«Послушание змеи»

И как только я мог угодить в такой переплет? Я пытался разглядеть в окружающей меня тьме хоть что-нибудь, но мне это не удавалось.

В моей тюрьме было холодно и сыро, не пробивалось ни лучика света, и как кто-то, кто пробужден из глубокого сна и не может вспомнить, где он находится, с неуверенностью ощупывал я все вокруг.

Тесно, очень тесно, едва можно пошевелиться. Когда я попытался встать, то сильно ударился головой о тяжелую плиту — холодный камень окружали меня со всех сторон. Я зашатался и на мгновение у меня потемнело в глазах, и снова сполз вниз. Не было никакого смысла пытаться отодвинуть плиту или звать на помощь.

Она весила тонну и достигала нескольких сантиметров в толщину, к тому же не пропускала никаких звуков снаружи. Не говоря уж о том, что монастырская церковь из мер предосторожности давно уже обезлюдела, ведь было далеко за полночь. Когда меня найдут, я уже задохнусь. Все лучше, чем медленно умереть от жажды.

Голова здорово болела в том месте, куда пришелся отправивший меня во тьму удар, из которой я с мучениями вернулся назад. Одну секунду мне хотелось просто упасть без сознания, однако я сразу откинул эту идею. Строитель наверняка имел причину для этого испытания. И хорошо бы это было лишь достойно умереть.

С тех пор как я стал неофитом, в голове снова и снова рождались бунтарские мысли, которые мешали мне стать покорным и честным хаммеритом.

Отец высмеял меня, когда услышал о моем решении оставить усадьбу (или то, что от нее осталось) и заключить себя в близлежащем монастыре. Он сказал, что прежде наша свиноматка превратится в леди Баффорд, чем я стану достойным братом Ордена.

Возможно старый пьяница был прав, но я ни в коем случае не хотел кончить так как он. Моя мать решила отвернуться от мира последней холодной зимой, и сейчас, как и брат с сестрой, лежала на кладбище под насквозь промерзшей землей.

Остались лишь я, мой старший брат Лот и отец, который явно решил как можно быстрее последовать за ними, ведь с того дня он не вел себя как здравомыслящий человек.

Наш крестьянский двор, который и без этого всегда был беден, на глазах приходил в упадок. Все могло поправиться лишь в том случае, если Лот бы перенял все обязанности, раз отец был не в состоянии ничего делать.