаться! — гаркнул лейтенант. — Не толпиться! Женщина с детьми — в замок, мужчина — к капралу Нарву!

Жена Лесина тихо охнула.

— Сейчас, устрою семью, и вернусь, значит, — сказал Лесин, выразительно покачивая коромыслом.

— Погоди, — Сид пошел вслед за мужчиной, — ты мою мать видел? Она здесь?

— Не знаю, — сосед растерянно покачал головой, — не встречал.

— Тетушка Тильда отказалась из дому уходить, — вмешалась его жена, на ходу укачивая хнычущего ребенка. — Так и сказала: нет мне ходу отсюда. Буду дожидаться сыновей, а Луг милостив.

Сид тихо выругался.

— Так приезжал же к нам некромант, — словоохотливо продолжила женщина, — Красивый такой, в черной одежде. Говорил, не тронут они никого. Мол, оставайтесь в своих домах и ничего не бойтесь.

— А я не поверил, — подхватил Лесин. — Войско-то у них, говорят, из зомбей. А зомбей они откуда берут, значит? То-то вот…

— Ну, а тетушка Хильда может, поверила. Сколько мы ее ни уговаривали, сколько ни просили — нет, говорит, буду сыновей ждать, с места не сдвинусь. И Хелена с ней осталась. Семья ее ушла, а Хелена отказалась. Велина ждет.

— Не дождется, — хрипло, с трудом выговорил Сид.

— Ой, Луг милосердный, — запричитала женщина. — Ой, горе-то какое! Велин…

— Да возродится он в счастливое время, — тихо заключил Лесин, подходя к воротам.

Сид, узнавший все, что хотел, побрел к казармам. На ощупь нашел свободный топчан, улегся. Усталое тело ныло, требуя отдыха. Но сон не шел. Матушка осталась в Подпалине, ждать сыновей. Дождется ли? Что сделают с ней некроманты? Сид сжимал в темноте кулаки, до боли стискивал зубы клянясь страшно отомстить, если… Что если, он и сам не знал. Да ему и так хватало поводов для мести.

Перед рассветом ему удалось уснуть — тяжело, мутно, без сновидений. А в полдень грянуло сражение.

* * *

— Он красив, не правда ли, моя пава? — произнес султан.

Замок из красноватого камня, позолоченный полуденным солнцем, огненной короной высился на холме.

— Он выглядит неприступным… — вздохнула Роксана.

— Для моей армии нет неприступных крепостей, — ласково улыбнулся Солнцеподобный. — Сейчас я тебе это докажу…

Одно отрывисто произнесенное слово — и шеймиды, выстроившись в ряд, хором выкрикнули молитву Исдес. Их руки одновременно взметнулись в резком жесте, словно маги что-то отбрасывали от себя. Заклятия, полившиеся с ладоней, переплетались друг с другом, скручивались в тугой ком, пульсировавший мощной, ощутимой энергией. Налившийся тяжестью волшбы шар поплыл к горе — сначала медленно, затем все быстрее, быстрее, и на бешеной скорости врезался в незримую защиту замка. Мгновенная синяя вспышка возвестила о падении магического щита.

— Вот видишь, любимая, как все просто, — удовлетворенно заметил султан. — Теперь дело за носферату.

Краткий приказ, молчаливо повторенный некромантами — и огромное войско растянулось, заключая замок в кольцо. Носферату, тащившие лестницы и тараны, двинулись на приступ. Ирияс принял решение атаковать баронство со всех сторон. Благо, количество зомби это позволяло.

Черные волны накрыли холм, захлестнули до самого верха. Со стен слаженно ударили пушки, выплевывая ядра в копошащийся на склонах поток не-мертвых. Бреши, образовавшиеся в плотном покрывале, тут же затянулись, закрылись телами других носферату. Пушки стреляли снова и снова, но не могли даже на мгновение остановить катящиеся наверх волны.

В толпы неупокоенных полетели болты "скорпионов". Попадая в зомби, они вспыхивали магическим пламенем, которое тут же охватывало носферату и за считанные секунды сжигало их дотла. Но разве могли эти капли огня соперничать с целым морем мертвых тел?

— Солнцеподобный, — вкрадчиво обратился к султану Рахшан. — Разрешишь ли ты шеймидам принять участие в штурме?

Ирияс ненадолго задумался. Главнокомандующий галатского войска и хозяин этого замка мертв. Но порой древние стены оказываются даже коварнее, чем их обитатели. Вспомнив о том, сколько ловушек таит его собственный дворец, Солнцеподобный мечтательно улыбнулся. Если вдруг случится невозможное, и в Андастан придут враги, ни один воин, осмелившийся войти в султанскую резиденцию, не выйдет оттуда живым.

— Нет, — твердо произнес он. — Штурм — опасное развлечение, а я дорожу каждым своим воином. Передай остальным, шеймиды не будут входить в замок. Подождем, когда носферату возьмут его, и двинемся дальше, в глубь провинции.

— Но заготовки…

— Заготовок для войска наберем в деревнях. Все, кто находится в замке, должны быть уничтожены. И, Рашхан… я разрешаю носферату охотиться. Пусть войско насытится.

* * *

Синий всполох был настолько ярким, что на несколько секунд Сид почти ослеп. Казалось, совсем рядом с ним ударила молния. Стоявший рядом молодой маг злобно выругался.

— Что это? — пробормотал новобранец, протирая слезящиеся глаза.

— Что-что! Защиты у нас больше нет! — прорычал волшебник. — Клятые некроманты, гореть им во мраке синим пламенем, щит грохнули!

— А починить? — глупо спросил Сид.

— Починить… деррревня! — взъелся маг. — Некому чинить, мало нас, да и уровень не тот, — и вдруг, растеряв всю злобу, хрипло прошептал, указывая вниз: — Храни нас Луг… сколько же их?

Сид с ненавистью и отвращением смотрел на колышущуюся темную массу, покрывавшую склоны. Ни пушки, ни многозарядные станковые арбалеты, стрелявшие намагиченными болтами, не могли даже проредить это бесконечное воинство.

Поток не-мертвых достиг стен. Вверх взметнулись длинные лестницы, много лестниц. Десятки носферату поддерживали их у основания, делая почти незыблемо устойчивыми, как бы образовывая своими телами фундамент, первую ступень. Прямо по их головам карабкались другие твари, споро взбирались по деревянным перекладинам. Напротив башен войска расступились, пропуская отряды с таранами. Атаке подверглись сразу все ворота замка. Створки содрогались от мощных ударов.

— Толкай! — заревел капрал Нарв.

Стоявшие между зубцов крестьяне уперли рогатины в лестницы и изо всех сил принялись отталкивать их от стены. С помощью тех же орудий спихивали вниз успевших перепрыгнуть зомби.

— Смолу!

На площадках башен воины перевернули котлы с кипящей смолой. Бурлящая черная жижа ринулась по металлическим желобам, проложенным между камнями, к торчавшим на стенах полым головам горгулий. Уродливые оскаленные пасти изрыгнули на зомби испепеляющие струи. Смола выжигала тварям глаза, съедала плоть до самых костей, застывала на лицах, превращая их в омерзительные маски. Ее потоки не успели иссякнуть, как защитники водрузили на огонь новые котлы.

— Кувшины кидай!

В носферату полетели глиняные посудины, содержавшие зелье, воспламенявшееся от удара. Огонь, вырывавшийся из кувшинов, которые разлетались мелкими черепками, превращал зомби в пылающие факелы.

— Мало, — сквозь зубы процедил Мих, вглядываясь в бушевавшее под стенами море из мертвецов.

Этого действительно было ничтожно мало для штурмующего замок несметного войска. На место одного уничтоженного носферату вставали несколько новых, и не было этому конца. И спасения не было.

— Камни!

Заскрипели лебедки, поднимая на стены огромные круглые валуны. Несколько защитников, кряхтя, подкатывали их к специальному желобу, и толкали вниз. Эти снаряды, разгоняясь на гладком желобе, с большой скоростью влетали в строй врага, проутюживали тела тварей, погребая под собой сразу по трое-четверо, и еще стольким же ломая конечности.

Замок Йеншир был похож на пробудившийся вулкан. Лавой лилась кипящая смола, осыпаясь искрами, разрывались огненные кувшины, яркими звездами вспыхивали магические арбалетные болты — стены, лестницы, тараны, зомби — все было охвачено жарким убийственным пламенем. И все же андастанское войско продолжало наступление. Лестницы и тараны пылали, но их дерево, защищенное магией некромантов, выдерживало, не рассыпалось серым прахом. Носферату, не умевшие чувствовать боль, по-прежнему карабкались вверх, таранили ворота.

Зомби поднимались по лестницам, прыгали на стены. Тварей было так много, что защитники просто не успевали скидывать их вниз. Даже когда удавалось оттолкнуть лестницу, упавшие с нее носферату поднимались и снова приставляли ее к стене. Вскоре между зубцами завязалось ожесточенное сражение.

Дело осложнялось тем, что замок, стоявший на горе, был доступен для атаки со всех сторон. Все пять ворот сотрясались от ударов, стены кишели живыми мертвецами. А людей было слишком мало.

Сид сжимал меч, сосредоточенно ожидая момента, когда нужно будет вступить в драку. Страха не было, сомнений тоже. Остались лишь ярость и омерзение. Каждый вспыхнувший зомби, каждое обезглавленное тело наполняли душу злобным ликованием. И когда навстречу новобранцу прыгнул черноволосый носферату, вооруженный кривой саблей, Сид с мрачной радостью принял бой. Парировав удар так, что клинки заскрежетали друг о друга, парень изо всей силы пнул мертвеца в живот. Удар заставил зомби пошатнуться. Мгновение тварь балансировала на краю стены, но новый пинок скинул ее вниз.

Неподалеку размахивал двуручником Мих. Широко расставив ноги, он стоял между зубцами, без устали снося зомби головы. Он действовал размеренно, словно дровосек за работой, на вдохе поднимая эспадон, на выдохе — опуская его. Каждый взмах мощного оружия уменьшал андастанское войско на одного не-мертвого солдата. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что Мих абсолютно хладнокровен — так расчетливо было каждое его движение. Но в глазах воина жила ненависть — всепоглощающая ненависть к захватчикам. Здесь, на охваченной пламенем стене, среди воплей и грохота, он сражался с яростью демона войны. И не слышал треска, возвестившего о том, что восточные ворота сломаны.

Носферату удалось пробить одну из кованых створок тараном насквозь. Стремясь закрепить успех, зомби снова и снова ударяли рядом с поврежденным местом. Искалеченная створка покосилась, дыра в ней делалась все шире.

— Крепи ворота! — заорал лейтенант, отвечавший за оборону восточной башни. — За подпорками!

Крестьяне, вместе с солдатами стоявшие на защите ворот, ринулись в подвал башни, где хранились бревна для укреплений.

— Раск! — приказал лейтенант. — Твои ребята — на вылазку!

— Есть! — откликнулся смуглый бритоголовый капрал, чей десяток отправляли на убой. — К галерее, за мной! Сай, Вик, освободить лаз! Живее, демоны!

Над восточной галереей скрывался один из потайных ходов, предназначенных для вылазок. Приставив к стене лестницу, воины по очереди исчезали в камне, словно растворяясь в нем.

Очередной мощный удар сотряс ворота, и на створке появилась новая брешь.

— Быстрее, задери вас Хайнира! — рявкнул лейтенант, адресуясь то ли к десятку Раска, то ли к селянам, устанавливавшим подпорки.

Последний солдат скрылся над галереей. Последовал еще один сильный толчок в ворота, и удары прекратились.

— Скорее, скорее! — поторапливал лейтенант, осознавая, что эта тишина установилась совсем ненадолго, и скоро на створки обрушатся новые атаки.

Тем временем десяток капрала Раска совершал невозможное, держа оборону против всего андастанского войска. Первыми из потайной двери, замаскированной под камень, выбрались на небольшой уступ Сай и Вик — самые опытные воины десятка. Словно два хищных зверя, они бесшумно спрыгнули прямо на головы зомби, таранивших ворота. Быстрота и внезапность нападения помогли отыграть у врага драгоценные секунды. Прежде чем носферату добрались до них, солдаты успели изрубить немало тварей, освобождая место для своих товарищей. Следом с уступа соскочили остальные воины и встали шеренгой перед воротами.

Не было ни приказа, ни ободрительной ругани Раска — на них не хватило бы времени. Да солдаты в этом и не нуждались. Каждый из них знал цену своей жизни и смерти, понимал, что обменивает их на мгновения — такие короткие, и такие значительные, необходимые товарищам в замке, чтобы забаррикадировать поврежденные ворота. И каждый старался сделать так, чтобы эти секунды сложились в минуты, давая фору защитникам баронства.

Клинки неустанно рубили мертвую плоть, покрывались черной слизью, лившейся из жил зомби. Девять воинов сдерживали огромную толпу тварей. На какое-то короткое время поток носферату замедлился, почти остановился, словно испугавшись такого яростного отпора. Первые ряды зомби падали под мечами солдат, на их место становились новые — казалось, это сражение никогда не кончится. Но замешательство длилось недолго. Будто река, вышедшая из берегов и прорвавшая плотину, не-мертвая армия ринулась вперед, подминая под себя замешкавшихся покойников, искромсанные галатцами тела и бесстрашных солдат.

Волна накатила, ударила в ворота и разочарованно схлынула, оставив на земле изуродованные останки. Десяток Раска выполнил порученную миссию и одержал собственную победу над андастанской армией. Защитники успели укрепить створки.

А на стенах продолжался бой — жестокий, окутанный дымом, опаленный огнем, бесконечный и кровавый. Красные камни, красное пламя, красная кровь — картина, достойная кисти безумного художника.

Мих по-прежнему крепко держался на ногах, расчищая пространство перед собой клинком двуручника. Пот стекал по его лицу, смешиваясь с копотью и сажей, одежду покрывали потеки крови и черной жижи, в глазах плясало бешенство, придавая еще больше сходства с демоном мрака. По обе стороны стены валялись груды изрубленных Михом зомби, а мечник, словно для него не существовало ни боли, ни усталости, продолжал размахивать эспадоном.

Сид, не обладавший ни силой, ни опытом старшего товарища, тем не менее умудрялся держаться. Не особенно надеясь на умение фехтовать, он ловко уворачивался от зомби, сталкивал их со стены, отшвыривал тварей пинками, бросал в них воспламеняющиеся кувшины. Но если бы новобранец мог посмотреть на себя со стороны, он бы очень удивился, поняв, что и мечом орудует уже вполне уверенно. Только вот анализировать собственные действия и радоваться приобретенным навыкам времени не было. Мертвяков не становилось меньше, их натиск делался все мощней. А защитники гибли один за другим. Люди стояли до конца, сражались сколь истово, столь и безнадежно — просто потому что понимали: отступать некуда, а капитуляция повлечет за собой вещи гораздо более страшные, чем смерть в бою.

Напрасно ли капрал Раск и его десяток пожертвовали собой? Ворота, которые они отбили от зомби, держались еще долго. Но створки северных ворот не выдержали напора и были снесены тараном. Не-мертвые прорвались в замок, сметая защитников, заполнили площадь, ринулись на стены.

Йеншир взят! Сид понял это, лишь когда увидел зомби, поднимавшихся на стену по галереям внутренней стороны.

— За мной! К цитадели! — крикнул капрал Нарв, швыряя в тварей несколько кувшинов подряд.

Он подхватил из рук упавшего солдата ярко пылающий факел и спрыгнул на галерею. За ним последовали еще несколько воинов. Орудуя одновременно мечом и факелом, капрал пробивал себе дорогу вниз.

— Пошли, чего встал?

Толкнув Сида в плечо, Мих тяжело сверзился со стены прямо на головы покойников. Сломав при падении шеи паре зомби, мечник широко взмахнул эспадоном и принялся рубить не-мертвых, пробираясь вниз. Сид спрыгнул сразу за ним и двинулся следом, пятясь, отбивая атаки сзади и прикрывая спину товарища. Остальные солдаты тоже покинули стену, защищать которую стало бессмысленно. Большинство, угодив под клинки зомби, не сумели выбраться и были изрублены на месте. Но некоторым все же повезло, и они упорно пробивались вниз.

То ли Мих был воистину великим мастером меча, то ли Луг милосердный, взглянув на воинов из Счастливых долин, решил даровать им капельку удачи, но солдатам удалось спуститься по галереям вниз. Здесь все было еще хуже: площадь и узкие замковые улочки наполняли толпы мертвяков. Отчаянно работая мечами, люди, сумевшие выжить, пробрались друг к другу и сбились в небольшой отряд из восьми человек. Одним из них был раненый в плечо капрал Нарв. Но воин не собирался сдаваться.

— Туда, — проорал он, указывая на приземистую каменную пристройку, неуклюже прилепившуюся к пушечной стене. — За мной!

Солдаты двинулись за ним. Рассудив, что воин из охраны замка, изучивший каждый его уголок, лучше знает, куда идти, Мих с удвоенной силой замахал двуручником, прорубая просеку в толпе не-мертвых тел. В паре шагов от него отбивался от зомби Сид.

До невысокого домика дошли шестеро. Вопреки ожиданиям, Нарв не стал заходить в пристройку, а обогнул ее. За низким зданием оказалось еще одно, почти такое же. Расстояние между ними составляло не более двух локтей. Туда, в эту щель, и направился капрал. Отряд очутился в каменной ловушке: с обеих сторон поднимались стены пристроек, впереди вздымалось тело горы, из которого вырастала пушечная стена, а позади лежала площадь, наводненная не-мертвыми тварями. "Зачем же он нас в тупик завел?" — вяло удивился Сид.

— Животы втянуть, — сказал Нарв, подходя вплотную к камню горы, — и за мной.

С этими словами капрал словно провалился сквозь боковину правого строения. За ним последовали остальные. Когда очередь дошла до Сида, он наконец разглядел, что между пушечной стеной и зданием имеется зазор, в котором и исчезали солдаты. Обдирая спину и живот о шершавый камень, новобранец боком пробирался вслед за остальными. Выведя отряд в следующий переулок, в точности похожий на первый, Нарв, стискивая зубы от боли в ране, потребовал:

— Ну-ка, ребята, подсобите.

Двое воинов, по приказу капрала, открыли спрятанную между двумя камнями тугую дверцу. За ней открылся узкий темный лаз, по которому мог проползти человек.

— Вперед! — отрывисто бросил Нарв, кивая стоявшему ближе всех солдату.

Тот залез в нору и пополз. Судя по громкому пыхтению, это ему удавалось с трудом. Тем не менее, вскоре воин полностью скрылся в дыре, а минуту спустя оттуда раздался его голос:

— Порядок!

— Следующий! — приказал Нарв.

По одному воины ныряли в отверстие, проползали вверх несколько локтей по темной каменной кишке и вылезали из дыры под пушечной стеной. Капрал выбрался последним, огляделся и произнес:

— Закрыть лаз.

Неподалеку валялся круглый валун из тех, что защитники крепости спускали по желобам во врагов. Солдаты перекатили его на отверстие.

— Так, — начал было Нарв, но его слова потонули в грохоте и скрежете.

Зомби таранили обитые сталью ворота пушечного яруса.

— В замок! — скомандовал капрал. — Надо вывести людей.

Поднявшись по лестнице к цитадели, возносившейся над двумя стенами на самой вершине горы, воины забарабанили в ворота.

— Открывай, свои! — орал Нарв, дергая за веревку небольшой, но звонкий колокол, висевший над входом.

Наконец в створке открылось крохотное, не больше квадратного дайма, зарешеченное окошечко, и на пришельцев уставился чей-то подозрительно прищуренный глаз.

— Чего надо? — неприветливо вопросил привратник. — Кто такие?

— Илайя, ты чего, своих не признаешь? — разозлился капрал. — Открывай давай!

— До особого распоряжения не велено, — упорствовал страж. — Мало ли, сегодня свой, завтра — мертвяк ходячий.

— Да чье распоряжение, когда все офицеры полегли? — взревел Нарв. — Ты у меня сейчас сам мертвяком станешь! — и завернул столь замысловатое и звучное ругательство, что Мих, несмотря на серьезность момента, восхищенно крякнул и попросил повторить.

— Ну, так только живой Нарв благословить может! — хохотнули за воротами, и створки распахнулись.

Привратник оказался немолодым, бородатым воином. Впустив солдат, он поспешил запереть ворота. Сид заметил, что Илайя прихрамывает на правую ногу. Барон Йеншир, известный не только любовью к рискованным выходкам, но и справедливым отношением к солдатам, набирал привратников и охрану замка из отслуживших свой срок, одиноких раненых воинов. Тем самым он обеспечивал им кров и приличное жалование.

— Где женщины и дети? — требовательно спросил капрал.

Войдя в огромный мрачноватый зал, освещавшийся висевшими на стенах факелами, Сид невольно огляделся. Он несколько раз приходил в баронство, но в центральной цитадели, служившей жилищем семье Йеншир, ему бывать не приходилось. Новобранца несколько разочаровали голые каменные стены, сквозняки, гулявшие по замку, гулкое эхо, отзывавшееся на каждый шаг и прятавшаяся по углам темнота, словно щупальца, вытягивавшая по полу причудливые тени. Он представлял себе внутреннее убранство замка как-то по-другому, думал, что здесь царят уют и тепло. А сейчас видел перед собой то ли казарму, то ли донжон.

— Так где крестьянки? — повторил Нарв.

— Мы их разместили в нижнем зале, у входа в подвал.

— Приготовились, значит? Правильно, — кивнул капрал.

Нижний зал в точности копировал тот, из которого спустились солдаты. С тем лишь отличием, что здесь ощущался запах сырости. Несмотря на начало месяца Дадды, всегда отличавшегося жарким солнцем, здесь было прохладно.

В зале огромным табором расположились беженцы. Кто-то спал, подстелив под себя кошму и завернувшись в плащ, кто-то перекусывал, опустошая корзинку с запасами. Неспешно беседовали между собой старики, дети постарше бегали по залу, играя в догонялки, и их веселый визг оглушительным эхом отражался от каменных сводов. Малышей матери держали на руках, кутая в одеяльца, чтобы холод замка не обернулся для них простудой. Красивая молодая женщина, сидевшая на самом краю этого лагеря, кормила грудью младенца. Поймав взгляд Сида, юная мать одарила юношу печальной, слегка смущенной улыбкой. Новобранец покраснел и опустил глаза.

— Сейчас поведем? — деловито осведомился Илайя. — Или погодим?

— А чего годить? — недобро усмехнулся Нарв. — Замок, считай, уже взят. Сейчас вот пушечную стену штурмуют. Еще немного — и сюда постучат.

Словно подтверждая его слова, по замку раскатился грохот — зомби добрались и до цитадели. Крестьянки отозвались заполошными причитаниями, им вторил плач детей, напуганных не столько ударами в ворота, сколько страхом в голосах матерей.

— А ну тихо! — рыкнул капрал, и эхо послушно повторило его слова.

От неожиданности женщины примолкли и принялись успокаивать детей.

— Сколько их тут? — спросил Нарв.

— Чуть больше шести сотен, если считать и детишек.

— А сколько у вас людей?

— Четверо калек, вместе со мной, — с усмешкой проговорил привратник.

— Да нас шестеро. Мало. Ты подземелье-то хорошо знаешь?

— Как собственную комнату, — заверил Илайя.

— Тогда пошли, надо поторапливаться. Слушайте меня, — негромко, но внушительно произнес капрал, обращаясь к крестьянам. — Сюда идут зомби. Нам нужно спуститься в подвал. В подземелье есть выход наружу. Если повезет — даст Луг, сумеем выбраться. Все понятно?

Женщины, торопливо собирая пожитки, согласно закивали. Первая паника, вызванная приближением врага, уступила место желанию спасти детей и себя. Среди крестьянок, привыкших к тяжелому труду, неженок и трусих не водилось.

— Слава Дадде, а то уж я боялся… — прошептал Илайя. — Как по мне, лучше уж в честный бой, чем с бабами договариваться.

— Ничего. Лишь бы в подземелье не запаниковали, — ответил Нарв. — Там не справимся.

Капрал наглядно доказал, что хороший командир может руководить не только солдатами. Главное — заставить себя слушаться. И слушать. Привратники принесли несколько охапок просмоленных факелов и принялись раздавать старикам и женщинам, у которых на руках не было детей.

— Парнишки и девчонки, кто постарше, тоже возьмите. И не один, а с запасом, — командовал Нарв. — Детишек, которые сами идти могут, держите за руки, не отпускайте от себя. Первым идет Илайя, за ним — ты и ты с факелами. Все остальные — стройтесь. Стройтесь, я говорю, а не притесь тупым стадом! Не толпиться, держаться за проводником, в стороны не отходить. Все ясно? Мы пойдем замыкающими.

— Господин офицер, — к Нарву подошла пышногрудая смуглая женщина, в которой Сид узнал жену Лесина. В руках у нее был кусок чистого полотна, оторванный, очевидно, от подола нижней рубахи, и фляга с водой. — Давайте я вас перевяжу. А то вон одежа-то вся уже кровью пропиталась.

Она помогла капралу освободиться от кольчуги, быстро и ловко стянула с него поддоспешник и рубашку, промыла рану. Достав из кармана небольшой флакончик, плеснула на окровавленную плоть. Нарв зашипел сквозь стиснутые зубы.

— Терпите, господин офицер. Это чистый винный спирт. Зато чернокровия не случится.

Молодуха аккуратно перевязала плечо. И только после этого, с надеждой заглядывая в глаза, робко спросила:

— Господин офицер, скажите, а там… кто-нибудь еще выжил?

Нарв, избегая ее отчаянного, полного мольбы взгляда, неохотно проговорил:

— Нет. Зомби всех перебили.

Пряча слезы и закусив губы, чтобы не разрыдаться в голос, женщина быстро отошла туда, где ее ждали дети.

На удивление, капралу быстро удалось навести порядок.

— Факелы поджечь! Вперед! — приказал он.

В дальнем углу зала прятался в тени провал арки, из которой вниз уходили каменные ступени. Под рукой привратника скрипнула дверь, ведущая в подвал. Вслед за Илайей люди исчезали в темноте подземелья. Воины прикрывали их уход, держа наготове мечи и прислушиваясь к грохоту тарана. Последним спустился Нарв, запер дверь на тяжелый засов.

Подземелье дохнуло на людей спертым тяжелым воздухом. Свет факелов выхватывал из темноты поросшие плесенью дубовые двери, низкие арки, стены, покрытые лишайником и холодной испариной. Где-то звонко капала вода, и падение каждой капли, усиленное эхом, заставляло женщин пугливо вздрагивать.

— Не отставать! — повторял Нарв, торопя крестьян. — Держаться друг за другом.

Илайя уверенно вел людей по извилистым переходам. Коридоры то сужались настолько, что идти приходилось гуськом, то расширялись, перетекая в просторные залы. Подземелье было так велико, а ходов в нем так много, что человек, попавший сюда впервые, непременно заблудился бы этих хитросплетениях.

Где-то позади раздался громкий треск, и чрево подземелья наполнилось топотом множества ног, лязгом оружия. Только вот человеческих голосов не было слышно: преследователи двигались молча. Зомби не умеют разговаривать.

— Быстрее, быстрее, задери вас Хайнира, — свистящим шепотом подгонял капрал.

Но толпа, по большей части состоявшая из пожилых людей и женщин с детьми, не могла идти быстрее. Уставшие, измученные страхом дети хныкали и спотыкались. Сиду очень хотелось взять одного из семенящих рядом с матерями малышей на руки, успокоить, донести до выхода из подвала. Однако он подавил в себе порыв жалости: воин не должен быть связан в движениях. Сейчас, когда зомби шли по пятам, нападение могло последовать в любой момент.

Громко заплакал ребенок.

— Тише! — шикнул Нарв, — Они нас ищут. На звук идут.

Прошло еще несколько томительных минут, а может, часов. Высеченные в горе катакомбы уходили все глубже. Было страшно двигаться вперед, зная, что зомби разбрелись по тоннелям и переходам в поисках людей, и в любой момент могут догнать или выскочить навстречу. Толпа молчала, в подземелье раздавалось только тяжелое прерывистое дыхание и топот ног. Казалось, звук шагов доносился со всех сторон, и уже неясно было, то ли это проделки эха, то ли действительно мертвецы преследуют живых по пятам. Даже дети, проникнувшись ужасом происходящего, перестали плакать. Воины напряженно вглядывались в подступавшую со всех сторон темноту — густую, вязкую, враждебную. Сиду все время чудились шевелящиеся в ней силуэты, и он крепче сжимал рукоять меча, готовясь дать отпор прячущимся во мраке тварям.

Впереди взвился неистовый крик, зазвенел на самой высокой ноте и оборвался, сменившись удаляющимся бульканьем: словно кто-то захлебываясь в собственной крови, убегал прочь. Через мгновенье подземелье заполнилось истошным женским визгом. Выругавшись, один из солдат рванулся в голову колонны.

— Сохранять спокойствие! — заорал Нарв, — Продолжайте двигаться!

Вернувшийся воин доложил:

— Зомби. Один. Напал на женщину. Перерезал ей горло и утащил в боковой коридор.

— Вперед, вперед, — выкрикивал капрал, уже не заботясь о тишине и стараясь голосом заглушить жадное чавканье, доносившееся из темноты.

Кто-то жалобно плакал, кто-то вслух молился Лугу. Солдаты, не имевшие возможности защитить всех, распределились вдоль колонны. Но вскоре еще один крик боли оповестил о новом нападении. На этот раз тварей было несколько. Воины успели изрубить двух зомби, остальные скрылись с добычей. Старик и девочка-подросток.

— Долго еще? — спросил Нарв.

— Мы примерно на полпути, — ответил Илайя. — Но зомби двигаются не в пример быстрее. Так что могут найти выход и ждать нас там.

— Вперед! — выдохнул капрал.

Извилистые тоннели, похожие на ходы, прорытые огромными червями, перекрещивались, пересекали друг друга, ответвлялись и расходились в стороны. В любом из них могли прятаться поджидающие добычу твари. Дрожащие крестьяне брели по катакомбам, словно стадо на убой, и как овчарки, охраняющие их от хищников, рядом шли солдаты. Душу Сида переполняла бессильная злоба. Они, воины, призванные защищать мирных жителей, просто физически не могли спасти всех! Не в силах были сберечь стадо…

Еще один крик, и еще. Уродливые тени, мелькающие в свете факелов. Твари, нападающие отовсюду, словно шакалы. Хватающие, убивающие, пожирающие человеческую плоть. Нападения участились. Воины метались вокруг колонны, сражались и уничтожали врагов. Но зомби из-за малочисленности избегали прямых столкновений, убивая беззащитных женщин и детей и утаскивая свои жертвы в тоннели.

Колонна еще долго двигалась через этот кошмар, теряя людей, отбиваясь от голодных тварей. Наконец люди вошли в громадный круглый зал, из которого тянулись многочисленные нити тоннелей. Здесь почему-то не было зомби, и пересечь зал удалось без приключений.

— Скоро, скоро уже выход, — ободрительно произнес Илайя, подходя к очередной арке, — еще три…

— Берегись! — завопил Мих, стремительно срываясь с места. — Сверху!

Сид поднял факел, взглянул вверх и увидел то, о чем предупреждал секач. На узком карнизе, выступавшем над аркой, примостился зомби, словно огромный паук, поджидающий свою жертву. Привратник отшатнулся, собираясь отскочить в сторону, но хромота помешала двигаться достаточно быстро. Мертвяк прыгнул на него и вонзил в шею кинжал. Мих, эспадон которого снес твари голову, опоздал всего лишь на краткий миг. Илайя медленно опустился на каменный пол. Мечник склонился над ним, быстро осмотрел и печально покачал головой: не жилец… Из пробитой артерии, заливая плечи и грудь, пульсируя, толчками вырывалась кровь. Привратник дернулся, в горле его забулькало. Мих приподнял его выше, пытаясь облегчить страдания старого воина.

— Три… поворота, — с трудом выдохнул Илайя. — Каждый… третий… Все время… налево… потом прямо… Свон знает, он доведет…

Тело несчастного содрогнулось в последней агонии, и душа отправилась в Счастливые долины.

— Оставь его. Нужно идти, — сказал Нарв.

— Плоховато я помню подвалы-то, — словно оправдываясь, произнес пожилой охранник по имени Свон.

— Слава Лугу, он успел указать дорогу, — кивнул капрал. — Доберемся.

Сид очень сомневался, что колонне удастся выбраться из подземелья. Слишком уж запутанными и многочисленными были переходы. А учитывая то, что они кишели голодными тварями, задачу можно было считать невыполнимой.

Словно в подтверждение правильности этой мысли, в одном из ответвлений зашевелились неясные тени. Вскоре в зал вошли зомби — целый отряд, не меньше двух десятков. Они не торопились нападать и изучающе разглядывали людей, словно прикидывая соотношение сил. Крестьяне медленно пятились, уступая место воинам, готовым как следует угостить сталью незваных гостей.

— Плохи дела, — не сводя глаз с противника, сквозь зубы процедил Мих. — Справа…

Еще один тоннель наполнился тенями, которые, сгустившись, превратились в не-мертвых. Несколько десятков.

— А теперь слева… — спокойно сообщил Мих.

Из коридоров выскакивали все новые твари. Скоро их уже стало около сотни. Они медленно обходили колонну, рассредоточиваясь так, чтобы взять людей в плотное кольцо. "Пропали", — понял Сид. Шакалы собирались устроить даже не охоту на беззащитное стадо — кровавую бойню. А овчарок было мало…

За спиной раздался скрежет ключа, поворачиваемого в несмазанном замке, следом кто-то выкрикнул:

— Сюда! Отходите сюда!

Сид резко обернулся. Свон стоял возле распахнутой широкой двери, от которой зомби еще не успели отрезать колонну. Толпа качнулась в сторону спасительного входа.

— Заходите по очереди! Без паники! Тому, кто устроит давку, сам башку снесу, — рыкнул Нарв.

То ли угроза сделала свое дело, то ли женщины подобрались не робкого десятка, но затора в дверях не образовалось. Подхватив детей, селянки по трое — четверо вбегали в помещение, отпертое стражем. Воины прикрывали их отход.

Сообразив, что добыча сбегает из ловушки, и уничтожить всех людей сразу уже не получится, зомби молниеносно атаковали. При этом они не стремились сразиться с воинами. Твари осознанно нападали на самых беззащитных, хватали, убивали и утаскивали в темноту тоннелей. Солдаты уже не старались уберечь всех, понимая, что, бегая от одной жертвы к другой, ничего не выиграют. Каждый из них, не обращая внимания на крики женщин и детей, врубился в толпу мертвяков, не веря, что останется в живых и стараясь забрать с собой как можно больше тварей. Зомби неохотно принимали бой. Их главной движущей силой был голод, основной целью — его утоление, а воины являлись досадной помехой на пути к насыщению. В сражение покойники вступали, только если нельзя было его избежать. Именно поэтому погибли только двое пожилых воинов из охраны замка. Остальные были еще живы, тогда как количество зомби уменьшилось примерно на четверть.

— Отступаем! — прозвучал приказ Нарва.

Пятясь, солдаты отходили к двери зала, в котором скрылись крестьянки. Те твари, которым не досталось добычи, рванулись вперед, но воины, встав в шеренгу, сумели отбиться и заскочить в помещение. Свон забегал последним. В этот момент один из зомби, совершив отчаянный прыжок, сбил охранника с ног и вонзил меч ему в спину. Солдат рухнул назад, и тварь вонзила зубы в его шею. Нарв захлопнул дверь и задвинул тяжелый засов.

— Чего ты наворотил-то, служивый? — ровным голосом поинтересовался Мих. — Мы тут, можно сказать, как солонина для зомбей. Отсюда уж никуда не денемся. Будь я мертвяком — даже дверь выламывать не стал бы, дождался бы, пока все передохнут.

— Сдохнуть всегда успеешь, — скривился Нарв. — А капрал тут я. Ты что ж думаешь, не будь тут запасного выхода, я б народ сюда повел?

— А ты что, так хорошо замковое подземелье знаешь?

— Я его вообще не знаю. Я в охране башенной стены служил, здесь не бывал даже. Луг его разберет, что под этим замком понаворочено. Но Свон не стал бы нас в ловушку загонять.

— Кто теперь скажет? — заметил секач, обходя с факелом просторный зал, посреди которого высоким штабелем громоздились какие-то бочки. — Все охранники замка уже в Счастливых долинах.

— Должен быть выход, — упорствовал капрал. — Ищите!

Солдаты двинулись вдоль стены, прощупывая и простукивая каждый камень. Мих задержался возле бочек.

— Интересно… что тут у них, винный погреб, что ли? Мать моя! — присвистнул он, присмотревшись к полустертой надписи. — Осторожнее с факелами, ребята. Это резервный склад пороха!

Услышав такую новость, одна из женщин громко запричитала.

— Молчать! — прикрикнул на нее Нарв. — Не поднимать панику. Огонь затушить! Факелы остаются только у солдат. — И, обращаясь к Сиду, добавил: — пересчитать людей.

Итоги подсчета повергали в уныние: из шестисот с лишним человек осталось около четырех сотен. Крестьяне, измученные, едва стоявшие на ногах после пережитого ужаса, хранили молчание. Но Сид понимал, какая боль скрывается за этим потерянным безмолвием. Ведь многие женщины потеряли детей, а дети — матерей. У кого-то погибла сестра, у кого-то — дочь. А вот он, Сид, потерял брата… Новобранец встряхнул головой, отгоняя горькие мысли. Сейчас надо искать пути к спасению, а оплакивать потери все они будут потом.

— Двери нет, — бодро сообщил капрал, закончив обход зала. — Зато есть шахта для проветривания. Вон там.

Примерно на высоте мужского роста в стене виднелось небольшое круглое отверстие, в которое мог бы пролезть худощавый человек.

— Ты, — сказал Нарв Сиду, — вроде самый щуплый. Пойдешь на разведку. Раз проветривание устроили, значит, выход недалеко. Может, этот тоннель как раз наружу ведет.

— А может, и не для проветривания… — растерялся Сид.

— Может, — отрубил Мих. — Да только нам все равно терять нечего. Или выйти обратно и принять бой, да всем сгинуть. Или попытаться выбраться через шахту.

— Есть еще один, — Нарв выразительно взглянул на бочки с порохом и тихо, чтобы не услышали женщины, добавил: — Но это уже на крайний случай.

На дверь обрушился тяжелый удар.

— Вот на такой, — еще тише уточнил капрал и указал на Миха: — Ты пойдешь за ним, для поддержки.

— Есть, — ответил секач. — Как связь держать будем?

Способ связи, благодаря запасливости крестьян, придумали быстро. У одной из женщин нашелся моток бечевы, который взял Мих. Конец веревки Нарв привязал к своему запястью со словами:

— Найдешь выход — дернешь один раз. Не найдешь — два. Ну, а если не дернешь… помоги мне, Луг или Варрнавуш…

Сид привязал за спину меч и палку для факела, сунул в карман огниво. Два воина подставили ему сцепленные руки, парень поднялся, поднес горящий факел к отверстию и заглянул внутрь.

— Ну что там? — спросил Мих.

Сид неопределенно хмыкнул. Тоннель как тоннель. Темный, неизвестно куда ведущий и непонятно чем заканчивающийся. Возможно, он вообще упирался в глухую стену. Или другой его конец был забран решеткой. А вполне вероятно, что по ту сторону тоннеля ожидали зомби. Или вообще еще чего похуже. Мало ли, какие твари могли ютиться в подземелье… Но эта дыра в стене была единственной надеждой на спасение. Поежившись, Сид передал факел Нарву и осторожно просунул в отверстие голову. Секунду подождал, внутренне содрогаясь. Попыток откусить голову не последовало, и новобранец, вытянув руки вперед, протиснул плечи. Потом подтянулся, дрыгая ногами и изгибаясь, влез весь.

Ход оказался не таким уж и узким, каким выглядел снаружи. Сид вполне мог передвигаться по-пластунски. Стенки покрывала вонючая слизь, и если бы тоннель шел вверх, парень ни за что не сумел бы по нему пробраться. Но шахта имела небольшой наклон, и новобранец почти не прикладывал усилий к передвижению, просто съезжая по скользкой поверхности.

Позади сопел и ругался сквозь зубы Мих, изо всех сил упираясь в стены, чтобы держаться на расстоянии от товарища.

— Ты смотри не проткни меня эспадоном, — Сид хотел пошутить, но его слова прозвучали испуганно.

— Забавная будет смерть, — буркнул секач. — Да не бойся, я его за спину прицепил.

Сиду показалось, что к запаху сырости в тоннеле прибавился еще какой-то, очень неприятный. "Может, просто показалось?" — подумал он и тут же понял, что затылком уже не упирается в низкий потолок. Осторожно завертев головой, он попытался разглядеть хоть что-нибудь. Тщетно. Вокруг царила такая же темнота, как и во всем подземелье. Не имея понятия ни о том, где находится, ни хотя бы о том, на каком расстоянии от пола расположен выход из шахты, новобранец выпростал руки и зашарил по стене в поисках выступов, за которые можно было бы зацепиться. И ему почти удалось нащупать под отверстием нечто вроде карниза, когда не удержавший дистанцию Мих с воплем: "А, демон тебе в дышло!", проехался по скользкой поверхности тоннеля и толкнул его, придав ускорения.

Сид рухнул на каменный пол. На его счастье, выход из шахты находился не очень высоко. Сверху на него обрушился Мих, еще раз выругался и поинтересовался:

— Ты жив?

— Уже не знаю, — прокряхтел Сид.

— Значит, жив, — оптимистично заключил секач, поднимаясь на ноги и зажигая факел. — Воняет-то как…

Воины осмотрелись. Они находились в маленьком зловонном помещении, от которого отпочковывались два коридора. Ни в одном из них не видно было подозрительных теней.

— Куда? — шепотом спросил Сид.

— Погоди-ка… — Мих замер, глядя на пламя факела. — Гляди!

Язычки огня явственно дрожали и клонились вправо.

— Ветер! Оттуда! — мечник ткнул пальцем в левый коридор.

Новобранец зажег свой факел, солдаты двинулись навстречу слабому дуновению и вошли в тоннель. Темнота здесь была не такой черной и абсолютной, как в остальных частях подземелья, зато отвратительное амбре еще сгустилось.

— Туда! — секач зашагал по коридору. — За мной!

То, что случилось потом, вспоминалось Сиду всю жизнь, приходило в страшных снах, мучило чувством вины, не отпускало до самой смерти. Он шел позади Миха, отставая не больше чем на два шага. Вдруг справа, из узкого ответвления, выскочил зомби, вооруженный кривой саблей, и бросился на мечника. Мих вовремя среагировал и выставил вперед эспадон, пронзив покойника насквозь. В следующий момент из другого тоннеля шагнул второй мертвец. Сид заорал и прыгнул на него, подняв меч и выставив вперед факел, чтобы отпугнуть тварь, не дать ей напасть на секача. Зомби повернул к новобранцу бледное лицо, и рука Сида остановилась, замерла в замахе: перед ним стоял Сторк. Старший брат, которого Сид почти боготворил, с самого детства мечтая быть таким же — смелым, решительным, азартным. Брат, который всегда защищал его. Брат, которого матушка Тильда любила больше всех. Но Сид никогда не завидовал этому — еще бы, ведь он так гордился Сторком!

А теперь Сторк не был Сторком. Он превратился в голодную нежить, равнодушно взирающую на некогда родного человека и видящую в нем лишь пищу. И все же Сид дрогнул. Ненадолго, лишь на долю секунды. Но ее было достаточно: то, что совсем недавно было его братом, сзади вонзило клинок в спину Миха. Когда тварь потянула клинок назад, новобранец изо всех сил обрушил меч на ее шею. Сторк и Мих, мертвые, лежали рядом, а недобитый эспадоном секача зомби, вытащив из живота меч и заливая пол черной слизью, двинулся на Сида.

Заорав, новобранец бросился вперед. Клинки скрестились. Мертвяк оказался неплохим фехтовальщиком, а Сиду придавала сил и ловкости ненависть. Он теснил тварь дальше по тоннелю. Зомби отступал, но продолжал парировать удары солдата. Наконец парню удалось достать покойника и отрубить ему руку, сжимавшую меч. Тварь, не желая сдаваться, бросилась на Сида, оскалившись и намереваясь перервать ему зубами горло.

Вдруг тоннель резко оборвался, и парень, не выпуская из рук меч, в обнимку с зомби покатился вниз по крутому каменному желобу, по которому стекала какая-то вонючая жидкость.

Спустя несколько секунд, Сид обнаружил себя лежащим в грязной луже. Над головой синело звездное небо, рядом слабо шевелился мертвяк. Новобранец добил его, с трудом встал на ноги и огляделся. Он находился в сточной канаве, за пределами башенной стены. Тоннель, по которому он сюда попал, отводил из замка нечистоты. Постанывая от боли в ушибленных боках, Сид выбрался из грязи и направился обратно. Выход был найден, и он собирался вернуться назад тем же путем, чего бы ему это ни стоило. Он даже не думал о том, как, каким чудом сумеет вскарабкаться по скользкому желобу. Просто знал: он сделает это.

Но судьба распорядилась по-иному. Раздался оглушительный грохот, земля под ногами содрогнулась, и из сточного тоннеля вырвались клубы черного дыма. Капрал Нарв выполнил обещание, уничтожив и зомби, и людей.

Сид поднес к лицу дрожащие руки. Долго смотрел на ладони, ободранные до мяса, выпачканные в дерьме и слизи. Этими руками он отрубил головы своим братьям. У него больше никого не осталось на этом свете. Кроме матери.

— С меня хватит, — тихо произнес Сид. Подумал и повторил громче: — С меня хватит, слышите, отымей вас Варрнавуш! И плевать мне, что там некроманты!

И зашагал на север, в Подпалину. Он шел к маме.

* * *

На подъезде к Красной роще Артфаал сообщил, что он обессилен и нуждается в отдыхе. С этими словами демон томно истаял в воздухе. Я же, едва успев поздороваться с Дарианной, окунулся в водоворот неотложных дел. В резиденции императрицы все было относительно спокойно. Дарианна, уставшая, бледная, но по-прежнему энергичная, сутками не выходила из-за стола, выслушивая доклады, отчеты, принимая решения и проводя переговоры. Дядя Ге пропадал в лаборатории, организованной в доме одного из богатых жителей Красной рощи, руководя магической обработкой оружия. Мастер Триммлер поселился в Оружейном квартале, который тоже был перенесен под Красную рощу. Гному удалось сделать очень много: уже работали две походные мастерские, рядом возводились еще три. Вадиус проводил дни в бегах по окрестностям Виндора, а вечера — в своей комнате, куда частенько в сопровождении охраны являлись женщины, судя по походке, молодые, лица которых были закрыты масками. Пробыв какое-то время в покоях Копыла, незнакомки удалялись. Со стороны могло показаться, что старик сошел с ума, ударившись в безудержный блуд, тогда как на самом деле волшебник выполнял архиважную секретную государственную миссию.

Кажется, обо всех рассказал? Впрочем, нет. Лилла, которая удивила меня странноватой выходкой. Выйдя из кабинета Дарианны, я встретил некромантку на первом этаже ратуши. Причем мне показалось, что девушка ждала именно меня.

— Я еду в Лесной край, — заявила она вместо приветствия.

Судя по выражению лица, андастанка не собиралась отступать от своего решения, и ее слова были скорее сообщением о намерении, нежели просьбой.

— Зачем?

— Если тебе нужно рациональное объяснение — помогу Дрианну с обучением эльфов.

Я собрался было возразить, но осекся, увидев упрямый, почти фанатичный и одновременно какой-то тоскливый взгляд Лиллы. Отправляясь в Лесной край, мы довольно долго спорили, брать ли девушку с собой. Конечно, Дрианн не желал расставаться со своей неразлучной спутницей. Но все же я его отговорил, сославшись на то, что ее присутствие может осложнить путешествие. Мол, галатцы и так напуганы наступлением некромантов, так не надо пугать их видом Лиллы еще сильнее. Но подоплека моего решения была другой. Честно говоря, я просто опасался за эльфов. Лютый, всей душой ненавидевший первозданных, Дрианн, для которого нет большего удовольствия, чем убийство, да еще и его возлюбленная — это перебор. Мало ли, что могли они вытворить, если бы эльфы повели себя невежливо. Как говорится, хороши фаари, да опасны в паре.

Но глядя в горящие, полные тоски глаза Лиллы, я подумал, что, пожалуй, погорячился. С момента своего освобождения из Счастливого местечка некромантка неотступно сопровождала Дрианна. Маг стал смыслом ее жизни, единственной родной душой. И дело не только в любви. Лилла была в Галатоне чужой. Более того, она была врагом. И если до войны с Андастаном окружающие как-то терпели ее присутствие, то теперь девушке наверняка приходилось выносить много ненавидящих взглядов и проклятий, брошенных в спину. Не могу сказать, что так уж заботился о ее душевном состоянии. А памятуя, что она творила до встречи с нами, не буду лгать, что испытывал к ней горячее сочувствие. Хватало других тревог. Скорее, меня волновал Дрианн. Кажется, он любил свою подругу. А может, их сроднило энергетическое вливание, спасшее магу жизнь, или одиночество, разделенное на двоих. Пусть уж вместе будут, им так легче. Тем более что, судя по ежедневным отчетам ребят, отношения с эльфами, кажется, были мирными.

Поэтому я не стал отговаривать девчонку. Только попросил:

— Переоденься. А то…

— Поняла. Слишком похожа на некромантку, — невесело усмехнулась девушка.

— Подорожную грамоту сейчас сделаю, — добавил я.

Спустя час Лилла, наряженная в зеленый охотничий костюм, уже мчалась на север. За ее безопасность я не переживал. Не завидую тем, кто попытается остановить либо ограбить эту воительницу.

Во второй половине дня я отправился в Виндор, чтобы посмотреть, как ведутся восстановительные работы. "Кажется, столица становится похожа на прохудившийся башмак, — печально размышлял я по дороге, — сколько ни чини, все равно развалится".

В общем-то, особо город и не пытались вернуть к жизни. Маги-созидатели здесь были бессильны. Как, впрочем, и любые другие маги, в чем я убедился, выйдя в астрал. Волшебство так и не вернулось в многострадальный Виндор. Более того, на этот раз и мне трудновато далось обращение к Вселенной. Я надеялся, что со временем эманации, порожденные магической схваткой между Вериллием и мной, рассеются. Но они, похоже, лишь делались гуще.

Вокруг императорского двора стояло оцепление стражи. Лишенный защитных чар, дворец был слишком лакомой приманкой для мародеров. Уцелевшие дома знати охранялись слугами, о храмах заботились жрецы.

Виндор, лишенный магии, был беззащитен перед захватчиками. Но как вернуть ее, как убрать эти странные вкрапления из ауры города? Я бесцельно бродил между домами, не замечая, куда иду. Если эманации, мешающие волшебству, появились из-за столкновения двух магических сил, то логично предположить, что для их уничтожения достаточно уничтожить их составляющие или хотя бы одну. А сила исчезнет, только если закрыть источник. Вот тут и крылась небольшая такая закавыка. Источниками энергий, использованных в сражении, были бездна и Вселенная. Я понятия не имел, как можно их закрыть. А строить планы по их уничтожению было бы, мягко скажем, излишне самоуверенно и весьма странно. Тогда что? Если закрыть источник невозможно, следует удалить проводник силы. Проводниками были Вериллий и я. Сумасшедший маг мертв. Я жив и собираюсь оставаться таковым как можно дольше. Не первозданный же я, в конце концов, чтобы совершать ритуальное самоубийство. Да и сомнительно, что оно поможет. Ведь с гибелью Вериллия бездна не прекратила свое наступление.

Итак, что мы имеем? Я как составляющая уничтожаться отказываюсь. Остается только попытаться убрать силу бездны. Как там говорил Варрнавуш? Закрыть врата, открытые моим безумным папашей. Только вот где они, как их искать? И как они выглядят?

Я остановился, сложив руки на груди и уставившись перед собой невидящим взглядом. Эти самые врата надо закрывать как можно скорее! Первые гости из бездны — люди-мотыльки — натворили множество бед. А если предположить, что к нам в Виндор могут вылезти еще более крупные особи? Их и с магией-то убить почти невозможно, а уж без нее мы все обречены. Одно утешение: некромантам в этом случае поживы не найдется…

— Я чем-то могу помочь, ваше высокомагичество? — басовитый голос, в котором явственно звучал испуг, вырвал меня из тягостных размышлений.

Взгляд, устремленный внутрь себя, сфокусировался, и перед моими глазами закачались два огромных, наполовину прикрытых серой материей и подпертых жестким корсажем, полушария. Стан, к которому крепилось все это великолепие, поражал воображение своей мощью и обилием плоти.

— Так что, ваше высокомагичество? — заискивающе повторила обладательница полушарий, тщетно пытаясь натянуть на них повязанный вокруг шеи узкий шарфик, дабы спрятать красоту от моего нескромного взора. — Пойду я?

Подняв глаза, я встретился взглядом с немолодой уже дамой в накрахмаленном кружевном чепце, из-под которого выбивались игривые локоны. На пухлом, обрамленном тройным подбородком и украшенном жесткой щеточкой черных усов лице застыло выражение священного страха. Женщина присела в реверансе, отчего ее богатейшие формы пришли в волнение, и представилась:

— Линна Хибот, торговка. Можно мне пройти, ваше высокомагичество?

Оглянувшись по сторонам, я понял, почему она выглядит такой напуганной. Мы находились в узком проулке между домами, где было трудно разминуться двум даже худощавым людям. Очевидно, я, захваченный раздумьями, остановился как раз перед дамой. Могу себе представить, что она вообразила, когда Верховный маг, бледный и молчаливый, заступив ей дорогу, горящими глазами страстно уставился на содержимое ее корсажа. Интересно, я хоть губами не шевелил в этот момент?

— Рад знакомству, — пробормотал я, пятясь и сдерживая смех.

Мы вышли из проулка. Поняв, что покушение на ее честь не состоится, Линна приободрилась. Кокетливо поведя могучим плечом, торговка пожелала мне доброго дня и бодро зарысила по мостовой, виляя всем, чем можно. Кажется, теперь она была даже польщена таким вниманием с моей стороны. А я снова вернулся к обдумыванию ситуации.

Итак, бездна. "Найдите Вериллия — и вы найдете врата", — сказал лорд Феррли, растолковывая нам желание своего господина. Вериллия я нашел в храме Ат-таны. Возможно ли, что именно там скрывается путь в бездну? Хм… но от храма на осталось даже развалин. Нынче там котлован, заполненный грязной водой.

Я решительно двинулся в сторону улицы Благородства, миновал развалины, в которые превратились дома знати и подошел к тому месту, где раньше находился храм. Глубокая воронка была до половины заполнена водой, на поверхности которой мирно покачивались ветки, листья и обломки деревянной храмовой утвари. Сомневался я, что врата могут быть тут. По всем законам магической науки, они должны были вдребезги разлететься во время нашего поединка. И в городе бы уже вовсю резвились обитатели бездны. А что, если у этих самых врат нет ни створок, ни дверей? Вдруг они — нечто вроде портала, прорыва в междумирье, который не имеет никаких внешних атрибутов и главное, может быть расположен в пространстве как угодно? Так, болтается в майле от земли этакая невидимая дыра?

Присев на корточки, я глядел на грязную воду. Сейчас бы посоветоваться с Артфаалом. Но демон, как и любая темная сущность, не мог находиться в лишенном магии Виндоре.

Нет, все гораздо проще. Нужно просто выйти в астрал и изучить ауру этого места. Ведь наверняка вокруг врат эманации бездны должны быть особенно густыми. Выскользнув из тела, я осмотрелся. Да, багряная дымка присутствовала и была довольно насыщенной. Как и везде.

— Не так, — пробормотал я, вернувшись из астрала.

Не так. Врата могут быть защищены какой-нибудь заковыристой волшбой, которая выжила даже в Виндоре. Скорее всего, их вообще невозможно найти, используя тонкую магию. Вериллий был сумасшедший, но не дурак. Наверняка надежно укрыл источник сил бездны.

А может, просто спросить у Вселенной? Вдруг да ответит, где находятся врата? Хотя она не всегда баловала меня нужной информацией… Я сосредоточился, стараясь не обращать внимания на чуждые эманации, которые мешали моему сознанию слиться с Вселенной. Ощутил знакомый холод бесконечности, задал вопрос… и не получил ответа. "Ты должен закрыть врата", — вот все, что я от нее услышал.

Ничего удивительного. Вселенная частенько вела себя подобно капризной девице. Сообщала только то, что считала нужным. Если верить Райлу, вся сокровищница ее разума, все тайны мира и мироздания были доступны только тем, кто избавился от третьего покрова. С меня же только начинал спадать второй, что означало избавление от законов общества.

— И на том спасибо, — пробурчал я. — Сам справлюсь…

Логика. Нужно попытаться просчитать логику Вериллия. Легко сказать! Попробуйте постичь ход мыслей безумца. И тем не менее я решил попробовать.

Несмотря на придурь и манию величия, свившие себе гнездо в башке моего папаши, он был гениальным магом. Этого нельзя не признать. Но мог ли он сам, в одиночку, сотворить врата? И кто вообще сказал, что он их сотворил? Варрнавуш? Нет, демон упомянул о том, что отец их открыл, а это разные вещи.

А ведь Вериллий перед сражением рассуждал на эту тему. Только вот горячка магического боя и последовавшие за ним события стерли из памяти подробности нашего разговора. Что-то он такое нес про орков…

Вот теперь без помощи Вселенной точно не обойтись. Она не желает раскрывать передо мной все свое информационное поле? Хорошо. Не больно-то и хотелось. Но я изначальный, а значит, мои знания — тоже часть этого самого поля. Следовательно, их можно оттуда извлечь. Усевшись на ствол поваленного дерева, я закрыл лицо ладонями и полностью отрешился от внешнего мира. Передо мной проносилось нескончаемое пространство, пронизанное светом звезд, время то замедлялось, то ускорялось, свиваясь в немыслимые петли. Я растворился во Вселенной, слился с нею, но в то же время знал, что для меня она пока недоступна и непознаваема.

Хотя мои воспоминания она мне все же отдала. А может, это было следствием концентрации внимания. "Я разгадал магическую схему Ридрига Первого, прочел орочьи таблицы, отыскал записи Астентума и открыл формулу всевластия", — вот слова Вериллия. Значит, не сам он придумал, а воспользовался чужими изысканиями.

Что мне это дает? Нужно попробовать повторить путь отца. Конечно, он шел по нему всю жизнь, а у меня времени в обрез. Но ведь, в отличие от Вериллия, я уже знаю, что нужно искать. Теперь бы еще догадаться, где…

Вам кажется, что я вел себя странно? Считаете, что разумнее было заняться подготовкой к войне с некромантами, вместо того чтобы шляться по городу, пугая толстых торговок и беседуя с Вселенной? Так я и занимался подготовкой. Успех моего замысла увеличил бы наши шансы на победу в десятки раз. А тех, кто руководил, командовал и распоряжался, в Красной роще хватало и без меня.

Дом Вериллия я уже осматривал и ничего там не нашел. До его кабинета в Доме Совета магов так и не добрался. Обязательно надо будет обыскать. Говорят, он защищен неповторимыми, уникальными заклятиями, но ведь волшебства в Виндоре нет. И все же, я решил в первую очередь наведаться в магический университет. Наверняка ведь и записи Астентума, и орочьи таблицы Вериллий спер оттуда. О богатстве университетского музея и библиотеки ходили легенды. Говорили, что ни один архивариус и библиотекарь не знает обо всех чудесах, что скрываются в многочисленных запасных комнатах. Рассказывали об удивительных артефактах и эпохальных трудах великих ученых, бесполезно пылившихся в дальних углах, до которых не дошли руки хранителей. Может, врали. Но определенно, в этих байках имелась толика истины. Ведь якоря Астентума неугомонный Грациус, да возродится он в Счастливое время, увел именно из университетского музея. Правда, после победы и прихода к власти Дарианны повстанцы бережно выкопали драгоценные артефакты и с извинениями вернули университету. Потом якоря использовались еще в сражении с эльфами.

Я отправился в Южный луч. Вокруг магического университета кипела работа: студенты под присмотром графа Ортекса выносили из здания колбы, реторты, какие-то замысловатые приборы, зеркала, хрустальные и стеклянные шары и прочие приспособления для волшебства. Все это хозяйство с великими предосторожностями обматывалось мягкой тканью, укладывалось в ящики и сгружалось на повозки.

— Вывозим в Красную рощу все, что может быть полезно, — пояснил мне бывший ректор, — здесь все равно не работает.

— А музей с библиотекой?

Граф страдальчески закатил глаза:

— Еще не трогали. Завтра приступим, наверное.

— Тоже вывезете?

— Не все. Только то, что пригодится для боевой магии. Остальное спустим в подземелья.

— Под университетом есть подземелья? — удивился я.

— Обижаете, коллега! — Рассмеялся Ортекс. — В любом приличном учебном заведении с традициями непременно имеются две вещи: подземелье и местный призрак.

Про призрак, конечно, было очень любопытно, но меня интересовало в первую очередь подземелье. О нем я и принялся расспрашивать.

— А что вас удивляет, коллега? Ведь и тайные лаборатории тоже расположены в подземелье, — сказал граф. — Но занимают только часть его среднего яруса. Само же подземелье — разветвленная система туннелей, огромных залов, комнат. Все это уходит вниз не меньше чем на майл. Впрочем, некоторые знатоки истории Виндора говорят о пяти майлах. Но так глубоко никто не спускался.

Да, вот это дела! О подземельях я как-то и не подумал! Что, если врата находятся где-то там? Если катакомбы хотя бы вполовину так велики, как их описывает Ортекс, можно бродить по ним веками и ничего не найти! Решив пока не думать о самом плохом и для начала проверить версии попроще, я спросил:

— Вы не станете возражать, если я зайду в музей и библиотеку?

— Помилуйте, герцог! Верховный маг здесь вы. Для вас университет всегда открыт.

Так, сначала в музей. Боюсь, посещение библиотеки затянется надолго.

Музей разместился в отдельном двухэтажном здании, стоящем поодаль от университета. Снаружи особнячок выглядел весьма симпатично: светло-бежевый, украшенный нарядной лепниной. Но зайдя внутрь, я подумал, что здешние служители то ли слишком трепетно относятся к пыли веков, то ли просто ленятся делать уборку. Пыль была везде: на полу, в складках тяжелых портьер, на шкафах и полках. Она покрывала окна и плотной завесой клубилась в солнечных лучах, едва пробивавшихся сквозь тусклые стекла. А зашаркавший ко мне из дальнего угла старичок-хранитель и вовсе выглядел ровесником музейных экспонатов.

Я двинулся из зала в зал, рассматривая выставленные в шкафах диковины. Хранитель, поняв, что я не нуждаюсь в помощи и не прошу разъяснений, облегченно чихнул и снова удалился в свой угол, где присел на продавленное кресло и задремал.

Зал бытовой магии порадовалт обилием своеобразных вещиц: сапогами из драконьей кожи, в которых не потеют ноги, заговоренными спицами для вытравливания плода (я мысленно содрогнулся), старинными связующими амулетами величиной с большое блюдо. В зале боевой магии были собраны древние паурониевые мечи и тяжеленные даже на вид доспехи, а также множество артефактов различного действия. Не встретив по дороге ни одного человека, я скептически хмыкнул: при желании отсюда можно утащить понравившийся артефакт вместе со шкафом — подслеповатый старик и ухом не поведет. Скорее всего, привык полагаться на оповещающие и охранные заклинания. Но ведь сейчас они не работают! Да если бы и работали — разве могли они стать серьезным препятствием таким мастерам, как покойные Грациус или Вериллий?

В зале истории народов Аматы я обнаружил первое подтверждение своим догадкам. Один из шкафов представлял собой большой стеклянный куб, табличка на котором гласила: "каменная плита из Диких степей, образец древнеорочьей письменности". Только вот вместо плоского камня, испещренного загадочными значками, под стеклом лежала обычная, серая с прожилками, мраморная плита. Я вернулся в первый зал и окликнул:

— Мастер хранитель!

Старик с кряхтением выбрался из кресла и побрел ко мне:

— Что вам угодно, ваше высокомагичество?

— Я хотел бы знать, куда делся настоящий образец орочьей письменности.

Хранитель виновато заморгал выцветшими голубыми глазами.

— Видите ли, ваше высокомагичество… их забрал ваш предшественник. А это мы положили, чтобы не смущать гостей музея.

— Так-таки и забрал? — удивился я.

— Да. Верховный маг имеет право выносить из музея любые экспонаты для изучения. У меня и расписка имеется. Одну секунду…

— Нет-нет, не нужно. Я вам верю. А скажите, древние рукописи тоже у вас хранятся?

— Нет, ваше высокомагичество. Они все в библиотеке, в закрытой секции.

Торопливо откланявшись, я поспешил к выходу. Оказывается, все еще проще, чем мне думалось!

Под библиотеку отдано было западное крыло университета. Открыв тяжелую дубовую дверь, я зачарованно замер на пороге, не в силах оторвать глаз от бесконечных, забитых книгами, стеллажей, вздымающихся к высоченному потолку и уходящих, казалось, куда-то за границу видимости. Неподалеку от двери стояла небольшая конторка, за которой восседал еще один древний старик в пропыленной мантии. Интересно, почему все хранители, архивариусы и библиотекари обязательно старые? И бывают ли они когда-нибудь молодыми?

— У вас есть труды Астентума и Ридрига Первого? — прямо спросил я.

Не ожидавший от Верховного мага такой вопиющей безграмотности дед поперхнулся и долго откашливался. Потом произнес:

— Все записи Астентума после его смерти были утеряны. А Ридриг Первый не писал книг. Возможно, вам следует поискать в дворцовой библиотеке. Здесь только книги, имеющие отношение к магии, монарх же волшебником не был.

В голосе старика звучала плохо скрытая укоризна. Мол, это каждый студент знает. Мне стало немного обидно. Студент, может, и знает. Но я-то в университетах не обучался! Да и то сказать: ни один многомудрый, высокообразованный профессор не сделал ничего, что можно было бы приравнять к последнему открытию самоучки Вериллия Фламиера. А он утверждал, что записи Астентума и Ридрига Просвещенного существуют!

— Вы уверены? — переспросил я библиотекаря.

Старик опять откашлялся, на этот раз, чтобы спрятать растерянность:

— Конечно, ваше высокомагичество. Это общеизвестный факт.

— Допустим. Но скажите, уважаемый мастер: если предположить — только предположить! — что такие труды существуют, где они могли бы находиться?

— Закрытая секция, третий шкаф, уровень секретности максимальный, — отчеканил библиотекарь, окончательно уверившийся в моей непроходимой тупости.

— Проводите меня туда.

Закрытая секция ничем не отличалась от остальных. Разве что дверь у нее была попрочнее. А уровень секретности теперь везде был одинаковый — нулевой. Как все же виндорцы зависят от магии! Лишившись ее, город стал похож на улитку без раковины: такой же слабый и незащищенный.

Я принялся рыться в третьем шкафу. Здесь находилось множество старинных рукописей, поистине бесценных и неповторимых. Раньше на каждый свиток и фолиант было наложено специальное заклинание, предохранявшее бумагу от ломкости и пыли, а чернила от выгорания. Теперь же приходилось действовать с величайшей осторожностью, чтобы не повредить хрупкие, пожелтевшие от времени страницы.

Разумеется, ничего не нашел. Да я и не знал, что искать-то! Ни трудов Астентума, ни каких-либо следов, указывающих на то, что рукопись имелась, но потом была украдена. Да и какие следы? Я даже не знал, в каком году Вериллий отыскал книгу. Если вообще отыскал. Может, он мне соврал?

— А Вериллий Фламиер часто бывал в библиотеке?

— Нет, — покачал головой старичок. — Он и сам обладал уникальной коллекцией книг разных стран и эпох. Его высокомагичество был большим знатоком!

Это прозвучало упреком: мол, твой-то предшественник…

— Но все же иногда бывал? Вы записывали то, что брал Вериллий?

— Разумеется, — тоном оскорбленной добродетели ответил старик. — Книги — собственность университета, и мы…

Мне надоело его брюзжание. Презрительно сощурившись, я холодно приказал:

— Так найдите мне последнюю запись, милейший!

Библиотекарь ссутулил и без того согбенную спину, вернулся к конторке и извлек из-под нее огромный толстый фолиант. Раскрыв на середине, принялся перелистывать страницы назад, возвращаясь к началу. Я терпеливо ждал. Примерно спустя полчаса старик победно воскликнул:

— Вот! Пять лет назад. Книга Лесиуса Дана "Талисманы и обереги: сделай сам".

Я не удержался от пренебрежительной усмешки:

— Знаток, говорите? Да эта книжонка продается на каждом углу. Учебник для начинающих, уровень первой степени.

Дед выглядел несколько растерянным.

— Да, действительно, учебник весьма распространенный и незамысловатый. Но его высокомагичество мог взять книгу для своего племянника, например, или для ребенка друзей…

Ну да. Только вот ни племянников, ни прочих родственников у Вериллия не имелось. Так же как и друзей.

— А где стоят подобные трактаты?

— Первая секция, стеллаж "Талисманы". Да пойдемте, ваше высокомагичество, я покажу, — виновато засуетился библиотекарь.

Видимо, трактат Лесиуса Дана пользовался спросом среди студентов, потому что на одной из полок, примерно на уровне моих глаз, я увидел длинный ряд этих книг. Опять же, сам не зная, зачем мне это, повинуясь лишь интуиции, принялся осматривать одинаковые корешки, различавшиеся только степенью потрепанности. Прикасался пальцами к шершавой недорогой коже переплета, вынимал книги, вертел в руках, раскрывал наугад, листал. Заглядывал в образовывавшийся между томиками просвет, и благодаря этому мое упорство было вознаграждено: я заметил что-то белое. Раздвинув учебники, вытащил загадочный предмет, который оказался той же книгой Дана, с которой кто-то безжалостно сорвал обложку. Судя по солидному слою пыли и паутины на ободранных страницах, изуродованный том лежал здесь уже давно.

— Ну, что за изверги эти студиозусы, — запричитал библиотекарь, — вот кому понадобилась обложка без книги?

Положим, у меня был ответ на этот вопрос. Я не стал делиться со стариком своими догадками, лишь спросил:

— Вериллий посещал запасные комнаты библиотеки?

— Архивы? Да, раньше он часто там бывал. Только последние пять-шесть лет перестал захаживать.

Вот и со сроком определились. Кажется, я напал на след. Вернее, след следа…

Библиотекарь отвел меня в запасные комнаты и сдал с рук на руки архивариусу — конечно, старому и дряхлому. Отказавшись от помощи деда, чем вызвал его откровенную радость, я побрел по длинному коридору, в который выходили десятки глухих, без окон, помещений. Здесь царила темнота — черная, пыльная и душная. Подняв повыше масляный светильник, которым меня предусмотрительно снабдил архивариус, я оглядывал шкафы, стеллажи с книгами и просто большие ящики, в которых лежали груды пергаментных свитков. Можно, было, конечно, обойтись и без светильника, одним зрением изначальных. Но мне нравилось наблюдать за огоньком, мягко мерцавшим в темноте. Он как будто избавлял меня от одиночества.

Теперь я разуверился в возможности что-либо отыскать в творившемся здесь хаосе. Слухи не врали: найти что-либо в этом складе древностей можно было, только потратив на поиски целую жизнь. Как Вериллию удалось раскопать труды Астентума и Ридрига Просвещенного — непонятно. Я склонен был считать это сказочным везением.

И тем не менее, я продолжал бродить по запасным комнатам. Коридор изгибался, заворачивал то вправо, то влево, раздваивался, от него ответвлялись десятки маленьких коридорчиков. Я прогуливался по этому лабиринту, даже не стараясь запомнить дорогу. Заходил в комнаты, склонялся над грудами рукописей и фолиантов, перебирал, перелистывал. Так легче думалось. А вдруг я во всем ошибаюсь? Старик сказал, что Вериллий был владельцем богатой библиотеки. Вдруг записи мага древности он обнаружил вовсе не в университете, а к примеру, у букиниста или в лавке старьевщика? Все может быть… Признавая, что моя попытка не увенчалась успехом, я тяжело вздохнул и двинулся назад.

Вот тут-то и выяснилось, что я заблудился — глупо и банально, словно неразумный ребенок в лесу. Бесконечные коридоры образовали такую демонову паутину, что разобраться в ее хитросплетении было попросту нереально. Хваленое чутье изначального меня подвело. А может, оно работало только в природных условиях, так сказать?

Я двинулся направо, покружил по комнатам — безрезультатно. Налево — тот же итог. Да и вообще, мне показалось, что я двигаюсь по кругу, было такое подозрение. Например, вот эту дверь с табличкой "Осторожно! Свитки неснимаемых проклятий" я точно видел совсем недавно.

Почувствовав усталость в ногах, я решил немного передохнуть, уселся прямо на пол и задумался. Дальнейшее блуждание по запасным комнатам не имело смысла. Можно было попросить помощи у Вселенной — авось и откликнется, и укажет маршрут. А можно воспользоваться умением ходить сквозь стены.

Снова обращаться к Вселенной я не испытывал ни малейшего желания. И так уже за сегодняшний день два раза имел честь с нею беседовать. В последнее время я старался как можно реже прибегать к таким беседам. Слишком уж велик был риск, что новый разговор спровоцирует дальнейший скачок моего обращения, еще чуть-чуть сдернет второй покров, еще немного приблизит меня к изначальным. Я страшился этого состояния — холодности, отрешенности от человеческих чувств, пренебрежения людской моралью и нравственностью. Каждый раз, приходя в себя после таких приступов, с ужасом осознавал последствия совершенных поступков, стыдился их, чувствовал себя чудовищем. И пытался оттянуть неизбежное, отдалить полное обращение.

Значит, остается хождение сквозь стены. Выберу направление и пойду себе потихоньку. Рано или поздно куда-нибудь да выберусь.

Я поднялся, покрутился на месте, решая, в какую сторону двигаться. И уже собрался было шагнуть в стену, приглянувшуюся мне больше других, как вдруг заметил в глубине одного из коридоров какое-то слабое мерцание. Сначала подумал, что мне показалось: ну, откуда в этой глуши живая душа? Сюда, наверное, даже сами архивариусы не заходили. А если и заходили, то пару раз в жизни, с картой и каким-нибудь хитрым амулетом, помогающим не заблудиться.

Но зрение изначальных никогда не обманывалось: ко мне приближался некто, державший в руке зажженный светильник. Когда человек подошел чуть ближе, я разглядел его в подробностях. Это был мужчина лет сорока — сорока пяти, высокий, худощавый. Он двигался так стремительно, что его длинная серая мантия и прямые черные волосы до плеч развевались на ходу. Резкие черты лица, глубокие ранние морщины вокруг глаз и губ, колючий взгляд выдавали человека сурового, со сложным неуживчивым характером.

— Заблудились? — отрывисто произнес он, проходя мимо и даже не сочтя нужным остановиться. Белая мантия Верховного мага не произвела на него ни малейшего впечатления.

— Да, — я зашагал вслед за ним, решив, что куда-нибудь этот волшебник меня все равно выведет.

— В архивах что делаете?

— Так… любопытно.

— Похвально! — коротко одобрил странный маг, продолжая нестись вперед, — Сейчас мало кто интересуется тайнами, которые хранит университет. А напрасно. Здесь имеется множество интереснейших вещей.

— Простите… — решил я попытать счастья, — Вы хорошо знаете запасные комнаты?

— Интересует что-то конкретное? — не сбавляя хода, бросил мой проводник.

— Труды Астентума и Ридрига Первого.

Волшебник остановился так резко, что я от неожиданности чуть не сбил его с ног. Обернулся, строго посмотрел мне в глаза и злобно рыкнул:

— Зачем?

— Мне очень нужно, — я придал лицу выражение максимальной честности. — Правда, слыхал, их уже забрали до меня. Но может быть, хоть что-нибудь осталось, хоть один свиток?

— Поразите меня, — вдруг произнес маг. Заметив мой непонимающий взгляд, добавил: — ну, удивите чем-нибудь. Порадуйте. Покажите какой-нибудь чародейский фокус. Правда, говорят, магия в Виндоре мертва…

Непредсказуемые перемены в настроении наталкивали на мысль о сумасшествии моего спутника. Что он и подтвердил, проговорив:

— Тоскливо мне, понимаете… — и дико заозирался вокруг.

На лице его и вправду появилось выражение безысходности, глаза помутнели, плечи ссутулились. Печальный, нахохленный, с крупным крючковатым носом, он напоминал какую-то огромную, больную птицу. Не знаю почему, но мне стало жаль его. Со словами:

— Смотрите! — я, как и собирался недавно, ввинтился в сырую, пахнущую плесенью, стену.

Без труда преодолев препятствие, я оказался в тесной комнатке, заваленной кучами свитков. Постояв немного, вернулся в надежде, что хоть немного развлек скорбного главой человека. И точно, ему понравилось. Азартно выкрикнув:

— Догоняй! — волшебник растворился в камне стены.

Не то чтобы я боялся потерять его из виду — просто хотел продолжить разговор. Поэтому и включился в эту странную игру.

Это была знатная гонка! Наверное, мы прошили собой все стены университета, а также потолки и полы, обежали все залы, аудитории и кабинеты. Маг был стремителен как мысль, я едва поспевал за ним. На бегу он умудрялся еще издавать зловещий хохот. Я молча несся следом. Наверное, мы производили дивное впечатление: ухающая и хохочущая серая фигура, и летящий за ней белый силуэт. Мы переполошили освобождавших лаборатории студентов и напугали пожилую преподавательницу. Наконец вернулись туда, где началась гонка.

— Просперус Мериус, — поклонился чародей. — Клянусь Сацеоловой гитарой, давно я так не веселился!

— У Сацеола нет гитары…

— Это вы так думаете, — осклабился Просперус.

Я тоже представился.

— А вы похожи на него, — задумчиво проговорил волшебник, вглядываясь в мое лицо. — Он ваш отец, ведь так? Не отвечайте, я и сам вижу. Говорят, он использовал мой подарок во зло. Что ж, зато он знал отличные шутки и фокусы…

— Значит, они все же существуют… — хмыкнул я.

— Рукописи-то? Да, разумеется. Вы даже представить себе не можете, какие любопытные вещи здесь находятся.

— Почему же профессоры университета их не изучают?

— Изучают, как не изучать. Полжизни роются среди бесполезного хлама, отыскивают стоящий документ, потом оставшиеся полжизни корпят над ним. Ну, да вы же не для того сюда пришли, чтобы выслушивать мое брюзжание… пойдемте.

Мы снова пошли сквозь стены, и примерно через десяток переходов оказались в крохотной — не больше трех шагов в длину и столько же в ширину — комнатке.

— Вот здесь она лежала, рукопись Астентума, — пояснил Просперус, указывая на небольшой шкафчик со стеклянными дверцами.

— Это вы надоумили Вериллия сунуть ее в обложку от другой книги?

— Нет, он сам придумал. Конечно, Верховный и без того мог взять из хранилища любой фолиант. Но он не хотел обнародовать сам факт существования труда Астентума.

— А записи Ридрига Первого?

— Вериллий нашел их в другом месте. Собственно, из дневника он и узнал о том, что не все труды Астентума утеряны.

Так. Вот все и выяснилось. И что это мне дает? Многое. Я знаю, с помощью каких книг отец (как же трудно дается это слово, даже мысленно) сделал свое открытие. А значит, если вдруг я найду книги прежде врат, то можно будет попробовать повторить ход мыслей Вериллия. Кроме того, в рукописях может содержаться информация о том, как закрыть дыру в бездну.

Конечно, мой предшественник мог и избавиться от первоисточников. Более того, приходилось признать: скорее всего, так он и сделал. Но все же, даже крохотные зацепки — лучше, чем ничего.

— Благодарю вас за ценные сведения, — поклонился я, — вы мне очень помогли. А теперь не будете ли вы так любезны проводить меня к выходу?

— Так может, еще разок… — Просперус выразительно кивнул на стену.

— С удовольствием!

Залихватски ухнув, волшебник провалился сквозь камень. Я ринулся за ним. Последовали несколько минут стремительного бега — и мы очутились в коридоре, примыкавшем к залу библиотеки.

— Спасибо, друг мой, — сказал волшебник, — мы чудесно развлеклись.

Наверное, перепуганные студенты и магесса, которую едва не хватил удар, так не думали. Но я согласно кивнул.

— Прощайте, Просперус. — И, не зная, чего следует желать в таких случаях, добавил: — Счастливого посмертия…

— Подождите, Рик! Вот, возьмите, — чародей извлек из складок серой мантии кусочек пергамента. — Это, конечно, не Луг весть что. Основную часть рукописей я и вправду отдал Вериллию в благодарность за то, что несколько часов развлекал меня шутками. А это вот оставил себе на память. Но сейчас хочу подарить вам. Не сомневайтесь: это нарисовано рукой Астентума.

Я осторожно принял обрывок:

— Спасибо…

— Вам спасибо, — искренне поблагодарил Просперус. — Не поверите: так тоскливо стало в последние годы. Соскучился по человеческому общению. Почему-то все считают, что меня нужно только бояться и уважать. Случается, особо смелые студенты пытаются устроить мне какие-нибудь пакости. Но чтобы вот так, по-человечески, прийти, поразвлечься — нет! Хоть бы кто предложил: давайте, мастер Мериус, в картишки перекинемся или там в лото… Нет же. А вы порадовали. Ну что ж, пора, пора… — с этими словами призрак растворился в темноте.

Спрятав клочок пергамента в карман, я вышел в библиотечный зал, вежливо распрощался со стариком и покинул университет. На улице не выдержал, достал подаренный Просперусом обрывок. На нем красовался некогда фиолетовый, а теперь сиреневый из-за выгоревших чернил, угловатый цветок розы ветров.

* * *

Отпылали погребальные костры, превратив кусочек степи в выжженную пустошь: Уран-гхор приказал упокоить не только своих воинов, но и людей. Следующим летом взойдет здесь молодая трава, скроет под нежной зеленью пепел и золу, печальной песней будет тихо шелестеть над обгорелыми костями. И уже не разберешь, где орк лежал, где человек — смерть уравнивает всех.

Тихо было в предутренний час в человеческом селении. Спали, отдыхая после битвы, степняки, чутко дремали их вулкорки. Лишь часовые стояли на стенах, да где-то пробирались по человеческим землям отряды, посланные вождем на разведку.

Первые лучи еще не коснулись земли, когда Уран-гхор открыл глаза. Верный Клык, охранявший сон хозяина, приподнял голову, взглянул вопросительно.

— Лежать, — сказал ему вождь, а сам встал и медленно пошел к высокой башне из серого камня, что стояла в середине селения.

Тихо было вокруг, мертвым казалось человеческое обиталище. От тех домов, которых коснулась шаманская волшба, торчали одни обугленные остовы. Но остальные жилища остались целыми. Уран-гхор под страхом смерти запретил степнякам грабить и разрушать дома. "Вы же не уничтожаете шатры в родном племени? — сказал. — Так почему тогда здесь хотите ломать и крушить? Все это теперь наше, орочье. А хороший хозяин добро бережет".

Воины свято выполняли приказы вождя. Они не тронули селение, лишь обошли жилища людей, удивляясь их странным обычаям. Степняки привыкли к воле, для них лучшая постель — ковыль-трава, лучшая подушка — бок преданного вулкорка, а лучшее одеяло — звездное небо. Человеческие дома им тесными показались, жарко там было, душно, странные запахи витали. Орки вытащили из домов съестные припасы, разожгли костры прямо на улицах и устроили пиршество в честь первой победы. Насытившись, улеглись вокруг костров.

Мимо крепко спящих воинов, вулкорков и часовых Уран-гхор прошел к башне и поднялся по извилистой лестнице на самый верх. Здесь, на площадке, обдуваемой ветром, коротал ночь старый шаман. Он сидел на полу, подстелив под себя кошму из шерсти вулкорка, и то ли спал, то ли просто размышлял о чем-то. Согбенный силуэт Роба неподвижным идолом чернел в размытой предрассветной мути. Под ногами что-то похрустывало, словно ломался тонкий наст.

— Здравствуй, отец, — вождь подошел к старику.

Шаман не ответил и даже не пошевелился. Взгляд его глаз был устремлен в одну точку, словно рассматривал Роб что-то, видимое лишь ему. Уран-гхор, привычный к повадкам старика, молча уселся рядом, ожидая, когда шаман вернется из своего мысленного путешествия.

Рассвело. Под первыми лучами солнца усыпавшие пол осколки засветились, загорелись синими самоцветами. В чистом небе появилась черная точка, понеслась к земле, стремительно увеличиваясь, превратилась в ворона. Он покружился над башней, опустился на плечо шамана.

— Человеческое войско, — вдруг медленно, как будто очнувшись ото сна, проговорил Роб, — в двух днях и трех ночах пути отсюда.

— Большое?

— В четыре раза больше, чем твое, вождь. Восемь десятков тысяч пеших воинов, два десятка тысяч верховых и одиннадцать сотен шаманов.

Уран-гхор кивнул:

— Будем драться.

— Победишь в этом сражении — победишь в войне, — сказал Роб. — Обдумай все как следует, мой сын.

— Время еще есть, — ответил вождь. — Будем думать.

И еще день отдыхали воины, а Уран-гхор собрал на башне вождей и самыми преданных своих друзей, совет держать.

— Зачем нам по старинке воевать, в поле, — говорил Вели-гхор. — когда есть каменные стены — высокие, надежные?

— Укроемся за ними, станем вылазки делать, — поддерживал его Эр-гхор. — Человеческое войско велико, если столкнемся лоб в лоб — не выстоим.

— Со стен засыплем людей стрелами, — горячился Ярх, — и из пушек мы уже стрелять научились!

И другие вожди так же говорили. Слушал их Уран-гхор, молчал до времени. И старый Роб, сидевший рядом с ним, молчал, не вмешивался. Ожидал, что его названный сын скажет. А когда высказали воины все, что на уме у них было, заговорил молодой вождь:

— Скажите мне, орки, станут ли вулкорки залезать в медвежью берлогу, чтобы сразиться с медведем? Нет, они — вольные звери, они примут бой в степи. Их сила в быстроте, хитрости и ловкости. Так и мы. Это селение нам чужое, и мы не знаем, какие ловушки в нем кроются. Людей вчетверо больше, чем нас. Они обложат селение, и стены его станут нам не защитой, а капканом. Посмотрите туда, откуда люди придут, — Уран-гхор указал между сторонами стужи и заката, — ведь там степь. Такая же, как и наши родные земли. Мы проигрываем им в числе, значит, должны выигрывать в умении. А умеем мы сражаться в степи.

Молчали вожди. Трудно им было представить, как победить такое огромное войско.

— Верите ли вы мне, орки? — спросил Уран-гхор.

Первым Ярх ответил:

— Верим, великий вождь.

За ним и остальные сказали:

— Верим.

— Тогда давайте готовиться к бою, — заключил Уран-гхор.

В человеческие земли устремились отряды степняков верхом на вулкорках. Рыскали по степи, осматривая каждую кочку, каждый куст — изучали место будущего сражения. С ними молодые шаманы были, искали разведчиков из человеческих войск. Роб приказал: найти всех, поймать любой ценой. Враг ничего не должен знать о том, как орки готовятся к битве.

Сам старый шаман так и сидел на верхней площадке башни, даже еду ему туда приносили. Ворон его без устали кружил над землей, приносил новости хозяину. Духи предков витали в воздухе, нашептывали Робу советы.

Уран-гхор собрал со всего войска орков, которые умели ковать, и отправил их в оружейные мастерские и кузницы, которые стояли за первой стеной. А Роб послал своих шаманов колдовать над вулкорками.

Так, в трудах, прошел день, за ним — ночь и еще день и ночь. А потом стали возвращаться из человеческих земель воины и шаманы, ведя с собой связанных человеческих разведчиков. Всех их после допроса вождь приказал уничтожить, а в степь послал новые отряды. Строго наказал: "Никто не должен мимо вас проскользнуть". Вскоре и кузнецы завершили свою работу, показали Уран-гхору. Вождь остался доволен, отправил орков готовить ловушки людям.

Когда солнце закатилось за горизонт, из крепости вышло орочье войско, разбило лагерь в степи. Роб спустился с башни, сказал Уран-гхору:

— Люди совсем рядом. Остановились на ночлег неподалеку от селения.

Вождь кивнул, крикнул:

— Разводите костры! Много костров!

Воины собрались было разбиться на десятки, чтобы удобно было сидеть возле огня.

— Нет, — приказал вождь, — разбивайтесь по трое, и пусть у каждой тройки будет свой костер.

Скоро степь перед людским селением озарилась яркими бликами пламени, и шаманы принялись обходить лагерь по кругу, выпевая протяжные заклятия.

* * *

Огоньков было так много, словно от земли отражалось звездное небо. Герцог Жерар де Грасси, генерал, главнокомандующий парганской армии, шепотом помянув всех богов, опустил магическую трубу. По его расчетам, орки находились примерно в шести майлах от лагеря людей. Точнее он сказать не мог. На таком расстоянии невозможно было рассмотреть самих вражеских воинов, и герцогу приходилось ориентироваться только по огням костров. Разведывательные отряды отправились к Ле-Сили еще вчера, но ни один из них до сих пор не вернулся. Впрочем, герцог уже и не надеялся на их возвращение. Подходить ближе к городу, не имея данных разведки, он не рискнул и решил устроить привал. Людям нужен отдых.

Но какой может быть отдых при таком опасном соседстве? Герцог отдал приказ о боевой готовности и распорядился выставить усиленные караулы. Он понимал, что тяжелая кавалерия в полном доспехе вряд ли сумеет хорошо выспаться. Но рисковать не имел права. Выругавшись еще раз, генерал вернулся к изучению лагеря противника.

Обычно каждый десяток разводит себе костер. Так принято в любой армии Аматы. Конечно, это человеческий обычай — де Грасси ничего не знал о порядках дикарей. Вполне возможно, что неприхотливые, привычные к холоду степняки могли сидеть вокруг костра и по два десятка.

— Как минимум восемьдесят тысяч, — сквозь зубы процедил генерал, и его красивое мужественное лицо искривила злобная гримаса.

Покойный комендант Ле-Сили, да возродится он в счастливое время, докладывал о войске из приблизительно двадцати пяти — тридцати тысяч орков, пятую часть которых составляли всадники верхом на чудовищных волкоподобных тварях. За трое суток, которые прошли со дня падения крепости, вождь вполне мог дождаться подкрепления. Восемьдесят тысяч по-звериному сильных, злобных, мощных воинов, каждый из которых, по словам того же коменданта, стоил троих человеческих солдат. А еще шаманы, владеющие неизвестной, могущественной магией.

Герцог не боялся орков — он вообще был не робкого десятка. Но полководец, недооценивающий врага, не отдающий себе отчета в возможностях противника — плохой воин. И еще де Грасси, прославившийся как самый гуманный и разумный военачальник в истории Паргании, не признавал напрасных жертв. Сейчас, пытаясь взвесить все сильные и слабые стороны врага, он понимал, что информации недостаточно, а план кампании катится ко всем демонам мрака.

— Ваша светлость…

Генерал, погруженный в тяжкие размышления, не заметил приближения полковника Морана де Тернель, Главного мага парганской армии. Манера ходить тихо, неслышно, словно крадучись, была одной из особенностей этого худощавого черноволосого человека. Узкое, вытянутое вперед лицо волшебника напоминало лисью морду, под стать внешности был и характер. Мэтр Тернель был умен, хитер и умел находить из каждой, даже самой безнадежной ситуации, не два выхода, как гласит известная парганская пословица, а как минимум четыре. Вместе с тем волшебник отличался самым трепетным отношением к дворянской и воинской чести. Он служил под началом де Грасси вот уже десять лет, и за эти годы не раз доказывал свое бесстрашие, порядочность и находчивость.

— Оставьте титулы, Моран, — генерал махнул рукой. — Я созываю совет. Но прежде хотел поговорить с вами.

— Разведка так и не вернулась? — понятливо кивнул маг.

— Нет. Это уже третьи.

— Думаю, ждать бесполезно, — мэтр Тернель поднял холеную руку, тонкие пальцы коснулись выбившейся из-под шляпы пряди длинных волос.

— Да. Моран, я хочу знать: существует ли еще какая-нибудь возможность узнать о войсках противника? Я имею в виду чары или как там это у вас, у магов, называется?

— Да, разумеется. Но поверьте, Жерар, я уже испытал все способы: и астральную проекцию, и зеркало будущего, и даже перенос сознания в тело птицы… последнее едва не убило меня. Все мое волшебство словно разбивается обо что-то невидимое. Так что, — тонко усмехнулся полковник, — единственное, что я могу сказать точно: у орков сильные шаманы.

— А как наш магический щит?

— Установлен и поддерживается в активном состоянии. Причем мы сделали его предельно мощным. Но повторюсь: у орков сильные шаманы.

Де Грасси нахмурился. Приходилось, руководствуясь догадками и интуицией, принимать решения, от которых зависело множество жизней, а может, и судьба Паргании.

Вскоре в генеральском шатре собрались командиры полков и полковые маги. Сидя вокруг карты, они угрюмо слушали генерала, не хуже него понимая всю меру ответственности, возложенной на старших офицеров. Закончив с оценкой обстановки, де Грасси не стал переходить к обсуждению стратегии и тактики сражения. Предугадать дальнейшее развитие событий было невозможно.

Первым молчание нарушил Жак Тинэ, командир третьего полка кавалеристов, самый молодой на этом собрании:

— Находясь в полном вооружении, солдаты не смогут отдохнуть, мой генерал. Вы сами знаете, сколько весит доспех тяжелого кавалериста.

— А вы сами знаете, сколько времени уходит на то, чтобы снять и надеть его, — устало ответил де Грасси. — Люди останутся в доспехе.

— Но, мой генерал…

— Люди останутся в доспехе, — уже жестче повторил герцог.

Он мог бы еще раз обсудить с молодым Тинэ все обстоятельства кампании, но полковник и так их знал. А вот передать свои предчувствия, объяснить, что за фантомы гложут душу, рассказать о том, что нашептывает ему тревожный голос интуиции, де Грасси был не в состоянии. Как и истолковать свои ощущения. Но все вокруг было враждебным, он это чуял. В темноте двигались смутные тени, раздавались таинственные шорохи. Из темноты поднимались запахи — странные, чужие, враждебные. Каждый куст казался живым существом, затаившимся перед прыжком, каждая кочка — ловушкой, поставленной на человека. И генералу все время казалось, что из темноты на него смотрят глаза — острые, внимательные, полные холодной злобы. Де Грасси кожей ощущал их изучающие взгляды, не упускавшие из виду ни одного движения. Но предчувствия — материя слишком эфемерная для настоящего воина. Они годятся скорее магу. С ним-то герцог и решил посоветоваться, когда все разошлись.

— Что же, друг мой, — мягко произнес мэтр Тернель, выслушав сбивчивые пояснения генерала. — Лагерь накрыт щитом. Более того, по всему периметру разбросаны чары Неприкосновенности и следящие заклинания. Даже если бы шаманы орков нашли способ преодолеть всю эту волшбу, уж я-то заметил бы присутствие врага, уверяю вас.

— Значит, я ошибаюсь?

Генерал и сам не знал, радоваться ему или огорчаться. Ложные предчувствия — это попахивало дамской истерикой, паникерством и прочими нервными явлениями. А де Грасси, отказывался признавать наличие у себя нервов.

— Но вот что творится за защитным периметром, мне неизвестно, — продолжил волшебник, — и признаюсь, Жерар, я испытываю чувства, схожие с вашими. Они следят, Жерар, — он понизил голос до шепота, — эти твари следят за нами.

— Вы не говорили остальным? — невольно тоже переходя на шепот, спросил де Грасси.

— Нет, Жерар. Я никогда не позволил бы себе сеять панику среди воинов. Но дело в том, что мы с вами не одни, кто чувствует присутствие врага. Да-да! Обратите внимание: люди напряжены и даже напуганы. Конечно, можно объяснить это усталостью и невозможностью отдохнуть как следует. Но пройдитесь по лагерю: не спят даже пехотинцы, не обремененные тяжелым доспехом. А посмотрите, как нервничают лошади!

— Орки… — скрипнув зубами, ненавидяще пробормотал генерал, — следят…

— Я так не думаю. Вполне допускаю, что эти твари тоже ходят вокруг лагеря. Но их присутствие не могло вызвать приступ всеобщей тревоги. Они — всего лишь недочеловеки, или высокоразвитые животные — как вам угодно. Очевидно одно: их энергетика ничем не отличается от энергетики остальных живых существ и вряд ли может оказывать такое воздействие.

— А кто тогда?

— Не знаю. Но обычно так ощущается энергия смерти. Потусторонняя сила.

Генерал тяжело дышал, подавляя гнев, отчего ноздри его крупного орлиного носа хищно раздулись.

— Мы еще посмотрим, что сильнее: нежить или добрый клинок!

Несмотря на свое заявление, остаток ночи де Грасси провел, разглядывая в увеличительную трубу огненное покрывало, расстелившееся над лагерем орков и ожидая нападения.

Но степняки так и не атаковали. Ночная темнота утекла незаметно, сползла с неба, словно простыня черного шелка с тела просыпающейся красавицы. Наступило свежее, напоенное росой, воспетое птичьими трелями утро. Никаких перемен оно не принесло. Орки потушили костры, и теперь де Грасси не мог ничего разглядеть в трубу. Он сделал несколько попыток, прежде чем увидел темную пелену, затянувшую зелень поля. Это построилось орочье войско. Но на этом все передвижения в стане врага завершились. Черная громада оставалась неподвижной.

Генерал обходил лагерь, и повсюду видел усталых, измученных ожиданием людей. Хмурые, отечные от недосыпания лица, злые тяжелые взгляды. Больше нельзя медлить, понял он. Пока в людях не перегорела эта злоба, надо выступать. Собрав совещание, приказал:

— Командуйте выступление. Первой идет конница.

— Мой генерал, но в таких случаях обычно вперед отправляют пехоту, — возразил один из офицеров.

— Я не стану жертвовать людьми, превращая их в живое мясо! Кавалерист в поле многократно превосходит пехотинца по силе, скорости и маневренности. Конница разобьет строй орков, а пехота зачистит остатки.

— Подумайте, хорошо подумайте, Жерар, — шепотом добавил мэтр Тернель. — Не принимайте опрометчивых решений.

Генерал холодно взглянул на Главного мага:

— Вы отвечаете за магическую поддержку, полковник. Вот ею и займитесь. Это приказ.

Волшебник вытянулся в струнку, четким движением коснулся лба, отдавая честь:

— Есть, мой генерал!

Войска построились, и знаменитая парганская кавалерия, еще не знавшая ни одного поражения, двинулась вперед. Двадцать тысяч всадников в тяжелом доспехе на конях, закованных в броню — мощная сила, способная растоптать, раздавить, смести любого противника. В составе каждого полка ехал волшебник, поддерживавший над воинами магический щит. Но и без защитных чар кавалеристы казались неуязвимыми. Копыта коней, нагруженных железом, оставляли на земле глубокие следы. Следом, на расстоянии, шла пехота.

Генерал следовал в арьергарде, отдавая приказания с помощью связующего амулета. Рядом ехал мэтр Тернель. Когда до лагеря орков оставалось не более двух майлов, де Грасси приказал пехоте остановиться. Теперь оставалось дождаться исхода кавалерийской атаки, в успехе которой, впрочем, генерал не сомневался, и двинуть пеших воинов добивать остатки орочьей армии.

Генерал остановился на небольшом пригорке, с которого удобно было наблюдать за военными действиями, и взглянул в магическую трубу. Теперь он отчетливо видел не только войско дикарей, но и каждого из них так, словно они были совсем рядом, мог рассмотреть уродливые серые лица, маленькие злобные глазки, устремленные в ту сторону, откуда шло человеческое войско.

Орочий вождь тоже сделал ставку на кавалерию, если ее можно было так назвать — в арьергарде войска стояли верховые на огромных волках. Звери злобно скалились, рыли задними лапами землю, готовые сорваться с места и ринуться на врага, но степняки сдерживали их. Армию возглавлял молодой широкоплечий орк в расшитой самоцветами лисьей шапке, восседавший на огромном волке. Всадник, стоявший справа от юноши, был стар, даже дряхл. Приложив руку козырьком ко лбу, он напряженно вглядывался в небо. За ним растянулся ряд юношей и девушек, державших в руках какие-то круглые предметы.

Де Грасси молча передал трубу Главному магу.

— Тот, в изукрашенной шапке, вождь, — произнес мэтр Тернель, — рядом с ним — старший шаман. Молодежь с бубнами тоже, вероятно, шаманы. Жерар, вы вели речь о восьмидесяти тысячах воинов. Конечно, трудно оценить вот так, навскидку. Однако я думаю, здесь их как минимум вдвое меньше.

— Тем хуже для них… — процедил генерал, но тут же добавил: — остальные могли остаться в крепости либо двинуться в обход…

Кавалерия неумолимой, непобедимой громадой надвигалась на степняков. Орки не двигались с места, словно задались целью погибнуть мечами и конскими копытами. Но когда до войска степняков оставалось около четверти майла, над орочьим строем взвился резкий, тоскливый волчий вой. Выл зверь вождя: задрав к небу лобастую голову, в упоении переступая передними лапами, выталкивал из сведенного сладкой судорогой горла высокий монотонный звук. Его пение подхватывали другие звери, их голоса сплетались, сливались, неслись над землей. Волки пели так, словно не было ни яркого солнца, ни летнего цветения, а лежала вокруг заснеженная степь, залитая светом полной луны.

Кони занервничали, забеспокоились, но продолжали двигаться вперед: анимочары, вплетенные в уздечки, делали их послушными воле седоков.

— Дешевый трюк, — усмехнулся мэтр Тернель.

Но едва маг успел выговорить эти слова, с первыми рядами кавалерии что-то произошло. Сразу несколько десятков лошадей, издав громкое, испуганное ржание, упали на колени. Другие попятились, хромая и ломая строй.

— Вперед! — поднеся к губам связующий амулет, выкрикнул де Грасси. — Не останавливаться!

Всадники отчаянно пытались заставить коней подняться. Но несчастные животные были не в состоянии встать. Задние ряды натолкнулись на передние, рванулись вперед, давя копытами лошадей и их всадников. Но и они ушли недалеко. Кони словно впадали в бешенство, и ни понукания, ни даже анимочары не в силах были остановить их. Одни падали, другие взвивались на дыбы и с диким ржанием неслись обратно, навстречу войску.

Орки разразились воинственными воплями, шаманы забили в бубны. Волчий вой сливался с лошадиным ржанием и криками гибнущих под копытами людей. Всего за какие-то минуты стройные ряды кавалерии превратились в перепуганное стадо. Кони сталкивались грудь в грудь, всадники, пытаясь выбраться из свалки, давили друг друга. Столбы густой пыли, поднявшиеся над изрытой копытами землей, скрыли кавалерию от глаз генерала.

— Где же ваша хваленая магия, Моран? — прорычал де Грасси, в бессильной ярости сжимая трубу так, что побелели костяшки пальцев. — Где пресловутый магический щит?

— Над конницей, — последовал спокойный ответ. — Но он не предусматривает защиту лошадиных копыт от обычных шипов.

Генерал пытался связаться с командирами полков, но амулет не отвечал. Разглядеть, что творится с кавалерией, было невозможно из-за клубов пыли. Когда же наконец серое облако немного рассеялось, взору де Грасси предстало жалкое и одновременно жуткое зрелище: конница, оставив на поле груды изломанных, раздавленных человеческих и лошадиных трупов, развернулась в обратную сторону и скакала во весь опор, грозя смять пехоту. Вслед за ней понеслись орочьи всадники. Впереди летел на своем звере вождь.

Активировав связующий амулет, генерал вызвал командиров пехотных полков и приказал:

— Разомкнуть ряды! Пропустить конницу в тыл!

— Лучники… — простонал мэтр Тернель. — Пусть стреляют в орков!

— Они заденут своих!

— Не заденут! Наши щиты все еще действуют!

В этот момент воздух содрогнулся от невидимого, но мощного удара, следом раздался треск.

— Что это, Луга ради? — воскликнул де Грасси.

— Шаманы прорвали защиту, — упавшим голосом ответил маг. — Жерар, умоляю, пока не поздно, прикажите лучникам стрелять!

— Теперь об этом не может быть и речи, — твердо произнес генерал. — Кавалеристы нужны мне живыми.

Пехота спешно перестраивалась, чтобы дать дорогу обезумевшим лошадям. Но несущие на себе тяжесть брони и всадников в доспехе, кони, многие из которых были ранены, уступали в скорости орочьим волкам. Степняки нагнали кавалеристов, и понеслись в хвосте, пугая и без того измученных страхом лошадей.

Конница поравнялась с линией пехоты, завершавшей перегруппировку. Казалось, еще мгновение — и маневр, задуманный генералом, удастся осуществить: всадники ворвутся в тыл, а пешие войска сомкнут за ними ряды, встретив врага сталью клинков. Но орки на скаку бешено ворвались в ряды пехоты. Захваченное врасплох войско, не завершив построение, вынуждено было обороняться. Кавалеристы, не сумевшие обуздать лошадей, врезались в смешавшийся строй, давя своих же пехотинцев.

С боевыми кличами и злобным визгом степняки врубались все глубже в ряды людей, размахивали окровавленными мечами, убивали направо и налево. Орки были поистине прирожденными, великими воинами. Де Грасси с ужасом смотрел, как эти могучие существа, оголив зубы в звероподобном оскале, бросались на его солдат. Невероятные по силе удары располовинивали тела людей до пояса, отсекали головы, пронзали доспех… Но страшнее всего было выражение абсолютного счастья на серых оскаленных лицах. Бой являлся для них главной радостью, но орки находили наслаждение не в чужих страданиях и смертях. Их мораль, движущая ими идея была предельно проста: убийство врага — священный долг, смерть на поле боя — великая честь.

Всадники на волках были подвижнее и быстрее пехотинцев. Их звери обладали удивительной силой и гибкостью. Они ловко уворачивались от клинков, совершали длинные прыжки, становились на дыбы, изгибались и мчали своих хозяев вперед, прокладывая дорогу среди солдат. К тому же, волки сами по себе были страшным, совершенным оружием. Один удар мощной когтистой лапы разрывал человеческое горло, словно тонкую ткань. Один укус чудовищных челюстей переламывал кость, будто тонкую хворостинку.

Среди орков были и шаманы, творившие какую-то непонятную, но убийственную волшбу. Их певучие заклинания, произнесенные то высокими, как свист ветра, то низкими, рокочущими голосами, удивительным образом перекрикивали шум сражения. После каждой такой песни на парганцев обрушивалась новая напасть: одежда и доспех вдруг вспыхивали алым пламенем, в мгновение пожиравшим человека до костей, с чистого голубого неба падали молнии, поражавшие только людей, под ногами разверзалась земля, откуда-то налетали стаи воронов, норовивших выклевать воинам глаза.

Схватка была такой ожесточенной, а орки продвигались так быстро, что вскоре им удалось превратить ряды пехоты в беспорядочное месиво. У вступивших в сражение полковых и ротных магов не было ни места, ни времени для маневра. Поэтому волшебники ограничивались лишь простейшими одиночными чарами, не требующими хитрых плетений и долгих заклинаний, швыряя их целенаправленно в орков. Но даже эти незамысловатые заклятия, каждое из которых способно было поразить всего одного воина, не всегда достигали цели. Верховые степняки ловко уходили от ударов.

— Они перебили все центральные силы пехоты, — побелевшими губами прошептал мэтр Тернель.

— Зажать противника с флангов! — приказал де Грасси в связующий амулет.

Левый и правый фланги пехоты пришли в движение, медленно, но упорно тесня орков, сражавшихся в центре. Первый шок от дерзкой атаки врага прошел, и командиры парганцев наконец сумели восстановить подобие строя. Организованность действий пошла на пользу: на бой с орками подтягивались с флангов свежие силы.

Де Грасси, мысленно произнося молитву, наблюдал за маневрами пехоты в трубу. Сейчас пехота зажмет орков, сомнет, отрежет пути к отступлению. Тогда можно будет задействовать остатки конницы…

Но планам генерала не суждено было сбыться: орочий вождь снова продемонстрировал непредсказуемость своей военной тактики. Над полем боя взвился гортанный клич, и степняки, не дожидаясь, когда пехота замкнет кольцо, вдруг ринулись обратно, в сторону своего лагеря. Действуя слишком организованно и стремительно для диких тварей, орки в правильном порядке отступили назад.

— Лучники, пли! — скомандовал де Грасси.

В степняков полетели стрелы, но все они осыпались на землю: шаманы подняли над войском невидимый щит. К атаке присоединились маги, но и их волшба оказалась бессильна. Орочье войско сумело уйти.

Первая битва была проиграна, и стоила парганцам гибели пяти тысяч пехотинцев и половины кавалерии.

— Сколько убитых? — спрашивал у Ярха Уран-гхор.

— Пять сотен, великий вождь. Из них сто всадников. Шаманы все живы.

Молодой орк нахмурился:

— Пусть будет легким их путь в землях Счастливой охоты.

— Не печалься, мой сын, — сказал Роб, — сейчас они радуются, глядя на нас из обиталища духов. Они выполнили свой долг, а пять сотен против многих тысяч врагов — малая цена.

— Выстави караулы, и пусть орки отдыхают, — приказал вождь Ярху.

Друг Уран-гхора ушел, а старый шаман спросил:

— Скажи, мой сын, что ты собираешься делать дальше".

— Воины должны поесть, перевязать раны, набраться сил. Пусть отдыхают до утра.

— Ты прав. Люди никуда не двинутся. Они будут подсчитывать убитых, заботиться о раненых и лечить своих верховых зверей. А мы тем временем подготовимся к новой схватке. Ты узнаешь о наступлении людей. У моего ворона зоркие глаза.

Уран-гхор кивнул. Это он придумал выковать шипы и разбросать их вокруг лагеря, а шаманам приказал заколдовать лапы вулкорков так, чтобы им не повредили острия тайного оружия. Потом, уже в походе, приказал своим воинам развести побольше костров, чтобы люди обманулись в численности орочьей армии. Всех человеческих разведчиков степняки поймали и убили, и узнать правду людям было неоткуда.

А после наступила пора шаманству Роба. Старик отправил во вражеский лагерь духов, наказав им оставаться там всю ночь, не являя воинам свой облик. Печальным сонмом полетели духи к людям, просочились сквозь защитные чары, невидимыми гостями бродили среди солдат, плакали и стенали. Живые не могли слышать их плача, не могли видеть духов. Неслышные голоса не проникали в уши людей, невидимые обличья не тревожили их глаз. Но стоны и образы орочьих предков касались самих человеческих душ, рождали в них смертную тоску, неясную и оттого мучительную тревогу, наполняли первобытным страхом, зарождали ужасные предчувствия. Днем воины не находили себе места, а ночью не могли уснуть. Это духи предков иссушали их разум и сердце. Измученные боязнью, печалью и подозрениями люди выступили первыми. А орки, сытые, отдохнувшие, полные сил, сумели их достойно встретить…

День подошел к концу, степь погрузилась в чистую прохладу сумерек. Далекие льдистые звезды взирали с небосвода на костры, горевшие в орочьем лагере. Теперь уже не было нужды обманывать людей, и степняки сидели возле огня целыми десятками.

Только у Уран-гхора с Робом был свой костер. Сюда пришли на совет вожди племен. Уран-гхор рассказал им, что задумал, и раздал приказы. Воины ушли, удивляясь хитрости вождя вождей.

С неба ворон упал, уселся на плечо шамана.

— Человеческие воины не хотят больше поражений, — сказал Роб, выслушав ворона. — Вожди сидят, думают, как нас победить. С ними шаманы, тоже думают. А простые воины отдыхают. Только отдых у них плохой. Духи наших предков продолжают отравлять их души страхом и сомнениями. И вождей тоже отравляют.

— Пусть думают, — усмехнулся Уран-гхор. — Только скажи мне, отец, откуда в людях столько ненужной, дурной гордости? Ведь это гордость не позволяет им правильно оценить врага. Если бы были они осторожнее, может, орки бы дальше границы не ушли.

— Это у людей в крови, — ответил Роб. — Даже когда орки были сильны, жители Богатых, земель считали нас дикарями — глупыми, жестокими, злобными. А уж когда потеряли мы свое могущество — и вовсе для людей стали обычными зверями.

— Но ведь они боялись нас, отец, — вскинулся вождь, — если подкупали слабых, убивали сильных… боялись!

— Боялись, — подтвердил шаман. — Но не как равных, а как диких зверей. Они опасны, злобны, но не умны. Люди ждут от нас только звериной силы, прямого нападения.

— Но разве мы не доказали, что способны к воинскому искусству?

— Они считают это хитростью, мой сын. Звериной хитростью, но не умом.

Уран-гхор скрипнул зубами:

— Сорное семя…

— Пусть думают так. — Роб тихо засмеялся. — Это нам только на руку.

Всю ночь орки провели в лагере. Людям они были видны словно на ладони. Но Уран-гхора это нисколько не заботило. "Пусть смотрят, как сильны мои воины, как спокойно, без тревоги, они отдыхают. Это только добавит людям страха, — думал он. — А того, чего глазам врагов видеть не положено, они и не увидят. Об этом позаботится Роб".

Знать, и вправду люди были напуганы. Под утро Роб сказал вождю:

— Человеческий вождь объявил наступление. Засветло сюда выйдет тысяча человеческих шаманов. Их прикрывают пешие воины, тридцать тысяч. А сам вождь стоит на холме, его охраняют все верховые и сорок тысяч пеших. Да колдовской щит над ним висит.

Уран-гхор кивнул:

— Пусть твои ученики делают свое дело. А мои воины сделают свое.

За эту ночь орки хорошо отдохнули. Шаманы занимались ранеными: легкие раны сразу залечили, тяжелые залили зельями, перевязали, произнесли заклинания на выздоровление. Еды у войска было много: в богатом человеческом селении нашлось вдоволь запасов, их и собрали в обоз. Раненые быстро шли на поправку, шаманы им в этом помогали. Вулкорки славно поохотились в степи и, сытые, легли спать возле своих хозяев.

А едва занялся рассвет, орочьи воины принялись состязаться в мечевом бое, рукопашной и стрельбе из лука. Сытые, довольные степняки с радостью разминали отдохнувшие мышцы. Сходились в схватках лучшие воины, а остальные встречали их громкими выкриками. И хоть были все они единым народом, каждый за свое племя радел. Молодые шаманки чествовали победителей веселыми песнями. Орки знали, что сейчас люди наблюдают за ними. И боятся. И удивляются хладнокровию воинов, которые веселятся между сражениями. А вместе с тем теряют веру в себя. Духи же завершают дело, из маленькой искорки боязни раздувая в их душах пожар ужаса.

Так орки устрашали врага и отвлекали его внимание, пока их товарищи выводили вулкорков, пробирались, незамеченные, под прикрытием лагеря, в сторону восхода и скакали в степь. И не слышно было из-за азартных криков тихого пения шаманов, которые направляли свою волшбу к краям лагеря…

* * *

Де Грасси напряженно наблюдал за движением войска. Маги шли ровными рядами по сто человек, следом — тридцать полков пехоты. На этот раз генерал сделал ставку на волшебников.

"Это должно сработать, — молитвенно повторял про себя стоявший рядом с генералом мэтр Тернель, — боги, пусть это сработает!"

До самого рассвета Главный маг и командующий армией разрабатывали план нападения на орков. Боевой дух парганцев, расшатанный ночью страха, был сломлен первым жестоким поражением, а следующая ночь лишь добавила людям ужаса. В такой ситуации медлить было нельзя. Следовало отправить воинов в бой, пока они окончательно не разуверились в своих силах.

Тысяча опытных магов с заранее заготовленными убийственными заклятиями представляла собой грозную мощь. Генерал надеялся, что шаманы не сумеют выстоять против такого натиска. Главной задачей волшебников было сломать невидимый щит, закрывавший лагерь противника. Конечно, боевые маги еще и обеспечивали защитные чары пехоте, но это было уже второстепенно — де Грасси осознавал, что так или иначе отправляет людей на убой. "Не время для гуманизма", — горько усмехнулся он, переводя магическую трубу на лагерь орков.

— Все еще развлекаются? — спросил мэтр Тернель.

— Пока да, — сквозь зубы процедил генерал. — Своеобразная психологическая атака, демонстрация сил и уверенности.

— Возможно, еще и прикрытие для какого-то маневра, — предположил Главный маг.

— Возможно…

Разведка снова не сумела даже приблизиться к вражескому лагерю. Несмотря на то что люди шли под маскирующими чарами, орки сумели их выследить и перестреляли из луков. Все попытки магов отправить в сторону степняков следящие и подслушивающие заклинания разбивались о защиту шаманов. Но с помощью магической трубы лагерь отлично просматривался, и за всю ночь никакого подозрительного движения в нем замечено не было.

Сейчас же орки азартно мерились силами друг с другом, словно к ним приближалось не вооруженное войско врага, а девушки с цветами для победителя в состязании. Вождь, наблюдая за своими воинами, одобрительно кивал, отчего камни на его шапке поблескивали под лучами утреннего солнца.

— Наглые зверьки, — пробормотал де Грасси, передавая трубу волшебнику, — полюбуйтесь…

Мэтр Тернель осмотрел лагерь. То ли заметив солнечный блик, отразившийся от магического стекла, то ли интуитивно ощутив чужой взгляд, орочий вождь обернулся в сторону ставки главнокомандующего и, подняв руку перед лицом, растопырил пальцы в издевательском приветствии.

— Наглец… — почти одобрительно пробормотал Главный маг.

В этот момент он ощутил укол тревоги. Вроде бы, учитывая все происходящее, в этом не было ничего удивительного. Но мэтр Тернель готов был поклясться: ноющее беспокойство, поселившееся в душе, не имело ничего общего с переживаниями по поводу сражения. Волшебник, доверявший своей интуиции, попытался проанализировать непонятное чувство, но не преуспел: де Грасси протянул руку за трубой, и это незамысловатое движение сбило мага с мысли. Поэтому он лишь спросил:

— Старого шамана видите?

Генерал оглядел лагерь. Старик стоял неподалеку от вождя, спиной к наблюдателям, но его нетрудно было узнать по низкому росту и согбенным плечам.

— Здесь, — бросил де Грасси.

— Хорошо, — кивнул волшебник, все еще пытаясь разобраться со своими предчувствиями.

Но дальнейшие события развивались так стремительно, что мэтр Тернель забыл обо всем, кроме сражения.

Вождь что-то коротко выкрикнул, и орки прекратили игрища. С удивительной быстротой и организованностью пешие воины построились и двинулись навстречу людям. Верховые шли в арьергарде. Вождь и все шаманы вместе со стариком ехали впереди на волках.

Когда между войсками оставалось не больше фихта, парганские маги, объединив силы, отправили в орков заклятие Ледяного клинка. Мощная волшба, устремленная в центр войска противника, ударила по щиту. Даже в магическую трубу видно было, как задрожал воздух над степняками. Но защита выстояла. В ответ шаманы, застучав в бубны, хором выкрикнули какую-то короткую фразу, и на парганцев обрушились чары, напоминающие призрачную сеть, по которой пробегали голубоватые искры. Она облепила защиту людей, и ярко засияла, пожирая волшебные плетения, разрушая их… Стиснув зубы, мэтр Тернель не сводил взгляда с магической битвы, которую можно было наблюдать даже без волшебной трубы. Человеческая защита выдержала первую атаку, и Главный маг с облегчением выдохнул.

Парганские чародеи, не теряя времени, ударили по оркам новыми заклятиями. На этот раз каждый из них создал плеть Темного огня. Тысяча плетей, хлестнувших по щиту, разбили его, раздробили на мелкие осколки чар, тут же истаявшие в воздухе.

— Есть! — воскликнул де Грасси. — Мы были правы: шаманам не хватает сил, чтобы открыто противостоять атаке всех наших магов!

Мэтр Тернель не ответил. Он не сводил глаз с поля боя, на котором шло ожесточенное магическое сражение. Парганцы, ободренные первым успехом, швыряли в орков заклятие за заклятием, но, несмотря на разрушенный щит, большого урона воинам доставить не могли. Шаманам каким-то образом удавалось сдерживать поток волшбы, исходившей от людей, и заслонять пеших воинов. Вскоре в битву вступили арбалетчики, осыпав орков градом болтов, под которым дрогнули первые ряды. Но степняки двигались навстречу людям, оставляя на земле тела своих убитых товарищей.

Радуясь удаче, люди рвались вперед, чтобы отплатить врагу за прошлое поражение и унизительный страх бессонных ночей. Вид гибели ненавистных дикарей возрождал боевой дух парганцев, толкал к новым убийствам. Ярость, смешанная с азартом сражения, гнала воинов на степняков. И это действовало: ряды врага перемешались, убитых становилось все больше, а шаманы, словно растерявшись от такого натиска, не в силах были нарушить защиту людей и возобновить свою. Они то и дело пропускали заклятия человеческих магов, отнимавшие жизни орочьих воинов. Расстояние между противниками сокращалось, и пехотинцы сжимали рукояти мечей, предвкушая скорую бешеную схватку.

Орочий вождь что-то выкрикнул, и его войско на несколько мгновений остановилось. Шаманам наконец удалось создать небольшие щиты. Они выглядели как облачка зеленоватого тумана и быстро передвигались по воздуху, реагируя на приближение арбалетных болтов.

Еще один крик вождя — и степняки вдруг обратились в бегство. Теперь впереди неслись верховые, следом за ними бежали пешие. Отступление прикрывали шаманы, сдерживавшие своей волшбой напор парганцев.

Люди с торжествующими воплями кинулись вслед, потрясая на бегу мечами. Маги осыпали орков заклятиями, арбалетчики разили их болтами.

— Они отступают! — прорычал де Грасси. — Отступают! Вперед! — заорал он в связующий амулет. — Догнать и уничтожить!

Беспокойство разрасталось в тугой ком, давивший на сердце, подступавший к горлу. Мэтр Тернель чуть ли не силой выхватил из руки генерала магическую трубу и приник к увеличивающему стеклу. Что-то было не так, что-то выбивалось из этой победной картины…

— Почему они не падают? — спросил Главный маг, конкретно ни к кому не обращаясь. — Почему орки больше не гибнут?

— Добить противника! — кричал в амулет де Грасси.

Степняки достигли своего лагеря, люди бежали за ними. В лагере орки внезапно остановились. Шаманы развернулись лицом к врагу и поскакали навстречу людям. Они больше не были похожи на растерянных новичков, которым не хватало силы и, словно чудом обретя уверенность, неслись на магов. Несколько ударов заклятиями — и щит, созданный парганскими чародеями, лопнул, лишив защиты не только их самих, но и все войско. Волшебники, надеясь на свое численное превосходство, приняли бой. Им удалось окружить шаманов, и теперь парганцы направили на них всю мощь своих заклятий.

— Есть! — выкрикнул генерал.

Казалось, у горстки шаманов не было шансов выстоять против объединенной силы тысячи магов. А уничтожение колдунов означало поражение орочьей армии. Только вот мэтр Тернель, глядя на то, как парганские чародеи поливают шаманов волшбой, не спешил торжествовать победу. Что-то было не так…

Между тем, орочьи воины обнажили мечи и кинулись на людей. Разгоряченные преследованием парганцы вступили в сражение. В лагере закипела ожесточенная схватка. Дикари дрались отчаянно. Каждый из них был физически сильнее человека, поэтому вскоре землю усеяли мертвые тела людей.

Посреди стоянки сражался орочий вождь. Зверь под ним то отскакивал назад, вынося своего хозяина из-под удара клинка, то заслонял его, встав на дыбы. Очевидно, жуткая тварь была выведена с помощью какой-то волшбы: ее шерсть защищала от стали не хуже доспеха. Вождь был могучим воином: лапы его зверя ступали по лужам крови и мертвым телам людей, сраженных мечом. Почему-то мэтр Тернель не мог отвести взгляда от этого огромного орка. Он всмотрелся в скуластое, грубо вылепленное серокожее лицо, в надежде понять причину своей тревоги…

— Пехота, вперед! — генерал решил ударить по оркам всеми силами. — Взять лагерь в кольцо, добить тварей!

Зазвучали голоса полковых командиров, их приказы подхватывали ротные капитаны:

— Вперед!

Полки двинулись в сторону орочьего лагеря.

Внезапно, посреди солнечного утра, на землю опустился густой туман. Он становился все плотнее, клочья его катились по траве, подбираясь к пригорку, на котором расположилась ставка генерала. Вскоре возвышенность окружило мягкое серое облако, почти скрывшее кавалеристов, охранявших де Грасси. Туман подползал все выше, льнул к людям, стоявшим на пригорке, залеплял стекла магической трубы, холодными капельками оседал на лицах.

Лагерь орков тоже окутался туманом, так что даже сквозь волшебное стекло все труднее было рассмотреть происходящее. Интуиция мэтра Тернеля уже не просто предупреждала об опасности, она вопила, орала… Да что там интуиция, обыкновенная логика подсказывала: туман имеет магическое происхождение.

— Жерар, отзывайте людей!

Де Грасси схватил трубу, взглянул в нее, потом перевел на чародея изумленный взгляд:

— Почему, во имя всех богов?!

Маги сжимали кольцо вокруг шаманов, пехотинцы сражались с орками, полки двигались на помощь своим товарищам. Казалось, исход сражения предрешен… Понимая, что его интуиция — слабый аргумент в такой ситуации, мэтр Тернель снова приник к трубе. И наконец осознал, что именно выглядело странным.

— Там нет вождя, Жерар!

Передавая трубу друг другу, они всматривались в гущу сражения: мощный широкоплечий орк в усыпанной самоцветами шапке, дравшийся за пятерых, был на виду.

— Это не вождь! — крикнул Главный маг. — И в лагере слишком мало верховых!

Сам не желая верить своим догадкам, он искал взглядом старого шамана и увидел согбенную фигуру в самой середине круга. Прячась за спинами своих учеников, старик ударял в бубен. В этот момент от туманного облака, окружавшего пригорок, оторвался большой клок и, словно разумное существо, набросился на мэтра Тернеля, залепив лицо и стекло трубы. Последним, что увидел Главный маг, были распрямившиеся плечи шамана и молодое лицо, вдруг проступившее из-под морщинистой маски — это кончилось действие морока. Отшвырнув бесполезную трубу, чародей обернулся к де Грасси, чтобы убедить его отозвать войско… Но опоздал: яркая молния волшбы, вынырнув из тумана, вдребезги разбила магический щит, покрывавший пригорок. Сплетя защитные чары, мэтр Тернель набросил их на генерала, сам же выставил руку, швырнув вниз заклятие Лунного савана.

Там, в озере тумана, скрывался враг, но волшебник понял это слишком поздно. Словно жуткие призраки, выскакивали из молочной мути уродливые дикари на огромных, злобно оскалившихся волках и бросались на парганских кавалеристов. Впереди несся могучий воин на звере, глаза которого горели зеленым пламенем. Голова всадника была непокрыта, и длинные черные волосы развевались на ветру. Вождь вел своих воинов в бой.

Мельком отметив про себя, что его догадки были правильными, мэтр Тернель сосредоточил все внимание на тумане, в котором прятался его главный противник — старый шаман. Внизу, под пригорком, загремел, зарокотал бубен, ему вторило хриплое карканье ворона. Лунный саван — одно из самых страшных темных заклятий — рассеялся в серой дымке, не достигнув цели. Ориентируясь на звуки, Главный маг отправил вниз Поцелуй саламандры. Последовала яркая вспышка, но рокот бубна не умолк — наоборот, начал приближаться.

И тут туман ожил, разбился на множество частиц, закружившихся в воздухе. В мутных, непрестанно меняющихся пятнах угадывались очертания фигур, вдруг появлялись и вновь исчезали искаженные лица. Призраки, не обращая внимания на орков, танцевали вокруг людей, нашептывая им что-то на непонятном языке. Но этот неясный лепет заставлял сердца останавливаться от неосознанного ужаса, а мельтешение белесых силуэтов не давало сосредоточиться на сражении. Отмахнувшись от привидений, мэтр Тернель принялся сплетать новое заклятие, чтобы встретить старого шамана во всеоружии. Волшба уже дрожала на кончиках пальцев, когда старик, словно перенесшись в пространстве, оказался прямо напротив чародея и остановился, древний, сгорбленный, глядя прямо в глаза человеку и размеренно ударяя в свой потертый бубен и что-то напевая. Маг ощутил, как вокруг орка концентрируется невероятная сила, растекается в стороны, заставляя дрожать землю под ногами.

— Сдохни! — яростно выкрикнул мэтр Тернель, бросая в сморщенное лицо заклятие Темного огня. — Сдохни, будь ты проклят!

Бешено гудящее антрацитовое пламя устремилось к шаману, чтобы пожрать его, растворить в волшбе, не оставив даже костей, разметать частицы пепла по ветру. И за миг до гибели, казавшейся неизбежной, старик вдруг легко взмыл в воздух. Смертельные чары пролетели под ним и, неожиданно изменив направление, ударили в парганскую кавалерию. Надрывное лошадиное ржание, сливающееся с криками боли, возвестило о том, что заклятие нашло себе новую цель.

Главного мага охватила странная апатия, силы будто утекали из его тела, впитываясь в землю. Будто в полусне он наблюдал, как шаман начал вращаться в воздухе, все быстрее, стремительнее… И когда старик остановился, простерев руки над головой мэтра Тернеля, тот почти с благодарностью принял сорвавшуюся со скрюченных пальцев волшбу, прервавшую это омерзительное наваждение. Заклятие убило чародея мгновенно, смяв его, расплющив, вбив в землю, оставив лишь красную кашу раздавленной плоти, из которой торчали белые обломки костей. Уничтожив волшебника, шаман, отдавший всю силу бездны, опустился на землю, снова превратившись в того, кем был на самом деле — дряхлого, бессильного старика.

В следующий момент орочий вождь, прорвавшись сквозь заслон кавалерии, выскочил на пригорок и напал на главнокомандующего. К чести де Грасси, он сумел отбить первую атаку и даже продержался несколько минут. Но что-то будто отводило его клинок в сторону, и генерал, опытный воин, так и не смог нанести орку ни одной раны. Всадник на огромном волке носился вокруг де Грасси, стремительно подлетая и отскакивая. Конь, напуганный острым звериным запахом, жалобно ржал, переступая на месте, не повинуясь руке хозяина. Выждав удобный момент, степняк нанес лишь один удар в левый бок. Меч пробил доспех и пронзил сердце генерала.

Выдернув клинок из обмякшего тела, вождь издал боевой клич и ринулся вниз, к своим воинам, сражавшимся с кавалеристами.

Туманные призраки кружили над орочьим лагерем, закрывая от сражавшихся то, что происходило на холме. Да людям и некогда было всматриваться в степь. Парганцы теснили дикарей, которые под натиском пятились, отступали к краю стоянки.

Маги все так же продолжали держать шаманов в кольце, но их заклятия и орочья волшба нейтрализовали друг друга. Такое противостояние могло длиться до тех пор, пока у одной из сторон не закончатся силы. А резерв и у чародеев, и у шаманов был велик. Вдруг из толпы орков раздался высокий женский голос, выпевавший протяжную песню. Молодая шаманка, стоявшая за спинами своих соплеменников, ударила в бубен, творя неведомое колдовство. Песня взмывала в небо, птицей неслась над степью — тоскливая, непонятная, почти причиняющая боль своей заунывностью. Внезапно она оборвалась, и будто по команде, орки упали на землю. Посреди поверженной толпы осталась стоять лишь одна невысокая худощавая девушка. Уронив руки, она приняла на себя всю мощь человеческих заклятий. В тот момент, когда ее коснулась волшба, которая должна была уничтожить шаманку, испепелить на месте, вокруг девушки вспыхнуло яркое белое свечение. Наткнувшись на него, чары ринулись назад и ударили в своих же творцов. Несколько десятков магов рухнули замертво, остальные успели отразить откат. Иссушенный, словно мумия, труп шаманки упал на землю — став на секунду живым магическим зеркалом, она отдала все жизненные силы.

В тот же самый миг под руками шаманов задрожала земля. От пальцев зазмеились тонкие трещины, устремились к людям. Под одним из магов земля разверзлась и снова сомкнулась, поглотив не сумевшего отскочить человека. Остальные в страхе попятились. Шаманы ринулись вперед, под их шагами трещины смыкались, позволяя пройти, потом снова открывались. Воспользовавшись растерянностью магов, орки расшвыряли их заклятиями и вырвались из окружения.

Вопреки здравому смыслу, шаманы не стали предпринимать новую атаку. Они медленно отступали к краю лагеря. Волшебники, сумевшие обойти разломы в земле, воспользовались этим и, объединив силы, обрушили на орков заклятие Темной воды.

Белые силуэты духов мелькали перед лицами людей, их жалобные стенания разрывали душу, жуть, которой веяло от них, проникала в сердца. Именно это помешало парганцам вовремя насторожиться. Степняки отступали, сдавали лагерь противнику. Люди же только радовались отступлению врага. Будь жив мэтр Тернель, он сумел бы разгадать замысел орков. Не погибни генерал де Грасси, он смог бы понять странный маневр противника. Но здесь, в залитом кровью, звенящем от воинственных криков, лагере, никто не заметил истинной опасности.

В какой-то момент казалось, что люди выбили орков из лагеря, что степняки оказались слабее и позорно бежали с поля битвы. Но тут загремел бубен, и словно по его приказу, вокруг стоянки поднялась полупрозрачная розоватая стена, разделившая противников. Маги, осознав наконец, что их заманили в ловушку, попытались разбить ее волшбой. Но не успели: над головами людей закружились мерцающие искорки — крохотные, похожие на изящных мотыльков. Они появлялись ниоткуда, возникали прямо из воздуха, танцевали вокруг оторопевших воинов, взметались, словно огненные снежинки в странной пламенной метели. Искорок становилось все больше, они заполнили купол и начали стремительно разрастаться, разбухать. Вот уже не мотыльки, а огромные огненные шары бешено вращались в воздухе, сталкиваясь друг с другом, объединяясь, сливаясь в единую стену гудящего пламени…

Отвернувшись от огненного безумия, пожиравшего парганцев, орки двинулись навстречу пехоте, которую де Грасси в последние минуты своей жизни отправил на помощь товарищам. Среди воинов было всего четверо магов, поддерживавших защиту. Первая же атака шаманов вдребезги разнесла щит, вторая — уничтожила волшебников. С воинственными кличами орки устремились на людей, оставшихся без магической поддержки.

В это время парганская кавалерия, лишившаяся командира, обратилась в бегство. Вождь не стал догонять всадников. Вместо этого он развернул свое войско и направил его на пехоту. Две волны ярости, ненависти и гнева налетели на людей…

К закату все было кончено. От лагеря осталось черное пепелище, на котором из-под жирной сажи скалились обгорелые черепа. Черный ворон одиноко кружил над полем боя, заваленным трупами. Орки бродили по степи, стаскивая тела в кучи — отдельно клали своих воинов, отдельно человеческих. А когда уже стемнело, следом пошли шаманы, накладывая на курганы мертвой плоти огненные заклятия. В ночи вспыхивали погребальные костры, тянулись к синему бархату неба алыми всполохами.

Уран-гхор и Роб стояли на самом краю поля, где отшумело сражение. Смотрели на языки огня, молча прощались со своими воинами. Вождь первым нарушил эту скорбную тишину:

— Сейчас, после этой битвы, у меня не осталось ни ненависти к людям, ни жажды мести.

Старик кивнул:

— Это хорошо, сын. У великого вождя должен быть холодный разум. Ты победил. Впереди будет еще много человеческих селений, войск, сражений и смертей. Но сегодня ты разбил главное войско, сегодня ты взял Богатые земли. Они твои, мой сын.

— А что будет потом, отец?

— Потом мы пойдем к Дальним землям, — спокойно ответил Роб.

* * *

Это было странное время: бессонные ночи, проведенные в библиотеках, архивах, за старинными книгами и свитками, дни, заполненные неотложными делами так плотно, что не хватало времени даже перекусить. И постоянное, разрывающее душу чувство вины — иррациональное, нелогичное, но от этого не менее мучительное. Я, изначальный, сильный чародей, обладатель звучного титула Верховный маг империи и прилагающейся к нему белой мантии, не в состоянии был помочь людям, гибнущим в Солнечном крае. Да что там, я даже жителям Виндора не мог гарантировать безопасности перед надвигающейся с востока угрозой! Мало того, я сам разрушил магию, охранявшую столицу. Из южной провинции поступали все новые скорбные вести: пал замок баронства, захвачены Верхние Виноградари… Забияки… Старые Сады… Подпалина… Некромантская зараза стремительно разрасталась, охватывая все новые земли Галатона, убивая людей, превращая их в безмозглых кукол. Такие же куклы вставали из тайных захоронений и в мирных провинциях: имперским магам удалось обезвредить далеко не всех носферату, сделанных коллегами Лиллы. Больше всего мне хотелось отправиться в Солнечный край и драться с вражиной. А я сидел в Красной роще, занимаясь чередой дел — неотложных и необходимых для будущего сражения, но казавшихся такими мелкими и незначительными по сравнению с гибелью тысяч людей.

В провинциях, граничивших с Солнечным краем, появились первые беглецы. Не останавливаясь, они двигались дальше, на север, в Лесной край. Вместе с ними уходили и местные жители, оставляя на будущем пути некромантов опустевшие города и деревни. Всех этих людей надо было устроить в северных провинциях, а тех, кто еще не решился покинуть насиженные места, следовало сподвигнуть на бегство. Я целыми днями разговаривал с бургомистрами, старостами, сельскими и городскими магами, проверяя, как идет переселение.

Словно бы Галатону своих бед было мало, страну наводнили беженцы из Паргании. Нападение орков, которое поначалу казалось несерьезной, глупой эскападой — ну, что могли дикари сделать против могучей империи? — превратилось в победное шествие степняков. Парганская армия вместе со всеми магами сдавала позицию за позицией. Неистовая орда катилась по стране, сметая все на своем пути, захватывая города и села. В Галатон хлынул поток парганцев, разуверившихся в способности империи защитить их. Люди должны объединяться против нелюдей, несмотря на все прошлые распри. Разумеется, Дарианна прекрасно понимала эту нехитрую истину. Но она при всем желании не могла предоставить Паргании военную помощь: следовало собрать все силы для отпора некромантам. Беженцев ее величество впустила и поселила в крае Водопадов. Впрочем, с одним условием: парганцы должны были принять галатское подданство. Оружейников, кузнецов и магов всех специальностей власти принимали особенно охотно. Многие из них поселились в Красной роще, которая разрасталась на глазах, превращаясь во вторую столицу.

Дарианна не ошиблась, поручив восстановление оружейного дела мастеру Триммлеру: он сделал почти невозможное, отстроив целый квартал мастеров. В походных мастерских уже вовсю ковались мечи и доспех. Сам гном, наладив работу так, что она не требовала его ежеминутного присутствия, вдруг повадился каждый день прогуливаться по Виндору. Возвращался хмурый, расстроенный, что-то бормоча в опаленную бороду. На все расспросы отвечал односложно и невнятно. Решив, что сын гор навещает развалины улицы Мастеров, под которыми погибли все его сородичи, я отбросил попытки разговорить его. Да и времени у меня не было на задушевные беседы. Восстановление Виндора, охрана столицы от мародеров, формирование войск, расселение беженцев — все это мне приходилось контролировать лично. Присмотра не требовали только маги, которыми успешно командовали дядя Ге и граф Ортекс.

Но вскоре причина отлучек мастера Триммлера выяснилась сама собой. И была она, так сказать, довольно весомой. Как-то, оказавшись в середине дня в оружейном квартале, я застал трогательную картину. Сын гор сидел возле мастерской, сосредоточенно уминая похлебку из большого глиняного горшка. Рядом, не сводя с гнома умиленного взгляда, стояла Мельда с корзинкой, над которой поднимался аромат свежей выпечки.

— Фафол! — с полным ртом поведал мне мастер Триммлер.

— Он меня нашел, — улыбаясь, перевела неунывающая вдовица. — Здравствуй, Рик.

— А я уж думал, все, — проглотив, сказал гном. — Думал, стряслось с ней что!

— Да что со мной сделается, — отмахнулась Мельда. — Я же тогда в храм Ат-таны пойти не смогла. Хозяин мой заблажил: мол, народ после празднества ринется в трактир, так что готовь зал к приходу посетителей. А я ведь еще обиделась на него тогда! Выходит, он жизнь мне спас, жадный старикашка. Сам трактир, когда волшба началась, рухнул. Но мы успели выбежать. И осталась я… — Мельда всхлипнула и картинно утерла глаза, — без денег, без дома уже второй раз…

— А тут я! — радостно подхватил сын гор. — Стряпухой ее нанял.

— Стряпухой? Ну конечно… — пряча ухмылку, пробормотал я.

— Да! — вскинулся мастер Триммлер. — А ты как думал, лейтенант? У меня тут полсотни здоровых мужиков, половина из них пришлые. Многие без семей. Работают без продыху. Нужно им в обед горячего похлебать, как считаешь?

Разумеется, я с ним согласился и не стал уточнять, что найти стряпуху можно было и среди местных жительниц. Только поинтересовался у Мельды:

— Где ты остановилась? Может, с жильем помочь?

Из-за огромного наплыва переселенцев из столицы и беженцев жилье в Красной роще было на вес золота. День и ночь на окраинах города работали плотники, сооружая временные деревянные дома, больше похожие на казармы. Но несмотря на их усилия, пристанища на всех не хватало, и многие приезжие были вынуждены ютиться в шатрах.

— Не нужно, — Мельда стыдливо потупилась.

— У меня она живет, — прямо заявил мастер Триммлер, обнимая вдовушку за талию.

Похоже, гном, на которого первая встреча с Мельдой произвела неизгладимое впечатление, наконец обрел свое личное счастье. Каково же было мое удивление, когда через несколько дней сын гор, явившись ко мне в дорожной одежде и с мешком за плечами, сообщил:

— Ухожу я, лейтенант.

— Куда? — оторопел я.

— В Гольтенвейер.

Мне подумалось, что друг сошел с ума:

— И как ты планируешь туда добираться? Через мертвый Аллирил?

— Дойду как-нибудь, — уклончиво проговорил гном. — Может быть… Дела я сдал, ее величеству отчитался. А ты, того, этого, за Мельдой присмотри. Одна она остается.

Я не знал, что сказать. С одной стороны, не верилось, что мастер Триммлер, верный товарищ, переживший с нами столько побед и поражений, никогда не подводивший, азартный и смелый, может вот так бросить друзей перед решающим сражением. С другой — я не имел права его останавливать. Ведь гном не являлся подданным Галатона, и волен был оставить страну, когда ему заблагорассудится. И хоть убейте: не верил я, что он мог струсить, предать! Значит, у сына гор имелись серьезные причины так поступать.

— Прощай на всякий случай, лейтенант!

Мастер Триммлер обнял меня, хлопнул по плечу так, что загудели кости, и вышел.

Ну вот, и еще один друг меня покинул. Лютый, Дрианн, теперь вот гном…

— Не тревожьтесь о них, герцог, — на плече материализовался Артфаал, — каждый из них занят нужным делом. А у вас остался я и мой дражайший друг мастер Генериус. Ну, и возлюбленная ваша, разумеется, — неохотно признал он.

Моя возлюбленная… я уж и не помнил, когда мы в последний раз оставались наедине хотя бы просто для того, чтобы поговорить. Все наше дневное общение сводилось к совещаниям и кратким отчетам по связующему амулету. А каждый вечер Дарианна и Копыл проводили в беседах с императором Журжени и его лысым мудрецом. Велеречивые хитроумные журженьцы в один и тот же час с завидным педантизмом открывали астральное окно в кабинете ее величества. Не знаю уж, что именно там обсуждалось — Сао Ли категорически отказался вести переговоры в моем присутствии. Но судя по тому, какой усталой и потерянной выглядела Дарианна после этих встреч, сын неба с советником тянули время, не лишая императрицу надежды на помощь, но и не спеша соглашаться.

— Выжидают, — пожимая плечами, отвечал на мои расспросы Копыл. — Выжидают, чтобы в последний момент выставить драконовские условия. И ведь мы будем вынуждены согласиться! Очень коварный народ эти журженьцы…

Последние слова старик неизменно произносил с каким-то странным выражением: то ли в душе восхищался коварством Юлан Цина, то ли сожалел о нехватке этого качества у Дарианны.

Пока императрица обсуждала с астральными гостями возможности военного союза между нашими государствами, я занимался поисками врат в бездну.

Первым делом, конечно, отправился в Совет магов. Давно следовало проверить кабинет Вериллия, хоть я и не питал особых надежд на чудо. Скорее всего, маг, убегая из здания Совета, уничтожил все следы своих экспериментов, а важные документы перенес в храм Ат-таны, где их постиг бесславный конец. Но чем Варрнавуш не шутит, пока Луг спит? Вдруг да отыщется какая-нибудь зацепка?

Вооружившись ключами и чертежом, который набросал мне всезнающий Копыл, я отправился к беломраморной громаде. С исчезновением магии здание Совета как будто потускнело, утратило былое величие. Мрамор уже не блестел, словно подсвеченная изнутри снежная глыба, на нем тонкой паутинкой проступали едва заметные трещинки. Не было и сияющего нимба над крышей: хрустальный купол, вдребезги разнесенный при взятии Совета, так и не успели восстановить.

При моем приближении охранники на крыльце вытянулись в струнку.

— Ваше высокомагичество, во вверенном нам здании…

Кивнув, я отпер парадную дверь и вошел в просторный зал. Мастера, восстанавливавшие Дом после нашего сражения с мятежными магами, успели только укрепить этажные перекрытия да вынести битую мебель, обломки камня и прочий мусор. До внутренней отделки дело так и не дошло. Стены и пол были испещрены следами от огненных шаров, молний и прочих боевых заклятий. Напротив лестницы красовалась огромная дыра, оставленная заклятием Кровавой реки, которую обезвредил дядя Ге. Маленькие солнца — магические светильники — умерли без чар, и в огромном здании царила тьма, разбавленная лишь лунным светом, падавшим в окна.

Любоваться картиной разрушения не хотелось, хоть зрение изначального и давало такую возможность. Сверяясь с рисунком Копыла, я отправился на поиски двери в подвал. Как и предупреждал Вадиус, она находилась за колонной, в самом дальнем углу холла и была скрыта под шелковой драпировкой. Отперев замок, шагнул на лестницу, ведущую вниз, в непроницаемую темноту. Здесь было столько коридоров и коридорчиков, хитрых переходов, тупиков, поворотов и дверей, что я даже не пытался ориентироваться во всем этом лабиринте. Определился с направлением и просачивался сквозь поверхности, пока наконец не оказался перед кабинетом Вериллия. Дверь из черного дерева выглядела так неприступно и угрожающе, что я некоторое время колебался, напоминая себе, что магической защиты на ней нет и быть не может. Собравшись с духом, скользнул вперед и очутился в просторном помещении.

Обиталище бывшего Верховного мага удивляло простотой и вместе с тем изяществом убранства. Тут не было ни золота, ни шелков, ни драгоценностей, столь любимых журженьскими правителями. Не имелось и помпезной вызывающей роскоши, отличающей дома внезапно разбогатевших простолюдинов. У таких обычно на потолках изображены резвящиеся А'нхелли, по углам стоят мраморные статуи, на полу лежат пестрые эмиратские ковры, а подлокотники бархатных кресел обязательно сверкают позолотой. Пастельные тона, строгие линии, мебель из черного дерева — не вычурная, но безумно дорогая — так выглядел кабинет. Я усмехнулся. Выскочка и самоучка Вериллий не мог себе позволить безвкусицы, он желал быть безупречен во всем.

Я принялся методично осматривать комнату, переходя от предмета к предмету: выдвигал ящики письменного стола, перебирал бумаги, простукивал задние стенки шкафов, прощупывал подушки кресел. Даже прошел сквозь треснутое зеркало (впечатления те еще, надо сказать — скользко и холодно). Даже заглянул во все бутылки, которых здесь имелось в избытке. Не поймите превратно: на вкус не пробовал. Опасное это дело. С моего покойного папаши сталось бы напоследок подсыпать яду в рамс или ликер.

Ничего. Ровным счетом ничего. То есть, конечно, всего было много: и свитков, и книг, и записей. Но в них не содержалось ни намека на интересующую меня информацию. Я с досадой швырнул на стол стопку просмотренных бумаг. Листки рассыпались по полированной поверхности, один из них соскользнул на пол. Чем-то он привлек мое внимание. Я поднял его. Ничего особенного, обычный перечень ингредиентов для усыпляющего зелья. Но взгляд зацепился не за размашистые строчки, а за небрежные рисунки, сделанные на полях. Четырехлучевые звезды. Такие же я видел на бумагах в доме Вериллия. Ну и что мне это дает?

Пожав плечами, я скомкал лист, сунул его в карман и двинулся дальше. Интересно, когда здесь в последний раз делалась уборка? Пол, выложенный бежевой каменной плиткой, был устлан толстым слоем пыли. Под ногами что-то похрустывало. Присев на корточки, я взял щепоть серого порошка, растер в пальцах. Не пыль. Скорее, очень мелкая каменная крошка. Вот и нашлась плита с орочьими письменами. Вериллий уничтожил ее, как и все, что могло привести к вратам в бездну.

Кстати, а как он выбирался отсюда? Вряд ли волшебник мог выйти из Совета магов незамеченным. Маги Совета на допросе сказали, что в момент переворота Вериллий находился в своем кабинете. То же подтвердил мальчишка-секретарь, через которого трусоватые волшебники связывались с Верховным. Бедный парень, находившийся после этого общения в полупрострации, на все наши вопросы повторял одно и то же: "Я пришел… молния… а он… залез ко мне в голову…" Очевидно, чародей, не желая тратить время на разговоры, просто взламывал сознание секретаря.

Едва войдя в Виндор, Дарианна приказала выставить вокруг Совета магов плотное оцепление. Причем охраняли здание не только ястребы и псы, но и сильные волшебники. Конечно, Вериллий сумел бы при желании пробить и такой заслон. Но зачем ему было так рисковать? Нет, где-то здесь должен быть потайной или подземный ход.

В столице давно поговаривали, что дворец, Совет магов, университет и дома самых знатных вельмож связаны между собой хитроумной сетью старинных подземных туннелей, о которых знают лишь немногие. Ничего удивительного. Я и сам вместе с товарищами не так давно путешествовал по сточным каналам. Конечно, мы люди простые. Для власть имущих в старину наверняка были предусмотрены иные пути.

Ухватив первую попавшуюся под руку деревянную статуэтку, некогда наверняка бывшую артефактом, а сейчас совершенно бесполезную, я принялся простукивать пол. Конечно, обычным слухом различить разницу в звуке было бы невозможно, поэтому я постарался использовать возможности изначального. После двухчасового ползания по каменной крошке мне показалось, что в центре кабинета плиты отзываются чуть более звонко. Отбросив деревяшку, я распластался на полу, сосредоточился и провалился вниз.

Мои расчеты не оправдались. Вопреки ожиданиям, я не рухнул в подземелье, а оказался зажатым между большими каменными глыбами. Это беспорядочное нагромождение не было фундаментом. Когда-то здесь действительно находился туннель, но сейчас его стены обрушились. В них-то я и застрял, пройдя примерно с десяток локтей. Двигаться дальше не было сил, да я и не надеялся, что вблизи имеется просвет. Отползти назад тоже не получалось: спину придавил здоровенный каменюка. Воздуха не хватало, тело ныло от напряжения, а к сознанию подступала паника. Незавидная меня ждет гибель! По собственной дурости застрять под полом — и никакого тебе героизма. От этой мысли мне вдруг сделалось смешно. Ужас отступил. Я сконцентрировался, чудовищным усилием заставил материю камня изогнуться, раздвинуться вокруг моего тела, извернулся, подобно червяку, и выбрался обратно.

Лежа на каменной крошке, которая сейчас казалась мне мягче перины, я глазел в потолок, делал глубокие вдохи и обмозговывал увиденное. Подземный ход был. То ли его, уходя, обрушил Вериллий, то ли стены завалились во время штурма Совета. А может, не выдержали сотрясения во время нашей с отцом драки. Уже неважно. Главное, здесь я ничего не найду. Года не хватит, чтобы раскопать эти завалы без помощи магии. Отдышавшись, я покинул Дом Совета.

— Весьма неосмотрительно, герцог! — недовольно шипел лорд Феррли, узнав о моих приключениях, — Неумно и опрометчиво! Ну, когда вы научитесь избегать импульсивных решений? Тоже мне, нашелся… гном-рудокоп!

Я помалкивал, в душе соглашаясь с демоном. Мне даже приятно стало, что Артфаал за меня так беспокоится. Он был единственным другом, который всегда оставался рядом со мной. И даже когда черный кот бродяжьей наружности не ошивался поблизости, я знал, что лорд Феррли наблюдает за мной из мрака.

Вот и сейчас, когда я вновь собрался на поиски клятых врат, он тут же соткался из воздуха и водрузился на моем плече.

— Что собираетесь предпринять сегодня, герцог? Надеюсь, обойдетесь без этих ваших самоубийственных штучек?

— Попытаюсь, — усмехнулся я.

— Да уж будьте так любезны! Помните: выручать вас некому.

— Вы бы лучше посоветовали, что еще можно сделать, — огрызнулся я.

— Увольте, друг мой! Я плохой советчик во всем, что касается диковатых эскапад. Это уж вы сами как-нибудь. Но быть может, я все же сумею помочь. Иногда неспешная беседа бывает полезнее необдуманных действий. Вместо того чтобы носиться подобно ошпаренным грешным душам во мраке, давайте сегодня посидим на свежем воздухе, поговорим, проанализируем ситуацию…

Я согласился. Меня и самого не оставляло ощущение неправильности. Что-то я упускал. А лорд Феррли обладал удивительной способностью смотреть на вещи одновременно с разных точек зрения, отрешившись от эмоций и нравственной оценки происходящего. Не знаю, было ли это мудростью или беспринципностью. Впрочем, какие могут быть принципы у демона?

Мы расположились под самой крышей ратуши. На верхней площадке было тихо и спокойно. Легкий прохладный ветерок доносил до нас запахи вечернего города: нежное благоухание цветущих садов, едкий дым мастерских, аппетитные ароматы еды, готовящейся на кострах перед временными шатрами. Я сидел на низкой скамейке, Артфаал устроился на узких перилах ограждения, окружавшего площадку, причем возлежал на них с таким барственным видом, словно под ним была пуховая подушка.

— Так что мы имеем, дорогой герцог? — важно спросил он.

— Ничего не имеем. Вериллий уничтожил или спрятал все бумаги. Кроме этого… — буркнул я, доставая из кармана листок из записей Астентума и смятую бумажку, добытую в кабинете Верховного.

Глаза лорда Феррли ведьмиными огнями полыхнули в полумраке.

— Роза ветров словно преследует нас. Вам не кажется странным такое навязчивое повторение?

Демон любил говорить загадками и полунамеками. А я вот не любил эту его манеру, поэтому сердито ответил:

— Не кажется.

— Напрасно, — разочарованно протянул Артфаал, — напрасно, друг мой, вы не пользуетесь воображением. Между прочим, наиполезнейшая штука!

— Если о чем-то догадываетесь, скажите сразу! Некогда нам в игры играть!

— Я знаю ровно столько же, сколько и вы, герцог. И я именно предлагаю вам игру. В ассоциации. Играли в детстве? Ах да, простите, я совсем забыл: эта забава принята лишь в аристократических кругах…

Положительно, злоехидная нечисть издевалась надо мной!

— Ну, так какие ассоциации возникают у вас при взгляде на эти рисунки? — настаивал демон.

— Ветер, — неохотно ответил я.

— Отлично! — лорд Феррли возрадовался, словно наставник, сумевший объяснить слабоумному ребенку предназначение ночного горшка. — Еще?

— Путешествия, роза, части света, улица в Виндоре, звезда…

Артфаал перебил меня:

— Начнем со звезды.

Думаете, я не понимал, чего добивается от меня хитрый демон? Еще как понимал. Он желал догадаться, что за думы одолевали Вериллия в тот момент, когда рука выводила на бумаге небрежные рисунки. Я и сам делал неоднократные попытки повторить ход мыслей волшебника, вникнуть в его логику. Только отталкивался в своих изысканиях от поступков Вериллия. Метод демона казался мне странным и слишком уж ненадежным.

— Ненадежным он был бы, опирайся я в своих догадках лишь на рисунки Вериллия, — Артфаал бесцеремонно вклинился в мои мысли, — теперь же, когда у нас есть еще и чертеж Астентума…

Я разложил на коленях оба листка, и мы задумчиво уставились на них.

— А что, герцог, может быть, вы и правы насчет звезды… — глубокомысленно заявил лорд Феррли.

— То есть, вы полагаете, что звезда, нарисованная Вериллием, на самом деле — неполная роза ветров?

— Я полагаю, что они связаны. Но сначала давайте обобщим, что мы знаем обо всей этой истории с бездной. В ней как-то замешаны труды Астентума и Ридрига Первого. Очевидно, Просвещенный использовал открытие древнего мага. И вполне возможно, что именно благодаря этому в Галатон пришел Алмазный век.

Крошечная часть головоломки, терзавшей мой разум, со щелчком встала на место.

— Так вот что ему посоветовали изначальные! Вот о какой ошибке они говорили!

Я словно наяву услышал голос Райла: "Мы ничего не смогли изменить, Рик. Лишь отсрочили наступление некоторых событий. Но все войны, бунты, болезни, горести и катастрофы, которые должны были случиться в разные периоды истории Галатона, теперь обрушатся в одночасье". Вот они и обрушились! А вместе с ними вылезли и сущности бездны.

— Так, — в голосе Артфаала звучало торжество первооткрывателя. — Допустим, изначальные посоветовали Ридригу прибегнуть к силе бездны. Вспоминаем историю. Юный монарх вдруг без видимых причин распорядился перенести столицу из Лендсона в маленький торговый городок Виндор…

— И отгрохал стены в форме четырехлучевой звезды! — воскликнул я.

— Значит, врата в бездну являются неким местом силы!

Мы перебивали друг друга, выпаливая догадки, торопясь, боясь, что тонкая нить логики оборвется, потеряется, так и не выведя нас из мрака неизвестности.

— Но при чем тут роза ветров? И как она связана с четырехлучевой звездой? Да и звезда при чем?

— Связь очевидна. Вы же помните, друг мой, что Лучи города направлены строго на четыре стороны света? Это и есть неполная роза ветров!

— И что нам это дает?

— Не знаю, — затуманился демон. — Подождите, я сейчас…

С этими словами он истаял в ночном воздухе, но спустя несколько минут снова появился, держа в лапах два больших свитка, свернутых в трубку.

— Карты Виндора и Аматы, — пояснил он, раскатывая свитки на полу.

Мы уселись перед картами.

— Я вот что думаю, — проговорил Артфаал. — Допустим, Ридриг Первый использовал силу бездны на благо государства. Но как, если этот источник сам по себе способен нести лишь энергию разрушения?

— Да, — согласился я, — он мог применить бездну лишь в качестве оружия.

— Или орудия угрозы врагам! — подтвердил демон. — И тут мы возвращаемся к четырехлучевой звезде города. Почему именно она?

— Лучи на что-то указывают? — предположил я.

— Или что-то связывают. Или служат артефактом, накапливающим силу. Или все вместе…

Лорд Феррли прошелся по карте Аматы. Занес лапу над маленькой звездочкой, изображавшей Виндор.

— А если так? — устрашающего вида коготь, показавшийся из мягкой подушечки, прикоснулся к бумаге и провел идеально ровную линию вверх от Северного луча столицы.

— Аллирил. Самая середина. Дальше центр Золотой цепи и Холодный океан.

Такая же черта устремилась от Южного луча вниз:

— Южный континент. Пустыня призраков. Санма. Океан слез.

Немного полюбовавшись на свою работу, Артфаал сделал еще две царапины:

— Запад. Паргания, небольшой хвостик Орочьего гнезда, дальше — океан. Восток. Журжень, океан.

Окончательно испортив карту, демон уселся посреди Галатона, уложив хвост на Журжень, и призадумался.

— И так понятно, что расположено в разных частях света, — сказал я.

— В разных частях света относительно Виндора, — поправил лорд Феррли. — А скажите мне, герцог, вам эта вот часть Пустыни призраков ни о чем не напоминает?

Я всмотрелся в глубокую бороздку, оставленную когтем Артфаала:

— Возможно, на этой линии находится затан Айшет. Хотя, конечно, так навскидку трудно сказать…

— Девица ни при чем. Еще что? — фыркнул демон.

— А южнее на нас напал Песчаный бог.

— Наконец-то!

— Тогда выходит… — я проследил за царапиной, тянущейся на север.

— Ничего не выходит. Можно лишь предполагать, — перебил лорд Феррли. — Мы же не знаем, в каком месте Аллирила появился Зеленый огонь.

— Хорошо. Предположим, что Северный луч все же указывает на расположение прорыва в бездну. Как и Южный… Нет, не получается. Расстояния разные, видите? Аллирил все же гораздо ближе, чем Пустыня призраков.

— Это как раз ни о чем не говорит, — азартно почесывая за ухом, откликнулся Артфаал. Думаю, бездна — источник настолько сильный, что точность расстояния роли не играет. Здесь главное — направление.

— Хорошо. Тогда что с западом и востоком?

— Тут можно лишь догадываться. Но отсутствие нападения богов бездны в этих направлениях еще не говорит об отсутствии прорывов междумирья.

— Как и об их наличии, — пожал я плечами.

Мы ступили на почву догадок, предположений и допущений — слишком зыбкую и ненадежную для того, чтобы можно было возвести на ней здание стройной теории.

— И все же, возьмем за гипотезу то, что лучи указывают направление прорывов, — мурлыкнул лорд Феррли. — Тогда получается…

— Опять ничего не получается, — хмыкнул я. — Дитя глубин ведь тоже сущность бездны? А она напала на нас вот здесь, в океане Слез. Как это согласуется с вашей гипотезой?

— Напрямую! — ликующе мяукнул Артфаал. — Спасибо, герцог! Как я мог забыть Дитя глубин?

Он прочертил когтем новую линию.

— Вот, извольте полюбоваться. Точно на юго-западе от Виндора, западнее Клыков смерти. Ведь тут оно напало?

— Ну… примерно.

— Значит, все же роза ветров… — бормотал демон, линуя карту. — Что ж, с Астентумом не поспоришь… это, друг вы мой, общепризнанный авторитет в области магической науки… итак, смотрите, что получается.

Северо-западная линия, как и западная, проходила через Парганию, Орочье гнездо и Холодный океан, северо-восточная подобно северной — через Аллирил и Золотую цепь. Юго-восточная пересекала Восточный Эмират, Андастан и терялась в Теплом океане. Я недоверчиво рассматривал полоски, поделившие мир на равные секторы.

— Но больше нигде прорывов не случалось.

— Пока не случалось, — поправил лорд Феррли. — Но давайте обратимся к мифологии народов Аматы. Общеизвестно, что орочьи шаманы в древности использовали в боевой магии силу бездны. Собственно говоря, это единственное, что мы знаем о бездне. Следовательно, один из прорывов обязательно должен находиться в Орочьем гнезде. Допустим, здесь, — острый коготь нарисовал на северо-западной линии большую точку. — Далее. Гномы. У них есть легенда о Вьюге недр, и даже род заклинающих ее. И если Зеленый огонь вспыхнул на севере от Виндора, то Вьюга недр, скорее всего, находится на северо-востоке, — демон замолчал и задумался.

— А дальше?

— Дальше сложно сказать. В парганских сказках я ничего такого не припоминаю. Журжень — страна загадочная, их мифология представляет собою не просто сказки и легенды, а очень сложные истории. Скорее, это иносказания, зашифрованные послания. Я не настолько хорошо разбираюсь в культуре Журжени, чтобы суметь их истолковать. Но не забывайте об удивительных способностях журженьских мудрецов. Быть может, они черпают энергию бездны? Восточный Эмират и Андастан… странные силы некромантов, не бездна ли тому виной?

— Вспомнил! Хамар говорил, что его семья родом из Андастана, — воскликнул я, — и у них есть древняя легенда о Песчаном боге.

— Да-да, в Андастане тоже имеется пустыня… Вот видите, герцог, все сходится. Значит, осталось два направления, о которых нам ничего неизвестно. А шесть из восьми определено. Неплохая выборка, как вы считаете?

— Ну ладно, хорошо… но почему тогда Виндор имеет форму четырехлучевой звезды, а не розы ветров?

— Может быть, Ридриг собирался пристроить еще четыре луча позже. Но не успел или передумал, ограничившись лишь малыми воротами. Или решил, что достаточно будет указать на четыре самых мощных места силы. А возможно, звезда что-то символизирует…

— Что, например?

— Не знаю. Надо подумать.

— А еще непонятно, зачем вообще Ридригу нужно было весь этот огород городить? Каким образом он использовал бездну?

— Если Виндор — самое мощное место силы, то возможно, с его помощью можно управлять остальными прорывами междумирья? Это все объясняет.

— То есть, Ридриг создал идеальное оружие? Виндор связан с другими вратами в бездну. Допустим, существует какое-то заклинание или магическое действие, способное открывать и закрывать врата, находящиеся в других странах. Тогда Галатон мог бы господствовать в Амате.

— Или уничтожить ее, да и себя заодно, — погрустнел демон. — Насколько я понимаю, Ридриг Первый так и не воспользовался своим изобретением. Видимо, понял, насколько оно опасно. У любой магии есть откат, обратная тяга. Кому как не вам знать это, герцог.

Обратная тяга… давно я не испытывал этого ощущения. Вернее, теперь не обращал на него внимания. В последних поединках я использовал способности изначального. А они предупреждали об атаке надежнее, чем зуд в позвоночнике. Но как действовала обратная тяга в магическом построении Ридрига Первого?

— Люди-мотыльки, сущности бездны — откат после уничтожения Аллирила?

— Скорее, откатом можно назвать проснувшиеся в Вериллии огромные силы бездны, уничтожившие половину столицы. Это совпадает по времени. А мотыльки — реакция на постепенное пробуждение Зеленого огня, крошечные намеки на грядущую катастрофу.

— Отлично. Значит, в любой момент Виндор может рухнуть окончательно…

— Слишком оптимистичное заявление, дорогой герцог. Четырехлучевая звезда — огромный артефакт. Она одновременно управляет всеми окнами в бездну и накапливает поступающую от них силу. Очевидно, Ридриг запечатал главные врата с помощью магии, тем самым защитив Виндор и его жителей. А открытие Вериллия скорее всего заключалось лишь в том, что он умудрился снять или нарушить защиту. Теперь представьте, что может произойти, если откроется сразу несколько окон?

— Откат взломает последнюю защиту, если она есть, и активирует врата, — послушно, словно на уроке магии, отчеканил я и в этот момент осознал, что так оно и есть.

"Первая печать сорвана, у Галатона стало на одного врага меньше", — говорил безумец. Он привел магическую схему в действие. Снял печати, которые Ридриг наложил на свое убийственное устройство. Артфаал прав. Только в одном он ошибается: Вериллий не снял защиту. Он замкнул ее действие на себе, стал ключом от врат. И выстрел Лютого убил не только сумасшедшего старика. Он убил надежду на спасение.

— Мда… я понимал, что все плохо. Но не думал, что настолько, — демон раздраженно дернул хвостом.

Я перебрался к карте Виндора.

— Лорд Феррли, проведите линии, соединяющие острия лучей. У вас отлично получается.

Твердый коготь начертил на карте идеально ровный крест. В точке пересечения находился императорский дворец.

— Предсказуемо, — небрежно бросил демон.

— В любом случае, нужно сначала проверить.

— Только, Луга ради, без импульсивных действий и необдуманных решений, — взмолился Артфаал. — Помните: все сказанное здесь лишь гипотеза, к тому же непроработанная.

— Не волнуйтесь. Я только посмотрю.

Желтые глаза смотрели тревожно. Лорд Феррли боялся, что без его мудрых наставлений я наделаю глупостей.

— А знаете что, герцог? — нашелся демон. — Отправьте в Виндор астральное тело. А физическое я тут покараулю.

Я согласился. Не потому что не ручался за правильность своих действий и не для успокоения своего оберегающего. Просто астральное путешествие экономило уйму времени.

Оставив свое тело сидеть на ратушной площадке, я перенесся в центр Виндора, прямо на дворцовое крыльцо. Вот тут-то и понял, что погорячился. Фантом передвигался с большим трудом, словно пробиваясь сквозь толщу чего-то вязкого и плотного. Последние крохи магии покидали столицу, и даже силы изначального не могли их остановить. Моих возможностей еще хватало для несложных манипуляций вроде хождения сквозь стены, но вот стихийное и тонкое волшебство становились недоступными и для меня.

Тем не менее, я решил, что успею исследовать дворец, прежде чем воздух, будто сделавшийся тяжелым и густым, расплющит мое астральное тело. Благо, что требовались на это считанные секунды. Вокруг стен клубилось багровое марево. Проникнув внутрь дворца, я огляделся: кровавая дымка гуще не стала. Медленно проплывая по комнатам и залам, убедился, что аура везде одинаковая. Да, здесь чувствовалось присутствие бездны, но то же можно было сказать сегодня о любом месте Виндора. Серый туман, убивавший магию, тоже имелся. Приходилось держаться от него подальше: я был уверен, что прикосновение этой странной субстанции к фантому может причинить крупные неприятности.

Я спустился в подвал, но и там ничего из ряда вон выходящего не увидел. Все тот же багрец, в той же, если так можно выразиться, концентрации. Нет, если пресловутые врата и находились в городе, то скрывались они явно не под дворцом. Я хорошо помнил ауру храма Ат-таны, когда там скрывался Вериллий: ее кровавое покрывало было почти непроницаемым. И это только от присутствия человека, связанного с вратами! Что же должно было разливаться в воздухе вокруг самих врат? Вполне вероятно, что и Ридриг Первый, и Вериллий позаботились о магической маскировке прорыва. Даже наверняка позаботились. Но ведь волшебство в столице мертво, а значит, и защита тоже. Надо искать место, смердящее бездной…

Это была последняя внятная мысль, посетившая мою астральную голову. Дальше сознание совершило сумасшедший кульбит, разум затянулся черной пеленой, и меня поволокло в эту бешено вращающуюся тьму. Со звоном — неслышным в физическом мире, но убийственно оглушительным в мире тонком — рвались нити, связывающие меня с собственным телом. Почти неосознанно собрав все оставшиеся силы, я швырнул фантом в сторону Красной рощи, с трудом дотянулся до себя и, с благодарностью ощутив воссоединение двух ипостасей, провалился в забытье…

Очнулся от холода: одежда почему-то вымокла насквозь и противно липла к телу, вызывая озноб. На грудь давило что-то тяжелое, голова побаливала и кружилась. Вдобавок ко всему кто-то немилосердно лупил меня по щекам, тем самым добавляя дискомфортных ощущений. Открыв глаза, столкнулся с яростным сиянием желтого взгляда. Артфаал, даже не потрудившись стать невесомым, восседал у меня на груди и методично отвешивал пощечины. Слава Лугу, хоть когти не выпускал при этом! Очевидно, решив, что этих издевательств недостаточно, несносный демон после каждого удара еще и подпрыгивал, чем вызывал у меня судорожные вздохи. А то обстоятельство, что лежал я на каменном полу, в большой луже ледяной воды, удачно довершало картину глумления.

— Хва… хватит, — с трудом проквакал я, — убьете же…

— И убил бы! — воинственно возопил лорд Феррли. — Убил бы за такую безответственность! Останавливает лишь одно: и без меня желающих предостаточно!

Столкнув Артфаала с груди прямо в лужу, я прислушался к себе. Все в порядке, тело на месте, сознание и душа тоже. Правда, одолевала неприятная слабость. Хотелось плюнуть на все, рухнуть обратно — да хоть и в воду, ну и что — лишь бы поспать.

— Сейчас, — успокоившись, пробубнил демон и сплел простенькое заклинание.

На меня двинулась стена теплого воздуха, окружила, взъерошила волосы, мгновенно просушила одежду и растаяла в темноте.

— Так лучше? — заботливо спросил лорд Феррли. — Ведь я же просил, герцог: без глупых выходок! А если бы вы не смогли вернуться?

— Смог бы! — огрызнулся я. — Неужели считаете меня таким беспомощным и тупым?

Слов нет, хорошо, когда кто-нибудь о тебе переживает, поддерживает и помогает. Но иногда опека Артфаала становилась слишком агрессивной, назидания — навязчивыми, а ворчание — чересчур утомительным. Хорошо, что демон и сам это понимал.

— Полноте, друг мой, — примирительно проговорил он, — не злитесь на старика. Но постарайтесь не забывать: ваша жизнь слишком важна для всей Аматы, чтобы бездумно рисковать ею. Я же лишь пытаюсь в меру своих способностей защитить вас от необдуманных поступков.

— Ладно, — я с трудом поднялся на ноги и тут же рухнул на скамью, — главное, мне удалось кое-что выяснить. Во дворце нет этих самых врат. Вот и думаю: значит ли это, что наша теория потерпела крах?

— Возможно… — задумчиво промурлыкал демон, — хотя…

— Хотя если принять как данность, что в этой магической схеме расстояния не играют большой роли, то врата не обязаны находиться строго по центру, — закончил я.

Артфаал согласно мяукнул, исчез и несколько минут спустя возник на том же месте. На этот раз непоседливый демон приволок блюдо, на котором исходили ароматным паром свежевыпеченные пироги, большой кувшин и тяжеленный толстый фолиант.

— Подкрепитесь, герцог, — сказал он, — это восстановит ваши силы. Пироги с мясом, их я стянул у нашей любезной Мельды. Думаю, она не расстроится, узнав о том, что ее стряпня пошла на благое дело. Красное вино захватил у нее же. А это, — он бережно опустил передо мной книгу, — история Виндора. Ее я позаимствовал у почтенного мастера Генериуса.

— А ее зачем? — полюбопытствовал я, откусывая пирожок.

— Я предполагаю, что Ридриг Первый спрятал врата, возведя над ними какое-нибудь здание. Во всяком случае, это кажется логичным. Значит, нужно посмотреть, какие из домов или хотя бы улиц были построены при жизни Просвещенного.

— Согласен. Только нужно еще учитывать дома, построенные до переноса столицы из Лендсона в Виндор. Врата могли находиться и в них.

— Вы правы, герцог. В любом случае, круг поисков значительно сужается. За пятьсот лет в столице немало понастроили.

Лорд Феррли раскрыл фолиант, пролистал несколько страниц, и мы погрузились в чтение.

— Так… — бормотал демон, — ну, разумеется, дворец… но это уже неважно… Совет магов… университет… мда, работы непочатый край!

— Храм Луга всеблагого, храм Ат-таны и Дадды, — вторил я, — почти вся улица Благородства… нас ждет мракова работенка! Постойте… вот это интересно!

Я ткнул пальцем в мелкие рукописные строчки. Артфаал послушно прочел:

— Его императорское величество, Ридриг Р. Первый, желая отблагодарить офицеров из дворянства, отличившихся во время эльфийской кампании — последней войны, которую вел Галатон, повелел возвести для них дома, которые передал вышеупомянутым офицерам в дар. Улицу эту Просвещенный монарх именовал в честь Розы ветров…

— Все сходится, — внезапно осипшим голосом проговорил я. — Рисунок Астентума, схема, улица…

— Мда, очень похоже. Что может укрыть тайну надежнее, чем жилища безоговорочно преданных императору людей? К тому же, военные — народ нелюбопытный, вряд ли полезли бы под фундамент. Это вам не маги с их чутьем и любознательностью.

— Думаете, никто ничего не почувствовал?

— Думаю, Ридриг наложил на врата такую мощную защиту, что сквозь нее не ощущались даже слабые эманации бездны.

— А теперь, когда магии в Виндоре нет…

— Полагаю, герцог, что Просвещенный сумел перестраховаться от подобных случаев. Я бы на его месте использовал для печати не обычные источники, а саму силу бездны.

— Дай Луг, чтобы он мыслил так же, как и вы…

— Не сомневайтесь, друг мой. Судя по грандиозности его схемы, Ридриг был величайшим магом. Ничуть не слабее Астентума.

— Кстати, а почему в книге написано Ридриг Р? Ошибка летописца?

— Первая буква тайного имени, — отмахнулся лорд Феррли, — не суть важно.

Но меня почему-то ужасно заинтересовало это загадочное Р. Я продолжал допытываться:

— Что такое тайное имя?

— Ну, если так хотите знать, извольте… — демон приосанился и завел своим излюбленным лекторским тоном: — Тайное, или первое, имя дается всем венценосным особам при обряде наречения в храме Луга всеблагого. Еще иногда его называют нимусом, или истинным именем, и это соответствует истине, простите за каламбур. Делается это для того, чтобы исключить возможность направленной порчи или иного магического воздействия. Как вы, несомненно, помните, для исполнения вредоносного волшебства часто используется имя жертвы. Особенно любят такие штучки темные маги. Так вот, даже прорвав многоступенчатую защиту августейшего семейства, такой волшебник не сможет использовать магию имени. Потому что нимуса он не знает.

— Можно ведь разузнать…

— Нет. Это известно лишь самому нареченному, его родителям и жрецу, проводившему церемонию. Жрец связан клятвой молчания, родители — не враги своему чаду. Для всех остальных, включая Верховных магов, супругов, близких друзей, существует второе, или официальное имя, которое по сути своей является лишь псевдонимом.

— Забавно. Никогда не слышал о таком. Но тогда зачем упоминать в летописях первую букву нимуса? Вдруг кто-нибудь сумеет его угадать?

— Что вы, герцог! Истинное имя настолько редкое или сложное, что угадать его невозможно. Иногда это слово на древнем или чужом языке, иногда — просто беспорядочное сочетание букв. Впрочем, кое в чем вы правы. Наследник Ридрига Первого — император Эргард Первый — специальным указом отменил упоминание первой буквы нимуса в официальных документах. С тех пор и она является секретом для всех.

— Почему? Значит, все же был какой-то прецедент?

— Да как вам сказать, — зевнул демон, — не то чтобы был…

Где-то неподалеку запела ранняя птица, приветствуя приближающееся утро. Я поднял глаза: черноту ночи медленно разбавляли синие тона, звезды вылиняли и, словно застеснявшись своей бледности, одна за другой исчезали с небосклона. Близился рассвет, а с ним и неотложные дела, бесконечные хлопоты, суета, отнимающая все время. Я же горел желанием отправиться на Розу ветров. Что-то подсказывало мне: мы на верном пути. Ждать до следующего вечера не хотелось. Слишком многое было поставлено на карту.

— Нужно идти, — перебил я Артфаала, который как раз собирался обогатить мои знания очередным историческим фактом. — Спасибо, лорд Феррли, но об этом придется побеседовать в другой раз.

— Вы правы, герцог. Это не то, о чем следует думать в данный момент.

К сожалению, дальнейшее развитие событий показало, что мы оба заблуждались. В оправдание могу лишь сказать, что и я, и демон были вполне добросовестны в этих заблуждениях.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо поинтересовался лорд Феррли.

Я повел плечами, потянулся, вскочил на ноги и радостно констатировал:

— Свеж и полон сил!

— Отлично. Но об астральном путешествии не может быть и речи!

Я кивнул:

— Верхом поеду.

— Пообещайте ничего не предпринимать в одиночку!

— Только посмотрю, — подходя к лестнице, заверил я.

Артфаал лишь тяжко вздохнул, молчаливо выражая недоверие.

К улице Розы ветров я подъехал, когда утро уже полностью вступило в свои права. Первые солнечные лучи, еще не палящие, а нежные, ласково прикасались к земле. Но даже они не могли сделать Виндор уютным. Напротив, умытая свежесть раннего утра только подчеркивала его грустное запустение. Золотистые блики ложились на развалины, теплый ветерок шевелил на одном из выбитых окон чудом уцелевшие занавеси.

Я медленно ехал по улице, рассматривая некогда ухоженные, а теперь разрушенные или же заброшенные хозяевами особнячки. На Розе ветров обитали дворяне средней руки, многие из которых, как повелось еще со времен Ридрига Первого, были военными. Сейчас большинство мужчин ушло на войну, а их семьи переехали к родственникам в отдаленные западные и северные провинции.

Здесь стояло не меньше сорока домов. Какой из них скрывает врата? И скрывает ли? Может быть, эти руины? Или вот этот особняк из желтоватого камня, фасад которого пересекает глубокая трещина? А может быть…

— Да нет, — вслух ошеломленно произнес я и затряс головой, отгоняя мысль, сколь странную, столь и логически обоснованную. — Нет, не может быть! Это слишком…

Так и не договорив, что именно слишком, я остановился перед пятым домом по правой стороне, если считать от площади. Перед домом из серого с розовыми прожилками камня. А он выстоял, выдержал испытание на прочность… Соскочив с коня, я прикоснулся к кованой решетке ограды и усмехнулся собственным воспоминаниям. Вот, обещал вернуться сюда и обещание сдержал. Только где все те, кому я его давал?

Крепкие высокие ворота распахнулись:

— Добро пожаловать, ваше высокомагичество, — с поклоном произнес Сэм Блитт, своим появлением словно повернувший время вспять.

Дворецкий выглядел точно так же, как тогда, очень давно… год назад. Тот же строгий, аккуратный коричневый костюм, та же идеальная выбритость щек, те же сдержанные, полные достоинства жесты. Только вот лицо слегка осунулось, да морщин прибавилось. Зато улыбка была широкой и дружелюбной, не в пример официальному оскалу, которым Сэм встретил меня в первый раз.

— Здравствуй, старина!

Привязав поводья к прутьям ограды, я шагнул в ворота и протянул дворецкому руку. Тот слегка смутился от такого вопиющего нарушения субординации, но я схватил его ладонь, крепко пожал, левой рукой дружески хлопнув Сэма по плечу. Почему-то мне было ужасно приятно его видеть. Наверное, потому что он был единственным воплощением постоянства в безумной круговерти событий последнего года.

— Рад видеть вас, ваше высокомагичество, — сказал он, и я понял, что он действительно рад.

— Можно пройти? — мне вдруг подумалось, что у этого особняка наверняка появились новые хозяева, а у Сэма — работодатели.

Дворецкий снова поклонился:

— К вашим услугам, милорд. Желаете осмотреть дом?

Чувство дежавю усиливалось. Мы пересекли зеленую лужайку и зашагали по дорожке к парадному входу. Как и прежде, радовали глаз ухоженные клумбы с пышными цветами, дубы аллеи отбрасывали на тропинку прохладную тень. В окружении разрушенных или покосившихся домов, этот выглядел оазисом порядка и уюта. Случайность, или… Такая удивительная устойчивость особняка означала одно: его защищали мощные чары. И похоже, по силе они превосходили даже те, что были наложены на императорский дворец.

— Сэм, скажи мне одну вещь.

— Слушаю, ваше…

— Да забудь ты про титулы! Поговорить надо.

Отбросив показную вежливость, дворецкий деловито кивнул:

— Может быть, позавтракаете? Тина приготовит свой знаменитый императорский омлет.

— Пожалуй. Только давай без помпы.

Я устроился в малой гостиной за покрытым белоснежной скатертью, безупречно сервированным столом. Складывалось такое впечатление, что здесь ждали гостей. Сэм поставил на стол бутылку вина, принес мне серебряное блюдо с чем-то умопомрачительно пахнущим.

— Здесь шампиньоны, каперсы, ветчина, перепелиные яйца, специи из Андастана…

— Верю, верю, — перебил я, — садись со мной.

— Вы все так же пренебрегаете этикетом, милорд, — в голосе дворецкого едва заметный упрек смешался с добродушной усмешкой.

— Не до этого мне сейчас, — пояснил я.

Сэм опустился напротив меня, не забыв при этом налить вина в изящный бокал.

— Кому принадлежит этот дом? — прямо спросил я.

— Вам, милорд… — немного растерянно ответил дворецкий. — Вернее, этот дом — собственность императорской казны. Но им всегда распоряжался Верховный маг. Признаться, увидев вас, я подумал, что барон Лютый отправился в Счастливые долины.

— Погоди, при чем тут Ом? И почему он должен был умереть?!

— Нет-нет, не должен! — воскликнул Сэм, и тут же тихо добавил: — хотя… обычно, все умирают.

Больше всего мне хотелось воспользоваться волшебством астрала и считать сущность дворецкого вместе со всеми сведениями, мыслями и воспоминаниями. Но памятуя о том, что применение тонкой магии в Виндоре может быть опасно, я просто ухватил бутылку, неловко наплескал вина во второй бокал, и придвинул Сэму:

— Выпей. И расскажи толком.

Тот, позабыв о трепетном отношении к этикету, сделал большой глоток и проговорил:

— Так вы ничего не знаете… да-да, конечно, вы честный человек!

Собравшись с духом, Сэм начал рассказывать. Говорил он очень любопытные вещи. Особняк, построенный во времена Ридрига Первого, действительно принадлежал императорской фамилии, и когда он пустовал, вся прислуга получала казенное жалованье. Но распоряжался здесь Вериллий. Впрочем, действовал он от имени его величества.

Периодически здесь появлялись новые хозяева, получившие особняк в дар за заслуги перед короной. Только вот какая странность: они не заживались в Амате, благополучно переселяясь в Счастливые долины. Тогда дом снова возвращался к своему владельцу.

— Погоди-погоди! — воскликнул я. — А как же наследники?

Помнится, я сам, отправляясь в опасное путешествие к Зеленому сердцу, оставил завещание, по которому дом отходил дяде Ге.

Сэм скривился:

— В императорском указе есть маленькое дополнение, на которое обычно счастливчики, получившие особняк, не обращают внимания. Дом дарится без права передачи по наследству. А еще его могут отобрать в случае, если хозяин впадет в опалу.

От мига к мигу — сплошная фига! Хорошие порядки завел Вериллий.

Дальше было еще интереснее. Оказывается, последним, кому подарили проклятый домишко, был мой брат.

— Правда, он сюда даже не приходил, — рассказывал дворецкий, — нас предупредили, что вскоре въедет новый хозяин. Мы ждали, но барон Лютый так и не появился. Поэтому, когда пришли вы, я решил, что…

— Нет, с бароном все в порядке, — проскрежетал я, — он всего лишь собирается на войну. Но это, конечно, мелочи по сравнению с вашими волшебными хоромами. А почему гибли те, кто здесь селился?

— По разным причинам… обычно это были офицеры. Отправлялись на Южный континент и не возвращались. Знаете, — разоткровенничался Сэм, разливая остатки вина по бокалам, — это были хорошие люди. Честные, порядочные, добрые. И я искренне сожалел об их смерти. Когда вы отправились в поход, я думал, вас ждет та же участь. Но вы умудрились выжить, да еще и поднять бунт против Вериллия…

— А скажи мне, дружище: ведь ты должен был присматривать за жильцами? Кому докладывал, имперским псам?

Дворецкий смущенно потупился:

— Не без этого… Но не подумайте, я ничего такого… отделывался короткими донесениями. Ни в чем, мол, не замечен…

— Ладно, ладно. Понимаю: служба. Как думаешь, Вериллий к гибели тех людей руку приложил?

— Не знаю, — вздохнул Сэм, выуживая из буфета новую бутылку, — скорее всего, специально отправлял жильцов на опасные задания. А может, наоборот, селил сюда тех, кто должен был на них идти. Уж не скажу сейчас, что появлялось раньше: дракон или его яйцо. А увидев вас, не знал, что и подумать. Не верилось, что вы способны на те же игры.

Я сделал еще глоток ароматного напитка и встал. Все, что нужно, я уже услышал.

— Ты предлагал осмотреть дом.

— К вашим услугам, — с готовностью поднялся дворецкий.

— Нет, я пойду один. А ты проследи, чтобы мне никто не помешал. И, Сэм… лучше уведи отсюда семью.

Я не собирался ничего предпринимать. Но кто ее, бездну, знает? Мало ли, на какие штуки она способна.

— Понимаю, — нахмурился Сэм, — неспокойно в доме с недавних пор…

— Ты что-то видел?

— Да нет. Но у меня какие-то дурные предчувствия. Здесь как будто стало тяжелее дышать. Не знаю, как объяснить…

— Уходи, дружище. Прямо сейчас. И лучше тебе не возвращаться сюда. Вы все останетесь на государственной службе, я вас пристрою куда-нибудь. А здесь людям не место.

Поклонившись, дворецкий вышел, а я двинулся по дому, останавливаясь в каждой комнате и прислушиваясь к своим ощущениям. Видимо, печать или какая-то хитрая защита все еще продолжали действовать, несмотря на отсутствие магии. Явственно чувствовалось присутствие бездны, но эманации были слабее, чем в храме Ат-таны. Я спустился на первый этаж и остановился посреди бальной залы. Дыхание бездны усилилось. Делать нечего, придется рискнуть. Выйдя в астрал, я осмотрелся: так и есть, с пола поднималась багровая дымка, такая густая, что, казалось, я плыл в кровавом облаке.

Мимо прокатился клок серого тумана, и я поспешно вернулся в тело. Похоже, эманации доносились снизу. Выполняя обещание, данное лорду Феррли, я не стал рисковать и проваливаться сквозь пол. Мало ли, какие сюрпризы могла подкинуть бездна… Пройдя в правое крыло, в кухню, где Тина, жена Сэма, собирала какие-то вещи, изредка промокая глаза белоснежным платочком, я спросил:

— Где вход в подвал?

— Вон там, ваше высокомагичество, возле дверей в кладовые.

— Спасибо. Тина, возьми отсюда все, что хочешь. Я разрешаю.

— Нет уж, — надулась кухарка, — нам чужого не надо. Уж если так сложилось, что приходится покидать насиженное место…

— Поверь, Тина, скоро здесь будет слишком жарко для спокойной жизни, — криво ухмыльнувшись, я потянул на себя тяжелую дубовую дверь.

В лицо пахнуло сырой прохладой. Тянуло плесенью, мышами и чем-то еще… По телу пробежала мелкая дрожь, все чувства обострились до предела. Я начал медленно спускаться по выщербленным ступеням, ощущая все усиливающуюся дурноту.

Лестница закончилась, и я оказался в винном погребе. Вокруг высились стеллажи с пыльными, покрытыми паутиной, бутылками. В углах стояли большие дубовые бочонки. Августейшая фамилия неплохо заботилась о жильцах этого дома.

Закружилась голова, горло стиснул болезненный спазм. Судя по всему, я был близок к цели. Вышел в астрал, огляделся и тут же вернулся в тело, согнувшись в приступе тошноты. Пропал Тинин омлет…

Ауру этого места уже нельзя было назвать ни дымкой, ни туманом. Я словно с головой погрузился в яму, полную крови — густой, тягучей, залепившей глаза. И эта штука действовала даже на физическом уровне. Человек, не обладавший магическими способностями, скорее всего, просто ощутил бы непонятное беспокойство или страх. Как это было с Сэмом. Для мага же аура подвала была губительна. Бездна тянула к себе, засасывала, медленно убивала, пила силы…

— А хрен тебе! — злобно прорычал я, сбрасывая оцепенение и, шагнув вперед, толкнул один из стеллажей.

Тяжелое сооружение зашаталось и рухнуло, увлекая за собой остальные полки. Обиженно зазвенели разбивающиеся бутылки, в воздухе разлился одуряющий аромат, а на полу образовалось винное озерцо, из которого выглядывали стеклянные кувшинки осколков. Случись тут любитель выпить, он за такое святотатство проклял бы меня на веки вечные.

Но мне было не до вина. Я не отрываясь смотрел в середину лужи, туда, где только что стоял стеллаж. Смотрел на врата. Я нашел их.

Для всех это был обычный пол — каменный, довольно ровный, грязноватый, залитый красной жидкостью, на поверхности которой оседала пыль. Пол, и ничего более. Но я каким-то образом видел, как в нем дышит, сокращается, пульсирует багровая каверна. Похожая на зияющую окровавленную рану, на сердце, вырванное из грудной клетки, но почему-то еще бьющееся, она была омерзительна. Притягивающая взгляд, завораживающая своим ритмичным движением, огненная, раскаленная и одновременно ледяная, непохожая ни на что, она была прекрасна.

Я упал на колени, не в силах оторвать глаз от удивительных существ, носившихся в пламенеющей мгле. У них не было ни формы, ни образа — неясные тени, стремительные, неуправляемые, голодные… Прорвав ткань междумирья, эти сущности приобретали обличья, наиболее подходящие для охоты и устрашения дичи. Сейчас же они находились в своем истинном состоянии, и были великолепны. Теперь я понимал, почему много веков люди, орки и эльфы называли их богами бездны. В них было совершенство незавершенности, красота ужаса. Их жестокость была неосознанна, а значит, абсолютна.

Всмотревшись внимательнее, я увидел то, что мешало сущностям бездны вырваться на поверхность. На врата была словно накинута мелкая сеть, сплетенная из очень тонких нитей. Она была прозрачнее самой тонкой вуали, легче шелка, невесомее паутины, но закрывала нашу реальность, делая ее невидимой для обитателей бездны. Печать. Мощнейшее магическое устройство, питающееся от неизвестного мне источника, настолько сильного, что он не исчез после нашей схватки с Вериллием, и до сих пор продолжал отдавать свою энергию.

Я смотрел — и мне открывались все новые детали удивительной картины. От врат, словно жилы от сердца, тянулись широкие полосы — каналы. Их было восемь, и не требовалось особых размышлений, чтобы понять: они направлены по розе ветров. Гипотеза Артфаала получила бесспорное подтверждение. Все полосы были неподвижными и черными, как русла пересохших ручьев, лишь одна, надувшаяся, взбухшая, пульсировала, неустанно гоня к вратам густой багрец. Северное направление. Связь с Аллирилом.

Наверное, еще недавно я не сумел бы увидеть врата. А если бы и увидел, скорее всего, они тоже были бы черными, иссохшими и бессильными. Об этом позаботился Ридриг Первый. Зачем монарх сначала создал магическую схему, соединив большое место силы в Виндоре с остальными, более мелкими, а потом сам же нейтрализовал устройство — не знаю. Вероятно, понял, что оно опасно. Но Вериллий нашел способ разбудить врата, и сейчас они все набирали силу, тогда как печать постепенно слабела, иногда пропуская наружу самые настойчивые сгустки энергии из бездны и наполняя город их эманациями.

Дурнота и головокружение исчезли, я почувствовал прилив энергии. Сознание прояснилось, заработало, пытаясь найти решение задачи: как снова закрыть врата? Вериллий был ключом, каким-то образом управлял всей схемой. "Первая печать сорвана"…

Выходит… На все места силы тоже наложены печати. Сняв одну из них, Вериллий уничтожил эльфийский лес. Бездна вырвалась и поселилась в Аллириле, а ее энергия течет по каналу к центральным вратам, наполняя их силой и медленно разъедая печать. А еще бывший Верховный собирался открыть южные врата — поэтому в Пустыне призраков на нас напал Песчаный бог. Но тогда Вериллий еще только экспериментировал с вратами, пробовал различные способы воздействия на них. Видимо, он не сумел вовремя сорвать печать, а лишь… скажем так, расшатал ее, решив, что этого будет достаточно. Именно поэтому Айшет удалось так легко загнать Песчаного бога обратно. Неизвестно еще, как обернулось бы дело, сумей мой затейник-папаша справиться с печатью. А ведь все совпадает! Да, он собирался начать с Южного континента, таким образом победив в колониальной войне. И меня туда послал, потому что хотел избавиться. Был уверен, что не вернусь. Непонятно только, чего он хотел добиться? Ведь Южный континент — это пауроний, алмазы, золото, черное дерево. Если по этой земле будут бродить сущности бездны, то Галатону доступ к ее богатствам закроется. А может, поэтому он и передумал срывать печать? Вполне возможно. Решил попробовать сначала на Аллириле, исчезновение которого было только на руку империи.

Та же история вышла с юго-западом — Дитя глубин! Тут уж вообще ума не приложу, кто и чем ему помешал. Не угодили мирные саймары? Или не устраивало поведение морских троллей? Пришлись не по нраву осьминоги с медузами? Бред. Скорее всего, это была репетиция. Проба сил. А может, дело во мне? Подгадал так, чтобы Дитя глубин уж точно сожрало "Шайани". Да Варрнавуш с ним! Бесполезно просчитывать логику одержимого манией величия безумца. Впрочем, Варрнавуш-то как раз не с ним. По идее, Вериллий должен был в бездну кануть. А оттуда нет дороги к перерождению. Ну, да кусачему дракону Луг зубов не дает.

Я продолжал разглядывать хаотично движущиеся в воронке тени. Они зачаровывали, гипнотизировали, притягивали. Странно, но вместе с тем сознание не затуманивалось, напротив, мысли летели все быстрее, рождались новые и новые идеи… Я сам не заметил, как обратился к Вселенной, ясно услышал ее тихий, вкрадчивый ответ. Все встало на свои места. Вот оно, решение!

Я обещал закрыть врата, и обещание свое сдержу. Не из страха перед Верховным демоном, а ради Галатона и равновесия в Амате. Но страну надо спасать не только от бездны. Так пусть один враг уничтожит другого. Пусть неукротимая энергия врат послужит на благо империи.

Вериллий сорвал печать в Аллириле, я сделаю то же самое в Андастане, превратив его в выжженную пустошь. Мир от этого ничего не потеряет, он лишь станет лучше и чище. А войско мертвецов и некромантов встречу, вооружившись силой бездны. Надеюсь, Артфаал не ошибся в прогнозе, и юго-восточные врата находятся именно в Андастане. И все же, я рискну.

Если у меня получится, я стану обладателем такой мощи, что у андастанцев не будет ни единого шанса на победу. Возможно, при их уничтожении пострадают галатцы, как это было во время схватки с Вериллием. Ну и что? Зелье мешают — брызги летят. Главное, я закончу эту чудовищную войну. Не по-лужески? Я не особенно уважаю бога, который не смог помочь тем, кто верил в него. Не по-человечески? А что мне до людской слюнявой морали? Прав тот, кто сильнее. Победителей не судят.

Главное, успеть обуздать эту энергию, разобраться, откуда она берется, понять, как с нею управляться. Времени мало. Его совсем нет. Некогда копаться в книгах, проводить эксперименты, исследовать загадочное явление. Есть более простой путь.

Вот он, канал, тянущийся на юго-восток — черный, мертвый, холодный. Нужно наполнить его силой бездны, толкнуть эманации к Андастану. Я простер руку над вратами…

— Нет, герцог! Умоляю, не делайте этого!

Из воздуха выпала черная фигура, стремительно метнулась ко мне, с силой толкнула в плечо. От неожиданности я не удержался на ногах и рухнул навзничь.

Кожу на плече, там, где прошлись острые кошачьи когти, саднило, спина побаливала от удара о камень.

— Кажется, я успел… — обморочно прошептал сидевший у меня на груди Артфаал. — Я почувствовал: с вами что-то случилось.

— Зачем вы мне помешали?

— Выслушайте, герцог, — забубнил демон, — у нас мало времени. Это место убивает меня.

— Так подите прочь.

— Но, друг мой… — голос лорда Феррли становился все тише, кошачье тельце сотрясала крупная дрожь, — нельзя открывать новые врата. Потому что…

— Это нужно для Галатона, — перебил я, не желая слушать нотации оберегающего.

— Нет-нет, вы заблуждаетесь, — простонал Артфаал. — Я догадался, почему Виндор имеет форму четырехлучевой звезды. Это символ…

— Что мне за дело до символов? Убирайтесь!

Душу затопила холодная ярость. Занудливый демон давно уже только путался под ногами, превратившись в ненужный балласт. А сейчас его вмешательство было совсем недопустимо.

— Придите в себя, герцог, — молил между тем лорд Феррли, — отриньте влияние бездны, покровов, вернитесь к человечности!

— Пошел вон, — я взмахнул рукой. С пальцев сорвалось какое-то мне самому неизвестное заклятие, и бессильно обвисший, словно бы вылинявший, кот растворился в воздухе.

— … четыре печати… погибнет весь мир… — донеслись на прощание бессвязные обрывки фразы.

Избавившись от досадной помехи, я поднялся и снова подошел к вратам. Сейчас…

Но теперь бездна больше не тянула к себе, волна ледяной уверенности схлынула, оставив меня на берегу — задыхающегося, вымотанного, измученного. Сил едва хватало на то, чтобы держаться на ногах. И совать руку в эту омерзительную межпространственную дыру уже не хотелось. Мало ли, вдруг ее там кто-нибудь оттяпает?

В голову словно туману напустили — я слабо соображал и, что самое странное, плохо помнил то, что случилось несколько мгновений назад. То ли в этом виновато было воздействие бездны, то ли тяжелые винные испарения, заполнившие подвал. Отодвинувшись от врат, я принялся вспоминать. Твари, кишащие в прорыве… мое желание уничтожить Андастан… Этим я был обязан второму покрову, который продолжал падать, вызывая приступы мании величия и равнодушия к окружающим… Артфаал! Кажется, я обидел Артфаала!

— Лорд Феррли!

Ответом была тишина.

— Ну да, конечно, — торопливо согласился я, — вы не можете говорить. Вы же совершенно обессилели, а здешняя аура…

Удивительно, что демон вообще сумел проникнуть в Виндор и выжить при этом. Как любая магическая сущность, он должен был испытывать мучительную боль и ужас.

— Сейчас, сейчас, лорд Феррли! Отдохните пока…

Я выбежал из подвала. В доме было тихо и пусто. Сэм, Тина и остальные слуги ушли отсюда. Выбежав на улицу, я вскочил на коня и пустил его с места в галоп.

Приехав в Красную рощу, я разыскал начальника имперских псов и приказал выставить усиленную охрану по периметру особняка, когда-то принадлежавшего мне. Не дай Луг, заберутся мародеры или ребятишки решат поиграть в обезлюдевшем доме. Вдруг среди них окажется человек с большими магическими способностями. Это может окончиться трагично для него.

После я сразу же прошел в кабинет Дарианны. Ее величество, как всегда, сидела за столом, который был завален приказами, отчетами и картами провинций.

— Нам нужно поговорить, — сказал я.

— Рик, видишь ли, время… — начала было Дарианна, но, взглянув на меня, тихо произнесла: — Да, конечно.

Я рассказал ей о вратах. В подробности магической схемы вдаваться не стал, о союзе с Варрнавушем тоже не упомянул. Лишь вкратце описал суть проблемы. Императрица имела право знать, что происходит в столице.

И без того бледное личико девушки побелело как мел:

— Что же делать, Рик?

— Постараюсь их закрыть, — обняв Дарианну, я добавил: — обязательно закрою.

О возможностях врат я умолчал. Если уж я поддался воздействию бездны и решил сорвать печати, чтобы уничтожить Андастан, то для императрицы это могло стать слишком большим искушением. Ее величество держалась, демонстрируя железную волю, но я видел: она измучена страхом и ожиданием сражения с некромантами. А тревожить печати было нельзя. Теперь я в этом убедился. В памяти прочно засели последние слова лорда Феррли, огнем обжигая сознание: "Четыре печати… погибнет весь мир…" Это могло значить, что после вскрытия четырех печатей наступит катастрофа. Либо что четыре печати уже сорваны, и следующая убьет всю Амату. Не суть важно. Главное, нельзя использовать схему, ее можно только закрыть.

Успокоив Дарианну, я отправился в свой кабинет, закрылся и позвал:

— Лорд Феррли!

Снова молчание… Я на все лады обращался к демону, произносил различные формулы, даже начертил на полу пентаграмму и по всей форме провел ритуал вызова. Ничего. Артфаал не отзывался. Самое страшное, что я не чувствовал той незримой нити, которая связывает подопечного с его оберегающим. Она всегда была со мной, а сейчас… оборвалась. Чтобы окончательно убедиться в этом, я сплел заклятие Темного огня. Природный источник послушно откликнулся, наполняя силой мою волшбу. Мрак безмолвствовал…

— Лорд Феррли! — взвыл я, — Простите меня! Я понимаю, что очень обидел вас. Но не держите зла, вернитесь, вы нужны мне!

Тишина… что же я натворил, задери меня Хайнира? Какое заклятие швырнул в Артфаала? Его формула стерлась из памяти…

Я судорожно схватился за связующий амулет, активировал его:

— Дядя Ге!

— Слушаю, сынок, — ответил спокойный голос моего опекуна.

— Дядя Ге, если источник мрака не откликается, что это означает?

— Это невозможно, Рик. Демонолог на всю жизнь связан со своим источником. Даже отпустив демона на свободу, он в любой момент может обратиться к нему, и тот отзовется.

— Ну, может, существуют какие-то исключения из правил?

— Демон может быть занят или обессилен. Тогда, возможно, он не ответит на простое обращение. Но после проведения полного ритуала вызова он обязательно даст о себе знать… — в голосе дяди зазвучала тревога, — что случилось, Рик? Приходи ко мне, поговорим.

— Потом. У меня очень много дел, — не мог я сейчас смотреть в глаза дяди Ге! — Так что означает молчание источника?

Я уже знал, каким будет ответ. Знал, и боялся его, и молился, чтобы опекун припомнил еще какие-нибудь причины, по которым источник мрака может исчезнуть. Но чуда не произошло.

— Боюсь, это может означать лишь одно, — сказал дядюшка, — смерть демона.

* * *

— Нет-нет, не так… вот как надо!

Кай'Анириир сделала плавное движение рукой, и стебли травы, вырастая на глазах, потянулись к ее ладони, словно кошка, желающая, чтобы ее приласкал хозяин.

— Ну и какая разница? Итог тот же самый, — упрямо возразил Лютый.

Повинуясь рубящему взмаху его руки, трава атакующими змеями рванулась вверх.

Очередной урок эльфийской магии проходил в тополином лесу неподалеку от крепости. Для усвоений знаний и практических занятий требовались растения. Близился полдень. Ом и его наставница сидели на краю небольшой поляны, облокотившись о ствол старого тополя и прячась в его тени от жарких солнечных лучей. Перед ними расстилалась густая высокая трава, в которой покачивались на тонких ножках синие чашечки колокольчиков. Эта пасторальная картина, ласковый шелест листьев, запах лета, теплый ветер, ерошащий траву, поднимающий на ней то темно-зеленые, то серебристые волны могли бы умиротворить кого угодно. Только не Анири и ее непокорного ученика. Как всегда, они спорили.

Лютый очень старался постичь науку эльфийского волшебства, перенять у девушки знания. Анири искренне желала поделиться с Омом своим искусством и делала для этого все возможное. Но почему-то процесс обучения шел медленно и неровно. То ли из-за того, что у очаровательной первозданной отсутствовал наставнический опыт, то ли из-за языкового барьера, разделявшего учительницу и ученика.

Кай'Анириир немного говорила по-галатски, Лютый помнил несколько эльфийских слов. Среди молодежи илльф были те, кто знал галатский в совершенстве, но и наставница, и ее подопечный наотрез отказались прибегнуть к помощи переводчика, ссылаясь на то, что присутствие третьего лица губительно скажется на процессе обучения. На самом деле оба они с трудом представляли себе, в чем должен заключаться этот самый процесс, поэтому и не хотели, чтобы кто-нибудь наблюдал за ними со стороны.

Анири и Ом объяснялись на странной смеси галатского языка, жестов, знаков, выразительного мычания и обрывков мыслеречи — полностью перейти на нее не позволял какой-то древний инстинкт. Не доверяя друг другу, оба непроизвольно блокировали свои мысли. Да еще клятый языковой барьер и тут давал о себе знать: обмениваться оформленными в слова мыслями тоже не получалось. Собеседники лишь улавливали образы и чувства, остальное приходилось додумывать. Случайному зрителю их общение показалось бы диалогом двух безумцев: сначала девушка произносила фразу на ломаном галатском, потом Лютый начинал ей возражать, невпопад вставляя эльфийские слова, далее оба принимались увлеченно размахивать руками, разбрасывая при этом волшбу, потом застывали в неподвижности, напряженно всматриваясь в глаза друг друга, пытаясь уловить мыслеречь. Спустя некоторое время, просветлев лицами, они расцветали в улыбках, что означало: понимание достигнуто. Затем все повторялось снова.

Дрианн целыми сутками пропадал в обществе молодых эльфийских магов. Они что-то увлеченно обсуждали, чертили схемы заклятий, потом опробовали и отрабатывали их на практике, а проще говоря, на Дрианне. Лютый и Анири присоединялись к остальным только под вечер, а весь день посвящали учебе.

— Ты заставляешь растения, а надо просить, — медленно, тщательно подбирая галатские слова, выговорила магесса.

— Но какая разница, если результат получается тот же?

— Сила…

— Если просить, заклятие получится сильнее?

— Нет, — Анири замялась.

— Если приказывать, сильнее?

— Может быть, но дело не в этом.

— А в чем?

Девушка, раздосадованная непонятливостью ученика и собственной беспомощностью, встала и протянула Лютому руку:

— Заставь меня подойти.

Не раздумывая, Ом вскочил и резко притянул ее к себе. Тоненькая эльфийка словно перелетела к нему по воздуху и не удержалась бы на ногах, если бы ученик не принял ее в объятия.

— Прошу прощения, светлая тисса, — с ироничной ухмылкой выдал Лютый.

— Ничего, — ледяным голосом ответствовала девушка, высвобождаясь из крепких рук Ома.

Снова отойдя на пару шагов, первозданная произнесла:

— А теперь попроси меня подойти.

Ом щелкнул каблуками сапог и поклонился, с отменной вежливостью подав эльфийке руку. Та подошла и вопросительно посмотрела на него.

— Как по мне, никакой разницы, — рассмеялся Лютый. — Но я понял, что ты хотела сказать. Заставляя растения подчиниться, я трачу слишком много магической энергии.

— Да! — Анири, позабыв о холодном нейтралитете, радостно просияла.

— Только вот какая штука. Я и людей-то просить не умею. А как просить растения?

— Штука?… первозданная озадаченно нахмурила тонкие бровки.

— Э-э-э… забудь. Научи меня просить растения.

— Да, — девушка опустилась на траву, знаком предложив Ому присесть рядом. — Есть руны. Для каждого растения своя.

Лютый удивленно вытаращился на собеседницу.

— Это ж сколько запомнить нужно?!

— Нет… — в лексиконе Анири не нашлось нужных слов, и она прибегла к помощи мыслеречи.

Глядя в прозрачно-голубые глаза девушки, Ом наблюдал за стремительной сменой образов, стараясь разгадать их значение:

— Существует двадцать основных рун: десять для обозначения деревьев… и десять для обозначения кустарников… остальные — лишь вариации от них. Так?

Эльфийка кивнула, сорвала травинку и вывела ею в воздухе сложную фигуру. Перед лицом Лютого зависла зеленая руна.

— Руна Doron, — пояснила Анири. — Дуб.

Взмах тонких пальцев, и предыдущий знак растаял, а первозданная начертала новый рисунок:

— Eregdos, остролист.

Наставница вывела еще пять рун, обозначавших: тис, тополь, бузину, яблоню и орешник.

— Достаточно. Теперь попробуй обратиться к какому-нибудь из этих растений с несложной просьбой.

Лютый и Анири снова скрестили взгляды. Из мыслеречи девушки Ом понял, что должен нарисовать руну в сознании, позвать растение, и, ощутив его присутствие, произнести свою просьбу. Он выбрал тополь по той простой причине, что вокруг росли именно эти деревья. Проделал все в точности так, как учила эльфийка. Подождал. Ничего.

— Попробуй еще раз, — спокойно сказала девушка.

Но ни вторая, ни третья попытка не увенчались успехом: тополь, к которому прислонялся Лютый, не желал наклонять ветви. Полукровка пробовал снова и снова — тщетно. Тогда он прибегнул к проверенному методу, и ветви дерева послушно опустились.

— Это неправильно, — нахмурилась первозданная.

— Зато действенно.

— Ты очень сильный маг, — вздохнула Анири, — гораздо сильнее, чем я. И неудивительно, ведь ты — внук Светозарной.

Ом недобро прищурился:

— Я этим не горжусь.

— Но подчиняя растения, ты тратишь слишком много сил, — продолжила девушка, не обратив внимания на его реплику. — Попробуй еще раз.

— Как?

— Растения любят… — эльфийка запнулась и задумалась, но так и не смогла подобрать нужное галатское слово.

— Так что любят растения? — скептически осведомился Ом.

Первозданная прибегла к помощи мыслеречи, но все равно не смогла выразить правильный образ. Тогда Анири осторожно прикоснулась к руке Лютого, взяла ее в ладони, бережно, трепетно, и ласково прижала к щеке. Глаза Ома удивленно расширились, на лице поселилось недоверчивое выражение.

— Вот это любят растения, — пояснила магесса, выпустив ладонь ученика.

— Нежность? — хрипло предположил полукровка.

— Да! — девушка просияла от радости, что сумела донести свою мысль. — Попробуй теперь.

Не сразу, но с четвертой попытки Лютому все же удалось уговорить ветви тополя немного наклониться.

— Теперь понял, — устало выдохнул он.

— Хорошо. Главное — освоить азы, с самого начала все делать правильно. Дальше будет легче.

— Надеюсь, — сквозь зубы процедил Ом, доставая из-за голенища стилет.

— Теперь молитва Брижитте, — произнесла девушка.

Вздохнув, Лютый убрал оружие.

— Зачем она нужна?

— Брижитта даровала нам магию природы, — наставительно проговорила эльфийка. — И перед тем, как творить чары, а также после них мы должны благодарить богиню за этот дар.

— Если всякий раз перед дракой я стану молиться, недолго проживу, — недовольно буркнул полукровка.

— Но ведь сейчас ты ни с кем не дерешься? — хладнокровно уточнила Анири. — Повторяй за мной…

После молитвы Брижитте настала очередь урока языкознания. Ежедневно Лютый со своей наставницей посвящали ему не меньше двух часов. При этом учился не только Ом, но и Анири. На методичные, систематические занятия времени не было, поэтому они просто выясняли, как звучит одно и то же слово по-галатски и по-эльфийски. Это увеличивало их лексикон и помогало понимать друг друга.

— Война.

— Auath.

— Враг.

— Cooth. И так же будет вражда.

— Меч.

— Nagol. Моя очередь, — первозданная широко улыбнулась: — gelle.

— Зубы? — озадачился Лютый, для убедительности постукав ногтем по своей верхней челюсти.

Анири отрицательно помотала головой.

— Хм… рот?

— Нет… — эльфийка широко раскинула руки, сделала глубокий вдох, радостно засмеялась.

— А… счастье, наверное, — предположил Ом.

— Да-да! Я забыла это слово… Теперь estelle. Это когда один не боится другого, не оглядывается…

— Доверие.

— Спасибо. Скажи, Кай'Омлютаир, почему ты хочешь знать значение только злых или печальных слов?

— Потому что мне нравится их звучание на эльфийском, — мрачно усмехнулся полукровка.

— А почему ты ни разу не спросил значения таких простых, нужных слов как мама, отец, дом?

— Мне неприятно их звучание на твоем языке.

Магесса вздохнула:

— Я знаю твою историю, Кай'Омлютаир. То, что случилось с тобой — ужасно. Но нельзя винить в этом всех первозданных. Я чувствую: ты не доверяешь мне только потому, что я илльф. Те, кто причинил тебе горе и боль, уже умерли. Отпусти свою ненависть.

— Отпустить… — медленно проговорил Ом, словно пробуя слово на вкус. — Отпустить. Предположим. А те, кого сейчас лечат в лазарете, тоже должны отпустить? Те, чьи города сожжены, чьи тела неупокоены, как отпустят они?

Анири опустила голову так низко, что серебристые локоны закрыли побледневшее лицо:

— Я не была на этой войне, Кай'Омлютаир. И не убивала ни людей, ни твою матушку.

— Если бы ты была старше, убивала бы, — жестоко обрубил Лютый. — Дело не в каждом конкретном белоглазом, а во всем народе. В ваших законах, традициях, обычаях. В высокомерном пренебрежении ко всем остальным расам. Это у вас в крови.

— Мне жаль, Кай'Омлютаир, — прошептала девушка. — Я плохо знаю твой язык, и не могу рассказать тебе, как мне горько. Но я заплатила и продолжаю платить. И все илльф тоже. Мы платим за ошибки, преступления и грехи наших предков.

Ом не ответил, но по его упрямому взгляду чувствовалось: он молчит не в знак согласия, и не для того, чтобы избежать ссоры. Иной раз молчанием можно ранить больнее, чем любыми, самыми грубыми словами.

— Мы расплатились, Кай'Омлютаир, — повторила Анири, легко поднимаясь с земли. — Пойдем.

Решив, что наставница таким образом завершает урок, Лютый встал и вслед за ней отправился в крепость. Но Анири не торопилась распрощаться с учеником. Она разыскала Мэй'Клилли, и первозданные долго спорили. Девушка что-то горячо доказывала, а ее собеседник так же истово возражал. Из их быстрой речи Ом сумел понять только одно часто повторявшееся слово "urre" — "огонь". Наконец молодой эльф нехотя уступил Анири, но тут же, судя по интонациям, выставил свои собственные условия. Магесса кивнула, соглашаясь, и поманила Лютого за собой. Можно было бы отказаться от такого странного приглашения, но Ом, заинтересовавшись загадочными приготовлениями, последовал за эльфами. Они пересекли площадь, обогнули донжоны и подошли к северным воротам, возле которых дежурили два первозданных. Мэй'Клилли произнес короткую фразу. Судя по оторопевшим лицам стражей, распоряжение их не порадовало. Но и возражать охранники не стали. Распахнули створки и настороженно смотрели, как двое эльфов и полукровка прогулочным шагом выходят из крепости. Едва только Лютый последним покинул крепость, дежурные с явным облегчением торопливо захлопнули ворота.

— Зачем мы здесь, — спросил Ом.

— Я хочу показать тебе Аллирил, — ответила Анири.

Возле крепостных стен шумела молодая тополиная рощица. Девушка остановилась у деревьев, вынула из рукава голубую атласную ленту, стягивавшую манжет, привязала ее к ветке ближайшего тополька. Почтительно поклонилась роще и только тогда пошла дальше. Вслед за ней поклон повторил Мэй'Клилли. "От меня не дождутся, не стану дровам кланяться" — упрямо, с оттенком злости подумал Лютый и двинулся мимо ровного строя деревьев.

— Это наши воины, похороненные по обычаям илльф, — пояснила магесса.

— Те, что Хаардейл штурмовали? — уточнил Ом.

— Да. И еще Мэй'Аэлли со своими воинами.

"Правильно сделал, что не поклонился", — к мыслям примешивался оттенок недоброго смешка.

— Умирая, илльф отдают свои тела природе, и за это Брижитта забирает их души в Благословенные леса. Там первозданные ждут нового воплощения. Поэтому наши маги обращают погибших в деревья.

— Красивый ритуал, — дипломатично отозвался Лютый, подумав, что белоглазые не заслуживают такой доброты со стороны Брижитты.

— Да. Люди уходят в Счастливые долины, эльфы — в Благословенные леса, орки в Земли доброй охоты. Душа должна перерождаться, ведь она бессмертна.

Ом рассеянно кивал, соглашаясь и не понимая, к чему ведет девушка. Между тем они миновали рощу и зашагали по широкому зеленому полю. Впереди вздымалась черная стена — весна так и не коснулась Аллирила, на деревьях не распустились листья, на земле не проклюнулась молодая трава. Лес был мертв, темен и тих. Казалось, что-то в нем останавливает солнечные лучи, и они не могут проникнуть сквозь голые кроны. Иссушенные, уродливо перекрученные, словно руки древнего старика, ветви, в немой мольбе воздетые к небу, были неподвижны. Их не трогал даже бродяга-ветер, облетал стороной, как будто боялся уколоться. В сотне шагов от кромки леса эльфы остановились.

— Зачем мы сюда пришли? — скептически осведомился Лютый.

Мэй'Клилли что-то спросил на эльфийском. Судя по выражению лица, он разделял недоумение Ома.

— Я хочу показать тебе, что осталось от моей родины.

— Люди не уничтожали Аллирил.

— Нет, не уничтожали. Просто смотри и слушай… — проговорила магесса, не отрывая взгляда от жуткого леса.

Пожав плечами, Лютый последовал ее примеру. Некоторое время он тщетно всматривался в унылое чернолесье, но не видел ничего необычного. Но потом, когда Ом уже решил было, что все его усилия напрасны, к нему пришло странное чувство. Это было ощущение неведомой угрозы. Безошибочное чутье воина, помноженное на эльфийскую кровь, нашептывало: "Опасность, здесь таится опасность!" Кровь быстрее побежала по жилам, мышцы напряглись в ожидании схватки. Лютый почувствовал прилив энергии — магический резерв готовился отразить нападение. Покосившись на спутников, Ом заметил, что они испытывают сходные ощущения. Анири вытянула перед собой изящные руки, чтобы в любой момент сплести заклятие. Пальцы Мэй'Клилли сомкнулись на рукояти меча. Лютый понял, что ошибался: Аллирил, или скорее, то, что когда-то было Аллирилом, не был мертв. Но он не был и жив. Нежить. Вот слово, которое первым всплыло в сознании. Нежить — голодная, озлобленная, готовая выйти на охоту, наблюдала за ними из-за сгорбленных деревьев.

— Нам лучше уйти, — не сводя глаз с леса, Ом осторожно взял Анири за локоть, сделал шаг назад и потянул девушку за собой. — Мы не сможем втроем противостоять… этому.

За деревьями шевельнулся чей-то черный силуэт. Бесформенная, но быстрая тень стремительно метнулась от ствола к стволу.

— Badae, Aniree, sitta raxaleo, — проговорил Мэй'Клилли.

— Darthae, — отмахнулась магесса. — Теперь видишь? — сказала она, обращаясь к Лютому.

— Вижу. Но при чем здесь я?

— Просто пойми. Пойми нашу боль. Те, кто был убит в этой войне, возродятся снова. Их души остались бессмертными. Илльф не возродятся. Зеленый огонь пожрал их души. Их больше нет. У нас нет ничего — ни родных, ни родины. Мой отец погиб там, возле Эллиар… Мать забрал Зеленый огонь. А я стояла и смотрела, как он убивает Аллирил. Как убивает мою мать. — Девушка посмотрела Ому прямо в глаза, и он невольно залюбовался ее чистым, как родниковая вода, взглядом. — Я хочу, чтобы последние илльф жили. И хочу, чтобы жили люди. Нам надо быть вместе. Мы должны верить друг другу.

Из леса донесся тоскливый вздох. Словно там, за черными стволами, томилась чья-то мятущаяся душа.

— Хорошо, хорошо, — торопливо согласился Лютый. — Я попробую верить, уговорила. Но сейчас давай уйдем.

Опытный воин, он не трусил, но понимал: втроем не справиться с неведомым злом, глядящим из Аллирила. Сейчас не время взваливать на себя еще и борьбу с тварями, поселившимися в эльфийском лесу. Хотя рано или поздно придется браться за его очистку, для того чтобы осмелевшие сущности не двинулись дальше. Была еще одна причина, по которой Ом стремился вернуться в крепость: Анири. Он не хотел, чтобы с девушкой случилась беда. Магесса была единственной из первозданных, кто не вызывал в нем раздражения. Пожалуй, общение с ней было даже приятным. Но в последнем Лютый не желал сознаваться даже самому себе. Мысленно он сформулировал это так: "Не дай Луг, сожрет ее какая-нибудь тварина. У кого я буду учиться? А девчонка — не самая худшая наставница".

В крепости Дрианн муштровал эльфов, по очереди вызывая их на поединок. Сейчас он уже не церемонился с юношами и девушками, в заклятиях использовал свои возможности по максимуму, не прибегая лишь к поглощению души. Первозданные, изо всех сил пытаясь отразить атаки некроманта, падали на землю, взлетали в воздух, ударялись о стены. Большинство при этом оставались целыми и невредимыми — вокруг тренировочной площадки был натянут невидимый магический щит, смягчавший удары и падение. Неподалеку на всякий случай дежурили девушки-целительницы, заживлявшие царапины и синяки самым невезучим из эльфийских магов. Самому Дрианну тоже приходилось несладко: иногда волшба первозданных все же оказывалась сильнее его чар и то обдавала ледяной водой, то отшвыривала назад, то сваливалась на голову в виде острых сосулек. Магический щит смягчал удары, но эти ежедневные испытания сделали Дрианна злым и раздражительным. Дело осложнялось тем, что он со своими учениками так и не сумел придумать единой концепции противостояния войску некромантов.

Лютый застал Дрианна в тот момент, когда он стряхивал с себя пушистые снежные хлопья, бормоча под нос ругательства на ханди. Увидев товарища, некромант махнул рукой:

— Отдых полчаса! — и присел возле стены.

Эльфийская молодежь тут же разбежалась. Юноши отправились в донжон, чтобы перекусить, девушки, сбившись в стайки, о чем-то весело защебетали. Анири присоединилась к одной из таких групп.

— Как успехи? — спросил Ом, подходя к Дрианну и усаживаясь рядом.

— Не знаю, — угрюмо ответил волшебник. — Вроде бы что-то получается. Но их много, а я один. С каждым по десять минут сразишься — и день закончился. А ведь этого мало! Их же гонять надо…

— Тяжело, — посочувствовал Лютый, подумав, что ему, по крайней мере, не приходится делить внимание Анири с кем-то еще. Почему-то эта мысль была очень приятна.

— Обучение медленно идет, — продолжал Дрианн, — одного наставника на всех не хватает. Ну, еще заклинания разрабатываем, неплохие. И силы у них много. Но знаний не хватает. И им, и мне. Понимаешь, я ведь немного знаю о некромантах. Получил дар, а применять его толком не умею. Это как если бы тебе подарили новейшее, совершенное оружие, какого еще не было на свете, а как им пользоваться — не сказали.

— Понимаю, — кивнул Ом, — очень хорошо понимаю… Хотя любое оружие со временем можно освоить.

— Так именно времени у нас и нет! — зло сплюнул некромант. — Мы должны как можно быстрее выдать результат. А вместо этого топчемся на месте.

— Ты так мало перенял у Лиллы?

— Только самые общие понятия. Она давала клятву Исдес. И не может говорить о некромантии под страхом смерти. Богиня убьет ее… Ну, а ты как?

— Примерно так же, — усмехнулся Лютый. — С той лишь разницей, что вынужден пребывать в положении ученика.

— Знаешь, Ом, давно хотел тебе сказать… — Дрианн ненадолго замялся, подбирая слова, потом решительно произнес: — бросай ты свои эльфоненавистнические штучки. От них страдает твоя учеба, а девчонка ни в чем не виновата.

Лютый стиснул зубы, вытянул из-за голенища стилет, серебристо сверкнувший в лучах заката, и принялся его подбрасывать.

— Разберусь, — холодно уронил он.

— Как скажешь, — покладисто согласился Дрианн, и, легко вскочив на ноги, предложил: — Поединок?

— Разомнемся, — кивнул Ом.

Друзья разошлись в разные стороны площадки. Эльфы, предвкушая интересное зрелище, окружили плац. Чародейские возможности Дрианна все присутствующие успели изучить на собственной шкуре, а сила Лютого, хоть и сырая, не отшлифованная долгими занятиями, была очень велика. Несколько магов поспешно обновляли защитные барьеры, чтобы волшба не поразила зрителей.

Не было ни приветствий, ни обмена поклонами, как это полагается при дуэли чародеев. Дрианн атаковал стремительно и напористо, швырнув в Лютого мощное заклятие. Ом взмахнул рукой, и волшба ударила в камень мостовой, выбив фонтанчик осколков. Пальцы некроманта свили новое плетение, но противник оказался быстрее, и отправил в него поток ледяных игл. Не двигаясь с места, Дрианн отразил чары и, отрывисто выкрикнув активирующую фразу, отправил в друга заклятие, выглядевшее словно лента, сотканная из черных теней. Извиваясь змеей, волшба обвила не успевшего среагировать Лютого, обхватила шею, стянула грудь. Над площадкой раздался дружный вздох — эльфийкам изменила их обычная сдержанность.

Зло рассмеявшись, полукровка обеими руками схватился за ленту, которая при его прикосновении превратилась в обычный кусок ткани, и разорвал ее в клочья. Зрители разразились одобрительными криками, а из-под ног Дрианна вырвались длинные корни. Пренебрежительно ухмыльнувшись, некромант провел над ними ладонью — и извивающиеся длинные плети обуглились без огня, затем осыпались пеплом.

— Лля иллиа Исдис! — звонко выкрикнул Дрианн, и в Лютого полетело смертельное заклятие.

Ом свел руки вместе, и с его ладоней полился поток нестерпимо яркого света. Две волшбы столкнулись, рассыпая вокруг черные и серебристые искры, переплелись между собой. На месте их пересечения образовался вращающийся шар, повисел немного в воздухе и взмыл в небо.

— Ничья, — широко улыбаясь и подходя к Лютому, сказал Дрианн.

— Ничья, — друзья обменялись рукопожатиями.

— А она переживала за тебя, — шепнул некромант.

— Да пошел ты, — хохотнул Ом, хлопнув товарища по плечу.

Во время сражения он чувствовал на себе взгляд Анири, ощущал ее тревогу. Сейчас, обернувшись, он встретился с глазами эльфийки и прочел в них восхищение. Лютый сражался честно и прикладывал все силы для того, чтобы выстоять против некроманта. Но может быть, именно благодаря присутствию девушки, схватка между двумя магами была такой… эффектной и красивой. Разумеется, тому, кто рискнул бы указать Ому на это обстоятельство, скорее всего, пришлось бы долго сожалеть о своей болтливости.

— Тисс Кай'Омлютаир, — к Лютому подбежал эльф из караульного отряда, — у ворот девушка. Говорит, что приехала к вам и тиссу Дрианну.

Несмотря на мирный договор с людьми, первозданные продолжали охранять ворота крепости и выставлять на стенах караул. Более того, они не впускали в Хаардейл никого, не выяснив предварительно личность визитера и цель его прихода. Исключений не делалось ни для полковника, ни для солдат. А поскольку эльфы были поставлены на довольствие в полку, стоявшем под стенами крепости, кашевары, доставлявшие в Хаардейл котлы с обедами, очень злились. Поначалу Дрианн удивлялся таким предосторожностям и злобно вопрошал, от кого первозданные собираются обороняться, не от котлов ли с кашей? Но Лютый начинание одобрил, назидательно сказав: "Нужно соблюдать воинскую дисциплину", и выписал кашеварам пропускные грамоты.

— Что за девушка? — спросил он у охранника.

— Сказала, ее зовут Лилла Хамини, — ответил первозданный, — предъявила подорожную грамоту, подписанную императрицей и Верховным магом.

Изменившись в лице, Дрианн ринулся к воротам.

— Пропустить, — приказал Ом.

Створки распахнулись, впуская в крепость черноволосую всадницу. Она соскочила с коня и, ничуть не стесняясь разглядывавших ее эльфов, бросилась на шею любимому.

— Прошу разойтись, светлые тиссы, — почти вежливо произнес Лютый, первым подавая пример.

— Что случилось? Зачем ты здесь? — спросил Дрианн, когда влюбленные остались наедине.

— Разве Рик не сообщил тебе? — улыбнулась Лилла.

— Он сказал, что ты хочешь помочь мне. Но я не…

— Значит, помогу, — перебила девушка. — Вдвоем мы справимся быстрее.

— Но клятва Исдес…

Глаза Лиллы вспыхнули черным огнем торжества:

— Я клялась в том, что не буду рассказывать людям об учении богини. Но никто не запрещал мне писать о нем эльфам.

* * *

Сид шел без отдыха целые сутки. Пробирался лесом, полз по виноградникам, таился в кустах. Наконец вышел к Лозинке, спустился по пологому берегу, погрузился по грудь в ласковую прохладную воду и побрел вверх по течению. Река давно уже унесла тела своих защитников и обезглавленных зомби. Но полностью очиститься не смогла, и Сид то и дело видел трупы лежащие на отмелях, прибитые течением к зарослям камышей, зацепившиеся за острые камни распухшие, посиневшие, разлагающиеся, объеденные раками и рыбами. Но ло зрелище не трогало привыкшего к смертям, отупевшего от усталости воина.

Он добрался до родной Подпалины. Сумел. Выплыл из воды, спрятался в густой осоке и всмотрелся в знакомую с детства картину. Вон там, чуть ниже по течению, мельница старого Фила вся деревня называет его Филином за круглые глаза навыкате, крючковатый нос и угрюмый нелюдимый нрав. Вон в том маленьком домике, первом у околицы, живет молодая вдова Сальма. Поговаривают, что она гулящая и по ночам привечает у себя местных парней. Сила никогда не звала… нуда он зелен еще был. А хоромы лавочника Борки хоть и стоят в самом центре Подпалины, видны издалека над крышей торчат замысловатые башенки из красного кирпича. Рядом с ними дом Лесина, да возродится его семья в счастливое время…

Сид стиснул зубы. Кто из тех, кого он знал с самого детства, остались в живых? Скольких превратили в нежить? И жива ли матушка? Душа рвалась туда, в родную деревню, но разум подсказывал: нужно подождать до темноты. По дороге в Подпалину воину несколько раз попадались отряды зомби. Вооруженные твари патрулировали дороги, охраняли деревни, рыскали по лесам. Сиду, знавшему Солнечный край как собственную кухню, удавалось прятаться от не-мертвых или обходить их стороной. Но за все время пути он не увидел ни одного некроманта. И это было настоящим везением. Вряд ли встреча с магом смерти закончилась бы для солдата благополучно. Получалось, что андастанское войско, взяв замок Йеншир и уничтожив его защитников, отправилось дальше. Но неужели они не оставили в Солнечном крае хотя бы парочку наместников, чтобы управлять тупыми покойниками'? Делать выводы Сид остерегался. Мало ли где он может находиться, этот некромант'?

Сейчас люди, если они остались в Подпалине, наверняка работают на виноградниках или в полях. Искать матушку там опасно. Жителей деревни должны охранять зомби. Нет, лучше дождаться ночи, когда Тильда будет дома, и тихонько пробраться к ней. Сид знал, что не-мертвые не нуждаются в отдыхе и отлично ориентируются в темноте. Зато ночью он сможет застать матушку. Воину очень хотелось на это надеяться…

Он сидел в зарослях осоки, время от времени впадая в чуткую дремоту, пока солнце не спряталось за горизонт. Когда землю окутали теплые сумерки, Сид выбрался из кустов и осторожно пополз, прячась в густой траве. Подпалину окружал высокий частокол. На юг и север выходили решетчатые деревянные ворота. Ночью они обычно были закрыты. Осторожно высунув голову из травы, воин разглядел торчащие перед южными воротами темные фигуры зомби.

Сид сделал большой крюк, обогнул караул, подобрался к забору и неслышно перемахнул его. Затаился в тени дома, подождал. В деревне было тихо. Слишком тихо. Не скрипели двери, не слышалось человеческих голосов. А главное, не лаяли собаки. Пусть люди, страшась нежити, прятались по домам, но псы должны были почуять появление Сида! Ведь им не объяснишь, что иногда благоразумнее помалкивать: животные гораздо храбрее людей.

Собак перебили некроманты? Или несчастные лужьи твари сами подохли от голода, когда все селяне обратились в зомби? Внутренне похолодев, воин признал, что второе вероятнее. Вид у Подпалины был нежилой. Не светились окна, из труб не шел дым. Летние кухни тоже стояли пустые.

"Не смей, — до боли стискивая кулаки, приказал себе Сид, — не хорони ее раньше времени…"

Перебегая от стены к стене, перелезая через заборы, он добрался до своего дома. Небольшой дворик в молочном свете молодой луны казался каким-то призрачным, ненастоящим. Будка, в которой жила смешная собачонка Жужелица, не столько охранявшая дом, сколько приветствовавшая всех гостей звонким бестолковым лаем, была пуста. Рядом сиротливо валялась цепь с пристегнутым к ней ошейником. Сид долго стоял посреди двора, оглядываясь, будто не узнавая его. Потом, наконец решившись, тихо поднялся на крыльцо и осторожно толкнул незапертую дверь.

Дом встретил его тишиной, изредка прерываемой чьим-то сонным сопением и отчетливо различимым запахом звериной норы. Воин прокрался в большую комнату, где всегда спала мать, и замер, едва не наступив на лежащих на полу людей. Их было несколько. В темноте Сид сумел различить только смутные комки. На кровати, стоящей в углу, тоже кто-то спал. "Раз спят, значит, не зомби, — с облегчением подумал воин. — А некроманты не стали бы на полу валяться". Вернувшись в кухню, он пошарил в стареньком буфете, отыскал огарок свечи и огниво.

Войдя в комнату, Сид склонился над спящими. Это были дети, четверо. Чумазые, лохматые, в грязной одежде, они лежали на груде тряпья, свернувшись клубочками. Стараясь не наступать на самые скрипучие половицы, воин осторожно обошел малышей и подкрался к кровати.

Сердце забилось быстрее, когда огонек свечи выхватил из темноты спокойное, умиротворенное лицо Тильды. Жива! Но что это за дети с нею? Несчастные ребятишки, семьи которых убили некроманты? Наверное, так. Но почему они спят на полу, почему такие грязные? Тильда — добрая женщина и радушная хозяйка. Сид не мог себе представить, что должно было произойти, чтобы она позволила малышам жить в таких условиях.

Сейчас он разбудит ее и обо всем расспросит. А потом заберет отсюда, уведет туда, где нет ни некромантов, ни их мертвых слуг. И ребятишек заберет. Ничего, они справятся. Главное, она жива.

— Мама, — шепотом позвал Сид. Тильда не просыпалась. — Мама! — жалобно, как-то совсем по-детски, повторил он.

Тильда открыла глаза взглянула на сына, и тот отшатнулся. Решив, что мать еще не до конца очнулась ото сна, схватил ее за плечи, встряхнул:

— Матушка!

Взгляд Тильды не изменился. Воин содрогнулся. Так смотрят… животные? Нет, далеко не все. У собак и волков глаза гораздо умнее. И у кошек тоже. Разве что у овец подобный взгляд — тупой, тусклый, покорный.

— Мама, — голос предательски сорвался, — ты узнаешь меня?

Она не узнавала. Смотрела равнодушно, растянув губы в бессмысленной слюнявой улыбке.

— Что они сделали с тобой?! — Сид невольно повысил голос.

Лицо Тильды испуганно сморщилось. Задрожав, она забилась в угол кровати, тихо поскуливая от страха, прикрывая руками голову. Сердце парня сжалось от боли. Он присел рядом с матерью, обнял ее:

— Тихо, тихо, все будет хорошо…

Постепенно женщина успокоилась и замолчала. Сид благодарил Луга за то, что она не разбудила детей. У него не хватило бы душевных сил встретить еще четыре тупых взгляда.

Сид долго сидел, обнимая Тильду, тихо раскачиваясь, будто убаюкивая женщину, и шептал:

— Все будет хорошо…

Из глаз его лились слезы — впервые с начала войны Сид плакал. Он оплакивал своих погибших братьев и маму, которую некроманты превратили в полуживотное. Лесина и его семью, Миха, капрала Вартона Хелла, мага Дайнуса. И всех жителей многострадального Солнечного края.

В окно заглянул чистый рассвет. Тильда крепко уснула в объятиях сына. Уложив ее на кровать, Сид встал, вытер слезы — последние слезы в его жизни.

— Я вернусь, мама. Ты потерпи немножко…

Выйдя из дома, воин пересек деревню, перепрыгнул через забор и побежал к лесу. Теперь он знал, что должен делать, чтобы дать выход пожиравшей его ненависти и освободить мать.

Неподалеку от Подпалины раскинулся Мертвый орешник. Этот лес назывался так из-за зарослей шианского ореха, составлявших добрую половину деревьев. Народное поверье утверждало, что каждый, кто устроится ночевать под шианским орехом, уснет навсегда. Мол, растение это выдыхает убийственный яд. Но Сид точно знал, что это сказка: сам он с друзьями как-то раз переночевал в лесу, причем именно под ореховым деревом, — и ничего. Правда, какой-то яд в орешнике все же имелся: недаром в его коре не селились насекомые, и комаров в лесу тоже не было.

Воин отыскал уютные кусты тереники, улегся и проспал в них до полудня. Проснувшись, двинулся на запад: он был уверен, что не все жители окрестных деревень покинули Солнечный край, а оставшиеся не все обращены в носферату и безмозглых животных. Сид знал, где искать людей.

Спустя некоторое время он вышел к похожему на воронку котловану, заросшему деревьями, на дне которого загадочно светилось круглое, как чаша, маленькое озерцо. Летом и зимой вода в нем была ярко-синей, и, наверное, за этот цвет озеро прозвали Глаз Брижитты. Воин осмотрелся и принялся спускаться по склону. Вдруг что-то просвистело над его ухом. Сид замер и, осторожно обернувшись, увидел, что в стволе дерева, рядом с которым он стоит, торчит стрела.

— Промазал, — негромко произнес воин.

— Это я просто пугал, — ответил низкий голос.

Из леса вышел крепкий широкоплечий старик. Остановившись в десятке шагов от Сида, он неторопливо наложил на лук новую стрелу и тщательно прицелился.

— Ты не дури, дядя Филин, — рассмеялся воин. — Своих не признал?

— Сид? Сид Велли, чтоб меня демоны съели! — Мельник вытаращил и без того круглые глаза и опустил лук.

Вскоре они уже сидели у костра, на котором в котелке булькала похлебка.

— Пятеро нас тут, — рассказывал Филин, — да три женщины. Вот и вся армия.

— Что ж не ушли?

— Да все чего-то ждали, надеялись. А потом уж поздно было. Успели только до леса добраться. Вот, сидим тут почитай уже неделю.

Воин огляделся. Земляки устроились со всеми удобствами: в чаще стояли замаскированные ветвями шалаши, на деревьях сушилась одежда. Один мужчина рыбачил на озере, второй только что вернулся с охоты и чуть поодаль потрошил зайца. Из-за кустов слышались женские голоса: видимо, селянки собирали в лесу корешки для похлебки. На втором кострище жарились на углях лепешки — рачительный мельник, уходя, прихватил с собой хороший запас муки.

— Что тут творится, в деревнях? — спросил Сид.

— Да что… некроманты клятые людей в скотину превратили. Разума лишили.

— Это я понял, — процедил парень. — А сами некроманты здесь есть?

— Кай говорил, в Саане сидит один, набольший. За главного, значит. Мысленно зомбями управляет. Других нету вроде.

Сид кивнул. Так он и думал. Саан — солнце в переводе с древнегалатского — самый большой город провинции. Наместник должен был обосноваться либо там, либо в баронстве Йеншир, если бы крепость не была разрушена.

— Что делать будем?

— А что делать? — изумился мельник. — Чего мы можем-то?

— Так и собираетесь в лесу отсиживаться? — зло произнес Сид. — Пока вас всех, как диких зверей, по одному не переловят?

— А ты меня не учи! — взъярился Филин. — У нас ни оружия, ни людей. Ты видал, что некроманты творят?

— Видал не меньше твоего. — Воин поднялся. — Но он всего один. Как-нибудь управимся…

Сутки он отсыпался и отдыхал у Глаза Брижитты. Потом засобирался в дорогу.

— Куда путь держишь? — поинтересовался мельник.

— В старые каменоломни. Там тоже должны быть люди.

— А где ж им еще прятаться? — протянул Филин, потом, на что-то решившись, добавил: — Вместе пойдем.

Воин кивнул, надеясь, что этот жест доброй воли означает согласие мельника начать борьбу.

Путь до каменоломен занял почти двое суток. Наконец впереди показались нагромождения скал, подножие которых было испещрено пробитыми в камне норами. Поговаривали, что заброшенные шахты, уходившие глубоко под землю, представляли собою настоящие лабиринты, в которых очень легко было заблудиться. Но жители окрестных деревень, часто ходившие сюда за камнем для строительства должны были ориентироваться в катакомбах. Сид на это очень рассчитывал. Место глухое, убежище надежное.

— Ну и как ты здесь людей искать собираешься? — поинтересовался Филин.

— Сами придут.

Сид побродил вокруг скалы, присел на корточки, дотро-нулся до каменистой подошвы. На кончиках пальцев оста-лись жирные следы сажи. Недавно здесь жгли костер. За-глянув в ближайшую нору, воин громко крикнул:

— Есть здесь кто живой?

Ответом было гулкое эхо, много раз повторившее его слова. Затем все стихло.

— Подождем, — пробормотал Сид, отыскав между двух скал удобное местечко, скрывавшее их от непрошеных взглядов.

Устроившись в укрытии, они перекусили вяленой зайчатиной и лепешками. Ожидание вышло долгим. Начинало смеркаться, с неба посыпался мелкий дождик.

— Может, напрасно ждем? — недовольно проворчал мельник, зябко поеживаясь.

В ответ Сид ухмыльнулся и знаком призвал старика к молчанию. Филин повернул голову и замер, боясь пошевелиться, поскольку разглядел в полумраке силуэты окруживших расщелину людей.

— Кто такие? — сурово спросил женский голос.

— Люди, — просто ответил воин, — галатцы…

— Откуда? — Голос несколько смягчился.

— Подпалина…

Задав несколько вопросов и убедившись, что перед нею действительно обитатели Солнечного края, женщина проговорила:

— Идемте с нами.

Вслед за провожатыми путники забрались в одну из каменоломен, долго шли по запутанным туннелям, таким низким, что приходилось все время двигаться скрючившись, и оказались в большой пещере. Здесь бьио чисто и сухо, горели факелы, дым от которых уходил в трещину свода. У стен, на деревянных настилах, покрытых сухой травой, сидели и лежали люди. Сид насчитал десять человек, среди них — троих детей.

— Нас тут много, — сказала женщина, — трое из Камнетесов, пятеро из Суховея, мы с матерью из Орлинки. Есть и другие пещеры, где люди живут. Я Вирена. — Она по-мужски пожала руку сначала Филину, потом Сиду.

На вид женщине было не больше тридцати. Была она черноволосой, темноглазой и смуглой, как большинство жителей Солнечного края. Высокая, худощавая, в мужской одежде, с коротким мечом у пояса, Вирена выглядела воинственно. Судя по уважительному тону остальных жителей каменоломен, она считалась кем-то вроде старосты маленького поселения.

Позже, когда знакомство со всеми обитателями пещеры было завершено, Сид сказал:

— А мы ведь пришли предложить вам перебраться в Мертвый орешник. Там гораздо удобнее.

— И вода рядом, — подхватил мельник. — И с голоду не помрешь никогда. Лес же. Зверье всякое, по осени орех созреет. Да и солнышко будете видеть. Все лучше, чем здесь кротами сидеть.

— Сейчас все люди должны держаться вместе, — произнес воин. — Так проще выжить.

— Отряд задумал сколотить, — понимающе кивнула Вирена.

Сид не стал спорить:

— Вроде того. Но нас слишком мало, а у тебя есть воины. И до Саана оттуда ближе.

— Некроманта хочешь свалить, — то ли задумчиво, то ли недоверчиво проговорила женщина, — освободить Солнечный край…

— Да, — вызывающе ответил парень.

— А ты не думал, что можешь сделать только хуже? Ведь маги наверняка как-то связываются друг с другом. Что будет, когда они поймут: наместник мертв?

— К тому времени войско будет слишком далеко, — махнул рукой Сид. — Не станут они поворачивать.

— Но могут вызвать из Андастана новых некромантов.

Не одного, а десяток, к примеру. Или сто, — возразила Вирена. — Тогда мы захлебнемся в крови.

— Мы уйдем, — сказал Сид. — Дальше, в край Водопадов.

— Так уходи, что тебе мешает?

— Я хочу освободить и увести всех жителей. Для этого мне нужно уничтожить некроманта и зомби.

— У нас дети. Я не могу рисковать ими.

— Оставь их здесь под присмотром нескольких человек. Остальные пусть идут с нами.

— Не могу, — твердо произнесла женщина, указав в угол пещеры, где на охапке соломы сидела маленькая сухонькая старушка. Перебирая какое-то тряпье, она что-то тихо бормотала себе под нос. — Моя бабушка, — пояснила Вирена. — Она совсем стара и не выдержит долгого перехода. Я ее не оставлю. Больше у меня никого нет…

— Муж? — тихо спросил Сид.

— И сын. Мать с отцом, брат… все…

— Неужто не хочется отомстить?

Прежде чем ответить, Вирена откашлялась, будто стараясь избавиться от кома в горле. Когда заговорила, в ее голосе звучала лютая ненависть:

— Хочется. Но я не могу рисковать людьми.

— Я тоже потерял всю семью. У меня осталась только мать. И сейчас она там, в Подпалине. Больная, безумная. Ее охраняют зомби. И еще я видел там детей. Они живут как звери, Вирена. Их превратили в зверей. И я должен их спасти.

— Но ты ничего не сможешь сделать! — выкрикнула жен-щина. — Разве ты не видел, что они творили там, на Лозинке? Это некроманты, нам с ними не справиться…

— Справиться можно с каждым, — раздался вдруг из угла слабый дребезжащий голос. — Ветер труху гонит, смертного к земле клонит. Бельма на глазу, сухотка в костях, раб лужий, рассыпься в прах…

Сид обернулся. Старуха, вдруг заинтересовавшаяся разговором, с трудом поднялась с постели и, продолжая бор-мотать, проковыляла к внучке.

— Ложись, бабушка, — ласково попросила Вирена. И, обращаясь к собеседникам, проговорила: — Она когда-то была сильной ведьмой. А сейчас совсем плоха стала. Заговаривается…

— Заговаривается старая Гельма, — послушно подтвердила старуха и вдруг, откинув с лица седые патлы, посмотрела Сиду прямо в глаза.

Воин поразился молодому блеску и живости ее взгляда. Неожиданно колдунья подмигнула ему, и в ее зрачках вспыхнули странные красные искорки.

— А ты правду говоришь, внучок. И впрямь душой болеешь за людей. Только она у тебя ненавистью отравлена, душа-то. Бедный ты парнишка, сколько натерпелся. И сколько тебе еще терпеть…

— Бабушка…

— Молчи, внучка! Мала еще со старой Гельмой спорить. А тебе скажу, парень: извести каждого можно.

— Наши маги не сумели, — вздохнул Сид.

— Маги ваши — название одно, — фыркнула старуха. — Что они знают, городские? Все по книжкам, все по науке… а мы к земле ближе, из нее силу и черпаем. Древняя это сила, как сама земля. И копится, и передается от матери к дочери. Наше деревенское колдовство — оно незаметное, ан сильное. Да вот беда: пожгли храмовники всех ведьм-то. А зря — было чему у них поучиться.

— Так как же можно извести некроманта? — Воин попытался мягко вернуть Гельму к предмету разговора.

— Да не только некроманта, внучок. Любого мага, да хоть демона самого. Заговоренной стрелой.

Сид ощутил разочарование: слабая надежда увяла, не успев проклюнуться в его душе. Старуха действительно была не в своем уме. Или просто не понимала, кто такие некроманты. Заговоренные стрелы и болты имелись на вооружении в армии. Но годились они разве что против зомби. Некроманты легко отражали их с помощью магических щитов.

— Не веришь… — проскрипела старуха. — Ну да Луг с тобой. Ваши маги не умеют оружие заговаривать. Только у меня это знание и осталось. Заговор — его растить надо, много дней. Кровью питать… на сырую землю, кровь, пади, живой силой мертвую кость напои…

Гельма снова принялась нашептывать бессмыслицу. Вирена почтительно взяла бабушку под локоть и повела к лежанке. Вернувшись, проговорила:

— Она больна и заслужила хотя бы спокойствие. Мы никуда не идем.

— Тогда дай мне людей.

Вирена покачала головой:

— Они не пойдут без меня.

— Что ж. Прячьтесь в своих норах, как черви. Ждите, когда вас по одному выкурят отсюда. А я все же пойду и убью некроманта, — упрямо проговорил Сид, вставая.

Уходя, он поймал взгляд Вирены — отчаянный, злобный и одновременно полный какой-то безысходной тоски.

Они сумели пробраться обратно, в Мертвый орешник.

— Уймись, парень, — говорил по дороге Филин. — Всяк прыгунок знай свой уголок. Кто он и кто ты?

В ответ Сид только крепче стискивал зубы, повторяя про себя как клятву: "Я все равно убью его".

Но пообещать гораздо проще, чем потом свое обещание выполнить. Он и сам понимал, что у него нет ни людей, ни сколько-нибудь серьезного плана. И воин взялся за дело: в поисках выживших и спасшихся он методично обходил все знакомые с детства укромные места и тайники в окрестностях. И его упорство было вознаграждено. В гроте Тарантуса прятались две молодые пары, в Тролльем болотце скрывались три семьи, а на Русалочьем острове, что посреди Лозинки, обнаружилось целое селение — сорок человек. Всех их Сид уговорил перебраться в лес. На переселение ушли недели — перебирались маленькими группками, прячась от отрядов зомби. В этих караулах было не более пяти мертвяков, и мужчины, пожалуй, могли бы перебить такой отряд. Но гибель тварей насторожила бы наместника. Сид не хотел рисковать раньше времени.

Прошел месяц. Лагерь в Мертвом орешнике разросся до размеров небольшой деревеньки, а воин, в котором люди признали вождя, собрал отряд из двадцати человек. Среди них был даже один молодой маг. Но придумать, как справиться с некромантом, Сиду так и не удалось. Отчаявшись, он уже склонялся к мысли отправиться в Саан в одиночку и пробраться в дом к колдуну, когда тот спит.

Однажды днем воин сидел на берегу озера, обдумывая эту сумасшедшую идею, снова и снова убеждаясь, что она неосуществима. В душе кипела злоба, не находившая выхо-да. От нее хотелось утопиться. За спиной хрустнула под чьей-то ногой ветка. Воин резко обернулся и увидел подхо-дящего Филина.

— Слышь, Сид, к нам гости, — произнес мельник. — Часовые привели.

В лагере ему навстречу шагнула высокая черноволосая женщина.

— Я пришла, — просто сказала Вирена, — и привела пятнадцать воинов.

— А как же Гельма? — удивился парень.

Черные глаза женщины заблестели, и в зрачках появились красные искорки:

— Она умерла.

— Мне жаль ее, да возродится она в счастливое время…

— Не жалей, — оборвала Вирена. — Бабушка знала, на что идет. И умерла ради вот этого.

Сбросив с плеча колчан, женщина очень осторожно достала из него что-то длинное, бережно завернутое в чистую тряпицу, развернула и протянула воину.

Три дня спустя отряд из тридцати человек вышел из Мертвого орешника и отправился к Саану. Шли открыто, не таясь, по дороге уничтожая патрули. На третий день дорогу перегородили зомби. Их было около сотни. Позади войска на вороном коне ехал молодой некромант. Расчет Сида оправдался: наместник, удивленный столь наглым вторжением, решил сам взглянуть на безумцев, бросивших ему вызов.

Повинуясь приказу хозяина, нежить остановилась, давая андастанцу возможность рассмотреть людей. На губах некроманта появилась презрительная усмешка: три десятка крестьян не могли стать серьезными противниками его во-инам. Он молча взмахнул рукой, и твари бросились вперед. Взяв в кольцо Вирену, отряд принял бой.

Даже опытным воинам было бы непросто выдержать такой натиск. А под началом Сида были обычные селяне, вооруженные кто старым мечом, кто топором, а кто и обычными вилами. Люди дрались ожесточенно, заменяя недоста-ток умения ненавистью и жаждой мести. Но первые же минуты боя стоили жизни троим. Только бы успела, — молился Сид, отражая сыпавшиеся на него удары, — Луг, прошу тебя, сделай так, чтобы она успела…"

В это время Вирена без лишней торопливости, но ловко натянула тетиву, достала из колчана единственную стрелу — с древком из непонятного дерева, внутри которого как будто пульсировала и переливалась темно-красная жидкость. Стрела, выращенная из мертвой кости, добытой на кладбище и напоенной кровью ведьмы. Старая Гельма не меньше внучки или Сида мечтала отомстить некромантам за гибель близких и поругание родного края. И прибегла к древнему, запретному колдовству. Для завершения заговора колдунья должна была принести себя в жертву. Только в обмен на ее жизнь стрела могла стать непобедимой. Передав свою силу внучке, старуха пронзила себе сердце кинжалом. Теперь Вирена готова была на все, лишь бы смерть Гельмы не осталась напрасной.

Наложив стрелу, она вскинула лук и прицелилась — не зря в детстве училась стрелять вместе с братом. Вот и пригодилась наука… Некромант, сидевший верхом на коне, трудная мишень — был риск попасть в скакуна. Вокруг кипел бой, падали ее друзья. Но Вирена продолжала целиться и ждать. У нее имелся только один шанс.

Андастанец заметил женщину с луком и откровенно рассмеялся, закрываясь магическим щитом. В это мгновение конь немного наклонил красивую гордую голову, и Вирена отпустила тетиву. Некромант слишком поздно ощутил древнюю волшбу и понял, что к нему летит его смерть. Глухо вскрикнув, он попытался сотворить еще какие-то чары, но не успел: багровая стрела, без труда пробив защиту, вонзилась ему точно в горло…

С гибелью хозяина поведение зомби изменилось. Одни остановились, тупо уставившись на свои мечи, словно не понимали, что с ними делать. Другие, побросав оружие, куда-то поплелись. Третьи почему-то упали и обрели настоящую смерть. Отряд без труда расправился с тварями. Это уже был не бой, а избиение, и Сид, рубя им головы, не мог отделаться от чувства омерзения. Уничтожив мертвяков, люди двинулись дальше, в Саан. Его зачистка заняла целые сутки, и после нее долго еще пылали погребальные костры. Отряд двинулся дальше, освобождая города, городки и деревни, уничтожая зомби.

Султан Ирияс слишком надеялся на непобедимость своих шеймидов. А может быть, недооценивал храбрость галатцев. Наступил день, которого так ждал Сид. Солнечный край был освобожден. Только вот большинство его жителей так и не осознало счастья свободы. Они не понимали, что происходит вокруг, не радовались и не грустили. Они были равнодушны, как стадо овец. И как стадо, воины повели их в край Водопадов, в безопасные места. Теперь перед Сидом стояла новая цель — найти магов, которые сумеют снять с его матери и остальных несчастных андастанскую волшбу.

Все люди покидали родную провинцию, чтобы обязательно когда-нибудь вернуться. Прийти, когда родная земля будет в безопасности. Вернуться в свой край виноградников, солнца и тепла.

* * *

— Друг мой, друг мой… — звал меня большой лохматый черный кот с желтыми глазами.

— Это вы, лорд Феррли? Правда, вы? — Счастью моему не было предела.

— Да, дорогой герцог, — промурлыкал кот и вдруг заорал во все горло: — Вставай, лейтенант!!!

"Да задери Хайнира этого неугомонного гнома!" — до-садливо подумал я, выныривая из чудесного сна. Окончательно проснувшись, сообразил: позвольте, какой такой гном? Он же месяц назад ушел в Золотую цепь. Или, может быть, и он мне приснился?

— Хватит ночевать, лейтенант! — вопили с улицы. — Вставай!

Я выглянул в окно: на ратушной площади стоял мастер Триммлер собственной персоной. На плече гнома поблескивал неизменный топор, у ног притулился большой бочонок.

— Здоров, лейтенант! — прогремел сын гор. — А я тебе Глубинной радости в подарок принес!

Позже, сидя в моей комнате и прихлебывая из большой кружки любимый напиток, мастер Триммлер рассказывал:

— А я ведь в Гольтенвейер за подмогой ходил. С бумагой от императрицы.

— Привел?

— Тыща воинов, как один гном! Отборный полк чеканщиков.

— Но как вы умудрились пробраться через Аллирил?

— А мы и не пробирались. — Мастер Триммлер довольно ухмыльнулся в зеленую бороду, глотнул Глубинной радости и сообщил: — Через подземный ход прошли. Ты что ж думаешь, лейтенант, нам много радости было белоглазым пошлину платить за проезд через этот ихний лес? Конечно, о покойниках или хорошо, или никак, но скаредные они были существа, скажу я тебе!

Услышав такое заявление от представителя самого скупого народа Аматы, я от смеха едва не поперхнулся забористым напитком. Слава Лугу, сын гор не обратил на это никакого внимания. Иначе обиделся бы.

— Плату за проезд ломили безлужно и каждый год повысить норовили. Вот мы и принялись рыть подземный ход под Аллирилом. В аккурат от Гольтенвейер до Лесного края.

Мысленно прикинув расстояние, я присвистнул:

— И сколько ж лет рыли?

— Двести пятьдесят, — невозмутимо ответил гном. — В позапрошлом году закончили. То есть черновую работу, конечно. Там кое-где своды надо лучше укрепить, воду откачать. Да и отделочных работ еще лет на триста. Но ходить можно.

Представив себе путь, который мастер Триммлер в одиночку проделал под землей, я встал и торжественно пожал ему руку. Героизм сына гор вызвал у меня искреннее восхи-щение и даже восторг. А может, это Глубинная радость начинала действовать…

— Спасибо тебе, дружище! Вы — удивительный, благородный народ!

— Да не за что, — простодушно ответствовал гном. — Императрица обещала нам за помощь столетнее освобождение от пошлин и налогов на торговлю.

Подгорное племя всегда отличалось редкостной практичностью…

Гномий полк встал лагерем под Красной рощей. Деятельные бородачи в ожидании сражения времени даром не теряли, отправились помогать в ремесленном квартале. А по вечерам распивали Глубинную радость, которую умудрились притащить с собой в стратегических количествах, и пели песню про пивную кружку. Помнится, Добб, услышав рулады, выводимые мастером Триммлером, поинтересовался, только ли его друг не умеет петь или это отличительная черта всех гномов. Так вот, теперь весь город знал ответ на этот вопрос: музыкальные таланты подгорного народа… скажем так, весьма своеобразные.

А спустя неделю из Хаардейл вернулись остальные мои друзья. С ними пришли триста эльфийских магов.

— Остальных на развод оставили, — мрачно пошутил Лютый на совещании у императрицы.

— Отобрали самых сильных, — уточнил Дрианн.

— Вы разработали тактику сражения с некромантами? — спросила Дарианна.

В ожидании ответа все замерли.

— Да, — ответил некромант, — И могу сказать: все это только благодаря Лилле.

Веселые и беспечные первозданные поселились в кленовой рощице, обступавшей город. В лесу им было хорошо, только досаждали вечерние гномьи песнопения. Музыкальные эльфы, не в силах выносить режущие их чуткий слух тяжелые маршевые мелодии, наложили на рощу заклинание тишины.

Но эта идиллия продлилась недолго. Через неделю поступило донесение от разведки: некроманты находились в двух днях пути от Виндора.

У ворот суетились ремесленники, укрепляя и без того тяжелые кованые створки, солдаты на стенах проверяли пушки, подтаскивали ядра. Горожане бросали в укрепленные между зубцов огромные чаны куски смолы, укладывали дрова.

Виндор, еще недавно полупустой и заброшенный, наполнялся людьми. Подходили все новые отряды воинов и ополченцев, приезжали телеги, груженные оружием и провиантом, через Южные ворота стремительно проносились всадники — офицеры с распоряжениями генерального штаба.

Генерал Джи Сандере, командующий обороной столицы, стоял на башне Восточного луча, вглядываясь вперед. Магические экраны и трубы в городе не работали, и воину приходилось изо всех сил напрягать зрение, заслонив глаза ладонью от веселого летнего солнца. Согласно последним докладам некроманты со своим войском находились в нескольких часах пути от Виндора.

Генерал имперских ястребов Сандере, крепкий пятидесятилетний человек, знаменитый своими роскошными густыми усами, недюжинным талантом стратега и вспыльчивым нравом, до недавнего времени командовал войсками Озерного края. Но три месяца назад с ним произошел случай, из-за которого карьера генерала изрядно пострадала, и Джи пришлось уйти в отставку. Винить ему было некого, кроме себя, и это было самым обидным. А дело-то выеденного яйца не стоило: Сандере всего лишь подрался на балу с другим офицером. "Да, так прямо взял и набил ему морду, — рассказывал он потом товарищам. — А что, разве можно простить такое?" Далее у слушателей обычно возникал во-прос по поводу "таког о". Всем становилось интересно, что же натворил обидчик. И тут Джи затруднялся с ответом: он просто не помнил причины, по которой началась драка. Оба драчуна были пьяны до невменяемости. Провинциальные офицеры традиционно много пили — сказывалась скука отдаленных гарнизонов, одни и те же лица вокруг, отсутствие новых событий.

Все бы ничего, но губернатор Озерного края, уставший от постоянных стычек на балах, доложил о происшествии в столицу. Из Виндора пришел приказ о разжаловании обоих. Передав командование войсками, опальный генерал вернулся в столицу, толком не зная, чем займется в отставке. Наверное, Сандере спился бы от тоски и безделья, несравнимых даже с гарнизонными. Но судьба распорядилась иначе: началась война, и опытные воины стали цениться на вес паурония. Джи сам вызвался командовать обороной Виндора, и императрица одобрила его назначение.

Он не испытывал никаких иллюзий и знал, что идет на смерть. Об этом говорил генеральный план сражения, предполагавший, что основные силы останутся за пределами города и нанесут удар, когда некроманты будут измотаны долгим штурмом. На это указывал и состав войск, отправленных на защиту столицы: штрафные отряды, сплошь состоявшие из солдат, провинившихся перед короной, и так называемое ополчение — узники Счастливого местечка, грабители, убийцы и душегубы. Джи также подозревал, что Дарианна Первая и его назначила командующим не только благодаря его воинским талантам, но и по причине того, что он вышел из милости. Его не было жаль. Впрочем, Сандерса это ничуть не трогало. Семьи он так и не нажил, все из-за вспыльчивости: юные барышни начинали его раздражать через час после знакомства. Джи не понимал их трепетности, а в поведении и словах не улавливал ни малейшей логики. Жизнь в отставке была скучна и пресна. Генерал решил, что красивая смерть предпочтительнее. Ну а уж при благоприятном исходе он сможет надеяться на милостивое отношение императрицы.

И вот сейчас он покрикивал на людей, распоряжался подготовкой города к штурму и всматривался в даль. Рядом стоял его лучший друг, полковник Эрик Гарнелл, тот самый обидчик и оскорбитель, которому Сандере тогда подбил оба глаза. Справедливости ради надо сказать, что и Джи тоже досталось, а в опалу они угодили вдвоем.

— Идут! — сказал Эрик, обладавший более острым зрением.

— Закрыть все ворота! Пушки зарядить! Отряды на стену!

Костры зажигай! — заорал Джи, и над городом полетели выкрики офицеров и десятников, повторявших приказ. — Смотри здесь! — уронил Сандере.

Он спустился со стены, вскочил на коня и, желая лично убедиться в том, что ворота надежно заперты, поскакал к южному лучу. Еще издали он увидел вереницу карет, въезжавших в Виндор.

— Назад! — закричал Джи. — Назад, мать вашу! Некроманты наступают!

Навстречу ему впереди экипажей скакал верховой. Подлетев, осадил коня, крикнул прямо в лицо:

— Ее величество императрица Дарианна Первая!

— Какая, к Хайнире, императрица? — взревел генерал, наплевав на субординацию и уважение к короне. — Гнать из города! Ворота закрыть!

Кареты продолжали движение. Первый экипаж, поравнявшись с Сандерсом, остановился. Тонкая рука отодвинула кружевную штору, и Джи увидел в окне лицо, знакомое каждому виндорцу.

— Неужели вы откажете в гостеприимстве своей императрице, генерал? — улыбнувшись, спросила Дарианна.

— Ваше величество! — взвыл воин. — Не до шуток! Уезжайте! Через час город будет осажден!

— Хороший монарх не убегает из своего дворца, — ответила девушка. — А вам, генерал, будет за что сражаться. Закрыть ворота!

Тяжелые створки захлопнулись, засовы упали в петли. Путь к отступлению был отрезан.

— Во дворец! — приказала Дарианна, и колеса карет загрохотали по дороге, ведущей к площади Семи королей.

— Сумасшествие какое-то, клянусь рогами Варрнавуша! — бессильно выругался Джи, направляя коня вслед экипажам.

На площади Дарианна вышла из кареты, ее тут же окружили повыскакивавшие из других экипажей придворные и имперские гвардейцы. "А где Верховный маг?" — подумал Сандере. В самом деле, герцога Марслейн, который обычно сопровождал императрицу, не было.

— Я верю, вы сумеете защитить меня, — произнесла Дарианна, повернувшись к генералу.

Тот лишь молча преклонил колено, одновременно и восхищаясь смелостью ее величества, и злясь на безумие ее поступка. Да, теперь воины будут сражаться до последней капли крови. Но с другой стороны, если императрица решилась на такое, она уверена в исходе сражения. Значит, основные силы так велики, что победа обязательно будет за Галатоном. И присутствие Дарианны придаст солдатам уверенности. Это хорошо.

Медлить было некогда. Вскочив на коня, генерал объехал все лучи, проверил ворота, готовность людей на стенах и вернулся в Восточную башню. Андастанская армия была уже так близко, что Сандерс мог рассмотреть и едущих впереди, одетых в черное всадников, и колышущуюся позади них серую волну — носферату.

— Магов бы, — не отводя взгляда от наступающего врага, сквозь зубы процедил полковник Гарнелл.

Джи только зло сплюнул: в этом клятом городе маги становились беспомощными и были бы только лишней обузой.

Между тем некромантское войско подошло совсем близко. Всадники, рассредоточившись цепочкой, двинулись вдоль стен города, за ними потянулись зомби. Тварей было так много, и действовали они так слаженно, что сверху, со стены, казались единым организмом, странным многоногим, многоруким и многоголовым змеем, длинное, бесконечное тело которого кольцом смыкалось вокруг города.

— Окружают, сожри их Сацеол, — оскалился Эрик.

— Сацеол давно уже их сожрал, — вполголоса пробормотал Сандере, вглядываясь в бесстрастные лица не-мертвых и ощущая, как по спине ползет холодок отвращения и ужаса перед нежитью. — Цельсь! У ворот, готовьсь к обороне!

Его приказ, передаваясь по цепочке, облетел стены и лучи: без связующих амулетов приходилось непросто. Лучники и арбалетчики замерли между зубцами, выбирая цель. Пушкари стояли с пылающими факелами, готовясь поднести их к пушкам. Стены обороняли штрафники, ворота находились под защитой преступников. Генерал не боялся предательства со стороны висельников и каторжников-все галатцы знали, как некроманты поступают с людьми. А в случае победы заключенным была обещана свобода. Так что лихому братству было за что сражаться и погибать. Ну а смерти эти ребята никогда не боялись: все они были обручены со Слепой невестой.

— У Южных ворот некроманты, — выпалил подбежавший солдат, передавая дошедшие по цепочке сведения.

С противоположной стороны уже спешил другой воин:

— У Северных ворот некроманты…

Генерал мрачно кивнул: он и не сомневался.

— У Западных ворот некроманты…

Многоголовый змей сомкнул кольцо.

— Вы вот что, передайте всем: императрица во дворце, — тихо проговорил Джи, обращаясь к воинам.

Он не хотел выкрикивать это вслух. Незачем некроман-там знать такое. Удивительная весть понеслась по цепочке, ободряя, внушая надежду, заставляя воинов крепче сжимать рукояти мечей.

Внизу, у ворот, эту новость восприняли по-своему.

— Слышь, Волк, она сбрендила, что ли? — спросил у товарища здоровенный белобрысый детина.

— Да брешут небось, — презрительно сощурившись, протянул черноволосый, высокий, болезненно худощавый человек.

— Зачем? — удивился белобрысый.

— Чтобы солдаты лучше дрались, — скривился Волк, — верность, долг, и все такое. Плюнь, Бобер, нас это не касается.

Но тот не успокаивался. Вытаращив наивные голубые глаза, мечтательно проговорил:

— А она красивая, Волк. Беленькая такая, маленькая. Вот бы…

— Уймись, дурак! — прикрикнул худощавый. — Не о том думаешь! Нам бы отбиться да выжить.

— А ты правда веришь, что после победы нас освободят?

— Нет, конечно! — расхохотался Волк. — Кто ж тебя, душегуба, на волю выпустит? Уберут потихоньку. Болт между лопаток — и под пирс!

— Зачем тогда соглашался?

— Чтобы на виселице не болтаться, — снисходительно пояснил черноволосый.

Волк узким нервным лицом и привычкой смотреть на собеседника словно бы свысока походил на дворянина средней руки — военного или мага. Бобер, со своей тяжелой неуклюжей статью, глуповатой плоской физиономией и простоватым говорком, был вылитый крестьянин, приехав-ший в Виндор с телегой овощей. Сторонний наблюдатель ни за что не догадался бы, что перед ним знаменитые разбойники с большой дороги, полгода наводившие страх на весь пригород столицы. Волк, прозванный так за жесткую хватку и звериное чутье, не раз помогавшее ему уходить от преследования, был атаманом шайки, грабившей торговые обозы и кареты. Преступники славились тем, что никогда никого не оставляли в живых. Их схватили совсем недавно и бросили в Счастливое местечко, где душегубы дожида-лись казни. Предложение выступить против некромантов в обмен на жизнь и свободу пришлось им как нельзя кстати. Волк давно бы уже сбежал, прихватив помощника, а то и всю шайку, но охранявшие их воины с арбалетами шутить не любили. Приходилось дожидаться всеобщей свалки, чтобы улизнуть, не привлекая к себе внимания.

— Волк, а когда нам оружие дадут? — спросил Бобер. — Чем мы с зомбями драться-то будем?

— Зубами рви, — хохотнул атаман, намекая на привычку, из-за которой парень получил свое прозвище.

У верного помощника были крепкие, слегка выдающиеся вперед зубы. Кровавые следы этих зубов оставались на нежной коже девушек и женщин, которые вместе с товарами, драгоценностями и деньгами становились добычей разбойников. Поутру изуродованные трупы несчастных оставались гнить в лесу или придорожной канаве, а шайка шла дальше. Тупого и по-собачьи преданного предводителю Бобра, отличавшегося нечеловеческой жестокостью, испытывавшего наслаждение от чужих страданий, побаивались даже его дружки. Его считали безумцем. Да он и был им.

— Выдать ополченцам оружие! — раздался приказ генерала.

— Умно! — оценил Волк.

Охранники отперли сторожку в башне и споро принялись раздавать заключенным мечи и пики. Теперь висельникам некуда деться. В городе, окруженном врагами, обратить оружие против галатских солдат было бы самоубийственно. Даже выбравшись из города, преступники не сумели бы уйти. Продраться сквозь ораву мертвяков и уцелеть- немыслимо. Волк привередливо взвесил в руке ладный полуторный меч.

— Ничего. Там разберемся…

— Цельсь… пли! — разнесся над стеной густой бас генерала.

— Цельсь… пли! — вторили офицеры.

Рявкнули пушки, окутав стены едким дымом. Пушкарям даже целиться было не нужно: каждое ядро врезалось в толпу носферату, сваливая сразу по нескольку тварей. Но ряды зомби снова сомкнулись так, словно и не было выстрела. Десяток верховых некромантов, стоявший перед войском у самых ворот, даже не дрогнул. Лошади их не боялись грохо-та и вели себя спокойно.

— Лля-эрриа Исдис! — взвился тоскливый клич, и черные воины одновременно вскинули руки.

Джи не знал, что с этой молитвой андастанские шеймиды сражались при Тиарин, сотнями, тысячами убивая галатских солдат. Но по спине снова пробежал нехороший хо-лодок. Злобно выругавшись, он крикнул в ответ:

— Цельсь… пли! Смолу лей!

Пушки выплюнули еще по ядру, снова проредив отряды носферату. Котлы, в которых бурлила смола, переверну-лись, наполняя желоба, и на некромантов излился поток черной жидкости, способной прожечь плоть человека до костей. Воины-некроманты, сосредоточившиеся на своей неведомой волшбе, не обратили на смертельный дождь ни-какого внимания. В локте от их голов смола ударилась о не-видимую преграду и растеклась по ней жирными потеками.

— Магов бы… — тоскливо повторил полковник Гарнелл.

— Цельсь!.. Пли!

Сначала Сандерсу показалось, что звук пушек стал невыносимо громким, разрывающим перепонки. Возможно, так и было, но гремели не только они. Стены содрогнулись от удара. Оглушенному генералу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: грохот порожден волшбой некро-мантов, и эта волшба только что вынесла ворота Восточно-го луча. Покореженная левая створка болталась на одной петле, правая вылетела полностью, придавив нескольких заключенных. Андастанские воины, выполнившие свою часть работы, развернули лошадей и поскакали прочь. Ряды зомби послушно расступились, дав им дорогу, тут же снова сомкнулись за их спинами и ринулись на штурм города.

— Латай бреши! Держи ворота! — заорал Джи. — Вперед, ребята! Бей тварей!

— Северные ворота выломаны… — добежало до него из-вестие.

— Южные ворота снесены…

— Западные ворота…

Генерал отмахнулся в знак того, что понял. Его воины знают, что нужно делать…

— Цельсь!… Пли!

Пушки не умолкали ни на миг. Никогда еще орудия го-рода не выдерживали такой нагрузки: раскалились не толь-ко жерла, но и деревянные лафеты запахли дымом, и пуш-кари обливались потом от невыносимого жара.

— Заряжай… цельсь… пли!

Снова и снова. Ядра утюжили тварей десятками, солдаты-штрафники выбивались из сил, но продолжали обстрел, сражаясь уже не столько за свободу, сколько за жизнь:

— Заряжай… цельсь… пли!

Внизу Волк, умудрившийся не погибнуть под вылетевшей створкой, прыгнул к дыре, в которую хлынул поток зомби. Его клинок, врубившийся в стену не-мертвых тел, тут же окрасился темной жижей. Не для того он выбрался из Счастливого местечка, чтобы сдохнуть тут, в нескольких шагах от свободы. Не для того избежал виселицы, чтобы превратиться в тупую покорную тварь. "Не бывать этому", — подумал он, обнажив в яростном оскале острые желтоватые зубы.

— Бей их, ребята! Головы сноси!

Что-что, а сносить головы душегубы умели и дважды просить себя не заставили. Вся шайка последовала за атама-ном, к ней присоединились и другие преступники. В это время Бобер, обладавший огромной физической силой, с кряхтением поддерживал левую створку, не давая ей слететь с единственной петли. Ему помогали еще несколько чело-век, а те, кто не был занят в схватке с носферату, подтаски-вали к воротам заранее заготовленные камни и балки, зава-ливая вход. Охранникам не пришлось поторапливать пре-ступников: умирать не хотелось никому. Наплевав на пря-мые обязанности, воины кинулись на помощь заключенным.

Люди сражались отчаянно, ожесточенно, понимая: от-ступать некуда. Озлобленность душегубов, их ловкость и опыт, звериное стремление выжить любой ценой пошли на пользу защитникам города. У ворот образовалась груда обезглавленных, изрубленных тел. Залитые кровью и чер-ной слизью, разбойники, убийцы и насильники ступали по трупам своих и чужих и дрались, не желая отступать ни на дайм. Большой отряд под руководством Бобра сумел укре-пить левую створку и теперь поднимал правую, собираясь полностью отрезать захватчикам путь. А на стенах продол-жали палить пушки…

Преступники и штрафники, заботясь о собственной шкуре, совершали невозможное, держа оборону так, как смогли бы далеко не всякие регулярные отборные войска. Так сильна была в этом отребье тяга к жизни, что оно твори-ло чудо, неподвластное, пожалуй, даже магам. Вот уже не-сколько часов носферату не удавалось прорваться ни в одни выломанные ворота полупустого, полуразрушенного, ли-шенного волшебства города. Донесения, которые генерал Сандере получал из других лучей, обнадеживали: несмотря на разрушенные ворота, люди удерживали позиции. Но усталость, невозможность отдохнуть хоть немного медленно подкашивали оборонявшихся.

— Где подкрепление? — прорычал полковник Гарнелл. — Императрица в своем уме или как?

Джи и сам не знал, что думать. Логичнее всего было бы предположить, что Дарианна решила сдать город. Потому и людей для его защиты подобрала по принципу "кого не жалко". Но она сама здесь, в столице, вошла во дворец га-рантом победы. Так где же войска, которые должны смести, растоптать андастанскую армию? Получалось, они оставили императрицу на произвол судьбы, в окружении штрафников, преступников и зомби? И все чаще в голову генерала приходила страшная мысль: "Измена"…

В сражении у ворот не было ничего героического: каждый дрался за собственную шкуру. Как оказалось, это неплохо вдохновляло бойцов. Но численное превосходство зомби было слишком велико, и наконец под напором не-мертвых тел ворота пали. Поток тварей хлынул в город, сминая защитников. Люди отступили, но продолжали сопротивляться.

Волк видел, как трое зомби бросились на Бобра, вырвали пику, сбили с ног и пригвоздили к мостовой его же оружием. Видел, как падают другие разбойники из его шайки, как мертвяки идут дальше, по их телам… Он не хотел такого конца. Понимая, что драться уже бесполезно, атаман оглянулся, ища путь к отступлению или укромный уголок, в котором можно было бы пересидеть, пока твари не разбредут-ся по всему городу. "Дождаться ночи — и в бега, — лихорадочно думал он, — можно подвалами, можно крышами. Главное, выбраться за стену. До Леса душегубов не так уж далеко. Там сумею скрыться".

Неподалеку от ворот стоял старый полуразвалившийся лабаз, куда торговцы складывали для таможенного досмот-ра товар, привезенный из восточных стран по суше. Поль-зуясь кровавой неразберихой, творившейся вокруг, Волк незаметно скользнул к покосившемуся зданию, прижав-шись к стене, прокрался к распахнутой двери и провалился в темное чрево лабаза. Здесь было пусто, успокаиваю-ще-уютно пахло специями, чаем и благовониями. В углу ва-лялась груда пыльных, рваных мешков. Атаман разворошил их, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не чихнуть от поднявшейся пыли и трухи, улегся на пол и прикрылся сверху. Те-перь оставалось молиться, чтобы его не заметили…

— Южный луч взят…

— Северный луч взят…

— Зомби в городе…

Слушая эти донесения, Джи скрипел зубами. Виндор пал, а подмога так и не подошла. Мостовая внизу кишела не-мертвыми тварями, сминавшими оставшихся людей- последний оплот защиты. Теперь у него уже не оставалось сомнении: это измена.

— Западный луч взят…

— К дворцу! — заорал Сандере. — Все к дворцу! План сложился мгновенно: пробиться на площадь Семи королей, забрать из дворца Дарианну и пытаться выбраться за городские стены. Там держаться сколько можно — вдруг да подойдет долгожданное подкрепление. Если же не по-дойдет, хорошо бы прорваться в порт, отыскать хоть одну лодку и выйти в море. О том, что он будет делать в море с императрицей, Джи не думал: все лучше, чем превратиться в зомби. "Лишь бы она была жива, — думал он, — лишь бы жива…"

Люди спустились со стены и, стараясь держаться вместе, вступили в бой с полчищами нежити. Как и всегда бывало во время сражения, вспыльчивость генерала отлично ужи-валась с расчетливостью движений, и Джи превращался в настоящего демона войны. Бок о бок с ним шел Эрик, пере-кинувший меч в левую руку, а в правой державший дагу. Друзья действовали слаженно, словно один четырехрукий воин. Головы зомби летели с плеч, люди медленно проруба-ли себе дорогу сквозь сплошную стену не-мертвых тел…

…Странно, но Волк задремал — сказывались усталость и напряжение последних часов. Вокруг шумело сражение, раздавались отчаянные выкрики идущих на смерть солдат" а атаману грезилось что-то невыразимо приятное. Матушка, накрывающая на стол, зовущая к ужину… он не видел ее с восемнадцати лет — с тех пор, как его впервые отправили в Счастливое местечко. Верина, девушка, в которую он был когда-то влюблен… лучше не вспоминать, чем он отплатил ей за любовь… Но во сне Верина не сердилась и не обижалась, она осторожно стянула мешки и склонилась над ним. Все ближе, ближе…

Животный инстинкт завопил об опасности. Вздрогнув, Волк проснулся, словно от толчка. Звуки боя стихли, вокруг царило странное безмолвие. В распахнутую дверь лабаза па-дала полоса дневного света, разбавляя темноту. Кто-то тихо склонялся над Волком. Атаман попытался вскочить, но чьи-то сильные руки схватили его за плечи, не пустили. П о-следнее, что увидел Волк, — изуродованное ранами, бес-смысленное лицо своего помощника. Спустя мгновение Бобер вонзил зубы в шею атамана, одним движением вырвав гортань…

Генерал Сандере не знал, сколько времени длился этот бой. Кажется, уже наступил вечер. А может быть, просто солнце закрылось тучами, не желая видеть омерзительную картину сражения живых с мертвыми, груды трупов, кровь, от которой скользкими стали камни мостовой. Вокруг пада-ли его воины, стоны раненых сменялись хрипами умираю-щих, валились обезглавленные зомби, а Джи с Эриком все шли и шли. Пробивались к дворцу. Руки и плечи ныли, из-немогая от напряжения, со лба градом катился пот, тяжелое дыхание со свистом вырывалось из груди. Их осталось всего двадцать — живых людей, воинов, способных на сопротив-ление. Уставшие, израненные, тем не менее они продолжа-ли драться.

Чей-то клинок с силой обрушился сверху, скользнул по шлему. От мощного удара потемнело в глазах. Острие чье-го-то меча кольнуло в бедро, ошпарив острой болью. Гене-рал скосил глаза на пропитанную кровью штанину: пустя-ки, артерия не задета. Царапина…

Наконец он увидел впереди величественную громаду дворца. У парадного крыльца серая волна носферату бурли-ла, но не могла перехлестнуть через линию алых мундиров: императорские гвардейцы стояли насмерть, защищая вход. "Императрица жива!" — эта мысль прибавила сил, застави-ла сражаться с утроенной яростью. Ведь еще ничего не по-теряно, пока жива императрица…

С неистовыми криками воины рванулись вперед, проби-ваясь навстречу гвардейцам, и совершили невозможное, добравшисьдо крыльца и присоединившись к защитникам. Обороной дворца командовал молодой полковник, черные усы которого пышностью и густотой могли бы поспорить с усами Джи. Гвардеец был ранен в плечо, мундир пропитал-ся кровью, и Сандерс поймал себя на глупой мысли о том, что алая форма — это очень удобно, алого на алом не видно.

— Измена! — крикнул полковник, морщась от боли в ране, но продолжая размахивать клинком.

— Надо идти в порт! — ответил генерал, отражая очеред-ной удар. — Это единственный путь!

Полковник кивнул в знак согласия, и гвардейцы со штрафниками, сдерживая натиск носферату, принялись медленно отступать к закрытым дворцовым воротам. Когда воины уже были прижаты к золоченым створкам, полков-ник выкрикнул:

— Сюда! — и указал на невысокую дверцу, спрятанную за одной из колонн, окружавших вход.

Гвардеец гулко стукнул по дверце, она распахнулась, и защитники по одному нырнули внутрь. Сунувшемуся сле-дом зомби отрубили голову и, навалившись на дверь всем скопом, набросили на нее засов. Сандерс мысленно пере-считал людей — двенадцать штрафников и тридцать гвар-дейцев, многие ранены. Негусто…

— Веди к ее величеству, — сказал полковник воину, де-журившему у потайной дверцы.

Стены и парадные ворота содрогались от ударов нежити. Бьио ясно, что долго дворцу не продержаться. Воины рину-лись по лестницам и переходам, спеша к покоям императ-рицы. Она была в большом тронном зале — стояла одна посреди огромного помещения, маленькая, хрупкая, беззащитная, со странным вниманием разглядывая в мозаике пола что-то видимое только ей. Подняв голову, Дарианна взглянула прямо на Джи, и генерал поразился бледности ее лица, на фоне которого широко раскрытые бархатные ка-рие глаза казались особенно теплыми и лучистыми.

— Измена! — заламывая руки, проговорила императрица.

— Нам нужно идти, ваше величество. Мужайтесь, — сказал Сандере, стараясь, чтобы его голос звучал как можно уверенней. — Мы спасем вас.

Дарианна молча шагнула навстречу ему, и генерал в ко-торый раз почувствовал восхищение ее мужеством, грани-чившим с безумием.

— Лучше спуститься в дворцовые подвалы и пробраться подземным ходом, — вмешался гвардейский полковник. — Так будет безопаснее и быстрее.

Императрица, окруженная воинами, быстро бежала вниз по одной из боковых лестниц. За стенами все еще бушевало сражение: оставшиеся снаружи гвардейцы защищали подступы к дворцу. Створки парадных ворот грохотали под ударами тарана.

Проведя Дарианну в подвал, захлопнув за собой тяжелую отсыревшую дверь и наложив на нее засов, генерал вздохнул с облегчением: зомби не настигли их. Теперь появилась надежда, что императрицу удастся спасти. На стенах, покрытых плесенью и заросших мхом, в специальных медных кольцах были укреплены факелы.

— Запасные, на случай отсутствия магии в вечных свечах, — невесело усмехнулся полковник гвардии.

Сняв один из факелов, Сандере достал из кармана огниво. Не особенно надеясь на успех, высек искру. Свежая, хо-рошо промасленная пакля занялась сразу же: дворцовые службы неплохо заботились о безопасности.

Взяв факелы, воины двинулись в глубь длинного туннеля, настороженно вглядываясь в углы, повороты и ответвления, залитые густой непроглядной тьмой. Подобрав юбки, Дарианна решительно шагала посреди группки охранников, демонстрируя выдержку, поразительную для юной избалованной женщины.

Гвардейский полковник шел впереди, указывая осталь-ным направление. Чувствовалось, что он хорошо ориенти-руется в дворцовых подземельях. Время от времени усач останавливался и переводил дыхание: кровотечение из раны ослабляло его с каждой минутой.

— Нет, так больше не может продолжаться, — вдруг проговорила императрица, — вы истечете кровью, Дэкхем. Подождите, я перевяжу.

Она сделала пару шагов в сторону, и до удивленных вои-нов донесся треск рвущейся ткани. Дарианна вернулась с двумя большими кусками белоснежного батиста, украшенными по краю изящной вышивкой — вне всякого сомнения, оторванными от нижней юбки.

— Стойте смирно, полковник. — Изящные ручки ловко перевязали рану поверх мундира. — Теперь вы, генерал… Можно идти дальше.

Ее величество достала из-за корсажа крошечную фляжку и на ходу сделала глоток.

"Если когда-нибудь выберусь из этого мрака, — вдруг подумал Джи, — обязательно женюсь. Я просто обязан завести детей, чтобы рассказать им о Дарианне Первой". Он благоговейно смотрел на эту девушку — нежную, словно А'нхелли, и стойкую, как настоящий воин, и понимал, что теперь будет защишать ее до последней капли крови не только по велению долга дворянина, но и потому, что искренне восхищается ею.

Они долго еще бродили по подземелью вслед за полковником Дэкхемом. Сандере уже потерял счет поворотам и переходам и начал было подумывать, что гвардеец заблудился, когда тот объявил:

— Вот он, выход.

Путники остановились и задрали головы, рассматривая железную лестницу, ведущую к крышке люка в потолке. Прямоугольную дверцу покрывала густая бахрома, сплетенная временем из паутины, пыли и плесени.

— Куда ведет люк? — спросил полковник Гарнелл.

— В заброшенный портовый кабак, — ответил гвардеец. — Оттуда буквально несколько шагов до пирса. Вот только я не могу гарантировать, что зомби не добрались до тайника.

Он тихо поднялся по лестнице, отодвинул металлический засов, который, вопреки запущенному виду крышки, был хорошо смазан и двигался в пазах беззвучно.

— Отойдите, ваше величество. — Дэкхем замер, прислушиваясь, вдруг резко откинул дверь и выскочил наружу. Последовало несколько долгих минут напряженного молчания, потом гвардеец заглянул в люк и тихо проговорил:

— В здании пусто, но весь пирс кишит зомби. До воды около десяти шагов.

— Будем пробиваться, — решил Сандере.

Все равно другого выхода у них не было. Лишь крошечная, мизерная надежда на то, что удастся вырваться из этого мрака на земле.

— Ваше величество… — начал было генерал, но императрица перебила:

— Я готова. Идемте.

Джи выбрался из люка, подал руку Дарианне. Следом вылезли остальные воины. Заброшенный кабак встретил нежданных гостей полумраком, запахом пыли и скрипом рассохшихся половиц. Отдав распоряжения о том, как нужно действовать, Сандере подошел к скрипучей двери и вышиб ее ударом ноги.

Носферату были повсюду: мутными потоками стекались к воротам Восточного луча, бродили по пирсам, заглядывали в портовые строения — искали людей. Заметив появление галатцев, твари тут же устремились им навстречу. Построившись клином, так, чтобы императрица оказалась в середине, воины рванулись вперед, мечами прокладывая путь к спасению и свободе. Впереди шел генерал с Гарнеллом — им не впервой было сражаться в связке. Полковник Дэкхем остался в середине построения, рядом с Дарианной.

Натиск и быстрота позволили людям преодолеть сразу несколько шагов до края пирса. Но это стоило десятка жизней. Не-мертвых было слишком много для такого малень-кого отряда. Но в сердце Сандерса теплилась надежда: оста-валось совсем чуть-чуть. Главное, что императрица жива…

Принять на дагу чужой клинок, нанести мечом косой удар по шее. Еще один подох окончательно… Оттолкнуть ногой обезглавленный труп, каким-то чудом продолжающий стоять на пути. Присесть, пропуская над головой саблю, со свистом рассекающую воздух. Потом резко выпрямиться и рубануть по сжимающей ее руке. И снова, и еще… Полшага, всего-то. Но каким чудовищным напряжением они достались! И за эти полшага было положено еще три жизни.

И все же край пирса стал немного ближе. Сандере, словно заговоренный, продолжал сражаться, не обращая внимания на рану. И плевать ему было на свою жизнь, да по большому счету и на жизни остальных воинов. У него была главная цель — спасти императрицу.

Казалось, боги Аматы благосклонны к горстке безумцев, сражающихся против целого войска. До края пирса оставалось каких-то три шага. Но вдруг в беспорядочно мельтешащей толпе разномастно одетых и вооруженных тварей произошли какие-то изменения: зомби расступились, и навстречу галатцам выступил отряд мечников в одинаковой темной одежде. Это тоже были носферату, но по их скупым, отточенным движениям генерал сразу понял: перед ними мастера меча.

Не-мертвые прянули в стороны, освобождая мечникам поле боя. Те шагнули вперед, и Сандерсу с Гарнеллом пришлось туго. Клинки мастеров плели в воздухе серебряную вязь, сливаясь в единую сверкающую полосу. Смерть не отобрала у этих солдат боевых умений, скорее, помножила их на неутомимость и нечувствительность к боли.

Измученные и уставшие, воины приняли бой. Отражая и нанося удары, Джи чувствовал, что долго не продержится. В поединке с одним из этих носферату он смог бы победить, пожалуй, даже разделался бы с двумя. Но их было слишком много, а его рана слишком сковывала движения…

Он слышал, как упали позади двое гвардейцев, как тяжело дышали измученные штрафники. Слышал яростное, какое-то звериное рычание Дэкхема, которое вдруг перешло в болезненный стон, потом в хрип: полковник заслонил императрицу собой от клинка носферату и рухнул с пронзенным сердцем.

Их осталось пятеро — самых ловких и сильных. А может, просто самых удачливых. Встав вокруг Дарианны, они продолжали сражаться, уже не надеясь ни на спасение, ни на подмогу — просто желая продержаться как можно дольше и продать жизни подороже.

И в тот миг, когда, казалось, все было кончено, а мгновения до смерти сочтены, мечники вдруг опустили оружие и отступили. Войско носферату отхлынуло, освободив небольшой пятачок, на котором стояли люди — израненные, утомленные, покрытые кровью, не понимающие, что происходит, но готовые к худшему.

Ряды тварей расступались, образуя широкий проход, по которому к галатцам стремительно шагал смуглый красивый мужчина в роскошном халате из черной парчи. Тонкие черты придавали его лицу аристократизм, а угольный жар темных глаз делал его удивительно одухотворенным. Вслед за ним шли два молодых воина в черном. Гибкие и настороженные, они не отнимали рук от эфесов мечей, в любой момент готовясь отразить любое нападение. "Некроманты и их султан Ирияс, — подумал Сандерс, выставляя перед собой меч, — мне бы только один удар…"

Поняв, о чем думает галатец, султан мягко улыбнулся и укоризненно покачал головой. Один его мимолетный взгляд — и людей охватили невидимые путы. Некромант остановился напротив Джи, заглянул ему в глаза, долго смотрел, потом перешел к Эрику. Он двигался от одного во-ина к другому, задумчиво, с искренним любопытством рассматривая их лица. "Чего ж он тянет, гад?" — с тоской подумал генерал.

Когда ожидание стало наконец невыносимым, султан вдруг произнес:

— Чего вы хотите, солдаты?

Красивый бархатистый баритон звучал проникновенно-ласково. Ирияс говорил по-галатски абсолютно чисто, и только излишне четкое произношение, манера тщательно выговаривать слова выдавали в нем иноземца.

— Жизнь. Разумеется. Жить хотят все. Свобода. Вы, галатцы, цените ее превыше всего… — Он медленно, размерено ронял фразы, продолжая изучать лица воинов. — Я подарю вам жизнь и свободу.

Сандерс презрительно усмехнулся, отлично понимая цену обещаниям султана. Те немногочисленные жители Солнечного края, которым удалось сбежать от андастанского войска, рассказывали поистине ужасные вещи об украденных душах, зомбировании и превращении живых людей в подобие животных.

— Слово султана, — нахмурился Ирияс, — всем вам дарую жизнь и свободу, не стану ни обращать в носферату, ни выжигать сознание. Позволю беспрепятственно уйти. Или можете присоединиться к моим шеймидам. В обмен на жизнь императрицы.

Несмотря на серьезность момента, генерал расхохотался. Его смех подхватили остальные воины. Слишком уж комично выглядело предложение султана. Он, почти всесильный маг, торговался с пятеркой израненных, скованных волшбой людей, находящихся в его власти. Что мешало Ириясу убить Дарианну, а заодно и ее охранников? Зачем ему нужно было согласие воинов?

Шеймиды восприняли веселье галатцев как пощечину: выхватив мечи, сделали шаг вперед. Но замерли, остановленные повелительным жестом султана.

— Я в последний раз предлагаю вам: отрекитесь от императрицы, и вы будете жить! — угрожающе проговорил султан. — Выбор за вами. — Ирияс кивнул шеймидам, и те выступили вперед, загородив своего повелителя.

Один щелчок смутлых пальцев — и чары истаяли. Ощутив свободу движений, Сандере прыгнул на некромантов, желая достать клинком хотя бы одного. Он погиб, так и не поняв смысла странной сделки, которую предлагал ему Ирияс. Уходя в Счастливые долины, услышал жалобный крик Дарианны. С трудом повернув голову, увидел султана, который склонился над девушкой. "Теперь все кончено. Императрица мертва…" — успел подумать Джи перед тем, как превратиться в носферату.

— Что за тяжкие думы омрачают твое прекрасное чело, мой повелитель? — допытывалась молодая жена, ловя взгляд Ирияса. — Или твоя Роксана не угодила тебе? Или ты разлюбил свою Роксану?

— Что ты, моя кроткая горлица, — через силу улыбнулся султан, — как можно разлюбить тебя? Нет, просто я устал. А ты спи, нашему сыну нужен отдых…

Успокоенно вздохнув, Роксана уютно устроилась на плече мужа и тут же задремала. Ириясу не спалось. Он долго лежал, слушая тишину, пытаясь разглядеть в полумраке потолок дворцовой опочивальни, изукрашенный замысловатой лепниной. Султан размышлял обо всем, что видел в Галатоне.

Он не понимал этот странный, загадочный народ. Не понимал, что движет воинами, за что они умирают? В галатцах не было ни рабского страха перед силой, свойственного простонародью Востока, ни фанатизма, который Ирияс воспитывал в верных шеймидах. Так за что же они сражались? Жизнь — это понятно. Жить хочет каждая тварь. Лю-бой ценой. И даже обычная крыса, зажатая в угол, сражаясь за существование, становится серьезным противником. Свобода? Эти грубоватые, лишенные тонкости люди ценили ее, пожалуй, даже превыше жизни.

Жизнь и свобода. Или свобода и жизнь. Допустим. Но почему же тогда воины, защищавшие императрицу, предпочли умереть и быть превращенными в носферату? Он предлагал им свободу и жизнь и был готов сдержать свое слово. И ведь у них не было надежды на другой исход! Связанные магией, окруженные со всех сторон шеймидами и зомби, израненные, они могли только умереть либо принять условия султана. От них уже не зависело абсолютно ничего. Им требовалось только на словах отказаться от служения императрице, отречься от нее — и тогда вместо шести жизней оборвалась бы всего одна. Эта сделка ничего не давала Ириясу, он затеял ее, потому что хотел понять…

Нет, пятеро безумцев не согласились с его условиями и, как только султан освободил их от волшебных пут, ринулись в бой. Неправильно, нелогично, нерационально!

Ирияс не хотел сознаваться даже себе, но эта страна пугала его. Своей огромностью, растянутостью, дикими, нехожеными лесами, в которых каких только обитателей не было, длинными дорогами, малой заселенностью. А главное, народом. Люди Галатона в общей массе были простоваты, доверчивы и добродушны, что в Андастане считалось признаком глупости. Но чего султан никак не ожидал, отправляясь на них войной, так это яростного, бешеного сопротивления. Воины, дерущиеся до последней капли крови, до последнего вздоха, крестьяне, уходящие в леса и болота и устраивающие неожиданные вылазки. Опустевшие города, отравленные колодцы, выжженные кладбища — галатцы не пожалели даже своих покойников, лишь бы не дать лишних воинов некромантам.

А их глаза? Даже у тех, кто знал, что сейчас умрет и обратится в носферату, во взгляде не было ни капли страха, мольбы или покорности — одна лишь ненависть. От людей с такими глазами можно ожидать чего угодно.

И вот теперь Ирияс ожидал. Каждую минуту, каждую секунду. Несмотря на непобедимость андастанской армии. И сейчас лежал без сна, обуреваемый тяжелыми предчувствиями. Казалось бы, он захватил столицу этой дикой страны. В его руках императрица, что само по себе означает безоговорочную победу над Галатоном. Но непонятная тревога бередила душу султана. Да, Виндор был захвачен с ожесточенными боями. Но по его подсчетам, защитников столицы было слишком мало. Куда делись остальные войска? Где жители? Почему андастанцы нашли дома горожан опустевшими? Ушли, спасаясь от захватчиков? Но тогда почему остались императрица с придворными? И это странное отсутствие волшебства… Насколько он мог понять без предварительных исследований, здесь не работала магия, которой требовались источники. Некромантский дар-сродни проклятию, он всегда живет в адептах Исдес, поэтому способности андастанцев ничуть не пострадали. Но вот любой стихийный или темный маг был бы в Виндоре бессилен.

И еще — в этом городе жил страх. Султан не умел назвать его, но чувствовал: здесь что-то не так. Энергетика, чуждая и живым, и мертвым, жуткая, непонятная, кровавой мутью стелилась по улицам Виндора. Что-то жестокое и равнодушное, невероятно древнее, гораздо древнее некромантии, древнее богини Исдес, а может, и самой Аматы, медленно всплывало из глубин безвременья.

Скулы свела судорога ненависти. А все девчонка! Если бы не Лилла с ее истерикой, захват Галатона прошел бы гораздо проще и спокойнее. Шеймиды за год сделали бы огромное количество заготовок, которые должны были встать по приказу Солнцеподобного. Насколько больше было бы порядка, сумей Андастан сохранить лазутчиков в тылу врага. Но стройный план, разработанный так тщательно и любовно, развалился, словно карточный домик, лишь из-за одного проявления непростительной женской слабости. Лилла осмелилась ослушаться прямого приказа, смалодушничала, не убила себя и этим подвела остальных шеймидов. Галатцы принялись проверять деревни, отлавливать некромантов и уничтожать заготовки.

Из-за этого Ириясу пришлось изменить свои планы и ускорить нападение на Галатон, дабы у империи не было времени подготовиться к вторжению. И все это из-за одной маленькой дряни…

Ирияс так и не сумел уснуть. Роксана безмятежно спала на его плече, счастливо улыбаясь чему-то. Осторожно высвободив руку, султан поднялся, накинул парчовый халат и двинулся по темным коридорам дворца.

Дарианна, которой султан оставил жизнь, была заперта в одной из многочисленных опочивален. Снаружи комнату, ставшую тюрьмой для императрицы, охраняли двое шеймидов, еще двое стояли внутри, один замер у окна. Сама девушка, связанная, обездвиженная заклятиями, лежала на кровати и казалась мертвой, если бы не широко раскрытые глаза, сверкавшие даже в темноте. Глаза, полные ненависти. Так же смотрели и ее подданные.

Освободив императрицу от заклятий, Ирияс мягко произнес:

— Я хочу поговорить с тобой.

Дарианна лишь издевательски рассмеялась.

— Не испытывай мое терпение, женщина, — зловеще прошипел султан, — я хочу знать…

— Ты скоро умрешь! — вдруг перебила его императрица. — А мертвецам знания ни к чему.

Глядя в черные, яростные глаза девушки, Ирияс вдруг содрогнулся: ему показалось, что перед ним не правительница Галатона, а безумная пророчица.

— Твои псы называют тебя Солнцеподобным, — продолжала Дарианна, — но ты всего лишь трупная гниль…

— Замолчи! — прорычал Ирияс, отвешивая девушке такую тяжелую пощечину, что голова Дарианны мотнулась в сторону.

— Ты мертв, султан. Мертв, так же как и покойники, составляющие твое войско… — упрямо прошептала она, утирая выступившую на губах кровь.

И тут, в безлюдном темном дворце, рядом с обезумевшей императрицей, Ирияс вдруг понял, что тревожило его, не давало спать. И натолкнули его на эту мысль слова Дарианны.

Жизнь! Он смутно чувствовал эманации жизни. Откуда? Энергия некромантов отличается от обычной человеческой, носферату не излучают живых токов.

Виндор пуст, это совершенно точно. Все защитники убиты и обращены в зомби. После взятия столицы не-мертвые обшарили каждый дом, каждый уголок, чердак и подвал, планомерно уничтожая всех, кто пытался спрятаться. Потом город был оцеплен двойным кольцом носферату: снаружи и изнутри.

Но откуда тогда это ощущение чужого присутствия? Некроманты обладают способностью мгновенно улавливать пульсацию жизни. Чем сильнее адепт Исдес, тем большее расстояние способно преодолеть его чутье. Сам Ирияс мог чувствовать эманации за полмайла.

А сейчас инстинкты подсказывали ему: живые где-то рядом. Это не люди, нет. Энергетика другая. Но и не животные: их токи отличаются от токов разумных существ. Тогда кто? Султан не мог понять.

— Тебе страшно? — прищурилась Дарианна. — Бойся! Галатцы отомстят за меня…

Еще раз ударив девушку, Ирияс выбежал из комнаты. Он не хотел уничтожать императрицу. Августейшие особы- слишком ценный товар. Их не убивают, не калечат. Как правило, их похищают и держат в плену, чтобы при случае обменять на земли, капитуляцию либо другого пленника. Султан еще не решил, нужна ли ему Дарианна, и если нужна, то в каком качестве. Поэтому пока не собирался отнимать у нее жизнь.

Ирияс шел по коридору. Облако чужих эманаций окутывало его, сбивало с толку. Где существа, от которых исходят эти энергетические токи? Во дворце никого, кроме шеймидов, быть не может. Султан дошел до лестницы, быстро двинулся вниз. По логике вещей, если кто-то живой и пробрался в Виндор неведомыми путями, сейчас он должен быть на улице. У входа во дворец толпились шеймиды, их встревоженные голоса, словно клинки, взрезали ночную тишину. "Я не ошибся, — понял Ирияс, — кто-то есть в этом пустом полуразрушенном городе…"

— Солнцеподобный… — бросился к нему молодой воин, отвечавший за охрану дворца.

— Знаю, — перебил султан. — Кто-нибудь сумел определить, откуда идут эманации?

— У меня есть подозрение, Солнцеподобный… — Вперед выступила прекрасная чернокудрая девушка с газельими глазами.

— Говори, Надия.

— Оно бьет меня прямо сюда. — Девушка приложила ладонь к пышной груди. — Оно поднимается оттуда. — Тонкий палец указал на мостовую.

— Но… — начал было Ирияс и осекся, представив, как из-под земли пробираются к нему неведомые твари.

Быть может, это подходит то неназванное зло, которое он ощущал в городе? Страх был непривычным гостем в душе султана, и Солнцеподобный чувствовал себя уязвленным и потерянным. Чтобы как-то преодолеть смятение, он будил в сердце ярость и злобу. Смоляные, красиво очерченные брови сошлись на переносице, крылья тонкого носа раздулись и затрепетали, выдавая бешенство. Шеймиды склонили головы, молясь о том, чтобы гнев Солнцеподобного не пал на их головы.

Не страшилась только Надия. Она опустилась на колени, положив руки на плиты, и словно бы прислушалась. Потом вдруг легла, закрыв глаза, прижалась щекой к пыльной мостовой.

— Я… чувствую… — прерывисто прошептала девушка, — они… там… они несут… смерть…

Словно в подтверждение этих слов из-под земли донесся глухой рокот. Стремительно поднимаясь, он набирал громкость, становился все тяжелее… И вдруг перешел в оглушительный удар, вслед за которым из мостовой посреди площади Семи королей вырвался высокий столб огня. Взрыв выворотил из земли огромные камни, разметав их вокруг на "несколько фихтов. Тут же за ним последовал еще один, покореживший дворцовую ограду и снесший ворота с петель. В мостовой зияли широкие воронки, а рокот все нарастал, теперь он доносился со всех сторон.

— Вывести султаншу и императрицу! — приказал Ирияс. — Уходим из города.

Шеймиды действовали быстро и слаженно. Четверо ринулись во дворец. Двое из них вскоре вернулись, ведя под руки перепуганную Роксану. Чуть позже вышли остальные, в сопровождении охранников, тащивших обездвиженную хохочущую Дарианну. Вскочив на коня, Ирияс усадил перед собой дрожащую жену, прошептал ей на ухо:

— Ничего не бойся, моя нежная лилия. Я не позволю и волосу упасть с твоей головы, — и пришпорил скакуна.

Воины устремились за своим повелителем. И вовремя- землю сотряс страшный взрыв, обрушивший императорский дворец с такой легкостью, с какой ребенок разламывает надоевший замок из песка. Следующим в руины превратилось здание Совета магов.

Кавалькада некромантов вихрем неслась по городским улицам. Магические щиты почему-то были нестабильными, то и дело разрушались, подвергая шеймидов угрозе гибели. Воины создавали новую защиту, уворачиваясь от гремевших вокруг взрывов, от которых поднимались в воздух фонтаны земли, камней и столбы огня, карточными домиками складывались богатые особняки и рассыпались в прах деревянные лачуги. Некроманты отдали зомби приказ выбираться из города. Широкие потоки немертвых хлынули к городским воротам.

Шеймиды во главе с султаном находились в самом цент-ре столицы. Ириясу показалось, что на юге меньше грохота и огня, и он приказал скакать в Южный луч.

Это было самое жуткое путешествие в его жизни. Страх парализовал волю: Ирияс боялся не столько за себя, сколько за свою Роксану, а главное, за наследника, которого она носила под сердцем. Султан привык чувствовать себя непобедимым, знал, что сумеет одержать верх в поединке с любым волшебником. Но то, что творилось в Виндоре, не было сотворено магией. Это походило на стихийное бедствие — землетрясение, извержение вулкана и оползень одновременно. На катастрофу, которую невозможно остановить. И эта невозможность была страшнее всего, она порождала в душе чувство беспомощности. Даже заслонившись мощным магическим щитом, Ирияс не ощущал себя в безопасности — он не знал, чего еще ждать от странных полупрозрачных существ, сотворивших под землей непонятную волшбу.

Он сумел пересечь столицу, избежать взрывов, отразить щитом потоки камней от разваливающихся домов и вылететь из Южных ворот, прижимая к себе драгоценный груз. За стенами города Ирияс остановился: здесь земля не изрыгала огонь, лишь дрожала от отголосков взрывов в Виндоре.

До самого утра султан сидел у костра, принимая от шеймидов доклады о состоянии войска. Перепуганная Роксана робко жалась к мужу, ей негде было спрятаться от чужих взглядов: паланкин остался в разрушенном дворце. Одно за другим поступали сообщения о потерях: по предварительным подсчетам, около четверти носферату остались под завалами.

Дарианна под охраной десятка воинов сидела чуть поодаль, встречая каждую такую весть радостным смехом. Под утро, когда вернулись все те, кто выжил, молодой некромант доложил султану:

— Солнцеподобный, двадцать три шеймида погибли от взрывов…

— Можешь идти, Арлан, отдыхайте, — мрачно уронил Ирияс.

— Это только начало, — захохотала императрица, — скоро вы все подохнете: и твои шакалы, и ты, султан, и твоя трусливая сука. А потом мы пойдем в Андастан и перережем всех жителей, и твоих ублюдков тоже…

Услышав ее слова, Роксана жалобно вскрикнула, задрожала и упала без чувств. Этого Ирияс простить уже не мог. Он протянул руку к лицу Дарианны и произнес короткое заклятие, испепелившее сознание императрицы, превратившее ее в бессловесное животное.

"Это не было победой, это не было победой", — билась в голове одна-единственная мысль. Не так представлял Ирияс свое триумфальное появление в столице. Не было ни трепещущей толпы галатцев, перед которыми он въехал бы в Виндор на белом коне, ни ключей от города, поднесенных на бархатной подушке. Не преклонила колен императрица, отрекаясь от трона в обмен на жизнь. Не получила андастанская армия ни новых не-мертвых солдат, ни покорных рабов. Обращать было просто некого. Жалкая горстка воинов, зачем-то оборонявших пустой город, не в счет.

Как же он ненавидел эту огромную, холодную страну с ее тупыми, упрямыми жителями! Ненавидел за бессмысленное сопротивление, которое оказывали галатцы, обреченные на смерть, за отравленные колодцы и выжженные кладбища, за то, что Галатон, заведомо проигрывая некромантам в силе, упорно не желал признавать свое поражение!

Покинутые земли, брошенные города — сколько их в этой стране? Не могли же все жители уйти прочь из Галатона? Ведь кто-то же пробрался в подземелья и сжег Виндор? Это были не люди, Ирияс точно знал, человеческая энергетика отличается от всех прочих. Но наверняка те непонятные существа, которые неведомым образом взорвали столицу, были наняты галатцами. Значит, обитатели столицы где-то неподалеку. Может быть, они готовятся к нападению. Он отыщет их, нагонит и заставит расплатиться за ужас, перенесенный им этой ночью…

Во все стороны полетели вооруженные магическими трубами воины на горячих скакунах. Самые интересные вести принес разведчик, вернувшийся с юга: к границе двигался длинный обоз — телеги, кареты, колонны пеших. Люди покидали Галатон. Ирияс нахмурился: человеческие души — вот ради чего он затеял всю эту войну. Бесценная энергия, питающая некромантов, продлевающая жизнь, важна именно она, а не пустые бесконечные земли. Решение созрело мгновенно. Он пришел сюда не для того, чтобы сидеть в руинах столицы, ожидая новой атаки.

Утром армия двинулась на юг.

Неутомимость носферату и выносливость шеймидов не подвели: через двое суток пути андастанцы нагнали обоз. Длинная вереница подвод и карет медленно тянулась по узкой дороге, проходившей через густой ельник. Позади повозок двигались колонны пеших. Султану были хорошо видны сидящие на телегах женщины и дети, согбенные старики и старухи, уныло плетущиеся пешком по пыльному тракту мужчины. Воины, сопровождавшие обоз, ехали верхом на расстоянии десяти шагов друг от друга. Ирияс не ошибся: виндорцы покидали насиженное место.

Приказав войску остановиться, султан кивнул одному из шеймидов. Тот произнес заклинание, и его голос, многократно усиленный магией, загремел над лесом:

— Галатцы, сдавайтесь великому Солнцеподобному султану Ириясу, и мы пощадим вас!

Беженцы продолжали двигаться так, словно ничего не произошло. Шеймид предпринял еще одну попытку:

— Ваша императрица у нас в плену! Сдайтесь, и мы не причиним ей зла!

Никакой реакции не последовало. Люди как будто все в одночасье оглохли и не слышали призывов воина.

Один взмах смуглой руки — и к галатцам устремились отряды носферату. Шеймиды отдали нежити приказ разделаться только с воинами, а остальных людей просто окружить. Предвкушая настоящий пир поглощения, андастанцы нетерпеливо наблюдали за тем, как волна зомби стремительно накатывается на повозки.

Но когда до путников оставался какой-то фихт, в облике беженцев, будто по волшебству, произошли разительные перемены. Обоз, наконец, остановился, и люди, колонной тянувшиеся позади телег, повернулись лицом к носферату, выпрастывая из дорожных мешков арбалеты и мечи. Остальные разворачивали повозки поперек тракта, преграждая зомби путь вперед. На телеги вскакивали лучники и арбалетчики, целясь во врага сверху. Женщины-магессы отбрасывали тряпичные кульки, изображавшие грудных детей, и выпрямлялись на повозках во весь рост, сплетая огненные заклятия. Старики чудесным образом разгибали спины, превращаясь в молодых воинов.

В носферату полетел град арбалетных болтов и стрел. Вонзаясь в мертвую плоть, они вспыхивали колдовским пламенем, стремительно распространявшимся по телу тварей, испепеляюшим их тела за считаные секунды. Волшебницы швыряли в зомби огненные шары, каждый раз попадая точно в голову. Тех носферату, которых не достала волшба, солдаты принимали на клинки. Ирияс вынужден был признать, что на пути его войска встали хорошие мечники: люди смело врубались в толпу не-мертвых, и снесенные их ударами головы уродливыми мячами катились по дороге, орошая пыльную землю черной слизью.

Наблюдая за избиением носферату, султан ощутил настоящую ярость. Эти нелепые людишки считают, что устроили ему ловушку? Ему, Солнцеподобному, непобедимому, захватившему полконтинента? Он кивнул, и на врага ринулись новые отряды зомби. Только теперь впереди скакали четверо шеймидов.

— Лля-эрриа Исдис! — тоскливо прокатилось над лесом.

Сразу с десяток телег, поднятых невидимым ударом огромной силы, взлетели в воздух, вспыхнули и рухнули на головы людей, погребая их в своем пылающем чреве. Некроманты обрушили на галатцев потоки смертоносной волшбы.

Казалось, галатцам пришел конец. Но вдруг чары шеймидов натолкнулись на мощный щит и рассеялись, не причинив вреда. Ряды воинов расступились, и вперед выступили люди, облик которых показался Ириясу странным и смутно знакомым. Их было пятеро — трое юношей и две девушки. Высокие, хрупкие, с белыми, сверкающими, словно серебряные нити, волосами, они стояли перед некромантами. Султан никогда не видел эльфов — первозданный народ не появлялся в Андастане, — но узнал их по описанию и рисункам из книг. Даже ему, свято верившему в избранность своего народа, эльфы показались совершенными существами. На мгновение Ирияс невольно залюбовался их утонченной красотой и изяществом движений. "Но откуда? — подумал он, сбрасывая с себя очарование, словно морок. — Откуда они здесь? Ведь Аллирил погиб…"

Тем временем одна из эльфиек растянула над обозом магический щит, а остальные четверо первозданных подняли руки, готовясь к сражению. Но они почему-то мешкали, и некроманты решили воспользоваться заминкой, отправив в противников самые мощные чары, на которые только были способны. Эльфы отразили атаку странным, необычным способом. Они выставили перед собой ладони, с которых полилось ослепительно-белое свечение. Под действием этой волшбы заклятия некромантов сделались видимыми, приобретя образ черных потоков. Две реки — черная и белая — сталкивались, образуя в воздухе пульсирующий шар. Озадаченные этой волшбой, некроманты сотворили и швырнули в первозданных новые заклятия. И снова повторилось то же самое: черные и белые полосы, переплетающиеся между собой, сливающиеся в ком, бьющийся над головами сражающихся, словно вырванное из груди сердце.

Пока шеймиды были заняты магическим поединком, люди бросились на носферату. Вокруг кипело сражение, летели отрубленные головы, падали убитые галатцы… А некроманты с эльфами все продолжали стоять друг напротив друга: одни атаковали, другие отражали атаки, даже не пытаясь перейти в наступление.

Вдруг одна из шеймидов, прекрасная Надия, слабо застонав, уронила руки и обессиленно опустилась на землю. И тут же на ее голову обрушилась ледяная стрела, отправленная очаровательной белокурой эльфийкой. Волшба раскроила череп Надии, развалила тело до пояса чуть ли не пополам. А первозданная, сотворив новое заклятие, направила его на другого шеймида. Воздушный удар невероятной силы отшвырнул некроманта к деревьям и приложил о ствол толстой старой ели. Воин сполз наземь. Пушистые еловые лапы, ожив, потянулись к юноше, будто жадные руки, обхватили шею, обвились вокруг нее, потянули вверх… Вскоре труп удушенного некроманта висельником закачался на макушке дерева.

"Магия жизни, — понял Ирияс. — Противоположность магии смерти. А противоположности притягиваются. Вот почему заклятия сливаются друг с другом. И вот почему первозданные не торопились нападать! Они просто вытягивали из шеймидов энергию, а потом, когда те обессиливали, легко добивали их. Скорее всего, при этом эльфы становились еще сильнее, преобразовывая и присваивая энергию некромантов.

Он хотел приказать воинам прекратить нападение, но не успел: они упали замертво, а первозданные присоединились к людям, сражавшимся с носферату. Их магия уничтожала зомби целыми десятками. Корни, выскакивавшие прямо из дороги, опутывали ноги не-мертвых, валили их наземь и, обвившись вокруг шеи, отрывали головы. Ветви деревьев, неестественно удлинившись, тянулись к носферату и утаскивали их в лес, выбрасывая назад разорванными в клочки.

Ирияс выругался сквозь зубы. Соблазнительная Надия, веселый Арлан, прелестная Зинаб и великолепный воин Мехти — такие молодые, полные жизни и сил! Теперь они мертвы. Никогда уже эти юноши и девушки не увидят солнца, не услышат щебета соловья, не вдохнут аромат розы, не почувствуют на губах поцелуя любимых… Султан не был сентиментален, но умел ценить преданных воинов. К тому же за время похода он успел привыкнуть к своим шеймидам и даже подружиться с ними. Да будут прокляты эльфы! Первозданные ответят за гибель его людей!

— Солнцеподобный, — прошептал один из шеймидов, — я ощущаю присутствие жизни. Там… и там…

Нахмурившись, Ирияс обследовал окружающее пространство. Он был слишком увлечен наблюдением за поединками некромантов с эльфами и не заметил, как с обеих сторон леса кто-то подкрался к его войску…

— Ну вот, значит, заложили мы под домами наше новое изобретение, фейерхерц, пламенное сердце, по-вашему, — неторопливо рассказывал мастер Триммлер, — а перед этим смешали его с пауронием. Так оно надежнее: и взрыв сильнее в несколько раз, и заодно от столба огня магические щиты разрушаются. Фитили протянули, соединили меж собой и потихоньку к окраине города пошли. А перед тем как наружу выбраться, фитили подпалили. Эх и жахнуло!

— Розу ветров не тронули?

— Обижаешь, лейтенант! Что мы, дети, что ли? Сказано было обойти, мы и обошли. Но рвануло знатно! Аж в Красной роще земля дрожала, и зарево видать было.

Мы сидели неподалеку от дороги, набросив на отряд звуконепроницаемый купол. Я наблюдал за сражением в магическую трубу. Сын гор в ожидании сигнала к атаке рассказывал, как гномий полк выполнил задание Дарианны и выдворил некромантов из Виндора.

— Я так думаю, большинство андастанцев все же сумели защититься, — рассуждал он. — Видишь, их много еще. Вот если кто спал, тех в домах завалило, конечно. Ну и зомбей пожгло изрядно… А что ни говори, жаль города! — грустно заключил гном. — Камня на камне не осталось…

— Ничего, победим — заново отстроим, — утешил я, старательно изгоняя из головы образы воздушного императорского дворца, величественного здания Совета магов и славного дядюшкиного домишки в Портовом квартале, где прошло мое детство.

— Так-то оно так… — начал мастер Триммлер, но я выкрикнул:

— Вперед!

Первозданные расправились с шеймидами, люди добивали отряд носферату. В рядах некромантов, изумленных силой отпора, произошла заминка. Но это ненадолго: сейчас султан отдаст новый приказ и…

— Вперед! — крикнул я в связующий амулет.

Большие отряды по двести воинов рассредоточились вдоль дороги. Основу каждого такого подразделения составляли люди или гномы. Также имелся десяток галатских волшебников, основной обязанностью которых было обеспечивать солдатам магическую защиту. И ядром, главной силой являлись эльфы. В каждом отряде — всего по два первозданных. Они с их магией жизни были нашей надеждой. Может быть, единственной надеждой…

Главный лагерь располагался в глубине леса. Вопреки опасениям мы легко пробирались через ельник, такой густой, полный коварных заросших оврагов и непроходимых буреломов. Повинуясь приказу эльфов, деревья поднимали ветви, высокая трава клонилась к земле, а ядовитые змеи расползались в стороны. Невольно я вспомнил джунгли Южного континента. Вот где нам пригодилась бы помощь первозданных!

Мы выскочили на дорогу. Андастанская армия была огромна: отряды носферату текли по тракту бесконечной серой лентой. И это несмотря на то, что войско проредили при взятии Виндора, взрывах и сегодняшнем бое. Шеймиды ехали в середине, между двумя потоками зомби.

Наш отряд врезался в стену не-мертвых, мечники заработали клинками. Я создал магический щит, заслоняя воинов от некромантской волшбы. Две девушки-эльфийки шли в середине клина, до поры, защищенные нашими телами и клинками. С обеих сторон из леса выходили десятки точно таких же отрядов и нападали на андастанское войско, сквозь его заслон пробиваясь к основной цели — шеймидам.

Поняв наш замысел, султан отдал короткий приказ — и некроманты, соскользнув с коней, скрылись среди носфе-рату. Теперь воинов невозможно было отыскать взглядом. Рассредоточившись в толпе, они дрались по всем фронтам сражения. И только Ирияс, окутавшись непробиваемой защитой, гордо возвышался над своей армией. Позади него, в окружении охраны, стояли две всадницы с закрытыми лицами. Одна женщина, закутанная в яркие дорогие шелка, восседала на белоснежном жеребце, вторая — в изодранной одежде и простом черном платке, повязанном так, что видны были только глаза, едва держалась верхом на вороном коне.

Расчет султана — сделать своих шеймидов почти невидимыми и придать их атакам характер внезапности — не оправдался. Эльфийские маги жизни за десятки шагов чувствовали несущую смерть волшбу.

— Там! — Одна из первозданных махнула рукой вправо.

Устилая путь изрубленными телами носферату, мы рванулись в указанном направлении. Вскоре натолкнулись на стену волшбы, сотворенной шеймидом. Колдун, выкрикивавший свои заклятия-молитвы, положил уже не меньше двадцати галатцев. Увидев пробивающийся к нему отряд, он ударил чарами, желая разрушить щит. Тщетно. После поединка с Вериллием я ни разу больше не ощущал такого мощного прилива сил, но уж на хорошую защиту возможностей изначального хватало с лихвой.

Выскользнув из-под защиты, эльфийка перехватила новое заклятие некроманта. Последовал короткий поединок — и шеймид с грудью, пронзенной ледяной стрелой, свалился под ноги носферату. Тело его дернулось, из распяленного в немом вопле рта вылетели призрачные, едва заметные тени. Мгновение повисев над головой некроманта, тени с невнятным шепотом истаяли в воздухе. Тут же несколько зомби рухнули на землю, найдя настоящую смерть.

— Это что было, задери меня Хайнира? — вопросил мастер Триммлер, от потрясения опустив топор.

— Души, — коротко ответил я. — Вперед!

Мы снова построились клином, загородив девушек, и врезались в гущу сражения.

Помощь Лиллы в Хаардейле была неоценима. Дрианн рассказал, что некромантка написала на галатском едва ли не целый трактат о культе Исдес. Потом ее записи перевел эльф, знавший наш язык. Благодаря этому труду первозданным удалось придумать, каким образом можно справиться с шеймидами. Правда, способ этот не был панацеей, он действовал лишь в тех случаях, когда маг жизни своей силой превосходил мага смерти или хотя бы был с ним на равных. Но уж лучше что-то, чем ничего. Пока эльфы успешно разделывались с некромантами. Помимо всего прочего, в труде Лиллы упоминалась и схема подчинения душ. С гибелью шеймида все плененные им души людей получали свободу, а их тела обретали покой. Правда, существовала опасность, что умирающий андастанец сумеет переселить свою душу вместе с поглощенными в тело другого человека. Как это произошло с Дрианном на Южном континенте. Но мы были начеку и не позволили бы такому случиться.

Издали полупрозрачные тени видно не было. А сейчас нам довелось воочию наблюдать за освобождением несчастных, убитых и плененных некромантом. Ну а войско Ирияса сразу сократилось на несколько десятков носферату.

Ободренные увиденным, люди с удвоенной энергией размахивали мечами, гномы с чеканами тоже не отставали. Но следующий шеймид оказался слишком силен: эльфийки даже вдвоем не сумели с ним справиться. Заклятие не-кроманта обрушилось на девушек, и первозданных спасло только то, что я успел закрыть их щитом. Шеймид, не желая сражаться со всеми магами отряда, нырнул в толпу и скрылся.

Вокруг сражались такие же группы, рубившие зомби в мелкие куски, но не всегда добиравшиеся до боевых магов. И все же медленно, но верно мы продвигались к основной своей цели — обходили шеймидов и султана со всех сторон. Отрезав андастанцам пути к отступлению и взяв их в кольцо, первозданные могли бы объединить силы и атаковать Ирияса. Его гибель решила бы исход сражения.

Казалось, еще несколько минут, несколько рывков — и кольцо вокруг некромантов сомкнется. Но Ирияс, с прозорливостью истинного стратега угадав намерения людей, отрывисто выкрикнул приказ к отступлению, развернул коня и поскакал прочь. Впереди него понеслись всадницы с закрытыми лицами. План провалился. Все, что мы так тщательно продумывали, оказалось напрасным.

— Лля-эрриа Исдис! — раздался пронзительный женский крик.

Голос показался мне знакомым. Взглянув туда, откуда донеслась молитва богине мертвых, я увидел Лиллу, заступившую Ириясу дорогу. Девушка швырнула под копыта коня какое-то заклятие, и скакун поднялся на дыбы.

Пользуясь заминкой султана, отряды ринулись наперерез отступающим.

— Вперед! — заорал я, волшбой раскидывая носферату и пытаясь пробиться на помощь к Лилле.

Мы не успели. Ирияс прокричал всего три слова, но от этого вопля содрогнулись сердца всех живых. В нем слышались скрежет стали о сталь, леденящее дыхание зимнего ветра, реющего над могилой врага, жар демонического огня и вся ненависть мира. Человеческое существо не могло так кричать:

— Предательница! Будь проклята!

На ладони султана забурлило что-то страшное, черное как тени мрака, убийственное и неумолимое. Широко размахнувшись, Ирияс отправил заклятие в лицо Лиллы.

Смертельный вихрь ринулся к девушке, та заслонилась щитом, но разве ей по силам было в одиночку тягаться с древним колдуном? Лиллу уже не могло спасти ничто. Но тут, разметав сражавшихся волшбой, к ней выскочил Дрианн. Совершив длинный прыжок, он с силой толкнул некромантку, буквально отшвырнув ее с линии действия заклятия. Девушка упала на землю, а волшба с бешенством потревоженного зверя обрушилась на моего друга, вонзившись в грудь, пробив одежду и доспех.

Яростно зарычав, я рванулся к Дрианну, ударив по носферату заклятием такой силы, что оно расплющило сразу с десяток мертвяков. Мой рык слился с отчаянным воплем Лиллы.

— Пока живи! — злобно оскалив белые зубы, расхохотался Ирияс, хлестнул коня и перелетел через распростертое тело Дрианна.

Шеймиды один за другим пробирались к своим лошадям и отступали вслед за султаном, не дав нам сомкнуть кольцо. Носферату, повинуясь приказу своих хозяев, бурным потоком устремились за ними. Если бы не воздушный купол, сотворенный Лиллой, зомби просто растоптали бы и ее, и Дрианна.

Толпа бегущих носферату, разбиваясь о защиту некромантки, огибала купол и снова смыкалась за ним. Люди двигались по пятам не-мертвого войска, торопясь уничтожить как можно больше тварей.

Когда я наконец пробился к друзьям, Дрианн уже не подавал признаков жизни. Лилла сидела рядом и тихо, безысходно выла, как волчица над убитым детенышем. Пробив купол, я опустился на колени и осмотрел друга. На его груди зияла жуткая рана: волшба Ирияса разворотила грудную клетку, взломала ребра. Если бы не магический щит, который. был на Дрианне еще до прыжка, он бы погиб моментально. Чары султана оказались гораздо мощнее этой защиты, но она хотя бы немного задержала и смягчила удар. Я осмотрел ауру мага — изодранную, покрытую огромными дырами, истаивающую прямо на глазах. Но, переведя астральный взгляд на каналы, увидел чудо: нить, связывавшая Дрианна с жизнью, все еще не была оборвана. Она истончалась, готовая вот-вот лопнуть. Но еще несколько мгновений у меня было…

— Тише! — прикрикнул я на Лиллу, пытаясь прощупать пульс друга.

Пульса уже не было.

— Смотри, лейтенант! — с суеверным ужасом прошептал мастер Триммлер, указывая на лицо Дрианна.

Некромант словно стремительно молодел: разглаживались резкие морщины вокруг глаз, носогубные складки исчезали. А над головой мага реяли полупрозрачные призраки. Внезапно Дрианн раскрыл глаза, и гном вскрикнул: не было ни зрачков, ни радужки, ни склер — одна черная муть, клубившаяся в глазницах волшебника. Некромант захрипел — и тьма стала отступать, сползать с белков, становясь как будто плотнее, превращаясь в уменьшающееся пятно.

С пугающей ясностью я понял: как только мрак полностью исчезнет из глаз Дрианна, друг погибнет. Это уходила некромантская сущность, оставляя человека. Мертвого человека. Теперь мне стало ясно пророчество Райла: "Вернуться назад он сможет, лишь единожды отдав то, что забирает". Вот и все. Я надеялся, что изначальный имел в виду что-то другое. Например, это могло значить, что Дрианн должен совершить великодушный поступок, спасти кому-нибудь жизнь. Или исполнить сложный ритуал. Но за словами Райла не стояло никаких загадок, в них не было двойного смысла. Для того чтобы снова стать обычным человеком, Дрианн должен был отдать жизнь. Лишь после смерти некромант расстается с проклятым даром.

Мой друг так мечтал вернуться назад, к своей человеческой сущности! И вот его мечта сбывалась. Но я не мог этого допустить.

Все эти мысли пронеслись в сознании буквально за один миг.

— Придвинься ближе! — крикнул я Лилле.

Девушка, понявшая, что я собираюсь сделать прямо тут, посреди поля боя, послушно подставила мне лоб, как ребенок подставляет его отцу для поцелуя перед сном.

— Поддерживайте щит, — приказал я эльфийкам.

Прикоснувшись пальцем правой руки к пятну на лбу Лиллы, я с трудом разглядел на лбу Дрианна след от такого же пятна, которое уже почти исчезло. Дотронувшись до него, вышел в астрал. Сквозь мое астральное тело, окрасив ауру в цвет плесени, полился поток энергии — черной, омерзительно мертвой. Все было, как год назад в храме Дадды. Только теперь я перенес это гораздо легче. Больше не бросали в дрожь ужасающие образы, не страшили крики жертв, не вызывали отвращения жуткие мысли. То ли я научился абстрагироваться, то ли зачерствел душой, то ли меня охраняли способности изначального. Впрочем, я не задумывался об этом. Главное, спасти Дрианна…

Друг тяжело застонал, судорожно вдохнул, Лилла уже пребывала в полуобмороке. Побоявшись, что дальнейшее энергетическое вливание может убить некромантку, я вернулся в свое тело и отнял руки.

— Его надо перевязать.

Одна из эльфиек мягко отстранила меня, достала из висящей на боку холщовой сумки мягкую белую ткань и склянку с зеленой жидкостью. Капнула немного зелья на страшную рану:

— Это ускорит заживление и предотвратит чернокровие.

Девушка ловко перетянула грудь Дрианна. Мастер Триммлер с несколькими гномами подняли некроманта, осторожно понесли в сторону леса. Оглядевшись по сторонам, я с удивлением увидел, что сражение окончено. Дорога была завалена грудами изрубленных зомби, между которыми, выискивая убитых и раненых галатцев, бродили воины. Хвост андастанской армии виднелся вдали.

— Того, этого! — вдруг заорал мастер Триммлер. — Клятые дохляцкие колдуны лес подожгли!

С севера неслась стена стремительного пламени, с невероятной скоростью пожиравшая ели, отзывавшиеся протяжными стонами. Трещала, лопаясь от жара, древесина, пахло едким дымом, смолой и гарью. Магический огонь распространялся мгновенно и двигался к главному лагерю.

— А это еще кто? — Гном вытаращил глаза.

По лесной дороге к нам скакал вороной конь. Бока животного лоснились от пота, на землю падали клочья пены. хрупкая всадница в изодранной одежде, с трудом державшаяся в седле, казалось, вот-вот рухнет под тяжелые копыта. Напуганный пламенем и запахом гари, жеребец взвился на дыбы — и девушка кубарем скатилась на землю. Обезумевший конь перескочил через нее и полетел дальше. Эльфийки дружно ахнули.

— Убилась девчонка! — выдохнул мастер Триммлер.

Трое гномов бросились на помощь несчастной. Но она вдруг сама поднялась на ноги и медленно побрела к нам. Тонкие руки стянули с лица черный платок, открывая лицо Дарианны — застывшее, бессмысленное.

* * *

— Каковы потери среди первозданных?

— Всего двое, да возродятся они в счастливое время. — Лютый, весь в саже, словно трубочист, откинул со лба прядь закопченных волос. — Нам удалось обеспечить их безопасность.

— Шеймиды?

— Мы нашли тридцать трупов. По примерным подсчетам, их осталось около двухсот, — отрапортовал полковник Стаун.

— Носферату?

— Тысяч десять, я думаю, — ответил Копыл. — Точнее сказать пока невозможно.

— Люди?

Лорд Стаун помрачнел:

— Здесь самые большие потери. Четверть войска… И сотни раненых, из них около половины — тяжело.

— Магов тоже много полегло, — вздохнул дядя Ге. — С ранеными занимаются целители.

— Как девушка? — Голос Дарианны дрогнул.

— Физически здорова, — пожал плечами Копыл. — Увы, сознание уничтожено.

На какой-то миг мне показалось, что на лице императрицы появилось выражение раскаяния.

— Но вы же понимаете, ваше величество, — продолжил старик, — даже и без воздействия Ирияса девушка была обречена.

Он был прав: отвар травы героники делает человека храбрым. Очень храбрым, до безумия. А если пить зелье несколько дней подряд, остается одно безумие: героника быстро разъедает сознание.

— Но она должна быть счастлива своей судьбой. Не каждому выпадает честь пострадать за страну и императрицу! — с пафосом заключил Вадиус.

Да уж… что-то в последнее время эта честь выпадает все большему числу людей… А девчонку жаль: вся ее вина заключается в том, что ей не повезло родиться похожей на Дарианну. Эту белокурую мещаночку нашел Копыл. У всех монархов есть двойники, этот обычай принят в Галатоне издревле. Восставал ли народ, круша замки и особняки, вторгался ли в страну враг или просто августейшая особа не желала присутствовать на утомительном официальном приеме — всегда можно было подсунуть вместо себя свою точную копию. Двойников скрывали от чужих глаз, им хорошо платили. Случалось, что они доживали до глубокой старости и умирали в своей постели. Но бывало и так, что им приходилось жертвовать собой. Как это произошло с Лаиссой. Раньше у Дарианны было два двойника, но обе девушки погибли под завалами во время моего поединка с Вериллием. Вот Вадиус и принялся спешно разыскивать новых поддельных императриц. Во все концы Галатона полетели гонцы с секретными сообщениями для тайных агентов, и вскоре в Красную рощу стали приезжать девушки, похожие на Дарианну, В любом другом случае можно было бы обойтись приблизительным сходством и подправить детали с помощью наведения личины. Но султан Ирияс был великим магом и непременно распознал бы подделку. Поэтому искать пришлось очень долго, и старания Копыла наконец были вознаграждены. Сходство между Лаиссой и Дарианной было почти абсолютным. Разнился лишь цвет глаз — у императрицы антрацитово-черный, а у мещанки — карий. Но от употребления героники зрачок расширяется, так что и эта проблема была решена.

Вадиус неплохо поработал с сознанием Лаиссы, внушив девушке, что погибнуть за родину и августейшую особу — ее святой долг. Потом два дня держал на зелье. Ну а затем Лаисса, которую снабдили запасом отвара, отправилась в Виндор, чтобы своим присутствием вдохновлять защитников и вводить в заблуждение врагов. Неизвестно что случилось потом: то ли Ирияс хотел, отпустив императрицу, подорвать боевой дух галатцев, то ли понял, что перед ним двойник. В любом случае Лаисса выполнила свою миссию. Удивительно, что она осталась жива. Никто из нас такого не ожидал.

Сердце кольнула жалость: бедная девчонка… усилием воли я отогнал это чувство. Сейчас не время для сострадания. Я должен благодарить всех богов за то, что это Лаисса, а не Дарианна, угодила в лапы некромантов.

Было что-то еще, какая-то неясная, не до конца оформившаяся мысль. Двойники, у всех августейших особ есть двойники… Я так и не успел додумать, когда ко мне обратился Вадиус:

— А вы как считаете, ваше высокомагичество? Речь шла о времени наступления. Некроманты отошли, встав лагерем в нескольких майлах от леса. Половина ельника была сожжена, что лишало нас возможности подобраться к противнику под прикрытием деревьев. Первозданные ценой огромных усилий остановили распространение магического пламени, но поплатились за это большим количеством энергии.

— Воинам надо отдохнуть, — произнес Вадиус.

— К тому же раненых необходимо перевязать, — добавил дядя Ге, — пока целители не справляются.

— Значит, откладываем выступление до утра, — решила Дарианна.

— Нельзя, — твердо ответил я.

— Точно, — поддержал Лютый.

— Почему, позвольте узнать? — прищурился Копыл.

Талантливый маг, мудрый ученый, хитроумный царедворец ничего не понимал в искусстве воины. Я, конечно, тоже не был гением стратегии и тактики, но простая логика подсказывала мне: нельзя тянуть время.

— С наступлением ночи у некромантов будут все преимущества. И они обязательно нападут. Люди не видят в темноте. Эльфы — да, у них зрение острее. Гномы — да, ориентироваться без света им помогает чутье.

— Точно! — крякнул мастер Триммлер. — Мы вроде кротов, только зрячие…

— А люди — нет, — продолжил я. — Тогда как некроманты обладают способностью чувствовать жизнь. Лилла говорила, что они ощущают живых на расстоянии пары фихтов. Носферату вообще свет не нужен: нежить идет на запах. Теперь представьте, что сделают шеймиды с людьми?

— Да им даже подходить к нам не надо будет, нашпигуют стрелами и болтами или перебьют волшбой, — хмыкнул Ом.

— Можно для освещения сотворить огненные шары, — неуверенно предположил Вадиус.

— А сколько энергии на них уйдет? Нет, ждать ночи самоубийственно. Некроманты тоже это понимают. И обязательно нападут после заката.

Дарианна молчала.

— Но сейчас мы слабее, чем вначале! — в отчаянии простонал Копыл. — Особенно эльфы. К тому же их способ сражения теперь уже не секрет для шеймидов. Если даже внезапная атака не дала результата, что мы можем противопоставить некромантам теперь?

— И все же эту ночь мы не переживем.

— Да, ситуация… патовая, — угрюмо процедил лорд Стаун.

— Ваше величество! — вскричал Вадиус. — Скажите что-нибудь!

Дарианна обвела присутствующих тяжелым взглядом.

— Пора бы уже решиться, ваше величество… — с упреком произнес Копыл.

— Я решилась, — ломким голосом оборвала его девушка. — Пойдемте, Вадиус, вы мне нужны.

Императрица встала и направилась к своему шатру. Царедворец, в глазах которого, как мне показалось, блеснуло торжество, поплелся за нею.

Мы с братом переглянулись. Ом пожал пле ими:

— Пойдем Дрианна навестим?

Друга мы отыскали на самом краю поляны, отведенной под лазарет. Дрианн, с аккуратно перебинтованной грудью, лежал на муринковом плаще. Голова его покоилась на коленях Лиллы. Девушка, все еще бледная, с синими тенями вокруг глаз, пыталась напоить возлюбленного из маленькой фляжки.

— Не могу больше, горько, — стонал тот.

— Все мужчины в болезни одинаковы. Даже самые лучшие, — философски заключила некромантка и сама глотнула из фляги.

— Зелье принимать. — К Дрианну подошла рыжеволосая целительница, склонилась над ним.

— Не нужно. — Казалось, ревнивый взгляд Лиллы прожжет в магессе дыру. — Я сама его вылечу…

Девушка выпрямилась, и я узнал Марьяну. Кивком поприветствовав нас, целительница заспешила к другим больным. Лютый насмешливо фыркнул, чем заслужил еще один гневный взгляд некромантки. Я присел рядом с Дрианном:

— Ты как?

Несмотря на боль, друг широко улыбнулся:

— Ты снова спас меня. Спасибо.

Я решил не скрывать правды:

— Да. Но понимаешь, способа избавиться от проклятого дара не существует.

— Ну и что, — серьезно произнес маг, — пусть некромант. Главное, живой. Мне есть ради кого жить, — и выразительно посмотрел на Лиллу.

На щеках красавицы выступил смуглый румянец.

— Спасибо тебе, Рик. Мы справимся.

Распрощавшись с некромантами, мы отправились назад. Участники военного совета все еще сидели неподалеку от шатра Дарианны. Самой императрицы не было. Наконец она появилась, печальная, какая-то измученная. Пряча от меня глаза, произнесла:

— Выступаем сейчас.

Вскоре войско двинулось на север и напало на лагерь андастанцев.

Впереди шли мечники и гномы, за ними — человеческие маги, прикрывавшие воинов, следом — эльфы. Это была страшная битва. Уставшие, израненные, обессиленные, злые как демоны, мы старались совершить невозможное. Знали, что отступать уже некуда, что второго шанса не будет.

Некроманты ждали нас. И встретили глухой обороной. Шеймиды позаботились не только о своей защите, но и набросили мощный щит на зомби. Конечно, он не закрывал носферату от клинков — иначе они и сами не смогли бы сражаться, но делал не-мертвых неуязвимыми для волшбы.

Эльфы пытались атаковать некромантов, но те изменили тактику. Они всеми способами старались уйти от прямого магического боя, обрушивая свои заклятия на человеческих магов, убивая их одного за другим. Одна из эльфиек, сражавшаяся в нашем отряде, сумела навязать поединок некромантке. Два потока магии столкнулись, слились, девушки замерли, удерживая волшбу. Казалось, победа останется за первозданной, когда вдруг она, застонав, упала на землю. Взвизгнув, шеймидка ударила противницу воздушным потоком, потом выкрикнула молитву Исдес и протянула руку. Эльфийка вздрогнула и обмякла. То, что минуту спустя поднялось на ноги, уже не было прелестной, полной жизни первозданной. Носферату прыгнула на ближайшего галатца и вонзила зубы ему в горло. Топор гнома, дравшегося неподалеку, избавил ее от позорного посмертия.

Вскоре погибли еще трое первозданных. Потеряв силы во время тушения пожара, они больше не могли тягаться с некромантами. Теперь эльфы уже опасались вступать в поединок с шеймидами, ограничиваясь уничтожением зомби. Вообще все, что мы могли сделать, — это рубить мечами носферату. Но тварей было слишком много, и они не чувствовали ни боли, ни усталости.

Атака захлебнулась. Выдержав удар, андастанцы перешли в наступление. Галатское войско дрогнуло.

Я бил зомби десятками, неподалеку от меня Лютый хлестал их волшбой, пробивая все щиты. Но это было все равно что драться с комарами: всех перебить просто невозможно.

Расшвыривая не-мертвых, я принялся пробираться сквозь гущу сражения — к арьергарду, туда, где на коне восседал султан Ирияс. Что толку, медленно отступая, сносить головы носферату — клинком ли, волшбой ли? Все равно их слишком много, да и шеймидов тоже. Сейчас, когда силы были на стороне андастанцев, только гибель Ирияса могла переломить ход битвы.

Разбитые, обезглавленные, изломанные твари разлетались в стороны. Я прокладывал себе путь, одновременно действуя и мечом, и заклятиями, стараясь избегать встречи с шеймидами, чтобы не тратить на них время и силы. Краем сознания отметил, что на землю опускаются сумерки. Надо торопиться…

Мне почти удалось. Я был уже близко, всего в нескольких шагах от человека в черной парче. Но тут дорогу мне заступили двое некромантов.

— Лля-эрриа Исдис!

На меня обрушились сразу два смертельных заклятия. Закрывшись щитом, я швырнул в шеймидов самый мощный огненный шар, на который только был способен. Воины лишь отмахнулись и снова атаковали. Я понимал, что сумею победить, только призвав Вселенную. Но для этого требовалось сосредоточиться хотя бы на несколько мгновений. И вот этих-то мгновений у меня не было. Я закрывался щитом, парировал удары и почти физически ощущал, как утекает драгоценное время. Внезапно откуда-то из-за моей спины на некромантов излились две волны белого света, сцепились с волшбой шеймидов, закружились над головой.

— Бей! — крикнул Лютый, вставая рядом со мной.

Брат из последних сил держал заклятия. Он отдал слишком много энергии, останавливая пожар, чтобы сейчас долго выстоять против двух некромантов.

Я сконцентрировался, позвал Вселенную и тут же ощутил, что она наполняет меня силой. Слава Лугу, она откликнулась, не подвела! Я ударил шеймидов чистым потоком энергии, таким мощным, что их разорвало в клочья.

— Ты даешь, брат! — оскалился Ом, сбивая с ног двух зомби.

Мы двинулись вперед, бок о бок, уничтожая всех, кто попадался на пути. Я наполнялся ненавистью, и вместе с нею в меня лилась сила Вселенной. Вот он, Ирияс, спокойный, самодовольный, гарцующий на прекрасном скакуне позади своего войска. Тварь, которая гораздо хуже любой нежити. Безжалостный убийца женщин и детей. Тебе тоже не будет пощады.

Увидев нас, султан рассмеялся. Ему вторил злобный хохот Лютого. Ом шагнул вперед.

— Он мой, — рыкнул я, отталкивая брата.

— Прикрою, — понятливо кивнул тот.

Молния, обрушившаяся с чистого неба, заставила султана подавиться собственным смехом. Загородившись непробиваемым щитом, некромант торопливо выкрикнул молитву Исдес.

— Не поможет, мразь! — Я указал на землю под копытами его коня, и она разверзлась, раскрыла жадный зев, желая поглотить Ирияса.

— Джа! — взвизгнул он, и жеребец с места взмыл в воздух, совершил невероятный прыжок и приземлился далеко от трещины.

На меня понесся душный вал мертвой энергии — черной, гнилостной, омерзительной. Я закрылся, но эта дохлятина все равно достала меня, окутала ледяным вонючим покрывалом, пытаясь пробиться прямо в душу, в сознание, в сердце… Ирияс был гораздо более страшным противником, чем Вериллий. А может быть, на этот раз у меня было меньше силы…

За моей спиной Лютый держал оборону, не позволяя шеймидам пробиться на помощь своему повелителю. Я интуитивно чувствовал: брат изнемогает, устает. Нужно торопиться. Отбросив пелену зловонной некромантской силы, я снова атаковал. Вокруг султана вспыхнуло яростное синее пламя, объяло его, сквозь щит добираясь до плоти. Глядя мне в глаза, Ирияс потушил магический огонь, вытянул руки, словно желал задушить меня, и обрушил новую порцию мертвой магии. Я ответил энергией Вселенной. Два бурлящих потока ударились друг в друга, и я ощутил страшное давление. Сила султана была непередаваемо огромна. Она ломала мою волшбу, склоняла ее к земле. Все тело пронзило невыносимой болью, разум изнемогал от гнусных картин, с калейдоскопической скоростью чередующихся перед мысленным взором. Ирияс одолевал меня…

— Держись, брат!

Эти простые слова заставили встрепенуться, выйти из непонятного транса, в который меня погрузило воздействие некроманта. Я выпрямился, собрался с силами, стараясь оттолкнуть чуждую энергию. Султан, уже торжествовавший победу, изменился в лице, ощутив мое сопротивление. В ту же минуту он вытянул ладонь вперед, и на ней появилась странная прозрачная пирамида, внутри которой переливался багровый камень. От артефакта исходило мощное излучение, отторгнувшее мою волшбу.

— Врешь! — прорычал я.

Напряжение было огромным. Жилы на шее напряглись, дыхание перехватило, из носа потекла кровь. Ощущая во рту ее металлический привкус, я отправил в султана поток чистой силы. Сопротивляясь ей, артефакт выдал яркую слепящую вспышку, потом неровно замигал. Ирияс изумленно уставился на магический предмет, видимо пытаясь понять, что с ним произошло.

Внезапно что-то изменилось. Злобный крик Лютого слился с тихим мелодичным звоном — так звенят на легком ветру стеклянные колокольчики. Неведомо откуда взявшаяся сила подхватила нас, расшвыряв в разные стороны далеко от султана. Я вскочил и едва снова не упал — такая вдруг навалилась слабость. Моим глазам предстала странная картина. На том месте, где я только что стоял, перламутрово переливался сгустившийся воздух. Пространство распалось, исказилось, образовав портал, из которого навстречу Ириясу шагнули три человека. Низкорослые, черноволосые, в шелковых одеяниях — журженьцы. В одном из них я узнал старого мудреца Сао Ли, советника императора, остальные двое были совсем молоды.

Портал закрылся, оставив мудрецов перед султаном. Юноши расступились и застыли по обе стороны от Сао Ли, широко раскинув руки, подняв к небу невозмутимые желтые лица. Вокруг них концентрировалась огромная сила, физически ощутимая даже на расстоянии. Между тем Сао Ли задвигался, словно исполняя странный, замысловатый танец. Он, то припадал к земле, то подпрыгивал, крутился на одной ноге, вскидывал руки, при этом издавая протяжный, монотонный то ли стон, то ли крик.

При виде журженьцев лицо Ирияса исказила гримаса откровенного ужаса. Он потянул поводья коня, собираясь развернуться и ускакать, но юноши выкрикнули короткое заклятие, и вокруг султана словно натянулась невидимая ткань, пружинившая и не выпускавшая всадника наружу.

Наконец Сао Ли остановился и с громким криком свел руки вместе, будто ударяя по чему-то невидимому. То, что произошло дальше, не поддавалось никаким объяснениям, противоречило любым магическим канонам. Время остановилось. То есть это не образное выражение. Время действительно остановилось, сделалось вязким. В этом неподвижном потоке замерли живые и носферату, повисли беззвучными комками яростные крики и хрипы умирающих, и только Сао Ли продолжал свой танец.

С Ириясом происходило что-то непонятное. Он силился прорвать застывшее время, но не мог. Взвившись над султаном в невероятном прыжке, почти полете, мудрец сделал движение, словно вырывал что-то из его головы. В тот же миг время вернулось к своему привычному течению. Задвигались люди, зашевелились не-мертвые. Ирияс издал жуткий крик — в нем как будто звучала вся смертная тоска, весь ужас, вся ненависть мира. Прозрачная пирамида артефакта в его руке разлетелась на мириады осколков. Вокруг лица султана закружились, извиваясь, прозрачные тени. Сотни… тысячи… десятки тысяч душ обретали свободу. И наконец, когда все призраки растворились в воздухе, над головой Ирияса осталась лишь одна — черная, густая, маслянисто поблескивавшая — душа некроманта. Вокруг падали, умирая по-настоящему, носферату, души которых освободил мудрец.

Сао Ли резким движением выбросил руку, охваченную зеленоватым свечением, снова подпрыгнул и ребром ладони ударил по уродливому нимбу, окружавшему голову Ирияса. Черная тень рассеялась, и тело султана тут же рассыпалось мелким серым прахом.

— Душа. Он каким-то образом отделил душу от тела… — вырвалось у меня.

И сразу все встало на свои места. Плоть древнего некроманта изношена, он сохраняет жизнь лишь благодаря энергии поглощенных душ. Вот почему андастанцам постоянно требуются все новые жертвы. И как только душа отделилась, тело, оставшись без подпитки, тут же умерло.

Сао Ли, отвернувшись от того, что некогда было Ириясом, повелительным жестом указал своим помошникам на шеймидов. Журженьцы ринулись в атаку.

Это была долгая битва. Мы расправлялись с потерянными, напуганными гибелью своего Солнцеподобного некромантами. С их гибелью гибли и носферату, после долгих мук обретая счастливое посмертие. Но несмотря ни на что, это был тяжелый бой. Я видел, как упал под ударом шеймида Мэй'Клилли. Как Лютый заслонил собою израненную Анири и вынес ее из боя. Как Сао Ли невозмутимо хладнокровно пронзил заклятием сердце юной султанши.

Под утро все было кончено, а на поле битвы остались лишь горы трупов. Мы бродили среди них, выискивая своих, стаскивая в кучи чужих. Раненная в грудь Рил'Айэлле… мертвый Мэй'Клилли, заваленный изрубленными телами… Эльфы… гномы… люли… Победа досталась нам дорогой ценой.

Долго еще тянулись в Красную рощу повозки с раненными и погибшими. И долго горели тела бывших носферату на погребальных кострах, у пепелища уничтоженного некромантами ельника.

* * *

Центральная площадь Красной рощи была заполнена так, что на ней не нашлось бы места даже бесплотному духу. Небольшой городок никогда не видел такого наплыва людей: толпа не умещалась на площади и выплескивалась на примыкающие к ней улицы, бурлила в подворотнях, растекалась по переулкам. Из окон домов высовывались головы горожан, балконы, крыши — все было занято людьми.

Мы с Дарианной, Копылом и Сао Ли стояли на высоком деревянном помосте, наскоро сколоченном возле дома бургомистра, и смотрели на колышущееся человеческое море. Дрианн все еще был прикован к постели, Лилла неотлучно находилась рядом с ним. Лютый отказался присоединиться к нам, считая, что должен быть вместе со своими воинами. Интересно, что под воинами он подразумевал не полк имперских ястребов, а эльфов, которых вел в сражение с некромантами. То же самое заявил и мастер Триммлер. Сейчас гномий полк стоял в нескольких шагах от помоста, ожидая речи императрицы, а заодно и сдерживая напор толпы, а первозданные кольцом окружали сооружение, У многих эльфов в руках были музыкальные инструменты — кифары, лютни, свирели и скрипки. Дядя Ге, граф Ортекс и остальные маги остались в госпитале ухаживать за ранеными.

— Братья и сестры! — заговорила Дарианна, и на площади мгновенно наступила тишина. — Мы победили! Некромантская зараза уничтожена. Запомните этот день. Потому что отныне он станет самым великим праздником нашей страны. День Торжества. Сегодня мы будем радоваться своим свершениям, будем поздравлять друг друга с победой. Но сначала давайте почтим память тех, кто погиб, защищая свою страну. Защищая нас. Ничто не заменит Галатону его детей, павших на этой войне. Да возродятся они в счастливое время. Вечная им память…

Императрица первая, подавая пример подданным, опустилась на колени и склонила голову в благодарном поклоне. Следом за нею колени преклонили все, кто находился на площади. И лишь эльфы остались стоять — высокие, изящные, торжественно молчаливые.

Золотоволосый юноша поднес к плечу скрипку, нежно тронул смычком струны, и над городом зазвенела тонкая, пронзительная мелодия. Ее подхватили кифары и лютни, свирели вплели в нее свои соловьиные трели. Музыка понеслась над склоненными головами людей — чистая, прекрасная, невыразимо печальная. Она проникала в самое сердце, пронзала скорбью и болью, но одновременно исцеляла, превращая еще не улегшуюся в душе ненависть и злобу в тихую, светлую грусть. Взмыл в синее небо высокий девичий голос, выпевая мелодичные слова на красивом чужом языке. К нему присоединился бархатный баритон, потом еще и еще… Они пели о войне, о славных сражениях, о сильных мужчинах, отдавших свои жизни ради того, чтобы когда-нибудь на их многострадальной земле воцарился мир, о прекрасных женщинах, ждавших героев из боя. О том, что все жертвы были не напрасны, потому что благодаря им будет продолжаться жизнь и снова будут смеяться дети. О том, что герои останутся жить в памяти поколений, а милосердные боги даруют им новое, счастливое перерождение…

И казалось, люди и гномы, не знавшие эльфийского языка, понимали каждое слово этой прекрасной, волшебной песни. По лицам женщин катились слезы, мужчины хмурились, будто снова вернулись на поле боя. Эльфы пели, и их песня была долгой, но каждый из нас молился в душе, чтобы она длилась и длилась, очищая заскорузлые от ненависти сердца.

Это был реквием. По тем, кто погиб в бою и был убит в своем доме. По Паргании, захваченной орками, и по дивному Аллирилу, пожранному бездной. По нашей империи и тихому, неспешному, уютному, словно теплый летний вечер, Алмазному веку. По всему миру, который необратимо изменился и больше никогда не будет прежним.

Наконец отзвенели в тишине слова песни, умолкли лютни и кифары и последний, пронзительный звук скрипки отзвенел над площадью. И мы встали с колен. Чтобы жить и попытаться построить на развалинах новую империю.

А потом был всенародный праздник. Люди веселились прямо на площади, черпали старку и вино из бочек, выставленных за счет казны. Женщины выносили из своих домов свежий хлеб, вареные овощи и прочую нехитрую снедь — с едой было не очень богато… Но хозяйки потчевали радушно, а счастье придавало угощению неповторимый вкус.

Гномы, припрятав чеканы в подвале ратуши, присоединились к празднующим. Откуда-то словно по волшебству появился бочонок Глубинной радости, которым дети гор принялись усердно угощать всех желающих. Смельчаков, рискнувших сделать глоток, тут же отволакивали в сторонку — отсыпаться. Журженьские мудрецы не приняли участия во всеобщем братании и незаметно исчезли из виду. К моему удивлению, первозданные не побрезговали народным гуляньем. Смеясь, они смешались с толпой, которая встретила их появление одобрительными выкриками. А судя по оживлению среди молоденьких горожанок и довольным лицам эльфийских юношей, я и без гадалки мог предсказать, что месяцев через девять Красной роще следует ждать появления новых жителей — остроухих и светлоглазых.

Но долго эльфам веселиться не пришлось, их пригласили в ратушу, на официальную церемонию утверждения договора. Мы собрались в большом зале. Присутствовали Копыл, Лютый, я и почему-то Сао Ли. Наверное, у него тоже имелся документ, который следовало заверить. Журженьские мудрецы-воины появились на поле боя в самый последний момент. Видимо, императрица нашла, что им посулить. Что ж, как бы высока ни была цена, она оправдана: вмешательство загадочных магов переломило ход сражения. Еще неизвестно, смогли бы мы победить без их помощи. Хотя я полагал, что мог бы и сам справиться с Ириясом.

Дарианна засвидетельствовала, что первозданные выполнили свои обязательства перед империей, и договор, названый Эллиарским, вступил в силу. Эльфийскому княжеству передавались северные земли Лесного края, включая крепость Хаардейл, деревни Топольки, Озерцы, Ясеневка, Желудь, Сосновка, города Подосиновик, Нижний Лесок, Кленовый и прилежащие к ним территории. Короче говоря, к эльфам переходила половина провинции.

Дарианна поставила на свитке свою подпись, и секретарь поднес бумагу первозданным. Произошла заминка: никто не торопился подписать договор. Юноши и девушки переглядывались, в их глазах читалась растерянность.

— В чем дело? — шепотом спросила у меня Дарианна.

— Кажется, они не успели выбрать Светозарную. А прямых наследниц, имеющих безусловные права на трон, среди них нет. Так что заверять договор некому.

— Понятно. Тогда переведи им. — Императрица медленно заговорила, давая мне время повторять по-эльфийски:- Светлые тиссы, я вижу, что сейчас вы не готовы к подписанию. Отложим это. Но не следует ли вам как можно скорее избрать достойнейшую из вас, чтобы править новым княжеством?

Первозданные выразили согласие, и Дарианна продолжила:

— Тогда, возможно, вы устроите совет прямо сейчас? Малый ратушный зал в вашем распоряжении.

Эльфы удалились, чтобы выбрать Светозарную.

— А ты чего не идешь? — спросил я Лютого, который остался на месте, с отрешенным видом сложив руки на груди.

— Мне там нет места, я не эльф.

Мне показалось, что в голосе брата мелькнула горькая нотка. Ради победы над некромантами он сумел перешагнуть через свою ненависть к первозданным, жил рядом с ними, учился их языку и магии. Потом сражался бок о бок, закрывал собою, спас эльфийку. А теперь они даже не пригласили его принять участие в совете. Просто молча прошли мимо — и все. Люди всегда считали полукровку эльфом, а эльфы — человеком. Выходило, он чужой для всех. Неудивительно, что Ом чувствовал себя своим только в армии- воинам плевать, какого цвета у тебя волосы и глаза и какой формы уши. Главное, чтобы ты был хорошим солдатом.

— На кого ставите, ваше высокомагичество? — хихикнул Копыл.

Я пожал плечами:

— Понятия не имею.

Как по мне, все девчонки были очень хороши, так что любая отлично смотрелась бы в роли владычицы. А уж их магические резервы я не проверял, да и о происхождении ничего не знал. Наверняка же у первозданных есть куча традиций, которые позволят без промедления определить, какая из красоток станет Светозарной.

— А вы как думаете, полковник? — не успокаивался Ва-диус.

— Тут и думать нечего. Выберут Анири, — сказал, как от-рубил, Ом.

— Но ведь, насколько я понимаю, у нее нет способности заклинать лес?

— Такой способности не осталось ни у кого. Зато Анири — дальняя родственница правящей династии, — нехотя ответил Лютый.

С улицы доносились веселые голоса и музыка, а в большом зале ратуши царила деловитая тишина. Дабы не терять времени даром, Дарианна просматривала первые списки погибших, которые принес усталый человек в форме полковника имперских секачей. Лицо ее величества становилось все мрачнее.

— Еще много? — спросила она у воина.

Тот угрюмо кивнул:

— Сейчас младшие офицеры всех частей вместе с целителями обходят места сражения. Свитки еще долго будут пополняться.

— Представьте списки отличившихся, — распорядилась императрица.

Воин вышел.

— А когда великая правительница Галатона выполнит свою часть договора с Журженью? — шепотом поинтересовался у Дарианны Сао Ли.

Девушка побледнела так, что даже губы сделались белыми.

— Я выполню свои обязательства.

Мудрец с подчеркнутым смирением поклонился. Дарианна, словно не желая находиться с ним рядом, подошла ко мне:

— Рик, скажи, ты еще не придумал, как закрыть врата в бездну?

Я вынужден был признаться, что пока ничего умного мне в голову не пришло. И хотя мы говорили даже не шепотом, а почти беззвучно, одними губами, я мог бы поклясться, что Сао Ли услышал мой ответ. И сказанное журженьцу явно не понравилось — слишком уж безразличной стала его круглая физиономия. Из чего я сделал вывод, что договор с Журженью касался врат в бездну. Выяснять подробности не стал. Для этого мне пришлось бы либо прочесть Дарианну, что было нехорошо по отношению к ней, да и затруднительно из-за амулета на ее шее, либо залезть в мысли мудреца. учитывая его невероятные магические возможности и странную антипатию ко мне, хитрый журженец явно защитил себя от подобных посягательств. Мне стало немного не по себе. Если уж маг такого уровня ничего не может поделать, то что остается недоучке вроде меня? Надежда была только на способности изначального, но хоть убейте — не знал я, как их применить!

Дальше ломать голову не пришлось. В зал один за другим потянулись первозданные с такими торжественными лицами, что сомневаться не приходилось — сейчас нам представят новую Светозарную. Эльфы встали полукругом, вперед вышли Анири и высокий пепельноволосый юноша в коричневом охотничьем костюме. "Ом не ошибся, — подумал я, — сейчас парнишка объявит ее Светозарной". Я покосился на брата и заметил, что он смотрит на девушку с выражением какой-то сдержанной нежности. Впрочем, вполне возможно, что мне это показалось: в последнее время Лютый выдавал какие-то странные реакции.

Эльфам уже давно пора было бы высказаться, но они все медлили, молча глядя на нас. Наконец юноша торжественно проговорил:

— Илльф провели совет и приняли решение. Мы пришли просить тебя, Кай'Омлютаир, стать владыкой нашего княжества.

Копыл крякнул, мы с Дарианной удивленно переглянулись. Лютый застыл на месте, словно статуя, символизирующая недоумение. И лишь Сао Ли, мерно покачивавший головой подобно знаменитой кукле — журженьскому болванчику, — сохранял невозмутимый вид.

— Светозарный… — ехидно хихикнул Вадиус, но осекся под обстрелом наших возмущенных взглядов.

Лютый откашлялся:

— А у меня спросить нельзя было?

Это несколько сбило парня с пафосной интонации. Но он быстро взял себя в руки и ответил:

— Зная твою скромность и суровый нрав, мы не рискнули проводить совет при тебе. Прости, если показались тебе непочтительными.

— Допустим, — хмыкнул Ом, — но я же не чистокровный эльф! Где это видано, чтобы первозданными правил полукровка?

— Ты — илльф гораздо больше, чем сам о себе думаешь, — нашелся юноша. — Храбрость сочетается в тебе с рассудительностью, а ярость с хладнокровием. Это эльфийские качества.

— Я бы так не сказал, — недовольно откликнулся Лютый.

— А главное, ты прямой потомок Светозарных…

— Да какой в этом прок, если я не обладаю даром Заклинающих!

— Но традиции…

— Прошу тебя, Кай'Омлютаир, — перебила Анири растерявшегося юнца, — ты самый достойный из всех нас. Ты доказал это в бою. Прошу…

Все взгляды были устремлены на Ома, но сам он смотрел лишь в прозрачные глаза Кай'Анириир. Между ними словно происходил безмолвный диалог. Это тянулось довольно долго, и я уже догадывался, каким будет ответ брата.

— Я согласен, — сказал он, с трудом отводя взгляд от взволнованного личика девушки.

— Славная карьера, — шепотом прокомментировал Копыл.

— Мы, свободный народ илльф, — торжественно проговорил парень с пепельными волосами, — приносим тебе, Кай'Омлютаир из Дома Жемчужного тумана, клятву верности.

Юноши опустились на одно колено, девушки присели в глубоком реверансе. Лютый толком не знал, как ответить на это выражение почтения. Немного подумав, просто поклонился. Но мне показалось, что и для самих эльфов это действо было скорее импровизацией.

— Прости, Кай'Омлютаир, но у нас нет для тебя диадемы власти, — сказал пепельноволосый. — Она погибла вместе с Аллирилом. Как только будет изготовлена новая, мы проведем церемонию передачи по всем правилам.

— Только вот нашим мастерам пока не из чего ее изготовить. — Анири с обезоруживающей откровенностью развела руками.

— Я ошибся, — прошептал Копыл, — получить власть над нищим бездомным народом — карьера незавидная. Лучше бы оставался полковником.

— Не рискуйте, Вадиус, — ответил я, — не дай Луг, Ом услышит. К тому же народ недолго останется бездомным.

Мои слова тут же нашли подтверждение: всенародно избранный новоявленный Светозарный поставил подпись на договоре.

— Придворные ювелиры в вашем распоряжении, — сказала Дарианна, — они подберут необходимые для диадемы драгоценные камни и металлы. Нет, — остановила она Лютого, который хотел возразить, — это дар от империи в память о победе.

Ом широко улыбнулся:

— Пусть будет так. А теперь праздновать!

Он подал руку Анири, и они отправились к выходу. За ними двинулись остальные илльф.

— Может быть, и мы пойдем? — спросил я Дарианну. — Мы заслужили хоть немного отдыха.

Императрица не успела ответить, как что-то ударилось в ратушное окно. На пол посыпались осколки разноцветного стекла. Я закрыл девушку щитом, сплетая боевое заклятие. На пальцах Копыла и Сао Ли тоже завибрировали мощные чары. Вадиус первым швырнул волшбу в большую черную птицу, ворвавшуюся в зал и закружившуюся под потолком. Это был огромный ворон. Он каркнул, и заклятие просвистело мимо, даже не задев его, рассыпалось мелкими синеватыми искорками. Ничуть не страшась людей, птица опустилась на пол и важно прошлась перед нами туда-сюда, словно большой военный чин, принимающий построение. Ворон будто присматривался ко всем, выискивая в нас что-то, известное ему одному. Остановившись напротив Копыла, он нахохлился и наклонил голову набок, отчего стал похож на своего визави. Несмотря на напряженность момента, мне стало смешно:

— Вадиус, он тебя передразнивает!

Разозленный старик создал новое заклятие:

— Вот я его сейчас…

— Хр-р-р-р, — издевательски проскрипел ворон, абсолютно точно копируя визгливый голос и интонации волшебника.

— Погоди, Вадиус, — остановил я его, — птичка непростая, и, кажется, она не собирается делать ничего плохого.

— Это напоминает мне эльфийскую почту, — вдруг сказала Дарианна.

— Стали бы первозданные ворону посылать! — фыркнул разобиженный Вадиус.

— Это ворон, — поправил Сао Ли, — символ мудрости и долголетия.

— А если не эльфы, то кто? — задумалась императрица.

Ворон подошел поближе к ней и одобрительно каркнул, потом снова взмыл в воздух. В его когтях появилось что-то блестящее, и к ногам девушки упал сверкающий красный камень.

— Не прикасайтесь, ваше величество! — воскликнул Вадиус, торопливо склоняясь над кроваво горящей искрой.

Некоторое время он колдовал над камнем, испытывая на нем различные чары, потом изучил с помощью астрала и неохотно признал:

— Кажется, он безобиден.

— Тогда что он означает?

— Дар, — невозмутимо произнес Сао Ли, — чей-то дар. Быть может, в знак уважения и мирных намерений.

Ворон, как будто подтверждая его слова, уселся на край стола для совещаний и мелко затряс головой, снова заставив меня расхохотаться: теперь он совершенно точно передразнивал журженьца. Похоже, птица обрадовалась такому успеху у зрителей. Она взлетела, сделала несколько кругов над моей головой, потом опустилась на плечо.

— Думаю, он нашел нужного ему человека, — сказал мудрец.

Я осторожно провел по шелковистым перьям ворона, погладил крылья, спину, прикоснулся к лапам. Никаких записок на птице не было.

— Их и быть не может, — рассудительно проговорил Сао Ли. — Разве не заметил ты, мудрец, что ворон волшебный? Камень, преподнесенный правительнице, он достал из воздуха.

— И что мне с ним делать?

— Может, поговорить? — предположил журженец.

Поговорить с птичкой. Забавно. Хотя… я же целый год вел беседы с черным котом. Может, это тоже демон? Черный кот, черный ворон… в душе всколыхнулась безумная надежда.

— Лорд Феррли, это вы? — мысленно спросил я.

Ответа не последовало. Вместо него птица слетела мне на колено и поддела клювом руку.

— Чего ты хочешь?

Ворон потоптался на месте, совершенно по-кошачьи подсунул голову под мою ладонь и замер. Я тоже не шевелился, пытаясь понять, что нужно от меня странной птице. Даже глаза прикрыл, чтобы лучше сосредоточиться. И вот тогда ощутил… Нет, это был не лорд Феррли, и вообще не демон. Это был обычный ворон, и он не владел навыками мыслеречи. Но чья-то магия поместила в его тело мощный разум. Вернее, даже не так. Некий волшебник перенес часть своего сознания в ворона и теперь мог видеть его глазами. Я почувствовал, что меня изучает чей-то внимательный взгляд. Это было неприятно и жутковато. Я собрался было отдернуть руку, оборвав странную связь, но тут существо, смотревшее из глазниц птицы, заговорило:

— Не уходи, великий шаман. Я — Роб, и я пришел с миром.

Перед внутренним взором появилось лицо — серокожее, морщинистое, обрамленное паклей седых волос. Старый орк, низкорослый и сгорбленный, поклонившись, повторил:

— Я пришел с миром.

— Чего тебе нужно?

— Мне нужна твоя помощь. А тебе — моя. Ты ведь хочешь закрыть врата в бездну?

Я насторожился:

— Что тебе известно о вратах?

— Я знаю, как с ними справиться.

Если вдуматься, побуждения, движущие стариком, были понятны. В Орочьем гнезде тоже имелись врата, а значит, его народ находился под угрозой. Могли шаман знать о бездне больше меня? Разумеется. Ведь ее силу умели использовать только орочьи колдуны. Правда, официальная магическая наука утверждала, что степняки давно уже утратили знания о бездне. Но та же наука долгое время отрицала существование демонов, так что веры ей не было. Что я теряю, если просто поговорю со стариком?

— И как справиться с вратами?

— Чтобы помочь тебе, я должен быть рядом. И еще. — рядом со стариком появился молодой широкоплечий воин в лисьей шапке, украшенной рубинами. Точно такой же камень ворон уронил к ногам Дарианны. — Мой названый сын — великий вождь вождей Уран-гхор — хочет говорить с женщиной, которая правит вашими землями.

И это тоже было логично. Орки захватили Парганию и в любой момент могли вторгнуться в Галатон. Поэтому войска, охранявшие границу, были усилены в несколько раз и не отзывались даже на время войны с некромантами. Но возможно, орки не питали по отношению к нашей империи враждебных намерений. Странно, конечно. Чем мы для них лучше парганцев? Хотя, может, они уже навоевались и хотят заключить мирный договор? В любом случае, говорить с ними или нет, должна решать Дарианна.

— Ты хочешь приехать в Галатон? — уточнил я у старика.

— Нет. Я хочу прийти в Дальние земли по воздуху, — спокойно заявил он.

На мгновение я заподозрил, что шаман не в себе. В Амате множество чудес, и магические возможности некоторых разумных удивительны. Но о таком феномене, как хождение по воздуху, я никогда не слыхал. Старик быстро развеял эти сомнения, пояснив:

— Орочье гнездо далеко. Ехать долго. Время дорого. Надо сделать воздушную нору. Я стар, сил у меня уже мало, чтоб и нору держать, и двоих тащить. Нужна твоя помощь.

До меня постепенно доходило. Шаман предлагал создать портал! Я видел это магическое явление всего несколько раз в жизни. Но понятия не имел, как делаются такие штуки.

— Я расскажу, — пообещал старик. — Однако тебе сначала надо поговорить с женщиной-вождем, так, великий шаман?

Я кивнул. Разумеется, приглашать орков, не посоветовавшись с Дарианной, было нельзя.

— Мы будем ждать, — сказал старик.

Наваждение рассеялось, я открыл глаза. Ворон, каркнув, вырвался из-под моей руки, взмыл в воздух, сделал круг под потолком и вылетел в разбитое окно. Я обернулся к Дарианне:

Нам надо поговорить, — и, кивнув на Сао Ли, добавил. — Без посторонних.

Мудрец, присутствие которого почему-то тревожило и раздражало меня, низко поклонился императрице и вышел.

Я рассказал о появлении шамана и его предложении. Девушка нахмурилась:

— Они предлагают переговоры, это важно, — возразил я.

— Ваше величество! Это отличный шанс покончить со всем сразу! — взвизгнул Вадиус.

— Покончить… — вставая с кресла, непослушными губами выговорила Дариаииа.

Она была близка к обмороку, и я подхватил ее. Девушка мертвой хваткой вцепилась в мое плечо. Тонкие пальцы судорожно сжались, причиняя боль.

— Нет-нет… ничего, — прошептала Дарианна.

— Ваше величество, у нас совсем нет времени! — взмолился Копыл.

- Хорошо. Зови их, Рик, — сказала императрица, высвобождаясь из моих объятий.

Подойдя к окну, я свистнул, подзывая ворона. Он тут же прилетел и уселся мне на плечо. Прикоснувшись к голове птицы, я снова увидел старого шамана.

— Мы готовы принять вас.

— Хорошо. Сейчас я раскрою воздух со своей стороны и протяну тебе нить силы. Ты должен потянуть ее изо всех сил и не отпускать. Тогда воздух будет разорван, и мы сможем пройти. Но если отпустишь нить, ты убьешь нас.

Объяснение было не очень понятным. Так себе объяснение. Но я выразил готовность. В руках старика появился потертый бубен. Шаман стукнул по нему, что-то протяжно пропел. Пространство вокруг него заколыхалось, поплыло, и вскоре я почувствовал мощный толчок. Сила. Она тянулась ко мне, льнула, трепетала. Это была не нить, а скорее толстый канал, наполненный магическими эманациями. От него расходились волны, искажавшие пространство, покрывшееся мелкой рябью. Дарианна ахнула, Копыл спешно накрыл ее щитом. А я протянул руки к каналу, ощутив его пульсацию. Что значит не отпускать нить, я понял, как только прикоснулся к ней. Она питалась от силы старого шамана, но этого было недостаточно для открытия портала. Требовался мой магический резерв. Сосредоточив силу в ладони, я поделился ею с каналом. Еще и еще. Клятая нить тянула из меня волшебство, как дэви — кровь из своей жертвы. Вскоре передо мной образовался прозрачный туннель, на другой стороне которого чернели два неясных силуэта. Еще одно усилие — и я смог рассмотреть старика и орочьего вождя. Нить содрогнулась, впитывая новую порцию моей чародейской силы, туннель сократился, сжался, выталкивая из себя пространственных путешественников. Затем беззвучно исчез — портал закрылся. Ноги Роба подогнулись, и он медленно осел на пол. Молодой орк подхватил его и произнес:

— Здравствуй, человеческий шаман. Мой отец очень стар, и у него мало сил.

— Скоро моя душа отправится в земли Счастливой охоты, — едва слышно проговорил Роб, — но прежде я должен выполнить предназначенное.

Я перевел слова гостей для Дарианны и Копыла. Ее величество благосклонно кивнула Уран-хору, тот и не подумал поклониться в ответ, ограничившись таким же кивком. То ли ему мешал старик, висевший под мышкой, то ли гордый степняк счел такое приветствие унизительным для себя.

А потом состоялись, наверное, самые необычные переговоры в истории Галатона.

— Я пришел, чтобы предложить тебе мир, женщина-вождь, — говорил Уран-гхор. — Мы завоевали Богатые земли. Это была честная война. Люди Богатых земель творили подлости, убивали орков, забирали их в рабство. Мы не могли больше допускать кровопролития в Орочьем гнезде.

— Кровавая жертва, — задыхаясь, вторил старик, — кровавая жертва срывает печать с места силы. Выпускает богов бездны. Так было пять веков назад. Тогда из ваших земель пришел великий шаман и помог закрыть окно. Но теперь все хуже. Кто-то нарушил печати, и окна наливаются силой бездны. Теперь мир может спасти только новый великий шаман. Вот он. — Роб указал на меня. — Так было предсказано…

Я переводил слова орков, стараясь сделать их более понятными для Дарианны. Выходило, Ридриг Первый сотворил печати и закрыл все окна, а потом уже врата. Но после того как Вериллий что-то нарушил в стройной магической системе, такой способ уже не годился. Роб сказал, что для активации главной печати достаточно прорывов в любых четырех направлениях. Один уже свершился в Аллириле. Вот о чем твердил, умирая, лорд Феррли. Четыре печати…

Несмотря на некоторую примитивность орочьего языка, старик сумел кратко и выразительно обрисовать положение дел. Оставив меня размышлять над сказанным, гости перешли к обсуждению политических реалий. Тут уже я лишь исполнял роль толмача при Дарианне. Императрица договорилась с орками удивительно быстро, сказав в заключение:

— Итак, мы согласны признать права вашего народа на парганские территории и обещаем не претендовать на них. Мы принимаем ваше предложение мира. Все это в обмен на помощь с вратами бездны. А теперь — будьте нашими гостями. Секретариат подготовит договор к завтрашнему дню. Вы пока отдохните. Приглашаю вас на торжество по случаю нашей победы над некромантами. Думаю, разумнее будет отправиться к вратам, когда почтенный Роб наберется сил.

— Мы тоже согласны, женщина-вождь, — произнес Уран-гхор.

Потом было застолье: поздравления, тосты, здравицы. Напыщенные речи придворных, среди которых отличился отставной главнокомандующий армией герцог Вельмизир, объявивший ее величество гениальным стратегом и предложивший добавить к ее титулу прозвание Великая. Придворный летописец, присутствовавший за столом, добросовестно скрипел пером, так что у императрицы имелись все шансы стать Дарианной Великой.

— Ну надо же, как он замечательно придумал, — тихо фыркнула девушка, после того как придворные трижды прокричали "Виват!" — Осталась сущая мелочь: чтобы народ признал это почетное прозвище.

Старый Роб был слишком слаб, чтобы принять участие в празднестве. Уран-гхор отвел его в покои, а сам вернулся, чтобы посидеть за столом. Правда, пробыл недолго — видимо, не желал оставлять больного старика одного. Но в ответ на предложение распорядителя произнести тост ничуть не смутился. Встал и поздравил "женщину-вождя" с победой, пожелав галатцам мира и процветания. На орочьем это звучало несколько иначе, а в переводе получилось очень даже красиво.

Я сидел по правую руку от Дарианны, по левую устроился Сао Ли, невозмутимо оглядывавший присутствующих и посыпавший еду в своей тарелке какой-то остро пахнувшей приправой из маленькой золотой шкатулки. Напротив него сидел дядя Ге, переводивший встревоженный взгляд с мудреца на меня. Рядом с ним — Лютый и Анири, которые оставили веселый уличный праздник, для того чтобы засвидетельствовать почтение императрице.

Я опускал глаза, стараясь блокировать свои мысли: мне было до сих пор стыдно рассказывать опекуну о том, что произошло на улице Розы ветров. Гибель Артфаала, верного, преданного Артфаала, тяжким камнем давила на душу. Именно в тот момент я принял решение уйти к изначальным. Я опасен для окружающих, и мне неимоверно совестно за поступки, совершенные под влиянием падения покровов. В Зеленом сердце я буду на месте, среди мне подобных. И возможно, когда-нибудь научусь контролировать свои силы. Решено — отправлюсь в путь сразу же после того, как закрою врата. Если закрою…

Воспользовавшись правом императрицы, Дарианна удалилась в свои покои задолго до окончания пира. Вслед за нею откланялся и Сао Ли. Застолье становилось все более непринужденным. Заиграла музыка, начались танцы. Ом со своей дамой первыми пустились в пляс. Я не был большим любителем этого развлечения, хотя в свое время, по настоянию Ридрига, и научился томному эгмету и задорной галатке. Но впереди меня ждало серьезное испытание, и я встал из-за стола, намереваясь как следует выспаться.

— Погоди, сынок, — остановил меня дядя Ге. — Почему ты меня избегаешь?

Промямлив нечто невразумительное, я попытался обойти опекуна. Не тут-то было.

— Рик, Рик, — дядюшка укоризненно покачал головой, — ничуть-то ты не изменился, хоть и вырос и белое облачение надел. А все как в детстве себя ведешь. Нашкодил — имей смелость признаться!

— Ты же все знаешь…

— Знаю, да не все, — вздохнул старик, — ну про лорда Феррли, положим, догадаться было нетрудно. Сразу после беседы с тобой я провел ритуал вызова. Демон не явился. А ведь он мой друг…

Сердце кольнуло болью, в горле встал сухой ком, душу охватил приступ ненависти к себе.

— Полно убиваться, сынок, — мягко произнес дядюшка, — вон аж желваки на скулах надулись. Этим его не вернешь. И то сказать, перенесет его Варрнавуш в другое воплощение. Демон — это ведь навсегда. Лет через пятьсот- семьсот вернется наш Артфаал.

Все так. Да только вот через пятьсот лет уже не будет ни меня, ни дяди Ге, который оставался единственной надеждой лорда Феррли на избавление от мрака. Я знал, что опекун пытался изобрести способ вытянуть демонаотступни-ка из силков Варрнавуша. Получалось я обрек несчастного Артфаала на вечную жизнь во мраке.

— И я даже весьма преуспел в этих изысканиях, — печально проговорил волшебник, уловив мои мысли. — Но чему быть, того не перебить, Рик. Сам знаешь. И еще вот что скажу: видно, ошибся я тогда в гадании. Старею. Пророчил тебе величие, сынок, подталкивал вперед да наверх. А вышло, титулы и власть у тебя есть, а счастья и нету. Зачем оно, величие, без счастья-то…

— Все будет хорошо, — бодро произнес я, не желая расстраивать и без того взволнованного старика.

— Надеюсь, ох надеюсь, Рик… Ты только вот что — держи завтра ухо востро. Может, гадальщик из меня аховый, но я нутром чую: что-то нехорошее готовится.

— Да куда уже лучше, — усмехнулся я, — врата бездны закрывать.

— Будь осторожен с бездной, сынок. Предчувствие у меня недоброе. И зеркало будущего показывает сплошную тьму. А что там, в этой тьме, — не разобрать.

Пообещав дядюшке быть предельно внимательным, я отправился наконец в свою комнату. Скинув белую мантию, рухнул на постель. Несмотря на то что благодаря выносливости изначального сил было хоть отбавляй, я собирался поспать. Скорее для того, чтобы забыться, избавиться от горьких мыслей и воспоминаний. Но как оказалось, мне предстояло гораздо более приятное времяпрепровождение.

В дверь тихонько поскреблись. Я открыл: на пороге стояла Дарианна. Девушка вошла в комнату и молча кинулась мне на грудь, дрожа всем телом.

— Ну что ты, что ты? — Я крепко обнял ее, гладил серебристые волосы.

— Мне страшно, Рик! — с отчаянием, идущим из самой души, проговорила она. — Мне так страшно и больно!

Дарианна подняла бледное личико, и я подумал, что уже не помню, когда видел румянец на ее щеках. Глаза девушки, переполненные слезами, напоминали два черных омута. Сердце опять защемило. Она впервые позволила себе слабость, перестала быть всесильной императрицей, воительницей, Дарианной Великой. Доверилась мне, показав страх. Бедная девочка, сколько же на нее свалилось в последнее время!

Близкие любимые люди, как мало их у меня. И как не хочется причинять им горе! И как мучительно осознавать, что причиню, все равно причиню. Хотя бы уходом в Зеленое сердце.

— Не плачь, маленькая. — Я поднял ее на руки, легкую, хрупкую и такую беззащитную. Укачивал как ребенка, стараясь передать свое спокойствие, уверенность, внутреннюю силу. — Вот увидишь, все будет хорошо, — обещал уже в который раз за сегодня.

Но, несмотря на все уговоры, Дарианна горько плакала, уткнувшись лицом мне в грудь.

Прошло немало времени, пока стихли рыдания.

— Я люблю тебя, Рик, — хрипло проговорила девушка. — Помни — я очень тебя люблю!

— Верю. И люблю. — Я поцеловал ее соленые от слез, пахнущие вином губы.

Дарианна ответила страстным поцелуем, и для нас перестали существовать страх и неизвестность. Отодвинулось неясное завтра, канула в небытие кровавая война, сама собой исчезла бездна и все ужасы, с нею связанные. Забылось даже жуткое проклятие Лауриты. Остались только мы — уставшие от страданий, истосковавшиеся друг по другу и обычному человеческому счастью. Эта ночь была долгой, почти бесконечной, наполненной нежностью и страстью. Она была очень короткой, мгновенной, промелькнувшей незаметно. Мы не спали до утра, наслаждаясь каждой секундой уединения, каждым мигом любви. И лишь первый солнечный луч, нескромно заглянувший в окно, заставил нас разжать объятия. Дарианна лежала, прижавшись к моему плечу. Ее губы беззвучно произносили одну и ту же фразу: "Я люблю тебя, Рик".

— Пора… — шепнул я, с сожалением отрываясь от нее.

— Пора, — эхом отозвалась она.

Бросив на меня прощальный взгляд, полный любви и боли, девушка выскользнула из комнаты. Я оделся и отправился на встречу с орками.

Вождь и шаман уже ожидали меня в приемной кабинета императрицы. Сегодня Роб выглядел гораздо лучше — движения его были гибкими, как у молодого, а в глазах появился живой блеск.

— Ты готов, великий шаман? — спросил он.

Я кивнул. Тут секретарь объявил, что прибыла императрица, и пригласил орков в кабинет для подписания договора. Вскоре они вернулись в сопровождении начальника имперских псов. В руках Уран-гхора был скрепленный гербовой печатью свиток.

Мы вышли на улицу, где стоял закрытый экипаж, запряженный шестеркой вороных. На козлах сидел человек в серой форме, на запятках стояли еще двое. Я открыл дверцу, но не успел сесть, как меня окликнули:

— Брат! — Из ратуши выбежал Лютый. — Ты что, без нас собрался воевать?

Вслед за ним подошли Дрианн, все еще прихрамывавший после ранения, Лилла, мастер Триммлер и дядя Ге.

— Откуда вы?

— Ну что ты, Рик, — вздохнул дядюшка, поймав мой вопросительный взгляд, — я не выдаю чужих тайн.

— Подумаешь, бином Астентума! — усмехнулся Дрианн. — Ом сказал мне, что в ратуше гостит орк. А где орки, там бездна. О времени догадались. Поняли, что тянуть не будешь.

— Помнишь храм Луга? — добавил Лютый. — Тот союз мы заключали втроем. Мастеру Триммлеру сказали, уж не обессудь.

— Ну мы и пришли на рассвете, того, этого! — Гном воинственно потряс топором. — Принимай подмогу, лейтенант!

— А я сам по себе, — спокойно произнес дядя Ге.

Мне бы очень хотелось принять их помощь — как там, в джунглях Южного континента. Но я знал, что не имею права рисковать их жизнями. Да и помочь они не могли. Это была только моя война. Что же касается союза с Варрнавушем — я считал нас свободными от обязательств. Связь с Верховным демоном оборвалась со смертью лорда Феррли. И зачем нужен такой сомнительный союзник? Главное мы сделали и без него — победили некромантов. А в сегодняшнем деле он не помощник.

— Так что, поехали? — Ом направился к карете, но начальник имперских псов загородил ему путь.

— Посторонние не допускаются на территорию проведения операции, — негромко, но твердо произнес он. — Приказ ее величества императрицы.

Некоторое время два полковника буравили друг друга сердитыми взглядами, потом Лютый вопросительно посмотрел на меня.

— Прости, — сказал я, — но он прав. Я должен идти один.

— Это что за странные штучки? — возмутился мастер

Триммлер. — С каких это пор у орков в Галатоне больше прав, чем у гномов?

— Они знают о бездне больше, чем мы все, вместе взятые, — пояснил дядя Ге. — Что же, сынок. Раз такое дело…

Опекун крепко обнял меня и отошел в сторону, украдкой вытирая слезящиеся глаза.

— Как скажешь, — проговорил Ом, хлопая меня по плечу. — Удачи тебе!

Я обнялся со всеми, расцеловал грустную Лиллу и вслед за орками уселся в карету.

Начальник влез в экипаж последним и громко приказал трогать. Карета полетела в сторону Виндора.

Вскоре мы въехали в город и помчались по разрушенным улицам. Роб сидел неподвижно, прикрыв глаза и поглаживая неизменный бубен. Уран-гхор тоже не выказывал никакого любопытства. Впрочем, смотреть в Виндоре было не на что. Столицу словно преследовал злой рок: в последние месяцы она уже третий раз подвергалась разрушениям. Как говорится, Лут любит троицу. Последнее воздействие стало губительным для города.

Колеса кареты загрохотали по Розе ветров, наполовину уцелевшей в огненном безумии и теперь дико смотревшейся среди руин. Несмотря на безлюдность, улица была оцеплена воинами в серых мундирах. Мы вышли у дома, который я когда-то считал своим, и двинулись по дубовой аллее. Начальник тайной службы последовал было за нами, но я остановил его:

— Вам лучше остаться снаружи.

Козырнув, воин остановился. На круглом, гладко выбритом лице читалось явное облегчение. Я же взбежал на крыльцо и распахнул дверь.

— Нам вниз.

- Я знаю, великий шаман, — произнес Роб, — я чувствую дыхание бездны.

Отыскав в доме масляные светильники, мы спустились в подвал, где все так же одуряюще пахло вином. Наши с шаманом взгляды устремились на врата, которые горели под полом. Уран-гхор оглядывался по сторонам, и я понял, что ему не дано видеть проявления бездны.

— Может быть, вождю лучше уйти? — спросил я. — Здесь опасно.

— Орку — нет, — ответил старик. — Мы устойчивее к бездне, чем люди. А мне понадобится помощь сына.

Я пожал плечами в знак того, что не имею ничего против. Приготовился выслушивать долгие пояснения, запоминать сложные плетения и замысловатые заклинания на языке степняков. Но ничего подобного не последовало.

— Начинай, великий шаман, — сказал Роб.

Я недоуменно уставился на него. А как же обешанная помощь?

— Ты должен сам почувствовать, как справиться с бездной, — пояснил орк, — услышать ее зов и отвергнуть его. А потом переломить силу бездны своей силой.

Выговорив эту абракадабру, старик отошел в сторону с таким видом, словно выполнил священный долг. Вот и вся помощь… Я разозлился. Ну что ж, и без него разберусь! Остановившись возле пламенеющей каверны, принялся всматриваться в ее загадочную глубину, полную багровых теней. Бездна была ужасна, уродлива, но одновременно она завораживала, манила. Закружилась голова, мысли начали путаться. Но я упорно смотрел в пылающий прорыв. Через некоторое время заметил, что он похож на воронку: у поверхности вращался кровавый вихрь, постепенно сужавшийся и уходящий хвостом в бездонные глубины. Обитавшие в нем сущности поднимались к самой границе врат, пытаясь добраться до меня, но, натолкнувшись на преграду в виде печати, разочарованно вздрагивали и снова опускались в бездну.

Концентрация. Для любого мага в любой ситуации она важнее всего. Я был предельно сосредоточен и холоден, но чары омута постепенно добирались до моего сознания. Вдруг послышался голос, жуткий и призывный. В нем звучали отчаянные вопли безумца и тихий шепот призрака, тоскливое волчье рыдание и отталкивающий хохот гиены, завывание ураганного ветра и шорох мертвой листвы. Бездна говорила со мною, звала к себе, затягивала.

Внезапно я понял, что должен сделать. Печать — мощное устройство, которому для сдерживания сил бездны небходима энергия. Не знаю, как Ридриг решил проблему с источником — скорее всего, замкнул магический контур на бездну, но до сих пор печати хватало сил. Для того чтобы открывать и закрывать врата, нужен ключ. Вериллий стал им. Он открыл окно в Аллириле, сохранив целостность печати на вратах, но этим совершил роковую ошибку. Баланс энергий был нарушен, к вратам из прорыва потекла обновленная сила. И теперь печати для восстановления требовалось гораздо больше энергии. Устройство принялось черпать магическую подпитку отовсюду. Главным источником стал сам Вериллий. При всех своих талантах и огромных познаниях, он был всего лишь человеком, и его магический резерв не успевал обновляться — печать забирала слишком много. Брать энергию из бездны, с которой он был связан, отец не мог. На это способен только орочий шаман. Поэтому Вериллий так стремительно постарел, а потом и обезумел. Даже не убей его Лютый, дни волшебника были сочтены. Если бы не наш с ним поединок, высвободивший огромное количество магической силы, от которой напиталась главная печать, бездна давно уже вырвалась бы на свободу — сначала из окон, а потом и из врат.

Потом устройство принялось вытягивать энергию из обитателей города. Вот поэтому невозможно использовать в Виндоре магию — ее просто-напросто съедает печать. А серый туман — это эманации, которые она распространяет в поисках пищи.

До Вериллия ключом стал Ридриг. И сумел запечатать созданную им же систему. Теперь настала моя очередь. И я знал, как нужно действовать. Вот почему врата и окна открывались в ответ на человеческие жертвы — бездна, впитав энергию боли, страдания и смерти, делалась сильнее, пробивалась сквозь нарушенные печати. Выходило, для того чтобы закрыть их, тоже требовалось жертвоприношение…

Шаг — туда, в бурлящий хищными тварями провал. Шаг. Большинство людей, сделав его, ступили бы на твердый пол, испытав лишь странное недомогание и тревогу. Но я видел рану в пространстве, слышал доносящийся оттуда призыв. И для меня этот шаг означал погружение в бездну.

Я сделал его, краешком сознания уловив тихую мыслеречь старика: "Держись, великий шаман…"

Багровые волны сомкнулись надо мной. Бездна тянула к себе, желая насытиться моей энергией. Но я не позволил ей пожрать меня. Собрав все силы — физические, духовные, магические, — я как будто перестал существовать. Больше не было ни тела, ни чувств — одно сознание, облеченное в бесформенную энергетическую оболочку. Вокруг бушевала бездна, ее сущности протягивали ко мне жадные щупальца, но не могли прикоснуться. И я знал, что в моей власти освободить их, как делал это Вериллий.

Вот она, печать. Я осторожно подобрался к ней и принялся изучать сложное магическое плетение. Тонкие нити едва заметно вибрировали, поглощая мои силы. Вскоре я ощутил опустошенность: устройство поглощало энергию не хуже бездны, а получить подпитку было неоткуда.

Смерть была близко. Под действием печати я истаивал, растворялся, переставал существовать, молясь лишь о том, чтобы моих сил хватило для полного восстановления баланса. И тут — на грани бессознательного — я скорее уловил мысль, чем услышал слова Роба: "У тебя есть силы, великий шаман! Найди их!" Следом раздался рокот бубна и монотонное пение старика: орк заклинал бездну, давая мне время собраться с силами. Языки пламени междумирья, готовые лизнуть меня, отпрянули, вибрация нитей печати сделалась тише.

Душа, готовая покинуть почти безжизненное тело, рвалась ввысь — туда, где нет ни боли, ни страха, ни страдания. Она готова была воссоединиться с Вселенной. Вот оно! Вселенная — источник бесконечной силы! Собрав волю в кулак, сопротивляясь смерти, я позвал, сначала тихо, едва слышно, потом все увереннее и громче. И она откликнулась, отозвалась на призыв о помощи — на меня обрушился сияющий поток магии, чистой и незамутненной, как родниковая вода.

Этот мощный фонтан энергии едва не раздавил меня, не распылил на мелкие частицы. С трудом выстояв, я направил его на печать. Магия изливалась на поврежденное плетение, заживляя его, укрепляя, делая гораздо сильнее, чем оно было раньше. Я стал проводником силы Вселенной, передавая устройству волшебные токи. Это было нелегко: тело словно поместили в костер, разум, наоборот, будто заледенел от прикосновения бесконечности. И лишь душа металась, стонала, просилась на волю.

Не знаю, сколько времени продолжалось это действо. может быть, минуту, а может, много часов. Но багровый туман вокруг начал истаивать и наконец совсем исчез. Печать восстановилась, и теперь эманации сущностей бездны не просачивались в наш мир. Действуя по наитию, я провел рукой вокруг, потоком энергии, будто мечом, отсекая каналы, связывавшие врата с окнами в разных частях света. Теперь, что бы ни произошло там, остальные прорывы междумирья не смогут питать врата. Семь каналов мгновенно рассыпались черной пылью. Восьмой, тянувшийся из мертвого Аллирила, выбросил в воздух фонтан кровавых частиц, задергался, будто разорванный дождевой червь, медленно иссыхая и разваливаясь на куски.

Я выпустил нить, связывавшую меня с Вселенной, и навзничь рухнул на каменный пол — холодный, воняющий прокисшим вином, восхитительно обыкновенный, без всяких там дырок в пространстве. Сил не осталось вовсе. Латая печать, я и не подумал оставить себе хоть толику энергии Вселенной. А теперь она ушла, и даже пожелай я ее вернуть — не получилось бы. В слабом, как у новорожденного котенка, теле лениво ворочалось такое же истощенное сознание. Куда уж там позвать Вселенную, хватило бы силы дышать…

Стон, едва слышный, как будто раздавался откуда-то издалека, заставил меня повернуться. В нескольких шагах от меня лежал Роб. Уран-гхор сидел рядом, поддерживая его голову.

— Ты… победил, великий шаман, — тихо проговорил старик, с трудом выталкивая из хрипящего горла слова. — Теперь… люди в безопасности… и орки тоже.

— Чего ты смотришь? — обращаясь к вождю, прошептал я едва ли громче Роба. — Позови целителей!

— Не нужно… я ухожу, — голос шамана делался все слабее, — духи предков… ждут меня…

С этими словами он закрыл глаза и умер — легко, без конвульсий и мучений, словно погрузился в глубокий сон.

— Прощай, отец, — сказал Уран-гхор, вставая на ноги и кланяясь старику. — Счастливой охоты.

— Сочувствую твоему горю, — пробормотал я.

— Не нужно о нем жалеть, — не сводя глаз с шамана, вождь медленно покачал головой, — смерть для него избавление. Он очень долго жил, пять сотен лет. А смерть не принимала. Теперь он исполнил то, что должен был. И дождался свободы.

Но застывшее лицо Уран-гхора, горестный, полный боли взгляд противоречили его словам. Вождь искренне и глубоко скорбел о друге и наставнике. Глядя на него, я вдруг подумал, что люди напрасно столько веков считали орков кем-то вроде диких зверей. Они такие же, как мы. Не лучше, но и не хуже. Так же злятся, ненавидят, вступают в драки, развязывают войны. И так же, как мы, способны на любовь, дружбу, сострадание, печаль.

— Тебе нужна помощь? — спросил Уран-гхор.

— Нет. Я сам как-нибудь.

— Не нужно скрывать свою слабость, — произнес вождь, наклоняясь и бережно поднимая на руки сухонькое тело Роба, — это слабость раненого воина. Я не видел, что ты делал — мне не дано видеть бездну. Но он видел и сказал мне. Ты настоящий воин, шаман.

— Рик, — зачем-то напомнил я, — меня зовут Рик.

— Запомню. — Вождь двинулся к выходу из подвала. — Я позову сюда ваших воинов.

Некоторое время я спокойно лежал, созерцая покрытый разводами плесени потолок. Потом, не желая, чтобы меня застали совсем уж в беспомощном состоянии, напрягся, оперся на локти, подтянулся и с трудом сел. Переждав головокружение от этого сложного действа, призадумался: а где, собственно, люди, которые должны прийти мне на помощь? Может быть, поглощенный горем Уран-гхор позабыл обо мне? Вряд ли. Он человек слова… то есть орк слова.

Светильники, которые мы поставили вокруг врат, замигали и погасли. Масло кончилось. Подвал погрузился в непроглядную темень. Я попробовал воспользоваться зрением изначальных — тщетно. Сил не хватало.

По моим прикидкам за время, прошедшее с момента ухода вождя, можно было добраться до подвала даже из Красной рощи. Что же получается? Роза ветров кишела имперскими псами, и ни один из них не удосужился полюбопытствовать, как там себя чувствует Верховный маг империи после победы над бездной?

Я снова рухнул на спину, злобно пробурчав:

— Ну и Варрнавуш с вами! Празднуйте без меня. Хоть высплюсь…

Сон — вот что мне нужно для восстановления сил. Отдохну и сам выберусь из подвала. Тогда и поинтересуюсь, каким ветром унесло всех охранников. Глаза сами собой закрылись, и сознание погрузилось в какие-то очень приятные грезы, в которых было много света, тепла и сладкой музыки. Блаженно улыбнувшись, я приготовился отбыть в мир сновидений.

Но видно, не судьба. Балансируя на грани сна и яви, я вдруг интуитивно почувствовал чье-то присутствие. В подвале кто-то был. Кто-то осторожный, ловкий, бесшумный и определенно явившийся не для того, чтобы осыпать меня цветами в честь победы над бездной.

Я чуть приоткрыл глаза, не особенно надеясь что-либо разглядеть в кромешной темноте. Но мрак уже не был таким непроницаемым, его разбавляло редкое мигание укрепленных на стенах вечных свечей. Магическая энергия медленно возвращалась в город. Напряженно вглядываясь во тьму, подсвеченную робкими вспышками, я пытался сообразить, кто бы это мог явиться по мою душу. В том, что намерения крадущегося по подвалу существа не были добрыми, я не сомневался.

Вечная свеча в очередной раз выдала крохотную порцию света, и я увидел стремительную тень, метнувшуюся за бочки, стоявшие неподалеку. От близости опасности все чувства обострились, и теперь я даже слышал дыхание непрошеного гостя — тихое, сдавленное — и чувствовал исходивший запах — смесь тонких благовоний и странной острой приправы, хранившейся в золотой шкатулке…

— Хватит прятаться, Сао Ли, — сказал я по-журженьски, усаживаясь и пытаясь голосом не выдать одолевавшую меня усталость. — Имей мужество показаться врагу во всей своей неотразимой красе.

— Догадался, всегда был умен, — мягко проговорил мудрец, появляясь из-за огромной коньячной бочки.

Вечные свечи загорелись ярче — магия вернулась. Навесив на лицо независимую ухмылку, я мучительно искал путь к спасению. Выходило, нет его. Я слаб, как столетняя старуха при смерти, а клятый журженец бодр и деятелен. И даже будь я полон сил, неизвестно, чем закончился бы наш поединок. Мудрец, победивший самого султана Ирияса, обладает огромным могуществом. Помощи ждать неоткуда. Неизвестно, что он сотворил с охранниками. Да и что могли сделать обычные воины против великого мага?

Сао Ли медленно, плавно взмахнул руками, словно птица крыльями, и застыл в причудливой позе, одновременно издав мелодичный клич. Я чуть ли не одобрительно наблюдал за его манипуляциями — все же техника магического боя у жужреньцев весьма своеобразна. Думаете, мне не было жутко? Было, конечно. Я твердо осознавал, что скоро умру. Но не желал, чтобы убийца увидел мой страх. Нет уж, такое удовольствие я доставлять ему не собирался.

Клич плавно переходил в визг, вокруг Сао Ли закружились зеленоватые искорки, воздух потрескивал от огромного количества энергии, скопившейся в подвале. "Вот бы тебя в бездну кинуть, — тоскливо подумал я, — небось хватило бы на восстановление печати", а вслух произнес:

— И за что ты меня? Могу я хотя бы узнать?

Визг оборвался, волшебник опустил руки и озадаченно взглянул на меня. Спустя секунду мягко рассмеялся:

— Ты тянешь время. Я ничего тебе не скажу. Зачем мои слова мертвецу?

— Сам ты тянешь время, старый хрен, — задиристо заявил я. — Чего тут раскрылился, как индейка над индюшонком? Нормальных заклятий не знаешь, что ли?

Не удалось разговорить, так попытаюсь разозлить. Вдруг да совершит в гневе ошибку или захочет просветить меня по поводу причин своего поступка. А дальше что? Да Луг его знает. Выиграю несколько минут. Жизнь научила меня не пренебрегать даже самым крохотным мгновением — мало ли что может случиться в следующий миг?

— Я думал, тебе как сильному мудрецу будет приятно умереть от изящного заклятия, — Сао Ли прищурил и без того узкие глаза, — и сплетал Зеленого дракона. Ты мог бы погибнуть быстро, безболезненно и красиво. Просто рассыпался бы мириадами светлячков.

— Зеленого тролля сплети, — ласково посоветовал я, — и засунь его себе…

Вывести журженьца из равновесия не удалось.

— Что ж, если тебе приятнее грубая смерть… — На его ладони сверкнул огненный шар.

Наверху громко хлопнула дверь, и по лестнице загрохотали чьи-то тяжелые шаги.

— Держись, лейтенант! — заорал мастер Триммлер, швыряя в мудреца топор.

Сао Ли сделал тягучее движение — и оружие зависло в воздухе, следующий пасс отшвырнул гнома и мощно приложил к стене. Сын гор съехал на пол, обалдело потряс головой и сообщил:

— Неплохо! Но недостаточно.

— Это для начала, — вежливо отозвался мудрец.

В подвал вбежали Дрианн с Лютым. Каждый из них держал наготове заклятие.

— Уходите! — крикнул я.

Ребята ничем не могли мне помочь. Сао Ли был слишком силен. Какой смысл гибнуть всем вместе?

— Последний некромант… — задумчиво проговорил журженец, — и брат Верховного мудреца. Это хорошо. Если у дракона три головы, лучше отрубить сразу все.

Дрианн, не тратя времени на обмен любезностями, выкрикнул молитву Исдес и атаковал Сао Ли каким-то сложным заклятием. От ледяного дыхания волшбы стены подвала тут же покрылись тонким слоем инея. Но старик накрылся щитом, и чары распались, растаяли, на мгновение окутав щуплую фигуру мудреца облачком легкого пара. Воспользовавшись тем, что журженец отвлекся на Дрианна, Лютый бросил заклятие на каменный пол. Из-под плит вырвались толстые корни, извиваясь, потянулись к ногам Сао Ли. Тот даже не дал себе труда сотворить защиту. Одно небрежное движение рукой — и корни обратились в прах.

Сложив ладони в молитвенном жесте и прикрыв глаза, мудрец замер, сосредоточившись на чем-то, видимом ему одному. Желтокожее непроницаемое лицо было спокойно и сосредоточенно, словно вокруг и не шло магическое сражение, и не свистели заклятия.

— Уходите! — снова крикнул я. — Убирайтесь, пока не поздно!

Но друзья не послушались. Они снова и снова пытались достать Сао Ли, но тот уже окружил себя непробиваемыми защитными чарами и неспешно сплетал сложное заклятие. Я сильно подозревал, что эта волшба подобна той, что уничтожила Ирияса. И не ошибся. Плавный взмах тонких руки в застывшем воздухе разлился запах грозы. Пространство исказилось, пошло мелкими волнами, словно отражение на поверхности озера, встревоженного ветерком. Время замедлило ход, двигаться стало тяжело. Будто в страшном сне, я беспомощно наблюдал, как невыносимо медленно, с трудом преодолевая невидимое давление, поднимается на ноги мастер Триммлер, как Лютый мучительно старается ускорить плетение заклятия и не может справиться с оковами замершего времени. Дрианн, связанный путами журженьской волшбы, пытался закрыться защитой, но чары Сао Ли, легко взрезая тягучий воздух, стремительно летели к некроманту.

Я застонал: мысль о том, что друзьям суждено погибнуть вместе со мной, причиняла почти физическую боль. О собственной смерти как-то не думалось. Напротив, я готов был отдать жизнь, перенести любые страдания, погибнуть сто, тысячу раз — лишь бы не видеть того, как клятый журженец убивает дорогих мне людей.

Заклятие — страшное, переливающееся от переполняющей его силы — ударило Дрианна в грудь, прямо напротив сердца. Преодолевая сопротивление воздуха, я полз к другу, срывая ногти о каменный пол, пытался кричать, но из горла вырывался лишь тихий хрип. Дрианн опустил голову, с потерянным, каким-то детским любопытством глядя на грудь, пораженную волшбой, и часто, тяжело дышал, словно ему не хватало воздуха. Отчаянно, по-звериному тоскливо взвыл Лютыи…

Некромант поднял изумленный взгляд и произнес:

— Не больно… — Прислушавшись к себе, добавил:- И ничего не произошло…

Время снова обрело свой обычный ход, воздух перестал напоминать прозрачный кисель. Пространство больше не дрожало. На Сао Ли страшно было смотреть — всегда спокойное, невозмутимое лицо исказила гримаса гнева, тонкие пальцы скрючились. Очевидно, он пытался понять и не понимал, почему его непобедимые чары вдруг дали осечку. Тонко вскрикнув, он молниеносно швырнул в Лютого искрящее, потрескивающее от мощной энергии заклятие.

Ом заслонился щитом, но этого и не потребовалось: чары развеялись, не долетев до цели. Сао Ли поднес ладони к глазам, рассматривая их так, словно видел впервые, гадая, как руки могли подвести его. Лютый, Дрианн и мастер Триммлер тоже с искренним интересом наблюдали за мудрецом. И только я заворожено уставился вверх, туда, где под потолком клубилось странное облако из золотистых и черных частиц. Оно делалось все гуще, плотнее, извивалось, меняло очертания, постепенно обретая форму, росло и наконец превратилось в огромного устрашающего монстра с увенчанной кривыми рогами головой, полудраконьей мордой и черным мускулистым телом. К нам явился сам владыка мрака, темнейший князь Варрнавуш.

— Того, этого… — восторженно прошептал мастер Триммлер, снова усаживаясь на пол.

Мы все застыли, не решаясь пошевелиться, не сводя взглядов с демона, который с неожиданной для его туши грацией, неслышно, как кошка, шагнул к Сао Ли. Мудрец, стоявший спиной к Варрнавушу и не понимавший причины нашего оцепенения, догадался, что приближается какая-то опасность. Быстро сплетя заклятие, он резко обернулся и вдруг совершенно подевчачьи завизжал. На его макушку опустился тяжелый кулак, и верещание оборвалось на высокой отчаянной ноте. От удара невероятной силы череп Сао Ли должен был расколоться надвое. Но темнейший князь, как всегда, проявил оригинальность: от соприкосновения с демонической дланью журженец рассыпался кучей каких-то темных шевелящихся комочков. Приглядевшись, я понял, что это навозные жуки. Твари ринулись в разные стороны и суетливо попрятались по углам. Наверное, Варрнавушу понравилась идея мудреца превратить меня в мириады светлячков, и он воплотил ее таким вот своеобразным способом.

Жуткая морда обратилась в мою сторону, и мой взгляд встретился с гипнотизирующими глазами цвета расплавленного золота. Боясь пошевелиться, я сидел на полу и ждал своей участи. Хотя вроде бы Верховному демону не за что было на нас злиться. Но кто их знает, обитателей мрака. На какое-то мгновение я даже решил, что темнейший князь пришел, чтобы отплатить мне за гибель своего подданного. И в глубине души признал, что это было бы справедливо. Лишь бы ребят не тронул…

Но Варрнавуш лишь произнес:

— Все обязательства выполнены, все долги прощены, — и снова обратился в черно-золотое облако, длинной змеей скользнувшее к выходу из подвала.

— Что это было? — пробормотал я.

— Вам же сказали, дорогой герцог: выполнение обязательств, — вдруг зазвучал у меня в голове знакомый насмешливый голос.

Я обернулся: передо мной стоял полупрозрачный господин — молодой, черноволосый, с тонким красивым лицом. На нем был костюм, какие носили, пожалуй, лет пятьсот назад, в руке элегантная тросточка.

— Лорд Феррли! — Кое-как поднявшись на ноги, я из последних сил заковылял к нему. — Вы живы!

Артфаал критически оглядел себя, после чего сообщил:

— Пожалуй, я бы так не сказал. Нет, друг мой. Я мертв. Перед вами мой призрак. Или, если хотите, душа.

Эти слова, произнесенные небрежным светским тоном, острым кинжалом вонзились в самое сердце.

— Простите меня. Простите…

— Помилуйте, герцог! За что же вы просите прощения.

Да я благодарен вам. Не будь вас, не дождаться бы мне свободы.

Я молча смотрел на привидение, не зная, как выразить обуревавшие меня чувства: радость от встречи. Стыд за свой поступок и светлую грусть от ожидания чего-то хорошего и вместе с тем печального…

— Да-да, вы освободили меня, — продолжал между тем лорд Феррли, — убив демоническую сущность, выпустили душу, томившуюся в ней целых пятьсот лет. Разумеется, я вернулся во мрак. Мне больше некуда было идти, ведь меня связывал договор с Варрнавушем. Честно сказать, я ожидал, что темнейший просто-напросто снова поселит меня в какого-нибудь уродца, и все начнется заново: души грешников, пытки, искушения рода человеческого… Но мой господин вдруг заявил, что больше не хочет иметь дела с демоном-отступником. Сказал, что не намерен больше наблюдать за моими попытками помочь людям и что ему надоело мое человеколюбие.

— И что же, теперь вы будете вести существование призрака".- ужаснулся я.

Что бы там ни говорили об ужасах мрака — все лучше, чем бродить по миру неприкаянной душой. Те, кто не может обрести ни покой в Счастливых долинах, ни страдание в обиталище ужаса, обречены на вечные скитания. Таких душ немного. Но изредка случается, что в человеке добра и зла поровну. И тогда его не принимают ни Луг, ни Варрнавуш.

— Нет, герцог, — успокоил меня лорд Феррли, — темнейший князь не зря сказал вам: все долги прощены. И мои в том числе. Луг всеблагой и милосердный простил меня и призвал к себе. Так что поживу в свое удовольствие в Счастливых долинах, а там и до перерождения недалеко.

— Поздравляю, — невпопад ляпнул я, все еще чувствуя себя виноватым.

— Спасибо, — лучезарно улыбнулся Артфаал. — За все спасибо. Если бы не вы, мой драгоценный друг. Ах, если бы не вы… Ведь отец всех богов даровал мне прощение именно за то, что я опекал вас, тем самым помогая вершиться лугоугодным делам. Ну и еще… — Тут лорд Феррли замялся и немного смущенно добавил: — Как демон, смерть я принял мученическую. Тоже благодаря вам.

Лучше бы не напоминал. Меня и так терзали стыд и раскаяние. Уловив мои чувства, Артфаал поспешил продолжить рассказ:

— Но я попросил отсрочку. Ведь у меня еще оставались невыполненные обязательства. Вы, наверное, помните, что Варрнавуш обещал вам помощь в обмен на согласие сразиться с бездной.

— Да. Но я, честно говоря, думал, что обещание не будет выполнено. Ведь решать, когда именно мне будет нужна поддержка мрака, должен был мой оберегающий. А вы… умерли.

— Вот поэтому я и решил немного задержаться! — торжествующе воскликнул лорд Феррли. — И неотрывно наблюдал за вами из мрака. Как только увидел, что вам грозит нешуточная опасность, напомнил темнейшему о вашем союзе.

Артфаал, больше всего на свете любивший жизнь, свободу и красоту, добровольно заперся во мраке с уродливыми демонами, и все это только для того, чтобы спасти своего убийцу. Что тут можно было сказать?

— Спасибо, — выдавил я, — спасибо вам, лорд Феррли. Вы настоящий А'нхелли!

— Конечно, — приосанился он, — и не просто А'нхелли, а ваш оберегающий. Поздравьте с новым назначением, герцог! Луг решил, что у меня неплохо получается присматривать за вами. Разумеется, Счастливые долины — это вам не вотчина Варрнавуша, оттуда просто так не выберешься. Видеться мы с вами не сможем. Но я клянусь сделать все, от меня зависящее, чтобы уберечь вас от бед и несчастий. А теперь, пожалуй, мне пора. Передавайте поклон моему дорогому другу мастеру Генериусу и вашим друзьям.

— Но они же здесь. Вы можете сами с ними попрощаться…

— Увы, — улыбнулся лорд Феррли, — они не могут меня видеть. И не слышат нашего разговора.

Я обернулся. Ребята застыли словно статуи: мастер Триммлер сидел, прислонившись к стене и удивленно выпучив глаза, Дрианн поднял руки в жесте защиты, а Лютый стоял с открытым ртом, будто желая что-то сказать.

— Опять какой-то фокус со временем?

— Да. На самом деле прошла всего крошечная доля секунды. Но иногда стоит продлить мгновение ради приятной беседы, не правда ли?

К горлу подкатил сухой комок.

— Не нужно горевать, герцог. Каждая история когда-нибудь кончается. Вот и эта подходит к финалу. Но впереди еще много новых…

Лорд Феррли поднял голову. Серая подвальная стена вдруг засияла ослепительно-белым светом, и в камне образовался прямоугольник окна, из которого вверх тянулся бесконечный тоннель.

— Вот и дорога в Счастливые долины открылась. Мне надо уходить. Еще только одно: я не знал точно о заговоре, ведь ратуша набита чарами, защищающими от мрака. Но я догадывался. Надеюсь, догадаетесь и вы. Впрочем, вы и сами уже все поняли, правда? И по поводу вашей нынешней слабости: ерунда это все, герцог! Изначального очень трудно обессилить, почти невозможно. Поищите силы во Вселенной.

Из сверкающего окна опустилась жемчужная дорожка. Легла на пол, удлиняясь, потянулась к ногам призрака. Он улыбнулся и ступил на сотканный из лунного света путь.

— Прощайте, мой друг. И что бы ни произошло дальше, помните: в первую очередь вы человек.

Я долго смотрел, как Артфаал — хотя нет, какой же он Артфаал? У А'нхелли не может быть демонического имени — лорд Феррли, герцог Ассивайн уходит все дальше и его фигура истаивает в ярком свете. На сердце пушистой кошкой свернулась ласковая теплая грусть. Мы больше не увидимся с лордом Феррли, и это очень печально. Но ему будет хорошо в Счастливых долинах, а я буду знать, что он смотрит на меня оттуда и оберегает от горя.

В тот момент, когда силуэт моего оберегающего слился с влиянием, растворяясь в нем, до меня из далекого далека донеслось насмешливое:

— А ведь говорил я вам, любезный герцог: никогда не верьте женщинам…

Пятно белого света начало сокращаться, превратилось в кружок не больше солнечного зайчика, потом в точку, а потом и совсем исчезло. Время, потревоженное уже второй раз за день, возобновило свой неумолимый бег. Мастер Триммлер поднялся на ноги, руки Дрианна опустились, а Лютый восхищенно воскликнул:

— Вот это да!

— Задери меня Хайнира! — вторил гном. — Сам Варрнавуш к нам пожаловал!

Лорд Феррли был прав: для ребят прошло не более секунды.

— Все в порядке, — заверил я их и побрел к выходу.

— Да где ж в порядке, лейтенант, когда ты еле ползешь! — Сын гор подставил мне плечо.

— Как вы здесь оказались? — спросил я, с кряхтением, словно древний старик, поднимаясь по ступеням.

— Ну не думал же ты, что мы тебя бросим? — вопросом на вопрос ответил Лютый. — Потихоньку за тобой отправились.

— А как оцепление обошли?

— Не ты один мальчишкой облазал весь Виндор, — с мрачным смешком произнес Дрианн. — Я прекрасно знаю все здешние закоулки. Стояли бы магические щиты — пришлось бы труднее. А так… дело плевое.

Мы выбрались из подвала. Но, повинуясь какому-то предчувствию, я предложил друзьям устроиться на кухне. Хотел для начала выслушать их рассказ, а потом уж решить, как действовать дальше. Мы расселись на полу, так, чтобы снаружи нас не было видно. Лютый, предусмотрительно захвативший в подвале несколько бутылок вина, откупорил одну из них и пустил по кругу. Мастер Триммлер продолжил:

— Спрятались мы, значит, в соседнем доме. Дома-то пустые, никто нам не помешал. Сидим у окошка, наблюдаем. Так себе решили: если через час не вернетесь, пойдем на подмогу. Да только не прошло и пяти минут, как с неба крыльцо упал ворон, дохлый. А следом тут же орочий вождь из дома вышел, на руках вынес старика. Помер старик-то?

— Помер…

— Вот мы и всполошились. Смотрим, орк что-то псам толкует. Они плечами пожимают, мол, не понимаем по-вашему. Он тогда старика солдатам на руки передал, а сам одного офицерика взял за плечи да к дому легонько подтолкнул.

— От этого легкого подталкивания капитана по двери чуть не размазало, — засмеялся Ом.

— Да, — согласился гном, — тогда псы, видно, поняли. Закивали, мол, не волнуйся, все сделаем. Несколько солдат орка окружили, в карету посадили, туда же старика засунули и куда-то повезли. А офицерик на крыльцо взбежал, своим рукой махнул, чтобы за ним шли. Ну думаем, сейчас псы войдут, а следом и мы подтянемся. По всему выходит, нашему лейтенанту помощь нужна. Но только дальше совсем странно было. — Гном прервался на секунду, чтобы глотнуть вина.

— И что же было дальше? — поинтересовался я больше для порядка, поскольку общая картина происходящего давно уже вырисовалась в моем сознании.

— А прибежал полковник, тот самый, который вас сюда привез. Отдал приказ — и псы от двери отпрянули. Окружили дом, к ним еще подкрепление подошло, стеной встали. Потом приехал в карете этот… желтомордый. Вот хоть что ты говори, лейтенант, а не нравился он мне с самого начала! — разгорячился сын гор. — Хоть и силы у него немерено, хоть и некромантов он помог победить. А скользкий какой-то, себе на уме! Не так чтобы я его подозревал, но вот, к примеру, в Зеленое сердце с ним бы, ни за что не пошел, того, этого…

— В общем, тогда мы заподозрили предательство, — прервал Лютый разошедшегося гнома, — и пошли к тебе на помощь. Все.

— Как — все? — удивился я. — А как вы через оцепление прорвались?

— Обижаешь, лейтенант! — фыркнул мастер Триммлер. — Кто в ястребах служил, тот крови не боится…

Значит, ребята просто перебили псов. Неудивительно. Один гном чего стоит в драке. А если учесть, что волшба некромантов работала даже в лишенном магии Виндоре…

— Да мы не всех, — "успокоил" Дрианн, уловив мои мысли. — Полковника и десятка два солдат. Остальные сами разбежались.

Тоже ничего странного. Могу себе представить, как выглядело сражение. Один вид героев Андастанской войны, да каких героев: предводителя гномьего полка, светлого некроманта, как прозвали Дрианна, и эльфийского князя, — должен был вызвать у охранников почтительную оторопь.

— И мы их честно предупредили, — подтвердил Лютый. — Сказали, что не тронем тех, кто не станет чинить нам препятствий.

Магия вернулась в Виндор в полном объеме. Мы снова могли читать мыслеречь, но из уважения к мастеру Триммлеру говорили вслух.

— А напоследок я на дом накинул щит, — добавил Дрианн. — Так, на всякий случай. Теперь каждый, кто попытается сюда пробраться, будет испепелен на месте.

Друзья даже не подумали, что Сао Ли мог спешить ко мне на помощь? Интересно.

— Не подумали, — произнес Ом. — Он с самого начала вызывал у нас подозрения. И вот что, брат…

— Я сам.

Нахмурившись, Лютый кивнул и обменялся понимающим взглядом с ребятами. Больше никто ничего не сказал. Я был им благодарен за это молчание. Слишком тяжело мне было обсуждать происходящее.

Дрианн, спрятавшись за шторой и нахмурившись, смотрел в окно, Лютый с безмятежным видом подкидывал свой неизменный стилет, мастер Триммлер, ежеминутно прикладываясь к бутылке, злым шепотом поминал всех богов с демонами по очереди и в совокупности. Неприятная, гнетущая пауза затягивалась, и я был даже рад, когда на улице раздался грохот, за которым последовала ярко-синяя вспышка.

— Вот и гости пожаловали, — ровно проговорил Дрианн.

— Много? — лениво поинтересовался Лютый.

— Прилично. Голов двадцать боевых магов, а с ними журженьские мудрецы в полном составе.

— Это нам раз плюнуть, — мастер Триммлер любовно провел кончиком пальца по лезвию топора, — это нам на пять минут работы…

Про пять минут он, конечно, погорячился. Да и про раз плюнуть тоже. Журженьцы — серьезные противники, и ни Дрианн, ни Лютый с ними справиться не смогут. Да и не нужно никому бессмысленное кровопролитие. Тем более что боевые маги вообще совершенно ни причем. Народ подневольный — им приказали, они и пошли. Не далее чем вчера мы сражались плечом к плечу против андастанцев. А теперь вот оказались по разные стороны поля боя. Политика — грязное дело, всегда так считал…

— Ну что, пошли? — спросил Лютый, поднимаясь с пола.

— Нет, — твердо сказал я. — Никаких драк.

— Так и сдашься? — злобно оскалился брат. — Позволишь сделать из себя жертвенную овечку во имя высших интересов? Или, может, во имя великой любви?

— Не позволю. Ни из себя, ни из вас. Но и сражение нам сейчас не нужно.

— Решайте быстрее, — меланхолично поторопил Дрианн. — Мудрецы уже принялись за мой щит.

— Продержитесь совсем немного. Я сейчас.

Пожав плечами, друзья направились к входной двери, и я почувствовал, как в доме сгустились мощные эманации волшебства: некромантская и эльфийская магия работали вместе. Мастер Триммлер, оставшийся без дела, подбадривал ребят азартными боевыми кличами и исполнением торжественного гномьего марша.

"Такими завываниями можно всех врагов и без магии распутать", — усмехнулся я про себя. На душе потеплело. Боль от измены, злоба, подспудно сжиравшая меня с момента появления Сао Ли, отпустили, уступив место чувству благодарности и гордости за друзей. Что бы ни случилось, чье бы грязное предательство ни рухнуло на голову, мне есть на кого надеяться. И пусть весь мир ополчится против меня, они всегда будут рядом. На моей стороне.

Но сейчас им нужна помощь. Поддержка. Не только в настоящий момент, но и в будущем. Ведь их не пощадят, они тоже стали разменной монетой в грязной политической игре. И ради них нужно найти в себе силы. Я сосредоточился, отрешился от вспышек на улице, от грохота, от выкриков мудрецов и магии, с помощью которой ребята удерживали заклятия журженьцев. Не обращая внимания ни на что, призвал Вселенную. Мой мысленный голос был слаб и жалок, он терялся в ледяной бесконечности. Но я звал, упрашивая и приказывая, умоляя и повелевая. Наконец, когда в душу тонкой змейкой вполз холодок отчаяния, я услышал ответ Вселенной. Она готова была помочь. И она назвала цену. Я согласился не колеблясь.

Тело захлестнула волна незамутненной энергии. Она наполнила сердце, полилась по жилам, возвращая утраченную силу. Я ощутил настоящее могущество, которое не шло в сравнение ни с чем. Разум разрывался от новых знаний: Вселенная открыла мне свою сокровищницу, допустила до информационного поля. Но одновременно с этим сознание необратимо изменялось, избавляясь от всего, что свойственно обычному человеку. Мораль, нравственность, сострадание, дружба, любовь, жалость — уходили от меня дальше и дальше, становились неважными, даже непонятными. Покровы падали, словно ненужная шелуха, обнажая холодное нутро изначального.

И лишь где-то на границе сознания горели крошечной искоркой слова: "Что бы ни произошло дальше, помните: в первую очередь вы человек". И я не сводил мысленного взора с этой маленькой, но яркой путеводной звезды, стараясь сохранить человечность. Хотя бы ненадолго. Для того, чтобы завершить начатое.

Из холла перед входом раздался громкий треск: журженьцы все же преодолели защиту моих друзей. Я отправился туда и остановился в боковой арке так, чтобы меня не было видно. Лютый с Дрианном, прижатые к стене, тщетно пытались освободиться от сковавшего их сложного заклятия. Мастера Триммлера мудрецы не тронули, очевидно, не сочли достойным противником. И гном, держа топор наперевес, решительно преградил им путь.

— Где великий мудрец Сао Ли? — слегка шепелявя, спросил юноша, одетый в синие шелка.

— Да как вам сказать? — призадумался сын гор. — Наверное, в коровьем дерьме копается… копаются.

Этот неожиданный пассаж так удивил журженьцев, что они остановились. Наверное, подумали, что недопоняли фразу на чужом языке. Воспользовавшись их растерянностью, Ом с Дрианном вырвались-таки из волшебных пут и приготовились атаковать. Мудрецы тут же вскинули руки.

— Не нужно. — Я вышел в холл. — Сдавайтесь, и я пощажу вас.

Журженьцы умеют владеть собой, удивительно хладнокровный народ. Но при виде меня маги не смогли сдержать изумленных восклицаний на своем языке:

— Он жив!

— Это невозможно!

— Что случилось с Сао Ли?

Отвесив вежливый полупоклон, я произнес по-журженьски:

— Сао Ли мертв. Я покарал его за предательство. Вас ждет та же участь, если не уйдете с дороги.

В ответ мудрецы, объединив силы, швырнули в меня боевое заклятие. Достигнув меня, волшба издала разочарованное шипение и развеялась в воздухе, словно дым. Взмах руки отправил обоих журженьцев в глубокий обморок. Я не собирался убивать их — зачем? Ведь они помогли Галатону одержать победу над некромантами. Получи я раньше такую огромную силу, никакие союзники не понадобились бы: я чувствовал в себе такое могущество, что мог бы выйти против армии Андастана в одиночку. Но мудрость, подаренная Вселенной, подсказывала: все так, как и должно быть, и силы пришли в положенное время. Только вот удерживаться в рамках человечности становилось все труднее…

Я шагнул к двери.

— Того, этого, — пробормотал мне в спину мастер Триммлер.

Обернувшись, я вопросительно взглянул на друзей.

— В зеркало посмотри, — коротко бросил Лютый, не сводивший с меня настороженного взгляда.

Стену холла украшало большое зеркало в бронзовой раме. Подойдя к нему, я сначала не узнал своего отражения. Из серебристой амальгамы смотрел незнакомый человек: у него было худощавое лицо с жесткими носогубными складками, обрамленное абсолютно седыми волосами. Глаза из серых превратились в черные. Присмотревшись, я понял, что в этом виноваты расширенные до предела зрачки. Любоваться на себя было некогда, и я, кивнув друзьям, вышел на крыльцо.

Маги, стоявшие возле дома, попятились. Судя по выражению лиц, волшебники совершенно не желали с нами связываться. Я погрузил их в глубокий сон, чтобы им потом не предъявили претензий за невыполнение приказа.

Возле ограды стояла карета, на которой приехал ныне покойный Сао Ли. При виде нас кучер в форме имперского пса спрыгнул с козел и припустил со всех ног в сторону Красной рощи.

— Садитесь, — сказал Лютый, распахивая дверцу.

— Не нужно, — ответил я, проводя рукой по воздуху.

Пространство перед нами заколыхалось, образовав разрыв, в глубине которого просматривались очертания ратуши и домов с островерхими крышами — Красная роща. Я шагнул в портал, жестом пригласив друзей следовать за мной.

— Ишь ты, прямо как в Зеленом сердце, — восхитился мастер Триммлер, бесстрашно ступая в волнующееся пятно.

Дрианн с Лютым двинулись за нами. Всего два шага — и мы оказались перед ратушей Красной рощи. Лютый снова вопросительно взглянул на меня.

— Я сам…

— Мы здесь подождем, — тяжело уронил брат, — на всякий случай…

Подойдя к стене, я шагнул прямо в нее. Подниматься по лестнице, встречая испуганные и изумленные взгляды приспешников императрицы, желания не было. Убивать тех, кто кинется мне наперерез, тоже не хотелось. Какой смысл? Они здесь ни причем. Ничего личного…

Дарианну я нашел в ее покоях. Измученная, заплаканная, она нервно вышагивала по комнате, покусывая губы и крутя в пальцах шелковый платочек. Некоторое время я, оставаясь незамеченным, наблюдал за императрицей из стены. Потом шагнул вперед и встал прямо перед нею. От неожиданности девушка громко вскрикнула, истерзанный платок невесомым лепестком выскользнул из ослабевшей руки.

— Рик…

Я молча смотрел в ее глаза — черные, сверкающие как два редких бриллианта, столько раз целованные, такие любимые. Лживые. Светло и счастливо улыбнувшись, девушка потянулась ко мне, потом, словно вдруг вспомнив что-то неприятное, безвольно уронила руки, отпрянула. Теперь ее лицо выражало непонимание… недоумение… злость… И наконец животный, нерассуждающий страх. Но первым порывом была радость. Я это запомнил. На всю жизнь.

Дарианна сделала шаг назад, судорожно схватившись за связующий амулет. Я не препятствовал, просто ждал. Ужас в ее глазах говорил лучше всяких слов, и даже не знай я о том, что произошло, мог бы сейчас догадаться. Но я знал. Теперь, лишившись третьего покрова, я знал все.

И все-таки крошечная толика человеческого, которую изо всех сил я удерживал в себе, заставляла меня смотреть на Дарианну через призму связывавших нас чувств. Пусть они и остались в прошлом. Но кто сказал, что прошлое совсем не властно над настоящим?

Что же ты наделала, милая? В кого превратилась? Все на благо империи, все ради нее… Конечно, я и раньше знал, что в случае с Келдином дело было нечисто. Разве способен был слабый, трусливый изысканный так решительно и бестрепетно оборвать собственную жизнь? Ведь он не сам повесился. Вернее, сделал это своими руками, но под воздействием тонкой магии. Ему внушили мысль о самоубийстве. По твоему приказу, Дарианна. Он мешал тебе. По галатскому закону трон достается наследнику мужского пола, ты могла рассчитывать лишь на регентство при больном отце. Но регент — не монарх, он вынужден считаться с мнением Совета магов, а это тебя не устраивало. Империя, стоявшая на грани бунта, находившаяся у порога войны, нуждалась в единовластии, в сильной руке. Сначала ты хотела убрать Келдина с моей помощью. Недаром же рассуждала про нашу любовь и про замкнутый круг, который не дает тебе спасти Галатон. Но тогда я не понял. И ты обратилась к магам. Кто? Копыл, конечно. Вадиус всегда был верным псом, преданным в первую очередь тебе, а не Ридригу. Он не смог бы причинить прямого вреда наследнику. Но ведь всегда есть послушные исполнители, которых потом легко списать со счетов.

Трудно ли решиться на такое, Дарианна? Каково это — предать самые священные узы — узы родной крови? Пусть он был слаб, глуп и жалок, пусть сам мечтал о твоей смерти. Но ведь это твой брат. Сын твоих матери и отца. Ты никогда не любила его, да что там — ненавидела и презирала. Может быть, поэтому его гибель не отягощает твою совесть? А как насчет отца? Ведь ты боготворила Ридрига, мечтала быть похожей на него. Ты и политикой-то занялась ради того, чтобы получить его одобрение, чтобы читать в родных глазах не только родительскую нежность к своей малышке, но и уважение равного к равной. Но стараниями Вериллия и Галианны еще молодой мужчина превратился в растение, в жалкую развалину. И эта развалина загораживала тебе путь к трону. Империи нужна была твердая рука… и ты опять обратилась к Копылу. Все просто: он лишь затуманил разум целителя, проводившего обряд очищения ауры, и заставил его совершить ошибку.

Сколько ночей ты не спала, милая? Сколько слез пролила в одиночестве? Сколько раз просыпалась в холодном поту от кошмара, в котором мертвый отец приходил, чтобы проклясть предательницу? Я помню, ты искренне скорбела по нему. Билась в рыданиях у одра покойника, прося прощения. Ты действительно страдала, это правда. Ведь тогда я попытался прочесть тебя и не ощутил ничего, кроме всепоглощающей боли.

Едва услышав от Вадиуса о том, что Ридриг превращен в слабоумного и лечение лишь продлит ему жизнь, но не вернет разум, ты задумала это преступление. А наказала за него Талианну. Это было тонко, очень тонко. Великодушно простить, отпустить, подарить надежду на спасение, на новую жизнь и отдать девчонку на растерзание толпе. И опять Копыл, твой верный слуга, выполнил самую грязную работу: тихонько выскользнув за ворота прежде несчастной, указал на нее разгневанным людям как на виновницу болезни императора. Да, она была виновна. Но идет ли ее вина в сравнение с твоей? Впрочем, над этим ты не задумывалась: что позволено августейшей особе, непростительно для блудницы. И что такое жизнь одной шлюхи по сравнению с благом целой империи".

Знаешь, в чем беда, Дарианна? Ты не умеешь прощать. В тебе нет отцовского великодушия, свойственного по-настоящему благородным правителям. Ты не сумела простить Галианну и заодно возненавидела всех блудниц и их покровительницу — Нею. А кто должен был расплатиться за все? Конечно, Старшая жрица златокудрой богини. Да, я понимаю, мать Лаурита отнюдь не напоминала А'нхелли. Она была умна, хитра, властолюбива — настоящая интриганка и серьезная соперница, мечтавшая о статусе Верховного божества для своей богини. Стране не нужно было двоевластие. Тебе требовались покорные, сговорчивые служители культов, которые лишь прославляли бы твое имя, целиком поддерживая любое твое решение. Сразу после вступления на трон ты собрала всех жрецов, чтобы понять, кто годится на роль Верховного, а заодно и наметить тех, кого следует уничтожить. Это был блестящий план: убить всех жриц Морриган, славившихся своими бойцовскими качествами, и сделать виновной Лауриту. Таким образом ты сразу избавилась от двух самых непокорных Сташих жриц, запугала остальных, указав им их место, а сама осталась чистой. Как всегда. За это мы с тобой получили страшное проклятие. Но, положа руку на сердце, разве мы его не заслужили? И разве, не будь его, ты поступила бы по-иному? Нет, предсмертные слова матери Лауриты были скорее пророческими, нежели накликающими беду.

Потом были войны: победы большой кровью, войска, которыми жертвовали из стратегических соображений, смертники, которых отправляли на верную гибель — заключенные Счастливого местечка, вдохновленные обещанием свободы, и просто глупые мальчишки, идущие в бой из чувства долга и патриотизма. Крестьяне из Солнечного края, которых мы не сумели защитить. Оправданы ли были эти жертвы? Наверное, да. Ты — хорошая правительница, Дарианна. Это правда.

Я о многом догадывался и многое знал, прочитав тебя тогда, помнишь, когда вернулся после поединка с Вериллием? И постарался понять. В конце концов, мы были хорошей парой — два холодных монстра. Но преступление тянет за собою преступление, предательство порождает предательство.

Жертвы во имя великой цели, во благо всего народа. Возможно, ты имела право приносить их. Ведь в конце концов ты не пожалела и себя и принесла главную жертву ненасытному идолу по имени империя. Только союз с Журженью мог гарантировать победу над некромантами. Ты предлагала Юлан Цину многое: деньги, плодородные земли, бессрочное право на беспошлинную торговлю. Но Сыну неба этого было недостаточно. Журженьский правитель давно уже хотел изменить политику Большой стены, усилить влияние своего государства в Амате. А для этого нужна была ты. Династический союз принца Чжу Цина с императрицей Галатона Дарианной Первой. Мудрец Сао Ли блестяще провел переговоры, мастерски выдерживая паузу, не соглашаясь на твои предложения, но и не отвечая отказом. И там, на поле боя, увидев, что галатское войско проигрывает схватку, ты вынуждена была согласиться. Ведь на кону стояла империя.

Ты дала обещание. Но что делать с любовью? Что делать с человеком по имени Рик, который мог помешать твоей свадьбе? Ты задумала это давно, Дарианна. Еще до решающего сражения с андастанцами. Вот почему Вадиус изготовил тебе амулеты, защищающие от астрального чтения. И вот почему Сао Ли отказывался вести переговоры в моем присутствии.

Ты правда думала, что я буду мстить или как-то препятствовать твоему браку с журженьским принцем? Нет, милая. Ты уже достаточно изучила меня, чтобы понимать: я не тал бы унижаться, вымаливая любовь, или марать себя местью женщине. Но я и не из тех, кто прощает предательство. Я просто ушел бы куда глаза глядят. Тогда зачем? А все просто. сердце тебя подвело. Не могла ты хладнокровно сообщить о готовящейся свадьбе, глядя мне в глаза. Боялась той боли, которую причинишь мне и себе. Тебе было стыдно, Дарианна. И ты впервые в жизни растерялась. Выход предложил Сао Ли. А Копыл поддержал мудреца. И, провожая меня сегодня, ты уже знала, что больше мы не увидимся. Каково тебе было? Больно. Тебе и сейчас очень больно и стыдно. Ведь ты любишь меня до сих пор, я это вижу. Скажи, Дарианна, как это — убить свою любовь?

Но не горюй так сильно. Знаешь что? Даже не будь этой свадьбы, ты все равно рано или поздно пришла бы к решению избавиться от меня. Потому что я слишком силен. А ты не хочешь делиться своей властью. Империи не нужны два первых лица. Ты учла печальный опыт Ридрига, слишком доверявшего Верховному магу. Так не все ли равно, когда предать: сегодня или завтра?

В одном ты была права — я опасен. Для тебя, для Виндора. Для всей Аматы. И я все равно не мог бы остаться с тобой. Но уйти, храня в сердце любовь и сознание того, что своим поступком ты защищаешь лучшую женщину в мире, было бы легче, чем уйти с разочарованием в душе.

И все же я мог бы простить твое предательство. Но ты пошла дальше. Мои друзья и близкие, теперь твой клинок занесен над ними. Лютый, полжизни отдавший службе в твоей армии и ради победы сумевший преодолеть свою ненависть к первозданным. Дрианн, едва не погибший в последней битве с некромантами. Лилла, рисковавшая жизнью, чтобы поделиться с нами знаниями об учении Исдес. Мастер Триммлер, сумевший привести подмогу из Золотой цепи. Дядя Ге, мечтавший воспитывать и обучать молодых магов — опору государства. Они не простили бы тебе расправы надо мной, и ты вынесла им приговор. Как долго прожили бы они после моей смерти? Скорее всего, Лютый со своими эльфийскими воинами получил бы сколь сложное, столь и невыполнимое задание где-нибудь в джунглях Южного континента. И погиб бы от выстрела в спину или какого-нибудь особенно подлого заклятия — способ проверенный, стоит лишь вспомнить Хамара. Ведь ты собиралась диктовать первозданным и их князю свою волю? Дрианн и Лилла могли бы обезуметь и убить друг друга. Дядя Ге — человек немолодой. Много ли надо старику? Один сердечный приступ. Мастер Триммлер с его неуемной задиристостью погиб бы в трактирной драке…

И этого, Дарианна, я не могу допустить. Не могу уйти, зная, что оставляю друзей в опасности. Империя… Ты все делала ради империи, свято веря в свою правоту. Но империя — это не абстрактное понятие. Империя — это и Лютый, и Дрианн, и дядя Ге. Это Лаурита, и Варелия, и нелепый Келдин. И те мальчишки, которые полегли в бою, и те крестьяне, которым уже никогда не стать людьми в полном смысле этого слова. И я тоже часть этой огромной империи.

У журженьцев есть хорошая поговорка: "Не дай вам боги жить в эпоху перемен". Нам не повезло с эпохой. На твои плечи свалилась огромная ответственность за целую страну — разрушенную, страдающую, изнемогающую от бед. И эта тяжесть сломала тебя, превратила в чудовище.

Ты хорошая правительница, Дарианна. Но спроси себя: все ли жертвы были так уж необходимы? Или, быть может, получив власть, ты слишком уверовала в свое право карать и миловать? Решая судьбу целого народа, перестала задумываться о судьбах отдельных людей? Что из сделанного тобою было действительно совершено на благо империи, а чего можно было избежать?

Что же ты натворила, бедная моя, запутавшаяся девочка? И что мне теперь делать со всем этим?

Я все так же молча смотрел на Дарианну, которая сжимала в кулачке связующий амулет. Как она поступит сейчас, не зная, что перед нею — настоящий изначальный, сильный, избавившийся от покровов? Признается ли в преступлении? Попросит прощения, позволит уйти? Или предаст снова?

Она предала. Рванув амулет, крикнула:

— На помощь!

Спустя минуту в дверь ворвались придворные маги во главе с Вадиусом.

— Зачем? — только и спросил я, ощущая, как горькие волны злобы захлестывают все мое существо.

Долго сдерживаемое разочарование превратилось в ярость, которая вылилась в одном смертельном ударе. Волшебники упали замертво. Только Вадиус увернулся, оскалил желтые зубы и со скрипучим, каким-то болезненным птичьим воплем бросился на меня. Еще один удар — старик дернулся в короткой конвульсии и рухнул на пол, прямо под ноги своей обожаемой госпожи. Маленький, скрюченный, он лежал со свернутой набок головой, широко распахнув тусклые глаза и приложив ухо к каменной плите, словно прислушивался к чему-то.

Гнев не насытился, не ушел, гнев требовал новых смертей. Вернее, одной, самой главной смерти. "Она хорошая правительница, она нужна Галатону!" — кричал изначальный. "Она не остановится. Она заслужила смерть", — отвечал человек. Произошло то, что уже не раз происходило со мною и всегда вело к беде: частица человека, соединившись с силами изначального, породила жестокое чудовище, неистово жаждавшее крови.

Если бы она отступила! Заплакала, попросила пощады. Если бы упала в обморок или хотя бы задрожала от страха. Сказала бы хоть что-нибудь… Нет. Дарианна стояла передо мною, выпрямившись, гордо подняв голову, глядя прямо в глаза. Молчала. Красивая, сильная, несгибаемая. Императрица.

Я медленно подошел и коснулся ладонью ее головы. Вот и все. Теперь моя очередь карать и миловать. Я убью ее. Накажу за подлость. И спасу своих друзей. Она сделала выбор в пользу империи. А я сделаю в пользу тех, кто никогда не предаст.

Ее отделяло от смерти одно мгновение. Одно мгновение, один взгляд друг другу в глаза…

Амулет, изготовленный Копылом, больше не был для меня преградой. И ярость ушла. Схлынула невидимой волной. Осталось горькое послевкусие боли и твердое осознание того, что нужно сделать.

— Проклинаю тебя, — медленно произнес я, глядя в черные глаза, — ты будешь жить и править империей. Но лишь до тех пор, пока не совершишь бесчестный поступок. С этой минуты и каждый раз, действием или бездействием причинив кому-нибудь неоправданное зло, ты будешь испытывать боль свыше той, которую сможешь вынести, и она уйдет только тогда, когда ты исправишь свой проступок. А если по твоей вине случится что-нибудь с кем-нибудь из моих близких, ты тут же умрешь.

Тихий шелест, прилетевший ниоткуда, возвестил о том, что проклятие начало действовать. Я развернулся и вышел. Вслед мне полетел едва слышный шепот Дарианны:

— Прости…

* * *

Я быстро поднимался по лестнице ратуши. Оставалось еще одно, последнее дело. Добравшись до покоев, отведенных Уран-гхору, прошел сквозь дверь. Орк крепко спал и даже не пошевелился при моем появлении. Странная сонливость для воина, привыкшего в походах ночевать под открытым небом, в степи, где в любую минуту надо быть готовым отразить нападение. Проведя ладонью над его головой, я убедился: с сознанием Уран-гхора уже поработали. Дарианна держала слово: она собиралась отпустить степняка с миром и признать суверенитет нового орочьего государства. Но только тонкая магия Вадиуса превратила бы Уран-гхора в карманного вождя, послушного приказам императрицы, а его земли — в неофициальную колонию Галатона.

Я быстро очистил ауру орка. Открыв глаза, он схватился за меч. Я поднял руки в знак своих мирных намерений:

— Все хорошо, вождь.

— Что это было? — медленно проговорил Уран-гхор. — Я видел странные сны. Кто-то невидимый, но сильный говорил, что отныне я должен во всем слушаться вашу правительницу. И мне хотелось верить…

— Мало ли что может присниться от усталости, — пожал я плечами.

Вождь обладал поистине звериным чутьем. Не сводя с меня тяжелого взгляда, он покачал головой:

— Нет, шаман. Усталость здесь ни при чем… — и замолчал, что-то взвешивая в уме.

По глазам Уран-гхора было видно: он все понял. Можно было бы ожидать вспышки ярости, проклятий в адрес вероломной императрицы и обещания отомстить. Но не зря этот молодой орк стал вождем вождей. Он был умным политиком. Он промолчал. Только взял с подушки свалившуюся во сне шапку, оторвал один из рубинов, протянул мне:

— Ты всегда будешь желанным гостем в Орочьем гнезде, шаман Рик. Покажи любому из моих подданных этот камень, и тебя проводят ко мне.

— Спасибо, вождь. — Я не стал говорить, что вряд ли уже буду путешествовать по Амате. Зеленое сердце неохотно отпускает своих детей. Просто принял подарок и попрощался, добавив: — Теперь ты можешь спать без опасений. Думаю, больше никто не придет в твои сны.

— Я верю тебе, — кивнул Уран-гхор.

Пожав его руку, я вышел из комнаты. Дарианна больше не посмеет причинить ему вред.

Ну вот и все… Мои дела в Галатоне завершены. Пора в путь. Я не мог заставить себя попрощаться с друзьями. Знал: они не поймут, начнут отговаривать, просить остаться. Мне было тяжело перенести еще и это, тяжело смотреть им в глаза и просто невозможно объяснить, почему я так поступаю. Да я и сам не до конца понимал. И меня не оставляло странное чувство неправильности всего происходящего.

Я остановился на лестнице, покрутил головой, недовольно бормоча про себя:

— И где же лучше открыть этот портал?

Но долго размышлять не пришлось: стена перед глазами заколыхалась, и в ней образовался длинный прозрачный коридор, на другом конце которого виднелась чья-то фигура.

— Здравствуй, Рик.

Человек стремительно приблизился, словно бы перелетев по воздуху, и я ответил:

— Здравствуйте, ваше величество.

— Как ты узнал? — Казалось, Райлу изменило его обычное вежливое равнодушие. — Вселенная не могла рассказать…

— Да, ваша Вселенная та еще шалунья. Все просто: увидел в старой летописи первую букву вашего нимуса, потом кое-что узнал у Дарианны, сопоставил факты. Вы неплохо маскировались, ваше величество.

— Оставь этот титул. Он мне давно уже не принадлежит.

— Ну почему же? Трон переходит к наследнику только после смерти предыдущего императора. А вы ведь живы.

— Даже самый просвещенный монарх не может жить пятьсот лет, — усмехнулся Ридриг Первый.

— Поэтому вы ушли?

— Я думал, ты уже понял, почему мы покидаем мир людей.

— Возможно. Но вы-то ведь не сразу покинули. Вы отправились в Зеленое сердце, пробыли там какое-то время, а потом вернулись, если я правильно расшифровал легенду.

— Помнишь мой рассказ о том, как изначальные забрали к себе пятерых детей? Одним из них был я, тогда еще не император, а семилетний принц. Ребенок, который вдруг обнаружил в себе странные, пугающие способности. Они проявились во мне очень рано. Это было так необычно, что я побоялся поделиться хоть с кем-то. И тут ко мне явился человек, рассказывавший удивительные вещи о невероятных возможностях, всемогуществе, долгой жизни. А я всегда был очень любопытен, с жадностью впитывал новые впечатления. И согласился уйти с ним.

— А зачем вернулись?

— Это было ошибкой, — затуманился Райл, — но тогда я так не думал. Я пробыл в Зеленом сердце десять лет, но, обретя способности изначального, так и не сумел абстрагироваться от человеческих чувств. Узнав, что мой отец умер, я вернулся, чтобы править страной.

— И сотворили этот кошмар — магическую схему с использованием силы бездны.

— Я был уверен, что с ее помощью сумею держать в узде внешних врагов. К счастью, вовремя понял, что ошибаюсь, и наложил печати.

— Ну да, а все последствия пришлось расхлебывать нам. Кстати, а как вы объяснили свое десятилетнее отсутствие? Вас ведь наверняка считали погибшим?

— Я изначальный, — просто ответил Ридриг, — к тому времени с меня упали все три покрова. Мне не составило труда внушить окружению приемлемую версию моего возвращения.

— Ясно. И правили вы долго и счастливо. А потом, значит, ушли, организовав собственную смерть.

— Примерно так. Пойдем, Рик. У нас еще будет много времени, чтобы все обсудить.

Но я не торопился. Почему-то мне хотелось выяснить все здесь и сейчас.

— У всех монархов Галатона есть двойники. Вы убили своего двойника, ведь так? И теперь в фамильном склепе покоится его тело?

— Почему убил? — поморщился Ридриг. — Он скончался сам, от старости. Сердце не выдержало. Мне это было на руку. К тому времени я достиг такого возраста, в котором даже самый любимый народом монарх обязан вручить свою душу Лугу. Если, конечно, хочет остаться человеком в глазах подданных.

— Но вы были очень крепки и здоровы, и ваш наследник, скорбя по вашей внезапной кончине, заподозрил порчу, так?

— Сын искренне любил меня. Да, он решил, что кто-то сумел узнать мое второе имя. С тех пор даже упоминание первой буквы нимуса было запрещено.

— Но зачем было уходить в Зеленое сердце, зная, что под Виндором находится бездна? Неужели нельзя было догадаться, что рано или поздно кто-нибудь сумеет докопаться до схемы и использует ее в своих интересах? Может, проще было остаться в Галатоне под чужим именем?

— Конечно, я понимал это, — терпеливо пояснил Ридриг, — и даже с помощью магических техник вычислил количество мирных лет и примерный временной промежуток, в который будут происходить самые тяжелые события.

— Это и есть то самое пророчество?

— Да, перед уходом я внушил его своему наследнику. С тех пор оно передавалось от отца к сыну.

— А я тут каким боком?

— Видишь ли, для того чтобы справиться с ситуацией, а потом закрыть врата, требовался именно изначальный. Я отыскал ближайшего к Виндору и самого подходящего по возрасту. Немного скорректировал твой путь в тот день, чтобы именно ты спас Ридрига. Явил императору несколько вещих снов, в которых указывал на тебя, как на того самого спасителя из пророчества. Этим объясняется доверие, которым Ридриг Второй внезапно проникся к неизвестно откуда взявшемуся бастарду. Показал Генериусу в зеркале будущего картины из ожидающей тебя жизни, полной блеска и величия.

Я уселся на ступеньку и рассмеялся. Вот так развенчиваются легенды! Не было никакого пророчества, и моей избранности не было. Был император, обладавший возможностями, слишком большими даже для своего титула, и заигравшийся в божество. Не было миссии по спасению империи. Была необходимость исправить чужие ошибки. Только одного я не понял:

— Зачем огород городили? Если вы так всесильны, не проще ли было все сделать самому?

— Я не мог. — В голосе Ридрига появились странные нотки: то ли сожаление, то ли неуверенность. — Мое влияние на мир было бы слишком сильным и могло стать фатальным для Аматы. Требовался изначальный, еще не избавившийся от всех покровов.

Вроде бы все логично. Только вот его интонации… пораженный неожиданной догадкой, я снова рассмеялся:

— Вы не можете себя контролировать, так?

Он потупил взгляд.

— Значит, правда, — заключил я.

Теперь все встало на свои места, Изначальные, могущественные существа… Души — кусочки первозданного хаоса и человеческое сознание, слабое, часто неспособное выдержать груз огромных магических возможностей. Слишком велико искушение властью, слишком приятно чувствовать себя богом, распоряжаясь чужими жизнями. Вселенная… а что Вселенная? Она только дает энергию, но не помогает изначальным принимать разумные решения. Их пресловутая мудрость — всего лишь доступ к информационному пласту, способность зачерпнуть чужих, накопленных ранее знаний. Вселенная холодна и логична, нам не дано до конца понять ее. А она не понимает нас. Вот почему некоторые вещи нельзя узнать из информационного поля — там не сохраняются ни чувства, ни эмоции, ни сведения о продиктованных ими поступках. Они чужды ледяной бесконечности.

Советы и приказы Вселенной — приятная иллюзия, дающая ощущение значимости, правильности собственных действий. Но на самом деле решения принимаются под влиянием чувств, зачастую не самых лучших. Власть и могущество выворачивают нутро наизнанку, вытаскивая все, на что мы способны. И тогда со дна поднимаются злоба, зависть, алчность, сластолюбие, высокомерие. Как же часто они заглушают любовь, сострадание, жалость! Ведь гораздо приятнее идти на поводу у своих грешков, оправдывая их великой миссией и служением высшим интересам. Оправдывая их избранностью.

Поэтому изначальные удалились от мира. Поэтому тщательно отслеживают все перерождения собратьев и забирают их в Зеленое сердце. Они действительно спасают Амату от себя. И Ридриг Первый инсценировал свою смерть не из-за возраста. Скорее всего, даже не из-за понимания того, что оказывает на Галатон разрушительное воздействие. Наверняка его забрали обратно в Зеленое сердце, пока он не сотворил ничего необратимого. Сочетание огромных сил, холодной души, рационального ума и горячего человеческого сердца дает страшные результаты. Это же происходило и со мной. Сколько раз под влиянием просыпающихся способностей я поддавался гневу или искушению избавиться от того или иного неудобного человека? И все оправдывал приказом Вселенной. Изначальные — совершенное оружие, способное перекроить мир или уничтожить его.

— Теперь ты все понял, Рик. Нам пора, — произнес Райл, или Ридриг, или кто там он сейчас, Хайнира знает?

Я широко улыбнулся, ощущая невероятное облегчение:

— Нет.

Брови изначального слегка поднялись, и я понял, что его изумлению нет предела. На всякий случай он переспросил:

— Нет?

— Нет.

Кто сказал, что силами изначальных нельзя управлять? Последние события только что доказали обратное. Я сумел справиться со своей ненавистью и жаждой мести. Не тронул Дарианну. Да и до этого я часто не мог дозваться до Вселенной. И только сейчас понял, что причиной был не ее отказ говорить, а мое подсознательное нежелание слышать. Наверное, я мог бы и раньше сбросить покровы, стать могущественным, почти равным божеству. Мог уничтожить некромантов в одиночку. Что толку? Ведь потом я не сумел бы остановиться. Возможно, разнес бы всю страну, как разрушил половину Виндора в поединке с Вериллием. А возможно, установил бы жесткую диктатуру. Во благо людей, разумеется. Только вот у них не было бы ни свободы, ни права на самостоятельные решения. Это была бы империя справедливости. Моей единоличной справедливости — чистая, сияющая, великолепная. Выхолощенная…

— У тебя не хватит сил, — сказал Райл.

— Это мы еще посмотрим.

— Риск слишком велик. Мы вынуждены будем забрать тебя насильно. Посмотри на меня, Рик. — Голос бывшего императора смягчился и зазвучал вкрадчиво-убедительно. — Разве не отличный пример того, к чему ведет излишняя самоуверенность? Помнишь, я говорил об эксперименте? Он заключался в том, что меня отпустили из Зеленого сердца. Больше мы таких ошибок не повторяем.

То, что совсем недавно казалось мне единственно возможным выходом, вдруг стало нежеланным, ненужным, даже отвратительным. Удалиться в ссылку? Добровольную, удобную, комфортную, но все же ссылку. Спрятаться, никогда не видеть друзей и близких, не любить, не страдать, не смеяться и не плакать. Не встретить ту единственную, не стать отцом. Не жить…

— Я отказываюсь быть изначальным!

— Не получится, — устало проговорил Ридриг, — ты же не откажешься от своих сил?

— А это возможно?

Кажется, он растерялся:

— Не знаю. Может быть. Но еше никто не пытался…

Я вопросительно уставился на Ридрига. Там, в Зеленом сердце, мне рассказывали, что за существами, в которых возродились души изначальных, тщательно следят. Потом, по достижении зрелости, им сообщают об их происхождении и предлагают поселиться в Зеленом сердце. Но насколько я понял, некоторые отказывались. Таким обрабатывали память, стирая воспоминания о беседе со странными гостями.

— Это касается тех, с кого еще не упали покровы, — произнес Райл, — они еще не испытали всех возможностей, которые дает сила изначальных, и не совсем понимают, от чего отказываются.

Меня снова осенило. Так они просто не в состоянии отказаться от своей избранности! Слишком сладко ощущать себя полубогами, слишком тяжело и унизительно снова стать обычными людьми. Вкусив упоения могуществом, почти невозможно отринуть его, но и жить с ним в человеческом мире невозможно. Проще всего выбрать добровольное затворничество. Прятаться от мира в джунглях, строя невероятные дома, создавая удивительные магические существа, заниматься самосовершенствованием. Жить жизнью философа — тихо, неспешно, созерцательно, в окружении чудес и красоты. И изо всех сил пытаться поверить в сказку о том, что сохраняешь себя для великой миссии. Нет никакой миссии. Есть горстка почти всесильных, но несчастных существ.

— Я отказываюсь. Обработайте мою память, и дело с концом!

— Это невозможно, — повторил Райл, — ты уже осознал себя как часть Вселенной. Мы не властны над твоей памятью.

— А надо мной, значит, властны… — задумчиво протянул я.

— Во имя высшей справедливости! — напыщенно ответствовал изначальный.

Я поморщился: разговоры о высших целях, справедливости и сохранении мироздания изрядно меня утомили. Не вставая со ступеньки, я обратился к Вселенной и долго вслушивался в ее холодный голос. Ридриг не соврал: изначальные действительно осколки Вселенной, и с этим уже ничего не поделаешь. Нельзя отказаться от своей сущности. Гном может сбрить бороду и прибить на сапоги высокие каблуки, но это не сделает его эльфом. А если эльфу отрезать уши и выкрасить его в зеленый цвет, он все равно не станет троллем. С изначальными то же самое. Нельзя сказать: "Я отказываюсь от своих сил" — и тут же стать человеком. Пуповину, связывающую нас с Вселенной, не оборвать. Ну и что? Никто не заставляет меня пользоваться ее энергией, черпать знания в информационном поле. Никто не заставляет желать власти, черстветь сердцем, проникаться холодом и вершить правосудие. А значит, никто не мешает мне быть человеком. Для того чтобы заниматься магией, не нужно благословение Вселенной, вполне достаточно обычных чародейских способностей и знаний.

Пока я размышлял, за спиной Ридрига выросли силуэты других изначальных. Они молча смотрели на меня — величественные, спокойные, безликие и незапоминающиеся. Неизвестные боги.

— Ты должен идти с нами, Рик, — произнес Ридриг.

— Нет. У меня свой путь.

— Тогда мы заставим тебя.

Я поднялся со ступенек и неторопливо зашагал вниз. Портал безмолвствовал — изначальным для общения не нужна банальная речь. Но я и без слов знал, что происходит: они в замешательстве, не знают, как поступить. Совещаются, но ничего не могут придумать. Ведь они сами решили не вмешиваться в дела людей. А если попытаются захватить меня силой, я могу оказать сопротивление. Начнется схватка, выброс магической энергии будет слишком велик, и кто знает, что произойдет с этим миром…

Спустившись на десяток ступеней, я обернулся. Портал исчез.

Я вышел на улицу, постоял немного, скинул белый балахон и двинулся к конюшням. Вскоре уже мчался верхом к воротам. Вот и кончилась моя история. Я ничего не взял с собой — ни денег, ни грамот о титулах и дворянстве, ни документов на земли и дома, пожалованные мне короной, ни даже Честного, которого мне когда-то подарил Ридриг Второй. Со мною остался только медальон моей матушки. Я вошел в эту странную историю бастардом по имени Рик, им и ухожу.

Куда я поеду? В Амате есть много чудесных, неизученных мест, в которых мне всегда хотелось побывать: Огнедышащие острова с их вулканами, Пламенеющие острова, на которых из-под земли вырываются огненные языки, Северный континент, наполовину покрытый льдом. Быть может, отправлюсь туда. Или наймусь корабельным магом на какое-нибудь торговое судно, буду путешествовать по морю, отгонять троллей и выменивать у саймаров жемчуг на стальные ножи. А еще наведаюсь на Южный континент, в Пустыню призраков, в крохотный затан, где живет хрупкая черноволосая девушка по имени Айшет, что означает "цветок пустыни". Там растет моя дочь. И все это время я буду учиться, постигая главное искусство — искусство быть человеком.

Когда-нибудь я вернусь, чтобы увидеться с друзьями, посмотреть, как они живут и что изменилось в моей стране. Обязательно вернусь. Но это будет уже другая история.

* * *

Пять лет спустя…

Мастер Триммлер неторопливо шел по улице, степенно здороваясь со встречными гномами, перебирая в памяти законченные дела и планируя те, что следует сделать завтра в первую очередь. Восстановленный после войны Виндор стал еще краше. Люди, словно спохватившись и поняв, какое это счастье — жить в родном городе — принялись украшать улицы столицы. Теперь чисто и красиво было не только на площади Семи королей или на улице Радуги, но и в обыкновенных ремесленных кварталах.

Рабочий день, как всегда насыщенный суетой, подошел к концу. Позади остались переговоры с недовольными заказчиками из Лесного края, утверждавшими, что доспехи, выкованные для них мастером Геллером, слишком велики и тяжелы. Сын гор заверил первозданных, что через неделю все будет подогнано под изящные эльфийские фигуры. При этом он бессовестно бравировал своим знакомством со Светозарным, дабы эльфы не очень-то заносились. На том и разошлись. Посещение счетной палаты тоже прошло успешно. Гному удалось доказать надутым чиновникам, что налоги с гильдии вот уже три месяца взимались неверно. Пришлось упомянуть о личном обещании ее величества десять лет не повышать налог оружейникам и кузнецам.

Апофеозом сегодняшнего дня стал скандал гончаров с кожевенниками, мастерские которых находились в соседних кварталах. Первые жаловались на вонь, доносящуюся из дубильных цехов, вторые возмущались сажей, валившей из труб печей для обжига посуды. И те, и другие требовали выделить им для работы новое место. Разумеется, все эти разбирательства проходили в кабинете мастера Триммлера. Но сын гор и тут проявил недюжинные дипломатические способности. На переезд он, конечно, добро не дал — что это будет твориться в Северном луче, если все ремесленники начнут кочевать с места на место? А работать когда? Поделившись этим соображением с насупленными мастеровыми, гном тут же пообещал, что завтра поговорит со своим другом, милордом ректором магического университета мастером Генериусом Клейвером, и попросит его прислать волшебников для устранения проблем. "Там ребята серьезные служат, — мастер Триммлер кивнул кожевенникам, — и вонищу вашу заставят фиалками пахнуть, — затем, обращаясь уже к гончарам, добавил: — И грязищу вашу отбелят". Сочтя вопрос решенным, гном достал из-под стола бочонок эля и бочонок Глубинной радости и предложил выпить мировую. Успокоенные ремесленники с удовольствием согласились, так что домой сын гор возвращался немного подшофе — так, совсем чуть-чуть. "Без связей нынче никуда, — размышлял он по дороге, — а завтра первым делом надо наведаться к профессору Ге. А то и вправду еще ребята квартал на квартал пойдут. Объясняйся потом с имперскими псами…"

К своему дому на улице Мастеров гном подошел уже совсем протрезвевший — драконья кровь делала его чрезвычайно устойчивым к выпивке. Взбежав на широкое крыльцо, по обе стороны которого красовались глиняные вазоны с пышно цветущей геранью, мастер Триммлср ухватился за фигурную медную ручку, распахнул дверь. Дом встретил его соблазнительным ароматом свежей выпечки, запахом жареных колбасок, тихим голосом жены, напевавшей колыбельную. и веселым детским визгом.

— Папа, папа пришел!

Из своей комнаты вылетели четырёхлегние близнецы Таллер и Маллер — шустрые, коренастые, одинаковые настолько, что даже родители иногда их путали.

Счастливо ухнув, мастер Триммлер подставил сыновьям руки, и мальчишки тут же повисли на них, пытаясь вскарабкаться отцу на плечи. По деревянным половицам дробно простучали маленькие ножки: Гельда, которой недавно исполнилось два года, пухленькая, голубоглазая и важная, подбежала к отцу и требовательно протянула ручонки:

— Папа!

Осторожно ссадив мальчишек на пол, сын гор бережно поднял свою любимицу и с нею на руках прошел в спальню, где Мельда укачивала полугодовалого Келлера.

— Тсс… только уснул, — прошептала она, — пойдем, я тебя ужином накормлю.

Полюбовавшись на толстого младенца, мастер Триммлер вслед за женой на цыпочках покинул комнату.

В просторной, нарядной и чистенькой кухне Мельда поставила перед мужем большое блюдо с тушеной капустой и жареными колбасками. Подала свежий хлеб, нали га в кружку яблочный сидр. Сама уселась напротив:

— Приятного аппетита, гильдмейстер!

Дети бегали вокруг стола, что-то весело лопотали, смеялись… Мастер Триммлер довольно оглядел свое семейство, заговорщически произнес:

— Знаешь, почему я не хотел жениться на гномихе".

— Потому что они бородатые? — предположила Мельда.

— Да не бородатые они! — возмутился сын гор. — Нет, просто в наших семьях обычно не бывает больше двух детей. А мне помощники нужны, продолжатели дела.

— Ну тогда ты не прогадал. — Жена с притворным смущением потупилась. — Скоро у нас целая гильдия наберется…

— Да неужто? — Гном подскочил, расцеловал Мельду в обе щеки. — Когда ждешь?

— В месяце Брижитгы.

— Эх! Того, этого… — заключил мастер гильдии ремесленников Триммлер.

* * *

— Круг владык ждет твоего повеления, Светозарный.

На него были устремлены одиннадцать пар прозрачно-светлых глаз. Круг владык открыт. Владыки собрались за круглым столом в малом зале дворца, ожидая, когда заговорит повелитель первозданных. Внутренне усмехнувшись — что за народ такой? Как не надоедают им за многовековую жизнь одни и те же ритуалы? — Каи'Омлютаир взмахнул рукой, взял возникший из воздуха кленовый лист, выточенный из горного хрусталя, поставил на стол:

— Прошу говорить, светлые тиссы.

В раскрытое окно врывался шелест листвы, пока еще по-летнему зеленой. Она будет такой до середины осени, а потом маги жизни вызолотят ее, заклинаниями укрепив на ветвях. И оранжевые, бордовые, красные листья, покрытые бриллиантовой изморозью, будут радовать взгляд до самой весны. Таковы традиции эльфийского народа.

— Нежить в Аллириле стала слишком агрессивной, Светозарный, — заговорил владыка Дома Алмазной росы, положив руки перед собою раскрытыми ладонями вверх. — Твари выбираются из леса и бродят вдоль стен Эллиар.

— Не настало ли время для решительных действий? — поддержал владыка Дома Изумрудного листа.

— К тому же — добавила владычица Дома Рубиновой луны Рил'Айэлле, — позволю себе напомнить о выводах ученых.

Кай'Омлютаир благосклонно кивнул:

— Разумеется, я помню о них.

Императрица Дарианна выполнила свои обязательства отдав эльфам часть Лесного края. Поселившись на севере первозданные принялись искать способ возвратить к жизни Аллирил. Крохи магии леса остались с его детьми — в частицах Аллирила: листьях, ветвях, цветах, горстках земли, взятых молодыми эльфами перед уходом из родного края. И конечно, волшебство жило в самих первозданных.

Мэй'Аэлли, уходя в Благословенные леса Брижитты, сумел сослужить последнюю службу своему народу. В предсмертном письме он сообщил, что войсковые чародеи несли с собой кисеты с землей Аллирила, чтобы продлить границы эльфийского государства в Лесном крае. Вопрошающие без труда нашли эту землю на месте последнего сражения между людьми и первозданными. Сейчас, пять лет спустя на поле боя высились деревья, впитавшие в себя часть Аллирила.

Крепость Эллиар тоже окружали волшебные растения. Ив остальных частях эльфийского княжества шумели дубы, тополя, березы, с помощью чар выращенные на благодатной почве неповторимого леса, бережно взлелеянные руками первозданных. Но как же малы и слабы были эти молодые растения по сравнению с мощью и величием Аллирила!

Сердце каждого эльфа до сих пор исходило кровью при мысли о потере неповторимого леса. Они сумели собрать лишь ничтожные капельки магии земли первозданных, сохранить и преумножить их в деревьях, корни которых, пробиваясь все глубже в чужую почву, медленно насыщали ее своими чарами. Но с гибелью вечного дуба исчезло с лица Аматы множество волшебных существ, населявших Аллирил и эльфийские маги не в силах были их возродить.

Смирение и уныние — не в характере первозданных. Рил'Айэлле, объединив самых талантливых молодых ученных, устроила в своем доме магическую лабораторию. Эльфы, с риском для жизни добыв мертвую землю с опушки Аллирила, проводили с нею бесконечные эксперименты. Результат, казалось, был неутешительным: чародеи пришли к выводу, что волшебные свойства земли восстановить не удастся. Но исследователи ставили перед собою другую цель. Маги погрузились в длинные расчеты годичных циклов, положения звезд, энергии растений. И спустя годы, исписав огромное количество фолиантов и испещрив сложнейшими формулами майлы и майлы свитков, выдали удивительное, почти сказочное предположение: существует вероятность, что желуди вечного дуба могли выжить под коркой мертвой земли. Конечно, эти выводы не были идеально точны и строились на множестве допущений, но они дарили первозданным надежду на возрождение Аллирила — пускай очень нескорое, но возможное. Это стало еще одним поводом, по которому сегодня собрался Круг владык. Рил'Айэлле настаивала на отправке экспедиции к месту гибели вечного дуба. Конечно, это означало настоящую войну с порождениями Зеленого огня, устроившими логово в Аллириле. Не уничтожив нежить, в самое сердце леса пробиться было бы невозможно.

Круг владык тянулся очень долго: было высказано множество предположений, выслушаны отчеты ученых, предложено и отвергнуто не меньше десятка планов по проникновению в Аллирил. Как и всегда, воины спорили с магами, при этом обе стороны горячились, отстаивая свою точку зрения. Сумей Кай'Велианир взглянуть на этот Круг из благословенных лесов Брижитты, она ужаснулась бы манере общения этих юных владык. Возможно, даже прокляла бы их за несдержанность и пылкость, недостойные истинных первозданных. И, хотя по человеческим меркам эти споры были предельно вежливыми и прохладными, в них появились непринужденность и дружественность, неприсущие прежним главам Домов.

Солнце клонилось к горизонту, Светозарный прекратил дискуссии, сказав:

— Я выслушал вас, светлые тиссы, и принял решение. Экспедиции в Аллирил — быть. Но для этого требуется серьезная подготовка. И еще одно: эльфийское княжество- форпост империи. на границе с нежитью. Защита границы — одно из условий Эллиарского договора, и выполнение его — дело чести. В случае неудачи мы можем поставить под угрозу безопасность Галатона, поэтому я должен обсудить поход с императрицей.

Щелкнув пальцами, он заставил хрустальный лист расвориться в воздухе и поднялся из-за стола, показывая, что собрание Круга завершено. Склонив светловолосые головы в знак согласия с его словами, владыки встали и по очереди направились к выходу. Дождавшись, когда последний эльф покинет зал. Светозарный тоже удалился.

Спустившись по боковой лестнице, он вышел через черный ход, пересек поляну, на которой стоял дворец, и углубился в молодую тополиную рощицу. Сейчас, когда его никто не видел, хладнокровный и величественный эльф Кай'-Омлютаир превратился в нагловатого неунывающего полукровку Ома Лютого. Он легко шагал по лесу и поглядывал по сторонам, насвистывая незамысловатую мелодию и поигрывая выдернутым из-за голенища стилетом, Со стороны могло показаться, что Лютый совершенно расслаблен, на самом же деле он вот уже несколько минут прислушивался к тихим шагам того, кто преследовал его, скрываясь за деревьями. В очередной раз поймав сверкающий клинок, он спрятал его, потом вдруг резко обернулся и схватил в объятия звонко смеющуюся Кай'Анириир:

— Поймал!

— Я так надеялась захватить тебя врасплох!

— Имперские ястребы, десятая рота первого полка! — усмехнулся Ом. — Боевое прошлое не пропьешь и не просидишь во дворце.

— Бедный! Что, так тяжело было? — шутливо посочувствовала жена.

Лютый скорчил зверскую физиономию:

— Поклоны, ритуалы, символы, бесконечные церемонии. Кому это нужно?

— Нам, — внезапно посерьезнев, ответила девушка, — и нашим будущим детям. Чтобы сохранить культуру, знания и обычаи эльфийского народа. А церемоний стало гораздо меньше. Это ты просто не видел, как раньше проходили заседания Круга.

— И слава Брижитте, что не видел… — пробормотал Ом.

Анири ласково провела ладонью по серебристым волосам мужа, словно благодаря его за нечаянную оговорку. Впервые за пять лет он в разговоре упомянул лесолюбивую богиню вместо Луга всеблагого.

— Ты полюбишь наш народ, — уверенно сказала она, — знаю, что полюбишь…

— Пока что я люблю только одну эльфийку, — игриво заявил Лютый, целуя шею девушки.

— А я люблю своего Светозарного, — прошептала светлая княгиня.

И они не лгали: их связывали крепкие чувства, в которых, возможно, дружбы и уважения пока было больше, чем страсти и огня. Но кто сказал, что любовь не может быть такой? К тому же у правящей четы впереди имелось довольно времени, чтобы раздуть из маленького костерка всепоглощающее пламя. Чем они сейчас и занимались, целуясь под тополем.

— Пойдем домой, — произнес Ом, прижимая к себе жену.

— Пойдем. — Анири высвободилась из объятий Лютого и зашагала по тропинке. Переведя дыхание, она спросила:- Как прошел Круг?

— Хорошо. Я решил начать войну с нежитью.

Эльфийка резко остановилась, обернулась к мужу, заглянула в лицо. В широко раскрытых прозрачных глазах девушки блестели слезы.

— Мне страшно…

— Не бойся, Мы обязательно победим, — уверенно ответил Ом. — Все будет хорошо.

Все будет хорошо. Он свято в это верил. У них все получится. Конечно, жаль, что Рика нет рядом: вместе с братом гораздо легче было бы уничтожить нежить. Но первозданные справятся и сами. Иначе и быть не может. Они обязательно найдут способ борьбы с тварями, захватившими Аллирил, пробьются к поляне, на которой когда-то рос вечный дуб, и раздобудут желуди. Эльфийские маги вырастят новое священное дерево, которое насытит землю своим волшебством. А вместе с магией дуба возродятся дивные существа Аллирила: крошечные прелестные флори и добродушные выворотни, хохлатые, похожие на енотов вудерсы и серебристые вайтари, суетливые гриннали и игривые лесные духи. Настанет день, когда Аллирил снова наполнится жизнью и неповторимыми чудесами. Настанет день, когда под его благословенную сень войдет самый лучший гость — Рик. Это обязательно случится.

Все будет хорошо. И он, Светозарный Кай'Омлютаир, владыка Дома Жемчужного тумана, лично об этом позаботится.

* * *

Барон Йеншир шел по узкой, засыпанной мелкой речной галькой дорожке, бережно ведя под руку пожилую женщину в темном платье и белом накрахмаленном чепце.

— Осторожно, матушка, не споткнись, — почтительно сказал он, — скоро уже придем.

Тильда лишь молча улыбалась, ей было хорошо. Утреннее солнце еще не припекало, а ласково касалось лица. Вокруг могил пышно росли цветы, над которыми кружились пестрые бабочки.

Скоро они пришли к дальней окраине кладбища и остановились перед курганом, на котором высилась острая, тонкая, изящная, словно тянущаяся к небу беломраморная стела. У подножия лежала большая плита из серого гранита, надпись на которой гласила: "Здесь нашли упокоение воины, павшие в сражении с андастанскими захватчиками. Они защищали империю. Да возродятся они в счастливое время". Ниже колонками были высечены имена. Тысячи имен.

Усадив матушку на одну из скамей, стоявших напротив кургана, Сид склонился над плитой, провел ладонью по прохладному, еще не успевшему нагреться камню. В который раз отыскал взглядом имена дорогих ему людей. Вынул из-за пазухи флягу.

— Сторк. Велин. Мих. Капрал Вартон Хелл. Барон Лириан Йеншир. Ваше магичество Дайнус… и вы все, ребята. Доброго посмертия, и… простите.

Плеснув немного виноградной старки на землю кургана, Сид сделал большой глоток. Постоял еще немного, помолчал, потом опустился рядом с Тильдой. Глядя на плиту, под которой были похоронены двое из ее сыновей, она все так же безмятежно улыбалась.

Разум, выжженный некромантами так и не вернулся ни к Тильде, ни к остальным несчастным, пострадавшим от волшбы андастанцев. Время от времени в Солнечный край наезжали столичные университетские чародеи, изучавшие странное явление. Они производили над слабоумными множество манипуляций, пытались считывать их сознание с помощью тонкой магии, что-то измеряли артефактами, делали записи и уезжали, пообещав разобраться. Некоторые из них, заинтересовавшись столь ценным исследовательским материалом, как они называли убогих, оставались в провинции на несколько лет. Другие, заручившись разрешением властей и согласием семей (если такие имелись), забирали больных в университетские лаборатории. Но ни одному магу еще не удалось вернуть этим людям хоть частицу разума и памяти. Вердикт, который рано или поздно выносил каждый волшебник, ученый или целитель, звучал неутешительно: этот магический процесс необратим.

Так же единодушны в своем мнении были чародеи и жрецы, утверждавшие, что с гибелью некромантов, души плененных ими людей отправились на новый круг перерождения. Сид искренне хотел верить, что так оно и есть. Его до сих пор грызла совесть за то, что он не сумел спасти посмертие старшего брата, Сторка. И хотя он понимал, что ничего не мог сделать, что Сторк погиб на другом берегу Лозинки и сразу был превращен в зомби, нерациональное чувство вины не отпускало. Он часто просыпался по ночам от одного и того же жуткого сна: бессмысленное лицо твари, некогда бывшей его братом, и его, Сида, меч, отрубающий голову зомби.

Вот уже пять лет Сид носил баронский титул, громкое имя Йеншир, полковничье звание и командовал полком имперских волков, охранявших границу Галатона с Восточным эмиратом. Великодушный дар императрицы, которая предпочла забыть о его дезертирстве, зато наградила за войну в тылу врага. Дарианна Первая была очень мудрой правительницей, понимавшей, что щедрость по отношению к верным людям в будущем окупится многократно. К тому же в случае с Сидом казна не понесла никакого урона: императрица просто передарила то, что пятьсот лет назад было пожаловано фамилии Йеншир. Вся семья барона погибла во время штурма замка, и имущество вернулось в казну.

Сид поселился в поместье, но предпочел построить для себя и матери новый дом. Замок, ставший могилой для сотен людей, вызывал у него содрогание. Слишком много воспоминаний, слишком много боли…

И громада из красного камня, некогда гордым венцом поднимавшаяся над провинцией, теперь стояла искалеченная, пустая, мертвая. Стены покрывали черные потеки застывшей смолы, внутренние ярусы просели после страшного взрыва в подземелье. Новоявленный барон давал себе обещание восстановить замок, но пока так и не собрался, оправдывая себя занятостью.

Он действительно был занят: служба в полку отнимала большую часть времени. К тому же крестьянам требовалась его помощь, и в те редкие дни, когда его присутствие в гарнизоне было необязательно, он объезжал виноградники и села, говорил с людьми. Кого-то ссужал деньгами сам, для кого-то требовал пособие у губернатора.

Солнечный край постепенно возвращался к нормальной жизни, но происходило это очень медленно. Далеко не все жители, сбежавшие от войны в другие провинции, приехали обратно. На виноградниках не хватало рабочих рук. А виноградники были кормильцами Солнечного края и его душой. Всякий раз, видя почерневшую, неполитую лозу, Сид чувствовал боль в сердце. И он изо всех сил старался вернуть людей домой, чтобы любимая земля опять расцвела, снова обретя богатство и щедрость.

Вот и сегодня он встал перед рассветом, съездил в Подпалину, чтобы посмотреть, как идут приготовления к сбору первого урожая. Деревню населяли приезжие, которые многого не знали и не умели. Всех односельчан, искалеченных некромантами, Сид забрал в свое имение: им требовался присмотр. Слишком велика была опасность того, что кто-нибудь захочет использовать рабский труд слабоумных, не платя им ни гента. В баронстве же для несчастных были созданы все условия, а работали они по полдня на тех же виноградниках, только под руководством управляющего.

Вернувшись, он отправился на кладбище помянуть ребят. Давно он тут не бывал, дела… Наведывался только в годовщину сражения при Тиарин, справедливо полагая, что лучше всего в память о братьях и сослуживцах заниматься возрождением земли, которую они защищали. А вот сегодня потянуло…

— Пойдем, матушка, — сказал он, вырываясь из плена тяжелых воспоминаний. — Мне уже в полк пора.

Тильда послушно встала, продолжая все так же улыбаться. Сид повел ее домой. Впереди был долгий день в полку, потом вечерний объезд виноградников. Короткая ночь, наполненная тяжелыми, страшными, причиняющими душевную боль снами, когда он в полубреду метался по подушке и просыпался с криком, шаря вокруг себя в поисках меча. А затем — все снова…

Все, кто знал барона Йеншира, были уверены в его доброте и сострадательности. Сам же он себя таковым не считал. В его сердце бурлили неизжитая ненависть и жажда убийства. Все, о чем он мечтал бы, — снова оказаться на поле боя и убивать, убивать некромантов за те преступления, что они сотворили с его краем и земляками. Но некромантов больше не было, и нужно было как-то жить. И Сид работал с раннего утра до поздней ночи, оттягивая момент сна, желая устать настолько, чтобы не видеть кошмаров.

И еще. Кто-то должен был взять на себя ответственность и вернуть к жизни Солнечный край. Так почему не он?

* * *

Теплая ночь пахла бархатцами и метиолой. В воздухе стоял стрекот цикад, где-то в глубине сада разливался трелями соловей. Мягкие тени плясали на стенах, подбирались к широкой кровати, но, напугавшись света маленьких солнц, прятались по углам опочивальни.

Лежа в постели, Дарианна смотрела на игру света и тени, но не видела ее — сознание блуждало где-то далеко отсюда, пребывало в мире сладких грез, и на губах молодой императрицы расцветала нежная улыбка.

Осторожное прикосновение вырвало Дарианну из мечты, вернув к постылой реальности. Мужская рука погладила плечо девушки, вкрадчиво подползла к груди, сжала, сминая тонкое кружево рубахи. Узкая рука с длинными холеными пальцами и желтоватой кожей. Чужая рука. Повернувшись, Дарианна взглянула в глаза того, кто лежал рядом с нею на супружеском ложе — черные глаза, вытянутые к вискам. Чужие глаза.

— Наша возлюбленная жена… — прошептал чужой человек, наряженный в алые шелка, пытаясь прижать ее к себе.

— Не сейчас, — она встала, уклонившись от нежеланных объятий, — я больна.

— Да ниспошлет вам Небо здоровья, наша возлюбленная жена… — томно откинувшись на подушки, проговорил Чжу Цин. — А как себя чувствует наша прекрасноликая дочь?

— Я иду навестить ее, — холодно ответила императрица, накидывая легкий шерстяной палантин.

Выйдя из опочивальни, она медленно двинулась по дворцовым коридорам — маленькая, хрупкая женщина, великая властительница несокрушимой страны.

Расчеты императора Юлан Цина не оправдались: брак его сына с Дарианной не стал пропуском к сокровищнице короны. Ее величество не допустила влияния Журжени на внешнюю и внутреннюю политику Галатона. Добившись с помощью союзников окончательной победы над Андастаном, она решительно пресекла попытки принца принять участие в управлении страной. Молодой супруг превратился в красивую бессловесную куклу, восседавшую у трона императрицы. Дарианна окружила себя проверенными людьми, она всегда умела подбирать соратников. Рядом с Чжу Цинам не было никого, кроме шпионов и наушников тайной канцелярии.

Но династические порядки невозможно изменить. Империи требуется наследник. У августейшей четы должны быть дети, и желательно, чтобы они походили на обоих родителей. А принц искренне полюбил свою странную, холодную, прекрасную жену. И Дарианне приходилось, стиснув зубы терпеть ласки супруга, которого она искренне презирала. Это была её цена за освобождение Галатона. Поняв, что беременна императрица испытала невероятное облегчение. Полгода назад её величество родила дочь, которую нарекли Эрианной. Девочка унаследовала отцовскую смуглость и хрупкость матери. Шесть месяцев Дариане удавалось избегать постылых объятий, ссылаясь на недомогание после родов. Но, с грустью подумала она, все хорошее когда-нибудь кончается. Чжу Цин горел нетерпением. А ей еще нужно родить сына…

Императрица свернула в Южное крыло и подошла к покоям принцессы Эрианны. Дворцовый маг, охранявший спальню ее высочества, поклонился и распахнул дверь. Кивнув в ответ, Дарианна вошла.

В комнате горели ночники. Дежурная фрейлина, дремавшая в углу над пяльцами, встрепенулась было при появлении ее величества. Дарианна махнула рукой:

— Останьтесь здесь. Я ненадолго, — и подошла к колыбели, украшенной нарядным балдахином из розового шелка.

Несмотря на поздний час, девочка не спала. Заливаясь смехом, она тянула ручонки к фарфоровой игрушке, которую показывала ей дородная опрятная кормилица. Две молодые няньки сидели рядом, ожидая, когда им прикажут укачивать ребенка.

— Ваше величество, — кормилица поклонилась, — ее высочество кушать захотели, только покормила. Теперь гуляют.

— Как она? — спросила императрица.

— Хорошо, — ответила женщина, — здоровенькие, веселенькие, чистые А'нхелли.

— Дай ее мне.

Кормилица склонилась над колыбелью, поправила на девочке нарядную рубашечку, бережно взяла ребенка на руки и передала Дарианне. Эрианна была прелестна. Большие миндалевидные черные глаза доверчиво смотрели на императрицу, пухлые щечки покрывал смуглый румянец. Девочка улыбнулась и что-то пролепетала. Дарианна повела себя, как любая хорошая мать: она нежно поцеловала дочь, осторожно покачала, прошептала ласковые слова, поглаживая мягкие черные волосы ребенка. И отдала Эрианну кормилице. Она любила девочку, но как-то отстраненно, без материнской истовости.

— Ирма, твой сын спит? — спросила она?

— Спит, — ответила кормилица, сразу поняв, о каком из двоих сыновей идет речь.

— Я пройду к нему.

Ирма поклонилась в спину удаляющейся императрицы, жалостливо подумав «Вот бедняжка!» Она ничуть не сомневалась в истиной причине визита её высочества.

Миновав анфиладу комнат, Дарианна остановилась перед дверью из черного дерева. При виде её два мага-охранника загородили вход, выставив перед собой бронзовые жезлы в форме львиных лап — мощные артефакты, обнаруживающие любые виды волшебства.

— Простите ваше высочество.

— Ничего, — перебила она, — приступайте.

Эта комната охранялась пристальнее, чем имперская казна и надежнее, чем покои самой императрицы. Таков был приказ Дарианны Первой. Всех входящих сюда проверяли с помощью артефактов, чтобы враг под чужой личиной или маскирующими чарами не мог проникнуть в святая святых. Исключений не делалось ни для кого. Даже для императрицы.

Пройдя проверку, ее величество вошла в комнату. Здесь горел всего один слабенький ночничок, мягко освещавший широкую кровать, на которой крепко спал светловолосый мальчик. Тихо, чтобы не разбудить ребенка, Дарианна на цыпочках подошла к нему и опустилась на колени. Она долго сидела так, не сводя взгляда со скуластого лица, осторожно убирая со лба ребенка прядку соломенных волос, поправляя тонкое шелковое одеяло. Он был так похож на отца, ее мальчик, ее Рик…

Он был смыслом ее жизни, единственным ее счастьем — бастард, сын бастарда… Дарианна не могла, просто не могла заставить себя расстаться с ним, отправив его на воспитание в одну из провинций. Она подыскала надежную женщину, которая усыновила Рика. Мальчик рос во дворце как старший сын кормилицы, не догадываясь, кто его настоящая мать, и не зная родного отца. И только ночью, когда он спал, императрица приходила и сидела у кровати своего сына. Каждую ночь. Уже четыре года… И стерегла, и хранила от опасности, и прятала от чужих, враждебных глаз. Ни ее муж, ни император Журжени не пытались избавиться от незаконнорожденного. "Я залью кровью всю Амату, если с его головы упадет хоть один волос", — по-волчьи оскалившись, сказала императрица, когда Чжу Цин попытался выразить свое недовольство присутствием бастарда во дворце. Ее глаза пылали таким бешенством, что принц поверил.

Мальчик пошевелился во сне, и Дарианна испуганно отпрянула, проклиная себя за подлый страх быть разоблаченной. Рик повернулся на бок и снова затих, а ее величество — нет, просто женщина, берегущая сон своего ребенка, — уткнулась лицом в покрывало, подавляя рыдания. Спустя некоторое время она успокоилась и прикорнула, положив голову на кровать.

За дверью Ирма шепотом переговаривалась с охранниками:

— Уж утро скоро. Уходить ей надо.

Один из магов заглянул в комнату и сказал:

— Она спит.

— Ох, болезная, — покачала головой кормилица. — Дай-ка я ее побужу… Ваше величество! Ваше величество! Вставайте.

Дарианна очнулась от дремы, поднялась на ноги и вышла из комнаты, бросив прощальный взгляд на сына.

"Ничего, мое счастье, ничего, — словно заклинание, мысленно повторяла она, — ты вырастешь, и я все тебе расскажу. Ты умный, сильный и справедливый, как твой отец. Ты поймешь и простишь меня. А честное имя для тебя уже есть, хорошее, славное имя. Ты будешь называться Рик Сайваар. Спаситель по-древнегалатски.

Он и вправду был ее спасителем. Ведь именно разглядев в ее ауре то, о чем сама императрица еще не догадывалась, Рик Марслейн пощадил ее. Не ради любви, которую она предала, — за это ей не было прощения. Ради сына. И теперь она тоже жила ради него и благодаря ему.

* * *

Последние слова были написаны. Последняя точка поставлена. Профессор Дрианн Летакс провел ладонью над пергаментным листом, и чернила мгновенно высохли. Труд целых пяти лет завершен. История бастарда дописана.

Бесшумно отворилась дверь кабинета. Даже не оборачиваясь, маг знал, кто вошел. Лилла. Узы, связывавшие их, были настолько крепки, что некроманты могли чувствовать приближение друг друга. Девушка неслышно скользнула к Дрианну, он обернулся, обнял любимую, взглянул в черные глаза.

— Ты закончил свою работу? Тебе грустно? — беззвучно спросила она: зачем нужен голос, когда можно говорить мысленно?

— Нет… нет. Я уже отпустил прошлое. Пусть теперь эта история станет достоянием галатцев. Люди должны знать, как все было на самом деле, и это главное.

— А что дальше, любимый?

— Дальше? — Дрианн широко улыбнулся. — Дальше нам предстоит путешествие.

— Куда?

— В Андастан. Профессор Генериус отправляет экспедицию для изучения истории некромантии. Мне предложено возглавить ее.

Во взгляде Лиллы появилась тревога:

— Ты считаешь, что готов увидеть родину своего дара? Не будет ли тебе горько от ее вида? Ведь ты стал некромантом не по своей воле…

— Стоило трижды стать некромантом, чтобы найти тебя, — рассмеялся Дрианн, целуя девушку.

— Это хорошо. — Лилла приникла к груди мага. — Я соскучилась по Востоку. Вот увидишь, тебе там понравится.

— Не сомневаюсь! А сейчас пойдем, нам нужно многое сделать перед дорогой.

После гибели Ирияса и его армии Дарианна предъявила ультиматум растерянным и напуганным наследникам султана. В результате кратких переговоров Андастан заплатил огромную контрибуцию и по сей день продолжал выплачивать ее. Некромантия в государстве снова была запрещена под страхом смерти. Сейчас в Андастане постоянно жили представители Галатона и эльфийского княжества — боевые маги, присматривавшие за выполнением условий мирного договора. Возле столицы располагался целый представительский городок под охраной имперских ястребов.

Профессор кафедры некромантии Виндорского магического университета граф Дрианн Летакс был сильным магом и отличным наставником. Во время его лекций аудитория всегда была переполнена, студенты трепетали перед строгим волшебником и в то же время любили его за справедливость. Профессор той же кафедры Лилла Хамиии вела практические занятия по защите от некромантии, своими умениями внушая начинающим волшебникам боязливое уважение.

Вот уже пять лет оба некроманта вели жизнь обычных людей, добровольно отказавшись от использования проклятого дара. Наверное, они могли бы пойти служить в колониальные войска — например, стать имперскими ястребами. Даже в мирное время там хватало сражений: Галатон снова отвоевывал колонии на Южном континенте, усмиряя дикарей и добивая последних некромантов, засевших в джунглях. Участвуя в этих заварушках, можно было безнаказанно поглощать души. Но Дрианн и Лилла не хотели больше крови и смертей. Возможно, этим решением они предавали суть своего дара, но это их ничуть не смущало. Труднее было пройти через боль, апатию и приступы отчаяния, последовавшие за этим: пленитель зависим от чужой жизненной энергии, как курильщик диджаха — от дурманной травы. Но вдвоем они справились. Отказ от поглощения душ означал, что жизнь некромантов будет не длиннее средней человеческой жизни, а магический резерв станет гораздо меньше. Волшебники посчитали это небольшой ценой за то, что перестанут быть палачами.

Сегодня наконец Дрианн ощутил, что в его душе наступил мир. Выплеснув историю Рика на пергамент, он словно излил вместе с нею свои чувства, страдания и боль. Он сумел простить себя, отпустить себе вину за прошлые убийства. И маг надеялся, что Лилла может сказать о себе то же самое. Для людей они еще долго останутся теми самыми некромантами… такими же, как те, что убили тысячи галатев. И вряд ли это когда-нибудь забудется. Конечно, волшебники в университете, студенты, жадно ловящие каждое слово его лекций, так не считают. Но простому народу не докажешь, что ты уже не представляешь опасности. Да и не нужно это. Дрианн привык ощущать на себе опасливые взгляды, привык не замечать шепоток за спиной, не обращать внимания на то, как люди на улицах расступаются в стороны при его появлении. Он привык так жить. Главное — самому не считать себя преступником.

Коллеги в университете, соседи на улице считали их с Лиллой супругами. Так оно и было. Правда, освятить свою любовь в храме некроманты не смогли. Ни один жрец не согласился бы провести такую церемонию, ни одно божество лугианского пантеона не приняло бы клятву от адептов Исдес. Ведь они все равно оставались детьми жестокой богини… «Ну и что, — беззаботно смеялась Лилла, — нам и так хорошо». Дрианн соглашался с нею, но не мог не замечать грусти в глазах любимой. Сейчас он дал себе слово, что в Андастане отправится в храм Исдес и поклянется Лилле в любви и верности перед алтарем богини. «Даже если ради этого придется кого-нибудь убить», — мрачно подумал он, вспомнив о запрете под страхом смерти на культ Исдес. Уловив его мысли, Лилла лукаво улыбнулась.

Скажи, ты скучаешь по Рику? — спросила девушка, когда они уже подходили к кабинету ректора.

Да, — признался Дрианн. — Но вот увидишь, Рик еще вернется.

* * *

Великий вождь Уран-гхор стоял у окна и смотрел на суету городских улиц. Столица процветала. За пять лет он сумел восстановить разрушенные во время войны дома и построить новые. Конечно, без людей этого сделать бы не удалось. Но императрица Дарианна, свято соблюдая мирный договор, не отказала вождю в просьбе прислать искусных строителей в страну, некогда называвшуюся Парганией, а теперь именовавшуюся просто Граничными землями.

Многие орки, особенно молодые, жадные до новых впечатлений, пожелали оставить степь и поселиться в человеческих домах. Сам Уран-гхор тоже жил в городе, в бывшем императорском дворце. Здесь же обитали и вожди кланов. Здесь росли его дети — Дарка, которая в пять лет уже проявляла шаманские способности, и Аран, обещавший стать настоящим воином. Айка ходила на сносях, через месяц ожидала разрешения от бремени.

Все было хорошо. Ходили по лугам тучные стада коров и овец, колосилась рожь в полях. Орки с помощью людей быстро осваивали ремесла и крестьянскую работу, учились торговать.

Все было хорошо. Только… скучно. "Даже думаю как человек", — досадливо поморщился Уран-гхор и выкрикнул:

— Ярх! Запрягай вулкорков! В степь поедем.

В комнату заглянул верный друг, лицо которого расплылось в радостной улыбке.

— В степь, вождь!

Вскоре они выехали за городские ворота и помчались в сторону стужи — в родную степь, туда, где было настоящее Орочье гнездо. Туда, где несла свои бурные воды холодная река Орени, где капризное короткое лето встречало гостей неверным теплом. Где ждала родина.

Трава стелилась под лапы вулкорков шелковым ковром, играл на ветру седой ковыль. А Уран-гхор, наслаждаясь свободой и быстрой скачкой, кричал от восторга, как ребенок. И вулкорк по кличке Клык скалил зубы, словно улыбался от счастья.

Наконец, давая отдых зверям, пустили их рысью.

— Куда поедем, вождь? — спросил Ярх.

— Давай в самое ближнее селение.

Курился дымок костра, на котором женщины готовили угощение для дорогих гостей. Уран-гхор с Ярхом сидели на цветном ковре возле каранги вождя племени, прихлебывая травяной настой. Вдруг к ним подбежал часовой, охранявший стоянку, — орки даже в мирное время не теряли воинских привычек.

— Великий вождь вождей из соседнего селения приехал путник. Он говорит, что уже три дня ищет тебя.

— Что за путник? — лениво спросил разомлевший на нежарком солнце Уран-гхор.

— Он передал тебе это. — Юноша разжал кулак и протянул вождю раскрытую ладонь.

Солнечный луч ярко заиграл на гранях большого красного камня. Такого же, как и те, что украшали лисью шапку вождя.

— Добро пожаловать, великий шаман, — произнес Уран-гхор, вставая навстречу еще совсем молодому человеку в дорожной одежде, волосы которого покрывала ранняя седина. — Здравствуй, Рик.

Владивосток

Декабрь 2009 — июнь 2010

Примечания

1

Око Исдес, неверный!

(обратно)

2

Ты смел, неверный

(обратно)

3

Я ценю твою смелость.

(обратно)

Реклама на сайте